«Только для чёрных!»

Только для чёрных! (fb2) - Только для чёрных! 295K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Илья Владимирович Рясной

Илья Рясной Только для чёрных!

– Запретные удовольствия в «Запретном плоде»! Встречайте знаменитого Тима Капуцина! – во всю свою лужёную глотку проорал Хромой Рол, и зал отозвался восторженными воплями.

Тим тяжёлыми шагами поднялся на сцену и его щёки зарделись. Он не испытывал никакой тяги к тому, чтобы красоваться на публике, не любил всеобщее жадное внимание, и его нисколько не прельщала земная слава. Он не стремился блистать и срывать аплодисменты. Он просто работал, честно и последовательно выполнял свой долг, как он его понимал.

В просторном, набитом людьми, зале кафе «Запретный плод» витал терпкий дым дешёвых сигар. Обстановка была простая и незатейливая, похожая нас сельскую – обшитые грубыми деревянными панелями стены, деревянные столы и стулья, деревянная стойка бара и деревянная сцена со старым грязно-белым роялем. Никакой тебе новомодной цветомузыки, вогнутых зеркал, сверкающих шаров под потолком. Здесь царила аскетическая самодостаточность, которая живёт всего лишь в шаге от бедности. Зато звуковая аппаратура была дорогой и мощной.

Большинство посетителей, одетых в бедные старомодные костюмы вызывающе скромных расцветок и в шляпы – это трущобный народец. Белые, бледные лица, с красным алкогольным отливом или с присущей любителям наркотической северной колючки синюшностью. Тим даже восхитился, какой отборный сброд собрался здесь. Поколениями сидящие на пособии по безработице бездельники, сутенёры и шлюхи, торговцы наркотиками и грабители, вкалывающие за гроши на вредных производствах работяги. Но людьми не рождаются – людьми становятся. И сегодня все они пришли слушать его. И пока он, покачиваясь на каблуках, разглядывал их, шум в зале стихал.

И вот люди замолчали в ожидании. Тут Тим, ощутив привычный душевный подъём, задорно прокричал:

– Я пришёл к вам, чтобы сорвать тонкую плёнку приличий и скучного морализаторства! Я пришёл, чтобы раздвинуть ваши горизонты! Я пришёл стереть ржавчину устойчивых представлений и морали! Я пришёл взорвать ваше сознание!

Зал заулюлюкал, захлопал. А Тим продолжил уже тоном ниже:

– Я здесь, чтобы призвать демонов прошлого. Открыть вам тех, кто терзал души людей на Земле в далёком великолепном двадцатом веке. Сегодня наш вызов замшелым культурным устоям и высокомерному чванству общества – французский шансон!

Он шагнул к проигрывателю, отработанным снисходительным жестом мастера ди-джея прокрутил виниловую пластинку взад-вперёд с характерным скрипом. И полился колдовской, наполненный неугасимой жаждой жизни голос Эдит Пиаф на никому не знакомом здесь французском языке.

Потом были Мирей Матьё, Джо Дассен, Ив Монтан. Песни чередовались с рассказами Тима об истории культуры Земли, о её людях. Потом опять звучала чарующая музыка.

И грубые лица разглаживались, тупые выражения сменяла осмысленность и вдохновлённость. Всех таких разных посетителей сейчас объединяло чувство единения, ощущение общей культуры и общей ноты, которая дрожит в душе, делая близкими тех, кто рядом. Большинство этих людей знало, что у них нет достойного будущего. Но у них было волшебное настоящее, которое дарил им Тим.

Новые мощные динамики, неделю назад прикупленные по случаю хозяином бара «Запретный плод» Хромым Ролом у известных на весь район скупщиков краденого братьев Хапугисов, звучали выше всяких похвал. Наверное, ещё недавно они услаждали ритмичной напористой музыкой уши чопорных представителей богемы в каком-нибудь концертном зале в центре Юдостана, а теперь радовали простой народ, и в этом была какая-то изначальная справедливость – будто зелёный росток пробивался сквозь асфальт неравенства и расовой сегрегации. Во всяком случае, Тиму казалось именно так. У него вообще за время пребывания на этой планете на многое поменялись взгляды.

Звуки лились, и вот кто-то забился в беззвучном припадке, колотясь лбом о стол, но интеллигентно, стараясь не шуметь, чтобы не разрушить очарование момента. Кто-то рванул на груди белую рубаху. Кто-то счастливо глядел на Тима.

И Тим был счастлив. Он считал, что самое важное, совершаемое им здесь, на далёкой планете Джибути – это именно такие вечера. И он был благодарен судьбе за то, что видит эти наполненные надеждой и радостью лица.

Неожиданно погас приглушённый свет, и музыка пропала. Затем рубанули по глазам зажёгшиеся под потолком мощные софиты. И послышался громкий издевательский голос:

– Ну что, руконоги шерстистые! Сидим, музычку дикарскую слушаем. Ничего, мы сейчас уши-то вам прочистим! Мы вас научим Ктулху любить!

Огромный негр в золотом жилете и красных шароварах стоял в проходе, выразительно постукивая резиновой дубинкой по ладони. За его спиной маячили такие же внушительные мускулистые фигуры. И, судя по шуму и возгласам, на улице ждала многочисленная, возбуждённая, жаждущая крови толпа.

«Чёрный реванш», – подумал Тим, скривившись, как от зубной боли. Этих ребят он видел не первый раз и имел полное право сильно не любить их. Он с хрустом размял пальцы. Пусть блок безопасности он оставил согласно протоколу на своём корабле «Бог Шива», вращающемся на высокой орбите, но всё равно у него есть, чем порадовать этих негодяев.

– Бей расистов! – заорал огромный бледный бородач, хватая стул и запуская его в негра.

И началась всеобщая добрая потасовка…

***

Абдулкарим развалился с книжкой в невидимых нитях силового кресла. На нем были его любимый, шитый золотом халат, чалма и туфли с загнутыми вверх носками. В рубке звездолёта был установлен коэффициент эффекта присутствия единица, так что создавалось полное ощущение, что люди висят в бескрайнем космосе. Всё это напоминало мне какую-то сцену из «Тысяча и одной ночи» – бородатый джин, уютно устроившись среди звёзд, листает магический фолиант.

– И тут вор в законе отчеканил презрительно и гордо: «ну что, подлые козлы, найдутся и на вас перья и волыны, и да не дрогнет моя справедливая рука!» – с придыханием процитировал Абдулкарим строки из книги, сразу разрушив очарование момента. – Как сказано, почтенный Александр! Какая экспрессия! Какая жажда справедливости!

Он захлопнул свою любимую старинную книгу¸ с которой не расставался ни в одном полёте. Это была «Банда Бешеного снова в строю. Издательство ЭКСМО, 1999 год». Её страницы были пропитаны связывающим пластиком, не дававшим ветхой жёлтой бумаге рассыпаться в пыль.

– Двадцатый век, – продолжил Абдулкарим свою старую вечную сказку. – Литература и искусство, непревзойдённые в своей целостности. Друг мой, неужели я опять вижу скепсис? Тебя коробят мои справедливые слова?

– Ну почему, – пожал я плечами. – Каждый имеет право на своё небольшое умопомрачение.

– Твоя язвительность достойна лучшего применения. Я согласен с одним из моих учеников, мудрым разговором с которым у камина я посвятил немало времени, и это было не худшее время, уважаемый Александр. Так вот, он считает, что именно двадцатый, а не девятнадцатый или двадцать второй век, породил самое человечное искусство.

В редких перерывах между нашими торгово-дипломатическими миссиями Абдулкарим даёт уроки мастерства начинающим функционалом Службы межзвёздной торговли, и немало его учеников, боготворящих своего учителя, стали Мастерами и даже Магистров торговли, не говоря уж о высокопоставленных администраторах.

– Кто же это молодое дарование? – поинтересовался я.

– Тим Капуцин.

– Тим, – я поморщился, стараясь вспомнить, кто это такой. И вспомнил худосочного юношу с устремлённым в бесконечные пространство взором первопроходца, готового поставить свою жизнь на кон ради достижения новых горизонтов и привнесения гармонии в самые отдалённые уголки Вселенной. Но не это мне запомнилось – такими стремлениями охвачены многие из наших молодых коллег. Помнится, я разглядел в его глазах огонёк сомнения, частицу мятежного духа, и подумал, что это человек, способный на неожиданный поступок, притом не всегда правильный. Честно говоря, я таких людей держал бы под плотным контролем.

– Талантливый юноша. Почтительный. Перспективный. Отрада моего учительского сердца, – увлекающийся Абдулкарим не стеснялся высоких эпитетов в лучших восточных велеречивых традициях в отношении людей, особенно учеников, которые оправдывали его надежды.

– Как продвигается его служение? – спросил я.

– Он уже Мастер торговли, – с гордостью изрёк Абдулкарим. – И полномочный торговый представитель на одной из планет-зеркал третьей группы. Не знаю, удастся ли повстречаться с ним на Земле, где он теперь тоже редкий гость.

Нас вскоре ждала Земля, на поверхность которой мы не ступали так давно. Нам предстояли длительный отдых и нудный, но обязательный курс психологической реабилитации. Нас ждали родные пейзажи, любимые города. И главное – нас ждали близкие люди. И они будут снова смотреть с укором, когда мы объявим, что опять уходим в полёт, потому что иначе не можем. Потому что мы созданы для такой жизни.

– Да простит меня Аллах милосердный, но при встрече я наберусь наглости напомнить Тиму, что он обещал подарить мне уникальный роман «Бешеный против лаврушников».

– То есть, будешь черпать мудрость веков уже из двух фолиантов? – хмыкнул я.

– Надеюсь на это, – сухо ответил Абдулкарим, демонстрируя, что он в обиде. Ничего, обычно его обида не длится больше сорока секунд, растворяясь в его добродушии, как сахар в горячем чае.

Дзинь – неожиданный звук ударил меня по нервам так, что по телу пробежала тревожная волна. Эта негромкая мелодичная нота всегда отзывалась нестерпимой вибрацией во всём организме. Так и было задумано. Ведь экстренный вызов Планировщика нельзя пропустить мимо ушей или проспать. На него можно только ответить.

В воздухе перед нами повисла и закрутилась звёздная галактическая спираль. И равнодушный, то ли грубоватый женский, то ли тонковатый мужской голос Кибернетического планировщика задач Дипломатической службы Великого Предиктора уведомил:

– Согласно пункту девять-два Базового положения Службы вам надлежит прибыть на Землю для релаксации и пополнения энергией единства. Однако возникла ситуация категории «круг».

Категория «круг» означала, что наш соотечественник попал в беду на одном из миров-зеркал. Опасность реальная, однако конфликтная ситуация может быть разрешена дипломатическими методами.

– Пространственная сфера инцидента? – спросил я.

– Планета Джумба. Фиолетовый объем, одиннадцатое окно.

– Почему мы? – недоумевающе осведомился Абдулкарим. – Наверняка есть дипломатические корабли гораздо ближе, чем мы – в самом фиолетовом объёме.

– Ваша двойка наиболее приспособлена для отработки нетривиальных задач, требующих нестандартных решений. Кроме того, пострадавший – Мастер торговли Тим Капуцин, что для вас немаловажно.

– Тим! – воскликнул Абдулкарим. – Что с ним?!

– Он в плену. Подробная информация будет предоставлена информпакетом в случае вашего согласия.

Абдулкарим, подверженный эмоциональным всплескам, в отчаянье схватился за свою жиденькую бороду и запричитал:

– Ох, Тим. Мой верный ученик! Свет моих очей и отрада моих ушей, в которые лились его мудрые речи! Какие враги хотят твоей погибели?!

– Сколько вам нужно времени для обсуждения? – без какого-либо намёка на эмоции спросил Планировщик.

– Мы летим! – принял за всех решение Абдулкарим.

Ну что ж, возражать не буду. Если моему другу и соратнику это надо, значит, надо и мне. Ну а как же Земля? Не были там пять лет, ещё несколько недель ничего не изменят. Никуда она не денется со своей орбиты. Хотя я почему-то был уверен, что после выполнения этой миссии появится новое срочное задание, которое потребует нестандартных решений. А потом ещё одно. Мы как щепка, крутящаяся в водяной воронке – она вертится и никак не может угодить по назначению.

– «Богиня Деви», – объявил я, откидываясь в силовом кресле. – Курс на Джумбу по координатам согласно последней директиве Планировщика.

– Принято, – ответил искусственный интеллект звездолёта. – Частотные перемещения просчитаны. Вариативность в пределах нормы. Готовность к броску единица. Жду распоряжений.

– Чего тянуть кота за хвост? – махнул я рукой. – Поехали.

– Приготовиться к погружению…

***

Судья был долговязый, чёрный и корявый, как обгоревшая головёшка, да вдобавок ещё совершенно лыс. Он неутомимо и яростно вращал круглыми выпученными глазами, взирая на свидетелей, потерпевших и подсудимых с одинаковой ненавистью. Его золотая судейская мантия была измята, а у судейской короны погнулись зубцы.

Зал заседаний был круглый. В центре на возвышении стояли мраморный стол и покрытое позолотой массивное кресло судьи. Сзади скучали на табуретках два судейских стража в полосатой, как у зебры, форме. Вдоль стен тянулись жёсткие лавки для посетителей и пустующие клетки, в которых обычно ждали своей участи подсудимые.

В судейскую коллегию города после злосчастного побоища в кафе «Запретный плод» было доставлено несколько человек, которые не успели смыться до приезда усиленной полицейской группы. Тим считал бегство чем-то постыдным и неправильным. Как истинный представитель Земли, он всегда отвечал сам за собственные поступки. И, не видя в них ничего плохого, готов был отстаивать свою точку зрения, чего бы это не стоило. И вот теперь уже третий час вынужден был любоваться затянутыми и нервирующими судебными процедурами.

Представший перед грозным взором судьи испуганный хозяин «Запретного плода» Хромой Рол объявил, что его задача заманивать посетителей и получать деньги, а что там звучит – мелодия для барабана с оркестром или земной китайский шансон, ему всё равно. И посетители – это не его родные дети, которым он вытирает сопли, а взрослые мужчины, за поведение которых он не может нести ответственности.

В инциденте в «Запретном плоде» не было ничего необычного и экстраординарного. Такие истории в присутствии Тима повторялись периодически. И на лекциях, и на тематических вечерах, и на концертах, которые он организовывал с целью пропаганды земной культуры, время от времени появлялись молодчики из «Чёрного реванша», и всё заканчивалось доброй потасовкой. Торговый представитель Земли к этому привык, как к одной из сторон туземного колорита, и не обращал внимания. В худшем случае ему приходилось платить не слишком обременительные штрафы, ловить на себе колкие ненавидящие взгляды молодчиков и выслушивать назидательные речи полицейских и судей. Потом в прессе появлялись язвительные злобные статейки о засилье антикультуры, которому необходимо положить конец. Затем всё утихало до очередной драки. Слава Богу, пока обходилось без смертоубийств – переломанные ребра, руки и ноги не в счёт.

Тим скучающе взирал на процедуру допроса очередного участника конфликта – низкорослого, чёрного как смоль очкарика-заморыша.

На судебных заседаниях по традиции допрашиваемые стояли перед судейским столом в допросном кругу, углублённом в пол так, что колени находились на уровне пола. И судья со своего трона взирал на людишек с высоты Закона и Порядка, подчёркивая ничтожность человека перед этими магическими силами. А этот судья вообще смотрел на всех как на тараканов, будто прикидывая в уме – прихлопнуть ли тапком или пускай ползают дальше.

В самой битве допрашиваемого хилого очкарика Тим как-то не приметил. Скорее всего, тот прятался в задних рядах, подзуживая товарищей воинственными криками, да по тщедушности своей в суматохе не успел скрыться от полиции и теперь отдувался за всех. А, может, и специально сдался – очень уж он был говорлив и убедителен.

– Ваша законность, – очкарик съёживался, стараясь выглядеть ещё меньше, чем на самом деле, и подобострастно глядел на судью. – Я нижайше прошу прощения, если на нас есть хоть малейшая вина. Я готов до конца жизни собирать водоросли в зонах принудительного труда. Но я хочу донести до людей правду! И только правду!

– Довольно пустого трёпа! – гаркнул судья, придавливая и так раздавленного допрашиваемого к полу своим тяжёлым взором. – Говори по существу! Коротко! Без эпитетов и эмоций!

– Конечно, ваша законность! Конечно! Я нижайше…

– К делу!!!

– Взываю к справедливости! Как пострадавший от грубого насилия. От имени своего и своих друзей!

– Пострадавший? – нахмурился судья.

– Итак, рассказываю по порядку. С немногими друзьями – любителями музыкального искусства, мы решили посетить открытую вечеринку в кафе «Запретный плод». Мы были наслышаны, что там будет звучать новая музыка. Новые мелодии. Новые направления. Что ещё нужно меломану?

– Дальше!

– И что мы застали? Оскорбление лучших чувств! Дикарские напевы! Гнусные мелодии первобытных племён, которые зовут людей к топорам! Так называемый шансон! Отрыжка культуры пресловутой Земли, чьи представители так нагло навязывают нам свои вкусы…

– Да, да, – закивал, неожиданно расчувствовавшись, судья, и глаза его затуманились. – Именно отрыжка. Именно… Что?! К делу! Мы собрались не выслушивать ваши дилетантские рассуждения о культуре.

– Почему дилетантские? – искренне обиделся очкарик. – Я музыкальный обозреватель газеты «Чёрная пятница».

– К делу не относится. Дальше.

– Когда мы захотели вступить в мирный диспут, то с криком «бей расистов» эти распалённые своими нечеловеческими ритмами дикари бросились на нас!

Тим зевнул. Он знал, что скажет этот заморыш. Они всегда говорят одно и то же. И всегда им всё сходит с рук. Особенно когда выясняется, что большинство расистов происходят из респектабельных чёрных семей. Об исходе судебного заседания можно не беспокоиться. Поэтому он принялся изучать роспись на высоком сводчатом потолке. Живописные миниатюры были посвящены практиковавшимся в прошлом методам дознания и справедливым воздаяниям за грехи перед Законом. Надо отметить, что предки нынешних граждан Республики Ктулху были достаточно изобретательны в деле поиска истины и взыскания за грехи. И картинки потому вышли жутенькими и символичненькими – прокалывание лживого языка, обрубание загребущих рук, ломание убегающих ног, отрезание бездумных голов. Одно успокаивало – все эти услады вивисекторов в далёком прошлом, и нравы с того времени сильно умягчились. Смертная казнь отменена. Пытки тоже отменены, если конечно не считать за них муки от самих судебных процессов с их бесконечными жонглированиями прецедентами, параграфами, которые туманят сознание любого нормального человека и будят в нём зверя.

– Зачем вы взяли с собой резиновую дубинку, которую у вас изъяли полицейские? – неожиданно спросил судья разливающегося соловьём очкарика.

Тот озадаченно посмотрел на судью, но тут послышался вопль:

– Протестую! Ввиду хилости и никчёмности мой подзащитный не мог воспользоваться дубинкой, а потому носил её как сакральный предмет!

Это подал голос адвокат. Он был из категории защитников, назначаемых государством при отсутствии платных адвокатов, и в разрезе кампании по экономии бюджетных средств защищал обе противоположные стороны – притом одинаково крикливо, агрессивно и бесполезно.

– Протест принят, – кивнул судья.

– И нас начали бить! Нас начали унижать! Наши жизни зависли на волоске! – нагнетал очкарик.

– Можете опознать тех, кто начал драку? – спросил судья.

– Я не видел начало. Но с ужасом взирал на ход драки. Вон, – очкарик обернулся и указал пальцем на Тима. – Этот пришелец со звёзд как боевая машина раскидывал десятки моих собратьев! Он демон разрушения! Ваша законность, это существо создано, чтобы убивать!

Судья озадаченно посмотрел на торгового представителя Земли, нахмурился, барабаня длинными тонкими пальцами по столу. Потом его лицо просветлело, и он сделал отметку в своём блокноте. Тиму его энтузиазм не понравился.

– Мы защищались. И из нас, а не из них, пятеро в больнице. Неужели вся сила закона не в состоянии защитить коренных жителей Ктулху? – демагогически вопрошал очкарик.

Думая о своём, Тим пропустил окончание допроса, не обращая внимания на вечное адвокатское «протестую» и судейское «Молчать! Говорить! К делу! Хватит нести чушь!»

Очкарик сошёл с допросного круга и его место занял Тим. Он выдал многократно отработанную речь. Говорил о своей работе по культурному сближению планет, о благотворительной деятельности среди малоимущих слоёв населения. Судья благосклонно кивал и что-то записывал, причмокивая сладко, как младенец, сосущий свой палец.

– Мы надеемся, что взаимное проникновение культур, в том числе музыкальных, приведёт к их обогащению, – завершил Тим свою речь.

– И чем же вы нас обогащаете? – почти ласково прищурился судья. – О каком таком музыкальном проникновении вы говорите? Конкретно только, ибо в конкретике сила правды!

– Ну, тот вечер был посвящён шансону. Мирей Матьё. Азнавур. Обычный французский шансон. Вы знаете, что это такое?

– Шансон?! Я знаю, что такое шансон! – неожиданно взорвался судья. – Какое низкопробство! Какой разврат! Вам не хватало рэпа? Вам уже не нравится джаз? Вы разложенец!

– Но это просто музыка, – растерялся от такого напора землянин.

– Просто музыка? Всего лишь просто музыка?! Это содержание ваших мозгов! И оно меня огорчает! – судья полез куда-то в глубь своей мантии, извлёк коробочку с таблетками и проглотил сразу несколько штук.

И тогда Тим понял, что добром всё это не кончится. По спине пополз предательский холодок.

Судья собрался, отстранился, и начал задавать быстрые вопросы:

– Вы специалист в области культуры?

– Прослушал курс культурологии на Земле. Хотя это не является основной моей специальностью.

– Понятно, – судейская ручка черканула отметку в блокноте. – Вы проходили специальную военную подготовку?

– Нет.

– Откуда такие боевые навыки?

– Это обычное обучение для всех работников Внеземелья, – искренне отвечал Тим. Действительно, землянам, связанным с космосом, в обязательном порядке раскрывались определённые скрытые резервы организма, позволявшие в критических ситуациях убыстряться и наращивать многократно мышечные усилия, а также преподавался курс выживания в экстремальных условиях.

– Вы намерены дальше вести культурную пропаганду?

– По возможности да.

Тут уже судья улыбнулся во весь рот.

И удалился для вынесения судебного решения.

Не было его больше часа. Потом он торжественно поднялся на своё место и выпрямился. Присутствующие по правилам подобострастно преклонили колени.

– Я, судья городской коллегии Рукамуку Хитросплетённый, рассмотрев дело о бесчинствах и глумлении, беспристрастно постановляю! – торжественно изрёк судья.

И выдал своё решение. Всем задержанным он раздал различные штрафы, не слишком обременительные. А потом отчеканил:

– В ходе судебного заседания установлено, что Представитель Земли Тим Капуцин прошёл специальную боевую и культурно-диверсионную подготовку, следовательно, прибыл в нашу страну с определёнными целями. Согласно Прецеденту номер восемьдесят девять от девятьсот тринадцатого года основания он изобличён в недружественных интеллектуальных усилиях, направленных на эрозию культурного единства. До блокирования последствий указанной экспансии чуждых смыслов подлежит временной изоляции в доме присмотра до вынесения решения уполномоченного совета, созываемого во время военного положения…

Он торжественно пробил ритм на ритуальном барабане, тем самым подводя черту под заседанием.

Судебные стражи неохотно поднялись со своих табуреток и опасливо, вспоминая описание рукопашных подвигов Тима, приблизились к нему. Землянин спокойно протянул вперёд руки. На его запястьях захлопнулись тяжёлые браслеты чугунных кандалов.

***

В просторной приёмной с малахитовыми колоннами и расписным пасторальными картинками потолком нас встретил референт Демократического вождя Республики Ктулху. Этот широколицый улыбающийся негр решил утопить нас в потоке слов, в котором изредка булькали пузырьки смысла.

В своей сбивчивой речи он за минуту успел пожаловаться на больных детей, жену и бабушку, на невероятные трудности, которые стоят перед ним при исполнении служебных обязанностей. На явную материальную недооценку его гигантских трудов во благо державы. Также объявил, что визиты к руководителю Республики расписаны на два года вперёд.

– Конечно, имеются окна. Но они предназначены только для чрезвычайных встреч. И для очень доверенных людей… Моим детям и бабушке прописали море. А яхты у меня теперь нет. И две тысячи единиц всего лишь не хватает, чтобы выкупить её. Вот и валится из рук работа, не могу понять – есть ли у меня окно для встреч или нет у меня окна для встреч, – выжидательно и мечтательно посмотрел секретарь на нас и ойкнул.

Железные пальцы атлетически сложенного руководителя Департамента внешних историй крутанули ухо зарвавшегося вымогателя.

– Ты что, паршивец! – прорычал дипломат. – Перед тобой не селяне с мёрзлых земель, а представители крупнейшей звёздной сверхдержавы с официальной миссией! Я тебе устрою и яхту. И купание – в Северном море!

Глаза секретаря прояснились, и в них вернулся разум, серьёзно потеснив до того безраздельно владевшую черепной коробкой алчность.

– Ой, уважаемые звёздные вожди, – подобострастно заулыбался секретарь. – Нижайше молю о прошении. Так сказать не оценил исторического значения момента. Доложу тотчас!

И он скрылся за тяжёлыми, обитыми медью дверьми.

– Вот ведь мошенник, – покачал головой руководитель Департамента. – Уже четыре судимости за коррупцию, а он всё не уймётся.

– Четыре? – изумился я.

– Только яхт у него пять штук конфисковали. А ещё дома, ранчо, секретные вклады в секретных банках. А он всё ворует и ворует.

– А как же он здесь работает?

– Хороший специалист. Незаменимый. Да и суд ему выносит приговор – принудительные работы по месту службы.

– Потрясающе, – покачал я головой.

– Мы непримиримо боремся с коррупцией, – строго произнёс руководитель Департамента, почему-то поглаживая кольцо с крупным бриллиантом на своём пальце.

– Э, я всё понимаю, уважаемый, – хитро протянул Абдулкарим. – Всем хорошо. И секретарь при деле. И работа идёт. И бюджет всё время пополняется за счёт конфискаций у него.

– Ну, это если посмотреть широко в узком плане, то появится некоторая сообразность такого вывода. Однако если… – перевёл дипломат разговор в туманную плоскость дипломатической терминологии.

Его прервал восторженный секретарь. Преданно глядя на нас, он объявил:

– Самый равный среди равных ждёт вас!

Кабинет был раза в три меньше приёмной, без колонн и архитектурных излишеств – чисто рабочее помещение с жёсткими стульями с высокими спинками, письменным столом, огромным телевизором и несколькими компьютерными мониторами.

Похоже, по древней традиции в вожди здесь выбирали самых здоровенных. Руководитель страны оказался двухметровым детиной средних лет, с немного более светлой, чем у других, кожей. Его серебряный халат с затейливой вышивкой привёл в восхищение Абдулкарима.

После положенных по протоколу приветствий, Демократический вождь предложил нам присаживаться и приступить к деловому разговору. Глаза у него были умные и проницательные. Движения властные. И вообще, заметно, что человек это неординарный.

Говорил он ясным и чётким языком, сразу улавливал самую суть проблем. Держался с нами подчёркнуто вежливо, предупредительно, но вместе с тем что-то мне не нравилось в его манере общения. И через некоторое время я понял, что именно.

Он нас не считал равными! Да, мы тоже были умны, искушённы, имели вес и власть, за нашей спиной была мощнейшая звёздная держава. Но все эти наши достоинства перечёркивал один единственный, но очень весомый факт – мы были белыми!

И поэтому он был к нам снисходителен, как люди бывают снисходительны к забавным животным. Домашние любимцы могут доставить незабываемые радостные минуты, но они все-таки не более чем животные. Демократический вождь Республики Ктулху был интеллигентным, хорошо воспитанным, законченным расистом. И предпринимал гигантские усилия, чтобы это скрыть.

Тем не менее, будучи умным человеком и прозорливым политиком, он пытался сделать всё, чтобы не довести ситуацию до серьёзного дипломатического конфликта.

– Не скрою, – говорил он. – Ситуация сложилась столь же глупая, сколь и сложная. Весь корень бед кроется в том, что мы правовое государство.

– Сложность? – переспросил я.

– Вот именно – сложность. Закон для нас свят, ибо является основой национальной идеи и высшей целесообразностью. К сожалению, это привело к тому, что наше законодательство, которое носит прецедентный характер, настолько запуталось, что иногда возникают воистину чудовищные правовые аномалии.

Тут я его понимал отлично. Наша Земля немало нахлебалась бед во времена господства англосаксонского прецедентного законодательства. Суть его, предельно упрощённо, сводится к тому, что если какой-нибудь заштатный суд принял определённое решение, то оно становится прецедентом, то есть в аналогичной ситуации прочие суды обязаны принимать такое же решение. Всё это привело в двадцать первом веке в ряде государств к установлению диктатуры секты ортодоксальных юристов с последующим развалом экономики, правопорядка и утратой территориальной целостности. Это было достаточно опасное злокачественное явление, которое мы, к счастью, быстро вылечили.

– Городской судья Рукамуку Хитросплетённый, человек весьма замшелых представлений о жизни, суровый и упрямый, на нашу беду припомнил прецедент времён последней войны с Жёлтым континентом, – пояснил Демократический вождь. – Именно тогда, шестьдесят лет назад, с категоричностью, свойственной для военного времени, был принят термин «эрозия духовного единства». Какому-то тупоголовому военному пришло в голову, что мультфильмы и музыка косоглазых разлагают бойцов и прививают чуждые ценности. Поскольку сажать и казнить за мультфильмы как-то глупо, но и оставлять ситуацию без реагирования никак нельзя, всех, изобличённых в культурной экспансии, просто временно изолировали от общества по решению суда. Их окончательную судьбу решал специальный военный совет, который обычно высылал виновных на сельскохозяйственные отработки до конца войны, длившейся, кстати, тридцать лет. Это не считалось мерой наказания, а всего лишь способом превентивной защиты.

– Войны же нет, – возразил я. – И мы вам не враги.

– Вы не враги, а партнёры. Войны давным-давно нет. Но прецедент остался. И гирей повис на наших ногах.

– И что, теперь наш представитель должен отправиться на сельхозработы до самой старости?

– И на сельхозработы он отправиться не может. Войны нет, значит, не может быть создан и военный совет. Хотя он был бы в праве спокойно освободить его.

– Вы предлагаете объявить вам войну?

– Надеюсь, что вы шутите, – Демократический вождь нервно дёрнул щекой. – Нужно отменить, что мы в правовом тупике.

– И что же, почтенный властитель, никто не может отменить решение этого неблагоразумного судьи? – заволновался Абдулкарим

– По закону это возможно. Нужен только ряд подписей. Ревнителя палаты милости и грехов, то есть Верховного судьи. И Надсмотрщика палаты мер и ответственности.

– То есть Генерального прокурора, – кивнул я.

– Именно. А также подписи Председателя Выборного конвента. И моя.

– И в чём проблема?

– Моя подпись, считайте, на этом документе есть. С парламентом мы договоримся. В конце концов лоббирования и предвыборных пожертвований никто не отменял. А вот прокурор и судья… Тут есть определённые трудности.

– Вы, опора власти и народа, не можете просто приказать им, призвать к благоразумию? – удивился Абдулкарим.

– Не могу… Вы знаете, мне очень нужны дипломатические и торговые отношения с вашей державой. Поэтому даю вам полную свободу на поиск решения любыми путями, кроме откровенно противозаконных. И обещаю любое моё содействие.

Что-то в его голосе мне не понравилось – какие-то нотки отчаянья. И я озабоченно спросил:

– И какой у нас шанс договориться со всеми?

– Никакого, – угрюмо сообщил вождь.

– То есть?

– Ни единого. Но… Я надеюсь на вашу хвалёную инопланетную изворотливость…

***

Микрофон, похожий на шоколадное мороженое на палочке, мне совали чуть ли не в рот, будто надеясь, что я откушу кусочек.

– Правда ли, что торговый представитель Земли готовил взрывы детских приютов?

– Скольких наших отборных коммандос может порвать голыми руками лазутчик Тим Капуцин?

– Когда вы намерены штурмовать тюрьму для освобождения вашего диверсанта?

– Вы действительно являетесь передовым отрядом сил вторжения?

Журналисты галдели и лезли с диктофонами, микрофонами, блокнотами. Они ничем не отличались от своих беспокойных коллег на десятках планет. Получив горящий информационный повод, они поднимали галдёж, как чайки при виде выброшенного на берег кита. И не собирались успокаиваться, пока не склюют его полностью. Сейчас таковым китом была непонятно кем вброшенная тема, что для освобождения арестованного землянина пришельцы готовят масштабное вторжение с космодесантом и орбитальными бомбардировками.

– Как повлияет вторжение на биржевые котировки? – орали журналисты.

– Правда ли, что на оккупированных территориях земляне изымают из семей детей старше трёх для подготовки к службе в звёздной пехоте?

– Будет ли мстить нам белое большинство Земли за расистскую политику прошлых веков и принудительно навязывать межрасовые браки?

– Не отдадим Ктулху кровавым пришельцам! – орала массовка в задних рядах.

– Никто никуда не собирается вторгаться!– Не надо провокаций. Мы за мир и добрососедство. Мы за мир. За мир, – заученно повторял я, пробираясь через толпу журналистов от нашего лимузина к гранитным ступеням отеля «Радуга Ктулху».

Поселили нас в этом фешенебельном отеле на одиннадцатом этаже. В наше распоряжение предоставили водителя с машиной – длинным, ярко красным, с серебристой крышей и пятицветной мигалкой представительским лимузином. Охрану Демократический вождь нам не выделил. В Юдостане – столице Республики Ктулху, запрещено ношение любого огнестрельного оружия и высокотехнологических средств защиты, но мы согласно межзвёздному протоколу имеем право на самооборону, а, значит, и на носимые защитные комплекты, которые делают нас недосягаемыми для любых террористов и бандитов.

Журналисты нас донимали третий день, не давая покоя и прохода, так что у меня порой возникало почти непреодолимое желание дать приказ на пассивную защиту и разметать всю эту свору. Но мы терпели. Ведь терпению межзвёздных дипломатов могут позавидовать монахи в самых строгих монастырях.

Мы всё-таки с трудом пробились в отель через толпу крикливых созданий. Гурк Широкий, наш водитель, а по совместительству помощник по мелким поручениям, подобострастно улыбаясь, с поклоном пропустил нас в парадный лифт. Этот белый до бледности человек был вышколен, в строгой униформе, вежливый до подобострастия. В его глазах я иногда ловил смущение и недопонимание – он не знал, как с нами обращаться. Мы по статусу вроде и хозяева жизни, но этот плебейский цвет кожи – с таким не живут в таких отелях и не ездят в шикарных лимузинах.

Лифтёр закрыл за нами распашную решетчатую дверцу. Роскошный лифт с зеркалами, медью и позолотой неторопливо пополз вверх.

– Когда всё это журналистское безумие кончится, Гурк? – спросил я.

– Потерпите несколько дней, господа. На следующей неделе будет международный чемпионат в ногомяч. Прибудут спортсмены с Жёлтого континента, и даже краснокожие команды. Так что всем станет не до межпланетной оккупации.

– Ждём, не дождёмся, – пробормотал я.

На планете с ума сходят по состязаниям, похожим на земной футбол. Только там команды по двадцать человек, мяча целых три, а поле побольше в полтора раза. Абдулкарим, падкий на такие развлечения, вчера вытащил из сети последние матчи и искренне наслаждался ими, а мне было как-то всё равно.

За последние дни мы, пользуясь выданным нам пропуском за подписью Демократического вождя, обеспечивающим доступ в большинство государственных учреждений, побывали в ряде Исполнительных департаментов, а также в Парламенте, чтобы прозондировать почву. Быстро выяснилось, что там и зондировать ничего не надо – готовы продаться все. Так что проблем с чиновниками и депутатами не ожидалось. Слуги народа прилично утомили нас вопросами: «ну по секрету, только между нами, когда начнётся оккупация?» «По ещё большему секрету – сколько платят чиновникам местной временной администрации? Нет, мы не хотим продаться заранее. Мы просто спрашиваем, чтобы быть в курсе. Хотя, конечно, Земля – прогрессивным мир»… Желающих продаться заблаговременно оказалось неожиданно много.

Дальше нам предстояло расщёлкать гораздо более крепкий орешек. Завтра предстоял визит к безумному судье Рукамуку Хитросплетённому.

В результате наших визитов мы убедились, что правовая и административная система Ктулху невероятно запутаны. Самое любопытное, что Искусственный интеллект нашего корабля, проанализировав полученную нами информацию, сделал однозначный вывод, что на таких рыхлых основах государство функционировать не может. Но при этом признаков, что оно разваливается, не наблюдалось. Следовательно, есть какие-то рёбра жёсткости – договорённости, правила, стоящие над законом.

Водитель проводил нас в роскошный, вычурный, с явным перебором украшений, золота, красного атласа и бархата номер, занимавший почти целый этаж. И мы остались одни.

Я подошёл к окну и увидел, что журналисты не собираются расходиться, надеясь ещё на что-то. С дома напротив кто-то целился из кинокамеры в нашу сторону.

С одиннадцатого этажа открывался вид на центр города. Перед нами тянулись ряды невысоких пяти-шестиэтажных зданий, за которыми серебрилась река, через несколько километров впадающая в океан. Справа вздымались вверх громады небоскрёбов делового центра. Юдостан напоминал Нью-Йорк двадцатого века, вот только местный менталитет тяготел к вычурности и разноцветию, так что было много золотых шпилей, красных и зелёных фасадов, колонн, завитков, вычурных строений. В целом, город мне нравился. Было в нём некое очарование.

Через дорогу виднелась глухая стена пятиэтажного кирпичного дома, использовавшаяся для граффити. Обычно, вандалы писали на ней разноцветные названия каких-то местных, незнакомых музыкальных групп. Но сегодня неизвестные художники нам подготовили сюрприз.

– Ух ты, – произнёс я, присмотревшись. – Посмотри, Абдулкарим.

– Да не подводят ли меня мои очи? – всплеснул он руками.

На стене по-русски были написаны слова из известного романса: «Гори, гори, моя звезда». Ниже шла размашистая приписка, уже на местном языке: «Свободу Тиму! Белые с вами!»

– Этого ещё не хватало, – покачал я головой. – Похоже, начинается народное движение.

– И мы в шаге от того, чтобы нас обвинили во вмешательстве во внутренние дела планеты, уважаемый Александр…

***

«Белое население, генетически обладающее гораздо лучшими физическими параметрами и более склонное к физической работе, должно добиваться успехов и признания в сфере спорта. А точные науки и высшее образование пусть оставят чёрным», – процитировал Абдулкарим еженедельную газету «Рассуждения», являвшуюся ареной политических и социологических баталий.

Машина подскочила на ухабе. Абдулкарим перевернул лист газеты и продолжил цитирование:

«Нет сомнения, что в цивилизации, созданной чёрным населением, белые могут рассчитывать на роль лишь младших братьев, какие бы конъюнктурные законы о равенстве мы не принимали под давлением экзальтированной и легкомысленной общественности. Это наш чёрный дом. И именно чёрное развитое большинство должно направлять братьев наших меньших на пусть истинный, в меру сил заботиться о них, но и оставлять без сладкого, если они сильно расшалятся».

«Восемьдесят процентов преступлений, связанных с наркотиками, приходится на долю белого населения. Продолжительность жизни в обособленных белых районах Юдостана в два раза ниже, чем в среднем по стране. Чума косит белых. И имя этой чуме – северная колючка и синтетические наркотики».

– Всё так и есть, – сказал водитель Гурк, сворачивая с главной улицы столицы на многоуровневую развязку около главного порта. – Я скажу крамольную вещь. Если трущобы сжечь напалмом, а наших детей отдать в нормальные школы, то со временем у нас будет не меньше писателей и изобретателей, чем у чёрных… Хотя, конечно, генетика, я понимаю…

– Ох, ох, – разохался Абдулкарим расстроенно и свернул газету. – Генетика?! Ох, как же всё запущено…

Рано утром из отеля пришлось выбираться через служебный вход, чтобы не попасться в лапы вездесущим журналистам. Нам удалось незамеченными занырнуть в наш лимузин. И мы отправились в городской суд. По телефону чопорный судья Рукомуку Хитросплённый объявил мне, что может нас принять в перерыве между заседаниями по судебному процессу «Чёрный реванш» против общества «Истинной памяти». Из газет я знал, что «памятники», как их здесь называли, обвиняли Республику Ктулху в геноциде белого населения столетней давности путём создания голода и нечеловеческих условий проживания, получившем название «Беломор». «Чёрный реванш» требовал привлечения агитаторов за клевету. Обе стороны виртуозно жонглировали историческими фактами, экспертными оценками, и сам процесс длился уже третий год.

Судья Рукомуку встретил нас в своём тесном рабочем кабинете – он был какой-то настороженный, подозрительный и озлобленный. Ожёг нас горящим взором, даже не предложив сесть – но мы сами уселись в кресла.

– Вы откуда? С Земли? Правильно говорят, что где Земля, там культурная зараза. Эти романсы. Этот ваш Бетховен, – процедил, будто сплюнул, судья. – Это странная религия единобожия, которая является просто глумлением над совершенными в своей законченности идеями поклонения духам стихий и магии. Это всё экстремизм. Экстремизм и никак иначе!

– Мы понимаем вашу точку зрения, – кивал я. – Но сейчас речь идёт о взаимоотношениях наших планет. Вы как образованный человек должны осознавать, что именно плодотворное сотрудничество с Землёй – это ваш реальный шанс быстро перейти на новый уровень развития техносферы.

– Я не политик, не торговец и не инженер. И я решений не меняю! Мне может приказать только Верховный Судья. А вы им пока не являетесь, – захохотал наш оппонент вызывающе, демонстрируя не только независимость судей, но и их полную безмозглость.

Ну что ж, и не таких видали. И я завёл длинный, многословный разговор, не забывая биоэнергетическими импульсами чуть-чуть подправлять его эмоциональную сферу. Завёл песню об ответственности, о последствиях, тут он напрягся – видимо, тоже попал под истерию по поводу неизбежной оккупации страны, и глаза его забегали. И неистовства немножко поубавилось.

– Но я действительно не могу отменить решение! – нервно воскликнул он. – Даже под дулом ваших космодесантников.

– Зачем отменить? – удивился я. – Немного подкорректировать. И отпустить нашего соотечественника под залог. Безвозвратный. И неучтённый.

– Вы предлагаете мне взятку?! – возмутился судья.

– Это вопрос терминологии, которая не всегда отражает всех сложностей окружающего бытия, почтенный судья, – встрял Абдулкарим, который в наших путешествиях обожал иметь дело с коррупционерами, находя в этом какое-то удовольствие, противоестественное для представителя мира победившей новой этической парадигмы.

Судья нахмурился, грозно свёл брови. Посмотрел на сумму, написанную Абдулкаримом на бумажке. И горестно вздохнул, обхватив голову руками:

– Ох, где ж вы были раньше? Если бы я знал! Но теперь уже поздно. И поэтому – как вы смеете глумиться над статусом федерального судьи!

– Ну а фонд помощи судьям-пенсионерам? – не отставал Абдулкарим, выкладывая золотые треугольники на стол. – Нам нужно всего лишь свидание с соотечественником. Вы единственный, кто может его дать.

– Это пожалуйста, – золото как по волшебству исчезло со стола.

Судья встал, подошёл к стоящему в углу механизму из меди и стали, очень похожему на кассовые аппараты первой половины двадцатого века. Что-то настучал на клавишах. Потянул на себя деревянную ручку. И из щели на бронзовое блюдце выскочил медный кругляш с выгравированными символами.

– Завтра вы можете посетить дом гуманного присмотра, где перевоспитывается ваш соратник. Решение принято, – он стукнул в церемониальный барабан и гордо выпрямился: – И учтите, я делаю это с презрением!

Мы вышли из серо-коричневого здания суда, балконы и крышу которого героически держали мускулистые боги правосудия. И направились к нашей машине.

Водитель с поклоном распахнул нам двери, потом вернулся за руль и спросил:

– Дальнейший маршрут, господа? Отель? Резиденция вождя? Увеселительные заведения?

– Нет, Гурк, – покачал я головой. – Покрутись немного по городу.

Лимузин влился в бурный поток дорожного движения. То тут, то там мы застревали в пробках и получали возможность в подробностях разглядывать улицы, заполненные деловито спешащими по своим делам жителями Юдостана. Но меня всё это не интересовало. Меня интересовало совсем другое.

– Абдулкарим, посмотри, эта машина уже второй день за нами катается, – произнёс я по-русски, показывая на жёлтую микролитражку популярной модели «Бычий горб», уверенно и нагло снующую в потоке.

– Служба тайных кругов, – предположил мой напарник.

– На контрразведку не похоже, – возразил я. – Уж не экстремисты ли это из «Чёрного реванша». Горячие головы там давно обещают взорвать проклятых инопланетников.

– Сейчас посмотрим, и кто у нас такой любознательный? – Абдулкарим активизировал фотонный конвертер, и прямо в воздухе перед нами появилась линза, приблизившая изображение.

Лобовое стекло жёлтой микролитражки было затемнено, но фотонный конвертер прогнал все режимы, и вскоре мы чётко увидели водителя.

Перед нами повисло смуглое женское лицо.

– Что нужно от нас прекрасной нимфе? – спросил Абдулкарим.

Лицо действительно было очень красивое, с правильными чертами и очень напряжённым выражением – видно было, что дама вся на нервах.

– Думаю, мы об этом рано или поздно узнаем, – заверил я…

***

В Республике Ктулху с недавних пор официально считалось, что криминальное поведение индивидуума имеет свои корни в проблемах детства. То есть из-за недостатка тепла человек берётся за нож и пистолет. И преодолеть эти психологические проблемы преступнику поможет погружение в детство, чтобы мысленно переиграть всё, получить не доставшееся тогда тепло. В результате такого подхода тюрьмы и исправительные учреждения были разукрашены в стиле детских садов – с ярко-зелёных стен улыбались сказочные слоники и бегемотики, в комнатах релаксации грудами лежали мягкие игрушки и жужжали железные дороги. Охранники были одеты в яркие праздничные одежды, а тюремный психолог вообще носил одежду клоуна и накладной красный нос. И обращались к заключённым ласково: «мальчики», «девочки», что не мешало охранникам за любое нарушение щедро одаривать клиентов резиновым молотком или электрошокером.

В дом присмотра нас пропустили по жетону, выданному судьёй, без каких-либо проблем. Теперь ласково улыбающийся охранник вёл нас по своему заведению, и мы только с изумлением огладывались на фантастические для таких заведений интерьеры. Наконец мы оказались в комнате свиданий с диванчиками, пуфиками и мультяшными персонажами на стенах.

– Тим, сейчас мы увидим его, – трагическим голосом сообщил Абдулкарим. – Мальчик мой. Лишь бы они не пытали его. Он слишком чувствительный.

В комнату ввели Тима Капуцина. Это был худощавый молодой человек с падающей на лоб непокорной чёлкой и черными, проницательными глазами.

Я ожидал, что Абдулкарим, проявлявший такие эмоции по его поводу, на радостях бросится обнимать заблудшего торгового представителя, но мой напарник неожиданно превратился в айсберг, сухо поприветствовал своего ученика:

– Мир вам, Тим.

Торговый представитель склонил голову:

– Мир вам, Магистр.

– А теперь поведай двум очень занятым дипломатам, почему они вынуждены тратить своё драгоценное время на вызволение из тюрем нерадивых безответственных соотечественников.

С изумлением я понял, что ни о каких тёплых дружеских отношениях между этими двумя людьми речи не идёт. Тут строго связка: гуру-послушник. И не забалуешь. Да ещё чинно так, строго – на вы. Ну, Абдулкарим, после стольких лет ты поворачиваешься ко мне совершенно другой стороной. Забавно-то как!

Тим, конечно, выглядел, как побитая собачонка. Но при изложении им его печальной истории я не заметил и грамма раскаянья. Наоборот, он с гордостью поведал о своих культурных программах по облагораживанию трущобного белого населения, о мелких конфликтах с властями, которые никогда не переходили определённой грани. Оказывается, он сначала организовал официальный культурный центр Земли в самом центре столицы, который не пользовался особым успехам – чёрным делать там было нечего, а белое население в тех краях не обитало. И тогда Тим не выдержал и как истинный русский подвижник пошёл в народ – спустился в самые трущобные районы, в самые злачные заведения с самой дурной репутацией, где зазвучала музыка Земли, и белые с изумлением стали узнавать об их ведущей роли на других планетах. Понятно, что властями такая деятельность не поощрялась, но и запрещать её никто не собирался. Пока на горизонте не появился упрямый судья Рукамуку с замшелым прецедентом.

– Тим, чего вас вообще понесло в просветительство? Вам мало было забот с поставками водорослей? – поинтересовался я.

– Водоросли – это работа. Донести до населения культурные достижения Земли двадцатого века – мой долг перед этим миром.

– Почему именно двадцатого? – спросил я, вспоминая многочисленные дискуссии с Абдулкаримом по этому поводу.

– Более поздние или ранние эпохи – это искусство, предметом которого являются сверхчеловек или недочеловек, – сразу воодушевился Тим, от былой его подавленности не осталось и следа. – И только на переломе эпох было искусство человека. Если, конечно, не брать взрывной революционный авангард и тяжеловесный соцреализм. Двадцатый век – время человека-эгоиста, пережившего стресс самых кровавых войн, занятого поиском внутренней свободы, осмыслением красоты мира и себя. И пока ещё не испорченного агрессивной пошлостью англо-саксонской масс-культуры и бездушной стандартизацией чувств и мыслей эпохи Трансгуманной Глобализации, едва не уничтожившей в человеке всё человеческое.

– И ради этих сомнительных теорий, ради шансона, романсов и полотен импрессионистов и сюрреалистов вы устроили тут такую заваруху? – я строго посмотрел на проштрафившегося торгового представителя, и не увидел ни грамма раскаянья, а только несгибаемое упрямство.

– Как вы не понимаете! – воскликнул Тим. – Вон наше современное искусство вселенской гармонии – оно зовёт к новым горизонтам и подвигам. В этой симфонии совершенства совсем затерялся маленький человек с его уютным мирком, который живёт в каждом из нас, которому хочется не нырять в чёрные дыры и осваивать н-мерности, а погрустить с бокалом старого вина, глядя на горящий в камине огонь. Все эти шансоны и романсы – они для простых людей. А обездоленному, одичалому, невежественному, маргинальному белому населению ещё предстоит стать ими – простыми людьми, и только потом, в далёком будущем, сверхлюдьми, подвижниками. И им в этом отказывают…

– Не кипятитесь, мы всё понимаем, – примирительно произнёс я, решив не волновать этого фанатика. – Как режим содержания? Отношения с заключёнными? Нужна помощь?

– Меня здесь уважают, – гордо объявил Тим. – Я готов пойти до конца с этими людьми.

– Э, не забывайте, кто вы такой, – строго произнёс я. – Мы заберём вас на Землю. И пришлём сюда другого. Водоросли нужны нам как воздух.

– Я это понимаю.

– Мы вас вызволим, мой легкомысленный ученик, чего бы нам это не стоило, – важно изрёк Абдулкарим и неожиданно добавил: – И за то, что ты нам испортил отпуск и релаксацию – с тебя четыре тома про «Команду Бешеного».

Тим подпрыгнул на стуле и закричал:

– Учитель, договаривались на одну!

– Это когда было. Когда ты был почтенным человеком. А теперь четыре.

– Вы берёте меня за горло, учитель!

– Я беру тебя за твою совесть!

– Один том. И ещё подлинник приключенческого журнала «Сокол» 2003 года выпуска.

– Четыре тома про Бешеного. Ну и ладно – «Сокол» тоже можешь добавить.

– Грабёж!

Эти оголтелые коллекционеры сошлись в азартной торговле не на жизнь, а на смерть. Под конец Абдулкарим выторговал два тома. В результате оба прирождённых торговца были довольны собой и друг другом…

***

Вышли мы на улицу из весёленькой тюрьмы в смешанных чувствах. У меня возникло ощущение, что Тим нашёл себя, и ему вообще не хочется, чтобы мы его откуда-то вызволяли.

Лимузин двинулся через эстакаду, потом въехал на мост, перекинутый между островом и материком, на которых раскинулась столица. В лучах яркого и тёплого весеннего солнца искрились праздничной окраски небоскрёбы, серебрились ажурные шпили двух соборов-близнецов – это кафедральные капища духов воздуха и духов воды. Потом машина закрутилась в улицах и переулках. Нас везде сопровождала удушливая бензиновая гарь – спутник отсталых технологий, которым недолго осталось тут. Не без нашей помощи техносфера здесь быстро развивалась, так что вскоре бензиновые двигатели уйдут в прошлое.

– Упрямый мальчишка, – никак не мог успокоиться Абдулкарим. – Ты видел, как он торговался со мной, своим учителем!

– Да, зрелище было фееричное.

– Ха, а ты заметил, как ловко он отбил у меня две коллекционных книжки. Моя школа! Никому другому это не удалось бы! Из него выйдет легендарный барыга!

– Кто? – не понял я.

– Так в России в двадцатом веке именовали достойных уважения представителей торгового сословия.

– Надоели вы со своим двадцатым веком! – в сердцах бросил я.

– С нашим двадцатым веком, почтенный Александр. С нашим, – резонно заявил Абдулкарим.

Я обернулся и посмотрел назад. Вдали, в железном потоке, опять мелькнула жёлтая, похожая на жука машина «Бычий горб».

– В отель? – осведомился водитель.

Подумав, я принял решение:

– Нет. Мы хотим посмотреть город. Прогуляться по магазинам. Так что тормозни где-нибудь в центре.

Абдулкарим приподнял удивлённо бровь, но тактично не стал спрашивать, с какой это поры нам нравится гулять по магазинам.

Водитель остановился на стоянке у трёхэтажного бетонного куба со стеклянными зеркальными окнами и неоновой вывеской «Торговый дом Высокий полёт».

Блеск, стекло, металл, всё сияет – это был настоящий храм покупок и моды. Швейцар в форменной одежде непроизвольно дёрнулся в нашу сторону, увидев белые физиономии, но вспомнил, видимо, закон о расовом равенстве, оставивший в прошлом таблички «только для «черных», «с белыми животными вход запрещён» и отступил на шаг, ошпарив нас яростным взором.

Внутри магазин представлял из себя огромное пространство с прозрачным потолком, многоуровневыми, сияющими сталью и зеркалами галереями, переходами-мостиками, стеклянными лифтами, фонтанами, бесчисленными секциями одежды, мехов, обуви, драгоценностей, лотками с газированной водой и мороженым. Это было царство моды и высокого стиля. Здесь предлагались товары на любой вкус – респектабельные, ярких оранжевых и зелёных тонов костюмы, модные строгие красные женские пальто с зелёным мехом, тяжёлые золотые цепи, браслеты и обереги. Единственно, чего здесь не было – плебейской одежды вызывающе блёклых тонов, принятых в белых трущобах.

Здесь царил праздник потребительства. Чёрные женщины – молодые, или в возрасте, с одинаковым энтузиазмом, порхали стайками, как магнитом притягиваясь к магазинчикам. Их несчастные мужья привычно изнывали от многочасового топанья по галереям и тяготились предчувствием неизбежных трат, которые обязательно окажутся в два-три раза больше запланированных. В общем, царила обычная суета, как и год, и десять лет назад. Только диссонансом служили мы – два белых, которых что-то занесло в этот храм добропорядочной чёрной моды. От нас шарахались, на нас смотрели с недоумением и изумлением. Нам шептали старые чёрные калоши вслед: «В наши времена их отходили бы кнутом или повесили на площади!»

Молодые, лишённые предрассудков девчушки помахали сочувственно руками, демонстрируя, что они за перемены и равенство. А у меня было какое-то противоестественное и постыдное чувство – мне нравилось, что мы вторглись в этот размеренный уклад и немножко встряхнули его.

Абдулкарим всё никак не мог понять, что нас сюда занесло, но знал, что я ничего не делаю без причины.

Мы зашли в шляпный отдел.

Там среди зеркал были вешалки с сотнями самых разных шляп на любые вкус, кошелёк и погоду. Примерявший головной убор интеллигентный негр, завидев нас, возмущённо прошептал что-то под нос и чинно удалился. Продавщицы с искренним негодованием смотрели на нас – будто мы бродяги из-под моста. И они не собирались, радостно щебеча приветствия, подскакивать к таким покупателям, как это положено.

Одна было решительно и мрачно двинулась к нам, явно намереваясь нагрубить, но вторая неожиданно схватила её за руку и что-то зашептала. Презрение на лице решительной продавщицы сменилось изумлением и испугом. Она сглотнула комок в горле и как-то бочком отодвинулась за стойку с кассовым аппаратом, стараясь не обращать на себя внимания.

Похоже, эти профурсетки опознали в нас пресловутых землян, тех самых, кого жёлтая пресса обозвала авангардом вторжения. Чего они ждали от нас – что мы начнём все крушить и извергать огонь? Или возьмём в заложники? Но обе были явно испуганы.

– Сколько стоит вот это? – я взял яркую зелёную шляпу с вычурной золотой бляхой.

На негнущихся ногах растерявшая всё своё высокомерие продавщица приблизилась к нам и прочирикала жалобно:

– У вас есть льготная карточка магазина?

– Нет.

– Тогда восемь пятьдесят солидов.

Я примерил шляпу перед зеркалом, и Абдулкарим кивнул:

– А что. Тебе идёт.

Я скосил глаза. И увидел то, что и ожидал.

Мимо павильона проходила она. Та самая женщина из той самой жёлтой машины.

Теперь я рассмотрел её во всей красе. Это была изящная, стройная мулатка в темно-синем платье и тяжёлой золотой цепью на шее.

– Спасибо, – я мастерским броском забросил шляпу на вешалку и шагнул к выходу.

Тут откуда не возьмись выскочила стайка студенток в униформе Высшей гуманитарной академии, нагруженных пакетами, сумками, свёртками. Они скрыли от меня мулатку всего лишь на какой-то миг.

Но когда я выскочил на галерею, таинственной незнакомки уже и след простыл.

Я растерянно огляделся. Безрезультатно. Ну что ж, беседа не состоялась. Но ещё состоится. Я был в этом уверен.

– Пошли? – спросил Абдулкарим.

– Пошли. Больше нам здесь делать нечего.

В машине напарник объявил:

– А шляпа была ничего. Подошла бы нам для маскарада.

Он отдал команду костюму, и на его голове сформировалась, а потом пропала виденная нами шляпа. Водитель, изумлённый этими трансформациями, смотрел в зеркало заднего вида на Абдулкарима, как на настоящего волшебника. А я вспомнил древнее изречение, что развитые технологии для отсталых рас представляются магией…

***

Мы упорно пытались получить аудиенцию у Генерального прокурора. Но тот был то в отъезде, то в Парламенте, то работал с документами в секретной резиденции. Создавалось впечатление, что он просто не хочет встречаться, и мы уже подумывали просить о содействии Демократического вождя.

Для освобождения Тима нам нужно были три подписи – президента, генпрокурора и судьи, то есть собрать воедино все ветви власти – законодательную, исполнительную и судебную. В Республики Ктулху было почти религиозное почитание теоремы трёх рук – руки силы, руки Закона и руки выбора. На Земле эта злокачественная ересь о независимых ветвях власти, навязанная нам кровавыми французскими просветителями-масонами в восемнадцатом веке, именуется принципом разделения властей. В том или ином виде это вредное заблуждение гуляет во многих неразвитых гуманоидных мирах, как какая-то зараза.

До Верховного судьи мы сумели добраться без проблем. Он заверил, что открыт диалогу, только есть недопонимание с прокуратурой, и его подпись украсит документ только после того, как Генеральный прокурор уладит некоторые противоречия между судейской и надзорной властью. Так что всё упиралось в прокуратуру.

Также мы пытались найти способы решения проблемы в различных ведомствах. В процессе этих походов по бюрократическим лабиринтам и щедрой раздачи взяток мы получили кучу бесценных и бесполезных советов. В результате добились лишь одного – облегчили Тиму режим содержания. Теперь он жил в трёхкомнатной камере с обычными обоями на стенах, без всяких ёжиков и кошечек, у него был телевизор, видеомагнитофон с горой видеокассет и широкий заказ блюд из окрестных ресторанов.

– Законы тут настолько запутанные и объёмные, что наверняка можно в них найти даже не калитку, а целые ворота, – сказал Абдулкарим, когда мы отдыхали в номере после очередного похода по инстанциям. – Да, нам не помогли бюрократы. Да могут нам крючкотворы!

В его словах был резон, и следующие дни мы обивали пороги самых дорогих адвокатских контор. Там высокомерные юристы, похожие на сытых лоснящихся котов, жрущих от пуза рыбу в рыбацких посёлках, за дикие деньги обещали скромные результаты. Голова у нас шла кругом от ссылок на казусы, особенности процессуальных процедур, пунктов дремучих законов, принятых пятьсот лет назад, но так и не отменённых.

У меня создалось впечатление, что в Юдостане все судятся со всеми. Это был город сутяжников, где граждане засыпали друг друга исками по любому поводу, а иногда и без оного. Верховная власть производила законы. Суды – прецеденты. Чтобы разобраться в них, требовалось всё больше юристов. И весь этот захватывающий процесс обслуживала целая армия адвокатов, судей, прокуроров.

В результате, помыкавшись, мы пришли к тому же, откуда и ушли – нам нужен Генеральный прокурор. И будем плясать от результатов встречи с ним.

– А если просто вломиться к нему в кабинет – как настоящая братва, как Бешеный с его командой? – мечтательно протянул Абдулкарим, раскачиваясь в кресле-качалке около камина. – Вспомнить героизм наших предков!

– Ты же понимаешь – так будет только хуже, – выступил я голосом благоразумия.

– Понимаю, – вздохнув, опустился с небес на землю Абдулкарим.

– Да и в кабинете своём он не бывает, насколько я знаю, – задумчиво произнёс я.

К стыду своему, я тоже просчитывал такой вариант силовой встречи и готов был заявиться к Генеральному прокурору незваным монголо-татарским гостем, расшвыряв прислугу, охрану.

– Тогда всё, я отдыхаю! – объявил Абдулкарим, трансформировал костюм в золотой халат, включил телевизор и демонстративно скрестил на груди руки.

По телевизору шли новости культуры. Вчера на премьерном показе фильма «Невольники поневоле», посвящённого страданиям белых рабов, режиссёра и сценариста экстремисты из «Чёрного реванша» забросали тухлыми яйцами и гнилыми помидорами. Возмущённый режиссёр объявил:

– Правду не забросаешь гнилью. Белые – тоже где-то люди. И мы против рабства. Это позорная, хотя и необходимая, страница нашей истории!

По другой программе жрец стихии воздуха разорялся по телевизору, что падает интерес к духовным ценностям, люди перестают ходить на капища и приносить жертвы, молодёжь заражена вирусом неверия.

– Невиданное распространения получают такие еретические верования маргинальных слоёв населения, как единобожие. Особенно глубоко проникли они в артистический бомонд, стали популярны среди известных киноактёров, звёзд эстрады, талант которых часто идёт нога в ногу с легкомыслием, отсутствием твёрдых нравственных устоев и падкостью на модные течения. Эти люди становятся лёгкой добычей вульгарных и мерзких проповедников…

Мигнул экран телевизора. Ярче вспыхнули от резкого скачка напряжения лампочки и тут же погасли. В комнате стало темно.

– Вот опять! – воскликнул Абдулкарим. – На самом интересном месте!

Энергетическая система в Республике, особенно в Юдостане, была создана во время экономического подъёма – а тогда всё делали много, ударно и тяп-ляп. Что такое резервирование энергопотоков, их перераспределение – об этом тогда не думали. Так что стоило выйти из стоя одной подстанции, и без электричества оставалась добрая половина города. Вся эта инфраструктура держалась на соплях, финансировалась она из бюджета скупо, да ещё, по слухам, большая часть выделяемых денег растворялась на коррупционных счетах. Так что электричество в городе то скакало, то выключалось, и это было привычно.

В комнату постучали и быстрым шагом зашёл водитель.

– Почтенный Гурк, что там с электричеством? – спросил Абдулкарим.

– Я его выключил, – неожиданно деловито и резко произнёс водитель.

– Что? – не понял я.

– Блок-конденсатор обеспечил скачок электроэнергии и обесточил подслушивающие устройства в номере. Но это ненадолго.

Мы поражённо смотрели на всегда услужливого и улыбающегося водителя. Он был сосредоточен, и в нём не было даже тени вечного подобострастия. Сейчас это был волевой целеустремлённый человек.

– Скоро прослушка заработает снова. Так что слушайте внимательно. Вас завтра хотят видеть.

– Кто? – поинтересовался я.

– Генеральный прокурор. Но встреча строго конфиденциальная. И службе тайных кругов знать о ней не обязательно.

– К чему эти секреты?

– Я не знаю. Эти вопросы выше моей компетенции. Наверное, имеются веские причины.

– Всё равно нас будет вести служба тайных начал, – возразил я. – Тайну вряд ли удастся сохранить.

Мы подключили искусственный интеллект звездолёта к нашим средствам контроля, и теперь он анализировал всё, происходящее вокруг нас. И быстро вычислил, что нас постоянно пасут три или четыре машины наружного наблюдения.

– Пусть это вас не беспокоит, – отмахнулся Гурк. – Эта наша забота. Вы согласны?

Я думал несколько секунд. Что это за тайны такие? Что за секретные переговоры? Есть протокол, есть права и обязанности дипломатов, в том числе по встрече с официальными должностными лицами. Почему мы должны это презреть? И что за этим может скрываться? Покушение? Этим можно вообще пренебречь, пока работают наши защитные комплекты. Провокация? Ну, так каждый наш шаг и каждое слово фиксируются, и в любой момент запись может быть представлена заинтересованным ведомствам… Отказаться? Это легче всего. Но тогда мы так и будем вращаться по заколдованному кругу. Ну а водитель хорош – работает сразу на несколько хозяев – и на контрразведку, иначе не было бы его здесь, и на Демократического вождя, и ещё на тех, кто нас приглашает, да пусть это и правда генеральный прокурор.

– Согласны, – кивнул я, переглянувшись с Абдулкаримом.

– Ну, тогда утром готовьтесь в путь…

***

Внизу была искрящаяся на солнце, рассекаемая яхтами и кораблями водная гладь. Юдостан давно скрылся из виду. Небольшой, с полностью стеклянной кабиной вертолёт отчаянно молотил лопастями воздух, унося нас в океан подальше от континентальной береговой линии.

В винтокрылой машине нас было трое – сухощавый, чернокожий пилот и мы с Абдулкаримом. Пилот упорно молчал. Если бы он не сказал при встрече «На борт», мы бы посчитали его глухонемыми. Абдулкарим пробовал задавать ему какие-то вопросы, но тот отделывался кивками и пожатием плеч.

Мы понятия не имели, куда нас везут. И с самого начала этой «экскурсии» мы ждали какого-то подлого затейливого подвоха.

Наконец, я не выдержал:

– Нам ещё долго лететь!

Лётчик ткнул рукой, и мы увидели небольшую белоснежную яхту, покачивающуюся на волнах.

Вертолёт приступил к снижению. И вскоре завис над палубой.

Абдулкарим, кряхтя и жалуясь на жизнь, уцепился за верёвочную лестницу и неожиданно ловко спустился по ней. Спрыгнул пружиняще на палубу и опять заныл:

– Ох, мои старые кости!

Я спустился следом. Едва мои ноги коснулись палубных досок, а руки отпустили верёвочную лестницу, вертолёт унёсся вверх.

Нас ждал, широко расставив ноги и уперев руки в бока, широкоплечий, огромный, толстый негр в белой форме и в морской фуражке с золотистым ободком. У него было такое добродушное лицом и такая искренняя улыбка, что ему хотелось тут же улыбнуться в ответ.

– Здравствуйте. Я Надсмотрщик палаты мер и ответственности Мулумба Великолепный, – представился яхтсмен.

Это был генеральный прокурор – тот самый гад, который не мог нас принять уже который день. Я поприветствовал его в ответ. Он пригласил нас устраиваться в парусиновых шезлонгах, расставленных на палубе.

– Если у вас сложилось впечатление, что я не хотел вас видеть, то оно ошибочное. Я не хотел лишних ушей. А здесь нас могут услышать разве только дельфины и акулы, – он провёл рукой окрест себя, будто рекламируя бесконечную водную гладь.

В ответ я выдал что-то очень дипломатически-тактичное, настраивающее на позитивные контакты и продуктивное сотрудничество. Абдулкарим ввернул вежливую фразу в цветистом восточном стиле, и можно было поставить галочку – контакт установлен, переходим собственно к разговору.

На столике перед нами были экзотические фрукты и запотевший кувшин полусладкого недурственного вина. Обстановка была располагающая и расхолаживающая. Но расслабиться я не мог – меня волновало, что такого нам хотел поведать генеральный прокурор, для чего пришлось лететь час на вертолёте, лишь бы избежать чужих ушей.

– Все эти разговоры о врождённом неравенстве, – завёл хозяин яхты разговор издалека. – Ведь всё относительно. По большому счёту мы одинаковы вне зависимости от цвета кожи, волос или ботинок. Нельзя слишком сильно погружаться в предубеждения и забывать о том, что мы люди. И что суть каждого из нас – это неугасимая искорка вселенского пламени.

– Воистину так, почтенный законник, – поклонился Абдулкарим.

– Пусть духи и создали одних немножко совершеннее других, но это не повод рубить мечом. К сожалению, судья Рукомук Хитросплетённый всего лишь раб расовых стереотипов. Он слишком импульсивен и старомоден.

Абдулкарим кивнул согласно и воскликнул:

– Разрешите выразить обилие наших чувств и мыслей лаконичным языком моих доблестных предков?

– Пожалуйста, – согласился Генеральный прокурор.

– Закрыли нашего Тима по беспределу. И судья – волчара позорный!

– Вынужден согласиться с вашим смелым, но справедливым суждением. Но сделанного не изменить. Мы попали в прецедентную ловушку. Вы ведь в курсе, что теоретически ситуацию может изменить меморандум с подписями президента, судьи и прокурора?

– И мы хотим этого добиться.

– Не добьётесь. Это совершенно невозможно.

– Почему? – прищурился я.

– Можно немного лирики?

– Можно даже романтики.

– Что такое правовая система? Правовая система – это мышцы и жир государства. Если она перетяжелена, то весь организм становится неповоротливым и неуклюжим, а порой и вообще неподвижным. Иногда законы начинают перерождаться в злокачественные клетки – вроде они похожи на настоящие клетки, но пожирают организм изнутри и удаляются только хирургическим вмешательством. А хирургия – это очень плохо.

– Это революция, – кивнул я.

– Иногда да… Наша система очень сильно перегружена. Прецедентами, созданными по блажи судей. Безумными региональными законами типа ареста за езду на трёхколёсном велосипеде со скоростью больше ста километров в час или за распитие спирта из ведра. Творчеством верховных законодателей, каждый из которых мечтает угодить и избирателями, и тем, кто ему давал деньги на выборы. Так что по идее мы вообще не должны двигаться.

Я вспомнил анализ нашего компьютера текущей ситуации, который полностью совпадал со словами прокурора. И кивнул:

– Нам тоже это приходило в голову.

– Мы бы уже лежали на боку. Если бы не костыли.

– Какие костыли?

– Вы знаете, какую главную угрозу для общества озвучивает наш Демократический вождь? Правильно, коррупция. Ей объявлена беспощадная война. Она наказывается ссылкой на добычу водорослей. И всё равно, практически все чиновники в ней участвуют. Почему все? Где достойные подражания исключения в виде бескомпромиссных борцов за закон и порядок?

– А их совсем нет? – огорчился Абдулкарим.

– Не замечены. Причина в том, что кроме писанных законов существует устная правовая традиция.

– Что?!

– У нас закон существует в двух традициях – письменный, который принимается выборными депутатами на разных уровнях. Другой передаётся из уст в уста. И какой важнее?.. Конечно, важнее устная традиция. Это, как у вас говорят на Земле, отражение общественного коллективного бессознательно. Это и есть те самые костыли!

– И устный закон гласит, что можно и нужно брать мзду? – недоверчиво осведомился Абдулкарим.

– Он гласит, что существуют неписанные правила взаимоотношений между людьми, чиновниками. И так уже получилось, что судебная и прокурорская власть принадлежит враждующим политическим кланам.

– И что дальше? – нетерпеливо спросил я.

– А дальше – предложи вы любую сумму, скупите всех и вся, но на одной бумаги подписи Верховного судьи и Генерального прокурора не появится. Таковы неписанные правила.

– И ничего тут не сделать? – нахмурился я.

– Тут – ничего…

Что же получалось! Генеральный прокурор объявил, что очень хочет нам помочь. И не может. Вот и вся конспирология. И стоило для этого трястись в вертолёте и бороться с прослушивающими устройствами, уходить о наблюдения?

– Но прошу учесть – я на вашей стороне, – торжественно объявил Генеральный прокурор. – И готов по мере сил оказывать помощь… Хотя долго это не продлится. Отставка скоро.

– Почему? – без особого интереса полюбопытствовал я.

– Клан не выделил средств на продление моих полномочий.

– То есть?

– Клан решил, что выгоднее прикупить пару должностей из экономического блока.

– Прикупить?!

– Неужели вы думаете, что должности раздаются просто так?

– Всё тот же негласный закон?

– Ну да… В общем, я всё равно на вашей стороне.

– Все на нашей стороне, почтенный законник, – развёл руками Абдулкарим. – И президент, и вы. Только что нам делать?

– Разбираться в ситуации. Искать помощь. Помощников… И прошу вас, воздержитесь от силовых акций. Тогда и Республика Ктулху, и разработки водорослей для вас будут потеряны.

Абдулкарим зацокал языком при известии, что поставки водорослей могут накрыться, и взгляд его стал немного очумелым.

– Ищите помощников. Или ждите, пока они найдут вас, – настойчиво и многозначительно повторил Генеральный прокурор и поднял хрустальный бокал с вином…

Вечером я стоял на балконе и озирал окрестности, силясь собрать в кулак растрёпанные мысли и чувства.

Между делом отметил, что граффити-переписка на стене перед отелем множилась. Слова земных романсов были перечёркнуты чёрными линиями и припиской «Музыка рабов». Рядом было начертано: «Рэп – музыка чёрного человека!»

– Посмотри, меломанские страсти накаляются, – с ухмылкой отметил я.

– То ли ещё будет, почтенный Александр, – задумчиво объявил дальновидный Абдулкарим. – А мы всего лишь жалкие мухи в прецедентной ловушке!

***

Я с изумлением смотрел на экран телевизора в углу гостиной в нашем номере. Бойкая дикторша вещала:

– Официальный представитель Земли объявил, что народ Республики Ктулху должен готовится к скорой оккупации, которой нечего противопоставить. Однако «Чёрный реванш» объявил, что это не повлияет на решимость его членов до конца отстаивать независимость Родины или, в крайнем случае, отдать врагу только выжженную безлюдную пустыню. С такой позиции не согласно движение «Миротворец», которое…

Я хлопнул ладонью по столу и воскликнул:

– Абдулкарим, это что такое?!

– Уважаемый Александр. Это означает, что твои успехи в журналистике весьма сомнительны и достойны порицания.

– Ну как они могут?

– Они? Они всего лишь цитируют тебя, мой почтенный друг.

– Ух ты, – я чуть не взвыл.

– Пока ты плескался в ванной, принесли новые газеты, – Абдулкарим кивнул на журнальный столик. – Мне кажется, ты откроешь там для себя ещё немало интересного.

– Бог ты мой, – я схватил стопку газет, на первой полосе большинства которых были мои фотоизображения.

Истерика по поводу агрессии Земли вопреки логике и фактам росла. И я решился на интервью центральному телеканалу, чтобы расставить все акценты и успокоить местное население. И теперь, листая газеты, только и мог шептать «да не обманывают ли меня мои очи».

Я отлично помнил, что я наговорил на телевиденье благожелательной, вежливой, тактичной телеведущей-негритянке. И все каверзные вопросы, все подозрения и недоверие, как мне казалось, я развеивал легко и непринуждённо, как волшебник облака.

Телеведущая: «Правда ли, что только совет, созываемы на период войны, может решить вопрос освобождения торгового представителя земли?»

Я: «Такой правовой казус имеет место. Однако, думаю, мы все же найдём решение этого вопроса».

Сегодняшние газеты: «Земля не видит других способов освободить своего гражданина кроме войны».

Телеведущая: «Как вы оцениваете отношения Земли и Республики Ктулху?»

Я: «Как самые доброжелательные. Мы все люди. Земляне, можно сказать, полюбили вашу планету, её народ, культуру».

Газеты: «Захватчики полюбили нашу планету. Впереди война!»

Телеведущая: «Людей нервируют слухи о высадке ваших оккупационных сил».

Я: «Спешу успокоить граждан Республики. Опоры наших военных кораблей не коснутся космодромов Республики».

Газеты: «Представитель Земли заявил, что военные корабли не приземлятся на планету. Нам следует ожидать ударов с орбиты и космодесанта. Нас ждёт неминуемая война!»

Телеведущая: «А мы в военном отношении можем хоть что-то противопоставить мощи Земли?»

Я: «Ничего. Но такого просто не может быть. О чем вы говорите? Мы пока ещё не предприняли ни один акт агрессии ни к одному государству или планете!»

Газеты: «Посол Земли официально заявил, что в военном отношении Республике ничего противопоставить Земле. Поздравляем наших сограждан. Нас ждёт неминуемая оккупация!»

Я только стонал как от физической боли, читая очередное откровение газетчиков. И клял себя, что связался с этой визжащей и машущей крыльями стаей стервятников. Самое смешное, что во всём этом балагане не было вообще никакой политики. А была обычная истерика ловцов сенсаций. И она уже давала свои плоды. На территории страны уже вовсю издавались разговорники и словари с местного на основные языки Земли. Кто-то копал подземные убежища в лесах и закупал продукты на период оккупации и голода. Кто-то записывал в ополчение, кто-то предлагал загнать белых, как пособников вторжения в концлагеря. На полном серьёзе обсуждалось – практикуют ли земляне каннибализм, пересказывались жуткие слухи о наших нравах. В торговой сети ажиотажным спросом пользовались выпущенные подсуетившимися производителями игрушек пластмассовые и оловянные фигурки земных космодесантников и боевых роботов. Появились значки «Я землянин». Новую компьютерную игру, посвящённую конфликту Республики с Жёлтым континентом, тут же переименовали в «Нашествие мутантов с Земли». Складывалась целая индустрия. После каждого подобного информационного вброса начинали скакать как бешеные акции и котировки, и биржевые спекулянты отлично наживались.

– А теперь слово известному оппозиционному политику и политологу Туплянку Весомому, – объявила телеведущая в глубине телевизора.

Полноватый, рыхлый молодой чернокожий прохвост с капризным изгибом губ и злыми диковатыми глазами напористо выдал:

– Несомненно, нам надлежит сдаться землянам – это даже не подлежит обсуждению. Но сдаться на наших условиях – строго, сурово, тем самым унизив оккупанта, заставив его краснеть! Вот предварительный список наших условий.

Он прошуршал какими-то бумажками.

– Оккупанты должны нам построить: электростанций тепловых – четыре штуки. Больниц – девятьсот тридцать восемь. Жилых зданий – одиннадцать тысяч девятьсот. Ледовый стадион в Юдостане. Ну а также отремонтировать офис нашей партии, как наиболее конструктивной.

– Но… – заблеяла ведущая, унесённая этим бурным словесным напором в зыбкие пески растерянности и неуверенности.

– И никаких но! Оккупант – это не только права, но и обязанности! И пусть Земля помнит об этом. А забудет – так мы напомним!

Полный праведного возмущения, я воскликнул:

– Это вообще переходит все границы! Завтра же выражу протест руководству Республики!

– Зачем? – Абдулкарим сладко зевнул. – Президент, госструктуры и так знают, что воевать с ними никто не будет, и от комментариев воздерживаются. А протестовать против жёлтой прессы – это окончательно уронить лицо.

– Ладно, – я прикрыл глаза, сделал несколько вдохов и выдохов, возвращая себе железное самообладание. – Бог с ними. Что нам делать дальше?

– Мы буксуем, уважаемый Александр, – вздохнул Абдулкарим. – А Тим томится в узилище у несправедливых правителей.

– Вариантов у нас всё меньше, – произнёс я. – Договориться с властями практически невозможно.

– И что остаётся?

– Раз обычные планы кончились, будем строить планы коварные, – усмехнулся я и включил глушилку, нейтрализующую прослушивающие устройства.

И мы стали строить коварные планы. Самый главный я выразил коротким ёмким словом:

– Побег!

– Ой, – Абдулкарим подёргал себя за бороду. – Ты же знаешь, там зона недоступности.

Действительно, тюрьма находилась в зоне недоступности для эфирных проникателей нашего корабля, то есть телепортироваться туда и телепортировать что-то оттуда мы не могли. Значит, придётся взламывать тюрьму, выводить пленного в точку эвакуации. А это целая спецоперация.

– И мы, два добропорядочных дипломата, пойдём рушить тюрьму? – выжидательно, и, как мне показалось, с затаённой надеждой посмотрел на меня Абдулкарим.

– Можем дождаться силовой спецгруппы, они все сделают тактично и тихо.

– Ой, – возопил Абдулкарим. – И что дальше, ты подумал?

– Нас попросят с этой планеты.

– И где тогда будут наши контракты по водорослям? Где, я тебя спрашиваю, почтенный Александр?!

Без поставок водорослей придётся туго нашим производителям сверхтонких псевдоинтеллектуальных структур. На дне местных океанов водились водоросли-кирпичи – это сложное креймоорганическое соединение, включающее в себя вкрапления редких металлов, совершенно уникальное, использовавшееся в биопроцессорах нового поколения. Учитывая, что мы охотно обменивали товары и даже технологии на эти самые водоросли, Республика создала целую отрасль по их сбору и разведению. И вот теперь всё это из-за дурацкой ситуации и сумасшедшего судьи зависло на волоске.

– Можно свалить побег на третьи силы, – предложил я. – Когда Тим окажется на звездолёте, мы официально объявляем, что мы от него отказываемся и не имеем к его подвигам никакого отношения.

– Уже не получится. Вон, посмотри! – Абдулкарим подошёл к окну и кивнул на улицу. – Их с каждым днём все больше. Ситуация раздувается. И усугубляется.

Рядом с расписанной граффити стеной напротив отеля теперь каждый день толкались демонстранты. Они заводили громкую земную музыку, трясли транспарантами в поддержку Тима. И обещали, что не успокоятся, пока не освободят кумира.

– Ситуация переходит в сферу серьёзной политики, да ещё замешаны межрасовые проблемы, – посетовал горько Абдулкарим. – И нам не удастся скормить клюкву о побеге, организованном третьими силами, местному населению, даже если и политики на всё закроют глаза.

– Похоже на то. Но нам всё равно придётся идти на силовые шаги. И если надо, то отказаться от этих твоих водорослей.

– Но…

– Жизнь соотечественника священна.

– Я всё понимаю. Ох, Тим, водорослей я тебе не прощу! – сжал кулаки Абдулкарим. – И каковы твои окончательные предложения и планы, почтенный Александр?

У меня в голове засели слова Генерального прокурора о том, что нужно искать разрешение проблемы, расширяя круг общения и ища помощников. Что-то ведь он имел в виду. Он не производил впечатления пустопорожнего трепача.

– Будем искать выход в рамках правового поля, – сказал я. – Будем больше общаться с людьми.

– И что?

– И что-нибудь найдём, – я поднялся со стула. – Ты смотри свой телевизор. А я пойду, немножко проветрюсь.

– Далеко?

– Потолкаюсь среди протестующих. Попытаюсь понять, чем народ дышит.

– Ты хочешь, чтобы нам поставили в вину разжигание массовых беспорядков? – нервно хихикнул напарник.

– Я просто послушаю.

Спустившись на лифте, я прошёл через холл, обогнул ресторан и привычно устремился к чёрному ходу. Администрация выдала нам ключ от него, учитывая специфику нашего положения и толпы ненормальных, осаждающих отель.

Узкая лестница, тускло освещённая лампами дневного света, привела меня к массивной металлической двери. Задержавшись здесь немного, я отдал приказ пластформеру наночастиц, и моя одежда приобрела вид затрапезного костюма, в котором меня трудно отличить от бесчисленных обитателей белых трущоб.

Я провернул ключ в скрипучем замке и с усилием открыл тяжёлую дверь. И оказался на замусоренной неуютной улочке, мощённой брусчаткой, с серыми стенами мрачных жилых домов, тумбами брандспойтов и затейливыми канализационными решётками.

Здесь не было никого, кроме белого бомжа, уютно устроившегося рядом с мусорным баком, и нескольких драных котов, увлечённо копавшихся в пищевых отходах.

Я нырнул в переулок и вскоре вышел на площадь перед нашим отелем.

Там, прислонившись к чахлому дереву, стоял одетый в обноски бородатый бродяга с магнитолой на плече. Завидев меня, он расплылся в пьяной улыбке и рассыпался в комплиментах сомнительного свойства:

– Чувак! Братан! Ты белый, я белый, и уже по одной этой причине мы изгои и отбросы! Этим чёрным чистоплюям никогда не понять, каково это быть презренным «снежком». Поэтому раздели со мной эту дозу колючки.

Он вытащил пакетик с жевательной колючкой и попытался всучить его мне.

– Спасибо, – искренне поблагодарил я, оценив благородство поступка, когда расстаются с самым дорогим. – Но сегодня не надо.

– Ну и ладно. Я тебя понимаю. Белый всегда поймёт белого! Долой колючку! Мы будем слушать вызывающий, бескультурный пошлый шансон в противовес их скучному высокодуховному рэпу!

Он кивнул в сторону толпы, изображавшей движения вроде старинного твиста возле граффити под мелодичные звуки итальянской музыки. Почему-то именно итальянские песни и мелодии вызывали наиболее оголтелую неприязнь музыкальных критиков и иных чернокожих респектабельных любителей музыки. Над толпой стоял дым жжёной колючки. Настроение у собравшихся было приподнятое, и они дружно скандировали:

– Тим мы с тобой! Тим, мы с тобой!

Над толпой реяли плакаты. «Лучше ласковая оккупация, чем расовая сегрегация». «Земля придёт, всех в чувство приведёт». «Мама, я космодесантника люблю!» – этот транспарант с многочисленными следами губной помады.

– Вот это по-нашему! – вскинул бродяга вверх сжатый кулак. – Шансон, колючка и ласковые девки! Революция называется!

– А это не зайдёт слишком далеко? – спросил я.

– Это зайдёт ещё дальше, чем мы можем представить. Свободу землянину Тиму! – заорал он и, демонстрируя высшую степень доверия, ткнул меня локтём в бок.

– Свободу Тиму, – вяло поддакнул я.

– Вот так-то, – одобрительно кивнул бродяга. – Вижу ты не местный, чувак!

– Ну, как-то так.

– У меня есть отличная ночлежка на примете. Для моих друзей бесплатно. Там нам дадут суп и немного колючки. Потому что поддерживают наш единый порыв. Пошли?

– Да у меня есть, где переночевать, – смутился я.

– И где же?

– Я тут живу, – показал я на фешенебельный отель, потом кивнул на прощание и направился к входу, под изумлённый взгляд бродяги.

– Хитрый ренегат! – наконец крикнул он мне вслед.

Пока я шёл пару сотен метров до дверей отеля, то постепенно трансформировал костюм во что-то боле-менее приличное.

Швейцар на входе поклонился, пропуская меня. А у лифта ко мне подскочил строгий офицер в тщательно выглаженной военной форме.

– Посол, вам правительственный пакет, – сообщил он, меряя меня подозрительным взором.

– Ну, так давайте, – откликнулся я.

– Не всё так просто. Только после удостоверения личности. И только под роспись.

Мы поднялись в номер. Офицер долго, чуть ли не на зуб, изучал наши документы, при этом не уставая бубнить, насколько важна эта депеша и как он счастлив нам её доставить по поручению самого Демократического вождя. По-моему, ему просто хотелось почесать языком. Я расписался аж на четырёх бланках и налил курьеру рюмку марочного коньяка. Потом ещё одну, после чего, наконец, выпроводил словоохотливого гостя.

Любопытный Абдулкарим уже распечатал пакет и с чувством зачитал:

– «Вы пригашаетесь на официальный правительственный фуршет для представителей бизнеса, культуры, науки, а также дипломатов, в Общественный дом музыки и кордебалета. По окончании официальных мероприятий состоится премьера рэп-оперы «Бремя чёрного человека».

– Бремя чёрного человека, – кивнул я. – Надо идти…

***

– Несомненно, на сегодняшний день высшим достижением музыкальной культуры является рэп, а для особо изысканных любителей прекрасного – джаз с его неземными композициями и трансцедентальным уровнем постижения гармонии Вселенной, – уютно развалившись на мягких сиденьях нашего лимузина, Абдулкарим вслух читал газету «Культурный вестник Юдостана». – Однако наш век можно отнести к эпохе перемен и эрозии традиционных ценностей, что касается в полной мере и музыкальной культуры. И рождённые на диком континенте, перенесённые на плантации и чугунолитейные заводы песни и мелодии белого меньшинства ныне грубо вторгаются в традиционное культурное пространство. То, что мы сегодня с подачи инопланетников называем чуждыми словами романс и шансон родились у нагруженных тяжёлой работой, охваченных грубыми страстями невежественных людей. Не снимая с нас исторической вины за рабство, все же нельзя не отметить – рабы не могли создать изысканную культуру. Это культура плантаций, подворотен, наркодиллеров и бандитов. Общеизвестно, что в моду эти примитивные напевы вошли, когда во время периодического сдвига магнитных полюсов рухнула столичная энергосистема, и белые вандалы разграбили весь Юдостан, в том числе музыкальные магазины, завладев дорогостоящей звукозаписывающей аппаратурой. Тогда и появилась на рынке музыкальных услуг аморфная, тягучая белая музыка, каким-то образом начавшая захватывать первые места в рейтингах популярности. Но от этого она не перестаёт числиться в маргинальной нише. И неудивительно, что именно наши сомнительные друзья со звёзд поддерживают этот культурный террор всеми силами. И вполне закономерно, что главный пропагандист этого непотребства пресловутый землянин Тим сегодня находится в тюрьме.

Абдулкарим перевёл дух, поцокал возмущённо языком и продолжил чтение:

– А что делать нам со всем этим? Запрещать этот хаос мелодий и звуков? Но мы же правовое государство. Обличать? Кто же поверит пустым словам? Мы должны ответить на это созданием новых, протрясающих разум и слух произведений нашей национальной классической культуры. Таких, как выходящая на сцену новая рэп-опера «Бремя чёрного человека», воспевающей именно традиционные ценности наших доблестных предков – мореплавателей, исследователей, покорителей новых земель.

– Как ещё не вспомнили, что романс – это музыка оккупантов, – хмыкнул я.

– Об этом написано в следующей статье, уважаемый оккупант, – успокоил меня Абдулкарим.

Общественный дом музыки и кордебалета являлся официальным центром классической музыкальной культуры, чем-то вроде Большого театра в Москве. И даже внешне где-то походил на него – тяжёлые колонны, очертания античного храма, барельефы с духами земли и воды на портике и бронзовой позеленевшей статуей Небесного покровителя Юдостана на фронтоне. Место это было престижное, для простых смертных труднодоступное, здесь в основном проводили время сливки общества, а также устраивались различные официально-статусные и вместе с тем развлекательные мероприятия типа сегодняшней громкой премьеры.

На стоянке перед домом музыки останавливались дорогие лимузины самых степенных ярких окрасок. Из них выходили изящные дамы света, сопровождаемые предупредительными джентльменами.

Прямо на входе гостей встречал главный режиссёр рэп-оперы знаменитый и страшно модный в богемных кругах Хургунду Хилый. Он был в оранжевом фраке, с зелёной, в красный горошек, бабочкой. Режиссёр низко кланялся и пожимал руку каждому посетителю, одаряя очаровательной светской улыбкой и обнажая свои белоснежные ровные зубы.

Когда Хургунду пожимал руки мне и Абдулкариму, выражение, которое застыло на его лице, больше походило на пластмассовую маску – было видно, что этот жест вежливости стоил ему огромных усилий. Ну как же, представитель высокого искусства вынужден кланяться белым недочеловекам – это ли не жертва, это ли не то самое, воспетое им тяжёлое бремя чёрного человека! И вообще, нам он улыбался такой неестественно широкой улыбкой, как будто его вынудили поцеловать огромную пупырчатую жабу, и при этом за его спиной стоял человек с пистолетом и ждал случая выстрелить в затылок, если не увидит достаточного количества счастья и восторга на лице пациента.

– Очень рад, очень рад! – прохрипел он, забыв добавить просящееся на язык – чтоб вы провалились, бледнокожие дикари!

В просторном зале всё было, как положено – яркий свет, празднично играющий в хрустале люстр и бокалов, вычурная позолота интерьеров, тяжеловесные колонны и бархатные портьеры, живая музыка рэп-ансамбля – ненавязчивая, но милая. И блистательный бомонд – чёрные, как смоль, аристократичные, из нескольких поколений господа. Изящные, все в шёлке и мехах дамы всех возрастов. Золота и драгоценных камней на гостях было столько, что всё это мне напоминало модельный показ ювелирного завода. При этом я отметил, что украшения у молодёжи женщин согласно штормовым порывам моды имели упрощённые узоры, а некоторые вообще лишены религиозной символики, что в ещё недавние строгие времена традиций и порядка было невозможно представить.

Любопытно, что в этой толпе сливок общества встречались и белые, допущенные в свет в связи с веяниями времени. Держались они или нарочито небрежно, вплоть до лёгкой наглости и панибратства, либо передвигались незаметными тенями, тише воды и ниже травы, стараясь не обращать на себя внимания. Но было заметно, что и те, и другие ощущали себя не в своей тарелке, какими-то самозванцами на чужом празднике жизни. Куда им до лёгкого небрежного аристократизма старых чёрных фамилий?!

Обособленно кучковались высохшие старички и старухи – ветхие свидетели иной эпохи, когда все занимали положенные им по рождению и цвету кожи места. Они с омерзением и брезгливостью смотрели на новые мир, новые отношения и с ужасом понимали, что по-старому уже не будет. И что это уже не их мир.

– Если так пойдёт, то скоро у нас изберут белого Демократического вождя! – презрительно оглядываясь на белых выскочек, громко восклицал сухонький злобный чёрный старикашка.

– Ну, это ты заговариваешься, дружище, – благодушно поправлял его тучный улыбающийся собеседник. – Белый вождь, ха!

Прозвучала торжественная музыка, обозначая открытие официальной части мероприятия. И, аристократично приплясывая под звуки рэпа, на возвышение поднялся сам Демократический вождь. Он без бумажки, вдохновенно и без единой запинки выдал витиеватую речь о дружбе между народами, планетами, людьми, животными, насекомыми, стихиями и минералами – в общем, между всеми, везде и всегда. Хорошее было выступление. Искреннее. Сменивший его Высший Шаман – главный религиозный иерарх страны, руководивший капищами всех стихий, говорил примерно о том же, но другими словами, более слащаво, напирая на сохранение великих религиозных традиций предков.

Потом начался долгожданный фуршет. И, стоит заметить, кулинары и виноделы постарались не ударить в грязь лицом – фуршет удался на славу.

Под торжественные звуки рэпа на просторный круглый стол в центре зала поместили медное блюдо с жареной бизоньей тушей – огромной и пузатой, как аэростат. Повар в белом колпаке мастерски отсекал от неё тонкие аппетитные ломтики и раскладывал на фарфоровые тарелки.

У меня голова шла кругом от обычного на таких мероприятиях мельтешения лиц. Нам покровительствовал руководитель дипломатического ведомства. Он всё кого-то представлял, с кем-то сводил. Исчезал к нашему облегчению, но вскоре появлялся вновь. И мы вынуждены были говорить, говорить, говорить.

Какие-то чернокожие типы интересовались, а будет ли вторжение, когда я гневно это отвергал, в ответ мне заговорщически подмигивали – мол, мы то всё понимаем. Какой-то древний негр, колотя себя в грудь сухоньким кулачком, объявил, что уже выкопал из тайника дедовское кремниевое ружье и готов лечь под пяту земного боевого робота-андроида. И пусть он погибнет, но тем самым вдохновит на победу отважных сограждан.

В этом мельтешении мне вдруг почудилось, что я заметил знакомую фигуру. Это было видение из какого-то другого мира. Силуэт появился и исчез. И я решил, что мне показалось.

Фуршет близился к завершению. По залу прошёл чернокожий слуга, звоня в звонок и оповещая, что пора в зал. Здесь по традиции весь персонал, который попадался на глаза, вплоть до билетёров, официантов и буфетчиков, был из чистокровных чернокожих. Белым издавна позволялось лишь вращать вручную под полом, обливаясь потом, тяжёлые механизмы сцены, да ещё убирать мусор после того, как последний посетитель покинет зал, чтобы не смущать никого своим видом. Традиции эти остались и сегодня. Хотя кто мог представить ещё полсотни лет назад, что белые будут сидеть здесь не под полом, а в ложах? Думаю, отцов-основателей Республики Ктулху при виде развалившегося в ложе белокожего банкира хватил бы удар.

– Ну что, пора, – Абдулкарим поставил на поднос хрустальный бокал с игристым вином. Вообще-то, мусульманам пить вино запрещено, но у Магистра торговли договор – Аллах позволяет ему позабыть о строгих правилах, взамен получает упоминание своего имени по поводу и без повода.

– Пора, – кивнул я.

– Аллах, да сохранит он мне слух и разум от просмотра этой оперы, – по-русски негромко произнёс Абдулкарим, которого почему-то пугало это монументальное музыкальное действо.

На лестнице возникла толкотня, но не из-за того, что все лезли вперёд. Просто все по причине хорошего воспитания и в порыве аристократического благодушия настойчиво пытались уступать друг другу.

В этой толчее вдруг будто прошуршал ветер. Я огляделся и увидел растворившуюся в толпе фигуру. Ну, теперь сомнений нет – это та самая изящная мулатка из жёлтой машины. И она сейчас коснулась меня своей лёгкой рукой.

Мало того, что коснулась. Она по ходу сунула мне в ладонь сложенный листок бумаги. И исчезла, как наваждение.

В дипломатической ложе, где мы были вдвоём с Абдулкаримом, я развернул записку. Там значилось:

«Завтра. Музей неестественной истории. В одиннадцать»…

***

В центре круглой площади стоял памятник первому императору Ктулху Лупапусу Великолепному. В тяжёлых доспехах, гордо возвышаясь в седле на боевом бизоне, он медной рукой указывал своим подданным путь в великое будущее. Площадь окаймляли два монументальных серых здания, украшенных длинными рядами колонн. Это были Музей естественной истории, показывающий развитие планеты, биосферы, движение материков, и Музей неестественной истории, посвящённый истории человечества.

Вход в оба музея был бесплатный. Посетителями в большинстве являлись школьники, одетые в одинаковую зелёную форму, от чего они напоминали малорослых солдат-новобранцев.

Мы прошли мимо скучающих музейных охранников, поднялись по широкой лестнице с застывшими мраморными статуями. И присоседились к стайке чистеньких негритянских детишек лет десяти, дисциплинированно слушающих женщину-экскурсовода. Среди негритят затесалась пара белых сорванцов, красующихся испачканными чернилами руками и лицами, с вызовом в глазах, их зелёные школьные куртки были расстёгнуты, открывая взору футболки с вызывающими надписями «Битлз» и «Русский романс» – видно было, что это малолетние фанатики так не поощряемых музыкальных движений.

Экспозиция начиналась с огромной стеклянной карты планеты.

Улыбчивая экскурсоводша тыкала лазерной указкой, сопровождая свои действия комментариями:

– Дети, вы видите вот эту грушу? Она заняла приличную часть южного полушария. Это Жёлтый континент. А кто живёт там?

– Желтобрюхие! – воскликнул чистенький, очень хорошо одетый, жирный негритянок, на шее которого висела толстая золотая цепь с дорогими драгоценными амулетами.

– Вот именно так называют жителей континента Хвань презренные расисты. Там живут хваньцы. И их отличает то, что они не слишком любят общаться с иноземцами. Из-за чего мы воевали с ними. А теперь немножко торгуем.

– Хваньские термосы, носки и жвачка! – не унимался толстый негритёнок.

– А также хлопок, чай, металлургия, компьютеры и многое другое… А вот эта россыпь островов на Севере.

– Красный архипелаг! – подняла руку дисциплинированная негритяночка, по виду типичная всезнайка-отличница.

– Точно, милая. Это именно он. Заселён краснокожими жителями, у которых нет своего единого государства. Они находят удовольствие в войне друг с другом. Однако иногда они объединяются…

– И лезут к нам! – хохотнул жирный негритёнок. – И огребают, красномордые!

– Грубо. Но в принципе соответствует действительности… А вот этот треугольник, поделённый пополам экватором.

– Белый континент! – крикнула отличница.

– Верно. Исторически самый отсталый на нашей планете. Только сегодня его обитатели пытаются создавать свои государства, но основа там племена…

– Бездельников и лодырей, – продолжал глумиться юный жирный расист.

– Ну, пресловутая лень её обитателей объясняется тем, что они привыкли пользоваться дарами щедрой природы, а не отвоёвывать у неё титаническими усилиями малейшие блага, как это делали наши предки… – указка переметнулась дальше, и экскурсовод продолжила: – А это оплот цивилизации и демократии на нашей планете – Чёрный континент, протянувшийся тонкой линией почти от северного до южного полюса. Вот это утолщение в Северном полушарии – что здесь?

– Столица Юдостан, – нестройным хором ответили дети.

– А что ещё есть на континенте?

– Двадцать пять небольших государств – королевств, княжеств, демократий, диктатур, – оттарабанила отличница.

– И всех мы кормим! – хохотнул жирный расист.

– Насчёт кормим – вопрос спорный, – продолжила экскурсоводша. – Но то, что они занимают подчинённое к нам положение – это невозможно отрицать. Самая развитая страна на континенте – Республика Ктулху, занимающая семьдесят процентов площади, восемьдесят процентов доли в машиностроении и транспорте, а также единственная, производящая современное ракетное оружие и космические корабли. И установившая контакт с представителями инопланетных цивилизаций.

Тут экскурсоводша права. Единственное государство, с которым имело смысл договариваться – именно Республика Ктулху. Поэтому мы и здесь.

– Пройдёмте теперь в нашу галерею свершений.

Дальше располагалась основная экспозиция. Там шли диорамы с восковыми фигурами и картинами, посвящённые разным периодам истории. Вот пещерные люди охотятся на саблезубого тигра. А вот целятся из первого лука. Вот испытывают первый парус. Осваивают железо. Строят капища. И дальше по возрастающей – от зала к залу. От первых скорлупок к каравеллам. От мушкетов к танкам и гаубицам. От подзорной трубы к радиотелескопам. В стеклянных витринах лежали старинные каменные наконечники, бронзовые щиты. Вдоль стены шёл целый ряд первых ткацких станков.

– А вы знаете, что на Крайнем юге мамонты живы до сих пор и находятся под охраной Всемирной лиги гражданских прав лиц с ограниченной правоспособностью и животных? – спросила экскурсоводша.

Я поймал себя на том, что и экспозиция, и пояснения экскурсовода затягивают меня, как хорошее путешествие, хотя, конечно, я всё это знал – инструкции запрещают нам ступать на поверхность планеты, не ознакомившись досконально с её историей, географией и геополитическими раскладами.

– Эпоха географической экспансии, – ступив в следующий зал, сообщила экскурсоводша. – Открытие жёлтого континента. Экспедиции на красный архипелаг. И вот историческое событие – Белый Континент, на который ступил мореплаватель Баска Бомбардир. Его встретили миролюбивые туземцы. А вслед за ним пришли безжалостные и подлые охотники за невольниками.

– А кто б иначе работал на плантациях резиновых клубней?! – возмутился юный расист. – Мы, что ли? Пусть скажут спасибо, что их привезли в цивилизацию, и что теперь они не на ветках в джунглях сидят, а на пособии по безработице!

Говорил толстый негритёнок бойко, складно и явно с чужих слов.

– Действительно, тогда стремительно развивалось сельское хозяйство, металлургия, горнодобыча, – согласилась экскурсоводша. – Требовались рабочие руки. Рабы. Вот только подумайте о том, что до порта назначения невольничьи суда довозили живыми не больше трети рабов – остальные гибли по дороге от болезней и голода, находили вечный приют на океанском дне. Жесточайшие условия труда, хлыст надсмотрщиков. Многие историки считают, что это был позорный период нашей истории.

– Позор, что их освободили! – юный расист распалялся.

– И ты всерьёз считаешь, что освободивший рабов Демократический вождь Кулбан Бабай – это позор нашей нации? – внимательно посмотрела на толстого негритёнка экскурсоводша.

Мальчишка стушевался, но ненадолго. Вскоре циничная ухмылка снова засияла на его лице.

– Хлопок, из которого делали нашу одежду. Резиновые клубни, из которых делают шины наших машин. Это добывалось руками белых рабов, положивших жизни на плантациях.

– Папа сказал, что просто на большее эти ленивые дикие твари неспособны. Они понимают только кнут и голод. И они вечно будут слугами или бандитами, – снова завёлся мелкий расист.

Белые мальчишки мрачно посмотрели на него, один продемонстрировал кулак, но негритёнок только нагло ухмыльнулся.

– Папу надо слушать, но не во всём соглашаться. Сейчас другое время. Белые – почти такие же люди, как и мы.

– Как и вы? –окатил женщину уничижительным взором мальчишка-расист.

Экскурсоводша была мулаткой. А ещё в недавнем прошлом межрасовые браки осуждались раньше и белыми, и чёрными, дети были изгоями, которым в жизни ничего не светило. Хотя сегодня это уже выглядит абсурдным, однако предрассудки живучи.

Грубый выпад нисколько не смутил экскурсоводшу. Она приблизилась к малолетнему расисту, с ног до головы оглядела его и произнесла:

– Если хочешь посетить полицию согласия – продолжай в том же духе.

Полиция согласия была специальным исполнительным органом, надзирающим за дружбой народов, впрочем, спустя рукава, потому что там собрались раскаявшиеся расисты, которые на проверку так и остались убеждёнными расистами. Но они все же иногда делали вид, что работают, а люди делали вид, что их боятся. В основном в этой службе делили щедрый бюджет, выделяемый государством на совершенно абсурдные программы примирения.

Самообладание экскурсоводши вызывало уважение. И вообще, должен отметить, что эта женщина восхищала меня – изящная, грациозная до невозможности. А глаза – большие, чёрные, внимательные и вместе с тем немножко насмешливые. Но таскались мы за этой экскурсией не из-за несомненных достоинств мулатки. Просто это была та самая женщина, которая сунула мне в руку записку в доме музыки и кордебалета. Она же следила за нами в своей жёлтой микролитражной машинке.

Экскурсия закончилась экспозицией, посвящённой космической эре. Первый искусственный спутник. Первый человек на орбите. Появление посла Земли и установление межзвёздных дипломатических отношений.

Тут мелкий негодяй, тщетно силившийся молчать и больше не возникать, не выдержал и вставил свои пять копеек:

– А правда, что бледнолицые земляне в следующем месяце нас захватят, и мы будем на них работать, как белые на плантации?

– Неправда, – уверенно произнесла экскурсоводша.

Ответив на вопросы и разделавшись с экскурсией, мулатка, прищурившись, оглядела нас, оставшихся в зале одних, и шагнула навстречу, протягивая руку:

– Эльгара Вихрь. Спасибо, что вы пришли, земляне. Пройдёмте со мной. Нам просто необходимо кое-что обсудить.

Она толкнула дверь с надписью «служебный вход», и мы углубились в переплетения лестниц, маленьких коридоров. Из узких окон, изредка попадавшихся на нашем пути, открывался вид на площадь и конную, или там как правильно – бизонную статую первого Императора.

Наконец, мы оказались в просторном подвальном помещении музейного хранилища. Среди бесчисленных рядов витрин, ящиков, стеллажей, заполненных старинными луками, мечами, тотемными предметами, кувшинами. В самых неожиданных местах пугали посетителей чучела животных – медведи, саблезубые тигры. Среди этого хаоса нашлось небольшое пространство, где стоял стол с электрическим чайником и блюдом с печеньями и песочными пирожными. Рядом урчал небольшой холодильник. А семь расставленных вокруг стола стульев были явно антикварные.

– У меня сегодня настоящий хваньский чай, – поведала мулатка, наливая из кувшина воду в чайник. – Располагайтесь.

Мы устроились на стульях, понимая, что разговор предстоит серьёзный, и мы узнаем много нового.

Эльгара посмотрела на часы и произнесла:

– Сейчас будет.

Что будет – уточнить я не успел.

Распахнулась дверь рядом с холодильником, и в хранилище ввалился звероподобный гигант. Спутанная борода, широкое лицо, тяжёлая челюсть – он чем-то походил на канадского лесоруба из прошлого Земли.

Обдав нас яростным взором, будто хотел пришпилить к спинкам стульев, он вскинул вверх огромный кулак. И крикнул:

– За нами победа. С нами единый Бог…

***

Румб Кувалда был выходцем из самых дремучих окраинных белых трущоб Юдостана. С детства он поклялся себе выбраться наверх и посвятить свою жизнь освобождению – реальному, а не на словах, своего угнетаемого народа. Обладая железной волей, бычьей силой и незаурядным умом, он действительно сумел подняться. Получил грант для одарённых белых детей. Закончил специальный интернат, потом Государственный университет. Стал преуспевающим юристом. Ему светило выколачивать хорошие деньги из сограждан обезумевших от законов, прецедентов, уложения и правил, подпунктов. Но он отлично помнил о долге перед всеми неимущими, обиженными. И с присущей ему яростью занялся их защитой. Потратил на это лет пять, пока окончательно не убедился в справедливости тезиса, что закон – это флюгер. И дул в этот флюгер вовсе не он, а его противники. И тогда он перешёл к радикальным методам борьбы.

Он создавал газеты, писал передовицы, собирал митинги. Клеймил несправедливость, призывал к борьбе с трибун, на спортплощадках в трущобах, на заводах. В результате даже был избран в Парламент и заслужил славу самого скандального депутата всех времён и народов. Средства массовой информации изображали его клоуном, но все белые знали – он не балаганный артист, а истины их защитник.

За десять лет Румб организовал множество тайных и явных организаций. Собранные им и двинутые на Юдостан миллионные марши до дрожи напугали властьпридержащих и стали причиной принятия ряда мер по защите белого населения, улучшению здравоохранения и образования. При массовых беспорядках и стычках с полицией добродушный лесоруб превращался в настоящего викинга.

– Я знаю вашего Тима, – сообщил нам Румб, плюхаясь на стул, едва не развалившийся под его тяжестью. – Это великий человек и подвижник!

– Тим наш очень близкий друг, – дополнила Эльгара. – Мы переживаем за него. И как за человека, открывшего многим глаза. И как за носителя культуры. И просто как за нашего Тима.

– Он должен стать нашим знаменем! – безапелляционно объявил Румб. – И тогда мы исправим этот заблудший жестокий мир.

– Не торопись, – поморщилась мулатка и коснулась руки Румба. – Мир подождёт. Сначала мы должны освободить Тима.

– Друзья Тима, – кивнул я и задал вопрос в лоб: – Скажите, Эльгара, а зачем вы за нами следили?

– Нужно было поговорить, – ничуть не смутилась мулатка. – Но я не решалась. Вы находились под колпаком службы тайных начал.

– А сейчас?

– Они снаружи, перекрыли все выходы, чтобы вы не улизнули. И будут дисциплинированно ждать. Я знаю этих парней – они добросовестны, умелы в своём ремесле, но излишне прямолинейны.

Всё стало более ясно. И более запутанным. Объяснения мулатки мне не показались слишком убедительными. Чутьём дипломата с расторможенными пси-способностями я ощущал, что она что-то не договаривает. Впрочем, и без пси-способностей это было понятно.

Эльгара внимательно посмотрела на меня и произнесла:

– Не беспокойтесь. Мы не заговорщики и не террористы. Вас никто не обвинит из-за общения с нами в деятельности, не совместимой с дипломатическим статусом.

– Это радостно слышать, почтенная очаровательная госпожа, – заворковал Абдулкарим.

Я заметил, что он смотрит на мулатку каким-то туманным, восторженным взглядом.

– И наша задача – освободить Тима, – строго произнесла Эльгара.

– Мы поднимем общественность! – начал заводиться Румб. – Мы устроим пресс-конференции и откроем людям глаза! Мы завалим этих негодяев петициями и судебными исками. Они дрогнут…

– Прожектёр, – усмехнулась мулатка. – Ну, скажи честно, какие петиции, иски и интервью могут вызволить Тима из этого проклятого игрушечного домика?

– Игрушечного домика? – переспросил я.

– Ну да, – кивнула мулатка. – Эта проклятая тюрьма, раскрашенная как детский сад.

– Мы там навещали нашего друга, почтенная госпожа, – с каким-то придыханием произнёс Абдулкарим. – И были весьма удивлены столь смелыми дизайнерскими решениями в столь скорбном заведении.

– В прошлом году Департамент трудового исправления взял на вооружение шарлатанскую теорию излечения асоциального поведения путём погружения в детство, – пояснила мулатка. – И в рамках планового расхищения бюджетных средств, которое затеял влиятельный клан….

– Плановое расхищение?

– Да. Плановое расхищение в рамках теневой традиции. Так вот, теперь перекрашиваются и снабжаются игрушками все тюрьмы, а подрядчики и их лоббисты уже устали считать сыпящиеся на них деньги.

– Это же коррупция! – возмутился Абдулкарим.

– Именно она, – кивнула Эльгара и усмехнулась. – Коррупция ужасная и животворящая… Ладно, вернёмся к нашим делам. Насколько я поняла, вы оказались в глухом правовом тупике. И задумываетесь о штурме крепости.

Она как в воду глядела, но я счёл нужным отнекиваться – мол, и в мыслях не было.

– Поймите одно. Никакие петиции и демонстрации, которыми пугает всех Румб, не помогут, – подытожила Эльгара. – А поможет нам только эта самая пресловутая коррупция.

– Мы пробовали, почтенная госпожа, – вздохнул Абдулкарим. – Мы готовы платить любые деньги, отдать груды золота и самоцветов. Но опять какой-то тупик. Свобода Тима почему-то не продаётся.

– Потому что вы пытались взять систему прямым наскоком. А ей нужно виртуозно манипулировать.

– Это как?

– Умело, – усмехнулась мулатка. – Мы всё придумаем.

– И всё-таки я за народный гнев! – воскликнул Румб.

Эльгара только пожала плечами. А потом сказала:

– У нас есть некоторые идеи. И мы вам их вскоре изложим. А пока не делайте глупостей. И согласовывайте с нами свои шаги. Годится?

Я подумал. И кивнул. Всё равно ничего другого нам не остаётся.

– Ну что же, – мулатка подошла к стеллажу, отодвинула чучело совы и вытащила из за-него красненькую портативную многоканальную рацию, протянула мне. – Заряжайте её раз в сутки от стандартной сети. Будем по ней договариваться о встречах.

До широкого распространения сотовой связи здесь не дошли, и пользовались такими несовершенными средствами коммуникации, стоившими достаточно дорого. Я понял, что в деньгах эта тёплая компания не нуждается.

На этом наша странная встреча завершилась.

Я был сильно озадачен произошедшим, Абдулкарим, наоборот, вдохновлён:

– Ай-ай-ай. Какая женщина! Газель! Серна! Чёрная королева!

– Тогда уж кофейная, притом с молоком, – поправил я. – Она же мулатка.

– Кофейная королева. А звучит красиво. Ты не лишён романтики, мой любезный друг, – погрозил он мне пальцем, расплывшись в блаженной улыбке…

На обратном пути у самого отеля наша машина сбавила скорость до пешеходной, пробираясь через возбуждённую, беснующуюся под грохот рэпа толпу.

Реяли плакаты: «Вступайте в отряды самообороны!» «Сегодня слушает романс, а завтра Родину продаст!» «Беляки: кнут-плантация-хижина!» «Инопланетники – убирайтесь домой!»

«Чёрный реванш» стал скликать свою рать.

По лобовому стеклу ударил и расплылся мерзкой массой гнилой банан. За ним последовала два помидора.

Молодчиков сдерживала полиция. Но всё равно рядом с моим плечом просвистел булыжник, когда мы шли от лимузина к дверям отеля.

– Они одурманены злобой и ложью, – вздохнул Абдулкарим в лифте. – Я понимаю, что их надо пожалеть. Но почему тогда мне так хочется бить по их головам палкой?

– Потому что они идиоты, – устало произнёс я. – И преподнесут нам ещё немало проблем…

***

Абдулкарим смотрел по телевизору фильмы любимых его жанров – полицейских и гангстерских боевиков. В последние годы у кинематографистов установились негласные правила – с целью пропаганды расовой терпимости среди главных героев один полицейский должен быть обязательно белый – туповатый, наивный, но честный и искренне выступающий за дружбу народов. Правда, бандитов показывали сплошь белых, что, в общем-то, соответствует действительности.

Выключив телевизор, Абдулкарим принялся листать толстый околоправительственный литературный вестник, сокращённо «Околесица», зачитывая вслух наиболее интересные моменты. Первые страницы альманаха были отданы интервью скандального политика-радикала Дурындуна Спесивого, рьяного сторонника теории заговоров и расовой сегрегации. Он на полном серьёзе излагал:

– Нет никакой Земли! Неужели вы допускаете, что бледнолицые существа, которые к дрессированным животным, чем к людям, ближе, кого ещё недавно учили пользоваться вилками, хотя порой у обезьян это получается лучше, создали свою цивилизацию, покорившую Космос? Тогда вспомните смехотворные потуги жалких сумасшедших из движения за пропорциональное расовое представительство пропихнуть белых в бизнес и власть. Они забыли, что практически нет белых юристов, политиков! Любой серьёзный учёный антрополог скажет вам, что у белых просто отсутствуют участки мозга, ответственные за логику. Поэтому у них нет писателей, инженеров. Где их премии в точных науках? Где бессмертные живописные полотна? И вы считаете, что двое сомнительных белых субъектов прилетели к нам за триста восемьдесят световых лет?! Нас должны убедить в этом ужимки этих жалких артистов, играющих дипломатов с Земли? Не удивлюсь, если в них опознают скрывающихся от полиции лицедеев какого-нибудь заштатного бродячего цирка!

– Значит никакой угрозы вторжения нет? – спрашивает наш корреспондент.

– Нет! Есть коварный план правительственных кругов по уничтожению основ нашей чёрной цивилизации! Зачем? Власть и деньги! Эти аферисты не понимают только одного – они не смогут удержать в узде дикарей! Мы все будем снесены, наш уклад стёрт! И над нами будут хохотать белые клоуны из бродячего цирка!

Абдулкарим закончил чтение и перевернул лист альманаха.

– Забористо, – отметил я. – И какие комментарии?

– В основном упрекают парламентария в душевном заболевании. Однако по социальным опросам уже сорок один процент граждан заявляет, что эта версия имеет все права на существование.

– Значит, мы с тобой беглые клоуны из провинциального цирка, – кивнул я.

– Нет, почтенный Александр. Ты больше тянешь на трагика. У тебя вечно унылое лицо.

– Клоуны и трагики, – хмыкнул я, глядя на беснующиеся внизу толпы.

Их уже было две. Одна – из адептов «Чёрного реванша», скандировала: «Оккупация не пройдёт». «Клоунов – на костёр!» Вторая – из сторонников «Белого возрождения», ритмично и солидарно голосила: «Земля… Свободу Тиму!.. Земля!»

С каждым днём толпы становилось всё более многочисленные. И на хилую шеренгу полицейских противоборствующие стороны всё больше поглядывали как на неприятное, но не очень прочное препятствие.

– Они скоро вцепятся друг другу в глотки, – отметил я.

– Может попытаться призвать их к разуму? – задумчиво произнёс Абдулкарим.

– Уже призвали один раз, – хмыкнул я, вспомнив свои злосчастные интервью, круги от которых идут до сих пор. – Больше не надо.

Зашуршала лежащая на столе на самом видно месте красная рация. Абдулкарим аж подпрыгнул на месте, обрадовавшись:

– Кофейная королева!

Он схватил рацию и произнёс заговорщически и вместе с тем томно:

– Зенит на связи!

Это была на самом деле Эльгара. Она отчеканила место и время встречи. Услышав, что информация принята к исполнению, тут же отключилась.

– Богиня, – мечтательно произнёс Абдулкарим, повышая мулатку в статусе…

***

Мы расположились в скрипучих креслах в просторной пыльной комнате под самой крышей старого небоскрёба. Вся мебель была старомодная и скрипучая. В одном углу помещения каждые полчаса отчаянно били напольные часы, из другого угла на нас мрачно взирало чучело карликового кудрявого слона, скорее всего стащенное хозяйкой комнаты из Музея неестественной истории. Для романтики, а также по причине плавного отключения во всем районе электричества, на столе горели свечи.

– Нас здесь никто не побеспокоит, – заверила Эльгара Ветер.

– Место проверенное, – сурово и значительно поддакнул Румб Кувалда.

– Надо обсудить ситуацию. Она осложняется. Народ взбудоражен делом Тима, – сказала мулатка.

– Вот и хорошо. Мы выведем миллионы. Мы заполоним нашими сторонниками улицы, – вещал Румб, планы которого с прошлой встречи сильно радикализировались. – Я уже начал работу! Люди готовы! Есть краска и бумага! Будут новые плакаты и лозунги! Мы покажем угнетателям всю мощь нашей решимости!

В этом человеке была зажигательная сила и способность и вести за собой массы. Мне тут же захотелось на митинги и баррикады. Но лишь на миг – тренированное сознание дипломата сбросило с себя чужую агрессивную установку.

– Кошмар, Румб! – возмутилась Эльгара. – Ты всё испортишь!

– Почему? Сатрапы услышат глас народа. И дрогнут.

– Бесполезно, – поморщилась мулатка. – Власти не могут так просто сломать систему, это будет самоубийство. Они разгонят вас водомётами и резиновыми пулями. Или подгонят бронеходы, и польётся рекой кровь. Ты готов к такому?..

– К крови? Готов!

– Ну а мы не готовы. Мы найдём способ решить эту проблему в рамках системы…

– Коррупция, – потёр руки Абдулкарим, который почему-то испытывал к этому понятию тягу, что странно для человека солидарного общества и победившей гуманитарной парадигмы, хотя и простительно с учётом рода его занятия и вечного пребывания на планетах зеркалах третьей линии. – Благословенная коррупция.

– Благословенная? – с усмешкой посмотрела на Абдулкарима мулатка. – А вы ведь уловили суть. Коррупция – оборотная сторона нашего правового государства. Некоторые законы – это ржавчина, поедающая шестерёнки. А коррупция – это та смазка, которая позволяет машине нашего государства двигаться вперёд. Представляете, что будет, если однажды наведут порядок, переборют коррупцию и заставят бизнесменов, чиновников и людей исполнять миллионы законов и прецедентов, которые исполнить в принципе невозможно?

– Машина остановится? – сочувственно осведомился Абдулкарим, с восторгом пожирая глазами собеседницу.

– Нет! Её занесёт, и она рухнет в пропасть!

– Какие у вас конкретно идеи? – спросил я, утомлённый всем этим бесплодным теоризированием.

– Сейчас мы сделаем ход на третьем уровне доски!

Она имела в виду игру Шматшахари – это типа наших шахмат, по ней проводились всемирные чемпионаты, победители которых числились национальными героями. Там были клетки и чем-то похожие на шахматные фигуры, только действие происходило на трёх уровнях. На низшем можно было спрятать фигуру, а на высшем она могла при определённых условиях перемахнуть через всю доску и врубиться в тыл врага, а то и обеспечить победу. И хотелось надеяться, что Эльгара отыскала возможность открыть проход на третий уровень и разом решить проблему.

– Вскоре состоится ярмарка чиновников, – торжественно объявила мулатка.

– Что это значит? Борьба за вакансии? – спросил я.

– Нет. Просто будут покупать чиновников.

– Увещаемая, смею ли я надеяться, что ослышался? – изумился Абдулкарим. – Покупать живых чиновников?

– Не ослышались. В негласной коррупционной плоскости существуют торги двух типов: продажа должностей и продажа чиновников…

– Как рабов?

– Ну, почти… Это всё новые веяния. По неписанной традиции во избежание конфронтации в обществе теперь сорок процентов высших чиновничьих должностей распределяется бесплатно. Но эти сорок процентов не могут оказаться вне общества и системы, иначе будут представлять опасность для государственной стабильности. Вот и проводятся аукционы. Чиновников скупают – притом частично или полностью. Продаваясь, они берут на себя обязанность коррупционного содействия покупателям. Естественно, негласного и аккуратного, чтобы не будоражить общественность.

– Чудны дела твои, Аллах милосердный, – с каким-то восторгом развёл руками Абдулкарим.

– Вот, – Эльгара вытащила из дорогой сумочки кожи полярной гиены три металлических кругляша и бросила на круглый стол на гнутых ножках. – Приглашение на участие в аукционе. Не спрашивайте, чего мне стоило его достать. На три персоны – вы двое и я!

– А мне?! – возмутился Румб. – Я же предложил эту комбинацию!

– Тебе не досталось.

– Это твои интриги, Эльгара. Ты могла добыть пропуск на меня. Но ты боишься.

– Да, боюсь. Ты не выдержишь, выкинешь фокус и испортишь дело.

– Когда я портил дело?!

– Да почти всегда.

– Это ты своей нерешительностью…

Дальше пошло бурное выяснение отношений, которое нас не касалось. Слишком многое роднило этих людей, чтобы лезть в их разбирательства посторонним.

И мы отбыли в отель, оставив наших союзников наедине друг с другом.

Ночью перед отелем противоборствующие стороны всё-таки прорвали полицейскую цепочку и устроили под нашим балконом смачный мордобой. Под какофонию из французского шансона и рэпа сошлись в битве белые и чёрные граждане Республики Ктулху. Притом чёрные всё больше были хилыми студентами и изнеженными маменькиными сынками. Так что белые, выросшие на улицах, в трущобах, в жизни не занимавшиеся ничем, кроме пожирания фастфуда, игры в волейбол и драк, одерживали победу.

Абдулкарим обеспокоенно смотря, как полиция рассовывает и тех и других в массивные бронированные грузовики, горестно воскликнул:

– Меня угнетает, что в этом безобразии есть доля и нашей вины!

– Кто может измерить все эти доли, – отмахнулся я. – Да и всё равно нам надо идти до конца.

– Почтенный Александр. А может Аллах с ними, с водорослями? Может, вызовем специальную силовую группу.

– Абдулкарим, это общество будет лихорадить с нами или без нас, пока оно не переболеет вирусом чванства, высокомерия и неравенства. А нам нужен Тим. Нужны водоросли. И нужны добрососедские отношения с Республикой. И все это у нас будет. Мы всё сделаем, дорогой мой. Как это было всегда. Так что готовься к завтрашним торгам!

***

– Сейчас время пертурбаций, – объясняла Эльгара, ловко перепрыгивая через лужи.

Мы шли подземными разветвлёнными катакомбами, стены которых были из бетона или старинной кирпичной кладки. Вокруг пищали растревоженные крысы, шевелились в ответвлениях какие-то неясные тени, порой напоминающие человеческие. Сверху через люки лился слабый свет, а когда его не хватало, Эльгара зажигала фонарик.

Попали мы сюда, встретившись с ней на окраине города. Мулатка заявила, что мы не имеем права привести за собой на торги слежку, и должны оторваться. А где можно запутать следы лучше, чем не в подземных коммуникациях.

Самое удивительное, в этой грязи она умудрилась не только не запачкать свой ярко-красный костюм, но и полосатые сине-жёлтые туфли. Да она не королева, а просто фея какая-то!

Эльгара быстро продвигалась вперёд, при этом на ходу объясняя суть текущего момента:

– Верховный судья и Генпрокурор скоро складывают свои полномочия. Их должности выставят на продажу. И право подписи на некоторое время, до назначения новых руководителей, получат секретари ведомств. Вот этих секретарей мы сегодня и купим!

– Верховного суда и Генеральной прокуратуры? – с придыханием спрашивал Абдулкарим, с обожанием глядя на кофейную богиню.

– Именно. Оба они из некогда влиятельных, но ныне пришедших в упадок семей. Оба прошли по негласной программе бесплатных назначений. Оба жаждут денег и готовы продаться. Вот мы и купим на них эксклюзивные права, которые дадут нам основание требовать от них подписи, исключив даже саму возможность отказа.

– А не эксклюзивное пользование есть? – спросил я.

– Да. Можно купить даже долю чиновника. Но тогда он может отказаться выполнять обязательства, ссылаясь на конфликт интересов.

– И это всё прописано в устной традиции? – не переставал удивляться заковыристости местных отношений Абдулкарим.

– Ну да. В старые времена были даже должности сказителей, которые передавали эти правила из уст в уста. Сейчас всё проще.

– Как?

– Неважно. Не об этом надо думать. Покупать буду я. Как представитель Тайной гильдии интеллектуалов-гуманитариев, – объявила мулатка

«Ух ты, всё интереснее и интереснее», – подумал я

– У нас достаточно средств? – деловито осведомилась мулатка.

– Уже чего, чего, а этого нам хватает, – с гордостью заверил Абдулкарим – он явно стремился произвести впечатление на нашу союзницу.

В Республике предпочитали золото, притом не только по экономическим причинам, но и из-за некоторых особенностей национальной психологии. А трюмы нашего звездолёта были наполнены этим презренным металлом.

Мы поднялись по лесенке с влажными чугунными скобами, сдвинули люк и очутились на небольшой площади, усеянной бумажным мусором.

Это был почти центр города, но при этом место совершенно пустое и запущенное. Прилегающие улицы были узкими и на вид совершенно нежилыми, мрачные стены их зданий и бетонных заборов были щедро исписаны граффити. Справа, совсем близко, возвышались небоскрёбы делового центра. Прямо перед нами тянулся чугунный забор с закрытыми воротами. За ним, утопая в зелени, возвышалось обшарпанное круглое здание с тяжеловесным куполом и башенкой, стрелки часов на которой застыли на трёх тридцати пяти. На огороженной территории тлела жизнь. Суетились люди, слышался собачий лай.

– Мы на месте! – уведомила Эльгара, открыла сумочку и вытащила оттуда спутавшиеся солнцезащитные очки. Одни нацепила на нос себе, остальные раздала нам. – Наденьте. Раньше на торгах покупатели присутствовали в масках. Сейчас смысл утерян – все и так друг друга знают, но традиции остались. Для удобства маски заменили очками.

Солнце уже садилась, и через очки было видно плоховато, но традиции надо соблюдать.

Эльгара бодрой походкой направилась вперёд, толкнула калитку.

Нас встретили два огромных чернокожих охранника в легкомысленных полосатых костюмах, вооружённые тяжёлыми автоматами с деревянными прикладами и дисковыми магазинами.

Эльгара небрежно предъявила им медные кругляши, потом получила их обратно. Как из-под земли вырос вертлявый распорядитель и повёл нас по запущенному парку в здание, радостно сообщая на ходу:

– Сегодня весомый товар. И собрались хорошие покупатели!

Его нисколько не смущало, что мы белые. Похоже, здесь не обращали внимания на расовые предрассудки и ценили лишь деньги. Распорядитель вручил нам клочки тетрадных листов в клеточку, на которых шариковой ручкой были коряво начертаны номера – это наши места в зале.

Здание снаружи и внутри походило на старинный цирк в центре Москвы. В фойе толкался народ – все были в чёрных очках, но не все сами были чёрными. На глаза попались два белокожих индивидуума, которые окинули нас надменными и вместе с тем оценивающими взорами, демонстративно кривя пренебрежительные улыбки.

Послышался звонок, и участники действа устремились в зал.

Зал был тоже типично цирковой. Амфитеатр с рядами мягкий удобных сидений, круглая арена, на которой стоял массивный дубовый стол и кресло, походившее на трон. Чуть поодаль возвышалась клетка из тонких алюминиевых прутьев.

– Тоже дань традиции. Так раньше продавали невольников, – поясняла нам Эльгара, и у меня сложилось впечатление, что она не первый раз на подобном мероприятии.

Прозвенел третий звонок. Свет медленно погас, и зажглись прожектора, высветив арену.

Из-за кулис вышел Председатель сего действа. При виде его худощавой сгорбленной фигуры сердце у меня ёкнуло. Это был Рукомук Хитросплетённый собственный персоной – тот самый злосчастный судья, который заварил всю эту кашу с Тимом.

– Вот сволочь, и здесь успел, – прошептал я.

Эльгара тоже досадливо поморщилась – похоже, это и для неё был неприятный сюрприз.

Председатель-судья ударил три раза в ритуальный бубен. И торги начались.

Чиновники, одетые нарочито серо, как представители низших классов, заходили в клетку и зачитывали своё резюме. Выглядели они в большинстве своём довольно жалко – стараясь продаться подороже, блеяли о значимости своих должностей и полномочий, а также о перспективности капиталовложений в них. А потом начинался аукцион. Объявлялась начальная цена, и прожектор выдёргивал из зала каждого, набавлявшего цену.

Это всё смахивало на невольничий рынок. Особенно коробил нешуточный азарт покупателей. Что-то бесовское было в самом факте покупки человека человеком, и при этом у всех участников торга открывались самые тёмные стороны души.

Секретаря Верховного суда Эльгара купила сходу, предложив сумму в три раза выше запрошенной. А вот за Заместителя генерального прокурора пришлось поторговаться. Он был очень нужен белокожему хлыщу с визгливым голосом, который перебивал все предложения мулатки , поэтому цена неумолимо ползла вверх. Но, наконец, соперник сдался.

Судья уже поднял ритуальный барабан, чтобы объявить нашу победу. При этом он выглядел очень злым. Думаю, он нас узнал и понимал, что мы что-то задумали. Но вот только ничего сделать не мог.

Он всё не решался ударить по бубну. Потом вдруг опустил его. Судейское унылое лицо радостно просветлело. И он с ехидной улыбкой объявил:

– Технический перерыв на пятнадцать минут.

Зал зашумел в возмущении. Но председательствующий был в своём праве.

Никто не вышел покурить, пожевать бутерброд или выпить пива. Вся публика осталась на своих местах. Сгустившаяся в зале напряжённая аура торгов будто гравитационной перегрузкой прижала людей к креслам. Они с нетерпением ждали возвращения Председателя, понимая, что сейчас всех ждёт неожиданный сюрприз.

Судья появился полный спокойствия и уверенности, расправивший плечи и будто ставший выше ростом. Он занял своё место и отчеканил:

– Изначально в наших аукционах принимали участие лишь полноправные чёрные граждане. Пятнадцать лет назад ввиду бездумной политики расширения гражданских прав расовых меньшинств, поразившей даже оборотное законодательство, на аукцион были допущены белые, что, конечно, возмутительно, однако не принимать во внимание этого факта мы не можем. Вместе с тем имеется прецедент девяносто шестого года. Согласно ему особям смешанной расовой принадлежности женского пола участие в торгах в качестве покупателей воспрещено!

Ну, всё. Вот он – шах и мат. И никакого пути отступления мы не приготовили. Теперь оставалось только проклинать себя, что не взяли с собой Румба, который вполне мог бы выступить покупателем. Но кто же знал!

– Прецедент ты худосочный! Чтоб тебя разорвали шайтаны! – выругался обычно благодушный Абдулкарим.

– Это плохо. Но ничего непоправимого. Мы будем работать, – возвестила мулатка, нисколько не подавленная поражением. Наоборот, в её голосе слышалась термоядерная решимость смести все препятствия…

***

На международном чемпионате в ногомяч во время матча между командами Республики Ктулху и Княжества Парнути три мяча одновременно влетели в ворота. Теперь средства массовой информации сотрясала общенациональная дискуссия, доходящая до массовых рукопашных схваток – засчитывать это или нет. Её драматичность была так высока, что тема грядущей оккупации со стороны Земли отошла на второй план, а потом и вовсе забылась. И теперь продавали уже другие сувениры – не пластмассовых космодесантников, а связанные три мяча.

Это радовало, поскольку излишнее внимание к нашим персонам и к деятельности Земли сильно нервировало и мешало. Однако баталии между белыми и чёрными экстремистами не утихали. Так, сторонники итальянской музыки из бедных кварталов в майках с надписью «Тима на свободу» разнесли молодёжный джаз-фестиваль, переломав мебель, а заодно и кости оппонентов. В ответ «Чёрный реванш» устроил погром подпольной студии записи романсов.

В очередной раз Эльгара Ветер назначила нам встречу в заброшенной храме воды на окраине города, в связи с кризисом веры и оттоком прихожан проданном под нежилые помещения. Там была организована наша временная штаб-квартира.

Там имелись витражи, лавки и огромный каменный алтарь. И прямо рядом с алтарём стояло чучело шерстистого носорога с биркой музея неестественной истории. Похоже, мулатка испытывала какое-то нездоровое чувство к чучелам и исправно тащила их из родного учреждения.

– Сегодня наши ребята разнесли рэп-клуб на Севере в отместку за налёт на студию звукозаписи, – с гордостью сообщил Румб последние известия. – Мы вернули долг.

– Чему радуешься? – возмутилась мулатка. – Вообще не понимаю, почему именно музыка становится яблоком раздора? Фанаты одних музыкальных коллективов самозабвенно колотят фанов других групп с яростной непримиримостью, как врагов и оккупантов. При этом фанатов третьих групп все они вообще за людей не считают.

– Музыка – это вибрации, через которые человеческое сознание входит в унисон с вибрацией Вселенной, – вставил я своё слово. – Гармония музыки позволяет постичь гармонию мира.

– Это понятно, – кивнула Эльгара. – Ну а зачем барабаном по голове?

– Общие вибрации означают родство душ. У незрелых индивидуумов это родство воспринимается примитивно: если мы с кем-то вместе, то надо дружить против кого-то. А против кого? Против поклонников иных вибраций.

– А цивилизованно нельзя?

– Можно. В развитой и солидарной цивилизации…

Эльдара раздражённо махнула рукой и сказала:

– Ладно, все эти бои местного значения нас сейчас касаются мало. Всё равно толпы романс-фанатов не вызволят Тима – теперь это уже совершенно ясно. Добьёмся только одного – власти упрутся, и тогда с ними не договоришься никак.

– Ты права, Эльгара, – кивнул Румб Кувалда. – Выступления общественности ни к чему не приведут. Власти не отпустят Тима просто так. Не дадут сделать его нашим знаменем. Запретят ему жечь глаголом наши пылкие сердца.

– Ну, хоть что-то ты понял, – с удовлетворением отметила мулатка.

– Выход один. Побег! – сжал кулак Румб. – Мы бросим на стены наших лучших людей! Мы нейтрализуем охрану! Мы сотрём с лица земли это узилище духа и тела!

– Угомонись, дорогой. Угомонись, – в голосе Эльгары зазвучал металл.

Революционер вроде бы внешне сдулся, но в глазах его продолжало гореть неистребимое упрямство.

– Побег? – она хохотнула. – Да мы не использовали ещё и половины возможностей. У нас очень тяжёлая, до полной неподвижности, правовая система. Но при сноровке и правильном приложении сил её можно сдвинуть.

Эти её слова меня насторожили. Что-то в них было очень знакомое. И это что-то подтверждало мои давние подозрения… Ладно, всё это по боку, с деталями будем разбираться потом. А сейчас надо решать задачу, которая никак не решалась, а с каждым нашим шагом всё осложнялась.

– Румб, – почти ласково произнесла Эльгара. – Ты же не только горлопан и драчун, готовый штурмовать тюрьмы. Ты великолепный юрист. Твоя идея с аукционом почти сработала. Так давай сооружать новый план. У тебя же есть идеи?

– Ну, – он замялся, потом с видом человека, которого вернули из пламени и отчаянья неравной борьбы на серую обыденную землю, скучающе произнёс: – Есть один вариант. Но он обойдётся дорого.

– Если дорого – это деньги, то пусть они вас не волнуют, почтенный Румб, – поклонился Абдулкарим.

– Нужно много денег, – скривился Румб. – И опять идти по административным кругам.

Из его объяснений выходило, что нужно всего лишь подправить немного протокол судебного заседания, внести одну лишнюю запятую в судебное решение и принять изменения в Закон о судебном процедурном статусе. Тогда не понадобятся на одной бумаге подписи ненавидящих друг друга Генерального прокурора и Верховного судьи. Всего-то сотворить небольшой должностной подлог. И устроить небольшую законодательную диверсию. И всё будет решено тихо, кулуарно.

– Как мы уговорим этого барана судью, который не видит большей радости, чем сделать нам гадость, поправить его решение? – спросил я.

– За Рукомуком Хитросплетённым стоит его политический клан, прикупивший ему должность, – заявила Эльгара. – И этот клан не прочь вернуть вложения с процентами. Тем более если отпадёт главное препятствие – согласие с Генеральной прокуратурой.

– Ха, посмотрим, как запоёт мистер Прецедент, – потёр руки Абдулкарим.

– И как нам выходить на эти кланы? – спросил я. – Как договариваться?

– Я не знаю, – пожал плечами Румб. – Моя только идея.

– Я устрою эти встречи, – сказала мулатка. – Только Румб, дорогой мой, попытайся унять своих собратьев по борьбе. Они могут испортить нам всю операцию.

– Это не в моих силах, – возразил Румб. – Народная стихия бурлит. Революция грядёт. А ты – унять!

– Грабежи и погромы грядут, – резонно заметила мулатка. – И бронеходы на улицах. Вот до чего вы доведёте.

– Это стихия, Эльгара! И мы лишь щепки в её потоке!..

В следующие дни Эльгара принялась за дело с похвальным энтузиазмом. И мы быстро освоили новую игру – как скрыться от слежки.

Контрразведка продолжала добросовестно отслеживать все наши контакты. А мы учились отрываться от них. Проскальзывали через служебные выходы в торговых центрах, опускались в подземные коммуникации, выпрыгивали из вагонов метро и улетали на вертолётах.

И встречались, встречались, встречались. В замках, на корабле, на свиноферме, в трущобных кварталах и в фешенебельных квартирах. В сопровождении Эльгары или без неё мы общались с мелкими посредниками, которых Абдулкарим, начитавшись «Банды Бешеного», ласково называл шнырями, и с настоящими боссами – немногословными и весомыми. И говорили, говорили, говорили. Убеждали, предлагали, витийствовали.

Удивительно, но в итоге основные моменты грядущих соглашений были утрясены и с представителями Парламента, и с кланами. И тогда начался торг.

Абдулкарим торговался отчаянно, за каждую крупицу золота. Мне это виделось бессмысленной тратой сил, поскольку золото для нас не стоило ничего, но мой друг получал от этого истинное удовольствие, и у меня рука не поднималась лишить его этой радости. Кроме того, он был где-то прав – слишком быстрые уступки провоцируют нравственно неразвитых особей на то, чтобы затянуть решение дела и выбить как можно больше преференций.

Удивительно, но через несколько дней этот безумный марафон подходил к концу. Практически всё было обговорено. И мы увидели, наконец, свет в конце тоннеля. Только Румб портил настроение, когда на встречах в заброшенном соборе заунывно вещал:

– Не верю! Они расисты и угнетатели трудового народа! Они обманут!

Между тем оставался последний штришок – передать золото и получить все необходимые подписи. А дальше – Тим будет официально оправдан.

«Оковы тяжкие падут,

Темницы рухнут и свобода

Вас примет радостно у входа».

Я с выражением процитировал эти стихи, и Абдулкарим осведомился:

– Омар Хайям?

– Пушкин!

– Ах, да. Пушкин. Негр. Что ж, в тему…

Мы были почти в состоянии эйфории. Именно в таком состоянии хуже всего шлёпаться на грешную землю.

В городе все-таки вспыхнуло массовое восстание. И улицы утонули в огне.

На связь с нами по рации вышла Эльгара. Даже через скрежет эфира чувствовалась, что она метает громы и молнии и зла, как фурия.

– Партнёры объявили нам, что все договорённости аннулированы! – огорошила она.

– Что?! – у меня сжало сердце холодной рукой.

– Эти мокрицы, эти гадские жабы проквакали, что не могут выступать в защиту врага государства!

– Тима?

– Именно! Ведь половина идиотов, что скачут с зажигательными бутылками по улицам, одеты в майки с лицом Тима! Он стал символом погромов!.. Ох, я убью Румба. Вот только увижу его.

– А где он?

– Тоже скачет по улицам! Червяк!

– И что нам теперь делать?

– Ничего! Ждать. Ждать! Ждать!!!

***

Вот если себе представить такой хитрый коктейль с некоторыми аппетитными ингредиентами. В нём щедро намешаны исторические обиды, социальное и имущественное неравенство, нищета, невежество и необразованность, трущобное воспитание, непроходимая тупость ряда особей, кто идёт, куда скажут, и ломают всё, на что укажут. Ну а ещё желание пограбить награбленное, выплеснуть озлобление, мстить за несправедливость несправедливостью, а чаще всего – просто куда-то двигаться и что-то делать под воздействием пустынной колючки или разведённого спирта. Также в этом коктейле плавают вишенки в виде смутного стремления к светлому будущему, где будет равенство для всех и вся, кроме чернокожих и их приспешников. И в нём же долька лимона в виде старой доброй жажды разрушения, огня, дыма и треска. И всё это спаяно единым разумом зверя – ревущей безжалостной толпы.

Понятно, что такие коктейли имеют особенность время от времени искриться и взрываться. Иногда они детонируют так, что сносят целые государства и вызывают к жизни демонов гражданской войны. В Республике Ктулху такая глобальная катастрофа виделась маловероятной – устойчивость государственной системы была достаточно сильная. Но где-то с периодичностью раз в пять-шесть вспыхивали локальные восстания, что стало доброй традицией.

Для такого взрыва нужна искра – то есть какой-то повод, путь даже самый дурацкий. И такой искрой явились те самые злосчастные три гола.

После очередного матча международного чемпионата по ногомячу у южного стадиона Юдостана встретились две группы фанатов – белые и чёрные. Белые, по-свински желавшие поражения своей команде и стране, скандировали: «Три мяча вам в зад». Чёрные отвечали стройно: «Наш гол в тройном размере!»

Слово за слово. И как по накатанной – шум, драка, полиция, массовые беспорядки, восставшие белые районы.

«Сначала ответьте за рабство, а потом поговорим за мячи!» – на всю страну по телевиденью объявил оголтелый белый болельщик.

А тут ещё и Тима взяли на вооружение. И погромщики доблестно жгли, мародёрствовали, ломали всё, попадётся под руку, под звуки земной музыки – французского шансона и итальянских напевов. Почему-то наиболее серьёзные погромы сопровождались звукозаписями органного творчества Баха!

Эльгара была права – это не революция, смещающая ось движения народов и указывающая путь в будущее, а обычные погромы с громкими лозунгами. Но погромы были масштабные.

Сидя в своём номере, мы наблюдали, как в разных концах города что-то дымится, горит, слышали гром выстрелов, отчаянные вопли.

Рядом со стеной граффити разворачивался очередной смачный мордобой. На наших глазах обосновавшихся на площади активистов «Чёрного реванша» просто вынесла обезумевшая белая толпа боевиков в футболках с портретами Тима.

– Мой мальчик, наш безобидный Тим, – качал головой Абдулкарим, глядя на бойню и вдаваясь в патетику, вот-вот начнёт горестно заламывать руки – он может, я это знаю. – Ты так трогательно мечтал о культурном сближении планет. Чтобы через земную музыку и живопись люди ощутили себя людьми.

– Пока же под его музыку они себя больше сверхчеловеками чувствуют. Теми, кому всё дозволено! – во мне поднималось раздражение – на моего напарника, на Тима с его психическими завихрениями, на союзников, которые ничего не могут придумать, на себя – такого бесполезного и никчёмного. Как же всё это надоело!

Стемнело. Ночью город выглядел особенно красочно – везде что-то горело и взрывалось. И заснуть было совершенно невозможно.

Утром телевиденье сообщило, что за ночь сожжено девятьсот машин. Телеведущие выражали искреннее соболезнования страховым компаниям, потерпевшим такие убытки. Те в свою очередь были готовы выразить соболезнование владельцам машин, которые страховых выплат в условиях форс-мажора, согласно прецеденту восемьдесят девять-бис от тридцатого года, не увидят никогда.

Полиция пыталась наводить порядок. Стражи порядка не жалели резиновых пуль, поливали бунтовщиков водой из водомётных машин, но это как резать ножом сметану.

Сегодня ожидался указ Демократического вождя о вводе в город пехотных дивизий для сохранения государственного строя. Руководитель страны почему-то медлил, видимо, ждал, что всё обойдётся меньшими силами и кровью. А зря. Пожар нужно гасить быстро, пока он не распространился на большие территории.

Из отеля мы не вылезали. В номере поселилась тоска. Абдулкарим стал неразговорчивым и только листал местные книги. Сейчас читал жалостливый роман о тяжёлой участи невольников на плантациях «Сарай белого Томуса». На мой вопрос, не пора ли нам перестать играть в разведчиков и не вызывать ли спецгруппу, только пожал плечами:

– Не знаю. Я уже ничего не знаю…

Включив снова телевизор, я стал ждать объявление о решении Демократического вождя по вводу войск.

Решения всё не было. Да и сами новости пропали. Вместо них погнали какие-то странные хваньские мультики про разноцветных невиданных зверей в мире духов. Тут зашуршала рация.

На этот раз голос у Эльгары был бодрый, полный надежд и оптимизма.

– Что делаете? Любуетесь народным гневом? – спросила она.

– Уже наскучило им любоваться, – не слишком вежливым тоном ответил я.

– А я уже третий день не выхожу из музея, чтобы не нарваться на чего плохое. С моим цветом кожи мне может достаться и от тех, и от этих. За время вынужденного безделья я подумала. Прикинула. И решила

– Что? – напряжённо спросил я, зная, что мулатка щедра на неожиданные сюрпризы.

– Не всё пропало. Есть кое-какие идеи. И их нужно обсудить, пока ещё заварушка не закончилась. Вы не боитесь навестить даму?

– Уже выезжаем, – сказал я…

Наш добросовестный водитель Гурк страшно не хотел везти нас куда-то по разгромленному городу. Но я, когда надо, бываю очень убедителен.

В результате наш лимузин пробирался на Музейную площадь какими-то запущенными окраинами и огородами, что не помещало нам получить кирпичом в заднее стекло – благо оно бронированное. В одном месте бунтари зажали нас так крепко, что мы не смогли бы выбраться, не передавив насмерть пару десятков человек. Пришлось опускать тонированные стёкла и демонстрировать свои бледнокожие физиономии, да ещё и кричать: «Братья! Мы с вами! Шансон рулит!» В другом месте мы приехали прямо под пулемётный ствол перекрывшего улицу полицейского бронетранспортёра. И мне пришлось показать офицеру верительный жетон дипломатического представительства.

– Куда вы прёте? – воскликнул в сердцах полицейский офицер. – Там опасно!

– К кофейной богине, – застенчиво улыбнулся Абдулкарим.

Офицер постучал себя выразительно пальцем по углепластовому шлему. И махнул нам рукой:

– Езжайте!

У Музейной площади выстроилась целая цепь полицейских в доспехах. Мне пришлось изворачиваться и придумывать какие-то дикие фантастические истории о срочном культурном обмене, но все же удалось запудрить мозги представителям закона, и нас пропустили в Музей неестественной истории.

Охранник нас уже ждал и незамедлительно проводил в хранилище. Там мирно и уютно пили хваньский чай Румб Кувалда и Эльгара Ветер. Мы присоединились к ним. Здесь царила домашняя атмосфера умиротворённости и уюта, которая особенно остро ощущалась после безумных вихрей, свирепствующих за этими стенами.

– Румбик, – потрепала по плечу Эльгара своего друга. – Вот освободим Тима. Потом и за тебя примемся.

– В смысле? – не понял я.

– Да его только что объявили в розыск за нападение на полицейский участок.

– Меня не сломить никаким узилищем! – сжал могучий кулак Румб.– И не смирить оковами.

– Конечно, мой герой, – участливо проворковала мулатка, как мне показалось, с известной долей ехидства. – Только этот шум, гам и разбой уже выдыхается.

– Выдыхается, – вынужден был согласиться Румб. – Нам не хватает чёткой организации, достаточного количества идейных активистов, агитаторов, а также оружия. Вот когда мы…

– В будущем, Румб. Всё в будущем. А пока констатируем очевидное. Послезавтра Демократический вождь введёт в город войска.

– Почему так долго? – спросил я.

– Он хочет, чтобы энергия восстания выдохлась. А заодно надеется встряхнуть чёрное население, заплывшее в последнее время жиром и потерявшее цель жизни. Показать, как бывает в жизни всё плохо. Ну и ещё у него есть некоторые иные, сугубо политические соображения. Но это всё не так важно. Главное, максимум через неделю эта волна погромов полностью схлынет. И всё потечёт своим чередом. Значит, мы можем опять начать действовать спокойно, без обвинений в потворствовании государственной измене.

– И как нам действовать? – спросил я. – Мне кажется, мы использовали все мыслимые и немыслимые способы.

– Традиционно в этом месяце проводятся подпольные аукционы и торги на замещение должностей, – заявила мулатка. – В этот раз клан Генерального прокурора решил перераспределить средства в пользу Руководителя Ячейки торговли и развития. Равно как и клан Верховного судьи не будет торговаться за эту позицию. То есть основной торг будет вестись за эти две должности.

– Ну и что? – недоумевал я.

– Как что? Появляется возможность для манёвра. Там будут новые люди…

– Будут, – тут у меня будто сняли предохранители в сознании, и предстала глазам чёткая картинка – я знал, как действовать. – Только не новые.

– Почему?

– Есть идея.

Я изложил её в двух словах. Сперва моя авантюра была гневно отвергнута. Потом Эльгара призадумалась и сказала, что в принципе что-то можно тут сделать, однако… Потом принялись анализировать, строить комбинации. И, наконец, родился план.

– Румб Кувалда, – обратилась к своему другу мулатка. – Тебе всё равно делать нечего – ты в розыске, а твои соратники разбежались грабить овощные лавки. Так что посиди тут спокойно пару дней и выдай все обоснования, которые возможны по нашему законодательству. Сможешь?

– Смогу. Особенно если учесть, что у вас тут располагается одна из лучших правовых библиотек.

– Ну, тогда вперёд! – хлопнула в ладоши Эльгара.

***

– Очень приятно встретиться с вами в неформальной, можно сказать, даже дружеской обстановке, – доброжелательно произнёс я, предлагая гостю присесть на неудобный, скрипучий, угрожающе раскачивающийся стул – я его специально выбрал для этого визитёра.

Говорят, негры не бледнеют, а сереют от стрессов и переживаний. Сейчас я мог убедиться в этом. На моих глазах чёрный, как сапог, судья Рукамук Хитросплетённый превратился в мокрую серую подвальную крысу. Губы его тряслась. Он хотел что-то сказать, но от растерянности не мог произнести ни слова.

– Пригласил вас поболтать, как старого знакомого, – продолжал разглагольствовать я. – Вы же знаете, я человек здесь новый. Вот и хочу вашего совета и напутствия, как старого знакомого. Могу рассчитывать?

Судья закивал, прокашлялся, но так и не выдавил из себя ни одного осмысленного звука.

– Знаете, я уже начал немного входить в курс дела. И что меня заботит больше всего? Мы просто завалены рассмотрением материалов о злостных нарушениях правил парковки. Их тысячи и тысячи. Не так ли?

– Д-да, – наконец, изрёк судья.

– Это очень важно. Незаконные парковки – это спутники дорожных пробок. И это транспортный коллапс, кризис бизнеса и политики. Вы понимаете всю важность этого направления?

– Д-да!

– А кто рассматривает эти дела? Молодые стажёры без житейской мудрости, по глупости своей вынужденные по четырнадцать часов проводить на работе. Нет, тут нужен ум и опыт. Так что назначаю вас на этот, несомненно, один из самых важных, передовых рубежей нашего судейского, можно так сказать, фронта!

– Но! – завопил, было, судья.

– Кстати, учитывая ваши высокие моральные качества и преданность долгу, я снимаю с вас все денежные надбавки и премии, как унижающие достоинство гражданина. Что за подачки, право?

Наконец, судья прочистил горло и прокаркал:

– Но я буду получать в четыре раза меньше!

– Конечно! – расплылся я ещё в более доброжелательной улыбке. – Но посмотрите на это с другой стороны – это какая же экономия бюджета! Любой честный гражданин должен радоваться этому. Или вы не честный гражданин? Тогда это смелое заявление для судьи.

– Я честный гражданин, – судья начал приходить в себя, и глаза его наливались тяжёлой ненавистью. Вот и хорошо.

– И, ваша законность, боюсь, что придётся вам заканчивать с этими унизительными административными торгами, – решил добить я своего оппонента. – Это же коррупция. А она карается по закону. И Демократический вождь объявил следующий год эпохой перелома в борьбе с коррупцией… Правда ведь?

– Правда, – судья сдерживался, чтобы не кинуться на меня с кулаками. – Борьба с коррупцией – это важно.

– Ну, вот и хорошо. Не смею вас задерживать. Боритесь с транспортным коллапсом! Люди будут вам благодарны!

Он выскочил из моего кабинета, серый уже от ярости, а не от испуга. А я был мелочно удовлетворён своей местью, что непозволительно для человека, выросшего в обществе этического консенсуса в рамках гуманной концепции, но все равно очень приятно. Да и вопрос воздаяния тоже никто во Вселенной не снимал с повестки дня.

Бедолага судья. Когда его вызвали к только что назначенному Верховному судье, он не мог даже в страшном сне представить себе, кого увидит в этом кабинете, куда ещё недавно заходил, открывая ногой дверь.

Но обо всём по порядку.

Румб Кувалда сделал отличную проработку, и нам с Эльгарой оставалось только донести его выкладки до нужных людей.

Как и было обещано, в город ввели войска, те быстренько кого-то пристрелили, кого-то переехали гусеницами, собрали массовку для пары фильтрационных лагерей, и всё успокоилось, как будто ничего и не было. Остовы сожжённых легковых автомобилей и автобусов убрали, витрины поставили вновь, и начались родные и привычные для жителей Юдостана судебные тяжбы – в основном против пытавшихся уклониться от выплат страховщиков. Итак, излишнее давление в расовом котле было стравлено, энергия разрушения выплеснута на витрины и машины, теперь можно было властям отдохнуть несколько лет.

А мы получили возможность уже спокойно и чинно совершать свои визиты. В разные кабинеты, в основном по государственным учреждениям.

Как говорят: осёл гружёный золотом возьмёт любую крепость. Конечно, я не осёл, но зато золота у нас с избытком. Я плюнул на скаредность Абдулкарима и щедрой рукой сыпал горсти жёлтого металла везде, где это требовалось. Больше всего золота осело в покоях Демократического вождя. Уж очень много зависело от его закорючки на бланке Указа.

Надо отдать должное Румбу – он проанализировал прецеденты и нормы закона так, что комар носа не подточит. И Демократический вождь вынужден был согласиться, что может своей властью предоставить временное гражданство «пришедшим издалека», как значилось в судебном решении трёхсотлетней давности.

Так появились новые временные граждане Республики Ктулху – я и Абдулкарим.

Следующий ход – прецедент номер 229-686 бис: «временные граждане обладают всем объёмом гражданских прав». Примерно то же самое говорится и в теневом законе.

Потом мы по дешёвке прикупили изменения у Парламента статью Закона об обязательном представительстве этнических и социальных меньшинств, где прямо прописали: «временные граждане могут занимать высшие административные должности, если это продиктовано важной государственной необходимостью».

Ну а дальше всё пошло-поехало. Снова аукцион в цирке – на этот раз по продаже вакантных должностей. Слава Богу, председательствовал уже не Рукомук Хитросплетённый – тот проводил время в своём имении на юге и знать не знал, что творится в столице. Мы ознакомились с порядком цен и без труда перебили их. И вскоре в свои кабинеты заехали новый верховный судья – это я. И новый Генеральный прокурор – Абдулкарим.

Глубоко влезать в свои служебные обязанности я не собирался. Только не удержался и немножко рассчитался с судьёй. Тот первый день вышел из отпуска и не знал, кто уселся в кресло Верховного судьи и даже не интересовался этим, считая, что у него всё схвачено.

На следующий день я отвёз бумагу об освобождении Тима Капуцина с размашистыми подписями Генерального Прокурора и Верховного судьи во Дворец власти.

Демократический вождь не стал ломаться и быстро подписал бумагу.

– Надеюсь, наше недопонимание в прошлом? – спросил он.

– Конечно, уважаемый вождь, конечно, – залепетал Абдулкарим. – И хотелось бы рассмотреть вопрос об увеличении квот на вывоз водорослей.

– Это нуждается в проработке. И я надеюсь, заниматься ею будет не помилованный нашей милостью из гуманных соображений ваш ветреный соотечественник.

– Конечно, нет, – сказал Абдулкарим. – К вам вскоре прибудет новый торговый представитель. Но вопрос о квотах желательно решить до его приезда, чтобы он не испытывал излишних трудностей и утомления и не надоедал вашим подчинённым и вам.

И они пустились в торговлю…

***

Бывший Генеральный прокурор по привычке своей наслаждался жизнью на белоснежной яхте, болтающейся на волнах около поросшего пальмами островка.

На этот раз нам не пришлось прыгать на палубу с верёвочной лестницы. Вертолёт сел прямо в центр очерченного круга. Ведь яхта была куда больше предыдущей и напоминала скорее небольшой теплоход со стремительными приглаженными очертаниями.

– Прикупили лодочку на пенсионные отчисления? – поинтересовался я, усаживаясь на мягкий оранжевый диванчик и принимая у молчаливого белого слуги коктейль с соломинкой и долькой лимона.

– Теперь я глава клана, и мне надлежит заботиться о статусе, – сообщил Мулумба Великолепный.

– Это серьёзное повышение, почтенный толкователь закона? – спросил Абдулкарим.

– Очень серьёзное, мой добрый коллега, – усмехнулся бывший генпрокурор, глядя на человека, который волею судеб, хитрости и подкупа принял у него бразды правления.

– Мы вчера сложили полномочия, – объявил Абдулкарим. – Так что можем с вами открыть клуб отставников.

– Знаю. Уже назначены внеочередные торги. И мы подумываем принять участие в них… А вы остроумно вышли из ситуации. Я восхищён.

– Мы просто последовали вашему совету, – сказал я.

– Какому из многих? – внимательно посмотрел на меня Мулумба.

– Найти людей, которые нам помогут. И оказалось, что добрых людей действительно много.

– Человек должен быть добрым, – кивнул бывший генпрокурор. – На то он и человек.

– Эльдара Ветер – кто она вам? – как бы невзначай, о чём-то не слишком существенном, бросил я. – Уж не дочь ли?

Мулумба улыбнулся, отхлебнул коктейль и произнёс:

– Нет, ну что вы. Племянница. Только племянница. Любимая племянница…

Ну, вот всё и сложилось, как я и думал. И слова Мулумбы Великолепного в прошлую встречу о том, что нам необходимо найти друзей. И сами неожиданно возникшие друзья. И оговорки Эльгары о тяжёлом теле закона – наверняка она говорила дядиными словами, при этом слегка забылась, что случается и у опытных агентов.

– Она работает в генпрокуратуре? – продолжил я.

– В службе тайных начал… Она всегда была умненькой девочкой. И сама поступила в академию контрразведки.

– Даже так, – усмехнулся я.

– Между нами останется, я надеюсь. Вы же не будете выбалтывать подобные секреты.

– Конечно, не будем… А она с самого начала выполняла задание, внедрившись в окружение Тима?

– Это даже не задание. Это её жизнь. Она отслеживает негативные и злокачественные социальные и культурные тенденции.

– И душит их, ая-ай-ай, – расстроился Абдулкарим и мечтательно причмокнул: – Кофейная богиня.

– Не душит, – возразил бывший генпрокурор. – Сглаживает. Она как никто умеет это. Нам нужно пройти по узкому мосту. Идеи неравенства и угнетения омерзительны. Но цивилизация должна переболеть ими, как дети корью. И мы всего лишь пытаемся сделать так, чтобы больной перед выздоровлением был с не слишком высокой температурой. Вы поймёте меня, надеюсь.

– Мы всегда всех понимаем, – кивнул я, добавив про себя: «мы же дипломаты».

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg