«Хромой. Империя рабства.»

Хромой. Империя рабства. (fb2) - Хромой. Империя рабства. [Неоконченно] 1158K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Владимир Михайлович Белобородов

Белобородов Владимир Михайлович Хромой. Империя рабства.

Глава 1

Я ненавижу орков! Я ненавижу степь! Я ненавижу проклятую жизнь! Но больше всего — я ненавижу людей! Нет, правда. Нет сволочнее создания, чем человек. Мы сами своей разобщённостью, жадностью, глупостью и как это не парадоксально слышать от ненавидящего — ненавистью, опускаем себя в испражнения. Орки — логичны, и, не смотря на свою кажущуюся дикость, более сплочены, чем люди. Орк никогда не будут держать в рабах орка, он лучше убьёт его — это более достойно. Я ненавижу людей, даже больше чем орков и всё остальное. У меня были в этом хорошие учителя. Если бы моя воля, я бы уничтожил всех людей, а потом — орков. Пусть живут какие-нибудь инфантильные эльфы.

Наверно нужно объяснить. Я — раб. Нет, не у людей. Я раб орков. Вот уже восемь местных лет — я раб. Почему так ненавижу людей? Ну, вы даёте! Настолько невыносимые условия создают не они и не проклятая степь, орки не могут такое создать. Настолько поганые условия создают люди! Вы думаете, оркам интересно кто из нас пойдёт сегодня пасти хрумзов, а кто — будет унижаться, убирая фекалии? Нет. Им совершенно по колено. Это решаем мы. Вернее не так, это решают те, кто умело смог облизать зеленомордых выше пяток, конечно, в переносном смысле, но поверьте мне — это не далеко от истины.

Те, кто решают — находятся в привилегии. Они едят, выбирая из котла лучшее. Да о чём я! Они зачастую заставляют готовить для себя. Конечно не мясо, хотя бывает его кусочки, даже у нас попадаются. Они имеют рабынь раз в руки. Руки — это местная неделя, которая длится как не удивительно — десять дней. Но я отвлёкся... И так о них. Это наиболее физически сильные из нас, которые смогли взять главенство в торбе. Они — наблюдают за нами. Они — решают за нас. Они — пересчитывают нас утром и вечером. Они — наказывают нас, если этого не сделали орки. Они пытаются убить — если что-то грозит их иллюзорной и смешной власти. Они — твари, хотя зовутся кормами. Можно подумать, что я завидую им. Но это не так. И я, и они — рабы! Не более и не менее.

Позвольте представиться — Хромой. Почему? Догадайтесь с трёх раз. Конечно! Потому что хромаю. Я попал в рабство в двенадцать лет. Нет, не к оркам — к людям. Но через два года был продан за постоянные попытки бегства. У орков я не остановился в своих попытках, и продолжал пытаться убежать в этой безжизненной высохшей степи. Сначала получал наказание от кормов. Надо признать жестокие наказания. Но после одного из очередных побегов, меня решили наказать орки. И пригласили для этого... шамана.

Я думал, он наложит на меня заклятье верности как на хрумзов. Я, в страхе перед порабощением разума, безумно извиваясь, старался вывернуться из верёвок сдерживающих меня. Но старый орк, не смотря на свой неряшливый вид и наряд из шкур местных сусликов, который в другое время показался бы смешным, был мудр и не настолько бесчеловечен. Нет, действительно мудр. Я бы не догадался до такого. Он, молча и равнодушно, нанёс мне своим гротескным и неимоверно увесистым жезлом удар по ноге. И всё... Дал указания сместить мне кость и так наложить шину. И так, теперь я — Хромой. Теперь сбежать практически невозможно. Моя скорость неимоверно низка. Трудоспособность, конечно, тоже пострадала, но меня можно использовать на работах, не требующих подвижности. Я выбрал уборку за хрумзами. Почему выбрал? А вы попробуйте переубедить упёртого барана, который ненавидит всех вокруг, не боится смерти, и как кажется окружающим — кайфует от боли, при этом готов убить. У вас созрел следующий вопрос? Почему такой? Потому что я не отсюда. Когда я попал сюда, я хотел сдохнуть, и постепенно это стало моей натурой. Я — попаданец!

— Хромой, тебя сегодня Корявый к дикому хрумзу хочет направить, — Клоп присел рядом со мной.

— Да и... духи им сзади.

Вообще Клоп был интересным парнем, наивным донельзя и очень здоровым. Его привели месяц назад. Изначально, его притянули к себе кормы, из-за его размера, но после того как они ловко облапошили его на потрёпанную кожаную куртку, он, мягко говоря, ушёл от них. Правда, перед этим разбил одному знатно рожу. Сейчас шёл период выжидания, кормы так просто не оставят такого, но и убить в открытую не могут — орки не поймут — имущество всё-таки, поэтому кормы будут искать удобного случая. Клоп знал это, но, по-моему, не очень переживал.

— А тебя куда? — спросил я, нежась в лучах весеннего солнца полулёжа на бревне.

— На землянки.

— Могут попробовать.

— Да знаю я.

Через пару рук настанет праздник Тепла, день главного духа орков — духа войны Карлана — неважнецкий для рабов праздник. Будем биться с друг другом на потеху оркам, и пытаться оседлать дикого хрумза. Гладиаторов среди нас нет, поэтому, наверно, действительно смешно смотреть со стороны. Но сейчас не об этом. На праздник приезжает множество представителей племён, и привозят с собой множество рабов для развлечения и жертвы, а последним надо где-то жить. Вот и приходится обновлять прошлогодние осыпавшиеся землянки. А там всякое бывает, может и бревно с потолка упасть... как бы.

— Я думаю, они тебя до праздника додержат.

— Не знаю, на праздник рабов поплоше выставляют. Да и решать это не кормам. За себя не боишься?

— Да я уже устал бояться Клоп. Выставят, значит, судьба такая.

Я действительно имел все шансы сдохнуть на празднике. Орки не люди, они не бахвалились перед друг другом, и так знали цену силе кланов, поэтому выставляли на побоище и потеху наименее ценных рабов, так как те, кто выживет, пойдут в жертву духам, то есть всё равно умрут, а терять более ценное имущество не хочется никому.

— Не охота, в духа то.

— Знаешь, на моей родине к этому относились иначе, — попытался я поддержать парня. — После смерти ты уходишь в чертоги к духам, которые и определяют, отправить тебя на вечные муки или на вечные радости, в зависимости от того, как ты себя вёл на земле.

— Лучше бы ещё пожить давали.

— А ты себя хорошо вёл?

Клоп пожал плечами:

— Так, всяко бывало, но подлостей не делал, если уж убивал, то, глядя в глаза.

Разговор сам собой затух.

— Хочешь, — Клоп достал маленький грибок из-за пазухи.

— Ого! Где взял?

— Так я тебе и рассказал.

— Конечно хочу, а сам чего ж?

— Кормы. А до вечера испортится.

— А-а, ну да, тебе сейчас нужна реакция, — я взял у Клопа наркотик.

Можете осуждать, но в том "мягком месте" куда я попал, это радость — забыть на час о реальности и уйти в туман небытия. Хотя небытия, это громко и пафосно сказано, мелкие грибы растущие в степи давали эффект чуть посильнее алкоголя.

— Держи, потом отдашь, — я вынул из-под подкладки вышлифованный и заточенный кусок металла.

Клоп тут же спрятал его в штанину.

— Спасибо. Откуда?

— Ты же мне не говоришь, откуда гриб?

— Так, Свайла подкинула.

— Клоп, ты находка для корма. Пошли на построение.

Вообще построения раньше не было, это была моя идея, ну вот такой я прогрессор. До этого нас считали на выходе из землянок, которые в местном кругу называются ямами. Как то пару лет назад я, выходя из землянки, пробубнил:

— Ещё бы построение устроили и пятёрками считали как в зоне.

На мою беду сзади шёл "шепотник", думаю значение определения рассказывать не надо, он и преподнёс идею кормам.

Построение прошло обыденно, как впрочем, и всё существование здесь. После построения все направились на завтрак, он же и обед. Очень кстати удобно, не надо собирать рабов и тратить драгоценное время лишний раз.

Наверно стоит рассказать, как я сюда попал. Это довольно нудноватая история, случающаяся в России на каждом шагу, не совсем, правда, в такой интерпретации и с такой концовкой.... Может, слышал кто-нибудь, как незадачливые ловеласы после знакомства с сексапильными блондинками-брюнетками очухивались в ванной с вырезанной почкой? Не слышали? Рассказываю.

Мы с Мишкой, родом из далёкого уральского города. В какой-то момент, решили поехать в Питер на заработки. Вернее не так, мы поехали покорять северную столицу. До города Петра добрались поездом, изрядно поскучав в дороге. Понятно, что по приезду мы решили это дело отметить и выбрали для этого довольно интересное заведение, клуб Мани — Хани. Заведение было стилизовано под рокенрольное и разительно, для нас провинциалов, отличалось от других.

Пройдя охрану с досмотром, выражавшемся в прохлапывании рукавов и штанин охранниками, а также проверкой металлоискателем, мы погрузились в ночной мир Питера. Гуляли не очень широко, ввиду отсутствия лишних денег, но и на пиво не скупились. Обстановка для нас казалась нереальной, живой рок-н-ролл, байкеры все в коже. В какой-то момент к нам подсели две довольно милых девахи — Света и Марина, хотя я так понимаю, с тем же успехом их можно было называть Катя и Изольда или ещё как-нибудь. Девчонки оказались очень обаятельными и общительными, не суть важно сколько мы посидели... Угадайте, что было дальше? Ну конечно — девчонки позвали в гости. Ну а наш размягчённый алкоголем разум... Кобели, в общем.

Очнулся я в каком-то закрытом помещении, лёжа на матрасе. Под потолком светила тусклая лампочка. Около железной двери стояло ведро и две бутылки с водой. Кирпичные стены никогда не касалась штукатурка, поэтому дизайн комнаты можно было назвать индустриальным. Голова болела от стандартного похмелья, а вот во рту ощущалась непривычная приторная сладость. Я встал и подошёл к двери, постучал в неё кулаком.

— Эй, есть кто?

Я не великий знаток тюремной экзотики, но почему-то комната, в которой я находился, не ассоциировалась с камерой какого-нибудь правоохранительного заведения.

— Эй! Кто-нибудь! — постучал я ещё раз.

А в ответ, как говорится тишина. Попытался что-нибудь вспомнить из вчерашнего вечера. Неву помню. Свету помню. Целовались с ней на мосту. Васильевский остров помню. Парк. Дальше не помню.

— Эй! Да кто-нибудь, — голос сорвался.

Отвернув пробку бутылки с надписью "Каргазы", с невероятным удовольствием отпил почти половину — мужики поймут. Дыханье слегка перехватило от газов. Тут же надавило на мочевой пузырь. Ведро явно предназначалось для этого.

Я уже полчаса долбил в дверь ногой и орал. Металл толстый, не гнётся. Результатов ноль. Наконец кто-то хриплым голосом приглушенно спросил:

— Лёха. Ты?

— Мишка!

— Лёх, а где мы?

— Да кто его знает. Сам понять не могу.

— Мы что, вчера накурелесили?

— После Васильевского не помню.

Даже через дверь были слышны гулкие звуки глотков, которыми Мишка сопровождал утоление жажды.

— А-а-а! Как хорошо, — вздохнул он. — Ты вырубился в парке с вина, мы с девчонками ещё потом сидели, а потом... От, твари!

— До меня тоже стала доходить ситуация в которую мы попали.

— Есть идеи, куда мы попали?

— Надеюсь не в сексуальное рабство.

Мишка, было, засмеялся, но тут же осёкся, поняв мысль.

— Ну, у тебя Лёха и фантазии.

— Да какие фантазии, рабочая версия. Могу предложить ещё парочку. На органы например или ...

— Что или?

— Да не лезет больше в голову ничего. Могут ещё в рабство куда-нибудь в ближнее зарубежье отправить.

— Может, пошутил кто?

— Да я смотрю у тебя тут куча друзей — шутников.

— Может те байкеры? С которыми немного поругались.

— Может...

Оба замолчали. Слышно было, как Мишка приложился к бутылке с водой, я последовал его примеру.

Через час, за дверью послышались шаги.

— Эй! — крикнул Мишка. — Кто-нибудь! Откройте!

За дверью раздался какой-то грохот.

— Отойди от двери к противоположенной стене, — произнёс мужской голос.

— Выпустите! — крикнул Мишка.

Была слышна какая-то возня, закончившаяся щелчком замка и криками Мишки:

— Тварь! Выпусти нас!

Раздалось скрежетание двери в мою комнату. Дверь приоткрылась образовав небольшую щель, через которую была видна цепь, ограничивающая дальнейшее открытие двери, и лицо в строительном респираторе.

— Отойди к противоположенной от двери стене.

Я решил не повторять действий Мишки и проверить, что произойдёт, если послушаться незнакомца.

— Отвернись лицом к стене.

Я выполнил распоряжение.

За спиной было слышно, как убрали ведро и поставили видимо новое. Следом дверь захлопнулась, и шаги стали удаляться.

— Нет, ну вы хоть объясните где мы? — бросился я к двери.

Топот поднимающихся по лестнице ног, был мне ответом. У дверей, кроме ведра, стоял пакет с едой и двумя бутылками воды.

— Твою мать!

— Что там Серый?

— Еду принёс и воду.

Мишка в этот день остался голодом и до наступления ночи досаждал меня с расспросами о том, что было в пакете. На следующее утро Мишка был сговорчивее. Я наученный его примером, тоже предпочёл не выступать.

На третье утро, я очнулся привязанным к какому-то столу, а может и не столу. Видимо в воде или еде было снотворное. Иначе я просто не мог объяснить, как здесь оказался. В глаза бил сват лампы, в вене торчала капельница.

— Очнулся. Молодец, — раздалось из-за изголовья.

— Где это я?

— Послушай меня, не перебивай, — произнёс всё тот же мужской голос, — тебе это пригодится. Понимаю, что сразу не поверишь, но потом это поможет тебе сориентироваться и не паниковать.

Надо мной наклонилось лицо в респираторе.

— Сейчас, ты окажешься в другом теле в другом мире. В том мире, ты тоже кем-то был, советую не говорить по-русски, а изобразить амнезию и попытаться найти ближайшие посёлки. Может тебя кто узнает и тебе будет проще.

Пока он говорил, успел проверить реакцию моих зрачков на свет и добавил скорость капельницы.

— Зачем мне туда? — я решил втянуть в разговор сумасшедшего.

— Тебе не зачем. Мне нужны знания оттуда, знания о магии. Да, тот мир с магией и мне нужны люди оттуда. А твоё тело, просто сосуд для разума. Так что...

Его голос постепенно стал удаляться. Дальше из своего мира я ничего не помню.

Глава 2

— ... Хромой — к дикому хрумзу, — монотонно звучал голос корма, выводя из задумчивого состояния. — Маркон, Заурик, Мелкий, Одноглазый — на строительство арены. Клоп, Блоха, ну и для полного комплекта насекомых — Жук — землянки.

Видимо кормы посчитали это смешным. Первое время все действительно смеялись над этим назначением, но за последний месяц приелось.

— Остальные едут за брёвнами. Едете на два дня, поэтому одеяла и горшки с собой.

Орк, смотревший над распределением, рыкнул что-то удовлетворённо на своём и ушёл.

Как и сказал Клоп, меня распределили на работы к дикому хрумзу. В пару для работы мне поставили Ларка. Я чуть не застонал от обиды. Видимо кормы действительно решили меня угробить. Хуже напарника даже представить сложно. Забитый, мелкий, слабый, но самое главное трусливый пентюх — это наверно самая верная, хотя применительно к нему — мягкая, характеристика тщедушного помощника. Ларка пинали все и всегда, в первую очередь за кривые руки. Дня три назад попросил его горшок с кашей передать, так он на меня его же и вывалил. Весь! Как можно из горшка вывалить всю кашу! Даже если специально — надо постараться. Мало того, что на стирку попал, так ещё и без каши меня оставил. Только я хотел попытаться забрать его горшок, как он, догадавшись о моих намерениях, смачно плюнул в него, по-моему, даже с соплями. После ужина, я, конечно, отблагодарил его и заставил стирать, благо кормы насчёт чистоплотности не ограничивали и позволяли набирать воду сколько угодно, понимали, что лучше предотвратить заразу, но вот голодом я тогда всё равно остался.

— Коряк, дай кого другого в помощь. К дикому же иду.

— Нет больше никого, не видишь, к празднику подготовка идёт. А этого всё равно некуда пристроить, так что забирай.

— Блин, ну дай вон Старого хотя бы, а этот пусть вместо него идёт.

— Старый, за брёвнами поедет. Там орки в сопровождении. А этот снова чего нагадит, или уснёт, или под бревно попадёт, мне потом отвечай, за то, что его послал. Нету никого я сказал!

Хрумзы, довольно интересные животные. Этакая смесь яка и льва. От яка был рост, выносливость и лохматость, ото льва — лапы и нос. Рогов у хрумзов не было, но были небольшие клыки. Я уж не знаю, как так на них извратилась эволюция, при всём своём виде, они должны были быть хищниками, хотя ели траву, вернее листву, правда мясом тоже не гнушались, однако сами, со слов Толикама, не охотились. Характер этих тварей был мерзопакостным. В клетки они запускали, но вот там могли и прикусить или, что ещё страшнее ударить лапами, если им что-то не понравится. А не нравилось им всё, в особенности расчёсывание задней части. Толикам, довольно знающий и образованный по местным меркам мужик, рассказывал, что сейчас, диких хрумзов не бывает. Те, которых так называют, родились от обычных домашних хрумзов, но их не смогли привязать к хозяину.

Процесс привязки проходил каждый хрумз, иначе с ним сладить было невозможно. Привязывал их шаман к определённому орку, после чего хрумз позволял садиться на себя только ему. В случае смерти хозяина, убивали и хрумза, так как толку от него было нуль — он всё равно в скорости умирал. Нет, не от тоски, было у меня подозрение, что хрумзы мягко говоря не очень любят своих хозяев, они умирали от магии привязки. Хрумзы были у орков на вроде смеси Мерседеса и бронетранспортёра, элитные скакуны для боевых действий. На черновой же работе, использовали лошадей. Пород этих безобидных животных, в этом мире было множество — маги постарались, но сейчас не о них.

Дикий хрумз. Это отдельная песня. От него можно было ожидать чего угодно. Домашние, после привязки хоть и имели скверный характер, но убить не пытались. Тот — мог. Не знаю стал бы он охотиться на воле, но на рабов... Думаю всё-таки Толикам ошибается насчёт того, что они не охотились. Я видел на прошлой неделе руку одного бедолаги, не помню, как зовут, он прибыл недавно вместе с Клопом. Так вот, мне кажется, не смотря на не очень убедительные потуги шамана, он уже не сможет ей полноценно владеть.

К загону с диким, я подходил с опаской. Что бы я не говорил Клопу, а от этого зверя можно было и кусками выйти. Ларк, сжавшись, шёл следом, помнил ещё кашу сволочь.

Сам загон представлял собой крытый бревенчатый сарай с шлюзовым входом — как на родео. Собственно это и было практически оно. Крытым загон, делали только для диких хрумзов, так как они могли и перелезть через ограду в случае необходимости. В нашу задачу, входило накормить, напоить, выгрести навоз и самое опасное — вычесать животное. С учётом того, что его пытались два дня назад в третий раз привязать, а процедура видимо для них не самая приятная, думаю, травмы нам, вернее мне обеспечены. Удобно быть Ларком — бейте меня, ругайтесь на меня..., я всё равно ничего не умею.

В нос пахнул запах прелой листвы и навоза. Не самый приятный, но терпимый аромат. Мне иногда он даже нравился больше, чем запах в наших землянках.

— Чего встал, — рыкнул я на напарника, — иди воду носи.

Ларк, взяв деревянное ведро, поплёлся в сторону колодца. Хоть какая-то от него польза, до колодца далековато ходить. Я пошёл таскать свежесрезанные ветки.

Хрумз, медленно подошёл к кормушке и понюхал листву, фыркнув, отошёл.

— Чего, не нравится? Ну, брат, что уж есть. Ты молодец, устоял перед орками.

Ну, надо же как-то контакт устанавливать со зверем. Я понимаю, что он меня не понимает. Может хоть тон успокоит, поласковей будет, не съест сразу....

— А я вот не смог. Сломался. Пашу на них. Но и ты не радуйся — придёт день Карлана, это праздник такой, они тебя на арену выпустят. Одно точно, — я присел у изгороди шлюза разделяющей нас, — если ты и умрёшь, то умрёшь героем. Наверно другие хрумзы будут о тебе легенды слагать. А вот обо мне вряд ли.

Хрумз подошёл к изгороди и издалека понюхал моё плечо, потом, осмелев, подошёл ближе принюхиваясь. Я протянул ему ладонь, готовый в любой миг отдернуть обратно. Тёплый большой нос коснулся пальцев. Фыркнув, хрумз отошёл, оставив на ладони влажное прикосновение.

— О, вон наш водонос идёт. Ты наверно пить хочешь брат? — В поилке вода была на самом дне. — Сейчас налью. Потом схожу, может, каши тебе выпрошу.

К хрумзам, в отличие от нас, относились по-особому. Если они отказывались есть листву, что случалось регулярно, им выдавали по полведра каши из смеси местных злаковых. Дабы у рабов не было соблазна съесть её каждый раз когда наступала надобность, нас, сопровождали кормы.

В землянке кормов был лишь Старис. Между собой, мы называли его одноглазым, ну собственно он и был такой. Но в глаза, вернее глаз, этой потрёпанной рабством горе мышц, никто не смел такого сказать.

— Стар, — произнёс я, когда глаза привыкли к темноте, — дай каши хрумзам.

— Кто опять не ест?

— Дикий.

— Так ему всё равно скоро на арену, пусть поголодает, злее будет.

— Мне его расчесать надо.

— Хо, хо. Эк, тебя сегодня сунули. Нечего зубы скалить, чего тебе не живётся как всем?

— Дашь?

— Ну, пойдём.

Старис был бы наверно не плохим парнем, если бы он не был кормом. Мы дошли до сарая, служившего кладовой припасов для рабов и хрумзов, а заодно и кухней. Корм открыл замысловатый с виду замок ключом. Я не являюсь великим специалистом по взлому, но однажды, когда ключ теряли, а наш ужин находился внутри, вскрывал его щепкой, больно уж топорно сделан. Хотя с другой сторон — там только крупы, на которые могут позариться только рабы. А рабам к этому строению без сопровождения кормов подходить было нельзя.

— Держи! — вытащил Старис ведро.

— Она же вчерашняя!

— А ты что думал, я готовить брошусь? Бери и хромай отсель, пока пинков не надавал.

Я исподлобья глянул на него. И я, и он понимали, что пинать меня, он не будет. Я уже раз втыкал найденный гвоздь в корма за подобное. Потом конечно выхватил палок, но и корма тогда шаману лечить пришлось.

— Ну! — рыкнул он, — Я с тобой не пойду. Доверяю.

Ещё бы не доверял, на второй день данная каша на запах, как и на вкус, была хуже содержимого нужника, поэтому есть её, не то, что рабы, хрумзы не хотели. Поняв, что другой каши он мне не даст, я, слегка перекосившись от тяжести ведра, побрёл к загону.

Кашу хрумз есть отказался. Ларк тоже. Была мысль вывалить это ведро на уши последнему, но как-то я поостыл. Мы с Ларком сели в шлюзе, так, чтобы было видно выход. Рвать жилы ради работы, рабам было как-то не принято в этом мире.

Я же не дорассказал, что было со мной дальше, после того, как я попал сюда. Очнулся по всем канонам жанра в лесу с дикой головной болью. По тем же канонам, в теле парня лет двенадцати. На этом, совпадения с попаданческими романами заканчивались. Ни маг, ни воин, ни княжеский сын. Судя по одежде — деревенский парень. Часа четыре я прыгал и матерился. Злоба, сука, была дикая. В выражениях я не стеснялся, благо зрителей не было. Кулаки, ну как кулаки — кулачки, молотили в бессилии воздух. Потом успокоился. Вспомнил слова этого придурка. В моём положении его совет показался дельным. Так и решил действовать. Пошёл по еле заметной тропинке. Вскоре стало темнеть. Увидел огни костров, ну нет бы, присмотреться, хотя в том моём положении... Я шёл-то, как во сне.

Они улыбались, что-то спрашивали, я мычал в ответ, мол, говорить не умею. Они накормили меня, осмотрели. Один с ехидной рожей, всё щупал мои руки. Даже в рот пытался заглянуть. У меня тогда закрались какие-то недобрые предчувствия. Идиот — не прислушался — оказалось караван работорговцев. Не знаю, может подзаработать решили, может, подох один из рабов и заменить надо было, но только связали меня утром, ткнули кляп в рот, зарыли в тряпки на телеге и увезли. Потом, перед рабским рынком, пришёл маг и ткнул мне печать на висок. Вот и всё.

Сначала был рабом у хозяина корчмы. Чего дураку не жилось? Почти не били. Жрать вволю. Работа хоть и грязная, но не слишком тяжёлая. Нет же, всё убежать пытался. А куда бежать, если у тебя на роже, штамп магический поставлен? И вывести это украшение не представляется возможным, потому как магия, её побери. Побегав несколько дней в лесу, выходил к людям. Не все конечно так поступали, но всегда находился "доброжелатель", который вылавливал меня и сдавал в местную полицию, за местные тридцать серебряников, хотя думаю меньше. А стража в центральный загон. Где я с восторгом дожидался, пока меня не выкупит хозяин.

После третьего побега корчмарь продал меня. Дальше был хозяин сапожной мастерской, потом местный полумаг с извращёнными желаниями, которому я воткнул вилку в ногу в первый же день. Тот меня и продал оркам. Вот, как-то так сложилась моя судьба в этом грёбаном мире.

— Корм, — прошептал Ларк.

Мы встали и начали делать вид, что работаем. Одноглазый постоял в воротах, наблюдая, как Ларк выливает воду в поилку, а я подкидываю ветки.

— Если не ест, чего листву переводишь?

— Я к голодному не полезу. А эту кашу есть он не станет.

Ларк, проскользнул с ведром мимо корма и почти побежал к колодцу.

— Ну-ну. Сами бы хоть поели, — он явно стебался, — Когда ещё столько перепадёт.

Я отвечать не стал, разругаться с ним плёвое дело, а новую кашу он всё равно не даст. Молча, перекрыл внешние ворота шлюза и открыл внутренние, проковыляв к кормушке, вылез через неё. Одноглазый, видя отсутствие реакции на его искромётный юмор, потоптался ещё у ворот и ушёл. Хрумз в шлюз идти не хотел, а нам надо было вычистить загон. Ни свежие ветки, ни попытки постучать по стенам, в надежде, что он испугается, не принесли результата. Попрыгав вокруг загона, мы присели у ворот.

— Может, ветки не в сам загон надо было? — высказал Ларк.

"Советчик мать твою", — Ларк раздражал своей проницательностью.

— А то я не догадался? Где ты раньше был?

— За водой ходил.

— Вот..., — и сказать-то ему было нечего.

— Хрумз, — прошептал Ларк.

Я потихоньку оглянулся, дикий нюхался в шлюзе. Встав без резких движений, доковылял до боковой калитки и протиснулся в загон. Стараясь не шуметь, потихоньку дошёл до внутренних ворот и резко попытался их закрыть. Хрумз прыжком развернулся и, встав лапами на жерди ворот, остановил их в десяти сантиметрах от столба. С одной стороны, было страшно, с другой проснулся некий азарт. Я всем телом навалился на ворота, но они не поддавались — тяжёлая туша зверя, перекосив, прижала их к земле. Я резко выкинул руку между жердей и шлёпнул его ладошкой по носу. Хрумз отпрыгнул, едва не уронив меня вместе с хлипкой конструкцией. Быстро накинув верёвочную петлю, я вздохнул с облегчением: "Попался".

У дикого, не чистили очень давно, поэтому работы у нас с Ларком хватало как раз до ужина, учитывая отсутствие рвения. Пару раз появлялся Одноглазый, проверяя, чтобы мы не бездельничали. Оба раза его вовремя замечал Ларк, он безумно боялся гнева кормов, и мы успевали создать рабочий вид. Хоть какая-то польза. Кстати боялся он не безосновательно. Кормы частенько над ним измывались за какие-нибудь мелкие провинности. Поймали уснувшим днём — ночью заставили стиркой заниматься, отдохнул ведь. Заметили, что из котла кашу с боков после ужина соскребает — он полночи один их чистил. В общем, его взаимоотношения с кормами чем-то напоминали дедовщину в армии. Только для Ларка это была вечная дедовщина. С одной стороны его было жалко, с другой — сам виноват.

Если честно, минуты безделья радовали, но это в тоже время это были самые долгие минуты, по крайней мере, для меня. Я вспоминал дом, маму, отца. Тоска накатывала волной. Знаете что самое поганое в рабстве? Что отличает его от тюрем нашего мира? Нет не жестокость и не свинское отношение, и даже не постоянная опасность наказания, а то и смерти. Безысходность. Ты начинаешь понимать, что это навсегда. Выхода нет. Самое главное, когда приходят такие мысли — не сломаться. Не превратиться в подобие живого существа. Такие люди умирают быстро. Их можно определить по взгляду, шаркающей походке, хотя здесь все так ходят, но они особенно сильно шаркают. Ближайшая вспышка болезни их выкашивает в первую очередь. Они не хотят жить. Их так и называют — Сломленные.

— Ну, как ты так то? — безрукость раба вылезла вновь.

Он умудрился сломать скребок.

— Так он упёрся, а я посильнее, — Ларк, вжал голову в плечи.

Наверно его вид должен был вызвать жалость, но не вызывал. Вечно грязный, в замызганном рубище, со слипшимися волосами, он вызывал лишь отвращение, когда вот так сжимался. Я сплюнул с досады. Работы оставалось как раз до ужина, если не успеем — придётся всё равно доделывать. А это остывшая каша и меньше времени для самого святого — сна. Да и корм уже на нас косо посмотрел в последний раз. Встанет над душой ведь, и будет указывать. Вообще это балансирование работы, проходило каждый день. Сделаешь быстро — ещё найдут работу, медленно — не выспишься.

— Держи мой, я пойду расчесать попробую. Ты бы постирался и умылся что ли.

— Тогда заберёт кто-нибудь.

— Да кому твоё тряпьё нужно, хуже, чем у тебя ни у кого нет.

Вот если бы не шаманские штучки, из-за таких, точно передохли бы все. Шаман давал кормам какие-то порошки, которыми кормы окуривали наши землянки. Воняло жутко, но не насекомых, ни больших эпидемий у нас не было. Бывало, конечно, но в основном, если двое трое одновременно заразятся какой либо пакостью, кормы начинают бить тревогу. Шаман на них смотрит зло, но нас лечит, а чтоб неповадно было болеть, после выздоровления кормы палок прописывают. Палки упругие, кости не ломают, но больно настолько, что желание симулировать точно на раз проходит, да и просто болеть тоже. Так что лучше чуть что, на ногах переносить, вот если уже встать не можешь...

Хрумз не приближался к стенке шлюза. Только я подходил с той стороны изгороди где он находился, он переходил на другую и я вновь терял возможность до него дотянуться. Соответственно мне приходилось хромать в обход. Поиграв в кошки-мышки с животным и поняв, что "мышка" хоть и взаперти, но находится в более выгодном положении, я осторожно высунулся между жердями и потянулся расчёской, напоминающей скорее частые грабли, чем инструмент цирюльника, к его боку. Хрумз, это очень грациозное и ловкое животное. Понял я это практически сразу, даже толком не успев отдёрнуть руку, а не то, что выскользнуть обратно. Он извернулся телом и совершил прыжок в мою сторону. Я просто влетел в шлюз, под воздействием тяжёлой лапы оснащённой такими нехилыми коготками. Рубаха на рёбрах стала намокать от крови. О штанах я не думал, но возможно тоже намокли. Я не дышал. Во-первых, со страха, во-вторых, по причине наличия лапы на груди, которая меня вдавила в землю. Хрумз обнюхивал мою грудь. Видимо сочтя блюдо годным к употреблению, он слегка провел лапой по моей груди несколько раз, словно пытался выцарапать из меня что-то. Действительно слегка, а то от меня бы ленточки остались. Потом принюхался к тому месту, где царапал и повторил массажные движения лапой. "Гриб! Не ну точно, там гриб!" Я, стараясь не делать резких движений, залез за пазуху рукой и достал раздавленные остатки того, что раньше называлось грибом. Хрумз слизнул с ладони кашицу, при этом я очень боялся, что он может и с рукой отхватить. Он обнюхал мою грудь ещё раз и, потеряв ко мне интерес, отпустил меня. Я осторожно встал. Хрумз, не обращал на меня внимания, явно измельчая пастью мой гриб.

— Да ты наркоман Хрумзик. Можно я тебя расчешу? — Я подобрал выроненные грабли и потихоньку, еле касаясь, провёл по шерсти. Хрумз передёрнул шкурой. Я, задрав рубаху, глянул на свой бок. Глубоко конечно зацепил, но не смертельно. Я продолжил легонько пытаться расчесать его, неся елейным голосом, какую-то ахинею про то какой он красивый и спокойный хрумз. Нормально. Когда под кайфом, даже лучше чем привязанный ведёт себя. В проёме ворот показалась чья-то фигура, выглянув из-за хрумза, увидел орка. Хотел опустить голову и выпрямить руки по швам как положено, но орк показал рукой, что не надо, мол, работай. Хрумз похоже даже получал удовольствие от расчёсывания, единственное не дал прикасаться к голове. Ну, ещё бы, ему на неё три раза привязку пытались поставить. Увлёкшись расчёсыванием, я не заметил когда ушёл орк. В общем, через пару часов, хрумз был как домашний. Шёлковая шерсть лёгкими волнами спадала по бокам, даже хвост был вычесан. На прощанье я похлопал его по боку и тут же вылетел сквозь жерди, так как он вздрогнул и резко повернулся. Кто его знает, вдруг он тоже меня по боку похлопает? Одного раза хватило.

Убраться у дикого мы успели. Принимать пришёл Коряк, он же Корявый, он же сволочь несусветная. Вообще к имени этого корма я бы мог придумать с сотню эпитетов точно. И он это знал, поэтому меня не любил. Ну, понятно, что нелюбовь была взаимна. Наверно это было единственное, что объединяло наши разумы. Кривой, стоя в шлюзе, нашёл к чему придраться, глупо было бы... Но, мы уже выпустили хрумза в загон.

— Плохо убрали, вон по центру дерьмо, и в углах тоже.

— Коряк, он больше сегодня не войдёт сюда....

— Да знаешь, что я делал на твои оправданья.

Внутри стала вскипать злоба, не знаю, что на меня нашло,

— Как собственно и я на твои приёмки, — выпалил я. — Что мы сейчас будем всю ночь за ним бегать? У него дней сорок не прибирались, мы чуть не вылизали. Пошёл ты сука, знаешь куда...

По опыту я знал, лучше было бы промолчать, так как словесная перепалка быстро переходит в драку, но тут не удержался. Справиться с Коряком, я вряд ли смогу, а вот палок отхватить, теперь уже точно отхвачу. Да ещё как назло заточку отдал. Вообще я старался не конфликтовать с кормами по мелочам — себе дороже выходит. Вот если что-то серьёзное начиналось, например месяца два назад пытались меня в яму с орчьими фекалиями загнать, типа вычистить надо, или одному тут приглянулась моя обувь, которую я неделю вечерами шил жилами из старой куртки, тут да..., я тупо без объяснений вставал в позу. Оба раза закончились без явных последствий для меня, так как до драки не доходило, но кормы нет, нет, да провоцировали. Конечно они бы и так могли.... Но, были прецеденты, когда особо зарвавшийся корм погибал, отравившись грибами которые есть не хотел. А орки не любили терять собственность и наказывали за это всех без разбора, корм ты или нет. Да и общее настроение рабов начинало колыхаться, когда они знали, что палок могут прописать и без провинности, многие становились ожесточёнными. Поэтому, как ни крути, им нужен был мотив, чтобы наказать меня и дать урок другим. А тут я его явно дал. Решив, что я так и так отхвачу, я взял в руки черенок от сломанного Ларком скребка.

Корм вместо того, чтобы попытаться ударить или орать, вдруг ехидно улыбнулся. Я не сразу понял, в чём подвох. Орк, вышел через пару секунд из-за угла. Я не знаю, может, кормы как-то мягким местом чувствуют зелёных..., но в преддверии праздника Тепла, это был залёт. Орк просверлил меня взглядом и молча, пошёл дальше. Вашу маму....

— Можешь идти в загон Хромой, — скаля зубы, произнёс Кривой.

— С-с-с — тварь.

— Я ведь могу и палок прописать напоследок, учись, давай, мечом махать.

По дороге я обдумывал свои шансы попасть в праздничную команду смертников. Неполноценный, да ещё и агрессивный, получалось девяносто девять из ста. Процент на то, что кто-то сильней накосячит. Ну, как так то я? Со злобы хотел пнуть Ларка, идущего впереди. Просто так. Сдержался только по причине и так жалкого его вида и обвисших рваных штанов.

Глава 3

До ужина оставалось ещё с полчаса, я спустился в яму, проверить нары. По-местному конечно это слово звучало как деревянный настил, но я привык называть вещи своими именами. Хотя... Кто его знает, вечерами я любил философствовать, погрузившись в себя, в частности обыгрывал и это слово. Нары — это деревянный настил или кровать для заключённых? А что такое "шконка"? Жаль, Гугла нет.

Проверять в землянке-яме было что. Шмон, проходил регулярно, уж не знаю, что ищут в тюрьмах нашего мира, но тут искали "лепёшки" и "заточки". Если с последним всё понятно, то "лепёшку" надо объяснить.

В принципе рабы у орков имеют почти свободное перемещение в пределах глиняного селения орков. Нам, запрещено лишь входить в любое из зданий без ведома кормов, причём, строго настрого, вплоть до смерти. Доступ имеют только рабыни и то не все. И ещё, запрещено приближаться к лошадям. Но сейчас не об этом. В связи с таким вольным отношением, возникает соблазн сбежать. Ну, как минимум у половины рабов. Останавливают два фактора. Первый — степь. Степь кругом. А псы орков большие и быстрые, причём не всегда просто останавливают тебя — могут и кусками принести. И второй — каша. В неё шаман добавляет порошок. Уж не знаю, кокаин или героин родня этому, но кайфа никакого, а вот ломка безумная. Я видел, некоторые пытались попробовать голодать. Так вот, каша вызывает такое привыкание, что сбежавший, через два дня идёт обратно. Поэтому те, кто собирается сбежать, заготавливают "лепёшки" — бесформенные куски или порошок из сушёной каши. Говорят, она помогает пережить ломку, или как минимум отсрочивает её. Почему говорят? Потому что я ещё ни разу не общался со сбежавшим рабом. Но есть такое поверье, что бежать нужно вдвоём. Первый после благополучного побега, привязывает второго к дереву и дожидается, поедая "лепёшку", пока не пройдёт ломка второго. После чего второй, привязывает первого, ну и аналогично только без поедания. В общем, у половины рабов такие "лепёшки" были. Прятал, кто как может. Я глянул на бревенчатый потолок, моя была на месте, я даже проверять не стал, так видно, что метку никто не тронул. Взяв горшок, пошёл на улицу. На выходе столкнулся с Клопом, у того красовался бланш в пол-лица.

— О, красавец. Кормы?

— Не-е. Потом расскажу. Что?

— Похоже, сегодня не обыскивали, но проверь.

Клоп кивнул и, проходя мимо, сунул мне заточку,

— Держи. Спасибо.

Я встал в очередь к котлу, вскоре за мной пристроился и Клоп. В середину очереди попытался воткнуться Ряха, оттолкнув Толикама. Так бы я промолчал, но Толикам был нормальным рабом, хотя и постоять за себя не мог, да и настроение у меня было мерзопакостное:

— Ряха, ты может в конец встанешь, а не будешь наглеть?

Ряха глянул на Толикама, потом на меня,

— Тебе-то чего? Или лобызаетесь?

— Ты меня сдвинул на один горшок назад. А про лобызаетесь, может, расскажешь? Мне даже интересно стало.

— Ладно, — многозначительно произнёс раб, глянув на Клопа возвышающегося сзади меня, отошёл в конец очереди.

— Чего, рассказывай? — спросил я у Клопа.

— Неймётся же тебе, — ответил он. — Чего задираешь? Он же из прикормленных, того и гляди в кормы. Уж как минимум нашепчет.

— Чего шептать, вон одноглазый зыркает. Да и было бы кого задирать. Рассказывай, что у тебя?

— Бревно орку на ногу уронил.

Я некоторое время обдумывал его слова.

— Это как?

Он пожал плечами.

— Я смотрю, ты Ларка по криворукости опередить хочешь?

— Похоже уже.

Я поглядел на него. Он правильно понял мой взгляд.

— Ну, я не очень по-оркски, но Карлан и биться понимаю, думаю праздник в этом году мой.

— Значит, вместе пойдём, — я рассказал Клопу свою неудачу.

— Так, я ладно, нечаянно. Ты то, чего опять? — резюмировал мой рассказ Клоп.

— Да надоело всё.

— Смотри, сломишься. Первый знак. А я думаю, чего он сегодня завёлся...

Клоп трындел, а я не перебивал его, понимал, ему сейчас тоже не по себе, и эта бесполезная болтовня об моих ошибках хоть отчасти отвлекает от его собственной судьбы. Вот такой я раб-Сократ.

— ... помирился бы с кормами, может что посоветуют.

— Ага, сейчас, только все закладки с "лепёшками" сдам.

Подола наша очередь. Одноглазый кинул в мой горшок треть от нормы.

— Старис, ты чего?

— Тебя потом накормят. Можешь идти.

— Ну, положено же....

— Иди. А то я тебе наложу чего позапашистей, и жрать заставлю.

Тварь. Я отошёл от котла и уселся на бревно, рядом с Толикамом. Брёвна стояли в два ряда. Со стороны это походило на нахохлившихся осенних воробьёв, сидящих на ЛЭП. Я со стороны смотрел — один в один. Рабы, уткнувшись носами в горшки, с жадностью поедали несуразное варево деревянными лопатками. Между брёвнами ходил корм, это чтобы мы не откладывали кашу на "лепёшки". Сегодня это был Жирный, но я его всегда называл уважительно по полному имени — Пидрот, ну нравилось оно мне.

На выходе с площадки кормёжки ещё и досмотр устроить могут. Понятно, что кому надо, может обойти эти запреты. Если очень захотеть, то можно вообще выменять дополнительную кашу у самих же кормов. Но и они должны показывать оркам своё рвение. Рядом уселся Клоп. Процесс поглощения пищи был свят. В это время на разговоры не тянуло. Слюна не давала.

— Держи, — вдруг протянул мне свой горшок с недоеденной кашей Клоп, вырывая из рук мой пустой.

Отказываться я не стал, но спросить чего за благородство в нём проснулось, между махами лопатки спросил.

— Всё равно сейчас выйдет наружу. С тебя четверть пайки, когда встану, — он кивнул в сторону котла.

Твою мать. Орки! Орки на ужине к экзекуции. Стопятидесятипроцентная примета. А присутствие в их делегации шамана — трёхсотпроцентная, что накажут до полусмерти.

— Клоп! — заорал одноглазый. — Сюда!

— Чего сидишь? — подошёл Жирный. — Здесь он!

— Тащи его, Пидрот.

Наказание орков, это не наказание кормов. Бил прихрамывающий орк. Видимо тот, которому Клоп ногу отдавил. Эх, как он бил. С оттяжкой, с душой. Я прижмуривался во время удара. "Девяносто восемь, девяносто девять, — считал я количество палок, понимая, что Клоп труп, — сто".\

Уф. Остановился. Шаман подошёл к лежащему на столе раздачи рабу. Прижал палец к затылку. У меня внутри всё сжалось. Смерть раба вообще обычное дело. Но, Клоп...! Постояв секунд пять, шаман отдал какой-то глиняный сосудик корму. Мать моя женщина! Жив паскуда! Жив! Иначе бы мазь не выдали. Клоп — сука. Напугал! Живучий гад.

Клопа утащили к кормам. Это нормально. Там есть местный лазарет. Кормят опять же лучше.

Вечер был тоскливым. Не потому что произошло сегодня. Здесь все вечера были тоскливыми. В углу резались в "интеллектуальные" экскременты, в реальности игра называется грубее, но пусть так. Суть игры почти как в монетки, а проигравший и есть самый настоящий экскремент, ввиду отсутствия оного у него некоторое время, так как останется без некоторого количества каши, по полпорции которой он должен будет отсыпать выигравшим утром и вечером.

Толикам как обычно рассказывал что-то. Рядом с его нарами собралась кучка рабов, в полутьме напоминавшая картину: казаки пишут там чего-то. Толикам был образованный раб, из бывших "голубых". Не-е, не подумайте ничего плохого, здесь этот цвет носит другой смысл. Я же ещё не рассказывал о цветовой дифференциации рабов. О-о-о. Это целая стезя местной экономики. И наплюйте на тех, кто говорит, что рабство это экономически неэффективный строй, очень даже эффективный. Правда это воспринимается только у людей. Ну, начну с низа.

Низ — это я. В смысле — мы — "чёрные" рабы. Чёрными, называемся так по причине наличия чёрной тату на виске, вообще она называется печатью, но выглядит как незамысловатая тату. Печати, кстати, не имеют никакого магического воздействия, но и вывести невозможно. Чёрные — самые распространённые, самые бесправные и самые дешёвые животные. Добывают нас за долги, во время войн, во время грабежей, ну, в общем, всяко разно.

Средний вид рабов — "голубые" рабы. Они не имеют ничего общего с чёрными. Вообще ничего. Это добровольное рабство, в редких случаях скупленные у родителей перспективные дети. Наименование происходит так же как у чёрных — по цвету печати. Суть "голубых" — любой, достаточно умный (надо пройти экзамен) и свободный человек, испытывающий недостаток в средствах, может продать себя. Продать в академию, где тебя обучают в зависимости от твоих талантов (действительно от талантов — определяют магически) определённым дисциплинам. Обучение может варьироваться от музыки до местных инженеров. После прохождения процедуры усовершенствования раба, то бишь обучения, продают за бешеные деньги. "Голубой" раб обладает некоторыми привилегиями, в частности небольшой зарплатой и одним выходным в местный месяц, то есть луну. Но есть и ограничения: ни женитьбы, ни детей, если твой владелец, конечно, не захочет новых рабов (корова, которая даёт молоко и её телята, ну вы помните). Зато твоей защитой от внешних воздействий, в том числе и хозяина, служит определённый совет при дворе местного царька. И в случае жестокого обращения — а та-та. Понятно, что при желании, да о чём я, почти всегда, хозяин раба может обойти местный закон, но это не очень выгодно, так как...

Третье, и последнее сословие рабов — серебряные рабы. Их тату выглядит довольно гламурно, и они могут даже указать обычным гражданам место, это рабы империи. Через десять местных лет службы в "голубом" статусе, тебя с вероятностью в девяносто процентов выкупит государство по остаточной стоимости, которая тоже не очень низка. То есть, империя получает готового, не слишком старого специалиста с опытом работы за сравнительно небольшие деньги. Практически, такой раб, почти не раб. Нет, конечно, работать тебе придётся куда пошлют, но и зарабатывать будешь больше чем зажиточный крестьянин. Ты можешь купить дом, завести семью, твои дети не будут считаться рабами, ну, в общем, там куча привилегий. И все счастливы. У государства образованный персонал за невысокую цену и низкую зарплату. Прежний хозяин получает на десять лет хорошего специалиста или художника за ещё меньшую стоимость (с учётом выкупа империей). Школа просто стрижет за обучение, ну а сам раб, помимо первоначальных денег уплаченных ему и потраченных обычно на погашение долгов, имеет хоть и не слишком высокий, но заработок, и полную гарантию в трудоустройстве. Конечно, здесь не слышали о восьмичасовом рабочем дне, пятидневной неделе, отпусках, поэтому уж извини раб — солнце ещё не взорвалось. Но нормальные управляющие знают, когда устаёт мозг или лёгкие. Там ещё много заморочек, но я не углублялся — мне серебро не светит.

Наш "голубой" Толикам, провыёживал своё счастье юбкой. Другими словами музыкант спалился на дочке хозяина. Отец был далеко не дурак, и наказал его по полной, продав в качестве "чёрного" оркам. При этом я так понимал, что в империи он вообще считается беглым, а это точно смерть.

В общем, это был обычный рабский вечер, я уже почти заснул, когда ко мне подошёл Ряха,

— Чего говоришь, торопишься?

Я нащупал заточку,

— Нет. Но и когда двигают, не люблю, — ответил я, садясь на нарах.

— Ты знаешь моё отличие от кормов?

— Да никакого. Две руки, две ноги.

— Скалишься значит. Смотрю, выбитые зубы ничему не научили.

— Ну..., так и не ты же их выбил. Ты чего Ряха хочешь? Повеселить рабов? Так давай, — я встал с облегчением — успел.

Ряха дал встать. Я бы на его месте сразу ударил. Лежачего. Были бы возмущения конечно, но рабы по природе своей жизни асоциальны. Самое тупое это начинать разговор с жертвой, как например Ряха сейчас. Я говорить не стал. Два коротких удара заточкой в бедро, прежде чем у Ряхи сработали инстинкты самосохранения. От его удара я ушёл, есть школа, потом расскажу. Ряха отпрыгнул от меня.

— Ты чё тварь?

Тут к нему подскочил один из холуёв, и прошептал что-то на ухо. Я догадывался что.

— Ну? — спросил я у, твою мать, не побоюсь этого слова — оппонента, когда от него отбежал шнырь, — Хочешь дальше? Как раз моё место освободится на празднике.

— Живи дерьмоскрёб. А твоего голубого, я потом прижму.

— А ты доживёшь до утра? Землянка одна.

Ряха молча развернулся и захромал в свою сторону. За Толикама я не волновался — пофиг, мне бы со своими бы проблемами расхлебаться. А вот Ряха, гарантирую, спать не будет, пока меня не отправят на праздник.

Кстати насчёт неизведанности возможностей человеческого мозга, могу авторитетно заявить, что человек может спать, и одновременно сканировать звуки вокруг. За шесть лет у орков, ни одна сволочь не смогла ко мне подойти так, чтобы я не проснулся.

Утро началось с заунывного голоса одного из прихвостней кормов,

— Вста-а-али.

— Я те в глотку фекалий насую, — раздалось из темноты.

Нормальное утро с нормальным звонком будильника. Быстро встать и на построение, последнему — одна палка.

Умывшись в одной из бочек и порадовавшись с десяток минут восходу местного светила, я пошёл отстаивать очередь за завтрокообедом. Не дай бог опять обделят — я дней через пять тогда сам на арену проситься буду. В этот раз у котла стоял Пидрот. В его смену, ввиду видимо определённых страданий толстяка в прошлые от кормовой жизни годы, порции бывали в полтора раза больше чем обычно.

После насыщения данной богами пищей — распределение работ. Нудно и долго, но иногда взбодряло. Меня, например, второй раз за неделю назначение заставляло быстрей кровь по венам течь.

— Хромой — на тренировку, потом, если сможешь к хрумзам.

Лучше уж к дикому. Тренировка! Мерзопакостное занятие. Хотя кому-то нравится. Суть — ты груша для битья. Бить будут подростки орков. Те ещё твари. Орки воспитывали своих отпрысков в воинском духе и рабы покрепче постоянно страдали на мечном бое с орчатами. Рабам, конечно, тоже позволялось наносить удары, но все понимали — не дай бог травма... Ладно, если семилеток достанется, а вот если лет пятнадцати... Орчата к этому возрасту килограмм восемьдесят весили, отсюда выводы. Но меня выбор не касался. Отцы остальных выродков, старались выбирать чадам соперников посильнее. Клоп, например, за месяц уже дважды попадал. Но не отец этой несуразности. Он лелеял свой кактус и позволял ему самостоятельно выбирать спарринг-партнёра. Да, я знал своего "соперника" — Хырганос. Звали его немного по-другому, но я не мог выговорить рычащее наречье зелёных. Это ближайшая интерпретация. И так — Хыргонос. Четырнадцатилетний ушлёпок, не умеющий постоять за себя. Вот его неумение и стало моей Голгофой, уж извините христиане. Этой зелёной жабе, с отвисшими боками, не нравилось сражаться с равными, или хотя бы немного уступающими по силе. Не-е-ет. Ему нужна была жертва, а что может быть безопасней хромого дрища. Кстати вот отсюда я обладаю совсем даже неплохой реакцией.

И так — тренировка. На поле моего бития, я обязан прийти первым. Это единственный плюс экзекуции, так как Хыргонос ленив и явиться может, даже к вечеру. Раз он меня безумно порадовал, не придя совсем. Я тогда джигу танцевал. Зато в прошлый раз вынес мне два коренных зуба и это к четырём уже отсутствующим. Не ну один то так и так надо было. Но второй! Хороший крепкий жёлтый зуб! Был....

До обеда, в смысле полудня, я вялился. Переживать от ожидания какой-нибудь пакости, я отучился года четыре назад. Пакость, всё равно придёт, и зачастую совсем не с той стороны. Поэтому гонять себя напрасными терзаниями не стал. Я мечтал. Мечтал нормально поесть. Мечтал о сексе с восемнадцатилетней моделью имеющей бюст не больше второго размера. Ну не нравится мне большая грудь. Даже возбудиться успел. Тут ещё и три рабыни мимо прошли. Чумазенькие и возрастом не больше сорока. Эх! Как они стрельнули в меня глазками. Нет, я знаю, что не красавец, но плечи распрямил. Девчонки тоже страдают от отсутствия мужской ласки. М-м-м. Одну бы, пусть вон ту пострашнее, да в загон к хрумзам. М-м-м. У меня за бытие здесь, аж два раза было. Раз у корчмаря с четырнадцатилетней рабыней, а второй здесь, года три назад, в честь праздника один из орков разрешил девчонкам прийти к нам, не буду рассказывать, с кем я был. Насчёт четырнадцатилетней, здесь девушка ребёнком считается до первой крови, а там может всё — если конечно хочет. Правда, кроме этого, женскому полу данного мира больше стремиться было не к чему, так как невозможно. Наших феминисток бы сюда — пыл сбить.

— Хрра!

Твою мать. Он наверно мнит себя Робокопом, выходя на поле против меня. Меч — в смысле палку, обмотанную кожей он выбирал подлиннее. Я же выбирал полегче. В лёгкости моё, нет, не преимущество — спасение. Тяжёлой, даже если она длинная, я не успевал. А вот облегчённой — были шансы, что уйду без травм. Ни разу не получалось, но я знал — шансы были.

— Хрра!

"Свинья", — хотелось ответить, ну или ещё чего заканчивающееся на -я, -а.

Палка прошла мимо. Я разорвал дистанцию суперджампом, это когда, опираясь на больную ногу, я быстро перехожу на здоровую и прыгаю назад, слегка касаясь земли больной, оказываюсь снова на здоровой. Школа Хромого Шаолиня. Вы бы видели кульбит через врага в моём исполнении. Шучу.

Ш-ш-иу, — пропела оглобля этого придурка над головой.

Как там, если слышишь пулю — она не твоя. От следующего удара уйти не удалось. Морду Хырганоса осветила радость. Ему нравилось, когда было больно, разумеется, не ему.

И тут взыграла злоба. Твари зелёные! Уклонившись от очередного удара, я превозмогая боль метнулся к нему с колющим ударом в рёбра. "На, на, на", — я видел его обескураженную обидой морду и яростно бил ликуя. В конце, метелил уже кулаком в голову. Беспамятство наступило внезапно.

Глава 4

— М-м-м.

— О, очнулся, герой.

Голос знакомый. Ба! Клоп! Я открыл глаза. Яма лазарета, в смысле лекарская по-местному. Я уже пару раз просыпался здесь после палок.

— Вонючий, я жив? — память обрисовала последние слайды.

— Да как сказать. Пока — да. Но это ненадолго.

— Я его убил?

— Нет. Ты же ещё жив.

— Ну, да. А чего не убили?

— Так, кормы сказали, что отец зелени не хочет скандал развивать. Это же позор, побил самый слабый раб.

— Ты это, за языком то следи....

— Ну, почти самый слабый.

— Вот, другое дело. Я же всё-таки третий. С конца.

— Я рад, что ты шутишь, только...

— Чего? — голова болела ужасно, и тошнота прямо накатывала, похоже, сотрясение.

— Ну...

— Смертник ты, — раздался незнакомый голос.

Я повернул голову. На соседних нарах лежал здоровенный незнакомый мужик.

— Да он уже знает, — поддержал незнакомца Клоп, совсем не обнадёживая и не щадя моих нежных чувств.

— А ты кто? — спросил я мужика, хотя по отсутствию волос на голове и лице, уже догадывался.

— Это корм, из пришлых, — пояснил Клоп. — Ты уже третий день отдыхаешь. Вчера полсотни новых привели. Их кормы с нашими встретились.

— Кто кого?

— Ваши нас, — ответил мужик. — Но одного я отправил к богам.

— Шикарно. Кого?

— Кривого, — ответил вместо мужика Клоп.

— О-о-о, — я хотел посмеяться, но вырвался только вздох, отдавшийся в рёбра. — Я бы тебе руку пожал, если бы ты не был кормом. Так понимаю, ты тоже праздничный пирог?

Мужик промолчал.

— Клоп, чем он меня так? — я ощупывал голову.

Такой шишки не бывает. Она выпирала, казалось ещё на размер моей головы в бок.

— Не знаю. Думал, ты расскажешь?

— Бревном, — ответил корм. — Ты прямо сказание у рабов. Говорят, так ребёнка уделал.

Я засмеялся, Клоп поддержал.

— Чё хмыритесь, я бы на месте отца убил бы сразу, а не к лекарям.

— Так это не он меня, а отец. Клоп, а чего с этим? — я повёл головой в сторону корма.

— Легонько помяли, — понял меня раб.

— Что, так обгадишься? — спросил корм, поняв мой намёк.

— Да нет почему, только встать бы....

— Вы это, мужики, прекращайте, — произнёс Клоп. — Нам сдыхать вместе..., похоже.

Особо артачиться я не стал, но и с кормом не разговаривал больше. Клопа увели в этот же день. Корма на следующий. Меня ещё раз посещал шаман. Я так понял сотрясение и трещина ребра. Шаман поднял меня на ноги за два дня, и я тоже оказался в загоне, впрочем, ненадолго.

— Клоп, Чустам, Ларк, Хромой, Толикам, собирайте вещи, пойдёте со мной, — произнёс Жирный.

Я, конечно, ждал этого момента, но сердце всё равно упало в пятки. Тоска прямо сжала внутренности: "За что, боже? Ну, за что ты так! Сука".

Через десять минут, отведённых на сборы, нас, опустивших головы, вели в кузню. Там, во избежание попыток побега, на ноги наденут кандалы, которые снимут лишь перед ареной. Руки. Десять дней жизни. Десять последних дней жизни. Орки уважали воинов, поэтому в эти руки, мы не будем работать. Нас будут обхаживать, разумеется, в рамках нашего статуса. Мы, будем есть, сколько хотим, нам разрешат один раз воспользоваться рабыней, собственно и всё обхаживание.

Строй рабов равнодушно смотрел на нас. Каждый в этот момент думал: "Как хорошо, что не я". Я их понимал, конечно, но легче от этого не становилось.

Отдельная яма-землянка на пятерых в отдельной же локации, в смысле загоне, огороженном жердями. В загон выходить можно, за него — нет. Через трёхметровый проход — следующий загон, туда скоро прибудут наши соперники из других кланов. Выход за пределы огороженной территории запрещён. Компьютерная игра маму её.... Если заметят вне загона, можно остаток недолгих дней не только в кандалах провести, но ещё и прикованным к здоровенной чушке, а то и с рабским ошейником на цепи. Ну и палок не смотря на свой статус смертника напоследок получить.

Все попавшие в принципе были своими, кроме Чустама. Чустам — это давешний помятый корм не из наших.

— Таликам, а тебя за что? — спросил я безобиднейшего мужика.

— За надежду.

— Понятно, что ничего не понятно. Ты не мудри, прямо скажи.

— Историю рассказывал, как рабы победили хозяев, — объяснил Клоп.

— А-а-а, политический.

— Ты ведь не в деревне вырос Хромой? — посмотрел на меня Толикам.

— Чё ито?

— Знаешь много, думаешь не так как селяне.

— Так по акценту то не понятно, что я не местный? А у нас деревни образованные.

— Рассказал бы, а то всегда любопытно было, что за страна такая — Замухрынск? Недолго нам осталось, к чему теперь тайны?

— Не-е Толикам, пусть я останусь самым загадочным рабом, хоть в чём-то впереди всех.

— Эй! Воины! — раздалось с улицы. — Держите.

Клоп, гремя цепью, мелкими шажками вышел из землянки. Вернулся он со средних размеров котелком в одной руке и пачкой из пяти лепёшек.

— Пидрот сказал, что мы можем костёр на улице развести. Представляете? Даже травы на отвар дал.

— О-о-о, даже мясо есть, — произнёс Чустам, заглядывая в котелок.

Рассматривать кашу мы не стали, выйдя из ямы, уселись с котелками по привычке на бревне.

— Ларк!

Раб вздрогнул и инстинктивно сжал двумя руками горшок.

— Ты не торопись. Наслаждайся. Тут никто не заберёт. Мало будет — ещё наложишь. Сам. Сколько хочешь.

Наелись мы до состояния тюленей на лежбище.

— Хо-о-о, — вздохнул Клоп, — сейчас бы ещё отварчику.

— Да можно, но лень, — ответил Толикам. — Ларк, не разведёшь огонь?

— Я разведу, — неожиданно предложил Чустам.

Никто не стал возражать. Сладкая истома сытости клонила в сон.

— Как свиньи перед забоем, — решил пофилософствовать я. — Чтоб жирок нагуляли.

— Отстань Хромой, — ответил Клоп. — Дай насладиться.

— И ведём себя также, — подержал меня Толикам. — Наелись и поспать.

— А-а-а, ну так давайте, предлагайте выход, — лениво произнёс Клоп.

— Вон, корм его уже ищет.

Чустам разжёг огнивом огонь под котелком с водой и теперь отжимался.

— Тебе Клоп тоже не помешало бы, — предложил я.

— Почему только мне?

— А нас хоть затренируй, всё равно толку не будет.

— Ну почему? — возразил Толикам. — Меня, например, когда танцам учили, преподавали и боевой.

— Это как?

— Изображать бой в танце. Там движения конечно артистичные и меч бутафорский, но очень с боем схоже.

— То-то орки удивятся, когда ты танцевать на арене начнёшь.

Мы засмеялись, даже Ларк, тайком улыбнулся, отвернувшись от Толикама.

— Чего это вы ржёте, — подошёл Чустам, успокаивая дыхание.

— Да Толикам решил на арене станцевать, — просветил его Клоп, рассказав о боевом танце.

— Хорошее дело, — вполне серьёзно ответил бывший корм, присаживаясь рядом, — видел я как-то раз. Не каждому воину под силу то, что они вытворяют на сцене. Вода закипела. Ларк, заварил бы?

Раб нехотя встал и пошёл к костру.

— Ты ведь уже не корм, — высказал я своё недовольство Чустаму, — и распоряжаться не можешь.

— Так я и попросил его, а не заставил. Может, хватит на меня порыкивать. А то прикрываешься рабами, а сам не на что кроме как поскуливать, не способен. Насмотрелся я таких умных, только людей своей злобой баламутишь. А как до дела...

Договорить он не успел, так как отвлёкся на перехватывание руки. Поймав мою кисть, нанёс по ней удар, выбивая заточку. Следом его кулак успел побывать в области моего солнечного сплетения.

— Я не хотел так резко с тобой разговаривать, — продолжил он, остановив жестом вскочившего Клопа. — Только знаю, что с такими как ты — упёртыми, по-другому нельзя — не понимаете вы. Нам остались одни руки, а ты сейчас будешь дней пять злобу на кормов показывать, прежде чем гордость сменит понимание приближающегося конца. Если сможем выйти живыми, там и разберёмся, а нет — духами встретимся и поговорим. Знаю ведь, что бежать задумал, так поделись со всеми умом.

— Чтобы ты об этом оркам выложил? — восстанавливая дыхание, прошипел я.

— Хотел бы, уже и про железку твою, — он подопнул ко мне заточку, — и про зубильце, что в кузне спёр, рассказал бы. Только ведь мне легче умирать от этого не будет, всё равно на арену. Подумай, потом поговорим.

Корм, клацая цепью, пошёл к дровам, где, выбрав полено потолще, стал поднимать над головой.

— Я не успел... — начал было Клоп.

— Нормально всё. Есть о чём подумать, — успокоил я раба.

Отвар пили в тишине. Я пытался успокоить вулкан злобы внутри, остальные после нашей стычки тоже не особо были предрасположены к разговорам. Корм, позанимавшись, ушёл в яму.

— И вправду надеешься? — спросил Толикам.

Я покосился на Ларка. Он конечно забитый, но вот в наушничестве замечен не был. Да и кому ему стучать. Кормов он ещё больше чем я ненавидит, а орков боится как огня.

— Так подыхать или иначе, тут хоть какой никакой — шанс.

— И как?

— Осмотреться надо. Кандалы снять попробовать.

— У меня снимаются, — вдруг подал голос Ларк.

Он приподнял штанину, оголив ноги-спички, и выпрямив ступню, почти выскользнул из кандалов. Затем вернул ногу обратно.

— У тебя уже шанс есть.

Ларк отрицательно мотнул головой:

— А вдруг поймают?

— Поймают, значит поймают.

— Бить будут. Да и страшно одному, не был я никогда там. Говорят, там волки есть.

— Где там? — поинтересовался я.

— На свободе.

— А как в рабство попал?

— Родился рабом. В клане Древнего топора. Там иногда рабыням разрешают иметь детей.

Я никогда не интересовался судьбой Ларка. Где-то в глубине скользнула жалость к нему. Я вон, уже два мира видел, а он кроме орочьего рабства — ничего. Видимо у Ларка редко бывают слушатели, поскольку обычно молчаливого раба понесло:

— Я много раз у кормов за брёвнами просился, лес посмотреть, но они не берут меня. А у клана Древних топоров, я раз скалы видел. Это такие огромные камни из земли торчат.

Ларк замолчал, видимо поняв, что мы-то их тоже видели и объяснять не нужно.

— Не переживай, — хлопнул парня по плечу Клоп. — Насмотришься ещё.

— А вы возьмёте меня?

Кот из Шрека, отдыхал после слов Ларка. В них была такая детская надежда и непосредственность.

— Конечно, возьмём, если соберёмся, — уверил Клоп.

— Я ещё отвара принесу, — Ларк, смешно передвигая ноги, заковылял к котлу.

— Зря вы так обнадёживаете, — раздался из дверей голос корма.

— Ну, так сходи, вдарь ему разок, — ответил Толикам, — чтобы образумить парня.

Из ямы послышался звон цепей. Чустам вышел и присел рядом,

— Ты прости меня Хромой. Я, правда, не хотел обидеть. Просто у самого пока в голове всё не укладывается. А тут ты смотришь на меня словно дикий хрумз, ну и не вытерпел, высказался. Ну а уж на удар ты сам напросился.

— Так с вами кормами по-другому нельзя. Вам же раз уступишь, вы и на шею сядете....

— Достало это — корм, корм. А ты побывай им, думаешь легко?

— Никогда не собирался и не стану. Вот сейчас предложат вместо арены, не пойду.

— Ладно, если так, — усмехнулся Чустам. — Обычно за меньшее, чем жизнь, шли.

— Как ты?

— Как я.

Корм на некоторое время замолк, потом продолжил,

— Лет пять назад у нас место корма освободилось. Прежний, неправильно понял орка, и в дом к нему зашёл. А там толи дочь голая была, толи ещё что, да и неважно..., забили его до смерти. Ну и парни из моего отряда, с которыми мы в плен попали, и предложили, кому из нас пойти, мол, остальных подкармливать будет. Кинули жребий — выпало мне. Я сначала не хотел, а потом подумал: стану кормом, буду нормально распределять работы, опять же прикрыть где остальных рабов смогу, каши той же побольше сыпануть в котёл. В общем согласился. Ну, вроде как такой корм — защитник, — при этих словах, Чустама перекосило. — Первые руки так и было, а потом.... Началось всё с работ. Я, как и хотел, закрывал глаза на то, что не выполнено и спать разрешал днём, но рабы есть рабы, почувствовали вольницу и совсем перестали выполнять работы. День, два так. Орки быстро поняли и главного нашего к себе, а он не стал покрывать. Вкатили мне первоначально пятьдесят палок, да старшему десяток, и заставили доделывать то, что не доделали рабы, через двое рук, я ничем не отличался от остальных кормов в этом вопросе.

Перевели потом на кухню. Я как увидел богатство такое, сыпанул каши в котёл побольше. Остальные кормы посмеивались про себя. Оказалось крупа рассчитана ровно на руки, а мне хватало только на восемь дней. Рабы заволновались, поголодав раз, дошло опять до орков. Опять мне палок выдали. В этот раз орки заинтересовались, что это за корм такой, что второй раз под палками и решили проучить меня. Нашли недостатки в работе моих парней и привели троих на палки. А бить значит, поставили меня. Прописали-то по пятьдесят всего. Ну вот, бью я, а второй корм считает. Понятно в полсилы бью, но палка есть палка. После того, как закончил, орк прогырчал по-своему, из пятидесяти палок засчитываются только три, остальные повторно — слабо бил. А чтоб я понял, то столько же и мне, в науку всем кормам. После сорока семи, парень еле живой был. Ну и мне сорок семь понятно. А орк снова, мол, ещё тридцать не засчитаны, но наказывать будем не сегодня, а когда раб на ноги встанет. С остальными парнями так же. Мне в тот день больше палок не досталось. На пятый раз парни умоляли меня бить со всей силы, а сам я еле держался от палок.

— Такой корм поневоле, — подытожил я.

— Нет. Шёл сам, — спокойно ответил Чустам. — Чего это я, в самом деле, выворачиваюсь? Объяснить хотел.... Да, ладно....

Бывший корм встал и ушёл обратно в яму.

— Чего ты на него, Хромой? — спросил Толикам. — Как бы ты поступил? Он ведь тоже раб.

— Не знаю Толикам, может быть и также поступил бы, а может и не бы. Что его теперь жалеть? За то, что палкой махал? Ларка жалко, хоть и пентюх, а его — нет.

Вечером нас вновь заперли в яме.

Глава 5

Утро, спокойное утро. Первый раз за много лет здесь. Просто лежу. Повернув голову, встретился взглядом с Клопом. Он хотел что-то сказать, но я приложил палец к губам. Как прекрасно. Если бы не кандалы, вообще было бы счастье, под ними зудела сбитая кожа.

— Э-э-э, вояки, — раздалось с улицы, с одновременным звуком снимаемого запора.

— Тьфу, корррм, — прорычал Клоп вставая. — Всё испортил.

— Согласен, — подключился Толикам. — Надо будет сказать, чтоб позже приходил.

— Нарочно раньше появляться будет, — пробурчал Клоп.

— Выходите. Считать будем.

— Пусть сам идёт, — произнёс из угла Чустам.

— Иди, считай! — крикнул Клоп.

— Если зайду, то не один. Думаете, вы первые такие наглые?! — крикнул в ответ Одноглазый. — Палки никто не отменял. Много вам нельзя конечно, но по пятёрочке каждое утро и вечер могу организовать!

Завтракали в тишине. После завтрака, не спеша, пили отвар. Мимо прошли знакомые рабы на подготовку ям-землянок.

— Бедолаги, — равнодушно произнёс Клоп.

— Ты о нас? — спросил Толикам.

— Нет. О них. Сколько им ещё так корячиться. А тут скоро свобода.

— Ты так уверен? — с сарказмом произнёс Чустам.

— Да. На арену или нет, но больше не увижу эту вонючую степь с зелёными мразями.

Мы немного помолчали.

— Не знал, что ты философ, — я встал и пошёл к бочке с водой.

— Просто надоело.

После завтрака, Чустам и Клоп пошли тренироваться, мы с Толикамом вернулись в яму — пытаться снять кандалы. Толикам держал зубило на здоровенной клёпке кандалов, а я пытался бить по нему поленом. На каждую ногу приходилось по два расплющенных стержня толщиной миллиметров двенадцать. Ларк, то выходил, то заходил обратно.

— Чего ходишь? — не вытерпел я.

— Цепью гремлю. Знаете как вас там слышно?

— А-а-а, извини. Продолжай.

Минут через пятнадцать Ларк вновь вбежал,

— Кормы!

Мы, спрятав инструмент, вышли на улицу.

— Считать пришли, — оповестил Пидрот. — Показывайте кандалы.

Как хорошо, что мы не успели особо повредить клёпки.

— Чего-то вы часто? — спросил Чустам.

— Так вас раз по пять, а то и десять в день проверять положено. Ещё не было раза, чтобы кто сбежать не попытался.

— И что, убегали?

— Нет. Всех в версте от деревни ловили. Бывало, правда, убивали, тех, кто сопротивлялся. Да чего рассказываю, ты у наших-то спроси, они расскажут. Не первый праздник Корлана встречают. Конечно, своими глазами посмотрят первый раз, — Жирный противно улыбнулся, — Может, кто поведает потом — как оно там?

— А что с выигравшим происходит?

— Не знаю. При мне никто из наших не выигрывал. Но из соседних кланов, раз слышал, даже отпустили на свободу.

— Расскажете? — спросил бывший корм, когда ушли нынешние.

— А что тут рассказывать? — произнёс Толикам. — Правду Жирный рассказал. Бытует легенда среди рабов, что выигравшего отпускают. Выводят его действительно живым, а дальше, только духи знают. Орки не особо с нами беседы ведут. А насчёт сбежавших, так всех ловят, я не слышал о таких, чтобы убежали. Опять же знаю, что троих как-то не привели обратно. То ли убили, то ли не нашли, никому не ведомо. Ты как первый день в рабах?

— Не первый, но клан Кизана, откуда привели наш торб, в такой глуши находится, что у нас, даже если кто сбежит, точно без запасов не выйдет из степи. У нас до леса руки идти. А о празднике мы и не слышали никогда.

— Лошади нужны, — произнёс я.

— Ну, ты мечтатель, — ответил Клоп, — к ним рабынь-то не всех допускают.

— Твоя Свайла ведь бывает на чистке? И вызовется к нам, когда предложат?

— Наверно, — как-то не очень уверенно произнёс Клоп.

— Вы чем-нибудь кроме утех занимались вместе? — у меня начали закрадываться смутные подозрения в излишнем бахвальстве друга.

— Да какие утехи. Так перемигивались, да подарки друг другу делали.

— Ты же рассказывал!

— Ну а что я скажу? Что за ручку иногда держимся? Вы же засмеёте....

На некоторое время все замолчали. Мы так и не отошли от забора, у которого нас проверяли кормы, и теперь все стояли, опёршись на него.

— А что, рука то мягкая? — начал я.

— Иди ты, — Клоп развернулся и мелкими шажками, чтобы кандалы не врезались в ноги побрёл к яме.

— Подожди, — окликнул я друга, так же смешно преследуя его. — Ну а запах-то хоть приятный?

— Иди ты, Хромой.

— Так я и иду, подожди!

Ближе к полудню мы все собрались на бревне около ямы, за это время нас проверили ещё дважды.

— Ну что вождь, какие дальше планы будут? — спросил Чустам.

— Эт, когда я себя кормом провозгласить успел?

— Почему кормом? Вождём. Тебе все, так или иначе, в глаза заглядывают.

— Не-е-е, не пойдёт.

— Что, не по лошади груз? Ты же всем надежду дал?

Ловко меня тут бывший корм поймал. Можно было конечно сказать, что никому и ничего я не обещал, но парни и так стухли настроением, а если ещё я начну отпираться... Жалко их, а ещё больше себя. В чём-то этот холуй прав, рабы смотрят на меня, и пусть уж лучше умрут, злясь на кого-то, чем, тоскуя последние дни.

— Ты то, сам что предлагаешь?

— Было бы что предлагать, сказал бы.

— Дня через два девчонок приведут, — помолчав немного, при этом лихорадочно ища выход, произнёс я. — Надо у них узнать, где лошади. Кандалы снять с такими проверками только разве что ночью, но тоже не выйдет, шуму много. "Лепёшек" надо наготовить, — я напропалую нёс чушь, — а там видно будет. В праздник суета, рабов много бегает, опять же шумно будет. Да и должны же снять их с нас когда-нибудь.

— В последний день поздно будет, — включился Толикам, — нас под усиленной охраной будут держать. Всё время рядом орк будет.

— Пятеро мужиков — один орк.

Гробовое молчание повисло после этих слов — орков боялись. Орк воин, это не корм, это вообще не человек, это страшная сила. Да и не привыкли уши рабов к столь открытому высказыванию против хозяев.

— Что замолчали? Орк, это не дух. Рассказал бы Толикам лучше что-нибудь о празднике. Может, и мысли пойдут какие.

— Я же только с чужих слов.

— А мы ни с каких. Рассказывай.

Толикам вздохнул, он всё время вздыхал, когда вёл рассказ через силу. Я уже давно заметил эту особенность раба.

— Ну, праздник походит раз в лето. Собираются все орочьи кланы. Испокон веков повелось, что это время самое лучшее для торговли в приграничье, потому как орки в это время ни на кого не нападают. Первый день, идут разнообразные орочьи забавы типа скачек на хрумзах и стрельбы из лука. Наша очередь на второй день. На бои выставляют рабов не для победы, а для веселья перед борьбой орков. Поскольку кровь оркам проливать нельзя, а оросить степь она обязательно должна, то выставляют рабов биться насмерть. Лучший воин этого дня удостаивается особых почестей, каких — не знаю. Рабов обычно заковывают в кандалы и только в ночь перед праздником кандалы снимают и уводят в клетки на арене. Есть в этот день, не дают, мол, воин должен быть голодным, чтобы раны были легче, и злым. Перед выходом дают выпить какую-то гадость, после которой люди звереют. Бьются, кто, чем может. Оружие выбирать будем сами. Того, кто отказывается биться, убивает специальный орк, но убивает не просто так, а, вспарывая живот, символизирует смерть не воина, а животного. Ну, вот, в общем-то, и всё.

— Ты Толикам, конечно, извини, но ты не рассказчик, а даже не знаю кто, — произнёс Чустам, после всеобщего молчания. — Хромой вон и то красивей говорит.

— Вам легенды нужны, или, правда? Могу рассказать, как выигравшему, вожди кланов дают по капле крови, и шаман его превращает в орка. Поверите?

— Да он не хотел обидеть, — не знаю, почему заступился я за корма. — Просто прям вообще безвыходно.

— А вы ожидали, что я вам расскажу, как уйти от орков?

— Ну, хотя бы, а лучше как стать потом богатыми и счастливыми.

— Да не вопрос, идёте в академию, становитесь голубыми рабами, а потом попадаете в рабство к оркам. Богатство не знаю, а впечатлений на всю короткую жизнь.

— Лучше бы про горы рассказал, — вздохнул Ларк.

— Говорят, — Клоп вытянул ноги, — на севере, где в холода замерзает вода и снег лежит по полгода, не имеет значения с татуировкой ты или нет.

Вообще в этом мире, по крайней мере, в той части, где я бывал, снег скорее редкость, как и нормальные морозы. Правда, рабам, поскольку изобилия одежды у нас не могло быть априори, даже местные зимы были в тягость. Я в зимнее время часто вспоминал фильмы про войну, где пленные немцы кутались в самое разнообразное тряпьё. Рабы очень на них походили.

— Есть такие земли, — произнёс Чустам. — Мы как-то раз туда купца сопровождали. Я тогда себе куртку меховую купил. Рабов не видел, нет вроде как у них этого. Так что про беглых не скажу. Но тоже слышал, что бегут туда. Только далеко это очень и не все доходят.

— Вот бы туда, — вспомнил я родной Урал, там, в лесах и вправду целой деревней затеряться можно.

— Пошли, — съёрничал Чустам.

— Давай после праздника, а то хозяева обидятся.

— Договорились.

— А что, Клоп, там империя не во власти? — желая как-то поддержать разговор, спросил я.

— Да земли то имперские, — вместо Клопа ответил Чустам, — только там народа почти нет и поэтому отряды империи небольшие. Да и воинов туда обычно вместо каторги отправляют, за прегрешения. Поэтому не больно-то они свой зад будут отрывать ради поисков беглых. Разве что сам к ним придёшь.

— Ну что, пойдём тренироваться?

— О, наконец, за ум решил взяться?

— Не-е-е. Просто скучно. Столько лет изо дня в день работал, а тут раз, и нечего делать. Ну и может, ещё день себе выиграю. На большее то куда рассчитывать. Поставят против тебя или Клопа и всё.

— Сила, конечно, много значит, но встречал я хороших бойцов и мелкого телосложения.

— Да ладно? — подковырнул я бывшего корма.

— Ну, пожилистей тебя конечно, — поправился он.

Надолго меня не хватило. Я, конечно, привык к работе, но делал её, всегда не спеша. А тут нагрузки. Через полчаса я вновь сидел на бревне, утирая рукавом струящийся пот.

— Ты не брёвна поднимай! — крикнул мне Чустам. — Силу всё равно не успеешь развить. Двигайся, чтобы как можно дольше не выдохнуться.

Сон после таких нагрузок на рабский организм был мёртвым.

Третий день уже не особо радовал освобождением от работ. Я, да и не только я один, тоскливо проводил взглядом рабов идущих после распределения на работы. Хорошо им, жизнь ещё немного продлится. Я помнил о том, что лучше раз поклевать мясо, но в нашей ситуации, ни мяса, ни падали, лишь смерть в качестве клоуна для зелёных ящериц. Хотя нет, падаль была....

— Показывайте кандалы.

И это второй раз за утро. День прошёл в истоме жратвы и тоске мыслей. Вялые разговоры быстро затухали. Начинало доходить истинное положение вещей.

— Завтра вам девок приведём, — сообщил Пидрот. — Так что мойте свои стручки.

Это несколько оживило вечер. Когда нас заперли в яме, мы предались разгадыванию личностей, которые завтра придут к нам.

— Вот бы светленькую, — мечтательно произнёс Клоп.

Все сразу поняли о ком он. Светленькая, прибыла с месяц назад и числилась в королевах красоты местного рейтинга.

— Не надейся, — обломал его Толикам, — она кормам тоже нравится, ей ласки и так хватает.

— Да знаю, но хочется....

— А мне Курточка нравится, — вступил я в одно из любимых занятий мужиков всех времён — обсуждение женского пола.

Курточка, а по данному родителями имени — Ивика, была миниатюрной девчушкой наверно моего возраста. Хотя может и постарше. Прозвище её исходило от мехового предмета одежды, который и курткой то назвать сложно. Дыра на дыре и облезлым мехом погоняет. Но, тем не менее, она года три не снимала её даже летом. Потом с дизайнерским чудом видимо что-то произошло, и она сменила стиль, а вот прозвище так и осталось.

— Так она же плоская?

— Ну и что, а мне нравятся такие, да и миленькая она. Она как стрельнёт глазками, так м-м-м...

— Ты что? Уже всё?

Рабы засмеялись.

Глава 6

После таких разговоров засыпалось тяжело. Мысли крутились вокруг юбок. Рабыни были, конечно, не порнозвёздами, но, так и мы, смотрелись далеко не как мачо. Самые здоровые из нас, в данном случае Клоп и Чустам, тянули внешне на крепких стариков. Загар на лицах и шеях был тёмно коричневым и создавал резкий контраст белоснежному телу — рубахи, ну а уж тем более штаны, дозволялось снимать только на помывке или в яме.

Всё тело, а в моём и Чустама случаях и лицо, были испещрены шрамами, мелкими и не очень. У меня самый видимый был на верхней губе — орчоныш как-то заехал мне так, что треть губы о зуб почти полностью срезало. Поскольку рана была не угрожающая жизни, пришлось заниматься самолечением, то есть ходить пару дней, прижимая оборвыш к месту на котором он раньше рос. Это украшение мужчины не скрывал даже пушок над губой. Мелкие ссадины я даже в расчёт не беру. Говорить о мозолях и загрубевшей коже, даже не буду. Завершала апогей нашей красоты причёска, причём как на голове, так и..., не угадали — бороде. И там, и там, стрижка проводилась раз в два месяца, вне зависимости от желания. Стригли либо здоровенными ножницами, в нашем мире подобными наверно овец в древности стригли, либо тупо срезая ножом. Не, ну конечно, можно было и заточкой побриться, но это значит выдать её наличие. Самым радикальным способом было подпаливание, соответственно не начисто. Мне, в связи с наличием всего лишь нескольких жидких волосков на бороде и усах, бритьё было не нужно. И данный факт не мог не радовать, когда я наблюдал за рабами, приводящими горящей палочкой свою растительность на лице хоть в какую-то форму после стрижки.

— Толикам, — раздался в тишине шёпот Ларка. — Толикам.

— М-м-м?

— А как это.... Ну, с женщинами. Я это.... Я не знаю. Куда там надо пихать?

Шёпот Ларка в оглушающей тишине был что крик. Первым не выдержал Клоп. Спустя пять секунд хохотали все. Не буду рассказывать тот инструктаж, что получил в этот вечер наш девственник. Упомяну лишь, что парень даже получил наглядную демонстрацию некоторых частей женского тела, в виде сложенных лодочкой рук. Уснули уже далеко заполночь.

Отношение к женскому полу у рабов, надо сказать, было очень пиететным, прям, ну очень. Такую нежность, какую испытывали мы, я точно знаю, не в одном фильме не увидишь, вот прям нежность-нежность, на грани щенячьего восторга.

У бочки с утра было не протолкнуться. Хотя казалось бы, нас всего пятеро. Помывка по пояс много времени не заняла. А вот ниже, да ещё и при наличии кандалов и отсутствии нормальной купальни.... Была мысль мыться в яме, но если наплескать там воды, то потом дня три воздух становился тяжёлым. Поэтому победила мужская взаимовыручка. Мы вчетвером обступали пятого, который осуществлял приведение в должный вид своей нижней части. Штаны у всех были мокрыми, но это только поднимало настроение. Так как давало некий простор для тупых шуток.

— Кто хоть знает, надолго их приведут? — обычно уравновешенный Чустам сегодня был в волнительном состоянии.

— Черты на четыре, — ответил Толикам. — Ну а если что кормам дать.... Хотя кому я объясняю.

Черта — это десятая часть дня, название произошло от чёрточки на солнечных часах. Я иногда переиначивал в час — по времени наверно совпадало, а рабы списывали на мой акцент. Наверно — потому как сравнить было не с чем. Эталон времени из моего индустриального прошлого я захватить не успел. Пытался одно время соотнести с пульсом, но к своему стыду, не мог вспомнить каков пульс у человека. К тому же он, как и сила тяжести этого мира, могли отличаться.

В процедуру подготовки к встрече с женским коллективом подошли серьёзно. Навели, как могли порядок в яме. С осмушку — одну восьмую часть дня, делили одеялами территорию, обустраивая каждый своё зерно. Кашу, выданную с утра кормом, даже есть не стали — оставили рабыням — наверняка голодные. Хотя если честно — не лезло ничего в глотку.

Девчонок привели ближе к полудню. Духи наверно услышали меня, и среди рабынь была Курточка. Клоп зря сомневался в Свайле, статная женщина с немалого размера грудью, игриво смотрела на него. Удивительно, как годы в рабстве не согнули её спину? Выбор партнёрши производили мы. Таковы уж реалии этого мира — мужчина занимает главенствующее положение. Чустам шагнул к объекту моего вожделения первым, Толикам шепнул ему:

— Курточка.

Бывший корм повернулся ко мне и подмигнул, выбрав стоящую рядом с Курточкой женщину.

Вы можете осуждать их, можете — нас. Наверно, с точки зрения нашего, цивилизованного мира, это безнравственно заниматься сексом с почти незнакомым человеком, при этом зная, что это только секс. Но как же хотелось женской ласки, и я знал, что рабыням этого хочется не менее.

Последним выбирал Ларк. Понятно, что его выбор должен был быть произведён из ассортимента составленного одной рабыней, кстати, совсем даже не страшной, разумеется, по меркам рабства. Но парень замер и опустив глаза, стоял на месте. Клоп подтолкнул его. Раб сделал шажок и снова встал.

— Ну, раз не хочешь... — начал Жирный.

— Как не хочет? — чуть ли не прорычал Чустам и, схватив Ларка за руку, практически перекинул его на несколько шагов, отделявших от рабыни. Потом взял её руку и вложил в ладонь Ларка. — Ещё как хочет!

— Ну ладно, давайте, к вечеру подойду.

— Это, Пидрот, подожди.

Мы отошли от забора к яме. Чустам о чём-то шептался с кормом минут десять. После чего вернулся к нам с сияющим лицом:

— До утра.

— Это как ты его? — спросил Клоп. — Он вроде злым должен быть на тебя? За Коряка?

— Да у меня остались кое-какие вещи в общей яме. А злиться ему не за что. Раньше Коряк был старшим кормом, а теперь он. Так что он мне ещё и благодарен должен быть.

— Кто ж их сейчас отдаст, вещи?

— Отдадут. Там мой друг.

Как бы объяснить те чувства, с которым рабы относились к прекрасному полу, ту детскую и наивную нежность, направленную на получение недетского наслаждения.

— Так это, Чустам, — представился своей избраннице бывший корм.

— Экна, — улыбнулась она, почти не размыкая губ.

Но этого хватило, чтобы заметить отсутствие одного зуба. Наверняка она стеснялась этого, как и шрама спускающегося по скуле, который был частично прикрыт подобием платка.

— Хромой, — назвался и я.

— Да это-то мы знаем, — Свайла, с которой мы с Клопом не раз перекидывались шутливыми фразами, была на положении старой знакомой, — а как по имени? А то у нас даже ставки делали гадая.

— Алексей.

— Ну, хоть что-то узнали, — вступил в разговор Толикам.

— А чего это вдруг такое пристальное внимание к моей персоне?

— О, как он может говорить, оказывается, — усмехнулся Клоп.

Разговор был в принципе ни о чём, но этот трёп потихоньку рассасывал неловкое напряжение между нами.

— Тем не менее?

— Ну да ты такой милашка, хотя и худоват, — вступила в разговор девушка Ларка, хотя девушкой она была годков этак двадцать назад, что для не очень продолжительной жизни рабов, вводило её в статус скорее близкого к пожилому возрасту, — так и хочется за щёчку потрепать. Правда, Ива?

— Ну, да, — как-то скромно ответила моя избранница, удивительно тонким и нежным голосом.

Хотя, возможно таким в моём разуме делали его бушующие гормоны.

— Чего это ты оробела? — удивлённо произнесла Свайла.

— Да как-то...

Я, повинуясь мужскому инстинкту защитить девушку, не важно от чего, сам не ожидая от себя, приобнял Курточку и прижал к себе. Она уткнулась в мою грудь лицом.

— О-о-о, да у вас тут любовь, оказывается, — ухмыльнулся Чустам. — То-то ты нам про неё заливал вчера. Ну что дамы, приглашаем на обед, а то чего это мы стоим.

Дам приглашать, дважды не пришлось. Еда — святое.

— Хороша каша. А вы чего ж? — спросила Свайла, заметив, что мы не прикоснулись к котлу.

— Растолстеть боимся, — ответил Чустам. — Вы не переживайте. Нас и так три раза кормят. Сейчас Жирный ещё принесёт.

Хотя мне кажется, что если девчонки и переживали, то где-то очень глубоко, но фраза бывшего корма, тем не менее, помогла обелить в разумах рабынь их страсть к еде. Говоря по-русски, чувство вины, от объедания нас, смертников, и так-то было мизерным, а теперь вообще исчезло. Только поели, как появился корм с очередным котелком, в этот раз почему-то был не Жирный:

— На ужин принесу на всех, а теперь только ваши порции, на них не положено.

— Спасибо Ролт, — улыбаясь, забрал котелок Чустам.

— Развлекайтесь.

Видно было, что рабыни рады бы и этот котелок оприходовать, но привыкший к полуголодному состоянию в это время дня желудок уже не принимал. Пиалита, по прозвищу Палка, девушка на сегодняшний вечер Толикама, попыталась, но через пару лопаток сдалась:

— Никогда бы не подумала, что смогу сказать это, но, не могу.

— Ну, вот теперь и нам можно, — Толикам взял свой горшок у Пиалиты.

Пока мы ели, рабыни успели оценить нашу обитель с развешанными внутри шторками. Свайла разок выбежала, забрав оставленный около брёвен маленький горшочек.

— Готовятся, — сладостно произнёс Чустам.

Хотя все это и так поняли, за исключением наверно Ларка. В горшочке было зелье, выдаваемое шаманом. Эта зеленоватая мазь служила противозачаточным и обеззараживающим средством одновременно.

О том, чтобы не залететь, ну и понятно, не подхватить чего, рабыни пеклись особо. Если последнее само по себе неприятно и нежелательно, то беременность могла стоить рабыням жизни. Поскольку рабсилу орки даже на время терять не хотели, то прерывание беременности проводилось сразу, как только заподозрят. Каким способом это производилось, не знаю, но женщиной, в половом смысле, рабыни переставали быть. В смысле ни удовольствия, ни беременности в будущем. Кроме этого существовала высокая вероятность смерти.

— Клоп, иди сюда, — позвала Свайла из землянки.

— Спрашивают где, чья кровать, — вернулся через минуту Клоп.

— Эх, — многозначительно вздохнул Чустам.

Я краем глаза глянул на Ларка, тот находился если не в прострации, то уж точно не с нами.

— Ларк, ты чего?

— Я не буду.

— Почему? — удивился Клоп.

— Не хочу.

— Не понял? Что за ерунда?

— Не хочу, чтоб у орков появились новые рабы.

С одной стороны, фраза парня была смешной, ввиду его неосведомлённости о противозачаточной мази. По той же причине его фраза совсем даже не вызывала смеха. На его месте я наверно наплевал бы на возможную беременность. Вкратце мы провели ещё одну политинформацию Ларку.

— Боюсь, — ответил он нам.

— Клоп, переговори с Свайлой, — надоело убеждать Чустаму, — чтоб с.... Не знаю, как её зовут, поговорила.

— Линака, — понял о ком идёт речь Клоп.

— А мы этого силой, если надо доставим.

— Хорошо, — поднялся Клоп.

— Не надо, — испуганно произнёс Ларк.

— Переговори, — повторил Чустам. — Ничего в этом постыдного нет, а умереть, так и не познав женской ласки, я тебе не дам. Это.... Это.... Потом сам расскажешь. Ещё благодарить будешь.

— Вы потом смеяться будете.

— Конечно, будем. Тебе-то вот не по боку?

В итоге Ларка почти волоком затащили в яму, когда рабыни дали добро на наш вход.

Я проник сквозь занавес одеял в свой уголок с замиранием сердца. В яме было темно, но за годы в рабстве я научился видеть почти как кошка. Ива лежала уже раздетой. Поскольку всё тряпьё, включая сменные штаны, ушло на создание видимости перегородки, то прикрыться ей было нечем. Её платье тоже висело подвязанное к одеялу и стенке в качестве занавеси. Я прилёг рядом и прикоснулся пальцами к обнажённому животу. Слова в нашей ситуации были излишни.

— А что ты рассказывал обо мне? — мы уже минут пятнадцать просто лежали.

— Когда? — я не сразу понял, о чём она.

— Ну, Чустам говорил....

— Что ты мне нравишься.

Ива явно напрашивалась на комплемент, а я не сразу вспомнил, что любой, не важно, от её положения девушке, надо говорить о её красоте.

— Мечтал, чтобы именно ты пришла.

— Врёшь.

— Нет. Ты мне действительно очень нравишься.

Очень мешали кандалы и спущенные штаны, но не настолько, чтобы не ответить на нежности девушки ещё раз.

Из ямы мы начали выползать уже ближе к ужину. Рабыням, для их потребностей занесли ведро воды в землянку.

— Пусть плескаются, потерпим как-нибудь, — произнёс Толикам, заносивший ведро.

— Да пусть хоть всё там зальют, — согласился Клоп.

— Ну, как? — спросил Ларка Чустам.

Парень не ответил, но густо покраснел. Поскольку у него, как и у меня, ещё не было бороды, это было очень заметно даже на коричневой от весеннего загара коже.

— Ну вот, а ты не хотел, — не дождавшись ответа, произнёс бывший корм. — Клоп, а ты поговорил о деле?

— Конечно. Вы, значит, нежились, а я языком чесал. Успею ещё.

Демоны. Как же это прекрасно... Конечно, был безудержный секс, с крайне обострёнными впечатлениями, подчёркнутыми длительным воздержанием. Были признания в любви, было много чего. Но основное наслаждение, было не в этом. Нет, телесная близость это вещь, но как бы объяснить... Смех. Радость. Невинные шутки. В эти моменты ты забываешь, что раб. Пусть на короткое время, но забываешь.

Всё будто бы во сне. Но..., как и любой сон, он закончился. Практически сразу после ухода девчонок, в яме, словно вакуум образовался. Гнетущая и пустая тишина. Следующие сутки, тоска, словно вампир, высасывала из нас соки.

— Как хреново-то, — Чустам потирал затылок.

— Да ладно тебе, нормально было, — лёжа на бревне и равнодушно рассматривая важно проплывающие по небу облака, произнёс Клоп.

— Я и не говорю, что было плохо. Только мутно теперь как-то.

— Согласен, — поддержал я корма, поднимаясь из лежачего положения.

Созёрцание кучерявых облаков, которым мы занимались с Клопом последний час, начало кружить голову:

— Только думаю, нам не светит больше такого.

— Ты опять? — Чустам гневно посмотрел на меня.

— Больше не буду. Клоп расскажи ещё раз.

Он уже рассказывал вчера об их разговоре с Свайлой, но лучше выслушать на трезвую, не затуманенную воспоминаниями о женском поле, голову:

— Основной табун пасётся в осьмушке пути. Охраняют обычно пять-шесть орчат. Точное положение табуна сложно предсказать — всё время кочуют. Лошадей подгоняют для конкретных задач. Скажем надо за брёвнами ехать — подгоняют сколько надо. Но, на время праздника обычно есть временный табун — принять лошадей приезжающих, да и так вдруг понадобится. Пасётся рядом, но где, тоже неизвестно.

— М-да. Никак.

— О, соседей пригнали, — кивнул головой Толикам в сторону противоположенной локации.

— Привет мужики! — прихрамывая на обе ноги — вторая затекла, подошёл я к забору.

— Иди на ... Мы вас свиней на палке вертеть будем.

Моя ответная речь была с тем же смыслом, но немного резче, да и слово "свиньи", я поменял, на более подходящее, ассоциирующееся в нашем мире с цветом татуировки Толикама, так что в целом, соседи смысл поняли.

— Ты чё, сука, давно фекалий не жрал? — продолжил я.

— Я тебя сам им накормлю, — раздалось в ответ.

— Чего это они? — спросил я у своих. — Вроде слова плохого не сказал.

— Да правильно делают, — ответил мне Чустам, — нам через несколько дней пластать друг друга. Злобу нагоняют.

— Ну, мне-то точно нагнали.

— Дурак. Хочешь победить — оставайся спокоен. Лучше даже от орочьего зелья отказаться.

— А как же злость перед боем?

— Тоже неплохо, только не для тебя, а для сотника. Один под зельем ярости, пяти врагов стоит. Только, обычно гибнет.

— Тут-то один на один.

— Не знаю. Может здесь и хорошо. Но мне привычней, когда в бой идёшь спокойным и разумно осмысливаешь происходящее.

До полудня думать ни о чём не хотелось. После обеда стали мыслить более конструктивно.

— Предлагаю в ночь попытаться сорвать оковы, а утром затянуть в яму кормов и бежать, — предложил Клоп. — Там найти табун и стырить лошадей.

— Почему не вечером? — спросил Чустам. — Ночью бежать удобней. Да и уверен, орчьи выкормыши ночью спят.

— Вечером запирать приходят попарно, один у ворот дежурит. Да и неожиданней утром.

— Ещё идеи есть?

— Ослабить днём петли и выбить ночью дверь, — попивая отвар, предложил я. — Оковы срывать, укутав одеялами, чтоб шума не было. Только всё равно под утро выйдет.

— А вместо молота использовать котелок, надетый на бревно, — предложил Толикам. — Так удар жёстче.

— Ну, всё какие-то мысли, — подытожил бывший корм. — Давайте попытаемся. Успеем до утра — дверь вынесем, нет — корма к нам затащим.

То, что мы не успеваем до утра, стало понятно часа за два до рассвета. Не успевали расковать меня и Толикама. На меня, как самого тихоходного было принято наплевать. Не, звучало, конечно, как не успеваем, но я то понимал подоплёку последней очереди. Обид не было — своя шкура всяко любому дороже. С Толикама решили успеть сбить оковы и действовать по плану Клопа.

Я оставшихся три дня потешался над неудачливыми бегунами. Оказалось, что по причине прибытия рабов с ещё трёх кланов, а соответственно незнания их мыслей и способностей, кормами было принято решение проводить утреннюю побудку аж втроём. Своего рода усиление в честь праздника. Ну и куда четвёрке рабов против троих раскормленных кормов вооружённых палками. И им было всё равно на то, что наши тоже были с досками от нар в руках. Кормы тупо забили ринувшегося напролом Чустама и вновь заперли дверь. Понятно, что следующее открытие проводилось практически со спецподразделением, то бишь, полным составом кормов в количестве девяти из девяти. Десятого — Корявого, ещё не успели заменить. Отхватилась наша троица, потому как Ларк впрыгнул обратно в свои оковы, по полной. Мало того, им ещё и палок по пятёрке прописали. И это было не конечной точкой. К вечеру, передвижение троицы было ограничено цепью с ошейником. Мы с Ларком отделались просто палками. Ну, так, для кучи.

Смеяться над ними было конечно жестоко и неразумно (сам мог попасть), но уж больно хотелось:

— Клоп! Ко мне! Ко мне! Кому я сказал?

— Хромой, не боишься, что будешь прихрамывать на обе.

— Не-е, тебе до меня не дотянуться.

— В яме поймаю.

— К вечеру отойдёшь. Да и будешь ерепениться — каши не дам.

Паёк нам, кстати, урезали до положенных двух раз. Пострадали не мы одни. Через день во второй загон от нас, прибыли новые рабы из родного клана Ларка, которых не успели заковать в ночь. Парни быстро сориентировались и дали дёру. Поймали четверых. Пятый не вернулся, но по слухам по причине смерти. В какой-то мере, наши, отделались лёгким испугом.

— Отвар будете, — принёс я котелок с кипятком и вымытые горшки прикованным, так как они даже до бочки теперь не доставали.

Самое плохое, что они и до уборной ямы, огороженной типа маскирующими присевшего жердями, тоже не дотягивались. Но эту почётную обязанность я взвалил на Ларка.

— А меня ещё упрекал, что я отношусь к нему как корм, — выразил мне недовольство Чустам, после очередного похода Ларка с помойным ведром.

— Тебе хочется, чтобы я за тобой убирал? Или здесь будете нюхать?

— Нет.

— Да ладно вам злиться. Я тоже с вами мог попасть. Вот если бы не попытались — обидно бы было. Или как соседи. А так пяток палок, да ошейник.

— Ну да, — ответил мне Клоп, потирая отёкшую половину лица. Ему первому досталось при штурме кормами нашей обители.

Мы некоторое время посидели молча.

— Что, бегуны? — раздался голос Ролта от забора. — Веселитесь? Я вот тут что подумал. Помню, вы с девками так тепло прощались, прямо слезу пробило. Так вот очередь ваших соседей настала их попользовать. Сегодня их к ним поведём.

— Червь ты Ролт, — первым ответил я корму. — Фекалии-то на зубах не скрипят.

Парни тоже добавили от себя комплиментов корму. Он только усмехнулся. К обеду девчонок провели мимо нас к соседям. Корм что-то сказал рабам и те, покосившись на нас, заулыбались.

Иву тащили к яме за волосы. Свайле, перепало сразу по лицу. Вечером к душевным терзаниям добавились телесные — пять палок мне и остальным за острый язык и ошейники мне и Ларку. Оставшихся два дня мы пытались шутить, но как-то после вида избитых рабынь не катило.

Глава 7

День Карлана наступил нежданно, в смысле как зима для наших ЖЭКов — вроде ждали, но не надеялись. Мысли в голове были мутными и вялыми. Не, ну реально — ты понимаешь, что смерть рядом, но вот когда уже идти к ней надо, ноги становятся ватными.

Само утро не предвещало ничего хорошего. Хотя какое утро. Практически ночью нас начали выволакивать и расковывать прямо во дворе по одному. Само избавление от оков — кайф. А вот последующее помещение в клетку — не очень. Умыться нам не дали, поесть тоже. Единственное, выделили новую одежду — серую и мешковатую — понятно, что не на подиум ведут. В клетке мы постепенно оказались все пятеро. Перед клеткой была арена — поле с жухлой травой. Справа от нас стоял ряд таких же клетей, через одну уже наблюдались наши будущие противники из соседнего загона. Хотя логику зеленомордых тварей было иногда сложно понять, могли и рабов одного клана друг с другом заставить биться. По краям поля не было ничего, это мы уже потом поняли, что разделено оно условно. Вскоре начали собираться орки. Они важными делегациями присаживались на свои, по всей видимости, выделенные места и перед каждой из компаний выкладывались заточенные палки и камни, назначение которых выяснилось позже.

Толикам ошибся, предполагая, что мы не будем веселить орков в первый день. Главным цирковым номером сегодня были скачки рабов на диком хрумзе. Орки встали и взяли палки в руки, после чего выпустили моего бедолагу. Хрумз метался по площадке, а орки с хохотом били его кольями. Каждый пытался ударить посильнее, когда зверь приближался к ним. С задних рядов парочка даже кинула колья словно копья, попав ему в нос. Животное постепенно начинало злиться. Мохнатый хвост нет-нет да бил по боку. Поняв, что вырваться из этого круга не получится, хрумз, вышел на середину арены и встал, тяжело дыша и оглядываясь. В этот момент из дальней клетки орк вытащил раба.

Вытащил — я уже додумал сам, так как всё происходящее с того края нам не было видно, а добровольно к этому зверю я бы, допустим, сейчас не вышел. Хрумз не сразу бросился на раба. Заметив человека он приподнял морду, и втянул несколько раз ноздрями воздух. Сначала он шёл шагом, потом скачками... Раб побежал. Последние метры хрумз пролетел в прыжке.

Взбешённый зверь просто разорвал ничем не вооружённого раба. Насмерть. В смысле совсем. Ещё и пастью слегка подкинул раба. На поле валялся кусок мяса, слабо напоминавший человека. Если бы я был близко к этому зрелищу — вырвало бы наверняка. А так, словно фильм ужасов посмотрел. Ну, прям как вживую. Каждой клеточкой ощутил предстоящий нам номер.

— Да чтоб я духом стал, — произнёс сзади Толикам. — Пусть лучше меня здесь убьют.

Десяток орков, держа перед собой копья, подошли к телу раба. Один из них ткнул в него копьём. Раб не шелохнулся.

— Идиоты, — почему-то прошептал Чустам.

Один из орков воткнул в раба боковой луч наконечника копья, загнутый назад и потащил тело. Остальные прикрывали его.

На арену выгоняли по одному из каждой клетки. Толи зверь спустил на первом пар, толи ему самому не понравилось то, что он сделал. Но такого больше не повторялось. На следующих рабов он не реагировал, а они не торопились к нему подходить. Из орочьей толпы, в раба, начинали лететь камни, если это не помогало, выходил орк с мечом и показывал, как будет вспарывать рабу живот.

Второй раб после такого показательного выступления представителя более крупной расы, нехотя начал приближаться к хрумзу. На определённом расстоянии зверь, стоящий к рабу боком, начал коситься на приближающегося глупого человека. Метрах на десяти, хрумз развернулся и побежал навстречу. Раб от него. Удар лап в спину и зверь, с кошачьей грацией, перепрыгнув через лежащего человека, развернулся. Раб не шевелился. Хрумз понюхав его, отбежал метров на пять-шесть ближе к середине, так как из толпы зеленомордых в него долетел камень.

Раб шевельнулся и ползком на боку, не теряя из вида хрумза, стал отдаляться. Через несколько метров соскочил и побежал. Придерживая одну руку. Из круга его не выпускали, тыкая кольями, как до этого хрумза. Раб отбежал от орков и встал, не зная как дальше поступить. Зря. Он забыл про камни и буквально второй булыжник попал ему в голову. Раб упал. Минут пять ничего не происходило. Потом оркам надоело, и к человеку выдвинулась похоронная процессия десятка орков с копьями. Один ткнул, зацепил копьём-крюком и потащил по полю.

Третий раб почти скопировал судьбу второго. Подошёл. Побежал. Умер от удара зверя.

Судя по количеству рабов выводимых на поле, кланов на празднике, было одиннадцать, так как только что вывели уже десятого раба, и он был из соседней с нашей клетки. Выводили, тыкая кольями через решётку того, на кого показывал пальцем старший орк. Из всех предыдущих не выжил ни один.

Несколько выходили с мечами, наверно разрешалось. Из этих отчаянных, вступить в схватку с хрумзом решился только один, с довольно длинными волосами, завязанными в хвост.

— О, смотрите — лафот, — когда он вышел, произнёс Клоп.

— У этого может получиться, — Чустам, уже потерявший интерес к зрелищу и сидевший в углу клетки, вернулся обратно.

— Что за лафот?

— Народность с одного острова, где-то по пути в Паренские земли. Их с детства учат воевать, — просветил меня Толикам.

Вопреки надежде Чустама, островитянин был убит с той же лёгкостью, что и другие безоружные, хотя надо отдать должное, он не побежал. Остальные вооружившиеся рабы бросали железо и делали ноги. Пятого или шестого убили, вспоров живот, так как он выбрал безопасное расстояние, где хрумз не реагировал, а от камней орков он мог уворачиваться. Покидав минут двадцать камни, к рабу была выслана та самая похоронная, а теперь уже карательная группа. Удар древком копья по голове, мах меча снизу вверх и ещё кричащего раба тащили, как и трупы, на крюке. Показательная акция отбила всякое желание повторять фортель раба.

Орк оскалившись, ткнул пальцем в меня. Надо же сука, запомнил. Это был тот самый орк, наблюдавший за мной в загоне. Зеленомордый что-то прорычал.

— Залезешь на спину хрумзу или убьёшь его, можешь вернуться в клетку живым, — перевёл мне единственный корм в их команде.

Орк прогырчал что-то ещё, вопросительно глядя на меня.

— Что-то нужно? — равнодушно спросил переводчик.

— Гриб, — схватился я за единственную ниточку. — Нужен гриб радости. Такой маленький в степи растёт.

Корм хотел перевести мою просьбу орку, тот остановил его взмахом руки.

— Могу воду воинов дать. Злее будешь, — коверкая, но, тем не менее, понятно, произнёс орк басом.

Я отрицательно помотал головой:

— Нужен именно гриб. Я не буду его убивать. Я сяду на него.

— Хорошо. Сядешь на хрумза — награжу. Нет — живым не иди — будет долгая смерть.

Даже ради поисков гриба стоило его попросить, так как искали его около получаса. Хрумз стал за это время явно спокойнее, в отличие от орков. Они уже стали что-то выкрикивать с мест. Мне было видно, как орк, говоривший со мной, подошёл к сидящему с другой стороны поля вождю нашего клана и что-то сказал. Вождь, выслушав его, кивнул и, встав вышел слегка из общей толпы. Орки сразу замолчали.

Тут надо сказать, что клан, в котором я был рабом — главенствующий в степи, ну или в части степи, тут уж точно не знаю. Соответственно вождь нашего клана — глава степи. Собственно поэтому праздник Тепла и проводился у нас.

Вождь толкнул довольно длинную речь. Орки в ответ не однозначно, но в общем гуле, явно слышался смех.

— Варт, что он сказал? — спросил я корма-переводчика.

— Говорит что Хырзамхур — тот орк, что с тобой говорил, поставил весь свой табун лошадей на то, что ты сядешь на хрумза. Поэтому ради такого зрелища можно, немного подождать.

Грибы принёс Жирный. Именно грибы, а не гриб, потому как их было аж три. Я, взяв их, закинул один в рот. Если не получится — проще умирать. Но помусолив, решил последовать совету Чустама и остаться с холодной головой. А то хромой, да безголовый.... Ещё немного потянул время, пока один из орков сзади не буркнул недовольно.

— Иди, — перевёл корм. — Удачи.

— Спасибо.

Только я сделал несколько шагов, по рядам орков начал распространяться сдержанный смех. "Сейчас бы всё-таки вискарика грамм этак сто, — лезли в голову мысли, — а не эту горькую гадость". Я сжимал в кулаке грибы. А ещё бы сигарету. Нет, ну в старых фильмах всегда разрешали покурить перед смертью.

Я, замечтавшись, чуть не перешёл границу, на которой хрумз начинал реагировать. Остановился. Страха не было. Вру. Боялся до жути. Вот пока шёл, думая о вискаре — не было. А сейчас впору в туалет проситься. Кстати, а почему говорят, что когда боишься — хочется в туалет? Мне вот не хочется. Значит, я не боюсь? Поднимающийся шумок на "трибунах" вернул меня в реальность. Я начал маленькими шагами поход к смерти, сжимая во враз вспотевших ладонях по грибу. Шажок. Ещё один. Твою мать, споткнулся об один из камней. Зверь повернул на меня голову. Ещё шаг, после некоторого раздумья. Он повернулся на меня. Вокруг мёртвая тишина. Слышно даже как ветер треплет шерсть хрумза. Как же страшно её было расчёсывать. А он ведь так-то неплохой зверь. Еще шаг. Он пошёл в мою сторону. Стой. Стой Лёха. Ни шагу назад. Позади... Хрен его знает что позади. Главное стой. А почему Лёха? Я ведь Хромой. Или Лёха?

Хрумз перешёл на лёгкий бег, но, видя, что я не убегаю и вообще не предпринимаю никаких действий, вдруг остановился в паре метров от меня, фыркнув при этом. Я с замирающим дыханием, и, по-моему, сердцем, стоял, глядя на него. Наконец вспомнил про гриб и медленно протянул раскрытую ладонь.

— Ну. Давай. Не бойся бродяга. Я сам до жути боюсь. Но ведь если не смогу посидеть на тебе — умру. Мне очень надо. Я понимаю, что нормальный зверь не должен такого допускать. Но я очень тебя прошу. Очень. Возьми гриб.

Не знаю, что подействовало, запах гриба или чушь, которую я нёс успокаивающим голосом, но он потянулся шеей, принюхиваясь к протянутой руке. На передачу первого гриба ушло минуты три, а может десять или двадцать. Время это понятие субъективное. Очень субъективное. Чёрт. Хрумз отошёл.

— А у меня ещё есть. Даже два. Хочешь? — в мыслях витали мечты, что хрумз скопытится с такой дозы, ну или что там у него на лапах — скогтится.

Хрумз не отреагировал. Я медленно стал подходить к нему. Зверь мусолил в пасти первый гриб. Я попытался подойти к его боку, но он резко отпрянул, развернувшись ко мне мордой. На меня смотрели огромные глаза с каре-рыжей радужкой содержащие немой вопрос: ты что очумел, сморчок? Я протянул вторую ладонь. Хрумз отвернул от меня голову. Ну, всё — не хочет. Ладно. Нет, так нет. Буду так пытаться. Второй гриб в руке мешался. Выбросить было жалко — вдруг нужен ещё будет, и я не придумал ничего лучше, ввиду отсутствия карманов, как засунуть его в рот. Похоже хрумз, не смотря на то, что отвернул морду, всё-таки следил за мной, поскольку тут же резко повернулся на меня и, не моргая, уставился мне в лицо, вернее в рот, в смысле на рот.

Я медленно языком вытолкнул наркотик обратно на ладонь и протянул ему. Зверь, сделав пару шагов, подошёл ко мне практически вплотную. Слизнув гриб языком, и оставив значительное количество слюней в обмен, он начал смаковать его. Я, не убирая руку, провел по морде сбоку, заодно вытерев липкую ладонь. Так, теперь сбоку надо зайти. Я скорее передвигая ступни, чем делая шаги, стал заходить справа. Медленно, пальцами словно гребнем провёл по шерсти, шкура животного поз пальцами упруго дёрнулась. Не переставая изображать расчёсывание, я зашёл к предполагаемому месту попытки своего самоубийства. Все мысли из головы вымело клокочущим адреналином. Последний раз я запрыгивал так на лошадь. В детстве. Стоя при этом на заборе из жердей, так как роста не хватало. И лошадь не имела клыков и когтей. Поставив руки на спину, я мысленно перекрестился. Иллюзий не было. Запрыгнуть я может и успею, но скинет он меня практически сразу, а вот что будет потом...

— Только не убей меня бродяга, — пересохшим голосом прошептал я.

Толчок от земли здоровой ногой. Стараясь нагружать руки плавно своим весом, я в прыжке закинул ногу. Сел криво, скатываясь вбок. Хрумз от такой наглости слегка вздрогнул и на мгновение замер. Миг, которого мне хватило, чтобы выровняться и который показался мне вечностью. Я не знал что дальше делать, хрумз похоже тоже. Прыжок животного был великолепен. Я рефлекторно сжал ноги и вцепился в гриву, но от инерции при приземлении зверя с одновременным разворотом на сто восемьдесят, мои рефлексы не помогли. Я слетел с хрумза, словно мешок с сами знаете чем. При падении прокатился кубарем по полю, слегка ударившись. Хрумз отбежал от меня. Да я в рубашке родился! Причём сегодня. Медленно встав, не выпуская из вида хрумза, я захромал к клетке. Вокруг орали орки, среди их басовитых голосов, были слышны и человеческие — рабы тоже ликовали. Лучше бы они молчали, так как хрумз, начал вновь нервничать озираясь. Не бежать, только не бежать.... Хотя с физиологией моей ноги, данные уговоры самого себя можно было и не производить.

Ха-а-а. Я у клеток. Орк услужливо открыл мне нашу, хлопнув по спине, когда я входил.

— Хромой, сволочь, ты смог! — орал Клоп обнимая.

Остальные тоже что-то говорили, но я не особо вникал. Ноги вдруг стали ватными, и я присел на земляной пол клетки покрытой решёткой толстенных жердей местной древесины.

Орк пришёл минут через тридцать. На "трибунах" шла ругань. Наверно пытались опротестовать ставки.

— Воин! — видимо это была похвала. — Чего хочешь? Свободу дать не могу. От завтрашней встречи с Корланом тоже не отказывайся. Ты хорун — это почёт. Да и многие захотят посмотреть тебя в бою.

Выяснять, кто такой хорун я не стал, и так понятно, что это я. А вот "не отказывайся" прозвучало обнадёживающе.

— А я могу отказаться?

— Да, — орк многозначительно провёл вдоль своего живота, изображая, по всей видимости, вспарывание моего.

— А биться будем завтра?

Орк кивнул.

— А что можно попросить?

— Умный, — ухмыльнулся орк, — и наглый. Женщин можешь, еду, но я бы не советовал, силу забирает. Оружие для завтрашней битвы можешь.

— Женщин и еду, всем, — обвёл я рукой клетку, — желательно тех же что были у нас.

— Харр, — орк засмеялся, и перевёл стоявшим рядом зеленомордым, мои слова.

Они заулыбались. Один из них посоветовал что-то говорившему со мной.

— А ещё я хочу убить светловолосого через клетку от нас.

Именно этот ублюдок тащил Иву, к тому же он не казался мне опасным противником.

Орк вновь перевёл мои слова. Зелёные одобрительно зарыкали.

— Похвально, что ты не забыл воинов рядом и врага себе попросил.

После этих слов орк развернулся и пошёл от нас, остальные направились за ним. Спрашивать его решение я не стал — похвалил — значит не всё потеряно. А кричать вслед, так могут за слабость или оскорбление принять. Кто их знает.

Глава 8

Поощрение было двояким. С одной стороны мы получили то, что хотели. С другой...

С едой всё нормально, а вот девчонок нам привели, когда начало смеркаться прямо в клетку. Уж не знаю, толи орки так по-изуверски пошутили, толи кормы дословно выполнили команду, а возможно и то, и другое. На просьбу о перемещении нас на ночь в яму, Пидрот только рассмеялся.

Из наших, в смысле бывших в прошлый раз, пришли только Свайла, Ива и на удивление Линака — та, что была с Ларком. Ещё две рабыни нам были не знакомы, в смысле знакомы внешне, но не по именам.

— А что ж Палка и Экна? — спросил Чустам.

— Побоялись, — одним словом всё разъяснила Свайла.

— А что мы хуже? — произнесла одна из "новых" рабынь.

— Нет, лучше, — улыбнулся бывший Корм, — особенно ты. Меня Чустам зовут, а тебя Оника. Да?

Девчушка кивнула. Её глаза слегка хитро и задорно сузились. Удивительно, но я раньше не видел такого задора в глазах девушки.... Да что там, я вообще в этом мире не видел такого весёлого взгляда. Ямочки на щеках девчонки вспыхнули от улыбки:

— А мне так больше Толикам нравится.

— Ну..., — Чустам не мог найти слов для ответа.

Новенькие в голос засмеялись. Они были чем-то неуловимо похожи.

— Да ты не переживай, мы с сестрой не жадные — потом поменяемся, — ответила вторая, и они ещё больше захохотали.

Рабы в соседних клетках, аж привстали, наблюдая за нами, вернее за ними. Ладно, рабы, даже орк на охране и тот заинтересовался весельем, царившим у нас. Оно было всё бы всё вообще хорошо, если бы не то светлое чмо, которое было в соседней локации, а теперь через клетку от нас. Он, прижавшись к решётке, заорал в нашу сторону:

— Слышь, кривоногий, а я её, куда только можно имел, всяко разно!

Я хотел встать, но меня опередил Чустам:

— Ты это, сморчок, не бахвалься. Мы видели, как ты вылизывал, потому как промеж ног у тебя, как у воробья — ничего нету! Девчонки рассказывали!

— Сядь, — резко сказал Толикам. — Вон орк идёт. Сейчас и тебе и ему перепадёт. И девчонок уведут. Он нас специально выводит, а ты ему помогаешь. Пусть слюной давится.

Только Чустам сел, встала Оника. Она оголила грудь, и очень эротично провела по ней, а за тем ткнув пальцем в светлого, изобразила жестом онанизм. Соседняя с нами клетка вспыхнула смехом.

— Молодец девка, — раздался голос молодого парня оттуда. — Я только из-за тебя теперь выиграю, и жить буду. Замуж пойдёшь?

— Ну, ты потом приходи свататься, только это, я разборчивая, за кого попало не пойду, так что выкуп готовь.

Они ещё шуточно перекинулись парой фраз, и Оника присела обратно к Толикаму.

— Зря, — осудил он её.

— Ага, орков бояться, любви не видать, — ответила она ему, и провела пальцем по носу раба.

Не, ну может я такой озабоченный, но это было так возбуждающе...

Дикого и безрассудного секса не получилось, но, не смотря на крайне неблагоприятствующие условия, он был у каждого из нас. Пусть прикрытый юбками и застенчиво замаскированный равнодушием, но был. Ива была прекрасна и чудесна...

Идиллию рабских утех прервал Жирный в самый сонный час, когда даже орк где-то затерялся:

— Всё выходим.

— Пидрот, но ведь до утра..., — попытался возразить Чустам.

— Тихо, — цыкнул корм. — Одну можете оставить, Хромой накинь.

Жирный кинул мне одеяло. Рабство приучило всех уже давно при таких ситуациях не задавать лишних вопросов. В смысле не в ситуациях с кормами, а когда пахнет каким-либо запретом. Это впитывалось с первой ложкой каши. Сказали тихо, значит тихо. Вместо меня осталась Свайла.

Мы с девчонками дошли до их ям, где их кормиха приняла подопечных. Меня же повели обратно.

— Пидрот мы....

Довольно увесистый кулак перед лицом, прервал моё излишнее любопытство. Остановились мы перед неказистым домом одного из низших орков. В домике даже дверей не было, лишь шкура, как в пещере. Корм подтолкнул меня в спину:

— Иди.

— Ага, щас. К оркам в дом?

— Иди, — Пидрот сгрёб меня и просто забросил в двери.

Ненавижу толстых. Не смотря на их рыхлые мышцы, они обладают такой силой...

В домике были Хрындомыр, наградивший меня, и самый страшный на свете орк — шаман.

— Садись, — Хрындомыр указал на коврик в углу.

Перечить я не стал. То, что зеленомордые не замыслили ничего хорошего для меня, и так было понятно. Непонятна была их перепалка, длившаяся минут десять. В смысл разговора меня никто посвятить не удосужился, а понять, поскольку разговор был на орочьем, я не мог. Единственное что было ясно — я ссу, очкую, боюсь.... Но самое страшное было впереди, по итогу, эта магическая тварь подошла ко мне и протянула руки к голове. Я дёрнулся. Тут же на меня было послано какое-то не то заклятье, не то плетение, которое меня обездвижило. Дальнейшее я помню, но словно это происходило не со мной. Шаман покрутил какой-то палкой вокруг головы, потом затолкал мне в горло три клубка визуально сделанных из каких-то трав и скреплённых в шарики явно жиром. Я послушно глотал, хотя крайне не хотел этого. Дальше часть не помню.

Очнулся я уже на подходе к своей клетке, где меня поменяли на Свайлу. Меня что-то спрашивали, я что-то отвечал...

Первую половину дня я отвечал рабам тупо — да, нет. Сознание появилось, когда бился N— нный по счёту раб. Я один сидел в дальнем углу. Остальные сгрудились на стороне арены.

— Клоп.

Раб не отреагировал, зато обернулся Ларк. Подскочив ко мне, он помог подняться. Тело предательски дрожало.

— Ты пока посиди, — Ларк усадил меня обратно. — Там мечи....

— Как будто нас спрашивать будут, — отвлёкся Чустам.

Может, конечно, это психология.... По какому-нибудь местному Фрейду.... Но мне очень захотелось втащить корму, так как подспудно я прочитал в его фразе — а не пустить ли его первым. Я был зол. Беспомощен, но зол.

Первым выгнали не меня. Первым был... Толикам. Ткнув в него мечом, орк вальяжно удалился. Раба увели. Минут через пятнадцать послышался удар полубубна — полубарабана, используемого орками. Я кликнув Ларка, и оперевшись на его руку встал. Ларк, помог мне подойти к передней части клетки.

Толикам вышел с коротким копьём. Может, оно и было коротким, но, однако явно длиннее меча противника. Ходили они вокруг друг друга долго, по крайней мере, мне так показалось. Мечник регулярно проверял Толикама. Тот реагировал на его попытки атаковать шагом назад. И вот в очередной набег, Толикам вдруг шагнул в сторону и нанёс удар. Попал он всего лишь по руке, но морально все были уже на его стороне. Взрыв крика орков был подхвачен и нами.

— Не торопись голубой, не торопись, — шептал рядом со мной Чустам.

Второй выпад сделал уже не мечник. Укол, отбитый мечом, ещё один... и вдруг Толикам просто бросил копьё в лицо сопернику. Пока мечник пытался отбить предмет, Толикам нанёс ему удар ногой в грудь. Полностью встать тот уже не смог, поскольку Толикам подхватив выброшенное копьё с земли, пробил ему ногу, а затем методично стал колоть лежачего врага....

Встречали мы его как героя, хотя почему как, он и был в наших глазах героем, я решил тоже взять копьё....

— Клоп, а как это убивать? — когда все вернулись на сидячие места, спросил я.

— Ну-у-у. Не знаю. Обычно..., — раб явно был обескуражен вопросом.

— А ты чего же ни разу...? — спросил Чустам.

— Нет.

— А чего же ножичек таскаешь?

Я даже оборачиваться не стал. Тут привели нашего "голубого" и всё внимание переключилось на него.

Следующими, бились неизвестный мне раб и один из лафотов. Лафот был с цепью, на конце которой был камень, а его противник с длинным мечом. С одной стороны хотелось крикнуть лафоту: придурок, возьми кистень, с другой... тот, что с мечом, не мог приблизиться к парню с раскрученной цепью. В конце концов, мечник, кинувшись вперёд, и сосредоточившись на отбивании цепи рукой, был повержен ударом изменившего направление камня, ну и впоследствии просто забит ногами. Зрелище довольно жуткое, когда один человек, убивает второго, даже не оружием....

— Хрру, — перст орка ткнул в меня.

А я ведь только-только что и мог, так это встать. На вялых ногах я вышел из клети. Орк пошёл, не глядя на меня. Корм не из наших, просто толкнул меня в спину задавая направление. Проходя мимо клетки тварей насиловавших наших девчонок, я туманно посмотрел на орущих мне что-то рабов. Насколько смешны они были. Они пытались оскорбить меня! Я даже не удостоил их нормального взгляда. Да кто они такие! Мразь. Челядь, проскальзывавшая сквозь пальцы моих ног. Я гордо шёл следом за зелёной тварью раздвигающей мне дорогу.

Передо мной на ристалище стоял этот мелкий белёсый червяк. Дальнейшее всплывает в голове отрывками. Я стою с оружием рыцарей — мечом, ничего более не достойно меня. Раздаётся удар в орочий барабан, и я просто иду вперёд. Тварь что-то кричит, пытаясь запугать меня, но по мере моего приближения его голос становится менее уверенным. Я во время своего шествия смотрю в его мерзкие глаза лягушки. Он начинает метаться, хотя внешне это не видно. Когда остаётся шагов пять, он кидается на меня....

Не помню. Очнулся я, стоя над телом с вскрытым горлом. Вокруг звучали крики этих мерзких клыкастых собак. Твари. Я выдвинулся к ближайшей, стоящей перед клетками с мерзкими отребьями. Диапазон звуков сзади сменился. Повернувшись, я увидел, как зеленомордые режут зеленомордых. Обратив взгляд обратно, я понял, что одна из этих тварей бежит в сторону свары остальных, мимо меня. Наверняка хочет смочить свои клыки в крови этих низших. Я кинул в неё меч, эта тварь увернулась, изменив направление бега. Она замахнулась на меня своей мерзкой лапой. Ты думаешь, что сможешь противиться богу...

Разум вернулся резко. Несколько секунд ушло на восприятие действительности и понимание происходящего. Половина лица, подправленного орочьим кулаком, горела адским пламенем. Кровь с рассечённой скулы всё ещё стекала по щеке. Я встал и поковылял к клеткам. Мельком брошенного взгляда на "трибуны", хватило, чтобы оценить степень заинтересованности моей персоной. Орки пластали друг друга с дикой яростью. Хромая по дороге я машинально поднял брошенный меч — вот это "заточка"!

Достигнув своих, я заставил вялые мышцы попытаться разрубить одну из жердин. Клинок, ввиду моих жалких ударов был вырван Чустамом, который буквально за десяток махов снёс преграду. Парни, протиснувшись через жердины, начали исчезать промеж клеток. Клоп, приостановившись, повернулся на меня с взглядом виноватого щенка. Я махнул рукой. Конечно, я всё понимал, но... Обидно, самка кобеля.

Мышцы ног предательски тряслись. Вяло, прихрамывая, я побрёл вдоль клеток, на одной из них меня поймала рука. Волосатый представитель лафотов жалобно произнёс: "Помоч". Лафотов в клетке было всего двое, ещё пара были обычными замызганными рабами. Я, оглянувшись, подтащил палку, при помощи которой мы попытались сломать их клетку. Понимая бессмысленность, я проковылял до оружейной площадки, где мне выдавали меч. Оружейная, ввиду разборок орочьих кланов не охранялась. Изъяв из упорядоченных кучек топор, направился обратно.

Волосатые, справились гораздо быстрее, чем мои, и так же исчезли в темноте. Почему-то в голову пришёл хрумз. Я, игнорируя тянущиеся ко мне из клеток руки, направился к загонам.

Зверь был там же. Справившись с первыми воротами, я остановился перед внутренними:

— Ну..., ты тоже беги, — скинул я петлю.

До сих пор не знаю, чем было спровоцировано замешательство зверя, но за те мгновения, что он замер напротив меня, я принял, и самое главное реализовал спасшее меня решение. Оттолкнувшись здоровой ногой, я вцепился ему в шерсть. Толком сесть на него я не смог, просто прыгнув, вплёлся в ранее расчёсываемые космы.

Скорость зверя была поражающей, и селение орков, всё дальше удалялось, сверкая в опускающемся на степь мраке разведёнными кострами. Когда селение уже казалось лёгкой полоской света на горизонте, мои пальцы стали сдавать. Они просто не повиновались, и моё тело, частично висевшее на спине хрумза, стало предательски скатываться вниз. Несколько минут я пытался подгибать колени, но в какой-то момент они коснулись земли, и шерсть зверя выскользнула из рук. Я мешком упал на скудный ковёр степных трав.

Я не знаю куда я шёл. Вспомнив про правило более длинной правой ноги, я делал поправки. Раза два-три за ночь я ложился отдохнуть, и эти промежутки, не смотря на моё дикое желание уйти подальше, превращались в часы. Меня лихорадило. Понимая, что состояние далеко не нормальное, я винил во всём шамана. Глупо, но я даже пару раз показал средний палец в ту сторону, от которой шёл.

Утро я встретил лёжа. Уговорив себя картинками из прежней жизни, я встал и поковылял дальше. Не понимаю, как я не услышал их. Обернувшись, в какой-то момент, я заметил две приближающихся точки всадников. Осознавая, что уже обнаружен, я упал в одну из впадин — а вдруг?

Это только кажется что степь абсолютно ровная. Нет, она имеет, пусть и не явные, но очень, очень пологие и невысокие холмы, этого оказалось мало....

Незнакомый говор, раздавшийся над моей спиной, известил, что я пойман. Я готов был умереть, но не возвращаться. Сложность была в одном — я был живым.

— Жив? — прозвучал обескураживающий голос с акцентом.

"Не орки! Не орки!" — внутренний голос только от одного этого ликовал. Я повернул голову: "Лафоты! Сволочи! Как напугали".

— Жив.

— Тавай лошад ссаду.

Да если честно, не то, что лошадь, ежа готов... Усилием воли я заставил себя встать. На круп меня уже подсаживали. Не скажу, что скачка на лошади чем-то особо отличалась от хрумза, но я пытался. Постоянно съезжая вбок, мне приходилось собирать все оставшиеся силы, чтобы не упасть и перебором заднего места и бёдер вернуться в вертикальное положение. Я, вцепившись в спину незнакомого мне мужика, сквозь накатывавшую тошноту, ликовал: "Дважды! Дважды за день мне повезло". К вечеру мы проезжали мимо небольших колков деревьев, отдалённо напоминающих берёзы, разве что стволы более темные.

Остановились мы только к вечеру. Руки одеревенели, зад — вообще ничего не ощущал, но самое мерзкое это тошнота. Лафот помог мне спуститься и усадил спиной к дереву.

— Ранан?

Я помотал головой:

— Нет, шаман чем-то накормил. Шарики такие тёмно зелёные.

Лафоты стали переговариваться между собой. Через пару минут меня стали снова засаживать на лошадь.

— Может, отдохнём? — тело протестовало против скачки.

— Нет. Тебе вода надо. Много вода. Может не смерт. Мы здесь трава не знат, помоч не помоч.

Знаете притчу о еврее и козле, ну когда раввин, заведи там козла в дом... Так вот в обратную сторону этот принцип тоже работает. Если тебе долгое время отбивали седалище, а потом дали отдохнуть, то ехать становится в два раза больнее. Очень помогала терпеть мысль о "может не смерт". Долго ли, больно ли, но мы нашли реку.

— Пей вода, потом обратно пей, потом опять пей, — инструктировал меня лафот, подведя к реке.

Мне если честно было никак не до шуток:

— Как обратно пей?

Лафот сунул три пальца в рот и наклонился. Я изначально его слова интерпретировал немного по-другому, и больной разум предполагал что-то вроде клизмы. Наверно в моём положении она не была лишней, но вот не было ни нормального способа её сделать, ни желания этим заниматься при зрителях (воспитание рабства — сдохни, но вот к этой части никого нафиг), поэтому, отойдя пару шагов от берега, я упал на колени и стал всасывать воду. Когда желудок отяжелел, я попытался вылезти обратно, но сделав несколько движений, понял, что не успеваю. Оценив направление течения, вывалил всё из себя прямо в реку. Течение около берега было не очень быстрым, в смысле отсутствовало. Лафот, зайдя в воду, отогнал ногами то, что вышло из меня, и помог развернуться обратно к реке:

— Пей вода, много пей.

С каждым разом мне становилось всё хуже. На пятый или шестой, я упал лицом в спасительную своей прохладой воду. Всё остальное, происходило как во сне. Меня вытащили и уложили на бок. Ещё несколько раз меня рвало, пока в желудке не остался лишь желудок, извергающий тягучую желчь или что там в нём. Земля приятно дарила прохладу голове. Через какое-то время я понял что засыпаю.

Глава 9

Очнулся я на рассвете. Один из лафотов сидел ко мне спиной. Я тяжело вздохнул.

— Жит? — с улыбкой повернулся ко мне он.

— Пока да.

С трудом встав, я направился к реке, выполоскать разъедающую остатки зубов кислотную субстанцию желудка. Тот, кстати, радостно болел. Берег небольшой речушки, как и часть поляны, на которой мы остановились, была покрыта следами моего вчерашнего разгула. Я, зайдя по колено в воду, естественно выше по течению от вчерашнего места, вяло умылся. Тяжело дыша, доковылял обратно. Болело всё. Желудок, лицо, колени, голова, пальцы, заднее место.... За последние сутки я, куда только не принимал удары жизни. Не болел наверно только детородный орган, но вот сейчас мне было не до него.

— Вода обратно не хотет? — спросил мой спаситель.

— Нет.

— Жит хорошо, — философски отметил лафот. — Ты будеш жит.

— Согласен. Чёртов шаман.

— Если шаман не дат тебе..., — он явно не мог подобрать слово, — травы "глупый воин", ты бы смерт в бой. У нас колдун тоже дават травы "глупый воин", когда надо бой идти. Когда бой смерт, — лафот поглядел на меня вопросительно, мол, понял ли я.

Я кивнул. Что тут не понятного, когда идут в последний бой, все средства хороши.

— Почему глупый воин?

— Жит — да, глупый — тоже да. Если смерт, то не глупый.

Зашибись, похоже, шаман, меня ещё и придурком сделал. Убью тварь. Вот убегу подальше и решу как. Особо словам лафота я правда не поверил, возможно, у них и у орков это разные штуки, по крайней мере, умственных отклонений я в себе не ощущал. Тут проснулся второй лафот и молча, проследовал к реке.

— Хромой, — протянул я руку лафоту.

— Лоикун, — пожал он мне ладонь.

Вот удивительно, миры разные, а манера здороваться почти одинакова. Единственно здесь, когда пожимали руку, то смещали руку несколько ближе к запястью и большим пальцем не обхватывали ладонь.

— А его?

— Оссурин.

Мы некоторое время помолчали. Вернулся второй лафот.

— Спасибо, — запоздало решил я поблагодарить их.

— Ты спасат нас, мы тоже спасат, — встал Лоикун. — Надо ехат.

М-да, в дорогу они собирались не по-русски. Даже не присели. Лафоты накинули почти одновременно сёдла на лошадей.

— А где вы их взяли? — провёл я по морде белоснежного жеребца.

— У орка брали, — равнодушно объяснил Лоикун.

Ну, да. Чего это я? Про мечи даже спрашивать не стал, предвидя такой же развёрнутый ответ. Когда лафоты сели на лошадей, я растерянно посмотрел на них. Разговорчивый Лоикун, вынул свою ногу из кожаного стремени приглашая на круп. Этого, правда, оказалось мало, и он подтянул меня как котёнка за ворот. Ехали мы в этот раз не до сумерек. Остановились, когда солнце перешагнуло две трети своего дневного пути. Всю дорогу мне чудился запах каши — наверно заработал желудок. Лафоты не произнесли больше ни слова. Встали вновь у реки. Пока я растирал перенапрягшиеся после постоянного сжимания крупа ноги, мои спутники расседлали и стреножили лошадей. Оссурин при этом выглядел не намного лучше меня. На его лице выделились мелкие капельки пота.

— Садис дерево, рука назад делай, — ткнул мне на местную берёзу Лоикун.

— Зачем?

— Каша ел — плохо будет.

Мамочка. Милая мамочка. Забери меня обратно. Тоска была такая, что слёзы просили навернуться. Я от прежнего шаманского зелья не отошёл, а ещё и ломку от орочьей стряпни переносить.

— Я не переживу, — растерянно произнёс я.

Оссурин послушно сел на землю и завернул за дерево руки. Лоикун ловко стянул их уздечкой.

— Садис, — указал он мне повторно.

Я послушно сел. После того как мои руки были связаны, я наконец понял откуда шёл тревожащий меня аромат — изо рта Лоикуна. Собственно поэтому он и выглядел лучше нас. Меня прямо потрясывать начало от такого бесчестия. У него значит "лепёшка" есть.... Но разум совладал с эмоциями. Вернее не разум, а желание стать свободным.

Лоикун, пока не стемнело, сходил к реке и принёс оттуда охапку каких-то растений. Он сев перед нами, извлекал из их корней белые стержни и кормил нас ими. Вкус был горьким и я попытался было отказаться, тем более что желудок после вчерашних процедур всё ещё болел, но лафот убедил:

— Еш. Завтра еш не моч. Нет еш — можно не жит.

Выполнив свою миссию по кормёжке, он, нарезав ветвей ивы, сел напротив нас на седло и стал их сплетать.

Ночью поднялась температура, пусть и не высокая, но нудная, мешающая спать. Оба лафота дрыхли. Я попытался безрезультатно освободить руки — Лоикун умел связывать. Сон сморил меня лишь под утро. И то..., как сон — полудрёма, постоянно прерываемая шорохами леса. Само положение связанного вызывало чувство беспомощности.

Проснулся я от холода, когда только забрезжил рассвет. Температуры вроде не было, Лоикуна тоже. Я попытался сменить положение, чтобы хоть немного размять затёкшее тело и наткнулся на безумный взгляд Оссурина.

— Goleb stekan zaga, — угрожающе произнёс лафот.

— Оссурин, ты перейди на имперский, я не понимаю.

Он в ответ только прорычал. Со стороны реки появился Лоикун со сплетённой вчера корзиной, или вернее мордушкой, в которой трепыхалось несколько довольно увесистых рыбин. Оссурин оживился и вывалил на своего соплеменника поток слов. Я не одного не понял, но по экспрессии речи, можно было с полной уверенностью сказать, что каждое слово было матерным. Лоикун, молча, разрезал рыбину вдоль хребта и ловко снял с неё кожу вместе с чешуёй. Потом старательно вытащил все кости, складывая кусочки мяса на листок. Когда он закончил чистить рыбу, то, отправив несколько кусочков прямо в сыром виде себе в рот, направился сначала к Оссурину. Тот даже попытался укусить соплеменника, а рыбу, засунутую силой, после того как Лоикун силой разжал его челюсти, выплюнул. Лафот вздохнул и направился с зелёным "разносом" ко мне:

— Еш.

Я послушно открыл рот. Пока ел, наблюдал за лицом кормящего, его лоб был покрыт капельками пота.

— Давно каша орка ел? — спросил он меня после завтрака.

— У орков.

— Лепёшка нет?

— Нет, лепёшек не было.

Он отвязал мои руки.

— Может трава "глупый воин" лечит каша орка. Будешь рыба ловит, трава из река тоже рват, лошад смотри. Оссурин не ругатса — ты кормит. Я не ругатса — меня кормит, — Лоикун сел на моё место. — Если тебе плохо — класть меч к нам на нога, мы потом свобода. Если я или Оссурин кричат — класт нам трава в рот. Тихо надо.

С первого раза связать ему руки не получилось. Пришлось мне пройти мастер-класс у связываемого. Когда дело было сделано, я, оглядевшись, поднял мордушку:

— А внутрь что класть?

— Рыба кишок класт. Каша больше нет.

— Ты что туда орочью кашу ложил?!

— Да. Мало была. Вам ест надо. Мне ест надо. Рыба не ловит, если нет ничего.

Понятно. Я поднял камень, служащий для утяжеления и вытряхнутый вместе с рыбой и засунул его обратно. Затем собрал всю рыбью требуху и стянул лыком прутья горловины мордушки или верши, не знаю их отличий.

К обеду Лойкун впал в забытье, а Оссурин не вышел из безумия. Забыл спросить у лафотов, когда это вообще проходит. А вдруг они знают? Раза три за день доставал рыболовную корзину — пуста. Последний раз я запаниковал — в ней почти не осталось приманки, решил в следующий раз достать утром. Ужасно хотелось есть. Мысли регулярно возвращались к каше, я даже осмотрел берег и поляну где мы остановились на предмет нечаянно выроненного Лоикуном кусочка. Походив по округе, увидел на мелководье замершее "бревно" рыбины. Не каша конечно.... Пока бегал и выстрагивал острогу, "бревно" исчезло. Съел пару корней камышеподобного растения, которым нас кормил Лоикун — лишь раздразнил голод. Вечером все мысли были о каше. Паника постепенно овладевала мной: а вдруг эта орочья гадость, которую я выблевал, не помогает пережить последствия кормления кашей, а лишь отсрочивает их? Нет, нет, под оркестр урчащего желудка, удалось уснуть.

Утром Оссурин сидел с опущенной головой, а Лоикун смотрел на меня со злобой. Его пламенную речь, ввиду слишком большой громкости пришлось прервать. Обтерев с рук слюни Лоикуна, которыми он обильно наделил меня, пока я вставлял кляп, я направился к реке.

В верше что-то было, но я забыл о ней, увидев рядом вновь "бревно". Острога в этот раз была со мной. Медленно, не спеша, я приблизился к объекту охоты так, чтобы моя тень не спугнула рыбину. Удар... и острога, лишь слегка коснувшись добычи, входит в ил, взбаламучивая воду.

— Мало того, что хромой, так ещё и косой, — бубня себе под нос, я стал вытаскивать корзину мордушки.

В корзине было очень похожая на упущенное мной "бревно" рыбина с хищным оскалом и два рака! Уж не знаю, кто за кем из них тут охотился, но я, припрыгивая на здоровой ноге "понёсся" обратно.

Заглотив кусочек, я принёс от реки в огромном лопухе немного воды и напоил Оссурина. Следом скормил ему часть рыбины. Он хоть и вяло, но ел. Далее настала очередь Лоикуна. Воду, опустив лицо прямо в импровизированную чашу, он выпивал всю. Трижды! А вот рыбу есть отказался. Я грешным делом где-то внутри даже обрадовался такому повороту, и, поделив его порцию между нами с Оссурином, с удовольствием съел перепавшую добавку. Сытость не сразу, но приятно растеклась по телу, принося минуты блаженства.

Оссурина я развязал уже перед обедом, состоявшим из мяса раков и корней камышовых растений. Помог ему дойти до кровати, сооружённой мной из ветвей и травы. Лоикуна развязали лишь на следующий день....

С лафотами я провёл ещё два дня, за которые мы все трое, если и не поправились, то немного окрепли. Они показали мне пару растений, которые были съедобны и одну рыбину, которая наоборот, не была съедобна. Вернее есть можно, но, судя по корявым объяснениям, туалет на некоторый период лучше не терять из зоны видимости. Хорошо, что я не поймал такую, когда они были связаны.

На третье утро, лафоты переговорив на своём языке, стали седлать лошадей.

— Нам ехат далеко. Ехат три на два лошад плохо, — подошёл ко мне Лоикун. — Ты жит, мы ехат.

М-да. Вот так кратко меня ещё никто не кидал. Понятно, что я обуза.... Не скажу, что был рад такому повороту событий, но и особо не расстроился. Хотя нет, расстроился, но скорее отбытию лошадей, чем лафотов. Всё-таки транспортное средство это вещь. Речей на прощанье мы не говорили. Просто пожали друг другу руки. Когда они уже сидели в сёдлах, Оссурин отстегнув с пояса кинжал в ножнах, кинул его мне. Я поймал и кивнул головой в благодарность. Они тронули своих животных, которые не спеша стали углубляться в лес.

Это пришло не сразу. Лафотов не было уже как час. И тут я понял: я — один! Именно осознание этого факта принесло мне ощущение свободы. Столько лет рядом со мной всё время кто-то был. Рабы, хозяева, орки — годы я не мог остаться один. Те мгновения, когда чистил загон, или там ждал на ристалище орочьих выкормышей, не в счёт — кто-то всё равно придёт. Это ощущение, когда кроме тебя вокруг только деревья да ветер баламутящий их ветви и создающий ощущение величественности природы не объяснить, как и не объяснить радость одиночества человеку, который никогда не испытал рабства. Сейчас, здесь, кроме меня был только я, и только я. Только я был волен идти, куда мне угодно. Посмаковав эту мысль в голове, задрав голову к небу, закричал:

— Я свободе-е-е-ен!

После эйфории воли быстро пришла мысль, что не стоило так уж громко выплёскивать свои эмоции. Я, не спеша, но, тем не менее, быстро, собрал свой нехитрый скарб, в виде кинжала и неудобного для переноски орудия ловли рыбы, и пошёл, взяв несколько правее от направления куда ушли лафоты. По дороге обдумывал создавшееся положение. Но через пару минут, мысли снова вернулись к прекрасному ощущению независимости, и я, напевая в мыслях кипеловскую "Я свободен", глазея на нежную листву леса, просто шёл...

К обеду, после десятка "перекуров", я вышел к полосе двухметрового кустарника, напоминавшего боярышник. Я не очень в растениях, но иглы на ветках точно как у земного растения. Ни справа, ни слева, обходных путей не было видно, ну и я не стал заворачиваться и шагнул вперёд. После того как я продрался сквозь довольно таки колючие кусты, лес неожиданно кончился и я чуть не вышел на дорогу. Дедуктивно мысля, учитывая отсутствие в этом мире автомобилей и отсутствие в колее травы — это очень оживлённая дорога. И не важно, что сейчас на ней никого нет. Постояв некоторое время под прикрытием зелени, я вернулся обратно. Найдя себе местечко в маскирующих меня кустах, снял с головы вершу и присел. Как-то я неудачно отдалился от реки. Прямо скажем не подумав. Как кстати и не задался вопросом приманки, тупо оставив все рыбьи внутренности на поляне имени лафотов. Ну, да это ладно. Дорога это разумные. А разумные, это рабство. Логика Винни Пуха подсказывала изменение маршрута.

Передохнув минуты три, я, было собрался уже уходить, когда со стороны дороги послышался равномерный глухой стук копыт. Я замер словно заяц, боясь дышать, а не то, что шевелиться. Когда в редких и маленьких просветах что-то мелькнуло, я, встав на четвереньки, пополз ближе. Рассмотреть, кто ехал я не успел, так как взгляд упёрся в огромного серого пса настороженно рассматривающего лес в моём направлении. Статуя! Иначе моё состояние не охарактеризовать. В голове промелькнули картинки рабства, потом ещё раз, потом ещё....

Пёс, постояв секунд тридцать, побежал за хозяином. Пошевелился я, только когда звуки отъезжающей телеги заглохли совсем. Бежал с максимально возможной для хромого спринтера скоростью, отталкиваясь как можно дальше здоровой ногой. Мордушка, казавшаяся раньше неудобной для переноски, теперь с лёгкостью влезла под мышку.

Вернувшись к реке, я нашёл самый, на мой взгляд, глухой угол, где почти упал на своё мягкое место. Воспоминания вновь переносили меня к дороге. При этом сердце начинало биться так, что в ушах отдавало. Решив, что больше в сторону людей я ни ногой, огляделся. Ивовые заросли, в которых я расположился, вполне совпадали с моим представлением о временном тайном убежище. По мере отступления страха, начал просыпаться голод. Успокоившись, я взял плетёное оружие моего прокормления и пошёл искать место его установки. После чего под аккомпанемент ворчащего на нерадивого хозяина желудка я прилёг в своём убежище. Сон, не смотря на голод, сморил почти сразу. Сказалась усталость и нервное перенапряжение.

Утром меня ждали водные процедуры — мордушка умудрилась переместиться глубже. Как и предполагалось, в ней ничего не было. Рыбы глупые, но, похоже, не настолько. Позавтракав камышовыми корешками, я присел на один из наклонившихся над водой стволов ивы подумать о делах своих скорбных.

К людям, как и другим разумным меня ни капли не тянуло, опять же... на сырой рыбе, которую ещё надо поймать, и корешках, без огня и под открытым небом.... Спать, кстати, в начале лета на земле, вернее ветках, то ещё удовольствие. Утром, начинаешь ворочаться от прохлады и сворачиваться в клубок, вспоминая воспаление лёгких. К тому же по рассказам в здешних лесах водились довольно опасное зверьё. Уже не помню, кто из рабов рассказывал, что когда-то на территории Руизанской империи была масса враждующих между собой государств, в каждом из которых были маги. Так вот эти маги были основными создателями разнообразного оружия, в том числе и биологического. Отголоски той давней войны встречались и сейчас в виде всяких не очень приятных зверей, нацеленных на уничтожение рода разумного. Помнится, он тогда рассказывал и о волках, и о кошачьем семействе, и даже о грызунах, после укуса которых, человек начинал заживо гнить. Это ладно ещё в этой местности собственно бои не проходили. Западнее встречались леса, где растения стрелялись ядовитыми иглами или усыпляли своим ароматом.

Что-то я отвлёкся, так вот, к людям меня не тянуло, но мысль о том, чтобы стибрить топор скажем там, или огниво (желательно не магическое, так как им я не умел пользоваться), ну а в идеале, какой завалящий лук, меня посещала. Правда... как посетила, так и ушла. По крайней мере, временно. Я не строил иллюзий и понимал, что в лесу одному выжить нереально. Нужна соль, нужны инструменты, да много чего нужно. Да и общение....

С такими грустными мыслями, но упоённый свободой, я провёл два дня на берегу речушки, благо, что нашёл применение своей рыболовной снасти, поставив её на течение. Не скажу, что был сыт, но и с голоду не умер. Рыба осточертела-а-а. От нечего заняться я попытался добыть огонь известными мне способами. Палочкой я чуть всю кожу от старания не содрал. Что только я с ней не делал, и крутил и тёр, и о кинжал и о дерево. Нагрелась, конечно, да и я разогрелся, но не загорелось. Эксперимент с выбиванием искры камнями затянулся часа на два. В основном, ввиду отсутствия оных в округе. С большим трудом отыскал два голыша и временно достал камень из верши. Какая там искра! Я даже о кинжал попробовал.

Вечером второго дня, занимаясь от безделья практическим дереволазаньем, то бишь, покоряя вершину самой большой в моих владениях ивы, заметил дымок костра в стороне дороги. То, что это за мной — вряд ли, ежу понятно. Но напомнило мне, что я не Крузо и на необитаемом острове. Если конечно это не туземцы....

Человеческое любопытство это всё-таки страшная вещь. До наступления ночи я затих, а вот когда мгла окутала лес....

Сначала было немного страшно — ночная мгла — вдруг звери, но постепенно страх отступил, зато наступило отчаянье — я, похоже, заплутал. Луна изредка выглядывала из-за туч, слегка разгоняя тьму, но легче мне от этого не становилось. Я уже начал понимать, что могу не найти обратную дорогу. Спустя часа четыре блужданий, я, проходя мимо кажущегося зловещим в темноте дерева, зацепился за него. Дерево тут же отомстило мне, впившись своим когтем в плечо. Боярышник! Сориентировавшись, я решил идти направо. Собственно налево тоже можно, но почему-то казалось правильным направо.

Костёр я увидел издалека. Передвигаясь очень осторожно, то есть стоя у каждого дерева по две-три минуты я стал приближаться. Только бы не было собак. Когда подошёл настолько что мог осмотреть вставших на ночёвку, замер минут на пятнадцать разглядывая путников, вернее путника. Сидя на бревне у костра, крепкий мужик в простой одежде клевал носом. На противоположенной стороне поляны от дороги привал отделяли телега с бортами из жердин и крытый фургон. Три стреноженных лошади мерно жевали траву. Ни под телегами, ни где поблизости, лохматых сторожей видно не было. Свет костра не давал рассмотреть наверняка — что же скрывается за ним. К гадалке не ходи — мужик не один и остальные спят в фургоне. Памятуя о моём появлении в этом мире, когда я тоже вышел на костёр, здороваться я не собирался. Стараясь не наступать на что-либо хрустящее или шумящее, я стал обходить поляну по лесу, стремясь незаметно подобраться к телеге, на которой что-то темнелось.

Мне мнились горы мяса, хлебов, соли, которые я смогу утащить на своих крепких плечах. Я понимаю, что это не честно, не хорошо, не правильно и унизительно, в конце концов, но как-то жизнь в этом мире меня немного изменила. Логика оправдания — мне сейчас нужнее. Урви — если сможешь. Но эти слабые и абсолютно ничего не значащие отголоски совести были потом, а сейчас — запах наживы.

Зайдя со стороны дороги, я некоторое время подождал. Мужик не шевелился, в фургоне тоже было тихо. Пригнувшись, я медленно стал подходить к телеге. Ошибаться было нельзя — не самый скоростной бегун этого мира. Наконец я добрался до вожделенного кузова. Расстраиваться было некогда — в телеге лежала сбруя, то есть два хомута, седло и пара седельных сумок. Последние, я аккуратно пододвинул к борту. Не знаю зачем, но накинул на шею какой-то свёрнутый ремень от упряжи. Перевесившись через край, попытался вытянуть из-под седла попону, ну или как там называется то, что кладётся под седло, но не получилось. Седло сдвинулось вместе с ней, одновременно раздался деревянный стук. Я замер. О седло был опёрт топор, который упав — сбрякал. Подождав минуту и убедившись в неизменности положения сторожа, я перевесился ещё раз и, дотянувшись кончиками пальцев до рукояти, стал медленно пододвигать к себе. Миллиметр, ещё один, ещё. Теперь уже можно взяться получше. Теперь по-сантиметрику, по-маленечку.... Уф! На улице было не жарко, но лицо горело. Так. Теперь поднимаем сумки, и не спеша назад.

А-а-а! Получилось! Я, отойдя приличное расстояние, побежал. Не знаю зачем, но сделал пару небольших кругов — следы запутывал. Адреналин в купе с гормоном счастья кипятил кровь и грудь, в которой словно голубь готов был вырваться наружу. Улыбка растягивалась временами сама собой. Я смог! Остановился, когда уже стало светать от того что в боку кололо и воздух обжигал лёгкие. Первым делом, присев раскрыл сумки. Соль! Да я богач! Маленький полотняный мешочек соли! Кусочки кожи, тряпка, небольшой ножичек, моток дратвы, медная монетка, шило.... А с виду такие большие сумки. Огнива нет.

Но я не тот человек чтобы расстраиваться. Я оптимист. Вечером у меня и этого не было. Сложил всё обратно, я направился в сторону реки.

Найти место моего обитания было не так просто. Изначально я минут двадцать прошагал в другую сторону, потом пришлось возвращаться. В поощренье меня ждал завтрак подсоленной рыбой. Даже корни водного растения, если на них уронить несколько крупинок соли — приятная пища. Ох, чувствую после такой диеты, заведутся у меня черви в животе, как говорила мама. Мама.... Как же я скучаю....

У меня появилось новое занятие — рыбалка. Отломав от одной из медных пряжек сумки "язычок", я изогнул его и заточил на камне. Даже бороздку, чтобы рыба не так срывалась, на жале ножичком сделал. Не, ну конечно не шедевр и металл мягкий.... Леску заменила дратва.

Рыбалка не задалась, прямо скажем. "Наверно время не то выбрал", — успокоил я себя. Когда я засыпал, мне чудился запах дыма и жареной рыбы....

Глава 10

Следующий день я занимался хозяйством, косясь на ненавистную реку — завтрак в вершу не пришёл. Перво-наперво сделал "петлю" на зайца из дратвы. Зайцев, правда, я не видел в округе, но, побродив по лесу, особо не надеясь, поставил в приглянувшемся мне месте. Далее, прижав лезвие к земле, чтобы не шуметь, принялся точить, или наверно правильнее сказать править, топор. Паранойя конечно — бояться шуметь — вряд ли здесь кто бродит, но лучше уж она, чем беспечность. Вечером, я вновь словно ниндзя запрыгнул на иву — а вдруг! Дыма видно не было, но я его чувствовал! Оказывается, вчера была не галлюцинация. Я оценил направление ветра — запах шёл из-за реки. Постарался найти источник — безрезультатно. Но тревога в сознание поселилась. Да оно и понятно — рядом кто-то разумный. Может опасный, а может и огниво мне подарить хочет. В любом случае надо узнать. Когда стемнело, я вновь забрался на вершину ивы. Насчёт вершины я немного загнул, так что лес с высоты птичьего полёта не видел, но на мгновение, после пятнадцати минут разглядывания черноты, мне показалось, что я увидел отблеск пламени на верхушке дерева

И вновь я — ночной воин. Сняв одежду, я зашёл в реку. Так как она была не слишком большой, то проплыв метров пять "по-чапаевски", я нащупал ногами дно и тут, что-то холодное и упругое, коснулось ноги.

— Ох, ты!

Сказать, что я выпрыгнул, значит, ничего не сказать. Я вообще не из пугливых, но вы были на водоёме ночью, один? Когда кто-то неизвестный из непонятной кружит в темной массе воды, в которой ты далеко не хозяин. А если хватает тебя за ногу?! Уняв испуг, я быстро оделся. Первые дни лета это далеко не пляжный сезон, даже в этом мире. Вода колется. Накинув рубаху, я поднял кинжал.

Я ещё в детстве замечал, как влияет на человека оружие. Только тогда я думал, что это просто ребячество. Не-е-ет. Не зря в книгах воодушевляют мечи. Вот секунду назад я был продрогнувшей на ветру лягушкой, только коснулся рукояти — я рысь, я пантера, я ужас, летящий за новой партией дратвы и топоров. Разумеется, шёл на разведку — кому нужны неизвестные соседи, но вдруг....

Примерно выверяв направление, я, стараясь не шуметь, поковылял. Шёл я всего минут тридцать, когда заметил свет, отражающийся от листвы. Самого костра видно не было. Я смело направился туда, и чуть было не опростоволосился. Поляна, вернее закуток среди деревьев вынырнул неожиданно. Причина моей глупости была проста — костёр был скрыт чем-то огораживающим его, и поэтому пламя освещало лишь ветки деревьев. Постояв минуту, я стал медленно пятиться назад. Отойдя в темноту подальше — присел.

Зачем они мне! Я один и это меня вполне устраивает. Я вполне счастлив. Я никому ничего не должен. Будет конечно тяжело, я знаю, но я выдержу. Найду какую-нибудь деревеньку, сопру лопату — выкопаю землянку и буду жить. Ну, рассказывают же о детях, которые выжили в лесу! А я взрослый, здоровый мужик. Пусть почти здоровый.

А с другой стороны, как бы я сделал на их месте? Тащил бы меня с собой? Да ну! Кинул бы точно так же. Да и люди! Вместе-то всё равно оно легче. Перебрав возможные варианты, я направился к костровищу.

— А я вас ищу, ищу!

Толикам, подкладывающий ветки в колодец костра, подпрыгнул и теперь испуганно смотрел на меня. Из шалаша показалась голова Клопа:

— Хромой! Орк мне в дышло! Хромой! Жив собака!

— Тише ты! — раздался из темноты шипящий голос Чустама.

Следом за звуком из-за ближайшего дерева слева вышел и сам обладатель оного, держа в руках прутик с нанизанной через жабры рыбой:

— И вправду Хромой. Выбрался? — в голосе корма хотя и сдержанно, но тоже слышалось тепло. — Молодец. Присаживайся, голодный небось?

— Не откажусь.

Клоп выскочил ко мне и сжал своими лапищами в объятьях:

— Жив паскуда.

— Ладно вам, все вроде живы. А где криворукий?

— Сейчас придёт, — Толикам тоже раскинул руки для объятия, — за дровами пошёл. Мы здесь уже полруки, поэтому весь ближайший валежник выжгли.

Ларк появился минут через пятнадцать с охапкой веток. Внешне казалось, что он даже не удивился, но его глаза, даже в полумраке было видно, что расширились. Тут он споткнулся и чуть не упал, рассыпав все ветки.

— Ну, если Ларк сделает что-то нормально..., — я встал и протянул руку.

Бывший раб подбежал и схватился за неё. У него глаза в свете костра заблестели от влаги. У меня даже комок в горле встал от такой нежности. Как же всё-таки я рад их видеть.

Через полчаса я ел жареную рыбу. Слегка суховата получилось, но я ел её словно заправский гурман — смакуя.

— Соли бы..., — мечтательно произнёс Чустам.

— У меня есть. Только на том берегу.

— Живём парни! — Клоп явно был в приподнятом настроении. — Ты как выбрался то?

— Ну, взял меч и давай всех крошить без разбора...

Рабы, хотя нет, какие рабы — свободные люди, внимательно и серьёзно смотрели на меня, ожидая продолжения. Я если честно думал, что на этом месте засмеются.

— Затем заставил орков встать на колени, а один закричал: бери что хочешь, только не убивай.

— Тфу ты, — Толикам встал подкинуть веток, — как обычно.

Около костра, пусть и огороженного камнями было тепло и уютно. Я вздохнул:

— Я думал вы ещё на "крошить" поймёте.

— Так ты того светленького и взаправду чуть на куски не нарезал, — возразил Клоп.

— А ну да... забыл. В общем, когда вы убежали, я ещё лафотов освободил, а потом к хрумзу пошёл. Он меня и вывез от орков. Потом лафоты подобрали....

— Заканчивай Хромой. Не хочешь говорить — не говори, — Клоп сердито смотрел на меня.

Блин, ну прямо обидно стало — за что ж такое недоверие?

— Да я серьёзно. Лафоты подобрали. Они двух лошадей у орков увели. Ну а в лесу уже помогли очухаться от орочьего зелья.

— Связывали?

— Да, только мне не от каши плохо было, а от той дряни, что шаман мне ночью напихал. А от каши не плющило. Лафоты сказали: трава глупого воина.

— Может зелье "дурной воин"? — переспросил Чустам

— Они сказали: глупый. Может и дурной, они на имперском как-то не ахти.

Корм глянул исподлобья на меня.

— Что?

— Да так, ничего. Вряд ли это оно.

— Почему?

— Я сам не видел, тех, кто принимал, но говорят, что после его либо дохнут, либо безумными становятся. Это зелье маги для армии придумали.

— Ну а вы то, как выбрались? — Перевёл я тему.

Рабы на некоторое время замолчали. Толикам и Ларк зыркали глазёнками то на Чустама, то на Клопа.

— Ну, ты как нас освободил, — начал Клоп, — мы потихоньку смогли из деревни выбраться. Орки-то в общем внимания на нас не обращали. Токмо отбежали, нам на встречу орчёныш на жеребце. Я увернулся от копыт и за удила поймал....

— А я сдёрнул его и убил! — довольно громко закончил Чустам.

Вот тут сказывалось всё-таки различие наших менталитетов. Для меня, пришельца, орки это что-то типа чужих, иных тварей, даже можно сказать зверей. Ну, вот не отождествлял я их с людьми. А для местных, это.... Как бы объяснить.... Просто другая раса. Не знаю. Негры там или азиаты для нашего мира. Соответственно реакция была разной. Вот вы бы как отреагировали на убийство китайского ребёнка у вас на глазах? Понятно, что здесь другие нравы, более жёсткие, и само убийство не выходит за рамки чего-то особо необычного, но убийство детей....

— И что дальше? — я не стал заострять на данном эпизоде внимание.

— Ну а дальше мы на его жеребце и сбежали.

— Вчетвером?

Клоп кивнул.

— Ну, вы даёте. И где он?

— Так издох, — продолжил Клоп. — Издох бы, если б не добили. Мы мяса нарезали — у орка меч был, да и твой.... Кожи на верёвки, узду сняли и дальше пешком пошли. Когда плохо стало, оказалось что у Ларка, — Клоп хмуро глянул на него, — "лепёшка" за пазухой была.

— Ага, — подключился Толикам, — он её втихую жрал по дороге.

Криворукий потупил взгляд.

— Ну, вот он и ждал пока мы отойдём. А потом мы его....

— А фингал откуда? — кивнул я на Ларка.

Все улыбнулись, кроме нашего образованного.

— Толикам, когда был связан, пообещал, что ему причиндалы оторвёт и есть заставит, если он его не отвяжет, — объяснил Клоп.

— Он же никогда не ругался..., — опустил взгляд Ларк.

— Ну а как он Толикама отвязал, тот ему и ткнул в глаз. Только далеко уйти не успел. Ларк его догнал, палкой отоварил по затылку и снова связал. Ну а потом мы его ждали.

— Вы меня не ждали, — подал голос Ларк.

— Ну, несли же, — возразил Чустам. — Мы его на ветки положили и до острова на себе тащили. А недоволен, так сильно рёбра отбили. Он сполз, а мы не заметили, ну и об корни....

— До какого острова?

— До этого... — удивился корм. — Кстати, а как ты нас нашёл?

— На дерево залез, и отблески костра увидел.

— А остров?

Я пожал плечами:

— Просто неподалёку встал. Я даже и не знал что это остров.

— Я говорил тебе видно, — злобно сказал Толикаму корм, — а ты да кто нас в такой глуши.... Вон..., и тот нашёл.

Я промолчал, но сделал заметку о мнении Чустама касательно моих способностей.

— Уходить отсюда надо, — хмуро произнёс корм.

Все чуть ли не кивнули. Так понимаю, главным после освобождения стал он. Такой негласный лидер. И вот как-то не очень мне хотелось, вырвавшись из рабства попасть под чьё бы то ни было влияние.

— А ты что думаешь Толикам? — Спросил я.

Ну, понимаю, что провоцирую, но и рабом, даже совсем чуточку, быть не хочу. Да ещё и характер такой поперечный....

— А мне и здесь нравится, — ответил вместо "голубого" Клоп. — Соль вот только ты обещал.

Отвечать я не стал. Просто пожал плечами. Обещал мол, сделаю.

Чустам недобро зыркнул на меня:

— Поймают здесь.

— Кто? Орки? Да им, судя по всему не до нас. Кстати, никто не знает, что там произошло?

— Да ясно всё — власть делят, — ответил Толикам.

— Что там делить то? Былинки да степь?

— У них там своё. Власть у орков, это ведь не обязательно степь, борются за влияние. Орочьи кланы это сила. Было время, они половину локотств под себя подмяли, тогда и объединились люди.

— Перерезали бы они все друг друга.

— Не перережут. А вот война с нами наверно будет. Сейчас с орками уже более десяти зим перемирие держится. А вот с приходом нового клана во главу — походом пойдут наверно.

— Да какое ж перемирие? Вон, у Клопа спроси, с одного в рабство забирают.

— Империи на мелкие стычки плевать. А вот когда начнут селеньями уводить да земли захватывать....

На полянке повисло молчание. У меня прошла мысль, о том, что может и не так уж я и прав с желанием остаться в этой местности и зря я против решения корма? Когда время перевалило за полночь, мои глаза стали слипаться. А вот бывшие рабы даже не думали ложиться спать. Спрашивать об этом я как-то стеснялся — мы же всё-таки свободны и во сколько хотим.... Когда сон навеянный теплом костра стал одолевать аж сил нет, я всё-таки спросил:

— А вы спать, когда ложитесь?

— Да мы днём высыпаемся, — ответил Толикам.

— Зачем?

— Ночью меньше шансов, что кто-то найдёт, — ответил Чустам.

— Я же нашёл, — позевнул я. — А если днём кто придёт?

Взгляды собеседников скрестились на корме. Похоже, я плотно подрываю его авторитет. И это ему очень не нравится. И вот если в рабстве сдерживало наказание орков, то теперь....

— Я и говорю, уходить надо, — повернул в свою сторону Чустам.

— Это..., я наверно к себе пойду..., — в этот момент я особо почувствовал, что одному всё-таки лучше. — Я ночью сплю.

— Можно я с тобой? — Вдруг наивно спросил Ларк.

Не ну вот чего он! Ведь получал от меня пару раз. За дело конечно, но получал....

— Ты соль обещал, — Клоп мягко намекнул на то, что он пойдёт с нами, похоже сегодня сорваться не получится.

— Конечно, сходите, — произнёс Чустам тёплым голосом.

Только вот тёплого в нём было.... Ну вот на кой оно мне? В особенности Безрукий. Я уже очень пожалел, что подошёл к ним.

— Пойдёмте, — меня взбесило его разрешение парням. — Только возьмите огниво — у меня нечем огонь разжечь.

— А у нас нет, — прохлопал глазами Ларк.

— А как огонь развели?

— Чустам растёр.

— Возьмите угольки, — предложил Чустам.

— Да ладно, не надо, — вежливо отказался я.

— Бери, бери, — усмехнулся корм, — замёрзнете же. Пойдём, поговорим Хромой?

— Чего вам тут не говорится? — Клоп косо посмотрел на Чустама. — Видим же что крыситесь — мы тоже хотим послушать.

— Ну, здесь, так здесь. Чего ты опять свой норов показываешь? Что я тебе плохого сделал? Что бы я не предложил, ты поперёк лезешь.

— Да ты ещё и не предлагал кроме как уйти отсюда. Уйти куда? Где нам рады? Да и предложение, если честно, попахивает твоим желанием, а не общим.

— Ну, так вы предложите хоть что-то сами! Мы ведь теперь не рабы и решать вместо нас некому! А жить то как-то надо. Здесь действительно опасно. Ну.... Предлагайте....

На некоторое время повисло молчание.

— Я ведь, Хромой, много повидал в жизни. И понимаю, как называется то место, куда мы встряли. А ты, похоже, не совсем. У нас у всех печати рабов и только стоит показаться кому из живых, так тут же охотники за печатями появятся, а дальше центральный загон, и если никто не купит, по распределению. Даже мне, казалось бы, попавшему в плен к зелёным, вряд ли даже в той сотне, где я служил, кто поверит. Нет, ну поверят некоторые, но всё равно отдадут страже, как положено.... Ещё и позор получу. Да и навоевался я.... К чему я это тебе всё рассказываю. Есть предложения — говори. Нет — так чего ершишься? Хочешь парней против меня настроить? Зачем? Сейчас нам вместе надо — по одному переловят, да и проще вместе выжить. А то, что гонор иногда у меня проскальзывает, так извините. Я и в сотне десятником был, и в рабстве.... Отложилось как-то на характер.... Ты ведь тоже не всегда, как Толикам говорить можешь.

Треск огня, поедающего сучья, подброшенные Ларком, только усугублял тишину ночи.

— Не знаю Чустам, мне надо всё обдумать.

Корм пожал плечами:

— Если уходить будете, сообщите — мы же не орки всё-таки.... И соли захватите. Правда, как-то соскучился, — Чустам встал, поднял большой кусок коры и голыми руками выдернул несколько горящих сучьев на него:

— Держите, раздуете.

— Не надо, на том берегу, дорога близко, а такой "печи" как у вас, у меня нет — заметить могут.

После света костра, несколько минут пришлось привыкать вновь к темноте. Но постепенно глаз освоился, к тому же луна, или как тут называют — ночной лик, выглянул из-за очередного облака.

— Чустам не плохой парень, — произнёс Клоп, идя сзади.

— Я и не говорю что плохой. Только вот уж слишком он хороший какой-то. И к оркам-то он не рабом попал, а пленён был, и в кормы то чуть не силой затолкали, и знает, как лучше поступить.... Только вот печать-то рабскую зелёные не ставят — её в империи получают. И рабов что без печати, сам знаешь, долго в нашем клане не держали.

Клоп замолчал.

— Ну что, — мы вышли на берег, — раздеваемся?

— А тут змеерыб нет?

— Откуда я знаю? Что за змеерыбы?

— Ну..., такие извилистые, здоровые, молнией бить могут как маги.

— Умеешь ты настроение испортить, — вспомнил я прикосновение к ноге. — Они спят наверно.

— Так они как раз ночью охотятся. Ударят и на дно тянут.

— Да ну тебя.... Пошли, давай, — я начал раздеваться.

Клоп вздохнул и последовал моему примеру.

— А ты что, с настоящими магами встречался?

— Был у нас в деревне отставной.

— Ого! — удивился я.

Маги этого мира, я имею в виду, человеческих, делились на магов и алтырей, то есть полумагов, по крайней мере, я их для себя так назвал. В простонародье их всех конечно величали магами, но по своим способностям, алтыри, были гораздо слабее. Их удел был ставить рабам печати, лечить народ, да разные снадобья делать, типа приворотных, хотя я так понял скорее афродозиаков, поскольку время действия было ограничено. Нет, конечно, список их профессиональных возможностей был более обширен, но я встречался только с этими. В общем алтыри, это... что-то типа наших колдунов, только без шарлатанства. А вот настоящие маги.... Говорят, поскольку я ни одного не встречал, они могут и действительно влюбить одного в другого, и перемещаться моментально, и молнии кидать.... Если хотя бы десятая часть того что я слышал от рабов правда, то серьёзные люди. Правда, Толикам, про половину слухов говорил, что это враньё.

Но суть не в этом. Все маги, то есть абсолютно все, работали на империю. Их ещё в детстве забирали из семей и увозили на обучение. Семья, в которой родился настоящий маг — точно становилась зажиточной, так как виру империя платила не скупясь. Только вот рождались они, я так понял, не часто.

К чему я это всё. Встретить настоящего мага для людей простого сословия, не говоря уж о нас, рабах, практически не реально. А Клоп, оказывается, общался с таким.

— И что он, молнии кидал?

— Да не-е, обычный мужик, разве что без ноги. Лечил очень хорошо. Мор живности прекращал, — Клоп замолчал, видимо вспоминая.

— Дождь мог вызвать? — Я уже заходил в воду. — Или там исчезнуть и появиться в другом месте?

— Не знаю. Может, и мог. Только не вызывал. Да и боялись его.

— А чего боялись-то? Мертвяков поднимал?

— Не, поднять не мог, угрюмый просто был.

Тут я уже зашёл почти по шею, и стало не до разговоров, а вот Клоп, во-первых, ещё не вошёл толком, а во-вторых, был повыше меня, поэтому продолжал:

— А вот в глазах мёртвого он раз пытался разглядеть, кто убил. Только не смог. Потом узнали, мертвяка того жена отравила и на улицу вытащила.

— Какой-то недомаг, — я почувствовал дно и встал. — Что ж он яд найти в крови не мог.

— Какая ж кровь у мертвяка? Да и как ты яд найдёшь?

Я не стал спорить.

— А где Ларк? Ларк! — крикнул я шёпотом.

— Я тут, — ответил раб с той стороны.

— Ты чего медлишь? Давай сюда.

— Я здесь подожду.

— Тьфу, — сплюнул Клоп. — Он плавать не умеет. Как реку увидел, так боялся вообще к ней подойти. Ты бы видел, как мы его искупали первый раз. Подержи, — протянул он мне свою одежду. — Ты чего там молчишь-то?! Напомнить не мог?

— Я думал, вы меня бросили и вдвоём решили уйти.

Клоп развернулся и поплыл обратно. Ну как поплыл. Два раза развёл руками и тут же снова дотянулся до дна. Через некоторое время раздался вновь плеск воды и в свете луны побежали волны. Парней, ввиду того что они находились в тени ивы, видно толком не было, разве что круги от них расходились. Вскоре Клоп показался на глади, держа Ларка, который сжимал в руках одежду, под мышки. Зайдя по грудь, Клоп развернулся и поплыл на спине, поддерживая Ларка.

— Всё вставай, — когда оставалось совсем не много до берега, Клоп бросил Ларка в воду. Тот не ожидав, успел хлебнуть воды и закашлялся.

— Да ладно? — Клоп дал Ларку лёгкий подзатыльник. — Выходи, давай.

Я пока ждал, пару раз присел, чтобы согреться. А вот у Ларка даже стук зубов было слышно.

— Ну и где расположился? — когда оделся, спросил Клоп.

— Пошли. У меня, правда, такого как у вас комфорта нет....

— М-да. Скромно, — Зайдя на мою "Чудесную полянку" оповестил Клоп о своём мнении.

— Ну, так, одному — страшно, — не стал я юлить по поводу своего аскетизма. — Сырую рыбу будете?

— Ну, ты Хромой горазд...

Ларк, вежливо промолчал. Мы, рассевшись на мою "кровать", некоторое время помолчали.

— Отсюда нас увидел? — Клоп в темноте указал на верхушку наклонной ивы.

Я кивнул, потом сообразил, что меня не видно, но Клоп каким-то образом рассмотрел жест и, встав, полез на дерево.

— Так и вправду видно, — прошептал он сверху.

Ну, вот и какой сон, когда гости засиделись? Клоп спустился обратно:

— И что думаешь делать?

Вопрос был совсем не риторическим. Разницу в комфорте одинокой и, как бы смешно это не звучало — совместной жизни, я уже ощутил, как в плане комфорта, так и в плане психологической несовместимости личностей. Если первое радовало, то второе.... Да ещё и разум паниковал — а выживешь ли ты один?

— Не знаю. Один я свободней как-то.

Клоп ответил не сразу:

— Если решишь уйти, то я с тобой. Толикам, да и Ларк, думаю тоже. Чустам конечно знающий мужик, но ты уже проверен.

— Не забывай, что я хромой, в смысле хромаю.

— Мы уже раз оставили тебя. Ты прости нас. Больше не повторится.

— Да ладно, всё понимаю, — ответил я, хотя внутри пусть и немного, но злоба на них глодала.

Насчёт, "больше не повторится", я сильно сомневался. Вот выйдет сейчас орк из темноты — даже сверкание пяток не успею рассмотреть. Я осознаю, что выхода у них в тот момент не было. Ну, какой идиот, будет ждать обузу в побеге. Я бы тоже на их месте не стал. Да и хорошо, что они меня оставили. Лафоты вон от шаманской гадости помогли избавиться, эти бы примочки на лоб в лучшем случае делали и то, если бы догадались.

— Мы хотели вернуться, — подал голос Ларк, — только, Чустам сказал нельзя.

Если бы хотели — вернулись бы. Я погасил в душе костёр злобы. Один это конечно хорошо, но много ли я знаю об этом мире? Наступал на грабли "одинокого бега" уже не раз. Так что компания нужна. Другой вопрос, бросить ли Чустама? Тип он мутный и не понятный, но, судя по тому, как он сумел наладить быт — нужный. Да и сам процесс расставания, как-то не особо радовал. Вернее не процесс, а реакция корма.

— Ладно, — я вытащил из-под веток сумки и топор, — пойдёмте обратно.

— О, где взял? — забрал у меня сумки Клоп.

— Да тут проезжие подарили.

— Стибрил?

— Говорю же, подарили.

— Эт, ты Ларку рассказывай.

Обратно перебирались по той же схеме. Я и Клоп вплавь, а Ларк словно ёжик из мультфильма — кверху брюхом, сжимая узелок.

Ночное купание в третий раз смыло сон прохладной водой. На обратном пути луна спряталась за очередное облако, и мы с Ларком шли "по приборам", то есть за Клопом. Уж не знаю, как он умудрялся что-то видеть, но шёл уверенно, в отличие от спотыкающегося сзади Ларка. Похоже, кроме криворукости, у него ещё и "куриная слепота".

Глава 11

На наше возвращение Чустам не отреагировал, пока Клоп не отыскал в сумке мешочек с солью. Тут же корм достал из каких-то лопухов ещё две рыбины и собрался чистить их мечом.

— Там в сумке ножик есть, — подсказал я ему.

— Ты где так приснарядился? И топор гляжу, и нож, и соль?

— Спёр, — ответил вместо меня Клоп.

— А что деревня рядом?

— Нет. На ночлег две телеги вставали, — пояснил я.

— На ночлег говоришь.... Значит, селений близко нет.... Так бы наверняка, где поближе к людям встали.

Вот вроде одна и та же информация, а я даже не задумался, а он выводы сделал. Я промолчал.

— А дорога далеко?

— С четверть ночи. Может чуть меньше.

— Много народу ездит?

— Я только двоих видел, в смысле вот этот обоз, и ещё кого-то на телеге. Но, колея прикатана.

— Разбойничать надумал? — спросил Толикам.

— Нет. Какие с нас разбойники. Разве что у крестьян краюху хлеба забрать сможем. По-тихому взять что. А лучше лошадь бы увести...

— Тогда уж пять, — поддержал Клоп.

— Пять не сможем. Пять, значит и людей там будет куча. Могут и нашими жизнями за такое расчёт взять. А вот одну надо, если удастся какого мелкого купца встретить, а то Хромой уж больно медленно ходит.

— Всё-таки думаешь уходить? — спокойно спросил я.

— Да пока ничего не думаю. Но вот вдруг нас искать кто начнёт? Мы убежим, а они потом снова на меня рычать будут, мол, тебя оставили. Хотя спины первыми покажут.

Рыбу поджарили быстро. Разделили на всех поровну.

— Сейчас бы хлеба..., — мечтательно произнёс Клоп, — да из печи... М-м-м.

— А мне больше каша нравилась, — ответил ему Ларк.

— Ты просто хлеба нормального не пробовал.

Я тоже самое подумал о Клопе. Местный хлеб мне не очень нравился. Нет, он вкусный и наверно более полезный, так как и мука грубого помола, и экология опять же..., но... он другой. Хотя сейчас я был согласен с Клопом — краюшку бы, пусть и местного. Кроме этого подумалось о Ларке. Всю жизнь, всю... рабом. Ведь он вообще ничего кроме каши да хрумзов не видел. Вина не пил, мёда не ел, за девками не бегал.... Прям, хотелось взять его в охапку и в кабак, во все тяжкие. Жизнь, так сказать, показать с самой "худшей" стороны. Последняя мысль пришла, похоже, не только ко мне, так как после минутного общего молчания, корм спросил:

— Ты ведь Ларк, даже в городе ни разу не был?

Тот помотал головой, после чего задал вопрос:

— А, правда, там дома друг на друге стоят? Жирный как-то рассказывал. Только я не понял, шутит он или нет.

— Правда, — грустно ответил Чустам.

— И что прямо по три дома?!

— Бывает и больше.

— А как тогда на верхние залазят? Лестницу наверно длинную надо?

— Нет, там внутри лестницы построены.

Через некоторое время, видимо нарисовав картинку в голове, Ларк уточнил:

— Так ведь в дыру, куда лестницу ставят упасть можно, да и каждый раз лезть неудобно.

— Там Ларк, как ступени в яму, только из дерева и огорожены.

Тепло костра разморило на сон, да и в глазах уже, словно песка насыпано:

— Я вздремну у вас в шалаше?

— Конечно, — кивнул Клоп, — можешь не спрашивать.

Засыпал я с меркантильной и не очень красивой мыслью: "Вот проснусь, а они уйдут, и все вещи мои утащат". Отогнав глупости, я провалился в царство морфея.

Утром меня разбудила какая-то пичуга. Я потихоньку стал выбираться из стиснувших меня с боков тел Клопа и Ларка. На полянке, оказавшейся при солнечном свете довольно живописной, сидел Чустам:

— Тебе чего не спится? — шёпотом спросил он.

— Не знаю. Выспался.

— Тогда вот хворост, увидишь, что огонь совсем затухать будет — кинешь одну, маленькую. Только вон веник из зелени сразу начинай махать сверху — дым разгоняй. Днём ветерок поднимется, не заметно будет, а сейчас нас издалека видно. Если палка вся не загорится, а угли продолжат затухать, снова ветками маши.

— Хорошо, — я заглянул в колодец костровища, там плясали мелкие огоньки на головёшках. — Только схожу, умоюсь.

— Пить захочешь, сходишь. Попусту на берегу не показывайся. Пойдём, место покажу.

— А чего шёпотом?

— Остальные спят. Да и утром в тишине голос далеко слышно.

Река оказалась буквально в минуте ходьбы, только в другую сторону. Вышли мы на излучину, по которой видно было, что мы действительно на острове. Но на сам берег показываться не стали.

— Вот тут, по следам спустишься и в камыши попадёшь. Только перед тем как идти, внимательно берега напротив осмотри — вдруг, кто есть.

Я кивнул. Оказывается не у одного меня паранойя. Когда вернулись назад, Чустам продемонстрировал процесс подкладки дров. Сразу действительно появлялся маленький дымок, но через две — три минуты огонь начинал медленно поглощать хворост и дыма, почти не было видно.

— Кто проснётся — усадишь вместо себя. Сам выспись. Вечером сходим — покажешь, где дорога.

Я снова кивнул. Вот что за странные мы создания. В рабстве, только скажи, что можно спать, тут же глаза закрыл и сон видишь. Сейчас, казалось бы, спи..., ан, нет — как будто кто спички в глаза вставил.

Через час проснулся Толикам.

— Доброе утро, — поприветствовал я его.

Он махнул мне рукой в знак того, что слышал и исчез в кустах. Минуты через две вернулся, завязывая пояс.

— О-о-о, — он передёрнулся, и подошёл к "печке".

Нагнулся над ней, улавливая телом тепло. Я тоже, когда проснулся, замёрз. Но после ночей под открытым небом, особо не рассматривал это как неудобство.

— Давно не спишь?

— Не очень.

— Чустам опять до утра сидел?

Я кивнул.

— Что думаешь?

— Насчёт чего?

— Да насчёт всего. И насчёт уходить, и насчёт воровать?

— Эк у тебя мысли какие глобальные с утра. Не знаю. Место бы какое найти, где спокойно. Ну а воровать.... Так купить мы ничего не можем, а так нам никто ничего не даст. Тут ведь не ради наживы, а ради выживания.

— Знаешь, когда я молодой был, не далеко от нашей деревни вот такая же шайка беглых поселилась. Сначала тоже вещи исчезать по дворам стали. Потом обнаглели и на дороге наших останавливать стали. Ну, мужики собрались и выловили их. Так у них там в яме, столько всего было, что не в каждом хозяйстве наберётся.

— Предлагаешь, так как сейчас жить?

— Нет, конечно. И есть что-то надо — рыба сейчас уже поднадоела, а что будет через луну? Да и к зиме приодеться не мешало. Просто я тогда, помню, сам камни в них кидал....

— Вы их камнями забили?

— Зачем? Нет. Так, кости помяли, да в загон сдали.

— Ну, вот, а сейчас нас сдадут, — раздался из шалаша шёпот Клопа.

— Да чтоб у тебя маги язык на зелья забрали, — поддержал ворчание Чустам.

— А что из языка зелья делают? — заинтересовался я.

— Из обычного — нет, а из его — сделают. Яда больно много. Не спится же вам, — ответил корм.

День прошёл тускло. В том смысле, что все были вялыми и, не смотря на прекрасную погоду, настроение было так себе, но к вечеру....

— А если вдруг лошадь уведём, то, как мы её сюда переправим? — Ларк был несколько взбудоражен.

— Они в отличие от тебя плавать могут, — осведомил раба Клоп.

— Вы сначала уведите её, — осадил их Толикам.

— Или найдите, — поддержал Чустам. — Ларк, ты останешься здесь.

Криворукий кивнул.

— Может, пойдём? — спросил Клоп.

Я в принципе понимал его нетерпение. После целого дня ничего неделанья, появилась какая-то задача. Да, противозаконная, как и само наше существование, особенно моё — в этом мире. Да, опасная. Но, цель!

— Светло ещё.

— Я в прошлый раз в темноте приплутал, — я протирал травой кинжал.

— Потом сухой оботри, — кивнул на нож Чустам. — Раз так, то пойдёмте пока светло. Посидим, понаблюдаем.

В общем, ожидание настроило нас на боевой лад. Наверно каждый из нас, чувствовал себя этаким крутым разбойником, ну кроме меня, я — одноногим пиратом. Ну а чего? По кораблю бегать не надо. Наш сверхсуперсекретный отряд вышел на тропу войны. Водную преграду преодолели бодро, а вот через час после этого, пират, как-то засомневался. Не ну они то чуть чего убегут, как обычно. В душе появилась тревога. А зря. На дороге, сколько бы мы ни ходили, и не лазили, когда стемнело на деревья, было пусто. После полуночи было принято решение идти обратно. Переплыть через реку, было принято в целях конспирации в другом месте.

Когда судорожно одевались на берегу нашего "пиратского" острова, Клоп вдруг спросил:

— Чустам, а откуда у тебя печать?

— Орки поставили, — надев штаны, корм задал ответный вопрос. — А чего спрашиваешь?

Клоп глянул на меня, но не выдал:

— Да так. Я думал, что орки не ставят их.

Корм сел на берег. Мы уже накинули наши рубища, а он всё сидел и смотрел на рябь реки.

— Это уже было после заключения мира. Я, тогда ещё был новик в той тысяче — недавно перевели, но выделялся из общей толпы, поэтому вместе с ещё шестью такими же и попал в лучшую сотню. Хотя сотней она только называлась. В действительности всего пять десятков и те не полные. Воины все матёрые, прошли не одну битву. Я ни на мечах, ни на луке, ни одного не смог одолеть, хотя раньше десятником был.

— Лучники вроде отдельные отряды? — робко спросил Толикам.

— Это обычные. А в нашей сотне, и то и другое.

— Чёрная сотня?

Корм кивнул и продолжил:

— Обычно мы были на охране кого важного или штаба в случае боя, ну ещё когда безвыходная ситуация, то в самое пекло. Только я в боях не в этой сотне был. Ну вот, когда война кончилась, начали отдавать пленных друг другу. Понятно, что большинство, из тех, кто попадал к оркам или нам — были мертвы. Но особо важных держали живыми для показательной казни. Орки как-то узнали о том, что сын вождя одного из кланов был жив. Не знаю уж, чем там, в столице, думали, может, действительно, кто важный у зелёных был, но решили этого орка и ещё пяток, отдать в обмен на наших. А этот орк к тому времени уже не имел глаз, да и так понимаю ещё некоторых частей тела. В том состоянии, что он был, долго не живут. Парни говорили, что у зелёных в таком случае убивал сам отец, но в ритуальной битве. Они немощных не держат. Да и не о нём сейчас. В общем, чтобы не расстроить перемирие, отправили нас в засаду. Когда обмен бы прошёл, мы должны были всех их перебить.

Корм на некоторое время замолчал. Мы не торопили.

— По дороге к месту засады наткнулись на зеленомордых. Восемь тварей. Среди них орчанка и два орчёнка. Не знаю, уж, какого ляда они делали в лесу.... Понятно, в живых, мы их оставить не могли. Старшие решили первую кровь на наши мечи положить и дали команду моему десятку. Мы их словно котят.... Я как назло оказался рядом с одним из орчёнышей. Он наверно зим десять всего пережил.... Убить — жалко — ребёнок. Не убить — считай, из чёрной вылетел, всё таки десятник уже. Ну, я его за ворот взял и шепчу, упадёшь и не вставай. Сам легонько его кромкой меча по горлу — шик. Думал, не поймёт. Встанет, а я его тут и порешу. Ну, для очистки совести, что ли сказал.... А он понял. Лежит, и не вздохнёт. Только своими зенками на меня чик, чик. Я его орчанкой прикрыл, будто украшение с неё сдёргивал, да так оставил.

Чустам кинул камешек в воду. Круги, от него быстро поглотили волны.

— Встали мы в схрон. Стоять надо было сутки — нас заранее послали — орки ведь не дураки. Ну а под утро пришла сотня зеленомордых и с ходу на нас.

Корм опять на некоторое время замолчал.

— В живых остались нас пятеро, четверо новиков — поскольку поставили чуть дальше, чтобы первыми в битву не бросать и один уже матёрый воин. Сначала и нас хотели, только орчёныш тот, вступился. Я сейчас, конечно, понимаю, что он за нами проследить умудрился. Их главный, что-то прогырчал с орчёнышем, а потом и говорит нам: за то, что не убили ребёнка дарю и вам жизнь.

Притащили нас на место обмена и добавили к тем, кого отдавали, а Младший император и говорит: это — не наши. Это враги, люди которые хотят сорвать договор.

Ну, главный орк сказал, что раз не ваши и нарушили мирный договор, то они готовы забрать нас, только не могут трогать по договору свободных людей. Младший император кивнул магу, тот и нарисовал нам завитушки.

Мы молчали. Сказать просто нечего было. Дело не в том, что история не трогательная, а в том, что таких рассказов, каждый из нас слышал сотни. Ну, может, конечно, не таких откровенных, обычно свои косяки прикрывают.... У каждого своя судьба, своя печаль. И кстати, мало кто из рабов был ангелом. Понятно не заслуживал..., хотя встречались всякие. Чустам, например, похоронил полсотни людей.

— Пойдёмте. Нам ещё верши проверить надо, — встал корм.

Мы, за время рассказа успевшие тоже найти себе сидячие места, последовали его примеру.

— Морда, — прошептал я. — У меня тут тоже верша стоит, достать бы....

— Клоп поможешь?

На следующий вечер уже пошли без меня. Мы с Ларком помедитировали на отблески пламени. Скукотища. К приходу наших, нажарили рыбы. Вернулись они вновь пустыми. Ужинали молча. Единственное, Клоп задал вопрос корму:

— Чустам, а, правда, что воины чёрной сотни могут выше себя прыгать?

— Нет. Обычные воины. Просто более опытные, ну и гоняли нас соответствующе.

— Говорят, маги вас привязывают к тысячнику? — продолжил тему Толикам.

— Меня точно не привязывали. Только я отслужил то семь лун, поэтому не знаю. Возможно, и привязывают, только никто об этом не говорил. Вот зелья различные магические выдавали.

— А что за зелья?

— Смотря, куда посылали. Мазь, которая кровь сразу останавливает, у всех была. А дальше по обстоятельствам. Вот когда на орков шли, мне выдали для сбивания запаха, для ночного зрения, жидкость такая, мажешь глаза и можешь ночью, как днём ходить....

— Тебе-то зачем? — Встрял Клоп. — Ты и так видишь...

— Тш-ш, — осадил остряка Толикам.

— Ну, это, — продолжил Чустам, — не помню, как называется, но после него боли не чувствуешь. Для реакции давали. Потом..., воду воина, как у орков и вместо яда — зелье "дурной воин". Всё вроде.

— И что, сильно реакцию повышает?

— Не знаю, не пробовал.

Спрашивать что такое "Чёрная сотня", я не стал, и так понятно, что местный спецназ. А вот само название....

— А почему, чёрная?

— Не знаю. Кто говорит, потому что из неё только в землю, кто — потому что после воды воина, кровь становится чёрной, а кто, что по цвету одежды — нам для ночных боёв чёрную выдавали.

Лишь на третий день фортуна улыбнулась джентльменам удачи, то бишь, нам. Нам, потому как я тоже увязался — как-то не хотелось вставать в один ряд с Ларком, хотя, может и по причине скуки. Кто бы мог подумать, что свобода тоже может быть тоскливой. Выдвинулись мы нашим спецотрядом, сравнение возникало только благодаря одинаковым серым рубищам и кожаным мокасинам, напоминающим, на мой взгляд, скорее толстые носки. И то, и другое, выдали нам перед фееричным выступлением на арене гладиаторов.

Затихла наша группа чёрных беретов, вернее мокасинов, в местном боярышнике ещё засветло. Когда стало смеркаться, услышали постукивание колёс на кочках. Вскоре мимо нас медленно прокатились три деревенских телеги с бортами из жердин и затасканными клячами. Мы, отпустив их подальше, скрываясь за кустарником, пошли следом. Через полчаса обоз остановился почти в том же месте, что и тот с которого я скоммуниздил сумку. Мужики, которых было пятеро, разожгли магическим амулетом костёр и сели кругом ужинать. Знаете, вообще специализация вора-обозника не столь романтична. Это тяжкий труд, в смысле тупое и нудное ожидание пока все уснут. Соответственно сложность была в том, что ожидать нужно подальше и тихо, то есть почти неподвижно. Ждали мы долго, часа наверно три. Селяне не были беспечны и выставили охрану, основными объектами наблюдения которой были лошади. Когда мужики легли на телегах спать, а страж начал клевать носом у костра, Чустам, словно кошка, пошёл вперёд, показав нам рукой, чтобы мы оставались на месте. В этот момент я понял, насколько я неуклюж....

Обратно все возвращались в эйфории победы. У нас была сумка, вернее узел с неимоверным запахом съестного, вытащенный кормом почти из-под головы спящего селянина. Лошадей увести не стали пытаться — слишком уж тщательный надзор. Не знаю как Толикам с Клопом, а я чувствовал себя пятым колесом, поэтому радости особой не испытывал. Зато испытывал маниакальное желание разорвать содержимое сводящего с ума своим запахом мешка.

Пир! Иначе это не назвать! Сало! Хлеб! Что-то свеколоподобное, называемое местными кротокой и по вкусу напоминающее скорее редьку. Крупа. И... первая посуда. Котелок и шесть деревянных ложек в нём. Его корм увёл практически из-под носа охранника.

— Живём! — воскликнул я, когда мы вскрыли всё это богатство.

Сметелили мы это всё за два дня и обвинить нас в беспечности не смог бы никто. А вы пропитайтесь несколько лет кашей.

Последующие десять дней были без улова. Нет, конечно, проезжающие были, но, ни один из них не останавливался на ночлег. Хотя вру, одни остановились. Но кожаные безрукавки и висящие на луке мечи отбивали всякое желание брать у них что-то. Мы потихоньку в тот день вернулись обратно. Но ждущий дождётся, а жаждущий — обретёт. На одиннадцатый день, в поле зрения нашей гоп — команды оказались купцы с товаром, ну или купец. Так, либо иначе, это были три телеги со скарбом и важный пуп с мозолью в районе живота, который раздавал команды. Охраняли обоз далеко не мальчики для битья, но... основной ценностью они воспринимали именно телеги!

Я по уже выработанной стратегии находился метров на тридцать сзади наших, которые вели слежку за беспечностью, а в данном случае, за рьяным исполнением своих обязанностей, охранников. В принципе, нам ничего не светило, если бы не я. Пока наши наблюдали, я решил погеройствовать наверно, и, обошёл потихоньку обоз с другой стороны. Затихарившись за деревом, я наблюдал. Наблюдал за лошадьми. Они, изредка прыгая передними спутанными ногами, мерно жевали травку, с каждой четвертью часа приближаясь ко мне.

Уже приближался рассвет, судя по слегка посветлевшему небу и затиханию голосов ночных птиц. Ноги затекли, особенно хромая. К тому же появилась ноющая и зудящая боль в районе перелома, обычно извещающая о непогоде, но я продолжал ждать. Поскольку своих я не предупредил, а теперь уже возвращаться было поздно, долго и глупо, осознавал, вернее, надеялся, что они в панике. Лошади маниакально не хотели заходить в лес, полагаю, это по причине отсутствия в нём сочной травы, и продолжали жрать свою зелень на поляне. Не, ну уже бесило! Мне нужна лошадь! Я не вытерпел. Наглость — второе счастье. Не знаю, чем я руководствовался, но не разумом точно, поскольку заметив, что охрана, возможно, заснула — было далеко и не очень понятно, я вышел на поляну. Здоровая нога затекла и теперь отдалась немотой и непослушанием. Я скорее усилием воли, чем физиологией, сделал несколько шагов до гнедого жеребца со звёздочкой на лбу. Тысячи иголок впились в ногу, выводя её из онемения. Жеребец встрепенулся, подняв голову. Я, подойдя, погладил его по влажному носу и взялся за..., я не знаю, как это называется, наверно тоже узда, но без повода, зато с кольцами для вожжей. Конь безропотно стал прыгать за мной, после того как я его потянул. Сердце стучало дико. Стоит только сейчас охране приоткрыть веки.... Иллюзий я не строил. Небо уже посветлело, и видно было шагов на двадцать.... Отойдя не очень далеко, я присел у ног лошади и одеревеневшими вдруг пальцами попытался вытолкнуть деревянный набалдашник местных пут в петлю. Не сразу, но у меня получилось. "Уходим, уходим", — било ударами в виски сердце. Я уже не думал о своих, я просто шёл, а конь покорно и глухо стучал своими копытами следом.

— Хромой! — раздался крик шёпотом Чустама.

Я остановился. Только теперь понял что значит, поджилки трясутся — ноги дрожали.

— Ну, ты наглец! Давай на лошадь! — первым до меня догнал корм. Остальные пыхтели шагах в сорока.

Я встал на подставленные "замком" ладони Чустама. Он подкинул меня и я, упав животом, взобрался на жеребца. Корм, схватив за узду, побежал....

Жеребца в воду еле затащили.

— Собираемся! — чуть не прокричал Чустам когда дошли до шалаша.

— Куда? — спросил я.

— Ты чего думаешь, они не пройдут по следам? Ты только что лошадь увёл! Он копытами пласты земли выворачивает. Самого здорового выбрал! Молодец!

— А зачем сюда его затащили?

Корм тупо смотрел на меня:

— Да, кто его знает.... Обратно переведём.

— А я думал мы на тот берег, — Клоп скидывал в сумку нехитрый скарб.

— Тоже верно — следы запутаем.

— А может они потеряют следы? — мне не хотелось покидать насиженное место.

— Этот жеребец стоит однозначно дороже тебя. Ты бы, на месте его хозяев, потерял его следы?

Через час мы были уже далеко от ставшего почти родным лагеря.

— Красавец! — похлопывал по щеке жеребца Чустам.

— Звезданутый, — произнёс я.

— Что?

— Звезданутый он, как и нынешний хозяин.

— Хозяин это да! А конь то причём?

— А у него во лбу звезда. Куда хоть идём-то?

— К обеду встанем и решим.

— Верши не взяли. Что есть будем?

— А я рыбу достал и даже пожарил, — Ларк шёл с другой стороны. — А мне можно будет на нём?

— Потом, — ответил Толикам. — Вот подальше отойдём....

— Чего вы боитесь? Ушли же уже? — я в очередной раз поправил сползающие седельные сумки.

Заодно и сам выправился. Езда на лошади без седла то ещё удовольствие, постоянно скатываешься вбок. Место, которое призвано предупреждать о приключениях, в данном случае подвергалось тщательному и уже надоевшему массажу. Небо начали затягивать тучи — не зря нога болела.

— Вот если бы у тебя увели лошадь, ты бы, когда поиски прекратил? — спросил Чустам.

— Не знаю.

— Считай, что они тоже не знают.

К дождю мы спрятались под деревом, спутав жеребца. Тот явно не был доволен погодой и встал под соседнее дерево. Клоп достал из сумки рыбу, завёрнутую в листья.

— Так всё-таки, куда пойдём? — спросил ещё раз я.

— Вот чего ты такой нудный, Хромой? — Клоп отбросил высосанную рыбью голову. — Какая нам разница? Вот кто-нибудь знает эти места?

Все промолчали.

— То есть так и так мы не знаем куда идти.

— Я не об этом. Вообще куда пойдём? — Если честно я довольно слабо представлял местную географию и скажи мне что идём в Кермское королевство или Иритское, я бы только кивнул.

Кстати королевствами я их называл для себя, местные же их величали локотствами, ну и правили ими соответственно локоты. Всего в Руизанской империи, которой правил император с детьми — младшими импреаторами, насчитывалось четырнадцать локотств самого разнообразного размера. Локоты на своей территории управляли всем, ну или почти всем, судами, налоговой, то есть местными мытарями, рабской составляющей, принимали какие-то законы, не противоречащие имперским, не было у них лишь одного — армий, за исключением небольшого количества стражи. Я так понимаю, это для гарантии отсутствия государственного переворота. Хотя насчёт одного, в смысле того чего не было у локотов, я наверно ошибаюсь. Очень туманна магическая составляющая этого мира. Толком я так и не понял их влияние и назначение. Некоторые говорили, что все короли магически привязаны к императору, кто-то рассказывал, что сам император — маг, что звучит довольно убедительно. Опять же своё представление я почерпнул от низшего слоя местной иерархии — рабов, что может очень исказить достоверность информации. Единственное, в чём не расходились рассказчики, и даже Толикам, это что при каждом короле были маги империи.

Подвожу итог вышесказанному — мне было по барабану куда идти, поскольку я всё равно не понимал, но сама бесцельность....

— Давайте хоть план, какой составим.

— Да какой тут план? — ответил Чустам. — Идём как можно дальше от степи, куда-нибудь в глушь.

— Только надо чтобы рядом была дорога и река, — добавил Толикам.

— Замечательно, — я встал, дабы отойти по естественным потребностям. — Мы только что ушли из подобного места.

— Ну а ты что хотел? — Чустам доел свою рыбу и вытирал руки о траву. — Построить замок и спокойно жить в нём? Мы теперь вынуждены будем скитаться.

Пока я удовлетворил свои непотребные дела, обдумал слова корма.

— А есть место, где тёплое море рядом? — задал я вопрос, когда вернулся.

— Есть, — ответил Толикам. — А зачем тебе море?

— Не видел ни разу.

— Так ты же говорил, что Замухрынск за семью морями?

— Меня маги из него перенесли, — сказал я правду.

— Зачем? — после некоторой паузы спросил Клоп.

— Кого слушаешь? — опередил меня Толикам.

— Не хотите, не верьте, — я присел на своё место.

— Можно и к морю, — Чустам похоже обдумывал направление движения, — только людно там.

— А где не людно?

— В эльфийских лесах, — чуть не хором ответили Чустам и Толикам.

— Только там опасно, — продолжил Толикам.

— А вот ты рассказывал про северные земли?

— Ну и туда можно, опять же холодно там. Одежда тёплая нужна. Да и пешком мы до зимы туда не дойдём.

— Давайте так, — созрел корм, — нам надо сначала переодеться, а то мы больно приметные. Возможно денег немного — инструмент прикупить. Мы сейчас даже яму построить не сможем — лопаты нет. Поэтому идём к дороге, только не в то место. А там посмотрим.

Судя по молчанию, никто не возражал. Хотя меня очень терзали сомнения, насчёт заработка воровством, как-то у нас это не очень выходило. Если бы мы грабили..., но на это у нас, как минимум у меня точно, кишка тонка.

Дождь потихоньку расходился всё сильнее и сильнее. На ночь мы остались всё под тем же деревом, выставив котелок для сбора воды. Лошадь на всякий случай привязали к дереву ремнём от упряжи, которые мне подарили местные вместе с солью и седельными сумками. Он, конечно, был коротковат, но уж очень боялись потерять нового члена нашей команды.

Утро было холодным, но без дождя, что уже радовало. Мы, позавтракав водицей, выдвинулись в сторону реки, но несколько выше по течению. Я, привязав ремень вместо повода, ехал самостоятельно. До нас не сразу дошло, что лес становится реже. Когда стали возникать смутные подозрения, верить им не хотелось. Через час все оторопело встали.

— Ничё себе подальше от степи, — произнёс я.

Перед нами, распростёрлась во всем своём великолепии... степь.

Глава 12

Мы, практически не сговариваясь, повернули обратно. Ассоциативный ряд прост: степь — это орки, орки — это рабство. Мы против насилия личности! Как уж мы так плутанули, что вышли к степи, я не понимал. Может лес выпячивался территориально в равнинную территорию, а может правило правой ноги.... Главное не понять, главное уйти. Отойдя на некоторое расстояние от опушки, мы вновь сменили направление и к обеду всё-таки вышли к реке. Всю дорогу молчали, боясь шуметь.

— То есть, — резюмировал Клоп, — мы всё это время были в дне пути от степей?

Вопрос не требовал ответа. Река в том месте, где мы вышли, была несколько шире, чем у острова, но нас это, ни капли не остановило. Мы с ходу начали раздеваться.

— Ларк, ты в этот раз будешь за Звезданутого держаться, — Клоп сворачивал свои вещи в узел. — Я буду рядом плыть.

Клоп зря переживал, река в этом месте хоть и была широкой, но в то же время глубиной не отличалась. Мы практически перешли её. Лишь в одном месте пришлось проплыть метра три, и снова можно было чапать по илистому дну. Выдохнули мы лишь, когда углубились в лес противоположенного берега. Мысли о дороге и голод отступили на второй план. Передохнув и посовещавшись, решили идти вдоль реки дальше, а там по обстоятельствам. Спать легли уже в сумерках, перекусив корнями камышовых. Понятно, что о костре речи не было — и разводить нечем, и страх запрещал. Боялись все. Об этом даже спрашивать не надо было, годы в рабстве каждого из нас пропитали разум страхом и теперь он гнал нас словно зайцев. Поэтому следующий день мы продолжали бегство, остановиться мы смогли лишь на третий день, когда упёрлись в дорогу. Кроме дороги наш взор наткнулся на мост. Старенький деревянный мост.

— Что будем делать? — озвучил вопрос висевший в воздухе, Толикам.

Единственный, кому наверно было по боку это, был Ларк. Ему сейчас было не до нас. Я дал ему возможность покататься на Звезданутом и теперь отсутствующий взгляд раба, вкупе с отрешённо-нежными поглаживаниями шеи животного, говорили о том, что он не с нами, а где-то очень-очень далеко.

— Предлагаю встать где-нибудь, — я присел у дерева. — Уже порядком отошли от степи. Корни в глотке стоят. Рыба всё лучше.

— Согласен, — корм продолжал разглядывать мост. — Только давайте с той стороны дороги поищем место.

Мне было в принципе всё равно, но вдруг это предложение имело какое-то основание:

— Почему там?

Корм разочаровал меня, пожав плечами.

— Ну, тогда пойдёмте искать место, ещё надо будет верши делать....

Место нашли только к вечеру. В глубине леса, на довольно приличном расстоянии от реки, и минимум часах в двух ходьбы нашли пригорок заросший кустарником. Вот в этом кустарнике мы и вырубили топором себе лежбище. Срубленные ветки использовали для строительства двух шалашей. Пока не стемнело окончательно, Чустам взяв с собой Клопа, пошёл на берег нарубить прутьев для верш и надёргать ненавистных корней. Ларка отправили следить за животиной — должен же конь тоже питаться. Мы с Толикамом были заняты выкапыванием ямы для костра при помощи варварского использования холодного оружия — местность не позволяла найти камней для создания закрытого костровища. К тому времени как стемнело, у нас получилась этакая "кротовья нора", ну или небольшой вулкан — кому как нравится, так как выкапываемую землю мы укладывали вокруг ямы. Правда схожесть с вулканом была только внешняя, так как жерло его было потухшим, для этого нужен был наш "повелитель огня", не заставивший себя долго ждать.

— Ну, мужики, вы как-то совсем основательно, — оглядел наше творение корм. — Вы что здесь надолго собрались оставаться?

— Да, — недоумённо ответил я.

— Я против.

— Почему?

— Дорога слишком близко. Костёр может быть видно, да и река в двух шагах — вдруг кто из соседних сёл поплывёт?

— Думаешь, рядом есть деревни?

— А вы вон Клопа понюхайте. От него совсем не клопом пахнет.

— Да вымыл я уже.

Оказалось, он умудрился в темноте вступить в коровью мину. Ну а где коровы, там и люди, в смысле наоборот. А раз "лепёшка" ещё и свежая.... Аргументы были железными, то есть густыми конечно, но с запахом и неоспоримые, поэтому нам оставалось только вздохнуть.

— Вы же за прутьями ходили?

— Ну после того как Клоп вывозился, мы решили что незачем в темноте плетениями заниматься.

И опять корни. У меня желудок от этой диеты побаливать стал и оставшиеся зубы шататься. Как бы какой-нибудь гастрит не заработать.

Почти весь следующий день мы шли. Но наши скитания были вознаграждены. Рай! Ну, может, я немного перегибаю палку, слишком уж идеализируя место. Но оно реально хорошо. Холм, изгибающийся полуподковой, прикрывал нас с трёх сторон. Причём две из этих сторон были стратегически важными для наблюдения — дорога, хотя с неё, теперь даже в бинокль нас не рассмотреть, и река. Высота этого холма позволяла скрыть даже Звезданутого. На саму реку можно было даже не выходить — рядом был омут. Внутренняя часть холма была выложена каменной стеной — развалины какого-то древнего строения.

— Капище колдунов, — задумчиво произнёс Толикам.

— Или гробница, — предположил Чустам.

Я археологом не являлся, поэтому поверил им на слово, но склонялся больше к версии корма. Этот холм явно когда-то был не подковообразным, и его середина была скрыта под землёй, представляя какой-то зал. До сих пор были видны торчащие из земли остатки колонн-подпорок. С течением времени крыша, свод, или что там было, рухнуло и получилось то, что получилось.

Не слишком большие камни позволили нам выложить небольшой очаг с подобием дымовой трубы. Клоп сказал, что потом наберёт глины и замажет все щели и вокруг можно построить хижину. Толикам вообще предложил вырыть пещеру. Но самое интересное, мы, вернее я, обнаружил на следующий день.

Собственно с утра и до обеда мы были заняты плетением верш. Плели Чустам и Клоп, мы с Ларком подавали прутья, предварительно очищаемые Толикамом от листвы. После окончания плетения первых двух экземпляров, Клоп и Толикам пошли ставить их, Чустам сел за колдовство по извлечению огня путём трения, Ларка отправили найти Звезданутого, который умудрился стреноженным исчезнуть из поля зрения. А я полез на верхушку холма — ну, очень интересно было. Осторожно оглядев окрестности, я пошёл по гребню, разглядывая лес. Увидел Ларка, тянущего жеребца стреноженным — он боялся наклоняться к ногам и снимать путы — а вдруг ударит? Засмотревшись на них, я чуть не шагнул в тёмный зев ямы, диаметром около метра. Осторожно пробуя ногой землю на прочность, я обошёл по краю провал, края которого поросли травой. В том, что это провал, сомневаться не приходилось. Глубина была приличной. Близко я подходить боялся, а наклон тела с вытягиванием шеи на максимальную телескопически возможную длину, рассмотреть, что там внутри, не позволял. Сделав круг, я встал на четвереньки и подполз к краю. Темно. Хотя мне показалось, что я вижу дно.

— Чустам! — крикнул я встав.

Международный знак ладонью по шее, показывающий, что со мной будет за нарушение меморандума о тишине, заставил меня заткнуться и начать спуск вниз.

— Чустам, там яма.

— Сей-час, ра-зо-тру и пос-мот-рим, — корм с бешенной скоростью тёр в желобке одной палки второй палкой.

Перечить я не стал.

— Под-кинь.

Я взял щепотку волос стружки наделанной кормом перед действом по добыче огня и аккуратно положил в конец желобка. Прошло ещё минут двадцать. Рука Чустама с намотанным на неё рукавом рубахи — чтобы не намозолить, мелькала, словно игла швейной машинки.

— Дуй по-ти-хонь-ку.

Я уже видел, что стружка начинает дымиться. Наклонившись, слегка стал дуть. Минута, две..., и язычки пламени лизнули кучку "волос". Корм тут же откинул свой натирательный инструмент и стал подкладывать стружку. Я осторожно положил первую палочку. Через пять минут костёр уверенно пожирал уже более крупную добычу.

— Что там? — переведя дыхание, спросил корм.

— Похоже провал в какую-то комнату.

— Ларк, присмотришь за огнём?

Раб кивнул.

— М-да, — произнёс корм, лёжа на земле. — Жди здесь, сейчас огонь туда забросим.

Сбегал он быстро, с учётом того, что ветки ещё надо было зажечь. Вместе с ним прилетела вся наша команда, за исключением Звезданутого. Веник, брошенный вниз, не прояснил практически ничего, кроме наличия пола и скелета животного на нём. Но это только подогрело интерес. Пол — это комната! Не знаю как у остальных, а у меня такая обстановка только разогрела фантазию, нарисовав кучу картин, от подземного дворца, до гор драгоценностей.

— Хромой, а ты везунчик, — Клоп встал с колен и отряхнул их.

— Это почему?

— Да с тобой куда ни пойдёшь, всё что-то находишь. То жеребца, то подземелье.

— Согласен, — поддержал Толикам, — даже с праздника Карлана улизнули.

Дерево, из-за желания обладать которым даже подняли шум в лесу, покинуло свою корневую систему буквально за пятнадцать минут, в следующие десять лишившись веток. Закорячив его наверх холма, мы сообща принялись устанавливать "лестницу". С горем пополам — свежесрубленная берёза это вам не жердинка, мы опустили ствол вниз. Обрубили, почти угадав по длине — на верху остался всего метр.

— Ну что, кто первый? — спросил Чустам.

Я, молча, вступил на сук. Конечно не лестница. Местами я, просто обхватив ствол ногами, скатывался по нему.

Спустившись, я сгрёб валявшиеся на полу ветки в кучку, чтобы огонь хоть немного продержался. Не очень большое помещение, буквально шесть на четыре. Стены выложены из того же камня что и внутренность "подковы". Свод тоже был каменным, что с учётом дыры в потолке не внушал доверия. Предназначение комнаты сложно угадать. Когда-то тут явно была масса кувшинов, осколки и обломки которых украшали пол помещения. Наверняка прежний попаданец сюда порезвился. Его скелет, кстати, очень даже навевал уважение. Не хотел бы я встретиться с таким вживую. На одной из стен красовалась низенькая дверь.

Вторым спустился Чустам, сразу подкинув в огонь охапку сухих веточек. Ещё через десять минут мы были все внутри.

— Вот это берлога, — восторженно произнёс Клоп.

— Ага, — Толикам разглядывал череп зверя. — Берлога земляного дракона.

— Да ну? — Чустам посмотрел на кости. — А не медведь?

Толикам подобрал какой-то обломок горшка с ладонь величиной и протянул корму.

— Орочий выкормыш..., — Чустам вертел осколок в руках.

— А что драконы есть? — я по-другому глянул на кости.

— Никто не знает, — ответил мне Толикам. — А это просто зверь похожий на медведя. Вернее маги сделали его из бурого. Просто называют его так.

— Ну да просто, — поддержал Чустам. — Просто вот десяток этих чешуек стоит... империал наверно.

Я не особо воспринимал местные деньги, просто по причине отсутствия оных у меня. Но знал, что за три медяка можно купить каравай хлеба. Сто медяков — это башка, поскольку на ней был напечатан портрет локота — собственно это хорошая рубаха или штаны. Далее, я изучить не успел, вылетев к оркам.

— Империал это сотня бошок?

— Башок, — поправил меня Толикам.

— Ого! — Я присел и начал собирать пластины.

Основная масса которых, была треснутой.

— Дорого не возьмут, — вздохнул Толикам, вертя в руках чешую с трещиной, — старые.

— Нам хватит, — Клоп собирал в снятую и завязанную мешком рубаху.

— А ты, куда их нести то собрался? — спросил корм, разглядывая дверь.

— Так..., — Клоп завис.

— Вон в угол вываливай, потом придумаем, — махнул Чустам в сторону Ларка ковыряющего что-то обломком горшка.

Тут со стороны криворукого раздалось шипение. Все резко повернулись. Ларк, фигура которого слабо угадывалась в полумраке, сидя в углу, сжимал между ногами целый кувшинчик, а в руках у него была выковырянная затычка.

— Ты это, — очнулся Толикам, — вставь обратно и ничего не открывай.

— Почему? — спросил Ларк, вставляя обратно пробку.

— Потому что ты не знаешь что там. А если яд какой?

Понять насколько прав Толикам мы успели по тому, как Ларк обмякло опустился на пол, а вот что-либо сделать, по крайней мере я.... Очнулся я на свежем воздухе в темноте. Голова болела жутко. Рядом лежал Ларк.

— Ну вот, говорю же очнутся, — услышал я голос Чустама когда сел.

Ужасно горел бок. Я, задрав окровавленную рубаху, посмотрел на огромную ссадину.

— Ну, уж извини, там как могли, так и вытаскивали.

— Что это было?

— Сонное зелье наверно.

— Руки бы ему оборвать, — покосился я на Ларка.

— Да ладно, он же не знал, — заступился Клоп.

Парни быстро ввели меня в суть произошедшего. Когда Ларк обмяк, Толикам, Клоп и Чустам сообразили задержать дыхание и рвануть наверх, при этом Толикам чуть не сорвался, уснув, корм его дотаскивал последний метр. Затем Чустам и Клоп, обвязав голову рубахой и задерживая дыхание, вытащили меня и Ларка.

— Сейчас за горшком тем готовимся, — уведомил меня Толикам.

— Зачем?

— Ну, во-первых, надо же новое жильё надо от этой гадости освободить, а во-вторых, представь, если его где по ветру у обоза уронить?

Парни мыслили конструктивно. Практически мы получили мощнейшее химическое оружие.

— Надо часть в отдельный кувшин налить, — я встал и размял шею.

— Зачем? — в свою очередь спросил Толикам.

— А вдруг орки.

Парни промолчали, но в тишине читалось, что они согласны со мной.

Кувшин достал утром Клоп, которому мы намотали на голову мокрую рубаху.

— А зачем мочить? — поинтересовался Толикам.

— Через воду газы плохо проходят, — объяснил я.

Зря я это сделал. После того как достали отраву, пришлось объяснять теорию о газах и молекулах. Так-то по барабану..., просто я её объяснить мог на примере шариков, а Толикам оказался очень настырным. В итоге мы даже краем зацепили молекулярную массу, на которой я собственно и поплыл. Надо к чести данного мира сказать, что особо нового я Толикаму не открыл, за исключением откровения о том, что воздух тоже состоит из молекул и собственно газ это просто форма содержания вещества, но мне кажется, он мне не совсем поверил. Тем не менее, они тут и сами догадывались о мелких частицах, которые переносят запах и яд, как в нашем случае.

Ларк очнулся к обеду. На него было больно смотреть. Не удивлюсь, что если вдохнуть эту штуку в нормальной пропорции, то можно и совсем не проснуться.

В капище (теория Толикама в связи с найденным кувшинчиком более подходила), мы спустились на следующий день. Лакмусовой бумажкой, определяющей наличие сонного зелья, служил я. Никакой дискриминации инвалидов — короткая палочка была моей.

— Спускайтесь! — спустя десять минут прокричал я.

Дверь не хотела поддаваться, может ввиду старости и заклиненности, а может какого либо хитрого замка с той стороны, а то и вообще обвала. Мы даже бревно вырубили для тарана — никаких эмоций от бездушной деревяшки. Деревянность двери, как и отсутствие реакции на наше воздействие вновь подтверждало предположение нашего знатока о магической составляющей этого убежища. Ну не могло дерево просто так выдержать такой период времени и остаться настолько основательным без магии. Комната однозначно была расценена обществом как место нового обитания. И в первую ночь в нём у меня крутились забавные мысли: а что было бы, если бы я не вышел к ним? Они конечно не идеал дружбы, но полез бы я ради Чустама в эту яму? Да и само понятие дружбы, если честно, претерпело в моём мировоззрении некоторые корректировки. Я уж точно не рассматривал её как безоговорочную помощь в сложной ситуации — своя шкура завсегда дороже. Ещё витали мысли о Звезданутом. Как он там, привязанный к дереву? Поймав себя на глупости размышлений, захотелось крикнуть: лоша-ад-ка-а!

Глава 13

Утро началось, не смотря на новое место, с созерцания Чустама у очага.

— Ты вообще спишь когда-нибудь? — спросил я шёпотом.

Он кивнул на костёр. Я встал, а он завалился на моё место. Теплее конечно было значительно, только вот камни пола, на которые мы накидали травы, всё равно отдавали холодом.

День мы были заняты хозяйственными делами. Плели новые верши, выкладывали дымоход повыше. Не смотря на выложенный камин, задымлённость в подземном помещении очень сказывалась. Обрубали лестницу, чтобы она не торчала над поверхностью, демаскируя нас. Дорубили до такой степени, что смогли её спускать внутрь.

— Вот упадёт на нас такая зверюга, — прокомментировал Клоп обрубание дерева, поднимаясь по нему с костями полумедведя наверх, — и будем по стенам когтями шоркать.

— Если такая зверюга упадёт, то даже Хромой так выскочит. Да и не станет она нас есть, — принял охапку останков наверху корм

— Почему?

— Представляешь, какой запах будет от своих штанов в этот момент? Я бы побрезговал. А криворукий где?

— Он уже штаны стирает.

Я собирал кости внизу. Из разговоров парней, понял, что сегодня придётся любоваться ещё одной голой мужской задницей — сменки у нас не было. Стирались рабы часто, в том числе и я. Чистота — залог здоровья. В нашем случае, в связи с отсутствием должного витаминизированного питания данная пословица была ой как актуальна, поэтому кто-нибудь из нас регулярно дефилировал в стиле ню.

На следующий день было принято решение ещё отдохнуть, но потом идти в рейд. Поскольку дорога была далеко, а мы ощущали недостаток в очень многих вещах, в первую голову одежде и маломальских одеялах, то воровское занятие было означено перспективным. Но с некоторыми дополнениями — около дома не шалить. Ворами были признаны Чустам, Клоп и я, ну то есть самые достойные и авторитетные паханы. Ну а если серьёзно, то большое количество народа не значило успех. Опять же одного Ларка (а он в связи с природной застенчивостью не канал в воры), было просто боязно оставлять. Всем идти тоже не вариант — толку мало, а голодать по возвращении и самое главное снова разводить огонь никому не хотелось. Ну а меня причислили к этой братии из-за удачи, ну или наглости, ну и возможности быстро передвигаться. Хотя уж настолько эксклюзивные права на Звезданутого я не предъявлял. Ещё одним аргументом в пользу компактности группы было то, что троих Звезданутый минут двадцать на себе вынесет, то есть — от пешей погони уйдём свободно. Рейд же на несколько дней потому, что только путь до дороги занимал почти день. То есть если ехать, то уж не на одну ночь, а до победного..., или нескольких победных. Мечи Чустама и Клопа легли в седельные. Вообще у Чустама меч шёл с ножнами, в отличие от клинка Клопа, то есть того, что я дал им на арене, но таскать на поясе эту железяку....

— Может, чешую возьмём? — спросил Клоп.

— Зачем? — Чустам распределял груз так, чтобы седельные, не съезжали вбок, и подвязывал две специально изготовленные для похода верши — пусть уж сырая рыба, чем голод.

— Ну, вдруг какому купцу продадим?

— Ага. Вот он обрадуется то подарку. Даже четырём — мы тоже как товар пойдём. Нет, с учётом Звезданутого — пяти.

— Что уж мы с купцом не справимся?

— С купцом-то справимся, а вот где ты их видел без охраны?

Клоп спорить больше не стал.

— Хромой, я прокачусь?

Я пожал плечами — мол, если хочешь....

Корм легко запрыгнул на жеребца и сначала рысью, а потом галопом исчез среди деревьев. Прошло минут десять, в душе стала подниматься тревога.

— Думаешь, вернётся? — равнодушно спросил Клоп.

Не одного меня посетили нехорошие мысли.

— Если бы хотел, ночью бы уехал и мечи прихватил.

— Так они и сейчас у него, — Клоп, сорвав травинку, сунул её в рот.

Его спокойствие передалось и мне.

— Значит, вдвоём пойдём.

Наши опасения оказались напрасны, Чустам появился на разгорячённом коне спустя пару минут. Не знаю как он умудрился на галопе не потерять седельные сумки перекинутые через круп....

— Держите, — к нам подошёл Ларк с перевязанным травой пакетом из небольших листьев — местная вакуумная упаковка для жареной рыбы. — Толикам сказал, что кувшин под ёлочкой.

Елочка в округе была одна, так что мы поняли.

— А сам он чего не пошёл провожать?

— Сказал, что вы не девки и ему есть чем заняться.

Толикам маниакально пытался проделать топором дыру в двери.

— Ну да, в роли жён у нас вы. Давай, Хромой, — корм собрал пальцы в замок.

Я, встав ногой ему на руки, довольно грациозно, в смысле не брюхом на широкую спину, залез на Звезданутого.

— Передай умнице, мужики скоро вернутся, и в щёчку чмокни, — Чустам взяв под уздцы жеребца, пошёл в сторону дороги.

— Какие у вас нежности, — подначил Клоп.

Я повернулся и помахал рукой Ларку.

Мы уже отошли метров сто, когда Клоп встал:

— Кувшин!

Пришлось разворачиваться.

Гадость эту сложили в седельные, нарушив всё равновесие создаваемое кормом в них. Меня особо близость кувшина не радовала — не факт, что мы смогли плотно заколотить обратно пробку.

Шли вдоль реки. Поскольку фляг у нас не было, а солнце припекало, от воды было принято решение пока не отдаляться. Лето! Запах зелени. Игривое солнце изредка бросало слепящий луч сквозь облака ещё нежно зелёных листьев. Сказка, а не дорога.

Целый день стучать мягким местом о позвоночник жеребца занятие не самое приятное, я это понял ещё в прошлый раз. Изредка я менялся то с кормом, то с Клопом, разминая потянутые мышцы. А тянулись они не слабо. Я уже и ноги поджимал и на спину Звезданутому ложился.... Чустам с Клопом только ухмылялись. На время моего спешивания скорость передвижения конечно падала. Но мы собственно и не торопились особо. Раза три останавливались отдохнуть. Блаженство-о-о. Кайф, просто растянуться на земле и дать отдохнуть мышцам спины. Вот никогда бы не подумал, что при езде на лошади спина тоже устаёт. Не сильно, но когда ложишься на землю — чувствуешь, что спина была в напряжении.

Где-то посередине дороги, посетила смутное беспокойство. Вот бывает, сидишь где-нибудь в кафе и затылком ощущаешь, что тебя изучают. Ощущения были подобными, только в кафе, это были обычно девушки, и самое страшное, что тебя могло ожидать — девушка окажется не в твоём вкусе. А вот здесь....

— Ты чего вертишься? — спросил Клоп.

— Да так, — ну не признаваться же в непонятном страхе.

Спустя минут пятнадцать ощущение исчезло. К мосту подъехали в сумерках. В кусты поставили верши, и, отдохнув, поехали, ну а кто-то пошёл вдоль дороги, в поисках уставших путников.

Два дня! Два дня псу под хвост! Ни один крестьянин, ни один обоз на ночь не останавливались. Причину мы выяснили только на второй день, тайно проехав за парой телег прямо при свете солнца — в шести часах ходьбы от моста, было огромное село. Покрутившись на опушке леса, решили пробраться в него ночью и хоть лопату какую, да одёжи стибрить. Опять же верёвки нужны были и обувь — Ларк свои "мокасины" почти до дыр сносил, да и остальных немногим лучше. А если честно, то просто стыдно было возвращаться пустыми.

Сразу как стемнело, решили не ходить — подождать пока село уснёт.

— Ну что идём? — наконец решился Чустам.

— Ну, пошли.

Оба ещё минуту после этого лежали.

— Мужики, — не вытерпел я, — либо пойдёмте, либо поехали домой.

— Да боязно как-то, — Клоп наконец сел.

— Тогда пошли обратно. Чего здесь околачиваться?

Парни встали и потянувшись пошли в сторону дороги. Я подпрыгнув завалился на жеребца и закинув ногу сел:

— Стойте, — шёпотом окликнул парней.

— Что ещё? Залезть не можешь? — обернулся Чустам.

— Там, кажись костёр.

Поскольку наше временное убежище находилось в небольшом овраге с пологими и заросшими краями, то стоя огонь не видно было, а вот со Звезданутого открывался прекрасный вид на пляшущее между деревьев пламя. Не близко, правда, к нам — с километр, хотя в темноте навскидку определить расстояние до костра в лесу....

Парни, забежав на пригорок, замерли.

— Ну вот, — прошептал Клоп, — а то в деревню, в деревню....

Обоз, остановившийся, судя по всему, не так давно, состоял из пяти крытых телег, ну или тентованых фургонов. Мужиков в нём было предостаточно, я насчитал одиннадцать. Лошадей — восемь, наверно часть принадлежала охране, а может в некоторые телеги по две впрягали, но сомневаюсь. Пока мы производили разведку, мужики снарядили гонца в деревню. Тот вернулся почти через час. Хотя.... Измерение времени здесь, для меня довольно субъективное понятие. Я никак не мог соизмерить наш час к данному временному пространству, даже пытался секундами считать. В смысле раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, как в школе учили. Но, так и не смог вычислить точную продолжительность дня. А со временем стал терять и ощущение часа, причём чем дальше, тем ситуация становилась печальней.

Местные вообще не заморачивались, и делили день на половину, четвертину и осьмушку, причём понятия эти в зависимости от времени года могло разниться очень сильно. Сутки здесь однозначно длиннее, хотя и не намного, месяцев, в смысле лун, четырнадцать, а дней в луне — тридцать три. В общем, трава зеленее и небо глубже. С расстоянием, кстати, та же фигня. Местный километр или верста, кому как лучше, равнялась тысяче шагов и в дословном переводе на русский звучала — тыча, то есть тысяча без средней буквы. Вроде всё аналогично, но... я не уверен, что средний рост местных, а соответственно и длина шага, совпадали с нашими.

Гонец даже лошадь рассёдлывать не стал, сразу потащил привезённый баул к костру. Из мешка начали появляться деликатесы: хлеб, колбаса, что-то завёрнутое в тряпочку, но наверняка вкусное. Судя по поднявшемуся гаму, после того как он достал бутыль, к продуктам прилагался дезинфицирующий раствор. Ну не могли мужики так радоваться молоку, или там, подсолнечному маслу. Хотя... мы бы, пожалуй, порадовались.

— Эх, оставили бы чуток, — прошептал Клоп.

— Ничего, мы их скоро нашей настоечкой угостим, — ответил корм.

— Думаешь, стоит? — я как-то побаивался этой магической или химической жидкости.

— Да ты смотри. Тут и лошади, и лук, и одежда, готов на сотню палок поспорить, найдётся.

Так-то Чустам был прав. И прибарахлиться можно, и не последнее у селян тащим — эти ещё наживут.

— Когда начнём?

— Вот утихомирятся немного....

— Мне кажется лучше сейчас, пока они все вместе сидят, — предложил Клоп.

Мужики действительно расположились кругом, потеснившись для самого важного. Наверняка купца. Почему я решил, что он самый важный? Не знаю. С виду крепкий парень постарше меня годков на восемь-десять, да и одет не броско, но..., чувствовалось в отношении обозников к нему что-то. Двое из обозников, толи в круг не вошли, толи не по чину, но ужинать сели отдельно.

— Давай сейчас, — согласился Чустам.

— Что, прям так кидать будем?

— Орочьей каши переел что ли? Разлить надо по ветру, да и всё. Кинешь, они разбежаться успеют.

— А вдруг не подействует? — усомнился я.

— Тогда давайте половину выльем, а половину оставим — не подействует кинем.

— Треть. Мы ещё на случай орков или ещё кого оставить хотели.

— Давай треть.

Ветерок хоть и небольшой, но был, зайдя с наветренной стороны, мы плеснули в несколько мест снотворного. Меня ещё больше загрызли сомнения — жидкость впитывалась в почву. Отойдя назад, мы учли свою ошибку, и раздели Клопа — у него рубаха была самая рваная. Вымочив рубаху, Чустам заткнув рукавом нос подкрался практически на расстояние метров пяти к заканчивающим ужин мужикам и повесил тряпку на ветку.

— Что-то не очень действует, — мы уже десять минут с отдалённого расстояния наблюдали за обозом.

— Согласен, — ответил мне корм. — Может, на Клопе проверим?

— Сам нюхни, — огрызнулся Клоп. — Надо было, пока они едят, подкрасться к обозам, да и всё.

— Лошади на виду, — Чустам похоже настроился на плотную наживу.

Один из мужиков встал и потянулся:

— Ладно, вы как хотите, а я спать.

— Вроде действует, — прошептал Клоп.

Мужики и вправду в течение десяти минут рассосались кто куда. Кто в фургоны, кто, вытащив какую-то дерюгу, под них. У костра остался лишь один и тот прилёг, положив голову на седло. Мы выждали четверть часа.

— Думаете, уснули? — спросил Клоп,

Вопрос отнюдь не был риторическим и будоражил наши умы не меньше Клоповьего.

— Сходи, проверь, — предложил Чустам.

— Не-е, боязно. Давайте ещё подождём.

Большой соблазн вызывала лошадь гонца. Она прямо тёрлась около кромки леса, правда хозяин её всё-таки расседлал и спутал. Даже узду снял. Но все эти причиндалы были рядом — на оглобле одного из фургонов. Ещё через четверть часа распределились так: я подъезжаю к краю поляны и жду. Клоп пока держится подальше, а Чустам, подходит и уводит лошадь. Если что-то пойдёт не так, то Клоп сразу бежит в лес, а я дожидаюсь корма, и мы вдвоём на Звезданутом уходим от погони. В случае же успеха, то есть воздействия гадости из кувшина, Клоп и Чустам по очереди, чтобы вне зоны действия снотворного находились всё время двое, начинают стаскивать мне вещи, а я уже приторачивать их к лошадям. Ну а если совсем всё гладко, то апофеозам должно было послужить конокрадство ещё троих копытных. Почему в конце? Потому что на них как раз смотрел охранник у костра, то есть в их сторону было направлено его лицо, так как сами глаза нам не было видно.

Перед выходом, Чустам, нацепил меч и, сняв рубаху, соорудил "противогаз", ну то есть тупо повязал её на лицо. Осторожно, пригнувшись и прикрываясь от возможного взгляда охранника, корм вышел на поляну и замер. Никто не отреагировал. Он плавно, словно кошка, вступая, дошёл до фургона со сбруей. Взяв седло и узду, дошёл обратно до лошади. Когда закидывал седло, на сбруе что-то металлически звякнуло. Мы все замерли. Сердце даже у меня бешено стучало, представляю, как страшно было главному действующему лицу этой сцены. Опять никакого движения со стороны обозников. Корм осторожно надел узду и снял путы с фыркнувшей лошади. Когда он дошёл с ней до меня, в душе всё прямо пело: "А-а-а, получилось!" Корм сразу пошёл обратно, а подскочивший Клоп стал затягивать подпругу. Во второй заход, корм притащил какую-то палку, длинной метра полтора, какую-то непонятную коробку, обделанную кожей и сумку. Вопреки плану, стал сам всё развешивать на приобретённую кобылу, кивнув Клопу. Поскольку тому не из чего было делать "намордник", я снял ему свою рубаху. Он, повязав, помотал рукой у носа, мол, ну и запах. Я, подёргав ткань штанов, предложил ему их. Даже через рубаху было понятно, что Клоп заулыбался. Напряжение выливалось в тупой юмор. С третьего рейса Клоп притащил ещё одно седло. Я спрыгнул, а он стал осёдлывать Звезданутого. Не успел он затянуть ремень, как корм уже припёр ещё две седельных сумки на круп кобыле, ну и кроме этого — вожжи. Так понимаю, парни тащили всё подряд. Ан нет, Клоп направился к той самой сумке с продуктами, которую взял практически в метре от головы мужика на страже. Я от греха подальше залез в седло. Уже на обратном пути под ногой у Клопа хрустнуло.

Ну, вот как, скажите, в самопошивных "мокасинах", подошва которых это три, а то и всего два ряда кожи, можно не почувствовать ветку? Клоп замер.

— Орик! Ты чего как конь туда-сюда бродишь? Сядь и сиди! Спать мешаешь.

— Да я и не хожу, вы сами... Э! Ты кто?! Грабят!

Чустам через секунду был в седле. Клоп замер в самом центре поляны секунды на полторы, затем, спохватившись, побежал, но сумку при этом не бросил!

— Стой! — наперерез ему, из-под телеги выпрыгнул обозник.

Клоп, словно в американском футболе сжимая под мышкой сумку, постарался обогнуть опасность, но был остановлен дискриминирующим противника, ударом в челюсть. Мы с Чустамом не знали что делать. Пока раздумывали, Клоп успел отхватить ещё два удара сапогом. Дальше у меня случился короткий провал в памяти. Вернулся я в себя скачущим во весь опор к Клопу, поскольку расстояние до него уже составляло метры, то я буквально чрез два прыжка лошади вынужден был натянуть оба повода, на другой манёвр ума не хватило. Звезданутый встал в "свечку" прямо над Клопом. Пинавший раба ногами, почти "щучкой" отпрыгнул в сторону. Я это улавливал лишь боковым зрением, поскольку весь был сосредоточен на том, чтобы удержаться на лошади и при этом не натягивать повод — боялся, что жеребец перевернётся на спину. Я не знаю, могут ли они так, но инстинкты страшная штука. Обозники, бежавшие к Клопу, ошеломлённо встали. Память, запечатлела их главного в выпущенной поверх брюк рубашке с рюшечками, растерянно глядящего на меня, рядом с ним стоял мужик с чёрной вязью печати на виске. Я обхватил шею животного руками, бросив поводья. Когда тело Звезданутого пошло вниз, причём, слава богу, вперёд, я догадался начать выравниваться. Только копыта коснулись земли, я вновь пришпорил жеребца. Искренне надеясь, что этого времени хватило Клопу, для того чтобы убежать, ну или хотя бы попытаться сделать это. Тут кто-то схватил меня за ногу, вернее почти за причинное место. Через доли секунды жеребец рванул вперёд. А я от испуга наклонился от схватившего меня в противоположенную сторону, едва не выпрыгнув из седла. Глаза обозников были наверно удивлёнными, я не успел заметить, так как между мной и ними галопом пролетела ещё одна лошадь с всадником, который размахивал мечом.

Схватившим меня был Клоп. Всё происходило настолько быстро, что я не успевал ничего понять и гнал жеребца в лес следом за Чустамом. Клоп что-то орал, но я не мог разобрать. Страх стучал в ушах диким пульсом сердца. Ветки долбили по лицу, царапая в кровь щёки. Чего хочет Клоп, я понял лишь метров через сто, с трудом остановив Звезданутого. Клоп выдернул мою ногу из стремени, вставил свою и запрыгнул на круп, я тут же вновь пришпорил жеребца, на ходу пытаясь поймать кожаную петлю стремени.

— А ты чего сумку то не бросил? — Мы уже минут пять хохотали над ночными похождениями.

— Так, растерялся, — простодушно ответил Клоп. — А чего? Они спать должны были, а тут чуть не в ухо.... М-м-м....

Клоп поморщился от боли. Досталось ему знатно — у обозника крепкий кулак был — глаз заплыл, отливая, даже не синим, а красноватым. Губы разбиты сапогом. Хотя может наоборот глаз сапогом, а губы кулаком.

— Да я не об этом, — Чустам ехал рядом с нами, — когда Хромого по мужской части инвалидом хотел сделать? Чего не бросил?

— Так рука в лямке запуталась. И ничего я ему там не хватал. Я думал, там лука есть.

У меня уже слёзы текли из глаз от смеха. Это со стороны не смешно, а когда ты пережил всё это....

— Этот тоже хорош, — Чустам перекинулся на меня, — Звезданутого в свечу, а сам руками машет, не знает, за что схватиться.

— Да он сам, я просто испугался.

— А чего вообще хотел сделать?

— Их напугать, там может, и Клоп бы убежал.

— А у воина клинок не видел?

— Нет.

— Я думал, он успеет тебе садануть.

Только затихли, как Клоп продолжил:

— Я ему ору — стой! А он пригнулся на ту сторону лошади и не слышит.

— Так у тебя рубаха на голове была.

— Я сильно орал!

Клоп, кроме того, что огрёбся от обозников, ещё и ногой обо что-то ударился, пока я его почти волоком тащил на Звезданутом. Теперь у нас было два хромых.

Слава богам, что кончилось всё хорошо. За исключением подорванного здоровья Клопа и того, что я во время вольтижировки, потерял наши седельные сумки, но там кроме меча ничего особо ценного не было. Ну и рубаху Клопа, тоже там оставили. На тему невезучей ночи для Клопа, мы с Чустамом уже успели поиздеваться, так как меч в утерянных сумках был тоже его....

Размен вещами с обозниками прошёл в нашу пользу. За наши убытки мы получили лук со стрелами — это как раз та палка, которую притащил корм и непонятная коробка, оказавшаяся колчаном, седло для меня, лошадь для Чустама, седельные сумки, в которых было всё для путника, от нитки с иголками и мыла, до магического огнива и соли. Кружка, ложка, нож, фляжка с настойкой.... Хозяйственный прежний владелец был. Кроме этого получили большое одеяло — это то, что я принял за сумку, и самое приятное, мешок с едой. Но снова не повезло Клопу. Если мы в полной мере насладились хлебушком, салом и колбаской, то ему приходилось, для того чтобы откусить, вытягивать разбитые губы, словно лошади, дабы не прикоснуться ими к пище.

— Да-а, подвело нас зелье..., — когда просмеялись, резюмировал Чустам.

— Не скажи, зато как смело работали, — попытался я найти хоть что-то хорошее. — Так бы струхнули наверно.

— Ну да. Только вот могли и оставить там кого.

Мы замолчали, обдумывая слова корма. Так-то оставить жизнь за тряпки или кусок сала.... Опять же, кто заставляет?

На лошадях, изредка переходя на рысь, мы буквально к обеду были на половине пути домой. И это с учётом того, что мы поплутали по лесу, пару раз выезжая на дорогу, чтобы запутать следы и заехали за вершами. Езда на лошади с седлом и без, отличалась как..., м-м-м..., даже сравнить не знаю с чем, но очень кардинально. В этот раз отбивать мягкое место приходилось Клопу. Ну, не его сегодня день. Впрочем, он не жаловался, только постанывал.

На том же месте где и в прошлый раз, я вновь ощутил присутствие взгляда. Оглядел окрестности. Всё обычное.

— Что, тоже не уютно? — спросил корм.

— Ага. Словно смотрит кто.

— Странное место. Я ту дорогу всё осмотрел. Тут даже спрятаться то толком негде.

— Согласен.

Местность представляла собой довольно редкий берёзовый лес. Спрятаться, если захотеть, можно было, но вести поиски полагаясь только на непонятные ощущения. Да и неизвестно что найдёшь. Клоп видимо тоже хотел поучаствовать в беседе, но Чустам махнул на него рукой:

— Молчи. Опять губы разбередишь.

На всякий случай минут через пятнадцать остановились около кустов и затихли. Убедившись, что за нами никто не едет и не идёт, направились дальше, перейдя на рысь.

— Тава..., — всё-таки решил нас оповестить Клоп.

— Что? — переспросил корм.

Клоп облизнул губы:

— Трава за нами не примята.

Мы развернулись и подъехали к кустам. И вправду, за нами не было следов. А лошади это вам не люди — вес то у них хороший, да и толклись мы тут достаточно долго.... Чустам спешившись, прошёлся назад. Потом вернулся к нам. Через минуту! Стебельки стали выпрямляться.

— Нехорошее место. Едем отсюда, — корм ловко запрыгнул в седло.

Заметили нас издалека. Ларк, чуть ли не кубарем скатился с холма и побежал на встречу.

— Ого! Вы ещё одну лошадь увели? А рубаха где? А с лицом что?

Похоже, у Ларка от переживаний прорезалась почемучкина болезнь. Вечер провели, словно в семье. Мы рассказали, как съездили. Толикам осудил нас за безрассудство:

— А что, камешек в кого кинуть, не догадались перед тем как лезть?

Потом в восемь глаз умилялись, как Ларк первый раз в жизни пробовал колбасу. В мешке была крупа, но её Толикам убрал на будущее. Под конец выпили почти всю настойку из фляги. Почти, потому что наш голубопечатый хозяйственник не дал выпить полностью, оставив на случай дезинфекции загноившихся ран — шамана здесь не было. Ларк, со второй закосел. Опять же посмеялись. Осмотрели новую лошадь. Не арабский скакун, но и не старая кляча. Назвали Серебряная рабыня. Серебряная — потому что седого цвета, ну а рабыня — потому что освободили из-под злого ига корыстолюбивых купцов.

"Один из лучших вечеров в этом мире", — посетила меня мысль, когда засыпал. Кстати, Клопу хоть в чём-то повезло. Поскольку рубахи у него не было, ему досталось одеяло.

Глава 14

Ещё с вечера решили сделать временную передышку с "рейдами". Если честно, то где-то очень глубоко, меня глодала мысль о не правильности воровства. И тут дело не в моральных принципах и воспитании. Слово выжить — глушило мораль, не полностью, но глушило. Ну а рабство меня давно перевоспитало и отнюдь не в лучшую сторону. Терзало другое. Во-первых, с аналитической точки зрения, уверен, что много мы наворовать не сможем — мы же не местные чиновники, которых допустили к кормушке казны. А вот рано или поздно попасть в переплёт — попадём, только уже с другими последствиями, и ладно если просто убьют, а если обратно.... А во-вторых, воровали то ведь мы не у самых богатых людей, а как следствие, могли и довести кого-нибудь и до рабства. Вообще испытав тяготы, по-другому смотришь на некоторые вещи. Нет, правда. Может, конечно, это когда-нибудь сгладится и порастёт быльём, но сейчас....

— Я свободе-е-ен..., — напевая, я двинулся к омуту — искупаться.

— Хромой, — окликнул Чустам, отдыхающий в теньке.

— А?

— Правда, откуда ты? Я много разных языков слышал, а вот тот, на котором ты поёшь — никогда.

— Из Замухрынска, — выдал я свою наработанную теорию.

— Не хочешь, не говори. А как тебя до рабства звали?

— Алексей.

— Красиво. А как в рабство попал?

— Да я потерялся лет в двенадцать в лесу и вышел к работорговцам. По-местному говорить не умел, они меня и прибрали в рабский торб. Потом годик поскитался у людей и к оркам продали. А что?

— Да так. Просто вместе уже сколько, а друг о друге мало знаем.

— Ну, это ты с нами недолго, мы то, уже более-менее.

— Клоп, а тебя как звали?

— Колопот, — смахнув предплечьем пот, Клоп продолжил чистку рыбы.

— А попал как?

— Сам продался.

— Это как?

Я хоть и знал историю Клопа, но остался посмотреть на реакцию Чустама, так как довольно глупое попадание, собственно как и моё. И там и там, воздействовали на слабости. Только в моём случае низменные — желание спариться, а в его — нормальные человеческие.

— Ну, к нам в деревню, — начал Колопот, — пришли пятеро в латах и сказали, что набор в армию ведут, бумаги показали. С ними уже трое парней были. Отступные семье дают хорошие и потом пока на обучении — пять башок в месяц, плюс оденут. Ну а после обучения по пятнадцать башок платить будут. А у нас семья бедная. Я как подходящий по возрасту и согласился. Я, да ещё два парня с нашей деревни. Ходили мы с ними три дня, ещё народ собирали. Десять человек набралось. А потом усыпили нас, а проснулись мы уже с печатями и связанные. На следующий день приехали орки и забрали нас. Сначала в один клан, потом в другой продали.... Через год вот с вами оказался.

— Рекрутеры в броне не ходят.

— Да знаю я уже, — мрачно ответил Клоп.

— Понятно. Много родителям дали?

— Десять башок.

— А продали за сколько?

— Не знаю.

Я уже собрался идти по своим делам, как вдруг корм поднял голову:

— А покажи печать?

— Что печатей не видел?

— Видел, — Чустам встал и сам подошёл к неудачливому вояке. Взял его за голову и повернул на солнце правый висок.

— А ты чего ж, даже вывести не пробовал?

— Нет, а зачем?

— Ну да, от орков не сорвешься.

Дело в том, что хоть и понятно, что печать не свести, но больше половины рабов, гораздо больше, не верят, и пробуют это сделать. Я пробовал. Трижды. Первый раз ткнул горящей веткой в край татуировки, чтобы сапожник, у которого я тогда был, не заметил. Через неделю волдырь спал, а тату снова проступила. Потом ещё дважды — сомневался в первом разе. Ну а, попав к оркам, это потеряло актуальность — так просто не сбежишь — свёл ты печать или нет уже не важно. Чустам, судя по ожогу, ткнул как минимум утюгом. Ну, или с десяток раз пытался вывести. Толикам понятно, что не пытался — он заранее знал, что она не выводима, тем более, что у него их две. На печать Ларка я как-то не обращал внимания.

Чустам посмотрев, отошёл от Клопа.

— Ну, что? — спросил новоявленный для всех, кроме меня, Колопот.

— Нет, ничего. Я так.

— А что смотрел?

— Ну а вдруг не настоящая, давай прижжем?

Клоп посмотрел на Чустама, а вернее на его ожог, потом видимо образумился или изначально не предполагал такого развития событий:

— Не-е, себя изуродовал, хочешь всех такими сделать?

— Да ладно, я только предложил.

Чустам вернулся к дереву.

Представление развернулось через час, я как раз искупался, выстирался и развесил все шмотки на местной берёзе. Хотя, чем больше расцветало лето, тем меньше это дерево напоминало её. Вообще я как-то в лесу видел хоть и не пальму, но, тем не менее, на мой взгляд, дерево совсем не средней полосы. Такой вроде нормальный серый ствол, из которого торчат лопухи. Может магия....

Чустам вылез из нашей берлоги и направился к Клопу. Из-за его спины предательски шёл дымок, но никто кроме меня этого не видел. Я присел, готовясь к развлечению. Клоп зашивал дыру в своём "мокасине" полностью сосредоточившись на этом действе. Чустам идя как бы мимо, зашёл сзади и с завидной сноровкой зажав голову Клопа в захвате на удушающий, ткнул головешкой прижав её секунды на две.

То, что кричал Колопот, пытаясь, прихрамывая, догнать корма, воспроизводить не буду. Непереводимая игра слов, из которых внятно понятными были два — Чустам и догоню. А кто такой Чустам и что с ним будет, когда Клоп его догонит, было высказано с такой экспрессией.... Верю, сказал бы Станиславский.

— Ладно, ладно. Не прав, — Чустам стоял в отдалении. — Ну, теперь-то ведь ничего не изменишь. Дай посмотрю?

— Конечно, посмотри, — злобно глянул Клоп.

— Да ладно тебе. Не бузи. Я ж чуть-чуть.

— Ну, так пойдём, смотри.

Чустам медленно стал приближаться к сидящему всё за тем же делом Клопу. Воистину деревенские парни, это настоящие мужики. Причём не важно, в каком мире они родились. Я после лёгкого ожога, помню, скакал по своей коморке словно кенгуру. Ох, зря Чустам так близко....

— А ведь она у тебя, похоже....

Клоп, рывком преодолев расстояние, схватил Чустама за ногу. Тот, дёрнувшись назад, не удержался и упал. Клоп, словно таракан, полз до головы корма. Чустам, пытаясь вырваться, скоблил всеми частями тела назад. Мы с Толикамом и Ларком, внимательно наблюдали, не ввязываясь. Ещё бы фисташек!

— Стой, тебе говорю! — заорал корм на всю округу, одновременно ударив Клопа ладонью. — Она не настоящая!

Корм не шутил, судя по крику — так не сыграть. На поляне повисла немая пауза. Мы с Толикамом чуть не одновременно встали и пошли к Клопу. Тот не знал что делать, но рук с шеи корма, до которой уже успел дотянуться, не убирал.

— Слышь, Клоп, — первым высказался Толикам. — А ведь, похоже, Чустам прав.

— Ты маг?! Или печать уже исчезла?!

— Нет. Но когда жгут печать, он на волдыре остаётся — магии всё равно. А у тебя рисунок не на пузыре — он под ним.

— Согласен с Толикамом, — поддержал я.

Восемь лет рабства и ожоги, которые наблюдаешь на висках то у одного, то у другого, делали спецом в данном вопросе любого.

— Конечно, надо подождать пока сойдёт, — продолжил я, — но я такого не видел.

— А ты как догадался? — Спросил Толикам корма.

— Да отпусти ты! — Чустам оторвал от себя руки слегка ошалевшего Клопа и встал. — Сколько стоит обычный раб? Четыре — пять империалов, если конечно не калека, — тут Чустам покосился на меня. — Я не тебя имел ввиду.

— Да я понял.

— За Клопа может шесть заплатят — здоровый, крепкий парень. Орки больше двух не дают. Поэтому к ним и свозят всё отребье или того, кого нигде не продать. Вы себя-то вспомните. Допустим, на рынок его не могли выставить, поэтому к оркам. Но, сколько возьмёт маг, пусть даже алтырь, для незаконной печати? Да империал точно, это если без документов и медальона. Выгода сомнительна. Ткнули ему амулетом каким фальшивую и продали за тот же империал куда-нибудь в дальний клан. Да?! — корм обратился к Клопу.

Тот смог только пожал плечами. Похоже, он был в прострации.

— А я вот что подумал, — осмысливая произошедшее, высказался я, — вот все знают, что шаманы печать не ставят. А откуда у Ларка печать? Он ведь у орков родился.

Взгляды повернулись на будущую жертву. Сейчас, даже Чустам на его месте, не смог бы остановить проснувшийся энтузиазм рабов. Ларк, расширив на нас глаза, просто сидел.

Он не сопротивлялся, он обречённо ждал. Может, конечно, он хотел проверить..., но я сильно сомневаюсь. Экзекуция ничего особенного не выявила — волдырь был обычным, то есть печать осталась. Несколько поудивлялись тому, откуда у него настоящая, но факт есть факт.

Окончательный вердикт решили произвести, когда спадёт волдырь Клопа. Хватило нас до следующего утра. Снятие кожи с ожога подтвердило отсутствие печати на мясе, пардон, тканях испытуемого.

— Слышь, Клоп, — смотрел на висок Чустам, — я ведь только половину печати прижёг. Давай сразу вторую выжжем?

— Давай, — выдавил раб, вернее свободный человек, но уж очень потухшим голосом.

— Ты чего ж, не рад? Вернёшься домой. Родителей увидишь, братьев. У тебя братья или сёстры?

— Пять братьев и три сестры.

Чустам присвистнул:

— Батя у тебя молодец, вообще вы деревенские насчёт детей молодцы.

— А ты откуда, Чустам? — спросил я.

Ну, просто интересно стало — у нас все деревенские, кроме Ларка, он по рождению степной. Сам я тоже родился в деревне, это уже позже родители переехали в мелкий провинциальный городок.

— Из Жиконского локотства.

— А именно? — поддержал моё любопытство Толикам.

— Из самого Жикона.

— Грандзон? — подковырнул Толикам.

— Ага, императорский, — ответил Чустам, — только вот печать сведу.

Местная иерархия не особо замысловатая, но, тем не менее, путаная штука. Вообще её можно описать всего двумя словами — грандзон и балзон. Грандзоны — это придворные, в смысле принятые локотом или императором в это звание, номинально считались выше, особенно если назначены императором. А балзоны — это землевладельцы. Там у тех и у других дети по-особому называются, система наследственности, выдачи временной земли и остальные заморочки, в которые я особо не вникал, но различия поверхностно на ус намотал. Для моего сословия все они назывались одним словом — если по-русски, то господа. Кто из них важнее по факту, никто толком из рабов не знал, но собственно, как я понял, ничего нового — по наличию денежных средств и связей была и важность.

Весь день мы радовались за Клопа. Логика, разумеется выла — теряем сильного крепкого бойца — но хоть и тоскливая (ну такова натура человека), но радость присутствовала. Настоящая, неподдельная. К вечеру мы конкретно достали бывшего раба вопросами его планах.

— Женишься наверно по весне? — Толикам очищал котёл песком после похлёбки.

Собственно радости желудка, как бы их не растягивали, сегодня закончились. Был сварен вместе с последней крупой, последний кусочек сала. Если честно, он уже припахивал.

— Не надо, — Чустам имел своё мнение, — лучше погуляй ещё по чужим.

— У нас в деревне нельзя, — Клоп, кажется, начал отходить от новости, — потом мужики скопом бить будут. Вот только если в соседнюю....

— А тебе, куда идти то?

— В Ививиатское.

— Не сильно далеко.

Клоп не ответил. Вечер был посвящен разговору Толикама и корма о том, кто из них, что бы сделал, будучи свободен. Клоп был погружен в себя, а мы с Ларком просто молчали. Ну а чего нам говорить, если ни тот, ни другой пороха, в смысле жизни в этом мире, не нюхали. Давно я себя не чувствовал не в своей тарелке.

Утро преподнесло очередной сюрприз:

— Я останусь с вами, — заявил за комышно-корневым завтраком, так как в верши ничего не пришло, Клоп.

— Придурок, — прокомментировал корм.

— Согласен, — поддержал я.

И лишь мудрый Толикам, спросил:

— Почему?

Клоп ответил не сразу, выдержав театральную паузу, благодаря которой его внимательно слушали уже все:

— Я, вот как покажусь родителям, братьям..., ушёл в воины, вернулся рабом? Ну и вернусь. И что? Всю жизнь тянуться на старосту и налоги? Да я раньше-то на месте не сидел. И обозы охранял, и в бучах всех....

Клоп некоторое время помолчал, никто не торопился ёрничать. Видимо ощутив молчаливую поддержку в виде нашего ожидания, он продолжил:

— Ну и вернусь я. Управляющий балзона узнает — выплату семье назначит. Мы ведь получается сами ушли, без бумаг — те, что увели, сказали, что империя потом пришлёт. Да и что я там....

— Дурак. Там ты вольный человек, — осёк его Чустам. — назначат штраф — выплатишь. Бумаги выправишь. И можешь действительно в армию идти. А с нами чего достигнешь? Виселицы? А вернее всего — меча в брюхо. Долго ли мы такой славной командой продержимся? Корни то с рыбой не надоели?

— Тебе городскому не понять. Думаешь, в деревне мясо едят?! Да когда голодный год, или балзон налог повысит — на реке даже тычинки не найдёшь, всё вырвут и в муку перемелют, — повысил голос Клоп. — Да и не в этом дело. Вы ради меня вон жизни чуть не отдали, а я сейчас, когда вот нужен уйду? Понимаю ведь, что вам не выжить так. Сейчас вот шрам сойдёт и могу сходить чешую продать или там просто у проезжего что узнать....

— Мы так и так сдохнем, — прервал Чустам его. — Только не знаем когда. А у тебя может всё получиться по-другому.

— Я не девка, чтоб уламывать. Не такой тупой, как ты считаешь. Понимаю, что ради меня говоришь. Всё я понимаю. Сказал не уйду, — Клоп встал и пошёл к реке.

— Клоп! — окликнул я его.

Тот повернулся. Я, подумав, махнул рукой:

— Всё равно придурок.

Когда Клоп ушёл, я продолжил:

— А я согласен с Клопом. Пусть остаётся. Оформим себя ему в рабство.

— Это как? — Заинтересовался Толикам.

— Да откуда я знаю?! Тебе виднее. Выкупит нас, там скажем, с загона или ещё как.

— Это же, сколько денег надо? Да и у него самого документов нет.

— Сколько стоит лошадь?

— Империала три-четыре, твоего, и за пять, а в городе и за шесть, можно попытаться.

Я пожал плечами. Остальное в объяснении не требовалось. Понятно, что лошадей не хватит и нужны деньги — на взятки, на выкуп, нужны связи, но... просвет-то есть, пусть слабый, но есть.

— Дело говоришь Хромой, — задумчиво сказал Чустам. — Не особо надёжно, но попытаться можно. А там и вольную нам даст.

— Я вот одного не пойму, если алтыри так просто могут печати ставить, так уже почти вся империя в рабстве должна быть?

— Ты не забывай, — ответил мне Толикам, — что кроме печатей, надо ещё и документы на тебя, а в них такая же печать стоит и имя алтыря поставившего её. А без документов, тебя только в загон башок за двадцать возьмут.

— Ну и что? Что сложно документы сделать?

— А документы выдаются только алтырём при загонах, где он дополнительно свою печать ставит. А там, незаконно бумагу рабскую сложно получить их имперские маги проверяют.

— Мне же без загона поставили.

— Бывает, конечно, но за незаконное рабство, имперские могут и сжечь показательно, если вскроется.

— А что нужно, чтобы доказать, что незаконно?

— Да они сами проверят. Пошлют в балзонство где ты родился запрос, печать твою сверят со своим списком тех кому можно ставить. Разберутся в общем.

— Не верь Хромой, — вклинился Чустам. — Ничего они там разбираться не будут. Вызовешь сомнение, пошлют руду в имперские каменоломни добывать и всё, надо им там своих подставлять ради раба.

Искра надежды потухла, не успев разгореться.

— А вот с рабством у Клопа это хорошая идея, — продолжил корм. — Надо его в деревню отправить, где он родился, там и документы восстановят.

Чустам после завтрака отправился на первую охоту. Мы с Ларком пошли резать прутья на новые верши — раз уж рыба наше основное блюдо, надо увеличивать отлов. Толикам остался присматривать за лошадьми — утром еле нашли Серебрушку — ускакала вёрсты на три.

Ужинали ежами. Серьёзно. Чустам притащил птицу, похожую на голубя и двух живых ежей. Понятно, что огрёб свою порцию юмора на тему охоты с луком за колючими, но гордо выдержал. Вкусная штука — ёж, скажу вам.

Лёжа вечером в берлоге, обмусолили план по превращению Клопа в вольного гражданина. Толком не сошлись ни на чём, кроме необходимости денежных средств. Как продать чешую, тоже не решили. Мне импонировал план по выходу Клопа в саму деревню — так как на дороге реально есть риск, что кинут. Чустам предлагал продавать проезжим, по две-три штуки. Толикам вообще робко предложил дойти до города — там цена раза в два превысит ту, за которую сможем продать здесь. Но отпускать Клопа без документов в город было безумием. Вообще такое возможно — не столь уж строго здесь бдели за паспортно-визовым режимом, но, риск получить запрос от стражи на предъявление был, в связи с несуразным видом Клопа, вернее его одежды. Окончательно сошлись на том, что когда спадёт короста с ожога Клопа, будем действовать по плану Чустама, то есть, продавать чешую на дороге, а лучше выменивать на одежду, ну а там уже видно будет.

Глава 15

Пока заживала рана, вернее раны Клопа, мы практически бездельничали. Интересно, но нудно. Чустам ударился в охоту. Клоп и Толикам открыли школу по воспитанию воинов, в том смысле, что пытались меня и Ларка научить держать меч в руках (хотя собственно я в их то способностях сомневался). Тем не менее, послушно выполнял прихоти недовоинов. В конце концов, все попаданцы становятся или магами или ниндзями, чем я хуже?

А хуже как оказалось выносливостью. С меня через двадцать минут интенсивных тренировок, пот с меня прямо водопадом лил. Собственно Ларк тоже был в поту, но скромнее, хотя тот махал дубиной в руке, заменяющей меч, гораздо активней, чем я. Тут сказывалась моя нога — я ведь в связи с хромотой меньше двигался.

— Там пацан! — подбежал Чустам.

Мы глупо смотрели на него.

— Пацан говорю вам за нами соглядает! Я там косулю подстрелил. Иду, несу. Смотрю, а он из-за куста за вами смотрит. Я значит к нему, а он заметил и как сиганёт.

— И что не догнал? — спросил я.

— Да словно магия какая-то! Вот прям по пятам бежал, а тут раз и потерял его.

Мы с Толикамом в голос высказались нецензурно, он на имперском, а я на русском.

— Пошли искать, — предложил Толикам.

— Да где ж его сейчас найдёшь?

— Тогда вещи собирать. Вряд ли он один тут шастает. А даже если один, то та деревня полтора дня пути. За мостом может ближе есть. Самое большое, через три дня здесь будут.

Мы выбрали вариант поисков. Хотя корм предлагал сразу съехать, так как, даже если поймаем парня, его хватятся и начнут искать. Очень интересовало, что мы сделаем с ребёнком, когда поймаем. В смысле если поймаем. То есть, что сможем сделать.

Чустама и Клопа посадили на лошадей и послали наперерез, а сами пошли по следам. Толикам спозиционировал себя следопытом, если дословно, то "можно попытаться найти следы".

Следы действительно были. Толикам показал целую кучу! Пока мы не дошли до заколдованного участка с распрямляющейся травой. Всё. Аллес капут. Тем не менее, продолжили поиски методом прочёсывания. Наверно мы бы прошли мимо, если бы не успевшая въесться в голову привычка искать укромные места.

Можете верить, можете, нет, но мировоззрение, в понимании этого определения в прямом смысле, очень зависит от потребностей. То есть если ты ежедневно просто гуляешь по местности, то рассматриваешь окружающий мир в определённой плоскости, скажем эстетической составляющей, но если ты по той же местности будешь идти и думать о том, где бы заныкаться на время от вездесущего ока кормов или орков, то смотришь на некоторые вещи совсем по-другому. Причём чем дольше ты ходишь с определённой мыслью, тем более воспитывается способность релевантно, по отношению к желаниям, оценивать мир.

На слишком уж приметное для нашего взгляда скопление кустов мы с Толикамом обратили внимание одновременно. Всего по пояс, но такое обширное скопление....

— Хромой, — прошептал Толикам ровно по центру подозрительных зарослей.

Я и Ларк поспешили к нему. Вход в землянку, то есть яму, был заросшим. Заросло всё, включая земляные ступеньки, покрытые неестественно свежей травой. Наше вооружение составляла лишь дубина Толикама. Дверь открыл я, приглашая "вооружённого" раба внутрь. Он, гневно глянув, не стал спорить и вошёл первым. У меня же в это время крутились мысли о слишком уж мастерски замаскированном месте. Да и трава эта поднимающаяся....

— Входи, — раздался голос Толикама.

Яма была шикарна, разумеется, для землянки. Я бы хотел жить в такой. Стол, чурбан вместо стула, полки, на которых лежала разная кухонная утварь и печь. Настоящая грамотная печь. В голове закрутились мысли о переезде. Хозяев не было, но о том, что они вообще существовали, говорил полный порядок в яме. Толикам поднял горшочек с мёдом, взглянув на меня.

— Сам вижу, что кто-то живёт, — ответил я на его немой вопрос. — Наверно тот пацан. Ты давай пока иди с Ларком дальше, а я пока останусь, подожду хозяина.

— А если кто посерьёзней будет?

Да ну, — я приподнял пару сапог стоявших у стены, размер был явно детский.

Толикам кивнул и вышел. Мёд, зараза голубопечатная, забрал с собой.

Как только я остался один, сразу появилось ощущение взгляда. Довольно нехорошее ощущение. Попахивало мистикой. Причём меня, как и любого нормального человека, пугало всё необъяснимое. Конечно, поджилки не тряслись, и паники не было, но неприятно. У одной из земляных стен ямы были распёрты между потолком и полом три жердины с сучками, на которых висели вещи. Грамотно сделано. Вещи не касаются почвы и соответственно не напитываются влагой. Я, подойдя к ним, потрогал плащ, или что-то на него похожее. Пальцы прикоснулись к кому-то под плащом.... Я отпрянул. Однозначно кто-то живой. Не могу объяснить как, но прикосновение, пусть даже через ткань, к живому существу определяется на подсознательном уровне. Может, не знаю, алгоритм определения, какой, в голове забит. Отойдя на пару метров, я присел на корточки и заглянул под плащ. Нога ребёнка, обутая в мягкий кожаный сапог-чулок стояла на сучке.

— Выходи.

Ноль эмоций.

— Выходи я твою ногу вижу!

Плащ колыхнулся, и вниз опустилась сначала одна нога, затем вторая. Немного погодя из-под плаща вышел и сам владелец ног — щупленький, белобрысый со слегка растрепанной причёской парень. Одежда проста — деревенская серая рубаха и такие же штаны. С виду зим десять, ну или лет, тут говорили как кому удобно.

— Ты кто?

Парень, опустив голову, молчал.

— Ну, хоть как зовут-то?

Не очень разговорчивый малец. Я вышел из ямы и свистнул, парни не должны были далеко уйти. В ответ услышал свист Толикама. Минут через пять показался и он сам вместе с Ларком.

— Что будоражишь?

— Нашёл. Он в яме спрятался.

— Там вроде негде.

— В вещах.

Толикам повернулся в сторону, откуда они пришли и залихватски, причём довольно художественно свистнул.

— Пойдём смотреть. Ты Ларк, наших подожди.

Когда мы спустились, мальчонка стоял на том же месте. Попытки Толикама переговорить с пацаном, закончились ровно тем же результатом что и мои. Аналогично и Чустам с Клопом, когда появились, не получили сколь либо значащего ответа.

— Ты парень не бойся, — Чустам присел перед мальчуганом на корточки, — мы тебе ничего плохого не сделаем.

Корм приподнял за подбородок голову парня. Тот от прикосновения вздрогнул.

— Может он глухой? — предположил Толикам.

— А может выпороть его розгами? — спросил Клоп. — Не, не глухой. Иш как зенками зыркнул. И по-имперски понимает.

— Может немой?

— Да пороть начнём и узнаем.

— Чего ты затеял, — заступился я, — пороть, пороть. Не видишь, он и так нас боится.

— Ну а ты что предлагаешь? — спросил корм. — Говорить не хочет, так тоже оставить ни то, ни сё.

— Что не видишь, он тоже прячется. Сосед так сказать, — я пока шла беседа, прошёлся по яме.

В мешочках привязанных к потолку, висело небольшое количество круп и в одном полуредька-полусвёкла. На полке соль и кухонная утварь.

— Давайте, как пока его к себе заберём и рыбой хоть накормим. Тут он, я смотрю, не особо избалован. Там и разберёмся.

— Давай, — согласился корм. — Пошли.

Чустам взял паренька за руку и потянул.

— Не надо, — пропищал тот.

— О уже и говорить может. Как зовут-то?

Парень вновь насупился. Я, подойдя к ним, присел на корточки:

— Ты пойми нас. Мы тут прячемся, ты, похоже, тоже. Прячешься ведь?

Парень кивнул.

— Ну вот. Ты за нами наблюдал и всё о нас знаешь. А мы о тебе ничего. Нам тоже страшно. Вдруг вот ты побежишь и вызовешь стражу?

— Не вызову. Мне нельзя в деревню.

— Почему?

Парень замкнулся вновь. Больше мы из него выдавить ничего не могли.

— Ладно, пусть остаётся, — махнул я рукой. — Ты парень, когда старшие придут, попроси к нам подойти. Мы ничего не сделаем. Просто поговорим. Хорошо?

Мальчонка кивнул.

— Ты чего Хромой? Какие старшие? — заинтересовался Клоп.

— Видишь, не отрицает, значит есть. Да и не сам же он выживает здесь. Мёд вон, крупы....

— Так, если старшие кого из деревни приведут?

— Твои предложения?

— Пусть с нами идёт. Придут отец там или кто, там и поговорим.

— Ну, тогда пошли. Мы тут как в западне.

Только вышли, мальчонка ловко вывернулся из руки Чустама и растворился в кустах. Мы скопом рванули за ним, ну в смысле парни рванули, а я заковылял, но тот, нырнув между растениями, несколько раз мигнул спиной и почти растворился, если бы не Ларк.

Ларк вообще довольно медлителен. Причём от природы. Все его движения, если обратить внимание, немножко заторможены, но тут он оказался, как говорится в нужное время. Мальчонка резко повернул направо, уходя от Чустама, а Ларк, просто прыгнул на него, схватив за руку.

— Ух, пострелец, — тяжело дышал Толикам. — Давай его с двух сторон держать.

Так, за две руки, и довели паренька до нашей берлоги. Дабы больше не носиться за ним по лесу, спустили вниз и, оставив с ним Толикама с Ларком, принялись за повседневные дела, а именно за разделку косули, которую подстрелил Чустам.

— Несколько раз стрелял? — спросил я корма, вырезая наконечник.

— Да. С первой стрелой она смылась. Вторую промазал, так и потерял в лесу. Потом бежать за ней пришлось. На поляну выбежали, я ещё одну успел выпустить. Ну а потом уже просто шёл по следам — далеко смогла убежать.

— Со шкурой, что делать будем?

— А что мы с ней сделаем? Выбросим.

— Выделывают же?

— Не-е, ответил вместо Чустама Клоп, — там соли много надо, да ещё кучу всего — не сможем.

Мясо жарили на внешней печке. Внутри подземелья, после топки становилось невыносимо душно спать, да и дым плохо уходил. То, что влезло в котелок, засолили, подло использовав соль мальчонки, а ночью решили закоптить. Именно ночное копчение, было выбрано по причине необходимости использования в технологии дыма. Простыми словами боялись рассекретить наше место. К тому же родные парня могли появиться и ночью, поэтому кто-то должен был стоять на страже.

Клоп и Чустам, из соображений безопасности ели наверху. Я, сложив шикарные куски мяса на листок, спустился к нашим.

— Налетай голытьба!

Наши, понятно беззастенчиво схватили по куску. Парню пришлось навеливать.

— Ты бери, бери. Сытому всё лучше, — протянул кусок Толикам.

Мальчонка взял и даже кивнул в знак благодарности. Пусть хоть и застенчиво, но принялся за пищу. Видно было, что он не избалован едой.

— У себя на кашах жил? — спросил я, скорее в целях налаживания хоть какого-либо контакта, чем интереса.

Парень неопределённо пожал плечами.

— Ты это, мы у тебя там соль взяли, ну и мёд. Мы как получится, вернём.

— Вы бандиты? — вдруг спросил парень.

Я как-то не ожидал вопроса:

— Н-у-у, нет. Просто нам нельзя в деревню.

Паренёк искоса глянув, продолжил скромно есть. У меня же завертелись мысли: "Вот и какое нам доверие? Он ведь наверняка не первый раз за нами наблюдал и может, что и слышал. С другой стороны, что ему ответить?"

— Бери ещё, — предложил Толикам.

Паренёк помотал головой.

— Бери, бери, — продолжил настаивать я, — всё равно часть не съедим — выбросить придётся, надо побольше съесть пока свежая.

Мальчонка робко протянул руку. Больше, сколько бы я не заходил с разных сторон, выдавить из него хоть слово не получилось. Партизан, за ногу его....

Когда стало темнеть, а в подземелье это особо ощущается, возникла проблема вывода пленного по нужде.

— Слушай, тебе в кусты надо, вижу, — парень и вправду уже мозолился на заднице и жался, — сейчас пойдём, только надо тебе к ноге верёвку привязать.

Я снял с воткнутой между камнями щепки вожжи.

— Больно уж ты шустро бегаешь.

Мальчонка кивнул. Поход в местный туалет прошёл под военизированной охраной Чустама и Клопа.

— Ты прямо как лигранд, — прокомментировал Чустам наш "поход" на обратном пути.

Паренёк даже не улыбнулся.

— А кто такой лигранд? — спросил я Чустама у спуска.

— Сын грандзона.

— А-а-а, спасибо, объяснил, — вообще конечно я понял приблизительно, грандзон это одно из званий местной знати, — Я наверно с вами останусь, помогу.

— Оставайся. Толикам! Ствол сдвинь!

— Ага!

Импровизированная лестница медленно пошла вниз. Подземелье, освещаемое лучиной, сверху выглядело мистически.

— Вы там много не колдуйте.

— Не понял?

— Да вы сверху выглядите как маги во время каких-нибудь ритуалов, и место подходящее.

— А-а-а. Много магов видел?

— Вы первые.

— Понятно.

Развесив мясо на прутьях сверху дымохода, мы отходили под дерево и просто сидели.

— Хорошо, — прошептал я.

— Ага, — ответил так же шёпотом Клоп, — вот через месяц комары пойдут....

— Умеешь же ты настроение испортить.

— Т-ш-ш, — шикнул Чустам, всё-таки мы в дозоре.

Ещё пару раз за ночь, мы вывешивали новые партии мяса и солили в том же рассоле новые. Понятно, что они не успевали толком усолеть, но у нас большого выхода не было. К утру я вырубился. Снилась невероятной красоты девушка, возжелавшая меня прямо в лесу, пока мои товарищи по несчастью гонялись за косулей. Вообще переживать второй раз возраст, когда тебя возбуждает всё что движется, не самое приятное скажу я вам. Само по себе конечно приятно, но ввиду отсутствия женского контингента.... Проснулся от запаха. Открыв глаза, увидел довольную морду Клопа, водившего у моего носа куском мяса.

— Изверг же ты, такой сон испортил.

— Курточку видел?

— Не её, но тоже ничего такую.

Клоп ухмыльнулся. Причину ухмылки я понял, когда начал вставать, прижимая сокровенное место, чтобы не мешало при ходьбе.

Утренний туалет мальца происходил всё по той же схеме. Было решено выставить пост у землянки парня. Колоться тот не собирался, поэтому предложение о порке уже приобретало актуальность. Останавливало лишь нежелание конфликта с соседями. Хотя это тоже вопрос. Ну, допустим, чисто гипотетически, что мы нашли общий язык с его родителями, или кто там придёт. Как мы проверим не приведут ли они стражу? У меня, да и так понимаю, и у Чустама, висела идея о дезактивации соседей. Полной. Да не хорошо, да мерзко. Но гарантированно! Мысли, конечно, не айс, но зато прагматичны. Разве что потом будут искать тех, кого мы.... Да и само по себе убийство, притом, что данное подземелье рано или поздно придётся покинуть....

Родители, или вернее родитель появился у нас к обеду.

— Здоровья вам, добрые люди, — мужичок появился на склоне холма, словно из воздуха. Нет, никакой мистики, просто мы, похоже, расслабились и не ожидали. Ларк, чуть котелок с жареным мясом не уронил.

Довольно крепкий невысокий мужик, хотя наверно ближе к старику, особенно этому определению способствовала борода лопаткой и батог в его руках, используемый в качестве посоха, только уж больно увесист для последнего. Простые холщовые штаны и рубаха, повязанная поясом. Типичный селянин.

— И вам здоровья. Присядете с нами — отварчика выпить, — я, если честно, был растерян.

— Да некогда мне. Не видали ли вы мальца тут?

И что ответить? Мол, видали, мы его в плену держим, на вожжах в туалет выводим. Чувствую, испробую я этого посоха. Тут как нельзя вовремя появился Клоп с проверки верш. Он встал и молча бросал взгляд то на меня, то на старика, ну или мужика.

— У нас он, — я при виде физической поддержки несколько осмелел. — Ларк, скажи Толикаму, что за парнем пришли.

Раб кивнул и побежал. Мужичёк, проследил взглядом за Ларком.

— Алексей, — протянул я руку.

— Мирант, — пожал он её совсем даже не шуточной хваткой.

— Вы присаживайтесь пока вашего сына приведут, указал я на камень.

— Ну, чего ж не присесть, — сев, он положил посох на колено.

Клоп подошёл к нам поближе.

Я некоторое время помолчал, думая с чего бы начать разговор.

— Мы тут немного посвоевольничали....

Мужик невозмутимо смотрел на меня, лишь глаза немного сузились. Казалось, прожжёт сейчас взглядом. Я кашлянул, прочищая горло.

— Так вот. Парня вашего в гости, значит, пригласили....

Тут из подземелья выскочил малец, и прямиком рванул к мужику. Добежав, он обхватил его за шею. Мужик шикнул слегка на него и посадил себе на колено. Что-то спросил. Вот вроде в трёх шагах, а я разобрать не смог. Парень помотал головой.

— Ну, всё, — поглядел на меня мужик, — погостили и хватит.

— Нам бы поговорить с вами.

— Ну, так говори.

К нам подошёл Толикам и поздоровался кивком. Мужик не отреагировал.

— Тут, видите ли, так получилось....

— Ты парень, не кружи вокруг, я не девица на выданье, вдруг да пойму, ну а не пойму... так, так не пойму или этак.

Может, мне и показалось, но в глазах мужика промелькнул смех, что ещё больше обескуражило.

— Да мы как бы соседи, ну и испугались вот...

— Неужто мой внук такой страшный?

— Беглые мы, — я, наконец, решился.

Ну, а что? То, что рабы и так видит. Что я действительно хожу вокруг да около? Да — да, нет — там и думать будем.

— Ну и испугались, что внук ваш в село побежит. Вот и взяли его к себе на ночь. Пока вы не придёте.

— Что ты всё вы, да вы? Меня что много? Ну а если б я не пришёл?

Я пожал плечами:

— Всё равно бы пришл... пришёл.

— Так сейчас-то, чего хочешь?

— Ну, мы подумали, и решили, что он тоже прячется, поэтому, как бы выдавать нас тебе не с руки. Вот и хотим узнать ответ на наш вопрос.

— Так ты же не задал вопрос.

Старик стебался. Голову даю на отсечение. И ведь не боится, что нас много. А может он не один? Я осмотрел округу. Под бородой старика уже откровенно прошла улыбка.

— Вы расскажете о нас? Я имею в виду в деревне?

— Опять вы. А ты, поверишь мне? Ну, если, по-твоему, то нам?

— Не знаю, там и думать буду.

— Ну, так и думай.

Разговор с дедом заходил в тупик.

— Хорошо, — меня начал выводить разговор. — Идите.

Может и излишне резко, но и манера разговора его мне не нравилась.

— А что ж делать будешь?

— Думать. Ты же дал совет?

— Резок значит, — дед провёл рукой по бороде. — Ну ладно, пойдём.

Дед взял пацана за руку и встал, сделав пару шагов, остановился:

— Мальчонку моего не трогайте. Не стоит, — было в интонации, с которой произнесена фраза, что-то серьёзное, угрожающее.

— Дед, а это бандиты? — когда они отошли чуть дальше спросил парень.

— Нет, внучек, судьбой битые просто, вот и оширшевели. Может и станут когда....

Вот сто процентов, специально громко ответил. Мы так и стояли, пока они не скрылись за верхушкой холма.

— А где Чустам? — спросил Толикам.

— Да мне тоже интересно. Клоп, ты бы взял Звезданутого, да вдоль реки сгонял? Чтобы с этими не пересекаться.

Два раза повторять не надо было. Клоп даже седло одевать не стал.

— И что? — Чустама Клоп успел предупредить и теперь тот расспрашивал нас. — Деда испугались?

— Да тут не в том дело...., — начал, было, я.

— Серьёзный он, — перебил меня Толикам. — Не селянин. Не знаю. Правильно всё Хромой сделал.

— Старика испугались? — повторил корм.

— Да причём тут испугались. А что с ними делать. Убивать ребёнка? У меня, например, рука не поднялась бы.

— Ага, — ухмыльнулся Клоп, — если бы конечно он нам руки-то бы не поотрывал.

— Ты что думаешь, — Чустам проигнорировал слова Клопа, зато зацепился за Толикама, — у меня поднялась бы?

Наверно Толикаму нужно было ответить, но он промолчал, подразумевая, что и Чустам бы не смог.

Считаешь если я тогда орчёнка...? То есть вы такие хорошие, — Чустам встал, — а я тут детоубийца?

— Остынь, — заступился я за Толикама. — Ничего он такого не имел.

— Да?! — Чустам сделал шаг к Толикаму.

Я сидел рядом, поэтому встал на дороге:

— Чустам, не заводись.

Тот хотел отодвинуть меня, но я перехватил руку. Тут же левая корма схватила меня за ворот. Чустам посмотрел мне некоторое время в глаза с отвращением или омерзением... и, оттолкнув, отпустил. Он, отойдя обратно — сел. Но теперь уже успокоиться не мог я. И это не нервное. Меня прямо захлёстывала ненависть. Это я потом всё проанализировал, а в этот момент прямо вот злоба.... Ладонь сжимала рукоять кинжала всё сильнее.

— В смысле ты самый здоровый? Или право, какое, возымел?

Чустам поднял на меня взгляд.

— Ты...., — договорить корм не успел.

Поймать меня смог Клоп. В себя я пришёл только минут через пять, хотя точно не знаю...., не помню....

— Ноги держите. А-а-а. Тварь, пинает же!

— Вы что делаете?! — меня втроём пеленали, то есть связывали.

— Ничё, ничё, — шептал Клоп, навалившись на меня всем телом. — Потом спасибо ещё скажешь.

Спасибо я говорить не стал, а вот интересного мои пленители о себе узнали много. Но все меня игнорировали, что бесило ещё больше. В какой-то момент я понял бессмысленность происходящего и уснул.

Глава 16

— А зачем вы его связали? — разбудил меня мальчишечий голос.

Лежал я, судя по "мягкости", на земле, то есть не в подземелье — там пол каменный.

— Да так, в разбойников играли, — ответил Толикам. — А ты что здесь делаешь?

— Дед сказал, что я могу, когда захочу, приходить к вам.

— Понятно. Зовут то как?

— Огарик.

— Как?

— Огорлон, но дед завёт Огарик.

Сквозь веки било утреннее солнце.

— Огарик пни этого дядю за меня, — произнёс я, не открывая глаз.

— Отошёл? Сейчас развяжу.

Вскоре я разминал покалывающие от онемения кисти. Малец смотрел на меня с любопытством.

— Дед не с тобой живёт что ли?

— Нет. Ему нельзя. Ему в деревне надо быть.

— А ты чего ж?

— А мне нельзя там.

— Почему?

Парень пожал плечами. Толикам отдал мне кинжал. Огарик со свойственной детям непосредственностью, проводил загоревшимся взглядом оружие. Я, взяв, протянул ему:

— Не насовсем — поиграть.

— Ага, — мальчонка схватил ножны.

Вынув, полюбовался. Затем начал прыгать по поляне с криками: "Ха, ха!", — поражать невидимых врагов. Мы переглянулись с Толикамом.

— Значит, вроде как остаёмся, — тихо прошептал Толикам.

— Наверно так, — так же тихо ответил я.

— Дядь Хромой, а вы на войне ногу изломали?

— Нет. Упал неудачно. А ты откуда знаешь, как меня зовут?

— Я слышал, когда вы меня искали. Ну, недавно. Вы с рейда шли. А что такое рейд?

Толикам, ухмыльнувшись, развёл руками и приподнял бровь — вопрос-то, мол, тебе задан, ты и отвечай.

— Это когда мы за едой ходим, — выкрутился я и тут же постарался сменить тему, обратившись к Толикаму. — А где остальные?

— Дядь Клоп и дядь Ларк на реке верши смотрят, а дядь Чустам траву собирает, — проинформировал меня Огарик.

— Тебе бы в разведку.

— В разведку уже не интересно играть. А вы мне дадите Звезднутого покормить?

— Звезданутого? Так он вроде сам ест?

— А я ему сочнее травы нарву.

— Да корми, не жалко.

— А можно сейчас?

— Конечно. Дяде Клопу привет от дяди Хромого передай. Скажи, что он палку потолще и покрепче ищет для чего-то.

— Ага, — малец вернул кинжал и упорхнул.

— Вот те и не разговорчивый, — задумчиво сказал Толикам. — Есть будешь?

— Буду. Мелкого надо было накормить.

— Клоп и Ларк ещё тоже не завтракали, с ними поест.

— Вы что снова решили? — Мрачно кивнул на парня, уплетающего за обе щёки мясо, Чустам.

— Нет, в гости пришёл, — ответил Толикам. — Говорит, дед разрешил.

— Это хорошо. Что отошёл? — переключился корм на меня.

— Ну да, — я исподлобья глянул на него.

По доброму стоило бы извиниться. Только вот, вина Чустама тоже была, да и годы в рабстве, отучили от этой привычки — извиняться. Нет, извиняться то я извинялся, в основном перед друзьями, только не принято было это часто делать — могли за слабость воспринять. Корм, похоже, придерживался такого же мышления. Поэтому дальше мы сделали вид, что всё по-прежнему. Хотя у меня, да и наверняка у него, осадочек-то остался. Чустам бросил в котелок, висевший над огнём собранную траву:

— Вкусно? — спросил он паренька.

— Угу, — тот быстро прожевал торопясь ответить. — Я мясо редко ем, когда дед только приходит.

— А часто приходит? — спросил я.

Паренёк пожал плечами:

— Когда раз в руку, когда раз в луну, а бывает, придёт, и целую руку живёт!

Последняя часть фразы была произнесена с таким восторгом, что сразу становилось понятно — ему очень нравилось это время.

— И давно ты так живёшь?

— Лето и зиму.

Мы замолчали переваривая.

— Летом хорошо, зимой скучно, — продолжил парень. — Хотя летом тоже бывает скучно.

— А родители то где? — спросил Клоп.

Парень замолчал, продолжив трапезу. Интересная реакция, когда не хочет что-то рассказывать — просто игнорирует вопрос.

— А что ж в первый раз с нами не говорил? — решил проверить я свою теорию.

— Дед говорил, что нельзя с чужими разговаривать.

— А теперь мы не чужие? — усмехнулся Толикам.

— Теперь дед разрешил с вами.

— А чего штаны мокрые? — спросил Чустам.

— Он нам верши помогал смотреть, — ответил вместо паренька Клоп.

— Снял бы, — пожал плечами корм.

— Дядь Клоп, а почему ты без рубахи? — Паренёк успевал и есть и разговор поддерживать.

— Лето же, жарко.

— У вас нету?

— Нету.

— Я могу дедову дать. Он оставил как-то.

— Не откажусь, на время.

Мальчонка соскочил.

— Да ты сиди пока — ешь. Потом принесёшь.

— Браслет у тебя, Огарик, интересный, — заметил Чустам присев рядом со мной.

На предплечье парня, примерно посередине был повязан кожаными ремешками кругляш, с очень уж характерным, жёлтым оттёнком металла. Пока он ел, рукав рубахи сполз на локоть и оголил украшение. Паренёк тут же одёрнул рукав.

— Повернись Клоп, — попросил корм.

Колопот понял и повернул голову, показав висок.

— Как-то у тебя не торопился заживать.

— Ты бы ещё топором прорубил, — огрызнулся Клоп.

— А у меня мазь есть — завтра уже всё заживёт, — проинформировал нас Огарик.

Похоже, парень тут так наскучался, что готов был нам всё отдать. Хотя может сам по себе человек растёт щедрый.

— А вот за этим, как поешь, съездим, — оповестил его Чустам.

— На Звезданутом?

— Если хочешь на нём.

— А можно я сам?

— Можно и сам.

Надо ли говорить, что парень оказался вдруг уже сыт.

— Хромой мы возьмём?

— Конечно, чего спрашиваешь.

— Ну, вдруг, опять ножичком меня....

Я только было набрал воздуха для ответа, как корм поднял обе ладони:

— Ладно, ладно. Я пошутил. Это у тебя после орочьего зелья наверно, ну или врождённое....

Я, молча, вытерпел подкол.

— А вы орков видели? — Огарик стоял уже на пути к лошадям.

— Даже жили у них, — Чустам пошёл в его сторону.

— А они правда зелёные?

— Скорее зеленоватые....

Дальше я прислушиваться не стал — они уже шли к лошадям. Как только всадники отъехали, наступила тишина. Только листва деревьев, в такт с лёгкими волнами ветра, шепталась меж собой, набрасывая на нас величие природы. Оказывается, так прекрасно, когда никто, ничего, не говорит. Нет, Огарик не напрягал своим щебетом, наоборот, своим присутствием за час, он умудрился... сделать нас немного лучше, что ли. Клоп вон ножом что-то выстрагивал, судя по форме — птичка какая-то.

— Свисток не вздумай вырезать, — проследив за моим взглядом, предупредил Клопа Толикам.

— Почему? — недоумённо спросил Клоп, так как он именно его и вырезал.

Толикам вздохнул:

— Потому что громко.

— А я бы хотел так жить — один, — произнёс Ларк.

— В чём заковырка? — ухмыльнулся Клоп. — Вон те лес, вот ты. Айда.

— Не сумею. Я ни рыбу поймать, ни косулю убить.

— А мы то, чем тебе плохи? — спросил я.

Ларк неопределённо качнул головой:

— Вы хорошие. Без вас никак. Но не знаю..., просто хотел бы быть один.

— Хорошие, — усмехнулся Клоп.

Чустам с Огариком вернулись через три часа. Уж точно не шагом ехали. Мазь для Клопа оказалась, судя по реакции последнего, очень жгучей.

— Хорошая мазь, — нюхнув, глиняную посудку, напоминающую бильярдный шар, оповестил Толикам, — дорогая.

— А-а, дед ещё сделает, — вертя игрушку сделанную Клопом, не задумываясь, ответил Огарик.

— Он что, алтырь? — осторожно спросил Толикам.

Паренёк кивнул. Мы, переваривая услышанное, наблюдали за ребёнком.

— Я-то гадаю, как он нашёл нас, не заходя в твою яму. Наверно амулет поисковый на тебе?

— Нет. Он меня так чувствует, мы же кровь от крови.

— И нас не боялся по этому, и трава не приминается...., — бубня под нос, Толикам вдруг поменялся в лице:

— Так ты тоже?

Огарик замолчал, делая вид, что увлечён игрушкой.

— Ладно, чего вы до парня докопались, — заступился я за ребёнка — Огарик, пойдёшь с Ларком лошадей купать?

— Да!.

— Ларк, сходите.

— Дети, — слушая, как Огарик и Ларк спорили кто какую лошадь будет купать, произнёс Клоп.

— Сто палок мне трижды, — только они отошли подальше, взорвался Толикам, — он же маг!

— Не маг, чего уж ты, — спокойно ответил Чустам, — алтырь.

— Я про парня.

— Магов ещё в детстве на Гнутую гору забирают.

— Вот именно. Как думаешь, почему же он тогда вдруг в лесу прячется?

Корм посмотрел пару секунд на Толикама:

— Хочешь сказать, дед отдавать не захотел?

Толикам даже отвечать не стал, и так всё становилось на свои места.

— Представляете, сколько за него маги денег дают? — задумчиво произнёс Чустам.

— Даже не думай, — резко бросил Клоп. — Если он настоящий маг, то и ложь чувствовать может, и тебя в пепел.

— Ну не в пепел, — поправил Толикам, — но кровь вскипятит, хотя.... Хорошо, что мы тогда пороть его не стали.

Клоп хохотнул, но смешок вышел немного нервным, он явно с пиететом относился к магам.

Я внимательно слушал их, но, похоже, никто толком не знал, на что способен парень.

— Я и не думаю, — продолжил корм тему о деньгах. — На Гнутой, нас самих на эликсиры пустят. Я о том, от чего дед, получается, отказывается.

— А он сможет наши печати снять? — перебил я их.

Все уставились на меня.

Деда мы ждали пять дней. Даже про продажу чешуи забыли. Но появился он внезапно со стороны реки.

— Здоровья тебе, Алексей.

Я чуть не подпрыгнул, выронив рыбину, которой вспарывал брюхо, услышав его голос сзади.

— И тебе Мирант не болеть, — обернулся я.

— Мой пострелёнок у вас?

— Да. Они с Ларком за яйцами пошли. Огарик сказал, знает, где гнёзда уток.

— Понятно.

— Отвару? Или пообедать не побрезгуешь?

— Странный у тебя говор. Коли угостите, не откажусь.

— Сейчас скажу, — я встал и поковылял к входу в подземелье.

Там наши втроём, долбили дверь. Дня два назад, удалось сделать дырку, в которую рассмотрели коридор и рабы, все эти дни расширяли отверстие. Уже, почти, можно было просунуть голову. Сегодня надеялись зайти, в смысле пролезть.

— Мужики! Там от завтрака глухарь оставался и котелок верните.

— Котелок за камнем у печи. А с обедом подождёшь, сейчас закончим, — ответил Клоп.

— Да там гость у нас.

Некоторое время никто не отвечал, потом раздалось сопение поднимающегося наверх человека.

— Что, пришёл? — показалась голова Чустама.

Я кивнул. Парни по очереди вылезли. Все в мелких щепках и по пояс голые — во-первых, вымыться проще, чем стираться, во-вторых, махать топором, довольно жаркая работа. В особенности если топор тупой и точить его часто нет смысла — пять минут по этой двери и снова тупой. Мирант с прищуром рассматривал нас, вернее дровосеков. Те смущённо поздоровались. Дед кивнул каждому. Клоп развернул свёрток из местных лопухов, в котором была половина зажаренного утром глухаря. Чустам таки смог подкрасться к ним.

— Что бог, как говорится, послал, — пригласил я Миранта.

— Поклоняешься?

— Нет, просто верю, — осознав оплошность, ответил я.

Дед одобрительно качнул головой. Первое время, пока не освоил толком язык, проблем религиозного характера у меня не было, но когда вышел на стадию когда ты почти думаешь на языке империи, то пару раз попадал в нелепые ситуации. Религия здесь многоконфессиональна. Была. Когда-то. До империи. Империя же (всё таки император мудрый мужик, не удивлюсь, если из наших) установила одну, запретив остальные. И единственной разрешённой религией считалась вера в круг великих магов, живших на огромном острове, который нельзя найти, потому как маги, отводят все корабли в стороны, а особо ретивых — топят. Так вот. Любое упоминание бога подразумевало поклонение отличному от имперского вероисповеданию, так как эти боги звались великими магами, а не богами. Но на мысли рабов всем, а в особенности оркам, было плевать. У зелёных это вообще духи. Поэтому я позволял нет-нет, родные высказывания в вольном переводе на местный. Но знал, что в империи за это можно и головы лишиться или сгореть. Методы казни, на удивление, в этом мире не очень отличались от наших средневековых.

— В какого же бога? — спросил дед.

— Посвящён в детстве Христосу, — ответил я.

Посвящение, заменяло на местном крещение, но... посвящён в детстве, считалось низшему уровню веры, так как тебя посвящали ещё не разумного. Там сложная система градаций. Я одно время пытался вникнуть, но поскольку религий много, а я не теолог, забил на это дело. Других дел всегда полно. Хотя знал, допустим, что локотство Клопа раньше поклонялось духам земли, которые регулярно его, это локотство, трясли, и, не смотря на запрет, Колотоп, как собственно и половина локотства, продолжали верить в этих духов.

— Не слышал о таком. А сам то веришь?

— Когда плохо — верю, когда хорошо, не вспоминаю, — почти честно ответил я.

Почти, потому, как после появления в этом мире, я вообще готов поверить во что угодно. Меня до сих пор иногда гложут сомнения, насчёт всего происходящего и иногда открыв глаза, мне кажется, что всё это сон, пока крик корма не развеет сомнения. В смысле не нашего корма.... Ну то есть когда я был в рабстве.... Короче плевать.

Мирант улыбнулся:

— А что мой пострелёнок каждый день у вас?

— Ну, мы его два дня отвозили обратно в яму, — ответил Толикам, — он к утру снова у нас. Поэтому последних три ночи, чтобы ноги не топтал, у нас ночует.

Дед вроде внешне не изменился, однако было понятно, что он не в восторге. Мирант склонился над полутушкой птицы и отломил ногу — местный обычай — трапезу начинает самый уважаемый гость, ну а поскольку он у нас один....

— Мирант, — начал я, когда с глухарём почти было закончено, почти — это доли Ларка и Огарика.

— Зови Мир, так проще будет.

— Мир, у нас к тебе, просьба, ну или вопрос....

Дед молча смотрел на меня.

— Мы тут узнали что ты алтырь....

Дед не отреагировал, я — продолжил:

— Не мог бы ты снять наши печати?

Мы вчетвером уставились на него. Видя такое внимание, дед насмехаться, как в прошлый раз над нами не стал. Он, встал, взял нож, которым я чистил рыбу и, подойдя к ближайшему дереву, с усилием провёл по нему.

— Видите, рана?

Клоп кивнул.

— Вот сделать её просто, а убрать.... Понимаю вам это очень важно, но не могу, не сумею. Печати можно свести только амулетом истинных магов. Обычно при загонах такие. А я..., не смогу, и не один алтырь не сможет. Ваши печати, это изменение самой составляющей сути, словно родимое пятно, но глубже. Сейчас надо восстановить первоначальное состояние тканей, это сложно.

Мы обречённо потупили взгляды.

— А твой внук? — спросил Чустам.

Дед присел:

— Догадались, гляжу. Он не вошёл в силу полностью, но даже если войдёт, то надо уметь, а его не кому учить.

На нашей поляне вновь повисло молчание.

— От орков сбёгли? — спросил Мир.

— Да, — ответил я. — Как узнал?

— Одёжа у вас..., такую даже дурак из соседней деревни не оденет. Да и одинаковая. Так что..., либо с рудников, либо от орков. Рудников у нас близко нет.

Мы молчали.

— А вы чего там долбите? — спросил дед.

— Дверь там, а за ней коридор, — ответил Толикам.

— Можно глянуть?

— Пошли, — Толикам встал.

Мы потянулись за ними.

— Это, — остановился вдруг дед, — вот ты здоровый, — ткнул он пальцем в Клопа, — там, в лодке продукты, а она подтекает — сбегай, прихвати мешок-то....

Мир, даже не посмотрев, пойдёт ли Клоп, отвернулся и пошёл дальше за Толикамом.

— Забавно, — дед заглядывал в прорубленное окошечко. — Мне дед рассказывал, что раньше наше локотство лесным магам поклонялось. Могёт и их храмом быть.

Лесные маги, как я понял из рассказов рабов, это местная легенда о живших в гармонии с природой колдунах. Эти ребята жили почти вечно, ну или очень долго, и могли в лесу практически всё. Проведя аналогию с нашим миром, я решил, что это друиды, тем более что на местном их называли драгами — очень созвучно. Довольно таки многое, что я здесь встречал, ассоциировалось с нашим миром. Взять тех же орков. Конечно, у нас их нет, и если верить археологам и не было, но сказки то есть!

— Не брякайтесь пока. Сейчас зельице сварим и ослабим дерево.

Дед, как только мы вылезли, надавал нам заданий. Чустама поставил вырубать из бревна корыто:

— Красоту не делай — на один раз, главное дабы туда воды вошло столько же что и в ваш котелок. Ты калеченный, — ткнул он в меня пальцем, — наберёшь мне сон-травы побольше.

— Как хоть она выглядит?

Дед молча спустился с холма, я хвостиком поковылял за ним. Внизу походив, он сорвал тёмно зелёный резной лист:

— Вот таких полсотни наберёшь. Считать то умеешь?

Я кивнул. Последний вопрос отнюдь не был ёрничеством. Здесь действительно многие не были грамотными. Да и что далеко ходить — я на местном, ни читать, ни писать толком. Нет, буквы и цифры я знал, и нарисовать их мог, озадачился этим одно время. Только скорочтение и чистописание, в связи с отсутствием практики, было на уровне первого класса церковноприходской.

Когда я нашёл последний листок не особо часто встречающегося растения, солнце уже завалило за третью четверть дня. Обойдя "подкову" холма, так как подниматься уже не было сил, я застал забавную картину. Дед, скинув рубаху, что-то кудесничал над нашим котелком, висящим в уличном очаге, а остальные, включая Огарика и Ларка, расселись на земле полукругом метрах в пяти от него. Картинка была из области "тёмный маг и его адепты". Я присоединился к шабашу, присев рядом с Огариком. Клоп подтолкнул мне полено с выемкой:

— Дед сказал, — прошептал он мне, — когда придёшь, измельчи траву.

— А чего шёпотом? — также тихо спросил я его.

Тот кивнул мне в сторону Мира:

— На котелок смотри.

Я пересев так, чтобы было видно посудину, секунд тридцать разглядывал её. Ничего особенного не происходило. Вдруг дед обеими руками сделал какой-то пасс над котелком. В нём что-то словно вспыхнуло, отразившись на внутренних стенках очага ярко-голубым всполохом. У меня, повидавшего в своей жизни неоновый свет, киношные спецэффекты и компьютерную графику рот открылся сам собой. Этот всполох не был похож ни на что. Мягкий неоднородный свет словно вырисовал в воздухе аморфные фигуры. Да и сам цвет, не был обычным. Представляю, каково местным смотреть на такое чудо.

Дед повернул на меня голову и ткнул пальцем на произведение искусства Чустама, в смысле бревно с выемкой. Я, сложив туда листья, стараясь не шуметь, стал мельчить их топором. Минут через пятнадцать на дне была зелёная каша.

— Всё снимайте и в бревно лейте, — хрипло произнёс дед, отойдя от печки.

Чустам взяв рогатину, заменявшую нам своего рода ухват, поддел рукоять котелка и перенёс его к полену. Внутри была какая-то бурая жидкость.

— Клоп выливай, — корм подставил котелок к бревну.

Пока Колотоп думал, какой бы стороной приобретённой, разумеется временно, рубахи взяться за закопченную стенку, Огарик подойдя, взялся голыми руками за край и медленно наклонил котелок, вылив всю жидкость в выемку. Мне показалось, даже жареным мясом запахло. Я, соскочив, схватил парня за руки и стал разглядывать ладони.

— Да я не обжёгся, — Огарик стеснительно потянул от меня свои руки.

Я удивлённо осмотрел их — действительно, грязные от копоти, но ожога не видно. На всякий случай стёр рукой с одной из ладоней копоть.

— Предупреждать надо, — отпустил я его.

Дед хитро щурился на меня, улыбаясь:

— Тебе уж своих надо.

— Ага, сразу с узором на виске и пушистым хвостом.

— Ек, — крякнул дед, — а хвост то откель?

— Так в округе кроме белок никого.

— А-а-а, — лицо деда расплылось в улыбке ещё шире. — Огарик!

Мальчонка подошёл, и поводил руками вокруг бревна с зельем. Никаких спецэффектов при этом не произошло.

— Ну, осьмушку подождите, — начал нас инструктировать дед, — потом дверь смажете, руками не трогайте, а ещё через осьмушку вырубите. А мы наверно пойдём, дела у нас есть, — дед хмуро посмотрел на Огарика, тот опустил взгляд. — Здоровый, где мешок?

Клоп словно только этого и ждал, рванул к берёзке, под которой мы обычно складируем то, что за день вытаскиваем из пещеры. Правило такое было заведено, поскольку как-то раз, мы полдня искали топор, положенный кем-то из нас, так и не сознавшимся, на печь. Мешок был реально мешком. Вот прямо как понимать это в нашем мире. Дед, открыв его, стал доставать оттуда вещи:

— Тут рубахи да штаны мои старые, мож кому подойдут, — достал дед небольшой узелок. — Ты здоровый можешь ту, что на тебе, оставить.

— Спасибо.

Реально рубаха была не плоха, даже с вышивкой на одном плече. У меня такой за все проведённые в этом мире годы не было.

— Эт, вот, — дед стал доставать свёртки, — крупы и кротока. Мешки потом вернёте! Тут соль, а вот здесь жир, — вынул он горшок. — А вот тут пара хлебов. И это..., коли моего харчуете, то и в яме можете брать продукты. Токмо! Чтоб он не голодал!

— Спасибо тебе Мир, — Чустам встал и поклонился, Клоп и Толикам повторили за ним.

Я, не зная местных обычаев, собезьянничал. А кто его знает? Вдруг оскорбишь? Тут, кстати, есть пара заморочек в разговорах, после которых даже селянин тебе если не косу в брюхо, то в морду кулаком заехать точно может. Например, сморкнуться при ком-то на землю не отвернувшись, вот почти как у нас плюнуть в лицо. Вообще, всё, что делалось лицом к лицу, имело непосредственное отношение к стоящему перед тобой.

— Ну, спасибо, уважили, — расцвёл дед. — Коль так, лошадь доверите? А я лодку взамен, — дед по своей привычке сощурил глаза.

Я в местных обычаях не очень, поэтому промолчал, Чустам явно замялся.

— Вернёшь завтра? — спросил Толикам.

— Утром у вас будет.

— Бери раз так.

— Спасибо. Можете моей лодкой попользоваться. Там бредень лежит, так возьмите пока себе. Только просушивайте!

— Ты чего это? — спросил Толикама Клоп, когда дед и внук отъехали на Серебрушке.

— А что? Сначала кланяемся, чуть ли не как отцу, а потом лошадь зажали?

— Да ладно вам, вернёт, — уверенно заступился за Толикама корм. — Нормальный мужик, даже вон с нами за стол сел.

Рабство наложило на обычаи этого мира свой отпечаток, уж не знаю, как было у нас во времена рабовладельческого строя, только здесь есть за одним столом с рабом, мягко говоря, не комильфо. Кто-то рассказывал, что в одном из локотств, раньше, за это могли вольного человека и в рабы определить — мол, раз тебе так хочется....

Дверь мы намазали варевом, как и сказал дед. Только вот толи дед опять юмор проявил, толи просто не подумал, посудину из бревна мы спускали вниз около часа. Мало того, что само бревно имело вес, так ведь и содержимое наверно опасное, раз дед сказал руками не трогать. В общем, спустили на вожжах, привязав за два конца. Ларк при этом умудрился всё-таки залезть в варево большим пальцем. Не знаю, что там дед за химию наготовил, только вот кожа, словно после кислоты покраснела, а через полчаса волдырём пошла. Ладно, хоть чудо мазь соседи забыли забрать. Рубить сегодня не стали. Чустам предложил поневодить и покататься на лодке, раз уж есть возможность. Можете считать нас детьми, но прикольно.... Если конечно не на вёслах, хотя в этом тоже свой кайф есть — как бы управляешь плавсредством. Мы, кроме Толикама и Ларка, даже поныряли из лодки на середине реки.

Утром разнесли дверь за несколько десятков ударов тупого топора — прямо эликсир взломщика. Бревно, в котором мы заваривали зелье, кстати, рассыпалось в труху, после того как его пнул Ларк. Серебрушка, как и обещал дед, была с утра внутри "подковы". Напрягло лишь то, что она была осёдлана и не спутана — могла и вообще уйти. Мы обычно для уверенности их с Звезданутым связывали за уздечки вожжами. Ну а утром распутывали путаницу привязи между деревьями. Зато гарантия — далеко не сбегут — запутаются о первый ствол. Но, я отвлёкся... дверь!

Перед нами раскинулся коридорчик, который мы уже видели сквозь прорубленное окно. В конце коридора был земляной обвал. Длина метров десять. По бокам две двери, по одной с каждой стороны. И всё бы было ничего, если бы не то, что двери не уступали по твёрдости внешней. Ну, вообще сам коридор это уже хорошо, но запретный плод....

— Что, рубить будем? — спросил у нас Толикам нанёсший пару ударов по двери и теперь ощупывающий результат, — или Мира подождём?

— Думаешь, станет тратить на нас время? — Чустам взял из его рук топор, голову готов поставить под него — уменьшившийся в размерах.

— А вдруг поможет? — встрял Ларк.

— Ну, тоже верно, — Чустам пару контрольных раз, нанёс по двери удары, потрогав небольшие оставшиеся вмятины и поправив вконец разболтавшееся на рукояти топорище.

Дед с Огариком появились через два дня, проведённых нами в чистке, солении и сушке рыбы. Мы уже собирались ехать на продажу чешуи, не дождавшись их, только тайна закрытых дверей и останавливала. Мир внимательно выслушал нашу просьбу о вскрытии двух дверей, вернее о новом эликсире.

— Вы чего это, взаправду думаете, что мне не любопытно, что там? — обескуражил нас дед. — Езжайте в яму, там кувшин уже готового стоит. Просто пешком не понесли.

Надо ли рассказывать, что Чустам слетал на Звезданутом за два с копейками часа.

Мазать двери спустились все. Хотя зачем спрашивается? Всё равно потом выжидать пару часов пришлось. Клоп всё это время точил о камень топор — результат был не идеален, то есть с зазубринами, но сносен — рубить можно.

Первую дверь вынесли за час. Расчистив от щепок получившийся проём, осторожно вошли, освещая лучинами пространство. Келья! Мелкая комнатушка с топчаном столом и шкафом. Причём и топчан, и стол были трухлявыми, а вот шкаф... будто пару лет назад сделан. В самом сохранившемся изделии находились полуистлевшие вещи и меч. Последний был довольно ржавым и в свете этого выглядел непрезентабельно.

Через ещё час вошли во вторую комнату.... Не знаю у кого какие ассоциации, а у меня с залом для жертвоприношений. Круглое помещение, метров десяти в диаметре, увешанное по бокам шарами на подставках. Сверху угадывался каменный купол. По центру камень — алтарь, где стопроцентно вырезали сердца девственницам. Не знаю. В полумраке это выглядело именно так — зловеще. Чустам слетал ещё за лучинами. Пока он бегал, дед прикоснулся к одному из шаров... и тот стал светиться! Дед обошёл по кругу помещение. Из семи светильников загорелись три. В магическом свете веселее помещение не стало. Добавил жутковатого настроения скелет у стены. Этакая иссохшая мумия. Я не часто видел..., хотя о чём я, это первый в моей жизни скелет, который я встретил вживую, то есть не вживую конечно — скелет был, мертвее не придумаешь, а в том смысле, что я не видел раньше скелетов людей. Мир присел перед ним, и снял с пальца перстень. Враньё всё, когда в кино показывают, как обламывают пальцы останкам чтобы снять украшения — нормально сходит. С шеи скелетона Клоп снял цепочку с медальоном. В общем, обобрали мертвеца. В остальном же, комната была пуста, за исключением трёх копий с вычурными наконечниками до середины древка. Возможно для метания, поскольку были они все мне по плечо. Копья вид имели добротный, даже древко как будто вчера сделанное, наверно магические! Всё равно осталось ощущение обмана. Ну, вот как так? Подземелье магическое есть, а сокровищ в нём нет?

— Странное место, — Толикам рассматривал свод.

— Адепты смерти, — дед рассматривал перстень.

— Это кто такие? — Я вертел на удивление лёгкое копьё.

— Были такие в древности, считали, что существует магия смерти. Да и сейчас нет-нет, да какой-нибудь лиграндишка с ума спятит, и давай жертвы приносить.

— Они наверно здесь кучу народа сгубили.

Дед пожал плечами:

— Може оно и так, только мой дед сказывал, что никого они не убивали насильно. Так верой манили, а потом человек поверив, что духом гораздо лучше жить, шёл на алтарь сам. Я у вас перстенёк этот, да и амулетик заберу.

— Это почему это? — Возмутился Клоп, успевший напялить на себя медальон.

— Да потому как это не игрушки — магия в них налита, аж жжется. Такие только сильному магу носить можно.

— Ничего не жжётся, — Клоп потрогал амулет.

— Так ты магию не чувствуешь, потому и не жжётся. Сними побрякушку — кто его знает что там.

Клоп нехотя снял.

— Может, мы носить и не можем, — заступился за Клопа Чустам, — а вот деньги нам нужны. Наверняка дорогие украшения.

— Не дешевые. Только продать не смогёте. На них вон змей адептовский везде, вмиг вас на огонь отправят. Покупать уж точно никто не будет.

— Значит, камень из перстня вынем, а остальное в золото сплавим.

— Эк ты упёртый. Магия в них говорю же! Начнёшь сейчас ковырять и выпустишь что? На, поковыряй, — дед протянул корму перстень. — Ток подале от нас уйди. В лес куда-нибудь. А мы потом тебя схороним. А лучше сожжём на всяк случай.

Чустам брать не стал, хотя по взгляду было видно, что такой поворот его не устраивает.

— А копья тоже магические? — спросил я.

Мир подошёл и потрогал наконечник:

— Нет. Магией пропитаны, конечно, для сохранности и облегчения, как двери, но в себе ничего такого не держат.

— И что, — Чустам не хотел мириться с пропажей ценностей, — ты вот как с дверью не можешь?

— Даже пытаться не буду. Я же алтырь! Зельице какое сделать или амулетик простецкий, куда не шло, а тут серьёзная магия.

— Копья кстати тоже не продадите, — добил нас дед, — ну коли, аспида с узоров не выведете.

По металлической части копья действительно была нарисована змея с шариком в пасти.

— А как выведете, то рисунок будет попорчен, опять же цена мала, да и выводить его хлопотно будет. И казать их никому не надобно. А вот светильники можно и пристроить. Я даже одного покупателя знаю — староста наш давно мечтает.

— Что стоить будут? — спросил Толикам.

— За полста башок, может и уйдёт.

Клоп стал изучать крепление витиеватого канделябра к стене.

— У нас там ещё чешуя земляного дракона есть, не посодействуешь?

— Попробовать можно. В селе то вряд ли кто возьмёт, а вот купцы когда проезжают....

Дед уплыл где-то через час, оставив нам Огарика и продукты.

— Чего-то мне кажется, дед надул нас, — корм с хмурым видом сидел на камне, наблюдая, как Ларк и Огарик пытаются кидать копья.

— Может, и надул, — согласился Толикам, — только если он прав....

— Если сможет документы сделать, то пусть будет платой, — подключился я к разговору.

Пока отправляли деда, вывалили ему и проблему с легализацией Клопа. Тот пообещал переговорить со старостой. Конечно, можно было двинуть и до локотства Колотопа, только больно уж далеко и опасно без документов получалось. Да и там потом чтобы отпустили платить, плюс штраф за отсутствие, не факт что дешевле выйдет. Кстати, пока обсуждали как сделать документы Клопу, я понял, структуру привязки местных к балзонству. Все документы селян хранились у старосты, а в случае какой необходимости отъехать, староста мог написать подорожную на руки, то есть, десять дней. Все отлучки на более длительный период, нужно визировать у балзона или его людей. Ну а если вообще вольную печать, дающую право передвижения по локотству, в документ поставить, то надо было выплатить пошлину. В каждом селе пошлина была разной, варьируясь от пятидесяти башок, до нескольких империалов. Ну, или поставить печать у каких-либо имперских структур, например при желании идти в имперскую армию, рекрутёры ставили печать в документе и выдавали старосте расписку о том, что забрали человека. Собственно такой же принцип и в загоне, только там ещё и печатью на виске подкрепляли и медальоном раба. В городе, со слов Чустама была несколько другая структура. Там вольная печать в документ ставилась всем. Ставилась она алтырями в канцелярии балзонства или локотства и соответственно разрешала передвигаться по территориальному субъекту, печать которого стоит в документе. Хочешь ехать дальше — опять плати. Щедро такими печатями награждали военных, давая право проживать в городах. Но главное отличие не в этом, а в самой печати. Сельская вольная, это обычная печать, городская — магическая, то есть при нажатии на неё пальцем владельца документа, она меняла цвет. Остальные различия меня мало волновали, хотя и были. Например, горожанин мог заниматься торговлей или покупать себе недвижимость в городе, селянин — нет. Нам по определённым причинам, документы с городской печатью не светили, наверняка много мороки с получением, а вот сельская....

Глава 17

Дед появился через руки. Так как мы его ожидали и даже знали, с какой стороны приплывёт, то лодку Ларк заметил минут за пятнадцать. К тому времени как дед причалил мы все, включая Огарика, были уже на берегу. Лодка стараниями Клопа и Чустама чуть ли не наполовину влетела на берег.

— О-о-о, как балзона встречаете, — ухмыльнулся дед, обнимая Огарика. — Здоровый, мешок захвати.

Дед вальяжно вышел на берег.

— Да не томи ты..., — не выдержал Чустам.

— Что не томи-то? — наигранно удивился дед. — А где Лакуз?

— Какой Лакуз?

— Лакуз, сын Ганги и Дората из Приречного? — повернулся дед к Клопу.

— Получилось?! — первым воскликнул Толикам.

— А то! Только оба ваших светильника пришлось старосте отдать (один из трёх светильников мы продавать пока не стали — самим пригодится). Так что....

— Да ладно, показывай!

Дед вынул из-за пазухи трубочку, замотанную кожей. Медленно потянул тесёмки и осторожно вынул бумагу:

— О, держите.

Мы сгрудились около Толикама.

— Ха-ныр-к-ск..., — начал по слогам читать нелепые завитушки Клоп.

Если честно, то я думал он не умеет.

— Ханыркское локотство, — перебил его Толикам. — Не туда смотришь. Видишь две печати, то есть одна из них — вольная.

— Как удалось-то? — спросил Чустам.

— Да в соседнем селе, прошлый год, этот самый Лакуз, решил на заработки податься. Нашёл чем виру выплатить, ну и загулял на радостях. Только выпившим его гордость разобрала, что он такой вольный и он давай парней задирать. А парни крепкие — помяли немного, да перестарались. Из родных у него лишь сестра была и с той они словно бараны бодались. Староста села и предложил ей умолчать — жалко парней, ладно, если в рабы не впечатают. Она девка ушлая, согласилась. Токмо одного из парней в мужья взяла, так её никто не брал — толста, да страшна. Ну, а Лакуза схоронили по тихому. Балзонским отчитались, что ушёл. А документы тот староста прибрал. Ну а так как они общаются, вот и пригодились.

— А ты чего ему сказал?

— Сказал, что внучатый племяш свои бумаги потерял, а восстанавливать далеко ехать, да и хлопотно.

— И что, поверил?

— Да какая разница-то?

— Ну да действительно.

— Стой здоровый, — дед перехватил Клопа с мешком.

Пошарив внутри, вынул большую бутыль:

— Новорожденного обмыть.

— О-о-о, — общий гул выразил наше отношение к этому действу.

Утро было несколько непривычным. Голова вроде как особо не болела, но определённая вялость была. Дед с Огариком исчезли раньше, чем мы проснулись. Возникло лёгкое сожаление, по причине отсутствия пацана. Всё-таки он вносил в наши ряды некоторое разнообразие и дисциплину — хочешь, не хочешь, а ребёнка кормить надо. Мир вчера угостил нас на славу настоящей самогонкой с магической очисткой, к тому же настоеной на травах. Это скажу вам.... не химическая бормотуха из магазинов нашего мира. Мягкая, но с ног вали-и-ит. Кроме настойки дед привёз нам деньги за чешую, целых три империала и двадцать башок! Мы, вообще, раскатывали губу на большее... Дед, конечно, вернее всего себе немного взял, хотя с учётом документов, для нас и этого было с лихвой.

— А где Огарик? — Только показав голову из ямы, спросил Чустам.

— Уехали наверно — Серебрушки нет.

— А-а-а, — корм явно был разочарован.

Следующим из ямы вылез Толикам. Тот молча взял котелок и пошёл к реке.

Первое время меня очень коробили некоторые привычки местных, в частности вот эта — пить воду из реки, но восемь лет рабства.... Приходилось и из поилок хрумзов пить.

— Хромой, — остановился голубопечатый, — сходи верши проверь.

— Ага, — я встал, размышляя о том, что сполоснуться бы тоже не мешало.

Наверно корму пришла та же мысль, поскольку он тоже встал:

— Я с тобой.

Верш у нас стояло всего три, остальные при наличии бредня не требовались и мы спрятали их в прибрежных камышах.

— У-ф-ф, хорошо, — Чустам вошёл, вернее упал, в воду первым.

Я так радикально настроен не был, поэтому входил строго в арифметической прогрессии — не более шага в пять секунд.

— Как я уже отвык от похмелья! — вынырнул корм.

А я так вообще его в этом мире не испытывал. Вот найду проход через миры, открою наркологическую клинику. А что? Закинул кого сюда рабом, там бабла стриганул, да и здесь полста башок. Интересно, сколько это на наши? Довольно сложный вопрос — идентичных товаров не было, да и цены я особо не знал.

Вытащив две крупных рыбины и отпустив мелочь — заелись, мы с Чустамом отправились обратно. Все уже были на поляне.

— Что помельче не было? — спросил Толиам.

— Была — выпустили, — ответил корм.

— Я вообще суп хотел....

— Как-то не подумали.

— Ладно. Ларк почистишь?

Тот медленно кивнул.

— А что ничего не осталось? — Клоп тоже выглядел помято.

— Там вон в кустах, — ответил Толикам.

Мы с кормом уставились на него.

— А что раньше молчал? — Первым очухался Чустам.

— Вы и не спрашивали.

Жизнь начинала налаживаться....

— А что когда Огарик к нам вернётся? — Клоп, вернее новоиспечённый Лакуз, или как мы его окрестили вчера — Лак, оживился, поправившись.

Странная тенденция — все, интересуются мальцом.

— Давайте лучше о нас поговорим, — предложил Чустам. — Денег пока немного есть, чуть что, лошадь продадим. Вольный у нас тоже присутствует, даже одетый....

— Что тут думать, надо в город идти — связи искать.

— Ну, да. Выйдем на площадь и будем зазывалами кричать: Кто поможет рабу документы сделать?

— Ну не так глупо конечно, — возразил Толикам. — Надо на рабском рынке потереться, у загонных мягко спросить.

Чустам промолчал. Действительно если ничего не делать, то ничего и не выйдет.

— Может, у деда спросим? — предложил Клоп

Наверно мы должны были почувствовать себя неудобно перед дедом, но..., где неудобство, а где рабы. Предложение Клопа было принято единогласно. Тем более, что даже если самим идти, то мы не знали куда идти. Нет, направление знали и как город называется — Лотукк, собственно в Лотукском балзонстве мы и находились. Даже расстояние до города знали — всего три (пеших) дня пути после моста, но точное местонахождение.... Хотя если честно, то к центральному городу балзонства ведут самые большие дороги, то есть, найти-то можно было. Только соблазн всё сделать на халяву..., как говорят в этом мире: корову доят, пока вымя не пусто.

Деда решено было не ждать, а ехать самим к нему. Ну а чего, в самом деле? Во-первых, по пути в город, во-вторых, припасы в виде солёной рыбы есть. Да и уже свербело кое-где. Денег, конечно, было мало, но мы как истинные джентльмены были согласны на гастроли. Наглеть начали....

— Эк, вы какие шустрые. Тут у меня связей нет, — ответил нам дед.

— А может с нами? — сделал попытку Клоп.

Мы то уже знали, что он побаивается города, так как был в нём всего два раза. Смешно? А представьте себя на его месте. Ну, ладно, такое представить сложно. Тогда представьте, что вам, провинциалу, нужно ехать на машине в крупный город. А?! Я если честно, тоже испытывал мандраж.

— Тут я вам не помощник ребята — мне нельзя.

— Почему? — Не отставал Клоп.

— Локот меч взял, помогающий голову потерял, — ответил дед.

Местная поговорка, типа любопытной Варваре.... Если дословно, то все кто знает, как правитель получил символ местной власти — особый меч (корон здесь не было — только меч и локотский медальон), вдруг умирают.

Отъехали мы от их ямы, мягко говоря, расстроенными. По какой-то причине мы вдруг решили, что Мир решит и эту проблему.

— Ну, что, — первым спросил Клоп, — все пойдём?

— Да все наверно, — ответил Толикам.

— Вроде как, все не нужны, — неуверенно заметил Чустам.

— Мы же сразу были все вместе? — удивил своим мнением Ларк.

— Сейчас? — задал я закономерный вопрос.

— Давайте завтра с утра, — предложил Чустам.

Мы молча, ещё постояли некоторое время. Как-то не был никто готов ехать вот прямо сейчас. Первым в обратную дорогу пошёл Толикам....

На следующее утро мы не очень охотно собрались. Все понимали, что нужно, но покидать уютное, и что самое забавное, ставшее казаться безопасным, место. Все вещи, даже светильник, решили взять с собой (а вдруг не вернёмся), благо их было то.... Также приторочили к седлу Звезданутого одну вершу. Со стороны мы наверно были похожи на индейцев из фильма. Одежда балахонистая, копья в руках, лук торчит у седельной сумки Серебрушки, волосы опять же довольно длинные, у Толикама даже в хвостик завязаны. Не хватало только перьев в причёске. Невод сложили деду в лодку, которую решили перегнать поближе к их яме, но не пришлось — дед с Огариком появились сами.

— Никак в город? — догадался Мир.

— Ага, — ответил Клоп.

— Жаль.

— Чего жалеть-то? Соседи мы не самые лучшие. — спросил Клоп.

— Так, Огарику всё компания. Он один-то тут вообще одичал.

— Эт, да. Но нам тоже надо. Ты ж понимаешь.

— Понимаю, конечно. Вернётесь?

— Должны, — вместо Клопа ответил Чустам. — Место-то хорошее. Но, там видно будет.

— Ну, смотрю, вы уже ноги в дорожной пыли замарали, добра вам да погоды.

— И тебе Мир здоровья, — ответил Чустам. — Спасибо, что помог.

— Увидимся ещё.

Могу поклясться, что дед под бородой ухмыльнулся. Оставаться дальше после такого прощания было неудобно, и мы, пожав руки Миру и Огарику, тронулись в дорогу. Всё ничего, но так тоскливо было от прощания с ребёнком. Никогда не считал себя сентиментальным, но тут прямо душа рвалась.

Ещё засветло подъехали к мосту. Первым пустили Клопа на Серебрушке — дорога за мостом поворачивала, и не хотелось бы столкнуться с кем-либо. Тот вроде возмутился в шутку, мол, вольным положены лучшие лошади. На что много узнал о себе. Собственно, что у селян мягкое место не под то седло вымощено, может и пешком пойти, ну и напоследок от Толикама, что конь не может быть благороднее седока.

Пождав пока Клоп махнёт нам рукой с пригорка, мы перешли мост. Сразу углубились в лес, но так, чтобы видеть дорогу.

— А что, кого выкупать будем? — спросил Ларк.

— На кого денег хватит. Хромого вон, — ответил Чустам.

— Чего это Хромого, может, я дороже вас стою.

— Ага, — подковырнул Клоп, — а если вторую ногу сломать, то цена только поднимется.

— Чего только ногу, — подхватил Толикам, — можно и остаток зубов выбить.

— Не-е, я за такого лучше полста башок получу, и там оставлю.

Ночью мне снилось, что Клоп меня действительно оставил, и я вновь попал к оркам. Проснулся я взбудораженным, сразу сел.

— Ты чего? — тихо спросил меня Клоп, которого я видимо, разбудил — рабы спят чутко.

— Так, кошмары мучают.

— Ага, Курточка не дала?

Заснуть я больше не смог. А, правда, как там Ивика? Лапает наверно кто-то. Дальше мои мысли уплыли в сторону того, насколько быстро человек привыкает к хорошему. Времени-то ведь прошло ничего, а я уже думаю не о том, как бы сбежать, а о том, как классно было бы и Курточку прихватить с собой. Я даже прокрутил то, что помнил из той ночи, пытаясь хотя бы в фантазиях спасти её. Уже когда встало солнце, вспомнился Огарик. Интересно, как долго дед собирается его держать в лесу? И что собственно такого страшного в том, чтобы отдать его магам? Да и сам дед, если честно, странный. Алтырь ведь! Деньги должны быть. Да и не в селе жить....

На следующий день лес перешёл в лесостепь, то есть регулярно встречающиеся луга. Предохранялись мы от злых людей, наверно самым безопасным способом — отсутствием даже визуального контакта, то есть отошли подальше от дороги. Хотя раз, столкнулись с селянином не вовремя потерявшим что-то в лесу, но он был достаточно далеко, чтобы разглядеть, кто именно едет, и, судя по его быстрому растворению среди зарослей — тоже не жаждал встречи.

До города, вернее до оживлённого тракта перед ним, мы дошли только на пятый день. Может, дед ошибся в расстоянии, а вернее всего выводимые нашими ногами круги и закорючки около дороги, несколько увеличили расстояние.

— Дальше все, не пойдём, — Клоп разглядывал мелькавшие метрах в ста повозки обоза. — Уже пятый за осьмушку.

— Что я и Хромой? — Спросил Клоп.

— Чё ито сразу Хромой? Вон Ларка возьми, — отреагировал я.

Не знаю. Свободы, вернее рабства у Клопа, очень хотелось, но в город почему-то не очень.

— Ты давай Клоп сам сходи сначала, — продолжил я, — узнай всё. Может, и не надо будет идти, узнают, что у тебя не настоящие документы и отправят в рабство, а мы обратно спокойно пойдём.

— Чтоб тебя орки оскопили, — произнёс наверно самое страшное пожелание, из имеющихся у него в лексиконе, Клоп.

— Что прекословишь? Ты и рабом, как оказалось, настоящим не был. Смотри, намнём бока.

— Я серьёзно!

— Да и серьёзно. Прав Хромой, — поддержал меня корм. — Надо тебя в загон отдать, пусть печать поставят, документы сделают, тут всё и узнаешь, и цены, и связи заведёшь.

— А ты что по-другому как-то хотел узнать? — подначил Толикам.

— Балаганщики, — ответил Клоп.

Донимали его не просто так — на нём лица не было. В прямом и переносном смысле — даже руки тряслись. Понятно, что боялся. Документы — липа, сам недавно из рабства. Но... смешно было на него смотреть.

Когда отходили подальше от дороги — встать на ночь, Клопа решили в таком виде не посылать, пусть успокоится, меня посетило ощущение дежавю. Словно по дороге к капищу — на нас кто-то смотрел:

— Чустам ты ничего не чувствуешь?

— Нет.

Шагов через двадцать он пересмотрел своё мнение:

— Как у ямы Огарика.

— Не дай боги он.

— И они ещё надо мной смеются, — пробубнил Клоп.

Спать легли на берегу реки под ивой, отведя и спутав лошадей. Чуть подальше от берега нашли овраг, где развели огонь. Магическое огниво всё-таки вещь! Выглядело оно как два полукруглых камня плоских с одной стороны. Чустам, этими плоскостями шаркнул их о друг друга, и сноп искр попал на наструганные щепки. После второго шарканья щепки взялись огнём. Ужинать решили кашей с добавлением солёной рыбы. Довольно так вкусно получилось.

На следующий день, пока не было Клопа, отправленного чуть ли не пинком, причём пешком, чтобы не привлекать внимание — одежда так себе, мы маялись бездельем. Поставили вершу, покидали копьё в дерево, даже я дважды вогнал его в ствол — острая штука. Чустам безрезультатно походил по округе с луком. Ну, как безрезультатно — ёж и змея. Не знаю, как они уживаются в природе, но в супе — м-м-м, объеденье.

Когда солнце перевалило за полдень, снова стал ощущаться взгляд. Мы, переглянувшись с Чустамом, пошли искать источник нашей тревоги. Сам то источник не нашли, а вот место, откуда он наблюдал, обнаружили. В кустах была характерно примята трава. Причём валялся там кто-то мелкий, эту же версию подтверждал и слегка содранный дёрн в одном месте — след был детским.

— Огарик! — Негромко крикнул Чустам. — Выходи давай. Выходи, мы уже знаем, что ты здесь.

Лишь шум ветвей в ответ...

— Не выйдешь, мы сейчас на лодке уплывём, — пошёл на хитрость корм, — а ты нас не сможешь догнать.

— Врешь, нет у вас лодки, — раздался в трёх шагах от меня голос.

Я чуть не подпрыгнул. Клянусь, минуту назад осмотрел этот куст, и там никого не было.

— Магический зверёк! Ты зачем пошёл за нами?

— А вдруг вы уйдёте?

— И что?

— Я с вами хочу.

— Ну, ты даёшь. А деда тебе не жалко?

— Я письмо написал. Похожу с вами, а потом вернусь.

— А если он сейчас сюда бежит?

— Не-е, ему нельзя. Маги его тогда накажут.

Мы с Чустамом переглянулись.

— За что? — спросил я.

— Ему дальше, чем на три дня от деревни отходить нельзя.

— Да почему нельзя-то?

— Не знаю. Там один большой был, он сказал, что пока меня не найдут, нельзя ему уходить от деревни и печать как у вас, только красную и на руку поставили.

— А я уж думал, пятно какое, родимое, — задумчиво сказал Чустам. — Он когда у котла магичал, я видел.

— А ты что, магов видел, которые тебя искали? — сформулировал я несоответствие в рассказе Огарика.

— Да, я в одежде спрятался.

— А зачем тебя....

— Ладно, — перебил Чустам, — потом расскажет. И что ты ел? — перевёл он взгляд на мелкого.

— Я с собой брал, и водные корни рвал, — опустил взгляд Огарик.

— Голодный?

Тот кивнул.

— Ну..., пошли.

— О-о-о, — засмеялся Толикам. — А я уж думал, вы с ума сходите. Как вы вообще узнали что он?

Огарик покосился на нас.

— Не знаю, а вы что не чувствуете, что за нами кто-то следит?

— Нет.

— Я взгляд не научился ещё прятать, — разъяснил нам парень.

— В смысле? — посмотрел я на него.

— Ну, у магов зрение такое, что другие чувствуют. Его прятать надо. Я не умею.

— М-да. Сделать хотел грозу, а получил козу....

— К чему это ты? — корм доставал из седельных ложку.

— Да песня есть такая про мага-недоучку.

— Спел бы тогда.

— У меня голос не очень, да и она на моём языке, а переводить нехорошо получится.

— Жаль.

К вечеру стало не до Огарика — Клопа всё ещё не было. Ларк, даже не присаживался — постоит, посмотрит в сторону, откуда должен прийти Клоп, сядет. Не пройдёт минуты, снова соскакивает. Я был готов скакать также, но сдерживался — глупо прыгать. Мы с Толикамом сходили, проверили лошадей, вернее перевязали, а то мы для перестраховки привязали их вожжами к дереву, а они обожрали редкую лесную траву по кругу. Наконец Ларк закричал:

— Идёт!

За что тут же получил легонько от Чустама древком копья по голени:

— Не ори ты!

— Да чтоб я ещё раз пошёл туда пешком? Сапоги стёр! — Клоп реально показал недавно залатанную подошву, сквозь которую просвечивала грязная пятка.

— Фу, Клоп, убери. На день отправили тебя в город, а ты уже плохому научился, — отреагировал я.

Огарик засмеялся.

— Всё-таки это он был? Привет, — Клоп пожал руку, после чего с лёгкостью поднял мальчишку вверх.

Интересно, кто из них сильнее, Клоп или Чустам. Надо стравить их в армрестлинге.

— Рассказывай! — беспрекословно потребовал Чустам.

Клоп расплылся в улыбке:

— Нашёл! Я нашёл парней, которые нам помогут. За два империала готовы сделать документы на Хромого.

— Кто такие?

— Обслуга загона. Я им объяснил, что потерял документы на раба. Они сказали, что можно сделать, просили три империала, но я договорился на два.

Судя по всему, торговля для Клопа не является коньком. Я особо иллюзий не строил, но я в своём нынешнем виде стоил максимум два империала. С учётом башок вознаграждения за мою поимку, ещё меньше получится, если пропустить официально. Правда, там, надо хозяина дней десять ждать, вдруг найдётся, а потом на аукцион выходить.... А если кто на меня позарится?

— Откуда такая цена? — спросил я.

— Говорю ж, договорился. Меньше не соглашаются. Надо говорят и алтырю денег дать и писарю.

— Почему я?

— Ну, они в начале стали говорить, смотря, какой раб, я и решил тебя — дешевле-то нету.

Пахло от этой затеи плохо, очень плохо.

— Ну, да, — произнёс Чустам.

Хреновина получается, право слово. Теперь ещё и все считают, что Клоп меня по дружбе.

— Я не пойду, — заявил я. — Пусть вон Ларк или Толикам хромают.

— А чего не я? — съехидничал Чустам.

— Ты дорогой.

— Толикам тоже.

Сквозь чёрную печать Толикама просвечивала, как ни крути, голубизна прежней.

— Тогда Ларк. Если надо, я ему ногу сломаю.

— Догонять замаешься, — ответил Ларк.

Я улыбнулся — чувство юмора у затырканного судьбой раба, это, знаете ли...

— Дорого конечно, очень дорого, — хмуро глянув на меня, сказал корм, — но идти придётся тебе. Толикама нельзя. Ларка..., так двоих с ветром в голове....

— Умники нашлись, — огрызнулся Клоп.

— Клоп, сколько осьмушек в дне?

— Восемь.

— А в дне и ночи?

Клоп завис.

— Вот и ответ.

— Десять и шесть! — процессор бывшего раба, наконец, справился с задачей, при этом Клоп помогал себе сгибая пальцы за спиной.

Корм покачал головой:

— Молодец. Что скажешь, Хромой?

— Понял я.

Клоп насупился.

— Поедете на Серебрушке. Тебе Хромой пешком придётся.

— Не нравится мне всё это.

— Мне тоже Хромой, — от слов Чустама легче не становилось, но хоть с душой сказаны.

Отправились мы утром. До дороги доехали втроём, мы с Клопом на Серебрушке и Чустам на Звезданутом. Дальше мне пришлось слезть. Не может раб ехать с хозяином на одной лошади, даже если он инвалид.

— Ну, давайте. Пусть у вас всё получится! — Слез с жеребца Чустам.

— Ладно. Ты давай не светись здесь, езжай. И за Огариком присмотри, а то может и город захотеть посмотреть.

Чустам кивнул:

— Кинжальчик то сними.

Я, отвязав пояс, снял ножны и хотел положить в седельную сумку.

— Давай сюда, — вздохнул корм. — Клоп — селянин. Остановят, найдут в сумке, к страже попадёт.

— Он же короткий? — возмутился Клоп.

Ты знаешь разрешённую длину в этом балзонстве?

Колопот промолчал.

Ношение оружия, кстати, строго регламентировано местными законами, вернее длина носимого оружия. То есть селянам разрешена одна длина, городским — другая, знати — третья, но... никто кроме войск и стражи не имел права носить иного, кроме кинжалов и мечей вооружения. То есть копья, алебарды, кистени и разное другое — строго при поступлении на службу. Исключение составлял лук за пределами городских стен — его могли носить все, получив разрешение в канцелярии.

— И это, помни, он, — ткнул в Клопа корм, — хозяин.

— Да понял, я понял, — мне уже четвёртый раз за утро проводили этот инструктаж. — Потопали, хозяин! — я хлопнул себя по рукаву, проверив привязанную туда вчера заточку — вооружился так сказать, как мог.

Минут через десять, после того как отъехали, мы сообразили свернуть с дороги и поехать по лесу, только уже вдвоём. Удобства было не особо, как назло лес здесь был довольно частый, и постоянно приходилось пригибаться от веток, но получалось значительно быстрее чем, если бы я шёл пешком. Город появился в нашей видимости через час. Лес перед ним был вырублен, поэтому последних два километра мне пришлось поковылять на своих полутора.

Поскольку город находился на пологом холме, то часть его прекрасно просматривалась с дороги. Когда-то Лотукк, судя по каменным стенам, торчащим среди зданий, был крепостью, потом значительно расширился и был обнесён ещё одной крепостной стеной. Сейчас же он вновь вырос из стесняющих, стремящегося к жизни муравейника рамок, и теперь внешняя, наверняка нищая, часть города оккупировала подходы к нему, становясь совершенно не защищённой от нападения врагов. Исключение составляло пространство русла полноводной реки, не очень удобное для застройки. Река дугообразно подкралось к серому камню второго круга крепости справа, и словно вытянула из стен три деревянных причала.

— У тебя деньги где? — как только мимо нас проехала встречная телега, спросил я Клопа.

— Два за поясом и один в сапоге, — ответил Клоп.

Про мелочь я спрашивать не стал.

— А где рынок?

— За первой стеной. Сразу.

Мандраж захватывал всё больше. Казалось, что следующий встречный вдруг подойдёт к Клопу и спросит: "А ну-ка сударь, покажите-ка медальончик вашего раба!"

Медальон, это медная круглая бляха, прилагавшаяся к документам на раба. Сами документы никто не носил, а вот бляхи.... Сословие купцов, да и местная знать не брезговала, цепляли их в качестве украшений. Кто на пояс как висюльки, кто на специальную декоративную плеть, мол, смотрите какой я богатый и сколько у меня рабов. Многие даже "мёртвые души" использовали для этого, то есть, раба уже нет, а медальончик то вот он. Понятно, что инициализация соответствия раба медальону проходила через идентичность рисунка. Но некоторые, у кого рабов много, могли и по ошибке взять с собой медальон другого раба. Поэтому стража особо не сверялась, хотя кого небогатого могли и промурыжить, чтобы откупился. Только вот у нас никакого медальона не было. На входе в город, проверку рабов на причастность к хозяину проводили редко, а вот на выходе... вероятность зашкаливала за девять из десяти. Если конечно раб с хозяином. Без хозяина можно вообще не пытаться. Я раз сбежав от сапожника, поплутав по городу пару дней, попался именно на выходе.

— Да не верти ты так головой, — шикнул на меня Клоп. — Под ноги смотри.

Раб, смотрящий нагло в глаза — нонсенс. За это можно и палкой получить. Хотя "золотая молодёжь" этого мира бывает, развлекается так. Оденут своего раба похуже и заставляют разглядывать купца или его спутницу. Мужик соответственно не выдерживает и отвешивает люлей, тут и появляются лигранты или либалзоны кучкой и предъявляют за порчу имущества.

Перед воротами повернули к навесу слева, под которым стояли лошади. Я не стал спрашивать зачем — прохожие не поймут.

— Сколько? — спросил Клоп.

— Два медяка — осьмушка, десять — день, пятнадцать до утра. Если надо кормить и поить, то ещё пять медяков, — несколько высокомерно глянул мужик у навеса

— А через ворота?

— Двадцать медяков возьмут.

— Давай на две осьмушки, — Клоп достал из тряпичного пояса башку, — чуть что доплачу.

— Рассёдлывать будешь?

— Нет.

— Жди, сейчас сдачу принесу, — мужик взял под уздцы Серебрушку и повёл под навес.

Ворота мы миновали успешно. Я прохромал вслед за моим хозяином, пока стража взимала с какого-то купца за проезд. Как только я шагнул через границу города, хотелось завопить: "Назад, Хромой! Назад!"

Я с трудом переборол свою манию. Если до ворот, домики основной своей массой были построены из прутьев обмазанных глиной (пока мы шли, я видел один в процессе строительства), вернее верхняя часть домиков была построена таким образом, так как, судя по их высоте, часть строения это просто землянка, то за стеной, они уже напоминали тот городок, в котором я провёл первое время рабом. Более всего дома напоминали строения Дикого запада из кинофильмов. Во-первых, своей двухэтажностью и балконами, а во-вторых, досками из которых были изготовлены. Хотя наверно один из четырёх — пяти, представлял собой каменный памятник зодчества — больно уж они вычурно казались на фоне деревянных "общаг". Рубленых домов в этом мире я не встречал, оно и не мудрено, когда даже в самое холодное время зимы, часть растений даже листву сбросить не успевает, ну или не хочет.

— Стой тут, — метров через двести, Клоп, явно переигрывая, ткнул мне пальцем на крепостную стену, сам же он направился к воротам ограждения из частокола метров четырёх в высоту.

У частокола, стояла, навалившись на брёвна, довольно мутная троица. Как только Клоп отошёл, один из хмырей направился ко мне. Я нащупал в рукаве заточку.

— Здоровья и хлеба, бедолага.

— Тебе не иметь нужды.

— Как припечатался?

— Детством.

— Девок хоть тискал?

— Было пару раз.

— Держи, — хмырь достал из-за пазухи замызганный и явно не первой свежести местный пирожок.

Судя по виду выпечки — из камышовой муки. То есть те корни, которые были уже поперёк горла, только высушенные и размолотые. Наверно если бы я был у орков, я бы съел, даже с удовольствием, хотите — судите, хотите — нет. Но за время в статусе вольного лесного я успел избаловаться пищей и непрезентабельный вид пирожка вызывал отторжение.

— Спасибо, — я спрятал пирожок за пазуху.

— Боишься твой увидит?

Я кивнул.

— Смотрю, гнобит?

Распевать дифирамбы хозяину, было не в рабской сущности, положено было костерить, но... я то уже знал к чему идёт разговор.

— Бывают и хуже. Сыт, одет.

— Я вижу, — усмехнулся хмырь, поглядев на мою одежду.

— На селе идёт и такая.

Он одобрительно кивнул:

— Слышь, малец, — наконец перешёл он к делу, — может, давай накажем пентюха? Ты скажешь, где башки упали, а мы прирастим их к жизни.

Всегда удивляло это в людях подобного рода, так это уверенность, что их слушают с раскрытым ртом. Не-е, вопрос не в низком происхождении или выпячивании преступной сущности. Приходилось повидать всяких, как в этом, так и в своём мире. Были у нас на районе и вполне авторитетные личности, но чтобы услышать из его уст какой либо понт, жаргон, или пренебрежительный тон.... Убивал именно этот типаж — чёточный. В этом мире чёток не было, вместо этого игрались гвоздем — подспудно имея ввиду, что он — человек, настолько крут, что даже этой тычкой может решить вопрос. Тем не менее, выбешивала такая уверенность в своём всесилии и разуме. С такими либо заточкой — выводя во враги, что собственно я обычно и делал когда был в рабстве, либо переходить на их логику и язык (в связи с тем, что местный уголовный жаргон имеет специфику — вольный перевод в скобках):

— Ты не осьмушничай (не тяни базар), хочешь голов насобирать (бабок настричь, башок нарубить), а мне на скалы (каменоломни)? Мне печать не смыть (из рабства не уйти). Он хоть и гаркий (понтовитый), а палку не вымачивает (не издевается). Закресалюсь (захочу, придёт мысль, вспыхнет искра), сам головы прокачу (денег настригу), а ты сейчас мне пыль сзади поднять (стражу по свежим следам навести) хочешь? Мне в вершу, ты стороной?

Хмырь сощурился, его явно не устраивал ответ, но и сделать он мне ничего не мог — я чужая собственность, да и не в чести у их брата рабов обижать.

— Гарычишь (говоришь) много корявый (неполноценный, инвалид).

— Я у зелёных семь солнц печать носил (у орков семь лет в рабстве был), ты мне трястись предлагаешь?

— Как хочешь чёрный (раб — унизительно).

— И тебе башковый (ищущий денег незаконно) удачи.

Тут из ворот вышел Клоп с двумя типами, хоть и отличающимися, но не кардинально, от того с кем я разговаривал. По одежде, конечно, они нас делали, как и хмыря, но, если честно, то по одежде нас не делал только, пожалуй, средний нищий этого города.

— Ширк, Попон идёт! — шикнул на хмыря один из этих типов, что только уверило меня, что с этими дел точно иметь не стоит.

С другой стороны, надеяться, на то, что в загоне работают интеллигентные личности в камзолах....

— Этот? — спросил один из них.

Клоп кивнул. Причём кивнул так, как будто перед ним благодетели и святые.

— Ну, нормально, пойдёт, бодрый — включился в разговор второй. — Но он дороже стоит, молодой ведь — три империала.

— Мы же на два договаривались?

— Ты же возраст не сказал. Мы думали старый, а так — три.

Хотелось отвесить пинка Клопу. Нельзя! Нельзя быть таким наивным! Я пытался поймать его взгляд, но безуспешно, он погрузился в себя.

— Хорошо, — наконец выдал он.

Идиот! Ну, реально идиот! Разводят ведь! Но произнести даже слово без разрешения хозяина, значит, порушит всю маскировку.

— Давай деньги, мы пойдём договариваться.

— Что, прямо сразу?

— Конечно, а ты думаешь мы алтырю скажем, ставь печать, а мы потом принесём?

— Хозяин, может документ ещё найдётся? — я попытался жалким голосом остановить Клопа, но только вызвал удивлённые взгляды загонщиков.

Клоп... достал два алтаря из пояса и один из сапога!

— Ну, всё, приходи завтра.

— Как завтра?

— Ты чего селянин? Думаешь, сейчас алтырь и писарь кинутся подписывать бумагу? Перебьётся твой раб в загоне. Завтра с утра приходи.

Колопот только хлопал глазами. Я если честно, тоже был в прострации от этих слов. Поймав взгляд Клопа я моргнул. А что оставалось делать? Рвать всю операцию? И у меня возникло стойкое предчувствие, что это не те ребята, что могут выпустить из своих рук деньги.

— Так это, когда? — спросил Клоп.

— Во второй половине дня, — ответил второй.

Загонщики даже не ожидая ответа, повели меня в сторону ворот. Мы прошли в калитку отделяющую площадку продаж от закулисья. Вдоль неширокого коридора стояли ряды клеток, большинство были пустые, но в конце кто-то был. Тут один из типов спросил другого:

— Чё, так уверен?

— Ты его видел? Селянин! Три империала! Да за такие деньги можно двух хромых купить. Если бы действительно это был его раб, то подал бы заявку, за двадцать башок ему бы восстановили документы. А так, потерять медальон и документы.... Врёт как сорока. Говорю тебе, друг наверно детства, да? — повернулся ко мне второй тип. — Сбёг от хозяина? И решил красиво в селе прожить?

Нас кидали! Конкретно кидали на бабки и мою жизнь! Дальше можно даже было не слушать. Я, набрав побольше воздуха в лёгкие, заорал:

— Кло-о-о...!

Тут же мой крик был оборван ударом в кадык. Пока я откашливался, огрёб и в солнечное.

— Заткнись чернь!

— Попон, а если вправду хозяин?

— Боишься что ли? Ты видел, как он одет? У тебя есть раб? А у него вдруг появился. Не смеши меня. Он даже имён наших не знает. Придёт завтра потолкётся и уйдёт. Сколько таких было? Сейчас оформим этого на Жмыху, как будто он его поймал, да и всё. А этого хоть накормим нормально. Ну, придёт этот селянин завтра. Что он скажет? Сдавал раба? Где подписи? Успокойся! — с этими словами меня втолкнули в клеть. — Да и у селян разрешение специальное даётся на приобретение рабов. А он нам его не показал.

— Ну а вдруг? — спросил второй.

— Конечно, всяко бывает. Завтра в каменоломни поведут торб. У нас там один есть, за которым не пришли и никто не купил. Попросим Прока, пусть оформит этого как того. Утром уведут, а тот останется...

Дальше мне расслышать не удалось, так как загонщики вышли за калитку.

— Свежачок? — раздалось сзади.

— Да щас! Чёрный с детства, по печати не вино? — ответил я, зная местные традиции.

— Давай поменяемся рубахами? И тебе обнова и мне.

— Мне моя вполне нравится, — я незаметно сжал заточку и развернулся.

Вообще, не принято было бурно реагировать. Ну, объяснился с местными кто такой, и всё нормально. Проехали бы. Проверили на чепуховость и проверили. Просто я был реально на взводе.

— Успокойся малец, — раздался тихий голос из соседней клетки. — Ты, Гнобой, тоже не бузи, не вишь голову ветрит у парня. Отойдёт, потом поговоришь.

Я осмотрел говорящего сквозь решётку. Невзрачный, спокойный мужичёк с разумом в глазах. Такие, у рабов в авторитете. Наверняка из наказанных — уголовных, по-местному, точно не из долговых и пленных. Несколько разнилась с его видом куртка, точно не с его плеча — узковата, да и не самая дешёвая, вряд ли он её купил. Гнобой вернее всего из той же партии. Только им приходило на ум поживиться за счёт вновь прибывших. Кроме меня и Гнобого в клетке было ещё трое рабов. У спокойного был всего один сокамерник. Все кроме спокойного были одеты довольно потрёпано.

— Чего кричал-то? — спросил спокойный.

— Медальонного на меня развели только что.

Говорить слово "хозяин" при этом контингенте не стоило, лучше заменять на жаргонное "медальонный". Принципиальная позиция большинства наказанных — не признавать над собой хозяина. Таких, как этот мужичок, обычно отправляли именно в каменоломни. За каменоломный торб говорило также то, что в разгар торгового дня, мы находились не на обозрении люда. В каменоломни, кстати, это совсем не значит, что ты увидишь горы. Это скорее, общее название рабства у империи, а не у конкретного хозяина. Это могло означать и строительство дорог, и крепостных стен, и вырубку леса, в общем, любую тяжёлую работу на которой не требовались особые знания или умения. Рабский стройбат так сказать. Это несколько получше орочьего рабства, хотя и не намного, поскольку продолжительность жизни у имперских рабов могла быть очень низкой — смотря куда попадёшь.

— Тебе то что? — Ухмыльнулся Гнобой. — Зад полизать не дали?

— Ты видел, как я это делал, чтобы говорить? — Шагнул я к нему.

Тот встал от дальней стены и вразвалочку пошёл ко мне, гремя кандалами на ногах. Руки тоже были скованы, но... кандалы на руках, тоже могут быть оружием при определённой сноровке.

— Гнобой! — вскрикнул спокойный, но было поздно.

Заточка упруго вошла в бедро и тут же мелькнула у головы. Обычно такие типы ожидают удар в голову, поэтому старая проверенная тактика — бьёшь, куда не ожидает, а потом в голову. К стыду своему надо сказать, что в голову, за всё время использования этого приёма, я смог попал лишь раз, и то легонько по щеке. Гнобой отпрыгнул.

— Вы что твари?! — раздался крик снаружи. — Попон!

Обслуга ворвалась с палками, пока мы как два весенних кота ширшивели напротив друг друга. Перепало и мне и Гнобому, и. по-моему, ещё кому-то — некогда было особо рассматривать — занят был — люли по карманам раскладывал. Меня вытащили из клети.

— Рот открой!

Я сжимал челюсти, как мог, но нажатие на правильные точки и залитая прямо в глотку вода после засунутого шарика, заставили его пройти через горло.

— Сглотил, — констатировал факт безымянный из обслуги, проверив мой рот.

То, что сглотил, я уже начинал ощущать, по некоторой ватности рук и ног. Местный транквилизатор, это зверская штука. Всё соображаешь, правда медленно, а говорить ничего не хочется, как и двигаться.

— Наклони его голову.

Неприятный тип, хотя они все были неприятными, держал трубку. Обслуга сжала мой ватный черепок, наклонив. Алтырь прижал трубку к виску, жжение на мгновение вернуло разум, заставив вскрикнуть, хоть и безуспешно, по причине зажатого рта. Эта же трубка коснулась бумаги и медальона, оставляя одинаковые отпечатки.

— Всё!

Некая сумма денег перекочевала из рук обслуги алтырю. Обратная дорога дарила неприятные колебания картинки в глазах вызывющие тошноту. Сводили в филиал местной кузни — надеть украшения на ноги и руки. Кузней этот навес со стоящей прямо на земле наковаленкой называть нельзя, тут делали всего две операции — заковывали и расковывали, бывает правда, и пытали или наказывали....

— Попон, — раздался голос Спокойного, когда меня привели обратно, — заводи к нам.

— Липкий, он же страшный, — ухмыльнулся Попон.

— Ты поговори давай ещё.

— К тебе, так к тебе.

Вечер был мрачным, хотелось выдать содержимое желудка на обозрение соседям. На моё положение, как и на всё вокруг, было по барабану, совсем по барабану. Какие-то люди принесли еду и вино. Причём в качестве еды была жареная, а может печёная, курица. В соседнюю клетку закинули котелок, мерзкий запах варева из которого ощущался даже здесь. Я ел курицу, но вкусовые рецепторы просто не воспринимали информации....

Глава 18

Утро отозвалось головной болью. Разум прояснился, но не полностью. Проснулся я на полу клетки от скрипа петель двери.

— Давай Липкий, поднимай своих.

— Что так рано?

— У имперских спросишь.

Надо мной склонилось лицо Спокойного:

— Вставай.

Идти в кандалах очень неудобно, прямо очень. Благо, что идти было недалеко. Мы встали в затылок друг другу там, где указала обслуга, после чего усталый воин продёрнул между нашими ногами, поверх кандалов, цепь. Следом эта же цепь последовала меж рук, и местный кузнец приклепал звенья концов цепи с друг другом. Последним был Липкий, я был перед ним.

К воину подошёл давешний Попон. Жаль, что раритетную заточку, которую я делал ещё у орков, забрали, можно было пырнуть, хотя за это показательная смерть. Причём не факт, что отрубанием головы. Могли и сжечь, и лошадьми порвать, и на площади подвесить, разрешив всем кидать камень. Думаете, не найдётся желающих? Да как же!

Попон что-то втирал воину, сунув мелкий предмет в руку, тот кивнул. После сковывания, нас усадили на телегу. Телеги было две. На первой ехала охрана, в виде четверых воинов не первой свежести одетых в кожаную броню, а на второй мы. Правил нашей телегой, возница — деревенский парень без оружия, а вот телега охраны ехала под управлением одного из воинов. Вообще я знал, что первая телега слегка незаконна, то есть, не предусмотрена инструкциями. Воины должны были идти сбоку от нашей телеги, охраняя наш покой и здоровье. Наверняка первая телега либо одного из воинов, либо купленная вскладчину. Хотя второй вариант вряд ли, лишний империал не у каждого есть.

Может быть, конечно, успокоительное обслуги ещё действует, но я не переживал. Вот помню первые разы, как я попадал в загон — да, были нервы. А сейчас.... Просто начал осмысливать своё положение и размышлять о побеге. Судьба видимо у меня такая — украл, выпил....

Только выехали из загона — телеги встали. Воины как будто для совещания отошли к первой лошади, тут же к нам подошли два мужика.

— Привет Липкий.

— Привет, — ответил мой сосед.

— Ты уж извиняй, что могли.

— То есть? Покормили руки и всё? Что вытянуть из загона — вода не потекла?

— Прекрати Липкий. Ты уже с печатью. Сам всё знаешь. Тем более тебя по суду.... Ссориться с имперскими себе дороже.

— Двуглавый так решил?

Один из мужиков кивнул. Липкий замолчал.

Тут смутным зрением я увидел... Клопа! Тот стоял у дома и наивными глазами смотрел на меня.

— Липкий, — обратился я к соседу мерзким хриплым голосом, — можно мой тоже подойдёт? — Понимая, что встреча с ребятами организована не просто так, спросил я.

— Тот, что ль? — Наказанный кивнул на Клопа.

— Да.

— Пусть идёт. Ладно срезы (воры, на местном), — переключился Липкий с меня на собеседников, — будете на каменоломнях — встретимся.

Плохо расстаёмся Липкий, — ответил один из них.

Я в это время махал руками Клопу. Тот нет — нет, но понял, что я от него хочу и медленно, озираясь на воинов, стал приближаться к нам.

— Да как тут хорошо-то расстаться? Что не могли перекупить?

— Суд поставил тебя на каменоломни — алтырь не пошёл навстречу....

Тут мне стало не до разговоров Липкого.

— Клоп! Давай быстрее.

Тот спешно подошёл вплотную.

— Клоп, нас кинули. На рынок больше не ходи. Меня не ждите, думайте дальше. Я в каменоломни. Получится, приду к яме. Если пойдёте куда, оставьте записку.

— Ты это, Хромой, — покосился на соседей Клоп, — мы тебя не оставим, я точно пойду следом, так что не ветрись. Держи, — Клоп сунул мне в руку горсть башок.

— На оглоблю тебя! — Я сунул деньги ему за пояс. — У меня их заберут, а у вас последние. Иди. И за мной не вздумай ходить — держись парней....

— Э! — Раздался голос одного из воинов, будто невзначай заметившего посетителей. — Вы чего там? Отходите!

— Видели как надо? — кивнул на отходящего от нас Клопа Липкий. — Готов идти за обозом, а с тем правом, что сейчас ведёте вы — все скоро рядом со мной будете.

— Не бузи Липкий, — ответил один из них, — держи денег и не смотри на нас хмуро.

Говоривший сунул Липкому монету, причём достоинство деньги рассмотреть я не успел, и развернулся — охрана была уже близко.

После беседы меня и Липкого прохлопали. Мне прятать было нечего — заточку ещё в клетке забрали, а вот Липкий куда-то заныкал деньги так, что не нашли.

Уже около выхода к воинам подбежал полноватый мужик:

— Служивые, вы же через Бретенное едете?

— Ну, да.

— Захватите моего раба, там у вас его примут?

— С какой стати?

— Так..., — полный отвёл старшего охраны в сторону.

У ворот, причём, совсем не тех, через которые мы вошли, к нам на телегу посадили восьмым, если не считать возницу, здорового, нет, очень здорового мужика, прямо выше двух метров и шире меня раза в четыре! Кандалы, используя переносную наковаленку, быстро приклепал к нашей цепи, со стороны Липкого, какой то молодой парнишка, тем самым лишив наказанного, привилегии идти в конце. Когда проехали через ворота, в голову пришла смешная, если бы не была грустной, мысль о том, что зря я переживал о выходе из города — даже документы не попросили.

Ехали мы уже три дня, на ночь останавливались в сёлах, где стояли специальные клетки — похоже, маршрут был тщательно спланирован. Кормили ужасно, даже по сравнению с сырой рыбой. Готовил всё тот же возничий, замещающий судя по всему всю обслугу. В туалет ходили по расписанию, ну или пока кто-нибудь не изноется. В этом случае мы тоже ходили, но нывший получал по заду мечом, разумеется, плашмя. Больно — я испытал.

Здоровый раб, оказался немым. Липкий долго пытался достучаться до него, пока тот не раскрыл рот и не показал пальцем на обрубок языка. Оставалось только догадываться, за что его так. После этого, Липкий, пытался ненавязчиво выпытать кто такой Клоп, но поскольку я уходил от ответа, а среди рабов не принято так уж пытаться узнать чужие секреты, Липкий отстал. Гнобой смотрел на меня волком, но нас разделяло пятеро рабов, поэтому выяснить отношения он не спешил. Хотя и я, и он, понимали, что рано или поздно встретимся тет-а-тет.

Волнение началось где-то в полдень четвёртого дня. Я чувствовал взгляд! Огарик! С одной стороны безумно желалось свободы, с другой... а что они могут? Желание свободы в моих мечтах и чаяниях побеждало, наделяя друзей сверхъестественными способностями.

— Что такой счастливый? — спросил что-то заподозривший Липкий.

— Погода хорошая.

— Если действительно хорошая, сотри хмыру, — раб исподлобья осматривал окрестности.

Я убрал улыбку — воины тоже не дураки, тем более что всем им, кроме одного, было уже наверно к пятидесяти, то есть опытные. Липкий больше ничего не спрашивал.

Охрана ехала на первой телеге, не особо наблюдая за нами. А куда мы денемся скованные? Наше место по существующим меркам, благодаря авторитету Липкого, было козырным, то есть сзади, а не сбоку, телеги.

Огарик появился словно мираж. Вот только не было, и вдруг посередине дороги из воздуха материализовался мальчонка. Понятно, что он не трансформировался, а просто мы каким-то образом не видели его. Паренёк быстро догонял нас, держа в руках кинжал. Кто-то из рабов заметил и хотел обнародовать своё внимание:

— Смо..., — тут же его горло было сжато пальцами Липкого.

Он бесшумно, и что самое главное быстро наклонился на спину и, дёрнув особо внимательного за шкирку одной рукой, схватился второй за кадык. Кандалы даже не звякнули. Секунды через три он отпустил его. Все сразу поняли, что надо молчать.

Огарик догнав, сунул мне в руки кинжал.

— Жди, — прошептал он.

— Ещё есть? — слегка наклонившись к Огарику, спросил Липкий.

— Топор, — ответил он.

— Сможешь?

Мальчишка кивнул. Пригнувшись, Огарик в определённый момент рванул в сторону. Седьмой зуб на выбив даю, по дороге его фигурка слегка смазалась.

— Много красных? — тихо спросил меня Липкий, подразумевая количество убитых мной.

— Один.

— Сможешь?

Я пожал плечами.

Здоровый похлопал меня по плечу. Я посмотрел на него. Тот, указав на кинжал, хлопнул себя ладонью по груди. Особого, да и не особого, желания убивать охрану у меня не было, поэтому я с облегчением протянул ему рукоять. Спустя минут сорок, Огарик появился вновь, но уже с топором. Сунув его мне, он прошептал:

— На развилке остановите.

Вместо меня ответил Липкий:

— Сделаем, — и потянул у меня из рук топор.

Когда Окарик вновь растворился, Липкий прошептал:

— Слышь, гигант, помнёшь меня на развилке, ток не сильно.

Немой кивнул.

Развилка была через километр. Немой вдруг гортанно зарычал и схватил за грудки Липкого, тряся словно куклу, он завалил раба на спину телеги и стал мутузить ладонью. У Липкого в глазах был неподдельный страх. Мне бы на его месте тоже было страшно — мало того, что сам нападавший огромен, так ещё и звуки, издаваемые им при этом, были несколько нечеловеческими — голосок у гиганта был о-го-го, а отсутствие языка довольно непривычно искажало его. Натянувшаяся от телодвижений рабов цепь, врезалась в ногу.

— Свара! — заорал возничий.

Воины не торопясь, спрыгнули с первой телеги и, разобрав крепкие палки, приготовленные для такого случая, двинулись к нам. Рабы от страха, ну и чтобы не попасть под раздачу отклонились от дерущихся. Лишь бы шептуна не было! Сдаст нас и весь театр псу под хвост. Хотя среди едущих в каменоломни шептуны, это скорее редкость. Все знали, что там такие долго не живут.

— Э, разбежались! — первый воин замахнулся палкой.

Гигант резко сев, принял нешуточный удар палки на руку и, спрыгнув, схватил лежащий на телеге кинжал, с замаха воткнув почти на половину в шею воину. Тот захрипел. Вояки вместо того, чтобы начать бить палками побросали их, и стали доставать мечи. В этот момент, одному из них в шею прилетела стрела. Человек, это удивительное и живучее существо. Воин не упал, не схватился за шею, он развернулся на встречу опасности. Из леса вышли Клоп, Толикам и Ларк с копьями.

Среднего бей, чтоб не убежали! — Распорядинлся старший охраны.

Один из стражей стал обходить гиганта и Липкого, так как те были вооружены и очень опасны, по крайней мере, выглядели так. Особенно гигант, держащий мой кинжал, словно волшебную палочку — Гарри Потер. Уж пропорции кинжала и руки были один в один как в фильме.

— Тока попробуй воевый, — рыкнул на воина Липкий.

Но мужика его слова не испугали. Его рука с мечом, словно в замедленной съёмке наносила колотый удар, причём выбранной жертвой был я. Напрягая всё тело, я пытался уйти с траектории удара. Вдруг воина словно передёрнуло током, меч, продолжая своё движение, вскользь коснулся рубахи на груди. Буквально, на долю секунды, воин замер, после чего стал оседать вниз. Я перехватил руку и вывернул клинок из кисти стражника, знатно порезав при этом свою руку. Когда тело упало, моему взору предстал Огарик, стоявший за спиной воина с распростёртой пятерней. Не знаю, что он там сделал, но как минимум здоровье, а то, возможно и жизнь, я ему должен.

— Бросайте мечи, — произнёс Чустам, выходя из леса с луком. — Вы уже проиграли. Бросите — убивать не будем.

Старший оглянувшись, и поняв, что их всего двое, не считая возницы, который уже улепётывал в лес, не мог принять решения. Тут тот, что со стрелой в шее, пошатнулся.

— Думай быстрее, ты ещё можешь помочь ему.

— Ему уже не поможешь, — старший бросил меч.

— Я остановлю кровь, если вытащишь стрелу, — Огарик несколько равнодушно для ребёнка, наблюдал эту картину.

— Да конечно, — старший, усадив ничего не понимающего воина на землю, суетливо стал пытаться обломить наконечник стрелы.

Его руки скользили по стреле, измазанной в ещё больше начавшей течь крови. Гигант сделал к ним пару шагов, прежде чем цепь натянулась, останавливая его. Он, повернувшись, махнул нам рукой. Липкий нехотя сделал шаг. Но тормозили не мы, а последний.

— Что не понятно было сказано? — повернулся я.

— Так он не говорил, — произнёс один из рабов.

— Быстро подошли! Человек умирает.

— Да он как бы, не человек для нас....

— Огарик тронь там говорливого, — повернулся я к пареньку.

— Да ладно, идём мы.

Когда гигант смог приблизиться к старшему, то первым делом откинул мечи обоих воинов к нашим. Клопу даже пришлось отпрыгнуть, чтобы клинок не ударил его по ноге. Потом схватив за плечи старшего, отодвинул от уже начавшего закатывать глаза воина. Взявшись пальцами, он с лёгкостью отломил оперение и продёрнул стрелу дальше. Кровь пульсирующе стала вырываться наружу. Если Огарик сможет его спасти, то на него можно будет молиться как на святого, наверняка внутрь тоже кровь била. Гигант быстро зажал обе раны. Мальчонка подойдя, убрал его руки и наложил на раны свои. Шея воина словно осветилась изнутри, став на мгновение прозрачной. Секунд тридцать ничего не происходило, но затем воин конвульсивно задёргался. Огарик отдёрнул руки от шеи и отошёл назад, растерянно смотря на воина. Слова были излишни.

— Ладно, Ларк, Огарика уведи, — первым отошёл Чустам. — Тот второй мёртв? — спросил он мальчишку.

Огарик отрицательно помотал головой. Я бы наверно на его месте вообще вопрос не понял. У парня прямо великое самообладание.

— У кого топор?

— У меня, — поднял топор над головой Липкий.

— Цепь на телегу закидывай, рубить будем.

— Клоп, лошади! — крикнул уже я, понимая, что уходить надо будет быстро, а кандалы мы точно здесь не снимем. — Липкий, закидывай цепь на телегу — рубить будем.

Толикам копьём указал десятнику отойти. Перерубить цепь на телеге не получилось, не смотря на то, что по обуху долбили бревном сантиметров пятнадцать диаметром и метра два длиной. Телега играла под ударами, сводя на нет все усилия. Гигант остановил уже вспотевшего Чустама и указал на лес.

— Что? — спросил корм.

— У него языка нет, — уведомил я Чустама.

— Так нас поймают, — ответил гиганту корм, замахиваясь в очередной раз.

Гигант перехватил бревно и, поставив его на землю, приложил к нему цепь.

— Он говорит, что на дереве быстрее будет, — перевёл я.

— Да понял я уже. Давайте к лесу!

Минут через двадцать! Гигант, махая бревном смог перерубить звено цепи. За это время и бревно стало похоже на мочалку и дерево, на котором рубили, покрылось вкруговую отпечатками цепи. После разгибания звена, рабы, наконец, смогли разъединиться из единой связки.

— Чустам медальоны! — крикнул я корму.

— Где? — спросил Чустам у старшего.

— Они потом привозятся. Мы по общей бумаге едем.

— А где бумага?

Старший открыл сумку, висящую на нём.

— Ты лучше всю сумку давай, — предложил корм.

— Там наши документы. Я заберу?

Корм кивнул.

— Ну, всё, уходим! — крикнул Чустам, закидывая меня словно мешок на трофейную лошадь, сесть я на неё не мог, ввиду наличия кандалов на ногах. Со стороны головы гремя кандалами, ко мне подошёл гигант. Показав себе на грудь пальцем, ткнул в меня. Смотреть на него лёжа на животе, было неудобно.

— Хромой, — Липкий тоже смотрел на меня, — я тебе помогал.

— То есть ты тоже хочешь с нами?

— Ну, своих, у меня не осталось. А с украшениями мы одни далеко не уйдём.

— Чустам! Давай большого и Липкого возьмём — просятся.

— Пусть на вторую залазят, а там видно будет, — корм снимал с убитого броню.

— А мы? — спросил один из рабов.

Мы зависли. Чустам глянул на меня. Всех брать — самоубийство — скорость потеряем дико. Нас к утру найдут, поскольку кузни для расковки или табуна лошадей у нас не было.

— Я только этих двоих знаю, — я попытался развести свисающие руки. — Пока есть шанс, могут бежать. А не-е-е. Там такой гнусный, с язвочками на лице, я бы ему ногу сломал.

— Тот убежал в лес, как только цепь разрубили, — засмеялся Клоп.

— Так вы хоть топор оставьте! — крикнул раб.

— А то у нас топоров склады. Беги! — Чустам подошёл к десятнику и бросил перед ним меч. — Ты свободен.

— Вы чего?! — заорал ещё один. Он же нас перережет!

— Я ему обещал, и слово держу. Беги тебе говорят, у него вон раненый, — Чустам присел у воина поверженного Огариком и, приложив пальцы к шее, одобрительно кивнул, — ему не до вас!

Наверно, если бы освобождали рабов с обычного торба какого-нибудь балзона, то больше половины рабов просто остались бы на месте, поскольку среди рабов огромное количество людей которые боятся. Боятся бежать, боятся говорить, да и жить, если честно, боятся. Но это имперский торб. А имперские чёрные рабы долго не живут. Нет, конечно, тут тоже такие были. Например, вон тот мужичок с испуганными глазами, наверняка никуда не побежит.

— То есть вы нас бросаете? — возмутился всё тот же раб.

— Слышь, разговорчивый, — взорвался вдруг Клоп. — Пока ты тут трезвонишь, парни то уже разбредаются. Тебя в любом случае не возьмём. Много говоришь — мало делаешь! Повидал я таких, которые только на чужой спине.

Ещё один раб и вправду ковылял в лес и на развилке остались только этот орущий, мужичок с испуганными глазами и старик, непонятно как попавший в рабы. Почему непонятно как? Потому что такой возраст редко загоняют за долги в рабство, а дожить рабом до такого состояния тоже не реально.

— У них есть хот какой-то шанс, — закончил Чустам мысль Клопа.

— Телята недоделанные, твари...! — Слышалось нам вслед.

Вернее всего, этот оракул останется в рабстве.... Собственно шансов у тех, кто побежал в лес в кандалах без инструмента, тоже....

Я понимал, что мы могли увести с собой ещё пару рабов, но..., да какое тут но — сами еле выживаем и брать незнакомых.... Терзания совести были, однозначно. Оправдывался перед собой только тем, что действительно глупо тащить всех.

— Не думал, что вы на такое решитесь, — говорить лёжа на лошади вниз головой, было неудобно, но переполняла радость, что я вновь на свободе и безумно хотелось ей поделиться. — Спасибо мужики. Правда, спасибо, я уж думал всё....

— Да это Клоп, — ответил Чустам. — Никак не хотел терять своего раба. Как, говорит, они посмели забрать мою собственность!

— Не говорил я такого! Смотри-ка, дедок-то всё ещё плетётся, — Клоп обернулся.

Мне тоже было видно мелькавшего среди деревьев старика, когда я приподнимал голову. Так обзору мешали сумки собранные с телеги охраны. Мы уже шли второй час, и такой темп, да ещё в кандалах мог выдержать не каждый. Через час фигура старика потерялась. Огарик не подавал вида, что был чем-то расстроен, но и не щебетал как обычно. Просто молча ехал на Серебрушке, разглядывая окрестности и новеньких, перекинутых через Звезданутого и трофейную лошадь. На отдых мы остановились только вечером. Именно на отдых, поскольку в ночь надо было тоже идти — мы ведь не просто кражу совершили — мы убили имперских солдат, похитили имущество империи, а это скажу я вам....

Во время остановки сбивали кандалы, всё тем же топором. Сбивал Большой, срубленным бревном. Бревно он вырубил минут за пятнадцать, причём тупым топором. В первую очередь пытались снять с моих ног, напихав между кандалами и ногой рубаху — чтоб не так отдавалось. Били на пеньке, оставшемся после вырубки бревна. Минут сорок ушло только на две заклёпки одной ноги, вторую решили оставить на потом. К концу отдыха на нас вышел дедок. Вышел и молча сел у дерева, как будто, так и должно быть. Никто не сказал ни слова, хотя все косились на него. Дедок одёргивал штанины. Ноги под кандалами были сбиты даже не в кровь — в мясо. Когда тронулись дальше, Чустам, молча, поднял деда и положил на круп Серебрушки.

Пока ехали, я камнем шоркал лезвие топора, напоминающее из-за вмятин неправильную пилу, одновременно слушая рассказ Клопа.

— Когда тебя увели, я решил не уходить и переночевал в нижнем городе....

— Придурок, — прокомментировал его слова Чустам, подгоняя кожаную броню под себя. — Мог и без лошади остаться. Лучше бы в конюшне.

— Так вот, — игнорировал корма Клоп, — утром сразу к рынку, а там смотрю ты на телеге. Я и делать не знаю что, имперские же. Ну а как ты замахал и всё разъяснил я к нашим. Тут и порешили, что надо тебя вытягивать — тут ведь мог любой оказаться. Когда догнали, стали думать, как тебя вызволить. Огарик сказал, что может незаметно к тебе подойти и попытаться снять кандалы. Попробовали, он даже ветку магией сломить не может....

— Огарик! Ты вообще как? — перебил я Клопа.

— Нормально, — собственно по парню не видно было, что его ветрит или он переживает.

Воистину дети жестокие существа.

— Слушай, а вот зелье что твой дед готовил тогда для двери....

— Не получится. То зелье магию снимает с вещей. Могу попробовать размягчить клёпки.

Спать всё равно встали. Без сна долго нельзя, да и месяц был уж очень жидким, поэтому лошади в темноте спотыкались. Утром Толикам раздал всем по горсточке крупы и сушёной рыбине, предупредив, что воды нет, и тот, кто будет что одно, что другое есть, будет страдать. Новенькие, даже Липкий, молчали, присматриваясь, хотя большой, подозреваю даже когда присмотрится, останется немногословным. Ноги деду намазали мазью, вернее её остатками.

— Давайте хоть познакомимся, — пока рассаживались, ну вернее частично развешивались по лошадям, предложил Чустам.

— Липкий, срез, наказанный, — представился всеми регалиями Липкий.

— Чустам, воёвый, бывший корм, — протянул руку Чустам.

Все замерли, смотря на них. Более враждебных званий рабства сложно придумать. Липкий ухмыльнулся и пожал руку корму.

— Тебя как? — спросил Клоп деда.

— Шваний, был горном.

Все, кроме меня и Ларка повернулись на него. Понятно, что мы с криворуким тоже навострились.

— Чей горн? — первым спросил Чустам.

— Грандзона Кавара Ханыркского.

— Рабом? — Толикам заглянул на висок деда.

— Нет, вольным.

— Это как же тебя угораздило?

— В горны или рабство, — улыбнулся дед.

— Да и в то, и другое.

— Мой отец был другом его отца. Так и вышло, что его отец взял меня, а потом передал всё сыну, когда в немилость впал. Тот начал свою игру вести и я не угоден стал — знал много.

— Чего ж не траванули?

— Отец его жив, только от дел отошёл, не понял бы.

— А в рабы понял?

— Тут основание — мол, крал, суд сказал.

— Всё равно, почему жив?

— За вами увязался, вот и жив. Так, наверно страже дали указания.

— Так вот ты чего так ноги сбил..., — Чустам по-другому взглянул на деда

— Жить хочу.

— Вы хоть мне расскажите, — возмутился я.

— Он правил всеми делами грандзона и перегнул с империалами, — в одну фразу поместил всё Липкий.

— Можно и так сказать, — ухмыльнулся дед.

— Империалы-то есть? — спросил вор.

— Есть. Только не взять.

— Много?

— Десятка два, чуть больше.

— Если мы возьмём, то наши?

— Ты, молодой человек, пытаешься с меня денег взять, ещё не родившись?

— Да как не родившись?

— Да так. Ты прихлебай и я прихлебай. Пока мы с тобой сами от милости этих людей зависим. Бросят здесь, и мы помрём вместе.

— А вообще такое возможно? Насчёт денег? — Спросил я.

— Конечно, но риск большой.

— Чего слушаете? — вклинился Чустам. — Ты дед, пока молчал, лучше выглядел. Видите, вас кашей кормит, чтобы выжить.

— Да ладно, воёвый, то же просто разговор, проверить всё можно, — возразил Липкий.

— Вот когда проверишь, тогда и разговор будет.

— Идёт воёвый. Ты не прими за грубость мои слова, правду ведь величаю.

— Да я как бы не в обиде, но и сказками не питаюсь.

Хотелось обоим по сусалу..., развели тут, служил..., воровал....

— Поехали, бедовые, — перешёл на рабский сленг Толикам.

— Хромой, — подошёл Липкий, пока я засовывал ногу в кожаную петлю стремени.

— Что?

— Я вообще в богов не очень верю, но и в чужие дела не лезу, — Липкий как-то странно смотрел на меня.

— Ты к чему это?

— Вы мертвякам поклоняетесь?

Я ухмыльнулся:

— Это как?

— Я не знаю как, по-вашему, может, что-то не правильно говорю....

— Объясни ладом, я пока тебя не понимаю.

Звезданутый переступил и мне пришлось подпрыгнуть на одной ноге за ним, так как вторая была уже в стремени.

— Ну, адепты смерти там....

Тут до меня дошло:

— Ты о змеях на копьях?

Хоть мы говорили негромко, но смотрю дедок тоже ухо закинул, а Большой, так вообще не скрываясь смотрел на нас.

— Да, — Липкий ответил неуверенно.

— Не совсем. Есть да — едим, а поклоняться мёртвым глупо, — пока взгляд Липкого менялся, но надо отдать должное, страха в нём не проскользнуло, я поспешил успокоить. — Шучу я. Копья нам по случаю достались, — я запрыгнул на Звезданутого. — Просто они качественные, да и других нет. Никому мы не поклоняемся, только госпоже свободе.

Липкий качнул головой, в знак того, что понял меня:

— Хорошо сказал.

Все клёпки, при помощи Огарика, который, действительно несколько смягчил железо, вечером мы сняли.

— А малец что, тебя слушает? — вор присел рядом, пока сбивали клёпки с кандалов Большого.

Голос у него был заговорщицкий — наверняка вынашивает планы применения Огарика.

— Не мути воду Липкий, будь собой. Не тяни из раба жилы и будет тебе счастье, — ответил я ему. — Огарик имеет покровителя, не суйся. Да и будь проще.

— Да я просто спросил....

Глава 19

Обратно мы не спешили, запутывая следы, поэтому реки, за которой было наше логово, достигли только через семь дней, неделю по-нашему, хотя я уже привык к десятидневке в этом мире. За это время узнали имя гиганта, то есть говорили буквы — а он кивал — да, нет. Звали его Нумон. Мы даже начали с ним разрабатывать местную версию жестового языка, чему, кстати, Нумон был очень рад. Понятно, причину отсутствия у него части тела я не выяснил, но на пальцах элементарное он, вернее я, понимал.

К реке вышли километра за два до моста. Чустам сказал, что мы должны очень нашуметь своим бегством, как-никак Империю обворовали, а это серьёзно, поэтому мосты могут взять под охрану — чтобы нас поймать. Я если честно сомневался, что из-за четырёх рабов будет суета, хотя убийство представителей власти.... Насколько я не прав, мы узнали буквально через несколько часов.

Корм пошёл на разведку к мосту. Большой (хотя и знали его имя, но прозвище, это вам не имя), играл с Огариком в ножички. Игру показал им минут тридцать назад, но, не смотря на травянистую почву, Огарику она очень понравилась. И он с детской непосредственностью быстро нашёл напарника, так как у меня дико заныла нога — судя по боли — грядёт буря, не меньше, и я предпочёл сесть. Бури, кстати, здесь бывали. Не такие конечно как в кино, но вот чтоб видно всего метров на десять и ветер, ломающий ветви и выворачивающий старые деревья — запросто.

— Дед плывёт, — вдруг встрепенулся Огарик.

— О, готовь мягкое место, — прокомментировал Клоп.

— Далеко? — спросил я.

— Меньше осьмушки, — ответил Огарик.

— Нас найдёт?

— Да. Дядь Хромой, заступишься?

Похоже, парню светили серьёзные неприятности.

— Попытаюсь.

— А мы ведь на его лодке можем переплыть, — Клоп улёгся на землю, жуя травинку.

— А лошадей?

— Твой точно переплывёт. Да и эти должны.

Тут вернулся Чустам:

— Ну что?

— Не знаю. Близко подходить не стал. Вроде всё спокойно, но нутро прямо воет. Надо будет ждать, чтобы кто-нибудь проехал, так не понятно.

— Дед плывёт, Клоп предлагает на его лодке.

— Огарик, — отреагировал корм, — а мазь то ведь лечебная закончилась.

— Не трави ты ему душу. И так защиты уже просит.

— Что значит защиты? Я бы на месте деда выпорол его. Ой, как выпорол!

— Ну да. И был бы я сейчас в рабстве или с дыркой в животе.

— Тоже верно, но ты со стороны деда глянь....

Дед появился через час. Чустам и Клоп подхватили лодку и затащили через камыши к берегу. Огарик спрятался за моей спиной. Дед с хмурым видом вышел, и остановился шагах в пяти от меня.

— Мир, тут такая история..., — начал я.

Дед махнул рукой, прерывая меня:

— Нашёл заступника? Это хорошо. Давайте ладони.

— Зачем?

— Давайте я говорю!

Я протянул руку.

— Ты тоже!

Огарик протянул свою ручонку. Дед, вынув нож, резко чиркнул по рукам, умудрившись одним движением разрезать обе. Я дёрнул ладонь, но меня словно током прошило, на время обездвижив. Огарик не отреагировал никак.

— Сжимайте ладони.

Огарик положил свою руку сверху моей.

— Лей! — дед хмуро глянул на Огарика. — Лей говорю!

Руку зажгло. Через несколько секунд дед отпустил мою руку.

— И что это было? — потребовал я объяснений.

— А теперь он будет знать, где ты.

— Зачем?

— Потому что ты теперь за него в ответе. Теперь рассказывайте, а потом я расскажу.

Я минут за пятнадцать рассказал историю наших злоключений, утаив роль Огарика.

— Это всё? — дед пристально посмотрел на Огарика.

— Я одного силой слегка приложил, — опустив голову, произнёс парень, — и спасти раненого не смог.

— То есть показал себя люду?

Огарик кивнул.

— А теперь я вам расскажу, что молва несёт. Вели себе имперские воины спокойно рабов, а тут вышли на них адепты смерти с юным магом. Первого воина убили сразу, из второго маг высосал всю жизнь, из третьего только наполовину — насытился значит. Дале он спросил: "Согласен ли кто служить ему?" Трое рабов согласились, а остальных он приказал своим адептам взять для жертвоприношения. Жертвы даже не сопротивляясь, последовали за адептами. Тут они четверым этим рабам головы то и снесли и выложили, значит, из них крест для таинства какого-то. А чтобы ни у кого не возникло сомнения, что чёрный круг магов смерти жив, воткнули они посередине того креста копьё со своим символом, — дед замолчал.

— Да не было такого! Где копья?! — повернулся я к своим.

— Моё — вот, — показал Клоп.

— Вон у дерева стоит, — указал рукой Толикам.

Взгляды скрестились на Ларке. Тот потупил взор:

— Я оставил нечаянно.

— Зашибись! — Я кинул палочку, которую вертел весь разговор в Ларка, тот сжался.

— А почему трое, — Клоп встал с земли, отряхивая штаны, — четверых же увели?

— Да какая разница, — ответил ему Чустам. — Дед вон, посчитали, что убежал.

— Нет, — Липкий опершись о дерево, наблюдал за всем со стороны, — Большой не числился по бумагам.

— Что же они всех рабов..., — я вспомнил отчаявшегося.

— Десятник прикрылся, — произнёс Чустам. — Его бы по голове не погладили, если б узнали, что оружие сдал. Рабы правду могли рассказать, а так.... Вроде бы он и сделать ничего не мог. Магия!

— Потом погадаете, прервал разговор Мир, — а теперяча бежать вам надо. Пошли Хромой в сторону — посекретничаем.

— То, что поведал, это не всё, — дед задрал рукав, когда мы отошли.

Красный круг с узором на предплечье окружало воспаление.

— Одарённых детей, утерянных в этой местности в последние годы не много, а таких как он, вообще десятилетия ждут. Коли метка жечь начинает, то значит, проверяют, где я. С самого утра болеть начала, можно ждать не сегодня, так завтра в гости.

— Маги?

— Да. Огарика искать будут. Но если уж в селе говорят, то они точно в курсе ваших веселий. А теперь слушай....

Рассказ деда длился минут двадцать.

— ... Вот как-то так. Теперь бери своих, и улепётывайте из этого локотства и чем далее, тем лучшее будет.

— Куда, не посоветуешь?

— Ты Хромой как дитё. Мне ведь магов надо будет обманывать. А смогу ли я то, или нет.... Лучше я не буду знать, куда пойдёте. И помни, случится, что с ним, я остаток жизни отдам, чтобы найти тебя.

— Почему я?

— Сам гадаю. Есть что-то в тебе..., может, потому, как не врал ты ни разу. А я чувствам доверяю, ещё ни разу не ошибся. Руку дай, — дед, задрав рукав на левом предплечье, снял кожаный браслет с золотым кругляшом — один в один как у Огарика, и стал завязывать его на моей руке:

— У Огарика такой же, и ежели он снимет, или там кто недобрый на золото позарится, то твой жечь будет, ну а ты — так наоборот. Денег вот немного, — Мир снял с пояса кошелёк, протянув мне.

Отказываться я не стал — не в том сейчас положении.

— Чуть не забыл..., — дед резко махнул рукой, отвесив мне смачный подзатыльник. — Третий день хочу это сделать.

После меня дед инструктировал Огарика, это заняло ещё минут двадцать. Что рассказывал дед, слышно не было, но паренёк регулярно кивал головой.

— Ну? — спросил меня Чустам.

— К морю хочу.

Корм усмехнулся:

— Понятно.

— Вы это, — обратился я к новеньким, — с нами опасно, похоже, маги заинтересовались, так что....

— Ты если мешаем, то так и скажи, — откликнулся Липкий, — а пугать не надо. Я с детства вдоль меча хожу. Набоялся уже.

Троица внимательно смотрела на меня, ожидая ответа.

— Мешать вроде не мешаете..., — я в голове прокручивал все за и против.

Гигант — это конечно сила! За таким и спрятаться чуть что можно. Липкий — мутный и опасный тип, может и ночью прирезать за башок. Дедок — вообще балласт из балластов. И самое главное, это то, что лошадей-то у нас четыре. То есть своей компашкой мы худо-бедно поместимся, а вот с ними.... Да собственно, чего я менжуюсь...

— Ты, мил человек, — старик словно прочитал мои мысли, — не гони нас раньше времени. Как будем обузой ..., ну или буду..., — он глянул на Большого и Липкого, — так скажешь, я и отойду. Может, что и решится за это время. Пользы большой от меня не будет, но кашеварить могу, да и знаю много. Если и вправду, сможете, деньги мои забрать, то отдам всё. Пойми просто меня — куда я один....

И что на это сказать? Без нас старик точно долго не протянет. Один, в лесу.... Можно, правда, всех троих.... И наши, и новенькие, пристально смотрели на меня, ожидая ответа. Тут ещё Огарик с Миром подошли. Причём последний, очень уж внимательно изучал меня взглядом. Понятно, что можно было устроить общее голосование, сняв с себя ответственность, но вопрос задавался конкретному человеку — мне. И этот конкретный человек, дело прошлое, нисколько не нужнее нашей команде, чем скажем тот же старик. М-да... дилемма... Пауза затягивалась.

— Вы попрощались? — спросил я Мира, выигрывая время на раздумье.

Тот кивнул. Я ещё раз глянул на троицу:

— Тогда выходим. Чустам, дашь Серебрушку Шванию?

— Хорошо.

В принципе не дал конкретного ответа. Может это и подло, но так сказать взял тайм-аут на раздумье, оставив пути отхода. Не знаю я, что с ними делать. Я как мог, искал разумное объяснение своего поступка, вернее... успокаивал сам себя, так как внутри знал, что потом точно не прогоню их, и именно это злило, поскольку противоречит логике выживания.

Собираться особо было нечего — не раскладывались. Единственное, пристроили мешок с продуктами, привезённый дедом. От него же мне досталась довольно приличная сумка. И я, и он знали что там.

— Амулет с его шеи не снимай. Он хоть немного, но сдерживает силу, — напутствовал меня шёпотом в дорогу дед.

Мирант обнял внука. У Огарика глаза были на мокром месте. Я, пожав руку деду, закинул парня на Звезданутого.

— Спасибо Мир.

— Спасибом не отделаешься. Смотри за ним! Езжайте! — дед хлопнул по крупу Звезданутого.

Огарик ещё долго пытался выглянуть из-за меня, выискивая глазами Мира. Я же рассматривал холм, видневшийся на том берегу. Это место, хоть и ненадолго, но подарило ощущение дома. Да, приходилось уживаться не с самыми приятными людьми, но и они уже начинали казаться родными. Да, может, где-то не хватало еды или одежды, но мне там было комфортно....

— Куда идём-то? — спросил Клоп.

— Вдоль реки, — ответил я ему. — Только от берега надо отъехать.

Через полчаса меня догнал Липкий и пристроился рядом со Звезданутым:

— Спасибо Хромой, я бы на твоём месте, если честно, не взял нас

Хотелось ответить ему: ещё не поздно передумать, но сейчас было не до него. Мысли занимала дорога, вернее наш пункт назначения, а если быть совсем точным — его отсутствие.

— Ты если чего надо — говори, — не отставал вор, — может, что посоветую.

— Где ближайшая граница локотства?

— Ближайшая недалеко, но туда нельзя, орки не любят гостей.

— Поверь мне, это мы знаем, локотство соседнее где?

— Да одинаково. Вон туда, — он показал чуть не в обратную сторону, — Верхундское. А вот туда, — указал он по ходу нашего движения — Слопотское, за ним Халайское.

— Халайское это же северное?

— Да.

— Толикам!

— Ау.

— Ты же говорил, что северные земли далеко?

— Ты просто размер Слопотского не знаешь, да и Халайское довольно вытянутое и размером с четверть империи будет, а может и больше. Орки там.

— Как орки? Степи вон там!

— Рисовать надо. Халайское огибает орочьи степи и уходит за них.

— Там есть участок, между степью и морем, — включился в разговор Шваний, — который лишь на бумаге принадлежит империи, а в действительности там орки ходят к морю. А вот за этим участком уже идёт север. Его бы может уже давно прибрали к рукам, только вот товары оттуда не доходят большей частью — орки забирают.

— Так мир же с ними?

— Не остаётся в живых тех, кто видел грабителей. Все понимают, что зелёные, только доказать некому. А обозы не доходят — вот такая сказка. Зелёные на лафотов ссылаются. Империя бы готова морем возить, всё-таки самый короткий путь, а земли там богатые, только всё равно далеко, да и действительно в море лафоты шалят. Локот Халайский раз в год собирает войско, прося сил у Империи, и посылает туда дань собирать. Народ там тёмный и считает земли своими, а локотских сборщиков разбойниками.

— Ну, так они такие и есть, получается, — произнёс Толикам, — защиту обеспечить не могут, а налоги собирают.

— Суровые там земли, звери магические бродят....

— То есть? — Заинтересовался я. — Они же вроде на западе?

— Там тоже есть, но основные сражения среди магов были именно на севере.

Невесёлая картинка северных земель вырисовывалась. Идти туда желание несколько поутихло.

— Пройтись не желаешь? — подошёл с противоположенной стороны Чустам.

— Давай, — я оглянулся, ища кому бы предложить лошадь на время.

Из наших, пешим был только Ларк, чужакам Зезданутого с Огариком я не хотел доверять. Хоть и всё равно догоним, но не хотел.

Я махнул рукой Ларку он скачками подбежал и даже помог спуститься — адъютант, блин.

— Я с вами, — попытался слезть Огарик.

— Сиди давай, — остановил его корм, мы о неинтересном.

Огарик хмуро посмотрел на него — не поверил. Мы с Чустамом остановились, пока все пройдут вперёд. Клоп оглянулся на нас, но остался около Толикама, слушая рассказ о севере. Ларк и Огарик тут же затеяли спор шёпотом — кто из них в седле, а кто на крупе.

— Куда идём?

— Пока из балзонства, потом из локотства.

— Ещё скажи к морю.

— Ну а почему бы и нет — нас никто не держит.

— Ну что ж верно, — Чустам замолчал.

— Ты меня за этим позвал?

— И за этим. Севером чего интересуешься?

— Тоже вариант.

— Туда луны четыре, если не пять добираться и это если каждый день идти.

— Мы не куда не торопимся.

— Там холодно, сам говорил, что нужна одежда, деньги.

— Заработаем.

— Хотел сказать награбим?

— Тоже работа.

— Какой-то ты спокойный.

— Наверно начинаю привыкать к свободной жизни. А вообще просто хорошо.

— Конечно. По следам имперская стража и так понимаю маги, а ему хорошо.

— Так поэтому и радуюсь, завтра может быть по-другому. Знаешь, Чустам, я вот когда попал в загон, вернее после этого.... Не важно. Так вот, только тогда понял, насколько прекрасно быть свободным. Нет, и раньше понятно, что нравилось, а вот насколько.... Я сейчас день свободы готов отдать за остаток жизни в рабстве, — я вобрал носом ароматы леса и выдохнул. — Мы ведь сейчас самые свободные люди. Думаю, что и Клоп не хочет в село именно потому, что там тоже рабство. Да, более уютное, да — можешь к девкам хоть каждый день, но.... Не знаю, как объяснить.

Корм внимательно меня слушал.

— Вон дед, — продолжил я. — Он думает, что недавно попал в рабы. А ведь он всю жизнь был рабом. Делал то, что ему скажут, ходил туда, куда пошлют.... А быть свободным, это значит делать то, что тебе нравится, а не другим.

— Тебя Толикам не кусал?

— Смейся, смейся.

— Тебя послушать так все рабы.

— Ну почему, мы свободные.

— Не-е-ет. Ты вон пообещал Миру за внуком смотреть, так что... ты раб — у тебя обязанность.

— Если бы я не хотел, то не пообещал бы, значит, я не чужое пожелание выполнил, а своё.

— Куда бы ты делся?

— Умеешь же ты всё испортить — такую теорию разрушил.

— Ничего я не рушил. Просто по твоим словам, ты у нас и есть единственный раб, — усмехнулся Чустам. — А теория, как ты говоришь, верная.

— Ничего не верная. Если по ней я раб — значит неверная.

Корм засмеялся:

— Тебе бы в грандзоны. Те тоже слова кладут так, как им удобно.

— Может когда и стану. Наши уже далеко, Ларка пришлёшь?

— Ладно, — Чустам зашагал быстрее, догоняя наш отряд.

— И это, — вдруг остановился он, — спасибо, что старика не прогнал.

Пока корм шёл до наших, пока Огарик, ссадив Ларка, ехал обратно, я пытался вспомнить, когда это умудрился проморгать момент, в который вдруг стал ответственным за принятие решений? Если честно, то последние слова Чустама меня не вдохновляли. Понятно, что я оставил новеньких — так получилось..., само..., не понятно, почему вдруг благодарность? Если бы значит, я прогнал, то корм и это бы просто принял? Я вроде как против, но раз Хромой сказал....

— Большой, а тебе, зачем кандалы? — спросил я, когда мы с Огариком нагнали всех.

Гигант и вправду нёс свои кандалы на плече, с тех пор как их сняли. Большой снял цепь с плеча и крутанул восьмёркой — не желал бы я попасть под этот удар.

— Серьёзно.... Утяжелить бы конец и рукоять какую.

Большой кивнул два раза, улыбнувшись, показал батог, который он использовал как посох и, проходя мимо ближайшего дерева, рёбрами ладоней показал, что вырубит кусок для утяжеления, но потом, ткнув пальцем в пустые отверстия для заклёпок, пожал плечами — нечем крепить. По сути, для него идеальное оружие — и дальность о-го-го и удар будет, посерьёзней, чем у меча.

— Ты канавку выруби и перевяжи чем, — посоветовал Толикам, — Клоп вон все обрезки с упряжи собрал.

Большой вопросительно мыкнул.

— Ну, вот так, — Толикам попытался подъехать к дереву, но кобыла под ним воспротивилась ввиду обилия веток. Тогда он спрыгнул и, подойдя к стволу, показал гантелеобразную фигуру на нём. — А рукоять к звену цепи примотай.

В общем, через десять минут, пришлось цыкать на Большого, чтобы он прекратил шоркать лезвие топора. Оказалось его мысли не далеко расходятся с делом. Создавалось, если честно, ощущение такого... немножко дурочка — большой, немой, глупый.

— Чустам, буря будет, — нога ныла всё сильнее, да и ветер нехорошо стал шерстить листву крон.

— Вижу.

— Давай к реке.

— У реки сильнее будет, овраг бы.

Мнут через двадцать, небо потемнело, и стали падать крупные капли дождя.

— Встаём, — крикнул я.

— Клоп, рассёдлывай и вяжи лошадей вон к тому дереву, — словно ждал сигнала, крикнул Чустам. — Большой рубит ветки, Ларк и Липкий строить шалаш, Толикам и Шваний...

— Можно Шван, — крикнул старик, поскольку к этому моменту шум леса уже глушил голос.

Чустам гневно глянул:

— С вас вещи прикрыть от дождя.

— Чем?

— Ветками! Шевелитесь!

Я чуть не спрыгнул с лошади. Наверно даже спрыгнул бы, если бы Чустам сказал мне что делать. А так слез, и спустив Огарика, тупо встал. Даже ребёнок кинулся помогать деду и Толикаму. Я, взяв Звезданутого в повод, повёл к Клопу, который продёргивая сквозь узды вожжи вязал лошадей в одну вязанку вокруг дерева. Тут вспыхнула молния и через пять секунд раздался гром — Звезданутый вдруг дёрнулся и стал вырываться, я еле удерживал. Ко мне подскочил Большой и мощным ударом ладони по морде! Привёл коня! В чувство. Звезданутый явно побаиваясь Большого побрёл за ним на поводу.

Я не видел ураганов, собственно и это не ураган. Я даже не знаю, чем отличается буря от урагана, но природа это сила! Страшно не было. Даже раскаты грома, предугадываемые по вспышкам, был ожидаемы. Но какая мощь!

Вымокли до нитки все. Не помогло ни укрытие под деревом, ни рабская дерюга, захваченная с обоза хозяйственным Толикамом. Клоп пару раз выскакивал наружу, боясь за лошадей.

— Да прекрати ты, убегут, так убегут, ты не остановишь! — крикнул, наконец, я на него.

— Он не за лошадей боится, — громко произнёс мне в ухо Чустам в очередную отлучку раба, — а за то, что плохо дело сделал.

— Дед, так что там насчёт империалов? — спросил Липкий.

— Я раньше у старого грандзона когда служил, то часто в его балзонстве бывал — там у меня своя комната. А в ней тайник.

— Какое балзонство?

— Нуренское.

— Не слышал о таком.

— Оно называется балзонством, а так кусок земли на границе локотства, который по краю за день пешком обойти можно, причём половину земли озеро занимает.

— То есть, крепости нет?

— Есть. Только небольшая.

— Со стеной?

— Да.

— Хлопотно, — Чустам, да и остальные, прислушивались к разговору.

Хотя как прислушивались, Швану и вору приходилось перекрикивать ветер

— Двадцать империалов, — парировал Липкий.

Корм промолчал, схватив рукой ветку, которую уже пятый раз пыталось вырвать из стены шалаша.

— Надо хоть посмотреть, — продолжил вор. — Где именно балзонство?

— На границе со Слопотским, — ответил Шван.

— Так нам ещё и по пути.

— Немного правее надо бы.

У меня создалось стойкое ощущение, что дед не хотел туда идти. Может, конечно, денег жалел, но сомнительно....

— Хромой, — спросил Липкий, — а что у тебя в сумке?

Я, чтобы не замочить драгоценную поклажу прижал сумку к груди.

— Книги.

Липкий ухмыльнулся, но ничего больше не сказал.

Буря затихла так же, как началась — резко. Не за минуту конечно, но довольно быстро сменив шквалы ветра полным штилем. Лошади не разбежались.

— Чустам, — отозвал я корма в сторонку, пока наши собирались. — Это как понимать?

— Что именно?

— Ты меня в кормы толкаешь?

— Не понял?

— Только не надо....

— Давай отойдём ещё, — предложил корм.

Мы, отдалились метров на тридцать.

— Знаешь, Хромой, как определяют десятников в имперских войсках?

— Да откуда мне?

— Ну, хотя бы предположи, — корм не шутил.

— Те, кто более умелые, в смысле лучше всех занимаются?

— Нас поселили в одном доме и руки давали задания. Задания давались ни кому-то конкретно, а всем. Мы сами не торопились и за это нас наказывали. Когда едой, когда и лишним кругом пробежки. Постепенно вышли вперёд, кто не очень хотел наказаний, но за кем шёл народ. И это были зачастую далеко не те, кто лучше бился лучше или был сильнее. Тут другая сила — та сила, когда слушают, та сила, когда уважают. Потом понятно проверяли и будущих десятников, и кто-то не смог.... Так вот за тобой идут сильнее, чем за мной и надо быть совсем дураком, чтобы не признавать это. Возможно, ты и не вытянешь, но тогда этот десяток придётся разделить между другими, потому как если не самый сильный, то никто. Народ не может без того, кто ведёт. Так положено, так правильно, так делают все. Любое твоё слово, заметь, воспринимается без возражений. Даже когда ты не прав или сомневаешься. Вспомни всё, хоть остров — тебе было просто высказать сомнение, и все встали на твою сторону. Это сродни магии. Эти вон, которых освободили, даже не задумывались когда обращались к тебе. И не вздумай их переубеждать, а то они почувствуют слабину и потянутся сами верховодить. Вот тот мутный — так точно, только повод дай. Остальное я тебе объяснять не буду — сам не дурень. От меня подлости не жди — мне ведь также как тебе — выжить и быть свободным. По себе знаю тяжело, но чем могу — помогу. И это... забудь про корма. Прошу. Тупость это рабская. Кстати, будь готов, что тебя будут ненавидеть, — ухмыльнулся Чустам.

— Я осмыслю, — ответил я ему.

— Ну, давай, думай..., только у тебя особо путей нет, — Чустам развернулся и пошёл помогать Клопу, вязать вещи на лошадей — две всё-таки без сёдел.

Глава 20

Промокли мы все насквозь, но сушиться не было возможности, так как вымокло вообще всё вокруг и развести огонь, пусть и наполненном магией искровысекателем, не представлялось возможным. Пока ехали заняться было нечем, и я решил хоть немного прояснить для себя составляющие магии, а то, это для меня на уровне необъяснимых фокусов.

— Огарик, ты случайно не знаешь, как... вернее, почему из магического огнива идёт такой сноп искр?

— Потому что оно магическое, — удивлённо ответил парень.

— Да я не об этом. В нём содержится какая-то сила?

— А-а-а. Нет. Алтыри меняют суть камней, и они делаются... ну... другими.

— А ты тоже можешь?

— Дед показывал, но это долго и я сам не пробовал.

— То есть — долго? — вообще магическое огниво было довольно распространенным, то есть априори не могло быть очень дорогим или трудно изготавливаемым.

— Надо найти хорошие камни, которые искрят, если по ним бить, потом в одном горшке сделать так, чтобы эти камни растворились, а во втором растворить железо — чем больше, тем лучше. Потом надо наготовить камни. Быстрее всего наколоть голышей из моря, как у Чустама, и одну половину сложить в один горшок, а вторую в другой. Ну и вымачивать, иногда наполняя силой. Они тогда впитают сущность камней и железа, и станут огнивом.

— Долго, это сколько?

— Можно руки, но самые хорошие получаются, если три луны.

— А у Чустама какой? Хороший?

— Не знаю.

— А как....

Тут Огарик ткнул пальцем в Чустама. Корм, согнав минут десять назад Толикама с лошади, поехал чуть вперёд, а теперь стоял, подняв руку.

— Т-с-с, — шикнул я на Швана и голубопечатного, которые шёпотом о чём-то разговаривали.

Чустам махнул мне рукой, но я уже и так слышал далёкие удары топора. Я, подав Звезданутого подъехал к нему.

— Двое рубят, — прошептал он, как будто они были рядом. — Переждём? Или в сторону?

— А может, узнаем кто?

Корм помолчал пару секунд:

— Можно и проверить, — он хотел, было, спешиваться.

— Сиди, — прошептал я. — Проверим твою теорию.

Я повернулся, и ткнул пальцем в Липкого, потом в сторону стука. Тот несколько замешкался, но подошёл к нам:

— Посмотреть?

Я кивнул, глядя на него. Тот без возражений и препираний пошёл вперёд.

— Думает, его проверяем, — прошептал Чустам, когда вор отошёл достаточно далеко.

— Ну и пусть, — ответил я ему. — Собственно так и есть.

— Может лучше я? — спросил Огарик.

— Сиди, разведчик нашёлся

— Вы меня бы не нашли если бы Чустам не наткнулся, — обиделся парень.

— Отпусти его, — вступился Чустам. — Мы когда тебя готовились освобождать — проверяли его. Я отворачивался, а он прятался в двадцати шагах сзади. Из пяти раз, я один нашёл и то, по следам — глаза отводить умеет.

— Конечно. Только взгляд прятать не может. Посмотрит, а лесорубы занервничают.

— Ну, тут да, — подмигнул корм насупившемуся Огарику.

Мне собственно на обиды мальчишки было всё равно.

Липкий вернулся через полчаса с горящими глазами:

— Там дорога, на ней карета и всего трое стражей, — явно подразумевая добычу, скороговоркой вывалил вор.

— Стучат чего? — спросил Чустам.

— Дерево бурей свалило — проехать не могут.

— В карете кто?

— Не знаю, двери закрыты.

Корм посмотрел на меня, я оглянулся, по сути действенных воинов всего пятеро — Чустам, Большой, Клоп, Липкий и возможно Толикам. Большой идёт за полтора, Толикам за половину. Остальных, в том числе и себя, я за великих держателей меча не держал, но с учётом пары копий... я и Ларк могли послужить устрашением. Разбой, это вам не воровство. Поскольку данных было всё равно мало — не сам ведь смотрел, может там трое таких, как Большой, я торопиться не стал:

— Огарик, остаёшься со Шваном. Слушайся его, — я привстал на стременах, чтобы слезть.

— Тебе лучше на лошади, они уже дорубают, — опередил меня Липкий.

— Слазь, — я попытался согнать мелкого.

— Я тебе помог в прошлый раз.

— Тогда было спасение, а сейчас.... Слазь!

Огарик нехотя спустился.

— Ларк, берёшь копьё, Чустам — лук, Толикам, мне тоже дашь копьё, ты вроде хвастался, что и мечом в танце муху рубишь.

— Очень остроумно, — огрызнулся Толикам, так как наши расплылись в улыбке. — Ты тогда на арене светлого вообще чуть на куски не разрубил.

Надо не забыть прояснить как-то этот момент — что я там всё-таки такого сделал, что всё ещё помнят? Толикам протянул мне копьё.

Я не особо видел кареты, ни в этом, ни в каком другом мире, ну за исключением бутафорских в Питере, хотя может они так и выглядят. Если честно, вот так встретив на дороге, я бы посомневался назвать эту коробку на колёсах — каретой. Этакий крытый тарантас. Но, местные сказали карета — значит карета, тем более возможны вольности перевода. Может, я от кого-то понял, что это слово по-русски звучит как карета, а в действительности — тарантас. Единственное, что указывало на высший класс транспортного средства, это двигатель в два раза сильнее обычного. Ну, то есть две запряжённых лошади, вместо одной.

— Это что арбалет? — прошептал я корму, указав на колесо телеги у которого стоял взведённый механизм.

Мы прятались в кустах буквально в двадцати метрах от дороги. Звезданутого привязали к дереву, как только стали видны просветы. Охрана действительно уже добивала повисший поперёк ствол исполина, поверженного бурей. Один край был уже перерублен, а второй дорубался. Причём ребята рубили прямо в кольчугах, не соизволив облегчить свои страдания путём облегчения — в карете явно персона.

— Не знаю что такое, арпулетт, — ответил Чустам, (я, забывшись, произнёс по-русски), — но это самострел.

— Хочу, — прошептал я.

Корм улыбнулся.

Дровосеки рубили дерево двумя топорами. Шикарными топорами. Напоминали колуны, но со слегка удлиненным лезвием и гравировкой по нему. Третий стоял у кареты, наблюдая за работой других, наверно самый умный. Этот третий, был без кольчуги, что несколько облегчало нам задачу.

— Когда оттаскивать будут. Ты отсекаешь того, кто кинется к самострелу.

— Хорошо.

Подошли мы вовремя. Минут через десять было перерублено и троица начала оттаскивать, позабыв про топоры и арбалет.

— Чувствуешь? — Спросил Чустам.

— Смылся от дедка.

Я оглянулся и махнул рукой. Огарик не появился.

— Закончим — высеку. По возможности без крови. Я о жертвах, — поняв двоякость сказанного — поправился я.

Махнув рукой, я шагнул вперёд. Воины, увлекшись работой, не заметили нас даже тогда, когда мы вышли на дорогу. Я указал Ларку на топоры. Тот, опять бросив копьё, подбежал и, схватив оба, оттащил в сторону. Этот момент был замечен ратниками. Один из них отпустился от бревна. Двое других, поняв, что что-то не так, последовали его примеру. Наверно устав службы не позволял парням отстёгивать ножны, поскольку у двоих из них появились мечи в руках.

— Бросьте воёвые, жизнь одна, — Липкий оглянулся на меня.

— Если сможем, живыми.

Он кивнул в ответ. Воины не спешили нападать, но и мечи не бросали.

— Клоп, Большой, проверьте карету.

Наш единственный вольный, грамотно дёрнул дверцу, пытаясь сразу отойти в сторону — она была заперта. Зато с другой стороны скрипнули петли. Конечно, можно и отпустить дворян, купцов, ну или кто там, но ведь они уносят самое ценное. Я бы унёс. Но и разбивать наш отряд....

— Парень с девкой, — прокомментировал убегающую пару Клоп.

— Вижу, далеко не уйдут, Чуст — одного!

Стрела просвистела из-за моей спины. Один из стражников попытался увернуться и палочка со сталью на конце, лишь шаркнула по кольчуге.

— Бьём, как выйдет! — Крикнул я, понимая, что эти ребята не зря едят хлеб.

Плевать на психику Огарика — жизни дороже, а тут не мальчики для битья.

— Большой разгони их немного как скажу, Чустам — как отвлекутся, Мы с Липким оттесним двух правых — остальные бейте крайнего. Пошли! — и я, выставив копьё, шагнул первым.

Из двоих правых один, то есть, предполагаемый возничий был без оружия. Почему-то я решил, что мы с Липким удержим эту пару пока ребята сократят численность врага. Как бы ни так. Меченосец был виртуоз — Липкий, за несколько секунд боя, чуть не лишился пальцев на правой. Меч воина немного не достал. Предполагаю, что тот, который с мечом, даже если добавить ещё одного, такого как я, и ещё одного как вор, запросто бы нас раскидал, ну или расчленил. Расчленил бы.... Если бы не Чустам. Болт просвистел мимо моего уха и вонзился сквозь кольчугу в грудь — корм бил из трофейного оружия. Я даже думать не стал и ударил копьём в грудь, не пробив броню, но зато сбив воина с ног. Липкий клинком, словно топором, ударил по руке с мечом. Вот как в кино не было — хрясь, и нет кисти. Кровь была. Рана была. Рука осталась на месте. Тут же Липкий чуть не лишился головы — безоружный тоже был не лыком шит и реально попытался свернуть вору черепушку. Я словно ломом вбил этому ненавистнику ночной гильдии копьё в плечо, тем самым, дав Липкому шанс остаться с разумом.

Большой и Клоп, за это время, хотя так понимаю больше гигант, решили вопрос со своим подопечным. Нумон просто огрел его своим бревном, то есть будущим черенком кистеня, чем ввёл в лёгкое, ну или не лёгкое, беспамятство.

Ларк. Ларк стоял там, где был изначально, при этом копьё его тряслось, воспроизводя эффект визуального изгиба.

— Клоп, Чустам, Большой за сбежавшими. Ларк догонит вас с лошадьми.

— Справишься? — спросил Клоп.

— Да, орк его знает.

— Я помогу, — Огарик вышел из-за дерева.

— Ну ладно, — Клоп мечом перерубил гужи, удерживающие хомуты лошадей на оглоблях и кивнул Большому, жеребец под которым разве что не крякнул.

Оглобель, кстати было три. На двух лошадей вроде как пропорционально. Со мной получалось, остался Липкий. Чустам убежал ещё вперёд всадников.

— Лошадей то надо? — раздался голос Швана.

После всего проведу разбор полётов. Клянусь. Даже этот здесь.

— Липкий, Толикам, вяжем быстро.

— Может....

— Вяжем!

Если честно, то всё складывалось не самым худшим образом. Единственное, разум, памятуя о прошлом приключении, вопил о том, что надо бы обнулить потерпевших, но... Огарик, палок бы ему, да и не готов я на убийство. Липкого разве что попросить.... Нет. Пусть живут.

Вязать пленных, это тоже как оказалось задача, требующая как минимум верёвок. Ну, или в нашем случае вожжей. Благо дед вовремя привёл наших лошадей, а необходимый инвентарь был в сумках. Вожжи с каретных, уехали вместе с лошадьми. Я, помня урок лафотов хоть и не мастерски, но при помощи Толикама справился с задачей. Липкий тоже умел связывать, подозреваю, изучил на собственном опыте. После того как обездвижили пленных, я отправил вора на Серебрушке, прихватив одну из наших безымянных, вслед за нашими.

Огарик рвался попрактиковаться в лекарстве, но я его остановил:

— Не к чему им знать, что ты маг, — прошептал в стороне.

— Так я.... А вдруг умрут?

Положение парней действительно было не ахти. По рубахе возницы расплывалось кровавое пятно — моё копьё вошло довольно далеко. Один из воинов так и сидел с арбалетным болтом в груди, хотя выглядел сносно. Легче всех, возможно, отделался оглушённый, он всё ещё не пришёл в сознание. Я бы плевал на это, но рядом пацан....

— Я сейчас повязку наложу.

Огарик смотрел на меня, не моргая. Как ему отказать я не знал, но и брякаться с этими воинами очень не хотелось.

— Нельзя, понимаешь нельзя.

— А я как будто перевязываю, они даже не почувствуют.

— Почувствуют, — подключился к разговору Шван. — Меня лечили алтыри — чувствуется. Надо мазью какой-нибудь мазать. Будет казаться, что от неё эффект.

— Поищи в карете, — попросил я деда.

— А почему ты тогда ожёг Клопу, мазью предложил? — пока мы ждали Ларка, и Швана, изучавших содержимое кареты, спросил я Огарика.

— Если просто магией, то неправильно кровь потом идёт по телу, и шрамы остаются, лучше мазью.

Ларка я зарёкся брать даже в качестве устрашения — эффект у врагов обратный.

— Либалзон Борокугонский! — крикнул из дверей повозки дед.

— Шван, я ведь не его родословную послал изучать!

— Тут костюмов много женских и мужских, а больше ничего. На облучке немного продуктов, но... наверно на самый крайний случай, слишком уж незамысловатые.... О-о-о! Пирожные будешь?

— Спрашиваешь?

— Тут два, можно одно?

Я сглотнул слюну. Вообще, надо было наказать Ларка. Хотя почему вообще?

— С Огариком своей поделишься! — крикнул я. — Нашёл?

— Не совсем, но подойдёт.

Через пару минут дед вылез, держа в руках горшочек.

— Что это? — тихо спросил я.

— Крем женский, — так же тихо ответил дед.

Я глянул на него удивлённо.

— Больше ничего нет.

— Ладно, пойдёт. Пошли, лекарь. Я буду перевязывать, а ты мазать, — повернулся я к магу.

Дед потянулся за нами.

— Куда?! Ищите в карете всё самое нужное! Мы ведь не на пляже. Сейчас кто появится, и считай без голов остались.

С тем воином, которого ранил я, разобрались быстро. Мы распластали кинжалом его кафтан и рубаху, последнюю использовали в качестве перевязочного материала, заодно завязав ему повязку через рот — не кляп конечно, но особо громко не закричит. Толикам в это время страховал. А вот со вторым....

Болт вошёл хорошо, и только я за него взялся, воин, стиснув зубы, застонал. Благо, что стрелка вообще вошла в правую сторону груди, в левую — уже было бы некому помогать. Хотя не благо, лучше бы уж.... Осмотреть рану мешала кольчуга.

— Намотай тряпку на руку и рви, — посоветовал воин.

Сходив за обрывками кафтана, я прихватил по дороге ветку.

— Держи, — сунул я палку в рот мужику, тот покорно сжал зубы.

Первый рывок сорвался — рука соскользнула по крови. В глазах воина я прочитал очень нелестные слова о моих способностях. Обтерев болт и сжав как можно сильнее, я дёрнул.... болт остался в руке.

— Кольчугу бы снять..., — предложил Толикам.

— Дёрнешься, убью, — глядя в глаза мужику, произнёс я. — Толикам, развяжи его.

Во время процедуры перевязки, я не выпускал из рук копьё. Надо было зарядить арбалет — на мой взгляд, выстрел несколько отдаляет от психологии убийства, ну, то есть, мне проще всадить болт, чем, если что копьём....

Развязав и сняв кольчугу, мы снова связали его, не смотря на порывы Огарика перевязывать прямо сейчас. Мужик себя вел примерно. Единственное спросил, перед тем как мы наложили повязку-узду на его рот, кто мы такие.

— Загнанные звери, — ответил я ему.

Только закончили перевязку, появились Чустам и Липкий:

— Вам что заняться нечем?! — Сразу возмутился Чустам, глядя на наш лазарет.

Я хмуро глянул на него:

— Сам знаю. Догнали?

— Да, Клоп и Большой ведут. Там такая ягодка... М-м-м.... Я чуть там..., — корм покосился на Огарика.

— Не упустят?

— Большой? Не-е-ет. С третьего кольчугу надо снять, — по-хозяйски глянул он на воинов.

— Займись. Хотя нет, я сам. Перебери что надо, а что нет, кивнул я на кучу вываленных Ларком и Шваном вещей, потом уходим. Толикам поможешь?

Пока мы освобождали второго воина от кольчуги и вновь связывали, ко мне сзади подошёл Огарик и прикоснулся к спине:

— Подходит! — крикнул он.

— Тише вы, — шикнул я на них, повернувшись.

Все, включая Огарика и Швана лыбились. Огарик прижимал к моей спине довольно вычурный по покрою кафтан зелёного цвета, вернее тёмно зелёного со светлыми вставками, обладающего кучей кружавчиков такого же оттенка.

— Очень смешно, — завязывая узел, отреагировал я.

Огарик улыбаясь, пошёл обратно.

— А брюки такие же? — спросил я его.

Тот кивнул.

— Возьмите с собой.

— Ты что, это оденешь? — спросил Липкий.

— В этом, вы меня в лесу замаетесь искать, — парировал я. — Да и в любом случае лучше, чем мой.

Парни по-другому посмотрели на наряд.

— А голубенький тоже брать? — ехидно спросил Чустам.

— Толикаму предложи, — ответил я, — ему больше пойдёт.

Беглецы оказались парнем лет тридцати и девушкой с голубой печатью на виске. У обоих были связаны за спиной руки. Парень был крепкого телосложения, но эффект произвёл не он.

Если не богиня, то уж точно чудо. Русые волосы, спадавшие чуть ниже плеч, вились небольшими локонами, тёмно карие глазки, окаймлённые довольно длинными и пушистыми ресничками, испуганно смотрели на нас. Нежно розовые губки не были полными или тонкими. Сквозь бледноватую кожу просвечивали капилляры, но это только придавало очарования. Фигурка.... Это отдельная песня. Грудь, талия, бёдра, по которым спадало серенькое платье. Её хотелось любить. Любить во всех смыслах. Любить и ночью и днём....

— Хромой, тут бы мальца увести, — несколько замялся Липкий.

Я был против насилия. Насилия, в смысле к женскому полу, то есть полового насилия, но... я бы хотел такую, поэтому понимал Липкого.

Я подошёл к ней поближе. Запах.... Нет, это не ландыши, но он будоражил. Хотелось впиться в эти губки, ну или хотя бы нежно прикоснуться к ним. Разум не исчезал и не терялся, только она была действительно невероятно красива.

— Хромой! — окликнул Шван. — Можно тебя, поговорить надо.

— Может потом, дел и так куча.

— Я об этом как раз.

Нехотя я подошёл к деду.

— Она кукла, — дед непонятно удивил меня.

— Не понял.

— Рабыня для балов, ну или утех.

— Ну и?

— Их магически делают. Раз попробуешь, потом не отпустишь. Не захочешь.

— Да я не собирался....

— Я просто предупредил. Большинство дуэлей в империи из-за них. Даже поговорка есть: хочешь с другом разругаться — подари ему свою балессу.

— Магически это как? — Особо слова деда меня не убедили.

— Потом расскажу. Не надо с ней....

— Ладно, — я повернулся обратно.

Мужская часть, то есть в нашем случае все, фигурально выражаясь, да и не фигурально, пускали слюни. Мне тоже очень хотелось посмотреть, что у неё под юбками — наверняка точёные ножки.

Я заглянул в карету — всё самое ценное из неё было вытащено.

— Большой, давай её сюда.

— Хромой, ты прямо мудрец, — ухмыльнулся вор.

Я промолчал.

— Стой, — рабыня уже занесла ножку на ступеньку, когда я образумился. — Можно твою ручку.

— Да, — плавным и несколько театральным движением протянула она ладонь.

Вот именно это движение полностью вернуло мне разум. Она играла! Она знала о силе воздействия своей внешности и играла, пытаясь свести нас с ума. Такой нежный-нежный голосок.... Меня охватила беспричинная злоба.

Я попытался снять кольцо — не проходит через фалангу.

— Сними кольца.

— Но, они не снимаются, — реснички хлопнули несколько раз.

Клади руку на ступеньку, — я вынул кинжал.

— Я..., я попытаюсь, — лоск слетел с неё в секунду.

И куда делись манеры. Она обмуслявила пальцы и потянула жемчужными зубками украшения, при этом, нервно поглядывая на меня, чем вконец превратилась из принцессы в Золушку. Прекрасную Золушку. Вскоре пять колец с обеих рук были у меня.

— Повернись, — попросил я её.

Застёжка на тоненькой цепочке не была особо замысловатой. Пока снимал, погладил её по белоснежной шейке. Её попка как бы невзначай оттопырилась, прижавшись ко мне. А-а-а! Да ну этого Швана с советами.... Огарик взял меня за предплечье. По руке пошло лёгкое покалывание. Разум вроде стал возвращаться. Каюсь, я не удержался и помог даме залезть в карету, только слегка по варварски, то есть, поддерживая сзади, чем вызвал гневный взгляд её спутника и ласково недоумённый взгляд с полуулыбкой самого объекта помощи.

Теперь надо как-то остановить парней. И это полагаю, будет не легко.

— Я за Хромым, — занял очередь вор.

— Никто её не будет, — я решил действовать без объяснений, грубо и нагло. — Не за тем здесь. Нашли что у них? — Я попытался увести тему разговора.

— Да, — Клоп показал мешочек кошелька. — Пара империалов наверно, не пересчитывал.

— Хромой! Ты чего! — возмутился Липкий. — У меня такой крали никогда не было! Не хочешь сам, дай другим!

Помог Большой, вставший напротив дверей кареты и не пустивший вора.

— Если ты, то и остальные, — ответил я Липкому. — А нас девять, — я глянул на Огарика. — Восемь. Давай тут на дороге осьмушку подождём стражу?

— С собой возьмём!

— Ты за юбку наши жизни готов отдать? — Как жизни связаны с рабыней, я ещё не придумал, но уверен смог бы. — Чустам перебрали? — Я попытался ещё раз увести тему разговора, так как не был уверен, что смогу остановить вора.

— Не полностью.

— Грузи и уходим.

— Я сапоги сниму? — спросил Клоп.

— Молодец, — похвалил я его. — Со всех.

Мы, после того как меня вызволили из рабства, очень сожалели, что не сняли обувь со стражи — ходили практически босиком.

— Хромой! — Вскликнул вор, всё ещё не теряя надежду.

— Ты можешь остаться, — ответил я ему. — Ты ведь не был по настоящему в рабстве? Ты не знаешь, что такое вкалывать с утра до вечера за плошку каши? Тебе можно. Нас можешь не догонять. Уходим! Ряженый, упал на зад! — сменил я объект внимания.

Дворянин зло смотрел на меня. Я толкнул его рукой, уронив на землю.

— Ларк! Сними сапоги!

Собственно я хотел сам.... Но, во-первых, был зол на Ларка, а во-вторых..., да какая разница? Пусть снимает. Ларк, принявшись за дело, чуть не получил по лицу второй ногой.

— Ещё раз и я вместо сапог заберу твои ноги... и твою девочку, — прошипел я на знатного.

Это возымело эффект. Пока Ларк брякался, я снял перевязь с ножнами клинка с богатея:

— А где меч?! — крикнул я.

— Вон у кареты, — ответил Клоп.

И клинок, и ножны выглядели роскошно. Если честно, меч мне не нужен был, но такой шикарный.... Витиеватая гарда закрывала руку, обоюдоострое лезвие было утончено до почти шпаги, а может, это и была именно она. Я не смог устоять от соблазна и нагло забрал клинок себе. Должна же быть хоть какая-то выгода, раз свалили на меня руководство.

— Не удивлюсь, если магически укреплен, — завистливо произнёс Чустам, но претендовать не стал.

Через пару часов, мы были уже далеко. Всё это время ехали рысью на лошадях, соответственно вымотав животин. Всё-таки девять всадников на шесть лошадей — лишка, а с учётом кучи оружия и вещей....

— Остановимся? — Скорее предложил, чем спросил Чустам.

— Да.

Пока рассаживались на полянке, Шванк достал две пирожных.

Дабы Ларк знал, чего лишился, я отломил ему от булочки с кремом (ну, на местном — пирожное) кусочек, оставшееся отдал Огарику.

— В следующий раз останутся штаны сухими, получишь всю, — резюмировал я.

— Я не....

— А я о смысле. Чего дрожал? Они чуть со смеху не умерли.

— Я боялся.

— Ну и что?

— Я не знаю.

Сейчас он был рабом. Тем самым клубком, который хотелось пнуть когда он жил в торбе. Я хотел что-то сказать, чтобы пристыдить его, но не нашёл слов. Хотелось просто пнуть.

— От тебя могла зависеть наша жизнь, — наконец нашёл я слова.

— Да от него как раз ничего не зависело, — недовольно пробурчал Липкий, ломая весь педагогический эффект.

— Чего злишься? И так лошади еле бредут, а если бы ещё и её взяли?

— Да она тут не причём. Тут ты прав, дело — это дело, а бабы — это бабы. Только как-то, глупо, словно дети неразумные: ограбили, по лесу побегали, потом полечили — надо же оставить тех, кто покажет, куда мы пошли и опознает потом, — вор ёрничал.

— А ты что предложил бы? Убить?

— Можно и так. А можно было сгрузить их и в лес вместе с каретой, а там уже не спеша и теребить. Оставили бы потом привязанными.

— И куклу потискали, — дополнил Шван.

Липкий зло зыркнул в его сторону.

— Давай я тебе расскажу про них. Растят таких девиц сызмальства, отбирая из рабынь наиболее смазливых девочек. По всей империи всего три дома занимаются этим и что толком они там с ними делают, никто не знает, так как они свои секреты берегут. Только вот выходят оттуда вот такие красавицы без изъяна. Да и ладно бы если так. Только после одной ночи с этакой красавицей, многие знатные, кто послабже, в тряпок превращаются. Только разве что на цыпочках перед ними не ходят. Точно не знаю, но слышал, что им их орхидею, ту, что снизу, магией делают, — дед поглядел на Огарика, — чтобы мужики млели от запаха и ещё хотели.

Клоп внимательно слушая, вдруг изрёк:

— А нюхать то зачем?

Все кроме Огарика и самого Колопота заулыбались.

— Клоп, это образно, — просветил я раба. — Смажешь корень, и ещё хотеться будет.

Тот заулыбался.

— Чего ты? — спросил Толикам.

— Да представил, как мы за ней по лесу все ходим, ну если б там её..., и нюхаем.

Тут уже удержаться от смеха не смог никто.

— Тфу, на вас. Ладно, поехали дальше, — стал поднимать я народ, после того как мужики обыграли эту тему на языках. Дошло до откровенной пошлости. И это при ребёнке.

— Молчал бы, — ответил, вставая, Клоп. — Видели мы, как ты её подсаживал.

— Липкий, — окликнул я вора. — А у тебя, если в следующий раз мысли дельные появятся, то ты делись, только вовремя.

— Есть одна. На дорогу нам надо в ночь выйти.

— Зачем?

— След сбить. Да и по дороге дальше уйдём.

— Верно говоришь. Ищем дорогу.

Пошли в этот раз частично пешком. Вернее частично перебежками — чтобы поберечь лошадей. Бежали все, кроме меня, Огарика и Швана. Бег был по очереди. То есть двое постоянно на своих двоих, но при усталости менялись с кем-либо на лошади.

Глава 21

К вечеру нашли дорогу. Совершенно пустую. Мы с Чустамом сходили на неё. Нашим критериям по запутыванию следов она не подходила, скорее наоборот, поскольку была превращена прошедшей бурей в приграничную полосу. Знаете когда распаханная такая полоса вдоль границы. Мы, например, чётко видели следы недавно проехавшей повозки, ну, или телеги. И самое плохое, что они были единственными.

— Что делать будем? — Чустам разглядывал следы.

— Пустим впереди нашего вольного, а сами следом поедем. Преследование всё равно только через несколько осьмушек начнётся, если вообще сегодня, там может и затопчут наши следы.

— Ты про имперцев не забывай, те должны уже идти по следам.

— Магов ещё вспомни.

— И вспомню. Воду надо — лошади пить хотят.

— Тогда туда, — ткнул я пальцем в сторону, где должна была быть река.

— Телега туда поехала.

— Да и орки с ней. Клоп предупредит — объедем.

— Тоже верно.

Я поймал себя на мысли, что после моего повторного освобождения из рабства, Чустам стал мне даже роднее чем Клоп. Может, конечно, влияние присутствия новеньких, на фоне которых корм как-то ближе. Но вернее всего просто притираемся. Липкий кстати, довольно социальный тип. Настолько быстро акклиматизироваться в чужом коллективе не каждый сможет. Шутки, прибаутки, он даже сленг наказанных почти не употребляет. Тот ещё жук, похоже.

— Ладно, давай отдых, перекусим и дальше, — я развернул Звезданутого.

В отряде и без нас сообразили, что пора бы подкрепиться. Из мешка Мира был выужен хлеб и копченая рыба, то есть то, что можно есть без готовки. Клоп нарезал какой-то забавный по форме корень. Оказалась приправа из кареты, похоже на имбирь, но с более мятным вкусом. Я, взяв ломтик, попробовал:

— М-м-м. Клоп да ты ценитель вкуса (долго не мог перевести на местный — гурман). К рыбке само-то.

— Шван подсказал. Я выбросить хотел.

— Понятно. Смотрю сапоги подошли?

— Знаешь как удобно?

— Пока не знаю. Но сейчас попробую. Ларк, а ты, куда сапоги дел?

Тот растерянно смотрел на меня. Сапоги были уже на нём. Как говорится в большой семье....

— Ладно — тебе больше ногами двигать, — смирился я с потерей.

Ещё две пары разобрали Чустам и Толикам. У остальных обувь была не рабско-орочьего производства, то есть получше.

— Ты костюмчик примерь, — посоветовал Клоп.

— И вправду, чего это я.

Размерчик был мой. Почти. Прежний хозяин был мягко говоря немного поупитанней. Сверху костюма я надел меч с перевязью.

— А неплохо, — резюмировал Липкий. — Это тоже одень.

Вор протянул мне шапку цветом под костюм. В нашем мире я бы такую не надел. Этакий, немножко женский, покрой. По форме напоминала обычную вязаную шапку, то есть без полей, козырьков и чего бы то ни было, но изготовленная из плотной ткани, по краю которой шла кружевная оборка.

— Ларк, — вор повернулся, — снимай сапоги.

— Пусть носит, — заступился я.

— Ты просто себя не видел. Сейчас побреем, волосы подрежем, чтоб из-под шапки не торчали и вылитый либалзон. Документы тоже есть. Жеребец под стать. Печать под шапкой не видно.

— Липкий прав. Рот только не открывай. Я не встречал знать без двух зубов.

— Шести, — поправил я его.

— Остальные не заметно, — возразил корм.

— Огарик вставишь?

— Если выточишь.

Я повернулся к парню:

— Ты что, правда, можешь вставить зубы?

— Там ничего сложного. Только вытачивать из кости надо и выглаживать потом.

— Хромой, ты не отвлекайся, мастера замаешься искать, чтобы выточил, — вернул меня к примерке Липкий.

— Да я сам выточу.

— Видел я с такими зубами — лучше уж совсем не приращивай. Сапоги одевай.

— Зачем всё это?

— Документы у знати спрашивает только стража и то по отдельному приказу. Ну а уж палец к печати приложить.... Я вообще о таком не слышал.

— У знати свита.

— Вон два твоих стража стоят, — кивнул Липкий на Чустама и Клопа. — Шлем оденем, на воёвого и печать не видно будет, хотя тому тоже надо одеть, больно взгляд глупый.

— Ты это..., — подал голос Клоп.

— Да шучу я. Вы чего парни?

— Кто же поверит, что стража в шлемах едет? Да ещё и в таких штанах?

— Я не таких причудливых знатных видел. Один ещё и со щитами заставлял ходить и его чуть что прикрывать. Штаны конечно не воёвые, но это кто особо присматриваться будет. Толикам пробуй синий костюм.

— Мне-то зачем?

— У тебя лицо верить заставляет. Будешь горном. Ну, или вон Швану дайте костюм. Он и говорить умеет как надо.

— Дело говорит, — подтвердил Шван, — на городских въездах только во второй, а то и третий круг стен документы у знатных спрашивают. А палец приложить, так только на въезде в вотчину локота или грандзона какого щепетильного. Можно только на имперских наткнуться.... Тем всё равно.

— Ты хочешь сказать, что мы вот прямо по дороге можем ехать? — дошло до Чустама.

— Остальных если приодеть. В особенности Большого и мелкого.

— Рабами и будут.

— Не бывает такой одежды у рабов либалзона, да и пешком....

После некоторой коррекции стражем вместо Клопа поставили Липкого. Колотоп расстроился, так как с него вознамерились снять кольчугу и сапоги. Было принято решение в ближайшее время разжиться ещё лошадьми и одеждой, а пока маскарад свернули, поскольку приобретать лошадей мы могли всего двумя способами — воровать и забирать, а костюмчики раньше времени светить не хотелось.

— Что, тронулись, фантазёры, — предложил Чустам. — Лошади пить хотят, да и темнеет уже.

Через час достигли реки и небольшого мостика. Только река была не та, вдоль которой мы должны были ехать. Так, мелкая речушка с заросшими берегами, вернее всего приток большой. Лошади жадно стали пить. Да что лошади! Мы сами пускали котелок по кругу, звучно глотая спасительную влагу. А вы поешьте копчёной рыбы и потерпите час. У водоёма почувствовали первых комаров. Пока ещё мелких. Вообще эти местные твари, не удивлюсь, если выведены магами в качестве оружия. Такие... не, не здоровые — огромные жужжащие вертолёты вмещающие казалось литр крови. По крайней мере, если убьёшь напившегося, создавалось такое впечатление. Нос этих монстров напоминал скорее донорскую иглу

— Флягу надо добыть, — вытер губы рукавом Клоп.

Единственная ёмкость — котелок, не очень подходила для перевозки воды.

— Бутылки есть, только в них вино, — приняв от Колотопа котелок, уведомил Шванк.

В темноте особо видно не было, неполная луна лишь слегка освещала нас, но все взгляды скрестились на нём.

— А чего молчал? — первым отошёл Липкий.

Шванк напившись, громко дыша, выпалил:

— Вино не настойка. Там всего три бутылки.

— Свой человек, — усмехнулся вор. — Но, одну надо выпить — ребёнку воду набрать.

Слова рабов от дела недалеко расходится, благо, что местным пробкам штопор не нужен был — они и так нормально торчали из горлышка.

— Хорошо, — сделал пару глотков Чустам и передал мне сосуд.

— Ну, так, — принял после меня бутылку Шван, — Дуваракское, по полимпериала за бутыль.

Он сделал глоток, протянул Клопу:

— Я такое, будучи горном, всего раза три пробовал — алтыри имперские делают.

Шван второй раз за вечер привлёк к себе общее внимание.

— Ты хоть бы сказал, — Клоп так и не успел глотнуть.

— Мужики, — вступился я за старика, — мы свободны, (хотел сказать, только что отказались от самой красивой девушки, но прикусил язык) можем мы, в конце концов, почувствовать себя грандзонами. Когда ещё удастся выпить вина стоимостью в четверть себя самого.

— М-м-м, — потребовал передать ему бутыль Большой.

— Этому ведро надо, — заметил Чустам.

Большой замотал головой, после того как глотнул, и показал два пальца. Все засмеялись. Тут со стороны дороги послышался скрип колеса. Все повернулись в ту сторону. Вскоре на мост въехала одинокая телега, на которой угадывались три фигуры.

— Пусть едут, — прошептал я.

Мы подождали, когда они отъедут.

— Может ещё одну? — предложил Клоп.

На некоторое время повисла тишина. Я прямо нутром ощущал, что ждут моего ответа, причём желательно положительного.

— Один раз живём, — тихо произнёс я.

— Шванк, где лежат? — спросил Клоп.

— Там у каурой справа в узле, — ответил горн.

— Обе брать? — вопрос адресовался мне.

— Разумеется.

— Дядь Клоп, я принесу, — подскочил Огарик.

Когда мальчонка принёс бутылки, одна была распечатана.

— Чего это? — Спросил я его.

— Я тоже хочу попробовать такое дорогое вино. А вы же не дадите.

Все заулыбались.

— Наш парень, — похвалил Чустам.

Вторую бутылку распивали медленно (договорились по пол глотка), растягивая удовольствие.

— Как-то с пары бутылок хорошо стало, — почувствовал я неладное.

— С него так и есть, — ответил Шван. — Пройдёт через осьмушку, даже похмелья не будет.

Распечатывать после этого третью как-то расхотелось, ну или наоборот... я ещё не закончил внутреннее противоборство.

Тут вдруг высказался Ларк:

— Я никогда больше не пойду в рабство.

Хотелось напомнить о его недавней трусости, но... вечер был прекрасным, и обижать никого не хотелось.

— Согласен, — протянул руку Ларку Чустам.

Вдруг все по-детски стали класть руки на их связку, я тоже положил. Да, наивно, для нашего циничного мира, но для этого..., а может, именно для нас, сейчас было ощущение какой-то близости со всеми ними, пусть и детской... или пьяной. Последним положил руку Огарик. Чустам улыбнувшись, потрепал его по волосам. Действительно славный паренёк. Мотнула только вот его жизнь.... Хотелось сжать его как щенка и растрепать ему ещё больше вихры. Надо кстати подстричь.

Третью всё-таки распечатали. Только дали первый круг, как на мост, с той стороны, откуда мы приехали, вылетела кавалькада вооружённых всадников. Мы равнодушно проводили её взглядом.

— Двенадцать, — раздался голос Чустама. — За нами.

— Почему? — я отглотнул из бутылки и передал Швану.

— Первым точно тот хмырь из кареты был.

— Не должны успеть, — усомнился я.

— Нет. Как раз, — возразил Липкий. — Пока сигнальный предупредил, собрали отряд, выслали.

— Какой сигнальный?

— У всех знатных есть такой амулет. Пуговица там, на которую нажать надо или кольцо снять.

— Я с него перстень снял, — Клоп достал из-за пояса кольцо.

— Может и оно, — пожал плечами Липкий.

— В нём нет магии, — успокоил Огарик.

— Что сидим? Поехали, сейчас увидят, что следов наших нет, и вернутся — края дороги смотреть. Хотя они сами сейчас так натоптали.

Спокойствие было полное. Никаких лишних мыслей или движений. Надо сказать, что и не лишние не хотелось делать. Три бутылки вина уделали восьмерых взрослых человек! Вина!

— Встали. Едем, — мой разум, наконец, подавил воздействие алкоголя.

Я даже догадался показать драгоценности феи Огарику. Тот выцепил одно кольцо:

— В этом есть.

Я с размаха выкинул его в реку.

— Была бы свежая основа — развеяли бы, — вздохнул парень.

— Что такое основа? — спросил я его, пока подсаживал на Звезданутого.

— То, что дед делал, когда дверь пробивали.

— А ты умеешь такую?

— Умею. Только она всего полдня в себя магию впитывает сама. Потом день в неё можно вливать. А следом уже она начинает отдавать.

— И что отдаёт?

— Что вложишь. Укрепление или здоровье. Можно веселье или..., — Огарик на секунду замешкался, — чтоб нравиться кому-нибудь.

Последнее слово он произнёс со стеснением.

Отрезвление наступило где-то ближе к полуночи, за это время мы прилично отмотали вдоль берега и даже переправились вброд через речушку. Ужасно хотелось спать, но вот те воины с моста всё ещё стояли в глазах. Ближе к утру мы, проехав по просёлочной дороге, выехали к селу. Поскольку час был очень ранний то в наглую проехали через него. Ну а так как село было раскинуто на двух берегах той же реки, у которой мы жили, то, простучав по деревянному настилу моста, мы оказались на другом берегу, почти незамеченными. Могли бы и совсем, но двум пострелятам возраста Огарика, приспичило поутру к реке. В руках у парней были двузубые колья — наверняка рыбу острогами долбить, пока не проснулась. Будем надеяться, что преследователи не устроят опрос жителей деревни. Сразу вдоль реки, русла которого мы старались временно держаться, поворачивать не стали. Пошептавшись, решили ехать чуть подальше от берегов. Всё-таки за нами не полные идиоты едут и если смогут проследить хотя бы до села, то поймут направление в котором мы движемся. Да и глубже в лес — меньше народу. Огарик откинувшись на меня, дремал. Как только начало светать, решили сделать привал. Только привязали лошадей, как все попадали спать.

Через час, не больше нас разбудил Чустам.

— Хватит уходить надо.

Перечить никто не стал. Все молча стали грузить свои "подушки", то есть то, что вместо них использовали на лошадей.

Десять дней! Десять! Мы добирались до этого балзонства Швана которое оказалось мало того, что в заднем месте балзонства, так ещё и в довольно болотистом заднем месте, где комарьё водилось тучами и однозначно входило в местную ОПГ по сбору крови, ну или работали на станции переливания. В течение десяти дней, мягкое место превратилось в жёсткое, как собственно и кожа от укусов насекомых, зато у некоторых на ногах мышцы стали бугриться. Особенно вымотали первые три дня, пока темп держали, стараясь уйти как можно дальше от мест, где набедокурили. Всё это время постарались не влипать в истории, чтобы не наводить на наш след. Хотя пару раз хотелось пошерстить купцов, вернее встающие на ночь обозы. Особенно насчёт лошадей. Останавливали картинки трёх разъездов воинов, которые нам встретились по пути, всплывающие перед глазами — в балзонстве явно план — перехват. Два из них были балзонскими или локотскими, как охарактеризовал их Чустам, а вот третий — имперский.

— Как определяешь? — спросил я его, когда мы смогли выдохнуть — стук копыт десятка уже затих.

Мы чуть не выехали на дорогу, когда Клоп услышал бряканье сбруи. Убежать далеко не смогли, поэтому имели возможность воочию рассмотреть каждого проехавшего. Благо ни один из них не повернул голову в нашу сторону.

— У имперских оружие одинаковое и обычно два самострела на десяток есть — на случай стычки с латниками. У местных редко такую роскошь встретишь.

— А не по гербу? — Явно съёрничал Толикам.

— Ну и по этому тоже.

Герб Империи представлял собой кулак на фоне какой-то загогулины. Кто-то из рабов рассказывал, что кулак значит единение всех локотств, а загогулина, это не загогулина вовсе, а Гнутая гора, где обитали маги. Но особо верить этому.... Вживую я этот герб, не помню, чтобы видел, только нарисованным палочкой на земле. Пока был маленьким, как-то не обращал внимания, у орков ему негде взяться, ну а сейчас просто проморгал, не обратив внимания.

— Ну ладно, поехали, — прервал я спор.

Выезд на дороги уже был стандартизован до автоматизма. Сначала галопом и из разных мест выезжали всадники, разворачиваясь по дороге в разные стороны, проехав метров тридцать-сорок (если ранее не было предусмотрено других планов), они сворачивали на противоположную сторону, опять же в разных местах. В это время Липкий, Чустам и Большой старательно заметали следы на обочинах. Выглядело, конечно, как шизофрения под кисло-сладким соусом паранойи, но..., так постановил совет.

Ужасно добивала воцарившаяся жара. Для этого времени года, причём, это ещё не так и жарко. В степи этот засушливый промежуток выдерживался легче, уж не знаю почему, может из-за ветра. Тут же духота прямо давила...

Замок, крепость, обитель, не знаю, как назвать то место, которого мы, наконец, достигли, и которое являлось промежуточной целью нашего путешествия, выплыл где-то в первой осьмушке десятого дня. Предстал он перед нами приземистой крепостью на противоположном берегу двухкилометрового блюдца озера. У меня к этому времени дико разболелся зуб, и бесило буквально всё.

— И что, вот это штурмовать? — пространственно произнёс Чустам.

— Ну не штурмовать..., — ответил Шван. — Я смогу пройти туда, но... мне нужен помощник.

— Зачем? — задал вытекающий из фразы вопрос я.

— Одному мне не пройти будет, — неопределённо ответил Шван. — там магические предупреждающие амулеты есть....

Похоже дедок имел ввиду Огарика.

— Ты Шван, не обижайся, но так тоже не пойдёт, — мягко возмутился я. — Никто из нас в неизвестность шагать не будет.

Старик на некоторое время задумался, но потом видимо решился:

— Есть подземный ход, но мне одному его вход не открыть. Нужен помощник.

— А что все? — Спросил Чустам.

Старик опять замолчал не десяток секунд.

— Давайте встанем где-нибудь неподалёку, а я обдумаю свой ответ.

— Не находишь, как-то подозрительно?

— Я объясню.

Отдых нам действительно нужен был. Шван, показал с его точки зрения, стоящее место — за холмом, скрывающим нас от имения или крепости. Я всё ещё не знал, как назвать это место, поскольку это была довольно небольшая каменная стена окружающая некую территорию, на которой, судя по крыше, было всего одно двухэтажное строение с покатой крышей типа как у наших старых пятиэтажек, отличие было лишь в черепице уложенной здесь вместо шифера.

Костёр разводить не стали. Мне вообще эта идея перестала нравиться, больно угрюмо и опасно выглядело имение. Так вроде ничего особенного, но некто внутри меня твердил, что сама постройка не так проста и, не смотря на свой довольно неказистый для этого мира вид — прагматична и готова встретить любых гостей. И это только ощущения от созерцания сердца этого балзонства.

— Я не имею зла на старого грандзона, — как только уселись на довольно мшистой поляне, начал свою речь бывший Горн. — Он и не знает о том, что творится в столице локотства, а уж тем более о действиях его сына. Он хороший человек, который не позволял себе... ну разве что изредка, повышать на меня голос. И в связи с этим, я бы не хотел лишний раз тревожить его.

— Надо же, мы тоже, — подковырнул Липкий.

— Не злословь, юноша! — В голосе Швана прорезались нотки, заставившие Липкого замолчать. — Я не о том, что возжелал проникнуть в его дом и взять своё. Я о том, что некоторые секреты грандзона, я бы не хотел обнародовать никому. В том числе и вам всем. И это не признак неуважения к вам, это слова моего достойного отношения к нему. Я осознаю свою зависимость от вас и готов в меру своих возможностей... не возместить, а помогать вам, так как вы были ко мне бескорыстны. Но это не говорит о том, что я не ценю и те десятилетия, что я прожил с ним.

Шван замолчал.

— Я ничего не понял, ты сходишь сам? — непосредственно спросил Клоп.

— Сам не могу.

— Я всё равно не понял. Мы идём все? Или кто? Ты скажи нормально.

— Твоя непонятливость..., — тон старика снова повеял раздраженностью и некоторым высокомерием.

— А я бы на твоём месте обдумал слова, — пресёк я старика, так как стало обидно за друга — тот к нему всей душой, а этот сморчок.... — Мы ведь как ты сказал, ничего не просили от тебя, ты сам предложил. А теперь, когда отмотали десяток дней, ты вдруг решил проявить характер? Если тебе так дорог твой грандзон, так ты так и скажи. Помнём тебе бока, да и ладно. Ну а выматывать людей, которые проехали нелёгкий и немалый путь с риском для своих жизней.... Повторюсь, жизней! Ты не имеешь никакого права. И это как ты понимаешь, я ласково сказал. Похоже, Чустам правильно сказал, не позорился бы ты дед...., — я схватился за щеку.

— Ты чего? — Клоп удивлённо смотрел на меня.

Причём я не совсем понял, к чему относились его слова, к тому, что я схватился за щеку или урезонил Швана.

— Зуб болит.

Огарик, сидевший у дерева, встал и подошёл ко мне:

— Наклонись.

Я присел на корточки. Он большими пальцами провёл мне по щекам, точно определив больной зуб, и подержал на нём пальцы секунд десять, при этом глядя мне в глаза. По щеке растеклось тепло, и стук кувалды в зубе стал стихать.

— Прошло? — отпустил он мою голову, всё ещё подозрительно глядя в глаза.

"А симпатичный будет парень, если не израстёт. Сколько девчонок попортит", — пронеслось в голове, пока я разглядывал детское лицо мальчонки.

— Почти. Спасибо.

Огарик вернулся на место где сидел.

— Извини Шван, — неудобно было за то, что вспылил.

— Это вы меня простите, — произнёс дед.

— Да тебе не за что...

Дед, вдруг соскочил и довольно резво побежал в лес. Я удивлённо проводил его взглядом, даже не пытаясь встать, пока не наткнулся глазами на воинов окружающих нас. Шван, я так понял, тоже был очень-очень удивлён, когда получил латной перчаткой по зубам от воина, к которому бежал. Я, схватив Огарика за ворот, задёрнул за себя и схватил арбалет, судорожно взводя.

Понятно, что к тому времени как воины подошли метров на двадцать мы были уже во всеоружии. Ребята окружили нас серьёзные, примерно человек пятнадцать, из которых четверо были лучниками. Тягаться с ними было бессмысленно, но и кучкой идти, склонив головы, никто не собирался. Клоп и корм, успели даже шлемы одеть.

— Клади оружие и на колени! — крикнул один из них.

— А меч средь расщелины не хочешь? — ответил ему Чустам, целясь из лука.

Я старался охватить взглядом двоих лучников, от ещё двух меня закрывал Звезданутый. Рука на палке приклада арбалета стала слегка вялой. Я, перестав метаться, выбрал ближнего, в конце концов, я не снайпер, хотя аж целых два выстрела за спиной — пробовал.

— Стоять! — Раздался голос поправившего челюсть Швану воина, приказ явно был сделан не нам. — Мы стражи балзонства на котором вы находитесь и требуем подчинения.

— Мы ошиблись в границах и хотели бы покинуть ваши земли! — Ответил ему Чустам. — Большой меж лошадей, тебя целят.

Гигант не стал испытывать судьбу и скрылся в табуне, тут же вражеские лучники перераспределили цели.

— Мы не можем вас выпустить без балзона! — раздался ответный крик.

— А мы не можем отдать гордость!

— Лошадей в хвост!

— Предлагают с ними пойти, — уведомил меня корм, хотя и так всё было понятно.

Я, конечно, осознавал, что если мы пойдём с ними в крепость, то нам каюк, но... был шанс придумать что-либо по дороге, ну и Огарика, скажем, можно было спровадить. Хотя о чём я? Самому себе можно признаться — просто оттягивал время:

— Хорошо.

— Сними стрелы! — крикнул Чустам.

— Лук — сняли!

Муштровка у воинов была на пять, поскольку тут же они опустили луки, но стрелы с тетивы не убрали.

— Хромой, опусти! — крикнул Чустам, опуская лук.

Причём кричал скорее по привычке, поскольку я был в пяти шагах от него.

— Выньте из самострела! — раздался голос с той стороны.

Чустам глянул на меня искоса, я снял болт, хотя это было не честно. Они за доли секунды перейдут в готовность, а я — нет.

— Большой, Ларк, — Чустам не сводил с противников глаз, — вы ведёте лошадей сзади нас шагах в пятидесяти. Остальные идём за десятником.

Двигались мы очень медленно. В душе царил пустота, но не та, когда тебя ведут, словно телёнка на убой, а та, когда она неумолимо приближается, касаясь своим саваном, а ты не согласен. Окружившие нас воины шли впереди и по бокам. Сзади вели лошадей Нумон и Ларк, которые стали первоочередными целями для лучников противника. Радовала картина плетущегося впереди Швана, которого подталкивал один из воинов, когда тот замедлялся — похоже, попал дед из огня да в полымя. Но для нас ситуация была попистой, в смысле совсем. Через полчаса вышли на дорогу, ведущую вдоль озера к крепости.

— Огарик, — прошептал я, — сумка на Звезданутом. Я знаю, ты сможешь. Там есть деньги, разберёшься. Сумку обязательно забери и обратно к деду.

Он помотал головой.

— Уходи.

— Я с тобой.

— Так бывает, иногда надо просто уйти, я не могу сейчас объяснить.

Огарик потянул амулет с шеи.

— Так не сможешь?

Он ещё раз помотал отрицательно головой. Только больно уж смущал его взгляд. Вот ведь не уйдёт! Картинка мальчишки размазалась....

— Стой, — вскрикнул воин сбоку. — Где ребёнок?

— Тай! — крикнул старший противника, но тут же замолчал.

Перед ним стоял мальчишка, между рук которого бегали молнии. Пусть маленькие и не казавшиеся опасными, но для этого мира нереальное зрелище.... Я тихо вложил болт обратно в арбалет.

— Большой левых, — раздался шёпот Чустама. — Хромой — лучники, Липкий...

Вообще молодец Чустам, я хоть и вложил болт, но не охватил всей картины, а он успел. Сигнал к началу подал лучник врага, первым поднявший своё оружие, через доли секунды он принял в голову мой болт. События разворачивались очень быстро, но я помню только первые секунды, дальше обрывками.... Мой клинок входит под доспех воина, который смотрит на меня удивлённо сверху вниз, поскольку я, упав на колени перед ним и таким макаром прокатившись, вогнал под кольчугу свой клинок. Краем глаза помню молнии.... Нутром чую Огарика в той стороне. Отбиваю удар воина, который быстро возвращает меч в боевое положение, но, тут же падает. Память полностью вернулась в объятьях Чустама, оттягивающего меня к нашим от трупа со смятым шлемом:

— Хромой, всё! Он мёртв! — врываются в разум слова корма.

Нас уже окружало кроме тех, что выжили, ещё десяток всадников, среди которых было пара арбалетчиков. Мы сгрудились в куче по центру них. На поле боя лежали семь тел, из наших там был Большой с тремя стрелами и Ларк — они оказались отсечены от нас. Но это я осознал потом, а теперь я только вырвался из ласковых объятий корма и начал воспринимать информацию, которая доходила до меня словно сквозь вату, то есть приглушенно и не совсем адекватно, как будто это всё не со мной происходит. Помню, в детстве делали операцию под общим наркозом, так очень похоже на состояние после него, когда не совсем отделяешь реальность и сны, которые видел. Огарик, слава богу, исчез.

— Балзон, у них маг. Мальчишка! — доложился старший.

— Круг, — спрыгнул с лошади тот, к кому был обращён доклад.

Тут же шесть воинов встали спинами к балзону, не оставляя сколь либо значащего расстояния между ними и постоянно водя клинками по округе. Данное действо невольно слегка разгрузило нашу осаду.

— Я не трону твоих людей! — крикнул знатный оглядываясь. — Не спеши! Отойти от них! — последняя фраза была адресована воинам.

— Грандзон, он мальчишка, просто не ожидали..., — виновато продолжил старший.

— Не хватало мне только убитых магов на моей земле, любой алтырь потом почувствует это место. Отойти от них!

Воины послушно стали снимать окружение, кучкуясь ближе к знатному.

— Грандзон, если взять того хромого, то мальчишка сам появится! — крикнул Шван.

Похоже, он во время нашего товарищеского матча огрёбся ещё, так как лежал на земле и из его носа текли явно не сопли.

— Не появляйся! — крикнул я, пытаясь вырваться из рук Чустама.

Ну, а что ещё было кричать? Для меня Огарик сейчас был в шапке-невидимке, которая как раз дарила нам шанс на спасение, и данное предупреждение было совсем не лишним.

— Значит, вы и есть те самые адепты смерти, о которых гудит локотство? — По тону знатного было не понятно, издевается он или нет. — Неплохо нашумели. Что он вам пообещал? — Грандзон кивнул на лежащего Швана.

— Двадцать империалов, — ответил я, поскольку вопрос адресовался именно мне.

Знатный улыбнулся:

— Выверял. Меньше вы бы не пошли, больше — подозрительно. Я дам тебе империал, но мои воины проводят тебя через границу локотства.

Спрашивать для чего ему это, мне было не с руки, но и его воины рядом с нами, были не в жилу — так понимаю, верить тут особо никому нельзя, могут и в ловушку завести. Торговаться? Это было бы верхом глупости, я и этот империал не понял зачем он предложил.

— Мы сами уйдём.

— Сами вы не сможете — у нас не простые отношения со Слопотским локотством, есть риск, что вас задержат. А мой человек проведёт вас через границу. Вам здесь находиться опасно — империя ищет. Мне ваше присутствие на моей земле тоже не нужно. Объяснять не буду, не твой вопрос.

— Мне не очень нравится соглядатай среди нас.

— Честность? Похвально. Ты ещё молод и глуп. Я тебе предлагаю помощь.

— Один уже предложил, — я глянул на Швания, который лежал сбитый с ног на земле. Похоже, его ещё раз приложили.

— Хорошо. Убедил. Мои ребята проведут вас до границы и расскажут, что знают. Ты далее примешь решение, отпустить их и пойти самому или воспользоваться моим предложением.

— Согласен, — ответил я после паузы секунд в пять.

В конце концов, нам сейчас, лишь бы они все скрылись, а уж одного, двух, трёх....

— Поймайте их лошадей, — небрежно бросил знатный в сторону старшего стражи.

Наши четвероногие друзья, хоть и не все, но умудрились дать дёру, оказавшись без присмотра при шумящей рядом битве. Старший стражи поднял два пальца. Пара воинов безропотно перешли на рысь в разные стороны.

— Мы можем забрать наших? — спросил Чустам.

Знатный хмуро глянул на поле битвы:

— Лирт?

— Их живы. Из наших Белый и новенький ушли в круг, — ответил старший.

Пока мы разводили политесы, один из вражеских воинов проверил лежачих.

— Забирайте.

Чустам позвал Клопа и они подошли к телам и встали. Трое воинов врага забирали своих.

— Отдайте им и пусть идут, — скомандовал балзон. — Тай, Олк, поведёте их к границе. Пойдёте на сто шагов впереди. Около границы покажете восточную тропу. Попросят о помощи — переведёте, хотя вряд ли попросят, — ухмыльнулся знатный, и вставил ногу в стремя.

Империал, сволочь, зажал! После того как парни оттащили наших раненых в сторону, вражеский отряд сгрузил своих, и направился в сторону крепости, оставив нам двоих воинов. Грешным делом промелькнуло убрать их, но.... Как бы не они на нашу землю пришли, да и угрозы не представляли. Собственно логики в их смерти не было никакой.

Ларк оказался просто оглушённым, он, кстати, по рассказу Чустама, бросился в этот раз в бой, только вот первого удара ему хватило. Ладно, хоть не насмерть приложили. Интересно чем это его так? Правая сторона лица была знатно подредактирована.

— У тебя кровь на виске, — уведомил Клоп.

— Ударился наверно, — я ощупал голову и с ужасом понял, что часть скальпа держится на честном слове.

Но сейчас меня интересовало не это. Меня начинал колотить озноб. Тошнота накатывала волнами, к тому же я наверно потянул связки плеча.

— Ага, — усмехнулся Клоп, я даже видел как.

С Большим было несколько хуже. Очень хуже. Он один из немногих, кто не имел никакой брони — попросту не налазила. А одна из стрел вошла чуть левее центра грудины. Я не очень в медицине, но где-то там сердце. В суматохе не заметил как материализовался наш маленький герой:

— Дядь Чустам, дёргай по одной.

Только корм вытаскивал с довольно неприятным звуком стрелу, Огарик накладывал руки. Визуально ничего не было видно, но я ощущал силу. И это вызывало некоторый страх. Такая необъяснимая волна, которая заставляет участиться пульсу и веет мощью. Непонятной мощью, с которой тебе не справиться и ты это понимаешь. Ты словно стоишь на поле, а вокруг тебя бушует ураган. Или ныряешь вглубь водоёма, и тут тебя подхватывает течение, которому ты не в силах сопротивляться. Прямо на глазах, вокруг Большого, стала наливаться ярко-зелёным цветом трава.

— Огарик, где амулет? — спросил я, когда вторая, на мой взгляд, самая опасная стрела была вытащена.

— Дядь Хромой, я вот ещё эту залечу и одену.

— Амулет!

Дед предупредил, что парень ещё не совсем может справляться с магией, а сейчас у него полопались все капилляры на глазах и руки стали дрожать.

— Я его уронил на дороге.

Пока шёл к месту, где отправил Огарика в сторону, боролся со своей слабостью. Ватная вялость на грани дрожжи мышц вкупе с тошнотой нехило штормили меня. Дорога не была таковой в полном смысле этого слова, так, слегка примятая трава, может более жухлая, по сравнению с округой. На том месте стояли наши провожатые.

— Мне бы осмотреть, потерял кое-что, — довольно вежливо намекнул я им, чтобы отошли.

— Ищи, — пожал плечами один из них.

— Тай! — осёк его второй. — Нас проводить попросили.

— Попросили? — Ухмыльнулся первый, но всё-таки отошёл в сторону.

Зря я их сгонял, амулет нашёлся метрах в пяти от того места. Я бегом, ну то есть вприпрыжку похромал обратно. Колдунство, ну или магичество, с Большим к этому времени было закончено. Я накинул верёвочку на шею Огарику. Большой хрипел. Его стеклянные глаза смотрели в небо.

— Так должно быть? — спросил я, хотя ответ знал.

— Его сейчас нельзя везти, — Чустам рукавом стёр кровавые слюни с губ и щеки гиганта.

— Значит остаёмся.

— А эти? — корм кивнул в сторону провожатых.

— Да по боку.

— А если снова все вернутся? — предположил Липкий.

— Значит все умрём, — резюмировал Клоп. — Но, я согласен с Хромым.

— Мы сегодня не можем! — крикнул я воинам. — Так что завтра приходите!

Второй воин, тот, что не Тай, направился к нам:

— Почему?

Я кивнул на Большого.

Воин, не сказав ни слова, развернулся и пошёл к своим лошадям. Вернулся он через минуты три:

— Держи, — кинул мне стеклянный бутылёк. — Дайте выпить, через осьмушку уснёт, и кровь внутрь перестанет идти.

Перед тем как дать неизвестное снадобье Большому, я показал его Огарику. Тот несколько пространно глянул на него и пожал плечами:

— Магическое, не алтырское.

— Дай, — попросил Чустам.

Я протянул стекляшку. Он выдернул пробку, понюхал, приложил горлышко к языку и наклонил бутылёк:

— Похоже лечебное.

Специалисты блин!

— Приподними голову, — попросил я Клопа.

Вот если яд — убью! То есть убьём! Пока поил Большого, краем глаза наблюдая за Огариком.

Тому, похоже, было не очень хорошо, так как он сел на землю и глубоко дышал.

— Огарика посмотрите, — я по капельке вливал неизвестную жидкость в рот гиганту.

Большому стало лучше буквально минут через десять. Он действительно уснул здоровым, в этом даже сомнения не было, сном. Я, поняв это, направился к воинам, спокойно рассевшимся невдалеке и игравшим в "три". Это не кости, но близко. Три палочки бросаются из ладоней, выигрывает тот, у кого вторая палочка легла на первую, а третья — на вторую. Ну, или две палочки, если у противника все рассыпались. В общем, очень интеллектуальная игра.

— Что я должен? — Спросил я второго воина.

— Империал, — усмехнулся он.

Я развернувшись направился обратно.

— Клоп, там, у знатного, империал наберётся? — Подразумевая кошелёк того фраера, что мы дёрнули.

— Да, — Клоп отвязал мешочек от своего пояса и протянул мне.

Я отсчитал империал.

— Зачем? — спросил Липкий, когда я пошёл вновь к воинам.

Я остановился:

— Если скажу что любое добро должно быть вознаграждено, то не поверишь?

Липкий ухмыльнулся в ответ.

Пока я шёл, если честно, то жаба давила. Этакий порыв благородства уже не казался настолько правильным и прошёл. Да и наверно, надо было подождать, пока сможем убедиться в действии эликсира, ну или что там было. Да и цена завышена. Но если уж сделал шаг вперёд, то надо идти, перед своими же неудобно будет. Дойдя до воина, протянул им монеты:

— Империал.

Тот посмотрел на меня и взял деньги:

— Через осьмушку надо идти.

— Хорошо, — согласился я, хотя понимал, что всё зависит от состояния Большого.

Нумону стало лучше. Он реально спал. Грузили мы его вчетвером, на всякий случай привязали вожжами к шее Звезданутого. Хотя такие привязки, что слону дробина. Как оказалось — он всё равно регулярно сползал в сторону. К этому времени отошёл лишь Ларк. Судя по описанию его ощущений — лёгкое сотрясение у него в наличии. Огарик, только тронулись, откинувшись на меня, уснул. Минут через тридцать я остановил лошадь и попросил Клопа придержать ребёнка, но тот сразу проснулся. Я, спешившись, подошёл к кустам, где меня знатно прополоскало. В голове, зато слегка прояснилось. "Зеленорожая тварь! Всю жизнь мне испоганил. Встречу — убью!" — Вспомнился мне виновник периодического отсутствия моей памяти.

Огарика пересадил к себе Толикам.

— Интересно, как Шван предупредил их? — Клоп ехал слева от меня.

Провожатые метрах в ста — ста пятидесяти впереди — так понимаю, неприцельное расстояние для лука или арбалета.

— Воротный амулет наверно, — ответил Липкий.

— Это что такое?

— Ставят на дороге тайно такой, ну и в зависимости от того какой заказали, он реагирует на двух — трёх путников, если рядом проедут.

— Зачем?

— Ну, вдруг кто-то нападать едет. А так успевают приготовиться. Опять же гостей заранее встречают.

— Если знал, чего не сказал?

— Да откуда я знал? Предположил.

— Огарик бы почувствовал. Правда, Хромой?

Я просто посмотрел на Клопа. Тот понял, что мне не до разговоров. Мутило жутко. В прошлый раз так не было. Хотя тогда я наверно всё проспал, когда меня спеленали.

Воины нас провели почти по нашим следам почти на полдня обратно. Уже начинало смеркаться.

— Дальше мы вас не поведём, — объявил Тай. — Вам туда, — ткнул он в видневшуюся в низине речушку почти полностью затянутую камышом.

— Переедете через реку, и вы в Слопотском, — объяснил второй воин.

Тай, пришпорив свою лошадь, перешёл на рысь в обратную сторону, второй воин несколько замешкался, буквально на секунду. Я посмотрел на него. Тот еле заметно повёл головой из стороны в сторону и последовал примеру Тая.

— А вы говорите империал жалко, — позлорадствовал я. — Едем вон в тот лесок, ткнул я в противоположенную сторону.

— Чего это? — спросил Чустам.

— Тот второй воёвый взглядку дал, — ответил ему Липкий, видимо тоже заметивший знак воина. — Стану знатным, с меня империал, — несколько развеял серьёзность вор.

— Провозглашаю тебя на праве горна грандзоном рабов по каше, — поддержал Толикам. — Гони империал.

— Это кто тебя горном назначил?

— Ты в прошлый раз. Сам же сказал, что я подойду, когда камзолы мерили.

— Да у вас тут локотство смотрю, — Чустам направил лошадь к лесу.

— А чего? Ты будешь грандзоном по войскам, — Клоп тронул за ним. — Только локоту зубы надо вставить.

Все вновь заулыбались.

— Грандзона по войскам не бывает, — просветил корм. — Его либо правым плечом называют, либо младшим императором.

— А левое кто?

— Левое казначей.

— Я левым буду, — вклинился Липкий.

— Я то думаю, чего в нашем локотстве деньги не водятся, — подключился Толикам. — О, и имперский маг проснулся.

— Всё хорошо? — спросил я Огарика.

Тот хмуро кивнул. Забираем детство у пацана.

— Мне бы в туалет, — несколько хрипло произнёс он.

— Ну, давай, — остановил свою лошадь Толикам.

— До леса потерплю, — оглянувшись, ответил мальчонка.

Ехали мы посередине поля.

— Здесь все свои, можешь не стесняться, — приостановил лошадь Клоп. — Мы подождём.

— Здесь вытереть нечем и дед говорил нечего попусту..., — Огарик замялся.

— Мечом трясти, — улыбнулся Чустам. — Меч нужно в тёплых ножнах и смазанным держать. Мне отец тоже так говорил, правда, когда я постарше был, и по девкам ходить начал.

— А почему смазанным?

— Эт, тебе рано знать.

В лесу мы нашли довольно неплохое место и, разогнав на стражу всех, кроме меня, Огарика, Большого и Ларка, Чустам даже приготовил кашу, прокипятив воду из небольшого болотца неподалёку. Стражу теперь было принято выставлять всегда, даже ночью.

— Что думаешь? — спросил я Чустама, когда все разбрелись туда, куда он показал.

— Думаю, балзон нас убить чужими руками решил.

— Ему вроде не выгодно на его земле?

— Да мы не на его..., вернее всего. Помнишь, Шван говорил, что балзонство то маленькое. А так и нас под мечи положил, и соседу, наверняка не самому лучшему другу, под главные ворота навоза наклал. Я тоже слышал, что если мага убивают, то потом это место самый слабый алтырь чувствует. Ну а в этом случае, с Гнутой горы нужно ребят ждать. Они не любят когда их братию обижают.

— Магов? — уточнил я, хотя и так понятно, что их.

— Приедут не просто маги, а будто чёрной сотни, только магической. А те, только им волю дай найдут причину. Говорят ни один из их визитов без наказания не остаётся — не по причине, так другое найдут.

— Между локотствами границу хорошо охраняют?

— Да смотря какие локотства. Но со Слопотским, хорошо должны. Амулеты могут быть развешаны. Слопотское за счёт товаров живёт. Мзду за провоз товара берут хоть и не очень большую, но со всех. Ну а для этого надо чтобы ничего мимо не вывезли или не ввезли стараются. У них с орками самая длинная граница.

— Какие от них товары?

— Да хоть те же грибы. В империи их очень ценят. Но в основном через это локотство рабов гонят к зелёным. С севера опять же идут шкуры, золото, хоть тот недоделанный горн и говорил, что не идут товары, только есть лихие купцы, что ходят туда и неплохо живут. Разве что недолго. С моря опять же, иногда Гурдонокские к ним приплывают.

Гурдон, это восточный материк, по слухам, нисколько не меньше чем тот, на который я попал, только порядки насчёт рабства там были другие (отгадайте, от кого я получил эти слухи), то есть, своих в рабство брать нельзя, только иноземных, поэтому империя была основным поставщиком рабов туда. Причём, судя по всему не только туда, а везде: от орков, до иноземцев получается.

— В основном все корабли в Луиланское приплывают, — продолжил Чустам, — у тех залив удобный — Сапожным называют, потому как в форме сапога. Только зачастую, чтоб на налоге сэкономить, всё равно через Слопотское везут.

— Амулеты по границе это как?

— Да вот Липкий рассказывал, так примерно то же, точнее не знаю. Что о нём, кстати, думаешь?

— Да, вроде нормальный, только... не знаю, сам себе на уме, что ли. И иногда слишком липкий.

Корм ухмыльнулся:

— Точно подметил. Зови троих — сварилось, — попробовал кашу Чустам.

После варева костёр сразу потушили, а перед сном, ещё раз передислоцировались, найдя сухой пятак на перешейке между двух болотин. Место так себе, сырое и неуютное, да и полянка была выше остальной местности, то есть видно нас. Но перешеек трёхметровой длины позволил бы нам сдерживать большее, чем наше, количество воинов, это и стало основным критерием выбора — потихоньку становились стратегами. Вернее Чустам прививал нам это. Извечный вопрос: что делать? — Оставили на утро.

Ночью попарно стояли на страже — по одному в каждую сторону. Вместе со мной попал Толикам. Моё место стражи было со стороны, откуда мы пришли, его — с противоположной. Огарик словно ждал, сразу проснулся и потянулся за мной. Стража предстояла мутная — утренняя. Я присел на землю у дерева.

— Давай, полечу, — прошептал он, при этом уселся на колени.

— Сам то, как себя чувствуешь?

— Нормально уже, я быстро восстанавливаюсь.

"Надо как-то объяснять парню, — думал я, пока наклонив голову под его руки, сдерживал свои, чтобы не начать чесать рану на голове, — что он уже большой и нельзя вот так усаживаться на колени". Или для его возраста это нормально? Как назло себя, в свете данного аспекта особо не помнил, в смысле прежнего себя. А нынешний... так я уже нож, будучи чуть постарше, в бедро первый раз засандалил. Я усмехнулся своим мыслям: "Нож в бедро! Да он сегодня к духам двоих отправил". Я потрепал вихры парня, когда он закончил лечение. Тот, свернувшись калачиком на коленях, уткнулся мне в грудь и стал засыпать. Ну..., какой он большой? Вот сложно вдруг стать... А кто я ему? Ладно, пусть крокодительница. Сложно стать родителем взрослого парня, ну, то есть большого, когда сам не имел детей. Из моей прежней жизни, мне вспомнился один знакомый, сошедшийся гражданским с девушкой, имевшей сына-первоклассника. Смешно и больно было слушать за стопкой, как этот ушлёпок "делает из парня настоящего мужика", то есть заставляет отжиматься, бороться и "держать удар" мальчишку, против его согласия. Мы со знакомым тогда здорово на эту тему поспорили. Мишка, бывший по природе своей невозмутимым, помню, тогда вообще вспылил. Через пару месяцев, девчонка ушла от знакомого без объяснения причин.

Мишка. Где ж ты сейчас? Ладно, если как я — в ребёнка.... Не-е, не в рабство конечно! Тьфу-тьфу. Огарик шевельнулся и начал сползать с колен. Я поправил его. Ладно, если в ребёнка, а если во взрослого селянина или мастерового из города? Вот что потом делать? У тебя, скажем семеро по лавкам, а ты сапожник, который сапог только носить умеет, и то, без портянок? М-да, я ещё хорошо попал. Плохо, конечно, но хорошо.

Вскоре утренниё лучи стали осветлять небо. Меня за плечо тронул Чустам, которого я заметил шагов за двадцать, вернее сначала услышал, а потом извернув шею, словно гусь — заметил.

— Чего не будишь? — прошептал он. — Твоя смена закончилась.

Я кивнул на мальчишку. Чустам молча сел рядом. Мы помолчали несколько минут.

— Хорошо, — вдруг прошептал он. — А помнишь, как у орков?

— Сейчас бы считали, — ответил я ему.

Мы, посмотрев друг на друга — улыбнулись. А жизнь то ведь чудесна!

Сзади вновь послышались вкрадчивые шаги. Чустам глянул и прошептал мне:

— Липкий.

— Ну, вы чего? — Вполголоса произнёс вор, тем самым, разбудив Огарика. — Мы там уже с копьями сидим. Один ушёл, другой... и никто обратно. Думали вас уже с отрезанными головами найти.

Огарик проснувшись, сразу заскоблил с коленей. Знает! Знает, что некрасиво уже в его возрасте! Хоть, это объяснять не надо.

Глава 22

Утром сначала скопом ощупали и опросили Большого. Тот был вялым и, на удивление, молчаливым, но зато живым. Потом был совет. Настоящий. Говорили больше часа. Изначально перемыли кости Швану, да воткнут ему боги кол, затем перешли к более конструктивным вещам.

— Я так и не понял, куда идём? — Спросил Клоп.

— Да..., — Чустам покосился на Огарика, планируя высказаться по мужски, но сдержался, — кто его знает куда идти.

Версий было несколько. Чустам предлагал "зарабатывать" и по прежней схеме: Клоп — хозяин, потом рабы Клопа, потом рабы на свободу. Я ратовал за север. Ну-у-у, допустим, что я стал свободным. Куда? Кому я нужен? Да тут ещё и Огарик..., вот уж кому нельзя в социум. А его бросить я тоже не могу — пусть будет, привязался, хотя если честно, то, как его бросишь? Ребёнка? Неожиданную версию предложил Липкий. Оказывается, портовые города, это довольно вольные сосредоточия преступности (где деньги, там понятно и желающие), в связи с этим, он предложил продать в портах всех лошадей там и последовать плану Чустама. Итог совещания был для меня неутешительным, хотя как неутешительным... особо я и не расстроился — мой план был основан просто на хотелках и фантазиях.

Итог — решили идти всё равно в Слопотское локотство, чтобы попасть в Луиланское. Короче, север контролировал так и так Слопотский локот — сволочь он — не мог рабам лазейку оставить.

Вторым вопросом совещания был вопрос процесса перехода из этого локотства, причём скорейшего перехода — балзон однозначно не должен забыть про нас. Через границу в неположенном месте после предупреждения воина идти не хотелось, хотя возникло некое сомнение — а не привиделось ли это нам? В том смысле, что покачивание головы? Если бы я был один, то сейчас, возможно бы засомневался под напором рабов, но ведь и Липкий видел.... Да и Чустам с аргументом про амулеты....

— А сколько человек подъедет, если нас обнаружат? — спросил я Чустама.

— Не знаю, не служил в страже, но думаю не менее десятка.

Немую паузу прервал Толикам:

— На обычном проезде тоже десяток.

— Это будет нахально, — прочитал меж строк предложение голубопечатного Клоп.

— Ничего, ты какие слова знаешь, — не удержался я от подкола.

— Не смешно.

— Не, мужики. Если тайно, то будет ли погоня или нет — не известно, а так нагло..., однозначно натравим на себя хвост. Предлагаю переехать ту же самую реку, только в самом неудобном месте, чтобы свести к минимуму угрозу преследования.

Как назло река была равномерна на всём своём протяжении, ну или на том десятке километров, по которому мы проехали. Самое плохое было то, что с этой стороны леса не было, а с той стоял плотный сосновый бор. Толикам предположил, что это не просто так, Огарик согласился, сославшись на слабее отголоски магии в земле.

— Жаль, что не через стражу, — высказал своё видение Клоп, пока ехали вдоль реки.

— Почему? — удивился Толикам.

— Так интересней было бы.

— Алтырей в роду не было? — спросил Чустам.

— Нет.

— Притянул беду. Давайте к реке!

Мы разом посмотрели туда, куда смотрел корм. Вдали, на расстоянии в пару километров, в нашу сторону неслось полтора десятка всадников. Выяснять дружественность намерений явно вооружённых людей мы не стали. Как оказалось, даже Ларк при случае может не бояться воды. Переправа была моментальной, лошади просто вынесли нас на противоположенный берег. Искупались в мерзкого вида воде всего трое — Толикам, Большой и я. Толикам в этот момент был пехом, Большой — побоялся потопить лошадь, я — аналогично, хотя потом уже осознал, что скажем Чустам, тяжелее меня и Огарика вместе взятых, а мой Звезданутый посерьёзней кобылы корма. Ну, хоть искупался. Ожидать и выяснять принадлежность воинов мы не стали, дали дёру по полной, то есть не жалея лошадей. Через час остановились и организовали круговую оборону, которую не снимали минут тридцать. Я был в качестве снайпера. Не верьте что у киллеров простая работа, за первых пятнадцать минут у меня глаза начали слезиться от пристального разглядывания зарослей. Преследователи так и не появились.

До вечера мы старались идти наиболее эффективно, то есть, пока лес — кто-то один идёт пешком, как только поле — скачем в галоп. Чустам, кстати, был против такого передвижения — мол, излишне привлекаем внимание, но кто бы его послушал — страх в голове — ужасная вещь.

В ночь остановились на отдых, хотя лошади были против — воды в округе мы не нашли. Огарик походил вокруг них, гладя руками морды.

— Пить не будут хотеть? — спросил я его.

— Нет, я так не умею. Просто успокоил.

Пока выдалась свободная минутка, я размышлял о сволочности людей, в Частности Швания. Ведь мог бы, как-то не подставляя нас провернуть всё? Или ему именно Огарик нужен был? Подкинул же Мир проблему. Каждый бдит только свои интересы. Гадко, но реалистично.... Пожалуй, только Клоп вон бессеребренник. Просто ради дружбы идёт с нами.... Или нет?

— Клоп! А почему ты по правде не хочешь возвращаться в свою деревню?

Раб, занятый срезанием ветвей для "постели", исподлобья глянул на меня. Отвечать не стал. Надо было наедине спросить. Не хорошо я как-то с другом....

— Те, что продавали нас оркам, — потухшим голосом вдруг произнёс Колотоп, — сказали, что отец знал о том, куда меня ведут.

Вот это поворот!

— Наврали! — попытался поддержать Клопа корм.

— Нет, — Клоп присел, опершись о ствол. — Отец никогда меня не любил. Не знаю почему. Может, потому, что я не похож на него.... В деревне говорили, что я не от него. А последних года три пить он взялся крепко. Как выпьет, так всё норовил меня задеть. Ну и десятин за пять до того как эти..., которые в рабство увели, появились, люлей я ему крепких дал.

Мы некоторое время помолчали.

— Ну и вернулся бы, спросил у него, — предложил Чустам.

— Пусть живут, как живётся, — Клоп встал и стал дальше срезать ветви.

Такая вот грустная история на ночь....

Проснулся я от чувства тревоги. Не знаю почему, но в душе прямо что-то саднило. Брезжил рассвет. Лес молчал утренним затишьем. Но, что-то было не так. Чустам чунал у дерева.

— Ты чего? — прошептал он.

Я пожал плечами. Сон, не смотря на то, что организм вопил об усталости, как рукой сняло.

— Не знаю, — также шёпотом ответил я ему. — Всё тихо?

Он пожал плечами, мол, как видишь.

— Ложись теперь ты, — предложил я ему и аккуратно переложил голову Огарика на сумку, которую использовал вместо подушки.

Корм даже отвечать не стал, как сидел, так и лёг на бок. Прошло минут двадцать, прежде чем я понял, что меня тревожило.

— Чустам, — растолкал я корма.

Он открыл глаза.

— Слышишь?

Тот сел:

— Нет.

— Цепи звенят.

Чустам прислушался:

— Там?

Я кивнул.

— Ну и пусть.

— Я схожу, посмотрю.

Корм пожал плечами и толкнул Клопа.

— М-м.

— Сядь на стражу, — прошептал корм.

Клоп сел, не открывая глаз. Чустам лёг обратно. Я дожидаться пока они разберутся между собой, не стал и, взяв арбалет, взвёл его и пошёл на звук. Чем ближе я приближался, тем отчётливей был слышен звук побрякивания цепей и глухие голоса. Минут через пятнадцать в кронах деревьев стал появляться просвет, а между ветвями и стволами — виднеться фигуры людей. Я, сделав небольшой крюк, зашёл со стороны развесистого куста на расстояние метров шестидесяти к ним. Осторожно выглянул через его ветви.

Торб рабов — человек пятнадцать завтракал на краю дороги. Спешно доставая прямо руками из глиняного горшка кашу — кто медленнее, тот голоднее. Сразу за ними у двуколки, оглобли которой лежали на земле, сидели пятеро работорговцев занятых тем же процессом, только при помощи деревянных лопаток и каждый из своей чашки. То, что это не стражники, не имперцы, а именно работорговцы я знал точно. Не знаю почему, но я был уверен в этом. Может повадки или ещё что-то, так как по одежде отличить обычных перегонщиков рабов от самих работорговцев было сложно. Но я, каким-то внутренним чутьём понимал, что это именно продавцы людей. Сразу за дорогой распростёрлось огромное поле, на котором паслись две лошади. И тут меня словно током ударило. Я, посетовав про себя, что не взял ещё болтов, стал поднимать арбалет. Расстояние конечно великовато, а я не снайпер, но попытка стоила того, ближе подбираться было опасно. Сзади зашелестела трава под чьими-то ногами, я резко развернулся и присел, перенаправив самострел.

Липкий открытыми ладонями призвал к спокойствию. Я кивнул и стал снова выцеливать жертву.

— Ты чего? — даже не прошептал, а выдохнул вор.

Я на время убрал самострел от плеча, чтобы надавить на глаза. Мушки как таковой на данном приспособлении не было, и пока я целился, в глазах, толи от усталости, толи от напряжения картинка теряла резкость.

— Вон тот третий взял меня в рабство.

Липкий выглянув из-за куста, одобрительно кивнул:

— Жди, я наших подниму. Только жди — не глупи, вор почти бесшумно стал отдаляться.

Ждать это долго. Очень долго. Считаешь секунды и беспрестанно оглядываешься. Вот рабы всё доели, вот у них забрали горшок, вот работорговцы стали запрягать двуколку и седлать лошадей, я вновь поднял арбалет, поскольку, похоже, именно тот, кто мне нужен, поедет верхом, а значит, есть шанс упустить его. Сзади вновь зашелестела трава. Ко мне, пригнувшись, подошли Липкий и Клоп.

— Воёвый, Толикам и Большой с той стороны заходят, — Липкий махнул налево. — Как ты выстрелишь, они поддержат.

— А остальные?

— Ларк вещи собирает и лошадей отвязывает, твой спит.

Я одобрительно кивнул. Моя цель стояла ко мне спиной. Я в третий раз прицелился и взял упреждение немного вверх. Щелчок тетивы был заглушен звоном цепей рабов. Болт ушёл выше головы твари. Тот видимо услышал свист болта, поскольку оглянулся вокруг и стал подтягивать подпругу. Липкий сунул мне ещё один болт. Молодец, озаботился. Я медленно стал натягивать рычаг — тугой зараза. Клоп в конце не вытерпел и помог. Чик! Тетива на месте, я вложил болт.

— Может я? — прошептал Липкий.

Я отвечать не стал и вновь поднял самострел. На этот раз целился ниже. Щелчок и ... я судорожно стал натягивать тетиву. Нет, цель выполнена, но ведь есть ещё четверо! Клоп быстро помог мне и, схватив топор, пошёл вместе с Липким вперёд. Я, вложив болт, попрыгал-похромал за ними. За это время ситуация на фронте изменилась, до боёв местного значения не дошло, но на одного противника стало меньше, так как из ещё одного лежачего тела торчала стрела. С другой стороны бежала вторая рабская ГБР. Трое на шестерых — не серьёзно, я даже выстрелить ещё раз не успел, как ещё один бы повержен топором Большого, а двое упали на колени в знак того, что сдаются. Липкий ловко ногой откинул от них мечи.

— Хромой, ты можешь без приключений! — крикнул Чустам. — Или хотя бы выспаться дать. Что с этими?

— Что орёшь? Ребёнка разбудишь.

Корм развернулся в сторону леса и свистнул. Наверняка сигнал Ларку.

— Эти не знаю. Вообще они работорговцы.

— Торговали? — Спросил Клоп.

— Нет, мы перегонщики.

— Врут, — раздалось со стороны рабов. — Скупили всех кто подешевле и к оркам вели.

Чустам крутанул в руке меч, направляясь к стоявшим на коленях.

— А можно мне? — раздался всё тот же голос от скованных.

Говорил мужик, у которого кисть правой руки отсутствовала. К общей сцепке он был прикован только левой.

— Да не жалко, — Клоп поднял меч торговцев и подкинул рабу. Тот, прижав культёй цепь, которой он был прикован, к животу, не дал упасть клинку, ловко подхватив его за рукоять.

— Давайте за мной, — рыкнул он на остальных и пошёл к озирающимся на него бывшим хозяевам. — Слабину на цепь дайте.

Часть рабов дружно ринулись за одноруким. Оказывается, они в двух сцепках шли — по восемь человек в каждой.

— Прошу тебя не надо, — заголосил один из них, обращаясь ко мне. — Мы можем дать выкуп.

— Встань, — однорукий смотрел на вопившего с ненавистью. — Встать сволочь!

Надо отдать должное работорговцу, он не стал умирать как баран, а сделал попытку к бегству, то есть, с колен пошёл в перекат. Скорость клинка однорукого поражала. С цепью на руке, которую он всё ещё прижимал культёй к животу, он успел нанести рубящий удар по ноге, не дав уйти наказуемому и перерубив сухожилия ноги.

Рабовладелец соскочил на ноги, но тут же упал. Он попробовал ещё раз, но вновь нога подвела. Он завалился и пополз на четвереньках.

— За мной, — обернулся однорукий, на бедолаг находившихся с ним в одной связке.

Зрелище было сюрреалистическое. Десяток скованных людей догоняют ползущего на четвереньках.

— Наин, дай и нам! — крикнул кто-то.

Сцепка рабов окружала полумесяцем ползущего.

— Толикам, перехвати наших и выведи их чуть дальше по дороге, ни к чему Огарику видеть, — попросил я, направляясь к тому, что с болтом в спине.

Подойдя, положил самострел и проверил пульс — мёртв как труп. Уцепившись двумя руками за конец болта выдернул его — нечего разбазаривать имущество. Перевернув, убедился в своей правоте. То же самое лицо, пусть и постаревшее, которое улыбалось мне, когда он встречал из леса маленького мальчика, что-то лопоча на местном.

— Земля круглая, — произнёс я по-русски.

— Хромой, — окликнул меня Чустам. — А ты знаешь, что существует закон, предписывающий гражданам Империи говорить на имперском.

— А я не гражданин этой империи.

— Тоже верно.

— Ага, не гражданин — вещь, — усмехнулся Клоп одиноко.

Осекать его о неуместной шутке я не стал, тем более, что он сам это понял. Рабы тем временем возвращались обратно. Проверять пульс у их жертвы не было смысла.

— Ты тоже можешь побежать, — предложил я второму, держа арбалет.

Тот хмуро посмотрел на меня, но отвечать не стал.

— Встань, — прорычал однорукий подойдя к нему.

Тот не шелохнулся.

— Вставай тварь и прими клинок как человек.

Похоже, работорговец выбрал иной, от того, что выбрал его напарник, путь попытки спасения своей жизни — играть на жалости. В этом мире, когда сдавались в плен, вместо того чтобы поднимать руки, становились на колени, но... признавших поражение, также как и у нас, не принято было убивать.

— Первый раз вижу благородного раба, — прокомментировал Липкий. — Хотя нет — второй. Горна тут ещё видел.

Однорукий глянул на Липкого, и вдруг очень артистично крутанул клинок, разгоняя и нанёс режуще-рубящий удар по шее рабовладельца, тем самым почти снёся ему голову. И это левой рукой! Тело повалилось на бок, и в этот момент клинок вышел из разреза. Труп мягко опустился на дорогу. Голова слегка ушла в сторону от тела, противно оголив кровоточащий разрез. У меня пошли рвотные позывы.

— Красивый мах. Воевал? — поинтересовался Чустам.

— Показушник.

Чустам одобрительно кивнул.

— Клоп распрягай двуколку. Чустам дай мужикам топор, пусть сами освобождаются, — мне хотелось побыстрей уехать.

— Там на двуколке инструмент для расковки, — уведомил однорукий.

— Липкий.

— Сделаем, — вор гордо, вразвалочку пошёл к арбе.

Я бы ухмыльнулся, но всё ещё мутило:

— Большой, осмотри, что на двуколке, часть продуктов оставь им.

— Могу спросить кто вы? — спросил однорукий

— Освободители рабов, — усмехнулся Чустам.

— Рабы мы, — ответил я однорукому, — такие же рабы, как и вы. С собой не берём и так запаздываем, — памятуя прошлое освобождение, собственно моё, предупредил я порывы идти с нами. — Но, предупреждаю, мы тут одного либалзона потрепали неподалёку, да и имперским на хвост наступили, так что бегите как можно дальше отсюда.

— А что, неплохая бы команда вышла, — Липкий улыбаясь, подвёл мне кобылу, и кинул кувалдочку и две заострённые пластины рабам, — однорукий, хромой и немой.

Я закинул ногу в железное стремя. Железное! Однозначно перевяжу на Звезданутого.

— Ну, вот если догонит, то с нами будет, — опять не вовремя сострил Клоп, имея в виду, полный комплект лошадей, то есть резко возросший скоростной потенциал нашей команды.

— Большой?! — крикнул я.

Тот поднял руку, мол, всё хорошо — телегу осмотрел.

Во второй у него поместилась целая связка мешков.

— Осмотреть бы, — Липкий кивнул на трупы.

— Согласен. Клоп, Чустам, прощупаем? — Ну, не царское дело лазать по карманам, вернее поясам.

Если честно, то боялся что вырвет. Как-то уж очень на меня почти отрубленная голова подействовала, до сих пор кислота в горле першит.

— Оставьте пару мечей бедолагам, — попросил я.

— Да тут всего три, — ответил Клоп.

— У нас хватает.

Никто возражать не стал.

— М-м-м, — замычал немой, тряся какой-то сумкой в руках.

— Что?

Гигант подбежал ко мне, показывая содержимое. В сумке были аккуратно свёрнутые в трубочки свитки — документы на рабов. Запустив руку в сумку, я нащупал и медальоны.

— Чустам, надо найти и на этих, — я кивнул на трупы, — документы.

— Сделаем.

Работали наши быстро — понимали, что мы на дороге, вскоре всё наиболее ценное было собрано. Я не знал, что делать с документами на рабов. Вроде бы как отдать бедолагам — с нашими печатями всё равно не совпадают, с другой — кто присматриваться будет? То есть самим пригодятся. В итоге я отобрал шесть бумаг — по количеству чёрных печатей у нас. К бумагам подобрал парные медальоны, а остальное кинул Клопу:

— Отдай рабам.

— Что значит "показушник"? — спросил я Чустама, пока ехали до Ларка и Огарика.

— В круг выходил с мечом — знать развлекать, — ответил корм.

— Понятно, — аналог нашему слову "гладиатор" я знал, на местном это "раб для боёв", а вот с гладиаторским сленгом я ещё не сталкивался, а слово явно не официальное. — Туда рабов выводят или кто захочет? — На всякий случай решил прояснить для себя определение.

— Я добровольцев не встречал.

Наши оказались метрах в ста, если двигаться вдоль опушки. У Огарика были сонные глаза — замаяли ребёнка. Быстро перераспределили груз и лошадей, выделив парню на его радость, прогнавшую сон, кобылу.

— Что, куда едем? — спросил корм.

— Липкий, в какой стороне залив? — переадресовал я вопрос.

— Там, — вор махнул рукой через поле по диагонали.

— Тогда туда, — я подкорректировал немного курс, в сторону синевшей вдалеке полоски леса, так как там, куда показал Липкий, вообще кроме поля ничего видно не было.

— Боязно, в поле-то, — прокомментировал Клоп. — Нас далеко видно будет.

Нашёлся тут капитан очевидность.

— Так и нам всех видно, — успокоил Толикам.

Сначала пошли рысью, а потом перешли на галоп, чтобы как можно быстрее достичь леса. Насколько проще, когда все верхом. Мало того, что верхом, так ещё и вьючная появилась.

Лес был смешанным, но хвойные деревья были с мягкими-мягкими иголочками. Запах здесь был совершенно другим. Чустам предложил встать на отдых, пока так далеко просматривается наш след. Предложение, конечно, было разумным — один кто-то смотрит с дерева, а остальные готовят. Как только увидели преследование, то сразу снялись и в кусты. Только вот не хотелось допускать такого, кроме того, выпили воду из последней бутылки. На месте освобождения рабов пополнить запасы из небольшой бочки, стоявшей на двуколке, не догадались. Да и лошадям нужно пить. В общем, сделав пятиминутный перерыв, во время которого был произведён замысловатый обмен сапогами (добыли ещё три пары), целью которого был поиск подходящего размера. По итогу с плохонькой обувкой остался только Большой. Если честно, то я бы не хотел встретить такого противника, с ноги которого ему бы что-то подошло.

Поплутав по лесу до полудня, мы выехали на лужок, покрытый довольно высокой травой. Место было изумительно красивым, словно сине-жёлтая река полевых цветов пробила себе русло среди гигантских богатырей-деревьев. Некоторые из них были действительно исполинами, обхватить ствол которых, из нас смог бы только немой. Если сам луг скрывал ноги лошадей по колено травой, то под деревьями казалось просторно и тихо. Солнце к этому времени стало припекать действительно по-летнему. Ну а когда мы обнаружили родник.... Радости не было. У меня было изумление, а вот у Чустама и Толикама я заметил напряжённое выражение лица. У весело выбивающегося из-под земли ручейка лежала мохнатая туша зверя. Мех был коричневый, с лёгким отливом зеленоватого. Зверь довольно резво соскочил и уставился на нас, буровя своими глазищами. Рука сама потянулась к оружию, а мысли к бегству. Чем-то зверь напоминал медведя, по крайней мере, он был такого же размера, но с низко посаженной головой и ещё более косолапый. И тут я понял, что придаёт ему зелёный оттенок — чешуйки под шерстью. Зверь рыкнул, отчего лошади встрепенулись, и, развернувшись, вальяжно пошёл в чащу.

— Земляной дракон, — прошептал Толикам.

Зверь уже ушёл, а мы всё ещё стояли.

— Что, отдохнём здесь? — спросил я.

— Может не стоит? — ответил Чустам. — Вдруг вернётся?

— Хотел бы пообедать, сейчас бы мы уже улепётывали, — Клоп спустился с лошади. — Сытый зверь, да и много нас.

Потихоньку все последовали примеру Клопа. Чуть ниже по руслу ручейка находилась небольшая впадина, возможно искусственного происхождения, поскольку её края были вытоптаны лапами, так понимаю как раз того животного, которое мы встретили. Впадина как нельзя лучше подошла для того, чтобы напоить лошадей.

— Предлагаю отдохнуть осьмушку, — Липкий сел у валуна.

Интересно, как вот такие камни появляются в лесу?

— Вот если бы не эта гора мяса, которая здесь была, то я бы даже спорить не стал, — Сел рядом с ним Чустам. — Толикам, у нас там есть чего перекусить?

— Рыба есть и сухая и копченая, крупы, кротока.

— М-м-м, — Большой подошёл к своей лошади и достал из мешка каравай хлеба, затем ещё один, потом, порывшись, выудил что-то завёрнутое в лопухах, оказалось варёная полуредька, то есть кротока, следом вынырнула знатная бутыль. Похоже Нумон не зря осматривал двуколку.

— О-о-о, давай пообедаем, — Липкий оживился.

Настойку пить не стали, а в бутыле была именно она, а вот остальное, сметелили подчистую.

Сытость настолько разморила, что решение об отдыхе уже не оспаривалось. Но..., отошли чуть глубже в лес, где была небольшая ложбинка, скрывающая нас от взора со стороны луга, и выставили двоих стражей. Одного — смотреть на луг, а второго в остальные стороны. Неизвестно что страшнее преследователи или этот дракон. Сон, поскольку половину ночи я бодрствовал, сладко стянул веки. Я даже не понял, как провалился в царство Морфея.

Растолкал меня через час Липкий, приложив ладонь к губам, в знак того, чтобы я молчал и указал в сторону луга. Я осторожно встал, убрав с затёкшего плеча голову Огарика. Этот-то вроде должен выспаться? Парень словно услышав мои мысли, тут же открыл глаза.

Большой приоткрыл глаза, проводил нас взглядом и, поправив топор, лежащий под рукой, снова сомкнул веки. К лугу мы подходили пригнувшись, как и Липкий. Там, спрятавшись за деревом, уже стояли Чустам и Толикам.

— Что думаешь? — прошептал Чустам, когда мы оценили картину на лугу. По нему ровно по следу оставленному нами, шла цепочка из четырнадцати рабов.

— Думаю уходить надо, — ответил я, развернувшись к стоянке, но сделав пару шагов, остановился, подумав, пошёл обратно.

— Чего? — спросил Чустам, когда я проходил мимо него.

— Да что мы мыши что ли?

Выйдя на луг, я остановился. Рабы заметили меня и, перекинувшись парой слов, направились в мою сторону. Вёл рабов однорукий. Парни не теряли время зря и у каждого кроме поклажи в руках, был неказистый деревянный кол.

— Привет, — остановился он в двух шагах от меня.

За спиной вышли наши.

— Привет, — ответил я глядя ему в глаза.

Возникла неловкая пауза.

— Мы не знаем куда идти, — однорукий не отвёл взгляд.

— Мы тоже.

— У вас есть цель. Возможно, мы поможем.

— Вы будете обузой. Там куда мы идём, нужны деньги, у вас их нет.

Однорукий не знал что ответить.

— Вас было больше, — констатировал я факт.

— Двое ушли в круг духов.

— Почему?

— Личные счёты.

Я продолжал смотреть на однорукого.

— Один из них бывший корм, а второй остаться хотел.

— Он и остался, — мужик сзади однорукого криво улыбнулся и провел ребром ладони по шее.

— Что, так кормов не любите? — спросил Чустам.

— Да не то что бы... Просто он одного из наших насмерть забил, когда палки выдавал.

Сурово, но справедливо наказали. Да и второго.... Учиться нам ещё и учиться.

— На том месте, мы всё убрали и замели следы, — продолжил гладиатор. — Твой человек обещал, что если догоним....

— Если бы мы не захотели, вы бы не догнали.

— Найн, не стоит..., — раб, что изобразил пантомиму ладонь-шея, обратился к однорукому, но замолк, когда тот поднял руку.

— Два десятка, это не один.

— Ну, да, в два раза больше тех, кто может подвести.

Беседа затягивалась, заходя в тупик. Я вполне осознавал, что они не нужны нам, но это были люди. Нет, даже не так, это были рабы! И они были в том же положении, что и мы когда-то. Да и так ли уж не нужны? В чём-то однорукий прав — один десяток не два. Если, к примеру, взять тот отряд, проскакавший по мосту..., или любой из разъездов встреченных нами, то я бы сейчас задумался прежде чем ставить на них.

— Толикам, выдели им вьючную.

Почти каждый из освобождённых рабов тащил что-то на себе, они даже котёл с собой прихватили.

— Сколько у тебя реальных воинов? — Я продолжал рассматривать рабов.

— Ещё за двоих ручаюсь, остальные не знаю, — ответил однорукий.

— Ещё один меч им дай, — продолжил я обращаясь к голубопечатному. — Остальное решим на следующей стоянке. Это не да. Вы нам не нужны, скажу честно. Мы уйдём вперёд, догоняйте. Если уйдёте в сторону..., в обиде не будем.

— Зачем они тебе? — Спросил Чустам, когда мы седлались.

— А зачем тебе нужен был Шван?

Чустам замолчал.

— Не нужны они мне, только всё вспоминаю того вопившего, когда меня освобождали, и себя когда только ушли от орков.

Большой, хлопнул меня по плечу, меня чуть не впечатало в Звезданутого. Немой поднял кулак вверх в знак одобрения, ну вот такая тут альтернатива поднятому большому пальцу. Ещё бы второй рукой по сгибу ударил.

— А по мне так пусть идут с нами, — подключился Клоп.

— Ага, а на какие деньги документы делать будем? — возразил Липкий.

— Да он себе продолжает торб собирать, — Толикам улыбнулся, глядя на Клопа. — Считай столько собственности на халяву.

— Уже не смешно, — огрызнулся Клоп.

— Ладно, поехали, — прервал я спор. — Видно будет. Мы им пока ничего не обещали.

— Лишь бы они нас за добро в ночь не порезали, — резюмировал Липкий.

А вот об этом я не подумал, ведь действительно, чего стоит.... Может они и за нами шли с этой целью! Благими намерениями, как говорится.... Тем паче, что я заявил о наличии денег, воистину находка для шпиона. Я уже очень пожалел, что оставил им мечи. Очень!

Под вечер мы встали на берегу лесной речушки, хотя моё благоразумие, после замечания Липкого, вопило о дальнейшем продвижении, но спутники были спокойны.

— Огарик, ты как насчёт попутешествовать в ночь?

— Пошли, я правда хотел эликсир от комаров сделать.

— А можешь? — хлопнул я себя по затылку, убивая очередного кровососа.

— Да там даже варить не надо.

— А что надо?

— Травы набрать.

— Ты скажи какой, а мы насобираем.

Обязанности разбили быстро. Липкий выбрал самую интересную работу. Он сказал, что может острогой надолбить свежей рыбы в ночь и, взяв в напарники Ларка, поплёлся к реке, готовить острогу. Хотя чего там готовить? Толикам был приставлен к кухне, я попросил его готовить на две компании, он возразил — одного котелка то на нас хватает с учётом остатка на лёгкий завтрак, а на такую команду — голодать будем. Чустам и Клоп ушли на стражу. В итоге травки собирали я и Огарик. Большой, хоть и хорохорился, но выглядел не самым лучшим образом. Огарик сказал, что эликсир, данный воином, заканчивает своё действие. Поэтому гиганта заставили просто лежать. Процесс приготовления зелья от насекомых оказался будничным и банальным. Если бы конечно Огарик не комментировал, то я бы воспринял это за волшебство, но мальчишка объяснил, что нужно собрать травы, которые не любят комары, в нашем случае это были лаванда и дикий чеснок. После сбора необходимо просто растереть это всё, а он, магией, несколько замедлит (именно замедлит) выброс запаха от этих растений. Эффект был если честно, так себе. Кровососов конечно стало меньше, но они не исчезли полностью. Делает наша химия их магию в два счёта.

— Твои пришли, — появился со своего поста Клоп, когда стемнело.

— Сам встречу, ты не вздумай расслабиться, — я только перекусил кашей и готов был на подвиги.

— Да я их уже остановил.

Огарик и Клоп увязались за мной.

— Спасибо за лошадь, — встретил меня однорукий.

— Не за что.

— Огня не дадите?

— Хворост собирайте, сейчас Клоп принесёт.

Тот хмуро глянул на меня. Видно было, что ему очень интересно, а мне вот он под рукой совсем не в жилу. Огарика вполне достаточно. Как бы глупо это не звучало, но я поймал себя на мысли о том, что под его защитой гораздо спокойней, чем, если бы меня окружали все наши.

— Надумал? — задал вопрос однорукий, когда я присел напротив.

— Нет. Я не знаю, как к вам относиться, — не стал я играть словами. — Вы в тягость. Предлагаю вам идти своим путём.

— Я знаю, что мы сможем выжить и без вас, но в то же время понимаю, что вместе будет проще, — попытался мне объяснить принцип "веника" раб.

Иногда, вот просто по ощущениям, ты понимаешь, что человек перед тобой честен. Разумеется, что парни действовали во имя своей выгоды — выжить, но, по крайней мере, она была понятна. Чушь, что говорил Липкий. Глупо им идти за более сильным (а оно так и было, ввиду нашей вооружённости) противником, чтобы поиметь с него что-то. Да и слабо верится, что это сплочённая команда. Сброд, собранный из отребья. По их виду, даже я могу пару отправить в дали закулисья этого мира, по причине их физической никчёмности.

— Насколько готовы биться?

— Я могу неплохо мечом, но только одним. Торик тоже может, — кивнул на крепкого мужика однорукий, — но тоже только мечом, он дальше десяти шагов не видит. Солк может пару обычных воинов, но ему жить осталось луну-две. Мы трое из одного торба. Остальные не воины.

— Откуда такая известность? Я про луну-две?

— Его на арене мечом с ядом шаркнули. Чтобы он бой закончил, его алтырь зельем напоил, потому всё ещё жив. Но вон лекарь среди нас есть, он и говорит что недолго.

Один из рабов, старик, поднял руку, словно в школе.

— Травы разные знает, да и без магии как срастить кости, — продолжил рекламировать деда однорукий.

— Вас вроде к оркам? Туда лекарей не отправляют.

Это я точно знал. Поскольку за годы, проведённые у зелёных, не встречал там представителей этой специальности, хотя иногда очень нуждался.

— Так он сотню зим пережил.

Я удивлённо посмотрел на старика, больше шестидесяти и не дал бы.

— Остальные?

— Не знаю. Говорите!

— Что мы, на рынке? — возмутился один.

— Ты можешь идти, — ответил я ему. — Вся жизнь рынок, тебя либо покупают, либо ты платишь.

— Ремесленный. На тканях работал.

— Чего к оркам?

— Хозяин кормить стал реже, я партию ткани испортил.

— Молодец, — одобрил я. — Остальные?

— А что говорить, просто рабы, — ответил мужик лет пятидесяти, то есть на излёте жизни по местным рабским меркам.

— Я ведь не уговариваю вас, а знакомлюсь, — ответил я. — Меч, копьё, ткач, может голубопечатный.

Даже в полумраке костра, разведённого, кстати, ткачом, от углей принесённых Клопом, у всех поплыли улыбки.

— И не смешно, — вступил в разговор Толикам. — Бывает и такое.

Оказывается, все наши уже стояли полумесяцем и слушали разговор.

— Низкий, изработал, — ответил мужик.

Низкий, значит низкий — самая что ни на есть простая работа — двор вымести, конюшню убрать, полы вымыть. Я сам таким был в трактире. Изработал, значит хозяин стал недоволен работой. Это как машина лохматого года, когда проще новую купить, чем ремонтировать. Ещё двое ответили примерно аналогично, но тут встрял Липкий:

— Наказанные?

Один из них кивнул, второй был как раз мим. Остальные ответили в таком же духе — низкий, ремесленный. Заинтересовал лишь один — карабельник.

— А тебя за что? — я смотрел на мужика средних лет.

Торб не выполнил работу, а я... корм был.

— Твоего полку прибыло, — прошептал я Чустаму, стоявшему рядом.

— Не твоего, а нашего, — ответил он мне. — Сам то....

— Мужики, — когда ознакомился с "родословными", продолжил я, — мы сами выживаем. Сейчас едем по своим делам. Рассказывать вам о себе понятно пока не будем....

— А чего бы и нет, — довольно вызывающе возбухнул мим.

— А потому как по фигу, — ответил я ему — бесячий тип такой.... — Ты тут смотрю грамотный, так назови мне причину, по которой я должен рассказать тебе жизнь?

Я выдержал паузу.

— Ты ретивый утихомирь пыл, — в разговор вошёл Чустам. — Не корму зубы уставляешь, с тобой по хорошему говорят.

— Давайте мужики так, — продолжил я. — Идём рядом. Случается что, мы поможем. Попросим — вы. Но подскажу верное дело — идите на дорогу и решайте сами свою жизнь, там вы и не обязаны никому, и делаете что хотите.

— А вы нас тут же и клиночком чик, — выложил своё видение ситуации мим. — Наин, на кой они нам? Нас больше..., — намёк был далеко не прозрачным — мол, может мы их здесь....

Определённая логика была — их больше, правда мы вооружённей. Так что один — один.

— А зачем мне это? В смысле клиночком? — спросил я раба, реально не догоняя его слов.

— Возьмём что доброе, а тебе понравится?

Похоже, у всех наказанных мысли работали в одном изгибе — как бы кого ножичком.... Липкий ведь тоже первым делом это предположил.

— Ты тоже так думаешь? — спросил я второго наказанного.

— Всяко может быть, — уклончиво ответил тот.

— У кого ещё есть опасения?

Все остальные промолчали. Я посмотрел на однорукого. Тот левой, так чтобы видно было только нашим, показал два пальца, потом резко согнул их. Вероятно, какой-то язык жестов, ну тут особо понимать не надо было.

Думаете легко решить, жить человеку или нет? Но эти двое явно не наши люди. Раз мыслят такое, то и сами могут. Отпускать.... Наверно вариант. Но ведь наших же лошадей и увести попытаются. А если поймают, то точно на след наведут. Я еле заметно кивнул.

— Пошли все обратно, — обратился я к своим. — Наин, подходи через полосьмушки — поговорим.

Пройдя метров десять, я остановился:

— Наин! — тот обернулся.

Я показал ему один палец.

По дороге обратно, я обдумывал создавшуюся ситуацию. Вроде я и прав.... Но, не так давно я обвинял Чустама, что он корм, а сам.... Кормы на смерть никого не определяли, если только сами от старания убивали. Может всё таки развернуться и пока не поздно отпустить наказанного? Ерунда. Первым делом начнёт вокруг нас кружить. Опять же однорукий этот.... Так вот просто крошить людей, скажу я вам.... Как бы боком нам не вышло его соседство, ведь, по сути, я сейчас дал им добро присоединиться. Как теперь им откажешь? Только как крысам бежать. А я ведь только что дал понять своим, что мы не такие. Мысли гудели, сбивая друг друга в попытке достичь первенства. Наши молчали, осознавая всю серьёзность происходящего.

Оставлять этого наказанного, это не только подвергать опасности нас, но ещё и потерять некое уважение новеньких, мол, жила тонка.... Я как мог, искал оправдание своему кивку, но в глубине души, сомнение, словно взбесившийся пёс, вцепилось в разум, опровергая все доводы. В конце концов, я не выдержал и развернулся обратно — выпнем этого наказанного и скажем ему, что пошли на север — и дезу сольём, и человек жив. Как бы я не скакал на хромой ноге, я не успел....

Однорукий пришёл через час. Молча сел рядом со мной. Все делали вид, что ничего не происходит. Мы посидели несколько минут.

— Берёшь? — спросил однорукий.

Я, выдержав пару секунд, ответил:

— Сегодня, ночуйте где стоите, завтра — прибивайтесь к нам. Как пойдём не знаю, возможно, двумя группами, слабые на лошадях, сильные — пешком.

— Да у нас только лекарь не очень ходит, — ответил Наин.

— Вы нас быстро догнали.

— Бежали, как могли.

— Наказанного к духам? — спросил я, хотя и видел его смерть.

Однорукий кивнул:

— Мудрое решение. Второй теперь даже двинуться боится.

— Загнанная в угол кошка превращается в земляного дракона, — перефразировал я нашу поговорку, про львов мне здесь не доводилось слышать.

— Мои присмотрят, — успокоил однорукий.

— Руку в бою оттяпали?

— У нас говорят на арене, — поправил меня гладиатор.

— Был такой гладиатор.... Спартак звали. Как то однажды на арене он смог одолеть семерых воинов, за что ему подарили свободу. Но рабом он был не один, его сестра тоже была рабыней....

От настолько вольного пересказа Спартака, автор наверно в гробу перевернулся. Рассказ уместился минут в двадцать и слабо напоминал оригинал (ну как уж помнил), не говоря уж об именах героев, тут моя фантазия была безгранична настолько, насколько и подтёрта память о той истории. К концу все наши расселись вокруг. После известия о последней битве, гибели Спартака и самоубийстве его сестры, над поляной воцарилась тишина.

— Дура сестра, — прокомментировал Клоп. — Жить надо, — его видимо зацепила любовная линия.

— А в каком локотстве это было? — спросил Липкий.

Вот нудный тип.

— Это очень давно было и локотства тогда по другому назывались, — ответил я ему.

— Сам придумал?

— Так не придумаешь, — ответил вместо меня Наин. — И знатные все такие, лишь бы себе, и рабы между собой грызутся.... Похоже на правду, приукрашенную конечно — семерых на арене невозможно убить.

— А вот в ящики из щитов, это как? — спросил Чустам.

Я когда описывал дисциплину в армии, обмолвился о прикрытии щитами со всех сторон, поскольку как называется черепаха на местном я не знал (я вообще не уверен, что такой зверь тут водится), то назвал ящиком. Пришлось объяснить воину принцип римской "черепахи" и её достоинства от стрел и камнемётов.

Вообще, я рассказал эту историю, с акцентом на сцену, когда Спартак убил зачинщика морального разложения своей армии. Надеясь хоть немного смягчить мнение о моём поступке, ведь наверно только Огарик не понял, что произошло. Но как-то рабы, вот именно этой частью истории, не прониклись, зато по остальным завалили вопросами.

Глава 23

На третий день мы ночевали в одном лагере. Подвигло меня на слияние наших групп одно интересное открытие, сделанное за день до этого.

На обед в тот день мы остановились в небольшом лесочке. Поскольку есть-то, собственно, кроме сваренной вечером каши было нечего, то мужики выпросили по пятьдесят настойки — для аппетита, так сказать.

— Я сбегаю, — сорвался Огарик.

Только он отбежал к лошадям, я встал с земли и пошёл следом.

— Чего ты? — спросил Клоп.

— Да он в прошлый раз приложился к бутылке, а тут не вино....

Клоп ухмыльнулся. Когда я преодолел пятнадцать метров до "припаркованного" транспорта, то был уже на все сто уверен, что Огарик пытается отпить из бутылки. Он стоял за лошадью, но поскольку росток-то у него был не большой, то я прекрасно видел его практически по грудь, а также дно кувшина, пляшущее под грудью лошади Большого. Но то, что я увидел, когда нырком проскользнул под брюхо лошади (боюсь ужасно этого манёвра — вдруг лягнёт, но очень хотелось поймать на месте преступления шельмеца) и оказался рядом с Огариком, честно сказать, то, что я увидел, несколько обескуражило, как и моё появление — пацана. Огарик держал в руках откупоренный кувшин, пробка была в зубах, а вот в другой руке он держал маленький стеклянный бутылёк с ярко-зелёной жидкостью.

— Что это? — я осторожно изъял незнакомую жидкость из руки Огарика.

Тот вынул пробку изо рта и растерянно ответил:

— Зелье.

— Понятно, что не сок.

Парень молчал.

— Что за зелье?

— Ну..., чтоб меня не обижали....

Кроме мата в голову ничего не лезло. То, что это идея не Огарика это понятно, но насколько хитро-продвинутый дед.... Тут смотрю с местными алтырями-магами ухо в остро держать надо!

— Пей, — показал я ему на настойку, так как он успел плеснуть магической гадости туда.

То, что в бутыльке давать побоялся — что-то говорило, что эта штука — концентрат. Не, ну как не проснуться паранойе после такой картины и объяснения — вдруг, отравить хочет?

Огарик глотнул и тут же закашлялся выплёвывая. Сзади вывернул Чустам:

— Ну, что? Поймал?

— Есть такое, — я незаметно сунул бутылёк за пояс. — Пей так, чтобы глотнул.

— Да ты чего? — стал заступаться корм.

— Пить отучаю, — ответил я.

Огарик понимая всю серьёзность ситуации, глотнул ещё раз и отрывисто задышал. Я забрал у него бутыль.

— Ну, разбирайтесь тут, — Чустам неожиданно вынул у меня кувшин и пошёл обратно.

— Точно не яд? — прошипел я.

Огарик закивал, говорить он не мог. Объявлять о том, что Огарик что-то подмешал в настойку, не хотелось....

— Смотри, чтоб не вырвало, — сжалился я над парнем, но тут же сопоставил свои слова и эффект зелья — вот это мои мысли или я жалею его из-за этой дряни?

— Рассказывай!

— Там зелье чтобы я всем нравился..., ну то есть, не нравился, но меня уважали, в смысле любили.

— Я тебя понял.

Понятие "симпатия", тут, да как собственно и в нашем мире, могло расцениваться в разных социальных кругах по разному. Среди наших, может только Толикам бы понял его адекватно, остальные — как минимум поглумились бы, а как максимум сделали бы нелицеприятные выводы.

Своим о тайне Огарика я не рассказал. Хотя сначала и хотел, но предположил, что они тоже под воздействием зелья и как бы мне не перепало.

Когда тронулись, дождавшись пешее войско, я с Огариком отстал немного:

— Рассказывай.

Хмеля в парне не ощущалось, что только подстегнуло подозрения — маг, мог и вывести, как собственно и яд.

— Это зелье, чтобы... не обижали меня, уважали, прислушивались....

— Как называется?

— Зелье... вождя, — понурившись, ответил парень.

— Почему так?

— Ну-у..., оно для подчинения.

— То есть? Тебе все подчиняются?

— Нет, оно обостряет внимание людей к тебе, твоим словам. Ну-у..., при решении какого либо вопроса к тебе прислушиваются. Но оно слабое! Оно только чуть-чуть помогает!

— То есть, я к тебе отношусь хорошо только из-за этого зелья?

— Ты и раньше хорошо относился. Ты со мной кровь смешал и теперь мы как родня. На тебя это зелье не действует, оно чтобы другие относились хорошо ко мне. А когда мы смешали, то часть моей магии попала к тебе и теперь на тебя зелья на моей крови не действуют.

— А оно на твоей крови?

— Да.

Минут пять мы ехали молча. За это время я успел подумать и сопоставить некоторые факты. Вдруг ко мне стали все хорошо относиться, прислушиваться к моему мнению....

— Огарик, а вот если мы смешали кровь и часть твоей магии как ты говоришь, вошла в меня — я маг?

— Нет, — растерянно ответил парень. Магом нельзя стать, им только рождаются.

— А вот если часть твоей крови во мне, то ко мне тоже будут хорошо относиться?

Мальчишка на некоторое время задумался:

— Не знаю.

А вот до меня, кажется, стала доходить вся картина с моим негласным выдвижением в лидеры. Даже корм! Вдруг стал таким лояльным и послушным, прямо жуть — мальчик-паинька. И началось ведь это всё после появления Огарика. Дед ведь наверняка нам.... О чём я? Мы же даже пили вместе!

Пока я размышлял, Огарик вообще потух, это было видно по опустившейся головёнке — лицо я не видел, так как парень сидел впереди меня.

— По деду скучаешь, — потрепал я его вихры.

В конце концов, мальчишка то ведь не виноват — дед сказал делать, он и сделал.

— Скучаю немного. Я привык к нему за год.

— То есть за год? А раньше ты не с ним жил?

— Нет.

— А с кем?

На этом мои успехи по раскрытию тёмных пятен биографии мальца кончились, тот опять ушёл в глухую, молчаливую оборону.

Когда к вечеру из наших никто не умер, и не забился в конвульсиях, я решил выпоить остатки настойки в новеньких — на всякий случай — вдруг наши загнутся, так и эти пусть.... Шучу, конечно..., наверно. На тот же всякий, я выждал ещё день после этого, и... вот мы в одном лагере. Однако паранойя внутри не давала успокоиться, и мы с Чустамом договорились, что ночью, тот из нас, кто встаёт на стражу, будет делать вид, что спит, а второй будет страховать его лёжа.

Лежать с закрытыми глазами и не спать, когда очень хочется... — надо местной инквизиции предложить такую пытку. Происшествие случилось заполночь. Один из гладиаторов, тот, которому осталось жить недолго — Солк, встал и направился к Чустаму. Я напрягся. Но гладиатор потрепал за плечо Чустама и что-то прошептал, после чего вернулся обратно. Утром ко мне подошёл Наин:

— Не подумай, что клевещу или разлад внести хочу, но ночью твой человек на страже спал.

Я не знал что ответить — рассказать, что проверяли их — неловко выходит, не рассказать — Чустама очернить.

— Кто?

— Чустам.

— Я поговорю с ним.

— Не хотелось бы, чтобы он о нас плохо подумал, — как-то замялся гладиатор.

— Он нормальный мужик — поймёт.

Однорукий кивнул.

— На тебя жалоба поступила, — когда Чустам вернулся от реки, неподалёку от которой мы встали, уведомил я.

— Вот ведь! Теперь и на посту не поспишь, — ухмыльнулся он.

— Дядь Хромой, — подошёл Огарик, а можно я того с больными глазами посмотрю?

Парень имел ввиду третьего гладиатора, насчёт зрения которого Наин похоже приукрасил — вот уж на двадцать шагов, он точно не видел.

— Позже Огарик, давай ещё на них посмотрим.

— Я не чувствую что обманывают.

— А ты всегда наверняка знаешь?

Мальчишка отрицательно помотал головой. Я слегка развёл руки — мол, сам понимаешь.

— Давай подождём. А ты сможешь вылечить его?

— Не знаю.

Правильность моего решения насчёт принятия новеньких, никто не оспаривал, но после событий произошедших через два дня....

Встали мы вечером на границе Луиланского локотства, о чудесных свойствах жителей которого, пел нам дифирамбы Липкий — мол, и документы сделают, и печати снимут, воровские портовые города! Если честно, то с каждым таким рассказом Липкого, почему-то всё меньше хотелось идти туда — слишком уж сладко, но... документы оформить хотелось. Очень хотелось. А если можно печать снять....

Ночью меня толкнул Ларк, кто его поставил в стражу, не знаю, но парень честно выполнил свои обязанности:

— Там воины, по-моему, окружают, — прошептал он.

Я, вырвав руку из-под головы Огарика, толкнул соседа, которым оказался Большой. Наверно он прочитал всё по моим глазам, хотя в безлунную ночь.... Для того, чтобы поднять весь лагерь понадобилось минуты три. Уж не знаю, насколько подействовала рабская сущность, но подъём прошёл без звука.

— Откуда? — прошептал Чустам.

— Они на нас смотрят, — тихо ответил ему Огарик.

Дальнейшие вопросы были не к чему — мальчишка без отрыва глядел в сторону, откуда мы пришли.

— Дуга, центр я! — громко сказал Чустам.

Если честно, то его никто не понял полностью, все просто сгрудились около корма.

— Уходят! — крикнул Наин.

Кто там был, мы так и не узнали, но более двух десятков рабов, были им не по зубам — не зря новеньких приняли. Пока мы раскачались на поиск — таинственных незнакомцев и след простыл. Мы даже не пытались установить кто это. Порыскав по округе собрались и снялись в сторону границы.

Это оказалось не единственным испытанием в эту ночь. С испуга, мы просто рванули в сторону нашей цели и вероятно, пересекли границу локотств, причём с установленными сигнальными амулетами, так как утром нас нагнали воины Луиланского локотства.

Толи амулеты были не на количество народа, толи луиланцы привыкли к переводу через их границу рабов, но настигли нас всего десять улюлюкающих всадников.

Встретили мы их заранее выстрелами из лука и арбалета. Чустам промазал, я вроде попал, но наверно вскользь, поскольку воин размахивая мечом продолжал лететь на меня, пока не получил топором Большого в бок. Ребята, похоже, приняли нас за контрабандистов ведущих через границу рабов, и пеших, за воинов не посчитали, а зря...

Наин, я точно видел, поскольку сам не успел даже вступить в бой, снял двоих с сёдел. Его умирающий друг ещё одного. Ларк! Кинул своё копьё почти в цель. Воин, попытавшись уклониться, попал подбородком на кол одного из новеньких. Большой, просто дождавшись скачущего на него, махнул топором — жуткое зрелище — всадник без головы. Почти без головы. Поразил Слепой — тот гладиатор, что плохо видел, ну так уж за ним прилипло. Он просто метнул меч! В цель! И даже попал! Ну и что, что клинок вошёл не лезвием? Зато рукоятью в лоб! То есть в шлем. Воин просто слетел с седла, пару метров волочась за лошадью — ногой в стремени запутался. Ехал он так, пока не встретился с колом наказанного, Лиимуила, если не ошибаюсь.

Не всё было гладко. При мне разнесли голову одному из новеньких, причём тот же нападавший попытался рассмотреть внутренности головы Ларка, так как в руках у него был кистень. Я успел рубануть со всей силы по ноге воина и тот промахнулся. Но зато успел улететь в рассветный лес.

Итог битвы был семь — два в нашу пользу. Но как-то не очень весёлый счёт. Двое из новеньких были мертвы. Раненых было тоже двое — Ларк, первый раз получивший достойный мужчины шрам, то есть от скулы, до виска практически, и Большой, прижимающий рану на руке.

Трое нападавших ушли. Точно приграничная стража — был ровно десяток, да и буква "Л", выжженная на правом плече лошадей, как объяснил Чустам, свидетельствовала о принадлежности к Луиланским войскам. Кстати, именно из-за этой буквы они теряли коммерческую ценность. Коммерческую, но не практическую! Мы с перегрузом, бросив своих убитых, рванули как можно дальше. Но, трофеи мы, конечно, собрали. Из-за ненавистной "Л" они были бессмысленными в качестве товара, но как оружие.... А те четыре лошади, что удалось поймать, так вообще были на вес золота. Нет, мы бы с радостью поменяли бы их на жёлтый металл, так как были близки к своей цели, только кто бы предложил.

Из трофеев меня удивила броня воинов — деревянная. Я поскрёб кинжалом по одной из пластин.

— Магией укреплена, — осведомил меня Чустам. — Можешь не проверять.

— А почему у тех либалзонтских железо? — Кивнул я на кольчугу Чустама. — Такая же легче получается и дешевле наверно?

— Деревянная хуже удар держит, да и стрела меж пластин бывает проходит. Но, ты прав — она легче. Поэтому в приморских локотствах именно такую войскам выдают — если вдруг на корабле биться, то когда за борт упадёшь — не тонешь. Мне больше кожаная из магических нравится. Правда она гнётся плохо.

Остановились мы только через двое суток. То есть, остановки делали, но не более трёх часов — выигравший сражение, далеко не факт, что выиграет войну (звучало, знаю иначе, но я преподнес это так). Благо, что конной тяги у нас прибавилось, а людей, как это бы цинично не звучало — убавилось. За это время, мы испытали все способы передвижения — и по двое на лошади, и бежать, держась за стремя, и поочерёдный бег.... Скорость была максимальной для нашего состава, то есть восемнадцать с половиной (половина — Огарик) человек на двенадцать лошадей.

По истечении этих двух дней, я увидел... море. Не само море конечно, Сапожный залив, но по сравнению с Невой, а это самый большой водоём, который я встречал ранее... красота.... Прозрачные, но, тем не менее, несущие внутреннюю силу волны шлюпали о камни: Шлюмм, шлюмм. Осознание силы этой безмятежной массы пропитывало практически сразу. Шлюмм.... Только попробуй остановить их.... Вялые и послушные подводной силе водоросли колыхались в притягательной глубине. Никакой живности в воде видно не было. Странно, даже в Питере мелькали спинки мелких рыбёшек. Питер! Как-то въелся он мне в сердце. Спокойный, безмятежный....

— Хромой! — раздалось сверху.

Я принципиально спустился с кручи, к которой мы подъехали. Первый раз встреча с большой водой всё-таки! Я обернулся. Ко мне соскальзывая на камнях, спускался Огарик. Пусть тоже впитает мощь стихии. Я помахал рукой. За Огариком скакала по склону ещё четвёрка рабов. Берега напротив видно не было. Чаек, кстати, тоже. Просто тишина и это равномерный набег волн на камни: шлюмм, шлюмм.

Я видимо высадился на романтичную "волну". Поскольку лес, на берегу мне казался настолько красивым.... Великолепные сосны, ну или не сосны, но очень похожие деревья, летящие вверх. Среди этих ровных столбов я ощущал себя карликом....

— Хромой, ну что дальше? — прервала созерцание прекрасного мира эта сволочь — Липкий.

— Тебя хочу спросить, — как мог, сдержал я раздражение.

Глаз от наказанного я не отводил. Нет, он конечно нормальный парень, но так обломать настроение....

— Надо к городу выдвигаться..., — Липкий тоже не стал отводить взгляд.

— Где он?

— Тут несколько. С этого берега должно быть два, да и с того наверно больше...

— Кто хоть знает, где мы?

— На носке залива, — ответил один из новеньких, тот, что корабельный корм.

— Нарисуй, — попросил я его.

Тот, оглянувшись вокруг, подошёл к камню и, сорвав сосновую ветку, попытался что-то нарисовать. Огарик тут же исчез, и подвернулся ему под руку через минуту:

— Попробуй этой, подсунул он ему.

Тот, провёл по камню, удовлетворительно кивнув. Я хмуро посмотрел на мальчишку — палится — ветка рисовала почти как кисточка.

— Вот здесь, — ткнул веточкой по рисунку корабельный с внутренней стороны "сапога", — Охарикас и Тикогнур, а с той стороны, — он ткнул ещё три раза веткой, — Пакр, Стологин и Тизнаур.

Все названия явно означали города.

— А мы где? — спросил я его.

— А мы здесь, — ткнул веточкой в носок раб.

— Липкий! Ты куда предлагаешь? — подозвал я вора.

— Думаю, надо идти сюда, — указал пальцем на город, который не был ближним, но и не особо далёк.

— Почему? — ну, явно стоило задать такой вопрос.

— Там есть рынок рабов и проще получить документы.

— Да, — согласился корабельный, звали его, по-моему, Древ, не настоящее имя конечно, производное от Деревянный (собственно на местном, имя звучало как Tirk, а Деревянный — Tirken)..., — та сторона ближе к империи, но в тех городах точно есть маги.

Будь мы без Огарика, я бы пропустил эти слова наискось, но тут....

— Они проверяют входящих?

— Не встречал портовых городов с воротами, разве что сам порт обнесён забором, — ответил Древ.

— А что, в других городах нет? — спросил я Липкого, подразумевая невольничьи рынки.

— Тут скорее деревни, чем города, сложно будет сделать.

— А, по-моему, в мелких проще.

— Что хотите-то? — спросил Наин.

— Да у нас вон, вольный есть, — кивнул я на Клопа, — хотим к нему в рабство уйти.

Гладиатор мельком глянул на Клопа.

— Ты не переживай, — успокоил я его, — он нормальный парень.

— Да я не сомневаюсь. А есть связи?

— Нет, — вздохнул я.

— Обмануть могут.

— Знаю. Уже один раз. Спасибо парням — меня вытянули. Но Липкий утверждает, что можно попытаться.

— Есть деньги?

— Мелочь. Хотим лошадей продать.

— Не знаю как насчёт рынков, но я согласен с Липким, лучше к дальним. Мы локотских воинов всё-таки потрепали. В ближних городах могут встречать.

— Согласен, — поддержал Чустам. — Да и в больших городах меньше внимания к незнакомым.

— Ну, тогда тронулись, — не стал я откладывать в дальний ящик решение и стал залазить на Звезданутого.

Поехали мы вдоль "подошвы" Сапожного залива. На ночь встали на берегу. Кто-то занялся хозяйственными делами, а я пошёл купаться.... Через минуту ко мне присоединился Огарик. Я хотел ему крикнуть, чтобы он снял штаны, но парень с разбега прямо в них ушёл под воду. Да и боги с ним. Минут через десять толпа здоровых и не очень мужиков, плескалась в море словно дети, позабывшие про всё на свете. Я по быстрому организовал "башики", в которых не участвовал только лекарь, по причине своего возраста. Блин! Зря я это сделал! Крику было! Да и треть времени "галить" пришлось мне. Это потом уже поняли, что не дай боги, кто появился бы на берегу, нас взяли бы голыми руками — оружия ни у одного, по понятным причинам, не было.

— За один такой вечер, уже можно жизнь отдать, — философски изрёк Солк, когда два десятка голых тел разлеглись на берегу.

Слышать из уст потенциального мертвеца такое.... было по барабану. Я просто наслаждался видом уплывающего за горизонт солнца.

В ночь выставили усиленную стражу — троих, благо, численный состав позволял сделать это. Моя смена выпала с наказанным из новеньких и Слепым. Последнего отговаривали, но он настоял, аргументировав очень хорошим слухом, прорезавшимся после того как стал плохо видеть. Хочется человеку потерять час — два сна — не жалко.

— Хромой, — подсел рядом Лиимуил, — отпусти меня.

Этак довольно неожиданно и интригующе.

— Иди.

Наказанный некоторое время помолчал:

— Я имею в виду совсем....

— Да орк тебе в печень — иди.

— А не убьёшь?

То есть мужик осознавал, что с такой просьбой рискует отправиться к духам, как и то, что в смерти его товарища виновен я. Как бы он меня режиком не поножил.

— С чего вдруг такое решение?

— Не хочу быть сломанным колесом.

— Можно поподробней?

— Я же вижу, что недолюбливаете наказанных.

— Что ж вы за люди-то. Наказанный, воёвый.... Какая разница? Липкий вон, тоже наказанный. Ходят с Чустамом косятся на друг друга. С чего решил-то?

— Так, Лохматого....

— Его не за принадлежность, а за смуту. Погорячились мы тогда, — ужас как не хотелось признавать себя неправым, однако парня надо было успокоить.

Он может и не понимал, но я точно знал, что вот как раз ему сейчас не уйти — слишком много знает.

— Я не думал что Липкий наказанный, — спустя пару минут произнёс Лиимуил.

— А как тебя среди своих звали? — стал уводить я тему.

— Не хочу рассказывать.

— Давай Лиимуил так. Ты всё ещё раз обдумаешь, пообщаешься с Липким. Одному очень тяжело выжить, я пробовал. Но если решишь, то уйдёшь, только не сейчас. Обещаю, что как можно будет — отпущу. Идёт?

— Хорошо.

— Откуда сам-то?

— Из деревни....

— Хромой! — раздался голос Чустама. — Прекращайте, вас за версту слышно!

Утром наскоро позавтракав, поехали искать воду. Удивительно, но в этом мире море тоже было солёным. Собственно, нам то, хватало жидкости — мы за час перед остановкой на ночь наткнулись на мелкую речушку и наполнили все тары. Только вот идти обратно сейчас не хотелось, а табун поить надо. В процессе сборов, я попросил Липкого переговорить с наказанным.

Ближе к обеду мы нашли воду. Радости только большой не испытали. Это была широкая, нет, широченная река, противоположенный берег которой слабо угадывался.

— Ничего себе попили водички, — задумчиво произнёс Клоп.

— Ладно, давайте поим живность и вверх по реке пойдём, — предложил Толикам.

Спорить никто не стал — выхода то другого всё равно нет.

— Древ, а тут есть мосты? — спросил я.

— Не знаю, я не бывал в этих местах.

— А откуда про города знаешь?

— Самые известные порты, как не знать. Да и залив самый оживлённый. Мостов наверно нет — переправы.

Вот уж не обрадовал, так не обрадовал. Переправа, то есть паром, так понимаю, не самый лучший для нас выход. Тем не менее, тронулись вверх по реке — был ещё путь обратно, но... наследили мы там.

Паром предстал перед нами к вечеру. Здоровая лоханка подбирала с причала народ и увозила на тот берег. От противоположного, в это время уже шла такая же конструкция на вёсельном ходу. Движитель лоханок однозначно был наш, то есть рабский.

— Что думаешь? — Спросил Чустам.

Мы вчетвером с Толикамом и Нином лежали на пригорке, наблюдая эту картину.

— Не знаю, что и думать. Может к другим городам?

На этом, и подозреваю на том берегу, были воины. Не много, всего пять, но на нашем, кроме них торчали ещё пара обозов с охраной. Возможно, мы и с этими справимся, но какой-то уж очень мудрёный и кровавый переход получится.

— Надо Клопа послать. Пусть цены узнает, да и присмотрится. Если проверяют документы, то это одно....

— Что и вправду хочешь рискнуть? — спросил Наин.

— Храбрость города берёт, а тут пара лодок.

Лодками эти чудовища, на которые входило по четыре телеги, я, не подумав назвал, но парусов-то нет, значит, лодки.

На ночь решили встать подальше от берега — очень не хотелось светиться. Причём, очень подальше — час не меньше ехали. Пока отъезжали, выпнули Клопа на разведку. Он бубнил о нас что-то нелицеприятное, но поехал. Вид у него благо к этому времени был справный. Не воин конечно, но и не деревенщина. Этакий сплав горожанина и селянина. Пригородный так сказать. Слово кстати очень понравилось рабам. Как бы новая кличка не приросла. Хотя "Клоп" переплюнуть..., это ещё постараться надо.

— Так это, — начал Клоп, когда вернулся, — башок за пешего и два за конного. Но там очередь надо занимать сегодня — ещё два обоза подъехали. Без очереди, только знатные едут. При мне один на карете проскочил. Документы ни у кого не проверяли, — Клоп хитро прищурил на меня глаза.

— Что?

— Знатным будешь. А что? — ответил вместо Клопа Чустам. — Там и в город сможем заехать если что.

В ночь понятно никто со мной возиться не стал. Но утром....

Преображать надо было не только меня. План просто на ходу обрастал дополнениями. Решение было дерзким и гениальным. У нас были документы на рабов, были документы на хозяев рабов. Были документы либалзона. Короче мы уже заросли в бумагах. Не было кандалов для достоверности, но не всегда рабов водили скованными, в основном это на продажу или перегон. Бывало, они и сами ходили, без кандалов.

Быстро распределили пару воинов моей охраны, Толикам превращался в горна. А вот с Большим, и главное Огариком, не знали что делать. Большой ладно, после небольших споров подобрали ему медальон и документы одного из покинувших этот мир рабов. А вот Огарик? Ко мне в свиту при его внешнем виде он не очень подходил. В рабы — печати не было.

— Я думаю, — предложил Толикам, — пусть он идёт с Клопом. Тот скажет, что сын его. Насколько знаю, на мелких, кроме рабов, документы не подаются. Заодно и часть поклажи на них сгрузим.

Вопросов было много, очень много. Первый, это лошади — куда такой табун? Ну, тех, что отбили у стражи локотства, было решено распустить — палево. Четыре лошади забирала я и моя свита. Четыре было принято передать временному рабовладельцу Клопу, который теперь числился Миодуном по документам. Бумаги, конечно, были городские — селяне не имеют возможности покупать рабов, но вряд ли чуть что заставят палец к печати прикладывать. Очень подозрительно было то, что Клоп ведёт рабов в одиночку. Тут по быстрому и сварганили легенду, что Большой, Липкий и Наин — кормы. Ну а чего? Заодно и палки в руки им выдали. Не клинки конечно, но допустим, Большой и так тех пятерых положит — палкой. Дабы прогнать рабский торб без заминок, решили, что я, в смысле балзон, купил их и веду к своему имению.

Короче липа была полная. Оружие упаковали в сумки, одним взглядом на которые можно было опознать, что лежит внутри. Сумки эти приторочили к лошадям, сопровождающим торб — дабы в случае чего мужики не остались безоружными. Моей охраной выступали Чустам и... Ларк. Прям вот страж из стражей, я имею в виду последнего.

Но самое интересное было не в этом, а в превращении меня в балзона, а Толикама в горна. Стричь нас вызвался один из новеньких, Опус, как выяснилось, когда-то был на подготовке рабов к продаже, то есть стриг, брил, мазал кремами. А вы что думали, раба продать так просто? Тоже искусство. Инструмент для наведения порядка, то есть ножницы и сомнительного вида бритва, обнаружился у Большого, он экспроприировал его у работорговцев, когда освобождали новеньких. Вообще чем дальше, тем больше я убеждался, что гигант тот ещё хомяк.

— Ну как? — спросил я Чустама.

— Шапочку посильней натягивай, — хмуро ответил он. — На Толикама глянь.

Причёска, хоть и не фонтан, но была, а вот загар.... Так-то мы были довольно патлатыми и теперь граница по стрижке сильно выделялась. У меня, так понимаю, хоть с бородой всё было хорошо, так как её почти не было. А вот у Толикама.... Впрочем, он тоже смотрел на меня с улыбкой.

— Балаган, — резюмировал я.

— Есть лучшее решение? — ответил Чустам.

— Нет, даже интересно, — тут на глаза попался Лиимуил. — Как настроение?

— Да мне бы поговорить....

— Чустам!

— Как скажете Либалзон, — поклонился он мне.

— Можете идти, — величественно произнёс я.

И тут же задумался. Мир тогда меня сбаламутил с местоимением "вы". А знать тут тоже на вы или на ты? Быстро прокрутив свои знания с тех лет, что когда-то был в рабстве у людей, найти ответ не смог — я тогда и язык плохо знал, да и знать не видел, я окликнул Чустама:

— Слушай, а знать между собой на вы?

— Толикам! Не вздумай ему давать рот открывать, — как-то нервно произнёс корм.

— Не "gorС" ("вы" на местном), а "GСrro", — просветил меня Толикам. Первое значит, ты обращаешься ко многим, а второе, к уважаемому человеку.

— А то я по балам ходил, — нашёл я оправдание своему невежеству.

Вообще, нет — нет, да случались такие вот сбои в знании местного языка.

— Потому и говорю, чтобы ты рот не открывал, — предупредил ещё раз меня корм.

— Да понял я. Ладно, дай поговорить с придворным.

Чустам мне поклонился. Выглядело это несколько... непривычно и довольно изысканно, даже в исполнении солдафона. Этакий полупоклон с раскачиванием. Пожалуй, Боярский, с его подметанием пола шляпой рядом не стоял.

— Говори, — я ещё не до конца вышел из образа — приятно, чёрт возьми, когда перед тобой метут бородами пол.

Не понимаю Петра, пусть бы ходили, и дворец был бы чище....

— Могу просить, чтобы о том разговоре никто не знал?

— Просить можешь. Что, передумал?

Тот исподлобья глянул на меня.

— Пообещай, что не убьёшь.

Похоже, мужика конкретно задела смерть его соратника по ремеслу.

— Не могу. Ты решаешь свою жизнь, не я. Хочешь жить — живи. Могу обещать, что если ты не предашь меня, то и я не предам тебя.

Тогда мне показалась эта фраза не смешной, но выводящей меня ото всех обещаний.

— Я могу остаться?

— Почему, если не секрет?

— Мне некуда идти.

— Спасибо за честность. Конечно, можешь.

Вот такой я великодушный либалзон. Сначала разрешил уйти, потом разрешил остаться, а в мыслях подумал, что надо бы избавиться от сомневающихся. Если и не убрать, то хотя бы выгнать при удобном случае.

Приведение наших маскарадных костюмов в должный вид производилось одновременно. Идеала, конечно, не достигли — мой болтался на мне мешком, но более-менее приличный вид организовали.

Я был в зелёном костюме, и, разумеется, смешной шапочке. У Толикама шапочка была поинтересней, но тоже из области клоунады. А вот наша охрана блистала "чешуёй", в смысле кольчугами — красавцы, даже Ларк казался воином. Клоп в конце выудил из седельных своей лошади перстень и протянул мне:

— Поносить!

— Не знаю Клоп, я не смогу расстаться..., — когда перстень перешёл ко мне в руки ответил я Клопу.

— С пальцем оторву.

— Пятьдесят палок ему, — величественно указал я Чустаму на Клопа.

— Либалзон, — ответил мне Толикам, — ты бы перстень на средний палец одел.

Я как-то решил, что надо на безымянный — "оговорка" по Фрейду наверно. Эх Фрейдочку бы какую... Я даже жениться готов. Не смотря на стороннике мысли, я перенадел перстень как сказали. Хотя как перстень? Печатка.

— А что, это имеет значение?

— Либалзоны и лиграндзоны носят на среднем, а балзоны и грандзоны на указательном. В чём смысл не знаю.

Огрик. Не, ну цирюльник его привёл хотя бы в мальчишечий вид, а то я сомневаться уже стал. Парнишка, ошарашено, трогал свои ставшие неимоверно короткими волосы. Вообще, наш парикмахер, думаю, что он долго не сможет теперь отойти от данной специализации, так как потребностей — море, был мастером своего дела. Я, проходя, пока он приводил в порядок и остальных, заметил у него на пальцах водянистые нарывы — местные ножницы это скажу я вам чуть ли не садовые. И терпит ведь.

Снялись мы со стоянки, попрощавшись с клеймёными лошадьми (благо хоть сёдла были без знака) уже далеко за полдень, и как оказалось весьма вовремя. Уже к переправе нас догнали пара десятков воинов в деревянной броне.

— Горн, могу переговорить с тобой, — отозвал Толикама старший.

Хорошо, что вопрос был адресован не мне, я бы даже говорить не стал, сразу бы вынул клинок.

— Разумеется, — спокойно ответил мой горн останавливая лошадь.

Мы даже останавливаться не стали, лишь слегка снизили темп. Сердце билось в пятках, уверен, что не только у меня, так как ребята, догнавшие нас, выглядели серьёзно. Жизнь, конечно, не пролетела перед глазами, но рука на эфес легла автоматически.

— Спрашивают, — нервно произнёс Толикам, когда нагнал нас минут через десять, не видели ли мы банду разбойников. Нашли рядом стоянку.

— Ты что?

— Сказал, что если бы видели, то обязательно поработили.

— Не слишком ретиво?

— Ты просто знать плохо знаешь.

— Хорошо, что на дороге встретились, а не в лесу, — прокомментировал корм.

Вскоре нас обогнали два десятка воинов. Я даже вздохнуть в это время боялся.

— Уходим! — Только они проехали, крикнул я.

— Куда?! — возразил Чустам. — Эти найдут, если поймут что мы ушли в сторону. Они сейчас возвращаться будут. Едем дальше!

Если честно, то плевал я уже на всю эту переправу вместе с долбанной затеей легализации. В голове стучало одно — бежать! Воины проскакали обратно нам на встречу через полчаса. Наверно узнали, что никто похожий не переправлялся и рванули искать бандитов. Минут через десять показалась и сама переправа....

Толикам, махнув рукой Чустаму, поехал вперёд. Мой самый серьёзный телохранитель за ним. От Ларка ждать самоотверженности и геройства глупо, а сам я, дело прошлое, разве что стирать портки пока ещё не ринулся.

— У меня со вчера застолбились! — Возражал воин у парома, когда мы подъехали.

— Всыпать ему! — крикнул я.

Мне вот очень-очень надо было на тот берег. Вот прямо очень! Вид ребят в деревянных бронежилетах до сих пор маячил перед глазами.

— Что? — переспросил недоумевающее Толикам.

— Я хочу, чтобы ему всыпали палок, — вальяжно подняв палец, указал я на воина, с которым говорил Толикм.

— Либалзон, понимаете, он не житель балзонства вашего отца...

— Мы это..., — вдруг замямлил воин. — Отправим вас на первой же барже, уважаемый Либалзон. Не извольте гневаться.

Я невозмутимо проехал к краю причала. Так называемая баржа только отходила от противоположенного берега. Ждать точно не менее часа, но я вот вполне мог созерцать водную гладь это время. Прошло минут двадцать, как нарисовалась вторая неприятность.

— Там сзади карета балзона, — прошептал Толикам. — Я не могу с ним говорить.

— Как хоть я по документам? — запоздало спросил я.

— Либалзон Борокугонский Элидар Младший, — уведомил меня горн.

— Где это?

— Якальское локотство.

Если честно, то мне это совершенно ни о чём не говорило, но приготовиться к возможной встрече стоило.

— А как зовут его?

— Да откуда я знаю, — Толикам явно тоже нервничал. — Ты должен знать геральдику.

— Горн, боги тебя побери. Тебя что геральдике не учили?

— Учили, по локотствам. Я же артист, а не придворный. Точно из Луиланского локотства. Слазь, он из кареты выходит.

Я спешился и, оглянувшись, увидел сухонького старичка. Тот явно ждал чего-то, при этом пристально смотря на меня. Я, понимая, что надо что-то делать, направился к нему. Сзади раздался стон Толикама. Карету сопровождал по всей видимости горн и десяток воинов, шлемы которых висели на луках сёдел. Моя охрана, выглядела с вёдрами на головах под испепеляющем солнцем очень нелепо на их фоне.

Знаете что такое голливудская улыбка? Грязь это, а не выказывание всенепременного удовольствия от встречи. Вот моя, причём без открытия рта.... Наверно смотрелся этаким американским клоуном из фильма ужасов, поскольку ни один лучик дневного света не проскользнул сквозь мои отсутствующие зубы.

— Уважаемый..., — изобразил я то, что недавно видел от Чустама.

Толикам это сделал гораздо элегантнее, за что получил от меня гневный взгляд.

— О-о-о, либалзон! Как давно я не встречал почтения к старшим. К сожалению, современная молодёжь совсем не помнит традиций, но это не в коей мере не касается вас.

Похоже, старичок совсем не страдал излишней молчаливостью. Воины у причала разве что наизнанку не выгнулись. Купцы, которые тёрлись вокруг, вдруг просто исчезли.

Я не знал как вести себя в кругах местной знати, тем более, что уже, похоже, переборщил.

— Либалзон Яальского локотства Элидар Младший, — название балзонства как назло вылетело из головы, вернее не влетало туда.

— Ты меня поразил, Элидар. Представлюсь и я — Балзон земель, на которых вы находитесь, — старичок отвесил эту раскачивающуюся фигуру высшего пилотажа, — Лопунт Долионгокский.

— В жизни есть много вещей, которые следует делать, но уважение к более опытным, это выше всего, — ответил я, хотя понимал — Остапа уже заносит.

Дедок на некоторое время замер, переваривая, что я только что сказал, потом вдруг расплылся в улыбке:

— Надеюсь, Элидар, вы не очень спешите?

А вот тут я уже завис, понятно же, что дед не просто так спрашивает.

— Хотелось бы успеть на корабль в Империю, — ляпнул я, и тут же сообразил, что мы уже в Империи.

— О-о-о, не переживай, он отправится только через пять дней, поэтому.... Я приглашаю тебя посетить скромную обитель старца на дни ожидания. От моего замка до Пакра всего полдня пути.

Вот это попал! Я скосил взгляд на Толикама, судя по размеру его глаз, ожидать помощи не стоило.... Рабы в гостях у балзона! В нелепых шапочках скрывающих печать!

— Дело в том, что у меня тут некоторый... некоторые вещи..., махнул я рукой на торб.

— Приобрёл, или на продажу?

— Купил не так давно.

— Это ничего, у меня есть загон. Заодно и скуют.

— Я был бы рад принять приглашение, но перед отплытием мне очень необходимо найти... мага, — я не знаю, почему произнёс эту фразу.

— Да вы шутник..., — после некоторой паузы произнёс балзон, но тут же понял, что я совсем даже не шучу.

— Могу поинтересоваться, зачем он тебе?

— Видите ли... у меня некая проблема лекарского характера.

— Если честно, то я не слышал, что морские маги оказывают услуги кому либо кроме императорских людей. А уж тем более, лекарского характера. Мне кажется, вы зря надеетесь.

— Возможно, но у меня нет другого выхода.

Рот у деда не затыкался, я же крайне старался фильтровать все издаваемые звуки, благо, что первый мандраж от встречи стал проходить. Скрип уключин только усугублял гнетущую атмосферу.

— Представляете, либалзон. Тут неподалёку разбойники напали на локотских воинов.

— Вы шутите?

— Да какие тут шутки. Эти недалёкие, даже не догадались прирезать лошадей, а просто распустили их. Сегодня локотским воинам будет не до сна. Во всей округе траву выщиплют, пока ищут банду.

Знал бы ты с кем едешь, "недалёкие" блин.

Я искренне надеялся, что пока плывём, что-то изменится. Но всё осталось на своих местах — вот он, балзон, вот я. Вот пятеро воинов сопровождавших балзона — остальные не влезли, как и мой торб рабов. Вот моя пара вояк, плюс недоделанный горн, который к тому же изрёк:

— Уважаемый Элидар, вы позволите мне дождаться торб?

Похоже, и Толикам не особо верил в мой талант актёра.

— Да, — сглотнув слюну, соизволил ответить я.

Особо, кстати, Толикаму тоже ничего не светило, поскольку на этом берегу встречал десяток воинов, проверявший у всех документы и досматривающий груз. По крайней мере, у переправы стояла телега, на которой купец распечатывал каждый мешок, предоставляя содержимое осмотру десятника.

— Приходится быть осмотрительным, — прокомментировал Лопунт. — Та и норовят груз без налога провезти.

Я прямо вспотел.

— Следующей лодкой идёт груз Либалзона Элидара, — зычно и твёрдо произнёс дедок. — Не задерживайте их надолго, его горн покажет людей и передайте Орику, чтобы обеспечил охрану до Трутового трактира, мы там подождём.

Эх, ребята, никуда вы без меня. Злорадство было грустным, лучше бы уж им было куда.

Наверно, только разговорчивость дедка спасала меня от разоблачения. Он без умолка рассказывал различные истории из своей жизни. Мне же оставалось лишь восторгаться, возмущаться... то есть проявлять хоть какие-то эмоции. Наверно, я бы предпочёл ехать отдельно от него верхом, но старик имел неуёмную харизму и настойчивость, в результате которой я попал в его карету, где мы распечатали бутылочку великолепного, со слов деда, вина. Мне сейчас хоть портвейн — не брало ничего. Да и слава богам, так как играть либалзона приходилось для двоих — старший охраны ни на шаг не отходил от своего господина, а вот он то, как раз не пил.

Оказалось, трактир находится на приличном расстоянии и мы, по плану балзона, должны были переночевать в нём, после чего вместе, весело, провести остаток дороги практически до Пакра.

В трактире я бывал, даже работал, но вот об этом моём эпизоде трудовой деятельности данного мира, я почему-то, предпочёл умолчать. А вот с этого места, я выработал стратегию действия. То есть, пациент должен быть всё время пьян. Всё время! Благо, что балзон любил это дело. Нафигачились мы с ним..., я даже к своим, не сумел сходить. Самое интересное, что мне-то ведь много не надо, мои местный организм, полностью противился, то есть поддавался алкоголю, в смысле не имел опыта и закалки.

Ночь я бы провёл в ауте с тазом, если бы не Толикам, который единственный имел доступ к моему телу, так как я, оказалось, был гостем балзона, то охрана моей тушки, как оказалось, полностью легла на плечи стражей балзонства.

Однако проснулся я с ясной головой и в обнимку с Огариком. Быстро сориентировавшись, я потребовал своего горна, который был ну пусть не доставлен, но предъявлен пред мои очи. Причём охрана у комнаты смотрела на меня как-то омерзительно. Нет, внешне всё хорошо, но прямо веяло от них чем-то.

— Очухался, — прошипел Толикам.

Мы находились в комнате трактира, а слышимость здесь была....

— Да я вроде как не болею.

— Ещё бы, я Огарика вчера в комнату притащил, чтобы от тебя подлечил.

— Кстати, как умудрился? — точно знаю, что вчера к моей тушке никого стража балзона не подпускала.

— Сказал, что ты любишь мальчиков.

— О-о-о, — я осознал взгляды стражи.

— А что значит, любит мальчиков? — встрял Огарик.

— Значит, я тебя люблю, — ответил я пространно ему. — То есть, в смысле..., я потом тебе объясню.

— Что делать будем? — спросил Толикам. — Стража локотства на голову поставлена — ищут, кто убил семерых воинов. Вчера они здесь тоже были, документы на рабов проверяли.

— То есть?

— Вот так. Пока либалзон изволили вино откушивать, Клопа вместе с торбом чуть не забрали.

— Зачем?

— Под шумок розыска башок с него поиметь хотели. Ладно, горн балзона вступился, сказав, что Клоп твой человек, поэтому надо твоего разрешения спрашивать. На это у них смелости не хватило.

— Наши как?

— Ладно, хоть кузнеца вчера не нашлось, а то либалзон Элидар велел заковать всех.

— Ну, видишь как всё хорошо, — у меня всплыл этот нелицеприятный момент в памяти — мы с балзоном, обсудив новости о сбежавших рабах, решили подстраховаться.

— Тебя может в торб вернуть? — Толикам прищурил глаза.

— Чего ты рычишь? Мы в безопасности? Что ещё надо?

— Ты мужикам сходи, объясни.

— И схожу. Давай седлаться и в путь пока этот не проснулся.

— Не получится. Вы вчера договорились вместе ехать. Его стража нас не выпустит. В крайнем случае, его горну дано указание будить хозяина.

— Тогда бутылку самого крепкого и не очень дорогого вина мне.

— Ты вроде не болеешь?

— Вот если балзон болеть перестанет..., тогда, да!

— Как скажете, либалзон, — проскрипел Толикам.

— И это, узнай, где балзон спит, я не помню, — проигнорировал я ёрничество горна.

Так как к правителю местных земель меня не допустили — тот, видите ли, почивать изволят, я успел проверить свою собственность. К сараю, где расположились наши, меня сопровождал Чустам и воин балзона.

— Парней угостить не забудь, — протянул я монету Чустаму и кивнул на балзонского воина.

— Как скажешь либалзон,— ответил мне Чустам, криво улыбнувшись.

У балзонского тоже смотрю, улыбка поползла. Монету я сунул всего в пять башок, как-то не озадачились распределением средств и так-то хозяин рабов был более нищий, чем сами рабы, но пять башок, если перевести на настойку..., это о-го-го.

Рабы глядели на меня с подозрением.

— Успокой парней, — выходя, попросил я Клопа, отведя в сторону.

— Сделаем, — бодро ответил тот. — Интересно, как Чустам умудрится с балзонскими выпить и при этом в шлеме остаться?

У меня вырвался стон.

— Чустам! Проверишь груз и за этими проследи, — ткнул я в Наина пальцем. — Кормили хоть?

— Да либалзон.

— Я имею ввиду, утром?

— Нет.

— То есть?! Я что, потом буду ждать, пока эти свиньи будут есть? Или слушать их стоны всю дорогу?! Проследишь! — надо было вытаскивать корма от необходимости пьянства с балзонскими. — Потом придёшь ко мне!

Я направился в трактир. Трактирщик был душка, как и его подавальщицы, я даже хотел хлопнуть одну из них, настолько уж она вертела попкой, но, рядом был Огарик и я как-то смутился, хотя точно помню, что вчера девчушкам очень даже нравилось такое грубое внимание и они даже глазками стреляли. Хотя может просто вид делали. А я бы вон ту девчушку не отказался.

— Хозяин, а что у нас на завтрак?

— Жареные яйца с салом маруска и вчерашняя каша с кабанятиной. Ещё травяной отвар, молоко, ну и конечно лучшее вино.

"Пробовал я твоё "лучшее" вчера", — пронеслась мысль.

— Что хочешь, Огарик? — раз уж нас вчера объявили любовниками, то надо хоть компенсировать парню моральное падение в чужих глазах.

— Яйца.

Яйца и два бокала вина, — я готовился к засаде на балзона — трезвым его оставлять нельзя.

Балзон спустился совсем даже не помятым. То есть опухшим, но тяжких признаков "болезни", я у него не наблюдал. Причина бодрости балзона раскрылась, когда он сел за стол и отхлебнул из бокала. Сморщившись, он подозвал разносчицу:

— Принеси-ка мне то, что утром в номер подавали, — попросил, хотя нет, приказал он ей.

Похоже балзон, очень облегчал мне задачу по приведению его в пьяный вид. Очень осчастливил меня факт оплаты вчерашнего банкета балзоном, хотя за свою комнату и комнаты спутников, в том числе сарай для рабов, пришлось выложить почти пятнадцать башок. В общем, утро удалось. Мы славно прокатились с Лопунтом в его карете почти до Пакра, вернее до границы земель балзонства, где наши пути расходились. Дальше шла "свободная" от балзонов земля, на которой правил сам локот. Мотив такого расположения, как объяснил мне Лопунт, забрать налоговое обложение побережья, а раньше эти земли также были его балзонства. Вообще, Лопунт провёл мне неплохой экскурс в экономическую составляющую локотства. Проводимая локотом политика в данном регионе, настроила негативно всех балзонов, так как значительно снизила их доходы.

— Вы очень интересный собеседник либалзон, а самое главное смелый и находчивый, — тихо произнёс балзон, когда я уже почти вышел из кареты. — Давно я так не веселился. Только вот смените свой нелепый наряд — это всё-таки бальный костюм, а не дорожный, как собственно и у твоего горна. И, не хочу наносить оскорбления, но вам бы манерам несколько подучиться. Никогда не здоровайтесь с более знатным первым, да и... много чего другого. А вот болезнь ваша, от которой выпали зубы и волосы интересна, я посмеялся. Надеюсь, в свободной полосе вы повеселитесь не хуже чем на том берегу. Не обманите моих надежд, — балзон закрыл дверь, и карета стала набирать скорость.

Десятник стражи балзона тоже покинул карету, но прежде чем сесть на своего скакуна, остановился рядом со мной:

— Вон по тем деревьям, граница балзонства. Больше на этой территории не появляйтесь, — и, впрыгнув в седло, пришпорил своего жеребца вслед за балзоном.

— Чего это он? — спросил Толикам.

— Актёр из тебя никудышный, как оказалось, — ответил я ему. — Как и из меня.

Глава 24

Города, вернее холма, с которого был виден Пакр, мы достигли к вечеру. Всю дорогу рабы ржали над рассказом Толикама о нашем пьяном спектакле, зрители которого могли закидать нас помидорами, вернее арбалетными болтами в любой момент. Смех был местами нервным. Оружие разобрали из связок сразу, как только отъехал балзон — просто ради благоразумия.

Портовый город с холма, на котором мы стояли , предстал словно кукольный макет — можно было рассмотреть всё. Городок был не очень большим. Сам порт, вместе с тёмными от времени складами, был отделён от города частоколом. А вот остальная часть стеной обнесена не была. Ближе к ограждению портовой зоны здания были двух и даже трёхэтажными. Стены домов разнились от каменных, до глиняных и досчатых, особенно на вторых этажах.

— А где загон? — спросил я у остановившего свою лошадь рядом, Чустама.

— Вернее всего в портовой зоне, — ответил вместо него Наин.

— Как думаете, много стражи в городе?

— Локотских десятка три-четыре, хотя может и восемь быть, но они по сменам делятся, — на этот раз ответил Чустам.

— То есть, — прикинув размытость города, сделал я выводы, — полста воинов могут го захватить?

— Эк тебя занесло. Я сказал локотских! Не забывай про охрану кораблей, моряков, да и сами жители тут через одного оружие вертят не хуже гладиаторов.

— Не преувеличивай, — пробурчал Наин, — тебе-то бока намну.

Чустам ухмыльнулся. Похоже, уже спелись, раз поддевают друг друга.

У причалов стоял десяток кораблей.

— А я то думаю, чего это с нас, даже за переправу не взяли, — Клоп, пытался продлить разговор о нашем маленьком и с его точки зрения забавном приключении.

Никогда с первого раза не понимает.

— Ладно вам, — пресёк я глумление над собой красивым. — Что дальше?!

Вопрос адресовался Липкому.

— Надо в город сходить, — ответил он.

— Кто пойдёт?

Взгляды скрестились на Клопе.

— Я больше договариваться не буду, — стал отнекиваться тот.

— Да я сам схожу, — успокоил его Липкий.

— Может Клоп с тобой на всякий случай? — спросил я.

— Не надо. Подворотни везде одинаковые, найду местных, что связаны с загоном, там и договорюсь. Денег надо.

— Ну, у нас немного. Клоп пока ты завтра ходишь, пойдёт на рынок и насчёт продажи лошадей переговорит, — предложил я.

— Я сегодня пойду, — ответил Липкий. — Что я там днём забыл?

— А кого сейчас найдёшь?

— Вот как раз сейчас я всех кого надо найду, — уверенно ответил наказанный. — Давайте хоть сколько есть.

Мы тряхнули мошной и насобирали четыре империала. Почти четыре. Ну, и у меня в загашнике ещё один был, плюс кольца, но чего-то вот мне не совсем нравилась идея отдавать Липкому очень большую сумму — был определённый риск, что он не вернётся. Поэтому я отсчитал ему один империал, остальные, ссыпав обратно в кошелёк.

— И что я с ним делать буду? — возмутился он.

— Ты ведь идёшь пока только узнать? Империал — очень хорошие деньги. Даже думаю слишком хорошие, давай ополовиним?

— Ладно, я пошёл, — мне на секунду показалось, что вор взял урок умения исчезать у Огарика, настолько быстро он попытался раствориться в кустах.

— Липкий, ты нас не теряй! — Крикнул я вслед.

— То есть? — через минуту вор появился вновь.

— Мы наблюдателя оставим и в сторону отойдём.

— Зачем?

— Я не хочу тебя расстраивать, но вдруг что случится, лучше будет, чтобы ты не знал где мы. И нам спокойней и тебе врать не придётся.

— Хитро. Лады корявы..., не обижайся, Хромой, — поправился Липкий.

Как быстро он стал перестраиваться, даже походка изменилась. Ладно, для дела же....

— Думаешь, вернётся? — тихо спросил Чустам, когда Липкий окончательно исчез.

Меня тоже терзали сомнения, но... надо уметь и доверять... наверно.

— Поехали место искать. Кого оставим?

— Давай я останусь, — предложил Наин.

Одноруким его, кстати, если и называли, то, только за глаза. Как-то внушал он уважение.

— Хорошо. Мы пойдём в ту сторону, сменит тебя...

Большой ткнул себя в грудь.

— Ты кричишь тихо.

Тот уже набрал в лёгкие воздуха, чтобы доказать обратное, дело прошлое басок у него такой..., разве что не звонкий.

— Верю, пусть ты, — в конце концов, первые стражи ничего не должно произойти, вот под утро — может быть.

Найдя тихое местечко в получасе ходьбы, мы разожгли костерок, чтобы приготовить скромный ужин. Крупа и та подходила к концу. Пару неделек бы отдыха — рыбки наловить, поохотиться. Готовил Слепой.

— Торик! — окликнул я его, глядя, как он тщательно собирает крупинки с вывернутого наизнанку мешка. — Ты вроде раньше ночью вообще не видел?

Глаза слепого метнулись на Огарика. Совсем на мгновение, но я заметил. Огарик под моим взором опустил голову. Слепой поняв, что спалились, мелкими шагами пошёл ко мне:

— Хромой, это, мне бы поговорить?

— Ну, пойдём, — я, перевалившись на здоровую ногу, встал с земли.

О чём будет разговор, даже угадывать не надо.

— Хромой..., это..., я никому не расскажу, — слепо смотрел на меня Слепой.

Тавтология, конечно, но Торик смотрел не на меня, хотя я находился в шаге. Они с Ларком теперь братья — оба куриннослёпые. Умилительно было смотреть, как этот здоровый мужик, а в плечах он если не в два, то в полтора раза точно шире меня, словно нашкодивший пацан, мнётся передо мной.

— Надеюсь. Только теперь охрана Огарика за тобой. Идёт?

Торик расплылся в улыбке. Торик, кстати не имя — прозвище. Наин говорил, что Слепой мастерски втыкал топорики в брёвна и его часто выводили перед боями на "разогрев". Ну и, как-то, топорик переросло в Торик. А вот как его зовут по настоящему, никто не знает, так как он найдёныш. Так его раньше и звали — Найд. Не так конечно, это уже я на русский переложил, но суть одна. Огарик порцию люлей в сторонке потом получил. Но, по-моему, с него как с гуся вода, местные гуси, кстати, это такие коровы.... Отвлёкся. Мне кажется, Огарик хоть и делает вид что раскаивается, но... тот ещё шельмец растёт. Пора телесные наказания вводить.

Зря мы думали плохо о Липком. Он вернулся даже раньше, чем мы успели Клопа на разведку выпнуть — тот сопротивлялся.

— Что, всё башково бедовые! — вор пришел с приподнятым настроением, как только солнце начало всходить.

Вернее его привёл Толикам, дежуривший на поляне где мы расстались.

— За империал выдадут любые документы. Я и о лошадях успел перегырчать, по два империала минимум отдадим. Так что на всех хватит бедовые!

У меня быстро сработал калькулятор восемь лошадей — шестнадцать империалов. Плюс три есть и мой из загашника и того — двадцать. У нас девятнадцать рабов. Всё сходится!

— Есть будешь? — спросил Чустам.

— Не-е-е. Я уже перекусил.

Судя по стойкому запаху и блестящим глазам Липкого — не только.

— Ну, тогда давайте вон, с Чустамом и..., — я оглянулся, — Наином сходите, документы получите, а потом продадим лошадей и двумя партиями пойдём.

— Ты чего Хромой — свобода же!

— Да я Липкий уже раз слышал эти слова. И ты видел, что произошло потом.

— Хромой, не доверяешь?

А вот тут с наказанными надо было осторожней, они, как и наши "зауральские комсомольцы" не очень любили, когда их слова ставят под сомнение.

— Не бузи Липкий. Твоим словам вера есть. Мне нужны люди без печатей чтобы башково лошадей отдать и бок прикрыть, прежде чем вести такую ораву "чёрных" в город. Или ты думаешь, что там нет желающих, сдать нас в загон? Тебе ли не знать, отдёрнут кого в сторону, и вперёд хозяина отдадут. Глядишь пару десятков башок на руки получат.

— Да мы же вместе....

— Липкий! Будет именно так! За Огариком и вещами кому-то присматривать надо. Не бросать же всё здесь? А с собой брать, так мы замаемся потом это на себе тащить обратно.

— Вещи спрячем, Огарик пусть с нами идёт.

— Нельзя ему. Вдруг алтырь какой?

— Я на всех договорился! Так дороже будет.

— Пусть дороже! — я, вынув кошелёк, протянул его вору.

— Как бы потом дороже не стало, — Липкий затронул нить угрозы, чем только уверил меня в правильности действий.

Черта характера такая — твердолобая. Вроде разумом понимаю, что надо взвешивать и анализировать, но когда начинают угрожать.... Я даже в детстве не играл с теми, кто говорил: "Либо с ним, либо со мной!"

— А почему мы? — на этот раз "выступил" Чустам.

— Я уже ходил. Вы самые сильные воины. К тому же вы из разных торбов, что будет по честному.

"И с головой нормально всё у обоих", — отметил я про себя.

Слова о торбах были совсем даже не лишними. Если сейчас пошлю только "своих", остальные начнут косо смотреть. А это, когда пойдём в город все вместе — может и до беды с нервов-то довести. Может, мы и шли вместе, но незримая граница между нами была, была родимая. А так — всё по чести.

— Чтобы подстраховать, поедет Клоп с одной вьючной — если что уйдёте вчетвером на двух лошадях. На него и бумаги рабские оформите. Мы тут будем, наготове. Клоп четыре меча в тряпки заверни и к седлу привяжи.

— Не стоит, — хмуро прокомментировал моё последнее распоряжение Липкий. — Там стража по улицам ходит. Они тоже не дураки. Проверят — замаемся Клопа выцарапывать.

— Хорошо, — доводы Липкого показались вескими. — Когда надо идти?

— Сейчас.

Сейчас не получилось. Главные действующие лица, даже Наин, мандражировали, хоть и скрывали это постыдное чувство. Отправили мы их перекрестив (в переносном смысле), только через час. Сразу после этого, я велел сменить место дислокации рабского подразделения. Сам же, запрыгнув на Звезданутого поехал на холм, с которого мы впервые увидели городок. Огарик увязался за мной, только пешком — надоело парню трястись в седле.

При ярком дневном солнце людей рассмотреть было сложно. Вот такой нонсенс. Тогда вечером я видел передвигающиеся точки, а сейчас не очень. Вот корабли было видно. Штук пять были одномачтовыми и наверняка не мореходные, судя по размеру. Издалека конечно оценить размер сложно.... Остальные были разномастными, в основном трёхмачтовые "бочонки". Выделялись всего два четырёхмачтовых. Один просто пузатый монстр, а второй прямо строгость стиля. Никаких плавностей, всё резко, стремительно.

— Огарик, слетай за корабельным, — я решил просветиться на морскую тематику — всё равно делать нечего.

— А ты мне обещал рассказать, что значит любить мальчиков?

О-о-о, блин. Странные какие у него интересы. С одной стороны обещал, а с другой....

— Потом расскажу.

— Ты всегда говоришь потом. Расскажи сейчас.

Да почему бы, в конце концов, и нет. Надо просвещать парня в сексуальном плане.

— Между мужчиной и женщиной есть различия...

Я минут десять подходил к вопросу секса, пока Огарик меня не прервал:

— Я знаю как мужчина с женщиной, причём тут любовь с мальчиком?

— Откуда знаешь?

— Видел как лошади, коровы там...

Я тут распинаюсь!

— Тогда свободен.

— Ты обещал о мальчиках!

— Это тебе ещё рано знать, да и плохо это.

— Ты же обещал!

— Обещал — расскажу. Позже. Когда вырастешь.

Огарик ушёл явно недовольным. Ну не рассказывать же ему об извращениях.

Древ пришёл с Толикамом.

— Звал?

— Расскажи, о кораблях что стоят?

— Зачем тебе?

— Нам идти скоро туда. Хочу знать, чего ожидать.

— Вот те мелкие, это рыбацкие, — стал рассказывать корабельщик, — внимания не заслуживают — так по проливу да вдоль берега поплавать. Команды простые мужики, ввязываться в свору вряд ли будут. Четыре средних судна — "купцы", здоровый, этот богатый, но тоже торговый. На средних человек по двадцать вольных и столько же рабов. Если затронуть их имущество — встанут горой. Ну, кроме рабов. Так просто не пойдут в конфликт. А вот с большого, там человек сто наверно, могут и помочь страже — команда большая, порезвиться любят.

— А тот вон "резкий"?

— Это воёвый. Возможно, порт охраняет. Только стража свистнет — с него обязаны помочь. Там может и три сотни быть. Только он отплывать готовится.

— Почему так решил.

— Так вон уже по вантам полезли.

Минут через двадцать воёвый действительно стал отчаливать. Вычурный и довольно длинный, напоминающий акулу корабль, с четырьмя мачтами и довольно раскидистыми, по сравнению с остальными реями. Такая не совсем прочная конструкция, по крайней мере, с виду.

— Имперский, — произнёс Древ.

— Что так решил? — спросил Толикам.

— Магией укреплён — вон какие реи длинные. Да и сам приличной длины, если без магии, такой даже через пролив пока идёт, может переломиться. Быстрые лодочки. Один недостаток — такелаж удобно сбивать — паруса большие.

"Ничего себе "лодочка"", — промелькнуло в голове, корабль был почти в три раза длиннее остальных кораблей.

— Опасное будет путешествие у нас. Ладно хоть этот уплыл. Пойдёмте-ка готовиться.

Дважды уже лопухнулись, пора и честь знать, то есть ум включать. К этому визиту я решил подойти серьёзно.

— Большой, возьмёшь пару новеньких и топоры. Надо пару вязанок веток нарубить длиной раза в полтора больше мечей.

— Э-э?

— Значит клинок и ещё половину. Толикам, перебирай вещи. Самое ценное, но лёгкое возьмём с собой, остальное надо спрятать. Возьмёшь в помощь, — я огляделся, — Ларка, Древа и ... Опуса вон.

— Что это у нас лёгкое, но ценное?

— Огниво например, соли немного. Сам разберёшься. Кинжалы и ножи откладываем отдельно. Тряпьё тоже отдельно. Стоп, вместо Опуса возьмёшь Лиимуила. Опус, ты с ножницами более-менее, надо с моего костюма, да и с Толикама, срезать все рюшечки.

— Сделаю.

— Так, вы трое — ткнул в первых попавшихся новеньких, среди которых был дед-лекарь, Гогох, кажется, — готовите обед. Солк, ты остаёшься наших ждать.

Гладиатор молча встал и пошёл к холму.

Ещё двоих поставил выдирать репей из хвостов лошадей — тоже нужная работа, привести их в товарный вид. В общем, перевёл нашу сонную стоянку в несколько более шевелящееся состояние. Тех, кого не загрузил работой — выставил на стражу. Без дела остались я и Огарик. Ну, то есть я осуществлял общее руководство и контроль, а Огарик хвостиком ходил рядом.

— А я знаю, что значит любить мальчиков, — заявил он мне.

— Вот уж никчёмное знание. И что значит?

— Значит корнем....

— Верю, верю, — перебил я его, судя по используемой терминологии, парня кто-то из рабов (собственно больше то и не кому) всё-таки просветил, причём точно не Толикам.

. — Ты бы так к книжкам тянулся или к тренировкам. Ну и как приятно знать?

— Не знаю.

Я демонстративно сплюнул.

— Значит, ты не любишь мальчиков? — осторожно спросил парень.

Не, ну вот.... Стоп! Может, вот так, и рождаются извращенцы? Один не объяснил, второй понял по своему.... Пришлось заняться сексуальным воспитанием, в смысле образованием, ребёнка.

— Огарик. Это, то есть вот именно то, что тебе рассказали, противоестественно. Противно. Мерзко. И просто.... Ещё вопрос об этой гадости и я буду бояться спать рядом с тобой. А если ты будешь об этом всех расспрашивать то о тебе (ну и обо мне) будут думать плохо. Понимаешь? Людская молва зла. Один раз коричневое пятно заметят, всю жизнь потом обгаженным ходить будешь.

— А меня?

О-о-о! Боги! Вот как сказать, что к нему отношусь хорошо, без этих соплей — нравишься, любишь?

— Уважаю я тебя. Как мужика уважаю.

Может и резко, но доходчиво. Всё-таки, не готов я к воспитанию детей. Нет, чтобы самому объяснить всё сразу.

— А с девочками?

— С девочками можно, но тебе надо всё-таки постарше стать, а то от этого дети бывают.

— А тебе с девочками нравится?

— С девочками, да, — я вздохнул. — Были бы они ещё....

Мне показалось, но Огарик ушёл от меня удовлетворённым нашим с ним разговором. Вот вдруг стану когда-нибудь свободным, что с ним делать будем? Я старался гнать от себя эту мысль, о свободе. Но, когда долго чего-то желаешь всей душёй и вот оно рядом, мысли, раз за разом возвращаются к желаемому. И всё бы ничего, но время начинает тянуться долго-долго. Сейчас, конечно, вопрос был не о статусе свободного, но об очередном шаге к нему.

Наши появились ближе в третьей осьмушке дня. К этому времени мы уже были готовы к завтрашнему выходу. Всё лишнее, то есть посуда, шлемы, доспехи, было спрятано. Перед нами лежало четыре вязанки веток и котелок с горячей кашей. Легенду насчёт самих вязанок я не придумал, но внутри трёх находились мечи. То есть, мы кропотливо создали что-то типа бочек из палок с дном и крышкой из маленьких обрубышей, причём крышка вырывалась одним движением. Ножнами клинков для облегчения веса пришлось пожертвовать. В четвёртой — длинной, были вплетены копья, топоры и лук Чустама со снятой тетивой. Понятно, что и стрелы были тоже там. Дополнял это всё тюк ветхих шмоток, в которых таился взведённый арбалет. Достаточно только просунуть руку и... Пусть всего один болт можно выпустить, но и то дело. У десятка наиболее умелых рабов за пазухой были кинжалы и ножи. А я так вообще был при полной амуниции. То есть в отапгрейденном костюме без кружавчиков, при клинке и кинжале. Ну и куда без смешной шапочки. Толикама заставил одеться вновь горном, соответственно вооружённым горном. Если честно, то я готов был разнести этот городок, но уж точно не попадать в очередной раз в загон.

— Ну что? — первым спросил Толикам.

Чустам пространно повернул висок. У него не было печати! У него! Не было! Печати!

— Это как? — первым очнулся Солк.

— Не знаю. Липкий договорился.

— А мне документы на Клопа не переделали, — пожаловался Наин. — Говорят на деревенские документы нельзя рабов покупать. Нужно специальное разрешение.

— Да там за десяток империалов можно и грандзоном стать, — прихрамывая, вор подошёл к дереву и присел. — А уж разрешение сделать... Башок побольше и всё будет.

— Что с ногой? — спросил я.

— В порту подвернул пока бегал. Там надо было народ нужный найти. Собирайтесь, пока рынок не закрылся. Нужно ещё лошадей продать.

— Что? Сегодня?! — вообще, я предполагал, что идти придётся сегодня, но слишком уж поздно пришла первая партия.

— Сколько можно тут сидеть?

— Да вроде как....

— Воины! — к нам бежал один из новеньких, стоявших на страже. — Там шестнадцать конных на дороге остановились, обочину разглядывают.

— Солк снимай остальных, уходим.

Гладиатор побежал к постам, выставленным в другие стороны. Буквально через десять минут мы уже спускались с холма. Сейчас наше спасение было в городе. Там наши следы точно затеряются.

Перед городом мы разбились на две группы. Первыми послал Чустама и Липкого, на продажу наших лошадей, для удобства перегона товара, выделил им двоих из новеньких. Вторыми шли ряженые я и Толикам с вереницей рабов в хвосте, тараканящих вязанки "хвороста".

Не знаю как наши "купцы" с табуном, а мы внимание привлекали изрядное. Пошептавшись с Толикамом, решили отделиться от рабской составляющей нашего балагана и, предупредив Клопа, выступавшего в качестве рабовладельца, пошли слегка вперёд. Хорошо, что идти нам было не очень далеко, так как мы договорились встретиться сразу после рынка, раскинувшего свои пёстрые крылья лотков вдоль портовой стены.

Проходя мимо первых рядов, заметили наших, вокруг которых уже образовалась кучка желающих приобрести товар подешевле. Чустам спорил с толстопузым мужиком, утверждая, что цена кобылы была без седла. Тот требовал в таком случае деньги обратно. Особым вниманием пользовался Звезданутый. Прям вот хотелось броситься и, растолкав всех, увести жеребца. Сколько мы с ним пережили.... Останавливаться не стали. После рядов с разнообразной животиной, пошли лотки с тканями, платками, коврами и разной утварью.

Торговый люд, это какая-то инопланетная раса закинутая, похоже, во все миры. От наших, продавцы отличались языком и одеждой. Всё. Больше ничем. Тот же смысл слов, тот же изучающий твою реакцию взгляд, те же ужимки.

— На мальчика одежда есть, под стать вашей будет господин, — привязался щупленький старичок. — Отдам почти даром, всего пять башок. За четыре уступлю. Ай! За три забирай. Даром почти!

— Покажи, — остановился я.

— Ты чего? — как только живенький продавец погрузился в свои тюки, толкнул меня в бок голубопечатный, поправляя сумку с драгоценными книгами, которую я на него взвалил.

Ну, я что? Мне не по чину таскать тяжести согласно занимаемой роли, а оставить в тайнике именно эту сумку я побоялся. Заодно и стимул был выйти живым. Если кто увидит содержимое сумки, то гореть нам всем, нет, не в аду — на местной площади.

— Стража вон на встречу идёт.

Двое воинов в кожаных безрукавках вальяжно шествовали по ряду, разглядывая лотки и телеги использующиеся под оные.

Костюмчик, предлагаемый торговцем, был не под стать нашим, но... точно уж лучше, чем на Огарике.

— Возьму за три, но в довесок сапоги, — не удержался я, видя, как заблестели глаза мальчишки.

— Нельзя так. Сапоги дорогие, двое башок стоят.

Я пожал плечами и стал разворачиваться.

— Ладно, ладно. Вижу знающий человек. Забирай всё за четыре с половиной!

— За четыре!

— Бери, — расстроено произнёс продавец.

Пока мы рассчитывались, стражники прошли мимо. А вот мимо Колотопа не прошли....

— Так вот же бляхи на всех! — показывал Клоп палку, на которой были привязаны рабские медальоны.

— Ты бумаги покажи, — требовал один из воинов. — Видели мы, как проводят рабов. Да и на твои документы посмотреть бы.

— Уважаемый! Это торб либалзона, — вступил в разговор Толикам, как только мы дошли.

— Да? А вот этот человек говорит что его, — повернулся воин. — При всём уважении к вашему хозяину, я должен проверить документы.

Кончилось бы наверно мечным боем, точнее убийством стражи, учитывая наш количественный состав, так как Клоп предъявил свои подлинные документы, ну в смысле фальшивые конечно, но деревенские. А все рабы были оформлены во владение человеку с другим именем. Кончилось бы, кабы не Липкий.

— Уважаемый страж позволит переговорить с ним наедине? — голос вора хоть и был несколько слащавым, но отнюдь не заискивающим.

— С твоим хозяином ещё бы поговорил, может быть. Брысь крыса.

— Может быть, уважаемому стражу что-то скажет имя Нолетт? И он всё-таки сможет переговорить с рабом?

Страж молча, отошёл в сторону, гневно глянув на купца "греющего уши" у своего прилавка. Купец тут же растворился. О чём шёл разговор, мы не слышали, но по итогу в руку стража перекочевал некий мелкий предмет и он, кивнув напарнику, хмуро направился дальше.

— Кто такой Нолетт? — спросил я Липкого.

— Начальник стражи. Тебе недостойно разговаривать с "чёрным", со мной, то есть. Идите к портовым воротам. Мы догоним, — сухо проговорил Липкий.

Таким я его видел только в день нашего знакомства. Всё-таки насколько человек умеет приспосабливаться к ситуации. Раз, и это уже совсем не тот воришка, к которому мы привыкли, а действительно уверенный человек умеющий решать проблемы. Здесь Липкий был в своей кастрюле.

Пройдя через овощные, а следом и через рыбные ряды, мы вышли к воротам, охраняли которые трое воинов, на которых я не сразу обратил внимание, так как был занят разглядыванием даров моря. А разглядывать было что. Рыбы как таковой было не очень много, и выглядела она довольно обычно. Не полные копии наших, но схоже. А вот остальное.... Змеи, по три метра длиной имеющие присоски вместо пасти. Огромные, с футбольный мяч, улитки. Некая аморфная и прозрачная тушка, размером с поросёнка, в желеобразном теле которой можно было рассмотреть органы. В общем, морская живность этого мира была на высоте по разнообразию. Особенно поразил полукрокодил-полуящерица с огромным гребнем и лезвиеподобными зубами, выставленными на показ путём установки палки в пасть.

Стражи делали вид, что не замечают нас, однако я понимал, что нас изучают.

— Ну, что вроде все в сборе, — раздался сзади голос Чустама.

Я вздрогнул.

— Как продали?

— Шестнадцать. За твоего четыре дали.

— Где Липкий?

— Сказал сейчас подойдёт.

— Вы тоже туда проходили?

— Да. Липкий также исчез, потом появился с бородатым типом и тот нас провёл. Стража вообще сделала вид, что нас нет.

— По-моему, они и сейчас делают вид.

— Вон. Идут.

Липкий шёл чуть сзади тощего бородатого мужика, по виду которого можно было решить, что это грузчик, а не человек способный что-либо решить, уж больно неопрятная одежда. А вот глаза... Он за мельком кинутый взгляд, чуть ли не рентгеном просветил каждого, настолько быстро, но, в то же время внимательно, осмотрел он нас. Вот именно с этого момента, та часть тела, что отвечает за предчувствие, начала чесаться. Очень знакомый взгляд. Липкий подбежал к нам:

— Бросайте свои дрова и за мной.

— Это не дрова, — ответил я ему. — Там клинки.

На тот момент, я не понял того что проскользнуло в глазах вора. Это уже потом я сообразил, что уже тогда можно было всё понять.

Мы, то есть сначала рабский торб, а следом "знатные" и "купцы", потянулись за Липким. Я слегка подталкивал Огарика, сжимавшего в охапке купленную одежду. Ворота мы миновали без приключений. За воротами открывалась свободная площадка, этак сто на сто, окаймлённая с двух сторон высоченными амбарами, наверно склады. Противоположенная от ворот сторона площадки упиралась в море, заканчиваясь деревянным причалом убегавшим, словно дорога метров на пятьдесят от берега — пирс, если одним словом. Вдоль причала стоял один из "бочкообразных" кораблей. Остальные судна угадывались лишь по верхушкам мачт, торчащим из-за крыши правого амбара.

Площадка была свободной лишь от строений, но не от людей. Оба амбара были открыты и от них то и дело кто-то, что-то оттаскивал. А у левого под погрузкой вообще стояла тележка, запряжённая неким подобием мула, или осла переростка.

— Стойте здесь, — скороговоркой произнёс Липкий, торопясь за даже не приостановившимся бородатым, который повернул направо перед складами.

Мы минут пять стояли озираясь.

— Давайте подальше отойдём, — предложил я.

Очень нервировало наличие стражи неподалёку.

— Липкий вроде здесь ждать сказал? — ответил мне Клоп.

— Мне тоже не уютно, — поддержал меня Наин. — Давайте ближе к причалу.

Я не знаю, что заставило заскрипеть шестерёнки в моей голове, когда мы прошли открытые ворота амбара. Может, тот взгляд бородатого, может, испуг Липкого, когда он понял, что мы вооружены.... Может анализ поведения вора, пропущенный сквозь сетку логики, торопливость никчёмная эта.... Опять же отряд воинов, от которого пришлось спешно уходить из леса.... Словно они загонщики. Я обернулся.

— Стой, — схватил я за рукав пробегающего мимо раба.

У того коленки от страха подогнулись, я всё-таки был в камзоле.

— Часто ворота днём закрывают?

Тот посмотрел на стражей сводящих воротины въезда в порт:

— Только на ночь господин.

Взгляд того бородатого! Я понял! Это взгляд хищника! Такой взгляд я получал не раз, когда попадал в новое местопребывание в качестве раба. Так осматривают вновь прибывших кормы, так же смотрят стражники, когда хотят что-то отнять.

— Иди, — я ещё секунду соображал под пристальным вниманием нашего торба. — Это ловушка!

— Хромой, — попытался возразить Чустам, — мы сегодня также заходили.

Все встали в ступоре, оглядываясь.

— Мне тоже что-то не нравится, — Солк перешёл поближе к Большому, на спине которого была одна из вязанок с мечами.

— Если бы нас хотели поймать, то в лесу бы взяли, — уже менее уверенно произнёс Чустам.

— Бежим! — крикнул я, переходя на скачки бешенной хромоножки, направленные в сторону моря.

Бежать в другое направление не было смысла, в это впрочем, тоже, но тут хоть противника не видно. Через десяток метров я уже не скакал, я летел, схваченный за руку немым гигантом. Мои ноги изредка касались скалистой площадки. Дробный стук по досчатому настилу известил, что мы достигли пирса. Площадка между складами вмиг опустела, а из-за углов, ворот, подворотен стали выходить стражники.

— Вовремя, — Наин дёрнул крышку вязанки Большого.

Выдернув клинок, он тут же рубанул по верёвкам самой длинной связки. Большой тут же выудил оттуда топор. Я, выхватив у Ларка тюк, нервно разматывал арбалет — один выстрел хорошо, но больше — лучше. Из амбаров выходили латные воины со щитами и оголёнными мечами.

— Славно побьемся, — улыбнулся Солк, напомнив своими словами Каа из Маугли, причём даже интонация была та же, с хрипотцой. — А я уж было решил, что так и сдохну рабом.

Клинок в его руках пропел, разрезая воздух. Остальные гладиаторы тоже крутанули "восьмёрки", разминаясь. Причал был метров пяти в ширину, что в принципе позволяло нам жить после начала боя минут десять. На вдруг обезлюдевшей площадке насчитывалось уже не менее четырёх десятков воинов. При этом десяток из них был с копьями.

— С дуба рухнули?! — заорал я. — На корабль!

Толстобокая лоханка стояла в паре метров от причала. Молодой парнишка, стоявший на вахте, пробурчал в ответ на требование бросить трап, что-то невнятное типа капитан и хозяин в порту.

— Большой подкинь! — крикнул Солк.

Гигант, бросив топор, сложил кисти "замком". Солк бросил меч и выхватил у лекаря из рук кинжал. Сжал его зубами, и только вступив на руки Большого, ушёл в полёт. Цепкости, как и храбрости гладиатора, остаётся только завидовать. Он знатно припечатавшись о борт возвышающегося над причалом судна, уцепился и умудрился влезть до момента приближения к месту его "высадки" вахтенного. Жить матросу в тот миг оставалось ровно две секунды. Следом за Солком трюк выполнил и Слепой. Пока спускался трап, Большой, Чустам и Однорукий приняли первый, а потому не очень слаженный удар воинов. Копья были отбиты в сторону, а в случае Большого просто выдернуто из рук противника. Мало того, что он выдернул, так ещё практически сразу въехал древком в шлем соседнего от обезоруженного воина, тем самым, создав затор среди нападавших. Я отправил болт в полёт. Попав, правда, не в того, кого целился, а куда-то во второй ряд. Но при плотности нападавших, промазал бы только Слепой, хотя... сомнительно.

Вроде бы недолго бросить трап и взобраться по нему двум десяткам людей. Но за эту минуту прошла целая вечность. Реальность разделила нас на две части. Первая, слегка обезумевшая ринулась на трап, столкнув одного из новеньких в воду. Вторая, сдерживала стражей. Наверно, нам бы пришлось расстаться с Чустамом, Большим и Одноруким.... Наверно, так как они прикрывали нас. Когда уже все были на корабле, кроме них, в самой гуще боя вспыхнула молниеносная звёздочка. Я не знаю, как я не усмотрел за ним. Это были не те мелкие разряды виденные мной раньше. Это были молнии, разившие врага и искажая их лица ужасом. Он выиграл всего тридцать секунд. Тридцать спасительных секунд, за которые Чустам и Большой затащили Наина на борт, а Солк, спрыгнув на причал, закинул мне вялое тело Огарика. За это время ещё с десяток членов экипажа покинули борт судна. Примерно половина добровольно, что, по сути, спасло им жизнь.

На тот момент мне достаточно было убедиться, что парень жив и не навредит себе:

— Где амулет?

Огарик молча потянул верёвочку висевшую у меня на поясе. И когда только успел? Я выцепив взглядом в толпе Гогоха, деда-лекаря, дотащил за руку мальчишку, который еле стоял на ногах, к нему и, втюхав парня деду, стал взводить арбалет.

— ...аги, — прошептал Огарик.

— Что? — я наклонился к нему.

— Там маги.

— Хромой надо отплыть! — крикнул Чустам.

— Руби канаты! — Крикнул я ближнему ко мне рабу.

Ларк, иногда может, оказывается, шевелиться. Но просто обрубить верёвки это не всё, надо ведь и отчалить. Стоявшие на причале воины делали слабые попытки установить трап обратно. Наиболее умные, пытались копьями зацепить борт, чтобы подтянуть корабль к пирсу. Наши рассредоточившись вдоль борта с лёгкостью отбивали эти нелепые потуги.

— Как эта бадья управляется?! — Чустам нашёл Древа.

— В порту обычно рабы отгребают, паруса не успеем, — ответил корабельный. — Гребцы над трюмом впереди должны быть, Вон там вход.

Мы с кормом подбежали к низкой двери одновременно. За дверью был узкий проход в тёмное нутро корабля.

— Прикрывай, — кивнул Чустам на взведённый арбалет в моих руках.

Несколько поплутав по незамысловатому трюму, мы, наконец, нашли нужное помещение, закрытое на засов. В довольно просторной комнате (хотя наверно она здесь как-то по-другому называется — судно ведь) находилось два десятка рабов. Часть из них была прикована цепью за ногу, но человек десять, были без кандалов и стояли у узких проёмов для вёсел, наблюдая за происходящим наружи.

— Отчаливай! — крикнул корм.

— Без распоряжения хозяина не можем, — хмуро ответил один из рабов.

Вот ведь глупые создания — видели ведь всё наверняка. Я поднял арбалет, взяв прицел чуть выше головы ответившего пытаясь напугать, но тут как назло сзади появился Большой и ненароком легонько толкнул меня в плечо.... Вид болта в глазу говорливого отрезвил как нельзя лучше рабов. Они словно муравьи бросились к вёслам, брякая и стуча ими стали заталкивать в проёмы, то и дело, попадая рукоятью по соседям. Тут с палубы раздался душераздирающий крик. Такой можно издать только раз в жизни.

— Бегом! — заорал я.

— Кто командовать-то будет? — робко спросил один из них.

— Я буду! — раздался голос от прикованных. — Левый — вверх! На счёт два — один раз назад! Правый от причала веслом на три. Раз! Два! Три! Левый повтор! Раз! Два! Три!

Судно слегка качнулось поворачивая. Я выглянул в один из проёмов. С причала пытались отбивать вёсла, которыми рабы отталкивались, но, не смотря на это, пусть и не резво, кораблик стал отдаляться.

— Оба борта вперёд! Раз! Два! Три! Четыре!

— Командуй дальше! — крикнул я прикованному, ну и сразу обратился к остальным. — Кто его тронет, голову оторву! Как и тому, кто не выполнит распоряжений!

— Там труба сверху, — ответил мне прикованный. — Пусть в неё кто кричит правее или левее!

— Понял! Кто паруса умеет распускать?

— Вон тот рыжий! — сдал товарища прикованный. — Три! Четыре! Хо! Хо!

Прикованный перешёл видимо на стандартный ход, объявляя каждое движение весла, будь то подъём или опускание звуком "Хо".

— Чустам, останься на всякий случай.

— Если Рыжего заберёте, никто не тронет! Хо! Хо....

Рыжий раб, на поверку оказавшийся кормом, согласился помогать не сразу, но и долго не ломался — один подзатыльник от руки Большого (я думал рыжая головёнка отпадёт) и извилины раба начали выпрямляться в нужном направлении. Когда мы вышли на палубу, то уже были в полусотне метрах от причала, и судно медленно продолжало набирать ход. Сделали мы это как нельзя вовремя, поскольку на причал прибежала пара воинов с крюками. Вот если бы чуть раньше и кто его знает, как бы всё повернулось....

На причале кроме воинов стояли два мужика в камзолах. Наверно те пресловутые маги, о которых говорил Огарик. Они, кстати, умудрились достать двоих наших, пока мы "уговаривали" вёсельных поработать. Тогда мы и слышали крик.

Стража вылавливала из воды уцелевших членов команды, а вместе с ними и упавшего с трапа новенького. Считай, о нас сейчас всё узнают: пароли, явки, кто, зачем, куда.... Хотя Липкий всё равно расскажет. Тут в борт ударили два камня. Доски борта сдержали, но даже я понимал по треску, что ещё раз в это место.... Гребцы практически моментально повысили скорость, субъективно — вёсла начали мелькать в два раза чаще....

Чустам и Большой быстро организовали наших на поднятие парусов, и вскоре, после того как ещё пара булыжников сыграла по борту, вёсельный движитель стал не нужен. Спасительная тьма, опустившаяся на залив, спрятала нас, подарив спокойствие. Хотя с близкого расстояния нас всё равно можно было рассмотреть, так как луна приняла вахту от дневного светила.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg