«Фельдкорнет»

Фельдкорнет (fb2) - Фельдкорнет [litres] (Оранжевая страна - 1) 1234K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александр Вячеславович Башибузук

Александр Башибузук Оранжевая страна. Фельдкорнет

Я понимаю, комманданте Господь, что Ты на меня обижен, если допустил такой произвол в отношении раба Твоего, но, пожалуйста, смилуйся и сделай так, чтобы, когда я открыл глаза, вокруг торчали небоскребы, а воздух пах отработанными газами автомобилей. Аминь…

Молитва попаданца

Пролог

Кейптаун

17 февраля 2014 года

– Действительно полный аутентик? – Молодой парень спортивного телосложения провел рукой по боковой панели очень старинного на вид фотоаппарата, стоявшего на треноге посреди фотостудии, до предела захламленной разным историческим реквизитом.

– Молодой человек, ви посмотрите сюда… – Фотограф, маленький подвижный старичок в старомодном пенсне на горбатом носу, ткнул пальцем в бронзовую табличку на боку фотоаппарата, – это же изделие фабрики Ройтенберга, такого другого на всем белом свете уже не найдешь. Так что не сомневайтесь и переодевайтесь. У меня уже созрел в голове сюжет гениальной композиции.

Молоденькая улыбающаяся негритянка подкатила небольшую тележку, загруженную одеждой, поверх которой лежала портупея с внушительной кобурой.

– Ух ты… – Парень ловко вытащил револьвер из кобуры. – Да это же «смит-вессон»! Надо же, практически новый, даже воронение не стерлось. Настоящий?

– Конечно, настоящий! – самодовольно улыбнулся старичок. – Натан фуфла не держит – у меня все настоящее. Но вы таки будете переодеваться или нет?

– Хорошо, хорошо… – Парень, немного поколебавшись, вытащил из корзины высокие сапоги на толстой кожаной подошве. – Натан Львович, так каким образом вы оказались на этом краю географии? Право дело, как-то странно здесь увидеть человека, говорящего на русском языке.

– Миша, это очень странная и запутанная история, но, если вы хотите, я таки донесу ее до ваших ушей. Но уже после сеанса. Хотя давайте поговорим… – Старичок решительно отобрал у парня сапоги и вручил светлую блузу. – Сначала это. А ви здесь зачем, Михаил?

– В ссылке… – Парень весело улыбнулся. – А если серьезно, то мой дядя открыл здесь филиал своей компании и отправил любимого племянника на перевоспитание.

– Очень интересно… – Натан Львович увидел на спине у Миши красный, недавно затянувшийся рваный шрам. – Я так понял, причина вашей ссылки у вас на спине?

– Отчасти… – Парень быстро накинул блузу и, застегивая пуговицы, повернулся к фотографу. – Но эта история совсем не стоит вашего внимания. Костюм тоже из девятнадцатого века?

– Вы слишком хорошо обо мне думаете Михаил. Нет, конечно, но пошит он точно по историческим моделям. Очень хорошо! А теперь сапожки и все эти ремешки… Нет, ты смотри, вы таки похожи на дикого бура! А теперь прошу вот на этот стульчик. И винтовочку прихватите…

Фотограф усадил парня на изящный стул в викторианском стиле, поправил на нем широкополую шляпу и отбежал к фотоаппарату. Недолго повозился и взял в руки вспышку.

Что-то щелкнуло, кусочек магния неправдоподобно ярко вспыхнул, раздался сильный грохот, студию заволокло белым дымом – в котором почему-то проскочило несколько электрических разрядов.

Когда дым рассеялся, стул посередине студии оказался пуст. Фотограф подбежал к нему и, как будто желая обнаружить невидимку, несколько раз провел рукой над сиденьем. Затем обернулся к фотоаппарату и укоризненно поинтересовался:

– И шо? Ты таки опять взялся за свое? Ты хоть знаешь, чего мне стоило взять напрокат эти древние железки, а я ведь за прошлое железо еще не расплатился? Дождешься – выброшу на помойку. Джессика!!! Джессика, ты меня слышишь?

– Да, босс?.. – вбежала в студию негритянка.

– Если что, то к нам сегодня никто не заходил. Ты меня поняла?

– Конечно, босс…

Глава 1

Где-то на границе Капской колонии и Оранжевой Республики

17 февраля 1900 года

Кусочек магния на подставке ослепительно полыхнул, раздался оглушительный треск. Я невольно зажмурил глаза, а когда их открыл, то вместо Натана Львовича увидел здоровенный валун. Недоуменно скосил глаза вниз и разглядел, что валун торчит из пожухлой рыжей травы, а сам я сижу на камешке поменьше. Обернулся по сторонам, но ничего, кроме такой же травы и чахлого кустарника, не увидел. В безоблачном небе кругами летали большие птицы, удивительно напоминающие стервятников, а солнце жарило так, что я мгновенно взмок в своем архаичном френче.

– Да что за нахрен! – в голос выругался и попытался залезть на валун, чтобы получше рассмотреть окрестности и увидеть съемочную группу программы «Розыгрыш». – Поубиваю уродов! Если это Никита заказал – выпру на хрен с фирмы…

Залез – и понял, что нахожусь у подножия большого каменистого холма с горсткой чахлых пальм на верхушке. Вокруг расстилалась холмистая равнина, покрытая выгоревшей на солнце зеленью, а на горизонте хорошо просматривались довольно высокие горы. Операторов и прочего телевизионного люда категорически не было видно. Вообще никого не было видно. Мама…

Страшно захотелось пить, и я машинально схватился за большую кожаную флягу, висевшую на поясе среди прочего антиквариата. Встряхнул ее и со злостью бросил на землю. Какая, на хрен, вода?! Я же был в фотоателье! Ну, суки, сейчас я вам устрою салют…

К счастью, я оказался хорошо вооружен. В кобуре торчал классический револьвер «смит-вессон». Тот самый, который под 4.2-линейный русский патрон. Да еще довольно редкой офицерской модели – не одинарного, а двойного действия. Знаю, потому что у дядьки в коллекции есть именно такой, только немного худшей сохранности. Да и вообще, я оружием увлекаюсь с детства. Так, как он переламывается? Ага…

Пузатые патрончики с сочным чмоканьем стали перемещаться из кармашков на поясе в барабан. Сухо щелкнул взведенный курок. Я прицелился в нарезающих надо мной круги стервятников и нажал спусковой крючок… но выстрела не последовало. Выругался, упомянув всех родственников Смита и его подельника Вессона, но и это не помогло – впустую прощелкал весь барабан. Потом, перезарядив его, повторил процедуру, но тщетно – ни один из двенадцати патронов так и не выстрелил.

Вытащил зубами свинцовую пулю из гильзы и понял, что зря стараюсь. Гильзы оказались пустыми – порох напрочь отсутствовал. На этот раз матерился очень долго, упомянул, кроме оружейников, еще и клятого фотографа Натана Львовича, который, сволочь такая, не озаботился для пущей достоверности настоящими патронами.

Винтовка мне досталась классная – не винтовка, а настоящий раритетный слонобой. Если не ошибаюсь, системы Мартини-Генри. Однозарядная, но под могучий одноименный патрон калибра .577. Тоже великолепной сохранности, но оказалось, что воспользоваться ею я могу только в качестве дубины. Патроны присутствуют: целых тридцать штук в нагрудном патронташе, но, как вы уже догадались, – такие же пустышки, как и револьверные.

Правда, есть еще нож. Здоровенный, сталь благородно синеватая, клинок длинный, широкий и толстый, рукоять из рога антилопы, даже острый – словом, шикарный режик, но сигнала им не подашь. Разве что… А вот хрен его знает, что с ним делать?

Вот это попал так попал… И куда? Хотя в этом сомнения нет – однозначно Африка. Сам вчера такие пейзажи наблюдал во время экскурсии, которую мне устроило руководство филиала. Но от этого понимания не легче. Что делать? На горку, что ли, залезть? Оттуда дальше видно, да и пальмы какую-никакую тень дают.

Вытащил для пущего сбережения собственной персоны тесак из ножен и полез на холм. Надо прятаться от солнца, а то скоро буду напоминать хорошо прожаренный бифштекс. Твою же мать…

Мысли в голове роились самые разные. Сначала думал, что надо мной подшутили. А что, вполне элементарно: пшикнули под нос какой-нибудь усыпляющей дрянью и вывезли на природу. Типа прикололись. Однако голова при пробуждении оказалась ясной, без всяких следов дурмана. Да и не в отключке я был, а в полной памяти и сознании сидел на камешке. Значит, сей вариант отпадает. Потом мне начало мерещиться всякое альтернативное попаданчество, но его я сразу прогнал из башки. Да, книжки читал, некоторые писатели вполне понятно и интересно излагают. Ну так это же фантастика! Извините, уважаемые, я в свое время доучился аж до четвертого курса университета, так что прошу ерундой мне мозги не пудрить. Правда, из сего учебного заведения меня успешно выперли и я пошел служить по контракту в армию, но это говорит не о невежестве, а скорее о моей дурости. Короче – какое, на хрен, попаданчество?..

Умысел на ограбление и уничтожение моей персоны столь замысловатым способом как версия тоже сразу отпал. Я как бы не дурак, бумажник с документами, карточками и наличностью сунул перед фотосессией за пазуху. Вот он – в целости и сохранности. Мобилка и ключи от служебного «гелика» тоже в кармане. Тогда – что?

Тогда – розыгрыш. Не шутка, а именно розыгрыш. Фильм «Игра» смотрели? Так вот, все подобные истории являются чистой правдой, разве что с небольшим преувеличением. Контор, занимающихся розыгрышами, развелось не счесть, и делают они свое дело вполне профессионально – сам с друзьями в такие обращался. Но тогда мы невинно пошутили над Витькой Карнауховым. Может, и не очень невинно, но в пустыню его точно не вывозили…

Твою же керосинку в фитиль!!! Вовремя заметил здоровенного скорпиона и пришиб его каменюкой. Нет, это уже не смешно – во рту пересохло так, что скоро языком можно будет дерево полировать.

– Люди, мать вашу ети, вы где!!! – Из пересохшей глотки невольно вырвался дикий вопль.

Подождал секунду и со злости раздавил каблуком еще одного скорпиона. Громко трещат цикады, шелестит песчинками легкий ветерок – и всё – отвечать никто не собирается. Уроды, однозначно.

Пока добирался до вершины – едва не сдох от жажды. Жарко, мать его за ногу! По пути вспоминал армейские лекции по выживанию – но ничего толкового так и не вспомнил. Живности съедобной хватает – тот же скорпион за милую душу при нужде пойдет, но жрать я как раз не хочу, а кактусов, в которых якобы присутствует пригодная для питья водичка, как назло, пока не наблюдается. Я даже не уверен, что они вообще здесь есть.

Черт, полезная все-таки эта одежонка… Жарковато в ней, конечно, но представляю себе, что со мной уже было бы, окажись я здесь в футболке и бермудах. Особенно сапоги с высокими голенищами радуют – змеюк здесь до хрена и больше. Вон поползло очередное пресмыкающееся – и здоровущее, зараза! Так что в сапогах – самое то. Еще бы портянки где-нибудь раздобыть, а то в носочках как-то не комильфо…

Когда до вершины оставалось всего десяток метров, по ушам неожиданно стеганул винтовочный выстрел. И стреляли совсем недалеко – откуда-то с обратной стороны холма. И почти сразу же бабахнуло еще несколько раз, причем винтовочные выстрелы перемежались револьверными. Или пистолетными.

– Наконец-то!!! – Если это те уроды, которые так подшутили надо мной, то кому-то из них сейчас срочно понадобится к стоматологу, а то и вообще к челюстно-лицевому хирургу.

Ну, суки, держитесь! Я сразу воспрянул духом и, предвкушая справедливую расправу, мигом взлетел на вершину. Взлетел – и остолбенел от открывшейся мне картинки. Немудрено, впору вообще в обморок хлопнуться…

Метрах в тридцати от меня стоял накренившийся набок здоровенный тентованный фургон, украшенный грубо намалеванным на брезенте красным крестом. В фургон была впряжена шестерка быков… или волов – я в подобной животине особо не разбираюсь. Но это не самое удивительное…

Двое солдатиков в мундирах цвета хаки и пробковых шлемах грубо выбрасывали из фургона людей, перевязанных окровавленными бинтами; выбрасывали – и тут же на месте кололи их кавалерийскими пиками. Еще пара солдат удерживала яростно вырывающуюся женщину, одетую в белый балахон медицинской сестры. Пятый – офицер, его я опознал по султанчику на пробковом шлеме – гарцевал на караковом жеребце и заливисто смеялся.

– Тьфу ты, сюрреализм какой-то… – Я чуть не перекрестился, пребывая едва ли не в полуобморочном состоянии.

Нет, это явно не галлюцинация. А если не галлюцинация, то почему я наблюдаю картинку, как будто сошедшую с фильма про Первую мировую войну? Кавалеристы, сабли, пики, женщина в форме сестры милосердия девятнадцатого – а то и восемнадцатого века. Да и убивают они вполне серьезно. Вопли и стоны…

– Мама… – прошептал я и на всякий случай спрятался за ствол пальмы.

Офицер вскоре спешился, собственноручно добил из архаического маузера последнего раненого и, подойдя к женщине, фамильярно потрепал ее по щеке. А затем, видимо услышав в ответ что-то крайне обидное, наотмашь дал ей пощечину и что-то приказал солдатам. Те глумливо заржали и, перегнув женщину через слегу, стали привязывать к фургону.

«Эй, собаки, да что же вы делаете, уроды?..» – Я помотал головой, желая убедиться, что это все-таки не галюны, и выскользнул из‑за пальмы.

Нет, так дело не пойдет. Всяко-разно на войне бывает, но медсестер насиловать – это последнее дело. Если надо – просто застрели, но зачем так издеваться? Сестрички божье дело делают, грех это – над ними изгаляться.

Сука, зарекался же никуда не встревать… но тут дело особенное, сам себя потом уважать не буду. Опять же надо как-то к людям выбираться и, как мне кажется, пообщаться по этому поводу лучше с сестрицей милосердия, чем с этими непонятными кавалеристами. Могут завалить – и как звать не спросят.

Стоп-стоп! Тьфу ты, какой идиотизм – ведь однозначно разыгрывают! Слишком уж нереальная картинка складывается. Хотя согласен, над сценарием хорошо поработали. Знаю, в таких проектах сначала психологи характер клиента просчитывают – варианты реакции и все такое. Вот и разработали конкретно под меня. Массовики-затейники, мля!

Ну, суки, если это все-таки розыгрыш, – поубиваю уродов! А вообще, планируете розыгрыш – сразу планируйте свои потери. Я по окончании представления тупо хохотать и хвататься за голову не собираюсь – первый же появившийся инициатор схлопочет прикладом по башке. Ну всё: кто не спрятался – я не виноват.

Солдатики полностью увлеклись предстоящим развлечением, и я совершенно незаметно подобрался почти вплотную. Перебежал за большой камень, перекрестился, выдохнул и, взяв свой револьвер за ствол, с размаху двинул рукояткой по башке прохаживающегося офицера. Не сдерживаясь двинул: с мстительным удовольствием. Небось денежки неплохие за актерство получит, значит, хватит и сотрясение башки залечить. Выдрал его маузер из кобуры и взвел курок. Да, буду стрелять – все равно патроны холостые.

Один из солдат, почуяв неладное, обернулся, и я сразу пальнул в него. Хлестнул выстрел, маузер брыкнулся в руке, а невысокий плотный мужичок с пышными бакенбардами очень натурально осел на землю, зажимая рану в груди. Сука, сколько же они денег за это шоу выложили? Даже просчитали, куда я могу выстрелить…

Солдатики разом развернулись, один из них попытался сорвать висевший за спиной карабин и немедленно получил пулю. Остальные дружно потянули руку в гору, но я останавливаться не собирался и выпустил в них остаток обоймы – а фуле: развлекаться так развлекаться! В записи-то мои геройства будут смотреться охренительно.

А потом мстительное удовлетворение сменилось леденящим ужасом.

– Да ну, на хрен?.. – Я отчетливо рассмотрел, как последнему кавалеристу пуля попала прямо в глаз, и сейчас под его головой на земле расползалась темная, почти черная лужица.

Подбежал ко второму, перевернул его на спину и оторвал руки от груди. Твою же мать!!! В груди зияла дыра, в которой с каждым вздохом надувались и лопались кровавые пузыри. Перестали…

А этот? Тоже труп… И этот…

– Так это не розыгрыш? – Я бессильно привалился к валуну и ответил сам себе: – Да какой там, на хрен, розыгрыш…

Вокруг валялось с десяток трупов, из которых я сам отправил на тот свет четверых. М‑да – слишком кровавое представление получается… Так не бывает. Нет, меня вид мертвецов совсем не шокирует: пришлось в свое время насмотреться. Меня удручает сама ситуация…

Стоп! Один должен быть живым. Метнулся к офицеру… и с досады до крови закусил губу. Совсем еще молодой лейтенант уже бился в предсмертных конвульсиях – судя по всему, я сдуру проломил ему череп…

Сумбурность мелькавших в голове мыслей стала напоминать форменное сумасшествие. Да как же так? Это получается, меня действительно закинуло в прошлое? Если я не свихнулся, то окружающая меня реальность очень напоминает один из эпизодов англо-бурской войны. Кавалеристы: судя по всему, британцы – это они первыми ввели цвет хаки в обиход. Опять же пробковые шлемы. И оружие того времени…

– Не могли бы вы мне помочь, сударь? – позади меня прозвучал женский голос.

Говорили на чистейшем русском языке. Впрочем, фразу сразу перевели на немецкий, а затем на французский языки. Такой музыкальный, грудной голосок – скорее девичий, чем женский. Правда, с явными истерическими нотками.

Я обернулся и уставился на весьма аппетитную женскую попку, обтянутую длинными кружевными панталонами.

Девушка, почувствовав взгляд, истошно взвизгнула:

– Не смотрите сюда!!!

– Извините, девушка, а как я вам помогу, если вы запрещаете на вас смотреть? На ощупь? – резонно поинтересовался я и на всякий случай совсем отвернулся.

Грядущее сумасшествие немного отодвинулось. Дурень, а про сестричку-то я совсем и забыл. Сейчас все станет ясно…

– Вы русский? – изумленно воскликнула девушка. – Откуда вы здесь?

– Позвольте о том же самом поинтересоваться у вас… мад… сударыня.

– Может, для начала все же развяжете меня? – нетерпеливо притопнула девушка ножкой в высоком шнурованном башмачке.

– Извольте… – Я быстро перерезал веревки своим страхолюдным тесаком.

Девушка выпрямилась, мазнула по мне заинтересованным взглядом и принялась лихорадочно одеваться. А я, став вполоборота, украдкой ее рассматривал.

Русые длинные волосы заплетены в толстую косу и уложены хитрым бубликом на голове, личико красивое, можно сказать даже – изящное, весьма породистое, но, кажется, немного своенравное или капризное… не великий я физиономист, чтобы в таких нюансах разбираться. И фигурка ничего: крепенькая, но стройная и ладная – я успел ее рассмотреть еще тогда, когда девушка «красовалась» в одних панталонах и разорванном бюстье.

Незнакомка надела балахон, стянула его трофейным ремнем, пригладила растрепавшиеся волосы и… неожиданно взвизгнув, стала яростно пинать солдатские трупы. А потом, изящно скорректировав свое положение в пространстве, хлопнулась в обморок, умудрившись шлепнуться прямо мне в руки. Ничего себе артистизьм…

Впрочем, обморок продолжался недолго. Веки на громадных, немного раскосых глазах дрогнули, из-под них скатилась по щечке одинокая слезинка, носик легонечко шмыгнул, а девушка заинтересованно прошептала:

– Какой приятный у вас одеколон… «Брокар»?

– Нет, «Диор»… – пребывая в непонятной растерянности, машинально ответил я.

– А‑а… – Незнакомка широко раскрыла глаза, немного помедлила, а потом неожиданно забарабанила кулачками по моей груди и возмущенно воскликнула: – Да что вы себе позволяете? Немедленно отпустите меня!!!

– Извольте…

Девушка отскочила, оправила свой балахончик, сделала шаг вперед и присела в книксене:

– Елизавета Григорьевна Чичагова.

– Михаил Александрович Орлов. – Я автоматически представился и, желая до конца прояснить для себя ситуацию, поинтересовался: – Не будете ли вы так любезны сообщить мне сегодняшнее число?

– Конечно: сегодня семнадцатое февраля… – ответила девушка и, заметив мой недоуменный взгляд, добавила: – Семнадцатое февраля одна тысяча девятисотого года.

Антракт…

Глава 2

Где-то на границе Капской колонии и Оранжевой Республики

17 февраля 1900 года

– И как вы, Елизавета Григорьевна, здесь оказались? – Я наклонился и стянул портупею с очередного трупа.

– А вы, Михаил Александрович? – Девушка сидела на облучке фургона и пыталась заштопать свой балахон.

– Я… – немного замешкался, – не вправе вам это сказать.

А что я скажу? «Здрасьте, я из двадцать первого века?..» – Не поймут, а по прибытии в расположение ближайшего подразделения набожные буры очень легко поставят меня к стенке. А то и вообще спалят под пение псалмов. Может, я сгущаю краски, но как-то не тянет меня экспериментировать. Вот поосмотрюсь, а потом уже приму решение.

Для меня уже давно все стало ясно. Какая-то злая сила зафитилила Михаила Александровича Орлова, то есть меня, в девятнадцатый век. В самый его конец, да еще с особой извращенностью поместила в самый разгар второй англо-бурской войны. Каким образом? Даже задумываться не хочу – все равно не пойму, и принимаю как данность. Истерить тоже не собираюсь: захочет провидение – вернет обратно, а пока придется прикинуться ветошью – то есть попробовать ассимилироваться и выжить. Что будет весьма нелегко – в войне как раз наметился решительный перелом: бритты опомнились от первых плюх и, пользуясь значительным перевесом, начали теснить объединенные войска Оранжевой Республики и Трансвааля. И если я не ошибаюсь, пару-тройку дней назад английские войска под предводительством генерала Френча сняли бурскую осаду с города Кимберли. Да, именно того генерала, именем которого назван сюртук, который сейчас на мне. Откуда я знаю? Все очень просто, я в свое время, в университете, готовил курсовую работу по теме англо-бурских войн. Многое, конечно, забыл, но суть в голове так и осталась. Да и вообще, только полные неучи могут не знать про то, что англы в конце концов победили буров. А я не неуч, а вполне себе образованный мичман Тихоокеанского флота Российского ВМФ. Правда, в отставке…

Стоп, попробую вкратце обрисовать свою биографию. Для начала – здрасьте. Мне двадцать шесть лет – мужчина в самом расцвете сил. За спиной обычное детство сына военного офицера. Постоянные переезды, разные военные городки, порой совсем на краю географии. Что еще? Занятия спортом, вполне неплохая успеваемость. Затем срочная служба на Тихоокеанском флоте – в отряде водолазов-разведчиков. Дембельнулся и поступил в университет, став к тому времени полной сиротой. Матушка и батя погибли в автокатастрофе. Впрочем, один родственник у меня остался – брат отца, вполне такой себе обычный олигарх российского масштаба. Дядька мировой, сам бывший военный, вовремя ставший коммерсантом. Мы с ним остались одни на этом свете – своих родных он тоже потерял. Он в мою жизнь не вмешивался, тактично помогал, даже не стал протестовать, когда мне взбрело в голову бросить университет и вернуться в армию. Да, были у меня в свое время непонятные завихрения в голове. Вернулся в свою прежнюю часть, но уже по контракту. Служил вроде неплохо, отмечен, так сказать, наградами, подписал второй контракт, немного пострадал во время… короче, это совсем не интересно. Интересно то, что после того как я выздоровел, меня в принудительном порядке отправили на пенсию по состоянию здоровья. Протесты не помогли, и я понял, что ко всему этому беспределу приложил свою руку дядька Витька. Истерик ему я устраивать не стал, просто простил и понял. К этому времени мое мировоззрение немного поменялось, и я принял дядькино предложение: поработать в его фирме. Правда, от теплого местечка в столице отказался и напросился в новообразованный африканский филиал. Вот как бы и все. Стоп! Я не женат и детишками соответственно не обзавелся. Теперь точно все… Нет, еще не все. Дополняю: со спутницами жизни мне категорически не везет. Да, вот так – не везет, и все. Вечно попадаются такие, что не приведи господь…

– А я вам тоже ничего не скажу… – с легким злорадством ответила девушка, вернув меня в реальность.

– Ладно, можете не говорить, я и так все знаю… – Я щелкнул затвором трофейной винтовки, проверяя наличие патрона в патроннике.

– Очень интересно… – язвительно пропела Лиза. – Попробуйте продемонстрировать свою проницательность.

– Непременно продемонстрирую, но для начала поясните мне, какого черта вы повезли раненых без прикрытия? И какой идиот вам это разрешил?

– Выбирайте выражения, Михаил Александрович! – вскинулась девушка, а потом сразу сникла. – Было прикрытие… Мы наткнулись на эскадрон королевских улан, и ребята все погибли, прикрывая наш отход. Последним погиб Чак О'Брайн, американец из САСШ. Он даже выстрелить не успел – пробовал отремонтировать колесо, а эти сволочи выскочили внезапно…

Девушка подошла к лежащему неподалеку трупу и покрыла его лицо куском ткани. Затем обернулась и сказала:

– Вы поможете мне их похоронить?

– Лопата есть? И потрудитесь наконец объясниться, а уже потом, в меру мне дозволенного, объяснюсь я…

У подножия холма я нашел относительно пригодное для могилы место, а потом четыре часа долбал киркой каменистую землю. К счастью, фургон оказался экипирован всем необходимым для путешествия, и от жажды я не умер. Лопата тоже нашлась. А Лиза в меру своих сил помогала мне и рассказывала…

Как я и ожидал, она оказалась из Европейского легиона, помогающего бурам нагибать бриттов. Русские в нем присутствовали, но в не очень большом количестве, гораздо больше было немцев, ирландцев и голландцев. Да и вообще, хватало добровольцев из разных стран. Даже из Америки, Швеции и Финляндии. Бриттов, как бы это помягче сказать… немного недолюбливают, и общественное мнение целиком на стороне буров. И не только общественное мнение: кайзер, к примеру, полным ходом снабжает потомков голландских переселенцев самым современным оружием, а Николаша, тот самый, который Второй, рассейский, вообще собирается со стороны Туркестана вторгнуться в Индию. Но, к счастью, его намерения таковыми и остались. Словом, очень многие державы ставят палки в колеса британцам, но без фанатизма, предпочитая побыть сторонними наблюдателями. Во всяком случае, добровольцам своим не мешают.

Лиза сбежала в Трансвааль вопреки воле своих родителей – довольно богатых дворян и промышленников. Впрочем, помешать ей они никак не смогли бы: девушка к началу заварухи обучалась медицине во Франции, чем беззастенчиво и воспользовалась. Ох уж эта прогрессивная молодежь…

Раненых она действительно везла из-под Пардеберга. Выскользнула прямо из-под носа бриттов, которые уже почти окружили отряд генерала Кронье, командующего бурскими войсками. Раненых планировалось доставить в городок Блумфонтейн – столицу Оранжевой Республики, где был расположен совместный русско-голландский медицинский отряд. Во всяком случае, раньше был. Ну а дальше вы все уже знаете.

Потом я установил на могиле несколько больших валунов, позволяющих надеяться, что зверье не доберется до мертвых, и принялся ладить колесо у фургона. К счастью, поломка оказалась не критической, и я быстро выстрогал и заменил сломанную шпонку. Зато, кажется, сорвал себе спину – домкрат к фургону не прилагался. А весил он… короче, капитальный такой фургон, прямо как у героев книг Луи Буссенара – настоящий дом на колесах. Но встроенной кухни и сортира нет, что весьма печально.

Когда меланхоличные быки опять тронулись с места, оранжевое солнце уже спустилось к горизонту, жара спала, и путешествовать стало довольно комфортно. Приблизилось время явить Лизе свою историю…

– Теперь ваша очередь, Михаил Александрович…

– Елизавета Григорьевна, вам не кажется, что в скором времени стемнеет и нам не мешало бы озаботиться ночевкой?

– Скоро мы доберемся до реки и небольшого оазиса у нее. Как раз к ночи и успеем, – ответила Лиза, а затем пытливо посмотрела мне в глаза и заявила: – Михаил Александрович, не надо мне заговаривать зубы. Если вы не ответите на мои вопросы, то я буду вас считать шпионом.

– И что, есть реальные основания?

– Есть! – отрезала девушка и надула губы. – И много!

– Даже так? А явите, к примеру, хоть одно.

– И явлю! – прошипела в ярости Лиза, а в ручке девушки вдруг блеснул маленький револьверчик. – А ну-ка, держите руки на виду…

– Да ради бога. Только прошу вас, постарайтесь не стрельнуть в своего спасителя… – Я откровенно забавлялся ситуацией. Да и выглядела Лизавета, в своем праведном гневе, просто великолепно. Извините за сравнение, но сейчас она напоминала породистую норовливую кобылку.

– Надо будет – и выстрелю!.. – неуверенно пообещала девушка и выдала вслух оригинальную мысль: – А спасли вы меня, исходя из своих целей.

– Наверное, жутко низменных? И что же я удумал?

– Вот вы мне сейчас и расскажете. Руки давайте!!! – прикрикнула Лиза и воинственно тряхнула пучком веревок.

Я, конечно, мог ее легко обезоружить, но делать этого не стал. Право дело, нет нужды; к тому же мне еще предстоит как-то устраиваться в этом мире, а значит, полностью портить отношения с единственным доступным для меня представителем этого мира явно не стоит. Поэтому добровольно расстался с оружием и дал спутать себе руки. Все равно освободиться трудов не составит: Лизавета вязать руки шпионам абсолютно не умеет. Как этот узел называется: дамский бантик?..

– Все, убедили, Елизавета Григорьевна… – я покаянно потряс связанными руками, – буду сознаваться…

– То-то же! У меня не забалуешь! – И без того немного курносый, носик девушки победно вздернулся вверх. – На кого работаете?

– На Китай!

– На кого?.. – недоверчиво прищурила глазки девушка.

– На Великого Богдыхана.

– Зачем?

– Корысти ради. За шпионство он возвысит меня до мандарина десятого уровня и эльфа – восемнадцатого.

– И что же вы хотите узнать? – Глазки девушки от интереса расширились до невиданных размеров.

– Великую тайну! – таинственно прошептал я. – Но ее я не скажу, пока вы мне не явите хоть бы одно доказательство моего шпионства.

– А я вас застрелю! – пообещала Лиза.

– Стреляйте, Богдыхан направит меня после смерти в великую нирвану, где к моим услугам будет тысяча девственных гурий. Так что не страшно.

– Что за гадости вы говорите? – поморщилась девушка. – Какие гурии?

– Девственные.

– Глупости.

– Поверьте, девственные гурии – это нечто!

– Вы пошляк и хам.

– Да, я такой. Итак, я жду ваших аргументов.

Елизавета слегка задумалась и выпалила:

– У вас необычный акцент!

– Да, я долго жил в Америке. Это все ваши аргументы?

– У вас на спине шрам. Я видела, когда вы копали могилу.

– Так вы подглядывали! А еще меня развратником обзывали… Шрам? Это я подрался с медведем.

– Я не подглядывала, – смутилась Лиза. – А еще… вы непонятно откуда взялись. Где ваша лошадь?

– Пала.

– Покажите ваши документы.

– Отобрали бритты. А сам я сбежал, перерезав половину роты шотландских королевских гвардейцев. И валлийских фузилеров походя потрепал.

– Что, правда? – Лиза даже рот открыла от удивления, потом фыркнула и отвернулась от меня. – Вы бессовестный лжец, Михаил Александрович. Я с вами больше не разговариваю.

– Елизавета Григорьевна, вы меня приперли к стенке, придется признаваться.

– А мне уже неинтересно… – буркнула Лиза. – И вообще, отстаньте от меня.

– А это? – Я показал ей свои связанные руки.

– Сами развязывайтесь, а мне недосуг.

– Ну и ладно. – Я скинул с запястий веревки. – Елизавета Григорьевна, ну не обижайтесь: право дело, я все вам расскажу, когда придет время.

– Вы бессовестный… – всхлипнула девушка. – Как вам не стыдно издеваться надо мной?

Мне и вправду стало немного стыдно. Сначала я подозревал, что Лиза просто развлекается, и в меру сил ей подыгрывал, а теперь понял, что она просто ужасно наивна. Не глупая, а именно наивная. И еще она… мне очень нравится. Даже не ожидал от себя такого…

– Ну как можно издеваться над такой красивой девушкой?

– И вовсе я не красивая.

– Очень красивая.

– Нет, дурнушка.

– Нет, красивая.

– Правда? – Лиза повернулась и очаровательно хлопнула своими пушистыми ресничками. – А еще меня считают вздорной и глупенькой.

– Ничего подобного не заметил, – качественно покривил я душой. – Расскажите лучше, как мне встретиться с подполковником Максимовым.

– А зачем вам? – Глазки Лизы опять полыхнули подозрительностью, но она быстро сменила гнев на милость: – Все-все, больше не буду, Михаил Григорьевич. Насколько мне известно, Максимов сейчас в Блумфонтейне… или в Претории.

До того времени, как мы добрались до небольшой рощицы возле довольно широкой речки, делающей в этом месте поворот, я уже выяснил все, что мне было нужно, а вернее – все, что знала Лиза. И хотя она знала до обидного мало, примерный план действий я себе составил. А сейчас надо готовиться к ночевке.

Быков просто выпряг из повозки и отправил пастись в свободное плавание. По словам Лизы, животины почти ручные и все равно никуда не разбредутся. А вот с трофейными лошадками, коих было целых пять, пришлось повозиться. Пока стреножил, пока расседлал, пока напоил – едва волочил ноги от усталости. Конюх из меня – еще тот, хотя скромные навыки имею. А потом пришлось таскать большие сухие кусты с впечатляющими шипами и сооружать из них импровизированный вал вокруг стоянки. Навалил столько, что даже не знаю, как буду утром разбирать эту баррикаду. Затем Лизавета потребовала натаскать воды из реки, так как сама напрочь отказывалась приближаться к ней. И это правильно: я сам едва не поседел от ужаса, когда увидел на противоположном берегу целое лежбище здоровенных крокодилов. Но воды натаскал, и целый час сидел на фургоне, охраняя Лизу во время мытья. Смотреть в ее сторону она категорически запретила, и в качестве профилактики периодически жутко визжала. М‑да, спрашивается: и чего я там не видел?.. Хотя да – посмотреть есть на что – фигурка у девчонки весьма симпатишная.

После водных процедур Лиза глубокомысленно поинтересовалась:

– Мне, кажется, теперь надо приготовить ужин?

– Вам кажется правильно.

– Так я займусь?

– Сделайте одолжение, хвороста я уже натаскал и треногу установил… – Я подхватил котелок с водой и побрел за фургон мыться.

– А что готовить? – Меня догнал еще один оригинальный вопрос.

– Да откуда же мне знать, Елизавета Григорьевна? Вам виднее…

– А…

– Знаете что, просто разожгите костер и приготовьте продукты. А я сам все сделаю… – Я быстро скинул одежку и зачерпнул ковшиком воды из котелка.

Господи, неужели удастся вымыться? Уф… Такого наслаждения я давно не испытывал…

– Спасибо. А если? Ой!!! – Лиза машинально забрела за фургон и теперь, прижав кулачки к щекам, во все глаза смотрела на меня.

– Спрашивайте, сударыня, не стесняйтесь… – предложил я, невозмутимо продолжая намыливаться.

В одном из трофейных ранцев нашелся неплохой походный мужской несессер, где я мыло и позаимствовал. Впрочем, несессер несколько отличался от привычных мне, так что вскоре придется осваивать опасную бритву и еще некоторые весьма архаические приспособления. Господи, а может, я сплю?..

– Больно надо! – Лизавета кардинально покраснела, фыркнула, круто развернулась и убежала. – Я вообще случайно…

– Заходите еще…

Процесс помывки прошел благополучно, меня никто не съел, а Лиза больше не подсматривала. Оделся, затем разыскал в трофеях пару чистых портянок, с удовольствием намотал их и натянул сапоги, которые оказались теперь как раз впору. Порядок…

Как ни странно, костер уже горел, Лиза даже не забыла водрузить на него котелок с водой. Выбор продуктов своим ассортиментом не поражал. Мешок твердого как камень, резанного на полосы круто перченного вяленого мяса – судя по всему, знаменитого билтонга, – мешок апельсинов с лимонами и несколько мешочков поменьше с разными крупами. Бутыль какого-то масла, полукруг непонятного, но очень вкусного жирного сыра, сухари, связка чеснока и мешок картошки. Да, еще сахар, кофе, пара больших хлебов, мед и бутыль рома.

Поступил очень просто: что такое ирландское рагу, знаете? Если знаете, то вы меня поняли. В котел полетели все ингредиенты, кроме фруктов, сахара и кофе. А потом зажег керосиновую лампу и с бурчащим от голода желудком сел разбирать трофеи, так как не удосужился до сих пор этого сделать. Что очень плохо, даже совсем отвратительно: трофеи – дело святое, и отношение к ним должно быть соответствующее, трепетное. А Лиза, по собственному желанию, стала мне помогать. Или просто побоялась находиться одна, так как из окружающей нас темноты доносились порой вовсе душераздирающие вопли.

– Ловко вы их убили… – восхищенно прошептала Лиза, передавая мне седельные сумки с коня убитого офицера.

– Меня можно называть просто Михаил или Миша. – Я открыл первую сумку и стал выкладывать вещи на одеяло.

– А можно Мишель? – полюбопытствовала девушка и, не удержавшись, схватила какой-то кожаный мешочек.

– Нет.

– Ну почему‑у‑у? Я привыкла во Франции… Ой, смотрите, что я нашла! – В руках Елизаветы что-то блеснуло. – Ух ты!!! Это золото?!

– Наверное, золото… – Я повертел в руках маленькую, отблескивающую в пламени костра лепешечку. – Отложите в сторону и к нему складывайте остальные ценности. Елизавета Григорьевна, а как вы оказались в отряде генерала Кронье?

– Следом за Антошей… – глаза девушки наполнились слезами, – а его убили…

– Кто такой Антоша?

– Никто… – Лиза не сдержалась и в голос заревела.

Я в свое время подивился, как она легко относится к смертям вокруг себя, но только сейчас понял, что Лиза находилась в своеобразном шоке – и вот наконец ее прорвало. Но в таких случаях помочь проблематично; надо просто дать выплакаться, а если возможно, даже поплакать вместе… Не надо смеяться, весьма действенное средство! Но рыдать на пару с девушкой я не стал, а просто гладил ее по волосам и шептал утешительные слова – всякую добрую ерунду.

В скором времени поспела еда, я покормил Лизу с ложечки, влил в нее полстакана рому и уложил спать, укутав в пару одеял – к ночи очень сильно похолодало. А потом, убедившись, что она заснула, поел сам и принялся опять за дело.

Трофеи оказались достаточно богатые. Не знаю, сколько здесь стоит самородное золото, но его у меня набралось около полутора килограмм. Может, чуть меньше. Где его взяли уланы, так и осталось неизвестным, а само золото оказалось разделенным на равные доли и находилось в ранцах. Может, грабанули какого-нибудь старателя? Но мне, если честно, абсолютно все равно. В этом мире Михаил Орлов появился, почитай, с пустыми карманами – пара бесполезных кредиток и пара сотен современных долларов не в счет, так что любой прибыток идет в кассу, тем более я в своей судьбе пока совсем не уверен. План, конечно, есть, а вот как оно в реальности повернется – об этом лучше пока не задумываться. Вообще лучше не задумываться, а то и свихнуться недолго. Черт, до сих пор поверить не могу…

К самородкам добавилось несколько золотых соверенов с вычеканенным на них гордым профилем сатрапши Вики, то есть королевы Виктории. И еще пятнадцать фунтов банкнотами. А это – шиллинги?.. В общей сложности, кажется, немало. Доберусь до людей – проверю.

Дальше пошли менее ценные вещи, но я их все равно тщательно перебрал и отложил себе почти новую офицерскую плащ-палатку, пару чистых нательных рубашек с кальсонами, портянки и новенькие тонкие кожаные перчатки. Офицерский планшет из великолепной кожи, керосиновый фонарь и бинокль. Еще нашел совершенно новый мужской восточный платок, тот самый, который называется «шемах». Очень обрадовался находке – штука зело удобная и пользительная.

А дальше пошло оружие, коего оказалось достаточно много. Только кавалерийских карабинов системы Ли-Метфорда – пять штук. Винтовка ладная, прикладистая, магазин объемистый и исполнение тщательное – в общем, симпатичный винтарь. И патронов к ним нашлось около семи сотен – тех самых, что калибра .303 British. Правда, насколько я помню, они под дымарь идут, но по большому счету это не важно. Есть из чего выбирать. Кроме трофейных «англичанок» было еще три винтаря «Вестли-Ричардс» и один «Пибоди-Мартини», почти такие же, как тот, с каким я попал в этот мир. Правда, состоянием похуже, но зато к ним нашлась почти сотня патронов, вполне подходящих под мой винт. Этими винтовками, как я понял, были вооружены раненые, которых перевозили в фургоне. Им же принадлежали два «трансваальских маузера», – винтовки системы Маузера под патрон калибром 7х57, уже снаряженный бездымным порохом. Очень хорошая штука, кроет тот же «ли-метфорд» по всем статьям. Их буры закупили у Германии перед самой войной – и не прогадали. Патронов к ним оказалось совсем немного, общим счетом всего сорок пять штук, но думаю, при желании раздобыть их не составит труда. Такими вся армия буров снаряжена… вроде бы; знаю только из учебников, а как оно на самом деле – хрен его знает.

Покойный Чак О’Брайн оказался вооруженным вообще до зубов. Я его стволы запасливо прибрал и теперь стал счастливым обладателем винчестера модели 1894 года, винтовки с рычажным перезаряжанием и под знаменитый патрон 30х30. Классная штука, явно не рядового исполнения, и патронов к ней порядочно – ровно полторы сотни. Кстати, Лизавета была вооружена очень похожей винтовкой, только под револьверный патрон калибра .44, тоже, соответственно, под дымный порох.

Чак, пусть ему будет хорошо на том свете, еще поделился со мной отличным дробовиком могучего десятого калибра. Знаменитым винчестером модели 1887 года, той самой слонобойкой, которой Шварц крушил разных супостатов, только полноценной – длинной. Однозначно забираю себе во владение, а с винтовками разберусь завтра. Опробую и выберу, так как опытом стрельбы из таких древностей не обладаю от слова совсем. Чем же патроны к слонобойке заряжены? Дымарь и картечь? Пойдет, я не привередливый.

Помимо длинноствола набралась целая куча револьверов разных систем и разной степени сохранности. Всякие там «веблеи» и «энфильды» и даже один кольт «Миротворец». Но их я сразу убрал в сторону, так как затрофеил пушку гораздо лучше. Второй лейтенант двенадцатого полка улан Арчибальд Мак-Мерфи, которого я первым отправил на тот свет, от души ошарашив по башке, подарил мне маузер. Да, тот самый «Маузер С‑96». Новенький могучий пистолет, снабженный деревянной кобурой-прикладом, обтянутым кожей. Он один стоит всей револьверной рухляди. Не спорю, револьверы тоже хороши, особенно при уверенном навыке владения ими, но я таковым не обладаю. Так что присваиваю маузер. Хотя свой родной «смит», я тоже выбрасывать не собираюсь, все же с ним здесь нарисовался. А патроны, может, и найду. На крайний случай перезаряжу те пустышки, с которыми провалился. Стоп… и этот приберу, «Веблей Марк 4», калибра .455 м – довольно компактный, как карманный сойдет.

Кучу колющего и режущего железа даже смотреть не стал, лишнее оно для меня, да и у самого тесак отличный. Ну вот как бы и все. По-хорошему, стрелковку почистить не мешает, но сил уже не осталось. Когда будет возможность, тогда и обихожу.

Вооружился дробовиком и побродил по периметру, проверяя быков и лошадок. А потом подбросил дров, завернулся в одеяло и прилег возле костра. Будет кипеш – услышу, а не будет… так не будет. Господи, как я домой хочу! Помолиться, что ли?

– Я понимаю, комманданте Господь, что ты на меня обижен, если допустил такой произвол в отношении раба Твоего, но, пожалуйста, смилуйся и сделай так, чтобы, когда я открыл глаза, вокруг торчали небоскребы, а воздух пах отработанными газами автомобилей. Аминь…

Глава 3

Оранжевая Республика, река Утгер

18 февраля 1900 года. 04:00

Господь очень ожидаемо проигнорировал мою молитву, и, проснувшись, я узрел все те же унылые африканские пейзажи. Может, еще раз помолиться? Нет, не буду, все равно бесполезно. Глянул на припрятанный под манжетой «Ролекс» и решил вставать.

– Ну хоть не сожрали… – сделал я вывод, провожая глазами небольшую стайку гиен. Поежился от холода и поплелся раздувать костер и ставить кофейник. Пока вода закипала, по-быстрому пересчитал животину, выяснив, что двух быков как корова языком слизнула, простите за каламбур. Побродив по оазису, я обнаружил их следы, ведущие к реке, и сделал вывод, что бычков можно уже не искать. Крокодилы, сэр… Затем внезапно вспомнил еще об одной африканской напасти, и в панике принялся искать злогребучую муху цеце. А что? Страшно ведь. Но, к счастью, не нашел – вернее нашел, но мух было столько, что определить, кто из них «цеца», а кто нет, я решительно не смог. А вообще, я даже не знаю, как она выглядит. На этом и успокоился. Потом вспомнил о змеях и, безуспешно поискав их, угомонился окончательно.

Поплескал себе водичкой в лицо, глянул в зеркальце и решительно достал опасную бритву. Авось не зарежусь…

К удивлению, эксперимент прошел достаточно благополучно, и, сразу посвежев и повеселев, я раскурил одну из трофейных сигар. Достал трофейную же карту и погрузился в изучение обстановки.

Итак… мы уже в Оранжевой Республике – это означает, что в тылу. Насколько я помню, боевые действия на территорию буров еще не перенеслись. Да, не надо удивляться: безбашенные потомки голландских переселенцев, армия которых, по слухам, едва ли насчитывала полсотни тысяч, а в реальности – вдвое меньше, первыми объявили войну самой могучей империи этого времени. Не только объявили, но и первыми вторглись в Капскую колонию и Наталь. Причем сразу загнали гордых бриттов за облака. Но это только по первому времени, дальше события развивались вполне прогнозируемо. Англы нагнали туеву хучу войск, сделали правильные выводы из первых поражений и нахлобучили бурам по первое число, в итоге захватив все их территории. Конечно, все прошло очень не гладко: буры, перейдя к партизанской войне, портили жизнь империи аж до 1902 года, в итоге вынудив подписать вполне почетный для себя мир. Де-юре Оранжевая Республика и Трансвааль становились колониями Британии, а де-факто англы даже выплатили нехилую контрибуцию побежденным бурам за причиненный ущерб.

Так вот, я оказался здесь как раз в тот момент, когда наметился кардинальный перелом в войне. Генерал Питер Кронье еще мужественно сидит в окружении под Кимберли, но через пару-тройку дней капитулирует. Вот с этого самого момента война для буров покатится под откос.

Сразу же напрашивается вопрос: а какая твоя, Михаил Александрович, роль в данных событиях и как ты собрался выживать? Попробуем пофантазировать…

Итак, вспоминаем похождения бравых попаданцев и, вооружившись своими гениальными знаниями в области химии, физики, тактики, стратегии, производстве и оружейном деле, приступаем к работе. В результате очень скоро наглов летят бомбить армады дирижаблей и бомбардировщиков, слепленных их подручных материалов. Танки с командирской башенкой и бронетранспортеры на паровом ходу бодро давят драпающих шотландских стрелков, а добродушные буры, вооруженные гранатометами, ручными пулеметами и гранатами из консервных банок, после продолжительной артподготовки самодельными реактивными системами залпового огня, победно гонят супостата, вплоть до Лондона.

– Ух-ты, мля… – Я затянулся восхитительной сигарой и подивился своей бурной фантазии.

Ладно, помечтали – и хватит. Теперь немного реальности. У меня нет вышеупомянутых гениальных знаний, от слова совсем. Гранату из консервной банки я, конечно, сделаю, мину тоже, но не более того. Я умею лишь воевать, причем воевать лично, но никак не командовать крупным соединением. К тому же мои военные навыки и умения весьма специфичны. Так что мечта о командирской башенке на танке так и останется мечтой, тем более что танков этих еще нет – не придумали.

Дальше… У Трансвааля и Оранжевой Республики нет производственной базы. Совсем! Абсолютно все, вплоть до иголок, они закупают у соседей, а точнее – у тех же бриттов и дойчей. Выхода к морю у них тоже нет, а железные дороги, по которым они снабжаются, перекрыть так же легко, как раздавить муравья. Но и это не все – буры не умеют и не хотят воевать. Парадокс? Нет, не парадокс. Да – они очень метко стреляют, да – они умеют маскироваться и устраивать засады, да – они мужественны и стойки и вооружены не хуже британцев, но воевать все-таки не умеют и даже не хотят учиться. Это против их сущности. Почему? Скажу кратко. Бур сам себе командир и подчиняться кому-либо априори не способен. В коллективе воевать тоже не хочет, в силу своей яркой индивидуальности. Короче: хочу – воюю, хочу – не воюю, а могу и вообще в плен сдаться. Кстати, буры сами себе выбирают командиров, а пленных с извинениями сразу отпускают домой. По крайней мере, в начале войны так было. Джентльмены, етить. Короче, буры, едва начав войну, сразу же ее проиграли. Но оговорюсь, сведения я почерпнул из свидетельств европейских очевидцев того времени, так что на истину не претендую, а живых буров пока и в глаза не видел.

Я, конечно, довольно хорошо знаю о ходе войны: даже имена командиров и даты сражений помню, но как применить эти знания – пока не знаю. Да и не послушают они меня: своих отцов-командиров запросто игнорируют, куда уж мне?.. И опять же, как ни крути, британцы все равно сделают бурам карачун, по совокупности многих причин.

Ладно: план, конечно, у меня есть, но весьма призрачный. Все будет зависеть от того, как я легализую собственную персону.

Итак, я знаю английский и немецкий языки: конечно, на разговорном уровне, но все же… Выгляжу нормально – то есть из толпы европейских добровольцев вроде не должен выделяться. Документов у меня нет, но это легко списать на какой-нибудь приличествующий случай. В плюсе – героическая оборона любезной Лизаветы Георгиевны и горстка уничтоженных уланов, так что должны поверить, к тому же с добровольцами сейчас совершеннейшая неразбериха, а до фотографий в паспортах еще не додумались.

Каковы мои следующие действия? Первоначально – добраться до своих, точнее, до подполковника Максимова, который вроде бы руководит русскими волонтерами. Или до любого офицера, прикомандированного российским Генштабом к бурским войскам в качестве военного наблюдателя. А затем… а затем видно будет. Загадывать не хочу, к тому же не исключаю, что меня унесет обратно. А что? Вполне допускаю. Верните меня, пожалуйста!!! Ну что вам стоит?..

Стоп! Мои-то планы известны, но в фургоне дрыхнет без задних ног прелестная Лизочка. А что у нее на уме, мне как-то совсем неизвестно – не удосужился вчера узнать.

Кофейник уже весело булькал на костре, так что для побудки появился весомый повод. Исключительно по собственной доброте соорудил горку бутербродов из подручных продуктов, начистил апельсинов и потащил все это великолепие в фургон.

Поводил кружкой перед очаровательным личиком и скомандовал:

– Подъем, Лизхен, нас ждут великие дела.

– Мм… кофе… – промурлыкала девушка и сладко потянулась. – Мишель, вы просто прелесть…

– Да, я такой… – погордился я собой. – Вставайте, Лизхен, завтракайте, и будем собираться.

– Куда? – подозрительно спросила девушка.

– А куда вы вообще собирались?

– Везла раненых в госпиталь… – Лиза нахмурилась, – но теперь…

– Что теперь?

– Теперь я не хочу в госпиталь… – угрюмо буркнула девушка и отвернулась.

– Почему это, спрашивается? Вы же врач?

– А меня там никто не ждет… – протянула плаксиво Лиза.

– Что за тайны мадридского двора? А ну рассказывайте…

После настойчивых уговоров милейший врач Елизавета Григорьевна Чичагова поведала мне страшную историю. Оказывается, первоначально ее приписали к русско-голландскому санитарному отряду и поручили попечительству некого Карла Густавовича фон Ранненкампфа. Где она успешно и обреталась, даже ассистируя при операциях и пользуясь всеобщей любовью и уважением. А потом… ну а потом произошла амурная история. Лизавета влюбилась… или вернее – вообразила себе, что влюбилась, в одного молоденького русского студента-медика, который об этом даже и не догадывался. Антоша, так его звали, отправился вместе с бурами воевать Капскую колонию, а Лизавета попыталась отпроситься у начальства, для того чтобы проследовать вместе с ним. Декабристка, етить… Но, как вы догадываетесь, ей никто не разрешил. Даже пригрозили отправить с первым пароходом в Россию – это если она не отстанет. Упорства и сумасбродства Лизавете было не занимать, и она недолго думая самовольно сбежала, прихватив вещички, форму и санитарную сумку. А теперь…

– Карл Густавович меня домой отправи‑и-ит…

– И правильно сделает, – утешил я девушку, – чтобы в дальнейшем неповадно было.

– А я не хочу‑у‑у…

– А кто хочет? Что же вы, Лизхен, все бегаете?

– И ничего я не бегаю…

– Из Франции самовольно сбежала?

– Нет… да…

– Из госпиталя сбежала?

Лиза промолчала, очень ненатурально всхлипнула, а потом вкрадчиво поинтересовалась:

– А можно я с вами побуду, Михаил Александрович?

– В смысле, Елизавета Георгиевна?

– Вот вы куда собираетесь?

– К людям.

– Вот и я с вами.

Я сделал вид, что поглощен тяжкими раздумьями, а потом неохотно согласился:

– Ладно, Лизхен, так уж и быть. Но требую беспрекословного послушания, а иначе…

– Так точно, ваше благородие! – Лиза довольно улыбнулась и взяла под козырек.

– К пустой голове руку не прикладывают; а сейчас – завтракайте и собирайтесь. И пожалуйста, смените этот ваш балахон на гражданскую одежду… – Я развернулся и пошел собирать скот, твердо решив завезти девчонку в тот самый госпиталь, куда она так не хочет. И уговорить главврача, чтобы сильно ее не ругал. Девушка она хорошая, местами вообще замечательная, даже нравится мне, но с собой ее таскать не хочу и не буду. Такой обузы мне на шею еще не хватало… А вообще – посмотрим, у самого́ особого желания воевать нет, навоевался уже, да и вроде как не моя это война…

Матюгаясь, запряг быков, а коняшек просто увязал цугом за повозкой. Каракового жеребца и симпатичную белую кобылку сразу оседлал – а вдруг придется быстро уходить от погони?.. Потом занялся собой. Закончив, глянул в котел с водой…

Ух, молодец! Настоящий доброволец. Бравый детина славянской наружности в образе «милитари». На головушке фетровая широкополая шляпа, с загнутым с одной стороны полем. Защитного цвета френч с накладными карманами. Под ним оливковая блуза и шейный платок, а поверх его еще и шемах. Образ завершали высокие кавалерийские сапоги с голенищами-бутылками и бриджи с неширокими галифе, усиленные в нужных местах мягкой и прочной кожей. Как там у Хаггарда его путешественника по Африке звали? Не помню, но я сейчас – вылитый он.

Полностью удовлетворился своим видом, затем принялся подгонять и собирать снаряжение. Маузер в деревянной кобуре через плечо, на пояс нож, флягу и пару подсумков с патронами к винчестеру. Экипироваться решил пока им – достаточно легкий винтарь, да и патронов к нему хватает. Так, что еще? Планшет с картой и еще один патронташ через грудь. Всю остальную снарягу – в седельные сумки. Туда же – еще пару фляг и немного провизии. Дробан – в седельную кобуру. Ну вот вроде и все? Нет, не все, Лизкину кобылку надо экипировать подобным образом и приготовить поклажу для заводных лошадок. Зараза, еще с места не тронулись, а уже устал как собака.

– Я готова! – Из фургона горделиво выплыла Елизавета и, очевидно ожидая публичного проявления восхищения, застыла в весьма эффектной позе. Ручка в бок, ножка немного на отлете, личико просто светится осознанием собственной элегантности. Ох уж мне эти женщины – право дело, не вижу никаких различий между дамочками двадцать первого столетия и нынешними мадамами. Время идет, а сущность совершенно не меняется. Хотя признаю, выглядит Лизхен сногсшибательно.

Небольшая шляпка с черными кудрявыми перышками, коротенькая курточка, отделанная бахромой, длинная юбка-брюки и замшевые сапожки на невысоких каблучках. На широком поясе – кобура тисненой кожи с маленьким револьверчиком и охотничий нож. Ну и дамская сумочка, стилизованная под охотничий ягдташ, куда без нее. Да, вуалетку на шляпке забыл. Словом, хороша чертовка. Неожиданно поймал себя на мысли: если вдруг, каким-то чудом, меня занесет обратно в двадцать первый век, то я совсем не против забрать ее с собой…

– Что, плохо? – сморщила носик Лиза, так и не дождавшись бурных рукоплесканий.

– Нормально… – Я подошел, накрутил ей на шею свой шемах и поинтересовался: – Где ваша винтовка и патроны к ней?

– Там… – затянутый в изящную перчатку пальчик указал на фургон. – А зачем?

– Вы на войне или как? – Я застегнул на ней патронташ, повесил на плечо карабин и, не удержавшись, добавил на пояс флягу. – Итак, оружие держать всегда под рукой, быть готовой по команде стрелять на поражение. Вот вам еще бинокль – назначаетесь впередсмотрящей. Понятно?

– Понятно… – уныло согласилась Лиза. – А если?..

– Отставить. Не слышу!

– Так точно… – совсем разуверилась в своих женских чарах молодая лекарша и вдруг в сердцах выпалила: – Ну скажите мне комплимент! Жалко, что ли?..

– Вы просто очаровательны Лизхен. А теперь – марш в фургон!

Проконтролировать приказ я не смог, так как за спиной раздался шорох сухой травы. Развернулся, выхватывая маузер, и увидел загорелого дочерна, бородатого здоровяка в шляпе, очень похожей на мою, только неимоверно потрепанной. Мужик мирно лыбился, винтовка висела у него за плечом, а в руках он держал повод могучего вороного коня. За ним застыли три чернокожих оборванца, до предела нагруженные поклажей, а четвертый держал над мужичком зонтик от солнца.

Ну ни хрена себе картинка угнетателей и угнетаемых… Вот и буры пожаловали…

Бородач вежливо кивнул мне и что-то неразборчиво пробасил. Я попробовал перевести и понял, что фраза неожиданно нецензурная – что-то вроде: «член тебе в дых»… Это как понимать, образина ты бородатая?!

От конфуза спасла Лизавета. Девушка мило пожелала здоровяку того же и жестом пригласила к нашему бивуаку.

– Что он сказал-то? – шепнул я ей. – Если обругал, так и скажи. Я ему…

– Добрый день… – прыснула дева. – Он сказал: добрый день. Это на африкаанс. Михаил Александрович, и будет невежливо, если мы его кофием не напоим. Обычаи такие местные. Да и потом, совсем не мешает новости узнать.

– Не мешает, – охотно согласился я. – Это дело нужное.

Мы чинно расселись вокруг костерка, на который Лизавета немедленно пристроила кофейник. Пристроила и скромно примостилась рядом со мной. Да еще ручки на коленках сложила – словно примерная школьница.

Затем по очереди представились друг другу, вследствие чего я узнал, что имею дело с Яаппом ван Груде, фермером из окрестностей Блумфонтейна. И всё. На этом у африканера закончился лимит слов, он извлек длинную трубку, набил ее и окутался тучкой ядреного табачного дыма.

Я недолго подумал и тоже раскурил сигару. Лизавета страдальчески морщилась, но отодвигаться от меня не собиралась. Чернокожие сбились кучкой в сторонке и с опаской на нас посматривали. Я, по инерции, совсем было собрался пригласить их к костру, но потом живенько прогнал эту мысль к чертям собачьим. Не поймут… и кажется, правильно сделают. Время такое – ни хрена не толерантное.

Забулькал кофейник; Лизочка, изображая гостеприимную хозяйку, разлила по кружкам кофе. Бур немедленно оживился, пробормотал какую-то молитву, перекрестился и шумно хлебнул огненной крепчайшей жижи.

Я краем глаза следил за Лизхен – девчонка уже успела пообтесаться здесь. Дева тоже перекрестилась и демонстративно прочитала молитву. Пришлось повторять… и, кажется, не зря: африканер довольно кивнул, узрев наше представление. М‑да… буры они… как бы это сказать? Упоротые кальвинисты, вплоть до полного фанатизма, но, как ни странно, – очень веротерпимые. Конечно, не ко всем религиям, но христиан разных конфессий очень даже жалуют, а любую показательно-образцовую набожность принимают как должное.

Докурив, африканер громогласно прокашлялся, выбил и спрятал трубку, а потом на достаточно правильном немецком языке поинтересовался:

– Как ваши дела, минхер Михаэль?

– Хвала Господу нашему, неплохо, – и я не преминул еще раз перекреститься. – А как ваши, минхер Яапп? Здоров ли скот? Родит ли земля?

– Хвала Господу, все хорошо… – Бур удовлетворенно покивал головой. – Намедни дочка благополучно разрешилась мальчиком. Окрестили Питером.

– Хорошее, богоугодное имя… – несанкционированно влезла в разговор Лизавета. – Нашего царя так звали.

Африканер мазнул по ней взглядом, нейтрально вежливо кивнул и, начисто игнорируя девицу, поинтересовался у меня:

– Куда вы следуете, минхер Михаэль?

– В Блумфонтейн, минхер Яапп… – не стал я скрывать цель нашего путешествия; но про историю с ранеными умолчал – мало ли как он среагирует?

Минхер ван Груде обрадованно крякнул, потом устыдился своей невоздержанности и предложил:

– Не будете ли вы возражать, если я составлю вам компанию? Я следую домой в желании успеть на крестины внука.

Меня так и подмывало спросить у него, откуда он следует, но не стал – и так было все ясно – из-под Кимберли или Пардеберга. Счел бородач, что надо сгонять на крестины – так и сделал. А война подождет. М‑дя… ох и вояки… Ладно, пусть с нами едет, не жалко. Может, наконец разродится какой-нибудь интересной информацией.

– Минхер Яапп, буду очень рад… – я не договорил, так как в просвете пальм увидел небольшую, сильно растянувшуюся процессию.

И это были…

Глава 4

Оранжевая Республика, река Утгер

18 февраля 1900 года. 13:00

К оазису приближался небольшой пеший отряд, состоящий из пары десятков человек и пяти раненых, которых несли на самодельных носилках. Вру, больше раненых, шестого запросто нес на закорках здоровенный мужичок. Или не раненый? И это явно не бритты – никакого подобия формы на них я так и не разглядел, да и вооружены эти товарищи очень разнообразно, причем некоторые вообще без оружия. Да и выправки никакой. Ближайшая аналогия – фраза моего бывшего ротного: «Сброд блатных и шайка нищих». Следовательно, особых сомнений не возникло: если не бритты – то тогда буры. Но дело в том, что эти люди и на буров особо не похожи. Кто тогда? М‑да… быстренько события развиваются; кажется, на ловца и сам зверь бежит – казацкий бешмет я ни с чем не перепутаю. Но откуда, на хрен, здесь казара? Ладно, посмотрим…

– Елизавета Георгиевна, готовьте свое медицинское хозяйство, оно может очень скоро понадобиться, – предупредил я девушку, потом обратился к африканеру: – Минхер Яапп, прошу извинить меня, но, кажется, наше отбытие откладывается.

Африканер с каменной мордой бесстрастно кивнул, а Лизавета, разглядев потенциальные объекты для применения своих медицинских знаний, мухой метнулась в фургон. Живенько так, можно сказать даже – с радостью. А я просто открыл крышку кобуры своего маузера. На всякий случай…

Измученные люди, особенно не обращая внимания на нас, с ходу падали на траву, побросав как попало винтовки, и хватались за фляги. Раненых сложили в рядочек, словно трупы, а последнего, шестого, здоровяк прислонил к пальме, что-то заботливо приговаривая. На русском языке.

Я хотел подойти к нему, но обратил внимание на молодого парня в студенческой тужурке и фуражке. Худенького такого, похожего на нахохлившегося воробушка. Студент производил со своей винтовкой некие странные экзерциции, явно не зная, куда ее приткнуть…

– Ты что творишь, мать твою!!! – рявкнул я по инерции, но не успел – бабахнул выстрел, и пуля смачно влепилась в башку одного из чернокожих, с любопытством рассматривающих прибывших.

С досадой крякнул африканер, в момент лишившийся своего имущества, затем наступила мертвенная тишина. За негра можно было уже не беспокоиться – студентик пальнул из могучей однозарядки Мартини-Генри, и ее тяжелая безоболочечная свинцовая пуля запросто разнесла черную патлатую голову – как перезревшую тыкву.

Не сдержался я. Нет, ну это вообще полный… короче, разброд и шатание! Так и до нигилизма недалеко… В три шага приблизился к студенту и, выдрав у него из рук винтовку, аккуратно тюкнул ошарашенного паренька прикладом по голове.

– Кто, мать вашу, здесь старший?! – Моему реву запросто мог позавидовать средних размеров бегемот. – Живо ко мне с докладом!!! Остальным – строиться в одну шеренгу. Выполнять, мать вашу, ослы беременные!!!

А затем, расслышав немецкий говор, все повторил на языке Гете, заменив отечественные словосочетания определенного толка на соответствующие – из германского народного фольклора. Кстати, получилось тоже очень неплохо.

На несколько секунд в оазисе воцарилась могильная тишина, слышался только злой мат на тарабарском бурском языке. Я даже подумал, что в меня сейчас пальнут, но к счастью, обошлось. Народец наконец подорвался с места и, бестолково суетясь, построился в кривую шеренгу. Первыми пример подали дойчи – они даже по ранжиру стали. Детина в казачьем бешмете даже и не подумал присоединяться к строю. А несчастный студентик так и остался лежать на травушке…

– Елизавета Георгиевна, посмотрите, что с ним… – попросил я Лизоньку, уже напялившую свой санитарный балахончик, сделал шаг к строю и строго так, внушительно рявкнул: – Старший отряда, ко мне!

Робкие переглядывания, приглушенный шепот, толкания локтями – я уже подумал, что командира не обнаружится совсем, но опять же первыми сориентировались германцы. Плотный, сравнительно бравый мужичок, с усами а‑ля кайзер Вильгельм, сорвался с места, бодренько подбежал и, пожирая меня глазами, вытянулся во фрунт:

– Адольф Шнитке, ефрейтор в отставке восемьдесят девятого гренадерского полка тридцать четвертой Мекленбургской пехотной бригады. На данный момент старший сводной группы германских добровольцев. В строю восемь бойцов, двое раненых.

Я, заложив руки за спину, покачался на носках сапог, помедлил мгновение, рассматривая в упор ефрейтора, и сухо процедил:

– Капитан Майкл Игл. Следую для координации действий добровольческих подразделений. Хвалю за службу, ефрейтор Шнитке.

Нет, ну не буду же я ему представляться мичманцом… несолидно как-то. Капитаном – в самый раз, а потом… как-нибудь разгребусь. Опять же, Орлов – фамилия приметная, особенно среди соотечественников, а Игл – в самый раз, с намеком на секретный псевдоним: фамилия «Игл» значит «Орлов» на аглицком. Доведу несчастных до людей, а дальше скажем друг другу «до свидания». Я как-то не намерен воевать. Стоп, еще один командир нарисовался…

– Пьер Ла Марш, – маленький, отчаянно усатый француз даже каблуками щелкнул. – Солдат первого класса в отставке. Старшина отдельного… – коротышка специально выделил это слово, злобно зыркнув на дойча, – отряда французских добровольцев. В строю восемь человек, трое раненых.

– Капитан Майкл Игл. Следую для координации действий добровольческих подразделений. Хвалю за службу, солдат первого класса Ла Марш. – Я, в связи с полным отсутствием знаний французского языка, говорил на немецком, который, судя по всему, француз понимал, а затем обратился к ним обоим: – Немедленно организовать боевое охранение в составе двух пар, по одной от каждого отряда. Затем ко мне на доклад. Выполнять!

Вот даже не знаю, что на них подействовало, но мужички умчались чуть ли не вприпрыжку. Я окинул взглядом сразу оживший оазис и довольно улыбнулся. Я их еще научу службу служить. Развели бардак, понимаешь… Стоп-стоп… надо же как-то с буром дела уладить…

– Минхер Яапп, я сожалею…

Бур меня не захотел понять и выдал еще серию ругательств, яростно размахивая руками и порываясь подступиться к студенту. Безвинно павшего ниггера уже тащили в сторонку остальные чернокожие. М‑да… как-то неловко получилось, но не отдавать же ему студента – соотечественник вроде…

Немного поломав голову, я взял минхера Яаппа за рукав и подвел к фургону, где вручил ему одну из трофейных однозарядок «Мартини-Генри» и горсть патронов к ней. Бур призадумался, энергично-отрицательно замотал головой и показал рукой на вторую винтовку.

– Минхер Яапп, это хорошая цена, ваш чернокожий и этой винтовки не стоил… – попробовал я его облагоразумить.

– Две! – на пальцах показал бур. – Он был очень хороший работник. Так что две, и точка.

– Ну и черт с тобой… – буркнул я ему по-русски и вручил самый потертый винтарь. Патронов не дал совсем.

Бур удовлетворенно кивнул и сразу же стал собираться. Ну что же, я его в чем-то понимаю. От этой орды чего хочешь можно ожидать, могут и остальных рабов пристрелить.

Тем временем к нашему фургону уже перетащили раненых, а Лизхен даже кого-то начала тиранить – из повозки доносились заливистые вопли. Детина казачьего звания оттащил студентика в тенек и сейчас пристраивал ему мокрую тряпку на ушибленную головушку.

– Здравствуй, козаче.

– Я не казак, вашблагородье… – угрюмо буркнул мужик в ответ и уставился на меня исподлобья.

Очень интересно… а кто же ты тогда? Добродушное, совсем молодое русское лицо с небольшой курчавой бородкой, настоящий богатырь – выше меня чуть ли не на голову, потертый нестроевой бешмет, мягкие сапожки и кавказский длинный кинжал на поясе. Винтовку не бросил – «бурский маузер» аккуратно к пальме пристроен. Там же и сабля лежит – британская, точно такая же, как и те, что у меня в фургоне. И не казак? Надо бы познакомиться поближе…

– Ты это… про благородие забудь – не люблю. Михаилом Александровичем меня кличут.

– Степан Наумыч, значица, Мишустовы мы… – нехотя ответил парень, немного подумал и начисто проигнорировал мою протянутую руку.

– Каким ветром тебя, Степан Наумович, сюда занесло? – Я присел и показал ему на валун рядышком. – Ты садись, дружище, в ногах правды нет.

– Каким ветром, гришь? – Парень исподлобья на меня глянул и почти враждебно ответил: – А вам оно надо, вашбродие?

М‑да… очень дружелюбно. А с другой стороны, казаки и есть народец резковатый, палец в рот не клади. Ну да ладно, дорог на свете много, как-нибудь разойдемся. А не разойдемся – так не обессудь.

– Твое дело, парень… – Я встал и собрался уходить. – Ты мне только вот что скажи: ты с нами или нет?

Казак на секунду задумался и нехотя процедил:

– Да с вами я… С вами. Тока…

– Я его убил? – вдруг раздался надрывный страдальческий голос. Молодой студентик пришел в себя и теперь с ужасом смотрел на свои руки, как будто хотел разглядеть на них потеки крови. И главное – он тоже говорил по-русски.

– А как жа, – успокоил его Степан и нахлобучил ему тряпку на голову, – канешно убил, прям в лоб влепил. Ерой…

Паренек в ужасе ахнул и опять потерял сознание. К счастью, к нам промаршировала Лизхен, уже обзаведшаяся двумя добровольными помощниками, окинула меня гневным взглядом и скомандовала тащить студента в фургон.

Я помедлил немного – так и подмывало поставить казачка на место – но потом решил не усугублять. Мало ли что, без причины так себя не ведут. Может, есть повод, а гордость рассказать не позволяет. Ладно, со временем все станет ясно…

Вернулись с докладом командиры отрядов, я выслушал их, затем скрепя сердце выдал винтовки и патроны безоружным, потом организовал горячее питание, опять же едва ли не ополовинив наши с Лизонькой припасы.

Я еще успел повздорить с Лизаветой – девчонка всерьез собралась мне выговаривать за то, что я ошарашил по башке Веничку… тьфу ты опять… то есть Вениамина Львовича Мезенцева – того самого неприспособленного студентика-химика. Даже странно – Лизхен совсем не вспоминала о том, что этот самый Веничка десяток минут назад угробил негритоса, которого сейчас бодренько дожирали гиены в саванне… Ну да ладно. Кстати, она оказалась действительно врачом и довольно умело обиходила раненых, выковыряв при этом массу осколков и пару пуль. Выглядела после этого, словно упыриха – вся в кровище, но бодрость духа сохранила и сразу принялась за остальные болячки – сбитые ноги и прочие мозоли. Словом, молодец, Лизавета Георгиевна.

Я походя поймал Шнитке и расспросил, откуда взялся при отряде Степан. Оказалось, что он с самого начала был вместе со спутником, каким-то русским, с виду богатым. Отряд из добровольцев возглавлял отставной майор германской армии, но вследствие полной несогласованности взаимодействия с основными силами быстро был бриттами разбит, потеряв семьдесят процентов личного состава. Командира убило вмести с богатым русским одним снарядом. Каким-то чудом волонтерам удалось выбраться и даже отбиться от преследующей их британской кавалерии. Все это время Степан был с ними, причем воевал умело и расчетливо. Саблю он снял с убитого улана, вот только зачем она ему нужна, Шнитке наотрез отказывался понимать.

М‑да… больше загадок, чем ответов. Одно только ясно – он казак, но вот почему не признается? Да и ладно.

К вечеру, управившись со всеми делами, я наконец присел и под сигару потихоньку прихлебывал кофеек. Тяжелое это дело – командовать. Особенно гражданскими, штафирками. Ох и тяжелое… Лизавета успела привести себя в порядок, подсела и, сменив гнев на милость, отчаянно ко мне подлизывалась. Веничка отсиживался в фургоне и свирепо дулся на меня, за некое «варварское» отношение к нему. Так сам выразился, стервец малахольный…

Словом, дела потихоньку налаживались. Одно присутствие соотечественников нешуточно прибавляло бодрости духа, и я уже прикидывал, как свалить подальше из этой клятой Африки и сманить за собой всю компанию. Куда свалить? Конечно, в САСШ, а там… там я уже знаю, что делать.

Но тут… тут приперлись Ла Марш и Шнитке и заявили, что если я хочу возглавить отряд, то должен подтвердить им свою личность. Ни много ни мало. М‑да… все правильно: успели опомниться, и теперь самое время усомниться в личности непонятного капитана. До меня только сейчас стало доходить, что я личину не очень правильную выбрал. Майкл Игл может быть только англом – что вообще неприемлемо и в высшей степени подозрительно – или американцем, чьи воинские звания среди европейцев никак не котируются. Не успели еще заслужить. Ну и что мне делать? А вообще, наглость – второе счастье, вот из этого и будем исходить.

– А если я не хочу возглавлять ваш отряд?.. – как можно безразличнее буркнул им в ответ.

– Как?! – в один голос возмутились немец с французом. На их лицах читалось такое дикое недоумение, как будто я отказался командовать целой армией.

– А так. Все, что мог, я для вас уже сделал, но, к сожалению, у меня совершенно другие задачи. – Я с каменным лицом развел руками.

Оно мне надо? Документы для начала покажи, коих у меня нет от слова совсем, затем взвали себе на шею этих остолопов и делай из них солдат, что тоже весьма непросто. И главное, в этом случае придется воевать, чего я тоже совсем не хочу.

– Господин капитан!.. – экспрессивно воскликнул француз и обескураженно заткнулся – очевидно, не найдя, что сказать.

– Герр гауптман!.. – Немец тоже осекся и почему-то смущенно стал рассматривать мыски своих сапог.

А еще я заметил нехорошо прищурившиеся глаза Елизаветы Георгиевны. Ну как же: я, видите ли, отказался воевать за благое дело! Ох, похоже, и намучаюсь я с ней…

– Еще раз вам повторяю – у меня своя миссия. Могу вам сообщить лишь, что я американец. Более ничего.

– Но!.. – теперь первым начал возмущаться немец, но опять не успел ничего сказать. Примчался один из дозорных и с ужасом сообщил, что к оазису на рысях несется не менее эскадрона британских уланов.

Приехали…

Глава 5

Оранжевая Республика, река Утгер

18 февраля 1900 года. 18:00

– Ну что стоим, мать вашу; к бою!

Для того чтобы расставить по местам наличных бойцов и провести инструктаж, много времени не понадобилось, и через несколько минут я уже наблюдал британский кавалерийский отряд в бинокль.

Да – уланы, примерно десятка четыре, а точнее – тридцать пять. Но никак они не «несутся», а вполне себе трусят по направлению к оазису, примерно в километре. И совсем уж не эскадрон. Делов-то: один пулемет – и все, туши свет, сливай воду… Однако нет у нас пулемета. И не предвидится: редкость пока они, тем более – ручные. Даже приличных солдатиков нет… добровольцы, мать его ети. Два парикмахера есть и целый мясник, не говорю уже про студента-химика. Нет… забыл, есть два финна: грят, охотники. Но от этого как-то спокойнее не становится. Ну и?..

– Господа… – я обратился к Ла Маршу и Шнитке, – предупреждаю: если хоть одна сволочь выстрелит без команды, расстреляю лично! Не их, а вас расстреляю. Огонь только по моей команде, залпами, и будьте добры проследить, чтобы ваши люди разобрали цели между собой, а не палили в одних и тех же. Понятно? – Я проводил взглядом удаляющихся командиров и для порядка рыкнул вслед: – Ползком, мать вашу, ползком! Стоп!!!

Что еще? Степан залег неподалеку, невозмутимо гоняет во рту травинку, Лизхен спряталась под фургоном со своими подопечными и Веничкой, которого я приставил к лазарету от греха подальше. Остается только надеяться, что бритты до нас не доедут. В противном случае… даже загадывать не хочется. Зараза, вот же занесло болезного – то есть меня, в йопаные исторические дали!.. Хотя, если разобраться, надо еще спасибо сказать, что не в Средние века. Читал давеча одного писателя, так тот как раз излагал про такой случай. Ох и намытарился там главный герой, пока свое графство отвоевал!.. Млять, да чего ж так руки трясутся? Вроде не пацан, успел пороху понюхать…

Бритты никуда сворачивать не собирались – наоборот, следовали как раз к оазису. Я подозреваю, перлись они по следам добровольцев. Впрочем, тоже довольно бестолково, без передовых разъездов. Но это недолго они так расслабляться будут – буры живо вышколят.

Я поматерился мысленно, и когда кавалеристы приблизились на сотню метров, отдал команду «огонь», при этом сам выцелил их командира. Грянул нестройный залп, десяток уланов моментом вынесло из седел, с истошным ржанием грохнулись на землю несколько лошадей. К счастью, я попал – улан с султанчиком на шлеме завалился на шею своей лошадке. Кавалеристы смешались, пытаясь выйти из-под огня, что позволило нам сделать еще один залп, свалив с пяток человек, а потом они совершили логичную глупость – с места в галоп ринулись атаковать оазис с саблями наголо. По пути успев сделать по нам залп из своих карабинов. Ловко и слаженно, но… в белый свет как в копейку. Все ополченцы залегли, так что в них даже прицельно не очень-то попадешь.

Третий наш залп, а вернее – совсем нестройная пальба урона большого бриттам не принесли – снесло всего пару человек, причем одного застрелил я, а второго – кажется, Степка.

Очень рассчитывая, что добровольцы, по моему совету, не станут лезть под копыта и сабли, я бросил винтовку и выдрал из кобуры маузер. К счастью, уланы пронеслись стороной, и я вполне спокойно расстрелял обойму им в спины. Целился в лошадей, прости меня господи, ибо опыт стрельбы из такой дуры имел совсем ничтожный. Млять, это же сколько я уже угробил человек? Прямо жуть берет, а тут еще безвинные коняшки…

Дальше началась такая катавасия, что командовать было уже бесполезно. Густая пальба, рев, ругань, ржание лошадей и болезненные вопли. Уланам оказалось негде развернуться – мешали деревья и ограда из колючих кустов, половина лошадей грохнулась на землю, наткнувшись на натянутые между деревьями веревки, и теперь их спешенных всадников просто убивали всеми доступными методами – даже пытались бить прикладами. Впрочем, бритты тоже сдаваться не собирались и в меру своих сил рубили озверевших добровольцев саблями, палили из карабинов и револьверов. Но, к счастью, не особо результативно… вроде бы.

Находясь немного в сторонке, я методично и совсем безнаказанно палил, теперь уже из «веблея», и даже вполне попадал – в седлах осталось всего трое улан, но исход битвы решил Степан Наумыч. Никогда в жизни не видел казаков в деле – имеются в виду настоящие казаки, а не ряженые клоуны, но когда увидел – впечатлился на всю жизнь. Степка каким-то загадочным образом взлетел на лошадь, попутно выбив улана из седла, а потом зарубил своей трофейной саблей оставшихся двоих кавалеристов. Я даже не понял, как он это сделал, настолько быстро и ловко все случилось.

Однако последнюю точку поставил все-таки ваш покорный слуга. Один из улан, вылетев из седла, отполз на карачках в сторону и приметил… Угадайте, кого он приметил? Приметил Веничку, мать его за ногу, остолопа долбаного, за каким-то хреном выпершегося из-под фургона и застывшего соляным столбом при виде творившегося побоища. Приметил – и решил рубить идиота, ибо револьвер свой, к счастью, выронил. Пришлось спасать паршивца… Застрелил англа, конечно, но так как бритт находился уже в непосредственной близости от студента, все содержимое из британской башки, куда так удачно попала пуля, влепилось в морду Вениамину. Опять отправив оного в глубокий обморок. М‑да…

А дальше произошел некоторый парадокс – впрочем, вполне объяснимый. Еще несколько часов назад я наблюдал стадо полностью деморализованных, отчаявшихся людей, даже не помышлявших о каких-то там сражениях. И вот – они превратились в грозных берсеркеров, настоящих чудо-богатырей, свято уверовавших в свою силу. Французский неукротимый гонор и бесстрашие, тевтонский сумрачный гений и свирепость – все вылезло наружу. И к победе их привел – я! Я!!! Стоп-стоп… это я что-то увлекся…

Однако виктория, братцы!!!

Усмотрел некий беспредел в действиях ликовавших добровольцев – они ничтоже сумняшеся долбили пленных прикладами – и, пальнув в воздух, истошно заорал:

– Стоять, мать вашу! Пленных связать, раненых в лазарет, трупы обыскать и в кучу, трофеи собрать, коней привязать! Ла Марш, Шнитке! Приведите наконец к повиновению этих швайнехундов. Шнеллер, форвертс, рапиде, выполнять, мать вашу! Посты не забудьте выставить, идиоты!!!

Как ни странно, приказание мгновенно и без лишних вопросов принялись выполнять. Ну и, конечно, никто больше от меня документов не требовал. Даже наоборот, посматривали с тайным обожанием. Загадочная человеческая натура, однако. Ну и на хрена оно мне надо? Сам не знаю. Ладно, прибудем в Блумфонтейн – там все и решится. Пресекая бардак, назначил ответственных, поручил притащить к фургону все трофеи и отправился готовить кофе для Лизхен. Умаялась девчонка до предела, а еще сколько работы впереди – потрепали нас бритты здорово…

Увидев меня, Лизавета Георгиевна внезапно разрыдалась. Очень даже, скажу, натурально…

– Знаете, Мишель, как я испугалась… – Лиза всхлипнула и уткнулась мне в плечо, – очень, очень…

– Ну-ну, Лизхен… – я погладил девушку по голове, – не плачьте, вы на самом деле молодец. Вон сколько людей от смерти спасли. Вот, попейте кофейку, я для вас специально сварил…

– Все равно стра‑а-ашно… – Елизавета несколько раз демонстративно хныкнула и взяла кружку. – А когда он на меня с саблей кинулся, так вообще… Спасибо, Веничка на защиту бросился. И вам спасибо, а то бы улан и его срубил…

Я от изумления чуть не выругался. Вот оно как? Веничка бросился? Ах ты…

– Я бы его одной левой! – вдруг буркнул из-под фургона Вениамин, вытиравший свое личико от британских мозгов, и зло зыркнул на меня. – Да вот не дали…

Я хотел ему дать по ушам, но подбежал Адольф.

– Герр гауптман, по вашему приказанию отряд построен! – четко доложился Шнитке. Он принял командование над обоими национальными отрядами – Ла Марш схлопотал пулю в плечо и пока выбыл из строя. Но, к счастью, ненадолго: Лизхен говорит, ничего страшного – просто глубокая царапина.

В очередной раз спросил у себя, за каким хреном я влезаю в эту бодягу, в очередной раз не смог ответить; приказал Вене прихватить коробку с трофейными револьверами и, тихонечко матерясь, поплелся к строю.

Окинул волонтеров взглядом и еще раз убедился, что победа у нас случилась пиррова. В строю стояли всего десять волонтеров. Четырех человек – двух французов и столько же немцев, англы все-таки убили. Еще пять человек тяжело ранены – один из них, скорее всего, до утра не доживет, а остальные, тоже почти все, в разной степени порезанности. Но как бы там ни было, мы все-таки победили…

– Солдаты! – громко, но спокойно сказал я и направился вдоль строя. – Сегодня случился великий день. Великий, потому что сегодня родились на свет солдаты! Настоящие солдаты! Я не побоюсь этого слова! – Дошел до края шеренги и повернул назад. – Битва при Утгере уже вписана в историю этой войны. Но это не последняя наша битва: впереди много крови – крови, которую мы заберем у бриттов. А теперь, в ознаменование победы, я хочу вручить вам личное оружие! Которое вы заслужили своей храбростью. Отряд, смир‑р-рно!!!

Прошелся вдоль строя и каждому волонтеру пожал руку, а также вручил револьвер. Патетично? Да! Пафосно? Да! Но я видел глаза этих людей: глаза, полные восхищения собой и своим командиром. А это значит – я все сделал правильно. А еще, если получится, я каждому за свой счет именную надпись на рукоятку приделаю. Вот так. И Веничку не забыл – вручил дамскую облезлую пукалку, неизвестно как попавшую к уланам, да еще сломанную, кажется…

Затем, из вредности характера, поорал немного на личный состав – как говорится, указал на ошибки, приказал готовиться к утреннему маршу, пообещал спустить три шкуры с часовых – и отправился допрашивать пленных, которых у нас оказалось аж целых девять человек, и трое из них были довольно серьезно ранены. К счастью, не смертельно. Ранеными занималась Лиза, организовав со своими добровольными помощниками что-то вроде походно-полевого лазарета, а остальные сидели под деревиной, очень смахивающей на баобаб. Связанные, с расквашенными физиономиями, унылые и страшно перепуганные. Кстати, порадовали часовые, при виде меня четко взявшие винтовки на караул. Начинают службу понимать, начинают…

Я присел рядышком, молча поглядел на бриттов, явно не прибавив им мужества, и приказал караульному:

– Солдат, бери вот этого, с нашивками – и за мной.

Бритты совсем приуныли, вообразив, что их товарища тянут на казнь, в лучшем случае – на пытки. Но я как раз беспредельничать не собираюсь – и так на душе грехов хватает, да и нужды особой нет. Дело в том, что клиенту будет способней душу свою изливать вдали от товарищей. Опять же, ложный героизм и круговая порука очень способствуют общему урону организму пленных, а оно мне совсем не надо.

– Присаживайтесь… – и развязал немолодому британцу руки. – Я капитан Игл. Представьтесь.

– Уорент Джозеф Престон, сэр… – потирая запястья, сообщил англичанин. – Вторая кавалерийская бригада, двенадцатый уланский полк, сэр…

– Кто командир бригады? – Я в упор рассматривал бритта и никак не мог обнаружить в себе хотя бы капельку ненависти к этому немолодому мужчине.

Обычная серая косточка, выше уорента ему никогда не подняться. В чем-то даже симпатичен: глаза умные, взгляд открытый, особого страха не выказывает. Вот что мне с ними делать? Жратвы и так на сутки осталось, а медикаментов вообще кот наплакал.

– Подполковник Бродвуд, сэр…

Я приметил, что уорент колеблется, плеснул в колпачок от фляги немного рому и протянул ему:

– Держите, Престон, и не надо строить из себя героя. Мне от вас особо ничего не надо. И так все знаю. Впрочем…

– Спрашивайте, сэр… – Англичанин выпил ром и согласно кивнул головой. – Только я действительно почти ничего не знаю.

– Как вы оказались так далеко от Кимберли?

Оказалось, что уланов послали разыскивать пропавший разъезд, ранее отправленный на разведку. Да, тот самый, который ваш покорный слуга отправил в страну вечной охоты. Оказывается, у покойного Арчибальда Мак-Мерфи, чей маузер сейчас висел у меня через плечо, отец носил немалый чин в Генеральном штабе, вот командир полка и решил выслужиться. Уланы спокойно проскочили линию фронта, кстати, практически не существующую, затем обнаружили место побоища и пошли по следу за нашим фургоном. Ну а дальше… дальше вы все уже знаете.

Я его еще немного порасспрашивал, в основном сравнивая свои знания с реальностью. Думаю, современные историки многое отдали бы за такую возможность. Впрочем, откуда они здесь возьмутся, историки те, особенно современные?

Все оказалось примерно так, как я и представлял. Вплоть до воистину русского бардака и такой же несогласованности, царившей в британской армии. К примеру, почти все уланы оказались вооружены револьверами «веблей» армейской модели образца 1896 года, что немного противоречило моим данным: уланам вроде бы полагался только карабин – это, конечно, кроме офицеров. Но оказалось все просто: кое-кто из больших армейских чинов, имея паи в оружейных компаниях, пробил госзаказ и предпринял в общем-то хорошее начинание, даже успели несколько кавалерийских частей перевооружить, но потом, как водится, все похерилось из‑за отсутствия финансов и просто волокиты. Перевооружение отменили, даже начали назад изымать, но не успели – началась война. А положенные уланам пики они самостоятельно с собой не брали, так как это дреколье оказалось бесполезным – буры напрочь отказывались устраивать кавалерийские свалки.

Я еще немного поговорил с пленным и отправил его отдыхать. А остальных даже не стал допрашивать, так как ничего нового не ожидал от них услышать. А потом… потом опять пришлось спасать Вениамина… Да когда же этот день кончится, мать его ети!!!

В лагерь приперся медоед. Да, эта упертая, вздорная и свирепая животина, всем нам хорошо известная по множеству фильмов. Сначала зверюга рыскала в окрестностях, а потом, привлеченная запахом меда, которым вздумал закусывать Веничка, бесстрашно вторглась в лагерь и определила себе Вениамина как личного врага. Нет чтобы добровольно сдаться – так студент взял и пнул животину…

– А‑а‑а!!! – ревел Веня, дергая ногой с вцепившимся в штанину медоедом.

– А‑а‑а… Помогите, да помогите же ему!!! – Лизхен лупила палкой по животному, через раз попадая по самому Веничке.

– Да стой же, окоянный, тудыть твою ети!!! – Вокруг них метался Степан и целился в медоеда из револьвера, но никак не мог прицелиться, так как Веня, справедливо опасаясь урона своему здоровью, постоянно сбегал с линии прицела.

А все остальные тупо ржали, даже пленные…

Вот как это называется?

Хотел сначала вырубить студента, а потом уже расправиться со зверюгой, но потом просто взял жестянку с медом и бросил рядом с побоищем. Медоед мгновенно отцепился от врага, утробно урча, подхватил добычу и убрался вон. А я еще придержал Степана, хотевшего его застрелить. Пусть зверек валит отсюда, хватит на сегодня смертей. Опять же, не меня он потрепал, а клятого студента. Вот же позор какой: двое соотечественников – люди как люди, а третий… тьфу ты…

В общем, пока суд да дело, день подошел к концу. Проверил караулы, наскоро обмылся и отправился спать…

– Михаил Александрович, вы меня поохраняете? – застенчиво попросила Лиза, помахивая полотенцем. – Я помыться хочу.

– Я могу! – Высунул свою мордочку из‑за фургона Вениамин. Высунул – и, разглядев выражение моего лица, сразу спрятался.

А там его перехватил и утащил с собой Адольф Шнитке, которому я присвоил звание сержанта и отдал распоряжение драть студента в хвост и в гриву. Вообще очень пригодным оказался дойч – для сержанта лучше и не придумаешь. Живенький, как ртуть, педантично исполнительный и, главное, с командным голосом – ревет аки медведь, любо-дорого послушать. Но тоже себе на уме, явно не дурак. По взгляду видно.

– Конечно, Лизхен… – Я встал и поплелся сопровождать Лизавету.

– Мишель, я вами восхищаюсь… – щебетала девушка. Я ее не видел, так как сидел к ней спиной.

– Я вами тоже…

– Правда? На самом деле, я сегодня первый раз сама оперировала, – с гордостью сообщила Лиза. – Мне так страшно было…

– Мне тоже… – честно признался я.

– Вы, пожалуйста, не обижайте Веничку… – вдруг попросила она. – Он такой… такой…

– Какой?

– Беззащитный. Вот какой. Ой!.. – Лиза вдруг взвизгнула и завопила: – Ой, здесь, кажется, змея!!!

– Где? – Я обернулся и едва успел поймать девушку в объятия. – Спокойно; где она?

– Я, кажется, ошиблась… – застенчиво пробормотала Лизавета, закрыла глазки, прижалась ко мне и выпятила губки.

Я внимательно глянул на коварную врачиху и понял – это не более чем искусно разыгранный спектакль. Во-первых, она успела полностью одеться, во-вторых, испуг неубедительный. Ох уж и Лизавета… Вот поцеловал бы тебя, но не буду… из вредности. Как-нибудь потом…

– Вот и ладно… – Я осторожно отстранился и развернул ее по направлению к фургону. – Спокойной ночи, Елизавета Георгиевна. Ложитесь, завтра рано отправляемся. Опять же, вам к раненым, может, придется вставать.

– Вы… вы!.. – Лиза в ярости так и не договорила, кто я. А потом вдруг подскочила и, чмокнув меня в щеку, умчалась в фургон.

Я постоял немного и отправился к Степану, который, спокойно попыхивая трубочкой, при свете керосинового фонаря чистил винтовку.

– Выпьешь? – Я поболтал флягой. – Помянуть убиенных не мешало бы.

– Можно… – не смотря на меня, кивнул парень и ловко загнал затвор в винтовку, – отчего же не помянуть. Все под одним Богом ходим.

Молча, не чокаясь, хлебнули рому. Потом еще раз. Уже уходя спать, я обернулся и сказал:

– А ловок ты, казаче…

Степан мазнул по мне цепким взглядом и ответил, не став отказываться от казачьего звания:

– Ты тоже, вашбродь, умеешь…

Вот и поговорили…

Глава 6

Оранжевая Республика, притоки реки Утгер

19 февраля 1900 года. 05:00

С первыми лучами солнышка мы выдвинулись по направлению к Блумфонтейну. Тяжелораненые – в фургоне, которым правил Вениамин, остальные – на лошадях, доставшихся нам в наследство от улан. Хватило даже пленных рассадить: правда, по двое, но все же… Вообще, нам перепали очень впечатляющие трофеи. Древние однозарядки ополченцев перекочевали в фургон и теперь половина волонтеров была вооружена «бурскими маузерами», а остальные – очень неплохими кавалерийскими карабинами «Ли-Метфорд Мк1». Правда, палить из этих коротышек на дальние расстояния – занятие для клинических оптимистов, но, с другой стороны, моим солдатикам в самый раз – стрелки из них пока аховые.

Патронов к карабинам оказалось прилично – каждый улан в седельных сумках возил по сотне, да еще по шестьдесят – в патронташах-бандольеро. Конечно, все равно очень мало, но гораздо лучше, чем было раньше. Про револьверы и боезапас к ним я уже говорил. Но больше всего остался доволен тем, что волонтеры переобулись. Отличные ботинки из прочнейшей некрашеной кожи, с пристегивающимися крагами – век не сносишь. А для солдата хорошая обувка – это первое дело. Но не единственное. Форменку уланскую мы трогать не стали: порченная кровью, да и невместно – не поймут свои, но пробковые шлемы все же позаимствовали. Даже не ожидал, что они окажутся такими удобными и легкими. Помимо этого в мешках и седельных сумках нашлось немало полезного добра – плащ-палатки, бельишко, котелки, одеяла и другой не менее полезный в походе солдатский скарб. Так что теперь волонтеры более-менее экипированы. И пылают желанием нахлобучить бриттам по самое не хочу. Даже как-то странно: вроде бы какое дело французам и немцам до маленькой страны, сражающейся с громадной Британской империей? Ан нет, для волонтеров это не развлечение, а вполне такая идея. Но ничего, познакомлюсь получше – пойму что к чему.

А я? Я хочу сражаться с бриттами? М‑да… Как бы совсем не против, но все равно не оставляю мыслей свалить с этой войны – не моя она, и точка. Да и при всем своем желании я никак не смогу изменить ее ход. А сражаться, заранее зная, что проиграешь… нет, увольте. Соответственно, соглашаюсь командовать только до Блумфонтейна. А там посмотрим. А вообще, с командованием интересно получилось… как-то само по себе…

– Вениамин Львович, а скажите мне, голубчик, какого хрена вы на войну поперлись? – Я подъехал к фургону и решил начать знакомство с личным составом. А точнее, с Вениамином Львовичем Мезенцевым, студентом-химиком Петербургского университета – ныне волонтером-добровольцем. Хрено́вым, я вам скажу, волонтером.

– А оно вам надо, господин Майкл Игл? – нехотя буркнул паренек и тряхнул поводьями. – Поперся да и поперся.

Я подавил желание устроить нагоняй студенту и решил применить к нему свой педагогический талант. Если, конечно, получится: педагог из меня, как из бура – артист разговорного жанра. И вообще, не дело его гонять в хвост и гриву. Народ посматривает, может автоматически сделать бедолагу объектом насмешек. А он парень ершистый, возьмет да и пальнет в кого-нибудь сгоряча. А оно мне надо?

– Отнюдь, Вениамин Львович. Отнюдь… Сами посудите: мы с вами на войне, на которой, как говорится, всякое бывает. Вот придется мне с вами в бой идти, а я и не знаю, чего от вас ждать. Опять же мы с вами оба русские, значит, негоже друг друга сторониться. И я вам вообще-то два… нет – три раза жизнь спас. Так что потрудитесь рассказать. А я, в свою очередь и в меру мне дозволенного, тоже удовлетворю ваше любопытство. Договорились?

От такого серьезного и вполне уважительного тона Веня отмяк лицом и согласно кивнул головой.

– Сражаться поехал, – на лицо Вениамина набежало мечтательное выражение, – с мировым сатрапом!

– Сатрапом?

– А с кем же еще? – с удивлением переспросил Вениамин. – С палачом народов, Британской монархией.

– Монархий много, Вениамин Львович.

– Они – порочные язвы на теле народов! – убежденно заявил Веня и решительно рубанул рукой. – Придет время, и люди сбросят с себя оковы, отбросив предрассудки законов, и станут воистину свободными. Только свобода выбора…

– Анархия? – До меня наконец начал доходить смысл сказанного Вениамином. – Кропоткин. Бакунин, Первый интернационал…

– Петр Алексеевич – святой человек!!! – горячо воскликнул студент и осекся, поняв, что ляпнул лишнее.

– М‑да… Вениамин Львович. Под надзором были дома али вообще в ссылке? – Я попробовал угадать и не ошибся. Ох уж эти студенты… Очень благодатная почва для брожения умов. Особенно при таком либеральном к ним отношении со стороны соответствующих органов Российской империи. Да-да, либеральном, не побоюсь этого слова. Их сажали только тогда, когда уже не было другого выхода. А так в основном ограничивались надзором или ссылкой. И то не всегда. В рудники стервецов, на хлеб и воду…

– Под надзором… – совсем стушевался Вениамин. – А как вы догадались?

– Догадался уж. Ничего ужасного хоть не успели натворить?

– Не успел… – не очень уверенно ответил Веня и шмыгнул носом. – Вовремя сбежал…

– Вы же будущий химик, так ведь? Проведем аналогию… – Я говорил и видел, что Веничка начинает беспокойно ерзать по облучку. – Значит, бомбист? Адские машины готовили, да, батенька? Али не успели?

Выяснилось, что не успел. Студиозусы организовали свое тайное анархистское общество и планировали грохнуть генерал-губернатора Петербурга. Вернее, не грохнуть, а попросту отравить газом. Ну и спалились, конечно, ввиду общей расхлябанности. Но так как дальше планов и глупой болтовни дело не пошло и вследствие того, что у юных балбесов-отравителей оказались влиятельные родители, все закончилось парой месяцев в кутузке и надзором. Но Веня, проникшись идеями, решил не останавливаться и сбежал в Африку, подломив родительский сейф с деньгами. Вернее, попросту прожег его какой-то адской смесью. В чем сейчас и раскаивается горячо… М‑да… Хотя… а почему бы и нет?..

– Вениамин Львович, а вы сможете разделить нефть на фракции?

Веня даже не стал мне отвечать, пренебрежительно отмахнувшись рукой.

– А вы представляете, что получится, если в легкие фракции добавить каучук или пальмитиновую кислоту?

– Что получится?.. – буркнул сам себе Вениамин. – А получится… – и вдруг лицо его просияло…

– Подумайте над этим, а позже мы поговорим про хлорпикрин… – Я поспешил прекратить разговор, так как увидел, что к нам несется на своей кобылке Лизавета Георгиевна.

– Мишель! – радостно воскликнула девушка, не замечая скривившегося лица Вени. – Хочу охотиться!

– Куда?.. – Мне как раз вспомнилась конструкция простейшей противопехотной мины с терочным запалом и потому не сразу понял, чего от меня хочет Елизавета.

– Охотиться! – повторила Лиза и, как будто ей уже отказали, состроила обиженную рожицу.

– На кого?

– Да на кого угодно, – обидчиво буркнула девушка, не разглядев у меня на лице особого энтузиазма. – Раненым свежий бульон очень полезен. Я вот сама сейчас…

– Я вам дам – «сама»… Только вздумайте… – грозно предупредил я Лизу и осмотрелся.

Личный состав мерно трусит на лошадках, пленные под надежным присмотром, Степан где-то впереди – самовольно изображает из себя передовой разъезд; Шнитке на месте, Веня тоже сравнительно изолирован. До обитаемых мест еще не меньше суток пути, а вокруг сплошная саванна. Зверье присутствует почти в изобилии…

– А раненых вы обиходили, Елизавета Георгиевна? – поинтересовался я для проформы.

– Следующая перевязка вечером, перевязочный материал подготовлен… – отбарабанила Лиза и застыла в ожидании.

Я молча полюбовался девушкой… Нет, все же ошеломительно хороша Лизавета. Посадка гордая, лошадкой управляет умело, милое личико просто горит азартом, перышки на шляпке развеваются…

– Что?.. – Лиза заметила мой взгляд и неожиданно возмутилась: – Где я вам дамское седло возьму? И вообще, это пережиток. Не занимайтесь самодурством, Мишель…

– Не Мишель, любезная Елизавета Георгиевна, а господин капитан! – Я не смог удержаться, чтобы не приструнить строптивую девчонку. – Марш за своим карабином и патронташ не забудьте.

Ладно, я и сам не против подстрелить какую-нибудь животину – с продуктами у нас не просто плохо, а вообще ужасно. Надо будет предупредить Адольфа и…

– Ура!!! – Лиза, склонившись с седла, вырвала из рук Вени свою винтовку и пришпорила кобылку. Вот же стрекоза…

Для охоты, на самом деле, особо далеко отправляться надобности вовсе не было. То и дело на расстоянии прямого выстрела проскакивали небольшие копытные. Но Лиза рванула к каменистому холму, примерно в паре километров от нас. Пришлось не отставать – ну не кричать же ей вслед? Да и вообще, наездник из меня пока не самый лучший. Так что догнал уже у самой возвышенности…

– Мишель, вы меня научите стрелять? – лукаво спросила девушка, привязала свою кобылку и, поддернув юбку, ловко полезла наверх.

– Мы на охоту собрались, а не на стрельбище… – буркнул я ей вслед. – А карабин ваш кто тащить будет?

– Ой, я забыла…

М‑да…

Уже на вершине Лиза выпросила у меня бинокль и долго рассматривала буш, порой восторженно охая. Чему там охать? Буш как буш – стелется по холмам выгоревшая трава, тут и там редкие рощицы и сплошные заросли кустарника. Ну, величественно, конечно. Может, и я бы полюбовался, но голова совершенно другим забита. Черт, это же надо было забыть ингредиенты для нажимного терочного взрывателя? Бертолетова соль, толченое стекло… Стоп…

Я неожиданно приметил, метрах в пятидесяти от нас, пасущуюся в кустах небольшую антилопу и стянул «винчестер» с плеча. Смачно щелкнул рычаг, досылая патрон в патронник. Мушка заплясала в прорези прицела и остановилась чуть повыше лопатки грациозного животного. Затаил дыхание, выбрал спуск…

Над саванной пронесся хлесткий выстрел, испуганно взвизгнула Лиза, а антилопа бешено скакнула вверх, упав в кусты уже безжизненной тушкой. Все…

– Зачем вы меня пугаете?! – гневно выразила недовольство девушка.

– Я охочусь, Елизавета Георгиевна, – и не оглядываясь, стал спускаться с холма. – Собирайтесь…

– Куда? – Лизонькино лицо выражало гневное недоумение.

– За добычей… – Меня неожиданно озарило. – Ну, конечно! Бертолетова соль, толченое стекло и…

– Да вы издеваетесь надо мной!!! – Лиза даже топнула сапожком о землю. – Какое толченое стекло?! Да как вам не стыдно?!

– Мы куда ехали? – Я взял девушку за рукав и потащил к лошадям.

– Охотиться! – в отчаянии закричала Лиза, пытаясь вырвать у меня свою руку.

– Для чего охотятся?

– Для пропитания…

– Мы уже добыли пропитание. Значит что? – Я наконец отпустил девушку и сунул ей в ладошку повод кобылы. – Значит, охота закончилась.

– Вы бессовестны-ы‑ый!!! – Лиза неожиданно села прямо на траву и в буквальном смысле заревела. Да-да, слезы ручьем, всхлипы и прочие, столь ненавистные каждому мужчине проявления извечной женской забавы.

– Ну в чем дело, Лизхен? – Я присел рядышком и попытался заглянуть ей в глаза. – Ну право дело…

– Вы… вы… вы…

– Что я?

– Я… я… я…

– Что вы? – Я взял ее личико в ладони и… и неожиданно поцеловал девушку.

Лиза последний раз всхлипнула, на мгновение замерла, а потом очень неловко и неумело ответила…

Вы знаете… этот, невинный, в чем-то даже целомудренный поцелуй разбудил во мне бурю чувств. Даже не знаю, как сказать… До этого момента я относился к ней, как… В общем, не важно; главное, что я только сейчас окончательно понял: эта девушка мне очень… Да что же такое, прямо мозги оцепенели: двух слов связать не могу…

– Мишель… – Лиза наконец отстранилась и закрыла лицо ладошками. – Миша…

– Лизхен… – Я мягко взял ее ладони в свои. – Лиза…

По идее, я сейчас должен пасть на колено и попросить ее руки. Или у ее родителей? Или… Да откуда мне знать о таинствах, следующих после первого поцелуя? Чай, девятнадцатый век на дворе. Все не так…

Вот и сидели…

Держали друг друга за ручки…

И нам было хорошо…

А потом Лиза спросила, без всякого намека: просто спросила, и все. Даже как-то растерянно:

– Что же нам теперь делать, Миша?

Мне даже не пришлось придумывать, что ей отвечать. Слова сами слетели с губ:

– Нам обязательно надо выжить, Лизонька.

– Но мы же выживем? – Девушка доверчиво заглянула мне в глаза.

– Я все для этого сделаю, – очень серьезно ответил я ей. Прислушался к себе и понял, что за эту девушку, недолго раздумывая, я спалю, к чертям собачьим, всю британскую армию. Так и сказал: – Убью любого, кто встанет на нашем пути.

– Я верю!!! – гордо заявила Лизонька, наградила меня поцелуем в щеку и возжелала продолжить охоту.

В антилопе оказалось не менее тридцати килограммов чистого мяса, более чем достаточно для нас, но пришлось уважить добычу. Через час к нам в трофеи попал небольшой клыкастый кабанчик, очень похожий на всем известного Пумбу. Лизонька метко влепила ему пулю прямо в крестец, а потом, со слезами на глазах, отказалась добивать несчастную животину. Пришлось дострелить самому. Парадокс, однако: раненых кромсает – любо-дорого посмотреть, а вот кабанчика… Ох уж мне эти барышни…

Дело уже шло к вечеру, мы добрались до небольшой мелкой речушки, никак не отраженной на карте, и стали подле нее на ночевку.

За готовку взялся Ла Марш; оказывается, в Марселе он владел небольшим ресторанчиком.

– Совсем небольшим, – скромно заявил француз и добавил, отчаянно жестикулируя здоровой рукой: – Но лучшим во всей Франции!

Даже так… Спрашивается, а какого черта он делает в Африке?

– Пьер, расскажите мне, как вы оказались здесь? И самое главное – для чего?

Француз объяснил своему помощнику, как отделять мясо от костей, и присел рядом со мной.

– Видите вот этого мальчика, господин капитан? – Пьер ткнул рукой в помощника. – Это Франсуа Дюбуа. Он обычный мелкий воришка и мошенник. Вот тот лысый крепыш с усами, Валери Симон, – булочник из Парижа. Рядом с ним Жозеф Галан – поэт, Александр – бродячий музыкант, Георг – бывший полицейский, со своей темной историей, а Даниэль – парижский буржуа, причем не из самых бедных. Как вы думаете, для чего эти совсем разные люди приехали в эти забытые богом края?

– Честно говоря, не знаю, – пришлось ответить откровенно, так как я действительно терялся в догадках. Лично я сам, по своей воле, никогда бы не поехал. Слишком уж чуждая страна. И идеи чуждые.

– Мы поехали помогать, – обыденно сказал Пьер, – помогать отстаивать свободу. Как только я узнал, что формируется французский отряд, сразу сказал своей Мари: «Девочка моя, с рестораном ты сама справишься, а я – на войну». И знаете, что она мне ответила? Она сказала: «Конечно, езжай, но возвращайся с победой, так как с неудачниками я дела иметь не буду»!!! – Француз громко расхохотался, сразу же схватился за раненое плечо и вдруг зло добавил: – К тому же бриттов бить – это святое дело, от них все беды в этом мире! Ради этого можно даже с колбасниками в один строй стать.

Я даже не нашелся что ему сказать. Жизнерадостный, темпераментный, как все галлы, очень даже симпатичный своей храбростью и постоянным хорошим настроением. А вот взял и совершил очевидную глупость. И продолжает совершать, возведя ее в ранг великой идеи. Странно… может, дело в менталитете людей, изменившемся к моему времени до неузнаваемости? Поэтому я ничего и не понимаю?

В России этого времени, вот прямо сейчас, в каждом кабаке, в каждой гостинице вывешивают сводки из Южной Африки, и народ бурно радуется каждой победе буров. Ну не от великой же ненависти к бриттам?.. Или от нее? Думаю, мне еще успеет открыться эта истина…

Я немного еще поразмышлял и усадил личный состав чистить оружие под присмотром Шнитке. Сам тоже расстелил кусок брезента и занялся маузером. Опять же Лизонькина винтовка со своего дня рождения не чистилась. Как же эта зараза разбирается, ни дна ни покрышки ее конструктору…

– Здоров, вашбродь… – рядом со мной присел Степан. – Тут такое дело…

– С чего ты взял, что я «вашбродь»? – резко перебил я его.

– Ну а хто? – улыбнулся парень. – Для «яво превосходительства» ты годками явно не вышел. – Он при разговоре почему-то старался прятать свой казацкий говор.

– Это точно… – Я наконец собрал маузер и засунул его в кобуру. – Не вышел. Тут возник у меня к тебе один вопрос.

– Какой? – Степан мгновенно насторожился.

– А такой… – Я посмотрел ему прямо в лицо и жестко сказал: – А на хрена ты мне в отряде нужен?

– Это как? – Парень с некоторым превосходством посмотрел мне в глаза. – Нешто лишний ствол не нужон? Вояки-то у тебя аховые…

– Ствол нужен. А ты нет. Собирайся и отваливай. Конь у тебя есть, винтарь с патронами тоже. Провианта чуток прикажу насыпать. Забирай все – и до свидания…

– А если не уйду?.. – с угрозой прошипел Степан.

– Тогда твой труп сожрет зверье… – Я прикурил сигару и демонстративно отвернулся от Степана. – Поспеши, на сборы тебе полчаса даю…

Да, я сознательно спровоцировал конфликт с казаком. Вояка он хоть куда, тут спору нет, возможно, и человек неплохой, но ведет себя слишком независимо, а следовательно – непредсказуемо. И уже люди начинают обращать на это внимание. Вот как сейчас: все чистят оружие, я в том числе, а ему до этого дела нет. Опять же, во время марша самовольно скрылся с глаз и появился только к вечеру. Эту практику надо ломать, чем быстрее, тем лучше. А иначе нехорошие последствия обеспечены. В армии главное – единоначалие и единообразие, этим она и сильна – все, что выбивается из этих основ, надо ликвидировать как можно быстрее.

– А не много ли ты, офицеришка, на себя берешь?.. – процедил пренебрежительно казак. – Сопатку давно не воротили?

М‑да… Ну вот как мне быть? Можно тупо пристрелить – оружие от него далеко, вполне успею. Можно приказать другим – выполнят и глазом не моргнут. Другой вопрос – зачем? Опять же родная русская душа. Лишнее оно. Значит… Не хотелось бы, но придется…

– А пошли, попробуешь…

– Ну тады не обессудь… – Степа решительно встал и направился за мной.

Отошли, как бы по нужде, подальше от лагеря, где Степа и попытался мне набить морду. Я, грешным делом, побаивался, что он владеет каким-то загадочным казачьим видом единоборств: сами понимаете, о пластунах легенды ходят, но все оказалось не так сложно. Вернее, сложно, но не запредельно. Ради интереса побегал маленько от хитрых захватов и резких, вполне поставленных ударов, а потом, выбрав момент, просто вырубил его, слегка приложив в висок. Силен и ловок оказался парень, даже немного обучен какому-то интересному стилю, но меня под это дело специальные люди затачивали, так что извини.

– Что дальше? – Я спокойно присел рядом с ним. – Можем еще попробовать, только сразу скажу: вот в этом деле ты мне не соперник, а на саблях я даже не стану пробовать, просто не обучен. Совсем.

Степан помотал головой, а потом угрюмо сказал:

– Ты не наш, не рассейский. Так ведь, вашбродь?

– С чего это вдруг?

– Посадка в седле не та! – Степан загнул палец. – Нашим офицерикам, в ихних училищах, так это дело вдалбливают, что потом сроду не переучишь. А ты вроде вообще не учен. В седле, конечно, держишься, но как гражданский шпак.

– Это ты точно подметил, Степа, не учен: не мое это дело, на лошадках-то гарцевать, – не стал я отказываться. – Давай дальше.

– Говор не наш, – парень загнул еще один палец, – командуешь не по-нашему, воюешь не по-нашему, да и бьешься – тоже не по-нашему… – Степан осторожно потрогал шишку на виске. – И самое главное, нет в тебе гонору и повадок охвицерских. Сильничаешь себя, когда ужосу на этих наводишь.

– Так это все плохо или хорошо?

– С одной стороны, хорошо… – задумался Степан, – а с другой стороны, непонятно…

– Пора, Степа, возвращаться, – я встал на ноги, – еще, не дай бог, хватятся и шум поднимут. Давай договоримся так. Доберемся до города – поступишь как душа подскажет, а пока не ерепенься, пользы от этого никакой. Историю твою я не спрашиваю, захочешь – сам расскажешь, но если надо будет чем помочь – помогу. Про себя могу лишь только одно сказать: я офицер, русский, но не из России. И уж точно не враг тебе. Идет? – Я протянул ему руку и помог встать.

– Идет… – кивнул Степан и добавил: – Ты уж не держи на меня обиды. Просто мне уже вот где сидят офицеришки… – черканул он себя ребром ладони по горлу и не оборачиваясь пошел в лагерь.

Когда я появился там, Степан уже чистил свою винтовку. Однако опять не со всеми, а отдельно. Ну что же, это на самом деле значит очень многое, учитывая, что оружие у него скорее всего в полном порядке. Перемена в его поведении после нашей беседы не осталась незамеченной: подошел Шнитке и попросился на личный разговор. Да, так и сказал: «Прошу разрешения на личный разговор».

– Герр гауптман…

– Адольф, во внеслужебное время можете ко мне обращаться по имени: Михаэль.

– Герр Михаэль? – переспросил немец.

– Можно просто Михаэль… впрочем, говорите как вам удобней.

Немец кашлянул в кулак и, почему-то смущаясь, сказал:

– Я благодарю вас за помощь с герром Степаном. На самом деле, такое его поведение вызывало достаточно нехорошие разговоры в подразделении. Могу осмелиться дать вам совет…

– Я всегда рад вас выслушать, Адольф, – поощрительно улыбнулся я и дал ему сигару.

Шнитке не смог скрыть удовольствия:

– Герр Михаэль, герр Степан – гораздо лучший солдат, чем мы все вместе взятые… за исключением вас, конечно. Было бы неправильно ставить его с нами в один ряд.

– Адольф, в роли сержанта я вижу только вас… – Я не преминул подкинуть дровишек в топку самомнения сержанта.

– Благодарю вас за доверие! – Шнитке четким уставным движением кивнул. – Но я имел в виду немного не это.

– Я понимаю, о чем вы, Адольф. Я ему поручу разведку, во избежание вопросов можете сообщить это личному составу.

– Вы очень проницательны, герр Михаэль, – почтительно склонил голову сержант.

– Я подумаю над этим, Адольф. В свою очередь, хотел у вас поинтересоваться, зачем вы отправились воевать?

– Защищаю свою новую родину, – спокойно ответил немец. – Я проживаю в Йоханнесбурге. В нашем отряде все немцы местные. Кроме Вилли, он приехал к брату, но тоже остался. К тому же я пруссак и всю жизнь мечтал воевать… – и добавил: – Особенно с британцами.

Вот так… и этот не любит бриттов. Тенденция, однако…

Вечер закончился почти привычно. Разве что сегодня перед сном Лизхен возжелала еще чуточку поцеловаться. Но не более.

М‑да… а кажется, Веничка жутко ревнует. Скажете, пустяки? Да нет… Ментально неустойчивый, ревнивый студент-анархист, да еще и химик – это страшно…

Глава 7

Оранжевая Республика. Окрестности реки Моддер

20 февраля 1900 года. 05:00

Утром проснулся с головой, гудящей как паровоз. Клятый Веничка будил меня четыре раза и с горящими глазами сообщал свои безумные прожекты… Напрочь безумные, едрить его в качель!!! Он собирался отравить цианидом реку Моддер, подразумевая, что все бритты, что под Пардебергом, вдруг возжелают напиться водички и сразу издохнут в мучениях. Потом Вениамин вознамерился построить гиперболоид. Большую линзу, которая отразит вспышку адской смеси – его личного изобретения, и спалит к чертям собачьим наглых интервентов. Правда, он назвал эту установку не гиперболоидом, а поджигательной машиной имени самого себя, но суть от этого не поменялась. Господи, а я всего-то поинтересовался, сможет ли он кое-что приготовить по моему рецепту… Обычные напалм и смесь для терочного запала. И все! Какие, на хрен, поджигательные машины?

Короче, в итоге я его пообещал застрелить, после чего Веня здорово обиделся и заявил, что намерен бороться за Елизавету Георгиевну до самого конца. До чьего конца – не уточнил. Тьфу ты!!!

Но это не все…

Не знаю, что снилось Лизоньке, но сразу после подъема она возомнила, что я собрался от нее отделаться. Мало того, она отправилась за мной к реке и, пока я брился, успела вынести мне все мозги.

– Ты собираешься вернуть меня в санитарный отряд? – Изящный пальчик уткнулся мне в спину. – Говори правду, Мишель!

– Да, собираюсь… – Я зачерпнул ладошкой воды, плеснул себе в лицо и заглянул в походное зеркальце. Вроде нормально побрился… черт ее побери, эту опасную бритву…

– Я так и знала! – Лиза с силой топнула сапожком, расплющив некстати подвернувшуюся ящерку. – Ты хочешь от меня отделаться!

– Неправда. Просто хочу, чтобы ты была в безопасности… – Я вытерся полотенцем и собрал несессер. Господи, чего же так голова гудит?.. Убью клятого студентика…

– Но почему я не могу быть с тобой рядом? – На глаза девушки накатились слезы.

– Потому что я тебя люблю. – Прислушался к себе и еще раз повторил, только уже решительнее: – Да, люблю. И очень переживаю за тебя.

Лиза мгновенно прекратила возмущаться и, немного смущаясь, поинтересовалась:

– Ты сделал мне признание?

– Да, сделал… – Я набросил на себя блузу и застегнул пояс. – Что я еще должен сделать? Возможно, теперь ты должна мне что-то сказать? Ты знаешь, мы, американцы…

– А я еще не готова тебе отвечать! – не дослушав меня, своенравно бросила Лиза и, круто развернувшись, потопала в лагерь.

– Какой кошмар, сегодня ночью все сошли с ума… – Я краем глаза заметил какое-то движение на другом берегу реки, густо заросшем кустами, и потянул маузер из кобуры. – Да что за черт…

Больше ничего не успел сказать, так как, разглядев в кустах длинный винтовочный ствол, сразу кинулся на землю. Винтовка немедленно изрыгнула здоровенный сноп пламени, а уже потом уши рванул грохот выстрела. Куда попала пуля, я так и не понял, да и, честно говоря, не хотел понимать, потому что сам уже стрелял по кустам. Добил магазин, вставил новую обойму и осторожно выглянул из‑за камня. Завалил, что ли? В кустах ясно различалось чье-то неподвижное тело. Черт, как он в меня не попал? – Тут речушка шириной всего-то метров тридцать…

Позади меня затопали сапоги и встревоженно загомонили волонтеры:

– Капитан, капитан…

– А ну пригнулись, мать вашу… – зашипел я на них. – Шнитке, займите позиции по берегу и держите на прицеле ту сторону. А ты, Наумыч, давай со мной…

Речушка оказалась совсем неглубокой, так что мы даже ног толком не замочили. Зашли с разных сторон, наскоро осмотрели заросли, но, кроме трупа, никого не обнаружили. Загоревший до черноты бородатый мужик неопределенного возраста, грязный как черт, одет в жуткие лохмотья. По облику – типичный бур, а по морде вроде как смахивает на итальянца или еще какую южную национальность. Вооружен однозарядным ружьем древней системы, Снайдера-Энфилда, и длинным тесаком. Но какого хрена?..

– Наумыч, зачем он палил в меня?

– Не знаю… – Степан зачем-то посмотрел в сторону нашего лагеря, вдруг сорвался с места и молча побежал через реку.

Леденея от страшной догадки, я понесся за ним. Как же мы не сообразили: в лагере остались одни пленные с ранеными да Лиза с Веничкой, а этот урод нас просто отвлекал, да сам случайно попал под мою пулю. Господи, хотя бы в лагере остались часовые…

Только обратно перешли реку, как на стоянке хлестнуло несколько выстрелов и раздался женский визг…

Эти тридцать метров я пролетел всего за пару мгновений. Метнулся взглядом и с ликующей радостью обнаружил Лизу невредимой. Девушка сидела на земле и с ужасом смотрела на свой револьверчик. Рядом с ней валялся на земле еще один оборванец, поодаль двое других, а рядом с ними – наши волонтеры – финны, Юкка Пулккинен и Юрген Виртанен, стоявшие часовыми при лошадях и пленных. У Юкки в спине торчал нож, загнанный по самую рукоять, а Юргену распороли живот, и он сейчас умирал в страшных муках. Вот же черт, я даже толком не успел с этими парнями познакомиться…

Возле фургона в горделивой позе застыл Вениамин с винтовкой в руках. Правда, бледный как мел и со следами рвоты на сюртучке. Ерой, твою мать!

Я приказал прочесать окрестности и взял за руки девушку:

– Лизонька, ты цела?

– Да… – ответила девушка, а потом поинтересовалась безжизненным голосом: – Я их убила?

– Ты молодец.

– Лошадок угнать хотели, лихоимцы, – сообщил Степан, перевернув одного из оборванцев. – Я тока одного свалить успел. Остальных вона скубент с Лизаветой порешили…

Чуть позже выяснилось, что Лиза застрелила лишь одного разбойника, второго убил из револьвера Ла Марш, совершенно случайно оставшийся в лагере – у него разболелось раненое плечо. Третьего – Степан, ну а Веня всего лишь подранил четвертого, которого изловили в зарослях волонтеры.

Причина нападения была банальной до безобразия. Старатели – а этот разношерстный сброд оказался обычными дикими старателями, следили за нами со вчерашнего дня с одной-единственной целью: украсть лошадей. Ночью у них ничего не получилось, лагерь на совесть охраняли часовые, да и остальные волонтеры спали рядом с конями. Законно подозревая, что поутру мы тронемся в путь и с возможностью разжиться лошадками придется окончательно распрощаться, ублюдки решились на авантюру. Другого выхода у них не было, собственные лошади пали, а бросать фургон, груженный инструментами и кое-каким золотишком, было жалко. Да и до Блумфонтейна, куда они направлялись, оставалось около восьмидесяти километров – пешком по бушу особенно не походишь. Вообще не походишь: сожрут звери или кафры завалят.

Я не понимаю: да подойди они к нам по-хорошему и попроси продать лошадей, неужто мы бы им отказали? Так нет, имея в руках золота на просто гигантскую по этим временам сумму примерно в пятнадцать тысяч трансваальских фунтов, они предпочли разбой и смерть. Как? Зачем? Боялись, что мы все отберем? Да, я читал про золотую лихорадку, заставляющую совершать безумства, но… но все равно ничего не понимаю. Порочность натуры? Жадность? Да будьте вы прокляты… Как по мне, все это золото не стоит даже одной жизни.

Но это не все. Воспользовавшись суматохой, сбежали все пленные, прихватив с собой пять лошадей. Правда, одного из них все-таки удалось подстрелить – отличился Шнитке.

Правда, утешением нам послужили около тридцати килограммов золотого песка с самородками и бешеная джига извивающегося в петле последнего ублюдка. Кстати, поляка, по имени Кшиштоф…

Золото дружно решили продать в Блумфонтейне, а вырученные деньги разделить. Долго дискутировали, как разделить, но потом решили уподобиться средневековым наемникам. Командир отряда получал две доли, сержанты и доктор – по полторы, всем остальным – по одной, с отделением части на нужды отряда. Я в обсуждении не принимал участия, все решили сами волонтеры, правда, чуть не передрались при этом. Некоторые даже призывали пожертвовать золотишко Оранжевой Республике, на нужды войны. Но, к счастью, им быстро позакрывали рты. Я ни во что не вмешивался, сидел рядом с Лизой и твердо решил как можно быстрее отвалить куда-нибудь подальше. Не из‑за себя… Просто я неожиданно понял, что если что-то случится с Лизхен… Словом, вы поняли…

После обеда двинулись в путь и к вечеру форсировали реку Моддер. До Блумфонтейна оставалось всего шестьдесят километров, и к вечеру следующего дня я рассчитывал туда добраться.

Стали на ночевку, и неожиданно выяснилось, что по соседству с большим табором чернокожих. Диких чернокожих – то есть свободных. Жутковатое, я вам скажу зрелище – полторы сотни аборигенов с копьями и прочим дрекольем, удивительно смахивающих на людоедов. Но, к счастью, кафры или, как их еще здесь называют, готтентоты, оказались вполне миролюбивыми созданиями. Их вождь даже немного говорил на африкаанс и пришел к нам дружить.

Читай – торговать…

Своими подданными…

Одеяла хотел…

Но надо по порядку. Миниатюрный старичок с шапкой курчавых седых волос и костью в носу появился из кустов совершенно бесшумно. Его сопровождали четверо молодцев с крашенными белой глиной мордочками и копьями в руках. Все голяком – мешочек для причиндалов не в счет. Надо сказать, что при ближайшем рассмотрении ничего ужасного в них не оказалось. Довольно правильные черты лица, хорошо сложенные, вот только совсем небольшого роста. Но антураж, конечно, впечатляет – в чистом виде каннибалы. Ну-у… такими их в фильмах показывают. Даже показалось, что у кафров подпиленные зубы, но толком я так и не рассмотрел. А еще они нас откровенно побаивались.

– У них должно быть много красивых перышек… – невинно сообщила мне Лиза, – для шляпок… очень красивых. Купи… все… мне…

– Етить-раскубыть… – восхитился Степа. – Ты ба: нигры… а бабы у них есть?

– Герр капитан… – нервно буркнул Шнитке, – это дикие бечуаны, могут быть агрессивными. Следует…

– А девчонки у них вполне ничего‑о‑о… – мечтательно протянул Ла Марш. – Только отмывать долго надо…

Остальной мой народ разом сбился в кучку и не спускал рук с оружия. В общем, все друг друга боятся, но кафры – больше. Я просто промолчал, подвинул поближе к себе маузер и показал вождю на место перед собой.

Тот едва заметно удивился, нерешительно потоптался, но потом справился и потопал к костру, один из его бодигардов мгновенно подсуетился и подсунул вождю под седалище какую-то шкурку. Видимо, походный вариант трона.

Дальше вождь совершил непонятную пантомиму – хлопал по земле, прикладывал руку к груди, взывал к небу и что-то бубнил, отчаянно гримасничая. Я, конечно, ничего не понял, но кажется, этот почтенный негр рассказывал мне, насколько ужасно и могущественно его племя, и призвал в свидетели землю, небо и еще кого-то там. Возможно, таких же могущественных предков. Короче, запугивал, старый хрыч. Или даже дань требовал. М‑да…

В ответ я молча вытащил из кобуры маузер и положил себе на колени. И знаете – подействовало лучше всяких слов. Вождь нервно проследил за моим жестом, судя по всему – он хорошо знал, что такое огнестрельное оружие, и хрипло выдавил из себя фразу на африкаанс, которую Лиза сразу перевела, кое-что добавив от себя:

– Он меняться хочет. Не забудь про перья…

Во мне вдруг проснулись замашки предков – прапрадед в свое время весьма успешно барыжничал на севере с аборигенами. Из сумки возникла бутыль с ромом, которой я весьма наглядно поболтал.

– Переведи ему, что по обычаю белых… гм… белых великих вождей, надо сначала выпить огненной воды.

– Нельзя!.. – в один голос зашипели Лиза, Ла Марш и Шнитке. – Буры запрещают спаивать этих. Штраф – триста фунтов.

Степа, наоборот, одобрительно закивал и извлек свою кружку:

– Это ты, Ляксандрыч, правильно удумал. Нигра все равно много не выжрет. Махонький…

Кафр при виде пойла алчно сглотнул и в нетерпении заерзал седалищем по шкурке.

– Мы немного… – успокоил я народ, – совсем по капельке. Никто и не заметит. Для успеха торговых операций.

Набулькал немного в чашку и передал вождю. Нет, я все понимаю, но почему бы и нет? Во-первых, интересно, а во-вторых, может, действительно что интересное приобретем. Расслабится, закрома откроет. Жить ведь как-то надо? Опять же перья эти…

Кафр мгновенно опрокинул содержимое чашки в глотку, совсем по-русски крякнул и уже с довольной мордой повторил предложение меняться.

– Ну и чего тебе надо?

– Одеяла, топоры, ножи и ром… – перевела Лиза. Впрочем, про ром я и сам понял.

– Ну неси, что там у тебя есть…

Бусси, так назвал себя готтентот, властно скомандовал, и очень скоро к нам притащили несколько узлов из шкур и привели с десяток коз. После того как кафры разложили содержимое на земле, Лиза восхищенно пискнула и требовательно дернула меня за рукав. Не знаю, сколько пернатых угробили аборигены, но количество перьев действительно впечатляло. Большие мохнатые, не иначе страусовые; средние и маленькие, всех цветов и оттенков, и даже целиком снятые птичьи шкурки. Но меня особенно привлекли несколько отлично выделанных леопардовых и львиных шкур, а также вполне себе такая внушительная гора слоновьих бивней и рогов носорога. Думаю, достаточно ходовой товар. Особенно в Европе. Добраться бы еще до нее поскорей… Хотя бы до Америки… Помимо этого кафр предложил нам маис, вяленое мясо и еще какие-то коренья, на первый взгляд совершенно незнакомые. Ну и коз тоже. Живых.

Я недолго думал и предложил соратникам:

– Господа, предлагаю выкупить у него все, а в Блумфонтейне реализовать. Подумаем о родственниках на родине. Опять же лишняя монета совсем не помешает. Спихнем ему все, что нам не нужно.

Возражений не последовало – идеи идеями, но и о насущном совсем не вредно иногда задумываться. Шнитке, как самый практичный из нас, сразу отправился собирать «то, что нам не нужно».

Но кафр неожиданно что-то залопотал и очень красноречиво ткнул в наши винтовки.

– Это нет, братец. Про оружие даже не заговаривай, – и я категорично помахал маузером. Мало ли что… еще начнут буров отстреливать. Или самих себя. Дикари же, однако.

Бусси мгновенно приуныл, но не смутился и принялся азартно торговаться со Шнитке. Чуть ли не до хрипа. Не знаю… писатели обычно изображают аборигенов готовыми продать самого себя за цветную стекляшку, но в данном случае оказалось все наоборот. Цены, в отличие от нас, кафр знал преотлично. Пришлось даже еще разок наделить его порцией рома. Но сторговались-таки. За топор, пару лопат, пять одеял, трое подштанников, двуручную пилу и три кавалерийские сабли, с одним штыком. За перышки я отдал бутыль рома и охотничий нож.

Ух… стыдно, конечно: чувствую себя настоящим колонизатором… но, кажется, вождь остался довольным. И Лизавета тоже, а это самое главное. Да и вообще, ничего плохого, кажется, мы не совершили.

– Он еще кое-что хочет показать… – Лиза со счастливым лицом примеряла к шляпке пучок перьев.

Тут вождь удивил. Из кустов, одна за одной, выступили молоденькие и не очень аборигенки. Некоторые даже весьма миловидные.

– О‑ля-ля… – присвистнул Ла Марш.

– Етить… – выразился Степан.

– Майн гот… – поддержал его Шнитке.

– Мишель!!! – возмущенно воскликнула Лиза и больно щипнула меня за руку. – Это вообще неслыханно!!! Прекратите это… это… это… – а потом, прихватив мешок с перьями, сбежала в фургон.

М‑да… Ох уж эти барышни…

– Он предлагает их на одну ночь, для развлечения… – несколько смущаясь, пояснил Адольф. – И просит за них винтовку с патронами и пять бутылок рома.

– А ты что на это думаешь?

– Гм… – кашлянул Адольф. – Как бы… винтовки им продавать строго запрещено. А с другой стороны, мы уже месяц на фронте…

– А ты, Наумыч, что думаешь?

– А чего тут думать? – очень серьезно ответил Степан. – Надо же кого-то драть… А эти, хоть и черненькие, но вон и цыцьки какие-никакие присутствуют.

– Я не против… – с готовностью сообщил Ла Марш и лихо подкрутил свои усы. – Эти милашки очень страстные. Я уже пробовал…

– А ты, Веня? – Я пихнул в бок студента.

– Это… это… это эксплуатация женщины!.. – возмущенно зашипел Вениамин и вдруг осекся, уставившись на одну из аборигенок. Такую миловидную, с торчащими, как козьи рожки, грудками.

– Понятно, ты тоже не против. Только вот рому у нас нет… А вообще, договаривайтесь с ним сами. И это… если что, тащите их куда подальше; увижу баловство в лагере – не обессудьте.

Нет, а как? Не зря во многих армиях для посещения солдатами борделей выделяли специальный день, так как руководство совершенно справедливо понимало, что личная дисциплинированность солдатика напрямую зависит от его половой удовлетворенности. Пусть побалуются…

Вождь, поглазев на наше совещание, подумал, что ему собираются отказать, и пустил в дело последний свой козырь. Он открыл передо мной маленькую корзинку с крышкой, в которой поблескивали небольшие мутноватые камешки…

– Едрить твою… – не поверил я своим глазам.

Старикан довольно ощерился, обнажив пеньки зубов, и показал три пальца.

– Еще три? Да хрен с тобой. Получишь, но немного позже.

Я дождался, пока волонтеры разбредутся по кустам, и торжественно вручил вождю оружие и патроны, а в качестве бонуса еще сабли добавил. Владей, будущий Соколиный Глаз…

Нет, Африка – это все-таки благословенная страна. А винтовки? Буду считать себя организатором освободительного движения против колонизаторов. А что? Очень неплохая отмазка. И вообще: какие, на хрен, отмазки – тут алмазов по меньшей мере на… а вот хрен его знает, на сколько каратов. Но точно много.

– Елизавета Георгиевна, ну в чем дело? – Я забрался в фургон и присел рядышком с Лизой.

– А вы, Михаил Александрович, почему не остались с ними? – зло буркнула девушка.

– По одной очень весомой причине. Я вас люблю.

Лиза резко повернулась ко мне и капризно выдала:

– Любите? А почему тогда не целуете?

М‑да… Когда мы нацеловались, чуть ли не до опухших губ, Лизонька, отчаянно смущаясь, прошептала мне на ухо:

– Миш, неужели мужчины не могут без этого?

Я немного подумал и честно ответил ей:

– Могут, но недолго. И еще: ты не поверишь, но женщины тоже.

– Что ты такое говоришь? – совсем смутилась Лиза. – Неправда это.

– Правда, Лизхен. Тебе еще очень многое предстоит узнать. Вот смотри.

– Куда, только после свадьбы!!!

М‑да… одним словом, тоска-печаль.

Глава 8

Оранжевая Республика. Окрестности города Блумфонтейн

22 февраля 1900 года. 11:00

– Господин Игл, прошу вас меня выслушать!.. – страдальчески кривясь, выдавил из себя Веня. – Дело не терпит отлагательства.

– В чем дело, Вениамин Львович? – Я тронул поводья и подъехал к фургону. – Внимательно вас слушаю.

Веня тряхнул нечесаными патлами и выдавил из себя:

– Я должен… Я должен признаться Елизавете Георгиевне в своем грехопадении…

Я чуть не расхохотался. Черт знает что и сверху бантик – иначе не скажешь. Томный юноша со взором горящим. Тьфу ты… Идиот, проще говоря. Я‑то думал, что после случки с аборигенками Веничка остепенится, придет в себя, словом, станет нормальным мужчиной… Однако получилось совсем по-другому. Уже вторые сутки изображает из себя падшего ангела, страдает не на шутку, того гляди, и вовсе на себя руки наложит. С одной стороны, мне как-то плевать, а с другой… Нет, надо срочно что-то делать…

– И как вы думаете, она отреагирует на ваше признание?

– Не знаю… – понурился Веня. – Но…

– Что «но»? Что «но», Вениамин Львович? Включите свои мозги наконец. Если вы до сих пор не поняли, то попробую взять на себя смелость объяснить вам. Мужчина отличается от женщины не только внешними половыми признаками…

– А чем еще? – буркнул Веня.

– Мужской сущностью, черт побери!!! – захотелось, для большей доходчивости, постучать по голове Вениамина, но я все же сдержался. – Где ваша решительность? Где ваша гордость? Вы самец, вы повелитель, черт подери!

– О чем вы это беседуете? – рядом с повозкой остановила свою кобылку Лиза. – Опять какие-то мужские тайны?

– Именно так, Елизавета Георгиевна, – строго ответил я ей. – Прошу вас дать нам возможность договорить.

– Больно надо… – фыркнула Лиза и, пришпорив кобылку, умчалась вперед колонны.

– Спасибо, что не выдали… – выдавил из себя Веня.

– Опять двадцать пять… Как вы думаете, чем мужчины привлекают женщин?

– Ну-у… – студент не на шутку задумался, – я даже не знаю… Возможно…

– Своей уверенностью в первую очередь. Зачем женщинам нужны не уверенные в себе размазни? Испокон веков самка была при самце, а не наоборот. Продемонстрируйте силу, уверенность, гордость, ум… хитрость, наконец, и наслаждайтесь победой.

– Но как?! – в буквальном смысле простонал Веня. – Меня никогда не любили девушки…

– Доберемся до города – марш-марш в бордель. Я вас сам туда за руку отведу. И не выпущу, пока не покроете там последнюю шлюху. Понятно? – Я уловил некий ужас в глазах Вениамина и заорал ему в лицо: – Не понял? Немедленно отвечать! Вам понятно?

– Понятно!!! – Веня испуганно отшатнулся. – В публичный дом…

– Да тише ты, дурачок. – Я едва успел прикрыть ему рот. – Вот Лизе об этом знать абсолютно не надо.

– Гм… – согласился Вениамин.

– Вот и хорошо. – Я дождался согласного кивка и тронул с места своего жеребца, – вот и умница. А то недосуг мне тебя уговаривать…

Действительно недосуг. Голова совершенно не тем занята. Вернее – тем, но не Вениамином, это точно. Подъезжаем к Блумфонтейну, едрить его в кочерыжку. С одной стороны, это просто великолепно, а с другой… Как там в романах говорят? Главный герой поставлен судьбою перед выбором. И не только. Отряд я довел, теперь дело за легализацией и спешным маршем куда-нибудь подальше. Для начала в Преторию, с которой Блумфонтейн связывает железная дорога. А из Претории… Впрочем, пока про это рано думать. Слишком много нерешенных задач впереди. Кстати, очень нелегких задач. Лиза, к примеру. Попробуй уговори своенравную девчонку! Не могу же я ей объяснить, что война уже практически проиграна бурами, а русско-голландский отряд через неделю эвакуируется в Кронштадт. Но попробовать стоит. Есть некоторая задумка. Значит, определяю себе первоочередной задачей легализацию, а затем сдам золотишко и алмазы…

– Мишель, о чем ты думаешь? – Лиза, по моему примеру, тоже отстала от колонны.

– О тебе, Лизхен, о тебе. А верней, о нас.

– И что же? – Девушка хитренько улыбнулась. – Наверное, опять разные глупости?

– Почему же глупости? Это совсем не глупости. Вот как ты видишь наше будущее?

– Для начала победим британцев! – Лиза мечтательно улыбнулась. – Потом отправимся в Санкт-Петербург, где объявим моим родителям о своем решении. Папенька добрый, он нас простит…

– Лиз, ты мне веришь?

– Конечно, Миша… – Лиза подъехала ко мне вплотную и подставила губки для поцелуя. – А почему ты спрашиваешь?

– Буры не победят Британскую империю. Никогда… – Я хотел поцеловать Лизу, но не успел.

Девушка неожиданно отстранилась и с возмущением воскликнула:

– Что ты такое говоришь?! Обязательно победят, наше дело правое.

– В этом как раз не сомневаюсь. Но, к сожалению, этого мало. Ты знаешь, что сейчас происходит под Пардебергом? Там окружены главные силы Оранжевой Республики, и максимум через неделю они сдадутся, а дорога на Блумфонтейн открыта.

– Откуда ты знаешь? – с недоверием поинтересовалась Елизавета.

– Служба у меня такая. Когда-нибудь я смогу тебе рассказать. Но не сейчас.

– И что же делать? – испуганно прошептала Лиза и прижала кулачки ко рту. Мне даже показалось, что она сейчас заплачет.

– Милая, – я приобнял ее одной рукой, – у тебя же есть я. Все закончится очень хорошо. Вот только я уже немного боюсь твоего отца.

М‑да… кажется, я немного переборщил. Пришлось срочно менять тему разговора. Дурень, информацию надо выдавать порциями, очень дозированно, а не так… Но, в любом случае, первый шажок сделан. Может, и получится увезти ее отсюда без особых эксцессов…

– Он добрый! – У Лизы мгновенно сменилось настроение. – Не надо бояться. Папан очень уважает американцев. Тем более, ты русский. И военных он любит…

Так за разговорами мы и доехали до города. К некоторому моему удивлению… скажу даже больше – полному моему охренению, нас беспрепятственно впустили в город.

Нет, посты были. И много – на каждой ферме стоял вооруженный отряд, но не одна сволочь даже не озаботилась хотя бы проверкой документов. Буры, рассмотрев санитарный фургон, подходили, угощали раненых фруктами, сочувствовали пленным британцам и бурно восхищались нами. Нет, а в самом деле, зачем проверять документы? С виду не бритты, раненых везут, пленных набрали, так что все в порядке – герои, однако. Даже любезно подсказали, где квартирует русско-голландский медицинский отряд. М‑да… бурская непосредственность…

Итак, город Блумфонтейн – столица Оранжевой Республики, или Оранжевого Свободного Государства. Как оказалось, очень немаленький, но милый чистенький городок. Мощенные брусчаткой мостовые, симпатичные трамвайчики, запряженные лошадками, старинные дома. Очень много зелени и цветов. Народ в аутентичных эпохе нарядах фланирует по улочкам. Забавные вывески на магазинчиках. Все дышит стариной, ветхозаветностью и патриархальностью… Стоп-стоп… Вот это занесло… Представилось, что старинную хронику смотрю, только цветную. Ну никак не могу привыкнуть, что меня зафитилило в девятнадцатый век. Ага, вот и госпиталь…

Медицинская служба оказалась вполне прилично налажена, и наших раненых приняли без особых проволочек. Вернее, совсем без оных. Дюжие санитары в сопровождении санитарок без лишних слов утащили раненых на носилках. Бриттов тоже. А вот Лиза во время этой процедуры старалась не показываться на глаза персоналу. За углом пряталась, паршивка. Не-эт, милая, не получится.

– Лизхен, ну как не стыдно?

– Ну ладно, ладно, – обреченно вздохнула девушка. – Придется идти сдаваться. Но ты сначала поговори с Карлом Густавовичем. Пускай пообещает, что не будет ругаться…

– Поговорю.

Под госпиталь отвели не очень большой особняк, так что найти фон Ранненкампфа особых проблем не составило. Довольно страшненькая голландская медсестричка, ежесекундно стреляя глазками, любезно отвела меня во внутренний дворик к маленькому домику.

А у меня, честно говоря, немного подрагивали ноги. Понимаете, я читал про этого человека, даже помню его изображение по фотографии, а теперь, вот так запросто, придется с ним разговаривать. Очень, знаете ли, необычное ощущение. Даже страшновато немного. Но надо привыкать, здесь очень много персонажей, отметившихся в истории. Тот же Черчилль, Дойл, который Конан, братья Гучковы, подполковник Максимов и еще очень многие. Черт, просто сплошная история вокруг!

Ну да… это он. Породистое сухощавое лицо, пенсне, проницательный взгляд, усталые глаза…

– Чем могу служить? – произнес по-немецки врач, устало массируя переносицу. – Если вы ранены, обратитесь к дежурному врачу.

– Капитан Майкл Игл, – представился я на русском языке. – Нет, не ранен, я к вам, скорее, с дипломатической миссией.

– Вы русский? – удивился Ранненкампф. Говорил он по-русски с сильным немецким акцентом, но достаточно бегло и чисто.

– Скорее русский американец…

– Очень интересно! – оживился врач. – Но что же вы – присаживайтесь и рассказывайте о своей миссии. – Фон Ранненкампф подвинул ко мне стул. – Вы меня очень заинтриговали…

– Речь пойдет о некой Елизавете Георгиевне Чичаговой… – Я присел и огляделся. Обстановка комнаты очень многое говорит о ее хозяине. Идеальный порядок, суровая аскетичность, даже койка по-армейски заправлена. Много медицинских книг и томик Гете…

– Что с ней? – встревожился фон Ранненкампф. – Немедленно рассказывайте, господин Игл.

– С ней все в порядке, – поспешил я успокоить врача. – Право дело, не стоит беспокоиться. Но, честно говоря, очень боится показываться вам на глаза. Она на самом деле очень храбрый человек и великолепный врач. Ей обязаны своей жизнью многие волонтеры, да и сама она не раз рисковала своей жизнью ради спасения других.

– Вы меня напугали… – облегченно выдохнул врач. – Но всыпать ей, честно говоря, совсем не мешает. Экая проказница, мы с доктором Вебером просто поседели из‑за нее…

– Карл Густавович…

– Ладно, ладно, – улыбнулся Ранненкампф. – Но все равно: не женское это дело, по передовой шастать.

– Вот и я так считаю, поэтому буду просить вас оставить ее при медицинском отряде. Обещаю, что больше никаких эскапад с ее стороны не последует.

Врач внимательно на меня посмотрел, поправил пенсне и строгим учительским тоном поинтересовался:

– А ваш в этом какой интерес? Извольте ответить.

– Самый прямой, Карл Густавович… – Я ответил ему таким же взглядом. – Извините, но я вовсе не желаю, чтобы моя будущая жена подвергала свою жизнь опасности.

– Вот как… – Врач довольно сильно смутился. – Простите за тон, но мы все очень любим Лизоньку и не хотели бы…

– Смею вас заверить, Карл Густавович, мои намерения в отношении Елизаветы Георгиевны – самые серьезные. И я никогда не посмею…

В общем, несколько минут Ранненкампф изображал из себя чуть ли не отца Лизхен, а я изо всех сил старался убедить его в своей благонадежности. Могу ошибаться, но, кажется, в какой-то степени убедил. Впрочем, меня пригласили на ужин, читай – на продолжение смотрин. Не исключаю, что даже для серьезной проверки, – врач простаком отнюдь не выглядит. Но посмотрим; я Лизоньке представил довольно правдоподобную версию своей истории. Будем надеяться, что прокатит.

Затем врач вышел со мной на улицу, где и произошло благополучное воссоединение с блудной медсестрой. А потом Лиза отпустила меня «под подписку о невыезде» и обязала сегодня вечером явиться к ней «на отметку». Ну и на ужин, конечно.

Ф-фух… можно сказать, одно дело сделано. Теперь посещение военного коменданта с равными шансами либо сделать первый шаг к легализации, либо загреметь к кутузку. Нет… все-таки на второе шансов больше…

Комендатура оказалась совсем недалеко. Мрачный особняк с портиками, пара часовых в гражданской одежде, но зато в форменных шляпах и множество гордо фланирующих вокруг вооруженных людей. Эх, увидал бы этот сброд мой взводный из учебки – сразу бы кондратия словил от охренения. Про разнообразие формы одежды я даже говорить не хочу, но пышные плюмажи на шляпах должен отметить. Обвешанный оружием до зубов народ прогуливался гордой походкой перед комендатурой и охотно фотографировался с восхищенными прохожими. И что примечательно, ни одного бура среди них не было. Тогда кто, волонтеры? Получается, они… Впрочем, неудивительно, эта война притягивала как магнитом сброд со всего мира. Нет, большинство волонтеров воевало крепко, это сами буры отмечали, но хватало и таких… Мля… представляю, как ко мне сейчас отнесутся.

– Шнитке, постройте отряд и отрепетируйте команду «на караул»… – Я покосился на часовых и беспрепятственно проник в комендатуру. Протопал по абсолютно пустому коридору и уткнулся в дверь с кривой табличкой.

На осторожный стук никто не отозвался. К счастью, мимо пронесся какой-то клерк с кипой папок и не очень любезно сообщил мне, что комендант, минхер Баумгартнер, обитает именно здесь.

Могучий краснорожий толстяк с лопатообразной бородой что-то старательно выводил на листе бумаги, периодически мусоля карандаш во рту. На столе лежал пояс с патронташем и револьвером в кобуре, а здоровенный сейф, утыканный штурвалами, как елка игрушками, украшала старинная винтовка могучего калибра. Колоритненько.

Толстяк наконец соизволил заметить посетителя и что-то пробормотал на бурском языке. Приметил полное непонимание на моей морде, презрительно скривился и проревел уже на немецком:

– Чего тебе, сынок?

– Капитан Игл…

Толстяк молча харкнул на пол.

– Прибыл с отрядом.

Комендант презрительно прищурился.

– Для дальнейшего прохождения службы.

– Чего ты несешь, сынок? – недоуменно вытаращился на меня толстяк. – Какой отряд? Откуда вы взялись? Из британской задницы?

М‑да… надо срочно что-то делать. Вытурит же из кабинета, толстый хрыч.

– Вот из этих самых британских задниц уже ничего не лезет… – И на стол хлопнулась пачка документов. Причем очень удачно; верхние экземпляры оказались весьма колоритно заляпаны кровью, а одна книжица даже прострелена. – Мой отряд на марше принял бой с эскадроном королевских улан. Уничтожены тридцать уланов, трое взяты в плен ранеными и сданы в госпиталь, получены важные сведения. Наши потери несущественны.

– Гм… – Толстяк повертел в руках солдатскую книжку и буркнул: – А ну идем, глянем на твой отряд.

Волонтеры при виде нас исправно и почти четко взяли на караул, после чего комендант еще раз озадаченно хмыкнул и поманил меня обратно в кабинет.

Хочется верить, что контакт установлен.

– Теперь по порядку, – комендант показал мне на стул, – от начала до конца.

– Меня зовут Майкл Алекс Игл, я из Техаса… – Версия уже давно была заготовлена, продумана до мельчайших подробностей, так что врал я не запинаясь. Кстати, пришлось врать только в отношении себя, а остальное я всего лишь немного приукрашивал. Для полноты картинки.

Получалось, что генерал Кронье отправил меня с неким личным конфиденциальным заданием, и я едва успел выскользнуть из Пардеберга, еще до завершения окружения его отряда. По пути претерпел немало приключений, попутно потерял документы в сожранной львом сумке, совершил несколько скромных подвигов, а уже потом встретил волонтеров. Ну а что?

С самим генералом они еще не очень скоро смогут поговорить, так что эта версия – железобетонная, ну а дальше все легко проверяется. Кстати, проверяли вполне серьезно. Комендант оказался не так уж прост и не поленился дернуть парочку волонтеров, чтобы подтвердить мои слова. Потом еще парочку. Не удовлетворился этим и послал нарочного в госпиталь, поговорить с Лизой.

Во время разговора клятый бур вел себя достаточно сухо; правда, презрительности все же немного поубавилось. Крутил носом, цеплялся, даже пробовал поорать, но, когда вернулся нарочный из госпиталя и слово в слово подтвердил мои слова, Баумгартнера наконец прорвало. Вернее, его неожиданно прорвало.

– Так что же ты раньше молчал!.. – заревел толстяк и по-медвежьи облапил меня. – Да за доктора Лизхен мы тебя на руках должны таскать. Знаешь, сколько она людей с того света вытащила? Да что там, она и меня выходила!!!

– Так я и говорил…

Толстяк молча отмахнулся и брякнул на стол здоровенную бутыль с ромом и пару кружек.

– Надо выпить за это.

– Курт, мои люди уже полтора часа торчат у комендатуры.

– Ах да… – Комендант хлопнул себя по лбу. – Сейчас… – он быстро накорябал пару строчек на листочке бумаги и сунул мне: – Вот, определяю вас на постой, в бывший пансион Тетушки Хаафен. Он сейчас почти пустой, так что будет удобно. Найдете там Марко, он интендант и обеспечит отряд всем необходимым. Ну-у. там овес для лошадок, припас и прочее. А завтра припишу вас к отряду генерала Мореля. Отличный вояка, я тебе скажу, этот французик – останешься довольным. Вот, отдай эту бумажку своим сержантам, а сам – сюда. Пропустим пару кружечек.

Я так и сделал, но приказал Степану, Ла Маршу и Шнитке потом вернуться и ждать меня у комендатуры. Есть еще одно дело, которое не хочется откладывать на завтра.

Пить не хотелось, но пришлось все же немного отхлебнуть мерзкого теплого пойла. Впрочем, толстяк не особо обращал внимание на мои слабые потуги и опрокидывал кружку за кружкой. М‑да…

– Ты не беспокойся, Майкл. – Баумгартнер алчно высосал содержимое очередной кружки и крякнул. – Кх-хр. У‑ух… Ты не беспокойся, скоро Пита вытащат из окружения. Отряды туда уже отправились. Да какое там, на хрен, окружение… так себе… окруженьице.

– Курт, это просто отлично!!! – Я уже сам разлил ром по стаканам. – Выпьем за это!

– О да!!! – Комендант вылил в себя коричневую жидкость и опять потянулся к бутылке. – Все понимаю! Курт Баумгартнер все понимает! А меня держат на этой бумажной работенке. Не ценят!!! Ты это… хоть и америкашка, но мировой парень! Советую завтра поговорить с Кристи де Ветом. Доложишь свои данные… ну-у, те сведения, которые ты выбил из бриташек… – Толстяк удивительно быстро стал пьянеть. – Э‑эх!!! Как сейчас помню.

– Курт, ты бы мне выдал бумагу какую… И вообще, я хочу официально вступить в армию. – осторожно попросил я, посчитав, что комендант уже дошел до нужной кондиции.

– Не вопрос!!! – Курт лихо что-то черканул на бумажке. – Нашей армии нужны такие вояки! Не то что эти сволочи… сволочи… – Комендант неожиданно всхрапнул, клюнул носом и угасающим голосом пробормотал: – Отдай… Стампу… Я – все… Заходи еще.

Через пятнадцать минут я получил в руки свой первый официальный документ в этом мире. Где черным по белому было написано, что Майкл Алекс Игл добровольно вступил в армию Оранжевой Республики, такого-то числа, такого-то месяца. Не бог весть что, но уже хотя бы можно не бояться проверки документов. Молодца, одним словом. Нет, у меня, конечно, есть паспорт покойного американца Чака О’Брайана, но вот эта бумажка пока гораздо предпочтительнее, так как все меня знают как Майкла Игла.

– С чем и поздравляю… – поздравил я сам себя и аккуратно спрятал документ в карман. – В любом случае, гражданство Республики тебе, Мишаня, пока не светит, так что обойдешься этой цидулькой.

Пришлось немного подождать сержантов, а потом мы дружно отправились в банк. Наличные уж всяко лучше, чем груда самородков. Особенно когда приходится быстро сваливать откуда-то…

Глава 9

Оранжевая Республика. Блумфонтейн

22 февраля 1900 года. 17:00

Банк, под помпезным названием «Государственный банк Оранжевой Республики», мы обнаружили в центре города. К счастью, он никуда не собирался эвакуироваться и вполне себе исправно работал. Надо сказать, почти ничто в городе не напоминало о войне. Нет, обилие вооруженных людей и патрули наводили на определенные мысли, но в остальном все шло своим чередом. Прогуливаются расфуфыренные парочки, работают фотографические ателье, магазины, множество ресторанов и отелей. Даже огромный воздушный шар на центральной площади примостился, рядом с которым авантажного вида пилот за умеренную плату предлагает осмотреть окрестности с высоты птичьего полета. Как-то не по себе немного становится от такой беспечности. Впрочем, я завтра все же попытаюсь достучаться до кого-нибудь из местных генералов, а потом…

– Какой валютой желаете получить, герр Игл? – Молодой клерк вопросительно склонил напомаженную голову с идеальным пробором. – Могу предложить золотые монеты достоинством в один трансваальский фунт. А также банкноты номиналом в десять и двадцать фунтов.

Очень интересно. Ну да, была такая монетка. Впрочем, какая разница – они еще долго будут в обороте, вплоть до того, как перейдут в разряд нумизматической ценности. А золото – оно всегда золотом и остается.

– …Могу еще предложить британские гинеи и соверены… – продолжил клерк и вежливо скривился.

– Фунты… золотые… – коротко ответил я и отпил из миниатюрной чашечки глоток великолепного кофе, – к черту гинеи.

Клерк посветлел лицом и отдал короткую команду помощнику, почтительно застывшему рядом. Тот чуть ли не откозырял и мгновенно умелся куда-то за никелированные решетки, в изобилии наставленные в помещении для приема важных клиентов. Кстати, банк удивительно напоминал современные подобные учреждения, конечно, со скидкой на колорит девятнадцатого века. И охранялся со всей строгостью. Степу и Ла Марша со Шнитке внутрь не пустили, притормозив в комнатушке, напоминающей предбанник. А меня разоружили, даже обыскать не поленились. Да и курс здесь… едрить его налево и направо. Ободрали как липку, прохиндеи.

– Какие еще услуги мы вам можем оказать, герр Игл? – Клерка можно было прямым ходом номинировать на титул «Минхер Вежливость и Предупредительность» всея Южной Африки. – Возможно, вы желаете перевести сумму в векселя на предъявителя нашего банка или открыть счет? Смею уверить…

– Мне нужен ваш совет, герр Стромберг… – прервал я клерка, и на полированную столешницу с легким стуком лег камешек.

Герр Стромберг с невозмутимым лицом выудил из ящика стола небольшую коробочку, обитую кожей, извлек из нее что-то вроде монокля и еще несколько непонятных инструментов. Отработанным движением вставил монокль в глазницу и взял в руки камешек. Долго рассматривал со всех сторон, потом измерял, царапал и даже пробовал расколоть небольшим молоточком. Наконец удовлетворенно вздохнул и отложил алмаз в сторону:

– Герр Игл, могу вас поздравить. Это алмаз чистой воды. Я так понял, что вы собираетесь реализовать его?

– Не только его. Партию из десяти штук, примерно этого же размера.

Стромберг ненадолго задумался и тщательно проговорил:

– Это возможно. Но сразу хочу сказать, здесь вы не получите полной цены.

– Насколько я понимаю, вы, герр Стромберг, можете назвать место, где я получу полную цену?

– Да, – четко кивнул клерк. – Я могу вас свести с нужными людьми. Но… – Стромберг многозначительно помедлил.

– Смелее, – подбодрил я его. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться об истинном смысле этой паузы.

– Два процента от общей суммы. – Клерк мило улыбнулся и поспешил добавить: – Вы, герр Игл, в любом случае получите гораздо больше, чем получили бы здесь.

Я немного задумался. Грабят они не по-детски, так спрашивается, зачем спешить и терять деньги? За золотишко я, конечно, выручил порядочно, но все равно для нормальной ассимиляции в этом мире может оказаться маловато. Можно и согласиться, просто надо быть при этом осторожным. Да и не выглядит этот парень мошенником.

– Положим, я соглашусь. Как вы это устроите?

Вариант, предложенный Стромбергом, окончательно развеял мои сомнения, а прошнурованные и опечатанные мешочки с золотыми монетами привели в отличное настроение. Еще немного времени ушло на пересчет, затем я откланялся и с кожаным саквояжем в руках отправился на выход.

Можно считать, что еще один шажок к нормальной жизни сделан. Впрочем, этих шагов остается сделать еще очень и очень немало.

Всю сумму, а именно семнадцать тысяч фунтов, отправил с ребятами в расположение, делить будем уже завтра, а монеты за золото, затрофеенное с первых уланов, оставил у себя. Как-никак все же триста восемьдесят фунтов, что тоже очень неплохо. Обрадую Лизхен уже сегодня.

Ну а дальше… дальше – я отправился приводить себя в порядок. Для начала снял отличный номер в отеле – представьте себе, даже с ватерклозетом и здоровенной чугунной ванной. Затем парикмахерская и магазин готового платья.

– Прелестно. Просто прелестно… – Приказчик смахнул с лацкана пиджака несуществующую пылинку и козликом отскочил в сторону.

Я глянул на себя в зеркало и понял, что теперь вполне могу играть в вестернах главного злодея. Ну… знаете, такого мрачного типа, в костюме-тройке с удлиненным сюртуком и в черном стетсоне. И конечно же с обязательным револьвером на поясе. Или двумя. А что, в принципе неплохо. Костюмчик из отличной шерсти, даже шит на заказ. Вот только его будущий счастливый обладатель, к счастью схожий со мной размерами, до своего заказа так и не добрался – сгинул где-то, болезный. Да и ладно, мне же лучше.

Покрутился еще и решил приспособить к костюмчику пояс и кобуру с наследством покойного Чака О’Брайна. Кольт «Миротворец» и настоящий американец, на роль которого я себя нагло позиционирую, просто неразрывно связаны. Так и сделаем: имидж – наше все. Красавчик, однако…

– Беру, – осчастливил я приказчика. – Старые вещи – упакуйте.

– Будет сделано! Ой, какой интересный материал. – Мужик склонился над моим френчем и стал интенсивно щупать его подкладку. – Шелк?.. – Он искусно выдернул ниточку и стал рассматривать ее на свет. – Нет, не шелк… Какой-то он, простите, ненатуральный…

М‑да… вот так и прокалываются шпионы. Я подавил в себе желание пристрелить любопытного портняжку и буднично бросил:

– Да, это новый материал. Американского производства. Пробная партия фабрики в Нью-Васюках. Но я спешу.

К счастью, приказчик удовлетворился ответом, я расплатился и вырулил на улицу. Занес старые вещи в гостиницу, немного сконфуженно дал почистить свои сапоги уличному чистильщику обуви, нанял экипаж и отправился на званый ужин. Нет, в самом деле пора, жрать хочу, как голодный бабуин… Стоп… цветы забыл…

– Любезный, остановись здесь.

За сущие гроши выбрал с десяток букетов из белых роз, потом еще один, но уже вовсе громадный, и решил, что теперь полностью готов к светской тусовке.

– Поехали.

Справа мелькнула вывеска фотомастерской, в голове взорвалась догадка – а вдруг? Но потом резко передумал, не хватало еще после очередной фотосессии к неандертальцам угодить. Или вообще к динозаврам. Вот завтра мои орлы приведут себя в порядок, сгоняю их на групповую фотографию – так сказать, испытаю, а потом уже сам… может быть…

Стало уже темнеть, я залюбовался звездами и неожиданно приметил какое-то ритмичное мерцание в небе. Присмотрелся и обнаружил, что это поднялся воздушный шар: очевидно, с очередной партией любителей острых ощущений. Ну да… этот импозантный аэронавт как раз и обещал публике какие-то оптические эффекты. Вот теперь и забавляется, слепя им глазки ратьером… ратьером?..

– Да ну, на фиг?.. – Я внимательно присмотрелся к сигналам и ничего не понял. Не морзянка – это точно. Специальный шифрованный код? Кстати, а почему бы и нет? Этот долбаный воздухоплаватель играючи фиксирует с воздуха все передвижения бурских войск, а потом, вот таким оригинальным способом, передает данные на очень приличное расстояние.

Нет… это вообще черт знает что!!! Куда контрразведка смотрит? М‑да… вот это я разошелся. Какая, на хрен, контрразведка у буров? А вот у бриттов – уже вполне сложилась специальная контора.

– Завтра, голубчик завтра ты познакомишься с самыми прогрессивными методами дознания. – вслух пообещал я невидимому аэронавту. – А сегодня мне недосуг – отдыхаю я.

От предвкушения завтрашнего развлечения настроение мигом скакнуло вверх. А что? Развлекаться – так по полной. Англы могут, а я почему нет? Расстрел взводом на рассвете, повешение, расчленение, оскопление, анальная дефлорация… Тьфу ты, пора завязывать, что-то я совсем вошел в роль Великого инквизитора.

Поудобнее перехватил букеты, припасенные для женской части медицинского отряда, и чуть ли не строевым шагом направился к крыльцу госпиталя.

Само действо происходило во внутреннем дворике особняка – оттуда доносились громкие голоса и звуки гитары. Костлявая сиделка с личиком фанатичной монашки провела меня через госпиталь, перекрестилась перед дверью во двор и совсем уже собиралась шмыгнуть куда-то в сторону, но я вовремя поймал ее за руку.

– Это вам, мадемуазель.

Сиделка, увидев розочку, недоуменно на меня уставилась, по ее сухонькому личику пробежала буря чувств, мне даже показалось, что она сейчас грохнется в обморок. Совсем уже собрался ее ловить, но женщина справилась, взяла цветок, приложила его к губам, а затем торжественно меня перекрестила и чуть ли не вприпрыжку умчалась назад в госпиталь.

Вот… я всегда говорил, что просто надо уметь найти подход к женщинам. Поправил стетсон и шагнул за дверь.

– Мишель!!! – Лиза, увидев меня, отчаянно взвизгнула и пулей вылетела из‑за стола навстречу.

– Это тебе, моя королева. – Я прикоснулся губами к ее ручке и вручил букет цветов, а потом отвесил общий полупоклон всем гостям. – Господа, дамы…

– Идем, идем. – Лизхен, будто хороший трактор, потащила меня за собой. – Я тебя сейчас представлю.

Едва успевая за ней, во все глаза рассматривал гостей. С дамами-то ладно, откуда они мне могут быть известны? Хотя признаю, вот эти две, с краю – диво как хороши… Но вот мужики? С Ранненкампфом понятно… Сам Ромейко-Гурко? А это Гучковы? Господи, да это же Максимов…

– Аманда Густава Вебер. Моя лучшая подруга. – Лиза подвела меня к улыбающейся белокурой девушке с пышными формами. – Майкл Алекс Игл, мой жених.

– О‑о‑о… – немедленно восхитилась пышечка. – Та-та… Лизхен много гофорить про фас. Фы есть настоящий риттер… та-та, герой!!! – Девушка успевала говорить, улыбаться и в буквальном смысле пронзать меня глазами, рассматривая как выставленный на витрине кусок мяса.

– А это Софочка Изметьева, просто милочка, – защебетала Лиза, подведя меня к очередной подруге – тоненькой, как тростиночка, и удивительно милой девушке с толстой русой косой. – Софи, это Майкл Игл, мой жених.

– Очень приятно, господин Игл. – Софья неожиданно заговорила на практически идеальном английском языке. – Лиза очень много про вас рассказывала, и если хотя бы половина этого – правда, то вы совершили подвиги, достойные рыцаря Круглого стола.

– Софи… – Лиза скорчила недовольную рожицу. – Вечно ты… – и сразу же потащила меня дальше…

Я виновато оглядывался на гостей мужеского полу, но они понимающе улыбались и пожимали плечами, дескать, все понимаем, но ничего поделать не можем. Отрабатывай, брат, дальше.

– Машенька Геллер.

– Катарина Хольмс.

– Ирен фон Швабе.

– Патриция ван Брескенс.

Я обошел каждую, вручил цветы, мило поулыбался, выслушал кучу восторженной чепухи и наконец добрался до мужчин. Уф-ф…

С ними Лизавета поступила очень практично. Представила меня сразу всем и оставила меня с ними.

– По-русски говорим? – кратко поинтересовался коренастый усатый мужчина в мундире подполковника российской армии и показал рукой на плетеное кресло.

– Говорим. – Я присел в кресло и приготовился… к чему? Не знаю, но особо приветливыми лица мужчин, окружающих меня, назвать было нельзя.

– Подполковник Ромейко-Гурко. – четко кивнул мужик.

– Инженер-капитан Щеглов, военный представитель, – так же четко кивнул худощавый брюнет с роскошными усиками, в идеально выглаженной форме.

– Едрихин, корреспондент, – небрежно представил себя невысокий крепыш с удивительно русским лицом.

– Корнет кавалерийского Ее Величества Императрицы Марии Федоровны полка граф Дмитрий Михайлович Граббе. Волонтер, – сдержанно улыбнулся совсем молодой, спортивного телосложения паренек.

– Потапов, администратор совместного русско-голландского медицинского отряда, – очень колюче, можно даже сказать – неприязненно, посмотрел на меня полноватый мужчина.

– Максимов. Корреспондент, – вежливо и мягко представился мужчина с ухоженной бородкой а‑ля Николай Второй, в полувоенном френче.

Гадать о намерениях данных господ мне не приходилось, так как остальные мужчины: несколько врачей и волонтеров – голландцы и русские, вежливо представились и сразу же дистанцировались. А эти, судя по всему, вполне серьезно собрались проверять на вшивость непонятного американца? Ну-ну…

– Капитан Майк Игл. Так с чего начнем, господа?

– С чего? – переспросил подполковник. – С самого начала, господин Игл, с самого начала.

– Родился я в одна тысяча восемьсот семьдесят первом году.

– Мне понятен ваш сарказм, господин Игл, – прервал меня Ромейко-Гурко. – Но, пожалуй, следует начать с того, кто вы на самом деле. Майк Алекс Игл или Михаил Александрович Орлов?

Вот даже как… Впрочем, все понятно. Лизхен я изначально представился Михаилом Орловым, потом трансформировался в Майкла Игла, о чем она не могла не рассказать своему окружению. Естественно, все это немедленно вызвало подозрения, так как военные люди в условиях войны подозрительны по определению. Эх, Мишка, хреновый из тебя шпион, но будем выкручиваться.

– Ну что же, господин подполковник! – Я сделал паузу и с улыбкой посмотрел на подполковника. – С удовольствием проясню этот момент, но только вам и только наедине… – и с намеком добавил: – Вы должны меня понять…

Подполковник с некоторым очень тщательно скрываемым изумлением на меня посмотрел, помедлил и сказал:

– Господа, прошу оставить нас.

Офицеры немедленно отошли.

– Вот теперь я готов.

– Кого вы представляете? – жестко поинтересовался подполковник.

– Североамериканские Соединенные Штаты, – так же жестко ответил я. – Моя миссия сходна с вашей. И еще, поверьте, я не враг вам, а также не враг бурам. Я Майкл Алекс Игл, но у меня русские корни. В остальном, я действительно спас Елизавету Георгиевну, действительно организовал волонтеров и действительно уничтожил британских улан. Не сомневаюсь, что Лизу вы уже успели в подробностях расспросить об этом. Вот и все, что я могу сказать вам.

– Этого мало, – несколько нервно заметил Ромейко-Гурко.

Я его перебил:

– Подполковник, что вы мне скажете, если я начну интересоваться вашим заданием от Военно-учетной комиссии Генерального штаба Российской империи?

– Вы хорошо осведомлены. – Подполковник просто пронизывал меня глазами. Можно даже сказать – с угрозой.

– Вы меня переоцениваете.

– Положим, – уже спокойно протянул русский офицер. – Положим, что мы выяснили отношения, но…

Говорили мы с ним недолго – подполковник немного прощупал меня на предмет дальнейших намерений, очень осторожно и тактично коснулся отношений с Лизхен, а потом подвел к остальным, где и сообщил, что все недоразумения сняты.

Вот так… Что могу сказать? Теперь все русские офицеры автоматически будут относиться ко мне настороженно, но хотя бы уже не считают подозрительным авантюристом. Может, я и совершил ошибку, но на данный момент мне большего и не надо. Завтра проведу операцию с алмазами, попробую договориться с Лизой и… Словом, будет видно.

К моему удивлению, вечеринка никоим образом не напоминала светские рауты. Наоборот, все очень скромно, хотя дамы все же умудрились экипироваться в нарядные платьица. Пили очень немного, в основном шампанское, а вот с едой мне вельми угодили. Девушки вынесли из домика три громадных супницы, полных настоящих пельменей. Надо сказать, удивительно вкусных пельменей, особенно учитывая, что на столах оказались русская горчица и уксусно-перечный соус.

– Мишель, ну не дуйся. – После того как мы утолили первый голод, Лиза отвела меня в сторонку.

– За что это должен дуться?

– Ну за то… – Лизхен запнулась. – Ну-у… что поделилась своими опасениями с друзьями…

– Даже так?

– Миша, – Лиза очень успешно сыграла отчаяние, – пойми меня, должна же я быть уверена в своем женихе. – Девушка похлопала глазками и неожиданно перевела тему разговора: – Ты уже продал золото?

– А всего, что случилось за время нашего путешествия, тебе не хватило для уверенности? – Мне отчего-то вдруг стал неприятен этот разговор.

– Миша, – капризно протянула девушка, – ну перестань.

– Ладно. Вот здесь сто девяносто фунтов, – я передал Лизе деньги, – это твоя доля из первой партии золота. Остальное привезу завтра.

Лиза цепко ухватила довольно тяжелый мешочек и ловко запихала в ридикюль, а потом невинно поинтересовалась:

– Сколько там будет?

– Точно не знаю, будем делить, но, кажется, около тысячи фунтов.

– Ой, ой! – Лиза даже захлопала в ладоши от радости. – Как много! А алмазы?

– Все завтра.

– Хорошо, хорошо, Мишенька, – согласно закивала головой девушка. – Делай как знаешь. Ты уже не обижаешься на меня? – Лизхен умильно склонила головку.

– Нет. Но, пожалуйста, в будущем воздержись от подобных… проверок… – Я и сам не знал, обижаюсь на Лизу или нет. Во всяком случае, мне ее поведение точно не нравилось. А вообще, надо думать.

– Договорились, договорились. И знаешь, – Лизавета таинственно улыбнулась, – я совсем не против, если ты меня завтра пригласишь в ресторан. И возможно, – девушка покраснела, – даже покажешь свой номер в гостинице. Ну я побежала к девочкам.

Дамы затеяли играть в фанты, а я прихватил бокал с шампанским и отошел к дальней лавочке. Надо подумать, крепко подумать.

Странная девушка Лизхен. Или не странная? Я вот как-то все больше по современным красавицам, а с оными, образца девятнадцатого века, как-то раньше не сталкивался. Может, этим и объясняются странности? Хотя, с другой стороны… на ее взгляд, я тоже могу показаться более чем необычным. Акцент… вроде я и русский, а на самом деле американец…

– Скучаете, мистер Игл?.. – Ко мне пошел Максимов. Легендарная в общем-то личность, в будущем фехтгенерал бурской армии, признанный авторитет. Надо отметить – сам подошел. Насколько я помню, свою добровольческую миссию он прекрасно сочетал с разведывательной. Очень интересно…

– Иногда хочется побыть одному, господин подполковник. Простите, я не особенно в курсе: ваше высокоблагородие или ваше превосходительство? – немного слукавил я.

– Пустое… – улыбнулся подполковник. – Можно просто: Евгений Яковлевич – я в глубокой отставке. Не будете возражать, если я присяду?

– Ради бога, Евгений Яковлевич. Вы курите? Могу предложить отличную сигару.

Максимов от сигары отказался и задымил трубкой. Завязался ни к чему не обязывающий разговор. Максимов старался аккуратно обходить все вопросы, связанные с войной, но одновременно с этим осторожно прощупывал меня, порой приводя в нешуточное замешательство. Право слово, откуда мне знать нынешние реалии американской жизни? Хотя, возможно, он просто старался свести знакомство, чтобы в дальнейшем перейти к более серьезным вопросам. А вообще, Евгений Яковлевич оказался очень приятным в общении человеком. Стоп, совсем забыл.

– Кстати, Евгений Яковлевич: волонтеров, которых я привел в Блумфонтейн, должны приписать к отряду генерала Мореля. Насколько я понимаю, вы тоже в нем состоите. У меня будет одна просьба к вам. Не возьмете ли вы моих людей к себе? Могу за них поручиться – люди в высшей степени дисциплинированные и проверены в деле.

– А вы? – подполковник слегка прищурился. – А вы, Майкл? Вы будете воевать на стороне буров?

– В буквальном смысле – нет. – Я покачал головой. Ну вот, меня наконец вежливо попросили определиться по жизни. В самом деле, давно уже пора.

– Это как? – заинтересовался Максимов.

– Я буду им помогать в меру своих сил. Но не в строю. Примеры? Пожалуйста. Так получилось, что во время вояжа сюда в мое распоряжение попали некие очень важные сведения. В определенном смысле они могут помочь Республике. Хотя… хотя, в любом случае это уже бесполезно.

– В каком смысле «бесполезно»? Вы говорите загадками, Майкл. – На лице Максимова ясно читалось недоверие.

– Смотрите, Евгений Яковлевич.

Я в общих чертах обрисовал ему положение генерала Кронье, перечислил британские части, вплоть до командиров полков, аргументированно спрогнозировал капитуляцию генерала и последующее неизбежное падение Блумфонтейна.

– Вы же военный, Евгений Яковлевич, так что должны понимать: при таком положении дел буры неизбежно проигрывают. Рано или поздно… – закончил я рассказ и приготовился услышать горячие возражения.

Но подполковник не стал мне возражать, он просто спросил:

– Вы не будете против, если я донесу ваши соображения, до… скажем так, по инстанции.

– Отнюдь, – я улыбнулся, – наоборот, я как раз на это рассчитываю. А вообще, я остановился в отеле «Эксельсиор», двадцать пятый номер. Завтра с утра я проведаю своих волонтеров, затем у меня еще кое-какие дела, а вечером – я в полном вашем распоряжении. Кстати, не хотите поучаствовать в одном забавнейшем приключении? Я собрался поймать английского шпиона.

Мне даже стало как-то легче на душе. Я искренне сочувствую бурам, но по большому счету ничем им помочь не могу. Ну не идти же мне в атаку с винтовкой наперевес? А так… в меру своих скромных сил… может, что и выйдет. А не выйдет, так хотя бы останется уверенность, что попытался.

– Хочу, – твердо ответил Максимов. – Завтра непременно встречаемся.

– Отлично, прихватите с собой еще несколько надежных людей.

Мы перебросились еще парой слов, а потом меня потащили играть в фанты. Ох уж эти «дэушки».

– Моя, моя очередь! – Софья даже язык Лизе показала. – Чем же мне озадачить бравого героя? – Девушка окинула меня оценивающим взглядом.

– Вы несносны, Софи. – Лиза надула губки и отвернулась.

– Итак… – Софья не обращала на подругу никакого внимания.

– Чего бы вам хотелось, Софья Николаевна? – решил я помочь девушке. Время было уже далеко за полночь, а завтра еще дел наперечет. Так что пора и честь знать…

– А ничего, я оставляю свое желание за собой, – рассмеялась Софья. – Но не думайте, что легко отделались. Я его в свое время обязательно предъявлю.

Лиза сразу отмякла лицом, мы еще немного посидели за столом, а потом я откланялся. К моему удивлению, все присутствующие очень тепло со мной простились. Лиза не в счет, она вообще себя вела как единоличная и полноправная владелица капитана Майкла Игла. Черт! Вот как-то она меня настораживает.

Добрался до гостиницы нормально и едва ополоснувшись, вырубился.

– Завтра, все завтра, и война тоже.

Глава 10

Оранжевая Республика. Блумфонтейн

23 февраля 1900 года. 05:00

Всю ночь снились кошмары – меня цинично и разнообразно грабили. Все подряд, от волонтеров до Лизхен. Тьфу ты, приснится же такое… Проснулся с рассветом весь расстроенный, принял ледяной душ и заказал в номер завтрак. Пока завтракал, вспомнил, что сегодня двадцать третье февраля, и еще больше загрустил.

Впрочем, грустил я совсем недолго, умяв кучу еды и экипировавшись по-походному, отправился в расположение волонтеров. Вернее, сначала в гостиничную конюшню, где квартировал мой «росинант», а уже затем в пансион. По пути рисовал себе страшные картины; все пропало, волонтеры сперли золотишко, заодно цинично перестреляв друг друга…

– Миша, ну нельзя же так, – попробовал себя в голос урезонить, но ноги сами дали шенкелей коняге.

Пансионом оказался большой длинный дом – очень смахивающий на барак, окруженный небольшим садиком. Все чрезвычайно прилично. Гм… трупов тоже не видно. А это что такое?

Возле дома стояла длинная очередь из вооруженных людей. Не буров… европейцев… и очередь эта шла к столику, за которым важно заседали господа Шнитке и Ла Марш. Волонтеры из нашего отряда, немного поодаль, дружно занимались постирушками и другими не менее полезными делами. Короче, служба поставлена – не разгильдяйничают.

– Как это понимать, господа? – задал я законный вопрос сержантам.

– Мон капитан. – Ла Марш увлек меня в сторону. – Мы тут это… взяли на себя смелость. К тому же внезапно обнаружилось много желающих.

После того как француз закончил рассказывать, мне очень захотелось почесать затылок. Оказывается, помимо нашего отряда в пансионе были расквартированы другие волонтеры, а именно германские добровольцы. И после общения с моими архаровцами они дружно решили вступить в наш отряд и воевать под началом доблестного капитана Игла. М‑да… И насобиралось их сорок человек – тридцать пять германцев, вернее – эльзасцев, и пять тех же дойчей, но уже американского происхождения. Их успели вооружить, выдать боекомплект и лошадок, а вот распределить пока не успели. Бардак, однако.

Я просто промолчал, разглядывая волонтеров. Не вояки, однако. Их по-хорошему еще бы дрючить и дрючить, а потом уже…

– Черт, а оно мне надо? – вырвалось на великом и могучем.

– Что вы сказали, герр гауптман? – вскинулся Шнитке.

– Ничего. Адольф, а что с… ну, ты понял.

– Герр Стьепан и герр Венья все взяли под личную охрану. В подвале, – отрапортовал Шнитке. – Ну так что?

– Посади вместо себя кого-нибудь, всех переписать поименно, отдельно артиллеристов, если таковые сыщутся. А пока со мной… – Я решил для начала разобраться с золотом, а потом уже ломать голову по поводу новых рекрутов. Нет, ну надо же. Охренеть!!! Еще пару дней – и батальоном буду командовать.

С дележом закончили быстро, в результате я стал богаче на тысячу пятьсот фунтов, а Лизавета – на тысячу сто пятьдесят. Как же неудобно таскать с собой килограммы золотых монет! И никуда не денешься – как-то боязно брать банкноты местные. Надо будет обязательно придумать, где хранить монеты. Можно даже в госпитале. Но это позже, а пока насущным займемся.

– Ну что, Наумыч, теперь ты свободный, как ветер в поле. Денег у тебя хватает, документы тоже есть. Так что решай. – Для начала я решил определиться со Степаном.

– А что тут решать, Ляксандрыч? – Степа тщательно увязывал свое золото в узелок. – Тут и решать нечего.

– Так что, домой?

– Не ждет меня никто дома, – буднично сообщил парень. – Нельзя мне туда.

– Значит?..

– Значит, воюем, – спокойно заключил Степан. – Могу быть при тебе, Ляксандрыч, могу и сам по себе. Это уж ты сам решай.

– В Америку со мной поедешь, если что?

– В Америки? – Степа почесал бороду. – А бабы и кони в Америках есть?

– Есть, и много. Свободной земли тоже полно.

– А поеду, погляжу… – решительно кивнул парень.

– Вот и ладненько.

С Веней решилось еще проще: студент за ночь накропал кучу прожектов и теперь просто кипел желанием их воплотить в жизнь. Читай – испытать на бриттах. Похвально, похвально…

Разобравшись с соратниками, я толкнул речь перед новыми волонтерами. Вполне неплохо получилось: воинственно и, главное, оптимистично – словом, все прониклись. Немного поломал голову и расписал план занятий с волонтерами. Ничего особенного, пока сержанты должны справиться, а дойдут руки – сам пару занятий проведу. Затем изловил интенданта, кстати, тоже волонтера, но голландца, и вытряс из него дополнительный боезапас и два десятка винтовок Маузера. Гораздо предпочтительнее винтарь, чем британский «ли-метфорд», особенно патроном под бездымный порох. В процессе общения с Марко мне пришла в голову одна очень интересная идея, и я вытребовал у него пару фургонов с лошадками, пообещав по двадцать фунтов за каждый пулемет, который он достанет для отряда. Сомневаюсь, конечно: большая редкость пока эти машинки, но, к немалому моему удивлению, интендант пообещал достать. Кстати, удивительно похож человечек на бравого солдата Швейка. Такая же продувная бестия.

Вот не знаю, зачем я это делаю. Хотя… почему бы нет? Организую службу, а потом, в любом случае, добровольцам уже легче будет.

Дело близилось к обеду, никаких распоряжений от командования не поступало, поэтому, прихватив Степана и Веню, я отправился обедать. После обеда Веня под присмотром Наумыча занялся поисками необходимых ему химикатов, а я вернулся в гостиницу продавать алмазы.

Самые крупные камешки я уже давно отделил и спрятал, а собирался продать только десяток самых мелких. Законно подозреваю, что чем дальше от Африки, тем дороже будут стоить алмазы. Так какого хрена спешить?

– Вроде все… – Я огляделся и спрятал маузер под подушку, а «веблей» засунул сзади за ремень бриджей. Не думаю, что среди бела дня меня возьмутся грабить, но, как говорится, береженого Бог бережет.

Герр Стромберг, как мы и договаривались, появился ровно в час дня. С ним пришел большой и грузный мужик в котелке и дорогом костюме. Вполне приличной наружности – с виду не бур; возможно, скандинав. Даже тщательно выбрит и благоухает хорошим парфюмом, словом – сама респектабельность.

Стромберг отвесил мне четкий поклон и представил своего спутника:

– Герр Игл, позвольте вам представить герра Андерсена. Он заинтересован в покупке вашего товара.

– К вашим услугам, господа.

Толстяк молча примостился на стул, заставив его отчаянно заскрипеть, а Стромберг достал из саквояжа коробочку с инструментами и предложил:

– Приступим?

– Один момент, господа… – я невинно улыбнулся, – мой товар со мной, но как вы собираетесь расплачиваться в случае совпадения наших желаний?

– Чек… Чек на предъявителя Государственного банка Республики… – угрюмо пробасил толстяк. – Уж не надеялись ли вы, что я сюда притащу мешок золота?

– Я обязуюсь его обналичить по первому вашему желанию, герр Игл, – вежливо сообщил Стромберг.

– Нет вопросов, господа, тогда сделка произойдет в банке… – ответил я с каменным лицом. – Уж не думаете ли вы, что я возьму чек у незнакомого человека?

– Хорошо… – недовольно пропыхтел Андерсен, – давайте уже свои чертовы камешки…

Стромберг работал четко и уверенно, проверка алмазов заняла от силы минут двадцать. После чего он сверился с записями, быстро что-то подсчитал и сообщил нам.

– Тридцать пять тысяч фунтов. Камни чистые, но, к сожалению, при огранке будет много потерь. Но в любом случае, это примерно на десять-двенадцать процентов больше, чем вы получили бы в официальном учреждении, мистер Игл.

Тридцать пять тысяч фунтов, и все крупные камни остаются у меня. Это уже что-то – с такими деньгами можно начинать жить. Думаю, стоит согласиться.

– Я согласен…

В дверь неожиданно сильно постучали, потом щелкнул ключ, и она распахнулась. В номер ввалились два мужика в штатском и наставили на нас стволы.

– Полиция! Вы арестованы, господа!

Стромберг и Андерсен дружно потянули руки вверх, а я чуть не взвыл от досады. Вот же сука… воистину жадность фраера сгубила. Млять, что теперь? Стоп, стоп, если это полиция, то я Элтон Джон, прости меня господи за такое сравнение. Да и какого пня бурские полицейские будут разговаривать на английском языке? Ну не могут здесь быть полицейскими американцы. Хрен же перепутаешь. Тем более, они уже с полгода не мылись, по́том прет, как от козлов, – аж глаза режет. Господи, сделай так, чтобы я не ошибся.

– Тебе что, особое приглашение надо? – Небритый мужик в мятом клетчатом костюме сделал шаг вперед и вознамерился меня двинуть рукояткой револьвера.

– Все-все, я подчиняюсь! – испуганно завопил я и вздернул руки вверх.

– То-то же… – удовлетворенно буркнул второй полицейский, здоровенный детина в брезентовом плаще и, перехватив короткий дробовик, закрыл дверь в номер.

– Где алмазы? – Клетчатый угрожающе помахал револьвером.

– Вот… – Стромберг услужливо подвинул к нему коробку и заискивающе пробормотал: – Слово чести – мы не знали, что они ворованные.

– Шериф разберется, – осклабился детина. – Всем на пол.

Шериф, говоришь? Ну-ну…

– Можно я здесь лягу? – Я сделал пару шажков к мужику с дробовиком.

– Валяй. – Он довольно гоготнул и тут же испуганно вытаращился на свое оружие в моих руках, а в следующее мгновение улетел в угол, получив прикладом в челюсть. Стволы уставились на мужика с револьвером.

– Пушку на пол, урод. Живо!

– Тихо, тихо. – Оружие брякнулось на ковер, а клетчатый потянул руки вверх. – Все-все, я сдаюсь.

Шаг вперед, глухой стук – и второй грабитель распростерся на полу.

– Герр Игл! – завопил Стромберг. – Вы нас спасли!

– Сидеть. – Я его пнул в колено. – Сидеть, мозги вышибу.

– Я не понимаю, герр Игл. – Андерсен неуверенно заерзал на стуле. – В чем дело?

– Ты связываешь их. – Дула дробовика уставились на клерка. – А ты, свинья, начинаешь говорить… – Я для пущего эффекта хотел выпалить над головой толстяка, но передумал и просто слегка угостил его по морде прикладом. – Мне в тебя выстрелить, уродец? Идиоты, не могли подыскать подельников поумнее?

– Меня заставили, – первым не выдержал Стромберг.

– Вперед; вяжи – и говори.

Все оказалось очень банально. Я по собственной глупости попался в ловушку, старую как мир и простую, как сатиновые трусы. Идиот-клерк проигрался в карты, его плотно взяли за жабры, пришлось изворачиваться. Вот он и удумал с помощью этих тупиц прокинуть доверчивого клиента. Млять, это же надо было упомянуть шерифа? Где это в Южной Африке шериф? Как я и думал, горе-полицейские оказались дезертирами-американцами, а Андерсен – шведом под личиной представителя торговой фирмы и по совместительству главарем этой веселой компании. Кстати, портье оказался у них в доле. Но это не главное.

Завтра ночью они планировали ограбить банк. За городом пряталась небольшая банда, собранная из разного отребья, в основном американцев. Так вот, Стромберг собирался засидеться допоздна, подсыпать охране снотворное, а потом открыть подельникам двери. Куш обещал быть не просто богатым – в банке хранилось все золото Республики, а это ни много ни мало – на четыре миллиона золота в слитках и монетах.

Стромберг выложил информацию как на духу – видно, ему самому не улыбалось влезать в эту авантюру.

– А полиция? – Я с трудом завел руки толстяка за спину и спутал их ремнем. – Помогай давай, банковская душа.

– Герр Игл… – Морда клерка представляла собой образец раскаяния. – Они… я… – Стромберг с ненавистью пнул толстяка.

– В кассу залезал?

– Да… и не раз… а скоро ревизия… – Клерк ухватился за ногу Андерсена и отволок его к подельникам.

– Понятно… – Я повертел в руках изящный «дерринджер» с накладками из слоновой кости на рукоятке, оказавшийся в потайном кармане у шведа. – А что… пригодится… а остальное – дерьмо…

– Вы меня выдадите, герр Игл? – тихонечко поинтересовался Стромберг.

– Конечно, выдаст… – хрипло рассмеялся один из грабителей. – Не выкрутишься, крыса…

– Заткнись…

Я и в самом деле не знал, как поступить. Возня с полицией ну никак не входит мои в планы. Мигом всплывет история с алмазами и придется заплатить старательский налог. Не малый, кстати. Опять же могут возникнуть проблемы с личностью. Стоп… у толстого есть паспорт гражданина САСШ… пригодится.

– Что с вами делать? – Я легонечко пнул Андерсена в жирный бок.

– Возьми чековую книжку… – прохрипел швед. – На счету три с половиной куска. Эта крыса тебе обналичит без проблем, а нас отпусти.

– Ты, Ляксандрыч, времени не теряешь… – В номере появился Степан. – Это что за шпаки?

– Ограбить пытались, идиоты. Где Веня?

– Дык в пролетке внизу скубент, – улыбнулся парень. – Набрал всякого барахла, теперь пужается, шо сопрут.

– Постереги, Наумыч… – а Стромберга я поманил в другую комнату.

– Герр Игл, я обналичу без проблем. На счету этой сволочи действительно есть деньги. Но они меня так просто в покое не оставят… – лихорадочно зашептал клерк. – Убейте гадов, а я засвидетельствую, что они пытались вас ограбить.

– А сам?

Стромберг страдальчески скривился, но потом все же решительно кивнул:

– У меня выхода нет. Если вскроется эта история, а она обязательно вскроется, мне в банке не работать.

– Тебе и так в нем не работать, сам говорил про скорую ревизию.

– Герр Игл… я попытаюсь.

М‑да, задачка, однако. Чем мне может быть полезен главный клерк Государственного банка Республики? Даже не знаю…

– Сможешь мне открыть счет, скажем, в САСШ? Или в Германии, к примеру?

– Без проблем… – закивал головой Стромберг. – Трансконтинентальный телеграф пока работает, так что нет проблем. Мы можем вам открыть банковский счет на предъявителя в любом из наших партнерских банков. Вы вносите деньги, мы оформляем банковский перевод с указанием представленных вами реквизитов… – Клерк сделал паузу и доверительно прошептал: – Любых предоставленных вами реквизитов: к примеру, хотя бы на паспорт этого Андерсена… Я сам этим займусь.

– Держи, – револьвер перекочевал в руки клерка, – по два выстрела в каждого. Я покажу, куда и как. Вперед. Стоп, давай назад… – Внезапно мне в голову пришла интересная мысль… вернее, две… – Мне нужно гражданство Республики. Поможешь?

– Легко, герр Игл… – пожал плечами клерк. – Всего двести фунтов – и завтра утром заберете у меня паспорт гражданина с избирательными правами. Сто пятьдесят пойдет на покупку обязательного по закону участка земли, причем я лично выберу для вас самый лучший, пятьдесят за услуги. Никаких проблем, ведь вы не уитлендер. Только, молю вас, давайте быстрей пристрелим этих уродов…

– Ты получишь деньги. Теперь такой вопрос: здесь есть черный ход? Очень хорошо, иди вниз и пригласи сюда портье. Объяснишь ему, что клиента, то есть меня, надо незаметно вывезти. Вперед.

Дальше все прошло как по нотам. Приперся портье: ошалел, конечно, но все же благополучно вывел нас из гостиницы. Очень уж ему не хотелось в полицию. Горе-грабители до завтра прописались в погребе под пансионом, а на завтрашнее утро я запланировал одну очень интересную операцию с бандой. Муштра муштрой, но еще раз обкатать волонтеров в бою сам бог велел. А уже потом представлю выживших бандитов (если таковые останутся) местной полиции и урву еще пару плюшек. Если, конечно, она их выдает…

Радостный клерк умчался с чековой книжкой делать мне паспорт и обналичивать деньги, а я отправился на встречу с Максимовым. Ибо шпионов требуется искоренять как класс, особенно британских.

Стоп, совсем про Вениамина забыл. Студент раздобыл, а точнее – купил в обычной аптеке кучу химикатов. Мини-лабораторию приобрел там же. Ну-у… всякие тигли, реторты, перегонный куб и прочую хрень. Место под опыты я ему отвел в сарайчике на отшибе. Мало ли что… Они, студенты-анархисты, забавники еще те…

Стоп… опять не все. Переименовал согласно местной моде сержантов в капралов, назначил еще одного – Франка Штайнмайера, отставного артиллериста, и поручил ему подобрать себе команду. Нет, ну появится же когда-нибудь у нас пушчонка. Хотя бы дульнозарядная. Или пулемет. Или «мясорубка Гатлинга». Да на худой конец, и митральезы сгодятся… Эх, мечты, мечты.

Глава 11

Оранжевая Республика. Блумфонтейн

23 февраля 1900 года. 09:00

– Мишель, но ты же обещал!!! – Лиза даже ножкой топнула от возмущения.

М‑да… А вот и первый шкандаль… Дело в том, что я запланировал на вечер кучу дел, но совсем забыл, что обещал Лизавете совершить общий променад по городу. Спохватился поздно и решил заехать в госпиталь хотя бы предупредить ее. И вот…

– Лизхен…

– Ничего не хочу знать, Михаил Александрович… – Красивая девичья головка решительно от меня отвернулась. – Вы в высшей степени бестактны.

– Лиза, а я вам ваши деньги привез… – Увесистый мешок переместился по столу в сторону девушки. А что? Вполне универсальное средство предупреждения женских скандалов. Плавали, знаем…

– Ты ужасный бука, Мишель. – Личико Лизы немного смягчилось. – Ладно уже. Придется простить, но с условием, что ты мне все расскажешь об этих таинственных делах. И да… что там с алмазами?

– Сделка сорвалась, – я положил на стол коробочку с камнями, – пусть они пока у тебя полежат.

– Пусть полежат, – охотно согласилась девушка. – Так что там за дела? Но не вздумай мне зубы заговаривать.

– Шпиона британского попробуем поймать.

– Шпиона?! – Глаза Лизы округлились от удивления. – Миша, я тебя никуда не отпущу, пока ты мне все не расскажешь. – Девушка быстренько переместилась мне на колени. – Ну пожалуйста, пожалуйста…

– Шпион, самый настоящий… – я глянул на часы, – катает зевак на воздушном шаре, а сам сигналы подает. Все, Лизхен, я спешу.

– Да какой он шпион? – разочарованно протянула девушка. – Вполне милый господин. Нет, Миша, ты точно ошибаешься. И вообще, как это – ловить шпиона? Он же не дурак, держать при себе… ну-у… эти шпионские штучки. Возьмет, и не станет признаваться. Не будешь же ты его пытать?

– Буду… – Я взял со стола шляпу. – Поверь Лизхен, он признается во всем. И очень быстро. Все, девочка моя, я спешу.

– Миша… – Лиза кокетливо улыбнулась и провела своей ручкой по моей щеке. – Но это совершеннейшая ерунда. Какой из него шпион? А если ты останешься, то я… может быть… позволю тебе.

– Завтра, все завтра. – Я поцеловал ручку девушки и поспешил ретироваться. Хотя… я бы все же остался. Очень уж мне интересно, что она может мне позволить. А вообще… давно пора… это… разговеться, ибо организм – не железный. Соратники с черненькими милашками хотя бы оттопырились, а у меня скоро… Короче, срочно бабу надо…

Максимов и еще трое мужчин ждали меня на центральной площади Блумфонтейна.

– Господин Игл, позвольте мне представить моих товарищей, – подполковник повернулся к спутникам, – господа Гучковы: Александр Иванович и Федор Иванович.

– Майкл Игл. – Я пожал им руки и чуть было не спалился. Очень уж захотелось сказать: «Наслышан о вас, наслышан…» Все же передо мной сейчас стоит будущий председатель Государственной Думы Российской империи. И брат его, основатель партии «17 октября», тоже весьма неординарная личность. А что, вполне симпатичные ребята: спортивные, уверенные в себе, чувствуется военная косточка. Федор так вообще Александровское училище окончил и служил в пластунском батальоне Кубанского казачьего войска.

– Александр Магнуссович Эссен, – представил своего третьего спутника Максимов.

– Майкл Игл. – И я пожал руку крепкому молодому парню с едва пробивающейся бородкой. Да-а… вот никогда не думал. И про этого слышал. Родственник тому самому Эссену, знаменитому русскому флотоводцу. Начал с жандармов, а в советское время дослужился до немалых чинов. Вот бы взять и рассказать ему… так еще оскорбится. Впрочем, это полная глупость, лучше делом заняться.

– Господа, нашим объектом является пилот воздушного шара.

– Доказательства? – деловито поинтересовался Эссен.

– Все просто: он поднимается на высоту, а потом под предлогом демонстрации оптических эффектов с помощью специального фонаря подает сигналы особым кодом. А где-то в верстах в двадцати отсюда британский разъезд эти сигналы принимает. Даже не исключаю, что в городе действует целая сеть шпионов, данные от которых стекаются вот к этому субчику.

– Вы уверены? – с сомнением посмотрел на меня старший Гучков. – Думаю, он будет от всего отказываться.

– Господа, предоставьте все мне. Для начала купим билетик и поднимемся наверх…

Возражений не последовало, но так как воздушный шар мог поднять только трех пассажиров и пилота, Максимов и будущий председатель Госдумы остались внизу.

– Это есть великолепный отдых! – восхищенно лепетал пилот на ломаном английском языке. – Отшень красифо, прекрасный фид на этот прекрасный земля. Вы будете отшень доволен, господа…

Длинный, голенастый, отчаянно усатый, да еще весь упакованный в кожу и очки-«консервы», господин Бернстайн, так он себя назвал, представлял собой довольно комичный персонаж. Если бы… если бы не внимательный взгляд, которым он окинул меня, безошибочно выделив среди остальных. Ну-ну… посмотрим, а пока желательно не угробиться. Хлипкая же конструкция.

Плетеная корзина, горелка, ну и сам шар в сетке. В воздух поднимается, нагревая воздух в гондоле, спускается обратным методом и с помощью мощной лебедки под управлением двух кафров. От сноса в сторону его удерживает толстый трос. Все просто и дико архаично, но по нынешним временам – сущий хай-тек. Ну, как говорится, поехали…

Япона мать… а действительно отличный вид, все расположения бурских войск – как на ладошке. А вот и пансион наш… а вот и сарайчик Вени. Твою мать!!!

– Что-то там взрывайт… – прокомментировал пилот яркую вспышку на месте сарая Вениамина. – О‑о‑о… совсем забывайт, вот подзорный труб. Господ могут смотреть, что там есть взрывайт…

– Дай сюда. – Я взял подзорную трубу и с диким облегчением увидел, что сарай на месте, а вспышка произошла неподалеку от него. Ну, клятый Веник, только попробуй угробиться! Ф‑ф‑ух… живой, встает. Ладно, потом вздрючу. А пока…

– Справа вы видеть река Моддер, – продолжил пилот. – А там…

– Продемонстрируйте нам свой оптический иллюзион, господин Бернстайн.

– О, нет-нет… к сожалений, прибор сломаться, – начал было отнекиваться потенциальный шпион, но осекся, увидев револьвер в моей руке. – Как это понимать, господ?

– Все очень просто. Руки! Руки вверх, я сказал, мордой к борту… – Я быстро обыскал пилота и извлек из внутреннего кармана его тужурки пухлую записную книжку.

– Какая-то абракадабра… – прокомментировал записи старший Гучков.

– Я буду жаловаться президент Штейн!!! – в возмущении завопил Бернстайн. – Это есть произвол!

– Дать ему в морду? – поинтересовался у меня будущий жандарм.

– Это варварство, – прокомментировал будущий основатель либерально-консервативной партии, – давайте прострелим ему ногу.

– Господин Бернстайн, не будем осложнять. Ваши деяния налицо. – Я спокойно смотрел на пилота. – Если подключатся местные ребята – поверьте, вам придется несладко.

Бернстайн немного помедлил, кивнул и заговорил на чистейшем английском языке:

– Господин Орлов или, если вам угодно, мистер Игл, я не понимаю, для чего это вам? Британия не находится в состоянии войны с Российской империей, также она не находится в состоянии войны с Северо-Американскими Соединенными Штатами. Предлагаю все спокойно обсудить и прийти к пониманию.

При упоминании моей истинной фамилии я в буквальном смысле похолодел. Кто?! Кто?! Максимов? Другие волонтеры? Ранненкампф? Не может быть, но факты – упрямая вещь. Только они знали, что при встрече с Лизой я представился Орловым… Неужели среди русских добровольцев есть агент британских служб?

– Кто?

Бернстайн с улыбкой покачал головой:

– Мистер Игл, я не могу.

– Господа, берите его за ноги.

Господа не стали возражать. Не знаю… я бы, наверное, так не смог. Бернстайн болтался вниз головой на высоте в сотню метров и мужественно молчал. Крепким орешком оказался, но когда я накинул ему на шею петлю и стал выталкивать из корзины, все-таки раскололся. Полностью.

Мы спустились и взяли отдельный кабинет в ресторане. Гучков-старший стенографировал, я задавал вопросы, Бернстайн отвечал. Владелец парикмахерской, секретарь бургомистра города, три носильщика-кафра на вокзале, официант в ресторане, владелец скобяной лавки… и это еще не полный перечень британских шпионов в городе. Но меня они интересовали постольку-поскольку.

– Русско-голландский медицинский отряд. Кто там ваш агент?

Бернстайн угрюмо на меня посмотрел и опустил голову:

– Я точно не знаю. Донесения всегда передавали разные люди – в основном мальчишки-кафры. Мне его на связь передал прежний резидент. Я в городе всего две недели, можете проверить. О вашем прибытии в город, господин Игл, мне сообщил именно этот агент.

– Бернстайн, не вынуждайте меня… – Я взвел курок револьвера и приставил ствол к виску британца. – Ну!!!

– Это женщина… – с трудом выдавил из себя бритт, – и она, кажется, русская.

– Врешь, сука! – Я схватил британца за грудки и дернул к себе. – Да я тебя…

– Он не врет, Майкл, – мягко остановил меня Максимов. – Надо ехать туда и разбираться. Что с ним делать?

– Я поспешу в госпиталь, а вы как можно незаметнее сдайте Бернстайна местным. Только предупредите, чтобы не вздумали его сразу стрелять. У меня есть мысль, как провернуть маленькую комбинацию…

К тому времени как я подъехал к госпиталю, сомнений в личности британского шпиона уже не осталось. Все кусочки мозаики сложились в четкую картинку. Оставалась всего пара неясных моментов, но их можно было выяснить только в личном общении с…

Я плечом вышиб дверь домика, в котором проживала Лиза вместе с Софьей Изметьевой:

– Где она?

Кровать Лизы была аккуратно застелена, коробки со шляпками, стоявшие в уголке – на месте, а вот одного чемодана все же нет. Неужели я не успел?..

– Мистер Игл, вам не кажется, что вы немного бесцеремонны. – Подруга Лизы, в одной прозрачной ночной рубашке, спиной ко мне, стояла перед зеркалом и невозмутимо расчесывала свои длинные волосы.

– Извините меня, Софья Николаевна… – Я отвернулся к стене. – Давно Лиза уехала?

– Сразу после того, как вы с ней сегодня встретились. Очень быстро собралась, вызвала извозчика и без всякий объяснений уехала. К сожалению, Карл Густавович и остальные доктора были на сложной операции, так что ее никто не мог задержать. Думаю, она хотела успеть на поезд, отправляющийся в Кейптаун – сегодня как раз шел последний.

– Спасибо… – Я кинулся в дверь, лихорадочно подсчитывая, как далеко могла уехать Лизхен. Зараза… поезд ушел в семь, а сейчас уже начало двенадцатого. Телеграф! Надо отправить телеграмму по станциям. Господи, какой же я…

– Михаил Александрович… – Софи меня остановила. – Мне кажется, она вам оставила письмо и еще кое-что… – Девушка протянула мне коробочку из-под алмазов, к которой был прикреплен атласной алой лентой небольшой конверт.

Легонечко зашуршала разрываемая бумага.

– «Мишель, ты прелесть. Никогда тебя не забуду. Извини, спасибо тебе за все, крепко целую. Твоя Лизхен. Меня можешь уже не искать. Береги себя. P.S. Свою долю камешков я забрала. Остальное тебе отдаст Софи. Не вздумай за ней приударить, я буду ревновать».

Я открыл коробку и пересчитал алмазы. Не хватало ровно трех, самых больших камней, мелкие Лиза не тронула.

– Идиот!!! – вырвалось у меня. – Какой же я идиот!!!

– Не думаю…

Я поднял голову и посмотрел на Софью. Девушка уже накинула на плечи шаль и взобралась с ногами на кровать.

– Не думаю, – очень спокойно повторила она. – Лизонька могла вскружить голову любому, даже самому деревянному мужчине. Я ужасно завидовала ее актерскому таланту. В ней удивительным образом сочеталось столько абсолютно не сочетаемых качеств, что мог позавидовать любой гений. Так что нечего казниться, Михаил Александрович. Я так понимаю, требовать у вас пояснений бесполезно?

– Это не моя тайна, Софья Николаевна. Может быть, со временем, но не сейчас.

– Хорошо, – кивнула Софья. – Если у вас есть несколько минут, то я могу ответить на ваши вопросы по поводу Лизы. Все же я считалась ее подругой и прожила рядом эти четыре месяца.

– Один вопрос, пока всего один. Скажите, что ее сподвигло сбежать и отправиться к Кимберли? Остальные потом – я очень спешу.

Меня действительно волновал пока только этот вопрос – он не очень-то вписывался в уже сложившуюся мозаику. Действительно, зачем шпионке покидать постоянное место базирования, где она прекрасно залегендирована и находится в полной безопасности? Зачем лезть под пули?

– Хорошо, я попробую ответить, но прежде откройте вон тот шкафчик. Я не против принять в терапевтических дозах немного арманьяка. Думаю, вам тоже не помешает.

Я безропотно разлил дорогущий арманьяк «Шато де Сигогна» по серебряным рюмкам. Очень верно Софи придумала – без алкоголя у меня сейчас мозги взорвутся.

Девушка молча отсалютовала мне и отпила коньяка, я немедленно последовал ее примеру, почувствовав, как терпкая жидкость, прокатившись по пищеводу, действительно немного привела мысли в порядок.

– Так зачем, Софья Николаевна?

– Если честно, Михаил Александрович, то не знаю… – Софи пожала плечиками. – Что-то люди говорили, про какого-то Антона, но поверьте, никто его никогда своими глазами не видел. К тому же, поверьте, Лизхен совсем не та девушка, чтобы все бросать и за кем-то бежать сломя голову.

– Понятно… – Я поколебался и еще раз наполнил свою рюмку. – А еще чего-то подозрительного вы не замечали за ней?

Софья тихонечко рассмеялась:

– Все было подозрительно, абсолютно все. Начиная с того, что вопреки своим словам она никогда не училась в Париже, и заканчивая тем, что Лиза имела очень хорошую медицинскую практику, что в наше время – из ряда вон выходящий случай. Но я не стала делиться с кем-либо своими подозрениями, не считая их существенными. К тому же мы прекрасно ладили с Лизонькой. Но вы, кажется, куда-то спешите, Михаил Александрович?

– Да, спешу. – Я подавил в себе желание немедленно вытрясти из Софи все подробности. – Не будете ли вы любезны встретиться со мной завтра?

– Буду, – коротко ответила Софья. – В любое свободное от работы время.

– Да… могу ли я попросить вас не предавать огласке мой визит?

– Как скажете. – Софья слегка насмешливо на меня посмотрела своими серыми глазками.

– И, пожалуйста, не называйте меня Михаилом Александровичем. Мистер или господин Игл, для вас можно просто Майкл.

– Хорошо… – Девушка состроила серьезное личико, но не удержалась и прыснула в кулачок. – Идите уже, просто Майкл. Я буду отдыхать.

Я отчего-то сконфузился и отправился в бургомистрат. Ладно, будем считать, Лизхен меня сделала, красиво сделала… пока; отчего-то мне кажется, что мы с ней еще встретимся. Может быть. Зараза, камешков жалко, но спасибо, что до конца не обобрала.

– Тпру!!! – Я осадил жеребца, холодея от неожиданной отгадки. Бернстайн сказал, что ему передали Лизу как агента всего две недели назад. Как это могло случиться? В это время Лизхен была возле Кимберли; значит, резидент не мог этого сделать. Либо должен был сообщить Бернстайну, что агентесса убыла. Что-то тут не так. Назад.

На крыльце госпиталя мирно покуривал трубку уже знакомый мне пожилой русский санитар.

– Флегонт Иваныч, ты случайно не видел, как сегодня вечером уезжала Елизавета Георгиевна?

– А когда это? – удивился мужик. – Чегой-то не припомню, я, почитай, целый вечер здесь торчу. Аркадий Михалыч приставил черных шугать. Ох и вороватый народец енти арапы… Чуть зазеваешься, враз чего-нить сопрут.

– Около семи-восьми вечера. – Я всерьез озадачился.

– Не… – отрицательно замотал бородой санитар. – Точно нет, в енто самое время я аккурат на посту был. Не было Лизаветы свет Георгиевны. Она барышня вежливая, всегда остановится, пару ласковых слов скажет.

– Спасибо, Флегонт Иванович. Ладно, пойду я.

– Завсегда пожалуйста… – пыхнул трубкой санитар. – Может, еще что подсказать? Я такой, приметливый.

– А кто из женщин-врачей арапчат привечает? – Я вспомнил слова Бернстайна и решил на всякий случай уточнить.

– Дык Софья Николаевна. Она у нас по деткам. Они, арапчата, страсть ее как полюбляют.

Софья? Твою же кобылу в дышло!!! Тогда где Лиза? Странно, она никуда бы без своих шляпок не поехала. Тем более, времени собраться хватало. А они на месте.

– Ой, вот же садовая голова!!! Етить твою наперекосяк! – вдруг выругался санитар и с досадой стукнул трубкой об колено. – Ляксандрыч, ты уж прости старика… Видал я Лизоньку. Вроде как они прогуляться с Софьей Николаевной перед сном выходили. Поздно, все остальные уже легли. Часа два с половиной назад. Я краем глаза зацепил – отлучался по-маленькому. Тут у нас за домом померанцевая рощица есть, духмяно там, славно. Вот туда, видать, и ходили. Тока я не припомню, чтобы они возвращались. – Флегонт озадаченно почесал бороду.

– Покажешь, братец, рощицу? – У меня от неприятного предчувствия сердце прихватило в ледяные тиски.

– Не вопрос, Ляксандрыч, а чевой-то ты встревожился? Неужто…

– Потом…

Санитар запалил керосиновый фонарь, и мы побежали за госпиталь. Поместье стояло почти на самой окраине города, сразу за ним располагались апельсиновые и мандариновые рощи, а потом уже несколько ферм. И в эти места спокойно забредало зверье – Лиза жаловалась, что гиены и шакалы очень часто воют по ночам. Черт-черт… да не может быть.

– Иваныч, давай… – Я не договорил и, зацепившись за корягу, кубарем слетел в небольшой овражек.

– От ты и растяпа… – Санитар подсветил фонарем. – Живой, Ляксандрыч? Ох, етить… – Он стал быстро спускаться ко мне. – Сюда гляди, тутой она…

Я обернулся и увидел под кучей хвороста подол зеленого платья… платья Лизы…

Ветки полетели в сторону. Так, что тут у нас… под лопаткой маленькое запекшееся пятнышко крови, звери вроде не добрались… надо бы ее перевернуть.

– Твою мать… – Меня как будто током ударило: Лиза едва слышно застонала. – Иваныч, лети назад и поднимай всех докторов, а я ее сам донесу!

Санитар опередил меня всего на пару шагов: к счастью, доктор Ранненкампф не спал – проведывал тяжело раненного – и Лизу сразу забрали на операционный стол. А я отправился к…

– Это опять вы? – Софья была уже полностью одета и стояла возле окна.

– Лиза все рассказала…

– Правда? – Девушка села на кровать и невинно улыбнулась. – Ну и почему она сбежала? И вообще, вам не кажется, что время немного не подходит для визитов?

– Вас видели…

– Не понимаю, о чем вы? – Софья недоуменно пожала плечами и, полуобернувшись, поправила подушку. – Вы пьяны? Извольте… – одновременно с этими словами хлестко грохнуло – она успела выстрелить из маленького пистолетика.

Противно вжикнуло над ухом, но я уже в броске выбил из ее руки оружие. Легонечко стукнул за ухом и положил бесчувственное тело на кровать.

– Это она? – В комнату забежал подполковник Максимов.

– Она… – Я сделал шаг назад и подобрал «дерринджер». Тот самый, из которого в меня целилась Лизхен при первой встрече. – Что с Лизой?

– Не знаю. Идет операция, все врачи там… – Максимов оторвал шнур с портьеры и связал руки Софье. – Как вы догадались?..

– Ненавижу!!! – Изметьева уже пришла в себя и попыталась достать подполковника ногой. – Грязные варвары! Скоты…

– Случайно. – Я присел на стул и неожиданно ощутил, насколько устал. – Ей сначала удалось меня провести, как ребенка, и свалить вину на Лизу. А ее она попыталась убить во время прогулки. Если бы не Флегонт Иванович… – Я махнул рукой и полез в шкафчик, где стояла бутылка арманьяка.

– Наливайте уж и мне. – Максимов отодвинулся от Софьи, бившейся в истерике. – Тут такое дело. Есть мнение, что надо как-то замять этот скандал. Понимаете, буры и так относятся к добровольцам не очень хорошо. А этот случай… словом, вы понимаете…

– А Бернстайн? – Я разлил янтарную жидкость по стопкам.

– Будет молчать про нее в обмен на гарантии жизни.

– А она?

– Что она? – угрюмо буркнул подполковник. – Уедет Софья Николаевна… Внезапно.

– Если умрет Лиза, я ей помогу… «уехать». Если нет, то занимайтесь сами. – Я махнул стопку и не почувствовал никакого вкуса. – Вы говорили с бурскими генералами насчет моего предложения?

– Да, успел. – Максимов тоже выпил. – Отряды в любом случае уже выступили. Говорят, хуже не будет. А Кронье все сведения передадут гелиографом.

Я задумал закинуть бриттам дезу с помощью Бернстайна; он уже передал липовую шифровку, в которой сообщил, что по направлению к Пардебергу, с целью деблокирования генерала Кронье, вышли сильные отряды буров общей численностью в десять тысяч винтовок, при десяти орудиях и пяти пулеметах. Фельдмаршал Робертс будет просто обязан ослабить окружение и выдвинуть большую часть своих сил навстречу бурам. Чем теоретически может воспользоваться Кронье и прорвать осаду. В реальности он на это так и не решился, а попытки его деблокировать оказались очень слабыми и неорганизованными. Впрочем, я думаю, они и сейчас таковыми останутся – выступило едва три с половиной тысячи человек при одной скорострельной пушке. Не знаю, что из моей затеи выйдет, но, во всяком случае, попытаться можно. От меня не убудет.

Пока мы разговаривали, я обыскал комнату и нашел деньги с алмазами. Попытки допросить Софи ничего не дали, но по некоторым ответам стало понятно, что Софья оказалась законченным англофилом, причем в радикальной форме. Эта сука люто обожала все британское и фактически сама напросилась в шпионки. А еще я нашел здоровенный пакет с белым порошком. Софья Николаевна Изметьева оказалась законченной кокаинщицей. Откровение, однако… впрочем, достать этот порошок в девятнадцатом веке никаких проблем не составляет – в любой аптеке, здесь он средством от насморка считается. Зараза… такая же миленькая мордашка, а оказалась редкостной сукой. Вот и верь после этого женщинам.

– А теперь потрудитесь нам все объяснить. – В комнату вошли доктор Ранненкампф и доктора Никитин с Вебером.

– Что с Лизой?

– Ей повезло. Еще чуть-чуть… – Никитин показал на пальцах, сколько не хватило для смертельного удара. – Лизу ударили стилетом или чем-то подобным. Возможно, длинной и тонкой шпилькой. Впрочем, мы не боги, все еще очень неопределенно. Следующая пара дней окажется решающей.

– Возможно, этим? – Я подвинул к докторам длинный граненый стилет с причудливой ручкой.

– Возможно. – Ранненкампф повертел в руках оружие. – Спрашивается, за что?

Я не стал отвечать, предоставив такую возможность Максимову, а сам вышел на улицу и крепко задумался. Много, очень много странностей. Про русско-голландский отряд не однажды писалось, выпустили даже сборник писем его врачей и медсестер. Весь личный состав чуть ли не поименно известен. Даже Флегонт Иванович Маслов упомянут. Но вот Чичагову Елизавету Георгиевну и Изметьеву Софью Николаевну я что-то не припомню. Конечно, в этом может и не быть ничего странного, просто не упомянули по каким-то причинам, да и неразберихи в то время хватало. Но все равно настораживает… А не запустилась ли, с моим появлением здесь, некая цепная реакция, способная перевернуть реальную историю с ног на голову? К примеру: я невзначай шлепнул какого-нибудь персонажа, вовлеченного в знаковое событие, определяющее известный мне ход истории; следовательно, этого события не произошло и… И что? Черт, так можно и голову сломать… Мыслить глобальными категориями – явно не твой конек, Михаил Александрович.

– Хотел вам сказать спасибо за Лизу. – Рядом со мной присел фон Ранненкампф и стал раскуривать трубку.

– Не за что, Альберт Карлович. Не могли бы вы рассказать про нее?

– Лизхен – удивительный человек. – покачал головой доктор. – В первую очередь, она врач от Бога. Мой опыт по сравнению с ее талантом – практически ничто. Да, конечно, практики у Лизы маловато, но идеи опережают время на порядок, к примеру: по интубации…

– Альберт Карлович, как так могло случиться? – Мне не улыбалось нырять в дебри медицинских терминов, поэтому я по возможности тактично прервал доктора. – Насколько мне известно, женщины даже не могут официально учиться медицине?

– Да, – кивнул Ранненкампф. – Стереотипы. На самом деле, мы совсем недалеко ушли от варваров. Но могу сказать, что в этом виноваты и сами женщины. Очень немногие желают учиться. Другие цели, другие устремления. Хотя есть вот такие исключения.

– А где училась Лиза?

– Кажется, вольной слушательницей в Париже. Ее семья очень богата, так что проблем с этим не возникло, – пожал плечами доктор. – Да, но она почему-то избегала говорить об этом.

– А как она оказалась в отряде?

– Прибыла личным порядком из Парижа. Нашла нас, ну и осталась. А почему вы спрашиваете, мистер Игл? Насколько я понимаю, вас связывают некие отношения? Но к чему тогда вопросы?

– Именно поэтому, – поспешил я прекратить разговор с доктором. Дай бог, выздоровеет Лизхен, буду говорить лично с ней. Есть у меня некоторые подозрения… А вообще, какого хрена я запал на эту девчонку? Ну-у… если честно сказать, не знаю.

А если?.. Как там этот термин у психолухов называется? Инбридинг? Тьфу ты, это совсем из другой области. Как же его? Импринтинг!!! Запечатление! Точно. Первая встреченная здесь женщина, да еще в такой пикантной позе, да еще в панталонах, да еще и спасенная мной. Попутно произвел неоднократные прерывания жизнедеятельности разнообразных человеков. Хороший психологический коктейльчик образовался. Вот и запал на нее. Да, так и есть. Вот как-то никогда прежде не совершал глупостей в отношениях с женщинами. А тут… даже по-идиотски ей камешки доверил… М‑да…

Хотя… Я, кажется, знаю, в чем дело. Просто не в своей эпохе я. Стараюсь маскироваться под современника, толком не зная действительности, вот и творю глупости. Надо взять себя в руки, иначе можно и докатиться черт знает до чего. В первую очередь следует кого-нибудь трахнуть. Срочно! Куда только эта самая влюбленность денется! Вот только кого? М‑да…

Ладно, к Лизхен меня не пущают, пора в гостиницу. Завтра у меня столько дел, мама дорогая…

Глава 12

Оранжевая Республика. Блумфонтейн. Отель «Эксельсиор»

24 февраля 1900 года. 05:00

Проснулся с трещавшей как бубен головой, ибо все-таки саданул перед сном два полных стакана вискаря в качестве снотворного. Ну никак не мог заснуть – мысли, мысли… так и свихнуться можно.

– На хрен оно тебе, дураку, надо? – В голос рявкнул отображавшейся в зеркале похмельной морде и потопал принимать ванну. Долбаный прогресс: до обыкновенного душа не додумались. Надо будет на досуге озаботиться и подстегнуть процесс.

Чуть ли не покрылся инеем в ледяной воде, но похмелюгу прогнал. Потом думал, что делать с порядочно отросшей за это время бородкой.

– М‑да… – Немного поколебался и решил оставить растительность, правда оформив ее в аккуратную эспаньолку. Вот так, почти идеально, даже авантажно. Ну не бреются сейчас мужики наголо – все с бородами разной степени лохматости. Буры, так вообще…

– Герр Игл, завтрак. – В номер вошла молоденькая миловидная мулаточка в аккуратной форменке с кружевным передничком и наколкой в курчавых волосиках. – Ой! – Девица чуть не уронила поднос с кофейником, увидев постояльца в полностью разоблаченном состоянии. А потом плотоядно улыбнулась и с намеком уставилась мне пониже пояса. Вот даже как?

– Сколько? – Я ни минуты не колебался.

– Пять шиллингов! – с готовностью отрапортовала горничная. – Это если быстро. Десять – за всю ночь.

– Давай.

Потом, посматривая на ритмично работающую курчавую головку горничной, я думал, что не так уж все плохо на рубеже веков. Ух… а мастерица, однако, хотя нет, скорее энтузиастка.

– Вы довольны, герр Игл? – Девушка промокнула себе ротик кружевным платочком и уставилась на меня, как примерная школьница на учителя.

– Доволен. – Я достал из бумажника несколько монет и подвинул к горничной. – Как тебя зовут, малышка?

– Луиза, – девушка ловко цапнула денежку, спрятала монетки за корсаж и присела в книксене, – Луиза Мария, герр Игл.

– Вечером буду поздно, но чтобы дождалась меня. Поняла?

– Как скажете, герр Игл. – Горничная ловко сервировала мне завтрак и, еще раз присев, чуть ли не вприпрыжку радостно выскочила из номера.

– А жизнь-то налаживается, мистер Игл. – Я выбрал круасан порумянее и с хрустом впился в него. – Так и фоефать феселее.

После завтрака щелкнул крышкой трофейного «брегета» и под бравурную мелодию примерно распланировал сегодняшний день. Только примерно, ибо сами знаете.

В конюшне обеднел еще на один шиллинг, уже в пользу конюха, образцово обиходившего моего «росинанта», и припустил рысью в госпиталь, не забыв по пути прикупить корзинку цветов.

– Моя Лизавета ждет с фронта привета… – Настроение просто зашкаливало. Нет, это просто чудо какое-то. Вот что значит вовремя… стоп, стоп, пошлить не буду.

К Лизе меня категорически не пустили.

– Увольте, господин Игл, нельзя. – Фон Ранненкампф грудью стал на входе в госпиталь. – Елизавете Георгиевне предписан полный покой, слишком все еще неопределенно. Еще минимум три недели. Поверьте, любое волнение и даже движение могут закончиться печально.

– А…

– Она пришла в себя, при совпадении определенных обстоятельств я прогнозирую благоприятный исход. – Врач понял, что я не собираюсь силой ломиться к его подопечной, и немного смягчил тон.

– А как…

– По этому поводу обратитесь за разъяснениями к господину Максимову. – Альберт Карлович предвосхитил мой вопрос по поводу судьбы Софьи и скрестил на груди руки.

Ну что же, исчерпывающе. Впрочем, мне нет дела до Изметьевой: мавр сделал свое дело, мавр может уходить. А вот по поводу Лизхен все очень печально. Я о том, что через две недели в городе будут бритты, а транспортировать ее, при нынешнем состоянии дорог и средств передвижения, весьма проблематично. Вот же черт!

Но здесь ничего изменить я не в силах, поэтому придется исходить из реалий. Млять… конечно, можно уехать из города и забыть все как страшный сон, но это будет… это будет совсем уж по-скотски. Бросил раненую девушку, сбежал… ну, вы меня понимаете. И тут уже личность Лизы не имеет никакого значения: будь на ее месте хоть кто угодно, я так не смогу. Просто сожру сам себя изнутри. Вот же сука… Надо думать, крепко думать.

Следующей по плану шла встреча со Стромбергом. Я, честно говоря, побаивался, что клятый клерк сбежал с моими деньгами и трофейной чековой книжкой, однако…

– Поздравляю, герр Игл: теперь вы полноправный гражданин Оранжевого Свободного Государства. – Стромберг положил передо мной богато оформленную грамоту с множеством печатей и подписью самого Стейна – президента Республики. – А вот это документы на земельный надел, поверьте, самый лучший из всех выставленных на продажу. Рядом река, есть даже кое-какие постройки – прежний владелец по определенным причинам покинул страну. Правда, он обошелся немного дороже, чем я планировал, но поверьте…

– Благодарю вас герр Стромберг. – Я повертел в руках пачку документов. – А паспорт?

– Непременно, – и на стол легла оранжевая книжица с замысловатым гербом на обложке. – Внутри государства паспорта у нас не в ходу, но для выезда за границу, по требованию выезжающего, они иногда выдаются. Совсем недавно ввели такую практику. Все в полном порядке, ваши данные и приметы указаны. Стоимость паспорта я вычел из основной суммы.

– Деньги?

– Вот, три тысячи фунтов в золотых британских гинеях. – Стромберг подвинул ко мне опечатанный банковский мешочек. – К сожалению, монеты Южноафриканского государства у нас по определенным причинам закончились. Вот список расходов. – Рядом с мешком появился исписанный каллиграфическим почерком лист бумаги.

Я чуть не крякнул – клятый барыга списал на расходы целых пятьсот фунтов вместо двухсот…

– Земля, герр Игл, участок земли, – скромно напомнил клерк, – обошелся дороже. Опять же паспорт, совсем недешевое удовольствие.

– Ладно. – Я с трудом подавил в себе желание пристрелить Стромберга и поинтересовался: – Теперь по поводу банковского вклада.

– Без вопросов.

Через полчаса я обзавелся личным счетом в Германском государственном банке на три тысячи фунтов и шикарно выглядевшей чековой книжкой в кожаном переплете. По словам продувной бестии, уведомление о вкладе и мои реквизиты сегодня же поступят к германцам, а с завтрашнего дня я смогу уже пользоваться деньгами. Причем уверил, что, если даже местная контора гипотетически прекратит свое существование, вклад будет действительным, так как его обеспечение прошло из каких-то там обязательных фондов. Это подтвердил сам управляющий банка, заместителем которого оказался Стромберг. И знаете, я поверил. Зачем было городить такие сложности, если он мог прихватить наличку и просто исчезнуть. Хотя… риск все равно есть, но тут я уже поделать ничего не могу. Не закапывать же мне монеты в буше… Опять же алмазы остаются при мне, а они на гораздо более существенную сумму.

– Вы меня порадовали, герр Стромберг. Вопреки ожиданиям. – Когда мы опять остались одни, я решил немного прояснить для себя мотивы клерка.

– Герр Игл, – клерк едва заметно улыбнулся, – в данном деле я исходил из своих корыстных соображений. Если бы я вас обманул, то потерял бы гораздо больше. Я уже получил должность управляющего нашим филиалом в Претории, и поверьте, там у меня создастся гораздо больший простор для фантазии. Неизмеримо больший. И вообще, я на самом деле достаточно порядочный человек.

– В таком случае, герр Стромберг, рад был иметь с вами дело. – Я пожал руку клерку и добавил: – Дам вам один совет. Отправляйтесь в Преторию как можно быстрее. Желательно в течение этой недели. Поверьте, это дельный совет.

– Завтра утром, – широко улыбнулся клерк. – Я уезжаю завтра утром. А сегодня вечером…

– Да, у нас остались кое-какие дела…

В течение получаса мы с ним обговорили план действий по банде, и я откланялся. Все просто: он передаст посыльному записку Андерсена, в которой толстяк приказывает подельникам собраться сегодня вечером на пустующей ферме около Блумфонтейна якобы для ограбления банка. Там мы их и накроем, после чего представим выживших местным властям. Ну а Стромберг позаботится о правильной оценке нашего и, конечно, своего участия со стороны министра финансов Республики. Как я говорю – все просто, и усложнять эту операцию нет ровно никакого смысла. Тем более, вечером золота в банке уже не будет. Его собрались эвакуировать в Преторию.

Теперь в расположение…

Для начала выстроил личный состав, увеличившийся еще на пять человек, и произвел досмотр личных вещей и снаряжения. По результатам приказал срочно докупить из кассы отряда двадцать пять пар хороших сапог и столько же ранцев со шляпами. У пополнения с экипировкой дела обстояли весьма печально. Сформировал список и приказал закупить для всех носимый неприкосновенный запас продуктов и прочую мелочовку: котелки, ложки, одеяла и так далее. Правильно? Конечно, правильно: все эти вещи не менее важны, чем оружие. Опять же, солдат должен ощущать на себе заботу отца-командира. А деньги… так не из собственного же кармана плачу.

Степа по собственному почину озаботился отрядными лошадками и в свою очередь добавил списочек: скажу, весьма немалый. Но это тоже нужное дело. Если придется срочно драпать, останется надеяться только на коняшек. А драпать-таки придется. Не мне – им. Хотя, может, и мне.

Справившись со всем этим, не без внутреннего содрогания отправился в лабораторию Вениамина.

– Чумовой скубент, как есть чумовой. – Степан на ходу осуждающе покачал головой. – Вчера ка-ак ипанет!.. Дык думали – всё, карачун пришел скубенту, ан нет, очухался, шаромыжник.

– Ты присмотри за ним, Наумыч, на самом деле очень нужный нам человек…

Веничка сидел на завалинке возле сарая и блаженно щурился на солнышко. Чумазая до невозможности мордочка была определенно счастлива, что свидетельствовало…

– Здравствуйте, Вениамин Львович. Вижу, вы хотите меня порадовать?

Веня молча встал и вынес из хижины плотно закупоренную бутылку из-под рома.

– Стрельните в нее, мистер Игл. – Студент положил бутылку на землю и загадочно на меня посмотрел, – только отойдите на пяток шагов.

Я отошел на всякий случай на десяток метров и достал маузер. Бабахнул выстрел, на месте бутылки вспыхнул громадный, почти бесцветный клуб пламени.

– Сгустительная смесь Мезенцева! – гордо прокомментировал Вениамин. – Инициация происходит при доступе воздуха, тушению водой не поддается. Я, конечно, учел ваши рекомендации, мистер Игл, но значительно улучшил состав. – Студент немного помялся и выдавил: – Все равно можете рассчитывать на свое упоминание в патенте. Как соавтора.

– Оставь патент полностью себе. А теперь бери лопатку – и земелькой, земелькой. – Я едва скрыл дикую радость от увиденного. Ох и молодец студентик!!! Ох и молодец.

– Это не все. – После того как мы потушили огонь, Вениамин показал мне маленькую бумажную трубочку. – Здесь я ничего не добавлял. Вот смотрите. – Паренек положил ее на землю и наступил сапогом.

– Да что же ты делаешь, ирод, – схватил его рукав, но не успел – под каблуком у Вени негромко хлопнуло, вспыхнуло пламя, но сразу же опало.

– Ерунда. – отмахнулся студент, постукав ботинком о землю. – Вот вчера, это да.

– Видел.

– Я, правда, не понимаю, зачем оно вам. – Веня поскреб пальцами в своей редкой бороденке.

М‑да… вроде талантливый паренек, а таких элементарных вещей не понимает. Впрочем, у него мозги совсем не на то заточены. В отличие от меня.

– В деревянную коробку с шарнирной крышкой кладешь десяток динамитных шашек. Приспосабливаешь под крышку вот этот запал с детонатором и закапываешь на дороге, а рядом с коробкой помещаешь еще с десяток бутылок твоей сгустительной смеси. Идет солдатик столь ненавистной тебе Британской империи и наступает на крышку. Что случится?

Лицо Вени отобразило ожесточенный мыслительный процесс, а затем он восторженно воскликнул:

– Надо срочно запатентовать этот взрывательный механизм!!! Это же… Это же…

Пришлось немного погасить его восторг:

– Взрыватель уже запатентован, генерал Габриэль Райнс из САСШ озаботился, но вот саму оригинальную конструкцию мины, наверное, можно. На самом деле, все давно известно, вот только военные пока не придают большого значения этим приборам, особенно в действиях на суше. Но мы же поправим дело, Вениамин Львович?

– Обязательно! – Лицо Веника приобрело зловещее выражение. – А если, мистер Игл, придумать…

– Герр гауптман, – к нам подбежал Шнитке, – там прибыл интендант и с ним несколько буров. Они привезли… – Капрал не договорил и, озадаченно улыбаясь, развел руками.

– Чуть позже, Вениамин Львович, чуть позже мы с вами займемся черчением, а пока отдыхайте и не забывайте кушать. – Я искренне пожал студенту руку. – Идемте, Шнитке, глянем, что там приволок этот мошенник.

Возле пансиона переминалась группка бородатых мужиков при трех больших фурах, запряженных лохматыми пони. Отдельно от них прохаживался Марко, а вот возле него… етитский параллелограмм.

– Ты где взял эту рухлядь, мошенник?

– Почему сразу «рухлядь»? – Толстенькая мордочка интенданта обиженно скривилась. – Вполне себе ничего. Опять же с полным боекомплектом…

Вы когда-нибудь видели пушку с шестиугольным сечением ствола? Лично я – так только на картинках. Если не ошибаюсь, орудие системы Уитворда, времен Гражданской войны в САСШ. Древность неимоверная; правда, на первый взгляд в полном порядке и даже, кажется, казнозарядная.

Пушку уже осматривал Франк Штайнмайер, мой капрал артиллерийской команды – кряжистый седобородый старик в конфедератском кепи.

– Ну что?

– Дрянь, – коротко высказался капрал, пожевывая трубку. – Старье неимоверное, даже не представляю, как из нее стрелять… – а потом неожиданно заговорщицки мне подмигнул.

– Всего сто фунтов!!! – в отчаянии завопил Марко. – В придачу идет две сотни шрапнельных снарядов, полсотни осколочных и артиллерийского пороха изрядно… А еще упряжка пони с зарядными ящиками и…

– Где украл ее, мерзавец? Не хватало еще отвечать за твои проделки! Сейчас сдам тебя куда следует.

– Да забыли ее, как есть забыли, на арсенале при полигоне, еще лет пять назад! – стал оправдываться Марко. – Я уже потратился, сунул толику сторожу. Ну как же так?

– Пятьдесят.

– Восемьдесят! – Интендант сразу пришел в себя и принял независимый вид. – Не меньше!

– Сволочь, мы тут жизнь за Родину кладем, а ты!

– Я тоже… это… ложу… кладу… – возмущенно буркнул толстячок. – Знаете, как трудно с этими скрягами-бурами. Так уж и быть, семьдесят, но это мое последнее слово.

– Хрен с тобой, христопродавец, шестьдесят – и у меня для тебя есть еще куча заказов.

– Идет, только оплата золотом. Что за заказы? – Марко деловито выудил из кармана замусоленную записную книжку. – Могу предложить пять сотен двадцатичетырехфунтовых чугунных бомб, но они не снаряжены порохом, да и пушки под них нет.

– Бомбы, говоришь? – Меня неожиданно озарило. – А давай бомбы. Теперь пиши. Весь динамит, что достанешь; желательно как можно больше. Артиллерийский порох, огнепроводный шнур, бочек пять керосина, пять сотен пустых бутылок, а вообще дуй к господину Мезенцеву, он тебе еще добавит заказов. На обратном пути заскочи к капралу Шнитке, он тебе даст список по снаряжению и продовольствию. Заказанное исполнить срочно, уже к вечеру, крайнее время – завтра к утру. Да… за эту рухлядь – получишь у капрала Ла Марша. Он ведает кассой. Вперед…

– Будет исполнено, расценки я сообщу по доставке. – Марко спрятал книжицу в карман и жестом фокусника сдернул брезент с небольшой повозки, прицепленной к орудию. – Но это не все.

– Ну и ну! – Штайнмайер отступил назад и сдвинул конфедератку на затылок. – Я думал, что их уже и нет.

– Ни хрена себе! – выругался я от восхищения. – Где же ты ее раскопал, интендантская душа?

– Во мля! – изящно выразился Степа, и провел рукой по отливающему бронзой стволу. – Это что за хрень? Как она пуляет?

Орудийный лафет, шесть стволов, собранных в один пакет, массивная казенная часть с приделанной сбоку ручкой, как у мясорубки, и сверху – круглый толстый латунный блин с дыркой посередине. Что же это может быть?

– Это, Наумыч, картечница Гатлинга.

Купили и картечницу – за пятьдесят фунтов. Благо к ней прилагались полный ЗИП и пять тысяч патронов. Штайнмайер говорит – в полном порядке вундервафля, значит, за неимением лучшего послужит и нам. Кстати, пушку он очень хвалил, говорил, что попадет из нее в бочку на полторы тысячи шагов – имел в свое время дело с подобной машинерией. Да и ладно… правда, отрядная касса тает на глазах, но это такое дело… мертвецам деньги ни к чему. Теперь буры. Марко наотрез отказался с ними общаться, но пришли они все же по его наводке.

– Приветствую вас, минхер Яапп. – Я углядел среди них своего старого знакомца. Жив, чертяка, скопидом хренов.

– Гм… – Бур озадаченно и недовольно покрутил бородой. – Приветствую вас, минхер…

– Минхер Михаэль, – любезно подсказал я ему. – Как ваш внук, как ваша достойная невестка?

– Хвала Господу нашему, все в порядке. – Бур озадаченно кашлянул и неуверенно буркнул: – Нам этот… гм… минхер Марко сказал, что вы… – Лицо бура выражало полную уверенность, что его хотят обдурить… нет, что уже дурят. – Обманул?

– Нет. Показывайте.

Содержимое телег я сразу не смог опознать. Бронзовые или латунные цилиндры, диаметром миллиметров в сто пятьдесят и длиной в полтора метра, какие-то непонятные детали, вроде как разобранная станина. И до хрена же всего – все телеги с верхом заполнены. Неужели?! Господи, надо сделать каменную морду, а то опять обдерут как липку.

– Что это, герр Яапп?

– О‑о‑о!!! Это… – Бур многозначительно поднял к небу руку. – Это очень хорошая штука!!! – и замолчал, свирепо поглядывая на товарищей.

– А именно?

Очень скоро выяснилось, что буры грохнули отбившийся от своих обоз бриттов, в котором и обнаружили вот эти загадочные штуки. Совершенно не понимая, для чего они предназначены, но тем не менее, из врожденной хозяйственности, все же решили трофей прихватить. Сначала хотели поделить и использовать в хозяйственных нуждах, но потом объявился Марко и предложил продать непонятный хлам одному его знакомому европейцу.

Зараза… никогда не буду больше торговаться с бурами. Упрямые ослы, етить их в качель. Млять, все нервы вымотают за пару пенсов. Но сладил и купил ракетную батарею за десять фунтов, пять шиллингов и три пенса. Да-да, очень архаичную, но все же вполне пригодную для использования ракетную батарею – в полном комплекте. Четыре разборные станины и три сотни ракет, правда, не в снаряженном состоянии, но с необходимым припасом. И таблицы для стрельб, и даже подробную инструкцию по применению, за авторством некоего майора Бриджуорта, модифицировавшего ракеты системы Конгрива чуть ли не до неузнаваемости. Батарея следовала для испытаний в боевых условиях и, как вы понимаете, никуда не доследовала. Сам майор, по-видимому, тоже. Впрочем, испытания в боевых условиях я непременно устрою. Еще как устрою, в разных вариантах снаряжения ракет – зря, что ли, Веник свою сгустительную смесь изобрел?

Очень хорошо сегодня первая половина дня прошла. Даже не ожидал. Так сказать, плодотворно. Надо немедленно начать формировать расчеты, а завтра поутру – на полигон, не дело бабахать в черте города. Или подальше в буш. Как раз и ракеты испытаем. Сейчас к Венику, чертить схему мины, затем покажу личному составу систему работы перебежками. Так, что-то я все-таки забыл.

– Марко!

– Да, герр Игл? – Интендант, сидя на бревне, тщательно пересчитывал сегодняшние барыши.

– Можешь завтра к часу дня пригласить сюда фотографа?

– Без вопросов. А мне можно будет с вами… – Марко замялся. – Ну… это…

– Можно. Еще вопрос: мне понадобится доступ в механические мастерские. Есть тут таковые?

– Управление железными дорогами. При нем мастерские, даже, кажется, хорошо оснащенные. Есть там у меня знакомец.

– Завтра, к… – Я осекся: дел накопилось столько, что пришлось доставать записную книжку и выкраивать время. – Завтра… завтра к десяти жду тебя у госпиталя. И еще, мне нужны два пистолета Маузера к этому времени и желательно – прибор для снаряжения к ним патронов. Правда, я не уверен, что такой вообще существует.

Марко на секунду задумался и сказал:

– Это вам к Папаше Мюллеру. Был у него в городе оружейный магазин, но закрылся с началом войны. Могу тоже завтра свести.

– Братец, да ты просто Фигаро! – реально восхитился я интендантом. Надо бы его привязать как-нибудь к отряду – воистину незаменимый человек.

– Так и прозвали, – осклабился Марко. – Только я не понимаю, кто этот Фигаро.

– Хороший человек… – Я хлопнул по плечу интенданта и отправился к Венику. Черт… я же ему обещал экскурсию в публичный дом. М‑да… а таковых в Блумфонтейне нет, от слова совсем. Дикие, однако, люди эти буры. Да ладно, поговорю сегодня с Луизкой: может, у нее подружки найдутся. Надо же как-то студента стимулировать. Опять же Наумыч этим моментом обязательно заинтересуется.

Глава 13

Оранжевая Республика. Блумфонтейн.

Пансион «У тетушки Марты»

24 февраля 1900 года. 14:00

Мину я начертил, мы даже ее собрали из подручных средств, использовав вместо динамита черный порох. Вот только возникли проблемы с испытанием. Для начала запустили на нее козу, но веса животины для срабатывания запала не хватило. Ломали голову недолго, утяжелили рогатую до предела сумками с камнями, после чего личный состав, свирепо матерясь, долго собирал ее потроха по двору. Короче – сработало на пятерочку.

С деревянными корпусами я решил не заморачиваться: Марко как нельзя кстати предложил пустые чугунные бомбы, вот на базе них и будет создана вундервафля, теоретически способная задержать наступление бриттов на неопределенное время. Правда, я с динамитом никогда не работал, но среди наших волонтеров вроде как есть минный инженер… думаю, он мне и поможет. И надо бы покопаться в памяти: есть еще много конструкций, достаточно простых в изготовлении, да хотя бы те же патронные мины.

Совсем уже собрался испытать картечницу, но тут в пансион заявилась инспекция в составе генерала Вилейбоа Мореля, командующего всеми добровольцами, подполковника Максимова и еще пары исторически запечатленных персонажей. Тьфу ты… хорошо, что все наши новые приобретения – за бараком. Отобрать, конечно, не отберут, но соответственно озадачить могут. А оно мне надо?

Шнитке и Ла Марш успели достаточно выдрессировать личный состав, так что отряд построился похвально быстро. Я тоже не оплошал: строевой шаг, четкий доклад – словом, все честь по чести. Генерал – бодрый, сухопарый, отчаянно усатый старикан, даже умилился. Эх… какие же они одинаковые, эти генералы. А вообще, конкретно этот – очень авторитетный среди волонтеров и буров, вполне боевой и небесталанный. Все добровольческие отряды на нем держались, а вот как генерала убили, все пошло наперекосяк. Господи, как-то страшновато мне… И не предупредишь же.

– Похвально, похвально… – Морель энергично пожал мне руку. – Позвольте поинтересоваться, капитан, откуда у вас военный опыт? Мне уже столько про вас рассказали.

М‑да, ну и откуда, в самом деле, у меня опыт? Штаты сейчас с Филиппинами бодаются да с Испанией. С Мексикой уже отвоевали. Впрочем, я могу и не принадлежать к регулярной армии. У американцев полно иррегулярных отрядов. Ладно, была не была…

– Везде понемногу, господин генерал; пограничные стычки в основном. – Я ответил и похолодел – а вдруг? При желании он меня сейчас легко в угол загонит.

– Ваша скромность!.. – Генерал назидательно вздел указательный палец в небо. – Ваша скромность делает вам честь!

Это точно. Ф‑фух…

– Мы решили поручить вашему отряду важное задание… – продолжил Морель. – Есть мнение, что необходимо установить охрану некоторых пунктов в городе, в первую очередь медицинских учреждений, а также организовать патрулирование и блокпосты. Мы согласовали эти мероприятия с командованием войск Республики и руководством города. Думаю, вы справитесь.

Максимов многозначительно мне кивнул, как бы советуя не перечить. Даже так, но я вообще-то и не собирался.

– Приложу все усилия для исполнения, господин генерал!!! – Я даже каблуками щелкнул и внутренне сконфузился – не переигрываю?

Морель воспринял все естественно и удалился беседовать с волонтерами, а мы с Максимовым остались наедине.

– Ваших рук дело? – поинтересовался я у него. – Тогда объяснитесь.

– Все просто, – улыбнулся подполковник, – теперь я спокоен за наших соотечественников в госпитале.

– И всё?

– Пока да, – серьезно ответил Максимов. – Кстати, вашу информацию и предположения по действиям фельдмаршала Робертса я довел по инстанции, и хотя она подтвердилась до мельчайших подробностей, но, как вы понимаете, реакция бурских генералов… как бы это сказать… они и наших-то наблюдателей не слушаются.

– Знаю. Но, увы, таково реальное положение дел. Тут я вам уже не помощник.

– О помощи. – Максимов внимательно посмотрел на меня. – Я вижу, вы собрались остаться с бурами? А как же ваша миссия?

– Моя миссия уже выполнена, – отрезал я, – теперь я волен поступать как мне вздумается. Вот мне и вздумалось дождаться, когда Елизавета Георгиевна станет транспортабельна, и только тогда покинуть Африку.

– Но… – Подполковник на мгновение задумался. – Но, согласно вашим же аналитическим выводам, к этому времени Блумфонтейн будет занят британцами.

– Значит, надо сделать так, чтобы мои прогнозы не сбылись, – буркнул я подполковнику. – Во всяком случае, постараться.

– И вы знаете, как это сделать? – прищурился Максимов.

– Возможно. Но сами понимаете, для подобного развития событий одних моих усилий мало. Нужна общая комплексная работа. Но это… – я неопределенно помахал рукой, – из области невозможного.

– Очень надеюсь, что затея с дезинформацией сработает, – неожиданно признался Максимов. – Тогда вы, да и, честно говоря – мы получим некоторый авторитет, основывающийся на реальных делах, что, в свою очередь, позволит иметь большее влияние на руководство Республики. Задержания британского шпиона, к сожалению, мало. Мы серьезно оценили ваше мнение и ваши действия по отношению к британцам и готовы, в сотрудничестве с вами, выработать тактику противодействия при самом худшем варианте развития событий. Вот для этого вам пока не стоит участвовать в боевых действиях.

– Извините, для начала хотелось бы узнать, кто это «мы»? – вежливо перебил я Максимова. В самом деле, очень интересно: вроде никаких комитетов спасения республик история не запечатлела. Нет, конечно, многие военные наблюдатели пытались советами переломить ход дел, некоторые даже самолично участвовали в боях, но ничего централизованного вроде не было. Хотя, если начинание возникло на государственном уровне, все могло быть очень секретно – с бриттами открыто враждовать никто не решался, или, что скорее всего, на уровне отсебятины, ни к чему не приведшей. Комитеты, комитеты… Мне хотя бы на пару неделек сорвать наступление англов, а там хоть трава не расти.

– Люди, которым небезразлична эта война, – с улыбкой ответил подполковник.

– Очень определенно.

– Вы готовы сегодня вечером встретиться с нами? – конкретизировал предложение Максимов.

– Вечером мой отряд предотвращает нападение на Государственный банк Республики, – сурово отрезал я и добавил, разглядев дикое недоумение в глазах подполковника: – Приглашаю понаблюдать.

– Гм… – после некоторой паузы произнес Максимов, – я не против.

– Кстати, – вспомнил я про Софью, – что с…

– Она уехала, – с улыбкой сообщил подполковник. – Очень далеко, откуда уже не вернется. Думаю, вам не стоит больше о ней вспоминать.

Даже так? И как это понимать? Отправили на тот свет? Впрочем, мне все равно.

Я еще немного поговорил, после чего начальство с нами отобедало и благополучно отбыло, оставив меня ломать голову над обеспечением патрулирования и постов. Благо все это дело предполагалось устроить в согласовании с комендантом Баумгартнером, так что, надеюсь, с ним я полажу. Хотелось бы, во всяком случае.

В шестнадцать часов примчался Стромберг и доложил, что посыльный благополучно передал послание. Банда, в составе двадцати человек, обязалась прибыть в Дорпс Крааль – заброшенную ферму в западном предместье города, к девяти часам вечера.

Ну что же, еще одна победоносная операция совсем нам не помешает, к тому же, со слов Стромберга и бедолаги Андерсена, выходило, что эти разбойнички неплохо вооружены и обеспечены – поживились с республиканских складов, войдя в сговор с каким-то чинушей. Впрочем, почему «каким-то» – уже на карандаше красавец: Андерсен, вымаливая свою жизнь, сдал все и всех, с потрохами. Но я лично его убивать не стану – обещание давал; это сделает Стромберг. Сам вызвался.

Как победить банду, вопрос не стоял – нас намного больше, а вот подобраться к ним незамеченными и перекрыть возможные пути отхода – задачей оказалось весьма нелегкой. Я немного подумал над картой и разделил отряд на две части. Шнитке с тридцатью волонтерами и при «картечнице» зайдут со стороны буша, перекрыв дорогу к отступлению, а я с Наумычем, Ла Маршем и остальными пройду по пригородам и ударю с другой стороны. Вроде все просто, но есть один щекотливый момент. При разбойничках около ста килограмм динамита. Если что – мало никому не покажется. Но это дело такое. На месте разберемся. Эх, были бы при мне с десяток моих прежних сослуживцев – взяли бы супостатов без шума и пыли. Да и вообще, не исключаю… Ладно, мечты мечтами, а дело делать надо.

Провел общий инструктаж с личным составом, потом поговорил с капралами. Перспектива небольшой победоносной войны несказанно всех воодушевила. Надо же, люди как люди, а воинственные – как бойцовые петушки. Но воинственность – это как раз хорошо. Правда, в гомеопатических дозах. Да-а… сильно европейцы изменились к двадцать первому веку. Да и хрен с ними, толерантными. Как ни крути, мне до той современности не дожить.

Вернулся Максимов, и мы выступили. Уже темнело, так что добраться до кривого оврага в полукилометре от фермы удалось незамеченными. Никем не замеченными – буры ночью предпочитают сидеть дома.

– Спешиваемся, лошадей оставляем здесь. Рулле, Карл, остаетесь при них. Остальным рассыпаться в цепь, интервал пять метров, направление – здание фермы. Увижу, кто закурит – глаз на задницу натяну. Быть готовыми по команде продолжить движение ползком. Огонь – тоже строго по моей команде.

– А как это: глаз на задницу? – озадаченно поинтересовался Феликс Груббер, веселый толстячок-эльзасец. – Может, наоборот?

– А ты закури – сразу узнаешь. Все, рот закрыл! В движении ориентироваться на меня, вперед не забегать. Пошли.

– А как вы узнали, что банда собирается грабить банк? – осторожно поинтересовался Максимов. Он отсиживаться в стороне не собирался и, взяв на изготовку карабин, стал в цепь рядом со мной.

– Случайно.

– Все-то у вас случайно, – посетовал подполковник.

– Я и сам здесь случайный, – буркнул я тихонечко.

Первые четыре сотни метров прошли в хорошем темпе, затем я дал команду залечь и, поднявшись на пригорок, внимательно рассмотрел ферму в бинокль – луна достаточно хорошо освещала местность.

Ферма как ферма. Большой двухэтажный дом с пустыми проемами окон и дверей. Хозпостройки, загоны и прочая дребедень.

– Вон фура с динамитом, левей сарая. Наумыч, глянь. – Я передал Степе бинокль. – Как думаешь?

Наумыч глянул, подозрительно покосился на Максимова и буркнул:

– А чего тут глядеть. Часовой вона всего один – лохмандей, сиськи трет. Навроде рядом больше никого нет – остальные в доме. Лошаденок архаровцы не выпрягли, увести – и всех делов. Я сделаю.

– Сделай, я тебя прикрою. Ла Марш, начинайте окружать ферму.

Снял кожаный обвес с кобуры маузера и присоединил ее к пистолету. Все хорошо, но глушителя очень не хватает. Но этот вопрос я попробую решить в мастерских. Надо будет – сам стану к станку и выточу. Из чего обтюраторы сделать, я уже придумал. А если получится найти прибор для снаряжения патронов, то и за патронами УС дело не станет. Впрочем, я их и без прибора сооружу.

Оставив карабин, Степа исчез в темноте. Я в который раз подивился, как парень ловко и умело движется – хоть сразу его в диверсы забирай. Из пластунов, что ли? Я имею в виду не пеших казаков под тем же названием, а настоящих пластунов – разведчиков. Может быть, но узнать точнее пока не получается: начинаешь задавать вопросы – Наумыч сразу замыкается. Темная история, однако. Может, расказаченный? Это что же такое надо было натворить? Так просто казачьего звания не лишали – можно было даже на каторгу сходить, а потом опять в строй. Но это пока не главное. Пока…

Я быстренько переполз на холм в двадцати пяти метрах от дома. Внутри голубчики – огоньки самокруток в проемах окон мелькают. А часовой…

Твою же дивизию! Был часовой – и нету. Степа возник у него за спиной и совершенно бесшумно снял – перехватил горло своей камой и утащил за угол. Мастер, однако, хотя я бы сделал немного не так.

Лошади у коновязи стали всхрапывать – заволновались, но сразу успокоились. Огоньки самокруток остались на месте, бандиты не обратили на шум никакого внимания.

Наумыч на миг приник к гриве головной лошадки в упряжке и через мгновение фургон, тихо поскрипывая всеми своими составными частями, двинулся с места. И почти сразу в проеме окна возникла темная фигура.

Я поймал силуэт в прицел, надавил на спуск пистолета и заорал:

– Огонь!!!

Фигура, сложившись пополам, исчезла из проема, а вслед за моим выстрелом сразу же грянул винтовочный залп. Потом еще один и еще.

Я скосил глаза на фургон с динамитом.

– Вот красавец! – Увидел, как Наумыч вскочил на одну из лошадок в упряжке и фургон уже вовсю несся подальше от фермы, еще немного, все, скрылся за деревьями, теперь не достанут.

Пара разбойников пыталась добежать до своих лошадей, но не преуспели и застыли неподвижными тушками около коновязи. Волонтеры вошли в раж и теперь палили из своих винтовок, как из пулеметов, вразнобой, заглушая вопли Ла Марша, пытающегося навести порядок. В ответ никто не стрелял. Тогда будя, хватит уже.

– Прекратить огонь, мать вашу!!! Глаз на задницу натяну! – заорал я дурным голосом и с удовлетворением заметил, что пальба почти сразу стихла.

– Что теперь? – полюбопытствовал Максимов, пристроившийся рядом со мной. Надо сказать, стрелял подполковник спокойно, тщательно прицеливаясь. Хотя кого там выцеливать – все, наверное, давно на полу валяются и боятся даже голову поднять.

Я ему не ответил и крикнул в сторону дома:

– Как там тебя… Джонсон? Сдавайтесь, мать вашу! Иначе подпалим ферму.

Через минуту мне ответил угрюмый голос:

– Джонсона нет уже. Здесь Уокер. Какие гарантии?

– А я откуда знаю, какие здесь наказания за разбой? – спросил я сам у себя. – Гарантии ему давай.

– Виселица, – любезно подсказал подполковник, – или пожизненная каторга.

– Весело. – Я начал было раздумывать, как половчее соврать супостатам, но не успел. В доме поднялся ор, бахнули несколько револьверных выстрелов, а потом гулко забухала картечница с другой стороны – видимо, Штайнмайеру надоело ждать, и он решил попробовать свой артефакт в деле… М‑да… налицо разброд и шатание. Ух… лихо бьет «металлолом» – щепки так и летят.

– Сдаемся!!! Сдаемся! Не стреляйте! – перекрикивая звуки выстрелов, истошно заорали в доме. – Нас пятеро! Еще трое раненых!

Без бардака опять не обошлось – учить волонтеров и учить, вернее – пороть нещадно, сволочей. На мои сигналы фонарем группа Шнитке никак не среагировала. Пришлось послать бойца передать приказ: прекратить крушить дом из картечницы; но там недолго думая по нему пальнули, засадив по касательной пулю в бедро. Тьфу ты, позорище какое.

Итог: восемь пленных, из которых трое раненые. Двадцать новеньких карабинов Маузера, около трех тысяч патронов к ним и куча разного короткоствола с колющим и режущим хламом. С Джонсона, главаря, я снял новенький пистолет Маузера – уже завтра меньше денег потрачу. Ну и лошадки, конечно, что не может не радовать, а то у меня до сих пор шестеро на пони ездят. Смех и грех.

Допросил супостатов и быстро выяснил – они про Стромберга ничего не знают, дела с ним вел только Андерсен. Что и требовалось доказать; теперь можно без опаски их передавать властям. Оные не преминули прибыть – десяток до зубов вооруженных агентов полиции и финансового департамента. Главный, старший агент Граббе – жизнерадостный огненно-рыжий здоровяк, быстренько разобравшись в ситуации, почтительно сообщил, что завтра в полдень меня ожидает аудиенция у самого начальника департамента, при этом, возможно, будет присутствовать сам президент Стейн… Растем на глазах, ептыть!

Внезапно Андерсен оказался нам не нужен – совсем не нужен. Толстяка и его товарищей пристрелил Стромберг. Методично и спокойно, как будто заполнял какой-то финансовый документ. После чего мы с ним попрощались… по-доброму, как старые товарищи. Может, и свидимся… Последним недоработанным следом банды Андерсена оказался некий чиновник из департамента торговых связей. Но с ним разберусь завтра… или послезавтра. Дел невпроворот – сегодня еще все не переделали. Одного из банды – молоденького паренька, попавшего туда по недомыслию, я не стал отдавать в лапы правосудия. С рассветом он отведет нас в логово Джонсона в Сухих Распадках. А там найдется чем поживиться… словом, не буду забегать вперед…

Встречу с таинственными «теми, кому небезразлична судьба Республики» я перенес на завтра – едва на ногах стою, нет сил мир спасать.

Только заявился в номер гостиницы, как там нарисовалась Луиза… да не одна…

– Это Мадлен, – кокетливо представила горничная свою точную копию. – Моя сестричка. – а потом охнула: – Ой-ой… мистер Игл. Вас надо срочно помыть.

– Ну так мойте.

А что я им скажу?

Надо же, совсэм одынаковые, даже сиськами.

А Лизавета?

А что Лизавета? Пусть выздоравливает.

Глава 14

Оранжевая Республика. Блумфонтейн. Отель «Эксельсиор»

25 февраля 1900 года. 05:00

Сквозь сон я уловил какой-то шум в коридоре и нащупал под подушкой рукоять «веблея». Что за нахрен? Кому тут…

– Герр Игл, герр Игл… – донесся из‑за двери испуганный громкий шепот портье. – Тут к вам посетитель, я его не пускаю, но… но…

– Впускай… – Я прицелился в проем двери и твердо решил выбить мозги из первого же посетителя.

– Мистер Игл, я, право слово, извиняюсь… но дело не терпит отлагательства… – донесся до меня голос подполковника Максимова. – Прошу. – Он застыл на пороге, уставившись на две очаровательных попки шоколадного цвета. Луиза и Мадлен, намаявшись за ночь, продолжали дрыхнуть без задних ног. – Пардон…

– Да ладно, чего уж тут. – Я спустил курок с боевого взвода и отправил револьвер опять под подушку. – Что там у вас стряслось?

– Михаил Александрович… мистер Алекс… – Максимов сконфуженно отвернулся. – Я, право дело, не предполагал.

– Брысь… – Я шлепнул по ближайшей округлости. – Живо. Прикажите там соорудить завтрак на две персоны. И кофе побольше. Так что случилось?

Подполковник проводил взглядом девчонок, смущенно кашлянул и спокойно, но с явными возбужденными нотками сказал:

– Генерал Кронье ночью вышел из окружения!

– Так это просто замечательно. – Я сел и… вдруг до меня наконец дошло, что я натворил. Долбаный прогрессор! Хренов попаданец!!! Ты что же это учудил? Млять, да это… Сука, да ты же… Ф‑фух… надо начать с того, что я изменил поворотную точку этой войны. После пленения генерала в реальной истории для буров наступила кардинальная черная полоса, а вернее, начало конца. Мелкие тактические успехи здесь уже не в счет. Армия как таковая рухнула – коммандо очень многих дистриктов просто разбежались по домам, посчитав, что если бог допустил пленение их кумира, то воевать уже бесполезно. И без того подавляющее преимущество британцев в живой силе превратилось в просто громадное. Немногочисленным бурским генералам стало просто не с кем воевать. Единая организационная структура разрушилась. Боевой дух упал ниже плинтуса. А теперь? Писец…

Но не это главное. Я знал эту кампанию в мельчайших подробностях, вплоть до временны́х рамок стратегии всех сражений, и исходя из этого планировал просто задержать наступление. И что теперь? А вот теперь я ни хрена не знаю, события могут развернуться по совершенно другим сценариям… Моя отсебятина может вызвать цепную реакцию просто непредсказуемых последствий. Как их предугадывать? Как теперь планировать сопротивление? Млять, я ведь просто сундук КТОФа, а не, млять, гениальный стратег!

Все же было просто: заминировать все подходы к Блумфонтейну.

– Майкл, что-то не так? – обеспокоенно поинтересовался Максимов.

– Все нормально… – Я очнулся и наконец натянул на себя кальсоны. – Просто переоцениваю ситуацию. Сейчас я на минутку отлучусь, а чуть позже, за завтраком, вы мне все подробно расскажете…

– Конечно, конечно…

Холодная вода немного привела меня в чувство, и я уже спокойно выслушал подполковника. Все случилось точно по плану: лорд Робертс, получив сообщение о том, что к Пардебергу идет большой отряд, прекратил обстрел осажденных и отвел артиллерию на отдельные позиции для встречи подступавших буров, усилив их тремя пехотными полками и кавалерийским корпусом Френча. Буры, воспользовавшись прекращением обстрела, навели мостки через русло Моддера и, бросив весь свой обоз, прорвали поредевшее кольцо. Бурские генералы Бота и Фронеманн как раз стали лагерем и ждали утра, чтобы предпринять попытки деблокирования. И тут Кронье ударил изнутри. Генералы правильно сориентировались и ударили навстречу. В жуткой неразберихе Кронье все же соединился с Ботой. Потери обеих сторон просто зашкаливали: не знаю, насколько это правда, но по некоторым сведениям, от британских полков прикрытия едва осталась пара неполных рот. Френч с кавалерией, пытаясь контратаковать, попал под огонь своей же артиллерии, которую в дальнейшем бритты сами привели в негодность, опасаясь, что она попадет в руки буров. Кронье потерял около пятисот человек убитыми, очень много раненых осталось на поле боя, но несмотря на это, все же буры одержали серьезную победу.

– Но… но генерал Пит Кронье был серьезно ранен и к утру скончался… – закончил рассказ Максимов. – Майкл, я сейчас доверил вам очень серьезную тайну. Личный состав пока в неведении – они думают, что их генерал ранен и перевезен в Преторию, а затем его эвакуируют в португальский Мозамбик. Понимаете…

– Понимаю, – перебил я подполковника, – боевой дух и все такое.

– Вот именно, – согласно кивнул Максимов. – Но это еще не все…

– Что еще? – мрачно поинтересовался я, подцепил вилкой кусочек бекона и отправил его в рот. Ничего хорошего ждать уже не приходится.

– Появилось понимание среди некоторых влиятельных особ в руководстве Республики, что этот успех состоялся благодаря нам… – Максимов слегка запнулся и продолжил: – Благодаря вам мы теперь можем в некоторой степени влиять на решения генералов.

– В некоторой степени? Вы серьезно верите, что генералы управляемы? – скептически поинтересовался я у подполковника. – Кто нас будет лоббировать? Насколько это влиятельные люди?

– В достаточной степени, – Максимов ушел от конкретного ответа.

– Даже так? Тогда самая пора ввести меня в курс дела. Кто это «мы»? Только, пожалуйста, конкретно. Есть ли у вас поддержка среди сильных мира сего? Есть ли связи с правительственными кругами Германии, Франции, САСШ, Российской империи? Или вы просто группа энтузиастов, решивших поиграться в солдатики? Извините, Евгений Яковлевич, но я должен знать, во что ввязываюсь. Да, положим, я могу изложить некоторые свои соображения, но втемную играть не собираюсь.

– Майкл, право дело, вы хотите от меня слишком многого, – не совсем уверенно ответил Максимов. – Опять же, мне неизвестна ваша роль в данных событиях. Я склонен думать, что вас тоже связывают некие служебные обязательства.

– Давайте обойдемся без экивоков, Евгений Яковлевич. – Я, к своему удивлению, здорово рассердился. – Начнем с того, что вы, скорее всего, уже давно попытались про меня все выяснить. К примеру, через того репортеришку газетенки «New York World», который на самом деле не совсем репортеришка. – Я играл наугад, но по лицу подполковника видел, что попадаю в цель. – Так ведь? Ваши личные источники ничего по мне не дали, а из Америки если и поступили сведения, то они никакой определенности все равно не внесли. Говорите, Евгений Яковлевич, а я, в свою очередь, попробую для вас прояснить ситуацию с моей личностью.

– Положим, вы правы. – Подполковник умел держать удар и говорил совершенно спокойно. – Да, ничего определенного мы не выяснили. За исключением того, что людей с фамилией Игл в Техасе примерно столько же, сколько в Российской империи Ивановых. Даже нашелся некий лейтенант конной пограничной стражи Майкл Алекс Игл, в некоторой степени схожий с вами, но, к сожалению, он два года назад погиб при преследовании мексиканской банды. Как вы это поясните? – Максимов прищурился.

– Да, погиб… – Я стянул с себя блузу и повернулся спиной к Максимову. – Видите? – Вот не знаю, что меня вдохновляло в этом представлении, но сам себе я казался очень убедительным. Пока все в кассу, даже вот это непонятное и воистину счастливое совпадение с каким-то техасским покойным лейтенантиком.

– Гм… – кашлянул Максимов. – Майкл, я верю вам, но поймите…

– Понимаю. – Я посмотрел ему в глаза. – Все понимаю. Итак. Я выполнял здесь разовое задание, исходящее из неких могущественных финансовых кругов моей страны. Его я выполнил, теперь свободен как ветер. К разведывательной службе САСШ я не принадлежу и не принадлежал. Я – привлеченный специалист. В некоторой степени – наемник. Это все, что я могу вам сказать по моей биографии. Республикам же я вполне симпатизирую. До такой степени, что даже решил приобрести гражданство. – И на стол шлепнулся паспорт. – Теперь я не американец, а бур… гм, скажем так – в душе. Опять же мои симпатии вполне подтверждаются моими делами. Скажу даже больше. Я вот прямо сейчас, в качестве жеста доверия, готов соорудить вам некий прогноз ближайших событий. Он сбудется, скажем так, процентов на восемьдесят, может, даже больше. А вы уже сами решайте, нужен ли я вам или нет. Нет так нет. И таки да: я знаю, как по крайней мере замедлить наступление британцев. Но учтите, втемную с вами сотрудничать не буду.

– Прогноз.

– Сегодня – завтра – послезавтра ничего знаменательного не произойдет. Робертс будет собирать и организовывать войска, производить разведку кавалерией; возможно, вызовет подкрепление из Кимберли. Бота и Фронеманн тоже не станут атаковать – ограничатся локальными операциями. Не исключаю, что они даже нанесут какой-то урон бриттам. Но в итоге Робертс все-таки проведет наступление и будет теснить буров. Медленно, но верно. Он достаточно опытный стратег и имеет большое превосходство в силах. К тому же у него пока есть резервы. В итоге Блумфонтейн все равно падет. Организовывать здесь оборону – то есть возводить полноценные укрепления, уже поздно. Если бы генералы провели наступление сразу после прорыва Кронье, пока еще британцы не опомнились, можно было бы рассчитывать на успех. Но они этого не сделали. Так ведь?

– Так… – несколько потрясенно кивнул Максимов.

– Вот и хорошо. Вы решайте, а у меня сегодняшний день распланирован до минуты. Ночевать собираюсь здесь. Буду нужен – найдете.

Когда Максимов ушел, я совсем без сил шлепнулся обратно в кресло. Актер хренов. Но вроде получилось. Даже прогноз толковый соорудил. А что? Вполне может сбыться. На самом деле ничего страшного не случилось. Что мы имеем? В реальности генерал Кронье сдался в плен со своими людьми, и до самого перемирия просидел на острове Святой Елены, а боевой дух буров упал ниже плинтуса. В результате моих художеств он все равно выбыл из игры, но его отряд остался в строю, а боевой дух буров влетел до небес. Ладно, меня сейчас больше всего интересуют личности вот этих странных «мы». А точнее, меня интересует, от кого они работают. Насколько я понимаю, какая-то государственная поддержка должна быть. Не прямая, конечно, но… да пошло все в задницу, делами надо заниматься.

К Лизе меня опять не пустили, правда, успокоили, что ее состояние немного стабилизировалось. Корзину цветов и корзину апельсинов приняли и немного озадачили. Ранненкампф попросил подстрелить с десяток куропаток, бульон из которых может быть очень пользителен для Лизхен. Странный способ лечения, ну да ничего – мне не трудно. Время бы еще выбрать для охоты… Если что, Наумыча попрошу.

А вот и Марко пожаловал. Етить наперекосяк! Красавец, однако.

– Кто это тебя так? – Я ткнул пальцем в иссиня-фиолетовый бланш под глазом интенданта.

– Ох… – горестно охнул Марко и осторожно потрогал вспухший нос. – Так случилось.

– Обманул кого-то?

– Да нет… – не совсем уверенно ответил интендант. – Скорее меня обманули… – и сконфуженно замолчал.

– Помощь нужна?

– Пока нет, – решительно отказался Марко, – но обязательно обращусь, если потребуется. С чего начнем, господин капитан?

– Оружейник, затем мастерские. Что с нашим заказом?

– Бомбы, часть динамита и шнур вчера ночью завезли. Над остальным буду в течение дня работать, – отрапортовал Марко. – Чем быстрее вы меня отпустите, тем быстрее займусь.

– Хорошо. Вперед!

Папаша Мюллер, вопреки своему наводящему на определенные мысли прозвищу, оказался сущим воплощением русского Деда Мороза. Именно его, а не всяких эрзацев. Кряжистый могучий жизнерадостный старик с румяной круглой мордой, кустистыми бровями, красным носом бульбочкой и окладистой белоснежной бородой.

– Чего хотел, прохиндей?! – сердито рявкнул Папаша на Марко. Мюллер сидел за прилавком маленького магазинчика, торгующего всякой мелочью: от керосинок до лошадиной упряжи. – Должок принес?

– Принес, принес. – Марко бочком протиснулся к прилавку и положил на него несколько монет. – Вот, все как договаривались. Тут еще такое дело… человека я привел…

– Это хорошо, что привел. – Старик смахнул монеты в ящик и обвел помещение рукой. – Вот, выбирайте. Товар качественный.

– Нам нужен другой товар, – скривился Марко. – Папаша, я гарантирую.

– Что ты можешь гарантировать, паршивец?! – Мюллер оглушительно захохотал. – Кто это тебе морду подправил? Ладно-ладно, не кривись. Верю я тебе… – Старик закрыл дверь магазина на замок и, переваливаясь как медведь, вернулся за прилавок. – Говорите, что надо.

– Пистолет «Маузер эс-девяносто шесть», патроны к нему и станок для снаряжения патронов калибра семь шестьдесят три на двадцать пять, – озвучил я заказ. – А вообще – посмотрел бы на все что есть. Может, и сторгуемся.

– Все что есть? – протянул Папаша Мюллер. – Товар-то у меня дорогой.

– А ты не ломи цену, старый, – влез в разговор Марко и сконфуженно заткнулся под взглядом старика.

– Пошли. – Мюллер тяжело поднялся и направился в подсобку.

– Маузер. – На стол лег сверток из промасленной бумаги. – Вот обоймы и полсотни патронов. Станок есть, но он универсальный – под большинство распространенных калибров. Пули и гильзы под семь шестьдесят три на двадцать пять у меня тоже есть. В коробках по сотне штук. И порох в банках. Маузер – двадцать пять фунтов, станок – десять, за принадлежности в ассортименте – пятерку.

– Побойся бога, Папаша! – опять влез Марко. – Куда ты загибаешь?

– Это последняя цена, – сурово перебил его старик. – Торга здесь не будет. Как приз за покупку – приложу еще две коробки патронов.

– Ага, ценой по два шиллинга пять пенсов, – обиженно буркнул Марко. – Совести у тебя нет.

– По четыре шиллинга пять пенсов, – отрезал Мюллер. – С доставкой сейчас сам знаешь как.

– А на обмен? – Я было полез за бумажником, но вспомнил, что в пансионе валяется куча трофейного оружия. Револьверы, несколько дробовиков с древними однозарядками и три с половиной десятка карабинов Ли-Метфорда. Карабины-то отличные, но под патрон с дымарем, а это не самый лучший вариант – можно быстро выдать свое расположение с соответствующими выводами по собственной персоне.

– Смотря что… – сдержанно заинтересовался продавец.

– Много чего, в основном стволы. – Я все-таки достал бумажник. – Давай сделаем так. Я тебе сейчас оставляю залог в двадцать пять фунтов и забираю пистолет. Просто мы спешим. После обеда привезем свое, тогда окончательно и сторгуемся, заодно загляну в твои закрома. Покажи все лучшее, не прогадаешь. Идет? – и я протянул руку старику.

– Идет. Вот это я понимаю! – Теперь лицо Мюллера засветилось довольством.

От оружейника мы отправились в механические мастерские. Старший мастер Таржувка, по национальности чех, оказался хорошим знакомцем Марко и принял нас весьма радушно. Я немного оторопел от такого количества древних станков и было уже отчаялся… но, к моему удивлению, посмотрев на чертеж, мастер заявил, что ничего сложного не видит. Еще немного времени ушло на обсуждение нюансов, я оставил пистолет, коробку пуль для превращения их в экспансивные, задаток в один фунт и отчалил.

На самом деле, вся сложность была в креплении на стволе пистолета и новой мушке, а сам глушитель ничего особенного из себя не представлял – конечно, конструкция довольно оригинальная, но работать должен. Без обтюраторов решил пока обойтись – качественной резины нет, а все другие варианты достаточно сложны и ненадежны. Вот испытаю вундервафлю, по результатам и буду думать. Следующей очередью на модернизацию пойдет парочка винтовок Маузера. Пока точно не знаю, зачем оно мне надо, но пригодится. Есть одна задумка. Посмотрим, как будут сражаться бритты без своих полководцев. К примеру, фельдмаршал лорд Робертс вытянул на себе всю войну – без него активная кампания продлилась бы гораздо дольше. Или те же Китченер и Френч – тоже вполне себе кандидаты. Сесиля Родса туда же, едва ли не в первую очередь. Но это пока только задумки – без хорошей команды такую ликвидацию не провернуть. Хотя надо думать, все возможно при стечении определенных обстоятельств… Эх, мне бы еще пару-тройку таких молодцов, как Наумыч.

А вообще, для начала, надо бы определиться с самим собой. Что-то я сильно увлекся этой войнушкой.

Глава 15

Оранжевая Республика. Блумфонтейн. Бургомистрат

25 февраля 1900 года. 12:00

Я почему-то рассчитывал, что церемония чествования меня, такого героического, будет более пышной. Однако все получилось весьма скромно. Начальник финансового департамента, довольно молодой энергичный мужик с аккуратной бородкой, сказал пару сухих слов, сообщил, что за ликвидацию разбойников нам полагается награда из расчета в десять фунтов за голову. Тряхнул руку и смылся, оставив меня на бургомистра Фразера – толстяка с маслеными хитрыми глазками. Да-да, именно той сволочи, которая в реальной истории вынесла фельдмаршалу Робертсу символические ключи от города. Фразер вручил мне грамоту почетного гражданина Блумфонтейна и торжественно сообщил, что отдал распоряжение выписать премию от бургомистрата, уже из расчета два фунта за голову. На этом торжества закончились – я получил пачечку банкнот и отбыл обедать в неплохой ресторанчик в центре города.

Толстый стейк оказался просто изумительным, я понемногу отправлял его в желудок и, попивая отличное красное винцо «Шато де Монблан», обдумывал свои дальнейшие действия. Из денежек, полученных за банду, я раздам по полтора фунта всему личному составу, так сказать, для поддержания штанов. Остальные уйдут клятому Марко в оплату за его услуги. Не из своего же кармана мне ему платить… Нет, это черт знает что: воюй, да еще обеспечивай себя сам! И не только себя. Идиотизм! Нет, бурам никогда не выиграть у бриттов, ибо война – это в первую очередь гармония всех составляющих успеха, среди которых экономика и четкое планирование – едва ли не на первом месте. А то, что бурские солдатики валят белку в глаз за сотню шагов – конечно, хорошо, но не более чем вспомогательный момент. Сука, кого бы еще за деньги сдать?..

– Герр… – рядом со столиком нарисовался официант, – герр, мне поручено передать вам приглашение некой особы… – Глаза халдея указали на столик в углу, за которым сидела… м‑да… сидела весьма привлекательная особа в элегантном наряде, представляющем самые последние достижения парижской моды.

Да-да, именно парижской. Уже разбираюсь в моде. Лизхен постаралась. Немыслимая шляпка, фантастические перышки, муар, рюшечки, ленточки, корсет в рюмочку и прочая хрень. И чего же этой особе надо?

– Перенесите мои приборы и добавьте еще бутылку этого же вина.

Переместился к столику дамы и, изобразив поклон, представился на немецком языке:

– Капитан Игл.

– Баронесса Франсуаза де Суазон, – манерно вымолвила дама с явным французским акцентом, при этом весело стрельнув глазками в меня. – Не сочтите за бестактность, но мое желание с вами познакомиться превысило все современные представления о морали.

Подоспевший официант заставил нас прервать разговор, разлил вино по бокалам и бесшумно испарился.

– Чем же вызвано это желание? – отпив вина, я немного форсировал беседу. Нет времени, абсолютно нет. К коменданту надо, потом к оружейнику, затем ракеты испытывать, а еще бомбы конструировать…

– Расскажите мне про войну, – томно выдохнула баронесса. – Я так хочу услышать о ней из уст героя. Вы же герой, надеюсь?

– Конечно, герой, – я обаятельно улыбнулся, – но, увы, у меня совершенно нет времени. Позвольте откланяться.

– Ну что же это такое? – вдруг плаксиво протянула женщина и полезла в сумочку за платочком. – Я так ни одного репортажа не напишу… Прав был месье Дюбуа, когда говорил.

– Пардон. Вы? Репортаж? Шутите?

Не шутила. Франсуаза Виолетта де Суазон оказалась первым – подчеркиваю! – первым в мире военным репортером-женщиной. Тут я, конечно, немного преувеличиваю – в качестве оного мадемуазель пока совершенно не состоялась. И никогда бы не состоялась, если бы не встретилась со мной. Ее история чем-то схожа с историей Лизы. Богатые родители, безбедная жизнь – и, простите, шило в одном из полупопий. Ну еще, конечно, вздорные мысли о равенстве полов в очаровательной головке. Там все смешалось: суфражистки, анархизм и прочая прогрессивная, но ужасно вредная дурь. Хотя… почему бы и нет?

– Я вам устрою сотню интервью, мадемуазель. И сотни фотографий с фронта. Ужасные зверства британской военщины, заколотые штыками младенцы, изнасилованные женщины. Тупая чванливая британская солдатня, измывающаяся над попавшими в плен французскими добровольцами. Фото приложим. Особенно над французскими, ибо бритты считают себя расой потенциальных повелителей Франции. Да, так и говорят. Кстати, тут есть еще репортеры?

– Да, но они надо мной смеются.

– Перестанут. Все всем расскажу, но вам предоставляю право на эксклюзив. А хотите книгу написать?

– Хочу! – Баронесса на меня смотрела, как обезьяна на удава. – Я все хочу…

– Всего не гарантирую, но попробую. Завтра встретимся в это же время, здесь же. У меня будет уже кое-какой материал. Кстати, какую газету вы представляете? И вообще, вы можете гарантировать, что ваши репортажи будут напечатаны?

– Газету «Ле Фигаро». Напечатаны будут. Папа́, если я попрошу, заставит. А можно хоть чуть-чуть прямо сейчас!!! – Франсуаза схватила меня за руку.

Я посмотрел на часы и вздохнул:

– Можно, только коротко. Пишите: «Один из добровольцев, сражающихся за свободу республик, показал мне письмо английского улана Арчибальда Мак-Мерфи, в котором он своей жене подробно описывает, как добивал раненых по приказу своего командира полка…»

Я ушел, оставив Франсуазу в полной прострации. Да… вот так… Жуткая чернуха, конечно, но при том не лишенная некоторой правдивости. На войне все средства хороши. Надо будет – переодену кого-нибудь из своих в британскую форму и сфотографирую его с поддельным трупом несчастного бура. Или с десятком трупов. И подпись: «Милая Мери! Я сегодня добил пикой своего десятого бура». Не знаю, как это сработает, но сенсацию разнесут все европейские газеты. Надо будет привлечь остальных журналистов и организовать массовый поток информации. Письма британских солдат, фотографии, интервью с жертвами британской военщины… Млять, только когда всем этим заниматься? Может, привлечь кого-нибудь: сам я ничего не успею.

Расставшись с баронессой, я понесся наметом к коменданту. Баумгартнер встретил меня как своего старого друга и сразу же попытался напоить ромом. Едва удалось отбрыкаться, после чего мы определили места блокпостов в городе и режим патрулирования. А еще я договорился об использовании полигона на свое полное усмотрение. Пообещав коменданту как-нибудь надраться с ним до полной невменяемости, понесся в пансион. Туда уже должна была вернуться экспедиция из лагеря бандитов. И вернулась…

Полторы тонны динамита, триста винтовок Маузера, почти триста тысяч патронов, двести пар отличных сапог.

– Сто ящиков консервов. – Ла Марш повертел в руках здоровенную жестяную банку. – Откуда у них это все? Американские вроде.

– На складах веселились. – Я решил, что как раз пришло время навестить чинушу из департамента и поставить его в известную позицию. Нет, это черт знает что: так грабить – и ни с кем не делиться! А придется, ибо мне деньги нужны. Не о себе радею, за державу обидно. – Что там дальше?

– Шляпы форменные, бочки с подковами и ухналями, седла в комплекте – сорок штук… – Ла Марш черкнул карандашом в блокноте. – Шесть бочек спирта.

– Шляпы раздать личному составу, – незамедлительно проинструктировал я. – Единообразие в форме – основа любого воинского подразделения. Спирт – под охрану, допускать к нему только по моему личному приказу. Что дальше?

– Почти сотня винтовок системы Мартини-Генри, патроны к ним… – Ла Марш запнулся. – Много… еще не успели пересчитать. И…

– Около пяти тысяч фунтов в банкнотах и монетах. – Шнитке шлепнул об стол внушительную пачку. – Мальчишка знал, где главарь хранит свою захоронку, и показал нам.

– Личный состав знает об этом?

– Нет, только мы с Адольфом, – Ла Марш самодовольно прищурился, – и Степан Наумофич.

– Для чего я сейчас это спросил? – Мне показалось, что капралы не так меня поняли. – Наумыч, ты как думаешь?

– Гм… – крякнул Шнитке. – Ну-у…

– У вас какие-то свои планы, мой капитан? – попробовал догадаться Ла Марш.

– Да неча народец в искус вводить, – спокойно прокомментировал Степа. – Деньга может такой морок навести, что, ей-ей, и батяню своего порешишь. Поделить, канешно, можно, а воевать кто будет? Разбегутся же, ей-ей.

Я перевел капралам слова Степы и добавил:

– Я претендую из этих денег ровно на свою долю, и ни пенсом больше. Думаю, вы тоже. Но раздавать народу эти деньги считаю неразумным. Все случится, как сказал Степан Наумович. Кто у нас тогда воевать будет? Лучше им установить небольшое ежемесячное жалованье да на эти деньги поправить экипировку.

– Еще чего – раздавать, – фыркнул Шнитке. – Тут этот прохиндей Марко сегодня полностью очистил отрядную кассу. Мы даже к нему в долги влезли.

– Полностью согласен, нечего раздавать. – Ла Марш энергично кивнул. – Свою часть отделим, остальное – в резерв и пополнить отрядную кассу. Мы все правильно поняли капитан, не сомневайтесь.

– Вот и хорошо, – немного успокоился я. Денежные вопросы – они такие вопросы… не одну теплую компанию сгубили.

– Но это еще не все. – Шнитке с Ла Маршем вышли из комнаты и затем с трудом втащили внутрь небольшой, но, судя по всему, очень тяжелый сейф. – Тут еще вот такая хрень. Но про него все знают. Тяжелый, зараза.

– Ого, – я крутнул колесико на градуированной шкале сейфа, – так вот запросто не откроешь.

– Скубент, – лаконично высказался Степа. – Ентот шельмец чего хошь пропалит-продырявит.

– Точно!

– Герр капитан, ну мы будем фотографироваться или нет? – В кабинет ворвался Марко. – Фотограф уже почти час ждет. – Интендант ради такого случая даже волосенки свои расчесал и напомадил.

– Иди сюда. – Я поманил его рукой. – Еще раз ворвешься без стука – пристрелю собственной рукой, скотина. Понял?

– Понял, герр капитан, – сконфузился интендант. – Больше не повторится.

– То-то же. Идемте, господа, запечатлеем себя для истории.

Запечатлели, а потом я в приватной беседе с фотографом, американцем Сэмом Дулитлом, выяснил, что он совсем не против подработать. А если речь будет идти о том, чтобы каким-либо образом причинять вред британцам, то готов работать бесплатно, лишь за компенсацию расходных средств. А прохиндей Марко заявил, что может за очень малую денежку подделать любой почерк. И вообще, очень любит сочинять письма…

Дальше распределили деньги, а затем я приказал загрузить в фургон все винтовки Мартини-Генри, Ли-Метфорда и боеприпасы к ним – поедут сейчас к Папаше Мюллеру на продажу, – а сам направился к лаборатории Веника.

Вениамин сидел на табуретке в позе роденовского «Мыслителя» и неотрывно смотрел на чугунную бомбу, лежавшую на верстаке. На меня не обратил никакого внимания. Совсем.

– Вениамин Львович?

– Как?! – Веня внезапно яростно стукнул себя ладонью в лоб. – Как соорудить из нее мину? – и заорал: – Черт! Черт! Черт!

Я осторожно подошел к верстаку:

– Вениамин Львович, вы не будете против, если я вам объясню?

Веня небрежно махнул рукой, типа: валяй, все равно не сможешь.

Я взял карандаш, начертил простенький чертежик и сунул его под нос Вениамину.

– Дальше, надеюсь, не надо объяснять? Все необходимое я завтра закажу в механических мастерских.

– Ну-у… – Веник почесал затылок, – это, конечно, просто… э‑э‑э… Но я хотел пойти другим путем, более оригинальным.

– Не сомневаюсь. Но нам сейчас не до оригинальности. Сколько ты сможешь за три дня сделать бутылок со своей сгустительной смесью? Помощников выделю. И еще, давай подумаем над ракетой в ее зажигательном варианте. И вообще, тебе предстоит поработать взломщиком. И это… есть на примете одна красотка.

К Мюллеру удалось вырваться совсем под вечер, засиделся в лаборатории, но зато, если студент не подведет, завтра уже можно будет кое-что испытать. Сейфом Веня пообещал заняться «как только – так сразу», в общем, когда руки дойдут. Ну и ладно, хотя меня уже просто распирает от любопытства.

Папаша Мюллер решил купить все, что мы ему привезли.

– «Мартини» пойдут по три фунта. – Старик ловко клацнул затвором и заглянул в казенник винтовки. – А за «метфорды» дам по пять.

– Да как тебе не стыдно, борода?! – взвился с табурета Марко. – Новенькие же стволы!

– Стыдно, у кого видно, – совсем по-русски ответил Папаша. – Цена – оптовая.

Я не стал вмешиваться в торговлю и взял в руки коробку из ореха, лежащую на столе в подсобке. Ух ты…

На зеленом бархате лежал длинный пистолет, а рядом магазин к нему. Очень аккуратная работа, идеальное черное воронение, скупая, но очень красивая серебряная гравировка, на рукоятке – щечки из слоновой кости; и удивительно архаическая конструкция. Да, это первый самозарядный пистолет, разработанный дядюшкой Джоном Мозесом Браунингом, тот самый знаменитый «Кольт» модели 1900 года. Стоп, тут что-то не сходится; насколько я помню, он поступил в коммерческую продажу всего восемь дней назад… да, семнадцатого февраля тысяча девятисотого года. Тогда как он попал сюда? Хотя… точно! Его начали выпускать небольшими сериями еще в тысяча восемьсот девяносто восьмом году, и у этих первых экземпляров как раз целик выполнял роль предохранителя…

– Папаша, как к тебе эта штука попала?

– А? Что? – Мюллер увлекся руганью с Марко и не сразу понял, что я от него хочу. – Какая штука?

– Этот пистолет, – я сунул ему коробку под нос, – как попал к тебе?

– А… этот… – Старик довольно осклабился. – Продал один хлыщ из Америки. Проигрался, стервец, до нитки. Врал, что ствол подарил его папаше сам Браунинг. Хочешь купить? Двадцатка – и он твой. Патроны такие у меня есть, но всего сотня. Так что бери все.

Не обращая внимания на осуждающие взгляды интенданта, я молча кивнул: маузер с собой таскать – еще-то удовольствие… тяжелый, зараза. К револьверам я так и не привык, так что «кольт» будет в самый раз. Опять же вроде как легендарный пистолет. Лестно мне, что из самой первой партии.

– Давайте подбивайте итоговый счет и разбегаемся – у меня времени нет. И сил тоже. Стоп… Папаша, полсотни пар сапог, столько же шляп и три бочки спирта купишь? Подковы и ухнали тоже есть и консервы.

В итоге мы разбогатели еще на девятьсот пятьдесят фунтов. Мюллер всю сумму выплатил незамедлительно – при деньгах, стервец, оказался. Довольно загадочный тип.

Теперь у меня скопилась совсем неприличная по нынешним временам сумма наличных. Думать надо, думать. Может, скупить здесь по дешевке земельку, а когда этот ералаш уляжется, продать с прибылью? А что, весьма разумно. Надо бы еще припомнить, какие предприятия стартанут в начале века, и вложиться в акции. Черт… скоро башка лопнет! Всё: стакан вискаря, легкая любовь в исполнении сестричек-мулаток – и баиньки. Утром вставать ни свет ни заря, куропаток для любимой Лизхен стрелять.

– Борода, а подари-ка мне пару десятков патронов десятого калибра с мелкой дробью.

– Шиллинг и два пенса пачка.

– Сдурел?

Глава 16

Оранжевая Республика. Блумфонтейн. Отель «Эксельсиор»

26 февраля 1900 года. 04:00

Я дописал последнее слово и подошел к окну. По улице, громко топая сапогами, прошли трое патрульных. Мои орлы. Вид, конечно, расхлябанный, но вполне бравый. Надо будет им нарукавные повязки организовать, чтобы отличались от остального множества вооруженных людей, наполняющих Блумфонтейн. Но это потом, совсем потом, а то и вообще никогда. Не это главное.

– А что главное? – вслух поинтересовался я сам у себя, раскурил сигару и сел в кресло. – Не знаю. – Ответ прозвучал как-то обыденно и безразлично. – А вообще какая разница? И так уже вляпался в эту войну по самые уши.

Действительно вляпался, и с каждым днем погружаюсь в эту грязь все глубже. Что характерно – абсолютно сознательно, без каких-либо понуканий.

«Да ладно, Миха, плюнь на все, бритты, может, и сами притормозят. Вывезешь Лизхен в безопасное место – и все! – радостно предложила наиболее сознательная половинка разума. – И шло бы оно все лесом! Буры, бритты – нам без разницы, главное – устроиться потеплее».

– Почему бы и нет? – ответил я ей вслух. – Так и сделаю.

«А какого хрена тогда ты эту кашу заварил, придурок? – возмутилась самая совестливая часть мозгов. – Поматросил и бросил? Развлекаешься в исторических масштабах? Нет, братец, такого за тобой еще не было замечено. Взялся за гуж – не говори, что не дюж. И не надо отмазываться, что ты помогаешь этим бурам только из‑за Лизы. Тут все гораздо сложнее и благороднее. И вообще, подумай о перспективе – так сказать, в глобальном, историческом масштабе. Разве не интересно, что получится?»

– А что? Может, и получится, – послушно согласился я и с этим вариантом, а потом осекся: – Да ну на хрен? – Изумленно помотал башкой. – Свихнулся, что ли? Сам с собой разговариваешь, придурок?

М‑да… и немудрено. Толком вообще не спал сегодня. Проснулся в два часа ночи, прогнал сестричек и сел набрасывать тезисы для баронессы. Все не так просто. Для того чтобы забросать чернухой газеты, ума много не надо. Но мне кажется, что обыкновенные вбросы не создадут нужного эффекта. А вот если выдавать информацию последовательно, строго концептуально, постепенно наращивая темп и чередуя откровенную дезинформацию с правдой, то может и получиться. Возможно, Британская империя эти комариные укусы даже не почувствует, но мне кажется – я знаю, куда надо бить. И как бить. Хочется верить, что знаю. А если ошибаюсь? Тогда… тогда… А бог его знает, что тогда. Все остальные меры, которые я могу предпринять, только продлят агонию республик. Ладно, в душ – и пора выметаться на охоту.

Вместо завтрака выхлебал большую чашку кофе и отправился на базу отряда. На утро запланирован полигон – погонять личный состав совсем не лишним будет. Большого толка от этого ожидать не стоит, но хотя бы постреляют да побегают – жирок порастрясут. А вообще, надо реально оценивать действительность – мой отряд как боевая единица пока из себя ничего не представляет. И в ближайшее время не будет ничего представлять. А сделать из них что-либо приличное просто не хватит времени. Но посмотрим: забегать вперед не стоит. Война учит быстро. Тех, кто выживет.

Успел до подъема пройтись по зарослям и подбить пяток птичек, довольно сильно напоминающих фазанов. Уже что-то, будем надеяться, хоть какую-то пользу бульончик из них Лизе да принесет.

– Симон, бери этих птиц – и быстро в госпиталь. Стоп, вот деньги: по пути купишь корзину цветов и скажешь, что все это от меня для мадемуазель Елизаветы. И сразу назад, через час отправляемся.

– Как прикажете, господин капитан! – Дневальный скрылся со скоростью света.

Веня проработал всю ночь и всю дорогу до полигона продремал в фуре. Честно говоря, я за последнее время очень сильно изменил свое мнение о «скубенте». Каким-то одержимым оказался паренек. Мне бы такую работоспособность… Когда Веник находился в своей лаборатории, у него не то что поведение, даже голос менялся – со срывающегося фальцета на уверенный басок. Сразу становилось видно, что на своем месте парень. И это радует.

– Герр гауптман, – ко мне подъехал капрал Шнитке, – считаю своим долгом доложить…

– Да, капрал.

– Имеют место быть некоторые разговоры… – Адольф немного запнулся. – Я, конечно, могу в корне пресечь, но, думаю, в данном случае стоит вмешаться именно вам.

– Что за разговоры?

– Иозеф Вагнер и Хорст Штрудель – оба из последнего пополнения – высказывают мнение о том, что стоило бы поскорей отправляться в бой, а не заниматься непонятной ерундой. – Капрал мстительно улыбнулся и уточнил: – Ерундой они называют наши тактические занятия. К тому же Штрудель склонен к высказыванию открытого неповиновения и допускает в разговорах намеки, что вы специально затягиваете отправку отряда на фронт. Даже допускает в этом ваше пособничество британцам. Вагнер его поддерживает.

– Какой отклик находят эти разговоры? – На самом деле, я чего-то подобного ждал с самого начала, поэтому особенно не удивился словам капрала. В отряде довольно значительна прослойка студенчества, априори заряженного вольнодумством, так что возникновение крамольных разговоров – всего лишь вопрос времени.

– Пока никакого, – довольно ухмыльнулся Шнитке, – я держу ситуацию на контроле, но сами понимаете – реагировать надо своевременно.

– Будет реакция. Публичная реакция. А вообще, я очень доволен вами.

– Я всего лишь выполняю свой долг, – скромно потупился капрал. – К тому же я на удивление очень хорошо сработался с этим лягушатником Ла Маршем.

– Простите, мой капитан. – Француз, услышав слова германца, извинился передо мной и показал ему кулак. – Колбасник, будешь сегодня давиться консервами!

Я, глядя на шутливую перепалку капралов, нешуточно порадовался тому, как мне повезло с младшим командным составом.

– О чем это они? – поинтересовался Степа.

– Германцы и французы не очень любят друг друга.

– Война всех помирит, – глубокомысленно изрек Наумыч и умчался подгонять отставших волонтеров.

– Это точно.

К моему удивлению, полигон оказался весьма грамотно оборудован. Несколько дистанций для артиллерии, довольно неплохое стрельбище, даже большая казарма и конюшня при полигоне присутствовали. Это, кстати, лишнее – я задумал полноценный трехдневный полевой выход, так что палатки – «наше всё».

Пока отряд обустраивался, я отозвал капралов в сторону и сообщил им, что мне необходимо, чтобы каждый волонтер написал небольшое сочинение на тему: «Для чего я поехал на эту войну». В простых выражениях, в виде письма своим родным, с указанием в нем ряда определенных тезисов. А именно: Британия – исторический враг Франции и Германии, и, воюя с бриттами, волонтеры в первую очередь борются с ее захватнической политикой, направленной на установление мировой гегемонии. После победы над бурскими республиками англы непременно направят свои штыки на Францию и Германию, чего даже не скрывают, и теперь общий враг заставил волонтеров забыть некоторые досадные исторические недоразумения между собой и сражаться плечом к плечу. Отдельно попросил охарактеризовать бриттов как чванливых жестоких скотов – на фоне миролюбивых, одухотворенных французов и германцев, и так далее и тому подобное.

Капралы единогласно и резонно поинтересовались: конечно, все так и есть, но, собственно, на хрена это нужно писать? Пришлось объяснять:

– Мы попробуем опубликовать в газетах эти письма. Народ должен знать своих героев в лицо. Представьте, как будут горды родственники волонтеров, когда увидят в газете публичное обращение к ним своего мужа, брата или отца. Опять же нам надо формировать общественное мнение, и тогда будет больше добровольцев; может, даже правительства наших стран откликнутся и надавят на бриттов. Хотя… вряд ли, но в любом случае попробовать стоит.

Капралы полностью удовлетворились ответом и умелись исполнять приказ. К тому времени как мы с Веником установили ракетную батарею, в моей полевой сумке уже лежала стопочка коряво исписанных листочков. Просмотрю на досуге, а потом уже решу, в какой форме впаривать баронессе. А пока надо наладить занятия, ибо времени у нас совсем нет.

Первую половину дня запланировал исключительно под стрельбы личного состава; никаких изысков – дистанция сто и двести метров, одиночный и залповый огонь, по три десятка патронов на ствол для каждой дистанции. Как раз хватит вбить зачатки навыков организованного ведения огня, на большее я пока не рассчитываю. А дальше посмотрим. Отдельно будет работать артиллерийский и пулеметный расчеты, а я попробую для начала освоить раритетные ракеты. Впрочем, мне дела и без ракет хватит, кроме них надо еще провести некоторые взрывные опыты.

Перед началом стрельб построил личный состав.

– Волонтер Вагнер, выйти из строя! Отвечать: для чего вы прибыли в Оранжевую Республику?

Невысокий рыхлый, совсем молодой парнишка в очках пылко и довольно вызывающе выпалил:

– Воевать, конечно! Но никак не бездельничать. Там буры гибнут, а мы…

– Для того чтобы воевать, надо уметь воевать, волонтер Вагнер, – перебил я его и, подойдя вплотную, поинтересовался: – Вы умеете воевать, волонтер Вагнер? Отвечать!

– Я стрелял в тире! – гордо ответствовал парень. – Уж как-нибудь подстрелю парочку британцев. Главное, я готов умереть за свободу бурских республик.

– То есть, как я понял, вы считаете, что умеете воевать, волонтер?

– Умею! – Горделивая поза толстячка не позволяла усомниться в его выдающихся боевых качествах.

– Отлично. – Я прошелся вдоль строя. – В таком случае, думаю, волонтер Вагнер не откажется продемонстрировать нам свои умения?

Почти одновременно добровольцы заинтересованно уставились на толстячка.

– Я… могу… – У парня уверенности явно поубавилось.

– Волонтер Штрудель, выйти из строя. – Я подождал, пока рыжий крепыш выполнит команду. – Итак, ставлю условную боевую задачу. Отряд вынужден эвакуировать раненых с поля боя. По пятам нас преследует эскадрон британских драгун. Вам двоим, как наиболее подготовленным солдатам, необходимо задержать бриттов как можно дольше. Запомните: от ваших действий зависит судьба всего отряда. Внимание: на огневой рубеж бегом… а‑арш!!!

Штрудель и его товарищ галопом рванули на позицию; Вагнер еще умудрился по пути грохнуться и расшибить себе колено.

– Быстрее, быстрее! Бритты уже близко. – подбадривал я добровольцев. – Изготовиться к стрельбе: две крайние мишени справа; огонь!!!

Грохнули торопливые выстрелы – как и ожидалось, пули выбили фонтанчики пыли далеко от мишеней.

– Две крайние мишени слева! Огонь! – Я неторопливо достал «кольт» из кобуры. – Драгуны обнаружили вашу позицию и открыли ответный огонь. Пули свистят над вашими головами… – Два выстрела, действительно поверх голов волонтеров, заставили их испуганно вжаться в землю. – Огонь, мать вашу! Драгуны уже близко. Две мишени ровно по центру… – Еще пара выстрелов.

Парни как попало выпалили по обойме и принялись судорожно перезаряжать винтовки.

– Отставить. Разряжай… – Я подождал, пока волонтеры выполнят команду, и спокойно поинтересовался: – Итак, насколько я понимаю, вы провалили боевую задачу?

– Но… – попробовал возразить Вагнер, но под злым взглядом своего товарища мгновенно заткнулся.

– Так точно, господин гауптман! – Штрудель принял строевую стойку. – Задание провалено!

– Почему? Рискну предположить: наверное, потому что из вас солдаты, как из козы барабанщица?

– Так точно, герр капитан! Потому что из нас солдаты, как из козы барабанщица! – даже на секунду не задумался рыжий крепыш.

– Итак, у нас есть два варианта, – я показал рукой на строй добровольцев, – мы можем объявить вашим товарищам, что волонтеры Вагнер и Штрудель – обыкновенные балаболы, или же сообщить им, что все, конечно, плохо, но задатки есть, и при упорных занятиях эти задатки превратятся в полноценные умения. Выбирайте.

– Второй вариант, герр гауптман, – четко ответил Штрудель. – Мы, в свою очередь, обязуемся больше не заниматься ерундой.

Толстячок просто сконфуженно смолчал.

– Хорошо. Теперь вы понимаете, что отправить вас в бой с такой подготовкой – это значит просто погубить без всякой пользы.

– Понимаем, – признался Вагнер. – Простите, герр гауптман…

– Да не за что, волонтер, – пожал я плечами. – А ну дайте сюда вашу винтовку.

Итак, для полного успеха педагогического процесса необходим личный пример. Дистанция сто метров, ростовая мишень, винтовка очень точная, но мной не пристреляна… Не должен облажаться. Ну-ка, капитан Игл.

Пять выстрелов грянули в максимально возможном темпе.

– Хорст, крайняя пятерка. Ну что там?

Штрудель мигом смотался и четко отрапортовал:

– Четыре – почти самый центр, пятая – плечо.

– Ну вот, и это учитывая, что я не самый умелый стрелок. А теперь оба – марш к ракетным установкам. Будете мне помогать. Считайте свой перевод повышением.

Дальше все пошло по распорядку. Сухо трещали винтовки, громыхало орудие, с диким визгом посылая снаряды в мишени, гулко бабахала картечница, а я разбирался с ракетами. Та еще вундервафля.

Половина ракет оказалась снаряжена шрапнельными боевыми частями с дистанционными взрывателями, а остальные – обычными осколочно-фугасными, ударного действия, причем с лиддитом, а не черным порохом. Веня как раз разобрал шрапнельный выстрел и добавил туда емкость со своей сгустительной смесью. Страшновато, конечно, но никуда не денешься.

– Внимание! Выстрел! – Я поднес запальник к затравочному отверстию и отскочил на пару шагов. А вдруг?..

Но никакого «вдруг» не произошло. Ракета с громким шипением сошла с направляющих и, оставляя за собой длинный пушистый дымный след, взвилась в воздух. Где-то метров пятьсот она летела образцово-показательно – ровненько, как по ниточке, но дальше стала вихляться, как хвост у блудливой собаки, и взорвалась с перелетом метров в пятьдесят и с уносом по фронту почти в сотню метров. Но не это главное – особой точности от этой конструкции я и не ожидал, главное то, что взорвалась она, разбросав по сторонам огненные лохмотья зажигательной смеси и накрыв площадь примерно в пару баскетбольных площадок. Очень неравномерно, но все же накрыла.

– Ракета сошла! – истошно завопил Вагнер, назначенный вторым номером ракетного расчета.

– Ракета готова! – Штрудель выдернул из укладки вторую ракету и застыл рядом с установкой.

Судя по лицам парней, они были неимоверно горды своим новым назначением и теперь старались как можно лучше проявить себя. Ну вот… оказывается, у меня еще и педагогический талант прорезался.

Вторая ракета условно накрыла цель, взорвавшись в пределах стометровой окружности, а третья, хотя и отказалась срабатывать в воздухе, но все равно исправно бабахнула при ударе.

– Ну и? – Веня с заспанной мордой решил соизволить принять мои восхищения.

– Прелестно! – не стал я обманывать его ожидания. – Вениамин Львович, я впечатлен. Принимайте в подчинение оных волонтеров и переделывайте все шрапнельные выстрелы. Лиддит оставьте как есть. А вообще, можно вас на секундочку? – После того как мы отошли в сторону, я поинтересовался: – Вениамин, хочу вас наградить. Есть на примете вполне симпатишная дамочка. И не дорого берет. Ну так как?

– Что с Елизаветой Георгиевной? – неожиданно буркнул Веник. – Не надо от меня скрывать.

М‑да… пришлось рассказать сильно сокращенную версию произошедшего. Я ожидал кучу упреков в свою сторону, но, к удивлению, Вениамин отреагировал довольно спокойно:

– Я надеюсь, мистер Игл, вы проследите, чтобы с ней все было хорошо.

– Обязуюсь, Вениамин Львович. Так как насчет?..

– Как? Конечно, давайте.

Дальше я произвел некоторые взрывные опыты – в частности, меня интересовали некоторые особенности детонации динамита. Сами понимаете, детонационный шнур сейчас взять негде, а самому делать времени нет. Впрочем, опытом я удовлетворился, если что – и так сойдет. А вообще удивительно нестабильная эта зараза…

Дело подошло к обеду, и я, озадачив своих новых помощников идеей придания мобильности ракетным установкам, убыл в город. Во-первых, забрать маузер из механических мастерских и заказать там же детали для мин, а во-вторых, встретиться с баронессой. Поскольку оба этих дела – из категории важных и безотлагательных. А вообще у меня все дела такие.

Глава 17

Оранжевая Республика. Блумфонтейн. Отель «Эксельсиор»

26 февраля 1900 года. 14:00

– Все готово, герр Игл… – Мастер Таржувка последовательно выложил на верстак несколько деталей и сам пистолет. – Вот только… – Он неожиданно запнулся.

– Что «только»? – Я взял в руки маузер. – Вы хотите спросить, для чего предназначена эта конструкция?

– Уточнить, для чего она, – поправил меня мастер и подкрутил кверху свой длинный ус. – Поверьте, я работал с очень большим количеством оружия, так что некоторые догадки у меня есть.

Видишь ли, «догадки» у него есть… Это как раз не очень хорошо. Вот как-то не улыбается мне выпускать в массы сию конструкцию.

– Ну и какие у вас догадки?

– Вы хотите скрыть вспышку от выстрела! – самодовольно изрек Таржувка. – Но мне кажется, конструкция для этого сильно усложнена – можно было значительно ее упростить.

– Вы правы, Петр, – кивнул я с облегчением, – но я же не профессионал. В дальнейшем мы с вами попробуем ее упростить. А вообще, я очень доволен вашей работой.

Мастер действительно очень тщательно исполнил заказ. Никогда бы не поверил, что с подобным архаичным станочным парком можно добиться такой точности. И качество… даже все проворони́л и нанес рифление на корпус глушителя. А с мушкой поступил вообще оригинально. Старую он убрал, выточил муфту, отфрезеровал на ней новую мушку, по-горячему надел на ствол и закрепил штифтом. Не знаю: конечно, отстрел лучше покажет, но с первого взгляда – точность чуть ли не идеальная. Резьба под глушитель аккуратная, соосность тоже на первый взгляд соблюдена. Воистину – мастер. Надо срочно снаряжать дозвуковые патроны и отстреливать.

– Испытаем, герр Игл? – Мастер в предвкушении потер руки.

– Увы, герр Таржувка, – я спрятал пистолет и глушитель в сумку, – к сожалению, у меня нет сейчас времени. Вот оплата, а это премия. Второй пистолет пускай пока остается, но работать по нему пока не надо. Завтра я заскочу к вам, обсудим новые заказы и как раз определимся с ним.

– Без вопросов. – Мастер довольно крякнул и, аккуратно сложив банкноты, спрятал их в карман спецовки. – Я и моя мастерская – в полном вашем распоряжении. Война, черт побери, работы совсем нет.

– Насчет работы – совсем забыл… – я вспомнил о деталях для мин и достал чертеж, – вот вам и работа. Мне нужна сотня вот таких комплектов, можно даже больше. За сутки успеете? Премию гарантирую.

– Ерунда… – Таржувка покрутил чертеж в руках. – Если я подключу других мастеров, то и три сотни сладим. Только вот с бронзой у нас проблемы.

– Подключайте. Бронзу можете заменить медью, а то и обычным железом. Оценивайте стоимость и получайте задаток.

В мастерских все устроилось как нельзя лучше – хотя и несколько накладно. Ну да ладно: если все получится, то на деньги наплевать – еще заработаю, даже знаю как. Вот только меня несколько беспокоит сам мастер. Надо будет подумать, как локализовать распространение информации о глушителе – рано или поздно Таржувка все равно догадается. Ну не убивать же мне его? Хотя… надо сначала испытать конструкцию и поэкспериментировать с патронами, а уже потом думать, как заткнуть глотку мастеру.

Далее по расписанию шли баронесса и обед… вернее, обед и баронесса.

– Мадемуазель де Суазон, – склонился я в галантном поклоне. Баронесса уже меня ждала, нетерпеливо покуривая тоненькую сигаретку на длинном мундштуке.

– Мистер Игл, – облегченно вздохнула Франсуаза. – Я уже думала…

– Ну право слово, – я принял у официанта меню, – я же обещал. Вы общались с остальными репортерами?

– Эти мужланы опять подняли меня на смех! – пылко воскликнула баронесса. – Ну ничего! Я еще утру им нос.

– Это они зря. Прошу вас сделать заказ: так сказать, совместим приятное с полезным… – сказал и осекся. М‑да… опять ляпнул.

В глазах баронессы пробежали смешинки:

– Мистер Игл, позвольте поинтересоваться, что вы относите к «полезному», а что к «приятному»?

– Общение с вами, мадемуазель, доставляет мне неслыханное удовольствие, а процесс приема пищи я отношу к полезному времяпрепровождению. Хотя порой он тоже способен приносить удовольствие.

Баронесса вместо ответа весело рассмеялась. Ф‑фух… вроде выкрутился.

– Итак, приступим к делу. Я взял на себя смелость подумать над концепцией ваших репортажей. Они должны идти в рубрике под названием, скажем к примеру, «Вести с фронта», где будут публиковаться письма французских волонтеров с некоторыми фотоматериалами. Отдельно, под вашим авторством, конечно, будут идти сводки с фронта, с привязкой к действиям ваших соотечественников, и интервью с пленными британцами.

Франсуаза оказалась очень сообразительной баронессой и мгновенно поняла, о чем я веду речь, даже дала несколько толковых советов по предпочтениям парижского бомонда. В итоге мы отлично отобедали и создали первый репортаж, который должен был завтра поутру отправиться в редакцию. Осталось всего лишь сделать несколько фотографий на пленэре, но за ними дело не станет.

– Мистер Игл, я только переоденусь во что-то более приличествующее прогулке. Поверьте, это недолго! – Франсуаза мгновенно умчалась в гостиницу.

– Знаем мы эти «недолго», – проворчал я и достал сигару. – Да ладно, подождем, чего уж тут. Экая ты стрекоза.

Общение с баронессой оказалось действительно приятным. Вполне сообразительная мадемуазель, никакой жеманности, а хватка – как у бульдога… ну-у… скажем так, бульдога девятнадцатого века. Современное женское сословие далеко ушло вперед по сравнению со своими прапрабабками. А вообще достаточно приятственная дамочка, вполне симпатишная и главное – не дурочка. Может, того-этого? Собственно, почему бы и нет: Лизхен я никаких обязательств не давал. Хотя… ну его; с близняшками оно способней будет.

– Герр Игл, – рядом со столиком появился молодой мужчина в строгом костюме, – позвольте представиться, Конрад Штауфенберг, корреспондент берлинской газеты «Дойче Цайтунг»…

М‑да… а на ловца и зверь бежит. Оказалось, что этот предприимчивый молодой человек не стал, в отличие от коллег, смеяться над француженкой, а просто банально проследил за Шарлоттой в целях выведать личность ее так неосторожно заявленного источника информации. Ну что же, «Дойче Цайтунг» – это достаточно серьезно. А вообще, надо бы мне поберечься, если дело примет нужный оборот – от бриттов чего хочешь можно ожидать…

В итоге я предложил Конраду практически то же самое, что и баронессе, и мое предложение нашло горячий отклик. Сообразительный молодой человек. Некоторые журналистские приемы войдут в обиход гораздо позднее, а тут – пожалуйста, возможность прославиться на ладошке протягивают. Ну что же, как говорится, шаг за шагом движемся к своей цели. А вообще-то, честно говоря, мне начинает нравиться в девятнадцатом веке. Да-да, честно, уже нравится.

Следующая половина дня ушла на информационное обеспечение этой войны. Славненько так поработали, даже интервьюировали несколько пленных британцев в госпитале, что не догадался сделать еще ни один репортер. Ну знаете, в лучших традициях: «… я очень жалею, что участвую в этой войне…» и так далее. Фотомонтажи о зверствах британцев я решил пока не пускать в дело. Подготовлю – и пусть пока лежат. Всему свое время.

Закончив с журналистами, срочным порядком отправился в пансион снаряжать патроны и испытывать маузер. Но вот тут пришлось столкнуться с нешуточными трудностями.

С малой навеской пороха, наотрез отказалась срабатывать автоматика пистолета. Да, выстрел глушился качественно, пуля относительно сохраняла убойность на нужной дистанции в двадцать – тридцать метров, но для каждого выстрела приходилась заново работать затвором. Что в общем-то приемлемо, но все же очень неудобно. Пришлось долго возиться с навесками пороха – вот хрен его знает: на глаз определить скорость пули я никак не смогу. Поди разберись, дозвуковая она или как…

В итоге все же подобрал вариант, но для надежной работы автоматики пришлось в некоторой степени пожертвовать глушением звука. Нет, конечно, глушитель делал свое дело, уже с десятка метров местонахождение выстрела становилось определить достаточно трудно, но все равно. Млять, да еще затвор лязгает, будто по наковальне молотком лупят. Не то… сука, совсем не то. Хоть с обрезом глушеным на дело иди! Может, какой-нить револьвер или «дерринджер» приспособить? Так они все под дымарь, да и конструкция, мать его… М‑да, не мала баба клопоту – купыла порося.

– Мистер Игл! Наконец я вас нашел, – подошел ко мне подполковник Максимов. – Право дело, вы поистине неуловимы…

– Здравия желаю, господин Максимов… – Я прикрыл тряпкой пистолет и повернулся к офицеру. – Как говорят русские, волка ноги кормят… – и осекся, разглядев на поясе у подполковника кобуру. Да неужели?.. – Это у вас револьвер системы Нагана? Русский наган?

– Да, он самый, а к чему…

– Хочу вам предложить небольшую сделку. Я вам новенький маузер с принадлежностями, а вы мне этот револьвер… – При этом я ни секунды не раздумывал – решение проблемы висело на поясе Максимова. Даже глушитель не придется переделывать: калибр один и тот же.

– Но… – несколько оторопел подполковник. – Но… обмен явно неравноценный. Мне придется доплатить?

– Патроны… сколько у вас к нему патронов?

– Сотня есть, но можно переснарядить, принадлежности у меня в гостинице. – Подполковник взял в руки кобуру с маузером. – Знаете, я вам все-таки доплачу.

– Не надо. – Я в буквальном смысле чуть ли не прыгал от радости. Личный маузер у меня остается, модернизированный тоже как-нибудь пригодится, а трофей с главаря разбойников, получается, уже не нужен. Отлично, все складывается просто отлично!

– Хорошо, Михаил Александрович, – подполковник передал мне револьвер, – но я, собственно, прибыл для того, чтобы сообщить наше решение. Мы согласны.

Я его слушал вполуха, рассматривая револьвер. Неплохой, скорее всего, бельгийского изготовления, возможно даже – сделан на заказ. Делов-то – немного усовершенствовать прицельные приспособления да накрутить резьбу на ствол. И вообще можно резьбой ограничиться – мне им работать придется только накоротке. А для расстояния – винтовки Маузера пойдут.

– Так чем обязан, Евгений Яковлевич? – Я отложил наган и наконец обратил свое внимание на Максимова.

– Мы решили в полной мере сотрудничать с вами. – Максимов достал из кармана трубку и стал ее набивать табаком. – Правда, с некоторыми условиями.

– И что же вас сподвигло?

– Скажем так… – Максимов вежливо улыбнулся. – Почему бы не попробовать?

– Действительно, почему бы и нет… – Я подозвал нашего вечного дневального – совсем молоденького парнишку из Марселя, которого волевым решением повысил до должности своего вестового, и приказал ему соорудить кофе. – Так какие у вас условия, Евгений Яковлевич?

– Все очень просто. С вами работаю только я, а вы не делаете попыток узнать личности остальных членов нашей группы. Это главное условие и, к сожалению, оно не подлежит пересмотру. – Подполковник говорил уверенно и серьезно. – В свою очередь, я обещаю вам ответить на большинство вопросов, заданных вами при нашей прошлой встрече.

Я не стал спешить с ответом. Что мы имеем? К сожалению, история не запечатлела никаких подобных комитетов, но это не значит, что они не существовали. Допустим, у них ничего не получилось, и все. Конспирация достаточно серьезная, что намекает и на серьезность организации, возможно даже… Стоп, а зачем гадать, будем задавать вопросы. Мне в любом случае терять нечего.

– Любите же вы все усложнять. – Я скусил кончик сигары карманной гильотинкой. – Ну да ладно. Но прежде чем получить мое согласие на сотрудничество, вам придется ответить на один вопрос. Что я буду иметь с этого?

– Как? – Максимов выглядел немного озадаченным. – Насколько я понимаю, ваша цель – задержать наступление британцев, для того чтобы обезопасить Елизавету Георгиевну. Опять же вы теперь гражданин Оранжевой Республики, сочувствуете бурам и так далее.

Вот как… на любовь и патриотизм давить изволите? Ну-ну…

– Положим, при стечении определенных обстоятельств я и собственными силами на некоторое время остановлю наступление, – с легкой иронией посмотрел я в глаза Максимову. – А вообще, я всегда работаю за плату. Или за соответствующие преференции. Причем незыблем в этом. Пунктик у меня такой, если угодно. Всякая работа требует соответствующей оплаты.

– Ну что же… – Максимов тяжело вздохнул. – Мы обговаривали подобный вариант. Вы можете рассчитывать на более чем щедрую оплату… в разумных пределах, конечно. Но только при успешной работе, – иронично улыбнулся в свою очередь подполковник, – так как сами понимаете…

– Вот это похоже на деловой разговор. Никаких авансов я не требую, так как шансы на наш успех оцениваю весьма скромно. Но побарахтаться попробуем. Итак, кто за вами стоит? Поверьте, этот вопрос – не праздный, ибо нам потребуется некоторая помощь на государственном уровне. Финансовая в том числе.

С каждой минутой разговора с Максимовым я все больше материл современных историков, каким-то непонятным образом профукавших некоторые исторические моменты. Как оказалось, к моменту начала вот это самой гребаной войны против Британии, а вернее, против ее колониальной политики и гегемонии в мировой финансовой системе, сложилась довольно значительная коалиция из некоторых финансовых организаций. Не из государств, а именно из финансовых структур, но имеющих довольно сильные позиции в высших эшелонах власти. Максимов, конечно, ни о чем конкретно не говорил, даже наоборот – напустил туману, но у меня все же сложилось определенное понимание ситуации. Представим могущественного, но пожилого льва, возглавляющего прайд и правящего в нем железной лапой, особенно не выбирая методов. Недовольство зреет, но никто пока не может бросить ему открытый вызов. Все ждут ошибки, чтобы броситься и растерзать вожака. Конечно, тут я переборщил в сравнениях, но в общем, кажется, суть верна. Почему в реальной истории ничего не получилось? Все получилось, но гораздо позднее – по ряду объективных обстоятельств в этой войне Британия выиграла. На самом деле проигрыш бурам грозил бриттам просто лавиной неприятностей, и не только в Южной Африке. И они это понимали и вложили в победу практически все свои силы. Не получилось у претендентов в этот раз. Недоработали, недодумали, промедлили, не пришло еще время, да и сейчас они не предпринимают практически никаких усилий, ограничиваясь по большей части наблюдением… а если бы получилось? Даже представить страшно. Впрочем, это не важно, на данный момент стоит рассчитывать на весьма ограниченную помощь, так как эти клятые финансисты не будут вкладываться в изначально провальное предприятие. Вот если дела пойдут на лад, хотя бы внешне, то тогда…

– Сразу говорю, Евгений Яковлевич, я для себя ставлю задачу отстоять Блумфонтейн и по возможности потрепать Робертса. И все. Остальное будет зависеть от выполнения этой задачи.

– Что «остальное»?

– Исход войны в целом.

– Гм… – Подполковник кашлянул и с недоумением на меня посмотрел. – А такое возможно?

Я проигнорировал его вопрос и поинтересовался:

– Вы в курсе настоящей обстановки на театре военных действий, Евгений Яковлевич?

– Конечно… – Максимов расстелил на столе карту. – В принципе все как вы и предсказывали. Робертс пока не трогается с места, приводит в порядок свои силы. Не далее как вчера к нему прибыло подкрепление из Кимберли. Бота и Де Вет пробовали его атаковать вот здесь и здесь, но успеха почти не снискали и отошли на свои позиции. В свою очередь Робертс, активно используя свою кавалерию, проводит разведку боем и, судя по всему, собирается в ближайшее время нанести удар.

– Естественно, никто из бурских генералов не озаботился укрепленными позициями? Я имею в виду серьезные укрепленные позиции… – Я сопоставлял нанесенную на карте обстановку с известной мне по реальному ходу событий и пока особых отличий не находил. Все идет, как и шло, разве что у буров стало немного больше сил.

– Нет, – покачал головой Максимов. – Но план у них, скорее всего, есть. Будут изматывать Робертса боями, цепляться за каждый холмик, по возможности контратаковать и…

– И отступать, – перебил я подполковника. – А Робертс будет их методично выдавливать с каждой позиции. Кто командует у буров? Каждый по себе? – По глазам Максимова понял, что так и есть, и уточнил: – На кого мы… гм… вы можете влиять?

– Президент Стейн и Бота, – коротко ответил подполковник. – Эти люди прислушаются к советам. Правда, только прислушаются, беспрекословного подчинения нет и, судя по всему, не будет. Есть возможность повлиять на Де ла Рея и де Вета, но только посредством вышеуказанных людей.

Веселенькая история. Ох и веселенькая. Ох и влез ты, Миха, в болото… Ладно, на самом деле ты, дружище, все уже продумал, так что не хрен кокетничать.

– Ну что же… вы записывайте, записывайте, Евгений Яковлевич. Для начала – колючая проволока. Нам понадобится вся колючая проволока, что есть в Республике, и много рабочих рук; мне плевать, если это будут пленные или даже кафры. Затем – все производственные мощности города, я имею в виду механические мастерские и доступ к военным складам. Да, насколько я знаю, у вас в отряде есть морской минный инженер, так вот его – в полное мое распоряжение.

Не знаю, как относился ко мне раньше подполковник. Вряд ли с искренней симпатией, особенно после требования оплаты за свои услуги. Но после вот этого разговора в его глазах, кажется, появилось некоторое уважение и недоумение.

Никаких тактических действий я с Максимовым толком не обсуждал. Пусть пока все идет своим чередом. Начнет Робертс, вот тогда сразу станет ясно, поменялись у него планы кампании или нет. А пока мы подготовим ресурсы – поставить заграждения из колючей проволоки и заминировать некоторые участки местности никогда не поздно. А еще просто напрашивается идея отправить пару коммандо с толковыми старшими к бриттам в тыл, чтобы перерезать коммуникации. Дело в том, что фельдмаршал, под предлогом повышения мобильности своих войск, принял волевое решение отделить от частей обозы и свести их в настоящие обозные поезда, порой не успевающие за войсками. Мобильность, конечно, повысилась, но теперь ресурсы у него ограничены и зависят от снабжения из Кимберли, где бритты организовали опорную базу. Грех этим не воспользоваться. И это не все, далеко не все, что может придумать исторически подкованный мичман КТОФа. Но всему свое время.

– Действительно разумное решение, но требует некоторого согласования, – отметил Максимов. – Все остальное тоже не проблема, я немедленно займусь.

– Тогда на сегодня все. С утра я буду на полигоне. Там и увидимся. А пока мне надо кое-что еще проработать.

– Да, – Максимов у самой двери обернулся, – я говорил с Карлом Альбертовичем, он сообщил, что вы можете навестить Елизавету Георгиевну.

– Надо было с этого начинать.

В госпиталь я летел как на крыльях. Черт… сумасшествие какое-то. Вот же зараза, вцепилась в меня рыбацким тройником и никак не хочет отцепляться. Воистину, любовь зла, полюбишь и козла… козлицу… Надо с этим что-то делать, причем срочно.

Лизхен стала похожа на тростиночку, на лице остались прежними одни глаза.

– Ты пришел… – По ее щеке покатилась крупная слеза.

– Здравствуйте, Лизавета Георгиевна, почему это я не должен был прийти? – Я аккуратно промокнул ей платочком слезку. – У кого это глаза на мокром месте?

– У меня… – всхлипнула девушка. – Вот и буду плакать. Целуй меня, тогда не буду…

– Непременно. – Я осторожно поцеловал ее. – Ну хватит, хватит.

– Мне сказали, ты меня спас, – тихонечко прошептала Лиза и отчего-то покраснела.

– Не впервой. Похоже, это становится моей почетной обязанностью. Вот приставлю к тебе караул.

– На сегодня все! – вмешался в разговор фон Ранненкампф и показал на дверь палаты. – Ничего не хочу слышать!

– Как она? – поинтересовался я у него, когда мы вышли.

– Пока стабильно, – вздохнул доктор. – Но, к сожалению, я пока ничего не могу сказать определенного. Покой и только покой.

– То есть ни о какой транспортировке пока речь не может идти?

– Пока не может.

Ну что же, повод схлестнуться с бриттами остается. Хотя, честно говоря, мне он уже и не нужен.

Вечер провел, снаряжая патроны и черкая карту. Вот как будет действовать Робертс? А хрен его знает…

А сестричек-мулаток не стал пользовать. Тьфу ты, идиотизм какой: до сих пор измученное лицо Лизхен пред глазами стоит. Может, она меня приворожила? А что? Бывали, знаете, прецеденты.

– Якобсдаль? Точно, мимо него он не пройдет. Значит, отметим здесь первую позицию!

Глава 18

Оранжевая Республика. Блумфонтейн. Отель «Эксельсиор»

27 февраля 1900 года. 09:00

Едва позавтракав, я сорвался в мастерские – отвез винтовки с револьвером и забрал заказ. Мастера постарались на славу, исполнив вместо трехсот комплектов – целых четыреста. Просто отлично, но, правда, немного накладно.

А потом, к своему удивлению, я обнаружил в мастерских Вагнера и Штруделя – тех самых новоиспеченных ракетчиков.

– А вы что тут делаете? Кто отпустил с полигона? Немедленно извольте объясниться.

– Герр капитан! Герр Мезенцев и капрал Шнитке отпустили! – Штрудель вытянулся в строевой стойке. – Мы хотели поговорить с мастерами на предмет.

– Возможности исполнения, – продолжил за него Вагнер и протянул мне лист бумаги.

– Вот даже как? – На листочке обнаружилась идеально начертанная схема лафета для ракетной установки. Рядышком – строчки математических формул.

– Согласно вашему приказу мы спроектировали и рассчитали поворотный лафет для установки на пароконную повозку, – с гордостью сообщил Штрудель, – с пятью и двумя направляющими. В его основу легли уже имеющиеся у нас установки, так что заново ничего делать не придется.

– Просто модернизация, – поддакнул его товарищ.

– Очень интересно… – Я бегло просмотрел чертеж и, к своему удивлению, не нашел к чему придраться. – Кто вы по профессии?

– Будущие инженеры, – четко доложил Штрудель. – Берлинский университет. Проходили стажировку на предприятиях герра Круппа.

М‑да… это, конечно, хорошо, но не стоит забывать, что через очень недолгое время Дойчланд схлестнется с Российской империей и все, что я напрогрессорствовал, может попасть в германскую армию, а уж дойчи обязательно найдут достойное применение новшествам. Те же мины, тот же напалм, ракеты… В секрете не утаишь, уже, считай, не утаил. Ну и как быть?

– Решайте вопрос с мастерами. Одобряю. – Я отдал чертеж студентам, а сам отправился на полигон. Нечего мне тут думать. Для начала этим парням надо выжить в войне, да и вообще я ничего нового не выдумал – все уже давно изобретено до меня. Те же ракеты давно на вооружении стоят, в том числе и в русской армии. Правда, рецепт сгустительной смеси Веника надо бы поберечь.

На полигоне меня встречала целая делегация. Подполковник Максимов и невысокий плотный мужичонка с браво закрученными усиками, выправкой кадрового военного и лицом типичного германца. А рядом с ними прогуливался еще один совсем молодой парень, тоже, судя по всему, военный, но уже исключительно со славянской внешностью. Как бы все понятно: немец прибыл в качестве дополнительного военного эксперта со стороны тех, «кому небезразлична судьба республик», парень – это минер, но вот что здесь делает.

– Мой капитан!!! – баронесса Франсуаза Виолетта де Суазон сорвалась с места и, опередив всех, подбежала ко мне. Сегодня она облачилась в шикарную амазонку лазурно-голубого цвета и выглядела более чем великолепно. Спору нет, красиво и авантажно, но очень уж мне интересно: она сама, без помощи горничной, сможет надеть на себя все эти одежки? Или снять?.. Стоп… не о том думаешь, мистер Игл. Зараза, она мне здесь весь процесс испортит.

– Право, я удивлен, мадемуазель Франсуаза. Надо сказать, вы выбрали не совсем подходящее место для дамы. Кажется, мы договаривались встретиться завтра?

– Мишель, – баронесса изобразила разочарованную гримаску, – да, завтра, но мне так хочется. – Франсуаза очень искусно сыграла смущение. – И вообще, я всю жизнь мечтала выстрелить из пушки.

– Капрал Ла Марш! – пришлось подозвать к себе Пьера. – Я поручаю баронессу вашим заботам. Предоставьте ей возможность выстрелить из пушки… да из всего, чего она пожелает. – И рассмотрев разочарованное личико француженки, я невольно улыбнулся. – Мадемуазель Франсуаза, прошу простить, но, к сожалению, меня ждут неотложные дела. Обязательно уделю вам время, но немного позже.

Сбагрив баронессу, отправился к другим гостям. Они меня даже не заметили, так как во все глаза пялились на начавшиеся занятия по отработке передвижения по-пластунски. Особого колорита зрелищу добавляли Наумыч и Шнитке, лупившие добровольцев палками по откляченным задницам и палившие у них над головами из револьверов. А что? Моя метода, очень даже действенная. Уметь ползать – это первейшее дело на войне, потом сами эти вояки спасибо скажут. Надо приказать, чтобы «колючку» еще ниже натянули, а то уж вовсе тепличные условия получаются.

– Господа…

– Позвольте представить: майор Пауль фон Бюлов, – Максимов показал на усача, действительно оказавшегося германцем. – Лейтенант Российского императорского флота Павел Евграфович Зеленцов. – Взляд подполковника переместился на славянина.

– Капитан Игл. – Я четко кивнул, поприветствовав офицеров.

– Отлично, капитан, просто отлично! – Немец от избытка чувств хлестнул стеком по голенищу своего сапога. – Признаюсь, я сначала недооценил подобные… э‑э‑э… экзерциции, но вот сейчас до меня дошло. Подобный способ передвижения… э‑э‑э… позволит сохранить жизни личному составу под плотным огнем противника…

– Я вам говорил, Пауль, – мягко перебил его Максимов, – мистер Игл – просто неиссякаемый источник новшеств в военном деле и обещал сегодня показать нам еще много интересного.

– Просто не терпится ознакомиться, – вступил в разговор лейтенант. Он, в отличие от германца, посматривал на занятие без особого интереса. Впрочем, ничего удивительного: насколько я понимаю – он инженер, какое ему дело до «пяхоты»?

Я нашел момент и поинтересовался у Максимова, для чего он сюда притащил дойча. Догадка оказалась верна: германец слыл умелым стратегом, недавно закончил немецкую Академию Генерального штаба и должен был проверить мои идеи на жизнеспособность. Ничего удивительного, все вполне ожидаемо. А Зеленцова прикомандировали мне в помощь как знающего и толкового инженера. Ну и, естественно, как всевидящее око. Что тоже нормально.

Вот же как интересно получается: оказывается, Германия и Российская империя здесь в одну руку играют. Хотя нет, ошибаюсь я: не Германия и Россия, а только ее отдельные представители на службе непонятно кого. Как все запутано…

К встрече я оказался подготовленным – не зря корпел над картой всю ночь. Но начал все же с демонстрации мин. Для начала, прямо на глазах офицеров, превратил орудийную бомбу в мину нажимного действия. Конечно, без заряда взрывчатого вещества.

– Гм… – лейтенант заинтересованно склонился над верстаком, – если не ошибаюсь, конструкция генерала Райнса? Хотя…

– Она самая, правда, в несколько измененном виде, – кивнул я ему. – Производственной базы, сами понимаете, здесь нет, так что пришлось приспосабливаться.

– Пороховой заряд? – протянул Зеленцов. – Эффект, при массовом применении, конечно, будет, но достаточно слабый.

– Каким образом эта штука нам поможет? – фыркнул германец. – Это лишь создаст британцам совсем небольшие осложнения.

– Не спешите, господа. Вениамин Львович, продемонстрируйте, пожалуйста, свое изобретение.

Веник с достоинством выступил и поверг гостей в задумчивое изумление, а потом я подсунул им схемы комбинированных заграждений и окончательно добил. Получалось действительно дешево и сердито, причем никаких инноваций, разве что в концепции применения. А затем пришло время тактики и стратегии.

– То есть вы предлагаете… – Фон Бюлов озадаченно смотрел на карту. – Но это, как бы сказать… э‑э‑э… не очень… не очень вписывается в общепринятые правила войны…

– Устаревшие правила войны, – походя буркнул Зеленцов, что-то лихорадочно подсчитывая на листе бумаги.

– Зато вписывается в понятие «военная хитрость», – поддержал меня Максимов. – И в понятие «засада».

– Минная засада, – поправил его лейтенант и с прояснившимся лицом заявил: – Капитан, я берусь высчитать алгоритм детонации. Все должно получиться!

– Разве что так… – неожиданно согласился майор. Надо сказать, он мне показался совсем не похожим на тех ограниченных педантов, какими наши писатели любили изображать германских генштабистов. – А теперь, господа, давайте прорабатывать все маршруты. Абсолютно все, так как я не поручусь за содержимое головы Робертса. Я и за свое не могу поручиться. – И фон Бюлов неожиданно жизнерадостно заржал.

Засмеялись и мы – даже Вениамин, с неприязнью посматривающий на представителей «кровавых тиранов и угнетателей народов», не остался в стороне. А вообще, после того как я слегка ему намекнул на вполне возможный государственный заказ от Русской императорской армии, студент стал дружелюбнее относиться к русским офицерам. Заметно дружелюбнее. Вот что рубль животворящий делает!!!

Думали и решали мы долго, даже успели немного переругаться, и не раз, но все же пришли к определенному знаменателю. То есть решили, с чего начнем, распределили роли и разбежались, договорившись вечером встретиться у меня в номере. Ф‑фух… можно сказать, начало положено. Но только самое начало – дальше надо будет как-то воплотить идеи в жизнь, организовать процесс – а это самое трудное. Можно даже сказать, невозможное. Но не буду загадывать… Господи, неужели получится?

Вышел на свежий воздух и сразу поискал глазами амазонку баронессы. Вот же… а я думал – она, вдоволь настрелявшись, уберется отсюда…

– Надеюсь, вы меня угостите обедом, капитан? – Взгляд Франсуазы не предвещал мне ничего хорошего.

– Непременно. Но немного позже… – Я опять оставил баронессу, теперь уже на Веника, и направился к капралам. Нехорошо получается: надо с народом работать, а я все шастаю непонятно где. Впрочем, они и сами неплохо справлялись. В данный момент Наумыч пытается научить волонтеров перестраиваться на полном скаку. Тоже нужное дело: если придется галопом уходить от преследования – самое то. Стоп… надо будет завтра попросить фон Ранненкампфа прислать к нам санитара для проведения занятий по медицинскому делу и раздобыть где-то перевязочного материала для индивидуальных аптечек. Зараза… когда же я все успею?

Поговорил с младшим командным составом, изложил план следующих занятий и разрешил на ужин винную порцию – то есть по стакану рома. Не помешает для поднятия боевого духа – что-то волонтеры совсем уж загнанными выглядят. Стараются капралы, стараются… Но это, как говорится, во благо. А вообще, постараюсь свой отряд до боя не доводить, разве что в самом крайнем случае. Вроде все, теперь клятая Франсуаза…

– Вы выстрелили из пушки, баронесса? – Я предложил ей руку, и мы направились к лошадям.

– Даже из этой… этой… – Француженка запнулась и экспрессивно выкрикнула: – Даже из этой чертовой кофемолки стреляла!!! И вообще…

– Баронесса, – я любезно придержал стремя ее кобылки, – сами понимаете, в данный момент я связан служебными делами.

– А с кем вы еще связаны? – Франсуаза окинула меня пристальным взглядом. – Вернее, кем?

– Гм… – немного растерялся я. Собственно, а кем я связан? Вопрос – прямее не бывает. Лизой? Надо же что-то отвечать… – Об этом, еще о многом мы поговорим во время обеда.

– Согласна! – И баронесса пустила свою кобылку вскачь. – Ну что же вы? Догоняйте.

«Хороша, стервь! – невольно залюбовался идеальной посадкой француженки и тоже пришпорил своего жеребца. – Ой, Миха, спинным мозгом чую – опять ты куда-то влипнешь…»

Обедали мы в самом шикарном ресторане Блумфонтейна; правда, мне пришлось ждать, пока Франсуаза в очередной раз переоденется. Нет, положительно у меня нет времени на подобные развлечения. Последний раз ведусь, идет она лесом… То ли дело Мадлен и Луиза – безотказные, как автомат Калашникова, опять же не надо заморачиваться всякой куртуазностью. Да и в постели диво как хороши, а эту еще уговаривать придется.

– Итак. Я требую объяснений! – Баронесса гордо вскинула головку, увенчанную изящной шляпкой и целым пучком перьев.

– А именно, мадемуазель Франсуаза?

– Объясните свое… – Француженка помедлила, подбирая слова, и выпалила: – Объясните свое… свое… по меньшей мере бестактное невнимание ко мне.

– Я солдат.

– Положим… – Франсуаза одобряюще кивнула и достала золотой портсигар, усыпанный драгоценными камнями. – Продолжайте, Мишель, продолжайте.

– Я сейчас не принадлежу себе, война полностью убивает во мне чувства… – Я замолк и внутренне ужаснулся той чуши, которую только что смолол.

– Обычные мужские отговорки! – фыркнула Франсуаза. – Даже на войне есть место прекрасному.

Вот же зараза: не баронесса, а танк какой-то. И что же мне делать? Она мне нужна… пока; следовательно, окончательно рвать отношения по крайней мере неразумно. Тогда что?

– Мадемуазель…

– Можете меня называть просто Франсин… – француженка небрежно махнула веером, – я выше этих предвзятостей.

– Хорошо, Франсин, – я дал прикурить девушке, – тогда отбросим условности.

– Давно пора! Смелее, Мишель, смелее.

– Итак, зачем вам я?

– Вам прямо так и сказать? – весело рассмеялась баронесса. – Ох уж эти мужчины, зачем, зачем… Ну ладно, так уж и быть, скажу: вы мне нравитесь как мужчина…

– Насколько? – Я все еще не выбрал линию поведения и решил как можно больше вытянуть из баронессы.

– Насколько? – Француженка на секунду задумалась. – Скажем так, я буду совсем не против, если вы мне сделаете предложение руки и сердца.

– Прямо так сразу?

– Почему бы и нет? Ненавижу условности, – пожала плечиками Франсуаза – Поверьте, я очень хорошая партия.

– А я для вас?

– Вы мужественны, – француженка загнула пальчик, – вы красивы, вы настоящий мужчина; в конце концов, я просто обожаю вас. – Изящная ладошка сжалась в кулачок. – Так почему бы и нет? К тому же, поверьте мне, вам уготовлена великолепная перспектива: мама всегда говорила, что у меня просто гениальное предвидение…

– Я сравнительно небогат.

– Ерунда! – победно выпалила Франсуаза. – Я богата. Мой папа – сенатор верхней палаты парламента Франции, владелец значительных пакетов акций заводов Крезо и Гочкиса и…

Я чуть не поперхнулся куропаткой. Вот это да… Крезо и Гочкиса, говоришь? Это, конечно, хорошо, но ведешь себя ты совершенно возмутительно. Млять, еще не хватало, чтобы меня покупали, как какого-то жиголо! И вообще тут надо деликатнее… деликатнее вести свою линию.

– Вы мне нравитесь, Франсин, – я подчеркнуто отложил вилку в сторону, – но, к сожалению, ваше предложение неприемлемо как раз по этим причинам. Думаю, нам стоит прекратить разговор на эту тему.

– Но почему?! – экспрессивно всплеснула руками баронесса, перепугав официанта. – Богатство – это не порок, а лишь средство достижения своих целей. Господи, да я, если вы пожелаете, откажусь от своей доли наследства и стану обычным репортером, а вы будете меня содержать!!! Скажите прямо: я вам не нравлюсь как женщина?

– Нравитесь, – честно признался я. – Очень нравитесь. И вообще…

– Папа говорил, что я похожа на гидравлический пресс в своей настойчивости, – Франсуаза смущенно улыбнулась. – Простите меня, я склонна увлекаться.

– Не за что извиняться, Франсин, – я вас понимаю. Как вы смотрите на то, чтобы завтра утром позавтракать со мной на природе? Устроим маленький пикник.

– Согласна, согласна!!! – захлопала в ладоши француженка.

– Вот и хорошо.

– И сегодня поужинать вместе, – хитро улыбнулась она.

– Ну как вам можно отказать, Франсин.

Вот так… Пообедав, мы разбежались. Франсуаза, чуть не прыгая от счастья, отправилась в гостиницу, а я в, некотором охренении, направился в полицейский департамент. М‑да… думай, Миха, думай. С одной стороны, оскотинишься по самое не хочу, а с другой – тесть-сенатор и заводы Крезо с Гочкисом.

Так… а что мне надо в полиции-то? Совсем все из головы выбила эта взбалмошная девчонка. Ага… Максимов получил согласие президента на полное распоряжение ресурсами, но, к удивлению, этих ресурсов оказалось до обидного мало. Непорядок, самый настоящий саботаж. Самое время навестить герра Шульца, того самого чинушу, с помощью которого разбойнички неплохо жировали на правительственных складах. Порву, как тузик грелку… Стоп, не понял: за мной что, следят?

Следили. Неприметный человечек… нет, два человечка в штатском довольно умело передавали меня друг другу. Нет, я не ошибаюсь, вот опять, заметив, что я приостановил своего жеребца, один из них с интересом уткнулся в витрину магазина. Придурок, это же женские шляпки! А второй присел за столик уличного кафе и жестом отослал метнувшегося к нему официанта.

– Кто?.. – пробормотал я вполголоса. – Вернее, кому это надо? Бритты? Или свои решили проследить?

Проехал еще немного до своей гостиницы, оставил лошадь в конюшне и опять обнаружил филеров. Настойчивые, однако… Ну-ну…

– Густав… – подозвал я старшего патруля, появившегося как нельзя кстати, – видишь вон того господина в канотье? Хорошо, теперь второй – тот, что сидит в кафе… да-да… этот. Ты и Вилли берете первого, аккуратно проверяете документы, задерживаете – и к нам в пансион. Я с Людвигом займусь вторым. Смотрите, осторожнее.

– Стрелять можно? – У мясника из Йоханнесбурга радостно сверкнули глаза. – Это британские шпионы?

– Сразу – нельзя. Если только сопротивляться будут, – поспешил я его расстроить. – Все должно быть вежливо. Вперед, волонтер Шредер.

Ну что же, господа филеры, вот и наступает для вас момент истины. Да, согласен: грубо и непрофессионально, но мы академиев профильных не кончали, так что поступим просто и практично.

Я пересек быстрым шагом улицу и подошел к столику в кафе, за которым сидел предполагаемый шпион. Такой серенький мужичонка незапоминающейся внешности – разве что носом вышел, выдающимся и горбатым. Даже и не скажешь, какой он национальности – здесь все быстро покрываются таким загаром, что отличить, к примеру, шведа от латиноамериканца довольно проблематично.

– Помощник военного коменданта, капитан Игл, предъявите документы. – Моя ладонь красноречиво опустилась на кобуру.

Мужичок досадливо покривился и ответил на немецком языке с отчетливым французским прононсом:

– Право дело, нет нужды в оружии, месье Игл. Я попробую вам все объяснить. Да… не будете ли вы так любезны приказать своим людям отпустить Гаспара? Он к нам присоединится за этим столиком и внесет свою лепту в пояснения.

Вот те раз – ну и новости… Французы? Я отдал команду привести к нам второго филера и присел за столик.

– Жду ваших объяснений, господа. Сразу предупреждаю: расцениваю ваше поведение как в высшей степени подозрительное, время сейчас военное, так что делайте выводы.

– Жорж Ноэль, – вежливо представился первый француз и представил своего напарника: – Это Гаспар Людо. Мы из Сюрте Насьональ. – Жорж, рассмотрев некоторое изумление на моем лице, весело улыбнулся. – Не удивляйтесь, месье Игл, я сейчас все объясню.

– Мадемуазель де Суазон? – сделал я попытку сопоставить парижских «ажанов» с Франсуазой. Ну а какого еще черта они здесь делают?

– Именно, – теперь уже мрачно заявил Ноэль. – Именно она.

– Э‑э‑э… вы ее в чем-то подозреваете?

– Если бы, – уныло ответил Гаспар Людо. – Нас нанял ее отец.

Все оказалось прозаически просто. Папан Франсуазы, потакая практически во всем любимой дочурке, все же не смог допустить, чтобы непутевое чадо шастало на краю света совсем без присмотра. Кстати, она, подобно Лизхен, практически сбежала из Франции. Так вот, барон де Суазон, пользуясь своим положением сенатора, фабриканта, богача и просто дружественными связями с начальником полиции Парижа, отправил присматривать за своей дочуркой четырех профессиональных агентов, наградив их полномочиями (буде удумает Франсуаза творить безрассудные безобразия) вязать оную и везти принудительно домой под личиной международной аферистки Матильды Суарэ. М‑да…

– Ну а вас, месье Игл, мы решили отработать для полной картинки, – честно признался Жорж Ноэль. – Вот теперь вы все знаете.

– Насколько я понимаю, вы решили все-таки вернуть ее на родину?

– Не совсем так, месье Игл, – покачал головой Гаспар. – Мы просто делаем свою работу на совесть и отправляем отчеты домой телеграфом. Мы не вольны принимать такое решение. Его примет сам барон. Пока он такой команды не давал. А нас… – француз едва заметно улыбнулся, – нас вполне устраивают командировочные: поверьте, вполне неплохие. К тому же мадемуазель Франсуазе лучше пока не возвращаться во Францию.

– Почему лучше не возвращаться?

– Просто поверьте моим словам, – Людо слегка улыбнулся, – или поговорите об этом с мадемуазель баронессой.

– Попробую. А где еще двое ваших?

– В гостинице, – пояснил Ноэль, – присматривают за баронессой. Александр Франк и Мишель Тигана́.

– Итак… что же вы про меня выяснили?

– Вы американец, вы богаты, имеете впечатляющие связи среди руководства Республики, вы не мошенник… – начал перечислять Гаспар, – вы командуете крупным отрядом волонтеров, обладаете военным опытом, недавно участвовали в разгроме банды, любите оружие и имеете происхождение из древнего русского дворянского рода. Пока как бы все… Хотя нет, не все. Вы регулярно приглашаете в свой номер двух симпатичных мулаток, из чего можно сделать вывод, что месье Игл не страдает мерзкими привычками. Вот теперь точно все.

– Впечатляет… – Я невольно призадумался. Если левые «ажаны», совершенно незаметно для меня, накопали столько информации, то что же говорить о британских шпионах? А они в любом случае здесь присутствуют. – И что теперь?

– Вообще-то это от вас зависит, – пожал плечами Жорж. – Насколько я понимаю – простите, будем называть вещи своими именами, – мадемуазель баронесса имеет на вас определенные планы, так что решать вам. Информацию по вам мы уже отправили и как раз сегодня получили указания не препятствовать вашим встречам с мадемуазель Франсуазой.

Я недолго раздумывал:

– Значит, продолжайте свою работу, господа. Я по роду службы не всегда могу уделять внимание Франсуазе, так что буду теперь спокойнее за нее. И это… придется вам пообещать мне не предпринимать попытки ее насильственного вывоза, так как пресеку со всей строгостью. А если создастся реальная ситуация, при которой ее действительно будет необходимо эвакуировать, сам вам об этом сообщу и буду всячески способствовать. Вас устроит подобное положение дел?

– Несомненно, – благодарно кивнул Гаспар Людо. – Выражаем искреннюю признательность.

– И еще это… не хотите ли немного подработать? В качестве благодарности.

– Смотря как, – мгновенно насторожился Ноэль, – у нас нет планов вступать в добровольцы.

– Это лишнее. Использовать вас в качестве солдата – это словно забивать микроскопом гвозди. Я нашел применение вашим профессиональным качествам.

Французы восприняли предложение благосклонно, что меня довольно сильно удивило и очень обрадовало. Вот уж не ожидал таким образом обзавестись профессиональными помощниками. Конечно, не стоит слишком им доверять, всякое может быть, но отчего-то мне кажется, что пакостей от них ждать не стоит.

– Месье Игл… – Мы уже распрощались, но Гаспар вдруг остановил меня. – Месье Игл, хочу кое-что сообщить вам.

– Слушаю вас, месье Людо.

– Мадемуазель Франсуаза отправила на почту с посыльным письмо своему отцу, – француз продемонстрировал мне конверт, – в нем идет речь о вас.

– Гм… и что же?

– Она пишет, что скоро привезет вас для знакомства с семьей, – Гаспар широко улыбнулся, – в качестве жениха.

– Господи…

Глава 19

Оранжевая Республика. Блумфонтейн. Бургомистрат

27 февраля 1900 года. 15:00

– Мишель!!! – Старший агент полиции Блумфонтейна, Клаус Граббе, радушно принял меня в своем кабинете. – Чем могу быть обязан?

– Клаус, да тут надо одного чинушу потрясти. Заворовался совсем. Самому как-то несподручно, вот и обращаюсь к тебе. Кстати, вот приказ о назначении меня помощником военного коменданта города с перечнем полномочий.

– Это очень хорошо, что ты к нам обратился! – Граббе внушительно поднял желтый от табака палец к потолку. – Делом должны заниматься профессионалы. Ну и кто этот ублюдок? Доказательства есть?

– Его имя Яков Шульц, начальник отдела закупок торгового департамента. Доказательств хватает… – Я перечислил прегрешения чиновника и сильно пожалел, что Андерсена уже нет в живых, так как очная ставка могла выявить еще кучу всего интересного.

– Яков Шульц? – озадаченно переспросил Граббе. – Вот это дела…

– А что не так? – подивился я такой резкой перемене в настроении полицейского.

– Шульц – зять Фразера, Фразер – бургомистр Блумфонтейна, – четко и раздельно выговаривая слова, пояснил Граббе. – Можно поиметь кучу неприятностей на свою голову. Я возьмусь за это дело только с разрешения начальства. А этого разрешения может не последовать вообще, так как мой начальник, ван Мейер – человек Фразера.

Теперь пришло время озадачиться мне. Я‑то думал – по-быстрому возьму чинушу за жабры, тряхану закрома, а тут вот какие дела… История, однако… Можно, конечно, плюнуть, пусть сами со своей коррупцией разбираются, но тогда почти всю колючую проволоку, рельсы, дерево, огнепроводный шнур, динамит с лиддитом и много чего еще придется закупать на стороне. Да и попробуй найди, у кого. Однако дефицитные это материалы в Республике, по нынешним военным временам.

А с другой стороны, сегодня Максимов вручил мне приказ военного министра Республики о назначении Майкла Игла помощником военного коменданта с широчайшими полномочиями, где первым пунктом прописано противодействие саботажу. Так почему бы и нет?

– Не ставь в известность своего начальника, Клаус.

– Это как? – хмуро поинтересовался Граббе.

– Обыкновенно; в случае, если что-то пойдет не так, свалишь на мое самоуправство, а если все пройдет гладко, получишь орден… или чем тут у вас награждают. Мне нужна парочка твоих агентов, и все.

– Даже так? – задумчиво протянул полицейский. – Ты хорошо подумал, Михаэль? Это настоящее осиное гнездо.

– Выхода у меня другого нет.

– Тогда так и сделаем. – Граббе решительно подошел к сейфу и достал толстую папку. – А это тебе еще немного от меня. Документировал на досуге некоторые шалости Фразера и его компании. Но учти, я подключусь только тогда, когда увижу результаты. В случае отсутствия оных с чистой совестью арестую тебя за самоуправство. Тем более ты уже не иностранец, а обычный гражданин. Агентов тоже не дам. Возьмешь вместо них своих людей из военной комендатуры. Самое большее, что смогу выделить, – нашу специальную карету. Так сойдет?

– Сойдет. – Я открыл папку. – Я почитаю, а ты прикажи подать кофе. Стой, это на голландском? Тогда переводи.

Через час, конспектируя деятельность Фразера и иже с ним, я исчеркал весь свой блокнот. Ну и ну…

– Ну и ну, Клаус, ты был прав, это настоящее осиное гнездо. – Я с облегчением закурил сигару. – Вот только одного не могу понять, если их вот только за это можно пожизненно упечь на каторгу, тогда… какого черта?

Граббе вместо ответа только виновато пожал плечами.

– Ладно, мне уже пора, да, вот такой вопрос: если прихватят твоего начальника, кто станет на его место?

– Я, – коротко ответил полицейский, немного задумался и добавил: – Из меня получится очень благодарный начальник полиции, Михаэль. Запомни это.

– Запомню… – серьезно пообещал я ему. – Прикажи отогнать свою карету на площадь Бюргерса. А сам жди посыльного. Он будет в любом случае. Обещаю.

Пока я знакомился с документами, до мелочей обдумал план операции. Если нет возможности действовать законными методами, то это совсем не значит, что преступник останется безнаказанным. Принцип наименьшего зла еще никто не отменял. Главное, быть уверенным, что пациент – злодей. А я уверен. Так… похоже, пора.

Я приметил фигуру бородатого толстяка в цилиндре и выскользнул из кареты в переулок. Шульц имел привычку прогуливаться перед сном, что тоже было скрупулезно отражено в документах Граббе. Очень хорошая привычка.

Все очень просто… Глянул по сторонам, сделал шаг навстречу, показывая жестами, что прошу спички. Короткий удар в солнечное сплетение, бережно поддержать тушку и…

– Приняли. – С облучка кареты соскочил Степа и помог мне втащить в нее Шульца. – Гони, Наумыч.

В подвале пансиона уже было все подготовлено для допроса с пристрастием. Антураж, етить…

– Слышь, Ляксандрыч, – Степа ловко привязал толстяка к стулу и обернулся ко мне, – а ты, часом, не лихой человек? – В глазах у парня плясала смешинка. – Начали, как говоритца, за здравие – кончили за упокой. Не хватятся этого борова?

– Хватятся, Наумыч, обязательно хватятся. – Я набрал из графина воды в стакан и сделал шаг к Шульцу, – но уже поздно будет.

– Ну смотри, Ляксандрыч. – Степа потянул из‑за голенища сапога нагайку. – Ежели что, я уже манатки собрал. Только куды бежать? В Америки?

– Туда, Наумыч, туда. Но потом… – Вода со смачным хлюпом ударила в толстую рожу чиновника. – Герр Шульц, хватит притворяться. Хватит.

– Что все это значит?! – возмущенно завопил толстяк, отфыркиваясь от воды. – Да как вы смеете?.. – и вдруг осекся, разглядев меня. – Герр Игл?

– А откуда вы меня знаете, герр Шульц? – ехидно поинтересовался я. – Молчим? Наумыч, твой выход.

Недаром Степа целый день плел себе инструмент. Виртуоз, однако… Етить… такому и шашка не нужна.

Думаю, хватит. Клиент готов. Да-да, я редкостная сволочь, но про принцип наименьшего зла уже говорилось. На мне и так немало грехов, а это… это даже не грех, это просто справедливость. Ненавижу зажравшихся чинуш, считающих себя пупом земли.

– Погодь, – остановил я Наумыча, вошедшего в раж. – Ну что, герр Шульц, начнем, помолясь?

– Д‑да, – прошептал чиновник, с ужасом косясь на Степу. – Я… я… в‑все… с‑скажу…

– Ну вот… водички? Начнем?

Начали… и закончили исписанной пачкой бумаги. Мелким почерком. Ну что я могу сказать? Черт, зла на них нет. Сука, ну как можно начинать войну с такой мощной пятой колонной у себя в тылу? Буры же за пенс удавятся, а вот на́ тебе. Чуть ли не миллионные аферы прошляпили. Млять, десять «сверхлегких» пулеметов Максима-Норденфельда, британского калибра .0,303 и пять семидесятипятимиллиметровых орудий того же производителя, предоставленных на испытания, благополучно затерялись по складам. Сука, целых шесть «пом-помов» с боеприпасами до сих пор не разгружены и ржавеют в вагоне на запасных путях. Целые партии стратегических ресурсов благополучно продавались подставным фирмам, организованным британцами, или вывозились с республиканских складов по периферии, чтобы скрыть их наличие. Млять, две тонны золота потерялись по пути с приисков, я уже не говорю о прочих мелочах… Сука, какая-то мафия получается – даже не думал, что, потянув за цепочку с первым звеном в виде покойного Андерсена, вытяну столько дерьма.

– Ляксандрыч, о чем он гутарит? – поинтересовался Наумыч, поглаживая свою нагайку.

– Вор, Степа. Обыкновенный вор. Кается…

– Вора надоть на правеж, – убежденно заявил парень. – Ишь ряшку-то отъел, ферт. И это… а нам-то што с того, Ляксандрыч?

– Есть что, Наумыч, – и я поболтал перед лицом Шульца большим ключом с хитрыми фигурными бородками, – это ключ от сейфа?

– Д‑да… там деньги… возьмите все…

– Мой капитан, – донесся из‑за двери в погреб голос вестового, – тут к вам прибыли, месье Максимов и месье фон Бюлов. Пускать?

– Попроси подождать, а сам ко мне, – отозвался я. – Живо на́ конь – и в полицию к господину Граббе. Отдашь ему вот эту записку. Черт, черт… – Я вспомнил, что обещал сегодня вечером ужин Франсуазе, а завтра утром – завтрак. – Вот деньги, где хочешь, достань пару корзин роз и передай их баронессе де Суазон, вот с этими пояснениями. Понял? Вперед, выполнять.

– Господин Игл, – раздался недовольный голос Максимова, – мы с вами договаривались встретиться. – Подполковник разглядел привязанного к стулу Шульца и недоуменно поинтересовался: – А это что такое?

– Почитайте, – вместо ответа я отдал ему стопку исписанных листов. – Так сказать, вступаю в должность помощника коменданта.

– Предатель? – коротко поинтересовался фон Бюлов. – Расстрелять взводом на рассвете. Вот же сволочь!

– М‑да… – Максимов прочитал пару листочков и посоветовал: – Дайте ему револьвер с одним патроном.

– Успеется, господа; у нас есть примерно с час времени, прошу в мой кабинет наверху.

Максимов и фон Бюлов прибыли утрясти последние организационные моменты. Германец нанес на карту план кампании, причем сделал это образцово-показательно, учитывая все, вплоть до высчитанных временны́х интервалов прохождения британских полков на марше. Воистину академический труд… Но все это не зря, завтра предстоит презентация наших планов перед военным советом Республики, с присутствием президента Трансвааля Крюгера, и от этой презентации зависит очень многое. Так сказать, быть или не быть.

– Большего, к сожалению, мы не можем, – задумчиво проговорил Максимов. – Без высочайшего одобрения нам никто не даст людских ресурсов.

– М‑да… – мрачно буркнул фон Бюлов. – Придется кое-что переделать, с учетом ваших сведений. «Гочкисы» достанутся мобильным отрядам, а «пом-помы» и пушки мы установим здесь, – ткнул германец пальцем в карту. – Хотя… толку от них пока никакого не будет. Мы еще только обучаем расчеты. Интересно, я вообще сегодня засну?

– Я так точно нет… – Максимов пыхнул трубкой. – Ладно, Михаил Александрович, я поеду испрашивать срочной аудиенции у господина Стейна. Насколько я понимаю, без его личного указания с этими саботажниками и шпионами будут разбираться очень долго.

– Примет? – подвинул я ему листок с фамилиями.

– Надеюсь, – с сомнением кивнул подполковник. – Я еще вернусь. Вы со мной, майор?

– С вами, с вами.

Я вернулся в подвал и задал Шульцу один очень интересующий меня вопрос:

– Ты же обо всем догадывался! Почему не сбежал?

– Завтра узнаешь. – с ненавистью прохрипел Шульц. – Завтра…

К сожалению, разговорить толстяка не получилось – у него начался сердечный приступ и пришлось вызывать врача из госпиталя. А потом началась такая суматоха, что я даже не знал, за что браться. А что там он про завтра говорил? А хрен его знает; наверное, арестовать хотели. Но это уже вряд ли – поздно голубчики, поздно.

К моему удивлению, Максимов вернулся раньше, чем прибыл Граббе. Оказывается, после визита подполковника президент срочно дернул полицейского к себе.

– Есть приказ не поднимать лишнего шума, – спокойно пояснил мне Клаус.

– Арестовать одиннадцать человек – и без шума? – удивился я. – Мы же одним махом обезглавливаем чуть ли не весь аппарат.

– Без шума, – твердо повторил полицейский. – И этот приказ будет выполнен. А вот как… Извини, Михаэль, но этого тебе пока знать не надо. И еще… я говорил, что буду очень благодарным начальником полиции?

– Говорил.

– Значит, так. Явитесь ко мне завтра в десять часов утра, герр Игл. В мой новый кабинет. – Новоиспеченный начальник полиции Блумфонтейна четко кивнул мне и ушел к своим людям, паковавшим Шульца.

– Ну-ну. – Я дождался, пока увезут чиновника, и подбросил в ладони ключ от сейфа. – Наумыч, айда прокатимся перед сном.

– Это я завсегда пожалуйста. – Парень подвел ко мне лошадь. – Я так понял, тикать не будем?

– Нет, Наумыч. Пока нет.

Неожиданно во двор пансиона галопом влетел подполковник Максимов и, осадив коня, вежливо поинтересовался:

– Вы куда-то собрались Михаил Александрович?

– Прогуляться перед сном, Евгений Яковлевич. Просто прогуляться.

– На здоровье. Если вы не против, то я с вами… – и отвечая на мой молчаливый вопрос, пояснил: – Михаил Александрович, более подробно я вам объясню, когда мы попадем в домашний кабинет Шульца. Вы же туда направляетесь?

– Извольте. – Я про себя чертыхнулся. Вот это новости. Основательно расспросить про содержимое сейфа я так и не успел – толстяк сообщил только о каких-то деньгах. Стоп-стоп… а при чем здесь вообще Максимов? И откуда он узнал о сейфе? Чинуша успел по пути болтануть? Черт… не нравится мне все это.

Дорогу до дома Шульца мы проделали молча. Я ни о чем не спрашивал, подполковник тоже помалкивал. Первое слово он сказал, когда…

– Все в порядке, герр де Йонг, – обратился Максимов к вооруженному человеку у ворот, – дайте команду пропустить нас.

Де Йонг опустил короткий карабин и кивнул:

– Хорошо, следуйте за мной. Но только вы двое. Этот господин останется здесь.

– Наумыч, останься, – попросил я Степу. – Не переживай, все будет нормально.

– Как скажешь, Ляксандрыч. – Парень отъехал в сторону. – Ежели что, я здесь.

– Поместье уже взяла под охрану гвардия президента, – пояснил Максимов, проезжая ворота. – Пожалуйста, ничему не удивляйтесь.

– Да ради бога, – буркнул я ему. – Не особо-то и интересно. Взяла так взяла… – а сам подумал, что в очередной раз вляпался во что-то не очень приличное. Умею же…

До зубов вооруженные люди без слов пропустили нас с подполковником в кабинет, де Йонг остался за дверью.

– Слушаю. – Я огляделся и не чинясь сел в большое кожаное кресло. А богатенько жил толстяк – резная дубовая мебель, кожа, даже китайские вазы. Ага… вот и сейф… здоровенный, зараза.

– Все просто. – Максимов закрыл дверь кабинета на замок. – Я сейчас возьму кое-что из сейфа, остальное его содержимое можете забрать себе. Я даже настаиваю на этом. А вообще, президент Стейн попросил меня передать вам, что Оранжевая Республика умеет быть благодарной. Но то, что вы найдете в этом сейфе, не имеет отношения к Республике. Можете считать это обычным презентом.

– Интересоваться тем, что вы заберете, бесполезно? – Я еле удержался, чтобы не выматериться от изумления. Вот это развитие событий!

– Это не ценности, – спокойно ответил Максимов. – А вообще, это не моя тайна.

– Еще один вопрос. – Я щелкнул массивной настольной зажигалкой и раскурил сигару. – К чему эти подарки? Если я случайно влез не в свое дело, а скорее всего так и есть, не проще ли меня убрать? Вернее, попытаться убрать.

– Гораздо проще, – подполковник говорил очень серьезно, – но некоторые люди сделали на Майкла Игла ставку, так что вариант «убрать» уже не актуален. Наоборот, теперь вас будут беречь как зеницу ока. По крайней мере – пока.

– Берите. – Я положил ключ на стол.

– Благодарю вас, Михаил Александрович. – Максимов взял ключ и шагнул к большому сейфу в углу кабинета.

– Код два-девять-девять-девять… и второй – шесть-восемь-семь-ноль.

– Спасибо, ага… – Максимов взял в сейфе какой-то пакет, передал его де Йонгу и вернул мне ключ. – Вот как бы и все.

– Точно все?

– Да, – кивнул подполковник. – Теперь ваша очередь. Я же откланиваюсь. Охрана, кроме пары человек на улице, уйдет со мной. Никого в доме нет, так что хозяйничайте.

Я молча проводил подполковника до ворот и махнул рукой Степе:

– Наумыч, заводи лошадей и бери переметные сумы. Грабить будем.

Степа одобрительно кивнул в ответ на мои слова и взялся за поводья.

Ну что я могу сказать? Круто, черт побери. Только килограммовых кустарных слитков золота нашлось ровно пятьдесят штук. Да два мешка с золотыми британскими соверенами общим счетом в десять тысяч штук. Я уже не говорю о шкатулке с драгоценностями. Только они одни могут превысить стоимость всего золота. А коллекция часов? «Брегет», «Лонжин», «Омега», «Патек Филипп», «Тиссо»… твою ж дивизию…

Но это не все; мне кажется, главной драгоценностью является карта, на которой очень тщательно отмечены некоторые места. Месторождения золота? Алмазов? Пока непонятно. На всякий случай прикупить эти участки по сходной стоимости? Но это уже потом, совсем потом. Вроде с сейфом все.

Так… а это что? Оружейный шкаф? Мать моя… Франкотт, Перде, Голанд… а это что?

Я вытащил из пирамиды винтовку с оптическим прицелом. Хм… даже чуток на современную смахивает. Винтарь – обычный Маузер, правда, в штучном исполнении, а прицел. А, ну да: австрийский «Телолар»! Древность, конечно, неимоверная, но может и сгодиться. Млять, все заберу.

– Ух, етить!!! – Степа снял со стены кривую саблю. – Твою в дышло. Карабеля!

– Забирай, Наумыч, твоя теперь. И клыч бери. Да и среди всего этого добра твоя доля есть.

– Благодарствую, Ляксандрыч. – Степа бережно прижал саблю к себе. – Не забуду.

– Да ладно тебе. Берись лучше за мешок. Тяжелый, зараза.

В общем, ограбили мы кабинет Шульца почти подчистую. Вплоть до коллекции курительных трубок и шахмат с золотыми и серебряными фигурами. Да-да… я понимаю: жадность фраера сгубила, но будем надеяться, что это не тот случай. Добра набралось столько, что пришлось конфисковать пароконную повозку из конюшни при поместье. М‑да… заразительное это дело…

Попал в гостиницу далеко за полночь. Спать… спать… Что за нахрен?!

– Мишель, спрашивается, долго я тебя ждать буду? – обиженно протянул сонный женский голосок.

– Ты как сюда попала? – поинтересовался я у Франсуазы и зажег лампу. Да, именно она. Лежит на кровати в одном неглиже. Вот же стервоза.

– Ты не рад меня видеть? – Француженка сладко потянулась; темные пятнышки ее сосков отчетливо проявились на шелке пеньюара. – Противный.

– Отвечай на вопрос. – Я расстегнул пояс и повесил его на спинку стула. – Подкупила портье?

– Угу. – Франсуаза призывно протянула ко мне руки. – Не вредничай, иди ко мне.

– И как это понимать? Говори-говори, не стесняйся. – Я налил себе и баронессе шампанского, стоявшего в ведерке с подтаявшим льдом.

– Это важно? – Большие красивые глаза опасно приблизились ко мне. Одурманивающий запах женского тела и жасмина заставил отчаянно забиться сердце.

– Как бы да. – Я провел рукой по горячему бедру баронессы. – А с другой стороны, нет.

– Тогда вперед, мой герой.

В голове крутнулась крамольная мысль. Вот как-то нехорошо получается. Лизхен в больнице, а я тут амуры развожу. Мулатки не в счет – они… для здоровья, а вот Франсуаза это совсем другое дело. Нет, я, конечно, не против здоровой конкуренции, но в данном случае… словом, если бы Лизхен была в добром здравии, все обязательно бы случилось. Нет, не могу.

– Франсин…

– Ну что такое? – Нетерпеливые пальчики француженки возились с пуговками мой блузы.

– Я заскочил в гостиницу только на минутку. Меня ждут.

Я не понял смысл французских выражений, слетевших с уст Франсуазы, кроме одного: дерьмо!!!

– Моя дорогая, ты достойна большего, чем пара минут… – Я встал и решительно подхватил ремень с кобурой.

– Но!

– Никаких «но», милая Франсин. Родина в опасности, встретимся за обедом. А вот это… – я достал из кармана и положил ей в ладошку женский перстень из драгоценностей Шульца, – это тебе…

– На нашу помолвку? – вкрадчиво поинтересовалась Франсуаза, рассматривая драгоценность.

– О нет, милая! Ты достойна большего. – Я шаг за шагом отступал к двери. – Гораздо большего… – Очутившись в коридоре, с облегчением вздохнул и сбежал вниз по лестнице. – Ушел-таки.

В холле подцепил за манишку напомаженного портье и с удовольствием пару раз врезал ему по печени. Потом наградил одним фунтом и приказал подать утром даме в моем номере роскошный завтрак.

Ну вот, как бы и все… переночую в пансионе.

– Зараза, там же диван жесткий.

Глава 20

Оранжевая Республика. Блумфонтейн. Дом правительства

28 февраля 1900 года. 10:00

На военный совет меня не позвали. Почему? Даже не знаю, но отношусь к этому факту вполне индифферентно. Проще говоря, плевать мне. Все что мог Майкл Игл уже сделал, так что мое присутствие там ничего не решает. Уж как-нибудь сами справятся. Я о фон Бюлове и Максимове.

– Зараза… – Я закашлялся и решительно выбросил сигару. – Млять, ну сколько можно там заседать? А схожу-ка я пока к новому полицмейстеру. Наумыч, подожди меня в кафе.

Что благополучно и осуществил. Новые порядки в полицейском департаменте так и бросались в глаза. Все вдруг напялили форму, бороды подстригли, морды одухотворенные, порхают как птички. Даже мостовую перед зданием помыли. Полный орднунг, едрена вошь…

– Следуйте за мной, герр Игл! – торжественно рявкнул дежурный полицейский и чуть ли не строевым шагом припустил на второй этаж, где находился кабинет начальника.

– Хвалю, товарищ Клаус Граббе… – пробормотал я, едва успевая за ретивым бородачом. – Это же надо было такого ужаса на личный состав навести.

Почтительный стук в дверь, вальяжный начальственный рык в ответ, дежурный пристукнул каблуками и показал мне бородой на дверь.

– Герр Игл! – Граббе одернул мундир и сделал шаг мне навстречу. – Позвольте выразить…

– Клаус, может, как-нибудь попроще? – подбил я его на взлете. – Вроде как не первый день знакомы?

– А… ну да. – Новый начальник полиции Блумфонтейна сдулся, как воздушный шарик. – Присаживайся, дружище.

– Так бы и сразу… – Я нагло нацелился сесть в начальственное кресло, да вот Граббе с воистину спринтерской скоростью меня опередил.

– Даже не знаю, как тебя благодарить, Михаэль. – Он полез в ящик стола и достал из него коробку из черного дерева. – Прими для начала вот это.

– Пустяки, дружище. – Я открыл коробку и удивленно хмыкнул. – Хм… угодил, чертяка.

На черном бархате лежал роскошный, инкрустированный золотом и перламутром пистолет. Не револьвер, а пистолет, той самой модели, из которой, вполне вероятно, шлепнули Петра Столыпина и еще парочку довольно известных личностей. Да, тут ничего не скажешь – «Браунинг № 1» оставил свой кровавый след в истории. Интересно, где его раздобыл Граббе? Довольно редкая модель, со стодвадцатидвухмиллиметровым стволом. Патрон у него, конечно, слабоватый, да и плевать, мне в атаку не ходить. Етитская буржуазия, да тут еще запонки, зажим для банкнот и зажигалка, в стиль пистолету. Отличный подарок…

– Где ты его откопал, дружище?

Видя, что его подарок понравился, Граббе польщенно улыбнулся:

– Пустяки, Михаэль. Ты достоин этого пистолета. Но это не все.

– И что еще? – Я прицелился в фикус. – Сотню мулаток?

Бур выложил на стол толстую папку и встал.

– Герр Игл, город Блумфонтейн благодарен вам за самоотверженную помощь в обезвреживании опасных преступников… гм… – Граббе запнулся и продолжил уже не таким официальным тоном: – Короче, Михаэль, поместье Шульца теперь твое. Вместе со всем его содержимым. Вот документы.

– Вот же сука… – с чувством выругался я, вспомнив, сколько мук мы со Степой приняли вчера, перетаскивая все трофеи. Млять… теперь все обратно тащить придется…

– Что-то не так? – встревожился полицейский.

– Да нет, Клаус. – Я с чувством пожал ему руку. – Всегда рад помочь; кстати, а что с самим Шульцем?

– Я не знаю, Михаэль, – пожал плечами Граббе. – Я изъял из обращения, – полицейский довольно хохотнул, – всех его подельников и передал их людям из администрации президента. Вот и все.

– Клаус?..

– Да помер он, помер, – снизив голос, признался бур. – Сердце или что-то там еще. Совесть, наверное, замучила. Очень не вовремя.

– Почему не вовремя?

– Золото, пропавшее с приисков, так и не нашли… – доверительно сообщил полицейский. – Те самые две тонны. В том месте, на которое указали, его уже не было. Вот такие дела. Но на этом все, Михаэль. Больше ничего не скажу.

– Ну и ладно. – Я подошел к окну и увидел, как во внутреннем дворе полиции двое агентов ведут к большой клетке, полной чернокожих, еще одну, статную, можно даже сказать могучую негритянку, удивительно похожую на всем известную горничную Мамми из итальянского фильма «Укрощение строптивого». Дама величественно шествовала в кутузку, ловко неся на голове узел с пожитками; так величественно, что на ее фоне полицейские казались какими-то заморышами.

– Ну, Михаэль, у меня дела. – Граббе не очень решительно сделал попытку меня выпроводить.

– У меня тоже. – Я подхватил коробку с пистолетом и документы, сделал шаг к двери и неожиданно сам для себя поинтересовался у полицейского: – Клаус, а это кто у тебя в клетке?

– Бесхозные чернокожие, – небрежно отмахнулся Граббе. – Без хозяев остались. Если никто их себе не заберет, на рудники отправлю. А что?

– Подари мне… вон ту, могучую.

– Зачем? – искренне удивился полицейский. – У тебя же… это… есть те две, в гостинице.

– О чем ты думаешь, дружище? – Я постучал по лбу. – Дом подарили, а слуг нет. Кто будет присматривать?

– Нет вопросов! – обрадовался Граббе. – Можешь еще кого-нибудь себе выбрать. У некоторых даже рекомендации есть. Много людей уехали, а прислугу распустили. Ну все-все, можешь идти, я дам указания.

Тот же самый ретивый дежурный проводил меня к клетке. Чернокожие сразу подскочили и вытянулись в струнку, с надежной и страхом уставившись на меня. М‑да… прям невольничьим рынком попахивает. Как-то это все неправильно…

– Вот эту… – Я показал на могучую негритянку. – Ее для начала давай.

– Как скажете, герр Игл! – Дежурный постучал дубинкой по прутьям. – А ну к дальней стенке, черномазые… живо; я сказал – живо! А ты сюда иди…

Негритянка шагнула вперед, ее невозмутимое лицо цвета эбенового дерева не выражало никаких эмоций. Она оказалась довольно молодой, вряд ли старше тридцати пяти лет, и при всей своей обширности – вполне симпатичной. Правильные, без ярко выраженных негритянских особенностей черты лица, и как я уже говорил, от нее просто веяло чувством собственного достоинства.

– Как тебя зовут?

– Лусия Аманда, баас, – мерно прогудела чернокожая.

– Кем работала?

– У Майеров, домоправительницей, – подсказал полицейский. – Они в Европу уехали, а прислуга осталась не у дел.

– Будешь мне служить? – с натугой выдавил я из себя. Нет… в самом деле, черт знает что…

– У бааса есть жена? – невозмутимо поинтересовалась негритянка, вызвав недоуменный ропот среди остальных чернокожих.

– Гм… – Я невольно задумался. Вот же… жены мне еще не хватало. Хотя список кандидаток с каждым днем растет. – Пока нет, но чувствую, скоро появится.

– Тогда буду, баас.

– Значит, оформляем! – оживился полицейский. – Я сейчас прикажу составить протокол передачи во владение. Надо будет еще заплатить пошлину, совсем небольшую…

Я посмотрел на остальных, разочарованно вздохнувших чернокожих и остановил служаку:

– Подожди. Мне еще нужна горничная.

– Я повар, повар! Есть рекомендация, – отчаянно замахал руками полный, лысый как яйцо негр.

– А я садовник! Меня учили, я знаю… – умоляюще сложил руки пожилой чернокожий.

– Конюх, конюх я!!! – кинулся к решетке высокий мужчина средних лет. – Кузнечному делу обучен. Кучером могу.

– Возьмите нас служанками, баас! – разом завопили две молодые девушки. – Возьмите, пожалуйста!!! Мы не хотим на рудники.

– Сколько их? – не глядя на клетку, бросил я полицейскому.

– Общим числом шесть голов, – отрапортовал дежурный. – Все местные, то есть из Блумфонтейна. Всех берете?

– Беру.

Через полчаса я стал счастливым обладателем трех голов мужеского полу и трех – женского. Млять, рабовладелец. И не отпустишь их на все четыре стороны, враз опять в клетку загремят.

– Тьфу ты… – оглядел я свои приобретения. – Ну и что с вами делать?

– Ух, етить! – коротко выразился Степа, выразительно посматривая на Лусию Аманду. – Где ж ты их набрал, Ляксандрыч?

– Считай, купил… етить… В общем, слушай, Наумыч, боевой приказ. Помнишь вчерашнее поместье? Наше оно теперь. Бери этот народец и веди туда. Пристроишь их к делу по своему усмотрению. Ну-у… убрать, подмести, поскрести… Вот та, здоровенная, старшей среди них будет. Да… вот фунт, прикупите по пути провизии какой-нить. Они вроде как со вчера не жрамши. Да и нам надо будет повечерять.

– Обживаемся, значица, помаленьку, – удовлетворенно кивнул Степа. – А ну, нехристи, – строиться, так вас растак. А это… Ляксандрыч… значица, все надо обратно тащить? Ну-у… вчерашнее.

– Ночью перевезем трофеи.

Свежеприобретенный народец, повинуясь команде, послушно построился и потрусил за Степаном, а я… а я… Стек себе, что ли, прикупить? А то какой, на хрен, рабовладелец без стека?

– Герр Игл, герр Игл… – Ко мне несся перепуганный полицейский.

– Что?

– Вас приказано срочно сопроводить к…

– Идем.

Заседание совета по обороне закончилось полной поддержкой нашего плана. Для обеспечения операции выделили Европейский легион под командованием генерала Вилейбоа Мореля в количестве восьмисот человек, триста американских добровольцев и две коммандо общей численностью в тысячу стволов, из дистриктов Якобсдаль и Форесмит. Помимо этого нам придали около четырех тысяч чернокожих в качестве рабсилы и мобилизовали все производственные предприятия Блумфонтейна. Мало, до обидного мало, но, честно говоря, я и на это не надеялся, планируя оперировать гораздо меньшими силами. Думаю, справимся, конечно, если остальные войска буров не подведут. Впрочем, де Вет и де ла Рей заверили, что не подведут и будут действовать согласно представленному плану кампании.

Откровенно обрадовали вести с фронта, Фронеманну удалось надежно перерезать дорогу между Кимберли и Пардебергом, при этом в прах разгромить два обозных конвоя, взяв шикарные трофеи, и теперь бритты вынуждены оторвать от основных сил целую дивизию для обеспечения снабжения. А самое главное, они прервали железнодорожное сообщение в обе стороны от Де-Ара.

Робертс стоит у Пардеберга, буры преграждают ему путь, разместив свои позиции примерно в десяти милях от него, на линии холмов к востоку от Оксфонтейна. Практически ничего не изменилось: все происходит точно так же, как в реальной истории, в которой Робертс седьмого марта атаковал эти позиции и конечно же вытеснил буров, после чего путь к Блумфонтейну остался открытым. Очень надеюсь, что и сейчас все случится подобным образом. Да, именно так, потому что свои позиции, растянутые на десяток миль, буры ну никак не смогут удержать…

А идея моя такова: мы устроим два укрепрайона на путях вероятного продвижения бриттов. Три ряда проволочных заграждений, оборудованные позиции для артиллерии и пулеметов, минные заграждения, прочие прелести фортификационного искусства и еще кое-какие сюрпризы. Многого мы сделать не успеем, но даже то, что получится, должно стать непреодолимой преградой для бриттов. Почему? А это военная тайна… Шучу, конечно, просто англы должны подойти к этим позициям в изрядно урезанном виде. Если вообще подойдут. Ну-у… хочется надеяться, что так будет. Во всяком случае, мы для этого приложим все силы.

Еще пару часов мы потратили на организационные моменты, определили каждому фронт работ, после чего я получил два часа свободного времени, которые собрался потратить на обед с Франсин и визит в госпиталь к Лизхен.

Господи, когда я все успею? Надо себе завести личного секретаря-референта, иначе свихнусь. Ладно, начну с ресторана, ибо, как говорится, живы мы не только пищей духовной.

Франсуаза дисциплинированно ждала меня за столиком летней веранды ресторана.

– Франсин…

– Ты выглядишь усталым, Мишель, – перебила меня француженка и решительно добавила: – Нам надо серьезно поговорить.

– О чем? – Я сделал заказ и внимательно посмотрел на Франсуазу. – Впрочем, давай поговорим.

– О нашем будущем. – Девушка нервно достала из портсигара сигаретку. – Я предлагаю тебе уехать во Францию.

– Нет.

– Из‑за некой Елизаветы Чичаговой? – Фамилию Лизхен Франсуаза произнесла с нарочитым акцентом.

– Из‑за нее тоже.

– Это же смешно! – вспылила баронесса. – Я тебе предлагаю…

– Не надо мне ничего предлагать, Франсин.

– Как это понимать? – Француженка сделала надменное лицо.

– Купить меня не получится… – я постарался, чтобы мой ответ прозвучал как можно спокойнее, – можешь и не стараться.

– Я не покупаю.

– Покупаешь, Франсин, покупаешь.

– Ну а как? – Девушка выглядела очень растерянной. – Как надо?

– Пусть все идет своим чередом… – Я не договорил, так как увидел, что напротив ресторана остановилась открытая пролетка, пассажир и кучер вскинули маузеры…

На ходу вытаскивая револьверы, к нам метнулись телохранители Франсуазы…

Я, уже заваливая на пол баронессу, сидевшую между мной и стрелками, услышал хлесткие выстрелы. Выдрал из кобуры кольт…

Застучали револьверы – это французы палили по пролетке, пассажир успел выстрелить еще раз и опрокинулся на сиденье. Кучер хлестнул лошадей, но тоже слетел с облучка – я успел поймать его на прицел и нажал на спусковой крючок.

Трое французов кинулись к пролетке, а к нам подбежал Гаспар.

– Что с… – он не договорил. – Матерь божья…

– Франсин… – Я с ужасом увидел, что на плече баронессы расплывается кровавое пятно.

– Мишель? – удивленно прошептала девушка и потеряла сознание.

– Срочно в госпиталь.

Глава 21

Оранжевая Республика. Блумфонтейн.

Госпиталь русско-голландского санитарного отряда

28 февраля 1900 года. 15:00

– Ну что? – Мы с Гаспаром одновременно шагнули к доктору.

– Операция прошла нормально, – спокойно ответил фон Ранненкампф. – Жизни баронессы ничего не угрожает. Теперь покой, только покой.

– Опять, – буркнул я и со злости пнул ни в чем не повинную урну у входа в госпиталь.

– Как долго? – мрачно поинтересовался Гаспар. – Когда мы сможем ее забрать и увезти во Францию?

– Минимум через три недели… – доктор невозмутимо протер пенсне, – не ранее.

– Матерь божья!!! – Урне теперь досталось от француза.

– Все, господа? – Врач собрался уходить. – Извините, но у меня дела.

– Карл Густавович, – я взял его под руку и отвел в сторону, – они хоть не в одной палате?

– В соседних, – сердито буркнул фон Ранненкампф. – Это возмутительно, Михаил Александрович. Это уже вторая дама на вашем счету.

– Да я‑то здесь при чем? – реально опешил я. Хотя… да, тут он прав. Категорически не везет благородным дамам со мной. Еще переспать не успели, как оказались на больничной койке.

– Возмутительно! – убежденно повторил врач. – Баронесса де Суазон в бреду повторяла ваше имя… – Доктор прервался и язвительно добавил: – Как и госпожа Чичагова. Кстати, ее здоровье идет на поправку.

– Можно мне к ней? К ним…

– Нет! – категорично отрезал фон Ранненкампф. – Я запрещаю… – после чего развернулся и ушел.

– М‑да…

– Гребаные уроды! – Француз сидел на лавочке и свирепо ругался. – Да кто мог знать?

– То-то же… – Я присел рядом с ним. – Как вы объяснились в полиции? Граббе – довольно въедливый малый.

– А что полиция? – пожал плечами Гаспар. – Мы обезвредили преступников, выполнили свой гражданский долг, так сказать. В Республике владеть оружием не возбраняется, даже иностранцам. А вас и баронессу он пообещал допросить позже. Маузеры, из которых стреляли, изъял в качестве вещественного доказательства. Вот и все.

– История, однако.

– Ну и ладно, – неожиданно успокоился Гаспар. – Главное – Франсин жива.

– А ее отец? – Я немного удивился тому, что француз назвал баронессу по имени. Раньше он ее именовал исключительно «мадемуазель баронесса».

– А мы пока не будем ему ничего сообщать. – Француз проницательно посмотрел мне в глаза. – Вы не против, месье Игл?

– Отнюдь. Это ваши личные дела. Кстати, с меня причитается.

– Пустяки. Выпишите нам небольшую премию по окончательном расчете, – отмахнулся Гаспар. – Вы ведь тоже записали на свой счет одного негодяя. Есть соображения, кто это мог быть? К сожалению, у трупов ничего не узнаешь. А документов при них не оказалось.

– Есть. – Для меня неожиданно обрели смысл слова Шульца. – Я здесь перешел дорогу некоторым чиновничьим бонзам. Но их уже нет.

– Бургомистр Фразер, Шульц и компания? – небрежно поинтересовался Гаспар.

– Вы, как всегда, хорошо информированы, месье Людо.

– Вы же сами попросили присмотреть за вами со стороны и выявить слежку, буде такая случится, – пожал плечами француз. – Вот попутно и выяснилось. Кстати, нам продолжать?

– Нет, хватит, – и я достал из бумажника банкноты. – Вот, сто пятьдесят фунтов. Мы в расчете?

– Вы щедры, месье Игл. – Гаспар небрежно положил деньги в карман. – Ну… если что, обращайтесь. Мы будем в городе до полного выздоровления баронессы. Кстати, как там положение на фронте? Скоро британцы займут Блумфонтейн? И вообще, его собираются каким-нибудь образом оборонять?

– Я смотрю, вы не питаете иллюзий, месье Людо? – Я вдруг различил в словах француза тщательно маскируемый интерес. Причем явно профессиональный интерес, Ладно, не буду спешить. Если это так…

– Нет, не питаю, – согласился Гаспар. – Война не признает иллюзий. Так как?

– Бритты будут здесь не раньше чем через две недели.

– Я так же полагаю. – Француз встал и пожал мне руку. – Надеюсь, к этому времени мадемуазель баронессе станет лучше.

– Хотелось бы.

М‑да… Мне кажется или у французов, кроме присмотра за Франсин, есть еще какая-то миссия? Ломая над этим голову, я еще немного посидел на лавочке, где меня и нашел Степан.

– Опять? – укоризненно покачал головой парень. – Как девка?

– Как, как… пулю схлопотала, но живая. А я – цел.

– Вот оставь тебя одного – враз вляпаешься… – посетовал Степа.

– Ну так не оставляй. Как там черномазые?

– Нормально. – Степан улыбнулся. – Лушка всех к делу пристроила. А я Симона за ними приглядывать поставил.

– Как ты ее назвал?

– Ну а как еще? По-нашенски, Лушка и будет. – Наумыч еще раз улыбнулся.

– Приглянулась никак? – Я не смог удержаться, чтобы не поддеть парня.

Степан неожиданно смутился и буркнул:

– Ну а шо? Справная баба, а шо чернявая, так кто ж без греха?

– Это точно. Ну что, поехали?

– Поехали, Ляксандрыч.

И мы с ним отправились на полигон, куда уже стали свозить оружие из наследства Шульца и все затребованные нами ресурсы. Черт… а еще расчеты формировать. Вопрос – из кого?

Этот вопрос я решил немного позже, а для начала меня привлекли капралы, ржавшие как кони неподалеку от лаборатории Вениамина.

– Ну и?..

Ла Марш, утирая слезы, передал мне обгоревшую по краям фотографию. А точнее говоря – порнографическую открытку.

– Не понял, – я сунул клочок бумаги ему обратно, – какого хрена ржете, я вас спрашиваю? Голых баб не видели?

– Сейф! – Шнитке чудовищными усилиями сдерживал хохот. – Взорвали сейф! А там…

М‑да… а ларчик просто открывался. Я уже и забыл про сейф, взятый трофеем в логове разбойников, а вот сержанты – как раз нет. И до того довели своими просьбами вскрыть обиталище вероятных несметных богатств предельно занятого Вениамина Львовича Мезенцева, что он внял просьбам и недолго думая подорвал железный ящик динамитом.

Вот какого хрена, покойный… как его там… Джонсон, хранил толстенную пачку порнографических открыток в сейфе? Я тоже не знаю. Тем более что ничего больше там не оказалось. В итоге ветерок разнес по окрестностям обгорелые изображения усатых кавалеров в носках и пухлых красавиц, слившихся с ними в любовном экстазе.

– Тьфу ты… – сплюнул я. – Да и хрен с ними. Служба началась. Стройте личный состав.

Когда волонтеры построились, я толкнул перед ними короткую речь, сообщив, что наконец-то для нас началась собственно настоящая война. Чему личный состав неимоверно обрадовался, вплоть до восторженного рева и метания головных уборов в воздух. Впрочем, особо порадоваться я им не дал и отправил народ разгружать пулеметы, орудия и боеприпасы к ним. Проблема с расчетами для орудий в некоторой степени решилась сама по себе – к нам откомандировали германского лейтенанта Альфреда фон Дальвига, хорошо знакомого именно с этой моделью пушек, и двадцать волонтеров, причастных к артиллерийскому делу, – немцев и голландцев из отряда добровольцев капитана фон Эллофа.

А вот со «сверхлегкими Максимами-Норденфельдами» пришлось повозиться. Начну с того, что конструкция этого чудо-оружия почти как небо и земля разнится со знаменитым Максимушкой отечественного образца, с которым я немного был знаком. Етить… Воздушное охлаждение ствола, угребищная тренога вместо привычного станка, и ублюдочный британский патрон…

Для начала я самолично отстрелял ящик патронов и убедился в том, что вместо заявленных пяти сотен непрерывных выстрелов пулемета едва хватает на две, а потом надо ждать до получаса, пока оный остынет, ибо начинает плеваться. Впрочем, за исключением вот этой неожиданности, машинка оказалась вполне приличной – точной и довольно безотказной, даже несмотря на ублюдочные матерчатые патронные ленты и необходимость постоянной смазки.

В концепции применения пулеметов я даже не сомневался: тачанки – наше всё, чему есть вполне аргументированное объяснение. Единой линии фронта в этой войне никогда не было, войскам республик приходилось оборонять довольно протяженные позиции, чем бритты умело пользовались, используя фланговые охваты и заставляя буров во избежание окружения отступать. Так вот, мобильный огневой резерв должен прекратить эту порочную практику. Да и вообще, тачанки как нельзя лучше подходят для полупартизанской тактики действий бурских войск.

Десяток пролеток на рессорах военный комендант мне обеспечил, осталось дело за малым: приспособить станок для установки на них и немного модернизировать транспортное средство. Ну и, конечно, как-нить минимально обучить расчеты. Большего все равно не успею.

С треногой придумал просто – длинные «ноги» приговорил безжалостно урезать – сделав телескопическими на зажимах, а посадочное место на пролетке усилить чем получится. Уродливая, конечно, получится конструкция, но нам не до красоты. Будет время – «изобрету» родной станок системы Колесникова, а пока и так сойдет.

Пулеметчиков на три расчета я подобрал из числа своих технически грамотных волонтеров, на остальные пулеметы позаимствовал приданных. Обучение минимальное – техническое обслуживание, правильное использование прицельных приспособлений, огонь по групповой цели с переводом его по фронту… и все. Пока хватит, остальное потом. Патронов достаточно, пара дней интенсивных тренировок что-то да дадут. Как говорится, не до жиру… ну вы поняли меня. А как надо рулить пролетками, обучит Наумыч, ну-у, конечно, после того как я ему объясню…

В механических мастерских заказ по переоборудованию пулеметных станков встретили без особого энтузиазма.

– Вот… – угрюмо буркнул Таржувка и выложил на верстак ранее заказанные винтовки и револьвер.

– Что-то не так, мастер? – Я проверил работу и нашел ее безукоризненной. – Вот ваш гонорар.

– Все не так… – процедил сквозь зубы чех и зыркнул глазами на застывших у двери вооруженных буров из комендатуры. – Домой не отпускают. Работы навалили, а кто платить будет? Всех рабочих из домов повытаскивали… холера…

– Гм… – немного смутился я. Дело в том, что инициатором сего беспредела оказался именно я. Ну а что? Война идет, надо точить комплекты для мин, резать железо для заграждений из колючей проволоки… и так далее. Вот я и посоветовал Баумгартнеру ввести круглосуточный режим работы для мастерских… – Гм… Иржи, а если я выбью для вас… гм… некоторое материальное вознаграждение? Скажем, в размере…

– Два шиллинга для рабочего в сутки и три – для мастера, – любезно и при этом непререкаемо подсказал Таржувка. – Иначе я не удержу людей от протестов.

– Хорошо, – пришлось согласиться. – Попробую. Да, вот этот заказ надо исполнить срочно, но за него я сразу расплачусь.

– Это другое дело, – повеселел чех.

М‑да, война – это деньги… вопиющая истина и непреложный факт. Ну ничего, все до последнего пенни вытребую… потом когда-нибудь, а пока возвращаться надо на полигон.

– Вениамин Львович, что с вами? – Я только сейчас заметил, до какого состояния довел себя студент. Истощал, неизвестно в чем душа держится; щеки впалые, глаза красные, как у вампира, нос заострился. Лохматый, грязный как бомж. Нет, так дело не пойдет.

– Ерунда. – Веня, покачиваясь, повел меня в другую комнату, заполненную снаряженными минами. – Вот, все готово. Да не дергайтесь вы, взрыватели и остальные устройства я держу отдельно.

– Молодец. – Только собрался я его похвалить, как услышал дружный храп. – Что за?..

В уголочке на расстеленной дерюжке мощно храпел лейтенант Зеленцов, а неподалеку от него пристроились Вагнер и Штрудель.

– Всю ночь работали, – буднично пояснил Веня и, выудив из кармана какой-то пакетик, сыпанул из него белого порошка на тыльную сторону кисти. – А я вот только кокаинчиком спасаюсь…

– А вот от этого придется воздержаться! – Я подхватил его за руку и вывел из комнаты. – Все, Вениамин Львович, все. Сегодня и завтра, у вас – заслуженный отдых. Наумыч, пожалуйста, доставь Веню к нам в имение и поручи его заботам Лукерьи. Пусть приведут в порядок – помоют, накормят и спать уложат. А сам возвращайся…

М‑да… надо бы за ним присмотреть, а то еще снюхается напрочь и устроит мне большой «бум». А вообще молодчага Веник, даже не ожидал от него.

Сплавив студента, я занялся пристрелкой винтовок и револьвера с глушителями. Ну что могу сказать? Для винтовок убойный предел сократился до двухсот метров. Точность осталась приемлемая. Звук выстрела тоже. Со ста – ста пятидесяти метров его будет совсем не слышно. Нормально, на большее я и не рассчитывал. Наган из оружия ближнего боя превратился в оружие очень ближнего боя. Десять-двенадцать метров для него – предел. Но в любом случае, он устраивает меня гораздо больше, чем громила-маузер. Ну вот, теперь можно думать о…

– Мой капитан! Тут приехал какой-то Граббе, судя по всему – полицейский, да еще с тремя подчиненными. Вас требует, – подбежал ко мне Ла Марш. – Кричит, ногами даже топать удумал. Мы пока держим его на прицеле.

– Какого хрена ему нужно? – Я отложил винтовку и отправился к Клаусу.

– Герр Игл!!! Подобное неприемлемо! Я при исполнении! – Полицмейстер действительно находился в крайней степени возбуждения. Часовые, наоборот, поглядывали на него с явной иронией и уверенно держали стража порядка на мушке. А могли и на землю положить.

– Отставить, – скомандовал я им. – По местам несения службы… а‑арш.

– Это возмутительно! – продолжил кипятиться Граббе. – Требую наказать этих… этих…

– За что, Клаус? – пришлось отвести полицейского в сторону. – За то, что они исполнили свой долг? Вот ты – накажешь своих, если они не пустят меня в участок без разрешения?

– Ну… – смутился Клаус.

– Короче, какого черта тебе надо?

– В тебя стреляли, пострадала дама, и ты спрашиваешь, какого черта мне надо? – опять возмутился Граббе. – Ты смотри, я все же начальник полиции этого гребаного городишки…

– А я помощник военного коменданта. Ладно-ладно, не кипятись. Пошли пропустим по рюмочке коньяка.

Пропустили по одной, потом еще по одной и выкурили по дорогущей сигаре, а в процессе я узнал, что одного из нападавших опознали как Адама Зеенбаха – подручного бургомистра Фразера, занимавшегося смутными делишками вроде незаконного воздействия на фермеров и прочим криминалом. Второй стрелок пока остался неопознанным.

– Получается, хотели убить именно меня?

– Получается, так, – согласно кивнул Граббе, поглядывая на бутылку. – Но я готов прозакладывать свой значок на пачку пипифакса, что это еще не все. Явных участников банды мы, конечно, ликвидировали, но осталось еще много отребья, сидящего в тени. Опять же, никто не поручится за то, что держали поводья этой шайки не британские руки. Фактов нет, но… – Полицмейстер по своей привычке внушительно ткнул пальцем в потолок. – Ты здесь многим мозоли отдавил. Кстати, Зеенбах всегда ходил с револьвером. Маузера у него никогда не видели. Значит, его кто-то специально вооружил.

– Ага, – мне стало как-то грустно, – если бы не лягушатники…

– Кто? – переспросил Граббе. – Какие лягушатники?

– Французы. Они лягушек едят – поэтому и лягушатники.

– Да ладно? – изумился полицейский. – А мне показались отличными ребятами. И с приличными связями в нашем военном департаменте.

– Подробнее? – в упор спросил я полицейского. – Мне надо знать подробнее. С кем связи и так далее.

– В смысле? – Бур понял, что сболтнул лишнего, и сразу засобирался. – Ну я пойду – дел накопилось, да и вообще…

– Стой, Клаус. – Я встал и загородил ему дорогу. – Один момент, проясни мне всего один момент. Кто за них хлопотал? И я не премину замолвить за тебя словечко перед… сам знаешь кем.

– Перед кем? – полицейский заколебался.

Я поднял палец к потолку:

– Неужели не понимаешь?

– Ловлю на слове, – быстро сказал Граббе. – В общем, я просто собирался провести полное дознание. Но один из них, Гаспар Людо, попросил его связать с герром Бигелем. Ты знаешь, кто это. Так вот, мне приказали немедленно отпустить их. Большего я не знаю, – развел бур руками.

– Спасибо, дружище, – я пожал полицейскому руку, – ты оказал мне услугу, и я тебя обязательно отблагодарю. Как только, так и сразу.

Граббе отбыл, а я в очередной раз задумался. Информация, предоставленная Клаусом, на самом деле ничего не проясняет. Папан Франсуазы, при его-то положении, мог получить рекомендательные письма хоть от самого президента. Ничего не понятно, кроме того, что французы – явно не те, за кого себя выдают. А Франсуаза? Вряд ли; думаю, Гаспар и компания просто совмещают обязанности бодигардов с чем-то еще, причем без ее ведома. Обычное дело.

Дальше мне стало не до раздумий. Прибыли тридцатисемимиллиметровые автоматические орудия системы Максима-Норденфельда. Те самые, знаменитые «пом-помы». Почему их так назвали? Версий много. Вот сейчас и проверим, я раньше видел эти чудовища только на картинках.

Проверял до самого вечера, сделав при этом несколько выводов. Не очень утешительных. Снаряд чугунный, снаряженный черным порохом, имеет очень маленькую зону поражения, при этом разрывается всего на пять-шесть фрагментов. Скорострельность реально низкая, лафет громоздкий, очень неудобный. Правда, конструкция самого орудия довольно надежная, позволяет вести долгий непрерывный огонь. Словом, пригодится. Не мне: их установят в наших укрепрайонах. Хотя один, может, с собой и прихвачу. Посмотрим. А вот почему его назвали «пом-пом», я так и не понял. «Бум-бум», «бух-бух», «пам-пам»… но только не «пом-пом». Впрочем, буры имеют привычку называть оружие непонятными именами. К примеру, «сверхлегкий» пулемет Максима-Норденфельда они назвали «katlagter» – то есть «улыбчивый кот», поди разберись почему. Ну-у… если я, конечно, правильно перевел это слово. Африкаанс, черт побери, довольно заковыристый язык.

Замучил личный состав до чертиков и умаялся сам. Когда стемнело, отправился домой, с учетом последних событий прихватив с собой отделение волонтеров. Пусть охраняют отца-командира. По пути заскочил в гостиницу и прихватил свои вещи. Потом с Наумычем перевезли из пансиона трофеи. Все, закончилась кочевая жизнь. Или только начинается? Стоп… что за нахрен?

Возле крыльца по ранжиру выстроились свежеприобретенные слуги. Перед строем монументально застыла Лусия Аманда, она же Лушка-Лукерья. Негритянка держала в руках поднос…

– Драстуте козяина!!! – дружно гаркнули чернокожие на околорусском языке.

А Лукерья с поклоном протянула мне поднос, на котором расположились свежеиспеченный каравай, солонка и стопка, до краев заполненная прозрачной жидкостью. Ух-х… етить, неужто водка?

Я степенно взял стопку, опрокинул в себя и… сразу же полез ломать хлеб: какой-то идиот вместо водки подсунул мне чистый спирт. У‑ух… продрало…

– Ты научил, ирод? – едва отдышавшись, поинтересовался я у Степы.

– Дык… Ляксандрыч… нигры сами спрашивали, как хозяина, мол, порадовать… – Степа и сам с оттяжкой пропустил лафитничек. – У‑ух… а водяры тут днем с огнем не найдешь… вот спиртяжка и пригодилась… У‑ух…

– А где «скубент»?

– Дрыхнет, болезный.

– Ну и ладно, пусть отдыхает. Лусия…

– Ванна уже готова, баас. – Домоправительница предугадала мой приказ. – Люсинда и Марианна помогут вам, баас…

Я немного подумал… и отказался от помощи. Обойдутся… и я пока обойдусь… Нечего фавориток плодить. А вообще, мне уже нравится в роли рабовладельца. Шучу, конечно.

Глава 22

Оранжевая Республика. Блумфонтейн.

Вилла «Русский Крааль»

29 февраля 1900 года. 06:00

Долго думал, как назвать свою виллу, в итоге остановился на немудреном названии «Русский Крааль». Так сказать, идентичность сохранил и местные реалии учел. Подарок мне, конечно, сделали шикарный: помимо двухэтажного дома в голландском стиле на вилле присутствовала большая конюшня с гаражом для выездного экипажа и модной среди местных бонз рессорной пролетки. Экипаж и пролетка – в комплекте, правда, без тягловой силы: лошаденки куда-то делись.

Рядом с домом – красивый сад из фруктовых деревьев, множество цветов, беседка, хозпостройки и домик для проживания прислуги. Все коммуникации есть, даже телефонная связь с городским коммутатором и электрическое освещение. Словом, живи не хочу. Если… если, конечно, удастся сохранить эту виллу за собой. Визит бриттов в Блумфонтейн еще никто не отменял. Все, хватит думать, надо вставать, мир спасать… То есть Республику…

Вдруг раздался деликатный стук, а потом в спальне появилась Люсинда, молодая тоненькая негритянка.

– Баас, я помогу вам одеться, – присела в книксене девушка.

– Я сам. Можешь идти. Да… и распорядись там насчет завтрака.

– Завтрак уже накрыт, баас… – последовал очередной книксен, а потом шоколадная мордашка служанки изобразила отчаянное огорчение: – Баас…

– Чего еще?

– Я не нравлюсь баасу? – отчаянно смущаясь, тихо поинтересовалась Люсинда.

– Гм… – Я сразу даже не нашелся что сказать. Несмотря на явно выраженную негроидную внешность, девка довольно симпатичная, но… но дрючить служанок это как-то непедагогично, что ли? Чревато осложнениями. Не выгонять же ее после того, как? Ладно, поступим следующим образом. – Нравишься, Люсинда, но к этому вопросу мы вернемся потом. Пока свободна. Стой… теперь тебя зовут Люся. Повтори… молодец…

Завтрак оказался на высоте, Питер, переименованный в Прохора, оказался действительно поваром, причем не из последних. Таких круассанов я никогда в жизни не ел. Остальные слуги тоже время даром не теряли. Все вокруг в буквальном смысле блестело. Пришлось похвалить, выдать по фунту на обзаведение и назначить заработную плату в размере двух шиллингов в неделю и полного кошта, то есть прокорма и обмундирования. А потом еще изучить список необходимого, предусмотрительно составленный Лусией, окончательно переименованной в Лукерью. Бельишко, простыни, инструменты для садовника, свечи, посуда… форма для горничных… лед для ледника… где они его берут, интересно?

Степан довольно поглядывал на домоправительницу, а она на него – видимо, у них все сладилось. Хотя какое мне до этого дело? Сладилось, так и сладилось. А вот Веник…

– Чего такой недовольный, Вениамин Львович? Не выспался?

– Я у него порошок конфисковал, – спокойно сообщил Степан. – Неча баловство разводить.

– Это произвол, – неуверенно прокомментировал Веник. – Хотя черт с ним. Я вроде как на него подсел. Башка теперь раскалывается.

– Через недельку пройдет. Главное, опять не сорвитесь. Ну что, позавтракали? Вперед, нас ждут великие дела. Да, Вениамин Львович, если вы сегодня не посетите магазин готового платья и будете опять шастать в этих лохмотьях, я вас насильно переодену. Денег нет, что ли? Про парикмахерскую не забудьте.

За сегодняшний день нам предстояло… черт, чего только не предстояло. Я для начала забрал заказ из мастерских, отправил его с Наумычем и Веником на полигон, а сам, по традиции, отправился в госпиталь. Женщин своих проведать. Вот даже не знаю, смеяться мне или плакать.

Фон Ранненкампфа удалось задобрить при помощи бутылки десятилетнего «Камю», изъятого из впечатляющего погреба Шульца, то есть уже моего винного погреба. Да, теперь у меня и такой есть; правда, люди из гвардии президента его почти ополовинили, но осталось все равно достаточно.

Немного подумал, какую из дам для начала посетить, и выбрал Лизхен. Ну а что? Опять же ее палата первой по коридору расположена.

– Мишель! – охнула Лизхен. – Ты пришел…

Лиза выглядела уже гораздо лучше: немного сошла бледность, ожили глаза, наполнились цветом губы. А вот страдальческое выражение на личике осталось; даже, кажется, усугубилось. Вот и сейчас она произнесла фразу так, будто уже потеряла надежду на мое появление. Лизхен, одним словом…

– Почему я не должен был прийти? – Я чмокнул ее в щечку и присел на краешек кровати. – Просто вчера меня Карл Густавович не пустил, и ты это прекрасно знаешь. Кстати… – на моей ладони сверкнул крупным бриллиантом женский перстень, – это тебе…

Лиза ловко цапнула украшение, быстро примерила себе на пальчик, мгновенно покраснела и застенчиво поинтересовалась:

– Это на помолвку?

Ну что тут скажешь? Ох уж эти женщины, какие же они одинаковые…

– Нет, не на помолвку, он слишком скромный для такого торжественного случая.

– Скромный? – восхищенно протянула девушка. – Ну хорошо, только на помолвку мы вместе будем выбирать.

– Как скажешь, дорогая.

– Ну, рассказывай, рассказывай, – торопливо потребовала Лиза. – До меня дошли слухи, что в тебя стреляли…

– Гм… – Я на мгновение опешил. Вот сразу мне показалось, что она все знает. Ну просто не может не знать. Гребаные медсестры настучали. – В некотором смысле, да… но, к счастью, не попали.

– А в кого попали? – выражение лица Лизхен для меня ничего хорошего не предвещало.

– В журналистку, с которой я беседовал.

– Баронесса Франсуаза Виолетта да Суазон, – продекламировала Лиза, и крайне подозрительно поинтересовалась: – С каких это пор женщины работают журналистами, Мишель, да еще баронессы?

– С тех самых, с каких эмансипированные женщины-врачи разъезжают по полям боевых действий. А ты знаешь, у меня откуда ни возьмись возникло имение… – без всякой надежды на успех я попытался перевести разговор на другую тему. – А еще у тебя появилась горничная, даже две…

– Горничные, говоришь?.. – недобро протянула Лиза. – Хорошенькие, да?

Вот ведь черт знает что. Все, уезжаю на войну, ну их… этих баб! Я только Лизу посетил, и уже мозги на грани выноса, а тут еще и Франсин…

От опасного варианта развития разговора спас фон Ранненкампф. Хотя… лучше бы он не спасал.

– Мистер Игл, извините, я вынужден прервать вашу беседу… – буркнул доктор непререкаемым тоном.

– Да?.. – Я вышел за ним в коридор.

– С часу на час может поступить приказ на эвакуацию в Преторию, – немного озадаченно сообщил мне врач. – Пациентов мы уже передаем в другие госпитали, а персонал убывает. Кроме меня и Флегонта Ивановича. Мы остаемся.

– А?..

– Госпожа Чичагова и баронесса де Суазон?.. – Доктор слегка задумался. – Можно, конечно, их тоже устроить в другую больницу, но… не думаю, что они согласятся.

– Почему это?

Карл Густавович молча развел руками, как бы предлагая мне самому поинтересоваться у девушек.

– Черт.

– Я о том же, – легко согласился доктор.

Дела, однако. И что нам остается?

– А если ко мне? – неожиданно для самого себя поинтересовался я.

– К вам?.. – озадачился фон Ранненкампф.

– А куда еще? Дом большой, помещений хватит. – Я произнес эту фразу и осекся. Твою же… Но уже поздно, да и других вариантов я не вижу. – К сожалению, я послезавтра убываю в рейд, но вам создадут необходимые условия.

– Тогда решено.

– Черт…

– Я вас понимаю, – сочувственно кивнул врач. – Но выхода другого нет. Значит, я отдаю необходимые распоряжения?

– Отдавайте. – Черт. Вот так я взвалил себе на плечи ношу, судя по всему, совершенно непосильную. Господи. Вот какого хрена мне так не везет с бабами? Что в двадцать первом веке, что в девятнадцатом.

Лизу я просто поставил перед фактом, а Франсин…

– А мадемуазель Чичагова? – Лицо француженки изображало полную индифферентность. Типа, мне все равно. Ну почти все равно. Франсуаза, на самом деле, чувствовала себя не очень хорошо, об этом свидетельствовали бледное лицо и некоторые надрывные нотки в голосе, но она очень мужественно скрывала свое истинное состояние.

– Тоже… – обреченно выдохнул я. – Ваши комнаты будут рядом.

– Я согласна… – гордо, как будто подготовившись погибнуть за родину, кивнула головой француженка. – Ведь выхода другого нет? Или есть? И вообще…

– Нет, – поспешил согласиться я, поцеловал руку Франсин и почетно ретировался из госпиталя. Вернее, позорно сбежал.

Пока добирался до полигона, почти убедил себя в том, что ничего страшного не случилось. А что? Благородный поступок, девушкам у меня будет хорошо. Опять же горничные для них уже есть. А я завтра уезжаю, даже не знаю на сколько, так что все эти ужасы пропущу, а когда приеду… когда приеду, будем надеяться, что все уже решится. Нет… не уживутся дамочки. Глотки друг другу, конечно, не перегрызут, но предчувствую эпические баталии. А вообще, я же их не обманываю? Нет-нет, точно не обманываю. Просто нужны они мне. Обе. Для дела нужны. Не хочу загадывать, но… Короче, видно будет. А кто из них ближе мне как женщина? Тут мне, конечно, ближе Лизхен… или Франсин?..

– Ляксандрыч, глянь. – Голос Степана вывел меня из раздумий.

– Куда? – Я взглянул и узрел своего старого знакомого, герра Яаппа. Не понял… какого черта ему надо?

Оный герр сидел в сторонке и подозрительно оглядывался по сторонам. Поводья своего лохматого пони держал в руке, как будто боялся, что того украдут. Неужто его мне проводником выделили?

– Здравствуйте, герр Яапп. Вы проводник?

– А кто мне заплатит за это? – вместо приветствия выдал бур. И нагло выпятил свою бородищу.

– Что?..

Бур секунду помедлил, рассматривая мое недоуменное лицо, и вдруг расхохотался:

– Герр Михаэль, это была шутка. Я добрый гражданин своей страны.

– Шуточки у вас… карту читаете?

Читать карту герр Яапп умел, и в результате небольшого обсуждения наш маршрут сократился минимум на тридцать миль – бур знал нужную нам местность как свои пять пальцев. И главное, теперь путь пролегал вдали от населенных мест.

А потом мне стало не до бура. До выхода в рейд оставалось чуть больше суток, и я постарался использовать это время по максимуму.

Итак, генеральная диспозиция такова. Все волонтеры, бурские коммандо и приданные силы уже выдвинулись на места устройства укрепрайонов. Сегодня вечером, после минимального первоначального обучения, к ним отправятся пулеметные и артиллерийские команды. А я… я со своим отрядом ухожу в рейд. Нет, не по тылам противника. Наша задача гораздо деликатнее, но от нее зависит очень многое, если не все. И еще, миссия настолько тайная, что о ней пока знаем только я, Максимов да фон Бюлов с Зеленцовым. Скажу больше: мне бы очень хотелось, чтобы никто и никогда не узнал о моей роли в ней. Но это, конечно, из области фантастики, и все же надеяться мне никто не запретит. Но об этом – немного попозже. Так сказать, в процессе исполнения.

Я отошел в сторонку и достал записную книжку. Да… дел столько, что приходится записывать. Что у меня на очереди…

Пулеметы? Вчера расчеты занимались теоретической частью, а сегодня до самого вечера будет огневая подготовка. Одновременно Наумыч с возницами будет заниматься выездкой. Так сказать, самые короткие пулеметные курсы в истории. Конечно, толку от них чуть больше чем никакого, но на безрыбье и сам… того-этого… В общем, вы в курсе. Что дальше?

Взрывной припас готов, осталось только погрузить на фуры. Благодаря истории с Шульцем недостатка ни в чем нет. Нашлись даже детонирующий шнур и электровзрыватели. Погрузкой будут заниматься Вениамин с Зеленцовым. Лейтенант останется, а «скубента» придется брать с собой. Уперся рогом – и все, очень уж хочется ему посмотреть на свои адские машины в действии. Ну и ладно, мужает парень на глазах, не будем ему в этом мешать. А вообще обоз с нами пойдет большой, дай бог все в полтора десятка фур вместить. Да и груз – далеко не из самых безопасных, так что придется соблюдать максимальную осторожность. Одна пуля, и все… здравствуй, господин Петр: тот, который апостол с ключами от Царствия Небесного.

Теперь мои личные дела. После обеда вырвусь на встречу с корреспондентами. Говорят, что первые номера газет разлетелись на ура. Предложенный формат подачи информации оказался более чем успешным. Особого толку от этого, конечно, нет, но будем надеяться, что со временем сработает. Опять же планируется, что подключатся мои неизвестные покровители и раздуют по своим каналам нужную шумиху, а повод я уже организую. Фотограф отправляется со мной, будет творить дезу на пленэре. Не отходя от кассы…

Черт… вот сколько я уже в этом времени? М‑да… всего-то неполных две недели, а уже сколько наворотил и еще сколько наворочу. Ну а что? Грех терять такую возможность. Было бы правильнее, конечно, затихариться в какой-то благополучной стране и потихоньку богатеть, слегка подталкивая технический и бытовой прогресс, но… словом, надо быть с собой честным – не по мне это. Может, я и идиот, но если все получится… нет, не буду забегать вперед. В любом случае, попробовать стоит. Что еще?

Девушек в имение перевезут завтра утром. Я уже послал Симона – поставить в известность Лукерью. Как раз есть у меня три гостевых комнаты, так что устроятся со всем доступным комфортом. Ну а дальше? Дальше все решится само по себе. Без меня.

Что-то я еще забыл… ага… «Гилли», я же хотел соорудить несколько таких снайперских накидок. Вот только из чего?

– Марко!

Интендант уже окончательно присоединился к нашему отряду и теперь выступал в роли каптенармуса. Надо сказать, талантливого и заботливого каптенармуса. Бойцы и капралы хвалят. А если проворуется, скотина, недолго и расстрелять.

– Марко, ко мне.

– Господин капитан…

– Рассчитал продовольствие на две недели полевого выхода?

– Так точно! – Интендант выудил замусоленный клочок бумаги. – Значит…

– Отставить… – прервал я его. – Сам разберешься. Но чтобы все уместил в две фуры. Не больше. Вечером доложишь о готовности. Теперь слушай задачу. Мне нужна ткань под цвет буша. Что-то вроде хаки. Можно с разными оттенками. Два часа на исполнение. Марш. Стой… приготовишь два комплекта полной британской формы. Один офицерский, звание не выше капитана, и один солдатский. Не качай башкой – знаю, что найдешь. Вот теперь свободен…

Надо сказать, что Марко успешно справился с задачей, и через некоторое время у нас появились вполне приличные снайперские накидки типа современных «леших». Кстати, Наумыч им не удивился: оказывается, пластуны-разведчики в Российской Императорской армии такие вполне успешно пользуют. Правда, сам Степа свою принадлежность к оным пластунам наотрез отказался явить. Черт… ну я же не слепой? Да и ладно. Сам расскажет, если припрет.

Все шло по плану, но после обеда явился Максимов и довольно сильно меня озадачил.

– Прием, – подполковник досадливо поморщился, – нас приглашают на прием по случаю отбытия президентов Стейна и Крюгера на фронт, – и, предупреждая мой вопрос, заявил: – Отказаться нет возможности, приглашения именные. Фон Бюлов счастливо избежал этой участи, уже отбыв на место, а вот нам с вами, Михаил Александрович, придется отдуваться.

– Это что, фрак надо напяливать? У меня его нет.

– К счастью, необязательно… – улыбнулся Максимов. – Нужен просто приличный вид. Я за вами к двадцати ноль-ноль заеду.

– Заезжайте. Домой ко мне. – Я посмотрел на часы. – Обрадовали вы меня, однако. Завтра с рассветом мы уже отправляемся, а тут… Так что не обессудьте, сбегу оттуда при первой же возможности.

До чертова приема еще оставалось несколько часов, так что я успел многое проконтролировать и даже примерить форму британского драгунского лейтенанта. Ну вот… вылитый бритт. При желании даже за австралийца или новозеландца со своим акцентом вполне сойду. Зачем? Пока точно не знаю. Но может и пригодиться.

А затем я отправился домой и постарался как можно тщательнее привести себя в порядок. Потом долго рассматривал результат в зеркале. Ну что… хорош, нечего сказать. Грива – как у дьяка, бородка – как у настоящего испанца. С удовольствием сбрил бы эту лохматость, однако не могу. В мужчине без бороды буры сразу усматривают британского шпиона, еретика и христопродавца одновременно. Да и в остальном мире борода нынче в почете. Ну и ладно, привык уже. Так… костюм в порядке, сапоги вычищены, даже шпоры блестят. Шляпа, шейный платок, кобура с подарочным браунингом, «дерринджер» и серебряная фляжка с коньяком в жилетном кармане, мужской перстень с впечатляющим бриллиантом. Вроде все… нет, немного одеколона не помешает. Вот теперь точно все…

– Ну как? – поинтересовался я у Люськи и Маньки, то бишь у Люсинды и Марианны. Девы уже экипировались в платьица горничных и теперь щеголяли белоснежными передниками и кружевными наколками на курчавеньких волосиках.

– Вы такой краси‑и-ивый, баас… – дружно пропели девушки, восхищенно закатывая глаза.

– Понятно… ну что там, подготовили комнаты для хозяек?

– Все готово, баас, – девы одновременно присели в книксене, – госпожа Франсуаза и госпожа Елизавета останутся довольны.

– Это вряд ли, – буркнул я себе под нос. – А ну позовите мне остальных слуг.

Еще немного времени занял инструктаж, а потом я выделил некоторую сумму на прокорм своих гостей и с вовремя подоспевшим Максимовым отправился на прием. Ничего, перетерплю как-нибудь; может, даже полезными знакомствами обзаведусь.

Прием… даже не знаю, что сказать. И не верится, что это государство ведет войну. Чопорные дамы в полностью закрытых нарядах и капорах, надуто-важные мужики с длиннющими, расчесанными на пробор бородами. Эти очень отличаются от образа бура-труженика, на чьи плечи легла эта война. Бур неотесан, в чем-то груб, порой не может даже двух слов связать о чем-либо, кроме своего скота и фермерского надела, а здесь совсем другая публика. Кстати, из военных присутствовала всего пара иностранных атташе да мы с Максимовым. Скукотища…

Президенты толкнули по напыщенной, но короткой речи, на этом, собственно, официальная часть и закончилась. А что началось? А вот черт его знает что. Народец сбился по кучкам, к которым по очереди переходили президенты и ненадолго поддерживали разговор. Ну и вполне приличное шампанское с закусками, к которым никто не притрагивается. Среди дам, в том числе и молодых, особо привлекательных не обнаружено. И вообще – они на монашек больше смахивают. Спрашивается, какого хрена я здесь забыл? Так… вот отбуду свой номер и сбегу к чертовой матери. На полигоне сейчас жарится на вертелах десяток баранов, и каждому волонтеру определена винная порция в количестве четвертой части бутылки рома. Это в честь окончания учебного процесса. Туда хочу… Стоп… кажется, презики к нам собрались. Нет, один Стейн, а папаша Пауль от него откололся.

– Приветствую вас, господа, – почти неофициально поприветствовал нас Мартинус Тьенис Стейн, президент Свободного Оранжевого Государства. Крупный, еще совсем молодой мужик с умным, немного уставшим лицом. Борода ухоженная, лысоват, глаза внимательные. Человек, которого бритты, наряду с де ла Реем и де Ветом, считали одним из самых опасных своих врагов. Историческая личность, однако. Даже как-то не по себе становится.

– Ваше превосходительство, – Максимов четко поклонился, – разрешите представить вам господина Майкла Игла.

– Ваше превосходительство… – Я скрепя сердце повторил поклон подполковника. Нет, это черт знает что… Хорошо, что хотя бы президентскую длань лобызать не приходится.

– Отставим протокол в сторону. – Стейн крепко пожал нам руки. – Как у вас дела?

– Мы готовы, ваше превосходительство, – спокойно ответил Максимов. – А дальше все в руках Божьих.

– Он нас не оставит… – уверенно сказал президент и обратил внимание на меня. – Значит, это и есть тот самый Майк Игл, поставивший за неделю все у меня в государстве с ног на голову?

– Я выполнял свой долг гражданина, ваше превосходительство, – скромно ответил я.

– Все бы его так выполняли… – посетовал Стейн и поинтересовался у меня: – Скажите, герр Игл, зачем вам наше гражданство? Я припоминаю, что подписывал вам прошение.

И зачем оно мне, спрашивается? Попробую ответить…

– Теперь я могу быть честным перед собой, защищая свое государство. Свое, а не чужое. Мне этот даст дополнительную мотивацию, ваше превосходительство.

– Интересный ответ… – Стейн внимательно на меня посмотрел. – Скажу даже больше – ответ порядочного человека. Ну что же, я и Свободное Оранжевое Государство умеем ценить полезных для нас людей.

– Ваше превосходительство, вы не представите меня вашим собеседникам? – Возле нас появилась миловидная девушка, выглядевшая совсем молоденькой, несмотря на старивший ее чопорный капор. Видимо, она вырвалась из-под опеки своей мамаши, спешившей теперь восстановить порядок. Грузная и полная, с виду настоящая мегера, женщина ухватила девушку за руку, но Стейн остановил ее властным жестом.

– Отчего же нет? Господа, позвольте представить вам мою жену, Сесилию Маргариту, и мою дочь, Гретхен Мерседес.

Дамы синхронно присели в книксене, при этом окинув меня пристальными взглядами. Именно меня, а не Максимова. Та, что Сесилия, – цепко и изучающе, а Гретхен – с каким-то веселым интересом. Пришлось ответить поклоном. Хотел приложиться к их ручкам, но вовремя одернул себя – пуритане, едрить, проклянут и не поморщатся. А оно мне надо?

Дальше последовал очень непродолжительный и ничего не значащий разговор, и президентское семейство прошествовало к другим гостям. Впрочем, в этом разговоре мне почудился некий интерес к моей персоне со стороны дам. Весьма завуалированный. Или мне показалось?

А потом я отправился к своим волонтерам. Около полуночи тихонечко проник домой, а с рассветом отправился сражаться за свою новую страну. К дикому, честное слово – дикому удивлению, меня провожали. Нет, не Лизхен и Франсуаза, они мирно спали в своих комнатах. Меня провожала… Гретхен Мерседес Стейн. Да, именно ее лицо мелькнуло в окошке кареты, стоящей на обочине улицы. Девушка махнула мне несколько раз платочком, после чего карета быстро скрылась в переулке. Что бы это значило? Да ну?..

– Ну нет… на фиг, хватит с меня баб.

Глава 23

Оранжевая Республика. Окрестности города Оксфонтейн

8 марта 1900 года. 17:00

Юркая ящерка, оставляя за собой облачка взбитой лапками желтой пыли, проскочила через дорогу и скрылась в зарослях полувысохшего кустарника. Первое живое существо за последний час, если не считать круживших в ультрамариновом небе стервятников. Ну и где вы, клятые бритты? Млять, ну и как можно воевать в таких условиях? Связи никакой, что творится вокруг – я знаю очень и очень приблизительно. А точнее, ни хрена не знаю.

Черт… позавчера нас нашел связной и сообщил, что буры возле Оксфонтейна довольно сильно потрепали бриттов и организованно отошли на подготовленные позиции перед столицей Оранжевой Республики. Почти как в реальной истории, вот только тогда этих подготовленных позиций не было и путь на Блумфонтейн оказался открытым. После чего Робертс выдвинулся из Оксфонтейна тремя колоннами с общим итоговым направлением на Винтерс-Влей. Левой колонной, направляющейся к Льюборгу, командовал генерал-майор Френч, серединной – сам Робертс, а правой, идущей к Петрусбургу, генерал-лейтенант Таккер. Но это было в реальной истории, а как будет сейчас? А вот хрен его знает… Хочется надеяться, что так же. Потому что Френча у Абраамскрааля дожидается де Вет, а колонну Таккера, в составе седьмой пехотной дивизии, кавалерийской бригады и бригады ездящей пехоты, жду я. Да, всего с сотней добровольцев, тремя пулеметами на повозках и тремя орудиями, из которых одно является тридцатисемимиллиметровой пукалкой Максима-Норденфельда, а второе – орудием Уитворда времен Гражданской войны в САСШ.

Что, и правда поверили? Шучу, конечно: со мной еще бурский коммандо в составе трехсот штыков… вернее, стволов – штыков у буров сроду не водилось. Но все равно, в полноценный бой с Таккером никто вступать не собирается.

Мы за эти девять дней очень многое успели сделать. Не все, что планировалось, но очень многое. Что именно? Долго рассказывать, было много обычной физической работы и никакого героизма, за исключением очередной схватки господина Мезенцева с очередным медоедом. Правда, в этот раз Веник, недолго мудрствуя, пальнул в животину из револьвера, но медоед все же добрался до его сапога и героически сдох, намертво вцепившись в него зубами. В общем, ничего интересного, но теперь бриттов, в частности Таккера, ждет несколько миленьких сюрпризов. Ну… это, конечно, если Робертс поступит именно так, как все случилось в реальной истории. В чем я не особенно уверен…

Взял бинокль и глянул на наши позиции. Орудия и ракетную батарею я расположил на холмах в километре от места предполагаемой сшибки. Отрыли капониры, маскировка максимальная, даже я с трудом определяю их позиции. Волонтеры и буры окопались в полный профиль в полукилометре правее и левее от дороги. Лошади и повозки остались за холмами-останцами, которые здесь почему-то называют «копье»; если что – надеюсь, сможем быстренько смотаться отсюда. Вернее, мы обязательно отступим, но после того как…

– Ну и где вас черт носит? – буркнул я и погладил ручку подрывной машинки. Страшнейший раритет – динамоэлектрическая машина Дрейера. Весит как ящик с патронами, но работает исправно. Всегда такую в свою коллекцию хотел. И получил…

На холме неожиданно появилась фигурка всадника. Степа, а это был именно Наумыч, опасливо поглядывая на дорогу, покрутил головой и направил коня примерно в мою сторону.

– Здесь я! – приподнялся в окопчике и махнул ему рукой.

– Эко ты, Ляксандрыч, зашхерился, – уважительно проговорил Степан и спрыгнул с жеребца. Степа последнее время любил щегольнуть незнакомыми для него словечками из моего репертуара, правда, предусмотрительно интересуясь их значением.

– Ну что? – Я содрал с головы капюшон накидки и с наслаждением потянулся.

– Идут, – спокойно сообщил парень. – Верст пять отсюда. По дороге идут. Впереди колонны разъезд, но недалече – в четверть версты. По бокам тоже шустрят. Пеших примерно половина, при десяти орудиях и паре пулеметов. По головам не считал, но много. Сотен сорок – пятьдесят, если не больше.

– Пять верст, говоришь? – Я ненадолго задумался. – Давай к нашим. Передай, чтобы разъезд не трогали. Пусть сидят тихо, как мыши. Огонь открывать только после взрывов. Если кто дернется раньше, расстреляю собственноручно.

Степа кивнул и умчался к нашим позициям.

– Ну что, мистер Игл? Окропим буш красненьким? – Я поправил накидку и нырнул назад в окопчик. Черт бы побрал этот гребаный девятнадцатый век: провод толстенный, подрывная машинка слабая, поэтому пришлось устроиться всего в сотне метров от первого фугаса. А это, извините, как-никак три пуда динамита и бочка сгустительной смеси Вениамина. Грохнет так, что и чертям на том свете тошно станет. И это только в одном фугасе – а у нас их шесть. И ничего не поделаешь: никого другого я к подрывной машинке и на пушечный выстрел не подпущу. Как говорится, назвался груздем – полезай в кузов. Чувствую, придется мне повертеться, как ужу на сковородке. Но ничего, отсижусь в отнорке… Или быстренько отчалю, если представится случай. В общем, посмотрим. Зараза… курить так хочется, что уши в трубочку сворачиваются. Бросать надо, бросать.

Долго ждать не пришлось: на дороге, протянувшейся среди невысоких холмов, показался полуэскадрон британских драгун. Ишь… выучились уже, еще пару месяцев назад вообще без боевого охранения разгуливали.

Драгуны спокойно прогарцевали по дороге, поднялись на ближайший холмик, старший осмотрел местность в бинокль, спрятал его в футляр и достал из кармана сигару… Эвона как? Неужто не заметили ничего? Впрочем, мои замаскировались на славу. Да и немного не туда смотришь, уорент. И это правильно: вот никак не входит в мои планы раньше времени обнаруживать себя.

Около получаса ничего не происходило, британские кавалеристы не трогались с места, о чем-то оживленно болтая. И только после того как я уже стал ощущать содрогание земли от шага тысяч ботинок, они съехали с холма и неспешно потрусили по дороге. Итак…

Колонна британцев показалась на дороге. Кавалерия… кто такие? Все ясно, ездящая пехота – эрзац, изобретенный Робертсом для повышения мобильности. Мобильность, конечно, повысилась, но кавалерией пехотинцы так и не стали. Пропускаем…

Затем появилась пехота: мерный шаг, идеальная дистанция в строю, даже в ногу идут, черт побери. Ну-ну… значит, все почти так, как я рассчитывал. Дивизия растягивается на марше примерно на два с половиной – три километра. Пора…

Спрятался в отнорок, перекрестился, открыл рот и всем телом налег на реечный рычаг подрывной машинки. Сразу же мелькнула мысль: «А если не сработает?..» Но потом она бесследно испарилась. Жуткий грохот меня оглушило, а потом… настал сущий ад…

Я не видел, что происходит на дороге, но примерно представлял картину происходящего. Взрыв динамита разнес щебневую забивку, сыгравшую роль поражающих элементов, но не это главное: напалм разлетелся горящими кусками на добрую сотню метров в окружности, а так как шурф я устроил наклонным, зажигательная смесь полетела в направлении движущейся колонны. А потом взрывной импульс скользнул по детонационному шнуру и инициировал следующий фугас, расположенный в сотне метров от первого. И так до последнего – шестого… Очень хочется надеяться, что хотя бы треть колонны накрыло.

Извиваясь ужом и прижимая к себе подрывную машинку, я выдрался из отнорка и сразу поднял на лицо шемах – дышать было невозможно: пыль, дым, вонь напалма и горелой человеческой плоти. И крики… душераздирающие вопли горящих заживо людей… Они доносились как через вату – глушануло меня все-таки основательно, но все равно звучали реально и… ужасно…

– Твою же кобылу… – Я попробовал выглянуть, но ничего не увидел. Все застилала непроницаемая пелена. А тут еще рванули снаряды наших орудий и лопнули несколько ракет; опять разнесся повсюду горящий напалмовый дождь. Застучали пулеметы. Похоже, ребятки всерьез взялись за ездящую пехоту, до этого проскочившую минированный участок.

Зараза, надо как-то выбираться к своим, а то они сейчас навоюют… Я выглянул еще раз, а потом выскочил из окопчика и пополз в сторону от взрывов. Машинку оставил, уже никуда не денется, заберу потом. Дополз до группки валунов и наконец оглянулся.

– Твою же мать… – только и смог сказать. Бригаду ездящей пехоты, абсолютно дезорганизованно мечущуюся по полю, методично истребляли: по ней работали пулеметы и винтовки, а орудия посылали снаряды куда-то за черные клубы дыма, вспухшие на месте минной засады. Ракетчики молчали. Вроде как грамотно, но надо брать все в свои руки. Половина британцев просто не дошли до фугасов, и если они очухаются, то нам придется очень туго.

Вскочил на ноги, замахал платком и живо спрятался опять. Дело такое, береженого Бог бережет. Не хватало еще поймать шальную пулю… особенно от своих.

Почти сразу же от наших позиций сорвался всадник, ведя в поводу лошадь. Ага… Степа бдит.

Дождался, пока он доберется до меня, вскочил на коня и понесся на ближайший холм – разобраться в обстановке.

– Ух! Етить… – Ну что могу сказать… С ездящей пехотой уже практически покончили. Основная ее часть полегла, несколько мелких групп все же ушли и теперь во всю мощь лошадиных организмов улепетывали в разные стороны. Место закладки фугасов так и было покрыто клубами дыма и пыли, а вот арьергард британской колоны пытался организоваться и понемногу пятился, отступая.

– Наумыч, гони назад: повозки с пулеметами, «пом-пом» и ракетную батарею сюда! Пусть поторопятся… Стой!.. – У меня в голове мелькнула шальная мысль. – Передай комманданту Дейку, чтобы сажал своих на коней и занимал позиции вон на том холме. Пусть начинают обстрел бриттов, но без сигнала в атаку не идут. Наших всех сюда, ко мне…

Степан молча кивнул и умчался, а я потянул из седельной кобуры маузер с оптикой и устроился среди камней. Стянул чехольчик с оптического прицела и прикинул дистанцию. Пять-шесть сотен метров. Для меня уже почти критическое расстояние, но попробую…

– Гребаные умники… – В дрянную оптику прицела мне было хорошо видно, как один из офицеров, полный мужик с пышными бакенбардами, надсаживаясь, показывает кавалеристам на холмы возле дороги.

Пенек прицельной марки сначала лег на грудь толстяка, а потом поднялся примерно на два метра выше него – вертикальных поправок на оптических прицелах пока еще не придумали. Так должно быть нормально…

Винтовка несильно дернулась, но толстяк как ни в чем не бывало продолжил орать. Зато скособочился и повалился на землю один из бриттов, стоявших за ним. Ага… Приятно лязгнул затвор, я внес поправку и мягко надавил на спусковой крючок.

– Есть!!!

Офицер, взмахнув руками, ничком грохнулся на землю. Куда ему попала пуля, я не заметил, но среди бриттов начался жуткий переполох, толстяка подхватили и потащили куда-то в направлении повозок, сгрудившихся позади колонны. Лечить, значит… или сразу отпевать…

Я дострелял обойму, положив еще двух британцев – тоже офицеров, но, видимо, рангом пониже, потому что один из них так и остался валяться в пыли, а второй, скособочившись, сам побрел в тыл.

Однако вбитая педантичной муштрой дисциплина противника давала о себе знать. Британцы понемногу приходили в себя и занимали оборону. Орудия начали снимать с передков и выкатывать на позиции, а две группы кавалеристов рванули в разведку на ближайшие возвышенности. Быстро очнулись, сволочи…

– Где вас черти носят? – Я оглянулся и с облегчением увидел несущуюся ко мне повозку с ракетной установкой. Немного отстав, за ней грохотала упряжка с тридцатисемимиллиметровым «максимом». А дальше уже пылили тачанки с пулеметами…

– Герр капитан! – с передка соскочили Вагнер и Штрудель. – Мы…

– Отставить. Разворачивайтесь. Дистанция шестьсот метров, мы выше, поэтому возвышение устанавливайте на четыреста. Пристрелочный дайте шрапнельной, а потом два пакета зажигательными. Пошли-пошли… Ох ты ж, млять… – Я разглядел, как к нам направляется отряд британских драгун. – Снимай с передка и разворачивай «пом-пом»…

Мягкий лязг, снаряд в ленте нырнул в пасть приемника. Я, не устанавливая прицел, поймал кавалеристов в прорезь щита и надавил гашетку. Пару раз грохотнуло – снаряды разорвались грязными клочками дыма метрах в пятидесяти впереди драгун. Ну все…

После того как закончилась лента, к нам уже никто не скакал. Бешено бились на земле с десяток лошадей, пара кавалеристов пытались отползти под защиту валунов, а остальные рванули назад.

– То-то же… это вам не это!!! – в полном восхищении от себя, героического, заорал я и замахал руками, показывая пулеметчикам, где занимать позиции.

Бритты быстро опомнились и стали поливать холм ружейным огнем. Пехотинцы, на ходу выстраиваясь в цепи, двинулись в нашу сторону, а драгуны, сбившись в отряд, явно намерились обойти нас с фланга. Пушки пока не стреляли, но прислуга уже вовсю вокруг них суетилась. Хреново, но терпимо. Мы на высоте, им будет трудно целиться, а нам, наоборот – британские позиции видны как на ладошке.

– Рауль, разверни два «максима» навстречу драгунам, а третий пусть работает по пехоте… – приказал я старшему пулеметной команды, обернулся к ракетчикам, но гаркнуть на них не успел. При последнем моем слове с направляющих сошла ракета и, оставляя пушистый след, полетела к британцам. Я проследил за ее направлением – ракета лопнула прямо над строящимися бриттами, и дал команду палить пакетами, а сам опять взялся за «пом-пом».

– По долинам и по взгорьям… – сквозь зубы процедил я первый куплет и лязгнул затвором, – шла дивизия вперед… – затрещал маховичок вертикальной наводки, – чтобы с боем взять При… тьфу ты… чтобы с боем взять Кимбе́рли, бриттской армии оплот…

По разрывам снарядов, снаряженных черным порохом, оказалось очень удобно корректировать огонь, так что уже со второй очереди мне удалось накрыть позиции британских артиллеристов. Когда дым над ними рассеялся, оказалось, что почти вся орудийная прислуга разбежалась по сторонам. Третья очередь развеяла остатки оптимизма и у остальных. К счастью, боезапас не сдетонировал, да и сами пушки казались невредимыми. А что? Они нам очень пригодятся…

Радостно завопили Вагнер и Штрудель – я отвлекся и не увидел, как они положили второй залп прямо над перестраивающимися бриттами, и теперь там все заволокло дымом, в котором проблескивали языки пламени. А потом начали работать пулеметы, добавив еще паники мечущимся бриттам.

– Ай… зараза… – Я с перепугу выматерился – в щит пушки с оглушительным звоном влепилась пуля, а потом сразу же еще одна. – Ну, суки…

Даже не знаю, сколько прошло времени, могу судить лишь по тому, что я выпустил пять двадцатипятиснарядных лент, но вскоре в пальбу добавились стройные винтовочные залпы – подоспели мои волонтеры и буры. Британская кавалерия, уже не помышляя о сопротивлении, дружно отступила в направлении Оксфонтейна, а после очередной парочки ракет над позициями британской пехоты заполоскался белый флаг, наспех сооруженный из грязного полотенца. Виктория, однако…

Ну что могу сказать? По предварительным подсчетам, в страну вечной охоты отправилось примерно полторы тысячи британцев. В плен попало шесть сотен, половина из которых были ранены, а примерно сто человек – уже не жильцы на этом свете. И это всего при одном убитом и десятке раненых с моей стороны. Буры потеряли десять человек. Генерал-лейтенант Таккер попал в плен – это именно ему я вогнал пулю в грудь. Но, к сожалению, спасти британца не удалось – генерал мужественно и тупо застрелился, когда наконец осознал ужас разгрома. Про трофеи я даже говорить не хочу – все британские орудия и боезапас к ним оказались в наших руках почти целехонькими. А еще походный госпиталь и воздухоплавательное отделение с двумя воздушными шарами. Много, очень много трофеев. Даже не знаю, как буду вывозить.

Пленные были полностью деморализованы – вид заживо сгоревших товарищей бодрости духа не добавляет. Впрочем, мои волонтеры тоже не блистали хорошим настроением. Зрелище на месте взрывов фугасов открывалось просто душераздирающее. Там практически никто не выжил; да что там говорить, британцев вообще разорвало на куски, да еще поджарило. Черт, даже не знаю, как такую победу назвать. Может такое случиться, что я открыл ящик Пандоры. Но жалеть уже поздно. Есть враг, которого надо победить, а остальное уже почти не важно. За работу…

Для начала отправил в ставку с нарочным победный рапорт, выставил боевое охранение, организовал сбор и сортировку трофеев, но предварительно наш фотограф тщательно задокументировал картину разгрома. Фотографии должны получиться просто эпические. И ужасные… Но так надо для дела – самые невинные из фото попадут во все европейские газеты, а остальные будут использованы для отчета. Не знаю, как отреагирует руководство Республики на столь продвинутый способ истребления бриттов, но уже предчувствую с этим сложности. Млять… гуманисты хреновы…

Все останки бриттов мы собрали и захоронили в общей могиле. После чего я приказал выдать похоронной команде из британских солдат и их конвоирам по доброй порции рома. Из гуманных соображений. Больно уж скверно они выглядели после того, как окончили работу. И не только они…

– В чем дело, волонтер? – Я приметил, как Ганс Майер, совсем молоденький заряжающий из орудийного расчета, присев на корточки за валуном, тихонько всхлипывает.

– Герр капитан… – вскинулся парень. – Простите…

– Давай без чинов. – Я присел рядом с ним и протянул фляжку с коньяком. – Хлебни и говори…

– Мм-не с‑страшно… – немного заикаясь, прошептал волонтер. – И п‑противно…

– Мне тоже страшно и противно… – Пришлось насильно заставить его отхлебнуть коньяка. – Война вообще грязная штука. Но это работа, которую за нас никто не будет делать. Вот молодец. А вообще, ты отлично справляешься. Так держать, волонтер Ганс Майер. Я доволен тобой…

– Мой капитан, – ко мне подбежал Ла Марш, – вот список пленных британских офицеров. Среди них обнаружился некий Уинстон Черчилль, который представился корреспондентом «Морнинг Пост». Насколько я понимаю, буры за него объявляли награду. И сейчас требуют у нас его выдачи.

– Кто?.. – Я в буквальном смысле опешил. – Черчилль? Не может быть! Твою же мать!

– Что-то не так, мой капитан? – озадачился Ла Марш. – Прикажете отдать? Но они же его на месте расстреляют… Награда, за живого или мертвого, одинаковая.

– Подожди… – Я невольно задумался. Ну и как быть? Твою же соседку в задний привод… Это же, сука, Черчилль, та самая тварь, которая… Если его сейчас угробить, история точно станет с ног на голову. Да так, что прогнозировать события я даже не берусь. Делов-то: просто не вмешиваться – и буры сами все сделают. Но совсем не факт, что станет лучше… Твою же мать, эта задача точно не для сундука с КТОФа. То есть не для меня. Ну… решайся…

– Сделаем так… Сколько там за его голову назначено?

– Двадцать пять фунтов.

– Идем.

В итоге я спас будущего британского премьер-министра прямо из-под расстрела. Да, спас, отдав свои кровные денежки. Пока не знаю зачем, но, если что, я его сам упокою. И рука не дрогнет. А вообще, покупать Черчилля, за столь смехотворную для потомственного лорда сумму, – очень приятственно. Двадцать пять фунтов, и ни пенсом больше. Ха!

– Господин… э‑э‑э… – Уинстон был бледен как смерть, но держался в общем-то достойно.

– Можете меня называть просто Майкл. – Я смотрел на него и… даже не знаю, как сказать… тупо охреневал? Да, вот так грубо; но это определение как раз выражает мое состояние.

Уильям Леонард Спенсер Черчилль. Удивительно похож на свои фотографии в более зрелом возрасте. Породистая аристократическая морда, крепкая спортивная фигура, но уже с легкими следами полноты. Вот только сигары в пасти ему не хватает. Черт… как же это восхитительно – держать судьбу мира в своих руках. Восхитительно и… страшно.

– Вы англичанин? – удивился Черчилль. – Насколько я понимаю по акценту, австралиец? В любом случае, хочу выразить вам свою признательность.

– Пустяки, Уинстон. – Я проигнорировал вопрос о национальности, накапал в походную стопку коньяка и протянул ему. – Расслабьтесь. Вы уже в безопасности.

– Благодарю, – и британец ловко опрокинул в себя чарку. – Хороший коньяк.

– Неплохой, – согласился я с ним и намекнул: – Но армянский лучше.

– Какой? Не слышал… – удивился Черчилль.

– Гм… – осекся я. Так и прокалываются попаданцы. Действительно, какой «армянский»? До появления оного еще далеко. А подсядет на него господин Черчилль – еще позже. А вообще, скорее всего, это липа. Придется выкручиваться. – Это малоизвестная марка. Думаю, у вас еще будет возможность ее попробовать.

– Позвольте задать вам вопрос, Майкл… – осторожно поинтересовался британец. – Но для чего вы меня спасли? Выкуп? Моя семья может его предоставить. В разумных, конечно, пределах. Скажем… тысяча фунтов вас устроит?

– Нет, не выкуп. Поговорим об этом позже. Для начала объясните, как вы здесь оказались? Насколько мне известно, вы находились в Натале при генерале Буллере?

Аристократическая физиономия будущего первого лорда Британского Адмиралтейства изобразила явное недоумение:

– Но… как?..

– Уильям Леонард Спенсер Черчилль – надеюсь, вы понимаете, кто здесь задает вопросы? – не преминул я поставить бритта на место. С некоторым удовольствием. Ох, как же хочется дать ему леща… Но это уже будет скотством.

– Стечение обстоятельств, – нехотя ответил будущий премьер-министр Великобритании. – Я неделю назад и сам не думал. Глупое пари…

– Ну и хорошо. Ненадолго прервемся; прошу меня извинить, но служба зовет. И вынужден вас предупредить… если вы хотя бы даже задумаетесь об очередном побеге, то Уинстона Черчилля без раздумий повесят. Капрал Ла Марш – поместите этого джентльмена отдельно от остальных, под усиленную стражу.

Мне и в самом деле было не до него – того и гляди, бритты попытаются взять матч-реванш, вон уже из боевого охранения докладывают, что наблюдают некие телодвижения отдельных британских разъездов. И пленные эти… черт бы их побрал. Раненых до черта. Ну не бросать же их? Бросать… А почему бы и нет? Не так много у буров медикаментов, чтобы тратить на кого попало. Первую помощь оказали – и хватит. Пусть их свои лечат. Значит, решено…

– Симон, а ну сгоняй к Дейку и передай, что я приглашаю его к себе. Только живо, времени у нас совсем немного.

Бурский коммандант мою идею воспринял благожелательно. Ну и ладненько. А вообще я с этим уже пожилым мужичком, внешностью напоминающим почтальона Печкина, довольно хорошо сработался. Роберт Дейк изначально самоустранился от общего командования, ограничился своими бурами, среди которых пользовался непререкаемым авторитетом, и беспрекословно выполнял мои указания. А после вот этой виктории я приметил в его взгляде некоторое уважение, скажу даже больше – восхищение, которого раньше не было.

Пленные британские офицеры сидели в кучке, поглядывая на своих конвоиров с тоской. И со страхом. Хотя и не все…

– Встать.

Бритты нехотя поднялись и выстроились в кривую шеренгу.

– Я капитан Игл. Кто из вас считает себя джентльменом, поднимите правую руку.

В своих ожиданиях я не обманулся: офицеры, особенно не раздумывая, единогласно объявили себя оными. Англы, ядрена вошь. Ну что же…

– Я отпускаю ваших раненых. Скажу больше, я готов освободить десять офицеров и полсотни солдат для сопровождения пострадавших. Но с одним условием: офицеры дадут слово джентльмена, что не будут больше воевать с бурами. В таком случае вам вернут личное оружие и обеспечат транспортом. У вас пять минут. Решайте… – Мои последние слова сопроводила вспышка магния: фотограф исправно зафиксировал картинку для истории. Надо сказать, мистер Дулитл знает свое дело на славу – уже истратил почти все свои запасы фотопластинок. Ну что же, побалуем читателей европейских газет свеженькой фотохроникой боевых действий. Нет, все же эпические фотографии получатся! Буры отпускают британских офицеров и раненых под честное слово… Публика прослезится от умиления.

Желающих дать слово нашлось всего трое. Ну что же, я понимаю офицеров. Нарушить обещание – это значит покрыть себя позором среди своих; не нарушишь – можешь автоматически под суд загреметь за презрение воинского долга. Впрочем, мне все равно. Главное, я отделался от раненых.

– Шнитке, Ла Марш! Уходим… обоз в центр колонны. Живо, живо… – скомандовал я и чуть не упал – неожиданно стало дурно, отчаянно затошнило, в глазах поплыл кровавый туман. – Что за?..

– Это тебя, Ляксандрыч… – Степа мгновенно подхватил меня и помог присесть на валун. – Глушануло?

– А черт его знает… – Я отхлебнул воды из флаги, а остаток вылил себе на голову. – Вроде получше уже.

– Отлежаться бы тебе надо… – покачал головой парень.

– Потом… – Я подождал, пока пройдет головокружение, и встал. – Все потом.

Ну а как? Промедление сейчас смерти подобно. Некогда разлеживаться. Первый этап операции мы выполнили, в самую пору приступать ко второму. Эх… знать бы еще, как там дела у Де Вета разворачиваются…

Глава 24

Оранжевая Республика. Винтерс-Влей

9 марта 1900 года. 10:00

– …совсем чумной у нас гауптман. – Молодой вихрастый волонтер шумно отхлебнул из кружки и повторил: – Совсем чумной. Когда рвануло, я подумал – все, конец Железному Дрыну…

Я шагнул в сторону от отбрасываемых костром сполохов и прислушался. Это вот что он сейчас сказал?! Кто Железный Дрын? Я Железный Дрын? Да я его за это… запорю! Сто нарядов! На гауптвахту… Стоп… Что-то ты, Миха, совсем в держиморду стал превращаться. Участь такая у командиров. Еще ни в одной армии мира не было случая, чтобы подчиненные не прилепили погоняло отцу-командиру. Опять же, никакой насмешки в голосах этих оболтусов я не слышу, наоборот, даже некое восхищение. Ладно, с «железным» я согласен, но почему «дрын»?

– Ага, сейчас… – ухмыльнулся его собеседник, ефрейтор Шустер. – Кому это конец? Кишка тонка у бриттов угробить нашего командира. На то он и Железный Дрын… Ой!.. – Шустер, увидев меня, испуганно вскочил. – Герр гауптман.

– Отставить, Михаэль. – Я присел рядом с ними на бревно. – Плесните мне чайку. Ага… благодарю. А теперь извольте мне объяснить, почему – Железный Дрын? Тихо-тихо… все нормально. Вольно, я сказал! Но вот объяснить все же придется. Прям теряюсь в догадках.

– Ну… – запнулся ефрейтор.

Второй волонтер неожиданно прыснул в кулак и испуганно застыл, справедливо ожидая на свою голову неминуемые кары и пытки.

– Смелее, смелее… – подбодрил я их.

Шустер, увидев, что я не собираюсь метать гром и молнии, немного отошел лицом и, запинаясь, выговорил:

– Ну-у… это… поговаривают, что вы можете только на разминку отбарабанить пяток фрау.

– Гм… – Я чуть не подавился чаем. – Пять? И кто это поговаривает? Вернее, от кого пошло?

– Герр гауптман… – замялся Шустер. – Ну-у…

Получить вразумительный ответ я так и не успел: прибежал вестовой и сообщил, что прибыли Максимов и фон Бюлов, а с ними еще куча людей, в одном из которых он опознал президента Стейна, а в другом – президента Крюгера. Ага, намечается раздача слонов… или пиндюлин.

– Проводи их ко мне в палатку.

– Так они уже там, – развел руками Симон.

– Кто пустил? – рыкнул я для порядка. – Драть буду, не вынимая… – Я вдруг осекся и неожиданно сам для себя расхохотался. Ага… а еще возмущаюсь, почему меня Дрыном назвали. – Ладно, идем уже.

Президентов охранял отряд Йоханнесбургской конной полиции, те еще головорезы, полный аналог американских рейнджеров времен Дикого Запада, правда, в более безбашенном варианте. Самые подготовленные части у буров. Вот бы мне таких хотя бы сотен пять – сразу наглы почувствуют, что такое воевать без коммуникаций. Да кто ж таких отдаст?..

Дядюшка Пауль хозяйственно освоил мой стул и с интересом принюхивался к моей же сигаре, дорогущей и гаванской, между прочим. Колоритнейший старикан – скажу больше, настоящая легенда! Грузный, в старомодном сюртуке, с реденькой бороденкой, глаза хитрые и умные, морда простая – патриархальная, располагающая к себе. Так и хочется душу излить.

Президент Мартинус Стейн – ему полная противоположность. Тоже авторитет, но уже новой формации. В отличие от ветхозаветного мракобеса, дядюшки Пауля, не чурается новых прогрессивных идей, правда, опять же в их бурской транскрипции. Вот для чего вы ко мне заявились? Похвалить? Ну что же, я не против выражения похвалы в некоем финансовом эквиваленте. Ордена прошу не предлагать; впрочем, таковых в республиках и нет, от слова совсем. Не основывали за ненадобностью. Впрочем, зря, побрякушки в некоторой степени поднимают солдатский дух.

А если вы, господа президенты, прибыли меня нагнуть за бесчеловечные методы войны, так ни хрена у вас не получится. Мне абсолютно плевать. В таком случае воюйте сами: ветер в спину, флаг в руки и так далее. А я откланиваюсь, ибо не хочу заниматься бесполезным делом. Ну… давайте, рожайте.

– Капитан Игл… – четко откозырял я, по американской угребищной манере. Большего вы от меня не дождетесь.

– Капитан? – с вопросительными интонациями проскрипел Крюгер. – Молодой человек, насколько я понимаю, вы гражданин Свободного Оранжевого Государства и официально служите своей стране? Тогда какой «капитан»? Мартинус, у вас существует такое воинское звание, как капитан? Испокон веков нашими предками завещано… – Крюгер, похоже, приготовился прочитать нам что-то вроде проповеди.

– Фельдкорнет… ваше превосходительство… – тактично перебил его Стейн. – Герр Игл пока еще не в курсе. – Президент Свободного Оранжевого Государства, обращаясь к Крюгеру, говорил с уважительными интонациями, но все же в его голосе я уловил недовольные нотки. Типа, какого хрена, ты старый хрыч, читаешь моим людям нотации?..

– Совсем другое дело… – удовлетворенно буркнул Крюгер. – А теперь, фельдкорнет… кх… объясните, что вы там такого натворили? Прибыл парламентер с письмом от Робертса, в котором он верещит, как недорезанная свинья, что мы нарушаем правила войны. Плохо, очень плохо. Извольте объясниться. Мы приютили вас не для подобных безобразий. Общественное мнение, и опять же предки завещали нам быть.

Это меня вы приютили? Это я фельдкорнет? Ах ты, старый хрыч! Средневековый мракобес! В задницу!!! Я приготовился с ходу послать его куда подальше, но уловил умоляющий взгляд Максимова. Вот же…

– Возможно, фельдкорнет Игл был вынужден? – предположил Стейн и красноречиво на меня посмотрел.

«В зад, идите все в задницу!!!» – подумал я, но озвучил совсем другое: – Пехотная дивизия и две бригады кавалерии в численной составляющей представляют собой около семи с половиной – восьми тысяч солдат. Мы могли противопоставить этой группировке всего около пятисот бойцов. Предполагаемый итог боя – наше отступление. В любом случае. В результате которого генерал-лейтенант Таккер выходил на оперативный простор, а направление на Блумфонтейн оставалось открытым. В результате моих… гм… безобразий… наступление британцев сорвано, генерал-лейтенант Таккер покончил с собой, его группировка рассеяна, около полутора тысяч британцев убиты, девять сотен, в том числе сорок офицеров, взяты в плен. Мои потери, в общей сложности, около пятнадцати человек. Готов понести… гм… за оные безобразия… заслуженное наказание.

Я с презрением выплюнул последнее слово и уставился на Крюгера. Ну давай, старый хрыч, мне уже давно не терпится распрощаться с этой долбаной Африкой.

– Вчера генерал де Вет и генерал Фронеманн, при гораздо лучшем соотношении, были вынуждены отступить со значительными потерями… – глубокомысленно изрек президент Стейн.

Де Вет – длинный голенастый бородач, скромно стоявший в уголке, мрачно кивнул. Фронеманн – еще один бурский генерал, красноречиво смолчал, а де ла Рей – опять же очередной исторический персонаж, отчего-то злорадно ухмыльнулся.

Затем выступил фон Бюлов и очень доходчиво объяснил реальное положение дел, привел как пример соотношение численности противоборствующих войск и озвучил ближайшие перспективы – нерадостные, надо сказать.

Крюгер выслушал его с угрюмой мордой, а потом неожиданно встал и обнял меня с довольно недюжинной силой.

– А он мне нравится, господа! Нравится! – радостно гаркнул он. – Так держать, фельдкорнет! Мы сможем достойно оценить ваши заслуги.

– Уже ценим, – облегченно выдохнул Стейн.

Вот хрен его знает. Мне кажется или на самом деле президент Оранжевой Республики побаивается дядюшку Пауля? Или тут в чем-то другом дело? А может, просто пока зависит от него и ждет не дождется, чтобы скинуть эту опеку? Надо бы разобраться для лучшего понимания ситуации.

– Фельдкорнет Игл представил план новой операции… – тактично напомнил Максимов.

– Давайте рассмотрим, – охотно согласился Крюгер, – почему бы и нет.

– Прошу к карте, господа, – уже ожидая бурю негодования, я взял в руку указку. – Нет секрета в том, что Блумфонтейн кишит британскими шпионами, как дворовый пес блохами…

– Даже несмотря на то что фельдкорнет Игл, в бытность помощником военного коменданта, прошелся частой гребенкой по их сети, за что и был удостоен покушения… – опять сделал небольшое отступление Максимов.

– Мы в курсе… – буркнул Крюгер. – Продолжайте, минхер Игл…

– Так вот, Робертс прекрасно осведомлен о том, что мы устроили два укрепрайона на пути его вероятного наступления. И считает, что мы сконцентрируем свои войска вдоль этих рубежей. Осознать этот факт мы ему уже помогли, устроив демонстративное отступление всех наличных сил. Прогнозирую его решение занять Винтерс-Влей и, пользуясь этим пунктом как опорной базой, дождаться очередных подкреплений, дать отдохнуть тягловой силе и солдатам, а уже потом устроить решающее наступление. Винтерс-Влей он займет послезавтра, у нас там всего лишь легкое прикрытие, только для того чтобы обозначить сопротивление, после чего коммандо отступит. Мой план состоит в следующем. В тот же день, точнее – в ночь на следующий, будет совершен скрытный марш всеми нашими наличными силами, разделенными на три отряда, вот к этим рубежам. С которых, по сигналу, они под утро атакуют британцев с трех сторон. Подобные действия для Робертса будут полной неожиданностью и позволяют нам надеяться на успех.

– Нас мало, – высказался де ла Рей. – Очень мало. Это самоубийство.

– Согласен, – вежливо кивнул я ему. – Но это не все. Основной план заключается вот в чем…

После того как я закончил, в палатке поднялся дикий ор. Я даже был вынужден выйти и приказать своим бойцам с конными полицейскими отогнать любопытствующих на сотню метров.

– Люди! – рычал Крюгер. – Они разом лишатся своего имущества! И что скажут наши европейские союзники? Вы об этом подумали?

– Все патриоты уже покинули город, – спокойно парировал Стейн. – Мы принесем эти жертвы ради победы. И пора бы уже понять: союзников у нас нет. Сочувствующих много, да и то – на словах.

– Представляю, какой гам поднимут бритты… – хмыкнул Фронеманн.

– У нас есть возможность в некоторой степени нейтрализовать шумиху в прессе, – скромно напомнил о себе Максимов. – И вообще, это мелочи. Главное – победа.

– Поздно; ничего не получится, – буркнул де ла Рей. – Вот если бы…

– Мы провели уже подготовку, – отрапортовал фон Бюлов. – И сделали теоретические расчеты, дающие пятидесятипятипроцентный шанс на успех.

– Но кто решится на такое? Кто этот самоубийца? – вступил в разговор де Вет. – Вы представляете – пробраться в город, привести в действие ваши адские машины! Шансов выжить нет!..

– Это сделаю я…

Мгновенно в палатке наступила тишина, глаза всех присутствующих уставились на меня.

– Да, я и мои люди. Все уже готово. После того как… будет устроено очередное безобразие… – я не удержался, чтобы не уколоть Крюгера, – вы начнете атаку и, как сами понимаете, в данном случае шансы на успех у нас получаются гораздо большими. В любом другом варианте мы, конечно, проявим героизм, покроем себя славой, нанесем британцам большие потери, но итог все равно закономерен: война будет проиграна. Да… с учетом вот этого нашего предполагаемого успеха, уже подготовлены планы дальнейшей кампании, которая закончится взятием Кимберли и блокировкой проходов в Дракенсбергских горах. А также определенными мерами по препятствию подвоза британцами подкреплений морем. Решайтесь, господа. Другого такого шанса у нас не будет. – Закончив свою речь, я совсем как Наполеон скрестил руки на груди. Вот так. Знай наших.

– Господа, есть еще некоторые моменты, увеличивающие наши шансы на успех. Но их мы обсудим отдельным порядком… – добавил многозначительно Максимов.

– Да будет так… – тихо и скорбно сказал Крюгер. – Господь милостив к рабам своим. Дерзайте, а мы будем молиться за вас.

– Значит, решено! – торжественно подвел итог Стейн.

– В таком случае проведем штабные учения! – Фон Бюлов четким движением вставил в глаз монокль. – Господа, прошу к карте…

Все разошлись далеко за полночь, я уже приготовился немного отдохнуть, как вдруг в палатке появился молодой парень в строгом костюме. С идеальным пробором и бесстрастным умным лицом.

– Минхеер Игл, я Гуус ван Хепнеер, секретарь-референт президента Свободного Оранжевого Государства, его превосходительства Магнуса Стейна, – четко представился он. – Я выполняю поручение некой особы… – и парень протянул мне небольшой сверток.

– Интересно, чье же? – Я сорвал кокетливо завязанные ленточки и обнаружил… стопочку батистовых носовых платочков с искусно вышитой монограммой в уголочке. А также кисет и две пары шейных платков. И запах… все благоухало дамскими духами… Мм… сирень? Монограмма… «М» и «И»? Майкл Игл? Да ну, на фиг? Грета? А вот и письмецо…

– «…С вами Бог и я, мой герой… – прочитал я на маленьком листочке. – Ваша Гретхен… – а снизу была еще приписка: – Колбасу готовила маменька лично для вас. А я помогала».

– А также примите вот это… – секретарь внес в палатку две увесистых корзины. – Будет ответ?

– Гм… – невольно задумался я. Колбаса и носовые платки от президентши и ее дочурки?.. Однозначно достойны ответа. – Прошу вас подождать, минхер Гуус. Ответ будет.

«Милая… – гм… – Милая Гретхен, когда пули свистят над головой, а солдатские башмаки захватчиков топчут нашу землю… расплавленный свинец льется… – м‑дя… – Ваше письмо греет мне… сердце стучит, а душа алкает… – Твою же мать, что за хрень я пишу? Так… – Большая признательность матушке, колбаса просто божественная. Ваш Михаэль… – Тьфу ты…»

Я вышел на улицу, вырвал первый попавший цветочек, отряхнул от пыли, запаковал его в конверт и вручил секретарю. Который, получив оное, мгновенно скрылся в ночи. Уф… вроде справился… Ну, что там за колбаса?

– Держи, Наумыч… – я переломил колечко и вручил половину Степе. – Отведаем гостинцев. И налей нам по песярику. Что-то я подустал…

– Бабы? – поинтересовался парень и, набулькав в стопочки коньяку, с хрустом впился в колбасу. – А ничо так…

– Бабы, Наумыч. Бабы… – Я опрокинул в себя чарку и осторожно куснул обалденно пахнущий чесноком гостинец. Действительно, «а ничо так». Ты глянь, президентша, а в колбасе разбирается… – Ну что ты там?

– Отправил… – с набитым ртом прошамкал Степа. – Отбыли уже. Веник пообещал с того фрукта глаз не спускать. Скубент, етить его в душу…

Ага… Это я сплавил в Блумфонтейн Черчилля и Вениамина. Уинстона, предварительно забрав честное слово, к себе домой, правда, под строжайший надзор полиции, а Вениамина – налаживать промышленное производство его изобретений. Поистратились мы, надо срочно пополняться. А заодно с ними ушло отделение легко подраненных добровольцев для присмотра по пути, а потом – для охраны поместья. Мало ли что… Твою мать, Ранненкапфу написал, а про Лизхен и Франсин забыл! Етить твою в дышло. Но ничего, будет время – вырвусь, засвидетельствую почтение лично. Интересно, они там друг друга еще не передушили? Вроде не должны, Карл Густавович обещал постоянно держать девиц на успокоительном…

– Ну чо, вздрогнем… – Наумыч разлил по очередной.

– Давай еще по одной – и баиньки. Завтра на войну…

– А куда ж мы денемся-то? – философски заметил Степа и многозначительно поболтал остатками коньяка в бутылке.

– Так ото ж… – Я неожиданно понял, что Стейн не может не знать о посылке своей дочурки. Так это что же получается?..

Глава 25

Оранжевая Республика. Винтерс-Влей

11 марта 1900 года. 10:00

В окошко было отлично видно, как в город стройными колоннами входили английские войска. И их встречали. Цветами и пением «Боже, храни королеву»…

– Черт… – я с досады пристукнул кулаком по подоконнику, – откуда же вас столько понабралось?

Нехорошо может получиться. Очень нехорошо. Шесть фугасов по тонне динамита и еще кое-какие «мелочи» сотворят из этого городка маленькую Хиросиму. Конечно, без прелестей радиации, но все равно разрушения будут в общем-то сопоставимые. Городишки-то самого́, считай, кот наплакал. А так все хорошо начиналось… Местные религиозные деятели сработали на отлично, толкнули пару проповедей и повели за собой народ, как тот знаменитый дудочник – крыс. Это даже не смотрелось эвакуацией – секретность нашей миссии вполне удалось соблюсти – тем более что мы работали по ночам. Бургомистрат, школа, склад возле гостиницы – в которую, как я надеюсь, заселится британский офицерский состав, – и два ангара на окраине. Обычные часовые мины, правда, будильники для них пришлось искать по всему Блумфонтейну – пока редкий для этого времени агрегат. И гребаные Вольтовы столбы в качестве источников питания.

Точное время входа войск в город спрогнозировать, естественно, не удалось – клятый коммандо, оставленный в Винтерс-Влей для отвода глаз бриттам, сопротивлялся всерьез и неожиданно отсрочил занятие города почти на пять часов, поэтому теперь придется переставлять таймер вручную на каждом фугасе. Тьфу ты: какие, на хрен, таймеры… все никак не могу до конца привыкнуть. Стрелки! Стрелки часов, которые выставлять будем я и Наумыч; вернее, только я, а Степа будет прикрывать. Сложно, конечно, но вполне выполнимо – скрытый доступ к минам есть. Но не это главное сейчас. Клятые ойтландеры. Кто такие? Так буры называют чужаков. Не буров. В своем большинстве – англоязычных переселенцев в Южную Африку. Формально именно из‑за них бритты заварили эту кашу. Их до хрена в республиках, как бы не треть от численного состава белого населения. Буры устроили им поражение в правах, то есть лишили избирательного права, справедливо опасаясь, что с помощью вот этих самых персонажей вполне законно утратят самостоятельность и станут очередной колонией Великобритании. И были правы. Ойтландеры являются настоящей пятой колонной, истово ожидающей пришествия британских войск как манны небесной. Но об этом долго рассказывать, ограничусь лишь тем, что буры в подавляющем числе покинули город, а ойтландеры вот сейчас встречают цветочками англов.

М‑да… Жилые кварталы – на окраине, но… но все равно и им достанется… Можно даже попробовать спрогнозировать погоняло, которым меня наградят после этой операции. Мясник Винтерс-Влея? Кровавый Майкл? Палач мирного населения? Вот же зараза!!! Но отыгрывать назад уже поздно.

Прикрытие, конечно, есть, сразу же после… гм… теракта, в европейской прессе появится предсмертное коллективное письмо неких бурских патриотов, которые в нем признаются в намерении совершить самоподрыв вместе с кровавыми захватчиками. Пожертвовать, так сказать, жизнями, аки Самсон во имя освобождения от филистимлян. Должно сработать, но все же исключать утечку информации о личности истинного виновника фестиваля не стоит. Разведка у бриттов работает преотлично…

– Уроды… – сообщил я немытому оконному стеклу.

– Вот скажи мне, Ляксандрыч, а какого лешего тебе это надо? – вдруг поинтересовался у меня Степа. Он сидел в продавленном кресле и протирал ветошкой револьвер.

– А тебе? – ответил я вопросом на вопрос.

– А мне и не надо… – покачал головой парень. – Я здесь случаем.

– И я здесь случаем, Наумыч. Вот ввязался, на свою голову, а теперь бросить не могу. Знаешь, как бывает… – Я не договорил, потому что опять запутался в своих мотивах. Не скажешь же, что из‑за любви к искусству? То-то и оно.

– Знаю, – неожиданно согласился Степа. – Когда начнем, Ляксандрыч?

– Как стемнеет, так и займемся. – Я отпил воды из фляги и опять вернулся к окну. – Можешь вздремнуть. Потом сменишь меня.

– И то верно… – Наумыч спокойно откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Вот же нервная система у человека! Я так не могу.

Тем временем войска входили в город непрерывным потоком. Да сколько же их. И это не все, большинство будет квартировать в окрестностях.

Мы находились на чердаке непонятной двухэтажной конторы, расположенной прямо напротив обиталища местного бургомистра. Довольно безопасное место, учитывая, что дом давно уже заброшен, а чердак намертво заколочен. Вряд ли кто догадается сюда полезть. А если и догадаются, то больших трудов уйти нам не составит – путей отступления хватает. По крышам за милую душу уйдем.

Итак, шестнадцать ноль-ноль, до темноты остается всего пять часов. Примерно к полуночи фельдмаршал Робертс и лорд Китченер – начальник штаба британских войск, должны уже угомониться и отойти ко сну. Очень хочется надеяться, что они будут квартировать в бургомистрате: там как раз есть подходящие помещения – с окнами в нужную нам сторону.

Я пристроил винтовку на подоконник и поймал в оптику окно на втором этаже бургомистрата. Ого… уже шерстят какие-то типы. Квартирьеры? Впрочем, какая разница, скоро от этого здания останется всего лишь кучка обгорелого мусора. И не только… Черт…

Да, я все понимаю: многие усмотрят в моих действиях чуть ли не терроризм, но позвольте задать вопрос: а кто звал англичан сюда? И с какой стати вполне независимые республики должны стать колониями Великобритании? Хорошенькое соотношение для войны получается: две крошечные страны и громадная империя. И что вы предлагаете: схлестнуться в честном бою и конечно же геройски погибнуть? Как благородно! И глупо. Короче, будет гореть земля под бриттами, и не только земля. Кстати, что там у них?

Степа мерно похрапывал, а я таращился в бинокль на события, происходившие на главной площади. Измученные маршем солдаты располагались прямо на улицах. Офицеры, отдав распоряжения, искали себе пристанище попрестижнее и стягивались к единственной в городе гостинице. Там как раз и ресторанчик имеется. Это же просто замечательно! Идите джентльмены, вперед, праздновать. Лишенные управления, деморализованные части станут для буров очень лакомым кусочком. Стоп, что за хрень…

– Наумыч, подъем. – Я увидел, как небольшая группа британцев направилась прямо к нашему дому. – К нам гости.

Степан, как будто и не спав, мягко вскочил на ноги:

– Будем уходить?

– Пока ждем. – Я осторожно подошел к люку и прислушался. Неужели за нами? Вроде не наследили.

Донесся треск, входную дверь активно ломали. Потом послышались скрип половиц и приглушенные голоса.

– Грязные свиньи. – пробасил кто-то. – Пыль, чертова пыль; как они жили здесь в такой грязище?

– Уини, дурашка, дом не жилой, – ответили ему со смешком. – Гони сюда своих, надо быстро вычистить здесь все, а то господин полковник устроит тебе… – Голос стал удаляться и я так и не расслышал, что устроит полковник «дурашке» Уини.

– Стойте! Аллен, Уини: здесь кто-то ходил… – вдруг воскликнул еще один визитер. – Видите, следы…

– Ричи, ты придурок! Это наши следы, дверь была заперта, – сразу наорали на излишне бдительного британца. – Живо за метлами – и чтобы через час здесь все блестело. Полковник ждать не будет. Да… и распорядись притащить сюда его походную кровать.

Ричи досадливо выругался и забурчал себе под нос:

– Сволочь… нет чтобы остановиться в гостинице, так подавай ему отдельные апартаменты.

Я облегченно перевел дыхание. Вроде пронесло, обычные квартирьеры. Интересно, какого полковника они здесь устраивают? Жаль… очень жаль, что нет возможности его прихватить с собой. Хотя на хрена он нужен? Лишняя обуза. У меня с собой есть сумка с динамитными шашками и запасной часовой взрыватель. Будем отбывать – устроим полковнику маленький сюрприз.

Опять потянулось время, внизу ударными темпами наводили порядок, при этом на разный манер костеря командование и клятых буров, никак не хотевших сдаваться. А мы сидели как на иголках: вдруг кому-нибудь придет в голову заглянуть наверх? Но, к счастью, не пришло, хотя предложение поискать мебель на чердаке высказывалось. Тьфу ты, пришлось вылезти на крышу и торчать полчаса на раскаленной кровле. Долбаные уроды.

Наконец стемнело. Я осторожненько установил мину на четыре часа утра, а потом мы по крыше перебрались на следующий дом и слезли по пожарной лестнице. Ну… с богом…

Первым делом бургомистрат, затем склад возле гостиницы, школа и парочка ангаров. Все объекты расположены по кругу, на небольшом удалении друг от друга. Отдельным порядком идет неработающая водонапорная башня, расположенная немного в сторонке. Это, так сказать, на закуску. Особую закуску – дело в том, что мы закачали в нее десяток тонн керосина и сыпанули внутрь бочку сгустителя. Красиво будет.

К обиталищу бургомистра добрались без происшествий, по подворьям. Бритты установили охрану только с парадного входа здания, совершенно не озаботившись задним двором. А зря. Впрочем, они не виноваты, время еще не пришло, диверсанты в настоящем понимании этого слова пока отсутствуют как класс, соответственно, противодиверсионными мероприятиями никто особенно не заморачивается. К нашему счастью – иначе так веселиться нам бы никто не позволил.

Степа притаился в кустах, а я поднялся по пожарной лестнице на чердак. Так… готово… Гребаная машинерия: того и гляди, сам взлетишь на воздух. Выглянул вниз и принялся спускаться. Стоп!.. Твою же душу, какого их сюда принесло?

– Гарри, сукин ты сын! Ко мне, я сказал… – зло пробасила массивная широкая фигура.

– Господин сержант, не надо… – жалобно пролепетал ломающийся голосок. – Ну пожалуйста…

– Поттер, сучонок, это тебе не Хогвардс…

Да ну, на хрен? Клятые содомиты!!! Я, как обезьяна, торчу на лестнице, а эти, млять… Пострелять, что ли, извращенцев? М‑дя… а я был лучшего мнения о нравственности девятнадцатого века. Вот и подтверждение обратному.

Висеть пришлось долго, но наконец извращенцы угомонились, и мы благополучно убрались к следующему объекту. Потом пришлось около часа валяться в придорожной канаве, пережидая, пока пройдет вновь прибывшая часть. Но к двум часам ночи справились со всеми фугасами, кроме установленного на водокачке.

Все просто. Открыть дверь, подняться по винтовой лестнице наверх. Отсоединить питание, выставить время, подсоединяем обратно…

Так, все, теперь назад. Я вытер холодный пот с лица и стал спускаться вниз. Убираться надо отсюда, как можно дальше. Иначе…

– Руки вверх!!! – Мне в грудь ткнулось дуло карабина. – Сержант, я тут местного поймал.

Твою же мать!!! Трое… патруль, наверное. Ну и…

– Кто такой? Что здесь делаешь? – Сержант поднял керосиновый фонарь повыше.

– Господин сержант… меня послали… мистер Смит послал… – затараторил я. – Вода пропала, вот и послали…

– Какая вода? Что ты несешь, бурская свинья? – опешил британец. – Рядовой Милтон, обыщи его. Это точно шпион.

– Какой шпион?! Я свой, из Манчестера! Сейчас документы покажу… – испуганно завопил я и сместился в сторону, заметив, как за спинами патрульных из кустов возник Наумыч.

– На месте!!! – рыкнул сержант, потянул из кобуры револьвер, но, не успев его выхватить, с хрипением осел на землю: Степан вогнал ему под лопатку кинжал.

Сухой треск нагана – еще один патрульный опрокинулся на спину, но одновременно со вторым моим выстрелом бабахнула винтовка – третий бритт перед смертью все же успел нажать на спусковой крючок.

– Вот лярва!.. – прошипел Степан, схватившись за бедро.

– Ты как? Надо уходить… – Не дожидаясь ответа, я подхватил его под руку и потащил в сторону от раздавшихся совсем неподалеку криков и команд.

– Погодь… – Степа отстранился и быстро перехватил ногу повыше раны шнурком от револьвера. – Вроде только царапнуло. Все… идем. – Парень, немного прихрамывая, нырнул в темноту.

Мы проскочили через улицу, нырнули в лабиринт домов и сразу были вынуждены залечь в небольшом палисаднике. Вокруг поднялся неимоверный переполох, бежать оказалось некуда. Мля… вот это вляпались. В городе такое количество войск, что скрыться по-тихому практически нереально. Вот если бы… да откуда же у меня возьмется группа прикрытия… Черт, черт, черт! Думай, Миха, думай…

– Сюда, они сюда побежали!!! – Мимо нас протопали ботинки нескольких солдат. – Их пятеро… нет, с десяток…

– Фонари! Фонари тащите… – азартно надрывался чей-то грубый бас. – Дженкинс, бери свое отделение и перекройте соседнюю улицу. Браун, прочешите следующую.

Ну и? Задачка, однако. Зачитываю условия: до ближайшего фугаса – две сотни метров, до башни с керосином – чуть меньше сотни, вокруг не менее десяти тысяч вражеских солдат с просто критической плотностью на квадратный десяток метров, а времени до взрыва осталось всего полтора часа. Смогут ли при таких условиях добраться до заранее подготовленного укрытия два среднестатистических человеческих организма? Ответ очевиден: конечно нет, разве что…

Я жестом обозначил Степану направление движения, перекатился к стене дома и осторожно пополз по его периметру. Подвал, нас спасет любой ближайший подвал… Зараза, да где же ты? Твою же…

Неожиданно предо мной полоснул луч света и кто-то заорал:

– Смотрите по палисадникам, они, наверное, залегли!!!

– Вот же сука… – Я рывком откатился в сторону и быстро перескочил за угол дома. Степан как привязанный следовал за мной. Он все больше хромал, но темп движения пока сохранял.

Зараза… Я планировал пересидеть взрывы в подвале небольшого особняка на окраине города, а потом воспользоваться суматохой и выбраться к своим, чтобы возглавить отряд во время штурма. Глаз да глаз за ними нужен – ну не готовы пока волонтеры города штурмом брать. А вот же, того и гляди, сам в пепел превратишься. Не-ет… не хочу, у меня еще планов громадье. Может, в этом домике устроиться? Вроде каменный и крыша – из металлических листов…

– За мной. – Я выскочил из укрытия, с разгону выбил дверь в дом, влетел внутрь, и сразу же за спиной стегануло несколько выстрелов. Спалили нас, сволочи. Но ничего, побарахтаемся: гранат здесь еще не придумали…

Степан выставил в дверной проем маузер и несколько раз выстрелил. На улице кто-то болезненно взвыл, раздались команды, затем грянул нестройный залп. И еще один, а потом еще.

Ровно никакого ущерба эта пальба нам не нанесла, но все равно впечатления препакостные. Визг рикошетов, пыль… Да черт возьми, должен же здесь быть подвал!!! Что-то мне кажется, сейчас последует…

– Наумыч, твои окна, моя дверь!

Очередная команда, поданная с отчетливым австралийским акцентом, залп – а затем в проеме двери и в окнах возникло сразу несколько фигур, но, не успев вскинуть карабины, исчезли из поля зрения. Попал! Да и Наумыч не промахнулся. Что? Твою же кобылу!!! Они лезут на второй этаж! Вот же уроды…

Я отполз к лестнице и двинул ногой небольшую дверцу под ней. Есть! Ступеньки ведут вниз!

Неожиданно пальба утихла, и чей-то уверенный голос громко предложил нам:

– Господа, предлагаю вам сложить оружие, в противном случае я отдам приказ поджечь дом. Обещаю отношение как к военнопленным и справедливый суд!

Суд, говоришь? Ну-ну… знаем ваши суды. Могут и к дулу пушки привязать, а потом из нее выстрелить. Послать их, что ли?..

Я подождал, пока Наумыч сползет вниз, и заорал с трагическим надрывом:

– Господин офицер, господин офицер, я Брайан Хотч, третья рота гайлендеров, они меня удерживают в заложниках! Здесь еще Майкл О’Хара, он ранен. Они обещают нас убить…

– Держись, солдат!.. – уверенно прорычал британец. – Негодяи, отпустите заложников!!!

Что он там дальше предлагал, я не стал слушать. Глянул на часы – и быстренько сбежал в подвал. Ну: десять, девять, восемь…

А ровно через семь секунд наступил ад. Мне даже показалось, что я на некоторое время потерял сознание. Оглох – точно… хотя нет, вроде слышу…

Спихнул с себя какую-то полку, сорванную со стены взрывом, и встал на колени. Млять, вот это долбануло! Надо срочно глянуть, не завалило ли нас. На ощупь взобрался по лестнице, толкнул дверцу… зараза… нет, вроде не завалило. Осторожно выглянул и ничего не увидел: все вокруг заполняла плотная взвесь пыли и дыма. Осаждавших нас бриттов тоже не было слышно… нет… кто-то надрывно стонет… и еще один.

– Ого… – Я наконец разглядел, что одну из наружных стен дома… просто вбило внутрь. Твою же душу! Могло и похоронить наши бренные тушки заживо. Так, снаружи нам пока делать нечего, запросто задохнемся в пыли и дыму. Чуть позже, а пока…

– Наумыч, жив? К‑х… твою же…

– Пресвятая Богородице, спаси нас! Святый Архистратиже Михаиле, споборствуй нам! Святый Ангеле хранителю, не отступи от мене! Вси святии, молите Бога о нас!.. – доносился приглушенный голос Степана откуда-то из угла.

– Значит, жив.

– Ну его кобыле в трещину, эти твои… твои… – Степан так и не подобрал слово и вместо него еще раз выругался. – Чуть же не угробил, Ляксандрыч, ястри тя…

– Ну не угробил же. – Я нащупал на поясе флягу и, плеснув на руки воды, протер лицо. – А так – да… долбануло знатно…

– Етить… – ответил Степан очередным ругательством.

– Ага. – Я присел и оперся о стену. Ну что, вроде все сработало как надо. Как? Пока могу только гадать. Похоже, центр города полностью сметен с лица земли, а он как раз был просто перенасыщен британскими войсками. Водонапорная башня тоже, кажется, рванула, что означает множественные пожары и «веселенькую», деморализующую картинку для бриттов. Очень деморализующую. Вы видели когда-нибудь, как взрывается всего одна бочка керосина? А в нашем случае бабахнуло порядка десяти тонн. Извержение Везувия детским лепетом покажется. Тем более британцы разом лишились управления вследствие гибели большого числа офицеров. Не всех, конечно, но все же. Теперь дело за бурами. Только бы не подкачали. Самому помолиться, что ли?

Почти сразу после взрывов началась артиллерийская канонада, а чуть позже стал доноситься треск ружейных залпов. Ну что же, пока все идет по плану. Похоже, и нам пора…

– Выходим.

– Выходим, етить… – печально согласился Степа, не переставая костерить всех подряд. Меня в том числе.

Я пристроился возле оконного проема и всерьез озадачился. Итак, что делать? Наверху стоит плотная завеса пыли и гари – город активно горит, а где-то ближе к центру бухают взрывы – очевидно, рванул склад боеприпасов. По улицам носятся сбесившиеся лошадки, давя таких же ошалевших бриттов. Как говаривал мой командир: полный разброд и шатание, мать вашу. Какое-то подобие боя наблюдается, вернее – слышится, только на окраинах. С западной и южной стороны довольно сильно: похоже, бритты смогли организоваться. Мой отряд должен был наступать с востока вместе с остальными добровольцами и йоханнесбургскими конными полицейскими. Но в той стороне особой активности не слышно. Почему? Черт… так и задохнуться недолго.

– Надо морду замотать. Задохнемся, мля. – как будто почувствовав мои мысли, буркнул Наумыч и натянул на лицо шейный платок.

– Надо… – Я никак не мог сообразить, что же нам делать. Выдвигаться навстречу к своим? Опасно, в воздухе то и дело слышны хлопки, это наши пушкари наобум отрабатывают шрапнелью. По плану, мы должны ждать своих возле недостроенного жилого дома на восточной окраине. Однако до него метров триста. Значит? Значит, сидим на попе ровно. Пока…

– Давай, давай… – Из переулка выскочили несколько британских солдат, толкая перед собой пулемет на большом полевом лафете. Ими командовал какой-то офицер в изорванном и с пропалинами мундире.

Бритты ничего не придумали лучше, как выбрать себе позицию совсем неподалеку от нас. И сразу же открыли огонь по пока невидимым нам бурам. Длинными очередями, почти взахлеб. Вот же суки.

– Работаем: ты отсюда, а я… – показал Степану рукой направление и, пользуясь налетевшим облачком дыма, перебежал улицу. Залег, изготовился к стрельбе. Мушка маузера заплясала на обтянутой грязным мундиром спине. Так, расчет – четверо, прикрывают их – пять или шесть. Вроде больше никого не видно. Нормально…

Сухо треснул выстрел, офицер лицом вниз повалился на землю.

Еще выстрел – и первый номер пулеметного расчета всем телом навалился на казенник.

Маузер дернулся третий раз – солдат, тащивший коробки с патронами, распластался на битых кирпичах.

Хлестнул выстрел Степана, угомонив очередного супостата. Еще один… Черт… спохватились. Бритты стали недоуменно оглядываться, но как нельзя кстати их затянуло облаком дыма, принесенного порывом ветра. Я подождал, пока оно рассеется, и аккуратно застрелил еще двоих. Англы поступили вполне прогнозированно – прыснули в стороны и попрятались в развалинах. А вот и подмога нам подоспела…

На улице появились фигурки буров, коряво пытающихся наступать перебежками… Буры – и перебежками?.. Да это же мои архаровцы!

– Да кто так наступает, недоумки?! – с чувством заорал я им и сразу спрятался за стену. Мало ли…

И вовремя, потому что сразу же по кирпичам защелкали пули. Вот же уроды!!!

– По капитану своему стрелять?! Порву скотов!!!

– Капитан?!

– Железный Дрын?! Ура‑а‑а!!!

– А кто еще, мать вашу?! Прекратить огонь, по мне прекратить, сволочи…

Глава 26

Оранжевая Республика. Винтерс-Влей

12 марта 1900 года. 19:00

Ну вот… сижу на походном стульчике, тетешкаю в руках кружку с коньяком и обозреваю окрестности грозным взглядом. Степку заштопали, теперь спит парень, влупив добрый стакан спирта в дезинфицирующих целях. Минимум на две недели выпал из строя Наумыч. Плохо, очень плохо…

А я целый, ни царапины. Но дрожат рученьки-то, да и ноженьки того… не держат. Бой только что закончился, вот и ловлю отходняк, сиречь последствия адреналинового всплеска. Получилось, у нас все получилось.

Если вкратце, то группировка британских войск под командованием фельдмаршала Робертса к вечеру двенадцатого марта тысяча девятисотого года прекратила свое существование. Впрочем, как и сам фельдмаршал вместе со своим начальником штаба лордом Китченером и всеми офицерами высшего и среднего звена. Не все, конечно, пошло как надо, но в целом операцию можно назвать успешной. Это если вкратце, а если подробно…

– Нашли… – Возле меня появились мой вестовой Симон и долговязый ободранный британец, бережно державший в руках сверток из какой-то портьеры. Лицо Симона отсвечивало кардинально-зеленым цветом, а на пиджачке просматривались следы рвоты. По худой морде бритта катились слезы, оставляя грязные следы на впалых щеках.

– Показывайте.

– Как прикажете, сэр. – Бритт всхлипнул и развернул портьеру. Симон немедленно согнулся в жесточайшем приступе рвоты.

– Так вот ты какой, северный олень. – Я с любопытством уставился на почти целую человеческую голову с удивительно спокойным лицом. Создавалось впечатление, что фельдмаршал Робертс совсем не удивился, когда ему оторвало башку. Что-то мне его жалко. Даже не знаю почему. К тому же, если считать по большому счету, то он мне и не враг. Фредерик Слей Робертс, 1‑й граф Кандагарский, один из самых величайших военачальников Британии времен Викторианской эпохи, сиречь правления королевы Вики. Как только затихли последние выстрелы, я сразу отправил команду разбирать завалы на месте бургомистрата, в некоторой надежде, что Робертс останется живым. Хотя сам прекрасно понимал, что подобное невозможно.

– Это не олень!.. – возмутился Симон, вытирая грязным платком губы. – Это всамделишный Робертс, вошь его задери. Ой… вернее – его голова. Остальное – в кашу… Бе‑э-э… – Парень опять извергнул содержимое своего желудка на свои же сапоги.

– Его превосходительство фельдмаршал Робертс… – печально подтвердил бритт – при жизни фельдмаршала его денщик. И бережно поправил на голове своего хозяина всклокоченные обгорелые волосы. – А это… – он достал из холщовой сумки обрубок ноги в полосатом вязаном носке, – это его превосходительство лорд Китченер. Подтверждаю, его носки… Господа лорды как раз собрались выкурить по утренней трубке, а тут… Все что осталось…

М‑да, а от Горацио Герберта Китченера осталась одна нога. Что тут скажешь, очень достойный конец для основоположника концентрационных лагерей. Да, именно он был идейным вдохновителем такого начинания. Упокоился на шестнадцать лет раньше срока, ублюдок. Кстати, в реальной истории его тоже подорвали, только вместе с крейсером «Хемпшир». Поговаривали, что к данному событию приложила свою изящную ручку императрица Александра Федоровна, проговорившись о визите бритта в Россию своему кузену Вилли, то есть кайзеру Вильгельму. Но данные сведения уже не актуальны. М‑да, и натворил я делов… Да ладно, снявши голову, по волосам не плачут. Будем разбираться, тут главное – темп не потерять.

– Спасибо, Ричард, – поблагодарил я денщика. – А как ты сам остался живым?

– Вышел по нужде… – в очередной раз всхлипнул британец и неожиданно повалился на колени. – Ваше превосходительство, явите милость…

– Говори.

– Дозвольте отвезти останки хозяина на родину. Молю вас… – тихонечко прошептал солдат и умоляюще уставился на меня.

Даже не знаю, что сказать. Думал, слуги выказывают такую верность только в старых книжках. А тут… да пусть себе везет. Не жалко.

– Симон, хватит рыдать. Хватит, говорю. Зови нашего фотографа, журналистов, а потом обеспечь Ричарду нормального коня, повозку, дай винтовку с патронами… и это… спирта побольше… ну-у… заспиртовать голову. Все, мухой улетел. Стой, возьмешь из отрядной кассы двадцать фунтов. Да, на дорогу. Скажешь – от меня, за верную службу.

Денщик дал правильное интервью, процесс запечатлели во всех ракурсах… Меня – со спины, конечно. Тема репортажа: бурский командир милостиво отправляет останки врага на родину за свой счет. Про то, что от врага осталась одна голова – конечно, ни слова. Бла‑а-агородно, тьфу ты…

Я немного поколебался и все-таки отхлебнул коньяка. Башка трещит ужасно: может, пройдет? Не… не прошло. Черт, какого хрена такое настроение поганое? Вроде радоваться надо: победа и все такое. Ан нет, грызет что-то со страшной силой. Вот только что? Боюсь дальнейшего развития событий? Да просто потому, что не в силах их предугадать, эти самые события. Даже в Южной Африке, не говоря уже о мировом масштабе. Ну сами посудите: Черчилль, потенциальный лидер, в последующем определяющий очень многое в реальной истории, сидит у меня дома. От Робертса, во многом благодаря которому бритты выиграли эту войну, осталась она голова… Да пошло оно все к черту, потом будем разбираться.

Так, о чем это я размышлял? Ах да, операция с нашей стороны была проведена из рук вон безобразно. Отряды начали атаку не одновременно, что позволило в некоторой степени организоваться англам и привело к довольно значительным потерям с нашей стороны; конечно, несоотносимым с британскими, но и восемь сотен бойцов для республик – более чем чувствительно. Кстати, уличных боев практически не было, а иначе мы бы так легко не отделались. Мой отряд потерял убитыми восемнадцать человек и всего шесть – ранеными. Да, вот такое причудливое соотношение, буду еще разбираться, почему так получилось. Потери бриттов? Центр города превратился в груды битого кирпича, перемешанного с разорванными в клочки трупами, так что точно сказать не могу, ориентировочно они потеряли около семи тысяч человек только убитыми. Да, пленных примерно столько же, а может, чуть больше – пока еще подсчитывают. Часть английских войск умудрилась прорваться где-то около кавалерийской дивизии. Трофеи?..

– Марко, что там с трофеями?

– Один момент, герр капитан. – Интендант прищурился, подчеркнул что-то на листе бумаги и начал декламировать: – Если в общем, то двадцать четыре орудия разных калибров в исправном состоянии и около двадцати тысяч снарядов разного типа к ним. Одиннадцать трехдюймовок, на новых лафетах…

Я его слушал вполуха и думал о своем. Трофеи трофеями, но они для нас сейчас почти бесполезны. Обученных артиллерийских расчетов – кот наплакал, а времени учить нет. Совсем нет. Но это не значит, что учить не надо. Следует организовать двухнедельные курсы – и вперед, доучиваться будут уже в бою.

– Что с пулеметами?

– Три «пом-пома», шесть пулеметов системы Максима-Виккерса, с водяным охлаждением, на легких лафетах…

– Два «максима» отожми нам, и патронов побольше. К «пом-пому» – тоже. Давай, прямо сейчас…

– Вот вы где, Михаил Александрович! – ко мне подошел Максимов. – А я вас ищу.

– Зачем?.. – неожиданно буркнул я. Надеюсь, получилось не очень грубо. Да что же у меня с настроением?

– В смысле?.. – слегка опешил подполковник.

– Зачем вы меня ищете, Евгений Яковлевич? – заставил я себя улыбнуться. Улыбка, скорее всего, получилась вымученной. Ну и пусть.

– Устали? – Максимов подвинул стул и сел рядом со мной. – Я понимаю. А вообще, я хотел поговорить.

– Не против.

– Вы оправдали наши надежды, Михаил Александрович, – спокойно сказал офицер.

– Я рад. Выпьете? Нет? Ну тогда я сам.

– Через два часа будет совещание, – осторожно предупредил подполковник, – с присутствием президентов. Вы должны будете озвучить предложения по Кимберли. Так что…

– Фон Бюлов озвучит. Он в курсе. Да и вы тоже. Хотя у него лучше получится.

– А давайте выпьем… – неожиданно согласился Максимов и набулькал в кружку из стоящей на столике бутылки. – За вас, Михаил.

– Не надо за меня. Лучше помянем людей. Вы убивали когда-нибудь людей тысячами, Евгений Яковлевич? Фактически ни за что? Знаете, пренеприятнейшее чувство потом образуется. – Я замолчал, наконец поняв, что меня мучает. Да, крови на моих руках хватает, но вот так… это, кажется, уже слишком.

– Нет, не убивал, – отрицательно качнул головой Максимов. – Но думаю, наверное, вам должно быть… – Подполковник запнулся. – Даже не знаю, что сказать…

– Не надо ничего говорить. Нормально, все нормально.

– Очень хочется надеяться, что эта война будет последней на долгое время.

– И не надейтесь.

Подполковник молча выпил и вопросительно посмотрел на меня.

– Все еще впереди. Через полтора десятка лет начнется такое, что нынешние сражения покажутся миру детским развлечением. – Я заметил, что Максимов очень серьезно воспринимает мои слова, и на всякий случай добавил: – Это я кликушествую, Максим Яковлевич, не обращайте внимания. Лучше скажите: когда ваши партнеры начнут нам помогать? Кимберли мы, наверное, еще и возьмем, но на этом везение и наши ресурсы закончатся окончательно. Кстати, как там дела в Натале, в частности под Ледисмитом?

– Пока не знаю, – пожал плечами Максимов, – но завтра буду знать.

– Я предполагаю, что, если не произойдет чуда, максимум через неделю осаду снимут, а потом… впрочем, пока не важно. – Я заставил себя заткнуться. Хватит пророка изображать. – Ну… еще по одной? Так что там с помощью? Не хватит парочки блистательных побед и несколько тысяч британских трупов для инициации желания вступить в игру?

– Извольте. – Максимов опять разлил коньяк. – А по поводу помощи… Нам уже помогают. Поверьте.

– Отчего же не поверить. – Я залпом выпил и почему-то не почувствовал вкуса. – Майкл Игл – он такой, очень доверчивый. Кстати, вы же хотели со мной о чем-то поговорить? О чем-то конкретном или в общем?

– Да так… – подполковник улыбнулся, – обо всем – и ни о чем. И поздравить: вы совершили практически невозможное. Кстати, уже можете нам предъявлять счет.

– Возьму снарядами, патронами и взрывчаткой.

– Я серьезно, Михаил Александрович. – Улыбка на лице Максимова немного угасла. Мне даже показалось, что он огорчился. Или озадачился. Вот только чему?

– Если серьезно, то на эту тему мы поговорим немного позже. Скажем… после сегодняшнего совета.

– Можно и после. Встретимся у поместья. – Подполковник откланялся и ушел. С немного обескураженным лицом. Ну-ну…

Я докурил сигару, затем отправился к раненым, выделил по двадцать фунтов помощи семьям погибших, буде такие найдутся, вставил по случаю потерь грандиозного пистона командному составу, отдал еще кучу распоряжений, а потом долго отмокал в бочке с водой. Настроение так и не поднялось – город, в одночасье превратившийся в громадный могильник… ну… сами понимаете… И вообще…

Махнул гребенкой по мокрым волосам, оправил френч, глянул в зеркало и остался доволен. Орел, ядрена вошь. Вот только угрюмый и дико усталый орел. Но это, так сказать, издержки профессии, ничего не поделаешь. Да и вообще… короче, что-то меня грызет. Но вот никак не могу понять что. Вроде все нормально. Может, слишком все гладко? Так не бывает. Или бывает? А вот хрен его знает… Даже не знаю, что сказать. Ладно, пора идти, то есть ехать. Штаб расположился в небольшом поместье, примерно в десяти милях от расположения моего отряда. Вот еще один повод для беспокойства: подразделения растянуты, если что – попробуй организуй тут оборону. Я точно не смогу. Впрочем, этим занимается фон Бюлов: думаю, справится.

Симон уже оседлал моего «росинанта», я скормил ему горбушку хлеба, посыпанного солью, и вскочил в седло. С собой взял братьев Штурс – Огюста и Людвига, бывших австрийских улан из недавнего пополнения. Бравые вояки, отличной выучки, причем оба великолепные стрелки. И что самое важное, братцы – отъявленные молчуны. Больше никого привлекать не стал: не по чину большой свитой обзаводиться. Окинул взглядом расположение и тронул поводья.

По пути ломал голову над своим выступлением пред ясными очами президентов и бравых бурских генералов. Ох уж эти генералы… Чуть ли не легенды во плоти, непререкаемые авторитеты и при этом совершеннейшие профаны как полководцы. Нет, определенными талантами ети енералы конечно же обладают, но, скажем так… в области партизанской войны, не более. И вообще, в истории их слишком идеализировали, все больше в этом убеждаюсь. А еще они – обыкновенные люди, со всеми присущими человеческой натуре слабостями и недостатками. Причем единства среди них нет в помине. Де Вет ненавидит Боту, Фронеманн в одну руку с Ботой мылит против Де Вета. Де ла Рей вообще сам себе на уме и подозрительно относится ко всем. М‑да… Так, о чем это я? Ага…

Для них я обыкновенный удачливый выскочка, тем более не бур – а чужак, который еще долго не станет своим. Если вообще им станет. Значит что? Значит, в очень скором времени стоит ждать определенного противодействия, если не откровенных пакостей. Пока эта тенденция явно не просматривается, но расслабляться не стоит. Хотя, пока я им нужен, думаю, гадить они не решатся.

Скоро мы выехали за пределы расположения бурской армии и мерно потрусили по едва угадывающейся проселочной дороге. Совещание назначено на полночь, так что можно не спешить. Смеркалось, но темнее от этого не становилось – в Южной Африке в это время года удивительно светлые ночи. Стало достаточно свежо, можно даже сказать – холодно. Оглушительно трещали цикады, где-то вдалеке скулили гиены. Еще та живность. Недавно видел, как стайка этих пятнистых тварей нагнала прайд львов и нагло отобрала у них добытого буйвола. Африка – она такая Африка…

– Капитан, нам навстречу кто-то едет, – неожиданно раздался голос Людвига.

Я уже и сам увидел группу всадников, летящую наметом навстречу. И облегченно вздохнул: на британских кавалеристов они не были похожи. Судя по всему, парни из охраны президентов, Йоханнесбургская конная полиция, по пыльникам и шляпам видно. Да и откуда здесь бритты появятся? Хотя нет… надо бы поостеречься. Я вытащил маузер из кобуры и взвел курок.

– Спокойно, парни, но будьте наготове…

Головной всадник в группе кавалеристов приветственно замахал рукой, но, разглядев направленное на себя оружие, осадил коня метрах в десяти от меня. Его люди остановились там же, никто из них к винтовкам не прикасался.

– Я Роберт Стенекамп, – представился он, дружелюбно улыбаясь. – Первый эскадрон Йоханнесбургской конной полиции. Минхер Игл, ну нельзя же так, в самом деле… – Полицейский недовольно нахмурился. – Почему такое маленькое сопровождение? И не направляйте на нас винтовки: мы – друзья.

– А в чем, собственно, дело? – Я проигнорировал требование убрать оружие. – И не соблаговолите ли вы сообщить мне сегодняшний пароль?

– Нам поручили немедленно сопроводить вас в ставку. Есть информация, что на вас готовится покушение. – Стенекамп еще раз улыбнулся. – Пароль «Якобсдаль», отзыв «Вифлеем» – это до полуночи, а затем «Кронстадт» и соответственно «Ватерберг». Ну как? Я вас убедил?

Очень интересно. Пароли правильные, этого самого Стенекампа я вспомнил, видел среди охраны Крюгера. Покушение, говоришь?

– Что за покушение? Чей именно вы выполняете приказ?

– Минхер Игл… – досадливо повел роскошным усом полицейский. – Приказ отдал сам президент Стейн, господин Максимов в курсе. А что и как, вам сообщат в ставке. Я не уполномочен. Нам поставлен приказ сопроводить фельдкорнета Игла, и не более того. И я выполню этот приказ, даже если придется вас связать.

– Не так-то легко это сделать, минхер Стенекамп… – буркнул я ему и дал знак Огюсту и Людвигу убрать оружие. – Ладно, отправляемся.

– Давно бы так… – довольно кивнул полицейский. – Следуйте за мной.

Полицейские ловко перестроились, охватив нас с флангов, а затем… затем…

– Твою же мать!!! – Одновременно с грохотом револьверных выстрелов я увидел, как братья упали с седел, вскинул маузер, но сразу опустил его, так как уставился на полтора десятка стволов, направленных на меня. Писец, приехали…

– Спокойно, минхер Игл, спокойно… – добродушное лицо Стенекампа расплылось в хищной улыбке, – не надо дергаться. Один из моих людей в любом случае успеет вас застрелить. Вам придется проехать с нами, кое-кто просто горит желанием побеседовать по душам с фельдкорнетом Иглом. Или как вас там…

Я его слушал и лихорадочно соображал, как поступить. Сбежать сейчас не получится: подстрелят лошадь и возьмут тепленьким. Можно парочку-тройку уродов отправить на тот свет, вполне успею, но на этом история Михаила Орлова в девятнадцатом веке закончится. Вообще закончится. Ну никак не получится сладить с пятнадцатью подготовленными бойцами. А они подготовлены, я такое сразу замечаю. А с другой стороны, меня еще не убили и вроде как не собираются. Хотели бы – давно бы угробили. Значит, нужен им живым. Зачем? Возить в клетке и всем показывать? Или образцово-показательно прилюдно повесить? Твою же мать!!! Кто? Кому это надо? Понятно, что бриттам, но кто меня сдал из буров? Неужто Максимов? Или сам Стейн? Не думал, что все так закончится. Как угодно, но не так, по-глупому. Ну что могу сказать – идиот в квадрате. Нет, в кубе! Ну кто мне мешал взять с собой взвод стрелков? А никто, только собственная дурость. Что, салабон, думал, что бога за бороду держишь? Получай по мордасам. Идиот, сам вляпался, да еще Огюста с Людвигом сгубил. Может, все-таки рвануть?..

– Минхер Игл, даже не задумывайтесь о побеге, – напомнил о себе Стенекамп. – Вы нам, конечно, более нужны живым, но награда за мертвого тоже вполне впечатляющая. Так что… будьте добры, сдайте оружие – и кто знает, возможно, со временем мы окажемся на одной стороне. Спешивайтесь, спешивайтесь, я сказал…

Нет… не стал я прорываться, не стал забирать врагов с собой в могилу… Может, потому, что мне в эту самую могилу очень не хочется? Героически помирать непонятно за что… Нет уж, увольте.

В общем, оружие я отдал…

Глава 27

Капская колония. Кимберли

16 марта 1900 года. 06:00

Итак, я в плену.

У кого? Я толком еще сам не понял. Ни одного британского военного за те три дня, в течение которых меня везли спеленатого, как младенца, в пролетке, я не видел. Английского языка тоже не слышал. Похитители переговаривались на африкаанс и немецком. И еще черт знает на каком, мне совсем незнакомом.

Где? С этим немного понятнее. Хотя последний день я провел с мешком на голове, определиться все же получилось. По обрывкам фраз и некоторым другим признакам. Я скорее всего нахожусь в Кимберли, алмазной столице мира; городе, где свил себе логово приснопамятный и увековеченный в истории Сесиль Родс. В том самом городе, который я собирался брать вместе с армией буров. Уже бы взял, но, как сами понимаете, не сложилось. И канонады что-то не слышно: видимо, наступление без меня не состоялось. Что весьма символично и наводит на определенные мысли.

Мысли…

Я уже себе голову сломал…

Уроды…

Кто?!

Ладно… данных пока маловато для анализа, а напраслину возводить не хочется. Скоро пойму. Убивать меня пока никто не собирается, даже наоборот, я в некотором охренении от такого плена. Ну сами посудите…

Дверь в импровизированную темницу скрипнула, и на пороге возникли два охранника, своими мордами и телосложением весьма похожие на злых английских бульдогов. Они окинули бдительными взглядами кабинет, в котором меня содержали, расступились и пропустили длинного голенастого мужика в ливрее. Сухого как вобла, с надменной аскетической мордой и идеальным проборчиком на жиденьких волосенках.

– Извольте принять утренний туалет, сэр. – Мужичок в свою очередь сделал шаг в сторону и пропустил миловидную негритяночку в переднике и с кружевной наколкой на курчавеньких волосах. Девчонка вкатила тележку и принялась сноровисто сервировать на столике английский завтрак. Не мифический, с овсянкой, а как положено: гренки, яичницу из четырех яиц, толстенные подрумяненные сардельки, фасоль, бекон, помидорчики и прочее. А… ну и хрустальный графин апельсинового сока.

Вторая горничная, почти полная копия первой, внесла серебряный тазик, зеркало и стопку полотенец.

Сделав свое дело, девы мгновенно испарились, и вместо них возник еще один мужичок – сей индивидуум ничего сервировать не стал, а вкатил вешалку на колесиках с моей одеждой и бельишком, изъятым у Майкла Игла, то есть меня, вчера. Все вычищено и даже отглажено. Да, вчера раздели догола, вручив взамен новенький парчовый халат. Интересно, а «дерринджер», мирно покоившийся в тайной поясной кобуре, на месте? При первоначальном обыске его не обнаружили, но воспользоваться пистолетиком я все равно не смог: болтался на дне телеги упакованный, как селедка в банке. Ничего не понимаю…

– Сэр, у вас пятнадцать минут… – надменно проскрипел мужик и демонстративно достал из жилетного кармана большие часы на цепочке. Надзиратели просто промолчали, оставшись у дверей и пожирая меня подозрительными взглядами.

Сюрреализм какой-то, но ладно. По почкам дубинами не охаживают – уже хорошо. Это же кому я так нужен, неужто самому Родсу?

Поплескал в морду водичкой, поправил любезно предоставленными ножницами бороденку, оделся, попутно обнаружив, что «дерринджера» и след простыл (етить твою душу наперекосяк!!!), а затем взялся обстоятельно завтракать. Дело такое… сегодня кормят, а завтра на цепь посадят, так что надо основательно подзаправиться.

Что успешно и осуществил, набив пузо до отвала. Хотел раскурить дорогущую сигару, обнаруженную в шкатулке на столе, но не дали. Охранники украсили мне руки архаическими наручниками, больше напоминающими кандалы, напялили на голову мешок и, бережно придерживая, куда-то потащили. Хотя почему «куда-то»: почти на сто процентов уверен – на рандеву с заказчиком моего похищения.

Дорогу я, естественно, не видел, но пришлось долго подниматься по винтовой лестнице. Наконец пришли. Осторожный стук, шелест открываемой двери, пахнуло запахом дорогой кожи, кофе, табака и джина, колпак стянули с моей головушки, и…

И никого. В библиотеке, уставленной книжными шкафами, никого не было. Прямо передо мной стоит рабочий стол черного дерева, крытый зеленым сукном, в буквальном смысле заваленный бумагами, на котором в пепельнице дымится сигара и парит ароматным парком кофейная чашечка. Хозяин старомодного резного кресла с высокой спинкой отсутствует. Зато присутствует громадный лохматый попугай, забавно вывернувший башку в кованой клетке и косящийся на нас мрачным взглядом. Молча. Что еще… Большие окна в стрельчатых рамах, прикрытые тяжелыми темно-зелеными бархатными портьерами, дубовый паркет, стенные панели, крытые потемневшей от времени кожей, и африканские маски, с африканским же разнообразным дрекольем, по стенам. Вот теперь вроде все.

– Настоятельно прошу вас воздержаться от резких движений, сэр… – просипел левый охранник с отчаянным ирландским акцентом.

– Иначе мы будем вынуждены застрелить вас, сэр… – баском добавил правый, явив себя типичным уроженцем рабочих кварталов Лондона и красноречиво погладил «веблей» в открытой кобуре. – Рекомендую вам вести себя почтительно и обстоятельно отвечать на вопросы…

Что он мне еще там рекомендует, я не понял, так как послышался звук быстрых шагов, и из‑за книжных шагов появился… появился…

– Вот оно что, Михалыч… – буркнул я себе под нос, не сумев сдержать эмоции.

Невысокий рост, плотное телосложение, длиннополый сюртук, застегнутый на все пуговицы, воротничок которого распирает могучая шея, и – мордастая, брылястая красная рожа; рожа человека, не упускающего возможности хорошо поддать. Это он, это он – ленинградский почтальон. Тьфу ты, мать твою… Сесиль Джон Родс, ошибиться невозможно: фотографий сего индивидуума в истории сохранилось предостаточно. Премьер-министр Капской колонии, основатель Британской Южно-Африканской компании, алмазный магнат и прочая, и прочая. А я вообще-то планировал тебя, «догогой дгуг», в плен брать и использовать по полной, а видишь, как оно получилось…

Родс остановился напротив меня и стал молча пристально рассматривать. Так продолжалось не менее минуты, после чего он согласно сам себе кивнул и указал рукой на кресло напротив своего рабочего стола. Дернувшихся было охранников небрежным движением руки отправил к дверям.

– Кто? – был первый вопрос Родса. Он, опустив голову, сидел, откинувшись на спинку кресла, и крутил в пальцах карандаш. – Рокфеллеры? Морганы? Дюпоны? Ватикан? Кто? Какая цель? Впрочем… – магнат зло переломил тонкий кусочек дерева, – откуда вам знать…

Я помедлил с ответом. А что скажешь? Действительно, откуда мне знать, черт побери, на кого я работаю? Могу лишь догадываться, что на врагов империи Ротшильдов. А кто они – я даже не представляю, так как в этой области истории совсем не силен. Но молчать тоже нельзя. На хрена ему клиент, из которого нельзя вытащить никакой информации? То-то же…

– Отчего же… Я, конечно, не располагаю полной информацией, но вполне могу изложить свои предположения. Вы, безусловно, правы: без внешнего влияния и помощи здесь не обошлось.

Родс поднял голову и пронзил меня тяжелым взглядом:

– Слушаю вас.

– А что изменится от моих слов? – Я старался говорить в тон Родсу. Так же угрюмо и тяжело.

– Многое. – Магнат извлек из коробочки еще один карандаш. – К примеру, вы не умрете.

Он не договорил, так как где-то неподалеку тяжело громыхнуло, и почти сразу – еще раз, и еще… Жалобно зазвенели стекла в ставнях, с равномерными промежутками канонада продолжилась. Один из охранников попытался что-то сказать, но сразу же замолк под взглядом алмазного короля.

Я чуть не подскочил на кресле от радости. Не ошибаюсь – буры все-таки приступили к осаде Кимберли? Господи, вовремя-то как!!! Надо ковать железо, не отходя от кассы… Тьфу ты… но в общем-то верно выразился.

– Ничего не изменится, минхер Родс… – Я намеренно употребил бурское выражение, – ровным счетом ничего. Даже с моей смертью. Как вы уже, наверное, в курсе, британский экспедиционный корпус практически прекратил свое существование, как и лорд Китченер с лордом Робертсом. Кимберли в любом случае будет взят, и очень скоро; в британском парламенте правительству придется отвечать за неоправданные потери среди подданных королевы, разбирательство по которым инициируют некоторые либеральные политики, поддержанные мировой прессой. Мало того, неужели вы думаете, что Германия, Франция и Америка не попробуют воспользоваться случаем и накрутить хвост Британии? Это я еще не упоминаю Российскую империю, царь которой как раз сейчас обсуждает со своим кузеном Вилли, как бы половчее нахлобучить британцев. Сами понимаете, все эти события происходят не просто так, а кем-то тщательно запланированы. Увы, я не знаю кем, но подобные совпадения событий так просто не случаются.

Я врал напропалую, чувствуя, что каждое мое слово падает на благодатную почву. Родс слушал с каменным лицом. Уф… не знаю, к чему все это приведет, но…

– Положим, – вдруг согласился Родс. – В чем-то вы правы. Но войны вам не выиграть. В любом случае. Да – вы потрепали войска при Винтерс-Влей, да – взяли Ледисмит…

Я едва сдержал себя. Ну ни хрена себе!!! Это получается, пока я по казематам чалился, Жубер взял Ледисмит! Это вообще черт знает что! Как?! Так не должно быть! Нет, сил у него, конечно, хватало, но и нерешительности – тоже. Неужели ход истории уже среагировал на мои импровизации? Охренеть…

– … но Кимберли вам не по зубам, – продолжил Родс. – К тому же через неделю в Африку прибудут еще сто тысяч солдат. У вас просто не хватит ресурсов. Мозамбикские порты уже давно надежно блокирует флот ее величества. А другого источника снабжения у вас просто нет.

– С чего вы взяли? – улыбнулся я и искренне восхитился своей наглостью. – Неужели вы думаете, что вышеупомянутые вами господа не озаботились этими проблемами заранее? Ведь ваши алмазы и золото – куда как лакомый кусочек. И не только они. А если рванут колонии Британской империи? Хватит ресурсов старой чопорной британке – тушить пожар в нескольких местах сразу и воевать с бурами одновременно. А метрополия? Останется без защиты?

– Да кто вы такой, черт возьми?! – одновременно с треском очередного карандаша взревел Родс. Мне неожиданно показалось, что он уже не один день пьет. И скорее всего, не спит. Глаза… глаза выдают.

– Игл, Майкл Игл. – Я чопорно склонил голову. – Кстати, а зачем вы меня похитили? Именно меня? Как я понимаю, с вашими-то людьми в ставке вы могли заполучить любого, кроме разве что президентов и одиозных генералов.

Родс уже полностью взял себя в руки и спокойно, даже небрежно переспросил:

– Президенты? А зачем мне эти фанатики? Вот вы – совсем другое дело.

– Позвольте поинтересоваться, почему же?

Магнат смахнул бумаги со стола на пол и взял в руки тонкую папку. Открыл ее, пролистал несколько страниц и отложил в сторону.

– Итак… Михаил Орлов, он же Майкл Игл. Ну сами посудите… – Родс сделал многозначительную паузу. – Ваше появление в Блумфонтейне совпадает сразу со многими событиями. Можно даже сказать, со знаковыми событиями. Разгром британской агентурной сети, операция против саботажников – вернее, наших сторонников в правительстве. Некие мероприятия по повышению боеготовности республиканской армии и изменение тактики ее действия, далее последовал разгром генерала Таккера и битва при Винтерс-Влей, в которой были уничтожены наши основные силы. И все это сопровождалось небывалой активностью мировой прессы, что, по некоторым свидетельствам, я тоже склонен соотнести с вами. И это еще не все.

– Меня просто наняли… – скромно улыбнулся я.

– Славься Бр‑р‑ритания-я‑я!!! – неожиданно заорал попугай хриплым голосом.

Родс поморщился и вкрадчиво поинтересовался:

– Кто?

– Я не знаю. Дело происходило в Нью-Йорке. Мой… скажем так, агент предложил неплохие деньги за вполне выполнимые задачи. Я согласился. Насколько мне известно, подобные предложения получили еще несколько человек моей профессии и вроде бы даже согласились на них, но в Африке я их пока еще не встречал.

– Боже храни‑и‑и кор‑р-ролеву!!! – опять напомнил о себе пернатый.

– Значит, воюете за деньги? – задумчиво переспросил Родс, уже не обращая на питомца внимания.

– Конечно, за деньги… – я нейтрально пожал плечами, – уж явно не из симпатии к бюргерам. Другой вопрос, что я привык отрабатывать свое жалованье на совесть. Отсюда и определенные результаты. Но не надо преувеличивать мою роль в перечисленных вами событиях. К ним я имею весьма ограниченное отношение. Скажем… разве что как непосредственный исполнитель, не более того. Планированием занимались совершенно другие люди.

– Подполковник Максимов и майор фон Бюлов? – поинтересовался Родс, заглянув в очередную папку.

– И они тоже, – с готовностью подтвердил я. – Но, опять же, данные господа не более чем исполнители: правда, рангом повыше, чем я. Есть еще кто-то, но, увы, я не в курсе, кто это. Рискну даже предположить, что над тактикой действия буров работают люди из Генерального штаба какой-то европейской страны. Возможно, сразу из нескольких…

Родс с каменным лицом молча слушал, попыхивал сигарой и изредка едва заметно кивал, как бы соглашаясь с моими словами. Затем последовал неожиданный вопрос:

– Какие отношения у вас с президентом Стейном?

Ответить на него я не смог, так как за моей спиной кто-то возник, и Родс, досадливо поморщившись, отдал приказание отвести меня назад в камеру, вернее – в кабинет, игравший ее роль.

И да… все эти события сопровождались довольно сильной артиллерийской канонадой, воистину проливавшей бальзам на мое сердце. Ну и ором попугая, на все лады славившего Британскую империю.

Утвердившись на «шконке», а точнее – на кожаном диване в кабинете, я наконец закурил и крепко задумался. Ей-богу, есть над чем подумать. Сразу хочется отметить некоторые положительные моменты. Просто замечательные моменты. Меня пока не выдали британцам, что почти наверняка свидетельствует о желании Родса сыграть какую-то свою партию. И я ему для этой партии нужен – это факт, вот только каким образом и в качестве кого, пока непонятно. Неужто собрался посредством Майкла Игла вступить в переговоры с бурами? А что, вполне возможно: он явно не дурак и понимает, что инициатива пока не на стороне Британии. Потянет время, а потом… а потом бритты все равно оправятся и придушат республики. Вполне работоспособная версия. Хотя… А может, он просто собрался меня перекупить? Тоже вполне вероятно: насколько я помню, Родс глубоко убежден, что все в этом мире продается и покупается, в том числе и люди. А вообще, достаточно выдающийся персонаж этот Сесиль Джон Родс. Убежденный англофил, человек поразительной работоспособности, при этом умеет ценить своих работников, в том числе из самых низших звеньев – в свое время даже обеспечивал их льдом для повышения комфорта работы в шахтах. Что достаточно многое о нем говорит. А еще он с детства болен туберкулезом и через два года умрет. Да, в 1902 году, и в его честь назовут Родезию. Впрочем, от этого мне не холодно и даже не жарко.

Что он там говорил про Рокфеллеров, Морганов и Дюпонов? Думает, что это они решили подвинуть клан Ротшильдов? Насколько я понимаю, на это способен любой из них, не говоря уже об общих усилиях. Все совпадает…

– Ладно. – Я прекратил ломать себе голову и в очередной раз обошел кабинет. Нет, тайно никак не сбежишь – окно надежно замуровано кованой решеткой и ставнями, за дверью два бдительных вертухая. Ну не подземный же ход мне копать? Со второго этажа… А делать что-то надо, ибо на быстрое освобождение сотоварищами надеяться не стоит. Если вообще меня под шумок в предатели не нарядили. При таком количестве среди буров шпионов, а значит, моих недругов, подобное более чем возможно. Людвиг и Огюст погибли, фельдкорнет Игл исчез бесследно, вот и оправдывайся…

– Твою же мать!!! – зло сообщил я картине на стене, изображавшей какую-то древнюю битву.

Канонада тем временем продолжалась, разрывы бухали довольно близко. Но, к счастью, вроде как не в резиденции Родса. Нет… это черт знает что: я собирался реализовать теорию огневого вала с одновременным прорывом линии обороны, а эти уроды, похоже, лупят куда попало!..

Настроение испортилось еще больше, и его не поправил даже великолепный обед с тремя переменами блюд. Но кое-что я все-таки придумал. А после обеда за мной опять пришли.

Глава 28

Капская колония. Кимберли. Резиденция Сесиля Родса

16 марта 1900 года. 15:00

– На колени, сволочь!!! – проорал попугай и с силой долбанул клювом по витому прутку клетки.

Да, меня опять притащили общаться в библиотеку, вот только теперь к попугаю и самому Родсу добавился еще один персонаж – неприметный мужик с внешностью колхозного бухгалтера. Ну… по крайней мере, у меня возникла именно такая ассоциация. Невысокого роста, с глубокими залысинами, усталой, но с виду умной мордой и в потертой, запачканной мелом чесучовой паре. А… ну да, нарукавники забыл. Типичный бухгалтер. Кто такой, интересно?

Родс за столом, попугай в клетке, бухгалтер в сторонке, на табуреточке за небольшим столиком. Вот и вся диспозиция.

– Как к вам относятся? – поинтересовался Родс, после того как я утвердился в кресле. И сразу же прикрикнул на вертухая: – Да снимите с него кандалы, черт побери!

– Но?.. – натурально изумился ирландец, но, видимо разглядев на лице хозяина некие опасные для себя оттенки мимики, сразу полез за ключами в карман. А после того как освободил меня, вынул револьвер из кобуры и отступил к двери, всем видом изображая бдительность. Тьфу ты… цербер. Придурок: если бы я нашел хоть малейшую возможность выбраться из Кимберли, давно бы уже свернул ему шею. Ну ладно, будем надеяться, что подобная возможность мне еще представится. Стоп… о чем там меня спрашивали?

– Все нормально, я удовлетворен вашим гостеприимством.

– Скотч? Сигару? – На лице Сесиля Джона Родса промелькнуло выражение, слегка напоминающее радушие. Нет… скажем так, он его изо всех сил пытался изобразить, но получилось весьма посредственно.

– Благодарю. – Я принял сигару и посмотрел собеседнику в глаза: – Итак, я весь внимание…

А сам подумал, что начало – очень многообещающее. Ну сами посудите: вискарем поят, оковы сняли, еще осталось пленнику полцарства предложить для полного комплекта. Как-то неправильно оно все. Не иначе что-то особо пакостное предложить хотят. Без особых шансов отказаться. Или дела действительно у них плохо идут. Вон пушчонки бурские не замолкают…

– Вы знаете, – магнат плеснул себе и мне виски, напрочь проигнорировав «бухгалтера», – передо мной стоит нешуточная дилемма.

– Догадываюсь.

– И какая же, по-вашему? – Родс криво улыбнулся.

– Сдохни!!! – проорал попугай и, задрав хвост, нагадил на пол клетки. У него, в отличие от всех нас, скорее всего, с настроением было все нормально. Вот же мерзкий птиц…

– Извольте… – Виски оказался отличным, и я прервался, чтобы сделать еще глоток. – Если вкратце, то вы озабочены проблемой целевого использования ресурсов.

Лицо «бухгалтера» покинуло сонное выражение, и он с интересом уставился на меня. Как и сам Родс.

– В данном случае в качестве ресурса выступаю я. Нет? – и не дожидаясь ответа, я продолжил: – Ведь можно Майкла Игла отдать официальным органам Британской империи, добросовестно исполнив долг законопослушного гражданина. А можно… вот тут я теряюсь. Возможно, вы ищете мне применение? Но в данном случае очень полезно было бы спросить мнение у фигуранта, то есть меня, по данному поводу.

– И вы, конечно, променяете мое предложение на «пеньковый галстук»?.. – Родс досадливо поморщился. – Извините, но не поверю. Не тот типаж.

– Как ни странно, у меня есть свой кодекс чести… – почти серьезно обиделся я на бритта. Нет, ты смотри… ведет себя так, будто я уже работаю на него. А с другой стороны, на виселицу страшно не хочется.

– Бросьте, – досадливо отмахнулся Родс, – вы мне, честно говоря, приглянулись, и будет очень обидно, если наш союз не сложится.

– Тогда, наверное, стоит приступить к делу? Зачем я вам нужен? Или для чего? – Я допил виски и поставил стаканчик на столик. – Огласите, пожалуйста, весь список.

– Я предлагаю вам сотрудничество, – веско заявил Родс. – Скажем так… компания нуждается в ваших талантах, даже несмотря на то, что вы нанесли нам своими действиями громадный ущерб. Для начала займетесь реорганизацией наших подразделений по типу вашего волонтерского подразделения.

– А с чего вы взяли, что я буду вам верен? – не совсем вежливо перебил я его. – Сами понимаете, предавши единожды…

– В вашем случае… – Родс на мгновение задумался. – В вашем случае ситуация не попадает под формулировку «предательство», а скорее под понятие разрыва контракта в связи с форс-мажорными обстоятельствами. К тому же условия, которые я вам предложу, поверьте, напрочь исключат желание повторной смены работодателя.

«Бухгалтер», сидя в стороночке, в разговор не вмешивался, а на его лице угадывалось какое-то непонятное выражение, очень похожее на иронию. Да… как ни странно, иронию. Причем неприкрытую. Да кто же он такой, черт побери?

Родс распинался еще несколько минут, соблазняя меня, как норовливую невесту, всевозможными благами. Я вежливо слушал и все больше убеждался в том, что он довольно сильно растерян. Я не великий физиономист, но скажу даже больше – в данный момент Сесиль Джон Родс находится в отчаянии. И это вполне понятно… Не каждый день мечты о собственной империи летят попугаю под хвост.

Попугай тем временем поменял стиль высказываний и горестно прохрипел:

– В‑все пр‑р‑ропало!!!

– Положим, я всерьез задумаюсь над вашим предложением… – наконец решил высказаться я. – Ну а что вы собираетесь делать с бурами? Вот прямо сейчас. Кстати, они уже успели применить зажигательные ракеты?

– И не только, – коротко высказался «бухгалтер». Голос у него оказался под стать попугайскому: такой же визгливый и противный. Я довольно неплохо владею английским языком, даже способен распознавать акценты, но вот национальную принадлежность данного типа определить так и не смог. Но точно не из Британского доминиона. И не американец.

– А что собирается предпринять ваш комендант гарнизона… как там его?.. Если не запамятовал, майор Кекевич.

– Полон решимости защищать город до последней капли крови, – опять высказался «бухгалтер». – Но… скажем так: если полковнику Френчу с остатками британских войск не удастся деблокировать город, мы его сдадим.

– Железная дорога, конечно, перерезана?.. – на всякий случай поинтересовался я. – То есть прибытие подкреплений откладывается на весьма неопределенный срок?

Родс и «бухгалтер» мрачно кивнули.

– Ну тогда ваше предложение не стоит и пенса. Меня, да и вас тоже, буры, ничтоже сумняшеся, повесят сразу после взятия Кимберли, – констатировал я очевидный факт.

– Ваше положение хуже, – ехидно улыбнулся «бухгалтер». – Мы можем приказать повесить вас прямо сейчас. Вернее, вас повесит Кекевич. Или выставит на бруствер под пули. Он, будто назло, каким-то образом прознал о «том самом» Майкле Игле и просто кипит праведным гневом. Еле вас отстояли…

– Не надо, Ёся… – вмешался в разговор Родс, – он это сам понимает. Мистер Игл, давайте все же попробуем найти взаимопонимание. Выскажите свои предложения. Не сомневаюсь – они у вас есть.

– Есть… – Я немного запнулся, пребывая в нешуточном охренении. Оч-чень интересно мой плен проходит: кормят, поят, мнением интересуются… да-а… впрочем, все как нельзя на руку. Надо пользоваться, пока есть возможность. Может, и получится выйти сухим из воды. Да еще с пользой для дела.

– Смелее, мистер Игл, – подбодрил меня «бухгалтер» Ёся, а потом неожиданно добавил на чистейшем русском языке: – Или, если угодно, господин Орлов.

А вот это очень интересно. Русский? Или, скорее всего, русский еврей? Думаю, эта загадка в скором времени прояснится. А пока надо предлагать, раз уж дают возможность.

– Итак, попробуем спрогнозировать последствия захвата бурами Кимберли. Все довольно понятно. Ваши рудники будут моментально национализированы, а вы в течение суток повешены. Или расстреляны, что сути не меняет. Затем будет организован международный консорциум из нескольких государств мирового уровня, которому и будет отдана в управление Южно-Африканская компания. Надеюсь, не надо объяснять, кто реально будет распоряжаться девяноста процентами мировой добычи алмазов? Британия, конечно, опротестует подобное решение, но вот как раз привлечение игроков со стороны и позволит бурам дезавуировать подобный момент. Типа, ничего мы не захватывали, а поступили вполне благородно, отдали сокровища в мировое пользование. Военное освобождение британцами этой части Капской колонии тоже станет проблематичным, так как государства – члены консорциума моментально введут сюда свои войска: конечно же для защиты своих, уже законных, интересов.

– Положим… – мрачно заявил Родс. – С некими оговорками я могу признать резонность ваших прогнозов. А ваше предложение?..

– Могу взять на себя бремя посредника… – скромно заявил я. – Вы заключите союз с республиками, отдадите некоторую часть акций и получите настоящую независимость. Как реальное, практически независимое государство в Южно-Африканском Содружестве. Нюансов, как и работы, для исполнения данного плана, конечно, много, но основная идея примерно такова. А Кимберли придется сдать. Признайтесь, Сесиль, вы ведь всегда мечтали о своем государстве, не так ли? И признайте, что попытаться все же стоит.

Да, вы не ослышались – именно Южно-Африканское Содружество в составе Оранжевой Республики, Южно-Африканской Республики и Капской Республики. Или как там ее решит назвать Родс, ибо он ее и возглавит. Карликовые государства рано или поздно станут лакомой добычей сильных мира сего, пусть даже пролив море крови захватчиков, а вот такое государственное образование должно выстоять. И не только. Впрочем, можно еще кое-какие кусочки Африки присоединить. Со временем.

Это не моя идея – ее высказал Максимов, предельно замаскировав под свои измышления. Но я прекрасно понимаю, откуда ноги растут. Невидимые покровители, мать их… Но не важно; если так получится, я только «за». Главное, перевербовать на свою сторону Родса – этот сукин сын может стать образцово-показательным «нашим сукиным сыном». А там уже недалеко и до моей мечты. Да… вот образовалась некая идейка глобального масштаба. Но пока озвучивать не буду, слишком она крамольно звучит даже для меня.

– Очень интересно… – «Бухгалтер» Ёся снял пенсне и недоуменно уставился на меня.

– Но… – Родс порывисто встал и зашагал вокруг стола, – это же… это…

– Это измена, сэр Родс!!! – раздался начальственный гневный рык одновременно с грохотом выбитой двери в библиотеку.

Я обернулся и узрел краснорожего и огненно-рыжего майора в окружении солдат, наставивших винтовки на охранников.

– Да как вы смеете, майор! – взвился магнат.

– Смею, Сесиль, смею… – язвительно чуть ли не пропел майор, зачем-то хлопнув стеком по голенищу. – В условиях военного положения комендант гарнизона получает исключительные полномочия. Понятно? У вас больше не получится вставлять мне палки в колеса. Извольте ответить: на каких таких основаниях вы дружески беседуете с врагом Британской короны? Взять этого негодяя…

Что он дальше сказал, я уже не слышал, так как получил прикладом по башке, и Мишка Орлов улетел в теплые объятия тьмы. И лишь моментами ощущал, что меня совершенно невежливо куда-то тащат. За ноги тащат, уроды гребаные…

Очнулся уже привязанным к стулу в какой-то каморке, весьма напоминающей кордегардию. Или гауптвахту. Здоровенный, удивительно похожий на гориллу сержант еще раз окатил меня водой из ведра и закрепил успех увесистой затрещиной.

– А ну, вздуйте его хорошенько… – пробухтел голос майора. Его самого я не видел, бритт находился где-то за моей спиной. Вот же сволочь, ведь я совсем не против для начала и побеседовать. Твою же таратайку в задний привод…

Сержант и еще пара рядовых рьяно принялись выполнять задачу при помощи коротких толстых дубинок. Надо сказать – весьма умело. Били, суки, так, что я уже через несколько минут опять провалился в беспамятство. Но ненадолго…

– Мразь… – после очередных водных процедур майор объявился в пределах видимости, сделал два чуть ли не строевых шага и пару раз хлестнул меня по лицу кожаной перчаткой. А потом коротко приказал солдатам: – Теперь тащите его во двор!

Вот так… Не знаю, повесят меня или придумают еще чего похуже, но уже могу утверждать – более фееричного идиота, чем я, на этом свете не существует. Твою же мать, банально-то как… полез дуролом в дебри. Впрочем, в этих дебрях было довольно весело и интересно. Жалко, что уже никому не смогу рассказать о своих похождениях в исторических епенях. Так… надо для пущего веселья концерт устроить, рвануть тельник. Так сказать, прощальный привет девятнадцатому веку от сундука КТОФа Мишки Орлова.

– Полковник… полковник… – сплюнув кровь, прохрипел я. – Хочешь узнать, что тебя ждет? Всю правду скажу…

– Быдло, даже сдохнуть как джентльмен не можешь… – презрительно скривился Кекевич, но тем не менее остановил своих людей.

– Да ты нагнись, майор, а иначе я орать начну про твои похождения на Блугейт-филдс…

– Заткни пасть!.. – яростно прошипел бритт, склоняясь надо мной, и сразу же улетел в угол с расквашенным носом – я исхитрился и влепил ему в морду головой. Ну а что?.. Вот теперь можно и на виселицу. А может, просто забьют до смерти.

Лучше бы забили…

Впрочем, судите сами…

– Твою же… – Я вздохнул и закашлялся, едва не потеряв сознание от боли в груди.

Если не ошибаюсь в ощущениях, то как минимум половина ребер сломана. Но живой… пока живой… А думал, пальнут моей бренной тушкой из пушки. Гм… каламбурчик получился…

– Тебе, дебил… кх… осталось только каламбурить… – по инерции ругнулся я сам на себя и безуспешно попытался продрать глаза. Кровь запеклась коркой и превратила лицо в каменную маску, оставив для обозрения узенькую щелочку. Вот… вишу и гляжу по сторонам. Ну… насколько поворота головы хватает.

Ох как прав был «бухгалтер» Ёся, когда прогнозировал мою судьбу в руках у Кекевича. Ох как прав… Ублюдок, вдрызг разругался со своим начальником штаба, майором О'Мара, но приказ свой не отменил. Родса так вообще приказал взять под стражу, когда тот намекнул, что приложит все усилия, чтобы майора отдали под трибунал. Одним словом, ублюдок.

Да, млять… привязали к столбу и выставили на бруствер. На длинном терриконе из отработанной породы, по которому проходит линия обороны защитников города. С какой целью? Ну-у… чисто гипотетически, могу предположить, что есть некий расчет снизить интенсивность обстрелов. Вон… все вокруг в черных проплешинах гари и воронках. Кучно наши артиллеристы отработали, да еще ракетами добавили. И добавят еще, даже несмотря на фельдкорнета Игла, изображающего из себя воронье пугало. Вот сейчас окончательно рассветет – и добавят. Попробуй разбери, кто там висит. А если даже рассмотрят и не будут стрелять, я сам сдохну от жажды и жары. Сволочь этот Кекевич, мог бы и сразу пристрелить. Сука… ни рук ни ног уже не чувствую…

Словом… словом, пора подводить итоги. Что я сделал хорошего за время пребывания в девятнадцатом веке? Нет… не так. Что я вообще сделал? А ничего хорошего, если, конечно, не считать спасения Лизаветы из лап насильников. А все остальное смело можно заносить в разряд поступков, совершенно не поддающихся оценке. А последствия этих поступков вообще могут быть страшными. Нет, я не жалуюсь. Я действительно симпатизирую бурам и помогал им совершенно искренне. Вот только…

– Что «только»? – поинтересовался я у темноты.

– Тихо… – прошептала темнота в ответ.

– Ну вот… уже сбрендил… – почему-то очень обрадовался я неожиданным галлюцинациям.

После этих слов слуховые галлюцинации воплотились в физические ощущения – кто-то крепко зажал мне рот и прошипел в ухо:

– Заткнись, сейчас мы тебя снимем…

Не знаю… скорее всего, я действительно в этот момент был не в себе, потому что в ответ на эти слова изо всех сил грызанул непонятную галлюцинацию за руку. Крепко так… Ну а что? Какого хрена мне пасть зажимать?

Раздалось приглушенное ругательство, после чего в области шеи что-то кольнуло, и… и все мои ощущения ограничились только визуальными образами. Звук тоже вроде присутствует, но в виде приглушенного биения барабанов и непонятного шепота. Язык отнялся, а тело превратилось в неподвижную колоду. Странно, но ладно… зато все болеть перестало…

Дальнейшие события я как-то пропустил; возможно, в очередной раз потерял сознание, но когда очнулся…

Даже не знаю, как описать…

Длинный темный коридор, освещаемый тусклыми пятнышками света под сводчатым потолком, и нескончаемый ряд смутных очертаний людей, проходящих мимо меня…

Люди на мгновение останавливаются, отдают честь…

И монотонный гулкий шепот…

– … капитан…

– … идем…

– … капитан…

– … убивать…

– … капитан…

– … за тебя…

– … капитан…

– … отомстим…

– … капитан…

Я хотел что-то сказать им в ответ, но не мог, и очень боялся потерять сознание.

Но темнота все равно наступила…

Глава 29

Капская колония. Кимберли

18 марта 1900 года. 12:00

– Ляксандрыч, а Ляксандрыч…

Что за хрень? Какой Ляксандрыч?

– Ляксандрыч…

Ну я Александрович. Ну и что? Степа? Какого хрена? Откуда он здесь… Стоп… Где?

– Ну сделай же чего-нить, лекарь окаянный… – В голосе, доносящемся до меня как через ватную подушку, прозвучала явная угроза.

– Да дайте же вы ему поспать, Степан Наумыч, а то ведь я могу и приказать!.. – В конце фразы многозначительно повысили голос.

Человека, отвечающего Степану, я уверенно опознал как… как Карла Густавовича фон Ранненкампфа. Лифляндца, говорящего по-русски, не опознать просто невозможно. Что за бред? Он же у меня дома в Блумфонтейне сидит. Интересная раскладка получается.

В первую очередь это означает, что я жив.

И вроде как не в плену.

Рядом врач – значит, в лазарете. Осталось только выяснить, какого хрена Ранненкампф приперся на фронт, бросив вверенных ему дамочек.

Со Степкой все просто: парень приперся проведать болезного – то есть меня.

Возникает законный вопрос: как меня спасли? И главное – кто? Что-то такое я припоминаю… Нет, пора продирать глаза и разбираться.

Осуществить задуманное удалось только частично. Левый глаз открываться категорически отказался, а вот правым я сначала узрел парусиновый потолок палатки, а потом… когда проморгался…

– Ляксандрыч!!! – басом заорал Степан и от избытка эмоций шарахнул кулачищем по больничной тумбочке. – Живой!!! А ты, чухонец, говорил…

– Вон отсюда, хам!!! – В поле зрения появился злой как собака Ранненкампф и категорично указал Наумычу рукой на выход.

– Да ладно тебе, ладно! Я же шуткую… – примирительно зачастил Степа, но, увидев лицо врача, все же поспешно ретировался, перед дверью успев мне подмигнуть. Через пару мгновений на улице раздался торжествующий рев множества луженых глоток, в котором я узнал пару голосов. Ага… мой доблестный каптенармус и Шнитке тоже здесь. Уже хорошо.

– Нет, это черт знает что!!! – завопил врач и умелся наводить порядок. Надо сказать, что это у него получилось. Снаружи мгновенно воцарилась могильная тишина.

Я воспользовался моментом и попробовал проанализировать свое состояние. Голова не болит, но какая-то пустая, левый глаз не открывается из‑за плотной повязки. Ноги и руки вроде работают, а вот дышать трудно и больно. И не только дышать: скажу честно, больно делать всё. Удивительно погано себя чувствую. Вот же, суки, отдубасили… Но надо признать – легко отделался. Везунчик, однако. А все же: как и кто меня спас?

– Как вы себя чувствуете, Михаил Александрович? – Фон Ранненкампф вернулся с чрезвычайно довольным лицом.

– Терпимо, а…

– А вот особо разговаривать я вам не рекомендую… – И доктор ловко вставил мне в рот градусник.

– Да нет у меня жара… – Я так же ловко выплюнул его назад. – И вообще, давайте повременим с этим. Рассказывайте.

– Как вам угодно, – недовольно скривился Ранненкампф. – Но хочу напомнить – я все-таки ваш лечащий врач, и…

– Карл Густавович…

Врач тяжело вздохнул:

– Ладно. Что вас интересует?

– Какое сегодня число?

– Восемнадцатое марта одна тысяча девятисотого года, – отрапортовал врач, достал из кармана часы и добавил: – Ровно полдень. Это означает, что вы пробыли в беспамятстве сутки с небольшим, с того момента как вас доставили.

– Что с Кимберли?

– Взят… почти весь… – Ранненкампф довольно улыбнулся. – Некоторые британские офицеры с частью своих солдат заперлись в укрепленном гарнизонном цейхгаузе и пока оказывают сопротивление. Капская милиция и люди Родса почетно, с сохранением оружия, сдались.

– Как это случилось?

– Наш штурмовой отряд провели за кольцо обороны по старой шахтной выработке. Именно через нее вас и вывезли из города.

– Наши потери?

– Выше среднего. – Врач нахмурился. – Вот поэтому мне особо недосуг с вами беседовать.

– Придется. А теперь – с самого начала и подробно…

Карл Густавович покривился, но все рассказал; конечно, в рамках ему известного. Сразу оговорюсь – врачу было известно не очень много. Но если по порядку, то случилось примерно так…

Он счел своим долгом присутствовать в действующей армии, поэтому, поставив Лизхен и Франсин на ноги, туда и отбыл без зазрения совести, тем более, по его словам, дамочки после первых трений отлично поладили между собой и даже наладились совместно заниматься хозяйством. В части муштры обслуги и благоустройства усадьбы. Кстати, Вениамин и Черчилль к тому времени уже прибыли в Блумфонтейн. Веня стал заниматься своими делами, а Уинстон благополучно сел под домашний арест и никаких попыток сбежать не предпринимал. Так что хотя бы в этом отношении я могу быть спокоен. Но вот почему-то мне кажется, что милейший Карл Густавович что-то недоговаривает… Впрочем, пока не важно. Со временем разберусь.

Так вот… меня принесли под утро на носилках, совершенно неожиданно для него. Опять же, про заброшенную выработку он узнал уже после начала боя в Кимберли от одного из раненых. Откуда бурам про нее стало известно, не имел даже малейшего понятия. Сообщил только, что вроде как Родс провел переговоры с президентами республик и после этого капитулировал. Вот и все.

– Немного…

– Больше узнаете у господина Максимова, – отпарировал врач. – Скажите спасибо и за это. С вашим потрясением черепного ящика, знаете ли, вообще разговаривать запрещено.

– Какого ящика?..

– Черепного! – злорадно повторил Ранненкампф и скомандовал: – А теперь займемся осмотром. И без лишних разговоров, а то прикажу вас связать.

По результатам осмотра, если отбросить массу латинских врачебных матюгов, стало известно, что у меня сломаны три ребра, надлом лучезапястной кости, подвывих правого голеностопного сустава, множественные гематомы и рассечения, к счастью, уже заштопанные. Ну и, конечно, гребаный потрясенный черепной ящик, что в переводе на современные термины скорее всего означает обыкновенное сотрясение мозга. Кстати, оное больше всего и беспокоило доктора.

– Покой, только покой! – торжественно провозгласил он. – Никаких встреч на сегодня, а в целях соблюдения дисциплины я приставлю к вам Патрицию Фридриховну.

Вполне симпатичная дама, но гренадерской выправки и стати, энергично кивнула доктору, как бы подтверждая, что в ее руках я буду как у Христа за пазухой. Мне даже показалось, что она щелкнула каблучками ботиночек. М‑дя… у такой не забалуешь.

Я припомнил свое состояние при эвакуации и поинтересовался у уходящего врача:

– Меня, кажется, чем-то траванули?

– Мне тоже так показалось, – кивнул он, – пульс и дыхание были до предела замедлены. Но, к счастью, эти симптомы через короткое время самокупировались. Хотя данное состояние вполне может быть результатом нервного истощения. Все, Михаил Александрович, до свидания. Кстати, я приказал поставить возле палатки караул. Так что даже не пытайтесь сбежать.

– Пу́тем кю́шат! – торжественно объявила сиделка на ломаном русском языке и откинула полотенце с кастрюльки. – Это есть любимый сюп моего прапрадедушки! Он приходиль из поход, и его жена готовить этот сюп. Помогайт виздоравливайт. Отшень старый рецепт, я готовить его специально для вас.

– Вы голландка? – поинтересовался я, подозрительно посматривая на янтарный «сюп».

– Да, да… – Медсестричка четким движением подложила мне под голову подушку. – Я есть голландка, но мой прапрадедушка билль скотт. Из Шотландия… Славный клан Логан. Битте, кюшат…

«Сюп» оказался на удивление вкусным, медсестричка – вполне ловкой и обходительной, и я с ней постепенно разговорился:

– А почему фамилия голландская?

– О‑о‑о!!! – взволнованно пропела шотландская голландка. – Это отшень интересный историй. Есчо, een theelepel[1]… Вы кюшат, а я расказывайт…

Медсестра, томно закатывая глаза, поведала мне, что ее какой-то там предок был шотландцем, ближайшим соратником какого-то Арманьяка, который, в свою очередь, был соратником Карла Смелого Бургундского и короля Наваррского Франциска Первого. При этом пиратом, графом и вообще брутальным разбойником, умудрившимся побывать в России и даже поучаствовать в осаде Казани. М‑да, брешет, как сивая кобыла… хотя… что-то такое я читал… может, и правда…

– Прасковьюшка… – из‑за дверного полога появилась голова Степы, – ну пусти, родненькая…

– Стьепа… – Личико медсестры украсили смущенная улыбка и весьма заметный румянец.

Ого… наш пострел и здесь поспел. Не теряет времени зря Наумыч. Ну а что, молодец. Одобрямс! Дамочка представительная.

– Ах ты моя хорошая. – Наумыч ловко проник в палатку и, чуть прихрамывая, направился к нам, держа наперевес букетик полевых цветов. – Это тебе, моя милая. Всего парой словечек перемолвимся…

– Пьять минут! – грозно объявила медсестра. – Потом ви, Стьопа, приходить ко мне на перевязка… – Патриция подхватила букетик и, пожирая Наумыча глазами, вышла из палатки.

– Эх, Ляксандрыч. – Парень утвердился на табуретке и ловко извлек фляжку из кармана. – Ну-у… за спасение, значица. Сам на травах настаивал. Лечебная, не повредит…

– Эх, Наумыч… – Я подхватил здоровой рукой крышечку. – Ну давай…

Выпили. Я и вправду почувствовал себя лучше. То есть бодрее. Вот что спирт животворящий делает!

– Как ты?

– Живой, как видишь. А ты?

– А што со мной сделается?.. – пожал плечами Степан. – Вон Прасковея выхаживает. Нормально, скоро плясать буду. Ох и навел ты, Ляксандрыч, суматохи! Тут такое было, такое… Чуть не нарядили тебя в шпионы. Но все рассосалось. Но уже опосля того, как твоих сопроводильщиков нашли, да тот, што живой остался, рассказал…

– Слава богу! Кто?

– Людвиг… – В палату вошел Максимов. – Людвиг Штурс. Степан Наумович, будьте любезны, оставьте нас с Михаилом Александровичем вдвоем.

Степа окинул неприязненным взглядом подполковника, но все же встал и вышел, успев засунуть мне фляжгу под подушку.

– Ну, здравствуйте, Михаил Александрович.

– И вам того же. Я так думаю, вы мне хотите объяснить, как так случилось, что люди, взявшие меня в плен, оперировали вашим именем?

– И это тоже… – вежливо улыбнулся подполковник, проигнорировав мой тон.

– Тогда слушаю вас.

– Начнем, наверное, с самого начала… – Максимов достал из портсигара папиросу.

– И мне…

– Будьте любезны… После того как вы не прибыли на совет, мы, естественно, направили посыльного в расположение, где выяснилось, что фельдкорнет Игл уже убыл. Последовала суматоха, в результате которой и была рассмотрена версия вашего предательства.

– Кто первый выдвинул такую версию?

– Михаил Александрович, не спешите… – подполковник еще раз улыбнулся, – я все вам доложу по порядку. Так вот, было направлено несколько поисковых партий, в том числе и с целью вашего задержания. Фельдкорнета Игла, естественно, не нашли, но отыскался один из братьев Штурс. Он чудом остался в живых и через некоторое время поведал подробности похищения.

– Так кто? – не смог сдержаться я. Отчего-то Максимов меня стал сильно раздражать.

– Люди из окружения президента Крюгера. А именно – его секретарь и некоторые персоны из охраны. Арестованы одиннадцать человек. Согласитесь, для них моя личность не была секретом.

– Допустим, – я немного успокоился. – А кто меня выкрал? Ну-у… назад выкрал…

– Опять люди Родса.

– Очень неожиданно.

– Весьма… – Максимов подвинул мне пепельницу. – Родс сам вышел с нами на связь и предложил сдать город в обмен на некоторые условия.

– Он хотел независимости Капской колонии? И вашей поддержки в этом?

– В том числе, – коротко кивнул подполковник. – Насколько я понимаю, вы говорили с ним по поводу Южно-Африканского Содружества и независимой Капской колонии – в его составе. Так вот, эта идея Родса необычайно увлекла. И в качестве жеста доброй воли он помог нам взять город и выкрал вас. Как вы говорите, «назад». Это если вкратце. Более длинную и подробную версию я изложу вам позже.

– Как восприняли президенты?

– Все пока еще очень неоднозначно. Родс – еще тот орешек. Переговоры идут и будут идти еще долго… – уклончиво ответил Максимов. – Впереди предстоит очень много работы. И вы будете непосредственно участвовать в этом процессе. Если, конечно, пожелаете. Во всяком случае, мои… гм, руководители на этом настаивают.

– Посмотрим. Какова общая обстановка?

– Британцы запросили перемирия. Боевые действия в настоящий момент практически прекратились.

– Вот те раз…

– А им деваться некуда, – жестко заявил Максимов. – С победами буров совпали еще некоторые знаковые события. Излагать?

– Конечно…

– Началось все с Ллойда-Джорджа. После его выступления в палате лордов, где он резко высказался против британской интервенции в Южной Африке, на него совершили покушение – к счастью, неудачное. Либералы, естественно, обвинили правящий кабинет. Все бы ничего, но почти одновременно произошли очень серьезные волнения в Ирландии и Индии. Но и это не все. Народные манифестации в Берлине, Париже, Санкт-Петербурге и Нью-Йорке, во время которых едва не разгромили британские посольства, вынудили правительства этих стран выступить с совместным заявлением, в котором они выразили решительный протест и потребовали созвать международную конференцию с участием руководства бурских республик, а в случае отказа пообещали направить экспедиционные корпуса в Африку. Государь Российской империи так вообще привел в боеготовность наши войска в Туркестане. Либеральная партия собрала все эти факты воедино, добавила катастрофический разгром британских войск здесь и пригрозила инициировать недоверие правящему кабинету. Как итог – перемирие и грядущие переговоры. Но хочу отметить, что толчок этому процессу дали именно вы. Без вас…

– Ну ни хрена себе… – от удивления перебил я Максимова. Вроде не врет, но как-то оно все фантастично звучит…

– Ага, ни хрена себе, – с усмешкой повторил подполковник и попенял мне: – А вы сомневались. Я же говорил, что помощь последует.

– Я и сейчас сомневаюсь. Если случится перемирие, то на очень недолгое время. Даже года не пройдет. А про экспедиционные корпуса надо сразу забыть. В реальности их никто не направит…

– Мы знаем, – вежливо перебил меня Максимов, – и будем готовиться. Республикам нужна настоящая армия. И я уже понимаю, кто ее создаст. Готовы заключить с вами новый контракт.

– За этот еще не расплатились…

– В любой момент, – очень серьезно пообещал подполковник. – Счет. Вы должны представить нам счет.

– Пока выпивку разлейте. Фляжга под подушкой. Мне не с руки. По поводу счета – я подумаю. А вообще… я отправляюсь в отпуск на неделю… на две недели. И еще: без меня переговоры не начинать. А то наломаете дров. Знаю я вас…

Эпилог

– Где хозяйки? И встань наконец.

– В салоне они. – Насмерть перепуганная Лусия Аманда даже не подумала вставать. Наоборот, ткнулась лицом в пол и замерла.

– Разберись с ней, Наумыч, чего это она?.. – бросил я Степану и, обойдя служанку, направился в музыкальный салон. Ну где вы, мои цыпочки? Соскучился – сил нет…

Поднимаясь по лестнице, услышал веселый смех Лизы и Франсин. Толкнул дверь – и замер на пороге. Мне вдруг захотелось кого-нибудь убить. Рука непроизвольно нащупала рукоятку пистолета…

Даже не знаю, что сказать. Веник и Уини, с повязками на глазах, весело гоняются за Лизхен и Франсин. А эти… слов нет… эти дамочки, мать их за ногу, весело вереща, улепетывают со всех ног, позванивая в колокольчики. Твою же душу в качель, я там за Родину живот кладу, а они…

Первой меня увидела Лизавета, испуганно завизжала и отважно прикрыла собой бестолково топтавшегося Вениамина:

– Не смей Мишель, он не виноват!!!

Франсин среагировала мгновением позже и поступила точно так же, только в отношении Уинстона:

– Не надо, Мишель, мы все объясним!!!

Чего это они так всполошились? Я скосил глаз и увидел, что все-таки вытащил кольт из кобуры. Немного сконфузился и затолкал его обратно. А действительно, чего это я? Все же складывается самым лучшим образом!

– Ко мне в кабинет. По очереди. Веник и Лизхен – первые… – Я развернулся и, стараясь не хромать, вышел из салона.

В кабинете постоял перед зеркалом. Рожа как рожа; правда, маленько покоцанная. Особой ненависти и злости на ней не наблюдается. Почему это, спрашивается? Добрый, что ли? Или глупый? Ну уж нет…

Присел в кресло, выудил из шкатулки сигару и крепко затянулся. Подумал немного и плеснул в рюмку коньяка. Отпил глоточек и поинтересовался у чучела бородавочника:

– Ну а чего ты хотел? Дамы всегда предпочитают синицу в руках, а не журавля в небе. Это жизнь. А тебе – наука на будущее…

План действия сам по себе сложился в голове; я откинулся на спинку кресла и стал ждать.

Скоро раздался робкий стук в дверь.

– Входите.

Лизхен с Веником, потупив глаза и держась за руки, ступили в кабинет. Вениамин очень преобразился: скорее всего, стараниями Лизаветы. Щегольской дорогой костюм, аккуратная прическа, даже прыщи на мордочке куда-то исчезли. И чистый! Мать его за ногу: Веник вымылся! Ну а Лизхен… Лизхен выглядит великолепно. Как всегда. Вот же стерва. Пристрелить вас, что ли? Да нет, рука не подымется. А вот наградить могу, за избавления от множества проблем. Ну ладно, а то сейчас Веника кондратий хватит. У Лизы же, наоборот, на лице что-то никакого раскаяния не просматривается…

– Не стыдно?

Глаза Лизхен зло блеснули, она хотела мне что-то сказать, но сдержала себя и синхронно с Веником пробормотала:

– Стыдно…

– Гм… Любите друг друга?

– Да! – решительно и даже как-то мстительно ответила Лиза и дернула за рукав Веню.

Он немедленно подтвердил:

– Больше жизни.

Лиза дополнила, явно пересиливая себя:

– Простите нас, Михаил Александрович. Мы сильно виноваты перед вами.

Я изобразил из себя тирана, решающего дилемму: казнить или миловать, и со вздохом ответил:

– Прощаю. Как говорится, совет да любовь вам. Первенца крестить буду я. Но Вениамина в Россию не отпущу. По крайней мере в ближайший год. С этим придется смириться.

– Мы решили остаться в Африке… – в один голос ответили счастливые влюбленные, – а с родителями решим позже…

– Очень хорошо, у меня как раз для вас есть работа. Для обоих. А теперь свободны. Зовите следующую пару. Стоп… Елизавета Георгиевна, у них все серьезно?

Девушка быстренько кивнула и сообщила:

– Очень. Уинстон сделал Франсуазе предложение, но она пока не ответила. Там все сложно с родителями. С обеих сторон. Отец Франсин едва ли не взбесился, когда узнал, что ее избранник – англичанин. Мать Черчилля пригрозила наложить на себя руки. Но Уини полон решимости. И еще: они очень боятся вас, Михаил Александрович, поэтому решили подождать вашего возвращения.

– Боятся?.. Я что, монстр? Ну да ладно, зовите.

– Сэр… – Черчилль сделал шаг вперед и решительно заявил: – Сэр, я готов дать вам сатисфакцию! В любой угодной вам форме.

– Мишель, я молю вас, отпустите его, – француженка, заламывая руки, выскочила вперед, – убейте меня, но его отпустите!..

Господи, а она совершенно искренна. Неужели действительно – любовь? А я?.. Но ладно, придется засунуть в задницу свои обманутые чувства. И вообще… если честно говорить, не любил я ее…

– Какая сатисфакция, Уильям? – спокойно поинтересовался я, проигнорировав вопли Франсин. – О чем вы? Вы не нанесли мне никаких оскорблений.

Франсин при этих словах едва не раскрыла рот от удивления. Черчилль держался спокойно, разве что мертвенно побледнел. Я невольно поразился его выдержке. Только представьте себе: находится в плену, нагло отбивает потенциальную невесту у своего пленителя и довольно спокойно держится. Уважаю. И тысячу раз был прав, что не пристрелил его. Наоборот, сделаю все, чтобы Уини попал домой и как можно быстрее занялся политикой. И конечно же женился на Франсин.

– Вопрос с вашим освобождением решим. Я не против. Сегодня вечером за рюмкой бренди обсудим все детали.

– Условия?

– Никаких условий. Разве что… скажем так, я хочу лично передать вас вашей матушке. Насколько мне известно, она со своим госпиталем еще в Кейптауне. Я думаю, мадемуазель де Суазон будет нас сопровождать?

– Непременно, – твердо сказал Уинстон и сжал руку Франсин.

– Вот и хорошо. А я как раз подтвержу, что в вашем освобождении большую роль сыграла баронесса де Суазон. А теперь оставьте меня одного.

Прежде чем выйти, Черчилль с чувством сказал:

– Сэр… Майкл… я почту за честь считать себя вашим другом.

– Я польщен, Уинстон.

Вот так… А вы знаете – ведь мне ни капельки не досадно. Наоборот, как будто гора с плеч упала. Видимо, не нашел я себе еще половинку. А эти… эти пусть любятся. А мне пока некогда.

– Дел-то впереди… – Я посмотрел через рюмку на башку буйвола, нагло пялившуюся на меня со стены. – Делать не переделать. Армию, говорите… Сделаю я вам армию! И флот! И это… про революции всякие – даже думать забудьте. Но потом. А сейчас… Что-то я проголодался… Вашу мать!!! Лушка, хозяина кормить кто-нибудь собирается?!

Н. Каховка – Днепропетровск2016

Глоссарий

4,2‑линейный (10,67‑м м) револьвер Смита-Вессона, русская модель – американский револьвер, использовавшийся в армии США и Российской империи в XIX в. Револьвер имеет переломную рамку, обеспечивающую извлечение стреляных гильз при наклоне ствола вниз.

африкаанс – относится к нижнефранкской подгруппе западногерманской группы языков. Произошел от нидерландского языка и используется преимущественно в Южной Африке. Носители языка африкаанс понимают нидерландский (голландский) язык, но носители голландского языка должны приложить определенные усилия для того, чтобы подстроиться под язык африкаанс.

Бакунин Михаил Александрович – считается одной из самых влиятельных фигур анархизма и основоположником социального анархизма.

бандольеро – патронные сумки, соединенные в патронташ для ношения через плечо.

бельтонг (от афр. biltong – язык (полоска) с огузка) – южноафриканская разновидность вяленого мяса. Национальное блюдо африканеров.

Блюгейт-филдс – улица в Лондоне, на которой в девятнадцатом веке располагалось множество низкопошибных публичных домов, в том числе и для клиентов со специфическими сексуальными наклонностями.

Бота Луис – бурский военный и политический деятель. Отличился в ряде битв в англо-бурской войне, однако впоследствии был одним из сторонников заключения мира с Британской империей. Первый премьер-министр Южно-Африканского Союза.

Браунинг М1900 (№ 1) – самозарядный пистолет, разработанный Джоном Мозесом Браунингом в 1896 г. и выпускавшийся бельгийской компанией Fabrique Nationale d’Armes de Guerre (FN) в 1900–1912 гг. Патрон 32 АСР(7,65х17 мм).

Брокар – производитель парфюмерии, в том числе и мужского одеколона, популярный в России XIX в.

винтовка Ли-Метфорда (англ. Lee-Metford) – британская армейская магазинная винтовка с продольно-скользящим затвором. Выпускалась под патрон калибра .303 (7,7 мм), снаряжавшийся дымным порохом. Существовал ее кавалерийский вариант, отличающийся укороченным стволом.

винтовка Мартини-Генри – модификация винтовки Пибоди-Мартини с полигональным стволом системы Генри и усовершенствованным ударным механизмом. Винтовка однозарядная, выпускалась в различных калибрах и стояла на официальной службе вплоть до конца Первой мировой войны.

винчестер модели 1887 года – гладкоствольное ружье рычажного действия, разработанное известным американским оружейником Джоном Браунингом и производившееся с 1887‑го по 1920 г. Выпускалось в 10‑м и 12‑м охотничьих калибрах.

винчестер модели 1894 года – винтовка с затвором рычажного действия, разработанная известным американским оружейником Джоном Браунингом. В том числе известная как «Винчестер 30–30» по названию использующегося в ней патрона.

Вольтов столб – первый гальванический элемент, изобретенный в 1800 г. итальянским ученым Алессандро Вольта.

гелиограф – оптический телеграф, устройство для передачи информации на расстояние посредством световых вспышек. Главной частью гелиографа является закрепленное в рамке зеркало, наклонами которого производится сигнализация серией вспышек солнечного света (как правило, азбукой Морзе) в направлении получателя сигнала.

«гилли» (от англ. ghillie) – маскхалат, покрытый ленточками камуфлированной ткани, скрадывающей очертания человеческой фигуры.

«дерринджер» – класс двуствольных пистолетов простейшей конструкции, как правило, карманного размера. Название происходит от фамилии известного американского оружейника XIX в. Генри Дерринджера.

детонирующий шнур (детонационный шнур) – устройство для передачи на расстояние инициирующего импульса для возбуждения детонации в зарядах взрывчатых веществ. Инициирующий импульс обычно возбуждается капсюлем-детонатором и передается детонирующим шнуром к одному, чаще к нескольким зарядам, которые должны сработать одновременно. Также используется для передачи импульса от одного заряда к другому.

дистанционный взрыватель – предназначен для обеспечения дистанционного действия, то есть срабатывания в заданной точке траектории полета боеприпаса (на дистанции) без какого-либо взаимодействия с целью.

дистрикт – административно-территориальная единица в бурских республиках, в буквальном смысле – район, округ.

Европейский легион – сведенные в одно подразделение европейские волонтеры, в том числе и русские, помогающие бурам в борьбе против Британской империи.

Едрихин (Вандамм) Алексей Ефимович – военный разведчик, писатель, автор работ в области геополитики и геостратегии. Во время англо-бурской войны был корреспондентом газеты «Новое время» и, судя по всему, исполнял поручения Генерального штаба Российской империи. Есть сведения о его непосредственном участии в боях. Писал репортажи с фронта под псевдонимом Вандамм.

Жубер Петрус Якобус (1831–1900) – политический деятель и коммандант-генерал (верховный главнокомандующий) Южно-Африканской Республики. Во время Англо-бурской войны 1889–1902 гг. с главными силами буров безуспешно осаждал город Ледисмит.

кальвинизм – направление протестантизма, созданное французским теологом и проповедником Жаном Кальвином. Одним из отличий от других христианских конфессий является толкование Библии на основе только Библии. Любое место Библии толкуется кальвинистами не с позиций какого-либо человеческого авторитета (будь то папа римский, православный священник, пастор, руководитель какой-то религиозной организации и т. п.), а исключительно с помощью авторитета Божьего – других мест Библии, как, по мнению кальвинистов, это делал Иисус Христос.

кама – кинжал, использовавшийся у народов Кавказа и Закавказья. Название кинжала пришло из абхазо-адыгских языков.

картечница (орудие) системы Гатлинга – многоствольное скорострельное стрелковое оружие, фактически прообраз пулемета. Оригинальная конструкция Гатлинга относится к полевым орудиям, с боеприпасами на дымном порохе, с несколькими стволами, приводимыми во вращение рукоятью, и заряжается посредством металлических кассет с патронами, свободно подающимися в ствол под действием силы тяжести. Экстракция стреляных гильз происходит также под действием силы тяжести, когда ствол оказывается в нижней точке.

клыч (килыч) – один из видов турецкой сабли. Изгиб клинка начинается с конца второй трети. Верхняя треть клинка – прямая. Рукоять прямая или изогнутая. Масса сабли колеблется в среднем от одного до полутора килограммов.

кольт «Миротворец» (англ. Peacemaker) – шестизарядный револьвер с ручным взводом курка, ударно-спусковым механизмом одинарного действия. Выпускался с 1873 г. Несмотря на наличие шести камор, пистолет обычно заряжался пятью патронами – камора напротив ствола оставлялась пустой во избежание непроизвольного выстрела оружия. Выпускался под патроны более чем 30 калибров, от 0.22 до 0.45, с различной длиной ствола.

Кольт М1900 – первый самозарядный пистолет, разработанный американцем Джоном Мозесом Браунингом в 1895–1898 гг. для компании «Кольт». Выпускался этой компанией с 1900 г. до начала 1920‑х гг. Калибр 38 АСР(9Ч23 мм)

коммандо – основная тактическая единица в бурской армии, состоящая из всех боеспособных мужчин в дистрикте под командованием комманданта – выборного командира подразделения.

карабеля (карабела) – тип сабли, широко распространенной в Восточной Европе. Основным отличием карабели является рукоять в форме орлиной головы, с загнутым вниз набалдашником. Эфес характеризовался обычной сабельной крестовиной с шаровидными утолщениями на концах.

кордегардия (от фр. corps de garde) – помещение для караула.

Кристиан Рудольф Де Вет (1854–1922) – политический деятель Оранжевого Свободного Государства, генерал.

Кронье Пит Арнольд – южноафриканский военный и политический деятель, командующий отрядом бурских войск в Англо-бурской войне 1899–1902 гг. Нанес британским войскам ряд поражений, однако был окружен со своим корпусом под Пардебергом и взят в плен 28 февраля 1900 г.

Кропоткин Петр Алексеевич – создатель идеологии анархо-коммунизма и один из самых влиятельных теоретиков анархизма.

КТОФ – Краснознаменный Тихоокеанский флот.

лиддит (тринитрофенол, пикриновая кислота, меленит, шимоза) – взрывчатое вещество, широко используемое в конце XIX – начале XX в.

Ллойд-Джордж Дэвид (1863–1945) – премьер-министр Великобритании в 1916–1922 гг. Один из крупнейших лидеров либеральной партии. В парламент впервые был избран в 1890 г., где благодаря своим выступлениям вскоре стал во главе либералов. В период Англо-бурской войны 1899–1902 гг. резко выступил против политики Великобритании, в результате чего одни приписывали ему пробурскую позицию, а другие называли сторонником «малой Англии»

маис – один из видов кукурузы.

Максимов Евгений Яковлевич – подполковник, русский военный офицер запаса, волонтер-доброволец, непосредственно воевавший на стороне буров в англо-бурской войне. Возглавил Европейский легион после смерти его командира французского генерала Вилейбоа Мореля. По некоторым данным, являлся кадровым разведчиком Генерального штаба Российской империи.

«Маузер С‑96» (нем. Mauser C96 – от «Construktion 96») – немецкий самозарядный пистолет, разработанный в 1895 г. Пистолет относится к наиболее мощным образцам автоматических пистолетов, действие автоматики которых основано на использовании энергии отдачи ствола при его коротком ходе. К достоинствам пистолета стоит отнести точность и дальность боя, мощный патрон и хорошую живучесть оружия в боевых условиях. К недостаткам – сложность перезаряжания, большие массу и габариты. Из‑за высокой мощности и прицельной дальности в начале производства пистолет позиционировался как «пистолет-карабин» для охотников.

медоед, или лысый барсук (лат. Mellivora capensis) – вид из семейства куньих, обитающий в Африке и в Азии. Медоеды считаются весьма бесстрашными и даже агрессивными животными, у которых почти нет естественных врагов. Их очень толстая кожа, за исключением тонкого слоя на животе, не может быть пронзена даже зубами крупных хищников. Данным животным приписывается воистину легендарный вздорный нрав.

метрополия – государство по отношению к своим поселениям, поселениям за пределами своих границ, эксплуатируемым территориям, зависимым странам.

милиция – в данном случае: нерегулярные вооруженные формирования, используемые как для военных целей, так и для поддержания общественного порядка, создаваемые из местного населения, часто на добровольной основе, и не входящие в состав системы государственных регулярных военных и правоохранительных органов.

муха цеце (лат. Glossina) – типовой род насекомых из семейства мух, обитают в тропической и субтропической Африке. Являются переносчиками ряда заболеваний животных и человека, в том числе и сонной болезни. Обнаружено 23 вида этого рода.

Оранжевое Свободное Государство, или Оранжевая Республика – независимое государство в Южной Африке, расположенное между реками Вааль и Оранжевая. Столица – Блумфонтейн. Получило независимость 17 февраля 1854 г., утратило независимость в 1902 г. по результатам англо-бурской войны и вошло в состав Британской империи как Колония Оранжевой реки.

орудие системы Уитворда – казнозарядное артиллерийское орудие времен Гражданской войны в США. Имело оригинальную сверловку шестигранного ствола и издавало при стрельбе жуткий визг. Для своего времени отличалось удивительной точностью.

Папаша Пауль – Стефанус Йоханнес Паулус Крюгер, известный по почтительному прозвищу Дядюшка Пауль, президент Южно-Африканской Республики в 1883–1900 гг. Участник военных операций буров против африканского населения.

Первый интернационал – первая официальная международная организация рабочего класса. Более двух третей делегатов исповедовали взгляды анархистского толка.

«пом-пом» (QF 1‑фунтовое орудие) – скорострельная автоматическая 37‑м м пушка, разработанная Хайремом Максимом. Было первым в мире орудием своего класса и широко использовалось вплоть до конца Первой мировой войны. За характерный звук перезарядки и получило прозвище «пом-пом»

пулемет Максима-Норденфельда – станковый пулемет, разработанный британским оружейником американского происхождения Хайремом Стивенсом Максимом в 1883 г. Первые модели этого пулемета выпускались на оружейном предприятии Торстена Норденфельда в Англии и оснащались станком Норденфельда. Выпускался во множестве вариантов и под разные патроны, в том числе под британский .303. Модель под данный патрон, без кожуха водяного охлаждения, на легком пехотном лафете (треноге) называлась «сверхлегкой»

пулеметный станок системы Колесникова – станок к пулемету Максима, сконструированный в 1915 г. русским изобретателем Колесниковым И. Н. Представлял собой трубчатую стрелу с сошником и веревочными петлями вместо рукояток, дубовые колеса диаметром 305 мм со стальными ступицами и шинами, и бронзовыми втулками, крепление для щита, механизмы вертикального и горизонтального наведения.

ракета Конгрива – боевая ракета, разработанная Уильямом Конгривом и состоявшая на вооружении армии Великобритании в первой половине XIX в., позже принятая на вооружение во многих других армиях мира.

Ранненкампф Карл Густавович – один из врачей русско-голландского санитарного отряда. Отказался эвакуироваться и находился при войсках буров до самого окончания войны.

револьвер системы Нагана – револьвер, разработанный бельгийскими оружейниками братьями Эмилем и Леоном Наганами и состоявший на вооружении и выпускавшийся в ряде стран в конце XIX – середине XX в. В 1895 г. был принят на вооружение Русской императорской армией, в варианте под патрон 7,62х38 мм Наган.

Ромейко-Гурко Василий Иосифович – подполковник Генерального штаба Российской империи, военный атташе при войсках буров во время англо-бурской войны.

русско-голландский санитарный отряд – на волне усилившихся в начале англо-бурской войны антибританских настроений в Петербурге осенью 1899 г. был создан Голландский комитет для оказания помощи раненым бурам во главе с пастором Гиллотом. Все члены отряда были гражданскими лицами, даже если имели военно-медицинское образование. Отряд работал в Трансваале и Оранжевом Свободном Государстве и оказал значительную помощь местному населению, отступая вместе с войсками буров.

САСШ – Северо-Американские Соединенные Штаты; название США в XIX в.

Сесиль Джон Родс (1853–1902) – английский и южноафриканский политический деятель, бизнесмен, строитель собственной всемирной империи, инициатор и главный идеолог английской колониальной экспансии в Южной Африке. К концу XIX в. девяносто процентов алмазов в мире добывалось на приисках, принадлежавших его компании «Де Бирс»

Снайдер-Энфилд – британская однозарядная винтовка XIX века под патрон .577 Снайдер с казенным заряжанием. Автором разработки является американский инженер Джейкоб Снайдер. Британская армия приняла ее на вооружение в 1866 г. в качестве основного варианта переделки устаревших дульнозарядных винтовок Энфилда образца 1853 г. Снята с вооружения в 1871 г.

Стейн Мартинус Тьенис – южноафриканский юрист, политик и государственный деятель, шестой и последний президент независимой Оранжевой Республики с 1896 по 1902 г.

стетсон – ковбойская шляпа, фетровая, кожаная или соломенная, с высокой округлой тульей, вогнутой сверху, и с широкими отогнутыми вверх по бокам полями. Была изобретена Джоном Стетсоном в 1860‑х гг.

сундук – жаргонное название мичмана.

суфражистки – участницы движения за предоставление женщинам избирательных прав. Также суфражистки выступали против дискриминации женщин в целом в политической и экономической жизни. Считали возможным отстаивать свои идеи, применяя радикальные акции.

Сюрте Насьональ – Главное управление национальной безопасности (фр. Surete Nationale) – отделение французской полиции, основанное Эженом Франсуа Видоком в 1812 г. Считается одной из первых в мире организаций по борьбе с преступностью.

Трансвааль (от голл. Transvaal, досл. «за Ваалем») – общее название региона, расположенного между реками Вааль и Лимпопо в Южной Африке.

«трансваальский маузер» – магазинная винтовка системы Маузера образца 1893–1985 гг. Выпускалась под патрон калибром 7 мм, снаряженный бездымным порохом. Стояла на вооружении армии бурских республик, чему и обязана подобным прозвищем. По ряду показателей превосходила винтовки, стоящие на вооружении Британской империи.

уитлендеры, ойтлендеры, ойтландеры (от афр. uitlander – чужеземец, пришелец, неафриканер, т. е. лицо неголландского происхождения). В широком смысле – обозначение переселенцев 1870–1890‑х гг. в южноафриканские республики Трансвааль и Оранжевое Свободное Государство.

уорент-офицер (англ. Warrant Officer) – группа званий в англоязычных странах, а также в бывших колониях Великобритании. По статусу уорент-офицер занимает промежуточное положение между сержантами и младшими офицерами.

УС – патрон с уменьшенным зарядом пороха, использующийся в оружии, снабженном глушителем.

фельдкорнет – в независимых бурских государствах Южной Африки (Оранжевая Республика и Трансвааль): изначально – именование командира (до сентября 1900 г. – выборного) бурского конного ополчения, которое временно созывалось в случае военной опасности или для набега на негритянские и кайсанские территории. Затем – воинское звание. В дальнейшем с сентября 1900 г. коммандантам было дано право назначать фельдкорнетов самим, а те, в свою очередь, получили право назначать корнетов, которые в условиях разросшейся армии выполняли функции субалтерн-офицеров в частях. С этого времени фактически фельдкорнеты уже командовали подразделениями, эквивалентными по численности батальонам в европейских армиях, а корнеты выполняли при них функции командиров рот.

фехтгенерал (голл.) – боевой генерал. Мог назначаться решением президентов бурских республик.

фонарь Ратьера – сигнальный фонарь особого устройства, применяемый как средство связи в темное время суток. Позволяет давать сигналы и вести переговоры (по азбуке Морзе) при помощи узкого луча света, посылаемого в определенном направлении. Этот луч бывает виден только там, куда он точно направлен.

цейхгауз, или армерия (от нем. Zeughaus – дом для оборудования) – военная кладовая для оружия или амуниции.

«Telorar» – один из первых оптических прицелов (ружейных телескопов) современного вида. Выпускался на австрийском предприятии KAHLES с 1900 г.

Сноски

1

одна ложечка (голл.)

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Эпилог

Глоссарий Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg