Дмитрий Дашко, Евгений Шалашов, Игорь Смирнов Спасти Козельск
Огромное спасибо: Владиславу Ильичу Крылову за подаренную идею, Александру Смирнову и Роману Савенкову за информационную и прочую поддержку, Александру Логачёву за советы и наставничество!
Если есть желание пообщаться – приходите на -books.livejournal.com. Подискутируем!
Дмитрий Дашко, Евгений Шалашов, Игорь Смирнов© Дашко Д., Шалашов Е., Смирнов И., 2015
© ИК «Крылов», 2016
Пролог
Колокола единственной в городе колокольни били в набат! Пожар! Огонь перекидывался с крыши на крышу и, словно злобный дракон, пожирал соломенные и тесовые кровли, принимаясь за срубы. Деревянные дома пылали как смоляные факелы. Вспыхнул княжеский терем, загорелся храм во имя святых угодников Козьмы и Дамиана, отстроенный еще князем Мстиславом. Рыжий язык, высунувшись из огненной пасти, лизнул деревянный бок колокольни, та тотчас же занялась пламенем, но колокола звонили до тех пор, пока рухнувшая крыша не погребла под собой звонарей…
Город горел, но тушить его было некому. Те, кто мог бы орудовать багром или таскать вёдра с водой – либо уже умерли, либо умирали сейчас под ударами татарских сабель. Десятки, а то и сотни кричащих и визжащих людей, в халатах и нелепых малахаях, лезли в бреши, наваливаясь на уцелевших защитников, закалывая их копьями и рубя саблями. Но те умирали не зря – каждый успел прихватить с собой жизнь одного-двух, а то и трех степняков. Даже бабы не оставались в стороне – оттаскивали павших, перевязывали раненых, становились на место убитых, спихивая рожнами наползающих врагов – и так же, как мужчины, умирали… Не плакали и не кричали, чтобы не отвлекать живых.
Оставшиеся в живых немощные старики да малые дети не пытались спасаться от огня, понимая, что это отодвинет смерть лишь на полчаса, на час. Никто не стонал и не плакал. Слезы выплаканы давно, а на стоны уже не хватало сил. Умереть бы быстрее, все легче, чем так…
У главных врат обреченного города строились уцелевшие дружинники, составляя «ежа». Строились – сильно сказано. Какой тут ёж, коли осталось не больше сотни избитых и изувеченных ратников? Щиты, за которыми положено укрываться – один на пятерых, а копий – одно на двоих.
Кто-то сумел прийти сам, кто-то приполз, а кого-то приволокли товарищи. Кто не мог стоять прямо – утверждались на коленях, укрепляя телами щиты соратников. Счастливчики, умудрившиеся до сих пор стоять на ногах, утаптывали оттаявшую землю, разгоняя лужицы красноватой воды, чтобы не поскользнуться. За спинами горел город, закрывая огнем тыл своих последних защитников. Не было надежды ни на помощь, ни на чудо.
Оставалось лишь одно – умереть. Утешало, что ждать оставалось недолго – железная оголовица тарана уже не раз прошла сквозь дерево, разметая дубовые брусья в щепу. Такими таранами, сработанными умельцами из Сины, татары вышибали стальные ворота Мерва, ломали каменные стены Хорезма, а через полтора с небольшим года они сокрушат в пыль башни Киева!
– Эй, дубинушка ухнем! Эй, ухнем! – затянул вдруг один из дружинников. Вроде бы, ни к месту, но его поддержал другой:
Еще разик, да еще раз! Разовьем мы березку, Разовьем мы кудряву! Ай-да, да ай-да, ай-да, да ай-да, Разовьем мы кудряву.А дальше, все, кто мог, дружно затянули припев:
Мы по бережку идем, Песню солнышку поем. Ай-да, да ай-да, ай-да, да ай-да, Песню солнышку поем.Вместо угрюмой обреченности, на лицах появились улыбки и что-то вроде азартной дерзости – когда знаешь, что всё, конец неминуем, помирать с песней веселее! Расправлялись плечи, в руках появлялась сила, а те, кто уже не мог стоять, поднимались с колен и становились плечом к плечу с остальными. А помереть… Ну, что ж, бессмертных не бывает.
Ворота были высажены и в ощерившийся пролом влетели первые воины – нукеры из личной сотни самого Бури, правнука великого Чингис-хана. В отличие от прочих они имели доспехи, прикрывавшие грудь, стальные хорезмские шлемы, а круглые щиты были не из плетеного ивняка, а из досок, обитых кожей и медью. Десяток таких воинов обращал в бегство сотню половцев, а сотня – тысячу синайцев!
– Хурра! – сотряс воздух боевой клич степняков.
В ответ им защитники отозвались песней:
Эй, дубинушка ухнем! Эй, ухнем!Нукеры Бури со всего маха атаковали русский строй, пытаясь пробить брешь, но откатились, как откатывается речная волна, ударив в утес. А откатившись, нахлынули снова.
Русские, отбиваясь от наседавших степняков обломками копий и кусками железа, в которые превратились мечи, уже не пели, а ревели:
– Эй, ухнем!
Еще разик, еще раз!
И уже (откуда только и силы взялись?!) русские дружинники, теряя убитых, начали наступать, выдавливая нукеров обратно, в выбитые ворота уже несуществующего города.
Кое-кто из степняков не выдержал, стал разворачивать коня. И будь защитников чуточку больше, да будь у них силы, да оружие, верно, Бури-хану сегодня пришлось бы вершить суд Ясы: казнить оставшихся в живых за бегство слабодушных. Но Бури не зря носил звание темника. Окрик – и место отошедших нукеров заняли лучники. Взмах руки с зажатым бунчуком – и в уцелевших русских полетели стрелы.
Стальные жала пробивали щиты насквозь, живые тела не спасали и кольчуги. Уже упал последний дружинник, утыканный стрелами, словно сосна иголками, однако степняки продолжали спускать тетивы, посылая стрелу за стрелой, еще и еще раз убивая ненавистных русских, заставивших сотрясателей Вселенной впервые за много лет почувствовать страх!
– Туктал-ырга! – приказал Бури, останавливая воинов.
Хотя непобедимое монгольское войско уже не испытывает недостатка в железе и почти у каждого монгола есть сабля, но все равно, зачем понапрасну тратить стрелы, если все русские мертвы?
Победителей ждало самое главное дело – сбор добычи!
Время сбора добычи – святое время. Пусть городишко мал и выгорел почти дотла, но опытный воин сможет найти поживу даже среди золы и пепла. Топоры, наконечники стрел и копий, обломки мечей и мятые шлемы – все пойдет в дело!
Что-то можно оставить себе, а что-то перепродать многочисленной армии перекупщиков, следующих за войском, словно шакалы-падальщики. Рубахи и штаны, если отстирать от крови и заштопать, еще послужат многочисленным родичам, которые ждут воинов из похода, а меховая шапку, снятая с отрубленной головы, сгодится для подарка невесте.
Павшая вместе с хозяином русская лошадь – настоящий клад для воина. Седло из толстой кожи, уздечка и стремена! Четыре подковы, из которых можно выковать не один нож!
Плохо только, что слишком мал полон. Из взрослых – лишь увечные старики да старухи. Много детей, но дойдут ли они до степей без родителей?
Не было молодых мужчин, способных стать рабами, не нашлось девок с приятными чреслами. В пепелищах разыскали с десяток баб. Но желающих отведать женской плоти было так много, а баб – так мало, что даже глупцу ясно: эти женщины долго не проживут…
Из-за тел дружинников, одетых в железные рубахи, разгорались споры. Если бы не опытные сотники, дети степей бы уже рубились за право обладать настоящей кольчугой. Яса не позволяет детям степей закрывать спину железом, ибо, храбрецу не нужны доспехи на спине, а из русских железных рубах выкраивались доспехи на трех воинов!
Сотники, построив десятников, делили добычу по-честному – одного дружинника на десяток. А там уж, пусть сами разбираются: по жребию или по старшинству.
Поскольку рабов не было, рядовым воинам приходилось спешиваться, чтобы разбирать окровавленные и изрубленные тела, относить их в сторону, где десятники снимали кольчуги. Сразу же раздались возгласы обиженных – некоторые кольчуги из-за дыр и прорех превратились в железные лохмотья.
К удивлению степняков, среди трупов взрослых мужчин, в луже крови, обнаружилось тело мальчишки лет двенадцати. Был он, как и взрослые дружинники, в кольчуге и шлеме, а плечи его прикрывал заскорузлый багряный плащ. В руке, откинутой в сторону, зажат маленький меч.
– Урусконаз! – радостно загалдели воины.
Ну, а кто же еще, кроме князя, может позволить себе сделать оружие и доспехи по размеру и носить княжеский плащ? Судя по всему – мальчишку укрывали своими телами бояре – старшие дружинники. Они и сейчас, после смерти, словно пытались уберечь юного государя.
Тело русского князя – хорошая добыча! За коназа-бачу – мертвого или живого, сам Быту-хан назначил баснословную награду – табун лошадей, русскую кольчугу и пять девственниц! Или же русский шлем, заполненный золотом!
Воины уже предвкушали, как будут делить награду хана, как к ним подскакал десяток верховых, с шапками, украшенными лисьими хвостами – знаком нукеров темника Бури.
– Урусконаз? – радостно осклабился один из всадников. Судя по шелковому халату поверх бараньего тулупа и стальному нагруднику с затейливым китайским драконом – не из простых нукеров. Это был Чжарчиудай, третий сын Бури-хана. После гибели двух старших братьев под стенами Козельска (одного убила летящая стрела, второго зарубили при вылазке) Чжарчиудай стал первым сыном и главным наследником темника, занимающим какое-то место среди многочисленных претендентов на престол Великого хана (не то – четырнадцатый, не то – сорок первый).
Воины, первыми нашедшие добычу, заворчали, словно побитые собаки. Как всегда – сражаться, так им, а почести выпадут недоноскам, вроде сына темника. Это отродье шакала, родившееся у льва, хочет забрать добычу, даже не окровавив саблю!
Но с сыном темника не поспоришь.
Чжарчиудай, словно не веря глазам, соскочил с седла и, пачкая дорогие булгарские сапоги в грязи, подошел к телу мальчишки. Поцокав языком, брезгливо ступил на край кровавой лужи, в которой плавал князь, и принялся выворачивать из мертвой руки дорогую игрушку – детский меч можно подарить отцу или дяде.
Но тут случилось то, что никто не предвидел и не мог предвидеть. Юный князь, коего уже сочли мертвым, внезапно открыл глаза и, ухватив обеими руками шею склонившегося монгола, принялся душить ненавистного врага. Нукеры и воины не сразу и поняли, что тут случилось, а когда поняли и ринулись на выручку, было поздно: Чжарчиудай сумел только что-то прохрипеть, а мальчик-князь в ответ лишь сжал руки покрепче. Жгучая ненависть придала невиданные силы умирающему мальчишке, хватка стала железной. К тому же потомка Чингисхана просто ошеломил порыв внезапно ожившего из мёртвых уруса, степняк даже не сопротивлялся: стоял словно тряпичная кукла, лишённая воли.
Чтобы освободить шею сына темника, пришлось отрезать пальцы юного князя. Но что толку?
Монголы: и нукеры, и простые воины, издали вопль отчаяния. Не то страшно, что умер сын Бури. У великого воина осталось много сыновей. Но страшно то, что праправнук Чингисхана, правнук Чагатая, внук Мутугена и сын Бури умер так, как казнят изменников – без пролития крови! Даже хуже, чем изменника – как отцеубийцу! Теперь Вечное синее небо не примет душу, вынужденную покинуть тело через задний проход, и Чжарчиудай будет вечно скитаться по степи.
Сердца степняков переполнила священная ярость. Мало того, что они потратили на штурм городка столько же времени, сколько на штурм всех русских городов, вместе взятых, потеряли здесь полтумена, так ещё опозорили род Чингисхана, сделав его потомка изгоем среди мертвых!
Ярость затуманила головы воинов, а иначе князь не умер бы так легко. Можно было бы снять с живого кожу, растянув действо на несколько дней! Или посадить на кол, даровав долгую и мучительную смерть. А так – князя попросту утопили в луже крови, натекшей из тел его ратников.
Но умер он с улыбкой, которая разъярила степняков еще сильнее. Чтобы хоть как-то отомстить за нелепую смерть Чжарчиудая, перебили немногочисленный полон. Старикам ломали хребты, чтобы душа сына Бури не скиталась одна, а нашла себе рабов; старухам резали головы. Детям, что постарше, отрубали руки и ноги, младенцев кидали в огонь. Не пожалели и баб, которыми еще можно было пользоваться – вспороли им животы.
Потом, кидая добычу, монгольское войско спешно уходило подальше от этого проклятого места!
Глава 1
Картинка на огромном 3D-мониторе погасла. И сразу вспыхнул свет, раздвинулись тяжёлые шторы, открывая окно и впуская яркие лучи летнего солнца. Тишина в комнате наступила идеальная, если не считать монотонного гудения кондиционера, к которому все давно привыкли и потому не обращали внимания.
– Собственно, так и закончилась героическая оборона Козельска от полчищ монголов, – резюмировал генерал Песков – высокий холёный мужчина с безукоризненным пробором чуть тронутых сединой русых волос.
Единственный гражданский из всех присутствующих – доктор исторических наук, профессор Алексей Михайлович Свешников, типичный «пиджак» по принятому в армии сленгу (а как же – строем не ходит!) – слегка поморщился.
Будучи профессиональным историком, Алексей Михайлович обожал придираться по мелочам. Хорошо, что удалось приучить его к субординации: ещё месяц назад он бы обязательно встрял с поправкой, дескать, самих монголов у Батыя едва ли насчитывалось пять-десять процентов от общего количества, основную массу составлял конгломерат из сотен мелких тюркских племён, а потому войско походило на пёстрый восточный ковёр.
Генералу, любившему вникать в тонкости, национальный состав армии кочевников был известен не хуже Свешникова, но ведь есть устоявшиеся выражения! Сказано «монголы» – значит, монголы, зачем плодить сущности?!
Песков обвёл взглядом собравшихся и продолжил:
– Осада длилась семь недель: с марта тысяча двести тридцать восьмого года по май. Всё это время небольшая кучка русичей сражалась с четвертью всего войска Батыя. Город был стёрт с лица земли, защитники перебиты, а Батый в сердцах повелел называть Козельск «Злым градом» – Могу Болгусун. Подвиг защитников стал легендой. Как понимаете, всё вышесказанное напрямую связано с новым заданием. Товарищ майор…
Майор Демин – короткостриженый крепыш – встал, одёргивая китель.
– Слушайте боевую задачу: ваша группа в количестве пяти человек, включая гражданского специалиста товарища Свешникова, отправляется в прошлое: в начало тысяча двести тридцать восьмого года. Цель группы – организовать оборону Козельска, сделать так, чтобы город отбил все приступы и выстоял. Вопросы?
– Вопросов нет, – моментально ответил майор, но его сразу прервал Свешников, который с недоумением произнёс:
– Товарищ генерал, у меня вопрос…
Майор укоризненно посмотрел на учёного, но ничего не сказал: штатский, что с такого возьмёшь! Однако генерал благожелательно кивнул:
– Слушаю, Алексей Михайлович. Что вас интересует?
Свешников поднёс кулак ко рту, кашлянул и продолжил:
– Не понятен смысл операции. Чисто гипотетически: ну отстоим мы Козельск… Что это даст?
Генерал откинулся на спинку кресла:
– Прекрасный вопрос. Ну что же… давайте построим логическую цепочку.
– Давайте-давайте, – радостно потёр руки Свешников, почувствовав себя в родной стихии.
– Алексей Михайлович, вы специалист и владеете всей полнотой информации. На этапе планирования операции мы опирались и на ваши изыскания. Ну, а сейчас попробуем разложить всё по полочкам. Вспомните политическую обстановку в Орде, прикиньте чего бы могла стоить Батыю военная неудача под Козельском.
– Для него всё бы окончилось плохо, – затараторил Свешников. – В Орде постоянная грызня: царевичи-чингизиды бьются за власть с прежней родовой аристократией. Стоит Батыю дать слабину, и всё… он – покойник. Сразу найдутся другие претенденты на Улус Джучи и на должность главнокомандующего – джехангира. Те, кого Батый нагибал, тут же подымут головы. Учитывая особенности степного менталитета, скажу, что пахнет резней, товарищ генерал. Будут резать всех мужчин, доросших до колесной чеки. Нынешнему верховному хану Угэдэю далеко до его отца, Чингизхана. Тот правил железной рукой, даже своего сына Джучи не пожалел: переломал хребет в государственных интересах! Бр-р! – Свешников поёжился. – А этот – бледная тень, слабое подобие великого предка! Не справится Угэдэй, если начнётся заварушка…
– Именно, – согласился Песков. – Будет много крови. Любая неурядица в стане противника сыграет Руси на руку. Глупо рассчитывать, что Орда рассыплется, словно карточный домик, однако есть шанс ввергнуть её в междоусобицу и не хотелось бы его потерять. Чингизиды и «старые» монголы сцепятся друг с другом, им будет не до Руси. А там, глядишь, не станет и трёхсотлетнего ига. Всё просто, Алексей Михайлович.
– Не уверен, товарищ генерал, – мотнул головой Свешников. – Впятером наладить победную оборону маленького городка, на который обрушится удар целого тумена, а это, осмелюсь напомнить, десять тысяч воинов, выглядит красиво, но нереально. В жизни так не бывает. Ну, продержится Козельск нашими стараниями в лучшем случае восемь недель вместо семи… Потом всё равно задавят – Батый, как это и было в реальной истории, пришлёт подкрепления. Наступит кирдык, товарищ генерал, уж простите меня за ненаучный сленг!
Голос Пескова загремел на весь кабинет:
– В этом и заключается цель группы майора Демина! Вы не просто победите монголов, вы нанесёте такой удар, чтобы они ещё двести лет не могли опомниться! Чтобы уцелевшие раз и навсегда запомнили – на Русь им ходить нельзя! Что будет им там не только кирдык, а… Ну, вы поняли. Такая у вас задача, господа офицеры. А каким образом вы ее выполните – это уже технические детали. Атомную бомбу вам не дадут, но все остальное – без ограничений. Ну, почти без ограничений. Ограничения на переносимую массу.
Генерал сбавил тон:
– Простите, товарищи офицеры, увлёкся. Предлагаю вашему вниманию кое-какие выкладки аналитиков. Начнём с главного – внедрение…
Снова вспыхнул монитор. Появились квадратики и ромбики блок-схемы.
Генерал взял электронную указку.
– В настоящее время в Козельске на княжении сидит отрок – князь Василий, которому двенадцать лет[1], и этим всё сказано. Вряд ли он самостоятельно правит городом, скорее всего, пацан – послушная игрушка в чужих руках. Аналитики придерживаются версии: Василий – ширма, за которой скрывается его мать, вдовствующая княгиня Феодосия Игоревна. Женщина неглупая, с которой можно договориться, если привести толковые резоны. Впрочем, не исключено, что у нее есть советник – он же фаворит. Посмотрите, что за зверь такой. Если уровня Потемкина с Орловым, то есть человек дельный – пусть остается. Если типа Меншикова – решайте сами. А если какой-нибудь слизняк, вроде…
Генерал задумался, наморщил лоб. На помощь поспешил Свешников.
– Кто-нибудь вроде Зубова или Зорича.
– Вот-вот, – кивнул генерал. – Что-то в этом духе, без хребта. Тут голову не ломайте: подвиньте его, чтобы не мешался. Ну, на месте разберётесь.
Встав из-за стола и пройдясь по кабинету (усмирив жестом попытавшихся встать офицеров), Песков продолжил:
– Дружина у княжича невелика: максимум полусотня ратников. Большего количества воинов городку вроде Козельска в мирное время не прокормить. Но лишнему «штыку» будут рады, особенно в преддверии неизбежной осады. На этом и строится расчёт: вы, майор, сыграете роль князя Гаврилы Мстиславовича, без вести пропавшего дяди козельского князя. Это «легенда» для внедрения в тринадцатый век, а группа составит костяк вашей дружины.
– С «легендой» понятно, а откуда возьмётся дружина? – непонимающе вскинулся Демин.
– Вы её и соберете. А кто еще?
Демин неопределённо хмыкнул.
– Каким образом, товарищ генерал?
Генерал пояснил:
– Ситуация в областях, прилегающих к Козельску, чем-то напоминает начало Великой Отечественной войны: я имею в виду события лета и осени сорок первого. Так, Алексей Васильевич?
Историк кивнул.
– Монголы захватывают Русь и стремительно рвутся вперёд, оставляя далеко в тылу разгромленные русские отряды. Те растеряны и спасаются бегством, благо тактика монгольского войска зиждется на правиле «золотого моста»: противнику позволяют покинуть поле битвы, попросту удрать. По разным прикидкам речь идёт о четырёх-пяти тысячах профессиональных воинов, которые прорываются из окружения. Они разрознены, у них на плечах висит лёгкая конница монголов, «секущи люди аки траву». Нужно создать центр притяжения, и тогда из этих «окруженцев» вы сформируете свою дружину, чтобы привести её в Козельск. Теперь всё ясно, товарищ майор?
– Так точно, – кивнул Демин, не обращая внимания на традиционную для Свешникова реплику, дескать, гладко было на бумаге… К бурчанию «пиджака» успели привыкнуть как к шуму кондиционера.
– А вам, Алексей Михайлович?
– Как же идея невмешательства? – вскинулся тот.
– А хрен с ней, с идеей. Тем более мы будем вмешиваться не в свое прошлое, а в прошлое параллельного мира. Кто знает. Может, и в наше прошлое кто-то взял да и внес свои коррективы. Могло быть?
– Вполне, – кивнул историк, сам порой недоумевающий – почему вдруг в истории все шло «так», а потом вдруг резко поменялось на «этак». Скажем, как с Крымской войной или Русско-японской. Конечно, найти причины поражений в условиях технической отсталости, а еще лучше – в «гнилости царского режима» можно, но…
– Тогда, товарищи, все свободны, кроме майора Демина.
«А вас, Штирлиц, я попрошу остаться», – мысленно пробурчал Свешников, покидая кабинет. Но вслух произносить не стал – уж слишком часто эту фразу употребляли и к месту, и не к месту, уши режет.
Оставшись наедине с майором, генерал утопил пальцем кнопку селектора:
– Светочка…
– Да, товарищ генерал, – донесся до офицеров нежный голосок.
– У меня к тебе просьба. Будь добра, организуй нам с майором Деминым экспромтик по-походному на двух персон: коньячок, лимончик… в общем, как обычно.
– Сейчас будет, товарищ генерал.
Через минуту в кабинет, виляя бёдрами фотомодели, вошла личная секретарша генерала, Светлана – роскошная блондинка, предмет зависти всех подчинённых, с которой, как ни странно, у Пескова были исключительно деловые отношения.
В руках она держала поднос с маленькой бутылочкой французского коньяка, двумя стопками, вазочкой с шоколадными конфетами и блюдцем с лимонными дольками, посыпанными кофе и сахаром, источавшими восхитительный, пощипывающий нос аромат.
– Спасибо, Светочка, – искренно поблагодарил Песков. – Можешь идти. И да – ближайшие полчаса меня ни для кого нет.
– Слушаюсь, товарищ генерал, – девушка лукаво стрельнула глазками в сторону Демина, по-военному развернулась на высоченных каблуках и вышла за дверь.
Демин сглотнул, провожая взглядом её качающуюся походку.
– Чего теряешься, майор? – добродушно хохотнул генерал. – Ты теперь холостой, она не замужем. Сделай предложение девке – не пожалеешь. Не видишь разве, как она на тебя смотрит?
– Стар я для неё, товарищ генерал. У нас разница в возрасте лет пятнадцать. Это же другое поколение. Ей курсант нужен или лейтенант молодой, после училища.
– Скажешь тоже – стар! По твоей логике я тогда вообще пень трухлявый, которому на кладбище прогулы ставят.
– Простите, товарищ генерал. Ничего такого я даже в мыслях не имел. К тому же генералы у нас мужчины вне возраста, как кинозвезды…
– Ладно, майор, – усмехнулся генерал. – Проехали. Все равно начальству не умеешь комплименты говорить. Давай-ка лучше коньячок разлей. Мне до краёв и себя не обижай. Только не возомни о себе после сегодняшнего!
– Зря вы так, товарищ генерал. Не в моих правилах.
– Знаю, что не в твоих. Ты правильный офицер, не паркетный шаркун и не чмо беспозвоночное. Коньячок – это так, чтобы разговор прошёл должным образом, а он у нас будет сложным.
– Всё настолько плохо, товарищ генерал?
Песков кивнул.
– Хуже не бывает. Я как очередной отчёт от аналитиков получаю, так не за коньяком, за валерьянкой тянусь.
– Война? – предположил Демин, внимательно наблюдая за реакцией Пескова.
Тот сурово нахмурил брови.
– Да, майор. Война. Настоящая, горячая. Апокалипсис если не сегодня, так завтра точно. Если по-русски – другое слово, произносить не стану.
– А причина какая?
– Да на поверхности всё, майор. У штатов слишком много долгов накопилось, без войны не списать. Ну а мы, включая наши действия в Крыму и на юго-востоке Украины – хороший повод, чтобы развязать третью мировую. Может, сами они и не полезут, но нас втянут. Классика! Нам, конечно, не впервой, только в одиночку не потянем. Раздавят нас. Ну, не полностью, разумеется, а будет как в Крымскую или в Русско-японскую.
Демин, любивший на досуге почитать исторические книги, повел плечами:
– Так там вроде не особо мы и проиграли. Ну, Севастополь отдали, военный флот запретили держать на Черном море. А с японцами – половину Сахалина отдавать пришлось. Все же вернули потом, с лихвой.
– А моральные потери?
– С моральными потерями не поспоришь. Не столь обиден результат поражения, как сам его факт. Не так уж часто Россия проигрывала войны…
– Вот видишь, – усмехнулся генерал. – Ничего хорошего. Даже если выиграем, лет двадцать потом народное хозяйство отстраивать будем. У американцев полмира на побегушках, а у нас всё как в старину: ни одного союзника, кроме армии, флота и ЭрВэСэЭн[2]. Практически – отобьемся. Но чисто теоретически – нам даже пополнение для большой войны брать негде, не говоря уже о продовольствии. Стратегический запас на год есть, а если война дольше продлится? А у американцев в лабораториях уже целая куча разных штаммов: хоть против пшеницы, хоть против ржи. Думаешь, не используют? А желательно бы еще и сырье, и рабочие руки и место, где можно станки ставить. Это в Великую Отечественную за Урал советские заводы эвакуировали, а теперь куда? Нет сейчас мест, куда бы ракеты не достали. Да и людей бы неплохо из зоны боевых действий вывести.
– Значит, наш визит в прошлое…
– Молодец, в правильном направлении копаешь. Собственно, для этого и задумывался весь проект. Ваш визит в прошлое создаст параллельную ветку с другой, более сильной и могучей Россией. Во всяком случае, такие у нас выкладки. Только она придёт нам на помощь. А коли не сможет помочь военным или промышленным способом, то хотя бы территорию предоставит – хоть для эвакуации детей, хоть для перегруппировки. Теперь ты понимаешь, какая ответственность ложится тебе на плечи?
– Понимаю, товарищ генерал. И всё же… другие варианты, кроме войны, вообще не рассматриваются?
– Рассматриваются. Только у нас как: надейся на лучшее, но готовься к худшему. К тому же наш прорыв на другую территорию – это тоже шаг к миру. Если у нас появится потенциально сильный союзник, то и наши… коллеги за океаном три раза репу почешут, прежде чем в войну ввязываться. Сам понимаешь, удар по америкосам можно и из сопредельного пространства нанести.
– М-да, – покачал головой Демин.
А что он мог сказать? Не с его колокольни обсуждать высокие планы. Впрочем, в этих планах и генерал Песков не слишком высокая фигура. Скорее, передаточное звено.
– Состав группы продумал? Или все те же лица?
– Так точно. Сюрпризов не предвидится. Состав неизменный. Мы достаточно притёрлись друг к другу. Техник – Воднев, снайпер – Павленко. Заместитель – капитан Морошкин. Научное консультирование – Свешников.
– Свешников? Не достал ещё своим брюзжанием?
– Никак нет, товарищ генерал. Ко всему привыкаешь. К тому же второго такого спеца ещё поискать. Коней на переправе менять не принято.
– Тогда удачи, майор!
– Спасибо за пожелание, товарищ генерал! Не подведём.
– Чины-звания обещать? Ну, да сам понимаешь, если все гладко пройдет – будет и грудь в крестах, и все такое прочее, включая звездочки на погоны.
– Примета плохая, – отмахнулся Демин, хотя слова генерала грели душу. Конечно, слово «майор» означает «старший», а «подполковник» – всего лишь недоделанного полковника, но все же, все же, все же…
– Правильно, – кивнул Песков. – Тот, кто делит шкуру неубитого медведя, сам остается без шкуры. Но в бухгалтерии уже приказ лежит – оплату произвести как участникам боевых действий. Аванс вам переведут в ближайшие часы. К сожалению, не в полном объёме (кризис, сами понимаете), но это лучше, чем ничего.
– А нельзя нам товарища профессора на офицерскую должность аттестовать? – поинтересовался Демин, переживавший, что штатский член группы получает зарплату меньше, чем армейский прапорщик.
– Поздно ему, – развел руками генерал. – Было бы нашему выдающемуся уму хотя бы лет тридцать семь, тогда да. А в сорок восемь никто его не аттестует. Надо было профессору раньше в наши ряды вливаться. Ну, я его как-нибудь простимулирую, – пообещал Песков. – Монографию, скажем, через наше издательство пропущу. К ордену его представим. Или к званию заслуженный деятель науки.
Покинув кабинет генерала, Демин на мгновение задержался у сидевшей за компьютером девушки. Она впилась в экран, словно выискивая там какую-то ошибку. Правая ножка в элегантных туфельках покоилась на левой и ритмично двигалась вверх-вниз, отбивая такт неслышной мелодии.
Майор вытер пот с внезапно вспотевшего лица, полез за носовым платком в карман, но потом передумал, переступил с ноги на ногу. Хотелось кашлянуть, спросить любую глупость («Не подскажете, как пройти к библиотеке?»), просто поговорить, но Демин отогнал желания прочь и пошёл дальше, не чувствуя спиной пронзительный взгляд карих глаз Светланы.
Дверь за майором закрылась, девушка грустно вздохнула и снова начала набирать текст очередного приказа.
«Какой же ты дуболом, Демин! Колода без чувств! Нет, чтобы пригласить в ресторан или просто покатать по городу! – расстроено думала она, пока её наманикюренные пальчики порхали по клавиатуре. – Или просто по улице погулять, если денег жалко. Ведь знаю же, что один одинешенек дома сидишь. Или не один? Не один! Вот зараза!»
Если бы майор хотя бы подозревал, что Светочка была к нему неравнодушна, то… А так он думал, что девушка – не его поля ягодка. И возраст опять-таки.
Вечером Демина подвезли домой на служебном «козлике». Машина притормозила возле «свечки» многоэтажки. Проезд был узкий, места для парковки не хватало. Сзади сразу послышалось нетерпеливое бибиканье клаксона.
– Спасибо, – сдержано поблагодарил Демин и выбрался из автомобиля.
«Козлик» тут же рванул с места. За ним с характерным для дизельного мотора стрекотом проскочил солидный джип чёрного цвета.
– Красиво жить не запретишь! – вздохнул майор вслед.
Если уж откровенно – задайся Демин целью иметь красивую и дорогую машину, он бы ее имел. По нынешним меркам зарплата офицеров была не так уж и плоха. Но майор еще мыслил прежними мерками. Да и детям помогать нужно.
Демин остановился в раздумье: подниматься в квартиру или сбегать в магазин – в холодильнике было пусто, как на Руси после Мамая.
«Надо же, – ухмыльнулся он. – В роль начинаю входить. О Мамае вспомнил».
Приняв решение, Демин развернулся и направился к светящемуся как новогодняя ёлка гипермаркету. Автоматические двери распахнулись, послышалась лёгкая расслабляющая музыка.
Взяв тележку, покатил её по залу. Остановился у готовых салатов, взял контейнер с греческим (пять минут строгать – но такая лень, тем более если никто не ждёт, даже зверушка), положил колбасную нарезку, хлеб, коробку с однопроцентным кефиром (была у Демина к нему слабость), на десерт ограничился плиткой шоколада, по инерции сняв со стойки любимую марку жены.
«Привычки сильнее нас», – невесело хмыкнул он.
Супруга уже пару лет как стала бывшей. Не всякая выдержит кочевой армейский образ жизни, отдалённые гарнизоны и вечную занятость мужа на службе. Вот и у Демина пару лет назад боевая подруга подала на развод. Все как в песне Трофима: «Жена моя красавица оставила меня. Она была ни в чем не виновата. Ни дома, ни пристанища – какая там семья! Аты-баты…» Впрочем, эта песня подойдет для любого и каждого офицера и почти для любого случая…
Получив развод (майор не стал упираться, понял сразу, что бесполезно) – жена переехала вместе с детьми в Питер. Там жили её родители, которые хоть и без особой радости (Демин им нравился), но приняли у себя дочь, а в прошлом году майор влез в долги, но купил ей квартиру, думая в первую очередь о детях.
Надежды на воссоединение семьи не имелось. Жена была настроена категорично и слышать не желала о примирении. К тому же нашла себе кавалера из зажиточных, планировала выйти за него замуж, звала на свадьбу. На свадьбу к бывшей жене майор, конечно же, не собирался. Ну, ее дело пригласить. А его дело отказаться. На том и расчёт строился.
Теперь майора радовало одно: благодаря службе скучать было некогда.
Теперь бы еще фрукты-овощи прихватить. Подъехав к овощному отделу, майор скривился: фасованных пакетов почему-то не было, нужно самому отбирать помидоры-яблоки, потом взвешивать. Представив, как он, офицер Вооруженных сил России, копается в коробках, решил обойтись без овощей. Но раз врачи рекомендуют сбалансированное питание, с обязательным включением в рацион овощей, прихватил с полки баночку маринованных огурцов.
Он подъехал к кассе, возле которой образовалась небольшая очередь: толстая тётка лет пятидесяти в розовой молодёжной куртке не по возрасту, мужчина с багровым лицом выпивохи и стройная, похожая на учительницу женщина в очках. Цепкий взгляд быстро скользнул на правую руки «учительницы». Интуиция не подвела – обручального кольца не было…
Женщина почувствовала на себе взгляд, обернулась и с затаённой тоской посмотрела на Демина. Тот улыбнулся, пристально посмотрел ей в глаза и сделал шаг навстречу…
Женщинам всегда нравились военные. И совсем не обязательно полковники.
Глава 2
Старший лейтенант Воднев тоже возвращался домой поздним вечером. Он сутки провел на дежурстве по парку и теперь с предвкушением ждал тот момент, когда сможет упасть на кровать и провалиться в сон.
Настроение было хорошим. Дежурство прошло спокойно, без происшествий. Сменявший его капитан не придирался по пустякам, отпустил быстро. Впереди обещанный отпуск, в который обещали отправить всю группу. Павленко, тот уже взял отгулы и умотал на рыбалку.
Мысли Воднева вернулись к родителям. Можно махнуть к ним, отец обещал знатную охоту и не менее знатную баню. Места там дикие, природа первозданная. Покой, тишина…
Из тёмной подворотни послышался громкий женский крик, быстро оборвавшийся на самой высокой ноте.
Воднев машинально огляделся. Улица словно вымерла. Единственный прохожий – это он. Факт не из приятных.
Кидаться сломя голову не в его правилах. Кто знает, что ждёт за углом. Может, таким способом заманивают потенциальную жертву? Понесёшься на крик, ничего не соображая, словно угорелый, а тебя раз – и по башке! Надо бы поступить так, как принято в «цивилизованных» странах – позвонить в полицию и с чистой совестью идти спать. Или сделать вид, что ничего не слышал, повернуться и уйти… Вот только одно «но». Не в его правилах. Совесть не позволит. Принципы, вбитые в голову родительскими наставлениями. Офицерская честь, в конце концов!
Пистолета с собой нет, вот что плохо. Сейчас бы он ой как пригодился! Без всякого доброго слова…
Надо что-то делать. Девушка действительно кричала, он не ослышался. И вряд ли кричала от радости. Интуиция подсказала, что её грабят, а то, может, и вовсе – насилуют.
Время позднее, народ до утра на улицу нос не высунет. Прячутся как тараканы. Окна зашторены, двери на замок.
– Ну, Воднев, твои действия? Будем девушку спасать? – спросил сам себя старший лейтенант и тут же дал ответ: – Будем!
Форму жаль, конечно: испачкается, порвётся, но что поделаешь. Её постирать и заштопать можно. А вот с человеком, случись что, такой кунштюк не пройдёт.
Он нырнул за угол, упал, перекатился, спиной прочувствовал все выпуклости и впадины разбитого асфальта, моментально вскочил на ноги, за доли секунды оценив обстановку.
Их было двое: крепкие накачанные ребята, сразу видно, что занятия в спортзале не прогуливают. И лица вполне одухотворённые, совсем не смахивающие на расхожий образ физиономии гопника из газет и телевидения.
Что же вас, таких умных, интеллигентных, на приключения потянуло?
Один удерживал жертву (девушка лет восемнадцати, симпатичная, одетая довольно стильно, не «Пьер Карден», конечно, но и не китайский ноу-нейм), стоя за спиной, зажав рот. Второй копался в выпотрошенной дамской сумочке (не кожзам – сразу видно). В глаза бросился дорогой смартфон последней «яблочной» модели с широченным экраном, какие-то дамские безделушки, цветастая банковская карточка и кошелёк.
На появление Воднева грабители отреагировали спокойно, будто и не было его. С абсолютным сократовским спокойствием продолжили своё чёрное дело. Лишь глаза девушки на секунду наполнились надеждой, но тут же сменили выражение на испуганно-обречённое.
«До такой степени борзые?» – мысленно удивился Воднев.
– Эй, ниндзя драный! – окликнул его тот, что копался в сумочке. – Валил бы отсюда подобру-поздорову! Целей будешь.
«Заметили, стало быть… Вот и чудненько, а то получается, зря тут акробатические трюки исполнял».
Воднев распрямился. Так и есть, форменные брюки изгваздал, как поросёнок.
– Встречное предложение, пацаны! Извиняетесь перед девушкой, возвращаете её барахлишко, я делаю вид, что не видел ничего, и мы расходимся как в море корабли. Договорились?
– Не-а, – снова отозвался парень, копавшийся в сумочке. – Вариант не канает. Не хотел я сегодня руки пачкать, да видать – не судьба. Мафаня, – обратился он к подельнику, – сделай мадемуазель не очень приятно. Тут кое-кто на урок напрашивается.
Вместо ответа Мафаня довольно заржал и резко ударил по голове девушки. Она опустилась безвольным кулем к его ногам.
Мафаня спокойно переступил распростёртое тело жертвы и шагнул к Водневу. В руке бандита блеснуло лезвие.
– Тебя как: просто порезать или художественно расписать? – незлобиво поинтересовался он и сразу отработанным движением выкинул руку с ножом вперёд.
Вместо того, чтобы отшатнуться, Воднев, предугадав движение бандита, чуть согнулся, надавив грудью на его сжатый кулак, и тут же провёл болевой приём, заставив противника выронить нож. Удар коленом в живот, затем локтем сверху по голове. Грабитель превратился в безвольную куклу и осел.
– Минус один.
Подельник даже испугаться не успел, как Воднев оказался возле него и коронным боковым в челюсть просто размазал по кирпичной стенке.
– Минус два.
Ещё через секунду офицер склонился над лежавшей девушкой, нащупал пульс и удовлетворённо вздохнул: потерпевшая была жива и лежала без сознания.
Сзади вспыхнул ослепительный свет и послышался скрип тормозов. Из полицейского «уазика» выскочили трое, на ходу передёргивая затворы автоматов.
– Ребята, вы чего?! – удивился Воднев. – Я девушке помогал…
Но его не слушали («В отделении разберёмся»), крутили руки, запихивали в автомобиль, а сержант «пэпээсник» в рацию вызывал «Скорую».
При желании, старлей бы разделал всех троих «ментов» (ну, не «копов» же?) как бог черепаху, им бы и автоматы не помогли, но не стал. Действительно, у мужиков своя работа…
Телефон завибрировал и исторг мелодию «You’re A Woman» от Bad Boys Blue, когда встреченная в супермаркете и окрещённая «учительницей» Лиза (она и в самом деле преподавала черчение в колледже) утомлённо спала на плече Демина. Ночь выдалась горячей, хорошенько измотала обоих любовников (вот и сходил в магазин… за хлебушком!).
Он протянул руку в темноту, нащупал пластиковый, холодный на ощупь корпус мобильника и, приставив к уху, коротко бросил:
– Демин.
Потом долго слушал сбивчивую речь дежурного по части, хмурился и в конце разразился не менее коротким:
– Выезжаю.
Демин щелкнул выключателем ночника, комнату залил жёлтый свет, стал торопливо искать вещи. Блин, куда трусы подевались? Ну, Лиза, ну даёт!
Женщина привстала на кровати.
– Что-то произошло?
– Да. Это по службе. Моего бойца менты арестовали. Надо выручать. Ты не волнуйся, спи.
– Как скажешь. Ты надолго?
Одеяло съехало вниз, открывая весьма соблазнительный вид.
Демин машинально сглотнул.
– Надеюсь, что нет. Если что – в прихожей второй комплект ключей. Можешь воспользоваться.
– Хочешь, я тебе кофе сварю?
Хм… когда и углядела-то, что у меня кофеварка есть? Мы ж на кухне меньше минуты задержались, некогда потом было…
– Спасибо, солнышко! Не надо. Ты меня лучше кофейком с утра встреть.
– Я ведь такая, – она с вызовом вскинула подбородок. – Встречу!
– Вот и чудненько!
Он быстро собрался, поцеловал её и ушёл. Вот уж у кого меньше всего проблем должно было быть с полицией, так это у Воднева! А тут на тебе – сурпрыз! Только бы менты артачиться не стали! Не то генерала просить придётся. Неудобно получится, особенно перед заданием…
На другой день группа собралась в кабинете у Свешникова. Не было только Демина. Майор предупредил, что задержится у генерала.
Покуда ждали, занимались кто во что горазд. Свешников пялился в картинки на ноутбуке, остальные слушали балагурившего по своей привычке Дениса Павленко.
– Вчера ещё рыбачил, – вздохнул он. – Река, тишина, покой и тут на тебе! На самом интересном месте!
Он с досадой добавил:
– Вот такая рыбина была – не шучу. Ещё чуть-чуть и поймал бы! – Денис развел руки, демонстрируя какой, по его мнению, была щука. – А теперь…
– Почти двадцать один килограмм, – усмехнулся Воднев.
Его, ходившего под парусом с отцом к Соловецким островам, трудно было удивить рыбацкой байкой.
– Ну, не двадцать один килограмм, – праведно возмутился Павленко, – меньше. Немногим меньше. Но, чует моё сердце, ещё пару дней…
Дверь отворилась. Вошел Демин. Ничего не сказал, на товарищей даже не взглянул. Опустился на свободный стул.
– Не получилось, – проговорил майор. – Не срослось хотя бы пару деньков отдыха выбить. Ни в какую не желает генерал идти навстречу! Я уж к нему и так, и этак. Извини, Денис, даже твою непойманную рыбу сулил. Какую ты там должен был выловить?
Старлей вновь развел руки.
– Рыба типа «Русалка», – скрыв усмешку, произнёс Демин, зная вкусы подчинённого. – Жаль, конечно, но ничего: думаю, успеешь в прошлом наловить.
– В прошлом ещё неизвестно, – заметил Павленко. – Там традиционно нам не рады. У меня сложилось впечатление, что опять надолго зависнуть придется. Я правильно понимаю, командир?
– Всё верно за одним исключением.
– Каким, тащ майор?
– Не опять, а снова.
– Велика разница, – хмыкнул Павленко, а потом, повернувшись к Водневу, спросил:
– Ну как, расскажешь теперь, как тебя менты замели и как ты ночь в кутузке провёл, покуда тебя товарищ майор не отмазал?
– Так чего тут рассказывать, – хмыкнул Игорь. – Задержали, подержали, отпустили…
По законам жанра, задержанного старшего лейтенанта Воднева должны были доставить в отделение милиции (тьфу ты, полиции) и уже там «прессовать». Для начала поместить в «обезьянник», сиречь крошечную комнатушку с решетками (проще говоря – клетку), обыскать, изъять документы и деньги вкупе со шнурками и нательным крестиком. Забегая вперед скажем, что деньги должны были таинственным образом исчезнуть. А потом оперативники, дыша перегаром, должны были выкручивать задержанному руки, напяливать на голову противогаз, грозить всеми карами небесными, выбивая из него признание: как, мол, он, сукин кот, напал на девушку, избил ее и ее спутников. А для приличия – пытаться навесить на Воднева еще с десяток «глухарей». Для полного счастья должно еще оказаться, что злодеи, они же потерпевшие, являются детками высокопоставленной особы (не то местного депутата, не то – криминального авторитета).
А дальше старший лейтенант должен был выйти из себя, нокаутировать всех оперов (штук пять, не меньше) и, высадив головой оконное стекло вместе с решеткой, выпрыгнуть с третьего этажа и податься в бега. И бегать он должен не меньше недели, скрываясь в полуразрушенных гаражах, недостроенных зданиях, попутно сбивая из рогатки полицейские вертолеты, обманывая служебно-розыскных собак, а уж мочить ментов он должен был пачками. Ну, а потом к нему явится седой и подтянутый генерал, который выручит его из загребущих лап полиции и отправит выполнять задание.
Классный сценарий? Правда, что-то напоминает, но это неважно. Другое дело, что ничего этого не произошло.
Воднева, разумеется, доставили в отдел полиции и поместили в клетку, но дальше события развивались по иному сценарию. Выяснив, что задержанный – офицер Российской армии, оперативник (вполне интеллигентный молодой человек, которому наряд ППС «скинул» намечающееся дело) усиленно зачесал репу и позвал на помощь дежурного следователя.
Выслушав обстоятельный рассказ Воднева (оперативник был рад такому «клиенту» – почаще бы так излагали), начали чесать репу вместе. Если задержанный старлей и на самом деле является «злодеем» (есть такой сугубо полицейский термин, позволяющий обойти понятие «преступник», которым, как известно, человека может признать лишь суд), то вполне чистенькое и раскрытое дело уходило в ведение военной комендатуры, а из него – в ведение военной прокуратуры. Потому что задержать военнослужащего полиция имеет право. А вот дальше они обязаны передать его в распоряжение славной армии. Ну, не подсуден военнослужащий Российской армии Министерству внутренних дел, что тут поделать?! Не верите? Читайте «Закон о полиции». И что это значит? А это значит, что такое «вкусное» и уже практически раскрытое дело уйдет в другое ведомство, а родная полиция (читай – опер и следователь) не получит за это ни шиша. Ни благодарности в приказе, ни премии.
Другое дело, если старший лейтенант Воднев, выполняя свой гражданский долг, пришел на помощь несчастной девушке (она же – потерпевшая), сделал замечание злоумышленникам, на которые они не отреагировали, а потом, ввиду численного превосходства «злодеев», не пожелавших подчиниться законному требованию добропорядочного гражданина, вынужденно применил методы удержания правонарушителей (хотелось верить, что выживут!).
Что будут иметь славные органы правопорядка в этом случае? Правильно. Будут иметь раскрытое дело, проходящее по их же ведомству, где есть потерпевшая, задержанные злоумышленники и свидетель…
А действия товарища старшего лейтенанта можно обратить и во благо: вчинить «злодеям» кроме грабежа, нанесения телесных повреждений (каких именно, будет ясно потом, когда врач осмотрит девушку, а судмедэксперт составит заключение) еще и злостное хулиганство, так как они оказывали сопротивление гражданину, пытавшемуся предотвратить их преступный замысел. Таким образом, в деле будет аж три эпизода!
Далее всё до банального просто: чем больше раскрытых эпизодов, тем больше «палок» в отчетности и тем красившее статистика!
И задерживать старшего лейтенанта нет смысла. Если ситуация изменится, то все равно никуда не денется. Главное, чтобы на допросы вовремя приходил. Стало быть, остается простая формальность – отыскать непосредственного начальника старлея и передать оного офицера руководству. То бишь майору Демину.
Глава 3
На подготовку, как водится, выделили традиционный месяц. Меньше – нельзя, а больше – нет смысла.
Демин погонял парней в спортзале: требовалось убрать накопившийся жирок, восстановить навыки владения холодным оружием. Работали серьёзно, с участием штатных инструкторов и спецов как крайне узкого, так и весьма широкого профиля, лучших из тех, кто внушал доверие и кого удалось привлечь.
По совету многомудрого Свешникова, подкрепленного приказом генерала, товарищи офицеры перестали бриться. Для Демина и всех остальных это было как нож в сердце, или серпом по одному месту.
Даже Дениска в бытность свою снайпером предпочитал регулярно бриться, чтобы девок щетиной не колоть, что уж тут говорить о прочих? Но деваться некуда. Не поймут предки безбородых мужиков. В те времена бритье бороды свидетельствовало об отклонении от общепринятого стандарта, кое не приветствовалось не только на Руси, но и в Европе. Это сегодня гей-парады приравнены к свободомыслию и прогрессивности, а в те времена можно было и на костер угодить.
За месяц настоящая борода не вырастет, но хотя бы обозначится приличная щетина, как у боевиков. Лучше, чем ничего.
Группа заново училась орудовать мечом, копьём, кистенём, палицей. Как полагается: в полном доспехе, с выкладкой.
Денис Павленко – двухметровый красавец-здоровяк – балагурил:
– Эх, коротка кольчужка!
Старый, еще черно-белый фильм «Александр Невский» смотрели все, и потому повторы Дениса быстро приелись. Но с другой стороны – на богатырскую фигуру Павленко, и правда, было трудно подобрать соответствующее облачение. Умельцам пришлось изрядно попотеть, подгоняя доспехи, но оно того стоило. В таких доспехах не страшно выходить против немецких рыцарей, не то, что против легкой кавалерии.
– Экий ты однако, Дениска, варвар… Конан… – Когда с экипировкой было закончено, Свешников уставился на Павленко сквозь неподвижный, немигающий прищур.
– А что я? – ухмыльнулся в ответ Денис.
Однако недоумение на его по-детски сияющей физии промелькнуло.
– Тебе бы в кино сниматься, в Голливуде! – пояснил Свешников. – А ты в простых «сапогах» пропадаешь!
– Да ну его, кино это! – отмахнулся Денис. – Туда одних педиков берут!
При этих словах заржали все присутствовавшие.
Случилась в недавнем прошлом Дениса одна история: прогуливался он как-то по набережной в поисках очередной пассии из педагогического университета, расположенного неподалёку. Никого не трогал, поедал сливочное мороженное, до которого был сам не свой, зыркал по сторонам. И тут подкатил к нему мужик в лиловом берете, как выяснилось – ассистент режиссёра, снимавшего многосерийное кино на тему «хруста французских булок».
«Берету» приглянулась фактурная внешность старлея Павленко: высокий, атлетически сложенный голубоглазый шатен. Киношник сходу взял скучавшего парня в обработку. Сперва насулил золотых гор, потом выдвинул условия: мол, все эти тридцать три счастья легко получить, пройдя через постель не самым традиционным образом ориентированных режиссёра и его ассистента.
Денис дослушивать «заманчивые» предложения не стал, приподнял «лилового берета» за поясной ремень и перекинул через парапет набережной прямиком в холодную речную воду. С той поры Павленко зарёкся ходить в кинотеатры, даже девушек своих не водил.
Никто никогда б не поверил, что штатная должность у этого весельчака и балагура весьма специфичная: был он снайпером, принимавшим участие во многих «зачистках» на Северном Кавказе, а на груди уже не оставалось места для медалей. За его голову объявили серьёзную награду, что стало одной из причин, по которым Песков забрал старшего лейтенанта к себе.
С лёгкой руки Свешникова за парнем закрепилось прозвище «Дениска-варвар», по-другому его уже не звали, а сам Павленко с лихой непосредственностью оправдывал прилепившуюся кличку: в поединках молотил по щитам противников так, что у тех руки сушило, а на татами плющил, словно прокатный стан заготовку. В полную силу ему мог противостоять лишь Воднев с его поморской твердостью.
Но с верховой ездой у «варвара» сладилось не сразу. Падений было не счесть. Чудом Дениска-варвар не переломал себе все кости. Лошади его боялись и норовили сбросить. Спасла природная упёртость: если Павленко за что-то брался, то доводил до конца. Скоро он сидел в седле не хуже ковбоя. Чемпионом родео ему не стать, но пасти скот – очень даже получится. А большего ему и не надо…
По вечерам Свешников устраивал обширные исторические экскурсы: рисовал запутанные диаграммы княжеских родов; разъяснял, как и перед кем нужно шапку ломать; растолковывал местные обычаи, в которых тесно переплелись христианские и языческие традиции. Особенное внимание историк обращал на необходимость крестить лоб, если ты проходишь мимо храма, а также на то, чтобы при общении с людьми не тянуть к ним пятерню, как это принято у нас.
Не появились еще на Руси обычаи пожимать друг другу руки и появятся еще не скоро, в веке так в девятнадцатом. Покамест нужно усвоить, что есть легкий поклон – по сути, кивок. Это при встрече с равным. Поясной – при встрече с вышестоящим или уважаемым человеком, а земной поклон нужно отвешивать только в церкви, если стоишь перед иконой.
Лупить лбом об пол – сиречь, бить челом, как показывают в фильмах про царей – не принято и не будет принято никогда. Царь или князь – он не такой дурак, чтобы принять на свой счет то, что положено только Господу. В этом отношении при феодализме строго: крестьянину – крестьянское, кесарю – кесарево, Богу – богово. Сделаешь меньше – обида, а сделаешь больше – тяжкий грех.
Когда было непонятно, его засыпали вопросами:
– А разговаривать-то мы с аборигенами как будем? На «ой ты, гой-еси, добры молодцы» далеко не уедешь!
– Да примерно как сейчас между собой разговариваете! Устная речь за восемь столетий поменялась, это процесс неизбежный, но изменения не столь уж критичные. И вас поймут, и вы поймёте, а если нет – переспросите. Немец или француз, попавший в свое прошлое – тот с предками не договорится, а мы запросто.
– А как же летописи? Там чтобы знакомое слово отыскать – нужно постараться…
– Не путайте устную речь и письменную. Последней всегда была свойственна вычурность. Я бы сказал – сакральность. Денис, не надо лыбиться. Что означает слово «сакральность», посмотришь в Википедии. Поверьте, никто столь тяжеловесно изъясняться не будет. В быту всё коротко и просто. А кое-какой списочек наиболее употребляемых и при этом новых для вас слов я набросал. Его придётся выучить, тут уж ничего не поделаешь. Но поверьте – их не больше, чем неправильных глаголов в английском языке, так что всё терпимо, товарищи офицеры. Но лучше – молчите первое время, вживайтесь в среду, а потом все получится.
– Молчи – так и за умного сойдешь! – не удержался Дениска-варвар.
– Особенно тот, кто по девкам любит бегать, – хмыкнул Свешников.
– А чё сразу я, – деланно возмутился Денис.
– А то, что начнешь ты за красавицами ухаживать, как положено в двадцать первом веке, так они не поймут.
Господа офицеры дружно заржали, удивив Свешникова. В отличие от историка, коллеги знали, что Дениска способен завлечь женщину в постель, обходясь лишь вздохами и взглядами. Что же, кобель он и есть кобель, хоть в шкуре, хоть при погонах… Да и погоны Дениска мог бы носить «погуще», если бы не его любвеобильность. Кому бы еще пришло в голову закрутить роман сразу и с мамой, и с дочерью? Мало кому, особенно, если учесть, что одна была женой командира дивизии, а вторая, соответственно, дочерью. Но самое удивительное, что и первая, и вторая знали об общем любовнике, но не возражали. Групповух, правда, не устраивали. Предпочитали встречаться с Дениской в разных местах: дочка в офицерском общежитии, а мама – дома, в собственной спальне. Может, если бы наоборот, все было бы лучше, а Денис стал бы генеральским зятем. И все были бы довольны: и генерал, и мама с дочкой. Но вмешался случай… Комдиву взбрело в голову вернуться домой раньше времени. Что именно он увидел, можно только догадываться. Дениске пришлось уносить ноги, а генерал после бурного разговора с женой пообещал отстрелить нахальному старлею его «хозяйство».
Скандал удалось погасить, а Дениса перевести в другую часть.
Офицерский состав посмеивался над обманутым мужем, вслух сочувствовал Дениске, но втихомолку многие жалели, что генерал не отстрелил «ходоку» мужское достоинство. Стоило бы… Но уж раз не отстрелил, то офицеры предпочитали держать своих жен и дочерей подальше от «варвара», а непосредственное начальство старалось почаще отправлять парня в опасные командировки. Ежели убьют, то можно и наградить посмертно…
Глава 4
Крайний понедельник перед отправкой по традиции прошёл во владениях старшего прапорщика Марченко. Несмотря на малый, с лёгкой руки несознательных элементов – анекдотический чин, должность Роман Михайлович занимал серьёзную: отвечал за материально-техническое снабжение группы и ведал оружейкой.
Некогда представительный мужчина, с годами слегка обрюзгший, он вполне потянул бы на роль голливудского злодея и не только в дорэмбовские, дотерминаторские времена, когда американские киношники ещё не додумались до использования тупых «качков»; нет, и сейчас его вислые, запорожские усы, крутая бритая башка, несоразмерно длинные, как у гориллы, ручищи вполне ложились в образ врага Америки и американского образа жизни.
Ну а то, что изъяснялся старший прапорщик с заметным хохляцким акцентом… Что тут попишешь, такие нюансы жителям оклахомщины или алабамщины не оценить – для этого надобен наш человек.
Вот и сейчас «наши люди», то есть группа майора Демина в полном составе, сидели в актовом зале, оформленном по-военному аскетично: никаких мягких кресел – жёсткие, ещё советских времён деревянные сиденья, дешёвенькие портьеры на окнах. Единственным украшением сцены был портрет Президента и Главнокомандующего да нетерпеливо переминающийся с ноги на ногу Марченко. Последний великолепнейшим образом сознавал, что уступает каждому из слушателей в звании, даже штатскому Свешникову. Ведь подишь ты, целый профессор и доктор исторических наук – «дохтур», как Марченко предпочитал произносить это слово, нарочно коверкая великий и могучий русский язык.
Но мало, очень мало было на свете вещей, которые могли бы смутить старшего прапорщика Марченко, ибо цену Роман Михайлович себе знал.
Да, тут всё асы да спецы! Но куда они без Марченко? Кто они без Марченко? То-то! И отношения к себе требовал надлежащего!
Собственно, все в группе знали его как облупленного; во всяком случае, догадывались, чего можно ожидать. Даже «шпак» Свешников знал. И сейчас они с нескрываемым любопытством присматривались к неуклюжим, практически медвежьим манипуляциям оружейника на сцене. А тот был не лыком шит и намеревался ошеломить аудиторию.
Они думают, Марченко – дуб в портупее и станет, небось, рассказывать что-нибудь типа: «Автомат сделан из железа, а пистолет из того же материалу…»
На-кося выкуси! Старший прапорщик с помощью сына-третьеклассника освоил «Пауэр Пойнт» и планировал устроить презентацию по всем правилам.
– Сегодня, товарищи, – загудел прапорщик сипловатым басом, вероятно, полагая, что говорит вполголоса, а на самом деле так, что эхо отскакивало от стен, – я познакомлю вас с теми техническими новинками, с которыми вам предстоит работать во время текущего задания…
На экране появился первый слайд – как всегда, почему-то полуслепой, недостаточно яркий, хотя в зале вырубили освещение. Марченко ловко направил на изображение луч лазерной указки, которую, оказывается, всё это время зажимал в громадном кулачище.
– Перед вами автомат…
Демин с трудом удержал каменное лицо, а вот Павленко расплылся в улыбке, и это не прошло мимо прапорщика. Тот кисло поморщился:
– Ну, с таким вооружением вы уже знакомы… Не будем терять времени…
Помощник Марченко – белобрысый ефрейтор-контрактник, сидевший за спинами слушателей, сменил картинку. На экране опять был хорошо знакомый «инструмент» – теперь уже пулемёт…
Публика откровенно развеселилась. Не сумел сдержаться от ухмылки суровый и строгий в обычных обстоятельствах техник группы – старлей Воднев. Происходил он из потомственных кержаков, а те умели держать отпрысков в ежовых рукавицах, прививая с малых лет серьёзное отношение к жизни. Просто удивительно, как Воднев сумел стать закадычным приятелем для Павленко, двух настолько разных людей ещё стоило поискать.
– Пасюк, давай сразу снегоход! – Марченко повысил голос, да так, что на столе помощника что-то забренчало, впрочем, не исключено, что сам солдат от окрика сделал неловкое движение.
Как бы то ни было, картинка появилась нужная.
– Снегоход «Уран-3», – пробубнил Марченко. – Потому что сделан на Урале и только в трёх экземплярах…
При этих словах Свешников заёрзал на месте и заскрипел зубами: сделан на Урале! Конечно, на Урале – потому что знаменитый на всю планету Нижнетагильский вагоностроительный завод. Но называется машина так потому, что какой-то умник решил: снегоходы «Буран» у нас уже были, а вот снегохода «Уран»… И это известно даже мальчишкам, лазающим по вооруженческим сайтам в Интернете.
– Только в трёх экземплярах, – повторил прапорщик почти с угрозой.
Шебуршание среди слушателей он прекрасно уловил, но, конечно, не унизился до того, чтобы делать этим «дохтурам» замечания. Сейчас не понимают, после поймут… Когда жизнь всыплет горяченьких!
– На ём и поедете. Элементы корпуса выполнены из кевлара. Выдерживает прямое попадание пули танкового пулемета ПКТ… Однако на практике проверять «крепкость» не рекомендую!
Насупив брови, он медленно обвел слушателей взглядом, как бы говоря: знаю я вас, чертей!
Общее молчание нарушил Демин:
– Михалыч, если рассчитываешь на то, что мы этот снегоход потом тебе вернём, то жестоко ошибаешься! Чего не будет, того не будет. Готовь акт на списание сразу.
Марченко шумно засопел, но пререкаться с командиром группы не стал.
Второй час инструктажа был более практическим. Перешли в смежное помещение – огромный гулкий зал без окон с расставленными в ряд столами, на которых были выложены образцы стрелкового оружия. В дальнем конце зала стоял снегоход.
Марченко собирался отдельно рассказывать про каждый представленный предмет, избрав для начала АК сотой модификации, но Демин прервал его мягким движением руки.
– Роман Михалыч, что ты как в первый раз! Пусть парни посмотрят сами, кому что интересно…
– Рази ж я против: нехай хлопцы резвятся… – буркнул Марченко.
Игорь Воднев направился было к снегоходу, но детально осматривать не стал. Быстро обошёл вокруг, проведя рукой над штурвалом, словно удостоверяясь в существовании машины, задумался.
Тактико-технические характеристики «Урана» были ему известны. На снегоходе применили дизель новейшей разработки. Малошумный, однако форсированный. Многотопливный, он мог потреблять любую жижу, лишь бы горела. А коли даже той не будет – не беда, конструкторы поставили газогенератор: так что агрегат мог чадить на обычных дровах.
Рулевые лыжи, случись оттепель и распутица, легко и быстро заменялись широкими колёсами. За собой «Уран-3» играючи тянул санный поезд с несколькими тоннами полезного груза.
Павленко толкнул приятеля плечом:
– Нравится? Тебе этим «керогазом» управлять.
– Нравится, – кивнул Воднев. – А больше всего нравится, что на заводе этих «керосинок» всего три штуки наклепали. У нас только так работать умеют, поштучно, а на поток один брак гонят.
Он вернулся к столам, прогулялся вдоль ряда. Скривившись от досады, шагнул к Демину, крутившему в руках портативный гранатомёт.
– Товарищ майор, беспилотника не вижу!
– Как ты говоришь? – переспросил Демин, с удвоенным вниманием рассматривая прицельное устройство гранатомёта. – Беспилотника? – сказал он безучастно, словно речь шла о том, что отсутствовали образцы полевых фляжек и котелков, полагающихся бойцам в предстоящем походе.
И тут же, подняв голову, хорошо поставленным командирским голосом рявкнул:
– Марченко!
– Йа-я! – по-уставному залихватски отозвался оружейщик.
Обращение майора разбудило в нём давным-давно дремавшие инстинкты курсанта школы прапорщиков.
– Головка от…дизельного двигателя, – вспомнил Демин неуставную присказку. – Где беспилотник, товарищ прапорщик? – Он нарочито упустил приставку «старший». – Опять «пролюбили»?
– Никак нет. По приказу генерала Пескова беспилотник «Кречет» в количестве одна штука будет выдан перед отправкой группы на задание… – То ли от досады, то ли от волнения у Марченко сбилось дыхание и усилился украинский акцент.
– А проверить? А погонять? А если там крылья кривые? – вскинулся Воднев, по разумению которого мелочей не бывает и если что-то заранее не проверить, это обязательно выйдет боком.
– Товарищ старший прапорщик, приказываю обеспечить старшему лейтенанту Водневу полный доступ к беспилотному аппарату. С генералом этот вопрос мы порешаем.
– Вы сначала порешайте, товарищ майор, а потом ко мне обращайтесь, – хитро прищурился Марченко. – А заодно с ним и акты на списание обсудите.
Демин сплюнул и продолжил изучать гранатомет.
Выдачу снаряжения проводил всё тот же старший прапорщик Марченко, с росписями в толстенных амбарных книгах чуть не за каждый запасной рожок. За «снарягу» покрупнее расписывался лично Демин. В том числе и за наконец-то представший их взорам беспилотник с терминалом управления.
Дело происходило в очередном ангаре, к которым группа успела привыкнуть. Только это был необычный ангар. Во-первых, крупнее предыдущих, с более высоким потолком. Во-вторых, добрую его половину занимало внушительного вида устройство, вроде высокой и длинной тёмной скобы, способной пропустить через арку, образованную с полом, строй солдат в колонну по три, а то и по четыре.
Скобу опутывали кабеля разного цвета и сечения, самые толстые уходили к электрическим щиткам по обе стороны ангара, а шнуры потоньше тянулись к терминалам, установленным на отдалении.
Вокруг сновала целая орава штатских в одинаковых, зловеще смотревшихся красных комбезах… Суета объяснялась просто: портал готовили к переходу.
Техники «шаманили», обсуждали загадочные «градиенты», казалось, ещё немного и заведут вокруг скобы песни с бубнами и завыванием.
После того, как с крохобором товарищем старшим прапорщиком Марченко дела были покончены, порядком измотанный Демин построил группу, молча её оглядел и отдал команду «по местам».
Воднев занял водительское сидение, майор сел за его спиной, остальные расположились на контейнерах в санях, прицепленных к «Урану».
Мотор зарычал неожиданно резко и гулко.
Павленко восхищённо покачал головой:
– Это даже не трактор, это – «Боинг-семьсот сорок семь» на взлёте!
Диспетчер портала дал добро, санный поезд тронулся и медленно покатил вперёд.
Снега в ангаре не было, но до скобы портала и внутри неё на пол бросили гладкую дорожку, что-то вроде пластикового льда.
Переход прошёл обыденно и просто. Все в группе, и особенно водитель, настолько были поглощены неторопливым и очень шумным перемещением вперёд, что не поняли, как оказались внутри скобы, под тёмной аркой которой воздух успел налиться опасной, электрически искрившейся синевой.
И всё: исчезла синева, пропал гулкий ангар…
Глава 5
«Уран» с мягким урчанием тащил за собой сани по очень белому, плотному снегу, а вокруг простиралось поле, неширокое, потому что со всех сторон белую прогалину окружал тёмный зимний лес. Нависшее небо было тоже зимним: выгоревшим и белесым.
– Стой! – скомандовал Демин.
Воднев остановил снегоход, не глуша мотор.
А Свешников неожиданно протянул с тоской в голосе:
– Эх!.. Если бы не эта тарахтелка…
– Ты чего? – недоуменно уставился на него Павленко.
– Знаешь, какая в этом мире тишина?! – досадливо бросил Свешников.
– Тишина?! – Денис не мог взять в толк эти охи и ахи.
– Да что с тебя взять! Одно слово, варвар… – и Свешников вытянул губы, будто собирался сплюнуть на снег. Но в последний момент удержался и проглотил слюну.
– Действуй, Игорь, – бросил майор негромко.
Воднев шустро выпрыгнул из-за штурвала и, подскочив к саням, молча махнул вертящему головой по сторонам Денису рукой: мол, поднимайся с контейнера, чего расселся!
Павленко мог обидеться, но не стал – намечалось что-то интересное.
Аккурат под его пятой точкой лежал контейнер с беспилотником. Всем вспомнилось, как засопел Марченко, когда этот контейнер, только что принятый Деминым из рук оружейщика после доброй полудюжины росписей в ведомостях и книгах, Воднев принялся укладывать в сани столь трепетными движениями, словно это был набор столового хрусталя.
«Ну и цацкаетесь же вы, товарищ старшой лейтенант! – ядовито сипел Марченко. – Помните, что маршал Жуков говорил? Чай войсковый! От лишнего толчка не рассыплется!»
Но Игорь слов маршала помнить не мог, поскольку родился спустя много лет после его кончины. Оттого, наверно, и предпочитал «цацкаться» с аппаратом.
Отбежав десятка на два шагов, расставил пусковую треногу. Убедившись, что опоры устойчиво вошли в плотный, будто спрессованный снег, кинулся к саням. Всё бегом!
– Помочь? – вызвался Денис, с сочувствием наблюдая за метаниями друга.
– Сам справлюсь, – буркнул Игорь, доставая беспилотник, который походил на гипертрофированную авиамодель.
Запуск прошёл гладко, как в учебнике. Сухо треснул стартовый пиропатрон, в одно мгновение дрон зашвырнуло высоко в небо. Но головы задрали только четверо из пятёрки – Игорь смотрел на дисплеи пульта, а руки держал на джойстике управления.
Поняв ошибку, остальные тоже вперили взоры в экраны. Первым, конечно, Демин, командир, за ним его заместитель капитан Морошкин. Всё, как положено, по субординации…
Воднев молчал, другие тоже. Все пятеро в тёмных, лёгких и удивительно тёплых, совсем невоенных штанах и куртках. И не подумаешь, что с кевларовой подбивкой… В том числе и шапочки…
Кевлар! Который ещё предстоит проверить на «крепкость», ядри его!
«Ну что, видно, чё-нить?» – чуть было не вырвалось у Павленко, однако он сдержался. В ответ непременно бы посоветовали: «На экраны-то гляди…» А он туда и смотрел.
Один из дисплеев был разделён пополам линией горизонта: верхнюю часть занимало неяркое, белесое, кажущееся застывшим небо, ниже – земля.
Неспешно наползали на зрителя отличающиеся только цветом пятна: белые, серые и чёрные – заснеженные поля, кустарники, лес.
На другом дисплее, поначалу вообще девственно чёрном, из левого нижнего угла росла зелёная дуга, распространяя вокруг себя мутноватую, неряшливую и очень невразумительную цветную заливку. Впрочем, и здесь краски были небогатые, по сути, те же, что и на первом экране: блекло-белая, серая, чёрная.
Понятно, что дуга – траектория полёта беспилотника, а пятна вокруг – те же самые, что только что проползли на первом экране.
Одна из камер дрона сканировала местность внизу; картинка выводилась не сразу, её обрабатывал компьютер, возможно, чуть-чуть «домысливал» – для связности.
«На первый взгляд, ничего сложного. Но я бы сейчас точно куда-нибудь забурился, – подумал Денис. – Вот у Игорька – опыт! Надо будет попрактиковаться…»
– Вот, кажется, то, что надо! – выпалил Игорь чересчур радостно. Хотя понять его можно…
Демин и Морошкин прильнули к экрану.
– Да, похоже на дорогу… – согласился майор. – Туда и будем выдвигаться.
– Это русло реки, – пояснил молчавший дотоле Свешников. – Зимой их обычно использовали как дороги.
Майор повернулся к Водневу:
– За сколько доберёмся?
– Полчаса за глаза хватит, – прикинул тот.
– Тогда по коням.
Игорь старательно прокладывал маршрут, опасаясь угробить машину или перевернуться. Подсознательно он ожидал от техники любого фортеля – ничего идеального на свете не бывает.
Но обходилось, «Уран» катил уверенно и споро. Плотоядно урчал мотор, сжигая литры горючего. Особой экономичностью движок не отличался: ставка делалась на «всеядность», надёжность и мощь.
Привольно развалившись в санях, Денис меланхолично грыз зубочистку с ментоловым кончиком и безмятежно щурился. На коленях у него лежал пулемёт «Печенег» – так, на всякий случай.
«Кречет» по-прежнему кружил в небе, обозревая округу. За дисплеем теперь следил капитан Морошкин. Его глаза не пропускали ни одной детали, но пока ничего тревожного или опасного обнаружить не могли, что вызывало у капитана внутренний зуд. Морошкина смущало, когда всё шло плавно, без сучка и задоринки. Мысленно он всегда настраивался на то, что расслабляться нельзя, особенно, если ты на задании и одному Богу известно, что может ждать за новым поворотом. Такой подход не раз спасал его в ситуациях, которые могли показаться безнадёжными. И сам выходил, и товарищей выручал. Не всех, к сожалению…
Свешникову тоже хотелось оказаться полезным, он до боли в пальцах сжимал «калаш», напряжённо вглядываясь в кажущуюся сплошным тёмным пятном стену леса.
Воднев в расчётах не ошибся: до речки добрались примерно за полчаса. «Поезд» тщательно замаскировали, получился естественный такой сугробик, ничем не приметный на фоне других. Дрон посадили, дозаправили и запустили снова.
Ждать пришлось долго. «Кречет» нарезал в небе, наверно, уже пятнадцатый круг, когда в объектив наконец-то попало то, ради чего группа припёрлась к этой дороге – разъезд монголов: с полудюжину всадников, трусящих на жилистых низкорослых коняжках, ведущих за собой с полудюжину же более рослых, статных коней и… И чуть больше десятка пеших, движущихся гуськом, связанных общей верёвкой людей – совсем как на картинке в учебнике истории.
Понурые головы, безжизненный, измученный шаг (что больше домысливалось, нежели было видно с такого расстояния)… Пленные!
– Сколько до них? – спросил Демин.
Воднев бросил взгляд на монитор.
– Километра три. При такой скорости будут здесь через полчаса… – голос Игоря внезапно дрогнул.
– Боишься? – Демина вопросительно приподнял правую бровь.
– Нет, товарищ майор. За пленных переживаю. Свои ведь… предки, хоть и из боковой реальности.
– А! Тогда понятно! – успокоено кивнул Демин.
Перед боем он старался выбросить всё лишнее из головы, включая жалость. Голова должна оставаться холодной. Стоит поддаться секундной слабости и всё, операция провалена.
Кочевники внимания на парящего дрона не обращали. Птица и птица… мало ли всяких, несмотря на зиму. Летит себе, хлеба-соли не просит. Хотя подними кто-то из всадников голову, может, и уловил бы странности в полёте. Но пока везло, не было степнякам никакого дела до русского неба.
Мохнатые лошадки неторопливо трусили (чего гнать, коли есть богатый полон?).
Демину не нравилась беспечность кочевников, слишком уверенно те чувствовали себя на чужой земле, никого и ничего не боялись. Вдобавок всего шестеро, что наводило на мысли: где-то недалеко рыскает отряд покрупней, иначе бы настолько борзеть дети степей не стали.
Свешников остался прикрывать Воднева (тот по-прежнему сидел за пультом дрона), остальные двинулись ближе к дороге. Залегли в кустах, на пригорке, удобном для стрельбы. У Демина и Морошкина были арбалеты; Павленко, избавившись от «печенега» (пулемёт для усиления оставили Свешникову), взялся за бесшумный «винторез».
Через полчаса из-за деревьев, там, где дорога делала изгиб, показались два головных всадника. Острый запах конского пота, сыромятных кож, из которых изготавливали примитивные доспехи, достиг лежавших в засаде бойцов раньше, чем заунывная, точно повизгивание ножовки, песня, которую тянул себе под нос головной монгол.
– Свешникова нет… – хмыкнул Морошкин. – А то бы перевёл, может, шедевр…
Демин предостерегающе поднял руку. Затем так же молча распределил цели. Караван полностью вытянулся из-за изгиба дороги; оставалось только подождать, когда всадники выйдут на линию огня.
Положили татар двумя бесшумными залпами. Те даже сообразить не успели, откуда прилетела смерть, больно быстро всё произошло. Стрелять старались сразу наверняка, но кое-кто из кочевников ещё конвульсивно дёргался, цепляясь за стремительно вытекавшую из тела жизнь.
Цепочка узников остановилась, вести дальше их было некому. На поднявшихся из снега бойцов смотрели с вялым удивлением, очевидно, толком не понимая, что произошло. А может, чересчур устали, чтобы в полной мере осознать избавление от плена.
На крестьян никто из попавших в полон не походил: с первого взгляда было ясно – ратный труд им не в диковинку, а что касается плена, так воинское счастье переменчиво и не всегда зависит от умения сражаться.
Павленко меж тем, не дожидаясь команды, уже резал на русичах путы. Кое-кто от чрезмерной усталости упал, но не навзничь, а на колени, продолжая смотреть на незнакомцев. Большинство осталось на ногах, растирая запястья, перетянутые веревками и с жадностью посматривая на оружие убитых врагов.
Майор еще раз внимательно глянул на освобожденных. Перед ним были не мужики от сохи – тут и к бабке не ходи! Неважно, что в рванье, а половина вообще босы (блин, как они выдержали дорогу?! Босиком по снежочку – тут любого моржа кондратий хватит, а эти почти ничего. Привычные?). Слава богу, за двадцать лет службы Демин насмотрелся на профессиональных солдат. И плевать, что в тринадцатом веке слова «солдат» еще не было. «Пиджак», он «пиджаком» и останется, одень его хоть в бронежилет, хоть в кольчугу. Зато воин любой эпохи выдаст себя и статью, и глазами.
– Ну, и чего стоим? – нарочито небрежно обронил Демин.
– А что делать-то? – вскинул голову один из ратников.
– Сотник? – наугад спросил Демин, едва сдержавшись, чтобы не брякнуть: «Ротный?»
Что-то в этом ратнике было этакое начальственное. Но именно что на уровне младшего офицера. Комбат, а уж тем паче командир полка, держался бы иначе.
– Сотник Ракша, в святом крещении Федор, – доложился воин, слегка выпятив грудь и склонившись до пояса.
– Значится так, сотник, – раздумчиво приказал Демин, удерживаясь от желания гавкнуть: «Доложить по форме!». – Назначаешься временным… («Твою мать, чуть не ляпнул – командиром отделения! Ну, не взводным же, если тут… да, ровно дюжина бойцов») десятником. Как народу станет больше – опять сотником станешь. Собрать оружие, барахло какое-нить, провизию. Вопросы?
Ракша-Федор мотнул бородой и принялся раздавать указания. А Демин, наблюдая за тем, как ратники (они же предки!), позабыв об усталости, споро раздевают-разувают монголов (в школьном учебнике, помнится, их звали монголо-татары), принялся размышлять, много ли он допустил в своей речи слов, непонятных для людей прошлого. Или, как говорил им на лекции Свешников – «анахронизмов». Барахло, может, уже и было, а вот провизия…
Майор вздохнул, мысленно выматерился и решил, что больше на тему «анахронизмов» заморачиваться не станет. Как говорит Павленко – «фильтровать базар» и задумываться над каждым словом, так проще немым стать.
Пока воины тринадцатого столетия вооружались и прибарахлялись, по ходу дела добивая тех, кто еще подавал признаки жизни, к Демину подтянулись солдаты века двадцать первого. Все, кроме Свешникова, оставленного на «хозяйстве».
– Игорь, что там, на горизонте? – посмотрел командир на Воднева.
– Все нормально, товарищ майор… виноват, князь. Горизонт чист километров на десять. Дальше птичку запускать не рискнул.
– Десять… – прикинул командир, на всякий случай показав Игорю кулак. (Договорились же, что будут его именовать князем!) – Даже если противник движется в нашу сторону, к нам они подойдут… Часа полтора, так?
– Два, – уточнил Воднев. – По льду галопом не заскачешь.
– Хорошо, – кивнул Демин. – Ну, где боевое пополнение?
«Пополнение» между тем добило раненых, слегка приоделось (чужие шмотки пахли противно, но все лучше, чем ничего), а главное – приобулось и теперь потрошило у татар седельные сумки, вытаскивая съестное.
«Надо будет на первом же привале ноги у бойцов посмотреть», – сделал себе командир зарубку на память. Но переведя взгляд на Морошкина, зарубку убрал – не забудет «замполит» основную профессию и обязательно осмотрит ноги у всех. Как простые ратники воспримут боярина, лезущего смотреть заскорузлые ноги – другой вопрос. Главное, чтобы бойцы были здоровыми. С остальным как-нибудь разберёмся, хотя портачить нельзя, сейчас решается многое.
Демин и его люди не были контразведчиками, тем более разведчиками, но они прекрасно знали, что самый сложный этап в их работе прогрессора с навыками диверсанта – легендирование. Даже Антон из «Трудно быть богом» Стругацких (он же незабвенный дон Румата Эсторский) выдавал себя за некого дворянина из империи. Впрочем, при серьезной проверке выяснилось, что подлинный дон Румата давным-давно умер и пребывает в фамильном склепе. Антону крупно повезло, что противники не стали ломать ему руки-ноги, потому как сами опасались неведомого. А если бы дон Рэба отправил подозрительного дворянина в подвал?
Сегодня группа входила в первый контакт с настоящими (тьфу ты, а они сами-то что, игрушечные?!) людьми той эпохи. Впрочем, никто не ставил задачу полного внедрения. Поверят, не поверят… Да хрен-то с ним! В конце концов, человек верит тому, во что хочет верить!
Ратники собрали трупы в ряд, отловили коней и ждали новых указаний. Ни один не кинулся на еду, а ведь изголодались люди! Лишь сотник подошел к майору и спросил:
– Что дале делать?
– А сам-то как думаешь? – поинтересовался Демин.
– Воевать буду, – повел тот плечами. – Что ж еще? Вам спасибо, добрые люди, за подмогу!
– Сочтёмся. Монголы следом идут?
– Идут, – кивнул Ракша.
Потом помялся, собираясь с духом, и спросил:
– Как обращаться к тебе, воевода? Боярин, небось?
– Князь, – скупо отозвался Демин.
Кивнув на подчиненных, добавил:
– А это – бояре мои.
– Бояре?! – радостно вскинулся Ракша. – Так мы щас всех, кто следом идет, тут на льду и оставим. Там следом не боле двух сотен. Перебьем да в лес!
– Кхм… – сурово кашлянул Демин.
– Прости, князь! – сразу же потупился Ракша. – Без спросу голос подал, да еще и советы даю. Просто сил уже нет, гонят нас, как зайцев, а мы токмо пятками сверкаем! Думал, вот щас с гриднями твоими вместе и встанем! Нам бы поесть чуток да отдохнуть…
Майору стало неловко перед ратником. О чем должен подумать человек, наткнувшийся на князя с тремя (Свешникова он не видел) боярами – старшими дружинниками? Да о том, что где-то находится еще человек триста дружины!
Оправдываться или что-то объяснять Демин не хотел. Где это видано, чтобы старший командир отчитывался перед младшим? Поинтересовался, насупив брови:
– Вы чьи будете?
– Князя рязанского ратники, – потупив голову, сообщил Ракша. – С той поры, как его татары в полон взяли, мы и мыкаемся. Нас поначалу тоже взяли, да сбегли мы. Вот, ходим теперь от городу к городу, воюем. К Козельску шли, да сморило дорогой. Караульный, тетеря такая, прости господи, заснул, а нас в арканы и взяли.
«Как бишь, рязанского князя-то звали? – попытался вспомнить Демин, но не смог. – Ладно, Свешникова спрошу».
Он сурово взглянул на Ракшу:
– Ко мне служить пойдете? Сразу скажу – дружины у меня пока нет, но скоро будет.
– Пойдем, – без колебаний ответил сотник за себя и за своих товарищей. – Руту сейчас давать?
Что такое рута, Демин не знал. Прикинув, пришёл к выводу: нынешний аналог присяги. А что еще мог отдать голый как сокол воин?
– Потом, – отмахнулся Демин. – Сейчас такая задача: трупы спрятать, коней в повод – и в лес, укромное место сыскать. Найдем такое?
– Так тут любое место укромное, – встрял Воднев. – Только из русла выбраться.
– Хорошо. Боярин Андрей, – подозвал командир Морошкина, – старшим будешь. Берешь народ, увозите трупы, уводите коней в лесок. Обустроишь временный лагерь. Обед приготовьте. Да что тебе объяснять! А мы тут побудем. Услышишь шум и взрывы – скажешь, гроза зимняя.
– Понял, – кивнул капитан. – Трупы маскировать?
– Не нужно. Так, снежком присыпьте, чтобы сразу в глаза не бросалось.
Морошкин увел ратников в лес. Те, выяснив от сотника-десятника, что жизнь вроде как налаживается, повеселели. Когда появляется хоть какая-то определённость, становится легче.
Демин спросил, обращаясь к Павленко и Водневу:
– Что, орелики, возьмем две сотни монголо-татар?
– В четыре ствола? – хмыкнул Денис.
– В три. Морошкину есть чем заняться, а историк наш пусть в обозе будет, обстановку отслеживает.
– В три не возьмем, – помотал головой Воднев. – Две сотни – многовато. Массой задавят. Хотя… Если чуток заминировать, да с обеих сторон из подствольников, а потом…
– Товарищ майор, а на хрена это нам вообще нужно?! – поинтересовался Павленко. – Может, ну их пока… Нехай живут монголы до другого подходящего случая! А мы покуда народу поднаберем, кого-нить да обучим. Из «калаша» стрелять и зайца научить можно.
– Пока «зайцев» нет, придется своими силами обходиться. А если мы тут не две сотни, а хотя бы сотню, ладно – полсотни прищучим, под Козельск их поменьше придет.
– Оружие надо добывать, барахло какое-нибудь, – хозяйственно добавил Воднев. – Народ, что по лесам сидит, небось, все сабли-мечи подрастерял. Лошади да еще харч какой-никакой нужны.
– Так я разве против, товарищ князь? – не то оговорился, не то схохмил Павленко. – Щас, парочку зарядов заложу, устроим им небольшую Ледовую битву.
Глава 6
Залог любого боя – разведка. Двести монголо-татар – это не двести боевиков, но все-таки сила. А против трех, пусть даже с самым современным оружием – силища!
Перво-наперво запустили «птичку», чтобы выбрать оптимальное место для засады. Оно нашлось, хоть и не сразу – заглубленный участок реки, длиной с километр, где берега, увенчанные снежными шапками, создали настоящее ущелье, непреодолимое конницей. Будь на то время и силы, Демин поставил бы на берега людей, «вооружил» бы камнями и снежными глыбами. Свешников как-то рассказывал, что так болгары перебили целое войско византийцев. Запустили в ущелье – и тодысь их камушками… А в юности майор зачитывался польским писателем Казимижем Тетмайером и запомнил, как польские разбойники шведов били. Но там дело было в Татрах, в Карпатах, да и людей у Яносика Недзе Литмановского (ихнего атамана) побольше было. Ну, коли нет, нужно рассчитывать на собственные силы.
Ничего глобально нового майор не планировал. Тактика обустройства засад появилась едва ли не в каменном веке. А может, именно тогда, в те времена, когда первобытные охотники охотились на стада диких зверей: отсекаются пути отхода, а потом методично выбиваются те, кто в центре.
Павленко, пыхтя, как паровоз, мурлыкал под нос какую-то хохляцкую песенку. Он выдалбливал лунки (эх, инструмент рыбацкий прихватить не догадались! Как ледобур бы сейчас пригодился!), закладывая фугасы, начиненные болтами и дюбелями (Марченко в свое время не мог понять – на хрена отряду понадобились железяки, но вякать не стал, а одолжил у прапора, заведующего складом стройматериалов, килограммов пять металлоизделий из «неликвида». Верно, еще что-то и поимел с этой «операции»).
Сегодня четыре килограмма из пяти пошли на «начинку». Один оставили в «резерве ставки», а «на потом» рассчитывали брать из отходов местных кузниц.
Старлей справился с задачей на «ять». Разве было так, чтобы он не справился? Да еще и так тщательно замаскировал битым льдом и снегом места «закладок», что обнаружить заряды теперь не смогла бы и омоновская собака, а не то, что кочевники из далекого прошлого.
Теперь следовало «озадачить» Свешникова. Кабинетный ученый будет не только контролировать пространство, но и нажимать кнопочку радиоуправления зарядами. Как нажимать и когда, доктору наук разъяснили, но… было опасение, что в ученом проснется гуманист, жалевший слезу ребенка, не говоря уже о двух сотнях татар. Нажмет на кнопочку – молодец, прошел проверку на «вшивость»! Нет… Хреново, конечно, но не вешаться же из-за «мягкотелого» историка?!
Тогда нужен запасной вариант. Потому в руках Павленко было еще и дублирующее устройство. (Имелась у майора такая привычка – всегда старался просчитать любые варианты событий, потому и держал что-нибудь в «заначке». Павленко, знакомый с командиром не первый год и побывавший с ним в разных переделках, иногда нарочито громко вздыхал и говорил: «Командир, и кто у нас после этого хохол?»)
Потянулись долгие минуты ожидания, складывающиеся в еще более долгие часы.
Но вот уже не только Свешников на мониторе, но и тройка, замаскированная под снежные сугробы, смогла увидеть черное тело конной колонны. Монголы ехали скученно, что упрощало задачу.
Двести верховых с заводными лошадьми – не так уж и мало, и растянулись они вдоль реки изрядно. Вот первые уже подошли к фугасу и остановились, о чем-то разговаривая. Увидели пятна крови?
Демин занервничал и уже был готов кивнуть Павленко, как раздались два мощных взрыва: в голове и в хвосте колонны.
Что произошло дальше напоминало избиение младенцев – три выстрела из подствольных гранатометов, гвалт, обуявший кочевников ужас… А потом… потом в три автоматных ствола, меняя рожки, Демин, Павленко и Воднев лупили по татарам, барахтающихся в ледяной каше.
Спастись было нереально. Те, кто пытался бежать, либо натыкались на трупы убитых коней и людей, либо проваливались под лед.
– Прекратить огонь! – скомандовал Демин.
Посмотрев на бойцов, попытался улыбнуться, но получилось плохо. Настоящего боя не было, потому никакого азарта, только пустота.
Будь майор почувствительней, непременно «стравил» бы в кусты: картинка перед ними предстала ещё та, хуже, чем в разделочной мясника. Однако за службу повидал всякого, хотя, чего греха таить, разик подкатил к горлу неприятный ком, оставив после себя противное послевкусие, которое майор перебил пластиком жевательной резинки – и плевать на аутентичность! Особенно после того, что они здесь натворили!
Его команда испытывала схожие чувства, но держалась молодцом!
Лишь Игорек сделал то, от чего майор едва не выпал в осадок – выматерился так, что даже Павленко посмотрел на друга с уважением! В каких только передрягах они не бывали, но чтобы потомок поморских староверов ругался матом – такого им видеть ещё не приходилось! Но что делать, если обычных слов не хватает?
«Войнушка», развязанная тройкой прогрессоров, не могла остаться незамеченной в импровизированном лагере. Звуки в зимнем лесу долетали даже до самых укромных уголков.
Ракша и его люди с недоумением вслушивались в хлопки взрывов, странный треск, кое-кто рвался, чтобы разобраться и помочь. Морошкину приходилось силком возвращать энтузиастов: доброе слово помогало слабо, а вот чувствительные тычки – те да, способствовали!
Трофейные лошади дрожали мелкой дрожью, опасливо пряли ушами, будь у них возможность, давно бы унеслись прочь от страшных звуков, но об этом позаботились заранее. Морошкин понимал, что за средствами передвижения всегда нужен глаз да глаз, вне зависимости от эпохи, и заранее озадачил «новобранцев».
Свешников с опаской водил дулом «печенега» по сторонам на случай, если часть монголов прорвётся. Обычно Демин работал грамотно, однако элементарная осторожность не была лишней. Когда мимо пронеслись несколько насмерть перепуганных лошадок (к счастью, заводных и без всадников), историк едва не полоснул по ним очередью, но вовремя сдержался.
Ратники проводили несущихся бешеным аллюром коней (как не навернулись и ноги-то не переломали?!) сожалеющими взглядами, всем было ясно, что ловить их – на грани безумства.
Но вот всё закончилось. Троица боевиков появилась в лагере незаметно, они словно выросли из-под земли, хотя Ракша успел кое-что почувствовать и даже схватился за рукоятку дрянной татарской сабли, выкованной из плохого железа. Увидев знакомые лица князя и его бояр, успокоился, привстал и пошагал к ним, будто бы вовсе не чувствуя боли в ногах.
Морошкин, истративший на сотника немало бинтов и драгоценной мази, скривился: больно самоуправные попались пациенты. Не обращают внимания, что лечит их не абы кто, а целый боярин!
Демин остановил Ракшу, кивком заставляя вернуться на лежанку:
– Всё прошло как надо. Мы справились.
Ракша послушно лёг на нарубленный лапник, поверх которого Морошкин заботливо расстелил непромокающую накидку. Но воздержаться от восхищения не сумел:
– Как же так, князь?! Их вона скока было!
Вошедший в роль князя Демин пожал плечами:
– Сегодня было легко. Но это пока! Скоро нам понадобятся вои. Много воев… А сейчас нужно заняться добычей. Боярин Андрей!
– Слушаюсь, князь! – откликнулся Морошкин.
– Ты всех осмотрел?
– Всех, князь!
– Тогда отряди тех, кто способен, в… – Демин с трудом сдержался от фразы «трофейная команда», – сборщики.
– Будет сделано.
Четверо ратников под командой Павленко отправились за трофеями. Взялись за сбор ретиво. Даже с учетом того, что было разорвано взрывами или утонуло, добычи с побитых татар набралось немало. Воспрянувшие духом ратники хозяйственно выловили из речки всю хрень, не пожелавшую утонуть. Свешников, которого на боевом посту сменил Воднев, лишь хмыкал, глядя на разраставшуюся кучу с хабаром, который ещё предстояло тщательно отсортировать. Вдобавок «дружина» заполучила табун неприхотливых татарских лошадей. Жаль, всадников не хватало, вздохнул Демин.
Проблема оказалась решаемой. Через пару часиков отряд превратился в полноценный взвод: из леса вынырнули полторы дюжины русичей, которых привлекли загадочные звуки сражения на реке.
Новые люди были пешими, без щитов. Сравнить бы их с пленными немцами под Москвой, но не получится. Еще хуже. Даже бомжи Нечерноземья выглядели куда презентабельней. Полушубки, наброшенные поверх кольчуг, драные и замызганные халаты. Кто в шлеме, кто в драном треухе, а кто и вообще перевязал уши бабьим платком или приспособил дерюжный мешок. Из обуви – лапти, нелепые сапоги с загнутыми носками и валенки, подшитые кожей. Кстати, о валенках. Ученый муж Свешников, впервые увидев обувь из валеной шерсти, впал в легкую прострацию. Алексей Михайлович был уверен, что валенки – это изобретение XIX века. Мол, с подобной обувью славяне познакомились благодаря восточным народам, ибо овцеводство в России было слабо распространено, а знаменитая романовская овца появилась лишь при Петре Великом! Ну, что поделать, если предки не знали, что они еще не умеют катать валенки?
Оружие самое разномастное: пара мечей, сабли и топоры. Двое держали луки с наложенными на тетиву стрелами. Ну, точь-точь окруженцы образца сорок первого, пробивающиеся к своим. Только с поправкой на шесть столетий. Прав был Песков, обрисовывая перспективы!
Возможно, майор слегка опережал события. Пришлым еще только предстоит стать полноправными бойцами. Но станут. А куда денутся?
Знакомство же пришлось начать с небольшого скандала.
– Кто такие? – сурово вопросил один из пришлых, дотоле беспристрастно взиравший из укрытия за тем, как дружинники Демина вытаскивают добычу.
Выделялся пришлый богатым колонтаем и мечом. Знать, не из простых воев будет.
К Демину оперативно подтянулись Морошкин, Павленко и Свешников. Воднев уже давненько засек отряд и заранее взял на прицел. Кто знает, что за люди? Слова «коллаборационист» еще не придумали, но сотрудничавших с врагом во все времена было сколько угодно…
Не остались в стороне и дружинники Ракши. Мужики еще не успели дать клятву верности новому князю, но служить были готовы. Впрочем, лучше б обойтись без драки…
– Боярин, – кивнул майор заместителю, – это по твоей части.
Морошкин кивнул и подошел поближе к новым русичам.
– В седле сидеть умеете? – поинтересовался капитан так, словно перед ним стояли не воины с оружием в руках, а бойцы первого года службы, присланные из учебки.
– Чево? – обалдело вытаращился старший.
Морошкин хотел ответить что-нибудь типа «Через плечо, не горячо?», но только горестно вздохнул, всем видом показывая, как же ему надоели эти бестолочи, которых учат-учат, а в боевой части все равно приходится переучивать! Поморщился, словно набрал и прожевал полный рот клюквы, и подчеркнуто кротко спросил:
– Спрашиваю, воевать как будете: в седле или пешими?
Поднял руку, пресекая ответные слова, и уточнил:
– Ежели пешими, так дадим коней без седел, охлюпкой поедете. Ежели конными, то седла искать надо. Ну, не томи, воевода, время дорого!
– Боярин я, – с обидой отозвался старшой, опуская меч.
– Звать как? Какого князя?
Интонация, с которой Морошкин задавал вопросы, вызывала у неподготовленного человека состояние легкого оцепенения и зуд под кожей. Даже Демину стало слегка не по себе, а не то что средневековому русичу, не искушенному в психологических вывертах.
Ратник, подавая пример, сунул клинок в ножны и принялся отвечать на вопросы.
– Князя Владимирского Ярослава Всеволодовича боярин Михайло. Посажен был на город Кснятин.
– Стало быть, боярин Михайло, город твой татарами захвачен, а ты со своими людьми в Козельск идешь?
– Туда, а куда же еще, – объяснил боярин. – Уходило-то нас из города больше. Баб да детишек, кого спасти успели, в леса отправили, а сами пошли. Думали, может, хоть тут татарам бой дадим? Окромя Козельска-то токмо Новогород остался, а до него не дойдем. Ну, Вологда еще с Устюжной, так это еще дальше.
– Вот и ладно, – улыбнулся Морошкин «фирменной» улыбкой, от которой незнающий человек открывал капитану не только душу, но и кошелек. – Теперь вместе воевать будем. Вот это, – кивнул он на Демина, – князь наш, Гаврила Мстиславович. Ну а мы – дружина его.
– Чёй-то маловата дружина, – с сомнением покачал головой боярин Михайло.
– Так ведь сам понимаешь: люди сейчас кто где: кто по лесам бегает, кто в полон попал. Вот, – вздохнул Морошкин, – собираем, кого можем. Заодно и татар бьем. Вишь, – указал капитан в сторону тел и бесформенных кусков людей и коней, уже успевших вмерзнуть в лед.
– Знатно вы их, – с уважением протянул боярин. – А…
Демин, уловив момент, что пора проявить себя и отцу-командиру, сиречь князю-батюшке, а заодно и пресечь ненужные вопросы, типа «А чем это вы их?», строго сказал:
– Боярин, беру тебя вместе с людьми в свою дружину. Руту позже дадите. Сейчас седлаем коней и уходим отсюда.
Вроде все решено, и новые бойцы, немножко потоптавшись, уже были готовы выполнять приказы, как случилось непредвиденное. Один из ратников, вытащив из-за спины лук и мгновенно наложив стрелу, отскочил в сторону, взяв на прицел Демина:
– А ты кто такой, чтобы нами распоряжаться? Чёй-то вдруг – поступаете в дружину?
– Охолонись, Стырь! – попытался образумить Михайло, но тот вызверился пуще прежнего:
– Я тя, князь, знать не знаю, ведать не ведаю! Вон боярина Михайлу знаю, два месяца с ним по чащобам да буеракам ноги бьем. А ты что за хрен из-за полатей? Откуда такой приперся?
«Ну, твою же мать! Не было печали! Стрельнет ведь, придурок…» – пронеслось в голове у майора, а рука, как нередко бывало, оказалась быстрее.
Никто не успел даже уловить движения, как раздался звон, а неудачливый бунтарь опрокинулся навзничь, выпустив стрелу в небо. Жалко, хорошая стрела была, не отыщешь теперь.
– Ничего, полежит немного, очухается, – усмехнулся Демин и приказал. – Нож мой верните…
Два ближайших ратника столкнулись, торопясь исполнять приказ. Но победил быстрейший. Тяжелый десантный нож, рукояткой которого майор оглушил Стыря, занял свое место в ножнах. Не убивать же сразу? Демин и сам чуток разбирался в психологии – нервный срыв у человека, бывает!
– Ошеломить – это по шлему въехать, – изрек командир и, оглядев воинство, прикрикнул: – Какая команда была?! Уши золотом завесили? Коней разобрать, выступаем! Этого… который Штырь, тьфу ты, Стырь, с собой, на седло!
Дождавшись, когда ратники начнут исполнять приказ, позвал историка:
– Боярин Алексей Михайлович, дуй к Водневу. Мы впереди, а вы следом. Двигаетесь за нами в паре километрах, смотрите за обстановкой. Вопросы?
– Никак нет! Разрешите исполнять? – вытянулся штатский и побежал выполнять приказ.
А Демин, к которому уже подводили лучшего из трофейных коней, подумал, что в феодализме определенно что-то есть. Положительное.
Глава 7
Наступил вечер, в меру морозный и трескучий. Темнота ложилась на лес. Отряд остановился на привал после очередного долгого перехода. Забегали, засуетились люди, задымились костры, от котлов потянуло запахом готовившейся похлёбки. Дичи в лесах видимо-невидимо, непуганые края, в которых звери сами выходили навстречу человеку. Не зря город, к которому спешил Демин, назывался Козельском. Козлов водилось тут в изобилии, знай – бей, но меру соблюдай!
Они так и делали, беря у природы только то, что нужно, и потому, наверное, она им благоволила. Никто не замёрз, не голодал, раненые потихоньку шли на поправку, а больных… за всё время Демин не слышал ни разу, чтобы хоть кто-то кашлянул, а ведь не май месяц, зима! Настоящая, без дураков… И тем не менее переносится она не в пример легче, чем в мегаполисе двадцать первого века.
Но устали люди, устали кони, даже техника, и та начала вызывать у Воднева озабоченность. Он вскрыл бронированный кожух «Урана» и с задумчивым видом копался во внутренностях агрегата. Казалось, ничего больше не интересовало техника группы, кроме умных железок, и не смущало даже то, что приходилось работать голыми руками на морозе.
«Мне бы его заботы», – думал Демин, раздавая очередную порцию указаний сгрудившимся в походном шатре сотникам.
Не ошиблись аналитики в своих прогнозах, когда рассказывали об окруженцах. Дружина стремительно росла, подобно снежному кому. Откуда ни возьмись – из леса, редких деревушек, загадочных схронов – появлялись всё новые и новые ратники. Большинству надоело убегать и прятаться, многие просто горели желанием отомстить за погибших товарищей, сожжённые города и села, за угнанных в полон родичей.
Каждый новобранец обязательно проходил строгий фильтр Морошкина. От «проблемных» избавлялись сразу: гонор надо было выказывать раньше, в сече с монголами! А тут выпендриваться нечего – чай воевать идём, не баклуши бить! Не хочешь подчиняться? Пшел в лес!
Нехитрые психологические тесты выявляли потенциальных возмутителей спокойствия сходу. Те, кого Морошкин пропустил, получали «накачку»: в дело вступал сам князь, короткими ёмкими фразами расписывая дальнейшее житьё-бытье под его рукой.
Демин установил железную воинскую дисциплину, что не всем было по нраву. И потому случались «ин-цин-ден-ты», так в шутку говорил Павленко.
Потенциальных бузотеров не держали, они хуже кинжала в спине. Остальные давали руту и вливались в новосозданные сотни.
Дошло до того, что Морошкин предложил комплектовать батальоны, ибо в один прекрасный день Демин обнаружил, что командует отрядом, разросшимся до штатов мотострелкового полка. Под его «знамёна» встала добрая тысяча измотанных, усталых, но всё же профессиональных вояк.
А вот «офицеров», то бишь опытных, надежных десятников и сотников, не хватало. Желающих-то было много, однако количество упорно не переходило в качество, тем нарушая известный закон диалектики. Распылять же своих людей (имеется в виду «прогрессоров»), ставя их на командование отрядами, майору не хотелось. Группа должна быть под рукой, а не расползаться по лесам и дорогам.
Раздав необходимые «цэу», Демин намеревался пойти потолковать со Свешниковым. Со дня на день покажутся стены Козельска, надо обставить своё появление соответствующим образом: князь пожалует, а не хрен с горы!
Тут взгляд Демина упал на Ракшу: остальные «командиры» разбежались, а тот по-прежнему топтался на месте, при этом рожа его выглядела подозрительно хитрой.
Ракша вновь обрёл статус сотника и был несказанно рад карьерному росту: повеселел, распрямил могутные плечи, заразился энергией сам и заражал других. Можно сказать, крылья у человека за спиной выросли.
– Какие-то вопросы, сотник? – предчувствуя проблемы, спросил майор.
– Князь, тут такое дело… – Ракша виновато потупился. – Я двух воев к себе в сотню взял.
– Взял – так взял, – недоумённо вскинулся Демин. – Ты сотник, тебе решать. Меня по каждому пустяку ставить в известность не обязательно.
– Так я это… не просто взял. Из дружины боярина Юрия переманил.
– Тэ-э-кс, – Демин распрямился. – Переманил, говоришь…
– Взял грех на душу. Ты ж мне сам, князь, сказал, чтобы я лучших из лучших выбирал, вот и сполняю твои слова.
Демин имел на его бойцов виды: сотня Ракши должна была стать «преторианской гвардией» и ударным кулаком дружины, а сотник в ближайшей перспективе мог дорасти до комбата. Был толк из мужика: и приказы выполнял дотошно, и разумную инициативу проявлял, где надобно. Золото, а не сотник, жаль, пробу ставить негде!
– А боярин Юрий об том ни сном, ни духом? – правильно предположил Демин.
– Проведал уже. Скоро прибежит с жалобой… Ты уж замолви словечко, княже. Вояки добрые, нам пригодятся. А с боярином ентим токмо сгинут. Дурень он не по возрасту.
Демин понимающе кивнул: мнение Ракши совпадало с его оценкой. Природа сыграла с боярином Юрием злую шутку, наделив силушкой былинного богатыря, при этом ничего не вложив в мозги.
Недавно русичи потерпели поражение под Коломной. Юрий по собственной дури едва не положил всю личную дружину. Осталось четверо ратников, которые с тоской вспоминали, как «чудил» в той сече боярин: поначалу повел пехоту в атаку на всадников, вместо того, чтобы укрыться щитами и ощетиниться копьями. Хорошо, что татар отвлекли конные витязи, принявшие на себя основной удар. Потом Юрий отдал приказ гнаться за отходившими татарами, хотя уже самый распоследний гридень знал, что делать это нельзя. И как только сам жив остался? Верно говорят: дуракам везет. Странно еще и то, что уцелевшие воины не пришибли своего горе-боярина, а остались под его началом.
Юрий на некоторое время прибился к отряду Демина, но встать под его стяги не пожелал, самоуверенно заявив:
– Ты, князь, сам по себе, и я сам по себе. Невместно мне под тобой ходить. Ни на кого оглядываться не буду. Передохну чуток да на поганых с новыми силами навалюсь!
Демин тогда равнодушно повёл плечами:
– Воля твоя, боярин! Я силком никого не тащу. – И, отвечая на невысказанный вопрос, добавил: – Гнать от себя покуда не стану. Будет у тебя три дня на размышление, да воинам твоим на передых.
За эти три дня произошло многое. Дружинники Юрия сблизились с людьми Демина, быстро «провентилировали», что и как, а пронырливый Ракша успел потолковать по душам и склонить на сторону «князя» парочку бойцов. Теперь подкатил к майору, надеясь, что тот разрешит назревавший конфликт: боярин Юрий подобных выходок терпеть не станет.
Ракша с надеждой смотрел на Демина.
– Что, действительно хорошие бойцы? – уточнил майор.
– Не сумлевайся, князе! Годные ратники, как на подбор! – поспешил заверить Ракша. – А вот и боярин… Лёгок на помин!
Демин оглянулся.
Боярин напоминал разогнавшийся паровоз: пёр так, что пар да искры по сторонам. Глаза бешено сверкали, руки ходили вперёд-назад подобно поршням. Эх, эту бы энергию, да в полезных целях!
Поравнявшись с Деминым, остановился, гневно ожог взором Ракшу:
– Недобрые дела людишки твои вытворяют, княже!
– О ком речь, боярин Юрий? Кто посмел обидеть тебя? – с нарочитой ленцой спросил майор.
– Негоже чужих ратников сманивать! Не токмо тебе, князь, дружина потребна! А вои енти мне клятву давали.
– Не было руты! – покачал головой Ракша. – Уговор промеж вами был. Покуда ты платил им, они верой и правдой служили. А коль задолжал, так они вправе уйти от тебя, боярин. Мне всё известно.
Юрий дёрнулся, яростно затряс кулаками:
– А тебе слова не давали… Холоп!
Последнее слово было лишним. Оскорбление княжеского дружинника, причём не простого воина, а сотника… да на глазах у самого князя… Такое только кровью смывается.
Побагровевший Ракша обнажил меч, с нервным азартом прошипел:
– Прости, княже. Придётся мне проучить наглеца! Дурной он!
Боярин тоже выхватил меч, злобно ощерился:
– Знай своё место, холоп!
– Ах ты, пес!
Не выдержав, Демин рявкнул:
– А ну стоять! Мечи поубирали, не то…
– Что?! – вскинулся давно не видевший берегов Юрий. – Что ты мне сделаешь, князь? Псов своих натравишь? Так не боюсь я! Чтобы боярин холопов княжеских боялся? Не бывать такому!
Демин устало вздохнул.
– Меч отберу и по загривку дам! Самолично… Хочешь проверить? Давай, ты с мечом, а я так, с голыми руками?
Юрий насупился. Предложи Демин сразиться на мечах – полез бы, сто пудов! А против безоружного вроде бы и неудобно. К тому же… При всей своей дурости он немного побаивался князя. Тот случай с ратником, получившем в лоб рукояткой ножа, уже оброс такими слухами и небылицами, что проверять не хотелось. Боярин нутром чуял, что странный князь уделает его хоть с оружием, хоть без…
– Эх, боярин, – протяжно сказал Демин. – Из-за таких вот склок Батый бьёт нас и бить будет! Ну, какая разница, где твои ратники будут врагов бить?
– Я своих ратников не отдам! – уперся боярин.
Ракша приник к уху Демина, пошептал. Майор кивнул:
– А если мы с тобой людьми поменяемся?
– Это как, князь? – изумился Юрий.
– Взамен двух твоих ратников отдам столько же своих.
– Небось, худых подсунуть хочешь?! – прищурился боярин. – Не пойдёт!
Майору стало немного смешно. Видно же, что боярин рад возможности сохранить лицо, а кочевряжится из голого упрямства, на «автопилоте».
– Нет, вои хорошие… Просто мне служить не хотят, а тебе, глядишь, и прослужат. Ну?
– Мне б увидеть их… потолковать, – задумчиво протянул Юрий.
– Да хоть сейчас! – усмехнулся майор.
На следующий день Юрий ускакал с остатками своей дружины, в которую Демин спровадил парочку ратников, тяготившихся установленными в отряде порядками. Хотел ещё и от памятного Стыря избавиться, да за того молвил слово прошлый начальник – боярин Михайла. Мотивировал тем, что Стырь боец не из последних, глубину собственной вины осознал и раскаялся. К тому же удар по башке и легкое сотрясение мозга пошли только на пользу. Из кожи вон вылезет, но реабилитирует себя. Понятно, что сказано это было в иных словах и терминах, присущих далёкому прошлому. Демин подумал-подумал и… согласился.
Боярин Юрий рвался пытать воинское счастья в ином месте, майор искренне пожелал ему удачи. Авось, спровадит на тот свет десяток-другой монголов! Глядишь, под Козельском легче будет!..
Основные силы монголов находились где-то под Новгородом, изредка отряд вступал в короткие стычки с разъездами кочевников, имевшими наглость забраться чересчур глубоко в области, не захваченные Ордой. Заканчивались сражения одинаково: степняков убивали, трофеи распределялись. Пленные? А на кой ляд они сдались, да ещё в таком количестве? Женевские конвенции? Ну, до них еще дожить надо.
Теперь у дружины появился нормальный обоз: бойцов кормить-одевать нужно? И лошадки не святым духом питаются!
Любой обоз, конечно, сковывает передвижение. Зло неизбежное, но преодолимое. Морошкину пришлось попотеть, чтобы обоз не стал обузой.
Попутно Демин решал и иные задачи, используя неплохо зарекомендовавшую себя тактику выжженной земли. Кочевники однозначно вторгнутся в эти земли, но сколько здесь пробудут – зависит от провианта и фуража. Если их встретят пустые амбары и обезлюдевшие деревни (в идеале давным-давно остывшие головешки), на своих припасах да подножном корме долго не протянешь. Монгольская лошадь – скотина неприхотливая, но даже ей будет трудно добыть траву из-под русских сугробов.
Разумеется, «пейзанам» известия, что их выгоняют с насиженных мест, редко приходились по нраву. И тут на выручку приходили специально отобранные Морошкиным «политинформаторы», которые красочно расписывали все грядущие прелести вторжения татар, благо успели навидаться в землях разорённых русских княжеств такого, что волосы дыбом вставали не только на загривке!
Кто-то из крестьян уходил в лес: туда монголы соваться не рисковали, лес всегда спасал мирных людей от завоевателей, а кто-то присоединялся к дружине. Из «лапотников», как их окрестил Павленко (кстати, лапти носить и бояре с князьями не гнушались, но поди ж ты – крепки стереотипы двадцать первого века!), сформировали отдельный батальон, во главе которого встал боярин Михайло.
На привалах вчерашних крестьян гоняли в хвост и в гриву: найдётся ли иное время для учёбы, одному Господу известно. В настоящий бой не отправляли, берегли от неизбежных потерь. Зато было кого назначить в караул, опять-таки – деревья срубить, костры разжечь. Словом, крестьян пока использовали так, как ополченцев Отечественной войны 1812 года. Но, будет нужно, пойдут в бой все.
Тарахтевший во главе обоза «Уран» если и вызывал у дружинников интерес, так короткое время. Едет себе, и слава богу! На колдовство не похоже. Может, там какие мелкие человечки сидят? Или какие веревки натянуты? Санки, вон, тоже с горки сами по себе едут и ничего. Много на свете удивительных творений, но и забот по горло! Не до праздного любопытства!
Глава 8
Новоявленный «князь» Демин не знал, додумались ли стратеги тринадцатого века до идеи боевого охранения – вроде должны были – но сам этой мерой пренебрегать не стал.
Дрон опустили с небес на землю и упаковали обратно в походный ящик. В отличие от снегохода «птичка» не только не умела летать на дровах, но вообще кушала исключительно авиационный бензин. Разжиться им на месте не представлялось возможным. Значит, серьёзно убывший запас, втащенный в Русь времён нашествия, как и всё прочее, на санях, пристёгнутых к «Урану», надлежало тратить разумно и бережно.
Чтобы не быть глухим и слепым, не «зевнуть» врага, Демин отрядил передовой и замыкающий дозоры. Бойцов назначал Ракша, которому майор доверял более других местных «командиров».
– Подберёшь людей внимательных, зорких… – напутствовал «князь» сотника. – Чтоб полевая мышь незамеченной не проскочила!
– Будет сделано, князь! – отвечал тот, глядя Демину прямо в глаза. – Чай не в первый раз в поход хожу.
Ракша – золото, а не командир. Если бы не его многословие, вообще бы цены не было. Но, что делать, надо привыкать, что воинские уставы еще не писаны.
Последний отрезок пути до Козельска оказался на удивление спокойным: не встретились ни беженцы, ни монголы. Передовой дозор беспрепятственно приблизился к возвышавшейся над стеной сторожевой башне. И никто не выскочил всадникам навстречу, не бросился наутёк.
Прошляпили появление столь крупного отряда? Да уж… хреново тут служба поставлена, совсем хреново! Как же они два месяца Батыя держали?
«Князь Гаврила Мстиславович» и свита его «бояр», ехавшие в голове основной колонны, смотрели на открывающуюся перед ними картину с особой жадностью, интересом и… разочарованием!
Даже с удаления было видно, что городская стена представляет собой плотный деревянный частокол, просто очень высокий. Да! С тыльной стороны «частокола» имелись какие-то леса – уже хорошо были различимы и головы воинов, торчащие над остриями вбитых в землю брёвен. Одна радость – холм, на котором стоит город, был довольно высоким. Впрочем, стены Хорезма были еще выше.
Демин тоскливо вздохнул: бойцов на стене было не так чтобы уж очень много, с десяток не наберётся. И то, если считать с теми пятью-шестью, что стояли на верхней площадке башни. С ними уже перекрикивались всадники передового дозора.
До «князя» долетали лишь обрывки слов, но и по ним стало ясно: вовсю шла перепалка.
– Что-то не хлебом-солью нас здесь встречают, – бросил Демин.
– Так это нормально… – буркнул Свешников сумрачно. – Значит, не потеряли бдительности…
– Да! – присвистнул Павленко, сдвигая на затылок островерхий шлем, которым успел заменить невыразительную кевларовую шапочку. – Крепостишка-то так себе.
– А ты чего ожидал? – заинтересованно покосился на него Демин. – Линию Мажино? Или Восточный Вал?
И тут же поймал себя на том, что слова эти вырвались непроизвольно, механически. Во-первых, и он, майор Демин, никаких линий Мажино здесь не предполагал. А во-вторых, если совсем уж по-честному, не очень-то и представлял, какими они на самом деле были, все эти укрепления Второй Мировой: только по фоткам, схемам да учебным фильмам, но это ж не то, что в реале. Даже линию Маннергейма не сподобился повидать, хотя она в соседней Финляндии. Стоп. В какой Финляндии? Она же на Карельском перешейке была, а он после советско-финской вошел в состав СССР.
Нет, крепко на занятиях по тактике названия в башку вдолбили. Вот уж точно – хоть среди ночи разбуди, майор выдаст тактико-технические данные французских и финских укреплений. А препод, помнится, заставлял их учить еще и данные французских крепостей времен Наполеона. Препод, фамилию Демин уже запамятовал, был вообще «свихнут» на эпохе Наполеона: ездил на военно-исторические реконструкции, шил мундиры – вначале русские, потом и французские, чрезвычайно гордился, что ему присвоено очередное игрушечное звание капитана имперских войск (словно бы звания полковника Российской армии мало!).
Впрочем, самого майора не минула чаша сия. На первом курсе он в добровольно-принудительном порядке ездил «воевать» на Бородино. Помнится, вошел в такой раж, что едва не поднял на штык «француза» – парня из Воронежского военно-исторического клуба. Демин перестал ездить на Бородино на третьем курсе. Во-первых, их военно-исторический клуб вместо русской армии «перешел» во французский лагерь (ну, нужно же кому-то и врагами быть?), а во-вторых – занятия у препода шли лишь на младших курсах, стало быть, плохая оценка или незачет за неявку на войну 1812 года уже не грозила…
Дениска-варвар, ожидавший увидеть что-то вроде Изенгарда или Гондора из заморского боевичка, постеснялся открыто в этом признаться, но его кислая мина говорила лучше всяких слов.
– Зря вы так! – в сердцах воскликнул Свешников. – Крепость очень грамотно выстроена. Видите, она со всех сторон окружена водой, находится на своего рода острове. Сейчас, правда, реки схвачены льдом… Но обратите внимание на устройство надвратной башни. Перед воротами – это, конечно, искусственно вырытый ров, но поглядите, он вплотную подходит к башне. Ни пяди земли для опоры, так что стенобитную машину пока что ставить не на что. И за воротами, я более чем уверен, ещё одна стена. И чтобы попасть во внутренний городок, придётся объехать добрую четверть, а то и треть периметра. Только там будут ещё одни ворота. И всё это время ехать надо будет между двумя стенами…
– А ещё я читал, – добавил он после паузы задумчиво, – что защитники наморозили на ворота и на всю привратную башню слой льда – так что ни зажечь, ни вскарабкаться…Только, – поспешно добавил историк, – я об этом читал не в научном труде, а в художественном. Роман-эссе «Память» Владимира Чивилихина. Вышла когда я еще студентом был, много шума наделала. Мы ее на семинарах обсуждали вместо Грекова.
– Грамотная мысль, – Демин одобрительно кивнул, заодно пресекая ученые рассуждения доктора наук. – Даже если источник не академический, мысль все равно верная. Так и поступим…
Но пока что ворота были затворены, демонстрируя новоприбывшим «боярам» дубовые плахи, обитые железом – гранатомет не с первого раза возьмет… Защитники на башне и впрямь переругивались с передовым дозором прибывшего войска.
– Вы кто такие? – непочтительно орали они на гарцующих перед рвом всадников.
– Дружина князя Гаврилы Мстиславовича! – отвечали те.
– И куда его дели? Прячется где?!
– Да нигде! – насмешливо крикнул Демин, подъехав вплотную ко рву. – Не прячусь я! Можете пучить зенки: за просмотр денег не берут!
Демин поймал себя на том, что опять употребил неизвестное здесь слово. Вроде бы термин «деньги» появились позже. Поначалу была деньга, потом копейка. И те и другие были отдельными монетами. Тьфу ты! Слово «монета» вошло в русский обиход только с Петра Первого. Ну да ладно. Нет такого слова – теперь будет. Пусть привыкают предки к неологизмам.
Майор задрал голову, чтобы рассмотреть бородатые, наглые морды защитников на башне.
– Кто тут старший?
– Ну, я, – с ленцой протянул один из воев.
Броня на том и впрямь была побогаче, чем у остальных. Или так показалось? Не особо ведь и разглядишь.
– Так отворяй ворота! – заорал десятник дозора, покосившись на Демина (с его появлением он молча уступил право переговоров, а сейчас вдруг не выдержал). – Князь Гаврила Мстиславович перед тобой, собака! Щас плетью попотчую!
Воин, назвавшийся старшим, метнулся назад, должно быть, к лестнице, ведущей вниз, к основанию башни, к запорам ворот, но тут же вернулся.
– Прости, князь! Не могу открыть сразу, с воеводой переговорить нужно. Без его слова нельзя.
– Давай поживей! Шевели копытами, мать твою! – прикрикнул Демин. – Неровен час, монголы нагрянут… Тогда по-другому переговаривать придётся!
В близость врага он не верил и рассчитывал лишь подстегнуть чересчур медлительного служаку, только, похоже, не очень-то преуспел. Воеводу старший на башне боялся больше, чем монголов.
Минут двадцать прошло, прежде чем заскрипел опускаемый поперёк рва мост и пришли в движение массивные ворота.
«Медленно всё…» – сердито отметил Демин.
Раздражала его отнюдь не медлительность стражи: человеческий фактор – дело поправимое. Кому пинка, кому зуботычину: не бегать – летать начнут. Майора беспокоил иной аспект, технический. Поворотные механизмы моста и ворот не отличались быстродействием, а ведь иной раз счёт на секунды идёт: и врага не впустить, и самим в атаку или на выручку кинуться.
– Игорь, – обратился майор к Водневу, сидевшему за штурвалом заглушенного снегохода и со стоически-непроницаемым выражением смотревшему на откровенно невпечатляющие мост и створки ворот. – Задание тебе. Подумай, как акселерировать эту древность. Потом, понятное дело, как все устаканится.
– Бу сделано, то… – вскинувшийся с прямо-таки курсантской бодростью Воднев осёкся. Гарцующие перед пятёркою «бояр» всадники передового дозора как-то странно на них посматривали.
В эту секунду мост коснулся земли, да и ворота открылись почти что полностью. Путь был открыт.
– Вперёд! – негромко скомандовал майор.
– Не учудили бы чего! – Павленко повел по сторонам «винторезом», взятым на изготовку для стрельбы из седла.
– Совсем нашим предкам не доверяешь, – почти ласково укорил его Демин.
– Я… князь, никому не доверяю. Ну, окромя тебя да наших, – хмыкнул Павленко.
Передовые всадники были уже под аркой ворот, за ними тянулись другие. Слышался топот удалявшихся коней, тихие разговоры.
За стеною их встретили десятка два пеших воинов. Держались они насторожено. Князь почувствовал на себе чей-то холодный взгляд. Он осмотрелся: так и есть, сразу двое лучников демонстративно держали его под прицелом. Ну что же, честно и откровенно.
– Мне велено тебя встретить, князь Гаврила! – выступил вперёд статный, рослый детина с русой бородой и пронзительным взглядом светло-голубых глаз. – Звать меня Ермилой! Воевода я тутошний.
В голосе его не было ни угрозы, ни особого почтения. Хладнокровен, как терминатор, а взглядом уже дырки на латах у «князя» просверлил.
– Неласково что-то встречаешь, воевода!
– Прости, князь: времена такие! – равнодушно откликнулся Ермила.
Свешников насчет второй стены не ошибся. Минут пять они молча ехали меж двух стен. Со всех сторон небольшую группу пропущенных в город всадников окружали такие же хладнокровные, как их начальник, ратники.
Снова закрытые ворота.
«Однако режим они блюдут», – не мог не оценить Демин.
Ермила махнул рукой. С ужасным скрипом и невыносимо медленно распахнулись ворота внутренней стены. Радовало одно: здесь не было подъёмного моста, а то бы ждать пришлось до вечера.
Глава 9
Как и опоясывающие его стены, Козельск был городом деревянным. Обычные домишки в один этаж, мало отличимые от привычных деревенских изб двадцать первого века. Разве что труб мало: дома топились преимущественно по-чёрному.
Со скоростью размеренно идущего пешехода они двинулись вглубь по мощённой брёвнами, слегка присыпанной снегом улице. В конце её, расширявшемся в некое подобие площади, находилось более представительное и высокое по сравнению с остальными домами сооружение. С некоторой натяжкой его можно было назвать «замком», хотя сходство с иллюстрациями в учебниках по истории средних веков просматривалось лишь весьма отдалённое. Не было ни донжона, ни башен по углам. Но все-таки чувствовалось, что здесь не картинный терем деда Мороза, а что-то более грозное и настоящее!
– Детинец, – пояснил всезнающий Свешников, хотя его пояснения были особо и не нужны. – Резиденция местного князя. Можно кремлем назвать.
С детинцем соседствовали терема этажа в два, в три, впрочем, уступающие тому в высоте. Входом в детинец служило отнюдь не резное крыльцо, а опять-таки массивные ворота.
– Сурово, – вполголоса бросил Морошкин.
Ермила покосился на него, но ничего не сказал.
Эти ворота распахнулись на удивление сразу, причем без ставшего привычным душераздирающего скрипа. Ну, хоть в княжеском тереме на масле не экономили.
Гостей встретил красивый, несколько гламурного вида парень без бороды, но с усами, облачённый не в кольчугу или латы, а в сугубо штатские шапку, штаны, сапоги и кафтан, довольно броских цветов и фасона, видимо, от какого-то местного Диора, поскольку всё на этом товарище сидело как влитое.
Он склонился.
– Здравствуй, княже! Рады тебя видеть в Козельске.
– Взаимно, – кивнул Демин.
– Я – боярин Егорий, – представился «гламурный». – Ступай со мной князь, с боярами.
«Выходит, о нас здесь неплохо осведомлены, – отметил про себя Демин. – Дозора мы перед городом не увидели, однако информацию кто-то довёл. Чудненько!»
– Мне еще людей разместить, – кивнул майор на свое воинство. – Горячего давно не ели, в бане попарить надо.
– Ну, люди твои пока тут побудут. А там – как князь скажет, – развел руками Егорий, мол, я человек подневольный, что приказано, то и сделал.
Крыльцо у детинца всё же имелось – во внутреннем дворике. Не то чтобы очень высокое и резное, но достаточно внушительное.
Миновав сени, гости оказались перед крутой лестницей. Поднявшись на второй этаж, сделали ещё пару поворотов в длинном сумрачным коридоре, куда солнечный свет попадал только через узкие и низенькие оконца, больше похожие на бойницы. Потом оказались в помещении, которое, судя по лавкам, было чем-то вроде приемной. Ну как же порядочному феодалу – да хоть и нашенскому начальнику, да без «предбанника»?
Не задерживаясь здесь, боярин ввёл гостей в просторную горницу. Окна имелись только в одной из боковых стен, пошире, чем в коридоре, но всё же, по меркам двадцать первого века, несколько мелковатые.
На другой стене были укреплены медные светильники, в которых горели свечи, чадя и страшно воняя. Убранство особой роскошью не поражало. Стены казались тускловато-тёмными, слегка закопченными. Пол выложен дубовыми плитами. Два ковра, не очень широких и не слишком внятного рисунка, были брошены к ножкам (точнее – ножищам) двух массивных кресел с высокими спинками в противоположном конце комнаты. Княжеские троны, догадался Демин. Или как там их? А, столы. Ежели трон – престол называли столом – то как обзывался обеденный стол? Ладно, спрошу у Свешникова.
На одном из «столов», что повыше, сидел подросток лет двенадцати, одетый чересчур тепло и тяжеловесно для такого жарко натопленного помещения.
Ну да, хмыкнул про себя Демин, неважно, что внутри помещения градусов так тридцать, главное, что в соболях!
Сидевший на троне мальчишка не мог быть никем иным, кроме малолетнего княжича (тьфу ты, княжич-то – сын князя, а он целый князь!) Василия. Он напряжённо, с напускной суровостью – князь же! – всматривался в вошедших.
На кресле пониже располагалась женщина, лет примерно тридцати, тоже одетая несусветно массивно и пышно. Взгляд, которым она одарила гостей, был неподдельно строг.
Вдруг улыбка на миг осветила её лицо.
«Княгиня Феодосия! – догадался майор. – Однако молода…»
Но даже не молодость княгини сильнее всего поразило его, а то, что он не мог определить, каким было её лицо. Красивым? По меркам двадцать первого века – вряд ли. Но как она поглядела на гостей, как улыбнулась!
«Да ребята сегодня ночью спать не будут! – мысленно ахнул Демин, окинув спутников мгновенным взглядом. – Или будут сниться сплошные “wetdreams[3]”! Эдак кого из аборигенок ”уболтают”».
И вдруг поймал себя на аналогичных мыслях, обращённых к княгине. Прямо чародейка, волшебница! Фея Моргана, итить её мать!
– Князь Гаврила со боярами, – объявил Егорий.
– Здравствуй, князь Василий, – поприветствовал Демин мальчишку, слегка склонив голову.
Подумав, поклонился в пояс, глазами делая знаки подчинённым: ниже выи склоняйте! Вы-то бояре, а я как-никак князь!
– И ты, княгиня-матушка здравствуй!
– Здравствуй, князь Гаврила! – отозвалась княгиня голосом неожиданно полнозвучным, глубоким, от которого сладкая дрожь опять пробежала по телу. – Откуда путь держишь? И куда? Устал с дороги? – И не дожидаясь ответа, вдруг рубанула тоном команды:
– Егорий, распорядись накормить гостей. Проведи в трапезную. Вели подать лучшие яства. Пустой желудок – плохой советчик голове.
Боярин смерил гостей внезапно помрачневшим, почти враждебным взглядом. Набычившись, молча махнул рукой, мол, давайте за мной.
Вопреки всякой субординации первым шагнул Павленко, потом Воднев. Следом Свешников и Морошкин. Демин вдруг замешкался, охваченный непривычной нерешительностью. Не мог отвести глаз от лица княгини. Уж и люди его все скрылись в дверном проёме, а он стоял по-прежнему.
– Погоди, князь! – молвила Феодосия ласково.
«Чародейка! – опять мелькнуло у майора в голове. – Голосом верёвки из людей вить может!»
– Васенька, сынок, – обратилась княгиня к сыну. – А тебе, верно, надо к учителю идти. Отец Игнатий уже давненько ждет.
Юный князь и не пытался перечить матери, сполз со своего трона, поклонился старшим и вышел в неприметную дверь за троном.
«Вот ведь, а я-то не разглядел! – подосадовал на себя Демин. – Мог бы и предположить, что тронный зал ни один дурак не сделает с одной дверью! А коли еще есть? Ну-ка, ну-ка…»
Женщина меж тем встала, плавной поступью приблизилась к майору, так что он ощутил запах её тела – ароматы неведомых трав. Заглянула снизу-вверх в глаза.
– Я не знаю, князь ли ты… – в этот раз слова её были сама серьёзность, ни ласки, ни команды Демин в них не ощутил. – Но ты не князь Гаврила. Того встречала я не раз… И даже целовала троекратно, по нашему обычаю.
– Я не князь Гавриил… – молвил майор сдавленно, глухо. – Но для твоего блага и ради твоего сына я им буду! И ты должна мне помочь, иначе…
– Что?! – вскинулась женщина. – Что иначе? Почему замолчал?
– Иначе вы все умрёте! – спокойно добавил Демин. – Через два месяца у стен Козельска будет целый тумен монголов.
– Откуда тебе это известно?
– От пленных, княгиня. Они в один голос твердят об этом, – соврал майор, и его ложь осталась незамеченной.
Княгиня вздрогнула.
– Тумен… Но это же много!
– Слишком много. И никто не придёт тебе на помощь. Я – твоя последняя надежда, княгиня! И взамен на молчание попрошу только одно: дозволь все приготовления к обороне взять на себя.
– И всего-то? – усмехнулась женщина. – Город к обороне подготовишь, а может, татар разобьешь?
– Разбить – не разобью, – не стал лукавить майор. – Много их, чересчур. А у нас сил – с гулькин хрен.
– С гулькин хрен? Как это так? – не поняла Феодосия.
Подумав, хмыкнула:
– Кажется, догадалась. Это вроде бы маловато будет…
– Вот-вот, совсем маловато, супротив всей Орды монгольской, – радостно выдохнул Демин, коря себя за вырвавшийся фразеологизм. – Разбить – не разобью, но город твой от монголов спасу! Тот, кто к Козельску придет, обратно не уйдет.
– Спасешь… – вдумчиво проговорила хозяйка, не сводя глаз с майора. – Ладно, поверю… Ну, а коли спасешь, так потом что? Злата-серебра у меня нет. Что за спасение стребуешь?
– Ничего, – честно сказал майор. – Город от ворогов спасу, а потом уйду. И я уйду, и бояре мои тоже уйдут. Вот дружину свою я тебе оставлю. Кто жив останется…
Демин не винил княгиню в недоверии. Сам, окажись на ее месте, не поверил бы: ишь ты, является такой… хрен с бугра, с дружиной, обещает город от врага отстоять, а за работу ничего не просит. Так не бывает.
– Кто ты? – спросила княгиня, пристально посмотрев в глаза Демина. – Почто пришел?
Майор слегка улыбнулся. Получилось не так, как у Морошкина (у этого-то, с его психологическими «вывертами» всякое лыко в строку, а не то что улыбка), но тоже неплохо – улыбка смертельно усталого человека, которому уже ничего не нужно. А может, Демин и не пытался что-то там изобразить, а все получилось само собой? Все-таки порядочно времени провел бок о бок со своими предками.
– Скажешь, от поганых пришел нас спасать? – настаивала княгиня. – И не нужно тебе ничего, окромя славы ратной? И стол княжеский не нужен? Ну, говори, а не то… – она притопнула ножкой, обутой в сапожок.
Будь Демин помоложе, годков так на десять, точно б залюбовался гневом молодой и красивой женщины («Ох ты, уже и красивой кажется?»), но сейчас он не мог позволить себе такой роскоши. Лжекнязь углядел небольшую дверцу, слегка приоткрытую. На дверце наличествовал откинутый запор.
«Ишь византийские хитрецы!» – усмехнулся про себя майор и, не мудрствуя лукаво, шагнул к дверце, водрузив запор в пазы.
– Хитер, – усмехнулась Феодосия.
– А то! – хмыкнул довольный майор. – Умная ты … – он замешкался с определением – баба сказать, язык не повернется, а женщина – не поймет, но нашелся:
– …княгинюшка. Много там у тебя сидит?
– Двое, – не стала скрывать Феодосия.
– Всего-то? – скривился Демин. – Не густо.
– На тебя хватит, – махнула рукой княгиня.
Демин развеселился. Он давно уже вышел из возраста кому-то и что-то доказывать, прошли времена бесшабашной молодости. У него не было ни коричневых, ни черных поясов, он давно не выступал на соревнованиях (за исключением ведомственных, но тут уж его никто не спрашивал). Лишь знал, что разделает двух-трех мастеров спорта по карате и по кикбоксингу вместе взятых. Но это при условии, что драка будет настоящая, в которой не очки считают, а сломанные кости.
Сам всегда учил подчиненных: если есть возможность уйти от драки – сделай это. А тут повелся как мальчишка! Эх, женщины, что же вы с нами делаете!
– Открывай, – кивнул майор на дверцу.
– Зачем? – откровенно удивилась княгиня.
– Ну, ты же сама хотела…
– Чего я хотела? – не поняла женщина. Или сделала вид, что не поняла. – Охранники мои там сидят. Так и пусть сидят. Никому не мешают. То, что услышат, в себе сохранят, не впервой.
– Ну, а кто же мне угрожать начал? – подбоченился Демин. – Мол, говори, а не то…
– А что делать, князь Гавриил? Время такое. А коли бы ты меня зарезать решил? А я вдова бедная, сын без отца растет. А сын-то не просто сын, а князь! Вот и решила…
– На меня бы тут напали, а люди мои?
– А что люди? – пожала княгиня плечиками. – Бояр бы твоих прямо в сенях порезали, а ратников… Думаешь, без воевод своих они много навоюют? Тех, кто верен останется – под нож, а остальные… Ну, куда они денутся в чужом-то городе, да без начальственных людей? А мне оружные люди сгодятся. Говоришь, город спасешь? Что ж… С такой дружиной, может, и спасем… Только, – вздохнула Феодосия, – много вас чересчур, не прокормить всех. Ну да нечто, по дворам рассую, народ прокормит.
Демин не стал обижаться на женщину. С каких таких рыжиков она должна ему верить? Вполне нормальное желание средневекового феодала женского пола решить сложный вопрос. И уже начал успокаиваться, думая, что бы такое еще сказать, как Феодосия вымолвила:
– Жаль токмо ковров будет…
«Ковров?» – не понял вначале майор, а когда дошло – о каких коврах речь, княгиня уже мелкими шажочками дошла до дверки, откинула запор и звонко хлопнула в ладоши.
Феодосию едва не снесло от толчка откинувшейся дверцы. Два костолома, верно, уже изнывшие от ожидания, утробно зарычали и кинулись на Демина… Но, как кинулись, так и остановились, а звуки двух выстрелов с глушителем были погашены их же собственным топотом и рыканьем. Горе-телохранители медленно сползли наземь, пачкая кровью дорогие персидские ковры, невесть каким образом попавшие в захудалый городишко. Демин всегда считал, что лучший вид единоборства – это пулевая стрельба.
Майор прислушался. Бревенчатые стены, тяжелая дверь, из-за которой едва слышно доносился шум и совсем уж тихое – пух-пух-пух… Если не знаешь, так и не догадаешься. Не убирая пистолет, открыл дверцу пошире – не сидит ли там кто-то еще? Чисто.
Посмотрел на хозяйку – не выкинет ли какую пакость, но та стояла, обратившись в соляной столб. Ладно, с ней потом разберёмся. Выглянул в «предбанник», там уже все закончилось, не начавшись толком. Ситуацию они с парнями прокачивали заранее и приготовились к такой реакции. Сперва была мыслишка поучить дураков, но в живых оставить, а потом передумали. Нет, надо преподать урок. Одно плохо – потолки низкие, вытяжки никакой. А порох хоть и высокого качества, но дыму столько, что глаза режет…
Свешников и Морошкин на всякий случай держали на прицеле двери в трапезную, а Павленко с Водневым сосредоточенно переворачивали тела.
– Вы чего это? – удивился майор. – Трофеи собираете?
– Да этого, как его? Хмыря смотрим… – буркнул Воднев. – Егорий, что ли? Щас, грит, бояре в трапезную пойдем, а сам стоит, ждет чего-то. К двери ухо приложил, что локатор. Ждал-ждал, а потом орет: «В ножи их!»
– Вот он, – радостно выкрикнул Павленко, обнаружив-таки боярина. Перевернув предателя (хотя почему предателя, кого он предал?) лицом вверх, разочарованно протянул:
– Смотри-ка ты, живой! Пуля в крест нательный попала, а он у него, как вериги… Если внутреннего кровоизлияния нет, очухается.
– И кто же стрелял? – ехидно поинтересовался майор.
Вопрос был риторический. Все тела – сколько их тут? Семь имели аккуратные дырочки чуть повыше глаз, а этот целехонький. Повернулся к историку, укоризненно покачал головой:
– Алексей Михалыч… боярин мой дорогой, мать твою! Сколько раз говорил – в голову надо бить, а не в корпус.
– Лопухнулся, – грустно вздохнул Свешников. – Решил, что и так сойдет. Броника-то на нем нет и кольчуги.
– Ну, Алексей Михайлович, – скривился Морошкин. – Сам знаешь, что может быть и кольчуга скрытого ношения, и еще что-нибудь. Учили же тебя – в лоб надо бить.
Демин вздохнул. Мысленно. Будь на месте незадачливого консультанта кто из подчиненных, приказал бы сделать контрольный выстрел. Да и приказывать не надо. Принцип – каждый убирает за собой сам, еще никто не отменял. А вот Свешников может и заартачиться, а это плохо. Самому, что ли, добить? Хотя…
– Хрен с ним, пусть живет, – решил командир. – Если выживет… Может, еще пригодится. Убрать мы его всегда успеем.
– Какие дальнейшие приказания, князь Гавриил? – поинтересовался Морошкин.
– Слуг отыскать, пусть тела выносят, – пожал плечами Демин. Потом резко передумал. – Отставить! Сейчас с хозяйкой посоветуюсь.
– Может, какой-нибудь черный ход поискать? – предложил Морошкин. – В поварне, или еще где, должен быть.
– А вот мы хозяйку и спросим.
Майор, убрав оружие, затворил за собой дверь, подошел к княгине, уже начинающей приходить в себя.
– Довольна? – поинтересовался Демин.
Левой рукой ухватив Феодосию за шитый золотом ворот, правой отвесил ей пару легких пощечин. Приподняв княгиню над полом (не очень и тяжелая, однако!) потряс ее.
– Довольна?!
– Отпусти! – прошипела княгиня.
Оказавшись на полу, сердито поправила одежду:
– Что ты меня, как грушу, трясешь? Чай княгиня я!
И снова майор залюбовался женщиной. Нет, вы подумайте! На ее глазах убивают двух здоровых мужиков, а она о приличиях беспокоится.
– Дура ты, а не княгиня, – сказал в сердцах Демин. – В следующий раз головой думай, а не… другим местом.
– Так прямо и скажи: головой, а не задницей, – усмехнулась княгиня. – Аль ты другое что имел в виду?
– Кхм, – прокашлялся Демин.
Вот баба! Умеет держать удар почище иного мужика.
Феодосия, потянув носом воздух, поморщилась:
– Пахнет-то… Как в худой кузнице… Что у тебя за самострел хитрый?
– Да так… – неопределенно повел головой майор. – Из далеких земель привез.
– У бояр твоих – тоже такие? – спросила княгиня, но сама же и ответила. – Такие… Вон из передней-то как несет – дымом прокисшим, али еще чем. Нешто всех положили?
– Почти, – не стал врать майор.
– И… – запнулась Феодосия, а голос слегка дрогнул. – И Егория тоже?
Упоминание боярина слегка покоробило Демина. Ревность? Не рановато ли?
– Люб тебе боярин?
– А вот про то, князь, не твоя печаль! – вспыхнула княгиня. – Ты мне не сват, не брат, чтобы я тебе ответ давала. Хоть и назвался мужниным братом… А грехи отпускать – у меня про то поп есть!
– Угадал, стало быть, – с пониманием кивнул майор.
Выдавив из себя легкую усмешку, сказал:
– Не печалься, жив твой Егорий. Но, врать не стану, в грудь он ушиблен. Бог даст – отлежится.
Демин внимательно следил за лицом княгини. Вспыхнет ли радость? Но та спокойно отозвалась:
– Один у меня боярин, других-то нет. Ну, а дале что делать станешь?
– Я же тебе сказал – Козельск спасать. Сколько еще надобно людей твоих порешить, чтобы поняла? Десять? Сто? Так у тебя всей дружины на сотню не наберется. А они в бою с татарами ой как пригодились бы!
– Так ведь на мне-то их крови нет. Ты их убил, князь, а не я. Я что, женщина бедная, вдова…
«Ох, ну и стерва», – подумал Демин, уже слегка избавившийся от колдовского наваждения этой женщины. А вслух спросил:
– Может, тебе еще одну затрещину дать?
– Не надо, – неожиданно покорно сказала княгиня. – До сих пор щеки болят. Синяки будут, как я с ними на люди выйду? – Приблизившись к майору, потупила голову и чуть слышно пробормотала: – Прости меня, князь Гавриил. Дура я… И тебе не поверила, и людей зазря положила…
– А теперь, стало быть, веришь? – недоверчиво произнес майор. – С чего это вдруг?
– Если бы ты власти княжеской искал, так и меня бы убил. Где два покойника, там и третий. Дружина у тебя большая, на каждого моего воя по три твоих будет.
– Все-то ты знаешь, – усмехнулся Демин. – Считала, что ли?
– Так вы уже давно считаны-пересчитаны, – отмахнулась шитым рукавом княгиня. – Нешто думаешь: в пустыне али в лесу дремучем идешь? Мои людишки вас уже половину седьмицы считают.
Демин промолчал, но мысленно решил вставить «фитиль» Ракше, отвечающему за боевое охранение. Хотя за что «фитиль» вставлять? И на самом деле не в дремучем лесу шли. А княгиня между тем продолжила свои печальные рассуждения:
– А посадским людишкам пообещаешь город от поганых спасти – они про меня и не вспомнят. Или того проще: если не станешь меня сразу убивать, так в поруб сунешь, а сыночка Васеньку держал бы при себе, ровно князя, а сам бы вертел им, как хочешь. Князь-от малой еще, а из-за мамки что угодно скажет и покажет…
– Дашь слово, что больше не будешь пытаться меня убить? И помощь мою примешь?
– Дам, – кивнула княгиня.
– На кресте? – прищурился майор, уже немного понимавший здешние обычаи.
– А как же иначе? – словно удивилась княгиня. Оглянувшись на дверь за троном, добавила:
– Сейчас отца Игнатия кликну, чтобы клятву мою принял. Эй, девки, батюшку позовите…
– Не надо батюшку, – покачал головой Демин. – Я тебе и так верю, без крестного целования.
– Как так? – вытаращила глаза княгиня. – Просто на одно только слово мое поверишь? Так кто же за такое на слово верит?
– Так ты же сама говоришь, мол, княгиня я, – усмехнулся Демин. – А слово княгини дорогого стоит.
– А коли нарушу? – жарко дохнула княгиня.
– А если нарушить вздумаешь, так все одно нарушишь. Хоть так, хоть на кресте. Но коли нарушишь – так не княгиня ты, а так, баба непотребная.
– Эх, странный ты князь… – задумчиво произнесла Феодосия. – Какой-то не такой. На слово веришь, да и …
– Что «и»? – заинтересовался Демин. – Что я еще не сделал? Или не то сделал?
– Меня не сильничаешь, – потупившись, сказала Феодосия.
– А надо? Хм… Ну, если надо, то могу и ссильничать…
От этих слов княгиня аж отпрыгнула. Вытащив откуда-то нож, угрожающе махнула клинком.
– Только попробуй, кишки выпущу!
– Добро, – кивнул майор. – Смотри, как я умею в ладоши хлопать…
Хлопок и – лезвие оказалось зажато между ладонями, легкий поворот – и обезоруженная Феодосия ошалело смотрела на Демина, завладевшего ее оружием.
Не удержавшись, майор притянул к себе женщину и крепко-крепко поцеловал в губы. А Феодосия вроде бы не противилась. И неизвестно чем все закончилось, если бы снаружи не раздался стук в дверь, а слегка ироничный голос Морошкина не произнес:
– Так какие указания личному составу, князь-батюшка?
Глава 10
Баньку устроили на славу, всё как положено: жар такой, что волосы загорятся, ушаты с душистыми замоченными вениками из берёзы, в холодном предбаннике изумительный на вкус напиток, в котором сразу и не угадаешь хлебный квас.
– Может, медку князь пожелает?
Патоки в словах служки хватило бы на целую кондитерскую фабрику. Ну да, сервис поставлен на высшем уровне, особенно в свете недавних событий.
Слухи об их подвигах разлетелись по всему городу. Местные быстро сообразили: свяжешься с такими – себе дороже выйдет!
«Князь» отрицательно замотал головой. Здешний медок-сбитень – коварная штука, похлеще молодого вина. Вроде и выпил всего ничего, да потом с места не встанешь: ноги будто к земле прирастут.
В баню договорились идти двумя заходами: сначала Демин с Морошкиным, потом остальные, которые покуда держали ухо востро. Заключённое с Феодосией перемирие было слишком зыбким, чтобы безоговорочно доверять княгине и её окружению. Ну и от проявления случайной инициативы никто не застрахован. Вдруг кому в голову пустую (или чугунную – без разницы) заглянет мыслишка разобраться с незваными гостями, покуда те здоровье поправляют народными методами. Достаточно вспомнить княгиню… Ольгу, кажется, которая личную баньку не пожалела, спалив до головёшек неугодных ея княжескому величеству персон. Лучше, как говорится, перебдеть. Чем противоположное.
– Ай, хорошо! – Майор поддал жару и теперь блаженствовал.
Пот тёк с него градом, образовав под ногами солидных размеров лужу.
Демин расселся на полке, прикрыл глаза и крякнул от удовольствия.
– Ложись на живот, я тебя веничком обработаю, – предложил Морошкин. – Не каждый день выпадает честь князя по заднице стегать. Грех упустить.
Дверь в парилку распахнулась, на пороге появились… две девушки в длинных долгополых рубашках. Они с любопытством посматривали на мужчин, несколько ошалевших от неожиданного визита.
Майор инстинктивно прикрыл «хозяйство» рукой.
– Вам чего, красавицы?
– Попарить тебя пришли, князюшка! Не изволь гневаться! – сказала одна. Немного полноватая на современный для визитёров из будущего манер, но если быть до конца честным, весьма и весьма сдобная да аппетитная. Мужики, как известно, на кости не бросаются.
– Нас княгиня Феодосья послала, – добавила вторая, не менее приятная во всех отношениях.
– Спинку потереть? – догадался Морошкин.
Девицы смущённо потупили глазки. Очевидно, в программу входило и нечто иное.
– Благодарствую, – сурово кивнул Демин, чувствуя весь комизм ситуации. – Передайте княгине, что мы оценили её гостеприимство, но как-нибудь сами справимся.
– Так это… нам уйти, князюшка? – удивилась полненькая.
– Точно. Ступай, красавица.
– А что мы княгине скажем?
– Ну, скажете, что устал князь с боярином, в следующий раз…
Девушки переглянулись. Кажется, им хотелось прыснуть, но постеснялись. Пряча улыбки, «банщицы» удалились.
– Интересные здесь нравы, – засмеялся Морошкин. – А зачем прогнал: ты ж вроде в разводе?
– В разводе.
Майору не хотелось говорить о причинах своего поступка. В другое время он вряд ли бы отказался от столь соблазнительного предложения, но сегодня… Демин вновь вспомнил глаза Феодосьи, её улыбку, тот поцелуй.
Морошкин хоть и не понимал, что движет майором, но лезть в душу тактично не стал.
– Ладно. Ты бугор – тебе видней! Давай на полку ложись, пройдусь веничком.
И добавил с запоздалым сожалением:
– А девки-то ничего, фигуристые. Надеюсь, не подумают, что мы с тобой типа альтернативно ориентированные…
– Дурак ты, капитан. Здесь еще до такого не додумались.
– Вот кто из нас дурак – это еще вопрос, – хмыкнул Морошкин, иногда позволявший себе легкое фрондерство, особенно в отсутствие подчиненных. А майору стало стыдно. Что же это он как собака на сене? Сам не ам, другим не дам?
– Может, вернуть девок-то? – виновато предложил Демин, но капитан отмахнулся.
– Давай-ка париться, товарищ князь. Не стоит смешивать два удовольствия!
Распаренные и довольные, они сидели в гостевой комнатке, выделенной специально под свалившегося козельчанам на голову князя. Комнатушки его «бояр» находились по соседству. Рановато ещё распылять главные силы «воинства».
Морошкин достал заныканный так, что ни одна бы зараза не догадалась, планшет, вывел меню, произнёс извиняющимся тоном:
– Я тут, покуда банька топилась, малость похозяйничал: жучков понаставил, а один так и вовсе княгинюшке нашей подвесил. Так… на всякий пожарный.
– Добро, – кивнул Демин.
– Тогда я программку запущу, она нам всё интересное выберет – я ж ведь всё подряд писал… для подстраховки.
– А что за программка-то?
– Да стандартная эфэсбэшная – на слова-маркеры реагирует. Мне тут Свешников списочек надиктовал, а я его к анализатору прикрутил.
– И долго ждать?
– Сейчас всё будет, программка шустрая. Наши её у американцев передрали, напильничком доработали и вуаля. – Морошкин пробежался по клавишам и с победной ухмылкой откинулся к стенке предбанника. – Можно слушать.
– Двери закрыл?
– Обижаешь, князь…
Записи они слушали почти в абсолютной тишине. В целом ничего криминального программе, которую остряки из ФСБ обозвали «Сноуден», обнаружить не удалось. Да, шептался народ, обмусоливая недавние трагические события и гибель нескольких гридней. Однако планы мести (во всяком случае вслух) никто не вынашивал, а слова-маркеры относились к исключительно бытовым ситуациям.
Файлики, касающиеся княгини, заставили Демина покраснеть. Та, раздав все нужные распоряжения насчёт организации похорон и тризны, отправилась навещать Егория и отнеслась к нему с такой нежностью и лаской, что тут не только раненый, умирающий – и тот бы пошёл на поправку. Зря, наверное, от контрольного выстрела удержались…
– М-да, – хмыкнул Морошкин, выслушивая многочисленные охи и ахи. – Слабовато, видать, Свешников боярина приложил. Быстро оклемался. Ишь как старается, стервец! – уважительно добавил капитан.
Демин снова почувствовал укол ревности, но силой заставил дослушать почти до самого конца. К счастью, «комплот» не сложился, любовникам было не до того. Насытившись друг другом, они лежали, тяжело дыша.
– Всё, заканчиваем разврат! – велел «князь», которому откровенно надоели прерывистые звуки человеческого дыхания.
Морошкин послушно вырубил планшет, понятливо глянул на Демина, однако от ремарок благоразумно отказался.
Ждали остальных.
Первым появился техник. Тот по ходу и не парился вовсе, быстро помылся и вперёд. Потом прибыл учёный, выглядел подозрительно весёлым, мурлыкал под нос песенку.
Дольше всего пришлось ждать Павленко. Как выяснилось, тот не отказался от «щедрот» матушки-княгини, выбрал павушку посимпатичней и два часа потом с ней «плескался». Появился довольный, что тот кот. И девица, которую он зачем-то приволок с собой, не казалась разочарованной. Что-то подсказывало Демину: ночь у снайпера ожидается бурной, спелись голубки. Откуда он только здоровье возьмет? Ну, бессонная ночь это не повод для упущений на службе. Если Дениска завтра что-нибудь нафурычит, то, как говаривал государь Петр Алексеевич – «быть его роже дратой»!
– Подругу зачем притащил? – хмуро поинтересовался майор.
– А что? – вопросом на вопрос ответил снайпер.
– Через плечо… Нечего ей сейчас с нами делать.
Девицу отправили в «апартаменты» Павленко, пускай кровать греет.
– Что скажете, мужики? – Демин обвёл внимательным взглядом собравшихся.
– Пока всё в пределах нормы, – сказал Морошкин. – Авторитет мы себе заработали, княгиню на место поставили. Осталось самое интересное – война.
Ближе к вечеру Демин устроил военный совет, на котором кроме его доверенных «бояр» присутствовали малолетний князь с матерью да козельский воевода Ермила.
От натопленных печей было жарко, и собравшиеся невольно прели, однако принимающая сторона скидывать с себя «соболя» не спешила, держала фасон что есть мочи.
Люди Демина оделись попроще. По «одежке» их уже приняли, насчёт дальнейшего «дрескода» можно не беспокоиться.
Первым делом Демин заслушал доклад воеводы. Тот говорил долго и обстоятельно, уделял внимание тем вещам, которые человеку неопытному покажутся пустяками. Картинка в итоге вырисовывалась не радужная.
Гарнизон Козельска составлял сотни полторы гридней, ещё человек пятьсот можно «исполчить» среди посадских, если найдутся в достаточном количестве броня да вооружение. Сотню-другую дадут окрестные села да деревни. Негусто.
Ручеёк «окруженцев» стремительно усыхал: кого-то успел подмять под себя Демин, кто-то сбился с пути, попал в полон или под сабли лёгкой монгольской конницы.
С учётом дружины «князя Гаврилы» дай бог наберётся тысячи две воев, из них половина обычные мужики, которые, может, медведя на рогатину и возьмут, но вот для пешего боя, в коем умение держать строй является основой для выживания, не годятся. Учить их и учить надо, а времени в обрез.
Хотя, если исходить из логики, что боец в крепости стоит семерых осаждающих, всё не так уж и плохо. Против тумена выстоять можно. Но не победить. А Демину поставили задачу разгромить монголов под Козельском.
С припасами дела тоже обстояли непросто: населению нужно прокормить и себя, и гарнизон, а сколько необходимо того же мяса нормальному здоровому мужику, который весь день на свежем воздухе и отнюдь не праздничает?! До хрена!
Голодному, дышащему на ладан скелету не место на стенах крепости – не удержит он в руках рожон. Которым лестницу надобно спихивать. Да и сама крепостная стена нуждалась в обновлении. Тут уж придётся напрячь и старого, и малого, организовать трудовой десант. Впрочем, это меньшая из проблем, народ готов к трудовым подвигам хоть сейчас: о том, что вытворяли монголы с жителями захваченных городов, знали все. Врагу не пожелаешь такой участи.
Мысли об огненном бое князь отверг сходу, не получится внедрить артиллерию раньше времени: это только в книжках порох за пять минут делают, а пушки льют по чертежам, изготовленным на коленке. У братьев-фантастов (не тех, кто создает автомат Калашникова из болотной руды, а чуть поумнее) пушки получаются и деревянными, и кожаными. Вот пусть эти альтернативные историки сами в прошлое прыгают, строгают гаубицы из сосны или сшивают кожаные мортиры. Флаг им в руки и барабан на шею.
Ну, кое-какое оружьице они с собой захватили, только запас не бесконечен, использовать надо грамотно и с умом.
Свешников вовремя вспомнил про стрелы-срезни, у которых наконечник внешне похож на два длинных уса. Такими удобно стрелять по большой массе противника без доспехов (читай – по монголам). Даже целиться не надо: необязательно убивать, достаточно лишь угодить в лошадь, и та, обезумев от боли, сбросит с себя всадника. Чем это для него обернётся в гуще верховой лавы, и дураку ясно.
Взять десяток парней, пусть стоят на одном колене и бьют по лошадиным ногам во время атаки. Срезень, говорят, ногу у коня напрочь отсекает. Лошадей, разумеется, жаль, но что тут поделать? Война… И никакого Невзорова с его гуманистическими взглядами на коневодство (кстати, совершенно правильными!), поблизости нет.
Быстро выяснилось, что наладить массовое производство таких стрел местным кузнецам всё равно, что раз плюнуть – граненые, которые бронебойные, делать сложнее, чем плоские. Мелькнула мысль, что для ускорения выделки стрел можно изготовить штампы, но благополучно ушла.
– Вот пусть и начинают ковать эту куйню, – усмехнулся Павленко.
Хорошую идею подкинул Морошкин – вспомнив Финскую, посоветовал создать отряды лыжников.
– А что? Выскочат из леса, обстреляют татар и сразу назад.
– Обстреляют, говоришь, – протянул «князь». – А если погоня?
– Это какой же идиот верховым зимой в лес сунется, да ещё с погоней?! Там снегу лошади по брюхо, кругом ветки, сучки. Либо сам напорется, либо конягу покалечит. Нет, не полезут монголы в лес, поберегутся.
Демин поискал взглядом Павленко, найдя, велел:
– Это по твоей части, боярин. Подготовишь сотню лыжников.
– Есть подготовить эскадрон биатлонистов летучих, – весело осклабился Денис.
– Ты зубы не скаль! Работы много. Одних лыж наклепать – вон сколько нужно, причём не снегоступов, а хоть какое-то подобие беговых.
– Сделаем, князь!
Малолетний Василий с интересом вслушивался в разговоры, но не вмешивался. Видать, хорошо выдрессировала его мамка. Научила, когда можно перечить старшим.
Пацан Демину глянулся. Да, князь, причём самый настоящий, однако пальцы не гнёт, гонор не выказывает, а судя по умным глазкам, старательно наматывает на ус (хотя какой там ус, белый пушок над верхней губой!).
Обсудив ещё целый ряд стратегических и тактических вопросов, разошлись.
Майор лёг в огромную кровать (почему-то считалось, что русичи предпочитали спать сидя, но на князей, очевидно, эти правила не распространялись, или врали историки, на чём их ловили не раз и не два), привычно сунул пистолет под огромную пуховую подушку и заснул сном праведника. И снилось ему всю ночь, что стоит он в огромном зале под руку с княгиней, одетой в свадебный белый наряд. Павленко и Воднев наяривают на гуслях свадебный марш Мендельсона, а ратники накрывают на стол, утверждая на нем огромную жареную свинью. Стоящий сзади Свешников противным лекторским голосом вещает, что белый цвет – это цвет печали и траура, посему свадебное платье для невесты лучше шить из ярких тканей, а еще лучше – обрядить невесту в камуфляж, чтобы вражеский снайпер не подстрелил. И на голову вместо фаты лучше всего нацепить каску. Откуда-то возникла фигура генерала Пескова в полном параде, при всех орденах. Генерал говорил, что монголо-татары получили из Штатов группу «морских котиков» с тяжелым вооружением.
При упоминании «котиков» майор проснулся. Долго не мог прийти в себя, но постепенно успокоился. Подумал: «Ну, будут «котики», придется из них морских свинок делать». С тем и заснул дальше.
Глава 11
Смотр по «гарнизону» назначили на утро. Процедура сия была рутинной, но крайне необходимой. Должно же начальство узреть стройные ряды подчинённых, выслушать их бодрые доклады, налюбоваться блеском амуниции и торжественным прохождением под бумсы и блямсы военного оркестра.
Отставить! Парад и оркестр в сегодняшние планы не входили. Местные орлы шагать в ногу не обучены, да и ни к чему им сия наука. А оркестр… даже если собрать всех здешних менестрелей и скоморохов, медведя быстрее выучишь «Прощанию славянки». Ничего похожего на медные трубы Демин до сих пор не увидел. Было что-то такое, напоминающее гитары, только без грифов и струн побольше (наверное, те самые легендарные гусли?), да дудки. Последних хватало: и деревянные, и костяные, и медные. Плясать под них хорошо, но духовой оркестр не создать. Жаль, конечно… Духовой оркестр – сила. Мертвеца из могилы подымет. Как классно играл оркестр в старом-престаром фильме «Мы из Кронштадта» – мороз по коже! Куда там музыкантам с «Титаника»! Сюда бы такой: гнали бы Батыя до его родных степей!
За вчерашний день бойцы, которых Демин привел с собой, помылись, попарились, постирались, привели в порядок нехитрое снаряжение (за редким исключением – трофейное). Вышло нормальное войско, хоть сейчас в бой.
Козельская дружина держалась особняком, смотрела набычившись по понятным причинам: ещё вчера отпевали боевых товарищей, ухайдоканных свалившимся из ниоткуда князем, а это явно не способствовало сближению рядов. Если бы не знали, что их товарищи первыми напали – резни бы не избежать. И тогда… Тогда кранты бы пришли козельским дружинникам даже без вмешательства пришельцев и их оружия.
«Надо отправить к ним Морошкина, – сделал мысленную зарубку Демин. – Пусть объясняет местным политику партии и правительства. Ещё не хватало, чтобы этот геморрой напомнил о себе в самый неподходящий момент. Ведь по закону подлости так оно и бывает».
Капитан славился тем, что мог уболтать практически любого, убедив, что белое – это чёрное, и наоборот. Всё же не зря за его плечами была приличная практика НЛП.
В отличие от угрюмых и набыченных гридней князя Василия, собственное войско откровенно радовалось Демину. В их глазах авторитет майора был откровенно высок. Кого-то он спас от полона или выдернул в последний момент из-под татарской сабли, кто-то с его помощью не околел от холода, не заплутал в лесу. В конце концов, благодаря Демину они получили ясную, кристально чистую и понятную цель, а это дорогого стоит для ратного человека. Ведь коли наступила пора помирать, так за благое дело!
Но умереть никогда не поздно. Предназначение воина отнюдь не в красивых обстоятельствах гибели. Нет уж, пускай враги помирают… А мы покуда поживём.
Судя по многим обстоятельствам, к тому оно и идёт, коли начальство строгое, но справедливое и во всём понимает толк.
Князь выказал себя только с хорошей стороны. Умудрился в целости и сохранности довести немалое войско до стен Козельска, да и, оказавшись внутри, не сплоховал. И дня не прошло, как подмял под себя город, взявшись за дело с ретивостью, непривычной для русского человека. С другой стороны – почему непривычной? Кто сказал, что русский человек, тем паче большой начальник, обязательно должен быть толстым и ленивым, словно кастрированный кот? А может, истинный князь и должен быть именно таким – неистовым и энергичным? Такой людям нравился больше, чем иные и прочие, робкие да ленивые.
Бояр вокруг себя собрал годных. Те зря горячку не пороли, но коли вцепились во что – не отпустят, до самого конца доведут.
Собственно, примерно такого плана информация стекалась к Демину со всех сторон. Морошкин и впрямь зря времени не терял и свой должностной оклад вкупе с пайковыми-командировочными отрабатывал с лихвой. То тут, то там находил нужного человечка, тихой сапой подводил к задушевному разговору, а потом всё выуженное собирал и анализировал. Расклад получался полным.
В городе дружинников покуда разместили в посадских домах, чему горожане не сказать что возрадовались, но всё ж таки терпели: проблемы обещали быть временными.
Неподалёку от детинца стремительно рос военный городок, визжали пилы и стучали топоры: для отряда возводились многоэтажные казармы.
У козельских плотников имелся превосходный стимул: чем скорее они построят, тем быстрее избавятся от постылого постоя. Тогда жёны и старшие дочери вздохнут спокойно. А строили на Руси действительно быстро: иной раз за день вдвоём-втроём ставили добротный дом – хоть сразу перевози пожитки и радуйся!
Первой должна была переехать сотня Ракши. Да и сам «князь» отнюдь не намеревался жить в любезно предоставленных «дворцовых» покоях. Посреди доверенных людей оно поспокойней будет.
В конце смотра «бояре» огласили распорядок сегодняшнего дня. Кого-то услали на работы, ополченцев погнали на учёбу, разведрота (приживалась понемногу терминология из будущего) отправилась в дальний и ближний дозоры. Немалая часть горожан латала городские стены и занималась сооружением ледяного вала.
«Два месяца… Всего два месяца, чтобы достойно встретить врага», – мрачно подумал Демин.
Отдельной заботой стал госпиталь: война бескровной не бывает, счёт убитым и раненым пойдет на сотни, если не на тысячи. Если убитым ничего уже, кроме отпевания да домовины, не нужно, раненых требуется окружить максимальной заботой и вниманием, чтобы быстро поднять на ноги и снова в строй.
Морошкин будто прочитал мысли командира, сразу принялся докладывать:
– Бинты и перевязочные материалы готовим, сделали запас антисептиков. Я тут с утра пораньше как Мамай по домам прошёлся. Всё, что нашёл – выгреб. Начнут жаловаться, гони взашей! У меня карт-бланш от самой Феодосьи Игоревны.
– Когда успел? – удивился Демин.
– С петухами первыми. Только их княжеская милость из спаленки выскочила, разомлев от утех ночных, а я уже тут как тут. Объяснил, что и зачем требуется, получил «добро» и пошёл это самое «добро» реквизировать.
– Один?
Капитан ухмыльнулся.
– Кабы один, ты б со мной больше не разговаривал. Отоварили бы чем-нибудь тяжёлым по башке, труп прикопали и весь сказ. Народ здесь простой, глупостями не заморачивается. Самый простой способ решить проблемы – топором по башке. У Ракши десяток бойцов попредставительней выпросил. С ними и шастал.
– С санитарами что?
– Княгиня обещала полсотни девок подогнать. Проведу с ними занятия, научу оказывать первую медицинскую помощь в экстремальных условиях.
– Ну-ну… смотри, чтобы они у тебя раньше времени не забрюхатели.
– Обижаешь, командир! Буду иметь подчинённых и в хвост, и в гриву, но только не в физиологическом смысле. И пуделька нашего к девкам близко не подпущу. И ещё… как думаешь, святая церковь не сильно изобидится, коли я бабок-шептальщиц мобилизую? Оно, конечно, с точки зрения официальной науки и церкви, чистой воды шарлатанство, но раз помогает…
– Раз помогает – можешь рекрутировать. Даже тех, кто по ночам в ступе летает. Лишь бы польза была.
– А церковь?
– Церковь беру на себя. Ты, главное, в эти тёрки не лезь – вали на меня. А я не позволю тебе сгореть на костре Джордано Бруно и бабок твоих в обиду не дам.
– Спасибо, княже! Как говорится, челом бью!
– Бей-бей, только лоб не расшиби! – отшутился Демин.
К слову, у него самого голова разболелась не на шутку. Пришлось лезть в «энзэ» за таблеткой цитрамона. Не сразу, но помогло.
Ближе к вечеру в город потянулись новые партии переселенцев – бойцы разведроты, выполняя строгий приказ «князя», сгоняли людей с насиженных мест. Монголов должна была встретить безлюдная пустыня на десятки километров вокруг, всю провизию и фураж стремительно вывозили или уничтожали.
Заодно прибыли и первые сведения: монголов покуда в окрестностях не наблюдалось. Случайные отряды бойцы Демина повыбили ещё по дороге к Козельску. Майор расценил эти новости как хорошие. Чем позже подойдут враги, тем больше времени на подготовку, когда дорог каждый час.
Он сидел в своей комнате и вновь пробегал глазами пункты подробного плана обороны: не упустить бы чего, мелочей в таких делах нет. За спиной слышался весёлый смех Павленко и слабое повизгивание его пассии.
Внезапно дверь без стука распахнулась. На пороге возник малолетний князь. Хоть время и было позднее, Василий явился при полном параде, разве что шубу где-то оставил. За спиной подростка уныло топтался рослый гридень-телохранитель.
– Не помешал тебе, княже?
– Ни в коем разе.
Демин встал, сделал приглашающий знак рукой.
– Милости прошу.
Василий кивнул и быстро вошёл в комнату. Не оборачиваясь, коротко приказал гридню:
– За дверями жди.
Сев напротив, внимательно уставился на Демина, будто пытаясь прочесть что-то у него в глазах. Майор невольно отметил, что смотрит Василий с несвойственной его возрасту серьёзностью, аки совершенно зрелый муж, на плечи которого взвалены нешуточные обязанности.
– Реки, князь, – подтолкнул подростка Демин.
Тот решился:
– Скажи, Гаврила Мстиславович, мунгалы и впрямь сюда пожалуют?
– Пожалуют, князь. Можешь не сомневаться. Через два месяца они будут под стенами города.
– Коли так – может, выйти и встретить их в поле в честном бою?
– Честного боя не будет. Их много больше, и они умеют сражаться. А ещё они умеют хитрить.
Майор старался говорить как равный с равным. Парнишка того заслуживал.
– Если запрёмся в городе, то победим? Слышал я от бывалых людей – если в обороне сидишь, врага не осилить.
– Умных ты людей слушал, князь Василий, – одобрительно кивнул Демин. – Но мы не просто запрёмся. Мы будем вылазки делать, атаковать. Будем бить их, денно и нощно так, что небо в овчинку покажется. А потом мы заставим их отступить, трусливо поджимая хвосты. Ради этого я всё и затеял.
– У меня будет к тебе одна просьба, князь?
– Какая? – вопросительно вскинулся майор. – Выполню всё, что в моих силах.
– Княгиня… Она сделает всё, чтобы не пустить меня на стены. Хоть я и князь, но я должен её слушаться, ведь она – моя мать. Но я не могу прятаться за чужими спинами, когда гибнут мои люди. Мое место среди них.
«А ведь он не ради красного словца говорит, – понял Демин. – И это отнюдь не детство в одном месте играет. Парень действительно ощущает на себе бремя власти и всю полагающуюся ответственность. Жаль, не все начальники такие!»
Парень, перехватив его задумчивый взгляд, выжидающе замер. Майор нервно сглотнул, мысленно обругал себя за то, что вмешивает пацана в совершенно мужское занятие (хотя как ещё ему стать настоящим мужиком, не сибаритом-неженкой, который не умеет держать в руках оружие, защищать себя, своих родных, девушку, Родину, наконец?!).
– Я ни тебе, ни твоей матери – не указ!
Мальчишка понуро опустил голову, чтобы тут же распрямиться, услышав продолжение:
– Но не забывай: именно ты – князь! И этот город твой, а люди, которые в нём живут, нуждаются в защите, твоей защите, княже! Если вступишься за них, они этого не забудут и пойдут за тобой до конца. Только… – Демин смолк, подбирая слова, и, найдя нужные, продолжил:
– Не лезь на рожон, князь Василий! Пусть лучше плачут матери врагов, а не твоя! Береги мамку! Супруга она уже потеряла, не хватало, чтобы ещё и тебя лишилась… Других сыновей у неё нет.
– Буду беречь, – пообещал парнишка. – Крест на том целую.
Он вытащил из-под нательной рубахи крестик и поцеловал.
Демин одобрительно кивнул.
– Тогда иди спать. Завтра много дел, силы тебе пригодятся.
– А ты? Почему ты не спишь?
– Я тоже скоро лягу. Продумаю кое-что и бай-бай. Покойной ночи, князь Василий!
– Покойной ночи, Гаврила Мстиславович. А вот еще что…
Видя, что подросток колеблется, не решаясь спросить, Демин улыбнулся:
– Что-то еще?
– А небо с овчинку – это как?
«Фильтруй базар!» – в который раз выругал себя Демин, а вслух сказал:
– Это выражение такое, образное, – не зная, как правильно объяснить майор начал импровизировать:
– Ну, если хочешь врагу страху нагнать, напугай его, и он ничего не увидит. Вот тут ты его и замочишь…
– Замочишь? – наморщил лоб подросток. – Обоссышь, что ли?
Демин слегка крякнул, услышав из уст мальчишки не совсем литературную фразу. Все-таки пареньку еще положено было сказать «обписаешь» или «пописаешь». Ну да, средневековье, чего с него взять?
– Ну, замочишь – значит кровь пустишь.
– А, тогда понятно.
Парнишка ушёл, но после его ухода на душе у Демина вдруг стало легче. Отпали последние сомнения.
Мы победим! Сколько бы ни было неприятеля, всех поганой метлой спровадим назад в степи, вгоним снова в каменный век. Пусть сидят там и зализывают раны до скончания века! Ибо… Ибо не хрен, окончательно решил он.
А базар все равно фильтровать надо!
Глава 12
Спустя две недели жизнь в Козельске уже текла в устоявшемся русле и даже слегка отдавала рутиной. Ожидание осады перестало давить прессом, все успели свыкнуться с этой мыслью – ну да, через месяц-другой к городским стенам заявятся монголы, будет жарко, но не впервой, Господь не выдаст, свинья не съест, а уж татарин тем более.
В пятницу вечером, почти как в родном двадцать первом веке, в предвкушении уик-энда легионеры собрались в «апартаментах» князя на «рюмку чая», как выразился вечный остряк Павленко, за что едва не схлопотал от Демина здешний эквивалент наряда вне очереди, но как-то отбрехался. Конечно, не положено господ офицеров в наряды ставить, не солдаты срочной службы, но Демин бы нашел, как обойти Устав.
«Апартаменты», конечно, громко сказано. На самом деле это была не самая просторная, угловая, с окнами, смотрящими на север и запад, комната на втором, верхнем этаже. Казарму хоть выстроили и вместительную, но, как водится, где-то что-то не рассчитали, потому пришлось тесниться, ну а майору сам бог велел подавать личный пример.
Присутствовала только старшая тройка: Демин, Морошкин да Свешников. Ловелас Дениска, избежав наказания, спросил дозволения и смылся на свиданку. Воднев засел у себя, в смежной каморке, где колдовал над чертежами какой-то особой баллисты.
– Для специально обученных людей! – язвил варвар Павленко, потуже затягивая кушак перед уходом к своей «зазнобе».
Специально или не специально, а уважения у местных Игорь добился, причём с неожиданной стороны. Переделывая механизмы подъёма моста и отпирания ворот, услышал от мастеровых восхищённую реплику:
– А ты знатный кузнец, боярин!
– Ага, Вакула, – смеялся потом Морошкин, мимо чувствительного уха которого, казалось, ни один комариный писк не проскочит.
Об одном жалел капитан: запас жучков и прочих полезных спецсредств имел свои лимиты, нет на свете ничего неиссякаемого, кроме людской глупости.
Кличка Вакула едва не заменила оперативный псевдоним Игоря – Помор, а в его мастерской с той поры с утра до ночи крутились козельские технари, вмиг распознавшие родственную душу. И пусть вряд ли кто из представителей не шибко технократичной цивилизации тринадцатого века мог дать квалифицированный совет по наладке механического нутра чудо-телеги или железной птицы, всё же операции уровня «принеси-подай» аборигены освоили быстро, а где-то через неделю самые одарённые были допущены к гаечным ключам и элементарным операциям.
Местные красотки впустую растрачивали нехилый сексапил на скромного Воднева. Его мало интересовала сфера, лежавшая вне дорогих сердцу железяк. Конечно, Игорек, хотя и обожал железяки, но сам-то был совсем не из железа. И он время от времени поддавался на удочку и забегал в гости то к одной, то к другой вдовушке – мол, помочь по хозяйству, но не часто. Зато Дениска-варвар отрывался за двоих, внося энергичный вклад в решение демографической проблемы.
Порой Демин озадачивался вопросом – это сколько же народу месяцев через девять с полным основанием начнут звать Дениса папой? По приблизительным прикидкам выходило, что много, очень много.
Но сейчас мысли майора вернулись к намеченной чайной процедуре.
Зря зубоскалил Павленко – «аксакалы» баловались отнюдь не «огненной водой». Пили чай, и не какой-то банальный: появилась возможность распробовать знаменитый матэ. Угощал Свешников, любитель всяческой экзотики. Учёный прихватил с «большой земли» кисетик зелёного южно-американского зелья.
Впрочем, восторг от этого «этнического» (как было написано на упаковке) напитка испытывал, похоже, только он.
– Прости, Михалыч. Есть в этом твоем матэ что-то табачное! – подытожил Демин, сделав последний глоток и с неудовольствием отставив пустой бокал в сторону. – Будто махорку заварил!
– Вкус тут не главное, – неожиданно поддержал учёного Морошкин. – Матэ – штука полезная. Давления не повышает, а вот иммунитет…
– Знаю, знаю! – прервал его майор. – Ты лучше скажи: как считаешь, можем мы повысить боеспособность наших войск? Татар-то во сколько раз будет больше, а? Надо не числом, а уменьем!
Морошкин ответил не сразу, задумчиво пожевал губу сначала.
– Считаю, что пока боевая подготовка идёт вполне на уровне. Вон, у Ракши сотня почти в терминаторов превратилась. Да и Стырь своих гоняет. Но…
– Что «но»? И как, кстати, тебе этот Стырь? Что-то уж очень рьяно впрягся: даже сотню отдельную ему дали – не находишь?
– Впрягся, потому как самолюбие, видно, взыграло.
– И это тебе говорят твои новейшие психологические методики?
– Методики, само собой, говорят… Хотя ты прав, к Стырю ещё следует присмотреться. Прокачать перед боем по полной. И вот тут я…
– Так, говори, говори!
– Тут я подхожу к главному. Если ожидание татар затянется, это чревато тем, что моральный дух личного состава может несколько упасть.
– Упасть? – переспросил майор сердито, но закончить мысль не успел – дверь без стука распахнулась, и в комнату влетел Воднев с криком «Варвар пропал! На связь не выходит!»
Не расставаться с рацией, всегда настроенной на общую волну – был приказ самого князя, то есть майора Демина. И на свиданку Павленко тоже пошёл с включенной рацией. Но когда через два часа в полном соответствии с предписанием командира Воднев попытался выйти с ним на связь, то ответа не получил.
– Так! А маячок? – вскинулся Демин.
– Про маячок я как-то… – Воднев растерялся.
Каждый участник группы носил на шее маячок, на всякий пожарный. Демин включил приёмник сигналов. Маячок Варвара был цел и невредим – светился зелёным огоньком на экране.
– Метров четыреста отсюда, – задумчиво протянул Морошкин.
– Да тут весь Козельск метров четыреста, – обрубил Демин. – Так! Андрей, Игорь, берете отделение из сотни Ракши и с монитором дуйте на поиски Варвара. С нами поддерживать связь постоянно! Обо всём докладывать!
Морошкина и Воднева как смело.
– Что думаешь, Алексей? Что говорит тебе твоя наука? – видно было, что Демин нервничает.
Он как вскочил со стула, когда Воднев влетел в комнату, так уже и не присаживался. А теперь принялся расхаживать из угла в угол. Напротив, Свешников казался спокойным, как Будда, сидел, смаковал свой нескончаемый матэ.
– Да что там думать, командир. Увлекся парень! Бывает. Рацию случайно выключил.
– Эх, кое-кто после разбора полётов получит… по яйцу! – выдал Демин вполголоса.
Запиликал вызов рации: Морошкин вышел на связь.
– Князь, тут войнушка началась! Нас из луков обстреляли, заняли оборону.
– Все целы?
– Все. Указания будут?
– Держитесь! Идём на помощь!
С ещё одним отделением из сотни Ракши выскочили из казармы, стремглав помчались к месту сражения, но поспели аккурат к шапочному разбору: бойцы Морошкина и Воднева справились своими силами.
Капитан с факелом в руках рассматривал распластанные на снегу тёмные фигуры – трупы. За его спиной рассредоточились дружинники, числом куда больше десятка.
– Что тут у вас? – коротко бросил Демин.
– Вот. Трое, – кивнул Морошкин на покойников. – Ещё парочка скрылась в темноте. Преследовать не стали.
– Правильно! Потери есть?
– Обошлось. Спасибо Стырю. Ели бы он со своими не подоспел, – капитан опять мотнул головой, в сторону, на выступившего из темноты Стыря.
Тот напряжённо смотрел на Демина. Майор благодарно кивнул в ответ, и сотник расслабился.
– Что ж, теперь остаётся выяснить, где Павленко.
Далее шли двумя цепочками по обе стороны улицы, страхуя друг друга от возможных нападений. Воднев наблюдал на дисплее перемещение зелёного огонька. Пару раз для ускорения пришлось свернуть на другую улицу. И вот они добрались до места.
– Ба! – не удержался Свешников. – Кажись, казённый дом…
С самых первых дней пребывания в Козельске Демин озаботился организацией гауптической вахты, по простонародному – «губы», на которой бы отбывали наказания за мелкие провинности. А что – гарнизон большой, залётчиков хватало. Ну и некоторые штатские порой нуждались во вразумлении. Подобрали дом, набрали персонал из местных держиморд.
И Варвар в самом деле там обнаружился, когда разгневанный князь в сопровождении бояр да бойцов вломился внутрь. Дениска сидел в вонючей, темной и тесной кутузке, с поцарапанной скулой, но, как всегда, не унывающий.
– Князь, разрешите доложить! – радостно вскинулся он.
– Доложишь потом! Кто старший? – Демин обвёл взглядом комнату, в которой находилось с полдюжины стражников-мордоворотов – кто сидел, кто стоял…
– Ну, я, – буркнул коренастый, сивобородый.
– На каком основании схватили боярина?!
– А почём видно, что он боярин? – Старший равнодушно кивнул в сторону арестанта, облаченного и впрямь во вполне заурядный прикид и потому почти неотличимого от местного простолюдина.
«Тьфу ты! – чертыхнулся Демин про себя. – Перебрали с этими перестраховками… Хотя эти-то долдоны могли бы понять и по росту. Таких вёрст коломенских здесь больше нет».
– Мы-то почем знаем, боярин он или тать нощной, – пробубнил старший, будто читая Деминские мысли. – Шляются тут, в темноте. А у нас приказ – всех подозрительных, кто ако тати бродят, хватать и не пущать.
– Ладно, – процедил Демин. – Разберёмся. Варвар, за мной!
– Есть! – гаркнул тот.
– Ты чего так подставился?! – кипя от злости, накинулся командир на старлея, когда они оказались на улице.
– Това… князь! Да не подставлялся я! Шёл себе, никого не трогал, и тут из темноты… камешек, из пращи, наверное. Я-то уклонился, а рацию зацепило и в хлам. И сразу дюжина архаровцев со всех сторон, ни ответа тебе, ни привета. Кого мог – раскидал, но я ж не Геракл, сначала огрёб, потом по кумполу получил. Очнулся уже на киче.
– Ладно! Разберёмся! С этого дня свиданки отменяются. Ввожу казарменное положение.
На обратном пути Демин тихонько спросил Морошкина:
– Что думаешь про это, Андрей?
– Something is rotten in the state of Denmark[4], – протянул Морошкин задумчиво с правильными оксфордскими придыханиями.
– А поточнее сформулировать можешь? – раздражённо перебил Демин, прекрасно понявший смысл фразы. Просто он не терпел умничанья в некоторых ситуациях.
– Знаешь, командир, когда Стырь давеча из темноты выскочил, я первым делом подумал, что это ещё один… Ну что-то такое мне показалось. И как будто он вдруг в последний момент передумал…
– Что ты хочешь этим сказать?
– Что к Стырю ещё следует присмотреться. Мне кажется, и арест Варвара, и этот налёт на улице – звенья одной цепи. Что-то другое сегодня должно было случиться, но – не срослось…
– Так… – протянул Демин. – Вот это уже не Шекспир. Это поинтереснее.
Глава 13
Ты помнишь товарищ, как вместе сражались, как нас обнимала гроза. Когда нам обоим та-та-та-та… ее голубые глаза, – пел Воднев, шлепая по улице Козельска.
Игорь пел редко, но «метко». Вернее – очень скверно, потому что даже друг Павленко, заслышав пение, начинал демонстративно морщиться и глубокомысленно изрекать о том, что петь нужно в ду́ше, где никто не слышит. Или в нужнике.
Игорь на подколы не обижался, знал за собой такую беду. И потому пел только тогда, когда его никто не слышал. Или, если и слышал (вон, как местное население таращится), то все один черт – не поймет.
Песню про грозу, что обнимала боевых товарищей, Воднев не помнил. Затянул новую, более подходящую к случаю:
Мы красные кавалеристы, И про нас Былинники речистые ведут рассказ О том, как в ночи ясные, О том, как в дни ненастные Мы гордо и смело в бой идём!Дальше застопорилось, потому что слова он опять забыл. А, нет, вроде бы там еще что-то такое было:
– Веди ж, Буденный нас смелее в бой, пусть гром гремит та-та-та… один такой… Тьфу ты, – плюнул старлей, не сумев подобрать к слову «бой» ничего более подходящего.
– Дядька боярин, ты чё горло дерешь? – поинтересовался у старшего лейтенанта абориген – мальчишка лет двенадцати, одетый в короткий драненький полушубок и потертую шапку. – Орешь, будто кота за муди тянешь.
Игорь, обиженный за свое выступление, уже хотел послать парня куда подальше, а то и накрутить нахалёнку ухо, но передумал. Внимательно посмотрел на пацаненка. На вид тому лет двенадцать, а может, и все тринадцать. Крепкий. И на лыжах пройдет там, где взрослому не пройти.
А ведь идея, пожалуй! Ребенок, конечно ж… Но! Не было в Древней Руси такого понятия – дети. По здешним меркам вполне самостоятельные индивидуумы, тудыть их в качель! Некоторые женихаться уже успели. Тем более на носу беда великая, всем миром вставать надо: чтобы и стар и млад!
А если сколотить лыжный диверсионный отряд из подростков, то чем он хуже отряда из взрослых?
– Ты, отрок, чей будешь?
– Овдотьин я, – шмыгнул парень носом.
– Стало быть, сирота? – зачем-то спросил Игорь, хотя помнил из наставлений Свешникова, что если на вопрос «чей» ребенок называет имя матери, то отца у него нет.
– Ну…
– Тятьку татары убили?
Мог бы и не спрашивать. Мальчишка набычился, но слезу не пустил. Молодец. Скривился и снова шмыгнул носом.
– Пришлые мы, – сообщил парень. – Из Рязани бежали.
– Ты же в Козельске не один такой? – настаивал Игорь. – Есть дружки, кто с татарами посчитаться хочет?
– А то… – сплюнул мальчишка на снег и по-взрослому спросил: – Ты, боярин, дело скажи. Коли нужда есть – хоть щас робят скличу. Сколько надо-то?
– А надо… – призадумался Воднев на миг. – Человек десять-пятнадцать. Найдешь?
– Да раз плюнуть, – усмехнулся мальчишка. – В Козельск не токмо мы с маткой пришли, тут и других полно. Вон – Ванька Ванявый, крючников сын, Гюрг у дьячковой вдовицы… – начал он перечислять, но Игорь прервал парня:
– Короче. Тебя как звать-то? Онька? Это что за имя такое? Онисим? Ну, лучше пусть будешь Онисием, солиднее. Значит, друг мой Онисим, давай так. Собирай пацанов…
– Кого собирать? – удивлённо захлопал глазами тот.
– Дружков своих, – уточнил Воднев, удивившись, что слово «пацан» тут не знакомо. Надо будет Свешникова спросить.
Когда Онисим убежал, Игорь спохватился (а что родители скажут?), но было уже поздно. Да и некогда было думать, потому что пришел туда, куда хотел – в мастерскую бондаря.
Воднев ожидал, что в мастерской – здоровенном сарае, где под самую подволоку были сложены разномастные бочки – он встретит какого-нибудь старичка с козлиной бородой. Почему-то именно таким воображение рисовало бондаря. Вместо этого узрел нестарого еще мужика, комплекцией напоминающего Павленко.
– Здравствуй, мастер, – слегка поклонился Игорь, приподнимая над головой шапку.
– И ты будь здрав, боярин, – поясно склонился бондарь, польщенный оказанным почетом.
Выпрямившись, с интересом смотрел на боярина, сотворившего необычное дело – первого поздоровавшегося с горожанином. Воднев же, не зная, как начать разговор, осматривал готовую «бочкотару».
Посмотреть было на что: в мастерской громоздились столь огромные кадушки, что впору засмолить не только царицу с князем Гвидоном, но и всех богатырей с дядькой Черномором. Впрочем, были и что вместят не больше поллитры. Ну, коли прежними здешними мерками мерить – фунт. Хотя отставить! Нет тут ещё фунта, не придумали! Наверняка здешняя поллитра имеет какое-то обиходное название, но, право слово, у Воднева были дела куда поважнее, чем выяснять это.
Наконец, высмотрев в углу доски для сколачивая бочек (как их там, клепки, что ли?), Игорь начал разговор:
– Вот скажи-ка мне, Данила-мастер…
– Не Данила я, а Гаврила, – поправил бондарь.
– Ну, стало быть, скажи мне, Гаврила-мастер, – опять начал Воднев, но снова был перебит:
– Ты, боярин, меня за фрязина, что ли, считаешь? – обиделся мужик. – Так русский я, в Козельске уже шестое колено живет. И все бондари.
Игорь едва не взвыл. Пацан не понял, что его называют пацаном, а мастер – мастером. Ну, насчет мастера понятно, слово немецкое. Сколько еще таких в обиходе, о чем мы не задумываемся. А с пацаном надо бы проконсультироваться.
Ладно, хрен с ним, с великим и могучим, с этимологией (так вроде бы?) можно и потом разобраться!
– В общем, Гаврила, нужны мне доски струганные, вроде этих клепок.
– Много досок-то? – слегка посуровел бондарь. – И каких размеров?
– Досок… – прикинул Воднев, чтобы с запасом, – ну, штук сорок. А ширина, чтобы… – выцепив взглядом подходящую клепку, подошел и измерил ее так, как когда-то научил трудовик в школе – мол, если под рукой ничего нет, можно мерить подручными средствами – с помощью руки. Расстояние от мизинца до большого пальца примерно двадцать пять сантиметров.
– Стало быть, ширина тебе в пядь нужна? – уточнил Гаврила. – Ну, таких у меня много, хоть сотню дам.
«Так вот она какая, русская пядь!» – возликовал Игорь, помнивший, что «пядь» – это что-то маленькое. Как там в песне – «Чужой земли не надо нам не пяди, но и своей вершка не отдадим».
Воднев помотал головой, отгоняя мысль: а сколько тогда сантиметров в вершке?
Мастер спросил:
– Тебе в какую пядь – в малую?
– А у досок у этих концы вверх можно загнуть?
– С обеих сторон? – удивился бондарь.
– С одной, – поправился Игорь.
– Это что, как у лыж, что ли?
Вот тут старший лейтенант чуть не сел. Он-то приготовился поучать бондаря, как сделать «снегоступы», а тут – бац!
«Ну, Михалыч, ну, зараза историческая! Скажу я тебе пару ласковых!» – мысленно пообещал Игорь главному консультанту диверсантов. Теперь же, желая выкрутиться из неловкой ситуации, спросил, как бы о само-собой разумеющемся:
– А готовых лыж у тебя нет?
– Так у меня откуда? – развел руками бондарь. – Лыжи надо у дружинников княжеских спрашивать. Они же зимой на лыжах ходят…
Вот тут потомок кержаков сделал то, за что его старый прадедушка, доживи он до сего дня, заставил бы долго чистить зубы с хозяйственным мылом – выматерился! Причём уже не в первый раз с момента попадания в Козельск. А ведь в жизни старлея-диверсанта случались моменты и похуже! Однако тогда он почему-то не матерился.
– Ась? – навострил уши Гаврила. – Это по-каковски? Как, говоришь, мать-то поиметь надобно? В какую-такую жилу?
– Ладно, – оборвал неприятный разговор заалевший Воднев. – Не бери в голову! А лыжи, что у дружинников… ну, не годятся они нам. Не той системы, – вспомнил и сразу хмыкнул он.
Вообще, мысль понаделать лыжи из клепок пришла к Игорьку из глубокого детства. Сам он, конечно, не то, что на самодельных лыжах, но и на «мягких» креплениях не ездил. Был у него полупластик, потом – пластик, с «крутыми» ботинками. Но жила в деревушке, куда они с родителями ездили отдыхать, стогодовалая бабка Лена.
«Щас-то, дивья вам, горлоеды, – говорила старуха, смешно корявя слова беззубым ртом. – Пошел в магазин, все и купил. Были бы деньги, ты в магазине медведя в лаптях купишь, а то и бабу в шерсти! А ведь у нас как было? Мужики самогонку сами гнали, о водке и не слыхивали. Самогонка-то куда полезнее, чем водка. Ну, сгорали с нее. Не без этого. Так в рот-то никто не льет. И махру растили, чего деньги на папиросы трать? А мячи тряпишные шили, а вовнутрь вату или тряпки запихивали. Как щас помню, – хихикнула бабка, – зашила я камушек в мячик, да в парня-то своего – он, кобель такой, к подруге моей ходить намылился – и пальнула. Ох уж, как он изводился, что мячик-то промеж ног попал… Зато потом долго ни на какую девку не смотрел. А лыжи из дощечек делали, от старых бочек. Веревочку привяжешь, да к валенкам и присобачишь. Ежели воском натрешь, не хуже настоящих бегают. А настоящие-то – покупные лыжи – токма у богатеев были».
Бабка Лена умерла давным-давно, но ее рассказ отложился глубоко в памяти, чтобы вынырнуть. А вот поди же ты… Не удалось удивить предков новшеством.
Бондарь между тем решил уточнить:
– Ну так говори: какие лыжи нужны, да к какому сроку?
– Значится так… Нужно мне двадцать пар, скажем, дня через два.
– Не пойдет через два, – помотал головой бондарь. – Не успею.
– Так я тебе помощников дам, – обрадовано сказал Воднев, вспомнив о том, что скоро у него будет команда мальчишек.
– Так помощники-то мне на кой хрен? – скривился Гаврила. – Лыж я настругаю, концы заострю, желобок выдолблю, чтобы по снегу скользило. Ну, дырок навертеть надо, чтобы веревку продеть. Всё про всё – на полдня работы. Так ведь лыжи надо с задратыми концами делать. Мне же клепки придется в бане парить, а потом камень сверху класть. А парить дня два, а то и три придется.
– Давай через три, – покладисто кивнул Игорь. Вздохнув, полез за пазуху:
– Сколько с меня?
– Да ты чё, боярин? – отшатнулся Гаврила. – Ты же лыжи эти не для себя делаешь, а чтобы татаров бить!
Мастер Гаврила посмотрел так, что Водневу показалось, что бондарь сейчас даст ему в морду. Игорю оставалось только одно – поклониться мастеру. И уже не кивком, а в пояс, как равному.
От такого изъявления чувств вышестоящего по социальной лестнице, бондарь совсем опешил. Вот он, феодализм проклятый!
Глава 14
На выходе из мастерской Игоря уже ожидали мальчишки во главе с Онисимом, надувшимся от собственной важности.
Игорь осмотрел «гаврошей», крякнул. Одежда – дыра на дыре, вид голодный.
– Что, орлы мои сизокрылые, – нарочито весело обратился Воднев к парням, – на лыжах ходить умеете?
– Н-ну… – неопределенно протянул кто-то из парней, и Игорь понял, что ходить на лыжах – тем паче бегать на них, они не умеют. Не пришла еще эта забава на Русь. Вернее – прийти-то пришла, но была еще не забавой, а суровой необходимостью.
– Я умею, – заявил вдруг один из мальчишек. – Я с тятькой на охоту ходил! – похвастался он, а потом вдруг пустил слезу:
– Тятька охотником был, да мунгалы его в дороге убили.
– Вот за тятьку и поквитаешься, – нарочито резко оборвал его Воднев, хотя при взгляде на мальчишек у него самого что-то подкатывало к горлу. Какой-то невкусный ком…
Откашлявшись, приказал:
– Значится так, отроки! Сейчас занимаетесь своими делами, а через … – спохватился, едва не ляпнув «через час», что у предков означало «минуту» – …а к закату к нашему терему подойдете. Знаете где?
– Знаем! – бодро отозвались мальчишки.
– Вот и ладно, – кивнул Игорь.
Глянув на солнышко, прикинул, что до заката час-полтора и осталось, потом строго добавил:
– Никому ничего не болтать! Ясно?
– Ясно! – вразнобой отозвались мальчишки.
Отозваться отозвались, но разбегаться по своим делам не спешили. Сгрудившись вокруг Игоря, чего-то ждали.
– Парни! – сказал Воднев, сделав лицо построже. – Вам чё непонятно? Повторить?
Мальчишки засопели. Переминаясь с ноги на ногу, опять чего-то ждали. Наконец не выдержал Онисим:
– Боярин, а ты нам хлебца не дашь? Голодно очень…
– Нам бы не себе, – стыдливо добавил тот мальчонка, чьим отцом был охотник. – Мамки у нас голодают, сестренка у меня есть еще, братик…
– И у меня…
– А нас у мамки семеро…
Игорь посмотрел на голодных мальчишек… Наверное, ему еще никогда в жизни не было так плохо. Даже тогда, когда на «зачистке» одного аула пришлось стрелять в боевика на глазах у его семьи.
– Ребятишки, с собой я хлеб не ношу, – виновато сказал Игорь. – Давайте разбегайтесь пока, а к закату придете…
В «ставку» он пришел так быстро, как только мог. Побежал бы, да нельзя… Не говоря ни слова, вытащил из угла большой мешок и на глазах удивленных товарищей принялся набивать его тем, что под руку подвернулось: сухарями, кусками сыра. Сбегал в поварню, притащил оттуда несколько караваев хлеба.
Демин, наблюдавший за деятельностью подчиненного, не выдержал:
– Игорь, ты зачем провизию запасаешь?
С изумлением констатировав, что Воднев на замечание старшего по званию реагирует слабо, гаркнул:
– Старший лейтенант Воднев! Ты чего делаешь?!
– Виноват, товарищ майор! – спохватился Игорь.
Вытянувшись по струнке, доложил:
– Диверсантов кормить собираюсь.
– Игорь, ты чего? – поинтересовался Павленко. – Заболел, что ли? Каких диверсантов?
– Стоп-стоп, – начал понимать командир. – Ты чего, лыжников из местных набрал? Вроде хотели из своих отряд составить.
– Я, командир, ребятишек решил к делу пристроить, – сказал Игорь.
Объяснять, что к чему, не пришлось. Диверсанты – народ понятливый. К всеобщему удивлению, идею детского диверсионного отряда принял в штыки не мягкотелый интеллигент-либерал Свешников, что было бы логично, а Павленко.
– Да вы чего, мужики? Мы что, пацанов на убой пошлем? – кипятился старший лейтенант, напрочь забывший о хохляцком акценте. – Мы даже во время Отечественной войны мальчишек жалели. Даже сынов полка в тыл отправляли. Когда фильм «Сволочи» сняли – скандал был! Меньшов даже приз отказался вручать! Фашисты детей на смерть посылали, а мы кто будем? Игорь, ты каким местом такое придумал?
– Таким самым местом и придумал, – не стал спорить с другом Воднев.
Криво усмехнувшись, сказал:
– Им, пацанам этим, что так, что этак, все равно смерть. Не от сабель татарских умрут, так от голода ноги протянут. Вон, выйди во двор, посмотри, – разозлился Игорь. – Наверное, стоят уже, хлебца просят. Их тут много в Козельске. Вдовы, сироты, калеки, кто из других городов прибежал. Думаешь, их тут кормят? Ладно, что в храме что-то перепадает, так надолго ли?
– Да, а вот об этом аспекте мы как-то не подумали, – хмыкнул Свешников. – Тут же народ голодает…
– Нам, Алексей Михайлович, такую задачу никто не ставил, – мягко пояснил Демин.
– Да я понимаю, – вздохнул историк. – Отстоим Козельск, спасем людей и от татар, и от голода… Но все равно, кошки на душе скребут.
– Скребут, – согласился Демин. – А что делать?
В палатах повисло молчание. Каждый понимал, что сделать они ничего не могли. Им и так приходилось выколачивать харчи на свою дружину. А если еще заставить княгиню кормить всех беглых, собравшихся в городе, то… Нереально это. Суровый прагматизм войны – надо кормить здоровых мужиков, в ущерб всем прочим.
– Ты сколько пацанов набрал? – поинтересовался Демин.
Павленко вскинулся было, но смолчал. Понял, что командир идею детского отряда одобрил. А коли одобрил, чего спорить?
– Было около двенадцати. Дюжина. Да, Алексей Михайлыч, – вспомнил Игорь свою закавыку. – А слово «пацан» когда появилось? А то я одного пацаном назвал, так он и не понял.
– Ну, появилось это слово давно, но в наш обиход вошло только в первой половине двадцатого века, – начал Свешников издалека.
Посмотрев на недовольного майора, поспешил закончить:
– В общем, пришло оно к нам из еврейского, как и многие слова тюремного жаргона – то есть фени. Означает – маленький половой член.
– Чего? Пацан – маленький половой член? – вытаращился Павленко.
– Ну да, – пожал плечами Свешников. – Поц – большой член, поцан, или пацан, маленький… У нас много слов в феню из идиша пришло. А из фени – уже в обычный говор.
– М-да… – помотал головой Павленко. – А мы-то дураки и не знали.
– Ну, мы много чего не знаем, ну и что? Прижилось слово, так что теперь, вешаться? – хмыкнул Воднев. – Ты, Михалыч, лучше объясни, почему ты про лыжи мне ничего не сказал?
– В смысле? – не понял Свешников. – Чего я тебе должен был сказать?
– Ну то, что в Древней Руси они уже были. А то я как дурак приперся, начал объяснять – что, мол, мне надо, а мне словно колуном по башке – мол, так и скажи, что лыжи нужны.
– А ты что, сам не знал? – вытаращился Свешников. – На лыжах еще скифы бегали. Картины есть – русское войско в походе. Не помню, чье войско – не то Ивана Грозного, не то еще кого-то.
– Так откуда я знал? – фыркнул Воднев. – Я вот из учебника картинку помню – «Арабское войско в походе», как арабы при Мухаммеде в бой ходили – вдвоем на одном осле. А про русских воинов ничего не было. Ты же у нас научный консультант или где?
– Ну, а я-то откуда могу за тебя знать? – разозлился историк. – Я учебники не пишу. Книги надо читать. А еще лучше башкой думать. У нас зима почти полгода стоит, снег лежит, а чтобы лыжи не выдумали?
– Ну, – добавил историк с горечью, – почему мы всегда думаем, что наши предки дурнее нас?
– Так историки и виноваты, – встрял Павленко. – Почему не пишут научно-популярных книг? Вот и читает народ всякую муть вроде Бушкова…
– А что Бушков? – обиделся Воднев за любимого писателя, а Свешников огрызнулся:
– Ты еще Фоменко с Носовским вспомни. Я не виноват, что в военных училищах Карамзина с Устряловым не преподают.
Разгоревшуюся дискуссию, грозящую перейти в ссору, пресек командир.
– Все, товарищи бояре, замяли, – слегка повысил голос Демин. – Давайте-ка делом заниматься. Алексей Михайлович, у тебя вроде бы встреча с купечеством намечена?
– Так точно, – по-военному отозвался историк. – Нам тут кое-что по амуниции нужно решить.
– Значит, будешь эти вопросы решать, порешай еще и об одежде для наших гаврошей. Как я понимаю, их будем использовать как лыжников. Драные, небось? Стало быть, понадобятся им … Что им может понадобиться, а?
Командир перевел взгляд на Воднева, а тот, уже не удивлявшийся командирской прозорливости, повел плечами:
– Куртки какие-нибудь – ну, типа коротких полушубков – чтобы задницу прикрывали, штаны покрепче. Валенки бы еще. А не то я смотрел – в лаптях парни ходят.
– М-да, на лыжах в лаптях не очень, – согласился командир и кивнул историку. – Сделаешь, Алексей Михайлыч?
– Не уверен, что у купцов готовая одежда есть, – задумчиво сказал историк. – Не было еще массового пошива. А дети – те вообще за отцами донашивали. Ну, перешивали, конечно. Валенки – те должны быть. Их обычно по индпошиву не делали – смысла нет. Катавалы на разные размеры катали, а потом купцы оптом закупали и продавали. Правда, – вздохнул доктор наук, – было это в девятнадцатом веке.
– Ну, пусть хотя бы валенки, пар так десять-двенадцать, – покладисто кивнул Воднев. – Со штанами да шубейками что-нибудь придумаем. Лишнее обрежем, дыры залатаем.
– Вот и ладно, – сказал майор. – Алексей Михайлович, ты можешь идти, а ты, товарищ старший лейтенант, коли идею подал, то тебе ее и воплощать.
– Разрешите выполнять? – поднялся Воднев. – Наверное, уже собрались, есть хотят…
– Да, насчет еды, – строго посмотрел командир на Игоря. – Сегодня – ладно, пусть всухомятку. С завтрашнего утра всех пацанов – тьфу ты… парней в смысле, поставить на довольствие. Чтобы все, как положено – щи да каша. И смотри, чтобы они все сами съедали, а домой не таскали.
– Н-ну, тут уж как пойдет… – пожал Игорь плечами. – Не усмотреть.
– А ты усмотри, – усмехнулся Демин. – Понятное дело: будут стараться мамкам да малым братишкам еду утащить, а ты не давай. Нам весь Козельск не прокормить, а бойцы сытые должны быть. Понял, товарищ старший лейтенант?
– Понял, товарищ майор, – грустно кивнул Воднев. – Чего уж тут непонятного?
– Вот и ладно, – резюмировал Демин. – С завтрашнего дня приступай к тренировкам. Пока бондарь твой лыжи делает, займись боевой подготовкой. Пусть пацаны… да, пацаны найдут какие-нибудь доски. Ну, сам сообразишь. Все. Вперед, за медалями…
Когда-то, давным-давно (до военного института и службы в спецподразделениях) Игорь Воднев любил ходить на лыжах. Как прекрасно, если стоит солнечная, безветренная погода, а легкий морозец (ну, не больше минус двадцати по Цельсию!) только помогает лыжнику. И совсем хорошо, если ты идешь не по накатанной лыжне и не по сугробам, а по целине!
Плохо другое. За последние девять лет, с тех пор как плечи Игорька украсились погонами (курсантскими, а потом и офицерскими) ходьба на лыжах из удовольствия превратилась в работу. В военном институте приходилось бегать за честь факультета, за честь института. За честь – где тут кайф? Бежишь по морозу, некогда сопли вытереть.
Глава 15
– Воднев, ты из поморов? Вперед, на лыжи!
– Лыжня! Лыжню!
Сплошные сопли на лыжне, а потом неудовольствие полковника Неходько, ежели, скажем, прибываешь вторым, а не первым. А уж если не оказался в «тройке», то считай, остаешься без увольнительных на месяц! Уже этого бы хватило на неприязнь к лыжному спорту. Ну, а потом, когда по странному стечению обстоятельств он оказался вообще не там, к чему его готовила Родина, лыжи опять-таки не стали развлечением выходного дня.
Заметим, что Родина дала Игорю прекрасную специальность – «Комплексное обеспечение информационной безопасности и автоматизированных систем» и квалификацию «Специалиста по защите информации». Работа по нашему времени важная и нужная. И денежная!
Многие из сокурсников уже устроились на теплые места в банках или администрациях (кое-кто пробился в замы мэров и губернаторов, а один уже протирает штаны в министерстве сельского хозяйства), а на лыжах бегали исключительно для того, чтобы не зарастать дурным жиром.
«Теплым» местам своих бывших сокурсников Воднев не завидовал. Видел он их – офицеров, ставших, по сути, офисными клерками. Планктоном офисным, отсиживающим на работе «от сих до сих» и с тоской провожавших воскресенье, потому что в понедельник нужно ковылять на постылую работу. А Воднев не понимал: как можно тратить время на работу, которая не нравится? В конце концов, работа занимает треть нашей жизни и гнобить эту самую треть он не собирался. Не случайно же среди любимых книг наследника старообрядцев был роман братьев Стругацких о понедельнике, который начинается в субботу.
Игорь завидовал другому. Тому, что они могут себе позволить кататься на лыжах для удовольствия, а не по службе. Не так, чтобы очень быстро бегать (а порой и убегать), а так, чтобы мороз и хруст…. Вот и сейчас старший лейтенант двигался, чувствуя за собой дыхание своих малолетних подчиненных, спешивших повоевать. Какое тут удовольствие? Сплошная служба. Но – любимая служба!
Лыжи, изготовленные Гаврилой-мастером из досок, предназначенных для сколачивания кадок и ушатов, отличались от тех, к которым привык Игорь. Но Воднев ожидал худшего. Думал будет нечто неподъемное, а эти, хотя и весили добрых полпуда (слава богу, что не каждая лыжа, а пара), но позволяли двигаться по снегу с приличной скоростью. Не двадцать пять-двадцать семь кэмэ в час, как он когда-то бегал, но десять-пятнадцать – точно! От всадника на твердом месте не убежишь, однако на пересеченной местности или в лесу – запросто. Впрочем, как приказывал майор (а Воднев был полностью согласен с командиром), в столкновение с противником входить было нельзя.
Из дюжины мальчишек, набранных Онисимом, в строю, то есть на лыжах, осталось девять. Троих пришлось «списать». Один из парней так и не смог научиться ходить на лыжах, заваливался на ровном месте. Второй оказался слабосильным. Отставал безбожно. Случись это в реальном бою – сам от погони не уйдет, да еще других за собой потащит. Наверное, полгодика тренировок да нормальная еда сделали бы из парня бойца, но не было сейчас этого полугода… У третьего же, после того как его поставили на довольствие дружинника, от обильной еды случились проблемы с желудком. Проще говоря – парнишку прохватил такой жестокий понос, что он почти сутки не вылезал из нужника. Потом, правда, пришел в норму, но был до того слаб, что брать его на тренировки, а уж тем более на задание, не было смысла.
Наверное, должен был Игорь присматривать, чтобы изголодавшиеся мальчишки не набрасывались на еду, кормить их постепенно. Но опять-таки то самое «но»… Не было у Игоря ни времени – да что там душой кривить! – и желания присматривать за «гаврошами». Он не учитель и не врач-педиатр. На войне как в самом скверном варианте эволюции – выживает сильнейший.
Положа руку на сердце, Воднев думал, что из двенадцати придется «списывать» половину. Ну, не верил он, что за три дня можно научиться бегать на лыжах. Оказывается – очень даже можно. Парни, разумеется, не выдержали бы темпа и скорости, которую мог бы развить Игорь, но все же, все же… Помнится, были в спецгруппах офицеры, которые и этого не могли. Не было, что ли, в училище физкультуры? Или курсовые офицеры стыдливо отводили глаза, глядя на своих подопечных. Вот тут снова задумаешься о предках…
Маршрут, по которому двигалось отделение лыжников (должно же быть название у регулярного подразделения?) был определен заранее. «Птичку-невеличку», сиречь беспилотник, целый день гоняли по максимуму, пытаясь составить схему прилегавших к Козельску мест. Гоняли-гоняли, но толковой карты не получилось.
Ну, как ее получишь, если предел полета беспилотника двадцать верст? А ему еще и обратно лететь. И на мониторе отражался, в основном, снег да елки, елки да снег, а нужны были дороги, деревни. В идеале еще и расположенные вдоль дорог копны с сеном.
Собственно говоря, сено и было главным объектом диверсионного отряда. А уничтожение стогов и копен (в чем разница между ними, диверсанты из двадцать первого века представляли смутно) ставилось как важный стратегический удар по монголо-татарам. Лошадь татарская – скотина неприхотливая, но траву из-под снега, как северный олень, она есть не станет, да и ветки глодать, словно лось, тоже.
Плохо лишь то, что стога с сеном с высоты нисколько не отличались от рельефа. Ну, видны какие-то снежные выпуклости на ровном месте, в окружении лесов, так и пойми, что это такое – не то сено, собранное рачительными крестьянами, не то – просто сугробы, наметенные на высокие кусты или поваленные деревья. Проверить – сено это или снег – можно, лишь приблизившись вплотную.
Но кое-что сделать удалось. Прежде всего, наметить дороги, определить наиболее «подозрительные» выпуклости. Дороги, разумеется, так себе – набитая по снегу санная колея, но все же кое-что это лучше, чем ничего.
По прикидкам и сверкам с современной картой, дорога связывала Козельск с Владимиром и Дебрянском (будущим Брянском). То есть именно с теми городами, от которых и двинутся на Козельск татарские рати. Опять-таки, по мнению Свешникова, Бату-хан уже должен был взять Дебрянск, а Бури с Каданом осаждают Владимир. Если не врут летописи, то первым на Козельск должен двинуться Бату-хан. И если (ключевое слово!) верны источники, то двинуться он должен по реке Жиздре. Но одного лишь замерзшего русла мало – для воинства (прошу прощения, для военного транспорта кочевников!) – не хватит.
Немалая часть воинства попрется и по обычным дорогам. По руслу Жиздры диверсанты «гуляли», когда шли в Козельск. Если по берегам и осталось сено, так разве что покормить пару козлов, да и то вряд ли. Стало быть, Водневу требуется пройтись вдоль дороги с условным наименованием «Козельск – Брянск», а потом выйти на дорогу «Козельск – Владимир». Если учесть, что лежат эти пути почти на прямой линии, то после первого рейда Игорю можно вернуться в Козельск, отдохнуть, а уж потом идти хулиганить дальше.
Дело осложнялось еще и тем, что крестьянские стога не стоят вдоль дорог, аки путевые столбы. Было бы так, сеном воспользовались бы все, кому не лень. Их надо искать примерно в километре-двух от дороги. Дальше – только время тратить. Да и татары вряд ли уйдут от дороги в непролазные чащи.
Игорь решил пройти километров двадцать, «вычисляя» стога, а жечь их уже на обратном пути. Лучше, если огонь остается за спиной. Ну, не любят на Руси поджигателей, ох как не любят. Помнил старлей историю знаменитой партизанки-поджигательницы, которую местные жители выдали немцам…
Мальчишки тринадцатого века во главе с командиром из двадцать первого бодро двигались, наминая лыжню. Время от времени Игорь сверялся с картой, делал прикидку по азимуту и посылал кого-нибудь из мальчишек в сторону от дороги. Если пацану удавалось отыскать стог (скирду, копну, как там еще?), то место отмечали вешкой и двигались дальше. Нужно сказать, что только несколько целей из отмеченных оказались ложными – охотничий домик, кусты смородины да старая сосна, под которой рачительный медведь обустроил себе берлогу, а все – остальные тем, чем нужно. Мечтой юного поджигателя.
Карта показывала, что от Козельска они отошли уже на пятнадцать километров. Будь Игорь один, он свободно махнул бы еще километров пять, а то и десять. Но мальчишки уже «скисли». Стало быть, пора поворачивать назад.
– Ну что, орелики? Устали? – улыбнулся Воднев своей команде.
– Есть немного, – ответил за всех Онисим.
– Привал! – объявил командир к всеобщей радости.
Но долго рассиживаться Игорь не позволил. Дал время ровно столько, чтобы парни перемотали портянки и отдышались. Но когда увидел, что кто-то из мальчишек вытянул из-за пазухи сухарь, гаркнул:
– Подъем!
– У! У! – отозвались пацаны нестройным гулом, но командир был неумолим:
– Подъем, золотая рота! Нельзя сейчас есть, пузо болеть станет.
Что такое рота, тем более золотая, мальчишки не знали, но спрашивать постеснялись. Да и сам старлей, если честно, имел смутное представление – что это за рота такая? «Золотая» – от драгметалла или от «золотаря»? Есть же в великом и могучем идиомы, которые все используют, но мало кто понимает.
– Значит, двигаемся обратно, – насупил брови Игорь. – По моему приказу по очереди сворачиваете к стогам, поджигаете их и возвращаетесь обратно к дороге. Все поняли?
– Боярин, ты нас совсем за дураков считаешь? – поинтересовался один из мальчишек. Как там его – Матурка?
– Почему? – удивился Воднев.
– Так чего по сто раз повторять? И так понятно, что сено поджигаем, а не снег, да что к дороге возвращаемся. Не в лес же идти.
– Разговорчики! – оборвал Игорь ненужный треп, подумав, что кое в чем мальчишка и прав. Но что делать, если въелось в него привычка получать и отдавать приказы так, чтобы все было четко и ясно. Даже если эта четкость излишняя…
– Разговорчики! – еще раз про всякий случай прикрикнул Воднев, а потом скомандовал: – Кремни-кресала достать! Огниво показать!
Мальчишки издали возмущенный вой, но брыкаться не посмели (во время тренировки убедились, что за пререкания можно получить по вые – то есть по шее). Полезли в поясные сумки и начали показывать командиру «огниво» – замысловатые железяки и куски кремня. Как пользоваться этой штукой, Игорь не знал. Теоретически представлял, что принцип такой же, что и у «Зиппо», только без колесика и без бензина. Пытался как-то освоить древнерусскую «зажигалку», но ничего не получилось. У предков, у них все просто – вжик, дзинь – и готов огонь! А ведь еще дед говорил, что до войны (то есть до Великой Отечественной) спички были в большом дефиците и народ пользовался кресалами. Но Игорь Воднев особо не переживал, что не умеет пользоваться огнивом. Понадобится, нужда припрет, научится. Покамест можно и зажигалкой обойтись. Игорь отродясь не курил, но зажигалку (равно как и перочинный нож) имел при себе всегда.
Отделение древнерусских лыжников двинулось обратно. Время от времени кто-то из ребят, поравнявшись с вешками, торопливо сворачивал в сторону, высекал искру и поджигал сено. И уже очень скоро за спинами маленького отряда в зимнее небо упирались столбы черного дыма и рыжего пламени, а темно-синее небо заволокло копотью… А уже к половине пути случилось то, чего опасался старший лейтенант Воднев.
– Оньку бьют! – завопил кто-то из мальчишек, чье имя Игорь так и не запомнил.
Когда старший лейтенант подъехал к месту происшествия, там уже вовсю шла драка. Вернее – избиение. Два мужика сосредоточенно пинали катавшегося по снегу мальчишку, а третий стоял чуть поодаль, угрожая деревянными вилами остальным мальчишкам.
– Щас одного поджигателя прибьем и за вас примемси, – мрачно обещал мужик, отгоняя от себя Матурку, кинувшегося на выручку друга. – Пшел прочь, лярва, а не то пузо проткну!
– Отставить! – рявкнул Игорь, подъезжая ближе.
– О, а вот ты-то нам и нужен, мил человек! – радостно вскинулись мужики, оставив избитого парня. – Вот тебя-то мы щас и поучим! Стой, где стоишь, паскуда! Стой, сучье вымя!
Как по волшебству в руках у мужиков появились топоры, а тот, что с вилами, скривив рожу пострашнее, попытался ткнуть острием в грудь старлея. Конечно, этот номер не прошел.
Игорь лишь отклонил корпус в сторону, пропустил деревянные зубья вдоль груди, а потом, перехватив черенок, выхватил сельскохозяйственный инструмент из рук хозяина.
«Как чукча – лыжи не снял!» – мысленно выругал себя Игорь, переступая в сторону. Конечно, без лыж было бы сподручней, но коли не снял – возись, распутывая веревки! – пришлось драться так.
Впрочем, Водневу понадобилось чуть меньше минуты, чтобы показать преимущество правильного рукопашного боя перед грубой силой.
Когда все три селянина лежали и тихонько стонали, поверженные собственным инструментом, Игорь обернулся к восхищенным подросткам:
– Ну и чего вытаращились? Приказ какой был? Сено кто будет жечь? Пушкин?
– Ясно-понятно, боярин! – дружно закивали мальчишки и побежали выполнять приказ. На месте остались лишь Воднев и Матурка.
Игорь снял наконец лыжи и подошел к лежащему на снегу Онисиму.
– Сильно? – поинтересовался спецназовец, а Онька лишь слабо простонал.
Понятное дело, с поджигателем мужики не церемонились. Хорошо, если ничего не отбили. Но это можно только в городе выяснить. И что же теперь делать?
– Слышь, боярин, а давай лошадь возьмем, – предложил Матурка, словно отвечая на невысказанный вопрос.
– Лошадь?!
– Да вон, в кустах стоит. Энти, – пнул Матурка одного из селян лыжей, – они же сюда на санях приехали.
– Давай, – кивнул Игорь, решив, что лошадь будет боевым трофеем.
Матурка сбегал в кусты и вывел оттуда лошадку, запряженную в дровни. Игорь уложил Онисима, укрыл парня тулупом, «одолженным» у одного из мужиков.
– А с этими чего? – поинтересовался Матурка, а потом совершенно спокойно спросил:
– Может, зарежем? Чё они нашего Оньку избили? А коли помрет теперь, с кого спрашивать?
Матерому спецназовцу стало не по себе от того, с какой легкостью мальчишка предложил зарезать людей, которые если и были в чем-то виноваты, то только в том, что пытались наказать злоумышленника. А им и так досталось – вон, ни один не шелохнется. Не отвечая прямо, кивнул на злополучный стог:
– Махмуд, поджигай!
– Вот чё ты, боярин, вечно какие-то слова непонятные говоришь! – хмыкнул Матурка, вытаскивая кресало.
Щелкая кремнем о железку, извлек огонь, подул на легкое пламя, а когда то занялось и начало лизать сено, продолжил:
– То Пушкина какого-то вспоминаешь, а щас вон – имя какое-то бусурманское. Я же говорил – Матурка я, можно Митькой звать.
– Ну, Митька так Митька, – не стал спорить Игорь. – Хмырей этих свяжите.
Сунув на дровни лыжи – и свои и мальчишек – уселся и скомандовал:
– Давай-ка, Митька, садись за штурвал!
– Какой-такой штурвал? – не понял мальчишка, но что от него требовалось – понял. Примостившись на дровни бочком, как заправский возчик, перехватил вожжи, рявкнул:
– Ну, милая, пошла-пошла!
Мужиков оставили лежать. Может, стоило бы прирезать, как предлагали мальчишки – Козельск обзавелся тремя (а может, и больше!) врагами, которые могут и дороги татарам показать, и сено для мунгальских-монгольских лошадок припасти.
Не простят мужики ни спаленное сено, ни угнанную лошадь…
Но кому нужен проводник, если дорога на Козельск татарам и так известна? А сено татары и так возьмут. Так что пусть живут, не стоит брать лишний грех на душу. Авось хоть один из них да сумеет распутаться, поможет остальным. Или наткнется на них кто. Ну, а если нет – не повезло мужикам.
Обратно к Козельску дорога показалась веселее. Конечно, места на всю ораву на дровнях не хватило, поэтому время от времени лыжники и седоки менялись местами. А Игорь, посматривая, как сумеречное небо расцветает все новыми и новыми столбами пламени, думал: а что же это он, дурак, сразу на санях не поехал? Можно было бы не одни дровни взять, а столько, сколько надо. И быстрее бы получилось, да и мороки меньше, чем с самодельными лыжами.
Глава 16
Явление татар народу случилось в расчётные сроки – немногим, но всё ж таки позже, чем было в той истории. Тактика выжженной земли оправдалась: с собой кочевники тащили умопомрачительный обоз, а с ним любое войско обречено на медленное изнурительное передвижение.
Без присмотра неприятеля не оставляли, следили за каждым шагом, потому никаких сюрпризов не было.
Но от нападений «летучих лыжников» пришлось отказаться. Воднев и Павленко, с трудом получив одобрение командира, совершили пробный налет на один из небольших татарских отрядов, отправленных на разведку по боковой тропке. Было монголов только десяток, поэтому и рискнули. Вырезать-то его удалось (караульные получили нож в горло, а остальных уже резать было любо-дорого), но выводы были сделаны неутешительные. От вражеских коней мальчишки убегут, а вот от стрел – нет. И не выучить подростков бить из засад, под прикрытием елок. Не попадут. Стрельба из лука – это настоящее искусство, которому надо учиться не год и не два. Остается только разведка. Хоть что-то…
Но с ролью разведчиков лучше справились взрослые охотники, которые и на лыжах быстрее бегали, и лес знали лучше, нежели городские пацаны.
Удивительное дело, но над Водневым никто не смеялся, даже обычно язвительный Денис. Ну, не получилась задумка, бывает. К тому же, кто его знает, может быть, коли не удастся отстоять Козельск, придется уходить в леса и вести партизанскую борьбу, а тут вот мальчишки и пригодятся.
Вечером со сторожевой башни подали сигнал о приближении монголов (передовые отряды те уже опасались высылать – учёные!), потом округа наполнилась многоголосым шумом, конским ржанием, лязгом, стуком и прочим звучанием, характерным для огромного «симфонического оркестра», состоящего из тысяч людей и животных.
Орда размеренно втекала, занимая всё свободное пространство. Стоит признаться, что впечатления цыганского табора она не производила. Никакого беспорядка, чувствовалась железная рука организаторов, стоявших за этим действом.
Кочевники сноровисто расставили юрты гигантским кругом, в центре – несколько шатров, очевидно, для знати. Сразу зажглись-заполыхали сотни костров, с крепостных стен они казались армадой неподвижных светлячков, сизые дымки потянулись к небу.
Войско внушало уважение – пусть потрёпанный, но всё же тумен, а это по меркам немноголюдного средневековья всё равно, что весь личный состав китайской народной армии, выстроенный на параде. Впечатляло не только козельчан, даже Демин вдруг ощутил, как засосало под ложечкой. Одно дело представлять врага, и другое – увидеть его во всеоружии. А ведь в любой момент Батый может прислать подкрепление. Руки у него развязаны и достойных противников на Руси больше нет.
– Командир, давай сниму вон того хмыря в блестючих доспехах, – предложил Павленко, выцеливавший через оптику дальнобойной снайперской винтовки достойные мишени. – Смотри, как все ему кланяются. Не иначе, генерал какой.
– Успеется, – буркнул сквозь зубы Демин. – Не хочу, чтобы они раньше времени просекли, что мы их и отсюда достанем.
«Генерал» нырнул в ближайший шатер.
– Живи пока, – разочарованно вздохнул Павленко.
Пару часов они простояли на стенах, ожидая каких-то шагов от неприятеля, но те словно не замечали находившегося перед их носом города, занимались исключительно мирными делами.
Никаких тебе толмачей-переговорщиков, ультиматумов, угроз. Ни дать ни взять устроители ярмарки, которая назавтра засверкает яркими светящимися вывесками и поманит почтеннейшую публику кружащимися каруселями да петушками на палочке.
– Обнаглели, – покачал головой Морошкин. – Нас ни в грош не ставят.
– С утра начнётся, – заверил Свешников.
Демин велел выставить на стенах усиленный дозор, а сам отправился почивать, согласившись с мнением учёного, что главные события начнутся на следующий день и встретить их лучше выспавшимся и бодрым. Хотя… разве с Феодосьей заснёшь?
Она встретила его в спальне, не боясь и не стесняясь собственной наготы, и Демин в очередной раз признал, что хороша княгиня, ничего не скажешь.
Всё, чему было суждено случиться, произошло, причём буднично, без драматизма и эксцессов. Отношения сами собой миновали конфетно-букетный период и процедуры ухаживания, любовники сразу вцепились друг в друга.
Феодосья искала и нашла крепкое мужское плечо, а майор вдруг ощутил, что в его жизни появилось что-то светлое и тёплое… А Лиза? Лиза – она там, в прошлом… то есть в будущем! Блин, хрен разберёшь!
Незадачливый красавец Егорий получил отставку. Если и обиделся, то вида не подавал. А Демин с головой окунулся в чувства, порой не понимая, почему если война, так обязательно и любовь? Было уже подобное в его лейтенантском прошлом, правда, закончилось плохо, ну да не его тут вина.
В эту ночь они любили друг друга долго и страстно, заснули лишь на рассвете, чтобы проснуться, когда дежуривший по гарнизону Морошкин явился со срочным известием.
– Князь, там какие-то всадники к валу подъехали. Кричат, хотят стрелку забить.
– Сейчас выйду, – кивнул Демин и стал собираться.
Княгиня, привстав на одном локте, тревожно за ним наблюдала.
– Ничего, – улыбнулся ей Демин. – Лежи, дорогая, не вставай. Это мужские игрушки.
Впускать визитёров в город не стали, ни к чему им видеть приготовления. Майор в компании с Павленко и боярином Михайлой выехали навстречу послам, остановились в полусотне метров от вала. Татары ждали их там.
Парламентёров было трое. Двое не представляли собой чего-то необычного: смуглолицые, невысокие, вертлявые, кривоногие, пахнущие так, что невольно хочется зажать нос, в островерхих шапках, тёплых шубах поверх железных панцирей, с круглыми щитами за спиной, лица без малейших признаков растительности. А вот третий оказался любопытным фруктом. По облику чувствовалось – наших, славянских корней человек. Скорее всего, русич.
«Перебежчик, предатель», – пронеслось в голове Демина.
Свешников бы возразил, что о перебежчиках-предателях говорить нельзя. Централизованное государство пока не сложилось. Феодальная раздробленность, млин! Может боярин со своей дружиной уйти служить хоть к чужому князю, хоть к турецкому султану. А, султанов еще нет? Ну, тогда к какому-нибудь королю. И простой человек имеет полное право служить тому, кому хочет. И веру русич не успел предать. Монголы покамест язычники, а вскорости едва ли не половина Орды станет христианами и будет ими лет сто, покудова не усядется на престол хан Узбек да не устроит соплеменникам-христианам такую резню, какая не снилась и Святославу, резавшему единоверцев своей матушки – княгини Ольги.
Но доктора наук поблизости не было. А майор спецназа полагал так: русские – это наши, а те, кто против нас – предатели. И не фиг тут разводить политкорректность и толерантность. Служишь врагу – нужно тебя вбить в землю по саму голову. Или задницу, как пойдет.
Он сразу решил взять инициативу в свои руки. Нечего с этими ухарями дипломатию разводить. И без того ясно, что не с благими намерениями подкатили.
– С чем пожаловали, нехристи? – грубо поинтересовался майор.
Русич, оказавшийся толмачом, быстро перевёл вопрос татарам. Те нагло заухмылялись, быстро заговорили на своём птичьем языке.
– Они говорят: плохо ты встречаешь гостей, князь. Не по русским обычаям. Где хлеб-соль? Где гостеприимство? – протараторил переводчик.
– Так сам знаешь – незваный гость, он хуже татарина, – скривился майор.
Судя по враз окаменевшему лицу толмача, подобной идиомы на Руси еще не было. А если и была, то не в ходу. По крайней мере, перебежчик не стал признаваться в невежестве, равно как и не стал переводить.
– Плохо гостей встречаешь, ой, плохо, – покачал головой толмач, а для убедительности еще и языком прищелкнул.
– Таких гостей, за ушко – да в музей, – начал злиться Демин, уже не задумываясь о чистоте речи. – Ты им передай, что нам такие гости и на хрен не сдались. Пусть валят отсюда подобру-поздорову.
Похоже, такого приёма посланцы монголов не ожидали. Они немного посовещались, и толмач снова обратился к Демину:
– Мы прибыли не с пустыми руками. У нас подарочек для тебя, князь.
– Идите на х… хутор бабочек ловить с вашими подарками! Нашлись, деды-морозы!
– Не спеши, князь. Подарочек дорогого стоит. Взглянуть не помешает.
Один из монголов («Млин! Почему они для меня все на одно лицо?!» – задумался Демин) вытряхнул кожаную торбу, которая была приторочена к седлу его лошади. На снежный наст упало что-то большое, смахивающее на футбольный мяч. Майор пригляделся и узнал в «мяче» голову шебутного боярина Юрия («Эх, Юрий-Юрий, не удержал на плечах дурную свою башку!»).
– Вот, князь. Нам сказывали, что это был твой человек. Если не выслушаешь наши условия, мы так с каждым из вас поступим.
– Ага, – кивнул Демин. – Напугали ежа голой жопой. Башку отрубленную показали. Что я, черепушек не видел? Не мой это человек, не моей дружины, а все равно – наш, русский. Да я после этого лично вам всем головы поотшибаю, а тебе, – он уставился на толмача, – сволочь перемётная, ещё и перед этим яйца на задницу натяну! Через правое плечо! Чтобы знал, как родину предавать.
Толмач набычился, покраснел, но всё же нашёл в себе силы ответить:
– Зря, князь! Лучше выслушай: они не тронут никого, если вы откупитесь. Иначе город ждёт страшная участь. А условия следующие…
– Передай им, чтобы валили отсюда. Условия мне собрались тут ставить! Всё, разговор окончен. Пошли вон, уроды!
Демин демонстративно развернул коня и поскакал прочь.
Ещё не доехав до ворот, стал свидетелем неожиданной сцены: на зубчатых стенах появился молодой князь Василий, который вдруг повернулся филейной частью к монголам и под гогот дружинников спустил портки, чтобы застыть в оскорбительной позе[5].
– Мальчишка! Дурак! – в сердцах воскликнул Демин.
Выходка князя не осталась незамеченной. Кто-то из парламентеров не выдержал, секунда и в воздухе взвизгнула стрела.
Злость – плохой помощник. Лучник промахнулся, но для Демина мгновение, покуда стрела летела, растянулось в года. Он тоскливо провожал полёт глазами, а убедившись, что всё хорошо (стрела воткнулась в зубец стены), отнюдь не вздохнул с облегчением. Глаза будто застило красным. Майор обнажил меч и помчался к троице переговорщиков, сразу вычленив стрелка. Да тот и не думал прятаться, по-прежнему держал в руках лук, недовольно щурясь и уже накладывая новую стрелу.
Хороший лучник стреляет очень быстро. Однако майор оказался быстрее. Демин, поравнявшись со стрелком, остервенело рубанул («Получай, косоглазый!), заранее зная, что располовинит, невзирая на толстую обволакивающую шубу и крепкий железный панцирь. Что-то затрещало, фонтаном брызнула кровь. Второй монгол взмахнул кривой сабелькой и сразу взвыл – Демин отсёк ему руку, а потом столь же лихо снёс голову. Успел увидеть испуганные глаза толмача, но трогать не стал. Пусть поживет пока, сучёныш!
– Вали, дерьма кусок, и молись, чтобы я не передумал.
– Князь, зря ты так, – залопотал предатель. – Не простят тебе, мунгалы… Они такое не забывают.
– А это тебе…
На прощание, Демин чиркнул кончиком клинка толмача по лицу, разрезая тому рот и превращая его в вечную улыбку Гуинплена… Теперь перебежчик долго не сможет переводить. Если вообще когда-нибудь сможет.
На стенах радостно закричали, а орда откликнулась негодующим воплем. Из монгольского стана посыпались стрелы, к счастью, пока со значительным недолётом, но больше испытывать судьбу не стоило. Демин стремглав понёсся к воротом, надеясь, что и бог не выдаст, и свинья, как водится, не съест.
Павленко и Михайло взяли его в клещи, прикрывая, и с таким эскортом он оказался внутри города. Отдав поводья первому подвернувшемуся дружиннику, спрыгнул с коня. Навстречу уже бежал донельзя озабоченный Ермила.
– Княже, как так! Тебя же чуть живота не лишили! – закачал головой он. – Случись что – кто город оборонять будет?
– Да и с послами неаккуратно получилось, – хмыкнул вынырнувший откуда-то Морошкин.
– На послов плевать! Сами виноваты. А вот с князем Василием я бы поговорил. На кой леший его на стены понесло, голую жопу татарам показывать?!
– Ты, князь, Василия не суди. Правильно отрок поступил. Хорошего от переговоров с мунгалами не получится. Пусть нехристи сразу видят, что их ждёт, – рассудил Ермила.
– Правильно, говоришь… А если бы зацепили его? Что бы я матери его тогда сказал, княгине вашей? – вызверился Демин. – И вы хороши: почему не уследили?
– Моя вина. Я не уследил. Казни, княже, – склонил голову Ермила.
– Ага, а на стенах кто стоять будет? Адмирал Иван Фёдорович Крузенштерн – человек и пароход?! Ладно, вечером разберёмся, – махнул рукой майор, понимая, что начинать неприятный разговор придётся в обществе Феодосьи.
– И что теперь делать? – спросил козельский воевода, убедившись, что гроза миновала.
– Ждать. Сегодня монголы не попрут. Понимают, что с наскоку город не взять. А вот завтра-послезавтра начнётся, – убеждённо сказал Демин.
– Плохо ты, княже, мунгал знаешь, – вмешался Ермила. – Не любят они города приступом брать. Всегда с хитрости зачинают, с посылов. Станут торговаться, чтобы мы им сами ворота открыли.
– Что, даже после сегодняшнего? – удивился майор.
– Эка невидаль! Думаешь, то были первые послы, коих на переговорах живота лишили? У мунгалов, конечно, особа посла священна, но попривыкли они, что в наших землях ихних переговорщиков режут. Может, вели бы себя поприличнее, так и не резали бы? Ну, энтих прирезали, других найдут. Я думаю: мунгалы нарочно таких послов шлют, чтобы были понаглее да понастырнее.
– Башкой рисковать? – недоверчиво протянул Демин.
Понятное дело, провоцируя русских на убийство посла, монголы получают нешуточные дивиденды – повод для взятия города. Ну, как толпа гопников на улице, которые не сразу начинают бить прохожего. А поначалу поизмываются, пытаясь найти «достойный» повод для драки, типа: а чего ты не в шляпе?
Хотя кто их степняков знает? Может, прикажет хан бошку подставить, вот и подставляют.
– А если и вдругоряд ничего у них не получится, будут письма подмётные в город подкидывать да люд простой с толку сбивать, дабы те воевод своих «образумили». Ну, а с приступом всегда успеется. Я ж говорю – хитрые они.
Ермила был прав: монголы «проглотили» убийство послов, на другой день прислали новую делегацию.
Демин, хоть и не видел в том особого смысла, снова съездил на встречу (в душе, конечно, опасался, что с ним могут поквитаться. Но… положение обязывает. Струхнёшь сам – другие подтянутся).
«Стрелка» прошла на удивление мирно. Монголы изложили на бумаге (да-да! На настоящей бумаге, не на пергаменте, не на клочке простой кожи!) свои требования: с Козельска требовалось всё злато-серебро, сотня девок для полона (не всё ж кочевникам друг с дружкой развлекаться), а так же выставили «хотелку» выдать всех ратников, что прибились к городской дружине.
Демин, будучи в своём репертуаре, снова отправил делегацию в полном составе на три известные буквы и гордо ускакал.
В самом городе тем временем шла подготовка к штурму: котлы с кипятком и маслом были наготове, дозорные бдили, ратники спали с оружием в руках, чтобы в любую секунду без промедления взлететь на стены.
Ермила не ошибся и в других предсказаниях. Действительно, появились и подмётные письма, посланные со стрелами. И какая сволочь их только писала? Видимо, та же самая, которая толмачом служила. Мол, откройте врата, ничего вам не будет. Так, мимо шли, погреться пустите. Ну, девок дадите – хорошо, а нет – и так сойдет.
Народ письма читал (грамотного люда в Козельске хватало), обсуждал вслух, но особого эффекта монгольские послания не заимели. Оно и понятно: жареный петух ещё толком не клюнул. Вот когда осада начнётся по-настоящему… появятся и колеблющиеся, и партизанские отряды с непременным предателем. Вся надежда на службу Морошкина. Авось его «особисты» не зря едят свой хлеб с маслом.
Глава 17
Возвращаясь с очередных переговоров (ну монголы, ну задрали!), Демин пролетел под аркой ворот, как на скачках. Будто не в Козельск въехал, деревушку малую, даром, что обнесённую стеной, а в Москву двадцать первого века, которую зачем-то кровь из носу надо было всю насквозь проскакать. Чуть не поднял коня на дыбы – сразу за воротами его дожидалась группа товарищей – офицеры, с которыми прибыл предков спасать, да и сами предки: сотники, десятники, простые гридни.
– Рискуешь, командир, – негромко, чтобы не слышали остальные, обронил Морошкин, принимая поводья. – Может, кого другого на переговоры отправишь?
Демин, спрыгивая на землю, взглядом охватил собравшихся. Молчат, но на лицах написано то же самое. Переживают и не одобряют в чём-то. Ну да… неоправданный риск.
И Стырь здесь. Вот у него физия непроницаемая. Напряжённая, будто маску натянул. Что за ней прячет?
«Мутноватый парниша, – ещё раз отметил майор. – А как его теперь прокачаешь? Полиграфа с собой нет. На Морошкинские методики тоже нет особой надежды. Ладно, в бою и проверим… А бой не за горами».
– Ермила, Егорий, Ракша, Стырь, через десять минут жду вас у княгини. Совет держать будем. Как монгола лучше бить.
И ещё раз окинул лица цепким взглядом – у кого какая реакция. Увы, ничего необычного не заметил.
Собрались в «малом тронном зале», как Свешников, генератор всяких ассоциаций, этот покой детинца в своё время определил. Демин сидел в центре, хотя и не на «троне», а на массивном дубовом табурете. По правую руку расположилась княгиня, как раз на стуле ей по рангу, с высокой спинкой. И далее – молодой княжич, на седалище со спинкой пониже. По левую руку от «князя» места заняли «бояре» и воеводы, которых он привел с собой в Козельск: Ракша, Стырь. Местные военачальники примостились на лавках напротив.
– Итак, монголы долго миндальничать не будут, – начал Демин нетерпеливо. – Ещё одного посольства, уверен, не будет. Будет штурм. Потому – усилить дозоры. И это без обсуждений. При малейшем поползновении со стороны татар бить тревогу. Даже если это окажется провокацией. Лучше перебдеть. Если кто оплошает, ответит головой. Времени на раскачку нет.
Народ если и услышал незнакомые слова, то переспрашивать не стал. Привыкли, что водится за «князем» такой грешок: вворачивать эдакое… не пойми из какого языка слово. Ну что ж поделаешь, коли наукам всяким обучен. Полагается ему знать недоступное простым смертным. Да и если хорошенько поразмыслить – быстро понимаешь, чего и когда от тебя нужно.
– Это первое и самое главное, – продолжал Демин. – А теперь – у кого какие соображения по поводу стратегии? Прошу высказываться.
Повисло молчание. Местная братия к словесным прениям не очень-то была приучена. Офицеры же, «бояре», по лицам было видно, задумались крепко, вон – даже головы опустили.
На лицах Ракши, Стыря, Ермилы не дрогнул ни один мускул. То ли «не догоняли», то ли уж так выдрессированы были. Только Егорий скривил кислую мину. Но у него такая все последние дни – никак «отлуп», даденный ему княгиней, пережить не может, что ли?
– Дык чего тут думать?! – не выдержал Егорий. – Бить их надо. Полезут на стены – получат на орехи. Авось тогда одумаются и осаду снимут. Не век же им перед городом стоять.
– Легко у тебя получается, – покачал головой Ермила. – Что там Козельск?! Куда неприступней твердыни мунгалы брали.
– Скажешь тоже… Так-то они больше хитростью, нежели умением, – попытался поспорить Егорий.
– И умением тоже. Хучь и кочевники они, а всё одно научились города на приступ брать. Знающих людишек с собой в поход взяли, что орудия стенобитные мастерят. Не всё просто, боярин, не всё…
– Так! – пришёл к выводу Демин. – Всем разойтись и хорошенько подумать над моими словами. Готов выслушать любое, даже самое невероятное предложение.
Через час совещание продолжилось, но уже в узком кругу команды из будущего.
Первым выступил Свешников, единственный штатский. И, соответственно, младший по званию (срочную будущий профессор «оттрубил» будучи студентом – тогда всех в армию брали, но выше младшего сержанта не поднялся).
– Я думаю так, – начал он слишком бодреньким тоном, будто речь шла о выезде «на природу», на пикничок. – Исторические факты говорят о том, что пока у стен стояло войско Бату, осада шла ни шатко, ни валко. А вот прибытие основных сил татар определило исход дела. Плюс ещё то обстоятельство, что гарнизон города поддался-таки на провокацию. Оказавшись за городскими стенами, дружина увлеклась преследованием татар, решив, что удача окончательно на их стороне. Но это была ловушка, из-за которой ратники поплатились жизнями: собственными и жизнями оказавшихся без защиты горожан… – Он покосился на всех, прикидывая, насколько те понимают суть сказанного.
– Факты мы знаем, – перебил Демин. – Нужны конкретные предложения.
– Предложения таковы. Нужно не допустить подхода основных сил монгол к Козельску. Разбить их ещё на дальних подступах… Но ни в коем случае не ввязываться в плотный контакт с войском противника. Они нас числом задавят. Иными словами, никаких преследований, даже когда они побегут. Уничтожать на расстоянии… – в голосе Свешникова зазвучали такие профессорские нотки, что на этот раз поморщился не только Демин, но и все остальные «легионеры», даже сдержанный Воднев.
– Боярин Алексей, я ценю твою академическую подготовку, – процедил майор. – И нестандартность хода мысли, но боюсь, сейчас этот ход очень уж нестандартен, через край… Больно мудрёно. «Уничтожить на дальних подступах» и в то же время «на расстоянии». Как ты себе это представляешь? К сожалению, у нас нет под рукой ни батарей залпового огня, ни достаточного для таких полчищ количества пулемётов. Ну, попугать мы татар можем, а дальше боеприпасы закончатся и нас просто сомнут. Так что извини. Для мозгового штурма очень интересно, но у нас штурм не мозговой, а всамделишный. Лично я не вижу другого выхода, как отразить все их атаки. В ходе каждой необходимо уничтожить, вывести из строя максимальное количество вражеской живой силы. Потому как мы обязаны уничтожить этот тумен! И ты прав – не входя в непосредственный контакт, под прикрытием стен. Так что диспозиция будет следующая…
Закончить майор не успел. Внезапно, будто со всех сторон, ударили колокола, послышались крики: «Татары! На приступ идут!»
– Вот и началось! – буркнул майор почти радостно. – Павленко со мной, на башню! Морошкин – на западную стену, Воднев – на восточную! Поддерживать непрерывную связь, докладывать все изменения обстановки, беспрекословно выполнять мои приказы!
«Малый тронный» покинули молча, без особого шума, казалось даже, без спешки. А куда спешить? Никуда татары не денутся, подождут.
Как здорово, что посты на стенах были усилены, что люди успели потренироваться на случай внезапного приступа! Демин оценил это, поднявшись наверх.
Пока он в детинце отдавал свои короткие указания, враг не разглагольствовал, а стремительно смыкал кольцо. Татары успели подступить к стенам вплотную.
Зрелище было страшным и впечатляющим. Пёстрое, шумное, заходящееся в яростном крике, ошеломляющее громом оружия живое море билось внизу. Стрелы, пускаемые со стен, и дротики не могли его остановить.
«А ты всегда удивлялся, как вояки в старину подбирались к бастионам, – ведь сверху вроде бы так удобно бить! – сказал сам себе Демин. – Какое там, когда их тьма-тьмущая! Чистая саранча, они же лезут по трупам своих!»
И в самом деле, уже десятки лестниц были приставлены к стенам, и сотни монголов карабкались наверх.
Ратники вокруг Демина методично, кто со спокойной истовостью, а кто и уже с остервенением сшибали их копьями, булыжниками, стрелами, обваривали кипятком и маслом, но монголы будто не убывали.
В реве толпы, грохоте железа не тонул посвист разящих оперённых стержней – не только наших, но и чужих. Стрела пронеслась в сантиметрах от головы Демина, а рядом в предсмертном хрипе свалился лучник, так и не выпустив оружия из рук.
– Пригнитесь, товарищ майор! – не выдержал Павленко.
Сам он только чуть наклонил голову, щёлкнув предохранителем «калаша».
– Разрешите очередь, князь? – воскликнул дурашливо.
– Отставить очередь! Патроны береги! И башку свою! – рявкнул Демин.
И вовремя: стрела чуть не чиркнула по шлему старлея.
Рядом двое ратников схватили за деревянные ручки медный котел, парящий кипятком, ловко, одним махом вскинули над остриями частокола и, уперев в них раскалённый сосуд, накренили прочь от себя.
Проклятия, крики боли мгновенно перекрыли шипение хлынувшей вниз воды.
– Так всю Жиздру на татар переведём… – сквозь зубы ругнулся Демин. – И всё равно не хватит… Смолы бы кипящей, надежнее. Придется патроны тратить. Всё, Дениска, работаем! Как учили! Отстреливаем тех, кто лестницы тащит! Только одиночными!
Резко отдав, будто выстрелив, команду по рации Морошкину и Водневу «делай, как я!», майор и сам взялся за «калаш».
Били одиночными, сначала в тех монгол, что первыми ползли по лестницам. Когда на тебя прёт густая людская масса, промах в принципе не возможен, знай – выцеливай мишень да дави на спусковой крючок. Чисто механическая работа, далёко отстоящая от снайперских премудростей.
Быстрые, точные выстрелы возымели эффект. Ошеломленные мгновенной и непривычной смертью товарищей, монголы уже не пёрли наверх в том запале, что охватывал их поначалу («Чисто обдолбанные!» – как определил уже потом Павленко). Растерялись непобедимые! Дрогнули! И многие лестницы уже были просто отброшены от стен прямо на воющих, катающихся по земле раненых-покалеченных, было которых превеликое множество, что не могло не радовать защитников города. Поверженный враг – лучшая услада для глаз.
– А теперь по командирам! – приказал майор.
Распознавание монгольских сотников уже было отработано – спасибо Свешникову: довёл в подробностях, по каким признакам надо ориентироваться. Да и психолог Морошкин свои «пять копеек» добавил. Ведь в бою командир не обязательно тот, у кого «погоны со звёздами». Это может быть и боец, взявший на себя командование, да просто проявляющий инициативу. Таких надо валить быстро и в первую очередь.
Момент был выбран безошибочно. Монголы не побежали. Они стали методично отступать. Оставаясь лицом к противнику, не показывая ему спину.
– Расслабляться рано! – сказал Демин, утирая пот со лба. – «Двухсотых», «трехсотых» вниз! Сменить посты! Атака может повториться!
Оставив на снегу у стен Козельска десятки всё ещё корчащихся или уже неподвижных тел, пестрая масса монгольского войска отхлынула к лагерю, на безопасное расстояние, как они, должно быть, полагали.
– Пощипать бы их там! – Павленко нетерпеливо повёл стволом «калаша».
– Отставить! – оборвал его Демин. – А вот для баллисты нашего Вакулы, кажется, есть работа. – И он указал на пространство за лагерем. Там двигалось несколько групп группы людей, перемещая какие-то объёмные, продолговатые предметы.
– Это не спецы ли монгольские там упражняются? – поинтересовался Павленко. – Чует сердце, подлянку готовят.
– Сейчас и узнаем.
Глянув на происходящее на этой площадке уже в бинокль, Демин только кивнул. После первого спонтанного натиска враг, похоже, готовился к правильной осаде с помощью стенобитных машин и камнемётных механизмов.
– Классика, – хмыкнул майор, разглядывая приспособления, собираемые китайскими инженерами и их многочисленными подручными, затем передал Водневу приказ накрыть это техническое безобразие, покуда оно ещё не успело проявить себя. Сам приготовился наблюдать за предстоящей «артиллерийской дуэлью».
Стоит отметить, что техник подошёл к своему детищу весьма творчески. Он не просто усовершенствовал механизм баллисты, а привнёс в него целый ряд инноваций из века двадцать первого, даже прихватил в экспедицию с «большой земли» кое-какие важные, хотя и компактные детали. В итоге дальность стрельбы превышала обычную для здешних метательных устройств чуть не вдвое. И ладно бы только дальность! «Маленькие хитрости» техника этим не ограничивались. Теперь стрела могла нести заряд типа «коктейля Молотова», воспламеняющийся от удара. По сравнению с обычной, предварительно зажженной стрелой (летающим факелом по сути), это был серьёзный прогресс, который чудо-мастеровой по фамилии Воднев, механик, химик и вообще спец на все руки, заставил шагнуть ещё дальше. Поскольку начинкой для коктейля была всё-таки не фракция нефти, а смола либо жир, пришлось искусственно делать их более горючими. С помощью особых присадок (опять-таки предусмотрительно прихваченных с «большой земли»), Игорь сумел сотворить нечто вроде напалма. И теперь эту запрещённую международными конвенциями хрень предстояло опробовать на боевой технике противника.
По соседству с надвратной башней стояла передвижная вышка – деревянная решётчатая конструкция на деревянных же колёсах, которую воздвиг Воднев со своими помощниками из местных. Язва Павленко окрестил её «второй Эйфелевой».
Вышку венчала просторная, обнесённая предохранительным бортиком площадка. Именно на ней Воднев разместил плод бессонных ночей – ту самую супербаллисту. Аппарат впечатлил всех, не только дружинников.
Игорь снабдил чудо-орудие прицельным устройством и механизмом наведения. Всего один боец из расчета мог посредством двух маховиков поменять угол возвышения пускового жёлоба и сделать доворот по горизонтали.
Маховики эти, сработанные из дерева, казались произведениями искусства – гладкие, изящные, покрытые чем-то вроде лака; издалека их можно было принять за металлические. А вот прицел в уже готовом виде попал сюда из двадцать первого века и, положа руку на сердце, реальной пользы от него было мало.
Воднев, само собой, провёл пристрелочную серию, однако полноценную таблицу для стрельбы разработать не успел – монголы помешали. Испытания пришлось отложить – чем дольше противник находится в неведении об уготованных ему сюрпризах, тем лучше. Воднев, будучи перфекционистом, взгрустнул.
– Ничего, – утешал Демин. – Стрельбы с закрытых позиций не предвидится. У нас ведь не только метеобатареи нет – а стрела, сам понимаешь, далеко не снаряд – у нас даже простых корректировщиков не будет! Бить станем прямой наводкой и корректировать сами, с позиции. Благо вот эти твои «крутики», – так он обозвал маховики наведения, – позволяют весьма тонкую настройку.
Сейчас, когда татары после первого приступа были отброшены к своему лагерю, «бояре» и воеводы, воспользовавшись передышкой, оставили свои «НП» на отведённых им стенах, чтобы подойти к надвратной башне, где находились Демин и Павленко. И теперь следили оттуда за приготовлениями баллисты.
Воднев, сам только что перебравшийся с башни на площадку вышки (перешагнул через два ограждения, как с балкона на балкон у себя дома), отдавал короткие указания расчету.
– К стрельбе готовы! – наконец доложил он.
– Работаем, как я уже сказал, вон по тем умельцам… – кивнул Демин.
Мощный и звонкий щелчок выпрямившейся тетивы прозвучал почти как ружейный выстрел. Стрела исчезла в бледной, будто подмороженной синеве мартовского неба.
– Не сработало?.. – растерянно пробормотал Свешников после томительной секунды.
И в тот же момент вдали, как раз там, где активно, как муравьи, такие же активные и крошечные, мельтешили вражеские «умельцы», сооружая что-то пока ещё непонятное, неуклюжее, громоздкое, именно в этом месте вспух огненный пузырь, мгновенно расплющился и раздался вширь. С опозданием и ослабленный расстоянием долетел звук, похожий на хлопок только что зажжённой газовой горелки – пуфф! – а вся строительная площадка татар была уже объята пляшущими языками пламени.
– Гарно, гарно, – смачно молвил Демин, зачем-то имитируя манеру старшего прапорщика Марченко.
– Вот так люди впервые познали действие «греческого огня», – вполголоса, будто беседуя с самим собой, обронил Свешников.
– Как?! – у Воднева изумленно вскинулись брови. – Именно мы… И что теперь?
– Именно так, дорогой мой! – ухмыльнулся историк. – Поздравляю с открытием. А рецептик-то считался утерянным.
– ?! – онемел от изумления старлей.
– Да не боись! Опосля автоматов и беспилотника греческий огонь – полнейшая фигня, – усмехнулся командир. – Да и шутит учёный боярин. Византийцы давно уже свой «огонь» открыли, без нас справились. Самое смешное, в критический момент он им всё равно не поможет… Ладно, не будем отвлекаться! Давай теперь по лагерю, что ли.
Второй выстрел оказался ещё более разрушительным. Стрела угодила в скопление наставленных близко друг к другу шатров. Вспышка воспламенила добрый десяток из них, и огонь продолжал перекидываться на соседние.
Взметнувшиеся к небу столбы жирного чёрного дыма заслонили картину. Скорее угадывалось, как мечутся в бешеном пожарище люди – татары, враги. Казалось, что полыхает не меньше, чем половина их лагеря.
– Хорошо горит, – радостно констатировал Воднев.
– Ну, запали до кучи и остальную половину! – добродушно приказал Демин.
По команде Воднева наводчик ещё чуть довернул орудие. Опять хлестнула по ушам тетива, опять сверкнула вдали вспышка. Как по заказу, занялась вторая половина лагеря. Увы, масштаб бедствия было трудно оценить из-за плотной завесы дыма.
– Бегут, бегут, гады… – пробормотал Демин удовлетворённо, поднося к глазам бинокль. – Вон по тому скоплению живой силы – разрывным…
Имелись в арсенале козельской «артиллерии» стрелы и с такими зарядами, начинёнными пластитом и обычной галькой. Но то, что Демин назвал «скоплением живой силы» было, скорее, разрозненной кучкой конных и пеших, спасающих свои жизни и мчащихся изо всех сил куда глаза глядят: главное, как можно далече от бушующего на месте лагеря огненного ада.
Кажется, эти люди уже кое-что уяснили. Следующая, пусть и нацеленная весьма искусно стрела, не нанесла в этот раз большого урона. Похоже, татары её успели заметить и в самый последний миг просто кинулись врассыпную. Заряд взорвался практически на пустом месте, зазря…
– На сегодня, видимо, хватит… – задумчиво произнёс Демин. – Оставили татар без матчасти и тылового обеспечения – и то хорошо. Дождёмся прояснения картины.
Предвиделось это не скоро. Пищи у огромного костра было пока достаточно. Лишь к вечеру огонь начал ослабевать. И тогда уже стало понятно, что с расстояния зрелище выглядело куда более ужасным, нежели было на самом деле. Сгорела только часть вражеского лагеря. Львиная доля шатров не пострадала. Кочевники просто переставили уцелевшие палатки подальше, пусть и с изрядной перестраховкой, но на действительно безопасное расстояние.
Враг понёс потери, возможно, был частично деморализован, но от намерений взять город не отказался. Зализывал раны и копил ненависть для нового броска.
Глава 18
В ту ночь долго не ложились спать. В первом часу Демин собрал группу для очередного совета.
Сам сел за стол спиной к стене, на которой теперь висел захваченный с «большой земли» крошечный портретик генералиссимуса Суворова. И в настоящий момент портретик этот, с выведенным по низу его красными буковками заветом полководца «Не числом, а уменьем», оказался аккурат над головою майора.
Стол, за которым можно было и есть, и работать, да и спать, наверно, тоже, если свернуться калачиком, для столь универсального назначения казался довольно компактным, но, увы, никак не изящным или миниатюрным. Было это просто неподъёмное чудище, сработанное местными умельцами из толстенных досок – по-другому, видно, столярничать здесь не умели. Сбивали его, кажется, прямо на месте, в комнате, а в готовом виде и пехотное отделение бы наверх не втащило – хотя бы по причине тесноты лестничных маршей, клеток и коридоров.
Свешников, Воднев и Павленко расположились вокруг стола на табуретах, состоявших в явном с тем прямом родстве, а Морошкин присел на застеленный грубым солдатским одеялом топчан, служивший «князю» кроватью.
Комнату освещали три мощных светодиодных фонаря, подвешенных к потолку. Местных коптящих, чадящих и воняющих светильников никто из легионеров не любил. Все наличные аккумуляторы заряжали сегодня днём от генератора «Урана». Часов двенадцать кряду движок тарахтел на дровах, которые подбрасывал в топку специально приставленный для такого дела гридень. Жидкое топливо разумно берегли.
А сейчас белый и яркий свет фонарей, отовсюду безжалостно изгоняя мрак, делал комнату безжизненной. На лицах у собравшихся залегли резкие тени. И то слово, вымотались за день как черти… Перед открытием «военного совета» Демин решил немного расслабиться. Ну и позволить подчиненным слегка отдохнуть. Минут десять. Заодно и с мыслями соберутся.
В этот раз пили ройбуш, опять-таки завезённый в русскую глубинку тринадцатого века запасливым Свешниковым. И он, и Морошкин, предваряя дегустацию, воспели на два голоса чудодейственные качества южно-африканского напитка: восстанавливает силы, укрепляет против рака и аллергии…
– Против рака как раз самое то… – буркнул Демин, прихлёбывая горячую ароматную красноватую жидкость. – Хотя сегодня татар вроде и поставили раком… Ладно, пьянка-пьянкой, но пора и по делу. Соображения?
Подчиненные не отзывались, допивая «лекарство». Посему командир начал первым:
– Итак, господа бояре, что мы имеем? Противник оказался более устойчивым, чем мы предполагали. Так, начальник штаба?
– Именно, – не стал спорить Морошкин.
А что тут спорить? Ожидали, что после применения оружия будущего вкупе с «греческим огнем» монголо-татары будут удирать до Великой Степи. Ан нет… Шиш вам, господа прогрессоры! Недооценили противника.
– Значит, придется вести войну на уничтожение, – резюмировал Демин.
– Придется, – кивнул Павленко, косясь на остатки ройбуша, остывавшего в древнерусском горшочке, но просить добавки не стал.
– Стало быть, что у нас в остатке на сегодняшний день? – вслух рассуждал Демин. – Войска Кадана и Бури еще в пути. Будем надеяться, что далеко. У стен Козельска остатки армии, то есть тумена Бату-хана. Начальник штаба, твое предположение: сколько у него бойцов осталось?
– От силы – тысячи две. Только для нас и этого с горкой хватит, – сказал Морошкин. – Нужно «Кречета» запустить: пусть костры посчитает.
– Нужно, – кивнул Демин. – Еще нужно нашу птицу на дальнюю разведку отправить. Черт его знает, может, подмога к татарам уже и близко. Игорь, ты днем беспилотника не посылал?.. А, ты же у нас бомбометанием занимался, – вспомнил майор.
– Так точно, – кивнул Воднев и перевел взгляд на Свешникова. – Алексей Михалыч…
Свешников, не выпуская из рук опустевшую кружку с ройбушем, виновато покосился на сидящих товарищей, вздохнул, от чего сидевшие офицеры насторожились.
– Днем отправлял «Кречета» два раза в пределах пятнадцати-двадцати километров.
– А вечером?
– Не отправлял. На втором заходе нашу птицу подбили.
– К-как?! – слегка вызверился Демин. – А какого… члена… не доложил?!
– А когда докладывать было? – огрызнулся историк. – Вы воюете, до вас и не добраться было.
Опережая прочие вопросы, Свешников поспешил сообщить:
– Когда возвращался – стрела в крыло попала. Но сам аппарат цел, приземлился. Думаю, ничего жизненно важного не повредило. Изображение на мониторы шло нормально. Но со стрелой я «Кречета» не рискнул отправить. Мало ли…
– Михалыч, ты птицу не трогал? – подскочил со своего места Воднев. – Чинить не пытался?
– Я что – враг своему здоровью? – усмехнулся историк. – Посадку обеспечил, птичку убрал, сигналку включил. Стрела – как сидела, так и сидит. Сам разбирайся.
– Беги, – махнул майор Игорю, а когда тот помчался спасать свою разлюбезную летающую железяку, крикнул в спину:
– Вначале посмотри, а потом беги обратно. Доложишь, а уж чинить потом будешь.
– Хреново будет, если «Кречет» накрылся, – вздохнул Павленко. – Как же ты, Михалыч, не доглядел? Одно слово – интеллигент…
– Ты… Конан-Варвар… – зашелся от возмущения Свешников.
Увидев, как вытянулось лицо историка, Павленко примирительно сказал:
– Да ты чего, Алексей Михайлыч, шуток не понимаешь?
– Денис, ты бы лучше так не шутил, – покачал головой майор. – Сам видишь, все на взводе и на нервах.
– Ну, извини… – оттопырил губу Павленко, словно одолжение делал.
Свешников хотел еще что-то сказать, но тут вернулся Воднев. Судя по всему – в хорошем настроении.
– Вот, – радостно заявил помор, выкладывая на стол перед командиром наконечник стрелы – узкий и длинный. – Наше счастье, что бронебойной стрельнули. Дырочка аккуратная, между проводов прошла, ничего не задела. А если бы срезень был?
У всех отлегло от сердца. Конечно, если бы «Кречет» вышел из строя, то обошлись бы и без него. Но с крылатым разведчиком лучше…
Свешников, допивший-таки свою порцию, уважительно сказал:
– Хорошо стреляют, сволочи! «Кречет» наш на приличной высоте шел, а достали…
Господа офицеры молча покивали. Убедились и сами, что татары стрелять умеют…
– Так что, товарищ командир, пошел я разведчика запускать… Разрешите? – спросил Воднев.
– Давай, – кивнул Демин. – Пусть он разочек-другой над станом пролетит, костры посчитает.
– А на дальнюю разведку? Запущу его километров на десять, по руслу Жиздры.
– Не надо по Жиздре, – решил командир. – Ночью они все равно не пойдут, а завтра с утра порешаем – что к чему.
Воднев опять ушел, а майор повернулся к Морошкину.
– Андрей, что там по внутренней линии?..
Ещё днём, сразу после того «шухера», который с помощью баллисты навели в лагере врага, «князь» поручил своему заму прощупать настроения в городе как у личного состава, так и у штатских. «Что в народе бают… И не только бают. С применением всех возможных методик и техсредств…» – многозначительно добавил он.
Морошкин было поднялся для доклада, прокашливаясь и по привычке одёргивая на себе куртку, успевшую уже пообтереться и выгореть в многочисленных предыдущих походах. Этакого серо-буро-малинового цвета, как однажды на каком-то привале определил оттенок сам капитан.
– С места, с места! – запротестовал командир. – Тут все свои! Не до церемоний…
Морошкин снова опустился на топчан.
– Итак, сегодняшние данные выглядят следующим образом… – негромко начал капитан, почему-то избегая прямого взгляда в лицо командиру, а уставившись на край стола перед собой.
Никаких бумаг в его положенных на колени руках не было, говорил по памяти. Картина, с его слов, складывалась вроде бы неплохая. То, как отбили сегодня первый приступ врага, подняло дух у всех – и у воев, и у городской черни. Из уст в уста передавались рассказы о вспышке снаряда баллисты. Причем, как водится, по мере продвижения истории от одного рассказчика к другому огненный шар разрастался в размерах. Сначала с избу, потом – с церковь, потом – с княжеский кремль…
– Ладно, эту часть мы поняли! – оборвал Демин. – Ещё что? Отмечены ли попытки умалить силу взрыва?
Морошкин поднял глаза на командира. Вроде как не понял, шутит тот или всерьёз?
– Основная часть личного состава и простого народа теперь считают, что с такими стрелами мы непременно «мунгола» разобьём…
– Народа, говоришь? А как думают те, что от народа страшно далеки? Бояре, воеводы?
– Командир, ты прав… – промолвил Морошкин, ещё более понизив голос. – В сегодняшних сводках есть две, где было выражено сомнение в нашей победе…
– Так! – ахнул Демин кровожадно. – Кто?! Кто выразил сомнение?
– Стырь… – начал Морошкин, но майор его перебил:
– Оп-пять этот Стырь! Морда его мне сразу не понравилась!..
– Тебе не понравилось то, что он попытался тебя убить, командир! – неожиданно возвысил голос Морошкин. – Ты к нему пристрастен, несправедлив…
– Я? Я несправедлив?..
– Да, несправедлив! Ты ведь сам видел, как он дрался. А то, что он сегодня сказал, то совсем без злорадства… Он считает, что монголов слишком много. И у нас не хватит на всех на них огненных стрел. Он призывал подчинённых не расслабляться, а готовиться биться на смерть… Да вот, сам можешь послушать…
– Послушаем! Непременно послушаем! А кто второй? Кто ещё там затихарился?
– А вот этот случай тяжелее, командир… Это боярин Егорий. С кем он там толковал, непонятно. Но только я не так сказал. Он не засомневался, нет, он, скорее, наоборот высказался, мол, эти «варяги» так перебьют всех монголов. И будем, мол, до конца жизни перед ними выи гнуть… Перед нами то есть…
– Тот ещё фрукт… – буркнул, ни к кому не обращаясь, Павленко.
– Понятно… – как бы подытожил Демин. – Андрей, можем мы посадить персональных «жучков» на Стыря и на Егория?
– Можем, конечно… – пожал плечами Морошкин. – Ты всё-таки не сбрасываешь со счетов Стыря?
– Не сбрасываю! – отрезал Демин. – Такая тебе ставится, капитан, задача. Мы должны знать всё, что говорят эти двое. Желательно даже мысли их читать…
– Разрешите приступать? – сохраняя на лице совершенно непроницаемое выражение, слегка прищурившись, Морошкин посмотрел прямо в глаза явно рассерженного, выведенного из равновесия командира.
Но Демин был бы плохим командиром, если бы не умел держать себя в руках. Отмахнувшись – мол, всему свое время, приказал:
– Сейчас отбой! Всем спать…
– А ты? – невозмутимо поинтересовался Морошкин.
– Я иду проверять посты… Монгол сегодня потрепали, но расслабляться нельзя, твой Стырь прав. Не исключена ночная вылазка с их стороны, мы должны быть готовы.
Морошкин, молча проглотивший «твоего Стыря», кивнул. Потом спокойно и, как бы бросая реплику самому себе, заметил:
– Тебе тоже надо отдохнуть, командир. Тебе надо иметь ясную голову. Воев много, ты один. Ты командуешь обороной…
– Знаю… – уже не столь агрессивно вымолвил тот. – После обхода…
После тесноватых и душных, как ни пытайся их проветривать, помещений казармы ночной остро-свежий воздух на верху городской стены поначалу навеял было мысли о высокогорном курорте. Откуда дует бодрящий, обманчиво лёгкий ветерок – невозможно понять. Казалось, он каждую секунду менял направление.
Демин обходил посты на стене в сопровождении старшего стражника, начальника караула, если по-современному. Козельск по правую руку от них весь тонул в темноте – два-три огонька на весь город. Обычные смоляные факелы, не прожекторы, таким светом темноту особо не разгонишь. Но и вся округа за пределами городской стены была лишь чуть светлее. Что-то отражал ещё лежавший на земле снег, там, где был не истоптан. А значит, не вблизи стен, где днём кипел бой – переменчивый ветер время от времени доносил оттуда смрад разложения и гари. И лишь вдали, где и полагалось быть вражескому лагерю, дрожали крошечные огоньки, тоже не столь уж многочисленные, кстати сказать.
Демин подумал, что надо было взять бинокль. Сам бы и костры посчитал. Костер – десяток татар. Подсчитать костры, умножить. Ну, плюс-минус сотня…
Такая же мёртвая, тотальная, как и мрак, тишина накрывала всё вокруг. Нарушал её только суховатый стук их сапог по деревянному настилу стены да приглушённое ножнами побрякивание меча на поясе у начальника стражи.
– Ещё раз обращаю внимание, – на ходу отдавал распоряжение Демин, – враг может предпринять вылазку под покровом темноты…
– Мышь не пробежит! Глаз не спускаем, князь! – аж вытягиваясь от усердия «во фрунт», рапортовал старший стражник. – Понимаем…
В самом деле никаких замечаний по несению службы майор не выявил. Как один, все часовые ещё за десятка два шагов замечали их приближение, требовали «слово» (пароль). Вблизи вид имели бодрый, не сонный. «И мороз их не берёт!» – с завистью отметил Демин. Сам он поёживался на этом отовсюду пронизывающем ветерке.
После обхода у него немного отпустило, полегчало на сердце. Однако разбудили его до подъёма, под утро, в минуту самого сладкого сна.
Услышав стук в дверь, майор не сразу понял, что случилось. Подумал сначала, что монголы опять пошли на штурм. Оказалось, причина была не столь серьёзной, хотя всё равно веской. Прибыл товарищ старшего стражника (помначкара, по-современному) со срочным рапортом. Наземная стража во время обхода внутреннего периметра внешней городской стены заметила подозрительное копошение у подножия «артиллерийской» вышки, построенной под началом Воднева. На окрик с требованием «слова» никто не ответил. После тут же последовавшего уставного приказа «стоять на месте!» неизвестные пустились наутёк.
– Их было трое или четверо, – прикусывая нижнюю губу, будто от досады или волнения, докладывал товарищ старшего стражника. – Одного мы подстрелили, остальные убежали…
– Где он? – как будто не понимая сказанного, хрипло спросил майор.
– Там, внизу, – мотнул головой стражник. – Сюда тащить уж мы не стали…
– Так… – процедил Демин. Он успел уже запрыгнуть в штаны, но оставался в нательной рубашке, а сейчас натягивал сапоги.
– Это не всё… – молвил стражник, виновато опуская глаза.
– Оп-пачки! А ещё что? Ну, говори!
– Они поджечь вышку хотели… Рядом с убитым нашли трут, кресало, промасленные тряпки…
Майора будто подбросило с кровати. Топнув несколько раз, он вбил ноги в ставшие вдруг тесными сапоги. Накинув на плечи куртку, молча выскочил из комнаты.
Скрюченное предсмертной судорогой тело лежало возле самого крыльца казармы. Притащив, без особых церемоний швырнули труп предателя прямо на расквашенный здешней нескончаемой толчеёю снег.
– Так… не понял. А где стрела? – недоуменно нахмурился майор.
– Вытащили… – буднично протянул товарищ старшего стражника. – Что нам, стрелами разбрасываться… Чай пригодится ещё.
Носком сапога он указал куда-то убитому на грудь. Кафтан на том был расстегнут. Впрочем, Демин, уже насмотревшийся за свою службу на покойников, в основном, конечно, в результате огнестрела, этому не удивлялся. Но не сразу сообразил, что рубаха под тем кафтаном не всегда была такой тёмной. Похоже, стрела пробила грудную клетку почти посредине – как раз в том месте, где художники медицинских атласов обычно рисуют сердце.
– Вильгельмы Телли, меткачи! – скрипнул зубами Демин. – Не могли в ногу попасть…
– Так ведь, князь, как тут угадать? – удивился старший. – Попали и попали…
– Проехали, – буркнул майор, понимая, что ратник прав. – Подсвети-ка… А ведь я этого воя знаю… – медленно процедил он, склонившись к бледному, как мел, и, казалось, до глазниц заросшему бородой лицу убитого. – Имени не помню… Но – из Стырёвой сотни… Так…
Только успел выпрямиться, как Стырь стоял уже рядом. Дышал тяжело, видно, бегом сюда бежал. Из казармы появились на ходу застёгивающие верхние пуговицы курток Морошкин и Свешников.
– Что скажешь? – недобро спросил Демин Стыря, молча зыркающего жгучими глазами по сторонам.
– Иван Подкова… – сипло отвечал Стырь. – Из моей сотни, из десятки Чики…
– Так… – Демин уже понимал, что его заклинило на этом «так», но ничего сделать с собой не мог. – Как получилось, что он ночью шлялся по городу? Как покинул расположение?
– А он не в казарме ночует… ночевал… – теперь сиплость ушла у Стыря из голоса, но слова он произносил медленно и как будто машинально. – Он ведь пришёл из челяди княгини Феодосьи, когда объявили набор… Они как у неё при детинце жили, так и живут. Оттуда и на службу утром приходят, а вечером…
– Ладно, понял, свободен… Этого – обыскать!
– Уже сделали, княже! Ничего при нём не нашли!
– Так уж и ничего? – переспросил Демин, сверля отвечающего недоверчивым взглядом.
– Ничего! – не отводя глаз, повторил тот.
– Ну, тогда – унести!
Гридни, пришедшие вместе с товарищем старшего стражника, кряхтя подхватили труп, один – за ноги, другой – за плечи, ворча на ходу что-то не шибко лестное, поволокли прочь.
– Ну? – буркнул Демин, набыченно глядя в лицо Морошкину.
– Жучка поставил, – кивнул тот. – На порты́, под колено. Та часть одежды, которую он наименее вероятно станет снимать.
– Хорошо, послушаем… – устало пробормотал майор. – А с Егорием что?
– На того ещё не успел! – пожал плечами капитан. Усмехнулся. – Не в спальный покой же к нему переться. Ещё не так поймёт.
Глава 19
Утро начиналось погано. Хотелось спать. Демин после разборок с лазутчиками вздремнул лишь под утро. Хорошо, если час поспал. Воднев вроде бы вообще не спал – поначалу тетешкался с «Кречетом», потом гонял несчастную «птицу» по самому максимуму. Морошкин занимался контрразведкой. Неугомонному Павленко захотелось взять языка – не поленился, слазил по веревке за стены Козельска, притащил оттуда какого-то татарина. Но проку от этого было – как от козла молока. «Язык» не понимал по-русски ни бельмеса, а толмача на его загадочном наречии не было (даже Свешников сдался и подавленно пожал плечами). А если бы и был… Что мог сказать перепуганный до мокрых штанов степняк? Что «войска было много, а стало мало, а кони уже от голода дохнут», Павленко понял и без переводчика. Татарина отдали козельчанам, а уж что они с ним сделали, тут и к бабке не ходи…
Плюнув на условности, легионеры отпаивались самым крепким кофе, какой способен выдержать здоровый мужчина. У Свешникова (он занимался всю ночь чем-то сугубо научным, вроде сканирования местной летописи) так вообще ложка стояла в чашке. Заливши бодрящим напитком по самые уши, спецназовцы принялись за дела.
Вчерашний штурм обошёлся монголам, видно, так дорого, что сегодня собраться на что-либо серьёзное у них не было сил.
«Скипидару в анусе не хватает!» – лапидарно, но точно определил состояние вражеского войска Павленко.
Главным занятием для оккупантов стало стаскивание в одну кучу трупов – обгорелых, обожженных и просто затоптанных в панике. По логике, для такого грязного дела нужно было задействовать местное население, но полона почему-то не наблюдалось. Может, местные жители разбежались, воспользовавшись суматохой, а может, уже имевшиеся пленники были перебиты? Война – дело грязное, а уж то, что вчера было устроено, не вязалось ни с какими конвенциями. Баллиста ведь не разбиралась – кто свой, кто чужой…
Кажется, монголо-татары не собирались погребать павших товарищей. А как же шариат? Спецназовцы удивились было, но вовремя вспомнили лекцию Свешникова о том, что тутошние монголы еще не приняли ислам и в подавляющем большинстве являются последователями шаманизма. В чем разница между шаманизмом и язычеством, деятели из будущего уловить не смогли, а историк, замучавшийся объяснять нюансы между верой во множество богов и одушевлением сил природы вкупе с общением с мертвыми, плюнул.
В родных степях монголы просто оставляли трупы своих близких на радость коршунам и волкам, но здесь была чужая территория и чужие (по их мнению) боги! Оставлять под чужим небом тела сородичей было нельзя, а копать могилы чересчур муторно. Посему кучу трупов, предварительно раздетую и разутую, обложили дровами и подожгли. Дрова, нарубленные в заснеженном лесу, были сырыми и гореть не хотели. Будь на их месте русские люди, они сумели бы набрать сухостоя, запалить как положено, а уж потом бы подкидывали дровишки. Но дети степей таких тонкостей не знали. Им пришлось пожертвовать драгоценным сеном (ай-да Воднев, ай-да сукин сын!), чтобы костер запылал.
Запах горелого мяса доносился аж до Козельска. Ратники на стенах затыкали носы… А уж каково пришлось самим татарам, история умалчивает. Насколько велики реальные потери, сказать с точностью до сотни было трудно. Но, прикинув собственные наблюдения с разведданными (и беспилотника, и лазутчиков), Демин «сотоварищи» решили, что не меньше трех тысяч. Это не считая тяжелораненых, которые кроме обузы ничего принести не могут.
Майор, разглядывая в бинокль копошение в татарском лагере, узрел, что оставшиеся в живых еще и добивают самых тяжелых… Наверное, правильно делают. Лекарей в лагере нет, так зачем усугублять нечеловеческие муки?
Значит, реально защитникам может противостоять не более двух-трех тысяч человек. Причем изрядно деморализованных. Но полностью опустили руки не все. Время от времени самые неуемные (Свешников их обозвал «пассионарными») затевали быстрые кавалерийские атаки на город: десятка два всадников на жилистых коняшках приближались к стенам на расстояние выстрела из лука, пускали стрелы и тут же поворачивали вспять, мчась во весь опор к своему далекому лагерю. Опасались ответного удара чудо-баллисты козельчан да, наверняка, той невидимой смерти, что так решительно и непостижимо скосила вчера многих их товарищей.
Но защитники со стен тоже ограничивались только выстрелами из луков. И так уж получалось, что и те, и другие тратили стрелы лишь только для острастки. Потерь – ни с нашей, ни с противной стороны – не было.
В такой неопределённости прошёл этот день. А вечером «князь» собрал «малый военный совет», состоявший только из легионеров, чтобы обсудить детали ближайшей вылазки. И сразу же после завершения совета оная вылазка началась.
Март по русским меркам – это еще зима. И снегу немеряно, и луна светит словно фонарь. И звезды как маленькие снежинки. Красота!
В такую ночь хорошо гулять с девушкой (ну, в крайнем случае, с чужой женой), зная, что скоро можно пройти в тепло, где тебя ждет чашка чая с бутербродом и мягкая кровать. Но часто в такие вот ночи кому-то приходится умирать. И желательно, чтобы умирал враг, а не ты. Врагов много, а ты один…
Из ворот Козельска вылетели конные сотни, рассыпаясь по сторонам, формируя боевое охранение. Потом выбежала пехота. Снег, умятый татарскими конями, прекрасно держал и пешего, и конного. И наконец выехало тайное оружие – снегоход «Уран», которому сегодня предстояло сыграть роль БМП.
В вылазке участвовали все, кроме Свешникова. Историку, хоть он и сопротивлялся, было приказано сидеть в тереме и охранять оставшуюся на базе материальную часть – в основном, взрывчатку и «Кречета». В случае необходимости стрелять на поражение, будь это сама княгиня или ее сын…
«Уран», надрывая двигатель, ломанулся вперед, словно бы он не снегоход, а багги где-то на трассе Париж-Дакар. Игорь, умудрившийся найти время, чтобы за несколько часов перебрать движок, уверенно выжимал километров сорок в час. Можно и больше, но смысла не было. Всадники, мчавшиеся следом и по бокам, могли отстать. Лошадь, даже самая сильная, по снегу не «выдаст» больше сорока километров. С учетом того, что в Древней Руси еще не было скаковых коней, так не более тридцати.
Впереди, в лагере монголов, еще догорал погребальный костер, создавая прекрасное освещение. Для легионеров это был подарок: не нужно тратить дефицитные осветительные ракеты или цеплять на себя неуклюжие ноктовизоры.
В лагере монголо-татар вылазка не осталась незамеченной. Караульные начали кричать, поднимая народ. Но Воднев для этого и гнал машину, чтобы не дать монголам опомниться. Даже если ты спишь одетый, то все равно понадобится время, чтобы вскочить в седло. А кони-то не рядом, а метрах в ста – что-то жуют-доедают, бедолаги.
Остановившись примерно в километре от противника, спецназовцы десантировались из машины, вытаскивая из «Урана» портативные гранатометы.
– Заряжай! – скомандовал Демин. Отсчитав четыре удара сердца, требующиеся на зарядку, майор рявкнул:
– Пли!
Гранатомет «Летучая мышь» (сокращенно – «ЛМ-98») не прижился в Вооруженных Силах, потому что предназначался только для уничтожения живой силы. Ни танк из него не подбить, ни бетонную стенку. Зато он имел свои достоинства – дальность выстрела составляла полтора километра, а площадь рассеивания осколков – до сорока метров. А еще – очень мощный психологический эффект.
Именно поэтому Демин решил вооружить свою бригаду непопулярным «ЛМ», игнорировав «Шмелей», «Мух» и даже «Рысей».
– Огонь без команды! – выкрикнул Демин.
Четыре гранатомета, бившие на разрыв стволов – это не просто страшно, это жутко! К тому времени, когда к спецназовцам подскакали ратники, в лагере монголов все горело и пылало. Сразу же занялись телеги и арбы, набитые сеном, потом шатры и палатки. Мчались куда-то кони, бегали смертельно раненые люди. И не поймешь, кто кричал громче: умирающие монголы или погибающие лошади?
Русская конница, которой еще в Козельске ставилась задача добить врага, остановилась, не решаясь штурмовать стену пламени.
«Князь» и «бояре» не стали гнать кавалерию в огонь. Вообще, когда планировалась операция (планировалась – сильно сказано, но как сказать по-другому?), предполагали, что что-то там, в монгольском стане гореть, будет. Но чтобы горело всё, они себе и представить не могли!
Как бы то ни было, они были воинами из будущего, где в армии нет такого количества пожароопасных предметов (вернее, подобных предметов не меньше, но о правилах ТБ и ППБ всегда беспокоятся). А главное – нет такой скученности людей.
Демин и его спутники прекратили огонь, положив гранатометы на снег. Пусть остывают. Вроде ни один не треснул. Это хорошо. Правда, зарядов осталось мало – штук по десять на ствол.
– Да люди вы или звери? – проорал какой-то всадник, подскакавший ближе. – Вы что ж сотворили-то?
Демин, прищурив болевшие от пороховой гари и пламени глаза, узнал в говорливом боярина Егория.
Отвечать абсолютно не хотелось. Было одно желание: выпить грамм сто-двести водки и набить морду генералу, отправившему его и парней на задание. Но генерала не было… Майор, чувствовавший себя мясником, убивавшим беззащитных овец, устало сплюнул.
За него ответил Морошкин.
– А ты бы хотел, чтобы такое с твоим Козельском сотворили? – сказал капитан. Причём не сильно уверенно. Устал. Да и говорил он так, будто пытался объяснить жестокость не своему пращуру, а самому себе.
– Что ты за Козельск-то говоришь? – орал боярин, горяча коня. – Ты же такое устроил, что лучше самим помереть. Грех это великий! Живых людей огнем жечь!
Егорий, уже совершенно обнаглевший от того, что Демин молчал, а остальные вроде бы и ниже его по чину, напирал конем на пеших спецназовцев.
– Отодвинься-ка, мил-человек, – почти ласково попросил его Морошкин, трогая боярина за сапог. – А не то ведь сейчас с коня тебя скину.
– Я княгиню-матушку спрошу, – неистовствовал Егорий. – Прикажет она вас из города изгнать! Ой, прикажет!
Воднев посмотрел на командира. Почему он терпит? Но Демин словно не слышал криков соперника, а смотрел на пламя.
– Слышь, боярин хренов, – подал голос не выдержавший Дениска. – Ты бы пастенку свою закрыл. Хочешь помереть, так я тебе счас устрою…
Павленко, у которого слово редко расходилось с делом, вытащил пистолет и взял на прицел боярина. Но на спусковой крючок нажать не успел. Егорий, спавший с лица (бледность была заметна даже при лунном свете), мгновенно дал лошади шенкеля и ускакал.
– Не судьба, – философски изрек Павленко, убирая оружие.
К удивлению остальных, майор, вместо того чтобы дать подчиненному втык за несанкционированные действия, хмыкнул:
– Мог бы и достать…
– Рука устала, – неохотно пояснил Павленко. – Побоялся – промажу да в лошадь попаду…
– Лошадь – это да, – вздохнул Игорь Воднев. – Мы их и так сегодня столько перебили, сниться теперь долго будут.
– А людей тебе, что ли, не жалко? – удивился Павленко.
– У людей есть свобода выбора. У животных её нет.
– Ну ты, блин, философ! Уважаю! – покачал головой Варвар.
– Какие приказы будут, товарищ командир? – поинтересовался Морошкин.
– Так какие приказы… – повел плечами майор, подбирая свой гранатомет и оставшиеся боеприпасы. – Возвращаемся в город, на базу. Только пехоту дождемся.
Пехота уже подбегала. Впереди всех – верный Ермила. Выглядел он не в пример Егорию куда веселее. Впрочем, объяснялось это просто: он ещё не видел всех результатов ночного побоища.
Завидев князя, сотня построилась в слабое подобие двух шеренг, а Ермила шагнул к майору с докладом.
– Стало быть, княже, ух и здорово сегодня мунгалам перепало! Лет на сто уроком будет.
– Значит, так, – отдал приказ Демин. – Дождетесь, пока не прогорит, проведете зачистку. Все ясно?
– Так точно! – бодро доложил Ермила, успевший поднахвататься разных словечек у своего начальства из будущего. И слово «зачистка» ему было знакомо, потому не переспрашивал.
Уже сидя в «Уране» Демин поинтересовался у Морошкина:
– Ты чего, «жучка» боярину прямо в сапог положил?
– Ну, не положил, а закрепил, – уточнил педантичный капитан. – Если бы просто положил, он бы его вытряхнул.
– Эх, хороший ты парень, Андрюха … – вздохнул майор, а Павленко продолжил, вроде тихо, но Морошкин его услышал:
– Только зануда.
– Зануда, согласен, – кивнул капитан. – В нашей службе по-другому нельзя. А касательно боярина… Я ж не с дуру ему «жучка» в сапоге оставил. Штаны переменит, у него их много. А сапоги, как я посмотрел, всё те же таскает. Одни они у него, что ли?
– Это точно! – радостно подтвердил Павленко, успевший слегка отойти от пережитого. Верно, шкура у хохла была потверже, чем у остальных. – Штаны ему менять придется!
Последняя фраза Дениски оказалась нужной. А главное – произнесена была вовремя. Народ, представляя себе боярина, наделавшего в штаны, заржал, отпуская вместе со смехом накопившуюся досаду и душевную боль.
Вернувшись в Козельск, спецназовцы отправились прямым ходом в баню. Париться долго не было ни сил, ни желания. Сполоснувшись, лишь смылили с себя пороховую копоть и попытались избавиться от запаха горелого мяса…
Свешников, чутко понимавший настроение товарищей, на сей раз не мудрил. Обеспечив охрану, собственноручно притащил прямо в предбанник бутылку водки из НЗ, тонко нарезанное сало и хлеб. Выпили и вполголоса затянули песню. Конечно же, Трофима. Особенно хорошо получался последний куплет:
Россия нас не балует ни званьем, ни рублем, Но мы ее последние солдаты. А значит, нужно выстоять, покуда не умрем. Аты-баты, аты-баты Аты-баты, аты-баты.Водку растягивали, как могли: по наперстку, по капелюшечке, но она закончилась быстрее, чем хотелось. Еда сегодня в горло не шла, но когда допили, около предбанника раздался шум.
– Князь и бояре, – послышался голос Ермилы. – Войти можно? Дело у меня к вам.
– Входи, – разрешил майор, подумав про себя, что коли Ермила просится войти в баню к боярам, то дело очень важное.
Ермила ввалился в предбанник, заняв собой и без того тесное пространство. А, кроме того, в руках у сотника был какой-то мешок.
– Чего случилось-то? – поинтересовался Демин, не предлагая помощнику ни раздеваться, ни выпить.
– Вот, князь, и вы, бояре, смотрите, – озадаченно сказал Ермила, вытаскивая из мешка колчан.
– Ну, колчан и колчан, – хмыкнул Демин, осматривая трофей. – Хороший колчан, кожаный и золотом расшит. Дорогой, наверное. Кому-то из начальства принадлежал…
– Погоди-ка, – вмешался Свешников, забирая колчан из рук сотника.
Откинув слегка обгоревшую крышку, историк провел рукой по оперению. – Три стрелы… Красное перо… Бирюза…
Морошкин, хотя и не был профессиональным историком, но прочитал множество исторических книг. Потому и догадался раньше остальных.
– Получается, что мы самого Бату-хана ухлопали? – хмыкнул капитан, в свою очередь проведя рукой по оперению. – Три стрелы положены только хану в походе. Остальные носят полный колчан. Так, Алексей Михайлович?
– Так, – кивнул Свешников. – И красный цвет пера, с вкраплением бирюзы – это цвета хана улуса Джучи.
– Значит, Бату-хан разгромлен, – изрек командир. – Ну, тогда за это надо выпить. Только…
Демин тоскливо посмотрел по сторонам. Ну, где же взять водку, если ее еще не делают? Павленко, что ли, послать? Если этот э-э бляо-дун (это не мат, дорогой читатель, это Дон Жуан по-китайски) к девке не убежит, то чего-нибудь да найдет. Но нельзя Павленко отпускать. Трезвый – в доску разобьется, но все сделает. А вот если старлею попало в нюх, все… Побежит ведь по девкам…
– Не побрезгуйте, князь и бояре, – хитренько произнес Ермила, вытаскивая из мешка здоровенный кувшин – литра на два, с притертой пробкой. – Медовуха! Быка с ног повалит!
– О, наш человек! – потер руки историк.
– Давай-ка, Ермила, открывай посудину! – повеселел командир. – Выпьем, а потом думать станем, что дальше делать…
Часа через два изумленные жители Козельска могли видеть бредущего по середине улицы воеводу Ермилу, во все горло распевавшего странную песню:
Мои друзья – начальники, а мне не повезло: Который год скитаюсь с автоматом. Такое вот суровое, мужское ремесло, Аты-баты, аты-баты. Афганистан, Молдавия и вот теперь Чечня Оставили на сердце боль утраты. За всех кого не вывел из-под шквального огня. Аты-баты, аты-баты.Удивлялись, но на всякий случай запоминали слова. Непривычная песня, вовсе непохожая на протяжные былины, что поют гусляры. Но поется здорово!
А уже на следующее утро весь Козельск пел:
Служил я не за звания и не за ордена. Не по душе мне звездочки по блату, Но звезды капитанские я выслужил сполна. Аты-баты, аты-баты.Глава 20
Весь день легионеры проспали. После бани и выпивки, если можно ее так назвать: ну, что такое две бутылки на пятерых мужиков, а если с Ермилой считать, так и на шестерых? Ну, одна чуть побольше оказалась, так что же теперь? Но еле-еле доползли до терема, разделись и разом отключились. Как выразился бы циник Дениска – рухнули, как панфиловцы! Павленко время от времени использовал такие обороты речи, за что получал втык от вышестоящих товарищей. Впрочем, к чести Варвара, героев прошлых войн он уважал, а если и позволял себе подобные фразы, то не связывал их с реальными людьми.
Сегодня спецназовцы могли себе позволить такую роскошь, как сон. А что? Враг у стен города разгромлен. Собрать трофеи (то есть помародерствовать) жители могли и без них. Да и что там теперь брать после такого пожарища? Разве что железяки. Ну, тоже вещь полезная в натуральном хозяйстве.
Судя по данным разведки, подкрепления к монголо-татарам со стороны Жиздры пока не предвидится. А внутренние интриги – разборки со Стырем да с Егорием – могут и подождать.
Но майор Демин не был бы майором, если бы не оставил хоть кого-то на дежурстве. И этим «кем-то», разумеется, оказался историк. Свешников особо не возражал. Он, в отличие от прочих, в вылазке не участвовал, днем прикорнул, да и ночью успел немного поспать. За нападение извне майор не беспокоился. В Ермилу и Ратшу он верил, если не как в самого себя, то по крайней мере настолько, чтобы доверить им свою охрану.
Свешникову была поставлена иная задача: записывать данные, поступающие с «жучков», присобаченных к штанам Стыря и к голенищу боярского сапога.
Ближе к вечеру, когда выспавшиеся и перекусившие легионеры собрались на традиционную беседу (читай – военный совет), майор вопросительно посмотрел на Свешникова:
– Ну что, Алексей Михайлович, накопал что-нибудь интересное? Как там наши фигуранты?
– Да что тут сказать, – неопределенно повел плечами Свешников. – По Стырю – ничего подозрительного. Судя по всему – как и вы, спать бухнулся. Я на всякий случай запись вел, но там сплошной храп.
– А по Егорию?
– А вот по нему, господин майор…
От того, как Свешников принялся «держать паузу» все почуяли что-то нехорошее. Демин, начиная догадываться, посуровел челом.
– Не юли, господин историк. Докладывай, как есть.
– Так может, лучше сами и послушаете? – предложил Свешников. – Я там начало отмотал: часа на три ничего важного. Приказы воям своим, ругань, паузы.
– Так ты с важного начни, – приказал Демин, начинавший терять терпение. – А там сам разберусь.
– Как скажете, – пожал плечами Свешников, включая звук на планшетнике, на который он «перекинул» запись.
Вначале ничего не было слышно – только резкие скрипы половиц, скрежет открывающейся двери. Ну, понятное дело: запись из сапога, где уж ей быть качественной?
– Сейчас, – успокоил народ историк. – Дальше запись с «жучка» в горнице пойдет, там она чище.
– Егорий, ты чего это? – донесся женский голос, в котором Демин узнал голос своей ненаглядной княгини.
Диверсанты из будущего переглянулись. Демин помрачнел.
– Соскучился я по тебе, Феодосьюшка ненаглядная…
Дальше были слышны хлюпающие звуки сочного поцелуя, кряхтенье и сопение…
– Ну, будет, будет тебе, – нежно, но вместе с тем и недовольно произнесла княгиня. – Не лезь сейчас… Ну, идол, куда ж ты подол-то задираешь? Кому сказано, дурень, не лезь!
Послышался топот женских ножек, шлепки. Судя по шуму, княгиня отпихнула боярина. Потом ее же голос с толикой успокоения произнес:
– Ну, потерпи немножечко…
– Так я и так сколько терплю… – с придыханием отозвался боярин.
– Ну и дурак, что терпишь. Ежели законная супружница на сносях, так надобно было какую-нить девку-черняшку завалить.
– Так какие черняшки, Феодосьюшка…
– Да такие, что подолами крутят, – послышался легкий хохоток княгини. – Спереди у них все тож самое, что и у меня. Али своих девок нет? Прислать?
– Да что ты все чушь-то несешь?! – раздраженно произнес боярин. – Говорю, соскучился я по тебе.
Опять из колонки донесся шум, легкий топот и наконец звонкая оплеуха…
– Сказала тебе, не лезь пока. И подол не мни – не для того надела. Сейчас Васька должен прийти. Что мальчонка подумает?
– А про Гаврилку, самозванца твоего, что он подумать должен? – отозвался Егорий.
Голос у боярина был хриплый, как и положено быть у донельзя возбужденного мужчины.
– Про Гаврилу Мстиславича, – нарочито подчеркнула «имя» майора Демина княгиня, – князь Василий пока ничего не думает. Для него Гавриил Мстиславович герой, что город Козельск от татар спасает. А вот что боярин делает, он не знает.
– Герой – жопа с дырой! – злобно выкрикнул боярин. – А я что, виноват, что у меня оружия огненного нет?
– Эх, Егорий-Егорий, не о том ты сейчас… – вздохнула княгиня. – Говорю же тебе: подожди, никуда я от тебя не денусь. Рекли же мы с тобой о том… Ты зачем, дурень, на князя в драку полез? Он бы тебе и без огненного боя голову оторвал.
– Это еще кто бы кому оторвал! – вскипел боярин. – Да если в бою, да с мечом, я твоему князю-заразе юшку-то пущу!
– Ну, что ты как мальчишка-то… – ласково сказала княгиня. Вроде как пожурила. – Заводишься по пустякам, ровно важных дел нет?
– Ты думаешь, легко мне знать, как ты с самозванцем этим постелю мнешь? Девки говорят: вот, мол, княгиня-то довольнехонька, не то, что раньше.
– Вот и тебе – удоволить бы кого-нить из девок, так и мысли дурные уйдут.
– Мысли… У меня только ты на уме. Я нонче лежу и думаю – а как там зазнобушка моя, княгиня распрекрасная? Небось, лежит под этим… ноги растопырила, да…
– А ну молчать! – прикрикнула княгиня и даже топнула ножкой.
– Да молчу я, молчу, – обреченно произнес боярин.
– Вот и молчи, – командным тоном произнесла Феодосия. – Вон, шаги уже, Васька идет…
Стук в дверь оповестил, что в горницу княгини пожаловал сын. Спецназовцы, воспользовавшись паузой (чего там слушать, обычные сюси-пуси), решили обменяться мнением. Вот только, никто не рисковал заговаривать первым. Господа бояре только сочувственно поглядывали на своего князя.
Наверное, будь на месте майора кто-то другой, не так битый жизнью, то следовало написать – на Демина было больно смотреть! Однако майор Российской армии, он же по совместительству князь Гавриил Мстиславович, лишь восхищенно помотал головой:
– А ведь обвела меня вокруг пальца, княгинюшка наша! Ай, молодец!
Что на самом деле было в душе у майора, какие кошки там только что нагадили, осталось неизвестным.
– Так уж и обвела? – подозрительно поинтересовался Свешников. – А разве это был не запланированный акт с вашей стороны?
Мудрый, аки змий, Морошкин позволил слегка дернуть губой.
– Так ведь как ни крути – Феодосия Игоревна постельную разведку проводила, – вздохнул майор. – А я, наивный и доверчивый, все выболтал…
Дениска, как и положено варвару, хохотнул:
– А что, командир, княгиня тобой довольна. Вон как Егорий злится!
– А что им конкретно требуется? – подал голос Воднев. – Чего княгиня хотела?
– Как чего? – заржал неуемный Павленко. – Того же самого, что и все бабы!
– Цыть! – прикрикнул на развеселившееся войско майор. – Вроде ушел мальчишка. Слушаем!
Князь Василий действительно ушел. Какое-то время из динамика не доносилось ни звука, а потом опять началась возня. Кажется, княгиня снова не уступила домогательствам своего боярина.
– Да что же ты делаешь? – возмущался тот. – Сама же сказала: вон, мол, как Васька уйдет.
– Это для меня он Васька, а для тебя – князь Василий! – отрезала княгиня.
– Эх ты, княгиня… – угрюмо произнес боярин.
– Ну, Егорушка, миленький, – зачастила княгиня. – Ну, сам понимаешь, не время сейчас. Да и к тому ж (легкая пауза) у меня это самое, женское…
– Врешь ведь, небось? – с недоверием в голосе процедил боярин.
– Вот те крест не вру! С утра еще занялось… Вот как только пройдет, так сразу.
– Эх, Евина дочка, – грустно произнес боярин. – А как пройдет, так опять с Гаврей своим тетешкаться будешь, а меня побоку…
– Ну, дурачок ты мой, я же тебе говорила… Силен Гаврила Мстиславич со боярами своими, да и дружинников у него поболе, чем у нас с тобой. Да и бой огненный.
– А коли силен, так и надобно тебе под него ложиться?
– А вот тут, боярин, ты мне не указ. Ты мне не муж венчанный, да и у самого у тебя рыло в пуху. Жена твоя в тереме сидит, а ты к вдовой бабе пристаешь.
Из динамика раздался какой-то хрип. Не то боярин с горя зарычал, не то на «жучок» наполз таракан. Потом звуки затихли.
Воднев, повинуясь взгляду командира, взял у Свешникова планшетник и принялся «колдовать» над клавиатурой. Видимо, переключился на другой жучок.
Вновь полился звук. Кажется, ничего важного не пропустили.
– …князь пришлый со дружиной как пришел, так и уйдет, а нам с тобой жить. А пока не ушел, надобно у него прознать в чем секрет огненного боя.
– А как же узнать-то? – хмыкнул боярин. – Они со своим оружием денно и нощно не расстаются. Сколько я их выманить пытался! Думал, кинутся сломя голову, дверь не запрут… На дубину эту стоеросовую, кобеля их главного, засаду устраивал! Вышку велел поджечь… ну, что в мунгалов огненные шары метала. Впустую. Только вои зазря сгинули. И уж опосля, когда мунгалов они бить поехали на санях своих смрадных, подослал к ним в покой людишек. Только самозванцы не все, вишь, уехали. Наткнулись там люди мои на старика ихнего, что в летописях лучше мниха понимает. Но мнихи с огнестрельными трубками не сидят. А у этого такой же на столе, а палит он не хуже прочих. Так не солоно хлебавши назад повернули…
Свешникову пара секунд потребовалась, чтоб переварить информацию. А потом он взорвался:
– Это я старик?! Да мне и полтинника еще нет!
– Вот зараза! – перебил его Павленко. – Бл… нашёл! Сам-то кто? Витус Служкин, что ли, толстовец сексуальный?!..
– Эк он тебя, зацепил, аж зарделся! – подметил Морошкин ехидно. – А ты, небось, себя юным Вертером мнил… А враг, он не дремлет, видит наши слабые места…
– Я у него слабое место тоже сейчас найду! Омлет собью! Патрон на него пожалел…
– Да замолчите вы, дайте дослушать! – недовольно буркнул майор, но историк замахал руками:
– Да там уже все, сейчас Егорий прощаться будет.
– Подожди! – ледяным тоном произнес майор, и Свешников притих.
– Ну, прощевай, боярин, – послышался голос княгини. – Говорю тебе: узнавай, в чем секрет огненного боя. Посмотри, кузнецов поспрашивай.
Было слышно, как мнется боярин, и уже напоследок он начал выкладывать:
– Так спрашивал уже. Они говорят – не смогут они такую штуку выковать. Уж больно тонкая работа. Один даже в руках подержал, осмотрел. (На этом месте Демин свирепо посмотрел на соратников – кто давал оружие в руки постороннему? Все взгляды сразу же скрестились на бедном Свешникове, который жестами пытался показать – мол, чего это, чуть что – так он виноват?) Говорит – нет, не сделать. Вроде как палка стальная, в ней дыра высверлена. А где такое сверло найти, чтобы сталь сверлило? Я уже приказал Онфиму – он в Кузнечной слободе самый толковый, трубу побольше отлить. Штук нам таких не сделать, какие у князя с собой, но мы тут с купцов одним покумекали – речет, в Китайских землях что-то похожее есть. Забивают в бамбуковую трубку черную смесь (из серы с чем-то ее делают), а потом в воздух стреляют.
– Ты иди, иди боярин, – напутствовала княгиня. – Я в этих мужских делах все равно не понимаю. Ты мне главное – секрет огненного боя добудь. А там уж я твоя…
Было слышно, как скрипнула дверь за ушедшим боярином. А дальше, к общему веселью, голос княгини произнес:
– Дуська, ты Егория проводила?
– Проводила, матушка. Не изволь сумлеватьси.
– А в терем княжий ходила? Что, спит еще князь наш?
– Спит, как есть спит, – снова отозвалась служанка. – Как с утра заснули все, так и спят. Велеть разбудить?
– Да ты что, дура? Устал князь, умаялся. Дождись, а как проснется, ко мне веди. Скажи ему, что скучает княгиня…
Демин уже открыл рот, чтобы предложить начать обсуждение услышанного, как в дверь постучали. Не дожидаясь ответа, створка распахнулась и в нее всунулась морда одного и ратников, стоявших на страже:
– Там это, князь Гаврила… холопка от княгини. Грит – коли князюшка проснулся, так пусть он к княгине идет. Дело, мол, есть, важно!
Глава 21
Капитан Морошкин сидел у себя в каморке, ещё более тесной, чем комната «князя», листал карманного размера блокнот в потёртых корочках из кожезаменителя, отмечал что-то в старых записях, тут же заполнял свежими пометками, краткими, похоже, шифрованными, непостижимыми, подобно китайской грамоте, для стороннего наблюдателя.
Капитан любил и уважал современные планшеты, нетбуки, ноутбуки и стационарные компы, но в походе доверял мысли только вот этому блокноту.
«У блокнота аккумулятор не сядет, – пояснял он излишне ретивым сторонникам прогресса, с ходу обвинявшим капитана в ретроградстве, – и страница, если даже порвётся или намокнет, всё, что было написано, прекрасно сохранит. А если понадобится уничтожить записи: чирк спичкой, развеял пепел по ветру и всё, как не бывало… Ни одна зараза не восстановит!»
Он даже напевал что-то себе под нос, явно довольный самим процессом; слегка щурил глаза, а иногда строил хитрые гримасы. Морошкин находился в полном одиночестве и мог дать волю некоторым вполне человеческим слабостям. Тихо, спокойно, никто не мешает – чего не попеть?
И всё же довести песню до конца не удалось: в каморку без стука ворвался Варвар. Вот так вламываться к людям, без предупреждения, это было для него типично.
Павленко хоть и пригнулся на ходу, но всё равно чуть не сшиб своим горшкообразным блестящим шлемом притолоку. При этом он орал:
– Тревога! Где князь? Тревога!
– Ты с какого… сорвался? – удивлённо спросил капитан.
Спросил негромко, чуть не полушёпотом, будто рядом спал кто-то, до этого страдавший бессонницей трое суток и только-только смеживший веки, будучи сражённым благодатным сном; спросил не поднимаясь с места, лишь укоризненно подняв на Варвара прищуренные глаза.
– Тревога, тащ капитан! – снова гаркнул Павленко, уже несколько осипшим от ора голосом. – Новый тумен татар появился!
И снова поинтересовался:
– Где князь?
– Где-где… – ворчливо передразнил его капитан. – Сам не знаешь, что ли?
Он мотнул головой куда-то себе за спину.
– Не всё тебе одному кобелировать…
– А-а… – наконец прозрел запаренный Павленко.
– Бэ! Докладывай по форме!
Щёлкнув каблуками, Павленко вытянулся во весь свой коломенский рост.
– Товарищ капитан, во время барражирования беспилотника по периметру вокруг Козельска в радиусе пятнадцати километров была замечена многочисленная конная группа противника, направляющаяся с северо-запада в нашем направлении. В настоящее время «Кречетом» управляет страшный лейтенант Воднев. Страшный лейтенант Павленко немедленно отправился с донесением к командиру группы князю-майору Сергею Владимировичу «Гавриле» Демину! Жду ваших распоряжений.
– Мои распоряжения будут следующими, – молвил Морошкин, поднимаясь и в силу вечной привычки одёргивая на себе куртку, – собрать всю группу в «центре управления полётом». За исключением князя. Его беспокоить не будем. У него сейчас голова не тем занята…
– А где Владимирыч? – первым делом спросил, поднимаясь с табурета, Свешников, когда они вошли в комнату, которую Морошкин полушутя-полувсерьёз назвал «ЦУПом»: стол здесь был заставлен хитроумными «гаджетами», монитором, джойстиком и «клавой» управления беспилотником в том числе, и над всем этим мудрёным хозяйством колдовал серьёзный, насупленный, как обычно в таких ситуациях, Воднев.
У Свешникова же вид был тоже хмурый, озабоченно-виноватый: будучи не при делах, он чувствовал себя немного не в своей тарелке.
– Исполняет княжеский долг… – на ходу бросил Морошкин, сразу же вперяясь в монитор, на котором шевелилась, медленно поворачивалась переменчивая, как бы клубящаяся, не очень понятная непосвящённому картинка. – А, вижу… – довольно кивнул он.
– А… – тоже понимающе протянул Свешников, снова опускаясь на табурет. Глубокомысленно пропел себе под нос: – Только ночь с ней провожжался, сам наутро бабой стал…
– Отставить лирику… – тоже себе под нос пробормотал Морошкин. – В ансамбль песни и пляски после играть будем…
Разношерстная, как обычно у татар, конная лава была уже отчетливо видна на мониторе. Воднев то ли чуть довернул камеру, то ли слегка сманеврировал всем беспилотником, но в результате объектив проехался по всему вражескому войску. Зараз оно не вмещалось в экран. Тут Игорь, однако, убавил зум, картинка сделалась мельче в деталях, но с бо́льшим охватом.
– Как думаешь, Михалыч, тумен будет? – спросил Морошкин Свешникова.
– Вполне… – вглядевшись в изображение, веско кивнул историк. – Может, и два, и три, но уже потрёпанные. Так что в сумме как раз тумен…
– И какие будут предложения? – Морошкин окинул цепким взглядом товарищей.
– Я думаю так… – бойко затараторил Павленко. – До них сейчас километров двенадцать-пятнадцать… Численный перевес – на их стороне. Даже при том, что они совершили марш и устали. Наших возможностей они ещё не знают, потому не деморализованы. Надо им показать наши силы…
– В принципе рассуждаешь верно… – одобрительно прищурился капитан. – Показать… Но как?
– Вернуть «кречета» в Козельск, дозаправить, снарядить НУРСами, – не отрывая глаз от монитора, скороговоркою, точно опасаясь, что его перебьют, вставил в возникшую паузу Воднев – будто выстрелил.
– Действуй! – махнул рукою Морошкин. – Эх, жаль, что у нас «кречет» только один…
Следующие полчаса прошли, как во время забега на среднюю дистанцию, жарко, но без суеты. Воднев вышел за городскую стену. На ворота, как задумывали поначалу, льда так и не наморозили, так что скоренько их раскрыли, и действительно бегом, лёгкой рысью выбежали встречать плавно спускающийся на парашюте «кречет». Внутри городка приземлять его не рискнули – не приведи, повредит чего. Сейчас не до ремонтов, даже самых мелких…
Вместе с Игорем выскочил за ворота, на всякий случай прикрывая Помора, друг Варвар с «печенегом» в руках и снайперской винтовкой за плечами. И ещё их сопровождал (тоже на всякий пожарный) десяток лучников.
Старлей принял беспилотник на руки, как желанную невесту, и снова живой трусцой понёсся обратно, к «артиллерийской» вышке. Запускать дрона собирались отсюда – вышка давала фору в высоте, а значит, и дальности.
К тому времени Свешников руками местных гридней, естественно, из числа наиболее аккуратных, уже притащил туда шесть НУРСов в контейнерах и два пучка стрел-срезней. Прицепив это добро под крылья «птички», залив под завязку горючки в бак, подняли «кречета» лебёдкой.
Павленко, уже проверенный на прежних запусках, по лестнице взбежал на верхотуру.
Воднев же отправился в ЦУП – бегом, всё бегом! – и оттуда, получив по рации донесение Дениски о готовности к запуску, стартанул дрона в голубую вышину.
Вражеский тумен снова появился на экране – вроде не сильно и продвинулся, пока легионеры готовились к его «приёму». Воднев завёл «кречета» для атаки со стороны солнца – чтобы враг вообще не видел рукотворную «птичку».
– Работаем сразу НУРСами, – напутствовал Морошкин, – пока они держатся кучно.
Игорь молча кивнул.
НУРСы он выпустил шестью одиночными залпами, стараясь равномерно накрыть всю кавалерийскую вражескую массу. Интервалы запусков составляли доли секунды, соответственно – и разрывы.
Боеголовка НУРСа по размерам не превосходила «лимонку» (всё-таки беспилотник – не ТУ-160), однако начинена была крохотными стальными иголками.
Ещё с курсантской практики в артдивизионе, в качестве ассистента военфельдшера Морошкин помнил передававшуюся там «из поколения в поколение» легенду, впервые рассказанную много лет назад ветеранами-«афганцами», о том, как на горном перевале расчёт гаубицы Д-30 чуть ли не одним единственным снарядом с подобной начинкой (только калибром и весом поболе) остановил атаку целой банды моджахедов.
Обнаглев, «духи» поднялись уже в полный рост, не спеша пёрли на, должно быть, казавшуюся им беззащитной и беспомощной, позицию одиночного орудия «шурави». Было их до сотни, этих бородатых мужиков в широких штанах. И все полегли в какой-то сотне метров от бронещита гаубицы, с ног до головы покрытые собственной кровью из бесчисленного множества микроскопических вроде бы ран…
Сейчас НУРСы разорвались над головами всадников, каждый пронизав пространство в радиусе десятков метров смертоносными вихрями стальных иголок. У наблюдавших за происходящим на экране возникло впечатление, что по тумену почти одновременно ударили шесть гигантских невидимых кулаков – практически мгновенно кавалерийская лава оказалась смята, разорвана на мелкие группы. В полном соответствии со словами поэта, «смешались в кучу кони, люди»…
Заложив крутой вираж, Воднев бросил «кречета» во вторую атаку. Снова со стороны солнца.
Пикируя на месиво конских и людских тел, в которое превратилось вражеское войско, старлей включил имеющиеся на беспилотнике сирену, работающую на почти ультразвуковой, раздирающей уши и душу частоте, и лазер, вообще-то предназначенный для уничтожения вражеской оптики. Рывками поводил его «жалом».
Трудно сказать, удалось ли попасть лучом в глаза многим коням и воинам противника. Но кто-то наверняка получил свою дозу нестерпимого огня, принятую, вероятно, за последнюю вспышку солнца, поскольку сразу вслед за нею наступала уже полная темнота. Сумятица в остатках татарского войска приняла апокалиптические масштабы… А тут ещё Игорь разгрузил «кречета» от прицепленных под крылья стрел-срезней. Планируя, они понеслись к земле, каждая находя там свою жертву.
Казалось, что от беснующихся в предсмертной агонии врагов поднимались вверх белесые клубы не то дыма, не то пара. Ветер рвал их в клочья, снова собирал в спиральные завихрения. Будто духи смерти трудились над уничтожением этого скопища людей и животных. Или же напротив: то души погибших отлетали на небо…
И в этот момент в комнату вошел Демин. Ощутимо разомлевший, с непривычными масляными глазами.
– Не понял! Это что тут происходит? – недоуменно произнёс он.
– Проводим историческую реконструкцию «Никола Тесла и Тунгусский метеорит»… – начал Свешников подчёркнуто отрешённым, лекторско-интеллигентским тоном.
Майор только сверкнул на него глазами. Видно, в очень приподнятом настроении находился.
– Отражаем атаку только что подошедшего вражеского тумена, – буднично пояснил Морошкин. – Подошёл, как и ожидалось.
– Атаку? – переспросил «князь». – Я так понимаю, шрапнельные НУРСы применили? Сколько осталось?
– Шесть, командир, – отрапортовал «боярин». – Ещё на один такой же залп хватит. И всё… Если новые какие появятся… или этим недобиткам удастся снова в кулак собраться, крыть будет особо нечем… Принимать будем по старинке: кто с мечом к нам придёт…
– Ну и как, должны новые появиться? – Демин снова обратил взгляд на историка, к нему вернулся знакомый всем командирский тон, в зародыше отбивающий всякие поползновения на шутки.
– Согласно имеющимся историческим данным – не должны… – произнёс Свешников не вполне уверенно.
– Будем уповать на верность этих данных… – протянул Демин задумчиво.
– А как насчет «снова собраться в кулак»? – посмотрел он уже на Морошкина. – Твои соображения?
Все, как по команде, с особой пристальностью уставились на экран. Но понять происходящее по картинке на мониторе было трудно.
Всадники то метались беспорядочно, то вроде сбивались в небольшие группки, чтобы тут же снова разбежаться в разные стороны.
– Я считаю, что потери личного состава противника не превышают пятидесяти процентов, – начал Морошкин медленно и негромко. – Может, и меньше. Если судить по обстрелу лагеря татар, тогда сначала тоже…
– Так может, и хрен с ними, с этими пятьюдесятью процентами? – довольно резко оборвал его Демин. – Пусть живут… Тем более что, – и на лице у него вдруг заиграла кривоватая улыбка, – каннибалы, например, по слухам, никогда не съедали всех своих бледнолицых гостей. Одному всегда дозволялось бежать. Чтоб вернулся домой и остальным дорогу заказал, мол, какие здесь обитают дикие и кровожадные люди…
– Нет, тут так не получится! – Морошкин вскинул на командира встревоженный взгляд, казалось, сам готов был вскочить с табуретки. – Пятьдесят процентов! Как пить дать оклемаются и снова попрут! А у нас только шесть «нурсов». Да и обычный боезапас пообсох…
– Так что мы тут сидим? – оборвал его Демин резко.
Жесткие складки неожиданно проступили на его лице. И этот человек только что улыбался!
– Надо действовать!
– Так мы не сидим! – возразил Морошкин, в голосе прозвучала обида. Тон тоже непривычный для капитана, которого обычно ничем было не прошибить. – Отряды Стыря и Ракши уже отправлены, чтобы добивать недобитков…
– Хорошо, – сказал Демин уже серьёзно.
Обратившись к Водневу, спросил:
– Горючка ещё есть? И для «кречета» и для «Урана»? – и в ответ на утвердительный кивок старлея повторил:
– Хорошо. Очень хорошо. Дело обстоит так, что ни полтумена, ни треть тумена, ни даже четверть мы тут оставить не можем. Расценивается как невыполнение боевой задачи. Ну, разве что и впрямь отпустить одного-двух монголов: пусть расскажут своим там, в Орде. А пока их четверть тумена, группа, слушай приказ. Выступаем сейчас в конном строю, в полном составе. Без нас Ракше со Стырём не справиться.
Все дружно, как один, поднялись. В общем молчании читалась такая же общая тяжкая мысль: в конном строю до монголов часа два ходу…
– В конном строю только малая дружина Егория, – сказал, как рубанул, майор, с усмешкою глядя на понурые фигуры подчинённых.
– Типа, лейб-гвардия княгини? – мгновенно задумался Свешников.
– Типа! – отвечал Демин.
– Этого… этого гуманиста с мечом?! – изумился Морошкин. – И после всего, что о нём узнал, не боишься иметь этого хмыря под боком?!
– Я его в городе оставлять боюсь! – отрезал майор. – За ним нужен глаз да глаз в самом прямом смысле… Под присмотром, думаю, особо не дёрнется…
– Ну, коль так… – пожал плечами Морошкин.
– А я не понял, – подал голос Павленко. – Он – в конном строю, а мы – в пешем, что ли?!
– Мы – на санях за «Ураном». Оттуда будем… капитан Морошкин будет управлять «кречетом». Так что беспилотник срочно вернуть сюда и дозаправить.
Глава 22
И всё равно на переход два часа и ушло. Равняться, как всегда, пришлось на самых медлительных. Лошадей старались особо не гнать – в бою запалённые кони ни к чему. Сечу в подробностях сначала увидели на экране монитора, шагов с полутысячи уже собственными глазами. Однако даже в бинокль было не понять, на чьей стороне перевес. Впрочем, благодаря камере «кречета» стало ясно, что бой распался на отдельные стычки: русские и монгольские всадники бились один на один.
Схватка была горячей. Знатных рубак хватало и среди монголов (впрочем, некоторые из степняков имели вполне европеоидные черты лица, что наводило на определённые мысли: то ли импортные наёмники, то ли свои же отечественные предатели-перебежчики), так что русичам приходилось нелегко. Исход не редко заканчивался не в пользу дружинников.
– Как бы не покрошили наших! – не выдержав, прокричал Воднев. – Не ожидал я от монголов такой стойкости.
Демин велел прибавить ходу. Прежде мягко урчавший мотор «Урана» затарахтел непривычно громко, сани на шишковатом насте ощутимо затрясло. Конники по правую и левую руку, только что скакавшие вровень со снегоходом, сразу оказались позади, отставая всё сильнее и сильнее с каждой секундой. Напротив, малюсенькие всадники на таких же малюсеньких коняшках, что смешно метались впереди, стали расти на глазах. И пробиваясь сквозь тарахтенье мотора, начали доноситься звуки боя: крики людей и животных, лязг железа по железу.
Да, камера «кречета» не обманула: вместо стройного и методичного уничтожения деморализованного ударом с воздуха противника на поле творилось не пойми что…
– Месиво… – буркнул себе под нос Морошкин, но услышали все.
Демин кивнул. Тяжестью вооружения русские витязи превосходили врага, но в единоборстве этот перевес мог и не играть столь уж важной роли. Не так надо было бить противника, не так. А как учил ещё Наполеон – общая слаженность подразделения в разы увеличивала ударную мощь перед столь же отважным, но разрозненным и недисциплинированным врагом. Это вопреки его пресловутой фразе про большие батальоны. А тут типа честный рыцарский поединок, прямо спорт какой-то…
– Машина, стой! – скомандовал Демин.
Воднев плавно остановил снегоход, не глуша мотор, который тут же перешёл на едва слышное урчание.
С «большой земли» в экспедицию взят был мощный мегафон, чтобы прямо голосом подавать команды на поле боя. И хотя сейчас аккуратно зачехлённый «матюгальник» лежал в бардачке саней среди прочего снаряжения, которое прихватили с собой на всякий случай, воспользоваться аппаратом «князь» опять не решился.
Когда ещё только готовили ополчение для обороны Козельска, всех бойцов, а особенно командиров, обучили различать команды, подаваемые обычным горном. «Меньше мистики будет», – резюмировал такой выбор Демин, и Морошкин с ним согласился.
– Труби «общий сбор», – приказал майор Павленко.
В свое время, когда обязанности горниста-сигнальщика оказались возложены на него, Варвар слегка закуксился, но поскольку не умел унывать подолгу, то скоро переменил отношение на диаметрально противоположное; дул в горн не только охотно и самозабвенно, но и с разной неуставной придурью, приводя русичей в полный восторг.
Демин такую самодеятельность поначалу хотел пресечь на корню (это тебе, мол, не джаз!), но после непродолжительного раздумья махнул рукой: да пусть дурачится! А то ведь и впрямь башню может снести: дела-то ведь вершим и так серьёзнее некуда.
Вот и сейчас Павленко проиграл вроде бы и заданную последовательность звуков, но в каком-то сиплом регистре. И сразу же получил от командира основательную затрещину, однако не обиделся, а только с усмешкой оторвал мундштук (или как там называется эта фитюлька на конце горна?) от раскрасневшихся губ.
На поле боя после сигнала ровным счётом ничего не изменилось. Бойцы продолжали остервенело биться с монголами. Более того – на глазах пятёрки на землю с коней грянулось двое-трое не то раненых наших, не то вообще убитых.
– Играй ещё!.. – прикрикнул Демин сердито. – И без этих твоих… вывертов!
То ли от испуга, а скорее, продолжая куражиться, Павленко затрубил сигнал в новой, но уже истошной тональности. Картина боя после этого дрогнула.
– Вот она… волшебная сила искусства, – довольно изрёк Варвар. – А вы, товарищ князь, дерётесь! Обидно, честное слово!
– Живыми вернёмся, я тебе три наряда вне очереди выпишу, – буркнул майор.
– За что?
– Четыре! За пререкания и неуставной внешний вид!
Павленко умолк, но улыбка ещё некоторое время держалась у него на губах.
Демин окинул профессиональным взглядом поле боя и вынес неутешительное:
– Что-то мне это не нравится.
– Да просто хреново всё… – себе под нос пробурчал Морошкин.
Он понимал, что общее перестроение прямо по ходу боя может стоить жизни ещё нескольким бойцам как минимум. Потому как удобно бить в спину повернувшему назад противнику. И даже наседать на того, кто пятится, тоже весьма сподручно. У коней ведь задней передачи нет. Во всяком случае, даже самый быстрый скакун становится неповоротливым, когда его начинают осаживать назад.
– Товарищ князь, дозвольте инструмент поменять! – с надеждой в голосе попросил Павленко, косясь на родной «калаш».
– Дозволяю, – кивнул Демин, который и сам уже прикладывался к автомату.
Денис с довольным урчанием спрятал горн в футляр и погладил цевье «калашникова».
– Ну… ща дела на лад пойдут, товарищ майор. Гарантирую!
Оно, конечно, стрелять в такой куче-мале непросто, но своих от чужих отличить получится, да и дистанция что надо – не промахнёшься.
Били одиночными, ссаживая всадников в малахаях с коней, облегчая своим бойцам перестроение. Пули легко находили жертвы, однако монгол это не останавливало. Хуже – они совсем остервенели и пёрли на рожон, совершенно не боясь смерти.
– Берсерки какие-то, блин! – сплюнул Варвар, меняя очередной рожок. – Патронов на них не напасёшься. Накурились, что ли?
– Может, и накурились, – согласился майор. – Америку раньше времени открыли и того… накурились.
За спиной послышался конский топот, железный лязг и шум.
– Ого, да это Егорий подоспел! – присвистнул капитан, оглянувшись. – Э… Да что он делает! Игорь, полный газ, вперёд, зигзагами, уходи, твою мать!!!
Последние слова он выкрикнул голосом чуть ли не более истошным, чем музыкальный вопль, который сумел извлечь из своего горна Павленко.
Молчун Воднев тормозом не оказался. Он с места бросил снегоход в такой карьер, что сидевших в санях швырнуло в обратную сторону, аж до пола. По счастью, за борт никто не вылетел, все удержались, уцепившись кто за что пришлось. И, быть может, не вполне понимая смысла зигзагов, о которых проорал капитан, тем не менее Игорь погнал машину именно таким, рваным курсом. Просто чудеса на виражах, как вспоминал потом Павленко.
Воднев вынуждено смотрел только вперёд; его товарищи имели возможность вслед за Морошкиным оглянуться. И понять, что их всех спас только случай.
Настоящая туча стрел накрыла то место, где буквально мгновение назад стоял снегоход с санями. Стрел, выпущенных малой дружиной Егория…
– Ититская сила, он что – охренел?! – кричал майор, ошарашено оглядываясь по сторонам. – За монголов нас принял?! Останови машину!
– Вакула, не останавливай! – заревел Морошкин так, что у него чуть жилы на шее не лопнули. – Вперёд, зигзагами! Не давай нас взять на прицел! – И с мукою на лице уставившись на Демина, пояснил:
– Да как ты не понял, командир! Это измена…
– Что?.. – переспросил майор враз осевшим голосом. – Измена?..
– Так точно! – гаркнул Морошкин. – И нам ничего не остаётся, как скосить дружину Егория из всех наличных стволов! Да! Выяснять, что там и почему просто нет времени…
– Нет, не так… – покачал головой Демин. – По-другому поступим. Игорь, разворачивай машину. Атакуем дружину Егория в лоб. Денис, твоя задача снять двух ближайших прихвостней этого урода, так чтобы все остальные поняли…
Молча кивнув, Варвар убрал автомат и взял в руки СВТ. Воднев делал плавный разворот, вёл сцепку «Уран»-сани по большой дуге.
Отряд Егория, разочарованный тем, что первый дружный и такой кучный залп пропал втуне, перешёл с рыси на шаг, продолжая двигаться, только теперь неспешно, в прежнем направлении.
Когда всадники увидели, что снегоход мчится им навстречу, в рядах возникло явное замешательство. Кто-то, двое или трое, опять выстрелили из луков. Но без надежды на удачу – чисто рефлекторно. Дистанция между противниками была ещё такой, что даже у английского лучника времён Столетней войны не было никаких шансов на поражение цели.
– Денис, можешь? – спросил Демин.
Варвар опять молча кивнул, начал размеренно вздымать винтарь наизготовку, вдруг показавшийся продолжением его тела – такой сосредоточенной и полной смысла была сейчас вся фигура снайпера…
– Игорь, стоп машина! – спохватился майор.
Воднев плавно остановил снегоход. Павленко замер, невозмутимый точно статуя, правым глазом прильнув к окуляру прицела. Тут же грянули два выстрела, казалось, совсем без паузы.
И двое воев по правую и по левую руку от Егория, как кули, сверзились с лошадей.
Но дальше последовало не совсем то, на что майор рассчитывал. Вся дружина, как один, и не дожидаясь команды, ударилась в паническое бегство.
– Твою мать! – выругался Демин. – Нам больше делать нечего, как за ними гоняться!
Морошкин только покачал головой.
– Вперёд! – проорал майор. – Средний ход! Павленко, по дружинникам мочи! Егория, гада, оставь мне живым.
– Может, лучше его того?.. – не опуская слегка задранную дулом кверху винтовку, Денис мотнул головой.
– Что «того»? – переспросил Демин сердито.
– Ну… арканом, – пояснил Варвар с почему-то обиженной миной. – Зачем мужиков зазря убивать?
И покосился на Свешникова.
Врубившись в косноязычные намёки снайпера, майор тоже уставился на археолога.
Известно было, что Михалыч, как Свешникова иногда называли, в ходе своих экзотических странствий освоил в числе прочих искусство метания лассо. А верёвка, достаточно прочная, в ящике НЗ, что размещался на дне саней (и содержал в том числе зачехлённый мегафон), имелась.
– Попробую, – бросил Свешников коротко. – Надо только подойти поближе. И ещё… Учтите, что я не потомственный ковбой, а так… самоучка.
– Игорь, ты слышал? – перекрикивая рокот мотора, обратился Демин к Водневу, нахохлившемуся над штурвалом снегохода. Голова у того на мгновение ушла ещё глубже в плечи. – Ближе сможешь подобраться? Свешников аркан кидать будет.
– Сделаем, товарищ майор, – отозвался Воднев с непробиваемой железной уверенностью.
Он прибавил газу, двигатель отчаянно заревел, а расстояние между сцепкой и всадниками стало резко сокращаться. Некоторые из них оглядывались назад, отчаянно колотили пятками в бока коней, но что толку – «Уран» имел под капотом целый табун «лошадей», к тому же неутомимых.
– Ближе, Игорь! Ещё ближе! – командовал майор.
Дружина рассыпалась редкой цепью; каждый теперь, похоже, думал только о себе, о собственной шкуре, но рядовые дружинники легионеров и не интересовали. Воднев вёл снегоход прямо за Егорием, который выделялся в дружине «модным прикидом». Ярко-алый плащ явно заморского происхождения раздувался на скаку, открывая взору преследователей блестящую, цвета «серебристый металлик» (так Варвар однажды определил этот колер) кольчугу, явно произведённую не то в Генуе, не то в Венеции.
– Ещё с десяток метров – и равняй скорость, – крикнул Свешников Водневу. Из-за рёва мотора даже ему пришлось напрячь связки.
Игорь, опять не оборачиваясь, мотнул головой вперёд – мол, всё понял. И выполнил манёвр так, как если бы мог видеть сидевшего позади, в санях, Свешникова с лассо наготове. Выровнял скорость, приблизив сцепку на оптимальное расстояние к жертве.
Михалыч, не медля ни секунды, метнул аркан… потом Варвар утверждал, что слышал в этот миг свист воздуха, рассекаемого верёвкой, но это была, конечно, явная байка. Какой там свист, когда рядом тарахтел мотор! Ведь чай не на родео…
А в следующую секунду боярин, захлёстнутый вервием за плечи, волочился по грязному насту за санями сцепки.
– Тпру! – проорал Демин Водневу. И уже обернувшись к Свешникову, бросил коротко:
– Михалыч, трави помалу!
Но необходимости в этом не было. Со словами «Денис, держи оборону!» с остановившихся саней соскочил сначала Демин, за ним Морошкин и потом, не выпуская верёвки из рук, Свешников. Склонились над телом Егория, алый плащ которого в одночасье сделался похож на затёртую половую тряпку.
– Жив, паскуда! – уверенно резюмировал Морошкин, прикоснувшись к сонной артерии боярина, неподвижно лежавшего ничком на покрытом грязной корочкой льда снегу.
– Тогда вяжи его! – приказал Демин. – Потом разберёмся какая муха его укусила! Сейчас некогда – надо битву бить.
Связанного боярина, точно мешок, дотащили до саней и бросили на дно, рядом с ящиком НЗ.
Рукой стерев со лба пот, Демин окинул взглядом поле боя, контроль над которым по понятным причинам на несколько минут потерял.
Перелом в схватке не наступил. Дружины Стыря и Ракши продолжали биться с противником точно в такой же манере, как бились прежде. Уцелевшие дружинники Егория, воспользовавшись моментом, умчались кто куда, в разные стороны – лишь бы подальше.
– Жаль, – пробормотал Демин, провожая взором беглецов. – Ведь может, не все из них предатели. Сейчас нам каждый боец важен… Павленко, играй общий сбор!
– А может, того… – как и давеча, опять крутнул головой Варвар.
– Что «того», что «того»?! – рассвирепел Демин. – Выражайся яснее! И дисциплинка, твою мать! Всё кругом то ли бароны, то ли бояре…
– Да в матюгальник надо проорать, чтоб Стырь и Ракша прислали к нам своих посыльных! – с простодушнейшей миной на физии ответствовал Денис. – С этими командами… Может, они уже их всех забыли…
– Майор, послушай – думаю, Денис прав, – вмешался Морошкин. – Сейчас так проще. И эффективнее.
– Ладно, согласен, – сдался майор. – Где там этот ваш мегафон…
– Это мы мигом организуем, – обрадованно произнёс Павленко. – Вот це дило так дило!
Пришлось слегка отпихнуть в сторону Егория, чтобы открыть ящик. Аппарат был извлечён на свет, сначала из комплекта НЗ, потом из чехла. Недоверчиво взяв его в руки, Демин повертел мегафон так и сяк, потом нажал клавишу включения. К общему удовлетворению динамик откликнулся сочным, плотным ударом – «пумм!».
Демин поднёс микрофон ко рту и для начала произнёс сакраментальное: «Раз, раз!» Затем, несколько отодвинув аппарат от себя, прокашлялся, прочистил горло, а потом, снова подняв увесистую игрушку к губам, прокричал гулким нечеловеческим голосом, от которого задрожала и загудела вся округа:
– Ракша, Стырь, посыльных ко мне! Бегом, б…дь!
На сражающихся эти слова произвели магическое действие.
Русских воев, уже привычных к тем чудесам, с которыми запросто обращались бояре пришлого князя, этот «голос с неба» (или «глас Господа»), как именовал его потом в своих устных преданиях Варвар, безмерно подбодрил. На татар же напала оторопь…
Беспорядочная, казалось бы, до того сеча, вдруг стала обретать вполне ясный формат. Татары, сбиваясь в небольшие группки по пять-шесть человек, начали отступать. Кое-кто просто ударился в бегство, но таких, к чести противника, набралось немного. Русское же войско на глазах сплачивалось в единую монолитную лаву, начавшую уверенно теснить разрозненного и перепуганного врага. Да и, как оказалось, дисциплину ополчению Демин за время тренировок всё же привил. Двое всадников и впрямь отделились от общей рати и поскакали к снегоходу.
Одного из конников легионеры опознали издалека – это был посыльный Ракши. Второй показался незнакомым, но сначала всем подумалось, что просто облик его переменила битва. Доспехи, шлемы обоих воинов, да и бока коней были забрызганы кровью – зрелище не для слабонервных! И всё-таки потом стало ясно, что это действительно другой боец.
– Дарён, посыльный Стыря! – доложил он, остановив разгорячённого коня рядом со снегоходом.
– А где Горазд? – спросил Морошкин, отличавшийся лучшей памятью на местные имена, нежели Демин. Хотя и самому капитану вопрос казался риторическим…
– Ранили его, боярин, – отвечал Дарён. – Стырь успел назначить меня…
– Что значит «успел»? – не сразу сообразил капитан.
– Убили Стыря, упокой Господь его душу! Пал с честью, как подобает русичу.
– Вот как! – выпалил майор. «Вот пришёл черед и мне быть ошеломлённым», успел отметить он. После секундной заминки спросил:
– Кто же за него?
– Нет никого, – просто отвечал Дарён. – Бьёмся сами по себе…
– Та-ак… – протянул Демин, а Морошкин покачал головой.
– А что с Ракшей? – спросил майор второго посыльного, давно уже молча дожидавшегося своей очереди. – Тоже пал?
– Никак нет, княже! – возразил посыльный (тут Демин вспомнил, что его зовут, кажется, Мал). – Жив, вот токмо ранили его…
– И никого за себя не оставил? – в этот раз молниеносно отреагировал Демин.
– Велел вести воев в бой Зиме, десятнику…
– Так, молодец, – скороговоркой отметил майор. – Кто у нас ещё остался в сотне Стыря? Кому доверить можно?
– Зоран, Лыбедь, Ждан… – стал перечислять Морошкин, чуть наморщив лоб, тем самым как бы чуть концентрируя память.
– Все живы, все в строю? – Демин метнул острый взгляд на Дарёна.
– Все… – ответствовал тот.
– Ну, тогда будет Ждан! Ему на себя сотню принимать, – порешил майор. – Передай Ждану, что мы ждём от него победы над мунгалами! (Блин, каламбур получился!).
Демин обратился к другому посыльному:
– И ты, Мал, скажи Зиме тоже самое!
– Я не Мал, – с обидой поправил посыльный. – Мал – брат мой. Он тоже ранитый… А я – Сом…
– Отлично! – ничуть не смутился майор. – Действуй, Сом! Родина ждёт от вас только победы! Вперед, за медалями!
– Да и нам давно пора действовать… – пробормотал он, когда всадники, развернув коней, поскакали обратно к войску. – Что там наша птичка, не заскучала?
«Кречет» все эти десять или пятнадцать минут кружил над полем в автоматическом режиме.
– Сейчас проверим. Так, горючка есть ещё, – доложил Морошкин, глянув на пульт управления беспилотником.
– Надо ещё немного попугать татар, полетать на бреющем у них над головами, – предложил майор.
– Понял, – кивнул Морошкин.
В этот момент Егорий, мёртво лежавший на дне саней, в ногах у легионеров, глухо застонал.
– Кажись, очухивается… оппозиционер, – заметил Свешников.
– Да он на самом деле давно уже очухался, – возразил Морошкин, не отрывая глаз от монитора. – Притворялся. Тот ещё актёр, Эдмунд Кин-младший!
– После боя с ним поговорим… – перебил его Демин задумчиво. – Очень интересно будет его послушать… Очень!
Глава 23
А может, вот так и надо было с самого начала – матюгальником! – воскликнул Варвар. – Без всякого кровопролития…
– Да нет, не вышло бы, – протянул веско Морошкин. – В том-то и дело, что подобные штучки действуют только первый раз. Это заложено в самой человеческой природе. А иначе человечество до сих пор исключительно ходило бы пешком – потому что тележного скрипа боялось…
Они возвращались в Козельск. Точно так, как выехали оттуда несколько часов назад на санях, прицепленных к снегоходу. Далеко позади шагом двигалось усталое войско, на повозках, захваченных у разбитого врага, везущее погибших и раненых, ведущее за собой довольно многочисленный полон. Часть дружины оставили в поле – барражировать подлесок, ловить недобитых татар. Не дать им снова собраться в кулак, даже кулачок – таков был категорический приказ князя-майора.
Ему же самому не терпелось поспрошать Егория. Планировали в самом Козельске направить лыжи снегохода сначала в казарму. Там в приватной обстановке потрясти «ренегата» – в очередной раз именно так классифицировал его Свешников, учёный горазд был на академические определения.
Словом, первым делом дознаться правды. А дальше по обстоятельствам…
План чуть было не пошёл насмарку.
Когда снегоход приблизился к Козельску на расстояние прямой видимости, у каждого в пятёрке на миг возникло ощущение дежавю. Таким же они увидели город в первый раз – сколько уже недель назад?
Серая, выгоревшая на солнце стена, сбитая из вертикальных заострённых брёвен, возвышающаяся над нею надвратная башня неожиданно чётко обрисовались на горизонте, свободном от какой-либо дымки. И тут же стало ясно, что за прошедшее время город стал совсем другим. Там и сям на брёвнах темнели подпалины – следы ожесточённых штурмов. А рядом с башней – издалека не видно было, что чуть позади неё, за стеною – высилась другая башня, решётчатая конструкция, «вторая Эйфелева», на верхней площадке которой торчал задранный кверху пусковой станок супербаллисты.
Да и стража в тот, самый первый, день присутствовала только над вратами. Сейчас же за остриями частокола сплошь торчали людские головы. Стена, обе башни кишели защитниками, точно муравьями.
– Ишь, и у баллисты толкутся! – вслух высказал своё неодобрение самый недисциплинированный в пятёрке – Варвар.
Похоже, всё боеспособное население Козельска поднялось на стену. Не очень-то они, видно, надеялись на войско пришлого князя и его победу!
– Да нет, правильно… – начал было озвучивать опять-таки общую мысль самый большой философ в группе – археолог.
И тут приближающийся снегоход со стены, похоже, заметили тоже. Пришёл в движение, начал опускаться подъёмный мост. Трещина показалась посредине ворот, расходясь шире. Створки не успели ещё распахнуться полностью, а на другую сторону рва уже вывалила целая толпа.
Воднев гнал машину, не снижая хода. Секунды – и все увидели, что во главе очень разномастной «депутации» (тут и подростки с палками в руках, почти детишки, и ремесленники со своим подручным инструментом в качестве оружия, а то и с самыми настоящими бердышами и мечами, и торговый люд, оснащённый сообразно доходу), – словом, в острие этой нестройной «свиньи» стояла княгиня с сыном.
– Обидно, – вдруг иронично всхлипнул Павленко.
– Чего тебе обидно? – не оборачиваясь, поинтересовался князь.
– Мы тут с победой возвращаемся, а нам благодарное население даже самую завалящую триумфальную арку построить не сподобилось.
– Может, тебе ещё и лавровый венок на башку?
– Я бы не отказался. Лаврушка в супе – первое дело! Пальчики потом оближешь.
– Ты погоди. Чует моё сердце, что будут тебе и лаврушка, и петрушка, – многозначительно пообещал майор, не сводя взгляда с подозрительно напряжённого лица княгини.
– Ага, ещё и хрен с женьшенем, – язвительно добавил Морошкин.
– Ну… насчёт хрена я никогда не сомневался, товарищ капитан, – чуть не взял под невидимый козырёк Павленко, но потом смолк, тоже встревоженный обликом встречавшей княгини. – Чёта смурна барышня. Не к добру.
Чуть наклонив голову, с выражением надменным и упрямым смотрела она на то, как князь с боярами, все живы и невредимы, возвращаются на своих богомерзко чадящих безлошадных санях. Широко распахнуты глаза княгини, взметнулись, изломившись, как от боли, брови – а что при этом творится в её душе, не смог прочесть и спец Морошкин. Зато всё понятно с юным князем. Лицо его горит восторгом и восхищением!
Демин негромко скомандовал, Воднев остановил снегоход, не заглушая двигатель. Не прорываться же прямо через ряды благодарных горожан.
– Что скажешь, князь? – молвила княгиня ломким хрипловатым голосом. – С чем вернулся?..
– С победой, княгиня, – не удержав довольную усмешку, отвечал Демин. – А ты чего ожидала?
– Только победы… – кротко сказала та, потупив взор, совсем как чернавка.
Демин ожидал, что княгиня заговорит про Егория, но та молчала. Пауза затягивалась. Вышедший встретить героев народ не то чтобы безмолвствовал – из разношерстной массы его исходил негромкий и не совсем понятный рокот. Ничего похожего на крики «ура!», «да здравствует!» или «слава!», столь привычные уху современного человека, из толпы почему-то не доносилось.
– Ну что ж, – решил прервать это стояние Демин. – Позволь нам, княгиня, продолжить наш путь…
– Да-да! – Феодосия закивала с горячностью человека, только что очнувшегося от тяжелого сна. – Надлежит вам ехать в детинец – там всё приготовлено для чествования победителей. Ждёт нас всех праздничный пир!
– Пировать нам рановато… – пробормотал Демин растерянно. – После боя должно совершить омовение, одежды кровавые переменить… – тут он покосился на товарищей и на самого себя и с досадой сообразил, что с одеждами вышел «борщ». Никакой особой крови на них видно не было.
И даже не известно, как бы дальше дело обернулось, если б на выручку Демину не поспел Морошкин. Вот и наступил момент, когда ему свои «суггестивные методики» удалось применить – на самом высоком местном уровне.
– Посмотри, княгиня, как кровью врагов мы обагрили себя… – громко произнёс он, и в этот момент князь и бояре его и впрямь показались Феодосии, да впрочем, и всем остальным, кто стоял вместе с нею, едва не залитыми с ног до головы красной лоснящейся жидкостью.
– Да, езжай, князь, – княгиня шагнула в сторону. – И скорее приходи в детинец. Там я буду ждать тебя и твоих бояр.
По примеру княгини расступился и стоявший у неё за спиною ремесленно-торговый, нестроевой люд. Снегоход, по нетерпеливо поданной Деминым команде, тут же рванулся вперёд, под арку надвратной башни.
…В детинец пришли полчаса спустя, и впрямь переменив одежды и умывшись. И не только умывшись.
Гридень кинулся навстречу пришедшим, едва они вступили за ограду княжьего дома.
– Княгиня заждалась! Пожалуйте наверх!
– Ничего, ничего… – сквозь зубы пробормотал под нос себе Демин. – Бывало, ждали и дольше…
Феодосия стояла у входа в большой «тронный» зал.
– Добро пожаловать, князь! Добро пожаловать, бояре! – воскликнула она и даже поклонилась в пояс.
Едва Демин вступил в залу, стоявший там князь Василий гаркнул ломающимся мальчишеским голосом:
– Слава победителям! Слава князю Гавриле Мстиславовичу!
И все находившиеся в зале подхватили и заорали в добрый десяток лужёных глоток «Слава, слава!» И ещё что-то уж совсем неразборчивое.
«Однако я ошибался, думая, что провёл здесь тотальную мобилизацию, – мысленно отметил Демин, прищуренным взором обведя честну компанию, покамест стоявшую вдоль стены, да впрочем, и параллельно ломившемуся от яств столу тоже. – Вон сколько уклонистов, оказывается, собралось… И не где-нибудь, а в окружении самой княгини. Она же их всех, конечно, и уберегла. А что же она про первейшего своего наперсника, славного воя Егория, ничего не спрашивает? И так уже всё смикитила?»
А Феодосия, тоже уже, оказывается, следом за пятёркой легионеров вошедшая в зал, спешила к главному из них с огромным серебряным кубком в руках.
– Вот, князь Гаврил, испей нашего отборного мёда в честь победы!
– Погоди, княгиня, – Демин остановил её движением протянутой вперёд руки. – Мёд нам, похоже, ещё рано пить… Поведай сначала, а боярин Егорий пытался нас убить по твоему приказу?
Ну до того майор Демин вошёл в образ князя за истекшие недели, что этот вопрос задал просто громоподобно. Голосом закипающий страшный гнев передал, лицом помрачнел – что твой Перун, если уж не сам Зевс-громовержец, в конце концов. Даже у подчинённых, видевших живьём генерала Пескова, а на экране – разных голливудских злодеев, холодок пробежал по спине и даже чуть дрогнули поджилки – очень может быть.
А княгиня… княгиня лишь самую малость побледнела – в первый момент. Но в обморок от неожиданности не свалилась. Тут же слегка покраснела. В течение нескольких мгновений быстро сменяющиеся неуловимые гримасы на лице отображали сложную гамму чувств. Не меньше, но и не больше. Как сказал бы в свободное от службы время старший лейтенант Павленко, он же Варвар, сызмальства любивший иногда почитать наиболее скандальные произведения отечественной словесности, «мудно получилось».
Эффекта разорвавшейся бомбы не последовало. Княгиня вовсе не растерялась настолько, чтоб, как говорят китайцы, потерять своё лицо. Видно, опыт общения с самыми разными человеческими индивидами был у неё огромный; кое-что она тоже умела и могла, и это, казалось бы, при полном отсутствии знакомства с новейшими «суггестивными методиками».
– Нет, такого приказа я ему не давала, – тихо, но отчётливо и твёрдо молвила она.
– А какой же тогда приказ ты ему дала? – продолжил психологическую атаку Демин, сейчас больше уже похожий на майора, чем на князя.
– Обязана ли я в том отчитываться перед тобой, князь? – всё так же твёрдо спросила княгиня.
Румянец на щеках её сделался ещё ярче.
– Да! – не выдержал, вспылил Демин сильнее, чем следовало. – Егорий – твой человек. И он пытался нас убить – подло, в спину!
– Я ему приказывала добыть мне оружие огненного боя! – тоже почти сорвалась на крик Феодосия. – Убивать вас я ему не велела…
– Вот оно что… Тогда, значит, он сам… – протянул Демин задумчиво, так, что никто, кроме него, и не слышал. – По своей, так сказать, инициативе… Или не по своей, – прибавил он столь же тихо.
В памяти возникло искажённое страхом, лоснящееся от пота лицо Егория. В казарме, едва Морошкин поставил его на ноги и, выдернув изо рта кляп, который на всякий случай запихал перед самым Козельском, довольно грубо оттолкнул к стене, опасаясь, как бы тот снова кулём не грохнулся на пол, боярин, захлёбываясь словами, сам признался во всём. Не понадобилось применять третьей степени…
– Тогда, значит, он сам… – повторил Демин, но уже громко. – Или ты не всё о нём знаешь, княгиня?
– Что я могу о нём не знать?! – вскинула брови Феодосия, почти обиженно.
– Так скажи мне, княгиня, знался Егорий с фряжскими купцами? – поинтересовался Демин почти ехидно.
– Ну, знался, – буркнула княгиня не совсем по-княжески. Снова чернавка в ней проступила, только на этот раз совсем не кроткая – норовистая. – Чего тут такого? Наряды заморские очень уж он любил, – двусмысленная усмешка промелькнула на устах княгини. – Точно красна девица…
– Красный молодец… – скрежетнул зубами Демин. – С псами-рыцарями он через тех купцов знался. С Орденом. А ты про то ведала, княгиня?
– С псами?.. – вот тут он, похоже, попал в цель, в самое яблочко. Наконец-то стушевалась княгиня, по-настоящему! – Нет, о том не ведала я…
– Плохо! Плохо! – От досады майор даже хлопнул правою кистью по левой ладони.
Подчинённые его, да и двое из челяди княгини, стоявшие к ней ближе других, а также и молодой князь Василий, молча наблюдали этот диалог, переводили взгляды то на Демина, то на Феодосью. Василий был единственным, на лице которого были написаны и страдание, и растерянность, и тревога.
– Первый твой человек, а ты подноготную его не знаешь! – И тут же умолк, вспомнив, что не родилось ещё это выражение. Не дошёл местный технический прогресс покудова до иголок под ногтями. Ну да всему своё время будет.
Однако княгиня догадалась.
– Вина моя велика, – при этих словах Феодосья даже опустила голову. И тут же резко вскинулась:
– Если только ты говоришь правду!
– Да хочешь – приведём мы сюда твоего Егория, послушаем… сама всё и собственными ушами… глазами… – устало пробормотал Демин.
– Под пытками? – вскинулась Феодосья. – Под пытками да на дыбе любой заговорит и в чём хочешь признается!
– За кого ты нас, княгинюшка, принимаешь? Под какими пытками? – покачал головой Демин. – Не было никаких пыток… И не будет… Отдадим мы тебе твоего Егория, забирай…
– Что с ним сделать хочешь? – Феодосия будто пропустила мимо ушей его последние слова.
– Я? Ничего. Это тебе с ним вошкаться. Что хочешь, то и делай! Да хоть понять и простить – всё в твоей воле, – процедил майор. – Можешь казнить, можешь в постель к себе взять, твоя воля. Не о том думаешь… Как дальше жить собираешься? Как людей подбирать… Ведь кадры решают всё…
– Что? – досадливо поморщилась княгиня. – О чём ты речёшь сейчас, не пойму! Какие кадры?
– А! – просто махнул рукой Демин. – Ты что, думаешь, мы тут вечно будем сидеть, у трона твоего, прикрывать от всех напастей?! Правду я тебе всегда говорил! Уезжаем мы отсюда, скоро, на днях. Сама править будешь. Ты – да князь Василий, – добавил он, заметив, с каким вниманием молодой князь слушает его. – Уезжаем… Вот так.
И вместо того, чтобы идти к пиршественному столу, вдруг повернул назад. Подчинённые, было посмотревшие тут на своего начальника с лёгкой оторопью, тоже развернулись, последовали за ним, переглянувшись однако меж собой, а потом со значением покосившись и на княгиню с молодым князем, в последний момент шагнувшим вплотную к своей матери, с расширенными глазами и губами, подёргивающимися как от невысказанного вопроса.
– Всё, – на ходу, ступая медленно и с трудом, будто на него вдруг свалилась смертельная тяжесть, едва слышно пробормотал майор (но на самом деле слышно было всем кто находился рядом, тем более офицерам, двигающимся следом за ним), готовим эвакуацию… Как говорил мой первый взводный, своротить оборудование…
– Я ж говорил, на хрен мы всегда рассчитывать можем, – вслух подытожил Павленко.
Эпилог
Будь у группы чемоданы – сидели бы сейчас на чемоданах. Но такой клади в распоряжении легионеров не нашлось, да и откуда бы взяться в тринадцатом столетии? С собой не брали, а местные умельцы выпуск подобных изделий налаживать не собирались. Потому бойцы сидели как придётся.
Майор расположился за столом, сердито заполняя разлинованный вдоль и поперёк лист: лучше заранее написать необходимые отчёты и рапорты, чтобы не терять потом драгоценное время. Душу, само собой, по возвращении с них вынут, но заранее подготовленная бумажка смягчает любые обстоятельства и любое начальство.
Сугубо штатский Свешников на другом табурете с самой философской миной на лице принял восточную позу – скрестив руки и ноги, слегка откинул плечи назад, так что спина была более чем прямой.
Воднев, присев на корточки, с горестными гримасами укладывал в контейнер слесарный инструмент. Даже если здесь оставлять – не мог видеть все эти ключи да отвёртки разбросанными как попало. Стоял один лишь Морошкин – по давней привычке с хитрым прищуром наблюдавший за тем, что делают товарищи. А Павленко почему-то вообще в комнате не было. Отсутствие его не замечал, похоже, один только майор, занятый бюрократической работой. Но наконец и ему бросилось в глаза, что в комнате несколько пустовато и никто не упирается макушкой в потолок.
– Где Варвар? – буркнул он, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Князь, ты разве не знаешь, что этот крендель учудил? – изобразил удивление капитан Морошкин.
– Что? – спросил майор равнодушно, не отрываясь от писанины.
– Жену отсюда с собой хочет взять! – с едва заметной коварной усмешкой выложил Морошкин.
– Что-о?! – Демин поднял-таки голову.
– Да-да, – закивал Морошкин. – Да вот он и сам, кажись, идёт. Узнаю его походку!
– А я милого узнаю по походке, – фальшиво пропел Воднев.
– Заткнись, я не шучу, – буркнул капитан.
По лестнице и в самом деле бухали чьи-то сапоги. Судя по темпу шагов, размах ног был незаурядный. Дверь распахнулась, в комнату влетел старший лейтенант Павленко. Костюм на нём был смешанный – снизу до пояса «модерновый», «из будущего»; выше – туземная серо-бурая кофта грубой вязки; на голове – тоже местная островерхая, отороченная мехом шапка.
– Та-ак! – рявкнул майор, пронзая свирепым взглядом разрумяненное лицо Варвара. – Старший лейтенант Павленко, доложить о причине отсутствия во время общего сбора!
– Товарищ князь… то есть майор, не могу я тут свою Пребрану бросить! – выпалил Денис, отлично сообразивший, какого доклада на самом деле от него хотят.
– Что-о?! – ещё более взъярился Демин.
– Ребёнка она ждёт. От меня. Не хочу, чтоб без отца рос, – скороговоркой отбарабанил Денис, как на плацу задрав подбородок. – Если не разрешите, готов сам здесь остаться!
На третье «что-о?!» у Демина просто уже не хватило воздуха в груди. Он упёрся руками в столешню, будто силился подняться, но не мог оторваться от табуретки; при этом вдобавок страшно побагровел и выпучил глаза. Со стороны могло показаться, что сейчас его хватит удар.
На самом деле до удара было ещё далеко. Если всплеск кровяного давления и произошёл, упругие и без единой бляшки сосуды легко выдерживали его. Но мысли с чудовищной скоростью проносились в голове майора. И почему-то крутилась давным-давно слышанная песня: «…за всех, кого не вывел из-под шквального огня…» И ещё он уже видел перед собой лицо генерала Пескова. И слышал эти падающие на голову, как каменные глыбы, слова: «Почему вернулись с задания не полным составом, товарищ майор?»
И что он на них ответит? Что поставленную задачу выполнил, однако потом не смог совладать с сумасбродным старшим летёхой? Как будто не знает одного из основных армейских правил: даже если военнослужащего надо наказать, сначала надо доставить его туда, где это можно сделать в полном соответствии с уставом.
– Ладно, хрен с тобой! – махнул рукой майор.
У Свешникова от такого поворота аж челюсть отвисла. Не ожидал! И никто, похоже, не ожидал! Не иначе, влюбился майор в княгиню всерьез и надолго. Но коли ему не суждено счастья, так пусть хоть кому-то оно будет. Да и там, на той Земле, мужья вкупе с отцами взрослых дочерей теперь спокойно спать смогут.
– Полчаса на сборы! – рыкнул Демин. – Полчаса – и ни минутой больше!
– Есть полчаса! – гаркнул Варвар так, что в одном в одном из ящиков, поставленном на попа, что-то зазвенело…
…Воднев вёл снегоход не по прямой, зигзагами, прикидывая, где снег лежит потолще. И особо не давил на газ, хотя и мог бы, но опасался нарваться на прогалину. Сцепка и так неслась играючи, ведь от того груза, которого везли сюда не один центнер, уже мало что осталось – только вооружение и неизрасходованные боеприпасы к нему (решили не оставлять местным, от греха подальше), а то, что в санях сейчас на одного человека прибыло, дела особо не меняло. Пребрана оказалась той самой девицей, что «парила» Дениску в самый первый банный день. Была она дамой в теле, но ведь не терминатор же со стальным скелетом!
Варвар горделиво охватил её полный стан рукой, прижимая к себе – первая поездка на санях, прицепленных к чадящему и рычащему железному зверю, явно пугала девушку. Впрочем, понятно было, что страх этот неглубокий, преходящий. Прав был Морошкин, когда рассуждал про тележный скрип в свете технического прогресса человечества. Человек – существо, которое быстро привыкает к шуму и дыму.
Могли бы отправиться домой «в будущее» и прямо из Козельска, но решили не плодить лишних легенд, удалиться на расстояние невидимости, как сострил Варвар.
Минут двадцать прошло, как стены Козельска превратились в тёмное пятно на горизонте. Только тогда Демин дал команду остановиться. Глушить мотор Воднев однако не стал. Вокруг от края до края простиралось однообразное заснеженное поле. Послеполуденное солнце неярко светило сквозь дымку, которой подёрнуто было небо, от того снег, и без того утративший первозданную белизну, казался серым.
Выбравшись из саней, принялись выгружать ящики. Один, за который было ухватился Свешников, Демин почему-то велел оставить в санях. Двигались, энергично поводя плечами, высоко поднимая колени – разминали мышцы, затекшие во время не слишком комфортабельной поездки, да ещё и под свежим, бодрящим ветерком. Груз компактно сгруппировали шагах в десяти от снегохода, сверху положили стрелковое оружие, гранатомёты, оставив себе по одному автомату за плечами. Даже Пребране Денис повесил за спину «калаш». (На кой хрен, спрашивается? Стрелять она не умела… Иль научил-таки Варвар? Но вряд ли. Дениска в постели другому учит). Закончив непродолжительную работу, встали кружком, с «пирамидкой» из ящиков, ощетинившейся направленными в разные стороны стволами, в центре.
– Всё, кажется, – негромко сказал Демин.
– Так точно, товарищ майор! – ответил Воднев.
И уткнул между автоматами на ящиках небольшую продолговатую коробочку с горящей на ней зелёной точкой светодиода. Другую такую же он держал в руках. А третья была пристёгнута к поясному ремню. И у каждого в группе, в том числе и у Пребраны, на поясе имелось по такому гаджету.
– Снегоход? – спросил Демин.
– Есть! – хлёстко отозвался Воднев и практически бегом кинулся к машине.
Запрыгнул на водительское сиденье. Тут же мотор мягко взвыл, переходя на рабочие обороты, сцепка тронулась, удаляясь от по-прежнему стоявшей вокруг выгруженного снаряжения группы.
Выполнив довольно хитрый манёвр, в форме буквы «г», в результате оказавшись на удалении примерно ста – ста двадцати метров от товарищей, Игорь не только остановил «Уран», но теперь и заглушил двигатель. Установилась необыкновенная тишина – казалось, во всём мире.
Бегом Воднев вернулся к остальным. Коробочки с зажженным светодиодом в руке уже не было.
– Всё точно сделал? – спросил его Демин хмуро.
– Абсолютно! – неожиданно не по-уставному ответил старлей. – По курсопрокладчику. – Пожал плечами. – ГЛОНАСС здесь пока ещё на орбиту не вывели…
– Ну что ж… Встать в строй! – скомандовал майор.
Под строем он подразумевал то кольцо, которое образовывали сейчас участники группы. Ну да Воднев понял его. И выкрикнув ответное «Есть встать в строй!», занял место между Свешниковым и Пребраной, которую Павленко, пришлось выпустить из объятий.
– Давай обратный отсчёт, Андрей, – глухо приказал Демин.
В голове у него вдруг снова закрутилась песня. Но в этот раз не Трофимовская, не про тех, кого не вывел из-под шквального огня, а что-то другое.
«Как одна короткая встреча затянулась на несколько лет…» «Несколько веков», – подумал Демин. В этот момент он видел перед собой глаза Феодосии, так явственно, будто она до сих пор стояла перед ним и смотрела на него с упрёком. Но что он мог поделать… С княгиней майор расстался у ворот детинца – сопровождать группу дальше не позволил. Но знал наверняка, что Феодосия поднялась на башню, из ворот которой выехал снегоход с санями, и с высоты наблюдала за удалением сцепки, поразительно быстрым превращением её в тёмную чёрточку, стремящуюся туда, где белесо-серая равнина сходилась с таким же белесо-серым небом.
– …три, два, один… – монотонно перечислял Морошкин.
– С Богом! – крикнул майор.
И все нажали зелёные кнопки на индивидуальных мобильных модулях машины времени, крепившихся на поясах.
На миг наступила тьма. В следующее мгновение все оказались под сводом павильона – того самого, из которого отправились в прошлое, только на санях, прицепленных к «Урану». Стояли тем же кольцом, как в поле под Козельском, а в центре так же сложены были ящики и оружие. Только «Урана» с санями видно не было. При попытке взглянуть в том направлении, где они находились ещё секунду назад, взгляд упирался в наклонную, плавно переходящую в потолок стену павильона.
Какое-то мгновение легионерам казалось, что они одни. Но не дольше мгновения. Потому что тут же тишину огласил многоголосый радостный вопль, нечто среднее между «ура!», «ого!» и чем-то вообще нечленораздельным и непечатным.
Оказывается, группа находилась в дальнем конце павильона, на специальной «посадочной» площадке, которую держали свободной от каких-либо предметов, мебели, оборудования и вообще от всего, куда и заходить-то было строго-настрого запрещено, без исключений – чтобы не создать проблем при возвращении, которое (таковы особенности путешествий во времени) для остающихся в своём времени всегда происходит внезапно.
С топотом, гулко отражающимся от стен павильона, к группе бежала другая группа, вся в камуфлированной униформе. Несмотря на комплекцию, возглавлял забег старший прапорщик Марченко. Пыхтел от усилий, но не уступал первенства.
Кто-то крикнул:
– А что так скоро? Не получилось?
Но заметив, как изменились путешественники, охнул удивлённо.
– О, бородачи! Барбудас! – заорал другой.
– А шапки откуда взяли?
– А Морошкин – вылитый Че Гевара!
И только старший прапорщик Марченко, подскочив к легионерам первым, одышливо сопел, смотрел такими круглыми глазами на Пребрану, будто хотел воскликнуть «Ни… себе!» Но, отдышавшись наконец, первым делом спросил:
– Где «Уран»?
– Я ж говорил тебе, сразу его списывай! – зло процедил Демин, если честно, ожидавший в первую очередь другого вопроса. – Неча раскатывать губу! На охоту и рыбалку будешь на старом «Буране» ездить. А на дачу – на своей «нексии».
Хорошо знал майор Демин благосостояние старшего прапорщика Марченко.
– А беспилотник? – не унимался тот.
– Улетел… – устало бросил в ответ Демин.
Он переглянулся с Морошкиным, с Водневым, перехватив их лукавые усмешки. По общим их расчётам, «Уран» с упакованным в контейнер «кречетом» в санях должны были находиться сейчас в овражке за забором, за пределами парка боевой техники – на гражданской земле. Только майору уже не грела душу эта пацанская проделка. Все равно после розыгрыша прапорюги техника будет сдана по месту приписки. Майор думал про Козельск. Как там сейчас? И его разум отказывался принять факт, что на самом деле с того «сейчас» минуло почти восемь веков…
– С генералом сами будете разбираться, товарищ майор, – злобно буркнул Марченко. Почесав затылок, поправился: – То есть я хотел сказать – товарищ подполковник.
– Разберусь, – утомленно отмахнулся Демин, а лишь потом до него дошло:
– Подполковник?
– Так точно, товарищ подполковник, – хитренько скосил глазенки старший прапорщик. – Приказ вчера товарищ генерал подписал на присвоение очередных воинских званий. Так что простава с вас. Ну, не прямо щас, а как бороды сбреете.
– Хм… – почесал кудрявую бородку новоиспеченный подполковник. Спрашивать откуда прапорюга знает о приказе бесполезно. Секретарши и прапорщики знают все на свете и раньше других. Посему Демин уточнил:
– А кого еще осчастливили?
– Капитану Морошкину присвоено звание майора, старшему лейтенанту Павленко – капитана.
– А я? – возмутился Воднев.
– А у тебя, Игорек, выговор, – пожал плечами старший прапорщик. – Пока не снимут – будешь в старлеях ходить.
– Твою же мать… – выругался Воднев, опять позабыв, что приличному старообрядцу ругаться грех. – Второй срок уже в поручиках перехаживаю. Этак до тридцати лет в старлеях просижу…
Покажите офицера, который будет не рад присвоению очередного звания. Нет таких, да и быть не может. Звания для того и придуманы, чтобы радовать людей в погонах. Вот и сейчас Демин, Морошкин и Павленко были готовы прыгать от счастья, но к радости примешивалась обида за товарища. Разумеется, выговор, полученный за ту драку, не триппер, носить можно, но все равно.
– Не переживай, Игорек, – сочувственно потрепал подчиненного по плечу Демин. – Доберемся до генерала, напишу рапорт, снимут с тебя выговор, а там уже и звание присвоят. Обещал генерал, что если все ладно пойдет, то не обидит.
– Да ладно. Переживу как-нибудь, – буркнул Воднев, стараясь казаться невозмутимым. Кажется, хотел вспомнить неформальный гимн спецгруппы, но не стал. У Трофима герой хотя бы до капитана дослужился…
Демину было очень неудобно перед Водневым. Вроде бы тот вопрос с полицией был решен к обоюдному удовольствию. Он сам, прихватив за компанию Лизу (ох ты, боже мой, чего теперь с ней делать-то?), ездил в больницу навестить девушку. Пришла в себя, показания дала. Очень жаждет увидеть своего спасителя, чтобы отблагодарить. Оба грабителя, «отоваренные» Игорьком, лежат в больнице при СИЗО, сил набираются перед судом. Чего же еще? И как вообще генерал узнал?
Словно бы подслушав невысказанные мысли майора, виноват, подполковника, вмешался Марченко:
– На товарища старшего лейтенанта бумага из ментовки пришла, – сообщил прапор. – Благодарность, за поимку особо опасных преступников. Приглашают его для вручения грамоты.
– А за что же выговор тогда? – недоумевал Демин.
– А выговор, как сказал товарищ генерал, за то, что позволил ментам себя в каталажку посадить. Какой, мол, старлей на хрен (генерал по-другому сказал!) спецназовец, если «пэпээсники» его скрутить смогли? – противненьким голосом заржал прапор, но посмотрев на мрачную физиономию Воднева, отскочил в сторону.
Игорек еще ни разу не распускал руки, но проверять старшему прапорщику не хотелось.
– Зато – вначале наши звездочки обмоем, а потом будет повод твои обмыть, – вмешался Дениска-варвар, уже поглядывающий на собственные плечи. Наверное, прикидывал, как будут смотреться новенькие звездочки на погонах.
Эх, теперь все девки его! Впрочем, какие теперь девки? По девкам пусть холостяки бегают, а капитан Павленко – почти женатый человек. Женится на своей Пребране. У нее же еще и крестильное имя есть, но никто так и не удосужился узнать.
– Товарищ подполковник, – деликатно кашлянул один из «камуфлированных» специалистов. – А почему ваша группа увеличилась на одну единицу? Вас же пятеро было? А теперь шестеро… И не было среди вас женщин, точно помню.
Демин смерил «специалиста» тяжелым взглядом и тот умолк. Но с девушкой что-то надо делать. Может, отправить за пределы части, пока генерал не узнал?
– Товарищи офицеры! – вытаращив глаза, заорал дурным голосом старший прапорщик Марченко.
Оюшки! Никак сам товарищ генерал пожаловал? Ну, теперь поздно невесту прятать. Теперь держись…
Но обратно Пребрану отправить никто не сможет. Так что придется Дениске жениться. Генерал поорет-поорет. А там, глядишь – и придет на свадьбу.
…А в Козельске недолго праздновали победу над татарвой. Потери города всё же были велики. Погибло несколько лучших воевод, десятки воев. Боярин Егорий уже под пыткой, на дыбе, признался в своих связях с псами-рыцарями Ордена и через два дня был четвертован на лобном месте перед княжеским детинцем при полном стечении всего козельского народа. А первым приближённым княгини потом стал оправившийся от ран сотник Ракша. Ему досталось приводить в порядок поредевшее войско, ослабленную городскую оборону.
Все соседние земли были разорены. Разбойникам, вскоре расплодившимся в немалых количествах, даже не было нужды прятаться в лесах да по медвежьим углам – они в открытую рыскали по обескровленной, опустошённой нашествием Руси. Иноверцы в просвещённых ли, диких ли своих краях не оставили одной общей надежды – собраться-таки с силами и покорить Козельск – ковали доспехи, точили мечи. Потому – чтобы продлить мирную передышку, надо было что есть мочи готовиться к войне.
Лучшие кузнецы Козельска разобрали на части малое, ручное орудие огневого боя, которое пришлые бояре называли басурманским словом «автомат», а ещё почему-то «калаш», хотя и не было в нём ничего от калача. Ну, разве только штукенция, которую в него запихивают. Автомат этот совершенно загадочным образом пропал в последнем выезде на дело; князь по первости считал, что он вылетел за борт саней именно в тот момент, когда Воднев влупил полный форсаж, по команде Морошкина уводя сцепку от Егорьевских стрел. Перед тем, как возвращаться в Козельск, группа попыталась прокатиться на снегоходе по своим старым следам. Даже учитывая то обстоятельство, что отыскать их на поле, где потоптались десятки, если не сотни коней, было очень нелегко, всё равно возникло впечатление, что «калашников» просто сквозь землю провалился. Покружив ещё чуть-чуть, поиски свернули, наказав вернуть оружие, коли вдруг на глаза кому попадётся. Без особой надежды, впрочем.
Демин заподозрил неладное и был, в общем-то, прав: на самом деле автомат был утащен, можно сказать, прямо из-под носа легионеров двумя лучшими пластунами из сотни Ракши.
Потом кузнецы снова собрали детали «ручницы» воедино и даже произвели один выстрел – по счастью, в толстую бревенчатую стену. А больше не осталось патронов в рожке. Так этот богомерзкий «калаш» и висел потом на стене в покое княгини, затем в палатах других князей да после уже и царей. А потом, как это нередко бывало и на Руси, и в Российской империи, нерадивый слуга опрокинул подсвечник и здание запылало… Долго рылись в руинах, искали древнюю реликвию, но так и не нашли. И только спустя много веков нашелся человек, сумевший по старинным рисункам и описаниям очевидцев воссоздать смертоносную машину неизвестных людей. И не просто воссоздать, но и превзойти.
Но это все будет потом. Княгиня Феодосия, до последнего часа помнила странного пришлого воина по имени Сергей, который выдавал себя за убиенного князя Гаврилу. Не было уже и самих тех покоев, что видели их недолгую любовь. Не осталось и деревянных стен Козельска, перед которыми рассеялись полчища алчущих лёгкой поживы татар. Кипела вокруг иная жизнь. Шумела и цвела другая, вновь молодая страна.
Нет, Козельску не суждено было стать столицей новой Руси.
Князь Федор, известный в нашей истории как Ярослав, сумел объединить под своим началом обломки бывшего Киевского княжества. Его сын Александр, хотя и не получил от современников прозвища «Невский» (в этой истории ни шведы, ни немцы не рискнули напасть на Русь) и не стал приемным сыном хана Бату, но не утратил ни полководческих, ни дипломатических талантов. Великий князь Александр перенес столицу Великого Владимирского княжества в свой любимый город Переславль. Укрепив в новых границах Русь Переславскую, собрав новое войско, князь Александр вместе с Даниилом Галицким разгромил тех отчаянных наследников Джучи, которым еще мерещился русский улус, взятый на татарский клинок. Еще долго пришлось Руси укреплять и обустраивать свои рубежи, каждое десятилетие продвигая все дальше и дальше крепости и небольшие города, а сами степи заселять землепашцами. Желающих стать русскими землепашцами было хоть отбавляй: поляки, венгры, немцы шли на благословенную Русь целыми семьями, зная, что здесь они получат пашню и дом, а их спокойствие сохранят русские дружинники.
Городок с названием Москва существовал, но именно, что существовал.
Правда, изрядно прославился. Композитор, живущий в двадцатом веке, увековечил его в песне, ставшей бессмертной. Особенно нравился припев: «Вот потому-то мила мне всегда, Мос-ква-ква! Ква-ква»!
Не было унии Даниила Галицкого с Римом, не появился первый и последний русский король, зато и не отошла под влияние католицизма Червоная Русь.
Князь Андрей – зять Даниила Галицкого и родной брат Александра, после смерти великого тестя пытался претендовать на владения брата, но получил достойный отпор, а потом и вовсе был согнан с престола и закончил свою жизнь мнихом Киево-Печерской лавры, а его сыновья стали мелкими князьями, правившими в своих уделах уже не по отчине, а по разрешению Александра, дожившего до восьмидесяти лет, а не до сорока трех, как это было в нашей истории.
Младший сын Александра, Даниил, не стал основателем московской династии князей, от которых пошли первые государи Всея Руси, но был послан отцом в Константинополь вместе с русской дружиной, чтобы помочь Византии в борьбе с усилившейся турецкой угрозой.
Угрозу отвели не только от Византии, но и от всего Балканского полуострова. Благодаря этому град Константина так и не стал Стамбулом, а пресловутый «восточный вопрос» был решен просто: русские торговые корабли, идущие из Черного моря в Средиземное, на веки-вечные были освобождены от уплаты пошлины.
Турки, получив отпор на Западе, начали проникновение в Африку, а потом и дальше, но к западу уже не совались.
С течением времени русский язык стал главным в столице главной православной империи, а потом и во всем государстве, а сборное население Византии (правда, сами византийцы не знали, что живут в Византии, считая себя наследниками Римской империи) – греки, сирийцы и прочие, сами того не заметив, стали считать себя русскими… А объединение Руси и Ромейской империи произошло как-то незаметно, словно бы само собой разумеющееся. И тоже как-то неприметно и незаметно в состав Империи (именно так, просто Империи, но с большой буквы, в отличие от какой-то там Священной Римской империи, но с маленькой буквы) вошло и Болгарское царство и Зета с Дуклой. Единая вера, один язык, что еще нужно для объединения?
Не появилось на карте Великое княжество Литовское, когда-то вобравшее в себя добрую треть русских земель.
Польша, не получившая помощи и свежих сил от Литвы, вела изнурительную борьбу с крестоносцами и шведами, затянувшуюся почти на пятьсот лет. Но в конечном итоге Польское королевство (не без помощи восточного соседа) сумело отстоять независимость. В Империю гонористые поляки не стремились, как не рвались туда и чехи, не ставшие, как это было в нашей истории, придатком Австрийской империи, а сохранившие самобытность. Но чехов и поляков в православную Империю и не звали. Католики, они и есть католики, пусть живут своей жизнью.
Почти три столетия шло противостояние Новгорода и Переславля, но закончилось оно, как водится, победой центральной власти и регулярного войска над буржуазной демократией и ополченцами.
Новгородцы, не пожелавшие подчиниться Империи, были вынуждены покинуть свою родину и искать счастья за морем-окияном. Именно они и наткнулись на огромный континент, где проживали малочисленные племена, имеющие странную красноватую кожу. Впрочем, не более странную, нежели смуглая кожа самоедов, проживающих за Камнем.
Не мудрствуя лукаво, новгородцы назвали новую землю Новой Русью и принялись обустраивать хозяйство, налаживать торговлю. Поначалу переселенцы не очень ладили с теми, кто выгнал их с родных земель, но в конце концов пришлось подружиться заново. А почему нет?
Уже скоро «новоросы» были вынуждены заключить союз со «староросами», потому что с другой стороны континента повеяло нешуточной угрозой: турки, которым оказалось мало Африканского континента, опередив испанских мореплавателей, первыми открыли огромный материк и стали нести свою веру среди ацтеков, инков и майя, и делали это куда успешнее, нежели римско-католические миссионеры.
Столкновение двух вер закончилось пониманием того, что на новом континенте надо жить дружно. И в знак примирения «новомусульмане» и «новороссы» провели демаркационную линию в самом узком месте, обозначив его каналом, названным каналом Любви и Единения.
К тому моменту, когда прошли столетия, сравнявшие календарь той Руси и этой, это была другая Русь – самое сильное государство в мире, тратившее на свою армию не больше половины процента ВВП, потому что эти полпроцента равнялись бюджету некоторых стран.
И всё же это была Россия. Готовая, спустя почти десяток столетий, прийти на помощь другой России, окружённой кольцом врагов.
Примечания
1
Существует несколько версий относительно возраста князя Василия. По разным источникам это и три года, и двенадцать лет.
(обратно)2
РВСН – ракетные войска стратегического назначения.
(обратно)3
В буквальном переводе «мокрые сны» – сны с поллюциями.
(обратно)4
«Подгнило что-то в Датском королевстве» – Шекспир, «Гамлет»
(обратно)5
Факт, считающийся историческим. Таким способом малолетний князь Василий отреагировал на требование монголов выдать уцелевших ратников из разбитых дружин, которые нашли спасение за стенами Козельска.
(обратно)
Комментарии к книге «Спасти Козельск», Дмитрий Николаевич Дашко
Всего 0 комментариев