«Сержантиха»

Сержантиха (fb2) - Сержантиха 430K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александр Григорьевич Кузнецов (Воцензук)

Александр Воцензук Сержантиха

Настроение у меня испортилось. И все из-за этой Ленки. Правильно мой дед говорил, нет вреднее существ на земле, чем эти бабы. Они всю кровя до последней капельки высосут. Вампирши. Вурдалачки. Упырихи. Ух! Как я зол. А эта Ленка вообще – стерва натуральная! Да, чтобы я женился на этой… этой… этой! Да ни в жисть! А я, как последний дурак, ей замуж предложил за себя, драгоценного, выйти. Решил лишиться личной свободы с этой… Семью возмечтал завести! Чтобы, значит, в любви и согласии до последнего выдоха. И в один день. Ну, в смысле, руку и сердце предложил. Всё как положено. С цветами, с тортиком и шампанским. Вот только колечко в коробочке не дарил. Взяли моду из американских фильмов! Мол, бабе обязательно уважающий себя альфа-самец должон перстенёк с бриллиантом всучить. Ага, как же! Так сейчас вот вам и побегу к ювелиру! Вприпрыжку ломанусь! Огромными скачками, словно призовой жеребец на ипподроме! Как борзая за русаком! Хотя, честно признаюсь, была такая мысль… Вплоть до недавнего времени.

Если бы случайно не увидел, как Ленка в кафе с каким-то типом сидит. Только пусть мне не говорят её подружки-бабы, что случайно родственника встретила. Ага! С детского садика не виделись. Типа, на соседних горшках сидели. Мол, братец двоюродный. Кузен. Только вот кузинам так нежно руку на коленку не кладут. Даже выше коленки. И чуть пониже лобка… Если он кровяной сродник, то я папуас с куриной косточкой в носу. Посудите сами: разве у блондинок с голубыми глазами могут быть братья ярко выраженной полунегритянской наружности? Как их там? Метисы…

А впрочем, пусть кладёт, куда ей угодно, и на что угодно, и на кого угодно. Только не на меня. Мне отныне до неё никакого интереса нет. Надо же? А передо мной девочку корчила. Я, дескать, не современная и в постель с «мушшинами» в ближайшие три года, три месяца, три дня и три часа с копейками нырять не намерена. А если у меня и будет с кем страстный коитус, то исключительно по горячей любви. Да видел только что явно выраженную сцену неприкрытой похоти! Хоть бы людей постеснялась! Что делать? Ну не везёт мне на доступность бабского сословия. Не ве–зё–о-от! Вон у меня приятель Серёга. В пять минут любую уговорит на тесные, но непродолжительные отношения. Талант у него к этому делу. Учил-учил он меня, как надо шашни заводить, а толку нет. Бестолочь я. Тупой. Болван.

– Ты, Лёлик, пойми одно…

Кстати, если кто не знает, Лёликом меня прозвали давно. Просто я удачно изображал этого героя из фильма «Бриллиантовая рука». В смысле голосом талантливого Папанова мог говорить, как в этой комедии: мол, шеф, усё понял! А по жизни меня Олегом зовут. Даже в паспорте моё имя так записано, ну и прочих документах.

– Бабам этого дела хочется, может быть, даже сильнее, чем нам – кобелям, – наставлял он меня.- Современные девчонки и женщины тоже фильмы полупорнографические всякие подглядывают. Даже более того – порнографические, с уклоном в садо-мазо с мелким извращением. Тебе пока рано об этом знать, ещё не дорос. Ну и романы вроде как любовные читают. С подругами весьма опытными общаются. И во всех случаях, – ты запомни это намертво, пенек с ушами, – во всех случаях, подчеркиваю для особо одаренных лохов, речь идёт о мощном оргазме! От которого у героинь сносит крышу и кайф неописуемый охватывает…

– Какой-какой кайф охватывает?

– Это не то, о чем ты подумал, извращенец замаскированный. Ошизительный кайф! Сногсшибательный, хотя они и так уже лежат, но некоторые любят сверху, так сказать – доминировать, ха-ха. До ору, до визгу, до автономного полёта крыши в космическом пространстве. А бабы этого оргазма хотят до опупения. До одури. Ради него они пойдут на всё, что угодно. Они молятся на этот самый оргазм, ни дна ему ни покрышки. Для них это, ну, как икона. Культ религиозный. Ну, типа вагины бешеные, понял? Разумеется, и танцевать они после этого сразу начинают. Ну ладно, и по другому можно это интерпретировать. Вершина наслаждения. Интересно им, понимаешь? А ты должен дать им понять всем своим видом, всем своим обличием, что подобный кайф они могут испытать только с тобой. Причём, тут же. Не отползая далеко от кассы. Замуж они тоже ведь не очень рвутся поначалу. Скажем – некоторые. У них тоже есть желание собрать коллекцию разных размеров, хотя заверяют, что величина для них не главное. Врут! Как пить дать врут. Им в этом – не верь. Пропадёшь. И объём органа, и продолжительность, и частота фрикций, а также позиции – всё для них имеет значение. Чтобы потом не было больно и обидно за бесцельно прожитые годы. Рога тоже надо уметь вешать.

А ты как себя с ними ведешь? Да, у тебя на роже написана акварелью одна одиозная серьёзность и никакой ветреной доступности не проглядывается. Да ты пойми, чурбак безмозглый! Когда баба видит перед собой законченного мерзавца… У которого ничего, кроме как голимого траха, на уме нет… Да и качество анализов совести самое низкое… то им легче согласиться на спаривание, чем с нормальным парнем. Ты пойми, дурья башка: серьёзность твоя их заставляет задуматься о вечных ценностях. О семье. Детях. Кухне. Быте. Муже с отвислым пузом, да и другой частью тела. В стоптанных тапочках, в конце концов. Не подумай, про конец я сказал в совершенно другом смысле. А они этого пока не хотят. Поэтому, глядя на твою рожу закоснелого приверженца и упёртого почитателя традиций «Домостроя», они испытывают внутренний психологический дискомфорт. Диссонанс. От тебя у них сводит челюсти. Причём сразу обе. Нижнюю и верхнюю челюсть одновременно, словно от килограмма незрелых лимонов. Вроде бы у них в этот момент остатки протраханной совести просыпаются. Они зажаты. Свободы полёта разнузданных сексуальных фантазий нет.

Со мной – другое дело. Я изображаю тупого, нахального, пустого проходимца. А этот образ им нравится больше всего. И кроме, как секса от меня нечего взять. И они не заморачиваются. Ночь со мной покувыркаются в немыслимых позах, напряги снимут физиологические – и довольны. А ты думал как? Приверженцы социал-дарвинизма правы. Человек такая же скотина, только на двух ногах. Фактически мы – самцы и самки. Только наличие речи выделяют нас из животного мира, а набор основных инстинктов идентичен. Хотя, положа руку на сердце, признаюсь: иногда мне кажется, что животные более человечны, чем мы – гомо, понимаешь, сапиенсы. У них совокупление, в отличие от нас, происходит лишь в определённое время, и то для продолжения жизни вида. А мы, люди, превратили это в удовольствие, поставили во главу угла всей цивилизации. Как на западе, так и на востоке.

Впрочем, вернёмся к нашим половозрелым овечкам. Гормон их с ума сводит, а мы, стало быть, спасаем их от полной потери психического контроля. Выступаем в качестве пожарной команды. Или спасателей. Представь себе, я в данном случае, пока некоторые трусливо отсиживаются в окопах мещанства, обывательских комплексов, дремучих предрассудков, спасаю героически их от помутнения рассудка. Между прочим, себя не щадя! Да-да, спасаю и сохраняю дам для будущих лох…, то естьмужей, гы-гы. А на другой день, конечно, они делают вид, что между нами ничего такого и не было. Да я и не настаиваю. А когда они после извращений со мной идут на встречу с честным дебилом вроде тебя, который свято верит в чистоту и непорочность своих будущих половинок… По крайней мере, считает, что он входит в первую пятерку из послужного бабского списка, то мне смешно. Но даже в этом случае, если ты поймёшь простые, непокобелимые… То есть непоколебимые кобелиные истины, то не должен давать повода данному лопуху усомниться в её виртуальной, точнее мифологической нравственной, а не физиологической непорочности и полной развратности. Просёк? Лёлик, ну хотя бы сейчас усилием воли изобрази на лице отблески интеллекта. Всё же у сексуальных Геркулесов это иногда должно проявляться. Хотя бы раз в квартал.

Признаюсь. Серёгины рекомендации, судя по его послужному списку дефлорированных особ, – если не врёт, разумеется, – действуют эффективно и безотказно. Но, видимо, моя законченная тупость во время отработки данных методик победила окончательно. Естественно, я пытался применить эти технологии на практике. Когда несколько раз для отработки практических навыков ходил в ночные клубы. Я честно выполнял все рекомендации своего опытного наставника, муршида и гуру в одном лице. Старался по пунктам воплощать их в жизнь. Широко и беззаботно улыбался, даже лицевые мышцы сводило от нагрузок. Создавал образ нагловатого обормота, у которого целью всей его жизни было только одно желание – переспать с бабой независимо от возраста и цвета кожи. Для тренировки в первый вечер выбрал двух молоденьких девчонок, которые, весело смеясь, разговаривали за столиком. Серёга меня убеждал, что лучше всего работать с молоденькими, у которых нет жизненного опыта. Их легче всего облапошить, навешать макароны и рожки россыпью на уши, убедить в умопомрачительных радостях секса.

Главное в этом деле – создать яркую иллюзию будущих наслаждений. Короче, врать, как сивому мерину и при этом не краснеть. Я старательно создавал образ скачущей на приборе распалённой, с выпученными от страсти глазами, и, постоянно кричавшей фурии – о, да! Даст ист фантастишен! Ещё! Ещё! Да-а-а! И этот информационный пакет животной похоти и гормонального торнадо направлял на выбранные объекты. По моему, эта технология дистанционного воздействия начала срабатывать. Девушки стали бросать в мою сторону, как мне показалось, заинтересованные взгляды. У меня даже разыгралось воображение. Я представил себе широкую кровать с двумя обнаженными красавицами, которые похотливо извивались в танце. Теперь мне надо сделать следующий шаг. Пригласить их потанцевать. Нет, вначале познакомиться. Причём стараться разговаривать баритоном. Серёга считает, именно таким тембром лучше всего запудривать мозги. Я прислонился к большой квадратной колонне, закрыл глаза и стал настраивать себя перед началом активной части операции «Ы». Не заметил, как к обратной стороне колонны подошли эти девушки и принялись обсуждать мою персону.

– Этот идиот пялится на нас весь вечер.

– Может, этот кретин извращенец или маньяк?

– Точно. Он. У него и выражение на лице ярко выраженного олигофрена.

– Ага. Видно сегодня даунов из клиники отпустили на выходные.

– Скорее всего, психушку реформировали, а этих на волю выгнали. Такого урода на улице встретишь, волосы дыбом поднимутся!

– Может в полицию позвонить насчёт этого имбицелла?

– Правильно! Сегодня в новостях передавали, разыскивается параноик, нападающий на женщин. Зверски насилует. А ещё он уши отрывает и груди отгрызает.

– Какой ужас! Ну точно он, каннибал – сексуальный извращенец и маньяк. Мамочка моя! А нас он выбрал очередными жертвами! Алло, полиция, помогите! Над нами хочет надругаться… да вот так – надругаться извращённым способом! Как где? Да здесь! Уже готовится к нападению! Караул! Нас будут насиловать!

Хоть и критикуют у нас соответствующие органы, а зря. На призыв о половой помощи реагируют быстро. Как бы ни ругали полицаев, но они тоже мужики, и тема основного инстинкта для них весьма актуальна. На вызов этих зацикленных на трахе дур приехали весьма оперативно. А мамочки ихние наивно полагают, что дочки образец чистоты и непорочности! Боже мой, и куда катится наша страна? Почему прогрессивная общественность до сих пор молчит? Ещё ничего не сделал, не приготовился к процессу, – и вот результат. Только посмотрел! И войти-то не успел! Теперь прямая дорога к прокурору, бесплатная путевка в Сибирь. А у меня желания поработать на лесоповале нет. Романтики не усмотрел.

Еле успел выскочить из клуба и спрятаться в кустах. В трёх шагах от меня эти барышни, перебивая друг друга, азартно передавали мои приметы. Полицейские их старательно записывали. Мне стало не по себе. Влип! Будто отъевшаяся на хозяине лобковая тупая вошь на клейкую ленту. Но послушав описание, успокоился и хмыкнул. Ничего близкого с моей внешностью и рядом не стояло. Если верить этим сексуальным малолетним шизоидным маньячкам, то я выгляжу настоящим киношным уродливым клиническим денегератом. Находкой для Ломброзо.

– Не надо отчаиваться, – принялся меня успокаивать Серёга, – сегодня по ящику показывали твой фоторобот и характерные приметы. Нужно проявить воображение, чтобы тебя узнать в этом портрете. Хотя, общие черты слегка просматриваются. Теперь в ночные клубы тебе дорога закрыта. Надо полагать, у каждого охранника на руках твоё описание. А в зале полно оперативников. С этими сложнее. У них глаз намётан. Профессионалы! Тебя в один миг могут срисовать. Пока ночные клубы годика на два для тебя закрыты. Ладно. Будем отрабатывать другой вариант. Менее затратный, но более эффективный.

– Может не надо? – попытался возразить я.

– Надо, Федя, надо! – жёстко отрезал Серёга, – иначе останешься полным профаном в вопросах половых сношений, то есть, отношений. Тебя без необходимого опыта любая профура и законченная стерва вокруг клитора обведёт как щенка. И будешь ты всю жизнь её постоянно возрастающие запросы по оснащению личного гардероба обслуживать. Поверь мне! Я этих лярв изучил вдоль и поперёк во всех позициях, о которых ты, темнота наивная, и не догадываешься. Чтобы защититься от их атак, врага надо изучить досконально. Согласен?

– Совершенно зеркально, – вздохнул я.

– Аналогично, – бодро кивнул Серёга.- Лёлик, я одного не пойму. Ты же умный парень. В этой… Непобедимой и легендарной, в пограничной страже, в раззведроте отпахал. С парашютом прыгал. Под водой, с этим, аквалангом… ну пусть будет прибором… и даже ластами на какой-то там самоходной электрической торпеде плавал. Институт с красным дипломом закончил. Даже где-то повоевать успел. А в элементарных вопросах половых отношений дилетант и невежа. Признаться, я таких олухов ещё не встречал. По тебе плачет книга рекордов Гинесса. Слушай, а фильм про особо тупого и ещё более тупого, случайно не знаешь, с какого реального типажа списан? А-а, не смотрел?

– Ну почему полный невежа? У меня был опыт… – возразил я.

– Ха-ха! Смеюсь три раза подряд, как Петросян над своими пошлейшими шутками. Ты это называешь опытом? Когда в пьяном бреду попытался совокупиться в общаге? Не смеши меня. Твоя партнёрша была крайне недовольна и резко отрицательно высказалась о твоих неуклюжих поползновениях к интимной части. Ты даже не успел с объекта снять трусики, как уснул на её животе. А это явный брак в работе. Бабы такого хамского отношения к сексу не прощают. Это кровная обида для них. И мстить тебе за это будут долго и извращенно, вплоть до креста на твоей могилке.

– А ты откуда знаешь? – обиделся я.- Да, был выпимши. Не скрою. Но это не повод оскорблять человека и обвинять его в полной несостоятельности…

– Во–первых, – наставник поднял средний палец, – обвиняю тебя не я, а твоя неудовлетворенная партнёрша по постельному бизнесу. То есть, обучению… Ну, типа: ты – мне, а я – тебе. Во–вторых: чтобы исправить ситуацию, мне пришлось провести основательную зачистку и доделать то, что ты не выполнил. Не мог же я бросить это дело на самотык… тьфу, – самотёк. Пойми: неудовлетворенная баба словно ящик пересохшего гексогена. Рвануть может в любой момент. В–третьих: тебе пора стать настоящим мачей… или мачой…  точнее – мачом. Для этого есть все данные. Размеры тела и рабочего органа. Как учит нас великий вождь всей либеральной мрази господин Чубайс – больше наглости.

А наглость – это подлость. Подлость – это беспринципность. Учись у Чубайса и его корешей, и у тебя всё получится. Наглость. Наглость и ещё раз наглость, помноженная на бесстыдство. Научись врать бабам. Врать. Врать и ещё раз врать, как демократически выдержанный кандидат в депутаты перед очередной разводкой. Это основа пикапа. Классика. База. Фундамент. С последним у тебя дело швах. Ну что ж, циника и подлого бабника со стороны брать не будем, а вырастим в своём коллективе. Понимаю, работа неблагодарная, но надо. Есть у меня объект на примете. В своё время распечатал и довёл до нужной кондиции. Работает в трёх плоскостях. Для особо тупых даю расшифровку: рот, передок и филей. Даст без проблем. Но в последнее время у неё заморочка проявилась. Нагулялась и мечтает выйти замуж.

Старательно начнёт тебя охмурять для подведения под статью загса. А нам этого катастрофически не надо. Срок – он и в Африке срок. Просто будь внимателен насчёт «случайного залёта по полной неопытности партнёрши», ха-ха! Дескать, ошиблась в сроках, и «понесла». А после свадьбы окажется, что она просто немного ошиблась. Ну ты и тупой! Да по сравнению с тобой среднестатистический американец с дикого запада выглядит умным, даже гением. Запомни один раз и навсегда: когда у тебя будет в этом важном вопросе опыт, то ты легко начнёшь просекать шалав. А они маскируются под порядочных девушек капитально. И это самое важное. Твоя родовая линия будет продолжаться только по первой брачной ночи. Ты хочешь воспитывать и утирать сопли своим детям? Или от чужого неизвестного дяди с кучей различных отклонений?

Вот и я не хочу. А это закон телегонии. Суровый и беспощадный. Только по твоему каналу в этот мир могут приходить прямые родственники, точнее, их души. Бабушки, прабабушки и пра–пра–прадедушки твои, а не неведомого первопроходца. А они, между прочим, очень хотят воплотиться и отработать свою карму. Настанет время, и тебе тоже придётся по такому же каналу, проложенному во время первой брачной ночи твоим далёким потомком, приходить на эту землю. А ты думал, что я кроме как «кому с утра» ничего не читаю? Я много чего читаю. Кругозор для охмурения просто необходим. Понял наконец? Я же тебе только одного добра желаю и идеальных условий для очередного воплощения. Иначе тебе придётся сложно пройти в эту реальность и отработать в новом теле свои прежние грехи развратника и полового извращенца.

Засунут в какую нибудь семью уродов, и будешь мучиться. А что бабы? А-а, про телегонию они, разумеется, знают, только по причине перманентной похоти на этот вселенский закон они капитально «забили»…

Нет. Ну не получится из меня законченный ловелас. Хотя кое-что из богатого Серёгиного опыта я взял на вооружение, но так… Мизер. Чтобы уж совсем ортодоксальным лохом не быть, фанатиком идиотизма.

А с Ленкой я уже чуть позже познакомился. Вроде бы случайно. В библиотеке. Когда готовился к реферату по теме «Современное стрелковое вооружение для войск специального назначения». Вела себя скромненько со мной. Соблюдала точно выверенную дистанцию. А это получается лишь при наличии определенного опыта отношений. Я это понял только что, сейчас. Буквально двадцать минут назад. Когда увидел её в кафе с этим метисом. Да я и узнал его. У него мама знаменитая эстрадная певица. По ящику её постоянно показывают. Скандал за скандалом. Пять или шесть раз была замужем, если не больше. Очередным партнёром у неё в своё время был представитель «знойной жаркой Африки, центральной её части». В шоу-бизнесе, наверное, и сами не разберутся, кто, кого, где и куда. В результате этой непродолжительной связи – сын полукровка.

Да нет. Я не расист оголтелый. Но обида меня захватила от пяток до мошонки. Да что такого плохого сделал этой Ленке, чтобы со мной так вот поступать? Обманывать. Лгать. Играть. Может и прав Серёга. Всем бабам, как бы они не старались и не маскировали свою похотливую сущность, надо лишь одно. Я шёл по улице. Никого не видел. Не слышал. На глаза выступали слезы. Да и чего там говорить! Все бабы сволочи и сучки! Все до одной. Все бабы – сволочи. Все бабы – сволочи…

Я шёл, а эти слова рефреном крутились у меня в голове: сволочи! сволочи! сволочи! На какие-то доли секунды я пришёл в себя на пешеходном переходе. Краем глаза заметил, как на меня выскакивает легковая машина. А за рулём, естественно, крашеная баба. И, надо полагать, такая же сволочь законченная. И к тому же стрекулистка. Сволочь за рулём и стерва! Накаркал. Сформировал событие. Сотворил образ. Я тебя породила, я тебя и задавлю своим бюстом. И примешь ты смерть от… Удар! Я подлетаю вверх. А высоко подбросило! Ух ты! А ведь могут, когда захотят! Катапульта отдыхает. А я без парашюта. И ещё одна мысль успела мелькнуть в голове: а всё же обидно вот так гибнуть…

В медицине подобное состояние называют потерей сознания. Впрочем, врачи люди учёные. Не зря же эту братию годами в институтах натаскивают по латыни. Я также подозреваю, что они и сами порой не понимают, что пишут в истории болезни. Это чтобы пациент ничего не понял, от чего он в самое ближайшее время чуть-чуть помрёт. Не зря же говорят, что плох тот врач, у которого за спиной нет обширного личного кладбища. Вот и я совсем не понял, как оказался в каком-то незнакомом помещении. Тёмном. Лишь из коридора через приоткрытую дверь свет проникал. Голова болит. В теле ломота жуткая. Похоже, забинтован с головы до ног на зависть древнеегипетской мумии фараона, как его там? Нофелета? В низу живота непривычная боль острая. С трудом повернул голову. Несколько кроватей. Запах больничный. Стало быть, изрядно меня машиной приложило. А чего вы хотите от перекисно-водородных особ? Чтобы они вам на ночь Блока и Андрея Белого читали?

Похоже, в палате я совсем один. Чувствую – хочу в туалет. Понятно, дело-то житейское. Поёрзал. Вроде бы ничего не сломано, нет, но тело будто чужое. Хотя, какие ещё могут быть ощущения, когда тебя на ходу машиной подкинуло вверх. Ах, да! Я же из-за баб пострадал. Всё! Теперь с ней, с этой гнусной и продажной Ленкой, никаких отношений. Хватит. Поиграл в виртуальную любовь, без доступа к интиму. Все бабы сволочи! Сволочи скопом, оптом и в розницу.

Ну ничего: выпишусь из больницы, я им покажу величину отношений! Налево и направо. Вкривь и вкось. Вдоль и поперёк. Прямо и по диагонали. Казанова покажется пигмеем по сравнению со мной. Большим гигантом большого… Ой, как в туалет хочется. Кое-как поднимаюсь на ноги. Тапок нет. Ничего, и босичком по крашеному полу прогуляюсь. Христос вон по воде гулял, а Порфирий Иванов по снегу в лютый мороз. И ничего. Не простыли и ни разу не чихнули. Со стоном припадаю к стене. И по ней родимой, цепляясь, словно муха своими лапками, тащусь в сторону туалета. Было чувство, что я точно знал, где находятся заветные кабины.

Уронив голову на стол, спит дежурная медсестра в старомодной косынке. Будить не буду. Я тихонечко проползу. Как мышка норушка мимо кошки. Ну и бедная же обстановочка здесь. Словно в глухой провинции нахожусь. Господи, до чего же страну довели эти либералы с демократами. Нищие больницы. Даже у лампочки нет абажура. И светит еле – еле, а жужжит словно винт у турбореактивного ТУ – 95. Ну конечно, а что же вы хотите после революционных преобразований в сфере энергетики г-на «нанщика» Чубайса со своими подельниками. А вот и туалет. И здесь нищета нищетой. Унитазы допотопные. В них, наверное, ещё Иван Грозный со своими воинами ходил перед походом на Казань. Да-а. Нет на этих горе-реформаторов товарищей Сталина и Берии. Такую страну до ручки довели!

На автомате сажусь. Журчание радует душу. Легче стало. И намного. Только сейчас замечаю, что на мне длинная ночная рубашка. Это когда же меня переодеть успели? Да и, похоже, трусов нет. А что? Запросто могли стащить, пока в отключке находился. Рынок вокруг. А впрочем… Машинально охлопываю низ живота. Не понял. Рука ещё раз щупает то место, где должен быть он, ради которого нас любят не по одному разу бабы, даже самые законченные стервозы. Теоретически и меня они могли желать. Вот именно – могли! А вот они-то и больше всех, в нём, родимом нуждаются. Ужас охватывает всего. Его нет! Совсем. Даже остатков. Ни малейшего намёка на нефритовый стержень, так любовно изображаемый в китайских трактатах и наставлениях. Волосы под повязкой поднимаются дыбом.

Хирурги-садисты отрезали под корень, пока без сознания был. Изуверы! По-моему, в фильмах ужасов видел, как женщины врачи, брошенные своими мужьями, начинали мстить всем мужикам. Под наркозом удаляли всю мужскую гордость. Хрусть – и под корень! Вжик скальпелем, и нету. Неужели это со мной произошло! Господи! За что! У меня и баб-то почти не было! Можно сказать – нецелованный я! Ни разу девчачью честь не порушил! Даже не знаю, что это такое в натуре. Чисто теоретически по книгам да фильмам. Можно сказать – чистый девственник. Классический. Как говорится – лопух!

В панике бросаюсь к выходу, точнее говоря, пытаюсь. В большом зеркале над допотопным жестяным умывальником жутким привидением отражается моя фигура в белом. Застываю древнегреческим статуем. Вижу перекошенное опухшее лицо. Повязку на голове. Ну и рожа у тебя, Шарапов! Кажется так говоривал один герой популярного сериала. Откуда-то доносится ехидная мысль: на свою бы посмотрел! Стоп! А я же себя в зеркале не узнаю! Совсем не узнаю. Да вроде бы я на бабу стал похож… Мама родная! Титьки выросли! Целых две. Опять из глубины подсознания долетает возмущенная эмоция. Из зеркала отражается незнакомая личность с огромным фингалом в пол-лица. Щека опухшая. Губы разбитые. Ну и уродина! Опять доносится какое-то возмущение и что-то похожее на рыдание – меня такую никто замуж не возьмет.

Маманя, я схожу с ума. Явное раздвоение личности. Классический пример параноидальной шизофрении на почве сексуальной истерии. Всё! Приплыли. Ау, могучие медбратья со смирительными рубашками, где вы, родные мои? А меня вылечите? Какое, нафиг, замуж. Мне жениться надо! Вдруг из глаз выкатились слезы, и я начал рыдать. Я тупо тыкал в своё отражение пальцем и выл по-бабьи. Дверь раскрылась, в помещение ворвалась испуганная дежурная медсестра с заспанным лицом.

– Хосподи, курсант Воронцова! Как ты меня напугала! Слышу вой и скулеж, а откуда доносится – не пойму. Поначалу подумала – нечистая сила у нас завелась в медсанбате. Перепугалась вусмерть. Мне бабушка маленькой всякие страсти рассказывала. Ну и чего вопишь на всю часть?

Я пытался что-то ответить, но язык мне не повиновался. Лишь тыкал пальцем в зеркало.

– Хосподи! А я-то думала! Да ничего с твоим лицом не будет. Это тебе лишь по первости кажется, что такая уродина в зеркале, это ты сама. Эка невидаль. Подумаешь, щеку на полметра разнесло, зато зубы целые и рожу особенно не попортила. А могла бы все передние вышибить начисто. Хотя нонче, бают, искусственные вставляют. От настоящих не отличишь. А можно и золотые. Как бы улыбнулась, так бы все хахали в округе и попадали. А синяк – тьфу! Глаз ерунда – пройдёт. Галина Петровна сказала, что через три недели и следа от него не останется. Ну пойдем, милая, в палату. Давай я тебе помогу. Двигай ножками. Раз-два. Раз-два. Вот так. Ещё ножку ставь. Как на плацу. Я же вижу каженный день, как вы ноженьки там свои задираете. Да так высоко! Задорно. Аж исподнее бельишко выглядывает. Совсем мужики стыд потеряли. Рази для этого нас природа красотой наделила, чтобы без толку на плацу ногами задираться? Наш плац – постель пуховая. Тут уж мы такое могём сотворить! Такое! И куда надо ножки свои белые закинем! Ну ножки-то переставляй. Раз-два. Раз-два…

Мое тело содрогалось от рыданий и, странное дело, я никак не мог остановиться, хотя прилагал огромные усилия. Вот текут слезы сами собой. Мдя-я. Вот она, бабская реакция. На фиг! Какая баба? Я же мужик. Маманя! Родненькая! Помоги! Ангелы и архангелы, не оставьте сирого в уродстве этом! Медсестра довела меня до постели, стала укладывать, словно малого ребёнка. Я поднял ноги и открыл рот. На рубашке проступала кровь. И она текла из меня! Короче, текла оттуда. Много её было. И меня охватил ужас. Караул! Умираю! Ой, мне плохо! Совсем плохо! Священника мне, исповедоваться во всех смертных грехах буду! Батюшку пригласите! Срочно! Ой, Господи, иже еси на небеси, да святится имя твое… Матушка Богородица, не остави меня грешного… То есть, грешницу! Всё – несите меня на кладбище без очереди или сразу в крематорий. Да и оркестр, оркестр не забыть пригласить. С музыкой понесут. С фанфарами. Венками.

– Хосподи! Курсант Воронцова. Ну ей-Богу, ты как маленькая. Чай, не первый раз у тебя. Хосподи, какая ты беспомощная. Сейчас всё сделаем.

Медсестра вышла и через минуту вернулась в палату. Принесла огромный, как мне показалось, пук тряпок и ваты. А ещё – панталоны. Просто огромные. Панталонищи. Размером в два раза больше основного купола парашюта Д-6. С резинками. И их носят?! Я опять начал завывать и дергаться. Не хочу!!! Срочно надо проснуться. Выйти из этого кошмара. Фильма ужасов. Медсестра не обращая внимания на мои судороги, натянула мне на зад этот шедевр лёгкой промышленности, ловко и умело подложила тряпки с ватой. Потом принесла кучу порошков и стакан воды.

– Прими, милая. Галина Петровна прописала. Да-да, сразу два порошка. Ну знаю – горькие. А ты запей, запей…

И вот я остался опять один. Порошки подействовали. Постепенно стал успокаиваться. Рыдания стихли. Слёзы высохли. Глаза начали закрываться, и перед тем, как отключится, пронеслась мысль: скорее бы вся эта чертовщина закончилась.

Утром я проснулся в хорошем настроении. Все пережитое вчера показалось дурным сном. Вот сейчас открою глаза, и всё встанет на своё место. Пойду в туалет уже по-настоящему. По-нашему. По-мужски. Гордо. Но когда увидел над собой побелённый потолок, соседние заправленные койки, а перед носом – два задорно торчащих бугорка с выступающими сосками, то застонал. Боже мой! Боже мой, на кого же ты меня оставил! Я опять в бабском теле. Ужас! Откуда-то пролетела мысль: в девчоночьем теле. Да какая, нафиг, разница! Бабском!

Опять потекли слезы. Сами собой. Да что же такое со мной происходит? Текут слезы по любому поводу. Так ведь я нытиком никогда не был. Эх, умереть что ли? Молодым и красивым. В панталонах и с титьками впридачу. И буду лежать в гробике такая красивая! Даже стихи вспомнились одной поэтессы, жившей в конце девятнадцатого века. «Я хочу умереть молодой. Не грустить, не жалеть ни о ком. Золотой закатиться звездой. Облететь неувядшим цветком». Точно. Про меня.

В палату вошла врач. Я сразу это понял. Ну да, эта самая Галина Петровна.

– Ну, Воронцова, как настроение? Вижу, вижу. Намного лучше. Верочка мне рассказала о твоих рыданиях. Ничего страшного. Это посттравматический синдром. У каждого проходит по-разному. У тебя в пределах нормы. Верочка сказала, что ты переживала за свою внешность. Понимаю. Поверь, Воронцова, всё будет хорошо. Даже шрама через месяц не останется. Да, а к тебе уже с утра посетители. Но предупреждаю сразу: недолго. А теперь осмотрим. Рубашку поднимем…

Галина Петровна быстро осмотрела. Довольно хмыкнула.

– Повреждений нет. Одни ушибы и лёгкое сотрясение. К концу недели можно выписывать.

Скосив глаза, также осматриваю своё новое тело. Днём гораздо лучше видно, чем ночью. Должен же я знать, куда меня занесло! Вроде бы ничего. Титьки небольшие, но упругие, не отвислые, словно вымя у одной шоу-балерины. Груди! – опять донеслась возмущенная эмоция. Да откуда это всё долетает? Надо разобраться позже. Живот идеально плоский. Ноги ровные, красивые. Даже вздувшиеся от тряпок и ваты в лобковой части панталоны с начёсом не портили впечатление. Между прочим, и резкой надоедливой боли внизу живота нет. И как же девчонки такое терпят? Ума не приложу. Всё-то у них не так, как надо. С причудами да вывертами разными. Бедненькие…

– Воронцова, будешь жить долго и, полагаю, – счастливо. Здоровья у тебя на отделение хватит, да ещё на хозвзвод останется, если самой не надоест. Принимаем микстурочку, завтракаем. И приём посетителей. Недолго, – напомнила врач.

Я обреченно делал всё, что было положено в таком случае. Даже мой поход в туалет типа сортир, отмеченный на плане буквами «мэ» и «жо», уже не вызывал чересчур негативных эмоций. И писять по-ихнему, тоже вроде ничего. В то же время меня не покидало предчувствие, что это далеко не все потрясения, которые мне предстоит пережить. Хотя, чем ещё можно удивить меня в другом теле? Так и произошло.

Дверь в палату открылась, и вместе с Галиной Петровной вошёл военный. Всё бы ничего, да только вот форма на нём была образца тридцатых годов. И цвет петлиц васильковый. Боже мой! Мне конец! Это НКВД. Почему-то кажется, что этот – самый настоящий майор. А эта контора весьма серьёзная. Вроде бы врагов народа ловила. А если я сразу признаюсь во всём, может срок скостят? Только вот ещё не решил, немецким или английским шпионом записаться?

– Ну, курсант Воронцова, как настроение? Лежи, лежи. Сегодня тебе можно начальство принимать в неформальной обстановке.

Мать честная, а я не знаю, как его и зовут! И вообще, кто такая эта Воронцова. Если она курсант, то получается, я в том месте, где чему-то учат. Кошмар. Я же ничего и никого здесь не знаю. Запалюсь. Как пить дать, запалюсь. Но надо реагировать. Как там, в фильме «Иван Васильевич меняет профессию», – молчит проклятый. А у меня, получается, – меняю тело и молчу. Ха-ха. Но совсем не смешно.

– Всё хорошо, товарищ командир… – неожиданно писклявлю в ответ. И делаю попытку улыбнуться.

Ничего путного не получилось. Оскал Франкенштейна – добрая улыбка младенца по сравнению с моим выражением физиономии. Мда-а, ну и голосок. Только ворон отпугивать. Или маленьких детей от банки с вареньем. Опять откуда-то приходит эмоция возмущения. Да что же это такое, в самом деле? Дадут мне спокойно помереть сегодня? Майор делает усилие, чтобы не упасть со стула в обморок от моего ярко выраженного дружелюбия и платочком вытирает выступившую испарину на лбу.

– Ох, и напугала ты меня, Воронцова. Вечно с тобой какие-то казусы происходят. Ну всё равно, скоростное вождение грузового автомобиля по пересечённой местности мы решили засчитать. Твоей вины нет. Кстати, и наш начмех на тебя за разбитую машину не злится. Почти. Да и пустяками обошлось. Ну там радиатор заменили. Стартер с генератором. Рулевую колонку. Передний мост слегка погнулся. Ещё рама в трёх местах треснула. А кузов? Так мы давно его хотели на новый заменить. Кардан тоже никуда не годен был. А это – повод новый поставить. А если днём ездить, так фары и не нужны совсем, – майор замялся. – Вобщем так, Воронцова, скоро тебе пилотирование предстоит сдавать. Ты уж постарайся как-нибудь. А то наш инструктор по лётной подготовке вместе с механиком и техниками рапорта о переводе в другую часть собираются подать. Хоть в Китай, хоть к чёрту на кулички, но чтобы подальше отсюда. Ты постарайся хотя бы самолёт посадить. А если что – шасси или консоли заменим, не впервой. Это уж такой пустяк. Ну вот тебе подарок от всего преподавательского состава, – Майор торжественно положил на тумбочку просто огромную коробку шоколадных конфет.

Ой, как здесь любят эту самую Воронцову! Да кто же она такая, в самом деле? Вопросов у меня всё больше, и пока ни одного ответа. После ухода майора не прошло и пяти минут, как ко мне в палату ворвалась толпа девчонок. Причём все они в форме тридцатых годов. Ага, стало быть, однокурсницы этой самой мадам. Виноват – мадемуазель. Хотя, писали, сами французы это обращение из-за жалоб феменисток отменили. Вот идиоты! Красиво же звучит. Девчонки моментально окружили мою кровать.

– Лёлька! У нас вся школа второй день на ушах ходит! Машину вдрызг! – наперебой начали выкладывать новости. – Да, а мотоцикл с коляской уже починили. Люльку теперь намертво приварили к раме. Только снарядом отбить можно. Ох, и умора была, когда она отвалилась вместе с инструктором. Ты дальше поехала, а он на коляске в речку угодил. Начмех с преподавателями по лётной подготовке на радостях напились. Недельный запас спирта выдули, паразиты, и ни в одном глазу. Как узнали, что тебя до конца недели здесь продержат, гармошку с балалайкой принесли и на рембазе пляски устроили! Товарищ майор за нарушение дисциплины им разгон устроил, так они, черти полосатые, только рады. Мы ещё готовы и взыскание получить, говорят, только лишь бы свобода не кончалась.

– Какая свобода?- просипел я.

– Да от тебя, Лёлька! Ты всем этим преподам за наши мучения мстишь. Так и надо им! К тебе с утра очередь из курсантов записалась. С поздравлениями. Правда, начшколы запретил пускать. Нечего, говорит, человека тревожить. А Бабахыч тебя ждёт не дождётся. Он уже новую подрывную машинку получил, твой порошок немного усовершенствовал. Испытания скоро проведёте. Ох, и бабахнет!

– Баба…

– Ну да. Главный инструктор по минно-взрывной подготовке. Да он в тебе души не чает, Лёльк! Редкий у тебя талант ко всему «взрывучему и горючему». Так и сказал: уникальный человек. Редкий феномен. Дай Воронцовой волю, так она из зубного порошка термит соорудит и всю нашу часть дотла спалит. Вот. Моя школа, – так и говорит про тебя.

Девчонки бы трещали долго. Но пришла грозная Галина Петровна и выгнала всех. Я остался один. Из всего, произошедшего со мной, было ясно только одно. Я не только попал в другое тело, но и угодил в другое время. По необъяснимой причине совершил гигантский прыжок из двадцать первого века в первую половину двадцатого, к началу войны. Из эпохи продажного капитализма и гнилой либерало-демократической среды угодил в разгар строительства социализма. Одним словом, повезло. А может и нет. Это с какой стороны смотреть. Главное, я не умер. Далее: угодил в тело, пусть и женское, но довольное крепкое и, признаться, – весьма привлекательное. Я так понял, что прежняя хозяйка этого тела настоящее чудо в страусиных перьях. Есть такая категория, самое интересное с ними и случается.

Судя по всему, тело и принадлежало подобной чудиле. Да, карму с аурой придётся чистить капитально. Боюсь, мантры, мудры и медитация здесь мало помогут. Если только мандалу зафигачить, или же корень мандрагоры – ведьминой травы – накопать? Похоже, случай с этой фройлен явно запущенный, и выручат лишь радикальные методы типа ампутации. Хотя, чего там ампутировать-то! Я всё равно главного лишился – своего достоинства. Необходимо пока провести инвентаризацию того, что имею. Так: тело здоровое – одно. Зубы без пломб и признаков кариеса. Все на месте. Руки – имеются. Ноги – свои. Рассмотрим более мелкие детали данного организма. Уши, нос, глаза. Правда, один глаз заплыл, но надеюсь, ничего страшного. Ну, глаз – это ерунда, пройдёт. Надо же, до сих пор не обратил внимания на цвет радужной оболочки. В этот момент у меня прямо-таки молнией пронеслось: «голубые». Прекрасно. Волосы русые. Замечательно. Всю жизнь мечтал быть оголтелой блондинкой фемен. Ха-ха. Шутка. Бамбарбия кергуду.

А феминисток, тем более за рулём легкового автомобиля, не перевариваю. Особенно в последнее время. Надеюсь, в данный момент их не расплодилось до сверхкритической массы? Идём дальше. Думаю, синяк пройдёт. Ох, и портит он меня. Мне же ещё замуж… Какое, на фиг, замуж! Что за бредовые мысли приходят в голову? Надо, же эта пигалица за своей внешностью не следила. Умудрилась физиономию расквасить. Осторожнее мне надо впредь.

Странно, опять пронеслась волна возмущённых эмоций. Что-то я ещё упустил. Ну, это уже мелочи. Репродуктивная система, в простонародье – скажем так – органы, имеются. Ещё их в народе обзывают… ну, это не важно. Главное, теперь она у меня имеется. А всё не зря у нас эти службы с определённой частью тела сравнивают. Ух ты, и как я понимаю, у меня всё это добро с девственной плевой. И как я понял, она тоже одна. Я её прямо-таки чувствую…

Ну и слава Богу. Признаться, мужиков не люблю. Противные они. Вонючие. Потные. Фу-у, мерзость одна. Представить жутко с ними ночь, б-р-р! Интересно: эта самая плёночка мне абсолютно не мешает. Даже наоборот. С ней как-то спокойнее. Даже важность проявилась. Не шалава подзаборная я, а честная и порядочная девушка. Ну-ка, парни, дружно в ряд! Становись быстрей, отряд. Сам понимаю, что глупая шутка. И чего девки в моё время от неё таки избавиться желают разными извращёнными способами? Вот дуры-то! Меня даже гордость стала распирать. У наших, современных девок нет, а у меня имеется! Как золотая медаль Героини за доблесть. Не зря же раньше честь превыше всего считалась, даже у девушек. А может, эту плеву мне как-нибудь попозже рассмотреть? Я же раньше ни с чем подобным не сталкивался. А если и вернусь в родное время, то и подавно. Носительниц подобной ценности, наверное, уже не останется в принципе. А я козлам всяким – фиг вам, а не девчачью честь. Облезете.

Да что за помехи такие! С размышлений сбивают. Продолжаем инспекцию.

Молочные железы – они же титьки – две штуки. Ну ладно-ладно. Пусть будут груди. Хоть и небольшие, но весьма и весьма упругие. И соски на них восхитительные. Я потрогал ладонями теперь уже свои холмы Венеры, сиречь Афродиты. Да-а. Как мячики накачанные воздухом высокого давления. Пожалуй, никакого бюстгальтера не надо. Да и морока с ним одна. С крючками запутаешься. Застегивать-расстегивать. Всю жизнь мечтал встретить подругу с такими тит…, то есть, – грудями. Да-а, мечта воплотилась в грубую реальность.

А вот здешние женские панталоны с начёсом меня убивают. В землю живьём закапывают. Бог ты мой! Как я теперь понимаю девчонок! Хочу тонкие изящные трусики с кружевами. Цветочками и розочками. Красивые. Шёлковые. Модные. На ощупь нежные. Хочу, хочу, хочу… Да, и прокладок с тампонами ещё нет. А вот это проблема. Серьёзная. По отрывочным сведениям, я в каком-то военном училище со специфическим уклоном. А здесь я горю синим пламенем. До конца недели покувыркаюсь, а дальше что делать? Я же совсем ничего не знаю.

Придётся лепить горбатого. А теперь, я сказал, – горбатый! Президент – иуда. Какой-какой президент? Да, был у нас один… Но ведь сразу раскусят! И – здравствуй работа на свежем морозном воздухе в далёкой сибирской тайге на лесоповале. Будем выдавать стахановскими методами метро-кубометры. А с учётом женского тела, скорей всего, придётся шить рукавицы и телогрейки. На зоне. Тоже не в радость. Стоп. Я же забыл. А куда могла деться прежняя хозяйка этого юного тела? И ещё: почему меня что-то сбивает с плавного хода мыслей?

Какая такая сволочь мне мешает размышлять о вечном? Странно. Только теперь я обратил внимание на чей-то голос. Внутренний. В палате я один. Стоять. В данный момент лежать. Вот только этого и не хватает мне для полной радости! Крыша плавно и изящно начинает улетать в тёплые края, где полно обезьян зелёных и бананов незрелых. А может зрелых, не помню. А почему зелёных обезьянок, а не синих или фиолетовых? И с какой стати крыша должна куда-то лететь? А я почём знаю…

Мама моя! Да это же я тихо сам с собою… Или с собою сам? Всё. Пять. Четыре. Три. Два. Один. Старт. Полёт в штатном режиме. Все системы крыши функционируют нормально. И кто тут так гаденько хихикает? Кто такой смелый? Леопольд, подлый трус, – выходи!

Так это же внутри моей головы голос! Если сосредоточится, то звучит весьма громко и настырно. Значится так, Шарапов, без паники. Как мудро заметил товарищ Лёлик из «Бриллиантовой руки», – спокойно Козлодоев, сядем усе!

– Э-э, здесь кто? – мысленно вопрошаю. А может, всё-таки, рядовой глюк? По стене ползет паук, присмотрелся – это глюк. Старая пошлая присказка. Ненавижу.

«Это я – Лёля…»

– Какая такая Лёля?

«Воронцова…»

– А чего ты тут делаешь? – глупо задаю вопрос. В ответ – мощная волна негодования, обиды.

Ну и тупой же я! Как сто американцев на Диком Западе. Кретин. Болван. Идиот. Маразматик. Ну разумеется: это она и есть, та самая знаменитая Лёля Воронцова, хозяйка этого тела. Как же я сразу не понял! А ведь действительно: занял чужое тело, нагло. Без разрешения. Не постучался, ворвался в чужой дом. Ну и нахал. Веду себя, словно настоящий оккупант, типа: матка шнель – яйки, млеко, шпиг, постель. Ситуация, однако. Ясно одно. Нам надо как-то уживаться. Заключать договор о намерениях на дальнейшее мирное сосуществование двух носителей разных идеологических и гендерных парадигм.

– Извините, пожалуйста, меня многоуважаемая Лёля Воронцова. Я совершенно не понимаю, каким таким образом меня, точнее, моё сознание, занесло в ваше тело. Я шёл по пешеходному переходу, совершенно никого не трогал, в смысле, ни к кому не прикасался. Неожиданно выскочила машина. Меня сильным ударом подкинуло вверх. Дальше полная темнота, пришел в себя в незнакомом помещении. Вначале я даже не предполагал, что это не моё тело. Прощу прощенья за подробность, захотел в туалет…

«Спасибо. Дальше я знаю. Имела честь наблюдать со стороны, – сухо прервала хозяйка тела. - Позволю вам заметить, что воспитанный человек ведёт себя культурно и не хватает девушку за самые, простите, интимные места. А главное, подсматривать в такие моменты – высшая степень наглости, бескультурья и бестактности. Верх мерзости, критиковать мою собственную грудь! Вы хам! Оценивали меня, словно лошадь на базаре! То зубы ему не те, то глаза не нравятся! Могли бы и в зеркале посмотреть, какие у меня глаза. Всем нравятся, а этот тип даже не заметил! А вот ещё: когда у меня… ух! Вы мерзкий отвратительный тип! Ненавижу, не забуду и не прощу! Ха-ха! От вида крови им дурно стало. Слабак. Панталоны не нравятся! Ненавижу! Кстати, а чего вы там насчёт кружевных трусиков мечтали? А такие есть в природе? О каких, ещё тампончиках, с крылышками пупырчатыми? О них чуть подробнее. И вообще. Убирайтесь с моих глаз долой! Воспользовались минутной девичьей слабостью! Ух, будь моя воля, я бы вам показала, как умеют защищать девушки свою честь! Мерзавец! Подлец! Негодяй!»

Хозяйка тела ещё десять минут разбирала меня на мелкие составные элементы вплоть до уровня молекул и аминокислот. Разумеется, она была совершенно права. Только представьте себе картину: вы живёте, никого не трогаете, наслаждаетесь жизнью. А тут – бац! И к вам вселилось нечто или некто. Нежданный квартирант. Право слово, мне было неудобно и стыдно. Даже покраснел. Не знаю, каким образом она почувствовала моё состояние покаяния. Видимо, ей это доставило несколько приятных минут.

– Поверьте, я бы с радостью вернулся в свою естественную среду обитания. Но совершенно не знаю, как это можно сделать. Если только бросится под машину, подлететь от сильного удара метра на четыре – а лучше шесть – и грохнутся на землю, потерять сознание…

«Мое тело попрошу не бросать под колёса автомобиля. Свою тушу можете хоть под паровоз кидать по примеру Карениной. Или как Герасим – Муму в воду. Мне без разницы. И впредь попрошу к моему телу не прикасаться. Противно!» – жёлчно отрезала хозяйка.

Да, вот и переговорили, называется. Что ж, влетел я основательно. Эта преподобная Лёлечка, судя по всему, стерва ещё та. Влетел, так влетел. Точнее, залетел. Полный залёт с далеко идущими последствиями. Забеременеть ещё не хватало! Вот полный ужас будет. А впрочем, все бабы сволочи! Что у нас, что здесь. Змеи подколодные. Выдры. Жабы. Ехидны. Гадюки. Крокодилы.

«Сам козёл! В зеркало чаще смотреть надо, верблюд невоспитанный, – тут же получил ответную реакцию. – Мало того, что хам, так и наглость все границы перепрыгнула. Находится в моём теле, а ругается!»

Ну я же говорил – все бабы сво–ло–чи-и! Во все времена и эпохи. Что и требовалось доказать. Хотя сейчас обстановка совсем не подходит для эскалации отрицательных состояний. Хотим мы или не хотим, а участки для соприкосновений взаимных интересов надо находить.

– Меня между прочим друзья Лёликом прозвали. Хотя в свидетельстве обозначено имя Олег, – начал я осторожно, по всем правилам психологической науки подгонять понтонный полк к бурной переправе. – Можно сказать, полные тёзки. Лёля и Лёлик. Вот такой у нас карамболик.

В ответ на глупую шутку хихикнули. Понимаю. А кому нынче легко?

– Честное слово, не виноват я, что так получилось. А ты почему своим телом не управляешь?

«Не получается, - вздохнула Лёля. – Я и так, и эдак пробовала. Тело не реагирует. Сижу здесь как в камере. А тут прямо на глазах некоторые личности лапают, обзываются…»

– Слушай, давай так. Хотим мы того или нет, нам друг друга придётся терпеть. Ничего хорошего не будет, если мы постоянно станем ругаться между собой. Так недолго и в психушку угодить.

«Не хочу туда. Придётся терпеть. Хочу надеяться, что рано или поздно сможем найти выход. И тогда некоторые особы оставят моё тело в покое.»

– Для начала расскажи, где я нахожусь. И что это за учебное заведение такое. А главное, как ты сюда попала. Я так понял, ты устроила аварию.

«Да это всё пёс Дружок. Наш любимец. Вся школа его любит. Чужих не пропустит. Своих всех знает. Выскочил на трассе под колеса. А давить его не захотела. Отвернула в сторону. А там дерево, за ним овражек. А там ещё деревья. Потеряла сознание. А дальше уже всё на твоих глазах происходило. Я так полагаю, мы с тобой в аварию попали одновременно. А находимся мы на территории школы ОСНАЗ. Учти, я тебе про это не говорила. Военная тайна. А скоро у нас выпуск. Ой, как сдавать экзамены буду! Кошмар.»

– Не боись. Я с тобой, – заверил я Лёльку. – Давай-ка мне расскажи обо всех своих знакомых подробно. А по ходу дела подсказывай, что к чему. А по всем дисциплинам у нас с тобой пятёрки будут. Между прочим, я не так давно в армии отслужил. В разведроте спецгруппы пограничных войск. Сержант. К тому же институт закончил. С красным дипломом. Знаний выше Эйфелевой башни. Тем более я из будущего.

«Ух ты! – удивилась Лёлька. – То-то я смотрю, мыслишь немного не так. Слова, термины и словосочетания отличаются от наших. Я вначале подумала, не изобрели ли империалисты прибор для шпионажа? Представь, как удобно. Через границу переходить не надо. Внедрился сознанием в тело красного командира – и делай своё гнусное дело.»

– Поверь мне, я не троцкист, не либерально-демократический шизоид. Я эту мразь сам, прости Господи, не перевариваю. Свои мы. Свои.

Надо же, какая проницательная эта Лёлька оказалась. На раз меня раскусила. А чего удивительного? В подобные заведения дурачков не берут. Только лучших из лучших. Тем более в то суровое время. Точнее, теперь уже моё время. А если Лёлька допрос с пристрастием начнёт проводить, вражина и десяти минут у неё не продержится. Факт.

– Лёль, а ты случайно мои мысли не читаешь?

«Не всегда. Некоторые образы легко раскрываю, а многое у тебя мрак. Ну да ладно. Как ты там собирался понтоны на переправе наводить? Колись, лазутчик, пока спецмеры не применила. Какое у тебя звание говоришь было? Сержант? Теперь уж ты сержантиха. Так точнее будет. Хи-хи…»

Затянулся мой рассказ о будущем надолго. Да и не таким оно светлым оказалось, если уж отсюда смотреть. Многие века люди мечтали построить общество высшей справедливости, братских человеческих отношений. Сколько крови пролито, сколько страданий. Казалось, нашли волшебную дверь, ведущую в светлое будущее. В самом деле, идеалы в социализме самые лучшие, чистые и бескорыстные. Да вот только исполнители подкачали, начиная от верхов и кончая низами.

Сгнила верхушка партии. Продала всё и вся. Но при этом так обворовали страну, что восстанавливать придётся не один десяток лет. Ничего не утаил от Лёльки. И про скорую войну рассказал, про неисчислимые жертвы. Про массовые убийства мирных людей фашистами и их приспешниками. О героях и подлецах. Поведал, как ещё в двадцать первом веке энтузиасты, – а это те люди у кого есть душа и совесть, – продолжают на местах былых сражений собирать непогребённые останки наших солдат. Про дикий капитализм, который обманом и подлостью протащили к нам. Об олигархах, оборотнях в погонах, о войнах на территории бывшего СССР.

Лёлька от всего услышанного пребывала в трансе. Конечно, я мог рассказать не всё. Утаить, скрыть, не договорить. Но зачем? Никогда ещё ложь в отношениях не приводила к добру. Лёлька долго переваривала услышанное. Действительно, те огромные жертвы, которое понесло их поколение, можно считать напрасными? Нет! Как бы ни опошляли, ни перевирали нашу историю либералы, наше прошлое было великим. По-настоящему великим.

«Мы должны предупредить руководство страны о начале войны, – чуть ли не закричала Лёлька. – Срочно!»

– Я думал об этом. Но не знаю, каким образом с нашего низового уровня достучаться до самого верха. Я, то есть ты, точнее – мы, два в одном, в данном случае всего лишь курсант. Авторитета нет. А вся информация будет казаться просто бредом переучившегося и слетевшего с катушек студента. Да и наверху, поверь, всё прекрасно понимают.

«Так почему же такой разгром?»

– Здесь сложилось вместе много факторов. Наши историки сегодня только ещё начинают это осознавать. Дело не в количестве танков, самолётов и пушек. Всё гораздо сложнее. Откровенно говоря, немцы оказались намного сильнее нас во всех отношениях, особенно в организационном плане. А если смотреть правде в глаза, за ними и на их стороне колоссальная мощь всей Европы, если не больше. А это огромнейшие ресурсы. Только один пример: французская армия была самой сильной к 1940 году. Она на тот момент превосходила Красную Армию намного. Если, предположим, французы напали бы на нас, то нам бы пришлось ой, как несладко. Не хуже фашистов бы прошли до Москвы. Вопрос только в том, что они сгнили изнутри и воевать не желали, даже за свою родину. За своих любимых, жен и детей, за свои идеалы, пусть даже скотские. Просто не хотели.

Они мечтали лишь сладко спать, есть и совокупляться. Удивительно, но за Гитлера лягушатников воевало в двадцать-тридцать раз больше, чем в их эфемерном сопротивлении. А если учесть, что в его рядах чуть ли не половина участников была нашими бойцами, которым удалось убежать из фашистских лагерей, то дело у них совсем худое было бы. А это вообще в никакие рамки не лезет. Поэтому немцы их практически за месяц порвали, как тузик грелку в осенний день под соседним забором от тоски по соседской Жучке. Даже поляки несмотря на всю полную тупость, ничтожество командования и правительства, фактически две недели пытались изобразить боевые действия. Хотя это и не удалось. А экономический и военный потенциал Польши и Германии просто несопоставим. Вся европейская промышленность работала на немцев. Сравни, Лёль: только одна Чехословакия поставила столько вооружения, что немцы обеспечили им миллион солдат с лишним, чуть ли не половину восточного фронта. А количество боеприпасов не поддаётся учёту. Даже по нашим временам это солидная цифра, а чего уже говорить про вас?

А сколько было стран таких под рукой у фашистов? Много. Промышленных предприятий с отлаженной технологией – тысячи. А на заводах работали не дистрофичные подростки и полуголодные женщины на грани обморока как у нас, а здоровые мужики. Профессиональные токари, слесари, инженеры, конструкторы, управленцы, наладчики, электромонтажники. Сырья хватало разного. Проблем со снабжением не было. Получали зарплату, ели, пили, сидели в кафешках и обсуждали новости, стучали друг на друга в местные отделения гестапо по доброй воле. И совсем не заморачивались тем, что оружие, выпущенное их руками, убивает советских людей. В том числе и мирных – женщин, стариков, детей. Естественно, и качество изделий вначале было выше, чем у СССР. А когда наши ввели в 1968 году в Чехословакию танки, то это, на мой взгляд, – лишь миллионная часть возмездия за тот вред, что они принесли нашей стране, все эти политические подстилки. Так почему же нас заставляют перед этими моральными уродами, да-да, Лёль – настоящими уродами извинятся сегодня? Несправедливо.

До сих пор историки этих стран скромно умалчивают, сколько же оружия они поставили рейху. А цифры здесь зашкаливают. По отдельным видам вооружений и боеприпасов Турция, Испания, Франция, Норвегия, Швеция, Польша, Голландия, Бельгия, Дания, Португалия и прочая шантрапа чуть ли не на восемьдесят процентов закрывали потребности вермахта. Я уже не говорю об обмундировании, защитных шлемах, сапогах, саперных лопатках, полевых кухнях, проводах для полевой связи, дальномерах, прицелах и многом другом, без чего нельзя представить армию. Даже взять США, вот уж где был рог изобилия! Начиная только с тридцать девятого года по сорок четвертый, суммарный объём поставок в фашистскую Германию через подставные фирмы в «нейтральных странах», всего и всякого, по самым скромным подсчетам не только не уступал поставкам в СССР по так называемому ленд- лизу, но даже превзошел. Вот только либералы и демократы об этом говорить не любят – табу для них.

По официальным и далеко не полным данным, на стороне немцев воевало два миллиона с лишним человек со всей Европы. Не так давно всплыли цифры, что только одних поляков в вермахте воевало не менее шестисот тысяч человек. А один исследователь, причём поляк, прибавил к этому ещё примерно триста тысяч. Сегодня можно смело говорить о трёх миллионах европейцев, шедших вместе с нацистами убивать мою страну. И это не учитывая тех, кто был в военизированных формированиях. Они обслуживали тылы, доставляли к фронту боеприпасы, обмундирование, провиант и множество того, без чего армия не может вести боевые действия. Я где-то читал, что одного солдата, находящегося в окопе, обслуживают только в прифронтовой полосе несколько тыловых и гражданских лиц. Так что эти два миллиона европейского сброда смело можно увеличивать ещё в три-четыре раза минимум. Если по фронтовым потерям у нас количество погибших солдат соотносимо с потерями фашистов и их шестёрок, то вот с мирными гражданами пропорция жуткая. Восемнадцать миллионов жителей, если не больше, – женщин, детей, стариков убили в рамках программы «Ост». Причём около семидесяти процентов из этого числа сожгли, расстреляли, заморили голодом фашистские добровольные приспешники из оккупированных стран, полицаи.

На совести всех этих национальных формирований крови мирных граждан больше, чем у самих немцев, которые творили такое, что не по себе становится. В годы советской власти народу эту статистику не называли. Прятали. Всё-таки представители этих стран и республик наши – «советские». Неполиткорректно. Взять ту же белорусскую деревню Хатынь. От нас скрывали, что всех там сожгли украинские полицейские формирования из националистов. Сожгли поголовно: женщин, детей, стариков. Никого не пожалели. Удивительно, но несколько жителей сбежали и попали на патруль настоящих эсесовцев, из немцев. Так те отпустили их. Благодаря этим безвестным немцам, настоящим фашистам, они уцелели. И таких деревень, сёл и хуторов было уничтожено просто огромное количество.

А в концентрационных лагерях все эти представители национальных меньшинств служили охранниками, надзирателями. Даже в самой Германии были большие лагеря, где из немцев состояла только администрация, а все остальные – из полицаев, разных предателей и националистов. И такие издевательства творили, что сами фашисты от зависти спать спокойно не могли. Нам же этих подонков выдавали за немецких эсесовцев. В моё время, Лёль, появилась масса продажных «пейсателей» и «историков», которые с пеной у рта доказывают, что, дескать, таким образом эти уроды мстили советской власти. Нет! Если человек изначально гнилой, то он себе начнёт придумывать сотни отговорок и оправданий для своих действий. Лёль, мне тяжело об этом говорить. Но если я попал сюда, то должен сделать всё, чтобы хоть немного уменьшить число наших потерь. Пусть жертв станет на сто тысяч меньше. На десять, на тысячу. Даже сто, десять человек…

«Мы должны это сделать. Ты и я… – тихо поправила меня Лёля. – Иначе зачем жить? А у вас в будущем очень страшный мир. Такое ощущение из твоих рассказов у меня сложилось, что никаких светлых идеалов в твоём мире не осталось. Только личная выгода, удовольствия любой ценой, погоня за успехом. Деньги стали мерой всех отношений. Я не хочу жить в таком мире.»

Мы с Лёлькой составили план дальнейших действий. Обсуждали каждый пункт. Если так можно выразиться, спорили до хрипоты. Со стороны, наверное, это выглядело забавно. Лежит в палате деваха с огроменным фингалом, энергично жестикулирует, корчит рожи. Это так отражался наш неслышный и невидимый для посторонних напряжённый внутренний диалог. Я рассказал Лёльке обо всём, чему меня научили в разведке. Как выяснилось, знал я немало. Экс-хозяйка тела оказалась особой дотошной, въедливой и весьма сообразительной. Она просто изводила меня вопросами и уточнениями. Особенно меня доставало это перед сном. Только начнёшь засыпать, а эта непоседа опять лезет со своими вопросами.

«Лёлик, спишь?»

– А-а! Что!? Где!? Господи, уснёшь с тобой! Ни днём, ни ночью от тебя покоя нет! Ну что вы, женщины за народ такой? Всё мало, мало вам. Не могу уже – всё! Сил больше не осталось. Всю душу из меня вынула.

«Да, я про другое, только один вопросик уточню и – всё. Ещё раз пробежимся по тактике действий малых диверсионных групп в глубоком тылу противника. Согласно наставлениям…»

Как правило, за одним вопросиком, следовал другой. Потом ещё, и ещё… А главное, от Лёльки невозможно было спрятаться. Сидит по соседству где-то в организме и методично плешь проедает. И ведь не убежишь от неё никуда! Ни на рыбалке с друзьями не скроешься, ни в гаштетной не посидишь. Теперь я точно знал, что значит настоящий кошмар. Летящий ужас на крыльях ночи. И понял, каково местным преподам и инструкторам от её характера. Все голливудские фильмы ужасов ничто по сравнению с ним. На мои возражения и вопли Лёлька никакого внимания не обращала.

«Война на носу, а этот подселенец, настоящий бездельник и лентяй, только о сне мечтает! – возмущалась она. – А ну учи, гад, пулемёту!»

Мужики, какое счастье просто так лежать на диване, когда тебя никто не теребит! Не голосит, не заставляет выносить мусор, пылесосить, идти в магазин. Лежишь себе, плюёшь в потолок, глупо улыбаешься. Можно в носу ковыряться. Похрапеть полчасика. Кайф! Настоящая нирвана. Блаженство. Диван и ты. Ты и старый проверенный и проеденный временем диван. Цените эти минуты тихого счастья, мужики! Не знаю, по какой причине Лёлька не могла управлять своим телом. Я искренне хотел, чтобы она опять стала полновластной хозяйкой. Могла ходить, куда угодно. Делать, что захочет. Но после титанических усилий она смогла овладеть только своей левой рукой. И немного голосовыми связками. Правда, сильно уставала. Мне было забавно смотреть, как рука безо всякого усилия с моей стороны действовала. Мы даже начали руками на скорость хватать разные предметы. Чаще всего Лёлькина рука опережала мою правую. Шустрая, однако. А в шахматы играть с ней было одно удовольствие. Она левой рукой свои фигуры двигает, а я свои. Я наивно думал, что довольно крепко играю в шахматы, однако Лёлька меня почти всегда разносила в пух и прах.

– Нечестно с твоей стороны. Ты мои мысли подслушиваешь, – возмущался я.

«Да ты чего! – неискренне протестовала Лёлька. – В мыслях даже не было твои мысли смысливать, то есть читать. Больно надо! Признайся сразу, хуже меня играешь и оправдание себе ищешь. Боишься признаться, что мы, женщины, лучше вас мужчин в шахматы играем.»

– Вот бы в карты сразиться, тогда да. Я бы тебя в два счета вокруг пальца обвёл.

«И на чего играть будем?»

– На раздевание. Я выиграю – ты раздеваешься. Я проиграю – моя очередь раздеваться. Всё по-честному.

«Интересно. И, как ты себе это представляешь?» – ехидно спросила Лёлька.

Ешкин кот! Я же совсем забыл. Как говорит наш дорогой шеф, если человек идиот, то это надолго.

«Вот именно – идиот! – рассмеялась Лёлька. – Наконец-то ты осознал свой естественный уровень умственного развития. Ох, бедный, бедный Лёлик! Ха-ха… Эх, ты – сержантиха! Теперь мне понятно, почему в вашем времени армия развалилась. Пойдём от обратного. Уровень развития сержанта прямо пропорционален развитию, как там у вас, бывшего министра обороны, специалиста по деревообработке, его мыслительных способностей. Типичный сексуальный отклонист-гаремщик. Какой ужас! Теперь всё окончательно стало на свои места. Бедная армия…»

Не знаю, что с нашим, теперь общим телом, происходит, но военврач Галина Петровна не скрывала своего удивления.

– Воронцова, это просто фантастика. Твои гематомы рассасываются на глазах. Первый такой случай в моей практике. А видела я немало. Покажи язык. Так, дыши – не дыши. Замри. Присядь. Вытяни руки. Глазами влево-вправо. Закрой глаза. Коснись кончика носа. Да не языком! Ничего не понимаю. У тебя всё в полном порядке. Была бы моя воля, отправила бы тебя в исследовательский институт в Москве и изучила бы необычный феномен до последней пяточной кости.

– Не надо! – в один голос испуганно закричали мы.

– Ну ничего, Воронцова. Я уверена, что скоро ты опять что-нибудь отчебучишь и вернёшься ко мне. Вот тогда я займусь тобой по-настоящему, – пообещала Галина Петровна и хищно потерла ладошками.

Мы тихо ахнули. Да, все доктора одинаковы. А нам что-то становиться мухами дрозофилами не хотелось. Даже ради советской науки. Похоже, наш доблестный военврач решила заняться тайнами мутации. И я был почему-то уверен, что она бы добилась своего и совершила открытие мирового уровня. Теперь наша главная задача – больше в медсанбат не попадать.

Мы немного погодя с Лёлькой обсудили этот вопрос и пришли к выводу, что этот феномен напрямую связан с моим переносом в её тело. Мощность двух сознаний дал такой поток энергии, что белковые структуры приобрели новые свойства, скорость регенерации возросла в разы. На следующий день нас выписали, и мы под задумчивым взглядом военврача спустились в новый (лично для меня) мир.

Признаюсь, меня от страха трясло. Мне предстояло сдать экзамен на идентичность прежнему образу Воронцовой. Лёлька меня, разумеется, муштровала и гоняла как сидорову козу на капустной плантации. Мы отрабатывали вариант синхронного перевода. Мне предстояло слушать её, чувствовать все характерные для неё движения, мимику, жесты, а потом моментально отображать в этом мире. Для этого я должен частью своего сознания находиться как бы внутри себя, а другой – во внешнем мире. Задача сложнейшая и совсем для меня необычная. С подобным раньше сталкиваться не приходилось.

«Не дрейфь. Пролезем, – заверила меня Лёлька. – Ты только лицо сделай посимпатичней и подобрей. Также желательно и поумней. Да и не такая я страшная, чтобы всех пугать. Я, между прочим, в любимую спецшколу иду.»

Не успел я сделать несколько шагов, как ко мне подскочило несколько курсантов.

– Наша Лёлька вернулась! Как ты себя чувствуешь? – радостно закричали они. М-да, видать девчонка здесь в авторитете.

– Всё ништяк, братишки! Фиг ли мне будет! Солнце высоко, до дембеля далеко, а кухня всегда рядом! А где кухня, там всегда и мы! – неожиданно вырвалось у меня. Стресс, понимаете ли, проявился.

– Ух ты! Ну, ты даешь, Лёлька! – восхитились курсанты. – Мы обязательно афоризм запишем.

«Ты чего несёшь, придурок?- зашипела Лёлька. – Я тебе подсказываю, подсказываю. Вообще, это не наш метод.»

– Растерялся я. Из головы всё выскочило, – бросил ей в ответ.

– Лёль, я ту схему вчера до ума всё-таки довёл, – меня схватил за руку симпатичный смуглый парень. Блин, ну так всё неожиданно. Даже неприличные сравнения с нашей попсовой тусовкой промелькнули. – Пожалуй, ты права: вторичный контур надо усилить, а резистор поставить другой…

«Господи! Горе моё луковое! Что за идиотские ассоциации у тебя, – застонала Лёлька. – У нас вашей заразы и в помине нет. Улыбнись же! Это Серёжа Гегечкори. Я тебе рассказывала о нём. Наш гений радиотехники. Из хлама радиопередатчик соберёт. Замечательный парень. Мой лучший друг. Ну отвечай же, не стой истуканом. Вот навязался на мою шею!»

– Серый, братан, нет базара. Идею дарю. Без проблем. Ты же знаешь, я фуфло толкать не буду. Зуб даю. Понты корявые кидать не в моём вкусе…

«Мамочка моя! – Лёлька стонала. – Дайте мне в руки карданный вал! В крайнем случае, кривошипно-шатунный маханизм с домкратом в придачу. Я сегодня кого-то хочу убить. Просто желаю убить! Ледоруб мне, ледоруб! Насмотрелся идиотских фильмов! Господи, за что ты меня так? Жила себе спокойно, никого не трогала…»

Я был в полной растерянности. Я и сам не мог понять, откуда у меня взялся этот ужасный лексикон. Наверное, правы те, кто утверждает, что просмотр фильмов не так безобиден как кажется. Тупые диалоги, дешёвый сленг, вся эта псевдоуголовная феня записывается на нашей подкорке, и в определённой ситуации выскакивает. Хотя, как я заметил, курсанты смотрели на меня с восхищением. Да, теперь мне понятно, кто уродует в данный момент великий и могучий русский язык, кто развращает юных дедушек и бабушек спецназа.

– Как и следовало ожидать, с возвращением курсанта Воронцовой из медсанбата, нас ждут новые приключения. – к нам подошла старший лейтенант.

Молодая женщина, высокая, симпатичная, с приятным, но строгим лицом. «Ё-о-моё», – ахнул я. Как ей идёт форма НКВД! Ни дать, ни взять, фотомодель. Так и просится для рекламного плаката на тему «служба в НКВД – почетная обязанность по обезвреживанию тайных и явных врагов». А как сексуально гимнастерка обтягивает грудь! Почти как у меня, тьфу, у Лёльки. И ремень подчеркивает красоту фигуры. Сексапилочка! Отпад!

– То ли ещё будет…

Господи! Какую чушь я несу! Это же серьёзная контора.

«У-у-у, ну почему я не Отелло! – бушевала Лёлька. – Этот озабоченный болван у меня отнял уже десять лет юной жизни! Придушу! Молись на ночь, враг народа недобитый! Ревизионист! По примеру Раскольникова – тюк топором! Пулемёт мне, срочно!»

– Да, кто бы сомневался, – хмыкнула старший лейтенант госбезопасности.

– А вы, драгоценные мои, почему здесь? – обратилась она к замершим по стойке смирно курсантам. – Через три минуты кончается перерыв, а вы не в учебном классе. Время пошло.

Курсантов как корова языком слизнула. Да, армейская дисциплина здесь на высоте.

– Ну а вы, курсант Воронцова, так и будете стоять передо мной? Или вас это не касается? И занятия вы решили проигнорировать?

– Никак нет. Касается. Виноват. В смысле виноватая я, товарищ старший лейтенант госбезопасности, – вытянулся я.

Ох, и принципиальная девка. Такой в рот не то что палец…

По рассказам Лёльки я понял, что это и есть та самая куратор группы по прозвищу Принцесса. Она же Наталья Леонидовна Куракина, специалист по внедрению. Владеет всеми видами оружия в совершенстве. Хотя по внешнему виду и не скажешь. Движения плавные, красивые, текучие, словно у танцовщицы императорского театра. Даже не верится, что эта изящная статная молодая женщина с милым лицом за доли секунды может преобразиться в стремительную хищницу-пантеру. А фигурка-то, фигурка-то у неё! Эх, вот бы с ней поближе познакомиться! Класс! Богиня!

– Воронцова, прекратите изображать из себя по примеру солдат царской армии «вид придурковатый и глупый». Не верю. Совсем. Через полчаса жду на занятиях. В казарму шагом марш.

– Есть! – картинно чеканя шаг, я направился по указанному маршруту.

Принцесса и Лёлька одновременно фыркнули.

– Клоун. Шут гороховый…

Далее Лёлька устроила разбор полётов, правда, без использования местных идиоматических выражений. И без этого запас эпитетов у неё оказался весьма огромным. По моему, ни разу не повторилась. Своего рода гражданский вариант большого Петровского загиба, но без инбридинга и сложных внутри родовых связей, как его там – инцеста. Весьма подробно она осветила тему многообразных психических отклонений, которые могли возникнуть после падения с печки, и иных врожденных и приобретенных мозговых патологий. Возразить мне было нечего. Только пообещал ей, постоянно прислушиваться к её рекомендациям, как бы тяжело это для меня не было. Врастал я новую среду тяжело. Ошибки и оплошности делал на каждом шагу. Моя сожительница по телу нередко в отчаянии махала, виртуально, разумеется, руками. Спасало меня лишь то, что гоняли нас до умопомрачения. Знания вбивали основательно и до автоматизма. Лекции, практические занятия, тяжелые тренировки шли одна за одной. Сравнивая с уровнем подготовки в моём времени, мне показалось, что здесь было ещё круче. Свободной минуты не оставалось.

А план по совершенствованию оружия, разработанного совместно с Лёлькой надо реализовывать. Мне с трудом удалось выкроить время для беседы с Бабахычем, то есть капитаном Нефедьевым, инструктором по минно – взрывной подготовке. Если кто-то думает, что подрывное дело простое, тот ошибается. Это только непосвященному человеку кажется, что нет ничего проще. Прицепил взрывчатку, установил детонаторы, запустил механизм инициации. На самом деле подрывное дело это сплав достижений химического производства, науки, военного дела, и, своего рода искусства. Пусть специфического, даже в чем-то извращенного, но искусства. А глядя на Бабахыча, на ум приходит мысль, что у него в родовой линии было не менее пяти поколений ярко выраженных пироманов. Проще говоря, он был фанатиком подрывником по призванию. Талант. Самородок. В учебном классе у него чего только не было. Каких только хитроумных приспособлений и взрывателей. Мало того, он сам постоянно что-то изобретал и усовершенствовал. Конечно, с высоты моего времени многое устарело, но всё равно впечатляло. На мой взгляд, Бабахыч мог дать фору и современным специалистам.

– А, Воронцова, рад видеть, – заулыбался Бабахыч. – Я тут новую схему закладки отрабатываю, хочешь взглянуть?

«Ещё бы! – оживилась Лёлька. – Это очень интересно.»

– С удовольствием, – отреагировал я. – Товарищ капитан, а помните, вы про магнитные мины рассказывали. У меня кое-какие мысли появились.

– Я мигом, – оживился Бабахыч и снял со стеллажа деревянный ящик. – Я уже полдюжины опытных образцов изготовил. С часовым механизмом. Гляди.

«Класс! – восхитилась Лёлька. – А как липнут! Не оторвёшь!»

– Вещь, – подтвердил я и взял в руки невзрачную железную коробочку, покрашенную зелёной краской. – Примагничиваются намертво. Мне кажется, здесь надо добавить универсальное гнездо для химического взрывателя, и обычного или электродетонатора. Тогда возможности применения расширятся. Допустим, часовой механизм вышел из строя. И ещё, вот здесь надо поставить взрыватель на неизвлекаемость. Предположим, фашис… То, есть саперы условного противника обнаружили мину. А начнут извлекать, и как…

– …бабахнет! – обрадовался инструктор. – Молодец Воронцова. Я вот до этого ещё не успел додуматься, хотя подсознательно понимал, что нужна защита от любопытных.

– Ну у меня есть ещё кое-какие соображения. Ведь мина работает в фугасном варианте. А если в донной части при помощи тонкого медного листа сделать такую выемку, то может получиться кумулятивный эффект. Думаю, до двадцати пяти миллиметров брони направленный взрыв сможет взломать без проблем. Прицепить к днищу танков и бронемашин в районе моторного отсека и бензобака, – и всё, кердык. Бабахнет. Как пить дать бабахнет.

– Я счас.

Капитан метнулся к столу, извлек несколько справочников, логарифмическую линейку и принялся что-то лихорадочно высчитывать. Через пять минут протянул мне расчёты.

– Если немного увеличить количество и мощность ВВ, то направленная струя пробьет до сорока пяти миллиметров бронелиста. А это значит, магнитную мину можно установить под гусеничной полкой, как раз напротив боеукладки. Детонация снарядов обеспечена. Такие универсальные мины нужно как можно быстрее запустить в производство. Стóят копейки, а результат сногсшибательный. Молодец, Воронцова! Моя школа. Горжусь. Была бы моя воля, оставил бы тебя в спецшколе инструктором по подрывному делу. Талант. Несомненный талант.

«Ну уж, прямо и талант… – засмущалась Лёлька.»

– Не ради чинов и орденов стараемся, а для обеспечения безопасности страны, повышения обороноспособности и нанесения агрессору невосполнимого материального ущерба, – развернул эмоциональный посыл я.

«Вот это разродился! – восхитилась Лёлька, – Как наш замполит на политбеседе. Какой демагог, то есть, я хотела сказать, талант ораторский пропадает.»

– Зависть – плохое чувство и атавизм разлагающейся буржуазной системы, – отреагировал я на её выпад.

«Приспособленец. Ладно, об этом договорим позже и без свидетелей. Переходим ко второй части. Смотри, не перепутай, Кутузов!»

– Яволь, мон женераль. Товарищ капитан. Мы тут подумали немного, и я решил, что диверсантам и разведчиками не помешает такое оружие, – я протянул несколько листов со схемами.

Бабахыч врубился сразу.

– Потрясающе, Воронцова. Это же полностью переворачивает тактику диверсионных групп! Так, на ствол револьвера системы «наган» крепится прибор типа «брамит», но постоянного ношения. Точнее, он становится частью ствола, интегрированной конструкцией. Размеры в любом случае меньше, чем наворачивать на дульный срез. Так, здесь похожая схема крепления прибора. Но основой служит автомат ППД. Только в патрон ТТ с уменьшенной навеской пороха закатывается тяжелая пуля от винтовки системы Мосина. А ведь получится, Воронцова! Честное коммунистическое – получится! Оптический прицел предусмотрен. Так, с этими предложениями я обращусь к начшколы. Об этом никому ни слова. Уверен, специализированное оружие такого типа превосходит все прежние приспособленные варианты обычных систем.

– Кажется, у нас что-то стало получаться, – выдохнул я.

«Хотелось бы разделить твой оптимизм», – осторожно сказала Лёлька.

К начальнику школы нас вызвали через два дня. Кроме майора Свиридова, Бабахыча и Принцессы здесь же находился неизвестный человек в штатском. Надо полагать, представитель нашей конторы. Чужие здесь не ходят. Гражданский тип на нас с Лёлькой смотрел с интересом. А хотя, кто знает, может он и совсем не гражданский, а так прикидывается шпаком.

– Вот вы какая, курсант Воронцова, – приветливо улыбнулся он. – Мы тут голову ломали над оснащением новой техникой, а вы раз – и предложили, практически отработанную идею. А перспективы, вам скажу, у этой машинки просто потрясающие. Если не секрет, как это вам пришло в голову?

«Начинай, бреши, сказочник. Только не увлекайся, а то братьев Гримм с Андерсеном, и товарищем Пушкиным переплюнешь, – подтолкнула меня мысленно Лёлька. – Чуть что, я рядом.»

– Секрета никакого не имеется, – с видом старого служаки начал я. – Когда нам на стрелковой подготовке первый раз продемонстрировали прибор «брамит», мне показалось, что он всё же сложен для использования. Живучесть минимальная. Время уходит много на подготовку. Навернуть на ствол «мосинки» или карабина, заменить патроны на специальные… А нарезы же в стволе рассчитаны на применение обычных патронов. Да и крутизна приспособлена под полную навеску пороха. Поэтому пули из специальных патронов не будут обладать точной траекторией полёта. Может быть, я бы и позабыл… –ла, об этом, но когда попал… –ла опять в медсанбат, вспомнил –ла. Потом немного подумал -ла, и поняд –ла, что надо делать всё проще. Ствол заранее изготавливать качественно, только под специальный патрон, а прибор-глушитель делать постоянным элементом ствола. Когда мы…, то естья, стреляла из автомата ППД, посмотрела на кожух и сразу сообразила, как надо делать прибор гашения выстрела. Да и линии под выпуск нового оружия кардинально переналаживать не надо. Вот и всё.

– А не лучше ли было взять патрон к винтовке? – задал вопрос начшколы. – А в качестве базы использовать СВТ или АВС.

– Сложнее технически. Тем более, винтовку придётся значительно укорачивать. Да и трубка отведения газов из канала ствола помешает и усложнит размещение прибора гашения звука выстрела. Тем более, скорость полёта пули для бесшумной стрельбы должна быть до трёхсот метров в секунду, чуть меньше скорости распространения в воздухе звука. Основы физики. Полагаю, что патрон ТТ вполне подойдет. Зачем изначально усложнять конструкцию? Винтовочные пули тоже не проблема. Времени на переналадку станков также не придётся тратить. День-два, и опять в работе. А используя в качестве базы автомат ППД или другой вариант на его базе, мы значительно упростим и удешевим выпуск нового оружия. Ведь сегодня время – самый главный фактор. Полагаю, что дальности прицельной стрельбы тяжелой пулей от трёхлинейки в триста пятьдесят метров, даже четыреста, вполне хватит для решения задач под это оружие. Да и, скорей всего, реальная дальность стрельбы будет в основном до ста пятидесяти метров. Редко – двести. Так что запас солидный. Здесь главное точность и бесшумность.

– Спасибо Воронцова. Мы уже предварительно обсудили ваши предложения, в том числе и по магнитным минам. Думаю, они вовремя, – кивнул головой майор. – Полагаю, что тянуть нам с внедрением смысла нет. И попробуем кое-какие образцы изготовить на ремонтной базе нашей школы. Сложностей особых не вижу. Наганов у нас хоть ешь… Одним словом, много у нас револьверов на складе. Прибор бесшумной стрельбы приладить на ствол нетрудно. Да и, как вы сказали, снайперскую винтовку бесшумной стрельбы тоже пару экземпляров изготовим. На эти цели автоматы для переделки выделим. Будем нарабатывать тактические приёмы, а когда пойдут серийные винтовки промышленного производства, у нас будут уже подготовленные специалисты.

– Я так понимаю, что у курсанта Воронцовой могут появиться ещё идеи, – с лёгкой улыбкой Принцесса посмотрела на нас, – и будет правильно, если она сразу обратится с ними к товарищу майору.

– Да-да, – поддержал её человек в штатском. – Надо избегать любых задержек при прохождении по инстанции. А то есть бюрократы, они толковое предложение под сукно положат.

Когда я, то есть мы, вышли из кабинета, Лёлька не скрывала своей радости.

«Я же говорила – сказочник. Ты практически, этот ваш «винторез» нарисовал, а выдал, будто это мы его придумали. Надо же, украли разработку у своих внуков-правнуков. Какой кошмар! Я сейчас чувствую себя настоящим жуликом. Базарной воровкой. Честно говоря, я и не ожидала, что наши предложения вызовут такой интерес. Есть у тебя талант, товарищ сержантиха, к этому, как его, к черному пиару.»

– Да я и сам переживал. Лёль, а тебе не кажется, что наша Принцесса далеко не та, за кого себя выдает. У меня складывается такое впечатление, что и звание у неё далеко не страшный лейтенант. Она ведёт себя с начшколы, когда их не видят, почти на равных.

«Ты об этих своих наблюдениях никому не говори. Не забывай, где служишь! И не надо по своей испорченности ей приписывать роман с товарищем майором, – строго предупредила меня сожительница. – Мы болтунов не любим. Болтун находка для лесоповала и прочих принудработ не неопределенный срок. Ты бы посмотрел, как Принцесса стреляет, рот бы от удивления открыл. Все пули в десятку.»

Чем больше я учился в спецшколе, тем больше начинал уважать предков. Не имея компьютеров, интерактивных досок и прочей электронной дребедени, умудрялись они вколачивать в нас просто огромный объём информации. И не просто знания ради знаний, а добивались от нас умения ими пользоваться в любое время суток. Мне порой казалось, что наши преподаватели и инструктора владели секретом, как за короткий промежуток времени это всё вместить в нас. Может, они нам в пищу специальные добавки, улучшающие память, добавляли? А Принцесса на занятиях учила нас прислушиваться к своей интуиции постоянно. Как говорила она, наш разум имеет свойство обманывать. Не получая достоверной информации, он тут же начинает её домысливать, и мы получаем образ, весьма далёкий от действительности. Причём искажения могут доходить до девяноста процентов. Вот по этому принципу в нашем времени действует реклама.

Проще говоря, изначально создаются условия для фальшивого образа. И совсем неважно, что нам рисуют специалисты по рекламе – товар или кандидата в депутаты. Принцип один и тот же. А вот интуицию обмануть невозможно. Только надо научиться этот тонкий голосок чувствовать. В отличие от меня, Лёлька этим владела в совершенстве. А я, к сожалению, похвастаться пока не мог. Не исключено, что в спецшколу изначально отбирали самых способных. Тем более, в то время было из кого выбирать. Неожиданно для себя я отметил одну особенность. Мы, курсанты, естественно, отличались друг от друга. Но, было что-то общее, что объединяло нас. Это психическая и моральная устойчивость. Среди нас не наблюдалось человеческих типов с крайними формами проявления собственных эмоций.

В нашем девчачьем взводе состояло двадцать восемь курсанток. Естественно, были группы подружек. Причём я насчитал четыре основных. Остальные девчонки дрейфовали в зависимости от настроения от одной к другой. Но явного антагонизма между ними не наблюдалось. Конфликтных ситуаций не было. Это я списал на поразительную пластичность психики. А ещё утверждают, что именно в женских коллективах есть такое явление, как «террариум единомышленников»! Да вот фиг вам! Этого как раз я не видел. Видимо, человеческие типы, склонные к психическим аномалиям, жёстко отсекались ещё на предварительных этапах. А вот в артистической и околотворческой среде, особенно в наше время, наоборот, почему-то больше всего попадается личностей с неадекватным восприятием окружающей среды.

На занятиях я познакомился с весьма необычными методиками. Все занятия были многослойными, комплексными. Например, когда отрабатывали фотографическую память, мы должны были не только пересказать текст, но и записать его дословно. Фотографии обязательно нарисовать цветными карандашами в нескольких проекциях. Рядом дать описание предполагаемого психического портрета объекта. Причём рисовать и писать мы должны не только рабочей правой, но и левой рукой.

По химии приходилось изучать не только формулы и составы, но и решать сопутствующие задачи по физике, математике или производить разбор предложений по русскому языку. Нередко сложнейшие задачи решались просто по памяти.

Лёлька рассказывала, что первый год было очень тяжело привыкать к такому плотному круглосуточному методу обучения. Мозги кипели. Учили обращать внимание на каждую незначительную деталь, мелочь. Например, инструктора и преподаватели постоянно меняли расположение макетов, наглядных пособий, допускали незначительные ошибки. А потом через неделю просили вспомнить, какой непорядок был у них в форме, каким одеколоном или ваксой для чистки сапог они пользовались.

Первое время, когда поднимали взвод по тревоге, девчата хватали свою одежду, сапоги – и приходили в ужас. Пока они спали, всю форму у них меняли местами, а рукава гимнастерок и штанины завязывали узлами так, что сразу и не развяжешь. Перемешивали содержимое тумбочек. Через некоторое время курсанты сами с одного взгляда определяли, что не в порядке. На марш-бросках каждый бежал по индивидуальному маршруту. И здесь всячески старались усложнить жизнь. Перед самым носом натягивали веревку: не успеешь заметить – лети кубарем. Особенно любили ставить ловушки-петли. Проморгал – виси вниз головой. Не заметил учебную мину – штрафные очки. Самые садистские упражнения – уход от преследования с собаками. И при этом надо уложиться в жёсткие нормативы.

В первое время приходилось в качестве наказания по два-три раза проходить маршруты. Двух одинаковых уловок не было. В конце концов, уже сам организм, устав от ошибок, начинал подсказывать курсанту правильный маршрут. Интуиция брала верх над логикой, и все просто чувствовали опасность.

В учебном процессе никаких скидок на женское начало не делали. Гоняли наравне с парнями. Мне показалось, даже сильнее. Нагрузки были просто запредельными. На мой взгляд, это делали специально. Хоть на марш-бросках, хоть в рукопашном бое, хоть на физподготовке. Наоборот. Инструктора только требовали. Быстрее, резче, сильнее. Уже руки-ноги не поднимались, тело отказывало повиноваться, а наставники нагружали ещё больше. Садизм какой-то! Это на первый взгляд рафинированного интеллигента.

Но только в такие моменты, когда человек, собрав волю в кулак, продолжает выполнять задание, и происходит приращение необходимых качеств и умений. Не только в физическом плане, но и в моральном, и в психологическом. Самое главное, что в таких закритических нагрузках и выплывает на поверхность со дна то, что в народе называют неадекватностью. К счастью, несмотря на все усилия инструкторов, девочки из нашего взвода не сломались. Нам же с Лёлькой было легче. Мы работали вдвоём.

Постепенно я научился слышать Лёльку и соответствовать её прежнему привычному для окружающих образу. По крайней мере, мне так казалось. Признаться, всё равно находились поводы для Лёльки, чтобы с меня снимать стружку. А главное, было бы за что? Вот посудите сами. Наш дружный девчачий взвод юных курсанток, как и положено, направился в баню. А что мне оставалось делать? Тем более, Лёлька любила париться. А лично для меня сбылась мечта идиота – оказаться в бане в женский день. Разумеется, находясь в нежном девичьем теле, я так или иначе принял на себя не только физиологический аспект, но и психологический.

Вот только сознание-то у меня всё равно оставалось кондово мужским! Грубым и варварским. И никуда от этого не деться. Не скрою, вот такой я фундаментальный ортодокс. Понятно, что явных реакций половозрелого самца у меня по утрам не наблюдалось, но сны эротические мучили почти каждую ночь. Ведь вокруг сладко посапывали красавицы, спортсменки, комсомолки, осназовки. Всё пространство в женской половине казармы было просто перенасыщено энергиями здоровья и грёзами о вечной и долгой любви. И как я полагаю, мои эротические галлюцинации самым мистическим образом накладывались на Лёлькины любовные фантазии.

Хотя она с возмущением открещивалась ото всех моих обвинений на данную тему. На мой взгляд, довольно неубедительно. Мол, никакого животного подхода к этому вопросу и в мыслях у неё не было. Я же сам убеждался по своему телу, что у девчонок хоть и не так заметно, как у нас, но всё же специфические проявления в некоторых частях тела отмечались. Здесь я не мог не вспомнить замечательную банную сцену из прекрасного фильма «А зори здесь тихие». А теперь мне пришлось это не только увидеть, но и прочувствовать. Понятно, что и в казарме я кое-что видел. Даже девчонкам помогал лифчики застегивать. Приходилось принимать участие в разговорах на сугубо интимную тему. За что потом меня Лёлька обсмеивала с ног до головы, да ещё с выворачиванием мехом внутрь.

Ещё с нами пошли наша грозная старшина Егорова и куратор Принцесса. Когда я последним разделся в предбаннике, и, не дыша, в прямом смысле этого просочился без мыла в… Одним словом, туда, где было много обнаженных девчонок… Чистых, непорочных, наивных, светлых, открытых… Когда я увидел всю эту красоту в таком огромном количестве, то мне стало по настоящему плохо. Я даже на лавочку присел. Голова кружилась, во рту пересохло. Лёлька злорадствовала.

«Хиляк. Доходяга. Можно подумать, обнаженных женщин не видел. Смотрите, какой девственник к нам пришел!» – начала ерничать Лёлька.

– Ты, чего Лёль! Здесь такое!

А вслух только и смог сказать с восхищением:

– Девчонки! Какие вы красивые! Афродиты! Венеры Милосские! Но только с руками и с… Вообщем, эх, был бы я сейчас художником… Ой, не могу! Я бы у вас! Я бы вам! То есть, вас… с вечера до утра так бы и рисовал! Так бы и рисовал! Во всех ракурсах! Самой большой кисточкой! Ух! Ах! Ой!

«Извращенец! Кобелина! Похотливое животное! – рвала и метала Лёлька. – У всех подселенцы, как подселенцы. Нормальные и порядочные мужчины. Вежливые, интеллигентные и культурные. Только вот мне попался какой-то мелкий буржуазно-мещанский тип! Матушка заступница, за что мне кару такую!»

– Ой, Лёлька! – заахали девчата. – А ведь правда твоя. Вот бы здорово с нас картины писать! А то буржуазных мадонн рисуют, а мы чем хуже?

– Вот бы мужики сразу и ослепли…

– Воронцова, ты бы лучше мне спину потёрла, чем проводить в подразделении пропаганду пошлого декаданса, – хмыкнула наша куратор, и повернулась ко мне.

А фигуре-то нашей грозной наставницы позавидуют все мисс-вселенные вместе взятые! У меня даже руки затряслись и мочалка начала выскальзывать.

– Товарищ страшный, ой, то есть старший лейтенант. Товарищ Прин…

– Воронцова, опять дурью маешься? Да сильнее три! И запомни товарищ курсант. В бане нет ни подчиненных, ни начальников. Без лифчиков все равны.

– Точно. Все теперь мы мужики! – вырвалось у меня.

Дружный хохот раздался в ответ.

– Ну, Лёлька! Ну и артистка!

«Принцесса! Не поворачивайся к этому извращенцу спиной! У этого охальника мерзкие фантазии разыгрались! Стыдобища какая! Срамота! Простите меня девочки, пожалуйста, что позволила этому мерзавцу в баню придти! – металась Лёлька. – Мне плохо! Как же я вам в глаза буду смотреть! Ирочка, Катюша, Машенька, Анечка, Ниночка! Бойтесь этого гада! Ой, совратит он вас, подруженьки мои! Ой, испортит!»

– Лёль, ты чего? – возмутился я. – Честное слово, ничего плохого не делал! Подумаешь, человеку спинку потер. Так попросили же! Не могу я, в самом деле, своему непосредственному командиру отказать. Неэтично это.

«Этично, не этично! Надо как в Турции. Вжик! И чисто! Уйди с глаз моих долой! Я тебя насквозь вижу! Все твои мысли читаю. Все твои фантазии животные!»

– Товарищ Воронцова, ваши смелые образы наводят меня на мысль о скачкообразном включении в работу желез внутренней секреции, – засмеялась Принцесса. – Мы же находимся не в мужском отделении бани, а в женском…

Девчонки в ответ дружно и радостно закричали, типа: а горячей воды на них бы хватило! Только бы мужики сунулись, как из котла их вместе с хозяйством кипяточком!

– Значит, мы все бабы одинаковые… – вырвалось у меня.

– Не бабы, а девушки. В бане есть только девушки… – со смехом поправила меня начальница.

Если бы не Лёлька, то я бы после бани был бы самым счастливым человеком. Действительно. В единицу времени, на единице площади сконцентрировано столько единиц обнаженной красоты. Я только не понял, почему она на меня так взъелась? И чего такого необычного я подумал? Да и не было ничего такого. Ну если только чуть-чуть мысли промелькнули на тему отношения полов. Но, между прочим, без всякой пошлости. Почти что платонические картинки.

Она порнофильмы наши не видела. Но, как полагаю, Лёлька всю мою память читает как букварь с картинками. А ведь старается уверить меня, что и близко этого нет. И вины моей, если на то пошло, никакой.

К вашему сведению, ещё древние люди считали, что только девушки источают самый нежный аромат и энергию. Это как у цветов. В естественных условиях запах у них тонкий, приятный, запоминающийся. А вот выращенные в искусственных условиях цветы источают более резкий, можно сказать, грубый аромат. Не дураки же люди были, когда первую брачную ночь сравнивали с процессом срывания цветов, то есть дефлорацией. В этом момент к тонкому нежному аромату девушки добавлялся новый запах – мужской. Получается своеобразный купаж. Жена и муж составляли новый, совершенно неповторимый букет. По этому запаху легко определить устойчивую семейную пару.

А если у женщины было несколько партнёров, то с каждым смешением получается что-то невообразимое. Запах становится более резким, неприятным, отталкивающим. Проститутки, например, пахнут тухлой селедкой. Или грудой вонючих носков. Так же и гулящие мужчины абсорбируют запахи женщин. Если у него были шалавы, то и вонь от такого кобеля стоит на три квартала. Неспроста же появилась поговорка по этому поводу. Только запах этот астральный. Другими словами, на уровне тонких миров. Запредельный для обычного физического восприятия. Но есть люди, которые могут его чувствовать. В последнее время таких людей всё больше становится.

Знаю девушку-индиго, которая по такому запаху определяла человека. Но вот только поездка в автобусе или другом общественном транспорте для неё становилась пыткой. А когда приехала в гости в столицу и прогулялась вечером по Тверской, то вообще пришла в ужас. От квази-красавиц, что стояли толпами в ожидании клиентов, за три версты несло недельной помойкой. И самые сильные духи не могли перебить этот запах тлена души. «Меня просто поражало, как мужчины, которые выбирали этих женщин, не чувствовали столь отвратительного запаха. Почему?», удивлялась она. Однако для неё этот дар был страданием, а жизнь в современном зверином обществе было сущим адом. Так как она красивая и привлекательная, то к ней в первую очередь липли прожженные кобели с намерением затащить на первую брачную ночь. Она от них убегала, и после долго её желудок не мог успокоиться. Она вздохнула с облегчением, когда после автомобильной аварии у неё эта способность пропала. Вскоре встретила нормального порядочного парня и вышла замуж.

Женщины более чувствительны к тонкому астральному запаху. Мы, мужчины, в этом отношении подубовей будем. Не знаю, может в те времена сами люди были чище, но мне показалось, что девчонки из моего взвода без проблем понимали и чувствовали всё то, что через много лет назовут экстрасенсорикой. Они чувствовали настоящую суть человека. Как это у них происходило, для меня осталось полной загадкой.

Вначале я думал, что Лёлька несколько дней подуется на меня, словно мышь на горсть крупы, и между нами опять восстановятся добрососедские партнёрские отношения. Ей же было намного сложнее, чем мне, практически лишенной возможности напрямую общаться со своими подругами. Для активной и жизнерадостной натуры это настоящая пытка. Я терпеливо ждал, когда она предпримет первой шаги к началу переговорного процесса. Как мудро заметил товарищ Саахов в фильме «Кавказская пленница», вначале тосковать будет, а через месяц умной станет. Но вышло по-другому. Наша старшина обрадовала меня: подошла очередь сдавать зачет по пилотированию. Вот тут-то меня и пробило!

Некоторые штатские граждане полагают: дескать, чего сложного взлететь и посадить аппарат тяжелее воздуха образца тридцатых годов. Посмотрел бы я на них. В моём времени мне, разумеется, приходилось летать на самолёте, а в армии совершать прыжки с парашютом во время тренировок и учений. Но вот сидеть в кабине аэроплана этой поры нас не учили.

В панике я бросился к Лёльке. Как я понял, она знала о предстоящих экзаменах и терпеливо ждала своей минуты славы.

– Лёлечка, выручай! – залепетал я. – Разобьёмся с тобой вдребезги.

– Разбивайся. А я-то здесь при чём? – ответила она равнодушно. – Вот в бане девчонок бедненьких совращать, это он может. Самолёт пилотировать не умеет.

– Так ведь и ты же со мной разобьёшься! – лебезил я.

– Хоть одним извращенцем на белом свете меньше будет. Что ж, кому-то надо жертвовать собой…

– А как же начало войны? Нам ещё воевать надо и оружие новое создавать!

– Судя по некоторым приметам, я имею дело с типом, лишённым морально-волевых качеств. Кто знает, а вдруг ты сразу к врагу перебежишь и все ценную информацию выложишь? Нет, сержантиха, я тебя впустила, я тебя и накажу, словно классового врага. Не зря же товарищ Сталин говорил: тот, кто предал один раз, предаст ещё. Ты же сам рассказывал, как в вашей Думе депутаты из одной партии за деньги в другую переходили и за рубеж все данные сливали.

Я был подавлен. Разумеется, Лёлька во многом права. В бане я действительно мысленно создавал такие яркие образы типичной групповухи! А она, наблюдая за всем этим со стороны, просто в ужас пришла от моего радостного и добровольного падения в объятия разврата. А чего вы ещё хотели от меня? Вот оно, грязное наследие нашего развратительного будущего.

– Лёлечка, прости! Я больше не буду!

Представляю, какая у меня в этот момент была физиономия. Не случайно же наш инструктор по лётной подготовке старший лейтенант Низов поинтересовался насчёт моего самочувствия. Лететь мне предстояло на небольшом красивом самолётике-моноплане одноместном УТ-1. Задание было средней степени сложности. Пройти по маршруту, в указанной точке сбросить вымпел, в заданном районе провести разведку и вернуться на аэродром. Все же в нашей особой школе осназа не асов готовили. Главное, чтобы дать курсантам представление об авиации.

С грехом пополам, под иронические замечания Лёльки я залез в открытую кабину. В моём времени у кого-то из альтернативщиков довелось прочитать, что приборов на панели в эпоху поршневой авиации было мало. Ну ведь врал же! Да много их, да ещё в три ряда с копейками. Плюс к этому торчали там я сям тумблеры, непонятные рычажки. Надо же, для такого маленького самолётика столько всего интересного и непонятного нашлось. И зачем столько? Вот на мотодельтаплане всего пару датчиков повесили. И летает же! Да ещё как! Судя по тому, сколько в моём времени разбивается современных самолётов, количество приборов в кабине пропорционально аварийности. Краем глаза я заметил, как главный механик торопливо перекрестился и с тоской погладил стабилизатор аппарата. Да, Лёлька на аэроплане – это танцы по краю минного поля в пьяном виде.

«Самолёт жалко. Хорошая машина. Вон и наш механик плакать начал. Подвинься, салага. Я покажу, как пилотируют настоящие асы. Не беспокойся, Козлодоев, я буду лететь аккуратно, но быстро», – сжалилась надо мной Лёлька и спародировала любимого моего актера. Сам полёт я помню смутно. Аэропланчик сильно болтало в воздухе, я безудержно потел. Лёлька с трудом могла управлять машиной. Тело всё же ей повиновалось плохо. Когда взлетели, она передала управление мне и постоянно контролировала, подсказывала. На посадке опять взяла инициативу в свои руки, если так можно выразиться. Удивительно, но приземлились мы относительно нормально. Козланули конечно, как же без этого, но в пределах нормы.

Инструктор и технический состав, не скрывая своей радости, бережно извлекли наше тело из кабины. Как пишут в титрах художественных фильмов: животные при съёмках не пострадали. В нашем случае самолёт также оказался невредимым. Моя напарница даже обрадовалось, похоже, полоса технокатастроф осталась в прошлом. Как я понял, зачет мы сдали. Этот экзамен стоил Лёльке огромных усилий, и она целые сутки приходила в себя. Да и её непонятная мне конфронтация постепенно начала спадать до нулевой точки. А через несколько дней мы уже со смехом вспоминали полёт на УТ. Я честно признался ей, что лётчика из меня не получится. Вообще, мне повезло оказаться в ней.

Если убрать физиологические специфические моменты, то Лёлькино юное тело было до удивления гибким, пластичным. А я хоть и был самым настоящим паразитом-подселенцем, но тоже привнес немного полезного. Мы вместе стали намного сильнее, быстрее и сообразительнее. На занятиях по стрельбе мы с двух рук из пистолетов легко поражали все мишени в десятку. Со стороны казалось, что мы стреляли из автомата. Так же с двух рук метали ножи и всё, что могло воткнуться. Вплоть до больших лопат и вил, не говоря уж о плотницком инструменте в виде топора, стамесок и даже гвоздодера. Инструктор по рукопашному бою тоже был в восторге от наших достижений и мечтал выпустить нас на закрытый чемпионат по армейскому самбо. С каждым днём приближался выпуск, так что нагрузки, и без того огромные, возросли.

Все курсанты из последних сил дотягивали до вечерней поверки и после отбоя сразу же отключались. А утром опять начиналась гонка. Мало того, что мы от физических нагрузок, тренировок и занятий практически высохли, и форма уже болталась на нас словно на огородных пугалах, так нас по-прежнему продолжали безжалостно гонять так, будто мы законченные троцкисты. Держались на одной силе воли. Преподаватели вроде бы мирных химии, физики, электротехники и иностранного языка также записались в садисты. Мне по-любому было легче, чем всем остальным. Всё-таки багаж знаний я ещё до этого приобрёл солидный. Однако расслабляться не приходилось. Складывалось такое впечатление, что в закрытую школу НКВД затесались скрытые враги народа, и наш выпуск захотели уморить, принеся тем самым вред Красной Армии.

А тут на нас свалилась ещё одна напасть. Руководство наркомата обороны решило провести учения для разведывательно-диверсионных групп. В нём приняли участие представители почти всех родов войск. От нас потребовали даже две группы. Первую составили из парней, куда вошёл мой добрый приятель Сергей, а вторая была полностью девчачьей.

Нас с Лёлькой, естественно, включили в её состав. Возглавила группу наша Принцесса. Конечно-конечно, как же без девчонок-то на таких суровых мероприятиях! Отдых на свежем воздухе без женщин – деньги на ветер. Плавали, знаем. Даже водка с пивом не заменит добрую женскую компанию. Для нас это стало ещё одним испытанием. Тренировки усилили. Скидок на то, что мы ещё юные и нецелованные, штабные злобные начальники не делали. Для них мы были такими же боевыми единицами. Три дня жили в палатках и, по условиям учений, показывали всё, чему нас научили. А потом – ночная выброска группы с двухмоторного тесного транспортника. Похоже, нам досталась старая машина, так как вся дюралевая обшивка была сплошь гофрированной. Металл, что ли, тогда не экономили? Непонятно. Чтобы мы окончательно не расслабились, на нас натравили целую бригаду НКВД, натасканную на борьбу с диверсантами.

Здоровенные бойцы со злобными овчарками принялись гонять нашу группу. Волкодавы словно с цепи сорвались – сели нам на хвост и азартно принялись преследовать по всем лесам. Это были сутки настоящего ада. Целые сутки! Отдохнуть нам удавалось, самое большее, пятнадцать минут, и опять мы убегали от преследователей. Два раза прятались в болотах. Но к точке сбора мы, всё же, чудом проскочили. Для всех участников был определен жёсткий коридор по времени. В двенадцать часов дня мы должны были финишировать. Если группа не успевала в течение десяти минут, то считалась нейтрализованной. Мы прибежали на последнем дыхании с группой пограничников. Группа парней нашей школы пришла на двадцать секунд раньше. К точке сбора из двадцати групп смогло пробиться пять. Остальных перехватили подразделения волкодавов. А их было, будто собак нерезаных. За каждым кустом по десятку пряталось. Не успели мы отдышаться, как объявили построение.

Только здесь мы обратили внимание на большую группу высокопоставленных военных. Те с интересом рассматривали нас. Среди них я узнал Тимошенко и Берию. Да, вот почему нам устроили такие запредельные учения. Руководство захотело лично убедиться в эффективности диверсантов. Судя по тому, как сдержанно улыбался Лаврентий Палыч, лучшими оказались группы НКВД. Лишь только одна группа десантников на последних секундах проскочила временнóй рубеж. Нарком с гордостью посматривал на армейцев: у тех к финишу не пришел никто. Его так и распирало от счастья. Казалось, ещё немного, и он плавно поднимется в воздух, словно шар накачанный горячим воздухом. Пожалуй, нам ещё придётся ловить нашего шефа. Я так образно представил себе эту картину, что Лёлька хихикнула. Действительно, вот толчея бы была. А Берия в эту минуту до умопомрачения похож на бюрократа и карьериста из фильма «Волга- Волга», с его бессмертным выступлением: «В МОЁМ коллективе! Под МОИМ чутким руководством! Под МОИМ контролем лучшие в мире группы ОСНАЗа…». Тимошенко, разумеется, старался не показывать своего настроения, но было видно, как он сильно расстроен. А наш шеф всё равно безжалостно добил его самолюбие.

– А вот наши герои, – нарком подвёл Тимошенко к нам. – Эти две группы курсантов – гордость особой школы.

– Всего лишь курсанты? – удивился Тимошенко. – И заткнули за пояс всех! Да у вас и девушки в учениях принимали участие?!

Вид, конечно, у нас был ещё тот. Грязные, облепленные болотной ряской, мы выглядели настоящими кикиморами. Наше внимание привлекла большая колонна солдат с овчарками. За ними понурив головы, шли перехваченные армейские группы.

– Так нечестно, – возмутился какой-то генерал. – Для перехвата выделили в три с половиной раза больше войск, чем положено по нормативу. Тем более, привлекли специальные части по борьбе с диверсантами. Да тут на одного разведчика по сотне охотников и три десятка овчарок! Да ещё самолёты-разведчики! Да с такими силами они мышь в норе раскопают, в лесу каждый листочек своими руками переберут.

– Да нет, Макар Федорович, – вздохнул Тимошенко, – всё правильно. Вы думаете, враги нашим группам позволят свободно гулять у себя в тылу? Плохо мы готовим людей. Плохо. Осназовцы все смогли просочиться. Если они в таких условиях сумели выполнить задание, то и в боевой обстановке справятся. Будем перенимать опыт у коллег. Поможете нам, бедным, Лаврентий Павлович?

– Не откажемся, – кивнул нарком, заторчавший от кайфа нашей победы. – И ещё кое-что мы можем показать вам.

Дальше была демонстрация нового оружия. Собравшимся продемонстрировали образцы магнитных мин. Я сразу узнал разработки нашего Бабахыча.

– Эти мины хотя и имеют небольшие размеры, но способны пробить направленным взрывом сорок пять миллиметров танковой брони, – наш капитан лично демонстрировал образцы. – Они универсальны. Легко устанавливаются, даже при большой тряске их невозможно сбросить. Быстро приводятся в боевое положение. Данная модификация рассчитана на неизвлекаемость и может применяться для детонации более мощного заряда. Для этого в ней предусмотрено универсальное гнездо под детонаторы всех типов. Данное изделие разработано коллективом единомышленников. Бабахает отменно.

Не осталось без внимания и бесшумное оружие. Все сразу оценили преимущество интегрированных глушителей на револьвере. Оружейники подсуетились и подготовили пару экземпляров модернизированного пистолета ТТ под съёмный глушитель.

А винтовка, так похожая на «винторез» из моего времени, вообще вызвала фурор. Для местных вояк она показалась чуть ли не бластером из сериала «Звездные войны». Это оружие представлял сам начшколы майор Свиридов. Давно известно, что военные, словно дети: чем бы не тешились, лишь бы дали пострелять. У Тимошенко вообще глаза заблестели и руки задрожали от нетерпения. Он тут же выпустил пару магазинов и собирался ещё пострелять, но его самым наглым образом оттеснила в сторону толпа желающих.

– Если бы сам не испытал, ни за что бы не поверил! – возбуждённо говорил Тимошенко. – С двадцати шагов уже ничего не слышно! А в боевых условиях, наверное, и с пяти шагов никто не заметит. Да, это очень страшное оружие в умелых руках. Бей практически в упор, и враг не догадается. Кто это такой умный у вас, Лаврентий Павлович? Кто до такого додумался?

– А у меня все такие, – похвастался Берия, – других не держим. Не приживаются у нас нетворческие индивидуумы. Наши органы не только охраняют и защищают от внешних и внутренних врагов мирных граждан, но и готовит лучших конструкторов и изобретателей. И мы вырастили в своём родном коллективе очень ценный кадр без отрыва от производства, понимаете ли. Это спортсменка, комсомолка, отличница, и просто красавица, понимаете ли!

М-да-а, кажется где-то я похожее уже слышал. Дежа вю, понимаете ли, в чистом виде. Оказывается прекрасный режиссер Гайдай ничего и не выдумывал. Всё взял у оригинала. Как там дальше-то? Дача товарища Саахова? Белый-белый, совсем горячий…

«Перестань заниматься углубленным извращенным самоанализом, – перебила мои мысли Лёлька, – главное, что у нас всё получилось!»

– Разрешите представить вам красу и гордость нашей особой школы, – майор Свиридов подтолкнул меня поближе к высокому начальству. – Благодаря идее этой незаурядной личности нам удалось создать уникальное оружие.

У Тимошенко от удивления начала опускаться челюсть. Неудобно-то как! Вогнали уважаемого человека в классический ступор, так подробно и давно описанный отечественными специалистами психиатрии. Надо что-то делать. Спасать уважаемого человека. Хуже нет потери лица у высокого начальства. Уже давно доказано, что по закону сообщающихся сосудов дурное настроение командира отражается на подчиненных.

– Курсант Воронцова! – по-молодецки гаркнул я. А так как голос у Лёльки от природы был звонкий и чистый, совсем непрокуренный, то получилось громко. Даже очень. Все вздрогнули. Даже мой шеф. Хотя к крикам он должен уже привыкнуть. Не первый месяц в НКВД служит.

– Идея реализована на базе особой школы при всемерной поддержке преподавательского состава.

– У меня сегодня день потрясений, – признался Тимошенко. – У вас случайно ещё ничего нет в загашнике?

– Есть, – скромно признался Берия и опустил глаза. – Три английских шпиона, два турецких, четверо финских, парочка японских. Между прочим, все взяты с поличным. У каждого обнаружен радиопередатчик, шифроблокноты, наборы ядов. Все дали признательные показания. Теперь можно вести радиоигру с вражескими спецслужбами.

– Сурово у вас, – восхитился Тимошенко. – Можете вы с врагами народа разбираться.

– Вы думаете, мы этих шпионов били? Ни-ни! – замахал руками Лаврентий Палыч. – Сами во всём признались после тёплой беседы. Да и физическое воздействие – не наш метод. Совсем не наш. Врут про нас много. Не педагогично это. Да и великие наставники прошлого Песталоцци с Ушинским всегда были против бития… Хотя, честно говоря, так и хочется какого нибудь ворюгу вот так, собственными руками, ух! А мы ещё и гранотометик подствольный покажем. Замечательная вещь, скажу я вам. Для диверсанта или пехотинца самое то.

– И это тоже ваша идея? – восхитился Тимошенко.

– Никак нет. Это плод совместной разработки с инструктором по минно-подрывному делу Бабах…, то есть, капитаном Нефедьевым.

Когда начальники меня отпустили, я вздохнул с облегчением. Всё-таки, общаться с ними приходилось осторожно. Слово как пуля: вылетит, обратно в ствол не загонишь. Я вернулся к своим. Наших девчонок окружила толпа разведчиков. Всем хотелось пообщаться с нами, героинями учений. Одним словом, мы обменивались ценным опытом. Как же без этого.

– Девчонки, давайте переписываться…

– А вы нам карточки пришлёте?

– Можно вас пригласить в театр?

К нам пробился майор в камуфляжной куртке. Расцветка, на мой взгляд, немного архаичная, но надо признать, тон выбран верный. Ведь могли же комбезы делать у нас. А то почитаешь на форумах германофилов юных – «фельдграу, федьдграу, ваффен эсэс». Иуды. Козлы вонючие. Родину продают. Пример явного низкопоклонства перед Западом. Вернусь в своё тело и время, непременно этих уродов моральных вздрючу. Ей-ей, вздрючу. Но только по интернету.

– Наташа! – обратился он к нашей Принцессе, – а ты откуда здесь?

– Как и ты, на учениях.

– Так это мы за вами охотились? За соплюхами? – удивился майор. – Ещё никто от меня не уходил. А ваша группа умудрялась выскальзывать, как…

– Без гипербол и сравнений, – засмеялась старший лейтенант. – Замучили вы нас, товарищ майор.

– Ещё неизвестно, кто кого замучил. Мои бойцы прокляли всё на свете, за вами бегая. Два раза пришлось собак менять, без сил падали. Мы не могли просчитать ваши дальнейшие действия. Нестандартные шаги предпринимали. Первый раз с такими нелогичными поступками диверсантов встретился. А с болотом вы нас здорово обули. Влетели по самые эти, пупки…

Хочется верить, что после таких учений самые большие начальники сделали правильные выводы и осознали важность целенаправленной подготовки. Жалко, что в Союзе была всего одна школа, подобная нашей, где в течение нескольких лет готовили настоящих профессионалов. Как ни странно, в то время о специальной подготовке диверсантов почти ни в одной стране мира не задумывались. По большому счёту, уровень подготовки можно было назвать – образно, конечно – любительским. Даже широко разрекламированный полк «Бранденбург» не так уж далеко ушёл. Дотошность немцев, пунктуальность, четкость при подготовке всё равно не сделала из солдат этих частей сверхсолдат. Здесь больше мифов и выдуманных историй, чем реальных успехов. Хотя надо отметить, интересные операции были, но они удавались за счёт самородков и явных талантов. Вся тренировка в те годы застыла на уровне типичных разведгрупп армейского уровня, чуть лучше или хуже.

Настоящий классический диверсант – это не только физическая подготовка, подрывное дело, рукомашество и дрыгоножество. В первую очередь, это сплав высокого интеллекта, прекрасного образования, широкого кругозора и спецподготовки. В тридцатые, сороковые, пятидесятые годы, да и намного позднее диверсант представлял собой обычного солдата или офицера, только обученного навыкам проведения простейших диверсионных операций и организации примитивного саботажа. Хотя во все времена полководцы придавали особое значение операциям в тылу противника с целью нанесения ущерба или снижения его боеготовности. В годы второй мировой войны все воюющие стороны использовали один шаблон. Быстро и много. Если из десяти заброшенных групп девять погибнет, а одна выполнит задание, то это уже огромный успех. Удачная диверсия оправдывает все жертвы и затраченные средства. Здесь некоторые могут возразить, а как же великолепные ниндзя?

Увы, и это тоже миф, к тому же раздутый до чудовищных размеров кинематографистами. Ничего героического у них не было. Они – обычные профессиональные убийцы, не более того. Перерезать глотку пьяненькому самураю, сладко похрапывающему под забором, особой подготовки не требуется. А выпивать они умели, как и любой профессиональный военный. А вот в честном бою дворяне, даже среднего уровня подготовки, гоняли этих пресловутых душегубов прошлых времен в хвост и гриву. Да и не было у касты убийц в подготовке ничего такого, чего бы не знали и не умели самураи. Даже лучше и профессиональнее. А подло, исподтишка можно прикончить любого, даже президента страны. Что мы и видели в нашей истории. А первыми в мире прорыв в подготовке настоящих мастеров тихой войны совершили в Советском Союзе. Примерно в середине тридцатых годов была, наконец, реализована идея о создании специального учебного заведения, в котором на высочайшем уровне готовили настоящих профессионалов военного дела. Для этого по крупицам со всего мира собирали секретные приёмы и методики подготовки. Для этого перешерстили известные техники единоборств, даже печально известные ордена ассасинов. Да, в ряде направлений были свои достижения. Но в чистом виде для спецподготовки к современным условиям они не подходили.

К тому же вся суть советской власти не принимала идею воспитания только типичных убийц. Нужны были строители и защитники идей социализма. Здесь требовалось найти некий волшебный камень, который бы чудесным образом трансформировал экзотические техники в совершенно новый продукт. И он был найден. Энтузиасты на уровне интуиции и озарения смогли найти то, что позволяло подготавливать широко образованного командира, воина и профессионала. Здесь была одна проблема. Как втолкнуть за пять-шесть лет знания и умения, которые при обычных традиционных подходах надо изучать не менее двенадцати-пятнадцати лет. И с этим удалось справиться. Поразительно: в те времена без компьютерных технологий, интерактивных досок, последних достижений психологии обучения удалось добиться не простого усвоения информации, а получения практических навыков по её использованию. Были найдены методы, позволяющие за короткий срок не просто пробежать курсы физики, химии, математики, биологии, иностранного языка и так далее. А понять суть и уметь пользоваться. Правда, для этого пришлось искать способных учеников.

Отбор был жесточайший. Спецгруппа НКВД, которая проводила набор курсантов, отбирала в первую очередь подростков с природным абсолютным здоровьем, крепкой психикой, устойчивыми моральными качествами. До пятого колена просвечивали родословную. Отсеивали сразу тех, у кого были в роду разведённые, алкоголики, с отклонениями в психике, дезертиры, попавшие в плен, сластолюбцы. Причём не отторгали выходцев из дворян, священников и аристократов. Это же типичные служилые роды, в которых сама жизнь за столетия служения выжгла гниль. Хотя ещё в начале тридцатых годов действовали серьёзные ограничения для потомков бывших. Об этом много говорили, писали. Но когда дело доходило до практики, те же бдительные органы, которые по идее должны были пресекать любые поползновения со стороны бывших, их свободно пропускали. Мы с высоты сегодняшних дней можем назвать подобный жёсткий отбор генетическим тестом, евгеникой, хотя тогда подобные взгляды шельмовались в советской печати как реакционные и буржуазные. Но как только речь заходила о практической реализации, всю политическую трескотню пускали побоку. На войне плакатом вражеский танк не подобьёшь, а вот обычная бутылка с спецжидкостью это сделает. Просто нужен тот, кто умеет пользоваться этим примитивным, но очень опасным снарядом.

Разумеется, размахнуться и швырнуть поллитра не сложно. Среднестатистический пьяница за свою мирную жизнь перекидал в кусты бессчетное количество стеклотары. Но это совсем не говорит о том, что он из укрытия с двадцати метров сможет даже попасть в бронированную махину размером с настоящую хату. А вот подготовленный человек бросит и попадет ёмкостью, куда надо. При этом никто и рассмотреть не успеет, откуда и кто метнул «сюрприз». А танку хана. Всё же такое специфическое учебное заведение с момента открытия на несколько десятков лет опередило своё время. Уровень подготовки намного превосходил требования армейцев той поры. Хотели как лучше, а получалось в разы лучше, чем планировали. Избыточная мощность ставила всех в тупик. Поэтому в те годы армейцы постарались сбросить с своей шеи эту непонятную школу. Поэтому шефство над ней взяли партийные органы. Действительно, полученные кадры можно было использовать по линии Коминтерна в нужных странах. Но и у них вскоре пропало желание тащить на себе весьма дорогостоящий экспериментальный проект. На короткое время засветился даже комсомол: всё-таки набранный молодняк был сплошь из юных комсомольцев. Так и перебрасывали спецшколу, словно футбольный мяч на школьной перемене. А потом и вовсе надумали закрыть.

Её спас Лаврентий Павлович Берия через два месяца после прихода заместителем народного комиссара внутренних дел. Он посетил её и был поражен тем, что умели и знали совсем зелёные мальчишки и девчонки. Они превзошли по всем параметрам здоровых тренированных бойцов. Берия даже пошёл на жёсткий конфликт с Ежовым, который был противником этой школы. До сих пор непонятно, почему он отважился превысить должностные полномочия в своём стремлении любой ценой уничтожить учебное заведение. Судя по отрывочным сведениям, будущий нарком с этим вопросом пробился на приём к Сталину, где доказал необходимость сохранения спецшколы. До войны успели сделать только один полноценный выпуск численностью примерно в штатную роту. Курс, где училась Лёлька, был первым. В мае сорок первого года полновесные спецы после выпускных экзаменов разъедутся по частям. А летом должен быть второй набор. И затем спецшкола должна функционировать в обычном режиме, то есть, каждый год производить приём.

Но я знал одно. Скоро война поставит крест на этих планах. А вся подготовка спецов долгие годы будет вестись по значительно сокращенной программе. Диверсантов фронт требовал много. Качество пришлось восполнять количеством. К сожалению, в неразберихе первого периода войны первых выпускников спецшколы использовали не совсем удачно. Всех раскидали по одному в подразделения разного уровня подготовки. К тому же, нередко, на должности, которые были далеки от специальности. Лишь три группы диверсов оказались полностью укомплектованы выпускниками спецшколы. А это тридцать бойцов. На фоне масштабных сражений это даже не капля в море, а капля капли. Но и их хватило, чтобы фашистам небо с овчинку показалось. Как ни старались их перехватить, а наши осназовцы выскальзывали практически без потерь из облав и ловушек.

Уровень мастерства был просто запредельным для условий войны. А если бы групп такого уровня было десятки и сотни, то я был абсолютно уверен, что наша Победа наступила бы раньше на три-четыре месяца, а то и больше. Беда пришла намного позднее с той стороны, откуда и не ждали. Специалист по кукурузе Никита Сергеевич, дилетант во всех сферах и скрытый троцкист, поставит крест на этой уникальной школе. Он лично подписал документ о её ликвидации, пояснив, что это наследие сталино-бериевского прошлого в новых условиях уже не актуально. Как это похоже на действия Горбачева и Ельцина, когда те с лёгкостью неимоверной уничтожали целые перспективные направления в оборонной сфере, научной, космической, да и хозяйственной тоже! Насколько я помнил, даже в моё время подобного учебного заведения не было. Разумеется, кафедры разведки действуют во многих военных учебных заведениях, в той же Рязани. Но при всём моём уважении, это всё же не специальная школа ОСНАЗа. Хотя какая это школа, когда полный курс обучения превышал шесть лет! На первый курс приходили прыщавые нескладные мальчики и девочки, а выходили матерые волки с академическим образованием, после которого прямой путь только в аспирантуру.

После учений нам дали аж целых два дня выходных с увольнительной. Лёлька, естественно, решила повидаться с родителями. Постепенно у неё дела с управлением собственностью, то бишь, телом, начали улучшаться. Лёлька некоторое время могла управлять своими движениями. Правда, выходило ещё коряво, да и уставала быстро. Со стороны казалось, будто девчонка напилась до полной потери пространственной ориентации. Наблюдать такое, наверно, было весьма забавно. Мы подобные эксперименты проводили в одиночестве, чтобы не пугать курсантов и преподавателей. Хотя Лёлька была в полном восторге. Я её прекрасно понимал. Всё же какое это счастье, чувствовать своё тело, каждую клеточку. Мне лишь оставалось комментировать эти попытки, насколько это возможно с моей стороны, без иронии. Лёлька тем не менее мои туповатые шуточки воспринимала с юмором.

По железной дороге ехать всего ничего. Часа три. В этом времени я по «чугунке» ехал первый раз. Да и вообще, за пределами школы, не считая учений и полигонов, я ещё не был. Мне было интересно наблюдать, как жили советские люди. Первое, что меня поразило, это почти у всех граждан СССР доброжелательные лица, улыбки. Молодёжь вообще выглядела задорно. Много шуток и смеха. Чуть ли не у каждого гитара, гармошка, мандалина, да и балалайки не редкость. Похоже, мода такая была. Петь и играть хотя бы частушки должен каждый. Это совсем не вязалось с тем образом, который нам рисовали либеральные СМИ. А где же страх? Где мрачные и злые сотрудники спецорганов? Где «воронки», которые, по идее, должны сновать туда-сюда. Вон стоит милиционер, и, похоже, его никто не боится. Наоборот. Деревенского вида дедок спрашивает у него дорогу. Если в толпе толкнут, то обязательно извинятся.

Мне приходилось читать про эти времена. Особо, конечно, не шиковали. Но и откровенно заморенных людей я не видел. Да и одеты все чистенько, пусть даже не совсем модно, естественно, с моей точки зрения. К моему удивлению, автомобилей было много. Вот этого я не ожидал совсем. Хотя и гужевого транспорта наблюдалось с избытком. Изделия отечественного автопрома бодро бегали по дорогам, громко рыча. Даже мелькнула небольшая колонная из бронеавтомобилей. Я только головой успевал вертеть во все стороны. Понятно, что домá соответствовали эпохе. Особого разнообразия отделочных материалов, брусчатки и прочих плиток не было, но порядок чувствовался во всём. Надо же, коммунальная служба практически вся была укомплектована гужевым транспортом, а все улицы и тротуары были вылизаны. И опять же, явного мата я не слышал, так же, как и распространенной у нас «фени». Разумеется, отпускали мужички выражения, но умудрялись передать свои эмоции без матерщины, при помощи сложных конструкций и гипербол. Хотя было понятно, что они подразумевали ввиду или кого, точнее чего. А при женщинах и детях подобные обороты использовать – табу.

Если судить по фильмам современных режиссёров, то уголовные элементы должны были бродить по улицам целыми косяками и отсвечивать своими фиксами. Но не было их! Точнее, мне не встречались. По крайней мере, старательно маскировались под порядочного человека. Как говорила в таком случае управдом Варвара Сергеевна, а я им не верю. После революции и, в первые годы советской власти к уголовным лицам относились с некоторым сочувствием. Романтики от революции ещё какое-то время наивно полагали, что вины урок в том, что они сидели за преступления в царских тюрьмах, нет. Это всё проклятое самодержавие доводило классово близких людей до того, что они начинали грабить и убивать. А вот теперь, когда с прошлым покончено, все криминальные личности вмиг образумятся, раскаются и начнут новую жизнь для построения светлого будущего. Через несколько лет эти иллюзии примитивно мыслящих интеллигентов рассосались в суровой действительности, подобно куску рафинада в стакане чая.

Уголовный мир перестраиваться и не собирался. Наоборот. После окончания тяжелой гражданской войны криминалитет воспрял духом и начал сколачиваться в мощную структуру. Увещевания и душеспасительные беседы записных придурковатых пропагандистов для этой прослойки были как мёртвому припарки. Правда, надо признать, что в те времена молодая исправительная система СССР сделала настоящий прорыв. До этого во всём мире вся пеницитарная структура была заточена только на наказание преступника. А вот серьёзную работу по исправлению заблудших впервые начали в Советском Союзе. Успехи достигнуты огромные. Лучшие педагоги, психологи разработали цельную программу перевоспитания. Кстати, работы талантливого Макаренко – лишь часть общего вклада, и совершенно неверно вырывать их из общего контекста.

Немного погодя все буржуазные страны, особо не афишируя, практически без изменений перенесли эту систему чуть ли не целиком к себе. А чтобы скрыть прямое заимствование, заменили термины. По сути дела, все сегодняшние разработки в этой сфере базируются на достижениях советских энтузиастов тридцатых, сороковых и пятидесятых годов. Ничего нового здесь придумать невозможно. Но какие бы замечательные условия не создавались в тюрьмах и зонах, если у человека изначально душа с неисправимыми дефектами, то все усилия окажутся бесполезными. Патология даст о себе знать в любом случае. Рецидивы обеспечены. В данном случае надо смотреть на человека с точки зрения законов Кармы, Добра и Зла. Света и Тьмы. А это уже высшая философия Веры и Неверия.

Попробуйте сами провести небольшой эксперимент сами с собой. Если вы, предположим, курите или выпиваете, скажем так, в меру, – попытайтесь бросить. С этой минуты. Раз и навсегда. До гробовой доски. До кладбищенского креста. Интересно, сколько вы продержитесь без зелья? Представляю, какие муки будут испытывать курильщики и слегка выпивающие. Вас будет ломать. Ведь курильщики и пьяницы – те же самые наркоманы. В голове будет биться только одна мысль: закурить, закурить, закурить… Или же: выпить, выпить, выпить. И базу оправдательную для этого подберёте. Типа: ну подумаешь, курю! Так ведь легко брошу. Когда-нибудь, если захочу.

Даже курящая женщина, будучи беременной, не расстаётся с сигаретой и находит любой повод, чтобы оправдать себя. О здоровье ребёнка не думает. Так же и любители залить за воротник. А я и не пьяница совсем! Вот похмелюсь, и на неё, проклятую, неделю… нет, три дня точно смотреть не буду. А тянуть вас к этому станет!

Теперь только представьте себе: а что чувствует особь с деформацией души. Какие страсти у него внутри кипят. Их-то никому и не видно. А они в сотни раз сильнее, чем у того же курильщика со стажем. И так хочется реализовать своё желание, которое переходит все моральные ограничения! Если уж относительно адекватный человек не может перебороть привязанность к эфемерному наслаждению, то что говорить про тех, у кого дьявольская страсть? Они практически всю жизнь служат ей. Педофилы, извращенцы, воры, проститутки, грабители. Она толкает их…

«И чего это вдруг нас потянуло на размышления о природе извращений человеческой психики? – Прервала Лёлька мои аллюзии на эту тему. – Вы полагаете, молодой человек, что желание, переходящее все морально-этические границы, превращается в болезненное навязчивое состояние, именуемое страстью. А от неё до маниакальной шизофрении остаётся небольшой шажок.»

– Опять мы мои мысли подслушиваешь. Во-первых; это нечестно…

«»А во-вторых, ты так оглушительно философствуешь про себя, что мне некуда от тебя деваться. А в-третьих, я имею полное моральное право знать, что замышляет подселенец. А то, понимаешь, проник в нежный девичий организм типичной аскаридой. Нежелательным сперматозоидом со всеми вытекающими. Благоденствует. Ему тепло, светло. А я, между прочим, также имею право на своё тело. А чтение твоих мыслей для меня лишь жалкая компенсация за те мучения, которые я испытываю.»

– Это твоё оправдание не имеет юридической базы… – попробовал защищаться я от её нападок.

«Короче, Склифосовский», – хмыкнула Лёлька. Она часто заставляла меня мысленно прокручивать фильмы, вспоминать прочитанные книги. По её словам, она смотрела их в объёмном изображении, словно сама участвовала в событиях, наравне с главными героями. Нашим технологиям до такого ещё далеко. А здесь, от меня хоть какая то польза, в смысле получение интересной информации. И, как оказалось, знал я, по словам Лёльки, очень много. Впору гордиться. Да и для меня была отличная возможность тренировки на устойчивость внимания. Стоило только отвлечься, как внутренний экран «гас». На что единственная зрительница выражала своё негодование: типа, сапожник! Крути кино! Поэтому быстро нахваталась цитат.

«И, чего ты там дальше про мутации души надумал?»

– Я попытался провести параллель между книгами Григория Климова, исследователя Льва Гумилева и криминалиста Ломброзо. Пожалуй, они правы, пусть даже каждый использовал свою терминологию для объяснения. Есть общее начало между террористами всех мастей и религиозной окраски, троцкистами, либерал- демократами, профессиональными революционерами, нашими упёртыми блоггерами, представителями криминального мира, политиками. Это крайняя форма фанатизма, экстремизма в достижении личных целей. Причём они их часто маскируют. Не важно, на каком поприще эти деятели себя проявляют. Политическом, творческом, уголовном, религиозном… Результат один и тот же. Мало того, на мой взгляд, проявляются интересные тенденции. А именно: можно выявить устойчивые роды, которые постоянно поставляют представителей данного типа. Примеры? Пожалуйста. Возьмем линию Гайдаров. Далеко заходить не буду. Но начну с отца – талантливого и мною любимого детского писателя Аркадия Гайдара.

Так вот, его отец дезертировал с фронта. Судя по воспоминаниям, он в роте проводил подрывную работу, разлагал солдат. Ну и что, что это была война империалистическая? Патриотизм и защита родной земли есть базовое состояние любого мужчины. Нормального, естественно. Поэтому не удивительно, что Аркадий так горячо воспринял идеи мировой революции. Однако вскоре его романтика после первых боев испарилась. Он, совсем ещё мальчишка, увидел весь ужас кровавой бойни гражданской войны. Не случайно позже пытался забыть это при помощи алкоголя. Лица убитых друзей и противников постоянно вставали перед ним. Поэтическая душа не могла вынести этого. Даже лечился в психиатрической лечебнице. Но идеи социализма для него были понятиями святыми и чистыми.

Его приёмный сын Тимур, в годы советской власти достигший больших высот, тем не менее во времена «горбачевщины» примкнул к обществу, где либеральные писатели и журналисты практически в открытую боролись против своей страны, против социализма. Теперь его сын – Егор, идеолог и проводник либеральных фашистских реформ. Работал в журнале «Коммунист», писал статьи в поддержку власти. Естественно, был партийным. Но дорвавшись до премьерства, отрёкся от прежних взглядов и осуществил самым бесчеловечным способом насаждение колониального капитализма в стране. Сын экс-премьера, насколько мне известно, экономист по образованию, продолжает дело папаши по дальнейшему «углублению, развитию и насаждению» либеральных, западных и чуждых нам, ценностей.

Дочка Машенька – отдельная частушка с притопом и прихлопом. Так же стоит на этих позициях. Но, будучи при власти в Кирове, под началом либерального друга-губернатора, по упорным слухам, сбила на машине тринадцатилетнюю девочку. Дело, естественно, замяли. А наша Машулечка тут же уехала в Америку – «как бы учиться». Вернувшись, тут же начала опять проталкивать бредовые идеи. По мнению некоторых мистиков, то, что на протяжении века с лишним этот род поставляет подобные клоны, не случайно. Взять того же оппозиционера Удальцова. Его прабабушка Залкинд в годы революции столько крови русских людей пролила, на десять поколений вперёд хватит, да и ещё останется. Только одна история с расстрелом в Крыму бывших участников белого движения чего стоит! А ведь им вначале дали обещание, что преследовать не будут, если они сами не начнут бороться против советской власти.

А Троцкий тут же издал приказ об уничтожении, и его рьяно выполнила пламенная «революционерка» Залкинд. Похоже, и правнучек, приди к власти, не остановится перед расправой. А ведь считает, что за светлое будущее сражается. За счастье простого человека. Только вот что-то мне не по себе от таких родовых линий. А если перечислять, сколько у нас во власти потомков «профессиональных революционеров» – и дня не хватит. И почти у каждого внутри родовая «закладка». И эта программа, нацеленная на разрушительную работу, не важно, против какой системы, ждёт своего включения…

«Ничего необычного, – вставила Лёлька, – моя бабушка всегда говорила – по роду и порода. Прежде чем жениться или выйти замуж, сначала посмотри на предков до седьмого колена. Есть род окаянный, а есть покаянный. У меня, товарищ сержантиха, складывается такое впечатление, что вы об этих древних истинах в будущем забыли совсем.»

– Просто ты не знакома с возможностями наших средств массовой дезинформации. Так задурят, что чертям тошно. Между прочим, у вас здесь просто информационный курорт по сравнению с моим временем. Лично я отдыхаю и совсем не ощущаю действия коммунистического агитпрома. По мне, несерьёзно как-то. Видимо, выработался иммунитет в светлом будущем.

«Порой ты рассуждаешь как классовый враг. До сих пор к твоему образу мышления не привыкну. Такое ощущение, что у тебя, дорогой мой нахлебник, полная каша в голове. По многим вопросам нет чёткой и ясной позиции. Говоришь, что принимаешь Бога, а сам со своей верой или неверием не определился. Убеждаешь меня, как ты за справедливость готов бороться, а самых элементарных понятий не выработал. Полагаешь, что Родину любишь, а ради неё и жертвовать особо не собираешься. А вот мелкобуржуазные, мещанские интересы у тебя читаются очень даже легко. А твой цинизм, отрицание простых, очевидных вещей? Глумление над прошлым?»

«Вот так, дорогой мой. Интонации тебя выдают. Впрочем, ты их и не скрываешь, так как они уже вбиты в тебя практически на бессознательном уровне. Да ты не дёргайся, не дёргайся. Временами я думаю: чем же так опоили ваше поколение в будущем, если вы все так думаете? Вот ты мне про зомби рассказывал и показывал. Страшилки ваши. Не скрою – впечатляет. А ведь фильмы ваши и не врут. Вы там, в своём гнилом будущем, и есть самые настоящие зомби. Да, ты не ослышался – гнилом. Только признаться себе в этом боитесь. Если честно говорить, вы не социальную систему заменили одну на другую. Вы страну предали за пустые обещания продажных политиков и зелёные бумажки. Ради этого уничтожили всю свою промышленность и сельское хозяйство. Временами я думаю: а стоило нам здесь такие жертвы приносить, чтобы вот такие внуки-правнуки у нас были? Ради чего? А я, между прочим, верю в светлые идеалы социализма и коммунизма.»

«Капитализм и такие понятия, как «человек человеку товарищ и брат», вещи несовместимые. Фашисты, ты сам рассказывал, хотели от нашего народа всего сорок миллионов в живых оставить в качестве рабов. Так вы там, теперь своими руками себя же и уничтожаете. Если вы сами внутри себя не хотите перемен к лучшему, то никто вам их устраивать и не будет. Власти вашей это только и надо. Видите ли, нас они критикуют. За репрессии, за тридцать седьмой год! Да вы просто прикрываете своими гнусными делами то, что сами творите. Вы уже давно нас переплюнули по всем этим спорным моментам. Пугаете сами себя массовыми расстрелами, якобы, невинных. По большому счету, у вас настоящих врагов народа в несколько раз больше, чем у нас. Да если бы ваши власти по-настоящему, а не на словах, принялись за чистку, то все бы наши процессы детским лепетом показались. Только вот духу у вас на такую открытую борьбу с врагами народа не хватит.»

«Всю грязную пропаганду против нас ведёте на деньги олигархов и продажных министров. Для них отказаться от бешеных денег, которые они бесконтрольно выкачивают из страны, невозможно.»

Лёлька говорила спокойным, даже немного скучным голосом. А оттого её слова били наповал. Она совсем точно назвала диагноз нашего поколения и нашей эпохи. Мы просто сгнили. Сгнили, начиная от самого высшего политического верха, представленного законченными подонками, и до самого нижнего уровня общества. Разумеется, мне хотелось защитить свою эпоху просто из самолюбия. Да только вот аргументы у меня, признаться, и в самом деле были никудышные. Да я и сам хорош. Про Сталина рассказывал ей то, что нам вдалбливали в будущем днём и ночью по всем каналам. А здесь живут такие же люди со своими проблемами, заботами, надеждами на будущее. И они так же любят свою страну победившего социализма. И недовольство своё проявляют, по тому или иному вопросу.

Не сказать, что все запуганные ходят. Многие из них не знают, что очень скоро всё это рухнет, и начнётся ужас войны. А до Победы будет так далеко… Да и мы, потомки, если признаться, её бездарно сдали. А что, например, сделал я лично, чтобы изменить в лучшую сторону, хотя бы на немного, приближающееся будущее? Ну, предложил идею специализированного бесшумного оружия, подствольного гранатомёта, магнитных мин, напалма. Мне приходилось читать кое-что из жанра альтернативной истории. Разные варианты были. А когда сам попал, то, честно говоря, оказалось, что в действительности не так уж и много возможностей у меня. Да и не такие тёмные наши дедушки. Магнитные мины применялись. Наш самородок Бабахыч давно своё время опередил. Несколько типов мин разработал. Думаю, они не один десяток лет на вооружении продержатся. Дёшево, удобно и практично. Приборы бесшумной и беспламенной стрельбы изобрели. Гранатомёты, то есть мортирки надульные, применялись. Да, и тот же самый напалм практически был создан. Действия диверсионных групп тоже тут не в новинку. Да и все те идеи, что предложили мы с Лёлькой, они уже витали в воздухе.

Нужна была лишь точка кристаллизации. Многие авторы-альтернативщики наивно думают: мол, попал в прошлое, выдал идею, а дальше всё по-иному пойдёт. Нет, дорогие мои! Самое главное, – нужно, чтобы для этого была готова подходящая информационная среда. Как говорили классики марсксизма-ленинизма, «созрела ситуация». А эти ребята были далеко не дураки и прекрасно разбирались в таких сложных категориях, как социально-временной континуум. А когда мы с Лёлькой подготовили реферат на тему применения диверсионными группами бесшумного оружия, то оказалось, что все мои знания из будущего на эту тему открытием для здешних спецов не являются. Мне об этом сказал начшколы товарищ Свиридов. Правда, он добавил, что в своей работе вам, Воронцова, удалось проработать вопросы, связанные с практическим применением этого секретного оружия в боевых условиях. Это даже более детально, чем в разведывательных подразделениях вермахта.

Но даже немцы, известные своей тягой к военным новинкам, не придавали особого значения данному направлению. У них вообще не было специального оружия. Первыми к этому подошли англичане в годы войны. Они создали карабин с интегрированным глушителем. Оружие засекретили. А все воюющие стороны применяли до конца войны обычные армейские образцы с наворачивающимися на ствол ПБС. К тому же крайне несовершенными. Пожалуй, наша идея подтолкнёт отечественных оружейных конструкторов к более качественным образцам приборов. И, похоже, наша страна станет первой в этой области. Важно успеть до начала войны выпустить достаточное количество «винторезов». Давно известно, что любое новое оружие оказывает заметное влияние на поле боя, будучи серийным, а не штучным изделием. Я боялся, что всё утонет в проволочках и согласованиях. Признаться, я дедушек не дооценил. Через три недели к нам в школу поступили «наганы» с интегрированными глушителями. Первые стрельбы показали, что старое-новое оружие получилось на славу. В тире я израсходовал несколько десятков патронов. Только лёгкий щелчок ударника по капсюлю и шипящий, чуть слышный выхлоп. А вообще мне револьвер нравился больше, чем пистолет.

Несмотря на неказистую внешность, даже архаичность нагана, стрелять из него было одно удовольствие. Даже относительно маломощный патрон не портил впечатления, точность была великолепная. Отдачи почти не чувствовалось. Надёжность выше всяческих похвал. Гильзы, по которым можно определить тип оружия, не выбрасываются. А специальные пули изготоавливаются из мягкого сплава. При попадании в цель сразу деформируются так, что по ним уже не только нарезы, но даже и калибр сложно определить. Одним словом, мечта профессионального убийцы. Прямых улик не остаётся. Только один недостаток: перезарядка барабана. Даже с учётом того, что у нас были револьверы так называемого офицерского образца с выбросом всех стрелянных гильз сразу, заряжать по одному патрону в камору всё же долго. Хотя при использовании в качестве специального оружия этот недостаток уже роли не играл.

Семи патронов в барабане хватало за глаза. Я всё равно невзначай подсказал Бабахычу идею о специальной обойме для револьверов. Оказалось, что подобные предложения уже были, так что ничего нового с моей стороны. А не внедряли лишь потому, что шло перевооружение на пистолеты, и все предполагали, что история револьверов подошла к своему логическому концу. А теперь выяснялось, что она только начиналась в новом качестве. Немного погодя привезли и четыре первых «винтореза». Оперативно однако, здесь внедряют новинки. Две винтовки были с оптическими прицелами, а две – с диоптрическими. После первых стрельб пришли к выводу, что для такого оружия все же оптика предпочтительнее. Честно говоря, я порадовался за наших оружейников. Винтовка била весьма точно, а главное, значительно уменьшилась шумность.

Внутри поставили амортизаторы, и затвор с пружиной уже не издавал сильного шума. По первому моему впечатлению, местная новинка ничуть не уступала «винторезу» из моего времени. Даже дальность поражения цели оказалась сопоставимой. Ну естественно: тяжелая пуля от мосинки немногим уступала девятимиллиметровой из будущего. Даже по внешнему виду винтовки походили друг на друга. Только глушитель в нашем варианте был толще и немного длиннее, а приклад от ППД с пистолетной ложей тоже оказался весьма удобным. Два типа магазина на десять и двадцать патронов. И первым делом всё это была засекречено. Я удивился, насколько в этом времени бытовала страсть к различного рода секретам и тайнам. У нас, например, вся информация по специальному оружию в свободном доступе. А тут даже инструктора по стрелковой подготовке, показывая нам первые образцы и рассказывая характеристики, понижали голос, втягивали голову в плечи и постоянно озирались по сторонам.

А «винторезы» – так с моей подачи неофициально прозвали винтовки – вызвали у курсантов и преподавателей восхищение. Словно они перед собой настоящие бластеры из фантастических фильмов увидели. Даже руки тряслись, когда касались их. Пару раз я посмеялся над этим. Внутренне, естественно. Но Лёлька заметила, что это мы в своём времени привыкли к чудовищным по своему результату видам вооружения, поэтому такое оружие для тактических задач нам уже кажется мелочью. А на самом деле, это очень страшное оружие. Если грамотно его применять даже на обычном тактическом уровне, оно в итоге окажет стратегическое действие. Здесь я задумался. А ведь Лёлька абсолютно права. Если и в наше время не нашли противоядия против бесшумного оружия, то что же говорить про эту войну? Пусть она по своим масштабам превосходила все битвы, но в основном велась по традиционным схемам, только на более высоком техническом уровне.

Только вся эта машинерия грохочет, лязгает, рычит. А всё равно, в грохоте боя бывалые солдаты определяют по звуку, откуда ведут огонь. Это лишь непосвященному кажется, будто ничего не разберёшь.

Также моё предложение по противотанковым кумулятивным гранатам, хоть и было принято, но и здесь оказалось, что не я один такой умный. Ещё до войны оружейники пытались приручить силу направленного в одну точку взрыва. Однако одного желания было мало. Кумулятивная струя оказалась весьма капризной. Если уж продвинутые в техническом плане немцы так и не смогли создать снаряд, как тогда говорили,«бронепрожигающий», который бы отвечал всем требованиям, то про другие страны и говорить нечего. А про «фауст-патрон» больше мифов до сих пор гуляет по книгам и фильмам. Более или менее приемлемые образцы немцы создали к концу войны. Первые серии вообще были рассчитаны на дальность выстрела в несколько десятков метров, на бросок обычной гранаты.

Да и боеголовка не всегда срабатывала в положенной точке. А некоторые боеприпасы вообще представляли собой не кумулятивный снаряд, а обычный фугасно-осколочный, рассчитанный на поражение живой силы. По сути, та же противотанковая граната, которую при помощи простейшего порохового заряда выбрасывали из трубы. Правда, потом немцы научились бросать гранаты на сто и более метров. Но для этого приходилось задирать оружие и стрелять по миномётному, не столько в цель, сколько в направлении цели. Да и уродливый снаряд в большинстве случае летел не туда, куда надо. Тупая и непропорционально большая голова боеприпаса двигалась с небольшой скоростью. Да и та быстро падала из-за сопротивления воздуха. О стабилизации линии приходилось лишь мечтать. Поэтому солдатам рекомендовали стрелять с тридцати-сорока метров из-за укрытия, практически в упор. В реальности фаустник был настоящим смертником. Одноразовым, как и его чудо-оружие. Выстрел сразу же выдавал позицию. В полевых условиях боя результаты применения были, можно сказать нулевые.

Не случайно же «фауст-патроны» смогли проявить себя, в основном, при штурме городов. Когда действительно можно было подобраться к цели чуть ли не на пистолетный выстрел. Но ведь и матушка-пехота, вооруженная автоматическим оружием не дремала и не давала времени прицелиться. Но, тем не менее, это было дешёвое и грозное оружие. Пусть даже из десяти выстрелов в бронетехнику попадала одна граната, это уже был успех. Поэтому не прекращались попытки улучшить показатели подобной системы. Здесь наилучшие результаты показали настоящие безоткатные пушки и американские гранатомёты «базуки». Если уж говорить о гранатомётах как действительно действенном оружии, то точкой отсчёта надо считать пятидесятые годы прошлого века. Именно тогда специалисты более или менее разобрались в тонкостях фокусировки направленного взрыва и отработали пороховые двигатели для снаряда. Но даже сегодня теоретическая дальность стрельбы реактивной кумулятивной гранатой, в лучшем случае, не превышает пятисот метров. А практическая – триста с небольшим метров. Но попасть в цель надо ещё суметь.

Реальная же дальность намного меньше. За все годы Отечественной войны на долю снарядов с кумулятивной боевой частью зафиксированных поражений техники приходится мизер. Сюда надо включать весьма удачные кумулятивные бомбы, широко применяющиеся Красной Армией во второй половине войны, да и дебильные немецкие магнитные противотанковые мины. А их, по замыслу разработчиков, храбрые немецкие зольдатен должны прилеплять во время массированных атак к уязвимым частям бронемашины, лучше всего к днищу. Ага, так и позволили им беспрепятственно лихо ползать по полю под огнём и лепить тяжеленные дуры к нашим танкам. Лучше бы конечно их использовать для диверсий. Но и здесь они не совсем подходили. Громоздкие, тяжёлые, неудобные, без часового механизма. Для диверсий у немцев были весьма удачные «липучки», удобные и компактные. Также англичане в большом количестве сбрасывали «магнитки» французам.

Надо признать, мины были неплохими. Но, вот исполнители из галлов оказались никудышными. Диверсий с этим прекрасным оружием зафиксировано на удивление мало. Не будет преувеличением сказать, что немцы чуть ли не до конца войны находились во Франции по сравнению с другими оккупированными территориями в тепличных условиях. По крайней мере, земля у захватчиков под ногами не горела. Массовой партизанской войны не было. А по-настоящему болезненные для фашистов операции проводили группы, которые в основном состояли из бывших военнопленных Красной Армии. Именно они составляли солидную долю всего французского сопротивления. Это суровая реальность. Да и самоназвание партизан «маки», красноречиво говорит о красном цвете.

Лишь к сорок четвертому году, к самому концу войны, неугомонный генерал Де Голль всё-таки растормошил «горячих» сограждан и пинками заставил стрелять в направлении бошей, которые, боясь оказаться в кольце, сами уходили из мест дислокации. Верх цинизма, что западные союзники включили Францию в число стран-победительниц фашистской Германии. Это был больше политический шаг: нарастить количественный состав западных союзников, чтобы любой ценой вырвать лавры победителя из рук Советского Союза. Самое поразительное, что на стороне вермахта французов воевало больше, чем в антигитлеровской коалиции. Даже после войны, как бы ни старались, французские кинематографисты и писатели не создали эпических полотен о «героической борьбе» трудового народа с оккупантами. Получилось лишь несколько комедийных фильмов с хохмочками и ужимками, да полумистические, высосанные из одного места истории, связанные с казематами оборонительной линии Мажино.

Правда, был ещё один фильм с претензией на драму – «Старое ружье», где тучноватый врач-очкарик перебил подразделение матёрых вояк-эсесовцев, словно тараканов разношенной тапкой. Показывать и гордиться галлам нечем. Даже в первую мировую войну они смогли устоять лишь благодаря героической помощи русской армии, когда корпус Самсонова оттянул на себя весьма значительные силы немцев. Чего и говорить, в Крымскую капанию французская, английская, турецкая армии, имея подавляющее техническое превосходство, с огромным трудом смогли захватить Севастополь. После длительной осады. А поразительная победа прусской армии в 1870 году тоже говорит о многом. Увы, бесконечные сексуальные подвиги на постельном фронте, прирожденная склонность к шуткам, подколкам и юмору перестают играть роль на поле боя, когда за дело берётся серьёзный противник. Типа «сумрачного немецкого гения» или русского удальца. Здесь ответ легко находится в национальных символах. Галльский петух, забияка, задира, неугомонный топтун в своём курятнике, ни в какое сравнение не идёт с немецким матерым волком, который без страха грызет английского льва. А русский великан-медведь легко отвешивает и тем, и другим.

Меня поражает в мировой истории другое. Каким образом на реальном фоне перманентных поражений удаётся поддерживать имидж мощной европейской державы? Сказки о бесстрашных друзьях-мушкетерах заслонили образ настоящего солдата. Одно дело гонять по пустыне дикие кочевые арабские племена, а другое – настоящий бой с достойным противником. Единственный по-настоящему героический поступок, точнее подвиг, совершила молодая девчонка Жанна д'Арк. Но затем она была фактически предана и продана – своими же! – врагам-англичанам на мучительную казнь.

«Даже у них без нас, девчонок не обошлось, – прервала мои размышления Лёлька, – в данном вопросе я с тобой соглашаюсь полностью. Настоящая история совсем не такая, как показывают её нам. Признаться, я раньше на это внимания не обращала. Действительно, чтобы держать людей под контролем, лучше всего и эффективнее это делать через историю. Создавая нужный фон прошлого, легко управлять настоящим, которое, в свою очередь, воздействует на будущее. И лучшей технологии управления сознанием, чем религия, человечество пока ничего не придумало. Люди могут стойко переносить жажду, голод, временные неудобства. Но если бросить клич, что кто-то покушается на самое святое, на веру предков, то поднимаются практически все. Лично для меня дико, когда у вас в будущем неисчислимые толпы мусульман готовы порвать любого, кто посмеет посягнуть на имя пророка. Согласись, что такую экзальтированную массу людей очень легко натравить на воображаемого врага. А это политика. Если смотреть правде в глаза, то религия и есть продолжение политики.»

Два дня отпуска пролетели мгновенно. Я понимал, что для Лёльки это настоящий праздник. Поэтому насколько мог, давал ей возможность пообщаться с мамой и братишками Ваней и Лёшкой. Постепенно к ней возвращалась способность управлять своим телом. Она уже могла часа три контролировать себя. Мне же оставалось лишь тихонечко сидеть непонятно где и наблюдать со стороны. Теперь я понимаю Лёльку. Какое это невыносимое наказание, не иметь возможности двигаться. И моё уважение к ней только возрастало. Действительно, она неординарный человек. В воскресенье мы поехали в свою школу. На носу были выпускные экзамены, и теперь все наши совместные усилия были направлены на защиту диплома с отличием.

Хотя у меня был опыт, но, признаться, я волновался. У нас всё равно было огромное преимущество по сравнению с другими сокурсниками. Каждый из них варился с собственном соку, а мы вдвоём – сила. А потом на торжественном построении вручили, если так можно выразиться, новенькие петлицы лейтенантов. Признаться, мне хотелось погоны. Всё-таки с ними лучше. Что ж, подождём три года, когда верховный главнокомандующий подпишет приказ о введении их в войсках. Понятно, что посторонних никого не было. Всё же мы – закрытая школа. Лишь из наркомата с поздравлениями выступило несколько человек. А всё равно обстановка была торжественной. Мы же первый выпуск! А первым быть всегда почетно, особенно при первой брачной ночи.

Даже я испытывал лёгкую грусть, хотя и проучился всего ничего, а вот Лёлька у меня расчувствовалась. Я не переставал удивляться, как это у неё все переплетено: проницательный ум, беспощадная порой ирония и повышенная чувствительность. А всё же мне повезло с ней! Я, признаться, удачно залетел. А ведь мог нарваться на полную дуру. Не жизнь бы была, а полная маета.

«Повезло ему, – пробурчала Лёлька, – залётный ты наш. Жалко, что тебе полная дурёха не досталась, да ещё преклонного возраста с явными признаками старческого слабоумия.»

– Ужас! Как же ты тогда без меня была бы?

«Не то слово…»

А потом для нас устроили небольшой праздничный обед. Честно говоря, нашу столовую превратили в уютный ресторан. А для нас, теперь уже командиров, на столы поставили несколько бутылок лёгкого вина, чуть покрепче лимонада. Для свежеприготовленных лейтенантов с прекрасным аппетитом, отменным здоровьем и теоретической подготовкой на тему, как споить собеседника, а самому остаться трезвым, это прошло незаметно. Хотя гордости за выпуск прибавило. Если на столе вино, значит, уважают и ценят. В общей сложности каждому из нас досталось по бокалу с четвертью эрзац-алкоголя. Дали понять, что вино и звание командира НКВД между собой полные антагонисты. Ну-ну, до чего же наивны большие начальники. Они не видели, как в моём времени отмечают события выпускники средней школы. А про прочих я уж промолчу. Лёлька грустила, да и я за эти неполные два месяца уже привык к своим новым товарищам. Курс у нас был не очень большим, успел познакомиться со всеми. Прекрасные парни и девчонки. Даже сердце сжималось от мысли, что через месяц с небольшим многим из нас придётся на практике показывать свои знания и умения. И кто из нас доживет до Победы? И что я могу сделать ещё полезного за это время?

Наши усилия по внедрению нового оружия не пропали даром. Мне, то есть лейтенанту Ольге Воронцовой предложили должность в отделе по разработке новых систем вооружений НКВД, но мы единогласно приняли решение служить на западном участке. Принцесса, Бабахыч и начшколы такой выбор одобрили. Годик-другой потянуть солдатскую лямку даже полезно, а уж потом перевод в отдел обеспечен, даже несмотря на наши возражения. Правда, предупредили: если у нас родятся новые идеи, тут же напрямую обращаться к капитану, теперь уже майору Нефедьеву. Его сразу же после нашего выпуска перевели в этот отдел, где он развернулся на полную катушку. Перед этим мы успели передать ему примитивную схему противотанкового гранатомёта в двух вариантах – многоразовом и одноразовому. Бабахыч тут же вспомнил, что не так давно на вооружение поступали динамореактивные пушки Курчевского, но вскоре их всё же сняли и спрятали на склады. Практически, те же самые гранатомёты.

Если к ним разработать кумулятивный снаряд, то получится весьма грозное оружие для пехоты. Характеристики по точности и дальности выше, чем у американской «базуки» М1 разработки 1942 года и пресловутого панцер-фауста. Правда, это плечевая пушка была сложнее и дороже в производстве, чем привычный в моём времени гранатомёт. На первых порах можно выпускать и её: схема и технология отработана, чтобы на первое время поставить в войска. А дальше спокойно отрабатывать схему классического гранатомёта, который в дальнейшем сменит более дорогое изделие системы Курчевского. Бабахыч в свою очередь порадовал новостями. Первые ручные кумулятивные гранаты со стабилизирующей лентой-парашютом проходят испытания. Сразу выявились слабые места. Проблемы с взрывателем. Очень сложно подобрать момент срабатывания, да и формирование направленного взрыва – дело далеко не простое. Ну это мы прекрасно знаем. С подобными проблемами чуть позже столкнутся американцы и немцы.

А мы их здесь и опередим, причём, значительно. Бабахыч рассказал, что весьма умные люди из серьёзной конторы рассчитали оптимальный угол воронки, и через несколько дней усовершенствованный вариант пройдёт очередное испытание. Я так полагаю, эти умные люди находятся в какой нибудь «шарашке». Может кому-то это покажется необычным, но с высоты нашего времени я бы ещё в 1940 году многих конструкторов и учёных загнал в подобные заведения лишь с одной целью – как можно быстрее подготовиться к войне. Чем быстрее мы развернёмся, тем меньше будет жертв как среди солдат, так и мирных жителей. А мы здесь проигрывали немцам катастрофически. Скажем прямо.

В верхних эшелонах власти прекрасно понимали, какие испытания выпадут стране в самое ближайшее время. Поэтому хватались за любую возможность подготовиться к беде. Даже предложения, по сути дела, соплюхи из школы ОСНАЗа тут же были взяты на заметку и за считанные недели воплощены в жизнь. Такая оперативность меня, честно говоря, поражала. Понятно, что по качеству отделки, внешнему виду мы уступали на этом этапе всем ведущим индустриальным странам. Ещё двенадцать лет назад Россия была типичной аграрной страной, где до революции восемьдесят процентов населения оставались практически неграмотными. Даже на самом современном станке малоквалифицированный рабочий будет гнать один брак.

Мало построить заводы, фабрики, МТС, оснастить их станками и прочим оборудованием. К ним нужны ещё электростанции, нефтехимия, дороги, линии электропередач, подстанции, ВУЗы, техникумы, школы. А чтобы подготовить грамотного инженера вместе с учёбой надо затратить не менее десяти лет. Токарь средней квалификации получается на шестой-седьмой год постоянной работы по специальности. Здесь можно легко подсчитать, самый массовый приём в вузы и техникумы начался в 1934-1935 годах. Именно в эти годы скачкообразно увеличилось количество высших и средне-технических учебных заведений. И только в прошлом, в 1940, и в этом году дипломированные специалисты массового выпуска начнут приходить на производство. С началом войны многих из них призовут на фронт, и опять на долгие годы провал в грамотных кадрах на производстве. Так же и в военных училищах. Первая волна командиров пойдёт в войска в этом году, а ещё большая часть в будущем 1942 году.

А отсюда небольшой налёт у молодых лётчиков, недостаток практики у танкистов, отсутствие необходимого командирского опыта у командиров взводов. И многие из них просто не успеют его получить. Полягут ребятишки в первые месяцы войны. Кто бы знал, как тяжело нести в себе страшные знания о близком будущем. Но и предки прекрасно понимали, для чего Гитлер захватил Польшу. Иллюзий не питали, но только не могли предположить, какой силы удар будет нанесен по стране. И как я убеждался лично, стране элементарно не хватало времени подготовиться. Не зря же говорят, что на войне нужны в первую очередь деньги, деньги и ещё раз деньги. А взять-то их было и негде. Приходилось выкручиваться только за счёт сокращения внутреннего потребления и затягивания поясов.

Две недели отпуска перед отправлением к месту назначения мы провели в заботах. Пользуясь расположением майора Бабахыча, выцыганили у него наган, пояснив, что желаем немного усовершенствовать к нему интегрированный ПБС. А его мы изготовили отдельно. Точнее, по нашим чертежам хороший знакомый Лёлькиных родителей, мастер-золотые руки изготовил три экземпляра. Я бы и больше заказал, но Лёлька решительно пресекла мою возрастающую алчность. А вот собрать свой личный «винторез» не получилось. Бабахыч наотрез отказался выделять для нелегальной работы новенький ППД, хотя бы ствол со ствольной коробкой.

– Знаю, что ты, товарищ лейтенант, во зло новое оружие применять не будешь, но режим секретности никто не отменял, – заявил майор.

Мы умудрились побывать у него в московском отделе, который располагался в отдельном неприметном здании. В полуподвале и на первом этажа был фактически небольшой завод со всем необходимым оборудованием, а на втором – лаборатории, кабинеты инженеров-конструкторов. Как мы убедились, майор развернулся не на шутку.

Да и коллектив он подобрал из таких же самородков-энтузиастов, как он и сам. Идеи тут же воплощались в металл. Десяток действующих образцов проходили испытания. Сам нарком госбезопасности Берия пару раз вызвал Нефедьева для доклада. И это меня радовало. Значит, кое-что в войсках успеют получить ещё до войны. Я в этом времени находился уже два с небольшим месяца. Лично убедился, что большинство идей в наше время пришло отсюда. Просто мы очень плохо знаем свою историю. Так, в отделе я подержал в руках универсальный штык-нож, который позже войдёт в комплект автомата Калашникова. Из этой эпохи также вышел и знаменитый многофункциональный нож выживания. В полой ручке необходимый набор: спички, иголки с нитками, рыболовные крючки с леской и ещё всякая мелочь. Но больше всего меня поразил стреляющий нож. На службе я сам тренировался с таким клинком, только здесь вместо одного ствола в рукоятке было два под патрон к нагану. Майор считал, что это всё мелочь, баловство. А вот что заслуживает внимания, это пистолет-пулемёт скрытого ношения. Я даже рот открыл от удивления: он оказался похожим на наш родной «клин», только под патрон ТТ. Уже готова первая партия ослабленных патронов под ПБС. Для диверсанта и партизана – самое то. Эх, родные вы наши, только вот времени вам не хватило! Признаться, я особо не надеялся, что в самый тяжелый период войны мои предложения помогут задержать продвижение немцев. Хотя, если развернуть масштабную диверсионную войну, то затормозить вполне возможно. Бронежилетов в современном понимании не было, так что разведку на мотоциклах с колясками можно выбить легко. Тем более я знаю про этот тактический приём, когда вперёд на большой скорости прорываются мотоциклисты, сеют панику, наводят шум в тылу. Лишь немного погодя к ним на помощь подходят основные силы мотопехоты и танковые батальоны. А это самые лучшие и подготовленные солдаты.

В войне полководцы стремятся одержать верх в одном крупном сражении. А можно и по-другому. Провести десяток небольших боев, в которых громить врага с наименьшими потерями для себя. А в сумме это будет равнозначно одному крупному сражению. Другими словами, откусывать и прожевывать небольшими кусочками. Отрывать кусочки и тщательно перетирать. Пираньи вон тоже рыбки не очень большие, а навалятся стаей – за минуты до костей обглодают просто гигантское по сравнению с ними животное.

Кроме подготовки к будущим боям мы успели покупаться и позагорать. Здесь я раскритиковал женские купальные костюмы вдрызг. Плавки были больше похожи на шорты, а верхняя часть полностью закрывала не только грудь, но и верхнюю часть тела. А вот местные мужики думали по-другому. Они просто рты открывали от восторга, рассматривая купальщиц на пляже. Ну дети, честное слово – дети. Эх, их бы в наше время! Да и на сборище нудистов полюбоваться не мешало бы. Вот бы у дедушек глаза были с чайные блюдца. Хотя, какие это дедушки. Парням по восемнадцать-девятнадцать лет. Смотрите, милые, любуйтесь последний раз. Очень скоро уйдёте в вечность, так ни разу и не познав настоящей любви. Только через много лет будут поисковики из болот вытаскивать ваши кости и черепа с идеальными зубами, нестёртыми и без пломб. Да, права Лёлька, что-то меня в последнее время потянуло на философию. Видать, старею. Мудрость стала проявляться.

В последний свой приезд к Бабахычу решили прогуляться по ещё довоенной Москве. Когда теперь мы попадём в столицу. Да и попадём ли?

В то время москвичи были другими. Сегодняшним жителям мегаполиса до них далеко. Суеты было меньше. Глаза добрее и светлее. Улыбок больше. Аура совсем другая. Даже намёков на столичный снобизм не проглядывался. А самое главное, одни открытые лица. Не то, что сегодня. Порой кажется, что находишься не в столице России, а в совершенно чужой азиатской стране. А эта чудовищная резня баранов на московских улицах! Эти непонятные кровавые жертвоприношения из эпохи неолита! Зачем нам, современным людям, эти пещерные обычаи?

«И в самом деле теперь в Москве на виду у всех режут баранов? – удивилась Лёлька. – Чуть ли не под стенами Кремля? И за это не наказывают?»

– А кто будет наказывать? Милиция-полиция с азиатами и кавказцами не связывается. Были случаи, когда сотрудников уголовного розыска самих задерживали за задержания кавказских хулиганов, этих невоспитанных «гостей». Так и их же потом обвинили в превышении должностных полномочий, наказали и выгнали со службы. А некоторых даже посадили, якобы за грубость и умышленное нанесение тяжких увечий гостям. Самое интересное в том, что их прикрывают на всех уровнях. Обычных же граждан России за незначительные проступки могут тут же «закрыть» по сфабрикованной статье. Не хочу про это сегодня говорить. Давай лучше отдохнем в последние мирные дни.

Мы ели мороженное, пили лимонад, катались в парке на карусели. Решили зайти в тир. И здесь нас вдруг окликнули. Ба, да это же Серёга.

– Лёлька! Привет! – радостно он замахал рукой. – Как здорово, что я тебя встретил. Знаешь, я своего робота до ума довёл. Теперь он у меня поворачиваться умеет. Мне бы ещё пару электромоторчиков, я бы его научил головой вертеть.

Честное слово, мне этот парень нравился. В смысле, хороший человек. Мы принялись весело болтать, вспоминая годы учебы. К входу подошло трое ребят спортивного вида в белых рубашках с большими воротниками. Все по визгу последней здешней моды.

– Серёга! Берия! – окликнули они и заулыбались.

– Лёлька! – ахнул яю – Фамилия уж очень знакомая. В школе же Сергей под другой был записан.

«Ну Серёжа. Ну Берия. Ну Лаврентьевич. Ну папа народный комиссар внутренних дел. Чего здесь такого-то?» – хмыкнула Лёлька.

– Лёль! Познакомься, это Вася, Тимур, Стёпа. Между прочим лётчики-истребители, – представил меня/нас Сергей. – Мы с Воронцовой вместе в физико-технологическом учимся.

Если кто не знал, скажу. Мы не имели никакого права называть свою школу. К секретам здесь относились строго. Мдя-а. Я так понял, этих парней в наше время отнесли бы к классу мажоров. Вася Сталин, Тимур Фрунзе, Стёпа Микоян. Они учились вместе в знаменитой Каче. По внешнему виду и не скажешь, что у них папы большие шишки. Никакой личной охраны. Всё как у всех.

Насколько я помнил из источников в моём времени, Герой Советского Союза Тимур Фрунзе, сын Михаила Фрунзе, погибнет меньше, чем через год в воздушном бою. В январе 1942 года.

Стёпа Микоян тоже воевал. Получит тяжёлое ранение и полгода пролежит по госпиталям. После войны станет заслуженным лётчиком-испытателем.

Вася Сталин, как бы его имя ни пачкали, был хорошим лётчиком истребителем. Знакомый моих родителей Николай Николаевич Артюшенко учился на курсе вместе с ними. Хорошо знал и неплохо отзывался о Василии, Степане, и особенно – Тимуре. Этот, говорил он, был настоящим парнем и верным другом. Несколько раз пересекался с Василием в годы войны. Уважал его за мужество. Тот в бой летал без парашюта. Только один этот факт для боевого лётчика говорит о многом.

На фоне этого все современные россказни и фильмы уже чепуха. Рассказывают, что Верховный Главнокомандующий вызвал командира 32 истребительного полка Василия Сталина и сказал ему: «Тимур Фрунзе погиб, Леонид Хрущёв погиб, Владимир Микоян погиб (брат Степана), хоть этого (Степана) побереги…».

А мой однокашник сегодняшний Серёжа Берия одарён безмерно по технике. В годы войны забрасывался в тыл противника в составе диверсионно-разведывательных групп. После войны стал видным разработчиком зенитной техники. После убийства отца пострадал, как и Василий.

Надо признаться, я Сергею незаметно подкидывал идеи по его будущей работе. Пока это выглядело в виде фантастики, но он мгновенно схватывал суть. Надо признаться, что поколению современных отпрысков сильных мира сего до этих ребят далеко. Возьмите внучкá ельцинского. Не хочу злобствовать, но он фактический пустоцвет. Недоучившийся прожигатель жизни, основную часть времени жирующий за рубежом. И мы ещё надеемся, что он и ему подобные будут делать что-то полезное для страны?

Мы весело провели время. Лётчики были поражены, насколько легко и непринужденно я отстрелялся в тире. Потом мы долго гуляли по столице, посидели в уличном кафе на берегу Москвы-реки. К моему удивлению, этих кафе под большими брезентовыми зонтиками было огромное количество. И многие из них, как бы сказать поточнее, были кооперативными или артельными. Практически, частный сектор весьма вольготно расцветал в центре страны победившего социализма. На мой взгляд, никто мелкобуржуйскую сволочь и не думал притеснять. Весьма интересный социализм был в нашей стране перед войной. Общаться со своими путниками было интересно. Здоровый, без всякого намёка на пошлость юмор. Вот Вася, при всей своей энергичности, мне показался серьёзным.

Эх, был бы я в своём теле, напился бы с этими пацанами до изумления. Парни-то нормальные. А мирного времени судьба отпустила всего ничего. По большому счету последние часы уходят. И так меня Лёлька уже несколько раз одергивала. Слишком открыто я начинал предсказывать будущее. Впрочем, это скоро уже не будет иметь никакого значения.

Незаметно подошло время и моего с Лёлькой отбытия к месту службы. Экс-хозяйка тела волновалась. Я же, как ни странно, оствался совершенно спокоен. К чему бы это?

В Могилёв мы приехали рано утром и тут же направились в управление. Я не знаю, как сегодня встречают молодых специалистов с дипломом, но наша внешность у старшего лейтенанта Зайцева и капитана госбезопасности Юрьева, видно, энтузиазма не вызвала. Капитан, мой непосредственный командир, просматривая документы, только вздыхал, скрёб затылок, и качал головой.

– Вообще-то мы ждали, как нас заверили в четвёртом управлении, высококлассного специалиста по диверсионной работе и противодействию шпионажу. Буду с вами предельно откровенен, товарищ Воронцова. Ситуация у нас здесь сложная. Забросы агентуры с сопредельной стороны с каждым днём возрастают в геометрической прогрессии. Не успеваем одну сеть обезвредить, а через неделю их в три раза больше. Позавчера брали одного шпиона, так наши оперативники втроём еле справились. Матёрый гад попался. Нам волчара нужен вот с такими клыками, а не девочка, извините, малолетняя. Да вас же, товарищ лейтенант, подготовленный агент одним пальцем по стенке размажет. Между прочим, их готовят на совесть. Уж поверьте мне.

«Так, нас дяденьки начальники начали игнорировать, – заворчала Лёлька. – Ох, и доберусь же я до них когда нибудь!»

– Разрешите, товарищ капитан, – подал я голос.

Ну в самом деле – это же явное унижение по гендерному признаку. Лёлька абсолютно права. Феминисток на вас нет! Придётся, видно, мне в этом времени лично создать и затем возглавить это движение.

– Во-первых, в моём предписании сказано ясно, что приоритет отдаётся диверсионной работе. Во–вторых, вы ставите под сомнение мой уровень подготовки?

– Ставлю, товарищ Воронцова. Скажу честно, мне бы не хотелось через неделю подписывать ещё одно извещение, – посуровел капитан.

– Деточка, а вам не кажется, что ваше место где-нибудь у архивных полок, а не на переднем крае борьбы? – съехидничал старший лейтенант.

Похожее я когда-то слышал. Часом не из питерских будет? Ну надо же, какой он весь из себя. Времена меняются, а люди нет.

– Один мой знакомый красноармеец, товарищ Сухов, в таких случаях говаривал: «Это вряд ли», – парировал я наезд самоуверенного страшного лейтенанта.

Командиры между собой многозначительно переглянулись.

– Товарищ лейтенант, у меня есть возможность отправить вас обратно в Москву с устраивающей все стороны формулировкой. Я уверен, что уже завтра вы согласитесь с подобным вариантом. В десять ноль-ноль вы сделаете попытку, причём только одну, доказать свою профпригодность. Причём мы уже подобрали бойцов, которых будет готовить будущий командир.

Старший лейтенант при этих словах просто лучился от мелкого счастья и со злорадной ухмылкой смотрел в мою сторону.

«Смотрины захотели устроить, – хмыкнула Лёлька, – будут вам смотрины, понимаешь…»

В общежитии, куда нас поселили с Лёлькой, мы проработали все возможные варианты действий и пришли к выводу, что ничем особым отцы-командиры нас не удивят. А вот мы, пожалуй, начнём их удивлять с первых минут. Креатив, он и в Африке креатив, тем более в нашем исполнении.

Ровно в десять часов на территории спортгородка нас ждал десяток командиров разного уровня и бойцы из формируемого взвода. Секунда в секунду появились мы. Я бы сказал, вышли мы очень эффектно. Я переоделся в маскировочный костюм собственного пошива. Признаться, я просто беззастенчиво содрал лучшие наработки из своего времени, а потом с Лёлькой сварганили. Понятно, что в моём времени фирму «самопал» специалисты бы просекли на раз, но здесь мы произвели впечатление посильнее, чем появление первого космонавта в облачении на широкой публике. У всех даже рты минуты полторы не закрывались.

Одна только разгрузка чего стоилаЁ Я уж молчу про расцветку. Пришлось красить вручную, подбирать цветовые гаммы. Местная промышленность подобного ещё не выпускала. Да и карманов мы прилепили больше чем надо. Насчёт последнего – Лёлькино неуёмное желание. Главное, чтобы было, а что там хранить, после сообразим, утверждала она. Да и красиво же. А уж перчатки с обрезанными пальцами – само собой! И ещё одна деталь нашего туалета – чёрные очки. С ними пришлось изрядно повозиться. Тоже самоделка. Опять же, Лёлька настояла. Когда она узнала, что подобного наряда в мире больше нет, и она, то есть мы, являемся единственными владельцами такого гардероба, то от радости чуть ли не в виртуальную пляску пустилась. Лично я бы обошёлся более скромным вариантом, но Лёлька мне фактически выкрутила руки, настояв на более навороченном «эксклюзиве». На мой взгляд, бойцы восприняли наш наряд с восторгом. А ведь это ещё не всё! У нас ещё и «лохматочка» в заначке припасена, и ещё кое-что по мелочи. Страшный лейтенант даже позеленел от зависти и, по-моему, начал по цветовой гамме сливаться с моим маск-костюмом.

– Г-хм-м. Товарищ лейтенант, ваша форма одежды не соответствует уставной.

– Да-да, – поддержал его незнакомый мне капитан. – Я подобного ещё нигде не встречал.

– Так точно! – решил разыграть из себя стервозную «служачку». – Подобных образцов нет ни в одной армии мира, даже в буржуазных (можно подумать, будто в это время существовали другие формирования). – То, что вы видите перед собой, считается опытным экземпляром. Но думаю, в ближайшее время станет обычной формой для специальных частей. Народный комиссар внутренних дел товарищ Берия уже подписал распоряжение о промышленном выпуске новой полевой формы.

При упоминании вышестоящей инстанции все незаметно подобрались. Любят, видать, здесь своё непосредственное руководство.

– А чёрные очки? Они обязательны? – теперь не выдержал капитан Юрьев.

– По мнению отдельных психологов, каждый человек чувствует направленный на него взгляд. А солнцезащитные очки позволяют наблюдать за объектом, не выдавая себя прямым взглядом. В отдельных случаях, например на допросе, применение очков может вызвать у оппонента определенный дискомфорт.

Ага. Похоже, дедушки начинают разлагаться на глазах. Особенно оживились при упоминании допросов. Ну всё, держитесь фашисты. Теперь все тайны добровольно начнёте выкладывать. Меня обступили со всех сторон и начали на ощупь проверять материал. Ну что мужики за народ! Всё-то им надо руками пощупать. Пообещал дать выкройки, так как первые партии полюбившейся им формы не скоро поступят. Дальше всё было обыденно. Стрельба с обеих рук, метание ножей, схватки. Все добровольцы оказались битыми.

А чего вы хотите? В спецшколе же мы не дурака валяли, а честно готовились к службе. Полоса препятствий нам вообще на один зуб. А марш-бросок теперь с моим уже взводом показал, кто у нас лучший беговой лось. В моём случае – боевая лосиха. Моё прямое начальство по итогам проверки явно повеселело и товарищ Юрьев начал на полном серьёзе прокачивать насчёт плана по специальной подготовке. Самое приятное, что надоедливый страшный лейтенант получил по первое число. Видите ли, первым захотел проверить уровень рукопашной подготовки. Недели через две синяки у него сойдут, и он станет более или менее похож на человека.

«Зря ты его так. Можно было бы и помягче», – заметила Лёлька.

– А чего он на тебя, тьфу, на нас, пялится, – пробурчал я.

«Влюбился наверное…»

– Убью!

«Ревнуешь уже?»

– Кто? Я? К кому?

«Глупенький ты у меня ещё», – засмеялась Лёлька.

Вот и пойми её после этого. Ну что бабы за народ? Всё то у них не так, как у людей.

Вскоре у нас времени на мелкие разборки уже не оставалось. До роковой даты осталось меньше месяца. О какой-либо подготовке полноценных диверсантов не могло идти и речи. Даже в идеальных условиях надо минимум два года. Более или менее приемлемый вариант четыре-пять лет. Хотя бойцов нам подобрали бывалых, физически развитых, выносливых, прошедших полный курс рукопашного боя. Но этого недостаточно. Диверсант – это, в первую очередь, психология, психология и опять психология. В принципе, пальнуть и поставить мину сможет любой. Вопрос в другом: где и как установить сюрприз, чтобы он оказался в нужном месте и вовремя. А здесь надо уметь предугадывать действия противника. Причём делать это быстро. В боевых условиях времени на размышления не будет. Через Бабахыча заказали большую партию мин, в том числе и магнитных. И двадцать единиц «винторезов», и ПБС к наганам. Через две недели нам прислали десять винтовок специальных и дюжину наганов с интегрированными ПБС, да ещё десять для крепления непосредственно на ствол. О такой щедрости и мечтать не могли.

Но наше местное руководство впало в другую крайность. Так как оружие считалось секретным, то всю партию запрятали на склад. А на наши доводы, что бойцам нужно ознакомиться с новой техникой, капитан Юрьев лишь грозно сдвигал брови и ссылался на инструкции наркомата. Вот и готовься к войне в таких условиях! А главное, моя же идея! При самых худших условиях развития ситуации, при неразберихе отступления многие наши арсеналы оказались в руках врага. Лёлька предложила рискованный план. Оружие, патроны и мины вывезти со склада в субботу двадцать первого июня в заранее приготовленные укрытия. Всё равно мы подготовку проходим в окружающих лесных массивах. Сразу решаем несколько задач. Первая, это знакомство бойцов с местностью. Вторая, подготовка под видом учебы баз. Третья, склады под вооружение и продовольствие. До осени мы с Лёлькой планировали продержаться в тылу противника. Для этого нам пришлось пойти на серьёзное преступление. В отсутствии командира проникнуть в его кабинет, вскрыть сейф, взять печать и несколько приготовленных листков отштамповать. А дальше всё было просто. Набрали на печатной машинке нужный нам приказ, подделали подпись. И теперь оставалось только ждать нужного момента.

Нам повезло. В пятницу двадцатого июня Юрьева срочно вызвали в Минск. Мы развернули бурную деятельность. На основании лжеприказа в автобате взяли десять машин. На складах загрузили по списку нужное нам имущество, развезли по приготовленным пунктам хранения. И что удивительно, никто из командиров даже не поинтересовался, куда увозят со складов НКВД оружие, боеприпасы, снаряжение и продовольствие. Все ясно понимали, к чему идёт дело. Поэтому наша возня органично вписалась в подготовку к пресечению возможной провокации со стороны враждебных сил. Рисковали мы сильно. Если вдруг фашисты не напали бы в воскресенье, уже в понедельник после возвращения Юрьева ему бы непременно сообщили о нашей подрывной деятельности. О последствиях думать не хотелось… Ссылки на ожидаемое начало войны точно не помогли бы. Пятнадцать лет лагерей нам бы показались лёгкой прогулкой.

Но война началась. И здесь нам, если так можно сказать, опять «повезло». По документам наш взвод считался учебной командой, хотя был укомплектован только старослужащими бойцами, пограничниками, комендачами и охраной стратегических объектов. Поэтому для штабных бюрократов и крючкотворов мы были вроде только что призванного пополнения. Посему нас просто придали для усиления охраны моста. За ним приглядывало два неполных взвода НКВД. Как это ни парадоксально звучит, мы оказались лишними.

Это очень скоро, после первых кровопролитных боев для затыкания дыр будут бросать всех подряд. Мост, хоть и смотрелся внушительно, на мой взгляд, не стоил этого. Река Сож ниже и выше переправы сильно обмелела, и перебраться через неё можно было совершенно спокойно. Впрочем, немцы его пока не бомбили и, видимо, мечтали захватить целым и невредимым чуть позже. Спасением для нас стало то, что в нашу сторону вели всего три более-менее приличных дороги. Вот мы и принялись устанавливать фугасы. Зная, что особенно в начальный период войны немцы шли плотными колоннами, взрывчатки мы не жалели. Была бы моя воля, я бы заминировал шоссе до самой польской границы.

Немцы двигались нагло, разведку на массированное минирование провели бегло. За что потом и поплатились. Любо-дорого было посмотреть на остатки разорванных мощными зарядами машин и человеческой плоти. А потом началась наша диверсионная работа. Действовали мы почти до конца августа, чуть ли не идеальных условиях. Сил на борьбу с нами у них всё же не хватало. Лишь когда стали прибывать спешно сформированные из бандеровцев и прибалтов полицейские формирования, стало немного похлопотнее. Но мы с ними старались пока не связываться. Главное, мы били врага. Это тяжёлое время вспоминать не хочется. Слишком сильным был враг. А осенью настал мой последний бой. Мы тогда прикрывали отход основной группы. Взрыв мины, толчок в грудь, вспышка Ц и наступила темнота.

Мне показалось, что я потерял сознание на доли секунды. Просто уснул и тут же проснулся. Судя по первому ощущению, я по-прежнему находился в лежачем положении. Глаза, как ни старался, пока открыть не мог. Казалось, сомкнутые веки залили бетоном. Спокойно, Шарапов, без паники. Начнём с элементарных действий. Так, где же я? Ну как где? Что за вопрос очнувшегося в милиции пьяницы? В лесу, где от полученного ранения только что потерял сознание.

– Лёль, как ты? – заволновался я. Я-то ладно, а вот она в каком состоянии? Тьфу, то есть, мы. В ответ, как поётся в одной песне, только тишина. А внутри образовалась странная пустота, словно только что вынули из организма самое ценное, что есть в моей жизни.

– Лёля!! – закричал я в панике. И опять пугающая тишина. Быть такого не может, чтобы она не ответила. Даже когда мы с ней разругивались в хлам и она демонстративно ложилась на грунт, словно подводная лодка, я всё равно продолжал ощущать её присутствие. Мне всегда казалось, что от неё теплым летним ветерком веет. А теперь этого не было.

Ничего не было. Пустота. Пугающая пустота. Страшная мысль пронеслась внутри меня. Верить в это не хотелось. А что если она умер… У неё же не было «запасного» тела, как у меня. И ей некуда было уходить. Это только у меня сохранялась, пусть едва заметная, но связь с моим телом. Эта чуть мерцающая ниточка тянулась из моего будущего в военное прошлое. И этот жгутик никогда не обрывался. От этого предположения я завыл. Слёзы потекли даже не ручьём, а настоящей полноводной рекой. Какой только кретин мог сказать, что мужчины не плачут! Плачут. Ещё как плачут. Я выл самым натуральным образом. Только потому, что голосовые связки ещё не подчинялись. С трудом открыв глаза, сквозь слезы я увидел прыгающее изображение больничной палаты. С первого взгляда было ясно: это уже моё время. Ровные потолки, современные плафоны. На окне зелёные шторы.

Да, это было моё время, но теперь такое чужое! Как бы я хотел сейчас оказаться опять в холодном осеннем лесу в Лёлькином теле! Лучше уж погибнуть с ней, чем оставаться без неё. Только сейчас я понял, как она мне дорога. Ко мне тянулись какие-то трубочки и провода. Рядом жужжал аппарат. С трудом повернув голову, увидел железный ящик с индикаторами. Только здесь почувствовал, как моё тело закололо миллионами маленьких, но острых иголочек. Физическая боль была нестерпимой. Но по сравнению с той, внутренней мучительной болью, осознанием того, что я навсегда разлучился со своей Лёлькой, это было ничто. Боже мой, до чего же мы, люди, порой бываем эгоистичны, меркантильны и неблагодарны! Только сейчас я понял весь смысл избитого выражения «моя вторая половина». А ведь ещё недавно, каких-то сорок минут назад по обычному времени, и семьдесят с лишним лет тому я был единым организмом со своей Лёлькой! Какой же я был дурак! Не понимал, какое это счастье – быть одним целым, пусть даже в нежном девичьем теле.

Я не хочу больше жить. К чёрту. Лучше прыгнуть в окно. С трудом я опустил ноги на пол. Сбросил все эту подводящую систему жизнеобеспечения. Попытался встать. К моему удивлению, получилось. Голова хоть и кружилась, но и в пределах нормы, да и тело слушалось. А мы по стеночке, по стеночке… А когда-то мне, можно теперь сказать – в прошлой жизни, таким образом приходилось до туалета добираться. Точнее, нам – мне и Лёльке. Шажок, ещё один. Лёлечка, миленькая, подожди немного. Скоро мы опять с тобой увидимся. Очень плохо мне без тебя. Прости меня, Господи, прости. Нет сил такую муку терпеть. Шесть шагов до встречи осталось, пять, уф-ф, четыре… Передохну немного и опять вперёд. По сантиметрику, по миллиметрику к окну. А за ним Ирий, то место, где встречаются души всех воинов, положивших живот за други своя. Нечестно так, несправедливо… Лёлька, моя Лёлька навечно осталась под дубом лежать, а я здесь. Неожиданно дверь в палату открылась и пухленькая медсестра увидев меня, прижавшегося к стене, выпучила глаза и закричала суматошно, будто увидела перед собой самого Вия.

– Сергей Серге-е-е-е–вич! Сергее-е-е-е-й Се-е-е-р-р-и-ич! Наш коматозник очнулся! Уже у стеночки стоит! Сам к стеночке встал! За стеночку держится!

Немного погодя в коридоре раздался топот и в палату ворвалось сразу целая толпа врачей. Увидев меня, они тоже от удивления раскрыли рты. Да, что это в самом деле здесь происходит! Словно на диковинного зверя смотрят. Первым очнулся толстый лысяк, то есть лысый толстяк. Он подбежал ко мне, схватил за руку.

– Больной! Вам нельзя вот так сразу и без подготовки подниматься на ноги. В вашем состоянии это чревато! Понимаете – чревато!

Врачи и медперсонал облепили меня со всех сторон подобно муравьям и повели, точнее, понесли к койке. Уложили бережно, с сюсюканьем, словно младенца в люльку.

– Вот так, ножечку сюда, другую. Осторожненько, аккуратненько, головку на подушечку…

– Лё…ля… – прохрипел я, – Лё…ля!

– Ой, он и говорить уже начал! Это фантастика, коллеги! Фантастика! Первый подобный случай за всю мою практику. Кто бы мог подумать – больше семи месяцев в коме, и, представьте. Только что пришел в сознание, и сразу же без длительной реабилитации самостоятельно поднялся на ноги! Не увидел бы своими глазами, ни за что бы ни поверил.

– Сергей Сергеевич, да это тема даже не для кандидатской, а сразу на докторскую потянет! Феноменальный случай.

– Вот именно, Павел Иванович, вот именно! А вы меня убеждали – отключить, отключить, отключить, овощ, овощ. Вот вам батенька и овощ с хреном огородным и мелкотертой морковкой под сметанкой. Раз и – докторская! А то и, берите выше, – нобелевка! А это повыше американских натяжек будет. Мировой уровень.

Мне было плохо, и я не обращал на возбужденных медиков никакого внимания. Причём здесь докторская? Причём здесь нобелевская? О чем это они? Я же только что с войны вернулся, свою половину там оставил…

– Лёля… – опять захрипел я не сдерживая слез заплакал.

– Так-так-так, – вперёд выступил высокий сухощавый врач с резиновым молоточком в руке и многозначительно посмотрел на окружающих.

Те сразу посерьёзнели.

– Коллеги, не кажется ли вам, что эти абберации не случайны? Всё-таки семь с лишним месяцев в коме, и, как я полагаю, нервная система могла не выдержать? Пациент, посмотрите сюда. Глазки влево, вправо. Вверх, вниз. Сводим к носику. Следим за молоточком. Туда – сюда. Сюда – туда. Язычок показали. Замечательный язычок. Просто превосходный. Розовенький такой язычок, словно у молочного поросеночка под тертым хреном. Это юмор у меня особенный. Насчёт хрена. А теперь скажите, голоса вас не мучают? Может быть, они приказывают вам, угрожают, заставляют совершить что-то асоциальное? Молодой человек, говорите, не бойтесь. Поверьте, мы вам хотим только добра, и для вашей же пользы. Будьте уверены, мы вас обязательно вылечим. Формы тяжелого психического расстройства – мой профиль. Между прочим, я несколько раз вытаскивал из тяжелейшей бредовой ямы ведущих экономистов, реформаторов и премьеров нашей страны. А случаи довольно тяжелые – параноидальная шизофрения с маниакальным психозом при полной нравственной деградации личности! А это, я вам скажу, сразу две нобелевки подряд!

– Зря вы батенька, этих, хм-м, «реформаторов» выпустили, – зашумели врачи. – Возможно бы нашу страну и миновала чудовищная полоса разрушения.

– Да я и не собирался этих деятелей выпускать. Это же нарушение базовых принципов заповедей Гиппократа. Это равносильно тому, что законченного психа с взведенной атомной бомбой выпускать в мир. Но на меня надавили самым наглым и жёстким образом. Между прочим, из администрации президента и американского госдепа! Несколько раз даже побили. Три зуба выбили. Во-о, видите? Внизу и вверху. Пришлось коронки ставить. Ну, вернёмся к нашему клиенту. Продолжим. И что за имя вы странное произнесли, молодой человек?

Чего он ко мне прицепился? А глаза-то цепкие, холодные, словно у нашего особиста Михайловского. В самом деле, похож на него. А ведь я его сам лично хоронил в августе сорок первого у деревни Чистополья. Осколок в голову попал.

– Да пошёл ты… – выдохнул я.

Психиатр отрыл рот и застыл. А вот другие наоборот. Очень обрадовались и тут же оттеснили моего мучителя в сторону.

– Эдуард Арнольдович, это явно не ваша тема. Даже без ваших заумных тестов видно. Точнее, слышно, что бывший коматозник адекватно реагирует на окружающую обстановку. Более того – пациент четко указал на дальнейшее направление вашей темы. Вот и продолжайте её развивать. Хм… А что, весьма перспективное направление. Не примазывайтесь, коллега, к чужой славе. Не примазывайтесь. Такой случай редкий, а вас, психиатров, много расплодилось в последнее время. И зачем только вашего брата выпускают раньше окончания курса лечений? Комиссию подкупили? Оно и видно. На всех докторских не напасешься. Тем более, у вас целая куча радикальных реформаторов по улицам до сих пор бегает. Отлавливайте, не сидите по кабинетам. Вот на них и защищайтесь. Только на одном рыжем или прочих либералах можно тему отработать. И не одну. А нормальных, гражданских оставьте нам.

– Сергей Сергеевич, но,, мы же все своими ушами слышали, как пациент, находясь в ярко выраженном сумеречном состоянии выражался не совсем членораздельно…

– Да чего вы к человеку прицепились! Члено– не члено-! Какие странные ассоциации у вас Эдуард Арнольдович насчёт чле…, – не выдержала пухленькая медсестра. – Честное слово, вы меня интригуете своими взглядами по данной тематике. Парень, можно сказать, с того света вернулся десять минут назад. Между прочим, я тоже прекрасно слышала, как он назвал женское имя – Лёля. И, если вы не курсе, то мы так называем нашего врача кардиолога Ольгу Ивановну. Она сегодня в другой смене.

– Понятно, – расстроился психиатр. – Видимо наш пациент, находясь в коматозном состоянии, мог в определённые моменты просветления слышать, как вы обращались к коллеге. Следовательно, он на подсознательном уровне это запомнил и, придя в себя, по навязанной ассоциации назвал имя, хм, нашей коллеги. Хотя меня по-прежнему терзают смутные сомнения. Согласитесь, коллеги. Довольно странная ассоциация. Это может быть припевом к лёгкой песенке – ля-ля-ля-ля или тра-ля-ля-ля. Здесь, согласитесь коллеги, уже прослеживается четкая связь с нашей, гм-м, так называемой шоубизнесовской эстрадой. А там, вы же сами прекрасно знаете, одни неадекваты, инволюнты и эти… А это уже явный симптом дисфункции…

Врачи устроили между собой настоящий диспут с использованием местных латинских идиом. Но мне было всё равно. Я не обращал на них внимания. И вообще, все моё существование утратило всякий смысл. Самым адекватным существом из всей этой медицинской толпы опять же оказалась медсестра. Она поправила мою подушку, подоткнула одеяло. Налила стакан воды. Как вовремя! Если разобраться, то я уже не пил более семидесяти лет.

– Ещё, пожалуйста, стаканчик, – попросил я её. – Так пить хочется! Настоящей свежей водички, а не из болота. В последний раз, когда из тыла возвращались, мы даже некипяченую воду пили. Набрали в котелок, через ткань процедили.

– А вы, наверное, в поход ходили, – оживилась медсестра. – Мы тоже в лагере отдыха в детстве однажды так поступили. Ох, и животы у нас потом болели, – засмеялась она. – А на Эдуарда Арнольдовича вы внимания не обращайте. Он специалист превосходный, да и человек неплохой. Правда, он психиатр законченный, увы. Но, у каждого свои слабости.

– Если можно, моим родителям сообщите, что я в себя пришел. Но только осторожно. А то напугаются…

– Не беспокойтесь. Всё сделаю как надо, не первый раз замужем. Знаю, какой стороной сковородку прикладывать или скалку. Да и они сюда каждый день приходят.

Через час ожесточённых споров мой лечащий врач на короткое время опомнился, торопливо осмотрел меня, дал указание сделать успокаивающий укол, после чего светила медицины ушли продолжать дискуссию в другом месте с интенсивным обеззараживанием пищевода при помощи традиционного дезинфектора. Постепенно проваливаясь в сон, я отметил, что вся история развивается по спирали. Похожее я испытал в своём недавнем прошлом. Незаметно уснул и мне приснился сон.

Под огромным дубом стояла Лёлька в порванной гимнастерке с «винторезом» в руках. Из-под пилотки через щеку тянулась тонкая кровавая полоса. Она смотрела на меня своими большими синими глазами и печально улыбалась. С криком я рвался к ней, но невидимая преграда не пускала. Я бессильно бился в неё, стучал кулаками и ногами, но она лишь пружинила. Затем я стал удаляться. Неведомая сила поднимала меня вверх. Сначала медленно, потом быстрее. Вскоре я уже с трудом мог видеть на фоне осеннего леса чуть заметную фигурку. С зубовным скрежетом я просыпался, шептал ставшее родным имя и опять погружался в сон.

И снова тот же дуб, Лёлька. Все повторялось сначала. Это было для меня хуже всякой пытки. Утром проснулся совершенно разбитым. Тем не менее, без усилий встал с кровати. Ничто не напоминало о том, что много месяцев лежал недвижимым. Осмотрел своё тело и удивился. Хорошо развитая мускулатура, впору становится моделью для высекания из гранита скульптуры по типу «а ля древний грек». Но особенно меня поразили памперсы. Ага, вот как, оказывается, сегодня обеспечиваются коматозники. И они мне опять напомнили те древние панталоны с начёсом. От этой мысли закололо сердце. Да если я так буду по ассоциации реагировать на каждую мелочь, то точно долго не протяну. И, пожалуй, попаду в цепкие лапки неугомонного психиатра. Может, это и к лучшему. С такой внутренней болью жить просто невозможно.

Медсестра Верочка принесла более приличную одежду, линялые синеватые безразмерные трусы, продезинфицированную пижаму, больничный халат. После душа, когда я переодевался, Верочка демонстративно наблюдала за мной. Профессиональным глазом окинула меня голенького с ног до головы, удовлетворенно хмыкнула. В её глазах явно промелькнул интерес к моей персоне. Меня прежнего наверняка бы это подтолкнуло к продолжению банкета в отдельном номере. Но только не сейчас. На женщин я стал смотреть совершенно другими глазами без похоти и проявления основных инстинктов. Эх, Верочка-Верочка. Ты же мне, как сестра, а всё туда же. Встретишь ещё своего принца на белом коне! Только по мелочам не разменивайся и на дешёвки не бросайся.

Меня перевели в четырёхместную палату. Что ж, пора втягиваться в реалии своего времени. А потом приехали мои родители и сестрёнка. Я специально не хочу передавать те чувства, которые испытал. Насколько мог, старался изображать из себя того прежнего сына и брата. Только вот плохо у меня это получалось. Поэтому мои родные сразу заметили, что я стал другим. Взрослее и, может, даже мудрее. Война наследила в душе знатно.

Я чувствовал себя совершенно здоровым, поэтому оставаться в больнице не собирался. Но этому воспротивились тутошние светила.

– Это невозможно! – настаивал Сергей Сергеевич. – Вы же ещё вчера были в коме, а сегодня хотите выписаться немедленно. Без тщательного медицинского контроля, без сдачи анализов. Минимум месяц вы должны находиться под нашим постоянным контролем. Вы только поймите: в истории всей медицины второго такого случая просто не зафиксировано. Где это видано, чтобы после комы человек становился более тренированным и физически развитым, чем до неё. Наука нам не простит, если мы не сделаем верных выводов.

– Да-да, – поддержал лечащего врача Эдуард Арнольдович и стал нервно крутить свой молоточек. – Поймите, молодой человек, меня настораживают ваши ассоциативные ряды. Поверьте мне, самая тонкая вещь у человека – психика. Все наши комплексы сидят глубоко в подсознании и порой они активизируются во время транса или состояния, к коим и относится кома. Порой нам кажется, что мы совершенно здоровы, когда на самом деле абсолютно нездоровы. Неверная самооценка своего психического состояния…

– Понял вас, – я изобразил понимающую улыбку. Эх, Лёлька бы по достоинству оценила моё искусство владения собой. – Если вы болеете, то делаете вид, что не болеете, когда тем не менее болеете. А это чисто субъективный фактор, когда вы пытаетесь оценивать степень своего заболевания на основании данных, полученных внутренними интерцепторами. Здесь играют роль следующие факторы, как-то: интоксикация организма спиртосодержащими смесями, никотином и его аналогами, психотропными препаратами, опиатами и их производными, также анальгетиками и морфинами. Нельзя сбрасывать со счетов и чрезмерное занятие любовью. Тем более после пятидесяти лет подобные нагрузки вызывают деструкцию сердечной мышцы и, как показывает статистика, чаще всего инфаркт миокарда у мужчины случается после соития с более молодой партнёршой. Исходя из вышеперечисленного, мы сможем сделать научно обоснованный вывод, что проявление ассоциативных рядов связано только с личными проблемами реципиента. И здесь весьма сложно провести грань между признаками адекватности или их полного отсутствия. Кстати, эту тему не так давно и весьма подробно осветил профессор психологии Оксфордского университета профессор Медсон. В частности, хотя это и не подтверждено практически, наши ассоциативные ряды есть ни что иное, как…

Я минут пять нес подобную чепуху. Цитировал научных светил, которых и в природе не было. Приводил статистические выкладки только что придуманных исследователей. Мои преподаватели из спецшколы НКВД были бы мной очень довольны. В этом словесном поносе и потоке сознания главное – сохранять абсолютную уверенность, что этот бред – истина в последней инстанции. Ну и, естественно, интонации должны быть тёплыми, а речь – проникновенной и убедительной. Я закончил говорить, а светила от медицины ещё минуты три стояли с открытыми ртами и переваривали содержимое. За что я люблю наших интеллигентов? А за то, что при использовании простых приёмов суггестии у них очень легко сформировать нужный образ. При помощи подобной технологии весьма легко сделать чёрное белым и наоборот. Особенно этот приём действует на либералов и гламурных тусовщиков. Здесь действует принцип – ври больше. Ври чаще, за своего сойдешь.

– Поразительно! Вы так прекрасно разбираетесь в проблемах современной симптоматики! Коллеги, вы не помните, зачем мы собрались? – наморщил лоб Сергей Сергеевич. – Павел Иванович, по-моему вы хотели нам сообщить…

– Ну, как же, я помню, – вмешался я решительно. – Вы сказали, что я здоров и меня пора выписывать из больницы.

– Да? – врач наморщил лоб, – Не помню. Но мы же хотели провести тщательные исследования…

– Вы меня выписывайте, а три раза в неделю к вам буду приходить и изображать собачку Павлова. Только чур – не надо вивисекции. Да и патологоанатом придёт всё равно к выводу, что пациент до начала обследований был совершенно здоровым, – предложил я эскулапам вариант.

Те согласились, пообещали чрезмерных увечий организму не наносить и до явной инвалидности не доводить. Клятвенно заверили, что после всех исследований я смогу при желании на костылях самостоятельно добираться от кровати до туалета и даже вернуться обратно, если по дороге не упаду. Здесь уж, как повезёт. Хотя, всё-таки, лучше использовать памперсы.

Внутренняя боль не проходила. Наоборот. Она только усиливалась. Я чувствовал себя настоящим предателем, который несколько дней назад бросил своих боевых товарищей. Получается, я сбежал с поля боя. Струсил. Ведь у них не было запасного варианта, ещё одного тела, как у меня. Лёлька, Саныч, Витюха, Колян… А сколько их, безвестных, полегло в землю? Как же мне жить с таким тяжелым грузом на душе? Мало того, что мы, потомки, фактически предали их. Продали страну, позволили растащить по кускам дегенератам и негодяем. Купились, словно последние припортовые дешёвки, на примитивные рекламки о сытой жизни при гайдаровско-ельцинском капитализме с оскалом чубайса. Только сейчас я остро осознал, что мы, потомки, не стоим и ломаного гроша на фоне этих героев. Мало того, позволяем выродкам глумиться над их памятью. Я не знал, что мне делать и как жить дальше. Будущее потеряло для меня всякий смысл. Я, как и обещал, сходил к медикам. Равнодушно позволял им мять моё тело, брать анализы. Эх, милая Лёлечка, как же мне тебя не хватает! Я отдал бы всё на свете, лишь бы быть с тобой.

Пусть в девичьем теле, но только вместе. Ты и я. Боже ты мой, каким же я был дураком, когда в девчонках старался увидеть только одно – объект для удовлетворения свой похоти. Они же совсем другие! Мне стало стыдно за свои прежние, ещё довоенные помыслы. Ну нельзя же быть полным скотиной. Нельзя! Мои родители, видя такое состояние, пытались поговорить. В ответ отшучивался. Да и что я теперь могу сделать? Ведь между нами – мной, Лёлькой, ребятами – лежит время. Они так и остались там, в 1941 году на опушке небольшой рощицы. Самое большое, что я могу для них сделать, это найти место последнего боя, обнаружить останки боевых друзей и отдать им последние почести. Я был уверен: их кости так и лежат до сих пор непогребёнными. Разумеется, за эти годы все изменилось. Тем не менее, я был уверен – найду.

Не откладывая в долгий ящик, начал готовиться к экспедиции. Встретился со знакомыми поисковиками, проконсультировался. Они посоветовали отложить экспедицию до весны. Сейчас, когда пошли затяжные дожди с мокрым снегом, я долго не выдержу. Как ни хотелось ехать сейчас, я всё же прислушался к голосу разума. Действительно, от застывшего моего трупа пользы не будет, только радость дикому зверью по поводу халявного окорока, пусть даже и не кошерного. Подготовка при наличии ясной цели прошла быстро. А времени свободного оставалось много. Я вечером бесцельно бродил по городу, полностью погруженный в свои мысли. Никого и ничего не замечал. Только вот решил зайти в кафе и выпить горячего чая.

Тихо сел за столик и заметил, как по соседству мило щебетали Серёга и Ленка. Да, всё же тесновато мне в Париже. Куда ни плюнь, на графа попадешь или барона. Похоже, эта милая парочка меня не замечала. Ладно, устрою я вам вечер встреч с восставшим из мертвых. Вот она, современная молодежь. Пока я на фронте с фашистами бился, эти шашни закрутили. А ещё другом назывался, к разврату подталкивал. Про Ленку я уж молчу. Ломоть давно отрезанный, да совсем не мой типаж. Согласитесь, всё же порой приятно мелкие гадости, то есть, радости своим знакомым создавать. Вроде бы пустяк, а так иногда хорошо на душе от этого становится. Не зря дни проходят. Я подошёл к столику и грубым голосом спросил, подражая гостю с Колымы в одной любимой комедии.

– Свободно?

Серёга, даже не отрывая глаз от моей бывшей пассии, бросил.

– Занято!

Мать честная, да они же меня в упор видеть не желают. Гормоны захлестнули. Ну-ну. Я, конечно, парень добрый, даже за годы капитализма интимно не испортился, наглостью не обременен, но ведь должна же быть в этом мире социальная справедливость! Ну хотя бы эмбрион справедливости. Я с шумом подвинул стул, сел и кулаками подпер подбородок.

– Сказано же заня…

Парочка повернулась в мою сторону и замерла в изумлении. Надо было видеть у них лица. Ясно: пока моё тело находилось в коме, эти двое, похоже, нашли общие позиции в одном и том же вопросе. Я нагло взял Серёгину полную чашку чая, демонстративно сделал глоток, поморщился.

– М–да-а. Ну, и, гадость же этот ваш чай в пакетиках. Нет бы по-человечески заварить, классически, в фарфоровом чайнике. Добавить для аромата липового цвета, настоять потом на самоваре. Да-а. Продолжаем разговор. Не ожидали? Думали, я худой, бледный и немощный продолжаю валяться в больнице? Занял очередь в холодильную камеру морга? Записался на стол к патологоанатому? Стыдно, товарищи. За спиной ещё непогребённого тела заниматься шалостями, от которых могут быть и дети.

– Ы-ы, у-у, э-э, мэ–э, – минуту мямлили мои пунцовые визави, не зная, что ответить.

– Изумительно. Зачёт по первичному знанию алфавита вы сдали успешно. Переходим к изучению слогов и простейших предложений.

– Но ты же был в коме? – наконец произнесли они хором.

– Мы этого не отрицаем. Был. – я опять отхлебнул из чашечки и поморщился. – И всё же опомнитесь. Куда вы катитесь? Большая часть жизни прожита! Что вас ждёт без семьи и детей? Думаете, самое главное в этом мире секс? Опомнитесь. Вот вам мой совет.

А всё же здорово, когда в памяти намертво закрепились кадры из любимых фильмов. Похоже, парочка до сих пор не въезжает в мой варварский юмор начинающего идиота.

– Мы, это, пожениться решили, – выдавил Сергей, не глядя мне в глаза.

– Да, у нас всё серьёзно… – пискнула Ленка.

– Так и женись, хороняка. Только на свадьбу старого коматозника не забудьте пригласить. Мы не против.

Серёга и Ленка улыбнулись, облегчённо вздохнули. Теперь наш разговор пошёл в лёгкой непринужденной обстановке. Признались, что впервые встретились у больницы на смотринах моей туши. Как они меня заверили, полюбили друг друга сразу и до первой семейной ссоры. Я только рад союзу влюбленных сердец и прощаю им все мои долги. Как говорится, согласно суровому законы матери-природы, размножайтесь, почкуйтесь, клонируйтесь и делитесь. Пусть кому-то в этом мире будет лучше, чем мне. Я простился с парочкой и опять отправился бродить по вечернему городу. Честно говоря, я был рад, что этот груз с моей души упал сам собой. Проходя мимо сквера, услышал возмущённый женский голос, возню. Похоже, сегодня меня ждут приключения. У дороги стояла машина и два типа перегородили дорогу молодой женщине. Похоже, что она отказывалась с ними ехать. Разумеется, ни одна уважающая себя дама вечером не будет кататься с неандертальцами. Придётся вмешаться в частную жизнь этих особей.

– По моему, фройлен с вами ехать не желает.

– Хади отсюда, да? Это мой невест, понял, да?

– Я не невеста! Отпустите меня! – возмутилась девушка.

– Ага, все признаки лишения свободы гражданки Российской Федерации. За это деяние наказание до восьми лет. Милости просим к нам на Колыму! Чистый здоровый воздух, неиспорченная экология, дружный коллектив единомышленников.

– Ты рюсский язык понимаешь? Иди отсюда.

– Уверен, что русский я знаю лучше тебя…

Дальше все было просто. Даже примитивно. Против выпускницы, то есть выпускника особой школы НКВД у палеоантропов не было никаких шансов. Ещё двое сидело в машине. Даже попытка применить травматическое оружие им не помогла. Все четверо остались отдыхать у колес своего огромного внедорожника. ОСНАЗ всё-таки – сила!

Я схватил девчонку за руку и потащил за собой.

– А теперь быстро покидаем место боя. Не хочу сидеть в тюрьме, как экстремист по статье два восемь два. И постарайтесь впредь быть осторожнее.

– Это все Махмуд. Он давно мне проходу не даёт, – затараторила девушка. – Мы на одном факультете учимся. У нас больше половины студентов на коммерческой основе. У него родители очень богатые и влиятельные.

– Я так понимаю, он вас хотел пригласить в ночной клуб, а вы отказались?

– Да, так и было. А вы откуда знаете?

– Догадался. Интуиция. Огромный жизненный опыт.

Я проводил девушку до автобусной остановки, посоветовал одной на улице в ночное время не ходить. Когда дверь в салон захлопнулась, запоздало подумал, что даже имени не узнал. А впрочем, какое это имеет значение? Не до того мне теперь. Через десять минут я уже забыл об этом небольшом приключении и опять погрузился в пучину своих воспоминаний. На войну попасть легко, а вот только уйти сложно. Не отпускает проклятая. Снова я уносился в сорок первый год к Лёльке. А ведь вначале мечтал до Берлина дойти и оставить на Рейхстаге нашу с ней подпись – «Развалинами удовлетворены. Мы».

Теоретически я был настоящим ветераном Великой Отечественной войны. Правда, удалось провоевать всего четыре месяца. Не так много. Но это были самые страшные дни войны. Ведь умом понимаю, что мы победили. А на душе погано. Да если признаться, это не я воевал, а Лёлька, молоденькая девчонка. А я кто? Подселенец. Удивительно, но меня тянуло в то страшное военное время. Я прикипел к нему. К людям той поры. Мне казалось, что они были лучше нас, потомков. Светлее. Чище. Искреннее. Понимаю, что и подонков хватало. Сколько раз на войне с ними встречался. Но даже они своей мерзостью только больше подчеркивали величие честных людей. Тогда я ощущал, чуть ли не физически, объединяющее начало. Негодяи просто боялись открыто демонстрировать свою скотскую сущность. А сегодня этим уже гордятся. По всем телевизионным каналам мерзость напоказ. Ни стыда, ни страха, ни совести. Поэтому у меня появилось особое чувство благодарности к ветеранам, которые доживали последние дни. Я старательно вглядывался в их лица, прислушивался к разговорам, надеясь встретить знакомых из той эпохи. Но, увы. Поколение гламура вообще на них внимания не обращало. Только что передо мной две старушки выходили из магазина, а свора молодых людей пронеслась мимо них, чуть ли не сбив с ног. Я открыл им дверь, старушки вышли. Я уже сделал несколько шагов, как услышал тихий голос.

– Спасибо, товарищ сержантиха!

– Лёлька!!!

Я держал в своих ладонях морщинистую Лёлькину руку, нежно целовал пальцы и плакал. Вот уже целый час мы сидели в Лёлькиной квартире и молчали. Лишь слёзы лились ручьем. Всё было понятно нам и без слов. Если бы я проходил по улице, её бы ни за что не узнал. Но чем больше я приглядывался к сморщенному лицу, тем чётче проступали прежние черты молоденькой девчонки. По крайней мере, такой или таким, я запомнил себя в зеркале.

– Ты на меня не смотри. Я стала страшной, противной и беззубой старухой. Предупреждаю сразу: и характер за многие годы лучше не стал, – наконец смогла сказать она. – И обращайся ко мне как прежде, безо всяких скидок на возраст. А то прибью.

– Кто бы сомневался. Ты нисколько не изменилась. Подумаешь, пару морщин добавилось. Волосы чуть побелели. А самое главное, я не вижу перед собой старушки.

– Мелкий лжец. Подхалим. Каким был – таким и остался, – улыбнулась Лёлька. – Все эти годы я только и мечтала встретить тебя, и глядя в твои бесстыжие наглые глаза, высказать всё, что думала. А теперь давай устроим великий праздник, подселенец. Примерно таким я тебя и представляла. Надо же, не ошиблась. И не пытайся мне помогать, я ещё в силах справиться с чайником. Сиди и не позорь мои седые волосы, салага.

У меня на душе стало легко и радостно. Пустота, которая была у меня внутри последние дни, заполнилась до предела энергией. Я опять стал целым. Подумаешь, моя Лёлька стала старушкой! Да и не такая она уж и старая! Удивительно, но по-прежнему чувствовал, что передо мной та же самая девчонка. Разумеется, я принялся помогать ей на кухне. Потом мы дружно начали накрывать стол, болтая без умолку. В прихожей щелкнул замок входной двери.

– Вот и правнучка пришла, – хитро улыбнулась Лёлька. Я почувствовал, что меня ждёт сюрприз. И не один. В комнату вошла девушка, которой я позавчера помог отбиться от назойливых ухажёров. Она, увидев меня, от удивления открыла рот.

– Вы?! Бабушка! Это он меня защитил!

– А кто бы сомневался? – хмыкнула Лёлька. – Я сразу это поняла из твоего рассказа.

– Не факт, – возразил я. – На моём месте мог быть любой человек.

– Разумеется, – кивнула Лёлька, – но бросаться в атаку с воплем «За Родину! За Сталина! За всех российских баб!» Но самое главное, кричать «Осназ! Никто кроме нас!», согласись, мог только один человек в этом мире.

– Действительно, – я поскреб затылок. – Что-то подобное я орал. Надо же, так проколоться. Грубо нарушил основное правило осназовца. Кстати, а ваш ухажер больше не пристаёт?

– Нет. Теперь меня он избегает, – засмеялась правнучка. – А здорово вы их отлупили. Я только по телевизору видела, что так можно драться. Фантастика!

– Ещё бы. Моя школа! – пожала плечами Лёлька. – Я столько сил своих положила! Хоть что-то путное из него получилось.

– Ой-ой-ой! Я, между прочим, рукопашкой здесь занимался, – начал возражать я.

– Ха! Занимался он. Движения грубые, рваные. Только осназ НКВД сделал из тебя настоящего воина. Разговорчики в строю! Олечка, пока развлеки нашего дорогого внедренца, а я тем временем переоденусь. Будем пить, гулять, танцевать до упада!

Лёлька вышла в соседнюю комнату. Мы с Олей сели на диван. Между прочим, очень симпатичная девчонка. А главное, мне показалось, что её где-то раньше встречал. Но где? Вспомнить так и не мог.

– Мне бабушка всё рассказала про вашу историю с подселением. Я сразу ей поверила. Это же так романтично! Сразу он и она в одном теле. Класс! Как в кино, честное слово.

Оля смотрела на меня, словно на героя. Вот этого мне и не хватало. Сейчас девчонка нафантазирует. Похоже, она совсем не испорчена в нашем суровом времени.

– Всё не так просто, – усмехнулся я. – Притирка характеров – самое сложное дело. Посмотри на семейные пары. Сколько нервов порвут друг другу, прежде чем найдут общие точки соприкосновения. Тем не менее, они в этом случае всё равно имеют некоторую автономность. Захотел – дверью хлопнул или тарелку об пол. А мы же были изначально лишены этого. Две души, два сознания в одном теле в жёстких условиях спецшколы, а потом войны. Здесь поневоле начнёшь находить приемлемые решения.

– Но есть ещё и любовь!

Мда-а. Вон как глаза у неё загорелись. Уже полночь, девочка созрела, а Германа всё нет. Где ты, подлый картёжник? Не хватало мне эту роль исполнять.

– Самое поразительное, мы друг другу не говорили ни разу про любовь.

Она хотела возразить, но я её остановил жестом.

– Возможно, если бы я перенёсся в прошлое в своём теле… И у нас было бы больше времени, а потом мы почувствовали взаимное влечение, как мужчина и женщина, то да. Наш случай совершенно другой. У нас было больше, чем любовь в общепринятом смысле этого слова. Мы просто стали одним энергетическим целым. Одним существом. Я сам это понял, когда вернулся в своё тело. Мы просто идеально подошли для этого. Для меня Лёлька стала моей естественной половиной. Моей сутью. Я боюсь, что мне её никто и никогда не заменит. Никогда. Я не понимаю, зачем судьба или кто-то там могущественный решили провести с нами такой чудовищный эксперимент. Соединить вместе. Потом разорвать с болью, кровью. Страданием. И опять столкнуть вместе. Зачем?

Я посмотрел на девушку. Она увидела в моих глазах боль и все поняла. Ох уж эта современная молодёжь! В наше время все было иначе. Все рвались в небо, на комсомольские стройки, в экспедиции. Мечтали стать героями, а теперь – банкирами. Как бы западники не очерняли прошлое, а романтики в том, теперь уже моём, времени было намного больше. Да и общество сплачивает лучше всего наднациональная идея космического масштаба. Разве плохо, когда прививаются понятия справедливости, чести, добра? Вопрос только в том, что сами люди оказались не готовы их принять. Мечта о светлом будущем осталась мечтой, а победила скотская сущность человеческой натуры. Как говорят приземленные материалисты, идею на хлеб вместо масла не намажешь, деньги и власть не заменишь, а бабу ни одна надувная кукла не заменит. Что-то я в последнее время в философию стал ударяться. Похоже, первые признаки мудрости пробиваются. Старею видно…

Дверь открылась и в зал вошёл целый генерал. Точнее – генеральша. А ещё конкретнее – моя постаревшая Лёлька в генеральском мундире с многочисленными медалями. И помолодела сразу она лет на тридцать. Вбитые намертво рефлексы чинопочитания сделали своё дело. Я вскочил с дивана, вытянулся во фрунт.

– Товарищ генерал! Сержант морской пехоты…

– Отставить!

Генеральша сурово посмотрела на меня так, что у меня даже мурашки по телу пробежали. А голос стальной, командный. Ну, Лёлька, поразила.

– Лейтенант Осназа НКВД…

– Это другое дело, – смилостивилась генеральша. – Прошу всех к столу.

Просьба старшего по званию – приказ для подчиненного. Хотя, признаться, робость перед настоящим генералом у меня ещё оставалась. Первый тост за встречу, второй – за генеральш и правнучек, а третий… Третий 2 за наших боевых друзей. Здесь я, признаться, не удержался. Опять на глазах выступили слезы. Ведь я ещё совсем недавно был на войне. Не адаптировался к другой, мирной эпохе.

– А это на всю жизнь груз. Придётся тебе нести его до конца своих дней. Когда я очнулась, а тебя не обнаружила, мне было очень плохо. Пришлось ждать столько лет, – Лёлька печально вздохнула и крепко сжала мою ладонь. – Я двадцать лет назад специально сюда переехала. Ты на моих глазах рос. Видела, как тебя первый раз в школу провожали, в институт поступил, проводы в армию. Я всё ждала, когда же ты вернешься с войны. Боялась, что просто не дождусь этой минуты. Времени у меня, сам понимаешь, почти не осталось.

– Значит, ты ждала меня и сцену в магазине разыграла. А ты тогда…

– Наша разведка случайно вышла к опушке и обнаружила лишь одного тяжело раненого, то есть – меня. А дальше, всё как у всех. Госпиталь. Фронт. Потом опять госпиталь. Служба. И вот видишь – дослужилась до целого генерала. И это благодаря тебе. Твои знания очень помогли.

– Да и ничего особого я не рассказывал тебе.

– Не прибедняйся. Если бы не ты, то меня бы давно не было. Так что это тоже твои заслуженные награды. Я получала их за двоих. Кстати, Олечка, принеси альбом.

Это были фотографии фронтовых репортёров. В СССР такие выпускали регулярно. Но меня поразила одна. На стене поверженного рейхстага красивым Лёлькиным почерком выло выведено «Развалинами удовлетворены. Мы». Лёлька воплотила нашу мечту. Опять в горле комок.

– А замуж ты после войны вышла?

– К твоему сведению осталась старой девой. После одного ранения у меня не могло быть детей. Получается, дорогой мой подселенец, ты единственный мужчина в моей жизни. Из нашего выпуска сегодня осталось только двое. Ты и я.

– А-а…

– Согласись, что Олечка у нас прелесть. Между прочим, она так похожа на свою прабабушку. Я же хорошо помню, как ты в бане слюной исходил.

– Принцесса? Да и когда это было! Ты же знаешь, между нами ничего быть не могло!

– Для женщины это не имеет никакого значения, старый развратник. После одной операции Наташа получила тяжелое ранение и попросила меня усыновить сынишку. Вот так я и стала мама. Её родители погибли в катастрофе. Олечка у меня одна. Береги её и не возражай мне. А теперь давай пить чай.

– Ребята, вы так похожи друг на друга! – восхищенно глядя на нас, сказала Олечка, – Вы просто не представляете! У вас даже мимика одинаковая, жесты! Да это же настоящая любовь! Я вам так завидую!

– Ерунда…

– Чушь…

Отреагировали мы с Лёлькой одновременно и рассмеялись. Время летело незаметно. Мне показалось, что прошло всего несколько минут с нашей необычной встречи и, честно говоря, уходить мне совсем не хотелось. Но Лёлька сказала, что к ней завтра утром придёт врач проводить процедуры, а мне не стоит видеть этот не совсем красивый для меня процесс. А дряблое старушечье тело меня запросто вгонит в депрессию. Тем более ей хватило уже одного раза, когда один бесстыжий тип в далёкой юности скалился по поводу панталон с начёсом. Второго такого унижения она теперь не допустит и не простит. И вообще – она этого мне никогда не простит, вплоть до гробовой доски. Так и заявила. Решительно и прямо. Как всегда. Что и говорить, Лёлька неисправима. Последнее она подчеркнула своей неповторимой интонацией. Договорились завтра продолжить праздник.

Я чувствовал себя самым счастливым человеком в мире. Как ни странно, впервые за всё время моего невероятного возращения в тело я спал спокойно и крепко. Мне приснился сон. Опять та же поляна, юная Лёлька у дуба. Я тянулся к ней, и здесь случилось чудо. Нас уже не разделял невидимый барьер. Мы обнялись.

Утром меня разбудил звонок телефона. Сонный, я поднял трубку и услышал всего два слова, которые мне сказала рыдающая Ольга.

– Бабушка умерла…

Похороны я помню смутно. Я находился в некоем ступоре. Из родных были только Оля и я. Себя, без всяких сомнений относил к ближайшим родственникам. Тем не менее, в последний путь Лёльку провожало много людей. В основном это были седовласые мужики с плохо скрываемой выправкой военных. Они не скрывали своего горя и называли её своим наставником и командиром. В своих траурных речах не прятали скупых мужских слез. Все эти дни Оля висела у меня на плече в самом прямом смысле этого слова. Как мне ни тяжело было, поддерживал её, чем мог. Над свежей могилой прозвучал прощальный залп.

Теперь я был убежден в одном. Лёлька четко знала о дне и часе своей кончины и поручила мне заботиться о правнучке Принцессы. Для меня это стало смыслом всей жизни. Ничего удивительного, что через несколько месяцев мы с ней поженились. Надо признать, что Оля частично смогла заполнить пустое пространство внутри меня после ухода Лёльки. Но боль потери всё равно никуда не девалась. Моя жена это прекрасно понимала и делала всё, чтобы облегчить мне жизнь. В свою очередь, я старался создать для неё пространство любви и домашнего тепла. Мы прекрасно сознавали, что именно память о нашей Лёльке помогла нам создать идеальную семью. Когда у нас родилась дочка, то споров, как назвать её, не было. Разумеется – Лёлька – Оля! И каждый раз, когда я беру на руки нашу крошечку, у меня непроизвольно выкатываются слезы. Вот и сейчас мы с женой с нежностью смотрим на нашу трёхмесячную дочку, которая лежит перед нами, активно машет ручками и смешно дрыгает ножками.

– С каждым днём она все больше и больше походит на нашу Лёльку. Смотри, она даже губы поджимает точно так же, – с умилением говорю я.

– Да она с самого первого дня была её копией. Когда мне её только в роддоме принесли, посмотрела – она!

Дочурка услышав наши голоса замерла. Вдруг её огромные темные глаза младенца изменились. Наполнились осмысленностью. Стали такими знакомыми! Она внимательно посмотрела на нас, улыбнулась, неожиданно озорно подмигнула. Её личико преобразилось, проявилась неподражаемая Лёлькина ухмылка. Подняла левую ручку, резко опустила её вниз, словно пыталась рвануть стоп-кран. С такой артистичностью подобный жест мог выполнить в мире только один человек.

– Хи-и!

Мы, открыв рты, и не веря себе, смотрели на ухмыляющуюся довольную рожицу.

– Лёлька!!!

– Ага!

Ты вернулась!!!

– Угу!

И в этот миг у меня в голове раздался её задорный, до боли родной голос.

– Хм-м. А куда вы от меня денетесь? Всё только начинается, товарищ неофициальный лейтенант! Я лично займусь вашим воспитанием. Распустились здесь без меня. Я научу вас свободу любить. Осназ!

– Никто кроме нас!

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg