«1894. Часть 1»

1894. Часть 1 (fb2) - 1894. Часть 1 [СИ] 596K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Владимир Александрович Голубев

1894

Пролог.

Две недели "штабс-капитан" Гусев тренировал своих людей для захвата броненосца. Володя привык быть готовым к любому варианту событий. В девяти случаях из десяти его усилия пропадали впустую, а подчиненные ворчали по углам, зато, иногда, всем, кто не видел этих учений-мучений, казалось, что только удача спасала его. Взять на абордаж английский броненосец - неслыханное дело. Последний захват вражеского корабля в морском бою состоялся в 1815 году. Идея Николая была подобна азартной игре, а Володя не любил случайностей. В северной части Пёрл-Харбола Гусев приказал построить макет броненосца. Два транспортных судна встали на якорь друг за другом, и плотники обили их досками, подняли палубу и расширили корму. Каждую ночь, ориентируюсь по двум фонарям, изображающим прожектора броненосца, четыре транспорта отрабатывали атаку на "Центурион". Корабли бросали якоря, и матросы учились работать деревянным тормозом. Звук столкновения гасили мешки, туго набитые травой, по бортам судов. Штурмовые команды сыпались по трапам на палубу, с каждым разом всё увереннее.

К концу подготовки дюжина солдат лежала в гипсе, двоих спасти не удалось. Гусев и его командиры со специально отобранными людьми отрабатывали до мельчайших деталей эту фантастическую операцию. Когда Николаю захотелось проявить свою храбрость и порядочность, пойти на абордаж в первом эшелоне, возмутились многие. Солдаты и офицеры считали теперь своё место в строю заслуженным.

Коля сделал вид, что смирился и остался на берегу, а сам вернулся, и легко затерялся в черной одежде, с черным лицом, среди таких же черных, как он, коммандос. Фейерверки, ракеты и шутихи, не умолкавшие всю ночь, закончились, бой барабанов стих, а женский хор на берегу затянул нежную, колыбельную песню.

- Пора, - отдал команду Гусев.

Четыре транспорта, выкрашенные сажей, растворились в ночи, направляясь из-за острова в центр гавани, по направлению к броненосцу.

Попутный ветер упрощал задачу. Все, что теперь требовалось от рулевых, - это точно и одновременно причалить к борту "Центуриона". Атака началась за час до рассвета. Гусев шел в авангарде, его транспорт, должен был обогнуть броненосец, и напасть со стороны берега.

Те, кто находился внутри "Центуриона" и не могли уснуть, сначала услышали посторонний глухой стук, затем треск, когда по стальному корпусу броненосца, борт о борт, прошли четыре транспорта. Они остановились, и сразу застучали деревянные трапы, упавшие на палубу. "Собака", что голландская, принятая у нас, что английская dog watch, давно закончилась. В нынешней вахте, в той, что сменилась два часа назад, никому не удалось даже вздремнуть всю ночь. Глаза у всех слипались, а тут ещё дождь, который, казалось, решил сделать передышку на день-другой, снова застучал крупными каплями по палубе. Поэтому нападение дьяволов с черными лицами, в черной одежде, было неожиданным и шокирующим. Никто из моряков не мог поверить в происходящее.

Коммандос даже в темноте легко отличали своих товарищей от английских матросов. В свое время, король Георг II, насмотревшись на одетую амазонкой графиню Бредфорд, ввел такую же, как на ней, форму на флоте. Сочетание синего и белого цветов стало визитной карточкой английских моряков. Штурмовые команды легко захватили палубу, и открыли путь вглубь корабля носильщикам дымовых шашек. Полсотни шашек, весом сорок килограмм каждая, должны были выкурить из помещений броненосца команду. Носильщики были вооружены только револьверами на случай, если их поджидает внутри морская пехота. Они разошлись по трапам, каждый своей дорогой. Перед носильщиком шла тройка штурмовиков, расчищающих ему путь. Казалось, что корабль пуст, и они оказались в замкнутом мирке, слабо освещенном едва горящими лампами и пронизанном гулом и запахом машин. Через мгновение корабль проснулся, загудел, как растревоженный улей, сотнями голосов. Офицеры и матросы заполнили коридоры и трапы. Абсолютное большинство носильщиков бросило дымовые шашки на месте, спеша прорваться назад на палубу за оставшиеся пять секунд. Лишь двум группам повезло пробиться в машинное отделение, к одной из них прибился Николай. Как только три дымовые шашки были сброшены с плеч и зажжены, шестеро штурмовиков и три носильщика полезли вверх по трапу вместе, единой группой. В дыму, с трудом находя дорогу, они сбились с пути. Ни один из штурмовиков никогда раньше не бывал внутри таких больших судов, они растерянно двигались вперед, путаясь в сумасшедшем переплетении труб, вентилей и приборов. Самое страшное, с каждой секундой все труднее было дышать, эти смельчаки впервые узнали страх, они боялись задохнуться в этом стальном мешке.

Николай спускался вместе с той группой, которая сейчас показывала путь наверх. Он понял, что они заплутали, как только наклонный трап сменился на вертикальный. Попав в лабиринт пересекающихся бимсов, полубимсов, пиллерсов и карлингсов, все на мгновение запаниковали. Лишь Николай уловил движение вверху, где на секунду мелькнул свет, и глухо стукнула крышка люка.

- За мной, - крикнул Николай, и побежал к замеченному им трапу.

Коле казалось, что его сердце разорвется от нагрузки, глаза слезились, а легкие горели. Он оторвался от своей команды метров на десять. Когда раздался грохот отбрасываемой крышки, воздух из каземата показался Николаю сладким и необычайно свежим, его, как будто, вышвырнуло наверх, так хотелось дышать полной грудью. Он оказался в каземате первым, и увидел вокруг себя четырех офицеров, готовящих взрыв броненосца. Англичане обернулись на грохот крышки и увидели "негра в черном", направляющего на них крошечный пистолет. Мгновение растянулось в бесконечность, офицеры застыли, воздух стал густым. Николаю показалось, что он видит полет пули, видит её удар в живот неприятного на вид, крупного, рыжего английского офицера, похожего на Чубайса. Тут же картинка рассыпалась, два офицера бросились к Николаю, зажав в руках кортики, а третий стал расстегивать кобуру.

Впервые в жизни долгие ежедневные тренировки принесли Коле реальную пользу. Он разделался с двумя англичанами легко, всего двумя ударами. Те упали, скуля, потеряв весь свой лоск, уверенность и превосходство.

Николай поднял свой взгляд на третьего офицера, и приказал ему поднять руки. Тот повиновался, но что-то в позе англичанина насторожило Колю, пистолет выстрелил сам собой, дважды подряд. Только когда офицер упал, Николай заметил покатившийся по полу кортик.

Вторым из люка показался знакомый по совместным тренировкам казачок. Невысокого роста, молоденький, жилистый и выносливый, он дышал свободно, и не щурился, будто дым для него не помеха, ни легким, ни глазам.

- Хотели взорвать броненосец, - кивнул в сторону англичан Коля.

Один из двух офицеров, вступивших в рукопашную схватку, потянулся к кортику, и казачок резко полоснул его ножом по горлу. Кровь забрызгала ему одежду, он не обратил внимания. Проходя мимо второго, казак ловко ударил сапогом в висок. Раздался хруст, офицер затих, его глаза закатились.

- Каждая такая ошибка грозит смертью, - на правах партнера по тренировкам позволил себе вольность казак.

* * *

На верхней палубе русские матросы и казаки пытались сдержать напор безоружных англичан, в панике вылезающих, как тараканы, изо всех "щелей" - трапов. Казаков не хватало, в двух местах англичане прорвались и прыгали в воду, ища спасение на берегу.

В двух других местах, где трапы были свободны от англичан, а дым валил слабее, казаки полезли вниз, решив обследовать каюты, чтобы взять что-нибудь на память. Вскоре они обзавелись "сувенирами": кто биноклем, кто револьвером, кто кортиком, тем, что попалось под руку.

Наконец подошли мелкие суденышки с канаками, которые начали "спасать" англичан. Гусев сразу же приказал открыть все люки, и моряки хлынули в море, обезумев от счастья, они уже приготовились умирать.

* * *

Оказавшись снаружи, на верхней палубе, Николай увидел сцену: сотня канакских судов подбирает из воды английских моряков.

Две сотни казаков вытаскивали наверх и складывали вдоль борта, задохнувшихся внизу офицеров и матросов броненосца. Солнце всходило над городом, и делало явственной картину ужасного преступления: смерть сотен безоружных людей, задохнувшихся внутри корабля.

Глава 1

Верные друзья.

Когда-то, давным-давно, у Коли была семья. Мать, безумно любящая самого Колю и его отца, создавала невыносимо идеальный уют в семье. Отец, погруженный в диссертацию, забывал о необходимости содержать семью и расталкивать локтями друзей-соперников у институтской кормушки. Коле было пять лет, когда мать закончила институт. Её любовь к мужу прошла. Родители Коли развелись, и, никому не нужный, ребенок был выброшен в деревню, к бабушке. Мать возненавидела Колю и его отца.

Характер пятидесятилетней бабки был суров до жестокости. Почему она согласилась принять к себе внука - осталось загадкой для Коли. Глупейшая привычка, добиваться справедливости у начальства, ввергли её в нищету. Председатель колхоза никогда не давал ей разрешения поехать торговать на городской рынок, а зарплату выписывал такую, что в пору было удавиться. Куда исчезали небольшие отцовские алименты, почему они не доходили до бабки, было таким же секретом, как и бабушкина потребность скандалить с отцом Коли, в его редкие визиты в деревню. Один из визитов отца, летом 1985 года, дал ощутимый материальный результат, и бабка перестала с ним ругаться, хотя и смотрела волком. Дело в том, что с бабкой жила её мать, прабабка Коли. Прадед пропал без вести во время войны, а сама она долго болела какой-то страшной болезнью, в результате её руки и ноги скрючились, ходить она могла только на костылях. Прабабке платили колхозную пенсию 28 рублей. Отец Коли всего за неделю смог добиться у врача обследования старушки, и ей начали оформлять инвалидность. Через месяц отец отвез прабабку в областной центр, где ей назначили первую группу и 45 рублей пенсии. В отличие от своей угрюмой дочери, старушка излучала оптимизм и жизнерадостность. Коля любил слушать её рассказы о довоенной и послевоенной жизни.

Как муж хитростью заставил её выйти за него. Прадед обманул её, пустил слух, что незамужних будут всех поголовно забирать на торфоразработки, в трудармию.

Прабабка пела Коле частушки, особенно насмешила его такая:

"Меня судят на суду. Вся стою трясуся.

Присудили сто яиц. А я не несуся ..."

До войны и после неё налоги в деревне были большие; сдавать яйца, масло и мясо нужно было независимо от наличия кур и коровы; тех, кто не смог купить яйца и масло, для сдачи налога, судили - объясняла правнуку смысл частушки старушка.

"Пришёл Маленков - понаелись блинков", - пела прабабка свои частушки весело, задорно. Рассказывала историю своей жизни радостно, не считая трудности жизни несчастьем или горем.

Коля слушал истории о том, как она привязывала веревкой свою маленькую дочку, нынешнюю бабу Нюсю, за ногу к столу, чтобы та не уползла из дому, оставшись одна. Отпусков тогда не давали, прабабка вышла на работу через неделю после родов. Как посылала подросшую дочку зимой в лес воровать хворост, маленьких детей объездчик не бил плеткой, только отнимал "дрова".

Прабабка, вздыхая, вспоминала, как она без спроса, однажды, прибежала домой, чтобы нагреть воду, постирать дочке одежку и покормить её. Следом прискакал бригадир Петр Никулин, фронтовик, и прямо на лошади стал наезжать на нее. Таганок опрокинулся, огонь залило водой. А Никулин замахивается бичом и кричит матюгами: "Беги скорей на работу, иначе под суд отдам!". Не обижается на него старушка, тот делал свое дело.

"Сейчас живем - не тужим. Хлеб в магазине есть, масло растительное - тоже. Нюська с фермы вечером отрубей принесет для поросеночка. Весной кабанчика зарежем, сала на весь год хватит", - радовалась старушка счастливой жизни. Смешно было Коле смотреть, как прабабка вяжет своими скрюченными, негнущимися руками теплые носки на продажу. Немощная и, казалось, беспомощная старушка никогда не сидела на кровати без дела. Она постоянно работала.

Колхоз имел детский садик, но определить туда Колю бабушка не смогла. Не положено, чужой ребенок.

В двух километрах от деревни располагался военный городок. То ли у военных не было детского сада, то ли троица мальчишек избежала радостной участи хождения строем, начиная с раннего детства, но знакомство маленьких разбойников состоялось в колхозном саду. Мальчишек можно было понять. В военном городке были только клумбы с цветами, в деревне вырубили все яблони и груши давным-давно, при введении драконовских налогов, и вновь сажать их колхозники не торопились.

Три собаки, огромные, в глазах маленьких детей, прыгали вокруг трех яблонь, на которых сидели мальчишки.

Коля поначалу оцепенел, и чуть было не свалился вниз, а вот крупный мальчишка на соседнем дереве хищно, не по годам, ухмыльнулся, и достал из кожаной сумочки, пристегнутой к офицерскому ремню рогатку. Всё было слишком большое даже для него. И рогатка, и широкий ремень, и сплющенные пистолетные пули.

- Валерка, не стреляй! Только раздразнишь собак, - закричал чернявый мальчишка с раскосыми глазами.

- Не дрейфь, Вовка.

Валерка прицелился в собаку, стоящую под ним. Ей наконец-то надоело прыгать, она смотрела на Валерку, рыча и скаля зубы, подняв морду вверх. Пацаненок целился ей в глаз, но попал в нос. Эффект был потрясающий! Такого жалобного воя Коля не слышал никогда. Даже неделю назад соседский пес держался солидней. Его тогда били дрыном за задушенного цыпленка. Сосед грозился повесить пса на дереве, насмерть, но смилостивился.

Две другие собаки ничего не поняли, но отбежали метров на пятьдесят.

- Двинулись! От дерева к дереву. Если бросятся, успеем забраться, ветки низко, - приказным тоном бросил Валерка и ловко спрыгнул вниз.

До ограды было недалеко, мальчишки в один бросок перебрались на дорогу, огибавшую колхозные сады. Две осмелевшие собаки заливались лаем за забором. Валерка подошел вплотную к забору, достал рогатку, и они убежали, поджав хвост. Коля был уверен, что собаки испугались Валерку, а не рогатку.

- Эй, шавки, забздели!? - смело закричал им вслед Вовка, и залихватски засвистел в два пальца.

- Ну что, "деревня", налет на сад сорвался! Пойдешь с нами на речку? - предложил Валерка.

- Меня Коля зовут, - протянул свою худенькую руку Валерке Николай, - А вы где купаетесь? На Трусиках, на Мостиках или на Чугунке?

- На Трусиках. Там песок. Еще выгон рядом, можно кизяков набрать, костер разжечь - согреться.

- Мне в семь надо дома быть, бабка вернется с работы, - уточнил Коля.

- Всем надо дома быть. У всех с работы ... мамы вернутся, - согласился Валерка.

- Наши мамы в шесть приходят. Не бойся, мы рано уйдем. Меня Серега зовут, - протянул руку головастый мальчишка с умным, жестким взглядом. Невысокий ростом, он выглядел старше других. Серега оглядел Колю оценивающе.

- А меня Вова, - чернявый смотрел на Колю добрыми глазами маменькиного сынка. Было непонятно, что он делает среди этих бандитов, - Я этой весной плавать научился. Мы по льдинам прыгали, я сорвался и чуть не утонул. Серега меня с берега палкой за воротник зацепил и подтащил к себе. Мне совсем не страшно было тонуть!

"И чем он гордится, дурак", - удивился Коля.

* * *

Эта дружба принесла Коле множество неприятностей. Хотя приключений было немало, и Коля, втянувшись, стал получать от них удовольствие. Офицерские дети были помешаны на оружии. Они таскали Колю на стрельбище, где знакомые "дяди" давали пострелять. Сначала из мелкашек, потом из карабина. Синяк на плече сильно болел, напоминая о карабине, но, как только он сходил, Коля с друзьями снова шел на стрельбище.

Шесть лет друзья обходились поджигами, но в 1991 году ...! Валерка обнаружил "дыру" в охране складов с оружием. Воровать карабин из оружейки было нельзя, там всё на виду, поднимется шум. И, конечно, охрана поставлена строго. Другое дело склады. Оружие прибыло двумя вагонами из бывшей военной базы. Обмолвки отца в домашних разговорах позволили Валере сделать вывод о неразберихе в учете.

- Вчера пришел груз с оружием. Его принимали по ящикам, еще неделю будут вести пересчет. Отличить проверенные ящики легко, пломбы меняют на новые, наши. Мы можем умыкнуть любое количество оружия из непроверенных ящиков, - уговаривал друзей Валерка.

- Сколько будем брать? - задал вопрос практичный Сергей.

- Ты помнишь скандал, когда мы уперли ящик тола? - осторожный Володя был явно против авантюры.

- Глупость несусветная была брать целый ящик! И родителям на целый год испортили рыбалку - твой отец тогда озверел совсем. Поэтому мы сами не могли много рыбы домой приносить. Хорошо, что у Коли чердак большой, смогли таранки насушить. Дураки мы были! - Сергей покачал головой.

Вовкин отец, "молчи-молчи", получил тогда выговор. Дело кончилось тем, что три месяца назад его перевели в Забайкальский округ. "Подарки", отвезенные начальству не помогли. Мать Володи плакала неделю, налаженная жизнь семьи рушилась на глазах.

- Зато у нас появились карманные деньги, и мы с бабкой не голодали, - неуверенно возразил Коля.

- Этот год будет еще хуже, всё дорожает. Отец говорит лет пять бардака стране обеспечено. Понимает, что бежать нужно из армии, но сидит на месте, - зло сказал Валерка.

- Кому наши отцы нужны на гражданке? В бандиты только идти? - остановил его Сергей.

- В челноки!

- Тьфу на тебя!!!

- Я воровать оружие не пойду! - неожиданно твердо заявил Вовка.

Остальные застыли в удивлении.

- Мать пакует вещи. Сменщик отца написал жалобу и нас "просят" освободить квартиру. Мы сначала поедем к родне, а потом переберемся к отцу, ему дали комнату в офицерском общежитии.

- Нашей вины в переводе твоего отца - крохотная грамулька, - попытался оправдаться Сергей. И повторил явно чужие слова, - Ротация кадров. Твой отец уже два года здесь пересидел.

* * *

Оружие таскали в два приема. В первую ночь троица злоумышленников (Володя не пошел, из принципа) перетащила груз под навес, где лежали ящики, отобранные для ремонта и списания. Еще две недели перетаскивали в заброшенный подвал. Год назад батальон охраны сократили до роты, старая казарма, царской постройки, оказалась лишней, и её снесли. Когда сносили здание, мальчишки обнаружили вход из основного подвала в маленький отнырок со сводчатым потолком из красного кирпича. Подвал строители засыпали, образовалась свалка строительного мусора. Вход в маленький погребок мальчишки отрыли и замаскировали.

Недостачу оружия не обнаружили, во всяком случае, не было публичных разбирательств. Но "ротация кадров" приняла массовый характер, перевели и отцов Сергея и Валерки.

Перед отъездом, мальчишки решили отомстить, неизвестно кому, и троица повторила набег на склад. Как раз поступила вторая партия оружия. В этот раз небрежно опломбированных ящиков было слишком много. Кто-то слишком спешил, пакуя груз.

* * *

Недостача оружия была слишком большой, чтобы это дело "спустили на тормозах", но отцы Валерки и Сергея не попадали под неприятности, и мальчишки смотрели на суету проверок без малейших угрызений совести.

- Сосед, Семен Львович, интендант наш, говорит, что весной военный городок: дома, стадион, дом культуры и стрельбище обнесут проволокой и включат в первую зону охраны. Всё это из-за проблем с квартирами, два офицера демобилизовались, и не хотят выезжать, - сообщил Сергей.

- Плевать! Первая зона доступна всем. Часовой на вахте - фикция, - засмеялся Валерка.

- А ты попробуй, потащи мимо карабин, посмотришь, - возразил Сергей.

- Дырку найти не проблема, но лучше нам всё сейчас перенести, - забеспокоился Коля.

- Не нам, а тебе. И я, и Валерка заняты, мы оба готовимся к переезду. У меня в квартире сумасшедший дом.

- Жалко на занятия боевым самбо не походишь, перестанут меня пропускать, думаю, - добавил Коля.

- Мы уедем, прапорщик тебя сразу вычеркнет из списка, - "успокоил" его Сергей.

- Тебе же лучше будет! - поддержал Валерка, - второе лето без отдыха. Тебя эта колхозная мастерская доконает, руки сбиты в кровь, ногти изувечены; худой стал, как велосипед. Ремонт тракторов - это работа для старперов, поверь мне.

- Я за прошлый сезон заработал себе на мотоцикл!

- Девять месяцев вкалывал, на старенькую Яву еле хватило, - скептически оценил результаты Сергей.

* * *

Мечты друзей встретиться после школы в академии имени Дзержинского не сбылись. Валерка поступил в ленинградское училище имени Фрунзе. Володя собирался учиться в Благовещенске, в детстве он мечтал стать "черным беретом", но в последний момент одноклассники утащили его в Рязань. Лишь Сергей чудом добился поставленной в детстве цели. Через два года он перевелся в институт, и убедил также поступить Валерку. Николай недолго проскучал в деревне без друзей, его мать вышла замуж и забрала сына к себе, новый муж настоял.

Жизнь в США, где существовало презрительное отношение к России, где её называли "заснеженной Африкой", сделала из Николая патриота России, любителя всего русского. Николай видел много "бывших русских", которые стыдятся своей родины, скрывают своё происхождение. С Колей было по-другому, он гордился всем русским, и не признавал даже явных отрицательных сторон русского прошлого и настоящего. Большинство земляков Николая в России и США скептически относились к "власть имущим", придумывали уничижительные характеристики, особенно для давно умерших царей: Николая II, Ленина, Сталина, не говоря уже о таких "жутких" фигурах, как Петр I и Иван IV. Ершов же одобрял и совестливого Николая Второго, и жестокого Сталина. Они оба, на его взгляд, обеспечили небывалый рост могущества страны, каждый по-своему. Коля рассматривал их вне политики, видел в них только лидеров своей страны. Участие России в разрушительных мировых войнах дважды отбрасывало её назад, а США, его родина-мачеха, росла, как на дрожжах. Читая на русских альтисторических форумах, как попаданцы изготавливают перед ВМВ автомат Калашникова, Николай посмеивался. Ему хватало даже технического образования, чтобы понять: экономика определяет победу. Не зря дешевые трехлинейки продолжали выпускать всю войну.

Отчим Николая разводил лошадей, и хотел видеть рядом с собой приемного сына, но Коля любил покопаться в стареньком моторе на быстроходном морском катере отчима, тот называл его громко: яхтой. Николай, конечно, нахватался верхушек, он мог грамотно поддержать разговор профессиональных лошадников, никогда не ошибался в оценке лошадей, и красиво держался в седле, вызывая восторги представительниц прекрасного пола. Странно, но моторы казались Коле живыми, он их любил и чувствовал их железную душу, а лошадей он не понимал.

Будучи студентом, Николай уже работал по специальности, не так, как большинство сокурсников, официантами и разносчиками пиццы. К двадцати пяти годам Ершов стал известным, в узких кругах, специалистом по моторам для морских катеров и яхт. С серийными движками справлялись ремесленники, Николай оживлял уникальные экземпляры.

Личная жизнь как-то не складывалось. То ли женщины требовали слишком много свободного времени, которого у Ершова катастрофически не хватало, то ли сказывался повседневный негативный опыт. Хозяин фирмы предпочитал посылать молодого и спортивного механика к заказчикам-женщинам. Те, невзирая на любую погоду, щеголяли на сдаточных испытаниях в бикини или топлесс, рассматривая Николая, как некий бонус к договору.

В отличие от многих сверстников, Ершов не забросил глупое детское увлечение боевыми искусствами. Это хобби отнимало у него два часа ежедневно, ничего не давая взамен. Перед матерью он оправдывал свою бесполезную трату времени тем, что занятия дают ему великолепную физическую форму и прекрасное самочувствие, для других находились свои отмазки. Например, ссылки на их же, не менее бесполезные, хобби. Старинный друг Володька увлекся в Сибири охотой, а Валерка в Питере - рыбалкой, даже расчетливый Сергей тратил деньги на стендовую стрельбу. Деньги на ружья и удочки, аренду вездехода или катера требовались немалые. Что касается компьютерных игр одноклассника Билли, по прозвищу Лохматый, то в двадцать пять лет они вызывали только улыбку.

* * *

Деловая поездка в Петербург обрадовала Ершова. Это была возможность сэкономить немалую сумму, которую он откладывал для ежегодной поездки на родину, чтобы повидать друзей детства и отца. Николай предупредил их о командировке, чтобы они спланировали следующие выходные, с учетом его приезда.

Ремонт пары катеров Mariah G 270, из-за которых он прилетел, не представлял существенной проблемы, его главной задачей было доказать партнеру, что причина поломки не заводской дефект, а их ненадлежащая эксплуатация. Ремонтная база и специалисты-механики оказались у партнёра на высоте, катера привели в порядок за пару дней. Оставшиеся два дня до уик-энда Николаю пришлось посвятить бумагам. Оказалось, что владельцы катеров - питерские чиновники, и они не хотят платить за ремонт.

В субботу утром, практически вместе, приехали Валерка, Сергей и Володя. До прилета отца оставалось три свободных часа, а затем Коля собирался увезти всех на дачу, представленную ему фирмой-партнером. Валерка, на правах старожила, как-никак пять лет жизни в Питере, посоветовал друзьям экскурсию по городу, остальные согласились, как потом выяснилось, зря.

Погода испортилась, подул сильный ветер со стороны залива. Облака стелились над землей так низко, что, казалось, цепляли за крыши домов. Николай пожалел, что пошел на экскурсию по городу, лучше бы они посидели в ресторане. Но тогда большие любители выпить Сергей и Валерка успели бы до прилета отца "накачаться по уши", и Николаю было бы неудобно, Ершов старший не одобрял пьянок до обеда.

Экзальтированная дама, неопределенного возраста, пыталась убедить своих слушателей в том, что город построен на костях сотен тысяч крепостных, что Петр 1 продал душу дьяволу, поэтому не упокоен. В высокую воду, при ветре с залива, он шатается по берегам Невы с дубинкой в руке, с безумно горящими глазами, и забивает прохожих до смерти. Памятник Петру срывается с постамента и скачет по городу в поисках кровавой жертвы.

Дамочка предлагала Ершову отдельную экскурсию "Полтергейст в Петербурге", но он отказался.

- Не верю я в эти сказки. Я первые свои пять лет прожил на "кладбище", наши пятиэтажки и дворец спорта построили именно там. Ни со мной, ни с соседями ничего такого никогда не происходило. Никакого полтергейста.

Дамочка заохала и напророчила Николаю скорую беду. Экскурсия закончилась, но она увязалась за Ершовым и его друзьями, ей оказалось с ними по дороге.

Дождь и ветер резко усилились, по улице невозможно стало идти, ветер выворачивал зонты и вырвал из рук. Ершов заскочил в подворотню старого дома переждать дождь, и утащил всех за собой. В подворотне было неожиданно тихо. Николай решил не терять зря время и позвонить отцу. Удивительно, в центре города не было сигнала. Николай прошел подворотню до конца, внимательно смотря на телефон, сигнал не появился. В старом дворе-колодце было темно, ветра не было, дождь еле-еле накрапывал, и сигнал отсутствовал.

"Какая же в Питере мерзкая весна! Весь день около нуля, а сейчас явный минус, и дождь, похоже, со снегом!" - подумал Ершов.

Николай прошел обратно, дамочка стояла у кованых ворот, дергая, закрытую на висячий замок, дверь. Друзья Ершова курили, не обращая на это никакого внимания. Коля подошел к решетке ворот и выглянул на улицу. Ветер стих, сменил направление на южное, но стал холоднее и кололся крошечными льдинками в лицо. Связь была недоступна. Асфальт на тротуаре пропал, на его месте возникла мостовая.

Ершов смотрел на улицу долгие пару минут, отмечая все больше и больше старинных деталей. Рядом верещала безумная женщина. Она повторяла свои обычные глупости, которые сейчас казались Николаю правдой.

"Попали. Мы - попаданцы! Прошлый, даже позапрошлый век!" - твердил он.

- Сергей!!! - громко окликнул он Клячкина.

- Ты чего кричишь? Что с бабкой? - первым подошел, как ни странно, Валерка.

- Давно это? - ткнул в сторону улицы Серега, сразу уловивший смысл происходящего.

- О чем вы? - лез в разговор Валерка.

- Помолчи, - резко остановил его Клячкин.

- Вы заметили, как похолодало? Ветер сменился и давление, - подошел Володя.

- Ты, Гусев, на улицу посмотри. Ничего не замечаешь? - поинтересовался Сергей.

"Что же я стою! Окно в будущее, возможно, ещё открыто!" - подумал Ершов.

- Побежали, - Николай потащил всех за собой.

Они бегали туда-сюда по подворотне, копируя своё попадание в прошлое. Коля заставлял свою спутницу бегать с ними, исполняя все движения и слова, в прямом и обратном порядке. Телефон не ловил станцию, а ворота оставались закрыты на замок.

- Зловредная бабка! Сглазила, наколдовала, наворожила! - нашел виновника несчастья Валерка. Он поднял экскурсовода за шарф над землей, и она начала задыхаться.

Он был несправедлив к "старушке". Та действительно была уже два года бабушкой, но называть так тридцати восьми летнюю женщину было не политкорректно. Да и бабушкой дамочка стала по причине своего и дочкиного высокого морального облика. Они обе залетели на первом курсе института и не захотели делать аборт.

- Отпусти, задушишь, - приказал Сергей Валерке.

"Бабка" громко задышала, отступила на шаг и завопила.

- Я бабка!? Я бабка?! - переклинило дамочку.

- Да хоть мамзелька. В твои-то сорок лет - это хуже плохого! - со злости Валерка бил по самому больному месту, мало того, прибавил "бабке" пару лет.

Мысли женщины перепрыгнули на дочку и, главное, внучку, оставленных в прошлом-будущем, и она завыла. Сергей залепил ей пощечину.

В прошлом, или теперь в нынешнем сегодня, оказалось утро. Окончательно рассвело. Со двора появился дворник, он подозрительно наблюдал за солидно одетыми господами, не решаясь позвать полицейского.

Дворник попытался пробиться к воротам, их пора было отпирать. Николай пропустил представителя закона, он сам хотел выбраться в город. Но прежде, Ершов узнал сегодняшний день и год, чем окончательно добил испуганного дворника.

На бульваре друзья оккупировали лавку, экскурсовод стояла в сторонке, всхлипывая.

- Светлана Кимовна, присядьте, мы сейчас сделаем ревизию запасов и решим, что делать, - Сергей уважительно обратился к экскурсоводу по имени, показывая, что они не бросят её на улице. Та восприняла предложение неправильно, отскочила в сторону, заозиралась.

- Ограбить хотите? Не выйдет!

- Присядьте. И имя, и отчество Вам нужно будет изменить, восьмого марта 1890 года они еще не в ходу, незачем привлекать внимание полиции, - акцентируя её внимание на пустяках, Сергей пытался успокоить экскурсовода.

- Это тебе, еврейчик, беспокоиться надо. Крестик покажи, - озлобилась "бабка".

- Моё имя: Николай Николаевич Ершов. Я инженер из штатов. В Питере в командировке, - представился Коля, и грустно улыбнулся женщине.

- Зовите меня Алена Акимовна, так звали мою бабушку. Хотя, - задумалась она, - полностью будет Елена Иоакимовна.

Все сгрудились около скамейки, и выложили из карманов и сумок всё своё добро пятью кучками.

Меньше всего запасов было у Ершова. Он захватил с собой в прошлое: ручку-роллер, смартфон с наушниками, портмоне с тремя пластиковыми картами и паспортом, бумажными деньгами и мелочью. Само собой, в список Сергея попали зонт, пальто, перчатки, костюм, сапоги, серая шапка из нерпы. В отдельный список для продажи вошли часы, заколка для галстука, золотая цепочка с крестиком, маленький швейцарский нож, брелок от ключей с фонариком, кожаный портфель, освобожденный от черновиков актов, случайно оставленного маленького тестера, сладкой булочки и походной аптечки. Зонт остался под вопросом, в Питере эта вещь была крайне полезна. Смартфон Ершов выключил.

- Коля! Пластиковые карты, визитки, билеты, ключи и рекламу твоей фирмы, я думаю, мы сможем продать. За гроши, конечно, но для нас и они важны. Складываем "дешевку" в твой портфель, - деловито определил Сергей.

- Какое богатство! Мои припасы для поездки меньше! - польстил "Елене Иоакимовне" Володя.

- Увы, сегодня не мой день. Вчера там были сокровища Али-Бабы! - расцвела от комплимента женщина.

Но даже бедный день принес огромное богатство. Смартфон был не дешевле, чем у Ершова, но также без зарядки. Огромная пачка дисконтных карт. Духи, помада, тени, четыре крема, салфетки, три носовых платка, прокладки, скотч, пластырь. Таблеток у экскурсовода оказалось вдвое больше, чем в аптечке у Ершова.

"Зачем ей "дома" таблетки?" - недоумевал Коля.

Нитки и иголки, "суперклей", травматик Макарыч, бусы из жемчуга, одинокая золотая сережка, фляжка с коньком, презервативы, запасные трусы в упаковке, два набора ключей, пяток пластиковых карт, запасные колготки.

В отдельном кармашке сумки лежали фирменные фломастер, маркер, десяток ручек, карандаш, маленький степлер, реклама.

Напоследок, вывалились пачка ярких пакетиков, пережатых резинкой. Семена помидоров, моркови, лука и свеклы, купленные женщиной для любимой дачи.

Шляпа, зонт, пальто, сапоги и платье были явно дороже Ершовских. Особенно поразили Николая перчатки. А вот кольца, увы, разочаровали, три тоненьких, без камешков. Цепочка тоже не впечатляла размерами.

- Часы с браслетом золотые, а на правой руке - золотой браслет с рубинами, - дополнил список "продаж" Сергей.

- На первое время хватит одного браслета, - отрезала попаданка.

Запасы Сергея и Володи мало отличались от Ершовских, если не считать трусы, носки и майки. Телефоны и часы были, конечно, дешевле, зато их складные ножи гораздо солидней, особенно у Володи.

Всех удивил Валера Бузов. Все знали, что он любит золотые побрякушки, но их количество зашкаливало за все разумные пределы. Зато теперь никто не мог посмеяться над его огромными золотыми часами. Презервативами Бузов мог обеспечить всю компанию, казалось, что он собрался не на пьянку с друзьями, а на блядки.

* * *

Швейцарский нож удалось продать в том же магазине, где взяли браслет с рубинами, и его стоимость оказалась лишь чуть меньше. Золотая цепь Бузова пошла на вес, и принесла почти сто рублей, по рублю за грамм золота.

Меблированные комнаты показались "Елене Акимовне" слишком убогими. Она осмотрела стены и мебель в поисках следов от клопов, и была удивлена их отсутствием.

- На что мы будем жить, когда продадим все драгоценности? - спросил Валера у друзей, расположившись в комнате.

- Я попробую устроиться на завод инженером. Знаний нужных у меня маловато, конечно. Могу механиком пойти, я люблю работать руками. С документами будут трудности ..., - не слишком уверенно ответил Николай.

- Ты тоже мог бы в депо устроиться, два года на железнодорожника отучился, что-то в голове осталось. Или нет? - ехидно посмотрел на Бузова Клячкин.

- Ты, Серега, сравнил?! Паровозы и тепловозы, большая разница! Я чертежником смогу устроиться. Точно! У меня талант! - обрадовался Бузов.

- У меня, то, что в академии учили, тоже всё выветрилось из головы, зато по буровым установкам я любого заткну за пояс. Любого из вас, - уточнил Клячкин.

- Не хвастай, "торгаш"! - засмеялся Гусев.

- Твои таланты убивать людей, Володенька, здесь никого не прокормят. В бандиты ты, надеюсь, не пойдешь?

- Я старлей, по местным понятиям, штабс-капитан, - обиделся Гусев.

- Я на гитаре хорошо играю, и бабы любят, как я пою, - влез в перепалку Валерка.

- Помолчи, чертежник, - приказал Сергей.

- А вы, "Елена Акимовна", могли бы пойти в гувернантки. Ваш английский безупречен, - решил увести разговор в сторону Николай.

- Еще немецкий и французский. Последний чуть хуже. Вообще-то, я десять лет занималась техническими переводами на "Гидроприборе", пока не устроилась на нынешнее хлебное место, - похвасталась она, и неожиданно закончила, - не хочу прислугой!

- Приоритет номер один - возвращение домой, завтра договариваемся с дворником, после чего, каждое утро встаем затемно и идем на променад в подворотню! - вернулся к главному вопросу Сергей.

- Принято! - глаза у Елены Акимовны заблестели, по щеке скатилась слеза.

- Завтра мы все начинаем искать работу. Я и Николай инженерами, Валерка чертежником, Володя ..., не знаю, надо думать. А вы арендуете дачу, шесть соток земли, я видел у вас семена. Любите покопаться на грядках? - Клячкин опять начал командовать.

- А это идея. Только кто мне эти шесть соток вскопает? Муж мой остался в будущем.

- Что-то руками делать умеете? Шить, вязать, играть на пианино, рисовать рекламу?

- Точно! Я полгода подрабатывала написанием рекламных листовок!

Глава 2

Консенсус.

Высокий красавец Бузов пришелся по вкусу "бабке Лене", которая затащила его в постель в первую же ночь.

- Тут бродит масса венерических заболеваний. Лечить, понятно, никто не может толком, вот и мрут все, как мухи. Даже Ленин умер от сифилиса!!! - била она в самое больное Валеркино место, его запаса антибиотиков хватило бы на пару-тройку раз, не больше.

- Хватит врать, Ленина отравленной пулей убило, - слабо сопротивлялся Бузов, не возражая против уже расстегнутых Еленой штанов.

Для Клячкина, Ершова и Гусева Елена Акимовна на следующий день озвучила "совместное" решение: своё и Валеркино золото она приватизировала.

- Достаточно того, что двести, из трехсот рублей общественных денег наши.

- Я вложу в общий фонд сто рублей, и Володя ..., - Клячкин вопросительно посмотрел на Гусева, тот кивнул, - тоже внесет сотню. Дай нам полгода. Мне не хотелось бы продавать часы, а лишних побрякушек у меня нет.

- Хорошо. Только не сто, а сто пять рублей! - торжествующе улыбнулась Елена.

- Уважаемая Елена Акимовна, я готов обменять зажим для галстука на ваш "Макарыч". Он стоит в десять раз больше вашего травматика, - неожиданно предложил Николай.

- Я видела твой зажим, камешек совсем маленький, меньше карата. Три тысячи долларов отдал?

- Три с половиной. Подарок матери. Мне месяц назад четвертной стукнул!

- На жалость не дави! Отдай свои Girard-Perregaux, они, конечно, дороже зажима раза в два ...

- Нет, всего в полтора. Часы - подарок отчима, но, крайне нужная здесь вещица ...

- Зато известная часовщикам марка. "Фронтовые, для германского военно-морского флота"? Хорошая легенда?

- По рукам! - решился после долгого размышления Николай.

Прагматичная Елена ушла за травматиком, только после этого Клячкин решился задать вопрос Ершову.

- Ты же собирался "изобретать" двигатели внутреннего сгорания. Зачем такие траты на Макарыч?

- Володька займется оружием. Инженер из него аховый, но опыт "эксплуатации" огромный. Думаю, дело пойдет, - ответил Николай и вопросительно посмотрел на Гусева.

Тот обрадовано закивал.

- Ты снимай, Володенька, снимай свою японскую дешевку. Мне, как инженеру, стыдно без часов, тебе, рядовому мастеру, дозволительно, - притушил его радость Николай.

- А мне ты что-то придумал, "командир"? - спросил Ершова Клячкин.

- Ничего. Ракетчик из тебя такой же, как из Валерки железнодорожник. Буровые установки продавать здесь некому, и их никто не производит.

- Предлагаешь мне сидеть у вас на шее?! Нет! В то время, пока ты и Володька будете воровать изобретения, я буду воровать музыку и книги, - обиделся Клячкин.

- Кто там воровать собрался музыку? - в комнату вошел Валерка, - Сережа, ты, наверно, меня будешь просить записать? Сам не сумеешь.

- Твоя "подружка", Бузов, вносит в наш сплоченный коллектив раздрай!!! - зло посмотрел на Валерку Николай.

- Нет!!! - Валерка протянул Коле часы и травматик, - забыли про недоразумение?

- Забили! - обрадовался Коля, - но, извини, договор дороже денег. Мне приятно, что ты хочешь вернуть часы, но я их обратно не возьму. Елена вправе получить компенсацию, у женщин большие запросы.

- Мужики! Воровать - это пошло, детство какое-то. Предлагаю грабить. Я кучу книг прочитал о путешествиях в прошлое, попаданцы всегда начинают сколачивать капитал грабежом. Уже потом они делают деньги на скрепках и автоматических винтовках, но сначала - грабеж. Все любят изобретать бездымный порох и никелированную ...

- Кровать! - оборвал его Сергей, - только Коля знает всю специфику своей профессии, мы, увы, дилетанты в автоматических винтовках, бездымном порохе и гальванике.

- Нет! Я тоже зависим от смежников, фактически, состав материалов и технологии изготовления для меня темный лес, я тот же дилетант. Рабочий двигатель, с удобоваримой наработкой на отказ, мы увидим только через два-три года, - "успокоил" друзей Николай.

- Но вчера ты говорил мне о парогазовой торпеде и модернизации прибора Обри? За такую торпеду мы сможем просить гораздо больше тех пяти тысяч рублей, что адмиралтейство платит за нынешнюю торпеду Уайтхеда, - напомнил Николаю въедливый Клячкин.

- Пока мы все здесь собрались, давайте определимся, что мы будем делать при невозможности вернуться домой: спасать Россию или становиться олигархами? - поставил вопрос ребром Николай.

- А если то и другое одновременно? В одном флаконе? - решил перевести вопрос в шутку Клячкин.

- Можешь привести пример? - зло остановил его Ершов.

- Я за первый вариант, но без фанатизма, - вылез вперед Бузов.

- Поддерживаю Валерку. Я сыт по горло, два года Чечни отбили охоту рисковать своей жизнью и посылать на смерть других, - присоединился Володя.

- Сначала нужно определиться, что такое "спасать Россию"? - жестко поставил вопрос Клячкин.

- Помогаем большевикам быстро и с минимальными потерями уничтожить мироедов. В первую очередь дворян, затем олигархов, напоследок, их холуев. У меня прадед пулеметчиком в Красной Армии воевал, - обосновал свой вывод Бузов.

- Я бы добавил, - решительно поддержал Валеру Сергей, - мы должны помочь Сталину перестрелять троцкистов. Боюсь только, не успеем, не доживем.

- Что так? Вариант эволюции самодержавия никого не прельщает? Конституционная монархия, например, как в Англии? - спросил Николай.

- Мои прапрадед и прапрабабка сейчас на Тамбовщине от голода пухнут. Твои предки в Поволжье тоже голодают. Правда? Мы все здесь потомки крестьян, только у одного Клячкина прапрадед - мелкий торговец из местечка Клецк, но не купец же первой гильдии! Что? Мы будем помогать кровопийцам дальше наших предков гнобить? - обозлился Валерка.

- Это ты, Коля, живешь в Штатах, как сыр в масле катаешься, а мы здесь кровью платим за каждую копейку, - поддакнул Сергей.

- У тебя, Валерка, золота набралось двести грамм, - сарказм в голосе Володи хлестал через край, - кровь они проливают?! Это я на самом деле пролил кровь! Показать? Хорошо, справедливо жилось при социализме!!! Но сколько людей полегло? Не стоило это того, тем более результат нам известен.

- Мнения разделились. Что будем делать? Бороться друг против друга? - удрученно спросил Николай.

- Только без крайних мер. Мы не отстреливаем лидеров революции, вы не снабжаете винтовками с оптическим прицелом революционеров, - предложил Володя.

- Тебе, Вовка, никакой оптический прицел не нужен!!! Живая машина для убийств, - неприятно скривился Сергей.

- А ты прав, Серый! Исполнилось, например, "мальчику с кудрявой головой" восемнадцать лет, "случайный прохожий" мальчика толкнул, и тот сразу же перестал картавить, вообще разговаривать перестал, - согласился Володя.

- Что же тогда разрешено? - неудоменно спросил Валерка.

- Не силовые методы воздействия на граждан России, силовые только против иностранцев, - предложил Николай.

- Нанимать бандитов, чтобы убивать чужими руками, нельзя, - добавил Клячкин.

- Мы все такие хитрости пропишем. Играем честно! - добавил Ершов.

* * *

Когда Николай и Володя остались вдвоем, Гусев спросил:

- Мы связали руки и себе, и им, что же будем делать? Как мы сможем предотвратить революцию?

- Путей решения много. Основной - не дать России вступить в мировую войну. Хуже, если воевать, но на стороне Германии. Совсем плохой вариант, когда все пойдет по старому, но Россия успеет победить.

* * *

Когда Сергей и Валерка вышли, Бузов спросил в коридоре:

- При таком договоре мы даже деньгами помочь Ленину не сможем. Как будем выкручиваться?

- Самое простое! Мы создадим революционную ситуацию. Нам не нужна война, нет. Нам нужен мир и резкий рос производительности труда в деревне. В города хлынут огромные толпы безработных - революция неизбежна. Политика - есть концентрированное выражение экономики.

- Мы будем возить удобрения? Гуано с островов?

- Нет! Там начальные затраты огромны. Мы будем делать трактора. Много тракторов, дешевых, простых, не требующих ремонта, работающих на нефти. Я видел такой - одноцилиндровый двигатель, не дизель, не карбюраторный, без топливного насоса, без кабины. Нет ни газа, ни сцепления, ни тормоза, ни коробки передач.

- А ведь это сработает! Вернемся? Поговорим с ребятами. Они, я уверен, будут "за". Такие далеко идущие выкладки не для них, я бы никогда не догадался, что сотня тысяч тракторов совершат революцию! - остановил Сергея Валерка.

- Во-первых, не сто тысяч, а миллион. Во-вторых, тебе не кажется, что обманывать друзей нехорошо? - смутился Клячкин.

- Где тут обман? - возмутился Бузов, - ты уверен, что история пойдет таким путем? Нет! Никто предсказать этого не может. Пошли!!! Обрадуем друзей!!!

* * *

Николай радовался, как ребенок. По лицу Володи пробежала тень беспокойства, слишком быстро Бузов и Клячкин пошли пятками назад, это не вязалось с их характерами.

* * *

Быстрее всех устроился на работу Ершов. Он посетил мастерскую Е. А. Яковлева и два завода: Обуховский и Лесснера. Николай затратил три дня на беседы с возможными работодателями. Особый интерес возник к инженеру у Евгения Александровича, тот в прошлом, 1889 году, изготовил свой первый двигатель внутреннего сгорания на жидком топливе, и уже имел заказы на десяток нефтяных, газовых и бензиновых двигателей внутреннего сгорания, а также систем отопления на их основе. Но свой выбор Ершов остановил на предложении Обуховского завода. Кроме того, что завод выпускал большими партиями торпеды, на нем был изготовлен первый двигатель для самолёта А. Ф. Можайского, и продолжалось строительство второго двигателя.

В мастерскую Яковлева Ершов устроил Клячкина. Три инженера долго обсуждали идею производства примитивного трактора. Евгения Александровича привлекла возможность нового опыта, без всякого финансового риска, Клячкин предложил триста рублей для гарантии потерь при продаже. За это Сергей потребовал исключительные права на "привилегии".

Володя рвался в Тулу, помочь Мосину с трехлинейкой. В марте этого, 1890 года, буквально на днях, винтовку Нагана предпочли улучшенной модели трехлинейки. Военный министр Ванновский передал Нагану заказ на доработку "магазинки", а Мосину предложил представить свое оружие только для сравнительных испытаний.

- В апреле следующего года Мосину поможет сам император. Нам не нужно тратить силы, займись лучше пистолетом на базе "Макарыча", - останавливал Володю Николай.

- Ты не понимаешь, Мосин висит на волоске. Осенью он с треском провалит сравнительные испытания.

- Чем ты поможешь Мосину? То, что необходимо, он позаимствует у Нагана.

- У винтовки останется много недостатков. Например, патрон с закраиной.

- Такой патрон проще изготавливать, - устало отбивался Николай.

- Неотъемный клиновый штык?

- Главный довод наших генералов: "пуля - дура, штык - молодец", нужно экономить патроны.

- Рукоятка затвора неудобная, для перезарядки винтовку необходимо отнимать от плеча. Длинный и тяжелый ход спускового крючка. Если винтовку носить через правое плечо, рукоятка затвора упирается в спину.

- Это все неважно. Чуть лучше или чуть хуже винтовка; Мосин, Наган или Пауль Маузер, на поле боя всё решают пулеметы и пушки. На самом деле даже не они, а заводы. Сколько можно произвести патронов с закраиной или без? На скольких заводах можно изготавливать "максим"? - Николай пытался убедить Володю.

- Да-а-а. Максимы мог делать только один завод! Выходит, нужно закупать станки? Много станков?

- И учить людей. Грамотному солдату можно доверить пулемет, мужику от сохи - мосинку. А ты, Володя, разрабатывай пистолеты для офицеров, зарабатывай деньги.

- Хорошо, Коля! Убедил.

- У меня к тебе еще один вопрос. Валерка хочет здесь стать "писателем" и "музыкантом". Он с собой в дорогу брал MP3 проигрыватель, книги слушать. В основном детективы и фантастика, ничего дельного, зато много. У Елены на смартфоне много музыки, но Бузов выпросил у меня смартфон тоже. Тут такая проблема: у нас с Еленой нет зарядок, и ни одна из ваших, телефонных, не подходит. Ты сможешь сделать Бузову механическую зарядку? Я тебе тестер свой отдам.

- И какие здесь гонорары? Интересно.

- У Льва Николаевича тысяча рублей за лист, у Горького - сотня. Валерка рассчитывает набрать популярность песнями и завалить потом издательства книгами. У меня на смартфоне записано около сотни песен, у Елены, думаю, больше. Понятно, что абсолютное большинство музыки окажется непонятой, но десяток-другой гарантировано получат успех, например "Besame Mucho".

- У Валерки хватит совести обокрасть шестнадцатилетнюю девчонку?

- Он может указать автора. Консуэло Веласкес. Это не помешает ему получить известность.

- И деньги!

Работу в Петербурге к концу месяца нашли все. Даже Елена Акимовна, с которой никто из работодателей говорить не хотел, понятно - кому нужна женщина, извернулась и стала работать на пару с Бузовым. Правда, скорее работала она, а он выгодно продавал её рекламу, открыв целую контору, формально усадив Елену Акимовну "на регистрацию заявок", можно сказать, организовался "семейный подряд".

Гусев соорудил для Валерки не только зарядку, но и вмонтировал в граммофон наушник. Покупать граммофон не стали, Володя заказал у жестянщика трубу, и купил в магазине самую дешевую шкатулку. Нанятый Бузовым, ученик музыкальной школы в первый же день записал ноты десятка песен, и сделал это, буквально, за гроши. Машинистка для печати книг должна была появиться на следующий день.

Володька зашел к Бузову, чтобы убедиться - всё ли в порядке и застал его с гитарой.

В грустный час,

В час расставанья,

Слёзы сдержи, дорогая,

Не плачь, не тоскуй.

В грустный час

Ты на прощанье

Крепче целуй меня,

Крепче, родная, целуй.

Валерка пел хорошо, вернее подпевал, льющейся из дребезжащей "граммофонной" трубы, песне.

- Валера!!! Только без обид! В твоем исполнении "Besame Mucho" не звучит!

- Сам понимаю, - с горечью согласился Бузов, - лучше, конечно, организовать штамповку пластинок с оригинала, но граммофоны здесь большая редкость! Увы!!!

- Не тушуйся. В Казани молодой Шаляпин, может, его сманить в столицу? У нас для него такой репертуар!!!

- Богатые люди любят классику. У молодежи нет ни гроша! Нет! Я попробую создать себе известность, пусть даже скандальную, так здесь еще никто не пиарился, а потом завалю издательства книгами.

Глава 3

Муза.

Первая проблема возникла у Володи при выборе металла для изготовления "Макарыча". При использовании существующего оборудования и материалов, вес пистолета становился недопустимо большим. Никто из друзей, даже "корифей" Николай, помочь не могли. "Мозговой штурм", устроенный после ужина, не дал результатов, напротив, все тупо молчали. Лишь, вяжущая модную жилетку, "подружка" Бузова ехидно поинтересовалась:

- Могу обменять рецепты оружейной стали на вероятные доходы от продажи ваших мужских игрушек. Хочу купить себе модный магазин женского платья.

- Рецепты? Не один? - ухватился за предложение Николай.

- Мне нужны две тысячи рублей до конца года, - конкретизировала Елена Акимовна.

- По рукам! - согласился Николай. И бросил вопросительный взгляд на Клячкина.

- Да, конечно. Но необходимо убедиться, - завилял Сергей.

- Щупайте, надкусывайте, обнюхивайте, если сможете. Во-первых: Special-Gewehr-Lauf-Stahl. Эта сталь содержит 0,6% углерода, 0,65% марганца, 0,43% кремния и до 0,04% серы и фосфора. Во-вторых: Nichtrostender Stahl - Nirosta 18% хрома и 8% никеля. В-третьих: хромомолибденованадиевая сталь. Она содержит 0,35% углерода, 0,35% кремния, 0,6% марганца, 3% хрома, 1% молибдена, 0,3% ванадия, и до 0,02% фосфора и серы.

- Примерно такие характеристики я тоже помню. Но гарантировать точный состав не могу. А ставить опыты нам не хватит средств. Помнить то, что ты сказала, невозможно, - усомнился Николай. Он скептически посмотрел на женщину.

- Я готова рискнуть своими часами, всем своим золотом...., и золотом Валерия, - дождавшись одобрительного кивка, закончила Елена Акимовна.

"Ишь, как Валерка её за неделю вышколил!!!" - позавидовал Николай.

- Абсолютная память? Так..., - протянул Николай, - на Гидроприборе работала?

- Вспомнил, наконец? Я думала, когда же ты, Николя, попросишь помощи?

- Увы, моя задача требует не столько технических знаний, сколько дара убеждения. Я уже пожалел, что согласился работать мастером, а не инженером. Мои предложения считаются несущественными, не стоящими внимания, - с горечью ответил Николай.

- Ха. Жалеешь уже, что меня к Яковлеву устроил инженером? А он мои советы "на ура" принимает. Любая мелочь, что мне бросается в глаза - для него откровение! Изготовление разводных ключей запустил сразу в серию, даже прием работников объявил. Ацетиленовую горелку уже попробовали. Я ему только рассказал идею, и Яковлев тут же решил сделать прожектор, - довольно щурился Сергей, ощущая некое превосходство над неудачником Ершовым.

- Что там делать? Разводной ключ? Ацетиленовая горелка, даже не сварка! Я их сам за день сделаю, слесарь не нужен, - преувеличил свои возможности Николай, - Управление торпедой - это, фактически, часовых дел механика!!!

- Стальной бочонок с карбидом кальция, оборудованный краником для воды и керамической горелкой с отражателем. Всё!!! - озвучила подслушанный два дня назад разговор Елена. Она сделала презрительное лицо, и внутренне усмехнулась, глядя на вытянувшиеся лица мужчин.

- Ацетиленовую сварку тоже будешь "изобретать"? - поддел Сергея Николай.

- Карбид кальция получить легко, извести и древесного угля много, и цены на них невысокие. У Яковлева своя электростанция. Я слепил установку наподобие той, что была на уроке химии в 9 классе, когда мы карбид получали. Для сварки нужны кислород и резиновые шланги, - серьёзно ответил Клячкин.

- Не взорвись, когда опробовать будешь. С горелкой просто и безопасно, а со сваркой всё по-другому. Там много технологических тонкостей. В Европе и Америке лет пятьдесят уже эксперименты ставят на водороде. Сопла делают разные, давление меняют, - посоветовал Николай.

- У Яковлева есть, кому поручить, народ рисковый, бесстрашный. Я предложил каски купить и нагрудники сделать, засмеяли, - смутился Клячкин.

- А как у тебя с трактором дела идут? - поинтересовался Гусев.

- Мне оружейная сталь не нужна, не то, что тебе, Володя, вес трактора не имеет особого значения. Чертеж мы с Николаем сразу приготовили, еще до визита к Яковлеву, так что, дня через два собирать начнем, - расцвел удачливый Клячкин.

* * *

Поздним вечером, наскакавшись на Валерке, Ленка сама не хотела спать, и не давала заснуть Бузову.

- Милый! Как же мне хорошо с тобой! Стоило! Стоило провалиться в прошлое, чтобы встретить тебя. Мой зеленоглазый! Ты счастлив со мной?

- Да.

- Уверен? - замурлыкала Ленка.

- Я не прочь доказать тебе это в третий раз, - кому-кому, а Валерке никогда не требовалась виагра.

- Мой ласковый и нежный..., зверюга, - застонала Ленка, - нет-нет-нет! Не сегодня! Не сейчас! Я просто хотела поболтать.

- Полночь-заполночь, маленькая моя. Завтра в восемь у нас встреча, не забыла? Мне нужно будет изображать перед заказчиками энергичного, пышущего здоровьем мужчину, а не вялого, спросонья, "не пойми кого", - заворчал Валерка, который не любил пустопорожних разговоров поздней ночью, обычно, он не выдерживал борьбы со сном.

- Ну, лапонька! Всего пару минут? - ласково попросила Ленка, - Я по делу. Я хочу обсудить вечерний разговор.

- Пару минут. Время пошло, - довольный ходом разговора, откинулся на спину Валерка. Он приготовился слушать свою подругу, мнение которой он уже привык уважать.

- Твои друзья, что Владимир, что Николай, неудачники. Они не умели "продать" себя в той жизни, не смогут и тут.

- Коля настоящий профи. Технику знает так, что позавидуешь! Володька, просто, супер! Он достиг того, о чем мы мечтали в детстве.

- В детстве! Валера, в детстве! У Николая и Володи всё шло по накатанной дорожке, учеба-работа, учеба-служба. А ты, и твой друг Сергей толкались локтями, пробивая себе дорогу в жизни. Вашего образования, "половинка-на-серединку", хватит здесь с лихвой. Сергей уже развернулся, идеи у него простые, но для этого времени это только плюс. Я уверена, у нас с тобой, тоже всё получится. Николая же, с его статусом мастера, никто серьезно не воспримет. Колчак - барон, для него мастер Ершов - никто, грязь, которая не может думать, по определению.

- Николай без году неделя работает, а его Колчак уже домой пригласил!

- На кухне покормили! Знаю! А потом Коля два часа простоял у стола, пока господа, сидя в креслах, его проект обсуждали! - засмеялась Ленка.

- Ради большой, высокой цели можно спрятать свою гордость в кулак. Морские офицеры - потомственные дворяне, такое поведение для них естественно, - спокойно объяснил ситуацию Валерка. И откровенно зевнул, - Две минуты истекли! Говори, что ты задумала!

- Нужно разъезжаться, - закинула удочку Ленка.

- Стоило так много говорить? Это давно решенный вопрос. Завтра можешь начинать поиски жилья, - Валерка повернулся на правый бок. Пока Елена раздумывала над ответом, он засопел, заснул. Будить его она не решилась.

Глава 4.

Любовь.

Потомок Илиас-пашы Колчака, генерал в отставке Василий Иванович Колчак, будучи во французском плену, сделался завзятым франкофилом. Это было известно всем в сталепудлинговой мастерской, которой он заведовал. Николай, представившись американским гражданином, не мог рассчитывать на особое отношение, не угадал Ершов с национальностью, французу был бы оказан совсем другой прием. Приглашение Колчака посетить его дом, чтобы разъяснить предложения Николая по составу оружейной стали, обрадовало Ершова. Особых знаний Николай не имел, но даже сведения о стандартных составах стали, полученные во время учебы и работы, на его взгляд, должны были совершить революцию. Увы, всему требуется время, очень много времени, и, особенно, в вопросах технологии.

В воскресенье, около полудня, не рассчитывая на приглашение к обеду, для него было слишком рано, плотно позавтракав, Николай направился в гости. Хотя, "в гости" - это было слишком громко сказано, его вызвало начальство для разговора в неформальной обстановке.

Настроение у Ершова было приподнятое, он надел своё шикарное пальто, свой единственный костюм, который выглядел еще совсем новым, так как на работу Николай носил форменную полувоенную тужурку. На сапогах Ершова блестели галоши, купленные сегодня. Фабричный знак в виде треугольника с буквами ТРАРМ, придавал им особый форс. Для того, чтобы сойти за приличного человека, Ершову не хватало трости и усов. Николай понимал, что смотрится дико и вызывающе среди поголовно усатых и бородатых мужчин, но пока не мог решиться стать похожим на этих дикарей.

Николай пришел заранее, и хозяин решил покормить своего мастера, правда, вместе со слугами. Кухонная кормежка пришлась Николаю по вкусу. Он мог вести себя за столом свободно, без церемоний, не то, что на званом обеде, а еда, похоже, была не хуже. Фёкла, молодая служанка дочери Колчака, совсем еще девочка, строила Николаю глазки, и вела себя настолько свободно и уверенно, отличаясь от другой обслуги своим языком и манерами, что Ершов подумал о розыгрыше, заподозрив в ней переодетую дочь хозяина. Возможно, Фёкла заблуждалась в истинном возрасте Николая. Его чисто выбритое, холеное лицо, живой нрав и легкомысленные улыбки были недостойны взрослого юноши, не то, что двадцати пятилетнего мужчины. Кокетливый разговор явно не нравился денщику Колчака, мужчине лет тридцати. Конечно, это звание отменили ещё в 1871 году, но суть осталась. Колчак, в ответ на заботу своего "денщика", сделал его сначала унтер-офицером, а потом и вахмистром. Чернявый, со сросшимися бровями, с огромными закрученными усами, вахмистр корчил Николаю страшные рожи, сверкал глазами, шевелил усами, вызывая у Ершова непонятное веселье. Сказывалось, видимо, нервное напряжение, Николай был взволнован предстоящей беседой с бароном. Если бы Ершов сохранил хладнокровие, он бы никогда не решился пригласить Фёклу на вечернее представление в цирке шапито. Впрочем, та сама намекала на возможность свидания, заявляя, что её хозяйка намерена провести остаток сегодняшнего дня в театре, и поэтому представила своей служанке свободный вечер.

На обсуждение "американских технологических ноу-хау" в области производства стали собрался весь цвет заводской сталепудлинговой мастерской. Обсуждение напоминало Николаю допрос. Часто, даже слишком часто Ершову приходилось признаваться в незнании ответов на предложенные вопросы, но Николай был сам удивлен тому, сколь много всплыло в его голове сведений. Грамотно сформулированные вопросы подталкивали его воспоминания в нужном направлении. В конце обсуждения специалисты сами предлагали ему на выбор варианты решения проблемы, и Ершову приходилось вспоминать только одно: по какому направлению пошло развитие, и какой из вариантов был отвергнут, и почему.

* * *

Для посещения шапито Николаю потребовался спутник, Фёкла предупредила его, что придет с подругой. Володя с радостью согласился, несмотря на подначки Клячкина и Бузова, которые сводились к одному: "кто в армии служил - тот в цирке не смеётся".

Ершов сменил пальто и костюм на форменную заводскую тужурку, и даже переобулся, галоши и модные сапоги выглядели слишком вызывающе для публики в цирке. Пальто, вообще, носили только "господа", не стоило выглядеть "белой вороной". Володина дубленка, свитер, джинсы и ботинки никого не могли удивить.

- Надел бы ты, Коля, галоши, твои медные ковбойские набойки слишком бросаются в глаза! - посоветовал Володя в коридоре.

- А мне нравится, - засмеялся Николай, и отбил звонкую чечетку по деревянному полу.

- Подружка у твоей Фёклы хоть немного симпатичная? Или крокодил-крокодилом?

- Не видел, даже не знаю, как зовут её товарку.

- А будущего адмирала удалось увидеть? Сколько лет мальчишке?

- Нет, не видел, мальчишке всего шестнадцать, рано ему еще скучные взрослые разговоры слушать.

* * *

- Евдокия Карповна, - жеманно представилась розовощекая грудастая подружка Фёклы.

"Она свеклой, что ли, щеки себе натирает?" - неприязненно подумал Володя, но внешне изобразил радость. По нынешним меркам девица считалась несомненной красавицей, а учитывая удивительно узкую талию, нашла бы себе массу поклонников и в 21 веке.

- Ой!!! Абрек! - испуганно воскликнула Фёкла, посмотрев за спину Николаю.

Ершов оглянулся. Чернявый колчаковский холуй надвигался на него, сверля угрюмым взглядом. Следом шли трое его дружков, явно зажимая в что-то руках.

- Колька, у черножопого кастет! - зло кинул Володька, и отодвинул Дусю с сторону, умудрившись, невзначай, хлопнуть её по аппетитной попке.

- Не встревай, еще убьёшь кого-нибудь, - попросил Николай , но Володя резко ускорился и, без предупреждения и ругани, ударил Абрека по колену.

Вахмистр разинул рот в немом крике, завалился на бок, уткнувшись щекой в грязь.

Это был первый и последний успех Володи. Дружки Абрека грамотно взяли Гусева в клещи, как будто привыкли драться в команде. Два удара Володя блокировал, но у третьего нападающего в руках оказалась гирька на цепочке, и хотя удар смягчила куртка и бумажник в кармане, Володе показалось, что затрещали ребра. Падая, Гусев получил боковой удар в челюсть и потерял сознание. Он не видел, как подскочил Николай, как он молниеносно вырубил всех троих.

Ершов понадеялся на крепкие головы местных жителей, и, хотя, он бил не в полную силу, один из ударов оказался фатальным для противника. Именно тот, кто пользовался гирькой, потерял сознание, глаза у него закатились, а дыхание стало настолько поверхностным, что Николай забеспокоился. Ершов принес в ладошках воды из ближайшей лужи и плеснул своему противнику в лицо.

Публика, очнувшись от шока, сбежалась помочь несчастным жертвам жестокого не спровоцированного нападения. Фёкла и Дуся хлопотали возле Абрека, охая и ахая, бросая злые взгляды на Володю и Колю. Гусев сидел, тряся головой, не в силах понять что произошло и почему он лежал в грязи.

"Напился и заснул? Невероятно!" - подумал Володя.

Медленно и чинно подошел городовой. Он все видел, хотя и стоял далеко, его в самом начале привлек звонкий возглас Фёклы. Городовой, услышав страх в словах "Ой! Абрек!", подумал о кавказских горячих парнях с кинжалами. Подойдя, он узнал колчаковского вахмистра из казаков, которому дали прозвище Абрек за характерный внешний вид и горячий характер. Городовой был доволен, драка закончилась быстро, поэтому, наверняка, без членовредительства. На глазах городового, нарушая неписанные правила поведения, Абрек, оттолкнув своих девушек, на четвереньках прополз к сидящему Гусеву, и ударил его в лицо.

Володя увидел зверскую рожу врага в самый последний момент. Сил уклониться у него не было, он попытался упасть, и получил скользящий удар в нос. Кровь хлынула сильно, Володя, лежа на спине, захлебывался.

"Давление подскочило. Точно. Напился. Поэтому и голова кружится. Почему он меня ударил, этот кавказец", - вяло подумал Гусев.

Дурашка-Абрек поднял обе руки, пытаясь вцепиться Володе в горло, и упал. Подвела больная нога.

"Они тут совсем с ума посходили", - подумал городовой и грозно засвистел.

Ершов, уже собравшийся дать пинка одному из своих противников, который неосторожно пытался подняться, остановился. Николай подошел к городовому, желая объяснить ему ситуацию, и зачем-то отдал честь.

"Совсем крыша поехала от этой глупой драки", - подумал Николай.

"Контуженый военный на мою голову. По выправке и возрасту унтер-офицер или вахмистр. Нехорошо может получиться", - рассудил городовой.

Подтянулись двое дружков Абрека.

- А вот морду я тебе набью, Гришка! - обратился городовой к рыжему, солдатского вида здоровяку.

- За что же, Федот Федотыч? - подобострастно заюлил рыжий.

- А за то, что я тебе не велел ходить ко мне на участок! Где хошь устраивай драки, а ко мне ни ногой!

- Чего ж пугаешь зря! Хошь, побожусь, они первые начали! - обиделся рыжий.

- П-пшел! Чтоб я тебя не видел! - милостиво отпустил городовой рыжего.

- И ты пшел, косоглазый, - Федот Федотыч брезгливо махнул рукой второму драчуну.

"Это получится мы двое на двое дрались? Хитер городовой! Что же он делает?" - забеспокоился Ершов, наблюдая, как Федот Федотыч забирает гирьку у третьего, лежащего на земле, дружка Абрека.

- Членовредительства нет в наличии? Ну? Отвечайте!!! - грозно спросил городовой.

- Никак нет, - недовольно прохрипел Абрек, и вложил в ладошку городового монетку.

- Никак нет, - эхом ответил Николай. Немного замешкавшись, он достал рубль.

Городовой наклонился к Гусеву. Тот приподнял голову.

- Нет.

- Н-да. А то канителится... - довольно хмыкнул городовой, он подошел к последнему участнику драки, и показал ему его же гирьку.

Тот сразу зашевелился, и попытался отползти, поскуливая.

- Вижу, этот тоже целехонький, - засмеялся городовой, и обернулся к Абреку.

- Благодарствую, Федот Федотыч, век за тебя молиться буду! - заскрипел неприятный голос вахмистра.

- То-то, гляди у меня, Абрек, чтоб тихо-мирно, а то...

- Нешто не знаем, не впервой. Свои люди...

- Чтоб через минуту никого из вас здесь не было, - приказал городовой и чинно направился прочь, довольно подкручивая усы.

Фёкла и Дуся подошли к Абреку, помогли подняться, ухватив его под руки. Дуся повела Абрека к стоянке извозчиков, а Фрося повернулась к Николаю и Володе.

- Абрек любит подраться, но никогда не бьет исподтишка, - назидательно произнесла Фрося.

- А кто тут дрался!? - удивился Гусев.

- Эка тебя приложило! Последнее что помнишь? - спросил Николай.

- Мы с тобой в цирк собирались...

- В глазах двоится?

- Нет. Только голова кружится.

- Так тебе и надо! Незачем тебе было Абрека бить! Правда-правда. Абрек только на вид злой, а на самом деле даже муху не обидит. Он тебя на испуг брал, - Фёкла перестала хмуриться и помогла Володе встать.

- Ага! А гирька? У Володи, наверно, пара ребер сломана, - возразил Николай, - Вчетвером пришли меня "пугать". Если бы я Володю с собой не прихватил, "запугали" бы до смерти.

Глава 5.

Арест.

Три дня Ершов ходил на работу и Колчак ничем не выказывал своё недовольство воскресной дракой у шапито. Николай подумал, что Василию Ивановичу ничего не известно о происшествии, но в четверг состоялся неприятный разговор. Колчак сообщил Ершову, что нападение на своего денщика он считает ничем не спровоцированным, и требует компенсации со стороны Ершова и его друга на лечение Абрека. Тот лежит в больнице, и врач предрекает ему остаться хромым. Возражения Николая не были приняты, и Василий Иванович перевел разговор в обвинительный монолог. Ершов, видимо, неправильно себя повел, не унижался, не лебезил, не выразил готовности оплатить лечение Абрека. В конце концов, Колчак приказал вызвать полицию, и Ершова увезли в околоток.

"Сколько бы турок в России не жил, он нас, русских, всё равно будет ненавидеть. И холуй у него - кавказец, или, как здесь говорят, татарин. Два сапога - пара", - несправедливо развешивал ярлыки Ершов. Предок Колчака был хорват, а Абрек являлся чистокровным казаком.

* * *

Ближе к вечеру в камеру к Ершову привели Гусева.

- Во время моего ареста ребята отсутствовали, зато Елена Акимовна поехала вслед за мной, обещала помочь, - обнадежил Николая Володя.

- Тебе лежать надо. Голова сегодня как? Не кружится?

- Пока лежишь, не кружится, стоит встать - хреново, - честно, без бравады сообщил Володя.

Пробивная женщина, Елена Акимовна, договорилась о свидании уже через полчаса, но ей дали возможность поговорить только с Ершовым.

- Что случилось? Этот странный арест? Я не понимаю? - взволнованно обратилась она к Николаю, но осторожности не потеряла, говорила по-английски.

- Володя неудачно ударил Абрека, колчаковского холуя. У него повреждено колено, врач говорит на всю жизнь, - также, на английском языке, отвечал ей Николай.

- А Володино сотрясение мозга не в счет? Сначала гирькой по ребрам, потом кастетом по голове - всё по закону? Нос сломан, память отшибло!!!

- Я попытался сдать назад, предлагал откупиться, оплатить лечение Абрека - ни в какую. Машина закрутилась, Колчак встал на дыбы. Чертов турок!!!

- Что же делать? - расстроилась Елена.

- Попробуй в американское посольство зайти. Я два дня назад там побывал, как бы встал на учет. Написал заявление о восстановлении паспорта. Здесь, в России, пока что, янки - никто, но хоть какой-то шанс.

- Ты не подумал, что бюрократы пошлют запрос в Вашингтон? Трансатлантический кабель проложен тридцать лет назад! Через два-три дня посольство получит ответ, что ты не гражданин США, - удивилась Елена его глупости.

- Я не подумал, - стушевался Николай.

- Бестолковый американец! Мать твою! Проехали!!! Не бери в голову! Завтра утром схожу в посольство. Хорошо, тебя вызволят, а Володеньку на каторгу упекут?

- Так не бывает. Главный обвиняемый на свободе, а пособника в тюрьму? - удивился Николай.

- У НАС - это правило!!!

- Значит, мы штурмом возьмем полицию!!!

- Тише. Будь осторожнее, на всякий случай. Вдруг здесь кто-нибудь понимает по-английски, - остановила вопли Николая Елена Акимовна.

* * *

Младший помощник третьего секретаря посольства США явился только через три дня.

- Официально мы ничего не можем сделать. Дикари. Азиаты. Здесь царствует право сильного, а не закон, - брызгал он эмоциями от своего бессилия.

- А неофициально? - уточнил Ершов.

- Завтра в полдень уходит домой канадское судно. С капитаном у нас есть договоренность. Напротив этого здания, метрах в пятидесяти растет высокая ель, там будет стоять извозчик. Ему приказано ждать до половины двенадцатого. В этой комнате окно без решетки, думаю, Вам не составит большого труда его разбить и устроить побег.

- Вы явитесь сюда завтра снова?

- Конечно, нет, это исключено. Вас навестит адвокат.

- Нас двое. Полиция задержала вместе со мной моего друга, и получается так, что он пострадает за меня. Необходимо, чтобы адвокат вызвал на свидание также Гусева Владимира Ивановича. Мы уйдем вместе.

Американец что-то просчитал. Сделал кислую рожу, и согласился. Николай попросил "младшего помощника" предупредить своих друзей, чтобы те подвезли на судно его вещи и деньги.

* * *

Через час Гусева увели на допрос, и больше в камеру он не вернулся. Ершов ждал его весь вечер, утром напряжение достигло максимума, и, когда два надзирателя повели его на допрос, Николай уже прокручивал в голове план нападения на следователя.

Следователь, и на этот раз, оставил надзирателей в комнате, у него не было опасений - Ершов вел себя в прошлый раз очень корректно, но таков был порядок.

Николай, в нарушение порядка, первым спросил следователя о Гусеве. Тот ответил уклончиво, хотя знал, Володю увезли военные жандармы.

Следователь приказал надзирателю позвать в кабинет городового.

Федот Федотыч с абсолютно серьёзным видом представил дело так, что в драке участвовали только трое: "белый и пушистый" Абрек, который носил атаманскую фамилию Кравченко, и звали его Опанас; а также двое бандитов Гусев и Ершов, которые беспричинно напали на Опанаса, в желании покуражиться.

Николай, взвинченный творящимся беспределом, и, теряющий надежду вытащить Гусева, взорвался. Он жестко вырубил надзирателей двумя сильными ударами ног, одному в печень, другому в сердце. Сапоги с большими медными подковками были страшным оружием, а Ершов в ярости совсем не думал соизмерять силу ударов. Оба надзирателя ещё оседали на пол, а Николай уже послал в глубокий нокаут городового, и вовремя успел ухватить за горло следователя, тот набрал в грудь воздуха для крика. Ужас переполнил выпученные глаза, еще пять секунд назад вальяжного и высокомерного чиновника.

- Я стреляю лучше, чем дерусь. Могу начать с тебя, и перебить все ваше отделение полиции, - Николай выпустил горло следователя. Тот захрипел, закашлял, и ... запахло мочой.

Сначала Николай рассовал оружие по карманам, затем он стал спокойно связывать полицейских, лежащих без сознания, подставляя под удар спину, давая возможность следователю позвать на помощь. Тот молчал и не шевелился.

- Встань, прогуляешься со мной до камеры Гусева, - грубо приказал следователю Ершов.

- Твоего дружка забрали жандармы. Штабс-капитан Гусев находится в розыске, на него заведено уголовное дело. Его отряд пропал год назад во время рейда на Кавказе. Никто не выжил, кроме вахмистра, не запомнил фамилию, мне называли...

- Не важно, - остановил следователя Ершов, и спросил, - В чем обвиняют Гусева, и кто утверждает, что тот штабс-капитан и мой друг - один и тот же человек? Мало ли в России однофамильцев?

- В чем обвиняют штабс-капитана - я не знаю, но сходятся не только фамилия, имя, отчество, но и особые приметы. У Гусева сломан нос и большая родинка на правой ладони.

- Какая глупость!!! Нос ему сломали в этой драке, перелом свежий, ещё не зажил, а на руке у него не родинка, а пороховой ожог! - возмутился Ершов.

- Формально, приметы совпали. Не надо так волноваться, жандармы разберутся, - следователь уже успокоился, перестал панически бояться Ершова, и разговаривал почти нормально.

Николай секунд десять помолчал.

- Раздевайся! Полностью, до исподнего! - приказал Николай, и стал выкладывать оружие из карманов на стол.

Следователь замешкался и сразу получил резкий тычок в болевую точку.

- Не нужно тянуть время. Не дай бог, кто-то войдет, поднимется паника, и я буду вынужден убивать. Начну с тебя, сам же будешь виноват.

Николай хотел переодеться, но мокрые брюки следователя пованивали, и пришлось ограничиться длинным пальто и шапкой. Ершов понадеялся, что его форменные брюки не будут заметны.

- Молодец! Умница! Открой сейф. Не бойся, мне нужны только деньги, - пустился во все тяжкие Николай.

Денег набралось немного, меньше ста рублей, зато обнаружился револьвер и две коробки патронов, и какие-то бланки. На верхней полке сейфа было еще одно отделение, запиравшееся на замок.

- Ключ! - Николай требовательно протянул руку.

Следователь отшатнулся в угол, споткнулся и упал, сжавшись в углу комнаты в комок.

- Да что там у тебя такое лежит?!

- Не отдам, меня на каторгу сошлют, - забился в угол следователь.

Ершов наклонился, ухватил полицейского за шею, тот скоро потерял сознание и обмяк, ключ упал на пол, к ногам Николая.

Ершов открыл ящик, и увидел простую жестяную шкатулку, запечатанную сургучом. На бирке виднелся инвентарный номер дела и дата. Николай ножом разрезал бечевку, открыл шкатулку и разочарованно выдохнул.

"Обычные дамские побрякушки. Даже не Корона Российской Империи! Какого-то мерзавца оправдают, за недостатком улик, а обычный следователь-коррупционер, опора царизма, отправится в Сибирь", - усмехнулся Ершов.

* * *

Никто не препятствовал Николаю, он свободно покинул полицейский участок. Хотя было слишком рано, извозчик уже ждал в условленном месте.

Ершов, склонный к риску, приказал извозчику поехать к дому генерала Колчака. Он хотел романтического прощания с Фёклой, но лишняя потеря времени обернулась к тому же душевным расстройством.

- Сегодня я уеду, уеду очень далеко. Я даже не представляю, смогу ли когда-нибудь вернуться. Мне показалось, что искра настоящего чувства проскользнула между нами, поэтому так тяжело расставаться. Ты, наверняка, это чувствуешь. Обстоятельства вынуждают меня бежать. Поверь, мне очень хочется остаться, но я не могу всю жизнь прятаться. Знай, для меня ты стала самой-самой лучшей девушкой в этом мире.

Ершов замолчал, не зная, что бы еще сказать, а Фёкла отвернулась и ушла.

- До встречи, любовь моя, - бросил вслед Николай. Он вышел на улицу и тихонько прошептал, - Уверен, я вернусь, она обязательно состоится.

Фёкла хотела позвать полицию. Она была в ярости, все её планы на будущее были разрушены. "Старик"-вахмистр, нелюбимый, но основательный и надежный выбыл из списка женихов по причине хромоты, а чистенький и веселый заводской мастер Николай стал преступником. Фёкла осталась в шестнадцать лет у разбитого корыта, еще год-другой, и она превратится в старую деву, никому, кроме вдовцов, неинтересную.

* * *

На пристани, кроме американца из посольства, Ершова ждала троица его друзей.

- Быстро-быстро, возьмите вещи и бегом на пароход. Капитан не хочет неприятностей, - прервал радостные объятия друзей американец.

Николай в двух словах рассказал о недоразумении с Гусевым, отдал полицейские бланки из сейфа и сказал нервному американцу:

- Поехали!

- Дойдем пешком, тут рядом.

Уже через минуту высокий чиновник, то ли таможенник, то ли пограничник, вел Ершова по причалу к пароходу. Николай с трудом успевал за его журавлиными шагами, семеня вслед, и сгибаясь под тяжестью вещей.

Пароход тотчас отдал швартовы, стоило только Ершову ступить на борт. Младший помощник третьего секретаря посольства США не зря ел свой хлеб, даже не успев получить подтверждение о гражданстве Ершова, он вырвал его из лап "варварского правосудия". Американцам всегда было наплевать на чужие законы, они думали только о своей выгоде и своих "правах".

* * *

Канадский пароход вез две сотни крестьян Олонецкой губернии. Отмена крепостного права и последующие реформы поставили бывших рабов на грань вымирания. Сельские общины собрали в дальнюю дорогу молодых парней, чтобы обосноваться в Канаде, а затем всем миром перебраться в сытые, благодатные края. В долгой дороге через океан Ершов близко сошелся с тремя "стариками", поставленными во главе крестьян. Те расспрашивали Николая о его планах, тот чуть ли не цитировал Джека Лондона. Он часами рассказывал о трудностях и удачах добычи золота. Прошлым летом, еще в той жизни, Ершов летал отдыхать в Бонгазу, где был устроен парк-музей, и даже "добыл" пару грамм золота, используя древние лотки. Два-три часа "работы" позволяли теперь Николаю пересказывать пояснения инструктора-экскурсовода о процессе добычи в подробностях. Молодежь восторженно смотрела Ершову в рот, "старики" посмеивались в усы. Рассказы о трудностях, снегах и морозах воспринимались крестьянами с недоверием. На взгляд жителей с побережья Онеги Ершов выглядел слишком холеным и изнеженным. Один из парней не выдержал и похвалился стойкостью своих земляков к морозам. Он рассказал о бытовавшем в их местах способе отбора новичков. В команду для ловли рыбы на Онеге и на Белом море или для охоты в северной тайге брали не всех. Новичок становился босыми ногами в снег, стоял полчаса, и если он после этого не простывал, то его принимали в команду. Эту байку Николай уже слышал, и, честно говоря, ей не верил. Как не верил он телевизионным репортажам о моржах и моржихах, переплывающих Беренгов пролив, о ныряльщиках, имеющих десятилитровый объем легких, и плавающих под водой без акваланга и маски по семь минут. В то же время, в сказки об австралийских аборигенах, спящих голышом на земле при нулевой температуре, Ершов верил. И то, только потому, что этому учили в школе.

"Старики" тоже не спешили верить рассказам Ершова о том, сколько золота может намыть за день удачливый старатель. Но, даже деля, по привычке, на два ершовские сто грамм они получали заоблачные суммы.

Глава 6.

Клондайк.

Рассказывая захватывающие дух истории на пароходе, Ершов не был до конца уверен в том, что он поедет мыть золото на Клондайк. Он знал, что его инженерный талант позволит создать собственное дело в Штатах. Единственное, в чем он сомневался, это в своей коммерческой хватке. Немногие изобретатели смогли добиться, чтобы прибыль шла в их карман, большинство умирало в нищете

В последний день плавания Прокоп Лукич, неофициальный "атаман" русского отряда, потребовал от Ершова четкого ответа: направится ли он за золотом на Клондайк или нет.

- Вам то, Прокоп Лукич, зачем это знать?

- Обчество решило рискнуть. Хотим проситься с тобой на промысел. В компании надежнее будет. Завсегда так.

- Ты, Прокоп Лукич, понимаешь, что эта затея на целых полгода? Вам нужно будет оплатить билеты по железной дороге, купить продовольствие, инструменты, оружие, собачьи упряжки, в конце концов.

- Обижаешь?

- Хорошо подумали? Знаете, в какой ад я еду?

- Не пугай, здесь слабаков нет! - насупился Прокоп Лукич.

- Тогда говори, а я буду писать список, чего и сколько нужно купить.

- Я? Тебе? Проверить решил? - с обидой в голосе посетовал Прокоп Лукич.

- Себя проверить! Места, где есть золото, я знаю, а как выжить в ледяном аду, тут у тебя опыту больше.

- Вот и я о том говорю. С нами надежнее будет. Ну, а если ты, Николай Николаич, согласен вместе идти, то нам надо сразу договориться, как делить золото будем.

- Если работать будем в один котел, то поровну на каждого работника.

- Как? И тебе, и мне, и рыжему Петьке, всем одну долю?

- Боишься, бездельничать начнут?

- Упаси боже! Это же стыда не напасешься!!! Жилы порвут, но косого взгляда побоятся! Худое слово прицепится, век не отмоешься, это каждый понимает.

- Тогда решено?!

- Ты - главный. Как сказал, так и будет, - согласился Прокоп Лукич.

* * *

* * *

Прокоп Лукич задал с самого начала сумасшедший темп. Ершов считал себя супертренированным, сверхвыносливым, для своего времени, человеком, но каждый вечер он засыпал уже во время ужина, и на автомате, сомнамбулой доходил до палатки, залезал в спальник и отрубался до утра. Собаки в упряжке, нагруженные снаряжением и запасами еды, почти не уставали, им хватало сил вечером поиграть и погрызться между собой. Веселые молодые парни пели за ужином разухабистые песни, а в отсутствие "стариков" допускали сальные шуточки. Дай им волю, они бы еще и потолкались, у них хватало энергии и на это.

Поднявшись пешком на перевал Уайт, отряд двинулся вдоль канадско-американской границы по Береговым Горам и достиг перевала, ведущего к Чилкутской тропе. Шел пятый день похода, Прокоп Лукич забрал у Ершова рюкзак, и привязал его к нартам.

- Мы чуток уже подъели отсюда крупы. Надо притаранить твой мешок, чтобы эта упряжка не стала чересчур ходкая, - смущенно пояснил он Ершову.

К концу пути все "старики" шли налегке, впереди отряда, рядом с проводниками. Трое братьев из русских староверов, пятое поколение проживающих на Юконе, нанялись за копейки, им было по дороге. Проводники держались в стороне, вели себя солидно, хотя были ровесниками парням из России.

На седьмой день, в конце Чилкутской тропы, Ершов сократил свою утреннюю зарядку до четверти часа, настолько его выматывала дорога. Раньше, он не мог себе даже представить, что окажется самым хилым и немощным в компании более двухсот мужчин.

Когда путешественники спустились к озеру Марш, Юкон еще не вскрылся. Прокоп Лукич собрался идти вместе с проводниками в русское село покупать лодки. Братья-староверы обещали ему свою помощь, да еще посоветовали нанять кормщиков, без которых невозможно пройти порог Белая Лошадь.

- Мильный Каньон вы, быть может, и пройдете, новичкам везет. Но Белая Лошадь разобьет все ваши лодки, - заявил, обычно немногословный, старший из братьев.

- А если перетащить лодки волоком по берегу? - спросил Прокоп Лукич.

- Вы потеряете пять дней.

- Сколько стоит работа кормщика? - спросил Ершов.

- Восемь долларов, - помявшись, ответил проводник.

- Я бы согласился. Прокоп Лукич, сговоришься за пять с носа? - сказал своё мнение Николай.

- Не хочешь, Николай Николаевич, со мной прогуляться в село?

- Согласен. Вдвоем легче будет. Может, охотников или плотников удастся нанять в помощь на Клондайке. Рыбы вяленой купить не мешало бы, дальше нас река сама понесет, груза можно много взять.

* * *

Перед поселком Уайтхорс, пока еще обычным индейским поселением, лодки с трудом прошли через Мильный Каньон. Опытные кормщики держались левого берега. Река, стиснутая скалистыми стенами до тридцати метров шириной, несла лодки с чудовищной скоростью. Вода бурлила, вся река была покрыта водоворотами, волны вставали, словно стены.

Все происходило с невероятной быстротой. Ершову казалось, что окрестные скалы мчатся мимо, а лодка стоит на месте. Затем лодка затряслась на зубцах упругих волн, но она была слишком велика, чтобы на них взобраться и пронзала волны носом насквозь. Кормщик стоял не на корме, а на носу. Внешне спокойный, как сфинкс, он легко работал своим большим гребком. Создавалось впечатление, что кормщик и весло - одно целое. Всякий раз, когда он делал исполинский гребок веслом, река подставляла ему себя, и даже, накрывая кормщика волной, она играла с ним, а не грозила смыть его за борт. Ершову показалось, что кормщик разговаривает с рекой, тихо и нежно. Внезапно кормщик встревожено закричал, повернув голову направо. Ершов посмотрел вслед. Предыдущую лодку оторвало от края реки и выносило на стрежень, поворачивая поперек течения. Это означало, что она попадет в водоворот, тот, что находился на середине Мильного Каньона. У кормщика с той лодки сломался гребок. Он схватил обычное весло у соседа по лодке и заработал им с сумасшедшей скоростью. Повинуясь его командам, заработали веслами остальные, по правому борту табаня, по левому гребя. Кормщик на лодке Ершова что-то гневно пропел, как подумалось Николаю, по-индейски. Соседняя лодка вырвалась на участок спокойной воды, гребцы остановились, суша весла, и лодка выровнялась, вновь послушно повинуясь кормщику.

На полпути Мильного Каньона стены чудесным образом раздвинулись, образуя гигантский кратер. Река, ворвавшись в него, закручивалась огромным водоворотом. Лодка, на которой плыл Ершов, ювелирно точно пронеслась вдоль левого берега, Николай даже не ощутил силы водоворота. Кормщик перекрестился, за ним возблагодарили бога все, кто был в лодке.

Чуть выше порога Уайтхорс (Белой Лошади) кормщик причалил к берегу. Тут же стояли три первые лодки, никто не решался миновать порог.

- Вода слишком высокая. Спускать лодку с помощью каната рискованно. Нужно тащить волоком, - сообщил кормщик. Он не спрашивал у Ершова разрешения, он всё уже решил.

- Выходит, мы заплатим вам по пять долларов только за проход Мильного Каньона?! Да? Я потеряю пять дней, перетаскивая вниз, за порог грузы и лодки!

- Справимся за пару дней. Мы вам поможем. Нам это дело знакомо. Лодки потащим с помощью еловых жердей, - ни на копейку не смущаясь, пробасил кормщик.

* * *

Лодку спустили вниз, и, в ожидании отстающих, Ершов поднялся немного назад, посмотреть на Гриву - самый опасный участок стремнин. Пенистые волны белого цвета возникали от того, что скалистый порог, перегораживающий реку, бросал огромную массу воды то на правый берег, то на левый, и это было куда опаснее, чем водоворот каньона.

* * *

До устья ручья Бонанза на притоке Юкона, пока еще безвестного, Клондайка путь составил семьсот километров. Ничего опасного, кроме препятствия "Пять пальцев", ниже озера Ле-Барж, не возникало. После озера скорость течения реки возросла до восьми километров в час, и последние четыреста километров путешественники проплыли меньше чем за четыре дня..

* * *

* * *

Пока отряд обустраивался на месте, Ершов демонстрировал Прокопу Лукичу "мастер-класс", выдавая свои скудные знания, почерпнутые во время посещения музея золотодобычи, за свой богатый опыт. Прокоп Лукич прихватил с собой для грязной работы Петьку.

- Нам всё равно где начинать, золото здесь есть повсюду. Правильно было бы организовать промышленную добычу. Но на это уйдет год, и голодные американцы набегут сюда толпами, загадят всё, затаскают нас по судам, собьются в банды. Поэтому нам нужно снять "сливки", намыть пару тонн "легкого" золота, и удрать отсюда в начале зимы, как только Юкон встанет, покрытый льдом, - излагал Ершов в десятый раз свой грандиозный замысел.

Прокоп Лукич молча кивал головой, а наивный Петька даже поддакивал.

Неширокий ручей разлился тихой заводью. Выше по течению каньон углублялся в скалы.

- Хорошее, удобное место, - заявил Николай.

- Ручеек уж очень узок. Ты же сам говорил, что вода размывает породу, оставляя на дне золотой песок. Что может размыть эта жалкая струйка воды? Летом, наверняка, ручей пересохнет и пропадет, - возразил Прокоп Лукич.

- Вернемся назад. Тот ручей грохотал. Там водопад и скалы, - поддержал Петька.

- Сегодня мы не гонимся за результатом, мы изучаем сам процесс, - поставил точку Ершов, - и ведите себя, пожалуйста, тише. Здесь сердце каньона! Здесь дух каньона, а он требует покоя. Здесь дух тишины, дух Белого Безмолвия. Вы видите, что даже яркое солнце не в силах растопить остатки льда?!

Николай прошел по камням, выбирая удобное место. Стук его сапог, подбитых большими медными подковками, разнесся по каньону. Ершов вспомнил псевдоиндейское заклинание духов, придуманное экскурсоводом на потеху глупым туристам, и постарался пропеть его ближе к оригиналу.

- Это псалом? На ихнем? - Петька не разобрал ни слова.

- Не мешай! - Николай окинул взглядом холм по ту сторону заводи.

- Этот холм не зря привлек к себе моё внимание!Что ж, он выглядит так, будто полон золота, - пошутил Ершов.

- Скоморох, - еле слышно прошептал Прокоп Лукич, и сплюнул.

Петька потащил кирку, лопату и лоток через ручей к холму. У самой воды, он подцепил полную лопату земли, бросил ее в лоток, присел на корточки и, погрузив его в ручей, стал промывать землю. Он делал это уже в десятый раз. Каждый "улов" составлял не меньше грамма мельчайших золотых частичек, но Ершов приказывал выплескивать добычу в ручей, чтобы не спугнуть удачу. Вот и сейчас долго не было видно золота. Петька, чтобы ускорить дело, поставил лоток на землю, и стал руками выбирать крупную гальку и щебень. Прокоп Лукич присел на корточки и помог Петьке. На дне лотка остался тонкий слой грязи. Петька промыл её пару раз, энергично работая скребком, и на дне открылся слой темного песка, на котором с трудом проглядывали два десятка золотых чешуек.

Ершов быстро пересчитал крупинки золота, и выплеснул грязь в ручей.

- Вдвое больше, чем в том большом ручье, - довольно произнес Николай, - пока "недолет". Пошли вверх по течению! Прокоп Лукич, пора подключаться нам с тобой.

Они встали через каждые двадцать метров, и началась тщательная промывка и точный пересчет золотых крупинок.

- У меня всего пять! Нужно спуститься вниз по течению, - закричал Николай, который стоял выше всех.

- У меня почти полсотни, два раза сбился со счета. Попалось две бусинки! - довольно заявил Петька, - мне можно оставить "улов"?

- Тогда делаем пробы вокруг твоего места, - решил Ершов, умолчав о просьбе Пети. Тот уже выбрал золото при пересчете, и не замедлил упрятать его в кисет.

В трех шагах выше по течению, от последней промывки рыжего Петьки, были намыты те же жалкие пять крупинок, что получил Николай.

- Баста! - перешел на итальянский Ершов, - Завтра возьмем полсотни человек. Будем строить запруду, рыть шурфы, определяя размеры жилы.

- Не мешало бы поставить здесь избушку. До лагеря два часа пути, - проявил практичность Прокоп Лукич.

- Именно!!! Накинь еще дюжину плотников, только староверов брать не надо. Молчок! - изобразил страшную тайну Ершов.

* * *

- От нас не спрячешься! Мы тебя обязательно найдем! - приговаривал Ершов, будто это он сам, а не рабочие, бил шурфы и промывал в лотке песок. Золотая жила, как бы, оборвалась в пяти метрах от берега, уйдя в глубину холма. Ершов не верил в неудачу, и вместо рытья шурфов приказал копать канаву по всей ширине жилы.

Выбрав породу на пять метров в глубину, рабочие на самом деле стали выносить обычную гальку.

- В заводи золота на пару тысяч рублей по-плохому, по-хорошему - на пять. Та порода, что мы вынули, даст еще столько же, - успокаивал Ершова Прокоп Лукич.

- Нет! Не уговаривай! Это первая попытка, первая проба! Как она себя покажет, так и дело наше пойдет. Последний ряд ям, что пересекает склон, там, где уже нет жилы, нужно продолжить на двадцать метров вверх по течению ручья. Будем рыть ямы через каждые два метра.

- Думаешь, оползень?! - уловил мысль Ершова Прокоп Лукич.

- Проверить не мешает, - усмехнулся Николай. Рыть шурфы и промывать в ледяной воде грунт предстояло не ему, а рабочим.

Отступив на два метра от последней ямы, рабочие начал долбить шурфы. Солнце клонилось к западу, скоро должно было стемнеть.

- Промывку можно сделать утром. А сегодня пусть роют. Прокоп Лукич, распорядись, и пойдем в лагерь. Завтра! Мы всё узнаем завтра.

* * *

Только самая последняя яма в горизонтальном ряду, вдоль холма, дала немного золота. Несколько золотых чешуек, след от золотой жилы. Ершов тут же наметил ещё пять штреков, и был готов сам долбить грунт, но понимал, что только замедлит работу. Молодые парни копали ямы, внешне не торопясь, но споро. Создавалось впечатление, что они выбрасывают наверх сухой песок, так быстро мелькали лопаты.

Середина нового ряда дала самые богатые золотом пробы. Ершов наметил сразу три ряда ям, рабочих в его распоряжении было достаточно. К концу дня штреки поднялись вверх до самой вершины холма, и начали спускаться вниз по склону. Стало достаточно рыть по три ямы в ряд, и вдвое увеличить расстояние между рядами, жила больше на меняла свое направление. Содержание золота снижалось, равномерно и неуклонно, стало понятно, что внизу, на той стороне холма, жила кончается.

- Ладно,достаточно, картина ясна, - заявил Ершов.

- Полсотни моих парней выгребут эту жилу за неделю, - подержал его Прокоп Лукич.

- Нет! Выдели столько людей, чтобы им хватило работы на весь сезон. Сначала построим избушку, плотину, шлюз. Короче, соорудим самые примитивные промывочные приборы для получения чёрного шлиха. Это разведку можно делать с помощью лотков, скребков, кайла, лопаты, таза-буторы, а добычу - нет! Вынуть породу - это полдела. Даже треть, или, скорее, пятая часть работы. Такие самородки, - Николай подбросил в руке стограммовый кусок кварца, наполовину состоящий из золота, - редкость. Но, заметь, Прокоп Лукич, добыт этот "камешек" на вершине холма. Там богатое "гнездо" или "котел". Оттуда можно взять несколько пудов золота.

- А ты заметил, рыжий Петька теперь сурьёзный хозяин?! Старшим его хочу поставить? - сменил тему Прокоп Лукич.

- В поисковую бригаду?

- Или так...

* * *

* * *

Короткое лето промелькнуло чередой изнуряющих, бесконечно длинных дней. Комарьё и мошка проникали сквозь сетку, не помогали ни вонючие мази, изготовленные Прокопом Лукичом, ни "фирменные" от староверов. Многие мазали лицо и руки жидкой глиной, и становились похожи на жутких монстров.

Казалось, только-только начали добычу золота, а уже осень. Староверы, нанятые для строительства и охоты, собрались домой. Ждали только одного, когда Юкон станет. Ершов приказал скупать собак у индейцев в самом начале лета, спрос на собачьи упряжки поднял цены на них до небес, и староверам они оказались не по карману. Им пришлось договариваться с Прокопом Лукичом. Тому нужен был приют для половины своих парней на зиму. По этому поводу у него состоялся разговор с Ершовым.

- Прокоп Лукич, я на второй сезон не останусь, и тебе не советую. Участки можно будет зарегистрировать и выгодно продать. А самим оставаться здесь рисковано. Не каждый из твоих парней вернется потом в общину.

- Тот участок, что достался тебе, Николай Николаич, продавай. А мы весной еще поработаем. В моем селе восемь сотен дворов. Всем нужна земля и скотина. Как ты думаешь, есть разница, на неудобьях голышом начинать, или на унавоженной землице с парой лошадей и тремя коровами?

- Ты можешь купить тридцать тысяч лошадей. Куда тебе еще?

- Так вот же оно золотишко! Лежит, ждет. Я же не для себя!

- Знаю, для "обчества", - усмехнулся Ершов.

- Да!

- Сначала вы бежите из России, а потом молодежь теряет культуру. И всё! Конец! Я понимаю, новый хозяин вашей земли оказался мерзавцем. Но почему бы вам не уехать на Дальний Восток? Царь раздает там землю бесплатно.

- У нас уехало туда двадцать молодых семей. Бандиты вырезали половину, остальных обложили данью. Вот так, значит. А про нового барина ты, Николай Николаич, неправильно понял. Тут такая заковыка, он немец. Один дед у него, значит, выкрест, второй, правда, татарин. Этот немец прочитал одну толстую книгу, и захотел, чтобы не было богатых. Все должны быть одинаковы.

- Он социалист! Это же хорошо, зачем вам бежать?! Ты мне это не рассказывал, Прокоп Лукич. Вы не понимаете своего счастья!

- Точно! Его слова! Он твой знакомец, Николай Николаич?

- Нет. Что вас заставляет бежать?

- У немца нет детей, и его жена работает. Это он так говорит, будто она работает. Она учит детей, но не в школе, там им поп не разрешает безобразничать.

- Так это хорошо! Знания - сила.

- И они оба не едят мясо!!! Весь год постятся!

- Что же тут-то плохого?

- Он любит спать на морозе! Он оставил себе одну комнату, малюсенькую такую! Остальные закрыл.

- Он вас заставляет жить также, как живет сам? - догадался Ершов.

- Да ты, Николай Николаич, догада! - горько рассмеялся Прокоп Лукич.

- Моя бывшая подружка была вегетарианкой (не ела мяса, масла, яиц и творога). Она тратила на еду вдвое больше меня. Беречь лес в ваших краях глупо, понимаю. Старикам, больным и младенцам спать на морозе - опасно для здоровья. Да-а!!! Но как можно запретить детей???

- Он отобрал у нас землю. Когда бабы обязаны работать поденно, наравне с мужиками, чтобы только прокормить семью, то больше одного-двух детей не бывает.

* * *

* * *

Река оделась уже довольно крепким льдом, и поезд из полусотни упряжек пролетел в первый же день добрую сотню километров. Свежие собаки позволили отряду сделать всего лишь две короткие остановки, чтобы выпить горячего чаю. На каждую упряжку, кроме двух передних, приходилось по двое мужчин, один из них отдыхал, а второй, чья очередь была идти на лыжах, держался за веревку, привязанную к нартам. Собакам в первой и во второй упряжках приходилось тяжелее других, поэтому там был только погонщик. Впрочем, упряжки не так долго шли впереди, каждые полчаса две передние упряжки останавливались в стороне от дороги, и собаки четверть часа отдыхали, пока люди ждали хвоста поезда.

Если бы ночью не выпал снег, идти было бы совсем легко. Днем раньше домой ушли русские староверы, отработавшие летний сезон на Клондайке. Они снабжали старателей мясом, строили им дома, насыпали плотины и мастерили шлюзы. Наниматься на второй сезон они категорически отказались, и прямо сказали Ершову, что весной намерены мыть золото наравне со всеми.

Основной груз на нартах составлял золотой песок, по шестьдесят килограмм на упряжку.

Четыреста километров до озера Ле-Барж отряд прошел за четыре дня. В селении Кармакс, которое еще не получило своего имени, проживало две общины канадских индейцев Северных Тутчон. Пока Джордж Вашингтон Кармак не начал добывать уголь на южном берегу Юкона, не открыл золотых россыпей, и селение лишь изредка навещали торговцы пушниной, отношение индейцев к гостям было крайне доброжелательным. Отряд остановился здесь на отдых, на пару дней.

Странно, но никто из индейцев не предложил Ершову на ночь свою жену или дочь. И совсем не странно, что Николай был этим доволен.

Отдохнув, отряд за два дня добрался до порогов Белой Лошади, где застрял на неделю в селе староверов.

Оставшись в той вере, которая соответствует нравственным устоям первых христиан, староверы не меняли ни уклада жизни, ни образа мыслей. Отказ от пьянства, страсть к труду, привычка говорить правду восхищали Ершова. И хотя он слышал о том, что денежку, кем-то оброненную, они никогда не поднимут, а из своей посуды никому есть и пить не дадут, это его не смущало. У каждого свои причуды.

Но то, что староверы, отвергающие златолюбие, вдруг пожелают добывать золото! Это было для Николая шоком! Золото! Дьявольский металл стал для староверов гарантом религиозной и личной свободы.

- Болтать они не любители. Да-а. При таком повороте дела, твои "америкашки" в этом году ничего не узнают о "нашем" золоте! Зря я стращал своих парней. Как бы они случайных охотников за разбойников не приняли!!! Пристрелят, грех на душу! - трижды перекрестился Прокоп Лукич.

- Согласен, староверы не проболтаются. А наши? - задумчиво спросил Ершов.

- Есть грех, балаболы, но америкашки то по-нашему ни бельмеса!!! - пренебрежительно произнес Прокоп Лукич.

- Стоит нам показать золото, всё всем станет понятно без слов. Сегодня же надо весь песок изъять. Не хмурься!!! Кто из парней закочевряжится, того оставим здесь. Смотришь, за зиму они найдут себе невест, тебе не помешает здесь родня. Не возражай, я лучше знаю! Часть песка поменяем у староверов. По любому курсу. Песком в порту расплачиваться нельзя! Никаких следов в Клондайк вести не должно.

- Долго такое не скроешь.

- Еще один спокойный год! Еще двести-триста пудов золота! А когда мы снимем "сливки", то и золотой лихорадки не будет. Может быть. Я не буду продавать свой участок, а ты отдашь мне мою долю. Согласен?

- Согласен. И тебе, и мне лишнее золотишко не помешает. Церковь построим, дело богоугодное, - мечтательно посмотрел на небо Прокоп Лукич.

- А не лучше ли построить крепкие дома, дать образование детям.

- Ты, будто, не русский!!! Стоит забыть Веру, и Антихрист явился до всякого срока. Мир рухнет! Без Веры человек слаб в выборе Добра и Зла. - Ты в чем-то прав, Прокоп Лукич. Конечно. Безверие - это нравственная катастрофа для общества, оно породит безумие целей и кровь, много крови. Но поп и вера не одно и то же.

- Сначала ты не ходишь на исповедь, потом...

- ...потом выкалываешь на иконах глаза. Я видел такие иконы! Прости. Ты прав, Прокоп Лукич, - Николай вспомнил свое путешествие с друзьями по Карелии. Отпуск прошел чудесно. Но заброшенные деревни поразили его тогда не крепкими домами, много лет стоящими без хозяев, а обнаруженным в пятистенке большим сундуком. Он был полон икон. Кто-то собрал изуродованные лики святых вместе.

"Ты уехал, Прокоп Лукич. А твой Север сошел с ума", - подумал Николай.

* * *

Через озера Марш, Тагиш и Беннет собаки мчались еще быстрее, чем в начале пути. Наконец, поезд прошел через Белый перевал. Последние упряжки спускались к морю в сумерках, впереди мерцали огни Скагуэя и стоящих на причале судов.

* * *

Пышнотелая юная негритянка в ресторане зажигательно исполняла "Бесаме Мучо".

"Ишь, как Валерка развернулся! Добился мировой известности. Besame Mucho докатилась до самого заштатного американского городка. Молодец Бузов. Завидую. А, афроамериканочка..., тьфу, забили голову дерьмом! Негритяночка!!! Хороша чертовка!" - подумал Николай, глядя на фланирующую вокруг его стола певичку.

- Зузу! - подозвал Ершов негритянку, стреляющую огромными черными глазищами, в сторону богатых посетителей,

- Присядь, - Николай указал певичке на свободный стул, но Зузу сделала вид, что собирается усесться на колени к Ершову. В последний момент певичка, уловив тень недовольства на лице клиента, изящно откорректировала движение. Несмотря на роскошные формы, грация Зузу завораживала. Ершов уже клюнул на прелести негритяночки, и она сделала уверенную подсечку.

- Понравилась моя новая песня, Белоснежка? - прошептала она, наклонившись к Николаю, и обжигая ему жарким дыханием шею.

- Твоя???

- Мне подарил её один богач. Он путешествовал по Старому Свету, только что вернулся. Там "Besame Mucho" поют везде. Кто бы мог подумать, что это болеро придумал русский! У тебя отдельный номер? - Юная женщина давно чувствовала острый запах денег и многодневный "голод" клиента.

Через пять минут в комнате Ершова кресло было завалено женским бельём, свою одежду Николай побросал на пол. Ещё через пять минут, красный от смущения любовник пытался загладить свой фальстарт.

- Не смущайся, Белоснежка. С тинэйджерами и не такое бывает, - подшучивала над Ершовым негритянка, довольная легким заработком.

А зря. Она не подозревала, что ей предстоит отрабатывать свои деньги всю ночь в поте лица и тела. И хотя в свои семнадцать лет певичка повидала много мужчин, целых два года работы на сцене, но Николай смог её удивить.

Глава 7.

Правосудие по-русски.

Гусев слушал бесконечный монолог-нотацию "двоюродного брата" о своем недостойном поведении и поражался сюрреальности происходящего. Абсурд ситуации не укладывался в его сознании, оно отторгало действительность.

Сначала Володю поразила та быстрота, с которой "штабс-капитана" Гусева доставили в штаб первой Кавказской казачьей дивизии. С такой же торопливостью прошло следствие. После первой же очной ставки с незнакомым вахмистром следователь приказал избить Гусева. Ему сильно рассекли бровь и верхнюю губу. Пяток грубых шрамов не слишком сильно обезобразил лицо, но повторная очная ставка с вахмистром следователя явно удовлетворила.

- Это же он! Одно лицо! Теперь не отопрется, - с непонятной злобной радостью закричал вахмистр, - струсил, сбежал, бросил отряд. Все погибли, только я и князь чудом вырвались.

- Молчать! - зарычал следователь, отвечать только на мои вопросы.

Последовала череда очных ставок, коротких допросов, дело шло, как по маслу. Ни у кого не возникло и тени сомнения, или, во всяком случае, никто не посмел его высказать. Гусев был признан тем самым штабс-капитаном, и автоматически превратился в труса и негодяя. Володя в самом начале заподозрил подставу. На штабс-капитана явно вешали вину князя, тот должен был остаться образцом мужества и благородства. Биография здешнего Гусева была обычна для небогатого дворянина, сына солдата сверхсрочной службы. В пятнадцать лет Гусев вступил в службу вольноопределяющимся, в семнадцать он уже участвовал в русско-турецкой войне, где за боевые отличия при взятии Карса был произведен в прапорщики. В двадцать два года Гусев выдержал офицерский экзамен при Тифлисском пехотном юнкерском училище и стал подпоручиком. Служил в инженерном управлении действующего корпуса на кавказско-турецкой границе и в Кавказском полевом инженерном парке, и через пять лет получил звание поручик. Лишь год назад, после окончания Николаевской академии Генштаба, Гусев получил долгожданное звание штабс-капитана. Исполняя должность старшего адъютанта штаба первой Кавказской казачьей дивизии, штабс-капитан вывез на экскурсию в горы приезжего хлыща. Видимо, столичному офицеру захотелось получить боевую награду.

Что произошло в горах, Володя не знал, но был уверен, что боевой офицер не мог струсить.

Следователь предупредил Гусева о скором суде, как вдруг всё застопорилось. У штабс-капитана нашелся близкий родственник, двоюродный брат, полковник. Именно он читал Гусеву лекцию о том, что такое долг и честь для русского офицера и дворянина.

- Я имел встречу с полковником Уваровым, мы однокашники. Он пообещал мне прекратить расследование. Дело будет положено под сукно. Тебя переводят на заставу в горах, и через полгода, чтобы никто не связал это с расследованием, ты обязан подать в отставку, - наконец-то соизволил коснуться сути дела "кузен".

- То, что твой двоюродный брат, штабс-капитан Гусев, невиновен, этот вариант не рассматривается? - устало спросил Володя.

* * *

Солнце зашло за гору, резко потемнело, даже на открытой веранде, где сидел Гусев, наступили долгожданные сумерки. Заря, охватившая чуть ли не треть неба, казалась Гусеву кровавой, и создавала у него мрачное настроение. На дороге показались верховые, это казаки возвращались с кордона. Корнет Столповский развернул своё кресло спиной к свету и продолжил увлеченно читать затрепанную книгу. Он смешно шевелил губами, возможно, потому, что книга была на французском, это Гусев заметил давно, еще днем.

- Хорунжий, достаточно портить себе зрение, тем более минут через десять Вам принимать доклад, казачья смена на подходе, - Гусев польстил Столповскому, переиначив его звание, тот любил всё казачье, даже одевался в горском стиле.

- Владимир Иванович, "Les trois mousquetaires" - эта книга так затягивает. Она для меня - волшебная страна, где царят честь и благородство. Атос - это тот идеал, к которому я буду стремиться.

- Я прочитал эту книгу пять раз. В семь лет я был от неё в неописуемом восторге, да и в пятнадцать читал с удовольствием. Хотя, на мой взгляд, это поэма о беззаветной дружбе. Не припомню там особой чести и благородства. Я, на месте графа де ла Фер, не смог бы повесить на дереве свою шестнадцатилетнюю жену. Думаю, и Вы, обнаружив "лилию" у неё на плече, дождались бы, пока она обретет сознание.

- Вы правы, ради дружбы мушкетеры готовы на всё. Деньги, карьера, служебный долг, даже свобода и жизнь - пустяк, по сравнению с дружбой. Но, по-моему, леди Винтер не повесили, ей отрубили голову. "A la guerre, comme а la guerre!", - несколько смутился корнет.

- Её второй брак был незаконен, она умерла графиней де ла Фер.

- Я знаю, её сына из-за этого лишили наследства. Мне его немного жаль.

- Вы, не поверите, хорунжий, но в детстве у меня было трое друзей и мы играли в мушкетеров. Даже встречаясь взрослыми, мы изредка использовали детские придуманные роли. Я, в качестве Арамиса, мог упрекнуть Атоса за то, что у него сын от моей возлюбленной Мари Мишон. Мы могли подшутить над Портосом по поводу его слишком старой жены. Кстати, Портос приедет на днях ко мне в гости. Бузов, правда, перерос Портоса на пять дюймов и тяжелее на целый пуд, но его нынешняя возлюбленная все-таки моложе мадам Кокнар. Зато он любитель хорошо поесть, честный, доверчивый и невероятно смелый. Мы все мечтали о военний службе, а Бузов сейчас, смешно сказать, пытается заработать деньги на песнях, - ностальгия потянула Гусева на откровения. Он даже напел "Besame Mucho".

- Три дня назад из штаба приезжал барон Бош. Вы, Владимир Иванович, сказались больным и не пошли на дружеский вечер. Там барон порадовал нас этой песней. Она имеет огромный успех в столице. Вы познакомите меня с вашим другом?

- Конечно. Мы даже заставим его исполнить "Besame Mucho" по-испански. Но Вам пора, корнет! Казаки ждут.

Столповский спустился во двор крепости.

- На кра-ул!.. - послышалась команда.

- Здорово, молодцы!..

- Здра-жла-ваш-бродь!..

Гусев отвернулся, закрыл глаза, и в который раз принялся обдумывать предложение казака. Утром, на разминке у ручья, он встретил "старого знакомого". Приказный Рябой специально нашел случай поговорить наедине.

- Здравия желаю, вашбродь!

- Кто таков?

- Приказный Ехим Рябой, вашбродь! Неужто, Вы меня совсем не помните? - разочарованно спросил казак.

- Сильная контузия, - озвучил официальную версию Гусев.

- Дозвольте, вашбродь, обратиться с просьбой!

- Чего тебе, приказный?

- Я тогда..., когда князь в засаду залез, был с вами, вашбродь, - забросил удочку казак.

- "Следствие закончено, забудьте", - грустно процитировал Гусев.

- Вот и вахмистр орет: "Чтобы слова не слышал про ту вылазку, свиняча ты морда, кобыляча срака, мать твою...". А полсотни казаков в плену? Это как? Это по-божески, вашбродь? Да мы с Вами еще в турецкую!!!

- А расскажи-ка мне Ехим всё с самого начала, - заинтересовался Гусев.

- Выехали мы на ту вылазку рано утром. Князь ругался, что разбудили "ни свет, ни заря", а Вы улыбались. Обычно так, только глазами, ну я-то сразу вижу, не первый год с Вами, вашбродь. Навстречу нам казак с ночной рыбалки, зипунок раскрыт, грудь седая, через плечо в сапетке шамаек ташит...

- Начни с засады, - оборвал Гусев казака.

- С засады, значит, - обиженно проворчал Рябой.

- С засады! - подтвердил Гусев.

- Там, у горы, место для засады удобное. Потому мы осторожно так едем, а князь норовит вперед ускакать. Я ему и говорю: "Вы, вашбродь, не мельтешили бы зазря. А то коня свого притомите, да и сами замучаетесь. А абреков мы всё одно не упустим. У меня глаз..."

- Рябой!

- Я, вашбродь!

- Ближе к делу! Там была засада?

- Я об том же. Вы сразу учуяли её, засаду ту. У вас на опасность нюх, прости господи. А татары, ну как малолетки, сховавсь у кустов. Пару залпов и в шашки их, думаю,... вы уже приказ отдали, а князь как рванет, за ним вахмистр, а татары их арканами..., вот, значит, так.

- И мы выкупили князя вместе с вахмистром?

- А то. Нет. Вы скомандовали атаку, - растерянно произнес Рябой.

- Даже так?! Много казаков погибло?

- Там такая свалка была. Не знаю. Нынче татары просят выкупить тридцать восемь душ, - растерянно произнес казак и замолчал.

- Дальше то, что было?

- Мне, вы, вашбродь, приказали князя увезти. Вахмистр за мной увязался. Вы шестерых зарубили, вот те крест. Мы отъехали, оборачиваюсь, смотрю, а татарва вашему вороному в морду с двух стволов залпом. Он как сиганет в овраг, и вас с собой утащил, а там саженей сто. Все остолбенели, абреки казаков и повязали.

Гусев задумался. Отношения казаков и горцев были своеобразны. Они уважали друг друга, но презирали русских солдат и русских мужиков. Для них солдат или мужик - это дикое и презренное существо, которых казаки презрительно называют шаповалами. Внешностью, одеждой, оружием, лошадьми казаки и горцы похожи, казаки часто щеголяют знанием татарского языка, говорят между собой по-татарски. Казаки считают людьми только себя, на всех же остальных смотрят с презрением.

"Ничего с казаками в плену не случится. Зачем мне помогать им? Они секли нагайками моего прадеда, тамбовского крестьянина, топтали лошадьми его соседей", - подумал Гусев, и спросил:

- Что же родственники? Не собрали денег, не выкупили казаков? Полгода прошло.

- Полковник запретил. Приказал ждать, пока срок "действительной" не закончится. У нас полторы дюжины казаков находились в подготовительном разряде, их нельзя прямиком из плена в станицу отправить.

- Полковник не хочет никого из отряда в своем полку видеть. Понятно. Чтобы лишнего не болтали, - тихо процедил Гусев, и добавил, - Сколько осталось ждать?

- Почитай, год.

- Чем я-то могу помочь?

- Казаков держат в ауле, всего дюжина верст от границы. Через десять дней у татар праздник, лучшие джигиты покинут аул, отправятся в долину. Здесь, в крепости, служит дюжина станичников. Нам бы вместе на кордон? Я старшим пойду, - четко сформулировал свой замысел Рябой.

Целый день перед Гусевым стояло лицо "его старого сослуживца". Последняя надежда никак не гасла у казака в его черных глазах.

"Тот Гусев, наверняка, многим ему обязан. А долги нужно отдавать. Хоть свои, хоть чужие. Хоть друзьям, хоть врагам. Никому нет дела до моей мнимой контузии", - думал Гусев.

Формально, это было бы должностным преступлением, грозившим продолжением судебного дела для Гусева и неприятностями его кузену-полковнику. Казакам-станичникам нападение на аул могло сойти с рук, они часто вели себя слишком вольно. На другой стороне весов была честь настоящего штабс-капитана Гусева, и возможность поквитаться с князем и его холуями в штабе. Риск был большой, а результат сомнителен.

* * *

Бузов приехал ближе к обеду, в самую жару. Не только дорога, но и трава, и листья на деревах вдоль дороги были покрыты пылью. Усталый и грязный, Бузов радовался встрече, как ребёнок. Он, как всегда, мгновенно подружился со всеми, начиная от кухарки и заканчивая старым конюхом. Две дюжины бутылок вина, которые Бузов привез, офицеры выпили в первый же вечер. Корнет Столповский принес гитару и сам же исполнил "Besame Mucho". Бузов позволил уговорить себя, и спел два "новых романса".

Утром Гусеву было так плохо, как не было со времен далекой молодости, когда из-за безденежья приходилось пить спирт "Рояль". Прежде, чем начать разминку Володя пару минут пролежал в холодном ручье.

- Простудишься, дурашка, - уговаривал его Валерка, глотая то ли березовые, то ли ивовые угольки из старого кострища.

- Что за гадость ты привез? Не вино, а отрава!

- Но-но! Не придумывай! Это твой корнет принес потом пару кувшинов бурды, когда моё вино закончилось. Надо проверить, есть кто живой. Мы-то с тобой профи, а эти нынешние, чисто дети.

- Ещё рассольчика бы не помешало, - мечтательно пробормотал Гусев.

- Да-а-а. К завтрашнему выходу нужно быть в форме. Кстати о форме. Для меня что-то подберешь? Сапоги, штаны, рубаху, не в костюме же мне по лесу ходить.

- Попрошу у Ехима Рябого, он самый крупный казак в крепости. А куда мы идем, собственно? На охоту?

- Забыл совсем? Ты, я и мальчишка-корнет собрались в аул к татарам наведаться. Твоих казаков освободить, а джигитов перестрелять, - Валерка выхватил два "макарыча" и изобразил стрельбу по-македонски, сопровождая свои действия возгласами "пиф-паф".

- Откуда у тебя пистолеты? - удивился Володя.

- Твой заказ выполнили. Вторая серия из десяти штук, я их тебе же и привез. Патронов пока по две обоймы всего, сам понимаешь, ручная работа. Каждый из сорока двух патронов стоит полтинник.

- Магазин! Валера! Магазин на двадцать один патрон? Я же сам начертил его! Дюжина!

- У мастера чего-то не заладилось в самом начале. Я ему нарисовал конструкцию "беретты", в два ряда, в шахматном порядке. Получилось счастливое число - очко!

- Ты бы ему еще пистолет-пулемет заказал!

- А я и заказал. Учитывая склонность к высокому темпу стрельбы, это было естественно.

- Откуда деньжата?

- Не поверишь, от Круппа. Я подал заявки на привилегии у нас и на патент в Германии по тем маркам стали, состав которых помнила моя Леночка. У Круппа мгновенно сработала разведка, наработки у него, видимо, были, но патентовать он не торопился. Обычно, процедура выдачи патента занимает пару лет, а учитывая интерес такой фирмы в этом деле, нам мало что светило. Но Круппу мы тоже всю малину обосрали. Короче, немцы предложили мне отозвать заявку по Special-Gewehr-Lauf-Stahl. Взамен я получил пятьдесят тысяч рублей, Крупп обязался пробить все три наших патента во Франции, Англии и США, а в России не чинить никаких препятствий.

- Ты явно продешевил.

- Ой-ли? Это же их состав, их изобретение. Неудобно, даже как-то.

- Это же капиталист! К тому же Германия - враг России. Песенки тебе воровать удобно, а с Круппа снять штаны, так совесть замучила? - возмутился Гусев, и грязно выругался.

- Володька! Я тут не причем! Ленка фактическая хозяйка патентов. Как она решила, так и сделали.

- Подкаблучник!!!

- Брось ты о ерунде думать. Деньги - навоз. Ты вчера так захватывающе говорил о спасении товарищей по оружию! Пора собрать отряд и отдать приказ на подготовку рейда!

* * *

Мутные потоки воды постоянно подмывали высокий левый берег, вынося песок на противоположную сторону ручья. Сырой холодный туман поднялся снизу, и чудесным образом окутал лес. В его густых зарослях притаилась чертова дюжина казаков, во главе с Гусевым. Столповский и Бузов тихонько ворчали сначала на росу и туман, потом, когда солнце встало, и туман разошелся, на комарьё, тучами облепившее руки, лицо и мокрую спину. Рябой зло поглядывал на них, опасаясь высказываться вслух. От огромного, горячего тела Бузова шел пар, заметный в холодном утреннем воздухе.

- Замолчите же вы, наконец, тут все слышно, до аула всего полверсты, - прошипел Гусев.

На самом деле до левого берега доносились не только петушиные крики на рассвете, с татарской стороны слышались и звук заунывной песни, и цокот копыт одинокого коня, и скрип несмазанной арбы.

"Хорошо, что в ауле нет собак", - подумал Гусев.

- Когда же они соберутся то, на свой праздник? Давно пора! - прошептал Бузов.

Татары будто ждали его команды. Захлопали ворота, только что пустые улочки аула за пару минут наполнились людьми. Сбруя коней и одежды всадников поражала своим богатством.

- На, посмотри, - сунул Гусев Бузову подзорную трубу.

- Пидарасы разряженные! Их бы сейчас из пулемета! Сгрудились кучей у ворот, - проворчал недовольный Бузов. Комары его доняли окончательно.

- Приказный, через час выступаем, - отдал команду Гусев, и добавил, - Если кто-то из казаков займется татарскими бабами, тут же, в ауле, яйца оторву!

Рябой что-то забурчал недовольно.

- Не ворчи! Сам знаешь! Двое держат, трое смотрят - считай пол отряда вышло из боя.

* * *

Аул был большой, слишком большой для отряда из шестнадцати человек. Мальчишки, лет четырнадцати-шестнадцати перли на казаков дуром, не давая тем вовремя отстрелить то седого колченогого старика с допотопным ружьём, высунувшегося из-за глиняного забора, то одноглазого бандита с огромной седой бородой, выскочившего из соседних ворот с пикой в руках. Мирная операция превратилась в кровавую бойню в самом начале. Лишь невероятное везение спасло отряд от поражения. Гусев ворвался во двор огромного дома, застав шестерых татар в растерянности, и мгновенно перестрелял их с двух рук, навскидку. Из-за угла дома выскочил пацаненок лет двенадцати с шашкой, явно чересчур тяжелой для него, сзади бухнул огромный дробовик, и картечь снесла мальчишку с ног. Гусев в сердцах выругался, пацаненку достаточно было пинка. Из глинобитного сарая послышались радостные крики. Рябой отодвинул засов и радостно закричал:

- Гей! Здорово, добрые люди. Казаки есть?

-Здорово, дядя! Здорово!- выскочил ему навстречу казак в слезах от радости.

- Оружие, оружие разбирайте. Татары словно саранча, со всех сторон лезут.

Дюжина казаков, вооружившись чем попало, ринулись через дорогу к большим воротам.

- Бревно тащи, - закричал Рябой.

- Ты присел, уперся сюда руками! Крепче! - Гусев поставил молодого казака на колени, и потянул рослого приказного к себе за руку, - Рябой, прислони берданку к забору. Встань здесь, голову нагни, упрись крепче! Я тебе сейчас на плечи встану!

Гусев сменил обоймы в обоих пистолетах, и залез приказному на спину.

Ворота задрожали от удара бревна, и Володя заглянул во двор. Справа от него, испуганные татары сбились за двумя арбами, наставив на ворота три огромных ружья, больше похожие на маленькие пушки. От второго удара засов затрещал и Гусев начал стрелять, отвлекая внимание на себя.

"Пока они прицелятся и выстрелят, я десять раз спрячу голову", - успокаивал он себя.

Ружья выстрелили одно за другим. Татары промазали, но одна пуля пробила глиняный забор насквозь. Теперь горцы знали, что им не уйти, и, чтобы забыть страх, закричали, как сумасшедшие. Вдруг старик запел, за ним все запели предсмертную песню.

* * *

Аул представлял собой ужасную картину горя и смерти. Неправильная оценка татарами боеспособности казачьего отряда вселила в них надежды на победу, и в результате жертвы ужасали Гусева. Вокруг стоял женский вой, живых и раненых мужчин казаки сбросили в огромную яму, где татары держали основную массу пленных. Если горец казался казакам опасным, они били ему палкой по ногтям больших пальцев ног. Рябой успокоил Гусева, мол, никаких переломов, но бегать по горам татары не смогут неделю.

- Что ты такой хмурый? Победа ужасает? Три десятка стариков и мальчишек насмерть, не считая тех, кто не выживет, - бледно-зеленый Бузов присел рядом с Володей.

- Нет. Как бы это страшно не звучало, привык я за два года. Тут другое. Ты посмотри на гору. Дым от сигнального костра видишь?

- Оторвемся. У нас пара часов форы по самому плохому сценарию.

- В отряде пятеро раненых и двое убитых. Тела нужно забрать, иного казаки не поймут.

- На том берегу у нас два десятка лошадей. Раненые верхом, остальные пехом. Десять верст казаки налегке пробегут, и даже не вспотеют.

- Среди пленных казаков оказалось больше десятка больных. Собственно, их мы тоже смогли бы забрать..., но в ауле обнаружилось восемь чужих пленных. Татары недавно захватили грузинскую княжну с эскортом. Два русских офицера тяжело ранены, четверо грузин избиты, две женщины не способны ходить по горам. В итоге, нам не хватает шесть лошадей. Я хотел оставить грузин в ауле. Выживут дворяне или их зарежут разгневанные татары - мне не столь важно, ты это сам понимаешь. Казаки, думаю, меня бы не выдали, но корнет...

- Что корнет?

- Стоит нам появиться в крепости, и суд чести мне обеспечен. Что там суд! Мне грозит десяток вызовов на дуэль в первый же день!

- Смешная ситуёвина! Мы будем спасать дворян, рискуя жизнью! Три раза ха-ха! - мрачно засмеялся Бузов.

- Ты сам подбил меня выручать казаков. Чем они лучше дворян?

- У нас в группе учились казак и два грузина. Оба грузина - князья, крестьяне у них, видимо, все вымерли. Казак - свой парень, грузины - снобы, - смачно сплюнул Бузов.

- Отряд нагонят и перебьют целиком, - покачал головой Гусев.

- Я видел в ауле десяток лошадей.

- Мы не сможем поднять их веревками на крутой берег.

- Ослы?

- Попробуем. Но скорость...

- На полпути до границы мост. Если успеем добраться, сделаем засаду. Там, думаю, можно продержаться пару часов. Тот, кто останется, правда, обречен.

- Я, корнет, Рябой, пара казаков; возьмем десяток берданок.

- Меня не забудь.

* * *

- Где же эти татары? - Бузов от нетерпения зачесался и заерзал.

- Угомонись. Казак с подзорной трубой лежит на утесе. Как только горцы появятся из-за поворота, он подаст знак Рябому.

- Бочонок с маслом и порохом на дереве слишком заметен. А веревку на наш берег не заметит только слепой! - продолжал ворчать Бузов.

- Не нуди! Нудист! Если татары его заметят, то потеряют время, пока будут его снимать. Не факт, что сообразят отойти в сторону.

- Слышал? Это кукушка?

- Замолчал и притаился. Рябой! Дозор пропускаем через мост. Открываем огонь по моей команде.

- Полдюжины абреков? Много! Хоть один уцелеет... - проворчал приказный.

- Пока татары не доедут до дерева с миной, дозор не трогаем! Это приказ.

Авангард уже проехал засаду, но основной отряд горцев держался вдали от моста и от дерева с миной.

- Ждать больше нельзя, - толкнул Гусева в бок Бузов.

Дозор остановился, и абреки начали осматриваться. Затем старший что-то крикнул.

- Не заметили, - довольно прошептал Рябой.

- Подай знак корнету. Пора поджигать мину, - приказал Гусев.

Как только Столповский заскользил по веревке через пропасть, Гусев отдал приказ стрелять. Громко и раскатисто бабахнули берданки. Каждый из шестерых успел выстрелить дважды, казаки оставили для засады запасные ружья. Лишь двое татар из дозора уцелели, но они смело бросились на русских в атаку. Бузов вскочил, и открыл огонь из пистолетов с двух рук, но не попал ни разу. Горцы в растерянности остановили коней, и Гусев легко снял обоих с пяти метров. Мина на дереве расцвела яркой вспышкой взрыва, разбрасывая горящее масло.

От ужасного хлопка заложило уши даже у Рябого. Он замотал головой, а Гусев ехидно бросил Бузову:

- Говорил ему: открой рот, заткни уши.

Потерь среди татар не наблюдалось, но испуганные лошади понесли. Кроме того, капельки масла обожгли шкуру животных. Горцев спасла, как ни странно, скученность, лишь дюжина лошадей успела рвануть вперед, через мост. Его ширина не позволила им всем уместиться, и шесть всадников свалились в пропасть. Те татары, что перебрались через реку, были заняты больше лошадьми, чем атакой на казаков.

- Рябой! Стреляй по основному отряду, - закричал Гусев в самое ухо приказного, дополнительно показывая ему рукой на ту сторону пропасти.

Казаки открыли огонь из берданок по основному отряду татар, а Гусев с Бузовым начали хладнокровно отстреливать шестерку горцев, миновавших мост. И тот, и другой на этот раз стреляли только из одного "макарова", держа пистолет двумя руками, оружие оказалось слишком тяжелым и ходило в руках из-за движения массивного затвора. Не прошло и минуты, как новый авангард татар был перебит.

Гусев положил пустой пистолет на куртку, расстеленную на камнях, взял свежий "макаров", и открыл огонь через ущелье по горцам. В этом месте дорога делала зигзаг, проходя по краю пропасти, в результате татарский отряд оказался буквально рядом. Лошади, испуганные взрывом, не давали горцам открыть ответный огонь. Спустя несколько минут вражеский отряд развернулся и отступил.

- Рябой, все живы-здоровы?

- Так точно, вашбродь!

- Оправь казаков ловить лошадей, пригодятся. Сам поищи корнета, я не заметил, куда он делся.

- Его подстрелили абреки. Я спущусь на дно? Пошукаю?

- Нет. Лучше выбери самого легкого казака, Бузов его на веревке спустит, а сам займись лошадьми!

- Володя, ты прикрой меня, а то выскочит горец и пристрелит, - попросил Бузов Гусева.

- Само-собой!!! Пошли, ты снимешь веревку с дерева, я тебя прикрою. Думаю, минут двадцать мы выиграли. Удачно рвануло!

Друзья мелкими перебежками добрались до обгоревшего дерева. Тлеющая веревка висела совсем рядом.

- Нет. Говорил же я тебе, нужно было подрывать вон ту скалу, камнепад снес бы десяток татар в пропасть.

- Светошумовая мина, конечно, никого не убила, если не считать шестерки татар в пропасти, но мы получили полчаса отсрочки. Когда поднимем корнета, сразу надо бежать. Горцы поедут осторожно, будут перед каждым подозрительным местом тормозить, так что у нас все шансы спастись.

Гусев подсадил Бузова, помогая ему уцепиться за нижнюю ветку.

- Жить - это хорошо!!! - обрадовался Бузов, сбросил веревку с дерева, спрыгнул и затоптал тлеющий конец.

- Эй, Корней! Тащи к себе, - крикнул Гусев казаку, стоящему на той стороне, у второго конца веревки, привязанного к корням кустарника. Казак, назначенный Рябым, выбрал себе место для спуска, и ловко заскользил по веревке вниз, быстро перебирая по стене обрыва ногами.

Постоянно оглядываясь, друзья перебежали через мост. Гусев приготовил два "макарова" для стрельбы, и укрылся за обломком скалы.

- Корней! Что-то видишь? - закричал Бузов, лежащий на краю обрыва.

- Я нашел его!!! - ответил через пару минут казак, - он без сознания.

- Володя, как ты думаешь, двоих веревка выдержит?

- Валера, найди Рябого! У татарских коней к седлам должны быть прицеплены арканы. Во всяком случае, парочку найдешь. Только быстро. Я покараулю, чтобы татарский дозор нас врасплох не застал.

Подъем корнета занял минут десять. Потом еще столько же казаки сооружали люльку и закрепляли её на паре лошадей.

- Рябой! Мы втроем остаемся. Я, ты и Бузов. Место здесь очень уж удобное для засады. Отбери нам лучших лошадей, будем уходить от погони, - приказал Гусев.

- Я одну лошадь заводной возьму? - предложил казак.

- И все татарские ружья оставь. Выстрелим, а потом бросим здесь, - согласился Гусев.

- Ехим! Прикажи казакам все веревки и арканы здесь оставить, я на мосту перильца свяжу, чтобы татары с ходу не прорвались, - добавил свои пять копеек Бузов.

- Порубят шашками, - проворчал Рябой.

- Полминуты простоят под огнем?! Из двух пистолетов мы с капитаном успеем сделать тридцать выстрелов!!! - резко ответил Бузов.

- Ага! Если не переклинит патрон. Эта беда случилась уже пять раз, - спустил Валеру на землю Гусев.

Засаду разделили на две части. Рябой остался напротив сгоревшего дерева, там дорога жалась к обрыву с обеих сторон, и врагов разделяла узкая пропасть, всего тридцать метров шириной. Гусев и Бузов залегли у моста. Володя прихватил с собой пару берданок, надеясь стрелять по татарам, пока Валера будет заряжать ему запасное ружьё.

Вражеский дозор появился неожиданно. Два татарчонка на низеньких, плохеньких лошадках выехали из-за скалы практически бесшумно. Гусев прицелился, но раздался выстрел со стороны Рябого, и одного из всадников буквально вынесло из седла. Второй горец развернуться, замешкался, и Гусев выстрелом в спину достал его. Бузов видел, как тяжелая пуля берданки бросила мальчишку на шею лошади, и тот повис, уткнувшись лицом в густую гриву.

- Выиграли еще пять минут, - спокойно произнес Гусев.

Бузова передернуло от такого хладнокровного убийства ребенка. Володя взял второе ружьё, а первое молча отдал Валере.

Прошло минут десять. Татары осторожничали. Внезапно раздался высокий переливистый вой, и горцы на большой скорости выскочили из-за скалы. Две дюжины всадников понеслись к мосту, остальные открыли сумасшедший огонь по русским.

- Дурачьё, - заметил Гусев между выстрелами, пятью выстрелами снимая пять горцев, - казаков нужно было оставить. Мы бы татар всех перестреляли.

У моста всадники вовремя остановились, двое спрыгнули на землю, и бросились резать веревки. Гусев снял их, даже не целясь.

- Не высовывайся, здесь нечего смотреть, - Володя рукой пригнул голову Валере. Две пули ударили в обломок скалы.

- Отползем на запасную позицию?

- Рано. Сейчас я достану еще пару горцев и они откатятся назад.

Гусев угадал. Как в воду глядел. Татары отступили, но часть их них залегла и открыла ружейный огонь.

- Рябой перестал стрелять. Погано! Я надеялся, что он нас прикроет при отступлении. Тут голый участок двадцать метров.

- Нечего было хорохориться!

- Берданки бросаем. Себе возьми один пистолет, три оставь мне. Я тебя прикрою, не дам горцам поднять головы. Володя, у тебя будет двадцать секунд, чтобы добраться до Рябого.

Гусев открыл беглый огонь, а Бузов сделал рывок до укрытия, где лежал казак. В самом конце забега сокрушительный удар в плечо повалил Валеру на землю, и он покатился по камням, выронив пистолет. Правая рука онемела, но острой боли не было. Бузов дополз оставшиеся пару метров до лежащего казака, и ужаснулся. Всё лицо Рябого было залито кровью. Ехим хрипло дышал и пытался открыть глаза. Бузов левой рукой с трудом достал платок и протер казаку глаза от крови.

Правое плечо и руку Валеры скрутила чудовищная боль.

"Аптечка...", - подумал Бузов, теряя сознание.

Ехим забрал у Валеры фляжку, и полил себе сверху на голову, чтобы смыть кровь. Рана отдалась резкой болью, защипало в глазах, и Рябой понял, что умылся водкой. Казак прикрыл рану платком и прижал его фуражкой, чтобы кровь не заливала лицо. Ехим осторожно высунул голову, татары стреляли в сторону Гусева, не обращая на казака внимания. Рябой зарядил все четыре ружья, и только потом открыл огонь. Гусев мгновенно сориентировался, и бросился бежать, стреляя на ходу.

- Ранило в голову? - спросил Володя, присев в укрытие.

- Так точно, вашбродь...

- Снимай фуражку. Я промою рану и перебинтую.

- Некогда, вашбродь. Бежать надо. Татары сейчас в атаку попрут!

- Верно! Бросай ружья, возьмем только пистолеты, нам еще Бузова тащить на себе.

- Так точно, вашбродь, - согласился казак, но обрез свой сунул за ремень.

Валера пришел в себя от боли, когда его привязывали к лошади.

- У тебя всё плечо разворочено. Я подложил бинт, крупные сосуды не задеты, постарайся удержаться в седле, - ободряюще улыбнулся Гусев.

- Приказный! Скачите! Я на пять минут задержу татар и догоню вас, - бросил Володя команду Рябому.

- Так точно, вашбродь, - сказал свою дежурную фразу казак, и протянул свой обрез.

- Спасибо, - расчувствовался Гусев, - оставь себе. У меня есть еще целых два магазина, - похлопал Володя пистолеты за поясом, и добавил, - да и трофейный винчестер на дюжину патронов.

Татары услышали топот копыт уносящихся лошадей и ринулись в погоню. Всадники огибали скалу на полном скаку, красиво наклоняясь к самой скале. Гусев ждал их за уступом, присев и выставив вперед руки с пистолетом. Володя успел перестрелять четверых горцев, прежде чем всадники смогли остановить лошадей.

Мучительно потянулись минуты. Татары не хотели рисковать, высовывали руку с ружьём из-за скалы, и стреляли вслепую. Одна из лошадей вернулась, таща за собой по земле всадника. Гусев схватил её за уздечку, развернул и ударил трофейной шашкой по крупу.

Очередной горец высунул свою голову проверить: не ускакал ли русский, и был убит в упор. Татары продолжили старую тактику стрельбы наобум. Гусев отбежал к лошадям, поднял их и ускакал, постепенно наращивая темп. Обмануть горцев ему не удалось, топот копыт Володя услышал буквально через пару минут.

Гусев сделал еще пару засад в удобных местах, и татары растянулись длинной цепочкой, не желая нести большие потери. В последний раз Володе даже не удалось никого убить, горцы стали крайне осторожны.

Участок дороги перед перевалом пролегал по ровному плато. Две версты открытого пространства давали возможность татарам догнать Гусева. Рябого и Бузова Володя заметил сразу, те проскакали уже половину пути и были в безопасности. Основной отряд казаков длинной змейкой поднимался по тропе к перевалу.

Отрыв Гусева от татар составлял всего двести метров. Если бы горцы спешились и начали стрелять, то судьба Володи была бы решена. Но азарт погони сыграл с татарами злую шутку. Каждому всаднику казалось, что он легко догонит врага, и когда передовой отряд бросился в погоню, он перекрыл сектор обстрела. Татары быстро осознали свою ошибку, и ушли по дуге налево, но было поздно. Расстояние увеличилось до трехсот метров и разгоряченные стрелки мазали. Мало того, погоня отстала ещё на десяток метров. Лошадь у Гусева была лучше и свежее татарских коней, и, самое главное, он её не жалел. Володя повернулся, и попытался выстрелить из винчестера по преследователям. Его повело, и он чудом не свалился с лошади. Татары что-то насмешливо закричали, издеваясь над манерой езды русского офицера. Гусев выругался и пригнулся, затрудняя горцам прицельную стрельбу.

Десяток казаков, поднимавшийся на перевал в хвосте отряда, остановился сразу, как только раздались выстрелы. Казаки открыли огонь из своих карабинов задолго до того, как позволила дистанция. Володя забеспокоился, осмотрелся, справа, наперерез ему мчался небольшой отряд татар. Это их отгоняли казаки своим беспокоящим огнем.

Гусев направил свою лошадь левее, пытаясь увеличить расстояние. Володя хорошо понимал, что его уже зажали в клещи. Татары, преследующие его, радостно заверещали, они увидели свой отряд, посланный в обход. Две дюжины всадников, скачущих наперерез Гусеву, растянулись в редкую цепь. Казаки стреляли из карабинов с невероятной скоростью. Володя проскакал, отделяющие его пятьсот метров до татар меньше чем за минуту, а казаки успели сделать по пять-шесть выстрелов. Но целились они по лошадям. Пули, весом почти тридцать грамм, наносили животным чудовищные раны. Пятеро всадников уже выбыли из погони, в результате в отряде образовался разрыв. Для Гусева представляли опасность только двое горцев, вырвавшихся вперед. Татары выстрелили из своих допотопных пистолей и выхватили шашки. Володя, неожиданно для врага, отвернул свою лошадь вправо, заставляя горцев остановиться. Татары растерялись и напали на Гусева поочередно, подставившись под выстрелы его "макарова". Первого горца Володя убил, а второй, уворачиваясь от пули, промахнулся, и удар его шашки пришелся по крупу лошади. Через полминуты Володя был уже в безопасности, до казаков осталось двести метров, и их огонь по врагу стал убийственно точным. Татары осторожничали, не решаясь идти в атаку. Зато их огонь по Гусеву стал крайне плотным, горцев накопилось уже около полусотни. Метров за сто до подъема раненая лошадь остановилась, и Володя еле успел спрыгнуть на землю. Запасной конь пал еще раньше, и Гусеву пришлось пробежать маленький кросс под плотным огнем противника. Ни пистолеты, ни винчестер Володя не бросил.

Минут через пять со стороны татар огонь вели уже около сотни всадников, казаки также увеличили количество стрелков втрое. Гусев залег в самом начале подъема, и, отдышавшись, четко отстрелялся, дважды попав по лошадям. Вдалеке показался всадник в форме, эфенди или даже бей. Татары отступили, перестали стрелять, и позволили, наконец, казакам перейти границу.

* * *

Несмотря на то, что корнет выжил, ранения Рябого и Бузова удалось скрыть, а смена на кордоне завершилась вовремя, начальство пронюхало о вылазке. Вонь поднялась такая, что кое-кому стало не до благородного поведения. Столповского, лежащий в госпитале при штабе, навестил для приватной беседы полковник. Корнет проговорился после первых же угроз, и легенда о нападении татар на кордон полетела в тартарары. Казаки же стояли до последнего, не давая никаких показаний. Свидетельства одного корнета было недостаточно, чтобы завести на Гусева дело, и Володя подумал, что дело опять спустят на тормозах.

Беда пришла, откуда не ждали. Как говорит народная мудрость: не делай добра, не получишь зла. Два русских офицера из сопровождения грузинской княжны накатали на Гусева жалобу. Мол, казаки грубо с ними обращались, гнали лошадей, не считаясь с самочувствием раненых, бросили на чужом кордоне, не оставив им ни денег, ни коней, ни оружия. Фамилия штабс-капитана осталась для офицеров неизвестной, и жалоба только косвенно свидетельствовала против Гусева. Сами дворяне убыли на воды, поправлять здоровье, и были недоступны для проведения очной ставки. Володя уже обрадовался, считая, что выбрался из очередной неприятности. Полковник, скрепя сердце, собрался отпустить штабс-капитана на заставу. Как бы, не так! Грузинская княжна, успевшая с первого взгляда влюбиться в "благородного рыцаря" Бузова, готового пожертвовать своей жизнью ради её освобождения из лап грязных татар, явилась на его розыски. Жестокого штабс-капитана, убийцу детей и стариков она узнала сразу. Полковник даже не ожидал такого подарка, честь штабс-капитана княжна вывозила в грязи.

- Генрих Карлович! Это он! Он!!! Жестокий убийца! - вопила "красотка-грузинка", раздувая от злости крылья своего шнобеля.

- Не может быть!? Прекрасная Фамарь, - лицемерно возмутился полковник.

- В отряде был еще один офицер, высокий, смелый, благородный!!! Он закрыл меня своим телом от пуль, и был смертельно ранен. Капитан приказал привязать умирающего героя к лошади!!! Тот истекал кровью, но ни разу не застонал. Генрих Карлович! Где мой герой?

Полковник радостно подкручивал свои роскошные, в колечках черные усы, имеющие пикантное название: "дело сделано!". Он, явно, предвкушал позор штабс-капитана.

- Мадам! - попытался остановить поток обвинений Гусев.

- Mademoiselle!!!

- Вы позволите мне маленькое замечание?! Кто этот "герой" никому, кроме меня, не известно. Вам нужно решить: желаете ли вы увидеть своего "красавца", или решительно рассоритесь со мной, - Гусев нахально посмотрел в глаза полковника.

- Генрих Карлович!? - растерялась княжна.

- Полковник не может приказать мне найти "этого мифического офицера". Решайтесь, "прекрасная Фамарь", - ехидно улыбнулся Гусев.

- Я сегодня же хочу видеть ваше прошение об отставке, штабс-капитан!!! - не выдержал полковник.

- За Вами должок, господин полковник! Мне причитается жалование почти за год! Прикажите казначею его выдать, и я тут же напишу прошение.

* * *

- Если ты будешь продолжать принимать "благодарность" княжны, то никогда не выздоровеешь, - Гусеву не нравилась чернявая Фамарь.

- Я человек творческий, моё сердце огромно. Оно открыто и для черноокой княжны, и для голубоглазой Елены, - улыбался довольно, совсем по-дурацки, Бузов.

- Я сегодня уеду в станицу Рябого. Войсковой старшина пригласил меня обучать молодежь. Казаки пытаются отдать мне долг, думаю. Хотя..., через "того" Гусева прошла не одна сотня казаков. Война с турками, как и любая другая...

- Вовка! Хватит философствовать! Знай, дурашка, мы ждем тебя в Питере! Там такие дела!!! А тут..., провинция.

Глава 8.

Законность по-американски.

Николай проснулся затемно от скрипа дверного засова. В зыбком свете керосиновой лампы Ершов с трудом рассмотрел силуэт негритянки. Она была полностью одета, и старалась двигаться бесшумно.

"Умница, не хочет меня разбудить", - с нежностью подумал Николай. Он собрался вздремнуть еще пару часиков, но встал на минутку, чтобы найти ночную вазу. Перед тем, как снова улечься в кровать Николай на автопилоте сделал шаг к двери и задвинул засов.

"Продюсер-сутенер", которого привела Зузу, недовольно потолкал дверь, и зло ткнул певичку в живот короткой дубинкой. Она была залита свинцом и обшита кожей. "Продюсер" крайне редко прибегал к насилию, Зузу легко обирала богатых, пьяненьких, одиноких любителей сладкого черного тела. То ли Ершов имел здоровую печень, быстро выводящую алкоголь из организма; то ли Николай слишком рано утащил певичку в свою комнату; то ли шесть часов безумного секса переработали весь спирт в энергию. Но "Белоснежка" показался Зузу абсолютно трезвым, и она не рискнула рыться в его вещах, а тем более снимать с его руки явно дорогие часы. Единственное, что она смогла "унести", был золотой самородок. Он выпал из кармана "Белоснежки", когда тот, раздеваясь, в спешке бросал свою одежду, где попало.

Ершов сладко спал, не подозревая о грозивших ему неприятностях. Сегодня они миновали его. Одно было плохо: у "продюсера" были обширные знакомства на побережье, и его переполняла злость от неудачи.

* * *

Подозрительный на вид латинос, передавший боцману пакет, перед самым отходом, насторожил Ершова. Во время разговора боцман пару раз пристально посмотрел в сторону Николая, как бы оценивая его, и отрицательно помотал головой. Латинос явно настаивал, и ничего не добившись, накарябал записку. Груз золота заставил Ершова подозревать всех, он превратился в маньяка. Николай внешне неторопливо спустился в люк, и стремглав понесся к каюте, где жили русские.

- Прокоп Лукич! "Двум Иванам" нужно остаться в городе. Есть работа, - Ершов потащил своего компаньона в угол, где обосновались особо надежные русские "охранники".

- Одевайтесь! Быстро-быстро, - поторопил Двух Иванов Прокоп Лукич.

- Возьмите деньги, - Николай выгреб из кармана почти две сотни долларов, - вещи не берите, руки должны быть свободны. Догоните одного "сутенера"...

- По-русски объясняй, - попросил Прокоп Лукич.

- Я его покажу. Оттащите за склады и узнаете: кто такой, чей он человек, что отдал боцману, кому предназначена записка, откуда узнал про нас. Не успеете вернуться, догоните нас на пароходе, он скоро отходит. Там остались только места люкс, но у вас денег хватит, - Ершов потащил Двух Иванов наверх.

- Этот хлюпик? - удивился старший из охранников, выглянув на секунду из-за палубной постройки.

- Николаич! Может мне остаться с ними? - Прокоп Ильич посмотрел на хищную, блатную походку сутенера и заволновался.

- Нет! Ты сам мне говорил: "робята тертые, "городские"", - процитировал Ершов.

- Так-то оно так, но душегубствовать им не приходилось. Покалечили в драке фабричных, вот и вернулись домой.

- А кто говорил убивать? Когда "разговорите" человечка, свяжите, чтобы до отхода парохода не развязался. Пошли-пошли! Уходит! - прогнал Ершов Двух Иванов.

* * *

Каботажник, следующий в Сиэтл, и принявший русских на свой борт, казался Ершову крайне ненадежным. Штормило, и Николай обнаружил у себя признаки морской болезни, которой никогда ранее не страдал. Прокоп Лукич со своей компанией держался отдельно, как и было оговорено. Николай, на всякий случай, изображал типичного янки, владеющего только родным языком.

Путешествие продлилось целую неделю и вымотало "морского волка" полностью. Последние два дня Николай уже не в силах был заставить себя разминаться, что приравнивалось к болезни. Даже жесткие похмелья после продолжительных встреч с друзьями на родине не могли сбить Ершова с привычного режима. А тут...

"Еще день-другой, и я лягу спать с нечищеными зубами", - ворчал на себя Николай.

В последнюю ночь к нему в дверь постучал условным стуком Прокоп Лукич.

- Заходи, - Ершов быстро открыл дверь, стоя сбоку от дверного проема, и убрал револьвер, - Что-то случилось?

Прокоп Лукич проскользнул в комнату, смущенно поглядев на револьвер. Он помялся, и нерешительно сел на скамейку, предложенную хозяином.

- Нет, ничего, вроде, не случилось. На душе тревожно. Я о том разговоре, на охоте..., хороши были пельмени из медвежатины, - издалека подошел к беседе Прокоп Лукич.

Ершова передернуло. Он побледнел.

- Не надо о еде. Отравился я, видимо, чем-то перед отъездом.

- Я тут обмозговал, значит. В компании надежнее будет, думаю. Завсегда так. Ты, Николаич, не прост, весь из ума сшит, - ходил вокруг да около Прокоп Лукич.

- Разговор тот помню. Ты о планах моих спрашивал, подробно так всё выпытывал. Но я тебе ничего не предлагал, по-моему?

- У меня, Николаич, чутьё на людей. Ты думаешь, почему меня обчество решило послать? Стоит мне оступиться - всё село по миру пойдет!

- А то я не знаю! Такой груз ответственности! - Ершов подхалимски закивал головой.

- Я, Николай Николаич, хочу с тобой в долю. Прими наши денежки для своей мастерской, и робят моих пристрой к делу. Ты хозяин справедливый и удачливый, - решительно отрубил Прокоп Лукич.

- Все?! - чуть не свалился с койки Ершов.

- Знамо дело, нет. Половину. Все деньги в один карман не гоже складывать.

- Американцы говорят по-другому: "не стоит складывать все яйца в одну корзину", - рассмеялся Ершов.

- Америкашки такие неуклюжие?

- Ну-ну, - Николай шутливо погрозил пальцем ехидному мужику, - может у них карманников мало?

- И то, правда, - Прокоп Лукич сделал вид, что засмущался, и выжидающе помолчал.

- Ты, Прокоп Лукич, понимаешь, моя мастерская прибыли большой не даст. Мой старинный друг в Петербурге затеял трактора строить. Трактор - это повозка самодвижущаяся, которая вместо лошади землю пашет. Сам понимаешь, их много нужно, тысячи. А я хочу очень быстрые катера делать. Эта игрушка для богатых людей. Дорогая игрушка, но нужно их немного.

- Тогда и ты повозки мастери. Здесь земли много!!! Выгоды будет больше.

- В Америке намечается кризис. Это значит через два- три года наступит безденежье, обычные люди ничего купить не смогут, а богатеи..., им всегда хорошо живется. Не время для тракторов!

- А нынче, в мастерскую? Сколько сможешь робят взять?

- Десятка два. Тут другая проблема. Ты не боишься, Прокоп Лукич, что они станут "америкашками"? Ладно бы только неуклюжести у них прибавится, а если стыд и совесть пропадет?

- Ты, Николаич, вроде бы головастый, - Прокоп Лукич как бы пожевал что-то, и буркнул, - Даже слишком, аж страх берет...

Потом помолчал и добавил:

- А иной раз простого не понимашь, прости господи, как дитё-малосмышка. Рыба гниет с головы. Ты им дурного не покажешь, и они людьми останутся.

- Так я ещё и приглядывать за ними должен? - засмеялся Ершов.

- Должон! А как же по-другому? Если бы кто девку индейскую ссильничал, или кого из тех охотников прибил, до смерти, прости господи, - Прокоп Лукич перекрестился, - тут и моя вина была бы.

- Наверно, ты прав..., - задумался Ершов.

- А то! Ты тут про повозки толковал. Я, думаю, есть на них покупатель, - похлопал себя по груди Прокоп Лукич.

- Земля здесь на Западе дешевая, а года через три, я так понимаю, совсем даром будут отдавать. Купить ты сможешь много. Но восемьсот дворов - это восемьсот тракторов. Для завода - месяц работы. А потом простой? Разорение!

- Скажем так, старшие сыновья с радостью отделятся, значит, мы втрое больше купим твоих повозок. В соседнем селе родня жены горе мыкает. Я им весточку пошлю, к весне еще две-три сотни парней нагрянет, золотишко начнет мыть.

- Да ты, Прокоп Лукич, стратег!!! Только две с половиной тысячи тракторов ты не получишь. Ты отдаешь мне половину всего золота, это полторы тонны, меньше миллиона рублей. По моим расчетам дать тебе смогу всего лишь тысячу тракторов. Если без прибыли.

- Одна повозка стоит как дюжина лошадей? А пашет?

- Трактор заменит пять-шесть лошадей. Я понимаю, на первый взгляд, сплошной убыток, но работник, тракторист, нужен всего один.

- Батраков здесь найти не просто. Я прав?

- Ты, Прокоп Лукич, всегда всё быстро схватываешь, - польстил ему Ершов.

- Тогда по рукам?

- По рукам!

* * *

Пароход пришел на два дня раньше, и в порту каботажник ждали Два Ивана. С порученным делом они не справились. Латинос, который на самом деле оказался сутенером певички, успел рассказать крайне мало. Во-первых, он пытался уговорить боцмана сбросить Ершова за борт, моряк отказался. Во-вторых, боцман обещал доставить записку бандитам в Сиэтле. Сутенер давал наводку на Ершова, как на лакомую добычу.

- Меньшой! Это всё? - спросил Прокоп Лукич.

- Он замолчал, и я сломал ему еще один палец, - промямлил тот из Двух Иванов, что пониже ростом.

- И?

- Я кляп изо рта вынул. А он не дышит, - сообщил "меньшой", вдвое шире Ершова в плечах, Иван.

- У него нос был сломан, он и задохнулся, - пояснил второй Иван.

- Надо перехватить боцмана, - дал задание Прокоп Лукич.

- Он отказался меня убивать! - возразил Ершов.

- Мы его мягко и нежно, совсем ни к чему лишний грех на душу брать, - согласился Прокоп Лукич, и посмотрел на меньшого.

- В лобешник боцману, слегка, замастырить?

- И не забудьте письмецо и пакет забрать, - уточнил Прокоп Лукич.

* * *

Без пакета боцман не рискнул посетить местных мафиози, он рассчитался с каботажника, и нанялся простым матросом на шхуну, уходящую далеко на юг.

Для поездки нужны были деньги, и Ершов тщательно подготовился, чтобы продать в банке немного, как ему казалось, золота. Николай взял себе прикрытие: рыжего Петьку и Двух Иванов; проработал маршрут отхода; попросил горничную в гостинице отгладить свой шикарный костюм и пальто; и даже купил себе в оружейной лавке тонкую трость со стальной начинкой.

Николая насторожило, когда его попросили подождать пару часов, якобы, банку нужно приготовить деньги. На самом деле работник банка послал мальчишку, чистильщика обуви с информацией главарю местной шайки. Начальник отдела стукнул на более высокий мафиозный уровень, и информировал директора банка. Тот связался с шефом полиции, который был не против того, чтобы подзаработать на чужаках.

Ершов сообщил, что подождет в кафе, рядом с банком, и вышел, заставив банковских служащих немного поволноваться. Рыжий Петька неторопливо пил чай, следя через окно за входом в банк, и удивился появлению Николая.

- Уже? Так быстро?

- Пару часиков погуляйте, меня попросили подождать.

- Пойду, успокою Двух Иванов.

Спустя два часа Ершову любезно выдали деньги. Грабить его рядом с банком не стали, это только в совсем диких странах, клиентов грабят сразу, за углом.

Слежку трех топтунов Ершову сложно было не заметить.

"Блин! Ну-у, прямо родная страна! Бандиты, менты и КГБ!", - подумал Ершов, и, естественно, ошибся. Николай догнал рыжего Петьку, пристроился в метре сзади, шепнул ему: "трое", и отстал, сделав вид, что засмотрелся на вывеску. Переулок Ершов выбирал тщательно, и Двум Иванам оставалось только выбросить оттуда пару забулдыг.

Николай ускорился и обогнал Петьку у самого поворота. Тот "пытался" закурить на ветру. Петька легко определил трех топтунов, они почти бежали. Чуть дальше прибавили шаг три пары громил.

"Эти уже готовы достать оружие. Погано!", - подумал Петька, и неторопливо вошел в переулок. Топтуны сразу обогнали его. Он ударил последнего, задыхающегося бандита короткой палкой по шее, и громко сказал:

- Бейте наверняка! Там еще шестеро громил по нашу душу.

Топтуны дружно обернулись к Петьке, Два Ивана выскочили из-за огромного ящика для мусора, и, синхронно замахиваясь дубинками, зарычали. Топтуны одновременно повернули голову, и получили удар по лбу. По затылку бить было опасно, кость там слишком тонкая. Петька уже тащил свою жертву, пытаясь убрать её с глаз долой.

- Быстро бросайте своих в ящик и прячьтесь. Пропустите всех шестерых и ударите в спину, - отдал он команду, а сам бросился догонять Ершова. Два Ивана недовольно засопели, возмущенные нечестным планом.

Первая пара бандитов вошла в переулок медленно, озираясь по сторонам. Видимо, их насторожила чужая речь, или они услышали шум от падения тел в мусорный ящик. А, может, они знали о другой четверке бандитов, и захотели объединиться. Вид убегающей "дичи" сработал на уровне рефлексов и, наплевав на прежнее решение, они бросились догонять Петьку.

Две следующие пары громил промчались мимо так стремительно, что Два Ивана замешкались, и им пришлось догонять бандитов. Зато они разглядели во вражеских руках револьверы, и перестали злиться на Петьку.

Ершов ожидал "своего" топтуна, чтобы захватить и допросить. Увидев Петьку, он удивился, но тот, пробегая, бросил:

- Там ещё шестеро громил с револьверами.

Предупреждение запоздало, Николай уже видел их. Бандиты же видели только Петьку, Ершов стоял за широкой кирпичной трубой, выходящей из котельной, расположенной в подвале дома. Петька бестолково заметался в тупике, изображая панику. Презрительные лица, опущенные вниз револьверы, отсутствие контроля территории - всё это говорило о низкой квалификации бандитов. Ершов напал одновременно с Двумя Иванами. Удары тростью и дубинками были сокрушительны и молниеносны. Один из врагов, громадный и звероподобный, не хотел падать, хотя явно ничего не соображал. Николай толкнул его в сторону оставшейся троицы врагов, он сделал пару неуверенных шагов и упал. Это позволило Ершову приблизиться вплотную, он эффектно подпрыгнул, пытаясь в растяжке двойным ударом ног вывести из строя сразу двух бандитов. Длинное пальто и модный костюм несколько нарушили динамику движений Николая, а его элегантные сапоги скользнули по припорошенному снегом льду, удар не получился, и он грохнулся спиной об лед. Сразу три выстрела загрохотало звучным эхом, отраженным от глухих стен тупика. Все бандиты целились в Ершова и промахнулись, внезапное падение спасло его. Два Ивана шагнули вперед и хладнокровно выстрелили из рукавов гирьками. Последний, оставшийся на ногах, бандит поднял револьвер в воздух, и закричал, что он полицейский. Рыжий Петька прекрасно понял английскую фразу, он попытался остановиться, упал, поехал, и сбил полицейского с ног. Ни один из Двух Иванов не обратил внимание ни на жетон, ни на возглас "бандита". Они ударили "бандита" в полсилы, но по голове.

- Хотя бы одного оставили для допроса? - Ершов поднялся, покряхтывая. Упал он и, правда, крайне неудачно.

- Все должны быть живы, - ответил Петька.

- И все без сознания, - недовольно пробурчал Николай.

- Сейчас я снегом вот этому морду разотру, он ишь как ногами сучит, - захотел исправить ситуацию Петька.

- Заодно проверим: на кого здесь работает полиция, - согласился Николай, и приказал Двум Иванам, - Остальных вяжите, да покрепче, наш поезд только вечером. Кляп не забудьте вставить.

* * *

Полиция работала на саму себя, то есть, разбойничала. Ершов за двенадцать лет жизни в США пропитался духом гнилого американского гуманизма. Впрочем, сельский батюшка вбил жесткие принципы христианской морали и в твердые головы Двух Иванов, и в быстрый, живой мозг рыжего Петьки. Это не позволило им принять рациональное решение: зарезать девять никчемных людишек.

Ершов зря надеялся, что ушиб головы - надежное лекарство от хорошей памяти. Шеф полиции смог протянуть ниточку от богатого янки через троицу "бандитов-поляков" до большой компании русских мужиков. Найти каботажник, на котором они приплыли, не составило для полиции труда. Выводы, правда, шеф полиции сделал неверные, он подумал, что русские, плохо владея английским языком, наняли янки для сбыта золота. Последние пять лет старатели неплохо разбогатели на реках Стьюарт и Фортимайл. Две тысячи долларов, намытых русскими, смотрелись на их фоне бедновато.

* * *

Дорога "Нортерн Пасифик" мало того, что делала огромный крюк на юг, огибая самую крупную индийскую резервацию, её поезда до сих пор грабили янки, наряженные индейцами. Ершов был неприятно этим удивлен в весенней поездке в Сиэтл, когда только дружный огонь русских заставил огромную банду в две сотни "индейцев" отступить. К тому же маниакальная подозрительность Николая требовала увести след от места обмена золота в другую страну, в Канаду. Прокоп Лукич сытый до ушей американским гостеприимством был не против того, чтобы покупать черноземы в малонаселенных западных провинциях Канады. Калгари еще не был городом, он насчитывал меньше семисот жителей, и именно там предложил поселиться своим землякам Ершов.

Спальный вагон в поезде до Ванкувера был крайне некомфортным. Лежачие места в два этажа, отделенные от прохода занавесками, раздражали Николая больше, чем жесткие топчаны в том поезде "Нортерн Пасифик", в котором весной он путешествовал в Сиэтл.

Свою ностальгическую оценку топчанов Ершов переосмыслил уже на следующий день, замерзая в холодном вагоне поезда, следующего в Калгари. Это только в детстве он не чувствовал дискомфорта, расхаживая по квартире зимой в байковой рубашке при десяти градусах "тепла".

- Нужно было дождаться экспресса и поехать в пульмановском вагоне, - ворчал Николай, размахивая руками и ногами.

- Чуток, совсем чуток прохладно, - только из вежливости согласился Прокоп Лукич, с наслаждением попыхивая трубкой.

- Ты, Николай Николаевич, сам предложил нам свою помощь с купчей на землицу, - удивился рыжий Петька.

- Кроме тебя, Петя, английский язык никто не знает, да и ты теряешься, когда кто-то быстро и невнятно говорит. Учил тебя, учил, столько времени потерял. Ладно. Найду вам адвоката и сразу уеду, - продолжал ворчать Ершов.

- А плотина? - пустил пару особо красивых колец дыма Прокоп Лукич.

- Что плотина? - будто не понимая, удивился Ершов.

- Ты задумал плотину на "Белой Лошади" строить.

- Не строить. Нет. Взять разрешение на строительство электростанции. На самом деле, нужно огородить волок, по которому можно обойти порог, и взрывом обрушить туда кусок скалы. Если даже староверы опасаются иной раз свои лодки через порог проводить, то плоты и лодки, построенные наспех, там никогда не пройдут.

- У старателей - объединение! Они быстро на нас управу найдут.

- Расчистят волок??? Потребуют с меня компенсацию? Поймают и растерзают!!! - заржал Ершов, - Шиш им с маслом! У меня прекрасные отношения с Сэмом Стилом, который командует Северо-западной конной полицией. Я обещал ему построить на вершинах перевалов дома для канадских постов и снабжать их всем необходимым. Он рад возможности остановить проникновение бандитов, и уменьшить ввоз ручного стрелкового оружия. Мы уже договорились, что его люди будут пускать в Канаду только тех, кто несет с собой годовой запас припасов. Это шестьдесят пудов веса!!!

- Зачем нам эта плотина? В Доусоне нам принадлежит большинство золотоносных участков, - встрял со своим мнением Петька.

- Понабегут злые америкашки с глазами завидущими, с руками загребущими, нас за белых людей не считающие, и будем мы больше отстреливаться, чем работать, - остановил Петьку Прокоп Лукич.

- Лукич! Сколько тебя просить? Называй их "янки".

- Лады, - привычно согласился хитрый крестьянин.

* * *

Три дня, отведенные Ершовым для хождения по чиновникам, плавно превратились в десять. Единственный адвокат в городе, нанятый для составления договоров и сидения в коридорах учреждений, неожиданно оказался англичанином, в отличии от большинства своих южных коллег. Ершов, таскавший везде за собой рыжего Петьку, высказал ему свое недоумение этим фактом. За совместным обедом Петька решил попрактиковаться в английском языке.

- Мистер Джо, а почему ты не еврей? - ошарашил он своей непосредственностью адвоката.

Бедняга зашелся от смеха и закашлялся, подавившись.

- Въезд евреям во французские владения был запрещен вплоть до их завоевания английской армией в семидесятых годах прошлого века. Но и потом они не торопились селиться в Доминионе. Двадцать лет назад их было всего около тысячи, сейчас стало около шести тысяч, за счет помощи фонда барона Мориса де Гирша. Сюда, в Калгари, приехала лишь одна семья, совсем недавно, еще не прошло и года. Господин Ершов должен был видеть главу семьи в банке, - обстоятельно ответил адвокат, отдышавшись и успокоившись от смеха.

- Тот клерк, что взвешивал золото? - удивился и занервничал Ершов.

- Нет, другой. Он отвечает за расчеты с другими банками. Не понимаю, зачем директору нашего банка понадобился третий сотрудник? Тут для двоих человек работы мало. Тем более..., - замялся адвокат.

- То, что он эмигрант?

- Мы все дети или внуки эмигрантов. Нет, тут другое. У него сын - революционер-анархист, - смутился адвокат.

- Не понимаю! Юноша борется с несправедливостью общества! Что тут плохого? - возмутился Ершов.

- Бомбы не разбирают где охрана, а где прохожие. Его сын грабил банковских инкассаторов. Я считал, что у банкиров должна быть солидарность, - объяснил свою точку зрения адвокат.

- Этот анархист в Калгари? - Николай был полностью на стороне революции, но обеспокоился собственной безопасностью, и сохранностью золота.

- Он в тюрьме. Но его сестра в городе. Эмма тоже анархистка.

- Надеюсь, хрупкая девушка не будет бросать в нас бомбы, - натянуто засмеялся Ершов.

Остальные деликатно поддержали его смех.

* * *

Не обладая пронырливостью настоящих "адвокатов", Джо не смог существенно ускорить прохождение дел, но познакомил с мэром, Джеймсом Лафферти. От него Ершов узнал, что правительство Доминиона разрешило сдавать землю внаём по 2,5 цента за гектар в год. Николай тут же договорился взять десять тысяч гектаров на четыре года, заплатив в казну тысячу долларов золотым песком. Целинные земли быстро истощались, длительный срок аренды не имел смысла.

Поручив адвокату оформлять разрешение на строительство гидроэлектростанции в районе порога "Белая Лошадь", Ершов отобрал себе дюжину человек охраны, забрал почти всё золото, и помчался на всех парах к цивилизации. Николай блаженствовал на диване мягкого пульмановского вагона экспресса Ванкувер - Калгари - Виннипег - Нью-Йорк, охрана вместе с грузом золота занимала три купе в соседнем вагоне, классом ниже. Соседом Ершова, в мужском двуместном купе, оказался юноша, видимо, впервые путешествующий самостоятельно. На вид ему было лет пятнадцать-шестнадцать, усы только-только начали пробиваться на верхней губе.

"Если бы не усы, вы были бы так похожи на мою жену", - вспомнил Ершов старинный анекдот, но не придал значения подсознательной ассоциации. Большие губы, черные, навыкате глаза, смесь наглости и страха во взгляде юноши показались Николаю влиянием негритянской крови.

Ершов сбрил усы и бороду еще в Калгари, и, в первые дни, смотрелся на пять-шесть лет моложе. Николай уже знал про этот эффект, и не обольщался, зная, что через неделю кожа огрубеет на ветру и под лучами солнца, а возраст возьмет своё.

Сосед по купе молчал весь вечер.

* * *

Первая остановка поезда была только утром. Конструкция вагонов не предусматривала возможности хождения по составу во время движения. В дверь купе постучал проводник.

- Господа! Стоянка четверть часа, - заученно проинформировал он, и обратился к Ершову, - К вам гость. Пропустить?

Николай кивнул головой и засунул руку под подушку. Его движение не осталось незамеченным соседом по купе.

"Слишком наблюдательный юноша", - всколыхнулось внутри чувство опасности.

Рыжий Петька радостно залетел в купе.

- У нас в вагоне тепло! - доложил он, не дожидаясь вопроса, и даже не поздоровавшись.

- Доброе утро! - по-английски ответил Ершов, удивленный реакцией соседа. Тот резко повернулся в сторону Петьки, и Николаю показалось, что юноша знает русский язык.

- Да. Да, простите. Здравствуйте..., - Петька начал говорить по-английски, но увидел соседа, и в восторге зашептал по-русски, - пани Зося. Как я рад! Какое счастье!

- Пани Зося? - желчно спросил Ершов, наконец-то прозревший, (он разглядел в "соседе" женщину), - Или, правильно будет, мадам Эмма? "Страшная" Эмма?

Женщина растерялась, напуганная жестким тоном Ершова. Петька стоял в дверях, закрывая дорогу, а Николай поднялся, и схватил левой рукой Эмму за горло. Женщина ощутила дуло револьвера у самого сердца, Ершов слишком сильно надавил, злой от того, что его провели.

- Вы спутали меня с Эммой Голдман! Она старше меня на три года! - с ноткой возмущением пропищала молодая женщина.

"Нашла время возмущаться", - рассмеялся в душе Николай, и отпустил хватку.

- Что ты делаешь в моем купе, "коллега"! - всё так же жестко прошипел Николай, и бросил Петьке, - Закрой дверь!!!

- Коллега? - с надеждой прошептала Эмма, закрыв двумя руками горло, - я пытаюсь скрыться от ищеек Пинкертона, товарищ.

- Так, ты не пани Зося? - наконец-то догадался Петька, - а чем докажешь?

- У "пани Зоси" была особая примета?

- Родинка на левой груди, - простодушно сообщил Петька. Вот здесь, нагло ткнул он пальцем под соском.

Эмма расстегнула куртку, а затем и рубашку.

"Охмуряешь Петьку? Нашла себе жертву по зубам?" - подумал Ершов.

Эмма, глядя в глаза Николаю, приподняла тяжелую, не по годам, грудь. На два пальца ниже соска чернела родинка.

- Вот как? Вот как! Хорошо. Петр, оставайся в купе, я еще успею перейти в твой вагон. Никаких разговоров обо мне и работе. Вообще ни слова о себе, разговоры только о "пани Зосе", - грубо ткнул пальцем в сторону женщины Ершов.

"Пусть парень развлечется. Сбежать она не сбежит, наоборот, поверит в то, что хитра и удачлива. Будет продолжать хитрить дальше, надеясь вывернуться. И выдаст всю свою сеть!" - Ершов ни на секунду не сомневался в том, что Эмма-Зося следила за ним, а не пряталась от Пинкертона.

- В купе тепло, поэтому я заберу верхнюю одежду. Выходить на перрон необходимости нет. Петр, тебя это тоже касается. Эмма! Я тороплюсь! Снимай куртку, рубашки будет достаточно, - поторапливал Ершов.

- Николай Николаевич, зачем тебе наша одежда? - жалобно спросил Петька, снимая куртку.

- "Пани Зося" тебе всё объяснит, - усмехнулся Ершов.

Николай был уверен, что на любой остановке нужно ждать нападения. Для этого он и пошел в вагон к охране, чтобы подготовить ответный удар.

* * *

До Виннипега ехали целые сутки. Было три остановки в маленьких городках, одна ночью и две днем, заставившие Ершова поволноваться. Никто не подходил ни к пульмановскому вагону, ни к вагону охраны. Собственно, первые пассажиры этих вагонов выходили лишь в Торонто. Когда утром Николай посетил свое купе, Петька был жив-здоров. Его потное и красное лицо порадовало Ершова. "Зося-Эмма" сидела на диване скромная, как первоклашка. Николай предупредил Петьку, чтобы он запирал дверь на остановках, обговорил условный стук и ушел. Последний, трехчасовой перегон, перед Виннипегом, Ершов посвятил беседе с "коллегой". Они нашли много общего в своих взглядах. Но в конце разговора Николай начал горячо отстаивать абсолютную ценность человеческой жизни. Анархистка не соглашалась, обосновывая свои взгляды высокими целями.

- Мои друзья в России считают также как и ты, товарищ Эмма. Я же мечтаю, чтобы революция обошлась малой кровью! - яростно отстаивал свою правоту Ершов.

- Малой? Так не бывает. Ты вспомни Великую Французскую революцию!!! - восторженно негодовала Эмма.

- Я согласен, что дворянство, другие эксплуататоры и их холуи должны быть уничтожены, вырваны с корнем. Миллион жертв неизбежен. Но перевод такого огромного класса, как крестьянство, в сельскохозяйственные рабочие должен быть осуществлен осторожно, деликатно, без массовых репрессий, - не согласился Ершов.

- Миллион? Это минимум? А твои товарищи в России? Они за какой вариант? - удивилась Эмма. Её навыкате глаза, казалось, были готовы выпрыгнуть наружу.

- Они реалисты. Циничные прагматики. Я и сам знаю, что революция в России - это от семи до тридцати миллионов жертв, - неожиданно сдулся Ершов.

"Это партия маньяков! И он ещё считает себя гуманистом! " - с испугом смотрела на "товарища" по революционной борьбе Эмма.

* * *

На стоянке в Виннипеге внимание Николая искусно отвлекла визгливая бабища своим грандиозным скандалом с проводником вагона. Боковым зрением Ершов почувствовал движение, будто мелькнула тень.

"Возможно, кто-то из пассажиров выглянул на секунду, и вернулся", - успокоил себя Николай, метнувшись внутрь вагона. У двери его купе, дергая правой рукой дверь, стоял незнакомец, чернявый, худой, во всем черном, с решительным выражением на каменном, голом лице. Увидев Ершова, он ловко выхватил левой рукой револьвер, и уверенно поднял его, готовый стрелять.

"Фанатик - самый опасный враг", - мелькнуло в голове у Ершова.

Дверь, неожиданно для всех, резко открылась. "Черного человека" развернуло лицом к рыжему Петьке, который залепил ему грубую крестьянскую плюху, со всего размаха, не заморачиваясь. Черная шляпа, "а-ля Боярский", слетела на пол, голову стрелка откинуло назад, под невозможным углом, и приложило темечком о противоположную стенку. Ноги "черного человека" влетели в купе и забили об пол чечетку задниками сапог.

- Се-е-е-рж! Эта сволочь убила тебя! - раздался леденящий душу всхлип "пани Зоси". Она выхватила из волос коротенькую заколку и вонзила своему любовнику в спину.

Петька развернулся, с недоумением и детской обидой, посмотрел на любимую женщину, и повалился лицом на пол.

Ершов, не церемонясь, наступил Сержу на живот, руками взялся за раму, и пнул даму в солнечное сплетение, та упала на диван, и разинула рот, потеряв способность дышать и говорить. Николай осторожно положил Петьку на диван, и быстро затащил Сержа за ноги в купе. Лишь в последний момент, уже закрывая дверь, он вспомнил о шляпе.

Пока Николай перевязывал Петьку, "пани Зося" успела перестать ловить воздух ртом, и забилась в уголок дивана напротив.

- Легла, сука, на живот! Мордой в угол, руки сцепила в замок на заднице.

"Отчаянная анархистка" повиновалась молча. Ершов ткнул её в голову, чтобы нос уткнулся в щель между подушек. "Революционерка" заскулила, и, похоже, надула на диван.

Николай усадил Петьку, подложив подушки, ослабил ему пояс, побрызгал водой в лицо и потер виски. Это не помогло. Тогда Ершов сильно потер ладонями уши, и несколько раз сильно сдавил мочки ушей. Петька не приходил в себя.

Николай выругался, ударил ногой Сержа, пытающегося поднять дрожащую голову, и нащупал на затылке Петьки затылочные бугры. Ершов помассировал их, и бледное лицо Петьки начало розоветь. Давление, явно, повысилось. Николай надеялся, что и ритм сердца улучшился. Ресницы зашевелились и раненый прошептал:

- Как же больно то, б...

- Коньячку сорок грамм будешь? - ласково спросил Ершов, наступив сапогом на ладонь Сержа, - Еще раз шевельнешься, считай в последний раз. Ты понял, сучонок?

- Я думал, что убил этого, - разочарованно сообщил Петька. Он рассеянно посмотрел на фляжку в руке Николая, - Наливай. Сорок грамм - это хорошо!

- Серж не виноват! Он не знал, что вы тоже революционеры! - заныла, не высовывая своего носа из дивана, "пламенная революционерка".

- Понятно. Ты-то знала, но Петра кинжалом пырнула. По законам революции тебе полагается смертная казнь, - зевнул Николай. У него начался отходняк.

Эмма заскулила, а Николай решил допросить анархистов. В отношении Эммы это следовало сделать в самом начале пути, но он тянул, считая, что времени для этого предостаточно.

- Эй, Серж! Жив, сучонок? Вставай, раздевайся. Снимай всё! - зло процедил Николай, он сел на ноги Эмме, и поднял револьвер.

- Садись на пол. Лицом к двери! Вот тебе лист бумаги и карандаш. Пиши! Всю подноготную пиши, - приказал Ершов, отодвигая одежду "стрелка" в сторону.

- Ты тоже вставай, Эмма-Эмма, - освободил ноги анархистке Николай, - Пиши, пиши. Адреса, фамилии, клички, кто отдал приказ, кому нужно доложить, пиши всё, что знаешь. Кто лучше напишет, тот останется в живых.

Эмма посмотрела недоверчиво, но в глубине души она надеялась на чудо.

- Петенька, любимый, я не хотела тебя убивать. Это какое-то помрачение, - "пани Зося" сделала попытку подстраховаться. Её взгляд был настолько искренен и нежен, что Николай почти поверил.

* * *

Перегоны пошли короткие, и прикормленный проводник каждый раз вежливо стучал в дверь, напоминая о стоянке. Вечером Ершова проведали Два Ивана. Их нервы были так напряжены, что они пыхтели, как два маленьких паровозика. Ершов оставил их в купе и быстро, чуть не бегом, отправился в соседний вагон. Ему нужно было подготовить сценку: "сосед сошел, не попрощавшись" для проводника своего вагона. Ершов выбрал самого низенького из своих охранников, попросил его одеть пальто и шляпу Эммы.

"Сойдет. Со спины, да если к тому же указать на него проводнику" - подумал Ершов.

Он тщательно разжевал свой план, и был уверен, что охранник справится с ролью. Хотя стоянка была настолько долгая, что пассажиры даже успели поужинать в вокзальном ресторане, вернулся Николай так поздно, что Два Ивана бежали к себе трусцой, напоминая знатокам бег носорогов. Живые препятствия ловко отскакивали с дороги, наплевав на демонстрируемое ранее величие.

Парочка анархистов писала свои откровения весь день, без перерыва на чай и кофе. У Сержа болели пальцы, раздавленные сапогом Николая, и он постоянно жалобно стонал, нервируя Эмму.

Прошел целый час, как стемнело. Ершов связал революционерам руки, и прогулялся по вагону. Пассажиры спали, но проводник доблестно бодрствовал. Это полностью устраивало Николая. Он, на всякий случай, глубоко натянул шляпу стрелка, и стал скулить справа от двери служебного купе. Услышав шум шагов проводника, Ершов успел переместиться влево, и напал со спины. Это был тот редкий случай, когда Николаю принесли реальную пользу его многолетние занятия боевыми искусствами. Проводник потерял сознание мгновенно, и Ершов аккуратно уложил его на маленький диванчик, с которого тот минуту назад встал. Он снял с его пояса ключ от двери вагона, и побежал в своё купе.

- Встали. Бегом, бегом, - поднял он полусонных анархистов, и сунул Сержу в руки его одежду. Тот прижал её к паху своими связанными руками, как будто стеснялся наготы. В руку Эммы Ершов вложил злополучную заколку.

- Разрежешь веревку Сержу, потом он тебе.

Николай пролетел коридор на цыпочках, и распахнул дверь вагона. Ледяной ветер ворвался внутрь, обжигая лицо острым снегом. Подбежавшая Эмма остановилась.

- Я не пойду! - со смертельным ужасом в голосе воскликнула она.

Ершов схватил её за волосы и бросил в темноту. Оттуда раздался, леденящий душу, вопль.

Серж спрыгнул сам, не раздумывая.

"Расчетливый мерзавец. Не стоило его так отпускать. Этот доберется до полустанка, мы его только что проехали", - сделал себе зарубку в памяти Николай.

Ершов успел вернуть ключ до того, как проводник пришел в себя.

* * *

Первая утренняя станция называлась Садбери, маленький городок, возникший во время строительства железной дороги.

Ершов закрыл от проводника выход из соседнего вагона и начал отвлекать его внимание пустыми вопросами: есть ли на вокзале буфет, как долго простоит поезд. Тут его внимание привлекла небольшая группа мужчин, направляющаяся к их вагону.

"Вот и хорошо. Замечательно. Прямо, как по заказу. Проводник не бросится догонять "моего соседа", - обрадовался Ершов.

- Куда это мой сосед с вещами направился? Тем более на вокзале нет даже буфета, - удивленно сказал Николай, указывая проводнику на подставу.

Тот повернул голову, и окликнул мнимого соседа Ершова.

- Опять лишние места продали, - сочувствующе сказал Николай, обращая внимание проводника на подошедших мужчин.

Петька, с трудом передвигая ноги, просочился к соседнему вагону, где его закрыли от внимания Два Ивана.

Ершов облегченно вздохнул и собрался уходить, но проводник его остановил.

- Господа интересуются вашим соседом. Я сообщил им, что он сошел на этой станции.

Ершов почувствовал опасность, но было поздно. Худой человек с нездоровым лицом отдал неприятным лающим голосом пару команд. Низенький кривоногий брюнет, похожий на итальянского мафиози, бросился догонять мнимую Эмму; два шкафообразных толстяка насели на проводника; ещё четверо бандитов надвинулись на Ершова.

Ершов отшатнулся назад и взлетел по ступенькам в вагон. Ближний из бандитов попытался ухватить его за пиджак, и скрючился от резкого удара под ложечку. Отшвырнув его ногой в сторону следующего бандита, Николай засвистел, подавая сигнал своей охране. Десяток русских, прогуливающихся по перрону, буквально через пять-шесть секунд ввязались в драку. Ближе всех были Два Ивана, но они потеряли пару секунд, загоняя под поезд "мафиози" пинками. Ершов заранее приказал никого не убивать, даже не калечить, и у всех были связаны руки.

Четверо бандитов мешали друг другу, пытаясь забраться в вагон. Ершову, увы, нельзя было их калечить, чтобы не было неприятностей с полицией. Второго он встретил ударом в солнышко, ногой. Тот надолго вышел из борьбы. Бил Николай со всей дури, не так, как Эмму. Дышать бандит мог, но только еле-еле, тихо сипел, валяясь у колес. Двое мордоворотов с огромными кулаками никак не могли поделить лесенку. Ершов помог им, бросив левому веник в лицо. Он отшатнулся, а Два Ивана, походя, ударили ему в челюсть и по почкам. А когда он обмяк, сноровисто подхватили, и оттащили в сторону.

Два шкафообразных толстяка, оставив в покое проводника, попытались защитить своего главаря. Этот болезненно худой человек, попытался скрыться, бросившись бежать. Он смешно приволакивал ногу, пытаясь компенсировать хромоту широкими взмахами руки.

Ершов остался один на один со своим противником. Тот был молод, но совсем не мальчик. Драться он умел, показав Николаю пару подлых приемов.

Ершов увидел, что два охранника набегают на бандита сзади, и решил отвлечь его внимание, спустившись на перрон. Эта глупость чуть не стоила ему сломанного колена, он почти ушел от удара, получив его лишь вскользь. Набежавшие охранники, уделали бандита, как ребёнка, на раз-два.

Всех бандитов дубасили, пока не устали. Вернее, пока Ершов не оттащил охранников от неподвижных тел бандитов. Русского языка они уже не понимали, даже матерного, сильно сказалось ожидание схватки. Ершов сам был виноват, "накачивая" их каждый день.

Стоило охранникам уйти в свой вагон, как прибежали местные стражи порядка.

Проводник и опомниться не успел, так и сидел на земле, разинув рот.

Ершов помог ему встать, сунул в руку денежку, и повел к полицейским, решать проблему в нужном русле. Николая не устраивала задержка в пути.

Проводнику пришлось дважды шептать на ухо Ершову пожелания полиции, их тонкие намеки Николай не мог понять. Кто-то из охранников перестарался, когда останавливал хромого главаря, и тот лежал на снегу со сломанной в колене ногой. Его жалобный вой распугал местных псов.

Трудную проблему решила охрана поезда, наконец, соизволившая появиться. Бригадир взялся отвезти бандита в Торонто, где его и вылечат, и посадят в тюрьму. Стоянка в Торонто была больше часа, Ершов и проводник успевали дать показания судье.

* * *

В Торонто главарь бандитов выглядел абсолютно больным человеком, он посинел и постоянно дрожал, у Ершова создалось такое впечатление, что все четыреста километров дороги он просидел в холодном багажном отделении, в клетке для животных. От него воняло псиной сильнее, чем от собачьей упряжки.

Судья так торопился, впрочем, успевая проговаривать скороговоркой сотню никому не понятных вопросов, что всем было понятно: его давно прикормила железная дорога, но формальную сторону судопроизводства он выполняет "от и до". Щуплый, горбоносый, штатный адвокат успел пошептаться и с бандитом, и с судьёй, после чего они пришли к соглашению: год каторжных работ (на строительстве железной дороги). Результат устроил всех, даже Ершова, который торопился в Нью-Йорк.

* * *

К концу поездки крошечная ранка на спине рыжего Петьки воспалилась. На вокзале Ершова встречал адвокат, нанятый им весной для реализации драгоценностей, оформления заявок на десятки изобретений, получения американского гражданства для крестьян и самого Ершова и продажи золота. Из Калгари Николай отправил своему адвокату телеграмму с просьбой снять особняк. Из-за болезни Петьки русским пришлось разделиться: Николай повез раненого в больницу, а адвокату пришлось, отложив визит в банк, заняться размещением остальной компании в особняке.

Местная банда, получившая информацию в банке о большой партии золота, напрасно прождала в засаде три часа. Ершов потерял пару часов, устраивая больного в клинику, затем больше часа ехал до особняка. Когда русские, наконец-то, привезли большую часть своего золота в банк, бандиты уже уехали.

* * *

Целый месяц в Нью-Йорке Ершову везло, всё шло, как по маслу. Он смог договориться в местном офисе Montreal Bank, чтобы отделение банка в Калгари принимало золото и об этом не узнали анархисты. Титанический труд адвоката принес свои плоды: на половину "изобретений" Николая, были получены патенты, правда, остальные заявки заблокировали судебные тяжбы, но его противники тоже не могли ими пользоваться. Получить американское гражданство не составляло особого труда. Хотя к восточным европейцам англосаксы относились презрительно, формально, по закону отказать не могли, ограничение касалось лишь китайцев. Ершов отправил в Россию девять русских охранников, вручив каждому по тысяче рублей, для вербовки новой партии крестьян. В Нью-Йорке остались только Два Ивана и Петька, последний провел две недели в клинике и морское путешествие ему не рекомендовали врачи. Николай обменялся парой телеграмм со своими друзьями в Петербурге. Клячкин тут же взял билет на пароход, Гусев же грозился приехать чуть позже, и не один, а привезти с собой сотню казаков. Даже мастерская по производству тракторов начала понемногу работать. Ершов купил разорившийся заводик по производству паровых дрезин, приобрел дополнительно десяток станков, набрал рабочих и скоро был готов испытывать свой первый трактор.

С приездом Клячкина белая полоса закончилась. Сначала таможня долго не разрешала ввоз дюжины пистолет-пулеметов STEN, которые теперь назывались GUK. Кому могли показаться опасными "поливайки", стреляющие на сотню метров, Ершов не понимал. Затем набежали "попрошайки" на завод. Николай даже не представлял, что они существуют в это время. Объявил забастовку профсоюз, выдвинув небывалые требования. Хозяин особняка решил расторгнуть договор аренды, будто бы Ершов нарушил правила проживания, заведя себе собак для охраны. Кульминацией черной полосы стал вызов в полицию, Николая обвинили в покушении на убийство Эммы Фишер.

Сама Эмма находилась в Канаде. Она простудилась, пока добиралась до жилья, обморозила пальцы рук и ног. Два ушлых адвоката добились возбуждения судебного дела в Нью-Йорке, хотя в списках пассажиров ни потерпевшая, ни её свидетель не фигурировали.

- Еврейский заговор, - констатировал Клячкин.

- Тебе виднее, - засмеялся Ершов.

- Да сколько у меня этой крови?! - Клячкин сделал вид, что обиделся.

- Что предлагаешь?

- Ты говорил, что имеешь полный список связей Эммы и, как его там, этого её любовника? Сэржа?

- Сергей Борисович!!! Он ей не любовник!!! Это её товарищ, по партии! - возмутился Петька.

- Знаем мы этих боевых подруг! Прожженные бляди! Как она тебя, упыриха, заточкой в спину пырнула?! А? До сих пор еле ходишь, - не пожалел Петьку Клячкин.

У Петьки на глаза навернулись слезы, но он сдержался.

- Сережа, извини меня за ту глупую шутку, по поводу шестой графы, но зачем ты так Петю? Он любит Эмму.

- Тогда пусть уйдет. Уверен. Ему не понравятся мои предложения. Возьмет, и предаст тебя, по велению сердца. А потом повесится, - нарисовал мрачную перспективу Клячкин.

- Я уйду!!! - решительно задрал голову вверх Петька, смутился, и добавил, - Николай Николаевич, обещайте, что больше не будете выбрасывать пани Зосю на мороз голышом.

Клячкин проводил Петьку презрительным взглядом.

- Первая любовь?

- Может даже единственная, - грустно ответил Ершов, - Кто же его, рыжего, полюбит? Деревенские такие. Чтобы дети потом родились рыжие?! Это каким зверем должен быть отец, чтобы дочь свою на такое обречь?

Клячкин громко засмеялся.

- Дикие люди! Для кого я собираюсь строить светлое будущее?!

- Я отстреливать анархистов не стану!!! - Ершов решил, что угадал умное предложение Клячкина.

- Я тоже. Опасно. Наймем бандитов. Это Нью-Йорк!!! Самый коррумпированный и криминальный город США. На миллион жителей - сорок тысяч воров и тридцать тысяч проституток. Здесь десять тысяч питейных заведений, игорных домов, борделей и притонов. До сих пор власть в городе была в руках ирландской мафии, которая по своему произволу смещала и назначала чиновников, судей и депутатов. Сейчас с ней начали соперничать еврейские и итальянские банды. Сколько у тебя имен в списке?

- Скорее кличек. Около пятидесяти.

- Добавим сюда адвокатов, судей и таможенников.

- Зачем таможенников?

- Против адвокатов и судей возражений нет!!! - весело засмеялся довольный Клячкин.

- Это будет слишком дорого стоить. Кроме того, анархисты наши товарищи по революции. Мы делаем общее дело. Они пожадничали, узнав о золоте, - вяло лепетал Ершов.

- Хорошо. Через неделю здесь будет Гусев со своими казаками. Дадим ему порезвиться и спишем всё на ирландцев???

- Дождемся Гусева. Не думаю, что он тебя поддержит. Он воевал, он по-другому смотрит на жизнь и смерть.

- Да! Он здесь уже успел "повоевать". Вырезал турецкий аул. Сотни две мальчишек и стариков, - сообщил Клячкин.

- Вовка???

- Вместе с Валеркой и дюжиной казаков.

- И всё-таки ждем!

Глава 9.

Самое чувствительное место.

- Вы словно дети!!! - хохотал Володя, вытирая слезы, - Всех убить, остальных покалечить. Толку от ваших предложений голый ноль!

- Ты не прав. Если уничтожить верхушку анархистов, то интерес к Коле сразу пропадет, - обиделся Клячкин.

- Приведу пример. Сколько мы по горам в Чечне воевали? Сколько людей положили? Все бестолку. Пока поступают деньги - появляются боевики. Если бы мы перестреляли тех, кто дает деньги, всё закончилось бы в момент, - глубокомысленно заявил Гусев.

- Точно!!! Что Николай постоянно вспоминает? Залог в десять тысяч долларов, тот, что в суде заставили отдать! - обрадовался Клячкин.

- Нам нужно найти источник финансирования анархистов, а потом наговнять им по полной! - поддержал Ершов.

- Я тебя умоляю! Перестань козырять своим просторечьем! - возмутился Клячкин, - Но, фактически, ты прав.

- Задача операции определена. Начинаем сбор информации. Затем производим анализ объектов, определяем средства воздействия..., - по-военному четко начал командовать Гусев.

- Вот тебе список. Хватай, пытай, закапывай. Шучу! - совершенно серьезным тоном произнес Ершов.

- Эка, они тебя достали! - посочувствовал Гусев.

- Надо не забыть про подготовку пропагандистских материалов. Ответный удар нужно направить в сторону, - добавил Клячкин.

- Не понял? Это что за месть, о которой никто не знает. Зачем она? - ошалел Ершов.

- Сережа прав. Мы не мстим, мы подрываем боеспособность врага. Когда хозяину анархистов будет не до нас, можно будет договориться с революционерами. В конце концов, мы товарищи по борьбе, и делаем одно общее дело, - заявил Гусев.

- Точно.

* * *

"Дайте мне право выпускать и контролировать деньги страны, и мне будет совершенно все равно, кто издает законы!" - эта фразу приписывают Ротшильду, но сказать её мог любой. Рокфеллер, Морган, Кун, Лоеб, Голдман, Меллон, Сакс, Дюпон или Леман. Ершов ужаснулся, когда нити управления анархистами привели к крупнейшему банку США Kuhn, Loeb & Co. Банк существовал всего тринадцать лет, но капиталы его были огромны, он стал самым успешным в США и участвовал в финансировании крупных проектов в промышленности и строительстве железных дорог. Руководил им последние пять лет Якоб Шифф, имеющий превосходное еврейское образование и выдающиеся способности. Шифф финансировал огромное количество подпольных и явных еврейских организаций. Знал ли он о революционных настроениях евреев-эмигрантов из России, выяснить не удалось.

- Навредить такому монстру невозможно. Нас вычислят, несмотря на любую дымовую завесу. Служба безопасности банка, думаю, посерьёзней здешней полиции. Предлагаю оставить анархистов в покое и сбежать в Канаду. Тем более, что во время допросов, мы уже нанесли им существенные потери? Восемнадцать человек! Верхушка! - Ершов посмотрел в сторону Гусева.

- Верхушка айсберга! Семеро из твоего первого списка. Семеро из пятидесяти! Еще одиннадцать человек взяты по наводке первой партии. Все живы и относительно здоровы, даже случайные свидетели, по-моему, выжили, - возмутился Гусев, - Кстати, итальянцы, у которых ты снял склад в порту, очень понятливые и нелюбопытные ребята. Ни одной попытки отследить нас, даже близко к складу не подходят. Послезавтра на юг отходит судно. Им нужны рабочие, добывать гуано на островах.

- Продаем анархистов в рабство? - недовольно сказал Клячкин.

- Пирс рядом. Могу дать заказ итальянцам на тазики с цементом.

- Сам брезгуешь?

- Это риторический вопрос? Для отвлечения внимания Шиффа мы наметили итальянский след. В этом разрезе полезно привлечь владельцев склада к уничтожению пленных анархистов.

- Прямо война какая-то...

- Я так понимаю, Володя, ты за продолжение операции? - не удивился Ершов.

- Да. У Шиффа в Нью-Йорке шесть отделений банка. Мы уничтожаем их все, вместе с документацией и наличкой. Если после этого "Кун и Лоеб" не рухнет, то Шифф гений! - деловито поведал о своем плане Гусев.

- Уверен, не рухнет, но полгода-год управляющему будет не до его благотворительности. Только..., если он нас вычислит, то спрятаться мы не сможем нигде, - грустно сказал Клячкин.

- Ершов сидит тихо, у всех на виду. Заплатил залог и ждет суда, образец законопослушания. Его охрана уехала на родину..., трое, правда, здесь, - начал излагать Гусев.

- Эти трое не в счет. Во время налетов они будут демонстративно пить пиво в ближайшей пивной, - прервал его Ершов.

- Нет. Запой должен быть долгий, пусть завтра начинают. Алиби не должно быть подозрительным, - поправил его Гусев, - Моя сотня казаков выехала из Нью-Йорка уже с неделю назад. Билеты я брал на всех, недостаток мест заполнили рабочие, нанятые валить лес на Юконе. В Нью-Йорке я оставил полсотни жгучих брюнетов, они сейчас учат итальянские ругательства. Планы нападений на отделения банка прорабатываю. Динамита, керосина и оружия хватает с запасом.

- Хорошо. Хорошо, - кивал Ершов головой, как китайский болванчик, - А настоящие итальянцы от дона Calmo тебе потребуются?

- Было бы неплохо. Только потом надо будет твою связь с доном ликвидировать.

- Тазик с цементом?

- Может проще оплатить отпуск на историческую родину?

- Или так, - засмеялся Ершов.

Клячкин тяжело вздохнул и неприязненно покосился на развалившегося в кресле Николая. Тот заметил настроение Сергея, тут же поднял руки и кивнул в сторону Гусева: "А что мол я? Это всё Вовка!"

Хотя именно Клячкин предложил начать войну с анархистами, он не предполагал, что рычаги управления находятся так высоко. Из-за этой паршивой анархистки Эммы грозила разгореться нешуточная война.

Клячкин вновь вздохнул.

"Сам же виноват, надо было серьёзно отнестись к этому делу. Исторические материалы показывали, что революционеры брали деньги у всех, и честно отрабатывали или возвращали долги сторицей. Мне, дураку, нужно было догадаться, с кем связаны анархисты-евреи", - горько сожалел Клячкин.

- Коля, может, всё-таки не будем трогать этого олигарха?! Он не один. Это система, мафия. Нас сотрут в порошок, - испуганно попросил Клячкин.

- Это аморфная, медленная, неповоротливая, крайне неэффективная организация. Даже в наши времена, когда штаты спецслужб огромны, их успехи ничтожны и крайне раздуты пропагандой. Поверь, Серый, если угроза для нас станет реальной, то я за неделю перестреляю всю здешнюю верхушку. Ты же знаешь, у меня есть винтовка с оптическим прицелом, - попытался успокоить Клячкина Гусев.

- Я чувствую, мы горько пожалеем. Если успеем... Я знаю. Я уверен!

- Сережа! Твоя вера в "мировую закулису" смешна. Даже в свою бытность в США, где еврейские позиции достаточно сильны, я не заметил их особой власти, - скептически усмехнулся Ершов.

Клячкин с обидой надулся.

- Володя, а может не рисковать с налетами и поджогами. Можно обстрелять отделения банка, ночью, из ракет. Ты говорил, что пробовал делать их из "карамельки"? - предложил Ершов.

- Ракеты? Они пригодны, чтобы дымовуху на двести метров забросить, или зажигательными по площадям лупить. А в окно, даже с десяти метров зае...я попадать. Проще гранатами забросать. И делать их просто: тол, взрыватель, бикфордов шнур и терка. Вот только ночью в каждом здании заперты охранники. Я не хочу убивать десяток-другой человек ни за что, ни про что. Нападая утром или вечером, мы обойдемся без жертв.

Друзья помолчали, недовольные предстоящей войной. Только отношение к ней у них было разное. Клячкин откровенно боялся. Ершов считал, что банкир мог не знать о планах анархистов, занимаясь благотворительностью. Гусев, лучше своих друзей, представляющий превратности войны, знал, что без крови не обойтись, как бы тщательно он не готовился, всё пойдет наперекосяк. Ему давно не снились кошмары, Володя научился не впадать в депрессию от убийства врагов, ему не требовалось уже заливать водкой муки совести. Ему было тошно от предстоящей войны. Но он не привык отступать.

- Может быть попробуем нанять дорогих адвокатов, и воспользуемся законными методами? - сделал последнюю попытку Клячкин.

- Законные методы??? Купленные судьи; продажная полиция, мало отличающаяся от бандитов; чиновники, творящие произвол; бессовестные газетчики!!! Как ты собираешься поступать по закону в городе, где его нет? - засмеялся Гусев.

- Володя прав, - удрученно согласился Ершов.

- Коля, мне потребуется помощь твоей подружки из мэрии. Я хочу получить план здания банка. Центральный офис слишком велик, нужна тщательная проработка деталей операции, - виновато попросил Гусев.

- Она мне не подружка. Шапочное знакомство при оформлении документов на завод, - завилял Ершов.

- Два похода в театр и один в ресторан - это только на это неделе. То, что ты до сих пор не затащил её в кровать, уму непостижимо! - удивился Гусев.

- Она из католической семьи, - вздохнул Ершов.

- Ты попал! - хором выдохнули Гусев и Клячкин.

* * *

Николай редко когда имел возможность применить на деле свою выучку. Небольшой арсенал любимых приемов он довел до автоматизма, и это давало ему огромное преимущество над обычными драчунами, полагающимися на рост и силу. Четверо итальянцев, совсем еще мальчишки, не могли претендовать на внимание Джулии, но терпеть чужака в своем районе им было невмоготу.

Уложить их оказалось неожиданно легко. Они неплохо держали удар, но их реакция, защита, приемы были по детски не развитыми, неуклюжими. Николаю стало их немного жаль, шансов выжить, в первой же драке с ирландцами, у них не было.

Игнорируя встревоженные призывы Джулии идти дальше, убежать от греха, Николай предпочел убедиться, что мальчишки дышат, за что получил удар ножом в голову. Ершов удачно отвел клинок рукой, лезвие распороло рукав пальто и слегка коснулось щеки. Кровь потекла обильно, заливая белоснежный шарф.

Джулии стало дурно от вида крови. Ершов долго не мог найти платок, использовать грязный городской снег он опасался.

- Что, красавчик, попортил я тебе личико?! - мстительно закричал уползавший итальянский мальчишка.

"Стану похож на Володьку с его безобразным шрамом во всю щеку", - подумал Николай.

- Ты нам еще попадешься!

- Мы тебя взгреем, чистюля!

- Беги, беги, янки! Пока не догнали!

Мальчишки отковыляли в сторону, и улюлюкали из подворотни, готовые удрать, при малейшей опасности.

- Пойдем, Джулия. Я доведу тебя до дома. Увы, сегодня я не готов к знакомству с твоей семьёй.

Бледная девушка старалась не смотреть в сторону своего кавалера.

- Ух ты! - восторженно закричал мальчишка, шедший навстречу.

- Ник! Познакомься, это мой братишка Тони.

- "Кровавый Ник", - обрадовался Тони.

- Тони, тебе не знакомы те вон мальчишки? - показал в сторону подворотни Ершов.

- Они работают на старого Люка, грузчиками в пекарне, за одну кормежку. Оборванцы!

- Проводишь сестру домой? Мне пора.

* * *

Володя смаковал душистый чай, жуя хрустящую кунжутную булку. Лиза, начинающая проститутка лет четырнадцати, нанятая Гусевым для изучения английского языка, болтала без умолку. Дешевизна сферы интимных услуг была вызвана здоровой конкуренцией, каждая третья молодая женщина Нью-Йорка работала на панели. Годам к тридцати, переболев всеми видами болезней, немощными старухами они умирали на обочине жизни.

- Лизка, не части, и перестань жевать слова. Ничего не понимаю!

Девчонка надулась, играя обиду, и задрала голову вверх, выпятив не по-детски большую грудь.

- Я у этой тараторки тоже ни слова не понимаю, - подтвердил Петька и отхлебнул подогретого пива. Его лицо расплылось в довольной улыбке.

- Как ты только пьёшь эту гадость?

- Дома матушка лучше варит. Да. Гораздо. А если еще под пельмени из медвежатины..., - размечтался Петька, - Но и это тоже вкусное.

Лиза стрельнула глазами в Петьку, тот смутился и покраснел.

- Ты бы нанял себе "служанку". Хочешь, эту забирай, а я себе другую найду? Николай хочет, чтобы ты свободно говорил по-английски. Тебе нужна практика.

Лиза с тревогой вслушивалась в корявые фразы мужчин, их ужасный акцент не всегда позволял ей угадать смысл.

- Не отдавай меня этому Petka! Ты! Ты самый ласковый, самый добрый, самый мужественный! Все бандиты замирают, когда ты проходишь мимо, - Лиза с нежностью провела ладошкой по ужасным шрамам Володи.

- Кто там у нас гроза бандитов? - рассмеялся из коридора Ершов, услышав концовку фразы.

Лиза застыла в испуге. Она чуть не писалась от страха, при виде Ершова. Тот был слишком похож на молодого Кеннеди, сынка босса местной мафии. По его приказу десятки проституток, не сумевшие выполнить дневную норму, умерли страшной смертью.

- Vov, можно я навещу младшую сестру? Да! Я придумала. Уверена, она понравится твоему другу Petka. Она еще не работала по настоящему, и ничем не болеет, - умоляюще посмотрела на Гусева Лиза.

- Хорошо, Лизка, приводи свою сестричку, - Гусев придал ускорения легкомысленной девчонке, шлепнув её по мягкому месту, и с усмешкой посмотрел на Петьку, который отрицательно мотал головой, не в силах что-то возразить.

- Похоже, я ей не нравлюсь, - проводил глазами Лизу Ершов.

- Мне ты тоже не нравишься. Что у тебя с лицом?

- Я провожал Джулию, а местная шпана решила проучить чужака.

- Я сколько раз тебе говорил: "Выброси на свалку свои спортивные приемы". Я же тебе показал пару надежных ударов.

- Ага! Оставил за собой два трупа и двое калек, и спокойно говорю: "Дорогая, не обращай внимания."

- Делай, как знаешь. Нравиться ходить с заштопанной рожей, ходи. Коля, ты план принес?

- На, - недовольно ответил Ершов, бросив на стол рулон папиросной бумаги.

- Молодца!!! Завтра соберу из щитов поэтажные макеты, и прогоню по ним штурмовую группу. Послезавтра Якоба Шиффа будет ждать неприятный сюрприз, - обрадовался Гусев.

* * *

Якоб Шифф был недоволен. Крупный промышленник, старинный друг тестя попросил его помочь ему в деликатной сфере. Якоб терпеть не мог открыто нарушать закон, но не мог отказать отцу жены, одному из хозяев банка "Кун и Лоеб". Само дело показалось Якобу простым: изобретатель-одиночка, выходец из России, наводнил своими патентами самые важные направления производства. Многие ученые и исследователи опоздали с подачей заявок всего на несколько месяцев. Его адвокат завел десятки дел о нарушении прав, и странный изобретатель без связей в научном мире, без имени, без публикаций, без лаборатории и опытной производственной базы стал серьезной помехой в бизнесе. Его следовало "нейтрализовать".

Якоб дал задание своим подопечным эмигрантам из России найти на него компромат. Выяснилось следующее.

Во-первых, Николай Ершов успел насолить своими патентами и на своей родине, в России. Местный промышленник приказал своему слуге напасть на него, а потом посадил Ершова в тюрьму за драку. Увы, выдать изобретателя на родину не удастся, потому что именно посольство в Петербурге спасло его из тюрьмы.

Во-вторых, эмигранты из России имели конфликт с Ершовым уже здесь, в США. Он похитил в поезде юную красотку Эмму, и его слуга четверо суток насиловал её. Затем Ершов выбросил девушку голышом в ледяную пустыню. Та подала на мерзавца в суд, но дело застыло на месте из-за того, что несчастная девушка путешествовала инкогнито, и нет никаких свидетельств её присутствия в поезде.

Якоб Шифф решил не церемониться с беспринципным негодяем, и вызвал начальника службы безопасности.

- Ося, есть такой крайне недостойный ... тип, некий Ершов, - Якоб передал Оскару папку с документами.

- Задание?

- Первое. В папке договор на передачу прав по патентам. Он его должен подписать. Второе. Ершов должен написать признание о своих злодеяниях.

- Ограничения?

- Исполнители не должны быть связаны с вашей службой.

* * *

Акции Гусев начал одновременно во всех отделения банка. Его люди дожидались выхода последнего клиента. Самый здоровый, специально для этого нанятый, шкафоподобный верзила блокировал дверь, не давая её закрыть. Двое других итальянцев затыкали рот посетителю и набрасывали на голову мешок. Казаки врывались в помещение банка и укладывали охрану на пол. Затем итальянцы просили служащих открыть сейфы, им давалось две минуты, чтобы набить карманы деньгами. За это время казаки успевали полить все шкафы и сейфы керосином, и поджечь. К тем сейфам, ключи к которым не могли найти, привязывали динамитные шашки. Руки банковских работников связывали за спиной, чтобы никто не бросился тушить пожар.

Во всех отделениях банка, кроме центрального, было всего по два охранника и по три работника. Поэтому всё прошло по плану, не считая того, что в двух офисах итальянцы переусердствовали с допросом в поисках ключей к сейфам; и в одном случае наряд конной полиции слишком рано выехал на место. Казаку, оставленному в засаде на дороге в банк, пришлось бросать взрывпакеты, пугая лошадей.

В центральном отделении банка всё пошло наперекосяк. Началось с того, что казаки не смогли нейтрализовать одного из охранников. Его револьвер лежал на тумбочке, и он начал стрелять, не задумываясь ни на секунду. Хотя каждый из казаков носил на груди пластину из лучшей стали, это не помогло. Первый из казаков закачался и рухнул, раненый в ногу. Второй, по привычке, покатился в укрытие, за стойку, теряя темп. И только третий додумался бросить взрывпакет, ослепив и оглушив этим охранника. Следуя примеру смельчака, из-за стола выметнулся обычный бухгалтер, он вступил в драку с громилой итальянцем, державшим дверь банка. Гусеву, врывающемуся в банк, было некогда думать, и пока дело не дошло восстания банковских клерков, он вырубил бухгалтера жестко и без колебаний, ударив его в гортань. Итальянец, не поняв, что бухгалтер уже готов, навалился на него всей своей огромной массой, и начал душить его, словно котенка. Казаки, озверев от полученного отпора, били куда попало. Управляющему попало по причинному месту, и по залу разнесся отчаянный рев, от которого все пришли в себя.

Дальше всё завертелось на огромной скорости. Клерки и управляющий мгновенно отдали ключи, сами помогая отпирать сейфы. Служащие сами заводили руки за спину и открывали рот для кляпа, и только в конце обнаружился неучтенный охранник. Он ходил в туалет. Гусев сам открыл эту дверь, автоматически уходя с линии огня. Ударил Володя ногой в живот.

"Хорошо, что в сапогах набоек нет, как у Ершова. Удар был бы смертельный", - наблюдая за падением охранника, подумал Гусев.

Выводить на улицу клерков не стали, их было слишком много. Гусев бросил спичку в на дорожку, пропитанную керосином и закричал:

- Пожар! Бегите!

* * *

Володя приехал к Ершову обсудить результаты налетов. Николай ел рыбу, запивая ее красным сухим вином. Гусев сделал ему замечание.

- Хочу и пью сухое красное вино. Хоть с жареной картошкой и салом.

- Я вообще против спиртного сегодня. Нам лишь чудом удалось избежать крупных неприятностей.

- Дуракам везет, - засмеялся Николай, но бутылку отставил в сторону.

* * *

Акция началась по плану Оскара без особых накладок, несмотря на сборную солянку бандитов, нанятых на одно дело. Охрана Ершова должна была еще час пить пиво в местном баре, и захватить его одного не представляло никакого труда. О наличие собак во дворе особняка было известно заранее, их заманили в дальний угол и так быстро уничтожили, что никто не поднял тревогу. К дому подошли с трех сторон. Трое полезли через балкон второго этажа. Четверо проникли через черный ход, выходящий в каретный сарай. Двое начали ломать парадную дверь. Еще трое стояли на стреме, но боевой силы они не представляли, были слишком трусливы.

Оскар постоял чуть сзади, дожидаясь, пока ему расчистят дорогу. Все работали молча, каждый знал, что ему необходимо делать. Темное двухэтажное здание, из которого вдруг раздался шум упавшего человеческого тела и тихий короткий стон, так и не осветила ни единая лампа. Лишь два фонаря "летучая мышь" второй и третьей группы бросали отблески огня на окна. Оскар вошел. Рядом, в черной луже крови лежал человек, привычно пахнуло смертью. Его напарник, по виду, раненый, отступал в сторону входа, хромая на обе ноги. Фонарь валялся на полу. Со второго этажа спускался тощий, настолько легкий бандит, что не скрипнула ни одна ступенька. Оскар заметил его лишь потому, что ждал появления кого-то из второго отряда. Раненый бандит вздрогнул всем телом, и осел на пол, сипло засвистев, будто у него пробили горло. Худой бандит на лестнице остановился, и резко выхватил из-за спины запрещенное Оскаром ружьё. Он почти успел выстрелить. Оскар увидел обычную швабру, мелькнувшую в сумраке. Ружьё отлетело в сторону, судя по возгласу бандита, сломав ему палец. Кто-то, видимо, Ершов взлетел тенью через перила на лестницу, и легкое тело бандита мягко покатилось по ступенькам вниз, остановившись на полу сломанной куклой.

Оскар отступил на пару шагов. Два здоровяка-наемника загрохотали сапогами от черного входа, злобно рыча, готовые в клочья порвать Ершова. Двое других, осторожных, бывалых, но тоже слишком тяжелых, топали сзади. Все четверо, насколько помнил Оскар, имели по три-четыре ножа. Зачем так много, ему было совершенно непонятно.

С площадки второго этажа страшно хрипя упал очередной бандит. Он остался жив и после падения, потому что начал жалобно подвывать.

"Ершов в доме не один", - подумал Оскар, повернулся и сделал шаг наружу, одновременно пытаясь достать револьвер.

Что-то ударило его в затылок. Оскар упал лицом в снег, и съехал со ступенек крыльца, ломая себе нос. Голова кружилась так, что он не мог встать, раз за разом поскальзываясь и падая на тропинку. Оскар упрямо пополз к воротам, надеясь на помощь бандитов, стоящих на стреме.

В доме раздался страшный рев, неожиданно перешедший в булькающий хрип.

"Засада! Ершов нанял профессиональных убийц. Десяток. Даже больше. Мне не выбраться", - подумал Оскар, и услышал сзади скрип снега под легкими, стремительными шагами врага.

Оскар с трудом развернулся, и сделал новую попытку вытащить револьвер. Полуприкрытая дверь дома с треском распахнулась, и один за другим на тропинку выкатились двое громил, осторожных, бывалых, опытных, самых опытных. Вслед за ними выскочил худой мужчина в черном облегающем трико, безоружный и, внешне, безопасный.

- Ostanovi tolstjakov, - крикнул он тому, что повыше.

- Ladno, - ответил высокий. Он сильно ударил Оскара ногой по руке, выбив револьвер, затем развернулся и пуганул громил, словно малых детей.

Огромные бандиты, каждый вдвое шире любого из русских, затормозили, выставив вперед свои огромные ножи, на мгновение забыв о преследователе. Тот легко, играючи сломал толстую шею одному, а когда второй с испугом посмотрел в его сторону, то длинный русский, словно гимнаст в цирке, высоко поднял ногу и ударил его в голову. На элегантном сапоге блеснула полоска металла. Огромный, как шкаф бандит, рухнул, как подкошенный. Его будто парализовало, он только и мог, что разевать рот.

- Ty opjat bil ne na smert!!! - зло бросил второй русский, со страшными шрамами на лице, и, не останавливаясь, ударом ноги в голову добил лежащего на снегу бандита.

- Evreja ne trogay, doprosim, - поднял руку высокий, останавливая убийцу.

- Сколько людей на улице? - убийца схватил Оскара за горло, и тот даже забыл про нож в рукаве, которым до этого хотел ударить длинного.

- Я не понимаю! - заюлил Оскар.

Убийца улыбнулся.

- Трое. Там и там. А ещё в переулке фургон, - заспешил Оскар, показывая рукой, где стоят на стрёме бандиты.

- Фургон? Это хорошо. Net tela - net dela, - засмеялся длинный.

* * *

- Ты успокойся. Кури, - Ершов протянул голому Оскару его же папиросы, и сам зажег спичку. Оскар курил длинным затягом, дрожа от холода и страха.

- Вы чего? Да господин Шифф вас...

Договорить Оскару Гусев не дал, и ударом в челюсть отправил на холодный пол. Потом снова посадил на жесткий, без обивки стул, легко подняв за волосы.

- Пиши, пес! - с жутким акцентом приказал Гусев.

Ершов доброжелательно засмеялся. Оскар подобострастно улыбнулся в ответ. Жуткое лицо Гусева пугало его без всякого мордобоя.

- Не бойся. Убить, мы тебя не убьем, но обрезание сделаем по полной, - Ершов бросил взгляд на скукожившейся член Оскара.

- Всех погрузили. Я поехал? - забежал Петька.

- Я с вами поеду, - остановил его Ершов.

- Тут рядом. Еще две усадьбы, потом мимо большого поместья, и мы на месте. Ночью здесь никто не ходит.

- Пару автоматов возьми, вдруг полиция появится, - посоветовал Гусев.

- Не каркай. Я быстро, - хлопнул Володю по плечу Николай.

* * *

Ершов проводил фургон до реки Гудзон, которая на их счастье никогда не замерзала. Вчетвером они сбросили фургон с крутого берега, собственно, помощь Николая и Петьки была минимальна, Два Ивана, фактически, сделали всю работу вдвоем. Распряженных лошадей оставили на въезде в город, в надежде на местное жульё.

Гусев встретил Ершова в расстроенных чувствах.

- Ничего еврейчик писать не хочет. Боится весь, чуть не ссытся, а держится стойко, до конца. Не хочу его убивать, уважаю, смог мужик переступить через свой страх.

- Он не мужик, Вова! Он пархатый еврей. Враг. Он шел нас убивать.

- Знал бы заранее, стукнул его в темечко, пробегая к воротам. И всё!

- Ты, Володя, его зауважал. А бандитов он сразу сдал. Сброд, потому что. Хозяина закладывать не хочет, свой человек, возможно, родственник. До следующего парохода на острова, добывать гуано, времени много, больше месяца. Из-за него одного продолжать аренду склада накладно, держать здесь - рискованно.

- Коля, а ты сам его придуши.

- Я его для начала помучаю.

Ершов схватил Оскара за волосы и потащил в холодный сарай. Ночью температура опускалась почти до десяти градусов мороза. Ершов приковал Оскара наручниками к столбу, посадив его голым задом на ледяной пол.

"Кто бы мог подумать, что в США наручники окажутся самым выгодным изобретением. Все потому, что цена на них получилась в десять раз меньше, чем на стандартные "Darby"", - усмехнулся Ершов.

- Если до утра не замерзнешь, то продам тебя китобоям. Будешь охотиться на Моби Дика. Язык и пальцы я тебе немного попорчу, чтобы ты не мог вырваться на свободу. Никуда не уходи, - Ершов бросил в конце традиционную, глупую, американскую шутку, из голливудских боевиков.

- М-м-м-ы! - услышал Николай мычание Оскара, уже закрывая за собой дверь.

Ершов вернулся и вынул кляп.

- Мистер Ершов! Я могу получить гарантию безопасности? - твердо произнес Оскар.

"А он меня совсем не боится", - удивился Николай.

- Да. Если сведения будут гарантировать твою лояльность.

* * *

Оскар трижды пытался обмануть наивного и неопытного юношу (Ершова), каждый раз добавляя всё больше правды в хорошо продуманную ложь.

Первый вариант Николай разобрал сам. Оскар шил свою версию на скорую руку, белыми нитками. Он более-менее объяснил, найденный у него, договор на передачу патентных прав, который должен был подписать Ершов, а вот черновик ершовских прегрешений выпал из легенды.

Второй и третий вариант "чистосердечного признания" Оскара Ершов унес Клячкину для анализа. Тот был большой любитель этого дела, он разложил очередной опус по косточкам.

- Оскар мнит себя гораздо хитрее всех нас вместе. Наверно он прав. Он не смог достойно умереть, начал тянуть время, пытаясь выкрутиться, - сказал Николай.

- Он не тянет время, а покупает его. Он будет кормить нас сведениями, мешая правду с вымыслом, пока не выложит всё, что знает, - уточнил Сергей.

- Каждый мнит себя героем. В бою, вместе со всеми большинство ведет себя достойно. В плену. Один-одинешенек. Когда вокруг только враги, трудно сохранить мужество, - возразил Володя.

- Удивительно совпали по времени оба налета! Наше ограбление, и бандитское нападение службы безопасности банка на нас. Шифф не сможет поверить, что мы так отомстили, тем более наш налет был на пару часов раньше, - довольно произнес Сергей.

- Наконец-то ты доволен, - ответил Николай.

- Ко всему прочему, мы основательно запаслись зеленью. Доля дона Calmo получилась увесистая, следующую просьбу о сотрудничестве он выполнит гораздо охотнее. А что? Час работы, никаких потерь с его стороны, в результате чемодан долларов. Хотя вред от пожара для банка стократ больше. Сгорели ценные бумаги, долговые расписки, реестры, чеки, облигации, - Володя был необычайно доволен.

- Сергей, ты займись этим Оскаром без меня? С переводом тебе Петька поможет. А то у меня в мастерской куча проблем.

- А, может, ты по Джулии скучаешь? Коля, будь осторожнее с этим, она тебя может окольцевать, - засмеялся Володя.

- Верно. Коля, ты бы завел себе постоянную подружку, типа Лизаветы. Посмотри на Володю! Никаких проблем. Веселая, молоденькая, заботливая девчушка, без комплексов, работу свою любит...

- Клячкин! Меня и Лизку оставь в покое! А то не посмотрю, что друг, и наваляю по морде.

- Серый!!! Завянь! Работа у Лизаветы, может быть, не совсем достойная, но твои бывшие московские "подружки", с которыми ты меня знакомил, выглядели циничнее и распущеннее, - одернул Клячкина Ершов.

- А что ты хотел? Москва входит в десятку самых развратных городов мира! Еще немного, и выйдет на первое место. И где бы я там нашел приличных девиц? - возмутился обиженный Клячкин.

- Москва?! Я туда ни ногой!!! Тьфу! - сплюнул Гусев.

- Солдафон! - засмеялся Клячкин.

- Мы не только в ту Москву ни ногой, мы и в тот Питер ни ногой ..., увы! А я бы не отказался вернуться! Даже в Москву! Ремонтировал бы вашим богатеям-чиновникам катера и яхты. Ездил бы в вашу Турцию на отдых. Я согласен и на это. Ради возможности встретиться с мамой и бабушкой, поговорить по душам с отцом или отчимом, - грустно произнес Ершов.

- Ты еще заплачь, - как-то слишком грубо сказал Гусев, - А-а-а! Выпьем! Где-то тут была большая бутылка дрянного бренди?

- Не такого уж дрянного. Зато завтра не будет болеть голова, - пошел за выпивкой Клячкин, потирая руки от предвкушения.

- Ребята! Вы что? Еще даже нет двенадцати! Так нельзя, - беспомощно сопротивлялся Ершов.

- Я позову Петьку.

- Конечно! Пусть сбегает в пивную за ящиком пива.

- Коньяк с пивом???

- На утро...

Глава 10.

Романтическая особа.

В конце мая Джулии должно было исполниться двадцать лет. Однажды мать сказала ей: "Я сомневаюсь уже, что ты когда-либо вообще выйдешь замуж. Кто ж тебя возьмет, такую старую?" Джулии было странно это слышать. Еще два-три года назад все, и, конечно, её близкие, восхищались ею, и говорили, что им она кажется самой красивой, самой рассудительной, самой работящей, а такая девушка достойна большего. Что соседские парни ей не пара, Джулия поняла давно. Бабушка, мать отца, говорила, что родила его от дворянина, и он унаследовал высокий рост, белую кожу и серые глаза, ярко контрастирующие с его черными волосами. На фоне смуглых, низкорослых итальянских соседей он выглядел принцем из сказки. Мать Джулии, голубоглазая пепельная блондинка, смотрелась среди ярких итальянок бледной поганкой. Не помогло Джулии и знание английского языка, впитанного с молоком матери-кокни, он был слишком вульгарен даже для Нью-Йорка. В Джулии смешались красота отца и убогость матери, её трудолюбие и его смелость, материнская скупость и отцовская широта души, его острый ум и удачливость с её трудолюбием и педантичностью, богатый и выразительный итальянский язык наложился на бедный и сухой английский. Как бы то ни было, но получившая образование в самой дешевой школе, работающая в подвале муниципалитета за центы, девушка всегда помнила, что четверть её крови - голубая. Она всегда вела себя достойно, гордо, как принцесса.

Год назад Джулия не обратила бы внимания на долговязого янки, ужасно коверкавшего английские слова, к тому же сдабривавшего свою речь непонятными жаргонными выражениями. Ник не умел достойно вести себя, выглядел несерьёзно, глупо улыбался, был похож на девушку или ребенка. Он не вчитывался в документы, как это делали солидные клиенты. Джулия не верила, что так быстро можно просто успеть прочитать текст, не то, что понять содержание. К тому же Ник сразу пригласил Джулию в ресторан, как обычную шлюшку с улицы, строящую глазки всем прохожим.

- Мисс, через полчаса у вас перерыв. Напротив уютный ресторан, я приглашаю на ленч. Посидим, познакомимся ближе.

И улыбается ей так нахально, будто его никогда правилам хорошего тона не учили. А то по его холеной роже, и дорогому пальто не видно, откуда он такой взялся.

- У меня есть с собой бутерброды. Мистер Ершов, - холодно так, пренебрежительно ответила Джулия.

Любой другой сразу бы смутился и ушел. Ведь понятно, что девушка тебе не рада. Нет. Улыбается радостно и глупо.

- Зря. В этом ресторане даже днем живая музыка.

- Как это - живая? - удивилась Джулия.

- Молодой латинос прекрасно играет на гитаре и божественно поет. А одну из его песен ("Besame Mucho") написал мой друг.

- Я слышала, что это пошлая песня, слишком пошлая, - скривила рот Джулия.

- Ты знаешь испанский?

- Нет.

- Я тоже. Значит, мы можем слушать "Besame Mucho" и нас никто не сможет попрекнуть этим, - засмеялся Ершов, - На десерт там подают вкуснейшие пирожные. Пальчики оближешь!

- У меня новый клиент, я не могу разговаривать попусту, мистер Ершов. Меня уволят, - холодно, но корректно ответила Джулия.

- Хорошо, ухожу. Жду тебя в ресторане, - ещё шире улыбнулся Николай.

Оставшиеся полчаса до ленча Джулия молча злилась. Она негодовала: "Неужели её вид настолько вульгарен, что посетителям она кажется доступной женщиной."

- Джулия, собирайся, пора, не следует заставлять ждать "такого" мужчину. Это твой шанс, - приказал за пару минут до начала перерыва начальник.

Девушка, по привычке повиноваться, быстро встала, и начала одеваться.

"Что я делаю? Зачем иду в ресторан? Ах! Если бы меня пригласил мистер Юхансон! Какие у него усы!!! Какая у него трость! Он так серьёзен, ни за что не поверишь, что ему всего двадцать два!" - думала Джулия по дороге, и чуть не попала под лошадь.

Ершов ждал девушку у дверей ресторана налегке, без пальто и шапки. Зима стояла теплая, мягкий пушистый снег падал, и, оседая на бровях и ресницах, мешал Николаю всматриваться в лица прохожих. Он боялся не узнать Джулию в верхней одежде. Легкая коротенькая кроличья шубка, стоящая десяток долларов, смотрелась на девушке роскошно, как будто была сшита на заказ. Холодная и неприступная красавица Джулия, фигура которой оказалась столь же изящной, что и её лицо, плыла сквозь снегопад, как сказочная принцесса.

- Снежная королева, - вырвалось у Ершова.

Взгляд у Джулии стал еще более строгим, ледяным.

"Как она играет это! Богиня! Английская королева! Интересно, а пользоваться столовыми приборами она умеет? Нужно устроить представление!" - загорелся Ершов глупой идеей, решив заказать набор блюд с максимальной сменой ложек и вилок, в ресторане делали их раскладку стандартно, вне зависимости от порядка подачи блюд.

Однако Ершова ждал облом, Джулия сама заказала себе самое простое блюдо: "Беф а ля Строганов", соблазнившись названием, и отказалась даже от десерта.

- Где же этот "живой звук"? - девушка вывела Николая из состояния созерцания её красоты.

Ершов вскочил, как ужаленный. Другая девушка рассмеялась бы, увидев виноватое выражение лица кавалера, но Джулию это лишь раздражало.

"Стерва", - подумал официант.

- Наш музыкант пьёт первый утренний ... "кофе" на кухне. Я его потороплю, - прошептал официант Ершову, тот благодарно кивнул.

Поведение Джулии казалось Николаю совершенно обычным, он привык к стервозной манере девушек конца двадцатого века.

Испанец на самом деле виртуозно играл на гитаре, а его голос завораживал.

Официант принес бефстроганов с овощами по-французски, и очень не вовремя, мешая гостям слушать музыку, начал рассказывать о новом блюде: "Граф Строганов, как и многие вельможи России, будучи весьма и весьма состоятельным человеком, держал "открытый стол", на который мог зайти любой образованный и прилично одетый человек ..."

Джулия с большим достоинством прервала официанта, и прогнала его на кухню за чаем.

"Редкостная стерва", - подумал официант. Его опыту следовало доверять.

Вкусный душистый чай, и прекрасная волнующая музыка привели девушку в мирное настроение.

"Приятный мужчина, этот мистер Ершов! Нет, юноша, до мужчины ему пока далеко", - подумала Джулия, поедая "шампанские трюфели", которые Николай заказал себе к чаю. В США именно Ершов считался "изобретателем" трюфелей. Он открыл маленькую кондитерскую, в которой шоколадный корпус конфеты наполняли пралине, различными кремами и ореховой пастой. Месяц спустя кондитерская выросла в "фабрику". Трюфели шли нарасхват, и не столько из-за своей новизны, сколько по причине невиданных ранее маркетинговых технологий. Любой житель конца двадцатого века привык к натиску рекламы, он знает столько о методиках эффективных продаж, что специалисты по продвижению товаров 19 века перед ним дилетанты.

* * *

За ужином отец Джулии спросил:

- Что собой представляет этот хваленый мистер Ершов?

- Хваленый кем, папа?

- Я случайно встретил в пивной твоего шефа, - смутился отец.

- И он "случайно" рассказал тебе о ленче?

- Ты делаешь из нас каких-то сплетников! - негодующе повысил голос отец.

- Ладно-ладно, - махнула рукой мать Джулии, - все знают, что мужчины не прочь перемыть нам, женщинам, косточки. И крайне заинтересованно уставилась на любимую дочку.

- Богатый, во всяком случае, денег не считает. Не умеет держать себя в "обществе", хотя, безусловно, образован. Думаю, что он из сельской глубинки, его крайне раздражает запах дыма от сгоревшего угля. Ершов называет его "смог". Его английский ужасен. Знает много интересного..., но не для дам, и даже не для меня. Шутит непонятно, глупо, не смешно.

- Нашелся мужчина, в компании которого наша слишком умная дочь почувствовала себя ..., как бы это сказать, чтобы не обидеть..., - засмеялся отец.

- А как он выглядит внешне? - спросила мать.

Джулия скривилась:

- Он веселый и радостный, похож на папу, только выше ростом и волосы светлее.

- Вот, значит, как? Экая неприятность! На меня похож! - делано возмутился отец. На это никто не обратил внимания.

- В воскресенье мы пойдем на музыкальное представление "Злодей-мошенник". Мистер Ершов называет его "мюзикл". Папа, ты мог бы пожалеть меня, пять часов безвкусицы, смесь французского романтического балета и мелодрамы по мотивам "Фауста" и "Волшебного стрелка".

- Я смотрел этот спектакль двадцать лет назад. Прелестно! Ураган в горах Гарца, шабаш ведьм, балет драгоценных камней, карнавал, маскарад, ангелы, уносящиеся на небеса в позолоченных каретах и балетная труппа, состоящая из ста красавиц-блондинок...

- ... облаченных в прозрачные, телесного цвета костюмы и чулки-паутинки!!! - остановила восторги отца мать Джулии.

- А через неделю мы пойдем на "Хампти-Дампти", - сообщила Джулия.

- Ошеломляющее зрелище! Сверкающий в лунных лучах замерзший пруд, по которому скользят конькобежцы. Песни и танцы. Акробаты, канатные плясуны и фокусники, - порадовалась за Джулию мать, - Жаль, что мне с галерки не всё было видно.

- Завтра вечером опера, послезавтра мистер Ершов ведет меня в музей.

Джулии всё это не очень нравилось, но ей надоело смотреть на подружек, которые хвалятся, то подарком, то приглашением в парк на каток, а, то и посещением острова близь Манхэттена, где установлена статуя Свободы.

Джулии хотелось самой стать центром внимания, ощутить восторг и зависть подруг.

* * *

Пока Ершов покупал здание мастерской, оборудование и инструменты, нанимал рабочих и инженеров, времени у него было достаточно, чтобы каждый день вечером провожать Джулию домой, или водить её в ресторан. Как только в мастерской развернулось производство тракторов, Ершов стал пропадать там до позднего вечера, часто ночуя в кабинете, чтобы не тратить время на дорогу. Служанку он перевел на завод, где она поила его огромными порциями кофе, а в обед кормила горячим борщом и котлетами. Собственно, способность варить борщ была главным критерием в выборе служанки, и то, что тридцатилетняя вдова с тремя детьми оказалась чистоплотной и трудолюбивой Ершова приятно обрадовало. Мария начала командовать своим хозяином день на третий, как только поняла, что Николай доволен её работой. Ершова обязали купить галоши, чтобы Мария могла следить за его обувью. Николай стал мыть руки щеточкой, иначе под ногтями оставались солидол и металлическая пыль. Он был вынужден переодеваться и менять сапоги, возвращаясь из цеха в кабинет. Во время запуска производства тракторов Ершов спал часа по четыре, перестал делать зарядку, не встречался с Джулией, даже с друзьями он по-человечески "посидел" лишь в день их приезда, а потом впряг их в работу, и разговоры касались только дела. Зато обеды Марии он не пропускал. Сергей и Володя давно знали кулинарные пристрастия Николая и, молча, посмеивались.

Ершова спасла забастовка. Когда революционеры устроили Николаю всеобщую травлю: судебную тяжбу, неприятности на таможне, встречные иски в лицензионном бюро, то профсоюзные лидеры, связанные с мафией, объявили на его заводе забастовку и локаут. Часть рабочих, не состоящих в профсоюзе, забастовщики попросту не пускали на завод. Ершов, Клячкин и Гусев смогли использовать это время для испытания первых моторов, для отладки технологии, для подготовки запуска новых изделий, в частности тех же разводных ключей, продажа которых в Петербурге пошла очень хорошо. Всё это отнимало гораздо меньше времени, чем раньше. Ершов снова стал встречаться с Джулией.

Перерыв пошел только на пользу их отношениям.

Николай думал, что гордая девушка обидится на него и разозлится, но всё вышло с точностью наоборот. Раньше он не видел Джулию столь милой и женственной. Она щебетала нежные глупости, сюсюкала и хихикала почти как нормальная девушка. Джулия смеялась над шутками Николая, с удовольствием слушала его рассказы: "... двигатели внутреннего сгорания классифицируются на двухтактные и четырехтактные ...". Ершов чувствовал: ей всё интересно. Джулия заинтересованно расспрашивала Николая о его работе. Она прекрасно разбиралась в управлении людьми.

- Милый, - Николай просто млел от такого обращения, - ты всё делаешь сам. Так нельзя. За что ты платишь деньги инженерам и мастерам? Ты - главный. Они должны работать день и ночь, а ты - только раздавать задания.

"Какая же Джулия умница! Жаль только, что у меня так не получится. Я - плохой руководитель. Хочешь сделать хорошо - сделай сам. Это обо мне", - сокрушался Ершов.

- Это не совсем так, дорогая Джулия. На Юконе работа для людей была попроще, и я отлично справился с руководством двумя сотнями парней. Я занимался разведкой, а они работали.

- Я слышала, что там ужасные морозы.

- Зимой мороз, а летом главная проблема - комары и грязь. Обычно, после дождя почва на прииске, развороченная людьми и тележками, превращается в непролазное месиво. В колеях и ямах вода, травы нет, только мох и бурая колючка. Лягушек нет, потому, наверное, и комаров так много. Зато рыбы видимо-невидимо.

- Весной опять туда поедешь?

- Если на заводе дела пойдут на лад, то останусь.

- Вот как? То есть завод у тебя на первом месте?

- Ты! Ты, Джулия, у меня на первом месте, и на втором, и на третьем. Завод на десятом! - Николай попытался обнять девушку. Безуспешно. Она опять обиделась.

* * *

Неглубокая рана на щеке, полученная Николаем во время одной из прогулок с Джулией в её "опасном" районе, заживала плохо. Видимо, у итальянского мальчишки был грязный нож. Ночью рана дергала, не давала нормально спать, а когда Ершов говорил или ел, ему было так больно, что казалось, будто швы разошлись. Рана сильно отвлекала Николая.

Встретив Джулию у её офиса, Ершов засмотрелся на холодную красоту любимой. Её белоснежная кожа была лишена даже намека на летний загар. Обычно, стоило Джулии пройти пару кварталов по холодку, как яркий румянец разрушал это впечатление, и превращал знатную дворянку или даже сказочную принцессу, в обычную девушку.

Николай отвлекся, и заметил нападение только в самый последний момент.

Парочка казаков-охранников, приставленных Гусевым ходить за Ершовым после инцидента с четверкой мальчишек-итальянцев, привыкли к тому, что ничего не происходит, и тоже прозевали нападение двух бандитов. Собственно, они не были похожи на бандитов, хорошо одеты, тросточки в руках. Эти трости в один момент превратились в узкие и острые клинки, похожие на обоюдоострые шпаги. Только когда ближний из убийц замахнулся для удара, Ершов уловил боковым зрением движение, и не думая, на рефлексах, вбитых годами тренировок, увернулся.

Почему бандит нанес рубящий удар, а не более эффективный укол, Ершов так и не узнал, бандиту размозжило голову двадцатиграммовой пулей. Первый из охранников, не побоялся сделать рискованный выстрел. Ершов перекрыл ему возможность целиться в грудь.

Бандит умер мгновенно, но именно первый, рубящий удар шпаги сбил с головы Джулии шапку, и самым кончиком острия нанес неглубокую рану чуть выше уха.

"Если бы я принял удар на себя ...", - мелькнула мысль у Николая.

Ершов видел выпад второго бандита, и ничего не мог сделать, мертвая Джулия вцепилась ему в рукав пальто, и он не мог её отцепить. Николай попытался отбить удар шпаги рукой, на запястье которой крепились ножны с узким кинжалом. Клинок шпаги чуть сместился, и соскользнул по ребрам, взрезая кожу и грудную мышцу. Загрохотал выстрел. Второго бандита толкнуло вперед, он очутился в пределах досягаемости, и Ершов ударил его в живот ногой. Сапог с набойками впечатался сильно и грубо, с каким-то даже треском и хлюпом. Глаза бандита закатились, и он осел на грязный снег, выронив свою шпагу.

- Я боялся, что насквозь его прострелю, и тебя подраню, - буднично сказал охранник, переворачивая бандита на живот, чтобы найти место, куда ударила пуля. О промахе, с последующим попаданием в Ершова, охранник не думал.

Николай поднял Джулию на руки, она казалась ему невесомой.

"Она жива! Говорят же, что мертвецы очень тяжелые", - пытался обнадежить себя Ершов.

Увы. Кровь перестала уже сочиться из раны, потому что сердце девушки не билось. Белая кожа на лице Джулии застыла, превратившись в маску. Запах крови сводил Николая с ума.

- У него кольчуга! - сообщил второй охранник, успевший подойти к живому бандиту.

- Насквозь пробита, и лопатка пробита. Не жилец! - флегматично заявил первый охранник.

Охранник повернулся к Ершову, и попробовал забрать Джулию у него из рук. Тот, молча, сопротивлялся.

- Надо бы допросить убивца. Помрет скоро.

Ершов кивнул головой, его глаза загорелись пониманием новой цели. Он отдал казаку Джулию, и встал на колени перед бандитом, чтобы видеть его глаза.

- На кого ты работаешь! На кого ты работаешь!!! - Ершов бил бандита по щекам, надеясь дождаться ответа, пока тот еще жив.

Наёмный убийца непонимающе смотрел на Ершова, пуская кровавые пузыри.

- На кого ты работаешь! - устало повторял Николай, зная, что бандит уже мертв.

* * *

-Приятного аппетита, мистер Ник, - пожелал старик-итальянец Ершову,- не помешаю?

-Дон Calmo? - удивился Николай. Затем улыбнулся, отчего шрам на его щеке натянулся, превратив улыбку в ужасную гримасу, - не ожидал. Присаживайся. Личная встреча?! Ваша организация отказывается от заказа?

Дон окатил Ершова холодным взглядом, его крепкая жилистая рука легко подняла тяжелое кресло. Он сел напротив Ершова.

- Нас не беспокоить, - бросил дон Calmo официанту, и тот исчез из кабинета.

-Нет, мистер Ник,- качнул головой дон Calmo,- заказ большой и сложный. Поговорить надо.

-Предыдущий, кажется, был больше, - хмыкнул Ершов.

-Да, четыре дюжины объектов,а сейчас вдвое меньше. Пока? Я прав? - кивнул итальянец, пристально глядя в глаза Николаю, - зачем тогда ты предложил деньги на подкуп полиции и поднаем детективных агентств?

Николай сжал в руке тупой столовый нож и ударил им в столешницу. Нож глубоко вошел в дерево.

- В прошлый раз речь шла только о бизнесе. Сейчас они убили мою женщину.

Дон Calmo надолго задумался.

-Плохо, когда в деле руководствуешься чувствами. Но совсем плохо, когда есть люди готовые убить женщину или ребенка.

Николай, молча, ждал решения дона Calmo.

-Я поговорю с главами других организаций. Думаю, никто не станет помогать таким уродам. В прошлый раз мои люди все уцелели, я не потерял ни одного человека, и мы взяли хороший куш. Да, неплохой, совсем неплохой. Я могу рассчитывать на боевую поддержку твоих людей?

-Да! - вздохнул полной грудью Ершов, - Да! И учти, трофеев не будет, поэтому оплата двойная.

- Две цены от прошлого раза? Каждому?

- Да! Каждому. Включая вспомогательный персонал.

- Вспомогательный персонал? Эка ты сказанул! - улыбнулся дон Calmo.

* * *

Два дня Ершов не пил ни капли водки, как не уговаривали его друзья. Он запустил механизм поисков заказчиков, используя все возможности, начиная от дона Calmo и заканчивая семьёй Джулии. Он не жалел денег, и сейчас к нему стекались сведения о парочке испанских головорезов. Он уже знал поминутно все пять дней их жизни в Нью-Йорке, но выяснить, кто оплатил их приезд из Гаваны, пока не сумел.

- Тебе нужно снять стресс, Коля, - настаивал на водочной терапии Клячкин.

- Сто пудов, - соглашался Гусев, в очередной раз заняв стол для своих железных игрушек.

- Я их сам. Своими руками. Всех до одного. Всех, кто хоть как-то замешан, кто хоть что-то знал ..., - потянулся Ершов к снайперской винтовке.

- Они, наверняка, заказали тебя, именно тебя! А Джулия попалась под руку случайно, - зачем-то сказал явную глупость Клячкин.

- Да!!! Я тоже перебью "случайно" всех, кто попадется мне под руку. Жен, детей, любовниц.

- Местные бандюганы этого не одобрят и не простят, - процедил Клячкин.

- Выпей водки! Успокойся! У тебя руки дрожат, - не отдал винтовку Гусев.

- Ты, Коля, знаешь ... , как это порой бывает. Я читал (там ещё) об одном "заказном" убийстве. Главный "феодал" приказал решить маленькую проблему, мешал ему один "человечек". Шеф службы безопасности дал команду проработать варианты давления начальникам отделов. Сроки установил, естественно, короче, чем дали ему. До исполнителей спустилось абсолютно жесткое и конкретное задание. Родственников и друзей "маленького человечка" травили по полной программе, а его самого случайно убили наркоманы. "Феодал" потом сожалел, и даже помог жертвам, - пустился в воспоминания Клячкин.

- Я не понимаю. Куда ты гнешь, Серый? Этот "феодал" сколотил обычную банду, которая убила человека. Всю банду нужно было пустить в расход. Даже тех, кто собирал информацию и осуществлял прикрытие, - возмутился Володя.

- Именно этого я и хочу! Выявить всех, абсолютно всех, замешанных в этом деле. И перестрелять!!!

- Это незаконно и аморально, - продолжал гнуть свою линию Клячкин.

- Они нарушили и закон, и мораль, а я, значит, должен добиваться справедливости через их продажные суды?! - желчно засмеялся Ершов. Будто зарыдал.

- Коля, я на твоей стороне! Не волнуйся, лучше выпей, - в который раз пододвинул Ершову стакан водки Гусев.

- Я тоже на стороне Коли!!! Но, ребята, как-то странно это. Человек, может, просто попросил решить вопрос, а ему вдруг пуля в лоб.

- Хорошо, Серый! Я сегодня же дам объявление в газету. Предложу всем причастным к организации убийства Джулии прийти с повинной. Тех, кто сдастся властям, и сдаст сообщников, я вычеркну из черного списка. Доволен?

- Никому в голову не придет сдаваться, - засмеялся Володя.

- К чему этот цинизм, Коля? - устало спросил Клячкин. Друзья посмотрели на него зло и презрительно, - Хорошо-хорошо! Я с вами. Один за всех, и все за одного!

- Давно бы так, - расплылся в улыбке Гусев.

- Молодец, Серый. Ладно, так уж и быть, детей и женщин стараемся не трогать, - присоединился Ершов.

- Что значит "стараемся"???

- Очень просто. Если загорится дом, то в огонь не лезем баб спасать. Мальчишка с оружием в руках попадется - стреляем, не спрашивая возраст. Атакуя дом, не раздумывая, забрасываем гранатами, - пояснил Гусев.

- Хреново! Попадем мы с бабами под раздачу! А-а-а! - махнул рукой Клячкин, = наливай, Володя, выпьем! Без Коли выпьем, погано на душе.

- Нет! И мне, Вовка, тоже наливай.

Пили без тостов, не чокаясь. Гусев затянул свою любимую:

А, ты не вейся, черный ворон,

Над моею головой,

Я тебе да не поддамся,

Я казак еще живой!

* * *

Через десять дней картина преступления стала ясна. Более-менее. Большую помощь оказал Оскар, всё еще сидевший в подвале. Он заполнил пустоты в огромной схеме, наполненной фамилиями и кличками бандитов, посредников, полицейских, чиновников, топтунов, проституток, банкиров и владельцев заводов. Оскар связал стрелками этих людей. Кто у кого получает деньги, кто от кого зависит, кто с кем дружит или имеет общий бизнес. Ларчик открывался просто: огромное количество заявок на патенты, поданное Ершовым в США, мешало развиваться сразу нескольким заводам. Четверо деловых людей, за чашкой чая в клубе, решили вышвырнуть его из страны. За дело взялся самый молодой из четверки - мистер Хью. Его-то Ершов и посчитал в самом конце единственным заказчиком.

Десяток боссов нижнего звена был захвачен людьми дона Calmo, и отдан для допроса и расправы отцу Джулии и Ершову. Два десятка исполнителей, не так уж ценных, с точки зрения информации, были попросту убиты. Боссов среднего уровня было всего четверо. Двое были слишком смелы или слишком глупы. Эту парочку "смелых" взяли в ресторане, после жуткого боя, где впервые Гусев применил автоматы. Два других босса легли на дно сразу, у них было животное чутьё на опасность.

Первый засел на ферме, в окружении десятка охранников и трех десятков собак. Гусев смог подобраться к дому метров на восемьсот, и застрелил мерзавца, когда тот, сидя на веранде, читал газету. Использование винтовки с оптическим прицелом разрушило старые представления о безопасности.

Второй, занимая должность капитана полиции, перестал покидать свой кабинет, днюя и ночуя на полицейском участке.

Ершов, пропустивший последние две операции по причине нервного срыва на почве допросов, вышел из запоя и смотрелся мрачнее тучи. То ли сожалел, что не был способен умучивать двух захваченных боссов мафии, которыми занимались люди дона Calmo, то ли предвкушал, как порежет на ленточки "Жирного Майера", когда они взорвут двери участка и ворвутся внутрь.

В полицейском участке по штатному расписанию состояло на службе полсотни патрульных полицейских, три сержанта и шесть детективов. Ночью девяносто процентов личного состава находилась по домам, в здании дежурило всего шесть человек, включая капитана. Телефона на участке не было, и рассчитывать на помощь соседних участков не следовало. Самым опасным местом для прорыва внутрь здания был чердак, не оборудованный решетками. При этом решетки на дверях и окнах превращали участок в ловушку. Положение осложнилось и тем, что самые опытные сотрудники отсутствовали, оставляя ночные дежурства на новичков.

Когда на чердаке здания взорвалась огромная бомба, то с внутренней стороны здания, выходящей во двор, обрушились все перекрытия, кроме камеры для заключенных. Что самое ужасное, завалило оружейную комнату, и четверо полицейских, оставшихся в живых, оказались, практически, безоружными, если не считать револьверов. Вспыхнувший пожар охватил все три этажа. У полицейских появилась надежда на пожарную команду, но она была блокирована засадой. Всего за несколько минут огонь подобрался к кабинету капитана, расположенного в южном конце здания, и перекрыл ему путь к спасению.

В северной части участка, где размещалась камера для заключенных, не было ни одного полицейского, и три десятка человек могли сгореть заживо.

Кроме Гусева и Ершова в штурме участвовало шестеро казаков. Двое пока не присоединились к команде, они затратили пять-шесть минут, уходя с крыши полицейского участка на соседнее здание, и, спускаясь по веревке, укрепленной на его торце. Двое казаков с автоматами держали на прицеле входную дверь.

Четыре окна на первом этаже по фасаду здания были закрыты решетками. Гусев, Ершов и пара оставшихся казаков разбили в окнах стекла, и забросили внутрь гранаты. Выждав всего несколько секунд, Гусев повесил на низ решетки крайнего северного окна бомбу. Взрывом из стены вырвало длинный штырь крепления вместе с куском стены, и через минуту двое казаков во главе с Ершовым залезли в комнату. Дышать было нечем, несмотря на мокрые полотенца, закрывающие нос и рот. Глаза слезились, и Ершов потащил свою команду в коридор. Там они разделились, один из казаков пошел ломать замок на двери камеры с заключенными, второй двинулся следом за Ершовым, прикрывая ему спину.

* * *

Капитан Гэнн Майер, известный в криминальных кругах как Жирный Майер, проснулся от взрыва. Кабинет был цел, но сверху сыпалась пыль и известка, а настольная лампа не горела. Было темно, лишь полная луна скупо освещала помещение. Мистер Гэнн зажег лампу и вынул золотые карманные часы. Было тридцать минут шестого. Раздалась серия глухих взрывов. Капитан не услышал ни воя сирены, ни звука выстрелов.

"С моими полицейскими нападающие покончили", - сделал вывод Гэнн, и, в отчаянии, стал двигать стол к двери.

Раздался новый взрыв. Капитан, пыхтя, взялся за дубовый, неподъемный диван. Скоро потянуло запахом дыма.

"Я здесь сгорю", - испугался капитан, лег на стол, и попытался нащупать ключом замочную скважину.

Ключ вошел, но перекосившаяся дверь зажала язычок замка, и Гэнн никак не мог провернуть ключ на два оборота. Наконец, замок открылся. Гэнн уперся спиной в диван, руками ухватился за крышку стола и ногами раскрыл дверь. Он распахнулась со страшным скрипом, ударив кого-то ...

* * *

Ершову явно не нравилось в коридоре. Задняя сторона здания частично разрушилась. Деревянные перекрытия и перегородки обрушились и горели. Припекало, и пожар готов был вспыхнуть в полную силу. Николай еще раз задумался, вспомнив о недостойной цели своего поиска, остановился, но потом решительно двинулся вперед. Перекосившаяся дверь перед ним резко распахнулась, ударив в колено и сбив на пол. Ершов упал под ноги казака, но тот вовремя остановился, ловко перепрыгнул через Николая, и выстрелил в упор картечью из обреза. Жирный Майер, стоящий в проёме двери, опираясь о стол, застыл, схватившись за живот. Он держал руками кишки. Картечь прошла мимо, только вспоров одежду и кожу, совсем немного задев содержимое огромного живота.

- Вытащите меня!!! Я отдам вам все свои деньги! - взмолился капитан, преневзмогая боль.

- Кто заказал убийство Джулии? - спросил Ершов, сидя на полу. Он попытался встать, сделал шаг вперед, но нога подкосилась.

- Заказчик - мистер Хью. Вам он не по зубам!

Николай дважды выстрелил, не вставая с пола, затем с трудом поднялся. Казак помог ему, подставил плечо.

- Уходим.

* * *

Через двадцать пять минут, дома, сидя на кровати в одних трусах, Ершов накладывал себе компресс на колено, мазь с резким запахом обжигала содранную кожу.

Глава 11.

Цена смерти.

Через двадцать минут закроется клуб, и невероятно напряженный день, полный забот, решений и важных встреч, придет к своему логическому завершению. Тяжелый и неприятный разговор мистера Хью со своими старшими компаньонами был вызван небывалым по наглости налетом банды Ершова на полицейский участок. Два дня назад капитан полиции Гэнн Майер известил мистера Хью о поголовном истреблении всех, кто был замешан в покушении на русского изобретателя. Капитан боялся за свою жизнь и предупреждал Хью, что Ершов способен на любое безумство, даже напасть на столь высокопоставленную особу, как сам мистер Хью, но тот не поверил. Жестокое убийство Гэнна Майера заставило Хью пересмотреть свою точку зрения, он попросту испугался, и поспешил за помощью к тем трем компаньонам, которые принимали решение о "нейтрализации" Ершова.

- Капитан Гэнн Майер информировал меня о жестоких, прямо таки изуверских, пытках тех людей, что были задействованы в операции по выдворению изобретателя Ершова из страны. Бандиты хотели узнать имена всех, кто принимал участие в этом деле, и уничтожить их, - информировал Хью своих коллег.

- Что касается всех прочих исполнителей, то можно без сожаления заменить их. Этой швали в Нью-Йорке хватает. Капитана искренне жаль. Изобретателя следует уничтожить, выдворения из страны уже недостаточно, - лысый толстяк аккуратно обрезал кубинскую сигару и раскурил её, показывая Хью тем самым, что вопрос закрыт.

- Это понятно, но я говорил о другом, нам всем необходимо принять меры безопасности. Учитывая смерть невесты Ершова, (что было несчастным случаем, её никто не хотел убивать) возможно, этот бандит организует покушение на нас и наших близких, - виновато сказал мистер Хью.

- Он не посмеет, - заявил самый пожилой и солидный, самый толстый из всей четверки бизнесмен, негласный глава промышленного сообщества города.

- Он уничтожил полицейский участок лишь бы убить Гэнна Майера.

- Ты уверен, что это его рук дело? - небрежно спросил лысый, смакуя кубинскую сигару.

- Доказательств нет, но больше некому.

- Я устал от этих гангстеров. Пора принудить полицию начать борьбу с бандами, - постучал по столу пальцами мощный, еще нестарый, крикливо и богато одетый господин с бородой а-ля Карл Маркс.

- Наша полиция ни на что не способна, - заявил главный толстяк.

- Помню, когда шесть лет назад мэр Нью-Йорка Франклин Эдсон решил извести преступный мир он взялся за дело сам. В район Пяти Углов начали поступать крупные партии дешевого опиума. Понятно, что содержатели опиумных притонов отпускали его гангстерам бесплатно. Через несколько лет приемник Эдсона выселил из Манхеттена десять тысяч гангстеров, которые превратились в жалкую кучку трясущиеся наркоманов, - пустился в воспоминания бородатый модник.

- Десять тысяч - жалкая кучка? Нет! Сохранившиеся банды сделали свои выводы, сейчас любой гангстер, пристрастившийся к наркотикам, должен быть сурово наказан. В любом случае Грант, нынешний мэр, на такие шаги не способен, - возразил любитель кубинских сигар, брызгая слюной в лицо мистеру Хью. Тот даже не поморщился.

- Жители Пяти углов спят на 8-ярусных кроватях, живут впроголодь, больны туберкулезом, но более надёжных боевиков гангстерам не найти. Капитан Гэнн Майер считал, что ни купить, ни сломать этих бандитов нельзя ничем, - сказал мистер Хью.

- И я хотел бы напомнить. Когда "жалкую кучку наркоманов" попытались захватить силой, полицию просто выбили из района. Копы попытались применить новую тактику: сотня полицейских захватывала притон, стреляя во всех подряд из револьверов. Тогда на место убитых и арестованных приходили новые жители Пяти углов, и число гангстеров, казалось, не уменьшалось. Такая война шла долго. Вы предлагаете ввергнуть город в новый виток кровавой бойни? - поддержал мистера Хью лысый толстяк.

- А что предлагаешь ты? - уперся тяжелым взглядом главный.

- Я предлагаю мистеру Хью договориться с главарями банд. Пусть они сами решают вопрос с Ершовым. Выделим для этого десять тысяч долларов.

- По информации Гэнна Майера Ершов одному только дону Calmo заплатил вдвое больше, и ещё столько же дон Calmo получил месяцем раньше. У дона в банде четыре сотни боевиков. Реально бюджет этой операции нужно увеличить до пятидесяти тысяч, - возразил мистер Хью.

- За десять тысяч можно "заказать" даже президента, - не согласился главный.

- Я в самом начале это самое и сказал. Нас заказали. Ершов выложил достаточно долларов, чтобы наши особняки взяли штурмом. Как тот полицейский участок, - резко возразил мистер Хью.

- В результате бюджет превысит стоимость тех трех патентов, из-за которых мы начали склоку с изобретателем, - брюзгливо проворчал рыхлый, лысый толстяк, не вынимая сигару изо рта.

- Стоит только однажды заплатить чужаку, и мы разоримся. Мы будем платить всем и каждому. Сейчас мы выше закона, а станем такими, как все, быдлом, швалью, - снова взял слово самый пожилой и солидный, главный в этой компании бизнесмен, - Так что, дорогой мой Хью, я даю тебе карт-бланш, ты можешь тратить запрошенные тобой пятьдесят тысяч. Но ...

Черные, навыкате, глаза "бизнесмена" налились кровью, и в воздухе повисло ощущение мрачной угрозы.

- В этот раз я не подведу, - мистер Хью попытался произнести это твердо и уверенно, но его голос сорвался.

* * *

Полицейская система Нью-Йорка была излишне коррумпированной, она напоминала Клячкину родную, российскую. Полицейские открыто вымогали взятки, при этом низшие чины отдавали большую часть денег сержантам, те делились с капитанами. Последним, в свою очередь, приходилось относить положенную мзду тем, кто назначал их на эту должность. Копы из разных районов устраивали между собой побоища, деля доходные места, мало отличаясь от гангстеров.

Смерть капитана Гэнна Майера породила очередной всплеск полицейских войн. Клячкин, обладавший аналитическим складом ума, и далекий от адреналиновой зависимости, исполнял в компании друзей роль некоего штаба. Поэтому, получив ожидаемые сведения о начале боевых действий, он запустил, согласованный пару дней назад с доном Calmo, план вооруженной поддержки "нужного" шефа полиции. Капитан "вражеского" полицейского участка столкнулся с небывалым подъемом преступности. Поджоги и ограбления захлестнули территорию этого района. Люди дона Calmo наводнили улицы и днем, и ночью. В условиях деморализованной полиции казаки во главе с Гусевым ограбили оба банка, ювелирный магазин, меховую мастерскую и оружейный милицейский склад (национальной гвардии США).

Ершов пока что сохранял постельный режим, к этому его вынудила не только травма колена, но и воспаление резаной раны на груди, полученной в схватке с кубинцами. Она вскрылась после атаки на полицейский участок, где Николаю пришлось побегать и подраться. Хуже всего было то, что у него подскочила температура.

Формально, Ершов обеспечивал охрану особняка, руководил полусотней казаков, тех, что Гусев вернул из Канады. Пока вторая полусотня грабила территорию "вражеского" полицейского участка, вывозила оружие и товары на склады дона Calmo, казаки затаились в особняке, там они прятались от людских глаз.

Болезнь Ершова не позволила ему осуществить захват мистера Хью в первые два-три дня после налета на полицейский участок. Николай хотел лично убить негодяя, а доставка мистера Хью живым в особняк была делом слишком рискованным. Операцию отложили, но все трое друзей понимали: нападение на особняк полиции, наемников или тех и других вместе - дело нескольких дней. Гусев считал, что мистеру Хью хватит трех дней на подготовку, Клячкин отводил на раскачку медлительным и обстоятельным местным деятелям целых десять дней. Исходя из этих предположений, Ершов приказал Петьке докупить два десятка волкодавов. Гусев заставил казаков выложить внутри сараев мешками с землей все стены, там он поместил засады. Укреплен был и первый этаж особняка. К столбам забора Гусев привязал бомбы. Хотя запалы были слишком несовершенны, Володя рассчитывал, что даже редкие взрывы, за спиной атакующих боевиков, внесут панику в их ряды.

Клячкин счел необходимым заранее проработать планы уничтожения полицейских участков. На естественное недоумение Гусева и Ершова, он отвечал просто:

- Дело против Коли рассыпалось, даже залог вернули. Теперь повод для вторжения полицейских в дом отсутствует. Адвокаты отслеживают все судебные решения, так что копы просто-напросто покажут свою бандитскую суть. Для меня это достаточная причина, чтобы признать власть незаконной. Мы революционеры, или хрен собачий?!

- Если к Манхэттену прибавить Бронкс, то в Нью-Йорке сейчас два с половиной миллиона жителей. Ты думаешь захватить его с сотней казаков? Пять сотен боевиков дона Calmo не в счет, им только грабить прохожих, - рассмеялся Ершов.

- Нет. Серега прав. Навести ужас на копов мы сможем. Оборона в данном случае была бы огромной ошибкой. Уничтожить десяток-другой полицейских участков рано утром, когда копы собрались на развод, не так сложно. Напасть, забросать гранатами первый этаж, заблокировать выход. Нет, Серега прав, это реально, - не согласился с Ершовым Гусев.

- А когда восстание охватит город, мы без всяких помех захватим мистера Хью, - продолжил Клячкин.

- Серега, тогда надо включить в твой план нападение на мэрию и на таможенников, - добавил Ершов.

- Помню, помню. Ещё частная полиция, детективные агентства и так далее, - улыбнулся Клячкин.

- Молодец Серый! Варианты нужно прорабатывать все!!! К тому же, мои казаки жаждут трофеев! - подвел черту Гусев.

- Что касается трофеев, - сделал большую паузу Клячкин. Он посмотрел каждому из своих друзей в глаза, и продолжил, - Так, как раньше, делить нельзя, ни золото с Клондайка, ни доллары из банков!!! Всем участникам поровну? Красиво, но глупо. Я даже не хочу считать наши затраты на подготовку, оружие, боеприпасы, взрывчатку.

- Я не согласен с твоей оценкой моей авантюры на Аляске!!! Мне повезло, что я поехал на Клондайк в большой и дружной компании. Я заработал своё золото легко и безопасно. И самое главное, что я заработал там - это доверие сотен людей. Моя мастерская через год превратится в завод, я верну деньги русской общине тракторами и двигателями для примитивных драг. Моя сделка на Аляске очень выгодная.

- Не буду говорить о Клондайке, это особый случай. Что касается трофеев ..., мои казаки, когда после набега дуван делят, то атаману десятую часть отдают, - вставил свои пять копеек в разговор Гусев.

- Сами! Такой обычай! Его нарушать нельзя, - ехидно засмеялся Клячкин.

- Ну, ты, Серый, психолог! Обычаи нарушать опасно, неправильно поймут и примут за чужого, а это чревато, - рассудил Гусев. У Володи был опыт общения не только армейский, богатый военной спецификой, но и пограничный, с казаками.

* * *

На третий день "войны за трофеи" Клячкин рискнул присоединиться к Гусеву, ему показалось, что "боевые действия" абсолютно безопасны, а лишний человек, владеющий английским языком, будет полезен.

Ершов остался один. Один дома, не считая полусотни казаков. Мария, почему-то не явилась на работу. Николай насторожился, женщина была крайне пунктуальна и ответственна. Ершов послал к ней домой молоденького бандита, оставленного доном Calmo для связи. Итальянец был незаметен, юрок и быстр, он был знаком в лицо с местными жителями, отлично знал район, сбегать к Марии домой и вернуться обратно он должен был за полчаса. Итальянец пропал, прошел час, а его всё ещё не было. Ершов дал тревожную команду казакам сразу, как только забеспокоился, когда ещё посылал итальянца, и сам лично давно уже лежал у окна с автоматом. Боевая ячейка из десятка мешков с землей была неудобна для долгого лежания. Николай решил притащить пару подушек к тому матрасу, на котором лежал. Он встал, и в этот момент начался штурм.

* * *

Большая задержка со штурмом объяснялась просто. Допросив Марию, и выяснив, что в особняке полсотни человек, полицейский капитан Раймонд Вашингтон, возглавивший налет, обязал подчиненных ему боссов мафии прислать еще сотню гангстеров. Пока подтягивалось подкрепление прошло три часа. Полторы сотни боевиков были из разных банд, но Кеннеди выставили половину гангстеров, поэтому старший из клана, Патрик, хотел лично контролировать операцию.

Капитан Вашингтон обрадовался старому знакомому.

- Я рад, что ты явился лично. Мне здесь нужен ваш фирменный стиль: "Всех уничтожить".

- Вечно ты всё переврешь, капитан. Наш клич: "Всех поубивать!" А все началось давно, когда мы настигли дилижанс сэра Макнормана с его женой и юной дочерью. Вот тогда он и родился, этот клич.

- Поговаривают, что убийство этой женщины и, особенно, ребенка стало злым роком для твоего клана.

- Что в этих двух, женщине и ребенке, такого особенного? Чем они отличаются от сотен других? Это родственники Макнормана распускают глупые слухи. Я, напротив, уверен, что моя фамилия станет богатой и знаменитой, что мои дети станут сенаторами и министрами, а внуки президентами Америки, - гордо задрал голову вверх Кеннеди.

- Старый мечтатель! - засмеялся капитан.

- Займемся лучше делом, - обиделся Кеннеди.

- Хорошо. Мой полицейские блокировали улицы, чтобы тебе не мешали работать пожарные и чужие полицейские. Удар в спину, знаешь ли, большая неприятность! План у меня простой: делаете залп по дому и по двору, там много собак, затем сразу же атакуете. Полсотни поджигателей бежит к дому, остальные ведут огонь по окнам. Дом сжигаем дотла, всех, кто выскакивает из дверей и окон убиваем на месте. Понятно?

- Понятно.

- С богом! - перекрестился капитан.

- С богом!!! - истово перекрестился Кеннеди, и поцеловал крестик.

* * *

Штурм начался с залпа полутора сотен дробовиков и карабинов. В окно влетела дюжина пуль, чудом не задев Ершова. Николай мгновенно упал на пол, перекатился к окну, схватил автомат, и стал бестолково поливать дорожку к дому, опустошая магазин. С внутренней стороны забора захлопали взрывы, и ..., всё стихло. Даже бандиты с той стороны, в замешательстве, перестали стрелять по окнам. Стали хорошо слышны стоны раненых и мольбы о помощи. Три десятка бомб с оболочками из обычных гвоздей и обрезков толстой проволоки положили на землю полсотни гангстеров. Убитых было мало, в основном, бандиты отделались множеством легких ран. Лишь тот десяток гангстеров, что ворвался во двор через ворота, был уничтожен огнем Ершова. Взрывы двух бомб уложили их на каменную дорожку к дому, а автоматный огонь Николая не дал ни малейшего шанса на спасение.

Только сейчас Ершов по-настоящему понял, что его могли убить. Попади любая из пуль в сердце или в голову и ..., Николаю показалось, теперь, спустя минуты, что он слышал свист пуль, и чувствовал, как волосы тронуло движением воздуха.

"Сволочи!!! Мерзавцы!!! Негодяи!!! Суки американские!", - Ершов обозлился до крайности.

Николай выскочил в коридор, бросил на пол свой автомат, достал из кладовки две ракеты и потащил их в комнату. Эти уродцы улетали пока лишь на тридцать метров, и попадали в круг радиусом три метра. Ракеты весили около пуда каждая, и имели длину полтора метра. Ершов споткнулся, упал, грязно выругался, и бросил одну из них у двери в коридор, вторую он затащил в комнату, к окну, выбил остатки стекла, установил треногу, и прицелился на три метра выше ворот. Николай выскочил в коридор, оставил узкую щель в двери, решительно дернул за бечевку и упал на пол.

Раздался страшный свист, скорее даже вой, из комнаты потянуло гарью, с запахом химического смрада, через секунду от ворот донесся звук взрыва. Ершов открыл дверь соседней комнаты. Осколки стекол покрыли весь пол. Во всех домах по улице, окна которых он видел, выбило стекла, лицевая часть забора вместе с воротами завалилась внутрь двора. Воронка на улице отсутствовала, видимо, ракета взорвалась в воздухе. Вдоль забора лежали, не двигаясь, десятки тел. Казаки, из своих укрытий, наконец-то начали бросать бомбы за забор по всему периметру, с трех оставшихся сторон. Эти взрывы казались Ершову негромкими хлопками.

Отряд, человек тридцать-сорок, вырвался из переулка, что-то крича, пытаясь задавить этим свой страх. Дорога к дому была свободна. Казаки отступили в укрытия, готовясь ударить гангстерам в спину. Ершов заметался в поисках оружия, но вовремя вспомнил, что оставил автомат на полу в кладовке. Свежий магазин переклинило, он никак не хотел вставать на место. Когда Николай высунулся в окно, два самых быстрых ирландца, рыжеволосые и конопатые, задыхаясь, молча, подбегали к крыльцу.

Автомат запрыгал в руках Ершова, уводя дуло вверх. Парочка смельчаков упала лицом в землю, затихнув, а дорожка из пуль прошла сквозь ряды бегущих, распугивая их в разные стороны, но никого не задела. Огонь казаков, напротив, был страшен, короткая дистанция позволяла им стрелять без прома.

Казаки оставили карабины, выхватили шашки и бросились резать оглушенных и раненых гангстеров во дворе и вдоль забора, снаружи.

* * *

Раймонд Вашингтон сориентировался быстро, как только захлебнулся последний штурм.

- Уходим, - бросил он Кеннеди, а сам выскочил на улицу, и засвистел в полицейский свисток, подавая сигнал к отходу.

Кеннеди продолжил спокойно сидеть, потягивая пиво, только передвинул стул в угол. Он видел, что по улице растекается лавина врагов с обнаженными саблями, бежать было глупо.

Капитана зарезали у входа в ресторан, он имел неосторожность держать на виду револьвер. Полицейские, бросившись бежать, выдали этим себя. Казаки рубили им головы, безжалостно, с азартом, лишь одного догадались взять в плен. Он был так испуган, так жалок, что казак на секунду замешкался, потом вспомнил пожелание Ершова, и не стал убивать сержанта.

* * *

Через час в особняке появился Гусев, но застал там только адвоката и трех казаков. Последние собирали вещи для переезда на завод. Ершов, с воспаленной раной, с температурой, повел казаков штурмовать полицейский участок, где "умирают под пытками " Мария и посыльный мальчишка-итальянец.

Гусев посмотрел в указанную казаком сторону, меньше чем в пяти кварталах поднимался черный дым, и слышались взрывы, это Ершов заканчивал штурм полиции.

Володя приказал верховому казаку отдать ему лошадь, забрал с собой весь конный десяток, оставив безлошадных помогать с переездом, и ринулся к месту боя галопом. Улицы опустели, население попряталось и разбежалось, в ожидании беспорядков, погромов и грабежей.

* * *

Сильный и холодный ветер с Гудзона прижимал чёрные клубы дыма к крышам домов. Дым поднимался уже с двух сторон, пожар перекинулся на соседнее с полицейским участком здание склада. На улице, навстречу Гусеву, бежали, словно черные тараканы в мундирах, полицейские. Володя не понимал, откуда их столько взялось? Как Ершов выпустил их живыми? Без фуражек, без оружия, с выражением животного ужаса на лице, они, казалось, ничего не видели, и не слышали.

Казаки без всякой команды обнажили шашки и принялись рубить людей в форме, те бестолково заметались в поисках спасения.

Ветер сносил огонь в сторону следующего за складом здания. Деревянная постройка мгновенно занялась, начали лопаться стекла, вместе с клубами черного дыма на волю вырвались языки огня. Началось паническое бегство жителей. Раздались крики: "Спасайтесь, спасайтесь!" Пламя давно вышло из-под контроля людей. Квартал, состоящий в основном из деревянных построек, грозил выгореть полностью. Хотя, даже кирпичные многоэтажные здания часто выгорали изнутри, оставляя только стены.

Наконец-то Гусев смог найти Ершова. Тот, сидя с наветренной стороны, напротив горящего здания, бессмысленно смотрел на огонь, как завороженный.

- Они успели увезти Марию ..., и мальчишку тоже. Мистер Хью захотел лично побеседовать, - желчно выговорил Ершов.

- Что так печально то?

- Нелады с Марией. Гангстеры Кеннеди "перестарались", то ли допрашивая, то ли, просто, развлекаясь. Капитан потом вызвал для неё врача, я его "немного пораспрашивал", он сказал мне что-то про внутреннее кровотечение. Её бы надо в госпиталь, а они потащили на новый допрос.

- Чего ждем?! Где поместье мистера Хью нам известно. По коням!?

- Врач сказал, что уже поздно...

- Никогда не угадаешь: поздно или нет. А за Марию я лично этому Хью глаза на жопу натяну, - как то слишком бодро сказал Гусев. Хотя, взгляд у него был неприятный. С другой стороны, на фоне его ужасных шрамов любой, самый обычный взгляд мог показаться и грозным, и многообещающим.

- Брать штурмом поместье без всякой подготовки опасно. Жертв будет слишком много. Я было дернулся. Поднял казаков. А потом дал отбой. Этот мой прагматизм мне самому не по душе, знаешь ли. Сижу тут, чувствую себя мерзавцем, и успокаиваю совесть, будто Марии уже не поможешь. А еще прикидываю: стоит ли рисковать своей жизнью и жизнью казаков ради жизни обычной служанки.

- Ты своей жизнью готов рискнуть?

- Да.

- Я тоже! Казаки!!! Нужны добровольцы! Кто готов рискнуть, и отбить Марию у наглых янки? Кому понравился её борщ - шаг вперед! - Володя прокричал это задорно, весело. И Ершову показалось, что обычная его страшная маска из шрамов исчезла, лицо Гусева приобрело мужественный оттенок, не более.

Никто из казаков не остался в стороне, сомнения у них отсутствовали напрочь. Гусеву даже пришлось насильно назначать отряд для засады. Тех полицейских, кто окажется слишком шустрыми, необходимо было притормозить.

До поместья мистера Хью казаки добрались еще засветло. В городе, навстречу отряду, пару раз попадались пожарные повозки неимоверной длины. Пожар, охвативший целый квартал рядом с полицейским участком, быстро распространялся дальше. Ни Ершова, ни Гусева не волновали проблемы простых жителей города. Напротив, они собирались создать ещё массу неприятностей многим обывателям, для этого они и ехали.

Соседнее здание, напротив усадьбы мистера Хью, всего в двух сотнях метров, казаки захватили для удобства обстрела противника. Здание было двухэтажное, но имело высокие потолки, метра по четыре, и, ни оба забора, ни молодые клены, не перекрывали сектор обстрела для казаков, расположившихся у окон второго этажа. Гусев, со своей снайперской винтовкой, забрался на чердак. Хозяев, вместе со слугами, казаки заперли на конюшне. Ершов, осматривая её, обнаружил там небольшую повозку, на заднюю часть которой казаки смогли навесить массивную створку ворот. Под защитой самоходного щита шестеро казаков смогли подобраться вплотную к самому зданию, хотя многочисленная охрана мистера Хью пыталась остановить их движение. Охранники высовывались лишь на мгновение, достаточное для выстрела, что мешало казакам прицелиться, но сами они также стреляли наобум. Шестерка казаков, попав в мертвую для обстрела зону, бравируя, во весь рост, бросилась окружать здание. Каждый из них был вооружен парой гранат и автоматом. Старший из казаков залихватски засвистел, и в разбитые окна посыпались гранаты. На первом этаже, то ли на кухне, то ли в кладовой, полыхнуло яркое пламя. Бочонок с маслом или керосином взорвался, и пожар заревел, питаясь воздухом из разбитых окон.

Ершов поднял два десятка казаков в атаку, несмотря на выстрелы из окон второго этажа. Охранников осталось мало, не больше десятка, а через несколько секунд огонь Гусева и его стрелков заставил их спрятаться. Только из узкого окна над входной дверью раздавались револьверные выстрелы, да из огромного окна зала бухал дробовик. Уже добежав до двери, Ершов увидел, свесившееся тело, одного стрелка и неподвижную руку с револьвером второго. На ступеньках Николай перестал чувствовать правую ногу, и упал, больно ударившись локтем.

* * *

Марию вынесли на руках. Та была ещё жива.

Гусев, перетягивающий Ершову ногу, остановил казаков.

- Положите её рядом с Колей, на мой полушубок, - указал он на садовую скамейку.

- Опасно, вашбродь. Пожар. С крыши сейчас черепица посыплется.

- Хорошо. Неси её до повозки, - согласился Гусев. Он подозвал казака, и они вдвоем понесли вслед за Марией Ершова.

- Тяжелый, чертяка. В тебе все восемьдесят кило, - понарошку возмутился Гусев.

- Не ври. Семьдесят всего, - вяло огрызался Ершов.

- Не годишься ты, Коля, для войны. Нет в тебе удачи. А удача для военного - это самое главное.

- Да ну? Не подготовка, не оружие?

- Удача!!! Поверь, удача! А ещё чутьё на опасность, на самую мелкую неприятность. Ты в своих штатах весь нюх потерял, слишком жизнь у тебя была спокойная. Небось, после школы ни разу не дрался?

- Угадал, - засмеялся Ершов, - хотя много раз хотелось.

- Вот!!! А у нас дома каждый поход на танцы - игра с огнем, - с довольной улыбкой вспоминал Гусев. Он усадил Ершова на повозку рядом с Марией. Женщина еле слышно дышала, лицо её было бледное, влажное от холодного пота.

- Похоже, не успели мы со своей помощью, - Ершов растеряно посмотрел на Марию.

Женщина с трудом открыла рот и что-то беззвучно прошептала.

- Я тебя не слышу, - Ершов склонился к лицу Марии, старательно вслушиваясь, и присматриваясь к шевелению губ.

- Дети ..., помоги им ...

- Клянусь, - две слезинки покатились по грязному лицу Ершова, прокладывая две дорожки сквозь сажу и копоть.

- Ты, герой, сам сначала выживи. У тебя, Коля, жуткая потеря крови. Нужно срочно зашить рану на ноге. Какая у тебя группа крови?

- Четвертая, положительный резус, любая кровь годится. Ты собрался делать мне переливание? Как?

- Я здесь уже видел шприц. А ты думал тут средневековье?

* * *

Пока Ершов залечивал в госпитале очередную рану, Клячкин осуществил свою давнишнюю мечту. Он устроил в Нью-Йорке революцию. Беднота, в лице жителей Пяти Углов, восстала и ограбила богатую часть города. Казаки громили полицейские участки, люди дона Calmo поджигали дома. Итальянцы грабили жителей, спасающих самое ценное свое имущество от пожара, а казаки собирали трофеи из банков, ювелирных магазинов и почтовых отделений.

* * *

Сведения, сообщенные мистером Хью о своих сообщниках, запоздали. Мерзавцы уехали в Вашингтон вместе с семьями. Гусев разграбил и сжег их дома, конторы и фабрики, но горький осадок от плохо сделанной работы остался. Володя делал нелюбимую им работу тщательно и качественно. Клячкин воспользовался болезнью Ершова, чтобы обкатать подготовленный им вариант "народного бунта". Милицейский склад оружия, захваченный казаками четыре дня назад, позволил ему вооружить три тысячи молодых итальянцев из бедных кварталов. Формально, командовал этим полком Клячкин, но, фактически, лишь до тех пор, пока дон Calmo одобрительно качал головой. Сергея мало интересовал вопрос единоначалия, ему был интересен результат. Захват почты, телеграфа, вокзалов и мэрии; поджог полицейских участков, офисов компаний и просто богатых кварталов; уничтожение пожарных расчетов, полицейских патрулей и чиновников длился двое суток. На взгляд Гусева план был абсурден: множество судов успело выйти из порта, сотни тысяч жителей сбежали из города на повозках и верхом. Через сутки информация дойдет до властей тем, или другим способом. Кроме того, нужно быть дураком, чтобы не сопоставить сведения о первых пожарах и прекращение движения поездов по железной дороге.

Какие бы доводы не приводил Гусев, Клячкин два дня играл в революцию. Он отрезал две мили трансконтинентального кабеля, разобрал железнодорожные пути по пятьсот метров на каждом направлении, взорвал все паровозы, сорвал все провода и успокоился только, когда пожар с богатых районов перекинулся на бедные кварталы. Собственно, ему ничего другого не оставалось. Клячкин остался один-одинешенек. Гусев купил билеты на пароход, ходящий по Гудзону, и приказал казакам собирать вещи. Итальянские боевики два дня безуспешно штурмующие портовые склады несли огромные потери в боях с ирландской мафией, которая крышевала профсоюз докеров и собирала мзду с девяносто процентов владельцев судов и складов. На исходе вторых суток войны хозяева складов не согласились поднять в десять раз плату за "безопасность" на время беспорядков. Дон Calmo вывел своих боевиков из подчинения Клячкину, и спелся с Кеннеди. Ирландские кланы и итальянская мафия объединились с еврейскими гангстерами, начался обычный тотальный грабеж. Позже, продажные историки назовут этот бунт "Великим еврейским погромом в Нью-Йорке", хотя грабили и убивали всех зажиточных и богатых жителей города, не успевших сбежать.

* * *

Казаки упрятали трофеи в заплечные мешки, сложили оружие в ящики, а большое количество семей рабочих с ершовского завода придало компании вполне штатский вид. В огромном потоке беженцев полиция Олбани и Монреаля еще не вылавливала бандитов, да те ещё не собирались бежать, опьяненные грабежами и насилием, они чувствовали только сладкий вкус свободы, без горечи каторги и виселицы.

* * *

Революция в Нью-Йорке завершилась катастрофой. Через два дня после отъезда русских в Канаду из Вашингтона в Нью-Йорк были направлены три железнодорожных эшелона с войсками. Ровно сутки потребовались на восстановление полотна железной дороги, ещё сутки длился обстрел города из орудий. Семья Джулии, не пожелавшая бежать вместе с Ершовым, погибла от случайного попадания снаряда в их дом. Такими же случайными попаданиями были разрушены все соседние дома.

* * *

Через год район Пяти Углов был снесен и заменен парком Колумба.

* * *

Глава 12.

Разочарование.

Прошел месяц. Физически Ершов давно выздоровел, но брюзжал до сих пор не в меру. Гусев и Клячкин начали срочно собраться для бегства на Аляску, добывать там золото. Володя, впервые за свою жизнь, повел себя расчетливо, заказав Ершову двигатели для драг. Этому способствовали две тысячи мужиков, родственников и свойственников Прокопа Лукича. Они ехали через Монреаль целый месяц, останавливаясь на пару дней у Ершова.

- Эдак, они все сто пятьдесят тонн золота за один сезон выберут, моим казакам ничего не оставят, - ворчал Гусев.

- Глупости. Двадцать тысяч янки добывали это золото долгие пять лет, в среднем по тридцать тонн в год, а ты двух тысяч мужиков испугался, - пробурчал Ершов.

- Так янки поначалу не использовали драги, вручную работали. А ты своим мужикам две сотни драг обещал. Умножать нужно на десять, не меньше.

- Твои казаки большую часть добычи в свою станицу отправили. Для них внешний вид значимей самой сути. Казаку важен статус, чтобы гоголем пройти, пыль в глаза станичникам пустить. Ты бы, Володя, ввел им в обиход всякие значки за сквозное ранение задницы, за прыжок на коня с крыши; или зеленые береты, за то, что старики духа сначала загоняли до смерти, до поросячьего визга, до полного изнеможения, а потом отмудохали. Казаки от восторга кипятком писать начнут.

- Вова! Не путай! У нас - голубые береты, у МВД - краповые, а зеленые, у твоих америкашек. И ещё!!! Володя, следующая такая глупая реплика с твоей стороны, и я не посмотрю на то, что ты мне друг, сломаю тебе левую руку.

- Обиделся? - захихикал Ершов, как ребенок, но быстро перестал, глядя на бешенные глаза Гусева, - Был категорически не прав!!! Приношу свои самые-самые извинения. Давай-ка, "друг", ближе к делу. Короче, есть цена на двигатель для драги, плати, заказывай. Никаких бесплатных подарков не будет.

- Вот она где вылезла твоя американская отрава! Буржуин недорезанный! Хорошо! Возьми мои полсотни тысяч долларов. У Клячкина триста тысяч есть. Думаю, я смогу с ним договориться на такую же сумму, на пятьдесят тысяч.

- Лопух ты, Володя! Серый своей шкурой почти не рисковал, а денег у него в десять раз больше. Не спорь! В десять раз! Ты ему милицейский склад оружия, считай даром, отдал. А он боевиков дона Calmo вооружил. Три тысячи "итальянских революционеров" рисковали жизнью, выполняя его безумные "революционные" планы, а Клячкин таскал чемоданы зеленых.

- Кому бы я еще это старьё продал? По десять долларов за штуку, заметь...

- Во время бунта? Кеннеди взял бы по двадцатке!!!

- Только денег таких у него не было. А когда появились, мы уже были в Канаде.

- Твой заказ нужно обмыть.

- Я знаю хороший ресторан, тут недалеко. Чисто, уютно, дубовые столы и скамейки, приличная публика: в основном охотники, приехавшие прокутить свою выручку за шкурки. Ни конторских, ни полиции.

- Ага. Каждый вечер мордобой?

- Сядем в углу, посмотрим на бесплатное развлечение, а сами участвовать не будем. Лады?

- Лады. Ты Серегу предупреди, а то он намылится по бабам. А я служанку попрошу задержаться, с детьми посидеть вечером.

- Я же говорю, нахватался ты, Коля, американских привычек. Старшей девочке скоро четырнадцать лет, замуж пора выдавать, а ты няню им на вечер нанимаешь. Неприлично тебе чужих детей у себя держать. У них бабка в Техасе, тетка в Оригоне, родной дядя с семьёй в Ред-Ривере, а это рядом совсем.

- С меня Мария слово взяла. Если бы она захотела отправить детей к родственникам, то упомянула брата, например.

- Пацаны адекватные, а старшая девчонка вредная, не в меру. Дисциплины никакой, - Гусев уже несколько раз пострадал от каверз Франчески, нисколько не боявшейся его грозного вида, - Входит без стука. Разрешения не спрашивает. Мнение своё высказывает. Снег отряхивать заставляет. Служанкой твоей командует.

- Это хорошо, что Франческа не замкнулась в себе, не хандрит, не плачет. А служанке непозволительно строить тебе глазки, у неё есть жених.

* * *

Ресторан порадовал Ершова своей французской кухней. Канси и шабли, кальвадос и абсент, по мнению Коли, были так себе, но изыски шеф-повара он оценил. Огромное блюдо с сыром, которое подали в самом начале, поражало разнообразием: мягкий и твердый сыр, из овечьего и козьего молока, жирный и выдержанный. Ершов уловил часть знакомых названий: рокфор, камамбер, канталь, грюйер, шевр, конте. Затем официант принес почти сырой, слегка поджаренный, до корочки, бифштекс. И тут же недопустимый ляп, на гарнир был подан картофель во фритюре.

- Не нравится - не ешь, - жадно сверкнул глазами Гусев. Он мазал толстым слоем паштета тонкий кусок хлеба, и довольно щурился.

- Какой вкуснее? Куриный, утиный или из печени кролика? - заинтересовался Клячкин.

- Сделай пяток разных, маленьких бутеров, и попробуй, - пожал плечами Гусев.

- Могу посоветовать соус бешамель, - льстиво согнулся перед Ершовым официант, но его тут же отодвинул в сторону пьяный посетитель.

Волосатый, шестипудовый верзила попытался сесть рядом с Николаем, на лавке было достаточно места для двоих. Мало того, он потянулся рукой к первому бутерброду с паштетом, приготовленному Клячкиным. Ершов чуть толкнул пьяницу, тот стал заваливаться на пол, ухватился за скатерть и половина блюд посыпалась ему на грудь.

- Суки молодые, - удивительно визгливым голосом закричал верзила. Его английский был ужасен.

Собутыльники верзилы резво вылезли из-за длинного стола, хватая мозолистыми руками высокие бутылки из толстого стекла. Они явно были чересчур трезвы.

Гусев отодвинул Клячкина за спину, легко выскочил на проход, и даже умудрился легонько, пяткой, ударить верзилу по почкам. Тот замолчал, жадно хватая воздух.

- Седьмой раз сюда прихожу, и хотя бы одна морда полезла драться. А нынче целых шестеро, - радостно улыбнулся Гусев, и битые, бывалые драчуны отшатнулись.

Высокий француз со смазливой рожей, и плохо сросшейся бровью, напомнивший Володе Сильвестра Сталоне, расправил плечи, и подвигал руками, показывая своё умение боксировать.

- Ну, ты, итальяшка! Хочешь? Второй глаз подобью, - пошутил Гусев на своем бульварном английском, которому научила его молоденькая шлюшка Лиза.

Француз обиделся, и бросился вперед, не дожидаясь поддержки друзей. Этого Гусев и добивался. Володя жестоко ударил француза, ногой по печени, воспользовавшись тем, что тот закрыл руками лицо. Его противник упал на пол, громко ударившись лбом, и разбил себе и нос, и бровь. Яркая кровь мгновенно натекла на грязный пол, к тому же француз нассал в штаны.

- Ты слишком много выпил пива! Дружок, - обидно акцентировал внимание всех на конфузе француза Володя, - Я никогда не вру. Обещал подбить глаз? Подбил.

Пока пятеро оставшихся кричали что-то о недозволенности использования в честной схватке ног, пока доставали ножи, визгливый верзила дернул, разинувшего рот, Ершова за ноги, затащил его под стол, и почти оторвал ухо, но попался на болевой прием. Дикий вопль из-под стола вновь остановил пятерку сторонников честной схватки, доставших из коротких, щегольских сапожек на меху красивые ножи с рукоятками из моржового клыка, бивня мамонта, или, на худой конец, из лосиного рога.

- Коля! Ты ему яйца, что ли, оторвал?! - спросил по-английски, специально для охотников, Володя. Гусев при этом хищно посмотрел на своих врагов, и ... сделал шаг навстречу. Охотники синхронно отпрянули, а Володя издевательски засмеялся.

Клячкин взял с лавки тонкую трость, которую Ершов таскал с собой по привычке. Сергей обнажил шпагу и спросил:

- Полагаю, моя "зубочистка" никого не шокирует?

Он хотел остановить драку, но, как ни странно, подстегнул её. Трое бросились атаковать Гусева, двое грамотно взяли в клещи Клячкина. Из-под стола выползли двое: Ершов с разбитым носом и расцарапанным по-женски лицом; и его противник в слезах и соплях, с переломами трех пальцев на правой руке. Но..., если Ершов, стоя у стола, начал обстрел противников Гусева ножами, вилками и бутылками, грамотно целясь в лицо, то верзила-плакса, чуть не сбив своего приятеля с ног, продолжил свой путь на четвереньках к выходу из ресторана.

- Стоять, - грозно вмешался вышибала, поднимая верзилу за шиворот, - Ты не заплатил по счету!!!

Гусев не выдержал серьёзной рожи, и заржал.

- Идите-идите, драчуны. Я вас отпускаю.

Никто не тронулся с места.

- Я не люблю повторять! - уже серьёзно заявил Гусев, и, перехватив руку с ножом у противника слева, заставил его сделать шаг вперед. Тело охотника защитило Володю от двух других противников. Гусев предельно жестко ударил охотника сапогом по колену, а затем подтолкнул в ноги приятелей.

Клячкин шагнул назад, отгородившись столом от опасных ножей. Гусев плавно сместился в сторону, и обозначил возможный удар ногой по голове лежащего без движения "Сильвестра Сталоне".

- Это ваш последний шанс уйти без потерь. Забирайте своего приятеля, - предложил Гусев.

Охотники, нехотя, ворча что-то по-французски, расплатились по счету и потянулись к выходу, поддерживая двоих покалеченных под руки.

- Ты нам ещё попадешься, - остановившись в дверях, начал угрожать последний из охотников, но приятель вытащил его за руку из зала, от греха подальше.

Ершов намочил салфетку в кальвадосе и тщательно протер ссадины на лице. Официант, самостоятельно, без всякой просьбы, принес хирургическую ленту с адгезивом из окиси цинка.

- Коля, "твоё изобретение" невероятно популярно, - усмехнулся Гусев.

- Главное, самому пригодилось! - поддержал Гусева Клячкин.

- Удивительно, но всякая ерунда приносит денег больше, чем оружейная сталь или двигатели. Жаль, что кондитерская фабрика в Нью-Йорке сгорела. Золотое дно!!! Никакой Клондайк в подметки не годится. Лейкопластырь тоже неплохо пошел. Фабрика в Монреале удваивает объемы каждый месяц, но та, что в Бостоне, уже отгружает большие партии в Европу. Оно и понятно, люди здесь много работают руками, порезы, ссадины, ожоги - дело обычное.

- Ты, Коля, помнишь, я тебе говорил о твоём чувстве опасности, которое ты испортил жизнью в Штатах? Его нужно вернуть! Пока мы на Аляску не уехали, будем каждый вечер ходить в ресторан. Дня через три нас будут поджидать в каждом темном переулке, в каждой подворотне. Гарантирую! - глубокомысленно произнес Гусев.

- Я пас. У меня много работы, вся подготовка к отъезду на мне, - скривился Клячкин.

- Кто-кто, а Серый чует опасность за километр. Ему этот тренинг не нужен, - коротко хохотнул Ершов.

- Ты зря так легкомысленно настроен, Коля. Мы-то с Серегой уедем в тайгу, там нас достать - проблема. А ты останешься тут, в Монреале, в "шаговой" доступности от "трех толстяков". Судя по тому, что толстяки тщательно прячутся, они прекрасно осознают опасность, и, поверь мне, не станут сидеть, сложа руки! - грустно произнес Гусев.

- Коля, поехали с нами. Дон Calmo - тот еще мерзавец, с удовольствием его утоплю, но за деньги он готов на всё. Пока мы будем мыть золото, итальянцы прирежут наших врагов, - деловито подошел к решению проблемы Клячкин.

- Спасибо, ребята, но я сам. Я сам хочу посмотреть им в глаза, и лично прирезать. На худой конец, пристрелить!

- Ты уверен? - Гусев посмотрел на Ершова с сочувствием.

- Та ярость и тот гнев, что были в самом начале, поблекли, как то потускнели, что ли. Но сознание правоты, напротив, окрепло, - голос Ершова звучал устало и обыденно.

* * *

Гусев и Клячкин уехали, оставив для охраны Ершова шестерых казаков. Однако так совпало, в этот же день пришло сообщение о месте нахождения одного из толстяков. Ершов взял с собой троих, самых неприметных, и уехал ближайшим поездом. Николай поручил рыжему Петьке предупредить слуг, менеджера и бухгалтера завода о своем отсутствии. Для соседей, служанки, конюха и работников его завода всё выглядело так, будто Ершов уехал вместе со своими приятелями на Аляску сопровождать большую партию оборудования. Невероятным совпадением было то, что в этот же день в город пожаловала команда рейнджеров-убийц из США. Три толстяка воспользовались своими связями в среде политиков, и бригадному генералу Джеймсу Уильяму Форсайту был отдан приказ выделить два десятка стрелков для тайной операции. Легендарный герой "Бойни на ручье Вундед-Ни", где его полк перестрелял полторы сотни индейцев, выполнил поручение политиков без всякого удовольствия. Одно дело убивать индейцев, имея десятикратное превосходство, к тому же, при поддержке четырёх пушек, и совсем другое дело охотиться на белого, богатого человека в Канаде, где полиция Доминиона неподкупна, и действует жестко. Но недавнее повышение из полковников в бригадные генералы требовало ответной услуги.

Рейнджеры - это элита полка лёгкой пехоты, которым командовал Форсайт. При патрулировании границ, полковник использовал их для разведки и организации засад против индейцев. До поступления на службу они были охотниками и егерями, но, являясь снайперами, они плохо представляли себе "охоту на человека в городе". Французские шпики, нанятые для выслеживания и, желательно, ликвидации Ершова, со второй половиной работы не справились. Их глава, тот самый "француз-охотник", похожий на Сталоне, доложил заказчику, что цель слишком хорошо охраняют. Он решил не рисковать, получить половину денег и остаться живым и здоровым, а не умереть, пытаясь заработать вторую часть платы за заказ. Во время передачи объекта слежки от французов к янки произошел сбой, рейнджеры пропустили отъезд Ершова. Но судьба продолжила свои шутки. После отъезда из Монреаля Гусев почувствовал смутное беспокойство, Володя давно привык доверять своим предчувствиям, он вышел в Оттаве и к вечеру вернулся в город. Конечно, не один, а во главе дюжины казаков-автоматчиков.

* * *

Рейнджеры не стали дожидаться ни глубокой ночи, ни раннего утра, когда караульный наверняка дремлет. Они нагло полезли на штурм, как только соседи погасили свет и закрыли ставни.

* * *

Петька, оставшись за старшего, подошел к организации охраны крайне ответственно. Казаки!!! Стоит дать слабину в первый день, и они сядут на шею и свесят ножки! Петька не мог углядеть всех упущений, но за последние три месяца нахватался верхушек так, что отчитываемые им казаки, то краснели от стыда, то белели от ярости.

"Добрым я ещё успею стать. А сейчас нужно показать им, что любая работа - это тяжелый труд", - думал Петька.

С дальнего конца забора раздался злобный лай Вилкаса, огромного пса с примесью волчьей крови. Кто-кто, а Петька всегда различал, когда пес рычит, предупреждая о чужаке, а когда гавкает просто так, для порядка, учуяв знакомого или соседа. Но сейчас был тот редкий случай, когда Вилкас чуял опасность. Петька не знал, что собаки могут чувствовать всплеск адреналина в крови у людей, но понять, что ему "говорит" пес, мог легко. Казаки, как выяснилось, тоже хорошо различали собачий лай. Тем более что старый черный кобель Негро, лежащий на крыльце, встрепенулся, обнажил зубы и зарычал так, что у Петьки зашевелились волосы.

* * *

Пока было светло, дети во дворе бегали наперегонки, играли в прятки и в бейсбол. Рейнджеры поняли: во дворе нет ловушек. Единственная проблема: пара собак-сторожей. Дюжина злобных цепных волкодавов, запертая в сарае, выпускалась слугой спустя час после заката, чтобы не тревожить соседей, об этом сообщил французский шпион. Именно поэтому рейнджеры начали штурм так рано, ночи были безлунные и собаки могли надолго задержать, если не остановить атаку.

Как только янки рассредоточились вдоль забора, раздался злобный лай пса, который мгновенно стих, стоило послышаться ответному рычанию со стороны дома. Пес затаился. Тот из рейнджеров, что полез через забор первым, выругался сквозь зубы. Он как будто заранее знал о порванных Вилкасом штанах и огромной ране во всю ляжку. Рейнджер свесился с забора, собираясь спрыгнуть, но пес, встав на задние лапы, молча, вцепился ему в верхнюю часть ноги. Янки схватился за нож, и повис на колючей проволоке. Вилкас рванул кусок мяса, человек вскрикнул, и потерял сознание от чудовищной боли.

Пока пес терял время на своего первого врага, двое других янки уже проникли во двор, и стремительно бежали к сараю, они хотели не позволить слуге открыть ворота и выпустить волкодавов. Вилкас бросился за ними, он отчетливо "видел" их в темноте за счет запаха. Сбоку налетел огромный Негро, он был всё ещё способен на короткий мощный рывок. Старый кобель взмыл в воздух, хватая бегущего янки за шею, тот упал, не выпуская огромный нож, больно ударился плечом и головой о землю, но успел распороть живот Негро. Пес разжал челюсти, и жалобно заскулил, как щенок. Черная кровь мгновенно пропитала одежду янки. Он оставил нож в животе пса, и оттолкнул его тело в сторону. Вилкас, верный своей тактике, терзал ноги второму рейнджеру. Пес делал стремительные броски и отскакивал, не давая янки возможности ответного удара ножом. Увы, Вилкасу не повезло, двор быстро наполнился рейнджерами. Один из них подошел и выстрелил крупной картечью, пес повалился на землю, задрыгал лапами и затих.

* * *

Петька не успел удержать Негро, тот сорвался с места слишком быстро. Тут же вышел из дома слуга, кормящий собак, он несколько раз попытался позвать и Негро, и Вилкаса, бесполезно.

- Куды, поздно таперь звать, застрелили ужо, - мотнул головой в сторону выстрела казак.

- Бросайте гранаты во двор, потом уходите в дом! - приказал Петька, а сам вошел в прихожую.

Три казака кинули по две гранаты и упали на землю между высокой клумбой и крыльцом. Глухие взрывы забухали один за другим, обрезки проволоки застучали по стене дома, жалобные стоны и ругань рейнджеров понеслись с трех сторон.

Петька послал одного казака на чердак, и тот забросал задний двор полудюжиной гранат, похожих на немецкие колотушки. Два других казака стреляли из окон второго этажа из автоматов, короткими очередями, по еле видимым теням.

Янки скрылись за забором и начали стрелять из карабинов, и картечью из дробовиков. Они перестали опасаться шума. Крупнокалиберные пули пробивали и двери, и ставни, но застревали в стене, дом был дубовый, крепкий. Картечь отбивала охоту высовываться из окон.

* * *

Гусев услышал взрывы, а потом и стрельбу метров за пятьсот от дома.

- Разомкнуться! Интервал - пять метров! Бегом!

Казаки двинулись перебежками шагов по сорок, замирая на секунду по команде Гусева, и прислушиваясь к стрельбе. Когда со стороны дома затрещали автоматы, было совсем близко, метров сто.

- Окружаем! Разрешаю открывать огонь на свое усмотрение!

Казаки перешли на стремительный шаг, двигаясь, как тени, беззвучно. Через двадцать секунд раздались первые, короткие, по пять-семь выстрелов очереди. Треск выстрелов нарастал, потом стих, казаки пошли врукопашную.

* * *

* * *

Ершов вышел на площадку перед домом, трое казаков крались по парку к черному ходу. Трость с клинком в руках, автомат за спиной, Николай так тихо крался, что ему показалось всё происходящее сном. Абсолютная тишина, ни лая собак, ни ржания лошадей.

"И тишина! Подозрительно как", - подумал Ершов.

Огромный дом-крепость, с большими окнами второго этажа из цветной мозаики, с узкими окнами-бойницами первого, закрытыми мелкой свежей решеткой. Одно простенькое окошко на втором этаже открыто для проветривания. Приглашение-ловушка? Ершов закрепил трость на спине, сделал три быстрых шага и, пробежав по стене, уцепился за выступ, легко подтянулся и ухватился за подоконник. Николай втянул себя в окно и мягко приземлился на каменный пол. Всё было тихо, никто не набросил сеть, не ударил битой по голове, не пырнул ножом в печень. Вдоль стен стояли двухъярусные кровати, провисшие под тяжестью крупных тел. Кто-то легонько похрапывал, посвистывал и причмокивал, перегара не чувствовалось, но запах мужского пота и табака был ощутим. На нижней койке у двери сидел "часовой". Он подложил под спину подушку, а ноги сдвинул под дверь, чтобы та, открываясь, разбудила его.

"Как же это глупо - лезть в дом без разведки", - подумал Ершов.

Керосиновая лампа на тумбочке рядом с охранником еле светила, вырывая из темноты только контуры тел. Лишь ровное дыхание часового говорило о сне, его закрытых глаз Николай не видел, голова часового находилась в тени.

"Дежурная смена. Шестнадцать человек. Если считать часового, то в доме есть ещё семь, или пятнадцать охранников. Скорее всего, пятнадцать. Нужно успеть "нейтрализовать" этих, пока казаки не наткнулись на охрану", - решил Ершов, доставая шпагу.

Ножом убивать было бы удобнее, но Ершов им не владел. Николай осторожно подошел к двери, всматриваясь в пол, и, без размаха, коротким выпадом, ударил часового в левый глаз. Тело охранника осталось неподвижно, как будто Николай работал с манекеном, но, вытащив шпагу, Ершов убедился: лезвие на ладонь в крови. На полминуты Николай замер, приходя в себя. Он не дышал, и, казалось, сердце не билось.

Ершов вытер клинок о постель и убрал в ножны. Нужно было спешить. Николай приподнял ноги часового и уложил его на койку. На гвоздике, рядом с дверью висел большой ключ. У Ершова мгновенно изменился план. Он стремительно вернулся к окну и осторожно закрыл его, затем достал единственную дымовую шашку, которую припас для отхода.

С противоположной стороны дома донеслись глухие крики и выстрелы. Керосина в лампе было больше половины, Ершов торопливо облил им постель часового и поджег. Охранники мгновенно зашевелились, а самый резвый соскочил с кровати. Николай бросил дымовую шашку на пол и выскочил в коридор. Ключ не желал проворачиваться, Ершов потянул на себя дверь изо всех сил, наконец-то он смог сделать один оборот, затем другой. Из-за двери раздавались крики, кто-то дергал дверь, а потом её попытались выломать. Зазвенело стекло, охранники добрались до окна.

Ершов стремительно бежал вдоль стены, огромный тёмный холл с толстым ковром, вазы, стол и стулья, огромное зеркало, направо лестница вниз. Именно внизу звучат выстрелы, крики и ругань. Холл скупо освещен парой керосиновых ламп, на газовое освещение хозяева пожадничали. Николай сбросил обе лампы на пол и, не жалея шпаги, разрубил. Огонь ярко вспыхнул, и Ершов заметил блеснувший глаз, наблюдающий за ним через узкую щель, одна из дверей комнат была приоткрыта. Николай, не раздумывая, бросился к ней, замахнувшись клинком; вышиб ногой дверь, отбрасывая человека в комнату, и ворвался внутрь. Посреди комнаты, на белом ковре, казавшимся в сумраке серым, лежала женщина в белой рубашке до пят. Ершов замахнулся, но не смог ударить даже в темноте. Сзади послышались два тяжелых шага, Николай развернулся, нанося удар. Пятипудовая толстуха ударила его кочергой так, что шпага отлетела в угол, а рука Ершова от удара отсохла. Женщина взяла кочергу в левую руку, Николай отступил, споткнулся о тело женщины в белом, и упал. Женщины навалились на него и начали душить. Толстуха вцепилась зубами в левую руку, прокусив куртку. Женщина в белом душила захватом правой руки, и мешала второй, мощной женщине, сжать свои пальцы на горле Ершова.

Из открытой двери потянуло вонючим дымом, горел ковер в холле, женщина в белом закашлялась, ослабила хватку, она повернула голову в сторону двери.

- Марта, - кашляя, позвала она толстуху, - там Рашель...

Женщина в белом, шатаясь и зажимая рот рукавом, убежала. Ершов сбросил с себя толстуху, которая сама уже пыталась встать, и навалился сверху, демонстрируя свою победу. Только сейчас Николай рассмотрел перед собой совсем даже нестарое лицо, полное ярости и гнева. Грудь женщины, прикрытая тонкой ночной сорочкой, несмотря на габариты, была очень, даже очень, упругой. Ершов ощутил, насколько неприлична его поза, а женщина, которая до этого лягала его коленками, почувствовав мужской интерес Николая, попробовала свести ноги вместе. Лицо толстухи застыло в испуге.

Ершова рассмешила эта ситуация.

- Ну-ну, мадам, давно уже не девочка, к чему же этот страх? - развязно пошутил Николай, не забывая придерживать руки толстушки, и раздвигать ей ноги.

Толстушка стала биться лбом о лоб Никиты, дико извиваясь всем телом. Её сила казалась Ершову чудовищной, звериной. Из холла послышались легкие мелкие шажки, и Николай резко откатился в сторону, оттолкнув толстушку. Он вскочил, одновременно направляя в сторону двери автомат, но уже видел: перед ним маленькая девочка.

- А ты, толстуха, слишком стара для меня. Тебе наверно скоро тридцать? - продолжил свои шутки Ершов, вызвав зверскую злобу на лице Марты. Для девушки, ей и на самом деле, было многовато лет, почти двадцать пять. Николай попал в её больное место.

- Грязный нигер, вонючий скунс, ублюдок!!! - презрительно плюнула Марта, в черное от сажи лицо "бандита".

Толстушка готова была разорвать Ершова на куски, лишь вопль ребенка: "Няня, няня", направил её к выходу из комнаты. Она подхватила девочку правой рукой, а левой подняла с пола кочергу.

Первый этаж дома полыхал, густой дым поднимался вверх, заполняя холл, широкая деревянная лестница, покрытая дорожкой, горела, отрезав путь к спасению. Марта выглянула в холл на минуту, и сразу же вернулась, закрыв спиной дверь. Её шатало. Толстушка, не видя ничего перед собой из-за боли в глазах, сделала несколько шагов к окну, выронила кочергу, и, держа ребенка за руку, опустилась на пол. Девчонка попыталась тащить Марту за собой, но...

"Пора смываться", - решил Ершов. Он поднял кочергу и тремя ударами выбил в окне огромную дыру. Поток воздуха распахнул дверь, наполнив комнату дымом из холла. Ершов схватил стул и заблокировал дверь. Николай разрезал две простыни на полосы своей шпагой и связал их. Девочку он спустил просто, продев веревку ей подмышки. Ершов отпустил один конец веревки, и затащил её за второй конец обратно. Марта очнулась, но не хотела лезть в окно. Сначала дыра показалась ей слишком узкой, затем она зацепилась одеждой за острый выступ, разодрала ночную рубашку, и ей понадобились обе руки, чтобы прикрыть свою грудь.

- Возьми что-нибудь из шкафа, - ледяным тоном попросил Ершов.

- Здесь нет моей одежды, я спала вместе с Рашель.

- Быстро! Возьми! Лапсердак! - залепил Ершов Марте звонкую пощечину.

- Грязная, черная свинья, - вернула ему удар по лицу толстушка, открыв свою роскошную грудь, и смело полезла в окно обнаженной. Марта ухватилась за веревку, а Ершов стал спускать её, ругая себя, дурака, матом на всех известных ему языках. Голова у Николая кружилась, но он не бросил веревку. У него хватило сил, чтобы сдернуть с постели одеяло и бросить его вниз.

Ершов скользнул по веревке, сбивая о неровности стены колени и локти, и больно ударился ногами о мощеную камнем дорожку у стены. Марта стояла босиком на холодной земле, согревая на груди ребенка. Николай набросил на неё одеяло, помогая укутаться.

- Пошел прочь, черномазая обезьяна, - Марте показалось, что разбойник-негр пристает к ней.

- Ухожу, ухожу, ухожу, - ответил Ершов, осматривая окна дома. Флигель наконец-то разгорелся по-настоящему, и стало светло, как днем.

Большое окно на втором этаже, недалеко от Николая, распахнулось, и оттуда выглянул тучный мужчина с пухлыми губами на высокомерном полном лице.

- Эй, нигер, поможешь хозяину, он тебя спасет от виселицы.

- Спасибо за помощь, красотка, - обрадовался Ершов подсказке о месте нахождении цели. Он чмокнул Марту в грязную щечку и похлопал её по мягкому месту, воспользовавшись тем, что её руки заняты ребенком.

"Хозяин" начал выбрасывать из окна вещи. Некоторые сумки, явно очень тяжелые, падали со звоном и грохотом. Из комнаты валил дым. Изредка мелькала женщина, помогавшая мужу. Хозяева двигались всё хуже, спотыкаясь, падали, пропадая в дыму. Наконец толстяк свесил ноги в окно и свалился, а не спрыгнул, упав на спину.

Николай тихо подошел к нему, держа толстяка на прицеле. Глупо рискуя, наклонился, потрогал пульс.

- Красотка, твой хозяин умер, - тихо, но отчетливо сказал Ершов.

Марта сунула девочку в руки Николаю и заметалась у окна, смешно подпрыгивая, в глупых попытках достать до второго этажа. Ершов закутал Рашель в одеяло и усадил её к стене. Затем Николай приступил к мародерству: снял с толстяка роскошный халат, и сдернул теплые глубокие тапки с высокими задниками.

- Накинь халат, бесстыдница, - остановил он Марту.

- Она там ... сгорит.

- Я сам спущу вниз твою хозяйку. Одевайся. Я жду.

Марта с отвращением взяла халат и тапки, а Николай, с ещё большим отвращением, забрался на второй этаж.

"Женщина в белом" лежала у окна, потеряв сознание. Убивать её Ершову не хотелось. Одно дело муж, который казался Николаю классическим богачом-злодеем, другое дело беспомощная хрупкая женщина. Если в борьбе с буржуями, Ершов считал себя чем-то вроде Робин Гуда, то тут совсем другой случай.

Не видя ничего в густом дыму, Николай попытался сорвать штору, но та держалась крепко. Недолго думая, Ершов спустил женщину из окна, держа её за руку и высунувшись до пояса.

- Марта!!! Лови свою хозяйку. Она легкая.

Толстушка протянула вверх руки и почти коснулась ступней "женщины в белом". Ершов сразу же отпустил руку, и стал спускаться сам.

Трель автоматных очередей приблизилась. Из темноты вынырнули все три казака, с черными лицами и руками. Демоны с горящими глазами. Они подбежали к Ершову, тот, молча, указал им на хозяйские сумки.

"Женщина в белом" мгновенно очнулась, глубоко вздохнула:

- Я отдам вам деньги. Вы сохраните мне жизнь?

- Мы заберем и деньги, и ценности. Никто не нуждается в твоем разрешении.

- Вас будут разыскивать все детективные агентства, вся полиция!

- Ты хочешь умереть? Чтобы нам было проще.

Ершов сделал шаг к хозяйке и ударил её по голове так, что та надолго потеряла сознание. Марта сама далась ему в руки, бросившись когтями выцарапывать "негру" глаза. Николай легонько ткнул её пальцем, а затем деликатно уложил на землю.

- Пару минут полежи спокойно, красотка, - Ершов поцеловал Марту в левый глаз, из которого выкатилась слезинка.

- Уходим, - махнул рукой казакам Николай.

* * *

- Доброго здоровьичка, Петр Силыч, - уважительно поздоровался казак, и перекрестился на красный угол.

- В ногах правды нет, - Петька указал на лавку, - поснедаем, чем бог послал.

- Благодарствую.

- Как сходили? Успешно? А то Николай Николаич даже Гусеву ничего не говорит, заперся и пьёт горькую.

- Эт, точно. Капитан из нас всю душу вынул: что, да как. А мы тогда порознь воевали, что там было никто из нас не видел. Дворец сожгли, всех, окромя двух баб и ребятенка, убили, трофей взяли.

- Странно. Когда уезжали, Николай Николаич аш горел весь от нетерпения. Вернулись - горькую пьёт.

- Эт, точно. Горькую пить они мастера!

- Да-а, сколько не выпьют, а трезвые, как стеклышко. Что один, что другой. Жидок, странно дело, тоже пьющий, - удивился казак.

- Говорят, завтра снова к янки? Гусев всех забирает в набег?

- Только вернулись, а тут гонец. Торопиться надо, не то уйдут сучьи дети, перепрячутся. Капитан мастак, всё по полочкам разложит, одно удовольствие с ним воевать, - казак причмокнул и покачал головой, показывая свой восторг.

- Он пять лет учился на офицера!!! За это время любой мастером станет.

- Не скажи. Нет. Совсем не так это. Да тебе и не понять, мужик - одно слово, - отмахнулся казак, - К тому же, капитан ... нюхом чует опасность.

- А по мне, удача Николай Николаича - поважнее будет, - не согласился Петька.

Казак помолчал, даже откусил кусок курицы и тщательно прожевал.

- Если золотишко мыть, соглашусь. Только мы к янки воевать идем.

* * *

Гусев увел всех казаков в набег. Ершов настоял, поскандалил и ушел с ними. Вернулся он через две недели, Гусев с казаками из США направился прямиком на Аляску. Ершов стал мрачнее тучи, вяло занимался делами, хотя и просиживал на заводе сутки напролет.

Но тут тоска навалилась на него так, что целых два дня он сидел дома. Не пил и не ел, вяло читал газеты и книги. Даже бутылка стояла неоткупоренная.

- Помолись, легче станет, - предложил ему Петька.

- Месть. Этот кровавый путь только из-за желания мести? Хотел ли я отомстить ..., отомстить так кроваво? Нет, но из того пламени ненависти, что пылало во мне, вырос этот ужас. Зачем я это сделал? Джулию не вернешь!!! Её доброта...

- Тогда сходи на завод. Там проблемы с двигателем для катера возникли. Ломается через каждые пять-шесть часов работы, то одно, то другое из строя выходит. Капризная штука, не то, что трактор.

- На доводку двигателя до ума требуется время. Год-другой и наработка на отказ увеличится в десять раз.

- Николай Николаич, может тогда на Аляску поедем. Там ваши друзья.

- Мой друг Гусев - мясник. Безжалостный, жестокий ... профессионал. Володя хотел бросить это ужасное, мерзкое занятие еще там ..., - Ершов запнулся, - Тебе не надо знать ...

Николай замолчал. Петька был не рад, затеянному разговору.

- Нельзя воевать в белых перчатках!!! Не выходит! Никак! Я, именно я затащил здесь Володю обратно в эту бойню. А потом упрекал... Поссорились мы, разругались, - горько проговорил Ершов.

Мужчины сидели молча. Николай опять развернул газету.

- О чем пишут? - попытался уйти от неприятного разговора Петька.

- О нас. Столько дней прошло, а статьи о зверствах банды "Кровавые нигеры" не прекращаются, - горько усмехнулся Ершов.

- Мэри, сестра Лизы, попросила меня, попросить тебя..., - сделал вторую попытку Петька.

- Ну! Рожай, наконец.

- Лиза просится к Гусеву.

- Каждую неделю ты отправляешь на Аляску то группу крестьян, то казаков. Пристрой её к ним.

- Она думает, что Гусев подумает, что она в дороге... Сам понимаешь столько голодных мужчин рядом, а она, как бы... в прошлом..., - мялся Петька.

- Бывших шлюх не бывает! Лизка влюбилась? Глаз на Вовку положила. Нет. Думаю, захотела прокатиться с удобствами, первым классом. Хорошо, я закажу для неё билет. Только, боюсь, Гусев оседлал певичку Зузу. Горячая штучка. Я ему, помню, в самом начале все уши прожужал о ней.

- Клячкин раньше уехал. У Лизы есть шансы, что Гусев свободен.

- Мэри села тебе на шею. И уже свесила ноги, - засмеялся Ершов.

Петька довольно улыбнулся.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg