«Просто Иван»

Просто Иван (fb2) - Просто Иван 1018K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Виталий Витальевич Гавряев

Гавряев Виталий Витальевич

Просто Иван

  Пролог.

   - И почему именно сегодня солнце светит так по-особому нещадно? Как будто решило показать неразумным людишкам, уже несколько дней сетующим на невыносимую жару, всё, на что способно. После такой демонстрации силы, пусть они с тоской и умилением вспоминают прошедшие деньки которые так ругали. Пусть знают, что всё в этом мире познаётся в сравнении.

   Безжалостное светило ещё не достигло зенита, а раскопы, чудовищными ранами зияющие на теле растрескавшейся земли, уже пышут жаром не хуже раскалённых печей ада. Именно в этой неимоверной духоте измученным землекопам и приходилось интенсивно работать лопатами - медленно, сантиметр, за сантиметром вгрызаясь в окаменевшую от засухи почву. Они упорно и монотонно копались в земле уподобляясь трудягам муравьям, и только время от времени ненадолго прерывали свой труд, дабы утолить жажду, да по пояс ополоснувшись в корыте с перегретой водой, перевести дух в тени нескольких натянутых над землёй тентов.

   Впрочем, временами, словно издеваясь над изнемогающими от солнцепёка людьми, дул ленивый степной ветерок, нехотя играя высохшим ковылём. Но и он не приносил сколь-либо ощутимого облегчения, обдавая многострадальные, уставшие тела землекопов сухим раскалённым воздухом.

   - Сейчас бы сюда кирку! - Мысленно стенал парень, усталый участник этих археологических раскопок. - Ан-нет - видишь ли, нельзя! Понимаешь, уже близок этот искомый культурный слой и в скором времени лопаты вообще заменят небольшими совочками, скребками и разнообразными щёточками! Хорошо хоть этим видом изощрённого мазохизма уже будут заниматься привилегированные 'яйцеголовые‟ специалисты. И кто меня только дёрнул за язык, и заставил согласием ответить Люське, подруге бесшабашного детства, на её просьбу о посильной и даже немного оплачиваемой помощи на пресловутых раскопках. Видишь ли, у неё в экспедиции возникла нехватка средств, и особенно - сильных мужских рук, а сроки отведённые на раскоп поджимают. Как говорится - пожалел. И что же я имею в итоге? Всё до неприличия наглядно - сама Люся в тенёчке натянутого на деревянные и давно не крашеные шесты выцветшего на солнцепёке тента неспешно просеивает грунт через сито. Ей даже не надо покидать своё убежище - преданный как пёс воздыхалец Вадик, морщась от боли при неудачных движениях, регулярно подносит туда землю из соседнего, уже "раскрытого", раскопа. Этому типу вчера вечером Лёшка слегка намял бока - за высказанное тем в порыве глупой ревности недовольство, прозвучавшее как нескрываемое оскорбление...

   Неожиданно лопата как-то слишком громко звякнула, как будто попала на кремень-камень и этим звуком прервала набирающее обороты самоистязание. В порыве как ему казалось праведного возмущения жизненной несправедливостью, он с размаху тесанул острой кромкой лопаты по неровной стене своей ненавистной ямы. Всё бы нечего - когда копаешь, то разнообразный мусор попадается частенько, но, на месте где отвалился суглинистый пласт что-то бликануло, и этим привлекло его внимание.

   Заинтригованный блеснувшей находкой, Алексей присел на корточки, хотя и так было видно, что из земли выглядывает серебристый уголок какой-то железки. Как это не странно, но её поверхность не была даже оцарапана - хотя после такого удара лопатой, тонюсенькая железка должна быть перерублена, или как минимум погнута. Здесь же, на божий свет 'смотрела‟ абсолютно целая металлическая пластина и выгравированный на ней неизвестный иероглиф - хорошо различимый на открывшейся части неожиданной находки. Удивлённый парнишка потянул железяку руками: сухой грунт весьма прочно удерживал её на месте, и к немалому удивлению молодого человека, на ощупь железяка оказалась прохладной. Это обстоятельство и пробудило чёртика, дремавшего где-то в глубине души - в монотонном труде землекопа появилось хоть какое-то разнообразие. Дело в том, что в одной из прочитанных им инструкций чёрным по белому было прописано, что в подобных случаях, он 'срочно обморочно‟ обязан позвать кого-либо из научных сотрудников, - в чьи обязанности входило извлечение из земли таких и ему подобных предметов. Однако Лёха об этом даже не вспомнил: юноша не подымаясь с корточек, стал выковыривать свою находку своим перочинным ножом,- который был спешно извлечён из бокового кармана его камуфляжных брюк. И вот когда долгожданный трофей оказался в руках у юноши, за его спиной послышался хорошо поставленный голос начальника экспедиции:

  - И что вы такого интересного обнаружили сударь?

   Казалось, от неожиданности парень должен был вздрогнуть всем телом - но, этого не случилось. Сам удивившись такому своему олимпийскому спокойствию, Алексей ответил не оборачиваясь:

  - Да вот. Я ещё не успел выкопать яму на указанную вами глубину: а уже наткнулся на странный железный многогранник. Вдобавок - на нём нанесены какие-то непонятные письмена. И ещё. - Молодой человек решился поделиться всеми своими наблюдениями. - Когда я эту железяку нашёл, она была приятно прохладной, а сейчас заметно потеплела.

  - Это очень странно, сканирование этого участка, не показало ничего металлосодержащего. А вообще-то молодой человек, ещё из школьной программы обучения вы должны знать, что металлы обладают хорошим теплообменом. В этом и заключается ответ на ваше последнее так сказать 'важное открытие‟.

  - Да. Но земля из которой я её достал, уже была хорошо прогрета сегодняшним солнцепёком, и, исходя из вашей же логики, эта пластина просто по определению не могла быть прохладной.

  - Давайте этот артефакт сюда. - Протягивая руку, безапелляционно заявил сухощавый профессор, который не любил вдаваться в долгие дебаты с нанятыми со стороны разнорабочими: тем более, когда они пытались юлить и умничать. - Тогда я сделаю вид, что вы не пытались нас только что ограбить. И может быть, даже похлопочу за вас на предмет премирования.

   Алексей Прохорчук уже собирался обернуться к профессору и с показательным недоумением объяснить этому вечно недовольному старикашке, что им двигало только обывательское любопытство и соответственно на эту безделушку, он не претендует: однако его внимание привлекла выгравированная пентаграмма находящаяся по центру пятигранного жетона, внутри которой виднелся самый крупный иероглиф. Рассмотреть полностью это изображение было невозможно - мешал небольшой кусочек глины: присохший на самом знаке. Далее. Ещё не успев ничего осмыслить, Лёха попробовал убрать эту грязь пальцем: в следующее мгновение перед его глазами понёсся нереальный калейдоскоп вспышек; цветных фейерверков; вызывающих чувство оцепенения радужных колец. От навалившихся видений не спасло даже то, что Алексей с силой зажмурил глаза. Самым пугающим было то - что всё это световое безобразие происходило в полнейшей тишине: не было не единого намёка даже на слабый звук, и это с учётом того, что юноша кричал - точнее орал во всю глотку.

  Глава 1

   Когда всё это световое наваждение окончилось, то первое что ощутил Алексей, это была неизвестно откуда появившаяся приятная прохлада, которая воспринималась перегретым телом как долгожданная благодать. В следующую секунду резко вернулось зрение и Прохорчук увидел что продолжает держать в руках окаянный серебристый многогранник: только сейчас он был терпимо горячим, идеально чистым, и все нанесённые на этот артефакт иероглифы, в унисон моргали насыщенно зелёным светом. Вот отступила оторопь сковавшая тело, и абсолютно не задумываясь, Лёха отшвырнул подальше свою злосчастную находку. Следом пришло осознание, что боковое зрение начало фиксировать кого-то стоящего слева: поворот головы и. ... Новый сюрприз: оказывается перед Прохорчуком стоит солдат - судя по всему с винтовкой Мосина на плече: её штык примкнут, а на молодом бойце форма начала великой отечественной войны. Худощавое, веснушчатое лицо красноармейца было вытянуто от удивления, а глаза - от непомерного удивления грозили безвозвратно вылезти из орбит.

  - Ты... э-э-э. Ты это, не балуй! Э-э-э ты это, ... знать руки то - до горы! Живо! Вот! - Воин опомнился и, ещё не очень связно, но заговорил: сдёргивая с плеча винтовку.

   Всё это происходило на фоне далёких раскатов грома. Хотя. Если зрение не обманывало: на небе не было не единой тучки, впрочем, на этот факт никто из двоих стоящих друг перед другом людей не обращал внимания. Они стояли перед каким-то складом, выходящим своими воротами на небольшую площадь какого-то двухэтажного городка, впрочем нет, было много и трёхэтажных, и удлинённых одноэтажных построек.

  - Ты это... Антанта, не балуй! - Проговорил красноармеец, беря всё ещё находящегося в смятении после такой резкой перемены реальности Лёху на прицел и передёргивая затвор. - Я это... стреляю без предупреждения!

  - А ведь этот и правда выстрелит. - Подумал Алексей, послушно подымая вверх свои внезапно отяжелевшие руки. - Вот блин влип. Неужели сказка стала былью? Неужели я в прошлом? А ведь я, ещё недавно зачитывался рассказами про разных попаданцев. Казалось, что если со мной такое произойдёт: то я уж точно знаю что мне делать. Ан нет - ничего не получается. Сейчас или мой неизвестный предок меня пристрелит, - коль ему покажется, что я чем-то угрожаю. Или вызовет подкрепление и сдаст меня своим бравым особистам. После попробуй этим угрюмым и весьма подозрительным парням объяснить, почему на мне непривычные для них камуфлированные штаны и майка, почему мои керзачи с необычной рифлёной подошвой, да ещё без гвоздей на оной, и как так получилось, что на мне вместо простых кальсон на завязочках, цветастые трусы странного фасона. Точно припишут к потерявшей чувство реальности контре и от греха подальше пустят в расход: в современных мне фильмах служители безопасности обычно такими и бывают.

   Размышления нашего героя были прерваны самым неожиданным способом. В небе что-то с нарастающим присвистом зашелестело, и вокруг начали грохотать взрывы: разрывая в клочья крыши близь стоящих домов.

  - Ложись! - Заорал солдатик, перекрикивая какофонию взрывов.

   Алексею второго приглашения не потребовалось. Он первым упал на землю, и постарался вжаться в каменную брусчатку: слиться с ней. Будь у него такая возможность, то он на манер испуганного крота, закапался бы как можно глубже.

   А вокруг всё грохотало и рушилось. Казалось, что уже прошёл не один час этой смертельной свистопляски, а бушующий вокруг ад всё не утихал. Отважившись приподнять голову, Алексей первым делом увидел часового - точнее красноармейца перед которым он возник в этом времени. Этот боец лежал нелепо раскинув руки - правая продолжала сжимать винтовку, и неестественно подвернув ноги в коленях: - 'Живые так не лежат‟. - Немного отрешённо подумал Прохорчук. То что он увидел опасливо осмотревшись, его сильно шокировало: среди взрывов бегали неизвестно откуда взявшиеся люди - много людей. Кто-то из них бежал в одном белье, кто-то в военной форме но без сапог и почти все они были с оружием. А как позднее вспоминалось, в этой дьявольской пляске смерти нашлись и те, кто старался прекратить безумное метание - призывал своих собратьев по оружию к порядку, отправлял их к местам сбора или к условным точкам: где те должны были организовать оборону. А в тот момент Лёшка замечал лишь сотрясающие и вздымающие землю взрывы; бегающих мужчин, которых эти разрывы раскидывали как будто лёгкие тряпичные куклы. Он видел как рушились стены кирпичных домов: погребая под собой несчастных оказавшихся в зоне их падения. И весь этот ужас усиливала неизвестно почему, опустившаяся на военный городок мгла.

   Неизвестно, щёлкало ли что-либо в голове у Алексея, или нет. Но всё происходящее вокруг него воспринималось как-то отрешённо - как будто он является в этом аду сторонним наблюдателем, которого ничего из происходящего не касается. Как-то флегматично он констатировал, что артналёт уже окончился, поэтому Лёша встал, осмотрелся вокруг, и бесцельно пошёл, как говорится: - 'Куда глаза глядят‟. - Нет. Конечно же в голове сформировалась цель, - подсознание требовало как можно быстрее покинуть это опасное место. Тем более в некоторых разрушенных домах почему-то разгорались сильные пожары: озаряя округу жаркими сполохами пламени. И это тоже не сулило ничего хорошего.

   Так Прохорчук и шёл, перескакивал через чужие трупы; обходя те места, где завалы из тел нельзя было перешагнуть; поскальзывался, падая в лужи чужой крови. Проходя мимо дома, где пожар только занимался, Алексей, услышал просьбу - точнее сдавленный стон, прозвучавший почти из под ног:

  - Помоги браток.

   Отрешённый взгляд Алексея заскользил вокруг в поисках вопрошающего о помощи, и сразу нашёл молящего о спасении. Как оказалось, рядом с обрушенной стеной лежит красноармеец из одежды на нём были только брюки галифе и окровавленная в нескольких местах нательная рубаха. Как-то так получилось, что этот человек упал лицом вверх и был придавлен брусом, - одна его рука упиралась в обломок этой деревянной балки, а вторая находилась под ней: увесистый кусок балки заблокировал бойца, придавив его поперёк груди, и только обрушенная стена не позволила раздавить его. Но самое страшное заключалось не в этом, - возле босых ног красноармейца уже начала дымиться древесная труха и прочий мусор: видимо его подожгла одна из многочисленных искр кружащих вокруг. И когда этот огонь набрав силы разгорится - то смерть этого человека будет очень долгой и мучительной.

   Не говоря не слова - двигаясь как зомби, Алексей подошёл к изголовью бойца попавшего в смертельную ловушку, не задумываясь о том что делает, и упёрся в брус что было сил. Ноги дрожали, в груди напряглась какая-то 'жила‟ - грозя вот - вот порваться. А балка не двигалась: как будто приросла зараза. Прохорчук хрипел от усилия, солдат со стоном упирался своей свободной рукой, и всё равно, это не приносило нужного результата.

  - А-а-а! - Вырвалось из груди Алексея от очередной отчаянной попытки освободить неизвестного ему бойца, от этого в его глазах зарябили звёздочки, и о чудо - в этот миг тяжёлый брус поддался, и резко сдвинулся.

   - А-а-у-м-м! Бля...! - Прервался за малым не вырвавшийся из уст красноармейца с трудом удержанный им крик боли. - У-у-у!

  - Ты как, цел? - Отрешённо поинтересовался Прохорчук не в силах пошевелиться от накатившей на него усталости и новой волны апатии.

  - Ничего братишка, ум-м-м... могло быть и похуже. А так: была бы кость, а мясо нарастёт.

   Видимо разгорающаяся в ногах бойца труха уже стала подпекать: поэтому сдержано постанывая, красноармеец начал выползать из получившейся ниши бывшей ему западнёй. Видя это, Лёха поначалу никак не отреагировал, затем, как будто опомнившись, решил было помочь воину. Но, пока эта мысль окончательно сформировалась: тот уже стоял на ногах, немного покачиваясь и опираясь на сильно деформированный пулемёт Дегтярёва как на посох. Освобождённый из западни красноармеец вопрошающе посмотрел на вымазанного сажей, пылью и кровью Прохорчука, и неуверенно спросил:

  - Как ты думаешь товарищ, это ещё провокация, или уже война?

   Даже не задумываясь, Лёха неуверенно пожал плечами: ему было так комфортно наблюдать за всем со стороны, что он не хотел покидать это психоэмоциональное убежище и о чём-либо задумываться. А служивый восприняв это как ответ: - 'Не знаю‟. - Махнул рукой, осмотрелся по сторонам и хромая направился в только ему известном направлении.

   Лёшка видел и других людей, но как казалось его подсознанию: в отличие от них именно этот спасённый им хромающий боец, шёл осознано - а может быть всё это было совершенно не так. Возможно, эти ходящие вокруг люди выискивали раненых и параллельно этому собирали уцелевшее оружие, и боеприпасы. Впрочем, Алексей и об этом не задумывался, ему было всё равно, он просто решил идти за выбранным им бойцом: авось он приведёт его к выходу из этого горящего городка, ставшего кромешным адом. Как в Чистилище Данте, отовсюду доносились стоны; воняло гарью; и тут, и там лежали изувеченные тела погибших. Один раз даже повстречалась бесцельно бредущая женщина, её обезумевший взгляд смотрел в пустоту, на устах 'замёрзла‟ нездоровая улыбка. Она шла никого не замечая и даже не реагируя если кто-либо старался её остановить.

   Всё получилось: незнакомец пришёл к окраине военного городка, как ни странно, вокруг него и в помине не было ожидаемой Лёхой крепостной стены. Но зато, в наличии имелся невысокий вал; несколько вкопанных в него бетонных ДОТов; изломанная линия окопов; перед ними старый сухой ров, с перекинутым через него небольшим, но довольно широким мостом. Ни на кого не обращая внимания, Лёшка направился прямиком на деревянную переправу через рукотворное препятствие. Здесь уже было намного светлее, однако на одиноко идущего парня до поры до времени никто не обращал внимания.

  - С-с-стой с-с-сволочь! - Послышался возмущённый окрик.

   Лёха никак на него не отреагировал.

  - С-с-стой, с-с-стр-релять буду!

  - Товарищ интендант, может быть он контужен? Гляньте на него, идёт, таращится вокруг - как блаженный и гляньте как шатается: того и гляди упадёт замертво! Он вас может и не слышит то!

   И снова Алексей пропустил эти слова мимо своего сознания. Он остановился только после того, когда на его плечо легла чья-то сильная рука и резко рванув, развернула его.

  - Ты ч-ч-что боец! З-з-забыл зач-ч-чем тебе р-р-родина дала в р-р-руки ор-р-ружие?!...

   Было заметно, что из ушей и носа остановившего Лёху военного ещё недавно текла кровь: на перемазанном сажей лице и шее были видны её застывшие следы. Да и судя по всему, интендант - ибо так к нему кто-то обращался, обычно носил очки, потому что только на близком расстоянии, щуря глаза, он заметил что остановленный им человек был облачён в неизвестную ему пятнистую форму, правда до неузнаваемости густо перемазанную сажей, пылью, и кровью.

  - Ты! - Ты! - Ты! Гер-р-рманский пр-р-рихвостень! ... Конт-т-тра недор-р-резан-н-ная! ... Так это ты сволота кор-р-р-ректировал артналёт! Это т-т-ты и т-т-твои под-д-дельники под-д-дожгли наши казармы и склад-д-ды! ...

   Все эти обвинения были для Прохорчука пустым сотрясанием воздуха и он совершенно их не воспринимал. Послышались крики: - 'Воздух‟! - Алексей отвлёкся на доносившийся с неба гул, который резко перешёл в неприятный рёв. За его взглядом проследил и обладатель двух кубиков в петлице, у которого кажется были ещё и проблемы со слухом, - не мудрено раз из ушей не так давно текла кровь. Лёшка увидел несколько пикирующих самолётов, один из которых летел прямо на него и видимо никуда не собирался сворачивать. Далее от пикировщика отделилась чёрная точка и стала быстро приближаться, увеличиваясь в размерах. По-прежнему отстранённо Лёха смотрел на приближающуюся к земле смерть - потеряв всякий интерес к самолёту: который после сброса бомбы устремился в небесную высь. И только стоявший перед ним военный успел крикнуть: - 'Лож-ж-жись‟! - ... земля беззвучно вздыбилась....

  Глава 2

   Тело болело, голова кружилась и сильно тошнило. Вокруг было темно, а воздух был тяжёлым и спёртым. Как сквозь ватные беруши были слышны стоны, кто-то кричал: видимо от боли, или в горячечном бреду продолжая вести бой. Недалеко от лежанки на которой пришёл в сознание Прохорчук, горел слабый огонёк, а возле него, две плохо различимые фигуры низко склонившись старались удержать мужчину постоянно порывающегося встать. Стало понятно, что именно он и кричал: - ... 'Вон они немцы! Они скрытно обходят и вот-вот гады ударят во фланг‟! ...

  - Пить. - Тихо попросил Алексей.

   Но его никто не услышал и его посетила нелепая: сюрреалистичная мысль:

   - Стоит ли обижаться на то, что на меня никто не обращает внимания, когда вокруг столько стонущих тяжелораненых. Ведь они намного сильнее нуждаются во внимании и уходе. - Алексей удивился от таких мыслей и задумался, он терялся и никак не мог понять. - Какие такие раненые, откуда они здесь взялись, и почему я лежу среди них? Вообще, что происходит?

  - Ну что болезный? Никак очухался? Жажда замучила сынок? - Голос был женским и скорее всего, принадлежал пожилой женщине. - Эх, усердно твоя мамка за тебя богородицу молит касатик: искренне. Мы уж думали что не жилец ты на этом свете.

   Быстро повернуться на звук не получилось, но когда Алексей увидел неожиданно заговорившую с ним женщину, то, несмотря на очень слабое освещение увидел её усталые и такие грустные серые глаза. Она смотрела на него и улыбалась одними краешкам губ: что придавало её морщинистому лицу схожесть с иконой преподобной Матроны - во всяком случае, так Лёхе казалось. Это сходство не портила даже стеклянная фляга, на дне которой плескалась пара глотков какой-то прозрачной жидкости.

  - Наши мальчики сказывают, тебя с Феофановичем одной бомбой накрыло - только все осколки достались технику-интенданту второго ранга: царствие ему небесное, а тебя взрывом в ров отбросило. - Женщина, промокнула Лёшкины губы мокрой тряпицей, тяжело вздохнула и немного помолчав, продолжила. - Вот так и пролежал ты там весь бой - нагой и беззащитный: прям яки младенец, только по его окончанию наш фелшар заметил что ты шевелишься, - как будто ползти пытаешься. Вот и притащил тебя к нам. А наш дохтор-то, как только осмотрел тебя значит, так сразу и говорит: - 'Не жилец он - точно не жилец. Махсимум к заутренней помрёт ‟. - Но всё равно позволил тебя в подземную галерею занесть: предварительно заставив меня срезать с тебя последние обрывки твоей окровавленной одёжи. А оно вон как вышло то, дохтор то наш вскоре погиб - очередных раненых на улице осматривая; а ты вот понимаешь, значит оклемался. ...

   Женщина всё говорила и говорила: стараясь успеть выговориться перед молчаливым слушателем, а Лёха, тихо радуясь что слух постепенно возвращается, молча слушал сбивчивые рассказы как утром погиб муж этой женщины - вольнонаёмный Трифон Евграфыч; как она сама чуть не погибла, весь день вытаскивая раненых из под обстрела. Тётка Оксана - так она просила к ней обращаться, время от времени прерывала свою исповедь: то кому-то водицы подавала - то есть смачивала губы мокрой тряпицей; то шинельку кому подправит; то ещё чего ни будь. А когда возвращалась, то затеивала новый рассказ: как будто позабыв обо всём, что до этого говорила.

   Прохорчук в промежутках меж разговорами с тёткой Оксаной старался сориентироваться: - 'Что там на улице - день, или вечер, и почему не слышно звуков боя‟? - И в очередной раз - когда к нему подошла немного утомившая его рассказчица, он всё же задал ей этот вопрос.

  - Так ночь на дворе. - Удивлённо взмахнула руками тётка Оксана. - А Германец, он дюже порядок любит - во всём. Вот с наступлением темноты, и прекратил все боевые действия. Знамо дело: отдыхает окаянный. А ты сынок, тоже давай спать ложись: нечего тебе меня, старую перечницу слушать, - заболтала я тебя поди, совсем умаялся болезный от моей трескотни...

   И всё же сразу уснуть не получилось. В голову вразнобой 'полезли‟ разные мысли, которые объединяло одно, - Алексей уже давно понял что провалился во времени и отныне путь назад у него закрыт: не надо было выкидывать странный артефакт когда он здесь материализовался.

  - Если судить по реакции покойного часового, то зрелище моего появления ещё то было: увидев такое, без памперса не обойдёшься. - Лёха даже усмехнулся, но тут же об этом пожалел: на едва уловимое вздрагивание, голова отозвалась болью. - Хотя. Не меньший шок испытал и этот вредный, вечно всем недовольный старикашка профессор. Интересно, а здесь он уже родился или ещё нет? А если и родился, то он ещё наверняка маленький ребёнок - карапуз. Ой, многое бы я сейчас отдал, чтобы увидеть его округлившиеся глаза и вывалившуюся челюсть. Интересно, а для него я сразу исчез, или на манер Чеширского кота исчезал постепенно - улыбнувшись на прощание одними губами: в буквальном значении этой фразы? Любопытно, а что его шокировало больше, моё растворение в воздухе, или пропажа моей загадочной находки?...

   Сон, компенсируя неудачи прошедшего дня, был необычайно милостив к парню пережившему хроно провал и подкрался мягко, незаметно: можно сказать нежно взял в свои объятья. Однако пробуждение было хоть и не неприятным, но физиологически вынужденным - так как мочевой пузырь грозил взорваться в любую секунду. К большому и очень приятному удивлению временнόго переселенца, сесть удалось без проблем. После чего настала очередь первого, к сожалению не совсем приятного открытия: все раненые - в том числе и Алексей, лежали на выстеленных толстым, ровным слоем вещах и меж этих импровизированных тюфяков оставалось узкое пространство, по которому медики могли перемещаться между пациентов. Вторым по счёту открытием Прохорчука было то, что он был одет в чистые кальсоны и рубаху - такое бельё он отродясь не носил. Далее, судя по ощущениям, под рубахой были бинты, - которые плотно стягивали грудь и плечи. Лёха обратил на это внимание, когда неуклюже развернувшись подымался на ноги: Хвала небесам боли не было - только тугая повязка сковывала движение.

  - Ты это чего касатик удумал? А? - Раздался удивлённый, с небольшими нотками возмущения голос тётки Оксаны. - Далеко ли собрался, голубь ты наш сизокрылый?

   Её появление как и в первый раз оказалось неожиданным: поэтому Лёха немного растерялся и стал неуверенно оправдываться:

  - Мне бы это... ну до ветру сходить.

   Освещения единственной керосинки хватало дабы можно было увидеть как губы женщины расплылись в радушной улыбке.

   - Так покликал бы меня и всего-то проблем. А то ишь какой скоромный нашёлся, позвать меня боязно. Между прочим, у нас для этих целей судно есть, так что ложись назад, а я его сейчас принесу.

  - Не надо ничего нести, тётка Оксана. Раз я встал, то уже и пройдусь...

   - От курвий син! Только поглядите на этого 'героя‟: стоит, шатается как тот - как его э-э-м о... - о маятник, а всё туда же - ему видишь ли уже куда-то хочется пройтись! А если не удержишься на ногах и упадёшь на одного из раненых, а у того от этого заново откроются раны?! Ложись давай, кому сказала!

   Поняв что спорить с неожиданно ставшей строгою санитаркой было бесполезно, Лёхе пришлось подчиниться. А спустя час после этого так сказать происшествия, всё вокруг загрохотало и задрожало. С низких каменных сводов сыпалась цементная крошка; стены ходили ходуном; все кто стоял: присели, дабы не упасть. И все люди, без исключения, после каждого сильного сотрясения, боязливо поглядывали на потолок. Каждый из нас может храбриться, что находясь под защитой мощных сводов можно ничего не опасаться. Однако, оказавшись под этим обстрелом понимаешь, - для того чтоб близкие и сильные взрывы перестали заставлять твоё сердце сжиматься от страха - к этому надо как минимум привыкнуть. Уверен, никто из людей не хочет быть заживо заваленным тяжёлыми каменными блоками.

   Как известно, всё на этом свете имеет свойство заканчиваться: это относится и к артналёту. Но не прошло и нескольких минут после того как отгрохотал последний, и самый сильный взрыв, как в подземелье, по необходимости ставшее лазаретом вбежал офицер¹. Его гимнастёрка и галифе были во многих местах порваны, и спешно зашиты: об этом красноречиво говорили перетяжки и небольшие перекосы на ткани. Впрочем, на отремонтированной форме имелись и свежие - ещё не зашитые дыры. Как в классическом фильме про войну, голова вошедшего воина была забинтована и, несмотря на это, через повязку всё равно проступала кровь. Что за знаки различия были в петлицах у вошедшего мужчины, Алексею разглядеть не получилось, зато, он заметил два тонких золотистых шеврона на рукаве.

  - Братцы! Кто может держать оружие - айда на передовую! Скоро немцы пойдут в атаку, а нас в живых осталось всего-то - с гулькин нос!...

  - Лейтенант, я иду. - Глухо прохрипел один из красноармейцев. - Только помоги добраться до окопа: у меня, видишь ли такое дело - обе ноги простреляны. А руки у меня целы, ты в этом не сомневайся. Ты главное мне только винтовку дай.

   Лейтенант устало заулыбался, и безрезультатно всматриваясь в темноту - его глаза, после дневного света пока ничего не видели, ответил бойцу:

  - Золотой ты мой человек! Ты браток только ко мне подползи, иначе я тебя в таких потёмках не найду, а дальше я тебя сам: на своих руках отнесу!

   Заговорил ещё один из вставших раненых:

  - Да не надо никого носить командир, у меня одна рука и ноги целы, вот я ему подсоблю, а ты только скомандуй! ...

   Через несколько секунд, кто молча, а кто нет, солдаты подымались, и как могли, двигались к выходу. Не остался в стороне и Лёха: он встал и собирался уже идти, как его остановила уже знакомая ему тётка Оксана.

  - Куда же ты пойдёшь сынок с такой срамотой то. ...

   Алексей уже собирался ответить: - 'Не могу спокойно здесь лежать, когда даже сильно калеченные берутся за оружие‟! - Однако женщина продолжила говорить:

  - ... Вчера как окончили бомбить, госпиталь то в интендантских складах решили развернуть. Вот здесь я тебе, и не только тебе, бельё подбирала, да и новую форму подшивала. Уж больно вы все моего сыночка Бодю напоминаете: может и ему сынку кто поможет. Так что одевайся и иди с богом - незачем своей срамотой белый свет пугать. ...

  - Ой, спасибо тебе мать...

   Женщина прикрыла своей сухощавой ладошкой рот Прохорчука - молчи мол и продолжила:

  - ... Прости, не знала кто ты по званию, поэтому пришила простые красноармейские петлички - без эмблем. А как тебя хоть звать - величать касатик?

   Эти слова подняли для Лёшки вопрос - вопросов: - 'Кем мне здесь представляться и вообще, как безболезненнее легализоваться? Без всяких допросов с пристрастием и прочих приятностей ‟. - Однако этот вопрос решился сам собой. Восприняв замешательство Алексея как проявление амнезии, женщина покачав головой проговорила:

  - Ой, матерь божья, неужто тем взрывом у тебя память отшибло?

  - Всё. Хватит тебе тётка Ксана впустую брехать. - Прервал женщину какой-то военный с перевязанной головой, его повязка наползала на левый глаз, отчего казалось, что она занимает большую часть головы раненного. - А то пока ты со своим Иваном непомнящим нагутаришся, мы уже без него немца до Берлина прогоним, да их Гитлеру в дом грача пустим².

  - Ой, тебе Дзюба только бы зубоскалить. - Смутилась пожилая санитарка. - Парнишка которого ты Ваней назвал, неизвестно каким чудом почитай с того света выкарабкался: а тебе всё ...

  - Успокойся старая, присмотрю я за твоим Ванькой! - Снова прервал слова женщины боец, и, не поворачиваясь к Прохорчуку скомандовал. - Ваня, даю минуту на сборы, и выдвигаемся: время пошло!

  - Старшина, ты уж присмотри за ним! - Не унималась санитарка. - Это он перед вами храбрится: а контузия у него и в самом деле сильная была! Наш дохтор вообще, говорил что он не жилец на этом свете! ...

  - Цыц старая, бойся меня разозлить. Я сказал, присмотрю - знать так оно и будет!

  Глава 3

   Раненые выходили на позиции, некоторые еле передвигались по причине полученных ими ранений, но, их нельзя было назвать побеждёнными. Вот и Алексей оказался возле позиции на которой уже недавно побывал, только всё здесь выглядело совсем по-другому. Бетонные Доты были сильно повреждены - видимо в них неоднократно попадали тяжёлые бомбы, или мощные снаряды. Истерзанная земля напоминала Лунную поверхность с её частыми кратерами, а некогда добротные окопы, отрытые на укреплённых валах, во многих местах были разрыты воронками и немногочисленные защитники, как могли, спешно их восстанавливали.

  - Ну что стал Ванюша? - Голос Старшины Дзюбы, вывел Лёху из ступора вызванного увиденными им разрушениями. - Пойдём оружие получать. А дальше, ты главное меня держись: тогда мы с тобой ещё на поминках ёкарного Бабая Гитлеровича потанцуем.

   Прохорчук молча кивнул, и послушно побрёл к месту где столпилось много народу: там раненые красноармейцы получали винтовки и патроны. Взяв винтовку, они отходили в сторону; деловито осматривали выданную им трёхлинейку и, открыв затвор, начинали её заряжать. Очередь двигалась относительно быстро, так что когда Алексей подошёл к осунувшемуся солдату с воспалёнными от недосыпа глазами тот молча - даже не глядя на него, протянул ему мосинку с уже примкнутым штыком.

  - Давай пилотку. - Бесстрастно произнёс другой красноармеец, стоявший рядом с выдающим винтовки бойцом.

  - Зачем? - Не понимая переспросил Лёшка.

  - А стрелять ты чем будешь? Дурья ты башка. - Не зло огрызнулся воин.

   Алексей торопливо сорвал с головы свой головной убор, и, перевернув, подставил её под руку сжимающую жменю патронов.

  - Всем даём по десятку патронов: больше нет. - Пояснил красноармеец. - Береги их: не шмаляй в белый свет. Если что, бери оставшийся боеприпас у убитых. Следующий!

   Отойдя в сторону, Прохорчук стал удивлённо рассматривать полученное им оружие. И стоял так до тех пор, пока за его спиной ни раздался голос старшины:

  - Да паря, у тебя точно всю память отшибло. Совсем забыл матчасть, да? Ты свою винтовку даже с предохранителя снять не попробовал.

  - А это где?

   - Берёшь за эту фуську сзади, оттягиваешь её и проворачиваешь. - Дзюба взял винтовку и стал проделывать с ней необходимые манипуляции, параллельно поясняя свои действия. - Открываешь затвор... Оп-па! Да ты Ванька у нас счастливчик.

   Выбрасыватель винтовки вышвырнул целый патрон. Старшина быстро поднял упавший боеприпас, заглянул своим единственным смотрящим из-под повязки глазом в открытый затвор, удивлённо присвистнул и тихим заговорщицким голосом произнёс:

  - Да тебе снаряжённая мосинка досталась Ванюша. Значит так. Вылетевший патрон мой - за обучение. Дай ка ещё патрончик.

   Лёшка - он же, отныне благодаря старшине - Ваня, протянул пилотку. Дзюба с показным пафосом: двумя пальцами взял патрон и дозарядил его в винтовку.

  - Ты Ванюша, свои патрончики в карманчик своих галифе переложи, так меньше шансов рассыпать их по окопчику. Держи свою пиф-паф и пошли.

  - Не смейте со мной так говорить! Я не какой-то там блаженный и не ребёнок! А то, не посмотрю на чины и звания...

   Рядом кто-то рассмеялся, но старшина, строго посмотрев на весельчака осадил того:

  - Чего ты скалишься душная твоя душонка? Человеку контузией память отшибло: можно сказать беда у него! А ты?

  - Виноват товарищ старшина!

  - Вот то-то что виноват! Не смей! ... А вот мне можно - земеля он мой! Ясно?!

   Уже идя по окопам Дзюба не оборачиваясь проговорил:

  - Не обижайся на меня Ванюша. Я когда сильно нервничаю, всегда так ёрничаю: с детства такой, а на Зимней войне это только усилилось...

   Принося свои извинения старшина не оборачивался, и чего-то выискивая, смотрел под ноги. Находя, несколько раз он нагибался, чего-то подбирал со дна окопа, и продолжал шагать к выбранной им позиции. И подойдя к ней указал:

  - Ты Ванюша стой в этой ячейке, а я рядом буду. Вот твой сектор обстрела и он очень выгоден. - Старшина указал его границы рукой. - И главное не забудь, поглядывай и слушай меня. Да ещё вот что, держи обоймы и снаряди их патронами: они помогут тебе поскорее перезаряжаться в бою.

   С этими словами Дзюба протянул две железные скобы. А сам быстро снарядил свою пару, открыл затвор своей винтовки, вставил обойму и одним движением пальца вогнал все патроны.

  - Понял?

  - Так точно, товарищ старшина!

   Старшина улыбнулся, посмотрел на вытянувшегося перед ним по стойке смирно молодого красноармейца и еле слышно, с какой-то тоской в голосе ответил:

  - Вольно Ванюша, вольно.

   Долго ждать немецкой атаки не пришлось. Неожиданно в небе появились стервятники с нанесёнными на крылья крестами: они завыли своими выворачивающими душу сиренами - выцеливая куда можно скинуть свой смертоносный груз. В воздухе что-то гудело, стрекотало, мелькающие тени чего-то сбрасывали. А земля как живая дрожала от разрывов; на неё как из разверзшихся небесных хлябей полился свинцовый дождь, выкашивая всех, до кого он только доставал, и от всего ужаса этого Алексей впал в панику. Молодой человек схватился за голову; осел на дно окопа и заскулил как перепуганный щенок. Он даже не заметил как перед ним возник Дзюба; не обратил внимание как тот схватил его одной рукой за грудки; самообладание стало возвращаться после того, как голова несколько раз дёрнулась и щёки обожгла боль - это старшина несколько раз отпустил весьма чувствительные пощёчины и спокойно, но громко проговорил:

  - Спокойно Ванюша, скоро всё это безобразие закончится, и мы с тобой тихо встанем, и будем вместе стрелять в немецких фашистов. А будет в том необходимость, так мы его штыком и гранатой. ясно?...

   Налёт окончился так же внезапно, как и начался. Вокруг наступила нереалистичная тишина, - которую казалось можно даже потрогать руками, а мерзкий, проникающий во все уголки сознания страх, сменился чувством обиды и ненависти: - 'Гады! Сволочи! Это же надо, какого на меня ужаса нагнали! Не прощу‟! ... - Лёшка негодовал: никогда ранее он не считал себя трусом - а здесь...

   Дзюба видя что взятый им под опеку боец приходит в себя моча похлопал того по плечу и неспешно ушёл в свою ячейку окопа. А Прохорчук, осмотрел свою винтовку на предмет повреждений, встал и с небольшой опаской выглянул за бруствер. Фашисты уже шли редкими шеренгами: чётко различалась их болотно-серая форма с нагрудными орлами, каски, винтовки. Лёха удивился: - 'А где их вездесущие пистолеты-пулемёты, из которых, если судить по кинофильмам, идя в наступление 'поливают‟ от пояса ‟? - Ничего этого не было, и Алексей передёрнув затвор, взял на прицел первого попавшегося фрица.

  - Не спеши Ванюша. - Дзюба говорил негромко, но не услышать его было невозможно. - Дождёмся команды: иначе испугаешь их раньше времени и сам погибнешь - они все откроют огонь по одиночному стрелку. Ждём команды. Ждё-ё -ём.

   Вот уже стало различаться лицо немца удерживаемого на прицеле: а приказа открыть огонь всё не было. Тянулась секунда за секундой, заставляя нервы натягиваться как струна. Обречённый немец оказался долговязым, светловолосым парнем, на его носу поблёскивали нелепые очки с круглыми окулярами...

  - Огонь!

   Палец стал плавно стравливать слабину курка: однако ощутив сопротивление замер: Лёшка смотрел на своего немца и никак не мог заставить себя произвести выстрел.

  - Ты что Су... застыл?! Убью гада! - Резкий оклик старшины снял неизвестно почему возникший блок и прогремел выстрел.

   Фашист дёрнулся и упал навзничь. Дальнейший бой Алексей воспринимал как любимый им в своё время Страйкбол: он брал на прицел очередного фрица, задерживал дыхание, стрелял и передёргивал затвор. Целил в тех кто залёг, или только собирался вставать для короткой перебежки и снова стрелял. После чего вновь повторял этот алгоритм движений снова и снова. Вот Прохорчук заметил немца усиленно машущего руками - тот явно отдавал своим подчинённым какие-то команды. Прицел, спуск ... немец никак не отреагировал. Лёха передёрнул затвор, прицелился и снова ничего. Парень опять открыл затвор и только сейчас заметил что никакой экстракции гильзы не произошло. Пришлось лесть в карман, доставать обойму и.... К моменту когда можно было продолжить стрельбу унтер-офицер вермахта уже лежал не подавая признаков жизни.

   Снова окинув взглядом поле боя, краем зрения Лёшка заметил две фигуры, которые выбивались из общего направления движения. Один из солдат вермахта бежал с пулемётом в руках, а другой семенил за ним по пятам, неся какие-то две коробки. Пока Алексей изготавливался, брал их на прицел, те достигли выбранной ими позиции и залегли под остовом обгоревшего, покрытого окалиной броневика.

  - Ага гады! А я вас всё равно вижу. - Пробубнил себе под нос Лёшка и, прицелившись, вогнал пулю под самый срез каски пулемётчика. - Опа!

   Фриц дёрнул головой и ткнулся в землю лицом. Второй номер, не сразу поняв что произошло, потряс своего друга за плечо: дав этим Алексею время необходимое для передёргивания затвора и второго прицельного выстрела.

   Что-то тупо, но сильно ударило Леху в бок: - 'Хык‟. - Вырвалось из его груди, и он упал. Не понимая что произошло парень постарался встать, но сделать это не получилось: кто-то, обхватив его корпус руками прижимал к земле.

  - Тише Ванюшка! Ты паря конечно молодец, только нельзя же так подставляться! - Чуть ли не кричал Дзюба, удерживая в прочном захвате Лёшку. - Я ведь обещал тётке Ксане за тобой присмотреть - а ты меня под монастырь подводишь!

  - А что случилось?

  - Да тебя щегол, стрелок ты Ворошиловский, определили как снайпера и перенесли массированный огонь на тебя. А ты олух царя небесного свою башку подставляешь. Что, дополнительную дырю³ в лоб захотел? -

  - Нет. Не хочу я никаких дырок.

   - Тоды почаще меняй позиции.

   На этом странное нравоучение старшины закончилось - бой ещё не прекратился, и как подтверждение этому, в их окоп залетела немецкая граната: она ударилась о стену, и со стуком упала прямо под ноги обоих бойцов. Дзюба среагировал мгновенно: он кинулся к ней и каким-то слитным, не объяснимым движением выбросил её обратно. Это невероятно, как всё было вовремя сделано: почти сразу, по ту сторону бруствера раздался испуганный крик:

  - Алярм! Гранатен!

   Раздался хлопок - правда не очень громкий и старшина, вскочив на ноги, произвёл пару выстрелов из неизвестно откуда появившимся в его руках ТТ. Тут же пригнулся и, даже не посмотрев на Лёху устремился к своей позиции.

  - Ты Ванька больше меня не отвлекай, а-то вишь что получается! ... - Он кричал это через плечо: удаляясь. - А если бы супостаты нам две, или три такие 'колотушки‟ подбросили?! ... Да, Ваня ... ! Там справа от тебя ещё при бомбёжке бойца убило: так у него в винтовке и в нише для боеприпасов должны быть патроны, так ты их возьми! ...

   Было совершенно непонятно: -' Как старшина имея всего лишь один глаз, умудрялся всё вокруг замечать‟? - Поэтому Лёха подымаясь со дна траншеи, смотрел на Дзюбу в полном недоумении - впрочем, следующее движение старшины принесло ответ. Бывалый вояка: судя по его случайно оброненной фразе успевший поучаствовать в Финской войне, повернувшись в его сторону старался что-то высмотреть. И дабы лучше рассмотреть то, что его заинтересовало, Дзюба задрал голову так, что было заметно, как из-под пропитанной кровью повязки, тонкой щёлочкой выглядывает его сильно заплывший глаз.

   Убитый боец сидел как живой: можно было подумать, что человек просто устал и присел отдохнуть, и только если хорошенько присмотреться, то небольшая, дырочка в каске, да застывший взгляд не моргая смотрящий в вечную пустоту, говорили об истинной причине неестественной неподвижности этого воина. Винтовка лежала перед погибшим красноармейцем, а в аккуратной нише для боеприпасов находилось три полных обоймы и две гранаты Ф-1. Всё это было весьма кстати, и как только боеприпасы перекочевали в карман галифе, как над бруствером возникла зловещая фигура врага.

   Лёха проклиная себя за то, что так глупо перемещался по окопу без оружия, потянулся к лежащей рядом с ним трёхлинейке - прекрасно понимая, что не успеет даже к ней притронуться. Но, немец еже почти наведший на него свой автомат дёрнулся; выронил своё оружие - которое, в падении больно ударило Алексея по левой голени и, падая навзничь исчез из виду. К появлению другого фрица, Прохорчук уже держал мосинку наготове. Возникший на бруствере фашист выцеливал Дзюбу: который только что пристрелил его предшественника - поэтому он не увидел Лёшку всё ещё сидящего рядом с убитым красноармейцем. Эта, казалось бы такая небольшая оплошность стоила ему жизни. Солдат вермахта даже не заметил, как молодой красноармеец подымаясь, с силой выбросил руки вверх, устремив этим слитным движением штык своей винтовки прямо в живот своего противника.

   Так и не поняв почему его пронзила жгучая, невыносимая боль, немец позабыл что идёт бой и удивлённо посмотрел на свой живот; угасающее сознание зафиксировало что оттуда что-то торчит, и, выронив свою М-98К он инстинктивно схватился за ствол неизвестно откуда появившейся трёхлинейки: и это было последнее что успело сделать его умирающее тело.

   Алексей не ожидавший что штык так легко входит в тело, немного растерялся и догадался его выдернуть только после того, как немец схватился за ствол винтовки.

  - Отдай сволочь!

   Выкрикнул Лешка после первого рывка, который так и не освободил оружие от нанизанного на него врага. Вторая попытка закончилась тем, что тело поверженного врага повинуясь этому движению завалилось на победителя. Дальше всё происходило по тем же неизменным законам физики и механики, мосинку вывернуло; произошло ещё несколько неуловимых движений и оружие вырвало из Лёхиных рук: а он еле успел отскочить в сторону - дабы не быть придавленным падающим трупом.

   Памятуя о том, чем чуть не закончился его недавнее безоружное дефиле по траншее, Прохорчук спешно подхватил немецкий карабин - принадлежащий только что убиенному противнику. Надо сказать, что сделал он это как нельзя вовремя. В окоп спрыгнул рослый фриц: который был тут же сражён из трофейного оружия. Дальше всё понеслось как в быстро сменяющемся калейдоскопе - перезарядка, выстрел; снова передёргивание затвора, и снова выстрел - выстрел - выстрел... Вот очередной немец решил в прыжке достать Лёшку своим длинным штык ножом: но как-то так получилось, что Алексей успел развернуться на крик атакующего фашиста и выставить карабин вперёд. Вот так тупой ствол и угадил налетевшему на него немцу в грудину. Наткнувшийся на него фриц невольно хыкнул и скорчился на пару секунд от боли: а Лёха, за малым - повторно, чуть не выронил оружие. Не было никаких размышлений и догадок, не пришли на помощь даже отработанные рефлексы - навыки штыкового боя полностью отсутствовали: а подсознание само нашло выход. Пришелец с другого времени быстро перехватил карабин на манер дубины и с размаху обрушил его приклад на голову противнику. И в следующую секунду, не задумываясь, он подхватил упавший рядом с ним немецкий штык нож, пусть не с первой попытки, но примкнул к трофейному карабину и был готов отразить новую опасность, которая могла на него обрушиться с любой стороны.

   В горячности схватки Лёша не сразу расслышал долгое: - 'Та-та-та-та‟. - Он только отметил, что немцы перестали вламываться в траншею и спустя несколько секунд после этого, решил посмотреть что послужило этому причиной. Как оказалось, противник отходил: он отступал и отстреливался - но всё равно.... Главным было что он отходил: а за спиной что-то стрекотало, и стрекотало - длинными очередями, и это что-то заставляло отступающих падать. Это выглядело как будто немцы обо что-то спотыкались и не удержав равновесия падали, а распластавшись по земле: сразу же засыпали.

  - Да ведь это наш пулемёт Максим. - Эта догадка не вызвала никаких эмоций: только неизвестно почему тело ощутило сильнейшую усталость. - А судя по тому, что звук идёт с двух сторон, то он не в полном одиночестве поёт свой реквием по захватчикам.

  - Молодец казак - атаманом будешь!

   Похвалил Лёшу подбежавший Дзюба. Он украдкой выглянул из окопа, затем обернулся и подмигнул своим единственным глазом: который не скрывала повязка, ставшая после боя грязно-серой.

   Однако парню было не до этой похвалы: его трясло мелкой дрожью. Горячка боя не дававшая ему задумываться о том что он делал, постепенно отступала, и ужас осознания того, скольких человек пришлось убить в этой схватке леденил душу.

  - Э брат. Вона как оно тебя.... Да-а-а уж, тебе нужно срочно принять лекарство. - С этими словами Дзюба проворно развернулся и исчез из поля зрения.

   Впрочем, вскоре он снова появился, присел на корточки и протянул открытую флягу.

  - На Ванюша, попей моей микстурки.

   Можно считать молодого парня, пережившего свой первый в жизни настоящий бой слабаком который раскис, и стало быть он не на что не годен. Однако этот вопрос спорный. Нам порою кажется, что уж мы точно обладатели не то что' крутых‟ - титановых яиц. И завалив больше десятка вооружённых до зубов вражин, будем олицетворять само спокойствие. Для пущей наглядности подойдём к горящему танку супостата и неспешно прикурим от него сигару - на крайний случай за неимением оной, раскурим самокрутку. И после чего, пустив дым колечками изречём:

   - Да-а-а, могло быть и хуже... .

   Однако в жизни всё по-другому - как говорится не зарекайтесь. Поэтому протягивая руку к фляжке и делая несколько глотков, Лёшка не обратил внимания не на сильный спиртной запах, не на вкус той жидкости которую пил. После третьего или четвёртого глотка он закашлялся и оторвался от горлышка фляги.

   - От молодца. - По-отечески тепло проговорил Дзюба. - Гони эту тоску прочь.

   Он ещё на Финской войне видел как после первых боёв ребят трясло, выворачивало - впрочем: не миновала сея чаша и старшину. Правда тогда он был ещё необстрелянным сержантом. ...

  - А ты молодец. Так их и надо: пулей, штыком и прикладом. Мы этих немцев с их Гитлером к себе не звали. - Затем Дзюба чего-то заметив проговорил. - Ты Ваня свою гимнастёрку то снимай, и рубаху тоже. Тебя вона как оцарапало, перевязаться надобно.

   Лёшка не сказав не единого слова в ответ, послушно разоблачился по пояс и безучастно наблюдал как старшина стал спешно обыскивать трупы немцев. Только на сей раз отрешённость имела другой характер. Его голова кружилась, как будто он перекатался на аттракционе, называемом в народе 'центрифугой‟. Что было не мудрено, коль спиртное было выпито натощак и после такого стресса. Впрочем после сильного стресса, алкоголь людьми воспринимается как водичка - но только не в этом случае: в груди Лешки потеплело, тело охватывала манящая нега и хотелось просто вздремнуть.

  - О отличная фляжка... и это сгодится... опаньки, хорошая бритва - пригодится взамен моей утерянной.... - Занимаясь мародёрством Дзюба что-то бормотал, но до Лёшки долетали только обрывки фраз.

   Лёша уже проваливался в сон: точнее балансировал на грани провала в царство древнего божка Морфея, когда его бок как кипятком ошпарило. После такой неожиданной встряски: хмель и сон как ветром сдуло.

  - Повезло тебе Ванюша. - Тихо приговаривал Старшина, протирая проспиртованным тампоном рану. - О-о-о, как удачно для тебя эта пуля пролетела: стреляли то в упор, а она только шкурку подпортила. Вон, видишь - от близости выстрела даже пороховые следы остались. Вот браток, знать ...

   Следующее что сделал старшина после окончания перевязки, - было то, что он принёс вещевой мешок убитого красноармейца.

  -Вот-так Ваня, отныне этот сидор твой - тебе он больше пригодится. Вот, в него я тебе положил трофейную бритву, мыло, пару ганцевых аптечек. Далее. Цепляй на ремень флягу - это тебе не наша стекляшка: и легче, и не разобьётся в самый не подходящий момент. Опосля вешай, котелок - кстати, в нём и сидоре лежат консервы - когда будем вечерить, поделим это сокровище на всех бойцов. Да. Ещё, у нас есть три немецких 'колотушки‟.

   И только после этого Лёша заметил, что на ремне старшины висит трофейная фляга, и также за него были засунуты три гранаты с длинными деревянными ручками.

  - Тут такое дело, товарищ старшина, я в нише для боеприпасов две лимонки нашёл, поэтому мне гранат больше не требуется. Забирайте их себе.

  - От молодца! Давай доставай скорее и делись этим богатством со своим боевым товарищем. А то, эти фашистские дуры бывает не срабатывают, да и если дёрнул их за верёвочку: знать всё, прошла любовь - надобно от неё скорее избавляться. Посему меняю колотушки на твою лимоночку - одну к двум.

   Не успел Лёшка удивиться, с чего это старшина снизошёл до подобного панибратства как в траншее появился молодой солдатик посыльный, - может быть он даже был воспитанником муз взвода: уж больно походил на пятнадцатилетнего подростка, только его карие глаза смотрели исподлобья не по-детски устало и серьёзно. Его тщедушное тельце в форме, с увесистым вещмешком за плечами и взглядом старика: абсолютно не сочеталось с детским личиком - над верхней губой которого не успел пробиться даже первый пушок. От него они узнали, что как стемнеет, остатки их стрелкового батальона и инженерной роты: участвовавшие до вчерашнего дня в строительстве оборонительной линии идут в прорыв. Отцы командиры решили поступить по Брусиловски - ударить в нескольких направлениях: а где удастся развить наиболее удачный прорыв, туда и устремятся остальные. Далее, все будут должны пробиваться к Черемхе: там должно быть расположена сорок девятая стрелковая дивизия, с которой нам и надо будет соединиться.

  - А как быть с тяжелоранеными? - Уточнил Дзюба, когда посыльный сказал всё, что должен был сказать, и, сняв вещмешок, извлёк из него несколько бумажных упаковок с патронами к винтовке. - Как их эвакуировать будем?

  - Дядь Гриш, так погибли они всё. - Тихо сказал мальчишка, и застыл на пару секунд на полу движении, а его глаза налились предательской влагой. - Немцы на наш временный лазарет тяжёлые бомбы сбросили: говорят там некого в живых не осталось, ни солдат, ни моей мамки, ни бабушки.

   Утянув горловину сидора, мальчонка закинул его за плечи, утёр рукавом гимнастёрки слёзы и, встав, произнёс внезапно посерьёзневшим голосом:

  - Пошёл я дядь Гриш, мне ещё многим надо донести приказ товарищей майора и младшего политрука. Заодно, надо успеть поднести всем, выжившим остатки боеприпасов: чтоб было чем бить этих гадов.

   Уже глядя в след исчезнувшему за поворотом мальчишке, которого им больше не давилось повстречать на дорогах этой войны, Дзюба с тоской вздохнул и проговорил:

  - Да-а-а, вон оно как, не повезло моему тёзке: его мамка, у нас младшим военфельдшером служила. А бабка его, это хорошо известная тебе, - тётка Оксана.

   Вроде бы и не был Алексей близко знаком с погибшими женщинами: одну точно даже не разу не видел, но после этих слов, в его груди возникло чувство леденящей пустоты. Осиротевший и преждевременно повзрослевший мальчишка; санитарка, которая так душевно заботилась о нём, не только пока он пребывал в беспамятстве, но и после этого. И осознание что за такой короткий срок фашисты сотворили столько зла: заставило вскипеть душу от переполняемой её злобы.

  - Не прощу гадам. За такое ..., они у меня кровью будут харкать. - Процедил Лёшка сквозь стиснутые зубы, и до хруста сжал кулаки.

   В этот момент он решил, что не будет имитировать частичное восстановление памяти необходимое для восстановления хотя бы имени, а останется Иваном: как его нарекла та женщина, которая была так похожа на преподобную Матрону. Вот и мы в дальнейшем будем звать его Иваном, и как сказал Дзюба - Непомнящим. Только помнить Ваня будет всё, и взыскивать с врага этот долг по максимуму.

  - Это верно Ваня, повесим их вместе с их паскудным фюрером как того иудушку Троцкого.

  - А разве его повесили?

  - Ах - да, извини. - Григорий Дзюба, как бы извиняясь что забыл о его амнезии, посмотрел на Ивана. - Понимаешь, этот предатель революции как только получил вид на жительство в САСШ⁴, и поселился где-то в Калифорнии: так оттуда - гад такой, начал вести шибко активную подрывную деятельность супротив нашей молодой Страны Советов. Вот его, и повесили - прямо в его съёмной квартире. Ещё говорят под ноги казнённого положили ровно тринадцать монет.

   Наклонившись поближе к Ивану, старшина понизил голос и проговорил - как заправский заговорщик:

  - Говорят, сам Иосиф Виссарионович на этом настоял. Сказывают, что в тот момент один из разведчиков поинтересовался: - 'Зачем именно так делать‟? - Он затянулся из своей любимой трубки; спокойно так посмотрел на вопрошающего, выдохнул струйку дыма, указал рукой сжимающей трубку на запад и сказал: - 'Пусть этот иудушка Революции закончит так же, как и его всемирно известный предшественник. Пускай самый необразованный крестьянин, услышав о его кончине, поймёт, что все предатели дела революции - враги народа, заканчивают жизнь одинаково‟. - От, как оно было, брат.

   Новонаречённый Иваном человек сидел и тихо недоумевал:

   - Так Штаты вроде бы отказали Льву Революции во въезде и проживании на их территории- несмотря на заверения о его лояльности. Да и точку в жизни 'Льва Революции‟ поставил ледоруб, а не петля...

   Дальнейшие раздумья на эту тему, были прерваны шелестом летящих мин и их частыми разрывами. Только на сей раз прежнего ужаса от близких взрывов не было: небольшой страх, который можно сдерживать был, - а леденящего ужаса нет.

   Когда всё стихло, у Вани появилась даже радость что не погиб. Так же новоиспечённого Ивана обрадовало то, что в соседней ячейке окопа маячила забинтованная голова старшины: он всё также нелепо задирал голову, дабы окинуть поле предстоящего боя двумя глазами. А в руках у него был немецкий карабин. Быстро сообразив, что используя трофейное оружие можно экономить скудный боезапас молодой человек поднял с пола М98К, однако оттянув затвор, он убедился что магазин был пуст. У двоих немцев с расстёгнутыми ремнями, подсумки для патронов были также пусты. Заодно был обчищен и фриц, который когда-то был вооружён автоматом: не оружия, не подсумков при нём не оказалось. Правда если не считать кобуры с пистолетом и запасной обоймой, она лежала за бруствером, рядом с телом унтера, и Ваня рискуя быть подстреленным, еле до неё дотянулся. Зато, когда он ухватил за руку лежащего на самом бруствере фашиста, свисавшего в траншею по самую грудь, и втянул его в окоп полностью: усилия юноши были вознаграждены. Его трофеем стали два полных подсумка и заряженный карабин: правда, пришлось повозиться с тем, чтобы вырвать оружие из окоченевшей руки.

   К моменту когда юноша провалившийся не только в прошлое, но и ещё и параллельное измерение, стоял в своей ячейке с трофейным оружием, команда 'Огонь‟ ещё не прозвучала. Поэтому Иван, - которого мы договорились называть просто Ваней, внимательно осмотрел немцев идущих быстрым шагом на его позицию. На сей раз боец не воспринимал их как людей: его подсознание осознало ошибку допущенную в первом бою и не ассоциировало врага с человечеством - перед ним двигались будущие цели - мишени, и не более того...

   Нужно заметить что этот бой был скоротечным: Иван только успел отстрелять боезапас немецкого карабина и сделать пару выстрелов со своей трёхлинейки как фашисты отступили. Правда, почти сразу солдаты вермахта подкатили четыре небольших пушки, и стали прямой наводкой обстреливать позиции обороняющихся. Ванька трижды стрелял в прицельную щель вражеского орудия, может быть по этому, в отличие от других расчётов, оно ещё не произвело ни единого выстрела. И только после третьего выстрела мосинки, наводчик вывалился из-за щита: рухнул как тряпичная кукла лишённая опоры. В следующее мгновение уже пришлось прятаться нашему 'Ворошиловскому стрелку‟ - сразу пара взрывов прогремевших за спиной, дали ему понять что он был обнаружен.

   Со второй огневой точки: той, что принадлежала погибшему при авианалёте красноармейцу, Иван успел расстрелять ещё полторы обоймы, и вроде бы даже ранил ещё троих артиллеристов. Когда солдату показалось, что его снова берут на прицел, он сделал восьмой выстрел, рикошет от которого он заметил на щите орудия, и по дну окопа быстро переполз подальше от 'засвеченной‟ ячейки. Сделано это было как нельзя вовремя: что подтвердил грохот нескольких - почти слитных разрывов.

   Когда день начал смеркаться и захватчики отступили: умолкла даже их артиллерия. А лейтенант с малиновыми петлицами кантованными жёлтой полосой, по средством посыльных собрал вокруг себя всех уцелевших бойцов - только немного позднее Иван узнает, что эта полоска на петличке называется золотым галуном. Так вот, этот уже упомянутый лейтенант, выставив в окопах нескольких наблюдателей, собрал весь выживший личный состав и начал составлять списки, как он выразился: - 'Красный командир должен знать всех, кого он собирается вести в бой‟. - Но когда очередь дошла до Алексея, ой - Ивана, то он поднявшись во весь рост и решив до конца разыгрывать амнезию, не нашёл ничего лучшего, чем сказать:

  - Зовите меня просто Иваном!

  - Это что ещё за выкрутасы?! - Удивился лейтенант и строго посмотрел на красноармейца позволившего себе такую вольность. - Фамилия, имя, отчество, звание, с какого подразделения и кто был твоим непосредственным командиром?! Быстро!

  - Не помню я ничего. У меня память отшибло: но бить врага это нисколечко не помешает.

  - Товарищ лейтенант, Семён Семёныч, - подал голос старшина, сидевший рядом с Иваном, - разрешите мне внести ясность?

  - Давайте без фамильярностей старшина, я же к вам не обращаюсь Григорий Иванович. Говорите по существу. Что вы хотите мне сказать?

  - Это правда. Этого бойца в самом деле сильно контузило, и стало быть память отшибло. Я когда со своей оцарапанной головой к медикам загремел: но где все наши тяжёлые ляжать, то видел как этого бойца санитары принесли, да и врачи говорили что после шипко близкого взрыва бомбы, он чудом в живых остался.

  - Это не тот ли, которого наш покойный санинструктор Звиад из рва вытащил? - Поинтересовался боец который сидел возле лейтенанта и писал временные списки личного состава: однако строгий взгляд красного командира, заставил его стушеваться и замолчать, уткнувшись взглядом в исписанный лист бумаги.

  - Он самый. - Подтвердил старшина. - Его ещё наша Оксана Игоревна выхаживала...

   - Что-то он не похож на тяжело контуженного. - Взгляд лейтенанта подобрел, но всё равно остался подозрительно-настороженным.

   - Оць я ёго тоже помню. - Заговорил скороговоркой один из бойцов. - Вин как раз стоял с покойным Серафимом Феофановичем, колы подле них бомба грохнула. А опосля боя его наш покойный Звиадушка, из ямы то и вытянул.

   - На войне всяко дело бывает. - Снова влез в разговор Дзюба. - Бывает человек не получает ни царапины, а все свидетели считают что он обязательно должен был погибнуть. Тут, может не сколько контузия, сколько шок той памяти лишил. Мы с тёткой Ксаной меж собой его Ванюшкой прозвали, и он согласился откликаться на это имя. А воевал он и в самом деле справно - можно сказать 'Ворошиловский стрелок‟: редкая пуля пущенная им, не находила цель. Я сам всё это видел.

   - А как же мне его всё-таки записывать?

   - А пиши его красноармейцем Иваном Ивановичем Непомнящим, и всего-то делов...

  Глава 4

   К рубежу атаки выдвигались скрытно: ползли, замирая когда ввысь взлетала очередная осветительная ракета. В моменты, когда округа освещалась, все красноармейцы замирали, моля бога чтобы вражеский наблюдатель не обратил внимания на то, что в периоды затемнения, некоторые 'трупы‟ умудрялись наглым образом перемещаться: но, или небеса благоволили красноармейцам, или что другое, однако пока что всё было тихо.

   Нескончаемо тянулось ожидание: признаться, наш Лёшка-Иван, ловил себя на мысли что несмотря на томительную неизвестность ожидания, ему всё равно хочется что бы ночная тишина не оканчивалась как можно дольше. И в эти моменты он мысленно ругал себя самыми 'последними‟ словами. И дабы скоротать время он медленно - очень медленно извлёк из кармана 'лимонку‟ и осторожно отогнул предохранительные усики чеки.

   Как говорили древние мудрецы, всё в этом мире имеет своё начало и окончание: вот и истекло время затаённого лежания перед вражескими позициями. Тягостное ожидание закончилось когда в небо устремилась красная ракета и поднявшиеся во весь рост бойцы, стали в относительной тишине преодолевать первые метры отделяющие их от окопавшихся немцев. И только когда застрекотала пара пулемётов установленных фашистами на своих флангах, над полем боя зазвучал кличь: -' Ура! -Ур-р-ра - Ур- р-ра-а-а‟! Может быть кто-то кричал и другие слова: выдавая залихватские коленца про Гитлеровскую матушку и всех её родственников, немецких святых - помимо своей воли ставших распутными извращенцами, однако они заглушались дружным многоголосьем основной массы людей идущих в атаку. Всему этому вторил 'Максим‟, чей расчёт сняв защитный щиток выкатил свой пулемёт на рубеж атаки.

   Мимо Ивана посвистывая пролетали пули, а он, петляя как заяц, мчался к немецкой пулемётной точке. В правой руке он сжимал приготовленную к броску гранату - её кольцо он вырвал за мгновенье до того как поднялся в эту атаку. И как не странно, но в этот момент страха не было, он улетучился как туман после сильного ветра: осталась только цель: которую надо было достичь и всё. Поначалу Ваня хотел бросить лимонку в немецкую траншею - там, где увидит наибольшее скопление ганцев: а сейчас, основной целью стал строчащий пулемёт с его расчётом. Благо расстояние до адской машины извергающей из своего ствола смертельный град пуль, было не таким уж и значительным: за что отдельное спасибо тактической наглости лейтенанта Щеглова, который приказал своим бойцам подползти к противнику как можно ближе - конечно в разумных пределах. И тому, что благодаря волевому решению старшины, он наступал с левого фланга, а проклятый пулемёт стрелял не сколько в лоб, сколько вёл фланговый обстрел наступающих.

  - Всё пора! - Иван толи подумал, толи только хотел это сделать, но его тело отработало всё само: как говорится на автомате.

   Бросок. На общем фоне боя невозможно было расслышать звона отлетающего рычага, хлопка капсюля воспламенителя: но во время полёта гранаты, за ней прочертился след оставляемый сгорающим составом замедлителя и эта еле заметная трасса пришла чётко в пулемётную ячейку. Хлопок, и MG замолчал. Для верности, Иван подбежал к брустверу и произвёл по контрольному выстрелу в сереющие пятна тел пулемётного расчёта - не дело, если они оглушены и, придя в себя снова 'вольются‟ в бой.

   Слева от Вани - во вражеском окопе что-то суетливо замельтешило и, отпрянув назад, Иван вытащил из-за ремня германскую 'колотушку‟; продолжая начатое перемещение - переориентировав его вдоль окопа, он открутил колпачок в нижней части рукоятки и с силой дёрнул за вывалившийся из неё керамический шарик на шнуре; упав на землю, выждал около двух секунд и бросил гранату туда, откуда враги уже начали вести беглый ружейный огонь. Уткнувшийся лицом в землю, боец не заметил как с коротким интервалом во вражеский окоп влетели ещё две гранаты - брошенные другими воинами, и траншею озарило тремя вспышками.

   Однако прорыв продолжался; а сопротивление врага усиливалось, и чтобы не отстать от товарищей чьё изрядно поредевшее: - 'Ура‟! - звучало уже по ту сторону окопа, Иван вскочил с земли и побежал вдогон за ними. Спотыкаясь в темноте, падая, и снова подымаясь, Непомнящий бежал, бежал, бежал. Когда ему показалось что немецкие позиции уже окончились, и можно немного расслабиться, как тут же, как будто из-под земли возникла чья-то фигура, и выкрикнула: -'Вас ис дас‟?! - Солдат не задумываясь - мимоходом ударил вопрошающего фрица прикладом в лицо и с прежним рвением продолжил своё движение.

  -Странный оказался фашист: уже немногим более минуты идёт интенсивный бой, а он до сих пор ничего не понял. - Запоздало подумал молодой солдат, которого отныне все называли Иваном.

   Он только что достиг рубежа, на котором собирались те, кому повезло прорваться сквозь плотный заградительный огонь противника живым и невредимым и, повалился на землю, взяв свою мосинку наизготовку для стрельбы: мало ли что, вдруг немец кинется в погоню за вырвавшимися из окружения красноармейцами.

  - А- а, это ты Непомнящий. - Рядом, почти возле самого уха прозвучал запыхавшийся голос лейтенанта Щеглова. - А где твоя 'мамка‟? Где потерял?

  - Какая мамка? - Растерянно переспросил Иван.

  - Как какая? Твой старшина Дзюба...

  - Здесь я Семён Семёнович, вот за вами ляжу и голову рядового Полищука перевязываю. Прозвучало откуда-то сзади.

   Несмотря на густую темень, которую незначительно разжижали осветительные ракеты интенсивно взлетающие над вражескими позициями: Иван заметил, как лейтенант немного скривился и осторожно дотронулся рукой до своего левого плеча. Догадавшись, что может быть этому причиной и, вспомнив что старшина говорил про положенные в сидор аптечки, боец молча стянул со спины свой вещмешок. Как не странно, но он поразительно быстро нащупал в нём немецкий складной нож, и стерильный бинт. И только пару раз за время поиска, он извлекал из сидора не то что было нужно..

  - Товарищ командир, вы ранены, давайте я вас по-быстрому перевяжу.

  - Отставить перевязку. - Строго прошептал красный командир. - Некогда нам этими делами заниматься, солдат: того и гляди фрицы опомнятся и ринутся в погоню.

   Красноармеец, который по наспех составленному списку личного состава числился как Непомнящий, в этом вопросе всё равно решил 'гнуть свою линию‟.

  - Да поймите же лейтенант, - вы у нас единственный командир. И что прикажете нам делать, если вы свалитесь в беспамятстве от большой кровопотери? Сами небось понимаете что подразделение без командира, значительно потеряет в своей боеспособности. А гибель вообще может деморализовать.

   Как ни странно, но эти слова возымели своё действие: и помолчав пару секунд в раздумии, лейтенант Щеглов кивком согласился с правотой слов сказанных его подчинённым и подставил ему свою раненую руку. И пока локально вспарывался рукав окровавленной гимнастёрки; пока на кровоточащую рану накладывался сложенный в несколько слоёв бинт, и прямо поверх гимнастёрки делалась фиксирующая повязка: он, временами скрежеща от боли зубами, высматривал в неровно освещаемой темноте, - не бежит ли к ним кто-либо ещё. За время перевязки, к вырвавшимся из окружения бойцам присоединился только пулемётный расчёт. Один из этих бойцов, пошатываясь, принёс станину от 'Максима‟, другой, сипло дыша подбежал с самим пулемётом.

   А лейтенант, явно нервничал: и было от чего, в прорыв пошло намного больше людей, и наверняка во время прорыва на поле боя остались не только убитые, но раненые красноармейцы. Однако не поддержать их огнём, не вернуться за ними было не возможно. Поэтому подождав пока более или менее отдышатся последние вырвавшиеся из окружения бойцы, он резко встал и скомандовал:

  - Всё братцы, уходим. Дальше здесь оставаться опасно. - И дождавшись когда все поднимутся, дал последние перед маршем указания. - Идём как и было нам ранее приказано - на Черемху, где мы должны будем соединиться с находящейся там стрелковой дивизией. Дзюба, Семченко: идёте в авангарде, я и Полищук замыкающими.

  - А остальные как же? Неужели мы не поддержим выход остальных? - Задал вопрос солдат, который появился самым последним, неся за плечами тяжеленный пулемётный станок.

  - Основной прорыв уже состоялся: и он был в направлении Волчина. - Несмотря на остаточное возбуждение боя, лейтенант понял о чём его спросили, и не разозлился на такой вопрос, а наоборот, просто и спокойно на него ответил. - Я дважды видел, как в этом направлении взлетали условленные зелёные ракеты.

   Что тут добавишь, все всё прекрасно понимали: как говорится - без лишних слов, и первыми во тьме растворился тихо выдвинувшийся дозор, через минуту пришла очередь основного отряда, состоявшего всего из пятерых человек. Еле различимый в ненадолго освещаемой ночной тьме низкорослый крепыш, - которого как позднее узнает Иван, звали Марком, немного кряхтя, присел перед станиной: собираясь снова взвалить её на свои плечи. Но Непомнящий, тихо притронулся к его плечу и проговорил:

  - Подожди браток, давай я её понесу.

  - Спасибо тебе брат. - Иван в этот момент не мог рассмотреть лица пулемётчика, однако был убеждён, что тот улыбнулся. - Я тебя быстро сменю: давай пока свою мосинку.

   Иван без возражения отдал свою винтовку: на крайний случай, у него на ремне весела трофейная кобура с пистолетом, из которого он и мог в случае необходимости начать вести огонь по врагу - как с ним работать он разобрался ещё днём. Судя по всему, кто-то решил подсобить и другому пулемётчику: во всяком случае, он тоже кого-то тихо благодарил. Словом, малый отряд был готов к выдвижению и благополучно покинул место первичного сбора.

  Глава 5

   Перефразируя всем известную поговорку, можно сказать, что намеченное по предварительным прикидкам всегда кажется более простым - а на деле всегда выявляется то, о чём никто и не мог подумать. На первой же дороге, которую предстояло пересечь возникла проблема: - 'Как её преодолеть‟? - По ней, несмотря на поздний час, нескончаемым потоком шли длинные колонны вооружённых до зубов оккупантов. В основном это были пешие солдаты вермахта, иногда их обгоняли крытые грузовики, мотоциклы с пулемётчиками в коляске и вся эта армада направлялась на восток. Подползшие почти вплотную к трассе красноармейцы смотрели на это безобразие и негодовали:

  - Где же наша дальнобойная артиллерия, авиация, танки? Ведь эти гады даже не соблюдают режим светомаскировки... Как так получилось что мы просмотрели скопление такой силищи около нашей границы?...

  - Товарищ лейтенант, - обратился Иван к Щеглову, пристально рассматривавшему очередную проходящую мимо маршевую автоколонну, - я вот что заметил: между идущих колон пехоты есть интервалы, и мы вполне можем незаметно между ними проскочить - скорость передвижения врага небольшая и на некотором удалении ему невидно не зги. Пока темно, это вполне реально сделать.

  - Вижу. - Зло проговорил лейтенант. - Но ты только посмотри, как они нагло идут по нашей земле. И ты что, предлагаешь оставить это плевок в душу безнаказанным?

  - Я предлагаю для начала решить первую задачу: пересечь дорогу. А на той стороне мы уже можем подумать и о наказании обнаглевших Гитлеровцев.

  - Кого? - Удивлённо переспросил Щеглов.

  - Гитлеровцев, - спокойно ответил Непомнящий и пояснил, - они служат в армии проклятого Гитлера - знать они и есть самые настоящие Гитлеровцы.

  - Логично...

   Здесь в разговор бесцеремонно вклинился сержант Петренко:

  - Товарищ лейтенант, у моего 'Максима‟ в нескольких местах кожух посекло - такое вне мастерских починить невозможно.

   Здесь уже и Непомнящий забыв про всякую субординацию: решил, как говорится взять быка за рога.

  - А несколько длинных очередей он выдержит?

  - Выдержать то выдержит, но это может привести ствол в полную негодность: ведь он в последнем бою неизвестно сколько времени без охлаждения проработал.

   Что бы там не говорили о командирах начала Великой Отечественной Войны, но Щеглов на удивление быстро сообразил, к чему один из его солдат заговорил о длинных пулемётных очередях.

  - Ты Петренко не переживай насчёт перегретого ствола: никчему таскать за собой тяжесть, которую нельзя использовать по назначению, тем более её и отремонтировать невозможно. Ты лучше скажи, насколько у тебя велик боеприпас?

  - Так, одна непочатая коробка - Н.З так сказать: как вы и приказывали перед самым прорывом.

  - Ага. Значит двести пятьдесят патронов... - Задумавшись проговорил лейтенант: затем помолчал несколько секунд и продолжил уже более бодрым голосом. - Слушай боевую задачу. Как только предоставляется такая возможность, переходим дорогу и занимаем позиции возле самой кромки леса. Ты Савелий, вместе с Марком расстреляешь весь оставшийся боекомплект по первой же подходящей колонне: а все остальные прикроют вас с флангов. ...

   Быстро сказка сказывается, да долго дело делается: пока небольшой отряд, группами по двое, трое перебежал на другую сторону дороги. Затем, на самой границе густого подлеска они выкопали стрелковые ячейки: чему изрядно мешали разросшиеся корни рядом растущих молодых деревьев, и установили в одну из них пулемёт - начало постепенно светать, а на небе стали постепенно гаснуть звёзды. Было даже немного странно, как на эту беспечную возню во тьме не отреагировали проходящие мимо немцы: они могли хотя бы ради проформы подсветить это место, или дать пару очередей на звук - от обочины дороги до леска было не больше пятнадцати метров. Когда всё было готово, активизировалось и движение на дороге - фашисты заметно увеличили интенсивность перемещения своих войск. А пулемётчик, всё чего-то высматривал, подправлял - подкручивая что-то на станине, и никак не начинал обстрел. Всё началось когда появилась пешая колонна, идущая в утренней серятине относительно бодрым шагом, а солдаты вермахта шествующие в ней, и выглядели слишком беспечными расслабившимися: почти все были без касок, а кто-то даже вышагивал, положив карабин на плечи и 'забросив‟ на него свои руки. Видимо эти вояки воспринимали войну с Россией, как свой победоносный блицкриг по Европе. А окопавшиеся советские воины, скидку на это заблуждение делать не собирались - они желали за это наказать.

   Как красноармейцы засевшие в засаде ни ожидали начала боя, но, даже для них 'Максим‟ застрекотал слишком неожиданно. Пулемётная очередь бьющая почти в упор, первые секунды, каждой своей пулей находила цель. Вражеские солдаты опешивши он неожиданного нападения замерли: для некоторых это стало смертельной ошибкой - правда нашлись и те, кто без заминки юркнул 'рыбкой‟ в кювет расположенный по другую сторону дороги, и вскоре вся колонна, теряя людей сражённых свинцовым роем, устремилась в укрытие. А Савелий - первый номер пулемётного расчёта, стрелявший в первые секунды боя непрерывной очередью, перешёл на короткие: видимо, подсознательно он всё равно берёг ствол своего пулемёта от чрезмерного перегрева. И сейчас, боец больше удерживал противника от активных действий, стреляя по тем, кто имел наглость выглянуть - заставляя его снова прятаться.

   В этом нападении на маршевую колонну врага не бездельничали и остальные красноармейцы, впрочем, как и Иван: первый свой выстрел в этом бою он произвёл ровно под козырёк неудачно выглянувшего офицера. Следующее что привлекло его внимание, это была каска маячившая немного в стороне и над поверхностью дороги чуть более чем на половину: её обладатель сильно жестикулировал, его кисть то исчезала, то снова появлялась, мелькала, куда-то указывала - что-то поясняла. Неизвестно, да и некогда задумываться: пробила пуля стальной шлем, или ушла рикошетом, но любитель для убедительности своих слов поразмахивать руками, на глаза больше не попадался. Пронаблюдав в направлении куда так старательно указывал неизвестный фашист, Непомнящий заметил группу ганцев, опасливо и часто выглядывающих из своего укрытия. Только он успел взять на прицел эту нетерпеливую компанию, как поднялись сразу три солдата: выскочившего первым на дорогу сбило ударившей в его грудь пулей. Это поумерило пыл его товарищей, и они, как будто забыв зачем только выскакивали из своего укрытия, вернулись на исходную позицию. Следующее что сделал Ваня, так это встав во весь рост, с сильным замахом забросил туда 'Колотушку‟. В этот момент, он сильно рисковал: попавшие в засаду немцы не праздновали труса и вели ответный огонь, и надо признать он был весьма плотным. Но и в этот раз, Ване сильно повезло - его даже не оцарапало.

  - Командир, отходим! - Закричал насколько мог громко Иван: решив что он понял намерение противника. - Они начали выполнять обход нашей позиции. Сейчас возьмут в клещи, подкрадутся с тылу и перебьют нас за здрасти!

   Может быть боец всего на пару секунд опередил своего командира - он тоже мог это заметить, и самостоятельно - без чьей либо подсказки, понять что надо делать. Поэтому над полем боя послышался приказ отданный уже лейтенантом:

  - Отхо-о-одим!

   Видимо для этого отряда ещё не пришла пора погибать: все услышали команду и продолжая отстреливаться, стали отползать. Вскоре - судя по треску ломающегося сушняка и прочих веток, все бойцы бежали в одном направлении: ориентируясь по интенсивной стрельбе у дороги и на шуму производимому впередиидущим человеком. Насколько долго продолжался этот отрыв от врага, понять было невозможно: его рервал негромкий окрик:

  - Стой! Тут кто-то раненным свалился! И судя по всему, ему необходимо немедленно сделать перевязку! И кажись он наш!

  - Стоять. Оказать помощь раненому.

   Это уже говорил Щеглов, и его голос прозвучал почти рядом с тем местом, откуда раздался окрик оповестивший о необходимости вынужденного привала. Кто-то ненадолго включил фонарик: было непонятно - откуда он взялся. Но его непродолжительная работа позволила многим сориентироваться с направлением куда надо идти. Впрочем ориентиром служили и тихие голоса:

  - ... Подь сюды, товарищ Лейтенант. - Это был голос Дзюбы, с его характерным говором: который сейчас сильно усилился. - Тут наш Полищук ляжить.

  - И как он?

   - Отошёл.

  - Куда? - Щеглов не понял что имел в виду старшина.

  - Оттуда уже не возвращаются. Ему ляш... бедро сзади прострелило: когда мы начали отход, он видимо сразу встал - а не отполз как вы его тому учили. А там пуля жизненную жилу⁵ и задела, вот он, и истёк бедолага кровью: пока досюда дохромал. Я вообще поражаюсь, как он смог так быстро и долго идти. Когда мы шли, мне ещё привиделось что кто-то впереди хромает - да кабы знать, кабы знать...

  - Берём тело и уходим.- Прервал сожаления Дзюбы командир. - Похороним его в лесу, когда удалимся подальше от дороги.

   Истинная причина смерти Станислава Полищука стала известна только когда группа окруженцев - в этом уже никто из них не сомневался, вышла на обнаруженную ими поляну. Когда уже была выкопана могила, то красноармеец Леонид Сотник, решил завернуть тело своего боевого товарища в трофейную плащ-накидку: которую убитый нёс прикрепив к сидору ещё перед прорывом из военного городка, - но не мог он смириться с тем, что придётся кидать землю в его открытые глаза.

  - Товарыщу лэйтенант! - Позвал командира курносый и веснушчатый солдат. - Тута я знайшов що вбило Полышука! Ось вы тильки подывитеся!

   Одной рукой боец держал окровавленный заплечный мешок убитого, а другой показывал на спину лежащего вниз лицом Станислава.

  - Ось вона кур...а, пид сэрдцэ и увийшла. ...

   Сотник ещё чего-то объяснял, но его никто не слушал: Семченко и Хватов оканчивали вырезать на относительно небольшом обломке берёзового ствола звезду. Под ней они уже стесали заострённым боком малой сапёрной лопатки немного древесины и умудрились на этом месте написать химическим карандашом фамилию, имя, отчество бойца; дату смерти. Петренко, Розенблюм, Хватов и Непомнящий стояли в боевом охранении; Только Дзюба и Лейтенант, играя желваками смотрели на рану бойца ставшей истинной причиной его смерти.

  - Это странно, что он с такими ранениями ещё столько прошёл. - Проговорил Щеглов предательски севшим голосом. - Но клянусь, мы отомстим врагу за этот предательский выстрел...

   Похороны прошли без громкого салюта и торжественного построения всех бойцов: только старшина и лейтенант произвели по три щелчка курками разряженных пистолетов. Иван, издали поглядывавший за этим похоронным ритуалом, тихо кивнул головой - одобряя их решение: - 'Звуки выстрелов разносятся далеко и могут навлечь ненужных гостей. Ведь ни для кого не секрет, что если хочешь победить, то 'навязывай‟ врагу встречу там, где это выгодно только тебе‟.

   Одиночный короткий свист оповестил что охранение может сниматься со своих постов и присоединиться к основной группе. Здесь старшина и вспомнил о продуктовом НЗ носимом им и Непомнящим: как и положено после похорон: руки вымыли у небольшого ключа, а скудноватый в целях экономии завтрак, был совмещён с поминками. Дзюба и здесь всех удивил - достав свою неистощимую флягу со спиртом: правда наливал он всем чисто символически - колпачок. И уже после чего, с полным соблюдением всех мер предосторожности окруженцы продолжили свой путь.

  Глава 6

   А дневной лес был просто великолепен: он был светел. Стройные и не очень деревья, самые старые из которых были густо покрыты мхом, тянули свои кроны вверх, и, несмотря на это их полог всё равно в достатке пропускал яркого, чистого и такого прозрачного света; тропа петляющая по густому подлеску надёжно скрывала бойцов от постороннего взгляда. И только лесная подстилка и редкие упавшие на землю сухие ветки, хрустящие под ногами, распугивала зверей и беспечных лесных птах. А Иван - он же бывший до временного провала Лёшкой: как типичный, коренной горожанин, забыл обо всём и, шёл заворожённо оглядываясь по сторонам. За что один раз удостоился шутливого замечания от старшины:

  - Закрой рот Ванюша, поверь, комары не такие вкусные и сытные.

   Когда небольшой отряд подошёл к развилке просёлочной дороги и, внимательно осмотревшись, собирался её пересекать, то в лесной тиши послышался отдалённый мотоциклетный стрёкот: и он явно приближался.

   - Назад! - Тихо скомандовал Дзюба: первым вышедший на лесной тракт и расслышавший этот опасный во время войны звук. - Залечь в подлеске и не гу-гу. Непомнящий, за мной: укроемся за этой упавшей сосной.

   Кивком головы старшина указал на дерево, ствол которого лежал немного выходя на развилку. Затем несколькими ловкими ударами отточенной лопатки Дзюба срубил ветки закрывающие сектор обстрела: затем подняв пару из них и замаскировав ими получившуюся бойницу: Иван сделал тоже самое. С непривычки молодой человек провозился несколько дольше, отчего еле успел убрать следы своей деятельности и спрятаться.

   На дороге показались два мотоциклиста. Достигнув развилки, они остановились, довернув свой транспорт так, чтоб каждый пулемётчик мог держать на прицеле свою сторону леса, а сами о чём-то заспорили: точнее в словесную перепалку вступили немцы, которые управляли этими тарахтелками. А пулемётчики, сидевшие в колясках, исправно водили стволами своих MG условно выцеливая вероятного врага.

   Дзюба медленно повернул голову к Непомнящему и стал показывать некое подобие пантомимы: первым жестом было изображено что он стреляет из пулемёта; затем, указав на себя, он изобразил как его указующий перст, условно давит на спусковой крючок и тут же поднял его вверх, показывая один. После чего, этот палец уткнулся в Ивана и, последовало то же обозначение выстрела, но после этого небыли загнуты уже два пальца. Ваня понимающе кивнул головой. А нечего не подозревающие мотоциклисты с карабинами за спиной, уже отошли от своей техники к лесному перекрёстку. И тот ганц, у кого на треугольной нарукавной нашивке с двумя серебристыми полосами присутствовала звёздочка, вынув из своего планшета карту, что-то разгорячённо объяснял второму, у кого также были две нашивки, но только звезда на нашивке отсутствовала.

   Выстрелы прозвучали дуплетом: пулемётчики откинулись в своих колясках, безвольно махнув головами. Немец со звёздочкой на рукаве весьма оперативно перехватил своё оружие и растянулся в дорожной пыли. Второй замешкался, и Ваня сразил его ещё до того, как тот, продолжая стоять истуканом, успел приготовить свой карабин к бою. Григорий Иванович также не оплошал: старший из немцев смог сделать только один - неприцельный выстрел и тоже уткнулся лицом в дородную пыль.

   Здесь уже лейтенант снова взял командование в свои руки:

  - Хватов, Сотник - отбуксировать мотоциклы в лес. Петренко, Розенблюм - подобрать трупы и туда же. Дзюба, Непомнящий - в охранение. Семченко - замести все следы.

   Все кинулись исполнять приказ, и только старшина первым делом подбежал к немцу - чин которого он определил как штабс-ефрейтор: - 'Редчайшее среди немцев звание у подстреленного мной фрица‟. - хвастался он немного позднее. Ну а сейчас, он спешно подобрал винтовку которая как оказалась даже имела оптический прицел. А на вопрошающий взгляд Щеглова он ответил:

  - Семён Семёнович, так это же 'Светочка‟, да ещё и в снайперском исполнении!

   Глаза у Григория Ивановича светились от восторга: было заметно что он радуется своему трофею не меньше чем ребёнок, которому неожиданно подарили игрушку. Причём ту, которую он уже и не чаял получить. Он нежно гладил винтовку как живую и нёс её бережно: как маленького ребёнка.

  - Товарищ старшина, что вы ей так обрадовались? - Недоумевая поинтересовался Марк, - взяв убитого Григорием Ивановичем штабс-ефрейтора за руки и потянув того в лес. - Ведь это СВТ-40 она капризна до безобразия: то ли дело безотказная трёхлинейка.

  - Тебе Розенблюм, дай мосинку так и она в скором времени начнёт сбоить: ты то обойму не так вставишь, - так что патроны будут закраиной цепляться; или такой сад-огород в оружии разведёшь, что хоть грибы там сажай. А это 'Светочка‟. Она как прекрасная девушка: будешь с ней невнимателен, то не получится меж вас никакой любви. А окружишь её заботой и лаской, то и она тебе будет верна - как никто другой. Да и у твоей винтовки, в магазин всего пять патронов помещается. А у моей красавицы - все десять. Вот так-то, убитый мною немец явно был не дурак, и такой как он абы чего не подберёт. ...

  - Старшина! - Прервал шутливую перепалку лейтенант. - Хватит зубоскалить, разошлись понимаешь, - прям как дети малые.

   Тут с шелестом зашевелился придорожный кустарник. От этого Семченко бросил импровизированный веник и вскинул свой ППД - до этого покоившийся у него за спиной; Щеглов молниеносно упал на землю и взял кусты на прицел своего ТТ; точно также поступил Непомнящий - только изготовив к стрельбе свою винтовку; а Дзюба, умудрился занять самую выгодную позицию - за деревом.

  - Не стреляйте товарищи - свои! - Послышался из-за кустов немного испуганный голос.

  - Какие такие свои! - Уточнил лейтенант. - Отвечайте немедленно: иначе откроем огонь.

  - Шестьсот семьдесят девятый стрелковый полк, сто тринадцатой дивизии. - Ответил тот же голос. - Нас всего трое: мы к своим пробираемся.

   Но долгому выяснению кто есть кто, и куда идет, помешали следующие обстоятельства.

  - Командир, - подал голос Дзюба, - срочно уходите с дороги. К нам кто-то едет - слышите, как надрывно шумят двигатели.

   Хотя звук работающих машинных моторов был ещё еле уловим; однако дважды повторять не пришлось, и Щеглов подымаясь: при этом продолжая держать кусты под прицелом - скомандовал:

  - Все уходим в лес. Вы трое, быстрее решайте, или идёте с нами, или меняете направление своего движения. Ясно?!

  - Мы свами, товарищ лейтенант.

   Сказано - сделано: ещё не успел отряд лейтенанта Щеглова скрыться с дороги, а к нему уже присоединились трое новых красноармейцев - к их чести, все они были при оружии и при полной амуниции. Правда, среди них не было не одного даже легкораненого человека: что немного насторожило Ивана. Неизвестно почему - точнее, что побудило так поступить, но он решил притаиться в подлеске, из которого прекрасно просматривался лесной тракт, который он только что пересёк вместе со своими товарищами. Его примеру последовал и Хватов - расположившись в пяти метрах правее. В тот момент Непомнящий ещё не знал, что немного позади него, заняли оборону и лейтенант с остальными бойцами.

   Время шло как и положено - томительно медленно: первым показался неспешно ползущий немецкий бронетранспортёр. Его угловатая, наклонная броня, была поначалу еле различима, серея стальная коробка виднеющаяся меж стволов деревьев: однако по мере приближения стало возможным различить и обозначенный белой краской крест. Дальше Ваню ждало очередное открытие, - бронетранспортёр был на гусеничном ходу и только передние колёса, неестественно вынесенные вперёд, были автомобильными; вдоль его вытянутого корпуса возвышалась рамочная антенна, а над открытыми бортами виднелись несколько фуражек с орлами на тульях. Иван на физическом уровне чувствовал, как ему до зуда в руках хочется забросить туда гранату: однако разделяющее их расстояние, не позволяло это сделать со стопроцентным попаданием - да и вообще-то, самой гранаты в наличии попросту не было. Может быть в данный момент это было и к лучшему - не так сильно мучило искушение изобразить из себя заправского гренадёра метающего бомбу.

   Метрах в трёх за бронемобилем неспешно плелись, покачиваясь на кочках, три тентованных грузовика. Вот в них как раз и можно было с первых же пулемётных очередей, основательно проредить личный состав этой колонны: прямо через брезент - да длинными ..., в несколько проходов. Но пулемётов не было: небольшое уточнение, пулемётчики ещё вряд ли успели разобраться с трофейным оружием, и полагаться на их огневую мощь было верхом легкомыслия.

   Достигнув развилки, бронетранспортёр остановился: однако двигатель не заглушил - следом это же сделали и сопровождающие его автомобили. Потянулось ожидание - растягивающее секунды в мучительные минуты выворачивающее душу наизнанку, красноармейцы затаившиеся в лесу, уже не думали не о чём кроме как подороже взять с врага за свою гибель. В том, что если немцы навалятся на небольшой отряд - от него ничего не останется, никто из притаившихся мужчин не сомневался: но, и трусливо убегать никто из советских воинов не желал. А германские командиры всё никак не подавали команды на покидание машин. Изматывающее ожидание неизбежного боя окончилось тем, что бронеавтомобиль пару раз взревев двигателем, тронулся и поехал по дороге уходящей вправо: а за ним как нитка за иголкой последовала и вся вражья мини колонна.

   Когда уже улеглась пыль поднятая колёсами чужеземных автомобилей: выждав ещё минут десять, Иван, даже не обратил внимания на то, как сильно промокла на спине его гимнастёрка, он молча поднялся и устало побрёл прямо через трещащий ветками кустарник, в котором он до этого лежал притаившись. Игнат Хватов, также встал и двинулся в направлении - куда были отбуксированы трофейные мотоциклы.

   А там, уже по-хозяйски неспешно орудовали пулемётчики: Марк скрутил с мото-коляски MG и методом 'научного тыка‟ его осваивал. Савелий, держа в руках второй пулемет, внимательно наблюдал за действиями своего друга - иногда давая советы. Щеглов, завладев планшетом штабс-ефрейтора, изучал извлечённую карту - негромко бормоча себе пол нос:

  - У этих паскудников, даже карты намного лучше и подробнее чем наши. Да. Эти сволочи основательно готовились к нападению на нас: все карты отпечатаны в типографии и я больше чем уверен, что наделали их в немалом количестве...

   Разложив пару немецких палаток-накидок, Сотник сортировал извлекаемое на божий свет трофейное имущество, возимое убитыми немцами в мотоциклах; а трое новых членов команды с хмурым выражением лица, - мешая друг другу локтями, копали яму.

  - Что командир, решил отправить их в штаб Духонина⁶? - Поинтересовался Игнат, кивнув в сторону копающих бойцов своим покрытым густой чёрной щетиной подбородком.

   Копающие яму бойцы, услышав такие слова, нервно вздрогнули и затравлено заозиралась по сторонам. А самый молодой из них - по виду вылитый подросток: затравленно и жалостливо посмотрел на лейтенанта своими серыми, широко раскрытыми от испуга глазами.

  - Я сейчас тебя туда отправлю, балабол. - Огрызнулся Щеглов, отрываясь от изучения карты. - Нужно немцев прикопать: как-никак они тоже люди. Не дело, если их дикий зверь по лесу растаскает.

  - Вот ещё здрасти. Делать нам нечего, как только поганого врага хоронить. - Лицо Хватова подёрнуло презрительной улыбкой и он зло сплюнул на землю. - Я вообще-то, их сюда не звал...

  - А их никто сюда и не звал! - По слегка подёргивающемуся веку правого глаза Щеглова, можно было понять, что он и сам, был на взводе и удерживал себя от неконтролируемого срыва на ретивом подчинённом из последних сил. - Поэтому мы и будем их убивать, и закапывать: снова убивать, и вновь закапывать! И так, покуда у нас будет биться сердце, или последняя вражина, поджав ободранный хвост не убежит к себе домой повизгивая от страха!

   Эта небольшая эмоциональная тирада, обдала всех как холодной водой: и больше никто из бойцов не желал выражать своё недовольство по поводу похорон фрицев или ещё чего-либо. Все молча занялись своими делами. Вскоре появился старшина: он бесшумно вышел из густого подлеска, невозмутимо прошёл мимо Игната и, усевшись возле раскладывавшего на расстеленных накидках трофеев Сотника, приступил к чистке самозарядной винтовки.

  - Семченко, - проговорил Дзюба, не отвлекаясь от разборки оружия, - Подь к дороге Ляксандр батькович, там подле неё схоронись понадёжнее и понаблюдай трохи за ней. Тебя опосля Сотник сменит.

   К моменту когда Григорий Иванович с довольным видом человека выполнившего самую важную часть своей работы, отложил свою винтовку в сторону: трое недавно присоединившихся к отряду бойцов уже закончили утрамбовывать лопатками получившийся холмик и сиротливо стояли возле разграбленных мотоциклов. Они были растеряны, и дабы это скрыть, делали вид что о чём-то беседуют, и жадно посматривали, как Лейтенант с рядовым Сотником делили на всех галеты и плитку шоколада из трофейных запасов.

   Ели мизерную пайку в полной тишине, и лишь по окончанию скромной трапезы, лейтенант отослал Сотника на смену Семченко и обратился к новым бойцам:

  - А сейчас соколы вы мои ясные, расскажите, кто вы такие и какими судьбами здесь оказались?

   Двое солдат посмотрели на самого высокого из них и тот, сняв пилотку и норовисто привычным движением оправив рукою волосы, вышел немного вперёд. Это был худощавый светловолосый парень, с сильно выдающимся кадыком на шее и странными - небольшими островками растительности на подбородке и скулах нижней челюсти. Говорил он окая и сбиваясь от того что не на шутку сильно нервничал:

  - Стало быть мы с шестьсот семьдесят девятого стрелкового полка. Вот. Знать это, выступили мы после того как нас немец бомбами и снарядами закидал. Вот, Вышли из Семятыче и пошли знать занимать наши основные позиции. Вот. А по пути на нас Немчура и напала с права стало быть ударили. Стрельба, грохот. Я, с Миколой и Протасом, стало быть в этой неразберихе еле до леса добежали. Вот. Отстреляли мы все патроны по Немчуре, и давича до своих пробиваемся. Вот.

  - Стало быть вы так и тащите свои пустые винтовки! - С кривоватой ухмылкой поинтересовался Дзюба. - А что не бросили их как ненужный груз.

   Светловолосой красноармеец обиженно встрепенулся - как ошпаренный, с нескрываемой злобой посмотрел на Григория Ивановича, и через секунду взяв себя в руки ответил:

  - Вы товарищи старшина над нами не смейтесь: мы оружие ни за что не бросим. Вот

  - Цыц старшина! - Рявкнул Щеглов. - Здесь я всё решаю...

   В общем, когда всё было выяснено, и уточнено то, с благословения лейтенанта, через пять минут в отряде начался медицинский час - благодаря трофейным аптечкам сделали перевязку всем раненным. Итогом этого стало то, что Дзюба ещё долго удивлённо цокал и приговаривал:

  - Ваня я дыть всякое видел. Но чтобы рана на плече и спине зажила так быстро, ни в жизнь не видел. Но почему тогда твой бок не заживает так же лихо как на собаке? ...

  Глава 7

   Чем ближе подбирались бойцы отряда Щеглова к окраине леса, тем сильнее становился тяжёлый, неприятно-сладковатый запах смерти. Вот уже сквозь деревья, стала хорошо видна огромная поляна, которую пересекала насыпная дорога. А левее того места куда вышли бойцы: у самой кромки леса стояла советская пушка. Её осиротевший ствол замер, продолжая смотреть в сторону дороги, где ещё были видны последствия её последнего боя: немного отъехав от тракта, стоял покрытый окалиной 'безголовый‟ танк, чья оторванная башня с укороченной пушкой лежала вверх тормашками метрах в десяти от него. В кювете самой дороги валялись два опрокинутых остова больших обгоревших грузовиков. По самой дороге, шли неприятельские войска и среди них выделялась группа техников, они заканчивали цеплять к тягачу гусенично-колёсный бронетранспортёр с развороченным от взрыва капотом.

   У войны мерзкое - совершенно не человеческое лицо, и последствия её ужасной поступи по планете, противны нормальному человеческому сознанию. Сейчас под это определение вполне подходила позиция, с которой неизвестные артиллеристы вели свой героический бой, - она то и стала для них последним пристанищем. Ещё на подходе к пушке были видны два распухших от жары человеческих тела: они лежали рядом, один - видимо заряжающий, лежал на боку и сжимал своими мёртвыми - почерневшими руками снаряд, - другой покоится почти под самым казёнником орудия. Когда окруженцы морщась от запаха, предварительно замотав лица запасными нательными рубахами, подошли поближе, то обнаружили ещё и три индивидуальных стрелковых ячейки с погибшими в них бойцами - правда, все они были безоружными.

  - Старшина. - Тихо распорядился лейтенант, скорбно сняв с головы свою фуражку. - Распорядись, пусть бойцы похоронят наших погибших братьев. Пулемётчики, ко мне.

   Григорий кивнул, недолго постоял поиграв желваками, повернулся к солдатам и сдавленным голосом, продублировал приказ:

   - Щеглов, Непомнящий, и вы трое хорошенько прикопайте прах наших артиллеристов - они уже потекли и их с того места сдвигать нельзя. Хватов, Сотник, засыпьте землицей тех, кто покоится в ячейках. Пусть земля нашим братьям будет пухом.

   Сам Дзюба немного постоял, чего-то шепча - еле слышимое сквозь повязку, трижды перекрестился, снял с плеча свою 'Светочку‟ подошёл к Щеглову: который прячась от фрицев за деревьями давал какие-то указания Марку и Саве. Те, всё терпеливо выслушали, соглашаясь кивнули и низко пригибаясь побежали на правый фланг от артиллерийской позиции. А старшина, молча взяв СВТ на изготовку, занял позицию рядом с командиром.

  - Жалко Григорий Иванович. - Донёсся до слуха Непомнящего голос лейтенанта. - Вроде даже пара снарядов в ящике есть, но у пушки нет не прицела, не замка. А нам бы перед уходом с неё, хоть разок пальнуть не помешало: чисто для острастки супостатов - дабы не гуляли так смело по нашей земле и пугались всего, что из леса выглянет или чирикнет.

   Непомнящий осмотрелся вокруг: его товарищи, сильно осунувшиеся - обросшие несколько дневной порослью на лицах, время от времени косились недобрыми взглядами на дорогу, по которой по-хозяйски шествовали солдаты вермахта. И только у троих новичков взгляды были настороженные, можно сказать даже подавлено - надломленные.

  - И то верно. - Мысленно констатировал Иван. - Нам с нашим лейтенантом довелось бить врага своими руками, а им нет. Весь их боевой опыт и заключается в том, как бегать от неожиданно напавшего из засады врага. То, что эта троица видела как мы уничтожили мото-разведку не в счёт - они в том бою не участвовали: видимо поэтому и решили к нам примкнуться, - как к наиболее боеспособной группе. Им самим надо одержать хоть незначительную, но победу...

   Когда скорбный труд по приданию погибших земле был окончен, то в голове у Непомнящего окончательно сформировался план его дальнейших действий. И он, пригнувшись решительно направился к Щеглову и Дзюбе, залёгшим неподалёку на окраине леса.

  - Товарищ лейтенант, - обратился он присев: не дойдя пары шагов до их позиции, - мы фрица немного пощиплем?

   Вопрос был задан так, что он больше походил на констатацию намерений. Что не скрылось от красного командира.

  - Это что ты ещё удумал? - Щеглов недоумевал от такого предложения. - Ты что, хочешь всех нас здесь положить? Рядышком с предыдущими бойцами.

  - Нет.

  - А оно так и будет боец. Сопоставь, сколько у нас штыков, и какой у нас боеприпас к каждой винтовке: и заметь, пополнять его у нас неоткуда? А теперь подумай, сколько немцев ринутся на наши позиции после первого выстрела. Мы и получасу здесь не продержимся.

  - А зачем нам здесь стоять насмерть? Ведь здесь не передовая: я предлагаю поступить как в прошлый раз - когда мы устроили засаду с использованием повреждённого максима: ужалить побольнее и отойти. Надобно нам приучать врага постоянно ждать такие нападения. Да и новички должны почувствовать, что и им по силам успешно бить врага.

   Щеглов задумался, он уже не раз обращал внимание, что несмотря на сильную усталость и постоянное недоедание, у его бойцов хоть слабо, но всё же светился огонёк жажды к сопротивлению - а у недавно присоединившихся солдат нет - как перегорело.

   А старшина, занимавший позицию рядом с Щегловым - с хитрой улыбкой поглядывал то на дорогу, то на Непомнящего и давно всё поняв, встретившись взглядом с последним: одобрительно подмигнул опекаемому им бойцу.

  - Хорошо. - Тихо согласился с Иваном лейтенант: и уже громко приказал: обращаясь ко всем. - Приготовиться к бою. Каждый по моей команде отстреляет по обойме, после чего мы уходим подальше в лес. Только братцы, не подставляемся под пули врага: также выбирайте позиции удобные для отхода.

  - А пулемётчики выпускают по половине ленты, или ведут бой до вашего приказа об отходе. - Продолжая наглеть, вставил небольшое уточнение Иван.

  - Семён Семёнович, тодысь я беру на себя отстрел офицеров и всех, кто с их стороны постарается руководить боем.

  - Да ну вас старшина, делай со своим любимчиком всё что хотите. - Махнул рукой Щеглов и снова посмотрел на дорогу: давая понять, что на этот раз он со всем согласен и дискуссия на эту тему завершена.

   И через пару минут томительного ожидания, по лесу разнеслась команда поданная лейтенантом:

  - Огонь!

   Резво застрекотали оба пулемёта, в патронной ленте которых присутствовали и трассирующие пули: благодаря этому, было видно, что смертоносные очереди густо прошлись по кузовам двух крытых грузовиков из которых почти сразу ещё до их остановки, стали выпрыгивать уцелевшие солдаты. Еле различимо на фоне работающих MG, сухими щелчками работали винтовки, результативность стрельбы которых, на фоне возникшей на дороге суеты оценить было невозможно. И только в одном можно быть твёрдо уверенным - не один выстрел старшины не ушёл в пустоту.

  - Я отстрелялся! Я отстрелялся! Красноармеец Сотник, стрельбу по врагу окончил! ...

   Доклады посыпались один за другим, и, выслушав их, Щеглов, борясь с желанием продолжить бой, дал команду на отход. В этой короткой стычке, в сторону красноармейцев врагом не было произведено ни единого выстрела: группа окруженцев - не понеся никаких потерь, успела отойти ещё до того как оккупанты успели опомниться от дерзкой засады. Ивану даже показалось, что враг всё же вёл ответную стрельбу - но его попытки подавить огонь красноармейцев ведущих обстрел из засады, выглядели ка-то нелепо, если не сказать не рационально. Многие из тех фрицев, кто успел спрятаться за дорожной насыпью, просто подымали над ней винтовки и глупо палили 'в молоко‟ - видимо желая таким образом отпугнуть солдат, устроивших эту засаду и самим не пострадать.

   Успешно покинув дорогу, отряд всё дальше уходил в лесные кущи и остановился только по достижению небольшой поляны: где лейтенант, приказал сделать привал. Протас Гончаров, Яков Кузнецов и Микола Полторабатько - из нового: только что проверенного боем пополнения, были выставлены в дозор. А остальным, в приказном порядке - не смотря на навалившуюся на всех усталость, было рекомендовано первым делом почистить оружие и после чего, насколько это возможно, привести в порядок свой внешний вид.

  - ... Помывку и постирушки устроим возле ручья который мы недавно пересекли. А то, вы похожи на кого угодно - на тех же беспризорников, но только не на доблестных бойцов Легендарной Красной Армии...

   Всё что было сказано Щегловым спокойно - без командного метала в голосе, и как не крути было справедливо, так что, бойцы выслушали это без обид. А выслушав все ЦУ, расселись по поляне, и приступили к разборке своего оружия: только черноволосый Марк и Сава, извлекли из сумки инструмент и начали временами тихо переругиваясь, неуверенно 'колдовать‟ над одним из трофейных пулемётов. И вот, когда отведённое для оружейной профилактики время подходило к своему логическому окончанию. В лесу послышался немного осипший от ночёвок на сырой земле голос Якова:

  - Стой стрелять буду!

  - Стою! - Ответил незнакомый голос.

   Иван вспомнил анекдот из своего времени и мысленно продолжил за часового: - 'Стреляю‟! - и невольно улыбнулся этой несвоевременной и крамольной мысли. На самом деле, далее всё происходило по-другому. Яков поинтересовался:

  - Кто такие?

  Незнакомец без задержки и уверенно ответил:

  - Майор артиллерии Потапчук. Со мной двое бойцов, с которыми я пробираюсь к своим.

   Наступила тишина - было ясно что Кузнецов растерялся и не знает что делать дальше. Проходят не более трёх секунд, и за кустарником слышится голос майора, судя по интонации, и тому, как это было сказано, артиллерист вознамерился подавить волю остановившего его часового: задавить его своим авторитетом.

  - А вы то, кто такие?! Кто старший?! Веди меня к нему немедленно!

  - Мы свои, мы тоже красноармейцы. - Затараторил Яков. - А старшим у нас лейтенант Щеглов.

  - Веди меня к нему - солдат! Живо!

   Пока из леса доносились эти голоса, все бойцы насторожились, и приведя оружие в боевое состояние, рассредоточились по поляне. Дзюба и Непомнящий вообще - юркнули в лес, где и притаились с винтовками наизготовку. А лейтенант, спрятав взведённый пистолет в кобуру: не застёгивая её, шустро поднялся с земли, оправился: сноровисто расправив складки на гимнастёрке и подтянув ремень портупеи. И в этот момент появился скандальный майор в сопровождении двух крепко сложенных бойцов. Со стороны выглядело так, что не высокорослый худой Кузнецов конвоировал чужаков к командиру, а они вели растерянного солдата за собой.

   Щеглов подошёл к майору остановившегося в пяти шагах он него, и только собирался рапортовать кто он, откуда идёт и кто с ним: как майор с чёрными петлицами придрался и к нему.

  - Что за внешний вид, лейтенант?! На кого похожи вы и ваши люди?! Развели Махновщину, понимаешь! Сколько вас?!

   Щеглов опешил от такого неожиданного напора - вдобавок ко всему, сказалась армейская привычка подчиняться старшему по званию. Но быстро придя в себя, ответил абсолютно спокойным голосом:

  - Товарищ майор, нас десять человек. А внешний вид такой - так мы только недавно вышли из боя: и перед этим в нескольких боестолкновениях успели поучаствовать. Вот сейчас - перед вашим приходом, как раз запланировали приводить себя в порядок.

   Майор Потапчук 'выпустив пар‟ немного отошёл от овладевшего им 'праведного‟ гнева - с лица плавно сходил багряный румянец; с веска исчезла пульсирующая жилка. И уже более спокойным взглядом он осмотрел бойцов Щеглова, которые всё это время держали его на прицеле. Артиллерист улыбнулся, снял фуражку, вытер рукавом пот - который крупными бисеринами выступил на его загорелом лбу.

  - Ты это. Не обижайся лейтенант. - Голос майора звучал виновато, примирительно. - Сам видишь, что вокруг творится. У меня ведь тоже нервы есть: и они у меня оголены до предела.

  - Бывает товарищ майор. - Семён Семёнович позволил себе расслабиться и тоже улыбнулся.

  - Слышь лейтенант, это твои орлы только что устроили немцам большой переполох у дороги.

  - Да, мои.

  - От чертяки! От молодцы! - Артиллерист, панибратски похлопав Щеглова по плечу, восхищённо покачал головой. - Лихо вы их! Орлы! Если бы у нас все так воевали...

   Потапчук не окончил своей фразы: он увидел старшину и Ивана выходящих из леса и на секунду замялся; в его взгляде промелькнули еле уловимые жёсткие искорки и он, переведя взгляд на лейтенанта, неожиданно поинтересовался:

  - Никого там не потеряли? После никого никуда не отсылали?

  - Никак нет: все целы и все здесь.

  - Это прекрасно, это прекрасно ... - Подытожил артиллерист о чём-то задумавшись.

   Ваня, выходя из леса первым, неотрывно смотрел на Майора, поэтому он заметил мимолётную метаморфозу в его взгляде, и это оставило в его душе неприятный осадок: -'У-у типичная штабная крыса. Считает себя намного выше солдат, которых не задумываясь пошлёт на верную и порою бессмысленную погибель‟. - но делиться своим неприятным умозаключением Иван ни с кем не стал.

  - ... Видел я ваш бой. - Снова оживился Потапчук. - С радостью понаблюдал за ним из лесу. Наблюдал и радовался - скольких вы фашистов накрошили в капусту. Ой многих...

   У Ивана как колокольчик в голове звякнул: - 'Как он мог узнать сколько погибло немцев, если из леса этого оценить невозможно. Этому как минимум мешают кузовные тэны‟.

   - О-у! Да вы никак успешно освоили оружие противника. - Восхищённо воскликнул долговязый боец пришедший с майором: на его чёрных петлицах была видна красная полоса с тремя треугольниками идущими после танковой эмблемы. - Я признаться уже тоже успел его изучить.

  - Ну, тогда браток, помоги нам его почистить. - Обрадовался Марк. - Мы ещё не так сильно освоились и никак не отважимся на его разборку.

   От слов Розенблюма, у старшего сержанта слегка подёрнулся на щеке нервный 'живчик‟: что снова не скрылось от Иванова взгляда. А сержант, как ни в чём не бывало присел у пулемёта и, параллельно давая пояснения, приступил к его чистке. Неизвестно сколько это заняло времени: Непомнящий не засекал, он всё время исподволь наблюдал за пришлыми - и они его всё сильнее беспокоили.

  - ... Вот смотри. - Объяснял майор лейтенанту, что-то показывая ему на трофейной карте. - Немцы идут так: здесь, здесь и вот здесь. Их задача охватив наши войска создать несколько котлов и уже в них нас уничтожать - каждого по отдельности. А вот здесь находится наш новый засекреченный аэродром, номер объекта сообщать не буду, только скажу что он расположен в Стригово - это Кобринский район. Знать так, на нём находятся наши новейшие самолёты и представители КБ их создавшие. Так уж получилось, что они учили технарей и лётный состав обращению с новой техникой да запозднились с убытием. Так вот, в нужный момент - когда на нашу страну напали немцы, на аэродроме совсем не было бензина, а позавчера топливо каким-то странным образом отправили не к нам, а под Лунинец. И пока его возвернут на аэродром, заправят самолёты, и вывезут на них особо ценных спецов и секретную тех. документацию, необходимо удерживать оборону на дальних подступах. А людей как ты понимаешь, у нас до безобразия мало - мы в окружении и каждый штык на счету.

  - Ясно.

  - Я как раз собираю в здешних местах разрозненные группы и ...

   Здесь уже чувство нависшей над небольшим отрядом опасности взвыло лютым зверем. С чего это майор разглашает военную тайну перед первым встречным? Иван - он же в ещё не наступившем прошлом Алексей, прекрасно помнил, что когда он учился в школе, его старый, вечно сутулящийся учитель истории Сергей Юрьевич Мясоедов, рассказывал на внеклассном занятии что в сорок первом году, немцы разведали расположение всех аэродромов и уничтожили их одними из первых. Пусть здесь другой - параллельный мир: но основные события не выходят за определённые исторические рамки и почему Гитлеровская клика должна здесь пренебречь немецким педантизмом в деле подготовки к войне. Еле сдерживаясь чтобы не сорваться на бег, он неспешно подошёл к Дзюбе и, стараясь не смотреть по сторонам - особенно на пришлых, поделился с ним своими опасениями: конечно утаив про свои знания о будущем. Тот выслушал его; ненадолго задумался - как будто чего-то вспоминая и проговорил:

  - Похоже здесь ты Ванюша прав. И каковы твои предложения.

  - Вы с Хватовым незаметно уходите в лес и занимаете позиции в том подлеске - держите этих гадов на прицеле. А я, как лейтенант освободится от этого майора, подхожу к нему и докладываю о своих наблюдениях. Далее - когда мы будем их задерживать, вы нас страхуете.

   Сказано - сделано. Первым в лесной поросли растворился Игнат: когда туда ушёл Григорий, Иван даже не успел заметить - хотя старался отследить и этот момент. Ну это и к лучшему, ничего не заметили и чужаки - несмотря на то, что они постоянно осматривались, как говорится: - 'Старались держать руку на пульсе событий‟. Проще говоря - стараясь всё делать незаметно, контролировали окружающую их обстановку.

   Они немного напряглись, когда Непомнящий подошёл к Щеглову и заговорил с ним. Долговязый старший сержант, вроде бы беспечно засунул руки в карманы своих широких галифе и с показной небрежностью побрёл к выбранной им точке. Другой крепыш с бычьей шеей борца - небрежно поправил свой ППД: в результате чего его стало удобнее скинуть с плеча и начать вести огонь. Заметив боковым зрением эти приготовления, и как будто случайные перемещения троицы в зоны у которых наиболее удобные сектора для ведения огня по поляне: молодой солдат молил бога, дабы ни у старшины, ни у Хватова не сдали нервы, и они не начали стрелять раньше условленного времени.

  - Товарищ лейтенант, тут относительно гостей, меня одолевают некоторые неприятные сомнения. - Заговорил Ваня непринуждённо глядя себе под ноги, и одновременно стараясь держать в поле бокового зрения как минимум двоих чужаков.

  - Знать не одного меня гложет это мерзкое ощущение. - Ответил Щеглов, исподволь покосившись на майора недобрым взглядом. - Обосновать свои догадки сможешь?

  - Первое. Мы из-за блужданий по сырому лесу чумазые как трубочисты и от нас разит лесной прелью и немытым телом. А они относительно чистые и без этого запашка: да и форма на них ещё не совсем обмята. - Подумав немного, Ваня пояснил. - Я после контузии, тоже в новое обмундирование был облачён: однако, оно уже таковым не выглядит. Второе. Когда 'танкист‟ показывал нашим пулемётчикам как обращаться с трофейными пулемётами: движения у него были отточенными - такое приходит только с опытом. Уже после перечисленного стоит задуматься. Третье. Как я случайно услышал: Майор Потапчук смело ходит с двумя бойцами по лесу и собирает окруженцев для обороны некого аэродрома - указывая куда им нужно двигаться. Уж больно это похоже на заманивание в заранее приготовленную засаду.

  - С чего такой вывод?

  - Можно вопрос? - Оживился Непомнящий. - Кого в армии больше сержантов или майоров?

  - Сержантов.

  - А вы будете рисковать майорами когда вам предстоит трудная оборона? - Зло сощурившись поинтересовался Непомнящий: и тут же сам и ответил. - Я нет. А вот если кого-то надо заманить в ловушку: то высокий чин подсадной утки - в самый раз. Так что, предлагаю для окончательной ясности проверить у Потапчука документы. А Григорий Иванович с Игнатом, будут нас страховать.

  - И что нам это даст. - Лейтенант уже всё понял: но, ему хотелось выслушать что скажет этот странный солдат, с его не менее загадочной амнезией.

   Иван в запале не уловил ироничную нотку: прозвучавшую в голосе его командира и он свою очередь, постарался как можно естественнее навести Щеглова на нужные выводы.

  - Ну, я думаю что там стоит посмотреть не переклеена ли фотокарточка; в порядке ли буквы на печатях: не пляшут ли они. Если документ фальшивый, то немцы могут для его изготовления использовать другие - не свойственные для наших материалы.

  - Я тебя понял.

   После этих слов Щеглов извлёк свою 'корочку‟ и внимательно изучил её, поочерёдно открывая каждую его страницу, и придирчивым взглядом осматривая каждую 'загогулину‟. Затем, спрятав её в нагрудный карман, подмигнул Ивану и бодрым голосом сказал:

  - Ну что Непомнящий, или там тебя по настоящему, пойдем, проверим нашего 'высокопоставленного‟ знакомца.

   На требование лейтенанта о предъявлении документов, майор отреагировал весьма спокойно и, соглашаясь с оправданностью таких мер предосторожности, добродушно пробубнил, небрежно протягивая своё удостоверение:

  - Ну да, конечно, конечно, понимаю: времена такие...

   Иван не заметил каким образом это произошло, однако оба спутника Потапчука - в подпружиненной готовности выросли по бокам: но не своего командира, а тех кто проверял у него документы. Отчего у солдата, от недобрых предчувствий нехорошо засосало под ложечкой. А у его командира увлёкшегося изучением предъявленного документа, вскоре во взгляде вспыхнула радостная искорка - он обнаружил то, чего искал.

  - Да это липа, а не нас....

   Договорить лейтенант не успел, стоящий рядом с ним лжесержант, с невероятной быстротой выхватил из кармана наган и выстрелил в упор. А Щеглов, осёкшись на полуслове, беспомощной куклой рухнул на землю. С незначительным запозданием слитным дуплетом прогремели два ружейных выстрела и оба головореза Потапчука упали где стояли: вооружённый ППД диверсант - к счастью Ивана не успел совершить не единого выстрела и, свалившись на траву несколько секунд хрипел и в предсмертной горячке сучил ногами, хватая как рыба ртом воздух. Этого Иван не видел, - не до того было. Только благодаря приобретённым многолетними тренировками рефлексам, как на учебном спарринге, он отреагировал на удар ноги фальшивого майора в область паха: и отведя 'крюком‟ удар в сторону; Ваня блокируясь левой рукой ринулся вперёд, и сделав хват, бросил противника лицом на землю. Далее, шёл добивающий удар ногой в рёбра лежащего и захват его ноги на удержание, с фиксацией её своим весом.

   Рядом - под самым ухом раздался истошный крик пулемётчика Марка:

  - Су...а! - Су...а! - Падаль! Ты командира... - В ритм этих выкриков он наносил удары прикладом трофейного MG, по голове того, кто не так давно представлялся майором.

   Оттащить Марка от диверсанта удалось не сразу: только после того, как измочаленная голова последнего, окончательно потеряла изначальную форму. Резко обмякший Розенблюм ещё с минуту сидел сотрясаясь всем телом в мелкой дрожи, а затем, свалившись на землю, схватился за голову и стал кататься по траве неистово воя: напоминая своим истошным рёвом раненного быка. У непомнящего вид забитого врага вызвал чувство мерзкой тошноты.

   Да, некоторым людям нелегко даётся навык в убийстве себе подобных, и также, им трудно привыкнуть к тому, что тот, кто сейчас стоит рядом с тобой: абсолютно здоровый - как говорится жить, да жить, в следующую секунду может упасть замертво и больше нечто на этом свете не вернёт его обратно.

   Дзюба и Сотник пытались привести в чувство ефрейтора Розенблюм, а остальные потерянно столпились вокруг и потерянно наблюдали как старшина, старался насильно влить Марку - которого удерживал Леонид, остатки спирта разбавленного водой. И только Иван, занялся неблагодарным, но столь необходимым делом: он извлёк из нагрудного кармана лейтенанта его удостоверение; без особого труда высвободил из его руки майорову фальшивку - решив осмотреть её позднее. Затем принялся за осмотр сидоров чужаков. Когда непомнящий закончил раскладывать содержимое вещмешков по траве, послышался возмущённый, немного дрожащий голос Якова:

  - Мародёр! Таким как ты нужно тёмную устраивать, или лучше расстреливать, чтобы неповадно было по чужим вещам лазать! Встать сволочь когда я с тобой разговариваю! ...

   На что Иван, приподняв бровь посмотрел на худощавого, светловолосого парня как волк на ягнёнка. И с нескрываемой, холодно - спокойной угрозой в голосе, процедил сквозь зубы:

  -Замолчи. Тоже мне праведник нашёлся.

  - Да я, тебя! - Возмущённый солдат замахнулся на Ивана.

  - Только рискни, только рыпнись.

   Не ожидавший такого ответа Кузнецов умолк, громко сглотнул: так что его огромный кадык заходил ходором. Осмотрелся вокруг, но не встретил в глазах своих товарищей поддержки. После чего вспомнил как необъяснимым образом, диверсант желая ударить Непомнящего ногой, сделал непонятный кульбит, и в завершение, сверху него оказался этот грозный красноармеец. После быстрого осмысления произошедшего, желание связываться с этим парнем: смотрящим исподлобья хищным взглядом испарилось само собой. А над поляной повисла гнетущая тишина.

  - Товарищ старшина, - также сухо проговорил Непомнящий, выждав пару секунд, - посмотрите сюда. Как вам такая картина маслом?

   Сказано так было ради проформы, - так как Григорий Иванович уже стоял рядом и с интересом смотрел на упорядоченно разложенные по траве вещи. Здесь были несколько упаковок пистолетных патронов, десяток гранат, три круглых алюминиевых жетона с непонятным знаком на каждом. Немного обособленно лежали продуктовые сух пайки, три фляги, бинты нитки с иголками, запасные портянки и четыре финских ножа...

  - Да-а-а. - Задумчиво и протяжно проговорил Дзюба. - Всё наше, ни единой немецкой вещи, по которой их можно привязать к вражеской армии, кроме этих уже известных нам кругляшек.

  - Ну, поди догадайся, если только по этим странным бляшкам: да и то, о них можно сказать что их нашли и взяли с собой из чистого любопытства.

  - А если наш скарб перешерстить - сплошные трофеи.

  - Будет ещё одна причина забить тревогу, если приблудится ещё кто-то с таким содержимым сидора. - Задумчиво проговорил Иван, подымаясь с колен.

   Все присутствующие на поляне красноармейцы, стоя на некотором удалении, внимательно смотрели на разложенные вещи и прислушивались к беседе старшины с неожиданно посуровевшим Непомнящим. Замолчал даже Марк, который одиноко сидел за спинами своих товарищей, потерянно смотрел на траву у своих ног и вытирал рукавом текущие ручьём слёзы. Может быть кто-то его за это осудит, однако не стоит зарекаться - слёзы бывает душат и тех, кто считает что он давно разучился плакать.

   А старшина, повинуясь своей выработанной жизнью привычке: - 'В хозяйстве всё пригодится а запас...‟. Сходил за своим вещмешком, поочерёдно поднял фляги; неспешно открывая крышки нюхал их содержимое и, плотно закрыв, прятал в недра заплечного мешка. Прихватив напоследок бинты и запасные портянки, он посмотрел на Якова.

  - Кузнецов, берёшь харч и отвечаешь за его сохранность головой. Патроны и ППД берёт на хранение Полторабатько. Гранаты и прочие имущество разберём меж собой.

  - И делаем это как можно быстрее. - До неузнаваемости изменившимся голосом заговорил Иван, вешая через плечо планшет, ранее принадлежащий лейтенанту: впрочем против этого никто не возмутился. - Неизвестно какие гости припрутся на выстрелы. Гончаров и Семченко, несёте лейтенанта, как отойдём на некоторое расстояние отсюда - похороним. С километр идём на северо-запад, прём как испуганные лоси - следим так чтобы даже слепой нашёл как мы отсюда драпали. Затем немного вернёмся и уже нежно, не оставляя ненужных отметин, направляемся на восток. Всем всё ясно?

   И снова никто не возражал.

  Глава 8

   Пауль Кальбель двадцати трёх летний, белокурый баварец с идеальным черепом и чертами лица, лежал вместе со своими людьми в засаде, и ругал на чём стоит свет Русских дикарей. Те никак не желали воевать по правилам - цивилизованно, этих азиатов: не желающих капитулировать даже в самой безнадёжной ситуации и совершающих бессмысленные самоубийственные атаки на доблестных солдат вермахта. Нет. Среди них было немало сдавшихся на милость победителя: встречались даже те, кто капитулировал не сделав не единого выстрела - этих недолюдей оберлейтенант попросту презирал; а упрямых, безумных фанатиков Сталина, ненавидел всеми фибрами своей истинно арийской души. Заодно офицер ругал последними словами местных назойливых комаров, которые мерзко пища, вились вокруг него и тщетно норовили прелесть под противомоскитную сетку закрывающую его лицо.

   Он снова вспоминал дорогу, по которой его охранная рота, откомандированная от двести восемьдесят шестой охранной дивизии, ехала к местечку со странным, тяжело произносимым названием Барановичи. Дорога казалась скучной и нескончаемой, единственным развлечением было наблюдать как длинными колоннами конвоировали грязных, оборванных, наспех перебинтованных военнопленных. Весельчак, балагур и вечно голодный унтерфельтфебель Гальдер, от нечего делать кинул по одной такой колоне обглоданную им кость, которую он до этого жадно смаковал - даже после погрузки в машину. Это были остатки порося которого они реквизировали у хозяев чисто выбеленной хаты, где они сегодня останавливались на ночёвку. Солдатам было смешно, когда после броска - кость ударила русского солдата по голове и эти псы сцепились друг с другом за обладание этим объедком⁷: а доблестные конвоиры - для наведения порядка стали от души охаживать этот скот прикладами. Однако избиваемые пленные Иваны исчезли в облаках дорожной пыли, и словесные остроты, отпускаемые по этому поводу очень быстро надоели, да быстро сошли на нет.

   Также вспомнилось и то, как через два часа после этого инцидента, были обстреляны обе машины идущие впереди. К великому прискорбью, от пулемётного огня аборигенов в них погибло, и было ранено немало воинов вермахта, а бандиты, подло, исподтишка напавшие на колонну, бесследно растворились в лесном массиве. Одно слово - дикари и повадки у них звериные.

   Леденящий душу страх появился немного позже: когда утихла стрельба, и Пауль вместе с товарищами по оружию вылез из кювета, где они пережидали внезапно начавшийся обстрел. Немного пройдя вдоль дороги, они увидели, что возле переднего колеса подбитого бронетранспортёра Sd Kfz 251, лежал черноволосый, молодой унтер-офицер, убитый точным попаданием пули в висок. Его остекленевший взгляд смотрел в пустоту, и сквозь корчившегося от боли обер-ефрейтора. Раненный бедолага выгибался всем телом, истошно выл, а разорванное на спине обмундирование было чем-то густо перемазано.

   Когда Пауль и Гюнтер прижали ефрейтора - зафиксировав его, дабы медик мог его осмотреть и оказать первую помощь: то испытал настоящий шок, а задравший куртку раненого санитар, грязно выругался и, продолжая цедить сквозь зубы проклятья, приступил к обработке страшной раны, она глубокой бороздой пролегала почти через всю спину воина. Прошедшая по касательной пуля оставила ужасный след: она как консервным ножом вскрыла кожу и пропахала мягкие ткани - до самых костей. За всем этим наблюдал сидевший на корточках панцершутце⁸: его подбородок сильно дрожал, бледное как мел лицо было скованно маской ужаса.

   Как оказалось, раненым был водитель всё ещё урчащего не выключенным двигателем тягача, к которому перед самым нападением вероломных коммунистов, ремонтники цепляли повреждённый БТР. А молодой панцершутце, которого они немного позднее умудрились вернуть в реальный мир со всхлипами рассказывал:

  - Нас подбили ещё пару дней назад. Эти унтерменши устроили нам засаду. Первым пушечным выстрелом они подбили нашу головную машину: мы не загорелись только благодаря счастливому исключению. - Стрелок кивнул на БТР. - Затем: после второго выстрела, вспыхнул замыкающий Опель. А после, заполыхал ещё один. ... Наши ветераны говорят, что в Европе с таким оголтелым фанатизмом мы не сталкивались.

   У парня после пережитого, и пары предложенных ему Гальдером стаканов местного аналога шнапса, потекли слёзы, а на щеках выступил яркий румянец и развязался язык. Найдя благодарные уши, он рассказывал всё о первом и втором бое.

  - Не знаю, чем бы всё закончилось, не появись здесь несколько танков из сорок шестого моторизованного корпуса, Иваны бы разбили всю нашу колонну вдрызг. Но и у наших бравых танкистов, не обошлось без потерь - погиб: точнее заживо сгорел один экипаж Pz-III - вместе со своей машиной...

  - И что, эти Русские ушли? - Поинтересовался рябой Гюнтер, опасливо покосившись в сторону брошенной пушки, грозно глазеющей из леса чёрным оком своего ствола.

   Захмелевший стрелок БТРа, услышав этот вопрос, замахал головой и руками как будто отмахивался от назойливых мух.

  - Нет-нет, что вы. Пара наших танков съехав с дороги расстреляли их осколочными снарядами, и добили из пулемётов. Затем и нас подняли в атаку для зачистки леса. Мы не встретив сопротивления добежали до него, и добили двух оставшихся в живых Иванов; заодно забрали всё их оружие, а командовавший атакой лейтенант, снял с русской пушки замок, и прицел. Все эти трофеи до сих пор лежат в нашем бронетранспортёре.

   Все слушатели дружно посмотрели на БТР, в направлении которого рассказчик немного неуверенно махнул рукой, но в недра Бронетранспортёра никто не заглянул. А боец, судорожно подёрнув плечами - как будто по его спине ползла мерзкая букашка, и продолжил свой сбивчивый рассказ:

  - А меня значит, сегодня вместе с ремонтниками отправили забрать наше имущество подлежащее ремонту: меня и Этриха Мецгера. В тот день БТР отбуксировать к ремонтникам не получилось - не было подходящего тягача. Да и наш офицер поначалу оценил нашу машину как безвозвратно потерянную, поэтому и бросили. - Солдат судорожно сглотнув, указал на тело, лежащее на противоположной стороне дороги. - А наш полковник узнав об этом, возмутился и всё равно велел прибуксировать технику: мол снимем с него всё что может пригодиться. А когда мы сегодня вернулись и почти закончили всю подготовку к буксировке, эти варвары снова открыли по нам огонь. Нашего унтер-офицера убили первым же выстрелом - он даже слова сказать не успел. А по ту сторону Sd.Kfz.9⁹, лежит прошитый пулемётной очередью помощник водителя и ещё один неизвестный мне стрелок. Я чудом не был ранен или убит, а вот спину водителя на моих глазах пулей вспороло: она так мерзко вжикнула....

  - Оберлейтенант, почему вы позволяете своим подчинённым, вести такие панические разговоры?

   Перевязка уже окончилась, раненый водитель тягача после укола морфия успокоился и пребывал в полузабытьи; а остальные, слушали опьяневшего панцершутце. И неожиданный окрик, прозвучавший из остановившейся неподалёку машины, заставил вздрогнуть всех. В паре метров от них стоял Штовер Р-200 и с его заднего сидения на оберлейтенанта Кальбеля смотрел седовласый гауптман в полевой форме. Его тонкие губы были плотно сжаты, а холодные серые глаза бесстрастно буравили вытянувшегося перед ним по струнке офицера.

  - Оберлейтенант Пауль Кальбель, двести восемьдесят шестая охранная дивизия. Мы здесь оказывали помощь тяжелораненому! - Оправдываясь отчеканил Пауль. - А этот стрелок, так он в шоке - он единственный кто выжил из всей ремонтной команды посланной сюда.

  - Хорошо. - Ответил офицер, чей вид вызвал замешательство и оторопь у всех солдат стоявших перед ним. - Вижу, помощь раненому вы уже оказали. Сейчас вы и ваши солдаты поступаете в моё распоряжение.

  - Господин гауптман, это не возможно у меня приказ двигаться в Ба-ра-новыши. - Оберлейтенант - с трудом выговорил название конечного пункта его движения.

  - Нет! - Сухо и жёстко: как отрубил, возразил офицер сидевший в камуфлированном вездеходе. - Чтобы выловить тех опасных бандитов, мне нужны люди, но я не могу снять с марша не единого боевого подразделения: они как воздух необходимы наступающим войскам. А небольшая задержка вашего подразделения не принесёт фронту никакой беды. Тем более мне понадобитесь вы и один из ваших взводов: остальные могут двигаться к месту назначения самостоятельно.

   Видя что Пауль собирается чего-то возразить, гауптман резко вскинул руку и немного повысив голос продолжил:

  - В сложившейся обстановке, я, как старший по званию, беру вас в своё временное подчинение! Пять минут вам на отбор взвода бойцов и его погрузку: затем выдвигаемся!

   Уже позднее - когда Пауль прибыл на место и расположил своих людей в засаде, он узнал что трое бойцов гауптмана, в скором времени должны привести сюда напавших на его колонну Русских окруженцев. И его задача заключалась в их полном уничтожении - за исключением бойцов гауптмана.

   Устроивший эту засаду офицер, не счёл нужным информировать рекрутированного им оберлейтенанта, что ушедшая вдогон за красными группа это никто иные как бойцы прославленного Бранденбурга - которые должны были через сутки быть заброшены во вражеский тыл. И чтобы одежда успела хоть немного пообмяться по фигуре, они были экипированы соответственно предстоящему заданию и в данный момент направлялись на аэродром. А увидев последствия вероломной засады: для недопущения дальнейших потерь среди маршевых войск, воины добровольно вызвались обезвредить наглых недобитков. Благо, время позволяло это сделать.

  - Отто, - если это будет возможно, мы сами уничтожим этих коммуняк. - По привычке немного фамильярничая, говорил Карл. - А ты, на всякий случай устрой здесь засаду.

   После этих слов, он ненадолго углубился в изучение карты и указал на ней выбранное им место.

  - Мы под каким-либо предлогом пошлём их сюда, или на крайний случай приведём: а скорее всего сами туда явимся и доложим о полном уничтожении этих опасных варваров. ...

   А сейчас, тягуче - невыносимо медленно ползло время. Давно истёк указанный час встречи, а на поляну никто не выходил. Пауль нервно откидывал, то снова убирал приклад своего МР-40: его он подобрал ещё на дороге, где 'костром‟ складывали оружие и разгрузку погибших солдат. Оберлейтенант успел заметить одобрительный взгляд гауптмана, и оборвать начавшего было возмущаться по этому поводу вояку: по виду и манерам, из-за строптивого характера засидевшегося в категории манншафтен.

  - Отчётность у тебя видите ли! - Зло накричал он на штабс-ефрейтора, подбирая к пистолету-пулемёту пару подсумков с магазинами. - А мне предстоит бой в лесу: и там это оружие будет нужнее твоей бухгалтерии!

   Это не возымело на штабс-ефрейтора никакого действия. Однако после того как гауптман предъявил скандалисту какой-то документ, и тихо что-то сказал - то штабс-ефрейтор переменился лицом, стал заискивающе улыбаться, а сводный взвод даже довооружили неизвестно откуда взявшимися трофейными пистолетами пулемётами советского образца.

   Вечерело. И в лесу стало заметно прохладнее.

   - Оберлейтенант, поднимайте своих людей. - Не очень громко, но властно прозвучал голос гауптмана. - Выставляем дозоры и скрытно разбиваем лагерь.

  - А как же жидо-коммунисты? Вдруг вскорости сюда заявятся комиссарские недобитки, - когда нас здесь не будет?

   Миллер ничего не ответил, но он прекрасно помнил, что у него с Карлом было оговорено: несмотря ни на что, в контрольной точке он должен быть не позднее 20 ᴼᴼ. Условленный час давно миновал, а группа так и не появилась. Делиться с малознакомым офицером своими опасениями не хотелось - и всё тут. А скорбные предчувствия всё сильнее и сильнее бередили казалось бы давно задубевшую душу, но Отто гнал их: придумывая разнообразные причины, по которым его старый друг - ещё по членству в СА, мог задержаться. Хотя он сам себя тут же поправлял: - 'Карл до жути пунктуальный человек. И если он до сих пор не явился: знать случилась непоправимая беда‟. И только усилия воли и выработанная годами самодисциплина не позволили ему немедленно кинуться на поиски пропавшей группы. Так что, короткая летняя ночь растянулась в бессонную вечность. А к полудню...

   То, что предстало перед глазами Миллера, было ужасно. Его самый опытный подчинённый, он же и лучший друг лежал на поляне вместе с двумя своими товарищами. Зиберт и Ланге были убиты выстрелом в спину, а на Гофмана варвары пожалели патрон - жестоко забили прикладами.

  - Прав фюрер: славянская кровь должна быть полностью стёрта с лица земли. Всего несколько лет - ещё подростком мой боевой друг прожил в Советской России: а заразился их бесшабашностью и диким азартом. Да и я хорош - потакал ему в этом безумии. Не прощу. - Стиснув зубы процедил Миллер и с каменным лицом, не поворачиваясь к оберлейтенанту Кальбелю, проговорил. - Выдели людей, пусть отнесут тела к дороге и проконтролируют, чтобы их похоронили на военном кладбище со всеми подобающими им почестями.

   Он извлёк из полевого планшета три листа бумаги и что-то на них написал, после чего вложил по одному в нагрудные карманы убитых.

  - Здесь все их данные и куда нужно сообщить об их гибели. - Пояснил он заметив вопрошающий взгляд Пауля.

   Гауптман ничем не выказывал бушующую в его душе ярость. Просто стоял и смотрел, как тела его подчинённых уложили на три палатки и понесли к дороге. Только во взгляде горели бешённые огоньки, играли желваки - грозя стереть зубы в труху и до хруста сжались кулаки. Когда за удаляющейся траурной группой стихли последние шумы: Отто окинул тяжёлым, налившимся кровью взглядом всех оставшихся с ним бойцов, заглядывая им в самую душу стоявшего перед ним солдата и указав рукой в направлении куда предположительно ушли окруженцы заговорил:

  - Там враг. Это дикий и непредсказуемый противник. И если вы хотите жить, то стреляйте в любого кого повстречаете. Ребёнок ли то, или женщина, - они всё равно заражены неизлечимой жидо-коммунистической идеологией. Вы все видели как они убили наших товарищей - подло, бессмысленно и жестоко...

   Гауптман говорил недолго, после чего построил людей в цепь и, несмотря на малочисленность его группы, пошёл по следу оставленному бежавшим врагом. Метров через сто, повинуясь жестам Миллера, отряду пришлось остановиться, залечь или притаиться за деревьями - впереди кто-то спешно шёл не разбирая дороги, и поэтому сильно шумел. Судя по доносившимся звукам, идущих было много. Вскоре между деревьями появились первые русские солдаты идущие в головном дозоре. Они беспечно шли: даже не держа оружие наизготовку, и растерянно замерли когда услышали команду:

  - Внимание! Огонь!

   Трое красноармейцев, услышав непонятную для них речь, замерли и после дружного залпа упали как подкошенные, в лесу послышались крики и наперекор логике, Русские с криками Ура, кинулись в атаку. Они не стреляли, а только исступлённо крича, старались сблизиться на расстояние клинча.

   Пауль замешкался на пару секунд и только после первых выстрелов - немного запоздало выглянул из-за дерева: он увидел русоволосого солдата бегущего на него. Голова коммуниста была прижата к плечам, рот перекосило в диком крике, впалые серые глаза смотрели с усталым, пустым безразличием: а четырёхгранный штык его винтовки нетерпеливо подрагивал в ожидании встречи с живой плотью. оберлейтенант, не целясь дал короткую очередь, и голова бегущего варвара раскололась как перезрелый арбуз. Поразившись достигнутым эффектом, оберлейтенант спрятался за ствол и дрожащей рукой отстегнул магазин МР: пули оказались обыкновенными. Раздражённый окрик Гауптмана вывел из растерянного оцепенения и Пауль, пристегнув магазин продолжил бой, который для него слился в лишённую смысла мешанину. Обезумевшие красные с упорством обречённых атаковали и к несчастью иногда достигали цели: замешкавшегося стрелка Беккера, вражеский солдат с силой ударил малой сапёрной лопаткой по шее - голова круглощёкого сына пекаря пала под ноги победителя. Которого через мгновение, кто-то сразил короткой очередью.

   Уже позднее, - после беглого обыска тел убитых, стало известно почему Иваны не стреляли: у этих безумных фанатиков помимо нехватки ружей не было патронов. И вместо разумной для такой ситуации капитуляции, они решили погибнуть в безнадёжно проигрышном бою - унтерменши и этим всё сказано.

   Сводный взвод оберлейтенанта Кальбеля, в этом боестолкновении тоже понёс потери: помимо Беккера погиб ротный весельчак унтерфельтфебель Гальдер - его также сразили отточенной лопаткой, стесав ею большую часть лица. Рядом с телом унтерфельтфебеля, сидел нездорово улыбающийся Ролан Шнайдер: его глаза светились горячечным весельем и он мерно раскачивался, держал изуродованного убитого за остывающую руку, и напивал неприятным голосом 'проглатывая‟ слова:

  Все взгляды устремлены на нас,

  Расположились мы на отдых, ...

  Мечтали мы...,

  Быть сильными ...

  ... на завтра...

  - О святая Мария,... Ролан, прекрати выть! - Не выдержав бессвязного, до жути не мелодичного пения, возмутился старший стрелок Кляйн: единственный кто из обстрелянных бойцов носил на рукаве четырёхугольную звёздочку.

   Но на замечание высоченного - в противоположность своей фамилии солдата, Ролан только поднёс к своим губам палец и тихо, как ребёнок собирающийся по примеру взрослых поучать сверстников проговорил:

  - Тихо, не мешай. Неужели не видишь что Гальдер спит. Он так устал, что на нём даже лица нет.

  - Да. Отвоевался твой боец - не мудрено коль на его глазах боевой товарищ принял такую жуткую смерть. Признаюсь честно, в цивилизованной Европе такого ужаса не было. - Голос стоявшего за спиною Пауля гауптмана, на удивление звучал спокойно и с явно ощутимыми нотками сожаления. - Так что, собирай своих людей оберлейтенант, и отходим к дороге. Здесь мы больше никого не найдём.

  Глава 9

   Снова прошиб холодный пот и неприятный озноб: Непомнящий открыл глаза, и долго всматривался в безмолвствующую тишь леса. Как он устал от одного и того же сна, неизменно преследующего его после первого боя. Ежесуточно он нанизывает фрица на штык винтовки, тот хватается за него мёртвой хваткой, и никак не желает его отпускать - как и было в том бою. Только во сне немец смотрит в глаза своего убийцы, и мёртвым - стеклянным взглядом вопрошает: - 'За что‟?

  - Достал сволочуга, и чего тебе в земле не лежится? - С раздражением подумал молодой человек, прогоняя последние остатки неприятного сна.

   Заметив пробуждение Ивана, и подловив момент, когда тот посмотрит в его сторону, старшина вяло поманил его к себе рукой. Дождавшись когда он подойдёт и присядет рядом, Григорий Иванович дружески подмигнул бойцу - хотя впалые глаза несмотря на его старания выказывали сильную усталость.

  - Ты это чего перед пробуждением снова так зубами скрежетал?

  - Зуб на Гитлера точу. - Огрызнулся Иван.

  - Это дело хорошее, только смотри не перестарайся: иначе придёт время в его поганую глотку вцепиться, а у тебя вместо клыков одни пеньки останутся.

  - Ему же хуже: дольше грызть буду. - Иван на секунду задумался и с небольшим ехидством уточнил. - Хотя нет Григорий Иванович, не буду я его на зуб брать. Доктора не советуют всякую мерзость в рот тащить: я одену резиновые перчатки - и утоплю его в самом вонючем нужнике.

   Бойцы дневавшие поодаль на лапнике, засмеялись а Марк, приподнявшись, опираясь на локти сквозь смех поинтересовался:

  - А перчатки зачем? Неужто брезгуешь?

  - Нет. Просто не желаю этим г. замараться.

   Несмотря на то, что шутки были грубыми - топорными, новый взрыв хохота разнёсся по лесу, а старшина, с трудом сдерживая рвущийся наружу смех, пробурчал:

  - Хватит ржать как кони - иначе лешака разбудите. Лучше вот, взвара попейте. Покуда вы дрыхли, я кое-чего по округе насобирал.

  -Товарищ старшина, а картошечка с хлебцем остались? - Немного морщась, поинтересовался Петренко.

  - Немного осталась, голубь ты мой сизокрылый. А зараз, мы все только похлебаем моего взварчика, да по лесу потопаем - для лучшего нагула аппетиту. А когда придёт время, тоды я вас всех и кортоплей, и хлебцем в досыт попотчую.

   Отряд из десяти бойцов уже давно съел почти все трофейные продукты. Только хозяйственный старшина придерживал на НЗ пару банок консервированных сосисок, да завёрнутые в расшитый платок десяток печёных картофелин, и небольшой ломоть хлеба. Вчера они были возле одной из деревень: так ходивший в разведку Хватов принёс из селения этот спешно собранный узелок.

  - Представляешь Ваня, - возмущённо рассказывал Игнат, машинально разглаживая своей огромной мозолистой ладонью, коротко стриженые волосы на голове, - подхожу я значит к ближней от леса хате. А хозяйка то, как только выглянула на стук, да как увидела меня, так сразу и запричитала: - 'Иди мил человек отсюда, нечего тебе на мой двор беду кликать. Иди отсель служивый подобру-поздорову: немцы пообещали строго наказывать тех, кто будет окруженцев привечать‟. - И от карга´ старая, представляешь, со стуком захлопнула перед моим носом дверь - за малым ею мой лоб не расшибла. Зато в другом доме чернявая молодка как меня завидела, так в раз пустила бабью горючую слезу, запричитала что-то малопонятной скороговоркой - мол подожди касатик, и вот какой узелок снеди¹ᴼ вынесла. А так, в деревеньке немцев нет. Эти гады на днях здесь побывали: застращали народ; пограбили по дворам; назначили из местных старосту и убыли с награбленной провизией восвояси.

   Несмотря ни на что, небольшому отряду везло. Они не натыкались на засады или крупные патрули - поэтому больше не несли потерь. Правда несколько раз устраивали обстрел немецких маршевых колонн: старшина отстреливал офицеров, и мощных коней, везущих на телегах боеприпасы. Как он говорил: - 'Коней то оно конечно жаль, но чем дольше немчура будет вести до своих позиций обоз, тем легче нашему солдату держать оборону‟. - В этом его поддерживали все бойцы, но по общему уговору, вели огонь недолго и начинали отход ещё до того, как враг успевал опомниться. Поэтому носимый с собой боезапас быстро таял, а пополнять его было неоткуда. По этой же причине - расстреляв всё до железки, были разобраны и раскиданы по лесу оба немецких пулемёта. А отряд всё шёл и шёл к Черемхе - точнее по независимым от бойцов причинам уже просто на восток. Приходилось постоянно искать обходные пути то из-за блокпостов, или ещё чего либо, неизменно отклоняясь южнее.

   После очередного изматывающего ночного перехода, - когда подираясь через непроглядный подлесок приходилось постоянно прислушиваться, не слышна ли поблизости иноземная речь, замирая при малейшем подозрительном звуке: люди еле передвигая ноги вышли к опушке леса, и болота, где и собирались остановиться на днёвку. Солнце уже давно взошло на небосклон - его лучи обильно проходили через редкие кроны тонкоствольных деревьев: здесь поблизости от топи, все деревца были хилыми и в обилии валялся трухлявый валежник. Старшина только закончил давать распоряжения своим подчинённым и, чавкая по сырой земле своими - некогда щеголеватыми, а сейчас раскисшими, и потерявшими форму сапогами, отмахиваясь подошёл к Непомнящему. Который как его самый прилежный ученик, нарубил лапник, и постелив поверх него трофейную накидку уселся на получившуюся 'перину‟, старательно изучая карту.

  - Ну что Ванюша, а сейчас удалось вычислить наше местоположение?

   Иван, не отрываясь от уже изрядно потёртого листа, рассеяно кивнул и, как будто отвлёкшись от недобрых мыслей, посмотрел на Дзюбу:

  - Найти то нашёл - привязался по недавно пройдённой развилке, оврагу и этому болоту: да только выходит, что мы сильно отклонились от намеченной цели. И ещё, обрати внимание, какая тишина ни единого отголоска боевых действий.

   Как будто в опровержение его слов, неподалёку прозвучала относительно долгая череда сильно приглушённых лесом винтовочных выстрелов. Все кто ещё не успел устроить себе лежак для сна, всполошились и повернулись в направлении, откуда прозвучали эти оружейные хлопки. Встрепенулись и двое счастливчиков успевших смежить веки.

  - Что, где то рядом стреляли? - До конца не высвободившись от чар послесонья, пробубнил Игнат: по недавно приобретённой всеми привычке беря винтовку наизготовку ещё до того, как успел осознать что к чему.

   Не думая ни о чём, скорее всего повинуясь эмоциям, или ещё чему либо, Иван поднялся со своего лежака, сложил изучаемую им карту, спрятав её в полевой планшет; быстро скрутил накидку - спрятав её в свой опустевший сидор; подхватил свою мосинку, снял её с предохранителя и коротко 'бросил‟ - обращаясь сразу ко всем:

  - За мной! Живо!

   Люди привыкли что последних несколько дней именно Непомнящий выбирает и указывает куда и когда идти - Григорий Иванович самоустранился от этого, мотивируя это тем, что он не может читать написанные на чужом языке названия населённых пунктов, и рек. Да и вообще, редко перечил Непомнящему - и то, делал это так чтобы не слышали другие бойцы. Поэтому Ивану повиновались все.

   На окраину леса где хозяйничали оккупанты пробирались с большой осторожностью. И то, что из-за деревьев увидели бойцы, вызвало у всех шок: на мощной ветке одиноко стоящей возле леса берёзы, низкорослый, худощавый немец забравшись на толстый и длинный сук, и привязывал вторую петлю. В первой уже покачивалась короткостриженая девушка: её чёрные кудри трепал ленивый ветерок, шея была неестественно вытянута, а голова имела неестественный наклон. Некогда красивое молодое лицо потемнело, отекло, и как показалось Ивану, из покрасневших от прильнувшей крови глаз, продолжали катиться слёзы. Повешенная была одета в гимнастёрку и полевые галифе - сапоги и ремень отсутствовали.

   Почти под привязываемой к дереву второй петлёй, стояла ещё одна приговорённая к казни девчонка, - которая несмотря на связанные за спиной руки, старалась держаться гордо и независимо, её немного округлое личико со следами свежих побоев, и большие серые глаза, выражали полное презрение, и неизмеримую ненависть к своим палачам. Которые почему-то решили что определение комбатанта на вешаемых ими людей не распространяется. Этими не людьми, забывшими про Гаагскую конвенцию, были один щеголеватый офицер и два долговязых унтера без портупеи: которые топтались немного поодаль от ожидавшей казни девушки, весело смеялись, указывали на уже казнённую ими советскую военнослужащую, и что-то громко обсуждали на своём лающем языке.

   Левее этой группы палачей - почти рядом с бойцами наблюдающими за этим безобразием из зарослей молодого подлеска, была пулемётная точка. Её расчёт, временами косясь любопытствующими взглядами в сторону берёзы, держал под прицелом группу состоящую из двух красноармейцев без ремней и пяти разномастно одетых гражданских. Пленные солдаты аккуратно изымали из земли мины. Ползая вокруг двух подбитых БТР и одного маленького пулемётного танка, а мужички опасливо относили их в сторону и складывали в кучу. Каждый раз, перед тем как взять очередную 'коробку‟, они истово крестились, а поднимая её с земли, на мгновенье затаивали дыхание и зажмуривали глаза.

   Как заметил Дзюба, здесь работала немецкая трофейная команда. Только откуда среди них появились советские военнопленные и местные жители, он не мог понять. А раздумывать по этому поводу, не было времени.

  - Григорий, надо сперва взять в ножи пулемётчиков, а затем мы и остальных положим. Я тех, кто решил, что может безнаказанно вешать наших девчат, а ты и Розенблюм, исполосуйте из захваченного пулемёта тех, кто охраняет собранное вооружение и стережёт сапёрную команду - Тихо, на самое ухо прошептал Непомнящий.

   Дзюба, соглашаясь кивнул, настоятельно всунул в руки Ивану свою винтовку и жестами объяснил залёгшему неподалёку Марику, что тот по сигналу бежит с ним к пулемёту и открывает из него огонь по скоплению отдыхающих немцев. А затем, немного привстал и, вжик - вжик: мастерски метнул две финки в спины пулемётчиков. После чего рванул как будто его толкнула освобождённая от давления пружина и побежал к осиротевшему MG. На счастье, их наглую перебежку никто из фашистов не заметил.

   Выждав, когда старшина и Розенблюм займут места за захваченным пулемётом и изготовятся к стрельбе, Иван плавно нажал на спуск любимого Дзюбиного СВТ. Пах - пах - пах- пах - почти без интервала отстрелялся Непомнящий. Отчётливо был слышен только первый его выстрел, остальные утонули в разразившемся пулемётном стрёкоте: а палачи - любители, по-видимому, не имеющие боевого опыта - растерялись, засуетились, так в метаниях, один за другим и полегли возле многострадальной берёзы. Также, рядом со своими палачами лежала и спасённая девушка. В пользу того что она жива говорило то, что она несмотря на связанные руки старалась отползти подальше от своих мучителей. Также залегли, но не шевелились и немецкие помощники.

   Станковый MG, замолчал также неожиданно как и начал работать, а старшина, выхватив из кобуры свой ТТ жутко воя, помчался к тем, кто помогал фашистам снимать минное заграждение. А Иван, заподозрив в этих действиях боевого товарища неладное, побежал за ним следом. К слову будет сказано, что его опасения красноречиво подтвердились после того, как Григорий Иванович с разбегу пхнул ногой первого же лежащего на земле солдата и начал его избивать, вопя во всю глотку самые грязные ругательства.

  - Встать сволочи .... Эти мрази, на ваших глазах советских девчонок вешают, а вы ... этим временем для этих фашистов минные поля снимаете?! Убью ...! Молитесь гады! ...

   Оба солдата, и мужики были подавлены таким напором, и концентрацией агрессии, которую на них выплеснул старшина. Было жутко видеть, как взрослые мужчины испуганно жались к земле, а избиваемый солдат тщетно закрывался от побоев руками, только тихо постанывал когда сапог Дзюбы с размаху, с глухим звуком врезался в его тело.

  Но видимо Григорию этого показалось мало и он, направив на солдата свой пистолет выкрикнул:

  - Встать сволочи! Коли стали иудами, то хоть сумейте принять смерть стоя - как положено мужчинам!

  - Отставить, старшина! - Сам удивляясь своей наглости: скомандовал подбежавший следом за Григорием Иван.

   К счастью лежащих на земле людей, старшина не открыл стрельбы, а всего лишь переводя пистолет с одного несчастного на другого, не оборачиваясь, поинтересовался:

  - Ваня, а скажи ка мне братушка, почему я должен этих врагов народа жалеть?! Они надысь были бойцами РККА и советскими гражданами: а зараз ворогу помогають!

   Не зная что ответить на этот казалось простой вопрос, Непомнящий окинул взглядом людей которые с мольбой о пощаде смотрели на него: как на единственного человека решившего за них вступиться. Затем он осмотрелся по сторонам и, увидел аккуратные рядки извлечённых из земли мин, чему-то улыбнулся, с облегчением выдохнул, и указывая рукой на мины заговорил:

  - Смотри сколько у нас 'добра‟: а вокруг немцы и дороги, те по которым эта сволота идёт как будто у себя дома. После чего ответь. Кто из нашего отряда умеет этим имуществом пользоваться? А?

   Дзюба презрительно посмотрел на униженно лежащих у его ног сапёров, затем на уже извлечённые ими мины. И как-то слишком быстро для человека несколько секунд назад охваченного неудержимой, кипучей яростью, проговорил абсолютно спокойным голосом:

  - Так и быть - пусть пока поживут. Но смотри Иван Иванович, я за ними буду приглядывать: если что, патрона ни на кого не пожалею. А что с этими будем делать? - Старшина кивнул в сторону замазанных землёй мужичков, двое из которых - самые молодые и похожие друг на друга как братья, беззвучно плакали, содрогаясь всем телом.

   Снова возникла небольшая заминка вызванная напряжёнными раздумьями. Ивану настолько не хотелось новых смертей, - от которых он уже успел порядком устать, что он лихорадочно перебирал разные варианты относительно пользы от сохранения жизни этих мужичков. В итоге он решил остановиться на том варианте, который первым пришёл ему на ум:

  - Мы с тобою незнаем, каким образом эти люди здесь оказались. Вдруг их неволили? Да и пока мы будем здесь вести дорожную битву: нам нужна будет провизия, да и в рядом расположенных деревнях лишние глаза, и уши не помешают. Вот и начнём прямо сейчас с местным населением контакты налаживать.

  - Да мы сюда не немцам помогать пришли. - Затараторил скороговоркой пожилой мужичок, чья чёрная с проседью окладистая борода начинала свой рост чуть ли не возле глубоко посаженных карих глаз. - Поверьте братцы. Здесь только что бои прошли, да и вы: тобишь РККА ушли - оставив нас на произвол судьбы, а оружие и боеприпасы остались на поле боя. Ну, мы и это... решили его подобрать да схоронить. Мало ли что. Вот хотя бы для охоты на зверя пригодится - когда он снова вернётся. Или если немцы сильно залютуют. Будет чем им ответить.

  - И ты им веришь? - Шёпотом - чтобы слышал только Иван, поинтересовался старшина, по-прежнему держа под прицелом своего ТТ лежащих перед ним людей.

  - А у нас другого выбора нет. Без поддержки местных, мы быстро с голоду подохнем. - Также тихо ответил Непомнящий.

  - И что ты предлагаешь?

  - Пусть помогут собрать всё необходимое для нас, да сделать надёжные схороны - это у них намного лучше чем у нас получится. А в плату за услуги пусть заберут часть винтовок с боеприпасом да инструмент, который здесь найдут. Словом всё что может пригодится в их хозяйстве.

  - Только после того, как я лично отберу все, что может нам понадобиться. - Уточнил Дзюба: не сильно довольный тем, что придётся отдавать часть имущества, которое он уже считал своим.

  - Разумеется.

   Селяне и сапёры, всё-таки услышавшие эти переговоры, начали успокаиваться, заулыбались, в глазах у людей которые недавно прощались с жизнью, затеплилась надежда: а один из молодых мужичков тихо и немного заискивающе залепетал:

  - Спаси вас господь дядечки. Мы что, да мы вам с превеликой радостью поможем - даже с очень превеликой радостью.... Поверьте, я то всей душой за советскую власть..., а у меня дома ждёт молодая жинка, детки малые, их кормить надобно....

   Смотря на всё ещё боявшихся встать людей и поняв, что Дзюба никого убивать не будет. Да и заподозрив, что помимо своей воли стал участником не очень приятного 'спектакля‟ устроенного старшиной для воспитания сапёров и местных мужиков, Иван подумал:

  - А как Григорий Иванович собирался выкручиваться, если б я не помчался заступаться за этих несчастных. А кинься я к примеру к спасённой от казни девчонке, которую фашисты как раз собирались повесить. Стоп. А как она...

   Ругая себя за то, что позабыл о военнослужащей, а девушка может нуждаться в неотложной помощи, Непомнящий оглянулся: устремив взгляд к берёзе, и выдохнул с чувством большого облегчения. Она стояла и немного отрешённо наблюдала за тем как Григорий и Иван решали судьбу отбитых ими у немцев людей. А они были настолько окрылены лёгкой победой, что никто из них не задумался, почему по крупной автодороге не идут немецкие колонны, и как так вышло, что на устроенную ими стрельбу никто не отреагировал...

  Глава 10

   Настасья Смирнова впервые увидела что такое война: нет, теоретически она знала про неё многое и считала что она ко всему готова. Однако в действительности это оказалась намного страшнее и ужасней чем она могла себе представить. По своей молодой горячности она не оробела даже тогда, когда комбат отбирал добровольцев, которые должны были выйти вперёд и самостоятельно удерживать рубеж на стратегически важной дороге ведущей к переправе через Щару. Вдобавок к тому, она потратила много времени и нервов, убеждая его в необходимости её присутствия в штате этой сводной роты: как заклинание твердила о 'золотом часе‟, про её долг как медика и прочее, прочее, прочее. В конце концов, Фёдор Семёнович пробубнил что-то вроде того, что никогда не простит себе этого решения - но вынужден уступить её настойчивости.

   И вот они прибыли на выбранный рубеж, после чего потекли дни томительного ожидания, временами высоко над их головами летали немецкие самолёты - которые казалось не обращали внимания на окапывающееся советское подразделение. Тем временем где-то вдали зловеще грохотала канонада, а солдаты всё сильнее и сильнее вгрызались в землю, копая и укрепляя разветвлённую систему траншей. Веснушчатый, с девичьим лицом старший лейтенант Любушкин, строго контролировал эту подготовку, заодно рекрутировал бойцов - группами выходящих на их позиции. Была среди подошедших людей и коротко стриженная молодая Еврейка Кац Фаина Иосифовна, - по образованию она была врачом и практически без уговоров согласилась остаться для оказания посильной помощи. Солдаты, смекнув что новой врачице будет неудобно перемещаться по позициям в лёгком ситцевом платьице, сразу кинули клич, и умудрились собрать ей комплект формы красноармейца: единственное что не соответствовало уставной форме, так это гражданские туфельки без каблуков - лишних сапог ни у кого не нашлось. А на второй день после этого, молодой командир реквизировал четыре гружённых телеги: они принадлежали шестерым отступающим сапёрам - которые по началу не желали подчиняться незнакомому им командиру. В ответ на это старлей с пистолетом в руках - не стесняясь в выражениях накинулся на них, и всё-таки подчинил себе этих бойцов, и той же ночью заставил поставить перед своими позициями минные заграждения: - 'Если вам ... так и не довели приказ на минирование, так это сделаю я! А в случае саботажа моих распоряжений - пристрелю ... как врагов народа и подлых вредителей! Мне необходимо здесь продержаться до подхода наших основных сил, и я сделаю все, что необходимое для выполнения полученного мной приказа‟! ...

   Время шло, заканчивалась полученная провизия, а немцы всё не появлялись. Ни старший лейтенант, ни Настасья, ни остальные солдаты даже не догадывались, что они уже давно стали окруженцами. К тому же, так получилось, что по причине нарушенных коммуникаций, и возникшей неразберихи: не владеющие полной информацией штабные управленцы, решили хоть каким-то способом задержать врага на опасном направлении и приказали устроить на дороге - которую уже перекрыли люди Любушкина непроходимые завалы. Летающая на штурмовку и бомбёжку немецкая авиация заметила все эти приготовления и оперативно оповестила об этом своё командование, а когда про это стало известно и в штабе вермахта, то его генералы попросту перенаправили свои наступающие войска в обход.

   Далее всё шло как по накатанному: наступающие немецкие войска, не отвлекаясь на окруженцев ушли вперёд, а окапавшейся у дороги ротой вскорости должны были заняться те, в чьи обязанности входило уничтожение отрезанных от основных сил советских подразделений.

   Также как уже было двадцать второго числа, утро для ещё не имеющей боевого опыта сводной роты Любушкина началось с артналёта: первый - пристрелочный снаряд с жутким скрежетом разрезал воздух и взорвался в лесу с некоторым перелётом. Бойцы - спросонья не понявшие что произошло, повыскакивали из своих сырых землянок и вместе со всеми удивлённо озирались по сторонам. Но вокруг была тишина - если не принимать в расчёт гомон испуганно разлетающихся птиц.

  - Что стоите?! - Закричал Алексей Любушкин: он уже понял что последует дальше. - Живо отходим по ходам сообщения в лес! И там переждём обстрел!

   Ему эхом вторили младшие командиры, но всё равно, не все успели даже укрыться в траншеях. Видимо фашистские корректировщики и наводчики были опытными бойцами, поэтому вскоре земля содрогнулась от разрывов, застонала выкидывая в небо свои комья. А Настя, только что спрыгнувшая в окоп и сразу присела на самое его дно: совсем рядом прогремел взрыв, немного поодаль другой и в узкую траншею, вместе с землёй и гадким запахом отработанной взрывчатки упала чья-то рука - ошмётки одежды придали ей более зловещий вид.

  - А - а - а.... - Застонала шокированная девушка, не в силах отвернуться от лежащей перед ней частицы зловещей реальности войны: спазм сжал её горло, а разум отказывался верить в реальность происходящего.

  - Сестра! Кто ни будь - помогите!...

   Близкий крик - мольба о помощи заставил Смирнову вспомнить о том, кто она и что для выполнения своих обязанностей ей необходимо наличие санитарной сумки. Рука машинально дёрнулась и ощупала бок - дабы убедиться, что сумка с медикаментами на месте: так уж получилось, что это движение сняло оцепенение завладевшее телом девушки. Боясь подняться в полный рост, до раненого бойца фельдшер добиралась на четвереньках: ориентируясь только на его зов. Зовущим оказался молодой артиллерист - из тех, кого самовольно мобилизовал старший лейтенант Алексей. Парнишка вопил, сидя на утоптанном полу траншеи; рядом с ним стояли ещё двое солдатиков и растерянно смотрели на страшную рану бойца. А он, бледный от шока и потери крови, раскачиваясь и воя, смотрел на свою левую руку - которая была перебита большим осколком чуть выше локтя, и держалась на тоненьком лоскутке плоти. А здоровой рукой он пытался пережать культю, из которой пульсируя истекала кровь.

   Настя сообразив о несуразности своего необычного способа передвижения по окопу, поднялась на ноги, и решительно отстранив мешающего ей пройти красноармейца, сделала последний шаг к раненному. Склонившись над ним, обтерев прямо о подол синей юбки и обработав руки спиртом, она приступила к наложения жгута на рану и сквозь свои слёзы и всхлипы девушка говорила обращаясь к солдату:

  - Потерпи миленький..., потерпи хорошенький. Я сейчас, я всё сделаю, я сейчас ... - главное что ты живой.... Понимаешь?

   Когда кровотечение удалось остановить, Настя абсолютно позабыв, что в её сумке лежит хорошо отточенный садовый нож с изогнутым лезвием. Не оборачиваясь к стоявшим за её спиной бойцам, протянула в их направлении руку с раскрытой ладонью и твёрдо произнесла только одно слово:

  - Нож!

   Сказано это было так твёрдо, что красноармейцы засуетились в поисках потребованного инструмента. И когда фельдшер почувствовала в руке его холодную тяжесть: она снова обратилась к раненному. Девушка снова заговорила нежно и ласково - как обычно разговаривает любящая мать со своим плачущим ребёнком:

  - Не смотри родненький - отвернись. Вот так, вот так. Потерпи мой хороший.

   Единым движением, как будто всю жизнь только этим и занималась; девушка отрезала остаток плоти, соединявший культю и ампутированную осколком руку. Она закричала так, как будто этот нож резал её тело: этот стон души заглушил и частые разрывы, и крик раненного бойца. Даже после этого самообладание не оставило Анастасию, она сноровисто наложила повязку и дала распоряжение бойцам, - которые с ужасом во взглядах наблюдали за всеми её манипуляциями:

  - Отнесите его в безопасное место и давайте ему почаще пить.

   Дальше всё слилось в единое и неразделимое целое. Настасья бегала по окопам, делая перевязки. Пару раз заскакивали в землянку, в которой хранились медикаменты: трижды кто-то старался её остановить - когда она покидала окоп и ползла по открытой местности к зовущему её раненному воину:

   - Ты куда девка?! ... Жизнь надоела?! ... Пойми, там смерть, там слишком густо летят осколки! ... - Кричали ей.

   Но Смирнова всё равно вырывалась из удерживающих её рук - и откуда только сила бралась, и ползла, ползла, перевязывала, вытаскивала. Последний раз в руках бойца старавшегося её удержать от рискованных действий остался её сапог: правда его ей вернули, когда она, кряхтя и плача - из последних сил подтащила к траншее тяжелораненого солдата.

   Страх завладел сознанием девушки намного позднее. Он настиг Настю когда артналёт и сменивший его бомбовый удар окончились: тогда Анастасия окончив все перевязки, испытывая сильную усталость зашла в свою сырую землянку, облокотилась спиной на бревенчатую стену и сползла по ней на мокрый глиняный пол. Всё её тело затряслось частой дрожью, неудержимо хлынули слёзы и, началась истерика - девушка навзрыд что-то причитала в голос; выла сидя на полу, и била своими маленькими кулачками по тщательно утоптанному грунту. Зашедшая вслед за ней Кац - за эти дни ставшая для девушки хорошей подружкой. Сразу - без долгих раздумий поняла что произошло с Настасьей; извлекла из сумки свою заветную фляжку, и, подойдя к Смирновой протянула её со словами:

  - Пей подруга. Сейчас для тебя это наилучшее лекарство. И поплачь маленько, поплачь.

   Фаина видя душевное состояние штатного военфельдшера, не стала рассказывать подруге, что один из последних немецких пикирующих бомбардировщиков скинул свой смертоносный груз прямо на землянку с ранеными - погибли все, включая двух санитаров: она сама еле сдерживалась чтобы также не разреветься. А приняв назад ёмкость с разведённым спиртом - сама припала к горлышку губами. Вот так: обе девушки в полном молчании, флегматично сделали по паре глотков - даже не ощутив спиртового вкуса, и сидели, каждая отрешённо смотря перед собой. Но даже такого отдыха им не дали - незаметно вышедшие на позиции немцы пошли в атаку.

  - Тревога! Тревога! Немцы идут! - Мимоходом крикнул кто-то из бойцов, слегка отодвинув брезентовый полог закрывавший вход в их землянку.

  - Таки неймётся этим гадам! Фашисты проклятые! - В сердцах выругалась Кац: говор свойственный её народу в этот момент прозвучал особенно различимо. - Ну шо подруга, я имею мудрую мысль что нам таки пора пополнять свои носимые запасы медикаментов. У нас таки предвидится жуткий аврал....

   Не оглядываясь на подругу - дабы та не увидела отголосков страха в её глазах, Фаина поднялась с деревянной лежанки и тяжело ступая, направилась к стеллажу с бинтами, лекарством и прочим материалом. Ну а Насте было не до рассматривания своей товарки: она молча поднялась с пола и поспешно оправила свою промокшую от просочившейся в землянку грунтовой воды и в двух местах порванную от постоянного ползания юбку, и кое как справившись с этой задачей, не говоря ни слова, сделала шаг к полке где уже хозяйничала прибившаяся к её роте врач. Однако Кац, как будто о чём-то вспомнив, оглянулась и, протягивая руку проговорила:

  - Послушай меня подруга - мне есть что тебе сказать, а я тебе плохого не посоветую. Дай мне свою сумку, а сама, по-быстрому переодень эту подранную юбку на солдатский галифе: запасной комплект у меня вон он - на топчане поверх шинелек лежит. Иначе у наших солдат скоро разовьётся косоглазие и кривошея - так они усердно на тебя косятся. Да и попорченные чулки прикрыть надобно: на коленях уже даже кожа в кровь разодрана. - И как-то безрадостно усмехнувшись, продолжила. - А я, так уж и быть, тем временем, наши сумы всем что необходимо пополню.

   Сказано - сделано. В скором времени обе подруги шли по окопам немного перекосившись под тяжестью несомых ими санитарных сумок: они расходились по ходам сообщения в разные стороны для выполнения своих основных обязанностей - спасения раненых. Выбрав себе наиболее на её взгляд удобную позицию, и продублировав по цепи приказ, что без команды не стрелять, Настя отважилась выглянуть за бруствер. Фашисты не спешили. Они выкатили свои лёгкие пушки на прямую наводку и в данный момент неспешно подносили к ним боеприпасы. Несколько фрицев сноровисто расстилали на земле красные полотнища: Настасья была уверена что на этих флагах была фашистская символика. А рядом с ними: распределившись во фронт советским окопам, урчали моторами несколько бронетранспортёров и пулемётных танкеток. От вида этой показной, основательно-деловой подготовки по всему нутру девушки пробежал неприятный холодок. Логическим довершением этой неприятной подготовки к бойне, в воздухе появилась группа германских пикирующих бомбардировщиков, и с ходу атакуя, они завыли своими мерзкими сиренами.

   Снова взрывы, стоны и судорожная дрожь земли: смертельная вакханалия кружила, выхватывая своей 'костлявой рукой‟ всё новые и новые жертвы. Впрочем, в этот раз налёт продлился недолго, и его сменили частые выстрелы немецких полевых пушек. Натужно взвыли двигатели немецкой техники бронетехники.

   И почти сразу по врагу открыли огонь замаскированные в леске сорокапятки. Настя как раз закончила перевязку очередного раненого и осторожно выглянула из окопа. Советские артиллеристы с первых же выстрелов заставили замолчать немецкие пушки - одна из них потеряв от взрыва колесо, лежала на боку. Расчёты других залегли: боясь даже поднять голову. Но вместо них, по русским позициям заработали пулемёты лёгких танкеток.

  - Вжик, вжик, фью-ють... - Мерзко засвистели пули густо заполнив собой всё пространство.

   - Вжик, бам. - Пуля пролетевшая справа от Анастасии, со звоном ударилась обо что-то железное.

   Повернувшись на звук, Смирнова увидела, как по задней стене траншеи медленно, беспомощно сползал молодой солдатик. Его лицо было спокойно безмятежное - не выражало даже удивления. А на каске - рядом с большой нарисованной красной краской звездой виднелась небольшая дырочка. Ринувшись к нему, и склонившись над ним, Настя поняла, что бойцу уже ничем не поможешь и ей осталось только закрыть его глаза: всё ещё продолжавшие бесстрастно и незряче смотреть на этот мир. Неистовая мольба о помощи отвлекла девушку от ненужных мыслей и она без остатка растворилась в исполнении своих обязанностей. На сей раз - в результате ожесточённой перестрелки, раненых и убитых было намного больше, чем во время первого налёта. И, бегая по траншеям, Настасья потеряла счёт времени, количеству раненых, калеченых, погибших.... Она старалась везде успеть и жутко злилась на себя, понимая, что этого у неё не получается.

  - Ура! Сестрёнка, мы отбили их атаку! - Закричал незнакомый Насте боец, когда она перевязывала голову легкораненому сержанту, который в пылу боя даже не обратил на рану внимания: посчитав её царапиной. - Они потеряли два своих бронетранспортёра и одну танкетку, и все они подорвались на нашем минном поле! Ура! ... Ай да наш командир, классно он придумал!...

   Несмотря на понесённые потери люди, всё равно радовались своей победе. Ликовали и кричали все - кроме Любушкина, он осматривался вокруг, хмурил брови и нервно покусывал губу. А заметив Кац и Смирнову - которые несмотря на сильную физическую и эмоциональную усталость, контролировали перенос раненых в лес, слегка прихрамывая на некстати подвёрнутую ногу, подошёл к ним.

  - Настя и Фая, загружайте все имеющиеся у нас подводы; соберите на них всех раненых и как можно скорее доставьте их в ближайший госпиталь.

  - С сопровождением санитарного обоза справится и одна из нас. - С молодой горячностью возразила Фаина.

   Старший лейтенант устало посмотрел на молодого врача и, добавив в голос твёрдости проговорил:

  - Обоз сопровождать будете обе! Это приказ! - И уже немного помягче продолжил. - Одна может и не справиться: поймите девчата, у вас в обозе слишком много тяжелораненых бойцов.

   Алексей понимал, что не имея флангового прикрытия, его подразделение было обречено на скорую героическую гибель. И ему не хотелось, чтобы эти молодых девчонки пополнили списки безвозвратных потерь. Старший лейтенант был искренне убеждён, что женщина должна рожать здоровых и крепких детей: а отдавать свою жизнь за родину и спокойствие своих семей, удел мужчин. И поэтому на него никак не подействовали доводы медиков и в конце затянувшихся пререканий, прибёг к последнему - вескому аргументу: он пообещал расстрелять их за саботаж его приказов. Не смогли на него повлиять и слёзные мольбы Анастасии. И когда за поворотом исчезла последняя санитарная телега, он облегчённо вздохнул и, привычно развернувшись кругом, с 'лёгким‟ сердцем пошёл через лесок по направлению к окопам. Боже как же он был прав: через полчаса состоялся непродолжительный авианалёт; после чего снова взревели двигатели немецкой бронетехники и после этого, в тыл ударили обошедшие защитников немецкие пехотно-штурмовые группы, поддержанные снайперским огнём. На сей раз, победа в сражении была на стороне оккупантов.

   Уже вечерело, когда неопытные возницы достигли непроходимых лесных завалов перегородивших их дорогу. К этому моменту у них умерло шестеро 'тяжёлых‟ бойцов, а двое - видимо от рождения являлись крепкими, здоровыми людьми, были без сознания, и каким-то невообразимым образом, наперекор полученным ранам, продолжали жить.

  - Нет, нет, нет! Этого не может быть! Такого не должно быть! - Закричала Фаина которая вела под уздцы лошадь передней повозки и первой заметившая непреодолимую преграду. - Как же так?? Ведь нам такое не объехать, не обойти! ...

   Раненые красноармейцы - те, кому было это посильно, старались приподняться и рассмотреть: их интересовало, что там такое произошло, и почему так эмоционально возмутился их доктор. Те, кто смог рассмотреть поваленные в навал деревья перегородившие дорогу, мрачнели, но ничего не говорили своим товарищам по несчастью: впрочем, последние были настолько слабы, что не проявляли к происходящему не какого интереса.

  - Фая, ты чего голосишь? - Строго оборвала подругу Настя: подбежав к ней из самого конца обоза. - Людям и без того тяжело, а ты орёшь как скажённая.

  - Так как же нам быть? Неужто придётся возвращаться?

  - Значит придётся. - Настя сама была на грани нервного срыва, и от необдуманных, эмоциональных высказывания на эту тему её удерживало только то, что проявление её слабости и растерянности, отрицательно скажется на состоянии раненых бойцов.

  - Но мы и так потеряли слишком много времени. И у нас уже столько умерших...

  - А что ты предлагаешь? - Зло: на самое ухо своей подруги прошептала Настя. - Завал мы с тобой не разберём. А останемся здесь, так считай всех наших ребят на смерть обречём: даже тех, кто относительно легкоранен - осколки и пули в плоти застряли. Те, что лёжа на подводах, превозмогая боль, помогают нам повозками править.

  - Ну почему жизнь так не справедлива?

  - Это не жизнь такая несправедливая, а война такая - как 'паскудная баба‟. - Уже намного спокойней подытожила Анастасия. - А пока Фаина, давай позаботимся о мёртвых: вон, воронка у дороги, в ней и прихороним наших умерших ребят. Не дело мёртвым среди раненых лежать: сама врач - должна понимать. ...

   Ночь пришлось провести у лесного завала: покалеченные бойцы нуждались в отдыхе после мучительной поездки в скрипучих телегах, да девушки не решились вести обоз во тьме. Покончив с похоронами, они развели костёр, нашли и вскипятили воды, после чего были вынуждены заняться ранеными, - особенно теми, у кого от дневной тряски открылись раны. В общем, забот у них хватило на всю ночь. Поэтому к покинутым ими позициям санитарный обоз вернулся только в полдень. Где их и пленили немцы из работавшей там трофейной команды. Подводы выехали прямиком на группу фрицев выкатывавших из капонира трофейную сорокапятку: так что разворачиваться и уходить в лес было поздно - фрицы сразу заметили появившуюся из-за поворота подводу, и, оставив пушку, схватились за карабины висевшие у них за спиной. Держа на прицеле не только Настасью, но и тех, кто находился на подводах, трофейщики закричали и стали осторожно к ним приближаться.

  - Ну вот. - Устало подумала Настя: без каких либо эмоций, смотря на подходящих к ней солдат вермахта. - Стоило столько колесить, понести из-за этого потери среди раненых и в результате так глупо попасться в плен.

   Смирнова также отрешённо посмотрела на спящих в телеге раненых: они настолько вымотались от дорожной тряски, что часть из них забылись спасительным сном, а другие были настолько плохи, что лежали в беспамятстве.

   Отсутствие привычного скрипа колёс; чувствительных толчков возникающих из-за дорожных неровностей; громкое звучания немецкой речи: привело к тому, что со стоном проснулся младший сержант - Настин однофамилец. Быстро сообразив что происходит, он встрепенулся, чем причинил боль как себе, так и лежащим рядом с ним товарищам по несчастью.

   - У-у-у... и почему нам не разрешили взять с собой оружие? - Глухо простонал он, с ненавистью смотря на окруживших телеги немецких солдат. - Как это глупо... это же надо так нелепо вляпаться. Даже застрелиться не из чего.

   От галдежа устроенного фрицами, пробуждались и другие, они с послесонья не могли сразу всего понять и беспомощно озирались. Добровольный помощник - раненый в обе ноги красноармеец, управлявший третьей подводой, после недолгих раздумий решился на отчаянный шаг, он неожиданно вытянул руку в направлении приближающихся к нему фашистов: в его руке оказался наган, однако нечего большего боец не успел. По округе разнеслись хлёсткие звуки нескольких ружейных выстрелов, и советский солдат: уже мёртвым откинулся назад - на телегу. Рядом с ним, получив смертоносную 'порцию свинца‟, забились в предсмертных конвульсиях ещё двое бойцов.

  - Не стреляйте! Неужели вы не видите, что мы везём раненых! - С сильным надрывом в голосе выкрикнула Фаина: она как раз стояла возле последней - четвёртой подводы и прекрасно всё видела.

   На эти выстрелы спешно сбежались ещё немцы, среди которых был унтер-офицер без портупеи: он быстро оценив обстановку, указал на Кац рукою и приказал:

  - Эту унтерменшу - отведите к оберфельдфебелю Краузе!

   Двое солдат весьма шустро подбежали к Фаине и грубо схватив её за руки - силком потащили к вышеуказанному Краузе: стоявшему возле пулемётного гнезда на противоположной стороне недавнего поля боя.

   Настя как заворожённая наблюдала, как её подругу подвели к оберфельдфебелю; как он недолго с ней пообщавшись, указал рукой на берёзу, и с каким проворством немцы нашли верёвку, сделали петлю, и повесили врача. К моменту когда из под Фаиных ног выбивали ящик из под снарядов, вернулся один из двоих немцев конвоировавших молодую Еврейку.

  - Гер оберфельдфебель приказал, что всех пленных: неспособных передвигаться самостоятельно - ликвидировать. А эта фрау пограничник должна быть доставлена к нему.

  - Гюнтер, почему Карл решил, что она пограничник? - Поинтересовался рябой унтер-офицер.

  - Так у неё зелёные петлицы¹¹.

   Этот ответ произвёл эффект аналогичный команде фас для служебных псов: трое ближних к девушке солдат крича и брызгая слюной, набросились на неё с кулаками. Виновата в этом была не их маниакальная склонность к садизму, а кропотливая, тщательная обработка мозгов: когда им внушали, что вступив на территорию России, они будут бороться с жидо-коммунистической угрозой для их мира: а значит не какой пощады врагу и только полное его уничтожение. И только вмешательство унтеров остановило это избиение.

  - Смирно! Было приказано не убить, а доставить её к оберфельдфебелю! Мы сами отведём эту коммунистку к геру Краузе: который и определит её дальнейшую участь! А вы, скорее решайте вопрос с ранеными Иванами.

   К месту своей казни - в этом Настя была абсолютно уверенна, военфельдшер шла с высоко поднятой головой, стараясь держаться как можно достойнее. Девушка решила не дать немцам удовольствия увидеть её страх. Она даже не оглянулась на выстрелы - когда фашисты расстреливали раненых, а только сильнее - что было сил, стиснула кулаки.

  - На любые задаваемые мне вопросы надо молчать. - Как заклинание повторяла Настя, приближаясь к офицеру. - Нужно принять смерть достойно - пусть эти гады видят, что они меня хоть и пленили, но не сломали...

   Смирнова не слушала вопросы вражеского офицера, только смотрела на него - как на пустое место; с замиранием сердца наблюдала как к толстой ветке: рядом с покачивающейся Фаиной привязывают новую петлю. Ноги девчонки слабели, и она из последних сил крепилась, злилась на себя за эту последнюю слабость и готовилась самостоятельно - без презрительной услужливости палачей взойти на импровизированный эшафот.

   Неожиданно, Настин взгляд привлекло движение возле подлеска: там приподнялся какой-то исхудавший мужчина, с грязной повязкой на голове и в форме красноармейца, почти сразу он что-то метнул в пулемётчиков, сидящих к нему спиной. Затем из подлеска появился ещё один - такой же бородатый боец и они - вдвоём, устремились к пулемёту. Анастасия поспешно отвела от них взгляд: дабы не привлечь внимание немцев к этим смельчакам.

   Дальше всё происходило как во сне. После первого же выстрела, Смирнова упала на землю и инстинктивно начала отползать подальше от своих палачей: которые позабыв о ней, метались как перепуганные курицы - куда только подевалась их самоуверенная надменность. И только тогда, когда стихла стрельба, девушка поднялась и как-то отрешённо - всё ещё не веря в своё неожиданное спасение, смотрела, как кто-то из появившихся из леса солдат - вроде тот же что метал ножи, с какими-то криками избивал одного из пленных сапёров. А когда к ней подошёл молодой парень на лице которого, пробивалась жиденькая пародия на бородёнку, она почувствовала, как силы начали покидать её, а наружу, с новой силой рванулось всё то, что она так старательно прятала от посторонних взглядов. Когда незнакомый солдат оказался рядом, то, не отдавая себе отчёта, Настя прижалась к его груди. А одежда красноармейца пахла мужским потом, лесной сыростью и дымом костра. И в этот момент: удерживаемый неимоверными усилиями силы воли страх, душевная боль, накопившиеся переживания - все, что навалилось на неё за последние сутки, вырвалось из под контроля. Девушка рыдала в голос, обильно орошая гимнастёрку незнакомца слезами: а он, стараясь её успокоить, слегка приобнял и неловко поглаживал свой рукой по её спине. Несколько секунд спустя, от пережитого шока, Анастасия потеряла сознание. ...

  Глава 11

   Когда Иван оказался рядом со спасённой девушкой, и собирался было предложить ей повернуться к нему спиной - дабы развязать её стянутые за спиной руки: она неожиданно сделала к нему навстречу шаг и уткнулась лицом в его грудь. Ещё никогда он не слышал такого неутешного женского плача, отчего даже растерялся и, не зная как себя вести в такой ситуации, приобнял освобождённого медика и поглаживая по сотрясаемой в плаче девичьей спине, растерянно бормотал:

  - Успокойся сестрёнка: всё уже позади всё прошло. Мы их всех покарали...

   В следующую секунду сердце Ивана сжалось от испуга: девушка как-то резко обмякла, и он еле её удержал - не позволив упасть на землю. А его мозг пронзила страшная догадка:

   - Неужели она ранена шальной пулей?! Как?! Куда?! И насколько серьёзна её рана?!

   Непомнящий уже привык к тому, что рядом с ним погибают его боевые товарищи, видел множество незнакомых обезображенных трупов. Но хоронить только что спасённую девчонку было выше его сил. И первым неосознанным решением было разорвать гимнастёрку незнакомки и, найдя рану постараться оказать ей посильную помощь. Его руки уже тянулись к её вороту, когда в его голове сформировалась следующая мысль:

  - Стоп! Если она ранена, то на её одежде будет дырка от пули и большое кровавое пятно.

   Быстро перевернув незнакомку на живот и перерезав связывающий её запястья брючный ремень: Иван спешно осмотрел девушку. Но не свежих следов крови, ни характерных дырок в одежде он не обнаружил.

  - Ты что там друзяк ищешь, а? - Раздался ехидный голос подходящего к Ивану Дзюбы. - Ты так её рассматриваешь, кубыть¹² ты раньше вблизи живой бабы не видел?

  - Да ну тебя старшина! - Огрызнулся Иван. - Она упала без сознания, поэтому я и смотрю, нет ли у неё какой либо раны.

  - Ванюш, да любая девка, она как баба - ей что плакать, что без чувств упасть: легче лёгкого. Это у них так бабья порода устроена.

   С этими словами, Дзюба присел рядышком с военфельдшером и аккуратно похлопал её по щекам. И это дало свой результат: ресницы девушки задрожали, она открыла глаза. А в руке Григория Ивановича как это ни странно, оказалась его знаменитая фляга, и он протягивал её лежащей перед ним Насте.

  - Возьми девка, да выпей побольше - это для тебя сейчас наилучшее из лекарств. - Убедившись, что его указание выполнено безоговорочно, старшина улыбнулся. - Вот и добре. А вы Иван Иванович, коли занялись дивчиной, то будьте так добры не перепоручайте заботу о ней никому - отнесите её к ближайшей телеге. Ей зараз поспать надобно - иначе сляжет в горячке бедолага.

  - А ты Григорий Иванович, проконтролируй сбор оружия и боеприпасов. Сам понимаешь, нам здесь долго задерживаться не резон.

   Дзюба шутливо вытянулся по стойке смирно и как не странно, без лишних пререканий, приступил к исполнению полученного им приказания. Так что, благодаря тому что педантичные немцы успели рассортировать все трофеи, не прошло и часу как все телеги недавно принадлежавшие санитарному обозу и те три на которых прибыли местные жители, стояли загруженными под завязку. На передней где лежали винтовки и пистолеты пулемёты, поверх которых были постелены две шинели и несколько трофейных палаток: спала Настя. Впрочем, беспокойный сон девушки даже с большой натяжкой нельзя было назвать безмятежным, она всхлипывала, металась как в горячке и частенько ругала немцев самыми последними словами. Но Непомнящий этого не видел: он стоял недалеко от подбитой техники и обсуждал с одним из местных жителей, где лучше сделать схороны, да и как дальше им меж собой взаимодействовать.

  - Товарищ командир, - отрапортовал Ивану только что подбежавший к нему сапёр, - как было приказано: все оставшиеся снаряды от наших сорокапяток и не поместившиеся в обоз мины уложены в немецкой технике!

   Иван видел, как сапёр первым делом подбежал с докладом к старшине: однако тот прервал его, устроив короткую отповедь. Непомнящий даже не удивился, когда Дзюба указал красноармейцу на него - итогом стало то, что он выслушивал рапорт бойца, на правах командира.

  - Молодец, хвалю. Дальше действуем так, как и договаривались: как только последняя повозка скроется в лесу, поджигай этот проклятый металлолом.

   Даже не смотря на разбитую губу - последствия избиения старшиной, солдат как мог улыбался и из-за этого рана снова начала кровоточить. И всё равно, было видно, что он, как и его товарищи по несчастью, с радостью выполняли доведённый до них приказ. Впрочем. Другого Иван и не ожидал.

   Не успел Семён Пасечник - сапёр подбежавший к Непомнящему с рапортом, отойти и на десяток шагов, как Протас Гончаров: один из бойцов охранявших небольшую просёлочную дорогу по которой собирался уходить в лес, выскочил из-за деревьев; замахал руками - стараясь привлечь к себе внимание и крича что было мочи позвал Ивана. Как оказалось, на выставленный пулемётный блок пост, вышел отряд окруженцев. Пришлось прерывать переговоры и идти туда - разбираться.

  - Кто такие? Куда направляемся?

   Стоявшие возле пулемётной точки чужаки, треть которых не имели оружия, а двое были одеты только в нательные рубахи и галифе. Все они находились в подавленном состоянии и были сильно вымотаны скитанием по болотам и лесам, так что на появление перед ними неизвестного для них красноармейца, и от задаваемых им вопросов, ещё сильнее насторожились. А один, с виду большой любитель помахать кулаками: презрительно посмотрел на солдата разговаривавшего с ними претензиями стать их командиром. И, сплюнув сквозь зубы на землю, с нескрываемой издёвкой в голосе поинтересовался:

  - Ух ты, это что за хряк с бугра здесь нарисовался?

   Непомнящий прекрасно понимал что это вызов брошенный лично ему - этакая 'проверка на вшивость‟ и от того как он разрешит эту ситуацию, зависит слишком многое. Дело осложняло то, что боевые товарищи Ивана, тоже слышали этот оскорбительно-провокационный вопрос и поглядывали с нескрываемым интересом, явно ожидая развязку. Во взглядах у некоторых даже промелькнуло уважение к смельчаку, так смело ведущему себя под дулом пулемёта.

   Так что, долго не мудрствуя, Ваня решил не вступать в словесную перепалку и не затягивать с ответными действиями, а пошёл на сближение со смутьяном. Однако и неизвестный солдат был не промах - постарался первым достать своего оппонента ударом в лицо. И в этот раз выручили навыки полученные в результате многолетнего увлечения Саньда. Да, в реальной боевой обстановке они были бессмысленны - по крайней мере этот вид единоборства не сильно то помогал: что когда он впервые сражался в окопах, что после этого. В этом виде единоборства не было способов противостояния вооружённому противнику и этим было всё сказано. Молодой человек прекрасно понимал, что как в прошлый раз - с немецким диверсантом, что сейчас: его удача была счастливым стечением обстоятельств и не более того.

   Ещё не осознав, что чужак атакует его, Непомнящий с одновременным приседом отвёл в сторону устремлённый в его лицо полёт кулака и, согнув в локте левую - блокирующую руку нанёс сокрушительный удар в открывшийся бок своего оппонента. Противник хыкнул, оторопело выпучил глаза и стал ловить ртом воздух: разевая его как рыба вытащенная из воды.

  - Ещё есть желающие узнать кто я, и с какого бугра к вам спустился? - Поинтересовался Иван, обводя пришлых красноармейцев строгим взглядом, одновременно готовясь отразить возможную контратаку своего оппонента.

   Желающих что-либо выяснять не было. И как это ни странно, но первым заговорил получивший отпор боец. Все молчали, а он, восстановив сбитое ударом локтя по рёбрам дыхание, примиряюще - но при этом не заискивая, заговорил:

  - А что тут говорить. И так видно, что мужик ты нормальный - не гнилой: поэтому больше вопросов нет. Если ты за то, чтобы бить немцев не хуже чем ты только что меня - то я первым скажу за всех, что мы с превеликой радостью вольёмся в твой отряд.

   Иван понимал, что ему нужно хоть немного увеличить численность своего отряда, однако решил не демонстрировать свою заинтересованность в пополнении группы новыми бойцами. Поэтому, он внимательно - без лишних эмоций осмотрел стоявших перед ним людей и проговорил, как будто отвечая на слова сказанные дебоширом:

  - Фрицев бить, это наша прямая обязанность - для того мы все присягу давали. А вот нужны ли нашему подразделению солдаты, которые утеряли доверенное им Родиной оружие? Вот это, главный вопрос.

  - Ты нас в этом не виновать! - Снова встрепенулся нагловатый красноармеец: видимо он был лидером в этой группе. - Ты не видел, как мы бились с фашистами поэтому не суди. Да и пресловутая СВТ, у многих дала сбой - вот поэтому пришлось от этого весьма капризного оружия отказываться.

  - Я бы вас понял, коли вы её на мосинку сменили, или на крайний случай трофейную. А насчёт ненадёжности 'Светочки‟: так пойдите и пообщайтесь на эту тему с нашим старшиной.

  - Ага. И твоя пила¹³, всех любопытных насмерть запилит.

  - Не совсем так. Просто это его любимое оружие и он с ним ни на минуту не расстаётся. А сейчас, в любом случае отправляйтесь к нему, он вас возьмёт на довольствие. А дальше посмотрим, на что вы способны и стоит ли с вами связываться.

   Новоприбывшие красноармейцы немного оживились, начали тихо меж собой переговариваться и не организованно побрели в указанном направлении. Все, кроме уже известного солдата: он не шелохнулся и стоял не отводя испытующего взгляда от Ивана.

  - Чего уставился? Я не красна девка, чтоб на меня так глазели. Если что не понятно, спрашивай, если нет, то иди вместе со своими товарищами. - С лёгким укором проговорил Непомнящий, заметив, как его в упор рассматривает боец.

  - Я тут вижу, у вас есть лишнее оружие. Довооружишь им моих людей?

  - Оружие лишним не бывает - особо на войне. А получить его сможете после того как я пойму, можно ли вам доверять.

   Было видно, как от возмущения красноармейца передёрнуло, однако он сдержал свой пыл и с предательски напряжённой дрожью в голосе проговорил:

   - Труса из нас никто не праздновал. Хотя есть один. Бывший техник-интендант второго ранга. До войны щёголем ходил, а как понял, что нас окружают, сжёг партбилет и все документы, да переоделся в форму рядового. С убитого не побрезговал снять гадёныш. На тот момент наш лейтенант Скиба ещё был жив: так он и не позволил пристрелить это убожество. Так с тех пор и ходит за нами эта обуза, позорит тех командиров, что пали, но себя не посрамили.

   Солдат замолчал, но всё равно продолжил буравить Непомнящего взглядом. Он явно хотел чего-то спросить, но не решался это сделать. И Иван, сам подтолкнул его к этому.

  - Ну, спрашивай уже, я ведь вижу, что что-то тебя ещё гложет.

  - Ну это. Раз у вас есть старшина, а ты всё равно командуешь, то выходит ты старше его по званию. Так почему у тебя петлицы рядового бойца?

  - А вот ты о чём. - Иван усмехнулся. - Оно как-то само так вышло: да и старшина был не против такого. ...

   Когда обоз отъехал от места последнего сражения сводной роты старшего лейтенанта Любушкина, до слуха бойцов долетели немного приглушённые звуки, характерные для непродолжительной серии взрывов. И идущий рядом с Непомнящим сапёр радостно прокомментировал:

  - Всё, капец немецкой технике, слышите, как мои закладки рванули. После такого фейерверка, технику никаким ремонтом не восстановить.

   Всплеск эмоций не прошёл для бойца бесследно: из его разбитой губы снова потекла кровь, и солдат невольно сморщившись от боли, снова замолчал. Впрочем, молчали и все остальные. Вот так, в полной тишине, через час пути, съехав с грунтовой дороги, весь караван следовал по еле приметным стёжкам вслед за местным проводником. А он весьма уверенно передвигался по лесу - так мог идти только человек не единожды проходивший этими тропами.

   Мужичок, чья чёрная с проседью борода начинала свой рост чуть ли не возле глубоко посаженных карих глаз: кстати, его кустистые брови мало чем уступали его усам. Так вот, этот человек, добровольно вызвавшийся быть проводником: уже поближе к вечеру вывел отряд к небольшой, с виду ухоженной землянке, где и предложил разбить на её месте лагерь. Точнее сказать, это была полуземлянка: со стороны дороги, её крыша воспринималась как небольшой, пологий холмик, и только обойдя его, Иван увидел выкопанные в земле ступени и две широких доски - импровизированные двери. Осмотр этой постройки оставил ощущение хозяйственной добротности, и то, что строившие это убежище люди не сильно желали быть обнаруженными посторонними людьми. Уточнять, почему это так делалось, молодой человек не стал: точнее сделал вид, что не обратил на это внимание - раз хозяин его сюда привёл, знать он ему доверяет. А проводник суетился рядом и услужливо пояснял:

  - Здесь у меня и кое, какие припасы на зиму припрятаны. - Говорил он, немного хмуря брови и стараясь в этот момент не встречаться взглядом с Непомнящим. - Во время зимней охоты, я со своими племяшами, здесь частенько на ночлег становлюсь или когда возникает в этом какая надобность. Так что вас здесь никто искать не будет: все считают это место гиблым - рядом почти непроходимое болото. Так что можете здесь надолго оставаться: но и вы смотрите - ничего не разорите. Мне это жилище ещё не раз может пригодится.

   Тем временем как под деревьями укрывались обозы; пока Иван со старшиной выставляли часовых и разбивали их по сменам; проводник со своими родственниками, извлёк из недр полуземлянки, котёл, продукты; сходили за водой и принялись кашеварить. Племянниками старика оказались двое братьев: один из которых, когда Дзюба после уничтожения фрицев уже отбушевал, рассказывал про свою молодую жинку, малых деток. И уже стемнело, когда люди, ставшие на ночлег, приступили к ужину. Правда, ещё задолго до этого проснулась Анастасия. И со свойственной ей энергией приступила к выполнению своих прямых обязанностей.

  - Так, у кого нет мыла подойдите ко мне для его получения: перед едой все должны обмыться, постираться, а раненые явиться на перевязку! - Разносился по лесу её звонкий голосок: хотя, в её взгляде, больше не было былого озорного огонька. - И перед едой все без исключения обязаны показать мне свои вымытые руки! ...

  - Тише сорока. - Тихо прервал её монолог проводник, к которому его племянники звали не иначе как дядька Петро. - На твой звонкий крик могут не званые гости нагрянуть. Что тогда делать прикажешь?

  - Хорошо дядечка. - Немного смутившись, и уже более тихо согласилась военфельдшер. - Только и вы, перед тем как заняться приготовлением еды, тоже должны вымыть руки. Мои указания всех касаются.

  - Хорошо дочка, будь по-твоему. - Согласился мужичок, даже при остаточном вечернем свете и отблесках костра было видно, как от улыбки немного вздыбились его усы.

   И как обычно получается, эта улыбка объяснялась очень просто: у Петра Петровича помимо единственного сына: ушедшего добровольцем на фронт, было ещё три дочери, и все они выйдя замуж, разлетелись из родительского дома по окружным селениям. Поэтому он видел в этой молодой девчонке, забавного и милого ребёнка - отсюда была его и улыбчивость, и отеческие нотки в голосе.

   А Непомнящий, уловив в требовании спасённого его отрядом военфельдшера резон, решил поддержать её в этом начинании. И уже используя своё весомое положение в отряде: в приказном порядке заставил всех тех, кто постарался уклониться от гигиенических процедур, исполнять её требования.

   Позднее, когда Дзюба увидел что Иван так и не сбрил с лица свою бородёнку, то он подошёл к нему: обращаясь с явно различимой подковыркой в голосе:

  - Не дело Иван Иванович вам такую нелепую поросль разводить - несолидно как-то. Одно дело, когда она складная: а тут одна насмешка. - Тихо прошептал он Непомнящему, когда тот развешивал у костра свою выстиранную форму на просушку.

  - Григорий Иванович, так я не знаю как пользоваться опасной бритвой. У меня такое впечатление, что я такою никогда не брился.

  Широко улыбающийся Дзюба, одарил Ивана снисходительной улыбкой. После чего, старшина не громко - но так чтоб слышали все, объявил:

  - Внимание всем. У кого покамест нет бритвенных принадлежностей, все подходите ко мне: только сегодня я буду в нашей коммуне за общественного брадобрея. - И уже совсем тихо, на самое ухо Ивана, прошептал. - Ванюша, сегодня так уж и быть, побрею тебя, как и других недорослей, а с завтрашнего дня, я буду тайно учить тебя этой истинно мужской премудрости: то есть сделаем так, чтобы другие этого не видели. ...

   Уже после ужина: когда ночь окутала лес во тьму, случилось небольшое ЧП. Иван с Дзюбой, убедились что все бойцы смогли как следует устроиться на ночлег, обходили с проверкой все расставленные ими секреты. Они уже возвращались в лагерь, когда они заметили - точнее услышали, как их проводник напутствовал одного из своих племянников:

  -... Только смотри, нигде не задерживайся. Быстренько сбегай туда и обратно. Уразумел?...

   - Стоять! - Выкрикнул Григорий Иванович. - Стрелять будем!

   И старшина, и Иван, укрывшись за толстыми стволами деревьев, держали на прицеле своих пистолетов обоих мужичков - готовые в любую секунду открыть огонь на поражение.

  - Товарищи, милые. - Затараторил старший из этой парочки упав на колени. - Неужто вы того не расслышали, что я Стёпушку отправляю в деревню нашу, в Драпово: бо у меня душа от тяжких дум разрывается. Мы столько времени дома небыли, а там уже могут и германцы хозяйничать. Кабы они там беды большой не натворили. Вот я и отсылаю племяша посмотреть, что там творится. Поверьте касатики, пока мы вам поможем надёжные схороны сделать, да пока то и сё: не один день пройдёт. А сердце то за жинку и других родичей болит, беспокоит окаянное.

  - Знать просто на провед родича посылаешь, старый? - Зло уточнил старшина.

  - Истинный крест. Только разузнать что да как, и тут же назад вернуться.

  - А тогда зачем всё это тайком от нас делаешь? Неужто вы считаете что мы такие злыдни и не сможем войти в ваше положение? Иль для этого другая причина есть?

   - Ой, помилуйте! - Снова в голос взвыл селянин. - Не подумал я об этом старый дурак. Не гневайтесь на нас глупых! Вы вот что, товарищ старшина, можете со Стёпкой своего солдатика - при оружии послать: он и проконтролирует, куда Стёпа ходил и поможет побольше снеди принести. А я с Егоркой, могу покамест у вас под арестом посидеть - пока всё уточнится, да прояснится.

   Испуг проводника был настолько натуральным, что Ивану стало даже немного жалко старика. А его предложение побыть заложником, пока его Степан под контролем одного из бойцов сходит в деревню за продуктами: выглядело весьма привлекательным. Первое - отряду как воздух были нужны продукты питания, второе - от местных можно было узнать о том, что происходит в округе.

  - Гриша, ну что, поверим нашим друзьям? - Иван хоть и говорил не повышая своего голоса, но придал голосу такую интонацию, по которой было ясно, что заданный вопрос был риторическим.

   - А что, коли они посидят со мной в землянке, то я не против их предложения. - Григорий Иванович ответил не сразу: как будто желал этим показать свои сомнения по этому делу.

  - Вот и отлично. Со Степаном пойдут Сотник и Хватов. Ждём их возвращения до утра. И чтоб не сильно стеснять нашего медика, нужно отделить ей половину землянки плащ-накидками - сделать этакую импровизированную ширму. Пусть у неё на будущее будет отдельная от приёмных покоев спальня: надо же ей где-то вести приём своих пациентов и свой девичий быт обустраивать...

   Поутру лагерь всполошился от истошного крика Егора Понедько - племянника проводника Петро. Молодой мужчина катался по примятой траве, бился о землю; рвал на голове волосы и выл как раненый зверь. Его старались удержать двое красноармейцев, но это у них не очень то получалось. Чуть поодаль сидел понурый дядька Петро и потерянно смотрел на родственника. Помимо уже перечисленных людей, вокруг небольшой полянки собрались молчаливые красноармейцы, и было понятно, что они просто не знают, чем можно помочь, или как успокоить ошарашенного горем мужчину. А сквозь разрывающие душу завывания, время от времени слышалось:

  -... У-у-у! ... - Доча! ... - Сына! ... - У-у-у! ... - Алесичка! ... - Да как же так?! ...

   Немного в стороне - стараясь не смотреть на бьющегося на земле мужчину, стояли Дзюба, Непомнящий, Хватов, Сотник и Степан Понедько. Последний, не зная куда девать свои грубые, натруженные, мозолистые руки землепашца: нервно мял свою мокрую от пота утирку¹⁴, временами вытирая ею со лба испарину; и в который раз начал рассказывать принесённую им страшную весть.

  - ... Это соседушка наша - тётка Мария значит. Мы с ней случайно столкнулись, и она первой всё мне рассказала - прямо на околице мы с ней повстречались. Это, знать она всё, что осталось ценного из имущества, в лесу прятала. Как увидела меня, прижала руки к груди и говорит: горе у вас Стёпа - великое горе. Значит когда Германцы заявились, так они сразу пошли по базам шастать, то есть провизию для своих нужд изымать. Забирали всё, и коровок с телятами, и птицу, ну прямо всё, до чего только их руки дотягивались. А Алеськина мать как схватится за свою криворогую коровку; как запричитает. Мол, куда вы кормилицу нашу уводите? Затем, как схватит одного из грабителей за рукав, и заверещит: - 'Что же вы делаете ироды‟! ... - А этот нехристь, глаза как выпучит, аж в лице переменился. Вырвал руку, замахнулся; да как вдарит прикладом своей винтовки - прямо в лоб. Общем Егорова тёща упала, ногами засучит, затрясётся так - всем телом и вскоре стихла: насмерть значится её ударили. Тут и ейный муж значится кинулся - к жинке: брата тесть; а ему другой грабитель - змеюка подлая: в спину как стрельнёт и тоже на повал. Здесь уже Алеся - Егоркина жинка не выдержала и кинулась к лежащим на земле родителям, а детки то, за мамкой в след. Вот так из-за коровки то и полегли все - все до единого. И сами погибли и живность не отстояли. Потом мне мамка тоже самое рассказывала - когда продукты собирала дабы мы с вами помянули безвинно погибших...

  - А что другие селяне? Как они ко всему случившемуся отнеслись? - Поинтересовался Григорий.

  - А что они. Как немцы ушли, похоронили всех невинно убиенных - Австрияки¹⁵ ещё и бабку Маланью - в её же курятнике насмерть штыками зарезали. А потом посовещались и порешили, что если новой власти не перечить, то может быть их и минует чаша сея.

   - И ты так думаешь? - Поинтересовался до этого молчавший Иван.

   От такого вопроса парня передёрнуло. Он оживился, и как-то даже внутренне подобрался. Затем, посмотрев на Непомнящего, с вызовом ответил:

  - Когда мать с батькой мне харч собирали, я им сказал. Пока за семью брата не отомщу, домой не вернусь. Так что принимайте Иван Иванович меня в свой отряд. Я здешние леса и болота хорошо знаю. И стреляю тоже очень хорошо - с дядькой Петро с детства по этим местам на охоту хаживал.

   Вот как-то так получилось, что горе от потери родных людей, подтолкнуло первых местных жителей к вступлению в отряд. Когда Настя привила в чувство овдовевшего Егора, то и он, и его дядька тоже изъявили желание остаться. Однако Непомнящий, хоть не без труда, но убедил Петра Петровича вернуться в Драпово, где тот должен был стать их глазами и ушами. Так что через четыре дня: к моменту когда всё трофейное вооружение было спрятано в спешно оборудованных схоронах, Понедько старший в сопровождении двух бойцов отправился до дому. Провожавшие его красноармейцы не сколько охраняли мужичка, сколько несли тяжеленые мешки с металлоломом: из него дядька Петро собирался наделать ножей. Дело в том, что его кум был кузнецом, и селянин был уверен, что Лукьян Коваль ему в такой просьбе не откажет.

  Глава 12

   Ещё трижды Иван снаряжал Семёна Пасечника - одного из сапёров к месту, где сводная рота старшего лейтенанта Любушкина приняла свой последний бой. На поле прошедшей битвы удалось собрать ещё немного боеприпасов, металлического лома для сельской кузни, и не неснятых до поры, до времени минные заграждения. Педантичные немцы конечно же побывали здесь немногим ранее, и увезли всё, что в прошлый раз не могли увести люди Непомнящего. Но кое, какие крохи всё-таки остались, и Семён накопал немало нужного.

   Ну а Подопригора - второй из сапёров, тем временем ходил вместе с Непомнящим, и ещё несколькими бойцами в сторону Слонима, где они устраивали непродолжительные обстрелы колонн, делали завалы на просёлочных дорогах, валили столбы с телефонными проводами. А один раз этот небольшой отряд, сделал вылазку в сторону Барановичей, где сапёр Игорь, умудрился в дневное время заминировать железнодорожное полотно. В промежутке пока не было эшелонов, Игорь весьма шустро сделал пару подкопов под рельс. Затем, перед тем как заложить две мины ТМ-39 потребовал, чтобы все отошли подальше от железнодорожного пути:

  - Командир, я не хочу вами рисковать: установка взрывателей кропотливая и долгая работа, а когда появится состав, мы не знаем.

   Как в последствии оказалось, Подопригора не преувеличивал опасности своей авантюры. Боец ещё возился со второй миной, когда послышались звуки приближающегося поезда. Вот уже в поле зрения появился быстро идущий эшелон: а Игорь никак не прекращал колдовать над миной.

   У Ивана от тяжёлых предчувствий бешено колотилось сердце, стучало в висках, взмокла рубашка. И когда он увидел, как сапёр, для баланса расставив в стороны руки, побежал от насыпи, то он всё равно не считал его жильцом на этом свете. Несущийся на всех парах поезд был уже близко, а Игорю нужно было успеть отбежать на относительно безопасное расстояние.

   Взрыв обоих мин почти слился со стуком колёс и сменился скрежетом и грохотом покорёженного метала. Как Ивану показалось он смог рассмотреть то, как паровоз вздрогнул от взрыва, и валясь набок, устремившись под откос - увлёк за собою весь состав. Вагоны слетали с колеи, переворачивались, становились на дыбы, тут же в них врезались сзади идущие платформы - сбрасывая свой груз и круша всё на что натыкались. От жуткой какофонии у Непомнящего пошли по спине мурашки. Но далее, всё его внимание, было устремлено к упавшему во время взрыва Подопригоре. Нереально долго длилось время, пока сапёр лежал: затем Игорь всё-таки поднялся, и слегка прихрамывая, побежал к своим товарищам.

   Впрочем, к этому моменту и само крушение поезда было окончено: часть вагонов лежала навалом друг на друге. Одна платформа стояла сильно накренившись и обе машины, которые до этого транспортировались на ней, сорвавшись с крепления, валялись рядом. Но было немало и вагонов, которые ни капельки не пострадали. Они, абсолютно целёхонькие стояли на путях - отчего у Ивана засосало под ложечкой.

  - Ну почему они устояли? Чего им не хватило для схода с рельс? - Этот вопрос в той или иной формулировке, крутился не только в мыслях у человека попавшего сюда из будущего, но и у его боевых товарищей.

   К счастью новоиспечённых диверсантов, их дебют окончился весьма удачно - Немцы после крушения эшелона опомнились не сразу. И несмотря на снизившуюся из-за хромоты сапёра скорость передвижения, отряд ушёл незамеченным. Как позднее выяснилось - на первом привале, Игорь не был ранен, а просто оступился, когда убегал от полотна: именно поэтому он и упал перед самым взрывом.

   Молодой красноармеец, сидя на упавшем створе дерева, внимательно смотрел как Иван фиксировал его ступню бинтом и увлечённо рассказывал, как он устанавливал мины и уже не чаял успеть это доделать. Своими манерами, жестами, мимикой этот солдат напоминал Ивану Буратино из музыкального фильма, снятого в далёком будущем: в этот момент он был таким же бесшабашным, в его взгляде постоянно искрились озорные искорки. И было не понятно, как с таким характером непоседы, этот парень умудрился стать сапёром: ведь в представлении Ивана, это было нереально. Однако все знали, что когда этот боец работал с минами - он кардинально преображался, становился собранным, внимательным. Так что Непомнящий сомневался, какая из видимых личностей Игоря была настоящей: та, что он видел сейчас, или та, что проявляется во время работы с взрывчаткой ....

   Первая удачная и по-настоящему крупная диверсия опьяняла - создавала иллюзию своей исключительной удачливости. Поэтому, возвращаясь в лагерь, бойцы слишком расслабились: радуясь своему первому успеху. Впрочем, они не кричали, не выражали своих эмоций: однако войдя в лес, сильно ослабили своё внимание - не прислушиваясь к звукам леса, за что в итоге и поплатились.

   Семченко, беспечно идущий в авангарде, только ступил со звериной тропы на дорогу и успел сделать не больше пары шагов, как остановился, ничего не говоря, потянул за ремень свой ППД: висевший у него за спиной. Но окончить движение он не успел: раздался характерный пулемётный стрёкот. Громко взвыв, боец повалился на землю и схватился руками за правую ногу. Немецкий пулемётчик не успокаивался и продолжил обстреливать длинной очередью заросли кустарника, того, из которого вышел красноармеец единой. От чего, все бойцы ещё не до конца обкатанной диверсионной группы упали на землю и не шевелились: сверху на них обильно падали сбитые пулями листья, щепки и ветки. ...

   Пулемёт вскоре смолк, с дороги послышалась лающая немецкая речь, а Иван, следовавший сразу за Сергеем, увидел, что тот до сих пор жив. Он лежал на земле, и, стараясь остановить кровотечение, зажимал рану обеими руками. При этом, Серёга истошно кричал на весь лес:

  - ... Немцы! Здесь немцы! ...

   Больше ни секунды не раздумывая, Иван вскочил и кинулся к раненному бойцу. Ещё не подбежав к нему, Ваня заметил, что на обочине небольшой грунтовой дороги стояло два мотоцикла. За коляской первого прятался пресловутый пулемётчик и в данный момент, суетливо перезаряжал свой закреплённый на кронштейне пулемёт. Рядом с ним, присев на одно колено готовился к стрельбе из карабина второй фриц. Вытянув в его направлении руку с ТТ, Непомнящий, не останавливаясь, открыл хаотичную стрельбу. Как и следовало ожидать, ни одна пуля так и не попала в цель: но и гитлеровец, находясь под обстрелом, засуетился и, не смог прицельно выстрелить. Так что, молодой человек успел схватить своего друга за ворот гимнастёрки и утащить его с открытой местности.

   Когда скрывшись в зарослях, Ваня упал рядом с раненым Семченко, он запоздало вспомнил о небольшой несуразности, которая была в увиденной им 'картинке‟.

  - Стоп. Мотоцикла два, а возле них находится всего лишь один экипаж. Да и на второй машине, пулемёт кажется отсутствует.

   Ещё не успев всего до конца додумать, Иван крикнул своим бойцам:

  - Что лежите ...?! Отстреливайтесь! Нельзя давать врагу возможность подойти к нам! - И обращаясь к Семченко. - Серый, вот тебе бинт, накладывай повязку сам! У меня нет на это времени ....

   Уже отползя немного в тыл и вправо, выбрав удобную позицию: Непомнящий засомневался, вдруг фрицы заходящие в тыл, пойдут немного стороной. Но что-либо менять было поздно. Да и пойди, угадай, где именно они появятся, поэтому Иван, дослав патрон в патронник, притаился там, где уже залёг.

   Со стороны, где остались товарищи, продолжалась вялая перестрелка: точнее немец стрелял активно, а красноармейцы вяло отстреливались. И по округе, кроме этих звуков больше нечего не было слышно. Как в таких случаях пишут многие писатели: - время до жути замедлило своё движение, а человек, лежавший в засаде, всё больше напрягал слух - стараясь услышать приближение опасного противника. Сомнений что враг послал бойцов в обход, не было: нервировало то, что точно знать, где враг решит заходить в тыл было нереально. Поэтому оставалось только одно - ждать.

   Поначалу, Непомнящий решил, что ему это движение померещилось, однако поросль подлеска снова зашевелилась, но уже сильнее: кто-то аккуратно по ней крался. Медленно, осторожно, чтобы резким движением или ненужным звуком не выдать своё присутствие, Иван взял этот сектор на прицел своей мосинки. И к счастью, это у него получилось. Вскоре, из зарослей показался солдат вермахта с карабином наизготовку, и замер прислушиваясь: молодой красноармеец не спешил, он ждал, когда и пулемётчик 'засветит‟ своё присутствие - в том что он где-то рядом, боец больше не сомневался. И только тогда, когда за спиной у немецкого стрелка замаячил его напарник, Иван прицелился в шею впередиидущего врага и плавно нажал на спусковой крючок. Видимо проведению было так угодно, что противники так удачно подставились.

   Грянул выстрел, первый немец рухнул как подкошенный, второй замер. Так простоял он не более пары секунд, Ваня уже спешно перезаряжал свою винтовку, когда тот, покачнувшись, упал как спиленное дерево. Всё ещё не веря в такую невероятную удачу, парень пролежал ещё несколько секунд - прислушиваясь не трещит ли под чьим-то телом сухой валежник: однако вокруг всё было относительно тихо.

   Стрельба у дороги продолжалась: так что разлёживаться было некогда. Поднявшись, сделав короткую перебежку к поверженному противнику, Непомнящий увидел, что всё было именно так, как он и думал: оба немца лежали мёртвыми, один с пробитой шеей, у второго, чуть выше левой брови виделось небольшое отверстие, из которого текла тонкая струйка крови.

   Не тратя лишнего времени на рассматривание убитых: Ваня поднял лежащий возле второго трупа пулемёт и уже не сильно таясь, пошёл по проложенной врагом тропе - ориентируясь на звуки перестрелки. В итоге, не сильно долго блуждая по зарослям и оказавшись в тылу у немецких мотострелков, которые не ожидали, что их тоже могут обойти, Иван выбрал себе удобную позицию и изготовился к стрельбе. Далее, как в тире, сразил оставшихся немцев двумя короткими очередями - сначала пулемётчика, затем, так нечего и не успевшего понять стрелка с карабином.

  - Прекратить стрельбу!

   Эта команда была подана Непомнящим так громко, что не услышать её было невозможно. Поэтому в лесу пусть не сразу, но наступила тишина. Которую почти сразу нарушил Подопригора, задав наиглупейший вопрос:

  - Иван Иванович, это вы? - Прозвучал его высокий голос. - А я думал, что вы наш тыл прикрываете.

  - Так уж получилось Игорь Степанович. - Немного ёрничая ответил Непомнящий. - Иногда неплохо не только думать, но и действовать. Тогда уходя в свои тылы, можно и их обезопасить, и весьма удачно прогуляться по вражеским. А сейчас. Взяли трупы, трофейную технику и утащили всё это в лес. Это не авангард - иначе бы нас, уже добивало подошедшее подкрепление. Но всё равно, осмотр трофеев будем производить в лесу.

   Все, кроме раненного Семченко, кинулись исполнять приказ. А Иван окрикнул устремившегося к мотоциклу сапёра:

  - Игорь, ты идёшь со мной, мы осмотрим тех, кто заходил к нам в тыл, заодно снимем с них сапоги - у нас в отряде некоторые бойцы ходят в лаптях, или в пришедшей в негодность обувке, а это не порядок. ...

  Глава 13

   В новой землянке было сыро, пахло недавно перекопанной землёй и свежеструганным деревом. В углу сиротливо стояла ещё ни разу не разожжённая буржуйка, весьма мастерски переделанная из пустой бочки. А за столом, доски которого ещё не утратили первозданную белизну - именно так это выглядело при тусклом свете самодельного масляного светильника, сидели два человека и о чём-то тихо беседовали. Они специально уединились в этой сырой постройке, потому что разговор у них не был предназначен для посторонних ушей.

  - Пойми ты меня правильно Ваня, - седовласый мужчина, судя по петлицам - старшина, рассматривал карту, лежащую перед ним на столе, - задумка у тебя великолепная. И люди за тобой пойдут. Не об этом речь: ведёшь ты себя неправильно, не так как нужно.

  - Гриша, ты опять за свои нравоучения принялся.

  - Я и не прекращал. - Огрызнулся седовласый. - Я конечно понимаю, как говорил Чапаев - из известного фильма: - ' Где должен быть командир? Впереди на лихом коне ‟! - Но это в кино. А здесь, мы с тобой должны о людях думать, а не лихо шашкой махать. Поэтому наше с тобой место здесь: за этим столом. Мы должны постоянно держать руку на пульсе событий. А если ты будешь продолжать прыгать по лесу как молодой козлик - каюк нашему лесному подразделению! Полнейший каюк.

  - Да пойми же меня Гриша, не могу я людей на смерть посылать, а сам этим временем в тылу отсиживаться, прячась за их спинами своих товарищей.

  - Вот в этом тебя никто упрекнуть не может. Однако людям нужна твоя постоянная забота. А не её имитация в перерывах между твоих частых отлучек.

  - А что я не забочусь? Вот на случай сильных дождей, мы землянки построили. По требованию Настасьи Яковлевны немного в стороне отхожие места оборудовали. ...

  - Знаю, знаю. Ты ещё скажи, что все помнят, как ты под пулями раненого бойца спасал. И то, чтобы наладить более или менее нормальное питание людей собираешься налаживать контакты с местным населением. Однако не в этом дело. Ты вот что скажи мне друг мой ситцевый, почему не наказал Егора Понедько. Кто ему разрешал так зверски полицаев умерщвлять?

  - Да я бы сам этих гадов прибил! - Вспылил Иван.

  - С этим и я согласен. Но зачем так жестоко забивать прикладом, а затем глумиться над трупами вырезая на лбу свастику?

  - Ты знаешь, что Немчура с его семьёй сделала. Да и не забывай, что Понедько слышал, как Фашисты поступили с Фаиной: причём эти ... - Иван грязно выругался - ... не посмотрели на то, что врач была в военной форме. Для них было достаточно того, что она Еврейка: поэтому, на неё законы войны не распространяются.

  - Ну и что из этого?

  - А тут, ёшкин кот. Эти иудушки ведут в фашистские застенки семью Евреев и ещё двух пожилых селян, тех которые их приютили. Надеюсь тебе не стоит пояснять, какая участь ожидала всех этих арестантов?

   О том, как братья Понедько и Розенблюм привели с боевого выхода две семьи, знали все. Эта весть, сразу же стала центральной благодаря тому, что оба прибывших в лагерь семейства, были Ивановы. Как пояснял Изя, глава еврейской семьи, он при регистрации, специально взял фамилию своей супруги Елены. Ещё со времён Империалистической войны и последовавшим за ней безвластьем, мужчина помнил волну гонений на сынов Израиля: вот и решил, хоть таким способом обезопасить своих будущих детей.

   Сейчас, для обеих семей строилась отдельная землянка. А пока, однофамильцы жили в рядом стоящих шалашах. Женщины, не желая быть нахлебниками, добровольно взяли на себя обязанности кашеваров и прачек; а мужчины, проходили ускоренный курс молодого бойца.

  - Кстати, - спохватился Иван - пока вспомнил. Я считаю, что по окончанию обучения Изю необходимо перевести к нам в штаб.

   Старшина нечего не сказал, однако его удивлённый взгляд говорил намного красноречивее любых вопросов. И Непомнящий, неспешно поправив ладонью начавшие отрастать волосы, выдержал небольшую паузу, и еле сдерживая улыбку проговорил:

  - Ну и рожа у тебя Гриша, захочешь, так не вытянешь. А насчёт Изи, - улыбка ещё шире расползлась по Лицу Ивана, - насколько я знаю он ювелир. Вдобавок при нём имеется соответствующий его профессии инструмент. ...

   Снова пауза: Дзюба, приготовившийся весь вечер воспитывать своего друга, не смог уловить к чему тот клонит.

  - Ну и что? Ювелирная мастерская нам здесь без надобности.

  - Эх Гриша, друг ты мой ситцевый. Все ювелиры должны быть неплохими художниками. И кто нам лучше него сможет делать немецкие документы, штампы и печати. Оккупанты того и гляди введут свои пропуска, а тех кто не будет иметь нужные бумаги, будут задерживаться для последующего выяснения личности.

  - А-а-а, вот ты к чему о нём вспомнил? А если наши войска фрицев раньше погонят?

  - А про то, что готовь сани зимой, ты слышал? Не понадобится его мастерство - успеем поставить под ружьё. Будет, хуже если не убережём мастера и будем запоздало локти кусать.

  - А где ты будешь необходимые бланки брать?

  - А вот это, уже будут твои люди у сельских старост, или ещё где-либо в других местах изымать. Я кстати нашёл человека, который знает Немецкий язык, как будто это его родной. ...

  - Ладно, об этом мы с тобой в другой раз поговорим. А ты, не увиливай от темы. - Старшина посуровел и голосом человека, не терпящего возражений, как он это умел, проговорил. - В общем так, Иван Иванович, ни на какие задания ты больше не ходишь. Для этого у нас уже есть проверенные бойцы. Инженерную подготовку у нас преподаёт Пасечник. А мы с тобой, займёмся руководством. И не смей со мной по этому поводу спорить.

  - Вот сходим в Драпово. Пообщаемся там с селянами, а дальше так уж и быть - стану вести более оседлый образ жизни.

   Подготовка к 'рельсовой войне‟ шла полным ходом. В скором времени после её задумки, она стала воплощаться в жизнь - на некотором удалении от лагеря работала 'Артель‟ по выплавке взрывчатки из брошенных, или неразорвавшихся снарядов. Артелью её назвал работающий на ней рядовой Сотник, и как не странно, но это название прижилось к этому запретному для посторонних участку.

   Ежедневно, лучшие ученики Семёна Семёновича, из тех, кого он уже аттестовал: благословив этим на самостоятельную работу, исползали всю округу в поисках открытых патронных цинков, консервных банок и подходящих снарядов содержащих взрывчатку. Был случай когда они вернулись и потребовали две телеги - бойцы абсолютно случайно нашли опрокинутый грузовик с разбросанными вокруг него ящиками со снарядами. Так уж получалось, что поисковые группы почти никогда не возвращались налегке: поэтому, на участке выплавки тротила постоянно кто-либо возился, заливая расплавленную взрывчатку в разнообразные жестянки. А новобранцы, наслушавшись страшилок про опасность этих манипуляций, старались к этому месту даже не приближаться. Впрочем, в правоте таких мер предосторожности, люди смогли убедиться воочию.

   Неожиданный взрыв заставил всех 'застыть‟: как будто весь лагерь разом решил сыграть в игру 'Море волнуется‟ - на замирание. Дальше, все люди, без исключения, побежали к 'Артели‟. Среди первых кто прибыл на место произошедшей трагедии, были Иван и Григорий. И то, что они увидели, было ужасно. 'Разливочный стол‟ - где работали с выплавленной взрывчаткой, разлетелся в щепу, метрах в трёх от него было тело Сотника: он лежал на животе, раскинув руки в стороны, и не подавал признаков жизни. Кисти обеих его рук были оторваны и вместо них, из предплечий, на треть ампутированных взрывом, торчали обломки костей. Неожиданно для всех, Леонид захрипел, застонал, нелепо постарался подняться, опираясь на торчащие огрызки костей и дрожа всем телом, поднял голову. Все кто увидел его лицо, отшатнулись, люди спешно отворачивались, кто-то даже крестился: так как глазницы раненого были пусты.

  - Братцы-ы-ы! - Простонал Сотник. - Если е-е-есть кто рядом! Братцы-ы-ы! ... Помогите-е-е! ...

   Многие отвели взгляды не в силах на такое смотреть. А Леонид, завывая от нестерпимых мучений молил:

  - ... Братцы-ы-ы! Будьте же людьми-и-и! Сил нет терпеть такое! Даруйте мне избавления от мук! Облегчите страдания! А-а-ы-ы!...

   Первым от оцепенения опомнился Дзюба. Он неуверенной походкой подошёл к Сотнику и с первого же выстрела оборвал нить, связывающую агонирующего человека с этим светом.

   Все молчали, и на сей раз смотрели на старшину. А он, как-то устало осунувшись, глядел себе под ноги, и до неузнаваемости глухим голосом проговорил:

  - Если такое, или нечто подобное произойдёт и со мной, то я приказываю поступить также.

  Глава 14

   Люди могут сколь угодно долго тешить себя убеждениями, что как они решили, так оно и будет. Они будут строить планы, после чего стараться их придерживаться - и добьются своего. Однако бывают случаи, когда жизнь вносит свои коррективы. Подтверждением к этой аксиомы послужила весть доставленная из Драпово.

   Дело шло к полудню, когда в лагере появился взмыленный и взволнованный дядька Петро и, не отвечая на приветствия знакомых бойцов, устремился к старшине. Тот как раз вёл занятия с Иваном и ещё несколькими бойцами - отрабатывали технику метания ножей, которыми их с большим запасом снабдил местный кузнец Коваль.

  - Слава богу, вы оба здесь! - Запыхавшись, выпалил Пётр Петрович и привычным движением огладил свою добротную бороду. - Дело срочное: поспешать надобно.

  - Говори внятно Дядька Петро. Что случилось, что за срочность у твоего дела?

   С появлением гостя, Иван прервал выполнение упражнения, и передав ножи рядом стоящему бойцу, направился к прибывшему в лагерь мужичку: с его лица исчезла приветственная улыбка, которая появилась на его лице при появлении дорогого гостя. Он понимал, что Понедько старший просто так не прибежит, и тем более, этот умудрённый жизнью человек не будет так нервничать из-за какой либо мелочи. А это значило, что случилось что-то из ряда вон выходящее.

   Тем временем Петро, тяжело дыша, прислонился спиной к ближайшему от него дереву, так и осел на землю. И уже сидя, снял шапку и стал рассказывать:

  - Вчера днём, в небе - почти над нашим селом, двое немцев напали на наш самолётик. Видимо он на разведку летал. ...

  - И что старый, ты хочешь сказать что немцы, прям таки прыгая по облакам, за ним гонялись с карабинами наперевес? Да? - Дзюба как это часто с ним случается, не смог не придраться к словам селянина.

   На что Пётр Петрович обиженно возразил:

  - Ты Григорий Иванович ко мне шибко не придирайся, я никаких школав не оканчивал и потому, красиво говорить не приучен. Меня сызмальства, сперва к гусям приставили, а затем, по мере роста, к другим хозяйственным делам приобщали - вот и всё моё так сказать обучение. Так. О чём я говорил то. А-а-а, вот вспомнил. Немцы те, не архангелы: они на своих самолётах летали, и они, через какое-то время сбили нашего сокола. Правда, один германец после этого как-то кривовато и тяжело улетел. Это мы всем селом видели. Также мы видели, как наш авиатор с дымящего самолёта выпрыгнул и этим, как его пола... поро... прости господи - ну круглый такой, матерчатый. - Петрович повёл руками, изображая над собой воображаемый круг.

  - Парашют. - Услужливо подсказал Иван.

  - Во-во. - Обрадованно уточнил селянин. - Благодарствую, он окаянный. Так сокола нашего в лес на энтом ситцевом чуде занесло. - Петро во избежание повторения непроизносимого слова решил сравнить его с чудом, сделанным из самой лучшей, по его мнению ткани. - Ну, я с двумя мужиками, конечно на помощь нашему орлику кинулся. Надо сказать, мы вовремя успели: аккурат до появления Австрияк. Наш авиатор оказывается, высоко на дереве завис, и о торчащие из него сучья сильно поранился. А когда он сам с высоты спрыгивал, то он болезный ногу поранил, ну мы его, конечно же унесли от туда: конечно же уходили заметая и запутывая наши следы. А затем, когда оказались в безопасном месте, спрятали нашего героя. Благо мой кум Василь шибко любит нюхать табачок: вот мы этим зельем всю округу - где приземлился наш авиатор, им и посыпали.

  - Так что ты от нас хочешь Петро? - Поинтересовался Дзюба. - Чтобы мы пришли и этого Германца из лесу прогнали?

  - Нет. Австрияки найдя этот, ну как его ... который высоко на дереве остался. Опосля этого они побегали по округе, всю нашу деревню верх дном перевернули, всех застращали расправой за помощь нашему лётчику и ещё вчера вечером ушли восвояси. А мы немного погодили, да нашего спасённого авиатора к вдовой Марии перенесли. Только ему это, уж очень фелшарская помощь нужна: а я знаю, она у вас в отряде служит.

   После этих слов, решение идти в Драпово, было принято без лишних обсуждений, можно сказать единогласно. И то, что это должен быть не просто визит доктора к сбитому лётчику, а расширенное 'посольство на высшем уровне‟: не вызвало никаких разногласий. Для охраны лагеря было оставлено десять человек, включая Понедько с племянниками, старшим среди оставленных бойцов был назначен Иван Мамонов. Это был тот нагловатый красноармеец, который, несмотря на то, что был под прицелом пулемёта, не побоялся устроить Непомнящему проверку на 'вшивость‟. В отряде он самым первым стал командиром пока ещё неполного взвода - но отряд постепенно разрастался.

   В деревню входили открыто - по дороге. Впереди шло человек пять во главе с Непомнящим и Дзюбой, за ними ехала телега с Настей, а замыкали процессию ещё десять бойцов. Так что люди, увидев окна вооружённых красноармейцев, испуганно 'прилипали‟ к стёклам, или опасливо стояли на пороге своих домов, были даже те, кто без опаски выходили со двора. Большинство вышедших из хат селян всё равно смотрели на солдат с небольшой опаской: однако молодёжь и дети делали это с нескрываемым восторгом. Когда небольшая военная колонна достигла пятого или седьмого двора, из хаты выскочил мужичок и прямо посреди пыльной дороги упал на колени. Стоял он так, пока Иван не приблизился к нему вплотную.

  - Не по своей я воле пошёл в старосты, - заговорил он, - когда немцы пришли, они первым делом поинтересовались, кто был председателем. Ну, земляки и указали на меня. А их офицер тогда и говорит мне: - 'Будешь старостой и следи здесь за порядком‟. - после чего они стали нас грабить. И уже уходя, они дали мне винтовку: значится, чтобы я от партизан отбивался. Вот такие дела, коли решите меня расстрелять как предателя, так делайте это в лесу: чтобы мои детишки не видели. А семью не трогайте, пожалуйста. Они ни в чём перед вами невиноваты.

   Непомнящий немного растерялся от таких слов, и того спокойствия с которым это было сказано. А мужчина покорно склонил голову и ждал решения своей участи. Не ожидавшие такого люди стихли и гадали, чем это может окончиться. Начинать общение с местным населением с казни не хотелось, да и без того было известно что староста не соврал ни единым словом. Тем более, Иван хорошо помнил пословицу, что повинную голову меч не сечёт.

  - Я знаю, что ты не по своей воле эту должность получил, однако мы будем за тобой приглядывать. - И повысив голос, чтобы слышали все, Ваня продолжил. - Мы безвинно никого не тронем: даю своё командирское слово.

   Всё ещё не веря, что так оно повернулось, староста нерешительно выпрямился, посмотрел на стоявшего перед ним военного, затем на старшину и вооружённых бойцов стоящих за ним. После чего неспешно поднялся с колен и робко поинтересовался:

  - А что дальше делать будем?

  - Что дальше? - Переспросил Иван и тут же ответил. - А дальше, мы пойдём к тебе в дом и там пообщаемся. Я надеюсь, что ты не против этого?

   Демьян Феофанович¹⁶, он же назначенный оккупантами староста, по жизни был 'тёртым калачом‟ и прекрасно понимал, что необходимо пришедшим к нему партизанам. Поэтому он покачал головой, горько улыбнулся и, понимая все, что может за этим последовать, ответил:

  - Если вы товарищ насчёт поставок вам продовольствия, то я решительно против этого. Немцы выгребли из базов всё, или почти всё: мои односельчане для своих детей крапиву заваривают и не только её - иначе нам наших малюток кормить нечем. А вы последние хотите отобрать! Если так, то уводите меня в лес и стреляйте: но людей в обиду не дам! Не позволю грабить! - Видимо староста слишком живо представил себе картину надвигающегося на селян голода и последние слова он почти выкрикнул.

  - Ах ты гад! Захватчикам значит отдавать провизию не жалко было?! Никакого счёта не вели, никто не возмущался! А как мы к тебе пришли, так ты из нас грабителей делаешь?! - Вскипел Григорий и стал судорожно расстёгивать кобуру: он был настолько взбешён, что это у него получилось не сразу. - Да я тебя...!

  - Отставить старшина! - Иван, не желая узнавать, играет ли сейчас старшина, или нет: поэтому он решил вмешаться как можно скорее. - Мы сюда не карать пришли, а искать, как нам всем выжить в сложившейся ситуации. Поэтому Демьян Феофанович, пойдёмте к вам в хату, и там обо всём поговорим - в спокойной обстановке, так сказать.

   Неожиданно, всеобщее внимание привлёк звонкий женский голос, разлетаясь который по округе заполнял собою всё пространство. Это какая-то худощавая женщина, в простенькой, повседневной одежде и выцветшем платке на голове, бежала по улице и голосила:

  - Ой, батюшки святы, неужто прибыли, а доктора вы привезли?! Там нашему лётчику срочно её помощь требуется!

   Видимо это и была та сердобольная тётка Мария, которая приютила пилота сбитого самолёта.

  -Как ты думаешь староста, из ваших селян её никто немцам не выдаст? - Поинтересовался Иван, смотря на приближающеюся к ним пожилую женщину со столь неожиданно моложавым голосом.

  - Недолжны. - Растерянно ответил Феофанович. - Все знают, что именно она приютила нашего пилота. Даже то, что он у неё в баньке лежит. Однако, вы сами понимаете: чужая душа - потёмки.

  - Если узнаешь, что ей что-либо угрожает, немедленно переправляй её к нам. - Уже абсолютно спокойно проговорил Дзюба. - А сейчас хозяин, пошли в дом, поговорим.

   В доме старосты, несмотря на низкие потолки, было уютно. Белёные стены, чистый деревянный пол, и полумрак из-за того что почти все ставенки на маленьких окнах были закрыты. Хозяин шёл первым, и жестом пригласил гостей присесть за стол. Трое малышей: мал, мала меньше, лежали на полатях. О их присутствии можно было и не догадаться, но дети с интересом наблюдали за вошедшими чужаками: поглядывая из под расшитой занавески. Так же из-за печи выглянула хозяйка и, не проронив не слова, снова скрылась.

  - Оксана, накрой что либо на стол. - Распорядился Демьян пока Дзюба и Непомнящий усаживались на указанную им скамью.

   Женщина, что-то возмущённо пробурчала, но послушно завозилась у печи. При этом было прекрасно видно, что она была в смятении: с одной стороны мужа никуда не увели, не убили, значит надо радоваться, а с другой стороны, пришли вооружённые гости и их придётся кормить несмотря на дефицит продуктов.

   Впрочем, Григорий Иванович в очередной раз удивил Ивана: достав из своего вещмешка аккуратно сложенную, немного перепачканную тряпицу. Когда он её развернул, каждое движение было неспешным и выполнялось с особым трепетом, как будто там пряталось особо ценное сокровище. И в самом деле - там оказалось два крупных куска сахара.

  - Вот возьми хозяюшка, деток побалуешь. - Сказал Дзюба, положив это богатство перед собою на стол. А на нас не обижайся: мы не просто так пришли и объедать твоих мальцов не намерены.

  Глава 15

   Подопригора угрюмо плёлся за пегою лошадкой, на которой было навьючено почти всё его имущество и состояло оно из запасов прочной верёвки, четырёх мешков: почти под завязку заполненных выплавленной взрывчаткой. Остальное Игорь держал при себе: он не хотел доверить кому-либо другому пару немецких капсюлей детонаторов и огнепроводный шнур к ним. Эту драгоценность, эти с большим риском добытые составляющие огневой трубки¹⁷ необходимые для выполнения задуманного им подрыва. Поэтому, несмотря на сильную усталость, он честно нёс свой сидор, где помимо уже перечисленных вещей, лежали пассатижи, небольшой моток проволоки, пара лимонок, садовый нож и немного драгоценной еды.

   Как казалось Подопригоре, диверсионная группа шла слишком медленно и глухим местам, так как переходы до места новой акции приходилось делать только в ночное время, что сильно злило сапёра. Впрочем, частица вины за это была и не нём - Игорь никак не мог привыкнуть к реалиям партизанской жизни. Ему как коренному горожанину было трудно свыкнуться с постоянной сыростью заболоченного леса; он устал от хронического недоедания и вообще, то чем приходилось питаться - могло называться едой, только с большой натяжкой. От всего этого, у молодого человека, да и не только его одного, росло и укреплялось желание собрать группу единомышленников и пробиваться вместе с ними к линии фронта, всё к этому и шло: Однако с недавнего времени произошли перемены, которые заставили временно отказаться от таких планов.

   Самым первым событием - вестником тех перемен был выход отряда в Драпово для оказания помощи лётчику сбитого советского самолёта. Именно тогда - пока Настасья Яковлевна осматривала пилота, Непомнящий, со своим замом Дзюбой: уединившись в доме у старосты договорились с последним о помощи селянам в уборке урожая. Так как много селян были мобилизованы в первые дни войны и сейчас нехватка их рук, сильно сказывалась. И именно тогда, когда забрав с собою лётчика, они вернулись в лагерь: стало известно, что в те дни пока отряд налаживал отношения с жителями Драпово, одна из оставленных в отряде кобыл загуляла, и за день, на её запах, из леса прибежали сразу трое жеребцов. Двое из них были без сбруи, видимо кто-то, перед тем как отпустить на волю её снял. А вот последний конь был в хомуте, и волочил за собою нелепо болтающийся длинный обломок оглобли: было непонятно, как бедолага все эти дни таскал то, что осталось от телеги. От долго не снимаемой упряжи, кожа у животного была сильно потёрта, что приносило ему сильные мучения. Однако и это не было самой страшной его бедой: конь был серьёзно покалечен - сильно хромал от того что у него была сломана нога. Как бы кто не морщился, но покалеченное животное было уведено подальше от лагеря и застрелено. Благодаря чему, в рационе партизан появилась копчёная конина - братья Понедько ловко справились с этой задачей...

   Воспоминания Игоря об этих событиях были прерваны не самым приятным образом, боль пронзила правый голеностоп и он чуть не упал. В подвёрнутой лодыжке возникла боль и стала постепенно ослабевать. За малым не растянувшись по земле и мысленно отругав неровности почвы, молодой человек, слегка прихрамывая, продолжил свой путь. И через некоторое время снова погрузился в мысли о том, что в последнее время происходило в его отряде. Правда сознание извлекло из недр памяти совершенно другие события - никак не связанные с предыдущими. Вспоминалось как он недоумевал, после того как месяц назад, стал случайным слушателем странной беседы между Непомнящим и Степаном Понедько:

  - Стёпа, - не сильно громко говорил Иван Иванович, - ты для пробы сделай так, как я тебя прошу. Рассортируй принесённые тобою грибы и замочи их: каждый вид в своей посуде. Пусть они полежат какое-то время в воде. Но воду ту после не выливай, а засыпь туда понемногу пшеничных зёрен. ...

  - И в чём толк? - Поинтересовался удивлённый нелепостью требования молодой бородач.

  - Ты позднее сам всё увидишь, а пока, возьми эти разбухшие зёрна, но между собой не перемешивай. После чего рассыпь тот посадочный материал в тех местах леса, где бы ты искал грибы, - именно те, в чьей воде ты размачивал зёрна. Да не забудь их после этого хорошенько прелыми листьями прикрыть. ...

   Нелёгкие будни лесной жизни выматывали так сильно, что этот непонятный разговор успел забыться, однако, перед самым выходом на эту операцию, в отряде стали ходить слухи что братьям Понедько удалось посеять и вырастить грибы и скоро, они будут собирать первый урожай. А смущённый посыпавшимися на него расспросами Степан, растерянно оправдывался, мол проросло не всё что было посеяно и не везде. И его роль в этом событии весьма незначительная - маловажная.

   Впереди - в ночной тишине послышались звуки проходящего железнодорожного состава: а это значило одно, что объект атаки уже где-то рядом и скорее всего, уже сегодня он будет достигнут. Пегая лошадь видимо чего-то учуяла и испуганно заржала.

  - Тише девочка. Тихо милая. - Нежным шёпотом стал её успокаивать боец, ведший кобылку под уздцы. - Экая ты у нас беспокойная. ...

   Вся диверсионная группа тем временем затаилась и стала прислушиваться к ночным звукам: мало ли что могло насторожить животное. Но всё было спокойно: где-то издали доносился удаляющийся, тяжёлый перестук колёс поезда; с лёгким - едва уловимым похрапыванием дышала испуганная лошадь и, больше ничего не было слышно.

   Прошло несколько томительных минут и старший группы - пулемётчик Петренко тихим голосом подал команду:

  - Продолжаем движение: всё тихо. Мало ли что могло животине привидеться? Может она возмущается, что ночью спать должна, а не с нами шастать.

   Люди пошли, но с опаской: первые сто метров они все были готовы упасть на землю и открыть огонь по всему, что будет представлять для них опасность. Но всё было тихо, а примерно через час вся группа вошла в лес и Егор Понедько - взявший на себя обязанности проводника, можно сказать идя на ощупь, по только ему известной тропинке вышел на небольшую полянку, где и объявил привал:

  - Ну вот Савелий Евграфович. - Егор на удивление легко сориентировавшись подошёл к Пертенко и доложил, и как обычно это делает, в не уставной форме. - Вот мы и прибыли. Здесь чуток переночуем, а опосля, по лесочку, по лесочку и к нужному мосту выйдем. А тама уже сами решайте. Как к нему подбираться и каким образом с охраной разбераться.

  - А точно мы сможем его прямо из лесу разглядеть?

  - Как на ладони. Однако подойти вплотную, не получится. Ещё перед войной солдатиков пригнали; рядом с мостом все деревья порубили и землю от пней очистили. Ни единой кочки не оставили, притаиться негде.

  - Тогда выставляем посты и отбой нужно хоть немного отдохнуть.

   Мост и подступы к нему, на самом деле просматривался прекрасно. Чем и воспользовались двое партизан притаившихся густых зарослях подлеска и внимательно изучавших подходы к заинтересовавшему их объекту. Оба молодых воина не сводили глаз с блокпостов перекрывших подходы к железнодорожной переправе через реку Шару и тщетно старались найти огрехи в расположении защитных сооружений. Они выискивали хоть что-то, что даст пусть мизерную, но возможность проникнуть на охраняемую территорию. Одним из этих наблюдателей и был снова посерьёзневший Подопригора.

  - Ну Игорёк, что делать будем? - С лёгкой досадой в голосе поинтересовался Петренко, не отрываясь от бинокля: он нервно пожёвывал кончик травинки, которую на манер папиросы зажал в уголке губ, и не отводил взгляда от укреплённых пулемётных гнёзд.

  - Чего тут понимаешь спрашивать? Заложим взрывчатку и жахнем этот мостик: и желательно это сделать когда на нём будут фашисты лучше их поезд.

  - Ух как у тебя всё просто. Бац, бац и в дамках.

   На лице Савы отразилась горестная ухмылка, впрочем, в его душе было ещё горче: скверное ощущение обречённости разрывало душу изнутри. Он видел, что ни с правого, ни с левого берега к мосту не подобраться. Этому препятствуют сеть разветвлённых окопов; проволочные заграждения по всему периметру и красноречивая деревянная табличка: предупреждающая о наличии минных заграждений. Насчёт того, чтобы пробраться на объект по рельсам, не может быть и речи. Так что, любой самоубийца - даже если он сумеет пройти через минное поле, будет убит теми, кто будет вести огонь из окопов. А если ему каким-то чудом удастся преодолеть и эту преграду, то 'счастливчик‟ будет сражён плотным пулемётным огнём. А ведь взрывчатку мало доставить на мост, её нужно ещё установить и именно там, где подрыв тола принесёт максимальный эффект. Для этого, нужно умудриться не потерять в этом аду единственного сапёра. И надо быть последним дураком, чтобы подумать, что Германцы позволят это сделать. А крыльев и шапки невидимки, дабы незаметно подлететь к мосту по воздуху: ни у кого нет. Но это уже было из мира сказок и безумных фантазий.

  - Ничего Сава, не ссы. Мы это сделаем легко и красиво. - Игорь задумчиво покусывал костяшки на правом кулаке и, не моргая наблюдал за тем: как немцы скучая, немного ленно занимались своими делами, всё сильнее и сильнее млея под тёплыми солнечными лучами. - Мы это сделаем так здорово, и незабываемо, что выжившие оккупанты наш фейерверк на всю свою поганую жизню запомнят: и будут саться при одном лишь мимолётном воспоминании о нём.

   Впрочем, Подопригора прекрасно видел как организована охрана: он тоже - как и Сава, прекрасно понимал, что к мосту нахрапом не подойти. Также не сомневался, что вздумай они идти в лоб, то, вся его группа поляжет, даже не достигнув проволочных заграждений. А если они попробуют подползти ночью, то всё равно сгинут: только теперь лёжа на первой линии проволочного заграждения, уж слишком много по колючке было развешено пустых жестянок. Немцам всего и останется - стрелять из пулемётов: реагируя на звук гремящих банок и уповая на плотность пулемётного огня.

  - Ну что Игорь, может пойдём другой мост поищем? Там где не будет такой усиленной охраны. - Тон с которым Сава сделал это предложение был немного подавленным. - Иначе мы здесь костьми ляжем, а задание всё равно не выполним.

  - А толку? - Тихо огрызнулся Подопригора, он понимал своего товарища, на котором была ответственность за выживание группы: но не одобрял его пессимизма. - Любой важный для немцев мост будет охраняться точно также: если нет, то его уничтожение не принесёт им никакого вреда, а мы впустую потратим дефицитную взрывчатку.

  - И что ты предлагаешь?

  - Смотреть и думать. Понаблюдаем и найдём у них какую либо слабину: вот тогда ею и воспользуемся. Ведь нельзя всё на свете предусмотреть.

   Прошло минут двадцать напряжённой тишины, у Игоря от напряжённого рассматривания моста появилась резь в глазах. И чтобы хоть как-то отдохнуть, Подопригора пятясь, осторожно отполз в заросли кустарника и, опустив голову закрыл глаза. Со стороны можно было подумать, что молодой человек устал и поэтому уснул, однако, в этот момент он мысленно представлял все, что смог рассмотреть и запомнить, прокручивал разнообразные действия: то стараясь проникнуть на мост, то ставя себя на место стоящего в охранении врага.

   Петренко уже было подумал, что сапёр спит и мысленно чертыхался на 'обнаглевшего‟ бойца, когда тот еле слышно позвал его:

  - Сава, дай ка мне свой бинокль. Нужно опору моста получше рассмотреть.

  - Ты что, хочешь её подорвать?

  - А почему бы и нет?

   По тону сапёра было непонятно, серьёзно он говорит, или шутит. Поэтому Савелий недоумевая посмотрел на своего друга и поинтересовался:

  - Ты чего удумал? Ведь нашей взрывчатки не хватит даже как следует попортить её внешнюю кладку.

  - Ты главное мне бинокль дай, а дальше уже я сам буду решать, где мне взрывать и как туда пробираться. ...

  - Смотри Федя, - тихо инструктировал Игорь своего напарника, - плывём тихо. Каждый правит своим плотиком, и смотри не перепутай: я захожу с правой стороны опоры, а ты с левой. И как только мы будем подплывать к мосту, то старайся всё время быть готовым скрыться под водой - взлетит осветительная ракета: ты ныряешь и не высовываешь нос, пока та не погаснет.

  - Ага. - Парня явно раздражало то, что ему уже сотый раз объясняют все, что он давно прекрасно понял.

   Однако Фёдор зная характер своего товарища не возражал и, медленно входил в прохладную воду, придерживая двумя руками небольшой плотик загруженный взрывчаткой. Он потратил очень много времени чтобы это плав средство было загружено так, что скрылось под водой: заодно, оно было связано прочной верёвкой с другим таким же, за который отвечает дотошный Подопригора.

   Ночь только вступила в свои права и по ощущениям, вода была ещё холодноватой, но не очень. Медленно тянулось время, неспешно проплывали еле различимые берега, и вокруг была нереальная тишина. Вскоре ночное безмолвие стало нарушаться отдалёнными звуками немецкой речи, беспрепятственно распространяющимися над водой, и возле моста вспыхнула взлетевшая в небо осветительная ракета. Она шипела, скидывая вниз редкие искры: а двое пловцов сделав несколько глубоких вдохов, погрузились под воду. Расстояние до объекта ещё позволяло так расслабляться и не спешить с погружением. Заодно ныряльщики убедились, что находясь под водой, они могут прекрасно видеть горящую осветительную 'звёздочку‟. Правда оба человека еле выдержали вынужденную сильно затянувшуюся гипоксию и с трудом дождались наступления темноты.

   Чем был ближе мост, тем сильнее росло нервное напряжение: казалось, что если сейчас взлетит ракета, то можно и не успеть скрыться под водою; усиливался шанс сделать один неловкий гребок и тогда, всполошённые немцы расстреляют пловцов из всего имеющегося у них оружия. Время шло, но к счастью никто, ничем не подсвечивал ночь: а серая громадина мостовой опоры приближалась с всё нарастающей скоростью. Казалось в нарушение логики - скорее проплыть самый опасный участок, оба диверсанта начали работать ногами, выгребая против течения: замедляя этим ход. Для них в этом был свой резон, нельзя было позволить плав средствам разрушиться от сильного удара об опору.

   И как люди не старались, но им показалось, что удар о камни моста был настолько неожиданным и громким, что Игорь крепче схватившись за верёвку, затаился - мгновенно почувствовав, как течение стало обмывать его тело: стараясь увлечь его дальше. Однако никто ни поднял тревоги и Подопригора, выждав некоторое время, подобрался к напарнику и с его помощью смог подняться из воды настолько, чтобы надёжно схватиться за щель в каменной кладке. Дальше, сдирая кожу пальцев рук и ног, сапёр начал своё неспешное, но очень рискованное восхождение по отвесной стене. Он прекрасно понимал, что стоит кому-либо из охранников, внимательнее посмотреть в его сторону и его наглость станет смертным приговором, так как его мокрое обмундирование выделялось на фоне серых, сухих камней тёмным пятном. Поэтому парню частенько мерещились чужие взгляды, сверлящие его спину, но время шло, и к великой радости никто не кричал, не стрелял и никак не выказывал своего беспокойства. По мере того, как красноармеец приближался к намеченной цели своей аферы, появился новый страх - сорваться вниз: тогда от плеска упавшего тела, всполошатся сразу все немцы находящиеся в карауле. ...

   Впрочем, в своих страхах Сапёр был не одинок. Фёдор находящийся в воде, наблюдал за напарником и его сердце стучало с не меньшей скоростью. Солдат ни столько боялся за себя - в случае опасности он мог уйти под воду, сколько понимал всю уязвимость Игоря, который карабкаясь ввысь, был очень удобною мишенью. И вот Подопригора скрылся из виду, вскоре, подтверждением что эта часть плана прошла удачно, сверху неспешно опустилась мокрая верёвка. Привязав её конец к петле первого из четырёх мешков, боец дважды несильно его дёрнул. И тут, всё за малым не пошло прахом. Как только плотик облегчился избавившись от половины тяжести и массы своего груза, течение, начало увлекать за собой более загруженный плот, за малым не унесло весь остаток взрывчатки. Так что красноармейцу еле удалось удержать второй притупленный плот и переместить его так, чтобы течение прижимало его к опоре, а не утягивало. Пока эта проблема устранялась, сверху снова спустилась всё та же верёвка. И так, всё повторилось раз за разом. Когда крепление удерживающее последний груз на плоту было перерезано, и он пошёл вверх, солдат какое-то время понаблюдал за ним. Затем, с чувством выполненного долга, отпустил ставшие ненужными плав средства в свободное плавание. И надо признаться, сделал это вовремя.

   После глухого выстрела, с тихим шипением взлетела новая осветительная ракета, Федя не теряя времени, оттолкнулся от опоры ногами и ушёл на глубину. И уже не обращая никакого внимания на яркую 'звёздочку‟ повисшую в чёрном небе, начал усиленно выгребать вниз по течению. Вынырнуть удалось далеко и в полной темноте.

   Напарник Игоря выполнил свою часть работы и уплыл. И видимо немцы уделяли большее внимание на то, что приближалось к мосту: потому что не удостоили вниманием два небольших плотика, которые мерно покачиваясь, уплывали от него. А сапёр, когда округа была освещена бледным, мерцающим светом, видел, как они медленно удалялись по воде, и ожидал что тишина вот, вот будет разорвана какофонией выстрелов и чужеземных криков: логическим завершением чего будет тщательный осмотр всех закоулков охраняемого объекта. Однако этого не произошло, правда, когда снова наступила мгла, появилась новая помеха. По пешеходной части моста вразвалочку, чинно вышагивали двое часовых, они шли неспешно, молчали и подсвечивали себе дорогу фонариками. Был момент, когда один из лучиков, провалившись в одно из технологических окошек, скользнул по спине сжавшегося красноармейца, и ненадолго на нём задержался: однако охраняющие мост солдаты не обратили на это внимания - не смогли понять что осветили человеческую спину и не останавливаясь пошли дальше.

   Выждав, когда шаги удалились на приличное расстояние и стихли, Игорь позволил себе выдохнуть: он инстинктивно задержал дыхание, когда враг был слишком близко от него, и после того как понял что угроза обнаружения миновала, продолжил закладку зарядов. Ему пришлось ещё несколько раз прерываться, затаившись ждать, пока очередной раз пройдут фашисты патрулирующие мост, и снова продолжать свою работу. Свершилось: минирование объекта завершилось до рассвета, и настал момент, когда нужно было вставлять в подрывную шашку огневую трубку: сапёр осторожно, дабы не уронить содержимое, развернул пакет обильно обмазанный козьим жиром, и ужаснулся. В него просочилась вода, - спички были безнадёжно отсыревшими, впрочем, как и огнепроводные шнуры. Так что об их использовании можно было забыть.

   Отчаянье усиливало то, что находящиеся над головой рельсы, доносили перестук колёс приближающегося поезда, взрывчатка была установлена, а детонировать её было нечем. Впрочем, когда судя по шуму железнодорожный состав был готов вот- вот въехать на мост; Подопригора совершил то, чего даже он сам от себя не ожидал. Игорь извлёк одну из имеющихся у него гранат - в нарушение инструкций заряженных запалами заранее, разогнул усики чеки и выдернул её. Как в замедленной съёмке отлетела предохранительная скоба, и из трубки детонатора посыпался небольшой фонтанчик искр.

  - А-а-а-а! - Закричал Игорь и прижал гранату к установленной взрывчатке: после чего с усилием зажмурил глаза.

   Напрасно Савелий Евграфович высматривал признаки того, что Подопригора подожжёт шнур и прыгнет в воду: не было характерного огонька от спички поджигающей фитиль. Этого так и не случилось. Зато, как только паровоз вражеского поезда въехал на заминированный мост, прозвучал громкий взрыв: яркая вспышка кратковременно осветила округу; послышался скрежет гнущихся балок, грохот бьющихся вагонов. Даже в ночи было видно как перекосившись, неспешно осел подорванный пролёт, и весь железнодорожный состав - платформа за платформой, переворачиваясь, полетели в реку. И так продолжалось до тех пор, пока весь эшелон не свалился в возвышающуюся над водой большую кучу покорёженного металла, переломанной древесины и прочего имущества изуродованного в хлам.

   Когда всё утихло, и река похоронила последний стон разразившейся катастрофы; опомнилась и охрана моста: засуетилась загрохотала, ввысь и во все стороны потянулись щупальца трассирующих пунктиров зенитных и пулемётных очередей. Так что Фёдору Кулёву, уже давно переодевшемуся в сухие вещи и с тревогой наблюдавшему за подорванным мостом, со склона небольшого овражка пришлось сползти на его дно. Туда где притаился он и его товарищи вскорости туда же сполз и хмурый Петренко...

   В нарушение всякой логики, Подопригору ждали до тех пор, пока могли, но он так и не появился: через двадцать минут после подрыва: когда на небе стали проявляться первые признаки рассвета, ожидание было прервано. Впрочем, всем и без того было ясно что что-то пошло не так, и их друг пожертвовал собой ради выполнения задания. Но все, всё равно надеялись на чудо.

  - ... Следы нашего пребывания здесь, не ликвидируем: пусть эти гады их легко обнаружат. - Распоряжался Савелий, объявив отход. - Идём вверх по овражку и стараемся передвигаться след в след. Живее братцы, живее: они уже наверняка прочёсывают лес. Вон, даже беспорядочную стрельбу прекратили.

   Хмурые бойцы проходили по одному мимо Петренко, старались идти тихо и аккуратно: кто-то из них внимательно смотрел себе под ноги, кто-то устало впялил взгляд в спину впередиидущего товарища, были и те, кто заглядывал в его глаза с немым вопросом: - 'Как же так, командир? В чём ты ошибся, и почему Игорь остался на мосту?‟. - Может быть всё это было не так, и каждый из посмотревших на Саву думал совершенно о другом, но пулемётчик: как он был уверен, случайно ставший в этом отряде старшим, воспринимал всё именно в таком ключе. Поэтому в такие моменты старался не отвести взгляда, дабы люди не догадались о зародившемся в его душе чувстве вины, которое так нещадно грызло его сердце.

  - Давай Федя, поспешай, не задерживайся. - Савелий ободряюще похлопал по плечу Кулёва, ходившего на мост вместе с Игорем, и в данный момент замыкающего цепочку небольшого отряда. - Мы им ещё покажем Кузькину мать.

   Проходя мимо кустарника, плотно росшего с двух сторон от тропы, той, по которой бойцы только что вышли из овражка: Петренко задержался. Он аккуратно присел возле правого куста и натянув обрезок обожжённой проволоки, прикрутил её свободный конец к кольцу заранее установленной лимонки; после чего осторожно распрямил усики чеки. Прикрыл гранату пучком травы и, убедившись, что растяжка незаметна, побежал догонять своих боевых товарищей.

   Не прошло и десяти минут, как сзади послышался еле различимый взрыв, но ни стрельбы, ни каких либо других звуков не было слышно. Все как по команде оглянулись и замерли.

  - Значит они уже обнаружили место нашей ночной стоянки. Однако после нашего гостинца преследовать будут осторожнее: медленно и с большой опаской. - Негромко сказал Сава, обведя товарищей взглядом. - Идём метров сто - сто пятьдесят, затем возвращаемся на пятьдесят и уходим вправо.

   А сам, развернул кулёчек с перетёртым в пыль табаком и стал понемногу посыпать им тропинку. Может быть эта мера предосторожности была излишней, но Непомнящий настаивал на полном выполнении всего комплекса мер по отрыву от преследователей. Савелий усмехнулся, когда вспомнил как возмущались бойцы после того как Иван конфисковал треть добытой в соседних сёлах махорки и заставил перемолоть её через ручную мельницу. С тех пор, на тех жерновах было невозможно что-либо другое обрабатывать - запах и горечь табака, удалить с них было нереально. А все курящие до сей поры сетуют, что оставшиеся запасы махры ничтожно малы, и скоро у них: от отсутствия этой отравы, начнут пухнуть уши. Впрочем, на Ивана Ивановича эти возмущения не возымели никакого действия, и он как-то пояснил подосланным к нему от народных масс делегатам. Дескать, ему милее живые бойцы с опухшими, или даже свёрнутыми в трубочку ушами, чем покойники с нормальными ушками, но не сумевшие оторваться от вооружённой до зубов погони усиленной собаками. Больше с подобными претензиями к нему никто не подходил, а недовольство если и выражалось, то тихо, и в узком кругу соратников по курилке.

   Весь день отряд шёл по лесу уподобляясь загнанному волку: делались короткие перерывы, во время которых, люди не успевали как следует отдохнуть; несколько раз непредсказуемо менялось направление движения, но чувство тревоги никак не отпускало Савелия. Его подстёгивал часто пролетающий над лесом самолёт разведчик. Вроде никто не разводил на привалах костёр, и все успевали засечь приближение 'Рамы‟ и надёжно укрыться под кронами деревьев: но часто появляющийся фашистский стервятник кружил кругами и давал понять, что именно в их направлении, и движется погоня. Того же мнения был и Егор Понедько, поэтому на очередном коротком привале, он предложил повторить заячий трюк - по его прикидкам, манёвр надо было делать где-то через пару вёрст, и уходить на знакомое ему болото.

   Однако не прошли и версты как попали в засаду: точнее наткнулись на группу немецких солдат прочёсывающих лес. В авангарде советского отряда шли Фёдор и Понедько, а фашисты двигались навстречу выстроившись в несколько редких шеренг. И когда противные стороны увидели друг друга, то возникло небольшое замешательство - оцепенение, из которого первым вышел Кулёв: солдат резким рывком свалил Егора, однако сам упасть не успел и его тело, за секунду было изрешечено бешеным потоком пуль. А проводник, схватив за ремень труп своего спасителя; не обращая внимание на летающий над его головой рой свинца, пополз к своим.

   Видимо Егор в какой-то степени был счастливчиком, можно даже сказать, что он родился в рубашке, так как ни одна пуля, ни своя, ни чужая, не задели его. Впрочем, повезло и всей группе Петренко: немцы быстро прекратили огонь, и не кинулись преследовать отходящего противника. Никто не задумывался о причине такой удачи, толи у фашистов после ответного огня было много раненых и они занимались ими, или задача у гитлеровцев была не уничтожить, а гнать советских диверсантов в нужном направлении. Где их и должен был принять 'комитет по торжественной встрече‟. Поэтому, бойцы спешно отходили и если можно так сказать: радовались увеличивающемуся отрыву от противника.

  - Егор, брось Фёдора. - Сипло дыша, прохрипел малорослый Зинченко, обгоняя проводника. - Ему уже ничем не поможешь.

  - Нет! Он мне жизню спас! Не успокоюсь, пока не похороню его по-людски!

   Не так давно появившийся в отряде Зинченко, ничем ещё себя не проявивший, ускорив шаг и не оборачиваясь только проворчал:

  - Блин твой клёш, вот из-за таких упёртых и сгинем ни за понюх табаку.

  - Егорша, дай Федьщу сюды. - Это был догнавший Егора сибиряк Сёмка, Понедько только это и знал про этого молчаливого крепыша. - А ты, только выведи нас куда надобно.

   С невероятной ловкостью и сноровкой, Молчун - именно так его именовали все партизаны, подхватил тело погибшего и продолжил свой путь, как будто по-прежнему шёл налегке. Впрочем, долго нести эту ношу ему не пришлось: группа вышла к медленно текущему ручью. Понедько вскинул руку и, все остановились. Проводник с секунду к чему-то прислушивался потом обращаясь сразу ко всем, заговорил:

  - Всё. Идём вверх по течению: так и доберёмся до болота, где по еле приметной гати окончательно уйдём от наших загонщиков.

   Однако Сава не разделял его оптимизма, Петренко нахмурился и возразил:

  - Я бы на месте немцев послал по несколько человек вверх и вниз по течению. Так что они вполне могут успеть перехватить нас - пока мы со скоростью черепахи будем ходить по твоей топи.

  - Не пошлют. - Твёрдо сказал Сёмка. - Вы только наследите по ту сторону ручья, да возвращайтесь. Затем уходите. А я, покамест там пару растяжек смастерю, да опосля их по лесу повожу. Так что, успеете уйти.

   Затем Молчун огляделся и посмотрев вокруг обратился к Понедько:

  - Егорша, вот бережок подмытый, я сюда Федьшу положу, да обвалю земляной козырёк. Будет могилкой.

   Весь отряд стоял разинув рты: ещё никто не слышал чтобы сибиряк так много говорил. Однако Сава быстро всех вывел из ступора.

  - Быстро все прошлись гуськом аж за те кусты, и не оборачиваясь попятились назад. Живо.

   Пока бойцы выполняли его указание, Петренко прыгал вместе с Шантаровым на земляном козырьке, пока тот не обрушился. Правда, это занятие чуть не закончилось его увечьем - за малым не вывихнул правую руку. А когда группа выдвинулась по ручью, чьё русло из-за обрушения бережка было наполовину перекрыто: Сава последний раз посмотрел на сибиряка, который оканчивал установку второй растяжки. Красноармеец понимал, что больше никогда не увидит этого малообщительного бойца, но ничего поделать не мог. Кто-то был обязан отвлечь и увести погоню за собою.

   Люди идущие по ручью спешили, они уже понимали, что их отряд выдавливают к тому месту где уже всё готово к уничтожению диверсионной группы. Поэтому нужно было спешить и не позволить команде немецких загонщиков случайно наткнуться на них. Сзади послышался еле различимый взрыв. Бойцы замерли и расслышали тихие звуки далёкой перестрелки. Понимая, что их товарищ, принявший неравный бой обречён, бойцы не кинулись назад, а ускорили своё движение к болоту: никто не желал, чтобы жертва Молчуна оказалась напрасной.

   К болоту вышли довольно таки быстро, однако здесь произошла заминка, пришлось потратить время, на ожидание пока улетит кружившая над ним 'Рама‟. Отряд наблюдал за нею из леска, люди стояли, опирались на недавно срубленные слеги¹⁸ и гадали: как долго фашистский наблюдатель будет задерживать отряд. А он, сволочь такая, как видимо никуда не спешил. И всё-таки настал момент когда наблюдатель совершив резкий поворот, с небольшим ускорением ушёл на юго-восток.

   - Ну с богом братцы. - Перекрестившись проговорил Понедько младший и, повернувшись к Петренко обратился уже к нему. - Сава, на всякий случай. Если со мной что случится, никто никуда не сворачивает. Идёте только прямо. Ориентир, вон та парочка кривых, худосочных берёз.

  - Отставить панику. - Возмутился Савелий. - Ничего с тобою не случится Егор.

   На что, проводник абсолютно спокойно ответил:

  - Это не паника. Как говорится: - 'Бережёного бог бережёт‟. А на болоте, каждый должен знать по каким засечкам идти. Иначе, по нему ходить никак нельзя.

   Полтора часа, которые группа Понедько преодолевала болото, превратились в настоящий ад. Под ногами чавкала жижа, несколько раз приходилось вытаскивать из топи бойцов, которым не посчастливилось оступиться, или по какой либо другой причине упасть. И над всем этим довлело ожидание, что ненавистный самолёт разведчик может в любой момент вернуться. Если так произойдёт, то у людей оставался весьма ограниченный выбор, или топиться самим, или выходить тёпленькими прямо в руки агрессоров которых на них выведут авиа корректировщики. Был и третий вариант, открыть огонь по врагу и принять героическую смерть на окраине болота. Да видимо у проведенья, на этих людей были совершенно другие планы.

   На твёрдую землю выбирались совершенно измождённые люди: все их мышцы болели, руки и ноги тряслись мелкой дрожью. Однако бойцы не останавливались, не оседали безвольно расслабляясь, а стараясь не упасть: опираясь на слеги как на костыли, и спешили укрыться в более густом лесу, до которого нужно было ещё дойти. И только оказавшись под его укрытием мужчины падали и казалось, что никакая на свете сила больше неспособна их поднять. Впрочем, нашлось несколько человек, которые прикусив губу рубили валежник, и устилали им землю под деревьями с самыми пышными кронами. Среди них был и шатающийся от усталости Петренко. А когда всё это приготовление к привалу было окончено, он распорядился:

  - Всем вымыться, постираться, отжать одежду и после этого объявляю получасовой привал.

   Люди, вымотанные долгой беготнёй по лесу; добитые переходом по болоту; но привыкшие выполнять приказы стали подыматься с земли. Они недовольно ворчали, в полголоса посылали Савелия Евграфовича по определённому адресу, но, несмотря ни на что, начали разоблачаться и приступили к помывке. А Сава, с теми, кто подготовил стоянку, первыми приступили к охране привала от незваных гостей. Их сменили минут через десять...

  - Ефрейтор Петренко, почему весь наряд спит?! - От негодования старшина кричал, его глаза были на выкате, на лбу возле шрама пульсировала жилка, а кулаки его были сжаты, как будто он собирался пустить их в ход. - Что за разгильдяйство?! Спорю к чёрту твои красные полоски ...!

   Савелий оторопело открыл глаза и с облегчением понял, что попросту уснул и всё это ему приснилось. Но сон был настолько правдоподобен, а возмущение Дзюбы реалистично, что сердце билось так сильно, как будто полученный нагоняй был явью, а не плодом сновидения.

  - Стоп. - Подумал Сава. - Какого чёрта? Ведь я даже не ефрейтор. Хотя, всё это было так натурально: так правдоподобно .... А ведь меня что-то разбудило! ...

   Приподнявшись и поспешно оглядевшись вокруг, Савелий немного успокоился, он разглядел отдыхающих на лапнике товарищей, стоящего в охранении и борющегося из последних сил со сном красноармейца Зинченко. Геннадий, щуря слипающиеся от усталости глаза, наблюдал за болотом и постоянно щипал себя за мочку левого уха. Петренко посмотрел на часы и ужаснулся: вместо запланированных тридцати минут отряд отдыхал сорок семь.

   - Всем подъём. Уходим.

   Эта тихо поданная команда даже не всполошила отдыхающих неподалёку от стоянки птиц, но пробудила всех солдат без исключения и бойцы, разгоняя сковывающие тело остатки послесонья, засобирались.

  Глава 16

   Жизнь в отряде налаживалась: последнее время более или менее нормализировалось питание. Оно улучшилось и сейчас оно состояло не из вымоченных во многих водах корешков одуванчика и всего того, что Настя в довоенной жизни считала совершенно несъедобным. Почти сразу после того, как Непомнящий побывал в Драпово, и бойцы, имеющие сельские корни помогли местным жителям убрать урожай - в этом деле, неоценимую помощь оказали имеющиеся у партизан лошадки: их впрягали в восстановленную косилку на конной тяге. Также отряд Непомнящего помог местным, вывезя больше его трети в места, где селяне организовали тайные хранилища: все понимали, что немцы наложат свою лапу на плоды их трудов. Всё это лирика, главное, в партизанском рационе стала преобладать варёная пшеница, первое время приправляемая копчёной кониной, а затем грибами, или изредка добываемой дичью. Иногда бывало, что после редких удачных вылазок, отваренные зёрна сдабривали, или заменяли трофейными продуктами, отобранными у полицаев везущих награбленное для фрицев.

   Первое время такие изменения в рационе, всеми людьми воспринялись как праздник для живота, однако, вскоре это приелось, и снова появились недовольные из числа уроженцев городов. Появиться то они появились, однако выражать своё недовольство людям было недосуг. Дзюба с непомнящим гоняли своих подчинённых так, что несмотря на значительное улучшение качества питания, никто не набрал ни единого грамма живого веса. Все бойцы, большую часть времени учились управляться с ножами, бесконечно отрабатывали практические основы штыкового боя и каждый - без исключения учился азам сапёрного дела. Так что любой из партизан знал, как можно быстро поставить растяжку, да так, чтобы она не бросалась в глаза.

   И только у неё, у Насти, свободного времени было хоть отбавляй: правда, в сравнении со всеми остальными. Слава богу, новых раненых не было, лётчик младший лейтенант Стерхов был не в счёт, сотрясение головного мозга у него было несильным, да и вывихнутая во время прыжка с дерева нога не беспокоила. Оставались поломанные ребра, которые кстати, тоже весьма благополучно заживали. Так что, основной жалобой пациента была туго забинтованная грудная клетка: мол она затрудняла его дыхание - мешала глубоко дышать.

   С самого начала, пока у него был постельный режим, лётчик от скуки старался заигрывать с 'милым доктором‟ - именно так он её называл заглядываясь на неё своим взглядом: присущим всем знающим про свою неотразимость сердцеедам. А в его карих озорных глазах, светились чарующие огоньки, в сочетании с хорошо подвешенным языком, ставшие для многих девушек причиной бессонных ночей и томных вздохов. Хозяин этих глаз, прекрасно об этом знал, и старался пользоваться всем своим арсеналом в полной мере.

  - Милый мой доктор, стоило ли прикладывать столько усилий, выцарапывая мою жизнь из лап костлявой смерти, а затем, так бездушно убивать своим равнодушием. - Говоря эту фразу, Пётр, уже в который раз постарался нежно взять Настину руку в свои ладони. - Не будьте так холодны и улыбнитесь своими ангельскими губками герою, который ради вас, отважно сбрасывает врагов с нашего небосвода.

  - Начнём с того Пётр Дмитриевич, что пока я видела, как с неба сбросили именно вас. И вы пока туда не вернулись. - Мягко, но при этом решительно пресекла попытку завладеть своей рукой, ответила Смирнова. - А насчёт ангелочков утешителей, я подозреваю у вас, таких и без меня немало найдётся.

  - Эх, милый мой доктор, о чём вы говорите? Вы видели момент, когда на меня подло напали превосходящие силы противника. А сколько у меня было воздушных побед: сколько фашистских стервятников после моих атак рухнули с неба, и уткнулись своими хищными носами в сырую землю. Вам к несчастью, этот факт совершенно неизвестен. Иначе вы бы не возводили на меня такую обидную напраслину. Эх, как здорово они горели.

   Стерхов давно привык к тому, что при встрече с ним, многие девушки расцветают в улыбках; стреляют в него своими очаровательными глазками. Или начинают как будто невзначай, заинтересованно поглядывать в его сторону: перед этим слегка 'припудрив носик‟, мимолётно посмотревшись в витринное стекло, ловким движением подправляя причёску, а бывало и какую либо деталь своего гардероба. А если он что-либо рассказывал из своих лётных баек, то они забывали обо всём на свете и слушали его, как говорится, открыв рот. Поэтому, Павла сильно удивляла подчёркнутая холодность военфельдшера.

   Сегодня, впрочем как и всегда, Смирновой было без разницы чего там нафантазировал себе её пациент, поэтому окончив осмотр, Настя как обычно сделала в большой амбарной книге несколько пометок о динамике выздоровления раненого и покинула его: оставляя пилота на попечение Елены Ивановой - временно ставшей санитарской. А Настасье Яковлевне пора было выполнять другие обязанности; проверять пищеблок, выборочный осмотр бойцов на педикулёз и прочее, прочее, прочее.

   Уйдя с пищеблока, и взяв направление к штабной землянке, Настя заметила группу бойцов окруживших Непомнящего, а тот, сдержано жестикулируя чего-то им рассказывал. Так бывало часто. В такие моменты Иван мог инструктировать очередную группу, отправляющуюся на какое либо задание, или просто беседовать с кем-то, как говорится по душам. Настасья помнила, как три дня назад она стала очевидцем такого наставления, он при ней объяснял бойцам, что парочку полицаев, в своём услужливом усердии перед немцами, перешедшим все дозволенные границы, надо не просто наказать, а судить принародно и пояснить их землякам, за какие деяния будут повешены эти предатели.

  - ... Смотри Дмитрий, их семьи не трогай и ничего у них не отбирай. - Спокойно и уверенно говорил Ваня. - У них есть родственники, которые к нам лояльны: сделай так, чтобы те взяли родню на поруки. И если те не дураки, то всё поймут правильно. ...

   Вот и сейчас её Ваня сидел на поваленном бревне и спрашивал у пожилого воина: видимо кого-то из местных - тех, кто недавно прибился к отряду.

  - Как ты думаешь Олег Олегович, если в драке кто либо сшиб меня с ног сильным ударом, я уже проиграл - меня победили?

  - Судя по тому, что о вас говорят, думаю нет. - Мужичок с кустистыми бровями и крупным, мясистым носом отвечал неспешно, можно сказать степенно. - Все говорят, что ты встанешь и продолжишь биться.

  - Вот и ответ на заданный тобой вопрос: хотя, не всё в мире так просто и однозначно. - Непомнящий обвёл окружающих взглядом и, заметив подошедшую к ним Настю, дружелюбно ей подмигнул. - Немец, одним ударом сшиб Францию, Польшу. Но они не захотели подыматься для дальнейшего сопротивления. А сейчас посмотрим на то, что происходит у нас. Фашисты нанесли нам подлый удар под дых; мы упали и сейчас с трудом восстанавливаем дыхание.

  - Ага. - Тут же возразил мужичок. - Восстанавливаем так, что аж пятки сверкают.

  - Я бы так не сказал. - Непомнящий был абсолютно спокоен, и не повысил свой голос даже ни на йоту. - Наши войска отходят несут жуткие потери и как могут сдерживают противника, а где-то глубоко в нашем тылу, сейчас формируются войсковые соединения которые будут способны дать врагу достойный отпор, а затем и погнать назад.

  - Так и я могу сказать, что дальняя сродница кумы, сейчас кашеварит а ейна дочка на скамье сидит и семки лузгает. Всё равно никто не проверит. - Голос того, к кому обращались как к Олегу, Олеговичу, не выражал никакого злорадства: только горестную обиду.

  - А зачем мне что-либо придумывать? Так будет поступать любое государство, которое не собирается сдаваться на милость победителя.

  - Так Германцы говорят, что они вышли к Москве и войне мол конец. Армия то наша вся разбита и Сталин ведёт переговоры о капитуляции - вся загвоздка в том, что он выторговывает для себя наиболее выгодные условия.

   Иван широко и добродушно улыбнулся, еле сдержавшись, чтобы не рассмеяться. Снова мимоходом подмигнул Насте и, посмотрев на своего главного собеседника с нескрываемым сарказмом проговорил:

  - Что-то скромничает наш немец. Я бы на его месте говорил, что занял всё - вплоть до Уральского хребта. Ведь чем громче заявить о своих 'победах‟, тем меньше у захваченного населения желание сопротивляться захватчикам. Я, например думаю так. Если бы захватчики говорили правду, и война была окончена, то по железнодорожным путям не шло столь много войск и боеприпасов. Зачем их вести в таких количествах туда, где в них нет особой надобности? Да и не мог немец так быстро дойти до Москвы. Наш пилот: тот, которого мы не так давно подобрали, тоже опровергает фашистский брёх. А он ещё недавно летал над нами: и как его маленький самолёт мог долететь до нас от самой Москвы?

  - О как? ...

  - Вспомните, сколько немчура не могла подавить сопротивление в Бресте? А теперь представьте, сколько таких гарнизонов, или отрядов подобных нашему, возникает у них по мере их наступления. Значит, на их подавление нужно выделять солдат, иногда артиллерию, авиацию: нести боевые потери. И чем глубже Гитлер влезает на нашу территорию, тем длиннее у него получается линия фронта и значит труднее сосредоточить силы для нового удара. Поэтому, им невозможно наступать с первоначальной скоростью: они вынуждены снизить темп своего продвижения.

  - Да Иван Иванович, говоришь ты вроде складно, только когда красная армия подымится, да погонит врага назад? Как говорится бить врага на его же территории.

  - Ну я не генерал, точные сроки сказать не могу - мне они не ведомы. Так что, скажу только одно. Враг у нас сильный и коварный, биться с ним будем долго и с большими потерями. Много супостат прольёт кровушки: и своей и нашей. Но если благодаря твоим, его, моим усилиям, земля будет гореть под ногами у вражины, то этим, мы намного приблизим момент, когда наш солдат устроит парад победы в Берлине. Учёные мужи говорят, что так уже бывало и якобы не единожды: враг нанося удар исподтишка нападал на нашу родину, кричал о скорой победе его оружия, углублялся в наши земли, а заканчивалось это тем, что он драпал: хромая сразу на все лапы и поджав свой ободранный хвост. Ведь наше дело правое и правда то, за нами...

   Настя дождалась когда мужики сидевшие рядом с Иваном посчитав разговор оконченным поднимутся и, продолжая обсуждение уже меж собой, уйдут проч. А Иван, пронаблюдав за ними, встанет и подойдёт к ней.

  - Ну что звёздочка моя, умаялась? - Поинтересовался парень, подойдя к поднявшейся с невысокого пенёчка девушке.

  - Никакая я не звёздочка, и покамест я только мамина и папина дочь. - Возмутилась Настасья, тщательно оправляя гимнастёрку под ремнём. А ещё я боец РККА.

   Это возмущение, как обычно только развеселило Ивана, так как он прекрасно видел, что девушка абсолютно не обижалась на такое его обращение. Впрочем, это уже стало их традиционным обменом любезностями. Поэтому Настя знала что последует за этим, и с некоторым нетерпением ждала следующих слов. Тех, от которых, как это ни странно, трепетно замирало сердечко, а сознание - по привычке возмущалась, называя всё мещанскими пережитками:

  - Нет, ты и только ты моя звёздочка, единственный лучик света в моей жизни. Так что, отставить какие либо возражения по этому поводу.

   С этими словами Иван немного отставил локоть правой руки, и Настя привычно обняв его двумя руками, нежно прижалась к его плечу. Вот так неспешно они и пошли, удаляясь подальше от посторонних взглядов. А люди, давно знавшие про нежные чувства испытываемые командиром к военврачу - именно так её именовали с лёгкой руки Дзюбы, делали вид, что они не замечают как влюблённые ежедневно - ненадолго уединялись в лес.

  - Ванюш, скажи, ты не передумал? - Поинтересовалась военфельдшер, когда они остановились возле ствола давно упавшего дерева и успевшего полностью покрыться мхом: это было место, где они любили весьма целомудренно проводить свободное время.

   Может быть упоминание про целомудренные отношения меж двух взрослых людей будет звучать немного наивно, но Настя была так воспитана, она искренне считала что в её жизни может быть только один мужчина, поэтому были ухаживания допустимые и до брака, но что-то более серьёзное дозволялось только после свадьбы. Иван, столкнувшись с этим, поначалу был сильно удивлён, можно сказать, даже обескуражен: в том времени, откуда он сюда попал, такие условности никого не останавливали, об этом даже не задумывались. Однако впервые по настоящему влюблённый парень никак не выказал своего удивления и подумав над этим, даже был рад за свою избранницу. Но всё это лирика, никак не относящаяся к текущему разговору этих двух молодых людей.

  - Настёна, я тебе уже говорил, что своих решений не меняю. Тем более, даже Григорий Иванович согласился с резонностью моего участия в рейде одной из групп. Он как ты знаешь тоже вошёл в состав одной из них. А вот группе Савелия, придётся обходиться без такового - уповая только на усиление дополнительным пулемётчиком.

  - Но...

  - Никаких но любимая. Для успешного выполнения задачи, в каждой группе должно быть снайперское прикрытие, а тех, кто хоть как-то может подходить на их роль, у нас раз, два и обчёлся, а я всё-таки солдат и моё место в строю. Так что завтра все группы выдвигаются в закреплённые за ними районы, а ты с охраной остаёшься здесь, в лагере. И давай в этот день не будем друг с другом пререкаться: у нас и без этого так мало времени.

   Иван хотел приобнять свою девушку, однако она ловко отстранилась от него. А увидев его удивлённый взгляд, немного смущённо проговорила:

  - Погоди хороший мой. Только ничего не говори.

   Её немного смущённый взгляд заметался по сторонам, и она очень забавно сморщила свой лобик. Кровь прилила к её щекам, от чего на них заполыхал миловидный румянец. В её сознании боролось две правды жизни, одна говорила о том что идёт война, и её любимого человека могут в любой момент убить - следовательно она потеряет его навсегда. Про то, что и она может погибнуть, Настя старалась не думать. С другой стороны, она помнила, что должна блюсти девичью честь - для неё понятие совершенно не эфемерное. И в какую сторону склонится её выбор, она ещё не знала сама. Впрочем, решение вскоре было принято, и побледнев как будто она собиралась спрыгнуть со скалы, Анастасия встала, взяла Ивана за руку, и увлекая за собой твёрдо сказала:

  - Пойдём в мою землянку. ...

   Из отряда отдельные группы уходили поутру. Выдвигались каждый в своём направлении и с таким расчётом, что светлое время бойцы будут идти по лесу, а далее, каждая группа сама выбирает себе график движения, в зависимости от сложившихся обстоятельств. Главное необходимо оказаться в нужном месте и в назначенное время. Никто из остающихся на базе - это название данное Иваном намертво прижилось к лагерю, так вот, никто из людей не выходил провожать товарищей, все жили по установленному распорядку и занимались своими делами. Впрочем, было одно исключение: Настя стояла, слегка ёжась от утренней сырости и прохлады, она только что выпустила руку Ванюши из своих ладоней, и с трудом сдерживая слезы, смотрела ему в след. А немного в стороне и позади от фельдшера стояла жена Изи и тихо шепча, крестила проходящих мимо неё воинов: моля бога ниспослать для них удачу в бою и возвращения без потерь.

   Был в этих проводах ещё один участник, им оказался пилот: он уже не впервые - самовольно поднимался с постели. Вот и сейчас, он стоял возле входа в землянку и был свидетелем прощания его 'Милого Доктора‟ с командиром отряда. Однако Стерхова мучило другое, люди шли в бой, а он был вынужден пролёживать бока. Поэтому взгляд Петра был мрачнее тучи. ...

  Глава 17

   К месту, где по плану должна была располагаться временная база диверсионной группы прибыли в самый последний момент - за малым не опоздав. В связи с этим, было решено, что бойцы будут благоустраивать её в процессе подготовки к выполнению задания. Поэтому бойцы успокоились на установке трёх шалашей и устройстве немного удалённого от них отхожего места: всё-таки Настя сумела убедить всех партизан в его необходимости - как одной из мер борьбы с кишечной инфекцией. Так что, пока бойцы усердно трудились в поте лица строя временное убежище, Иван уточнял с Миколой Гончаровым и Степаном Понедько план их дальнейших действий.

  - ... Коля, ты со своими людьми выдвигаешься в направлении Синявки: достигнув железки, таишься и ждёшь. Теперь Стёпа, твоя группа уходит незамедлительно, ваша задача уничтожение колеи возле Пинска. Ну а я иду в район Ивановичей. ...

   Гончаров не громко усмехнулся и, тут же 'взяв себя в руки‟, стал максимально серьёзным. Однако Непомнящий прервал свой монолог, посмотрел на весельчака, и строгим голосом спросил у Миколы:

  - Я говорю что-то очень смешное и сильно комичное?

  - Нет, командир. Просто получилось забавно: в Ивановичи идёт Иван Иванович. Подумалось об этом - вот смешинка меня и пробрала.

  - Мы с тобою после над этим посмеёмся: когда задание выполним. - Иван говорил это уже без первоначальной строгости. - Так, на всё, про всё, у нас трое суток, утром четвёртых начинаем действовать. Связи между нами нет, так что опоздание на объект первого удара недопустимо: 'веселье‟ везде должно начаться одновременно. И чтобы Ганцам от нашей уморины было не до смеха: но и от скуки они не должны помереть.

   С этими словами все были согласны и поэтому, никаких возражений не последовало. А примерно через час, люди Понедько, под завязку загруженные всем необходимым вышли в южном направлении.

   Что не говори, но на длительном выходе самое неприятное заключалось в том, что провизии всегда минимум и она слишком быстро убывает. И это несмотря на жуткую её экономию. Вот и сейчас, два человека из десятки Ивана сидели возле небольшого костра, и один из них с жадностью смотрел на небольшие кусочки змеи, которые готовились нанизанными на винтовочный шомпол. Бедному гаду, в отличие от людей его обнаруживших, не повезло: его несколько минут назад поймали, разделали и вот он испуская аппетитный аромат, жарился над костром, а его голова упокоилась глубоко закопанной в землю - во избежание случайного укола об ядовитый зуб. Боец занятый приготовлением обеда, впрочем как и те, кто отдыхал, или стоял в охранении давно привыкли к такому питанию и с нетерпением ждал когда этот 'деликатес‟ будет готов.

   - ... Вот так то, Иван Иванович, - монотонным голосом отчитывался другой партизан, чьё лицо и руки были обезображены свежими узловатыми шрамами от ожогов, - бомбу с подбитого немецкого пикировщика я снял, выкрутил взрыватель и думаю, что мы сможем её использовать как противотанковый фугас: я её в паре с миной ТМ-39 поставлю. Если на неё наедет гружёная машина или танк, им амба - о ремонте не стоит даже мечтать.

  - Василь, раз ты у нас за сапёра, тебе и решать какие заряды и куда закладывать.

   Ивану нравился этот бывший танкист, его удивляло его жизнелюбие и невероятное упорство. Было непонятно, как механик водитель БТ-2 умудрился выжить в немецком плену после того, как он в своём последнем танковом сражении получил контузию, ожоги рук и правой стороны лица. Василь Ромашов умудрился не только выздороветь: вопреки отсутствию нормального питания и должного медицинского ухода, но смог устроить побег из лагеря. Для этого он подговорил энное количество товарищей по несчастью стать его соучастниками. В намеченную ночь всё начиналось весьма тихо: но когда охрана подняла тревогу, то далее вырвались с шумом, нагло. Однако судьба тех, кто убегал вместе с ним, для Василия осталась неизвестной: уж больно лютовали пулемётчики на вышках и останавливаться для того чтобы оглядеться было некогда.

   Можно долго рассказывать как Непомнящий и Дзюба сомневались в правдивости того, что поведал им этот солдат. Собирались даже принародно расстрелять: как засланного шпиона - провокатора. Но когда ещё неокрепший Василь, находясь в карантине, сцепился с одним из таких же новоприбывших, обвиняя что тот предатель. Кстати, что в процессе расследования этого инцидента и подтвердилось, - провокатор уже успел наследить: видимо был ещё неопытным и поэтому поспешил раскрыться. Несколько из опрашиваемых людей подтвердили, что этот сержант артиллерии призывал к добровольной сдаче в плен: мол, немцы цивилизованная и культурная нация, и прочее, прочее.... Вот танкиста Ромашова, знающего каково это быть в плену у этих европейских носителей культурных ценностей, и задело. Так что после этого инцидента, для Ивана и Григория сомнения по поводу этого бойца полностью развеялись. И вот, воин имеющий отличное инженерное мышление и быстро разобравшись с азами сапёрной подготовки, сейчас докладывал то, как по его мнению, можно получше распорядиться найденным боеприпасом.

  - Вот я и говорю, сама по себе, мина ТМ-39 максимум порвёт трак, или повредит колесо. Конечно, техника временно выйдет из строя, и это значит, задержится её поступление в войска. А если она подорвётся на фугасе с бомбой, то точно будет раскурочена в хлам, вместе с живой силой и грузом. А тут, как на заказ, ещё основная дорога неподалёку. Если бомбу привязать к нашей лошадёнке, то доставить её к месту можно без проблем. Кстати Иван Иванович, мы тут во время разведки местности немецкий парашют обнаружили с дохлым фашистским пилотом, так я стропы и шёлк срезал. Ткань у местных на продукты выменяем, а стропы и нам пригодятся.

   Было заметно, с какой гордостью боец доложил о последней находке, особо про то, как он предлагает ей распорядиться. Видя старания инициативного бойца, Ваня, читавший когда-то в далёком будущем Карнеги, решил воспользоваться одним из советов его книги и подстегнуть подчинённого похвалой.

  - Молодец Василь, только весь шёлк не выменивай: оставь немного для наших женщин - пусть и они немного порадуются да смастерят для себя обновки. Да и с бомбой ты всё отлично придумал. Действуй.

  - Тут это, когда мы местность обыскивали, и ганца стало быть тоже. Ну, я, стало быть, его пистолет себе присвоил, а полётную карту, стало быть, вам. От так. Я в неё заглядывал, карта очень даже подробная. ...

   Ещё до того как начало вечереть, Василь вместе с Сёмкой - весьма шустрым худосочным местным подростком у которого только начал пробиваться первый пушок над верхней губой, отправились в ближайшее селение. И когда они почти не шумя 'растворились‟ в густых зарослях вечернего леса, у Ивана защемило сердце: ему казалось, что оба бойца идут на смерть. Перед мысленным взором постоянно мелькали картинки, в которых его люди попадают в засаду, или того хуже, местные из желания выслужиться перед новой властью скручивают его ребят. Надо было послать с ними ещё кого-нибудь. Так мучаемый недобрыми предчувствиями, Непомнящий и просидел всю ночь возле глубоко закопанного слабенького костерка. Поначалу, пока позволял свет уходящего дня, насколько это было возможно, он изучал карту, просматривая, где и какие идут дороги, решая, где лучше устраивать завалы, а где минировать. Покончив с этим, он старался думать на разные темы, но постоянно возвращался к мысли о судьбе людей пошедших в деревню. Несколько раз за ночь, он проваливался в короткое сонное забытьё, выходя из которого ему мерещилось, что где-то, под чьей-то ногой хрустнула гнилушка. Ваня вздрагивал, вслушивался звуки ночного леса, замечал, как неподалёку бдел часовой и, снова начиналось томительное, изматывающее душу ожидание.

   Это невыносимое самоистязание окончилось поближе к утру. И даже в этот радостный миг, было неизвестно, каким образом Семён ориентировался в ночи, однако, он не заблудился и вышел точно на место ночной стоянки. Впрочем, возвращение бойцов принесло с собой ещё и сильное удивление: уходили на менку два человека, а вернулось трое. И как прикажите понимать такую занимательную математику.

  - Дядя Ваня, - запальчиво лепетал подросток присаживаясь у огня: он так обращался несмотря на то, что Иван несколько раз объяснял пареньку что разница в возрасте у них не такая уж и большая, и можно обходиться без всяких там 'дядей‟, - ну с вашего разрешения мы пошли на обмен. А когда подкрались к деревеньке, то притаились и долго выжидали: однако ничего опасного мы не заметили. Только в одной из хат слабый огонёк мерцал. Вот к ней мы и поползли. ...

   Ивану хотелось поскорее всё узнать - без лишних подробностей, однако он знал Сёмку, поэтому не перебивал: дабы тот не сбился с мысли и не начал своё повествование заново.

  - ... Я заглянул в окошко, а тама тётка с дядькой вечерять - как-то поздновато, но вечерять. Ну, мы и решили, что я зайду сперва к ним. Вот как-то так. Сперва, когда я постучал в окошко, они спугались - особо тётка всполошилась, но всё-таки открыли дверь и пустили меня в хату. Ну, я им и начал говорить, что я сирота дескать, иду по миру и побираюсь. А вот недавно нашёл в лесу парашют и хочу его материю сменять на харч. - Рассказчик запнулся, немного помолчал, виновато потупив голову и продолжил. - Ну, на этом они меня стало быть и поймали, на брехне так сказать. Дядька и говорит мне, дескать, тяжело и неподъёмно одному таскать оба таких увесистых сидора. Зови мол своего друга. Ну а наш дядька Василий на сиротку совсем не похож. Вот как-то так.

  - Ну а дальше что? - Поинтересовался Иван недовольный возникшей паузой. - Что дальше то было?

   Здесь уже заговорил тот, кто пришёл вместе с бойцами, ходившими за провизией:

  - Можно я расскажу. Как ваш малец к нам вошёл, я сразу заметил, что у него из голенища сапога немецкий штык нож торчит. Забыл он стало быть его оттуда вынуть. Да и когда я со своей Маруськой ужинал, то приметил, как в окно двое заглядывали - ваш шкет и какой-то мужик. Стало быть не может он быть сиротой. Или как он говорил, побирался в одиночестве. Знать брешет он нам. Вдобавок у пацана, в кармане его тужурки, что-то тяжёлое сильно оттягивало карман. После чего у меня и возникла уверенность что он из партизан.

   Иван, жестом прервал рассказ незнакомца, и задал вертящийся на языке вопрос:

  - Меня сейчас больше всего интересует, не как вы догадались кто мы, а кто вы такой?

   Мужичок встал, привычным движением оправил одежду и представился:

   - Красноармеец Быков, Владимир Анатольевич, - водитель, двести пятая мотострелковая дивизия. До нападения немцев, располагались под Берёзой.

   - Не похожи вы на красноармейца. - Пренебрежительно заметил Иван. - Где форма, где оружие? Почему в гражданской одежде?

   На что, стоявший перед ним человек без тени смущения ответил:

  - Так я был контужен. Это произошло, когда я вёз раненых в госпиталь и нарвался на немецкие танки; вертелся как уж на сковородке, но видимо всё равно слабо вилял. Короче говоря, в мою машину попали, а больше ничего не помню. Моя Маруська нашла меня в километре от моей сгоревшей машины. Видать я в беспамятстве полз, или сперва свои тащили, а посчитав погибшим оставили. Так вот хозяюшка меня подобрала, домой на своём хребту притащила, выходила. ...

   Тело Быкова резко но не очень сильно передёрнуло и он, извиняясь, развёл руками, и улыбнулся.

  - Извините товарищи, с того дня память осталась: сам до сих пор не привыкну к этому. Как-то так оно и получается. В общем Маруся оказалась вдовой и бездетной бабой. Пока я поправлялся, то стал ей по хозяйству пособлять: там выровняю, там прибью, а то в сарае прореху залатаю. Затем выровнял покосившийся плетень, и так постепенно, навёл по куреню порядок - по мужской линии так сказать. А остатки моей формы вдова сразу же сожгла - от греха подальше.

   Здесь Владимир снова замолчал и, посмотрев в глаза Ивану, заговорил голосом, в котором сквозили нотки сочувствия и ещё чего-то очень тёплого, и душевного:

  - Товарищ командир, понимаете, очень истосковалась баба по мужскому плечу: да и хозяйство без должного догляда стало приходить в упадок. Вот и прикипела она ко мне, никак отпускать не хотела. Ну и я, что греха таить, истосковался по такой мирной работе, да и ещё это - на войне страшно до жути, а здесь всё тихо, и спокойно.

   На что Иван, со свойственной ему временами бесшабашностью - последствия того, что Непомнящий подсознательно старался подражать Дзюбе, лихо поправил причёску, усмехнулся и поинтересовался:

  - Так что же ты браток из такого рая сбежал?

   На что Быков, впервые за время разговора впялив взгляд в землю заметил:

  - Так вот, как раз когда ваши люди пришли к нам, мы обсуждали с Маруськой нововведение оккупационных властей. Нам вечером, староста как раз довёл до сведения их распоряжение о том, что все мужчины призывного возраста должны пройти регистрацию и проверку в каких-то фильтрационных пунктах. А у меня, помимо контузии, несколько свежих шрамов осталось - вмиг поймут кто я, и отправят в лагерь для военнопленных.

  - От молодца! - Немного возбуждённо взбрыкнул Иван, и хитро улыбаясь, шлёпнул себя по колену. - Так, стало быть, ты решил у нас пока отсидеться?!

  - Не совсем так. - Хмуро уточнил бывший водитель. - Я и без того собирался уходить, то есть пробиваться к нашим. Я понял, что спокойно жить мне всё равно не дадут - так что за возвращение нормальной жизни нужно бороться. А к вам пошёл потому, что сам я вряд ли далеко уйду, а тут такая возможность, - снова с оружием в руках, да в бой.

  - Лишнего оружия у меня нет, больше чем нож я тебе не смогу дать. Далее, будем считать, что тебя я услышал, сейчас желаю послушать своих людей. Василь, что ты думаешь по этому поводу?

   Танкист, чья обожжённая часть лица, в мелькании сполохов костра приобрела немного зловещее выражение: пожал плечами и как обычно - без проявления каких либо эмоций, ответил:

  - Когда я зашёл в его хату, то заметил на самом видном месте лежал заранее собранный сидор. Так что я уверен, Владимир на самом деле собирался уходить, да и у его жинки, глаза были на мокром месте и нос покраснел и распух - от долгого плача: ну прямо как у моей Агафьи, это когда она меня на службу провожала. ...

   Говорили ещё долго, о многом, и так можно было просидеть до первых петухов, поэтому, Иван прервал разговор, и приказал всем ложиться поспать, а когда едва рассвело, то Непомнящий безжалостно поднял всех тех, кто отдыхал. Разбудил всех, включая недавно вернувшихся ходоков за провизией, и после лёгкого завтрака - из запасов принесённых этой ночью: уточнил с бойцами план предстоящих действий.

   По плану, первым делом были сделаны завалы и заминированы второстепенные дороги, причём, после установки настоящей мины, делалось несколько грубоватых имитаций, с закладкой в них или камней, или обломков дерева - заканчивалось всё ещё одной идеально поставленной миной ТМ - 35.

   Следующим шагом в этом плане стал участок железнодорожной ветки Брест - Барановичи. Здесь уже пришлось повозиться. Поезда ходили слишком часто, и здесь выручил самодельный, нелепый своей лохматостью маскировочный костюм к которому прижилось название данное Иваном - 'Кикимора‟. Люди первое время смеялись от его вида и особо от названия, но когда убедились в его эффективности, то зауважали это несусветно выглядящее изделие. Вот и сейчас, Ромашов облачившись в лохматый костюм, весьма смело работал на насыпи. Впрочем через минуту после того как он достиг пути и быстрым движение освободил под рельсом участок для установки мины, ему пришлось спешно от него отползти - приблизился порожний эшелон идущий на запад. Хотя назвать его порожним можно было с большим трудом, так как на платформах стояло какое-то зачехлённое оборудование.

   Только отстучали колёса, ещё не престала вибрировать земля, а Василь снова полез наверх насыпи. Тряска засыпала тот небольшой подкоп, который сапёр успел сделать для установки мины, и его пришлось расчищать заново. Но это не было самым сложным. Иван наблюдал за обстановкой и временами поглядывал на сапёра через оптический прицел своей винтовки. Было видно, как Ромашов неспешно возится со сложной установкой взрывателя, а Непомнящий до безобразия боялся, что из-за сегодняшнего недосыпа произойдёт непоправимая ошибка. Но вот, боец замер, после чего осмотрелся по сторонам. Приподнялся и снова осмотрелся: Иван со своей стороны тоже убедился, что Василию ничего не угрожает. Пока снайпер осматривал округу, сапёр поднялся и что было сил, побежал от насыпи.

   Грохот, красноречиво говорящий о том, что установленная на железнодорожной ветке мина сработала, послышался тогда, когда Иван с Василем достигли нужной побитой бомбёжкой и спешно восстановленной крупной дороги, на которой нужно было установить фугас на основе авиационной бомбы. Увидевшие условленную отмашку бойцы подналегли на топоры, валя заранее подрубленные деревья. Их задача заключалась в том, чтоб на время перекрыть движение и при возможности установить растяжки против тех, кто постарается убрать это безобразие. А тем временем, Иван с Василем - пользуясь затишьем в движении, достигли нужной точки и с большим трудом установили свой гигантский 'сюрприз‟.

  Глава 18

   Гауптман Пауль Кальбель откровенно скучал и маялся от скуки. Линия фронта всё дальше уходила на восток, унося с собою суету и неопределённость: давно не было слышно её канонады, а с недавнего времени над их лагерем даже не летали самолёты люфтваффе. Нет, они конечно бороздили небесную высь, но это уже были не пикирующие бомбардировщики и истребители, а тихоходные транспортники. Да и военнопленные уже были не те: они поступали уже изрядно истощёнными после пребывания в предыдущих шталагах. Поэтому местная похоронная команда, состоящая исключительно из унтерменш, работала с удвоенной нагрузкой и всё равно еле справлялись со своими обязанностями. Что не говори, но пленённых Иванов было много, и поэтому кормили их весьма скудно. Также, за колючим ограждением не было возведено никаких построек - лагерь напоминал собою загон для скота, и находящийся там контингент спал, сидел, стоял на голой земле. Многие Иваны выкапывали руками ямы, точнее норы, дабы укрываться в них от непогоды - одно слово дикари привыкшие выживать в любых условиях.

   Всё это безобразие сильно развращало его солдат, впрочем, как и его самого. Пауль прекрасно помнил, как он, будучи ещё оберлейтенантом, прибыл в этот штамлагер под номером 337. И то, что он тогда увидел, сильно возмутило его сознание, с чем он незамедлительно и обратился непосредственно к коменданту - майору Розенбергу.

  - Господин майор, разрешите обратиться? - Дождавшись разрешения, он продолжил. - Я конечно понимаю что это не моё дело, но такое отношение к пленённому противнику не делает нам чести. Я понимаю, что враг стоит на более низкой эволюционной ступени, однако это не повод содержать его в таких скотских условиях. У меня дома даже над самыми никчёмными собаками так не издеваются.

  - Вы это о чём? - Искренне удивился комендант.

  - Я о том, что в лагере нет никаких условий для содержания комбатантов. Особенно такого их количества.

  - И куда вы мне прикажите их девать?! - Тон вопроса был поучительно снисходительным и можно сказать немного саркастическим. - Может, прикажите отпустить их по домам, да ещё с принесением искренних извинений? Так мол получилось, и мы не знали что вас будет так много - не ожидали такого.

  - Нет господин майор.

  - Тогда обер-офицер, занимайтесь охраной объекта и не лезьте не в свои дела. Надеюсь вы читали надпись возле ворот? А ведь она гласит: - 'Вы должны умереть, чтобы жили мы‟.

   Всё было правильно, Пауль это понимал: он солдат и должен выполнять свой долг, а всем остальным будут заниматься те, кому положено - с них и будет спрос. Со времени этого разговора прошло время, контингент за проволочным ограждением увеличился, да и Кальбель больше не обращал внимания на тех, кто находясь за 'колючкой‟, частенько буравил его своим угасающим, голодным взглядом. Пауль больше не видел в этой толпе отдельных людей, столь непохожих друг на друга, живших со своими мыслями, нуждами, чаяниями. Отныне, они воспринимались единой обезличенной массой, от которой нужно было очистить новые территории Великого Третьего Рейха. Поэтому, в данный момент, он с тоскливым равнодушием наблюдал, как его солдаты 'кормили‟ охраняемый ими контингент. Со смехом и улюлюканьем они перекидывали нарезанные порцайки эрзац хлеба: а Иваны, расталкивая друг друга локтями их ловили. Среди Русских были и те, кто с обречённым безразличием наблюдал за свалкой - у них не осталось сил бороться за еду. Но были и те, кто по личностным убеждениям не желал участвовать в этом цирке, не хотел терять человеческий вид. И те, и другие были обречены на медленное умирание от голода - и они умирали. О чём красноречиво свидетельствовали их глубоко ввалившиеся глаза, острые скулы и невероятно впавшие щёки, обтянутые истончённой кожей. Ну а если присмотреться внимательнее, то можно заметить и то, что подранная одежда этих людей, больше не скрывала скелетов, которые остались от некогда здоровых тел. И это, Паулем давно воспринималось как норма.

  - Господин гауптман, вас срочно вызывают к господину коменданту лагеря.

   Подбежавший посыльный, оторвал обер-офицера от отрешённого созерцания того, как веселятся его подчинённые и он, кивнув головой ответил:

  - Да, да. Сейчас иду.

   Этот неожиданный вызов мог значить всё что угодно, поэтому Пауль решил не строить догадок, а просто явиться пред ясными очами майора и уже там узнать, зачем он ему понадобился.

   Когда из-за закрытой двери послышалось: - 'Войдите‟! - Кальбель решительно распахнул дверь, и шагнул в кабинет.

   В комнате занимаемой комендантом всё было неизменно: оба шкафа были под завязку забиты папками с различными надписями на корешках; возле окна стоял огромный письменный стол сделанный из морёного дуба, и покрытый зелёным сукном, на нём ютились две аккуратные стопки с документами; на фоне которых майор больше всего походил на заправского счетовода, а не на военного. Только сейчас он не занимался с очередным документом, а мирно разговаривал с неизвестным гауптманом¹⁹ одетым в полевую форму.

  - Гер майор, Гауптман Кальбель, по вашему приказанию прибыл! - Чётко отрапортовал Пауль, остановившись посередине кабинета.

   - А Пауль, проходите. Не знаю почему, но вами сильно интересуются наверху. - Ответил комендант, загадочно улыбаясь и показывая указательным пальцем в потолок. - И вы у нас оказывается известная личность, и гауптман Гофман прибыл за вами и теми людьми, с которыми вы ко мне прибыли в начале летней компании. Так что не смею вас больше задерживать, а ваши подчинённые уже грузятся в приехавшую за вами машину.

   Капитан сидящий за столом у майора и только что мирно с ним о чём-то беседовавший, резко поднялся и с искренним восторгом оглядев Пауля с ног до головы проговорил:

  - Зик хайль, дружище! Так вот вы какой Пауль, я кстати ваш тёзка. И один весьма уважаемый и известный человек рассказал мне о вас столько лестного, что я искренне рад с вами познакомиться.

   Кальбель не знал как ему поступать, налицо была чрезмерная фамильярность, не допустимая между незнакомыми людьми - особенно на службе. Однако майор не приструнил младшего по званию невежу, и судя по всему, сам только что общался с гостем, забыв про устав - это сильно настораживало. Из-за чего, Паулю не очень то и верилось в искренность восторга своего тёзки. И учтиво уточнил:

  - Я тоже рад знакомству, однако интересно, зачем я вам понадобился?

   На что, незнакомый обер-офицер небрежно отмахнулся и ответил:

  - Это долгая история, а лишнего времени у нас нет. Расскажу вам всё, но по прибытию к месту назначения.

   Впрочем, путь к этому самому месту назначения оказался не таким уж и долгим, и окончился он в большом палаточном лагере, до придела заполненным вооружёнными солдатами. По прибытию в который, недавно ещё приветливый гауптман даже не дал Паулю времени привести в порядок свою запылённую одежду. И уже без былого дружелюбия в голосе, приказал незамедлительно проследовать за ним в штабную палатку. Понятное дело, армия, идёт война, значит, кто-то отдаёт приказы, а кто-то подчиняется.

   Впрочем, Кальбель об этом даже не задумывался, а вошёл вслед за Гофманом в охраняемую палатку: солдаты хорошо знали этого гауптмана, поэтому не препятствовали их прохождению, а только вытянулись в струнку. В штабе же, было много офицеров разного ранга, и все они молча наблюдали за тем, как неизвестный Паулю полковник отчитывал майора связи:

  - ... Всё что произошло, требует согласования и централизованной координации! И вы утверждаете, что в зоне вашей ответственности, не было никаких активных радиопереговоров?!

  - Так точно, гер полковник! За месяц, на этом участке работал только один передатчик, но мы его запеленговали и изолировали ещё до того, как он закончил свой сеанс связи. В результате наших оперативных действий, 'пианист‟ был убит, а рация уничтожена. - Майор ненадолго замолчал, ровно на столько, чтобы перевести дух; достать белоснежный платок и вытереть со лба пот. - К несчастью, вражеский радист успел уничтожить свой шифр блокнот.

   Такой ответ явно не удовлетворил сухопарого полковника, и он, сверкнув стеклом своего монокля, вопрошая, обвёл взглядом всех окружающих его подчинённых. Его колкий взгляд, казалось просвечивал всех не хуже рентгеновских лучей заставляя их напрягаться, а некоторые: те, у кого не хватало силы духа, начинали рассматривать носки своих начищенных до блеска сапог или делали вид что изучают крупную карту лежащую на столе перед полковником.

  - И кто мне объяснит, как советы под нашим носом смогли спланировать, и провести такой синхронный удар по нашим коммуникациям?! Это уму непостижимо, в течение одних суток были взорваны два крупных моста! Один из них - вместе с войсковым эшелоном! На огромном участке были подорваны все железнодорожные ветки - вместе с проходящими по ним составами! - Полковник потряс над головой бумагами, с которых он читал обобщённые данные о череде вражеских диверсий. - А когда войска разгрузились, построились в колонны и самостоятельно пошли к линии фронта, оказалось что множество прилегающих дорог перекрыты поваленными деревьями и представляют собою самые настоящие минные поля - даже второстепенные грунтовки не безопасны! Из-за чего мы понесли потери, а большой участок фронта не может получить ни подкрепления, ни боеприпасов, ни топлива сожжён крупный склад ГСМ! А на одном: самом мощном из заложенных фугасов подорвался штабной автомобиль одной из резервных пехотных дивизий, он шёл в голове колонны - погибли все его пассажиры! Поэтому. Я в приказном порядке требую, чтобы отныне, командный состав любого подразделения, на марше размещался только в центре своей колонны! ...

   Чем дольше полковник отчитывал своих подчинённых, тем более сдержанным он становился: видимо устал, или просто' выпустил пар‟. Он уже не так сильно кричал на связиста, который на вопрос, почему до сих пор не запеленгованы вражеские радиостанции, ответил:

  - Господин полковник, на связь ещё никто не выходил. Невозможно засечь врага, не ведущего никаких передач.

  - Хорошо, продолжайте следить за эфиром. - Уже более спокойно согласился оберст²ᴼ. - И ещё, отдайте результаты всех радиоперехватов моим аналитикам. Шульц, возьмите их, и выискивайте любые необычные сообщения, оговорки советских дикторов, все, что предшествовало активизации диверсантов противника. Мне жизненно необходимо знать какой им подают сигнал к действию, и за сколько времени до основных событий. Дабы не пропустить ещё одного коварного удара.

   Майор связи, почувствовав, что на сей раз гроза отгрохотала, и он отделался относительно небольшими потерями своих нервных клеток, немного расслабился, с его лица исчезла предательская бледность, которая сильно контрастировала с алым румянцем на щеках - вызванного сильным нервным напряжением. Впрочем, окружающие его офицеры по-прежнему старались держаться от него на некотором удалении. И в этом решении, Пауль их прекрасно понимал: стоять рядом с человеком, на которого обрушились потоки праведного гнева начальства, равносильно самоубийству - можно попасть в поле зрения негодующего шефа и получить лишнюю - не заслуженную порцию нагоняя.

  - Так. - Продолжал полковник. - Мы, по времени и месту произошедших диверсий, вычислили приблизительные места дислокации Русских бандитов и окружили их. Осталось только вычистить от этих разбойников наши леса́. Но запомните: какая-то их часть должна быть захвачена живыми - для допроса! Всё, все свободны.

   Судя по всему, солдатам Кальбеля, в этой облаве на советских диверсантов, предстояло быть загонщиками. Это позднее, выйдя из штаба объяснил гауптман Гофман, мол это дело них знакомое. Он сам читал рапорт о том, как был разбит отряд красноармейцев напавших на дорогу и уничтоживших группу из команды 'Бранденбург‟. Вот он и постарался сделать так, чтобы облавой занялись люди уже имеющие такой опыт.

  - В усиление вам придаётся снятая с марша стрелковая рота. - Инструктировал Гофман Кальбеля перед посадкой того в бронетранспортёр. - У них есть связист, через которого, вам будут передавать всю необходимую информацию и направлять на этих разбойников. Также на вас будет работать 'Филин‟, чуть что, у него есть четыре бомбы, которые ему разрешено применять по согласованию с вами. ...

   Всё было гладко, но только на словах. В чём можно было убедиться сразу же по прибытию к месту, где Кальбелю и его людям предстояло начать охоту на диверсантов. Начнём с того, что прикреплённый к Паулю функер, ²² был медлителен и слишком улыбчив, что рождало кучу сомнений в состоянии его психического здоровья. Нелепый вид ОттоШлипера, усиливался и грубым коробом радиостанции, нелепо висевшей за его худосочной спиной.

  - Господин гауптман, - раздался басовитый: столь неподходящий к тщедушному телу голос связиста, - передают что неподалёку от нас, этой ночью потерпел крушение ещё один эшелон.

  - Нам что, приказывают следовать туда? - Не оборачиваясь в сторону радиста, поинтересовался Пауль.

  - Нет. Всего лишь потребовали довести до вашего сведения что противник где-то рядом.

   - Хорошо, учтём.

  - Любит же господь пошутить, - отрешённо подумал гауптман, всё-таки не удержавшись и скользнув по радисту быстрым оценивающим взглядом, - такому доходяге и такой мощный голос, лучше бы было наоборот - для дела было бы полезнее.

   Однако, об этих мыслях возникших в голове у капитана относительно функера, никто даже и не догадался. Следующая фраза офицера, заставила действовать всех его подчинённых:

  - Гапутфельдфебель,²³ выставить дозоры, всем остальным проверить оружие и приготовиться к выдвижению во враждебный лес!

   Больше получаса ничего не происходило, пока радист не встрепенулся и, подтвердив, что всё прекрасно понял, пробасил: заставив многих солдат вздрогнуть или съёжиться.

  - Господин гауптман! С филина передают что в квадрате 'В. восемь‟ наблюдают признаки небольшого задымления! Большая вероятность, что там находится лагерь вражеских диверсантов.

   Дальше всё пришло в движение, стрелки понукаемые обер-ефрейторами строились в шеренги на установленном друг от друга расстоянии и последний раз проверяли оружие и амуницию. Некоторые из них неистово смотря в небо молились; кто-то с показным безразличием рассматривал рядом стоявших сослуживцев; а были и те, у кого наблюдалась нездоровая весёлость и активность: в общем, всё шло так, как и должно было быть. А Пауль, последний раз сверившись с картой, отдал приказ к началу движения.

   Что не говори, но охота и войсковая операция это два совершенно непохожих друг на друга события, в первом случае охотник выслеживает добычу и незаметно подбирается к зверю на расстояние выстрела. А во втором, солдаты, идущие по лесу: безбожно шумят, хрустя валежником и вытаптывая мелкий кустарник, стоящий на их пути. Всё так. За исключением облавы на волков. Впрочем, и здесь не всё так схоже. При облаве на серых хищников с загонщиками идут собаки неистово лая, а здесь люди сами загоняют в засаду других людей. Впрочем, итог в обоих случаях одинаков, тех против кого была устроена облава, уничтожают.

   Именно в том квадрате, который был указан с самолёта разведчика, и был обнаружен неприятельский лагерь. Точнее всего, солдаты первым делом уловили запах костра и какой-то похлёбки. Здесь уже все пошли осторожнее: всматриваясь пол ноги, чтобы лишний раз не нашуметь. Настало время, когда первые шеренги остановились, и пришёл доклад, что воины наблюдают врага, беспечно отдыхающего на стоянке.

   Здесь уже Пауль захотел сам посмотреть, всё ли так, как ему докладывают. Впрочем, вскоре аккуратно выглянув из-за дерева, он увидел несколько шалашей, небольшой костёр и пару часовых безмятежно спящих возле него.

  - Ну что господа варвары, вы настолько беспечны, что грех вас за это не наказать. - Улыбнулся Кальбель, мысленно порадовавшись такой безалаберности коммунистов и предвкушая скорую, лёгкую победу криво усмехнулся. В данный момент он чувствовал себя удачливым охотником...

  - Окружаем, и тихо к ним подкрадываемся: как говорится возьмём сонными. - Сказано это было молодому лейтенанту, Гельмуту Беттхеру который стоял рядом с Паулем. - Сама дева Мария помогает нам: усыпив бдительность неприятеля.

   Медленно тянулось время, пока осуществлялось окружение, следом за этим также мучительно долго солдаты стали сближаться с врагом. Неожиданно, там, где по утоптанной тропинке шёл лейтенант Гельмут, послышались три хлопка, похожие на тихие пистолетные выстрелы и тот, по своей неопытности неправильно оценил происходящее. Тут же по лесу раздался его необдуманный призыв:

  - Вперёд! Постараться взять живыми как можно больше комисса...! - Его голос оборвался серией гранатных взрывов.

   То, что творилось дальше, было трудно, почти невозможно описать. Солдаты получив приказ от своего непосредственного командира бежали, падали, кричали от боли, а лежащие возле костра часовые никак на это не реагировали. Впрочем, это можно было легко объяснить - не нюхавшие пороха солдаты после отгрохотавших взрывов открыли по лагерю ураганный огонь. Что в свою очередь, также привело к неизбежным в таких случаях потерям от дружественного огня. Пока унтер-офицеры навели порядок, пока все разобрались что происходит, для чего потребовалось, чтобы не поддавшиеся всеобщему безумию бойцы добрались до вражеской стоянки. В общем, прошло слишком много времени.

   И уже здесь, стало понятно, насколько эти варвары коварны и хитры: возле костра лежали не люди, а два чучела - сметанные на скорую руку штаны, гимнастёрка, и мешки имитирующие головы, которые набили листвой и прочим мусором. Для этих целей не пожалели даже двух пар стоптанных сапог и касок. Дальше было хуже, оказывается, ложная стоянка была окружена примитивными, но очень действенными ловушками. На первой подорвался Гельмут Беттхер, как оказалось он задел хитроумную растяжку, которая удерживала открытый конец тубуса сделанного из бересты и весящего высоко над тропой. Что привело к тому, что из него высыпались три гранаты без колец, в полёте от них отлетели предохранительные рычаги: которые больше ничего не удерживало и ... - всё было просто и смертоносно. Далее солдат вермахта ждали некое подобие маленьких волчьих ям, проваливаясь в которые солдаты своим весом приводили в действие примитивное приспособление вонзающие в их ноги шипы пропитанные нечистотами. К этому стоит добавить, что у попавшего в этот капкан солдата, ломалась нога. И крики таких раненых вносили большую неразбериху, не позволяя трезво оценить обстановку. Так что, штурм пустого лагеря принёс ощутимые потери. И как об этом прикажите докладывать наверх?

   Насчёт поиска виновного можно было не заморачиваться. Все помнили последний приказ отданный погибшим лейтенантом: вполне можно преподнести так, что поданная им команда не только внесла сумятицу, но и зачеркнула весь план по проведению операции.

  Глава 19

   Тройка, наблюдавшая за дорогой ведущей к Барановичам, вернулась, хотя недолжна была этого делать. Ромашов как всегда скупо и без лишних эмоций рапортовал:

  - Разрешите доложить! Там это, немчура понаехала. Разгружаются - готовятся прочёсывать лес.

  - Это точно? Или только твои предположения?

  - Так точно. Готовятся.

  - Дядь Вань, мы за ними немного понаблюдали. - Вмешался Сёмка, который ходил за танкистом хвостиком. - Так они точненько облаву на нас готовят. Немного сзади приехавших, стоят те, кто перекрывают нам выход из леса.

  - Вот как. Значит, мы отсюда снимаемся и отходим к основному лагерю. - Задумчиво проговорил Иван, и через секунду уже громко отдал приказ. - Положить у костра приманку, активировать на всех тропах растяжки! Ухо-оди-им!

   Вокруг всё 'закипело, забурлило‟, каждый знал, что ему необходимо делать. Уже уходя последним, Непомнящий подкинул в костёр ворох сырых веток с листвой - пусть подымят и привлекут внимание к месту покинутой стоянки. Начиналось самое трудное - нужно было поводить врага по лесу и, оторвавшись уйти: долго оставаться в этом районе леса больше не было смысла.

   Лесная узкая тропинка виляла как ручеёк, текущий между небольших холмов: то уходила вправо, огибая густые заросли, то какое-то время стремилась по прямой линии, а уткнувшись в участок с чавкающей грязью, снова меняла своё направление, в общем, вела себя как живая. А по ней, чётко друг за другом шли вооружённые люди, большинство которых было одето в поношенную форму РККА. Неожиданно, идущий первым молодой человек остановился, прислушался; все кто следовал за ним, не понимая, что произошло, насторожились, небольшая колонна ощетинилась стволами всего имеющегося у людей оружия. Паренёк же, поморщившись от того что ему помешали звуки взводимых затворов, ещё немного постоял и юношески открыто улыбнувшись проговорил:

  - Дядя Ваня, звери чего-то сильно испугались и разбегаются по лесу. Значит это. Немцы наткнулись на оставленную нами стоянку, и ваша ловушка того - сработала. Знать, они там палят почём зря.

  - Твои бы слова, браток, да богу в уши. - Подумал Непомнящий тщетно стараясь услышать то, благодаря чему, этот парнишка распознал испуг охвативший лесных животных, но поняв бессмысленность своих потуг, решил дать словам проводника свой комментарий и приказ о дальнейшем продолжении движения:

  - Это прекрасно, знать у Гитлеровцев уже начал формироваться устойчивый рефлекс боязни нашего леса. А мы постараемся его ещё усилить. А сейчас, продолжаем движение.

   Послышались несколько колких реплик в сторону Гитлера и его подчинённых, кто-то даже не сдержал тихий смешок. Впрочем, бойцы не расхолаживались и, быстро прекратив шутки, один за другим исчезли за крутым поворотом лесной тропинки.

   Лес редел, и как назло, над головами группы Непомнящего, уже несколько раз пролетал тихоходный тактический разведывательный самолёт Focke-Wulf 189. Поэтому, услышав тихий гул говоривший о его приближении, приходилось прекращать движение и прятаться под кронами деревьев. И только после того как германец улетал, люди опасливо возвращались на тропу. Во время очередной такой воздушной тревоги, Иван, прижимаясь к стволу дерева подумал:

  - Судя по зачастившему в небе разведчику, фрицы давно сориентировались в каком направлении мы ушли. И обнаружить нас в редеющем лесу, это дело времени. Знать, пора менять свой курс на девяносто градусов.

   Когда немец улетел и стих стрёкот его моторов, Иван довёл бойцам о своём решении. Однако, вместо одобрения, на их лицах прекрасно читалось всеобщее недоумение. Без слов можно было понять то, о чём думают люди: - 'Как это можно идти по дороге, и рисковать быть замеченными авиацией? А вдруг на ней будет засада? А мы как на ладони - укрыться негде‟.

   - Дядя Ваня, - подал голос молодой проводник, - тут это. Впереди хоть и болота, но от самолётов там не укрыться. Да и вправо лучше не ходить, через полверсты выйдем на широкую дорогу по обочине которой большие засеки. Как-то опасно будет через неё переходить. Хотя, лес там такой же густой как и в другой стороне.

  - Значит Сёмка, мы именно туда и пойдём. Фашисты тоже считают, что мы туда не сунемся, а мы поступим наоборот. Только идти будем, во много раз осторожнее прежнего.

   Сказано, сделано. Вот только по лесу стало передвигаться намного труднее: мешали густые заросли хилых деревьев и частые поваленные полу гнилые стволы погибшей растительности. Как и предсказывал подросток, лесная грунтовка пересекала более широкую дорогу, по обе стороны которой были большие участки без растительности, которые, в свою очередь, заканчивались густыми зарослями таких же тонкоствольных деревьев, что было не мудрено, ведь лес был необычайно сырой. В любом, мал малом углублении на грунте, просачивалась вода, поэтому корни деревьев гнили, о чём красноречиво говорили упавшие, или повисшие на ветвях своих соседей мёртвые деревья. Идти по такому лесу было невероятно трудно, обувь глубоко проваливалась в раскисшую землю и громко чавкала в этой жиже.

   Долго наблюдали партизаны за дорогою, но никакого движения по ней не происходило. Только напоминанием о недавних событиях на другой стороне стоял глубоко завязший в раскисшей земле КВ - 2: видимо он старался кого-то объехать и увяз. И все последующие попытки по его вызволению привели к тому, что тяжёлый танк безнадёжно погрузился в болотистую почву: почти по самую башню. Судя по всему, даже после этого, экипаж не бросил машину, так как на корпусе необычайно большой башни, были отчётливо видны многочисленные выбоины от снарядов, которые так и не смогли пробить её броню. Присмотревшись можно было заметить следы сражения и на дороге - остовы вражеской техники уже убрали - остались только участки покрытые копотью, разлитым маслом и мелкие железки, оторванные от машин взрывами и кинетикой тяжёлых снарядов. Все люки пережившего неравный бой танка, были открыты, и нечего не намекало на присутствие в нём людей. Впрочем, это не успокаивало, сомнения по поводу наблюдателя сидящего там, мучили многих.

  - Иван Иванович, разрешите я к танку сползаю. - Настойчиво прошептал Ромашов: вместе с Непомнящим и ещё двумя бойцами наблюдавший за дорогой. - Если здесь кто и есть, то обязательно должен оставить в танке наблюдателей. Уж очень он выгодно стоит - как на заказ.

   Разузнать, есть ли кто в брошенном танке конечно необходимо, однако, это очень рискованно. Но и бесконечно ждать, мучаясь в сомнениях было нельзя, поэтому, Иван соглашаясь кивнул:

  - Иди Василь, только будь начеку, и если что пойдёт не так, ты затаись, или ползи назад, а мы тебя прикроем.

   Пока Василий полз бесшумной ящеркой, а Иван, до рези в глазах всматривался в лес, смотрел на танк: не замаячит ли кто в смотровой щели мехвода, или не появится ли в бронированной маске пулемёта ствол. Радовало одно, из двух курсовых пулемётов не было ни одного: значит, пока что можно было не опасаться внезапной пулемётной очереди. Вот танкист подполз к машине, поднялся, пройдя пару шагов по воде, заполнившей развороченный грунт вокруг танка, и змейкой юркнул в люк механика водителя. Вскоре его голова появилась в башенном люке, и немного помаячив, Василь призывно помахал рукой.

   Несмотря на умиротворяющую тишину и отсутствие каких признаков опасности, дорогу всё равно преодолевали в три приёма. Все согласились со словами Ивана, коими он утверждал, что бережёного бог бережёт. В последней группе шёл Непомнящий, он подбежал к танку, на башне которого расположился Ромашов с ДТ наизготовку и, постучав по броне рукояткой пистолета, позвал того:

  - Василёк, слазь оттуда и иди в лес, а я тебя пока прикрою.

   На что танкист, лежавший с пулемётом на крыше огромной башни, решительно возразил:

  - Командир, за меня не бойся. Вы все отходите, а я здесь остаюсь. Это не танк, это крепость.

  - И что ты собираешься с этой крепостью делать? Как собираешься ею воспользоваться? А Аника-воин?

  - Ты зря меня так не зови. Здесь они меня и на самом деле легко не возьмут. Накрошу их побольше, задержу подольше. Поквитаюсь за всё. Хоть снарядов больше нет, с пушки и сняли затвор, а прицел разбили. Но здесь, можно и с пулемётом повоевать. Пойми. До жути надоело от них бегать - как мышь от кошки.

   Вообще-то, идея танкиста Ивану пришлась по нраву. Только он был не согласен с тем, что этот бой для Ромашова должен стать последним, поэтому, Непомнящий немного подумав, развернул трофейную карту и взмахом руки подозвал к себе Сёмку - как обычно нерешительно топтавшегося поблизости.

  - Семён, пока меня не будет, за старшего остаётся Фёдор. Передай ему наш с тобой разговор, и в дальнейшем слушай его приказы. И ещё, помнишь, ты мне на днях говорил, что через это болото можно пройти без особого труда? Ну то, где посредине топи есть хороший островок с деревцами: на котором можно даже отсидеться.

  - Ага. - Ответил подросток, обнажив в широкой улыбке все свои зубы, и искоса поглядывая на Василя.

  - Тогда смотри. Сейчас уводишь весь отряд сюда. - Непомнящий, ткнул пальцем в выбранный им квадрат на карте. - Вот здесь делаешь 'заячью петлю‟, и после чего, путая следы уходишь к болоту. Если к твоему приходу нас там не будет, то переводишь отряд на островок и там сутки ждёшь меня с Ромашовым. Если мы и за это время не появимся, выбираетесь самостоятельно.

   Видя, как от удивления и обиды округлились глаза подростка, Иван поспешил его успокоить:

  - Мы обязательно встретимся. Просто на войне, необходимо оговаривать и самые худшие варианты. Понимаешь? Ведь всякое может случиться.

   Посерьёзневший парнишка понимающе закивал головой: продолжая временами поглядывать наверх, где на башне КВ находился танкист.

  - Тогда уводи людей и делай всё так, как я тебе сказал.

  - Ты это что задумал, командир? - Сверху послышался голос Ромашова: он оказывается, всё это время внимательно слушал Непомнящего.

  - Ничего страшного, или плохого. А ты, должен подготовиться к приходу врага и обеспечить свой безопасный отход: приоткроешь задний люк башни, после чего установишь свой пулемёт в ... ну, ты же танкист, сам разберёшься, где в танке его выгоднее поставить. А я тебя оттуда - с тылу, из леска буду прикрывать. Отстреляешь диск и уходишь, - сегодня героически погибшие и раненые должны быть только среди Фрицев.

   Снова невыносимо тянется время. Оно всегда становится до вязкости тягучим, когда нервничаешь, и вдобавок ко всему, нужно в любой момент ожидать появление врага. Иван уже давно окончил благоустройство своей огневой точки, расположив её возле неизвестно откуда взявшегося большого камня торчащего из земли. Он, прекрасно будет отражать звук выстрела и поэтому, противнику будет весьма непросто обнаружить стрелка, ведущего по ним огонь. Пока было время, Ваня определил сектора для стрельбы, сделал несколько пристрелочных выстрелов и запомнил необходимые поправки при прицеливании; после чего, и потянулось томительное ожидание.

   Неизвестно сколько прошло времени, но немцы всё-таки пришли и сделали это раньше, чем этого хотелось. Из леса они вышли там же, где и группа Непомнящего, что немного насторожило. Правильнее будет сказать, что поначалу Иван заметил, как кто-то осторожно выглядывал из-за деревьев. Несколько раз, из кустов, бликанули стёкла какой-то оптики: германцы изучали окрестности и Иван не пожалел о том, что несмотря на духоту, одел 'кикимору‟ и трофейную противомоскитную сетку. Затем, из леса вышла парочка фашистов с пулемётом и сильно пригибаясь, засеменила мелкими шажками - начав обходить танк слева. Ваня осторожно их сопровождал: он боялся, что из-за плохо угла обзора Ромашов не заметил противника и ему - Ивану, придётся демаскировать себя раньше времени. А немцы, заложив круг, уже приближались к танку с тылу. Как говорится, дальше медлить было нельзя. Отодвинув на задний план ненужные эмоции, и задержав дыхание, снайпер мягко нажал на спуск. Показалось, что винтовочный выстрел прогремел громче пушечной канонады.

   У немца несущего пулемёт резко и неестественно дёрнулась голова, и он безвольной куклой растянулся по земле. Второй среагировал мгновенно, упал рядом и стал испуганно озираться - безграмотно выглядывая из зарослей: чуть погодя, пуля достала и его. Оставшиеся в лесу солдаты вермахта, забыв про осторожность, открыли ураганный огонь по участку леса, откуда, по их мнению, раздался звук выстрела. Тут уже по ним заработал пулемёт Василя. В первую же секунду, несколько вражеских стрелков полегли там, где стояли - изображая из себя крутых егерей. Ещё несколько пулемётных очередей прошлись наугад - по лесной темноте, в которой быстро растворились мундиры мышиного цвета. И пулемёт смолк. Наступила тягостная тишина. Впрочем, как всегда в такой ситуации, она оказалась обманчивой, и Иван заметил как ещё один смельчак ползущий к танку, приподнял голову: когда вскоре он сделал это повторно, то выстрел трёхлинейки перечеркнул его жизнь. Вызвав этим новый шквал огня. И снова, пули крошили ветки и мелкие стволики молодой поросли в стороне от Ивановой позиции. Под прикрытием плотного огня, ещё один фашист пожелал приблизиться к КВ: он так и остался лежать на дороге, уткнувшись в её пыль лицом. Иван, воспользовавшись возникшей паузой, не отрывая взгляда от поля боя, дозарядил винтовку несколькими патронами.

   Последний фриц, был подстрелен как нельзя вовремя: несколько секунд спустя, открылся кормовой люк башни и оттуда выскользнул Ромашов. Боец, перекатом соскользнул с брони, плашмя шлёпнулся в развороченную гусеницами грязь и весьма шустро пополз от КВ, а Иван всё высматривал: не угрожает ли танкисту кто-либо из фрицев. Пришлось спугнуть ещё двух любопытных немцев - Иван не был уверен, что он в них попал.

   Когда Василю оставалось проползти до леса около двух метров, гудя моторами, в небе появилась 'Рама‟, танкист замер. Сделав пару кругов над дорогой и советским танком, к великому удивлению Ивана, самолёт разведчик приступил к бомбометанию. И уже со второго захода, одна из бомб, угадила в моторный отсек корпуса и, взорвавшись, искорёжила его. Что вызвало взрыв ликования среди фашистов, чем Непомнящий и воспользовался, напоследок приплюсовав к своему сегодняшнему счёту ещё одного поверженного врага.

   Сегодня, удача улыбалась широкой улыбкой и явно благоволила Ромашову, и Непомнящему: это заключалось не только в том, что Василь успел вовремя покинуть обречённую машину. В ожидании врага, танкист облазил все закоулки танка, где нашёл три полных пулемётных диска, запасной - ни разу не одёванный комбез, оставленный кем-то из членов экипажа и шесть лимонок с вкрученными взрывателями. О чём весьма скупо на эмоции и доложил. ...

   Долго разбираться с трофеями было не резон: валун, где Иван занял позицию, давал возможность отразить звук в сторону, что было плюсом этой позиции, но он же ограничивал обзор всего поля боя. Поэтому, существовала возможность того, что в слепой зоне в тыл могла пройти небольшая штурмовая группа. Как часто говорится: - 'Как в воду глядели‟, или что-то вроде этого. Углубившись в лес не более чем метров на десять, обоим партизанам пришлось залечь: кто-то спешно двигался по лесу и при этом сильно шумел - этот треск не могла скрыть даже беспорядочная стрельба, раздававшаяся возле оставленного танка. Так что обоим бойцам пришлось спешно искать, где притаиться, благодаря неопытности немецких солдат, даже несмотря на несколько демаскирующих звуков, с этой задачей удалось справиться.

   Впрочем, всё получилось не так уж и идеально. По закону подлости, пятёрка стрелков вермахта появилась и её путь лежал в каких-то двух метрах от зарослей, где притаился Иван: у Ромашова позиция была выбрана намного удачнее. Сердце Непомнящего несмотря на все его усилия с дыхательной гимнастикой билось учащённо, он прекрасно понимал что будет достаточно одного внимательного взгляда и он будет обнаружен. Вот прошёл первый, второй солдат, но их внимание было сконцентрировано в направлении движения. Когда проходил третий немец, у которого вместо карабина в руках был пулемёт: идущий первым солдат остановился и тревожно поднял руку вверх. Фрицы остановились и стали оглядываться.

   Иван еле удержался, чтобы не выстрелить в ближайшего от него немца. Но тот, к счастью не смотрел на землю, а оглядывал отдалённые окрестности. Впрочем, фрицу нечего не мешало исправить свою ошибку, но он не воспользовался этой возможностью.

   Новая, еле слышимая команда на чужом языке, и пятёрка оккупантов продолжила прерванное движение. Видимо судьба решила поиздеваться, строя из себя капризную девку, заодно проверить прочность нервной системы Ивана: когда мимо него прошёл последний враг - замыкающий, Ганцы снова остановились. Снова движение прервал немец идущий в авангарде: только на сей раз, он, подняв руку, внимательно смотрел на кусты, за которыми укрылся Василий. Через пару секунд, Гитлеровец чего-то разглядел и вскинул карабин. Иван, решил не дожидаться, когда произойдёт выстрел; пользуясь тем, что немцы были к нему спиной, он извлёк из ножен финку и, привстав на колено, метнул её в пулемётчика. Не теряя времени, Непомнящий выхватил из-за пояса и замахнулся своей малой сапёрной лопаткой. Два метра отделяющие его от ближайшего врага были преодолены почти мгновенно: как будто их и не было вовсе.

   Немецкий солдат заметил это движение, повернул голову, и увиденное заставило его передёрнуться от испуга, он замер, а глаза округлились. Немудрено. Особенно если учесть что на тебя несётся неизвестно откуда появившееся мохнатое чудовище - настоящий леший и при этом, ещё чем-то замахивается. Он так и не шевельнулся до тех пор, пока на его шею не обрушилась отточенная грань лопатки. Следующий фриц был расторопнее. Немец успел выхватить свой штык нож и увернуться от устремлённого в его голову удара. Иван, возвратным движением постарался достать изворотливого фашиста, но тут, его плечо пронзила острая боль. Враг, хоть вскользь, но умудрился зацепить руку заносящую удары лопаткой, которая вылетев из разжавшейся руки, упала неподалёку.

   Вот и Иван оказался в роли обороняющегося: превозмогая боль, он удачно блокировал удар ножом, но оступился и, не удержав равновесия упал. Впрочем, не устоял на ногах и его противник - слишком сильно подался вперёд и, не встретив ожидаемого сопротивления, растянулся рядом. Однако на этом ожесточённая схватка не закончилась. Немец быстро приподнялся и снова атаковал, стараясь достать Ивана своим ножом: он бросился всем телом - выставив перед собой своё холодное оружие. Непомнящий снова успел перехватить удар: однако раненая рука дала слабину и остриё штык ножа удалось остановить в опасной близости от шеи. Боль безжалостно терзала руку, немец усиливал давление, что увеличивало и без того невыносимую боль, и расстояние, отделяющее смертоносную сталь от живой плоти, с каждым ударом сердца сокращалось. Не было пролетевшей перед глазами жизни, не возникло никаких сожалений, существовало только сейчас - только борьба за жизнь, которую нельзя проиграть. Послышался неприятный хруст - какой-то он был излишне резкий и короткий; в следующую секунду, Иван почувствовал, как по губам и лицу потекла солоноватая кровь. Ликующий взгляд серых - вполне нормальных глаз врага как-то быстро потух и он, обмякнув, свалился на Ивана как безжизненный куль.

   Всё ещё не понимая, что произошло, Непомнящий смотрел на Василя, который как это ни странно, стоял рядом и неистово чесался.

  - Прости Иванович, не утерпел я. - Не прекращая своего занятия, виновато проговорил Танкист. - На муравьиной тропе залёг: ну они меня и начали кусать - окаянные. Поэтому я и пошевелился - мо́чи не было боле терпеть - загрызли сволочи.

   Чтобы избавиться от кусачих насекомых, Василю пришлось раздеваться по пояс и потрясти рубаху с гимнастёркой. Пришлось раздеваться и Ивану - рана на руке кровоточила, горячность боя прошла и каждое движение, отдавало резкой болью. Кусая губу, чтобы не застонать Непомнящий разоблачился: тут танкист и удостоил его своим вниманием.

  - О как. Всё же задел он тебя. - Тихо прошептал Василий, присев и внимательно рассматривая рану. - Погодь маленько, зараз перевяжу.

   Недолго помародёрствовав над телом последнего убитого фашиста, танкист вернулся и как умел, наложил тугую повязку.

  - От так Иванович. А зараз, выпей эту таблетку: наша доктор говорит, что у Австрияк, она особливо для таких случаев заготовлена. - Увидев, как брезгливо поморщился командир, уточнил. - Ты не привередничай: на своих занятиях с нами, Настасья Яковлевна особливо подчёркивала о пользе этих лекарств.

   После такой передряги, так хотелось покоя и отдыха, что Иван потратил немало усилий, дабы заставить себя подняться, и принять участие в осмотре вражеских трупов. Здесь было чем поживиться. Как и посмеяться:

  - Иваныч, ты только глянь, как эти уроды, наши Ф-1 на себя по нацепляли! - От удивления Василь выкрикнул это слишком громко, но тут же опомнился и, понизив голос, продолжил. - Толь они такие дурные, толи им жить надоело?

   И правда. У двоих покойников наши гранаты были развешаны по амуниции - за кольца²⁴. Как только фрицы не подорвали сами себя? Было непонятно. Впрочем, долго этому удивляться было некогда, поэтому, 'Ручная артиллерия‟, была попросту аккуратно снята. Уже другое чувство вызвало содержимое сухарных сумок, и наличие боеприпасов. Всё это богатство, перекочёвывало к новым владельцам.

   Недалёкий взрыв напомнил, что надо поторапливаться, немцы уже рядом, они вышли на позицию, которую Иван хотел занять в самом начале. Однако увидев валун, он поменял своё решение, а перед уходом поставил там растяжку. Именно это место Гитлеровцы так усиленно обстреливали, и именно туда они вышли в поисках следов загадочного снайпера. Как говорится: спасибо Дзюбе за его школу.

   Уходили нагрузившись по максимуму - сколько могли унести. Василий помимо набитых в вещмешок боеприпасов и провизии нёс два пулемёта, свой и немецкий: с запасным стволом. Непомнящий, загруженный под завязку, как дополнительную нагрузку, закинув за спину нёс карабин: его он решил прихватить для недавно прибившегося к отряду Быкова. Нет, самым красочным штрихом были немецкие 'колотушки‟ - которые торчали у обоих партизан из-под поясов и из голенищ сапог.

   Вот так и шли, первое время вроде даже было не очень тяжко, - лишний вес не сильно замедлял движение. Позднее лишний груз стал сказываться - Иван всё чаще и чаще замечал, что как-то незаметно, постепенно он с Ромашовым непростительно сильно замедляли шаг. Приходилось подстёгивать и себя, и боевого товарища. Впрочем, вскоре всё повторялось, и подбадриваться приходилось всё чаще, чаще, чаще. Поэтому, окончательно вымотавшись: чувствуя, как ноги становятся непослушными и тяжёлыми как будто налитыми свинцом, пришлось сойти с тропы и устроить вынужденный привал.

   Здесь, на привале Ромашова неожиданно прорвало на разговор: что для Ивана было полной неожиданность. Улёгшись возле дерева на спину, и оперев о его ствол поднятые ноги, - они сильно отяжелели и гудели, танкист заговорил:

  - Спаси тебя господь Иваныч, кабы ты не остался со мной: я бы точно, сгинул. - Василь говорил уже не так скованно как обычно, но также угрюмо смотря на носки своих грязных, стоптанных сапог. - А ведь мне нельзя помирать: у меня жинка и две доченьки. Как же они без меня - никак нельзя...

   При словах про детей, взгляд вечного угрюмца ненадолго потеплел, в нём проскользнули столь непривычные искорки нежности. Да и изуродованное шрамом от ожога лицо немного просветлело.

  - А чего тогда добровольно в пекло полез?

  - Да ты, всё равно не поймёшь.

  - А ты расскажи, вдруг пойму.

   Расчувствовавшийся Ромашов, нуждавшийся в том, чтобы высказать всё то, что так долго прятал от других, усмехнулся и ответил:

  - Для этого надобно знать, что такое семья. Не просто знать, а душою и сердцем прикипеть к ней. А у тебя этого нет - говорят, память напрочь отшибло. - Осознав, что ляпнул что-то не то, танкист виновато посмотрел на Ивана, и, извиняясь, заговорил. - Не обижайся, но про это все говорят. Всякое болтают, даже говорят, что ты до этого был толи ротным, толи взводным, но в первом же бою попал под бомбу, и ни документы, ни форма не уцелели. А когда ты пришёл в себя, то сказал, что пока не вспомнишь всё - будешь носить форму рядового красноармейца. И многие одобряют это твоё решение.

  - Вот даже как. Это даже очень интересно. - Задумчиво проговорил Иван. - Но всё же, ты не ответил на мой вопрос.

  - А чего здесь отвечать? Мне этим вечером - на привале, Сёмка рассказывал, как он ещё в начале войны с мамкой и другими родичами ходил к дороге убиенных беженцев хоронить. Сказывал что такого ужаса никогда отродясь не видывал. Говорит, что из его деревни было видно как немецкие стервятники наших баб и детишек, ради потехи из своих пулемётов расстреливали. А одна молодуха так и умерла, свою погибшую дочурку значится к себе прижимая: одной пулей их значится, и порешили. А каково ему было собирать по округе одного ребёночка - ну в клочья разорванного бомбой. Как это понимать!? А этих повешенных возле деревень баб и подростков, скольких мы увидели по пути сюда? Их за что? Видишь ли, оккупационные власти заподозрили их в помощи партизанам или окруженце-э-э ...

   Горло рассказика сдавил спазм, и он ненадолго замолчал: не в силах с ним справиться. Затем, кое как прочистив горло, продолжил осипшим голосом.

  - Как вспомню эти рассказы, или страшные виселицы, так кровь в жилах стынет и скулы сводит. Ни дай бог, этот треклятый немец до моего Батайска дойдёт? До моей семьи эта нечисть доберётся. Это пока я здесь по кустам прятаться буду. Вот и накатывает на меня. ...

   Солдат обречённо махнул рукой, в его голосе что-то окончательно надломилось, а на глаза накатила скупая слеза.

   Иван молчал. Что он мог сказать этому человеку? Тому, кто своими глазами видел бесчинства творимые фашистами, это когда был у них в плену. И каково после всего этого, ему услышать рассказы о бессмысленных зверствах творимых пилотами люфтваффе. С одной стороны это было мотивацией к борьбе с неприятелем, а с другой стороны, источником жуткой душевной боли - грызущей и без того израненное, измученное сердце солдата.

  - Только Вася, мы не по кустам прячемся: в этом ты ошибаешься. Мы как песок с мелкими камушками - тот, который засыпали в двигатель Германской военной машины. Вот об нас и будут ломаться шестерни и винтики этого бездушного агрегата. ...

   Нельзя было понять, слышит или нет танкист эти слова. Удалось ли Ивану найти правильное образное объяснение тому, чем они здесь занимаются.

  - ... Каждый пущенный тобою под откос поезд, это недошедшее до линии фронта подразделение, или не доставленные боеприпасы, горючка для танков. И чем ты больше их здесь 'накрошишь‟, тем легче удержать оборону нашим войскам там. Затем. За нами по лесу бегают солдаты вермахта: среди них есть убитые и раненые, хотя сейчас, их с нетерпением ждут на фронте для восполнения потерь.

   К танкисту снова вернулась возможность говорить: правда, голос был глух - как будто звучал из далека.

  - Вроде ты всё правильно говоришь. Но по мне, это оправдание нашей нерешительности: если не сказать точнее и не так лицеприятно.

  - Как знать, как знать. Только ты друг, подсчитай, какие потери нанесены врагу за время твоих боёв на танке - по максимуму. И обмозгуй тоже самое, по поводу установленных тобою мин и приплюсуй сделанные нами засады - по минимуму. Заодно подумай, насколько возрастёт твой счёт, если ты как можно дольше не позволишь себя убить? И сколько фашистов, благодаря тебе, ушли к праотцам, не сделав ни единого выстрела - значит скольких красноармейцев ты спас. Тех, что сейчас встают на пути у напавшего на нашу отчизну врага.

  - Может быть, всё может быть. - Задумчиво ответил Ромашов. - Вот только немчура может начать посылать все главные эшелоны подальше от тех мест, где мы с тобой бузим. И ещё. Кто будет линию фронта держать, если все по лесам разбегутся: партизанить захотят.

  - Ну на первый твой вопрос отвечу так, если там где пойдут немецкие эшелоны не будет своих партизан: переберёмся и туда. По мере нашего разрастания, нужно будет отряжать небольшие группы, пусть укореняются на новых местах, набирают бойцов из местных и действуют. Ну а раз мы оказались в тылу у противника. Значит, нас не надо доставлять сюда на самолёте. Какая помощь для нашего воюющего государства если мы начнём бить немцев в самом незащищённом месте, на марше. Также, честь и хвала тем, кто пробьётся из окружения к своим и будет воевать. Однако хочу повториться, и такие как мы, родине тоже нужны как воздух. Мы все делаем одно дело. Как-то так оно получается. ...

   Как это ни жестоко, но короткий привал вскоре закончился и оба бойца снова вышли на тропинку. На одной из полян, по которой проходила дорога с приметной развилкой, Иван задержался, сделал привязку местности к карте, и, сменив направление, повёл Ромашова к болоту, где их должны были ждать бойцы. Несмотря на усталость и беспокоящую боль в руке, Непомнящий шёл: не жалея ни себя, ни своего товарища. Скорее нет. Был момент, когда смотря в спину навьюченного, как тяговая лошадь Василия, на Ваню накатила волна сожаления о том, что на привале, человек впервые открыл ему свою душу. А что сделал он? Он повёл себя как упёртый агитатор. ... Впрочем, придаваться ненужному самобичеванию было не резон, и непомнящий усилием воли прогнал ненужные мысли.

   Впрочем и без того, было над чем подумать. Снова над головой несколько раз пролетел воздушный корректировщик - спасало то, что его приближение засекалось и, оба путника жались к стволам деревьев. Впрочем, этого можно было и не делать, дело в том, что ветви деревьев наглухо прикрывали виляющую меж них тропинку, как и идущих по ней людей. И это, несмотря на то, что солнце ещё не сильно приблизилось к закату: но лес уже окутала приятная, прохладная; можно сказать вечерняя полутьма. И только изредка, там где в растительности зияли лесные проплешины, выделялись островки яркого света. От чего возникало чувство умиротворённой, почти сказочной атмосферы. Уже не хотелось верить, что где-то идёт война; и люди объявив охоту на себе подобных - стреляют из чего не попадя друг в друга; устанавливают мины; насмерть сходятся в рукопашном бою. Как это ни прискорбно, но и этот достойный кисти художника пейзаж, мог в любую секунду стать полем брани.

   Иван помотал головой: с таким настроением было недалеко до беды. Стоит только немного ослабить бдительность, не обратить внимания на первые признаки приближающегося врага и всё. Амба...

  - Как там было в одном из 'чёрных‟ анекдотов будущего? - С горестной улыбкой, прошептал себе Иван под нос. - '... Абонент недоступен. Ну аще недоступен‟!

  - Ты что говоришь? - Не останавливаясь, поинтересовался Ромашов.

   Было видно, как танкист сгорбился под тяжестью несомого им груза, его уже даже слегка пошатывало, однако он даже не заикался о том, чтобы хоть немного облегчить свою ношу. Вот и сейчас, задавая вопрос, для экономии сил он даже не обернулся. Иван подозревал, что он выглядел не лучшим образом - если не хуже.

  - Не обращай внимания Василь батькавич. Это я так себя подгоняю.

  -А-га.

   Дальше снова шли молча.

   Можно это считать везеньем, или трезвым расчётом, при желании можно даже приплести неизменную удачу, ясно было одно, к болоту обе группы вышли почти одновременно. Буквально возле самой топи, Непомнящего и Ромашовым окликнул голос Быкова:

  - Стой! Кто идёт?!

  - Идут свои! Вот только кто ими интересуется? - Огрызнулся Иван, потому что так и не прозвучало число для идентификации - свой, чужой.

   Он всегда требовал: - 'Даже если ты хорошо знаешь человека. Всё равно выполняй эту проверку: мало ли что может случиться, голос у чужака будет немного схож...‟. - Поэтому ждал и не спешил выходить на открытую местность. Впрочем, часовой понял свою оплошность и поспешно - с некоторой растерянностью сказал:

  - Семь.

   - От пятнадцати отнять семь. ... - Быстро просчитал Иван и вслух ответил. - Восемь!

  - Правильно, проходите. - Уже спокойно, судя по тембру голоса даже расслабившись, ответил охранник. - Мы сами несколько минут как пришли: проводник говорит, что перед тем как пойдём по болоту, надобно хорошенько отдохнуть.

   Нужно было видеть, как обрадовались бойцы возвращению командира и Василя: особенно это было заметно по Сёмке. Он сразу кинулся к Ромашову и забрал у него тянущее к земле оружие. Затем, весело чего-то ему тараторя, помог снять забитый под завязку сидор. Впрочем, разгрузиться помогали и Ивану.

  - Тут мы немного помародёрствовали над немчурой: боеприпасы и содержимое сухарных сумок. - Непомнящий старался говорить как можно бодрее. - Никитин, распредели это между всеми поровну. ...

   Здесь Иван запнулся. Он обратил внимание на то, что у Захара не было оружия. Уж чего-чего, а утерю личного оружия прощать он не желал.

  - Никитин, ты где свою винтовку дел? - Лицо Непомнящего посуровело. - Михеев, почему у тебя боец без оружия?! Что за дела, Федя?!

   От этого вопроса напрягся только Никитин, а Михеев совершенно бесстрастно - можно было сказать, что его флегматизм был показным, ответил:

  - Так по моему приказу он временно отдал её Быкову, тот с Корольковым в секрет заступил. Вот я и подумал, что не дело, если они будут там с одной винтовкой на двоих. Но это только на время дежурства. - Поспешил уточнить тот.

  - Ну раз так, то добре. Вот Захар, держи пока эту . - С этими словами Непомнящий протянул бойцу отдавивший плечи трофейный карабин.

   После чего, Иван снял ремень и избавился от сухарных сумок и пары полных фляжек: той тяжести из-за которой ремень так долго и нещадно врезался в бока. Почувствовав, как тело обрадовалось избавлению от излишнего груза, и непроизвольно тяжело вздохнув, и потерев намученную кожу. Он присел, и развязал завязку на сидоре, где лежали у него остальные трофеи.

  - Здесь патроны к немецкому оружию, пистолеты, консервы. Распределите меж собой. Заодно не помешало бы немного перекусить.

   Последнее предложение, немного воодушевило бойцов, вот только привыкшие к долгой жизни впроголодь люди, как обычно насытились на удивление малым количеством еды. Хорошо, что не открыли консервы - пришлось бы их выкидывать в топь недоеденными. Как говорили ещё древние мудрецы: - 'В этой жизни, всё имеет свойство заканчиваться‟. От себя, Иван мог добавить - особенно хорошее. Так было и с привалом, пришлось подыматься и лезть в холодное болото. Благо, слеги́ были заготовлены заранее.

   Чавк, чавк, чвак. Каждый шаг по болоту давался с трудом. А тут, ещё приходилось идти непредсказуемыми зигзагами: то ориентируясь на огромную кочку на которой теснились какие-то заросли, то сворачивать на приметное дерево в лесу, а после достижения небольшой тверди, поворачивать на новый ориентир. Казалось, что этим мытарствам не будет ни конца, ни краю. Что бы там не говорил Сёмка, но горожанину, которым, по сути дела и был Иван, это было очень трудным занятием. Вдобавок Непомнящий переживал по поводу обуви: несмотря на то, что сапоги были подвязаны стропами - отдельное спасибо за них Ромашову, но страх остаться без них, всё равно присутствовал. Похоже, ходьба по болоту доставала и упомянутого Ромашова, идущего позади Вани.

  - ... От, чтоб тебя... етит Мадрид ... - Только и раздавался его приглушённый до шёпота, но от этого не менее раздражённый голос. - ... Да чтоб тебе ни дна, ни покрышки....

   Где-то на пол пути до островка где можно было передохнуть, идущий сразу за проводником Фёдор оступился и нелепо взмахнув руками, упал. Вроде казалось, что он оказался в метре от тропы, где глубина была по пояс - не более, но солдат погрузился сразу по самые плечи.

  - А - а! - Коротко вскрикнул Михеев, и его испуганный возглас моментально, разлетелся над всем болотом, всполошив птиц над дальним его окончанием.

   Не теряя ни мгновения, Семён обернулся, и быстро разобравшись что произошло, протянул к упавшему товарищу свою слегу, тот за неё схватился обеими руками. Через пару секунд, оступившегося партизана вытягивали уже два человека: хохол Микола - уроженец винницы, без лишних слов пришёл на помощь. На это время все остальные остановились: так как знали, что проход по болоту узкий и если начать толпиться, то обязательно ещё кто-либо окажется в трясине. И всё-таки, Федю вытащили очень быстро. А смягчающим обстоятельством нарушения допущенного бойцом - было строго настрого запрещено кричать, являлось то, что он не утерял своего оружия. Правда, по выходу на твёрдую землю его первым делом необходимо вычистить, но это поправимо - по сравнению с его утерей в этой топи. Впрочем, как это ни странно, но и Фёдорову слегу́ удалось 'спасти‟.

  - Дядь Федя, - поучительно заговорил проводник когда отдышался, - я же сто раз объяснял, перед тем как поставить ногу, ощупайте это места слего́й. А вы?...

   Фёдор молчал, ни слова не отвечая подростку: его била мелкая дрожь и было не разобрать, толи из-за того что трясина была жутко холодною, толи от перенесённого стресса.

   Впрочем, дальше - до островка добрались без происшествий. Быстро всполоснув, и отжав мокрую одежду, бойцы расположились на ночёвку. И уже по утру, Иван, проснувшись раньше зори, лежал и, наблюдая за местом где они вчера вечером вошли в болото, в пол уха слушал разговоры своих просыпающихся товарищей.

  - ... Братцы ей богу, от те крест, каждую ночь снится. Я с тятькой тружусь на покосе. Сеструхи с мамкой у брички возятся: квашеное молочко на скатёрку выставляют, хлеб, и прочую снедь. - Мечтательно прикрыв глаза, рассказывал рябоватый Корольков. - Батя эдак размашисто вжик косой: а травка так и ложится под его ноги. А я, знать подле него - немного позади иду и под его взмах своей косой приноровляюсь. Ох и знатный косарь мой папаня... А запах у скошенной травы... аж голова кругом идёт...

  - Эка невидаль, запах покоса. - Осипший голос говорившего Иван не узнал. - Мне бы сейчас бабу потискать, да вдохнуть кисло сладкий запах её горячего тела. ...

  - От, в болоте жабы есть, поди их и потискай: они тоже бабьего роду племени... Кто о чём, а голый о бане... Не братцы, вот бы хорошим табачком разжиться . Да курнуть его... Эт точно: уже ухи от его отсутствия пухнут... А трофейное курево не то: оно тьфу - как трава... А я бы и такое дымнуть не отказался... А мамка, як видчувала що прыйде вийна... - Тихие голоса беседующих действовали немного усыпляюще: поэтому, Ивану приходилось прилагать немалые усилия чтобы не позволить смежиться ве́кам.

   Тягучую, сонную негу как ветром сдуло; вот она была, и сразу же её не стало. И не мудрено, кто пожелает вздремнуть, когда увидит неподалёку от себя затаившегося врага. Нет, не так. Смотря через оптический прицел своей винтовки, заметит врага, осматривающего через бинокль болото. Фриц, выглядывал из-под куста, и пока что никого не заметил.

  - Тише, все замерли и не высовываемся. - Тихо, почти по слогам проговорил Непомнящий. - У нас гости: персональный хвостик от вермахта. А ну назад, не маячить.

   Последняя фраза была сказана как нельзя вовремя, почти всем захотелось посмотреть на своих преследователей. Но услышав предупреждение, люди замерли. А Иван продолжал отдавать приказы шёпотом:

  - Федя, возьми у Василя, трофейный пулемёт. Вася со своим ДТ занимает правый фланг, а ты левый. И смотрите мне - на позиции выползайте незаметно, и стреляете только после моей команды, то есть моего выстрела: это всех касается.

   Судя по серебристому, чистому погону: светлым прямоугольником выделяющимся на фоне тёмного кустарника, это был лейтенант. Так никого и не обнаружив, лейтенант неспешно полуобернулся, и судя по всему, стал отдавать приказы своим подчинённым.

  - Ну вот, дёрнул нас чёрт устроить такой долгий привал на этом островке. - Запоздало ругал себя Иван. - Сейчас станут здесь лагерем, или оставят блокпост из пары пулемётов и нескольких стрелков. После этого всё: каюк котёнку - еды у нас до жути мало, воды тоже. Впрочем, от голода и жажды мы не помрём: вызовут 'Раму‟; обнаружат нас загорающих на этом пяточке, и .... Лучше не думать, чтоб не накликать беду на свою голову.

   Обдумывая как быть, Непомнящий посмотрел на своих товарищей: они осторожно готовились к бою.

  - Братцы, у кого есть кикиморы, облачайтесь в них. Остальные, что хотите делайте, но вы должны замаскироваться. - Впрочем, взглянув в сторону противника, Иван дал новый приказ. - Отставить. Всем замереть.

   Что-либо делать было тоже поздно. На небольшой пустырь, приютившийся между лесом и топью: как раз там, где отряд устраивал привал перед тем как вступить в болото, стали выходить разномастно одетые мужички, вооружённые карабинами и у всех на рукаве красовалась повязка с надписью 'Полицай‟. Всего их было двадцать человек. Все они сразу стали осматривать окрестности; затем, найдя следы пребывания партизан, засуетились ещё сильнее, замахали руками. Что они говорили, было не разобрать, но видимо убедившись что никакой опасности нет, из зарослей вышел немецкий офицер, в сопровождении двух фельдфебелей и одного связиста. Они вальяжно, как истинные хозяева этого мира, проследовали к середине пустыря и остановились. К ним сразу кинулись трое полицаев и спешно сняв головные уборы, вытянулись перед немцами по стойке смирно - или изобразили что-то вроде этого: смотрелись они как истенные лизоблюдки. Поначалу они стали говорить одновременно, однако, немцы быстро и жёстко навели порядок. Поэтому каждый из троицы по очереди рассказывал, что он увидел, и каждый предатель указал на островок, на котором притаилась группа Непомнящего. Впрочем, судя по маске лёгкой брезгливости, немецкий офицер явно был не высокого мнения о своих подчинённых и слушал унтерменш стоя в пол-оборота к ним, так как больше всего прислушивался к своему переводчику - фельдфебелю, стоявшему по правую руку от него.

   Когда доклад был окончен, лейтенант небрежно ткнул пальцем в двоих стоявших перед ним полицаев и что-то сказав, кивнул в сторону островка с партизанами. Выслушав перевод приказа, избранные на его исполнение 'счастливчики‟ замялись. Но после короткого окрика немецкого офицера, отбежали от него и подозвали к себе ещё пятерых своих подчинённых. Было хорошо видно, что и они были не в восторге от полученного ими задания, впрочем, косо поглядывая на немцев, они послушно кинулись в лес.

   Озадаченные пока что непонятным партизанам заданием полицаи отсутствовали недолго, и вскоре вернулись, неся с собой свежесрубленные жерди. И перекрестившись, один за другим, 'счастливчики‟ полезли в болото.

  - От суки, хотят убедиться что здесь никого нет... О курви маты... - Послышался озлобленный шёпот партизан.

  - Тихо. Передать по цепи. Как только я выстрелю, пулемёты работают по тем, кто остался на берегу. Остальные по идущим к нам иудушкам.

   Время замерло, то есть неимоверно замедлило свой ход. Полицаи, прощупывая слегами путь, уже отошли от твёрдой земли на приличное расстояние, другие, выстроенные немцами в шеренгу, держали на прицеле островок. Ивану это зрелище напоминало игру недорослей в солдатики. Всё-таки, полицаи это не послушный и исполнительный немец, так что в скором времени карабины в руках этих холуёв стали дрожать, а у некоторых откровенно целили в болото. Окрики фельдфебелей наводили порядок, но ненадолго. Иван даже удивился. Насколько эти олухи должны были достать своих хозяев, раз они так решили тех наказать? Ведь гораздо логичнее было целить опасный участок в позиции лёжа. Однако немецкий лейтенант - откровенно скучающий немного в стороне от своих подчинённых, так не считал.

  - Ну что, пора. - Подумал Иван, и плавно нажал на спуск: целя в живот офицера.

   Винтовочный выстрел, сменился пулемётной трескотней, которая заглушала собой всё остальное. Лейтенант схватился за живот и упав скрутился калачиком. Первым, раненного командира заметил радист, но склонившись над ним, свалился с пробитой головой. Непомнящий видел, как полицаи открыли беспорядочную стрельбу. - Фьють - вжик - вжик ... - Пролетали выстреливаемые ими пули в опасной близости от его головы. Но он, пока занимался только немцами. Унтер-офицеры вскоре заметили ранение командира и тоже кинулись к нему. Первый пал также как и связист, другой был сражён, когда пытался оттащить раненного в относительно безопасную зону. Следующий выстрел, был избавлением раненого фашиста от лишних мучений.

   Оставались полицаи: они, уже не стоя - как их поставили хозяева, а лёжа отстреливались от партизан. Двое или трое, в самом начале боя бросив оружие дали драпака, большая часть лежали, больше не подавая никаких признаков жизни, а четверо пока что сопротивлялись. Зарядка магазина патронами, корректировка на лежачее положение цели: бах - полицай с детским, ещё без растительности лицом, дёрнулся и затих. Замолчали пулемёты, видимо израсходовали боеприпасы - MG добил ленту, а ДП свой диск. Впрочем, кто-то из них: на последней очереди, сократил количество врагов до двух человек. Рыжебородый детина, услышав, что смолкли пулемёты, вскочил и устремился в лес. Правильнее будет сказать, пожелал туда убежать, да выгнув спину и взмахнув руками, как подраненная птица крыла́ми, свалился как подкошенный. Пока Иван передёргивал затвор, подскочил последний полицай, но его сразил Ромашов, пройдясь длинной пулемётной очередью по его спине.

   Неожиданно наступившая тишина больше ничем не нарушалась. Только взывал о помощи единственный из оставшихся в живых предателей. Иван, ориентируясь на зов, обнаружил его в трясине: тот в ней тонул, у бедняги на поверхности оставалась только голова и руки, которыми он время от времени махал, желая привлечь этим к себе внимание. Лучше бы он этого не делал: каждый раз, когда он вытаскивал из поглощающей его жижи руки, голова немного проседала. Но испуганный человек всё равно продолжал дёргаться, усугубляя своё и без того обречённое положение.

  - Почему не добили? - Бесстрастно поинтересовался Непомнящий, ни к кому конкретно не обращаясь.

  - Собаке, собачья смерть. - Зло процедил кто-то справа от Ивана. - И так подохнет.

   На что Ваня ничего не ответил, только, вскинув винтовку, прицелился и выстрелил. Крик о помощи смолк на полуслове. После чего, обведя боевых товарищей усталым взглядом пояснил:

  - Нельзя так - не по-людски. Убивать врага - убивай, но зазря, перед смертью не мучай. Мы ведь не фашисты, и уподобляться им не будем!

   Ни каких извинений, ни раскаяний по этому поводу, ни сожалений, никто не высказал. Выждав некоторое время: пока не убедились, что никого из врагов рядом нет; отряд приготовился к дальнейшему переходу.

  - Семён, веди нас назад. - Неожиданно приказал Непомнящий, когда все бойцы построились гуськом и ждали только команды на начало движения.

   Никто не понимал, зачем лесть в болото и возвращаться назад на полпути. Все без исключения с удивлением, смотрели ка командира и даже не шевельнулись. А Иван прокашлявшись, пояснил:

  - У фрицев командующих полицаями, есть рация. Уверен, они успели передать своему командованию информацию о том, что увидели наши следы ведущие в это болото. А это значит, гитлеровцы отныне знают направление в котором мы идём, и там, на нас будут устраиваться засады. - Ваня указал рукой на противоположный край болота. - А мы пойдём обратно, туда где нас не ждут.

   В этот момент, стоящий перед командиром Сёмка, задумался сморщив лоб и стал выглядеть серьёзным, как никогда до этого. И этим, напомнил Ивану молчаливого тёзку проводника, сибиряка который ушёл с группой на подрыв моста.

  - Как там они? - Удручённо подумал он. - Небось, тоже пытаются оторваться от преследователей.

  - Ну что стоим? - Поинтересовался Фёдор, которого стала раздражать затянувшаяся пауза. - Сёмка, веди куда командир приказал.

   На берег вышли довольно таки быстро, но сильно измотанными. Быстро обыскали трупы врага, со всех у кого была справная обувь, её сняли, собрали оружие, боеприпасы. Однако ни сидоров с провизией, ни сухарных сумок не у кого из убитых не было.

  - Фёдор, бери с собой пару человек и Сёмку, - Распорядился Иван, обратив на это внимание, - да аккуратненько пройдитесь по следам противника, не могли они по лесу бегать без съестных припасов, и запаса патронов: нельзя так - да и немец не дурак.

   Приказ был выполнен почти мгновенно, а через двадцать минут, бойцы вернулись довольные, можно даже сказать радостные. А проводник Семён, от переизбытка эмоций, даже слегка пританцовывал - отчего можно было подумать, что он был пьян. Увидев эту счастливую процессию, все партизаны заулыбались и эта четвёрка, стала центром притяжения всех взглядов. А Фёдор, подойдя к Непомнящему, с выкрутасами - шутливо выписывая ногами неимоверные 'кренделя‟ как какой-то скоморох, доложил:

  - Иван Иванович, ты как в воду глядел! Предсказатель ты наш. На дороге бегущей мимо этого болотца стоят две телеги, полные разных вкусностей, гранат и патронов. И всё это богатство теперь наше.

   Иван тщательно принюхался, не несёт ли от его подчинённых спиртным душком.

  - Стоп. А как на счёт сбежавших предателей? Неужто они с испугу всё это изобилие бросили?

  - Да не переживай ты так командир, далеко они не ушли, вон в кустах оба голубчика лежат. Видать наши пулемёты их одной очередью приголубили. А тех, кто обоз охранял, мы тихонечко в ножи взяли. Так что, всё это добро, наш законный трофей. Это взамен одной нашей отпущенной в лесу лошадки, нам две телеги прибыло.

   Иван не верил своим ушам: так не могло быть, но всё-таки фортуна снова благоволила его группе.

  - Точно никто не ушёл? - Недоверчиво, немного скосив голову, поинтересовался Непомнящий.

  - Дык, эти куркули без своего добра убечь никак не могли. А охрана была слишком беспечна - знать не догадывалась о том, что здеся произошло.

  - Ладно. - Согласился Иван. - Грузите все трофеи, рацию, по пути постараемся и с ней разобраться. В отряде, эта вещь даже очень нужная.

  - Не получится командир. - Послышался немного раздосадованный голос Ромашова. - Мы своей интенсивной стрельбой, её сильно попортили.

   После этих слов все смолкли. А Иван, в полной тишине посмотрел на продырявленную в нескольких местах коробку, бывшую некогда рацией и, махнув рукой, проговорил:

  - Жили без неё, и дальше проживём. Тем более, у нас за эту шарманку и посадить некого.

   Неизвестно, о чём думал Непомнящий, какие мысли посещали его голову, однако через минуту, он озвучил приказ, удививший поначалу всех его людей....

  Глава 20

   Да. Куда бы не был устремлён взгляд, для утончённого эстета Нойманна, по его мнению, всюду была варварская территория. Дремучий, неухоженный лес с его вечной сыростью, жутко контрастировал с цельностью Шварцвальда, даже местные ухабистые дороги, таковыми можно было назвать только с большой натяжкой. Но когда он получит во владение эти земли, он наведёт на них порядок. А сейчас, нужно было избавить этот лес от бандитов...

   И всё же, сегодня погода, для этой местности была прекрасной, небо было плотно обложено облаками, поэтому сегодня солнце не пекло и не было нужды прятаться в тени. Истинный Ариец, уроженец Пруссии, белокурый красавец и сердцеед - оберлейтенант Вильгельм Нойманн, сидя на раскладном стуле, и испытывая приятную, полусонную истому, повторно перечитывал письмо своей невесты Катарины. Перед ним, на походном столе лежала фотокарточка, сделанная в весьма дорогом фотографическом салоне господина Майера. На ней была изображена его кучерявая Кети, она была одета в пошитый по последней моде костюм, и весьма грациозно сидела на импровизированной скамейке - рядом с остовом 'древней‟ колонны обвитой плющом. Девушка была не одна и рядом с ней скромно приютилась незнакомая красавица, чьё свежее, молодое личико и невинная улыбка, немного стыдливо потупленный взгляд, заставил сильнее забиться сердце героя. Но при этом, внешне он всё равно остался абсолютно спокойным. Тут же, в письме Катарина поясняла:

  - Здравствуй милый мой Вилли, душа моя. Если бы ты знал, как тоскует и мается моё сердечко томимое тягостной разлукой. Радует только одно: доктор Геббельс утверждает, что наша доблестная армия теснит врага по всем направлениям, расширяя границы Великого Рейха. А немытые, голодные Иваны - неспособные дать истинным Арийцам, сдаются целыми подразделениями. Чему есть многочисленные кинодокументальные подтверждения.

   Мы с моей мамой, когда по выходным посещаем синема, всегда с жадностью смотрим всю кинохронику, рассказывающую о войне на востоке: мы всё выискиваем, вдруг мелькнёт твоё родное личико, или ты приветственно помашешь нам с киноэкрана рукою - так делают многие доблестные солдаты вермахта.

   Единственный мой, посылаю тебе свой фотографический портрет, сделанный не так давно в салоне у небезызвестного тебе господина Майера. На нём изображена я, в компании с моей дальней кузиной Мартой. Я как-то тебе о ней рассказывала, правда в моих словах она представала ещё сущим ребёнком. А сейчас, ты только посмотри как она повзрослела. Суженый мой, прошу, не обижайся на меня, но как она приехала к нам, я ей часто рассказываю о тебе, о твоих подвигах. Так что кузина: в силу своего юного возраста, в полном восторге от того, что такой герой как ты, будет мужем её любимой родственницы. И соответственно посылает тебе горячий привет, с наилучшими пожеланиями.

   Ненаглядный мой, вчера мне снился сон, что ты возвращаешься домой победителем, и я возлагаю на твою голову лавровый венок триумфатора. Я с нетерпением считаю дни до окончания столь опасной битвы с восточными варварами, и никак не могу дождаться того момента, когда ты - такой мужественный и сильный, поведёшь меня к алтарю и станешь моим мужем. Нежно, много раз целую твою фотокарточку и с нетерпением жду своего героя²⁵...

   Вильгельм прервал чтение и взяв в руки карточку ещё раз посмотрел на фотографию, улыбнулся. Катарина была как всегда прекрасна, несмотря на её несдержанный в чувствах стиль письма, но здесь, всему виной было длительное проживание её семьи во Франции. Эти проклятые легушатники, дурно повлияли на её воспитание. Ну а фото её кузины, пробудило в его душе неутолимое желание испить нежный нектар этой юности. Нет, девушка должна ещё немного дозреть, и он, ни за что на свете не променяет свою Кэт на её родственницу - он как похотливый кот, желал урвать себе кусочек заветного плода, и не более того. Всё это будет в будущем, и пусть всё же девица немного повзрослеет...

  - Господин оберлейтенант, разрешите доложить!

   Перед Вильгельмом возник ефрейтор Мюллер - и у этого мельника²⁶ был весьма испуганный вид. Мало того что Нойманна оторвали от сладостных грёз, ещё перед ним стоял трус. И он, всегда презиравший трусов, брезгливо поморщился - как будто перед ним был не человек, а мерзкое, поганое чудище.

  - Ну что там случилось, докладывай! - Быстро взяв под контроль свои эмоции, соблаговолил ответить офицер.

  - Унтерменши лейтенанта Вебера возвратились. Какие-то они все побитые, забинтованные, двое израненных Иванов ведут повозки и, их сильно шатает: толи напились сволочи, толи вот, вот упадут от кровопотери. Господин лейтенант со своими людьми, вообще лежат в первой телеге, а на второй, кучей навалены местные полицаи.

  - Всё? Или ещё чего произошло? - Оберлейтенант, пребывая в лёгкой неге от прочтения письма из дома, и не сразу понял всего смысла сказанного.

  - Больше ничего. Только эти унтерменши совсем ополоумели: несмотря на команды стоять пытаются кричать что-то про ранение нашего лейтенанта и его солдат.

   Эти слова подействовали на офицера как ушат холодной воды, и он вскочил со стула.

  - Что?! Чего вы стоите передо мной, когда офицер в опасности?! Где медики?!

   Мюллер побледнел, часто заморгал и, начав слегка заикаться, инстинктивно сделав полушаг назад, пролепетал:

   - Стрелки́ с моего наряда первым делом кинулись к нему: то есть к лейтенанту. Они говорят что, несмотря на то, что лейтенанту Веберу, обоим унтер-офицерам и его радисту была сделана перевязка, они всё мертвы.

  - Эти недочеловеки живы, а воины вермахта мертвы?! - Оберлейтенант, негодовал. - Почему, как так получилось? Переводчика сюда! Живо! И этих ублюдков, что не уберегли жизнь представителей высшей расы! Всех! Раненых и мёртвых, всех сюда! Я живых допрошу, и выжившие позавидуют мёртвым - я их живьём закопаю!

   Брань возмущённого офицера, мгновенно разлетелась по всему лагерю, и привлекла внимание всех солдат отдыхающей смены. Кто мог, подходили поближе, кому не повезло, те напрягали слух в ожидании шоу под названием - наказание нерадивых Иванов. Что обещало стать весьма ярким событием, как-никак, многодневное, нудное стояние перед лесом: в полной глуши, своим единообразием выматывало и угнетало дисциплинированное немецкое воинство. Нависшую над своими головами грозу почувствовали и виновники переполоха: поэтому, они, не отпуская поводьев, шли мимо группирующихся вокруг своего офицера немцев. Двигались как нашкодившие псы, смотря только себе под ноги, и постепенно замедляя шаг. - Как будто это могло сильно отсрочить неизбежную в таких случаях расплату.

   Наблюдал за этой процессией и оберлейтенант Нойманн. Он картинно широко расставив ноги и спрятав руки за спиной, стоял возле бронетранспортёра; его надменный взгляд буравил полицая, ведущего под уздцы коня первой, и весьма скрипучей телеги. Вилли знал, какое впечатление наводит на местных унтерменш вид германского офицера выражающего своё недовольство.

  - Пусть эти твари трепещут, видя насколько я зол за то, что они не сберегли жизнь моего боевого товарища. - Распаляя себя, думал оберлейтенант. - Чем больше я их додавлю сейчас, тем скорее узнаю правду о гибели лейтенанта Вебера.

   Не доезжая до немецкого офицера, приблизительно трёх метров, Худощавый полицай остановился и, поспешно сняв с головы свою нелепую шапку, замер, уничижительно опустив голову.

  - Слушай Иван. Почему ты стоишь передо мной, а мой боевой друг и его товарищи погибли? Отвечай!

   Измождённый, седовласый, небрежно подстриженный полицай вздрогнул от резкого оклика. Когда ему перевели вопрос, то вообще втянул голову в плечи: на манер испуганной черепахи. Это только усилило желание Вилли, сурово наказать трусливых аборигенов.

  - Как стоишь свинья?! На колени! ...

   Неожиданно, полицай исподлобья взглянул на Вилли, и снова потупился. Однако Нойманна как током прошибло, и он осёкся на полуслове. Стало понятно почему ему казалось, что он чего-то недоглядел, какую-то важную мелочь. И вот сейчас, всё стало на свои места. На оберлейтенанта посмотрел не затравленный холуй, а человек полный ненависти и решившийся на какой-то отчаянный поступок. После чего офицеру стало понятно, что вернувшиеся полицаи слишком истощённые и одеты одежду, явно снятую с чужого плеча.

   Так и не закрыв рот: открытый для того чтобы выплеснуть на Иванов всё что накипело; Нойманн судорожным движением постарался извлечь свой пистолет из кобуры - получилось это со второй попытки. Однако стоявший перед ним недочеловек чего-то выкрикнул и мгновенно упал на землю. Из передней телеги, двое красноармейцев выскочили из-под настеленного сена и также растянулись возле неё. А в руках у седого псевдо полицейского неизвестно каким образом появился пистолет. - Бах, бах. - Дважды из его ствола вырвались два еле заметных дымка. В грудь истинного Арийца что-то сильно ударило; обожгло чем-то горячим - достав до самого сердца: которое после этого последний раз встрепенулось и остановилось. Уже угасающее сознание зафиксировало, как из второй телеги неизвестная сила вывалила нескольких покойников, под которыми оказались вполне живые партизаны, которые, в свою очередь, упав у колёс телег, открыли беглый огонь по его растерявшимся солдатам. В следующую секунду земля устремилась навстречу лицу Вилли.

  Глава 21

   Иван заметил, что его затея с переодеванием раскрыта, впрочем, сейчас это было уже не важно: цель достигнута, отряд максимально сблизился с противником, при этом враг, видя перед собой разбитые и деморализованные партизанами остатки группы своих холуёв именуемых полицаями не ожидает никакого нападения. Вот 'раскусивший‟ его холёный немецкий офицер - таких типажных людей только на агитационных плакатах рисовать, онемев от удивления, потянулся к пистолету, Ваня с криком: - 'Бей‟! - резко упал на утрамбованное покрытие широкой лесной дороги. В былые времена, играя с друзьями в страйкбол, он таким образом частенько уходил с линии огня. Бац, бац. Два пистолетных выстрела раздались набатом - запустив отчёт времени, в коротком отрезке которого будет решено: вырвется ли группа Ивана из окружения, или поляжет в этом неравном и авантюрном по своей наглости бою.

   Оберлейтенант, видимо так и не успел понять что произошло: немного шатнувшись, его тело упало как подрубленный столб. К офицеру немедленно кинулись двое солдат. Бац, бац. И они легли так, и не добежав. Перекат к убитому офицеру - его извлечённый, но так и не пущенный им в дело пистолет в руках у Ивана. Ещё два хлопка, уже по второй паре немецких пехотинцев спешащих на помощь к своему командиру. Впрочем, пистолетные выстрелы больше не были различимы на фоне трескотни и криков боя, возле телег застрекотали оба партизанских пулемёта. А внезапно 'ожившие‟ бойцы, переодетые в одежду полицаев, также из позиции лёжа, стреляли из своих ППД короткими очередями. Может быть не все попадали в цель, но этого уже не исправить.

   Впрочем, зачастил и немецкий пулемёт, установленный на кормовой аппарели бронетранспортёра. - Увить, увить - в опасной близости мерзко свистнули пули. Рядом с Непомнящим взвились пыльные фонтанчики от пуль. Всё внимание переносится на стрелка, ставшего за MG. Первый, спешный выстрел уходит в 'молоко‟, зато второй, или быть может третий, оказался результативным: немец неестественно дёрнул головой и скрылся из виду. Через пару секунд, германская 'газонокосилка‟ заработала снова. Пришлось снова отвлекаться на него и уже с первого выстрела ликвидировать очередного немца ставшего у пулемёта.

  - Ромашов! Мухой в машину и чтобы оттуда огонь вёлся только по немцам! Прикройте его!

   Василь как раз сменял диск на своём ДП, услышав команду, и не завершив начатое вскочил, и низко пригибаясь к земле, помчался к БТРу. За ним, что было неудивительно, метнулся Сёмка - за чьей спиной без дела болталась мосинка Ивана. Этот бой, Непомнящий, решил вести оружием, которое можно было носить скрытно, и винтовка под это определение не подходила. Пистолеты подходили больше, так как, внешне безоружный полицай, не воспринимался как потенциальная угроза. Когда бывший танкист исчез в недрах вражеской машины, Ивану послышалось что раздался выстрел и вскрик боли; юный проводник юркнул следом, но больше никаких выстрелов не прозвучало. Прошло несколько томительных секунд неизвестности, пока над бортом не появилась окровавленная голова угрюмого Ромашова, и пулемёт, поведя стволом, заработал уже по своим бывшим хозяевам. Выкашивая их ряды как косою.

   Ответная стрельба немцев, так и не сумев организоваться начала стихать. И нужно было понимать, что долго так продолжаться не может. В любой момент можно ожидать подход подкрепления из мобильных групп, или найдётся тот человек, кто сумеет организовать оборону - шок от неожиданного нападения может пройти в любой момент.

  - Отходим! - Стараясь перекричать стрельбу, закричал Иван. - Место сбора: отбитый бронетранспортёр!

   Многие партизаны, не поняв, что имел в виду их командир, начали озираться. Но увидев, что в единственной на всю округу бронемашине находится Ромашов и не просто сидит в ней, а обильно потчует фрицев смертоносным свинцом, начали отход. Пока одни прикрывали огнём перемещение своих товарищей, другие взяв с телег свои сидоры, парами перебегали под защиту брони и уже оттуда продолжали вести огонь - всё как отрабатывали на изматывающих занятиях в лагере. Последним, подхватив с телеги свой вещмешок и свёрнутую компактной скаткой 'кикимору‟, в Sd Kfz 250 забрался Непомнящий. Он запрыгнул под градом пуль бьющих по броне машины, держа в руке опустевший МР- 40, тот, который он поднял возле убитого в голову унтера. Ваня последний раз окинул поле боя взглядом и крикнул, убедился, что из его людей никто не остался на поле брани и подал команду:

  - Всё! Трогай!

   Машина взревела мощным двигателем и, как будто оживая, сбросив оцепенение, вздрогнула всем корпусом, и набирая скорость тронулась с места. Оказывается, Василь уже давно занял место водителя и ждал только команды для начала движения. Рядом с ним сидел Фёдор, который только что закончил спешную перевязку головы танкиста. Все остальные - кто мог держать оружие, отстреливались, и делали это до тех пор, пока бронетранспортёр не свернул на узкую просёлочную дорогу, и по его броне не перестали стучать пули.

   Иван, оседая на бортовое сидение, обвёл усталым взглядом своих боевых товарищей, и повторно убедился, что на месте скоротечного сражения не осталось ни единого его человека все были рядом с ним. Впрочем, это не сильно радовало, так как в машине лежали двое его подчинённых, и они были мертвы. Третий - Григораш, лежал бледным как саван и часто: поверхностно дышал. Впрочем, ранения той или другой степени имели все без исключения.

  - Василь, гони родной! - Перекрикивая рёв мотора, крикнул Иван. - Все остальные осматривают машину на предмет наличия в ней боеприпасов и провизии. Не забываем оказать первую помощь раненым!

   Надрывно ревел двигатель, Ромашов слушая указания Сёмки, не жалея машину уходил в отрыв: пыля по ничем не приметным, узким лесным дорогам, часто меняя направление. Благо, полугусеничный вариант шасси, позволял не обращать внимания на состояние 'грунтовки‟ и броневик, съезжая с накатанной колеи, шёл покачиваясь на сильных выбоинах и кочках. В такт этой качке, широко расставив ноги, пошатывался недавно рекрутированный Быков: он стоял у кормового пулемёта и наблюдал за дорогой - готовый в любую секунду открыть огонь по преследователям. Остальные люди, точнее сказать пассажиры бронированного чуда немецкого автопрома, спешно обыскивали все закоулки трофейного транспортного средства, копошась в недрах его кузова, как мураши в муравейнике, и признаться, были за это весьма щедро вознаграждены. Табак, трофейный пулемёт с большим запасом боеприпасов были не в счёт. Также, партизан впечатлили несколько газет - мгновенно растащенных и разодранных на обрывки для самокруток. В перечень удачных приобретений можно было добавить два ящика с гранатами-колотушками, ящик патронов к карабину, да прочие бесхитростные солдатские пожитки: такие как бритва, пара наручных часов... Каковы времена, такие и радости. А вот лично Ивана больше порадовали четыре санитарных подсумка из коричневой кожи, да пяток металлических медицинских коробок: если бы не белые круги с красными крестами, то их можно было попутать с коробками для пулемётных лент. То-то им обрадуется Настя. А вот с провизией было туго - совсем ничего.

   - Эй Васька! Не тряси так сволочь! - Возмущённо выругался Фёдор: тряска мешала ему наложить повязку на левую руку, точнее сказать плечо Ивана. - Чай не дрова везёшь! Гад ты этакий!

   Как ни старался вспомнить, но момент, когда пуля попала Непомнящему в трицепс, Ваня не смог - не до того было. Когда прорыв состоялся, и прошла горячность боя, он ощутил что ему больно шевелить рукой. Но продолжая вспоминать и анализировать события прошедшего боя, он не сильно обращал на это внимание. И когда Михеев почти на ухо прокричал:

  - Командир, у тебя вся рука в крови! Он как капает! Дай гляну! ...

   Вот тогда, Иван и почувствовал, что плечо не просто простреливало болью на любую попытку им пошевелить, ещё рану сильно щипало - видимо в неё попадал пот или ещё чего-то. И вот, когда обработка и перевязка были почти закончены, у Фёдора сдали нервы. Вот тогда, он и сорвался на Ромашова.

  - Владимир Анатольевич, вы ведь у нас тоже водитель, так что смените Ромашова. - С того места где сидел Непомнящий ему было хорошо видно водительское место, и он прекрасно видел, каким бледным был танкист как он часто тряс головой и щурил глаза, было понятно, что ему как минимум, был срочно необходим отдых. - Только поживее: долго стоять на месте нам никак нельзя.

   Броневик остановился слишком резко. Кто-то не удержался и упал, были и те, кто подтверждая закон инерции - больно приложился ... проще говоря, после такой остановки, все ругались знатно: на зависть портовым рабочим. Прошлись матом, начиная от родственников пресловутого водителя и особого мнения относительно навыков его вождения, заканчивая упоминаниями всех святых. Особенно в этом искусстве выстраивания нецензурных слово оборотов усердствовал Быков. Во время движения, бедолага стоял возле заднего люка, поэтому пролетел добрую половину десантного отсека и не расшибся только благодаря тому, что удачно на кого-то упал. А Ромашов, как ни в чём не бывало, пробубнил:

   - И правда командир, замени меня. Голова кружится, перед глазами всё плывёт, мо́чи нет терпеть такое. Могу в любой момент отключиться.

   Стоянка немного затянулась, так как слева по движению, лес немного отступил, образуя некое подобие чистенькой полянки и было единодушно решено, пользуясь вынужденной остановкой, упокоить на ней своих убитых. Так что вскоре все те, кто сильно не страдал от ран, имеющимися в броневике лопатами выкопали могилу на троих погибших товарищей. Дело в том, что смертельно раненый Леонид Григораш почил через десять или пятнадцать минут после того, как отряд с боем вырвался из окружения. Пока копали могилу, Фёдор, он же в этом выходе и зам Ивана, и наскоро подготовленный Смирновой санитар, ещё раз проверил, всем ли нуждающимся в полном объёме была оказана необходимая помощь. Судя по его довольной мимике, благодаря которой у Ивана возникла ассоциация, что в этот момент, Михеев стал похож на кота, которому удалось безнаказанно полакомиться забытой на столе сметаной. В общем, судя по его блаженной улыбке, в помощи больше никто не нуждался.

  - Ну что Федя, много у нас потерь? - Поинтересовался командир у своего подчинённого, когда тот повторно его осматривал и поморщился от весьма болезненного надавливания, вызвавшего боль, в весящей на перевязи руке.

  - Трое погибли, а ранены все - без исключения: даже меня слегка задело. Слава богу, серьёзных ран больше ни у кого нет. - Вот только Ромашову нужно как можно больше лежать. Пуля чиркнула по голове: коробочку не пробила, но подозреваю, что всё окончилось сотрясением мозга. Наш малой проводник рассказывает, что когда он заглянул в БТР, то притаившийся в кузове немец, как раз собирался добить лежащего без сознания Ромашова. Ну а наш малец, с ходу приложил фашиста прикладом твоей винтовки. После чего привёл Ваську в чувства...

   Видимо сообразив, что сболтнул лишнее, Фёдор стушевался - что было на него не похоже и, понизив голос проговорил:

  - Только Иванович, ты это. Мальца то, шибко не ругай. Он знаешь как по этому поводу переживает, он видел как ты бережно относишься к своей мосинке. Вот и грызёт ногти в ожидании неизбежного нагоняя.

  - Не переживай. Я его за то, что он спас жизнь своего боевого товарища даже поощрю.

   Далее. Стоя над погребальным холмом, Иван, держа траурную речь, клятвенно пообещал, что смерть его боевых товарищей будет отомщена, и это не было пустыми и пафосными словами. Чувство, грызущее сердце и вопящее: - 'Почему ты жив, а они нет?! Что ты сделал не так‟?! - Это чувство металось, терзало грудь, требуя выхода. А им, могла быть только месть тем, кто принёс войну на твою землю, как говорится - око, за око. И желательно, взыскать с виновных по этому счёту, с лихвой. Как бы не кричали либералы будущего о том, что призывы убить немецкого фашиста там, где ты его увидел антигуманны. Но те, якобы хорошие ребята, на своих штыках несли смерть и страдания - так что они о каком гуманизме к этой вооружённой своре не может быть и речи. Сострадание и прочее будет после: когда враг будет обезоружен, или обе стороны перестанут смотреть друг на друга через прицел. И не секундой ранее.

   Снова мимо проплывают тени еле различимых в сумерках деревьев. Трофейная машина, урча прожорливым двигателем, неспешно едет по дороге. Время шло и вот в бак были перелиты всё найденное в нескольких канистрах топливо и когда оно закончится, то придётся бросать эту махину и продолжить дальнейший путь пешком.

  -... Дядя Володя, вот скоро будет железнодорожная ветка Брест - Барановичи. Через неё мы всё равно не переедим. Придётся бросать нашу добычу и идти дальше пешком. Но там легче, там уже наш лес - родной.

  - Хорошо паря, ты говори, говори: не останавливайся. - Сосредоточенно следя за дорогой, отвечал Быков. - Да главное, требуй чтобы я тебе отвечал: не приведи господь мне уснуть за баранкой.

   Все остальные давно спали. Единственным кто слушал этот разговор не о чём, был Иван, ему не давали уснуть мысли об его товарищах. Он переживал, всем ли группам удалось вырваться из окружения, и жизнями скольких людей пришлось за это расплачиваться?

  - Да, да. Глядите, мы уже приехали! Глушите мотор! - В голосе молодого проводника мгновенно зазвучали радостные нотки. - Видите, мы выехали на просеку! Как раз, здесь и идёт одноколейка!

   В подтверждение этих слов, как только воцарилась тишина, и привыкшие к шуму двигателя люди стали просыпаться: по рельсам, с шумом промчалась дрезина. Благо из-за ночной тьмы и скорости движения, заметить партизан было не возможно. Однако пассажиры бронетранспортёра притихли и молча смотрели в след техническому транспорту. Первым наступившую тишину нарушил Иван:

  - По идее за ней вскоре должен проследовать поезд. И судя по направлению, я думаю, что он не будет порожним.

  - А толку? - Слабым голосом пробубнил Ромашов. - У нас всё равно взрывчатки нет.

  - А вспомни, - не задержался с ответом Непомнящий, - когда мы обсуждали как можно вести борьбу с вражескими эшелонами, то Гордеев предложил подкапывать под путями насыпь. Вот давай сейчас этот способ и опробуем. Лопаты то у нас есть.

  - Во-во! - Вклинился в разговор Быков. - А я, возле подкопа поставлю это стальное чудище: если крушение состоится, то после такого, его только в переплавку отправлять. А то не хочется ганцам оставлять такой технику которую они смогут снова использовать.

   Сказано, сделано. Разгруженный Sd Kfz 250 стоял в выбранном для него месте, Ромашов, которому от тряски стало хуже, вместе с парой бойцов был переведён через насыпь и они дожидались своих товарищей в леске. А остальные бойцы, с неистовой спешкой преступили к подкопу. Им бы в этом деле не помешали кирки, но их не было. Вот уже тяжело зашумели рельсы, оповещая о приближении тяжелогружённого состава, а люди всё копали и копали утрамбованный грунт.

  - Всё! Отходим! - Крикнул Непомнящий, когда увидел, как в ночной мгле замаячил огонёк приближающегося поезда.

   Кто-то с неохотой, а кто-то с нескрываемой поспешностью, оббегали подкоп: зияющий в ночи как чёрная клякса и устремлялись в лес. Хотя, нашёлся упрямый человек, который не пожелал прерывать свою работу - Сёмку пришлось оттаскивать от железнодорожного полотна силком: парнишке казалось, что надо ещё немного подкопать, чтобы крушение состоялось наверняка. И нужно же такому случиться. Его сомнения поколебали уверенность Ивана и тот, отбежав на безопасное расстояние и укрывшись в подлеске, терзался по этому поводу в сильных сомнениях.

   А поезд тем временем неумолимо приближался. Уже было видно, как из трубы его паровоза, как светлячки выскакивают искры и, уподобляясь своим живым собратьям в краткие мгновения своей жизни, кружат в завихрениях воздуха, пока не погаснут. Всё громче и громче стук колёс. Было слышно как боец, находящийся справа от Непомнящего в голос молил богородицу не пропустить поезд с супостатами к линии фронта. Ещё несколько мгновений и паровоз, с грохотом въезжает на подкопанный участок пути.

   От нервного напряжения, Ивану кажется, что время растягивается как резина. Как в замедленной съёмке поезд преодолевает первый метр повреждённого участка, но нечего не происходит. Чем большее расстояние преодолевает локомотив, тем сильнее Ваня сжимает кулаки в бессильной злобе. Вскоре начался обман зрения - ибо с такого расстояния и в такой тьме ничего рассмотреть было невозможно. Так вот: сознание создаёт иллюзию, что колёса паровоза взлетают вверх. Стараясь прогнать наваждение, Ваня зажмурил глаза, и встряхнул головой. Но к звукам, характерным прохождению гружёного эшелона, добавился душераздирающий скрежет и грохот. И вот радость - судя по кувыркающимся и встающим на дыбы силуэтам, поезд всё-таки пошёл под откос. Однако очень скоро всё замерло, стих шум катастрофы, и только слышалось шипение пара вырывающегося из покорёженного котла локомотива, да мерзкий скрежет ещё не принявших устойчивое положение вагонов, и кажется пары цистерн. Во всяком случае, на путях удержалось несколько наливных ёмкостей, и было похоже, что парочка валялась на боку.

  - Отходим! - Подал команду Непомнящий: всё что нужно, он уже знал - с подкопанной насыпью, поезд неизбежно терпит крушение. А дальнейшее лежание никакой выгоды не несёт.

   Первыми встал тот, кому было назначено идти в авангарде, следующая пара, на сделанных на скорую руку носилках, понесла Ромашова: у которого сильно кружилась голова, и по его словам всё в глазах плыло. А Непомнящий, с двумя бойцами задержался для прикрытия отхода всей группы. Подождав пока не удалятся звуки шагов ходячих раненых, Иван дал команду на отход и для своей двойки. И тут его как током прошибло: он понял, что ощущает сильный запах паров бензина.

  - Бегом отсюда! Поторапливайтесь! - Выкрикнул Ваня, вытаскивая из-за пояса немецкую 'колотушку‟ и откручивая с торца её рукоятки колпачок.

   Он уже собирался вставать во весь рост и, приблизившись к цистернам на расстояние броска метнуть в них гранату. Однако над путями с рокочущим звуком вздыбился огненный шар, осветивший место катастрофы как небольшое солнце и Иван еле успел зажмурить глаза. Растёкшееся по земле топливо вспыхнуло, обдав округу горячей ударной волной, и пламя взвилось в небо мощным столбом. В нескольких метрах ближе к путям, от обдавшего их жара, вспыхнула пара небольших деревьев. Так что времени на поиски упавшего предохранительного колпачка больше не было, поэтому, Непомнящий просто бросил гранату в сторону занимавшегося пожара и помчался догонять своих подчинённых. И эта спешка была обоснованной, на путях пламя с самого начала бесновалось и ревело как в адском горниле, что грозило сильными взрывами цистерн: которые обильно облизывались языками бушующего огня.

  - Бегом! - Подгонял и себя и своих подчинённых Иван: благо пламя огня прекрасно освещало окрестности, не хуже чем днём. - Быстрее братцы!

  Глава 22

   Пауль проклял тот момент когда на него обратил своё внимание этот сухопарый, абсолютно седой аристократ Максимельян фон Барнхельм. Этот потомок древнего рода служак, сейчас явно готовил Кальбеля на роль козла отпущения: гауптман физически чувствовал, как 'над его головой сгущались тучи‟ и вот, вот должен был грянуть разящий гром начальственного недовольства. А рядом не намечалось никакой кандидатуры на роль громоотвода.

   В какой-то момент Кальбель воспрянул духом: узнав, что подразделение оберлейтенанта Нойманна понесло куда большие потери, проявив невероятную бездарность. Они по своей глупости подпустили противника на дистанцию клинча и не смогли оказать ему хоть маломальского сопротивления. Однако тот офицер погиб, и Пауль снова оказался единственным кандидатом на роль мальчика для битья. А погибшему неудачнику - как говорится вечная память и о покойниках или хорошее, или нечего...

   Как следовало из рассказов выживших солдат, которыми командовал погибший позёр Нойманн, партизан, было около полусотни. Однако Пауль сильно сомневался в правдивости этой версии: как могли полсотни человек разместиться на двух телегах? Сомнения по поводу правдивости этих рассказов высказывал и полковой медик Эрик - осматривавший тела как солдат вермахта, так и пяти погибших 'партизан‟. То по его словам выходило, что на момент боя эти люди были мертвы - судя по стадии развития личинок насекомых, и другим косвенным признакам, убиты они были задолго до нападения на блокпост.

   Этот мерзавец Эрик, рассказывал об этом появившись в штабной палатке через час после заката солнца. Из-за большого объёма информации, поступающей из мест, где проводилась спецоперация, многие службы были переведены на круглосуточный режим работы. Видимо доктор специально подгадал это время и его суховатый голос звучал под брезентовыми сводами штаба немного зловеще и таинственно. Его неизменный монокль в правом глазу, холодно поблёскивал на худощавом, покрытом глубокими морщинами лице, усиливая гнетущее давление тёмного дремучего леса - в этот момент, его близость ощущалась на подсознательном уровне ещё сильнее. Проще говоря, вся обстановка играла на руку рассказчику, чем он бессовестно и пользовался.

  - Вот я осматриваю эти тела, и понимаю что эти люди никак не могли прийти на блок пост. Однако вижу что у убитых есть раны полученные уже после того как перестало биться их грешное сердце. - Рассказчик сделал многозначительную паузу и обвёл столпившихся вокруг него штабных офицеров своим без эмоциональным, выцветшим взглядом. - И тут, я вспоминаю про 'Атаку Мертвецов‟: ну ту, которая в прошлой войне состоялась при штурме крепости у местечка Осовице. И думаю. Так может это была не метафора? А вдруг Иваны умеют мифическим способом посылать в бой своих недавно погибших воинов?...

   По телу Пауля пробежал мерзкий, леденящий душу холодок, благо он как недавно прибывший чужак стоял немного в стороне от всех: где не привлекал посторонних взглядов. Однако от него не укрылось, что доктор еле сдерживает смех и ему стало понятно, что Эрик просто издевается над своими слушателями. И отчасти ему это удалось: так как несколько офицеров стояли бледными как альпийский снег и с расширенными от ужаса глазами. А врач, тоже увидевший достигнутый его рассказом эффект, спешно прокашлялся - дабы замаскировать вырвавшийся смех и как небывало, продолжил своё повествование:

  - ... Конечно же, я моментально отмёл эту бредовую идею и сообразил, что этому есть вполне простое, и весьма логичное объяснение. Эти трупы на самом деле были убиты далеко от разгромленного блокпоста. Но бандиты использовали их для маскировки - они прятались под покойниками: посчитав, мало ли что может произойти. Вдруг какой либо наш внимательный стрелок заметит, как 'убитый‟ моргнёт, или сглотнёт слюну или немного пошевелится. А так, у всех на виду лежат настоящие мертвецы, которые закрывают собой живых. Мне кажется, что моё объяснение весьма логично. И вполне проясняет коварство нашего врага.

   Штабисты загудели, кто-то возмущался подлостью Иванов, кто-то подтрунивал над теми, чей испуг был наиболее нагляден. А Кальбель, принявший рассказ медика слишком близко, решил не рисковать и дабы не стать объектом насмешек, поспешно отошёл к стендам с картами местности, где начал в который раз рассматривать отметки указывающие где были боестолкновения с разбойниками, где они совершали свои диверсии и так далее. Везде, возле каждого обозначения стояла дата события, которое оно фиксировало. Вроде всё было знакомо, как-никак но после того как возглавляемое им подразделение понесло недопустимые потери - большинство которых было получено из-за дружественного огня, Пауля временно прикомандировали к штабу карательной операции на должность планшетиста. Спасибо что не отдали под трибунал. Так что он собственноручно всё это и наносил.

   Видимо гауптман не был оригинальным в своём способе скрыть свою реакцию на страшилку доктора: справа от него остановились ещё два штабных офицера, которые стали усиленно рассматривать закреплённые на щитах и исчерченные яркими пометками листы. Впрочем, один из них тихо, но весьма возмущённо - скорее всего в большей степени возбуждённо шептал:

  - ... Эти Иваны жуткие варвары. Это же надо, добровольно укрыться трупами своих сородичей-коллаборационистов, и всё это только ради того, чтобы поближе подкрасться к нашим парням. Ты прав Генрих, они не способны на честный бой - поэтому мы их всех уничтожим. Эту скверну надо выжигать калёным железом.

   А Кальбель, чувствующий что нервная дрожь вызванная внезапно возникшим страхом, ещё не утихла решил держаться от всех на некотором расстоянии. Стараясь, чтоб всё выглядело как можно непринуждённее, он перешёл к соседнему - самому крупному стенду, с картой отражающей максимально больший участок территории. Расслабленный взгляд Пауля скользнул по уже выученной наизусть карте:

  - Здесь подрыв рельс;- мысленно отмечал опальный офицер, - здесь разобранные пути - наивные бандиты рельс бросили неподалёку; тут срублены телефонные столбы; ага, банальные завалы на дорогах; угу, заминированные дороги рядом с местом крушения поезда. А вот здесь, делали тоже самое: минировали продуманно ....

   Чем Пауль больше всматривался в карту, тем сильнее у него возникло чувство, что он чего-то упустил; может быть чего-то не обобщил, а что именно, пока было непонятно. Снова и снова пересматривая карту, гауптман старался уловить ускользающие признаки того, что привлекло его внимание. Вскоре, перерыв закончился, и все присутствующие занялись своими делами. Вот и рябой, очкастый, чахлый штаб-ефрейтор, держась как хорошо вышколенный лакей, поднёс Кальбелю обобщённые данные как по прорвавшим окружение, так и не сумевшим это сделать группам партизан. И вот когда гауптман старательно переносил информацию на карту Белоруссии, его настигло прозрение. ...

   Ещё не сильно пожилой, но уже страдающий от многих боевых ранений полученных на прошлой войне полковник Максимельян фон Барнхельм, снова не выспался и соответственно чувствовал себя весьма отвратительно. Что было не мудрено: у него было не то здоровье, когда походные условия жизни не отзываются болью в старых ранах, а бессонная - урывчатая ночь, хронической усталостью. Но коли служба зовёт, то приходится сжимать свои недуги в кулак и служить верой и правдой: как многие поколения его достойных предков.

   Как обычно, рано утром полковник вошёл в большой штабной шатёр. И как всегда, он появился мрачным как туча: хмуря брови и плотно сжав губы так, что все недавно приданные под его начало подчинённые были уверены, что Максимельян постоянно ищет очередную жертву для начальственного разноса. Те кто уже успел как следует послужить под началом фон Барнхельма, уже привыкли к этой маске и никак на ней не реагировали: а вот Пауль до сих пор испытывал сильный дискомфорт от встречи со своим новым начальником. Ему было невдомёк, что строгая маска гера оберста, всего лишь должна была скрыть от окружающих любую мимическую реакцию на боль или недуг мучащие его израненное тело.

   С порога обведя стоявших по стойке смирно подчинённых тяжёлым взглядом, полковник вскинул руку в ответном приветствии.

  - Доброе утро господа. Надеюсь, у вас есть чем порадовать старика? - Несколько фамильярно проговорил Максимельян, обращаясь сразу ко всем присутствующим офицерам.

  - Позвольте господин полковник! - Нетерпеливо выкрикнул неблагодарный гауптман, да так поспешно, что заглушил своим голосом последнюю часть задаваемого вопроса.

   Фон Барнхельм давно приметил этого исполнительного, и как это не странно звучит, наглого офицера. Когда выделенная под его подчинение рота понесла неоправданные потери: Максимельян вывел этого мальчишку из-под удара, сделав его штабным служащим, а в рапорте, всю вину свалил на погибшего ротного. И где благодарность? Этот щенок, до сих пор смотрит на полковника волком.

  - Интересно, что он такое знает, что так спешит мне об этом доложить? - Подумал фон Барнхельм, а вслух произнёс. - Слушаю вас господин Кальбель.

   Отчего, видимо ожидавший что ему откажут в праве высказаться гауптман, нервно поиграл желваками, но быстро подавив эмоции, указал рукой на стенд с самой большой картой.

  - Прошу вас господин полковник, подойдёмте к этой самой крупной карте. Я вам должен кое-что показать.

   Удивившись такой напористости офицера, и сдержано покачав головой, фон Барнхельм неспешно проследовал к стенду, к которому его так настойчиво пригласили.

  - И что я здесь должен увидеть? - Полковник позволил себе сдержано улыбнуться, демонстрируя отеческую снисходительность перед беспокойным, неразумным дитя.

   А гауптман, нечего этого не замечая, весь светясь от осознания того, что он высмотрел что-то укрытое от остальных, взяв со стоящего рядом с ним стола длинную указку, и без предварительных пояснений, начал указывать ей на три области оцепления.

  - Мы ошибочно считаем, что здесь были изолированы три разных отряда диверсантов. Однако я уверен что это не так!

  - Вот как? А наши уважаемые следователи так не считают. - Усаживаясь на любезно подставленный ординарцем стул, возразил полковник. - Они утверждают, что к местам синхронизированных по дням диверсий, бандиты выходили из центра именно этих трёх областей. И петляя, отходили в обратных направлениях. Так что в этом случае, я склонен верить уважаемым специалистам. Желаете что-то сказать ещё?

   Максимельяну было искренне жалко этого ошибившегося мальчишку, но тот не унимался и продолжал гнуть свою линию. А зря. Уже все окружающие их штабные служащие, прервав свои дела, поглядывали на Пауля и полковника, ожидая предсказуемой развязки.

  - Однако почерк работы во всех случаях одинаков - един на всех этих участках. Подрыв поезда, и минирование всех дорог по которым могут пойти движущиеся на фронт войска и грузы: включая второстепенные.

   - И на это есть весьма логичное объяснение. Диверсанты учились в одной школе: можно сказать у одного инструктора, что не мудрено. И они резко выделяются на фоне столь удачно для советов наслоившихся на них - не столь организованных подрывных действий других бандитов.

  - А то, что удар был так хорошо организован и причинил максимальный вред, с ещё не оценёнными последствиями? И это в полном отсутствии радиосвязи? Как это прикажите понимать?

   Полковнику с одной стороны импонировала упрямство этого молодого гауптмана, но он отвлекал его от более важных дел. Поэтому поменяв тон голоса на строгий, он проговорил:

  - Служба радиоперехвата и этот факт прекрасно нам всем растолковала: их радиостанции работали только на приём.

  - Тогда почему не было перехвачено сигналов подтверждающих приём приказа о начале операции?

  - А кто этих Иванов поймёт. - Вклинился в разговор майор связи рыжий Вальтер Кремер.

   Его визгливый голос, стал причиной недолгой паузы повисшей под сводом штабного шатра. Её нарушил Кальбель.

  - Я тоже так думал. Но вот вчера, я наносил на карту новые данные и смотрите что получается. - Гауптман начал спешно указывать на стрелки, обозначающие места и направления прорывов и другие, не всем понятные символы. - Из всех трёх участков есть направления сходящиеся здесь. Я признаться не обращал на это внимания, потому что Иваны уходили и в других направлениях. Однако. Позавчера и вчера стали поступать данные о случайных обнаружениях неких неопознанных групп: и все они, направляются приблизительно в эту точку. Из чего я делаю заключение, что это идут диверсанты, которые отходили из зоны отцепления в других направлениях, и сейчас они идут на свою основную базу. После того как я это понял, вся эта разрозненная мозаика сложилась в одно целое: без всяких оправданий про нелогичные действия 'непонятных Иванов‟.

   Для всех окружающих его служащих, казалось что полковник никак не отреагировал на поведение глупого выскочки, осмелившегося прилюдно обвинить его в некомпетентности. На лице Максимельяна не дрогнул ни единый мускул, что не значило того, что бестактный офицер, выйдет из штаба не наказанным. Мысль высказанная гауптманом Кальбелем имела рациональное зерно, и если бы тот подошёл, и незаметно для других поделился ею с фон Барнхельмом, то Пауля ждало хорошее поощрение. А так...

  - Хорошо мальчик мой, - спокойно подытожил Максимельян, - в твоих выводах есть смысл. Поэтому ты получаешь в своё подчинение две сводных роты и прочёсываешь ими указанную тобой местность. И смотри, не подведи меня как в прошлый раз.

   Все штабные офицеры смотрели на выскочку с небольшой толикой сочувствия - чужак хоть и не прижился в коллективе, но всё-таки.... Да и выделенных сил для успешного выполнения задачи, было явно недостаточно. Но и обвинить полковника фон Барнхельмома в том, что он не выделил для Пауля необходимое количество солдат, было невозможно. Другой вопрос в их качестве: то, что в этих подразделениях только одни не обстрелянные новобранцы, вряд ли будет фигурировать в последующих отчётах, регулярно уходящих как в Минское гестапо, так и генерал-комиссару Вильгельму Кубе.

  Глава 23

   Тяжело загруженные трофеями люди шли всю ночь, и только под утро обессиленные партизаны остановились на привал. Не разводя огня, бойцы расположились на небольшой поляне, и благодаря свету предутреннего неба, устроили толи очень поздний ужин, толи слишком ранний завтрак: впрочем, это никого не интересовало, так как утомлённые люди машинально поглотили пищу, даже не чувствуя её вкуса. После чего, те, кому повезло оказаться в свободной смене, уснули ещё до того как их голова успела коснуться сидора, заменявшего им подушку, остальные взяв оружие, разошлись по постам. Однако отдых не удался, через полчаса, когда уже почти рассвело, Иван, поняв свою оплошность, разбудил всех бойцов и заставил их переместиться под укрытие крон деревьев. Он мысленно ругал себя самыми последними словами, клял за то, что расслабился и допустил привал группы на открытом месте: пролети над ними воздушный корректировщик и всё, на их след будет наведено сразу несколько групп охотников. Которые вполне могут рыскать по округе в их поиске.

   Впрочем, из партизан никто не высказал по поводу преждевременной побудки ни единого слова - по крайней мере вслух. Однако и после этого долго отдыхать не пришлось: хотя по плану, привал должен был продлиться до обеда. Всё произошло по знаменитому закону бутерброда.

   - Бах. Не прошло и минуты снова. - Бах. Ещё небольшая пауза и немного приглушённо раздаётся новый винтовочный выстрел,- бах. Без всякой команды все бойцы проснулись и рассредоточились, занимая круговую оборону.

  - Семён. - Громко позвал Иван проводника, однако тот не откликнулся, пришлось позвать повторно. - Сёмка, бегом ко мне!

  - Ага. - Отозвался подросток, и уже через несколько секунд подполз к командиру. - Я тут, Иван Иванович.

  - Как ты думаешь, далеко отсюда стреляют? И насколько близко от нас какое либо поселение?

  - Судя по звуку, пуляют рядом. Скорее всего, на дороге ведущей к Бытень, это единственный тракт по которому туда можно добраться.

  - Ясно. - Тихо прошептал Непомнящий: в этот момент он усиленно думал. - Что за стрельба? Для боя она слишком редкая. Если только загонщики не палят в небо: стараясь таким образом погнать мой отряд в засаду. В любом случае нужно посмотреть на этих неспешных стрелков, а затем принимать решение о дальнейших действиях моей группы.

   Иван посмотрел на своих боевых товарищей: они напряжённо прислушивались к редким выстрелам.

  - Федя, слушай меня. Берёшь трёх бойцов и идёшь в авангарде. Сёмка, Быков, Евстигней, охраняете Ромашова и наши вещи. Остальные, выжидают минуту, и идут со мною. Всем быть готовым отразить любое нападение.

   Сказано, сделано. Быстро избавившись от лишнего груза, пополнив боезапас и запихав немецкие колотушки за пояс, партизаны двинулись на выстрелы. Как оказалось, проводник был прав, на любителей пострелять на лесной дороге вышли довольно быстро. Однако то, что открылось взору партизан, было жутко, страшно, нереально и одновременно мерзко. На дороге стоял легковой Хорьх защитного цвета. Его водитель старательно протирал ветошью лобовое стекло. Время от времени он прерывал своё занятие, присматривался; находил участок стекла, который ему казался недостаточно чистым и с рвением достойным похвалы тёр, тёр, тёр. Возле машины стояли двое: немецкий офицер - лейтенант и лысый мужчина, крепкого телосложения, средних лет. Одет он был в гражданский костюм и эта, столь контрастирующая меж собой пара, о чём-то неторопливо беседовала. Во время беседы, немец держал себя немного надменно, и временами, брезгливо морщась, посматривал через плечо своего собеседника. Крепыш наоборот, нервно и показательно услужливо кивал головой, мял в руках поля своей шляпы и явно боялся оглянуться назад.

   Вот как раз там и происходило самое мерзкое действие. На обочине, недалеко от двух телег запряжённых двумя чахлыми, рябыми лошадёнками лежали голые тела расстрелянных людей. Среди них можно было увидеть и мужчин, и женщин, особо жутко смотрелось крохотное детское тельце, лежащее поверх остальных убитых. Рядом с расстрелянными мирными жителями: на самой дороге возвышалась куча с вещами, в которой ворошились около десятка молодчиков, одетых в немецкую униформу. Судя по говору, это были местные коллаборационисты, и они увлечённо делили вещи только что убитых ими людей.

   Еле сдерживая бушующую в груди ярость, Иван прошептал:

  - Передать по цепи. Я подстреливаю офицера, после этого, Фёдор приканчивает водителя, остальных постараемся взять живьём. Эти твари... - Иван запнулся от спазма на секунду сковавшего его горло, - ... эти Иуды, не должны погибнуть просто так. Стреляете поначалу поверх голов.

   Дальнейшие события показали, что Иван правильно просчитал реакцию предателей. Резкий переход от дележа чужих пожитков к стрельбе, вызвал у мародёров ступор. Впрочем, обо всём по порядку.

   Взяв лейтенанта на прицел: точнее его правый плечевой сустав, Непомнящий выровнял дыхание и плавно нажал на спуск. Раненная ножом рука, отозвалась резкой болью: до этого в ней чувствовалась только тупая пульсирующая боль. Правда, перед самым выстрелом, офицер слегка повернув голову посмотрел прямо на Ивана: видимо почувствовал чужой не дружественный взгляд. Однако пуля, вошла в немца немного правее, чем целил стрелок, то есть, немного сместившись в левую сторону относительно жертвы. Гитлеровца немного развернуло от её удара и он с диким стоном, упал на землю. Почти сразу прогремел выстрел Михеева: немца неустойчиво стоявшего на подножке автомобиля отбросило на водительское сидение. И почти сразу началась беспорядочная пальба в воздух, которая прекратилась, как только Ваня морщась от боли поднял руку вверх.

  - Считаю до трёх! Те кто к этому моменту не бросит оружие - покойник! - И без каких либо пауз начал отчитывать. - Раз, два, три!

   Предатели немного замешкались, но кто-то из партизан, на последний счёт своего командира, выстрелил. Самый рослый из коллаборационистов беззвучно вскинул руками и упал на землю, трясясь всем телом в предсмертной конвульсии. Крик раненного немецкого лейтенанта, и вид умирающего сослуживца дали свой результат - предатели спешно избавились от оружия, и покорно подняли руки.

  - На колени су...!

   Надрывно выкрикнул кто-то из партизан, и это было незамедлительно выполнено. Когда часть партизан вышла из леса: треть группы Иван оставил прикрывать его из леса, опомнился мужчина в цивильном костюме. Он поднялся из пыли и, двигаясь на четвереньках заверещал:

  - Я всего лишь переводчик! Э-э-э, я никого не убивал! Товарищи, ой...

  - Молчи паскуда! Тебе слова не давали! - Фёдор, находящийся к переводчику ближе всех ускорился и с разбегу ударил того под зад, мужичок взвыл и уткнулся в пыль лицом.

  - Федя, пошли в оба конца дороги по наблюдателю. - Спокойно, ровно настолько насколько это получалось, Иван отдал распоряжение своему заму и обратился с вопросом к растянувшегося на земле и выгибающемуся дугой переводчику. - Ну что, глубоко не уважаемый, рассказывай, что ваша банда здесь делает? Что вы в нашем лесу забыли?

   Когда Непомнящий вышел на дорогу, то ужаснулся увиденному ещё больше: тела расстрелянных людей имели следы предсмертных побоев. Поэтому, только желание узнать, за что с этими людьми так поступили, и его удерживало от подачи команды пустить в расход всех, кого его отряд только что захватил.

  - Да я здесь не причём! Я всего э-э-э лишь служу при комендатуре э-э-э в Барановичах! ...

  - Ты дело говори! А кто здесь, при каких делах, мы уже сами решим!

  - Ну это, э-э-э товарищи, ...

   Иван выхватил из кобуры пистолет, взвёл курок и, нацелив его на мужичка гневно процедил:

  - Тамбовский волк тебе товарищ. Говори по делу, иначе пристрелю - падаль.

  - Говорили, что в одном из сёл приютили беглых военнопленных, вот этих - переводчик кивнул в сторону обезоруженных предателей - послали найти беглецов и привезти их в Барановичи вместе с теми, кто предоставил им кров. Пока окончили обыск деревни наступила ночь вот мы там и остались на ночёвку. В тот же вечер нашли двоих красноармейцев, в двух крайних дворах.

   Переводчик зарыдал и между всхлипами, стал спешно пояснять:

  - Я только это,... переводил приказы,... мне они самому были не по душе! Я сам противник любого насилия! Э-э-э, когда этих людей уже отправили, были найдены ещё трое беглых и господин Зиберт, э-э-э приказал согнать всех селян в церквушку и подпалить её. Э-э-э, когда всё это было выполнено, и исполнители приступили к грабежам, э-э-э, мы с господином лейтенантом поехали вдогон за этой группой. Вот. Э-э-э эти люди расстреляны по его приказу. Э-э-э....

  - Замолкни! Мне уже всё ясно! - Выкрикнул Иван. - Слушать всем! Эта сволота, должна одеть всех убитых ими людей и придать их земле. Времени мало, так что товарищи, с неторопливыми можно не церемониться! А этому 'сверхчеловеку‟ окажите помощь: я не хочу, чтоб эта мразь раньше времени окочурилась.

   Пока выполнялась эта часть его приказа, Иван обдумывал свои дальнейшие действия:

  - Другой дороги нет. Поэтому, карательную команду встретим здесь. Вряд ли они в скором времени здесь появятся: пока перевернут все хаты, пока погрузят свои трофеи. В общем, время у меня ещё есть, а сожжённому местному населению мы уже ничем не поможем.

   По приблизительным подсчётам, уже начинался сентябрь, и Иван настолько сроднился с этим временем, с его людьми, что даже в мыслях не допускал деления на я, и они. Поэтому вид убитых мирных людей поднял такую бурю эмоций, такое желание отомстить, что любая смерть захваченных его отрядом преступников ему казалась недостаточным наказанием. Пусть те, кто не видел смерть товарища, который только что шёл с тобою рядом, попробуют осудить его. Но пусть они перед этим посмотрят в мёртвые глаза ребёнка, полуприкрытые одеревеневшими веками. Или в лицо мальчишки, его пустую глазницу в которую вошла пуля - каким надо быть отморозком, чтобы целить именно туда. Что могут сказать те, кто не глотал ком застрявший в горле от вида мертвецки холодных, обескровленные губ молодой, некогда пышущей здоровьем девушки, чью белокурую голову обезобразила пуля: о чём вообще они могут судить. Все, что было перечислено выше, сейчас как раз наблюдал Иван. Так пусть всякие правозащитники будущего, не нюхавшие пороха - в каждой либеральной газетёнке, или блоге кричат, что он был необоснованно жесток с 'героическими‟ борцами против коммунизма. Не им судить: так как они не видели всего этого, или не желают видеть.

   Из тяжких переживаний Ивана вырвало лёгкое прикосновение к плечу, и спокойный голос Фёдора:

  - Иваныч, мы всё. Одели и похоронили всех невинно убиенных. Что дальше?

  - Этих, - Непомнящий кивнул в сторону захваченных предателей, - по одному подводить к могильному холму, ставить на колени и резать. После мы их сожжём: нечего ими землю поганить. А фашиста, давшего приказ жечь советских людей живьём, ... в общем, око за око. Я сам им зачитаю приговор.

   Можно было просто пристрелить изменников родины, и никто бы за это никого не осудил, Однако, Ваня понимал, что так поступать нельзя: нужно было показать своим бойцам, что они не просто убивают захваченных ими предателей, а вершат суд - карают предателей. Ведь его бойцы не бандиты, чтобы убивать без суда. Поэтому, повернувшись к пленённым, Иван прокашлялся и как мог, твёрдо произнёс:

   - Именем Союза Советских Социалистических Республик, по законам военного времени...

   Без всяких душевных терзаний, Ваня наблюдал, как первого, на вид тридцатилетнего иудушку поставили на колени и точным ударом немецкого штыка в сердце, умертвили. Коллаборационисты как по команде вздрогнули, но не стали разбегаться. Вот уже следующий осунувшийся предатель шёл к месту казни, обречённо безучастно смотря себе под ноги. Третий, молодой, можно сказать даже красивый юноша с тонкими, почти женскими чертами лица, шёл гордо, не позволяя до себя дотрагиваться, а подойдя к могиле, громко и с вызовом заявил:

   - Ненавижу вас голодранцы краснопузые! Режьте стоя, не желаю перед вами приклоняться!

   - Не перед нами, а перед невинно тобою убитыми людьми! - Возразил бывший связист Кузнецов, нанося удар под колени, от чего гордый бандит всё-таки опустился на колени и получил карающий удар стали.

   Неожиданно, один из приговорённых, упал на колени, и обняв ноги подошедшего к нему бойца, заголосил:

  - Дяденьки, миленькие, не надо! У меня мамочка стара! Как она без меня! Я жить хочу! Не надо-о-о! Умоляю-ю-ю!

  - А у тех, кого вы уроды убили, тоже были мамы и дети! - На сей раз послышался возмущённый голос Фёдора. - Однако вы паску..., судя по всему, убивали родителей на глазах у их детей! И о никакой пощаде не думали! Так хоть что-то сделай в этой жизни правильно, встань и умри достойно! Су...!

   Однако ни эти слова, ни дальнейшие побои, не возымели на парнишку никакого воздействия. Его, извивающегося как змея, еле дотянули до могильного холма, там он продолжал биться, и визгливым голосом просить о пощаде: пока не захлебнулся в предсмертном хрипе.

   Засаду на карателей, которые вскоре должны были появиться, сделали отойдя подальше от места захоронения жертв и кремации их убийц. И долго этих выродков ждать не пришлось: они появились через час после того как последний боец занял позицию. Непростреливаемых зон не было, и не один партизан не попадал в сектор обстрела своего товарища.

   И всё-таки, засада сработала не так как задумывалась. Бандиты ехали на четырёх, до предела загруженных подводах, которыми управляли не так сильно как остальные, пьяные возницы. На пятой, пустой и замыкающей этот караван телеге, вповалку валялись упитые до бесчувствия каратели. Никто из них, никак не отреагировал на выстрелы по возницам. Поэтому, ждать пока они протрезвеют, никто не собирался, и резали их спящими.

  Глава 24

   Снова разбитые грунтовые дороги, и вновь грузовик непредсказуемо дёргается, шатается, сильно кренится набок, когда одно из его колёс попадает в рытвину лесной дороги. Пауль сидел в кабине замыкающего колонну грузовика, и борясь с дремотой, смотрел на унылую картину - проплывающие мимо деревья местного леса.

   Абсолютно лысый водитель, которого кажется звали Хельмутом, не сдержался и звучно зевнул, широко открыв рот. Было видно что он немного нервничает, как никак начиналась территория предположительно контролируемая бандитами именующими себя партизанами. От осознания этого и у Пауля по телу пробежал холодок.

  - Прошу прощенья, гер офицер, - не отрывая взгляда от впереди идущей машины, сипло пробормотал шофёр, - последнее время приходится столько много ездить, так что совершенно некогда нормально поспать. Тем более, что в этих восточных землях невозможно ездить: у них, у Иванов, как таковой нет дорог - одно обозначение направления.

   Кальбель, скрывая нарастающее беспокойство, лениво повернул голову, посмотрел на разговорившегося водителя, который, также неожиданно замолчал, на секунду зажмурил глаза и помотал головой: как будто отгонял от себя какое-то наваждение. После чего, офицер перевёл взгляд на запястье своей левой руки, где тихо тикали ручные часы.

  - Ещё чуть больше часа пути, и по всем расчётам мы прибудем на место проведения карательной операции. - Мысленно отметил гауптман и, откинувшись всем телом назад, прикрыл веки.

   Из-за шума мотора не было слышно хлопка выстрела, впрочем, как и звука пробитого стекла. Что-то тёплое, липкое брызнуло Паулю в лицо: так и не успев понять, что это такое, он спешно завалился на бок. Скорее всего ощутив шестым чувством, чем услышав, Кальбель понял что в следующее мгновение, после того как он лёг на сидение, в ветровое стекло перед его сидением что-то ударило: прошло насквозь эту хрупкую преграду, мерзко вжикнуло в воздухе, пробив заднюю стену, вылетело с другой стороны кабины.

   Убитый водитель, медленно заваливаясь на бок, крутанул баранку и машина, резко сменив курс, уехала в кювет: где за малым не завалилась набок застыв в весьма неустойчивом положении. Пару секунд поворчав, заглох двигатель, и когда утих этот фоновый шум, стала слышна интенсивная стрельба и удары пуль по кабине - напоминающие собой частые удары молоточков. Окончательно осознав что это засада, гауптман не подымаясь с сидения на которое он упал, открыл дверь и вывалился из кабины грузовика. Далее, не обращая внимания на ушибленный об угол подножки локоть правой руки, он пополз к кузову, из которого уже выскакивали бойцы.

  - Покинуть машину! ... Занять оборону! ... К бою! - Сквозь панические крики, пулемётный стрёкот и стоны раненых, слышались голоса младших офицеров.

  - Все в кювет! - Опомнившись, начал отдавать приказания Кальбель. - Все в укрытие, иначе враг вас перестреляет как мишени на полигоне!

  - Все в кювет! ... Всем найти укрытие! ... - Перекрикивая хаос внезапно начавшегося боя, начали вторить голоса унтеров, озвучивая различные вариации последнего указания старшего офицера. - ... И не забывайте отстреливаться, мерзавцы! ...

   Возле Пауля сдавленно и коротко вскрикнул солдат. Смерть этого человека выглядела так, как будто какая-то незримая сила выбила из-под его ног опору, и боец, беспомощно взмахнув руками, стараясь поймать потерянное равновесие, упал на жёсткую землю укатанной дороги. Приклад упавшего из ослабшей руки карабина, за малым не ударил офицера по голове, однако это обстоятельство сослужило ему хорошую службу: поглядев в его сторону, он заметил как в зарослях придорожного подлеска, часто сверкают вспышки работающего пулемёта.

  - Всём внимание! - Гауптман постарался спешно поделиться с подчинёнными своим неожиданным открытием. - Стреляющего врага можно обнаружить по вспышкам от его оружия, они хорошо видны на фоне леса! Ищем их и подавляем!

   А сам, не теряя времени, схватил за ремень тот карабин, который за малым его не покалечил и, подтянув его к себе, перехватил удобнее и постарался навести его на мерцающий огонёк строчащего короткими очередями пулемёта. Но получилась непредвиденная заминка: флажок предохранителя перекрывал линию прицела, и прошла целая секунда, понадобившаяся чтоб привести оружие к бою, когда всё было готово, оказалось, что вражеский пулемёт уже молчит.

  - Видимо кто-то успел обнаружить врага, и перебил расчёт. - С радостной надеждой подумал Пауль, и принялся искать новые цели.

   Впрочем, не всё так было радужно. Через несколько секунд, невидимый пулемёт снова заработал, и пара стрелков, не вовремя решивших поменять позицию, упали как подкошенные. Только после третьего выстрела произведённого Кальбелем, адская машинка замолчала. Как оказалось, передышка была недолгой. Видимо к пулемёту стал второй номер его расчёта, пара выстрелов, магазин карабина пуст, а огневая точка так и не подавлена. Вскоре по приказу Пауля уже трое бойцов ведут огонь по кустам, где залёг опасный враг: однако, эффект от этого был нулевым. Гауптман, не желая быть безучастным зрителем, бесцеремонно схватил труп лежащего рядом с ним бойца за ремень, и подтянув его к себе поближе, извлёк из его патронташа обойму.

   После второго выстрела офицера, пулемёт замолк, но по закону подлости вскоре снова заработал. Гауптман, заметив торчащую из-за пояса покойника колотушку, берёт её, откручивает колпачок, резко дёргает запальный шнур и бросает гранату в ставший таким ненавистным кустарник. Хлопок взрыва и сизый дым окутывает проклятые заросли. Огневая точка подавлена. Однако проходит несколько секунд, и пулемёт снова извергает поток смертоносного метала.

  - Они что там, заговорённые? ... - Слышится справа от офицера чей-то испуганный голос.

  - Отставить суеверия! - Резко ответил кто-то рядом с паникёром. - Ещё раз пикнешь, и я тебя пристрелю! Ты меня понял Адольф.

  - Так точно господин унтер-офицер. ...

   Неожиданно в бое чего-то переменилось. Только никто не мог понять, что именно стало по-другому. Вокруг всё также стреляют; стонут и кричат раненые; кто-то чертыхается по поводу коварных Иванов; слышны приказания и ругань младших офицеров: но что-то уже было не так.

   Время шло. Прислушиваясь и стараясь осознать то неуловимое, что поменяло картину восприятия боя, Пауль немного привстал и осмотрелся вокруг. Ничего необычного. Кто-то рядом, прекратил стрельбу и поднялся во весь рост. Однако, вопреки ожиданиям, храбрец не упал. Посмотрев на отважного ефрейтора, Пауль понял, что над его головой больше неслышен свист пуль.

  - Прекратить стрельбу!

   Приказ старшего офицера многократно дублировался - вторя как эхо, и вскоре наступила столь контрастирующая с недавней какофонией перестрелки, звенящая тишина. Солдаты, всё ещё не веря, что пережили этот беспощадный бой, недоверчиво озирались по сторонам и водили стволами своего оружия: готовые в любой момент возобновить стрельбу.

  - Командиры! Уточнить потери и доложить! С каждого взвода выделить по три человека и осмотреть окрестности! Только осторожно: эти Иваны могут оставить опасные сюрпризы.

   Гауптман как в воду глядел. Ещё не успела закончиться перекличка, а в лесу прогремело два взрыва. Как позднее докладывали младшие командиры, бандиты при отходе умудрились поставить несколько растяжек: пара из которых, увеличила список потерь. Слава деве Марии, что при этих подрывах, никто не погиб. Хотя и без них, в этой ловушке полегло немало солдат, так не успевших сделать не единого выстрела.

  - ... И ещё, г- г-господин г-гауп-птман! - Заикаясь от нервного перенапряжения своего первого боя, докладывал невзрачный лейтенант со знаменитой фамилией Зингер. - Б-бандиты п-понесли п-потери, но насколько тяж-жёлые мы не мож-жем оп-пределить! В нескольких м-местах мы нашли следы к-крови, но ни одного тела обнаруж-жено не было! Из чего смею з-заключить, что р-раненых и уб-битых Иваны забрали с с-с-собой! З-зато от-тходя, он-ни сильно наследили! ...

  - А этот малый ещё неплохо держится, - мысленно отмечал Кальбель, немного отрешённо смотря на подчинённого ему офицера, - после такой встряски, голова его ещё работает. Помнится в своём первом бою: как и после него, я совсем ничего не соображал. А бедолага Ролан Шнайдер: вообще лишился рассудка.

  - Хорошо, в каком направлении ушли эти бандиты? - Поинтересовался Пауль, когда лейтенант замолчал.

  - На северо-восток господин гауптман! - На сей раз чисто: без заикания ответил Вольфганг Зингер, ещё старательнее вытянувшись по стойке смирно.

   Выслушав все доклады, Пауль понял, что всё не так страшно, как ему казалось в самом начале. Поэтому, связавшись со штабом и получив одобрение своих дальнейших планов: гауптман оставил раненых и убитых под охраной одного взвода - эвакуировать их сразу не было возможности, по причине отсутствия исправных машин. Поэтому им придётся ждать специально выделенный для этих целей транспорт. Остальные солдаты были выстроены в цепь и начали прочёсывание леса - спешка была излишней, враг в этом лесу и некуда не уйдёт, главное было найти само логово бандитов.

   Не прошло и часу ходьбы по сырой земле опасного леса, как стрелки вышли на первую линию обороны партизан, что в такой глуши, было весьма большой неожиданностью. Кто мог подумать, что на противоположном конце поляны, разделявшей два лесных массива, были отрыты полно профильные окопы и построены весьма добротные ДЗОТы: и эти оборонительные сооружения, обойти не представлялось возможным. Вдобавок, всё это было хорошо замаскированно, и коварные Иваны, открыли ураганный огонь в тот момент, когда люди Пауля успели дойти до середины открытой местности. Пришлось залечь и, неся новые боевые потери, отползать назад. После чего, укрываясь от пуль за деревьями, докладывать об этом инциденте в штаб.

   Максимельян фон Барнхельм, воспринял эту новость как хорошую. Впрочем, прочитав ответ, Пауль не мог не согласиться с правотой старика. Как не крути, а делать долговременные укрепления на пустом месте не резонно: значит, где-то неподалёку на самом деле расположена база этих бандитов.

   Кстати о бандитах. Они неожиданно прекратили огонь, и, воспользовавшись этим затишьем, немецкие солдаты начали окапываться. Впрочем, не всё было так тихо и безопасно: стоило неосторожно высунуться кому-либо старше штабс-ефрейтора, как тут же стрелял русский снайпер. Именно поэтому, гауптман в приказном порядке запретил всем командирам отдавать команды, используя жестикуляцию и вообще, лишний раз не высовываться из своего укрытия. В какой-то мере это сработало - не считая пары олухов, которые не смогли донести свой приказ до подчинённых, используя только голосовые указания. Сейчас, их тела остывали там, где их настигла смерть, вдобавок к ним, рядом лежали по две пары стрелков: как и положено, кинувшихся оказать помощь своим командирам.

   Бум! Вж-жить!

   По каске выглянувшего из-за дерева Пауля, ударила пуля и, издав неприятный звук, рикошетом ушла куда-то в сторону. И это, было это похоже на удар кувалды. Когда прошёл шок, Кальбель дрожащими руками снял каску и стал недоумевая смотреть на глубокую борозду, оставленную пулей.

  - Аве Мария! - Мысленно благодарил святую деву Пауль. - Попади в меня пуля под другим углом, или не в это место шлема: то пробила бы метал и всё. ...

   Время не стояло на месте, и обе роты уже успели более или менее окопаться, и в данный момент занимались прокладкой ходов сообщения. Неожиданно заработала рация. Связист напрягся, помолчал, внимательно прислушиваясь, затем отстучал ответ и уже после чего доложил Кальбелю:

  - Господин гауптман, наши самолёты на подходе! Просят через две минуты обозначить наши позиции зелёной ракетой, и немного выждав, пустить в направлении врага две красных.

   Когда всё это было выполнено, и авиация, сориентировавшись, начала утюжить укрытия русских: земля затряслась даже на позициях занимаемых солдатами вермахта. Это самолёты, устроив 'карусель‟, разносили в пух и прах неприятельские укрепления. А там творилось что-то неописуемое, поэтому, некоторые стрелки опасливо выглядывали из своих сырых окопов, заворожённо смотря на взлетающие вверх комья земли, а при удачных попаданиях и разлетающиеся обломки брёвен. Другие солдаты, сидели в не докопанных траншеях, испуганно вжав голову в плечи, и ожидали окончание налёта: кто-то из них, неистово молился, а кто-то бессмысленно смотрел себе под ноги. Война, это не лёгкая лесная прогулка, и она отнимает у человека немало душевных и физических сил: а кому-то, вообще не дано привыкнуть ко всем её ужасам.

  - Прав был Ницше, - думал Пауль, наблюдая за своими людьми из небольшой ячейки, которую специально выкопали для него и связиста, и успели соединить узкой траншеей с другими - только война позволяет сформировать сверх человека - он и есть смысл земли. А последний человек, это есть вырождение трясущееся над оковами пребывания в комфортных условиях. И лишь тот, кому удалось преодолеть дробность своего существования...

  - Господин гауптман, наша авиация улетела!

   Прервал размышления Кальбеля лейтенант Зингер, бесстрашно подбежав и спрыгнув в тесный окопчик. Благо на нём был минимум амуниции - лишнее он оставил в своём окопе.

  - Я это вижу Вольфганг. - Спокойно ответил Пауль. - А вы, возьмите свою роту и немедленно атакуйте. И передайте пулемётчикам, что их задача подавлять любое - даже незначительное сопротивление врага. Да, вот ещё что. Стрелки вашей роты, должны примкнуть штыки и ворвавшись во вражеские окопы, зачистить их: будет неплохо взять нескольких Иванов живыми.

   Отрапортовав, что приказ ясен, лейтенант легко выскочил из укрытия и вскоре скрылся из виду. Вскоре на поле боя показались поднятые им цепи бойцов. Не прошло и пяти минут, с того момента как был отдан приказ, а первые солдаты, так и не встретив никакого сопротивления, спрыгивали в добротно сделанные, но уже заполненные водой окопы. По окончанию беглого осмотра всей линии обороны, исполнительный Зингер прислал посыльного: им оказался старший стрелок по имени Хайнц. Его фамилии гауптман не запомнил, а приметил по простой причине: он был единственный из личного состава, кто носил на рукаве вырезанный из темно-зелёного сукна кружок, с четырёхугольной звёздочкой.

  - Господин гауптман, лейтенант Зингер, велел передать, что бандиты покинули свои позиции ещё до начала авианалёта!

  - Что?! - Не ожидая услышать такого доклада, Пауль весьма эмоционально удивился.

  - Окопы пусты! - Часто моргая своими белёсыми ресницами, поспешил уточнить Хайнц. - В них не обнаружено ни раненых, ни мёртвых Иванов.

  - И где они делись?! - Через секунду, офицер сам удивился глупости заданного вопроса.

  - Не могу знать! Видимо они ушли в лес!

  - Свободен!

   Солдата как ветром сдуло. А гауптман, смотря в след убегающему старшему стрелку, недоумевал:

  - По логике, Иваны должны держаться за каждый рубеж обороны своего лагеря. Отсидеться налёт в лесу, и по окончанию его, возвращаться на позиции. А здесь, всё идёт не так. Даже если у них несколько таких линий обороны, они не должны так легко его сдавать. Если только.... Надо пойти туда и посмотреть, не оставлен ли чёткий след отхода врага со своих позиций.

   Как Кальбель и ожидал, следов отхода было предостаточно, начиная с глубоких отпечатков каблуков - что за дураки так ходят по лесу? И заканчивая надломленными или ободранными веточками подлеска и следами нескольких телег. Увидевшие это солдаты, радовались ошибкам 'глупых‟ Иванов, а Пауля это настораживало: у него сложилось впечатление, что отходящие бандиты следили намеренно и основательно, о чём он незамедлительно сообщил в штаб.

   Пока его рапорт и соображения гауптмана были доведены до полковника фон Барнхельма, пока тот всё это обдумал, и дал ответ: прошло слишком много времени. Однако полученная радиограмма не принесла ничего кроме обиды и негодования. С трудом задавив возмущение, Пауль стал себя успокаивать:

  - Спокойно. Я не владею всей информацией, и поэтому могу делать ошибочные выводы. Например. Мне не было известно, что авиаразведка обнаружила лагерь недалеко от одного из дальних болот. И сейчас все силы стремятся в тот квадрат для его локализации. Поэтому мне и приказали преследовать и уничтожить тех разбойников, с которыми у меня уже состоялись боестолкновения. Если я этого не сделаю, то они могут в самый неподходящий момент ударить в тыл наших подразделений, удерживающих Иванов в кольце. Спокойствие, только без паники: я знаю что партизаны, уходя от преследования, будут ставить ловушки. Значит надо быть осторожным; это раз, а два, будет то, что враг всё время будет в движении и, ему для этих смертельных сюрпризов не будет хватать ни времени, ни средств.

  - Внимание! Офицеры ко мне! - Выкрикнул Кальбель, когда понял, что уже способен спокойно отдавать приказы: и когда они все предстали перед ним, то он начал инструктаж. - Нам приказано преследовать этого коварного врага. Предупредить всех, что он как загнанный зверь - опасен и может оставлять ловушки и устраивать засады. Идём быстро, но осторожно ...

   Уже утром следующего дня, было известно, что обнаруженный с воздуха бандитский лагерь оказался пуст. По приказу полковника его заминировали и сейчас, все силы были брошены на поимку ускользающего противника. Уже на исходе третьей недели, когда его измотанные бойцы добивали прижатую к болоту небольшую банду. Пауль понял, что основная часть Иванов ушла в неизвестном направлении, а он гонялся за группой добровольных смертников, которые специально отвлекали всё внимание на себя. Однако эти выводы не будут приведены не в одном из его рапортов. Время идёт, и Пауль учился на своих ошибках, он даже предполагал после какого необычного 'зигзага‟ враг мог разделить свои силы - заставив его идти по ложному следу. Но, помогать кому-либо делать из него мальчика для битья, он не собирался.

  Глава 25

   К лагерю вышли поближе к вечеру. И только благодаря тому, что боевая группа передвигалась на отобранных у карателей повозках, люди не валились от усталости. Впрочем, Непомнящему от этого было не легче. Боль в раненой руке сильно пульсировала, и а само плечо покраснело, опухло и, было горячим. Насте не нужно было даже присматриваться, она с первого взгляда поняла, что произошло, и кинулась к нему: оттеснив Дзюбу, собиравшегося начать тискать своего боевого друга в крепких объятиях.

   Быстро дав распоряжения по поводу кипятка и чистых бинтов, она, не слушая никаких возражений, увела Ивана под огороженный брезентовый навес, служивший перевязочной, а по необходимости и операционной. Быстро ощупав, как Ване казалось своими холодными пальчиками рану, она вымыла руки, и, взяв нож, вскрыла рану...

   Позднее, при свете трофейной фары, эту конструкцию сделал Изя Иванов, соединив осветительный прибор с генератором, а маховик и всю остальную конструкцию изготовили на сельской кузне, были осмотрены и остальные бойцы. Так что почти всю ночь, немного хмельного Ивана, ему дали выпить перед тем, как фельдшер начала чистить рану, так вот, его 'развлекал‟ Григорий Иванович.

   А всё началось с того, что старшина присаживаясь на койку к раненому, не сильно больно, но ощутимо ткнул своего товарища в бок.

  - Ты что творишь, а? - Тихо прошептал он на ухо, после удара кулаком.

  - А что произошло? - Иван ничего не мог понять, вроде Гриша улыбается, а тон с каким он заговорил и тычок в рёбра были нешуточными.

  - Ага голуба. Прикидываешься здесь овечкой. А девку кто испортил?

  - Ты о чём, о Настеньке что ли? Так это не твоего ума дело - мы любим друг друга.

  - Коли любишь, так женись пакостник ты разэтакий. Не позорь нашего доктора. Неужто не видишь, непраздная²⁷ она.

   -Нет, представь себе, ещё не вижу. А с чего ты так решил?

  - Точно говорят, что влюблённые слепы как котята и глупы как бараны. - Уже намного спокойнее заговорил Дзюба. - Ты жениться хоть на ней собираешься?

   - Я-то с радостью. Но как это сделать в нашей лесной глуши? - Иван даже постарался подняться с топчана, на котором лежал, но Дзюба, подставив руку, помешал этому это сделать.

  - Эх, молодо зелено. - Проговорил Григорий подымаясь. - Да ничего, я тут набрался наглости и ещё до твоего возвращения переговорил с Демьяном Феофановичем, ну старостой из Драпово. Так он сказал, что у него припрятана печать и прочие атрибуты советской власти.

  - Спасибо друг! - Только и смог ответить Иван, что язык слегка заплетался, но это было ещё полбеды, хуже было то, что мысли путались, затрудняя восприятие действительности: видимо на него так подействовали усталость дальнего боевого похода и выпитый для анестезии самогон. - Я это. ...Сегодня же сделаю Насте предложение руки и сердца. Лишь бы она согласилась. А ты, раз уж затеял это дело, отошли кого ни будь в Драпово, пускай Демьян всё необходимое для этого подготовит.

  - Не боись насчёт согласия доктора на свадьбу: Изина жинка уже всё тихонечко выведала. И знаешь, она утверждает что наш доктор буквально мечтает стать твоей супружницей: но как девке в таких случаях и положено, стесняется с тобой об этом заговорить. Ведь это же Елена Пантелеевна и заметила изменения происходящие с военврачом. А насчёт посыльного, так я думаю послать Егора Понедько, а мы пойдём в Драпово утречком. ...

   Далее пришлось прерывать разговор, так как в землянку что-то бормоча себе под нос и сильно прихрамывая, вошёл Быков. Он остановился, постоял, для устойчивости, широко расставив руки, осмотрелся, и немного постанывая, подошёл и завалился на соседний топчан, что-то буровя хмельным голосом. Через какое-то время появился Ромашов. Далее как по расписанию, входили остальные бойцы, те кому потребовалась помощь доктора.

   Уже глубоко за полночь, появилась уставшая Настя и, несмотря на это, она не пошла, спать в свою половину землянки, а присела на краюшке лежака Ивана. На сей раз, её ладошка нежно коснулась лба её любимого человека. Затем она скользнула к раненому плечу: на сей раз её пальчики не ощущались как ледышки - хотя всё равно оставались прохладными.

   Довольная тем, что как ей показалось температура уменьшилась, знать воспаление пошло на спад, Настасья позволила себе улыбнуться, а Иван, относительно здоровой рукой, нежно взял её ладошку. При свете масляного светильника, было видно с какой нежностью влюблённые смотрят друг на друга. Можно было сказать, что в этот момент, окружающий их мир, для этой пары попросту не существовал.

  - Настенька, милая, наклонись ко мне поближе, - первым нарушив молчание, тихо прошептал Ваня, - что-то скажу.

   Девушка послушно склонилась, а парень, нежно глядя в её печальные глаза, прошептал:

  - Любимая, скажи, а ты согласна стать моей женой?

   Для Смирновой этот вопрос был явно неожиданным, поэтому Настасья сильно ему удивилась, и как показалось Ване, не сразу его поняла. На несколько секунд она застыла как изваяние, затем её глаза увлажнились и из них потекли крупные слёзы. Видимо они и послужили причиной выхода из ступора, и девушка поспешно закрыла лицо ладошками; затем, резко поднялась с топчана; и, не издав не звука, опрометью выскочила из землянки.

   Изумлённый Иван, не ожидавший такого развития событий, поспешно последовал за ней. Он давно обратил внимание, что девушки этого времени более категоричны в своих убеждениях: для них не существует 'полутонов‟, есть только два критерия оценок - хорошее и плохое. А прочие разглагольствования о множестве мнений и точек зрения, это лишь бессмысленное сотрясание воздуха. Точно также - бескомпромиссно ими принимаются решения, или высказывается своё мнение: они рубят с плеча - как казак шашкой, и после не о чём не сожалеют. И эти совсем не слабые девушки не думают ни о какой толерантности, они совершенно нечего о ней не знают. ... В общем, для них ты или друг, или враг: скорее всего потому что жизнь не давала времени на долгие размышления. И такая реакция на банальное предложение руки и сердца, сильно обескуражила Ивана. Ещё не осознав что происходит, он выскочил следом за Настей, и с трудом разглядев серое пятно фигуры своей любимой девушки, сделал несколько неуверенных шагов в её направлении.

   Настя стояла спиною к Непомнящему и землянке, и со стороны можно было подумать, что она просто с усиленным интересом рассматривает небо. Так что если бы не редкие тихие всхлипы, можно было и не понять, что она таким способом борется с непослушными слезами.

  - Настенька, ты чего так неожиданно убежала? - Не зная как заговорить, Ваня решил начать с этого банального вопроса. - Ты так и не ответила мне. Ты согласна, или нет?

  - Ванечка, миленький, это так неожиданно. И потом, где мы можем расписаться, и где и как мы после этого будем жить? - Ответила девушка не оборачиваясь, видимо не хотела, чтоб любимый человек видел её зарёванное лицо.

   Иван нежно приобнял девушку за плечи и она не сопротивлялась этому: даже повернула голову так, чтоб она легла на плечо обнявшего её Непомнящего.

  - Ты скажи да, или нет. А то, нам завтра идти в Драпово, а я так и не знаю, что ты мне ответишь. А где нам после этого жить, этот вопрос тоже разрешим - по ходу событий так сказать.

  - Да я то согласна. - Голос Насти больше не дрожал. - Только сейчас идёт война, и не время обо всём этом думать....

  - Вот назло ей и развязавшему её Гитлеру, надо создавать новые советские семьи. Мы тут со старшиной набрались наглости и ещё до твоего ответа попросили старосту нам подсобить в этом весьма деликатном деле. А сейчас, так сказать на правах будущего мужа, я требую чтобы ты пошла отдыхать: нам завтра рано вставать и идти к Демьяну Феофановичу.

   Впрочем, соскучившиеся друг по дружке влюблённые всё равно ещё немного постояли обнявшись, поговорили о том и сём,...

   Не смотря на почти бессонную ночь, Иван проснулся ни свет, ни заря, и, пользуясь только здоровой рукой, он умылся студёной водой, стоявшей возле врачебной землянки в деревянной бочке, затем направился в штаб. Там он застал Григория и Егора, оба тихо о чём-то беседовали. Судя по воспалённым глазам Понедько, тот этой ночью их так и не сомкнул.

  - Ну что скажешь Ванюша? - Весело заговорил Дзюба, увидев входящего в землянку товарища. - У нас например всё готово. А как обстоят дела у тебя?

  - Отлично. - Ответил Иван, привычно усаживаясь на своё любимое место за столом.

  - А, у нас тут небольшие изменения в программе. - С лёгкой усмешкой сказал старшина, заговорщицки посмотрев на Егора. - К нам едут дорогие гости.

  - Какие такие гости? - Недоумевая поинтересовался Непомнящий.

  - Делегация из Драпово. Они решили, раз свадьба партизанская, то должна произойти у нас в отряде. Мол гармонист у нас очень знатный не то что их дед Михей. Да и в самой деревне немало молодых девок, которым ух как не терпится потанцевать с нашими парнями. Представляешь, они такие шустрые, что оказывается во время нашей помощи с покосом, присмотрели себе кавалеров. Так что думаю нам надо объявлять побудку, и ударными темпами готовить лагерь к приёму дорогих гостей. Да и парням необходимо привести себя в надлежащий вид.

  - Тогда что зря время терять, командуй старшина. - Немного поморщившись от того, что неловко пошевелил рукой на перевязи, согласился Иван.

   Через пару минут весь лагерь напоминал потревоженный муравейник. Экстренно делались дополнительные навесы и столы со скамьями; строительные щепа и стружка собиралась, и сносились в компостную яму. Трое штатных сапожников усиленно стучали своими молотками, или пришивали заплатки на успевшую прохудиться обувку. А немногочисленный женский коллектив, дружно латал одежду молодых партизан: в отряде появились первые семьи - из местных. По этому поводу стоит отметить, что форма многих солдат успела полностью прийти в негодность, и многие из них носили трофейную: споров с неё немецкие знаки различия и оставив лишь свои пилотки со звёздочками, или фуражки. Дзюба и Непомнящий требовательно следили за внешним видом своих бойцов, но перед приходом местных девчат, некоторые бойцы хотели, чтобы умелые женские руки привели их вещи в более аккуратный вид.

   Впрочем, от этой суеты была избавлена виновница этого переполоха. Над Настей хлопотали тётка Елена и бабка Меланья. Они подгоняли под фигуру невесты платье жены Изи и мастерили из куска парашютного шёлка некое подобие фаты. Иванова старшая, ловко орудовала иглой, обмётывая край традиционного головного убора невесты, закрепляла получавшуюся драпировку и при этом тихо бубнила себе под нос:

  - Нет, в прошлую войну всё было не так. Девки подольше присматривались к своим будущим мужьям, а те, сперва сватались и только тогда их родители выбирали день свадьбы своих чад. А тут... господи спаси и помилуй, сперва ляльку заделали, а опосля о поспешной свадьбе сговорились. ... Я конечно понимаю что смерть кругом, но и тогда костлявая лютовала не меньше, однако все приличия свято соблюдались....

   Бабка тихо и беззлобно ворчала, изредка смотря своим старчески усталым взглядом на невесту, и снова, также отрешённо возвращалась к рукоделию, но её никто не слушал и не возражал: каждый занимался своим дедом. А в землянку, где происходили все эти приготовления и ворчания, никого не пускали: включая самого жениха. Он один раз попытался проникнуть в это помещение - буквально сказать будущей жене пару слов, но и ему пришлось ретироваться несолёно нахлебавшись.

   Впрочем у Ивана и без того было немало забот: свадьба свадьбой, а от забот о лагере, и разрешения других насущных проблем его никто не освобождал. Чем он с Григорием и занимался: то инструктируя конный разъезд, чьей постоянной задачей было контроль дальних подступов к лагерю, то ещё что-либо ни будь. К этому следует приплюсовать некоторых исполнителей, которые по делу и без такового, интересовались мнением начальства о проделанной ими работе, или требовали срочного решения какого-либо 'непосильного‟ для них вопроса.

   Вся эта кутерьма не прекратилась даже после того, как в землянку вбежал радостный и взъерошенный Сёмка, и прямо с порога выкрикнул:

  - Товарищи командиры, гости приехали!

   Здесь уже начались другие хлопоты: где разместить прибывших людей; где сгрузить привезённые ими продукты; как записать молодых. Этот вопрос поднял Демьян Феофанович, и если с товарищем Смирновой ему было всё ясно, то с Иваном было одно белое пятно во всей его довоенной биографии. Здесь снова на выручку пришёл Дзюба, он хитро улыбаясь сказал:

  - Я то рожак с Гниловской станицы - рядом с Ростовом. Так судя по говору, наш жених из этого купеческого города: проскакивают у него характерные словечки. А по возрасту он скорее всего тысяча девятьсот двадцатого, или двадцать первого года. - Увидев устремлённый на него удивлённо недоверчивый взгляд старосты, старшина уточнил. - Я его ещё в начале войны видел, когда она ещё не успела его так состарить. Так что Демьян, пиши что я говорю - не ошибёшься...

   Видимо правы те, кто говорит, что если хочешь насмешить бога, поведай ему о своих планах. Как это не кощунственно звучит, однако частенько именно так и получается. Стоило только Ивану направиться в сторону медблока за своей невестой, как на взмыленном коне прискакал посыльный и, не покидая седла доложил:

  - К нам идут немцы, будут завтра вечером, а может быть и послезавтра утром. - Сухопарый, светло-русый боец, постоянно одёргивал разгорячённого коня: а когда один из конюхов подбежал к нему, то отдал ему поводья своего скакуна и тяжеловато, устало спрыгнул на землю. - На нас выскочил десятилетний пацанёнок, он нещадно гнал свою животину намётом и загнал кобылку. Так вот он, когда успокоился: то поведал нам, что в их деревне собираются немцы. Всё бы нечего - к такому люди уже привыкли. Но вот, у них в деревне есть поволжская немка некая Эмма. Так она случайно услышала, что как только фашисты накопят нужные для похода силы, то выдвигаются к нам, то есть, будут прочёсывать леса и болота в районе деревни Драпово. Ну и рассказала об этом одному сознательному товарищу.

  - Это точно? - Синхронно спросили Григорий и Ваня. - Ты нечего не путаешь?

  - Никак нет! Мальчишка божится, что его дед его напутствовал именно такими словами. А мальца послал, чтоб лошадку сильно не нагружать: однако, такой скачкой всё равно её сгубили. - С сожалением по павшей лошади ответил Павел Корж.

   Этот разговор слышали все. Вокруг повисла гнетущая тишина и каждый думал о своём - о грустном. Все понимали, что праздник отменяется и нужно готовиться к тяжёлому бою. Первым безмолвие нарушил Непомнящий:

  - Надеюсь Настенька меня поймёт! - Прозвучал его голос. - Торжественную часть переносим на потом, а сейчас, просто оформим наши отношения на бумаге!

  - И то верно! - Поддержал Дзюба своего боевого товарища. - Погулять завсегда успеем. ...

  - Гриш, пока я буду улаживать формальности, а ты, собирай всех командиров, будем совет держать.

   Лагерь пришёл в движение: как будто кто-то дал команду отомри. А из своей землянки показалась Настя, она хоть и была в платье и фате, но обо всём уже знала и быстрым шагом шла к Ивану. Молодые молча посмотрели друг другу в глаза и не сговариваясь взялись за руки и, по прежнему не произнеся ни слова направились к штабу, где их уже поджидал грустный Феофанович. Не прошло и трёх минут, а военфельдшер уже вышла из неё и направилась к себе в медпункт.

   Впрочем, в штаб уже входили те, кого Григорий и Иван позвали на совещание. А староста Драпово, уже собирался выходить: считая себя лишним, когда Иван обратился к нему:

  - Демьян Феофанович, не уходи: ты как местный человек, да ещё и руководитель, послушай нас, покумекай маленько, глядишь, что-либо дельное нам подскажешь.

   Иван прекрасно понимал, что как городской житель: пусть даже начитавшийся разнообразных рассказов о партизанской войне, он всё равно мало что смыслит о жизни в этих лесах. Поэтому, перед тем как принять какое-либо решение, он никогда не гнушался послушать мнение других людей, и это, уже не раз давало положительный результат.

   Не успел Феофанович вернуться к столу, как в землянку, вошёл Ромашов, его загорелое, лицо, сильно контрастировало с белоснежной повязкой на голове, и Иван не к месту вспомнивший, что такой способ наложения бинтов называется 'шлем танкиста‟, еле сдержал улыбку. Как-никак, Василь был механиком водителем БТ-2. Следом за ним появился и его 'хвостик‟ - Сёмка. Заметив недоумевающие взгляды устремлённые на парнишку, танкист развёл руки как будто хотел закрыть собой юношу, пояснил:

  - Я тут с малым это. ... Трохи поговорил, и мы оба - ну я с ним, кое чо надумали. Вот. Э-э-э...

  - Всё в порядке, проходите, присаживайтесь к столу. - Закончив разворачивать на столе большую карту, дружелюбно поддержал Иван решение Ромашова поприсутствовать на этом военном совете. - Коли вами будет сказано что-то стоящее, буду только рад.

   Против этого никто не возразил, поэтому Непомнящий подождав пока эта парочка робко усядется с краю стола, поднялся со скамьи и обратился уже ко всем присутствующим:

  - Братцы, как вы все знаете, мы так хорошо насолили фашисткой нечисти на их поганый хвост, так сильно, что они решили заняться нами поосновательней. По имеющимся у нас данным, из Ивановичей к нам выдвигаются каратели, в каком количестве, пока не известно. Наша задача. Первое, показать врагу, что он не у себя дома в Баварии, а в нашем лесу, и это наша территория, куда ему лишний раз не стоит соваться. Второе, не зависимо от результата наших действий, враг не должен догадаться, кто из местных жителей нас поддерживает, а кто нет: 'торжественную встречу‟ фрицев, мы должны провести на максимальном удалении от любых населённых пунктов. Третье, несмотря ни на что, отряд не должен быть полностью уничтожен. Мы обязаны сделать так, чтобы земля горела под ногами агрессора до тех пор, пока его не прогонят восвояси - где его и добьют! - Иван обвёл взглядом всех присутствующих и, присаживаясь на скамью подытожил. - Поэтому, у кого какие задумки имеются - высказывайте.

   Повисла гробовая тишина, все сидели задумавшись и никто не торопился заговорить первым - даже Дзюба. Он покусывал свой ухоженный рыжеватый ус и почти не моргая рассматривал карту, лежащую на столе. Другие вообще сидели так, что казалось, будто они прибывали в прострации. Непомнящий, не желая тратить ускользающее время на такие 'медитации‟, обратился к Ромашову:

  - Василь, ты вроде говорил про то, что вы с мальцом чего-то надумали?

  - Ага. - Коротко отозвался бывший танкист, кивнув своей забинтованной головой. - Мы это, ... примерно так и думали. Вот тута и надо делать засаду. Враг непременно пойдёт здесь. ...

   Ромашов поискал взглядом нужное место на карте и уверенно ткнул пальцем в участок дороги, как на заказ проходивший меж двух болот.

  - Дядь Вань, - вмешался в разговор Сёмка, - от сель и до любого села далёко, и как говорит дядька Василь, незаметно обойти невозможно.

   Все присутствующие, как по команде поднялись и склонились над картой, пристально изучая указанный квадрат.

  - А точно они не пройдут по другой дороге? - Поинтересовался Григорий, привычным движением поправив причёску. - Вдруг эти болотца легко проходимые?

  - Не пройдут. По болотам даже пеший не пройдёт. - Категорично заявил Феофанович, оглаживая свою седую бородку. - А немец рачительный хозяин: он не будет наматывать лишнее по округе. Для него это потеря времени, и топлива. Поэтому нужно ждать именно здесь. А вот когда узнают, что их отряд попал в засаду, то могут подтянуть по другим дорогам свежие силы - они тогда и ударят вам в тыл.

  - Знать нужно сделать так. - Предложил Иван. - Нанесём хороший удар, отойдём, и сделаем это, пока они от него будут очухиваться.

   Мамонов, как всегда надменно прищурившись, не удержался от комментария:

  - Тогда надобно основательней готовить место засады. А как это сделать на открытой местности? Ведь нам желательно не обременяться большим количеством убитых и раненых.

  - Дело говоришь тёзка, - поддержал Иван хулигана, дослужившегося до командира взвода, - вижу, что у вас в Иванова не только кулаками машут, но и головой думают. Поэтому, нужно спешно оборудовать там полосу обороны, да так чтобы в случае надобности можно было безопасно отойти в лес.

  - А успеете? - Поинтересовался Стерхов.

  - Успеете. - Твёрдо ответил председатель, выпрямляясь во весь рост. - Мы подсобим. Сейчас же пошлю домой гонца. Хай все спешно туда выдвигаются. А мы с вами прямо отсюда поедем. Думаю за ночь всё успеем возвести.

  - Так, с этим ясно. - Снова заговорил Григорий. - Ваня, а кудой отходить будем? Нам-то нужно будет и врага за собой увести.

  - Так я могу их от отряда увести! - Снова вклинился в разговор лётчик. - Я сколько прошу вас отпустить меня и ещё тридцать красноармейцев.

  - Пётр Дмитриевич, ты снова нас без ножа режешь. - Проведя для убедительности себя по шее ладонью, ответил Дзюба. - Сколько тебе говорить, что не смей обескровливать отряд.

  - Да поймите вы. - Взмолился Стерхов. - Я боевой пилот, моё место за штурвалом. Да и вы говорите, что вам нужна связь с большой землёй. Вот я и пойду с отрядом, да передам эту информацию нашим. Заодно уведу 'хвост‟ на восток.

  - А чем прикажешь. Заменить тех, кто уйдёт с тобою....

  - Стоп! - Прервал словесную перепалку Непомнящий и обратился к лётчику. - Ты хочешь взять часть людей и, уходя к линии фронта увести за собою фрицев? Я правильно тебя понял?

  - Да.

  - Но это же самоубийство. Ты же знаешь, что тебе на хвост сядут крепко и не слезут пока не уничтожат.

  - Пусть так! Ты же сам говорил, что отряд не должен быть уничтожен. Вот мы и примем удар на себя, а основной партизанский костяк, сможет отсидеться в запасном лагере на болоте. Если мы уйдём, то тамошних запасов вам надолго хватит. А там, по пути, и мы разделимся, будем пробиваться к нашим мелкими группами. Так что, если вы сделаете нам окопы и ДЗОТы, то мы и ударим немцев так, что им мало не покажется, и отойдём показательно наследив в нужном направлении. Вы нам главное все телеги отдайте, загрузив их необходимым запасом еды и боеприпасов. От деревянных колёс, в лесу чёткие следы остаются: а мы их через некоторое время бросим. Да и первые кто от нас отделится, конными пойдут, всё у них больше шансов будет.

  - У кого ещё какие есть предложения?

   Поинтересовался Иван, снова обведя присутствующих на совете людей пристальным взглядом. Однако все молчали. Непомнящий, для приличия выдержал недолгую паузу и подытожил:

  - Значит так. К месту засады идём по дороге, и по окончанию всех работ по ней же, отходим. Оставляем четыре телеги группе Стерхова, на них грузим все, что его люди потребуют. Но в разумных объёмах. Затем действуем так, как уже оговорили. Только Пётр Дмитриевич, вы обязаны предупредить всех людей идущих с вами обо всех опасностях и рисках вашей аферы.

   Сборы были недолгими. На место где собирались строить временный укрепрайон прибыли ещё засветло и приступили к разметке. Также, пока не стемнело, подтянулись и местные жители, которые тут же подключились к работе.

   Все, и мужики, и женщины, и подростки были неестественно молчаливы; работали с некоторым остервенением, позволяя себе редкие, и непродолжительные перерывы. Работы не прекращались даже с наступлением темноты: копали при свете факелов. Так что поближе к утру, можно было сказать, что объект построен. Уставшие селяне завалились на телегах вповалку - позволив лошадям самим везти свою ношу домой. А партизаны, выставив посты, улеглись в лесу на ночёвку.

   Поутру, бойцы заметили что окопы и ДЗОТы, покалено заполнились водой: что было не удивительно, она просачивалась ещё во время земляных работ. Однако для недолгого боя, это обстоятельство не как не мешало, и бойцы занялись маскировкой позиций.

  - Ваня, ну как тебе? - Поинтересовался Дзюба, у Ивана, когда они оценивали с супротивной стороны качество проведённых работ.

  - Отлично.

   Неожиданно за его спиной хрустнула ветка. Иван уже крутанулся и падал, когда его что-то сильно ударило его по голове, и сознание было мгновенно поглощено непроглядной мглой.

  Глава 26

   Сознание возвращалось постепенно. Сначала Иван почувствовал тепло, затем, до его понимания дошло то, что он лежит на чём-то мягком и судя по ощущениям, весьма нежном.

  - Неужели это шёлк?! Откуда он взялся? Ах да, ведь это мы принесли в лагерь парашют.

   Затем, ещё не открывая глаз, Ваня понял, что постепенно стало светлеть - знать возвращается зрение. Только с чего он так решил? А вот тело, никак не желает его слушаться. А так обидно: лицо и спина слегка зудят, а дотянуться до них невозможно. Лежать как беспомощная кукла, было до омерзения противно, вдобавок к этому мучала неопределённость, и чем дальше, тем сильнее.

  - А всё-таки, где я? - Думал Иван, всё сильнее ощущая нарастающую тревогу. - Почему вокруг такая звенящая тишина? И что за странности со мной происходят? Первым делом я начал осознавать себя, затем появились тактильные ощущения, сейчас вроде бы возвращается зрение .... Стоп, а жив ли я? Нет, мёртвые вообще ничего не чувствуют. Значит, меня сильно ранили и я ... Что же всё-таки со мной происходит? Может быть, я так отхожу от наркоза? Абсурд. Откуда он появился в отряде? Непонятно.

   Как-то слишком неожиданно, исчезли ощущения зуда и покалывания, что само по себе было большим облегчением. Однако по телу пробежала череда неконтролируемых подёргиваний мышц. После чего удалось приоткрыть веки. Взору открылся идеально ровный, белый потолок, и он был пуст - никаких люстр, ламп, или других осветительных приборов: вообще, ни единой точки, на которой можно сфокусировать взгляд.

  - Бред. - Удивлённо подумал Ваня. - Должна быть хоть тонкая паутинка, выщерблина, трещинка, или другая неровность. В поле зрения должны присутствовать углы между потолком и стеною, или какие-либо карнизы, да мало ли чего. А здесь, ... даже сравнить не с чем.

   Или вернулся слух, или пошевелился тот, кто находился где-то рядом. И Иван решился заговорить. Вопреки тревожным ожиданиям, у него это получилось, и голос как это ни странно, не был осипшим.

  - Я знаю, что вы рядом со мной. Я услышал шелест вашей одежды. Кто вы?

  - Если хотите, зовите меня Костей. - Прозвучал приятный, тихий баритон. - Я думаю, у вас возникло немало вопросов. Ведь так Алексей Алексеевич?

  - Меня вообще-то зовут Иваном. - Непомнящий не ожидал, что к нему обратятся по имени отчеству, которые он очень долго и упорно старался забыть. - Или вы говорите не со мною?

  - С вами, с вами гражданин Прохорчук. Но, если вы так желаете, то я могу называть вас Ваней. Меня это не затруднит.

   Иван был больше чем уверен, что говоря эти слова, незнакомец снисходительно улыбнулся. Хотя на чём зиждется его догадка, он не мог объяснить даже самому себе. Он не видел собеседника, да и в интонации его голоса ничего не изменилось.

  - Я жив?

  - Да.

  - Выходит, про Белорусские леса мне всё привиделось?

  - Нет.

  - Абсурд какой-то. Тогда будьте так добры, скажите, где я нахожусь?

  - Вы в малом медблоке аварийной службы хроно коррекции.

   Человек, лежавший на бесформенной постели ничего не ответил. Точнее сказать, у него давно накопилась куча вопросов, к виновникам его столь неожиданно возникших проблем, но услышав такое, он растерялся и не мог подобрать нужные слова. Несколько секунд он безрезультатно шевелил губами: теряясь, какой вопрос задать первым и как его лучше сформулировать.

  -Э-э- а-а-м-м... Это.... Вы меня сейчас подлечиваете: э -э избавляете от ранений, чтоб вернуть меня в исходную точку - то есть, на то место и время, э -э откуда всё началось?

  - Нет. Это сделать не реально. - Голос собеседника был до отвращения спокоен, но категоричен.

   Иван как не старался, но никак не мог повернуть голову, дабы увидеть своего собеседника. Что создавало дополнительные трудности: трудно вести диалог с тем, кого не можешь увидеть.

  - Но почему?

  - Начнём с того, что малый медблок не позволяет избавить вас от всех последствий пережитой вами войны. Только представьте себе, молодой человек протягивает профессору некий артефакт и бац! В мгновенье ока он становится сильно осунувшимся, постаревшим седым человеком. И главное, у него уже не наивный, открытый взгляд, а усталые глаза человека, много чего видевшего на этом совсем не добром свете. А это, для нашей миссии равноценно провалу. И самое главное, мы не сможем вас вернуть в вашу реальность. Так уж устроено мироздание. Исследователи могут перемещаться в прошлое, но только параллельного мира, вперёд тоже можно передвигаться, но в хроно капсуле и только в исходной действительности.

  - И если вы не можете вернуть мне мой мир, то какого ляха вы тогда меня похитили из отряда?! Тем более в такой сложный момент. Не я раскидывал ваше оборудование для ваших миссий. Могли хотя бы поставить на ваших приборах блокировки против посторонних. Почему я и мои друзья должны страдать? Я уже здесь прижился, появились друзья, любимый человек...

   В голосе Ивана не было обиды. Он обвинял незнакомцев в халатности и что по их вине он уже второй раз теряет всё то, что ему дорого. Но ему не дали договорить до конца, невидимый представитель некой ' аварийной службы хроно коррекции‟, повысил голос и как будто воспитатель отчитывающий провинившегося подопечного проговорил:

  - Мы аварийная служба хроно коррекции. Не наша задача спасать тех, кто умудрился влезть туда, куда не следует. Наша задача сохранять ход истории и не допускать её слишком больших отклонений. А тот артефакт который вы активировали, это следы первых временных путешествий. Когда первооткрыватели ещё не задумывались о последствиях своей деятельности. Да и вы, объединившись с Дзюбой, слишком активно начали менять историю....

  - Да что же вы за люди? Мол мы не обязаны спасать из беды тех, кто в неё попал по нашей же вине.

  - Мы не люди: мы агенты влияния. В вашем языке есть весьма точное обозначение - клоны. У нас специально модифицированный организм и наше сознание сформировано так, чтоб мы всю свою жизнь выполнять коррекции в строго определённых рамках заданных нашим модулятором.

  - А чем я помешал вашему модулятору?

  - Благодаря вашей преждевременно начатой рельсовой войне: в логистике немецкой военной 'машины‟ начались сильные сбои. Сами по себе ваши действия незначительны, но они весьма хорошо наслоились на разрозненные диверсии окруженцев и других партизан. Так, что Германское командование было вынуждено перераспределять имеющиеся у них силы. Как итог, раньше времени в войну на востоке вступили Итальянцы, Румыны, Французы.... Но самое главное, из-за этих ротаций, не произошло полной Блокады Ленинграда и да немецкие офицеры, не смогли посмотреть на окраины Москвы.

  - Так ведь это прекрасно!

  - Это очень плохо. Война закончилась на год раньше: только вот настоящего второго фронта в этой действительности не было. Лидеры стран антигитлеровской коалиции также собрались в Тегеране, только не в сорок третьем, а осенью сорок втором. Союзники также произнесли каверзный тост, а Сталин достойно на него ответил. Ну что ещё? САСШ, как в первую мировую войну, умудрились в последний момент вскочить на подножку уходящего поезда: отметились вместе со своими союзниками в северной Африке, затем в Сицилии. После высадки союзных сил по всей Италии, произошёл переворот, но на этом удача отвернулась от Англо-Американцев: бои в некоторых районах северной Италии продолжались до самой капитуляции Берлина. В некоторых местах даже и после таковой. И это на фоне последовавшей за этим повальных капитуляций сил оси - кроме Японии. Зато союзники, на весь мир раструбили, что именно их действия стали переломными в этой войне. Признаться, лучше бы они этого не делали. А вот Советский Союз, по праву получил под свой контроль немного больше территорий. И во всём мире искренне восхищались подвигом советского солдата.

   Такое положение дел, было настолько неприемлемо для Вашингтона, что как только в Японии свершилась смена правительства, они объявили, что основная цель войны была достигнута и заключили с ними мир - оставив стране восходящего солнца все завоёванные ею территории. И преподносилось это, как победа американской дипломатии: спасшей как минимум более четырёх миллионов жизней своих солдат - не говоря уже о противнике. Почти тут же, штаты подписали с Токио пакт о военной взаимопомощи и кучу секретных договорённостей: создав этим под боком у Москвы точку постоянного напряжения.

   И это ещё не всё, в самой демократичной стране, через год прокатилась более одиозная 'охота на ведьм‟ - безжалостно искоренявшей любые симпатии к компартии и СССР. Что на сей раз вызвало в стране сильное противодействие, и грозило полной потерей контроля над сложившейся ситуацией. Это и послужило катализатором последующих событий. На этом фоне САСШ закончили свою программу 'Манхэттен‟ не шестнадцатого июля тысяча девятьсот сорок пятого, а двадцать второго февраля того же года - взорвав первую бомбу на полигоне Аламогордо.

  - Ну и что из этого?

  - А то, что милитаристская Япония союзник, а СССР злейший враг, и при этом уверенно побеждающий на поле идеологической войны. Да, и здесь в июле 1944 года состоялась Бреттон-Вудская конференция: американцы и здесь смогли повязать весь мир на баксе, и благодаря этому, подстегнули свою экономику. Благодаря запущенному на полную мощность печатному станку, Штаты успели изготовить не две, а сорок бомб. Однако, как я уже говорил, влияние СССР сильно росло, и американские политики, решив лихим наскоком разрубить получившийся 'гордиев узел‟. Они совершили летальную для мира ошибку - дали ход плану, по которому они должны сбросить три супербомбы на Харьков, Ленинград и Москву. После чего предъявили ультиматум о безоговорочной капитуляции: пригрозив в случае отказа, использовать остальные изделия против всех промышленных городов. Благо хоть самолёт бомбой на Харьков был сбит ещё на границе. Но обезглавленный этим подлым ударом Советский союз не остался в долгу: надо отдать должное Берии, он не зря курировал проект по созданию советской атомной бомбы и доставшейся по праву победителя, немецкой ракетной программой. Из-за повышенных мер соблюдению абсолютной секретности, штаты так и не узнали об этом успехе советских атомщиков: из-за напряжённых отношений с Японией, некая часть изделий, успели поступить на боевое дежурство в дальневосточный округ. После удара по столице, в небо взмыло пять усовершенствованных аналогов ФАУ -2 - все они достигли своей цели. Не остались без дела и пилоты дальней авиации, они оперативно вылетели для нанесения ответного удара: правда летя до вражеского материка сильно сбились с курса, и были атакованы штатовскими перехватчиками. Поэтому все свои супербомбы сбросили на Йеллоустоунский вулкан. И это привело к всемирной катастрофе.

   Иван какое-то время молчал. Его лицо побледнело, а на его лбу выступила холодная испарина. Облизав шершавым языком пересохшие губы, он опасливо поинтересовался:

  - И что? Ничего нельзя было исправить?

  - Почему же? Благодаря нашему вмешательству, всё закончилось совершенно по-другому. Мы мобилизовали агентов влияния из местных, выпустили своих и приступили к незаметной коррекции всего того что вы натворили. Вот только к окончанию его активной фазы, из наших агентов, в живых почти никого не осталось.

  - Но вы ведь клоны, новых наделаете. И это, вы хотите сказать что среди местных было много ваших созданий? Ну, раз вы их смогли мобилизовать их на месте.

  - Вот. Сразу видно проявление вашего нигилизма: да, мы рождались не в утробе матери, и нас не вынашивали девять месяцев. Однако мы тоже чувствуем боль, страх, холод, голод и всё прочее. Мы тоже хотим жить, но вынуждены жертвовать собой. А рекруты из местных, это те, кто раньше был обыкновенным человеком, но на момент изъятия находился при смерти. В случае необходимости, мы таких незаметно подбираем, ещё живым кладём в регенератор и, через сутки из него выходит готовый агент. Правда, от былой личности остаются только воспоминания необходимые для того, чтобы наш сотрудник смог продолжить жить под видом бывшего хозяина тела.

   Иван помолчал, борясь с чувством отвращения к существу, так легко распоряжающемуся чужими жизнями. Затем, заставил себя задать очередной вопрос:

  - Уму непостижимо, вы, и чего-то боитесь? А почему вы не вытравите у своих сотрудников это чувство на корню - чтобы оно не мешало.

   Показалось, что собеседник тихо усмехнулся. Затем последовала небольшая пауза, как будто он чего-то обдумывал. После чего, он всё также спокойно сказал:

  - Чувство страха это основа инстинкта самосохранения. Без него мы будем погибать, так и не успев что либо сделать. И не стоит так улыбаться. Тот, кто идёт навстречу смертельной опасности ради спасения себя, или своих близких - имеет шанс на выживание. А те, кто безмозгло прёт в пасть зверя, при этом совершенно не думая как избежать своей гибели: тот обречён на проигрыш. И это аксиома. Единственное что нами гипертрофируется, так это чувство ответственности за выполнение поставленной задачи - без этого никак нельзя.

  - Тоже мне философы. - Не унимался Иван. - Если вы такие продуманные: то не проще было просто меня ликвидировать, или насильно сделать своим агентом? После чего просто приказать 'подмети свои хвосты‟. Глядишь, и ваших жертв было бы поменьше.

  - Нет, Ваня такие вещи нахрапом не решаются: историческая корректировка это очень тонкая работа, и не всегда она кажется рациональной. Первым делом мы фиксируем необоснованные катастрофы. Затем, находим то, что их могло спровоцировать. Проводим анализ аномалии - выясняем точку возникновения критического отклонения и посылаем туда экспедицию. - Голос говорившего звучал всё также спокойно, и без излишних эмоциональных оттенков, что сильно злило Ивана. - И вот по прибытию на место, мы уточняем место зарождения искривлений и выпускаем агентов влияния. Они относительно быстро находят виновников исторического сдвига и, оповестив центральный пост, ждут дальнейших инструкций. Чаще всего виновных ликвидируют, или как вы только что предложили, делают их агентами влияния.

   Снова в необычном помещении повисла гробовая тишина. Иван осмысливал только что услышанное и от напрашивающихся выводов, у него неприятно засосало под ложечкой.

  - Так это что? - Стараясь не выдать своих эмоций поинтересовался Непомнящий. - Значит вы собираетесь сделать из меня нового агента?

   Ответом прозвучал беззлобный, сдержанный смех. После этого, незнакомец назвавшийся Костей, очень натурально подражая учителям начальных классов, снисходительно, или даже поучительно проговорил:

  - Зачем вы делаете такие скоропалительные выводы? Если бы дело обстояло именно так, то я, уже сейчас не говорил бы с вами, а инструктировал своего нового подчинённого. Кстати, вы ничего не заметили, а мои сотрудники, последнее время вас очень аккуратно опекали.

  - Зачем?

  - Модулятор просчитал множество вариантов действий и счёл оптимальным извлечь вас именно в тот момент, когда мы это сделали. И оставить в этом теле именно вашу личность. Сейчас мы перенеслись в относительно недалёкое будущее. Вас легализуют, и вы будете жить дальше: как обычный человек. Однако вас всё равно будут контролировать мои подчинённые.

  - И в чём резон?

  - Не знаю. Эта инструкция получена от модулятора - конечный результат известен только ему. Кстати, и эта беседа происходит по его требованию. Так же вы должны знать, что одними из ваших опекунов в отряде были Ромашов и Сёмка.

  - Как? Ведь они....

  - Да, да, не удивляйтесь так сильно. Василя нашли возле подбитого танка и умирал от обширных ожогов, после регенерационной камеры ему была сделана необходимая пластика, и он внедрился в ваш отряд. Когда вы его заподозрили и захотели, ликвидировать; нам пришлось сыграть разоблачение агентов.

  - Они тоже ваши сотрудники?

  - Нет. Но вы бы их всё равно раскрыли - через два дня.

  - А Сёмка?

  - Он возвращался из города с группой подростков. На подходе к немецкому блокпосту, они были без предупреждения расстреляны из пулемёта. И парнишка, лёжа в кювете, умирал от пулевого ранения в желудок. И будь вы внимательнее, то должны были удивиться тому, как это подросток может знать такой большой участок леса, да ещё лучше опытных охотников? И почему он и Ромашов, так легко определили, где поедут каратели? И как поволжская немка Эмма, так удачно подслушала разговор фашистов?

  - И они все погибли?

  - Нет, не все. Эмма и Василь приняли мученическую смерть, спасая тех, кто по нашим планам должен был обязательно выжить. А Семён, он как и положено партизанил до прихода советской армии. В отряде стал опорой для одной девушки - его биологической сверстницы. Её снасильничали полицаи, и она несколько раз порывалась повеситься. Он не только не допустил этого, но и помог ей преодолеть эту психологическую травму, после чего уговорил Дзюбу расписать - их в виде исключения. Подошёл срок, и он, как положено, оформил родившуюся девочку на себя. Всё это, он сделал по моему заданию.

  - А своими детьми он обзавёлся? - Немного успокоившись, поинтересовался Иван.

  - Это не возможно. Все агенты влияния априори бесплодные: у нас имитируются разнообразные заболевания, приводящие к нему.

  - Хотите сказать, что ваш вездесущий Модулятор приказал сохранить именно этого ребёнка?

  - Да. - Коротко ответил клон. - Кстати, я знаю, что у вас на языке всё время крутится один вопрос, но вы Иван, боитесь его задать. Так что на него я отвечу сам. Настасья Яковлевна родила сына, ещё перед родами её переправили в тыл: ваш брак признали действительным. После родов она оставила ребёнка на родственников и ушла на фронт - мстить за вашу смерть. Она погибла буквально через день после официального окончания Великой Отечественной Войны.

  - Зачем? Почему? Тоже ваша долбанная коррекция?

  - Нет. Здесь мы не вмешивались. И если вам от этого будет легче, то она должна была умереть ещё в сорок первом году: её должны были повесить рядом с доктором Кац. А так, вы ей подарили ещё несколько лет жизни и возможность стать матерью.

   От последней новости Иван был разбит и подавлен. Он уже не слышал, как клон Костя говорил:

  - Вас вскоре выпустят приблизительно в том времени, из которого вы совершили скачок. Мы нашли человека, за которого вы должны прожить жизнь. Он тоже Иван Иванович, только его фамилия Захаров. Также, вы с ним очень похожи, так что потребовалась минимальная пластика. Сейчас в ваш имплантат будет загружена вся информация о его жизни, и мы с вами всё оставшееся время будем произвольно пересказывать его биографию. Это необходимо чтобы вы воспринимали её не как зазубренный наизусть текст, а как реальность. Он участник боевых действий, инвалид. Погибнет в горах, куда пойдёт в одиночку - его останки мы изымем...

  Глава 27

   Человек неспешно подымался в гору, ему некуда было спешить, и он наслаждался природой и самое главное одиночеством. Уже прошло более часа как он свернул с туристической тропы, миновал последние деревья: сейчас его окружал только чистый горный воздух и завораживающе манила возможность подняться там, где никто не будет ему надоедать своими расспросами, или ненужными советами. Этот сильно посидевший человек, определить возраст которого было весьма затруднительно, среди соседей, да и просто знакомых, слыл закоренелым отшельником. Все с этим смирились и, больше никто из сердобольных соседушек не старался устроить его жизнь - познакомить с хорошей девушкой. Больше ни один хозяин семейства не пытался просто по-соседски поговорить о проблемах с автостраховкой, о рыбалке, сыграть в нарды, или просто, вяло болтая на отстранённые темы выпить по бутылке пива, потаскивая из кулёчка небольшие кусочки филе солёной рыбки.

   Ну не удалось Ивану вернуться в мирную жизнь рядового обывателя. С её повышенной болтливостью: когда человеку, достаточно на словах объявить окружающим его людям какой он 'зашибись‟ - не доказывая это делами. И как это ни странно, но болтуну все охотно верят. И прочие мелочи, на которые он раньше не обращал внимание. Сейчас его отдушиной в жизни были такие походы на природу, да военно-патриотический клуб, где он видел, с каким задором горят глаза у ребятишек, когда он учил их некоторым навыкам полученных им во время службы. Такой же восторг и гордость озарял его учеников, когда он в день победы одевал свою парадку с двумя боевыми медалями. Вот только после очередной потери сознания случившегося на работе - последствия сильной контузии, бюрократы его оперативно уволили: как говорится от греха подальше. Так что в жизни осталась только одна отрада - одиночные походы на природу.

   Вот одинокий путник с увесистым рюкзаком остановился, посмотрел какой стороной ему обойти лежащий на пути огромный валун и, определившись, направился немного левее. Однако на третьем шагу он неожиданно замер, постарался поскорее присесть, но не успел: его расслабленное тело кубарем покатилось под откос.

   У этого происшествия было двое свидетелей. Одна из туристов как раз осматривалась в поисках красивого пейзажа, на фоне которого она желала запечатлеться. Так что благодаря не слишком далёкому расстоянию и прозрачному горному воздуху, женщина увидела, как кто-то начал оседать и, упав, беспомощно покатился под гору. Пару секунд молодая женщина стояла, не произнеся ни звука, а затем, опомнившись, закричала:

  - Там! ... Там!.. Там человек! Там с горы упал человек! - Женщина, истерично трясясь всем телом, указывала на всё ещё катящееся тело. - А-а-а-а! Боже мой! ... Он упа-а-ал! ...

  - Это обыкновенный камнепад. - Высокомерно аргументировал один из её спутников: бегло взглянув в указанном направлении. - Такое здесь временами бывает.

  - А-а-а! Я всё видела-а! Он шёл, упал и покатился вниз! А-а-а-й мамочка! ...

   Только инструктор ведущий группу, воспринял слова туристки как сигнал к действию. Он связался по рации с диспетчерской службой, и оповестил об этом инциденте, передав все необходимые координаты. Рисковать людьми, или оставлять их одних, он не имел права.

   Другим свидетелем можно было назвать четырёх наблюдателей, которые находились в невидимой для окружающих сфере. Судя по всему, они знали о происшествии заранее, и просто ждали развязки. С ними был ещё и пятый человек, он был копией того несчастного, чьё тело только что подкатилось к их укрытию. На нём была одета точно такая же одежда - разодранная во многих местах и на открывшихся участках тела, виднелись свежие ссадины и кровоподтёки.

   Движение началось неожиданно. Стоявший ближе всех к экрану человек не оборачиваясь к своим товарищам произнёс:

  - Начали. Действуем быстро - пока работает поле. Не забудьте переложить документы Захарова в карман Прохорчука. Третий, ты оповестил Алексея, что погибшего предадут земле так, как у них полагается? Только сделано это будет инкогнито.

  - Да первый. Всё сделано согласно полученной инструкции.

   Спустя пять минут, странные наблюдатели вместе со своей огромной капсулой зависли над лежащим на камнях человеком. И весели так до тех пор, пока пострадавшего ни эвакуировали спасатели. Затем, как только люди скрылись из виду, по небу пробежала небольшая рябь, и невидимая капсула окончательно исчезла.

   Прошло несколько суток, и чудом оставшийся в живых пострадавший выписался из больницы: а врач, вручая выписку, твердил, что Иван родился в рубашке, но ему пора прекращать хождение по запретным для посещения тропам. Мол, в следующий раз, ему так не повезёт и прочее, прочее, прочее. Счастливый спасённый хмурился, понимающе кивал и явно спешил поскорее покинуть успевший ему надоесть храм Асклепия. Отчего у врача только укрепилось убеждение, что этот субъект ещё не раз доставит хлопот местным спасателям. Впрочем, на сей раз, он был не прав, так как если судить по дате рождения написанной в документах, ещё молодой человек только на минуту заглянув в гостиницу за вещами, поспешно направился на вокзал, дав себе зарок напрасно не рисковать, и через пару часов, сев в междугородний автобус, отбыл домой. Ивану хватило того, что он знал правду - чем на самом деле закончилось это 'чудесное падение‟, а побыть в одиночестве можно и не дёргая чёрта за усы. Хотя, желание испытать холодящую волну адреналина уже начинало о себе напоминать.

   Эпилог.

   Месяц мирной жизни пролетел незаметно, наступил август. Летний зной настойчиво намекал на то, что перегретый город нужно покинуть, и как можно быстрее. Всё-таки после Белорусских лесов, городские 'джунгли‟ воспринимались как раскалённая духовка, а воздух казался настолько тяжёлым, что дышать им казалось ещё той мукой. Впрочем, справедливости ради надо отметить, что даже сам Иван воспринимал это как обыкновенную хандру по утерянным друзьям: тем кто делом доказал что на них можно положиться. Всё-таки те, с кем ты проливал кровь, и с кем делился последними крохами еды, были ближе чем просто друзья....

   Плюсом ко всем проблемам был неожиданный для окружающих переезд из Азова в Ростов - настоятельно рекомендованный клоном, именующим себя Костей. Продажа квартиры там; поиск и покупка жилья здесь, и возникшие по этому поводу хлопоты. Всё это было позади, но испортило немало нервов. Также на душе скреблись кошки, от того, что ему не позволялось выяснять дальнейшую судьбу своего ребёнка. Честно говоря, в этом был резон - кем он представится, и как объяснить своё сходство с давно погибшим человеком, или чем был вызван такой интерес к судьбе человека который намного старше его самого. Как говорится, эта тема относится к разряду вопросов, на которые никогда не получишь ответа. С этим нужно было просто смириться: если только не возникло желание гарантировано сойти с ума.

   Жить на одну лишь пенсию по инвалидности не хотелось - безделье раздражало и усугубляло тоску: поэтому Захаров вёл активный поиск работы - для начала хотя бы по остаточной трудоспособности. Неизвестно как, но клоны из аварийной службы хроно коррекции, умудрились подкорректировать всю медицинскую документацию так, что она стала больше соответствовать состоянию здоровья Ивана, и ограничения стали не столь серьёзными. Что в свою очередь, теоретически повышало шансы на успех в этих поисках.

   Неизвестно, кому нужно было говорить спасибо, капризной девке удаче, или быть может незримым агентам: но сегодня, Ивану повезло. Его приняли в РУАЦ²⁸ на должность педагога дополнительного образования в секцию 'Юный десантник‟: правда, из-за инвалидности по ранению, взяли с испытательным сроком. Но и это было уже большим успехом. Так что, выйдя по Аэроклубовскому переулку на Портовую, Ваня довольный результатом поиска, побрёл по ней пешком. В его голове уже витали замыслы, как он распланирует занятия: так чтоб и не перегрузить мальчишек, но при этом подстёгивать у детей интерес к изучению военного дела. Благо в памяти автоматически всплывали воспоминания о том, как этого достигал тот, за кого он должен прожить эту жизнь.

  - ... Нет. Полностью повторять не буду - добавлю кое-что своё. ... - Думал Иван, пересекая улицу Коминтерна и подходя к продуктовому магазину, расположенному в старом двухэтажном доме.

   Первое что прервало размышления Ивана, это был звук разбившейся стеклянной посуды. Он раздался с левой стороны - прямо возле двери магазина и кто-то ослабшим, старческим голосом произнёс:

   - Ванюша? Ты ли это? ...

   Что-то было в этих словах, в этом голосе знакомое: и тот, кто по документам стал Захаровым, остановился как вкопанный, как будто наткнулся на невидимую стену. Также резко повернув голову к вопрошающему, и увидел однорукого, лысого старика в старенькой армейской фуражке и чистых светлых брюках с заправленной в них шведкой, который стоял с широко открытыми от удивления глазами. Возле его ног лежала уже выцветшая авоська²⁹ находившаяся в ней бутылка с постным маслом разбилась, и оно постепенно растекалось, образуя большую лужу. Были в сетке ещё какие-то пакеты но на лежавшие на асфальте продукты, никто не обращал внимания. А сухопарый старичок всё говорил, говорил слегка дрожащим голосом:

  - ... Быть такого не может. Ты же погиб. И Стёпка и Феофанович подтвердили, что, судя по следам, немецкие егеря утащили тебя в болото, где вы все и сгинули. Даже нашли место, где это произошло. И как же так? А ты совсем не постарел, Ванюша. Хотя минуло столько лет. ...

   Подбородок старика слегка подрагивал, а по его морщинистому лицу текли крупные слёзы. Так и стояли два человека, один всё говорил и говорил, а молодой мужчина рылся в памяти и никак не мог вспомнить, на кого похож тот, кто позвал его по имени и говорил о тех, кто остался там - в не так давно покинутой им войне. Хотя нет, его как током прошибло.

  - Неужели это Дзюба? - Пронеслась в голове Ивана догадка. - Точно он! Помнится, что он даже говорил про то, что он Родом из станицы Гниловской. Боже как же он постарел!

   Старик замолчал, его губы слегка посинели, он пару раз зевнул и стал спешно охлопывать себя по карманам. Найдя искомое, порылся в небольшом узелке из носового платка, и закинул какую-то таблетку в рот. У Ивана по спине 'пробежал‟ мерзкий холодок испуга.

  - Сволочи! Точно нелюди! - Всё также мысленно: чтобы не усугублять сложившуюся обстановку, ругался Ваня. - Извращенцы из инкубатора! Если им нужно было таким образом убить Гришку, так могли это сделать при помощи моего зомби-тела! ...

  - Григорий Иванович, что с вами?! Вам плохо?! ...

   Это из магазина выскочила молодая девушка продавец. Она подхватила под руку пошатывающегося старичка, и зло посмотрев на Ивана выкрикнула:

  - Ну и сволоч же ты! Что ты ему такого наговорил, мразь!

  - Да я только оглянулся, когда меня позвали по имени. - Не отрывая взгляда от боевого друга, стал растерянно оправдываться молодой мужчина.

  - Всё в порядке Оленька, всё в порядке. - Ослабшим голосом спешно заговорил Дзюба. - Просто этот мальчик, очень похож на моего погибшего товарища. И представляешь, тоже Ваня, как, и положено на Руси - просто Иван. И тоже, весь как лунь седой.

   Ваня сообразил, что нельзя не отрываясь глазеть на сильно состарившегося Дзюбу, и посмотрел на девушку, которую Григорий назвал Олей, и их взгляды встретились. ...

  27. 04. 2016г.

  Концевая сноска:

  1) Главный герой не знает, что в РККА ещё нет офицеров.

  2) Пустить грача - На Дону равносильно фразе пустить петуха: поджечь.

  3) Ды́ря - так станичники скажут на Дырку.

  4) САСШ - Севера Американские Соединённые Штаты.

  5) Жи́ла - так иногда называют кровеносные сосуды: - 'пульсировала жилка‟.

  6) Отправить в штаб Духонина - то есть расстрелять.

  7) Доказано, что Советские военнопленные с первых дней войны морились голодом, их суточный паек составлял всего 894 ккал.

  8) Панцершутце - Рядовой вермахта, являющийся членом экипажа танка, или бронемашины.

  9) Sd.Kfz.9 - Немецкий полугусеничный бронированный тягач.

  10) Снедь - еда.

  11) В начале ВОВ, многие немцы путали зелёные петлицы медиков, с петлицами погранвойск.

  12) Кубыть - как будто.

  13) Пила. - На сленге: старшина. Причиной был ряд из четырёх треугольников на петлицах.

  14) Утирка - подобие платка для утирания чего либо.

  15) Австрияки - Некоторые люди и во время ВОВ продолжали так называть немцев.

  16) Демьян Феофанович - лицо вымышленное, впрочем, как и все герои.

  17) Огневая трубка - Соединённые вместе капсюль-детонатор и огнепроводный шнур.

  18) Слега́ - Длинная толстая жердь, её можно использовать для прощупывания пути на болоте.

  19) Гауптман. - Капитан вермахта.

  20) Оберст. - Полковник вермахта.

  21) Филин - 'Фокке-Вульф' Fw 189 'Рама' (также его называли 'Uhu' - переводится как филин)

  22) Функер - связист

  23) Гапутфельдфебель - В основном это оберфельдфебель, состоящий на должности ротного старшины.

  24) Немецкая граната - Eihandgranaten 39, на конце противоположном запалу, для удобства ношения, имела припаянную дужку, в которую было просунуто кольцо для подвески на амуницию. Поэтому, немцы допускали подобные ошибки.

  25) Автор не претендует на то, что письмо будет соответствовать стилю написания тех времён. Просто он решил, что оно будет именно таким: именно так будет писать девушка с затуманенным фашисткой пропагандой сознанием.

  26) Müller - в переводе с немецкого мельник.

  27) Непраздная - Беременная.

  28) РУАЦ - Ростовский Учебно-Авиационный Центр. В этой реальности он сохранён и продолжает свою деятельность как клуб патриотического воспитания молодёжи.

  29) Авоська - сумка в виде сетки которую легко было положить в карман, - авось пригодится если зайду в магазин.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg