Иван Кузмичев Поступь империи (сборник)
Поступь империи. Первые шаги
Кто к Знамени присягал единожды, тот у оного и до смерти стоять должен!"
Петр IПролог
Пробуждение
Иван Пестерев.
Бум! Бум! Бум!
Грохот сотрясал и нарастал, с каждым мгновением изменяясь, но никак не прекращаясь. Утробно хриплый звон переходил в немилосердный рев, подавляющий все мысли, и раскалывающий от напряжения череп. Словно огромное цунами, уничтожая все на своем пути, оно неслось, почти полностью поглощая сознание, и лишь ненадолго ослабевало, давая столь нужную мне мимолетную передышку. Что это? Никто не мог дать мне ответа, откуда взялся этот грохот? Вокруг тьма, ничего не понимаю, ничего не могу сделать, не могу прекратить эти взрывы-удары, сыплющиеся на меня отовсюду. Не знаю, проходят ли минуты, или целая вечность до краев заполненная почти непереносимой мукой, но постепенно удары ослабевают. Уши больше не чувствуют того напряжения, когда последние силы отдаются на то, чтобы не упасть за грань безумия. Еще миг и ты навсегда оглохнешь. Внезапно упала водопадом тишина, поглощая абсолютно все, только в ушах щелкает, как от перемены давления.
«Это только сон!– мелькнуло радостно на краю измученного сознания».
Но нет, я прекрасно чувствую, что лежу на чем-то мягком и удобном. Не ощущаю тела – оно ноет, словно совсем недавно до полного изнеможения тягал гири и бегал бесконечный кросс. И темень, кромешная темень вокруг! Что это такое? Глаза упорно не желают открываться, словно им что-то мешает это сделать. Делаю попытку пошевелить головой, но вместо ожидаемого движения чувствую, как на меня накатывает давящая боль, с каждой секундой усиливаясь и даже не думая о том, чтобы пройти.
Виски раскалывается от невидимых тисков, не желающих отпускать меня, из своих объятий Мое сознание медленно погружается в омут боли, грозя сорваться в бездну безумия.
«О Боже, что же такое?!– крик разума прорывается сквозь заслоны этого кошмара».
-Дайте мне аспирина…– едва слышно шепчу я, чувствуя, как с каждым новым звуком боль уходит, оставляя пульсирующий очаг безумия, как напоминание о себе.
Но нет… никакого шевеления от моих полных боли и отчаянья слов, видимо сейчас ночь и все медсестры уже спят, уткнувшись в старенький женский журнал, оставленный какой-нибудь пациенткой. Как это все знакомо…
Боль сменилась неприятным жужжанием, сводящим меня с ума, но и оно постепенно, секунда за секундой начало стихать и пропадать, в конечном итоге оставив горький осадок воспоминания своего бессилия и слабости.
Мысли начали кое-как сформировываться в моей голове, когда я почувствовал легкий сквознячок, пронесшийся по моему лицу. Следом за этим ветерком я услышал легкую поступь шагов, жаль только, я не мог видеть идущих ко мне людей, темень, чтоб ее!
Повторное усилие пошевелить головой закончилось полным фиаско, новая боль и гудящая голова – вот и все чего я добился своим старанием.
Между тем кто-то приблизился к кровати, я не видел неизвестных из-за мешающей открыть глаза вещи, скорее всего, какой-нибудь повязки.
«Вот блин, а сначала и не понял, что мне так на лицо давит!»
Неизвестные, встав рядом с кроватью, начали обсуждать мое состояние, кто-то из них даже потрогал своей теплой и липкой рукой мой лоб, оставив на нем капельки пота. Постепенно их спор перерос в выяснение отношений.
Странно, врачи себя так не ведут. Хотя если взять во внимание тот момент, что я лежу с повязкой на глазах, то можно рассмотреть много вариантов из-за чего эти служители Гиппократа «нарушили» мой покой и вступили в перепалку, к примеру, ожог или ранение.
Однако стоящие надо мной люди не унимались, их «шепот» был прекрасно слышен, вот только слова были какими-то архаичными и не современными, словно я очутился на дальнем Востоке, в какой-нибудь деревне старообрядцев!
«У него по-прежнему болит голова, он ей даже пошевелить не может, вы же видите!– сказал кто-то простуженным голосом».
«Надо попробовать пригласить ведьму!»
«Я тебе дам такую ведьму!»
«Она не ведьма, она просто знает больше других!»
«Отец Михаил, вы же священник и так говорите, защищаете какую-то юродивую! Погрязшую в противном богу колдовстве!»
«Я священник! И привести дщерь господа нашего в лоно его моя обязанность и долг священника!»
«Как заговорил наш батюшка! Ты бы лучше так говорил, когда медовуху половниками хлебал!»
«Сие мирское не касается дел неземных, сын мой. И не тебе меня учить и наставлять на путь истинный,– смиренно ответил один из спорщиков».
Перебранка была готова затянуться на очень продолжительное время, поэтому я решил форсировать события, так и не услышав ничего действительно полезного для себя.
-Люди,– ощущения в горле были такими, будто я три дня питался льдом, сидя в холодной ванне, оно буквально разрывалось от «скрипа».
-Да, Ваше Высочество?– спросил один из стоящих недалеко от кровати людей.
-Почему я ничего не вижу?– прозвучал ожидаемый вопрос, мучавший меня особенно сильно, правда, задал, это громко сказано, скорее просипел.
-У вас была лихорадка, царевич,– ответил неизвестный голос.
-А причем здесь повязки на глазах?– недоуменно спросил я, насколько мне известно, при данной болезни полотенце на лбу еще, куда ни шло, но чтобы полностью закрывать лицо, это что-то новенькое, или может, мои познания в медицине и гроша ломаного не стоят…
-Дня два назад у вас начали сильно слезиться глаза, даже в полутьме у вас появлялись слезы, поэтому медикус принял решение сделать повязку вам на голову.
-Понятно. Долго я тут лежу?– неопределенность мычала меня больше всего на свете, как в прочем и любого другого человека на моем месте.
-Уже вторая неделя пошла, царевич Алексей…
-Кто?– я только теперь расслышал, как меня называют, и честно подумал, что ослышался
-Ваша милость у вас все хорошо?– задал вопрос второй голос.
-Нет, не все! Ничего не помню,– ответил я честно, никаких воспоминаний последних дней у меня попросту не было, словно их аккуратно стерли, но вот почему-то была уверенность, что царевичем не мог быть точно.
Я не понимал, что такое случилось и где вообще нахожусь. Одно мне было известно точно, здесь что-то не так. Да еще этот «Алексей».
«Так, надо собраться с мыслями и подумать. Что я делал вчера? Блин, прошло же две недели! Что же такого начудил то? Черт! Помню, Госы были, назначение в какую-то глушь помню, а что же дальше? Дааа, это уже диагноз, товарищ лейтенант!– чуть ли не с дрожью подумал я».
Внезапно память услужливо приоткрыла свои створки, надежно скрывающая до этого момента смутные образы воспоминани1…
Черный небосвод прорезают десятки голубых молний, вокруг вяло едущего поезда бушует разошедшаяся стихия, словно разбалованный мальчуган, закативший истерику из-за не купленной игрушки.
Я сижу в купе, устало, наблюдая за очередной вспышкой молнии, распоровшей темную завесу ледяного ливня, хлещущего по окнам поезда. Вот уже пару часов как мне не удается уснуть, ежесекундно чувствуя, бегающих по коже мурашек. У меня было такое состояние, словно какая-то огромная неприятность застыла в мрачном ожидании, готовясь в любую секунду сбросить свою маску лицемерия.
Одиночество плохой советчик особенно тогда, когда в душе мечутся сотни теней, каждая из которых старается спрятаться и затаиться, выжидая нужный момент для атак. Вот только у них мало что получается, но от этого во мне сейчас царит хаос беспечности…
-Так и с ума сойти можно,– тихо сказал я сам себе, вставая с постели, на которой уже десять минут просто сидел, не пользуясь ею по прямому назначению.
Решившись, как в далеком детстве, быстро оделся и пошел в тамбур, посмотреть на «живую» разбушевавшуюся стихию. Ведь я когда-то так любил смотреть на ураганный ветер, пригибающий стволы деревьев чуть ли не до земли и режущие небо на клочки белые рваные полоски, столь смертельные для несчастного путника, удосужившегося познакомиться с ней напрямую.
Свежесть ворвалась в затхлую железную коробку, в которой едут десятки людей, на мгновения разгоняя тяжелый потный воздух.
-Как хорошо!– делаю глубокий вдох, закрывая за собой дверь в вагон.
Ночь, подтверждая мои слова, плеснула в лицо прохладой, прогоняя появившийся было сонный дурман. Но от этого ощущение беды не только не прошло, оно только усилилось, надрывно вопя: «Убегай! Спасайся!». Вот только мало кто прислушивается к голосу разума в такие минуты, когда тело отдыхает, или думает что отдыхает. И вот, наконец, ожидание беды прошло, оставив после себя горький привкус на языке, а следом за этим необычным явлением перед моими глазами появился шипящий клубок электрического разряда, замерший в полуметре от моего носа.
-Ничего себе,– не сдержавшись, выдохнул я, глядя на зависшую в опасной близи от меня шаровую молнию, тут же сорвавшуюся со своего места.
Вспышка! Сознание медленно меркнет, я чувствую, как тело падает вниз…
* * *
-Ваше высочество, временная потеря памяти бывает иногда, у людей, которые побывали так сказать на том свете,– ответил мой самый первый собеседник.– Это пройдет, ваше высочество не волнуйтесь…
-А я и не волнуюсь. И вообще снимите с меня эти повязки,– мое состояние можно охарактеризовать как паршивое, мало того, что я не знаю, что происходит, так и обращаются ко мне как к особе царствующего дома.
Черт знает, что! Может, я умом повредился? И теперь мне все это мерещится?
-Будет исполнено ваше Высочество.
Через минуту с моей головы убрали белые тряпицы, пропитанные какой-то дрянью, скрывающие от моего взгляда комнату и все, что в ней находится, в том числе и трех человек, стоящих рядом с кроватью. Сама же кровать, на которой я лежал, поразила меня не меньше чем вся обстановка в комнате.
Ну, скажите мне, пожалуйста, зачем мне нужны эти перины и десятки подушек? Вот и я не знаю, но как же чертовски приятно на ней лежать! Но как бы то ни было, в моей голове роились и плодились множество вопросов, а вот с ответами на них было туго.
Что ж будем разбираться постепенно, или, по крайней мере, постараемся это сделать.
-Скажите, какой сейчас год, число и месяц?– задал я вопрос тройке людей, внимательно осматривающих меня.
-Одиннадцатое марта одна тысяча семьсот седьмой год от рождества Христова, царевич,– ответил один из стоящих рядом с кроватью людей в хламиде священника.
Что? Как такое может быть? Какой я к черту царевич…
-Ха, смешно!– улыбнулся я, понимая, что кому-то из моих знакомых захотелось разыграть меня, вот только перед постелью замерли или очень хорошие актеры в дорогущих костюмах или…
«Стоп! Никаких «или» это шутка такая, за которую многим предстоит ответить,– сказал я сам себе, отгоняя неприятное наваждение».
Вот только прошла секунда, за ней другая, а улыбки так и не появились на лицах замершей возле моей постели троицы.
-Оставьте меня одного,– как можно властней сказал я им, чувствуя, как в голове начинает кружиться смерч из непонятных образов и картин, смешанных с моими собственными воспоминаниями. И это бедствие с каждым мгновением все ближе и ближе подступало к той границе, за которой начиналось безумие…
-Конечно, ваше высочество,– донеслось до меня словно издалека.
Шаги троицы я уже не слышал. Сил хватало только на то, чтобы закрыть глаза и попытаться собраться, удерживая самого себя в этой круговерти незнакомых мне лиц и картин, разительно отличающихся от всего того, что я видел и знал раньше. Остаток былого разума, цепляющегося за нить реальности, отмечал, как вокруг меня суетятся люди, меняя какие-то тряпицы и окружающие постель чаши с травами…
Оставшись один, я, наверное, не смог бы удержать рвущийся крик отчаянья. Вот только в голове постоянно мелькали образы незнакомых мне людей, подсказывая о том, что я не один, этого знания хватило для того, чтобы заставить себя сражаться со слабостью. Вытягивающей из меня остатки сил для борьбы с нахлынувшим потоком информации. Проходили минуты, а я все так же «висел» над бездонной пропастью безумия, держась за тоненькую ниточку тех счастливых моментов моей жизни, которые всегда разгоняли мрачные тучи суровой реальности. Внезапно в ряды воспоминаний моего детства влетели другие, чужие картины прошлого, с каждым мгновением становящиеся все ближе и … родней!
Но от этого знания на душе остался горький осадок утраты чего-то важного, родного – единства с самим собой, которое является для каждого из нас самым тайным и нужным в нашей бренной жизни!
Я несся на коне с такой скоростью, словно за мной гнался сам черт. Деревья мелькали и исчезали, словно их и не было в помине. Скачка длилась пару часов, до тех пор, пока не увидел впереди знакомое подворье, только тогда позволил своему коню перейти с галопа на аллюр, а перед самыми воротами вообще остановился, спрыгнул на землю, бросив поводья подбежавшему слуге. И все же неприятный осадок оставался на душе, заставляя постоянно оглядываться назад, выискивая неизвестного и невидимого наблюдателя. Но неприятные мысли отодвинулись на второй плана, стоило мне увидеть вышедшего из двери приземистого здания Василия Нарышкина.
«Откуда я это знаю?– молнией пронеслась мысль, в продолжающей бредить голове».
-Эй, Алексей, ай да к нам в баньку!– закричал молодой парень, увидев меня, стоящего рядом с конем.
-Сейчас, дайте хоть раздеться,– ответил я с улыбкой.
-Давай, давай, а то у нас тут пиво стынет!
-Иду уже,– отвечаю я, заходя в просторные палаты дома.
Скидываю с себя пропитанную холодным потом рубаху и тяжелый кафтан, взамен него накидываю на голое тело легкий полушубок. Не дожидаясь повторного приглашения, иду по стылому двору к стоящей чуть в стороне от дома бане, весело пускающей в черный небосвод красные искры.
Внезапно в голове пронесся ряд непонятных образов, словно я смотрел другими глазами на происходящие действия.
Вот непонятная железная коробка движется без упряжи, а вот миловидная дама, сидящая, напротив, в столь вульгарном виде, что, наверное, она как минимум падшая девушка, о чем-то весело щебечет. Да, таковых здесь не хватает, пронеслась знакомая мысль, и вновь исчезла, показывая следующий ряд картинок. Так продолжалось всего несколько секунд, но во время этих секунд мне стало как-то не по себе.
-Чертовщина какая-то! Пора быстрее в баньку, расслабиться, выпить, с холопками повеселиться,– сказал я сам себе, чуть ли не бегом преодолевая расстояние до дверей бани.
Но, что-то не давало мне (мне ли?) открыть дверь, какое-то непонятное чувство мешало, говорило, что не стоит этого делать…
Но человек такая скотина, что старается делать все наперекор, в том числе и себе.
Рука ложится на гладкую резную ручку двери бани, медленно тянет на себя ставшую такой тугой дверь. Может из-за того, что дверь пристыла? Да, вполне возможно…
Наконец, мне удается приоткрыть ее до такой степени, чтобы я смог протиснуться в щель между косяком и дверью. Еле-еле пролазаю, смотрю на освещенный толстыми восковыми свечами предбанник и слышу радостные крики друзей, перекрикиваемые веселыми женскими голосами.
Но не успел я подойти к лавке, как весь радостный шум компании начал стремительно стихать, до тех пор, пока в голове не начал слышаться тихий непрекращающийся звон. Как будто колокольный перезвон, льющийся, откуда-то издали…
Забыв обо всем, я захотел закричать от ужаса, но губы не слушались меня, захотел выбежать из бани, но ноги остались на месте, не передвинувшись ни на миллиметр. Единственное, что мне удалось сделать – это поднять голову и посмотреть на свечу, стремительно удаляющуюся от меня.
Это было последнее, что я видел…
Но тут мой разум внезапно прояснился, и порог безумия стал отдаляться, с каждым мгновением становясь все дальше и дальше. Смерч образов утих, оставив в голове серую хмарь безрадостной обыденности. Той самой обыденности сводящей многих с ума, или заставляющая думать, что жизнь полная клоака и нет никакой возможности выбраться из нее!
Следом за этим мнимым прозрением на тело накатила слабость, заставляя закрыться уставшие от пережитых минут глаза. Ко мне пришло спасительное забвенье….
Глава 1
Март 1707 года от Р.Х.
Освоение в новой роли
Алексей Петрович.
Прошло чуть больше недели с тех пор, как я вышел в ночной тамбур, полюбоваться сверкающими молниями и оказался в совершенно другом теле, в другом времени. Волей Судьбы, а может и еще какого непонятного мне рока, я узнал много нового для себя в частности и о том, положении в котором оказался.
Не ожидая подвоха от самого себя, уверился, что все случившееся со мной это игра разболевшейся головы и плохого самочувствия, от удушающей жары, которая частенько наступает утром после летней грозы. Увериться то я может и смог, да вот беда, проснулся явно не в себе, хм каламбур получается, да и только, но это действительно так и есть, но все по порядку…
…"Приснится же под утро, бред больной фантазии с примесью мистики и еще дюжины «еретических» идей,– подумал я просыпаясь».
Легкий озноб и саднящее горло напомнили мне о том, что прогулка по ночному тамбуру не такая и замечательная идея, как показалось мне в начале. Вот только какая-то непонятная тревога потихоньку начала колокольчиком звенеть в моей душе, не давая успокоиться.
«Да что такое то?– не выдержал я, спрашивая сам себя, словно ответ мог прийти в любую секунду, да вот беда, его не было».
Прощупав руками свое ложе, почему-то сильно отличающееся от купейной кроватки, причем не только по своим габаритам, но и мягкости, я почувствовал, как на лбу выступили капельки пота, вот только явно не оттого, что мне было жарко. Стараясь сбросить непонятное наваждение, протер подушечками пальцев глаза. Боясь их открыть, пару секунд ровно дышал, так, словно пробежал пару километров и только после этой мимолетной слабости открыл веки, впуская рассветные блики солнца.
За большим окном поднималась заря, приятно освещая все вокруг розовыми тонами. Бросив мимолетный взгляд на раму окна, я удивленно замер, рассматривая, как возле краев стекла переплетаются созданные морозом узоры, причудливо соединяющие в себе красоту хаоса и природное изящество.
«Какие могут быть морозные узоры в июле?!– тяжелым набатом ударила мысль в моей голове, разбивая шаткие потуги разума обрести целостность».
Но к моей вещей радости, даже такая ошеломляющая весть не бросила меня в омут безумия, наоборот это воспринялось как данность. Решив, что хуже быть не может, я бросил взгляд вокруг себя и остолбенел, увидев, что я нахожусь в огромной комнате, с таким старинным интерьером, что впору диву даваться. Картины, гобелены, мебель,… все это не укладывалось в моем понимании, словно чужое и не нужное убранство неотвратимо отрезало мое прошлое от меня самого, навсегда лишая оного.
«Я сошел с ума,– истерически усмехаюсь, понимая, что все случившееся до этого момента происходило отнюдь не во сне».
Вот только почему эта мысль уже не вызывает той паники, которая была до этого? Не спроста же все это, я то знаю! пора напрячь свои мозги не только для того, чтобы жалеть себя любимого, и принять все как данность, пока не найдется никакого решения этому «новшеству». Решено!
-Так, первым делом надо понять, где я и что вообще здесь происходит! Да, пожалуй, проблема решится сама собой, как только поближе познакомлюсь с местными обитателями. Так далее, что там у нас? А пока ничего, необходимо отдохнуть и завтра с новыми силами приняться за разведку местности!– едва слышим шепотом начал говорить я, высказывая мысли в слух, будто они могли ускользнуть, если не смогут быть обращены в звук.
Эта, казалось бы, нехитрая уловка принесла свои плоды, убив по ходу дела всю депрессию и панику, начавшую было зарождаться, после того как все уже было для себя решено. Что ж это следовало ожидать. Как будущий офицер воинства российского, я просто не имею права хандрить, даже на «чужбине».
Первым делом надо определиться с основными задачами. Думаю для начала необходимо освоиться с языком и традициями, а то мне почему-то кажется, что пока я не соответствую со своим лексиконом этому времени, веянья Запада, мать их! Во-вторых, надо,… нет, пока все остальные проблемы оставим на потом, благо время ждет.
Вот только как все это вызнать не вызывая подозрений? Задачка…. Да еще и это «ваше Высочество», блин, куда я вообще попал?!
Не успел я окончательно все обдумать, как в голове словно переключили тумблер, включая что-то. Перед моим взором опустилась едва видимая пелена, открывающая передо мной неясные картины, с каждым мгновением с все возрастающей скоростью «перелистывающиеся» их. Следом за этой какофонией изображений в мою голову хлынул поток разнообразной информации, часть которой, не найдя себе места тут же растворялась под напором новой, более нужной и полезной. Вот только даже в таком состоянии я прекрасно понимал, что очень много всего мне придется постигать самому, без помощи этой странной пелены!
Говорят все хорошее когда-нибудь заканчивается, но эта аксиома правдива и для нехороших событий нашей жизни. Не знаю, сколько времени прошло с момента «вливания» в меня информации, но вот времени для ее усвоения мне потребуется в разы больше. Правда, мое тело, изможденное недавней борьбой с накатывающими волнами полу безумия было не способно совершать каких-либо действий, кроме разве что одного – поиску сновидений в мире грез. Да к тому же у меня сложилось впечатление, что к голове подключили питание в пару киловольт и без зазрения совести пропустили их через мозги. Причем никто не смог бы поручиться за то, что мозги в скором времени не вытекут из ушных раковин….
Легкий дурман, подбиравшийся незаметно постепенно заволок сознание, мне ничего не оставалось делать, как сдаться на милость победителя, погружаясь в мир грез.
…Очнувшись, я первым делом стал вспоминать, не снилось ли мне чего-нибудь интересного, такого, что могло бы приоткрыть завесу тайны моего появления здесь. Прислушался,… но нет, никаких голосов и видений не последовало, что ж этого следовало ожидать, правда, хотелось бы все же узнать, что я тут делаю.
Не вдаваясь в подробности, и прочий самоанализ я заметил, что проспал больше половины суток, но выяснить это не у кого, ясно только одно – за окном непроглядная темень.
Будь я у себя на квартире, то обязательно бы пошел на кухню, заварил кружечку ароматного кофе, после чего сел за компьютер, убивая те «лишние» часы сна, которые мне оставались. Но здесь нет ни компа, ни ТВ, ничего, да и в принципе не нужны они как таковые. Только время на них тратить…
Вот только задуматься кое о чем все же стоило – живот утробно рычал и ругался, чуть ли не по слогам говоря: «хочу есть!» Да и потерпеть у меня никак не получалось, спазмы боли тут же скрутили меня, заставляя как можно скорее закинуть в желудок хоть какую-нибудь пищу.
Ноги послушно перекинулись на край постели и опустились на ковер, по привычке пальцы нащупали на спинке стула в полутьме некое подобие домашнего халата и накинули его на плечи, без него честно сказать, в комнате было бы некомфортно, зима, знаете ли. Влезая вместо привычных тапочек в стоящие рядом с кроватью обрезанные валенки, необычно мягкие и теплые.
Окинув помещение взглядом, я увидел, что недалеко от кровати замер невысокий столик, подошел к нему, намереваясь взять первое попавшееся кулинарное творение, неизвестного повара, но к своему огорчению ничего такого, что можно было бы кинуть в рот, не обнаружилось. Зато увидел небольшую серебряную тарелку, рядом с которой замерла остывающая супница, с маленьким половником.
«Ну, хоть что-то!– облегченно выдохнул я, чувствуя, как внутри меня все переворачивается от ароматного запаха, доносящегося из-под крышки супницы».
Однако, утолив голод, выцедив всю супницу, даже не утруждая себя переливанием в тарелку, я заметил на столе до боли знакомые очертания прозрачного вместилища для «огненной воды».
«Эта традиция, наверное, будет вечной, по крайней мере, до тех пор, пока жив русский человек,– с улыбкой подумал я, смотря на наполненный до краев графин».
Чувствуя как холодок постепенно начал пробираться под едва запахнутый халат я тут же бросился обратно в постель, как мальчишка кувырнувшись на ней, в миг залезая под теплое одеяло.
«Пора начать заниматься делами,– настойчиво сказало мое второе я.– Которых, может оказаться и нет вовсе».
В голове пронеслась мысль о цесаревиче, следом за ней еще одна о Петре Первом, еще толком не осознавая в чем дело, я начал докапываться «до дна» вороша и стараясь запомнить как можно больше всего того, что мне пригодиться в этой новой жизни. Воспоминания какого-то человека, начали тесно вплетаться в мои собственные, и порой даже нельзя было отличить одни от других, так тесно они переплелись, навечно связывая друг друга.
Цесаревич…
«Да что такое то? Ну не царский я сын то!– рассмеялся я сам про себя, вот только вторая половинка, почему-то не усмехнулась, недоуменно взирая на мои пустые смешки.– Или все же он?»
Легкая дрожь постепенно сошла, на нет, пришло осознание того, что неизбежно отгонялось все это время – я в роли цесаревича, того самого, которого убил собственный отец, пускай не своими руками, но с его позволения точно. Да, именно Алексей, именно сын Петра Великого!
Но голова желала работать дальше, бросая меня в омут неосуществимых фантазий и желаний. А ведь каждый из нас мечтал когда-то оказаться в другом мире, в другом месте, быть не тем, кем хочется, примерить на себя роль полководца или правителя! Так в чем же дело? Пора и самому поучаствовать во всем этом раз уж Судьба дала мне этот шанс!
После принятого решения, с моей души свалился тяжкий груз, неотвратимо тянувший меня куда-то вниз, но вот его не стало и я смог «выпрямиться» во весь свой рост, приняв единственно правильное решение.
«Коли так, то пора и мозги напрячь, вспомнить, как говориться о том, что в школе на уроках истории было и так краем уха было услышано…– хмыкнул я, погружаясь в омут тяжелых раскопок давних знаний».
Кое-что припоминается из того, что было в истории, вроде бы Алексей намеревался устроить заговор или что-то наподобие того, правда это стало стопроцентно известно только после допроса цесаревича в 17, а может и 18 году, блин не помню. Но вот в реальности, дела видятся несколько в ином свете. Исходя из тех воспоминаний, которые мне достались, точнее той части, которая смогла «осесть» в моих мозгах, оказывается цесаревичу (теперь мне), уже не раз выдвигали такие предложения, конечно не напрямую, но все такие, что узнай о них царь-батюшка и все! Всем участникам придет полный абзац.
«Интересно, что же такое там говорили Алексею купцы и бояре?– пришла в голову неожиданная мысль».
Тут же, словно прекрасно все понимающий метрдотель мой разум приоткрыл часть воспоминаний Алексея, показывая светлицу одного из богатых домов, в которой кроме меня самого сидело три человека, в старых одеяниях и большими ухоженными бородами.
-…Мы, царевич говорили тебе раньше и сейчас повторим, будь Ты нашим царем. Много добра бы людям принес, не стали людишки тогда так роптать, как ныне,– с неким укором сказал самый молодой из сидящих напротив меня бояр, недавно разменявший три десятка лет.
-Я не могу против отца своего пойти,– отвечает Алексей.– Ведь он батюшка мой…
-А никто и не предлагает тебе против царя идти, ты только встань сам во главе нас, твоих слуг преданных, а мы сами все сделаем,– вставил свое слово, второй боярин, в бороде которого уже появились седые волоски.
-Если государь узнает про это, не сносить мне головы, бояре, Бог милостив, но не батюшка мой,– перекрестившись, ответил цесаревич.
Следом за Алексеем перекрестились и бояре. Двумя перстами.
-Что ж, мы будем ждать, когда ты сам все поймешь, царевич, пусть и не сейчас,– сказал самый старый из троицы, тяжело вставая со своего места.– Вот только как бы поздно тебе от этого не было…
-Спасибо на добром слове, бояре, я подумаю…
«Ага, вот оно что, за такой разговорчик меня могут и железному столу привязать, вгоняя под нокти раскаленные иглы. Нет, так закончить я не хочу! Жить оно всяко лучше,– сказал я сам себе, но тут мое второе «я» дополнило, едва слышно.– Но не по-всякому жить то…»
То, что реформы Петра не поддерживались большинством из прежнего боярства, а для населения Руси вообще были тягостны, я знал из курса истории. Но вот как это недовольство проявлялось – явилось для меня новостью. Одно дело читать, а совсем другое видеть эти лица. Хотя не буду скрывать, новость сия вполне обоснована, если конечно хоть чуть-чуть знать историю. Однако мало того, зачинщики, пока, правда, скрытые, предлагают вернуть развитие Руси в старую колею развития и жизни в целом. Глупцы! Не понимают, что Европа не станет просто смотреть на Россию и стоять в сторонке, не пытаясь отхватить кусочек другой от столь огромного государства. Конечно, у нее и своих проблем хватает, но ведь лет через десять, если мне не изменяет память, году так в пятнадцатом, кое-кто из них может и провести «разведку боем». Хотя, так считают, самое удивительное, всего несколько человек из числа организаторов заговора. Остальные же, вполне адекватно понимают нужды перемен, но при этом хотят оставаться самобытными…
Что ж, с этим можно согласиться, правда, Петру глубоко фиолетово на мнение зажиточных купцов и бояр. Наш государь, как говориться: «закусил удила» на почве европейских обычаев и западных традиций, часть которых с каждым годом все больше и больше перекочевывает к нам на Родину. Конечно, это не могло не встретить ярого противодействия со стороны простого люда, да и не простого тоже. Будь моя воля, то я не стал бы так кардинально менять жизнь Руси, но я то не могу на это повлиять. Стоп! Я же теперь царевич! Ага, которому прочат место во главе заговора, точнее в качестве марионетки, и у которого так основательно подорвано доверие отца, что и думать о чем-то больше чем, о пьянстве у моего визави не хватило ума… Весело.
Но все же, почему нужен именно заговор? Можно ведь переговорить с некоторыми купцами, да и намекнуть на то, что стоит поддержать царя в паре его начинаний, взамен же выспросить некоторые льготы для себя. Все-таки они люди дельные и предприимчивые, должны понимать, что проще содействовать царю и при этом делать все по своему пониманию. И в том, что они делают, их никто не сможет обвинить, ведь указы царя то будут выполняться! Вот только как убедить купцов и бояр?
Да задачка. Может просто переговорить с ними по душам? Бред, никто не воспримет всерьез человека, который не заслужил уважения, увы, таковым я пока и являюсь. Но надеюсь это положение дел исправить. Как? Вопрос другой, пока главное подумать о том, какие аргументы предоставить заговорщикам, да так, чтобы хотя бы часть из них задумалась о том, чтобы последовать моему совету.
Тогда что же сделать? Увы, я не знаю.
«Надо набраться сил, перед завтрашним днем, все-таки первый день в роли наследника престола,– улыбнулся я сам себе, закрывая глаза».
Как ни странно, но я проснулся рано утром, вместе с петухами, зычно оповещающими все окрестные дома о надобности вставать и приниматься за работу. Спать не хотелось вообще, словно свой лимит на пару дней вперед выполнен и можно спокойно просыпаться в любое время суток.
«Странно, за собой такого раньше не замечал,– сделал я себе мысленную пометку «на полях».
Оглядев комнату, я увидел, что на столике, столь пригодившемся мне ночью стоит все та же супница, с нетронутым графинчиком и от нее идет одуряющий аромат свежее сваренного мясного бульона, столь нелюбимого мной в Той жизни. Сей аромат сейчас, был слаще французских духов и желанней холодной кружечки пива после бани.
Не откладывая в долгий ящик столь аппетитный завтрак, я тут же выбрался из своего теплого укрытия, по пути к столу накинул на плечи халат, аккуратно висящий на плечиках стула, хотя я ясно помню, что бросал его на стул комком. Вот только добравшись до стола, я не стал цедить бульон таким же способом, как и ночью, все же я человек воспитанный, пускай не так как царевич, но уж и не дикарь точно. Взял небольшой половник и аккуратно налил в серебряную тарелку, одиноко стоящую рядом с супницей. Увы, но насладиться мясным бульоном мне так и не дали. В комнату вошел пожилой камердинер – Никифор, услужливо подсказала моя сдвоенная память, увидев меня, он остановился, держа в руках чистое полотенце.
-Ваше Высочество, вы уже встали?– удивился он, видимо это было столь же необычным, как и то, что солнце могло бы встать на Западе, а не на Востоке, при этом, не забывая, поклонится.
-Как видишь, Никифор,– улыбнулся я ему как можно дружелюбней, наблюдая, как меняется его лицо.
-Простите меня Ваше Высочество,– раболепно согнулся он, вспомнив, что стоит перед господином.
-За что же?– брови взметнулись вверх.
-Но как же… я ведь не уследил,…надо было посыпать дорожку…– тихо сказал согнувшийся седой мужчина, сохранивший здоровое тело, несмотря ни на что.
-Все в порядке, не беспокойся,– уверил я его.– Ты все делаешь правильно, принеси лучше мне чего-нибудь существенней…
-Простите Ваше Высочество, что принести?– переспросил он, не поняв меня.
-Мяса принеси,– раздраженно повторил я.
-Конечно, сей же час, Ваше Высочество!– обрадовался он, намереваясь скрыться за створками полуоткрытых дверей.
-И… Никифор,– бросил я ему, он тут же остановился, вопросительно посмотрев на меня.– Не ставь на стол ничего хмельного. Хорошо?
-Как будет угодно Вашему Высочеству,– ответил камердинер, кланяясь.
Распрямившись, Никифор ушел, плотно прикрыв за собой дверь, оставляя меня в одиночестве. Однако оно продлилось не долго, буквально через пять минут двери тихо отворились, впуская пару слуг, которые как можно скорее и незаметней расставили на столике передо мной с десяток разнообразных блюд. Хорошо хоть порции были не большие, иначе я даже не знаю, как бы они это все донесли. Но, услужливая память вновь дала о себе знать, намекая на то, что крепостные это и не люди вообще, и нечего на них обращать внимание…
«Ну, уж позвольте! Так дело не пойдет!– возразил появившейся в голове мысли.– Да я могу допустить, что большинству людей просто-напросто требуется кабала для самой жизни, потому что они не понимают, что для них необходимо в этой жизни, но это ведь не причина, чтобы сгноить их, держа в черном теле, да и относиться к ним как к животным совсем неправильно!»
Не успел я закончить с первым блюдом, чудесно зажаренным зайце, а может и кролике, если таковые уже появились, как двери вновь открылись, и в комнату вошел молодой парень, который мне был смутно знаком, и точно приглядевшись, вспомнил, что уже видел его в своем сне.
-Алексей, как же я рад, что с тобой все в порядке! Ты даже себе не представляешь!– искренне сказал Василий, усаживаясь напротив меня, при этом, бесцеремонно начав, есть принесенную мне еду.
«Спокойно!– скомандовал я себе, только бы не сорваться, ведь такое отношение вполне могло быть у прошлого Алексея с его компанией.– Блин, но все-таки неприятно ведь! Хоть разрешения спросил бы, что ли!»
Видно на моем лице слишком явно проступила злость и раздражение, так как Василий, взглянув на меня, тут же отложил от себя зажаренную ножку барашка.
-Что-то случилось?– беспокойно спросил он меня.
-Нет, все в порядке,– уняв раздражение, ответил я ему, пытаясь улыбнуться, вот только улыбка, скорее всего, была больше похожа на оскал.
Да и лицо внезапно побледневшего Василия говорило о том, что все-таки часть эмоций вырвалась наружу.
-Пора и честь знать,– сказал он, вставая со стула.
-Иди, коли хочешь,– не стал удерживать я его, прекрасно понимая, что вполне могу не сдержаться и сказать что-нибудь лишнее.
-Сегодня после обеда ребята хотят веселье устроить, с медведями и цыганами. Тебя ждать?– спросил друг Алексея, прошлого Алексея, решил я сам для себя, только сейчас приняв решение, навсегда отрезать от себя эти «ломти», которые вполне могут принести немало бед не только мне, но и еще неокрепшей Руси.
-Мне еще не здоровится, Василий, отдохните там за меня тоже,– улыбнулся я как можно дружелюбней.
-Хорошо, но ты выздоравливай скорее. Нам тебя не хватает Алешка!– сказал Василий и обнял меня
-Конечно, мне и самому надоело валяться здесь,– честно ответил я, смотря в глаза молодому Нарышкину.
-Тогда я пойду, пожалуй?
-Иди.
Василий ушел много быстрее, чем пришел, только перед самой дверью он оглянулся на меня и быстро встряхнул головой, словно прогонял навязчивые мысли.
«Что-то увидел ведь,– подумал я, медленно жуя каравай.– Значит, выбора у меня уже нет. Если они так хорошо знали старого Алексея, то меня они наверняка раскусят, что ж, придется признать, что первая мысль отгородится от них, вполне удачна. Мне нужны мои люди, мне нужны преданные и верные соратники».
Март 1707 года от Р.Х.
Первые потуги.
Иван Пестерев-Алексей Романов.
Пожалуй, начиная с третьего дня, как я смог, наконец, прийти в себя мои прошлые друзья, точнее други Алексея, начали как-то странно на меня смотреть. Не понимая, почему я не принимаю участие в их забавах, столь любимых мной до этой непонятной болезни. Плюс ко всему непонятно зачем были вызваны из ближайших деревень мои учителя, приставленные ко мне моим наставником – Прохором Вяземским.
Так прошло пару дней, пока ко мне не пришла целая делегация, во главе с верхоспасским попом Яковом Игнатьевым, поинтересоваться моим самочувствием, а заодно и тем, почему это я вдруг резко изменил своим привычкам. Быть может, я и ответил бы всем им как-нибудь понятнее, придумал бы что-нибудь этакое, чтобы они надолго от меня отстали, но вот когда эти заморыши, пришедшие с вонью пьяного угара, начали, чуть ли не кричать на меня вот тут мое терпение лопнуло. Я понимаю, что конспирация и все в этом духе дело важное, но вот самоуважение для меня все же находится на первом месте.
В итоге, пятерку моих бывших друзей вышвырнули гвардейцы, предварительно наградив каждого из них зуботычиной. На следующий день все пятеро пришли извиняться, но их естественно по моему личному приказу не пропустили, оставив околачиваться возле дворца.
Следом за этим неприятным инцидентом наступил черед других, пусть мелких, но все же уязвляющих мое самолюбие случаев. Кои начались с приезда моего номинального воспитателя, Александра Меньшикова, назначенного таковым самим царем-батюшкой…
В один из дней, ближе к обеду, когда был сделан перерыв между занятиями, ко мне в комнату зашел молодой мужчина, одетый по последнему слову европейской моды, в сером парике, темно-синих туфлях, с каким-то бантиком и темно-зеленом камзоле, сверху которого был, небрежно накинут меховой плащ. Легкий прищур глаз и чуть надменная улыбка. Говорящая людям мол «Давайте копошитесь, а я посмотрю на вас, сверху…»
«Алексашка Меншиков,– тут же всплыло в моей памяти».
«Вот ты какой, полудержавный властелин, как сказал Александр Сергеевич. Пожалуй, в нем действительно что-то есть,– внимательно приглядевшись к гостю, подумал я, убирая на край стола перо с чернилами».
-Добрый день, Ваше Высочество,– слегка кивнул он головой, словно сделал мне одолжение.– Я тут проездом, в Москве, решил вот своего воспитанника проведать, разузнать, что да как… может помощь, какая тебе нужна?
Светлейший князь даже не пытался скрыть своего отношения ко мне, как к давно списанной шахматной фигуре, в руках которой нет ни силы, ни власти. А, если знать о его близости к Петру и пронырливости – его уверенность могла быть вполне обоснованной.
-Наш государь-батюшка изволит тебе проверку знаний устроить… через пару месяцев. Смотри, если все также будешь с монахами болтать, да девок дворовых мять, вломит он тебе, как в прошлый раз, опять неделю сидеть не сможешь.
Сказал и ухмыльнулся, внимательно смотря мне в глаза, ожидая там что-то увидеть, однако через несколько секунд игра в гляделки прекратилась, Меншиков отвел глаза в сторону, подойдя к открытому настежь окну с видом на площадь.
«Вот урод!– удивился я, глядя на него.– Давненько так со мной не разговаривали, очень давно, еще со школьной парты, правда тогда у того был разбит нос, и не хватало пары зубов, после разъяснительной работы.– Что ж, коли так, он хочет сам…»
-И что из этого?– спросил я его, не отойдя от его хамского поведения в полной мере.
-Да то, что опять неудовольствие от царя получишь, тогда поймешь что да как…
-А тебе-то, какое дело, булочник?– как можно дружелюбней улыбнулся я ему, глядя в краснеющую от моих слов физиономию.– Помочь мне чем-нибудь желаешь?
Быть может, мне не стоило этого говорить, но в тот момент я буквально наслаждался видом краснеющего лица, будущего фельдмаршала России. Хотя услышать мои слова никто не мог, да и желающих совершить данное действо, при обнаружении конечно, по головке не погладят, скорее приласкают, батогами к примеру. Но все-таки светлейший князь Ижорский был явно недоволен моими словами, будто до того как я реквизировал тело прошлого Алексея, цесаревич не отличался непокорностью и исправно терпел унижения.
«Странно, такого просто быть не может, здесь явно что-то не то, видимо Петр последний раз действительно сильно осерчал на сына, если уж фаворит столь пренебрежительно относиться ко мне,– сделал я себе мысленную пометку, намереваясь чуть позже обдумать открывшуюся информацию».
Встав со своего места, Меншиков уже было открыл рот, для ответа, но видимо кое-что, вспомнив тут же его, закрыл, лишь зло выдохнул сквозь сжатые до скрежета зубы, прищурил глаза и вышел из комнаты, оставив меня наедине с самим собой.
Говоря о череде маленьких неприятностей, я нисколько не преувеличивал то, чему сам стал свидетелем, порой искренне удивляясь тому, что видели мои глаза. Еще не успела осесть пыль с ботфорт светлейшего князя, почти – что вылетевшего из моего дворца разъяренным барсом, как я решил устроить себе перерыв и провести рекогсценировку на местности. То есть познакомиться с первопрестольной лично.
Первым делом я обратил свое внимание на военное искусство, в частности, на открывшуюся пару лет назад Пушкарскую школу, в которой готовили унтер-офицеров артиллеристов. Все же довольно интересно поглядеть, как готовили предки элиту армии.
К моему глубокому огорчению самих занятий по артиллерийскому делу я не застал, быть может, в силу того, что добрался до школы только к обеду, а быть может и из-за того, что оные ведутся, не так уж и часто, как это требуется. Как я заметил, основное время обучающихся в школе отдавалось муштре и заучиванию правил старых правил, хотя до петровского Устава было еще далеко, кое какие артикулы, сиречь инструкции уже существовали, вот оными как раз и пользовались учителя будущих командиров невысокого полета. Все бы ничего, да и в школе, как я заметил, люди учатся толковые, буквально схватывают все на лету, но вот методика преподавания была столь ужасной, что мне по неволе захотелось поправить какого-то немца, с горем пополам, на ломаном русском языке, объясняющего русским солдатам азы обращения с пушками и мортирами. Вот только я вовремя сам себя отдернул, все же вмешиваться в дела обучения не стоит, раз уж репутация у «меня» прежнего была не просто плохой, а я бы сказал аховой.
Ближе к вечеру, когда основные занятия уже прошли, а будущие унтер-офицеры постигали азы математики, я отправился обратно во дворец, думая о том, почему до сих пор в Москве остается только одна такая школа. Если не считать, конечно, школу «математических и навигационных наук», в основном дающую ценные кадры для флота. Да и честно сказать преподают в ней по большему счету иноземцы, хотя лучше было бы поставить толковых русских младших офицеров-артиллеристов. Во-первых, им будет много проще объяснить азы артиллерийского искусства, во-вторых, опытом поделиться не мене важно, чем знаниями.
«Хотя быть может здесь не хватка с офицерами много острее, чем мне кажется,– подумал я, спрыгивая с седла, ноги нестерпимо ныли, а копчик болел с такой силой, будто по нему проскакал табун лошадей.– Надо подумать над всем этим…»
Рука самопроизвольно потянулась к седалищу, бережно потирая его, увы, но от прикосновения ладони боль только усилилась и вовсе не желала утихать.
«Черт! Когда же она пройдет?– спросил я сам себя, в который раз за последние дни».
К сожалению, навыки верховой езды не только не передались мне от настоящего Алексея, но казалось, что в насмешку мне самому были столь отвратными, что зарабатывать «очки» в этой дисциплине мне приходится через боль ягодиц и стиснутые от боли зубы. Кое-как, добравшись до облюбованного мной кабинета, я приказал Никифору подать мне разбавленного вина, вместе с ужином.
Как ни печально, но думы о словах Меншикова к вечеру не оставили меня, они усилились, с каждым часом становясь осязаемей, словно были вытканы из воздуха. Утолив первый голод, я отослав стоявших в дверях слуг и принялся за работу, которую сам себе и нашел, не желая терять драгоценного времени.
«Что ж, коли, у меня осталось два месяца, то, пожалуй, стоит, поплотней заняться своей подготовкой. Спасибо князю за предупреждение, а то бы так и опростоволосился перед государем,– хмыкнул я про себя. У меня самого были планы так сказать освоиться постепенно с этим временем, но раз уж обстоятельства вынуждают, то придется нестись на гребне волны, а не под ней».
Не засиживаясь допоздна за потертыми книжицами с очертаниями границ известных в это время земель, я оставил на желтоватых страницах недавно заведенного дневника пару заметок.
-Никифор!– крикнул я в пустоту приоткрытой двери кабинета.
-Да Ваше Высочество?– тут же раздалось из темноты, следом сразу появился сам камердинер, неся колеблющийся в подсвечнике огонек, едва разгоняющий окружающий его мрак.
-Пригласи ко мне завтра пару мастеров-плотников,– попросил я его, убирая в ящик стола документы, вместе с письменными принадлежностями, что делать, душа требует порядка.
-Как будет угодно, Вашему Высочеству,– поклонился седовласый мужчина.
-Спасибо, думаю, ты свободен до обеда, кроме плотников мне никто не потребуется,– немного подумав, сказал я ему, вставая из-за стола и сладко потягиваясь, рутина писанины изматывает не меньше тяжелого физического труда.
-Как будет угодно Вашему Высочеству,– повторил камердинер, кланяясь вновь.
Не давая никаких новых распоряжений, я пошел к себе в спальню, благо, что сделать пройти надо всего метров двадцать. Увы, но уже очень давно меня не посещали сновидения, видимо забыв дорогу к моему разуму. Хотя может оно и к лучшему…
Просыпаться на рассвете в этом времени, стало для меня таким же нормальным атрибутом, как и чашка огненного чая с утра в том времени. Не откладывая в долгий ящик физнагрузку, сделал легкую разминку, сгоняя легкую дремоту, преследующую любого только что вставшего с постели человека. Уже почти неделя как я тут во вполне вменяемом состоянии, а самому кажется, что чего-то происходит не то…
-Чего же мне не хватает то?– чуть слышно спросил я сам себя, напрягая мозги, но пока они отказывались давать хоть сколько-нибудь приемлемый ответ.– Ну и ладно, пока это дело подождет.
Стараясь не производить много шума, я продолжил свою физзарядку, прерванную из-за непонятной мысли. Но как я ни старался не шуметь, все-таки привлек внимание, наверное, вечно бодрствующего Никифора, который тут же зашел в спальню, неся в руках кувшин с теплой водой и чистое полотенце. В его глазах уже не было того непомерного удивления, которое было в тот момент, когда он увидел меня делающим упражнение на пресс, зажав ступни под первым попавшимся проемом у шкафчика, стоящего возле кровати.
Да, шуму было изрядно, но вот после того как разъяснительная работа с камердинером была провидена и отосланы все служанки, с прочими «прелестями» полагающимися наследнику престола, я вздохнул свободно, согласившись только на то условие, которое в категоричной форме выставил покладистый камердинер. Он сам всегда будет прислуживать мне с утра, благо, что я таки сумел добиться того, чтобы все «умывания и притирания» были сведены к минимуму – кувшину с теплой водой и одним полотенцем.
-Мастера ожидают вас Ваше Высочество,– сказал Никифор, после того, как я умылся и вытерся полотенцем.
-Отлично,– улыбнулся я своему отражению в маленьком серебряном тазике, стоящем на треноге, словно языческий жертвенник.– Пусть их проводят в Большой кабинет, и принесут что-нибудь перекусить, думаю, они, вряд ли успели поесть дома…
-Но Ваше Высочество, это же мужики…– непонимание, смешанное с негодованием столь явно отразились на лице камердинера, что я поневоле на мгновение растерялся.
«Блин, забыл совсем, куда я попал,– хлопнул я себя по лбу, мысленно естественно, вот только отступить сейчас, значит признать, что я не прав, а делать этого я ни в коем случае не должен.– Пусть уж чудаком меня считают, чем какие-нибудь подозрения появятся».
Вот только мысль о том, что мое поведение изменилось столь разительно, от того, какое было у настоящего Алексея, что в первые пару дней от меня шарахались, словно от прокаженного, растаяла под напором тех идей, которые громоздились в моей буйной на фантазии голове. Как бы только эти фантазии к худому не привели…
-Мне надо повторить?– слегка приподнял я левую бровь.
-Нет, Ваше Высочество,– стушевался камердинер, уходя выполнять приказ.
-Надо быть осмотрительней,… и жестче, пусть лучше у них будет страх передо мной, чем скрытая насмешка в глазах,– пришла в голову новая, не совсем приятная мысль, тут же озвученная моими губами.– Увы, но я попал в реальность, и тут все никак в сказке, с неба ничего не упадет, разве что «подарок» стая птиц пришлет…
Накинув пару петель на камзоле, я пошел к ждавшим меня плотникам, прикидывая в уме как бы подоходчивей объяснить им то, что мне требуется. А именно мне требуется нормальный планшет, на котором можно разместить большие карты местности, и не только карты, и по возможности их должно быть штук пять, по одному в спальне и кабинетах, плюс два запасных, припасенных на будущее.
«Думаю, пока этого хватит, а там, в случае чего придумаем еще что-нибудь,– сказал я сам себе, прицепляя перевязь со шпагой».
Еще одна моя боль… и радость. Да именно так, фехтование для меня пока только бесполезная наука, которой овладеть нет времени, хотя возможностей хоть отбавляй. Вот только мне почему-то кажется, что скажи я о том, что не умею обращаться со шпагой, меня не поймут, все же владению клинком благородных учат с детства, а тут почти 20 лет и такое заявлять…
-Надо придумать какое-нибудь оправдание иначе век мне быть неучем. Но это дело не сегодняшнее, может потерпеть, сейчас надо думать о другом,– прошептал я себе под нос, спускаясь в приемную залу.
Солнце ярко освещало стоящую напротив окон троицу. Три плотных мужика стояли с неестественно прямыми спинами, чуть в стороне от них замерла пара слуг, готовых по одному моему движению принести ранний завтрак.
-Доброе утро,– поприветствовал я их, смотря, как один из трех мастеров дергает другого за рукав.
-И вам Ваше Высочество, утро доброе,– ответили мастера, с поклоном.
-Я думаю, что не стоит терять времени, так что давайте сразу перейдем к делу…– сказал я сразу же после слов приветствия, глядя на бледные лица мастеров.
«Да… это, кажется, был перебор, все же стоило их оставить где-нибудь внизу там и поговорить, что ж учтем на будущее,– мысленно продумал я сложившуюся ситуацию».
Взглянув на плотников я сразу же отмел все сомнения о их родстве, сходство лиц было столь видимым, что я даже засомневался ни тройняшки ли сидят передо мной. Правда, присмотревшись можно заметить, что отличия все же есть, да и возраст у каждого из сидящих за столом плотников различный.
К слову сказать, разговор о нужных мне планшетах пошел именно так как я и предполагал. Войдя в привычную для себя стихию, ремесленники немного «оттаяли» и стали более сговорчивыми и теперь хоть что-то могли сказать. Так как мастера действительно были таковыми, то проблем никаких не возникло, разве что объяснять форму и размеры пришлось минут пятнадцать, плюс ко всему записать все это на бумаге. Так что с утра, когда солнце уже вовсю освещало улицы первопрестольной, трое братьев мастеров уходили из дворца с лицами полными благоговения, словно побывали не у наследника престола, а в райских кущах. Да, чужая душа действительно потемки.
Сам же завтрак так и остался стоять остывать, в углу зала, за обсуждением дел я совершенно забыл о нем, так что труды слуг оказались напрасными. Хотя почему это? Все-таки с утра я все же ничего не ел. По одному моему слову завтрак перенесли в кабинет, где я попутно глядел книгу «Военное искусство. Кавалерия», увы, но автора сего трактата я так и не нашел, его имя нигде не было указано.
Стараясь не засиживаться за завтраком, я отправился к себе в комнату, подготовиться для дальнейшего обучения, которое начиналось для меня в половину девятого утра, как раз в то самое время, когда организм окончательно просыпается и готов функционировать.
Скинув камзол с плеч, я уселся в кресло, тут же вытаскивая из стоящего рядом стола расписание занятий, увы, но пока я только начал свой путь в роли наследника, поэтому не смог толком приноровиться к здешней манере обучения. Часть того, что говорилось, причем большая часть, учителями, преимущественно иностранцами, я знал и сам, но вот пока не знал как себя вести в такой ситуации: или продолжать прикидываться незнающим человеком, или же закончить обучение. Вот только последний вариант может негативно сказаться на мне самом, все же прознатчики Петра должны внимательно следить за мной, за каждым моим шагом.
-Так, что там у нас сегодня?– задумчиво водил я пальцем по бумаге ища, нужный день.– ага вот, нашел: цифирь, фортификация, география. Что ж не самый худший набор.
На первых занятиях с приставленными ко мне учителями меня посещали мысли о том, что я оказался в своем родном университете, с теми же напыщенными учителями, считающими себя пупами Земли. Мда, было такое проходили и не раз, что ж пусть и дальше продолжают в том же духе, от меня не убудет. Хотя нет, почему это? Я же не плебей какой-нибудь, цесаревич как никак, еще правда научиться вести себя должным образом, что ж, подождем, посмотрим…
Середина апреля 1707 года от Р.Х
Москва. Первые знакомства.
Алексей Петрович-Иван Пестерев.
Весна с каждым днем все рьяней вступает в свои права, отбирая клочок, за клочком земли у лежащего повсеместно серого снега, с неохотой уступающего столь нужную ему территорию. Март пролетел, и уже середина апреля, мое обучение постепенно свелось к тому, что я стал изучать только те предметы, о которых не имел хороших познаний, к таким «черным» наукам отошли география государства Российского, военная наука и навигация, выбранная мной не в силу своего интереса, а чисто из корыстного побуждения. Царь-батюшка, грезящий флотом и морем должен добавить мне пару баллов при проверке, обязательно. Само же море меня не только не прельщало, но и отталкивало, да вот такой я сухопутный человек, привыкший топтать землю и ни в коем случае не плавать, хотя нужду флота я понимаю как никто другой, все же дитя 21 века.
В силу своего характера и жгучего желания поскорее разделаться с надоевшими мне делами, я «разбавил» свое время приятными для меня часами тренировки по фехтованию и изучению Москвы, со всеми ее достопримечательностями, которых, правда было не столь и много. Но был еще один момент, который радует меня. Наконец-то, мне удалось познакомиться с теми людьми, которые как я надеюсь, в последствии смогут стать моими друзьями.
Я, конечно, реалист и всегда считаю, что личный интерес у человека должен быть на том уровне, который он сам себе желает. И вот если мнение окружающих, совпадает с его собственным, то со всей смелостью можно сказать это именно тот человек, который при нужном подходе будет держаться своего «хозяина», пускай и не явного, до конца жизни. Ведь что такое верность? Это нечто эфемерное, рождающееся со временем, из-за того, что один человек, узнав, поняв другого человека, с которым он находился определенным промежуток времени, заключает сам с собой пакт. Разрушить который может только он сам, суть оного пакта сводиться к тому, что он обязуется быть с выбранным соратником до конца жизни.
Поэтому пустых иллюзий насчет того, что пара найденных знакомых, с удовольствием поддерживающих со мной беседу, делает это просто так, я не питаю. За все в этом мире надо платить, будь то товар или же неощутимое чувство стоящей за тобой силы, вот только нужно правильно назначить ту сумму, которая не больше действительной. Иначе нужного эффекта как такого может и не быть.
Да, пара человек, заинтересовавших меня: молодой помещик Александр Баскаков, не знаю как смогший «откосить» от армии и датский дворянин барон Артур Либерас, приехавший «на ловлю счастья и чинов», как писал Александр Сергеевич, но в итоге он открыл токарную мастерскую. Быть может они когда-нибудь смогут стать теми собеседниками, с которыми я могу говорить на любые темы, не видя непонимания и глупости в их глазах.
«Эх, как же мне не хватает мне моих товарищей…– пришла в голову грустная мысль».
-…Ваше Высочество не отвлекайтесь, пожалуйста,– попросил меня барон Зильмунд, преподаватель по фортификационному делу, увидевший, что я гляжу в окно, пропуская мимо ушей его замечания, его нанял мой наставник – Никифор Вяземский, еще в прошлом году, в силу желания моего номинального батюшки, государя российского Петра Романова.
К счастью, отвлечение на уроке, да и что скрывать, откровенное пренебрежение науками у прошлого Алексея было делом обыденным, ведь именно сам Алексей, писал про себя: «труда никакого понести не могу». Честно сказать, первый урок вместе с бароном Зильмундом прошел абы как, все же слушать ломанную русскую речь, мои уши отказывались напрочь, улавливая лишь десятую часть из сказанного. На втором занятии после первых десяти минут тарахтенья я попросил учителя перейти на родной язык, немецкий то есть, все же навыки владения оным у цесаревича были очень даже хорошими, так что больше проблем с пониманием материала не возникало.
Мое предложение немец встретил с небывалым воодушевлением, поняв, что ему больше не придется ломать свой и без того корявый язык. Все-таки русский язык слишком сложен и могуч для большинства иностранцев, в отличие от того же грубого гортанного наречия прусов и прочих жителей немецкий княжеств. Извините, но уж не могу без содроганья вспоминать, когда в России дворяне говорили на французском, порой толком, не зная своего родного языка! Отщепенцы! Так, стоп, успокоиться…
-… данная схема изображает оборонное сооружение – редут, правда его применение мало помогает слабым войскам, сильные же армии Европы предпочитают в большинстве своем открытый бой ровной фалангой…– вещал барон.
-А почему же слабые именно проигрывают? Может просто командование у них плохое?– спросил я тогда у немца, рассказывающего мне азы инженерного дела, с таким видом будто делает мне одолжение. Мразь!
«Ничего, ничего, дай только чуток времени освоиться с этим раритетным знанием, да на «отлично» Петру все это сдать, а потом можешь катиться на все четыре стороны,– зло думал я».
-Потому что, Ваше Высочество, у слабых солдат все слабое, в том числе и командиры…
-А как вы считаете, наши войска слабые?– спросил я немца.
-Я такого не говорил,– замялся с ответом барон Зильмунд.
-Но подумали,– завершил я его фразу.– А знаете ли вы, барон, что через полвека, русские воины будут стоять у границ Пруссии. И мало того именно они будут тем весомым аргументом, который будет играть в Европе одну из главных ролей?
-Простите?– глаза немца стали столь большими, словно филин на мгновение превратился в человека.
-Да это я так, мысли в слух, дорогой барон продолжайте,– спокойно ответил я ему.
«Вот так-то, теперь пусть следит за собой, фашик! Стоп, никаких Гитлеров и Ко еще нет, поэтому необходимо отбросить не нужную враждебность. Да, сказать то легко… Блин. Вот так появляется предвзятое отношение, из-за которого потом начинаются войны на пустом месте».
-Так вот, редуты. Они так же применяются…– вновь вернулся к своему предмету барон, странно глядя на меня, будто заново меня узнал.
К своему большому удивлению азы фортификации, как впрочем, и все остальное, что сумел мне дать немец я усвоил за… пару дней. Да, с фортификацией в этом времени определенно проблемы, хотя даже самые искусные полководцы об этом не догадываются. Что ж не будем их расстраивать, пусть потом сюрпризом будет.
Для человека 21 века все эти знания даются еще с малых лет, только 99% людей не знают, а может и не понимают, что им дают фильмы, передачи, книги, компьютерные игры, в конце концов. И именно здесь, за одинокой партой я понял, что все эти «аборигенские» знания мне известны чуть ли не наизусть.
Так что можно догадаться, о том, что цифирь я не учил вовсе. А зачем? Когда здесь уровень знаний надобен только за пятый класс, или на шестой, но не суть, главное, что трудностей с этим у меня не возникло. Другое дело фехтование. Моя боль и моя слабость, а так же самая настоящая радость. Ну, скажите мне, какой мужчина откажется от уроков владения холодным оружием? Мне таки удалось получить к себе в учителя одного из офицеров Лефортовского полка – Олифера Браувера, настоящего доку в этом вопросе. Помучавшись со мной в первый день занятий, Оливер лишь удрученно покачал головой и сказал, что начать мое обучение необходимо с самых азов. Но я был этому скорее рад такому повороту дел. Так начались мои ежедневные тренировки по фехтованию, моя боль и моя радость…
-Ваше Высочество, к вам просятся господа барон Либерас и Александр Баскаков,– негромко сказал мне Никифор, когда я после обеда сидел у себя в кабинете и просматривал в сотый раз карту владений России.
Ну и мала же она по сравнению с Империей начала 20-го века! Где раскинувшаяся от океана до океана страна, которую боялись и с которой считались все в мире?
-Я же просил тебя, Никифор, впускать их без проволочек,– не отрываясь, ответил я камердинеру.– Пусть войдут. И принеси, пожалуйста, нам разбавленного вина и что-нибудь легкого, перекусить.
-Как изволите, Ваше Высочество, я обязательно исправлюсь,– сказал Никифор в который раз обещающий мне одно и тоже.
Нет Никифор, и раньше был отличным слугой, но вот на уровне внутреннего почтения и к своему господину, был так далек от прошлого Алексея, что казалось, этот импровизированный барьер никогда не будет перейден. Однако как оказалось, нет ничего не возможного. Вот только порой искорки непонятных мне дум проскальзывают в глазах камердинера. Что ж, разобраться с этим я еще успею, наверное…
-Нет, ты представляешь? Да они совсем там с ума сошли!– сильный голос молодого мужа двадцати лет отроду разорвал тишину моего кабинета, словно лихой налет донецких казаков на крымский городок.
-Почему же?– поинтересовался у вошедшего в комнату Александра тридцатилетний иностранец, с интересом смотрящий на своего молодого собеседника.
-А как еще назвать последний указ Ближней канцелярии? Как можно отдавать наши мануфактуры на откуп иностранцам?– гнев помещика был столь велик, что он даже забыл приветствовать меня.
Что очень редко случалось, все-таки образование на Руси хоть и вошло в ранг, совсем недавно, но вот уважение к старшим, будь то прожитые годы, или же право рождения, прививается с младенчества.
-Мне кажется, что это как раз и нормально. Ведь посуди сам: если дать возможность иностранцам выкупать производства, то Россия получит возможность поднять производство, не используя свои собственные ресурсы…– ответил барон.
-Да, а как же пошлины? Ведь получается, что тогда и поступлений в казну будет во много раз меньше!– продолжил Александр.
-Это неизбежная цена за продвижение современных машин и развития Руси в целом, дорогой друг,– улыбнулся датчанин.
-Слишком велика цена, барон! Да вы не хуже меня это знаете,– продолжал настаивать на своем Александр Баскаков.
-С этим я вынужден согласиться, условия, на которых покупается все нынешнее производство просто ужасные. Налогов будет минимум, а развития почти никого. Не знаю, куда ваша Ближняя канцелярия только смотрела, когда его принимали,– согласился с помещиком Артур.
-Подробнее, пожалуйста, друзья,– попросил я их, сам не до конца понимая спор, точнее толком его не зная.
Надо заметить, что оплошность с приветствием вошедшие гости исправили тут же, кивнув мне головой, и сели в стоящие рядом со стеной кресла, получив на это мое разрешение конечно.
-Расскажи лучше ты, Артур, я не могу про такое говорить без содроганья,– молодой помещик уступил роль рассказчика барону.
-Мы были на площади, смотрели на Охотном ряду клинки, когда на трибуне появился глашатай со свитком,– начал рассказывать барон Либерас, миновав прелюдию.– Зачитав, сей документ, он ушел, вот только читал он не обычный указ, а указ о «Вольностях в торговле и ремеслах», в сем документе говорилось примерно следующее: во-первых, теперь иностранцам разрешается заниматься на территории Руси не только торговлей как таковой, но и ремеслами.
-Так они и до этого приезжали сюда, занимались тем, чем их душа требовала,– перебил я барона, не до конца поняв его.
-Они приезжали как наемные рабочие, а теперь же могут основывать свои собственные фактории, при этом нанимать рабочих, или же покупать крепостных.
-Стоп! Как это они могут покупать крепостных?!– искренне удивился я, причем мое удивление потихоньку перерастало в негодование.
По закону России иностранцы не имеют права иметь крепостных как таковых, только слуг.
-Вот именно. И это еще не все, теперь иностранцам разрешается открывать рыболовные, обувные, швейные и коннозаводческие фактории и заводы, при этом им открыт доступ к образованию кумпанств совместно с русскими купцами и ремесленниками. Тем самым влиять на те производства, в прошлом не доступные для них,– продолжил барон, забивая трубку табаком, что делать приходиться мне мириться с такими вещами, вот только одно условие все же я поставил «курильщику» – заниматься сим действом можно лишь возле открытого окна.– Правда надо заметить, что, покупая крестьян, они обязаны приписывать их к какому-нибудь заводу или мануфактуре. Так что можно сказать, что все правила соблюдены.
-Да они совсем с ума сошли? Как только отец узнает, он этот указ сразу же разорвет!– распалился я не на шутку.
-Не порвет, Алексей, и ты прекрасно знаешь почему. Он сам дал власть в руки Ближней канцелярии, так что все, что она принимает, принимается сразу же. Да и набирались в нее только те люди, которые преданы нашему государю-батюшке,– заметил Сашка, играя с небольшой указкой, лежащей возле полутора метрового планшета.
-Тогда разгонит их,– гнул я свою линию.
-Вот это более приемлемый вариант, правда, мало вероятный. Ведь царь очень много в разъездах и управлять Москвой и прилегающим землями без канцелярии ему будет очень неудобно. Так что, скорее всего он оставит все как есть, только единственное, что можно вытребовать у нее это, пожалуй, расширить возможность владения русских кумпанств и одиночных собственников,– не согласился Баскаков.– А вообще, если честно, то мне кажется, Канцелярия получила приказ от самого царя, на оглашение данного указа, все-таки такие решения даже старейшие бояре не стали бы принимать самостоятельно.
-Все-таки ты, наверное, прав,– подумав, сказал я Александру.– Но все-таки жаль, что они не видят дальше своего носа!
-Это точно!– согласился со мной Сашка.– Друзья вы даже не представляете себе, что можно сделать и каких доходов добиться, имея всего на всего только одних животных.
-Я слышу речи не столь дворянина, сколь купца?– улыбнулся я.
-Приходится, Алексей, куда уж деваться, если никто не хочет думать в этом направлении,– чуть смущенно ответил помещик.
-Ты же знаешь, что я очень даже ценю новые идеи, а уж, чтобы еще при этом можно заработать, так это очень даже здорово.
-Ну, мало ли, за день, что мы не виделись, ты изменился уже,– улыбнулся молодой помещик.– Недавно, сидя в трактире вместе с князем Волконским, я услышал, как пара купцов из Харькова говорили о том, что царь обещает освобождение от налогов тем, кто первым наладит производство шерсти и баранины.
-Это получается, что завод будет не облагаться налогами вовсе?– с сомнением спросил барон Либерас, недоверчиво смотря на Баскакова.
-Нет, конечно,– покачал головой тот.– Царь обещал освобождение от налогов на десять лет тем, кто первым сможет предоставить стадо в десять тысяч голов, дающее не менее двухсот пудов шерсти. И это еще не все. Тот, кто сможет наладить суконное производство сможет получить заказ от государя для изготовления сукна под пошив мундиров солдат!
-Да, условия просто замечательные, ничего не скажешь, вот только мне почему-то кажется, что раз уж обещано так много, то выполнить сие не так то уж и просто?– не попался я на удочку.
Конечно воспоминания «школьной парты» о тех мерах, которые предпринимал Петр для поднятия промышленности и сельского хозяйства жужжали где-то над ухом, но вот все равно кое-кто внутри меня просто так не хотел соглашаться со столь аппетитной наживкой.
Кое-какие блеклые воспоминания о грандиозных Петровских реформах в промышленности и сельском хозяйстве, если верить школьному учебнику, конечно, копошились сонными мухами на задворках памяти. Но все равно какое-то смутное соображение мешало просто так согласиться со столь аппетитной наживкой.
-Если это так перспективно, то почему же тогда за это дело не возьмутся те же самые купцы?– задал появившийся вопрос Артур.
-Просто для того, чтобы осуществить такое мероприятие, а тем более организовать эту факторию нужно много денег, очень много,– печально сказал граф.
-И сколько же надо?– поинтересовался я.
-По самым маленьким моим подсчетам, нужно около 20 тысяч рублей,– удрученно сказал молодой помещик.
«Да и как не расстроиться, если эта сумма была равна чуть ли не одному проценту годового дохода России?– с изумлением подумал я, успев за последнее время ознакомиться с наиболее важными аспектами жизни Руси-матушки, в том числе и ее законов и, главное трат, производимых ею».
-Что ж, это мероприятие, пожалуй, не по нам,– прикинув в уме, так и эдак, даже хорошенько затянув поясок, я по любому не смогу найти такую сумму.
-А зачем нам сразу столько, друзья?– спросил нас барон, хитро улыбаясь.– Ведь как я понял, нам пока хватит и не большого стада…
-Отары,– поправил датчанина Александр.
-Что?– не понял он.
-Говорю не стадо, а отара,– но, видя, что барон по-прежнему никак не поймет, разъяснил.– Скопление овец и баранов, называется не стадо, а отара.
-Ах, вот ты о чем!– улыбнулся барон.– Не это главное, нужно, чтобы можно было понемногу прикупать животин, а для этого требуется место, причем даже я, не берясь за подсчеты, могу сказать, что места необходимо очень много.
-Да, отару в 10 тыс. голов… это сколько же гектаров свободной земли потребуется?– спросил я сам себя, мысленно прикидывая возможную площадь.
-Много, очень много,– согласился Сашка, смотря на нас.– Но я учел все это, и покупать землю не потребуется, никаких дополнительных расходов не предвидится. У меня в имении под Рязанью, где Мещера огибает Оку, этого самого места хватает! А уж про условия и нечего говорить, волшебные места. Для начала самое оно будет, потом конечно придется подкупить землицы, но ведь прибыток с будущей отары все же будет, так что предприятие прибыльным обещает быть.
-Тогда, похоже, можно и попробовать,– ответил барон спустя пять минут, видимо хорошенько взвесив все возможности.
-Но как же быть, денег все равно нет?– спросил Александр Баскаков, первый запал затух, а проблема по-прежнему оставалась.
-Про деньги не волнуйся, часть я тебе дам, благо пока имеются в достатке,– сразу понял я сомнения помещика.– Вся прибыль с этого дела будет идти тебе, только естественно при нескольких условиях.
-Каких условиях?– тут же спросил Александр.
-Во-первых, большая часть денег пойдет на расширение хозяйства, без каких-либо проволочек, впрочем, ты и так хотел сделать, но подтвердить сие не помешает. Во-вторых, любой заказ для государства нашего ты будешь делать в полцены от рыночной, все равно окупаться он будет в разы. Как минимум. Согласен?
-Конечно, согласен! Ваше Высочество огромное спасибо, за помощь!– еще немного и молодой помещик мог бы, наверное, прослезиться, но вовремя взял себя в руки. Все-таки зная друг друга меньше месяца, я, можно сказать, даю не маленькие деньги не то чтобы без расписки, без возврата вообще. А это действительно шаг, вот только так, кажется со стороны, я же мысленно прикинул в уме возможные расходы и ту прибыль, которая косвенно сможет поступать мне при нужном мне раскладе, восхищенно цокнул языком. Впрочем, о деньгах еще рановато я задумался, нужно пройти блестяще аттестацию у Петра, иначе все пойдет прахом…
«Блин ну и мысли у меня появляются!– немного грустно подумал я.– Ну не может власть так менять! Тем более оной у меня вовсе нет, разве что призрачный шанс может появиться…»
-Вот только я один не потяну все это дело. Может, дорогой барон ты мне поможешь?– с надеждой спросил Баскаков у барона Либераса.
-А что, пожалуй, я соглашусь, только при одном условии,– немного подумав, сказал Артур, хитро подмигнув мне.– Я вношу свою лепту в казенную часть, в равной доле с той, которую выделит тебе на хозяйство Его Высочество, так сказать на всякий случай. Да и с большими средствами дела пойдут быстрее. Все-таки мои доходы, благодаря царю-батюшке и моим мастерам, позволяют выделить полтысячи рублей, а может и больше.
-Честно сказать условия, дорогой барон просто заманчивые, такие, что даже не вериться, право слово!– удивленно хмыкнул Баскаков, улыбаясь.– Что ж коли так то тут, и думать не о чем…
-Отлично, тогда можно обмыть это дело, за кружечкой другой холодненького пива,– предложил я друзьям, встретившим мое предложение с небывалым энтузиазмом.
Все совместные посиделки до сих пор у нас были чисто неалкогольные. Это было и мое желание, и даже, можно сказать, условие, выставленное с самого начала. Я сделал так и из осторожности, да и честно говоря хотелось посмотреть, на их поведение вне застолья. Никто не мог гарантировать, что, например, эта пара приятных молодых людей, как здесь говориться «подсылы». От кого? Да от кого угодно. Алексашки, прежних недо-заговорщиков, мало ли «доброхотов»…
«А уж коли надо, то можно и поменять обстановку, вместе с условиями. Царевич я, или кто, в конце-то концов?– улыбнулся я про себя».
-Вот только выбор трактира за вами, судари,– передал инициативу более «зажиточным» москвичам.
-Я тут недавно побывал в одном прелестном заведении, он тут всего через пару улочек расположен, можно в него заглянуть…– намекнул барон, с хитринкой глядя на нас.
-Решено. Артур сегодня за провожатого,– вынес я свой вердикт.
Но, первый настоящий выход в «ночную жизнь» Москвы начала 18-го века начался уже в надвигающихся сумерках. Мы не могли остаться равнодушными к стараниями моего повара, его кулинарные изыски превосходили не только то, что пробовал прежде, но и наверняка любую трактирную стряпню, утонченных ресторанов в Москве еще нет и долго не предвидится. Баскаков, конечно, попытался превратить тихие посиделки в настоящую пьянку, но не встретил искренней поддержки в этих его планах, ни от меня, ни от барона.
В питейном заведении, разомлев от духоты и нескольких кружек пива, Артур с Александром предстали передо мной в новой «красе». И честно сказать приятно удивили меня, хотя сами об этом они и не узнали. Если Александр откровенно «надирался» в традиционной русской манере, то Артур был гораздо сдержаннее.
-Знаете, друзья, мне князь Болконский недавно рассказал, что он встречался с одной сударыней, естественно, что он не назвал ее имени. Так вот она ему поведала о том, что скоро к царю нашему приедут посольства от Молдавии и Валахии,– немного заплетающимся языком сказал молодой помещик, заливая себе новую порцию слабо алкогольного напитка.
-Эка новость. Об этом и так все знают, скоро сами османы узнают,– не удивился этой новости, барон, нагоняя Александра в винопитии, попутно обгладывая зажаренную заячью ножку.
-Знать то знают, но вот о том, что наш государь собирается помощь все же оказать мало, кто догадывается,– хитро подмигнул мне мелкопоместный дворянин.
-Отец ни за что на это не пойдет,– ответил я помещику, прекрасно помня, что Прутский поход был в одиннадцатом году, а не в седьмом.
Легкий дурман в голове «завис» на одном уровне и не поднимался выше, не получая должной подпитки. Все же напиваться не входило в мои планы, и тем более не входило в планы оказаться в нелицеприятном свете перед глазами своих собеседников. Честно говоря, первоначальные опасения того, что тело цесаревича окажется слабым на это дело не оправдались, если не считать самого начала посиделок, когда организм чуть не требовал новой порции алкоголя.
«Главное воля!» так кажется, говаривал подполковник Тимошкин, будучи сосудом, до краев наполненный этой самой эфемерной субстанцией, столь же необходимой военному человеку, как доблесть, смекалка и стойкость. Особенно стойкость. Всегда и везде. На поле боя, за праздничным столом, да и в постели, что немаловажно, это была одна из его любимых шуток. Вот эту самую волю мне и пришлось мобилизовать, чтобы лишь казаться выпившим.
-Я согласен с Его Высочеством. Шведы слишком сильны, чтобы оставлять их без внимания. Их ни в коем случае нельзя оставлять одних, иначе они могут таких дел натворить, что придется долго их исправлять и не факт, что получиться,– внезапно сказал датчанин.
-А как же Саксония и Дания?– заинтересовался я.
-Ваше Высочество, неужели вы забыли, как при Фрауштадте Карл саксонцев разбил? До сих пор Саксония отойти не может, да еще постой шведской армии у себя оплачивают. Про своих же собратьев я вообще молчу,– ответил мне барон.– Так что компания по освобождению славян если будет, то будет только после того, как государь Петр Алексеевич разберется с Карлом.
«И как можно скорей иначе наша экономика окончательно влезет в одно очень интересное и темное местечко…– добавил я про себя».
-Увы, но это так,– согласился барон.– Эта война подорвала все прекрасные начинания царя, и если честно я даже не знаю, сможет ли она вскоре преодолеть все те трудности, что появились.
«Это что же я в слух сказал? Не порядок, надо за собой следить,– хмуро заметил я сам себе, опрокидывая остатки пива в горло».
-Время, для этого нужно время,– тихо сказал Баскаков, как я понял вполне сносно разбирающийся в состоянии тех дел, которые сейчас творятся на Руси, в области экономики. Все же имение заставляет глядеть чуть дальше своего носа, а если еще и хочешь быть обеспеченным, то и дальше своей руки!
-А почему именно время, друзья?– нарочито удивленно посмотрел я на сидящих в задумчивости товарищей.– Ведь можно же как-то помочь отцу? Не обязательно же только ждать…
-Ваше Высочество, кажется разговор, зашел немного не туда,– тихо сказал барон, оглядывая полумрак трактира, в котором уже давно были заняты все столики, а народу становилось только больше, того и гляди, на головы друг к другу полезут.
-Пожалуй ты прав Артур, что-то я разошелся немного,– кивнул я ему, все же место действительно не совсем подходящее.
Больше не возвращаясь к этой теме, мы продолжили сидеть в питейной, вот только дружеская атмосфера куда-то мгновенно испарилась. Быть может оно и к лучшему, времени обдумать мои слова им все равно требуется не мало, так что при следующей встрече они определенно все взвесят, и уже смогут дать мне ответ на мое предложение, пускай высказанное и не полностью, и под легким хмельком. Ну, это ничего, не дураки же они право слово…
-Что ж друзья, думаю мне пора,– сказал я час спустя, чувствуя, что тело готово упасть в первое попавшееся блюдо.– Да и пиво, честно говоря, здесь паршивое. Сбитень много лучше будет.
-Не такое уж и плохое. Но я еще чуток посижу,– сказал Баскаков, смотря пьяными глазами на молоденькую служанку, стреляющую в его сторону глазками.
-Да, мне думаю тоже пора, заодно и Его Высочество провожу до половины пути,– пробормотал барон, придерживаясь рукой за стол.
Через пару минут, кое-как встав со своих мест, добравшись до выхода, мы пытались залезть на наш четвероногий транспорт, оказавшийся немного строптивым, что в конечном итоге у нас получилось. Правда, пришлось потратить немного больше времени на сие действо, нежели обычно.
Темные улочки Москвы, освещенные лунным светом, то еще зрелище, здесь при «удаче» можно нарваться на большие неприятности, особенно если увидят, что путник одинок и беззащитен. Сквозь легкий хмель почему-то всплыли в памяти воспоминания одного из приближенных Петра, участвовавшего в начале века в «чистке» столицы от чересчур разошедшихся бандитских шаек, окончательно распоясавшиеся от творимого ими произвола. Так вот по его словам бороться с шайками приходилось специально отряженным солдатским командам. И вешали пойманных татей десятками, без всякого разбирательства.
-Ваше Высочество, можно скажу на чистоту?– спросил неожиданно барон, прервав обсуждение каких-то дворцовых сплетен, из его голоса потихоньку начали исчезать пьяный угар и понемногу стали различаться интонации.
-Да, конечно,– остатки хмеля выветрились из головы, и теперь если не считать легкой слабости, я вполне подходил на роль трезвенника.
-Раньше, еще буквально пару месяцев назад, я искренне недоумевал, почему у такого деятельного и умного правителя столь, непохожий на родителя отпрыск. Хотя вынужден признаться такое частенько случается в европейских королевских домах,– начал датчанин, из голоса которого окончательно выветрились признаки хмельного состояния.
«Мне бы так!– завистливо вздохнул я мысленно, отмечая про себя все это.– Молодец, сумел правильно время подгадать для нужного разговора, который по трезвому состоянию наверняка меньше чем на ссылку бы не годился, точнее на высылку. Впрочем, послушаем, что там он мне скажет, авось чего интересного услышим…»
-Но теперь я начал присматриваться к тебе и понял, что был, по-видимому, неправ, и в тебе та же кровь, что и твоем отце, и твои деяния будут, сравни его. Я хочу, чтобы ты знал – если ты действительно готов сделать то о чем говорил, то один помощник у тебя есть. Скажу честно теперь, после нашего близкого знакомства, я искренне уважаю тебя. – завершил фразу барон.
-Знаешь Артур, я рад, что ты оказался тем человеком, который понимает больше, чем показывает на виду. Я думаю, твоя преданность мне и России будет тем первым кирпичиком, на котором в последствии будет стоять крепкий и прочный дворец,– ответил я ему.
-Но так же я вынужден сказать тебе Алексей, что страну на одних плечах не поднять,– заметил датчанин, видя, что его слова упали на благодатную почву.– Вот только доверять нам государь вряд ли станет с тем же пылом, что и Лефорту…
-Эк ты загнул Артур?– усмехнулся я.– Ты что же себя с Лефортом решил сравнить?
-А чем черт не шутит, Ваше Высочество? Может, и я на что сгожусь,– не спасовал барон, глядя куда-то в сторону.
-Что ж, если желаешь действительно помочь мне, в этом нелегком деле, то я буду только рад,– искренне сказал я ему, окончательно вербуя своего первого сторонника в этом мире.
На это ничего барон Либерас не сказал, лишь кивнул головой, подтверждая свое решение, лишь перед самой развилкой заметил, как бы, между прочим:
-Не знаю, насколько ты хороший лицедей, царевич, но я твой без остатка,– сказал Артур и поехал к себе домой, расположенный рядом с Немецкой слободой.
-Не прост,– усмехнулся я, поворачивая коня в сторону дворца.
Проехав пару сотен метров, я заметил чуть в стороне от дороги, возле стены одинокого одноэтажного домика шевеление каких-то теней. Стараясь не выдать своей осведомленности, я как бы невзначай положил левую руку на эфес шпаги, слабо отливающим золотом, видном только с пары метров.
«Уф, кажется, пронесло,– с облегчением выдохнул я, проехав мимо замеченного мной дома».
Вот только закон подлости, или удача бандитов явно не желали оставлять добычу и буквально через пару секунд, спереди дорогу перегородили трое рослых детин, с кавалерийскими пиками на изготовку.
«И где только их достали?– удивился я, понимая, что не время разглядывать оружие этих молодчиков».
Тем временем сзади послышались тяжелые шаги пары человек, бросив туда взгляд я увидел, что там застыла пара таких же детин, только у одного из них в руке была фузея, допотопного образца, судя по едва тлеющему фитилю.
-Сымай барахлишко, вашбродь!– нагло сказал мне один из троицы, стоящей в десяти метрах спереди моего коня.
-Гоп-стопщики, мать вашу,– ругнулся я едва слышно, понимая, что вряд ли удастся уйти просто так без боя. Полагаться на то, что меня отпустят, даже отдай я все ценное, наивно и глупо.
-Эй, ты глухой?– спросил все тот же охальник.
-Со смердами смысла нет разговаривать,– ответил я ему, беря в правую руку притороченный к седлу пистоль.
-Экий неугомонный попался,– хмыкнул кто-то сзади меня.
Слегка полуобернувшись я увидел, что «герой» с фузией, уже готов сделать выстрел, но еще пока не получил четкого приказа на него, видимо заводила и был главным в этой шайке разбойников Москвы. Не дожидаясь, пока стрелок получит свой приказ, я выхватил пистоль, притороченный к седлу и, не целясь, выстрелил навскидку. Как не печально было осознавать, но тех навыков, которые я получил за прошедший месяц, едва хватило на то, чтобы задеть стрелка, причем довольно-таки сильно. Свинцовая пуля вошла в плечо, наверняка размозжив ключицу, все же расстояние было маленьким, чтобы кость смогла уцелеть. Натянув поводья, я постарался повернуть коня к оставшемуся одному противнику сзади меня, но руки дрожали, и я слегка переборщил с натяжкой поводьев и вместо поворота конь встал на дыбы. Говорить о том, что я смог удержаться на бьющем воздух четвероногом друге и смысла нет. Короткий полет и удар о неровную мостовую столицы выбил воздух из моих легких, но как ни крути, а рефлексы сработали правильно, тут же поднимая меня ан ноги. Времени на то, чтобы оклематься в полной мере, попросту нет!
К моему счастью бандиты не ожидали столь необычного развития событий, видимо до этого времени наталкиваясь все больше на торгашей и ремесленников, не могущих постоять за себя. Вот только уроков фехтования в течение всего одного месяца, явно не хватит, для того чтобы противостоять четверке рослых детин. С радостными лицами разбойники бросились ко мне, только тогда, когда я уже встал в защитную позицию, не успевая перезарядить пистоль.
-Ну что, допрыгался, рябчик?– зло спросил меня главарь.
-А причем здесь сия птица?– удивился я.
-А при том!– выдохнул он, неожиданно атакуя меня в шею.
Но уроки Олифера Браувера не прошли для меня даром, и казацкая сабля, неизвестно как оказавшаяся в руках разбойника встретилась с моей шпагой, чуть ли не выбив искры, словно в каких-нибудь голливудских фильмах. Рука тут же онемела.
«Идиот! Ты еще пулю зубами поймать попробуй!– сдерживая стон ругнулся сам на себя.– Плохо видимо все уроки то я заучивал у Олифера».
Не опечалившись первым промахом, главарь полез в новую атаку, только теперь уже при содействии своих собратьев по ремеслу. Выдвинулся чуть в сторону копейщик, главарь встал напротив меня, с правого и левого боков начали обходить меня оставшиеся без дела разбойники, обнажив короткие, полуметровые клинки столь удобные в толчее, но никак на открытой местности.
-Хилое у вас оружие то, судари,– насмешливо сказал я им, чувствуя, как по спине заструился ручеек предательского холодного пота, а коленки начало трясти.
«Ты кто такой?! А ну взял себя в руки!– но никакие воззвания к самому себе не помогали, первый смертельный бой, на который я обрек себя, был не таким уж и романтическим, как обычно описывается сие действо в книжках. У меня, почему-то начали бегать по всему телу мурашки, не давая успокоиться, однако через мгновение я почувствовал, как слабость уходит, оставляя лишь часто бьющееся сердце, готовое вырваться через сдерживающие его ребра наружу».
Хлынул поток адреналина в кровь, и я не до конца понимая, что я делаю, бросился к самому слабому, на мой взгляд, противнику, пытающемуся обойти меня с левой стороны, словно кто-то шепнул прямо в ухо: «Вперед!», спуская с цепи зверя, сидевшего до этого момента внутри меня.
Не ожидавший от меня такой прыти бандит упал на мостовую с рассеченной головой, в последний момент успевший поставить шпагу на блок, правда, весьма хиленький.
-Действительно прыткий,– сплюнул главарь, занимая позицию напротив открывшегося прохода, закрывая мне последнюю лазейку избежать дальнейшей схватки.– Ну, как, отдашь Богу душу без сопротивления вашбродь?
-Наглые разбойники пошли!– восхитился я, делая пробный выпад в сторону главаря, но реакция у того была не в пример лучше, нежели у его недавнего подчиненного, залившего своей кровью небольшой пятачок вокруг себя.
-Хватит трепаться. Бей его ребята!– ни с того ни с сего заорал главарь, первым кинувшись ко мне.
Вот только сейчас я понял, на сколько плохо мое фехтовальное искусство, его едва хватало на то, чтобы отбиваться от сыплющихся с трех сторон ударов далеко не лучших фехтовальщиков России.
Больше не было никаких слов и угроз, лишь надсадное сопенье, уставших людей, и вяло текущая по моей правой руке кровь. Все-таки кавалерийская пика смогла таки вынырнуть в неподходящий для меня момент и задеть предплечье, оставив кровавую, но несерьезную рану. Вот только кровь то шла, и рука понемногу слабела и немела, заставляя все чаще и чаще сжимать кулак, из последних сил разгонять кровь в венах.
-Что, плохо тебе? Надо было раньше соглашаться, тогда бы жизнь тебе оставили, а теперь извиняй, но не уйти тебе живым, много достойных людишек ты, вашбродь, загубил,– улыбнулся щербатым ртом главарь, опуская на пару секунд саблю.
В стороне, около стены дома вяло ворочался раненый в начале боя разбойник, сжимая рукой потертый кафтан.
-Это вы то достойные людишки? Да вас дерьмом то не назовешь, только, как похвала звучать будет!– словно выплюнул я слова, сберегая сбившееся дыхание.
«С физкультурой у наследника явно была проблема…– мелькнула мысль на грани сознания, отмечая вполне очевидную истину».
-Да мы тебя…– начал было подельник главаря, но тут же замолчал, падая на мостовую, прерванный одиноким выстрелом, разорвавшим наступившую на пару минут тишину.
-Держитесь, сударь я иду!– крикнул кто-то неизвестный скачущий ко мне на помощь.
Уже наметив меня в качестве своей жертвы, разбойники вдруг оказались той самой дичью, за которой охотились, от растерянности главарь ничего не успел скомандовать, за что и поплатился своей жизнью, его голова покатилась по серым камням московской улицы, орошая мостовую на своем пути алыми каплями. Оставшийся в меньшинстве бандит, бросив пику, юркнул в отнорок, возле стены дома, скрываясь от сабли всадника.
-Ушел, шельмец! Ну да черт с ним. Вы целы, сударь?– спросил меня пришедший на помощь всадник, оглядывающий пространство вокруг нас.
-Благодаря вашей помощи… сударь. Простите, но не знаю вашего имени,– ответил я ему, разрывая край кафтана.
-Да у вас, сударь, ранена рука! Давайте я вам помогу,– спрыгнув с коня, сказал нежданный спаситель.
-Спасибо. Признаться честно, перебинтовывать самого себя крайне не удобно,– облегченно выдохнул я, давая незнакомцу возможность оказать первую помощь.
-Извините меня, за мои манеры. Поручик гвардии Преображенского полка Кузьма Астафьев,– представился по всей форме мой незнакомец, разве что каблуками башмаков не щелкнул.
-Это что же, преображенцы возвращаются в Москву?– удивился я.
-Нет, я по ранению сюда прибыл,– улыбнувшись, ответил Кузьма, слегка морщась.
Приглядевшись, я заметил, что под дорожным плащом левая рука немного угловата, словно находится в лубке. Заметив мой взгляд, поручик откинул полу плаща и показал аккуратно перевязанную повязку, наверняка делал мастер своего дела.
-Наш полковой лекарь – Михеич постарался,– с некоторой гордостью сказал Кузьма, словно прочитал мои мысли.
-Простите, если лезу не в свои дела, но как же так получилось, что вы оказались ночью на улочках Москвы?– задал я пришедший в голову вопрос.
-Да, вот из-за этого вот!– угрюмо сказал поручик, показывая перевязанную руку.– Разболелась не к месту, пришлось заехать в ближайшую деревеньку, махнуть пару чарочек.
-Все понятно. Раз так, то приглашаю вас к себе, как говориться мой дм, твой дом,– улыбнулся я, смотря на бравого вояку, которому от силы дашь лет двадцать, да и то с натяжкой.– И никакого отказа не принимается!
Видимо поручик собирался отказаться, для проформы так сказать, мол, мы такие гордые и все такое, вот только мне почему-то кажется, что вряд ли у него в Москве есть жилье, скорее всего, приехал сюда на лечение с запиской от лекаря, в полковой штаб. Но раз уж я сразу поставил данный вопрос ребром, то и отказываться, больше смысла нет.
«С норовом, молодец то,– удовлетворенно заметил я про себя, проникаясь каким-то уважением к Кузьме, не побоявшемуся с раненой рукой прийти на помощь незнакомцу».
Сев на своего коня, стоящего в пару десятке метров от места схватки мы тронулись в путь, попутно разговаривая на нейтральные темы. До дворца было чуть меньше сотни метров и деревянные домишки, с резными ставнями и небольшими изгородями, постепенно редели, открывая проплешины на улочках Москвы, а потом и вовсе исчезли, вот только когда перед нашим взором оказался только одно здание, поручик удивленно посмотрел на меня и сказал:
-Извините, сударь, но я, кажется, забыл поинтересоваться вашим именем,– как-то виновато сказал Кузьма.
-Все в порядке, наследник престола Российского, цесаревич Алексей,– улыбнулся я ему, смотря, как брови поручика медленно поднимаются вверх…
Конец апреля 1707 года от Р.Х.
Москва.
Алексей Петрович.
-За проверку не волнуйся, Артур,– в очередной раз сказал я сидящему напротив меня барону.– Лучше расскажите мне друзья как там проходят дела с поиском нужного нам места?
-Вот так всегда,– вздохнул барон.
-Давай рассказывай барон, интересно же,– вставил свое слово поручик Преображенского полка, ставший моим постоянным гостем и хорошим собеседником, не лишенным ума. Именно из-за этого качества, я не позволил ему покинуть мое жилище и теперь, разминая раненую руку, я все чаще и чаще видел перед собой не пару доверенных лиц, а три, с весельем, смотрящих вокруг себя.
-Этот вопрос не ко мне, им Сашка занимался,– барон передал инициативу Александру, сам, усаживаясь удобнее в кресло, взяв со стола небольшую кружку со сбитнем, этот русский народный напиток с успехом заменил нам на наших небольших посиделках вино и пиво.
Впрочем, наши посиделки несколько раз разбавлялись и приглашенными «со стороны» знакомыми барона и помещика Баскакова, причем выбор падал на тех людей, которые были не склонны к подхалимажу. И надо заметить, данный подход был правильным и главное именно таким, который требовался мне. Нельзя сказать, что все приходящие на наши питейные вечера были толковыми и нужными людьми, а большая часть из приходящих быстро выбраковывалась.
Нет, я не проводил никаких психологических тестов и прочей зауми, нет ни в коем случае! Я просто решал для себя, нравиться ли мне этот человек или нет, после чего шла беседа на самые разнообразные темы, вплоть до ведения хозяйства, если оный собеседник понимал, о чем говорит. После этих двух этапов следовал следующий, который, к моему сожалению, прошли всего трое, причем двое из них не до конца. В чем же заключался этот последний этап проверки на годность для меня? Все очень просто, человек приглашался на беседу в круге тех лиц, которые уже состоят при мне в качестве ближайших соратников и к мнению которых можно порой прислушаться.
Так уж получилось, что мое ранение вызвало несколько событий, окончательно расставив на свои места приоритеты моих будущих соратников.
Как только мы вместе с Кузьмой зашли во дворец и поднялись на второй этаж, дождаться лекаря, срочно вызванного Никифором, в двери дворца ввалился барон Либерас, требуя у слуг сказать здесь ли Его Высочество. Но вместо ответа один из служек, молодой парнишка-конюх проводил барона к нам.
Вот тогда то я и увидел растерянные глаза датчанина, успокоившиеся сразу же, как только он увидел меня в относительной целости и безопасности.
-А я то уж подумал…– расслабился он, опускаясь на одинокую тумбочку, стоящую чуть ли не на самом проходе.
-Беспокоился?– удивился я.
-О потерянных возможностях,– хмыкнул Артур, переведя дух.– Я как услышал выстрелы, сразу бросился обратно, да видать не успел чуток. Только трупы обнаружил и одного калеку, валяющегося в собственной крови.
-Что прошло, то прошло. Знакомьтесь господа: барон Артур Либерас и поручик гвардии Преображенского полка Кузьма Астафьев.
Пара человек, поклонились друг другу, показывая, что они познакомились.
-Прошу меня извинить, судари, но я вынужден вас оставить, Никифор проводит вас в ваши покои. И тебя Артур в том числе,– криво улыбнулся я, чувствуя, как немеет правая конечность.
-Конечно,– ответили они, я же встал и пошел к себе в спальню, смотря из окна как пяток гвардейцев, из пары десятков, постоянно находящихся при мне, вылетают на улицу под предводительством своего командира – капитана Михаила Нарушкина
…прошло уже больше недели с той поры, а воспоминания схватки порой продолжают будоражить кровь. Хорошо хоть уроки фехтования с Олифером не пришлось прерывать в связи с ранением, все же рабочая рука у меня левая, а не как у большинства. Встрепенувшись, я сбросил оковы задумчивости и посмотрел на Сашку, несущего в руках небольшую кожаную сумку, до поры до времени одиноко лежащую на столе, рядом с входом.
-Недавние разговоры на наших посиделках воплотились в жизнь, друзья!– счастливо сказал Александр, демонстрируя нашей компании закрытую сумму.
-Потрогайте ему лоб,– первым предложил сидящий рядом с бароном Николай Волков, сын купца, входящего в Золотую Сотню (100 самых богатых купцов Руси, которые до прихода к власти Петра держали почти все сферы торговли, в том числе и внешнюю).
-Мысль здравая,– согласился я с данным предложением, с улыбкой глядя на молодого рязанского помещика.
-У вас, что такая же короткая память, как у придворных дам!?– нахмурился Сашка, но тут же улыбнулся, увидев, что мы всего лишь шутим.
-Давай, показывай скорей, что ты там принес,– сказал Кузьма, заинтересованно поглядывая на закрытую сумку.
Как-то в один из вечеров, когда мы сидели впятером, слегка попивая пиво, зашла речь об элитных войсках стран Европы и Азии. Кто-то янычар Османской империи привел в пример, упоминая о том, как они воспитываются, чьими детьми являются, кем были до того как стали этими самыми янычарами и многое другое в этом же духе. Затем стали перебирать другие примеры. Но дальше разговоров дело не заходило. Не было еще четкой идеи, над которой стоило бы заострить внимание.
«Пожалуй, раз Петр соизволит лично устроить этот опрос своего единственного наследника и чада, то кое-что можно и выбить себе в пользование. Но об этом пока рано думать,– мысленно разложил я по полочкам свои стремленья».
И вот тут оказывается, что ни один я занят думами о том чем бы заняться! Сейчас яркий пример оного человека с торжеством открывает свою суму, доставая нам исписанные листы превосходной бумаги.
-И?– удивленно посмотрел на сотоварища барон.
-Это именно то, что нам нужно!
-А что нам нужно?– тут же спросил Артур, улыбнувшись.
-Да вы сударь издеваетесь надо мной?– нахмурился помещик Баскаков.
-Ни в коем случае!– поднял к верху руки барон.– Продолжайте, прошу вас.
И вот, когда мы выпили уже изрядно, да еще к тому же напарились в превосходно протопленной баньке, с березовым веничком, начали дискуссировать на различные мужские темы.
«Пора!– решился я, наконец, доставая из принесенного с собой тубуса свернутые листы бумаги».
-Побывал я в кое-каких местах и сумел найти интересные заметки по устройству и жизни не только янычар, но и старых греческих военных поселениях. Почитал, решил, что вам эти бумаги тоже могут показаться интересными,– на полном серьезе сказал я, раскладывая бумаги на столе.
-Если так, то можно и посмотреть, может и в правду мысль, какая дельная появится,– сказал Кузьма, беря в руки один из листков, с надписью вверху «Спарта».
Артур и Николаем взяли лежащие рядом бумаги по янычарам, Александр же задумчиво листал ветхие страницы, описывающие войска Александра Великого.
-Сколько нового порой можно узнать из всего этого,– бегая глазами по буквам, сказал Николай, делая заметку у себя в дневнике.
-Что есть, то есть. Эллины много достигли, в том числе и в военном искусстве,– соглашаюсь, чувствуя, как закрываются глаза.– Други, пожалуй, нам стоит прерваться до завтра, бумаги можете взять с собой, для ознакомления.
-Так и сделаем, а то у меня уже мушки перед глазами мелькать начинают,– устало откликнулся Кузьма.
Наши посиделки все же не смогли закончиться очень рано, но все же, благодаря стойкости присутствующих нам удалось оказаться в своих обиталищах до полночи.
Через пару дней наших посиделок к нам в компанию, попал друг Николая Волкова, Михаил Лесной один из младших сыновей боярина Первака Лесного, которому едва исполнилось 19 лет. Не сказать, что из него идеи сыпались, будто из рога Изобилия, скорее наоборот. Вот только сами замечания, которые он с удовольствием вставлял по некоторым вопросам, обсуждаемых нами говорили о многом. Что же до идей… думаю, нам найдется, кому их предлагать. Да и его незамутненный «преобразованиями» Петра разум, одного из боярских детей, в будущем поможет взглянуть на нашу деятельность через призму разных направлений к подходу в управлении государством. Ведь именно при Петре началась ломка наших, исконно русских традиций… Как бы то ни было, но наша компания занималась тем, что корпела над неким аналогом еще не созданного «Устава Воинского» Петра Великого, правда надо заметить пока еще не получившего столь говорящее прозвище.
Для чего все мы это делали? Не знаю, да и мало мы тогда думали, что будет дальше, просто захотелось что-то создать, чистое и светлое, чтобы потом можно было сказать, гордо выпячивая грудь вперед, мол «Вот поглядите, это мое!»
Следующий день мы засиделись до полуночи, спорили, ругались, кричали, доказывали друг другу, что точка зрения оппонента неверна и в корне не правильна. Перья для письма противно чиркали по бумаге, выводя буквы совершенно новой «химеры». Баловство взрослых мужей понемногу переросло в нечто большее, готовое вылупиться при малейшей трещине «яйца». Правда сама работа, кропотливая, скучная, но от того не мене важная, чем сама идея, только началась, «высасывая» силы из меня и моих соратников, штат которых немного увеличился, приняв к себе еще и Михаила, с жадным энтузиазмом взявшегося за новую, необычную работу.
В итоге новый день мы встретились сразу же после моих занятий. Из-за вчерашних споров у всех были осипшие и охрипшие голоса, но это отнюдь не убавило наш пыл.
-Друзья, а для чего мы все это делаем?– спросил всех Кузьма, отрываясь от написанных своей рукой строк Устава.
Его усталые глаза переходили с одного друга на другого, высматривая что-то.
-Как для чего?– изумился Александр.– Для, того чтобы ясное дело помочь, нашему государю-батюшке, в его непосильных заботах!
-Ну да, это как раз и понятно, «Служи Царю своему как самому себе, будь предан ему, как родному отцу…»,– прочитал строчки из Устава Кузьма.– Но для чего все это? Разве у нашего государя нет своих помощников?
-Помощники, то есть, поручик, но вот служат они моему батюшке пусть и верно, но отнюдь не бескорыстно, порой так извращая его начинания, что и смотреть тошно,– сказал я Кузьме.
Про себя же подумал, что если все получится, как я хочу, то в случае нужды можно и против гвардии кое-что противопоставить, а если уж вспомнить о техническом прогрессе…
«Мда… вспоминать действительно придется,– подумал я, вспоминая недельные трепыхания над чертежами казнозарядного штуцера и самих воспоминаний о первых нормальных винтовках, которые начали производить только во второй половине 19 века».
-Да и тебе самому не хотелось бы быть немного больше, чем просто поручиком или даже капитаном гвардии?– спросил Кузьму барон, глядя тому в глаза.
-Если бы я этого не хотел, то не сидел бы здесь,– ответил поручик Астафьев.
-Тогда и нечего смущать нас тут!– весело сказал Сашка, посыпая песком черные строчки на бумаге.
-Да я и не смущал, кажется,– буркнул сын боярина Микулы.
-Тогда, раз уж Устав написан, то надо ему кому-то вручить, тем, для кого он будет самой нужной книгой на протяжении жизни,– шевеля затекшими руками, сказал я.
-А что тут думать, раз уж везде в Уставе упомянуты «витязи», то пускай и будет у нас… корпус Витязей,– предложил Николай, делая пометки в дневнике, постоянно носимым с собой.
-Нет, не совсем так, раз уж мы хотим помогать русскому государю, то и название нашего детище должно об этом не только говорить, оно должно кричать об этом,– не согласился я с предложением Николая.
-Пускай тогда будут «Русские витязи»– предложил Кузьма.
-А вот это уже что-то,– обкатав на языке словосочетание, понял, что смысл и звучание вполне годятся для названия корпуса.– У кого-то еще есть предложения?
-Нет, это наиболее подходящее,– сказал Николай.– Вот только принимая его, мы в случае успеха в будущем не сможем привлекать другие народы и национальности в корпус…
-Я об этом уже думал, и пришел к выводу, что это неизбежно и даже необходимо. Те отроки, которые войдут в корпус, должны чувствовать свою избранность, пускай сначала они не поймут этого, но со временем станут настоящим оплотом, наших идей. Причем не каменным, а живым, несущим наши мысли в себе,– подумав, сказал я, гладя подбородок рукой, чувствуя пробивающуюся мужскую поросль.
-Тогда, необходимо написать в Устав, отдельно от всего сам способ набора в корпуса, чтобы ни у кого не возникло ненужных вопросов в последствии,– оторвавшись от завитушек на бумаге, задумчиво сказал Николай.
-А что если так: «… русские отроки, тринадцати – четырнадцати весен, могут, с позволения родительского и собственного желания поступить в сей корпус, для служения Царю, Вере и Отечеству, неся с собой узы братства и русского единства»?– предложил я свой вариант приписки.
-Хорошо, но не слишком ли напыщенно?– спросил Артур.
-Нет, это как раз самое оно,– ответил за меня Кузьма.– Любой отрок мечтает о том, что именно он будет богатырем, пускай большая часть из них и понимает, что это вряд ли возможно. Но вот тут то, как раз и будет для них та самая отдушина, в которую они смогу пойти, для осуществления своих мечтаний.
Глаза поручика блестели, словно именно он должен сделать свой выбор, и сейчас ему никак не больше четырнадцати весен.
«А ведь для Кузьмы то это и не игра вовсе, пускай и взрослая…– огорошило меня «свалившееся» откуда-то сверху откровение».
-Но отроки вырастают, и у них появляются взрослые мысли, друзья…– добавил ложку дегтя в нашу «бочку меда» Михаил, о чем-то напряженно думавший все время.– И честно сказать потом они могут стать проблемой не хуже стрельцов…
-Ну, ты сравнил, скажешь же,… стрельцы,– презрительно сказал Александр.
-Нет, Саша, Миша прав,– я не разделял такого же подхода к данному делу как мой друг помещик, благо, что пример тысячелетий перед глазами был в избытке.– В любой, даже совершенной группе людей, начинается ее увядание, как моральное, так и идейное, что приводит к бунтам, и прочим не нужным государству потрясениям. А все из-за чего?
-Из-за плохой начальной мысли?– спросил Николай.
-Не только, признаться, я об этом как-то не подумал. В основном же «гниение» замкнутых обществ начинается с того, что перестает вливаться свежая кровь,– сказал я, подходя к столу со снедью, все же ужина как такового у нас нет, поэтому приходится питаться вот такими вот налетами на гору продуктов, заботливо приготовленных в углу залы.
-Как прям образование болот,– хмыкнул Кузьма.– Вода в озерах перестает быть хоть сколько-нибудь проточной, и оно постепенно зарастает камышом, а потом и вовсе кустарником, а там глядишь и уже непролазное зеленое месиво.
-Суть в принципе верная. Так вот именно поэтому, дабы «наша вода всегда была чистой и проточной» необходимо в фундамент Устава заложить те идеи, которые никто не смог бы поколебать!– наконец сказал я друзьям, напряженно думающие о новой поставленной задаче.
-Но разве не это не то же самое, что говориться в нерушимых правилах Устава витязей?– наконец спросил барон Либерас.
-Эти аксиомы включают в себя лишь малую часть того, о чем я говорю. Вот, к примеру: первая из них: «Никогда витязь не предаст брата своего, будь то в ласки прелестниц или пытки врага» с этим все понятно. Вторая: «Витязи служат только для России, но ни в коем случае не для себя самих!», вот тут уже могут возникнуть кое-какие вопросики. И третье правило, самое спорное, и нужное: «Витязь никогда не может быть забыт, где бы он не находился он остается им всегда!»
-Извратить можно все, что угодно, лишь бы голова работала,– сказал Николай.– Но вот и дальше вводить какие-то ограничения в Устав я считаю не нужным. Конечно человек я не военный, но уверен в одном точно, одни запреты ничего не сделают, нужно вводить негласные правила постепенно, как бы «одевая» будущий корпус до тех пор, пока наша задумка не воплотиться в жизнь.
-Дельная идея,– согласились с Волковым друзья, даже у меня, вечно ищущим подвох в ворохе новых предложений, не нашлось ни единого возражения.
-Что ж, тогда, пожалуй, можно приниматься за те дела, которые мы распределили между собой,– с улыбкой сказал я.– Но перед тем как разойтись, друзья, давайте хорошенько перекусим, а то ведь и ужин мы пропустили…
Мое предложение было встречено на «Ура!», тем более что раз основное дело было дописано и сделано, то можно все это действо завершить одной давней русской традицией – обмывкой! Честно сказать, не ожидая такого поворота событий, я попросту свалился под стол через пару часов этой катавасии, хорошо, хоть спать меня уложили на одинокий диванчик, стоящий рядом со шкафом с книгами. Правда, он больше подходил для сидения, нежели для сна, но ведь дареному коню в зубы не смотрят!
Глава 2
Начало мая 1707 года от Р.Х.
Жизнь или Смерть: реальность престолонаследия
Алексей Петрович.
В учебе и заботах пролетела последняя неделя апреля и пара майских деньков. Друзья, занялись своими делами, попутно выискивая возможности для воплощения в реальность наш эфемерный труд. Кто-то поехал к себе в поместье, изучать все на месте, кто-то ищет на базаре, нужную ему информацию. Увы, но ежедневные посиделки пришлось отменить, и за прошедший неполный десяток дней мы с соратниками собирались раза три, отдохнуть от каждодневных забот, мимолетом обсуждая то, чего каждый из нас достиг в той области, которую он выбрал для себя. Правда, при всем нашем энтузиазме, мы не можем решить одну единственную проблему – возможность провала моей проверки Петром. С одной стороны, конечно, все зависит от меня самого, но вот так ли это на самом деле? Не знаю, мало ли что там царю-батюшке на ушко шепчут.
Как бы то ни было, но дни шли, не спрашивая соизволения остановиться, и опускать руки с моей стороны было бы, по крайней мере, глупо, поэтому я и отдавал все свободное время, повторению изученного материала. Все же я решил не рисковать и не приступать к новому материалу, мало ли, что может случиться, перепутаю все и пиши, пропало, надежды летят в тартарары, а «Уставом витязей» тогда можно смело подтереть одно место.
Увы, но никаких майских праздников, по старой привычке ожидаемых мной не было, разве что церковные были, да я как-то не сподобился узнать какие именно. Так что для меня бывшие майские праздники прошли в тишине и уюте, вместе с картами географии и парочкой новеньких учебников по навигации. Правда надо заметить, что порой тишину, нарушал звон клинков и топот ног в тренировочном зале, специально оборудованном для фехтования. Не знаю почему, но я никак не мог выбрать, что мне больше нравится из холодного оружия. Выбор пал между плавным изгибом сабли и смертоносной прямотой шпаги. Вот только воспоминания говорят мне о том, что вскоре шпаги вовсе, так сказать, сойдут на «нет». Да и честно говоря, штык на винтовке много лучше подойдет пехотинцу, нежели метровая металлическая полоска. Так что думаю, в скором будущем от оного оружия придется отказаться, прежде всего, из чисто практических соображений, и перейти на саблю, все же много удобнее она для всадника….
Зато я уже с гордостью могу сказать, что Олиферу, моему учителю, не удается в течение пяти секунд выбивать из моей руки оружие, после почти двух месяцев занятий при хорошем раскладе, я могу продержаться минуту, а то и больше. И при этом постоянно «расту» в этом искусстве, так правда говорит учитель, я же признаться честно за собой пока мало что замечаю, разве что упоение схваткой немного опьяняет, но это на самом деле не совсем хорошо, можно и дырку в бок получить, в реальной то схватке.
Фехтование с утра. Науки до и после обеда. И вечером «свободное время», проводимое мной за картами Руси и учебниками по баллистике и тактике, а так же другой разнообразной литературой. Примерно такой распорядок дня я «выбил» для себя и моего второго «я» ленивого и не желающего перетруждаться. Пришлось пообещать самому себе, то, что я не подойду ни к какой литературе в течение недели, в том числе и к картам, только после этого мое «я» успокоилось.
Проходили часы, ускоряясь с каждым мгновением, словно паровоз, начавший свой путь. Неуклонно приближался обещанный Меншиковым приезд Петра с проверкой. Зная, что государь очень скрупулезно относится к знаниям, причем в любой области я старался повторить все то, в чем чувствовал хоть малейшую слабину, увы, но охватить какую-либо новую информацию, я уже не мог, понимая, что этим только поставлю под удар то, что уже знаю.
Надо, правда заметить, что я попросту не смог бы охватить все это, если бы не школьные азы, давшие кому-то через силу, а кому-то и нет самые нужные и «вечные» знания на всю жизнь. Да, вспомнишь «школьные годы чудесные»… чуть ли не слеза наворачивается. Я себе раньше даже представить не мог, что соскучусь по этому дурдому, в котором оказался, заперт в течение десяти лет. Однако нате вот, получите и распишитесь. Правда не сказать, что моя районная школа была такой уж плохой, нет ни в коем случае, знания там вколачивали в пору моего ученичества, будь здоров, порой и указкой кое-кому перепадало не без этого. Просто оглядываясь назад, в свое прошлое, понимаешь, что «Там», когда дети собираются в ватагу начинаются удивительные метаморфозы, и не сказать. Что всегда приятные. Вот вы знаете, зачем юнцам охота узнать, как действует серная кислота на шерсть пойманной кошки? Или, к примеру, как высоко подскочит учитель, если сядет на гвоздик десяточку? Вот и я о том же – психбольница отдыхает. Однако знания все же остались и никуда не делись, помогая мне сейчас справляться с насущными проблемами, которые день ото дня только прибывают. А никак не уменьшаются.
«Я должен сразить его сразу же, чтобы у него самого появилась идея, проверить меня на чем-то большем, нежели обычная зубрежка! Все-таки отец и сподвижник всего нового, должен по достоинству оценить желание своего наследника идти по своим стопам,– твердил я сам себе каждый час, буквально «заколачивая» усвоенный материал в голову».
…И вот, в один из вечеров, когда дневное светило окончательно скрылось за горизонтом, и вечер плавно начал переходить в ночь. Я услышал как во внутреннем дворе своего обиталища, раздался грохот десятков подкованных копыт, с мелодичным перезвоном выбивающих замысловатую дробь на мостовой.
Не взирая ни на что, я заставил себя сидеть за столом, прислушиваться за теми звуками, которые раздаются за дверью. С каждой секундой дрожь накатывала все сильней, особенно это было заметно, если посмотреть на мои ладони, словно у студента первокурсника, пришедшего на свой первый экзамен в зимнюю сессию.
На столе рядом со мной лежит маленькая указка, приготовленная специально для того, чтобы было удобнее показывать на карте, удобно расположившейся на планшете, изготовленном московскими мастерами. Да и честно сказать, сам планшет должен заинтересовать Петра, все же плотник он изрядный…
-Как науки постигает?– в коридоре раздался бас до боли знакомого человека, заставивший отголоски памяти встрепенуться.
В голове ударил молот, на мгновение меня дезориентируя. И тут же, не давая передышки, перед глазами на долю секунды вспыхивает Солнце, непроизвольно закрываю их, чувствуя как «проваливаюсь» куда то вниз.
…Пустая комната, в ней горит одинокая свеча. Дверь отворяется и заходит пара человек, среди которых я сам, второй же – Петр, мой государь и батюшка в одном лице. Он берет меня за локоть и ставит на колени, кладя локти на стоящую передо мной лавку. Сам же уходит в угол и берет стоящую в углу плошку с замоченными в студеной воде розгами.
-Ты, будущий царь, сын!– ярился Петр, выхватывая первую розгу.– Так что же ты собака не учишься?! Ты же все мои начинания загадишь!
-Но батюшка, я не мог…– попытался возразить я, от чего царь еще больше взъярился.
-Не мог? Да ты видимо за дурака меня держишь?! Уже целый год прошел, а ты не только цифирь толком не знаешь, так еще и с дружками своими непотребствами занимаешься, и делать кроме этого ничего не желаешь!
-А сам то…
-Что?!– хлесткий удар по лицу, я падаю на пол, с разбитой губы по подбородку медленно стекает алая капля.– Молчать! Если и в следующий раз так будет, то прикажу тебе отречение от престола подписать!
Сказав это, Петр забрасывает плошку с розгами в угол и уходит из комнаты, оставляя меня наедине с самим собой. Я лежу на полу, слезы горечи и обиды застилают глаза, в голове дурман, все это смешивается с болью и унижением: «Меня, царевича и бить!?». Пытаюсь подняться на колени, но нет, не получается, только лишь губы как оладьи еле-еле шевелятся, посылая тихим голосом проклятия в спину ушедшего самодержца…
«Вынырнул» я до неожиданности быстро, еще вижу спину Петра из воспоминаний, а уже через мгновение перед моим взором только входная дверь.
«Так-с, понятно, почему Петр так относился к своему нелюбимому сыну, все-таки ТАК учиться как он просто нельзя, одно мучение, в общем,– успел подумать я, мимолетом «вспоминая» те грандиозные попойки Алексея вместе со своими дружками, об учебе он знал лишь то, что она нужна его отцу, но никак не ему самому».
За дверью послышался знакомый голос Никифора Вяземского.
-Ваше Величество, Его Высочество справляется замечательно, зелено примерен, стал, постоянно с книжками сидит, все учит и учит…– нотки гордости за своего воспитанника слышались даже мне, сидящему вдалеке от разговора.
-Да, ты никак насмехаться надо мной вздумал Никифор?!– изумился Петр.
-Как можно, Ваше Величество? Я никогда бы не сподобился обмануть вас,– смиренно ответил Вяземский.
-Что ж, ежели солгал мне то, спрошу по всей строгости, и отправлю в Азов, стены от татарвы защищать! Мне лжецы никоим образом не нужны,– напоследок сказал царь, толкая дверь в мой кабинет.
Увидев Петра, я тут же встал, и поклонился ему, припоминая слова приветствия.
-Доброго здравия тебе батюшка,– сказал я в поклоне царю.
Петр недоверчиво посмотрел на меня, словно я замыслил какую-нибудь гадость.
-И тебе сын, здравия побольше, а то расхворался ты сильно что-то,– сказал с прищуром государь.
Окинув взглядом комнату, Петр недоверчиво хмыкнул, садясь в кресло напротив стола, тут же начав забивать трубку табаком.
-Сашка говорил тебе, что я приеду знания твои проверять?– спросил меня царь, прикуривая от стоящей на столе свечи.
-Говорил. Месяца два тому назад.
-Хорошо, коли так. Что ж, сын, можно и начать спрашивать тебя? Али ты опять учудить чего готов?– с усмешкой спросил Петр.
-Смею надеяться, что не разочарую тебя батюшка,– через силу улыбнулся я.
Мне пришлось задавить в себе зарождающийся страх перед царем, пришедший от остатков сознания прежнего Алексея во мне. Внимательно посмотрев на меня, Петр бросил задумчивый взгляд на карту, висящую на планшете, после чего взял лежащую на столе небольшую указку.
-Чудно,– хмыкнул государь.– А это что за доска висит?
Ткнув указкой на планшет, спросил Петр, разглядывая его с интересом.
-Эта доска названа планшетом, и нужна она для удобства рассмотрения карт и чертежей, батюшка,– ответил я ему вставая с места.– Вот, к примеру, здесь есть специальные держатели, два сверху и два снизу, а так же по три держателя с боков, все они могут ездить по планшету, чтобы в случае нужды держать меньшую карту или чертеж, чем тот для которого он предназначен.
-Эк каково! И откуда же сие у тебя появилось сын?– удивленно посмотрел на меня царь, подошел к планшету, и начал горизонтально водить один из держателей.
-Сделали его московские мастера, батюшка.
-А задумка чья?
-Моя,– спокойно отвечаю.
-Удивительно и зело странно, но пока это оставим,– чуть нахмурившись, бросил Петр в пустоту.
Я же тем временем откинул висящую карту Азовского побережья обратно, открывая вид побережья для любого желающего.
-Вижу, интерес у тебя появился к делам нашим, похвально, но помимо него надо и понимать, что да как. Вот, к примеру, видишь вот этот мыс?– ткнув на северное побережье Азовского моря, много западнее самого Азова.– Почему ты думаешь, там до сих пор нет нашей крепости?
-Как это почему?– удивился я вопросу.– Ее строительство обойдется России явно не в один грош, да и татары не позволят ее построить, набеги они устраивают с завидной регулярностью.
-Хм, действительно есть такое,– согласился Петр, дергая левую мочку уха.– Но на самом деле там другая причина, впрочем, о ней, возможно, мы поговорим с тобой много позднее, если за ум возьмешься…
«Прохладные отношения у Петра с сынишкой то были, даже жалко парня, и ведь не скажешь, что глупый был, ни в коем случае. Просто отец тиран, вот и весь сказ…– грустно подумал я, повернув голову к карте».
-Видно ума у тебя прибыло, сын, может, одумался, наконец. И это хорошо. Но кое-что все же мне интересно. Помнишь, что я тебе обещал последний раз?– спросил Петр раскуривая потухшую трубку.
-Конечно батюшка.
-Тогда вот тебе задачка. В двух капральствах по двадцать пять солдат, а в третьем тридцать пять, после боя в каждом капральстве убыло ровно пятая часть. Так сколько солдат осталось в трех капральствах? Ответствуй,– хитро прищурившись, приказал Петр, поглаживая себя по коленке.
«Детсад, етить его налево!– хмыкнул я.– Однако и чересчур умным быть не стоит, пусть государь видит, что я и рассуждать могу, да к тому же здраво!»
-Раз в двух капральствах число людей одинаковое, то мы их сложим вместе, для удобства счета и получим ровно полсотни, а так как убыла пятая часть, то эту полусотню поделим на пять, получим число убывших, то есть десять. Но так же есть и третье капральство, где число солдат тридцать пять… делим его на пять и получаем… семь. Итого сорок плюс двадцать восемь ровно шесть десятков и восемь, или шестьдесят восемь ежели кратко молвить,– сделав вид, что напряженно думаю, поведал я «сокровенное» Петру.
-Здраво мыслишь, еще и словечко новое, ишь ты, кратко! Молодец!– крякнул государь, выпуская изо рта облако дыма.– Но это не все еще, скажи мне сын, что ты можешь мне о мудрецах греческих сказать? Чем занимались они, пользу нам пронося?
-Увы, батюшка, но имен я знаю мало, всего Пифагора да Аристотеля. Но так же было много других мудрых мужей, кои основали такие науки как риторика, краснословие по-нашему, механика как искусство разные машины создавать, геометрия, наука измерений. Многие механизмы Аристотеля приносили пользу самим грекам еще в дни жизни оного мужа, как в мирное время таки время военное, к примеру…
-Хватит, вижу, готовился сын,– с некой гордостью сказал Петр, обрывая меня на полуслове.– Теорию вроде ты знаешь, а как ты это на практике применить сможешь?
-О чем это вы, батюшка?
-Знания тебе для чего нужны?– с прищуром глядя на меня, спросил Петр.
«Хм, а действительно? Зачем? И ведь ответить надо быстро иначе не хорошо получится. Что можно ему такого сказать, чтобы интерес выявить?… А что, может и получится! Точно это и скажу,– прикинув в уме, что такого можно поведать «сокровенного» Петру я мысленно улыбнулся».
-Возьмем, к примеру, орудийные снаряды.
-А что в них такого, чтоб на них глядеть? Граната, ядро и картечь, вот и все,– хмыкнул Петр.
-Так то оно так, но вот взять гранату и поставить ее рядом с ядром, для сравнения. Ведь ядро и летит дальше и бьет точнее, хотя и не так как хотелось бы, чем граната, разве не так, батюшка?
-Так.
-Да и осколки ее разлетаются на маленькой площади, из-за небольшого количества пороха внутри ядра. Но с помощью математики и баллистики можно сделать такой снаряд, который будет лететь дальше и точнее, и иметь большую начинку пороха, чем ранее,– с улыбкой сказал я.
-Не верится что-то мне в это.
-Дело в том, батюшка, что надо сделать не ядро, а продолговатый снаряд, в котором все и разместить…
-Делали такой уже, ничего хорошего не получилось,– тут же потеряв интерес, расслабился Петр.
-Но все же я настаиваю на том, что такой снаряд много лучше, его надо было только довести до ума,– гнул я свою линию.
-Нет не верю. Разве что сам увижу оный снаряд, вот тогда и поговорим об этом…
Но главное не дать собеседнику заскучать и совсем «закостенеть». Необходимо постоянно подогревать его любопытство, а уж с Петром сие в двойне необходимо.
-А еще можно, для удобства сделать мешочки под порох с единичным зарядом, дабы не тратить время на измерение нужного количества…
-А ведь точно! Так много удобнее и скорострельность повысится!– согласился царь, возбужденно встав со своего места.
-Именно так, батюшка. Но это не все. Я хотел бы спросить тебя, на каком расстоянии картечь может поразить врага?
-Не больше сотни саженей сын, мало конечно, бывает, только по одному выстрелу пушки дать успевают, ежели на них кавалерия наскочит,– немного грустно ответил государь.– Зато сразу целые капральства из строя выбывают!
-А что если я предложу тебе, отец способ поражать врага картечью не на сто саженей, на триста?– слегка прищурив глаза, спросил я Петра.
-Зело благодарен буду тебе сын!
-Только для этого мне надо еще пару проб сделать и кое-что рассчитать, батюшка,– добавил я тут же.– Не успел к твоему приезду все, что хотел сделать…
-Ничего, главное, что за ум взялся…
Следующие пара часов ушла на то, чтобы обсудить устройство снаряда с картечью, а так же затронули саму артиллерию как таковую, разбирая по полочкам насущные вопросы и проблемы. Наконец очередь дошла до действительно важного прожекта…
-…Что такого быть не может!– возмутился царь.
-Может, батюшка,– продолжал я настаивать на своем.
-То, что про новую пороховую смесь вызнал, хвалю и одобряю, должен признать про нарезные пушки это тоже необычно! Столь необычно, что я приказу изготовить парочку таких, и проверить твои слова сын, но вот что ты говоришь,… не верю!
-А почему не веришь, отец?
-Да потому что быть такого не может, чтобы фузилер делал не то чтобы ПЯТЬ выстрелов в минуту, он даже двух выстрелов сделать не сможет!– заявил царь, ударяя кулаком по столу. Прежний «я» вздрогнул и согнулся, теперь же встретил возмущение отца с легкой, но почтительной улыбкой.
«Жаль с артиллерией я немного лопухнулся. Увы, но все запомнить не реально, хотя так хотелось бы,– подумал я про себя.– Ну, кто же знал, что еще в начале века Петр все орудия уже если не привел к единым стандартам, то сделал большой шаг к этому? Вот и я не знал, но ничего про винтовку он то точно не знает».
-И чего ты лыбишься?– грубо оборвал мои мысли государь.
-Просто случай вспомнил забавный,… что же на счет выстрелов, то я говорю, что может фузилер делать их, а при хорошей подготовке и все девять сможет,– серьезно посмотрел на Петра, в возбуждении ходящего по комнате.
-Я бы знал, про такой способ, если бы он существовал. Нет такой фузеи, чтобы делать из нее больше выстрела в минуту,– заключил Петр.
-Что ж, батюшка, тогда я рад, что смогу показать тебе кое-что интересное, но только чуть позже. Сейчас я хотел бы узнать у тебя, нужно ли России грозное оружие? Столь сильное и мощное, что армия, обладающая его секретом, сможет побеждать всегда и везде, если это только будет зависеть от нее самой конечно,– спросил я государя.
-Говори!– свистящим голосом сказал Петр, облокачиваясь руками о стол, чуть ли не утыкаясь лицом к лицу.
-Читая один алхимический трактат…
-А ты свою душу не боишься загубить, читая такие книжки?– хмыкнул царь, перебивая меня, чуть отстраняясь назад.
-Нет ничего такого, в том, что я читаю их, отец. В господа Бога нашего, я верю столь же истово как и ранее,– ответил царю, перекрестись.
-Верю, продолжай.
-В этом трактате я обнаружил одну смесь, опасную тем, что сама она взрывается сильно, при малейшем на нее давлении…– многозначительно закончил я.
-И что? Пороха тебе не хватает?– потеряв интерес, спросил Петр.
-А ты представь батюшка, что у пушки не будет стоящих рядом с ней бочек пороха, не будет долгой перезарядки орудий, все сведется к тому, что орудийный расчет будет только вставлять снаряд и делать выстрел,– заманивал я перспективами государя.
-Как ты назвал обслугу?
-Что?… Ах да, орудийный расчет,– повторил я.
«Тормоз блин! Совсем голову потерял! Ты еще про самолеты с минометами заговорил бы!– ругал я сам себя».
-Занятно, а главное точно как… расчет. Ну да ладно, не это ведь главное. Все что ты говоришь только прожекты и фантазии, сделать все это нет никакой возможности,– тяжело вздохнул царь, о чем-то задумавшись.
-А если смогу?
-Да как ты сможешь то?– на автомате спросил Петр и тут же опомнился.– Как?
Глаза самодержца горели мрачным огнем, готовые выплеснуть сотни молний разом, только бы получить свое.
-С помощью той смеси, про которую я только что сказал. Но есть одна проблема,– с сожалением сказал я царю.
-Какая такая проблема?– нахмурился он.
-Производство сей смеси сложно и опасно для жизни людей, она же взрывается, чуть ли не от малейшего ветерка.
-На Руси людишек много,– мрачно сказал государь.– А на счет опасности… Каждый год на пороховых заводах люди гибнут и не один – два а сотни.
-Если наладить производство сей смеси, то мы получим удивительный по силе состав, который и потребуется для новых видов оружия,– закончил я.
-Какие еще новые виды? Не заговариваешься ли сын?
-Нет, отец, я долго об этом думал и кое-что даже начертил, сделал наброски, которые правде еще надо долго приводить в порядок и только потом по ним создавать само оружие…
Минуты сливались в один мутный поток, в который зашли мы вместе с государем, забыв о том, что еще совсем недавно наши отношения были более чем прохладными. Усталые глаза, с небывалым интересом смотрят на разложенные перед собой бумаги, на которых вырисовывался едва видимый в ночи чертеж, с маленькими пометками на краях страниц.
-Что это?– наконец спросил Петр, обращая на меня свой взор после чуть ли не десяти минутного разглядывания чертежей.
-Казнозарядная фузея, отец,– ответил я, прекрасно понимая, что эти эскизы всего лишь подобия настоящего механизма, устройство которого я описал, надеюсь достаточно подробно, вот только пропорции и сами детали необходимо еще дорабатывать.– Конечно, ее необходимо довести до ума, и испытать…
-А причем здесь та смесь? И выстрелы?– даже изучив новое оружие, государь все равно не понимал предназначения фузеи.
-Дело в том батюшка, что вот эта игла,– указывая на внутреннее устройство затвора и спускового механизма,– Резко выдвигаясь вперед при помощи пружины, которая в свою очередь сдерживается курком, должна будет пробить ты смесь, которая и воспламенит сам порох внутри фузеи, без участия кремниевого замка.
-Ну, допустим, что так и будет. Вот только все равно, потребуется много времени, чтобы ссыпать отмеренный порох в эту нишу…– допытывал меня государь
-Вот тут то и начинается самое интересное, батюшка. Не потребуется ничего насыпать в нишу.
-Как так?– удивился Петр.– А как же ты пулей из ствола выстрелишь? Щелчком?
-Нет,– не поддержал я шутки царя.– Каждый заряд будет отмерен и помещен в специальное хранилище, я назвал его патрон, вот он то и позволит делать не менее пяти выстрелов в минуту. Только отец, я не хотел бы пока открывать все секреты, пусть это будет сюрпризом. Хорошо, батюшка?
-Знаешь, сын, с каким настроением я ехал сюда?– тихо спросил меня царь, подумав немного, смотря на меня совершенно другим взглядом, не тем, который был в начале проверки.
-Нет, отец.
-Я не ожидал от тебя ничего хорошего и дельного, и даже заверения некоторых людей о том, что ты, наконец, взялся за голову, не разубедили меня в своей правоте. Но сейчас, поговорив с тобой, я увидел другого человека,– так же тихо сказал Петр.– Ты не был таким…
-Я знаю батюшка,– как можно спокойнее сказал я.– Но, побывав на краю смерти, я стал о многом задумываться иначе.
-Но ведь, ты всегда был шибко верующим, и этого никак нельзя не помнить,– хмуро бросил Петр, намекая на протопопа Якова, кто так яро «обрабатывал» Алексея против родного отца и его реформ.
-Явление было мне, отец,– тихо сказал я, – Я умирал… или думал, что умираю, и в страдании пришло мне понимание моей прошлой жизни и моего истинного предназначения.
-Странные речи ведешь, сын,– довольно буднично сказал Петр, успокаиваясь.– А я уж было думал, что с тобой такое случилось, что ты за голову так внезапно взялся. Тогда у меня к тебе главный вопрос.
– Конечно, батюшка.
-Как ты думаешь, чего я всего больше жду от тебя?– говоря это, Петр, отвернулся, обводя глазами вокруг комнаты.
-Что бы я не был камнем, который давит на твою душу, отец,– вымолвив эти слова, я заметил, как резко спал с лица Петр, вдруг опустивший плечи и немного наклонив голову. Словно мои слова сняли с его плеч и души тяжесть, которая доселе упорно не давала ему покоя.
– И как ты это себе теперь видишь?
-Помогать тебе во всех начинаниях твоих, во всю меру моих способностей.
-Похвально,– крякнул государь, не ожидавший такого ответа.
«Видимо я действительно выбил Петра из колеи, раз он отказался от роли сурового начальника и отца в одном лице, приехавшего распекать нерадивого сына,– осенило меня».
-А что, пожалуй, действительно пора тебя к делам государевым приобщать,– хлопнув по столу, заставив меня вздрогнуть от неожиданности, сказал царь после пяти минут раздумья.
-Это как же, батюшка?– спросил я его.
-А так. Намедни мне жалобы на воеводу рязанского поступили, да и доходец с тех земель невелик, так что отправлю тебя туда воеводой, но так как ты наследник, то поедешь моим наместником, с правами такими же, как и у меня, но при одном условии,– строго сказал Петр, словно до последнего ожидал неповиновения.
-Каким?
-Даю тебе год, делай что хочешь, правь, как хочешь, но по истечении сего срока я должен увидеть хотя бы один образчик этой фузеи, причем работающий, другие не приму!– сказал Петр, поднимая на ладони эскиз фузеи.
-Конечно батюшка,– я склонил в послушании голову.– Но как же так, батюшка? Ведь для ее создания потребуются большие деньги…
-Не беспокойся, все доходы с земель Рязанских к тебе будут поступать, на год я освобождаю от любых налогов и доходов в пользу казны. Создавай свою фузею, сын, – махнув рукой, ответил царь.– Если же понадобятся сверх меры деньги, то разрешаю тебе, изыскивай их самому, где хочешь и как хочешь. Лишних у меня нет, да и выделить их я все равно не смог бы, Карл не желает мириться, да и нам оно не к чему, поэтому все идет на войну.
-А теперь мне пора, завтра же в Воронеж в доки поеду, надо свои корабли посмотреть… И еще, отправляйся в Рязань как можно скорее, все бумаги о подвластных тебе землях я пришлю завтра.
Посмотрев на царя, я увидел, что в карих очах самодержца загорелись новые огоньки надежды, тут же сметенные непостоянным характером Петра, которому и ночь была не помеха, для его новых свершений.
Уже уходя, государь развернулся и сказал как бы в пустоту:
-Я рад, что возле тебя больше нет той падали, что ютились при тебе раньше.
После ухода государя я сидел в пустом кабинете и чувствовал, как в душе появилось непонятное чувство смятения. Оказывается, мне действительно понравилось общаться с государем, и пускай, он немного грубоват и непреклонен, но зато его тяга ко всему новому поражала своей беспринципностью.
Я не заметил, как ночь сменилась предутренними сумерками, с каждой секундой становящиеся все светлее и чище.
-Никифор!– позвал я камердинера.
-Да Ваше Высочество,– тут же появился он из-за двери.
-Прикажи подать завтрак,– устало говорю камердинеру, поглаживая глаза.
-Как Вам будет угодно,– поклонился камердинер, мягко закрывая дверь за собой…
«Кажется все…».
Через полчаса я блаженно лежал на кровати, сожалея о том, что сегодня вряд ли удастся так отдохнуть. Уже лежа на перине в голову начали лезть совершенно «дикие мысли», к примеру, не стоит ли заняться делами, собираться в дорогу и многое другое. Однако идеи не успели превратиться в действия, из-за того, что чуть ли не через час после восхода светила ко мне во дворец пришли друзья.
Они смотрели с таким любопытством, что мне даже смешно стало, словно дети, право слово!
-И как?– наконец не выдержал Кузьма, теребя в руках перчатку.
-Все замечательно!– губы сами по себе превратились в улыбку.
-И все?– обиженно надулся Сашка.– А рассказать?
-Да и рассказывать в принципе нечего,– усаживаясь на диван, в приемном зале, куда мы все вместе перебрались сразу же, как только мои соратники появились во дворце.– Если говорить вкратце, то царь-батюшка остался мной доволен.
-?
-Не смотрите на меня так,– полушутя сказал я рассевшимся полукругом друзьям.
-Хорошо-хорошо, есть еще один приятный момент, или нет, я сам еще толком не определился с этим…
-Из тебя слово и клещами то не вытянешь!– хмуро сказал Николай.
-Отец отправляет меня в Рязань, быть ее наместником в течение двух лет, или больше, после этого срока отец обещал мне еще раз переговорить на пару интересных тем,– «бесята» буквально выпрыгивали из моих глаз, норовя забраться в ошеломленные, широко распахнутые очи пятерых товарищей.
-Это что же, у тебя получилось?!
-Да, Миша, поэтому я прошу сегодня ни о чем не думать, а только отдыхать и праздновать, пускай маленькую, но победу! Правда наш царь-батюшка приказал, как можно скорей отправляться в Рязань, так что думаю уже дня через три, придется уезжать отсюда… Эхх, а жаль,– с некоторым сожалением вздохнул я, но тут же сбросил с себя появившуюся тоску.
-А нам с тобой ехать?– как-то по-детски спросил Кузьма.
-Я никого неволить не буду, друзья, но честно сказать, мне очень хотелось бы видеть вас рядом с собой,– с теплой улыбкой ответил я на вопрос поручика.– Что же до тебя, Кузя, то мне кажется можно перевести тебя ко мне в подчинение, тем более и ранение у тебя есть, так что думаю проблем не должно возникнуть.
-Ну, коли так…– тут же повеселел поручик.– То тогда отдыхаем!
Веселый крик пронесся по залу, заглядывая в каждый уголок, тут же растворяясь в новом восторженном и неукротимом радостном всплеске нашей небольшой компании!
9 мая 1707 года от Р.Х..
Рязань. Первые плоды.
Алексей Петрович.
Передо мной лежат целая стопа различных бумаг, с указами царя, назначениями, проделанными делами назначенных на должности дворян и доверенных лиц государя. Все это предстоит перебрать и ознакомиться, вот только как этого не хотелось бы делать!
Второй день начинался для меня самым настоящим кошмаром. Но надо признаться. Да хотя бы самому себе, что вчерашний день, полный сумбура и головной боли в какой-то мере принес мне чуточку удовольствия, того самого, когда человек чувствует себя нужным в этом мире.
Свои наброски по инновациям пришлось убрать в дальний ящик своего рабочего стола, взятого из своей прошлой резиденции и поставленного в рязанский дворец, смотрящийся до безобразия угрюмо, по сравнению со своим московским собратом.
«Зато он много удобнее и половина комнат не нужна!– пришло мне в голову занятное оправдание, имеющее право на жизнь».
Как бы то ни было, на проекты по созданию паровой машины, вкупе с зачатками чертежей винтовки пришлось наложить «печать бездействия», готовую сломаться в ту же секунду, когда насущные вопросы управления Рязанью и прилегающим к ней землям будет решен, хотя бы частично.
Вот и сейчас, сижу в облюбованном кабинете, пытаясь разобраться с корявым почерком всей этой писанины, однако у меня мало, что из этого получается. Хорошо, что друзья взялись помогать с разъяснением указов государя, плюс к этому решили составить смету подвластных мне земель, тех самых которые попали мне под руку. Честно сказать, узнавать все эти подробности мне было попросту лень, да и времени катастрофически не хватало. А тут еще и вопрос о корпусе встал в полный рост. Как ни крути, а такие дела надо решать как можно скорее и качественней, во избежание каких-либо осложнений в будущем.
-Итак, что мы имеем, на сей день?– задал я сам себе риторический вопрос.– Буду говорить открыто, раз уж сам с собой разговариваю. Во-первых, земли под своей рукой, конечно не большие, если учитывать, что в моем времени рязанская область раза в три больше была, но и не маленькие. Это уже что-то. Во-вторых, есть планы на ближайшее и не очень будущее, готовые реализоваться нашими общими усилиями. Это тоже хорошо, планы дело святое. В-третьих, насколько я помню, полезными ископаемыми земля не обделена, правда, судя по всему денег на их разработку пока нет. А это плохо, что ж будем выкарабкиваться. В-четвертых, мне достался, по заверениям соратников, не самых плохой управленческий аппарат, но честно сказать меня эти «достойные люди» не воодушевили, скорее наоборот. И это если брать во внимание только тех, кого я увидел в первый день, человек двадцать не больше. Картина немного удручающая, и с этим надо бороться. Вот только как? Изгнать всех продажных чинуш? Нет, не поможет, только окончательно все испорчу, разве что постепенно вводить верных и нужным мне людей, но на это уйдет не менее трех лет, а если постараться то и за два управиться можно, без ущерба наших действий конечно. Что не говори, но деньги нужны и это факт, вот только где их найти? С крестьян не стрясешь, да и не к чему это, народ озлоблять. Разве, что с торгашей… нет этих итак не много, пусть лучше хоть какое-то разнообразие в это болото приносят. Разве что лес сбывать… нет, денег за него много все равно не выручишь, только пупки надорвешь. Надо искать другие ходы…
Мысли постепенно переплетались, собираясь в один пучок, делая их единым и неразрывным целым. Где-то на краю сознания мелькал расплывчатый силуэт нужного мне решения проблемы с деньгами. Пытаясь ухватить «за хвост» эту идею я погружался в себя все глубже и глубже, теряя связь с реальностью, и вот когда в близи меня замелькал этот желанных «хвост» я почувствовал, что мои лицо горит, словно я упал на угли догоревшего костра.
Открыв глаза, я увидел, что лежу на полу, хорошенько приложившись о ровную поверхность деревянного настила.
«Так с шею сломать не долго,– пришла в голову незамысловатая мысль».
-Ладно, пора и соратников проведать, а то уйти ушел, а когда вернусь, не сказал, может у них там дела получше, чем у меня идут? Чем черт не шутит,– кряхтя, поднялся я на ноги, сбивая с камзола и штанов несуществующую пыль, привычка, знаете ли. Упал – отряхнись.
Пройдя по коридорам, я остановился напротив двери в один из самых больших залов дворца – Приемного зала, в данный момент, используемый не совсем по назначению, зато с большей пользой.
-Хорошо, хорошо! Перехожу к делу, которое мне поручили, как самому ответственному и сообразительному!– услышал я насмешливый голос Александра Баскакова.
-В мечтах,– хмыкнул Артур, не перебивая зарвавшегося друга.
-После того памятного разговора, я поручил своему управляющему в поместье найти подходящее местечко для расположения корпуса…
-Говори теперь! Те три, что ты тут раньше нас провел наверняка в пьянках прошли, да забавах с девками румяными?– поддел молодого помещика поручик Астафьев.
Тихо открыв дверь, я пробрался за спиной рассказчика и присел на маленькую тумбочку возле дверей, сделав знак заметившим меня молчать и не показывать это.
-Не без этого,– гордо выпятив грудь, сказал Сашка.– Так вот, проехал Гришка, мой управляющий, ездил по землям Коломенским, Тамбовским, но, увы, так ничего и не нашел.
-Когда это только это успел то?– удивился Николай.
-Так я письмецо сразу ему отписал, со всеми указаниями, так что времени у него хватало,– хмыкнул Сашка, довольствуясь своей прозорливостью.
-И как, нашел?– поинтересовался Михаил.
-Нет.
-Так что ты тогда перед нами тут целое представление устроил?– потеряв интерес, спросил Артур.
-Подожди, уважаемый барон, не спеши, что ты такой нетерпеливый?– осадил датчанина Александр.– Узнав это, я решил навестить свое поместье, все же не так часто там появлялся в последнее время. Провел там день другой и отправился обратно к вам, когда на границе своих владений увидел одинокую дорогу, уходящую в лес. Ну, я и решил проехаться в тот лесок, благо время еще было не позднее. Проехав пару верст в лес, я увидел деревню в двадцать дворов, расспросил у старосты про те места. Выяснил, что рядом с деревенькой есть пара больших полян, оставшихся еще с того времени, когда деды этих людей решили очистить под поля прилежащие земли, да вот не смогли этого сделать. Что уж там случилось, я не спрашивал, главное, что места там довольно глухие, людишки особо не шастают. И самое главное до Рязани верст тридцать, не больше!
-Что-то у тебя все гладко, получается,– засомневался я, вставая со своего места.– Прямо по всем требованиям подходит сие место. И тебе крестьянские души, природа, и люд простой не будет хаживать. В чем же подвох?
-Везде ему подвох мерещиться,– улыбнулся Сашка.
-А ты хочешь сказать, что его нет?– переспросил я его.
-Да как сказать, единственная загвоздка в том, что деревенька эта, Петровка, лежит наполовину в моих землях, а наполовину в землях боярина Первака.
-Не того ли самого?– улыбнувшись спросил я помещика Баскакова.
Как-то Сашка рассказывал мне, когда мы сидели с ним вдвоем, что приключился с ним один конфуз, на почве любвеобильности и непостоянстве. Суть сего конфуза была в том, что полюбил он одну боярскую дочку, года два назад и решил на ней жениться, но случилось так, что ощутил он на себе ее норов горячий и руку крепкую, из-за той же любвеобильности графа. Вот тогда и решил молодой дворянин, что женушка не отличается тем смирением, которое ему раньше показалось, и решил он от нее отказаться, да вот беда, отец этой девушки был до недавнего времени боярином Золотой сотни. Так что влияние и деньги имел в достатке. Естественно, что простить папаша такого надругательства над семейной честью не смог и начал мстить по-своему, то есть по финансовой части, где выкупая, где просто-напросто перекрывая дорогу продукции деревенек молодого помещика, оставшегося без родителей к пятнадцати годам. Но сам Александр, восемнадцатилетний юноша, воспитанный теткой и пожилым приказчиком, оказался не лаптем деланный и сумел выйти из ужасного положения. Он сделал все очень просто – наладил прямой бартер между городом и своим поместьем, где отрядил место под склады и постоянную упряжь заводных лошадей. В итоге доходы помещика не уменьшились, а наоборот увеличились почти на четверть, тем самым, давая крестьянам, «выход на более высокий экономический уровень», как добавил бы мой экономист-современник, и это лишний раз доказывает, что Сашка человек умный и прагматичный, пускай и не получивший должного образования.
-И как же так получилось то?– спросил я его.
-Да он еще тогда через подставных людей успел выкупить часть тех земель, которые пришлось заложить, чтобы наладить свои дела в поместье, хорошо хоть часть, а не все. Дела у меня тогда совсем плохи были,– грустно добавил он.
-Получается, что о деревеньке своей ты не знал…
-Да почему не знал то, Кузьма? Все я знал, просто забыл о ней, да и не буду же я по всем своим землям разъезжать да оброк собирать, на это Гришка есть. Да и о том, что землицу ты у меня Первак выкупил, я узнал только тогда, когда в поместье приехал, бумаги собрать для передачи Его Высочеству.
-Не плохо,– крякнул я.– За подарок сей спасибо, но ведь если это половина, то вторая нужна не меньше.
-Да, к сожалению, как объяснил мне Гришка, все эти поляны находятся на территории боярина Первака,– немного удрученно сказал помещик.
-Други, а почему бы нам моего отца не привлечь к этому делу, думаю, у него найдутся свои рычажки для того, чтобы надавить на боярина?– предложил Николай, глядя на меня.
«Вот тебе и первый звоночек, Ваня, за помощь придется расплачиваться, и как не слишком большой цена эта не была,– хмуро подумал я.– Хотя почему бы и нет? Рано или поздно все равно связи потребуется налаживать, годом ранее, что ж такова судьба значит».
-Я согласен. Устрой нам встречу с твоим отцом Николай, точнее узнай, когда ему удобно, а я посмотрю, в какое время у меня будет окно, да оповещу его об этом,– сказал я купеческому сыну.
«Не хватало еще к худородным царевичу ездить!– пришла неожиданная мысль из глубин разума».
-Хорошо, завтра же я отправлюсь к отцу и переговорю с ним, думаю, он в случае нужды отложит свои дела, для встречи с тобой Ваше Высочество,– согласился Николай.
-Ладно, с этим вроде бы решили. А вот как быть с постройкой зданий и учителями для будущих витязей, которых, кстати говоря, тоже пока не наблюдается,– спросил я друзей.
-На счет постройки не беспокойтесь, я обещал взяться за это дело, так что все будет как надо,– успокоил всех Михаил.– Архитектор уже работает, а мастеров мы и в Рязани найдем, все же город не глухой, со столицей рядом.
-Отлично, допустим, и этот вопрос решили, правда, такую маленькую деталь как деньги мы пока еще не обговаривали, но это мы оставим на потом. А как быть с учителями для витязей? Ведь собираемся мы набирать не десяток юнцов, и даже не полусотню, а полтысячи сразу! Откуда столько возьмем нужным нам преподавателей? Не говоря уже об одежде и прочих не маловажных вещах?– загрузил я соратников, сбросив груз забот об этом проекте на них.
-Пока тебя не было, мы подумали и решили, что лучше всего основную часть учителей набрать из числа ветеранов, не забранных на станции, гонять молодых солдат, ведь все же полсотни этих вояк найти не составит труда. Но это будут именно те учителя, кто постоянно будут находиться рядом со своими подопечными. Скажем на полсотни по одному такому ветерану…
-Нет, каждому из ветеранов надо давать двадцать пять человек, не больше,– оборвал я Артура.
-Почему?– удивились все.
-Есть у меня одна идея, как подготовить витязей, но пока о ней рано говорить, слишком много всего для нее требуется. Так что давай Артур продолжай,– махнув рукой, попросил я барона.
-Хорошо, ставить будем ветеранов во главе двадцати пяти юнцов, которым предстоит проходить азы боевой подготовки под их началом. Сами же науки будут преподавать несколько учителей, приглашенных из Рязани и Москвы,– закончил Артур.
-Учителя это хорошо. Но все они должны быть из Рязани, так надежнее, да и мне будет спокойнее. А вот скажите друзья, а откуда вы возьмете учителя по «Богословию»?
-Увы, но именно этот вопрос остался не решенным, мы можем сказать только одно,– сказал Сашка.– Нам нужен такой батюшка, у которого не будут застланы догмами глаза, но, увы, я даже не знаю где такого найти.
-Ну, с этим я думаю проблем возникнуть не должно,– сказал Артур.
-Ошибаешься, барон, сильно ошибаешься,– возразил я ему.– Наши святые отцы в большинстве своем слепые котята, идущие на зов отца-патриарха. Кто-то из них фанатик, а кто-то глупец. Пускай местоблюститель патриаршего престола, Стефан Яворский, и бывший рязанский епископ, поставленный государем-батюшкой во главе православной церкви, и он мог бы нам помочь с решением этой проблемой, но ведь нам то нужен свой человек, и при этом, чтобы он мог разделить наши взгляды, а не служить из-под полы!
-Я не согласен,– сказал Николай.– Слишком много знатных людей придерживается старого толкования веры наших отцов и дедов, вот среди них вполне возможно найти подходящего человека.
-Нет, такой подход нам не подходит, Николай. Я не хочу ссориться с отцом, тем более, что только-только начал налаживать с ним отношения, кстати говоря, и без того холодные, поэтому в случае появления таких идей, которые могут повлиять на мои отношения с государем в худшую сторону, лучше держите их при себе, до поры до времени. Даже если они кажутся вам правильные,– поставил я жирную точку в появлении нежелательных идей.
-Как скажешь Ваше Высочество,– согласились со мной друзья.
-Что ж раз у Стефана помощи просить нельзя. Я сам попробую разобраться с этим. Может, найду кого-нибудь интересного. Вы же вместе с остальными поищите в семинарии подходящую кандидатуру,– подумав сказал я сидящим соратникам.– Но это только для какого-то одного дело, остальные помимо своих дел, должны будут начать подбирать первых витязей, думаю, лет пятнадцати – семнадцати не старше и не младше. Но это дело терпит, так что месяца три у нас есть, так что не спешите, главное решить насущные проблемы. Опять же надо будет изыскать деньги на все это, иначе я попросту пупок надорву и Рязань вместе с ее землями по миру пущу, а сам окажусь где-нибудь в Азове, на стене с мушкетом.
-Давайте я попробую с этим справиться, есть у меня один знакомый в тамошней канцелярии, про каждого ученика семинарии подноготную знает,– вызвался Николай.– А ты Ваше Высочество лучше уладь это дело в верхах. Ведь как я понимаю, для того чтобы наше детище признали нужно согласие светской власти, в твоем лице и согласие иерархов церкви, в крайнем случае, одного из них, желательно не ниже епископа, раз уж с местоблюстителем не получается.
-Дельная мысль,– согласился я.– Значит так, я беру на себя улаживание этих вопросов, вы же, как и договорились, всю рутину взваливаете на себя.
-Ну не только на себя,– улыбнулся Артур.– Я думаю, мы сможем найти десяток другой надежных людей, у которых язык будет надежно закрыт за зубами. Так что, Ваше Высочество ищи места, куда будешь пристраивать своих ретивых сторонников.
-Да какие сторонники то?– возмутился я.– Я что против отца, иду, по-вашему? Мы, кстати говоря, все вместе одно дело делать будем!
-А мы не отрицаем, вот только есть одно но, когда человек перестает зависеть от государства, а именно это и произойдет, когда у него появляется достаточное количество денег. На него начинает коситься эта самая власть, точнее власть имущие, и чем большим богатством он будет обладать, тем эти «взгляды» будут подозрительней. Я думаю, вы и так знаете, чьи будут эти самые взгляды?
-Есть только один изъян в твоей мысли. Если только богатеет не сама власть, тогда ничего плохого не происходит, если только правильно все сделать,– улыбнулся я Артуру.
-Твоя, правда,– согласился барон.
-Так все, эту тему оставим, и больше к ней пока не возвращаемся,– прервал я разошедшегося барона, все же иностранец хоть и говорит на отличном русском, не может понять всей особенности России. Что уж говорить, если даже язык порой держать за зубами не может, считая, что наш вседержавный монарх может сравниться с их корольком, права которого в будущем будут заключаться только в том, чтобы народу на глаза показываться, да на заседаниях Сената задницу отсиживать.
«Даже у стен есть уши!» сказали когда-то в Версале, а что уж говорить про Москву, да еще к тому же когда такие слова в кругу пока еще опального царевича произносятся.
-Думаю нам пора прерваться на отдых,– перевел я тему в другое русло.– Да и распоряжения уже каждый из вас имеет, включая и меня, так что можно пока не возвращаться к работе.
-Что ж, твоя, правда, Ваше Высочество,– хмыкнул Артур, уловивший мое настроение, все же чутье у этого тридцатилетнего датчанина просто превосходное.
Будни правителя.
Конец мая 1707 года от Р.Х.
Рязань.
Алексей Романов – Иван Пестерев.
Два часа назад передо мной появились бумаги по выпускнику семинарии будущему дьяку Варфоломею, которому со дня на день должно исполниться двадцать три года. Но только сейчас, вечером, когда череда жалоб и разнообразных донесений о делах вверенных мне земель иссяк я смог блаженно откинуться на кресле и взять в руки желтый пергамент.
Аккуратные буквы старорусского алфавита медленно складывались в слова, доводя до моего разума смысл всей этой записи, по оному семинаристу. В них говорилось о том, что «сей вьюноша, проявлял незаурядные способности в богословии и речах», то есть был первоклассным оратором, если перевести на наш язык, плюс ко всему у него имелся один грешок. С одной стороны не то чтобы грешок, но вот с другой… с таким недостатком ему не достичь высот в иерархии церкви, какими бы задатками он не обладал. Этим недостатком являлось недовольство на нынешнюю, как бы это сказать, пропаганду священнослужителей. И мне если честно не совсем понятны мотивы главы церкви, который терпит этих недовольных, да еще к тому же и талантливых будущих священников. Даже мне известно, к чему приводят неурядицы в такой структуре, как церковь – к реформам! А ведь всем известно, что реформы в церкви это кровь людей, а большие реформы церкви это гибель целых поколений!
«Что ж думаю, мы не станем искать славы первых раскольников Руси, точнее, современных раскольников, нам просто нужен человек с не зашоренным взглядом на свои недостатки, разбирающийся в таком темном деле, как человеческая душа,– откладывая последний лист отчета, подумал я».
«Пожалуй, с этим Варфоломеем я должен побеседовать как можно скорее, а уж потом дальше двигаться, хотя все нынешние приготовления необходимо уже заканчивать…».
Разобравшись с неотложными делами, я отправился в Москву, решать и без того отложенные на непозволительный срок проблемы. Компанию мне составил вместе Михаил, по дороге рассказывая о своих путешествиях по Руси. Что и говорить, много их у него было, отец все же не абы кто! Вот только был один большой минус – дороги. Дороги на Руси-матушке… хм… их тут вообще нет!
«Насобирав шишек» в свою первую поездку в Рязань я отказался от большого кортежа и карет, сделав ставку на скорость коней. Но вот только я не учел одного, форс-мажорного обстоятельства. Ночью, перед поездкой прошел неслабый ливень, и теперь колея дорог представляла собой трясину грязи, смешанную кое-где со щебнем. И это в середине мая! Да, дела, а я то думал, что историки приукрашивают одну из двух главных бед Руси, ан нет и, правда ужас Наполеона таким и оказался.
Так что, выехав в середине недели, я смог добраться до своей московской обители только через пару дней, весь вымотанный и обозленный на себя и весь белый свет. Хорошо, хоть Миша скрашивал по пути те часы постоянной тряски в седле, которые по-прежнему были для меня испытанием не из легких, иначе я точно кого-нибудь бы загрыз.
Как бы то ни было, преодолевая препятствия и собственную лень, я на следующее утро все же добрался до кабинета епископа, наверное, по недоразумению названного одним из прислужников кельей. Пройдя внутрь светлой комнаты, я заметил сидящего за столом маленького мужчину с полностью седыми волосами, увлеченно строчащего пером на бумаге какие-то заметки. Услышав, что кто-то вошел старик поднял свои серые глаза и, улыбнувшись, указал рукой на стоящий возле стола стул, обитый кожей.
-Присаживайтесь, Ваше Высочество,– сказал Иерофан.– Не буду скрывать, мне очень интересно узнать, что привело вас в мою скромную обитель?
-Спасибо,– вежливость никогда не бывает лишней, вот только надо знать грань между ней и лизоблюдством.– Ну что вы, епископ, неужели я не могу просто прийти к вам для беседы?
-Мне много что говорили о вас Ваше Высочество, и дьяки и служки, хорошо ли, плохо, не столь это и важно,– внезапно сказал старик, глядя на свои руки.
-И каково же ваше заключение обо мне, ваше высокопреосвященство?– внимательно посмотрел я на епископа.
-Не знаю, правда, не знаю, но надеюсь узнать сегодня же, после нашего разговора с вами,– улыбнулся старик.
-Ну, коли так, то можно и начать,– согласился я с ним.– И скажу честно, я не ожидал, что наша встреча состоится так скоро, думал еще пару деньков у меня есть…
-Почему же?– искренне удивился епископ Иерофан.
-Мне кажется у иерархов церкви много дел и без меня,– ответил я как можно почтительней.
И судя по искорке мелькнувшей в серых глазах епископа, ответ я дал более чем правильный, вот только надо еще и разговор поддержать в том же духе. Задачка.
-Ты прав, царевич Алексей, дел у нас много. Но для верных детей Божьих можно сделать и исключение, тем более что таких визитов давненько у меня не было,– с неким сожалением сказал Иерофан.– Остальные дела подождут…
-Я не хотел бы вас отвлекать от более насущных вопросов, но мое дело, если конечно моя просьбу можно так назвать, имеет большое значение для меня,– решив форсировать беседу, минуя получасовую беседу о пустяках, мне пришлось сразу же раскрыть «пару карт».
Пусть пара пунктов сразу перепадет к епископу, главное, чтобы его условия не были кабальными, а то, что мы сможем договориться, у меня уже сомнений не было.
-Интересно, а в чем ваша просьба заключается, Ваше Высочество?– приподняв брови, спросил Иерофан.
-Мне нужен молодой священник, для того, чтобы преподавать богословие, в открывающейся под Рязанью школе,– ответил я.
-Всего-то? А мне уж показалось…– удивился епископ.– Так в чем же дело? Вы могли просто написать главе семинарии, и он сразу, как только смог выслал бы к вам учителя.
-Дело в том, что мне не нужен любой учитель, мне нужен только один единственный,– нахмурившись, ответил я Иерофану.
-Ах, вот как,– прошелестел едва слышно голос старика.– И кто же сей служитель Божий, на кого пал твой выбор, сын мой?
-Выпускник семинарии этого года Варфоломей.
-Неисповедимы пути господа, но его уже назначили дьяком в одну из деревень на Урале…
-Но мне он нужен, ваше высокопреосвященство, очень нужен,– продолжал я настаивать.
-Даже не знаю, как помочь тебе, Ваше Высочество, трудно дело сие, очень трудно…
-Давайте сделаем так, ваше высокопреосвященство: вы помогаете мне в этом пустячном деле, а уж моя помощь, будет, по меньшей мере, щедрой…– многозначительно посмотрев на епископа, прервал я Иерофана.
-Что ж, раз вы Ваше Высочество говорите столь открыто, то и мне позвольте быть с вами до конца честным. Деньги они конечно всегда нужны церкви, но есть кое-что много важней этих желтых кругляшей, к примеру, хорошие дружеские отношения…– так же многозначительно посмотрел на меня епископ.
«Старый хрыщ! Нет бы, деньгами довольствовался! Теперь придется во что-то впутываться, не просто же он так от золота то отказывается! Эх, все равно придется соглашаться,– мысленно ругнулся я на него».
-Хорошо, ваше высокопреосвященство, думаю, мы поняли правильно друг друга, и впредь станем хорошими друзьями,– вставая, поцеловал я протянутый мне епископом крест.
-Ступай с Богом, сын мой, и больше не думай о своем деле, оно решится,– осеняя меня крестом, ответил Иерофан улыбаясь.
После посещения епископа у меня оставалось еще половина свободного дня, который не хотелось тратить на пустые и ненужные дела, хотелось сделать что-то полезное и нужное. Вот только что? Да, вопрос, и на него нет ответа.
Приехав во дворец, я немного расслабился, позволив сбросить самому себе малую часть того напряжения, которое скопилось во мне за последнее время. Однако долго сибаритствовать мне не дал Михаил, вернувшийся из, отчего дома с радостной вестью. У него родилась сестренка.
-Отдыхать надо уметь так, кажется?– усмехнулся я спустя пару часов, наблюдая за тем, как Миша вместе со своим теской Михаилом Нарушкиным, капитаном моих гвардейцев пытается вытащить пробку из принесенного слугами бочонка заграничного вина.
Правда надо отдать должное, в этот раз им удалось не опрокинуть оный сосуд и не пролить большую часть его содержимого.
-Ик!– подтвердил мои слова новоявленный братик.
-Есть!– с тяжелым хеканьем выдохнул капитан, поднимая в руке пробку бочонка.
-Да, видимо сегодня больше никаких воспоминаний у вас, господа, точно не останется,– мои едва слышные слова потонули в здравицах двух собутыльников.
«А я чем хуже? Ведь надо отпраздновать первую свою победу! Пусть она маленькая, но есть же!– внутренний голосок шелестел, будто весенняя листва, разгоняющая тоску зимы».
Рано утром, по привычке вскочив с восходом солнца, я попытался совершить свой обычный моцион, но, резко встав с постели, даже не разобранной, как положено, схватился за голову, чувствуя, как она «раскалывается» на две жутко больные половинки.
-О, чтоб его,– прошептали сухие губы, по небу скреб язык, словно наждаком.– Похмелье, мать его…
К горлу подступил противный комок, готовый вырваться наружу в любую секунду, но пока сдерживаемый мной застрял на одном месте, самопроизвольно вызывая рвотные позывы. Так долго продолжаться не могло, поэтому утренняя треножная чаша, с чистой теплой водицей попалась как нельзя вовремя, иначе слугам прибавилось бы работы.
Через пять минут, чувствуя, как в тело возвращаются покинутые его ранее силы. Заставив себя сделать легкую разминку, больше всего напоминающую занятие больных ревматизмом.
-Да, грань была пройдена… и не раз,– хмыкнул я себе под нос, отрывочно вспоминая вчерашние посиделки.– Интересно было бы на двух «орлов» посмотреть…
Постепенно капитан Нарушкин все больше и больше сближался с моим окружением, высказывал свои мысли, по некоторым вопросам, в коих он в силу своих познаний разбирался наиболее хорошо. Он становился одним из тех, кого стало затягивать наша «игра» пусть и переросшая в нечто большее. В свои двадцать семь лет капитан, побывавший под Нарвой, в составе Семеновского полка был ярым сторонником государя, однако, как я успел заметить, его язык был чересчур длинным, за что в конечном итоге его и перевели на «привилегированную должность капитана гвардейцев наследника престола». Вот только эти самые гвардейцы в количестве двух десятков, до назначения Нарушкина представляли собой жалкую пародию на настоящую гвардию, элитой тут и не пахло. Однако за три года молодому капитану удалось значительно поднять уровень своих подчиненных и теперь они уже не напоминали вечно полупьяных солдафонов низшего пошиба.
Мои размышления о капитане своих гвардейцев оборвались на самом интересном месте. В спальню вошел Никифор, неся в руках небольшой ковшик.
-Не желаете квасу, Ваше Высочество?– чопорно спросил камердинер.
-Желаю!– обрадовался я, вставая с пола, где до этого пытался делать упражнения на пресс.– Хорошо, Боже, как же хорошо!
-Подать завтрак, Ваше Высочество?– вновь спросил Никифор.
От одного только слова «завтрак» меня замутило, к горлу подступил новый комок. Переселив себя, я отверг предложение камердинера, приказав подать еще пару ковшиков кваса.
Спустя десять минут, одевшись, я сидел в своем кабинете, блаженно откинувшись на его спинке. Солнце уже давно взошло, во дворе суетилась челядь, бегали дети слуг, сражаясь на палках, друг с другом, кто-то убирал мусор, кормил животин, снующих на территории.
-Ваше Высочество, пришел священник, говорит, вы ему назначали встречу,– сказал Никифор, бесшумно входя в кабинет.
-Священник? Хм…. Ах да, зови его,– вспомнил я.
Положив перед собой несколько листов «личного дела» Варфоломея, расслабившись, пробежал по ним, наверное, в десятый раз глазами, делая зарубки в памяти на особо интересных с моей точки зрения местах. И так увлекся, что чуть было, не прозевал входящего щуплого мужчину, больше похожего на юношу лет пятнадцати, с карими проницательными глазами, оценивающе смотрящий на окружающих.
-Оставь нас,– бросил я камердинеру, замершему за спиной Варфоломея.
Сделав пару шагов, перед столом, замер молодой священник в ожидании.
-Садитесь святой отец,– указал рукой на стул рядом со столом.
-Благодарю, Ваше Высочество,– ответил священник садясь.
-Перед нашей беседой я хочу кое-что спросить у вас, Варфоломей. Надеюсь, вы ответите честно, иначе нам с вами просто не по пути,– открыто заявил я ему.
-Я вас слушаю,– попытался смиренно сказать святой отец, вот только смирения я не заметил это точно.
-Вас порекомендовал один знакомый человек, рассказав о вас как о молодом и умном человеке, не особо слепо следующий заветам церкви. Это так?
-Прошу извинить меня, но можно узнать, кто обо мне так «лестно» отзывается?– настороженно спросил святой отец.
-Нет нельзя, это не имеет никакого отношения к вопросу. Ответьте на вопрос, пожалуйста, иначе, как я уже говорил, наша встреча не имеет смысла.
-Что ж, отвечу. Я не тот человек, который собирается менять мир к «лучшему» в вашем понимании, Ваше Высочество,– ответил мне Варфоломей и, судя по всему, он говорил честно.
-Интересно вы говорите святой отец, получается, что мое понимание «лучшей жизни» сильно отличается от вашего?– удивился я такому ответу.
-Именно так, Ваше Высочество,– спокойно ответил священник, глядя мне в глаза.
-Почему вы так решили?
-А какие могут быть ценности у правителя? Только власть и деньги…
-Как то вы не по церковному рассуждаете, отец Варфоломей,– прервал я священника.
-Каков уж есть, Ваше Высочество, не обессудьте, тем более, что сами хотели правды,– усмехнулся священник.
-А что если я скажу, что хочу не столько власти, сколько того, чтобы любой русский мужик, будь то крестьянин или купец, мог появиться в любой точке мира с высоко поднятой головой. Зная, что он принадлежит к великому народу?– построенная схема разговора с Варфоломеем полетела в тартарары, оставляя голый скелет, на который срочно нужно «нарастить мясо».
-Интересно вы меня заманиваете Ваше Высочество,– с улыбкой сказал Варфоломей.
-А почему бы и нет? Вот только я не заманиваю, а говорю правду, святой отец.
-Это как? Позвольте узнать.
-В том деле, которое я хочу организовать, требуется не просто желание, но еще и много труда, чтобы оно принесло свои плоды, но, честно говоря, больше полагаюсь на людей не столь понимающих, сколь жаждущих.
-А при чем тут я?– удивился молодой священнослужитель.
-А нам как раз и требуется молодой священник, для обучения юных воинов.
-С этим вопросом мне вроде бы понятно, но вот для чего именно я понадобился вам, ваше Высочество? Ведь за такое предложение, я уверен, ухватился бы любой из нашей братии. Тем более раз вы получили согласие епископа Иерофана на то, чтобы вы сами выбрали учителя, то наверняка перед вами открылся богатый выбор, чтобы найти нужного человека?
-Вы правы, святой отец, но вот кажется, прослушали, что я говорил раньше, для меня главным критерием является желание добиться чего-то нового, при этом, не руша старое, а для этого, как вы понимаете, требуется много усердия и кропотливого труда. Ведь наше дело может растянуться на десятилетия! И с обычными попами нам просто не по пути, извините меня за откровенность, нам нужен именно страждущий!
-И много человек мне предстоит обучать?
-В начале около пяти сотен, плюс к этому каждый год примерно столько же будет добавляться, может, в дальнейшем добавляться будет много больше, но далеко мы пока не загадываем.
-Не чего себе! Да как я смогу то всех их обучать. Хотя если…– Варфоломей замолчал на полуслове, прикинув в уме всю свою паству.– Что ж занятно, но скажите, мне потребуются помощники, ведь одному удержать такую ораву сорванцов мне не под силу, ведь насколько я понял мне предстоит обучать вьюношей?
-Совершенно верно, но подбирать себе помощников вы сможете, только согласуясь со мной или моими помощниками, одного из которых я назначу к вам в помощь. Но и то только после того как ознакомитесь с Уставом корпуса, его правилами и конечные цели, дабы проникнуться тем духом, который мы хотим вложить в них.
-Разумно, даже очень,– чуть слышно сказал священник, помолчал и, наконец, ответил.– Хорошо, я согласен Ваше Высочество, вот только помощников я выберу сам, и чтобы нам не мешали иерархи церкви…– задумчиво проговорил Варфоломей.
-Хорошо, я постараюсь в этом тебе помочь, вот только есть один нюанс – проверки будут не только духовные, но и мирские, так что дух патриотизма и безграничной преданности царю и Отечеству должен быть самым главным в их духовных ценностях!
-Это как раз мне понятно без всяких напоминаний,– ответил отец Варфоломей, улыбаясь.– Разрешите откланяться, Ваше Высочество?
-Конечно, идите, святой отец, всю необходимую литературу вам привезут в вашу комнату во дворце, что в Рязани…
-Постойте, но я ведь живу при семинарии!
-Только сегодня, дальше раз вы согласились на мое предложение, то должны быть постоянно при мне, по крайней мере, в первое время,– глядя в глаза ошеломленного моим напором будущего священника, сказал я.– На счет окончания, и сана, не беспокойтесь, все уже оговорено с епископом Иерофаном. Надеюсь, вопросов нет?
-Нет,– тихо сказал священник Варфоломей, опуская голову.
-Тогда идите, завтра я вас жду к десяти часам утра, мы должны выехать в Рязань как можно скорее. Дела, знаете ли,– улыбнулся я Варфоломею.
Отец Варфоломей ушел в растерянности, по нему было видно, что его душа мечется до конца не осознавая, что в жизнь изменилась, и изменилась неотвратимо…
Середина июня 1707 года от Р.Х.
Рязань – Петровка.
Алексей Романов – Иван Пестерев.
Прошел почти месяц с тех пор, как все приготовления были завершены, а планы еще не начали реализовываться. Рутина управления вверенными землями затягивала с каждым днем все больше и больше, не давая заняться тем, чем хочу.
Хотя и считалось, в Рязани управленческий аппарат налажен хорошо, и он очень даже неплохо себя зарекомендовал. На самом деле же оказалось, что чиновники не только не гнушаются брать взятки, что в принципе было и будет в любое время, но и устраивают подобия аукционов, отдавая предпочтения тому, кто готов больше заплатить. И это сплошь и рядом.
Даже введенные драконовские меры не могли справиться с этой бедой. Десяток чиновников верхнего эшелона пришлось посадить в тюрьму, и конфисковать их имущество в пользу казны. Вот только делать так я больше не мог, в силу того, что если разбегутся чиновники, то не будет никакого управления землями. Правда, вырученных денег от конфискации хватило на то, чтобы в самой Рязани всем чиновникам была сделана тарификация их зарплат. Ведь как таковых денег они не получали, живя только с «кормления», то есть тех же самых взяток.
Честно сказать, сия моя идея не была в самом начале популярной у друзей, они считали, что это увеличит отток денег, не принеся нужного результата. Вот только они не понимали одной простой истины. Если бюрократический аппарат столь продажен, то сами нижние чины, да и средние как таковых денег не получают, точнее полученные рубли поступают дальше вверх, в большинстве своем, минуя карманы «мелких пешек». Собственно это я и доказал своим соратникам, которые скептицизмом наблюдали в течение первых недель за поведением некоторых чиновников. Но по мере того, их недоверие сменилось восхищением, ведь большая часть мелких чинуш перестала брать взятки как таковые. Конечно не только из-за того, что у них появилась зарплата, я же не дурак, в конце концов, наряду с «пряником» были приняты указы «кнута», четко описывающие, что можно делать, а что нет.
К примеру с июня месяца запрещалось изымать налоги с жителей, чей доход едва позволял жить впроголодь. Надзор же за сборщиками налогов и пошлин был установлен столь строгий, что они и вздохнуть свободно не могли, но на такую ответственную должность надо было ставить не только преданного человека, но и хорошо разбирающегося в хитросплетениях приказов и указов. Выбор пал на Михаила Лесного, с большим энтузиазмом принявшегося за исполнение своих обязанностей.
Но при всех плюсах был и одни громадный минус – мне по-прежнему не хватало людей. И приходилось выкручиваться, выискивая самые разные подходящие кандидатуры на должности. Срочно требовалось подготавливать свой собственный резерв – витязей, но до того как начать обучать юношей требовалось хотя бы банально обустроить их быт. Построить казармы, залы для занятий, плац, столовую, бани, выделить места для мастерских, которые должны были бы со временем заполниться именно витязями. Все эти постройки, уже начатые по проекту одного архитектора пожирали просто огромные деньги, вкупе с закупкой предметов первой необходимости для будущих кадетов-витязей.
В середине мая, нам таки удалось заполучить недостающую территорию нужной деревеньки. Не знаю уж, как там отец Николая это сделал, но боярин Первак скрепя зубами продал эти земли мне в личную собственность.
Само строительство казарм шло полным ходом. Михаил, взвалив на себя управление «налоговиками», передал строительство, точнее надзор над ним Александру. Как и предполагалось самих мастеров-плотников набрали уже в городе и его предместьях, благо, что чуть ли не каждый второй мужчина в деревне владеет в совершенстве плотницким топором. Каждое здание строилось не только на совесть, но и к тому же стахановскими темпами, радуя глаз. Сами же проверки стройки носили исключительно «мирный» характер, то есть касались только общего положения дел, таких как размещение казарм и дополнительных зданий.
Исключение было только в самом начале строительства. Первые идеи – использовать уже готовые постройки я отверг сразу же, даже не стал объяснять почему, дабы не тратить время на разъяснения. После долгих споров у нас остались два варианта постройки зданий базы: первый – на месте и второй – это сделать срубы и перевести уже на место, а там только остается их собрать. Я сам выступал за первый вариант, но большинство все же выступило за второй вариант, в итоге его и приняли как исходный. Правда, с небольшими изменениями, по моему требованию, или желанию, я и сам не разобрался в этом, основание каждого дома делается из камня, увеличивая первоначальную стоимость постройки, но в то же самое время возможным будущую переделку зданий без общего «разгрома» здания. Только после того как все было обговорено, планы проектирования были переданы Михаилу, который и нашел уже не молодого архитектора Александра Тимофеева. Все проекты, которого в первую очередь делали акцент на надежность и прочность, а уж потом на изящество и красоту.
Планы начали воплощаться в жизнь, а казна лишь пустела с каждым днем, истаивая на глазах. Того мизерного налога, что поступал с рязанских земель, едва хватало, на то, чтобы наладить нужную мне схему взаимодействия власть – чиновник – народ, а для этого требовалось время. Опять же доверие требуется заслужить. Поэтому одной из приоритетных задач постоянно было получение денег, при этом, не подрывая авторитета власти в моем лице.
-Сегодня нам надо разобраться с новым предложением,– день прошел и сейчас мы все вместе собрались в приемном зале, отдыхали душой и телом, не забывая о насущных делах.
-А может оно подождет, завтра на свежую голову и решим?– потягивая темное пиво, предложил Кузьма.
-Ага, как вчера? Так что ли?– ехидно уточнил Николай.– Особенно приятно наблюдать эту картину поутру: выхожу из спальни, только собрался вниз спуститься, кваску испить – жажда замучила, а тут из соседней двери рожа непонятная вываливается и рассолу слезно так просит!
-Что ты! Нет, конечно!– смутился Кузьма.– Я вообще не собирался у тебя оставаться, так получилось.
-Да я ничего против не имею, просто вспомнилось,– улыбнулся Николай.
-Ладно, хватит, у нас еще дел полно,– прервал я разговор.– Итак, Коля давай начинай…
-Как вам известно, господа, в казне у наместника, то есть у Его Высочества, денег не хватает, и там они не задерживаются. Но это прелюдия. Теперь перейду к делу, чуть меньше месяца назад, ко мне на встречу попросился один из рязанских кузнецов, Иван Нестеров. Так вот он поведал мне, что знает местечко в полусотне верст от города, где выходит из-под земли жила неплохой железной руды.
-И что с того?– поинтересовался Кузьма.– Завод там поставить и все дела.
-Послушаем дальше, наверняка что-нибудь интересное,– неожиданно сказал Артур.
-Так вот, этот самый кузнец предложил на том месте сделать чудо-печь, которая будет создавать, метал, который по прочности будет много лучше чугуна!
-Так в чем же дело? Пусть делает, выделить ему рабочих, денег дать,– недоуменно сказал Кузьма.
-Что ты такой нетерпеливый! Дослушай до конца. Этот кузнец хочет, чтобы сам секрет создания этой чудо-печи остался при нем самом и не был раскрыт никому другому,– сказал Николай.
-Разумно,– усмехнулся Михаил.
-Чересчур разумно, но как бы то ни было, но сие предложение было передано к Его Высочеству…
Тут же на мне перекрестились взгляды друзей в ожидании замершие на своих местах.
-Кузнец получил все что хотел, и даже больше. А сегодня утром он прислал первый образец стали, что сварил в малой печи из того самого железа, которое он будет получать в дальнейшем уже из своей большой товарки, которая сейчас достраивается. Посмотрите на нее,– встав с места, я достал из кожаной сумки, стоящей рядом с креслом полуметровую полосу серого железа, шириной чуть более кулака.– Толщина будет почти в два раза меньше чем у чугунной полосы такой же прочности.
Повертев в руках полоску каждый из сидящих в зале о чем-то задумался, наконец, Кузьма не выдержал:
-Это получается, теперь можно делать орудия много большей дальности боя?
-Это один из плюсов,– мои губы торжествующе улыбнулись.
-Тогда это самая настоящая золотая жила,– потрясенно сказал Кузьма, напрямую сталкивающийся с результатом этих затрат.– Государь вкладывает на войну со шведами огромные деньги и добейся мы заказы на новые орудия…
Поручик не договорил, хотя в прочем этого и не требовалось, всем и так все было понятно.
-К сожалению этого мало, отец постоянно в разъездах, а деньги нам нужны как можно скорее, так что мы сможем получить их с этого завода не раньше чем через пару месяцев, а до тех пор это всего лишь мертвый груз, тянущий нас на дно. Завод нуждается в деньгах не меньше чем та же самая Петровка, только разве что основная часть вложений уже прошла, а у корпуса только предстоит,– вынес я вердикт.
-Тогда для чего ты нам все это сказал Ваше Высочество?– спросил Александр.
-Нам нужно найти людей, готовых вступить в новое кумпанство с нами, основой которого послужит этот самый завод. Не смотрите на меня так. Да мы приносим будущие деньги, во благо настоящего и тех проектов, которые еще только предстоит реализовать! Не забывайте, что у нас осенью намечается открытие корпуса «Русских витязей», а он потребует к себе не только внимания и заботы, но и денег, много денег!
-Так может отложить его открытие, на годик другой?– предложил Кузьма.
-Нет, об этом и речи быть не может!– жестко пресек дальнейшее обсуждение этого вопроса.– Корпус откроется, как бы то ни было, это решено и этого не изменить! Поэтому возвращусь к вопросу о деньгах, ищите среди знакомых людей, друзей ли родственников, не важно, главное. Чтобы им можно было доверять и главное, они должны иметь деньги для поддержания нашего дела, по крайней мере на первые два-три месяца. Подумайте, но не тяните с этим слишком долго, на все про все у нас не больше недели.
-Жестко, но правильно,– тихо сказал Николай.– Без денег нам мало, что можно будет сделать. Разве что на крайний случай прижать епархии… как это делает боярин Мусин-Пушкин. Я даже кое-какие высказывания нижегородского митрополита выписал, для острастки: «…Боярин Иван Алексеевич Мусин-Пушкин напал на церкви божии, вотчины наши ведает, а теперь у нас и данные, и венечные деньги отнимает, и если эти сборы у меня отнимут, то я в своей епархии все церкви затворю и архиерейство покину…». Правда, это черева-то, но зато деньги появятся…
-Нет, это только крайний случай,– подумав, сказал я.– Ладно, пока оставим этот разговор. Возвратимся к заводу. Кузнец просит выделить ему охрану, десяток солдат, пишет, что лихих людишек на дорогах развелось много. Но здесь есть одна загвоздка, своих подготовленных солдат у нас нет, за исключением моих гвардейцев, а наемников нет и подавно, но послать кого-то все же надо, на всякий случай. Так что слушаю ваши предложения, друзья.
-Алексей, а давай мы Сашку с крестьянками пошлем, он там, через пару лет столько детишек наплодит, что и охрана не потребуется,– выдал первое предложение Артур.
-Хорошо,– согласился я.– Только ты поедешь с ним и будешь с малышами сидеть, в то время, когда он будет их производством заниматься.
Пятиминутный смех стих сам собой, все же насущные дела вытесняют из головы все лишнее, в том числе и радости жизни. Жаль только у немногих хватает здравого рассудка прочертить границу между работой и отдыхом!
-Я предлагаю отправить вместе с караваном пару десятков работяг дать им десяток фузей и десятка три сабель,– задумчиво сказал Николай.
-Николай, да ты что! Чтобы крестьянам и оружие…– возмутился Кузьма.– От них проку ноль! Разве что друг друга искалечить.
-В этом конечно есть зерно истины,– сказал я.– Но оно столь мало, не стоит на нем заострять внимание. Каждый должен заниматься своим делом. Если крестьянину дать оружие, то его необходимо обучить как минимум азам боя, а как вы понимаете, у нас нет лишних рук, да и вообще у нас мало пока кто есть.
-Ну не скажи, вот взять хотя бы тех, кто поехал с Иваном, ведь вполне здоровые мужики, к тому же готовые постоять за себя,– сказал Николай, в свое время снаряжавший весь эскорт кузнеца.
-Они не воины, они ремесленники,– не согласился я с ним.– На строительстве завода, не говоря уже о самом производстве, их необходимо охранять, как и обычных крестьян.
И вновь тишина, к ней можно было бы услышать писк комара, залетевшего в окно. Если бы такой попался.
-А что если охрану набрать из прошлых ветеранов… Времени прошло не много, а навыки у них должны же остаться,– предложил Михаил.
-Это ты о ком?– поинтересовался Николай.
-О стрельцах.
-А государь одобрит?– спросил Коля.
-Выхода у нас нет, людей не хватает,– наконец сказал я.– Что же до одобрения, то не стоит об этом думать, многие стрельцы пошли в новые полки, поэтому и прошлое ворошить не стоит. Вот только пойдут ли они? Ведь почитай семь лет прошло, как их распустили.
-А почему бы и нет? Не все же там были смутьяны? Я уверен, что большинство было обычными солдатами, к тому же ремесленниками,– задумчиво сказал Артур, мало-мальски когда-то ознакомленный одним из своих мастеров с устройством стрелецкого войска.
-Хотя, мне кажется нам не надо же, чтобы они постоянно были там?– сам у себя спросил Николай.– Как я понял, они будут временным решением, года на три, не больше…
-Не совсем так,– не согласился я, уже прикинув в уме общее положение при таком раскладе.– Я не собираюсь пользовать людей, а потом выкидывать за ненадобностью. Все кто доверится мне, я имею в виду лично мне, а не государству в моем лице, могут рассчитывать на мое внимание и помощь, в любом случае. Кроме, разумеется, предателей и ряда лиц, не имеющие права на снисхождение.
Я говорил в пол оборота к сидящей компании соратников. Мой взгляд блуждал по висящей на стене панораме картины какого-то сражения неизвестного художника. Судя по изображению воинов сия, картина запечатлела осаду Азова или Астрахани, увы, к моему глубокому сожалению я не знаю этого точно.
Не знаю почему, вспомнился эпизод из своей прошлой жизни, когда во время развала Великой Империи люди, отдавшие свою жизнь на благо Родины, были вынуждены просить милостыню, или сидели в таежных закромах Новой Родины, обвинившей их в том, что они звери и недостойны нормальной жизни. Увы, такое было сплошь и рядом, а уж про всякие криминальные структуры мне даже вспоминать тошно! Правда я тога еще мальцом был, несмышленым и глупым, да вот только телевидение помогало много что узнать, пусть в большинстве своем там мусор и ложь, но ведь крупицы правды отыскать можно везде, было бы желание. Мне очень не хотелось бы, чтобы та история повторилась, тем более при моем участии. Тяжело когда доверившемуся человеку осознавать горечь предательства, но не людского предательства, нет, оно пустяк. Предательство государством своего гражданина – вот что страшно, то, что ломает людей, делает их алкашами и «пустышками» лишенными смысла жизни и самое главное, стремления к своей мечте!
«Блин, что только не полезет в голову на ночь, глядя!– мотнув головой, «сбрасывая» оковы наваждения».
Повернув голову к своим друзьям, увидел, что они как-то странно на меня смотрят, словно только сейчас поняли что-то важное, причем по их лицам нельзя было определить хорошо это или плохо. Горькие воспоминания медленно погрузились в пучину новых проблем, оставляя сладкий осадок прошлых страхов, тех самых которые заставляют любого человека вспоминать их и что важнее, помнить их!
-Что случилось?– спрашиваю я «каменные изваяния».
-Ничего, Ваше Высочество,– тихо ответил Николай, слегка замешкавшись.
-Все хорошо,– повторили Кузьма с Артуром.
Лишь только Михаил с Сашкой сидят, чуть ли не с открытыми ртами.
-А в чем дело тогда? Вы как-то резко замолчали, да и видок у вас, господа слишком уж какой-то… пришибленный, что ли,– удивленно смотрю на них.
-Мы просто задумались о предложении Миши,– немного помолчав, ответили Артур с Николаем одновременно.
-А ты что молчишь Сашка?– поинтересовался я у помещика.
-Что?– встрепенулся Александр.– Что ты сказал?
-Говорю, что скажешь по предложению Михаила?
-Хорошая идея.
-И все?– вопросительно поднимаю левую бровь.
-Нет, конечно. Я думаю, что нам необходимо шепнуть пар слов отцу Николая…
-Он то тут причем?– изумился Николай Волков.
-Как причем? У кого на Руси охрана налажена так, что впору завидовать?– теперь уже Аркадий удивился.– Конечно у купцов! А почему твоему отцу, так он же знает людей, которые смогут нам помочь в охране постройки завода, а потом нам уже и не надо будет кого-то искать, сами сможем обеспечивать все нужды…
-Заманчиво.
-Еще бы, Алексей! Если наладить хорошие отношения с купечеством…
-Рано загадывать,– прервал я мечты Артура.– Надо еще с Павлом Никифоровичем переговорить, так что Коля, готовь своего батюшку к разговору, исподволь, может, что и получится у нас тогда, но даже если он что-нибудь почует, не рассказывай ничего. Я сам ему все, что надо расскажу.
Взгляды переметнулись на нашего экономиста и бухгалтера в одном лице, разбирающегося в сих делах много лучше нас, причем каждого в отдельности на «голову» как минимум.
-Не обещаю, что получиться, хотя и отказать царской особе отец не сможет, однако, получится ли, я не знаю,– без раздумий ответил Николай.
-Надо же когда-то начинать общаться «золотыми» представителями Руси-матушки,– улыбнулся я ему.
Сразу после нашей встречи, то есть ближе к полуночи, все разбрелись по домам, Кузьма как обычно остался в левом крыле моего дворца, где уже давно облюбовал небольшую комнатушку, пользуясь ей с поистине армейским практицизмом.
Как бы то ни было, но на следующий день, сразу после завтрака, как обычно прошедшего в девять часов утра, прибыл курьер от Николая с письмом, где он говорил, что Павел Никифорович, прибыл в Рязань вчера вечером и с удовольствием поговорил бы с цесаревичем. А ниже шла маленькая приписка, мол удочка закинута, наживка проглочена осталось только подсечь и вытащить рыбу на берег. Вот тут то и начиналась вся загвоздка, «рыбешка» может не по рыбаку оказаться.
Просмотрев свой график на сегодня, тут же освободил пару часов после часу дня для беседы с Павлом Никифоровичем
«Что ж, думаю, время будет подходящим для штурма бастионов купца, да и подкрепиться за беседой можно будет,– прикинув оптимальный вариант, решил я».
Тут же черканул пару строк на бумаге, запечатал его печатью.
-Никифор!
-Чего изволите Ваше Высочество?– тут же появился камердинер.
-Пусть доставят в дом к купцу Волкову, что близ Кузнечной слободы живет.
-Будет исполнено Ваше Высочество,– с поклоном взял письмо Никифор.
Больше не смотря на камердинера я удрученно посмотрел желтоватые листы, на столе собралась целая куча самых разнообразных бумаг, среди которых отдельной стопкой лежали жалобы, отчеты о затратах и поступивших налогах. Но надо признать, стопка первых листов, с каждой неделей истаивала все больше и больше. Введенные мной указы об отмене пошлин в городе на торговлю предметами «первой необходимости», хоть и уменьшили эти поступления, но заметно оживили хиленький ручеек купцов, почувствовавших пусть небольшое, но послабление. Усиление работы полицейских Рязани, под верховодством Михаила так же принесло свои плоды, правда, времени прошло не много, но все же. Облавы, ночное патрулирование улиц, драконовские штрафы нечистых на руку ремесленников и купцов, делали свое дело. Вот только после первоначальной чистки рядов самой полиции, их осталось … всего треть от первоначального состава. Что ни говори, а пословица «не подмажешь не поедешь» известна и в этом времени.
Новые полицейские, постоянно тренируясь под руководством своих более зрелых собратьев, внезапно получивших повышение, валились с ног, заступая на дежурство, но мало кто из них жаловался. Что ни говори, а условия работы для них заметно улучшились, в ущерб количеству, но все же.
Однако проблемы взяточничества и разбоя были одними из наиглавнейших в моем списке, ведь относительный порядок, путем казней и конфискаций имущества удалось навести только в Рязани, но оставались еще и сами подвластные мне земли, по которым не будешь ездить каждый день и проверять работу еще не налаженной системы взаимоотношений.
За просмотром проблем горожан, жаловавшихся на мощеную дорогу, соседей, торговцев, и очень многое другое, пролетели часы до обеда. Вспомнив, что назначенная встреча уже состоится, отложил испачканное перо, с хрустом потянулся, вставая с места.
-Никифор!– позвал я слугу.
-Я здесь Ваше Высочество.
-Прикажи подать обед на двоих, в Малом зале,– мысленно прикинув в уме, где лучше всего вести разговор один на один, остановился на небольшом зале для приема.
-Будет исполнено Ваше Высочество,– слегка пятясь назад, сказал камердинер, прикрывая дверь.
«Что ж, реально оценить свои способности с представителем купеческого сословия, глядишь, и мои знания 21 века чего-нибудь стоят,– хмыкнул я сам себе, накидывая на льняную рубаху легкий зелено-красный кафтан»
Чем был примечателен выбранный мною зал? Можно сказать ничем, разве что небольшим проявлением роскоши, в виде пары картин и золотых подсвечниках, искусной работы, висящих по периметру залы. Но в принципе бывалого купца этим не поразить, настоящую роскошь для них только мишура и бесполезная трата денег. «Деньги должны крутиться», эту не приложенную истину знает любой из них, как знал ее и любой мой бывший современник.
Спустя полчаса, когда я немного освежился и полюбовался тренировкой десятка гвардейцев, гоняемых неутомимым капитаном Нарушкиным, Никифор доложил о том, что отец Николая Павловича прибыл.
-Пора,– едва слышно шепнул сам себе.
Решив особо не напрягаться по поводу «первого впечатления» попросту приказал отвести гостя в Малый зал, где он и должен меня дожидаться. Что и было сделано, сам же я появился в зале спустя пару минут как узнал о прибытии купца.
-Доброго здравия вам Ваше Высочество,– поклонился в пояс старший Волков.
-И вам доброго здравия Павел Никифорович,– ответил я, назвав его по имя отчеству, как бы говоря, мол: «Цени, купчина!».
Само отношение благородных людей к торгашам в этом времени, мягко говоря, как к псам, так что оценить мой такт он просто обязан.
Седина только слега тронула виски русых волос купца, придавая некоторую солидность. Однако живые карие глаза, внимательно следящий за обстановкой говорили о том, что отец Николая так же далек от образа «зажиревшего торговца» как и ястреб от утки. Небольшая, ухоженная бородка, едва ли достигала пяти сантиметров, придавала ему небывалое сходство с каким-нибудь заезжим атаманом разбойников, неизвестно зачем переодевшегося в одежду купца.
-Прошу вас отобедать вместе со мной, Павел Никифорович, дела, знаете ли, совершенно некогда перекусить,– улыбнувшись, показал я на пустой стол, тут же начавшийся заполняться расторопными слугами яствами.
-Я понимаю. Ваше Высочество, сам бывает, совершенно счет времени теряю,– ответил с улыбкой купец.
Минут пять мы друг к другу «притирались», разглядывая своего оппонента, но в конечном итоге первым не выдержал купец.
-Разрешите задать вам вопрос Ваше Высочество?
-Задавайте Павел Никифорович.
-Я хотел спросить вас Ваше Высочество вот о чем, мы все видим, что за последние месяцы вы резко изменились, и надо признаться в лучшую сторону…
-Кто это мы?– сразу подобрался я, чувствуя, что разговор принимает интересный оборот, все же ожидаемая получасовая беседа о пустяках – это даже не смешно.
-Мы, это купцы,– улыбнулся мне Никифор, показывая, что хоть доверие ко мне уже и испытывает, но не на столько, чтобы открывать все свои карты.– Так вот нам бы хотелось знать, чего же вы, царевич, так усиленно добиваетесь?
-Именно?– простодушно спросил я, прикидываясь «валенком».
-Я спрашиваю не о том, что вы делаете по велению своего отца, нашего государя-батюшки, а о том. Что вы делаете вместе со своими друзьями, так сказать в свободное от дел время?
-Мои помыслы направлены только в вящей славе Руси-матушке и нашего государя-батюшки,– спокойно ответил я, внимательно глядя на купца, отдавая ему на откуп наш разговор.
-Вот об этом я и говорил, об идеях и желаниях…
-А причем здесь ваше внимание, Павел Никифорович?– немного грубовато оборвал я купца.
-Дело в том, Алексей Петрович, что мы тоже заинтересованы в таком богоугодном деле…– ответил мне купец, делая паузу, возможно для того, чтобы я проникся возможными перспективами от совместного сотрудничества.
-Что ж меня очень это радует, что на Руси остались люди, радеющие за славу нашей Родины. Только вот причем здесь я, уважаемый купец Золотой сотни?
-Как же так, царевич, ведь вы можно сказать второй человек в государстве,– попытался возразить мне купец.
-Вот именно, что «можно сказать»,– криво усмехнулся я.
Увидев мою реакцию, купец осознал свою оплошность и попытался ее загладить.
-Я хотел сказать. Что вы должны быть вторым человеком в нашем государстве,– поправился он.
-Что вы этим хотите сказать, уважаемый? Вы подговариваете меня к непослушанию?– с изумлением спросил я его, при этом, не переходя рамки дозволенного, чтобы не спугнуть заинтересовавшегося торговца.
-Нет, что вы. Я просто хотел сказать, Ваше Высочество, что мы могли бы помочь вам в реализации некоторых ваших планов.
-Что ж, помощь государству это всегда хорошо, тем более, безвозмездная,– с улыбкой ответил я, решив так просто не соглашаться на начальные условия нашего словесного контракта. Возможного контракта.
От моих слов купца Павла буквально передернуло, но он сдержался, уловив, что я говорю это не серьезно.
-Хорошо, конечно хорошо,– поддержал он меня.
-Но?
-Но, к сожалению у многих торговых людей не так много денег, чтобы их можно было бы дарить государству, без ущерба для их дела,– смиренно закончил он.
-Так что вы тогда хотите сказать, уважаемый Павел Никифорович?– наконец задал я ему вопрос, которого он так долго ждал.
-«Да увидит зрячий!» так, кажется? Вот я надеюсь и есть тот самый зрячий, который быть может заметил, то что лежит «неглубоко под землей». Сын, обмолвился мне, что у вас есть кое-какие… хм затруднения с деньгами…
-Да, это действительно так. Но Никола не сказал вам главного, по моей просьбе.
-Как же так?– удивился заинтригованный купец.
-Все очень просто. Мне не хватает денег для воплощения в жизнь некоторых прожектов. В скором будущем обещающих дать неплохой барыш, но все они могут погореть и оказаться «пшиком» если их не поддерживать на первом этапе становления. Я понятно объясняю, Павел Никифорович?– улыбнувшись, спросил торговца.
-Куда уж понятнее, Ваше Высочество. Но чего вы хотите от меня? Денег едва хватает для того, чтобы товары до Архангельска и Санкт-Петербурга довозить и не опухнуть от голода…– сокрушенно сказал купец.
-Вы немного лукавите, Павел Никифорович, но речь сейчас не об этом. Я не собираюсь просить у вас деньги в рост. Я предлагаю вам создать товарищество по одному весьма выгодному делу, которое уже начато и почти запущенно. Единственное что осталось это поддержать кое-какие поставки в течение полутора-двух месяцев и пойдет прибыль.
-Извините меня Ваше Высочество, но мне почему-то мало верится, что человек просто так откажется от денег идущих к нему,– недоверчиво хмыкнул отец Николы.
-А этого и не будет, Павел Никифорович, все очень просто, вы вкладываете половину от затраченной суммы в мой прожект, и получаете чистую прибыль от производства в размере четверти, больше не вкладывая ни гроша.
-Интересно получается, Ваше Высочество, это какая же такая должна быть вкладываемая сумма, если целая четверть доходов будет отдаваться мне?– все так же недоверчиво спросил меня купец.
-Вклад не маленький, должен в этом признаться, о нем, если вы согласитесь вы узнаете от сына, он у вас действительно дельным человеком растет, который надеюсь, всегда будет при мне,– слегка прищурившись, сказал я торговцу.
«Умный поймет подоплеку, а дурак… мне дурак не нужен, так что посмотрим, каков купец Павел…– про себя усмехаюсь».
-Естественно никакой отчетности о расходах не будет?
-Конечно, не будет. Мне ли вам это объяснять Павел Никифорович?– слегка покачав головой говорю ему.
-Но все же четверть дохода…– барьер недоверия треснул.
-Не все так уж и безоблачно, Павел Никифорович. Из этой четверти будут высчитываться деньги на сырье, та же часть что и прибыль, так что «чистыми» вы будете получать, скорее всего, не больше одной седьмой части прибыли. Но могу с уверенностью сказать, что как минимум за пять лет вы вернете все свои деньги, даже при самом скверном положении дел моего прожекта,– закончил я, смачивая горло глотком разбавленного красного вина.
-Да, действительно не все безоблачно, но думаю, что с удовольствием приму участие в вашем прожекте, Ваше Высочество,– наконец сказал купец, отрывая ножку запеченной утки.– В меру своих возможностей конечно.
-Поверьте, вы не пожалеете о своем решении. Да и Николай много что сможет вам рассказать,– улыбнулся я, поднимая кубок к верху.– Ваше здоровье Павел Никифорович.
Глава 3
Азы экономики.
Конец июля 1707 года от Р.Х.
Рязань – Петровка
Алексей Романов – Иван Пестерев.
Сидя у себя в кабинете я очередной раз с грустью вспоминал те славные денечки, когда готовился к сдаче зачета у государя. А что? Ничего кроме изучения наук не делаешь, разве что с друзьями бывает, засидишься. Замечательное было время, золотое!
Сейчас же дела рутинные столь плотно облепили меня, что порой и вздохнуть некогда. Одна радость, что постепенно их становится меньше, не только благодаря друзьям, которые всегда готовы взвалить груз забот себе на плечи, но и тем мерам, которые принимаются мной лично с начала наместничества. С каждой неделей дела земель рязанских становятся все прозаичней и прозаичней, часть прошлых проблем канула в небытие, под напором указов и полицаев-надсмотрщиков.
Но надо отдать должное и прибыльщикам, выискивающих любые лазейки для выуживания денег для казны. К примеру, в Москве были приняты указы, по которым рыбную ловлю и вовсе отдают на откуп, разделив угодья на равные участки. Вот только следовать некоторым указам мне было попросту не нужно, в ущерб казне, но не в ущерб людишкам.
Однако опыт изъятия «лишних» денег рязанские прибыльщики все же переняли, зайдя с совершенно другой стороны. Издавна в городах Руси-матушки разрешалось торговать в рядах и по перекресткам дегтем, коломазью, мелом, жиром, рыбным салом и смолою откупщикам, но уже в этом году сию золотоносную жилу перекрыло государство, целиком и полностью. Попросту велев означенные товары продавать выборным из слобод целовальникам под надзором мытенных бурмистров. Вот это новшество как раз грех было бы не перенять тем более, что пользы в первое время много принести может. Деньги никогда лишними не будут, а уж когда их и так в притык хватает то и подавно. Правда через годик другой, для «оздоровления» экономики города придется снимать этот запрет, но пока все же он дюже полезен будет. Что и подтвердилось в первую же неделю его ввода, поступившими в казну «свежими» рублями.
Несмотря, однако, на сильную нужду в деньгах, я значительно уменьшил тяжесть некоторых прежних налогов: прежде была наложена рублевая пошлина на домашние бани, чуть ли не в три раза уменьшив первоначальный годовалый взнос. Плюс к этому содержание постоялых дворов, взятое прежде в казну, так же было решено отдать частным людям, с обязанностью платить четвертую долю с постоя.
Правда, надо отметить, что некоторые указы государя все же касались моей «вотчины», не на прямую, а косвенно. Создание флота заставило Петра обратить внимание на леса, те из них, которые доставляли хороший материал для кораблестроения, сразу же объявили заповедными, но это было много раньше моего наместничества. Сейчас же у меня в шкафу лежал дубликат регламента о заповедных лесах, в котором было определено, чем и для чего можно было пользоваться в этих заповедных лесах: «На сани и телеги, на оси и полозья и к большим чанам на обручи рубить заповедные леса: дуб, клен, вяз, корогач, лиственницу, а на мельничные потребы, на пальцы и на шестерни рубить ныне всем невозбранно; а на иное домовое и ни на какое строение никаких заповедных лесов отнюдь никому не рубить под смертною казнию безо всякой пощады».
«Сурово, но верно, только бы людишки не попадались, иначе против воли казнить их придется. Все же отцовский приказ, – в первый раз пробегая глазами, регламент подумал я, прекрасно понимая нужды флота».
Полуденная жара постепенно спала, можно было заняться делами дальше, не боясь «вскипятить» себе мозги, от умственных трудов. Однако, решив не загружать себя лишними делами перед «посиделками» с друзьями, которые, увы, стали столь редкими, отправился в фехтовальный зал, рубить и колоть невинные деревянные истуканы. Подумав, все же решил прихватить с собой пистоль с десятком пуль и мешочком пороха.
«Потренироваться в стрельбе лишним не будет».
Войдя в зал, увидел как четверка гвардейцев, попарно бьются друг с другом. Глядя на их мокрые рубахи, не скажешь, что ребята халтурят, целиком отдаваясь схватке. Самозабвенно вертящие в руках эфесы шпаг молодые мужчины, набранные капитаном Нарушкиным месяц назад из числа боярских детей, доказывали на практике чего они стоят. Вот только действительно серьезной проверки пока еще не было, одни тренировки и ничего больше.
Подойдя к одинокому истукану, сделал легкую разминку, слегка обозначив пару ударов в шею и ногу противника. Сбросив на стоящий возле стены табурет камзол, оставшись в одной рубахе, приступил к тренировке, раз, за разом повторяя связку ударов и блоков. Шея – нога – отскок – блок – выпад в сердце – блок… и снова и снова, добиваясь полностью механического повторения.
Дураки те, кто думает, что фехтование это искусство художника, нет ни в коем случае, оно, прежде всего «работа ученого», нудная и тяжелая, отнимающая львиную доли времени. Однако при всех минусах, взявшись, раз за эфес не хочется его отпускать.
Рубаха давно промокла, капли пота падают на льняные штаны, вопреки моде и прочим аристократическим завихрениям носимые мной, из-за своей практичности и надежности.
-Ваше Высочество, там делегация прибыла к вам, с окраинных деревень…– виновато согнувшись, сказал Никифор, возникнув за спиной, вынужденно прерывая тренировку.
-Да, а подождать они не могут?– раздраженно спросил я камердинера, вытираясь полотенцем.
-Они по поводу Гаврилы Старченка прибыли,– ответил Никифор.– Сейчас во дворе ждут…
-Раз так тогда ладно, пойдем, послушаем, что там они расскажут интересного,– сбросив потяжелевшую от «трудовой крови» ткань, накинул свежую рубаху поверх нее камзол, отправился на подворье.
-Заступник ты наш! Помоги сирым и убогим!– сразу же повалились на колени десятка полтора грязных, измазанных крестьян, поднимая руки к небу.
-Встаньте!– резко сказал я им, не люблю, когда унижаются, таков характер.
Выискав среди измученных лиц наиболее приемлемое для рассказа, видимо староста, приказал:
-Говори!
-Защитник ты наш, помоги, Христом Богом просим тебя,– заломил себе руки староста.– Тать лесной Гаврила деревеньку нашу разоряет, девок портит, говорит, что это его вотчина теперь…
-А как же ваш барин? Куда он смотрит?
-Нет его, уже почитай третий год, умер он, ничейные мы, деревеньку нашу – Баграмово, забыли совсем защитник ты наш…
«Как всегда! Налоги и подати, так не вспоминай о них, а как беда пришла, так сразу к хозяину бежать под крыло! Ух, была бы моя воля…– с некоторой злостью подумал я».
-Хватит!– поднимаю руку.– Далече деревня ваша?
-Два дня пешим ходом, батюшка,– ответил староста, не разгибаясь.
-Хорошо, дорогу покажешь, сам!– оглядевшись, увидел в паре метров от себя капитана Нарушкина.– Михайла собирай молодцев.
-Будет исполнено Ваше Высочество!
-Сколько татей то?– опомнившись, спросил старосту.
-Дюжины три, поди, есть,– сделав нехитрые подсчеты в уме, выдал кряжистый мужик, с цепким взглядом.
-А дорога как? По грязи на рысях пройдем?
-Часов за шесть должны суметь.
-Отлично коли так,– сказал я, поворачиваясь к Никифору.– Устрой их, да накормить не забудь. И пошли к Николаю Павловичу вестового, пусть к завтрашнему вечеру все бумаги по землям моим соберет, у Онуфия в ведомстве должно быть все описано.
-Будет исполнено Ваше Высочество,– поклонился камердинер, поневоле выполняющий при моей особе чуть ли не десяток обязанностей, вместо одной.
-Гриша!– позвал я приготовившегося к поездке гвардейца, приторачивающего к седлу пару пистолей.
-Я Ваше Высочество!– подбежав ко мне, вытянулся он.
-Быстро скачу к Кузьме, он должен быть в Полицейском Доме, пусть возьмет полсотни своих и ведет сюда.
-Есть, Ваше Высочество!– сорвался Григорий с места.
… Солнце опустилось за горизонт, на месте какой-то сараюшки второй день кряду тлеют угольки, затухающие сами по себе, напоминая невольным свидетелям небольшой деревеньки в пятнадцать дворов, о недавних событиях.
Три дня назад ближе к обеду наведалась в деревню ватага известного под Можайском разбойника – Гаврилы Старченка незнамо, зачем перебравшегося на окраины земель Рязанских. В первый день, три десятка головорезов, решили показать удаль молодецкую, сразу же порубав пяток мужиков помоложе, а молодух пустили по кругу. Те же, кто оказал сопротивление, в скором времени висели с вспоротыми животами на жердинах за околицей дома старосты, оставшегося без хозяина в первую же ночь. Вместе со старостой ушло и чуть больше десятка человек, в основном женщин, в сопровождении детей и одного старосты.
Но вот подходит третий день гуляний ватаги, а брага подходит к концу, из всех молодых девок не осталось ни одной не порченой, некоторые из которых, не вынеся позора, наложили на себя руки, удавившись в сенях. Но ни у кого из татей не мелькнула и тень сожаления – звери. Что с них взять.
-Матрена!– полупьяный крик одного из десятников Старченка пронеся над дворами.– Ты где курва!? Поймаю, кишки жрать заставлю!
-Потерял наречную то, Тимошка?– спросили у разгневанного из светлицы со смехом.
-Заткнись Прошка!– рыкнул он в ответ.– А ее прямо сейчас пойду и найду…
Нетвердым шагом вышел здоровенный мужик из дома, достав из-за пояса небольшой кнут. Полу слипшиеся от недосыпа глаза десятника выискивали молодуху, но никого за околицей не было, только в будке жался к стене маленький щенок, в первый же день лишившейся своей матери, бросившейся на одного из разбойников. Ее тело валялось тут же не вдалеке, как бы в назидание другим животинам деревни.
Внезапно перед глазами мелькнула серая полоска.
-Что за х…– не договорил Тимофей, захлебнувшись собственной кровью, хлещущей из шеи.
Десятки всадников окружали деревню, отрезая возможные выходы. Разбившись на пятерки, закутанные в плащи фигуры, заняли позиции в ожидании приказа.
-Все помнят, кого оставлять в живых?– молодой властный голос поинтересовался у десяти всадников, держащих в одной руке шпагу, а в другой по пистолю.
-Никого из татей,– ответили они.
-Вот и хорошо, тронулись,– слегка пришпорив коня, сказал командир отряда.
Но вырваться вперед ему не дали, с боков тут же появились два конника, выехав немного вперед. В случае нужды прикрыть своими телами командующего.
-Извините Ваше Высочество, но подвергать вас опасности я не имею права,– сказала одна из закутанных фигур, давая знак подчиненным: «В атаку!»
Со всех сторон тут же раздались выстрелы и к пятерке домов, в которых пировала ватага, бросились по десятку солдат.
-Хороши,– с некой гордостью сказал ехавший рядом с командующим отрядом мужчина с погонами майора полицаев.
-Посмотрим, как дальше будет,– нахмурился командир отряда.
Грохот сражения и лязг клинков заставил напрячься весь десяток, внимательно высматривающие возможных беглецов. Почти сразу же с началом сражения, ставни у пары домов распахнулись. Оттуда сразу же выпрыгнула пара человек. Вот только далеко уйти они не смогли, три выстрела, на землю падает два трупа, раскинув руки в пыли.
Бой не успел начаться, как сразу же прекратился. Минута и перекошенные двери с треском распахиваются, разгоряченные схваткой полицейские с небывалым рвением вытаскивают наружу тела окровавленных разбойников.
-Какие потери?– спрашивает командир отряда, спустя десять минут после окончания боя у майора полицаев.
-Семь легко раненых, один тяжело раненый – схлопотал лавкой по голове от одного из них,– бросив взгляд на лежащих связанными семерых бандитов, оставленных в живых.
-Замечательно…
Экономика – мать порядка…
Середина августа 1707 года от Р.Х.
Рязань.
Алексей Романов – Иван Пестерев.
-…Я овец то прикупил, как и договаривались, да еще пару толковых помощников в этом деле нашел, но вот дела с постройкой зданий застопорились, нужно еще хотя бы тысячу рублей. А у меня, их нет, Алексей, да ты и так это знаешь,– напротив меня сидел Сашка, рассказывая о проделанной работе, точнее уже заканчивая.
-Хм, пожалуй, ты не хуже моего знаешь, какие дела творятся здесь у моих чиновников, денег едва хватает на нужды земель, рязанская братия, увы, от общей массы чинуш, по-прежнему не слишком отличается,– покачав головой, сказал я помещику.
-Да после твоего показательного суда над тремя земскими комиссарами, вся эта свора теперь боится и слова лишнего сказать против твоей воли не может,– усмехнулся помещик Баскаков.
-А надолго ли их хватит, людская память, знаешь ли, коротка… То что они смогли наживаться столь долго, может привести к тому, что и наказание не остановит чиновников. Но правда может статься и так, что плату статским придется приподнять немного, дабы не было укоров с их стороны,– идея пришла сама по себе, словное ее шепнул кто-то на ухо.– Что же до денег тебе, то не могу дать тебе тысячу, разве что выделить рублей двести, да и то придется последние выгребать из закромов.
-Что ж, это лучше чем ничего,– улыбнулся тот.– Тогда я пока отправлюсь к себе в имение, поскорее закончу со всеми делами, а потом сразу же к тебе. Хорошо?
-Конечно Саша, иди,– улыбнулся я ему.
Александр ушел, оставив меня наедине с собственными мыслями. После рейда в Баграмово я решил вплотную заняться теми делами, которые откладывал за неимением времени, а точнее изготовлением казнозарядной фузеи и полноценного капсюля со смесью гремучей ртути. Почти три недели назад я таки сумел найти нужного мне человечка. Правда, нашел то его не я именно, а Артур, привезший Дмитрия из одной московской оружейной мастерской, где оный молодец, двадцати лет отроду не прижился и подался в токарную мастерскую барона.
…передо мной стоял молодой парень, судорожно мявший в руках свою шапку.
-И как зовут тебя, мил человек?– спросил я, поднимая глаза от чертежей, в десятый раз, пересчитывая размеры будущей фузеи.
-Дмитрий Колпак, Ваше Высочество,– ответил он.
-А что ты умеешь делать, Дмитрий? А то мне барон Либерас ничего толком и не сказал,– подперев подбородок ладонями, спросил я.– Ты садись, в ногах правды нет.
-Спасибо,– присаживаясь на край кресла, сказал юноша.
-И?– вопросительно поднял я левую бровь.
-Я два года работал в оружейной мастерской…,-начал Дмитрий.
-Впрочем, не суть, главное чтоб понимал, то что от тебя потребуется. Ты мне во что скажи, что ты разумеешь вот по этим чертежам?
Я пододвинул к нему свои наброски по винтовке и паровому двигателю, не надеясь на то, что он скажет что-то вразумительное. Не делая каких-либо замечаний и не говоря ничего, Дмитрий вертел чертежи на столе, а когда я уже хотел, было забрать у него их, как он пододвинул один из них поближе к себе.
-А для чего нужна здесь игла? Ведь это иголка? Разве не кремневый ударник должен здесь быть?– спросил Дмитрий.
-Нет, здесь все, так как нужно.
-Тогда вот этот затвор надо делать тугим, иначе порох не даст толчка. Только вот как он загорится то? Не от искры же…
-Нет, конечно,– улыбнулся я.– Здесь будет не совсем обычная пуля, какая именно не скажу, но сделать фузею тебе придется как можно скорее, если конечно возьмешься за дело.
-С вашего позволения Ваше Высочество, я с радостью бы взялся за него,– с горящими глазами ответил Дмитрий Колпак
-Что ж, хорошо. Сегодня же тебя проводят в городскую кузницу, дадут помощников, и куски метала.
-А это зачем?
-Фузея будет делаться не из простого железа,– улыбнулся я ему.– И еще, кое-что скажу тебе. Взявшись за работу, ты будешь молчать всю жизнь, или, по крайней мере, пока я не разрешу говорить об этом. Понятно?
-Конечно.
-Вот и замечательно. Чертеж возьми с собой, у меня есть еще. Как только появится первый образец, дай мне знать, или в случае появления какого-либо вопроса…
Но сделать оружие дело десятое, ведь снаряд к нему тоже необходимо создать. А как это сделать, если необходимого компонента нет, и делать его самому почему-то нет никакого желания? Вот-вот, такие подленькие мыслишки мелькали на грани сознания, попутно отбрасывая «бракованные» варианты. В конечном итоге, после чуть ли не трех месяцев размышлений было решено найти одного из «алхимиков», коих на Руси с каждым годом становится все больше и больше, вот только до действительного прорыва еще далеко, хотя предпосылки уже имеются. Что ж подтолкнуть сей процесс моя прямая обязанность.
Неделю назад, затронув данную проблему за разговором с Павлом Никифоровичем, он вызвался помочь в сем деле, тем более что на примете у него уже давно имеется подходящий человечек. Надо заметить, что завод нашего товарищества начал работать на десятую часть от своих возможностей, по-прежнему не окупая самого себя, хотя с каждым днем завод рос, но до полной его постройки было еще далеко. Одинокая, мини чудо-печь Ивана Нестерова уже почти месяц давала какой-никакой прибыток стали – того самого метала, который получался из ивановской печи. Рядом с заводом поставили большую кузницу, где и делали предметы первой необходимости для ремесленников, но основной барыш поступал от изготовления холодного оружия для армии. Благо, что первые образцы стальных клинков и копейных наконечников дали отличный результат. Но так же. кроме самого завода не вдалеке от него трудились почти четыре сотни рабочих, под командой уральского мастера Романа Латникова делающего небольшую плотину для нужд завода.
-Дел еще много, очень много, Ваше Высочество,– сказал мне как-то отец Николы.– Но я не жалею, что согласился на сей шаг, прибыль от завода будет огромной.
-Вы правы, Павел Никифорович. Только бы скорее его запустить, деньги мне нужны как можно скорей…
Как бы то ни было, но через пару дней после нашего разговора с купцом ко мне на прием прибыл седовласый мужичок с изъеденными ядовитыми парами лицом и руками, напоминающими о вреде «игр со спичками». Сам разговор с обрусевшим немцев Густавом Хельцем прошел на удивление легко и просто, саму идею этот химик уловил быстро. Да и понятие о том, что такое конспирация у него имелось. Вот только, когда речь зашла о том, что надо делать уже в принципе готовую продукцию, с имеющимися ингредиентами немец смутился. Но под моим напором все же сдался, заинтриговавшись появившейся перед ним задачей.
Другое дело, что сами ингредиенты для гремучей ртути надо было еще найти. Все же в этом времени не продают чистый спирт, азотную кислоту и саму ртуть, металлическую естественно, однако именно для этого и существуют купцы, запасы некоторых из них могут поразить, кого угодно, были бы только деньги.
Конечно, для полноценного производства «ударного пороха» – смеси гремучей ртути, пороховой мякоти и селитры, того количества нужных веществ, которое удалось найти, мало, но необходимые заказы уже поступили к заинтересованным лицам, так что в скором времени можно будет уже начать и более масштабное производство.
Вот только жалко, что пришлось отдать заказ на «новый» порох на «сторону», увы, но в Рязани не было действительно хороших пороховых мастерских. Сам черный дымный порох, который применяется сейчас, для моих задумок мало годится, нет, конечно, можно использовать и его, но вот качество оставляет желать лучшего. Не мудрствуя особо на счет дымного пороха, я воспользовался ьрудами Ломоносова, «позаимствовав» у него консистенцию нужных веществ.
Так что месяц назад, на одной из улочек Москвы начал изготавливаться «новый порох», известным мастером пороховых дел – Петром Растопчиным. Которого я избавил от головной боли, выискивания нужного соотношения ингредиентов, попросту заказа требуемый состав: 75% калиевой селитры, 10% серы и 15% угля, чем вызвал его удивление, которое впрочем, ничем кроме поднятых бровей не проявилось. Что поделаешь, придется Ломоносову не «изобретать велосипед», точнее оптимальное соотношение смеси в дымном порохе. Ну, я думаю, меня этот гений простит за то, что я так нагло своровал уже готовые результаты, даже толком не исследуя порох.
Мысли сами собой вернулись к чертежам фузеи…
В моем времени, отцом основателем винтовки, прототипом начерченной мной фузеи, считался французский офицер Дельвинь, сконструировавший уже в первой четверти 19 века винтовку с каморой в казенной части, то есть крайний конец канала ствола в казенной части, куда вкладывается порох, был сделан значительно меньшего диаметра, чем в остальной части ствола. Форму названной каморы была заимствована им у гаубиц и мортир, всегда имевших такую конструкцию. Но в то время как в артиллерии она просто служила для того, чтобы прочно удерживать небольшие заряды, употребляемые для гаубиц и мортир, в винтовке Дельвиня камора отвечала совершенно другому назначению. После того как в камору всыпался порох, вслед за ним скатывалась пуля меньшего диаметра, чем канал ствола; дойдя до края каморы, она не могла пройти дальше и оставалась на месте, упираясь в края каморы. Нескольких резких ударов шомполом было достаточно для того, чтобы вогнать мягкий свинец пули в нарезы и расширить ее диаметр настолько, чтобы она была вплотную пригнана к стенкам канала ствола.
Я сначала хотел создать нечто подобное, но, взявшись за дело, понял, что при должном старании можно улучшить будущее оружие француза. В итоге вместо предполагаемого аналога винтовки Дельвиня сделал чертежи казнозарядного оружия, для которого, увы, требовались и специальные заряды – капсюльные патроны.
Но на этом все проблемы не заканчиваются, возникает трудность с поставкой для производства бумаги. Конечно, станки для ее создания уже были изобретены вполне не плохие, но вот только в России их все же было не столько, сколько хотелось бы, так что картон под патроны потребуется изыскивать отдельно, если даже не производить. Хорошо, что через Павла Никифоровича, удалось найти и привезенные из Франции схемы создания станков для изготовления плотной бумаги, очень уж нужной не столько для печати, сколько для военных целей. Да и сам купец напрямую заинтересован в улучшении моего благосостояния, ведь попутно он помогает и собственному сыну, увлеченно влезшему в дела земель Рязанских.
«И все же взвесив все «за» и «против» я могу с твердой уверенностью сказать, что мне нравится управлять и создавать, пускай и посредством чужих рук,– самодовольно заметил я сам себе, расслабленно откидываясь на спинке кресла».
Последние лучи закатного солнца мазнули по полотну сражения при Нарве, на котором гвардейские полки с успехом отбивают и опрокидывают шведов обратно на их позиции.
«Еще один день прошел,– грустно улыбаюсь, гладя рукоять пистоля, лежащего рядом на столе».
Тяжело в учении…
Начало октября 1707 года от Р.Х.
Близ Рязани. Петровка.
Алексей Романов – Иван Пестерев.
-Бегом! Я же сказал бегом!– надрывался седой капрал Михей, списанный из армии около двух лет назад, правда, поставленный на небольшое довольствие.
Вот только из армии можно уйти всего лишь в двух случаях: смерть и инвалидность. У капрала отсутствовала часть руки, точнее не было ладони, ее оторвало в сражении близ Варшавы, когда наши войска разбили избранного короля Польши, пардон, Речи Посполитой Станислава Лещинского.
За победу войска наградили, вот только про раненных воинов забыли. Часть списали на гражданку, часть, причем большая, умерла в госпиталях и лазаретах. Михею «повезло» лишиться только ладони и он не умер в мучениях, впадая в беспамятство, словно рыбацкая шхуна во время шторма в гребни огромных волн.
Зачем армии нужен калека? Вот именно, незачем, так решили командиры и списали ветерана, выделив маленькое довольствие, дабы тот не помер с голоду.
«Удивительно, что хоть так-то,– с изумлением подумал я, ведь даже в моем времени не редки случаи, когда военный ветеран лишался конечностей, и родное государство не выплачивало ему ничего, хотя этот воин воевал только по приказу этого самого государства!»
Мне вспомнился случай, когда прапорщик, воевавший в Чечне, чуть ли не десяток лет, потерял там две ноги, подорвавшись на противопехотной мине. Но, приехав, домой он не смог рассчитывать на помощь этого государства, потому что чиновник ему сказал: «Мне все равно где ты воевал, ноги ты потерял по вине другого человека, так пусть он тебе и будет выплачивать пенсию!»
Когда я услышал это, то впал в ступор.
«Что ж, постараемся, чтобы не было таких случаев в этой России,– обещаю сам себе, смотря, как на полигоне занимаются четыре взвода витязей».
Учитывая будущую специфику кадетов, сейчас занимающихся развитием своей физической подготовки, все расписание и временные рамки мне пришлось писать самому. Так как никто из моих соратников не представлял себе необходимые тактически изменения, которые обязательно последуют с введением нового вооружения.
Однако как бы не менялось вооружение некоторые аспекты тактики нынешней останутся без изменений. К примеру, все так же строевая подготовка, в которую входят как маневрирование отрядом, шагистика, порядок движения на марше и многое другое, пока еще не известное в этом времени. Но уже плутонговая стрельба сильно измениться. Почему так? Все очень просто. До безобразия я бы даже сказал.
Дело в том, что залповый огонь ведется ротой для того, чтобы дефекты нынешнего оружия были меньше заметны, то есть, при одиночной стрельбе шанс попадания по цели много меньше, нежели при одновременной стрельбе десятков фузей. Я же решил, что, имея в запасе как минимум на 3 выстрела в минуту больше, чем любой современный стрелок, использовать такую тактику не совсем выгодно. Тем более что мне в любой случае придется вводить военную доктрину очень плотного взаимодействия артиллерии и пехоты. Ведь не зря же все кадеты разбиты на взводы по 25 человек, из которых пятая часть артиллерийский расчет. Но об этом пока рано…
Так же, из-за специфики и малочисленности витязей, пришлось усилить роль младших офицеров, дать больше полномочий, выражаясь общедоступным языком. Начиная с сержанта, каждый командир будет иметь в своем распоряжении не только стрелков, с повышенной огневой мощью, но и как минимум 1 единицу легкой артиллерии, в перспективе – трехфунтовой пушки.
Кроме этого каждый витязь обязан проходить тренаж штыкового боя. Стоит так же заметить, что штыки на оружии было еще не принято иметь, в основном пользовались багинетами, трехгранными «одноразовыми» штыками.
-Заболотный, я тебе что сказал?! Почему твоя пятерка тащится в конце взвода?
-Все по Уставу, старший наставник!– остановился в паре саженей Михея названный кадет, встав по стойке: «Смирно!».
-А ну говори, как должен двигаться на марше артиллерийский расчет?– грозно нахмурил брови Михей Зотов.
-В случае движения во время сражения, или же нападения на колонну, артиллерийский расчет обязан двигаться в центре построения, прикрываемый своими братьями-витязями. Во всех остальных случаях расчет, вместе с орудием движется сразу же за своим взводом!– ответил как по написанному кадет, преданно глядя в глаза старшего наставника.
-Ишь ты!– крякнул Михей.– Знаешь. Хвалю, вот только команда, какая была?
-Атака слева!– ответил кадет, краснея.
-Вот то-то же! За неисполнение приказа выговор!– нахмурившись сказал Михей, кадет тут же поник.– А за отличное знание Устава – молодец!
Витязь тут же расцвел, заулыбался.
-Все свободен, догоняй свой расчет!– отпустил кадета старший наставник, улыбнувшись.
Заметив меня на краю поляны, бывший капрал временно передал бразды учений одному из своих помощников, таких же седоусых ветеранов, приданных по моей личной просьбе из расквартированного под Рязанью полка.
-Ваше Высочество, старший наставник корпуса Михей Зотов!– вытянулся во фрунт ветеран.
-Вольно, старший наставник Михей. Улучшения по сравнению с прошлым месяцем наблюдаются?– поинтересовался я у ветерана.
-Так точно, ваш благородие, даже больше чем улучшения, третью и пятую роты хоть сейчас можно с годовалыми солдатами на одну планку ставить,– спокойно ответил капрал.– А то и в бой в случае нужды послать.
-Хорошо, коли так,– заметил я.– Как вы сами, справляетесь с этими сорванцами? Или может еще помощников подыскать?
-Справляемся, нас же почитай три десятка ветеранов на всех этих орлов,– ответил мне главный наставник корпуса, лично отбиравший всех наставников для взводов для обучения военной науке.
-Не забудь Михей,– мне было, как-то неловко обращаться к седоусому мужику как к подчиненному, но другое время, другие порядки, так что пришлось учиться и этому.– Все учения по программе, скоро первые фузеи будут, начнете их приучать к той стрельбе, про которую я тебе рассказывал. И никак иначе. А ближе к середине ноября я думаю, будут и пушки, тоже отрабатывать начнете, так что время веселое начнется.
-Так точно, Ваше Высочество,– ответил старший наставник.
-Ладно, я пойду, а вы продолжайте,– закончил я наш разговор.– Гоняйте этих молодцев до седьмого пота. Тяжело в учении – легко в бою!
-Есть, гонять до седьмого пота Ваше Высочество!
Как и в первое время начала обучения, я внимательно следил за новым способом обучения молодых кадетов-витязей. Еще бы, ведь придумано все было лично мной, точнее позаимствовано. Но не в этом суть. Главное, что пришлось объяснять азы преподавания КМБ (курса молодого бойца), правда, с измененными составляющими. А как можно объяснить эту науку как не на практике? Вот и пришлось нашей компании отбирать нужных людей. Которые впоследствии в течении месяца испытывали на своей шкуре все прелести оной подготовки. Правда по сравнению с действительностью это так, пшик, но все же практика есть практика.
Самое удивительное, что для всей этой седоусой братии командир нашелся совершенно случайно.
В один из июльских дней, после очередного осмотра отстраивающихся зданий корпуса «Русских витязей», я вместе с Кузьмой и Артуром, с сопровождением из полудюжины гвардейцев, ехали по улицам города и увидели странную картину: пара молодых ребят лет семнадцати, в одном из подворий занимались с деревянными мечами, сильно напоминающими сабли. Вот только весили они явно больше, да к тому же судя по их виду, они были сделаны из сырой березы, так что парней можно было пожалеть. Да ко всему прочему был слышен зычный, натренированный годами голос зрелого человека, иногда прерывавшийся зычным щелчком кнута.
Это действо меня очень сильно заинтересовало, да и времени было вдоволь, не долго думая, потянул поводья в нужную сторону и через минуту оказался в небольшом подворье. Весь двор достигал метров сорока в диаметре, но если учесть стоящий колодец, маленькую сараюшку с квохчущими рядом курами и поленницу со складом-холодильником, то вся площадка для тренировки едва ли была больше дюжины метров. Около колодца стоял седой мужчина, отличавшийся выправкой даже в этой нехитрой обстановке, в руке он держал небольшой кнут. Призванием, которого было подгонять самолюбие юнцов, нежели действительно причинять им боль.
-Эй, служивый!– крикнул я ветерану.
-Да, ваше благородие?– резко повернулся на месте седой мужчина.
-Ты, этих юнцов воинской науке обучаешь?– на всякий случай спросил я его, мало ли, подменяет, может настоящего наставника.
-Я, ваше благородие,– ответил ветеран, кланяясь со всевозможным уважением.
-И как? Делают успехи эти молодцы?– поинтересовался я у него.
-Делают ваше благородие, правда чтоб науку воинскую постичь и жизнь бывает мало…,– с некой гордостью ответил ветеран, глядя на согнувшихся в поклоне юнаков.
-А почему вполне здоровый ветеран не служит государю-батюшке, а обучает молодых вьюношей?– поинтересовался Кузьма.
В ответ ветеран поднял правую руку, где вместо ладони был деревянный набалдашник, с неким аналогом вилки.
Однако меня все же удивил сей факт, все же ветеранов стараются держать поближе к армии, поэтому частенько на перевалочные пункты – станции отправляют таких вот калек обучать молодежь.
-А почему тебя на станцию не определили? Опыт нужно молодым солдатам передавать,– спросил я его.
-Набор на них уже закончен был, да и мне самому как-то не сподручно сидеть там, все же молодых обучать надо здоровья много, а уж если они и не хотят этого, то и стараться старому калеке нечего,– просто ответил ветеран.
-Похвально, вот только я что-то не вижу у тебя солдат, радости от этого,– заметил я ему.– Не просто так же ты взялся обучать отроков?
-Они сами напросились, ваше благородие. Вот Прохор, к примеру, один словно перст, а Федор друг его закадычный, привязались ко мне словно банные листы и не отставали пока не начал им опыт свой передавать.
Два парня, стоящие чуть в стороне от ветерана опустили глаза.
-Отрадно видеть мне такой похвальное желанье,– честно сказал я им.– А зовут тебя как служивый?
-Михеем кличут ваше благородие.
-Что ж Михей, коли ты, этих отроков обучать взялся, то быть может, сможешь и больше народу обучить науке воинской?– напрямую спросил я ветерана.
-Здоровье уже не то у меня много народу обучать, ваше благородие, да и постойных денег едва хватает,– с огорчением сказал Михей.
-О деньгах не беспокойся, а на счет здоровья я тебе вот что скажу, настоящему солдату, а именно такого я вижу перед собой, для укрепления духа и тела не нужна мягкая перина. Ему нужен свежий воздух и приказ! Разве не так Михей?
-Так, ваше благородие!– морщины на челе ветерана разгладились, на губах появилась улыбка.
-К тому же дам я тебе людишек в помощь…
-Коли так, то и думать здесь нечего,– почесал подбородок ветеран.– Вот только с отроками, я не очень ласков, все же наука воинская эта не любящая жена, а суровая теща, помогающая в жизни, но не приносящая счастья в обучении. Ведь именно юнцов предстоит учить?
-Правильно думаешь, именно их,– согласился я с ним.– А что суров, так это и нужно. Отроки, должны понимать, что не в день Ивана Купалы вокруг костров прыгают!
-Это конечно правильно, ваше благородие, но вот людишки нужны такие, чтоб я в них уверен был, а то бывает так, что отдашь приказ и сам же следишь за каждым шагом его выполнения…
-Всех кандидатов ты отберешь сам, правда, с моего дозволения,– тут же сказал я ему.
-Но как же так, ваше благородие? Сколько ветеранов надо? Куда их на постой опредлеять, елси я уже например могу десяток собрать таковых?– охнул Михей.
-Как только появится хотя бы один такой, то ты сразу же придешь во дворец наместника, там все тебе объяснят. Понял?– спросил я его.
-Так точно, ваше благородие!– ответил он.
-Коли так, то до встречи. Жду твоего визита,– напоследок бросил я, разворачивая коня к воротам подворья.
Вернулся я в расположение корпуса ближе к вечеру, проведя весь день с витязями, сменяющими друг друга на полигоне в течение пяти часов. Так что думать, о чем-либо, кроме плотного ужина и сна мне было не досуг.
Вот только проснувшись рано утром, я не стал откладывать дела в долгий ящик и сразу же пошел в казармы к витязям, лично посмотреть на занятия будущих воинов России. К тому времени как я встал, занятия кадетов уже шли полным ходом, подъем юношей был равно в шесть часов утра, да и распорядок дня больше напоминал, распорядок дня армейских подразделений в моем времени. Правда отличия были разительные, но принцип был такой же, загружай человека на максимум его возможностей, и тогда у него в голове не будет ненужных мыслей. А уж с юнцами тем более надо держать ухо востро, у них кровь играет, хочется приключений, сам знаю, проходили, на личном опыте так сказать.
Стараясь не мешать занятиям, я аккуратно протиснулся на задние ряды слушательной залы, напоминающие аудитории для лекций в моем родном университете, правда, не такие большие как в нем, но все же.
Как приятно, оказывается, иногда вспомнить «молодость». Мне даже взгрустнулось по тем временам, когда я сам сидел в аудитории и вместо внимательного прослушивания лекций читал какую-нибудь книжку.
Эхх, как же здорово было!
Хотя сейчас у меня есть то дело, которое, забирая большую часть сил. Но и приносит истинное удовольствие от проделанной работы, жаль только, что не всегда…
Вот и сейчас, сидя на полуторачасовом занятии по военной истории, я погрузился в свои мысли столь глубоко, что не с первого раза услышал обращение к себе.
-Ваше Высочество, вы не поможете нам?– донеслось до меня как будто из далека.
-Да, конечно, Руслан Дмитриевич,– ответил я немолодому историку-тактику, «отбитому» мной у знати. Раньше Руслан Дмитриевич Пыжов, мелкий дворянин, получивший еще при Алексее Михайловиче небольшое имение, преподавал историю боярским отпрыскам.
-У нас возникла одна небольшая проблема, Ваше Высочество,– сказал он.– Не могли бы вы помочь разобраться в ней?
Суть проблемы была в следующем. Разбирая множество вопросов, в частности и такие как битвы разных эпох, преподаватель столкнулся с тем, чего так бояться и одновременно желают видеть все учителя – любознательностью молодого поколения. Пусть этот первый набор кадетов был почти целиком и полностью из юнаков обделенных судьбой счастьем, проще говоря основная часть была одинокими или наоборот росли в чересчур больших семьях, для которых освобождение от лишнего рта манна небесная. Для кадетов пока еще не существовало никаких авторитетов, они только начинали впитывать в себя все мои чаянья и надежды, под внимательных приглядом наставников и учителей. Мне нужны думающие и верные воины, конечно, всегда остается шанс того, что они начнут «слишком много» думать, но без риска не куда не денешься, если конечно хочешь играть по-крупному. Кадеты живо интересовались причинами наших поражений в идущей войне со шведами. Вот и сейчас встал вопрос о том, в чем была причина поражения наших войск под Нарвой в 1700 году.
Как я понял из сбивчивых полу фраз учителя-наставника витязей, он не мог сказать им того, что государь неправильно подобрал командующего армией, дабы не навести на царя никакой тени.
«Что ж, похвально, коли, Руслан Дмитриевич так заботится о репутации нашего государя. Надо будет, потом с ним переговорить. Когда время будет,– сделал я себе зарубку в памяти».
-Похоже, я смогу ответить вам на поставленный вопрос, братья*,– сказал я, наконец, вставая со своего места и направляясь к трибуне.– Итак, витязи, я много услышал вопросов от вас касаемо того, почему мы проиграли. Я прекрасно вижу, как больно вас задевают все те «черные дни», когда наши воины ложились в землю, не принося побед русскому оружию! Но это не повод для того, чтобы их можно было унижать, а тем более оскорблять тем, что они плохие воины. Нет, братья! Воины, не показавшие спины врагу достойны, называться храбрейшими! Другое дело, что выучка у них была недостаточной, что, кстати говоря, мы вместе с вами и будем повышать каждый день! Вот именно из-за того, что наша армия, тогда не отличалась этими качествами в нужной мере, наш государь, Петр Алексеевич был вынужден в силу обстоятельств пригласить на пост командующего иностранца – фельдмаршала фон Круи.
Брат* – обращение витязей к любому из учащихся корпуса, будь то старший или младший кадет, а так же обращение к витязям используемое наследником престола Алексеем Петровичем.
Старший брат – обращение ВСЕХ витязей к цесаревичу.
Увы, но так же шведам сыграло на руку то, что в тот день был сильный снегопад и наши солдаты не видели их до той поры, пока они не оказались перед самым носом. Войска Карла же сразу же захватили наши батареи артиллерии, тут же воспользовавшись ею против наших воинов.
Но я по-прежнему настаиваю на том, что основную роль в нашем поражении сыграло предательство высшего командного состава, состоящего, кстати говоря, почти полностью из иностранцев.
Так ответьте мне, кадеты, какая ошибка была самой большой в битве при Нарве с нашей стороны?
-Это доверие к иностранцам?– спросил кто-то с задних рядов.
-Да, это одна из ошибок, но не она главная, Роман, не она. Кто-то еще желает сказать?– вновь спросил я аудиторию.
-Плохое командование нашей армии?– спросили уже ближе к центру.
-И это тоже верно, но не это главная ошибка. Что ж не буду вас больше мучить, а уж тем более забирать ваше драгоценное время…– наконец сказал я кадетам, выдержав театральную паузу.– Главная ошибка наших войск в том злополучном сражении была в том, что у наших войск была очень плохая подготовка, причем не только солдат, но и офицеров. Далеко за примером ходить не надо, можно просто вспомнить, что из 15 полков, только три полка: Семеновский, Преображенский, Лефортовский сражались до последнего и смогли побить шведов. Правда, должен я заметить в последнее время, как мы прекрасно все видим, выучка наших войск растет на глазах, и теперь никто не скажет, что русские солдаты не представляют угрозы.
Закончив, свое выступление я сошел с трибуны. Следом за мной на трибуну сразу же взошел преподаватель.
-Давайте поблагодарим, Его Высочество, за то, что объяснил нам причины и ошибки поражения наших войск в битве при Нарве,– не успел Руслан Дмитриевич договорить как аудиторию «разорвали» рукоплескания, в которых порой слышался залихватский свист, говорящий о том, что моя речь пришлась по душе молодым орлам будущей империи.
-Ну, все хватит, братья, порадовались, и будет, у вас еще занятий на целый день,– попытался я оборвать начавшееся веселье.
Ага, сейчас! Не тут то было, видимо мой приезд уже был праздником для ребят, все же пусть они и были раньше одиночками, теперь большая часть кадетов начала чувствовать себя одним целым с этой непонятной организацией, дающей им столь много, в том числе и … новую семью!
-Думаю, можно дать, ребятам пару минут передохнуть, Руслан Дмитриевич?– поинтересовался я у преподавателя.
-Я и сам хотел только что спросить вас об этом, Ваше Высочество,– улыбнулся пожилой дворянин, не чурающийся обучать крестьянских детей.
Не мешая веселью кадетов, мы вышли в коридор и тут же уткнулись в небольшую дверцу, ведущую в личный кабинет преподавателя военной истории и тактики.
-Может, вы позволите мне переговорить с вами, Руслан Дмитриевич, в более спокойно обстановке?– спросил я его.
-Конечно, Ваше Высочество, прошу вас пройти в мой кабинет,– тут же согласился он, открывая дверь небольшого рабочего места.
Стоит заметить, что каждый преподаватель и наставник имеют личный кабинет, который обустраивают только они, и только по своему вкусу, при этом в своем кабинете, они и боги и цари. Таково было мое условие для каждого из нанимаемых преподавателей.
Мало кто знает, что по человеку можно судить не только по его внешнему виду и мимике, но и по убранству его «уголка», дома, места, где он отдыхает от тяжелых будней. От того, что больше преобладает в комнате, какие вещи, где лежат, да и много разнообразных признаков, по которым можно понять о человеке если не все, то многое.
Так и сейчас, зайдя в кабинет наставника, я первым делом заметил полный порядок, без «лишних» вещей присущих «новым» петровским аристократам, если бы можно назвать дворянина аскетом, то Руслан Дмитриевич больше всего бы подошел на эту роль. Слишком уж много свободного места было в его комнате…
-Прошу вас, присаживайтесь, Ваше Высочество,– «вырвал» меня из дум хозяин комнаты, продолжая стоять рядом со своим креслом.
-Благодарю,– ответил я, усаживаясь в стоящее напротив стола кресло.
Следом за мной сел и преподаватель, положа руки на стол и внимательно смотря на меня.
-Не буду тянуть время, и забирать драгоценные минуты у кадетов, поэтому я хотел бы сразу перейти к делу, если вы конечно не против, Руслан Дмитриевич,– поинтересовался я у учителя.– Дело в том, что витязям в скором времени предстоит очень важное сражение, быть может, год, а может и чуть больше. Я думаю, вы догадываетесь, с кем им предстоит сражаться. Поэтому я хотел бы, чтобы вы как можно больше внимания уделили вопросу современной тактике европейских держав, с рассмотрением слабых сторон, естественно.
-Я постараюсь все рассказать кадетам, Ваше Высочество, но этого может быть недостаточно…– качая головой, сказал учитель.– Да и как быть с тем, что у нас попросту не хватает нужных знаний по этому вопросу…
-Я постараюсь решить данную проблему, ваша задача научить их всему тому, что они не только должны, обязаны знать! Я думаю, вы меня прекрасно поняли, Руслан Дмитриевич, не буду больше отнимать ваше время,– сказал я, вставая с кресла.
-Мне было интересно с вами пообщаться, наставник, надеюсь, что мы сможем видеться как можно чаще,– искренне сказал я, прощаясь с хозяином кабинета.
-Мне тоже, очень приятно, Ваше Высочество,– ответил преподаватель.
Следующим предметом, который я не мог, не посетить было конечно богословие с отцом Варфоломеем. Просидев половину урока, один из будущих витязей, поднял руку и попросил задать вопрос, что в принципе не только не возбранялось, но и даже поощрялось, вот только вопрос был адресован не отцу Варфоломею, а мне.
-Старший брат,– обратился ко мне один из будущих выпускников корпуса.– Разреши задать тебе один вопрос?
-Конечно, витязь, спрашивай, я постараюсь ответить на него, в силу своих способностей конечно,– с улыбкой ответил я ему.
-Меня зовут Олег Березин. Я хотел задать один вопрос, ответ на который можешь дать только ты.
-Спрашивай Олег, вы все для меня младшие братья, Да Демьян?– спросил я сидящего рядом с Олегом рыжего парнишку.
К кому я обратился, покраснел до кончиков волос, одновременно с этим вся аудитория заулыбалась, вспоминая, как на одном из таких же уроков спросил можно ли им бегать к молодкам, вместо некоторых занятий. На что и был получен честный ответ: «Нет» после чего я добавил, что если у вас еще остаются силы думать о таком, во время занятий, то значит, вас мало гоняют, и дал пару наставлений учителям корпуса. Но надо отдать должное кадетам они не стали сильно обижаться на своего товарища. Только пару раз поговорили с ним о теме правильных вопросов и после только подшучивали над ним, вспоминая его желание.
-Нам батюшка Варфоломей говорит о том, что власть дана нашему царю-батюшке от Бога, и мы своею силой и верой должны поддерживать его во всем, стремиться быть нужными для нашей Руси-матушки. Но раз он как отец родной, тогда почему мы стали жить еще хуже, старший брат, чем раньше, почему мы должны умирать далеко от дома? Почему?
В глазах большинства мальчишек, которые в скором времени должны стать опорой России, застыл немой вопрос и желание узнать, почему так происходит. Да я знаю, что политика отца в отношении людишек была крайне неверной, но при этом я и сам не видел, как еще можно было вытянуть Русь из своей отсталости. Еще я понял одно – если сейчас им не дать объяснения, то потом это станет гибелью всего того, что я создаю. Если сейчас эти витязи, пускай только часть их, не поймут, за что они сражаются, точнее, будут сражаться то тогда я, значит, вырыл для всей страны большую, большую яму, в которую она рухнет через десяток лет. Если конечно не принять контрмер, но дело в том, что я не хочу принимать этих самых мер, я создал корпус для защиты, а не для того, чтобы вырезать всех несогласных.
Глаза, глаза и еще раз глаза, смотрящие на меня, заставили мое второе я выглянуть из глубин, убирая веселого и добродушного брата, я хотел только все объяснить и показать, для чего мы все это делаем. А скажите мне как лучше всего это все сделать? Как мне сказать им, что они должны умирать с именем царя на устах, пока в их домах творят зверства дворяне, пожелавшие всего-навсего развлечься? Как мне не солгать им, зная, что пока у власти мой отец, в России будут господствовать часть свиней, в обличье людей, желающих разбогатеть, за счет жизней своих же сородичей!
-Послушайте меня, мои братья!– начал я, подождал, пока все шепотки смолкнут, и в аудитории не наступит полная тишина.– Я знаю, что всем нам сейчас живется не легко, и нам было бы намного лучше, если большинства реформ моего отца не было бы вообще…
На мои слова у многих в глазах я прочитал искреннее изумление, но я не дал разрастись ему в начало обсуждения.
-Я не прошу вас умирать за непонятно что и кого. Вы все мои братья не по крови, а по духу. Подумайте хорошенько чего вы хотите от жизни? Быть может вам хочется копаться в земле всю жизнь, получая тычки от хозяина? Смотреть как забивают близких и родных у вас на глазах до смерти? Вы этого хотите?! Нет? Так в чем же вы сомневаетесь? Во мне? Нет, вы сомневаетесь только в себе! Потому что я даю вам возможность пройти дорогой рядом со мной, меняя нашу Русь к лучшему, так, чтобы каждый мог наслаждаться жизнью, а не влачить ее жалкое подобие!
Секунда, другая, аудитория в которой было, чуть ли не полторы сотни человек взорвалась и ожила, слова Старшего брата, хоть и были всего лишь словами, но кто сказал, что они и должны оставаться словами? Огонь глаз большинства витязей, разгоравшийся, для того чтобы узнать, переродился в яростный пожар, сметающий и уничтожающий последние ростки недоверия!
-И помните, что каждый из вас это тот камушек на весах нашей силы, который поможет Руси-матушке, стать не только сильнее, но и «чище»!– продолжил я.
После чего взялся за ручку двери и вышел из зала, оставляя за спиной молодых вьюношей, чье мировоззрение еще не заволокло серым туманом бездействия и безнадежности, для них пока еще существуют только два цвета: белый и черный.
Не теряя больше времени, я пошел к себе в кабинет, где лежали недописанные главы для дополнения в учебник тактики….
Отдавшись труду, я совсем потерял счет времени, не заметил даже как пропустил обед и чуть не «проспал» время своего отъезда, ведь все же ночью ехать по лесу не самое приятное занятие. Тем более что ночи становятся все длиннее, да и заход солнца с каждым днем все раньше и раньше, так что начал я собираться, вместе с моими гвардейцами-телохранителями часа в три по полудню. Заранее так сказать, с небольшим запасом времени, мало ли какие неожиданности в дороге могут случиться?
Но как это обычно бывает, мы смогли попрощаться с корпусом только ближе к половине четвертого, садясь в седла.
-В гостях хорошо, но дома лучше,– сказал Павел, один из «молодых» гвардейцев, вскакивая в седло вороного жеребца.
-Это точно, а если учесть, что у нас дома еще дел по горло, то почему-то в гостях хочется задержаться подольше,– улыбнулся я.
-Настоящий мужчина не боится трудностей!– с пафосом ответил Павел.
-Но не ищет приключений на свое седалищное место,– добавил я, намекая на то, что некоторые мои гвардейцы сохраняют рыцарские понятия о жизни.
-Да ладно Ваше Высочество, ведь тогда то я действительно думал, что ее убивают!– покраснел Дмитрий, становясь на свое место в строю.
-Конечно, конечно, дружище, вот только когда она начала кричать тебе, что с ней все хорошо, то ты что сделал?– спросил со смехом я.
-Но должен же я что-нибудь был сделать! А руки у меня заняты были, вот и пришлось…
-Ага, а когда ее муж вбежал следом за тобой, он тебя чуть там и не прихлопнул, за твое «вот и пришлось»…,– улыбнулся я, вспоминая тот забавный и комичный эпизод гвардейской жизни Дмитрия.
Но как говориться, в этом деле нет особенной разницы, благородная дама или же крепостная, «друг» мужчины не разбирает какая «мадам» у кого, главное, чтоб она была!
-Ну, что пора нам выдвигаться?– спросил я своих друзей.
-Да пора бы уже, а то еще к ужину не успеем,– согласился капитан Нарушкин, натягивая поводья своего коня.
-Что ж тогда тронулись.
Наша небольшая кавалькада приближалась к воротам корпуса, когда за нашими спинами мы услышали марш кадетов, сопровождающийся песней, если ее можно так конечно назвать:
Корпус витязей – это сила, Которая служит России! Быть может кто-то скажет, Что мы сопливы, Тогда того мы так накажем Что лучше бы он полез в кусты крапивы! Потом ему мы уши надерем! Поставим в позу и нагнем!-Да, вот тебе и просвещенные воины,– улыбнулся Михаил Нарушкин.
-Да уж я такого песнопения, если честно не ожидал, но так даже лучше,– сказал я.– Пусть ребята развлекаются.
За нашими спинами еще раздавались молодые юношеские голоса, но мы уже их не слышали, отдаваясь целиком и полностью скачке на прелестных животных, которые достойны, называться если не царями всех животных, то уж цесаревичами точно!
Октябрь 1707 года от Р.Х.
Лесной хутор близ Рыльска.
Год для ватаги бывшего стрелецкого десятника Корзня выдался неудачным. Быть может, удача покинула главаря банды, а быть может та вольница на Руси, когда хоть не много удачливый разбойник с небольшой десятком «трудяг», за один год мог нажиться так, как не сможет ни один ремесленник, в течение года, постепенно уходит?
Ответа на этот вопрос никто из «робин гудов» не знал, они только чувствовали, что удавка постепенно стягивается все сильней и сильней. Да и рейды солдат по дорогам и чащам становятся все чаще и чаще. Кто-то успевает избежать участи кормления воронов своими глазами, однако все больше и больше деревьев украшают едва раскачивающиеся трупы разбойников. Сети, раскиданные царскими отрядами полицаев и приданных им фискалов, сужаются, отлавливая десятки представителей «благородной» профессии. Вот эти пойманные «счастливчики» сопровождают пустыми глазницами обозы и караваны, еще совсем недавно бывшие для них желанной добычей.
Да, не просто найти управу на лихой люд, особенно здесь, на границе с Польшей, в которой шляхта до того привыкла в вольнице, что даже короля себе сама выбирает! Быть может именно там Корзень со своими ребятами смог бы развернуться, вот только имелась одна проблемка, времени на то, чтобы закрепиться на новой земле ему никто не даст. Но бывший десятник, ставший по воле судьбы главарем банды не унывал, знал, что обязательно найдется работенка для пары десятков «добрых молодцев». И пускай в руках вместо старого доброго бердыша непривычная фузея и плохенькие сабельки, добытые потом и кровью, они все равно грозная сила, такая, которая с легкостью берет торговые караваны и одиноких возниц!
Но былые воспоминания не могут заменить корки хлеба и радостного звона желтых монет!
«Пора идти на поклон,– решил, наконец, Корзень, несильно ударяя по столу кулаком».
Как не хотелось этого делать Голове, но приходится. Вот уже пятый год как Корзень стал главарем небольшой, но крепко спаянной ватаги, пугающей окрестные земли своей яростью и жестокостью. Правда, все это относилось только к тем случаям, когда главный разбойник ватаги был стопроцентно уверен в успехе, или когда информацию ему подкидывал его «благодетель» всегда берущий за вовремя сказанное слово ровно половину от прибыли. Да много, а что делать? Тем более, что этот барин всегда предупреждал своего «компаньона» об очередном рейде царских солдат.
«А как тут не предупредишь, коли, чистый барыш с нас имеет и не морщится,– зло подумал Корзень».
Однако только Корзень накинул свой лучший сюртук, снятый с какого-то проезжего чиновника, как со двора донесся лай собак, следом за которым последовал негромкий разговор, после которого тишину дома Головы нарушили шаги подкованных сапог. Оставаясь сидеть на месте Корзень все никак не мог понять что произошло, если Сам решил заглянуть в его скромную обитель. Такое случалось не часто, точнее было всего два раза: первый, когда Корзень познакомился со своим партнером и получил примерную карту этих земель, вместе с необходимым для разбоя грузом, естественно под оговоренную сумму. И второй раз был года три назад, когда Сам приехал для того, чтобы навести Корзня со своими молодцами на одного боярина.
-Эх, хороша тогда добыча была! А дочка его мммм!– чуть слышно произнес Корзень, вспоминая тот рейд под Воронеж.
-Чего ты тут мычишь?– слегка небрежно сказал вошедший в комнату к главе ватаги человек, укатанный с головы до ног.
«Видно погода и вправду разыгралась,– подумал Корзень».
-Это я так,– замялся глава бандитов.– Что изволит ваша милость? Может вина? У меня еще осталось недавнее, заморское.
-Давай, коли есть,– небрежно согласился гость.
Опустив руку под стол, Корзень через пару мгновений вытащил запыленную бутылку темно-зеленого цвета. Пара бокалов, непонятно как оказавшихся в этой избе, уже ждала в центре стола. Не дожидаясь дальнейшего приглашения, стрелецкий десятник быстро и умело разлил в бокалы вино и поставил бутыль на край стола, дожидаться своей участи.
-Не плохо,– удивленно сказал гость десятника.– Честно скажу, не ожидал, не ожидал. Видать, хорош караван то был?
-Не плох, ваша милость,– ушел от прямого ответа Корзень.– Правда, Олега с Федотом охрана положить успела…
-У тебя людишек и так хватает,– без сожаления сказал гость.– Я, по какому делу к тебе пришел…
-Кто бы сомневался,– против воли Корзня с языка сорвались едва слышные слова.
-Поговори мне еще, или хочешь воронам пир устроить? Смотри ведь можно и это устроить!– нахмурился пришедший к главе банды.
-А вы меня не пугайте, ваша милость, мы здесь и так под Богом ходим, так что нас особо не запугать,– не поддался на провокацию Корзень.
-А я и не собирался пугать, Корзенюшка, я просто говорил, что может случиться, если кто-то вовремя не получит пару словечек от проверенного друга…
-Хорошо-хорошо, я понял. Так что там надо сделать?– смирился Корзень с участью наемника.
Вот только почему-то в месте, чуть повыше сердца остался неприятный холодок, чующий, что не все так просто? Такое уже было пару раз у стрелецкого десятника. В первый раз во время второго похода на Азов, когда его должны был отправить на работы по укреплению лагеря, а чисто случайно забрали другого его сослуживца, который и отдал богу душу в тот же день, от удара одного из янычар. А второй раз неприятный холодок был, когда ему предложили идти в Москву, к царю, челобитную подавать. Но и в тот раз десятнику Корзню повезло, он лежал с большой простудой, забравшей все его силы на неделю, а потом еще пару недель ему пришлось отходить от последствий болезни. А через месяц десятник узнал, что стрельцы взбунтовались, да вот только управа на них быстро нашлась. После этого сразу же начались аресты и допросы, хорошо, хоть Корзня не было рядом со столицей, иначе не выбраться бы ему из «холодной» (камеры заключения)
-Есть один человек, который ездит по одному маршруту каждый месяц, необходимо его пощипать…
-А потом отпустить?– наивно спросил Корзень.
-Нет, вот отпускать его не надо, надо как раз успокоить его, раз и навсегда. Я понятно объясняю?
-Конечно ваша милость, куда уж понятней.
-Тогда держи,– гость передал свиток в руки Корзня.
-Что это?– не открывая, поинтересовался глава банды.
-Открой.
В переданном гостем свитке была нарисована карта местности, с отмеченной на ней дорогой и примерным маршрутом поездки предполагаемого неугодного его милости человека.
-Но это же за триста верст отсюда, ваша милость, если не больше…
-Пятьсот, если быть точным, но вас это не должно касаться. Вскоре подойдут подводы, вы загрузитесь в них и вас доставят в нужное место, без особых хлопот и забот. Деньги за дело ты получишь сейчас, как закончите, еще половину от этого, плюс к ним, все, что найдете на телах.
-Вы же сказали там один человек?– нахмурился Корзень.
-Если бы все было так просто, то и ты со своей ватагой не понадобился.– При нем еще человек восемь-десять ездит, так что думай что да как.
-Ясно ваша милость.
-Вот и хорошо! Смотри не разочаруй меня, Корзенюшка, у меня разговор короток…
-Конечно, ваша милость!
-Жду от тебя весточки. Хотя не надо, я думаю и так все узнаю. А теперь прощай, и смотри, чтобы дело выгорело!
-Конечно ваша милость,– вновь повторил Корзень, ощущая как местечко под сердцем, потихоньку холодеет.
Гость Головы вышел на улицу, тут же в сопровождении охраны отправился по восточной дороге, оставляя между собой и хутором разбойников все большее расстояние.
-Голова, там паренек к тебе,– без стука вошел первый помощник Корзня.
-Веди,– устало сказал главарь.
Через минуту перед столом стоял молодой юноша весен семнадцати.
-Я провожу вас по пути, чтобы на солдат не напороться,– первым делом сказал юноша главарю банды.
-Когда нам собираться? Когда будут подводы?– спросил Корзень.
-Через пару дней подойдут.
-Что ж время есть…
Ноябрь 1707 года от Р.Х.
Рязань.
Алексей Романов – Иван Пестерев.
Как обычно бывает, многое в жизни непонятно и неясно, даже не беря в расчет, душу такого существа как женщина. Про них разговор особый, частенько заканчивающийся для спорщиков головной болью и продолжающимся, как и встарь непониманием. Ну да ладно, оставим премудрости философам и примемся за более «легкие» задачи.
В последнее время, просыпаясь, я все чаще начинаю прокручивать в голове те мысли, которые навевают сновидения. Причем надо заметить, у меня никогда, то есть в ТОЙ жизни, не было снов, ни плохих, ни хороших, словно стоял барьер, который запрещал им появиться у меня в голове. Хотя может дело во мне? А впрочем, чего гадать? Что было, то было, сейчас же передо мной с каждым новым сном открываются все новые горизонты для просторов мысли.
Одни сновидения ничего не дают, никакой полезной информации, друге наоборот заставляют немного по-другому смотреть на вещи в мире. Вот и сегодня мне снилось что-то в этом роде, правда, назвать приятным, то, что мне снилось, я бы не решился, но вот смысл и даже больше, был в этом выверте мозга однозначно…
В темной комнате квартиры я сижу я кресле и внимательно смотрю в телевизор, идет передача. Силуэты меняют друг друга, даже не успев замереть на месте, но, в конце концов, один из режущих глаза кадров замер на месте, давая зрителю оценить всю обстановку целиком.
Стоит памятник воинам, погибшим на Второй Мировой войне, а вокруг него, словно сытые удавы, стальные тросы, пружиня и дергаясь начинает его наклонять, до того момента, когда он уже сам начинает заваливаться.
Солдат в шинели, сжимающий ППШ в руках, медленно наклоняется и падает, ломая ствол своего оружия. К нему подлетают молодые пацаны с ломами и начинают усиленно, с каким-то яростным азартом долбить его, хотя ломы в их руках не причиняют ему вреда, мое сердце сжимается от боли, видя, как потомки тех людей, которых спасли русские воины, издеваются над нашей памятью, втаптывая в грязь нас самих. Кадр меняется и теперь на фоне упавшего воина стоит бритоголовый молодой паренек, в черной куртке с красной повязкой на рукаве, на которой была изображена свастика. Он с улыбкой говорил о таких вещах, которые мне и в кошмарах не могли присниться, я сидел и стонал, но не от боли, а от ярости, переполнявшей меня.
Пара свечей тлела в моей комнате, слегка освещая ее. Сон и явь смешивались, погружая меня в какую-то дремоту. Однако я по-прежнему ощущал, что не сплю, но и не бодрствую. После воспоминания о сломанном памятнике перед моими глазами поплыли новые картинки видений. Скорость их «пролистывания» возрастала с каждым мгновением, пока не появилась картинка с пылающим городом, из руин которого чадили тяжелые столбы дыма. Изображение замерло и поплыло, увеличиваясь с каждой секундой, до того размера, когда все можно прекрасно рассмотреть, но дотянуться, увы, нельзя.
Город пылал, разрушенные дома стояли по всему городу, в этом аду уже не осталось ни одного целого здания, всюду были видны воронки взрывов. По домам змеились трещины того, и гляди готовые обрушить едва стоящие обломки бетонных сооружений. Груды металла валялись искореженными изваяниями, давным-давно выгоревшие дотла, ставшие братской могилой сотням солдат, заживо сгоревших в этих монстрах.
Холодный пот заливал мне глаза, наконец, мне удалось избавиться от наважденья. Руки сжимают подлокотники кресла с такой силой, что я не чувствую своих пальцев. По спине течет ручек пота, а в голове до сих пор стоят картины возможного будущего.
«У меня есть выбор…»
«Да нет у тебя выбора! И ты сам об этом знаешь!– хотел я закричать, но не мог, четко понимая, что все мои слова уйдут в небытие, которое никогда не должно наступить».
-Такого будущего не будет! Не будет…
«Сон, спасительный сон,– глаза закрываются сами собой, погружая меня в сладостное забвение».
…Проснулся я оттого, что по лицу мазнул лучик солнца, пробив брешь в сладостном забвении. Новый день, новые свершения, жаль только воспоминания о кошмарах никуда не делись, хотя быть может оно и к лучшему, о таком надо помнить. Между тем, не смотря ни на что, солнечный зайчик играет на стене, отражаясь от клинка моей шпаги, мерно покачивающейся на подставке, словно непонятная неваляшка.
-Пора вставать,– наконец сказал я сам себе, отводя взгляд от скачущего по стене зайчика.
Перед кроватью около изголовья лежит одежда, чистая, выглаженная и ко всему прочему надушенная духами. Не сказать, конечно, что мне не нравиться, но все же одно дело, когда запах едва уловим, а совсем другое, когда он разит лучше шпаги. Определенно сия мода мне не нравится!
-Надо бы Никифору намекнуть, что усердие – это конечно хорошо, но вот слишком уж перегибать палку не стоит,– поставил себе зарубку в памяти.
Облачение в одежды заняло минут десять, все же всякие рюшечки очень мешают, но ничего не поделаешь – мода! Привычно пристроив ножны с саблей на правом бедре, все же я левша как никак, и только после этого взял со стола маленький колокольчик.
-Что изволит Ваше Высочество?– спрашивает Никифор, кланяясь.
-Ко мне мои друзья не приходили?– спросил я, продолжая одеваться, точнее обуваться.
-С самого утра в гостиной, куда вы и велели провожать всех ваших друзей, вас ожидают Николай Павлович, Александр Федорович и барон Либерас.
-Прикажи подать завтрак.
-Сей же час будет исполнено Ваше Высочество,– вновь поклон, вижу спину Никифора.
Когда камердинеру оставалось пара метров до двери, я вспомнил, что сегодня мы собирались съездить в Петровку, где недавно закончили строить здание под литейную мастерскую.
-Никифор, подай совсем легкий обед, нам скоро выезжать.
-Как угодно Вашему Высочеству. Может вам с собой собрать немного?
-Отлично так и сделай.
Не дождавшись больше никаких приказов, Никифор вышел. Следом за ним вышел и я. Не доходя до гостиной, был слышен голос Сашки.
-… а я говорю не надо этого делать! У нас и так дел больше крыши, еще и такую махину на себя взваливать! Тем более что Мишка даже не говорит о своем предложении, только ценами приблизительными бросается!
-А тебе никто не предлагает все самому делать, ты своими барашками и овечками занимайся,– спокойно сказал другой голос, судя по интонациям специально зливший молодого помещика.
-А ты что-то имеешь против их разведения?!
-Прекратите!– зашел я в комнату.– Одно дело делаем, так что не кидайтесь друг на друга.
-А мы и не кидаемся, правда, Саша?– подмигнул другу Николай.
-Конечно, Никола,– ответил граф, смотря на него волком.
-Вот и ладненько. А теперь скажите, из-за чего ссора произошла?– уселся я на свое любимое кресло.
-Да вот было предложение, от Михаила,– кивок в его сторону.
-И какое же предложение?– поинтересовался я.
-Он сам скажет, если вы не против, конечно,– передал эстафету Николай.
-Так вот, о чем я хотел сказать. Отец недавно побывал в Генуе и, приехав, рассказал, как там живут их купцы, во что деньги вкладывают и много чего еще, но не это главное. Он рассказал мне о том, что у них распространено свои деньги хранить не в котомках и закромах, а в одном месте, они его банком кличут, при этом сам банк может с этими деньгами, что хочет делать, точнее люди, которые владеют им…
-Брешешь,– безапелляционно заявил Сашка.– Не могут люди просто так давать свои деньги, да к тому же еще, позволять, чтобы их без ведома владельца тратили!
-Там не все так просто. Сами деньги, лежащие в банке хранятся в целости и сохранности, к тому же владелец может их забрать когда угодно, если конечно договоренность такая есть. И кладут их туда не просто так, там за определенный промежуток времени им барыш поступает, и чем больше денег положил купец, тем больше барыш.
-И что? Откуда у банка, как ты говоришь деньги на то, чтобы выплачивать этот самый барыш? Ведь деньги то сами не плодятся!
-А вот тут самое интересное и начинается! Банк сам занимается, теми делами, которые приносят барыши, строит, продает, покупает, и в долг дает!– победно закончил Михаил.
-Предложение конечно хорошее, вот только есть один вопрос,– сказал я, обрывая готовую сорваться с губ речь Александра.– У нас нет денег на создание банка и его последующее поддержание, ведь даже я, толком не разбираясь и не вдаваясь в подробности, могу сказать, что эта затея дорого обойдется, прежде чем пользу сможет принести.
-Можно сделать так, что не понадобится вкладывать сразу много денег. Просто надо собрать кое-кого из купцов, хотя бы десяток и сделать им предложение основать совместно с государством, в твоем лице, ваше Высочество товарищество, как было сделано до этого с моим батюшкой,– серьезно сказал Николай.
-Для такого мероприятия нужно согласие отца. Да и сравнивать железоделательный завод и банк несерьезно,– сказал я.
-Нельзя забывать про чиновников…– вставил барон.
-Да, Артур тут прав, чтобы первое время банк держался надо следить за ним как за младенцем, пылинки с него сдувать…– согласился я с датчанином.
-Так никто и не говорит о том чтобы завтра уже все это сделать, времени для обдумывания и планирования устройства банка потребуется немало…– сказал Михаил, умоляюще смотря на меня.
-Хорошо, начать вы можете, но дальше посмотрим, сможем ли осуществить задумку или стоит отложить ее в дальний уголок,– согласился я.
Идея конечно хороша, вот только мало понимают друзья, чего стоит наладить всю эту систему, пускай я сам в этом не в зуб ногой, однако кое-какие представления все же имеются, так что браться за это дело или нет, решим чуть позже.
-Пора в корпус съездить, тем более что пришли вести от архитектора. Он пишет, что здания для литейщиков уже готовы. Да и посмотреть как дела у Димы идут тоже не мешало бы, а то уже скоро и фузею отцу показывать надо будет…
-Кузьма собирался съездить,– сказал Сашка.
-Он там и так пропадает днем ночью, науке воинской обучает,– хмыкнул Артур.
-Вот и правильно, пусть опыт у него витязи перенимают, все же лучше чем на своих ошибках учиться,– с улыбкой сказал я.
– Да и я давай с тобой съезжу, заодно и свое поместье посмотрю, на обратном пути,– сказал Сашка.
-Тогда пошли за Кузей. А как он приедет, сразу же выезжаем.
-Хорошо,– поднялся помещик с места.
-Занимайтесь своими делами друзья, вскоре увидимся…
Выехал я в сопровождении шестерых гвардейцев, под командой капитана и двух друзей, оживленно обсуждавших прелести какой-то боярской дочки.
Дорога в Петровку.
Алексей Петрович – Иван Пестерев.
Выезжали мы из Петровки после очередного посещения, оставляя за спинами дымящие трубы пяти этажной казармы и громыхающую мастерскую Дмитрий, в которую волей неволей вместилась кузница, оружейная и токарня разом.
Перекусив с утра, много раньше положенного по регламенту витязей срока, когда солнце только начало приближаться к горизонту, орошая земли розовым светом. Так что выехали мы только под утро, сразу после завтрака, состоявшегося намного раньше положенного срока. Как никак до Рязани верст пятнадцать ехать придется точно, так что подкрепиться не мешает.
К моему удивлению дорога, по которой мы ехали, хоть и не отличалась комфортом, была проходима, даже скажу больше, проезжаема! Что в сезон прошедших дождей и заморозков просто невозможно, но к нашей общей радости это было так.
По дороге в Рязань, разговаривали о многих вещах. В основном, правда о корпусе и постройках, строящихся и тех которые только планируется строить. О том, каких мастеров пригласить на работу в литейку, простые нам не нужны – уровень не тот, а именитых, привлечь не просто так. Вот и получалось, что задумки грандиозные, а авторитета не хватает, кто бы мог подумать!
Все же деньги не все решают в этой жизни. Вот наглядный пример данной истины!
Хотя почему я решил, что простые мастера нам не подойдут? Ведь тот же самый «Левша» знакомый с детства герой Лескова, был пускай именитым рукодельником в Туле, оказался всего лишь ремесленником, так что надо просто искать!
Но как? Кто захочет бросить свои дела и пойти ко мне на работу? Глупость! Пойдут многие и с удовольствием, ведь явно не копейки буду платить, вот только как сделать так чтобы шли нужные? Чем привлечь? Ведь наверняка попадутся прохвосты! Да, задачка… Может какой-нибудь кастинг устроить? А что свежо и ново. Ага, конечно, особенно когда сам будешь его проводить, я ведь даже требуемых параметров не знаю! Не говорить же о таланте и желании? Ладно, надо друзей подпрячь, авось чего надумают, пока пусть и рязанские мастера поработают, может они, и сами смогут с моими задачами справиться. Все же земля русская богата на умельцев, хотя и дураков хватает.
-Что-то мне не нравится эта тишина, Ваше Высочество,– тихо сказал мне командир гвардейцев, когда мы ехали глубоко в лесах рязанщины.
-А что ты хотел, Миша, чтобы в ноябре здесь птички пели?– улыбнулся Кузьма, плотнее укутываясь в тулуп, предусмотрительно взятый с собой.
-Да нет, Миша прав, что-то тихо совсем, сюда ехали, не было такого,– слегка нахмурился Сашка.
-Именно?– поинтересовался я, все же уже наши поездки стали, чуть ли не еженедельными, так что дорога пусть она и пролегает в лесу, для меня оставалась всего лишь дорогой.
-А ты не замечал ничего, когда до этого здесь ездил?– спросил Аркадий.
-Да нет, я все больше о проектах, если честно думал,– слегка смущенно признался.
Все же расслабляться и вправду не стоит, я же все-таки наследник престола, мало ли кому, что в голову взбредет, да еще и лихих людишек в моих землях не до конца извели.
-Просто обычно здесь не так тихо, все-таки Мещера как никак,– сказал помещик, тут же себя поправил.– Она конечно расположена левее, но этот лес тоже не пустует, а сейчас здесь и вовсе тихо. Как будто вымерли здесь птицы со зверьем…
-Да в такую погоду из норы им и носу, точнее клюв показывать не шибко охота!– сказал Кузя.
-Да не в этом дело…
Договорить помещиков Баскаков не успел. Рядом с нами раздался треск поваленного дерева. Спереди и сзади нашего отряда упала пара сосен, перегораживая дорогу, лишая пути к отступлению. Тут же замелькали людские силуэты в хвое лежащих сосен, кое-где даже мелькали рогатины, с бердышами.
Гвардейцы как по команде, тут же окружили меня, сразу начав сворачивать с дороги. Со стороны сосен показался пяток стрелков с зажженными фитилями у фузей. Не рискуя понапрасну, капитан вместе с подчиненными оттеснил меня с друзьями в лес, сами они выпрыгнули из седел, и через секунду в руке каждого из них появилось по заряженному пистолю.
В лесу была хоть какая-то защита от появившихся стрелков противника, уже начавших целится в нашу компанию. Первое ошеломление от нападения прошло и теперь гвардейцы, натасканные капитаном Нарушкиным, занимали удобные позиции за деревьями, жаль, только их было всего шестеро, вместе с самим Михаилом.
Действия разбойников, тут же разбившихся на пятерки говорили о том, что как минимум ватага сбита давно и опыт был у нее изрядный. Отсюда получается, что разбойнички то пришлые… правда назвать их разбойниками у меня язык не поворачивался, слишком у них был ухоженный вид, да и все те действия, что они совершали, были больше похожи на действия солдат, пускай и несколько неорганизованных. Следом за стрелками разбойников, уже успевших сделать первый залп, хорошо хоть неудачный, если конечно можно так сказать о потери двух коней.
«Хорошо, хоть скорострельность у них аховая,– мелькнула мысль, до того как сзади нас раздался новый залп, правда, хиленький какой-то всего из трех фузей».
-Неплохо они подготовились, гады!– в сердцах сплюнул один из гвардейцев, кажется Сергей Дубков
-Ничего, мы тоже не в лаптях ходим,– ответил ему долговязый гвардеец, с редкими серыми волосами, свисающими из-под треуголки.
-Всем заткнуться!– скомандовал капитан, после чего развернулся ко мне и добавил.– Ждем указаний, Ваше Высочество.
-Капитан, кажется это вы мои телохранители, а не наоборот, так что вам и принимать решение, только не забывайте о том, что мы тоже кое-чего стоим,– с удивлением ответил я Нарушкину, справедливо не желая лезть в ту сферу деятельности, в которой я, вынужден признать, мало понимаю.
-Тогда, нам необходимо прорываться,– тихо сказал капитан, оборачиваясь к солдатам.
-Держать пистоли наготове, после выстрела сразу же в атаку, пока они не опомнились!– отдал команду командир гвардейцев и первым пошел на прорыв, благо разбойников было не так уж и много как нам показалось в начале. Всего пара десятков, да и то разбитые на две неравные половинки, одна сзади, другая спереди.
Помня о том, что у нас имеется только по одному выстрелу, мы не спешили разрядить пистоли в «молоко». Так что преодолев расстояние до бегущих к нам разбойников мы разом выстрелили. Свалив пятерых. Но и Голова ватаги не был новичком, придержав пару выстрелов до последнего момента. Два хлопка слились в один. Рядом с виском пролетает пуля, поворачиваюсь, отвлекаясь на мгновение от сражения, вижу, как падает на пожухлую траву один из гвардейцев, держась за горло, из которого толчками вырываются алые струйки. Вторая пуля влетела в ствол какой-то сосенки, расщепив часть дерева.
-Уходите ваша милость!– крикнул Михаил, перегораживая путь, сразу троим разбойникам, давая возможность для бегства.
«А что, может и впрямь побежать, всяко моя жизнь подороже будет…– закралась подленькая мыслишка».
«Да ты же русский – Иван! Или как америкос будешь поступать?! Не бывать этому!– осадил я сам себя, вытаскивая саблю, с успехом вытеснившую шпагу из разряда любимого холодного оружия, вставая рядом с Михаилом».
Никаких высокопарных слов и прочей шелухи никто из нас, а уж тем более и разбойников не говорил, только звон клинков, и тяжелое дыхание сражающихся и иногда легкий шелест стали, входящей в горячую людскую плоть.
-Уходите!– вновь не выдержал Михаил, отталкивая меня от себя, сам же бросаясь на разбойников, вместе с оставшимися тремя гвардейцами.
Тело молодого воина, отдавшего за меня жизнь. лежит в десятке метров, разрубленное почти надвое, а рядом с ним стоит на коленях возле лежащего с дыркой в боку разбойника молодой паренек, лет пятнадцати отроду.
-Уходим, Алексей!– Кузьма схватил меня за руку, одновременно прикрывая меня своей спиной пытаясь уволочь дальше в лес, но не тут то было.
Я по-прежнему стоял на месте, отражая удары пары разбойников, один из которых тут же упал с рассеченной головой, все же уроки фехтования не прошли для меня даром, кое-какие навыки получены. Постепенно выучка гвардейцев сделала свое дело, отражая атаки оставшихся разбойников, мы смогли уравнять наши шансы. Против нас шестерых остался всего один десяток, но у каждого из гвардейцев. В том числе у капитана были раны, долго бой не мог продолжаться.
К нашему счастью разбойники не удосужились перезарядить фузеи, поэтому их превосходство в численности сыграло с ними дурную шутку, и уже через пару минут от десяти работников ножа и топора осталось всего семеро. Увидев, что появился шанс для прорыва, мы бросились на врагов, предпринимая последнюю попытку, благо теперь уже не было того множества разбойников, что ранее.
Куда мы прорывались? Да не в лес это точно, ведь в лесу то особо не побегаешь, только заплутаешь. Так что пришлось нам двигаться в сторону недавней баррикады, точнее засеки, сейчас являющаяся нашим единственным спасением.
-Курвы, вы, что совсем ума лишились!– орал главарь, видя, что его люди беспрепятственно пропускают нас к баррикаде, видимо потери этого вшивого отряда были не в пример больше, нежели обычно, поэтому и часть разбойников были растеряны и деморализованы.
-Быстрее, закройте Его!!!– кричит Кузьма, первым бросаясь ко мне.
Толчок в плечо и я падаю, легкий озноб прошел по телу. Слышу топот ног за спиной, но это же свои…
«Что такое?! Почему я не могу идти? Может, зацепился? Нет, ноги свободны…– вопрошал я сам себя, не понимая, почему я не могу преодолеть последние метры до баррикады, да и голова стала в десятки раз тяжелее».
Но я не успел упасть на колени, сила, почему-то стала вытекать из моего организма, словно весенний полноводный ручей с верхушки холма, меня подхватили четыре руки и занесли за стволы деревьев. Последнее что я услышал, были радостные крики со стороны разбойников, сменившиеся хрипом и звоном клинков.
«Кажется все…– наконец понял я, что со мной только что приключилось».
Глава 4
Середина ноября 1707 год от Р.Х.
Алексей Романов – Иван Пестерев.
Чувствую, как по телу скользит легкий, прохладный ветерок…
«Стоп! Я жив?– единственная мысль пронеслась в моей голове.– Неужели мы отбились? Надо кого-нибудь позвать».
Но сказать одно, а вот сделать совершенно другое. Глаза не открываются, наотрез отказываясь подчиняться, язык только вяло ворочается, царапая пересохшее небо. Пытаюсь поднять руку, ага сейчас, какая рука, если даже язык то еле подчиняется, как я не старайся.
Подумал и решил пока ничего не предпринимать, тем более что при нынешнем моем состоянии это очень даже превосходно получается.
Мысли переплетались и накладывались одна на другую, не давая сосредоточиться, постоянно сбивая с чего-то важного, так мне, по крайней мере, казалось…
Я лежал уже больше получаса, а может и сутки, увы, но счет времени я потерял это точно. Ведь когда ничего не делаешь, минуты кажутся часами. Сил на то, чтобы открыть глаза не было, но к моему счастью, мой язык понемногу начал отходить от своего вялого состояния и теперь уверенно ворочался по моему желанию, вот только он по-прежнему не желал что-либо говорить.
Внезапно повеяло сквозняком, и я услышал голоса, отозвавшийся звоном в моих ушах, чересчур, они были громкими, или мне так кажется?
-Батюшка, он лежит так уже вторые сутки, вы должны ему помочь!– тенор говорившего человека, больно резанул меня.
Сашка! Точно он, значит, мы все-таки отбились!
-Сын мой, я делаю все возможное, и не надо мне указывать, как помогать рабу божьему!– казалось святой отец готов сорваться на крик, но сам сдерживал себя.
-Это ты раб, в рясе!
-Да как ты смеешь, богохульник!– взвизгнул священник.
-Да, что вы делаете? Вы его только молитвами и обихаживаете!– вставил еще один знакомый голос.
«Кузьма!»
-Все в воле божьей!
-А если я сейчас пущу твою церквушку на костер, это тоже будет в руках господа?!– ярость Александра постепенно росла, уж это я уловил в его голосе точно, видимо сей разговор ведется явно не пару минут.
-Ты не посмеешь! А если сей молодой человек будет достоин, он выживет…
-Что? Ты, да как ты…– казалось от негодования, Сашка сейчас задохнется.– Мы забираем его, сейчас же.
-Ему нельзя никуда еще как минимум дня два,– спокойно ответил священник.
-Значит, я привезу нормального лекаря!
-Делаете, как хотите, но этот человек будет лежать еще как минимум пару дней.
-Хорошо, но когда…
Я не успел услышать окончание фразы, как провалился в небытие…
Вновь придя в себя, первым делом почувствовал, что лечу на чем-то движущимся, а мое лицо приятно щиплет легкий морозец. Сделав усилие над собой, открываю глаза, но тут же зажмуриваюсь от света, больно резанувшего по ним. Вяло шевелю языком. В надежде что-нибудь сказать…
-Друзья,– едва слышно шепчут непослушные губы.
Казалось бы, меня никто не мог услышать, ан нет, через секунду рядом со мной сел человек.
-Алексей ты жив?– голос говорившего переполняла радость и надежда одновременно.
-А ты как думаешь?– ответил я ему, слегка хриплым и квелым голосом.
-Ну и слава богу!– выдохнул Кузьма.
-Расскажи…– единственное слово, на которое у меня хватало сил сорвалось с моих губ, но Илья все понял правильно и начал рассказывать.
Немного посидев, мой друг начал рассказывать.
Выяснилось, что как только меня ранило в голову, брошенным главарем ватаги кистенем, банда еще раз попыталась нас атаковать, но после того как пали еще трое из оставшихся разбойников. Их пыл окончательно угас, они отступили, уйдя в неизвестном направлении. Меня же на носилках, сооруженных из подручного материала, сразу понесли в первую ближайшую деревушку, до которой было чуть больше пары верст, чуть в стороне от основной дороги в Петровку. Привезя меня, Кузьма с Сашкой тут же отправили вестовых в корпус и Рязань, сами же остались дежурить около меня, охраняя непонятно от чего. Через десять часов в деревню влетели два десятка оставшихся в Рязани гвардейцев, вместе с которыми прибыли Артур с Николаем, привезшие лекаря. Но отдавать меня местный священник отказался наотрез и в результате я провалялся в той деревеньке чуть более трех суток, а теперь ехал обратно в Рязань.
-Вот собственно и все,– закончил свой рассказ Кузя.
-Кажется, нам предстоит много работы, да друзья?– спросил я своих соратников, подъехавших к моей повозке, внимательно глядящих на меня.
-Конечно, Алексей, мы найдем этих…
-А как же…
В разнобой ответили четыре моих друга.
-А вам не показалось, что они были слишком уж хорошо организованны и вооружены? Вон даже фузеи у них были, пускай и старенькие, но ведь были же…,– спросил я товарищей.
-Эта мысль не дает нам покоя уже, какой день, вон капитан тоже так думает, вот только Ваше Высочество, у нас нет и намека, кто это мог быть. В последнее время мы перешли дорожку многим, одно то, что ты с государем-батюшкой помирился, да еще как примирился… дорогого стоит, не говоря уже и про все остальное. Да-да именно так. Не смотри на меня так, ты и сам прекрасно знаешь об этом, ведь пока ты в соре с отцом был, многие были в выигрыше теперь же…– не стал договаривать Николай, лишь многозначительно развел руками.
-Ну почему же нет? Вот, к примеру, что это дезертиры отбросим сразу же, плюс ко всему этому они явно не местные, потому что разбойников в той районе вывели уже почитай как полгода.
-Знать бы еще, в каком именно месте этих «работничков» искать…– с сожалением сказал Михаил, сжимая эфес шпаги.
-А вот это, увы, нам пока не известно, но я думаю, мы с этим, что-нибудь придумает, благо у нас теперь время есть,– устало прошептал я и провалился в забытье.
-Надо что-то…– как из-под воды донеслась до меня.
Декабрь 1707 год от Р.Х.
Родимый дом.
Алексей Петрович Романов.
Глаза упорно не желали открываться, хотя я чувствовал, что уже выспался. Но человек такое животное, что перед ним мало, кто может устоять, не говоря уже о собственном организме, и через пять минут боя с самим собой я таки смог открыть глаза.
Мое бренное тело покоилось в спальне дворца, вот только кроме обычных вещей здесь стояло блюдце с какими-то тлеющими травами, или сеном, я что-то не совсем разбираюсь в этом, одно знаю точно, пахли они приторно-горьковатым запахом. В принципе, конечно, можно было бы полежать в кровати еще несколько часов, но мое внутреннее «я» столь бурно протестовало по поводу столь бездарного времяпрепровождения, что лень волей-неволей ушла, обиженно насупившись, в самые тенета разума.
«Да вы батенька, трудоголик!– поздравил сам себя, улыбаясь».
В отличие от моих предыдущих попыток новая оказалась успешной, наконец неподконтрольные мне руки смогли пошевелиться… И уже через полчаса моих мытарств мне удалось, встать с постели. Вот только полностью одеться не успел в этот момент ко мне в комнату вошел барон Либерас, в сопровождении молодой прелестной девушки лет восемнадцати, а может и чуть меньше. Не высокого роста, чуть больше метра шестидесяти, с русыми, слегка завивающимися волосами, и прелестными карими глазами, смотрящими с детской непосредственностью на окружающий мир.
Они шли и тихо переговариваясь, и не замечали меня до самого последнего момента, да и хорошо, что так, а то ведь и без порток стоял перед девушкой. Стыдоба!
-Ваше Высочество вы уже встали?– удивился барон, глядя на меня.
-Да, Артур, как видишь,– ответил я, улыбаясь, слишком уж забавный вид у него был.
-Я же говорила!– победно произнесла девушка.
-Да, да, конечно, извините, что я и не поверил,– ответил барон девушке.
-А в чем дело?– спросил я барона, при этом, продолжая рассматривать девушку, щечки которой под моим взглядом слегка разрумянились, словно на морозе.
-Дело в том, что когда тебя привезли в Рязань, ты неделю лежал в беспамятстве и не желал приходить в себя, даже лекарь Тиробаун не мог помочь, а только разводил руками. Мы уже не знали, что и делать, были готовы на любое лечение, никто не мог помочь….
-И?
-Когда тебе стало совсем плохо, ты еле дышал, твой камердинер сказал, что если нет лекарей, то остается только одно средство …
-Да говори ты, в чем дело?!– рассердился я.
-Никифор сказал, что кто-то из слуг знает одну знахарку, которая может вылечить цесаревича. Мы тут же решили, что лучше уж обратиться к ней, нежели потерять тебя и послали за ней,– ответил барон, виновато глядя на меня.
-Это правда?– с интересом разглядываю ее.
-Да цесаревич,– низко кланяясь, ответила девушка.
-Расскажи мне, что же случилось дальше?– спросил я барона, по-прежнему смотря на девушку.
-Так вот, как только она пришла во дворец, сразу же сказала, что сможет вылечить тебя, мы сначала конечно не поверили, все же маленькая она. Да и…– в растерянности развел руками барон, не договаривая.– Но ты упорно не желал идти на поправку, так что, в конце концов, мы решили, что хуже не будет и доверились этой знахарке…
-И правильно сделали, между прочим, если я могу сейчас стою перед вами, в прекрасном самочувствии!
-Теперь я это вижу…, но тогда то никто не знал, кто она и чем занимается.
-Да, кстати, а почему нас до сих пор не представили?– спросил я барона Либерас.
-Позвольте представить вам эту девушку Ваше Высочество, ее зовут Ольга, знахарка– представил мне ее барон.
-И?– я не много был обескуражен таким представлением.
-И все, она категорически отказывается говорить кто она и откуда.
-А сама ты, что мне скажешь?– еще больше заинтересовавшись, спросил я Ольгу.
-Цесаревич, я с радостью бы сказала кто я и откуда, но, к сожалению меня, вырастила моя нянечка, которую я считала своей бабушкой, она никогда не говорила мне кто я. Лишь, когда она умирала, то сказала, что была моей нянечкой, но сказать, кто я на самом деле она не успела.
-Что ж раз так то, я сделаю все возможное, чтобы узнать, кто такая моя спасительница. А так как ты осталась одна, то я просто вынужден настаивать на том, чтобы ты осталось во дворце в качестве гостьи! Предупреждаю сразу, отказы не принимаются!– с улыбкой сказал я ей.
-Если вы хотите, и для вас это будет не обременительно…
-Вот и чудесно! Федор!
В дверь вошел помощник моего камердинера, мужчина средних лет, невысокого роста, держащий левой рукой папку, а правой письменные принадлежности. Все же мое новшество с этими папками значительно облегчило процесс выполнения приказов и распоряжений, не надо было постоянно заботиться о месте хранения и самого написания. Сама папка была и тем и другим.
-Да мой господин?
-Федор, я хотел бы, чтобы вы проводили нашу гостью в ее комнаты и выполняли все ее пожелания.
-Будет исполнено Ваше Высочество,– ответил Федор, кланяясь.– Прошу вас.
-Зовите меня Ольгой, я буду очень вам признательна,– ответила девушка, улыбаясь.
-Как вам будет угодно,– не стал спорить Федор.
-Ваше Высочество я к вам тогда зайду чуть позже, надо осмотреть и обработать ваши раны,– сказала девушка возле самой двери, прекрасно понимая, что пока она не нужна. Тяжелое время миновало, теперь царевич был уже занятым человеком, у которого есть неотложные дела…
-Конечно, как тебе будет угодно Оля,– согласился я.
Дверь за ними закрылась, а я по-прежнему смотрел вслед уходящей девушке, но даже плохое когда-то заканчивается, а что уж говорить о хорошем…
-Алексей, все наши сейчас во дворце, ждут тебя и твоего выздоровления,– наконец сказал Артур.
-Уже? Быстро же, я только встал, а народ уже тут,– удивленно поднимаются брови.
-Уже прошло почти три недели как тебя ранили, но как только ты пошел на поправку, благодаря Ольге, то Михаил сразу отправил письма к Сашке и Николаю, отбывшим по делам. Кузька же уже три дня носится по городу, отлавливает любого воришку, всего себя извел. Он же сразу же, как тебя сюда привезли, собрал сотню своих полицейских и неделю не вылазил из лесов, три шайки разбойников нашел…– хмуро ответил Артур.
-И как их успехи?– спросил я.
-Никак,– уныло ответил барон.
-Этого и следовало ожидать…
-Особенно тогда, когда покушались на жизнь цесаревича!– заметил Артур.
-Да, что есть, то есть,– не стал отговариваться и отбрасывать данную мысль.
-Нам надо в гостиную Ваше Высочество,– настойчиво сказал барон.
-Эх,– вздохнул я, чувствуя, что в теле появляется какой-то непонятный азарт, одним словом истосковался я по работе!– Идем, будем заново вливаться в струю рутины. Итак, почти месяц провалялся, дел скопилось, наверное, не меряно.
Попутно узнал состояние дел в корпусе, по поводу последних прожектов, находящихся еще в зародыше.
Как я и думал, мои чертежи, на досуге составленные мной в пасмурные вечера и ночи, остались лишь фантазиями, причем беспочвенными, жаль, что никто из друзей ни проникся. Хотя почему никто? Надо только здравомыслящего человека отыскать, с так сказать бурной фантазией и не зашоренным взглядом на мир! Вот только где такого взять?
Правда, в свое оправдание я могу сказать, что чертеж пушки многим пришелся по вкусу, другое дело как претворить его в жизнь…
С открытием литейной при заводе под приглядом Ивана, нужно отлить как минимум двадцать пушек, специально спроектированных как полевая артиллерия витязей. Почему именно так? Потому что само деление кадетов на взводы по 25 человек предусматривает в себе ответ на вопрос. Одним из главных моих требований для самих витязей было, прежде всего, максимальная автономность, в рамках отданного приказа. Таким образом, каждый командир-витязь, начиная от сержанта, имел в своем распоряжении как минимум одну единицу артиллерии. А это в свою очередь немаленький аргумент в сражении, если командир с головой конечно дружит. Так что упор был сделан на облегчение орудия по максимуму, но не в ущерб качеству самой пушки. Поэтому по моим подсчетам используя сталь из чудо-печей Ивана Нестерова, удастся облегчить эти 12-фунтовые пушки раза в два, по сравнению с их чугунными товарками.
В чем же было отличие моего проекта от изготовляемых сейчас пушек? Как вам сказать…
Как только я впервые познакомился с такой наукой как артиллерийское дело, еще перед приездом Петра, сразу же заинтересовался способом ее улучшения, все-таки знаний, слава Богу, пока на некоторые проекты хватает.
Первым делом я достал чертежи самых последних пушек, отливаемых в России, все же надо было с чего-то начинать. Убожество… Мдя, видели бы мои современники их. Но не беда, в конце концов, и я не пальцем деланный. По вечерам, выкраивая время от сна и наместничьими делами, подгонял свои идеи и мысли под нужное орудие, если быть точным, то выкидывал знания о ненужном и пока не сбыточном, как, к примеру, сведения об электричестве, нитроглицерине, примеси которого используют в большинстве патронов моего времени. Да и много чего пришлось «забыть».
Так что начал я можно сказать с азов. Но первым что хотел бы заметить, это было бы упоминание того стереотипа, который стал для меня тем прапором, на который пришлось постоянно оглядываться. Именно «позаимствовав» большую часть составляющих у «единорога» графа Петра Ивановича Шувалова, бывшего генерал-фельдцейхмейстером в русской армии моего времени. Я таки сумел начертить относительно «живую» «химеру».
А что делать, если артиллерия делится на три вида, без возможности какого-либо изменения? Пушки стреляют на 15-17 градусов, по стелющейся траектории, мортиры и гаубицы стреляют на 65 градусов, навесом, не имея возможности стрелять по низкой траектории. Вот именно на исправление этой проблемы и бросил я свои силы, постоянно напоминая себе о том, что в первую очередь сие орудие будет полевым и как можно более легким. В идеале конечно витязям подошел бы миномет. Да откуда его взять то? Гремучая ртуть только-только начала производиться в тех количествах, которые позволила начать изготовление «ударного пороха» для капсюлей. Так что о чем-то большем мечтать глупо… пока глупо.
Главной особенностью нового орудия была имеющая вид усеченного конуса камора. Такая форма каморы увеличивала удобство заряжание орудия, увеличивая по моим подсчетам скорость заряжания в два раза, а также увеличивала скорость воспламенения заряда и, как следствие, увеличивала метательную мощь заряда, по крайней мере, я так думаю. Новые орудия же могли стрелять по навесной траектории с большим, до 35 градусов, углом возвышения. Если учесть то, что они будут стальными, то могла бы получиться просто сказочная полевая пушка среднего калибра, при условии дальнейшей удачной конструкции. Вот только сказать насколько лучше будут характеристики моего орудия по сравнению с нынешними пушками, пока нельзя. Опытов то нет, всего лишь чертеж на бумаге…
Увы, но кроме этой радостной для меня новости, которую сообщил Михаил, пришлось услышать и другие, не совсем приятные вести. Одна «сырая» идея с созданием обувной мастерской чего стоила. С одной стороны мысль замечательная, но вот сам процесс создания и направление деятельности был не проработан, что меня лично не устраивало, по одной простой причине – любое производство должно окупать свои собственные затраты на сырье и работников. Пускай не сразу, но и не должно быть так, что в течение трех лет приносит одни убытки. Иначе оно и не нужно вовсе. А тут получалось, что деньги то будут вложены, причем не малые, а отдачи и вовсе не получится. Так что идея Кузьмы ушла на доработку. Как впрочем, и идея Николая о создании кумпанства с десятком купчин, по освоению Уральских недр. Опять же получалась сходная проблема, правда не много под другим углом – не было поработано одно важное обстоятельство, а именно ответственность и обязанность сторон. Было просто желание отправить экспедицию и там дальше разобраться, оп месту прибытия так сказать.
Если честно то такого я не ожидал от Николая, все-таки он сын купца, умный мужчина, а вот предложение выдвинул какое-то детское…
-Не подумал я, Ваше Высочество,– смущенно оправдывался Николай Волков.– Слишком уж кус изрядный бы по удаче намечается.
-Всех денег не заработаешь, друг мой, так что лучше в начале разработать те производства, за которые мы уже взялись, а только потом зариться на что-то большее,– улыбнулся я ему.
Пара часов в обществе друзей пролетело как мгновение, но, к сожалению, время было уже позднее, да и засиживаться я не мог, все же раны давали о себе знать, как и общая слабость тела. Попрощавшись с товарищами, пошел к себе в спальню, набираться новых сил для завтрашних рутинных дел.
Однако поспать мне не дал Никифор, почти сразу же зашедший следом за мной.
-К вам просится ваша гостья Ваше Высочество,– сказал камердинер.– Прикажите впустить?
-А куда деваться? Конечно, впускай, лекарь, как никак,– вздохнул я, но помимо легкого сожаления о потерянных минутах сна, где-то в сердце легонько кольнуло, царапая ледяную бронь одиночества…
-Цесаревич, я же предупреждала вас, чтобы вы двигались как можно меньше, да и нельзя вам утруждать себя в таком состоянии,– покачав головой, выговаривала мне Оля спустя пять минут, осматривая раны на моем теле.– Выпейте вот эту настойку.
Перед носом появился небольшой стаканчик с вязкой жидкостью. Медленно стекающей по стенкам сосуда.
-Пейте, это только на пользу будет,– улыбнулась девушка, смотря на мое скептическое выражение лица.
-Да такую дрянь нельзя вообще никому пить!– возмутился я, попробовав на язык настойку, чем вызвал улыбку на губах Ольги.
-И никакая это ни дрянь, это вообще то отличное средство для сращивания рваных мышц,– нахмурилась знахарка.
-Верю,– заверил я ее, через силу выпивая медленно сползающую со стенок гадость.
-Вам, цесаревич еще повезло, вот если бы было задето легкое или печень, вам бы так легко не отделаться. А так вы только много сукровицы потеряли,– сказала девушка, глядя на меня.
-Оля, зовите меня по имени, прошу вас…– оборвал я свою спасительницу.
-Но как же так можно?– изумилась она, но тут же замолчала, увидев что-то в моем взгляде.– Хорошо Алексей
-Вот так-то лучше,– улыбнулся я ей.– Оля, а почему ты стоишь? Садись. Негоже мне сидеть, когда моя спасительница стоит!
-А вам, Алексей, вообще стоять не рекомендуется! У вас дырка только начала затягиваться, так что еще недельку вам бы полежать не помешало. При условии, что будете пить эту настойку.
-Почему же?– удивился я.
-Потому! Объяснять долго,– ответила девушка, посмотрев на меня как на дурака.
Что ж, куда деваться, если в этой эпохе власть имущие частенько пренебрегают знаниями, хотя надо отметить, что и в моем времени стоящие у «руля» в стране, или держащие руки на пульсе одной шестой мира, порой были малограмотными и что скрывать тупыми, не видящими ничего дальше своего носа!
-Хорошо-хорошо,– поднял я ладони.– Вот только есть один вопросик, такой маленький, и невзрачный. Поможешь в нем разобраться, Оля?
-Если я сама знаю на него ответ,– сказала девушка.
-Знаешь, ну или должна знать,– я слегка смутился своему напору, все-таки прелестная девушка, к тому же и меня вылечила, но знать мне это все же надо, я бы даже сказал жизненно необходимо!– Дело в том, что как сказал мне Артур, они не знали что делать, да и приглашенные лекари оказались бессильны, а тут молодая красивая девушка вылечивает почти безнадежного больного…
Я ожидал любой реакции, судороги лица, бегающих глаз, слез, наконец, но вот заливистый смех меня самого ввел в ступор.
-…"безнадежного больного»…– сквозь смех расслышал я слова Оли.
Отсмеявшись, девушка сила напротив меня и положа локти на стол, сцепила ладони в замок, задумчиво посмотрела на меня.
-А ведь вы, ваше высочество не просты,– совершенно серьезно сказала молодая девушка после пятиминутного изучения моего лица.– Когда вы смотрите у вас в глазах, порой какая-то непонятная грусть проскальзывает. Сильная грусть.
«Ага, особенно когда за плечами тысячелетняя история народа, пускай и слегка забытая, но все же, вот только об этом никто никогда не узнает. Есть тайны, знать которые не должен никто, в том числе и даже собственная голова. Чем быстрее они улетучатся, тем будет лучше!»
-А что на счет этих «мэтров», как их называют, то сейчас на Руси по пальцам можно пересчитать действительно знающих иноземных лекарей, в основном одни недоучки и шарлатаны, мало кто из них действительно что-то путное знает…– слегка раздраженно взмахнула рукой травница.
-Но все же,– не сдавался я.
-Да ваша рана вообще пустяк!– разошлась Ольга.– Вот когда три года назад одного молодца медведь под себя подмял, вот тогда действительно страшно за парня было, еле с того света вытащили, и то, благодаря бабушке.
-Выходит эти лекари, по-твоему, совсем не лекари?
-Ну почему же? Среди них есть хорошо разбирающиеся в своем деле, вот только делают они только то, чему их научили, по-книжному. А ни человека, ни хвори его изнутри не понимают…
-А почему же тогда эти люди не идут на государеву службу?– задал я вопрос.
-А потому что они по большему счету вовсе старообрядцы или язычники. А у попов же одно на уме… закабалить или в прорубь, на крайний случай, коли не согласишься!
-Не всегда же так!– возразил я.
-Не всегда,– согласилась девушка.– Но в большинстве случаев точно!
«Блин, а ведь и не поспоришь,– восхищенно подумал я.– Что-то она чересчур грамотно разговаривает, на крестьянку, пускай и обученную бабкой-знахаркой не похожа точно».
-Я …
Не успел я закончить фразу, как мой лекарь тут же меня перебил.
-Давайте, я сначала посмотрю вашу рану.
-А попозже нельзя?– задал я риторический вопрос, сам же начал развязывать все шнурки на камзоле, раздеваясь до пояса.
Конечно, ответа я не получил, только красноречивый взгляд, да и то мимоходом, как данность.
После осмотра, занявшего минут пять Оля сказала, что рана начала затягиваться, вот только, на мой взгляд, она стала еще хуже! Покрылась какой-то слизью смешанной с гноем, да еще к тому же постоянно чесалась.
На мой вопрос о том, должно ли так быть Ольга ответила, что, да, так как она помазала ее каким-то лекарством, а после ответа сразу же засмеялась.
-Какие же мужчины все-таки боязливые!– с улыбкой сказала девушка.– Как что-то выходит за рамки их понимания, нет, даже обычного знания так сразу же начинают что-то придумывать.
«И к чему это она сказала? Подумаешь, спросил о ране. Так я же бок то не чувствую, ведь раньше то этой гадостью рану не мазала!»
-Все, я закончила ваш осмотр,– села напротив меня в кресло Ольга.
-Разрешишь задать тебе немного странный вопрос?– наконец произнес я.
-Конечно, вот только давайте условимся, что если вопрос мне не понравится, то я на него не буду отвечать?
-Хорошо. Скажи Оля, а из какого ты боярского рода?
-С чего вы это взяли?– удивилась она, вот только рука на столе, перебиравшая какие-то обереги, не то лекарственные корешки, дрогнула слишком уж сильно.
-Да вот на крестьянку ты не похожа, да и говоришь слишком правильно, видно учителя в свое время старались на славу, хорошо учили,– обосновал я свой вопрос.
-Да, я и в правду не крестьянская дочь, но вот какого именно я рода не знаю, с пяти лет я была на воспитании у дедушки, а после его смерти во время бунта стрельцов, меня забрала к себе в деревню моя нянечка. Что же на счет рода… то дедушка не говорил мне о нем ничего, сказал только, что когда мне восемнадцать весен исполнится тогда и скажет, мол «решай свою судьбу сама внучка»,– тихо прошептала Ольга, из глаз которой уже готовы были сорваться слезинки.
-Извини меня Оля, я не хотел тебя обидеть!– воскликнул я. Поздно поняв, что совершил ошибку, не стоит лезть в прошлое человека, если он сам не хочет его рассказать.
-Все хорошо, я просто вспомнила тот день, когда он умер, меня то он успел закрыть в каморке, да вот сам не уберегся…
-Я очень сожалею об этом,– искренне сказал я ей, подходя к ней сзади.
Не знаю, как, но когда Ольга начала вставать я немного наклонился и чуть коснулся ее губ своими, может, подсознательно я и хотел этого, но вот неожиданная близость заставила ее отпрянуть от меня. Вот только стол за спиной девушки привел к обратному эффекту, и вместо того чтобы отпрянуть от меня она буквально упала в мои руки, заставив меня, болезненно сморщится, но все же не выпустить ее из своих рук.
-Алексей…– поднял карие глаза Оля, умоляюще смотря на меня.
Быть может, она хотела что-то мне сказать, но мой поцелуй помешал ей это сделать. Так мы и стояли, не отрываясь друг от друга, время остановилось, даря нам прекрасные мгновения нашей жизни…
Но не что не вечно, а уж счастливые мгновения тем более. Топот ног в коридоре заставил нас отодвинуться друг от друга.
-Срочное послание!– услышал я за дверью.
-Жди!– монотонно ответил один из моих гвардейцев, направляясь к двери в мой кабинет.
Легкий стук по косяку – вот и все, что позволил себе один из моих телохранителей. С сожалением я подошел к двери, чувствуя, что готов убить так не вовремя прибывшего гонца.
-Зови,– одно слово я все же смог выдавить из себя, оставляя открытой дверь.
-Завтра я посмотрю вашу рану еще раз,– не глядя на меня, сказала Ольга, тут же упорхнув из кабинета, так быстро, что я и сказать ничего, не успел.
А после того как прочитал привезенное послание, так и вовсе забыл о том, что хотел что-то говорить. А как еще можно реагировать, когда тебе приходит письмо с вестью о восстании, пускай только и начавшимся?
Апрель 1708 год от Р.Х.
Тамбовский уезд.
Алексей Петрович.
«Вот ведь черт, как я мог забыть о восстании Булавина?– вот, пожалуй, самая приставучая мысль последних месяцев, частенько наведывающаяся ко мне «в гости».
В середине февраля пришел сам приказ, в котором отец приказывал выступить к Воронежу, для усмирения восставших, вместе с набранными недавно полками, попутно отрезая пути распространения заразы восстания. В своем письме государь намекнул о том, что это назначение только проверка и желание узнать, достоин ли я большего. Конечно, это все было довольно туманно, но вот то, что это было, уже радовало.
Нашей основной задачей было заблокировать дальнейшее продвижение отрядов Булавина, войско которого постепенно увеличивалось за счет дезертиров и рабочих людей. Совместно с двумя полками, набранными буквально полгода назад для отправки на западную границу, поступившими в мое подчинение мы вышли из Рязани в сторону Воронежа, уже охваченного пламенем восстания.
-Ваше Высочество, впереди неизвестный отряд,– сказал мне глава разведчиков, лейтенант Никита Селиванов
-Как одеты?
-Половина в старых, поношенных мундирах, остальные вообще галотьба какая-то,– тут же ответил он.
-Численность?
-Сотен восемь, с обозом если, а так в голове и на конях, идут три сотни плюс на марше четыре сотни, ну и обозники,– подумав ответил Никита.
-В какую сторону идут?
-Прямо на нас, через полчаса будут здесь, у них обоз еле едет.
-Судя по описанию сего отряда он на регулярную армию не очень то и похож, да и наши войска должны быть много западнее. Так что это бунтовщики однозначно,– сказал я вслух.– Что ж тогда, пожалуй, устроим им теплую встречу.
-Господа полковники, я думаю, вы не нуждаетесь в моих объяснениях и наставлениях,– улыбнулся я седоусым командирам седьмого и пятого полков.– Скажу только одно, разместите своих людей так, чтобы никто не ушел, пленных брать только в том случае, если они сами бросают оружие. Я а со своими витязями встану вон в той балке, как раз напротив дороги, и как только мы откроем огонь, то и вы господа извольте не мешкать.
-Будет исполнено Ваше Высочество!– сразу же отбыли к своим воинам полковники.
Как только я остался один, ко мне подошли двое товарищей, поехавших вместе со мной, в силу своей незанятости: Кузьма и Сашка.
-Алексей, не рановато ли наших орлов на убой пускать?– озадаченно спросил Кузьма.
-А кто сказал, что они на убой пущены, Кузя?– удивился я.– Три месяца занятий на полигоне у них с «колпаками» было, да и освоились они неплохо, хочу заметить.
-Так ты же их поперек дороги ставить хочешь…
-И что?
-Как что?– не выдержал Александр.– Там же казаки, мать их через три колена! Наши юнцы даже залп сделать не успеют, как их нашинкуют…
-Разве их так плохо учили, Саша?– поднял я брови.– Мне кажется, на последних учениях все пять рот показали просто отличный результат, как в стрельбе, так и в тактических перестроениях, не говоря об упомянутой мной артиллерии!
-Разве что артиллерия поможет,– все же был вынужден согласиться Саша, вспоминая, как двадцать пушек сносили деревянные макеты редутов.
-Между прочим, эти пушки стреляют как минимум в полтора раза дальше своих товарок имеющихся на вооружении основной армии.
-Все эти придумки, конечно, это хорошо, но вот как наши витязи, еще недоучившиеся, хочу заметить, выстоят против мужиков, уже не раз пускавших кровь своим врагам?– не унимался Кузьма.– Не сплохуют? Я сам помню, после первого боя еле руками шевелить мог…
-Действительно, Алексей, не лучше ли нам было бы их поставить на фланг, как раз на месте одного из полков, все-таки стрелять из укрытия, пускай и плохенького все же лучше чем встречать врага голой грудью,– поддержал друга Сашка.
-Друзья, понимаете…– только начал я, как вестовой от Никиты, точнее разведчик, находящийся в его подчинении, доложил о приближении вражеского отряда.
Все же не успел им объяснить, почему мне пришлось поставить необстрелянных юнцов против закаленных в стычках казаков и дезертиров. Я, конечно, понимаю, что это не совсем разумно так поступать, но вот доводы разума отступают перед велением сердца. Чушь, сказал бы кто-то? Возможно, даже очень возможно, но я просто не могу не дать возможности своим воинам, да-да именно своим, а не государевым свершить правосудие, пускай кровавое, пускай жестокое, но правосудие!
Ведь, что есть бунт? Это открытое недовольство властью, со всеми вытекающими последствиями, разрушением, грабежом и смертью мирного населения! Нет, такого я допустить не могу, возможно, недовольство в чем-то и оправданное, все-таки реформы Петра не назовешь либеральными, а уж тем более щадящими, да и традиции целого народа ломать надо постепенно, а не нахрапом. А уж тем более традиции вольных казаков. Ведь нынешний бунт, почему начался?
Нет, не из-за усиления налогов, это всего лишь маленькая плошка масла, не давшая утихнуть «пожару». Основным и главным моментом стала как раз эта самая ломка традиций. В чем она заключалась? Да в том, что у казаков отродясь была та самая свобода, покушаться на которую не имели даже цари, и если холоп сбегал на Дон, то становился свободным, вне зависимости от кого этот беглый сбежал. А тут приходит гвардейский отряд под руководством Юрия Долгорукова, направленный как раз для того, чтобы вернуть беглых крестьян, да такие рейды и раньше устраивали цари, но вот данный стал последней каплей…
«И все-таки они преступники! И наказание для них только одно – смерть! Хотя что-то я разошелся, лучше все-таки с пользой использовать их руки, труда намечается много…– подумал я про себя, идя к рубежу, на котором застыли ровные шеренги шестнадцатилетних мальчишек».
Вот только выстрелят ли они? Да, муштровали, тьфу! Слово то какое поганое! Учили! И еще раз учили, наставники их хорошо, да и на полигоне они показали себя с наилучшей стороны, но все-таки не зря я взял с собой капрала Михея вместе с половиной его подчиненных, сейчас стоящих возле сержантов-витязей.
-Идут!
«Ну, орлы не подведите!– подумал я, залезая на коня и вставая чуть левее строя, вместе со своими гвардейцами и друзьями, сила не сила, а пятнадцать клинков могут в нужный момент исход боя решить, ежели с умом, правда, их использовать».
-Приготовиться!– подал я знак.
Легкая рябь пробежала по рядам витязей, прапор, с двуглавым орлом в правом верхнем углу и вставшем бурым медведем на зеленом фоне, поднялся чуть выше, развеваясь от дуновений слабенького ветерка.
Шеренги замерли в ожидании, старший наставник Михей повернул голову в мою сторону, ожидая дальнейших указаний. Чуть спереди замерло двадцать «колпаков», пушек названых в честь курировавшего их создание Дмитрия. С хоботовой части лафета на землю у каждого орудия опущены сошники, небольшое нововведение созданное после первых стрельб.
«Что ж, похоже, батальон к бою готов, осталось еще этот бой провести…– закусив губу, подумал я, сжимая эфес сабли».
В руках поселилась легкая противная дрожь. Конь вдруг пошел шагом. Внезапная смена аллюра удивила, но видимо волнуясь сжал бока коня коленями и верное животное поняло это по-своему.
«Успокоиться! Немедленно успокоится! – Никто не должен заметить, что это не столько для них, но и для меня это первый бой».
Горнист, следующий неотступно за мной, отставая на полкорпуса, встретившись со мной глазами, облизал нервно губы и потянулся к своему надраенному до блеска горну, притороченному к его седлу справа.
Окончательно остановив коня, я отдал ему команду – «Играть первую схему»
(*)
Введение горниста, помимо барабанщика, в батальон витязей, было решением лишь немного опередившем свою эпоху. Такое нововведение значительно упрощало общее командование подразделениями. Я планировал затем предложить распространить новшество и в других воинских подразделениях, когда «эксперимент» зарекомендует себя.
По «Уставу Витязей», начиная с батальона, применение горнистов обязательно и необходимо, при этом в каждом батальоне должно быть не менее двух горнистов, дабы была возможность замены убитого или раненого горниста.
Звуковые команды горниста минимум всегда дублируются, во избежание ошибок, но чаще всего команда подается три раза, причем интервал подачи звуковой команды небольшой, около двух-трех секунд. С одной стороны это много, а с другой наоборот мало, все зависит от младших командиров обстановки боя.
Сигналы горниста: «В атаку!», «Стой!», «Отступление!», «Огонь!», «Отбой!», «Схема-1», «Схема-2» и т.д.
Применение схем, т.е. построений не ново в войсках Русской армии, вот только схемы витязей все же отличаются от обычных, принятых по Уставу Петра построений.
К примеру: Схема – 1 заключается в том, что данное соединение (максимум полк), выстраивается в четыре линии, при чем первые две линии дублируют друг друга с той лишь разницей, что первая шеренга встает на колено, а вторая остается на ногах, при этом расстояние между данными двойками составляет не более двух метров, расстояние между корпусами так же не должно превышать двух метров. В результате даже две роты способны покрыть расстояние в двести метров, при этом не неся огневой потери.
Что же касается остальных двух шеренг то их построение аналогично с той лишь разницей, что обе шеренги стоят на ногах и расстояние между корпусами должно быть не менее трех метров, дабы после залпа первые две шеренги могли отойти за спины своих товарищей и приготовиться к штыковому или оружейному бою, в зависимости от обстановки. В целом же данная схема рассчитана на крепко спаянные десятки и сотни соответственно, с квалифицированным унтер-офицерским составом.
Два коротких сигнала и один длинный, прозвучали два раза. Сразу же за ними из-за поворота дороги, находящейся метрах в двухстах от позиции витязей, выехали первые всадники, на небольших лошадках. Всадники были одеты в кафтаны, с кавалерийскими пиками в руках, с боков на поясах у них висели сабли, голову покрывали пушистые шапки.
Увидев стоящих поперек дороги солдат, первые ряды всадников замерли, видимо ожидая появления командира. После пары минут ожидания, из скопившейся кучи всадников выехало трое воинов, одетых, так же как и остальная масса, правда, у одного из них был повязан красный кушак поверх кафтана. Проехав пару десятков саженей троица замерла в ожидании.
-Эй, хлопцы, вы пошто тут остановились?– спросил казак с красным кушаком, крича во всю мощь своей глотки.
Ряды приготовившихся к бою витязей молчали, только Михей снова вопросительно на меня посмотрел. Мол: «Дозволь?», приготовив свою фузею. Я лишь покачал головой, пуская коня вперед, перед рядами своих воинов, следом за мной направили своих коней мои гвардейцы. Но, покачав головой, я оставил их, взяв с собой Кузьму и Михаила. Через полсотни метров я остановил своего жеребца, следом за мной, на полкорпуса сзади застыли мои друзья.
-А нам тут стоять положено,– ответил я.
-Як, каков хлопец! Еще усы не выросли а он уже со старшими без почтения говорит!– возмутился один из сопровождающих командира сего отряда, казак с пробивающейся на черных волосах сединой.
-А какое почтение у благородного к холопам и смутьянам может быть?– спросил у выскочки Михаил.
-Да ты хлопчик совсем…
Речь седого прервалась по мановению руки казака в красном кушаке.
-Мы, не хотим воевать с простыми солдатами…
Не знаю, что хотел сказать командир отряда повстанцев, но это не так и важно, пропустить их мимо я попросту не имел права. Не то время, не те взгляды на жизнь, поэтому поднял руку. Прерывая командира отряда восставших.
-Мы не станем вас убивать при одном условии – вы немедленно сложите оружие и сдадитесь нам, в противном случае мы будем вынуждены уничтожить всех бунтовщиков,– отрезал я, наблюдая, как лица казаков начинают наливаться кровью.
Ничего, не говоря, только бросив многообещающий взгляд в мой адрес, казак с красным кушаком повернул своего коня к своим позициям.
-Кажется, он не много разозлился,– улыбнулся Кузьма, смотря на удаляющихся всадников.
-Как не разозлиться, когда кучка «хлопцев» перед ним, дорогу перегораживают,– добавил Миша.
-Думаю, нам не стоит здесь задерживаться,– вооруженная толпа бунтовщиков стала перестраиваться в некое подобие конного строя, готовясь пойти в атаку.
-Поддерживаю,– согласился Кузьма, разворачивая коня.
Наконец шевеления в стане противника прекратились, и первые всадники выдвинулись вперед. Я тем временем занял позицию немного левее своих витязей. Решив больше не ждать, подал знак горнисту.
«Огонь!» – один долгий чистый «крик» трубы пронесся над строем, следом за ним двадцать стволов 12-фунтовых пушек выплюнули гранаты, начиненные картечью, какие я предлагал сделать государю еще в мае 1707 года.
Через пару секунд, в скачущие ряды конницы восставших влетели дымящиеся чугунные болванки, почти сразу же разорвавшиеся на части, выпуская десятки чугунных чушек. На счастье первых линий гранаты пролетели чуть дальше положенного расстояния, все же пристрелки не было, а прицельные приспособления на «колпаках» были теми еще «штангенциркулями», поэтому они не увидели того, что произошло у них за спинами. Прошло немного времени, развеялся дым от взрывов, унесенный ветром, открывая ужасающую картину на поле сражения. Поворот дороги, в который вошли восставшие, перекрывали телеги обоза, на которых лежали десятки окровавленных тел, бомбы со смертоносной начинкой собрали богатый урожай.
-Пушки в тыл!– отдаю команду на автомате, наблюдая за приближающимися всадниками, азартно кричащими какую-то ахинею о свободе.
Тут же расчеты покатили сквозь образовавшиеся дыры в шеренгах витязей орудия, сами же витязи, сжимая фузеи, в правой руке, упираясь прикладом в землю возле носка правого сапога, левой держали штыки, ожидали команды своего сержанта: «Примкнуть штыки!».
Подпустив конницу на рубеж в сотню метров, кадеты-витязи, наконец, примкнули штыки, взяли фузеи на изготовку…
-Ждем,– тихо шепчу я сам себе.
Рядом со мной нервно гладит рукоять палаша Илья.
-Ждем,– вновь говорю я сам себе тихо.
Бунтовщики преодолели еще двадцать метров. Горнист, подносит свой инструмент к губам на изготовку, готовясь тут же сыграть требуемую команду. Но ее все нет и нет, на лбу у молодого отрока выступает испарина…
В глазах горниста легко читается: «Когда же?!».
-«Пли!»– наконец крикнул я долгожданную команду.
Серия отрывистых звуков – фузеи поднимаются к плечу. Повтор команды – сабли сержантов опускаются в сторону противника, до которого остается меньше трех дюжин саженей. Две сотни витязей спускают курок, отворачиваясь в сторону от прицельной мушки, сразу же поворачиваются на 180 градусов и отступают за спины своих соратников, вставая на колено, вытягивая фузею со штыком вперед. Взводы замерли в ожидании. Нового залпа оставшихся фузей, до последнего держащихся у плеча. Но вот роковая черта пройдена и почти в упор по всадникам стреляют две с половиной сотни стволов.
Первые ряды конницы полегли тут же, мешая своим пешим солдатам пробиться к пехотинцам, застывшим единой, немного странной шеренгой. Второй залп фузей только усугубил общую сумятицу. Второй ряд наступающих, если конечно в удалой казачьей атаки, когда либо были какие-то ряды и построения, падает на землю, орошая ее своей кровью. Но как бы не были превосходны фузеи, они оставались оружием восемнадцатого века, поэтому один выстрел это все на что было способно это чудо техники. Так что если бы не замешательство, в рядах разозленных казаков, то дело дошло бы до рукопашной, а это для молодых витязей все же довольно рискованное занятие. При всей подготовке, которую еще как минимум год надо дорабатывать, могло бы закончиться если не поражением батальона, то большими потерями точно. Но как бы то ни было, момент казаки упустили и теперь беспорядочно пытались отступить в сторону небольшого леска, удобно расположившегося сзади дороги. Но это им не удалось, откуда-то появились, прямо перед самым носом, у бунтовщиков стройные шеренги солдат в зеленных мундирах, идущих с фузеями на перевес.
Вкупе с разбитым обозом, сия картина окончательно деморализовала «воинов свободы», правда, надо отметить к чести самих казаков, никто из них не сдался, предпочитая погибнуть на штыках царских солдат, что впрочем, вполне объяснимо, с предателями не церемонятся. Дезертиры же, вместе с оставшимися после побоища рабочими людьми, возомнившими себя борцами за свободы вольных людей, предпочли сдаться, вот только вместо первоначальной цифры в семь сотен воинов осталось… пятьдесят человек, и то, большая их часть была ранена. А при уровне нынешней медицины… короче, если десятка два работоспособных человек останется, будет просто счастье!
-Это просто…, нет слов!– восторженно сказал Кузьма, смотря, как оставшиеся в живых предатели строятся в колонну.
-Ты о чем?– спросил я его.
-Как это о чем? У нас же нет, не то, что убитого, даже раненых нет!– объяснил мне Илья.
-Да, это замечательно,– согласился я с ним, сам же посмотрел на кадетов, что-то молчаливы они сейчас…
«А ты думал, они от счастья прыгать будут? Потому что людей убили?»
«Нет, не будут,– ответил я сам себе.– Что ж, придется с ними говорить отдельно, но не сейчас, а позже, на привале».
После боя людям по закону войны полагается отдых, но так как основная часть сражения прошла под патронажем витязей, то заботы об охранении пленных бунтовщиков, убирающих тела своих собратьев легли на плечи солдат 5 и 7 полков. Как бы то ни было, но в этот день мы не стали двигаться дальше, используя оставшееся время на погребение бунтовщиков. Какие бы они плохими не были, они остаются православными людьми, и заслуживают похорон, пускай и общих… но до «братской могилы» им так же далеко, как и дворняге до волкодава. Эту честь заслужить надо, верно и преданно служа своему Отечеству.
К моему счастью, рутина похода меня касалась мало, все же полковники разбирались в ней много лучше меня, да и Кузьма с Михаилом взвалили на свои плечи почти все мелочные вопросы. Отдавая мне на откуп только действительно важные вопросы и их решение. Единственное, что не давало мне покоя до самого вечера, а это почитай шесть часов, с момента окончания боя – это предстоящий разговор с витязями. Но об этом по порядку.
До отбоя было еще более часа, когда я, наконец, решился подойти в расположение батальона витязей-кадетов. Как я и ожидал, меня встретили недоуменные, в какой-то мере даже обиженные лица молодых воинов. Откупоренные бочонки с вином стояли чуть в стороне, позволяя витязям пить без меры, правда, только в этот день. Им это действительно надо, вот только мало кто из молодых воинов подходил к вину, предпочитая сидеть и думать о своем…
Не знаю, кем я для них стал, да я старался уделять им много внимания, прекрасно понимая, что моих 8-10 посещений в месяц явно не достаточно для установки прочного «троса» доверия. Но при всем при этом молодые юноши все равно считали меня если не братом, то уж другом точно, вот такая оказия, хотя конечно и богословие, отца Варфоломея сыграло свою роль.
Молодой студент семинарии, оказался именно тем человеком, который смог заинтересовать умы отроков. Он не переиначивал заветы и догма церкви, нет ни в коем случае, он просто представлял их для молодых умов с разных сторон, под разным ракурсом. Я сам, если было время, с удовольствием слушал его уроки, даже не уроки, а скорее беседы. И даже подал ему одну интересную для меня лично и для него идейку, которая со временем, если я правильно понял веселый огонек в глазах святого отца, разрастется в нечто важное и крайне нужное Руси. Но до этого еще далеко…
Сейчас же я шел к центру расположения батальона и думал, что же сказать этим молодым парням, только сегодня убившим десятки, а может и сотни людей, и не важно, что кто-то из них не участвовал в сражении, главное, что они готовы были это сделать.
-Собери всех,– сказал я старшему наставнику кадетов Михею, проходя мимо его шатра.
Через десять минут на импровизированном плаце выстроились шеренги пять рот кадетов-витязей. Внимательно посмотрев на хмурые и задумчивые лица юношей, я глубоко вздохнул, собираясь с мыслями.
«Дай Бог, чтобы я действительно понял их…– подумал я напоследок, прежде чем начать говорить».
-Братья сегодня вы стали воинами! Не просто воинами. Защитниками отечества! Да-да, именно вы братья! Сегодня вам пришлось сражаться с нашими братьями по вере, и вы это сделали с блеском. Многим из вас кажется, что это неправильно и идет в разрез с тем, чему вас наставники и отец Варфоломей!
Легкая рябь пронеслась по рядам, кажется, мне удалось «поймать» их настроение…
-Но это не так! Это не наши православные братья сейчас лежат не далеко отсюда в земле!– ошарашенные лица кадетов смотрят на меня с недоумением и большой надеждой.– Вы не ослышались, я действительно считаю предателей и бунтовщиков не православными людьми! Почему, вы спросите? Да потому что, будь их мысли, и идеи были бы столь чистыми и благородными стали бы они убивать своих же «братьев и сестер» по вере? Стали бы они насильничать и отбирать честно нажитое с таким трудом у крестьян? Ответьте мне братья?!
-Старший брат, а разве царь-батюшка не так же поступает?– раздался вопрос из рядов кадетов, его тут же поддержали дружным ропотом.
«Момент истины…– какие избитые в мое времени и такие важные сейчас, слова классика».
-Нет, не так, и я объясню вам это. Только при одном условии…
-Каком?– спросил тот же голос, насторожившись.
-Вы передадите мои слова всем тем людям, которые будут сомневаться в царе, и не только передадите, но и объясните!
-В чем разница между смутьянами и царем? Все очень просто, царь спрашивает строго, да это так, но он и защищает своих сынов! Он требует платить налоги? Но разве не нужно содержать армию для того, чтобы Русь-матушку не захватили те же самые османы? Разве не нужно делать дороги? Строить города и веси? Скажите мне? И это далеко не все! Царь всегда, запомните всегда, отвечает за свои дела перед Богом и Отечеством! Только он один, несет эту ношу, он с ней на всю жизнь, зная, что настанет день, когда его призовет к себе Хранитель врат, для того, чтобы определить чего он достоин! И неужели вы думаете, что человек, тем более русский человек, захочет попасть в ад?
Закончив пылкую речь, я посмотрел на притихших воинов, уже воинов, задумчиво морщащих свои лбы.
«Кажется, свою задачу я выполнил!– довольно сказал я сам себе, мысленно хлопая по плечу».
-Еще вопросы есть, братья?– на всякий случай спросил я ряды кадетов.
-Есть, старший брат. А скоро у нас появятся новые фузеи?– спросил кто-то из задних рядов.
-Какие такие новые фузеи?– не понял я.
-Которые Дмитрий Алексеевич мастерит…
«Вот прохвост! Мдя! Похоже, придется гриф секретности вводить! Хотя, лучше уж пусть думают, о новом оружии, чем сомневаются в своих действиях…– пронеслась в голове мысль».
-Как только будет сделана партия на пару взводов, то сразу же начнем заменять нынешние фузеи на новые. Там заодно и определим, какие из взводов получат их первыми,– с улыбкой ответил я, видя, как загораются веселые огоньки в глазах отроков, предчувствующих будущие соревнования.
Все же любой мужчина жив, пока он может себя проявлять в чем-то, а что уж говорить о непоседливых пацанах, для которых сидеть на месте равносильно смерти? Вот именно по этому в корпусе с моей подачи ввели спортивные игры с элементами военной подготовки. Вот, к примеру, бывшие у меня в школе «Веселые старты» видоизменились и теперь представляли собой набор прохождения военной полосы, только перетягивание каната осталось не измененным.
Казалось бы, что такого в этих соревнованиях? Ан нет, все-таки они дают очень многое, от сплочения взводов и сотен, до отработки взаимодействий в целом всего батальона. И при этом само братство витязей получило возможность, пускай не сразу, но слиться в единое целое, стать одним монолитом, несокрушимым оплотом детских мечтаний!
Скажу честно, мне очень повезло, что я смог попасть в это братство, и пускай не как участник, а как руководитель, но все же сумел. А, увидев, как радуются мальчишки в первый раз, своим первым успехам, я понял, что уже ради этого стоило создавать корпус!
-А теперь, воины, всем разойтись, скоро отбой,– сказал я застывшим по стойке «Смирно» рядам витязей.
Больше ни о чем, не говоря, задумавшиеся кадеты разбрелись по своим местам…
Апрель 1708 года от Р.Х.
Устье Волги. Дерягево.
В темной комнате горели свечи, свет которых прыгал с одной вещи на другую, не желая останавливаться на месте.
-Тебе надо скорее ехать к нему, и передать это письмо!– сказал сидящей в глубоком кресле спиной к свечам человек, вошедшему в дверь, не давая тому перевести дыхание, видимо ему пришлось не легко, судя по его измученному виду.– Прочитай сначала, а то может случиться так, что тебе придется от него избавиться по дороге.
-Они не смогут это выполнить, господин,– тихо сказал слуга, прочитав письмо до конца, и тут же склонился в поклоне, ожидая вспышки гнева.
-Почему это?– спросил господин с легкой тенью недовольства на челе.
-Его бригада разбила отряд Тараса Зареченко, а он сам пал в сражении. Остальные бунтовщики теперь отрезаны от поставок из Воронежа, да и кое-кто из лидеров повстанцев решил идти на попятную. Некоторые могут переметнуться на сторону царских войск…
-Так какого черта ты молчал!!!– вскочил со своего места господин.
-Так я, поэтому и спешил, господин,– все так же склонившись, сказал слуга.
-Заткнись!– трубка с тлеющим табаком пролетела над головой склонившегося слуги.
-Слушаюсь, мой господин,– покорно сказал слуга.
-Так, мне надо подумать…– взял себя в руки хозяин замершего в поклоне человека.
Походив по комнате, он остановился.
-Пожалуй ты прав, это послание ты уничтожишь, а отвезешь пожалуй весточку одному из тех, кто готов переметнуться на царскую сторону,– улыбнулся он, вот только улыбка больше напоминала хищный оскал…
Конец апреля 1708 год от Р.Х.
Места близ Воронежа.
Бригада Алексея Романова.
Колонны воинов шли по чуть просохшей дороге, изнывая от не апрельской жары, форма солдат, к тому же оставляла желать лучшего, благо хоть витязей я успел переодеть в более нормальную одежду, а не в эти…
С самого начала обучения, даже за месяц до начала одним из главных вопросов стало обмундирование кадетов. На начальном этапе, то есть первый месяц с ним, было, более-менее все понятно – закупили дешевую ткань, затем на манер хэбешной формы, пошили брюки и куртки. Эта работа досталась женской половине деревни, усиленной привезенными из города рабочими руками, освобожденными от работ, то тем или иным причинам. Правда все-таки отличие от формы моего времени были, ведь не могли же витязи быть просто солдатами, им требовалась изюминка, пускай пока и в форме. Этой изюминкой как раз и стал, черный берет. Но введение формы было еще только пол беды.
Появилась такая проблема как обувь кадетов, в начале, закупили такую же, какую использовали и для обычных солдат, башмаки с медной пряжкой, в походе заменявшиеся высокими сапогами. Хорошо хоть первая партия в сто штук башмаков прибыла много раньше всего товара. Иначе возвращать пришлось бы все и сразу, а так, оставили часть, а часть пришлось раздать чиновникам, за заслуги перед наместником, как поощрение. Решение сей проблемы, нашлось довольно-таки быстро, местные обувщики, согласились подсобить с реализацией, суть которой сводилось к тому, что они пошьют нужное количество сапог, выполненных по моим корявым эскизам. Увидев первую сделанную пару сапог, я выпал в осадок – не дать ни взять кирзачи, только с немного зауженными голенищами, дабы при ходьбе голень плотно обхватывалась, уменьшая возможность вывиха.
При всех этих изысках, если так можно выразиться каждый витязь должен комфортно чувствовать себя в своей форме, дабы с честью и гордостью носить ее на глазах людей. Однако кое-что я все-таки недоглядел или не учел. Молодые отроки, начавшие заниматься на полигоне под приглядом наставником, столкнулись с такой проблемой, как непрочность штанов, постоянно рвущихся на коленках и между ног. В итоге пришлось срочно делать заказ у рязанских портных на новые партии, столь нужной части обмундирования. Неприхотливые, прочные и в чем-то даже стильные «штанишки» обошлись в кругленькую сумму, но закрыли «прореху» этой проблемы.
Все мучения и головная боль новой формы, точнее единственной формы для витязей окупились сторицей, стоит только взглянуть на идущие полки нового образца, это те полки, которые сейчас формируют в России на манер европейских, взамен стрелецкого войска, и на батальон витязей, идущие в арьергарде колонны. Что не говори, но для Руси, надо создавать свое, а не брать готовое решение у Европы.
Безусловно, Петр это понимает, вот только его действия скорее вызывают отторжение, нежели поддержку, особенно у старых и знатных родов. Намекнуть бы царю, да я не враг себе, все же мои позиции еще крайне шаткие, хотя уже и не напоминают соломенные столпы, держащие раскаленную чашу. Они скорее видоизменились и теперь больше напоминали ивовые прутья, держащие всю ту же раскаленную чашу. Что делать, придется наследнику пока терпеть все это, чтобы достичь желаемого!
Увы, но реформы отца, проводятся слишком спешно, опираясь в своих решениях на «новых» дворян. Отцу не докажешь того, что бояре люди нужные и не только для того, чтобы их доить как коров, а еще и для того, чтобы ставить их на значимые и сложные должности. Хотя перед этим их следует проверить, а по возможности и какого-нибудь компромата на них собрать, так на всякий случай. Но опять же это мой взгляд, уже порядком лишенный той романтики, которая столь присуща всем юнцам, когда они грезят о «справедливом и честном мире». Вот только нет такого мира! И не будет! Никогда! И нигде! Есть только тот мир, который создает человек для своих близких и родных людей, а ежели это касается царя, то этот мир вбирает в себя всех граждан, без разбора. Так что нельзя судить государя, каков бы он не был. Ведь не все люди способны быть хорошими отцами для своих детей, некоторые из них пропадают на работе, зарабатывая на жизнь, забывая про своих сынов, другие же наоборот.
Мало, очень мало достойных, действительно достойных! Но кто сказал, что не надо стремиться к лучшему? Кто запрещает людям это? Сам человек не хочет совершенствоваться, предпочитая тихо и мирно жить своей рутиной, не желая знать, что твориться за околицей. Вот именно для таких людей, «спящих» в своих домах и нужен такой государь как Петр! Да именно так!
«Да? А тот, что он столько людей загубил…и еще загубит…– прошептал знакомый голосок в моей голове».
«Но он ведь хочет как лучше…»
«Тебе прекрасно известно, куда устремлена дорога, созданная благими намерениями!– чуть громче прошептало мое второе «я».
«Я помогу ему, и он не совершит тех ошибок, которые он сделал в моем времени».
«Обещаешь?– спросил голос».
«Да».
«Помни об этом,– еле слышно прошептал голос, растворяясь в моей голове».
-Господин бригадир, впереди дым.
Вопреки устоявшемуся порядку назначения на воинскую должность, государь перед походом присвоил мне временное звание бригадира, так сказать опробовать в деле и в случае чего лишить его. Свиток с царских оттиском покоится в моих дворцовых покоях, как символ одной из пока еще не многих побед…
Невидяще посмотрел в сторону говорившего и увидел одного из разведчиков отряда Никиты Селиванова.
-Много?
-Да не то чтобы много, но кажись, домов пять горят,– ответил разведчик.
-Какие дома? Здесь и избушки захудалой не должно быть, а не то чтобы какие-то дома!– изумился я, хотя сам прекрасно понимал, что придется все карты в срочном порядке обновлять, хорошо хоть сотники витязей наносят маршрут на свои карты, подробно вычерчивая весь ландшафт.
Конечно, до полноценной военной топографии далековато, но вот азы, данные витязям лично мной на тех немногих занятиях, которые я проводил, будучи в расположении корпуса, пониманию и составлению схем и карт, пускай немного коряво, но научили. В конце концов, я же смог разобрать и даже мысленно воссоздать по начерченным картам витязей-сотников пройденный нами маршрут. Хотя может, это случилось из-за того, что свежа память о самом переходе? Нет, пожалуй, все же кое-чему научить смышленых отроков я смог.
-Хорошо. Зови ко мне своего командира,– приказал я разведчику.
Через пару минут ко мне подошел запыленный Никита.
-Господин бригадир,– отдал мне честь главный разведчик.– Впереди пепелище какой-то деревеньки, неуказанной на наших картах. Дым, который сейчас виден, идет от развалин.
-Вот тебе и «освобождение от гнета»,– криво улыбнулся один из полковников, боярин Третьяк Бердышев.
-А что с жителями?– задал я насущный вопрос.
-Половина осталась в деревне, в основном старики и мужики, остальных нет…
-Как это нет?– недоуменно спросил я его.
-Да вот старики с мужиками на земле лежат, с распоротыми животами, остальных никого нет,– хмуро ответил Никита.
-Звери, а не люди!– воскликнул Кузьма.
«Хм, прямо рыцарь какой-то! И где только нахватался? Прекрасно знал куда едем. Война со своими согражданами всегда самая кровавая и беспощадная, здесь не бывает полутонов. Либо свой, либо чужой! А иногда и свои становятся чужими…– подумалось мне, глядя на него».
-Да нет, не звери,– возразил подъехавший Михаил, немного помолчав, добавил.– Казаки
-Ладно, выступаем, нам еще пяток верст надо пройти, чтобы завтра под Воронежем оказаться,– сказал я собравшимся.
Горнист тут же заиграл незатейливую мелодию, призывающую к построению. Как-то так случилось, что солдаты других полков постепенно начинали привыкать к звукам горниста и аналогично витязям исполнять команды. Не все конечно, но основную часть точно. Хотя при этом всегда ждали разрешения начальства. Вот такая странная ситуация незатейливого влияния на умы людей.
-А что делать с телами убитых?– поинтересовался глава разведчиков.
-Возьми пленных и пару десятков солдат из седьмого полка, пусть похоронят их,– ответил я, поворачивая коня в сторону дороги.
-Есть,– односложно сказал Иван и тут же ускакал назад.
Как мы хотели, нам удалось пройти отмеренный путь без происшествий: не было нападений летучих отрядов казаков, не было ловушек, вообще ничего не было. Казалось, что земля вымерла. Правда, мы не забывали, что находимся в данный момент на враждебной территории, так что к ночевке приготовились более чем обстоятельно. За что в конечном итоге и были «вознаграждены» ночным налетом сотни казаков.
Будь мы немного нерасторопней, то в эту ночь моя бригада не досчиталась бы пары сотен солдат. Казаки под прикрытием ночи хотели бесшумно прокрасться в лагерь, для диверсии. Вот только не знаю, почему они решили, что мы такие беспечные? Вроде бы взрослые мужики чубы и усы растут, будь здоров. Но все же напали, да ладно бы толково как, так нет бездарно даже, заставляя справедливо думать о том, не преувеличена ли слава казаков как боевых единиц. Что ж за это они и поплатись – из сотни ушло меньше десятка, в то время как у нас погибло пара десятков из пятого полка.
Мне самому пришлось принять участие в скоротечной схватке из-за того, что часть прорвавшихся в лагерь устремилась к моему шатру, при этом зная его точное местоположение. Как это впоследствии мы узнали от пары пленных.
«Что ж, похоже, атака не столь уж и бездарна. Будь здесь не сотня, а три, то меня вряд ли спасли мои полтора десятка телохранителей,– угрюмо подумал я».
Моя сабля таки успела насладиться кровью противника.
Услышав шум ночного сражения, иногда прерываемый звуками выстрелов, я наспех оделся, прихватив с собой заряженный пистоль с любимой саблей. Перед моими глазами предстали разъяренные воины, бьющиеся друг с другом с неприкрытой ненавистью. Не раздумывая, я бросился к первому попавшемуся бунтовщику, заходящему за спину одному из моих гвардейцев.
Удар! Казак, почуяв неладное успел уклониться, тут же бросаясь на меня, забыв про первоначальную цель. Хищный оскал на его лице сменяется детской обидой… руки хватаются за клинок, силясь вытащить его из груди. Сабля, легко отыскала брешь в обороне противника. Плавное движение за моей спиной заставило отпрыгнуть в сторону. Вовремя! Еще один нападающий хотел полоснуть меня по спине своей саблей, но я успел уйти из-под удара казацкого клинка.
Черт! Рано обрадовавшись удаче, я чуть было не пропустил выпад молодого жителя Дона. Соберись! Секунда, другая и вместо того чтобы уйти в глухую оборону я бросаюсь на зазевавшегося противника, но к моему огромному удивлению, этот воин, немногим младше меня оказался отменным фехтовальщиком. Минута и моя сабля отправляется в полет… правая рука судорожно нашаривает рукоять пистоля… между тем криво улыбнувшись, казак замахнулся саблей, готовясь добить меня. Но первое ошеломление у меня прошло, ладонь наконец крепко ухватила пистоль и тут же направила его на воина. Удивленное выражение лица казака навсегда осталось на нем, вместе с маленькой дырочкой во лбу, из которой медленно заструилась сукровица.
-Вот и все,– устало сказал я, смотря на упавшего казака.
-Вы живы!– с нескрываемым облегчением сказал Михаил, выныривая, словно черт из табакерки из стоящих кустов рядом с шатром.
-А что не должен?– улыбнулся я.
-Нет, что вы, Ваше Высочество!– не понял моей пикировки Михаил.
-Потери?– тут же поинтересовался я у него.
-Среди наших, двое тяжелораненых и пяток легкораненых, про остальных пока не знаю,– отрапортовал Михаил Нарушкин.
-Хорошо, найди, где Сашка с Кузьмой обретаются, и скажи им, чтобы пулей ко мне неслись.
-Есть, Ваше Высочество!
Капитан гвардейцев ушел искать мои друзей, я же пошел к себе, приводить в порядок свое временное место обиталища.
-Уф, живой!– раздалось надсадное, хриплое бормотание возле меня.
Резко повернувшись, я увидел стоящих рядом друг с другом товарищей, держащихся друг за друга.
-Живой. А вы чего такие … загнанные?– заинтересованно спросил я их.
-Да из-за этих казаков, мать их… полезли как раз через наш край! Их караульные прозевали… давненько я так не дрался,– надсадно дыша, сказал Сашка.
-Но каковы а? Устроили погром до тебя дошли, а у нас ведь караулы то усиленные! Но если бы они все же с умом к вылазке подошли. То у них ведь и получиться могло…– цокнул языком Кузьма.
-Ночь испорчена,– с сожалением сказал Сашка.
-Почему же? Можно и поспать вообще-то,– не согласился я с ним и отправился прямиков к своему шатру.
-Алексей ты куда? Ведь может еще, кто остался!
-Ну, раз остался то поймайте. А мне надо выспаться, завтра трудный день, между прочим,– немного раздраженно сказал я друзьям.
На мою реплику товарищи не отреагировали, по крайней мере, я ничего не слышал, да и не важно это если честно, главное что я, наконец, смогу отдохнуть…
Утром вопреки ночному нападению почти все солдаты встали бодрыми и свежими, может из-за того, что подъем был на час позже, нежели раньше? Не знаю, но вот то, что до Воронежа оставалось чуть меньше дюжины верст это я знаю точно. Жаль только, что по дороге к моему отряду так никто не присоединился, все же отец обещал, что помощь будет. Хотя может они прибыли раньше? Так почему же тогда не послали ко мне гонца. Мда, загадка.
Единственное донесение, которое дошло до меня, было известие о том, что 9 апреля в бою на реке Лисковатке Булавин разбил войско атамана Лукьяна Максимова. Но опять же, как могли здесь оказаться эти казаки, если их главные силы далеко от центра восстания? Не понятно.
Что ж, время покажет, а сейчас пора выдвигаться к Воронежу.
-Двинули,– махнул я рукой показывая на дорогу к городу.
-Ваше Высочество, а не лучше ли нам сразу к Черкасску двигаться?– спросил Кузьма.
-Нет, еще рано, отец приказал дожидаться отряда Долгорукого. Да и сомневаюсь я, что наших сил хватит чтобы «остудить» казачьи головы. Больно уж много их там собралось.
-Да, не подумал я… Хотя почему же!? А как же старшины и гарнизоны, да и ополчение на крайний случай с деревенек собрать можно…
-И много они навоюют то, ополченцы твои?– скептически спрашиваю Кузю.
-Много не много, но казаки в людишках увязнут точно, да и скорость потеряют точно,– гнул поручик.
-Нет, простых людей под сабли казацкие я подставлять не буду. Не для этого они живут на Руси, чтоб помирать так бездарно.
-Чего?– спросил Кузьма.
«Блин! Вот тебе и год, проведенный здесь, а толку то,– с досадой подумалось мне».
-Говорю, людишки должны своими делами заниматься, а не за оружие браться…
-Царь-батюшка если надо десяток полков пригонит, а они то казачков пощиплют, будь здоров, ежели мы сами не справимся, конечно,– поспешил добавить Кузьма
-Ты это брось, Кузя. Ишь, не справимся, обязаны справиться!– нахмурился Александр.
-Ладно, успокойтесь оба, я же не собираюсь сломя голову нестись на сабли бунтовщиков, не говоря уже о том, чтобы бросать на погибель солдат. Одно дело даже в равной численности бой принять, а совсем другое, когда противника в три раза больше будет, да к тому же на его территории. Так что идем к Воронежу, ждем Долгорукого, если его не будет в течение месяца, то двинемся к Самаре, но это только на крайний случай.
-Вот это другой разговор,– обрадовались оба друга, сразу же повеселев.
«И попробуй понять их. Вот ведь, действительно чужая душа потемки!»
Глава 5
Начало мая 1708 года от Р.Х.
Воронеж
Бригада Алексея Романова..
Прошла неделя с тех пор, как я вместе со своими полками прибыл под стены города. Не желая размещаться на постой в нем самом, разбили временный лагерь под стенами. И проблем с населением меньше, да и собираться в случае чего намного проще и быстрее. Но, пожалуй, была еще одна причина, для того чтобы по-прежнему держать солдат под личным контролем. Можно даже сказать основная причина.
Хотя бой с отрядом казаков между холмов и был нами выигран с просто фантастически малыми потерями я не питал иллюзий о плачевном положении дел. Нет, дело не в подготовке, хотя у двух только полгода назад сформированных полков с ней тоже были неполадки, а во взаимодействии между всеми отрядами, то есть полками. В общем, я не видел слаженности действий, не просматривалось даже слабого его подобия хотя бы в общих чертах. По отдельности полки все же были пускай не лучшими в России, но уж не худшими точно, однако вместе действовали действительно плохо. Увы, но раньше я этого попросту не замечал, спихнув всю рутину на полковников и своих друзей, поэтому и не смог толком увидеть общее положение дел. Хотя прошло уже чуть ли не полтора месяца с начала похода. Впрочем, сейчас у меня появилось какое никакое время оценить и взвесить свои ошибки, для того чтобы в будущем их не повторять, на что я очень надеюсь.
Итак, первым делом, как это неудивительно, две с половиной тысячи людей занялись совместными занятиями… строевой подготовкой. Да-да именно ей родимой, играющей в моем времени поистине огромную роль в обучении солдат, а что уж говорить об этой эпохе, когда в бой шли плотным строем, а победа зависела не от личных качеств человека в целом, а от дружного, единого оружейного залпа. Правда надо отметить, что любая война это, прежде всего взаимодействие сотен и тысяч людей, а только потом уже гений командующего.
С раннего утра до и того времени, когда солнце вставало в зенит, сотни воинов, сменяя друг друга на «плаце» ходили строем под дробь полковых барабанов истаптывали землю так, что на ней в скором времени мало что будет вырасти. Разве что полынь, да и то…
Но не будем о грустном. Все же главным критерием для меня является отработка взаимодействия, а не сохранение первозданной экосистемы близ Воронежа.
Так вот, после обеда, когда жара спадала, солдаты вновь приступали к отработке навыков, правда уже чисто военных, при этом в силу разной направленности и разной тактике витязей и обычных фузилеров они тренировались по отдельности, лишь в конце дня посвящая пару часов на совместные учения. С одной стороны могло показаться неправильным, сливать всех солдат в одно целое, если, конечно, рассматривать разные школы тактики. Но вот с другой стороны, при детальном разборе сего действа можно увидеть огромный плюс от общих слаженных действий всех солдат в целом.
Я не отрицаю, что витязи далеко не идеальны, все же им учиться еще долго, да и жизненный опыт штука полезная, но все же их навыки, приобретенные за неполных полгода обучения, в корпусе были много лучше приспособлены к ведению войны в целом, нежели у фузилеров. Но при этом плюсе есть один большой минус, я так считаю, это то, что их мало. Не говоря уже о том, что у витязей нет боевого опыта, не считая конечно единственной стычки. Так что хочешь, не хочешь, а налаживать взаимодействие между воинами просто необходимо, сливая их в одну машину, способную по приказу сразу же исполнить любую команду командира, не растрачивая время на попытки осмыслить сам приказ.
Целую неделю, вызывая недоуменные взгляды со стороны командиров пятого и седьмого полков, солдаты занимаются под двойные команды. Команды голосом и под звуки горна. Если в начале данного мероприятия полковники еще ворчали, то уже на третий день призадумались, увидев столь быстрый результат. Причем явно не плохой. Там где надо было надрываться унтер-офицерам и их голосовым связкам, теперь работал громкий, чистый звук горна, хотя я больше придерживаюсь мнения, что это полковая труба, а не горн. Впрочем, как дудку не назови она все равно останется дудкой.
-Ваше Высочество, там гонец прибыл,– зашел ко мне в шатер Кузьма.
-Зови его,– не отрываясь от кипы бумаг со всевозможными донесениями и письмами из Рязани.
Да, скажу честно не думал я, что столько времени будет отнимать государственные дела, и это при том, что половину из них я спихнул на Николая с Михаилом.
В шатер зашел уставший, запыленный гонец, тут же протягивая мне запечатанный сургучом с царской печатью конверт.
«Мы, государь всея Руси повелеваем вам, сын мой, не дожидаясь князя Долгорукого с его отрядом, выступил вместе с вверенными тебе войсками и половиной гарнизона Воронежа к Саратову. Там приказываю тебе принять под командование остальные прибывшие туда отряды. Что же о дальнейших указаниях, то их от меня не жди, действуй по-своему разумению.
Царь Всея Руси Петр».
«Кхе, вот тебе и посидели, отработали строевые приемы, хотя может так даже лучше,– откинулся я на спинку кресла».
-Отписывать о получении нужно?– спрашиваю гонца.
-Нет, Ваше Высочество.
-Тогда ступай в походную столовую, там тебя накормят, заодно и отдохнешь, а после можешь возвращаться к государю.
-У меня приказ явиться с вашим донесением,– немного сконфуженно сказал гонец.– Как только вы прибудете по месту назначения.
-Ну что ж, тогда значит, поступишь в распоряжение главного разведчика, он вашей братией заодно со своими делами занимается,– сказал я.
-Разрешите идти Ваше Высочество?
-Да, иди.
Через пару минут я вышел из шатра, отдав приказ о начале сбора полков. Сам же взяв оружие, вместе с гвардейцами отправился в город, к воеводе города.
Вспоминая свой первый визит в Воронеж, когда я был студентом, обучающимся на военной кафедре, произвело на меня впечатление, могу с уверенностью сказать одно – замечательный, красивый город, да и люди там приятные. Ну да ладно, главное, что воспоминания хорошие остались. К своей радости этот город не разочаровал меня и в начале 18 века. Раскинувшись на берегах реки, он взирал на низину равнины, словно заботливая мать, внимательно следящая за своим чадом.
Увы, но и его не миновала болезнь «липких рук» и «прозекторства». Чиновники, как и в большинстве областей России в большинстве своем были нечисты на руку. Только частые визиты царя сдерживали зарвавшихся бюрократов, да и то не надолго.
Как только я прибыл вместе с войсками под стены города, то сразу же столкнулся с первыми веяниями «болезни» Руси.
В чем же было нарушение работы чиновников? Да пожалуй, во всем, начиная от судебных тяжб и заканчивая отчислениями в казну, и это как говорится только верхушка айсберга.
Как я это узнал? Хм… интересный вопрос, тут целая история случилось.
За день до прибытия под стены города я послал гонца с запросом о предоставлении дополнительных подвод фуража и пороха. Однако по неясным причинам, в день подхода бригады к Воронежу ничего из перечисленного не было предоставлено. Как такое прощать?
Пришлось срочно, поутру, наведаться к бургомистру…
-Что же ты шельмец творишь то?
-Я?– побледнел бургомистр, смотря на меня осоловевшими глазами, вскакивая с места.
-Ты! Кто же еще,– нахмурил я брови.– Тебе что приказано было, а? Отвечай!
Бургомистр подпрыгнул на месте от внезапного крика.
-Ппподводы приготовить…
-И где они?!
-У меня нет их, Ваше Высочество, все в казну ушло…– пролепетал бургомистр.
-В казну значит. Хорошо коли так,– сменяю гнев на милость, усевшись в кресло, и ласково так говорю:
-Неси бухгалтерскую книгу.
-Пощади, батюшка!– чуть ли не падая на колени, возопил бургомистр.
-Неси, я сказал! Развелось вас тут, крыс канцелярских.
Через пять минут передо мной лежал пухленький фолиант отчетности городской системы снабжения и довольствия. Пробежав глазами, первый десяток страниц, ничего противозаконного не нашел. Листал дальше и натолкнулся, ближе к середине, на интересные заметки писаря бургомистра, составившего сие безобразие. Чуть не в колонку были прописаны «утряски», «усушка», «крысами зловредными испорчено»
-Действительно крысами,– неопределенно хмыкнул я.
Причем за всеми этими казалось безвредными фразами встали довольно большие растраты чиновников.
-Неси бумагу и перо с чернилами.
-З-зачем?– хлопнув глазами, спросил бургомистр.
-Ты крысиная душонка забываешься,– поднял глаза на бледного бургомистра глаза.
Ничего, не говоря, он вылетел из кабинета, и тут же появился вновь, неся в руках кипу разнообразной макулатуры, с десятком перьев и чернильницей. Взяв первый попавшийся листок, прижал его парой подсвечников.
-Повезло тебе, не буду наказывать чересчур уж жестко,– спокойно сказал я бургомистру.– Однако наказать все же кое-кого нужно…
Найдя пару особо значимых хищений, выписал пару фамилий и служебное положение.
-…вот думаю так: «властью данной мне государем, приказываю – за воровство, которое урон государству нашему нанесло во времена тяжкие – повесить, дьяка Журавлева и его помощника поддьячного Тихонова, немедля». Мда именно так. Что же насчет всего остального, то чтобы завтра же все было в лагере. У каждой подводы должен быть приписной лист, с указанием склада, откуда она прибыла и ответственного за нее человека, того, кто снаряжал. Если же мне придется второй раз к тебе наведаться…
Я не договорил, оставив бургомистра в одиночестве додумывать мои слова. Так что больше суток в городе я не выдержал, слишком много там негативной энергии, как сказали бы «уникумы-шарлатаны» в моем времени.
Вот только оставлять все, так же как и было, я не собирался. Имея на руках своего рода «карт-бланш» от Петра и столкнувшись с безалаберностью, халатностью, леностью, да и просто воровством пришлось прибегнуть к жестким мерам сталинского типа. Своим указом я ввел военное положение. Для тихого городка, каким был, да и остается сейчас Воронеж, это было абсолютной новостью, абсолютной с том смысле, что никто о таком, естественно и не слыхивал. Мне такое незнание развязало руки, да навело на некоторые другие мысли.
Но раз выступать придется уже завтра, то стоит навестить местные «присутственные места». Поговорить по душам с парой лиц, заинтересовавших меня в последние дни. Однако перед отъездом в город я встретил друзей, обеспокоено смотрящих на меня. Ничего, не объясняя, дал им прочитать письмо Петра.
-Так это что же, нам теперь ждать бунтовщиков под Саратовом?– спросил Кузьма, первым закончив чтение письма.
-Как видишь. Мне кажется, что подкрепления не будет,– сказал Сашка, смотря на меня.
-Я тоже так думаю,– признался я.– Слишком уж много полномочий мне отец дал, для того чтобы дождаться князя. Скорее всего, отряд Долгорукого сейчас на границе с Польшей, там сейчас неспокойно, шведы своего короля там посадили, так что оттуда удара ждать приходится чуть ли не каждый день.
-Но у нас же всего две с половиной тысячи солдат! Нас эти бунтовщики просто шапками закидают, их же почитай раз в пять больше нашего будет!– возмутился Кузьма такой несправедливости.
«Вот, тебе и началась политика, Иван, самая что ни на есть большая политика, пускай пока еще завуалированная. Мда, не ожидал я от Петра такой подставы, отец все же! Хотя почему нет? Ведь царь всегда «выжимал людей досуха», и родной сын не то, что исключение, скорее наоборот. Чем больше доверия, тем больше обязанностей и ответственности. Что ж, я получил то, что хотел, так что нечего ныть и придется браться за дело в серьез, рассчитывая только на свои силы».
-А ты что плохо видишь? Здесь же сказано, что Его Высочеству передаются в подчинение половина гарнизона Воронежа, да и еще все отряды, до которых «дотянется» Алексей. Так что еще не все так плохо, а если правильно и дельно все сделать, то вообще все замечательно будет,– прервал друга Александр, задумчиво теребя себя за мочку уха.
-Вижу я замечательно,– обиделся Кузя.– Сам посуди, откуда брать нашему цесаревичу эти отряды, если нам к Саратову идти через леса? Только и остается надеяться на то, что к городу подойдет хоть какая-то помощь…
-Успокойтесь, друзья, нам все равно надо выступать завтра же, да и приказ есть приказ. Как говорится: «Приказы не обсуждаются, а исполняются». Это я так на будущее,– прервал я спор.
-Как скажешь, но я бы все же еще раз подумал…– начал, было, Сашка.
-Так, стоп! Я не говорил раньше, но скажу сейчас. Никаких вбиваний клиньев с отцом я не потерплю, и не советую соваться в это дело, как и то, чтобы пробовать на меня давить,– оборвал я чересчур разошедшегося помещика.– Оставайтесь моими друзьями и соратниками, но не лезьте в эти игры, прошу вас. Мне не хочется терять вас.
Хотя Воронеж стоит буквально в «двух шагах» от лагеря пробраться в саму черту города оказалось проблематично, из-за сцепившихся телег, везущих крестьянский скарб, перегородивших проезд в ворота. Мои гвардейцы хотели уже разобраться с этой пробкой самым радикальным способом, попросту перерезать упряжь сцепившихся телег. Я не позволил им этого сделать. В конце концов, пройтись пешком труда не составит, а вот для этих людей такая потеря может оказаться губительной.
Проходя мимо виновниц затора, я пригляделся и увидел, что по большому счету все стоящие в проходе были беженцами: грязные, уставшие, с потухшими взглядами. Бунт не прошел в сторонне от простых людей, видно хорошие порядки учинили булавинцы, раз простой люд с Дона побежал под царскую руку.
Не выдержав, достал кошель.
-Капитан!– позвал я Михаила.
-Я Ваше Высочество,– тут же отозвался он.
-Раздай эти деньги беженцам и проследи, чтобы на воротах их пропустили без волокиты,– попросил я его, передавая тяжеленький кошель.
-Но, мой господин, я должен быть с вами…
-Хорошо, пусть этим делом займется любой из десятка,– предложил я.
-Есть, Ваше Высочество. Олег!– повернулся к стоящему рядом с собой гвардейцу, капитан.
-Да, господин капитан,– ответил русоволосый молодой мужчина, младший сын одного из рязанских бояр.
Взяв кошель из рук своего командира, Олег ушел. Я же продолжил свой путь, больше не обращая внимания на окружающих. Мне еще предстояло продумать разговор с парой лиц, которых я планировал привлечь на свою сторону. Быть может, они и не согласятся, но выслушать меня обязаны, ведь их почтит своим вниманием не абы кто, а наследник царя. Я, по крайней мере, так думаю, а там посмотрим.
Пройдя сквозь ворота с почтительно расступившимися караульными, направился к пристани, где в переулке рядом с верфью жил Ермола. Как мне сказали, он вместе с Петром ездил в Европу в составе «великого посольства» учиться корабельному ремеслу и вернулся три года назад. Но вот как раз к корабельному делу его по возвращении и не приставили. Уж не знаю, как и кто так решил, но вернувшийся из Голландии, так сказать «царский степендиат», был поставлен осмаливать днища. Знания свежеиспеченного корабела пропадали даром, как впрочем, и он сам, традиционно топивший свое разочарование жизнью и судьбой в бражке. На что-то большее заработков Ермолы не хватало.
«Ну, думаю, с ним у меня проблем не будет,– размышлял я, сворачивая на нужную улицу.– Мастер всегда согласится творить, лишь бы возможность была, да и приработок какой-нибудь».
Пройдя улицу чуть ли не до конца я нашел нужный дом, ничем не отличающийся от рядом стоящих и постучался. И только потом подумал, что время еще раннее, солнце стояло еще довольно высоко, хотя и клонилось в сторону запада. Постояв пару минут, уже собрался уходить, когда дверь приоткрылась и из щелки показалась маленькая головка.
-Малыш, твой отец дома?– спросил я мальца, лет пяти отроду.
-Батьки нет, он на верфи еще,– тоненько пропищал малыш, с интересом разглядывая моих гвардейцев. Еще бы, ведь я сам предпочитал одеваться неброско и главное, чтобы удобно было, форма же гвардейцев, в которой соединялись зеленые цвета заливных лугов с золотом пчелиного меда, не могла не бросаться в глаза.
-Жаль, а то поговорить бы мне с ним надо…
-Зачем это я понадобился его милости?– спросили меня сзади.
Капитан гвардейцев тут же закрыл меня собой. Повернувшись в сторону говорившего, я увидел не молодого мужика, лет тридцати пяти, с выцветшими волосами и загоревшим, до черноты лицом.
-Представься, мужик, с царевичем разговариваешь! И кланяйся в ноги, не то на палю тебя посадим,– пригрозил нахмурившийся Михаил.
-Извините, Ваше Высочество, не признал,– стушевался мужик, кланяясь в ноги.– А зовут меня Ермола Тимошкин, ваша милость.
-Встань,– приказал я ему.– Разговор к тебе имеется, Ермола.
-Если Ваше царское Высочество не побрезгует,– указал на открытую дверь корабел, заметно нервничая.
-Не беспокойся, разговор о деле, так что не трясись ты так,– успокоил я его, правда Ермола трястись так и не перестал, шутка ли в дом обычного работника наследник Руси заходит.– Оставайтесь здесь и следите, если что случится, сразу мне докладывайте. Хотя знаешь, Миша, пошли человечка, узнать дорогу вот к этому дому, чтобы потом не плутать нам,– подумав, добавил я, показывая бумагу на которой было написано: «Правобережная, дом купца Бориса Лоханькова».
Раздав все приказы, я зашел в дом, где сразу же мне преподнесли каравай свежевыпеченного хлеба и холодный квас, очень недурной, между прочим, не то, что в моем времени, одна пена и консерванты, тьфу!
-Марфа, неси…– крикнул Ермола, садясь на лавку, после того как я опустился за почетное место во главе стола.
-Я не надолго, да и дел много, так что с едой погоди, да и поговорить с глазу на глаз надо, без лишних ушей,– попросил хозяина дома.
-Как скажите ваша милость. Марфа, не неси ничего и иди, сходи в хлев, проверь скотинку!– приказал появившееся в дверях дородной женщине корабел.
-Речь вот о чем, Ермола,– начал я сразу же, как только захлопнулась дверь.– Мне нужен человек, хорошо разбирающийся в постройке кораблей, и при этом преданный лично мне. Не отвечай сразу, подумай, пару минут, увы, больше времени я дать вам не могу.
-Но, как же так, я ведь только днища и смазываю…
-Не мели чепухи, ты многое знаешь и умеешь, не думаю что голландские мастера врали о твоих качествах в рекомендациях.
Тут вот что, затеваю я одно сложное, государственной важности дело, и нужен мне для него человек вроде тебя. Если согласишься – не пожалеешь, и заработок будет, и творить дам, сколько захочешь.
Царское слово даю. И условие к тебе будет только одно, но царское тоже – преданность и только преданность.
Если слово нарушишь, и кто-либо прознает, чем я тебя поставил заниматься, или о других замыслах моих коими я с тобой делиться буду – топор палача покажется тебе и всем твоим близким милостью небесной, по сравнению с моей карой.
Так что решай Ермола, неволить тебя не собираюсь в такое дело впрягаться, ведь пока не решился – ты человек вольный.
Молчание, повисшее в темноватой комнате, тихо плескалось как вода в колодезном срубе.
– Я согласен, Ваше царское Высочество…– наконец выдавил из себя корабел, даже и, не смотря на меня из-под опушенных бровей.
-Отлично! Тогда слушай…
Обсуждая детали моего «прожекта» я убедился, что корабел действительно оказался знающим мастером с крепкой хваткой, он быстро вникал во все детали плана, о которых ранее не имел даже отдаленного представления.
Так что через полчаса мы расстались с чувством взаимного облегчения – я за свое дело, а Ермола за себя и свое семейство. Как мне показалось, он сперва крепко струхнул, подумавши, что его вовлекают в заговор против Петра…
Разговором с мастером я остался, более чем доволен, думаю, такой человек нам действительно подойдет, тем более на то чтобы уладить все свои дела и перебраться в Петровку ему хватит пары месяцев, увы, но больше просто не могу, ему дать. Душа просит, чтобы все идеи были, как можно скорее воплощены в жизнь! Для русского человека творить и создавать так же необходимо, как дышать ведь не зря же наша нация самая талантливая в мире!
«Что-то меня не туда занесло немного,– подумал я, следуя за провожатым из числа гвардейцев, разузнавшим, где находится нужный дом».
-Вот здесь,– остановился Федор напротив большого дома на одной из центральных улиц города.
-Хорошо.
Время близилось к закату, улочки постепенно пустели и даже сейчас, когда солнце окрашивает небосвод в алые цвета, на Правобережной улице не было людей, даже лоточники с горячими пирожками не хотели показывать своего носа.
Насколько я помню из истории, в это время был разгул преступности, не столько на дорогах, сколько в городах, да что говорить, если в самой Москве, на заре Петровского правления была такая банда, которую пришлось «выводить» из города путем ввода в столицу армейских частей. Правда сказать должного эффекта сия, акция не произвела, разве что на пару лет сократила преступников в самой столице. В целом же, города вымирали с заходом солнца. Вот такая вот криминальная обстановка на Руси…
Есть о чем задуматься. А если еще представить какие деньги не доходят до казны из-за краж, разбойных нападений и т.д., то даже мне, человеку отдаленно знающему о казне банд, страшно становится. С этим надо что-то делать. Вот только что? Просто так их не выведешь, может начаться самая настоящая война, причем самая неприятная для солдат – городская. Нет, такового допускать нельзя, необходимо искать другие решения.
-Кого там черти принесли?– без тени намека на дружелюбие раздалось из-за двери, ведущей во двор дома.
-Открывай, смерд!– повелительно крикнул Михаил.– К твоему хозяину Его Высочество цесаревич Алексей желает зайти.
-А чем докажешь?– подозрительно спросили за дверью.
-Кнутом! А ну живо открывай, собачья морда!– взъярился капитан гвардейцев, болезненно переносящий любое неуважение к моей персоне, пускай и нечаянное.
Послышался скрип открывающейся двери, после которого в воротах появился невысокий проем, правда, в оный заходить пришлось по одному, да и то, наклонившись – слуги купца Бориса Лоханькова перестраховывались. А когда я сам пролез во внутрь территории дома купца, то увидел уже убранные к стене тлеющие мушкеты и дрянные шпаги.
-Веди к хозяину,– приказал я подошедшему ко мне детине двух метрового роста.
Не говоря ни слова, мужик развернулся и, переваливаясь из стороны в сторону, будто заправский медведь повел меня к открытой двери терема. Не выказав удивления, я направился следом за ним, со мной пошел только Михаил, все же надо хоть как-то перестраховаться, не в избу к крестьянину иду же.
-…по двое,– едва услышал тихий голос Михаила, успевшего отдать какие-то команды.
Проблуждав чуть ли не пяток минут по нескончаемым коридорам и лесенкам, мы, наконец, оказались в просторной светлице предназначенной явно для встреч дорогих и знатных гостей. В силу этого предположения говорило и то, что на одном столе уже стояли горячие блюда, вместе с парой закупоренных бутылок вина.
«Хорошо хоть не медовуха,– пришла в голову нелепая мысль».
Во главе стола сидел молодой мужчина, лет двадцати пяти – тридцати, с соломенными волосами и карими глазами, в которых при внимательном изучении пробегали веселые огоньки. Увидев нас, он встал со своего места и поприветствовал нас, тут же предложив сесть за стол.
«И когда только успели на стол накрыть? Видно хозяин парень не промах, что ж, тем лучше для него».
-Извините, что спрашиваю, но чем заинтересовал вас, ваше царское высочество, простой купец?– спросил, наконец, Борис, после того как мы, отведали превосходно приготовленных птиц, лежащих на большом подносе одной горкой. Жаль, что я так и не смог научиться различать всяких рябчиков и перепелов, хотя главное, чтобы вкусно было, а кто там, в желудок попадает, не так уж и важно.
-А чем вы меня заинтересовали…– посмотрев на командира своих гвардейцев, я кивнул на дверь.
Без лишних слов Михаил встал из-за стола и вышел, прикрыв за собой дверь. Теперь о том, что кто-то посторонний услышит наш разговор, можно не беспокоится. Капитан знал свое дело как никто другой, а самое удивительное симпатизировал мне. Хотя в самом начале данной службы скорее просто исполнял обязанности, но видно все же наследник будущей империи изменился в лучшую сторону, раз такие близкие люди как командир «телохранителей» столь резко меняет свое отношение к подопечному.
-Так, вот ты меня заинтересовал, прежде всего, как возможный компаньон,– продолжаю, после того как дверь закрылась.
-Чем же может помочь обычный купец, занимающийся продажей льна и пшеницы, вам Ваше Высочество?
Внимательно посмотрев на торговца, я с удовольствием заметил легкое замешательство на его лице, так легкую тень, но ведь приятно же как!
-Вы знаете, Борис Митрофанович, что на Руси каждый год где-то голодает народ, умирают и пухнут от голода сотни детей?– задал я наводящий вопрос купцу.
-Эка новость, Ваше Высочество, об этом все знают. Опять же от урожаев многое зависит, от дождей, засухи… да много от чего, всего и не назовешь,– простодушно ответил Борис Лоханьков.
-Так то это так, но вот мне недавно птичка принесла, на хвосте, что частенько такими делами занимаются нечистые на руку скупщики. Порой, даже специально вывозя за границу хлеба, дабы некая область нашей страны голодала, а народ там смуты устраивал,– усмехнулся я, глядя, как задергалась щека купчины.
-Я не знал об этом, Ваше Высочество,– единственное, что смог выдавить из себя Борис, медленно обливаясь потом, словно сидел не в комнате, а в натопленной докрасна бане.
-Как так? А кто же должен, как ни один из тех, кто такими делами занимается?– я искренне удивился словам купца.
-Так откуда я узнаю про такие безобразия, Ваше царское Высочество?– начал вставать со стула Борис.
-Сидеть!– прикрикнул я на него.– Ты мне голову не морочь, я про твои делишки много чего рассказать могу, да нет мне до них надобности. Ты мне нужен не для того чтобы тебя в «холодную» сажать.
-Все что угодно, ваша милость!– упав на колени, прямо из-за стола взмолился купец Лоханьков.– Что прикажете, все исполню.
По закону за свои дела купца ждала виселица и полная конфискация имущества. Так что все «заломы рук» в мольбе были не наигранными, перед кормильцем семьи стояла вполне реальная угроза оказаться в статусе крепостных, приписанных, к примеру, на уборку тюрьмы.
-Мне надо, чтобы ты к следующей зиме, скажем ближе к Новому году смог привезти в Рязань хотя бы десяток именитых купцов этих земель. Как и каким образом, ты это сделаешь, меня не волнует. Если же к началу декабря тебя и остальных купцов не будет, то пара интересных документов попадет в руке Монастырского приказа.
-Но как же мне их собрать то, Ваше Высочество? Да и к чему это,– попытался возразить купец.
-Для чего это надобно тебе знать не обязательно, а вот как собрать решай сам. Единственное что можешь сказать, это то, что в обиде никто не останется, да и напрямую ко мне обратиться смогут, все же я не абы кто, а наследник престола. Ясно?– нахмурился я, вставая со своего места.
-Да,– покорно склонил голову купец.
-Хорошо, коли так.
Вместе со своими людьми мы прибыли в стан лагеря ближе к полуночи. Не раздеваясь, я лег на кровать и уснул, удивляясь тому, как сильно вымотался за день.
20-е числа мая 1708 года от Р.Х.
Саратов.
Алексей Петрович.
Стены города приближались со скоростью неспешно идущего человека, нехотя показывая свою истинную красоту. Как будто молодая дева на выданье.
Мой конь стоял на небольшом взгорке, позволяя осматривать окрестности с помощью трубы. Мой взгляд гулял по равнине, наблюдая за тем, как более трех тысяч солдат движутся в сторону города. В Воронеже нам удалось взять с собой семьсот солдат из тысячи, да и то, только благодаря тому, что мы недавно разбили один из летучих отрядов булавинцев.
Впереди колонны ехали две сотни драгун, вместе с разведчиками Никиты, следом за ними шел батальон витязей, а за витязями шли пятый и седьмой пехотные полки, за которыми вяло, передвигали ногами сотни солдат Воронежа. Сама природа, словно в насмешку над людьми отдавала прекрасные деньки. И вместо того, чтобы людям радоваться и наслаждаться чудесной погодой они идут убивать.
-Да, погодка та еще,– сказал Кузьма, вытирая со лба капельки пота уже сырым платком.
-Отличная погодка,– улыбнулся Сашка, глядя с холма на открывшийся вид городских стен Саратова.– Еще бы кваску холодненького…
-Помечтай-помечтай, авось появится,– хмыкнул поручик.
-Мечтать не вредно, между прочим, дорогой друг. Вредно не мечтать,– улыбнулся Александр.
-Главное чтобы мечты оставляли для жизни место,– сказал я, глядя на идущих солдат.
-Это ты о чем, Алексей?– спросил Кузя.
-Да вот думаю, как можно быстрее передвигаться по своим землям, а то уж больно долго получается, словно по степи какой-то идем.
-Так дороги сделать нормальные, ровные, вот и будет быстрота и легкость, а то сейчас смех один, а не дороги, чуть капнет дождь и все – нет их, одна грязь, да жижа,– тут же предложил Кузьма.
-Стоит задуматься о размещении войск. У кого какие предложения имеются?– поинтересовался я у друзей.
-Думаю, стоит, как и под Воронежем, встать под стенами,– предложил Сашка.
-Как раз так делать не стоит,– категорично заявил Кузьма.
-Почему же?– спросили мы.
-Так, ведь из донесения ясно, что к городу скоро подойдет отряд мятежников. Хорошо если они днем подойдут, а что если ночью? Ведь напасть могут с любой стороны, а в городе же такой опасности нет,– аргументировал свою мысль поручик, с любовью гладя рукоять пистоля.
-Так и сделаем, думаю, пара дней у нас имеется, раз уж мы успели подойти к городу раньше срока,– согласился я с предложением.
-Господа, размещайте своих солдат вдоль стен внутри города,– приказал я двум полковникам, подъехавшим ко мне пару минут назад, для получения приказа о стоянке.
-Есть, господин бригадир!– отдали мне честь полковники и отбыли к своим воинам.
-Я пока отправлюсь к встречающим. Вон как раз вроде бы и они,– увидел я как через ближайшие к нам, северные ворота выехала процессия.– Никто со мной не желает, послушать речь, которую будут говорить уважаемые члены города?
-Сегодня твоя очередь,– пихнул локтем Кузьму Александр.
-Да, знаю я, знаю, но вдруг ты сам захочешь изъявить желание поехать с Алексеем?– с надеждой переспрашивает он.
-Нет, уж упаси Господь от таких речей, я в Воронеже думал, как бы поскорее убежать оттуда!– честно признался рязанский помещик.
-Вот вам хорошо, вы меняетесь, а мне вот меняться не с кем,– пожаловался я на свою «тяжелую» судьбу друзьям.
-Так доля у тебя такая,– улыбнулся Сашка.
-Эх, доля-доля. Ладно, Кузя поехали к процессии, только не забудь полсотни драгун взять, все же наследник России едет к ним,– тяжело вздыхаю, пуская коня на встречу едущей вдалеке процессии.
Не знаю, стоит ли говорить о том, что сама встреча была жутко похожей на предыдущую встречу в Воронеже? Думаю, не стоит. Скажу только одно, мы с Кузьмой смогли освободиться от внимания посадника и полковника здешних войск только к вечеру, да и то частично. Им удалось таки навязать нам в помощники пару своих человек, аргументируя это тем, что для города будет очень лестно иметь своих представителей под началом у цесаревича. Вот ведь, никогда не думал, что люди могут так витиевато и пространственно выражаться, добиваясь одного – лестного мнения о себе. Хотя честно скажу у меня лично все лизоблюды вызывают только отвращение. Каждый человек обязан уважать себя, и не унижаться перед другими. Но опять же хочу сказать, что данный критерий относится не ко всем, а только к малой части людей. Природа создала людей лидеров и людей подчиненных, так что изменять насильственно это положение дел не стоит.
В самом городе мне предоставили лучший дом в мое полное распоряжение, офицерам, же прибывшим со мной, под надзором Кузьмы выделили необходимые квартиры для постоя.
Порядок и дисциплина витязей понемногу начала «прививаться» и в остальных полках, пускай пока только в двух. Но ведь и витязям то немного лет, можно назвать их младенцами, по сравнению с теми же элитными полками Петра: Семеновским и Преображенским. Так что времени у них будет достаточно, чтобы полностью освоиться, да и все изменения, предусмотренные мной для армии, я постараюсь ввести как можно раньше. Если конечно не случиться какого-нибудь ЧП. Впрочем, пока загадывать на будущее не стоит.
Как бы то ни было, не смотря на все перипетии и трения между офицерами, мне удалось провести через день после нашего прибытия в Саратов смотр всех войск. Всего насчиталось четыре с половиной тысячи солдат и две тысячи ополчения. Надо заметить, что сила получалась изрядная… против бунтовщиков, точнее против той части, которая движется к Саратову. Жалко только то, что я не знаю, когда именно она прибудет под стены города. Увы, во время учебы мне не довелось в подробностях изучить все события начала 18 века.
Следующий день после смотра войск прошел в рутинных делах, несмотря на то, что большая часть этих дел оседала на столах Кузьмы и Александра, мне досталось не в пример меньшее число требующих решения проблем. Так что о возможности выбраться в город пришлось забыть. Экскурсии с осмотром достопримечательностей Саратова не было,… а жаль.
Дела о поставках провизии, фураже, пороха, выбор дорог и строительство временных укреплений за стенами города, караульные приказы. Рассредоточение войск на наиболее слабых участках крепостной стены, тренаж набранного ополчения, его обмундирование и многое другое, от чего под конец дня у меня началась столь страшная мигрень, что даже соблазнительное предложение попариться в баньке вместе с друзьями не возымели действия. Спать! Только спать!
К своему огромному удовольствию на утро я встал бодрым и свежим, как огурчик. Мигрень как рукой сняло.
Сейчас, когда заботы еще не захлестнули меня с головой и голова свежа как никогда, имя «Оля» всплыло, всколыхнуло меня изнутри, словно мальчишку кадета, его первый поцелуй в тени березы.
«Уж не влюбился ли ты Иван?– впервые за долгое время спросил я сам себя.– Влюбился, влюбился как школьник!»
Улыбка наползла на мое лицо, словно большой сытый удав, съевший совсем недавно пару дюжин кроликов. С этой самой улыбкой я потянулся к письму, лежащему рядом с кроватью на тумбочке, аккуратно распечатал.
«Ваше Высочество, я долго думала над теми словами, что вы мне сказали перед отъездом. И должна сказать вам, что по-прежнему считаю, вас не тем, кем вы кажитесь. Не знаю, почему я все это вам пишу, это ведь не главное, мне не важно кто вы, пускай хоть сам черт, но вы забрали у меня мое сердце. Умоляю вас, заберите его навсегда, оно ваше, но только позвольте быть рядом с вами, я больше не могу без вас. Навечно любящая вас Ольга».
Вспомнив наше прощание и свои слова, я задумался. Ведь не могла же Оля понять, что я не Алексей, или могла? Хотя, даже если и поняла, правда как не понятно, то это даже хорошо, ведь тогда у меня на душе не будет того груза, словно обманываю свою любимую девушку!
Взяв лист бумаги и, написав ответ любимой, оделся, стараясь как можно скорее закончить с утренним туалетом, дабы быстрее отправить послание в Рязань. Но словно услышав мои мысли, в мою комнату зашел Никифор, никогда не покидающий меня.
-Срочно отправить это письмо,– передал письмо слуге.
-Как пожелаете, Ваше Высочество.
До обеда, думая об Ольге, я провел пару встреч с чиновниками города, отвечающими за тыловое обеспечение армии из окрестных деревенек, заодно проверил, как устроили витязей. Казармы для гарнизона города временно отошли под патронаж прибывшей бригады. Большинство солдат и офицеров Саратова, имея семьи в городе, переселились в свои дома.
Наладив поставки фуража и передав второстепенные дела своим помощникам, я принялся планировать оборону города, думая о том, что времени остается все меньше и меньше. Сев за стол с картой укреплений города понял, что для полноценной картины, необходимы советы всех квалифицированных военных, которые имеются у меня в подчинении. Все же опыт петровских военных советов оказался одним из тех, которые не только стоит, но и нужно перенимать. Не зря же древние ученые мужи говорили о том, что истина рождается в споре.
Поковырявшись в схемах еще пару часов, окончательно пришел к выводу, что совет жизненно необходим и решил собрать его сразу же после ужина часов в семь вечера, планируя управиться с большинством вопросов к полуночи.
Увы, моим надеждам не суждено было сбыться. Совету пришлось заседать до трех ночи. В него вошли: я, Кузьма, Александр, полковник 5-го полка от инфантерии Олег Шестаков, полковник 7-го полка от инфантерии Руслан Тимохин, полковник гарнизона Саратова Сергей Долгов, командир ополчения майор Кирилл Данилин, посадник города Юрий Бобров и командир витязей майор Прохор Митюха, имевший старшего наставника Михея в консультантах. Надо сказать, последняя кандидатура вызвала много неудовольствия, как же молодой сопляк и все в этом духе, но мое замечание о возрасте и о способностях тут же усмирило говорунов, в частности саратовцев.
С утра следующего дня военный совет продолжился, к общему облегчению без вопроса о том давать ли сражение под стенами Саратова или же нет. Сейчас же на совете решались вопросы о взаимодействии войск и общей позиции полков. Честно скажу, никогда не думал, что такие, казалось бы, простые вопросы окажутся столь сложными. Ну, скажите мне, для чего думать о том, кто будет впереди, а кто сзади на сто метров, если в бой пойдут все равно все? Вот и я не понимаю. Поэтому думаю, больше мои военные советы не будут собираться в таком составе. Только проверенные, а главное грамотные и понимающие люди!!
В середине дня ко мне подошел капитан Нарушкин сказал, что прибыл гонец со срочным донесением.
-Господа, минуточку внимания!– я встал со своего кресла, поднимая правую руку.– Мне только что стало известно, что прибыл гонец с донесением. Поэтому попрошу у вас тишины. Причем полной. Зови.
Тут же, как только ушел лейтенант в дверь вошел запыленный, уставший молодой человек, с сумкой похожей на дипломат, только чисто кожаный, без металлических вставок. Встав передо мной, он раскрыл «дипломат» и достал оттуда сложенный лист бумаги, протянул мне.
Прежде чем взять письмо я поинтересовался у гонца, откуда он.
-Я из передового отряда третьего драгунского полка, сержант Константин Чересов.
-Хорошо, а что ваш полк забыл так далеко на юге России? Разве мой батюшка не на границе со шведами вас оставил?– изумился я.
-Так и есть, господин бригадир. Просто мне дозволено было родных навестить, тут неподалеку, в награду за спасения нашего командира, капитана Духанова,– отрапортовал гонец, в драгунской форме.
-Замечательно. Коли так. Давай посмотрим, какие вести ты нам привез.
В донесении говорилось о том, что отряды бунтовщиков под предводительством Некрасова и Павлова, верных сторонников Булавина скорым маршем движутся к Саратову.
-Сколько времени ты вез донесение?– спросил я у драгуна, прочтя неровные буквы.
-Один день.
-Что ж, спасибо за службу, сержант, можешь отдохнуть и быть свободным,– сказал я драгуну.
-Рад стараться, господин бригадир!– крикнул гонец и, развернувшись на каблуках, вышел из приемной комнаты, по воле случая ставшей залом совещания.
-Господа, хочу сказать вам одну новость. Отряды мятежников Некрасова и Павлова движутся к городу и самое большое достигнут его через два дня. Идите, готовьте свои полки, скоро им придется выказать доблесть в бою.
«Что ж, в принципе я так и предполагал, решение будет только моим. Проверка на вшивость, как говорится,– усмехнулся я про себя, следя за тем, как места совета пустеют.– Как все-таки здесь плохо утроено взаимодействие войск! Конечно и в нашей армии не акти, но ведь такой неразберихи то не было! Пускай какие-то инциденты были, не скрою, но чтоб так… нет, не было! Надо менять всю эту долбанную систему!
А что, вполне возможно, раз уж государь сам наделил властью, то и немного «поглубже» залезть можно. Наглядный пример вот он при мне – витязи. Конечно, боевого опыта мало, зато выучка много лучше чем у тех же приданных мне полков. И это если не брать в расчет батарею из 20-ти пушек, тоже сила немалая, при условии рационального использования конечно.
Итого, подсчитав все имеющиеся в наличие силы, имеем: батальон витязей, вместе с 20-тью трехфутовыми пушками, два регулярных полка от инфантерии, триста драгун и в довершение ополчение, с гарнизонным отрядом.
Что ж, можно считать боеспособными только около 3-х тысяч человек. Недурно».
Все офицеры вышли, оставив меня с помощниками наедине. До ночи времени было много, поэтому мы решили еще разок просмотреть схему городских стен, а так же прилегающих к ним улиц, на всякий случай. Мало ли что в жизни бывает. Но может к счастью, а может, и нет, нам так и не удалось найти что-то такое, чего мы до этого не могли увидеть. Все укрепления на карте были новыми и крепкими. Впрочем, сомневаться в этом нам не было смысла, ведь капитальный ремонт стен был только пять лет назад. Тогда пришлось перебирать чуть ли не треть всех внешних укреплений.
-Пожалуй, мы предусмотрели почти все, старший брат,– наконец сказал Прохор, когда мы в очередной раз обговаривали возможность контратаки наших солдат со стороны восточных ворот Саратова.
-Да, конечно, Прохор, почти все, но все же возможность какой-либо каверзы остается. К сожалению, мы не можем предугадать абсолютно все,– устало сказал я витязю.– Друзья, нам стоит отдохнуть, завтра тяжелый день, так что ступайте и велите истопить баньку, а то я так давно не был в ней, что кажется, вечность прошла!
-Наконец-то!– воскликнул Кузьма, радостно потирая руки.– Девок приведем…
-Это без меня!– протестующее поднимаю ладони.
-Почему же это? Ты что старик немощный? Али беда, какая с тобой случилась?– с улыбкой спросил Сашка.
-Не до этого мне и все! Не чего приставать ко мне, да и тебе Саша не мешало бы провести денек без общества женщин,– заметил я.
-Зачем? Мне с ними хорошо… они мне спинку трут, да так, что потом часок другой в истоме лежишь…– плотоядно улыбнулся двадцатилетний помещик.
-Ты как мальчишка, ей богу, который дорвался до сладкого!– со смехом сказал Кузя, пихая друга локтем.– Ты так же хочешь всего и много. А вот о последствиях, почему не думаешь?
-Каких таких последствиях?– насторожился Сашка.
-Да ты после каждой ночи встаешь такой, словно полдня за конем гонялся. И отходишь только к обеду.
-Так отхожу же!– надулся Александр.
-Вот в том то и дело, что бунтовщики напасть могут в любое время, а ты только к обеду и отходишь. Мы же не можем им сказать, мол, подождите, у нас тут Сашенька почивает, отдыхать изволит…
Кузьма не договорил, как мы с Прохором засмеялись, больно уж комично было лицо виновника разговора. Такое словно у младенца отобрали его любимую игрушку.
-Да я вообще без них могу! Как наш Алешка!– гордо выпятил грудь Саша.
-Эй! Меня только в вашу перепалку не втягивайте. Идите лучше распорядитесь на счет баньки!– с улыбкой напомнил я им.
Подначивая друг друга, друзья ушли из приемной, вот только их голос был слышен еще очень долго.
-Ну что Прохор, как тебе наши дела видятся?– наконец спросил я витязя.
-О чем ты хочешь услышать, старший брат?– спросил он.
-О том, что право ли дело за нами? Как витязи себя чувствуют? Есть ли вопросы, какие надо мне сказать? Говори все, что наболело, я выслушаю. Ты же сам знаешь, не раз уже говаривали мы с тобой, брат,– заглядывая в глаза, спросил майора.
-А надо ли, старший брат тебе обо всем говорить? Ведь многое может и неприятным оказаться?– вопросительно посмотрел на меня витязь.
-Надо, Прохор, ты даже не знаешь как это мне надо!
-Что ж, коли так, то скажу тебе все, только ты не серчай, ежели обижу тебя словом нечаянно.
-Говори, все как есть, и не бойся меня озлобить, поверь, это знание нужное, как всем витязям, так и мне,– успокоил я его.
Еще в первый наш с ним разговор я сразу же ему сказал, что никого наказывать за мысли не буду, но при этом должен знать обо всем в корпусе. По началу молодой отрок сопротивлялся, но после второй беседы сам говорил, что не так, и почему, по его мнению, это не так. Благодаря таким беседам, пускай и не частым, все витязи, проходя учебу, были довольны своим выбором, притом, что нагрузки на них никто не снижал. Просто во время разговоров с их начальником, который стал им почти официально только три месяца назад, все жалобы и недовольства всплывали наружу. И если претензии были обоснованы, то я приказывал исправлять не желательное введение или правило.
К своему удовольствию мне удалось избежать множества ошибок благодаря постоянным беседам с Прохором. Наши разговоры, позволяли мне не только вовремя узнавать о возможных будущих проблемах, но и «глядеть» на все новшества глазами витязей. Для Прохора… не знаю, что ему лично давали наши разговоры, но вот для витязей они были только плюсом. Так сказать образовывалась линия связи с одним посредником в лице самого Прохора.
– Я не раз говорил тебе, старший брат, что многим витязям тяжело вобрать всю эту премудрость. Уж больно внове все это. Ведь почитай большая часть кадетов бывшие крестьянские дети, или вовсе гуляли по улицам, попрошайничали, вот они то не могут понять, зачем это все, ну кроме богословия, конечно. Нам даже наставники не могут сие объяснить, никогда оно ранее так воев не учили.
-Так в чем же дело? Объясни мне, Прохор и не юли! Ты же знаешь, что я хочу от тебя услышать!– нахмурившись, спросил майора.
-Мы не знаем, кем будем дальше…– тихо сказал Прохор.
– Да уж, Прохор, не ко времени ты этот разговор затеял. Не этим голова у меня занята, не этим, впрочем… коль спросил, скажу еще раз, напрямую, ежели своим умом не дошел. Не просто воев мы с тобой готовим, а будущих сподвижников наших. Тех на кого опереться и кому довериться нам с отцом можно будет без сомнений и оглядки. Настоящих служилых людей для службы государственной, безгранично престолу преданных, честных и знающих. Вот почему и премудростей, как говоришь, много. Ведь без этих премудростей не справишься с теми многими новинками, которые вскорости для армии подготовлены, будут по моему указу.
-Так мы не на убой идем, старший брат?– с надеждой спросил Прохор.
-Конечно, нет, мы здесь, чтобы остановить бунтовщиков и заодно на практике проверить все те навыки, которые витязи получили в корпусе,– ошеломленно ответил я ему.– А с чего ты взял, что это так?
-Не знаю,– удивленно ответил командир витязей.– Вроде как слух прошел, вот и началось…
-Но теперь надеюсь, ты объяснишь витязям, как обстоят дела на самом деле?– спросил я его
-Конечно старший брат,– с улыбкой ответил Прохор, расправив плечи, словно до не давнего времени на них лежала неподъемная тяжесть.
-Больше нет никаких вопросов или проблем?– поинтересовался я у витязя.
-Нет,– четко ответил он.
-А как же на счет недавнего столкновения с бунтовщиками? Не у кого нет никаких сомнений?– допытывался я у Прохора.
-Нет. А какие могут быть сомнения, если есть приказ? Мы же воины, а не торговцы, так что на счет исполнения твоей воли, старший брат, ты не беспокойся. Мы всегда будем твоими, братьями!– заверил меня шестнадцатилетний отрок, с искренней преданностью, глядящий мне в глаза.
Засим я отпустил витязя, отправившись в баньку, однако к полуночи, мы с друзьями разошлись.
26 мая 1708 года от Р.Х.
Осада Саратова.
Отряды Некрасова и Павлова.
-Наконец то мы дошли до него! Я уже думал, что вечно добираться будем,– проворчал мужчина в преклонном возрасте, с русыми волосами, верхом на коне, взирая с холма на раскинувшийся вдалеке город.
-Да ладно ворчать то, шли меньше трех недель,– с улыбкой ответил молодой всадник, с черными как смоль волосами.
-Шли то не долго, да вот только чует мое сердце, не доброе что-то,– ответил старший собеседник молодому казаку.
То, что это были казаки, никто и не сомневался, слишком уж заметна и известна их одежда по всей Руси, да и не только по Руси. Только казаков все же выделяет их стать, то, как они держатся, их свобода, их неуемная ярость, частенько спускаемая против врагов России, по велению царей, а бывает и без них, одни походы за зипунами чего стоят. Вот только теперь эта самая ярость и неудержимое желание свободы обернулась против Руси.
Два старшины стояли на холме и следили за тем, как их воинство быстро занимает удобные позиции перед городом, тут же окружая их привезенными с собой телегами и фашинами, раньше используемыми для забрасывания рвов. Кто-то из войска тут же отправился в ближайшую чащу, из которой почти сразу послышались удары топоров и треск падающих деревьев. Часть воинов, тут же отправилась на разведку местности вокруг города, выискивая слабые места в обороне города. Другие бунтовщики, не занятые делами разложившись, отдыхали после длительного перехода, ожидая приближение сумерек. Как никак войско подступило к городу уже в том времени, когда до захода солнца остается еще пара часов, а до полной темноты не более четырех часов. Так какой может быть штурм в таких условиях? Правильно, никакого. Разве, что вылазку ночью сделать, да вот только вряд ли она удастся, осажденные еще бдительны и не подпустят к себе чересчур самонадеянных врагов. Так что приходится воинам отдыхать и не думать о предстоящем штурме города.
Внезапно стук топоров нарушили одиночные выстрелы, следом за которыми тут же раздался слитный залп десятков орудий с крепостных стен. Два старшины, уже расположившиеся в центре импровизированного лагеря увидели, как из чащи выходят ровные шеренги царского полка, начавшего перезаряжать свои фузеи, намереваясь произвести повторный залп, по отступающим противникам.
-Идиоты! Мы же их сейчас как капусту! Эй, хлопцы! По коням!– крикнул молодой старшина, взлетая на гнедого жеребца, тут же с криком вынимая из потертых ножен саблю, даже не заботясь о том, есть ли пистоль на седле или нет.
Следом за своим старшиной в седла взлетели семь сотен казаков и бросились к появившейся из чащи пехоте.
-Стойте!– одинокий крик второго старшины унесся им в спины, но уже разгоряченные предстоящей схваткой казаки его не слышали, словно борзые почувствовавшие лисицу.– Дураки, что же вы наделали!
В подтверждение слов старого старшины со стороны той дороги, откуда они пришли, появились незнакомые мундиры, неизвестного покроя. А из ворот города начали выходить новые силы осажденных, точнее не осажденных, осады ведь как таковой и не было.
Залп!
Сотня казаков унесшихся в сторону чащи падает со своих коней, а на наперерез оставшимся, из-за спин появившихся из чащи солдат, устремились драгуны, давая время на перезарядку и перестроение своим пехотинцам.
Звон клинков и выстрелы пистолей слились в единую ужасную какофонию, в которую сразу же влились стоны умирающих людей. Видя, что атака молодого старшины не удалась, и казаки вынужденно вступили в схватку с драгунами, старшина Иван Некрасов приказал оставшимся войскам строиться для прорыва окружения, в котором они оказались буквально за десяток минут.
-Быстрее! Быстрее шевелитесь!– слышалось отовсюду, десятники гоняли растерявшихся людей, в спешке пытаясь спасти войско.
-Заворачивай влево!– крикнул своему первому помощнику, Александру Рыбакову, старшина Некрасов, видя как царские войска, спешат закрыть единственный проход между городом и перелеском, в паре верст от места сражения.
Беготня и зуботычины десятников принесли свои плоды, булавинцы смогли построиться, теперь с успехом отражали вялые наскоки пары сотен драгун, выискивающих бреши в рядах укрывшихся за телегами противника. Две тысячи пехоты замерли на небольшом пятачке возле города, не решаясь выйти из своей полевой крепости собранной из телег. Около пяти сотен казаков силились прорвать шеренги царских войск, появившихся толь неожиданно, но раз за разом отступали назад к лагерю, оставляя на земле десятки мертвых тел.
Оглядев место сражения, старшина понял: «Это конец!». Из почти тысячи казацкой конницы, основной силы восставших, осталось чуть больше половины, да и та, что осталась, представляла собой жалкое зрелище. Большая часть выживших всадников ранена, и мало на что способна, разве что на прорыв из окружения всеми силами разом…
Из задумчивости Ивана Некрасова вывела просвистевшая возле уха пуля одного из ретивых драгун, неизвестно как оказавшегося в опасной близости от старшины. Следом за одним драгуном появилась еще пара сотен, намеревавшихся с лета перемахнуть жиденькие укрепления булавинцев.
Охолоди пыл этих молодцев Ермола!– крикнул старшина командиру единственной батареи из пяти орудий.
Не говоря ни слова, подручные главного артиллериста стали разворачивать орудия в сторону приближающихся всадников.
-Пли!– приказал Ермола своим подчиненным.
Пара секунд и убегающие от драгун казаки рассыпались перед своими позициями брызгами волн, ударяющихся об одинокий утес в море. Не ожидавшие такого подвоха драгуны, в горячке боя угодили прямо под залп. Лишь немногие вовремя заметили открывшиеся взору пушки, и развернули коней, но таких было мало. Первый, и оказавшийся последним, залп унес с собой почти сотню горячих голов, своими бездыханными телами, усыпавшими землю перед батареей бунтовщиков.
-Кати телеги!– приказал старшина, понимая, что остается последний шанс на спасение.– В балку веди их Дрон! Да скорее вы сучье племя!
Голос Некрасова казалось, разбудил воинов, тут же взявшихся за подводы. Неспешно, словно на прогулке, ходячая крепость двинулась в спасительную сторону, выходя из окружения, попутно огрызаясь на наскакивающую с разных сторон царскую кавалерию. Сохраняя подобие строя, булавинцы, преследуемые полками царской армии отошли в сторону балки. казалось бы, спасительную балку.
Сотня за сотней втягивались уцелевшие воины отряда Некрасова в спасительное местечко. Внезапно со стороны ушедших в первых рядах казаков раздались выстрелы, следом за которыми старшина услышал тяжелые хлопки взрывов бомб пушек. Первые ряды выкосило сразу же, пара бомб перелетело балку, поднимая в воздух комья грязи и песка, одна угодила рядом с конниками, распотрошив в мгновение ока два десятка солдат.
-Засада! Уходим в перелесок! Скорее!– сразу же сообразил в чем дело Иван Некрасов, но, увы, приказ был отдан слишком поздно. Из перелеска, в который повернули не попавшие под огонь пушек солдаты, вышли свежие войска царской армии, тут же открывшие залповый огонь по взбирающимся по склону холма бунтовщикам.
Видя, что положение войск становится катастрофическим старшина попытался вырваться из этого мешка, в который по собственной глупости и угодил, с оставшейся в живых сотней кавалерии до последнего державшиеся в резерве. Но как будто сама судьба решила сыграть со старшиной злую шутку, ни разу не подводивший Ивана верный Бурка, оступился на полпути, влетел в невидимую даже зорким глазом ямку.
«Как глупо…– подумал старшина, видя, как уносятся вдаль спины его верных казаков, падая через голову своего коня».
Едва слышный хруст и один из самых верных и опытных сторонников Булавина безвольно раскидывает руки по земле, не в силах подняться. Его глаза быстро стекленели, навечно впитывая последние лучи солнца…
Через десять минут сражение было закончено. Бойня в балке, завершилась очередным залпом батареи витязей, буквально перепахавшей небольшой пятачок чернозема вместе с телами восставших. А через полчаса к месту падения одного из старшин бунтовщиков прискакал отряд драгун во главе с молодым всадником, возле которого мельтешили мундиры зелено-золотых гвардейцев.
-Это он?– спросил молодой мужчина, требовательно глядя на грязного казака, с ненавистью глядящего на спрашивающего человека.
В ответ казак попытался плюнуть в лицо командира отряда, но хлесткий удар по печени от одного из гвардейцев заставил его согнуться от боли пополам.
-Отвечай падаль!– новый удар по ребрам и судорога доли прокатилась по телу казака.
-Да пошли вы, царские…
Что хотел сказать казак никто не стал дослушивать – новый удар опрокинул бунтовщика на землю, после чего он еле поднялся, сплевывая кровь с разбитых губ.
-Ну, так как, скажешь?– почти безразлично спросил все тот же мужчина.
В ответ казак только усмехнулся, демонстрируя полное презрение к спрашивающему у него юноше.
-Я же говорил, надо было его вздернуть на первом суку и все!– сказал молодой человек рядом с командиром небольшого отряда.
-Кузьма, ты же знаешь, что он мне нужен, чтобы отцу отвезти!– хмуро сказал юноша, с неприязнью глядя на казака, мысль о казни булавинца с каждой секундой ему нравилась все больше и больше.
-Так может, тогда десяток бунтовщиков казним, тогда этот хлопчик разговориться?– предложил другой всадник, смотря в глаза казака.
-Не поможет, этот собачий выкормыш, других людей ни в грош не ставит! Ты посмотри на его харю!– ответил Кузя.
-Нет. Другие отвечать за него не будут, он один в ответ за себя. Остальных бунтовщиков отправим в Рязань под конвоем, там решим, что с ними делать, тем более что рабочие руки всегда нужны в хозяйстве,– ответил цесаревич.
-А что с ним делать?– спросил Илья, глядя на царевича.
-В тюрьму его, куда же еще, правда, сделайте так, что не сбежал,– ответил царевич с деланным безразличием.
Никто и не заметил как левая рука царевича, покоящаяся на шпаге, с силой сжала ее. На долю мгновения в глазах, вместо триумфа и радости полоснуло глубокой печалью…
27 мая 1708 года от Р.Х.
Саратов.
Алексей Петрович.
Бывают минуты в жизни, когда кажется, что вся прожитая жизнь это бесцельно прожитые годы, и чем гениальнее и способней человек, тем чаще у него случаются такие «озарения». Для него нет времени и нет слова «завтра». Он всегда живет сегодняшним днем, в котором он творит и существует. Только отдаваясь целиком и полностью созданию чего-то нового, он может жить.
Бывает так, что люди смеются над таким человеком, оскорбляют и насмехаются над ним, стараются втоптать его талант в серую пучину обыденности. Они не могут видеть рядом с собой того, у кого есть этот божий дар, искра, которая, разгораясь, озаряет всех вокруг, вот только многие не хотят видеть этого сияния, предпочитая оставаться во мраке невежества и дикости…
Ночь. Как прекрасна, бывает ночь, когда сотни тысяч звезд мерцают на небосводе, окружая каждого человека своим светом. Тихий, едва уловимый ветерок гуляет по моему телу, словно спрашивает: «Пора! Что же ты? Скорей, пока не поздно…».
Нет, друг, не пора, я не могу, так же как и ты гулять по миру, отдаваясь своим желаниям. Не могу быть просто вольным человеком, нет, увы, теперь уже нет того Пестерева Ивана, как и нет прошлого Алексея Романова. В этом теле навсегда поселился новый дух…, а может душа, не знаю, но чувствую, как постепенно растворяюсь в окружающем мире, становясь одним целым с ним. Возможно, совсем скоро, я и не смогу отделить себя от него…
Я сидел в покоях какого-то отведенного мне дома в Саратове, дворцов здесь не было. Мысли гуляли где-то высоко в небесах, силясь отыскать оправдания своим вчерашним действиям, но так и не могли эти самые оправдания найти…
Цена неудачной осады Саратова для отряда булавинцев оказалось высокой – из двух с половиной тысяч бунтовщиков живыми остались чуть больше восьмисот, да и то чуть ли не половина из них оказалась плененными. Теперь можно спокойно говорить о том, что планы Булавина по отношению к Дону рухнули, а мечты о быстром марше на Москву, если такие были у него в голове, так и останутся мечтами, если конечно не случиться какого-нибудь непредвиденного катаклизма. Быть может потери могли бы и не быть столь фатальными, если бы удалось спастись одному из старшин, руководивших отрядом, но как оказалось ни один не смог покинуть поля боя со своими воинами. Один умер, сломав себе шею, второй оказался в наших руках, и теперь пребывал в местах не столь отдаленных, с переломанными ступнями. Возможность побега исключалась мной как данность, так что для этого требовалось перестраховаться, пускай и гестаповскими методами.
Но не это решение мучило меня, не давало спокойно уснуть, нет, не оно…
Наши солдаты отдыхали после сражения, пили и ели, кое-где пели песни и веселились. Пленные содержались не в тюрьмах, как это надо было бы, а в оборудованных под временные тюрьмы городских складах, сумевших вместить в себя столь большое количество народа. Перед тем как поместить более трех с половиной сотен пленных в эти деревянные коробки без окон, до всех пленных довели мое предупреждение. В нем коротко говорилось о том, что в случае побега, или не дай бог бунта, будут наказываться не те, кто все это заварил, а часть их же товарищей, случайно выбранных из общего числа. Метод Тимучина, больше известного как Чингисхан, по привитию дисциплины показался мне самым оптимальным, почему-то в голову закралась мысль о том, что смогу внушить бунтовщикам идею невозможности побега вообще. Глупец.
Я не думал, что мне придется претворять в жизнь свои обещания. Если бы хоть на секунду представил, что это возможно, то принял бы другие меры по содержанию булавинцев. Но как говорится, человек полагает, а господь располагает. При первой же мимолетной возможности, более полусотни казаков пытались разоружить солдат третьей роты пятого полка поставленных на охрану хлева, куда их всех заперли.
Все развивалось как по сценарию. Сначала кто-то из казаков претворяясь тяжело раненым попросил воды. Русский человек, до последнего надеется на лучшее, по сути, являясь простодушным и сопереживающим, при всем при этом исполняющим свои обязанности с прилежанием и должным старанием, которое порой становится излишним. Вот именно из-за последнего качества и получилось так, что, подумав, капрал, у которого под началом имелось чуть более трех десятков солдат стороживших ворота барака, решил, что ведро воды не будет очень большим отступление от приказа командования.
Печальный итог не заставил себя ждать, половина фузей успела сделать один залп, прежде чем солдат смяла орущая толпа высвободившихся казаков, намертво вцепившихся в свою единственную возможность спастись от царского правосудия. Хорошо еще, что три роты пехотинцев постоянно несли дежурство возле перекрытого места заточения булавинцев. Так что через полчаса криков и десятка убитых пленных, столь мимолетно приобретших свободу, ситуация нормализовалась и бунтовщики вновь сидели в хлеве, только теперь возле него постоянно дежурил капрал, со своим капральством, которые менялись каждые три часа. Из-за этого мини восстания третья рота потеряла одно капральство, оказавшееся на пути у казаков.
Как бы то ни было, не смотря на то, что побег не удался, пришлось отдать приказ об исполнении наказания…
Я стою рядом с третьей ротой пятого полка и смотрю, как из толпы пленных поочередно вытаскивают очередного «счастливчика». Полки построились рядом с местом проведения казни. Тут же, рядом стояли сбитые на скорую руку виселицы. Кто-то, из пленных не понимая, что происходит, начинает голосить, моля бога о милости, кто-то презрительно смотрит на солдат и офицеров, наверняка мечтая вогнать в их тела, вершок-другой стали…
Но это все было до того, как шеренги пятого полка расступились, и из его рядов вышли три сотни воинов, почти вплотную подошедших к непонимающим пленным. Приказ командира и фузеи замирают, чуть ли не в притык возле лиц булавинцев. Только полсотни солдат не стали поднимать своего оружия, закинув его на плечо и разбившись по парам, начали вытаскивать из толпы «случайных» пленных. Приказ вытаскивать казаков был дан более чем точный, за неисполнение оного солдата могли сурово наказать.
Закат окрасил потемневшие от времени стены ближайших домов, в алые цвета, словно предвещая грядущую расправу над бунтовщиками. Минута, и первые десять человек, забились в конвульсиях, на дранных грязных штанах, проступили сырые пятна, начавшие опускаться к ногам…
Хриплые стоны улетали в небо, возвещая о том, что первая партия осужденных отправилась на встречу к хранителю небесных Врат.
Мольбы, стоны, крики, ругань – я все это слышал, как будто находился далеко от всего этого, словно кто-то персонально для меня сделал звук тише. Стоял и смотрел, как по камням мостовой волокут к виселицам новую партию приговоренных казаков. А ведь они стали ими из-за собственной дурости, приняв участие в этом безнадежном для них предприятии.
После исполнения приговора я ушел к себе, отказавшись составить компанию своим друзьям.
Мне надо было все хорошенько обдумать…
Проснулся я от легкого дуновения ветерка, заглянувшего в мою комнату. Оглянувшись, увидел, что на полу, рядом с моим креслом, сидят друзья, укрывшись парой одеял, еще вечером лежавших на кровати.
-Эй, лоботрясы, вам было столь трудно дойти до своих комнат, что вы решили заночевать, скажем, так, не в самых удобных позах?– спросил, расталкивая их.
-Живой!– обрадовано воскликнул Кузьма, внимательно разглядывая меня.
-Я, конечно, понимаю, что пощупать руками лучше, чем просто увидеть, но тебе дорогой Александр не кажется, что ты, как бы это лучше выразиться, ведешь себя несколько не нормально?– спокойно сказал я помещику Баскакову, когда он чуть ли не пальцем начал в меня тыкать.
-Уф! А я думал, что брежу уже,– облегченно выдохнул Сашка, осматривая со всех сторон.
-Да что случилось то?!– не выдержал я, Кузьма и Сашей тут же перестали вымученно улыбаться, расслабились.
-Ничего,– ответил Кузя, а Александр продолжил.– Если не считать того, что вчера ты уходил несколько не в себе…
-Да скажешь то же! «Несколько», да он шел и ничего перед собой не видел!– перебил друга Кузя.
-Это вы о чем други мои? Я прекрасно помню, как ушел с площади и как дошел до этой комнаты. А вы тут начинаете мне какую-то белиберду говорить!– рассердился я.– Плохие шуточки у вас!
-Вот-вот, именно такой ты и был! Мы поэтому и отправились не на праздник по случаю победы и снятия осады, а следом за тобой пошли. Пришли и видим, ты сидишь в кресле, не жив, не мертв, в одну точку уставился и все. Мы уж и звали тебя, и щипали, ничего не помогало,– коротко поведал Кузьма.
-Ну, как видите, со мной все в порядке, и ничего серьезного не было!– чересчур бодро отвечаю, стараясь за напускной бравадой скрыть накатившие неприятные ощущения.– И кстати, вы что хотели спросить вчера?
-Дело в том, что у нас возникла одна идея. Мы с Кузей думали о том, что не плохо было бы подобрать десяток другой способных кадетов и обучить их особо …
«Вот так номер, это тебе не хухры-мухры, пока ты в облаках витал, пускай и довольно мрачных, люди додумались до идеи, 20-го века! А ты не в ус ногой…, непорядок».
-Продолжайте,– присаживаюсь в кресло, соратники же наоборот, встали и теперь возбужденно заходили по комнате, готовясь поведать мне свои мысли.
-Тут такое дело, Алексей, мы по нескольку раз перечитали найденные еще тогда бумаги и подумали, что в каждой армии есть разведчики, лазутчики, и прочие воины, у которых подготовку много лучше обычного солдата…
-Таких солдат не так то уж и много,– возразил я, намеренно перебивая поручика, стараясь сразу же выявить слабые стороны их идеи, «ударив» по главной, с моей точки зрения, проблеме.
-Ну, допустим, что лазутчиков и разведчиков не единицы…– протянул Кузя.
-Да-да, их то не единицы, вот только действительно подготовленных и способных в их рядах как раз, раз, два и обчелся!– продолжил я свою мысль.
-Так, вот речь как раз об этом, о подготовке. Что если собрать десяток другой витязей, обучить их всем имеющимся навыкам боя и другим полезным военным хитростям, и создать отряд, который мог бы выполнять такие задачи, которые не доступны обычным солдатам!
-Возможно, но вот скажи мне Кузенька, а как ты их готовить будешь? Ведь для этого мастера своего дела нужны, при этом, как я понимаю, об этой идеи не должно знать много народу…
-Ну, мы же только предложили. Да и вообще, тебе такие дела лучше удаются, мы бы и рады ответить на эти вопросы, да сами голову сломали, ища решение.
-Что ж, идея дельная и стоящая,– в руках вертится перо, увы, но пока разработка производства карандаша только началась, так что приходится довольствоваться тем, что есть.– Только вы не забывайте, что витязей у нас маловато, да к тому же они где бы не были, должны быть примером для любого воина Руси. И это надо учитывать еще по тому, что мы планируем, часть выпускников-кадетов не отправлять в армию, а оставлять у себя в помощниках, так что думайте и решайте, кого стоит привлекать, а кого стоит и оставить. Но все пункты создания и подбора требуемых витязей вы напишите сами, а так же, без лишнего шума, найдете глухое местечко, в километрах пяти около Петровки, так чтобы до него добраться без особых проблем можно было бы, но и чтоб особо заметным оно не было.
-Будет сделано, сразу же, как только вернемся в Рязань,– улыбнулся Сашка.
-Увы, но нам нельзя спешить в этом деле, мало ли что может выкинуть Булавин,– с сожалением сказал я друзьям.– Да и сил маловато у нас…
-Так можно для усиления бригады вызвать часть гарнизонов из городов, которые находятся выше по течению Дона, ведь теперь то им отряды бунтовщиков не угрожают?– предложил Сашка, теребя мочку уха.
-Как сказать, может все же есть еще отряды? Ведь мы точно не знаем, что там задумал Булавин, кстати, выбранный старшинами атаманом Войска Донского,– не к кому не обращаясь, сказал Кузьма.
-Ого! И когда успели то? Хотя времени у них хватало…– удивился Александр.
-Да как говорится, наш пострел везде поспел,– хмыкнул поручик.
-Вам бы все смеяться, а надо дела делать,– нахмурился я, чувствуя, как на меня накатывает волна апатии.
-Да никто не смеется, Алексей, что ты так разошелся то?– спросил Кузя, с тревогой глядя на меня.
-Извини, я что-то действительно как-то нехорошо себя чувствую…
«Блин, да что со мной такое твориться то? То блажь, какая то, появилась, а сейчас это! Надо срочно решать, что делать со всем этим…– с легкой паникой подумал я».
-Ты тогда отдохни, раз уж до рассвета время еще есть, а мы пойдем к себе, парой слов перемолвимся,– предложил помещик, беря Кузю под локоть.
-Ну, давайте. Только смотрите, завтра, точнее уже сегодня мы должны выступать, негоже заставлять столь изысканную компанию как восставшие себя ждать.
Чувствуя, как тело наливается свинцовой тяжестью, на подгибающихся ногах побрел к кровати и даже не заметил, как провалился в царство Морфея.
Первые числа Июля 1708 года от Р.Х.
Азов.
Алексей Петрович.
После памятного снятия чуть было не начавшейся осады Саратова наши войска, возросшие до шести тысяч человек, за счет пришедшего полка Бернера, отправленного в сторону Царицына, направились в сторону Дмитриевска, недавно захваченного отрядом Некрасова и Павлова.
Ожидая сопротивления со стороны захватчиков, нам пришлось, намерено дожидаться осадной артиллерии, прибывшей на две недели позже самого полка, в количестве двадцати 6-футовых орудий. Так что к штурму города мы приготовились на отлично, вот только все приготовления оказались напрасными, потому что войска восставших оставили город сразу же, как только узнали, что мы идем к городу. Радуясь такому исходу и столь быстрому продвижению на юг, в центр очага восстания, я отправил депешу к отцу, попутно обрисовав образовавшуюся ситуацию. Ведь получалось, что, перекрыв дорогу казачьим вольным отрядам, столь удачно распылившим свои силы, мы попутно с этим открывали для себя любую дорогу к восставшим землям.
Вот только продвигаться дальше без надежного тыла было бы большой глупостью. Лояльные земли остаются за спиной, а фуражиров придется обеспечивать надежной охраной, и это не считая будущих гарнизонов для крепостниц и городов, на нашем пути.
Но просто стоять и ждать на месте, было столь же плохо, как и бездумно мчатся вперед. Время играло на руку Булавину, отправившему «прелестные» письма с призывом к восстанию на Дон, Слободскую Украину и Поволжье. Поэтому надо было что-то решать, причем как можно скорее, ведь судя по донесениям разведчиков большой отряд восставших, под предводительством самого зачинщика смуты на юге России, не взирая на угрозу вторжения моей бригады, направился к Азову – оплоту царских войск на Дону.
Из истории мне конечно известно, что Азов не был взят Булавиным, но ведь мало ли что может произойти. Все же раз уж я здесь оказался, могут быть и другие какие-то ненужные сдвиги в событиях. Хотя до последнего времени все вроде бы шло, как и моей эпохе, правда, до того времени пока я сидел тише воды ниже травы….
Перспектива захватить верхушку восставших в Черкасске и сразу лишить их «головы», вместе с поставками продовольствия и оружия, была очень заманчивой. Даже шальная мыслишка пробежала – разделить силы пополам и отправить часть к городу. Вот только желание не допустить захвата Азова, в конце концов, взяло верх и наша бригада, направилась прямиком к оплоту царских войск на Дону…
Не скажу, что поход по полупустым землям был легок и прост, это далеко не так. Хватало всего, начиная с болезней, появившихся у воинов бригады, до редких налетов малых отрядов казаков. Хорошо хоть проблемы с едой удалось решить еще в самом начале похода, кормили, благодаря прочно зарекомендовавшему себя способу приготовления еды, в походных кухнях, половину которых пришлось заказывать в Саратове. Не обошлось и без банального расстройства желудка, которым маялись, чуть ли не три сотни человек. Мда, данная напасть преследовала, наверное, большинство армий мира.
Отдельной графой проблем стояла добыча сведений о передвижении противника, чересчур обнаглевшего от мимолетной вседозволенности. Пиком неприятностей стали ночные нападения на наши караулы, сразу же усиленные чуть ли не втрое, против обычного, так что, повторюсь еще раз, проблем хватало, но все же мы смогли достигнуть предместий Азова…
Ужас! Какой ужас! Да выключите кто-нибудь эту жару!!! Так и хотелось крикнуть, но вот только не мог я этого сделать, не поймут, да и к тому же мое плохое настроение удвоилось после привезенного мне письма Ольги.
Она не пожелала оставаться в Саратове, решив ехать прямиком ко мне. И судя по письму капитана моих гвардейцев уже довольно-таки близко от нас. И это при том что скоро нас ожидает не самый легкий, да что скрывать,… тяжелый бой!
Отлупить бы ее по ее попке! Да ведь рука не поднимется. Хотя…
«Какие-то неприличные фантазии стали вас посещать, цесаревич,– оборвал я сам себя, стараясь больше не думать об Оленьке».
Сказать одно, а вот сделать совершенно другое. Вопреки всем стараниям лицо Оли, ставшее таким родным, все чаще и чаще являлось перед моим взором, словно чувствовавшим долгожданную встречу. Дела скажу я вам, не столь прекрасны, как мне хотелось бы, да видно ничего уже не поделаешь. Если только не отправить письмо в ответ, так сказать попридержать на денек-другой слишком ретивую девушку.
Не мудрствуя, черканул пару строк Михаилу, с приказом доставить Ольгу в дружественный царю город, в Воронеж, к примеру, дабы не подвергать опасности девушку. Не взирая ни на какие доводы оной.
Разобравшись с насущными делами, столь не вовремя изъявившими желание появиться, я посмотрел в подзорную трубу, в сторону Азова, откуда едва различимо для наших ушей раздавался непонятный шум.
-Они его штурмуют!– запыхавшись, крикнул Никита, осаживая рядом со мной своего гнездового жеребца.
-Давно начали?– первым делом поинтересовался я, начав думать, как поступить лучше.
-На валу уже порядком подранков лежит, да и земля вся почернела, думаю, что часа три уже штурм идет,– подумав, сказал командир разведчиков.
-Тогда сделаем так…
Бригада разбилась на две неравные части, которые, разделившись, направились в разные стороны. Меньшая часть, в которую вошли гарнизонный полк и небольшие отряды Воронежа и Саратова отправились обходными путями на помощь осажденным, заходя с наименее заметной стороны города. Вторая часть бригады, в которую вошли все оставшиеся силы, пошла в сторону тыловых позиций бунтовщиков.
С каждой верстой шум штурма слышался все четче и четче. Мы же, стараясь не привлекать к себе внимания, шли в двух верстах от возможных секретов Донского войска. Благо, что основные силы казаков были заняты штурмом, а засевшие в дозорах солдаты не слишком рьяно отнеслись к взваленной на них службе. Понадеялись на то, что здесь нет царских войск. Вот если бы они исправно несли свою службу, то думаю, наша задумка, вряд ли бы удалась. Спрятать две с половиной тысячи человек, на почти голой равнине не под силу никому. Но, слава богу, нас «проспали».
-Пятому и седьмому полкам строиться в каре и ждать приказа. Вашему полку, сударь строиться между 5-м и 7-м в колонну,– приказал я командующим, выделив Бернера, смотря в подзорную трубу, как отряды бунтовщиков, накатывают на стены, ощетинившиеся самой разнообразной крепостной артиллерией.
Командиры полков тут же отбыли к своим солдатам, оставляя меня с друзьями наедине.
-Думаю, нам не стоит давать волю случаю и человеческой глупости. Слушай мной приказ: Вы отправляетесь вместе с полковниками. В случае непредвиденных обстоятельств – даю вам право принять командование людьми на себя! – сказал я товарищам, всматриваясь в горизонт, где слышалась пушечный грохот и ор нападающих.– Боюсь, что некоторое наши командиры стали слишком самонадеянны после первых побед. Ну да Вы и сами прекрасно слышали их похвальбу вчера
-Да, не ожидал я от таких тертых вояк этого,– честно признался Сашка.– Они как мальчишки, даже хуже, они и есть мальчишки, седоусые мальчишки в полковничьих мундирах…
Вчера собрав военный совет, от которого мне пришлось отказаться в Саратове, я неожиданно для себя услышал много интересного, в том числе о том, что бунтовщики оказываются, вовсе не опасны, они «всего лишь деревенщина, и казацкая голытьба, возомнившая себя солдатами». Неприятно признавать, но победы чересчур сильно повлияли на одного из полковников, а именно на командира 7 полка от инфантерии, не известно из-за чего выдавшего такую нелестную речь о противнике. Полковник 5 полка вроде бы промолчал, вот только рисковать мне не хотелось. А то из-за очень рьяного исполнения приказа может случиться катастрофа, а не просто поражение, которое меня лично никак не устраивала. Полковник Бернер, же в силу своего недавнего прибытия предпочитал отмалчиваться.
-Да, давно видно было, что это Тимохин с душком каким-то,– согласился Кузьма, косясь в сторону 7-го полка.
-Я надеюсь на вас друзья.
-И, вот еще что, пока вы не ушли. Возьмите с собой по два десятка витязей, а то мало ли, что может случиться, а у вас за спиной ни штыков, ни фузей,– немного мрачновато добавил я.– Я думаю, Прохор отрядит взвод другой…
-Как будет приказано, господин генерал-майор,– ответил майор батальона витязей.
Жизнь штука сложная, да и разные «случайности» порой не случайны. Так что помощь всегда будет только в плюс.
-Ты же майор, вместе с братьями, займите вон тот взгорок,– указываю пальцем в полуверсте от себя небольшое возвышение, находящееся чуть в стороне от дороги.– На нем прекрасно можно закрепиться и не дать булавинцам зайти в тыл к нашим полкам, думаю, пара жарких атак у вас точно будет. Справитесь?
-Так точно, старший брат!– вытянулся в седле «старший» витязь.
-Тогда иди, нам надо как можно скорей занять эту точку, она для нас крайне важна…
6 июля 1708 года от Р.Х.
Азов.
Прохор Митюха.
Наконец запела труба горниста. Ожили барабаны, чуть выше обычного поднялся штандарт батальона. Ожидание, столь мучительное для каждого человека закончилось.
Отбросив в сторону все сомнения, и эмоции молодой майор, построив своих подчиненных в боевой порядок, скомандовал:
-Вперед!
Чуть меньше полутысячи молодых витязей, самому старшему из которых не достигло еще и восемнадцати весен, шли в бой, с веселыми, яростными глазами, такими, какие бывают только у отроков, в жизни у которых есть только два цвета: черный и белый, для них нет серых тонов. И нет однодневных друзей, как порой бывает у взрослых мужей.
Фузеи витязей мерно покачивались на плечах, в подсумках, сшитых портными Петровки, лежали по одной малой гранате с картечью и сорок бумажных патрон. К большому сожалению Прохора, у них пока не было тех фузей, которые недавно показывал ему Дмитрий Колпак у себя в мастерской, но он не отчаивался, целиком и полностью надеясь на выучку своих братьев. Все-таки новое оружие оно конечно хорошо, но и сами люди много чего стоят, а витязи показали себя только с наилучшей стороны в двух предыдущих схватках с бунтовщиками. Да и два десятка полевой артиллерии мощь не малая.
Вот уже до нужного бугорка осталось несколько десятков саженей. Три взвода были выдвинуты вперед, в боевое охранение. Орудия перемещались в центре походной колонны заряженными, как было предписано новым уставом, чтобы быть готовыми к любым казусам, что могли приключиться. Казаки ведь и вылететь чуть ли не с любой стороны могут, а своей кавалерии мало, едва хватает, чтобы тылы держать, да фланговые атаки, в крайнем случае, поддержать.
-Первый взвод на месте!– наконец скомандовал Прохор, как только первые шеренги взошли на вершину бугра.– Батальон – СТОЙ!
Витязи замерли на месте, в ожидании команды.
– Капитан Дуров, за вашей ротой южный склон, капитан Мишин за вашей ротой восточный склон, капитан Березин за вашей ротой западный склон, капитан Щукин за вашей ротой северный склон. Лейтенант Птицын, со своей полусотней в резерве. Разойтись!
По команде сержантов взвода начали занимать позиции, укрепляя малые батареи из пяти орудий, с каждой стороны света. На вершине замерло два взвода пятой роты, готовой в случае нужды прийти на помощь своим братьям-кадетам.
Однако приготовления витязей не остались незамеченными для противника, уже увидевшего, что с тыла заходят прибывшие на помощь городу царские войска. Не прерывая штурм городских предместий Булавин послал наперерез вышедшим по дороге полкам стоящие в лагере резервы. Полтысячи конницы тут же бросилось в сторону 5-го полка, собираясь смять правый фланг. Размахивая саблями и подбадривая себя криками, казаки неслись на ощетинившиеся ряды замершего в трех шереножном строю противника. Не доскакав пару сотен саженей, все всадники повернули налево, обходя позиции. Следом за умчавшейся казацкой конницей из лагеря восставших вышли полторы тысячи пехоты, катя рядом с собой дюжину возов с 6-фунтовыми пушками.
-Приготовиться!– скомандовал Прохор, наблюдая, как на его ряды несется полтысячи казаков, успешно обошедшие ряды трех полков.
С каждой секундой цели становились все ближе и ближе, наконец, майор махнул саблей вперед, давая команду для залпа северной батареи. Пара секунд и пять стволов выплюнули по гранате, унесшихся в сторону конницы. Немного не долетев, пара гранат, взорвалась над землей, разбрасывая смертоносную картечь, выкашивая первые ряды рвущихся на склон бунтовщиков. Следом за ними послышались взрывы в середине конного отряда.
Предсмертные стоны, ржание раненых коней, проклятия посыпались на головы отроков, с бледными лицами наблюдавшие как невдалеке гибнут братья-славяне. За несколько секунд казаки потеряли убитыми и ранеными почти сто человек.
-Вывести все батареи на северный склон!– скомандовал Прохор, видя, как приходит в себя казачья конница, откатившаяся чуть назад, для набора нужного разгона.
Что хорошо было в 12-фунтовых пушках витязей это то, что они имели относительно небольшой вес, поэтому обладали большей мобильностью, нежели все существующие в этом времени товарки. Но все же они банально не успели докатиться до нужной точки на склоне, пришлось стрелять без наводки, попросту выпалив навскидку по конной массе. Из-за этого результат получился несколько хуже, чем планировалось.
-На плечо!
Шесть взводов прикладывают фузеи к плечу.
-Целься!
Правый глаз находит мушку на конце ствола, палец ложиться на курок, замирая в ожидании новой команды. Примкнутый штык блестит на солнце, мешая обзору…
-Пли!
Сто двадцать фузей разом выстреливают в казаков, вплотную забравшихся на склон бугра.
-Рокировка!
Новая команда и четвертая рота вместе с пятой отходит назад, по дороге каждый из витязей готовит патрон, слегка надкусывая его.
Шаг переход на бег и первая линия становится на колено, приставляя к плечу фузеи, вторая замирает сверху, две роты разбиваются на островки-взводы, тут же по команде своих сержантов выстрелившие по противнику…
-Да это ж дети, хлопцы!– кричит какой-то казак, замахиваясь саблей на оторопевшего витязя, тут же другой витязь, стоящий рядом с собратом как на учениях выставил вперед фузею, пронзая седовласого всадника.
Еще один казак, перемахнувший через упавшего товарища, обернувшись назад на долю мгновения, увидел, как по склону вниз отступает чуть больше сотни конников, оставляя тех немногих, кто сумел добраться по трупам своих соратников до шеренг противника.
«Как же так?– мелькнула в голове у него мысль».
Секунда и конь падает на бок, раненый чуть ли не десятком пуль сразу. Бунтовщик так и не успел выбраться из-под своего верного друга – сабля одного из сержантов рассекла ключицу, добравшись до сердца.
Увидев, что противников не осталось, Прохор скомандовал перестроение, выдвинув чуть вперед все двадцать пушек. Идти в бой майор не решился – не было приказа старшего брата, генерал-майора.
Взглянув на поле боя, майор заметил, что полк Бернера, перестроившись в шеренги, замер напротив подходящих к нему бунтовщиков. Остальные полки пришли в движение, охватывая фланги противника на манер клещей. Однако катящиеся рядом с бунтовщиками возы остановились, возле них тут же завозилась обслуга, готовя артиллерию к атаке.
Между тем, неизвестно откуда во фланг 7-го полка врезался отряд конницы, сминая опешивших солдат.
«Да они что совсем там ослепли что ли?!– с паникой подумал Прохор, судорожно пытаясь понять, почему так получилось.– Стоп! Делай свое дело майор и не смотри туда! Старший брат сам знает, как лучше поступить!»
Но как ни стараясь, Прохор все равно украдкой поглядывал в сторону сражающихся полков. К огромному облегчению командира витязей линии выдержали и понемногу стали выравниваться, отбиваясь от лихого наскока казачьего отряда, к которому спешила часть бунтовщиков, до этого штурмовавших стены Азова.
Посмотрев назад, Прохор увидел готовящийся к атаке эскадрон драгун, спешно перезаряжающих свои карабины. Минута и последний драгун из эскадрона занимает свое место.
-Господин майор! Может, поможем нашим?
Прохор повернулся в сторону говорившего и увидел, что наши полки, отошли назад, уходя с зоны поражения пушек бунтовщиков. А за полками, попятам шли ряды восставших, приготавливаясь дать залп. Между тем булавинцы пересекли невидимую линию недолета снарядов 12-фунтовых пушек.
-По центру, всеми орудиями,– приказал майор, всматриваясь в подзорную трубу.
Артиллерийские расчеты, подправили наводку орудий…
-Огонь!
Шеренги центра казаков, будто срезало косой, делая большую брешь в ровных рядах атакующих. Увидев это два полка, спешно выровняли ряды и дали залп, пускай с немного большей дистанции. Пусть залп и был наполовину не столь результативным, как могло быть, но восставшие, за несколько минут лишившиеся чуть ли не трети войска встали на месте, потеряв былое рвение. А через минуту в их ряды влетели драгуны, сминая перед собой дезертиров и вчерашних крестьян.
Внезапно, сквозь шум сражения Прохор услышал знакомые звуки горна.
«В атаку!– тут же перевел мозг витязя звуки трубы».
Оглядев своих братьев-кадетов майор увидел, что и они услышали приказ генерал-майора.
-Горнист труби: «Схему 5»,– тут же приказал стоящему за собой горнисту.
Короткая трель, и стоящие витязи, разбившись повзводно, выведя в середину построения легкие пушки, приготовились к маршу.
-Вперед, шагом м-АРШ!
Сотни сапог ударили по кровавой траве, ступая по ручейкам крови, кое-где уже впитавшимся на склоне бугра. В центре сотен витязей окруженный со всех сторон идет знаменосец, чуть ли не на вытянутых руках держа бурого медведя на зеленом фоне.
Витязи шагали в сторону небольшого отряда спешащего на подмогу конным казакам, по воле случая оказавшихся окруженными двумя полками.
«Давайте, давайте,– зло подумал про себя майор, внимательно смотря за сокращающейся дистанцией между его братьями и бунтовщиками».
-Стой!– крикнул Прохор, но пока еще юношеский тенор командира витязей утонул в надвигающейся волне ора восставших.
Протяжный звук горна на миг прервал шум сражения, сразу же за ним батальон замер на месте.
-Повзводно, без команды, ПЛИ!
Тут же витязи разбились на взводы, раскрывая перед собой находящиеся до поры до времени в окружении трехфутовые орудия. Короткая остановка в спешащий к воинам отряд булавницев унеслись гранаты, взрываясь у них перед самым носом. Новый приказ и каждый взвод, действуя на пару с ближайшим собратом, бросился бегом вперед. Еще один приказ и первая шеренга встает на колено: вторая шеренга замирает над первой. Выстрел, часть бунтовщиков, увидевшая столь необычные действия противника падает на землю. Остальные же выстраиваются в линию, подносят фузеи к плечу… и десяток взрывов сметает оставшихся казаков и дезертиров, буквально нашпиговав их картечью, из взорвавшихся в их рядах гранат.
Чтобы остаться в живых оставшаяся часть нападающих отступила, бросая по пути свое оружие, их никто не преследовал. Бой продолжался…
Прохор отвлекся от командования своим батальоном, чтобы оценить обстановку на поле боя, и заметил, что стык двух полков, до этого с успехом отражавший нападающих булавинцев еле-еле держался, и самое паршивое было в том, что помощи им ждать неоткуда. Так как остальные силы завязли в битве с основной массой бунтовщиков, не желавших отступать на свои позиции.
-Труби, «Не плачьте от уходящих!*»– хмуро приказал командир витязей, прекрасно понимая, что в случае прорыва линии полков его воинам придется очень жарко.
Не плачьте от уходящих!*– команда-мелодия, используется в случае внезапного отступления, незапланированного, с оставлением пятой части войск для сдерживания противника в случае его контратаки.
Повинуясь приказу, батальон спешно перестроился, оставив первую сотню на позиции, с которой она должна была отойти сразу, как только сотник решит, что ушедший отряд перестроился и уже выдвинулся к новой цели. Разумная инициатива очень необходима в армии, жаль только, что она только нарабатывается, да и то пока лишь в рядах витязей…
-Вестовой!– крикнул майор, смотря, как мимо него проносятся драгуны, заходящие в тыл отряда казаков.
-Да, господин майор!– молодой новобранец, только недавно поступивший на службу замер перед Прохором по стойке «Смирно».
-Скачи к капитанам и передай, чтобы они направляли своих людей между полками. Быстро!
-Есть!– тут же запрыгнув на коня, ответил вестовой, уносясь вперед, к сотникам.
-Ну, братья, не подведите,– тихо опросил Прохор, едва шевеля губами.
Но, не выдержав ожидания, молодой майор вскочил на стоящего рядом коня и пустил его галопом вслед за уходящими сотнями своих братьев.
«Ну и пусть разжалует, мне все равно, если мы проиграем,– зло подумал Прохор, догоняя витязей».
Дело в том, что тактика витязей отличается от тактики обычных регулярных полков, не только схемами построений и боевых порядков сражений, но и предписанными местом командиров в бою. Взводные у витязей не идут в первых рядах, их место примерно в центре своей формации. Старшие же офицеры, начиная от командира батальона и вовсе должны наблюдать за полем боя чуть сзади своего отряда, действуя, как младший координатор.
Поэтому и получалось, что, бросаясь в сечу, Прохор нарушал Устав витязей, за что вполне мог получить не только порицание от старшего брата – цесаревича Алексея, но и понижение в должности. Вот только майор витязей не знал, что наследник России внимательно следил за его действиями, успевая отдавать приказы вестовым, тут же передающим их полковникам. И на его вызов уставу в данном случае только одобрительно хмыкнул, отмечая про себя, что и сам готов сорваться, броситься в гущу сражения, где сейчас гибнут его люди.
Но все это было не известно Прохору, с упоением и боевым азартом мчащемуся к своим собратьям. Они едва успели во время, как раз в тот момент, когда последняя полусотня пятого полка уже отошла, на столько, что еще десяток саженей и остатки конницы казаков смогли бы ворваться в тыл 7-го полка, отражающего успешно атакующего появившееся подкрепление противника. Что она и собиралась сделать, вот только первые два залпа винтовок, на расстоянии полсотни метров остановили прорыв казаков, делая, невозможным сей. Видящий это Прохор нашел глазами горниста, неотступно следующего за своим командиром, и приказал ему сыграть «боевую схему 1», применяемую только в обороне, в силу своей сплоченности и малой маневренности, но намного большей возможностью для удерживания позиций на открытой местности, когда нет времени для строительства даже малых редутов.
Суть данной схемы была в том, что солдаты выстраивались полукругом, в центре вставало четыре взвода, по бокам по два, остальные воины должны были стоять за спинами своих товарищей, ожидая приказа для вступления в бой, или полной развертки в каре. В Уставе витязей прописано, что контратака может проводиться воинским соединением не менее роты, с участием полевой артиллерии, предварительно «обработавшей» участок атаки, при этом каждый командир, решившийся на оный маневр, должен быть уверен, что его действия не приведут к окружению или удару в тыл своих собратьев стоящих рядом.
Командиры двух полков, видя, что к ним подошло подкрепление, отдали приказ отойти на позиции, находящиеся ближе к тому островку временного спокойствия, который образовался вокруг только что подошедших витязей. Но не успели пятый и седьмой полки завершить маневр, как впереди, за спинами Донского войска возникли знакомые прапора и знамена, ушедших в Азов отрядов. Не в силах сдержаться многие солдаты с криками «Ура!» бросились вперед на противника, доселе с успехом сражавшегося с ними, а, теперь увидев, что они сами почти окружены, попав под фланговый огонь возникших из ниоткуда царских солдат, Донское воинство, стараясь ретироваться начало общее отступление.
Но отступление, как это часто бывает, превратилось в паническое бегство, которому поддались даже ветераны-казаки, с горечью осознавшие, что пришел их конец. И пусть он откладывается на неопределенное время, причем очень не долгое, прощения за бунт на Руси никогда не прощали, а в нынешнее время и подавно…
Глава 6
Сентябрь 1708 года от Р.Х.
Рязань
Алексей Петрович.
Лето прошло столь быстро, что мне порой кажется, что его и не было, вот только память о тех минутах сражений, когда кровь лилась ручьями, не давала его забыть просто так.
После сражения под Азовом крах Донского войска стал лишь делом времени, а когда 9 июля 1708 близ урочища Кривая Лука, погиб отряд Драного, угодивший в окружение царских войск под предводительством Василия Долгорукого, брата погибшего Юрия Долгорукого, то стало ясно, что конец восстания близок. Одновременно с этим потерпел поражение отряд Беспалого под местечком Тор на Северном Донце.
Видя, что дела совсем плохи, старшины казаков решили сгладить «углы» и предали своего лидера – Булавина, в ночь с 10 на 11 июля убив его в Черкасске, куда он прибыл с остатками разбитого под Азовом Донского войска. Но их ожидания не оправдались, донскому казачеству пришлось дорого заплатить за свое восстание.
Василий Долгорукий, получивший наказ от Петра «не жалеть строптивцев и примерно наказать их», выполнил его просто превосходно, развесив сотни простых казаков на деревьях. В дополнение к этому, и как свидетельство своего усердия, отправил в подарок царю десяток голов старшин, стоявших изначально в первых рядах восстания, а теперь возжелавших замириться.
В моей истории, насколько я помню, восставшие отделались более мягкими санкциями. А часть восставших, вообще смогла уйти на Кубань. Здесь же, при меньших потерях, со стороны царских войск и губернаторств, при меньших разрушениях, наказание донских казаков было более жестким. Репрессии, начавшиеся сразу же после разгрома последнего отряда булавинцев, в середине августа достигли своего апогея отменой почти всех вольностей казаков, а так же пожизненной ликвидацией права не возврата беглого люда.
После всех этих сообщений стало окончательно ясно, что история, которую я знал, идет в разрез той, какая мне была известна, ведь теперь есть фактор, очень сильно влияющий на ее ход. И этот фактор я сам…
Но задумываться о проблемах мне к счастью не дали насущные дела и … Оля. Иначе я даже не знаю, до чего бы додумался, наверное, до сумасшествия точно. Так что, вернувшись в Рязань, в свою резиденцию, возведенную рядом с Соборной площадью, еще полстолетия назад, я тут же был завален ворохом разнообразных бумаг, начиная с разбирательств между людом и заканчивая подписанием новых затрат для города и производства в Петровку.
И вот этот пункт меня не много настораживал, ибо, зная, что никто из моих соратников никогда не стал бы воровать, так как прекрасно знал мое отношение к данному делу. Да и показательные наказания воров, на центральной площади еще на заре наместничества были еще свежи в памяти людей, а ведь там и именитый боярин.
Начав же исподволь разбираться в повышении расходов, мы вместе с Николаем заметили, что некоторые товары стали заметно выше в цене, порой их розничная стоимость была, чуть ли не на треть ниже той, которая была указана в сметах.
Решением этой проблемы занялся Николай, не торопясь и не выказывая лишнего интереса, он начал потихоньку следить и добывать сведения о махинациях. Обещая в скором времени предоставить для меня всю полноту информации.
Как бы то ни было, слава богу, у меня появилось время, пускай и не много, для того, чтобы проводить его с кареглазой, чудесной девушкой, забравшей мое сердце. Вот только как было мало, этих прелестных мгновений…
А могло быть еще меньше, если бы Оленька, не предложила мне свою помощь. Да-да, именно помощь! В чем? Если честно я был немного ошарашен услышанным, чувствуя себя дураком, из-за того, что сам не подумал об этом. Медицина. Именно она, та самая область, в которой мне и стала помогать Оля, взяв для обучения двух девушек и двух юношей, ранее занимавшихся сим делом у травников. Конечно, если бы не согласие епископа Иерофана, и его полной поддержке моей немного странной просьбы о благословении травников как божьих людей…
Да, многое могло бы не получиться, но все же «добро» на воспитание первых медиков для корпуса «Русских витязей» было получено. Однако само становление процесса обучения находилось под моим неусыпным контролем. Но все же есть одно «но», Оля сама преподавала, отдавая все свои знания ученикам, и это занимало не так уж и мало времени ежедневно, однако скоро зима – не самое лучшее время года для травников, так что занятий будет много меньше.
Честно говоря, меня немного смущает узкая специализация будущих медиков, хотелось бы, чтобы они владели хоть минимальными навыками хирургии. Да и в Москве открылась два года назад школа хирургии.
В 1706 году великий государь указал построить за Яузою-рекою против Немецкой слободы в «гошпиталь для лечения болящих людей, а у того лечения быть дохтуру Николаю Бидлу». Думаю, что после обучения четверо травников смогут пройти малый курс и у доктора Бидла, как повышение квалификации. Но пока оставим эту идею до лучших времен.
Тем более что появилась еще одна проблема, к которой я вместе со своими друзьями готовился особенно тщательно. В скором времени, зимой, должен был состояться Торговый Сбор, под патронажем наместника земли Рязанской.
Идея созыва оного пришла ко мне спонтанно, еще во время моих «блужданий» по югу Руси. Ведь именно для этого и были нужны те купцы, которых удалось прижать в недолгие дни стоянок возле крупных городов. Очень важно, чтобы первый Сбор прошел без инцидентов. Да так, чтобы на нем были не только купчины земель рязанских, но и из других закоулков России-матушки…
Сейчас же я стою в окружении друзей на трибуне перед вторым набором кадетов, которые приносят клятву верности царю и Отечеству. Молодые, лет 14-15 отроки произносили красивые слова, толком не понимая, для чего они это делают. Ничего, в скором времени поймут, обязательно поймут, тем более что у них перед глазами всегда есть пример.
Темно зеленая форма кадетов заметно отличалась от всех аналогов мира, ведь для нее в первую очередь были две составляющих – удобство и комфорт. Сапоги блестят от лучей солнечного света, падающего на них, чуть ли не пуская солнечных зайчиков в глаза, на плечах у батальона фузеи. Именно на них устремлены все взгляды новых кадетов, завистливые, полные сожаления о том, что они не могут пока быть в рядах своих старших товарищей.
Задумавшись, я почти пропустил момент, когда хор голосов сказал отцу Варфоломею: «Клянусь!».
-Сегодня у нас праздник, братья!– поднимаю руку, после того как все успокоились и замерли в ожидании.– Так пусть же он начнется как можно скорее!
-Ура!– возопили десятки голосов разом.
В это время перед столовой ставили столы, суетились слуги, выставляя незатейливую пищу, разливала по кувшинам квас. Готовился праздничный стол.
-Здравия желаю Ваше Высочество!– откуда-то сбоку сказал знакомый голос.
-И тебе не хворать Дмитрий.
-Хорошее пополнение?– спросил он.
-Орлы!
-И я так думаю. Хотел попросить вас Ваше Высочество…
-О чем?– спросил я.
-Пару ребят хотел из первого набора к себе забрать, толковые они, много пользы принести могут.
-Ежели так, то конечно, забирай, только тогда, когда они свои дела основные делать заканчивать будут.
-Как же они тогда мне помогать будут?– удивился конструктор.
-А вот так. Им доучиваться надо, в первую очередь они витязи, и только потом уже все остальное!
-Ясно Ваше Высочество.
К предстоящей зиме, всех кадетов необходимо было одеть во что-то теплое и по возможности не дорогое. Пришлось изыскивать наиболее оптимальный вариант, коим и стали шинели. Почему это надо было сделать именно к этой зиме? Все очень просто, их производство в том году, не было налажено, да и других проблем хватало. Поэтому витязям пришлось во время весеннего похода идти в сюртуках и кафтанах, поверх основной формы. Однако форма есть форма, поэтому в ней необходимо единообразие, так что введение зеленого кафтана, шинели и бушлата, с шапкой ушанкой стало необходимой составляющей.
Сказать честно, не будь я единственным наследником грозного царя, то вряд ли бы удалось вовремя все это подготовить для разросшегося личного состава корпуса. Затраты увеличились почти вдвое, не считая стоимости строительства новых зданий для всего корпуса в целом, ведь одними казармами и парой мастерских дело явно не обойдется. Но решать повседневные и возможные проблемы требовалось уже сейчас.
Вот тут то нам и подвернулся один молодой суконный предприниматель, тесно общавшийся с Артуром, на почве производства – Илья Щеголин, имевший 130 станов и 750 рабочих. Итог вполне закономерен, заказ на выполнение он и получил, заметно снизив цену на производимый для корпуса «Русских витязей» товар.
Время за празднованием пролетело незаметно. А завтра вновь начнутся тяжелые и скучные будни наместника…
Декабрь 1708 года от Р.Х.
Рязань.
Алексей Петрович.
-Я за тобой пришел, Ваше Высочество!– откуда не возьмись, появился Михаил Лесной, держа под мышкой папку с бумагами.
-Ты ничего не путаешь?– удивился я, смотря на сидящую рядом со мной Оленьку.
-Нет, а вот ты, похоже, забыл, что сегодня прибывают купчины на Торговый Сбор, сам же сроки такие выставил. Так что извините меня, Ольга Сергеевна, но я вынужден у вас забрать Его Высочество,– виновато улыбнулся Миша.
-Конечно, только прошу вас скорее его вернуть,– улыбнулась мне Оля.
-Сразу же, как только я освобожусь, то приду к тебе моя, прелесть!– пообещаю ей.
Проходя по второму этажу, к месту проведения самого Сбора я узнал много полезной информации от Михаила, большая часть которой поступила можно сказать в последние минуты. Знать все и обо всех, по возможности, прерогатива правителя, да и должность обязывает. Некоторые моменты из услышанного оказались крайне важными для меня. Так, к примеру, на Торговый Сбор прибыл один из московских купцов – Евреинов, у которого на его шелковых фабриках работало до 1500 человек, что чуть ли не на порядок было больше, чем у Артура Либераса, в его мастерских.
Так что придется мне, посерьезней отнестись к нашей затее, а то ведь я рассчитывал, что первые два-три года будут, даже при сильном внимании с моей стороны, немного консервативными. Из-за того, что этот первый Торговый Сбор, толком не регламентирован, и мало известен, разве что «подневольных» купцов удалось затащить, да и только. Оказывается, мои суждения об этом проекте оказались неверными, каюсь, сыграли старые стереотипы моего времени.
Что ж, я сам этого хотел, так будь что будет! Будем стараться, а там, как говорится «как фишка ляжет».
-Кто там у нас уже на месте?– спрашиваю Михаила.
-Там, Николай, Артур и Кузьма часть прибывших купцов, в Малый Зал провели, ждут тебя, Ваше Высочество.
-Хорошо,– сердце в груди начало биться чаще, словно я иду не к купцам, а в бой, на врага.
-У тебя все получится, не может, не получится! Ведь все, что мы сделали это только благодаря тебе! Да и всего этого так много, что у других людишек просто голова кругом идет, так неужели господь нас оставит? Нет! Не бывать этому!– сказал Миша, в его глазах на миг мелькнули фанатичные огоньки, угасшие в ту же секунду.
-Ты как всегда прав. Ну, с богом!– улыбнулся я ему, толкая дверь.
Хочешь, не хочешь, а мне все-таки пришлось встречаться с купцами, не со всеми конечно, а только «со сливками», прибывшими на Торговый Сбор. А они все калачи тертые, их просто так не пробьешь, хотя пара «тузов» в рукаве у меня конечно припрятано.
-Ваше царское Высочество,– поклонились мне в пояс все купцы.
-Здравствуйте, торговые люди!– вежливо поздоровался я с ними, улыбаясь всем сразу, отвечая на приветствие.
-Прошу вас садится, в ногах, как известно, правды нет,– показал я на кресла возле стола, подходя к своему месту с малым российским гербом на спинке.
Подождав пока я сяду, купцы сами начали усаживаться, медленно и чинно, словно президенты на светском рауте.
«…В бой, герой иди!
Когда покой и дом
Оставлен …
В прошлом золотом… – сказал я себе, перед тем как начать беседу, больше похожую на битву, точнее на первое сражение с купцами.– Жаль только мои очные договоренности с некоторыми рязанскими торговыми людьми касаются в основном корпуса и парой совместных товариществ».
Как и отец, я собирался всячески поддерживать и помогать купцам, и их объединениям, вот только не хотелось для этого давать им денег на развитие и обустройство. Я хотел наоборот, чтобы они вкладывали свои сбережения в развитие моих предприятий, благо, что полномочия, дарованные мне царем, были на порядок выше, нежели чем у обычных губернаторов, поставленных на управление другими земельными наделами Руси-матушки.
-Судари, перед тем как начать нашу, безусловно, занимательную беседу, я хотел бы узнать, как вы добрались до города? Не мешали ли разбойнички по дороге?
-Добрались хорошо, Ваше Высочество, спасибо. Но мы ехали большим караваном, так что сказать о том, есть ли лихие люди или нет, на дорогах мы не можем,– ответил за всех самый старший седовласый крепкий мужичок, среднего роста с длинной бородой.
-И что, вы все ехали по одной дороге?– удивился я.
Все же на Сбор были приглашены купцы с разных сторон России, по сути, они все должны были ехать с разных сторон, ведь в Рязань то ведет явно не одна дорога.
-Мы случайно встретились под Касимовом, ваше Высочество,– ответил другой купец, только вступивший в тот возраст, когда о делах уже можно заботиться меньше чем о своем здоровье.
-Как удачно получилось, ведь вам же повезло, теперь можно часть вопросов решить в считанные минуты!– улыбнулся я им.
-Почему же, Ваше Высочество?– спросил все тот же старик, уже с интересом смотрящий на меня.
-Если вы ехали вместе, то наверняка уже много о чем поговорили, а это согласитесь, сможет помочь нам в будущей беседе. Некоторые ваши проблемы я смогу выслушать и сразу ответить, если конечно они не слишком сложные,– спокойно ответил я на вопрос.
-О как!– не сдержал свой возглас самый молодой, на первый взгляд, купец с голубыми, холодными глазами, больше подходившие моряку, чем торговому человеку.
-Это конечно хорошо, что вы, Ваше Высочество задумались о том, чтобы помочь нам в решении нашим мелких проблем, но позвольте спросить, каков же вам от этого барыш?– задал один из самых насущных, для купцов, вопросов все тот же седой старик.
-Если у вас дела будут идти хорошо, то значит, и развивать свое хозяйство вы будете быстрее и лучше, а отсюда я думаю, вы и сами догадаетесь, какой барыш перепадет государству,– ответил я купцу.
-Это конечно хорошо, но я думаю, со мной согласятся многие присутствующие здесь, не это основная идея нашего сбора?– вновь спросил он меня.
-Не много не так, это одна из основных идей этого сбора,– поправил я его.– А вот какие будут другие мысли еще, вам сейчас расскажут мои помощники.
Николай встал с кресла и подошел к планшету, уже порядком сумев его освоить. Откинул кусок полотна, закрывающий холст, на котором была изображены ряды разноцветных столбов, идущих один за другим, и рядом с ними, внизу были написаны пояснительные слова, какой столбец к чему относится.
-Судари, все мы люди знающие цену деньгам и главное нашему личному времени, которого всегда не хватает,– начал Николай, привычно войдя в свою колею «денег и возможной прибыли».
-И именно из-за понимания всего этого я не хотел бы попусту тратить слова на ничего не значащие истины. Под руководством его Высочества,– кивок головы в мою сторону,– мы подготовили несколько предложений, даже скорее взаимовыгодных договоренностей и сейчас я наглядно покажу вам на планшете, в чем их суть. После этого вы сможете хорошо обдумать их и дать ответ не позднее пятницы, то есть послезавтра. Но что-то я увлекся, приступим, пожалуй…
Я сидел и тихо про себя аплодировал Николаю, все-таки воспитание у купеческого сына было отличным. Да и природная смекалка эго явно не обделила. Все проекты, как с моей подачи начали называть разработанные нами договоренности и схемы взаимодействия с людьми, были поделены на две части. В первую часть входили сами договора, а во второй были наши давние наброски по регулировке сборов налогов и податей, а так же судебная часть торговых и личных договоров. Для Николая, подошедшего к планшету, логично было бы начать с первой части, пообещать с три короба и так далее, но так как он и сам купец, то отлично понимал, что перед ним сидят умные и практичные люди, для которых слова остаются только словами. Но вот если им показать что эти слова могут стать действительностью, при этом приносящей хорошую прибыль…
Таким образом, Николай с моего молчаливого согласия начал говорить о некоторых послаблениях податей и пошлин. Правда, пока это касалось только Рязанских земель, подвластных мне. Казалось бы, что такого в этом? Подумаешь, вместо одной пятой от дохода платить девятнадцать сотых, не велика разница, но это было только началом, и купцы почувствовавшие что-то важное, сразу насторожились, с лиц многих из них слетели выражения скуки. Как говориться копейка рубль бережет, а в этом вопросе купцы экономили явно не по одному рублю.
Но как бы радостно мне не было, я не имел права показывать это сейчас, ведь тогда старания нашего «министра финансов» могли сойти на «нет». Итог – я сижу в кресле и молчу, внимательно вглядываясь в лица купчин, сейчас больше похожих на гончих, почуявших добычу.
-Это конечно правильные слова, молодой человек,– прервал разошедшегося Николая, один из трех наиболее старых купцов, поглаживающий свою бороду.– Но вот скажите нам, какая выгода от этого наместнику, точнее Его царскому Высочеству? Ведь чем больше подать и пошлина, тем больше барыша попадет в казну к нашему царю батюшке, да хранит его господь Бог.
-Выгода та самая, о которой говорил Его Высочество. Более того мы намереваемся в течение пяти лет сократить имеющиеся пошлины на одну треть от нынешних, тем самым, давая возможность появляться новым торговым людям.
-Красиво говоришь, любо-дорого послушать, но кое-что не упомянул. Откуда появятся эти самые новые купцы, судя по вашим словам должные вести торг в одной лишь губернии?– задал вопрос все тот же купец.
-А вот этот об этом мне не дали сказать, но теперь я думаю, меня выслушают и не станут перебивать,– ответил спокойным, повелительным голосом Николай, давая понять, что сидящие здесь купцы на ранг ниже, а то и больше, нежели он сам.
-Что же, мы слушаем тебя.
-На чем я закончил…? Ах, да, так вот, из-за того, что с каждым годом все тяжелей и тяжелей вести торговые операции с большим количеством товаров, да и перевоз большой казны тоже труд немалый.
-Это почему же?– удивленно спросил один из «молодых» купцов.
-А как же постоянная охрана караванов?– задал встречный вопрос Николай.– Так вот, вам, господа купцы, с повеления нашего наместника Его Высочества Алексея Петровича предлагается основать Первый Банк России. На следующих условиях: во-первых, все операции банка будут предварительно согласованы совместно с назначенным на должность наблюдателя банка нашим государем или же его наследником Его Высочеством,– вновь небольшой кивок головы в мою сторону.– Во-вторых, руководство банка будет осуществляться выборными для этого людьми из числа заинтересованных лиц, количеством до семи человек, не считая наблюдателя, имеющего право вето на любую сделку, но при этом целиком и полностью берущий всю ответственность за это на себя. В-третьих, одна треть всего банка будет принадлежать государству, остальное же владение банком распределиться между людьми, сделавшими наибольшие вложения в него, то есть чем больше вложил в его создание, тем больший вес имеет твое мнение на решения банка. И, в-четвертых, все сделки банка НИКОГДА не должны идти в ущерб государству!
Горизонты для возможностей купцов, открывающиеся этой идеей появлялись заоблачные, а если поручителем будет ко всему прочему еще и государство…
Но было одно «но», о котором Николай не сказал купцам – сам государь еще не знает об этой моей инициативе. Хотя я сам прекрасно понимаю, в какую игру влезаю, но ставки стали слишком высокими, чтобы «сбрасывать карты».
Но и ждать десятилетия просто не имею права, а тут просто золотая жила может появиться. Сами же купцы, подумав обо всем обстоятельно, наверняка себе все жилы порвут ради создания банка. Дело оставалось за малым – выбить у отца разрешение на создание банка. Хотя по моим подсчетам, для того, чтобы собрать нужную сумму, без ущерба для своих торговых дел, купцам потребуется чуть больше полугода.
Итого у меня в распоряжении есть почти шесть месяцев, в ходе которых мне предстоит помочь отцу в битве при Полтаве, хотя ее может и не будет, но я в это что-то не особо верю, слишком уж рьяно нацелились шведы на наши западные земли. И ко всему этому пройти по грани лезвия и получить разрешение на создание, а главное курирование первого российского банка. Весело, ничего не скажешь, но, увы, другого пути просто-напросто нет! Для поднятия России одних войн мало, нужны деньги и деньги не малые, к счастью мой отец это понимает, и это вселяет в меня большую надежду на успех нашей затеи. Но это пока подождет, сейчас главное доступно объяснить купцам о том, чтобы рот держали на замок.
Странно вроде бы думал и рассуждал, чуть ли не полчаса, а времени прошло всего пара минут, все еще слегка заторможенные выражения на лицах купцов окончательно развеяли мои сомнения, я встал, перехватывая инициативу, дабы окончательно решить столь важный вопрос.
-Господа купцы, сегодня мы вместе с вами имеем возможность создать настолько большую кумпанию, что все имеющиеся на данный момент в России будут выглядеть, словно недельные щенки по сравнению с матерым волком. Но, увы, это еще не все, в бочку меда может упасть ложка дегтя и тогда вся наша затея может оказаться пустой тратой времени. Из-за чего спросите вы? Я вам отвечу, хотя вы и так знаете о причинах, а именно о зависти. Именно она может послужить тем камнем преткновения, который обрушится на нас, если эта идея станет, известна раньше положенного срока. Поэтому я хотел бы попросить вас никому не говорить об этом, а все дела по созданию вы будете вести с Николаем, который сейчас вам обо всем этом рассказал,– сказав, я сел на свое место, давая время купцам спустить пары эмоций. Самым простым и быстрым способом – шквалом вопросов, ответы на которые друзья порой не успевали давать.
Хотя я и ожидал, что на такую идею у торгашей будет высокий спрос, но такого ажиотажа я все-таки не предусмотрел, быть может, это даже и лучше, вот только как бы под эйфорией этого детища не болтнули господа купцы чего лишнего. Хотя чего это я, купцы ведь «звери» матерые. Да и стараюсь то не для себя, а для Родины! Но береженого бог бережет…
Люди они понимающие, вертятся в этом болоте, под названием торговля и предпринимательство, не по одному десятку лет, лучше меня все понимают, но все-таки какой-то червячок внутри меня не дает до конца успокоиться, можно сказать заставляет всегда ожидать какого-то подвоха. И я просто вынуждено начал к нему прислушиваться, и это явно не спроста, ведь в моей жизни, для кого-то короткой, а для кого-то и нет, такое бывало только два раза и в каждом из этих случаев ничего хорошего не случалось.
Один раз, когда мне было сет десять, меня чуть не сбил грузовик, когда я переходил дорогу на зеленый свет, но, почувствовав, что-то внутри себя я резко остановился и буквально из-за поворота через секунду вылетел МАЗ и пронесся буквально в полуметре от меня. Было бы мне лет двадцать, тогда и я наверняка был бы с седой головой. Второй раз я почувствовал такое же беспокойство месяца за два до события, точнее даже не так, плохое настроение, гнетущее состояние на душе с каждым днем все усиливалось и усиливалось. В одну из ночей, когда я подрабатывал охранником на складе, одна из балок, держащая металлический навес, под которым была легкая фанерная будка, предназначенная для отдыха охраны, сломалась и раздавила эту конуру, из которой я вышел секунд за пять до происшествия. Опять же только чисто случайно в принципе получилось, что пошел проверять склад, хотя хотел идти только минут через двадцать…
И вот теперь опять…
«Чертовщина какая-то,– чуть слышно сказал я сам себе, но сидящий рядом со мной Кузьма все же услышал и вопросительно глянул на меня, я только махнул рукой, мол, ничего страшного, все в порядке».
-Судари, я думаю теперь у вас есть над, чем подумать,– сказал я собравшимся в Малом зале купцам, вставая со своего места.
-А почему не до завтра?– спросил один из купцов, кажется, его звали Петр Иванович Тимохин.
-Потому что завтра будет пир, по случаю созыва Торгового Сбора,– ответил я улыбнувшись.
-Доброй ночи,– пожелал я купцам.– Надеюсь, вам уже выделили комнаты?
-Да Ваше Высочество, и вам доброй ночи,– в разнобой ответили вставшие купцы, тут же поспешившие в свои комнаты.
-Молодцы, отлично подготовились!– похвалил я оставшихся в зале товарищей.
-Не мы одни все это делали, скорее уж тебе надо памятник ставить!– с улыбкой ответил Николай, смотря на меня.
-Это почему же?– поинтересовался я у него.
-Так идея то твоя была, или уже забыл?– ответил Николай.
-Так исполнение то ваше было, так что, спасибо вам всем! Жаль только не все здесь сегодня собрались. Но думаю, как только они появятся здесь, то сразу же получат достойную награду…– сказал я друзьям.
-А кстати, что же это за награда такая? Позволь нам узнать, а то говоришь о ней чуть ли не неделю, а мы так толком ничего и не узнали…– с подозрением спросил Кузьма.
-Всему свое время, Кузя!– усмехнулся я.– Кстати, как там дела у Ивана?
-Вовремя напомнил, Алексей, а то бы я забыл сказать,– хлопнул себя по лбу Николай.– Позовите Дмитрия Носова!
На легкий окрик из-за двери раздалось легкий перестук каблуков, и через пару минут в зал вошел чем-то сильно недовольный Дмитрий.
-Вот и он! Ты что такой хмурый?– тут же спросил Иван, первым разглядев недовольство на лице нашего изобретателя.
-Да, все от того же!– огрызнулся Дима.– Обточка стволов фузей слишком долго идет, время много на нее уходит, и что делать с этим совсем не знаю!
-Так ты же токарь!– изумился Николай.– Неужели нельзя на станке что-нибудь придумать?
-Так в том то и дело, что из-за станка и получается сам процесс долгим,– махнув рукой, ответил Дмитрий.
-А в чем проблема?– спросил я у него.– Ведь отцу уже отправили их две сотни, он в восторге от них. Обещал при встрече о награде поговорить, для тебя в том числе.
-Это конечно хорошо, но мы эти стволы делали, чуть ли не полгода.
-Это вместе с самой фузей, не забывай…
-Да помню. Но все равно, долго делать дуло приходится. Ствол получается некачественным, его приходится дополнительно обтачивать, что как вы понимаете, не совсем хорошо,– все так же хмуро ответил Дмитрий.
-Так может тогда стоит применить станок с водяной струей?– подал я ему идею.
-Да какая струя!?…Хотя… Стоп! Да, точно! Как же я сам до этого не додумался!?– воскликнул Дмитрий и, развернувшись на каблуках, исчез за дверью.
-Вот так всегда, позовешь, чтобы спросить что-нибудь, а он испаряется уже через минуту, как только узнает что ему нужно,– весело сказал Николай.
-Ничего, ему можно!– с улыбкой ответил я, на слова нашего «министра финансов».
-Ну да ладно, пусть идет, дело тут вот в чем…,-усаживаясь на место, начал рассказывать Николай.
Я же откинувшись на спинку кресла, задумался о том, чего добился от своих друзей, не в плане какой-либо деятельности, а уважения, почета, силы, в конце концов, называйте, как хотите…
«А ведь ты уже не просто наследник империи, твое высочество, теперь ты действительно нужный им человек, нужный не для того, чтобы выколачивать деньги и получить кусочек власти. Я нужен им как ЛИЧНОСТЬ!».
Эта мысль раскаленным штопором пронзила мои мысли, смешивая все разом, конечно, я к этому и стремился, но, достигнув, все равно не мог до конца освоиться с этой мыслью, так приятно греющей мое зачерствелое сердце. Но это была только одна половина моего сердца, которая жила для России и друзей, другая же принадлежала Той Единственной, которая сейчас была в моей комнате ….
-… да может это и получиться, но ведь нам то их уже необходимо начать строить и прокладывать, а банк сможет, если все будет нормально только через восемь – десять месяцев и то – это будет просто замечательно.
От мыслей меня отвлек спор Сашки, Артура и Николая, Кузя с Мишей же подчеркнуто соблюдали нейтралитет. С одной стороны очень правильный подход, а с другой…
-Да пойми же ты, что нам просто необходимо скорее сделать их, ведь без них все наши задумки летят коту под хвост!
-Но пока то нам удавалось нормально обеспечивать корпус всем необходимым,– ответил Николай на реплику Саши.
-А ты не посчитал, что этим летом мастера построили еще одну литейную и мастерскую под станки Дмитрия? И это не считая всех остальных побочных производств, вплоть до швейных и обувных мастерских, которые только-только запустили!
-А кто говорил, что все это будет в одном месте, мы же, кажется, говорили об этом и пришли к выводу, что их надо размещать в разных местах…
-Конечно в разных местах, но вот я думаю, что если они все будут находиться рядом друг с другом, скажем, на пересечении нескольких путей, то проблема поставок будет не столь острой, а скорее даже наоборот станет большим плюсом.
-Стоп! Кажется, мы местами поменялись? Ты меня основам торгового дела учишь?– со смехом сказал Николай, глядя на Александра, вот только он и сам начал понимать, что зерно истины в предложении помещика, несомненно, присутствует.
-Давайте сделаем так, други мои, все это мы пока оставим до того момента, когда не закончится наш Сбор, после него сможет подумать и над другими проблемами, коих с каждым днем к моему глубокому сожалению становится только больше,– прервал я начавшийся спор.
-Да вообще то мы говорим о прокладывании наших дорог…
-Тогда ясно, но вот только есть одна загвоздка, и она заключается в том, что без больших вложений все наши идеи останутся только идеями, так что пока Первый Банк России не основан и не начал работать, говорить о дорогах не стоитсе наши идеи останутся только идеями, так что пока Перв. Или я не прав?– напрямую спросил я смутившихся товарищей.
-Но ведь все это и затеивалось как возможность решения этой проблемы,– взмахнув рукой, Александр недоуменно показал на пространство вокруг себя.
-Да, так сначала и планировалось, но вот, основной задачей в первую очередь у нас является не факт того, чтобы заставить и принудить кого-то прокладывать дороги по всей Руси, скорее наоборот, люди сами должны понять, что именно им они необходимы, эти самые дороги! И для этого лучше всего подходит как раз создание банка, который, я надеюсь, станет той ступенькой между купцами и властью, после которой сотрудничество будет только усиливаться.
-Да, судя по всему, ты крепко планируешь подцепить торговых людей!– восхищенно сказал Николай, начавший понимать, чего именно я хочу добиться.
-Это ты, верно, подметил, Никола. Вот только ошибся немного, на самом деле именно купцы сами себя и посадят на крепкую цепь рядом с властью, и не, потому что им будут угрожать расправой. А потому, что они поймут одну важную вещь – денег как раз будет больше именно от совместного, плодотворного труда с государством, нежели в стороне от него!– слегка поправил я нашего «финансиста».
-Да, зерно истины в этом есть, вот только извини меня, Ваше Высочество, но мне почему-то кажется, что все получится не так гладко. Да и сам наш государь-батюшка в этой войне много денег под себя забирает. Как бы нам не аукнулось это все…– сказал с легким сомнением Николай.
-Нет, царь так не сделает. Ему нужны деньги, это бесспорно, но ему так же нужны надежные тылы, чтобы не отвлекаться от западных границ. Так что вряд ли он сорвет нашу затею,– возразил сыну купца Волкова, доселе молчавший Михаил.
-Я, тоже придерживаясь такого мнения, но все же мне самому стоит поговорить с отцом, а то мало ли какие ему слова на ухо нашепчут,– поставил я точку в разговоре на данную тему.
Пошевелив головой, понял, что мы немного засиделись, не только по тому, что в окна зала падали закатные лучи солнца, но и потому, что внутри меня требовательно увещевал тот, кому сложно противиться. Увы, но законы мироздания трудно менять, а уж тем более нарушать, поэтому и питаться людям не только нужно, но и необходимо.
-Ладно, друзья, думаю, нам стоит прерваться до завтра, хорошенько еще раз прогнать в голове те проекты, которые уже имеются у нас на руках, и перед началом первого заседания Сбора, выбрать наиболее нужные и ценные из них.
-И правда, нам, пожалуй, стоит отдохнуть,– согласился со мной Кузьма, в животе у которого, судя, по доносившимся оттуда звукам шло нешуточное сражение, не на жизнь, а на смерть!
-Что ж, тогда к девяти часа утра нам надо будет собраться,– подвел итог Николай, скрупулезно занеся новую дату к себе в небольшой дневник.
-А теперь есть, и спать, завтра предстоит тяжелый день!– приказал я друзьям, разминая затекшие конечности.
-Время же детское! Даже солнце еще не зашло,– насупился Сашка.
-Мое дело предупредить, а там сами делайте, что хотите, но чтобы завтра как огурчики были!– устало ответил я.
-Такие же, как и они в пупырышках?– с ехидцей спросил Николай.
-Нет, такие же зеленые!– с улыбкой ответил я ему, уходя к спасительной двери, ведущей к лестнице на второй этаж.
Оставив около своей комнаты гвардейцев, постоянно следующих за мной, вошел к себе в гостиную. Воспоминания накрыли меня с головой, как только я увидел маленького ангела, лежащего на кожаном диване, с мечтающим выражением лица…
Тот день запомнился мне особо четко, мои раны еще не прошли, да и весь день прошел в большом напряжении, из-за предстоящей подготовки к походу на Дон и решениями неотложных дел моих земель.
Чертовски уставший я зашел к себе в комнату и увидел спящую девушку. Присмотревшись, я узнал в этом прелестном создании, мирно почивающем на диване, Олю, свою спасительницу. По всем правилам мне следовало бы подойти к ней и разбудить, проводить до ее комнаты, но я не мог оторваться от созерцания ее лица, сейчас такого милого, спокойного и необыкновенно ласкового.
Вопреки всему я хотел, чтобы это создание, больше напоминающее ангела, нежели человека, осталось здесь, сейчас вместе со мной! Я страстно хотел этого, хотел смотреть на нее, не отрываясь! Как же прекрасна, бывает, казалось бы обыденность. Ну и что, подумаешь спящая девушка. Но нет, это далеко не так, никто не сможет разуверить меня в этом, я знал одно, я хочу, чтобы она была рядом со мной! Только со мной!
Час проходил за часом, полночь уже давно сменилась предрассветными сумерками, еще темными, но уже слегка «подрагивающими» под напором лучей дневного светила.
Я сидел рядом с ней, и не замечал ровным счетом ничего.
Мне хотелось взять на руки Олю, прижать ее к себе и никогда не отпускать, так хотелось совершить какую-нибудь глупость! Но, увы, ничего из этого мне было не доступно, я ведь хм.., наследник! Для которого обычные радости смертных не доступны! Стоп, а кто сказал, что я не могу делать то, что считаю нужным? Никто! Значит и все остальное не так уж и важно!
-Ой!– от неожиданности я даже дернулся и только потом осознал, что стою рядом с кроватью, на которой спала девушка и разговариваю сам с собой.
-Не бойся, Оленька, я не хотел, чтобы ты испугалась!– с раскаянием сказал я ей, досадуя на то, что так забылся.
-Нет, что вы! Я сама виновата, пришла к вам в комнату, но вы, Алексей, не подумайте чего-то нехорошего!– ответила девушка, опуская взгляд в пол мило покраснев.– Я хотела убедиться, что с вами все в полном порядке.
-Со мной все замечательно Оленька.
-Ах, да, конечно,– яркая искорка блеснула в глазах девушки и стала медленно угасать.– Я тогда, наверное, пойду?
-Конечно,– я не стал держать девушку, но как бы мне этого хотелось, кто бы знал.
Она встала с постели, поправила одежду, в которой и задремала, дожидаясь меня, пошла к двери, но я не знаю, почему встал и придержал ее за руку, от чего она развернулась лицом ко мне, не ожидая этого. Как во сне я взял ее ладошку и поцеловал пальчики, увидев, что никакой реакции не последовало, выпрямился и приблизил свои губы к ее лицу. Но в последний момент поцеловал не в губы, а в розовую щечку, очень приятно пахнущую травами и чем-то еще, малознакомым, но крайне приятным.
Искорка, угасавшая во взгляде девушки, вновь вспыхнула, но как только я поцеловал ее в щечку, сменилась легким разочарованием маленького ребенка, которому вместо обещанной игрушки подарили совершенно другую, радоваться которой вроде бы и надо, но вот почему-то хочется заплакать, а не засмеяться.
Поняв, что девушка ждет чего-то большего, я предпринял еще одну попытку.
-А может все же так?– сказал я и поцеловал мягкие, горячие губы девушки, прикрывшей от ожидания глаза.
Я не знаю, сколько мы стояли не отрываясь, может секунду, а может и целый час, но эти мгновения навсегда останутся в моей памяти.
Но все хорошее когда-нибудь заканчивается, и, как будто вспомнив, что ей срочно надо что-то сделать, Ольга отпрянула от меня и с горящим лицом выбежала из моей комнаты. Оставив меня в состоянии эйфории, ощущения необычайного счастья, столь хрупкого и нежного, что его хочется укрыть от всего на свете и никогда не выпускать наружу, в этот дикий и злой мир.
«Ну, уж нет, никому не позволю нарушить мое счастье!»
«И даже Петру?– услужливо подсказал мне мой внутренний голос».
«… даже ему…».
Январь 1709 года от Р.Х.
Рязань.
Алексей Петрович.
После памятного Торгового Сбора, город как будто замер, отходя от того веселого и необычного шума и гама, который принесли с собой сотни людей, прибывших из разных уголков земель Руси-матушки.
Даже праздники первых чисел января не казались столь радостными, быть может, из-за того, что народ устал от постоянного шума? Не знаю, хотя быть может, мне все это только кажется. Ведь не даром же мне пришлось выделить значительную часть «свободных» средств из казны, для того, чтобы помочь тем семьям, которые не могут полноценно жить в городе, находясь «за чертой бедности». Как бы мне не хотелось, но средства образованного в начале октября Фонда Помощи не хватало для того, чтобы помочь хотя бы половине нуждающимся, поэтому приходилось решать данную проблему другими методами.
А как не решать, если видишь, как умирают от голода и холода совсем маленькие дети? Как плачут по умирающим родителям их сироты, оставшиеся одни на этом свете…
Пришлось срочно выкупать два складских здания, пустующих и ненужных своему хозяину. В них поместили печки-«буржуйки», смастеренные в Петровке, под эгидой, экономии и облегчения отопления крестьянских семей, и по одной походной кухне, позаимствованной у корпуса «Русских витязей», часть которых постоянно находилась на этих складах-приютах и заботилась о маленьких детях, которых с каждым днем становилось только больше.
Слава богу, у нас не возникла проблема с запасом дров, иначе даже я не знаю, что могло бы случиться и произойти. Наверняка три четверти из всех собранных по улицам и полупустым хибарам, замерзли бы. Но при всех тех трудностях, которые возникли в первые недели зимы, нам все же удалось более-менее наладить процесс доставки продуктов и дров, а так же самых необходимых вещей: одеял и пару стогов сена.
Не смотря на такие неучтенные мной форс-мажорные обстоятельства наши дела, в целом шли в гору. Часть проектов «замороженных» на время, удалось «расконсервировать». Главным проектом из всех, по моему мнению, был паровой двигатель, спешно дорабатываемый и улучшаемый Дмитрием и тремя сподвижниками-витязями, всерьез занявшимися конструкторской деятельностью. Тем более что корабел, вызванный из Воронежа, прибыл уже давно и сейчас вместе с одним из чертежников-математиков, Олегом Никоновым, уже два месяца занимался тем, чтобы как можно точнее и лучше создать новый тип корабля, соединяющий как деревянные части, так и металлические, пытаясь создать совершенный корабль.
Но даже если не рассматривать создание нового типа корабля как главной целью применения парового двигателя, то все равно создание оного было главной, приоритетной задачей для нас, ведь в большинстве наших задумок, основную роль «движителя» играет именно он, а не людские руки и плечи.
Однако казна у меня не резиновая, поэтому пришлось даже отписать Петру, с просьбой о выделении нужных средств. Ответ был лаконичен и очень понятен: «Денег мне надобно много, дать на твою затею не могу! Ты наместник вот и выжимай их из подвластных тебе людишек!». А если учесть, что со второго набора время обучение увеличилось, чуть ли не вдвое, с двух до трех с половиной лет, то можно было бы вообще «Караул!» кричать.
Но, благодаря начавшему работать в половину своих возможностей железоделательному заводу, денег все же кое-как хватает, впритык, но хватает. Так что в принципе дела понемногу начинают выравниваться.
Да и, с такой политикой, какую я стал проводить по отношению к крестьянам и горожанам, денег много не поимеешь, однако уважения приобрести можно вдосталь. Как бы то ни было, но было необходимо изыскивать средства для «химерий». Помощь пришла оттуда, откуда я меньше всего ожидал, от гильдии купцов и гильдии ремесленников, обязующихся часть расходов брать на себя, за то, чтобы в дальнейшем получать четверть доходов от тех производств, в которые они будут вкладывать деньги. Можно было бы конечно заартачиться и отбросить это предложение, но вот беда, деньги были нужны, да и сейчас ой как необходимы, так что скрепя сердце пришлось подписать указ о партнерстве, и скрепить его личной печатью. Благо, что и «чистых» денег они получат, дай Бог седьмую долю.
-Ваше Высочество прибыл гонец от Его Величества,– «обрадовал» меня камердинер, пропуская в мой кабинет уставшего человека, на котором не успел растаять январский снежок.
«Что-то срочное. Это не хорошо,– подумал я».
В отличие от прошлых писем, скрученных на манер свитков, нынешнее послание было запечатано в форме конверта и лежало в кожаном чехле, специально сделанном для нужд гонцов и посыльных.
Немного повертев письмо в руках, взял маленький ножик, предназначенный для вскрытия писем, и срезал печать. Петр писал, что хочет видеть меня в конце марта в Воронеже, дабы обсудить дела моей вотчины, мои успехи и решить, что делать дальше. Вот только почему именно ранней весной? Ведь можно было бы подождать до мая, когда дороги просохнут, а там уже можно будет нормально передвигаться. Но приказ или наказ, он должен быть исполнен как можно скорее и точнее.
Хорошо хоть времени на подготовку к поездке у меня достаточно, так что сейчас следует начать приводить свои дела в порядок.
-Можешь быть свободен,– сказал я гонцу.
-Ваше Высочество…
-Что еще?– спросил я, вновь поднимая голову на гостя, стоящего в паре метров от моего стола.
-Вам есть еще одно письмо,– сказал он, кладя на край стола такой же кожаный чехол, только без герба.
-Можешь быть свободен,– сказал я, даже не смотря на письмо, появившееся на столе, да и что толку на него смотреть? Я и так знал, кто мог передать мне письмо вместе с царским гонцом.
-Есть!– щелкнув каблуками, гонец вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
Читать или не читать? Да дилемма, вроде бы и прочесть необходимо, но вот почему-то не хочется настроение перед сном еще больше портить…
Внезапно, мне на плечи легли мягкие маленькие ладошки, начавшие гладить мою шею, затем, перебравшись на голову, начали гладить мои жесткие волосы, принося поистине неземное блаженство.
-Оленька,– прижался я щекой к ладошке.
-Да милый?– чуть слышно спросила она, продолжая гладить меня по голове.
-Я люблю тебя!
-Знаю милый, знал бы ты, как я люблю тебя!
Отвлекшись от невеселых дум, я развернулся к ней, подхватил на руки, кружа ее до тех пор, пока восторженный визг девушки не смолк в тишине кабинета.
Отдышавшись, тут же начал покрывать поцелуями лицо моей любимой.
-Что случилось милый?– вывернувшись из моих объятий, спросила Оленька, вставая на колени рядом с диваном.
-С чего ты взяла? Все в порядке,– ответил я ей, снова пытаясь обнять.
-Не лги мне милый, я же вижу, что ты о чем-то задумался,– требовательно сказала она, с укором посмотрев, мол, ну что же ты, такой большой, а обманываешь.
-Да все хорошо, заинька!
-Любимый!?
-Хорошо, хорошо, сдаюсь. Вот прочти это,– взяв письмо со стола, я передал его Ольге, сам же взял ее на руки и посадил на диван, вставая перед ней на колени. Одна ладошка тут же опустилась на мои волосы, вторая же держала письмо, по которому бегло смотрели карие глазки.
-Я поеду с тобой,– непреклонно сказала девушка мне.
«А она явно не простого происхождения, наверняка ведь не один десяток благородных предков в прошлом,– подумал я, глядя на нее».
-Нет, милая, это пока не возможно.
-Почему же? Ты не любишь меня уже?– карие глаза заблестели и по розовой щечка покатились слезинки, казавшиеся даже в столь скудном освещении кабинета, маленькими алмазами.
-Не говори глупости,– целуя ее в глазки, на губах появился солоноватый привкус.– Ты же знаешь, как я сильно люблю тебя! Я же не могу без тебя, и ты прекрасно это понимаешь, но вот вместе со мной тебе пока нельзя. И не спрашивай меня почему, я все равно не отвечу.
-Хорошо, любимый,– расстроено ответила Оля.
-И не дуйся, я все равно не поменяю своего решения,– сказал я Оле.– А хочешь, я отправлю тебя к отцу Варфоломею? Он как раз просвещает наших «орликов», я бы и сам с удовольствием к нему съездил, да дел по горло, отлучиться некогда. Порой мне даже кажется, что без его речей витязи не были бы столь верными мне, они ведь меня младше всего на пару лет, может чуть больше, но считают меня, чуть ли не отцом!
-Милый ты преувеличиваешь. Даже я, пробывшая всего ничего рядом с тобой, могу с уверенностью сказать, что они слушают и подчиняются тебе не из-за того, что так им сказали, а из-за того, что для них ты действительно уже как родной отец и брат в одном лице. Не забывай об этом, любимый, ведь ты у меня самый замечательный!– возразила мне Оля.
-Ну, что ты Оленька,– покраснел я до кончиков волос, никак не могу вывести у себя эту неприятную особенность – краснеть от похвалы дорогого мне человека.– Ведь мои друзья…
-Твои друзья сплотились вокруг тебя не просто так, милый, пускай они умные и деятельные люди, но вот без тебя они бы и остались обычными людьми, кто-то из них может, и добился бы чего-нибудь в своей жизни. Но вот только благодаря тебе у них появилась возможность изменить свое существование. И все они это прекрасно видят.
-Хорошо милая, что у меня есть ты. Что бы я делал без тебя?– перевел наш разговор в другое русло, менее опасное и более спокойное.
-Тоже, что и всегда. Носился бы по губернии, искал кого-то, морозился, ругался с кем-нибудь, а потом снова бы носился по губернии, и так все время,– улыбнулась она, целуя небритую щеку.
-Милая я такой непоседа, каким ты меня описываешь?– изумился я.
-Конечно!– хитро посмотрела на меня девушка.
-Так может я к тому же и дикий зверюга какая-нибудь?– продолжил я.
-Нет, любимый, ты мой Зверь, ласковый и нежный, а еще порой мне кажется, что это и не ты вовсе…– тихо сказала Ольга, глядя на меня, и в блеске ее карих глаз, сейчас кажущихся мне абсолютно черными, я уловил что-то знакомое, родное, жаждущее сбросить пелену одиночества.
-А кто же, заинька?– замер я, не в силах вздохнуть.
-…я не знаю, но я знаю, что люблю тебя милый,– ответила она, целуя меня.
На этой приятной ноте, наш разговор угас, давая выход нашим чувствам, а может и безумствам.
Февраль 1709 года от Р.Х.
Рязань.
Алексей.
Дни летели так, словно кто-то всемогущий включил ускоренную перемотку, из-за чего порой казалось, будто весь январь слился в один большой продолжительный день.
Зима настолько вступила в свои права, что даже старожилы изумлялись, не помня, когда еще была столь суровая, морозная зима.
Но как бы то ни было, наши дела продвигались, а не стояли на месте, правда, не так быстро как хотелось бы, но все много быстрее, нежели могло бы быть.
Сегодня вместе с друзьями собрались во дворце. Наконец пришли новости от отца, о продвижении шведов в прошлом году, а так же о результатах тех сражений, которые были, включая выкладки по тактическим построениям противников. Надо отметить, что такой странный запрос в письме Петр наверное не получал никогда, но разобравшись он не только дал согласие на него, но и похвалил меня в своей несколько грубой манере.
-Итак, друзья, я, наконец, получил от нашего государя интересующие нас сведения!– с улыбкой начал я, показывая зажатые в руке три внушительных письма.
В бывшей гостиной, ныне именуемой только как «Штаб», причем именно с большой буквы восседали все те, без кого я не мог бы рассчитывать сделать все то, что сделано, и даст бог, будет сделано. За широким столом, в форме большого овала расположились мои товарищи и друзья, как старые, проверенные временем, так и новые, еще совсем недавно бывшие от меня так же «далеко» как и остальные жители Руси.
-Так начинай же скорей!– попросил меня Федор Заболотный, одногодок Прохора и его друг, ставший командиров всей артиллерии витязей, немного недотягивающим до полноценного полка. У него имелся недюжинный талант, «укладывать» ядра и бомбы в нужные цели, в таких случаях говорят о провидении и никак иначе. Что ж я вполне согласен с этим утверждением, сам лично не раз присутствовал на полигоне во время стрельб батарей «колпаков».
-Федор дело говорит, Ваше Высочество, не мучай нас,– поддержал своего молодого товарища Артур, окончательно перебравшийся из Москвы в Рязань. Вот только основное свое производство – токарни оставил в столице. Что, в общем, то правильно, заказы шли пускай и не шквалом, но на жизнь и «спонсорскую» деятельность вполне хватает.
-Тогда слушайте, и не перебивайте, иначе ничего не буду говорить,– предупредил я чересчур разошедшихся соратников.– Не нужные моменты я опущу за ненадобностью…Так это не подойдет… Вот уже ближе… ага вот оно! Слушайте.
«…засим прошу тебя Алешка внимательно изучить сведения и отписать мне, дабы мне узнать, что нового ты для себя в них нашел.
Как ты уже знаешь, 3 юля в месте Головчине, наши войска сражались с Карлом. В силу своей растянутости и заболоченности берегов реки, на которой расположилась армия, у командующих Меншикова и Шереметьева не было постоянной связи, поэтому и тесного взаимодействия между флангами не получилось.
К тому же поверив шведскому перебежчику, будто швед будет атаковать правый фланг, наши остолопы проспали, когда Карл вместе со своими солдатами переправился через реку и атаковал полевой фланг, под командованием Репнина. Увы, но тот не выдержал натиска шведов и вместе с остатками своего отряда отступил, бросил ВСЮ нашу артиллерию, за что и был разжалован мною в рядовые. Сразу же вместе с атакой на полевой фланг, шведская конница атаковала наших ротозеев, которые к их вещей славе смогли продержаться должное время, для того чтобы Меншиков и Шереметьев смогли отступить. Из-за всех выше перечисленных событий сражение нами было проиграно».
-Ну, я бы сказал, что здесь скорее описаны последствия, нежели само сражение…– высказался Прохор, после того как я отложил первый кусочек обширного письма в сторону.
-Да, особо многого мы не узнали,– несколько разочарованно сказал Николай, не особо сильно разбирающийся в тактике. Зато он умеет подвести нужные доводы в пользу своих соображений, частенько являющихся как минимум стоящими того, чтобы к ним прислушаться.
-А я так не считаю,– возразил им Артур.– Здесь очень даже хорошо описано. То, что не стоит доверять иностранцам и перебежчикам.
-От чего же? Кажется ты сам, дорогой барон, явно не чистокровный русский, и даже больше. Ты вообще не русский!– удивился Кузьма, с недоумением смотря на Артура.
-Я русский духом! Так что не путай, пожалуйста. Я же говорю о том, что не стоит доверять иностранцам, Нарва это показала, а это сражение подтвердило,– закончил свою мысль датчанин.
-Определенная доля истины в этом есть,– согласился я с ним.– Но все же. Я больше склоняюсь к тому, что из этого письма мы толком и не узнали, как именно атаковал наши позиции Карл. Какие были его построения, как вел свои войска, да и многое другое осталось неизвестным.
-Тут ты прав. Но быть может некоторые моменты, прояснит продолжение письма?– задумчиво погладил маленькую бородку Артур.
-Раз больше вопросов по первой части нет, то продолжим,– сказал я, срывая печать со второго конверта.– Так это пропустим… это лишнее… ага вот! Нет тоже не то… хотя стоп, кажется, нашел,… слушайте.
«…Благодаря нашим общим стараниям шведам пришлось передвигаться по опустошённой местности, испытывая острый дефицит провизии, поэтому они повернули на юг Малороссии.
По ходу своего продвижения Карлу удалось овладеть Могилевом, где он и остановился в ожидании подкрепления под предводительством Левенгаупта, который вез своему королю продовольствие и боеприпасы.
В силу того, что я не мог позволить ему седлать это, мной было принято решение посадить на коней пехотинцев и вместе с драгунами, под моим личным командованием атаковать идущие на соединение со своим королем шведские полки.
28 сентября, нам удалось настигнуть колонны шведов…
…подводы ехали груженные донельзя, сверху на них сидели шведские солдаты, разговаривали между собой. Мимо них, растянувшихся на пару верст, сновали кавалеристы, то и дело, бросая в пустоту ничего не значащие фразы.
Холмы, через которые двигались шведы, больше напоминали насыпи, слишком они были пологие и маленькие. На таких холмиках хорошо ставить редуты, и кавалерия с наскока не возьмет, и пехоте подниматься придется, при этом сами обороняющиеся не будут слишком заметны. Желто-голубые мундиры большинства пехотинцев покрылись толстым слоем пыли, из-за чего были больше похожи на огромных жаб переростков, непонятно зачем решившие выбраться из своих теплых и уютных болот.
Хотя лето уже прошло, и наступила осень, о чем напоминали утренние заморозки, днем нещадно пекло солнце, заставляя искать укрытия, буквально под каждым кустом. Каждый солдат и офицер шведской армии мечтал о том, чтобы скорее закончились эти жаркие, не свойственные прохладным землям Швеции дни.
Один из солдат, нарушая прямой приказ своего командира, снял мундир и лежал на телеге, поверх мешков с сухарями, в потертой серой рубахе, наслаждаясь последними солнечными лучами осени. Может из-за слишком жаркого солнца, а быть может и из-за того, что путь, который прошла армия под предводительством Левенгаупта, был не столь легким, каким он казался в начале похода.
Русские как будто сбесились, нападая и терзая авангард армии, как днем, так и ночью. Не было и дня, чтобы из какой-нибудь прогалины не вылетела яростная сотня конников, под прикрытием сотни-другой фузилеров. Конечно, для столь большой армии как эта такие атаки не больше чем комариный укус для медведя, но вот когда их становится слишком много…
Увы, но солдаты тоже люди, и они не могут, постоянно находится в напряжении, им необходимо его сбрасывать. Но где? Если даже самые захудалые деревушки, встречающиеся по пути, показывают шведам лишь пустые оконца и пустые кладовые.
Для командующего армией наступают те времена, когда он должен выбирать одно из двух зол: либо сохранение дисциплины, прибегая к помощи суровых и жестоких наказаний, с возможностью показательных казней, или сохранить своих воинов, но при этом очень сильно подорвать боеспособность всей армии. Тяжелый выбор остается всегда за командующим, и только за ним!
Шведы, прошедшие больше половины пути до Могилева, дергались от каждого шороха, и это притом, что вокруг их армии постоянно курсировали усиленные патрули кавалеристов. В последнее время дезертирство одних из лучших солдат Европы стало не редкостью, каждое утро то одного, то двух человек постоянно не досчитывались. И никакие меры устрашения уже не помогали, солдаты все равно бежали, хотя находились на территории врага всего несколько месяцев…
Солнечный, радостный день внезапно перестал быть таковым, и все из-за того, что в голове колонны, растянувшейся непозволительно длинно, раздались выстрелы, следом за которыми на авангард колонны налетели сотни всадников с какой-то веселой яростью кричащих: «Ура!». Но вопреки своей обычной тактике они не отступили, после первых выстрелов шведов, как этого ожидали офицеры шведов. Они наоборот стали планомерно, с максимальной скоростью продавливать шведские ряды мушкетеров, стараясь разорвать их колонну в нескольких местах.
Но не зря шведская армия считалась одной из лучших в мире. Офицеры, подавив первую панику своих солдат, застигнутых врасплох, организованно отошли к центру колонны, не дав колонне разбиться на несколько частей. А уже через десять минут, шведские воины попытались контратаковать разошедшихся в пылу боя русских солдат. И это у них получилось! Первые роты русских, оказавшиеся в опасной близости двойной атаки со стороны шведов, попали в «клещи» и гибли под «свинцовыми осами» воинов Левенгаупта.
Не известно чем бы закончилась атака русских войск, если бы не своевременная поддержка артиллерии. Правда, надо отметить, что из шестидесяти орудий, подогнанных к месту сражения, на достаточную дистанцию по шведам открыло огонь только чуть больше половины. Тяжелые бомбы гаубиц, падали в рядах шведов, унося с собой десятки жизней одновременно, прорывая монолит обороны рядов Левенгаупта.
Бой продолжался с тем упорством, которое присуще только поистине ярым противникам, тем, кто никогда не отступает…
Но вот прозвучал единый приказ для шведской армии, и ровная линия мушкетеров пошла на встречу замершим русским фузилерам, приготовившимся к залпу. Заученным движением, нога в ногу, шведы подошли на расстояние выстрела и вскинули к плечам мушкеты…
Со стороны головы колонны послышалась пушечная канонада, следом за которой, замершие по правому и левому флангу русские солдаты, бросились обходить наступающего противника с разных флангов. Ошеломленные таким непонятным для них действием, шведы слегка сбавили ход, и не заметили, как часть стоящих перед ними на коленях русских воинов встала в полный рост, прикладывая к плечу довольно длинную, фузею, с непонятным утолщением возле приклада.
-Пли!– услышали шведские солдаты, прежде чем увидели появившуюся перед глазами алую пелену…
За первым выстрелом первых шеренг последовал второй, а за ним третий, оказалось, что в то время, когда шведов обходили отряды наших войск к двум ротам подошло подкрепление, образовав численный перевес на острие атаки!
Как не старились шведы сдержать напор русских воинов, они все равно не смогли этого сделать, оставляя на зеленеющей траве бездыханные тела, пронзенные штыками русских фузей.
Поневоле жители северного полуострова подались назад, ломая строй и открывая тылы своих собратьев по оружию, а зачастую падая с раскроенной головой или пронзенные солдатским штыком.
В ряды смешавшихся шведов влетели две тысячи казаков, под предводительством своего старшины Кулибяки, грозно отдающему приказы своим сотням, тут же раскинувшимся в стороны, на манер ловчей сети.
Увидев, что происходит в авангарде, Левенгаупт бросил закрывать образовавшуюся брешь готовящихся для контратаки мушкетеров тридцать первого королевского полка Швеции. Но они не успели занять место отступивших солдат, в прореху успели влететь донские казаки, сминая на своем пути сотни мушкетеров, не успевших перестроится для отражения атаки с тыла. Следом за своей кавалерией, на позиции шведов ворвалась русская пехота, после первого залпа бросившаяся в штыковую атаку.
Как бы яростно не сражались воины Левенгапта, он видел, что командиры врага его переиграли, причем переиграли вчистую, заставляя уводить остатки своих воинов в единственном возможном направлении – на Могилев, где его ждет его король, и ждет не с пустыми руками. Вот только весь провиант и боеприпасы остались у русских! Черт!
-Отступаем!– приказал своему адъютанту командующий шведских войск, смотря, как желто-голубые мундиры падают на жухлую осеннюю траву, обагряя ее своей кровью, а попятам за ними, ступая по упавшим знаменам и мундирам его воинов, идут красно-зеленые солдаты русского царства…
Благодаря мужеству и стойкости наших солдат мы смогли не только разбить шведов, захватив при этом 78 знамен, 17 пушек и 7800 подвод с продовольствием и боеприпасами. Но главное мы можем с гордостью сказать, что эта победа может считаться первой победой русского воинства над регулярным войском шведов, что доселе никогда такого не бывало, к тому ж вступая в сражение гораздо меньшим числом.
Кроме того…»
-Очень даже не плохо получилось,– задумчиво сказал Прохор, гладя свой подбородок.
-Это ты о чем?– не понял я.
-Про идею с заменой багинет на штыки. Она принесла, как пишет государь много пользы, ведь теперь наши воины не нуждаются в том, чтобы запихивать острие в дуло…– ответил Прохор.
Да, со штыками хорошо получилось, Ваше Высочество. Вот только витязям новые схемы введенные после похода на булавинцев отработать нужно…– добавил Кузьма, смотря впереди себя.
-Перемудрили мы сначала немного, не скрою. Зато, после того как витязи побывали в настоящем сражении, теперь учли этот тяжело доставшийся опыт – согласился я с Кузей.
-Так же надо барабанщиков поставить в третий ряд, и тыл защищен у них будет и перед, так что не зря мы наших витязей «выгуляли»,– внес свою лепту Прохор.
-Не все так гладко, друзья, ведь не забывайте, о чем мы говорили в прошлый раз. Наши витязи должны сражаться при содействии артиллерии, а не отдельно от нее.
-Алексей, ты не забывай, что учения и маневры не в копеечку обходятся, поэтому при всем желании мы не можем их проводить каждую неделю,– осторожно заметил Николай, делая какие-то заметки в своем дневнике.
-Да понимаю я, но вот только хочется, чтобы наши кадеты были подготовлены как можно лучше, они все должны вернуться живыми и невредимыми!– искренне сказал я, чувствуя, как действительно переживаю за этих взращенных моей мыслью и идеей малолетних воинов.
-Ведь мы для этого их и готовили, Алексей,– тихо сказал Кузя.– Тем более государь уже как с неделю прислал тебе наказ явиться к Могилеву с войском.
-Это все я понимаю, но все же, еще рано их пускать в этот ад. Ведь одно дело воевать против толпы, пускай и вооруженной саблями и фузеями, а совсем другое дело пускать еще не до конца обученных витязей на матерого и опасного противника,– ответил я Кузьме.
«Не власть меняет человека, не власть! Только человек меняется, и меняется сам, без помощи извне. Вот от понимания этой истины и зависит, останется он сам собой или превратиться в чудовище. Что ж, я думаю я вовремя смог осознать эту истину…– горько подумалось мне, возвращаясь к событиям подавления бунта на Дону».
-А что тут думать? Если наш царь-батюшка уже дал приказ на выдвижение к Могилеву по весне?– поинтересовался Прохор.– Да и кадеты, полностью доверяют тебе, сами жаждут скорее вступить в бой, ты же сам их такими и воспитал, точнее, воспитывал то отец Варфоломей. Но ведь посыл давал ты!
-Хорошо, оставим пока этот разговор и вернемся к нашим «баранам», к шведам, то есть,– улыбнулся я, почувствовав, как тягостные мысли отходят на второй план.
-Так вот нам нужно подумать о том, как воевать со шведами. Обсудить их тактику, ведь знание противника уже половина победы. Или не так?– спросил я собравшихся.
-Конечно так!– ответил Прохор, лучше остальных усвоивший мои недолгие уроки тактики и общей стратегии.
Увы, но времени для преподавания в корпусе у меня уже не осталось совсем. Казалось бы все должно быть наоборот: аппарат понемногу начал налажено работать, чиновники присмирели, , получают жалованье, в казну поступает достаточно денег. Однако времени по-прежнему не хватает, и даже приходиться «одалживать» оное у следующего дня. Правда, как альтернативу личному преподаванию я придумал написать все то, что знаю о тактике в одно пособие, которое и будет основным руководящим документом витязей. Только ведь, надо все продуманно делать, модернизация идет полным ходом, пришлось даже старые фузеи кадетов переправлять на склад в Рязань, для нужд Рязанского полка. Почему именно так? В первую очередь из-за того, что все обеспечение воюющего полка ложится на земли, предоставившего его.
На замену устаревшим тактическим действиям приходят более совершенные и полезные построения, опирающиеся на облегченное оружие, имеющее пятикратное превосходство скорострельности над противником. Жаль только все новые фузеи гладкоствольные, увы, но нарезные штуцеры находятся в процессе разработки, все же Дима, набравшие себе помощников из числа витязей и пары мастеров– токарей попросту не успевал все сделать и опробовать. К примеру после похода на юг России, было единогласно принято решение о более тесном взаимодействии пехоты и артиллерии, на деле доказавшей свою полезность, а главное саму возможность соблюдений новых тактических построений.
Так что только половина брошюры написана, приходится каждую запятую продумывать. Хорошо хоть удалось создать по чертежам французского аналога печатный станок в Петровке, в одной из мастерских, спешно переоборудованной под типографию. Иначе печать готового наставления могло бы стать еще тем препятствием, которое заставляет людей опускать руки и больше никогда не браться за сие дело. Вопреки практике Петра я настоял у Федора Волкова, моего партнера по железоделательному заводу, чтобы он купил чертежи станка во Франции, которая уже десятилетие ведет войну с половиной Европы, и надо заметить в целом неплохо воюет.
В итоге новые кадеты-витязи, вместе с письмом, счетом и чтением, учатся по «Началам тактики. Пример для русского воина», первой книжкой отпечатанной, сразу же после пары десятков экземпляров библии, тиражом чуть больше сотни экземпляров. Кроме этого в их подготовку кроме строевых упражнений, устава и воинских игр, добавили освоение премудрости строения фузеи и артиллерийское дело. А как без этого, если кроме «колпаков», выплавляемых в литейных Заокского железоделательного завода, под руководством Ивана Нестерова, витязям придется сражаться на других орудиях, в жизни всякое бывает, да и оружие противника надо знать в лицо, а его характеристики и вовсе как молитву заучивать.
Как сейчас вспомню, чего стоило создание первых «колпаков», и как не поседели все? До сих пор в загадках путаюсь. По началу, только начертив на бумаге новую пушку, я не думал, что будут какие-то сложности ее производства, подумаешь, одну деталь перелить в другую форму и все дела…
Всю глубину своего неверного суждения я понял еще при первых неудачных попытках создания самой пушки. Правда, надо заметить, что создавать сами «колпаки» Дима с мастерами-литейщиками научились довольно быстро. Вот только первые орудия оказались негодными в плане стрельб, то лафет «отлетает» на пару десятков шагов после выстрела, то калибр «хромает», короче, доработка была, дай бог. Плюс ко всему в этих же мастерских отливали ядра и гранаты, которые потом поступали в Петровку, где и хранились, а гранаты ко всему прочему еще и начинялись вместе с пороховой смесью и картечью.
Да и после «полевых» испытаний, как можно назвать стрельбы орудий во время подавления восстания Булавина, открылись некоторые не совсем приятные моменты данного оружия. Такие как «прыгание» пушки, из-за дефекта лафета пушки пропущенного при единичных стрельбах, так же оказалось, что стрельба ядрами не столь эффективна, как хотелось бы. Так что доработок хватало…
Но не бывает все сразу хорошо, только с опытом, накопленным на своих и чужих ошибках, человек находит «золотую середину». Поэтому в конечном итоге, благодаря усилиям мастеров, нам удалось создать совершенно новый образчик лафета. Его конструкция состояла из станка и хода, которая имела возможность небольшого относительного перемещения. Станок состоял из двух взаимно скрепленных штампованных стальных станин, края которых загнуты внутрь под прямым углом, и подъемного винтового механизма. Из-за этой новинки кроме вертикального изменения угла выстрела из пушки, мы получили возможность изменения относительно небольшого угла в горизонтальной плоскости до десяти градусов. Без смены положения самого орудия! Конечно из-за этого вес «колпака» стал несколько большим, чем было ранее, но он по-прежнему был, чуть ли не в полтора раза легче своих товарок, и это вместе с лафетом! Так же, на новых орудиях были изменены устройства наведения. Если раньше для наведения орудия на цель на стволе орудия устанавливалась мушка, а на казеннике целик, то теперь так же добавлялось первое оптическое устройство, сделанное одним из помощников Дмитрия, Демьяном Топоровым.
-А что толку оттого, что мы изучим шведа? Ведь Карл вообще может что-нибудь новенькое учудить, вспомните его засланца перед битвой при Лесной…– спросил Николай у друзей.
-Тут ты не прав Никола,– опередив Прохора, сказал Артур.– Карл считает себя шведским Александром Македонским, который пройдет по Руси, словно горячий нож сквозь масло. Поэтому он вряд ли отступится от канонов военной тактики, его может хватить разве что на ночную атаку или обходной маневр войск. В остальном я думаю, он будет придерживаться старых правил. Да к тому же уже этой весной он захочет взять реванш, ведь царь-батюшка лишил его армию фуража, провизии и боеприпасов!
-Если разве что так…
-Именно так, и никак иначе, даю руку на отсечение,– спокойно подтвердил Артур.
-Тогда, господа мы можем начать думать, как лучше использовать наших солдат для атаки шведов, в случае их отхода в тыл своих войск для возможной перегруппировки…
Весь февраль проходил в делах и заботах, пролетая, словно реактивный истребитель территорию враждебной Грузии. Каждый день мы собирались все вместе, отгораживаясь от внешнего мира на несколько часов, думали, спорили, решали, как лучше поступить в тех или иных ситуациях, порой находя очень оригинальные решения, до которых довольно-таки тяжело додуматься самому, сидя в одиночестве.
Благодаря небу и правильному распорядку дня, который я, кстати, составлял лично, мы вместе с моей прелестной Оленькой проводили все свободное время, не считая ночных наших «посиделок». Как я счастлив, что у меня есть такая девушка, умная, преданная, а главное любящая! Вот только осознание того, что нам придется расстаться на неопределенный срок, меня расстраивало и выбивало из колеи, ведь терять любимую, пускай и временно не хочется, ой как не хочется! Но ничего не поделаешь, время сильных мира сего дороже злата и поцелуев прелестных дев. Ведь именно от них зависит, будут ли и далее в стране эти прелестные девы, не запуганные, не испорченные войной и разрухой…
Глава 7
Конец февраля 1709 года от Р.Х.
Рязань – Петровка
Алексей Петрович.
-Ну, братцы, чем меня порадуете?– весело спросил я собравшихся людей, заходя в зал.
– Все тем же самым Ваше Высочество,– ответил Никита, «перекочевавший» под начальство Михаила Лесного и теперь командовавшим губернской полицией, не отрываясь от топокарты.
-Ну-ка, ну-ка,– заинтересовался я.
-Вот смотри, мы деньги на первые версты нашли, купцы наши главные подсобили, да и так по сусекам Николай поскреб, в итоге чуть-чуть нашли. Но не это главное то, как мы думали. Здесь оказывается столько работы, что проще лечь и помереть, чем такой объем выполнить,– обреченно махнув рукой, сказал Сашка, сидя рядом с Артуром.
-Это почему же?
-Потому что плохо сделать, мы не имеем право, а чтобы сделать хорошо, необходимо всю дорогу поднимать локтей на пять над землей! И при этом укреплять сам дерн и дорогу, чтобы будущей весной она не поплыла. Вот и получатся, что все это адская работа!
-Не скажи, Саша. Вот ты говоришь, что плохо сделать, мы не имеем право, и тут ты целиком и полностью прав. Но у нас же под рукой не одна сотня людей и тягловой скотины, а это поверь мне не мало.
-Но ладно, я еще могу согласиться, что саму дорогу мы сделаем до зимы, но как быть весной с той частью дороги, которая будет затапливаться?– задал вопрос Александр.
-А зачем же мы ее тогда поднимать будем, если она все равно затопится? Мы должны сделать такую дорогу, которая будет постоянно свободной для проезда, при этом на ней должно быть как можно меньше препятствий и сложностей. Идея ясна?
-Идея то хороша, спору нет, но вот то, как ее осуществить, ты так, и не ответил. Ведь получается, даже если мы сделаем, так как ты говоришь, то весной во время паводка она все равно останется проезжей. А как же быть с тем, что ее размоет при сильном наводнении?– подал голос Никита.
-Не разочаровывайте меня друзья!– покачав головой, говорю им.– У нас есть как минимум один человек, могущий заняться сооружением нужного сооружения для дорог.
-Это, какого же?
-Да положить в полуверсте друг от друга каменный свод, высотой в полметра, и все дела. Вода будет распределяться как надо, и никаких сложностей не будет.
-А если паводок большой?
-Так строить дорогу не в низине же надо!– разозлился я.
-И, правда, я и забыл об этом. Тогда это вроде бы меняет дело, хотя кто будет следить за поставками всего необходимого?
-Можно было бы конечно Николая туда послать…
-Неа, я туда не ногой, Ваше Высочество,– тут же запротестовал Коля, аж подскочивший на своем месте.– У меня и так дел выше крыши, а тут, если и это прибавится, то хоть «Караул!» кричи. Давай лучше Сашку Березина туда отправим? Парень толковый, правда опыта маловато, зато на разработках камней он его получит столько, что до конца жизни хватит.
-А не боишься, что его приказчики «схарчат»? Ведь им палец в рот не клади, а ему всего восемнадцать весен исполнилось недавно, как никак.
-Хм, и, правда! А я то балбес совсем забыл, что тут у нас все старики собрались, которым до пятидесяти совсем немного осталось!– сокрушенно покачал головой купеческий сын, с улыбкой смотря на нас.
-Не ерничай, Колька! Сам прекрасно понимаешь, о чем я!– осадил я его.
-Я то, как раз все понимаю, поэтому и предлагаю его. И вообще у нас на всех должностях молодые да ранние стоят, даже Прохора взять!
-А в чем дело?
-А забыл, какой ор поднялся в армии, когда «сопляк» встал во главе целого батальона, еще толком даже не послужив?
-Да, тогда нам много ртов стариков «золотой ложкой» заткнуть пришлось, как вспомню, какие деньжища в них ушло, плакать хочется.
-Ну, почему же? Зато теперь есть витязь более-менее твердо стоящий на своих ногах.
-Только эти ноги могут отправить на самую передовую, в пекло и от них ничего не останется, сам знаешь, как это делается.
-А вот для этого там он будет не один, а с поддержкой в лице доверенных людей. Ваше Высочество забыли, что около царя-батюшки есть один человечек падкий до золота, но все же приносящий большую пользу России-матушке?
-И кто же это? В последнее время отец приблизил к себе столько людишек, что я даже теряюсь в догадках, кто там может брать взятки, не опасаясь гнева и при этом могущий влиять на решения государя, хотя бы и со стороны. Если только Меньшиков, но мне кажется на его «прокорм» денег у пары купцов, пускай и богатых вряд ли хватит.
-Правильно думаешь, Ваше Высочество, но есть один человечек среди близких людей вашего батюшки, прибыльщик Курбатов. Очень он на блеск злата падок. Правда и умен изрядно.
-Еще бы, батюшка дураков возле себя не держит,– ответил я Николаю.
-Так к чему я речь веду… с твоего позволения, я переговорил с купцами и замолвил словечко, чтобы они в случае чего попридержали «коней» наших недругов.
-И во сколько это обошлось нам?– спросил Никита, глядя в сторону топокарты.
-Не переживай, для казны разорения не было, купцы, вошедшие в открытые товарищества давно всю полезность Его Высочества в качестве наместника поняли. Деньгу не плохую с продажи новых изделий имеют, так, что им нет выгоды, портить налаженные отношения.
-Раз так, то пускай следят и дальше. Вот только я не хочу больше такой самодеятельности, Никола. Все важные вопросы, не касающиеся закупок должны идти напрямую ко мне,– столь необычное поведение очень сильно не понравилось мне, все же именно я наследник престола, а не кто-нибудь из собравшихся здесь.
«Вот он первый звоночек, Ваня. Что ж придется начинать думать о замене кадров,– хмуро подумал я про себя, чувствуя, как что-то гаденькое все ближе и ближе подбирается ко мне».
-Конечно Ваше Высочество,– несколько удивленно ответил Николай, оглядываясь на товарищей, но никто из них не смотрел с сочувствием, только интерес и ничего больше.
-Помнишь, Коля я тебе показывал двух крестьянок, в Петровке, которым приказал выращивать привезенный из Европы картофель?
-Да, конечно, из-за него уже столько людей померло…
-Не перебивай,– мои глаза слегка сузились, против воли выказывая мое недовольство зарвавшимся приближенным.– Так вот, они вырастили его и подробно рассказали, как выращивали и что делали своим соседям и всей деревне.
-И что?
-А то, что они вырастили столько картофеля, что кроме них его хватило еще на три семьи!– победно сказал я, всем троим сидящим за столом.
-Как хватило на три семьи?
-А вот так, Фомы вы не верящие! Говорил же, что получится, а вы нет, да нет. Хотя результат перед нами.
-Кажется, я понял!– хлопнул себя по лбу Михаил.– Ты хочешь в этом году начать выращивать картофель на большом поле?
-Не просто на большом поле, а на таком, на которое хватит всех выращенных семян картофеля!– огорошил я друзей.
-А как же рожь, пшеница? Без них ведь никуда!– засомневался Кузьма.
-Это само собой, но вот если мы сможем наладить выращивание картофеля, то через пару тройку лет Россия сможет забыть, что такое голод!
-Эк ты замахнулся!– восхищенно цокнул языком Александр.– Вот только люди не примут его.
-Примут, только надо им доходчиво объяснить все, что с выращиванием оного связано.
-И все-таки, я сомневаюсь, Ваше Высочество…
-Сомневаешься, это хорошо, значит, будешь искать все минусы этой затеи, но могу сразу сказать, от нее отказываться я не собираюсь, и тем более не потерплю какого-либо противодействия ей. Думаю, Саша тебе в самый раз будет заставить часть своих людей выращивать картофель. Если ты конечно не против?– спросил молчавшего помещика.
-Раз надо, то конечно возьмусь. Только все же парочка крепостных, понимающих в сим деле из Петровки мне бы не помешала. Дела с шерстью и овцами идут в гору, так что думаю уже к концу этого года я смогу набрать оговоренное количество шерсти и голов животин. Так что в будущем году все витязи будут целиком и полностью обеспечены собственной шерстью, да еще и на продажу останется,– ответил Александр.
-Да, тут ты прав, своя шерсть и сукно нам не помешают, а то на пошив формы витязям покупаем его со стороны и явно не по дешевке,– тут же вставил свое слово Николай, сделав заметку в своей тетради.
-Ваше Высочество с тобой хотел переговорить отец Варфоломей,– сказал Кузьма.– Я сейчас поеду туда, давай со мной съездим, проветримся. А то ты в своем дворце света белого не видишь. Да и в расположении корпуса уже чуть ли не три недели не был, кадеты ведь ждут…
-Конечно, как только будет свободная минутка, я приеду…
-Нет, так дело не пойдет. Поехали сейчас. Да и Димка тебе сюрприз приготовил,– хитро подмигнул мне поручик.
-Вот до чего дело дошло, уже наследника «пряником» манят!– засмеялись друзья.
-Ладно, уговорил, поеду с тобой,– сквозь смех согласился я на предложение.
-Замечательно! Тогда одевайся и быстрее в расположение корпуса, до ужина должны успеть точно!
Быстро попрощавшись со всеми, мы отправились в Петровку. Перед отъездом поцеловал Оленьку, со вздохом проводившая меня до порога. Тяжела участь женщин находящихся рядом с правителями.
Хотя на дворе был февраль, и дороги везде были столь плохими, что сани и те могли завязнуть, путь к Петровке был расчищен в меру скромных возможностей сего века. Проще говоря, кроме рук и лопат, производство которых столь удачно наладили в корпусе, что уже почти все в моей «епархии» используют столь полезное в хозяйстве изобретение.
Кроме лопат планируется запустить в производство косы, молотки, гвозди и, конечно же, топорища. Причем все эти блага будут стоить ровно столько, сколько потребуется для их изготовления, делая лишь небольшую надбавку на саму работу мастеров, так сказать своеобразная помощь подвластным мне людям. Правда это касается только рабочего люда и крестьян, в остальных же случаях мы планируем брать за продукцию, которую изготовили в разы больше, чем та цена, по которой продукция будет сбываться на «внутреннем» рынке.
На само изготовление всех сельскохозяйственных и рабочих инструментов идут «остатки» производства пушек и фузей, а так же «мусор», остающийся после обработки и «настройки» орудий. Много стружек появляется в результате «нарезки» стволов, с помощью машины для сверления дульной части пушек, изготовленной одним из молодых мастеров Андреем Нартовым, которого Артур сумел заинтересовать и привлечь к нашему делу. До этого Андрей работал в токарной мастерской в Москве, но, увидев первый раз своими глазами Петровку и ее мастерские, он тут же согласился поменять место работы. Все намерения у меня довольно серьезные…
Уже подъезжая к расположению, мне вспомнился один интересный эпизод на «заре» становления чудо-печей.
Прошло больше двух месяцев, с тех пор как Иван взялся за создание своего детища.
Постоянно возводились новые постройки, основание которых по моему велению было каменным, у всех строений при этом обязательны, иметься погреба размером не менее человеческого роста. Крыши строений возле строящегося завода покрывали черепицей, отойдя от порочной практики покрытия легковоспламеняющимися материалами. Однако сама черепица стоило много, из-за чего мастерам-кирпичникам пришлось изыскивать способ ее замены. В итоге наши «левши» сами смогли создать аналог европейской черепицы, с использованием глины и извести. Так что постепенно на смену еловым и сосновым крышам домой рязанских земель придет нормальная кровля! Но до этого еще пока далеко…
Но как говорится, дареному коню в зубы не смотрят, поэтому наши мастера работали в тех условиях, какие были, но как работали, одно загляденье!
Однажды, приехав на строительство завода, пришлось там и заночевать. Но вместо того, чтобы проснуться, как это обычно бывает, в тишине и покое, я очутился словно в Госдуме, шум и ор стоял такой, что я даже удивился немного, раньше такого не было…
Нахмурившись, встал с кровати, быстро оделся в удобную форму витязя, имеющую небольшие различия с обычным прототипом, на моих плечах вместо пустоты были две больших серебряных пятиконечных звезды, по одной на каждом плече.
Рюшечки и бантики, что были своего рода знаками этой эпохи, здорово напрягали своей излишней напыщенностью, но больше всего меня раздражала абсолютная непрактичность военного обмундирования, особенно офицерского. Все эти чулки, башмаки с пряжками, сюртуки дурацкой расцветки с двумя рядами деревянных пуговиц обтянутых сукном, и венец абсурда – парики. Поэтому в корпусе помимо изучения обмундирования нынешней армии была введена ознакомительная программа с новыми знаками различия, которую я беззастенчиво скопировал с русской армии моей родной эпохи. Естественно эти знаки были поданы после моей детальной обработки, часть которых вообще пришлось вычеркнуть. У витязей планировалось вводить как раз данные знаки различия, так что это не моя прихоть, а так сказать нужда…
-Мне надо срочно к его высочеству!– услышал я
-Его Высочество почивает,– непреклонно гнул свою линию Никифор.
-Но у меня был приказ сообщать сразу же об этом деле!– тенор говорившего был готов собраться на крик, но правила приличия все же не давали ему этого сделать, хотя их разговор и так очень смахивал на гневную тираду обозников.
-Вот встанет его высочество…
-Я уже встал Никифор, можешь больше не мучить гостя,– вышел я из своего «кабинета».
-Ваше Высочество, у нас получилось!– лицо молодого мужчины, светилось счастьем.
-Потише, Иван, объясни, что получилось и как, а заодно пойдем, перекусим там за столом все расскажешь.
-Да-да конечно, как прикажете Ваше Высочество,– сконфуженно сказал Иван успокаиваясь.
Сидя в зале, Иван рассказал мне, что уже месяц пытается, решить проблему вязкости стали. Так как нынешняя сталь, которая получается на данный момент в малой чудо-печи, хоть и много лучше чугуна, но все еще почему-то не того качества, которое требовал от него сам Иван. И вот буквально пару часов назад главе по разработке стали удалось решить данную проблему…
-И как же тебе это удалось, Ваня?
-Ваше Высочество, чего я только не делал с этой сталью,– сокрушенно покачал головой кузнец.– И продув чугуна увеличил и несколько раз подряд делал все тоже самое, как и для получения чугуна, но это ничего не дало. Потом я начал смешивать с получаемой сталью в самом конце, разные другие материалы. Но, увы, у меня ничего не получалось, а если получалось, то столь плохого качества, что я уже и не надеялся на хороший результат поиска,– грустно ответил мне Иван.
-Но ты только что сказал, что у тебя получилось создать новую сталь?– недоуменно спросил я его.
-Да и это правда, но понимаете Ваше Высочество,– слегка замялся он.– Это не моя заслуга…
-Стоп! Как это не твоя заслуга? А чья же тогда?
-Дело в том, что после того как я начал свои опыты, я сразу же стал вести подробные записи в своем дневнике, благо, что грамоте обучен. Так вот каждый раз, получая какой-то результат, я дополнительно обрабатывал его известняком, как это делал когда-то мой наставник. И вот, сегодня вечером, оставив на столе чашу с мелом, я ушел на ужин, меня не было буквально каких-то полчаса, но этого времени хватило моему Ваське.
-?
-Так моего кота зовут.
-Продолжай,– попросил я Ивана, заинтригованный его рассказом.
-Когда я пришел, то увидел .что в одной из ниш, валяется все известь, да еще к тому же сталь постоянно поддувалась снизу. Я долго ругал своего кота, до тех пор, пока не начал пробовать на крепость и гибкость получившуюся сталь. И выяснил, что она превосходит нынешнее по прочности. Я решил сразу же сообщить вам, Ваше Высочество!– красные глаза кузнеца горели фанатичным огнем…
Вспоминая тот разговор, я непроизвольно улыбнулся. Как все-таки хорошо, когда дела идут, так как надо, без перекосов и кренов!
-Что-то не так?– забеспокоился Кузя, видя меня улыбающимся.
-Все хорошо, просто один разговор вспомнил, вот и настроение поднялось,– честно ответил я ему.
-А, тогда ясно, просто ты на себя со стороны не смотрел: едет угрюмый, задумчивый, а тут начинает улыбаться непонятно почему и из-за чего,– объяснил он мне.
-Не переживай, все хорошо, а то, что задумчивый так теперь думаю, у меня всегда такое лицо будет,– не весело усмехнулся я.– Как никак хлопот только прибывает, а никак не иначе.
-Тут ты прав, Ваше Высочество,– грустно улыбнулся поручик, с радостью передававший свой опыт молодым кадетам.
Остаток пути, пролетел незаметно, разве что солнце на небосводе изменило свое положение и теперь приближалось к закату. В тоже время дорога начала показываться из-под наваленного с горкой снега, словно здесь недавно прошелся снегоуборщик.
Присмотревшись, я увидел, что до самой Петровки, почти с версту длинной, дорога не то чтобы расчищена, но, по крайней мере, в ней не проваливаешься как в чистом поле.
Подъезжая к околице первого дома в деревне, столь удачно ставшей нашей базой, Кузя спросил:
-А правда Ваше Высочество, что наш царь-батюшка на османов идти хочет?
-С чего это ты взял?– удивился я вопросу.
-Да вот услышал я как-то краем уха, Ваше Высочество.
-Нет, не думаю, что отец на это решится, все же Карл под Могилевом, так что…– немного подумав ответил я.
-Тогда понятно…
-А где ты слышал это?– спросил я.
-На прошлой неделе, когда на базар ходил, услышал.
-Ясно…. А вот мы и приехали!– отвлекся я от «скользкой» темы.
Мда, я и забыл, что отец где-то соберется в Прутский поход, который закончится явно не к вящей славе России, между прочим. Что ж с этим что-нибудь придумаем, не будем отчаиваться, в запасе есть еще чуть ли не два года, чтобы отговорить государя от столь ненужной и опасной затеи!
-А ответь мне Кузя, как там дела с цементным делом у нас работа идет? Готовят ли порошок, какой нужен?– спросил я поручика.
-Да, вот еще с осени почитай начали, как ты и велел Дмитрию, мастеров с Москвы пригласили, да вот времени все равно мало…
-Не жалеешь, что за дело взялся столь кропотливое?– спрашиваю поручика.
-Нет, что ты Ваше Высочество. Хоть какое-то разнообразие, да и столь нужное производство необходимо в секрете держать, я то это понимаю, в отличие от остальных. Они ведь не военные, могут и сболтнуть чего лишнего.
-Тут ты прав. А что если назначить на свое место кого-нибудь кому ты доверяешь? И себе руки развяжешь, и производство в сохранности, ведь нас все равно не хватает для всей губернии?– интересуюсь у Кузьмы.
-Думал я об этом, да вот только решил сам все сначала наладить, как-никак первое дело должно на мне быть. А вот местечко, про которое мы условились, нашли почти сразу же, не говорили, правда о нем, по той причине, чтоб все как следует проверить да разузнать про берега те,– признался Кузя.
-И что все разузнали, что хотели?
-Да, Ваше Высочество, местечко это рядом, в паре верст, вниз по Оке.
Сама затея про цементный завод появилась не на пустом месте, правда, к сожалению не так рано как мне хотелось бы. Даже при первых моих посещениях строительных работ в корпусе я не думал о том, как облегчить труд строителей, попутно обретая возможность обзавестись деньгой. Что делать, увы, я человек и думать о десяти делах одновременно попросту не могу, поэтому и получилось у меня так с цементным заводом. Мысль о его создании «подоспела» только к осени 1708 года, когда, казалось бы, ряд важных дел был «сброшен» на плечи моих соратников.
В сентябре вместе с мастером-строителем Андреем Вартынским, сухим, жилистым мужиком, не первый десяток лет занимавшимся строительством каменных и деревянных построек, мы с Кузьмой, взявшимся за столь перспективный проект стальной хваткой, смогли изготовить более-менее «цепкий» раствор цемента. Естественно мне самому пришлось подыграть друзьям, навести на мысль так сказать. Я вспомнил, что раствор цемента, точнее, сам цемент можно изготовить без особых проблем прямо на месте, если конечно создать для этого необходимую базу. Что естественно сразу же и сделали, тем более глина и известь, основные составляющие цемента на берегах Оки были не таким уж и редким материалом. А уж сам процесс создания мне был знаком если не в совершенстве, то уж точно на «отлично», все-таки пока ты студент, то можешь получить не одну специальность, а десяток разных, в зависимости от того, где работаешь на каникулах.
Так что я думаю уже к лету, мы получим надежный и относительно дешевый строительный материал для постройки зданий и дорог. Ведь на цементном заводе можно будет делать не только саму смесь, но и те же самые бетонные плиты, пускай и много меньшего размера, так сказать поменять асфальт на тот материал, который лежит под рукой. А в перспективе можно будет и железобетонные плиты делать, когда добыча железа будет соответствующей конечно.
-Ваше Высочество!– оторвал меня окрик от мыслей.
Встрепенувшись, я увидел, что моего коня под узды держит один из дворовых людей, мне на встречу идет отец Варфоломей.
-И вам не болеть,– тихо сказал я приближающемуся ставленнику божьему, и уже громче добавил.– Рад видеть вас батюшка.
-А уж как я видеть тебя, сын мой!– ничуть не смущаясь, ответил духовный наставник витязей.– Есть у меня к вам разговор особый, Выше Высочество…
-Что ж коли разговор сей, потерпеть не может, то пойдем, поговорим.
-Простите, что не даю вам отдохнуть Ваше Высочество, но дело и в правду зело важное!
-Тогда тем более пойдем ко мне в кабинет!
Не теряя времени, сразу же направился к первой казарме, в которой еще при постройке была сделана отдельная пристройка, высотой с первый этаж. Именно в ней я работал и отдыхал, когда удавалось выбраться в Петровку.
-И так, что же ты хотел мне сказать Варфоломей?– сразу «взял быка за рога», усаживаясь на мягкое кресло перед рабочим столом.
Батюшка, слегка смял руками подол своего облачения, вздохнул и с какой-то тяжестью во взоре сел напротив меня, положив руки на колени.
-Знаешь, Ваше Высочество, что меня мучает уже не первый день?– наконец спросил меня духовный наставник витязей.
-Откуда, батюшка? Ведь ты сам не говоришь об этом,– ответил я Варфоломею, откидываясь на спинку кресла.
-Много деяний я вижу, ты хочешь сделать, со своими друзьями…
-И с тобой, отец Варфоломей,– добавил я, перебивая его.
-Да-да, конечно. Но речь сейчас пока не об этом. Как я уже говорил, вижу я, что все начинания ваши и душа моя в радости, но плачет она одновременно. Не говори ничего! Я хочу сказать, что люди устали от войн и разорений они хотят покоя не только в душе, но и мирской жизни. Но я понимаю, что этого нельзя получить сразу, поэтому хочу просить тебя дать им покой хотя бы внутри себя, дать им веру в себя и душу свою бессмертную.
-Так я разве забираю что-либо батюшка? Я наоборот стараюсь им дать все что могу, и даже больше!– удивился я такой странной просьбе.
-Похвальны дела твои, но речь не об этом сейчас, я говорю о том, чтобы дать людям их веру!
-Что за ересь, батюшка? – тихо спросил я его.– У людей одна вера – Православная…
-Ты что думаешь, что я не понимаю этого? Я хочу, чтобы люди немного по другому поняли себя,– так же тихо ответил мне Варфоломей, поднимая на меня свои полные боли глаза, словно что-то упало и замерло внутри него не в силах вынести той борьбы, которая сжигала его изнутри.
-Я не понимаю тебя, батюшка.
-Порой я и сам не понимаю себя, Ваше Высочество. Когда ты дал мне возможность вырастить у юнаков ростки веры и ее понимания, я понял, что у меня появился шанс, шанс о котором я не мог и мечтать. Я говорил, рассказывал им всем, сам же все больше понимал, что тот путь, которым идут наши иерархи, губит все светлое в душе человека…– с горечью и обидой прошептал Варфоломей.
-Отчего же ты так решил, отец Варфоломей? Ведь народ ходит, причащается, молиться, и он счастлив, пускай не всегда, но люди действительно счастливы!– сказал я.
-Ты про свою губернию говоришь. А видел ли ты что твориться на Руси?– подняв глаза, напрямую спросил меня батюшка.
Не знаю почему, но мне очень сильно захотелось, чтобы этого разговора никогда не было, но в то же самое время я понимаю, что вера людская это один из тех Столпов, на котором держится все. А вот каким будет сам столп, рыхлым как трухлявое дерево, или твердым как гранит, решает часто не сам человек, а те, кто ведет его по земному пути к царству небесному.
-Так что же ты хочешь от меня?– словно бросаясь в пучину, спросил я духовного наставника витязей.
-Не знаю,– честно признался он.
-Тогда я не смогу тебе помочь, батюшка. Могу только сказать одно, как только решишься на что-то, сразу же найди меня и посоветуйся, а еще лучше напиши все то, о чем ты мне сказал. Да так, чтобы я сам мог понять твои мысли, чаянья и надежды. Только после этого я смогу помочь тебе отец Варфоломей,– подойдя к склонившему голову батюшке, я положил руки на его плечи и прежде чем выйти из кабинета крепко стиснул их.
Выйдя из кабинета, я все равно чувствовал себя так, будто пропустил что-то важное, такое, что в будущем обязательно мне понадобится.
«В жизни неизбежны потери…– мысленно успокоил я себя.– Думаю, не стоит здесь задерживаться, навещу кадетов, посмотрю на сюрприз Димы и обратно в Рязань!»
-Наконец-то, а то я уже устал тебя ждать!– появился, словно черт из табакерки Дмитрий, уволакивая меня в свои кулуары…
Пройдя какими-то полутемными комнатами, мы с Дмитрием вышли в просторное помещение, где посередине стояла большая тренога с накинутой на ней тряпицей, под которой что-то было. Словно заправский фокусник, Дима оставил меня наблюдать за представлением, сам ушел к треноге. Только после этого я, наконец, обратил внимание, на то, что было в помещении кроме треноги. Слева от нее стояла наковальня, на которой лежала не меньшая болванка, видимо исполнявшая роль кузнечного молота. Эта болванка – молот прикреплялся к огромному квадратному стволу, уходящему вглубь треноги. После того как изобретатель скинул тряпку, скрывающую от моего взора агрегат, я увидел в двух сторон от треноги большие железные колеса – маховики, к которым крепились колеса меньшего диаметра. На них же были натянуты кожаные ремни, приводящие в движение прикрепленный к этим колесам шатун, который и двигал шток поршня с самим поршнем в цилиндре. Сверху которого располагался регулятор пара – труба, с золотником, из которой, по идеи должны были выходить излишки пара. Но этот механизм был в теории, а сейчас я в открытую увидел его сделанным и доработанным, вот только работающим ли? Пока я не стал заострять на этом внимания, и стал наблюдать за Димой, возящимся с паровым котлом.
-Все, теперь ждем пять минут,– довольно сказал «Кулибин», вытирая руки о какую-то видавшую виды тряпицу.
-И что должно произойти?
-Увидишь,– улыбнулся мне Дима.
Заинтригованный я стал наблюдать как из небольшой трубы, выходящей из печи, стал валить белесый дымок, через минуту заполнивший все помещение.
-Блин, забыл!– хлопнул себя по лбу Дима, убегая к стене, возле входа. Покопавшись на каких-то стендах, он энергично стал махать рычагом вверх вниз, а еще через пару секунд, в центре крыши «поплыла» кровля, открывая большой проем для воздуха. Морозец, весело щипавший щеки и нос не заставил себя долго ждать и вместе с дымом забрал последнее тепло помещения. А между тем тренога со всеми механизмами, не теряя даром времени, вошла «во вкус» и весело выпускала на свежий воздух новые клубы дыма.
-Хм, это все?– разочарованно спросил я Диму.
Тот не успел ответить, как прикрепленные к шатунам валы заходили, а болванка, лежащая на наковальне приподнялась на десяток сантиметров и с грохотом опустилась, сотрясая наковальню под собой. Прошло пару секунд, и грохот вновь повторился.
-Как тебе это удалось Дима?– наконец спросил я нашего изобретателя, после десятиминутного тестирования паровой машины.
-Вместе с парой кадетов сделали по тем чертежам, которые ты год назад показывал мне, плюс немного доработал от себя маленькие детали,– гордо ответил Дмитрий.
-Ты просто золото, но не жди, что теперь буду ценить тебя на вес оного, – смеясь, искренне похвалил Диму, прекрасно понимая, что значит создание парового двигателя для России.
Хотя в мире паровые машины были известны еще в середине 17 века, распространения они не получили, так как многие лорды и графы не были в состоянии оценить и сотой доли преимуществ, получаемых при помощи пара.
-Ну, так как, доволен?– спросил меня Дима, видя, как я с восхищением осматриваю паровую машину.
-Еще бы, ты даже не представляешь как я рад!– честно признался я.– Что ж, вижу что ты действительно гений! Причем с большой буквы, Дима, с очень большой буквы.
-Да ладно, глупости, ты же сам чертежи мне дал, а сделать по ним машину оказалось проще пареной репы…
-Ну, конечно, говори мне теперь.
-Тебе понравилось?
-Еще бы, это что-то необыкновенное! Готовь своих кадетов к наградам, лично награждать буду, как героев сражений. А сейчас извини, Дима, но мне надо к себе идти. Дел много…
-Конечно-конечно,– тут же отвлекся он, убегая к паровой машине.
Больше не тревожа Дмитрия, я вышел из лаборатории, больше не тратя время отправился к себе в кабинет, благо надо было еще дописать пару важных моментов для брошюры витязей.
«Ничего себе!– ахнул я, увидев, что на дворе полная темень.– А я то думал, еще удастся пройтись по казармам, что ж, тогда отложим до завтрашнего утра».
Как я и хотел первоначально, пошел к себе в кабинет, где и просидел пару часов за писаниной, благо свечи на моем рабочем месте стояли большие, что позволяло освещать темноту кабинета как раз для того, чтобы я мог различать буквы на серой бумаге, производимой здесь же, в Петровке. Мда, не лампочки дневного света конечно, но что поделаешь, хоть так то.
Закончив с главой о противодействии кавалерии противника малыми группами, с чистой совестью отправился спать.
Февраль 1709 года от Р.Х..
Воронеж
Ночь окрасилась багровыми красками, всполохи огненных цветков ослепляли сонных людей. В центре Воронежа, в доме одного из купцов загорелся склад, да так быстро, что огонь тут же перекинулся на стоящие рядом со складом постройки. Дворовые люди бегали и мельтешили, стараясь погасить разошедшуюся стихию, но все их потуги привели только к тому, что сбитый около земли пожар поднялся на второй поверх и теперь нещадно пожирал все, до чего мог дотянуться.
Посередине двора за огненным маревом наблюдал одетый в меха хозяин дома. Еще вчера, его вежливо попросили покинуть город, но он отказался, и вот уже ночью его имущество горит, уничтожая все то, что так долго и тщательно создавалось и собиралось.
-Прав был цесаревич, дюже прав,– то и дело повторял купец, не отрываясь, глядя на летающие в ночи алые искры огромного кострища.
Челядь, не замечая ступора хозяина, старалась спасти все, что можно было, вынося на улицу всю утварь и мебель.
-Да сделай же что-нибудь Боря!– крикнула в лицо купцу уже зрелая, в годах, женщина, с ужасом взиравшая на то, как прекрасный дом превращается в кучу угля.
-Успокойся Аннушка, мы уже ничего не сделаем,– спокойно ответил купец, продолжая глядеть на пожар.
-А как же наш дом? Ты что так и будешь стоять?– не верила своим глазам купчиха.
-Да, буду стоять, и ты будешь! Потому что я тебе уже сказал, что ничего нельзя сделать!– не выдержав, крикнул на жену купец.
В памяти Бориса Лоханькова всплыла декабрьская беседа с Его Высочеством, царевичем Алексеем Петровичем…
Люди весело переговаривались, на время, забросив все свои дела, в том числе и хозяйственные. Из дворца, по велению царевича выкатили бочонки с пивом и медовухой, бесплатно угощая всех желающих. На центральную площадь города – Соборную, вынесли столы со снедью, закармливая нехитрой пищей любого желающего буквально на убой.
Между столами бегала и веселилась детвора, по площади гуляли скоморохи, развлекали народ. Так же для веселья на площади приготовили разнообразные конкурсы, от лазания по обледенелому столбу до перетягивания каната. Последний день Торгового Сбора был объявлен праздничным, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Весь город стоял на ушах, если конечно можно так сказать, и только в резиденции наследника Российского царства было относительно тихо и спокойно. В темных нишах дворца беседовали между собой купцы, обсуждая новые идеи, озвученные на Сборе.
Но, как и везде, после Сбора появились недовольные, ведь та политика, посылы к которой дал царевич на этом Сборе, была направлена на развитие среднего звена и возможностью тесного сотрудничества с наиболее богатыми и влиятельными родами купечества. Не всем купцам понравились эти идеи, ведь большинство монополий, включая государственные (соль и табак), приносили огромные деньги владельцам, а конкуренция, как известно в таких делах не нужна совсем. Это не выгодно частному лицу, но зато выгодно государству, так что посыл развития частного сектора был дан, но вот будет ли развиваться схема отношений: человек – государство – человек, вот в чем вопрос.
Большинство купцов, у которых глаза смотрели чуть дальше своего носа, поняли, что пришло новое время для торговли. Пускай пока еще только в Рязанской губернии, но все же пришло. Да-да, и именно губернии.
В середине осени, царь-батюшка Петр Алексеевич, публично огласил указ о создании 9 губерний, которые делили между собой всю территорию Руси. Во главе 8 губерний стояли воеводы, а во главе 9-й губернии был наместник – царевич Алексей. Каждая из губерний делилась на провинции, те в свою очередь делились на уезды, полностью подчиняющиеся воеводе или наместнику. Нельзя сказать, что Рязанская губерния была большой, нет скорее самой маленькой из всех 9-ти, но зато на подвластной царевичу земле располагались не только богатые земли и полезные ресурсы, но и умелые руки…
За то сравнительно, недолгое время наместничества в Рязанской губернии резко сократились нападения на караваны. Быть может из-за того, что на обочинах дорог появились виселицы, с теми работниками ножа и топора, которых удалось взять в живых. В Рязани появилась надежная защита от ограблений, а так же снизились пошлины вдвое против тех, которые были. Стали открываться ремесленнические школы, при наиболее развитых и богатых мастерских. Наместник как мог содействовал этим начинания, предоставляя такие условия, при которых при должном старании мастер-ремесленник почти не платил налогов. А это, скажу я вам очень серьезное подспорье для того, чтобы к открытию данных школ стремились и остальные ремесленники.
Все эти изменения были видны невооруженным взглядом, а особенно это замечали приезжие купцы, видящие столь разительные изменения сразу целиком…
-Купчина, тебя требует к себе Его Высочество!– кто-то громко сказал за спиной воронежского купца.
Повернувшись, Борис увидел, что перед ним стоит один из гвардейцев цесаревича, с нетерпением переминающийся в пяток на носки.
-Я весь в распоряжении Его Высочества,– сказал купец, чувствуя, как противно заныло под ложечкой.
-Иди за мной,– сказал гвардеец, поворачиваясь спиной к купцу.
Собираясь пройти в приемную залу, купец чуть было не пропустил поворот, в который вошел царевич, проигнорировавший впереди стоящую дверь в приемный зал. Пройдя по полутемному коридору пару десятков метров, Борис оказался возле открытой двери, за которой находилась небольшая комната, ярко освещенная лучами солнца, беспрепятственно проходящими сквозь стеклянные окна.
-Садись, Борис. Я думаю, у нас найдутся общие темы для разговора,– глядя с какой-то непонятной иронией на купца, сказал цесаревич.
-Спасибо, Ваше Высочество,– поблагодарил купец.
-Знаешь, о чем я думаю сейчас, Борис?– спросил хозяин дома.
-Нет, Ваше Высочество.
-А думаю я, о том же самом, о чем думал и раньше, Борис, а точнее все о той же проблеме голода в наших городах…
С каждым словом купец бледнел все больше и больше, не зная чего ожидать от царевича.
-…Да не трясись ты так, Бориска, я не собираюсь копаться в твоем прошлом, я хочу предложить тебе руку помощи, если конечно можно так сказать. Я хочу попросить тебя кое о чем,– успокоил купца наместник рязанской области.
-О каком одолжении, Ваше Высочество?– тихо спросил купец, чувствуя, как по телу проходит легкая дрожь, а к горлу подкатывает противный комок.
-Ты знаешь, что наш государь привез из своей поездки в Европу много всего нового,– начал царевич.– В том числе он привез семена одного растения, которое называется картофель.
-Да, Ваше Высочество, я что-то слышал о нем, но говорят, что этот картофель ядовит и к тому же на нем нет того, что можно есть,– скептически сказал купец.
-Да, на нем нет, никто и не говорит, что картофель надо собирать сверху. Все что необходимо с него собирать находится под землей, Борис, как у репы, только репа одна, а картофеля, много и находится он чуть немного пониже под землей, чем репа,– пояснил купцу цесаревич.
-Не знаю, Ваше Высочество, картофель, это ведь не по старине,– с сомнением проговорил купец.
-А вот это Борис, уже не твое дело. Ты должен взять на себя обязательство не только вырастить столько картофеля, сколько я скажу, но и распространить его среди тех деревень и сел, на которые я укажу. При этом они должны знать и понимать, как его выращивать,– улыбнулся царевич.
-Но, Ваше Высочество, как я смогу все это сделать, если даже в глаза его не видел, этот картофель…
-К вам на время будет приставлен один из тех крестьян, который уже начал выращивать картофель, и он знает, как и что делать. С вас же будет требоваться одно, поддержка его начинаний и облегчение распространения картофеля в народе.
-Допустим, я возьмусь за это дело, Ваше Высочество, но как я смогу получить выгоду от всего этого, если люди не знают о том, что этот самый картофель можно есть?– спросил купец.
-Я от своего имени буду выплачивать тебе ту сумму, на которую ты вырастишь картофеля, проще говоря, я буду его скупать у тебя целиком и полностью. Скажу сразу, в деньгах ты нуждаться не будешь. Да и прочий люд не будет тебя обижать,– сказал царевич Алексей.
-Как же так, Ваше Высочество? Я ведь в Воронеже живу,– спросил Борис Митрофанович.
-Для того чтобы заняться этим делом, тебе надо будет перебраться сюда, в Рязань,– ответил царевич.
-Но я не могу так сразу ответить вам, Ваше Высочество,– растерянно прошептал купец, ничего толком не понимая.
-Я все прекрасно понимаю, Борис, поэтому и не жду ответа прямо сейчас, даю тебе три месяца на то, чтобы дать мне окончательный ответ,– спокойно сказал Алексей Петрович.– Но помни, что рядом со мной тебе будет безопасно, да и чего скрывать «сытно». Не подумай, что я угрожаю, ни в коем случае просто ты сам знаешь, что еще совсем не так давно в Москву пришлось вводить войска, чтобы выгнать оттуда ворье и разбойников. И это в столицу! А что может твориться в остальных городах Руси-матушки, я могу только догадываться. Так что думайте…
-Да, пожалуй, цесаревич действительно был прав,– вновь повторил свои слова купец, замечая, как падает прогоревший этаж дома.
Постояв около суетящейся прислуги, Борис Митрофанович пошел к куче вещей, много выросшей с первых минут пожара. Покопавшись в ней, купец достал маленькую аккуратную шкатулку, сделанную каким-то умельцем из малахита, открыл ее, единственным ключом, всегда носимым с собой на шее. Алые отблески огня осветили небольшие свитки бумаги, сложенные внутри шкатулки. Здесь лежало все богатство купца, то, что не пропадет от пожара, и не сломается то, что так легко можно потерять, в случае утери этой шкатулки…
От мыслей Бориса Митрофановича отвлек громкий крик в паре кварталов от его дома, следом за которым раздались пара выстрелов, тут же сменившихся чередой ругани и угроз.
-Да, определенно цесаревич был прав,– в третий раз повторил купец, убирая шкатулку к себе под шубу.
В ночи, освещенной пожаром, завыл одинокий волк, неизвестно как оказавшийся вблизи Воронежа…
Середина марта 1709 года от Р.Х.
Лесной хутор близ Рыльска.
Прошло полтора года, с тех пор как шайка Корзня напала на какого-то дворянина, а потом едва ушла от погони, словно банный лист к одному месту, прицепившаяся к работникам ножа и топора. Не многим удалось пережить тот месяц, из более двух десятков подчиненных у Корзня осталось только семеро, из которых трое было сильно раненых. И только один из этих троих смог выкарабкаться с того света, остальным же повезло много меньше, поэтому их тела так и остались в паре верст от лагеря разбойников. Благородство и забота о ближнем своем не в чести у людей данной профессии.
Но как бы то ни было, работодатель не обманул старого десятника и тех денег, которые он получил после хорошей взбучке за фактический провал своей задачи, хватило на то, чтобы на полгода залечь на дно и «зализывать раны», попутно подбирая новых подчиненных. А спустя шесть месяцев в халупу Корзня вошел до боли знакомый лакей Его Светлости, принесший письмо от своего хозяина, запечатанное плохеньким сургучом.
В отличие от многих людей, Корзень прекрасно понимал, что начальные навыки письма и чтения нужны, и от них отказывать, не только глупо, но и опасно для жизни, ведь встречаться зачастую со своим столь влиятельным информатором и покровителем ему было нельзя. Поэтому еще на заре своей разбойничьей жизни главарь шайки разбойников пару месяцев изучал премудрости грамоты от присланного к нему Его лакея, который в последствии и стал тем связующим звеном, которое передавало наводки по караванам и проезжим купцам.
Вот и за прошедший год, банде Корзня «повезло» пощипать тройку купчин и один небольшой караван. Правда большую часть добычи пришлось отдать своему покровителю, но и того что осталось хватило шайке на безбедную жизнь чуть ли не на весь год, да и разрослась она за год чуть ли не до четырех десятков человек. Конечно, часть из них постоянно «меняется» в силу специфики разбойничьей жизни, но ведь пополнение в рядах банды Корзня происходит постоянно.
Сейчас глава разбойников сидел в полутемной комнате своего дома и размышлял о том, что если через недельку не появится возможность «заработать» денег, то вполне возможно, что его прирежут в собственной постели. Раньше такие прецеденты уже были, правда, в других бандах, но ведь мысли у разбойничков очень даже схожие.
«Мда, так меня самого к дереву скоро привяжут,– грустно усмехнулся Корзень, смотря, как догорает лучина на окне».
Недавно, один из пришлых человечков, попытался организовать переворот, за что и поплатился. Участь быть привязанным зимой на морозе к стволу дерева охладила ненадолго пыл зарвавшихся разбойников, но если так дела пойдут и дальше, то попытка переворота может и удастся, а это для Корзня черева то одним – смертью.
-Пошли вон, дети шелудивого пса!– раздраженно крикнул в дверь Корзень, услышав, как кто-то ругается в прихожей его дома.
Тихонько постучав в дверь, к атаману вошел молодой слуга из новеньких.
-Голова, там к тебе человек какой-то пришел, к тебе пройти хочет,– почтительно сказал прислужник.
-Какой еще… зови!– не понял сначала главарь банды, но потом до него дошло, кто мог к нему прийти в столь неурочное время.
-Привет, Корзень, давненько не виделись,– поприветствовал главаря банды вошедший человек.
-И тебе не хворать Ерема. Как здоровьице? Не болеешь? А то ведь в твои то годы, по лесам шастать не с руки,– улыбнулся Корзень щербатым ртом.
-Спасибо за заботу о животе моем, все хорошо. А про годы ты зря упомянул, я как никак по моложе тебя буду, так что насчет шастанья по лесам тебе самому надо вопросик задать,– возвратил улыбку гость вожака банды.
-Так зачем ты сюда пришел, Еремей? Ведь не для того, чтобы я тебе здравица пожелал,– перешел к делу Корзень.
-Да, не за этим. Хозяин послал, весточку тебе передать,– усмехнулся Ерема, критически оглядывая жилище хозяина дома.
-Так давай послание, и присаживайся, не стой столбом,– протянул руку Корзень к посланнику.
-Пожалуйста,– отдал запечатанное письмо Еремей, усаживаясь на подобие кресла напротив главаря.
-Так, хм… интересно… даже так… ага, ага,… а вот и дело…– читал Корзень не шибко быстро, да к тому же сопровождал каждое прочитанное предложение своими междометиями и словами, будто вел до крайности скудный разговор с неизвестным собеседником.
-Что передать, хозяину?– поинтересовался у Головы банды посланник.
-Все как обычно, Ерема, как обычно,– задумчиво сказал Корзень, поглаживая густую бороду.– Только передашь, что по выполнении поручения нам столько же причитается.
-Передать, то передам, да вот согласиться ли Он?– неуверенно спросил Ерема, все же такое наглое, по его мнению, требование не могло просто так быть принято.
-Ты главное передай, а там увидишь,– хитро ощерился Корзень, довольно поглаживая свою бороду.
-Хорошо, я передам,– сказал Еремей, вставая с кресла.– Прощай, Корзень.
-И тебе не хворать, Ерема,– попрощался с посыльным своего покровителя Голова.
Как только слуга его светлости ушел, предварительно проследив за тем, как главарь шайки сожжет письмо, Корзень окликнул своего слугу.
-Зови ко мне Косового, Дрозда и Чахлого!– приказал он вошедшему прислужнику.
Предстояло основательно приготовиться к предстоящему делу…
14 марта 1709 года от Р.Х.
Дорога в Воронеж.
Алексей Петрович.
Отголоски весны, уже во всю хозяйничающей на юге Руси, добрались и до моей «вотчины», да так не во время, что я даже поругался чуток, по этому поводу. А все дело в том, что ехать по распутице, когда снег еще не сошел, а веселые ручейки талой воды так и норовят «передать» тебе свое радужное настроение. А каким способом может это сделать вода? Самым радикальным и быстродействующим – купанием. Вот только когда на улице лежит наст снега купаться большинству людей очень не хочется, и мне в особенности, все же я не «морж», чтобы испытывать на себе чудеса закалки человеческого организма.
Но, увы, природа сама себе хозяйка, так что за день до моего отправления в Воронеж, на встречу к государю, давно собиравшемуся наведаться в город, для проверки верфей, так распогодилось, что дорога превратилась в одно сплошное приключение. Хотя по мне, недельку морозец мог бы и подольше продержаться, все же тащиться по распутице не самое приятное занятие. Хотя весна и не вступила в свои права до конца, однако когда едешь в карете, каждый час останавливаясь для вытаскивания застрявшей или провалившейся в талый снег передней оси кареты, при этом иногда случалось так, что сотни метров приходилось пробираться по пояс в воде. В такие минуты я матерился так сильно, что самому неудобно становилось, правда, я ругался про себя, негоже цесаревичу показывать на простолюдинах свои истинные чувства. Если они, конечно, не подходят для данной ситуации.
Так что середина марта нас очень «порадовала» и теперь уже вторую неделю мы путешествуем в таких замечательных условиях, что хоть вешайся!
-Стой!
-Что опять?– спросил я у капитана Нарушкина, едущего рядом с моей каретой.
-Впереди два воза сцепилось, Ваше Высочество, гвардейцы помогают их растаскивать. Обычное дело, сейчас все стараются на торг весенний успеть.
-Какой торг, капитан? Сейчас такая распутица начнется, да какой там… уже началась, только гонцы, да безумцы, такие как мы, отправятся в путь!
-Ну не скажите, Ваше Высочество, к примеру, купцы в любую погоду и любое время года ездят по Руси.
-На то они и купцы, от того, как сторгуются у них можно сказать, вся жизнь зависит.
-Вот как раз одни из таких сейчас впереди и сцепились. Видно один из них дорогу не уступил другому, вот и мучаются теперь.
-Розог бы этим выписать!
-Это приказ?– встрепенулся капитан, уже готовый отдать команду стоящим без дела гвардейцам.
-Нет, Михаил, не надо, пока не надо, но прикажи передать, что если в течение двух минут возы не уберутся с дороги, то всех купцов ждет кара…
-Есть, Ваше Высочество,– тут же бросился исполнять приказ капитан.
-Да подожди ты! Наверняка о розгах подумал?
-Так точно, Ваше Высочество, о них родимых.
-Нет, передашь им, что на них будет наложен штраф в размере ста рублей с каждого!
-???– удивленные глаза капитана готовы были вылезти из орбит.
А удивляться было чему, ведь на данную сумму можно было купить стадо коров числом в сто голов или деревеньку в десяток подворий.
-Да-да, так и передашь. Сам же проследи за временем, мне, почему-то кажется, что дорога в раз станет проезжей.
-Есть Ваше Высочество!
Через минуту в голове моего кортежа раздался зычный и сильный голос командира гвардейцев, в точности передавший мои слова. И интонации голоса были такие, что капитан буквально хотел, чтобы эти злосчастные возы с товаром задержались хоть на секундочку на колее дороги.
Что поделать, если времена такие, слабину, даже в таких, казалось бы, мелких вопросах нельзя давать. Ведь если я считаю, к примеру, это не таким уж и важным, то окружающие в большинстве своем на это смотрят совершенно иначе. Приходится считаться с мнением эпохи, правда только в таких вопросах, где это самое мнение не мешает моим личным планам. Что поделаешь вот такой я эгоист!
Однако вопреки моим расчетам купцы с проблемой справились намного быстрее. Минута и сцепившиеся возы с перерезанными ремнями, уже стоят на обочине. Вот такой радикальный метод решения поставленной задачи. Выбирай из двух зол меньшее – с одной стороны штраф и немилость монаршей особы, а с другой копеечные ремни и решение проблемы, пускай и с некоторыми осложнениями. Правда, я больше чем уверен, что мои старания никто должным образом не оценит, а скорее наоборот, будут хулить и возмущаться, конечно же, только после того, как останутся наедине с самим собой. Поношение царской особы, пускай и не правящей всегда каралось сурово.
За размышлениями совершенно потерял счет времени, и очнулся только тогда, когда мы остановились в какой-то деревеньке на ночлег.
-Ваше Высочество, дом для ночевки приготовлен!– отрапортовал мне Михаил Нарушкин.
-Хорошо, Миша, попроси подать ужин и накормить гвардейцев. Хорошо?
-Есть Ваше Высочество,– развернувшись на каблуках, оставив две воронки в стылой, промерзшей земле, капитан моих гвардейцев.
Я вышел из кареты, попутно укладывая листы с набросками своих мыслей и идей в папку. Мне на встречу вышел, низко кланяясь, деревенский староста. На вид ему можно было бы дать лет сорок, но вот глядя на него, отчего то вспоминалось о чудо-богатырях Суворова. Не знаю, почему, но вот это сравнение было самым точным. Да и глядя на старосту, мне стало как-то грустно оттого, что русский человек, годящийся мне в отцы, вынужден кланяться мне в пояс. А самое страшное, на мой взгляд, конечно, это то, что многим дворянам и боярам в голову не приходит даже мысль о том, что их холопы, в принципе такие же люди, как и они сами, и будь судьба благосклонна к ним, то на месте самого холопа мог оказаться сам барин. Вот такая петрушка! С этим порядком вещей надо, что-то делать. Но вот как? Нет не так, я то знаю, что можно дать жаждущим вольную, не просто так, а с тем условием, чтобы они рвали на себе последнюю рубаху, лишь бы получить свободу.
Нельзя давать людям полную свободу – они превратятся в ничего не ценящих свиней! Да именно так и никак иначе. Должен быть сдерживающий фактор, обязательно должен быть. Есть в России люди, для которых служение – это все. И свобода для них становиться злым роком, тем самым который приводит их в объятия пьянства и нищеты. И самое удивительное таких людей большинство, есть единицы из многих сотен, тех, кто знает, для чего ему нужна эта самая свобода. Вот для них то, как раз и необходимо создать все условия для возможности их освобождения, при этом оставить в подчинении тех, кто не сможет вынести это тяжкое бремя – быть свободным!
-Дом готов, ужин подан,– не выпрямляясь, сказал мне староста.
-Хорошо, проводи меня.
Саженей за двадцать от нас расположился небольшой домик с резными ставнями, окрашенными в непонятный цвет. Хотя в темноте все цвета не ясные.
-Вот,– указал рукой мужик, кланяясь.
-Пойдем со мной за стол,– сказал я старосте.– Как звать тебя?
-Федотом.
-Так вот Федот, пойдем, посидим за столом, ты мне о жизни своей расскажешь. Может жалобы, какие есть, на барина своего?
-Да какие жалобы, Ваше Высочество? Все хорошо у нас, деревенька наша на отшибе. Людей почитай только два раза в год видим, когда перед пахотой, да после сбора урожая. А так одни и живем. А барин у нас хороший, почитай только когда напьется, если на охоте будет, заезжает, какую-нибудь бабенку прижмет, так это нормально,– ответил мне Федот, проходя со мной в сени.
-Что ж, ты мне много чего еще рассказать можешь, Федот…
Вот где оказался кладезь интересующей меня информации. Ни в городе, ни в ближайших к нему деревеньках, где оказывается, дела у крестьян были по сравнению со своими собратьями просто замечательными, а вот в такой неприметной, закрытой от взора людей деревеньке.
За чарочкой, и хорошенькой закуской мы разговорились довольно быстро, вот только я больше слушал, нежели говорил. Хотя даже сейчас, сидя за одним столом, староста был прижимист и много не договаривал, часто заискивающе смотрел мне в глаза…
Но послушать было о чем. В своем времени многие верили книжной макулатуре выпускаемой столь большим тиражом, что только диво давались. А говорилось в ней о том, что мужик в России был туповат, трусоват и все в этом духе. Ан нет выкусите!! Да староста был немного сконфужен и немногословен, однако сказать о нем, что он дурак нельзя ни в коем случае, в его глазах светился практичный крестьянский ум, всегда старающийся воспользоваться малейшей возможностью обогатиться.
Однако я прекрасно понимаю, что скинуть ярмо полу жизни Руси не под силу одному человеку. Да я и не стремился к этому, я хочу одного, чтобы Россия жила! Жила, а не существовала, не могущая встать с колен, постоянно униженно кланяясь, Западу. Нет, никогда! В моей России не будет этого!
А если для этого надо будет захватить Европу? Что ж, мы сможем сами поставить на колени всяких французов и англичан, смотрящих на русского человека с брезгливостью и отвращением!
Мысли постепенно терялись и путались, дело дошло до того, что я увидел приближающийся стол и потерял сознание, очнувшись с дикой головной болью и шишкой на лбу. Вот и погуляли.
Уже уезжая из деревеньки, я напомнил старосте, чтобы он после посевных работ приехал в Рязань, к Илье Безымянному, ведавшему Дворовым приказом, инстанцией отвечающей за отбор и «просев» нужных для меня людей. Кто это такой он узнает в центре города на рынке, в будке гласности, из которой раз в неделю объявляли последние новости и указы.
Казалось бы, подумаешь, староста, но нет, зацепил меня все-таки этот мужичок чем-то.
Конец марта 1709 года от Р.Х.
Воронеж.
Палаты Петра Алексеевича Романова.
-Проходи сын, у меня разговор есть к тебе!– пригласил меня к себе отец, стоя над каким-то столом с чертежами.
Не заставляя себя долго ждать, подошел к столу и встал рядом с государем, внимательно посмотрев на расстеленную карту. Оказывается чертеж, заинтересовавший Петра, был границей России с Речью Посполитой и частью Австрийской империи. Посередине стола, прямо на куске полной бумаге стоял пустующий подсвечник, в данный момент, исполняющий роль держателя.
-Знаешь, Алешка, в чем беда Руси?– немного постояв над картой, спросил меня Петр.
-В чем, батюшка?
-В том, что не хочет Она вылезать из своей трясины, увязла и живет, так как Ей нравиться, а людишки и рады стараться!
-Так как же, государь? Ведь с твоей помощью наша Русь-матушка уже не так дремуча, как было раньше,– удивился я, прекрасно понимая, что часть «новшеств» государя не только не принесли пользы, но и загубили те хорошие начала своего батюшки, которые были начаты до воцарения Петра.
-Да, часть своих задумок я уже воплотил в жизнь, но их так много, что мне моей жизни не хватит,– сказал царь, отрываясь от изучения карты.
Посмотрев на меня, он прошел к стоящему напротив входной двери большой комоду, достал оттуда свернутый в трубочку свиток, запечатанный алой печатью с непонятным оттиском.
-Ты не спрашиваешь, что это, хорошо, коли ты не такой любопытный, но все же я хотел бы, чтобы ты ознакомился с этой грамотой,– сказал государь, передавая документ в мои руки.
«Мда, а ведь чего-то подобного я ожидал…– пронеслась мыслишка в моей голове, после повторного изучения свитка».
Не буду дословно говорить, что было в том документе. Просто скажу, что это был своеобразный приказ отца сыну. В чем же была суть данного «приказа»? А в том, что я должен в начале июня отправиться в поездку, по тем странам, которые сам выберу, в качестве помощника посла государства Российского, с ограниченными полномочиями второго лица государства. Проще говоря, я должен был ехать смотреть на Запад, точнее Европу, попутно обязывался пройти «курс молодого дипломата» у одного из лучших дипломатов Русского царства Алексея Толстого.
-Батюшка, позвольте спросить вас?– оторвался я от повторного чтения документа.
-Да, сын?
-А что значит, ограниченные возможности?
-Я подумал, что давать полноту власти тебе еще, рановато, молод ты, тебе многому надо научиться, поэтому ты будешь в подчинении у Алешки, но кое-какие вопросы будете решать вместе. Проще говоря, в таком вопросе, как заключение союзов, коли, такой возникнет, у вас будут равные права, и заключать союз вы сможете только при условии вашего общего согласия,– ответил мне Петр.
-Но отец, а как же тогда быть с приказом выдвигаться к началу мая к Могилеву моим витязям и трех полков? Я ведь должен их вести…
-У тебя, сын, как мне кажется, уже есть командир твоих витязей, так что думаю, он справиться, да и не будет он один. Как никак в подчинение к князю Шереметьеву пойдет, так что не волнуйся. Собирайся в дорогу, а полки «Русских витязей», Рязанские вместе с Пятым и Седьмым от инфантерии пойдут под командованием боярина Третьяка,– оборвал меня отец, наблюдая за моей реакцией.
-Как вам будет, угодно, государь,– ответил я, прекрасно понимая, что больше ничего не в силах сделать, пока не в силах.
-Вот и хорошо, а то тут мне всякие непонятные вещи начали про тебя наговаривать. Но я вижу, что все это глупости, так что продолжай заниматься своими новшествами, только не в ущерб губернии,– спокойно заметил государь.
-Но ведь налоги всегда исправно поступают, отец! Какой ущерб то?– изумился я замечанию царя.
-Исправно то это да, но ведь при таких расходах как у тебя, они и уменьшиться могут, а этого как ты сам понимаешь, я допустить не могу, тем более перед новой войной с Карлом,– ответил отец.
-Такого не будет, батюшка,– заверил я его.
-Вот и хорошо. Решил, я, что зело примерно ты дела свои ведешь, поэтому оставляю тебя в качестве наместника губернии Рязанской,– улыбнулся он, подходя к невысокому столику, стоящему вблизи комода, из которого Петр извлек свиток-приказ.– Хорошо, что ты понял, чего я хочу от тебя, сынок, это очень радует меня, особенно все твои механизмы новые, поэтому я решил основать в Москве школу для обучения детей ремесленников и крестьян делу токарному и механизмам разным.
-Это очень хорошо, батюшка, давно пора строить школы для люда, а то в Европе чуть ли не каждый крестьянин читать и писать обучен. А трое из четырех и счет разумеют. Нам бы тоже не помешало иметь больше таких людишек, чтобы считать и писать могли, много пользы от этого получить можно,– сказал я Петру, принимая от него маленькую чарку с водкой, которую он успел налить.
-И у меня такие мысли давно были, вот только денег не хватает на все, что удумал я, так что приходиться пока скупым и мелочным быть, до той поры пока Карла не выкинем с Балтики,– ответил Петр, беря свою чарку вместе с соленым огурцом, лежащим на тарелке.– За здоровье и успех сын!
Вдох – выдох, крепкая зараза, водка прокатилась по горлу и приятно осела где-то внизу живота, согревая все конечности разом. Следом за приятной теплотой в горле появилось ощущение жжения, словно маленькие угольки прожигают всю слизистую оболочку.
-Хороша чертовка! Умеет Тишка свою настойку делать!– поморщившись, улыбнулся государь, наливая по второй.
-Батюшка, у меня еще один вопрос есть,– тихо сказал я Петру, присматривая чего бы такого закинуть в желудок, увы, с утра ничего там не было, а, как известно, пить на пустой живот это стопроцентно «окосеть».
-По второй в начале, сын, а потом и скажешь,– ответил царь, звоня в маленький колокольчик, угрюмо стоящий доселе на края стола, видимо по его немного стершейся гравировке он частенько использовался по своему прямому назначению.
Камердинер отца появился сразу же, будто подслушивал за дверью.
-Да, Ваше Величество?
-Принеси нам с сыном чего-нибудь горяченького и побольше, а потом можно еще добавки твоей настойки,– приказал Петр слуге.
-Будет исполнено Ваше Величество,– поклонился камердинер и вышел.
-Ну, теперь говори, Алешка,– разрешил мне Петр, после того как вторая порция «огненной воды» оказалась в наших желудках.
-Дело в том, батюшка, что я хотел попросить тебя помочь мне,– сказал я государю.
-И в чем же?– заинтересовался царь, подобравшись, словно гончая, учуявшая запах лисицы.
-Как ты знаешь, зимой я устраивал Торговый Сбор, куда приехало много купцов.
-Да, что-то такое я припоминаю, там даже с Москвы кто-то был, как я помню.
-Так вот, я сделал купцам одно предложение, которое требует твоего внимания и согласия,– сказал я, поудобнее усаживаясь в кресло.
-И что же это за такое предложение, сын?– заинтересованно спросил Петр.
-Как ты знаешь, отец, в Венеции и Генуе есть такие кумпанства, которые, объединившись, содержат общую казну, целиком и полностью подчиненную одному человеку, эти дома могут давать деньги в рост кому-нибудь, а могут строить на свои деньги что-то, чтобы потом поиметь с этого побольше денег. Такие кумпанства называются банками. Так вот я хотел бы основать один такой банк и у нас в России. Только в отличие от европейских мне хотелось бы, чтобы он был государственным, наполовину.
-Что ж идея хороша, слыхивал я о банках, вот только я здесь причем, Алешка?– спросил меня царь.
-Просто основывая банк мне нужно твое согласие, а главное разрешение взять его под протекторат, чтобы следить за всем тем, что управляющие банка будут делать от твоего лица, отец,– ответил я ему.
-Ну, раз идея твоя, да к тому же, как я понял и денег ты с меня не просишь, то быть тебе протектором. Надеюсь, твоя затея с этим банком увенчается успехом, а то получиться, что попусту я тебе разрешение дал, да и полномочиями наделил,– улыбнулся Петр.– А это как ты понимаешь ответственность не малая…
-Я приложу как можно больше усилий отец, чтобы оправдать твои надежды,– искренне ответил я, улыбаясь.
-Ну а теперь я думаю можно, и перекусить, тем более мы с тобой вообще редко видимся,– хмыкнул Петр.– Все в делах заботах! Даже отец с сыном видятся как заезжие друзья.
-Конечно отец,– согласился я с государем, тем более что мой живот упорно требовал свое, чуть ли не вырывая куски плоти из организма…
В свою комнату я попал поздно ночью, после того как смог кое-как отбиться от посиделок государя и Ко.
А мысль о том, что время, данное мне до отъезда, необходимо потратить с умом все чаще и чаще появлялась в моей не совсем трезвой голове…
Кое-как, открыв дверь, увидел расстеленную кровать, сил, чтобы снять с себя ворох одежды у меня, конечно же, не было, поэтому завалился спать, в чем пришел. Обычно когда я сплю, то на утро не помню ни одного сна, а может они мне и не снятся, но не сегодня, как только мои веки сомкнулись, я погрузился в мир сновидений, с такой реалистичностью, что мог ощутить дуновение ветерка на своей коже. Хотя голова моя больше напоминала заполненную наполовину чарку с вином.
В начале я даже не осознал тот момент, как оказался на поле битвы, где чуть в стороне от моего взора развернулось танковое сражение, а в небе над железными «богами войны» летали истребители и штурмовики, выпуская десятки трассирующих пунктирных линий. Кто-то из общей массы хаоса смерти умудрялся «прошивать» первый попавшийся на пути корпус неудачника-истребителя, от чего тот тут же вспыхивал словно свечка, сгорая за пару секунд. Грохот и треск стоял неимоверный, я мгновенно оглох, ориентируясь только на движения сражающихся машин в поле. Взгляд упал на разворачивающуюся передо мной битву, приходило понимание, что участвующие стороны до боли мне знакомы, и в правду, вот на темно-зеленых корпусах танков белые кресты, а чуть в стороне юлили и петляли, словно танцовщица перед скучающим посетителем, Т-34 с красными звездами на башнях.
Полки шли рекой, самолеты и пехота сместились чуть в сторону, ведя свою собственную битву, но для меня это было не столь и важно. Главное, что сейчас я видел ужас и грозу Вермахта, горящую в черном огне. Каково же была моя радость, когда я видел как «тигры» и «пантеры» пылают, словно спичечные коробки! Радость, гордость и восхищение и это лишь малая толика охватившей меня эйфории! Но вдруг увидел словно в замедленной съемке – башня одного из «тигров» поворачивается чуть в сторону, почти сразу же выплевывая смертоносный заряд в сторону одного из танков с красной звездой на башне. Секунда и тридцать четверки, завершавшей маневр, сорвало слабый тыловой бронированный лист, из щелей советского танка повалил густой, едкий черный дым….
Я не вытерпел и побежал, так как никогда в своей жизни не бегал, но время, словно липкая и мутная паутина замедлялось с каждым мгновением, не давая мне идти к горящему танку, у которого откинулся люк, показалась рука, тут же исчезнувшая в темном зеве люка. Понимаю, что танкистам уже ничем не поможешь, но что-то не дает просто так махнуть на них рукой.
Рывок, еще рывок, наконец, сопротивление начинает сходить на нет. Новый рывок – щелчок, ко мне возвращается слух, свет… все меркнет перед глазами…
Вспышка и мир преображается, открывая передо мной чистое поле, на котором стоит ощетинившаяся копьями небольшая кучка закованных в чешуйчатые латы воинов, обороняющих стяг с воином. На красном фоне, держащем в правой руке овальный ростовой щит, а в левой блинное копье. Вокруг смертников мельтешили на низкорослых лошадках лучники, посылая в них стрелы одну за другой. Каждую секунду кто-то из стоявших в окружении падал, стрелы выискивали бреши в защите воинов, насмерть стоящих на защите своего стяга.
Крики, ругань и стоны смешались в одну какофонию, грозя свести с ума.
-Да что это такое!– закричал я, но вместо крика из моего горла вырвался хриплый сиплый звук, меньше всего походивший на мой собственный голос.
Пытаюсь сдвинуться с места, но ноги становятся ватным и не послушными, я не могу сделать даже один маленький шажок! Все мои попытки не приводят ни к чему, разве что все мышцы на ногах страшно гудят. Занявшись собой, пропустил момент, когда низкорослые воины пошли в лобовую атаку на обороняющихся. Единственное, что я увидел это стоящее знамя, которое подпирает умирающий высокий витязь, с тремя стрелами в груди.
Звуки битвы всегда различны, как нет одинаковых сражений, так нет и одинаковых звуков, сопровождающих их. Не знаю почему, но в какой-то момент, когда силы пеших воинов, с упорством обреченных защищавших знамя, уже чуть ли не лежащее на земле, над полем пронеслась новая мелодия, грозная, будоражащая в жилах кровь. После нее, я увидел конных воинов врывающихся в ряды, уставших и вымотанных воинов на низкорослых лошадях.
Удар, треск, снова удар и тишина, только спины противника удаляющиеся в панике бегства. Появление свежих сил переломило исход сражения, как меленький камушек пересиливает чашу весов. Вот только на этих весах было десятки тысяч человеческих жизней…
Идея возникла из ниоткуда, не было ее, а потом раз и появилась!
Но, увы, не смог ее ухватить и обдумать, потому что как только я заострил на ней внимание, в голове услышал новый щелчок, после которого перед глазами вновь наступила тьма, всеобъемлющая и давящая. Моргнув раз, другой, увидел перед собой красную стену, сложенную из обожженного кирпича. Не до конца поняв, в чем дело я начал озираться по сторонам, и увидел, как по брусчатой мостовой ведут мужчину, с избитым лицом, следом за ним шло чуть больше десятка женщин. Кому-то из них и не было и десяти весен, кому-то перевалило за сорок… все они шли в мою сторону, а их конвоировали грязные солдаты в серых шинелях и черных кожаных куртках.
Я до конца не мог понять, в чем дело, но когда конвоированные повернули в мою сторону и показали группе под предводительством мужчины идти к стене, возле которой я замер, холодный пот выступил на всем теле. Только теперь я осознал, где я и кто это.
Но как только я понял кто передо мной, события понеслись вскачь, словно кто-то безумный включил перемотку вперед и заставил меня увидеть, как все приготовления произошли за пару секунд, но как только солдаты взяли винтовки на изготовку, время вновь пошло ровно и неспешно.
Шашка над головами солдат, с полубезумными взглядами, взметнулась к небу и опустилась в сторону семейной четы, я рядах которой очутился и я…
«Пли!»
Курок нажат и десятки смертоносных маленьких «ос» вылетели из дул металлических стволов винтовок, передо мной время замирает до такой степени, что я прекрасно вижу летящую мне в горло пулю, но, увы, сделать ничего не могу. Все движения слишком медлительны и неуклюжи, я перестаю сопротивляться судьбе, устремляю взор, на маленький снаряд еле-еле ползущий ко мне.
Метр… полметра…. Тридцать сантиметров… пять сантиметров….
Чувствую, как моей кожи касается, огненно-горячий кусочек метала, желающий скорее пройти сквозь мою плоть…
-Нет!– открываю глаза и понимаю, что сижу в постели и дико озираюсь, вся спина похожа на склон горной речки, такие же холодные потоки льются между лопатками, тут же стекая вниз, по выступающим позвонкам спины.
Мой крик разлетелся по всему залу, возвращая меня в реальность. Отголоски кошмара еще возвращались ко мне, запах горящей плоти и звон булата до сих пор столь реальны, что поневоле я стал озираться по сторонам…
Окончательно осознав, что со мной все в порядке я лег на постель. Не знаю зачем, но мне захотелось прикоснуться к своей шее, где как раз было ощущение, прикосновения пылающего метала. Прикоснувшись, ничего не почувствовал, и блаженно расслабился, не до конца понимая, что это всего лишь сон… только сон.
Конец марта 1709 года от Р.Х.
Воронеж.
Резиденция Петра Алексеевича Романова.
Утром меня разбудил громкий голос отца, кому-то что-то говорящий. Я уже хотел, было встать и одеться, как дверь спальни распахнулась, и в нее вошел Петр, несущий в руках какой-то сверток, длинной в пару локтей.
-Горазд ты, спать Алексей,– усмехнулся отец, кладя сверток на стоящую рядом с моей кроватью невысокую тумбочку.
-Так, когда же мне еще спать, батюшка, как не у тебя в палатах? Ведь когда я один, приходится постоянно проверять и перепроверять все дела и заботы,– смиренно ответил я, научившись на своих ошибках общению с Петром.
-Что, правда, то, правда, но я не за этим пришел. Возможно, ты будешь в Европе очень долго, и мне хотелось бы сделать тебе подарок на день твоего рождения заранее.
-Но…
-Не перебивай меня! Но так же я знаю, что заранее это нельзя делать, поэтому я, за заслуги перед Россией и мной лично, за веру и преданность царскому дому, дарую тебе, сей клинок, изготовленный специально для тебя, под твою руку!– сказал отец, вставая с постели и беря в руки сверток.
Подождав пока я, наконец, вылезу из постели, Петр откинул шелковую ткань, на которой лежали превосходные ножны, с орнаментом в виде двуглавого орла, с изумрудными глазами, держащего скипетр и державу. Не удержавшись, я вытащил клинок из ножен, невольно вскрикнув. Синие ветвистые молнии и изумительная игра света просто не смогли оставить меня равнодушным!
«А говорили, то, что секрет булата потерян!– восхищенно подумал я, гладя поверхность клинка, словно самую драгоценную вещь в мире».
-Я рад тому, что мой сын так сильно изменился!– с удовольствием сказал Петр, повторяя эту фразу чуть ли не сотый раз за все время нашего общения.
-?
-Да-да, Алешка, именно так, ведь каким ты был? А кто ты сейчас? И смог оценить оружие мастера, которое достоин, носить только тот в ком течет царская кровь! Запомни этот день, сын, теперь у тебя есть своя шпага. Дай ей имя.
-Но отец, разве оружию…
-Ты не слышал меня?– перебил меня царь.– Исполняй!
Я постоял пару минут, перебирая имена и названия, но так ничего не мог придумать, кажущееся сначала вполне нормальным именем, через пару секунд тут же переставало быть таким привлекательным.
-Ну же!
-Я назову ее Veritas!
-Что ж, достойно. Теперь я могу с чистой совестью отправляться в Новгород. И помни, в начале мая ты должен быть в Азове.
-Конечно отец, я буду там в срок.
Петр ушел так же быстро, как и пришел. Я же находился в некой прострации не столь от вида превосходного оружия, сколько от гудящего шума в голове. Вчера неплохо посидели, особенно, после того как к нам присоединились князь Меншиков с князем Голицыным.
Помню баню, помню пиво холодное, парную помню, вот только после нее уже ничего не помню. Что ж, придется отходить проверенными народными средствами. Только я подумал о них родимых, как увидел перед кроватью, на маленьком столе одно из них – рассол. Видимо камердинер отца – Тихон Прокопыч, отлично разбирался в том, что требовалось молодому организму цесаревича.
Отдавшись процессу «лечения» я чуть было не пропустил выезд отца из резиденции. Распахнув окно, я почувствовал, как под ночную рубашку проползла утренняя свежесть, и частичка бодрости отозвалась угрюмым сопением. Видимо я вчера действительно хорошо погулял.
Со двора резиденции раздались команды к подготовке к выезду. Отец собирался посетить пристань, на которой он впервые в истории России началось строительство первого военного корабля, нового типа.
Для меня же сие мероприятие было не столь интересно, хотя я вынужден признать, что без флота империи просто не быть. Да и не зря же в Петербурге уже заканчивают строительство школы младших офицеров флота, как раз рядом с Адмиралтейством.
За этот проект боролись многие архитекторы, но все же решающую роль сыграло мое слово, поэтому я без зазрения совести отдал его тому же человеку, который проектирует и все строения и местоположения в нашем родном Корпусе – Михаилу Ростовину. Но так как наш корпус «Православных витязей» постоянно разрастается, уже став несколько большим, чем просто центр обучения младшего офицерского состава, с возможностью на повышение, то присутствие столь грамотного и превосходного архитектора было просто необходимо. Ведь постройка, выравнивание, и место самой стройки занимали порой неимоверное количество времени, так как почти всегда самому архитектору что-то не нравилось, и он приказывал все переделывать, вот так то.
Ну а так как, пообщавшись с ним, я намекнул, что в последствие нам будут необходимы здания для швейной мастерской, на большое количество рабочих мест, плюс рассказал, что постройка нормальной оружейной фабрики намечается не за горами. В итоге, архитектор трудился уже месяцев шесть, не покладая рук, на двух работах постоянно присылая новые чертежи из Петербурга в Рязань своему сыну Илье Ростовину, внимательно следящему за всеми стройками, которые я заказывал у его отца. И надо заметить, что если у Михаила работа спорилась и была просто отличной, после окончания всех работ, то у его сына, работа была просто великолепно выполненная, да еще и всегда раньше срока. Так что мы уже подумываем основные будущие заказы давать именно сыну Михаила, тем более что после того как сам Михаил построит в Петербурге здания для подготовки «Морской пехоты», его наверняка привлекут к строительству крепостей или зданий, требующих повышенной прочности и надежности.
Когда я говорил с отцом о том, что нам необходимо наладить подготовку морских офицеров, причем на порядок превосходящих имеющихся у нас сейчас, он взялся с таким рвением, что мне стало страшно за тех морских волков, которые согласились стать учителями для юнцов, собираемых по всей России. А как Петр умеет «строить» людей прекрасно известно еще из истории, поэтому за этот «фронт» я был полностью спокоен, вот только про сами корабли я, к сожалению мало что знаю, увы, в голове все не удержишь. Поэтому целиком и полностью положился в этом вопросе на отца, сам же отдался своим проектам, реализовав которые, Русь если не станет мировой державой, то точно будет на долгие десятилетия диктовать свои условия своим соседям.
Но мечты и грезы проходят, поэтому я просто вынужден был убрать шпагу в ножны, висящие на набедренной портупее, и отправляться в дорогу. Обратно в Рязань, а потом в Азов, благо чуть больше месяца у меня в запасе есть, вот только дорога. Мммм да, ничего не скажешь, хотя, почему бы нет? Решено, основной конвой отправлю в Азов, со всеми бумагами, пока не нужными мне, а сам с десятком отправлюсь верхами в Рязань, тогда точно должен успеть во время.
Ополоснувшись в принесенной теплой воде, оделся и пошел завтракать, чувствуя, что еще не скоро смогу вот так непринужденно и беззаботно посидеть без дела, ведь получается, что с этого времени, и так постоянно напряженная жизнь стала еще более серьезной что ли, даже не знаю.
4 апреля 1709 года от Р.Х.
Талая лощина.
«Нет ничего хуже, чем неизвестность, нет ничего неприятнее, чем неизвестность. Порой именно из-за этой, казалось бы, невинной «неизвестности» люди совершают роковые поступки, которые через десятки поколений обрастают такими фактами, что становятся воплощениями зла и порока. Можно было бы, конечно с этим поспорить, но хочу заметить, что это мое сугубо личное мнение, так что пусть каждый думает сам за себя».
Выдержка из потерянной книги, цесаревича Алексея Романова.
Одиннадцать пар фигур замерло напротив друг друга, обнажив обернутые толстой кабаньей кожей длинные кинжалы. Рядом с двумя шеренгами воинов, замерших в ожидании команды, стояли три человека, одетых в такую же, как и у воинов, темно зеленую форму, непонятного покроя, пошитую из зеленного армейского сукна, из которого шьют мундиры русским солдатам. У каждого из людей на пальце был одет небольшой серебряный перстень, с изображением арабской цифры и незамысловатой надписью: «Верность идеалам обязывает!».
-Уже шесть месяцев прошло, Кузя,– в сотый раз проговорил один из трех человек, теребя в руках кожаные перчатки.
-Знаю, но они не готовы, Артур,– так же в сотый раз ответил другой человек, задумчиво смотрящий на неподвижных воинов.
-Да ты посмотри, что они могут делать?! Никто в мире такого не может!– чуть громче сказал первый наблюдатель.
-Алексей ждет от них лучших результатов, а не показной готовности, Артур, поэтому они должны еще тренироваться.
-Но ведь они уже усвоили все то, что дали им наставники, ты же сам наблюдал за всем обучением,– гнул свою линию Артур.
-Нет, время «волков» еще не пришло, да и Алексей сказал, что они еще не готовы, и у них не хватает навыков по лазанию,– спокойно ответил Кузьма.
-Раз так Его Высочество сказал, то ладно, но ведь они нужны уже в скором времени. Как было бы проще, если бы командование противника было уничтожено перед генеральным сражением!– кровожадно заметил Артур, продолжая теребить перчатки.
-Да было бы неплохо, но, к сожалению, Алексей прав, они еще не готовы, им придется еще пару месяцев готовиться, а потом еще пару месяцев выполнять задания от легкого к сложному, чтобы эти навыки отработать,– заметил Кузя, недовольно нахмурившись.– А может и пару лет. Да и нельзя их против полководцев пускать, не дай бог враги так же действовать начнут.
-Да, не хотелось бы, чтобы наши враги до такого додумались,– согласился с выводами Кузьмы Артур.
-Что ж, тогда распускай ребят, пусть идут, отдыхают, им сегодня за пять часов проверки хорошо досталось!– улыбнулся третий человек, сняв с головы треуголку.
-Ты прав, Саша,– согласился с ним поручик, подавая знак кому-то за спиной.
Прозвучал легкий проигрыш трубы и одиннадцать пар юношей, больше полугода совершенствовавших свои навыки сражения и скрытого перемещения в этом тайном лагере, повернулись к выходу с утоптанной десятками ног площадки.
-Шагом марш!– прозвучал приказ неизвестного командира и «волки» подняв левую ногу, двинулись вперед, не оборачиваясь и не глядя по сторонам.
-Думаю и нам пора трогаться в обратный путь, если поторопимся то успеем к ночи в трактир,– тихо предложил Артур, провожая взглядом молодых воинов.
-Да наш Алексей скоро в Рязань должен прибыть, нехорошо заставлять ждать наследника престола,– улыбнулся Александр, прищурив глаза из-за падающих ему на лицо лучей солнца.
-Тогда, можно выдвигаться,– заключил Артур.
-Только после того, как поедите, господа, не раньше,– заметил Кузя.– Я же пока задержусь здесь, надо готовить места для пополнения, как царевич и предполагал.
-Согласен поужинать, только при одном условии,– сказал помещик.
-При каком же?– поинтересовался начальник центра подготовки «волков».
-Никакой выпивки! А то получиться как всегда. За первой чарочкой еще одна, а за той еще и так пока под стол не упадем,– серьезно заметил Александр.– А нам в Рязань поскорее попасть надо будет.
-Хорошо, будет только разбавленное вино,– безапелляционным тоном сказал Кузьма, показывая одному из слуг на пальцах цифру три.
Через десять минут три друга сидели в небольшой уютной комнате, за накрытым простой, но сытной снедью столом, посередине которого стояла пара кувшинов с вином. Помня предостережение друзей, Илья специально приказал не подавать «горячительных» напитков. Да и в последнее время желание употреблять что-то выше градусом, чем вино, заметно упало, словно бабка отшептала…
Вопреки обычаю друзья ели молча, каждый думал о чем-то своем «переваривая» увиденное сегодняшнее зрелище, которое устроили «волки» паре приезжих приближенных царевича. А саша, вопреки обыкновению начал «прокручивать» события минувшего дня…
Недалеко в лесу, раскинулся пятачок небольшой поляны, на которой стояло чуть больше трех десятков человек, большая часть которых замерла в двух шеренгах, ожидая команды старшего офицера. Вот команда была получена и первая шеренга бросилась вперед, к замершим на окраине поляны целям. Подвешенных к стволам вековых сосен в аккурат трех саженей над землей. Но видимо для испытуемых это было не в новинку, потому что, не добегая до деревьев, они ходу метнули по шесть ножей и словно белки вбежали по стволу к вожделенной цели, в которую вогнали точно в середку по паре длинных ножей витязей. Созданных кузнецами корпуса специально по заказу царевича для каждого витязя, как и кольца-печатки. Следом за первой шеренгой к своим целям устремилась вторая шеренга, проделав те же самые действия, что и предыдущие свои товарищи.
Не успели наблюдатели выразить свое восхищение, как испытуемые витязи преподнесли им новый сюрприз.
Разбившись на пары, молодые воины стали подбрасывать друг друга. Вначале люди, наблюдавшие за кульбитами витязей, не могли понять, для чего это они делают, но после того как они присмотрелись, то увидели, что каждый такой прыжок сопровождается броском метательных ножей в мишени на деревья.
Большинство инноваций для «волков» ввел сам цесаревич, порой вызывая у своих друзей недоумение и непонимание. Да и критерии, по которым шел отбор учителей для двух десятков отборных витязей поражали. Удалось даже найти пару казаков старой закалки, согласившихся поделиться с молодыми отроками семейными тайнами рукопашного боя. Только цена у них была не малая – их внуки, оставшиеся без родных должны были в следующем году пополнить ряды корпуса.
Кроме того, для «волков», как были названы входящие в эту группу молодые витязи, фехтование и метание оружия не были единственными необходимыми навыками. Их заставляли совершенствовать свои умения в рукопашной схватке, гоняли их по лесам с утра до ночи, вырабатывая уникальную выносливость. Вот только все это было не полным.
Конечно, молодые воины смогли усвоить большую часть им данного, и даже отлично усвоить, но такой подготовки как психологическая, увы, в этом мире нет. Поэтому и думать о том, как эти юнцы смогут выполнить свое первое задание по устранению человека, приходилось царевичу постоянно.
Но его не было в числе наблюдателей первого показа возможностей «волков». А между тем на поляне начало развиваться новое действо – в руках у витязей появились небольшие полностью стальные арбалеты, с кожаной прокладкой на прикладе. На краю поляны, вдалеке от испытуемых промелькнули какие-то тени, и ложа арбалетов тут же качнулись в их сторону, одновременно освобождая место для нового болта. Наблюдатели постояли пару минут и из-за деревьев вышли одиннадцать человек, из обслуги, неся на вытянутых руках шесты с мишенью диаметром в локоть. В каждой из целей торчало по два болта.
На этом проверка возможностей витязей-волков не закончилась, можно сказать, что это была только разминка…
-Нам пора, или ты хочешь здесь, как и Кузя остаться?– окликнул Александра датчанин.
-А что?– сначала не понял о чем идет речь помещик, и только после того как пару секунд соображал, где он, Саша улыбнулся и ответил.– Нет, что ты, нам действительно пора.
-Что ж, друзья, жаль, что вы уезжаете так рано, но видимо так и надо. Позвольте, я вас провожу,– невесело улыбнулся поручик, после чего встал из-за стола и пошел надевать кафтан, все же на улице еще явно не лето красное.
Сборы двух друзей были быстрыми, собирать пожитки друзьям не было нужно, так что за пару десятков минут, они были готовы. Хотя дорога в Рязань и предстояла не долгая, относительно конечно, Кузя таки умудрился всучить им небольшую поклажу со снедью, в которую умудрился запихнуть пару бутылей с вином.
-Скоро увидимся, други!– сказал на прощание товарищам Кузьма, провожая уезжающих взглядом до тех пор, пока они не скрылись за деревьями.
…Пара всадников, ехала по весеннему лесу, покрытому слоем грязи и пожухлыми листьями и старой хвоей. Кони шли споро, отдохнувшие и пока еще свежие. Закатное солнце освещало верхушки сосен, подкрашивая зелень маленьких иголок в алый цвет, словно пятна крови молодую траву.
-Послушай, Артур, а как у тебя дела с твоей мастерской обстоят? Ведь, вроде Алексей тебе помочь с ней обещал,– завел разговор Саша.
-Нормально все, жаль только мы не часто видимся, все чаще в разъездах. А то бы я тебе много чего интересного рассказал. А на счет помощи… У меня теперь не только в Москве есть мастерская, но и в Туле, а скоро и в Твери открою, как только управляющего дельного найду.
-Странно, а почему в Рязани не откроешь свое предприятие?– изумился Александр.
-Ха, а то ты сам не понимаешь,– улыбнулся Артур.– Мы же теперь все в одной упряжи, коли можно так выразиться. Да и дел то своих почти не осталось.
-Как не осталось? А у тебя? Да и у меня в поместье много чего личного есть, то же разведение овец взять!– возразил помещик другу.
-Да? Ты так думаешь? А вспомни, кто тебе денег отсыпал и помог, пусть и немного?– спросил датчанин.
-Алекс, но ведь все хозяйство целиком и полностью мое, что хочу то с ним и делаю,– ответил Артуру Саша.
-Но ведь ты ему наверняка что-то обещал, как встанешь на ноги?– допытывался Артур.
-Да ничего не обещал. Разве, что в случае продажи шерсти царским приказчикам, то отдавать ее за полцены от той, что на рынке.
-Вот!– поднял палец вверх Артур Либерас.– А у меня договоренность с царевичем такая: он мне помогает и всячески поддерживает, а я ему «самородков» присылаю с тех городов, где нашел их.
-Но ведь денег то ему не платишь?– усмехнулся Саша.
-Да, денег я царевичу не плачу,– ответил Артур и замолчал, переваривая услышанное, видимо его представления о царевиче претерпели некоторые изменения, потому что обычно спокойное лицо было до крайней степени напряжено. Словно хозяин оного усиленно о чем-то думал.
Больше ни о чем, не разговаривая, друзья ехали минут пятнадцать. Каждый думал о своем, переваривая ту информацию, которая попала к ним за последнее время.
Внезапно где-то невдалеке запела какая-то птица, и над кронами сосен взметнулась стая птах, громогласно оповещая всех о своем решении. Не успели друзья понять, в чем дело, как сбоку проторенной дороги раздался мушкетный выстрел. Если бы не кочка, подвернувшаяся под копыто коня, то пуля, шедшая в голову Александру Баскакову туда бы и попала, но словно провидение его спасло, и с головы слетела только треуголка, скрывшись в придорожной канаве.
-Давай родненький!– заорал Саша, опомнившись своему коню, давая шенкелей.
Не зря говорят, что конь самый верный, преданный и понимающий друг человека, после собаки, конечно, а то, как же можно было объяснить его галоп, буквально с места?!
Артур же, почувствовавший, что дело серьезно тут же выхватил из седельной сумки пару пистолей и, понукая коня, выстрелил в сторону чахлых кустов, где бы он сам устроил засаду. Оттуда донеслись проклятия и стон раненого человека. Не размениваясь на еще один выстрел, датчанин, давно ставший русским по духу, прикрывая друга, скакал следом за ним, настегивая своего Мальдора.
-Ушли!– радостно крикнул Александр, после того как они проскакали пару верст, оставив за собой проклятия засевших в засаде разбойников и десяток их выстрелов.
-Да,– слабо улыбнулся Артур.
-Ты что такой бледный друг? Тебя не задели эти кучи дерьма?– обеспокоено спросил друга Баскаков.
-Все хорошо… все хорошо,– прошептал барон Либерас.– Мы все-таки ушли…
Еле разжимая губы, Артур начал заваливаться вперед, падая с крупа коня, в разбитую весенней распутицей колею, наполненную водой с плавающими полусгнившими листьями.
-Артур!– бросился к товарищу Саша, мгновенно поднимая из лужи.
Обняв друга Александр, почувствовал как по правой руке, лежащей чуть ниже ключицы на спине, течет что-то теплое. Взглянув на руку, он увидел кровь, медленно капающую на темную гладь воды…
7 апреля 1709 год от Р.Х.
Рязань. Резиденция царевича Алексея.
-Милый ну почему нельзя?– в сотый раз за вечер, пардон за ночь, спросила меня Оленька.
-Потому что это может быть опасным, любимая,– устало ответил я, только вот усталость эта больше была похожа на сладостную истому приятно расслабляющая все тело.
-Я уже давно не маленькая!
-Конечно-конечно, милая, ты не маленькая, только вот когда спишь, то очень уж похожа на младенца,– ответил я ей, целуя.
-Правда?– улыбнулась Оля, но, вспомнив, что обижена на меня, тут же согнала свою прелестную улыбку с уст.
-Вот так всегда, сначала огорчит, а потом задабривает,– недовольно сказала Ольга, целуя меня в ответ, меняя гнев на милость.
-Мне прекратить, солнышко?– участливо спросил я, еле сдерживая смех.
-Нет, конечно! Меня надо долго задабривать, а то стану злой и противной, как баба-яга!
-Милая, скажу тебе со всей серьезностью – тебе это не грозит!– совершенно честно сказал я любимой.
-Правда?– обрадовалась она, что ж поделать, все девушки падки на лесть и комплементы, беспроигрышный вариант, но сладкую пилюлю стоит слегка подсолить.
-Конечно, тебе явно не столько лет, чтобы быть такой старой…– ответил я Оленьке, тут же защищаясь от ее зубок, попытавшихся укусить меня за плечо.
-Ай! Милая, больно ведь,– потер я укушенное место, специально показывая, что боль неимоверная.
-Надо тебе!– сказала моя возлюбленная и тут же спросила.– Правда, больно, милый? Давай я посмотрю или примочку сделаю.
-Не надо, солнышко, все не так печально, чтобы мне примочки ставить.
-Я знаю, ты специально так говоришь,– сменила тему Оля.
-Ты о чем заинька?– сделал вид, что не понял.
-Ты не хочешь, чтобы я плакала!– обвиняющее сказала она, на ее глазах тут же стали набухать слезы.
-Ну что ты милая, успокойся, ты же прекрасно знаешь, что я не смогу тебя взять с собой. Мне так будет спокойней. Просто пойми.
-Если ты умрешь, то мне не за чем жить дальше,– спокойно сказала девушка, глядя в потолок.
-Что ты говоришь?!
-Я так решила, тебе меня не переубедить.
-Хорошо, но давай договоримся.
-О чем милый?
-Ты будешь ждать пять лет, если вдруг что-то случиться непредвиденное.
-Почему это?
-Потому что я постараюсь вернуться назад в Россию уже только потому, что здесь моя любимая!– ответил я ей, прижимая к себе, ласково поглаживая по головке.
-А вдруг ты не вернешься? Что если кто-то скажет?
-Все равно, никому не верь! Я обязательно вернусь. А тебе, между прочим, еще своих воспитанников готовить, забыла, что епископ Иерофан выделил пятерых послушников, к твоим отобранным знахарям?
-Они же только приехали,– попыталась увильнуть моя возлюбленная.
-Ничего, пускай привыкают с первых дней к занятиям, и вообще, инициатива наказуема, как говорил один известный человек. Вот так то!– улыбнулся я ей.
-Но я думала, вообще-то, что я больше не буду учить, а буду только руководить и показывать, что и где, какие травы, при каких болезнях применяются.
-Это так и будет милая, но сначала необходимо подготовить этих самых учителей. Твои приемники конечно хороши, но с твоими талантами им не сравниться! Так что в течение моего отсутствия обучай их всему, чем сможешь и знаешь, а когда я приеду то проверю, чему они обучились. Договорились?
-Хорошо, любимый,– согласилась девушка.
-У нас осталось не так много времени, милый,– игриво сказала Оленька, переворачиваясь на живот и лукаво глядя на меня.
-Полностью с тобой согласен Заинька,– что ж просить меня дважды не надо…
Каждое действие вызывает противодействие. Что ж я с этим согласен на все сто процентов, тем более что это доказанный закон физики. Но все же не совсем приятно чувствовать, когда этот закон применяется к тебе самому.
Как и ожидалось, новость, которую я привез с собой из Воронежа, внесла сумятицу в наши ряды. Ведь много нужного строилось именно на моем участии, однако, ввиду моей скорого отъезда, я принял решение не «замораживать» проекты, да и глупо бы это было и продолжать в том же духе, в котором велась работа над ними. Правда, надо заметить, что после некоторого пересмотра части научных изысканий, как я частенько про себя называю всю эту катавасию, пришлось отказаться от проекта парохода. Обидно, но после того как я посмотрел смету, необходимого для его постройки, желание произвести его пропало тут же. Как говориться: «отложен до лучших времен».
Вместе с тем, в тот день, когда я попал в Рязань, 5 апреля стал знаменательным, в силу того, что был назначен Днем Окончания учебного года. Правда, пришлось это сделать из-за того, что 9 числа батальон витязей, разросшийся до восьмисот человек, не считая обслуги, стал полком, не до конца укомплектованным, но все же. Да и срочность выступления под Могилев, вместе с Пятым и Седьмым и Рязанским полками сыграло свою роль в этой спешке. А через пару дней за ними должен был выступить и полк Бернера, расквартированный на постой под Тулой.
Пара дней у ребят оставалась на то, чтобы они могли погулять и повеселиться, ведь теперь они были рядом с городом, и могли прогуливаться по нему, до тех пор, пока не слышали призывного сигнала горниста.
Как жаль, что мне так и не удастся пройти с моими орлами их первого настоящего боевого крещения с настоящим врагом, а не со своими же гражданами! Думая об этом, я частенько ловил себя на мысли, что готов не подчиниться приказу Петра и пойти во главе четырех полков…
Но нет! Это только мечты! А реальность вот она, я одеваюсь на краю кровати и глажу тихо посапывающую Олю, боясь ее разбудить. Как жаль, что эта поездка так не вовремя! Мне только начало казаться, что теперь вместе с любимой мы сможем провести весь оставшийся месяц до тех пор, пока полки не тронуться в поход. Но человек предполагает, а Судьба располагает, что ж не будем раскисать, все в наших руках, именно так!
Укрыв мягким персидским одеялом девушку, сладко спящую на кровати, вышел из спальни, приказав паре гвардейцев стеречь покой госпожи и не в коем случае не беспокоить ее.
Медленно шагая к Совещательному залу, в котором уже должны были собраться все наши, я думал о том, что слишком долго нет Артура с Сашей, ведь поездка к Кузе не должна затянуться так долго. Но мысль не успела до конца сформироваться, отворив дверь залы, оказался в комнате, где сидело трое друзей, о чем-то яростно спорящих, Николай, Прохор и Михаил, мое появление встретили как манну небесную, ведомые Моисеем через пески евреи.
-Наконец-то Алексей, мы уже думали, что ты не придешь!– раздался хор голосов, когда я только зашел в зал.
-Куда же я без вас, друзья,– улыбнулся я, друзьям отвечая на приветствия.
-Вот и мы об этом же!– засмеялся Николай, прихлебывая из кружки ароматный кофе.
О делах нам пришлось разговаривать сразу же, да и никто ничего не имел против, тем более что их скопилось порядочно. А уж если учесть то, что мне скоро отправляться в путешествие, как минимум на полгода, то даже обрывки идей и мыслей сейчас спешили показать мне.
Так же выяснилось то, что пришла весточка от Ивана, заканчивающего строительство завода. Он писал, что дела в целом идут хорошо, и завод может быть расширен, из-за того, что жила оказалась много больше, чем он думал раньше, к тому же выработка стали постоянно росла и давно окупила затраты на производство. Вот только рабочих рук и охраны все равно недостает, поэтому просит выделить, сколько возможно для оного дела.
-Хм. А вот с этим может быть проблема,– наморщил лоб Прохор, прекрасно осведомленный обо всех военных делах губернии, так же как и о своем подчиненном полке витязей.
-Почему же?– спросил Николай, делая пометку в своем дневнике.
-Потому что наемников сейчас мало, сам можешь убедиться, а давать солдат нам сейчас никак нельзя. Война на носу, так что…– красноречиво развел руками майор.
-Но ведь и оставлять их нельзя, тем более что вложили в это предприятие очень много,– возразил Николай.
-Никто не будет просто так оставлять завод на растерзание татей, просто Прохор хотел сказать, что искать нужных нам людей надо чуть дальше Рязани. Так полковник?– спросил я витязя.
-Да, старший брат,– ответил он.
-Тогда я думаю нам надо послать парочку гонцов в Москву. Пусть найдут пару десятков желающих для охраны работников,– предложил Михаил.– Заодно пару ребят толковым посмотрим в деле, не оплошают ли с этим делом? Ведь нам нужны надежные людишки то…
-Идея неплоха, но ее нужно проработать, так что Миша этим и займись, как можно скорее, а Николай найдет полсотни рабочих, в помощь Ивану, а заодно и снарядит их в дорогу, да припасов для рабочих завода подвезет,– сказал я.
-Конечно, все сделаю, Ваше Высочество,– внес новую пометку в свою тетрадь купеческий сын.
-С одним делом разобрались, теперь думаю можно поговорить об остальных. Я знаю, что некоторые вопросы у нас еще находятся в неудовлетворительном состоянии, но это не значит. Что они не стоящие, поэтому начнем с одного из таких проектов – с организации отдельных фондов под нужды каждого из наших приказов,– перешел я к новым проблемам, наливая себе полу остывший кофе.
-Ты сам сказал, что этот вопрос не проработан, Ваше Высочество. Без организации банка нам будет трудно следить за всеми поступлениями и расходами без отрыва от наших дел,– хмуро сказал Михаил, отвечающий за внутреннюю безопасность города и прилегающих к нему районов.
-Я уверен, что документы по предварительному соглашению и создание общего кумпанства с купцами Николай уже получил, так что за созданием самого банка дело не встанет. Тем более что согласие государя получено,– успокоил я его.
-Хм,– недоверчиво протянул он.
-Не смущайся, Миша, у нас есть на что опереться, а те приказчики, которые будут работать в банке, смогут, нормально обеспечивать все приказы нужными средствами,– сказал Николай.
-Примеры Венеции и Ганы у нас перед глазами, а наш Николай над головами купцов и их приказчиков будет нависать, так что не переживай. Только надо будет определить ту часть доходов, которая будет отводиться каждому приказу, при этом хочу напомнить, что в Фонд Помощи надо откладывать не менее пяти процентов,– напомнил я друзьям.
-Конечно-конечно, вот только как бы не разругались мы все…– с сомнением протянул Михаил, уныло глядя, на пустую кружку из-под кофе, стоящую на столике перед ним.
-Не думаю, что такое случиться, но если уж такая мысль возникла, то мы поступим следующим образом. Так как время у нас пока еще есть, завтра каждый из заинтересованных лиц, включая тех, кто прибудет сегодня и завтра предоставит на общее рассмотрение смету, в которой опишет все то, что он хочет воплотить в жизнь,– подумав, предложил я друзьям выход из щекотливой ситуации.
-А на какой срок?– тут же спросил Николай.
-Скажем для начала на год, а там, в случае нужды через полгода пересмотрим как расходы, так и сроки выплат,– подумав, сказал я.
-А как быть с теми, кого нет в Рязани, и кто не успеет прибыть сюда на совещание?– спросил Прохор.
-Думаю, я лично рассмотрю смету каждого из приказа, все же их не так уж и много у нас, чтобы это стало действительно проблемой,– улыбнулся я.– Что же об изменениях казны приказов, то это изменение может быть подписано только мной, при этом каждый приказ должен будет отписываться по всем потраченным деньгам, с необходимыми подписями. Тебе Николай это стоит проработать…
-Что ж, вопрос на счет казны решен, или почти решен,– кивнул головой Николай.– Тогда преступим к следующему вопросу. Миша?
-Еще тогда, когда был поднят вопрос о замене полицейских в Рязани, мы думали о том, как быть дальше, так вот я долго думал и кое-что придумал. Вся эта система не только не нужна нам, но и губительна для проектов,– перешел к делу полицейский.
-И что же ты предлагаешь?– заинтересованно спросил я его.
-Создать совершенно новый приказ, подчиняющуюся целиком и полностью наместнику, то есть тебе Ваше Высочество,– ответил Миша.
-А ты не подумал, как на это отреагирует царь-батюшка?– задал я ему щекотливый вопрос.
-Так мы же не будем упразднять полицию, мы ее лишь сократим до минимума и лишим всех «опасных» для нас полномочий, оставим только те, которые им самим больше всего нужны,– ответил он мне.
-Короче говоря, отстраним их от дел, а деньги платить им все равно будем,– смекнул Прохор.– Не слишком ли им будет?
-Нет, я думаю, что если оставить меньше десятка из всего состава полицейских, то траты будут не такими уж и большими,– задумчиво сказал я друзьям, переваривая информацию.– Что ж, идея хороша, но видимо это еще не все?
-Да, это не все,– улыбнулся Михаил.– Я хотел бы предложить создать отдельный взвод полицейских для выполнения особенной работы, причем на все основные должности необходимо назначать витязей, хотя они и учатся другому делу.
-Как же так можно? Отрывать у корпуса людей…– нахмурился я.
-Так ведь мы хотим, чтобы у нас люди во главе важных ведомств надежные и преданные стояли, так почему же нельзя ставить витязей? От пятидесяти солдат положение на поле боя не измениться, а нам очень даже помочь может. Ведь как никак каждый из выпускников корпуса знает много больше, чем большинство унтер и обер-офицеров нашей армии,– ответил Михаил.
-Смысл в твоих словах есть, но есть и большой минус – витязи не подготовлены для такой работы,– сказал я начальнику полиции.
-Так это временно же, а потом можно будет и что-то наподобие школы при приказе открыть, чтобы во время работы доучиваться…– тут же ухватил идею Прохор.
-Можно будет попробовать,– согласился я.– Только есть еще вопросы. Во-первых, где будем брать деньги на обмундирование и «кормление» нового приказа, точнее службы, во-вторых, какое имя хотите дать и, в-третьих, где планируете их размещать?
-Ну, на счет обеспечения это можно выделять деньги из казны полицейских и части пожарной охраны, все-таки после сокращения нахлебников там будет их более чем достаточно. Что же на счет имени, то я хотел бы, с разрешения всех друзей переложить его придумывание на тебя, Ваше Высочесвто.
-Ха! Хитер, ничего не скажешь, а может, я откажусь? Что тогда?– спросил я его.
-Тогда мы их так и будем называть – отказники,– нашелся с ответом бывший полицейский.
-Ладно, говори на счет третьей причины, и мы подумает над именем службы.
-Размещать их можно в здании напротив дома купцов Волковых,– улыбнулся Михаил, смотря, как вытягивается лицо Николая.
-Какого…– начал, было, Николай что-то говорить и туту же замолчал.– А что и вправду, там же, как я помню, жил купчина один, у него домишко конечно не большой, но на полсотни людей хватит. А потом можно и рядом с ним начать отстраивать главное здание нового приказа, снести все лишние постройки и все, места там будет вполне достаточно…
-Стоп! А как же купец?– удивился я.
-Да разорился он и помер, а никто не хочет его хозяйство с долгами брать, слишком уж много их у него оказалось. Вот так-то,– объяснил мне ситуацию Николай.
-А нам значит, они нужны! Так по твоему? У нас, что денег много, Коленька, чтоб их на ветер пускать?– спросил я купеческого сына.
-Ну, Алексей, ты что? Любое хозяйство, переходящее в руки государства становиться чистым и «нежным» как попа младенца, так что никаких вложений оно не потребует, кроме, разумеется, обеспечения самих людей. Но я думаю, коли, Миша занялся данным вопросом, то и дальше сам будет его решать, а мы ему только поможем!– недоуменно пояснил мне Николай, словно заново объяснял двадцатилетнему недорослю умножение два на два… столбиком.
-Тогда и вправду можно выделить этот дом под нужды города,– наконец сказал я, обдумав, все как следует.
-Вот и хорошо!– обрадовался Михаил, потирая руки, мимоходом переглянувшись с Прохором и Николаем.
«Интриганы ё-маё!– усмехнулся я, делая вид, что не заметил этих «гляделок».
-Тогда я думаю, стоит подумать над именем новой службы. Во-первых, надо определиться с теми задачами, которые она будет выполнять,– сказал я друзьям.
-Патрулирование города и окрестностей, а когда служба будет много больше, то и всей губернией заняться можно будет,– сказал будущий начальник нового приказа.
-Охрана горожан и всех людей в городе,– поддержал Прохор.
-Изъятие пошлин с купцов и ремесленников,– сказал Николай.
-Нет, для этого надо будет оставить приказчиков, а вот работу по слежению за приказчиками поручить работникам приказа,– я внес небольшую корректировку в предложение Николы.
-И точно! Меньше проблем, и больше времени,– улыбнулся купеческий сын.
-Служба должна так же помогать пожарникам,– сказал Миша.
-Поддерживаю. Много бед от пожаров,– сказал Прохор.
-А самое главное то не сказали. Друзья,– заметил я им.
-Это что же?– удивились они.
-А то, что новая служба будет отслеживать все передвижения нужных нам людей, а так же присматривать за нежелательными лицами,– с улыбкой сказал я им, заглядывая в кофейник.
-Искуситель!– выдохнул Николай, первым понявший, какие перспективы появятся от такой возможности.
-Ну не искуситель, конечно…– я встал и потянулся, все же долгое сидение на месте не способствует здоровью человека.– Впрочем, не это важно. Имя службы. Вот что важно! Ваши предложения друзья?
-Приказ Охраны,– выдал Прохор.
-Служба Защиты,– выдвинул свою идею «затейник».
Николай же предпочел отмолчаться, хотя может у него, и в правду никакой идеи нет.
-Прошу еще раз припомнить, что мы только что сказали о задачах службы. Поэтому подумайте о таком названии как Служба Безопасности,– предложил я свой вариант.
-А что очень даже ничего!– улыбнулся Иван, несколько секунд до этого беззвучно шевеливший губами.
-Я тоже ЗА!– сказал Прохор.
-И я,– отозвался Николай.
-Думаю, с названием мы определились, теперь перейдем к их знамени. Оно должно отображать сущность безопасников и внушать всем уважение,– тут же перешел я к следующему вопросу.
На это предложение все почему-то никак не отреагировали, видимо чего-то ждали.
-Давай не томи же, Ваше Высочество!– наконец сказал Николай.
-Ты это о чем, Никола?– удивился я его словам.
-Да ведь наверняка уже придумал, знамя то?– ответил за друга Михаил, хитро смотря на меня.
-Каюсь, есть у меня кое какая мыслишка,– виновато ответил я.– Но после того как подумал хорошенько пришел к выводу, что кроме знамени новой службе нужны и другие отличительные знаки – эмблемы…
-Не томи, говори же!– попросил Прохор, с нетерпением.
-Да говорю, я, успокойтесь же,– улыбнулся я.– Так вот я предлагаю на фоне нашего торгового флага нарисовать ту животину, которая внушала бы почтение и страх одновременно и могла бы стать символом службы.
-Медведь,– тут же предложил Прохор.
-Орел,– одновременно с ним сказал Иван.
-Конь,– предложил Николай.
-Понимаете друзья, что служба будет заниматься порой не только «хорошими» делами, к тому же работникам оной потребуется не только сила, но и смекалка, поэтому и символ должен быть таким же. Я предлагаю нарисовать летучую мышь!
Ну не объяснять же моим друзьям, что у спецназа моего времени была как раз именно такая эмблема, точнее шеврон. Не поймут ведь, а вот с такой точки зрения как моя, может и получится…
-А что вполне даже подходит!– наконец сказал будущий начальник нового приказа.
Вспомнив кое-что из геодезии, я попробовал «закинуть удочку», как говориться узнать, как отреагируют на одно мое предложения друзья.
-Друзья я хотел бы сказать еще кое-что важное. У меня появились некоторые сведения о том, что в одном районе Уральских гор, есть место очень полезное и прибыльное для добычи. Там есть серебро, точных данных у меня нет, но нужный район имеется, друзья мои,– сказал я моим соратникам, и стал наблюдать за реакцией.
-Что?– спросили они все вместе.
-Да именно то, что вы слышали.
-Это точно? Может только остатки?– спросил Николай на всякий случай.
-Сколько человек об этом знает?– тут же спросил Михаил.
-Кроме меня и вас больше никого…
-Это хорошо, а то сами понимаете, что может произойти,– облегченно выдохнул Миша.
-Что ж о разработке жилы вопрос не ставится, потому что деньги нам нужны срочно и как можно больше. Но вот как быть с пошлинами?– спросил я свой друзей задумчиво сидящих на стульях.
-Царь-батюшка берет две трети от добытого впервые три года, а потом и три четверти забирает в казну,– ответил Николай, прекрасно знающий все законы России, тем более относительно недавно оглашенные.
-Нет, такой расклад нас не устраивает,– отринул я эту мысль.– Нам эта добыча почти не окупится. Надо выбить у отца откупную на владение частью Урала, как раз в тех местах, где может быть жила.
-Государь на это не пойдет, Ваше Высочество, даже для тебя,– отверг мою идею Николай.
-Если подойти с умом, то согласится обязательно! Мы же не станем ему говорить о том, что обнаружили жилу? Просто сделаем так, чтобы все ресурсы на определенной территории перешли в мое пользование скажем, лет на десять!
-Для этого надо будет придумать равноценный обмен,– ответил Николай, тут же начав думать о такой возможности.
-А не будет ли это для нас погибельным, други?– спросил нас Михаил.
-Ты о чем? Мы же не для себя, а для России все это делаем,– удивился я неожиданному вопросу.
-Алексей, ты же знаешь, что я не меньше радею о Руси, нежели все здесь сидящие, но вот именно в этом и состоит основная проблема.
-Ты не переработал, Мишенька?– беспокойным тоном спросил Прохор, потянув руку ко лбу, сидящего рядом с собой друга.
-Не понимаете?– отодвинув «помощь» спросил Миша.
-Что-то пока не очень,– ответил я за всех.
-Многие видят, что в последнее время ты, Ваше Высочество заметно изменился, взялся за голову, можно сказать. Нас вот нашел, людишек готовишь военных, производства открываешь, реорганизацией города, врученного тебе лихо занялся, на именитых горожан порой даже не оглядываешься. Это многим не нравиться, ведь даже при царе-батюшке остались те, кто может в случае нужды поставить палки в колеса не только человечку, но и Руси матушке. Мы все делаем все возможное, а порой даже немного больше.
Так вот, к чему я веду, если о новость, о том, что наследник, собравший вокруг себя, скажу честно без ложной скромности, довольно-таки умных и деятельных людей. Укрыл от царя такую «хлебную» жилу, из которой можно вытянуть огромные средства для войны и страны в целом, просочится наружу, то я уверен, что придет крах всему сделанному с таким трудом.
Теперь понятно о чем я толкую?– возбужденно сказал он, усаживаясь на свое место.
-Да, с такого угла мы проблему не рассмотрели,– признался я сам себе.
-Миша прав, други,– наконец сказал Николай, делая пометку в своем дневнике.
-А что же тогда делать?– спросил Прохор.
Я внимательно посмотрел на своих товарищей и вздохнул, прекрасно понимая их состояние. Мы ходим по краешку клинка, и все прекрасно понимаем это, и так же я очень хорошо понял одну не приложенную истину, еще из той жизни. Если ты что-то задумал – Иди до конца! Многие ругают одного из действительно Великих людей моей истории – Сталина, да были промахи и куча ошибок, но ведь дай он слабину в свое время и возможно нашей страны, пускай и под другим именем уже не было бы! Так почему же я должен в самый ответственный момент, тьфу, в один из самых ответственных моментов наших свершений должен дать слабину? Не бывать этому!
«Как бы не надорваться тебе, Ванечка,– противно прошептал голосок внутри меняу, тихо повторяя слова».
-Мы сделаем следующее,– сказал я, набрал воздуха в легкие и на едином дыхании выпалил.– Я, как и планировалось, поеду в Европу, а вы тем временем соберете группу людей, более-менее знакомых с горами или найдете им проводника из указанных мной мест и пошлете на описки. И сделаете это так, чтобы ни одна душа об этом не узнала.
-Отлично!– заулыбались друзья, чувствуя, как с их плеч свалилась огромная ноша, целиком и полностью взваленная на меня.
«Конечно, хорошо,– грустно улыбнулся я про себя, понимая, что все действительно важные решения мне придется принимать самому.– Только одному…»
-Хорошо, раз уж с делами разобрались, то я думаю, у нас есть пара свободных минут и мы сможем перекусить, раз уж время…– договорить я не успел, из-за того, что двери зала распахнулись, и в него вошел грязный и уставший Александр.
-Что с тобой?!– спросил друга Прохор, вставая с кресла.
-На нас напали разбойники по дороге домой,– устало прошептал он.
-А где же Артур?– подозрительно спросил графа Николай.
-Он ранен, сильно ранен. Именно из-за этого мы так задержались. Я не знаю, как долго он протянет. Но он перед смертью хотел бы увидеть всех нас еще раз, а особенно тебя, Алексей,– тихо сказал Саша, обессилено падая на кресло Прохора.
-Какая на хрен смерть?! Ты о чем говоришь?– не сдержался Прохор.
-Тише, нам надо срочно увидеть Артура, только я заскочу не надолго к Оле, думаю, что если кто и поможет, то только она,– тут же взяв себя в руки, сказал я, вставая со своего места.– Раз уж меня смогла вылечить…
-Точно! А мы тогда сейчас же пойдем к барону. Где он сейчас?– спросил Николай.
-В малом приемном зале, дальше нести его было уже нельзя, рана начала открываться,– виновато ответил помещик, как и все, вставая со своего места.
Глава 8
Середина мая 1709 года от Р.Х.
Места близ Смоленска
Бригада боярина Третьяка.
Мысли молодого полковника, путались и не хотели приходить в порядок, рука дрожала и не желала писать каждодневные заметки в дневник. Привычка записывать события, прошедшие за день появилась у витязя с тех пор, как наследник Петра приказал ему подавать отсчет о работе и состоянию дел каждый день. Незаметно для себя Прохор «втянулся» в эту рутину и только спустя пару месяцев заметил, что все эти записи помогают «раскладывать по полочкам» мысли и идеи витязя. Попутно давая ему возможность зрительно видеть результат проделанной работы в форме отсчета самому себе.
Уже прошел почти месяц с тех пор как командующий витязей, вместе с тремя полками выдвинулся маршем в сторону Смоленска, где их ожидали еще несколько полков.
Весенние, слякотные дороги с приближением к южным дорогам Руси оставались позади, уступая место пыли и духоте. Единственным плюсом южной части России была, конечно, сама природа. Где уже вовсю цвели деревья и радостно щебетали птахи, разливаясь бальзамом на сердца воинов, давно не видящих такой красоты.
Но даже красота мира не могла до конца развеять смутное беспокойство командира батальона витязей, чуть-чуть не дотянувшего до полка. Хотя ранение Артура и оказалось не смертельным, благодаря девушке Алексея, Прохор все равно понимал, что оно просто так не останется незамеченным и обязательно виновные найдутся. Хотя ведь когда на царевича было совершенно нападение, виновные не были пойманы…
«Чтоб их всех черти в ад утащили!– зло сплюнул Прохор Митюха, убирая письменные принадлежности в небольшой тубус».
Писать заметки полковник в таком состоянии просто не способен. Злость на самого себя почему-то не проходила, а только усиливалась, будто бы именно от него зависело само нападение на друзей. Правда, Алексей, до поры до времени ехавший с бригадой вместе развеял часть сомнений своего друга и «младшего брата». Но все же обидно чувствовать себя неспособным изменить такую, казалось бы, не значительную вещь как секунда времени…
-Господин полковник! Вас вызывает его милость господин бригадир!– зашел в шатер командира витязей молодой адъютант бригадира Третьяка, следом за которым вошел один их лейбшицев полковника.
«Боже, ну что за наказание? Отдохнуть и то не дадут!– подумал про себя Прохор, закрывая кожаный тубус».
-Хорошо, я сейчас буду,– ответил витязь, поправляя портупею на форме.
Получив ответ, адъютант тут же умчался исполнять свои обязанности, оставляя полковника наедине с лейбшицем.
-Иди Игорь, видишь же что ничего серьезного,– наконец сказал Прохор охраннику.
-Есть, брат-полковник!– ответил витязь и вышел из шатра.
Прохор вышел следом за младшим братом, возле выхода из шатра стояли два лейбшица (телохранителя) постоянно находящиеся рядом со своим командиром, только во время совещаний и личных просьб-приказов брата-командира они были вынуждены временно прекращать опеку, правда, не надолго.
-Оставайтесь здесь,– бросил через плечо лейбшицам Прохор.
-Есть,– отозвались два высоких, жилистых витязя.
До шатра командующего было не так уж и далеко, всего где-то полверсты, не больше, но вот погодные условия делали это расстояние как минимум тянущим на пару верст. Слишком уж много грязи было развезено сапогами солдат и подковами лошадей. Проходя стоянку своего полка, находящегося в паре сотен локтей от его шатра Прохор услышал знакомые слова песни, когда-то в юношестве, еще проходя учебу в корпусе полученные от своего брата и командира цесаревича Алексея.
Улыбнувшись, Прохор пошел дальше, напевая себе под нос мотив песни.
Перед шатром командующего бригадой стояли все командиры полков, в том числе и прибывший совсем недавно Бернер, а так же члены штаба боярина. Прохор поздоровался со всеми, благо после прошлогодней компании у него появилось много друзей среди других полков, в том числе и среди командования этих полков, что поделать, война сближает людей, особенно когда один из них спасает жизнь другому.
Но среди знакомых лиц частенько попадались и те, кого молодой витязь видел впервые.
-Обер-фискал генеральства генерал-фельдмаршало Шереметьева Петухов,– представился молодой мужчина, первым подойдя к Прохору, сразу же после того как майор закончил здороваться со своими старыми товарищами, протягивая свою руку для приветствия.
На вид ему можно было бы дать лет тридцати с хвостиком. На его лице аккуратно застыли над губами маленькие аккуратненькие усики, забавно шевелящиеся во время разговора, словно у таракана. В целом же ничем примечательным внешность обер-фискала ничем не отличалась от большинства людей, разве что едва видимая полоска шрама на правом виске выделяла его на общем фоне.
-Командир полка «Русских витязей», полковник Митюха,– не растерялся Прохор, отвечая на приветствие обер-фискала.
-Как вам марш до Смоленска, господин полковник?– спросил с улыбкой фискал.
-Довольно мило, если бы не весенняя грязь и холодные ночи,– ответил Прохор, не понимающий, чего от него потребовалось военной полиции.
-Ха, а вы оказывается шутник,– тепло улыбнулся фискал.
-Почему же?– спокойно поинтересовался Прохор.
-Ну, природа частенько балует нас, без нашего на то ведома, а уж, чтобы преподнести сюрприз так это вообще за ради Бога, поэтому я и удивляюсь вашему терпению. Ведь все же марш по весне то еще «приятное» занятие,– пояснил мне фискал Петухов.
-Тогда понятно.
-Что ж приятно было с вами познакомиться, господин полковник. Если вы не против то я хотел бы продолжить наше знакомство,– сказал Прохору фискал, намереваясь уйти по делам.
-Взаимно, господин обер-фискал. Я тоже хотел бы продолжить нашу беседу,– ответил витязь, провожая взглядом фискала.
-Что от тебя хотел этот сын барсука и лисицы, полковник?– спросил у Прохора кто-то за спиной.
Повернувшись, витязь увидел за спиной одного из тех людей, с которыми его свела судьба в его первый поход – полковника Шестакова, сорокалетнего мужчину в полном рассвете сил.
-Ничего, просто про природу рассказывал,– улыбнулся Прохор.
-Да?– недоверчиво хмыкнул полковник, смотря на витязя.
-Да, именно о ней родимой,– ответил Прохор.
Но не успел полковник спросить что-то еще, как из шатра командующего вышел адъютант и пригласил всех вовнутрь.
-Добрый день, господа офицеры,– первым делом поприветствовал вошедших боярин.
-Добрый день, господин бригадир,– ответили вошедшие командиры.
-Не буду вас долго задерживать. Скажу только то, что действительно важно и нужно. Может кто-то из вас не знает, но эти летом наш государь, да хранит его Бог, предполагает преподать урок шведам. И для этого уже собираются войска, к сожалению, они не могут быстро подойти к нам, в силу непредвиденных обстоятельств. Именно поэтому, царь-батюшка приказал нашей бригаде выдвигаться как можно скорее и сдержать Карла на границе, не допуская его в глубь наших территорий.
-Нас посылают на убой,– грустно сказал Олег Владимирович Шестаков, улыбаясь.
-Не буду ничего скрывать от вас. Да нам предстоит тяжелое испытание,– ответил на реплику командующий.– И возможно, что вернуться предстоит не всем…
-Господин бригадир, разрешите вопрос?– спросил барон Бернер.
-Конечно, господин полковник.
-А как скоро подойдут основные силы?
-К середине июня,– ответил боярин барону, вызвав вздох облегчения.
-Что ж, я думаю, мы вполне осилим продержаться месяц, сдерживая шведа, в какой-нибудь крепости,– улыбнулся барон Бернер.
-Не в какой-то крепости, барон. Государь приказывает выдвигаться нам на встречу Карлу, к Полтаве,– сказал граф Троицкий.
-Все равно, я думаю, что мы сможем продержаться нужное время,– ответил барон.
-Конечно, продержимся!– поддержали полковника его соратники.
-Тогда попрошу вас господа полковники идти к своим войскам и готовить их к маршу на Полтаву. Завтра с утра мы должны уже выдвинуться,– отпустил командиров командующий бригадой.
-Есть!– ответили полковники и развернулись к выходу из шатра.
-А вас господин полковник я попросил бы ненадолго задержаться,– в последний момент сказал уходящему Прохору бригадир.
Все командиры вышли из шатра командующего, косясь на молодого полковника «Русских витязей». Прохор подошел к столу, пододвинул стоящий возле стены шатра стул, присел на него. После чего вопросительно посмотрел на боярина Третьяка.
Бригадир же, не замечая взгляда Прохора, встал со своего места и достал из небольшого сундука, мирно стоящего в углу, небольшую стеклянную бутылку. Не спрашивая о желании витязя, командующий достал из стола пару бокалов и наполнил их на треть.
-За здоровье нашего государя, Петра Алексеевича!– поднял свой бокал боярин, и, продлевая момент, немного отпил из него, наблюдая за реакцией витязя, так же как и он немного отпившего из бокала.
-Превосходный вкус!– восхищенно сказал Прохор, ни капельки не преувеличивая. Чему-чему, а умению ценить качество витязь у своих друзей научился.
-Я рад, что вам понравилось это вино, господин полковник, оно и мне очень нравиться, так сильно, что, порой переплачиваю за него чуть ли не тройную цену, лишь бы бутылочка другая всегда была в моем погребе,– признался командующий, поднося бокал к губам.
-Но ведь, вы не для этого меня оставили?– тихо спросил Прохор боярина, продолжающего наслаждаться чудесным ароматом и вкусом вина.
-Не для этого,– с сожалением сказал тот, ставя бокал на стол.– У меня к вам разговор немного на другую тему.
-Наш государь-батюшка, очень внимательно наблюдает за нашим общим другом, господин майор,– без какого-либо вступления начал говорить боярин.
-И зачем вы мне все это говорите?– нахмурился Прохор, не до конца понимая подоплеку «скользкой» темы разговора.
-Я знаю, что вы находитесь в прекрасных отношениях с наследником, и скажу даже больше, вы преданны ему как никто другой. Не спрашивайте, откуда я это знаю, и не говорите, что это ни так, просто имейте в виду. Да и если честно я сам сильно привязался к цесаревичу, хотя виделся с ним совсем мало времени.
-Да это он умеет,– сказал Прохор.– Я про то, что он завлекает, заколдовывает своим отношением к человеку. С ним легко и просто, и скажу вам даже больше, я и вправду готов для него на все.
-Я так и думал, господин полковник, поэтому слушайте меня внимательно,– посерьезнел Третьяк, глядя в глаза витязю.– Многие в окружении царя считают, что цесаревич готовит переворот, или делают вид что считают, а все действия наследника, которые он совершают, рассматривают только как задабривание государя, закрываясь ими словно ширмой, скрывающей его истинные намерения…
-Цесаревич ни чего такого никогда не хотел, и даже наоборот!– воскликнул Прохор, возмущенный до глубины души подлым наветом.
-Наш государь-батюшка, слишком долго не видит цесаревича Алексея Петровича, а слух царя, увы, часто наполняют отнюдь не сладостные речи о лояльности сына. Есть много людей, которые не хотели бы возвышения Его Высочества. Светлейший князь, к примеру, не горит желанием видеть рядом с собой молодого цесаревича,– добавил боярин.
-Как же так получается? Не может же государь спокойно слушать наветы на сына своего!– продолжал недоумевать майор.
-Вы еще молоды, Прохор Николаевич, и много еще не понимаете, хотя может быть это и к лучшему. Ваш мир делится на два лагеря: свои и чужие, а в мире, к сожалению, уже почти не осталось таких стран, которых можно было легко записать в стан одного из лагерей. Да и вспомните, хотя, что это я, в самом деле, заставляю вас вспоминать то, о чем вы и знать не знаете,– покачал головой бригадир, садясь в кресло.– Еще каких-то, два года назад царевич был не таким как сейчас, многие его действия огорчали царя, сильно огорчали. Государь не может забыть прошлое так быстро, он по не воле вынужден прислушиваться к тем словам, которые вырываются из уст его советников и соратников, большинство из которых возвышенно из самого низа…
-Зачем вы рассказываете мне обо всем этом? Чтобы я скорее написал царевичу о том, что вы такой хороший, и рьяно спешите помогать ему?– неожиданно спросил Прохор.
-Хм, вынужден немного изменить мое отношение к вам, господин полковник,– наконец сказал боярин.– Признаюсь честно, была у меня такая мысль, но ее я почти сразу же отбросил. Я думаю, нет нужды мне начинать наше сотрудничество со лжи и недоговоренностей. Поэтому я, конечно, не буду вам говорить всего, слегка лишь приоткрою завесу тех сведений, о которых царевичу следовало бы знать…
Спустя полчаса Прохор шел по лагерю и пребывал в некоторой прострации от услышанного. Да, многое, из этого оказалось для него новостью, но еще большее смятение вызвало то, что это только лишь малая часть тех нужных сведений, которые для царевича просто необходимы!
Последнее время многое для Прохора стало новым, приобрело новый цвет. Он, конечно, знал, что за стенами корпуса совершенно другая жизнь, да и прошлое забывается не легко, если конечно вообще забывается, тем более, если радости там не было совершенно.
Смерть родителей молодого командира витязей была не героическая, а обыденная, так умирают сотни тысяч людей. В один из годов был неурожай, и деревня не могла выплатить оброк, за что и наказали каждую десятую семью поркой, после которой только каждый третий смог поправиться. Родители Прохора не смогли перенести избиение, точнее мать не выдержала и скончалась прямо под ударами, отец же увидев это, бросился на слугу помещика Ярина, приводившего приговор в исполнение, но не сумел до него добраться, как упал с рассеченной головой. Стоящие рядом с конем слуги помещика Федора Ярина не дали убитому горем мужику совершить возмездие, наотмашь ударив Николая Митюху саблей по голове…
Самому же помещику было наплевать на своих крепостных крестьян, руководствуясь тем житейским правилом, в котором говорилось о том, что крепостные плодятся как крысы и заботиться о них совершенно ни к чему. Прохору тогда только исполнилось семь лет, поэтому от избиения его освободили, но вот смотреть на экзекуцию заставили. Никто не скажет, чего хотел этим добиться помещик Ярин, но в детском сознании навсегда остался неизгладимый след холопского наказания, навсегда изменившего его судьбу. Вместо смирения в маленьком Прохоре проснулось незнакомое чувство, такого, словно кто-то с каждой минутой вливал в него горькую желчь обиды и боли, которая с каждым часом становилась все сильней и сильней…
В четырнадцать лет Прохор, оставшийся в родной деревни у двоюродного брата отца, попытался убить помещика, но уже занесенная рука с топором не смогла опуститься на голову лежащего, на земле человека, по приказу которого умерли его родители. За свое малодушие каждый человек расплачивается по-разному, одни просыпаются каждую ночь в холодном поту, Прохору же «посчастливилось» выжить под палками холопов, почти насмерть забивших молодого парня. Старушка, живущая на окраине деревни, выходила полумертвого юношу и взяла с него обещание уйти из деревни и помещичьих земель сразу же, как только он встанет на ноги.
…Прошло больше пяти лет с того памятного дня, как еще неоперившийся соколик ступил на дорогу своей судьбы. Около двух лет блуждал Прохор по дорогам Руси, зарабатывая себе на хлеб любой работой. Пока однажды его не приметил один из полицейских, собирающих молодых парней для создания какого-то корпуса…. Так мальчик Прохор оказался в стенах казармы «Русских витязей», ставшей для него родным домом.
Не раз он думал о своей судьбе, о том, как бы она повернулась, если бы не встреча с тем полицейским, дядей Петей, но никогда Прохор не жалел, что оказался в корпусе. Пусть там жизнь была немного суровой и жесткой, но именно в таких условиях, замкнутый в себе мальчик сумел превратиться в того кто он есть сейчас.
Из задумчивости Прохора вывел звук горна, оповещающий полк о времени приема пищи, это нововведение ввел цесаревич Алексей, запретивший во время сборов на полигоне и походах готовить солдатам по отдельности. У каждой сотни полка была своя собственная полевая кухня, готовившая на всю сотню сразу.
Время приема пищи испокон веков считалось, чуть ли не священным, поэтому во время обеда никаких разговор о делах почти никто не вел, после – пожалуйста. Так что собрать своих орлов Прохор смог только через час, после того как вышел из шатра бригадира, но он не был зол из-за этого, потому что еще в бытность кадетом, что голодному человеку труднее думать о работе, будь то учеба или выполнение поставленной задачи, нежели сытому и довольному. Правда главное не переборщить с сытостью и покоем. Солдат должен оставаться солдатом при любых условиях, будь то просторы Рязанщины или же столичные казармы гвардейцев.
Но все хорошее когда-нибудь заканчивается, поэтому наслаждаться простой и сытной солдатской пищей витязям пришлось недолго, как впрочем, и всегда, не на светском рауте же, в самом деле!
-Поднимайте витязей,– приказал сотникам Прохор.
Тут же капитаны передали приказ своим помощникам и те сразу же довели его до младшего комсостава. Сержанты же получив команду, взялись за дело с энтузиазмом и в течение пары минут выстроили молчаливые шеренги перед взором Прохора, внимательно оглядывающего каждого воина.
-Друзья, завтра мы выступаем к Полтаве, поэтому я хочу, чтобы уже сегодня до отбоя все витязи были готовы к походу. На этом все. Разойдись!
Молодые воины отправились к месту своего расположения, где их уже ожидали капитаны стоящие рядом с хмурым вагенмейстером.
«Теперь до вечера им только у обозника выбивать все нужное придется,– уныло подумал Прохор, смотря, как вагенмейстер убирает в тубус свои бумаги, в которых записывал все распределение провианта и хозяйственных принадлежностей».
Поступь Империи. Право выбора
"Нет никакого мужского чувства, которое могло бы оправдать потерю единственного эфемерного "Знамени" для каждого из нас, часто называемого Честью!"
Автор
Автор искренне благодарит Звонареву Ольгу, за неоценимую поддержку и особое внимание!
Пролог
-Солдаты!
Крик утонул в утренней тишине, захлебнулся, прерванный ударом шпаги. Спросонья в темноте домов заметались люди, не в силах понять что случилось. И словно в противовес поднявшейся суматохи в сараях спокойно стояли кони, жуя свой овес, как ни в чем не бывало.
-Сучьи дети, по местам!– раздался зычный голос с крыльца одного из домов в центре лагеря.
Услышав команду своего Головы, растерявшиеся людишки тут же начали разбегаться по сторонам, занимая места для обороны. Но то один, то другой человек, бегущий по улочке к какому-либо дому спотыкался и падал лицом на землю.
-Да, что же это такое происходит, господи?!– взмолился один из бородатых мужиков, целуя распятие.
На его вопрос никто не ответил, лишь Голова угрюмо смотрел по сторонам, в надежде увидеть хоть какие-либо тени, чтобы открыть по ним огонь. Внезапно, левее от приготовившихся к обороне разбойников раздался взрыв, раскатавший сараюшку, в которой спрятались трое татей. Вспышка! А за ней тут же повалил черный, густой дым, прорезающий предрассветные сумерки. Сильно запахло жареным мясом и палеными волосами. В предутренней тишине горели бревна, освещая утренние сумерки, заставляя разбойников крепче сжимать свое оружие.
Тишину лесного хутора разорвал звериный крик, впрочем, тут же оборвавшийся.
-Всем приготовиться,– шепотом сказал Корзень, перехватывая удобнее рукоять пистоля, сабля привычно легла в ладонь.
Секунда, сменялась секундой, а ничего не происходило, словно не было этой безумной побудки, и нет за окном догорающих раскатанных взрывом бревен сарайчика. Лишь легкий треск огня нарушал затишье, скрывая прочие звуки леса.
-Какого…?– удивленно сказал один из лихих людишек, наблюдавший за окном, выходящим к лесу.
Не успел Корзень посмотреть, что там увидел его подчиненный как в окна, разрывая бычий пузырь, натянутый на оконные рамы полетели горящие ручные бомбы, оставляющие за собой едкий запах, буквально выворачивающий наизнанку людское нутро.
В тяжелом приступе кашля согнулись пополам разбойники, продирая кулаками слезящиеся глаза, не в силах вынести едкого дыма. Следом за бомбами в окна полетели огромные крючья, тут же натянувшиеся со стороны улицы. Минута и на каждом из окон закрепилось по паре стальных крюков, по своей форме напоминающие абордажные крючья.
Решившись встать, Корзень попытался посмотреть, что там происходит, но куда там! Глаза заливали слезы, ничего не было видно дальше собственного носа. Едкий дым сделал свое дело. Голова встал на ноги, пистоль выпал из ослабевшей руки, только верная сабля, оставшаяся еще с первого грабежа по-прежнему была вместе с главарем татей. Ставни окон тихо заскрипели, с улицы донеслись хлесткие удары кнута, стены дома задрожали, готовые в любой момент рассыпаться во все стороны, крючья впивались в ладные бревна, словно челюсти волка в нежное мясо ягненка…
-Пошли, родимые!– внезапно заорал кто-то снаружи, щелкнув кнутом.
«Черт!– пронеслась мысль в голове главаря разбойничьей шайки».
-Руби веревки!– крикнул Корзень, первым опуская саблю на ближайшее крепление крюка.
Вот только дым оказался столь едким, что льющиеся слезы застилали все перед собой. Клинок Корзня упал рядом с пенькой, даже не поцарапав ее…
Приказ был отдан слишком поздно и уже через секунду, стены дома затрещали, заходили ходуном, самые хлипкие бревна понемногу вываливались из пазух, скатываясь на улицу.
«Это конец…– угрюмо подумал Голова, видя, как в дом сверху залетают размытые тени враги.– Но и мы не лыком шиты!»
Однако опустить саблю на голову первого попавшегося противника Корзень не успел. Алый кончик длинного кинжала одной из теней вышел из груди главаря, аккурат в районе сердца, Корзень осел на пол, изо рта потекла сукровица, капая на пол, над бывшим стрельцом замер солдат в грязно-зеленом с грязно-коричневыми пятнами мундире.
-Все готовы?– спросил один из ворвавшихся внутрь солдат.
-Один слишком горяч, оказался,– виновато ответила одна из фигур.
-И?
-Вон в угол я его положил.
-Бери его, и пойдем на улицу.
В то время пока из развалившегося дома вытаскивали через образовавшиеся проломы бесчувственные тела разбойников, снаружи суетились люди, подгоняя подводы для погрузки убитых и раненых разбойников. Как только все тела были уложены к построившимся в две шеренги воинам подошел один из стоящих в стороне людей. Внимательно осмотрел каждого из них, с головы до ног тяжелым взглядом, спросил.
-Потери есть?
-Никак нет, господин капитан!– ответил старший группы.
-Замечательно,– вся тяжесть во взгляде ушла и на лице появилась зловещая улыбка.– Его взяли?
-Да, мы его отдельно от всех положили,– показал на куль со свернутым Корзнем старший в группе.
-Молодцы! Все прошло превосходно, награды получите сразу же, как только прибудет Его Высочество, лично из его рук,– капитан Службы Безопасности (СБ) отдав честь стоящим молодым воинам отошел в сторону.
Не видя восторженных глаз молодых витязей, на правом рукаве каждого из них был пришит ровный круг, на трехцветном фоне в нем замер готовый к прыжку волк, а на темно-зеленых беретах блестела кокарда, с тем же волком.
-Служу Царю, Вере, Отечеству!– гордо крикнули замершие воины.
-Я еду в губернию, вам же предстоит доставить этих татей в Рязань да как можно скорее, причем живыми,– капитан Службы Безопасности развернулся и пошел к десятку полицейских, хмуро глядящих на подрастающее поколение…
-Всех кто погибнет в дороге вешать на деревьях, и не придавать земли, нечего татям милость оказывать,– забравшись на коня, сказал капитан СБ.
Глава 1
Начало июня 1709 года от Р.Х.
Азов. Отбытие посольства.
Алексей Петрович.
Небосвод озарился алыми красками восходящего солнца, наши корабли неторопливо шли по лазурной глади, оставляя за собой вяло расходящиеся по сторонам волны.
Посольство России, снова оправлялось в Европу, спустя почти десяток лет после первого, не слишком удачного для нее опыта, искать союзников и друзей, я же плыл смотреть на самобытность европейских народов, вместе с этим как мне думается, лучше изучить эти страны, их людей. Все это пригодится в будущем, я уверен в этом, да и наказ отца выполнить необходимо, государь как никак.
Три барка выстроившись друг за дружкой, шли, набирая скорость, оставляя за собой порт Азова. Я смотрел на вспенившуюся гладь моря и уныло думал о том, что еще черт знает сколько времени не смогу увидеть, ни друзей, ни родной Рязани, ни свою ненаглядную Оленьку!
«Отставить печаль и нытье!– в сотый раз командую сам себе, стараясь прогнать наваливающуюся тяжким грузом тоску».
Но это только сказать легко, а вот сделать… Да сделать проблематично, даже очень проблематично. Не умею я заниматься само кодированием, хоть ты лопни, а это могло бы помочь. Правда хочу заметить, все эти «мытарства» отвлекли меня от моей апатии, и теперь я хоть о чем-то стал задумываться. Нет в жизни ничего плохого, есть только неверный взгляд на это самое настоящее
-Цесаревич, как вам просторы Азовского моря?– спросил меня подошедший ко мне Петр Толстой.
-Красиво, только скучно немного,– признаюсь я седовласому послу Руси-матушки.
-Да, с этой напастью ничего нельзя поделать, остается только терпеть. Или быть решить эту проблему, беседой к примеру,– улыбнулся мне Толстой.
-Премного благодарен вам за заботу, Петр Алексеевич, но, увы, я пока не настроен на беседы, даже с вами,– честно ответил я.
-Понимаю, такое бывает, особенно в первый день путешествия, сам через это прошел. Уезжая из, отчего дома, три дня ни с кем не разговаривал, какие только бредни в голову не лезли, вы даже себе не представляете!– улыбнулся посол и отошел в сторону, к боярину Долгомирову, молодому и энергичному человеку приданного нам в качестве попутчика, если конечно можно так выразиться.
Царь-батюшка сразу же после своей поездки в Европу повелел слать знатных недорослей, а также всех прочих людишек, желающих занять сколько-нибудь заметную должность при дворе, на обучение за границу. Ума набираться, дабы дома полезным оказаться. Так что карьеристам местного пошиба, для получения вожделенной «конфетки» приходится пару годков «покрутиться» на чужбине, при этом большая их часть никакого языка кроме родного русского вовсе не знала, создавая при этом изрядные трудности не только в общении, но в обучении в целом. Однако такие мелочи государя не смущали, хотящие научится, таково правило и изменить его никто не сможет, оно для всех едино, кто бы это не был, родовитый князь или сын купца.
На первый взгляд такая практика могла показаться негуманной и жестокой, но для государя имеющего под рукой «полудиких слуг» так не казалось и он спешно, будто железным прессом старался давить на боярство и купечество, ведя их по дороге скорейшего обучения для блага Руси. Общий принцип: выживает сильнейший, самый верный, по крайней мере, так можно говорить о самом государе, глядя на проводимые им реформы.
Как бы то ни было, сейчас я на борту барка со смешным для такой посудины именем «Зверь», ну а судьба «золотой молодежи» меня, в общем, то не интересует, со своими проблемами бы разобраться.
«Стоп! Не думать о всяких неприятностях!– оборвал я свои разошедшиеся апатические мысли на «полуслове».
-…А я говорю, они все равно начнут с нами войну, слишком зуб большой у них имеется на Русь-матушку,– меланхолично заметил Толстой.
-Кажется, я чуть было не пропустил интересный разговор,– едва слышно хмыкнул себе под нос, сбрасывая оковы странного оцепенения.
-Но ведь, признайтесь, Петр Алексеевич, что мыслишки то у них не раз поворачивали в эту колею, с посредничества Франции, между прочим,– ехидно заметил мужчина в преклонных летах Петру Алексеевичу.
-Ну, мысли, к примеру, я читать не умею, Егор Филиппович, да и вам бы пожелать того же хотел, во избежание неприятностей, а то мало ли кто что нехорошее подумает,– все так же меланхолично заметил полномочный посол.
От этого, казалось бы, дружеского замечания названный Егором Филипповичем чуть-чуть побледнел и не говоря, поспешил отойти подальше от главы дипломатической миссии, тут же найдя себе собеседника из каких-то молодых помощников посла.
-А вас здесь побаиваются, господин посол,– заметил я, подходя к шестидесяти пятилетнему мужчине.
-Может быть и так, ваше высочество,– улыбнулся мне Петр Алексеевич.
-Вы кажется, совсем недавно мне занимательную беседу предлагали? Надеюсь, предложение остается в силе?– спросил я его.
-Конечно, цесаревич, я буду только рад, если смогу ответить на ваши вопросы, а заодно и провести с пользой наше долгое путешествие,– ответил седой дипломат.
-Хорошо, тогда давайте пройдем в каюту. Разговаривать, всегда лучше за столом с бокалом доброго вина, нежели на продуваемой всеми ветрами палубе.
-Мне тоже так кажется, ваше высочество,– заметил посол.
-Тогда прошу ко мне в каюту, Петр Алексеевич,– сказал ему, идя впереди посла.
Как и на большинстве судов этого времени, отдельные каюты на корабле были роскошью и отдавались в распоряжение высшим офицерам, либо как мне и главе дипломатической миссии, то есть людям имеющим «определенный вес».
Сама каюта ничем примечательным не отличалась, разве что высота у нее была чуть более сажени, да и вся отделка изнутри представляла собой мечту столяра. А так вполне заурядная комната, или быть может я такой черствый, и уже не могу оценить по достоинству всю красоту? Не знаю, может быть.
-Присаживайтесь,– указал я на кресло возле стола.
-Спасибо, признаться честно, моя поясница замучила меня. А как из Царьграда вернулся, так и вовсе житья с ней никакого не стало,– с облегчением сел в кресло Толстой.
-Тогда, хочу предложить вам попробовать одного интересного вина, уважаемый Петр Алексеевич,– сказал я послу, копаясь в подобии бара.– А вот и оно, правда, названия я так и не удосужился узнать, поэтому прошу не ругать меня.
-Что вы, ваше высочество!– возмутился старый дипломат.
-Шучу я так. Увы, неудачно,– сказал я, разливая в бокалы рубиновый напиток.
-За здоровье государя нашего, батюшки моего Петра!– поднимаю бокал.
Толстой незамедлительно меня поддержал, и так же пожелал здоровья своему теске, Петру Алексеевичу, внимательно осматриваясь по сторонам.
«Как будто у врага находится,– мимоходом заметил сам себе, наливая новую порцию, после чего позвонил в колокольчик и попросил слугу принести нам легкий завтрак».
-Так о чем бы вы хотели побеседовать, Ваше Высочество?– наконец спросил меня Петр Толстой, делая глоток вина.
-Ведь на сколько мне не изменяет память, вы Петр Алексеевич восемь лет были послом в Стамбуле. Вот об этом я и хотел бы поговорить.
-О моем посольстве в Османской империи?– изумился старый дипломат.
-Нет, что вы, дорогой Петр Алексеевич. Я хотел бы поговорить об османах в целом, а не вашей миссии,– засмеялся я.
-Простите, мне мои седины, Ваше Высочество, а то я уж было подумал о том, что вам интересна вся та рутина, которой мне приходилось заниматься у басурман,– тут же «отошел» Толстой, удобнее располагаясь в кресле.– Так о чем бы вы именно хотели узнать, цесаревич?
-А давайте вы будете мне рассказывать обо всем, что сами знаете, а если меня что-то заинтересует больше другого, то мы с вами подробнее об этом поговорим?– с улыбкой предлагаю я послу, готовясь слушать все то, о чем я всего лишь имел смутное представление человека 21 века.
-Что ж, коли так, то разговор предстоит долгий,– сказал Петр Алексеевич, разламывая пополам принесенный пирожок с черникой.– С чего же мне все-таки начать…
-Что если вы, Петр Алексеевич, начнете свой рассказ со своего назначения, ведь насколько я помню, вам тяжко пришлось в первые месяцы пребывания при дворе султана?– участливо поинтересовался я у посла.
-Да, пожалуй, и вправду лучше с моего прибытия в Адрианополь начать рассказывать,– согласился со мной дипломат, запивая пирожок глотком вина.
«Не зря говорят, позволь старикам вспомнить молодость и они расскажут тебе все, что ты захочешь, даже не подразумевая об этом,– улыбнулся я про себя, наполняя бокал посла новой порцией вина. Сам же я предпочел налить себе ягодного морса, запасенного моими слугами еще с момента отправления из Рязани».
-После того как в семисотом году нашей России-матушке и тогдашнему послу Егору Украинцеву удалось очень выгодно заключить мир с Портой. Наш государь пришел к выводу о том, что нашей стране нужно иметь в Османской империи своего человека, причем человека наделенного полномочиями и способного принимать решения от лица правителя, не в ущерб оному конечно,– немного покряхтев начал свой рассказ, Петр Толстой.
-В силу того, что я уже имел некий опыт на дипломатическом поприще, да еще к тому же будучи «волонтером» пару лет в Италии изучая морское дело, попутно овладев итальянским языком, и узнал азы кораблевождения и навигации…– начал перечислять свои заслуги перед самим собой пожилой дипломат.
Я же стоически все это вытерпел – мне необходимы знания, а они, увы, никогда не даются легким путем. Так что пришлось мне немного подождать, пока Петр Толстой не продолжит свое повествование с интересующей меня информации.
…-И вот вызвал меня, наш государь-батюшка к себе и дал наказ, ехать в Эдирне. Основывать там постоянное посольство, при этом особо выделил «с чужестранными министрами обходиться политично», дабы в дальнейшем на них опора могла быть. Но, увы, это так и осталось нашей мечтой…. Эх, но об этом чуть позже немного расскажу,– вздохнул Петр Алексеевич.– Так же в инструкции были предписания ответить на «статьи» нашего государя, описать «тамошнего народа состояние», «какое там управление» и «которые государства из приграничных соседей в первом почитании у себя имеют», «с кем хотят мир держать и войну вести и для каких причин», вот так-то.
-Так вот приехал я Эдирне, к тогдашнему султану Мустафе Второму в конце августа семьсот второго года. Как и ожидал наш царь Петр Алексеевич трудно там оказалось дела вести, много нахлебников и недалеких людей возле ног султана возлежало. Да к тому же османы предложили возместить убыток их греческих купцов от ограбления запорожцами, а потом и вовсе покинуть Османскую империю. Но как вы понимаете, ваше высочество, уехать я не мог, клятву государю на кресте давал, что выполню его поручение, да и само мое пребывание сильно важно для нас было в силу того, что нужно было знать намерения басурман.
-И как же вы там остались, Петр Алексеевич?– поинтересовался я у немного захмелевшего посла, выпившего уже четвертый бокал.
-А, пришлось сделать небольшие уступки им, часть убытков от запорожцев покрыть,– ответил Толстой.
-Но ведь насколько я знаю, потом то деньги из казны на выплаты убытков купцам не поступали,– заинтересовался я.
-Да не поступали,– сказал посол и как-то странно на меня посмотрел.– Не просты вы, ваше высочество, ох не просты. Хотя так даже и лучше,– чуть слышно сам себе сказал Петр Толстой, мотнул головой, словно прогоняя наваждение.
-Как же мне удалось добиться того, что мы больше не выплачивали за наших запорожских казаков деньги?– «перепрыгнул» со своей мысли посол.
-Я очень хотел бы узнать это, Петр Алексеевич,– честно признаюсь ему.
Что делать, в школе не слишком сильно уделяли внимания таким тонкостям политики Петра, да и потом в военной истории больше по военным действиям упор делался, в частности по сражениям времен 19-20 века.
-Ну что ж, думаю можно приоткрыть эту небольшую тайну, хотя какую тайну? Так хитрость небольшая. Дело в том, что я получал от Азовского воеводы Ловчикова известия о набегах крымских татар на русские пограничные поселения. Естественно я тоже кое-какие приятные сюрпризы воеводе делал, но это уже лишнее и к нашему делу не относящееся. Так что у меня имелось много сведений в обидных книгах, куда я и записывал все данные от воеводы. Как видите, ваше высочество, никаких секретов здесь как оказывается, и нет вовсе,– заключил посол, бросая в рот горсть чернослива, принесенного слугой.
-Почему же, Петр Алексеевич? Есть здесь секрет – секрет ведения дел посла. Ведь именно из таких мелочей и складывается вся работа посла. Или я не прав?– возрази я дипломату.
-Правы ваше высочество, еще как правы.
-Оставим, пожалуй, обсуждения оных действий, господин посол, давайте лучше вы продолжите свой рассказ,– немного грубовато прервал я старика.
-Как вам будет удобно,– кивнул посол, понимая меня.– Тем более что я каждый год составлял для Посольского приказа статейные записки. А они насколько я помню, на пятистах листах не всегда умещались, так что если вы захотите больше узнать об этом, просто дайте знать нужному приказу, и вам их доставят.
-Что-то я опять отвлекся.
-Ничего-ничего, Петр Алексеевич. Я вас слушаю с превеликим вниманием,– сказал я ему, заметив что за окном каюты солнце перевалило за полдень.
«Время то как быстро летит».
-Мое посольство нельзя назвать прогулкой. Хотя бы уже потому, что в первый год моего пребывания в Османской империи, я имел возможность наблюдать за большими внутренними потрясениями этой страны, которые закономерно завершились янычарским бунтом, а оный привел к свержению Мустафы Второго.
-Позвольте прервать вас, Петр Алексеевич?– спросил я посла.
-Конечно, ваше высочество,– ответил он.
-А не могли бы вы сказать мне, почему произошел этот бунт? Не на «ровном же месте» они взбунтовались,– поинтересовался я.
-Да, не на «ровном» месте, как вы выразились. Дело даже не в том, что у султана не было никаких способностей к управлению страной, а в том, что он даже не желал заниматься государственными делами. Позволив одному своему приближенному – шейх-уль-исламу Фейзуллах-эфенди «захватить» в свои руки всю власть, который пользуясь своим влиянием на Мустафу посадил на все важные государственные и духовные должности своих сыновей и родственников. При этом Фейзуллах оправлял любого нелояльного ему человека в глухие уголки Антиохи,– пояснил мне посол.
-А откуда, позвольте поинтересоваться, у вас такие сведения?– изумился я услышанному.
-Ну, я не просто так ем свой хлеб, ваше высочество. Так что сведения обо всех малозначащих людях я собирал не жалея денег, да и государь наш сам велел хорошенько разузнать про устройство Османской империи.
-Понятно, продолжайте, прошу вас,– попросил я Петра Алексеевича.
-Можно с уверенностью сказать, что в бунте участвовали не только янычары, но и горожане, ведь, на сколько мне известно всего восставших выступило, чуть ли не 100 тысяч человек. И самое удивительное, одним из основных требований бунтующих было требование возвращения султанского двора в Стамбул из Эдирне, куда его перевел сам Мустафа Второй. Так что как видите, ваше высочество у османов сильны торгово-ремесленные круги, ведь именно для них перенос столицы в другой город стал большим ударом, многие из тимариотов тогда в первые годы разорились.
-Мне кажется, что в любой стране купцы с ремесленниками имеют сильные позиции, дорогой Петр Алексеевич. Другое дело, что в остальных странах с влиянием этих сословий справляются в более-менее пристойной форме,– не согласился я с послом.
-Тут вы, конечно же, правы, ваше высочество, но я все же продолжу,– оговорился посол, смачивая горло глотком вина.
-Однако само восстание послужило новым толчком к «кровопусканию» как чиновников, так и военных людей. Новый султан – Ахмед Третий, который и сейчас правит Османской империей, за то время что я был в Стамбуле казнил чуть ли не свыше 25 тысяч человек, в число которых вошли все мало-мальски значимые фигуры восставших. И я могу вполне обосновано полагать, что именно на данный момент у османов нет ни одного высокого сановника, которого можно было бы назвать не то что бы хорошим, но вообще пригодным для его места.
-То есть вы полагаете, что османская империя сейчас уязвима как никогда?– напрямую спросил я Петра Алексеевича.
-Нельзя недооценивать противника, тем более такого, ваше высочество, но я все же склонен дать положительный ответ на ваш вопрос, нежели отрицательный,– витиевато ответил посол.
-Что ж с этим все ясно, прошу вас, продолжайте,– попросил я дипломата.
«Ага, как же, уязвима! А какого хрена тогда Прутский поход так плачевно закончился?– подумал я про себя».
Все же превосходство османов было многократное, так что и поражение можно назвать закономерным. Все же зря царь повелся на обещания «братьев славян». Да жаль, правда, пока то этого еще не случилось, так что не будем отчаиваться. Все битвы впереди, и надеюсь не такие как под Нарвой.
-В сентябре того же года двор султана переселился обратно в Стамбул, а вместе с ним переселили и всех послов. Закончившаяся смута позволила мне более подробно изучить османов изнутри. И вот к какому выводу я пришел после нескольких лет изучения государственных и духовных лиц империи: если раньше, еще каких-то пару десятков лет муфтии исполняли лишь роль духовных наставников народа, то сейчас же они уже могут соперничать властью с визирями. Именно из-за щедрых пожалований султанов самим высшим духовным лицам и их учреждениям способствовали усилению муфтий, делая их одними из крупных землевладельцев в Османской империи. «Многие вотчины, которые в турецком государстве, с доходами их отписаны на их мечети и монастыри. Те доходы суть бесчисленны, понеже воедино время султан по своему изволению то отдал им, и никто не может в том ему противного что говорить и так сие дело обходится и возрастает с каждым годом…»,– зачитал мне посол пару строк из своего дневника для примера, который он постоянно носит с собой.
-Сильные оказываются у турок муфтии,– сказал я тихо.
-Да, очень сильны, а в последнее время и вообще силу большую набрали, высшие духовники османов,– покачал головой посол с явным сожалением.
Что ни говори, а джихад никому в России не нужен, а объявить его может любой сбрендивший глава ислама. В той же Османской империи к примеру.
«Дела!– присвистнул я про себя».
-Но и это не все, ваше высочество,– с большей радостью сказал дипломат.
-Есть, что-то более приятное?– спросил я его.
-Дело в том, что у Османской империи большие проблемы с деньгами,– сказал посол.
-Что вы имеете в виду, Петр Алексеевич?
-Из-за того, что в управлении государством у них полная разруха и как таковых дельных глав у них нет, все деньги не могут быть учтены. И часть налогов, причем скажу без преувеличения, большая часть налогов оседает в карманах вороватых чиновников. Взять хотя бы, к примеру, сведения по 1705 году, в этот год империя собрала вдвое меньше налогов, чем в 1704 году. Это хорошо показывает уровень налогового приказа османов.
-Да, без денег никакой государь не сможет ничего сделать,– хмыкнул я.
Мало кто из правителей Европы в действительности мог бы похвастаться тем, что увеличил казну своей страны, за счет реформ и грамотного управления, а не в результате контрибуций и ограбления колоний. Ежели таковы имеются, конечно. Вот такие дела. Правда, увы, сам царь Петр, в желании своем сделать все быстрей и лучше порушил русскую систему финансов, которая обещала давать прирост доходов больше чем втрое против первоначальной казны. Правда, на это требовалось как минимум четыре года, которых у Петра не было…
Ну да ладно, сделанного не воротишь, так что будем исходить из того, что мы уже имеем. А имеем мы многое, если разобраться. Первое – это конечно то, что элита турок – янычары превратились из превосходных воинов в 50 тысячную своевольную армию, которая отступает при грамотном и ожесточенном сопротивлении противника. Второе – это лишенный хороших управленцев госаппарат, к тому же без достаточного количества денежных средств. И третье – это самое важное на данный момент, нет достаточного сплочения самого народа, что не может не радовать меня, в силу того, что государь просто не сможет утерпеть и не напасть на соседа, после победы над Карлом. Вот только как бы не было его желание чересчур поспешным, иначе все повторится как в моей родной истории. А это очень не хорошо! Для меня не хорошо, или наоборот хорошо?
В свое время Великий князь Святослав погиб от рук печенегов под предводительством хана Кури, и многие факты позволяют думать о том, что сделано это было с подачи своего союзника Киевской Руси, сына самого Святослава…
Так что может быть проще? Пустить Петра к туркам, «шепнуть» крымскому хану, о том, что не плохо было бы…
«Стоп! Никаких таких еретический и предательских мыслей!– оборвал я сам себя, чувствуя, как кто-то внутри меня шепчет о том, что это очень заманчиво и на многие вещи открывает просто неограниченные возможности».
-Много богатства себе присваивают тамошние министры, да и грабят они людишек нещадно, так что слаба сейчас Османская империя, сильно ослабла по сравнению с той что была полувека назад,– подвел итог дипломат.
-А как там дела обстоят с нашими братьями-славянами? Ведь насколько я знаю, у престола моего батюшки давно пребывают валашские и молдавские посольства,– спросил я у Петра Алексеевича.
-К моему глубочайшему сожалению бремя налогов коснулось славян, находящихся в подчинении у султана, много сильнее всех остальных, ведь притеснения христиан у нехристей столь сильно, что в Боснии и Сербии осталось, чуть ли не треть населения оттого, что было еще десять лет назад. Целые районы территорий христиан как будто «вымирают», оставляя пустые халупы и заросшие бурьяном поля.
Дипломат прервался на пару секунд, для того чтобы смочить горло глотком вина и съесть еще один пирожок с ягодами.
-Но опять же хочу заметить, что без милосердия и без пощады тяготят податями паче тех христиан, которые в средине и окрест недалеко градов Константинополя и Андрианополя. А на других своих христианских подданных, на греков и арапов и на прочих, которые живут в Иерусалиме, в Египте, в Антиохии, в Македонии, в Александии Сирской и близ Каира, то суть Вавилона, на тех поборы накладывают легче и много меньше, опасаясь от них волнений.
Что же до самого народа турецкого, то могу сказать, что они много гордыни и славолюбия имеют, глаголют о себе яко свободный народ. Хотя их высочайшие особо, опасаются народных волнений и много «сладостных речей» говорят, сдерживая порывы своих людишек.
-И что ни разу не было сильного восстания, у османов то?– поинтересовался я у старого посла.
-Как же не быть, то ваше высочество? Ведь их «великие подати» народ совсем обобрали, и не только христиан, но и своих братьев по вере – арабов, населяющих Сирию, Ирак, Йемен. Вот у них как раз и было самым сильным восстание, супротив ига турецкого. Хотя Порта и делала все возможное, чтобы не допустить восстания: так, египетским арабам Порта снижает налоговые ставки, в Ираке же среди арабских племен разжигает вражду и междоусобицы, вождям других племен выплачивает определенные суммы, стравливая их между собой. Но как видно не всегда это помогает, так что волнений у османов хватает. Почти каждый год где-то вспыхивает мятеж. Но Порта быстро подавляет их, вот например, для подавления самого сильного восстания в Ираке, султан послал семь пашей с большим войском, которые разбили арабов, да так сильно, что почти никто с поля сражения и не ушел, остались лежать в песках, на поживу стервятникам…
Но отдельно надо заметить про Крымское ханство. Этот вассал турецкого султана ежегодно получает от османов по 40 тысяч золотых червонцев «на стол и на покупку стрел». И поэтому отряды хана всегда участвуют во всех войнах империи, отдавая часть военной добычи султану.
-А как же владения османов в Африке? Ведь много земель тамошних принадлежит нехристям,– поинтересовался я у Петра Алексеевича Толстого.
-А никак, ваше высочество,– просто ответил он мне.– Они вообще практически не зависят от Порты. Даже есть пара случаев, когда народы сии супротив французов и испанцев выступали. И хочу заметить, без ведома султана, так что они только на картах приписаны к Османской империи, а на самом деле сами себе принадлежат.
Поглядев за окно, я увидел, что солнце уже село, а полумрак каюты освещают десяток толстых свечей, зажженных учтивым и бесшумным слугой.
«Пора закругляться, надо отдохнуть и привести мысли в порядок,– решил я про себя».
-Спасибо вам большое, Петр Алексеевич, за то, что столь много мне рассказали и поведали. Но я не хотел бы отнимать все ваше время, тем более что уже скоро полночь,– тонко намекнул я дипломату.
-Что вы, ваше высочество, располагайте мной в любое время дня и ночи, тем более мне самому нравиться эта тема, да и былые времена вспомнить тоже полезно,– поняв мой намек, сказал посол, вставая с кресла.
-Спасибо еще раз, Петр Алексеевич, думаю, завтра ближе к обеду если вы сможете уделить мне толику вашего времени, то это будет просто замечательно. Хотя бы еще пару часиков для беседы?– встал я со своего места, чтобы проводить его.
-Конечно, ваше высочество!– ответил он, слегка покачиваясь.
Хм, наверное, корабль сильно качается, хотя и градусы вина, в моем времени сто процентно названное бы крепленным, наверняка дали знать о себе, старый человек все же.
Проводив посла до его каюты, благо она была в трех шагах от моего обиталища, я разделся и лег на кровать, собираясь «раскидать по полочкам» моего мозга ту информацию, которую получил от посла, но утомленный бездельем организм не стал слушать доводы разума и банально уснул!
Встал я скорее поздно, чем рано, проспал общий завтрак команды, вместе со всеми утренними «разборами полетов» капитанов судов.
Мда… расслабился я что-то!
Как бы то ни было, завтрак я проспал, а до обеда времени еще выше крыши, как говорится, так что можно воспользоваться им с выгодой для себя. До встречи с Петром Алексеевичем у меня часик, скорее всего, есть, так что думаю, пора и вспомнить чему учил меня мой преподаватель по фехтованию. А то и так уже скоро жиром заплыву да все позабуду. Хотя я, конечно, наговариваю на себя, редко бывает, чтобы я хотя бы полчаса в день не занимался с «Veritas».
Так, начнем, пожалуй, с чего-нибудь попроще, пожалуй, сначала обычная разминка подойдет лучше всего. Отжимания, чуть-чуть нагрузки на пресс и мышцы ног… ага вот уже потихоньку чую, что форму терять начал. Сорок отжиманий, а уже почти взмок весь… не порядок! Жаль, нет перекладин на корабле, а то ведь и выход на одну можно было бы сделать, увы, но этого излишества на барке не наблюдалось. Что ж, будем располагать тем, что имеется под рукой.
Уф! Хватит ОФП (обще физическая подготовка) заниматься и перейдем к делу. Поработаем на уровне груди. Плавно смещаемся в сторону головы, и начинаем отрабатывать первую связку, блок-выпад-парирование возможного удара сверху. Раз повтор, второй, третий,… десятый… после того, как я почувствовал, что связка начинает «всплывать» в голове сама по себе, перехожу к следующей, стараясь усовершенствовать все что знаю и умею. А иногда, когда, получается, беру уроки у тех людей, которые могут научить меня чему-то большему, вот только жаль, что времени не хватает на все мое обучение фехтовальному искусству.
Впрочем, не будем отчаиваться, у меня еще все впереди!
«Раскачав» сам себя я приказал позвать ко мне в каюту господина посла, и принести легкие закуски, с разбавленным вином. С утра напиваться дурной тон, так что оставим это дело на вечер, а еще лучше на весьма неопределенный срок. Здоровье не казенное, печень новую себе здесь не поставишь.
-Утро доброе, ваше высочество,– пожелал мне вошедший Петр Алексеевич.
-И вам доброе утро, господин посол. Прошу вас, присаживайтесь,– указал я на стоящее рядом со столом пустующее кресло.
-Спасибо,– сказал Петр Толстой, усаживаясь на свое вчерашнее место, успевшее за ночь остыть и теперь жадно забирающее тепло тела дипломата.
-Вы уже завтракали, Петр Алексеевич?– задал я насущный для меня вопрос.
-Увы, не успел, ваше высочество, старость не радость, проспал я завтрак,– улыбнулся посол.
-Тогда не откажете мне, составить компанию в приеме сей пищи?– спросил я его, указывая на принесенные яства, предвестники обеда.
-Если вы этого хотите…
-Не только хочу, но и прошу вас об этом,– засмеялся я.
Думаю, не стоит описывать все вкусности и деликатесы, тем более что половина из них мне не знакома, можно о них сказать только одно – очень вкусно, вот, пожалуй, и вся характеристика.
-Похоже, можно продолжить нашу вчерашнюю беседу, ваше высочество?– спросил меня Петр Алексеевич, откладывая столовые приборы в сторону.
-Конечно,– отвечаю ему, приготовившись внимательно слушать.
-Как я говорил до этого, Османская империя уже не та, которой была раньше, для доказательства этого можно привести пример «Священной лиги», коалиции европейских стран, созданная для противодействия османам. Кстати, хочу заметить, что благодаря тому, что Россия вошла в состав лиги она получила от Польши давно желанный Киев с близ лежащими землями.
Так вот, пример лиги показывает нам то, что сила империи османов проходит и увядает. Я думаю, что поражения турок от войск «Священной лиги» вполне объяснимы и в первую очередь это связано с упадком самого государства. Так как ослабевшая страна попросту не может привести к месту битвы достаточное количество полков, из-за этого и получалось, что большие армии европейцев разбивали ослабленные войска османов, выбивая тех с захваченных земель.
Значительная часть турецкого войска, в основном янычары, потеряла свои прежние навыки, и это не могло не сказаться на их боеспособности. Военные упражнения и учения, которые раньше были обязательными, перестали проводиться. В основном из-за недостатка денег в государстве, а также из-за повального воровства военачальников. Янычары по нескольку месяцев не получают жалования и, чтобы прокормиться, вынуждены заниматься ремеслом и торговлей, забывая то, что было дано им тяжким трудом и потом. Такие воины «суть именуемы и защищаемы тем именем, а войны не знают».
-На стрельцов похожи янычары изрядно,– сделал я вывод об услышанном.
-Да, сходство имеется у них, да и как не быть, если воинских умений они не приобретают, а только для себя в свободное время живут? Так что не зря наш государь-батюшка в свое время, стрелецкое войско разогнал,– ответил посол.– Однако даже те войска, которые проходят специальное обучение. По уровню своих знаний военного искусства заметно слабее армий европейских. Вся их военная хитрость и сила состоит в их множестве… ежели же их неприятель сначала побьет и принудит отступить, то потом уже никоим образом восстановить свой строй они не смогут. Беспорядочно бегут и погибают, бросая своих командиров и начальников. Сам же их строй очень сложен и плох, при этом европейскому искусству обучаться они не желают.
Что же до возведения крепостей и крепостниц, то могу сказать, что в Османской империи они стоятся по древнему обычаю. Больше полаются на число своих защитников, нежели на силу стен своих, предпочитая бреши своих стен закрывать людишками, а не разумно построенными крепостями.
-Не совсем хорошо дела у турок обстоят с военным искусством,– заметил я сам себе. После чего поинтересовался у дипломата.– А как дела с флотом у них, ведь, на сколько мне известно, государь отдельно этому вопросу внимание уделяет.
-Да, ваше высочество, царь-батюшка зелено интересовался флотом турецким. Да и признаться честно и сейчас его интересует. Флот османов сравнительно велик, неплохо оснащен и представляет силу на Азовском и Черном морях. Так же большому вниманию надо уделить морскому уставу, принятому в Оманской империи в 1701 году, в нем подробно говорится о системе управления самим флотом, о действиях морских чинов от капитан-паши до простого матроса, об их обязанностях, формах оплаты и многом другом,– сделав глоток разбавленного вина, сказал мне Петр Алексеевич.
-Да, а в России пока нет такого документа…– нахмурился я, совершенно забыв подробнее изучить дела России на морских просторах.
А ведь становление флота как раз и начиналось с эпохи правления Петра Великого! Так что в будущем необходимо подробнее ознакомится с флотом и флотской жизнью, авось чего-нибудь дельного смогу придумать, точнее даже не придумать, а вспомнить.
-Да, нет, но у нас есть «Инструкции и артикулы военные, надлежащие Российскому флоту», так что есть, на что опереться нашим капитанам,– сказал Петр Алексеевич, кивая головой, будто китайская болванка.– И как человек, достаточно хорошо ознакомленный с морским делом, могу с уверенностью сказать, что выучка нашего флота мало уступает султанской, да и по большей части из новизны дела сего и по неопытности.
-Скажите, Петр Алексеевич, а как же относятся теперь европейские державы к Османской империи. Ведь после побед над некогда грозным соперником, «Священная лига» не только не добила его, но и кое-где даже поддерживает, по крайней мере, некоторые из ее членов,– поинтересовался я у посла.
-Скажу вам прямо, ваше высочество, поражение османов в войне со Священной лигой, несомненно, ослабило и ее международный престиж. Даже был введен пост министра, который отвечает за правильный прием послов и церемониальные службы. В Османской империи сейчас аккредитованы послы Франции, Голландии, Англии и Венеции, а также резидент Австрии и дипломатический представитель Ратузы. И, кроме того, помимо послов в Стамбуле европейские державы имеют своих консулов в основных портах империи. Вот такие разительные перемены произошли за какие-то неполные двадцать лет с момента первых поражений от войск «Священной лиги».
-А как же враждебные нашим интересам страны, точнее послы этих стран? Я не поверю, что не чинили они разных препятствий в налаживании мирной жизни между нашими государствами,– спросил я старого дипломата, не удержавшись, плеснул себе половинку бокала разбавленного вина.
-Как же без этого, ваше высочество? Взять хотя бы Шарля Ферриоля, посла Франции, из-за действий которого много крови попили у меня служивые люди султана. Этого переубеди, этого подмасли… Много чего было, царевич, много…
Но хочу сказать еще кое-что, хотя посол и вел свою политику супротив России, турки тоже оказались не лыком шиты и во многих сказанных словах и посулах нашли лживое семя раздора, которое хотели посадить между нашими странами французы.
И даже когда Франция помогла османам в ряде действий против «Священной лиги» турки сами поняли, что делали их «доброжелатели» это отнюдь не ради бескорыстной помощи, а для собственных планов, в которых была нужда короля-Солнце.
«Да, это тебе не в песочнице играть, с детишками малыми, здесь чуть что не так и все, не только голова полетит, но и сотни тысяч людишек сгинут бесславно,– пришла мне в голове очередная «перспективная» мысль».
-Есть у меня еще вопросик к вам, Петр Алексеевич. Знаю я, что в Австрии их подданные венгры восстали, против владычества австрийского и неужели Османская империя не воспользовалась такой возможностью?
-Я же говорил вам, ваше высочество, дела у османов больно худы. Правда к плохим внутренним делам османов много чего прибавляется. Все чаще и чаще словесные убеждения послов подкрепляются ценными подарками султану и его окружению в виде сукон, часов, дорогих ювелирных изделий, шелков и крупных денежных сумм и все это делается только для того, чтобы Порта приняла нужную сторону, а вместе с этим убедить оную в привлечении на свою сторону венгров. И самое удивительное, ваше высочество, это, пожалуй, то, что количество денег потерянных с обеих сторон великое множество, а результата то, как такого и нет,– сказал посол, хитро прищурившись.
-Видимо и ваши силы приложены к этому, Петр Алексеевич?– улыбнулся я ему.
-Не без этого, царевич, не без этого,– ответил дипломат.– А с недавнего времени Франция начала натравливать османов на Русь-матушку, провоцируя, турок на войну с нами. Послу Ферриолю сам Людовик XIV письма шлет с предписаниями, что нужно оному сделать. И судя по тому, что французский посол продолжает подзуживать турок к войне с Россией, то сии предписания не несут нам добра.
К тому же в 1707 году я писал нашему государю, в Стамбул к французскому послу прибыл посланец от Карла и Станислава Лещинского, после которого Ферриоль обратился к Порте с просьбой о помощи, чтобы «Станислав возмог воспротивиться от царя Московского». Тогда же в Стамбул прибыл посланец крымского хана, который вместе с французом промышлял привести Порту с Россией в ссору…
-Но ведь мы с османами не воевали тогда,– возразил я дипломату.
-Не воевали, это, правда, но это не значит, что так может продолжаться вечно. А тогда крымского хана сместили, если конечно, это можно назвать смещением,– согласился со мной Толстой.
-А зачем французам вообще понадобилось это все?
-Что все?– не понял моего вопроса Толстой.
-Ну, натравливать на нас османов…
-Хм, дело в том, что кроме их желания ввязать турок в войну с Австрией, которая, кстати говоря, претендует на часть владений Испании, которая почти десять лет назад лишилась своего законного наследника. А, как известно король-Солнце пожелал сесть на два трона сразу и посадил на испанский престол младшего сына дофина герцога Анжуйского. Была и прямая выгода Франции от Османской империи, ведь именно благодаря османам она могла вести торговые дела с большим прибытком для себя. Привозят в турецкую землю свои сукна и делают убавку прибыли англичанам и голландцам. Кроме сукна французы ввозят изделия из серебра и злата, а так же стали, сами же вывозят персидский шелк и продовольствие. Видимо именно с этой целью Франция учредила в Османской империи большое число консульств, больше чем любая другая европейская страна. Сейчас на сколько мне известно консульства были в: Алеппо, Смирне, Каире, Бейруте, Триполи, на Кипре и еще в десятке мест, имена которых, признаюсь, забыл.
А что самое бесстыдное и порочащее со стороны французских купцов есть, это то, что они порой торгуют под разными знаменами на приклад под малтинским, ливорненским, мавританским, и многими другими, да и честно сказать, ежели, где слышится про воровство между торговыми людьми – значит, обитают там французы.
Не стыдятся обманывать турок, французы и с монетами, привозят к ним сделанные у себя, тем самым рушат деньгу османскую, сии монеты, снижают ее цену.
Тем самым грабят французы турецкие места без войны и без бою,– грустно заметил старый дипломат, прикладываясь к бокалу с вином.
«А я то по простоте душевной думал, в будущем с Людовиком «пообщаться», может, чего-нибудь интересное узнаю. А теперь уже и боязно смотреть то на него, глядишь, и он сам меня раскрутит, как Казанова восемнадцатилетнюю девственницу».
-Ответь мне еще на один вопрос, Петр Алексеевич. Вот ты все про французов говоришь, но неужели англичане никоим образом не обретаются в Порте?– спросил я посла.
-Про англичан могу сказать лишь, то, что Османская империя для них нужна как придаток, куда они свои товары привезти могут и с прибылью большой сбыть, а вывозят нужное им подешевле. А чтобы показать, как сильно нуждаются англичане в османах, могу сказать, что сам английский посол направлен от Левантийской компании, которая имеет довольно широкие полномочия от своей страны,– ответил мне старый дипломат.
Я уже хотел, было спросить дипломата о том, что для России лучше, по его мнению: война или мир с Османской империей, но Петр Алексеевич, после почти десятиминутной паузы, прерываемой хрустом жаренных крылышек птицы, сам заговорил.
-Знаете, ваше высочество, что, по-моему, разумению лучше для Руси-матушки?– спросил он меня и сам же ответил.– Мир нужен нам с османами. И я скажу вам, почему нам нужен мир, а не война…
Я приготовился слушать мысли одного из самых умных и начитанных людей России этого времени, не даром именно про Петра Толстого в последствии скажет один из историков: «Толстой искусством своим в политически делах, не менее единым разумом своим подкрепляющий Российский скипетр».
Да и на личном примере я смог убедиться в том, что Петр Алексеевич довольно-таки умный и грамотный человек, знающий цену себе и окружающим. Но все мои суждения о нем пока лишь только подкрепляются, и не до конца еще утвердились, так что все впереди.
Как бы то ни было, но именно от сего разговора я узнал, что русско-турецкая торговля была только в зачатке и полностью не могла себя реализовать. Да еще к тому же постоянно ставили палки в колеса европейские послы, стремящиеся направить основное русла русской торговли в Западную Европу, где, используя обстоятельства, связанные с войной со Швецией, можно было бы извлекать из нее наибольшие выгоды, и эти державы, естественно, противились появлению русских купцов на турецком рынке.
Сама же Османская империя очень активно использовала Черное море для торгового судоходства, в Стамбул везли товары со всех провинций империи, и как заметил Петр Алексеевич «ежели всего этого с Черного моря не будет, хотя бы один год, оголодает Стамбул».
Сама же Россия стремилась не только к миру, но и к развитию с османами торговли, ведь в связи с Северной войной русская торговля сократилась со странами Северной Европы. Но и Османская империя со своей стороны была заинтересована в торговле с нами, поскольку никаких мехов они достать сами не могли, да и московский скорняжный товар в великой чести у турок. Вот только при всех плюсах с обеих сторон торговля шла ни шатко, ни валко…
…На протяжении всего путешествия до Царьграда я много узнал нового для себя об Османской империи, о наших с ней отношениях, но многое по-прежнему остается закрытым для меня той ширмой, которую чаще всего именуют государственная тайна.
Эти мысли никак не желали испаряться и исчезать, так и, норовя «всплыть» в самый неподходящий момент. Вот и сейчас, стоя на корме, я в сотый раз задумался о том, что как бы ни был открыт со мной посол, он все равно много чего утаил от меня. Одни его оговорки во время пьяной беседы чего стоят. Хотя ладно, Бог с ним, сами разберемся! Или попробуем хотя бы это сделать.
На горизонте медленно поднималось солнце, подсвечивая далекие очертания величественного города, который не раз брали русские вои, и на ворота которого повесил свой щит Великий князь Олег!
Глава 2
16 июня 1709 года от Р.Х.
Левобережная Украина. Полтава.
Три дня назад корпус генерал-майора Третьяка прибыл в расположение основной армии, успевшей прибыть к осажденной Полтаве раньше, чем шведы смогли ее взять. Несмотря на то, что большая часть регулярных войск была переброшена на границу со Швецией и ее захваченным областям на Балтийском море, почти сорок тысяч солдат замерли на левом берегу Ворсклы, а если прибавить к ним подошедший корпус генерал-майора, то получалось явно больше сорока тысяч.
На сегодня запланирован военный совет у государя, на котором почти двухнедельное ожидание войска могло, наконец, закончится.
Рано утром гонцы Петра понеслись ко всем значимым военачальникам, созывая их на предстоящий совет. В течение десяти минут все генералы были оповещены, сразу же, направившись в расположение шатра государя.
-Ну, что господа офицеры вы мне скажите по диспозиции шведа?– задал свой первый вопрос царь, вытаскивая трубку изо рта.
Посередине большого походного шатра стоял огромный стол, на котором раскинулась карта ближайших земель, возле которой застыли чуть больше полутора десятков высших офицеров. Рядом стоял большой планшет, идея которого пришлась сильно по душе Петру.
-Государь, шведы стоят там же где и были перед началом осады Полтавы, они даже свой лагерь толком не обустроили, больше надеясь на успех осады города,– ответил генерал Брюс, получивший донесение от одного из посланных конных разъездов.
-А по подробнее? Укажи на карте, может, какие полки куда-нибудь сдвинулись или вовсе ушли?– попросил ответившего генерала Петр.
Отвечавший, молодой генерал-майор с орлиным носом и голубыми глазами, уверенно подошел к столу и, посмотрев на позиции шведов, слегка пододвинул пару фигурок на карте, а потом, немного подумав, сместил с основных позиций передние линии шведов, уводя их ближе к тылам, вперед же выдвинул четыре конных полка.
-Что ж, с диспозицией противника мы вроде бы как разобрались. Но у нас нет одного важного и необходимого действа!– трубный глас Петра заставил высших офицеров опустить свои глаза, все же не всякий мог выдержать созерцание постоянно мельтешащую фигуру царя, который к тому же находясь в возбужденном состоянии, постоянно забываясь, срываясь на ор.
-У нас нет войск на том берегу, чтобы совершить переправу,– продолжил царь.
-Значит необходимо послать туда чуть ниже по течению один из корпусов и пусть он в случае нужды закроет на время от противника наших солдат,– подал идею князь Шереметьев.
-Дело говоришь, но ведь знаешь, что это можно сделать только при одном условии,– хитро прищурился государь.
-Нам нужно дать генеральное сражение государь,– вмешался Меншиков.
-А не рановато ли, Алексашка? Ведь швед это сильный противник,– задумчиво сказал Петр останавливаясь.
-Никак нет, ваше величество, не рано, сейчас у нас перед Карлом большое преимущество, обоз с боеприпасами он под Лесной потерял, еды не хватает, такого шанса может ведь и не представиться. Не дай бог он в Померанию отступит, да еще к тому же численность нашего войска поболее будет, чем у него,– задорно сказал царский любимец.
-Да, быть может ты и прав,– хлопнул себя по бедру Петр, выпуская кольца ароматного дыма.
Походив еще пару минут, словно окончательно взвешивая все «за» и «против» государь снова остановился.
-Решено. Дадим шведам генеральное сражение! А на тот берег пошлем тебя Никола, вместе с твоим корпусом. Поручаю держать правый берег Ворсклы напротив нашего войска и ждать пока мы не переправимся,– сказал Петр, обращаясь к боярину Третьяку, добавив.– Все можешь идти готовиться к выступлению, я должен видеть через пару часов только пустое место на той земле, где сейчас стоят твои солдаты.
Генерал-майор тут же отдал честь и развернулся к выходу, слыша, как государь начинает обсуждать с оставшимися офицерами план самого сражения и собственных позиций во время оного.
Придя к себе в шатер, боярин вызвал всех командиров и коротко обрисовал ситуацию, давая немного времени на возможные вопросы со стороны командиров. Вопреки ожиданиям никаких вопросов от командующих полками не было, все военные быстро уловившие, что именно от них требуется, начали в своих мыслях прорабатывать план действий, «отключившись» ненадолго из реальности.
-Раз вопросов у вас не имеется, тогда не буду вас больше задерживать, господа офицеры,– сказал генерал, увидев, что лица всех командиров приняли глубоко задумчивый вид…
Через два часа, после того как командиры корпуса генерал-майора Третьяка получили указания, место расположения оного покинуло чуть больше пяти тысяч человек, оставляя после себя примятую и утоптанную траву, затухающие угольки костерков.
Колонна солдат шла ниже по течению, оставляя за собой основную часть войска, вальяжно расположившуюся на пологих склонах холмов, стоящих почти на самом берегу реки. Замыкал же уходящую колонну полк витязей, вместе с парой десятков орудий, привезенных ими с собой. Иногда чуть в стороне колонны проносился десяток-другой кавалеристов, исполняющих роль разведчиков и передовых летучих отрядов пехотного корпуса.
Ближе к полудню, когда солнце уже нещадно палило, буквально испепеляя своими лучами северные, привыкшие к морозу больше, нежели к жаре, души русских солдат, один из посланных вперед разъездов, нашел переправу через реку, вызвав бурный восторг солдат.
-Да, солнце не щадит никого,– вытирая текущий со лба пот, коричневым от пыли платком сказал генерал-майор, наблюдая за тем, с какой радостью бросаются солдаты к вожделенной воде, прямо на берегу собирая плоты, сделанные еще на стоянке.
-Это точно,– согласился с генерал-майором командир витязей, неотлучно сопровождающий боярина на протяжении всего перехода.
-Я думаю, витязям надо идти вместе с Пятым полком, мало ли какие оказии могут случиться на том берегу,– наконец сказал генерал. Заметив, что на плоты затаскивают и крепят орудия.
-Как прикажите, господин генерал-майор,– сказал Прохор, разворачивая своего жеребца в сторону своего полка.
В сотнях мелькающих зелено-красных мундирах виднелись несколько сотен абсолютно зеленых мундиров, на некоторых из которых кроме погона для ремня ранца было еще один золотистый погон с разным количеством серебристых полосок. Именно к этому островку зелени послал своего коня майор Митюха, сам одетый в такую же одежду, что и его подчиненные, только лишь с тем различием, что вместо полосок у него была одна серебряная звезда. Да и на войлочной беретке кроме небольшой металлической пластинки с гербом витязей была прикреплена пластинка с изображением развевающегося трехцветного русского флага.
Увидев своего командира, сидевшие без дела витязи встали и построились в шеренги, ожидая команды.
-Всем приготовиться к переправе, мы идем вместе с Пятым пехотным полком, будем охранять берег пока не переправятся все остальные,– улыбнулся Прохор, видя, что даже в такую жару бывшие кадеты сохранили дисциплину.– Разойтись.
-Все слышали? Быстрее! Плоты уже готовы!– тут же начали исполнять свои прямые обязанности капралы с сержантами, не дожидаясь приказов от лейтенантов.
К полковнику подошел молодой витязь, на погоне которого, как и у него блистала серебряная звезда, только меньших размеров и вместо черной беретки на его голове была беретка ярко алого цвета, выдавая в нем принадлежность к артиллерии.
-Как дела с «колпаками», Федор? Все нормально?– спросил у своего друга командующий витязями.
-Все отлично, Прохор, что ты так волнуешься?– улыбнулся ему Федор.
-Да не знаю, неспокойно как-то вот и хочу лишний раз все проверить, перед тем как на другой берег переправляться начнем,– признался другу майор.
-Ну, ежели так, то давай я еще разок пробегусь и осмотрю, как закрепили орудия и снаряды, перед переправой лишнее не будет,– задумавшись сказал Федор Заболотный.
-Будь добр посмотри, а то мало ли какие гостинцы могут нас на той стороне ожидать.
-Тогда я пошел.
-Иди,– ответил Прохор, продолжая осматривать окрестности на противоположном берегу Ворсклы.
Через пару минут на пологом берегу вместе с Прохором замер командир Пятого пехотного полка полковник Шестаков, напряженно смотрящий в одну сторону вместе с майором.
-Начали!– скомандовал полковник.
Первое капральство полка вошло в воду, быстро погружаясь по грудь. Но как только солдаты прошли пяток метров, дальнейшее погружение в воду остановилось, весь дальнейший путь в реке они так и пошли, по горло в воде с высоко поднятыми над головой фузеями. Хотя расстояние до противоположного берега и было небольшим, всего около сотни метров преодолеть его без инцидентов всем не получилось. Кто-то из спешащих побыстрее перебраться на сушу взял много левее указанной отметки и тут же с головой ушел под воду, и если бы не товарищи, вовремя схватившие ремень фузеи неудачный солдат навсегда бы остался на дне реки, являясь предметом чрезмерного внимания разнообразных рыбешек. Но вот воины, добравшиеся до противоположного берега, смогли закрепить канаты, предусмотрительно взятые артиллерийскими расчетами.
Следом за первым капральством в воду зашли две роты витязей, идущих в две колонны, четко друг за другом. Именно на них, вместе со вторым капральством, ушедшим чуть дальше, для наблюдения за местностью, ложилась первоочередная охрана подступов к броду с этой стороны берега. Разойдясь на сотню саженей в стороны две роты разбив территорию на два сектора занимали по четыре позиции, на каждый взвод по одной. Молодые воины приготавливали оружие к бою. Хотя казнозарядные фузеи витязи проверяют при каждом удобном случае, лишний раз осмотреть механизм не помешает. Увы, но даже она имеет массу недостатков, один из которых бумажные патроны. Пороховой заряд быстро отсыревал, если находился не в специальной сумке или наглухо забитых ящиках. Кроме того, игла, ржавела и ломалась, поэтому каждый витязь имел при себе пару образцов ударников, что естественно не прибавляло ему прыти. Радовало одно, что в фузеях стальные пружины держались достаточно, не плохо, только успевая главное вовремя осматривать их, да смазывать льняным маслом. После пары десятков выстрелов в трубке накапливался пороховой нагар, сильно мешавший игле двигаться, из-за чего его приходилось часто чистить, от чего трубка постепенно расширялась.
Первые сотни переправлялись и тут же уходили охранять периметр вдоль берега, следом за ними в ближнее охранение отошли все оставшиеся витязи, приготовившись отражать возможное нападение противника. Но к счастью переправляющихся солдат нападений не было и даже небесные птахи спокойно сидели в стороне, весело щебеча.
После переправы половины корпуса к песчаному берегу прикатили плотно закрепленные разобранные пушки, тут же оказавшиеся на больших плотах. Повозившись, закрепляя телеги с орудиями, артиллеристы дали команду к переправке плотов, по натянутому канату, будто на пароме плоты следуя друг за другом переправлялись на другой берег. Как бы не хотелось командирам переправлять войска быстрее, это было не возможно в связи с тем, что плотов было всего три, из-за чего возникала закономерная «пробка» в переправе, ведь защита позиций с тыла была не менее важным атрибутом переправы, как и защита возможного нападения с фронта.
-Что ж думаю можно и остальные полки пускать,– облегченно сказал генерал-майор, наблюдая за тем, как к противоположному берегу отходит последняя тройка плотов.
Сразу за ними в теплую воду вошли солдаты Седьмого пехотного и Рязанского полков, с наслаждением отдавая чрезмерное тепло, накопленное телом на протяжении дня. Сам же генерал-майор, командиры полков и батальонов переправлялись на плотах, верхом на лошадях.
Должна же у начальства быть привилегия перед обычными солдатами.
Ближе к пяти часам вечера все войска вверенные генерал-майору Троицкому переправились на правый берег Восклы и были готовы к дальнейшему движению, которое и продолжилось в обратном направлении по этому берегу реки, к своим войскам, для подготовки временной базы.
К семи часам первые воины корпуса графа Троицкого подошли к намеченной позиции, тут же начав ее обустраивать. Первые партии разведчиков-кавалеристов, получив приказы, еще в начале движения ускакали далеко от своих позиций, высматривая присутствие противника.
Предосторожности командиров оказались напрасными, и подготовка временного лагеря прошла без каких-либо инцидентов.
-Ну что, господа офицеры, я думаю нам можно и отдохнуть,– сказал своим командирам генерал, собрав их после полуночи, когда все дела были уже решены, а приказы на утро отданы.
-Как будет угодно, господин генерал-майор,– ответил полковник Шестаков.
-Тогда ступайте к себе, завтра нам всем рано вставать,– устало, улыбнувшись, сказал боярин, отпуская всех.
…Ранний подъем не предвещает ничего хорошего… Так думают везде, кроме армии, и лучше всех усвоили эту простую истину молодые «зеленые» витязи, привыкшие жить по расписанию. Место стоянки оных отвечало всевозможным хитростям инженерного дела, при условии, что в распоряжении у витязей было чуть меньше пяти часов на обустройство своего внутреннего лагеря. Слишком уж большой получалась временная стоянка для пяти тысяч людей, не считая полтысячи коней.
-Подъем!– дружно начали распихивать сонных витязей капралы и сержанты, после первых звуков полковой трубы.
Но как бы ни хотелось спать молодым воинам они дружно встали со своих теплых, нагретых мест и построились в шеренги, ожидая команд от своих непосредственных начальников.
«В походе,– сказано в Уставе витязей.– Витязю разрешается отступление от режима дня, в том числе это касается и телесной нагрузки, ежели прямой командир витязей сам освобождает подчиненных от оной. Все приказы самого командира исходят из п. 3 главы «О командирах и их обязанностях"».
Вместе со своими подчиненными встал и командир витязей, майор Митюха. По началу, недоумевая, многие командиры других полков с запозданием поняли плюсы такого подхода командования.
Хотя даже никто из самих витязей не мог догадаться, откуда царевичу пришла такая мысль – ставить вровень командира и подчиненного на одну ступень в такой дисциплине как телесные упражнения, как назвал физическую нагрузку цесаревич Алексей.
С того времени прошло почти два года, и ни разу наследник не пожалел о том, что ввел такое правило для командиров-витязей, которые не только сохраняли свои боевые навыки, но и становились эталоном и примером для подражания своих подчиненных. Постоянно совершенствуя их и показывая на личном примере, что нет предела совершенству.
Легкая десятиминутная разминка и витязи готовятся к утреннему осмотру, благо, что никаких боевых действий еще не было, поэтому и кардинально менять расписание режима в походе Прохор не стал, дабы его воины не расслаблялись. Конечно, многим не было понятно, почему молодой полковник так нещадно, по сравнению с другими полками гоняет своих солдат, не намного младше, а то и такие же по возрасту. Но что делать, такова участь многих новшеств, причем не только в России, но и во всем мире.
Пока большинство витязей делали зарядку и готовились к утреннему осмотру, повара и их помощники готовили на походных кухнях кашу, с кусочками говядины, еще вчера бывшей беззаботной парнокопытной животиной.
День начинался, так же как и десятки предыдущих, с тем лишь отличием, что вокруг временного лагеря-стоянки были далеко раскинуты патрули разведчиков. Вопреки уложившемуся порядку корпус генерал-майора Троицкого не стал делать никаких укреплений, воины использовали приготовленные фашины, столь заботливо собранные из валяющегося повсюду в лесу хвороста.
Адъютанты мелькали пред глазами, передавая послания от одного командира к другому, являясь связующим звеном между ними. Многие из адъютантов были еще юнцами, не потерявшими веру в героизм любой войны, они еще не видели ужаса той смерти, которая приходит не во время сражения, а после. Тогда, когда раненый картечью в живот солдат, с трудом удерживает лезущие наружу кишки окровавленными культями наполовину лишенными пальцев, не в силах сразу же умереть и не в силах терпеть боль и страх того, что Костлявая уже занесла свое оружие и ждет только одного – момента, когда раненый отпустит наружу свои внутренности. Адъютанты чаще всего были отпрысками знатных фамилий, в силу приказа государя посланные служить на благо родины и Отечества. Мало кто из них участвовал в настоящем сражении, больше наблюдая за сим действом со стороны, на вершине холма или на коне, мчась к одному из командующих с очередным приказом.
-Адъютант Сизов!– громко выкрикнул командующий корпусом, приставляя свою печатку к горячему воску на стыке краев страницы.
В шатер к графу Троицкому вошел молодой парень, лет семнадцати с большими голубыми глазами, обрамленными длинными ресницами, как есть ангел во плоти, года через два от его взгляда будут падать девушки, а то и замужние женщины, если он конечно проживет эти два года.
-Адъютант Сизов, прибыл, господин генерал-майор!– бодро крикнул юноша, щелкнув для острастки каблуками.
-Передашь полковнику Митюха,– протянул юнцу письмо генерал.– Скажешь,… а впрочем, ничего не говори.
-Есть!– взял в руки конверт юноша.
Через пять минут адъютант Сизов прибыл в расположение витязей, где воины, чуть старше самого адъютанта стояли с фузеями в руках, в дула которых были всунуты багинеты, под счет офицера, так же как и подчиненные стоявший с фузеей они синхронно делали несколько движений и возвращались в прежнее положение. Не сразу адъютант заметил, что багинеты оказались и не багинетами вовсе, да и в самих дулах никаких посторонних предметов не наблюдалось, узкий, клинок локтя полтора длиной примыкался рядом с дулом, с левой стороны. Сизов даже забыл, что от него требовалось, с интересом наблюдая за движениями витязей…
-Делай раз!
Сотни солдат одновременно сняли с левого плеча, на котором был закреплен погон под ношение фузей и перехватили оружие двумя руками, направив его в сторону перед собой.
-Делай два!
Дружный, монолитный шаг витязей заставил наблюдателя вздрогнуть, вместе с которым фузеи резко выталкивались вперед, протыкая невидимого врага.
-Делай три!
Следом за атакой каждый воин сделал еще один шаг и оказался на локоть ближе к вероятному противнику, одновременно вынимая оружие из тела врага и занимая первоначальное положение, беря оружие на изготовку.
Адъютант, не видя знакомых глазу знаков различия у тренирующего офицера, кроме разве что офицерского шарфа решил свою задачу самым правильным, по его мнению, действием.
-Пакет от господина командующего, полковнику Митюха!– громко выкрикнул он.
В ответ на слова адъютанта, тренирующий офицер остановился.
-Капитан Панов!– громко сказал офицер.
-Я!– раздался ответ со стороны правого крыла застывших витязей.
-Замени меня, и продолжайте комплекс,– приказал офицер и чуть подумав, добавил.– Если меня не будет дольше, то начинайте отрабатывать седьмое построение.
-Есть, продолжить тренировку!– ответил капитан, занимая место Прохора.
-Ну, что давай посмотрим, что там,– сказал молодой офицер, подходя к адъютанту боярина Третьяка и забрал из рук опешившего Сизова конверт с печатью генерал-майора.
А за спиной подошедшего офицера все так же продолжилась тренировка, разве, что движения не много изменились, но на какие именно адъютант заметить не успел. Полковник Митюха уже шел к стоящему невдалеке небольшому походному шатру, возле которого стояло полковое знамя с вставшим на задние лапы бурым медведем на зеленом фоне, с небольшим православным крестом в правом верхнем углу.
Догнать Прохора адъютант Сизов смог лишь возле входа в шатер, где его и остановили два молчаливых витязя, перегородив дорогу.
-Пусть зайдет,– из своего пристанища сказал командир витязей.
-На словах ко мне еще что-нибудь есть?– заинтересованно спросил командующий полком.
-Никак нет, господин майор!– ответил Сизов, наблюдая за тем, как он вскрывает маленьким ножичком конверт.
-Тогда, подожди пару минут,– сказал он, погружаясь в чтение, но не прошло и половину от того времени, которое дал адъютанту полковник, как он оторвал взгляд от желтоватого листа бумаги и откинулся на спинке кресла.– Можешь идти.
-Есть, господин полковник!– ответил адъютант и вышел из шатра.
-Ну, что-то такое, я и ожидал,– улыбнулся Прохор, чувствуя, как приятно греет сердце осознание того, что ты предугадал действие пускай не противника, но все же.– Капитана Панова ко мне!
Постоянно дежурившие возле входа полковника два витязя, по сути, совмещали две должности, как телохранители Прохора, и как его адъютантов. Через пару минут перед командиром стоял раскрасневшийся офицер, недавно занимавшийся со своими подопечными, в сотый раз, а может и в тысячный, повторяя комплекс упражнений для пехоты, придуманный и «отшлифованный» в корпусе «Русских витязей».
-Нам предписывается выступить к Полтаве, в случае обнаружения противника действовать согласно «личной инициативе и смекалке»,– сказал своему заместителю капитану Кострову Прохор.
-А цель, какая?
-Разведка и помощь осажденному городу.
-Так Швед к нему не подходит! Уже чуть ли не две недели сидит без дела,– сказал недоуменно Александр.
-Вот поэтому нас и посылают к городу, на всякий случай,– хмыкнул полковник, укладывая приказ в небольшой ларец, стоящий на столе.
-Это что же тогда получается, нам прямо сейчас выступать?
-Ну не прямо сейчас, конечно, через час я думаю уже нас здесь быть не должно…– подумав, ответил Прохор своему заму.– Так что давай иди, готовь наших молодцев.
-Есть, господин полковник!– вскинул руку к берету Панов.
-Давай, давай Саша, нам еще с маршрутом определиться надо будет.
Заместитель командующего витязями вышел из шатра, оставляя того наедине с самим собой и мирно покоящимся в ларце приказе.
«Вот тебе и первые подводные камни,– грустно улыбнулся Прохор, вспоминая, что говорил ему царевич, перед тем как они расстались…
…День был на удивление солнечным и приветливым, солдаты шли по разбитой дороге, мешая грязь сапогами, будто старуха кашу в огромной ступке. В центре колонны ехало десятка два всадников, возле которых невдалеке постоянно курсировали полсотни кавалеристов, высматривающих появление на горизонте возможных «проблем».
Кто-то разговаривал друг с другом, споря до хрипоты по одной ему известной причине, кто-то внимал «мудростям» старших сотоварищей «наматывая на ус» их жизненный опыт, кто-то просто молчал, не в силах оторваться от прелестного вида ранней весны, уже вовсю хозяйничающей на просторах южной Руси.
И лишь пара одиноких всадников, уединившись от ушей окружающих, оторвались от общей колонны, ехала саженях в двадцати впереди построения.
-… Я уже говорил тебе, Прохор о том, что не все так радужно в штабе армии,– задумчиво сказал молодой всадник на вороном жеребце, для которого ярость сражения и свобода на просторе больше привычны, нежели неторопливый прогулочный аллюр.
-Старший брат, ты же знаешь, я бывал у тебя в штабе,– улыбнулся юноша в зеленой форме с двумя погонами, на одном из которых сверкала большая серебряная звезда.
-Там куда ты едешь сейчас, подход к этому делу не такой как у нас был до этого, а надеяться на русское авось я не хочу. Ты мой брат по духу Прохор и на тебя я надеюсь как на самого себя. Да и дела при дворе моего батюшки не так хороши, как мне хотелось бы, вряд ли кто из командующих будет поддерживать вас. Ведь все витязи для приближенных моего отца выскочки, недоучки, непонятно как получившие в руки фузеи. А для самых влиятельных и возможные неприятности в будущем,– цесаревичу явно не понравился тон, которым говорил с ним Прохор, слишком беззаботно и весело звучали слова витязя.
-Старший брат, ты так говоришь, будто мы едем не в расположение наших частей, а во враждебный лагерь,– улыбнулся Прохор, но, увидев суровый взгляд наследника русского престола, улыбка сама по себе сползла с губ.
-Вполне возможно, что так оно и будет,– тихо сказал Алексей, глядя на гарцующих невдалеке всадников».
Спустя час полк витязей, вместе с приписанной к нему артиллерией покинул расположение корпуса, уже приготовившего плацдарм для переброски всего войска с левого берега Восклы.
-С Богом,– смотря в подзорную трубу, в след уходящим зеленым мундирам сказал генерал Третьяк, прекрасно понимающий, что если шведы прознают о движении полка к городу, то вполне могут послать ему на перерез несколько сотен кавалерии. А что будет тогда с молодыми воинами, ему вовсе не хотелось думать. До сих пор не придумано способа защиты пехоты от внезапной конной атаки, которая по истине может привести к ужасным последствиям для витязей.
Между тем, колонны полка «Русских витязей» бодро шли по пыльной дороге, ведущей к Полтаве. В центре построения ехали телеги, запряженных тяжеловозами, прикрытыми со всех сторон от возможного проникновения нежданного противника.
До города было не столь далеко, как могло показаться в начале, чуть больше сорока верст, но вот пройти их налегке это одно, а вместе с артиллерией это совсем другое, увы, но лесные тропки не подходят для езды пресловутой тягловой повозки. Так что по окружной дороге, проходящей много севернее наиболее подходящего маршрута к городу, протяженность дороги увеличивалась, чуть ли не вдвое, перерастая из обычной передислокации в небольшой поход со всевозможными лишениями и большей вероятностью нападения врага.
Благодаря полусотне драгун, в последний момент приданных полку, разведка местности и проверка годных участков дороги для продвижения занимала не столь много времени, если бы ту же функцию выполняла одна из рот полка.
Но все-таки не все было таким безоблачным, как показалось в начале пути. Через час один из десятков драгун, сменяющих друг друга, по разным направлениям натолкнулся на разъезд шведов, часть которого тут же вступила в бой, а часть понеслась обратно, к своим войскам. Из десяти драгун в бой успели вступить только шестеро, унеся с собой жизни пары шведских кавалеристов, но затем, шведы резко отступили, получив какую-то команду от своего старшего офицера.
Услышав неприятною новость, Прохор приказал разведчикам усилить бдительность и дальность самой разведки, как никак лишних пять минут никому не помешают, тем более, если через оные к тебе вылетит неприятельская конница.
-Надо искать место для отражения атаки,– сказал Федор, внимательно оглядывая редкий перелесок впереди себя.
-Нам надо скорее пробраться к городу,– не согласился с ним командир.
-Если шведы не дураки, то обязательно воспользуются моментом и атакуют нас, причем наверняка на марше,– задумчиво сказал Федор.
-Может, они и не пошлют никого к нам,– сказал Прохор, понимая, что говорит глупость.
На слова командира Федор никак не отреагировал, лишь косо посмотрел, мол «Сам то веришь?».
-Ладно, не смотри на меня так. С детства не люблю, когда на меня так смотрят,– улыбнулся Прохор своему другу.
-Мне надо позицию для моих «малышей» присмотреть,– посмотрел на друга Федор.
-У тебя же телеги как у булавинцев, такого же действия,– сказал Прохор, намекая на то, что выбор позиции таким способом не столь уж и нужен, да и зачем он требуется, если поставил на телегу пушку, и пали куда хочешь. Конечно, ограничения есть существенные, да и разборка самой телеги времени не мало занимает, но все же это лучше чем ничего.
-Хм, сам же знаешь, мои ребята почти не тренировались таким способом стрельбу вести, а это как сам знаешь черева-то, да и качество стрельбы оставляет желать лучшего. Этот способ хорош только для отражения атаки в притык, – нахмурился командир всей полковой артиллерии.
-Хорошо-хорошо, будет тебе позиция, через минут десять мы встанем лагерем, там и выберешь, куда стоит поставить «колпаки»,– сдался полковник, немного подумав.
Как и было обещано, пройдя за неполный день чуть больше дюжины верст, полк встал лагерем, тут же огородившись по периметру от возможного налета вражеской кавалерии кольями, сделанными из молодых березок, растущих по обеим сторонам дороги.
-«Кубышками» их бей, Федор!– донесся сквозь звуки сражения до майора Заболотного полный ярости приказ друга.
-Скорее заряжай!– отдал приказ артиллеристам майор, смотря, как относительно хрупкие цилиндрические снаряды с остроконечным концом со смертельной начинкой заталкиваются в дула 12-ти фунтовых орудий.
-Пять, десять, пятнадцать…– считает про себя молодой артиллерист, после чего дает отмашку, и первые пять «колпаков» выплевывают сноп искр, сквозь который с яростью прорываются пять чугунных чушек, столь заботливо созданных в недрах мастерских корпуса «Русских витязей».
Нападение шведов произошло на второй день марша, после обеда, когда солдаты слегка расслабились. Разведка в лице драгун почти прозевала четыре сотни конницы шведов, спешащей за уходящими от них к Полтаве пехотинцами. В самый последний момент, усиленный дозор сумел послать к не подозревающим о приближении врага витязям вестового. Сами же драгуны, стараясь хоть как-то искупить свою вину, устроили засаду передовому отряду шведов и напали на него, заставив отступить. Легкая задержка была на руку готовящимся к отражению атаки витязям. Понимая, все это командир шведов приказал не задерживаться и идти только вперед. Быстротечная стычка кавалеристов и драгун закончилась столь быстро, что шведы даже не поняли, как и почему они отступили до этого.
Тридцать семь мертвых тел лежали на земле, медленно остывая в тени редких деревьев, чуть больше десятка раненых драгун отступили по дороге к своим позициям…
Но как не спешили шведы зайти в тыл идущей колонне, они все же не успели, и пехотинцы полка смогли на скорую руку приготовиться к отражению атаки. Когда шведы сотня за сотней влились на дорогу со стоящей неподалеку естественной балкой, разбивающей широкую тропу на две, их накрыл свинцовый дождь, выкашивая зазевавшихся кавалеристов, следом за атакой витязей в плотные ряды конницы влетели гранаты, ломая и коверкая тела людей вместе с лошадьми, взрываясь в плотной массе конницы.
Не меньше полусотни изломанных тел остались лежать перед балкой, орошая землю своей кровью. Но потеря своих собратьев не столько остудила пыл шведов, сколько подстегнула их, бросив в горнило ярости и жажды смерти.
-Держать ряды!!!– пронеслось над шеренгами витязей, первые линии которых застыли с фузеями на изготовку, у части новиков, закончивших свой первый год только весной, немного тряслись руки, выдавая сильное волнение.
Никто уже не скажет, что точно случилось в тот момент, когда шведы смогли взобраться на пологий взгорок и ворваться в ряды молодых воинов. Но одно было видно даже невооруженным взглядом, вместо панического бегства первые шеренги наоборот сделали шаг вперед, ставя фузеи на манер копий, после короткой команды: « К вершине!».
Звон и грохот сошедшихся клинков и выстрелов сотрясли воздух на сотню шагов, стирая границы между языками, попросту заглушая все иные звуки кроме всеобщей «песни войны».
Между тем на возвышении застыла батарея из двадцати пушек, возле которых суетились артиллерийские расчеты, спешно заряжая орудия. Канал ствола уже давно прочистили, пороховой заряд в снаряде давно дожидался запальника, и вот, наконец, последний расчет закончил запихивать в орудие снаряд, закрепив его пыжом и насыпав в заправочное отверстие пороховую смесь. Тут же рядом с орудиями застыли запальщики, ожидая команды офицера.
-Пали!– едва слышно донеслось до передовой линии сражающихся.
Над головами витязей пронеслись новые снаряды, тут же врезались в середину взбирающихся на холм кавалеристов. Центр шведской конницы будто выкосило, оставив после взрыва истерзанные картечью, людские и лошадиные тела, перегородившие проход для остальных шведов. Не чувствуя поддержки от своих войск первая линия кавалерии подалась назад, отступая для перегруппировки, но новый залп, не известно когда зарядивших свое оружие витязей окончательно смешал ряды шведов. Последняя попытка шведов построиться для новой атаки окончилась провалом, когда в застывшие линии врезались новые «кубышки», попутно убив командира шведского кавалерийского отряда.
-Отступают!– радостно закричал кто-то из витязей и тут же его поддержал хор из десятков голосов.
Оглядев поле боя, Прохор увидел, что как они не старались свести потери к минимуму, на земле после боя осталось лежать чуть больше дестяка тел молодых воинов, отдавших жизнь за свою Родину. Перебросив же взгляд чуть ниже по склону, командующий батальоном увидел, что на земле лежат, чуть ли не три сотни воинов противника, часть которых еще шевелилась. За спинами витязей, спешившись перевязывали раны драгуны, рядом с ними стояли витязи, приготовив чистые бинты.
-Надо бы им помочь,– заметил кто-то из сотников, смотря, как кто-то из раненых шведов старается подняться на ноги.
Но рваный обрубок ноги не позволял этого сделать и швед, не умерший от болевого шока, раз за разом падал на алую землю, словно от того встанет он на ноги или нет, зависит его жизнь.
-Собираем наших воинов и выступаем к городу,– зло бросил Прохор, отворачиваясь в сторону от ужасной картины, сжимая до боли кулаки.
В уголках глаз появились капельки слез, видеть гибель своих братьев тяжело всегда, но становится тяжелее оттого, что ты понимаешь, этих смертей не избежать и в скором времени их будет больше. Однако это не значит, что он будет прощать гибель своих братьев!
-Не по-христиански это…– попробовал возразить кто-то из драгун, но напоролся на холодный взгляд командира и тут же замолчал.
Сам же Прохор пошел в сторону сложенных на телегах тел. Внимательно подошел к каждому из погибших и подолгу всматривался в лицо каждого, запоминая его навсегда. Уже осматривая последнего мертвого витязя, он увидел желтоватый клочок бумаги, выглядывающий из нагрудного кармана молодого воина.
Аккуратно достав листок, полковник развернул его и увидел, на залитой кровью бумаге неровные буквы слов, прыгающих строк:
Жизнь нас ломала, Но мы не сдавались, И каждый день За «соломку» держались. Бывало уж помощи Ждать не откуда, Но мы все равно Держались друг друга! Настанет день, А может час, И каждый скажет: «Честь дороже нас!» Накроет прахом Тень времен, Но всякий знает, Мы не уйдем! Для нас Присяга Не пустое слово! И клятва верности, Ведущая единой дорогой… Все наши жизни Принадлежат России, Ведь Вера и Родина Для нас едины!Прочитав их, Прохор бережно сложил листок пополам и убрал к себе в карман, чувствуя, как на щеках остаются мокрые дорожки, скупо капающих из глаз слез…
24 июня 1709 год от Р.Х.
Полтава.
Ровные ряды солдат в зеленых мундирах необычного покроя входили в раскрытые ворота города, везя за собой возы с ранеными и мертвыми воинами, за ними медленно втягивались подводы с разобранными орудиями.
Пришедшее в город подкрепление встретил сам комендант города – полковник Келин. Рядом с ним стоял среднего роста человек, с казацким чубом в полковничьем мундире.
-Полк «Русских витязей» прибыл в подчинение к командиру гарнизона города!– отрапортовал Прохор стоящему напротив него начальству, после того как последний воин замер в шеренге перед воротами.
-Хилые воины пошли у Руси-матушки,– с сарказмом сказал казак, смотря на запыленную форму витязей.
-Да? А вы пошли кого-нибудь под балку съездить, что в восьми верстах отсюда,– спокойно сказал полковник Митюха, лишь карие глаза опасно сузились.
-Посмотрим, никуда не денемся,– заверил Прохора казак, подзывая к себе кого-то из ближайшего окружения.
-А что уже здесь нет коменданта, раз кто-то решается без его слова что-то решать?– удивился командир витязей, смотря в глаза полковника Келина.
-Нет, комендант здесь есть, просто Иван немного забылся,– хмыкнул полковник, смотря, как покрывается алой краской казак.
«Не правильное начало какое-то,– вздохнул про себя Прохор.– Надо будет исправлять, обязательно надо исправлять!»
-Позволите лично посмотреть, что там такого увидели, хм… витязи, господин комендант?– спросил казацкий полковник у своего командира.
-Конечно, господин полковник, думаю, сегодня шведов ждать не следует, так что можно позволить себе легкую прогулку,– улыбнулся Келин, поворачиваясь к полковнику.– Пожалуй, нам стоит пройти ко мне в кабинет, полковник. Ваших людей проводят на постой.
Митюха ничего не сказал, лишь кивнул, повернувшись к своему полку, посмотрел на заместителя, капитана Панова, который только качнул головой, мол «Я все понял». Рука полковника медленно опустилась в карман, нащупала клочок бумаги и сжала его, чувствуя, как проходит начавшаяся было дрожь.
«Успокойся!– приказал сам себе витязь, поднимаясь вместе с полковником Келиным вверх по улицам города».
-Напра-во, шагом марш!– скомандовал за спиной Прохора его заместитель, переговорив с подошедшим к нему квартирмейстером.
Колонны витязей пошли в ногу за капитаном, каждый из молодых воинов смотрел перед собой, думая о чем-то своем. Лица витязей, полные решимости заставляли отводить глаза встречающих их горожан и солдат осажденного города.
Между тем, Прохор шел за комендантом города и думал о том, что ему передал цесаревич, в тот момент, когда отъезжал от бригады, заворачивая на Азов.
…-Пойдем со мной Прохор, проводишь меня перед долгой дорогой,– улыбнулся витязю его высочество, пуская коня в сторону от неторопливо движущихся войск.
-Конечно, старший брат,– ответил командир полка «Православных витязей».
Пыль взлетала маленькими облачками из-под копыт пары медленно едущих коней, тут же оседая обратно. Ровные шеренги солдат шли по Смоленской дороге, весело перешучиваясь по пути, кто-то запел походную песню, тут же подхваченную десятками голосов.
-Красиво поют,– сказал цесаревич Алексей, о чем-то задумавшись.
-Да, это они умеют,– улыбнулся Прохор, смотря, как наравне со всеми поют и его витязи, поддерживая звонкими мальчишескими голосами хриплые голоса мужиков.
-Знаешь, Прохор, я ведь уезжаю на довольно продолжительное время, и сам не знаю, когда вновь окажусь в России,– внезапно перевел разговор на другую тему цесаревич.– Да и в дороге многое может случиться, всего не предусмотришь…
-Ты обязательно скоро вернешься, старший брат!– горячо возразил полковник, старающийся всегда называть цесаревича только как младший витязь своего старшего собрата, есть в этом что-то… родное.
-Да-да, конечно,– грустно улыбнулся Алексей, смотря в настороженные глаза своего друга, ставшего таким родным, что и придуманное когда-то слово стало не таким уж и выдуманным.– Но все, я хотел бы тебе кое-что сказать.
-??
-Не смотри так, Прохор, а то меня дрожь пробирает. Ничего такого, о чем ты думаешь, я тебе не скажу, потому что не знаю, а вот кое-что по предстоящей кампании тебе поведаю, открою тайну, если можно так выразиться,– сказал Алексей, глядя в обеспокоенные глаза командира витязей.– Возможно, что как только бригада прибудет в расположение войск, вас отправят на помощь осажденному городу…
-Какому городу?– удивился Прохор.
-Узнаешь, не это главное, просто знай, что такой поворот возможен и наиболее вероятен. Но и это еще не все, я дам тебе письмо, которое тебе надо будет открыть, как только ты окажешься за стенами города, причем там, где не будет никаких лишних глаз и ушей, но никак не раньше,– сказал цесаревич, смотря в его глаза.
-Но почему? Разве нельзя сразу сказать…
-Нет!– резко оборвал младшего Алексей, устало, потирая виски кончиками пальцев.– Есть много вещей, про которые стоит узнавать только тогда, когда приходит их время.
-Как скажешь, старший брат,– склонил голову витязь пред цесаревичем, внимательно глядящим на него.
-Я хочу, чтобы ты знал, Прохор, я люблю каждого витязя как родного брата, и стараюсь делать для них все от меня возможное,– сказал Алексей.
-Мы все знаем об этом!– удивленно сказал Митюха, прекрасно зная как заботиться о тех юношах, которые порой оставались в живых только благодаря везению и милости Бога. И теперь у этих мальчишек, когда-то заросших в грязи по уши, с вечно голодными глазами, появилась их семья, та самая, которая дает им все в этой жизни, суровую мужскую заботу и внимание старых ветеранов, вкупе с пониманием учителей.
-Сделай все, что только возможно Прохор, но сбереги их, никто из витязей не должен предать нашего знамени, оно столь же свято, как и узы всего нашего братства. Делай, что должно и будь что будет!– сказал Алексей, наблюдая за полетом степных птах, высматривающих в густой траве свою добычу.
Каменные постройки города перемешались с деревянными избами, создавая причудливый образ двух разных культур. Все же Полтава это тот город, который совмещал в себе две культуры, мирно существующие друг с другом, с разнообразными причудами и веяниями эпох. Трехэтажное здание на окраине центральной площади представляло собой одну из тех построек, которая лучше всех показывает новые потребности русской архитектуры.
-Господин полковник, как вы думаете, шведы пойдут на штурм города?– внезапно спросил комендант Полтавы у Прохора.
-Хм, не знаю, господин полковник, может, и пойдут, а может, и нет, это от их государя зависит,– пожал плечами витязь.– Но я не думаю, что Карл совершит столь опрометчивый поступок, все же воевать на два фронта много сложней и опасней, чем на один.
-И я так думаю, но расслабляться не следует,– кивнул головой Келин, проходя мимо замершего слуги, распахнувшего двери перед полковниками.
-Господин полковник, расскажите, как вам удалось так долго держаться? Ведь у города, то по сути и стены то нормальной нет, так валы одни…– с жадным интересом поинтересовался у коменданта молодой витязь.
Все же прав был цесаревич – знаний лишних не бывает и каждая мелочь, в случае крайней нужды в конце концов может пригодиться, даже в совершенно немыслимых ситуациях.
Внутреннее убранство дома коменданта не отличалось изысканностью и разнообразием, все же старые привычки не так то легко уходят, и выбрасывать огромные деньги на ветер пока еще господа дворяне не научились. Кабинет полковника Келина был расположен на втором этаже, окна которого выходили прямо на западную сторону города, туда, где сейчас на расстоянии в десяток верст должен находиться лагерь шведов.
-Садитесь полковник, раз тебе интересно то почему бы и не рассказать. Осада действительно была не легкой для нас, и даже скажу больше, мы уже готовы были биться голыми руками…
Прервавшись, полковник указал на кресло напротив своего рабочего стола, раскрыл ставни окон. Жара стояла просто невыносимая, только легкий ветерок и тень кое-как спасали людей от столь отвратной летней погоды.
-Благодарю.
-Вина?– спросил Келин.
-Лучше квасу, если можно,– улыбнулся Прохор.
-Конечно,– хмыкнул полковник, позвонив в маленький колокольчик, стоящий на столе.– Митька квасу тащи!
Прибежавший на звонок мальчонка лет тринадцати тут же умчался выполнять приказ. Глаза Прохора странно посмотрели ему в след, где-то в их глубине промелькнула тень недовольства, впрочем, тут же исчезшая.
-Ну, что ж, слушайте…
С самого начала осады Полтавы выяснилось, что артиллерии как таковой у шведов попросту нет, ни пороха для пушек и гаубиц, ни самих орудий катастрофически не хватало, да и со снарядами дела обстояли не лучше. На протяжении всей осады шведы, волохи под их командованием и изменники-казаки штурмовали стены и валы города почти без помощи артиллерии, рассчитывая взорвать довольно хлипкие укрепления моего города минами, однако правильно делать это воины Карла Двенадцатого не умели. Доходило до того, что как только мина ложилась в черте города, наши защитники умудрялись вовремя открывать оный гостинец, используя ее порох для собственных нужд. Вот и получилось, что за три месяца осады пороху, в конце концов почти не осталось и обстрел как таковой прекратился.
-Скажите мне, господин полковник, а для чего вы прибыли сюда?– задал неожиданный вопрос комендант Полтавы, после своего обстоятельного рассказа.
-Что вы имеете в виду?– удивился витязь.
-Не поймите меня неправильно, но просто получается так, что перед генеральным сражением государь отправляет один из полков в место, где нападения и вовсе не ожидается…
-Гм, не думаю, что на сей вопрос я смогу ответить, приказ отдавал не я…
-Да-да, конечно, генерал-майор Третьяк, знаю, читал, но вот все же это все странно… вы не находите?– прищурился Келин, поглаживая гладкий подбородок.
-Не вижу ничего странного, господин комендант, боярин Третьяк решил так не по своей воле. А что же до войск в наших руках, то могу сказать, что у нас и без того почти на десять полков больше. Да и признаться честно береженого бог бережет. Мало ли что шведскому государю в голову взбредет? Вдруг он решит ночью вылазку против города совершить, а тут только половина гарнизона осталась, да и та почти вся ранена, так что решение генерал-майора очень даже своевременное.
-Хм, об этом я не подумал, признаюсь. Извините, если чем-то задел вас, господин полковник, просто почти два месяца осады, и никакой помощи, а тут сразу полк целый прибыл, пускай и молодой полк,– виновато улыбнулся Келин, пытаясь загладить неловкость повернувшей не в то русло беседы.
-Ничего, от меня не убудет. Только раз уж если у вас появились такие мысли, то мне хотелось бы их развеять,– задумчиво сказал Прохор.
-О чем это вы?
-Просто я хочу, чтобы мой полк имел возможность совершать какие-нибудь действия, а не просто сидеть за стенами, в то время, когда наши войска будут биться со шведами,– ответил полковник витязей.
-Вы на что это намекаете?!– начал багроветь Келин, поднимаясь со своего места.
-Ни на что я не намекаю, господин полковник, просто говорю, то, что сказал бы вам Его Высочество. Наш полк нуждается в постоянной тренировке, поэтому я хотел бы попросить вас, позволить мне с двумя-тремя ротами каждый день выходить за стены города…
-Ах, вот вы о чем,– сел обратно комендант.– Тогда ладно, тем более что я и сам хотел устроить пару тройку вылазок в лагерь Карла, останавливало только малое число гарнизона, но раз уж вы сами придерживаетесь схожего мнения, то я, конечно, позволю вам это, господин полковник.
-Тогда, позвольте мне откланяться, дела не требуют отлагательств,– встал Прохор, поправляя, черный берет, стальная пластинка с выпуклым медведем заняла место чуть выше середины лба, аккурат на четыре пальца выше бровей.
-Конечно-конечно, я вас не задерживаю. Только прошу вас, господин полковник, предупредить своих воинов о том, что нарушений и драк у себя в городе я не потерплю.
-Поверьте, это лишнее, да и не до этого им сейчас,– бросил Прохор Митюха, развернулся и вышел из кабинета, оставив наедине с самим собой полковника Келина.
Глава 3
Двадцатые числа июня 1709 года от Р.Х.
Дарданеллы – Царьград.
Второй полномочный посол России Алексей Романов.
Вопреки совету Толстого, сходить на берег Царьграда я не стал. Не мог и все тут, давно уже нет того города, откуда на РусьРусьРу пришла вера наших отцов и прадедов. Да и трехчасовая остановка погоды, если честно не сделает, поэтому вместо того, чтобы праздно шататься по землям Османской столицы, я сел дописывать новую главу ко второй книге по тактике, специально для командирского состава корпуса витязей. Увы, пока только для них одних.
Ведь даже не смотря на то, что в Преображенский и Семеновский полки поступило по две сотни казнозарядных фузей, роты, перевооруженные ими по-прежнему придерживаются старой тактики – уповая на линейное построение, вместо того, чтобы использовать в полной мере мобильность и скорострельность. Хотя быть может эпоха линейных построений, не прошла просто-напросто необходимо разработать новые построения, к примеру вместе с орудиями в линиях. Хм быть может, об этом стоит подумать чуть позже?
Хорошо, что моя надежда и гордость – витязи, в полной мере оправдывают мои ожидания, схватывая на лету все то, чего я хочу добиться от них. К тому же Димка, наконец, всерьез занялся проблемой создания казнозарядных штуцеров или, проще говоря, винтовок, причем именно под наш капсюльный патрон, процесс изготовления которого находится в строжайшей тайне. Плюс к этому, наш «Кулибин» параллельно взялся за создание нового орудия с нарезными канавками, по моим первым чертежам. Даже обещался показать уже готовый вариант к моему приезду, что ж будем смотреть, только почему-то мне кажется, что из этой затеи у него мало что получится. Ведь многие моменты я попросту не освещал, так что… А ладно, время покажет, может у него даже лучше получится чем было в моем времени.
-Ну да ладно, на чем я там закончил? А вспомнил!– в руки легло гусиное перо, легкий бриз, ворвавшийся в окно каюты, слегка приподнял желтоватый листок бумаги, лежащий передо мной, кончик пера начинает свое путешествие по бумаге…:
« П.7.
Контратака превосходящих сил противника.
Совершать сие действие позволительно командирам, званием не ниже капитана. Однако есть ряд ограничений, кои отрадны будут и инициативу дурную воспретят:
-нельзя контратаковать врага без дозволения своего прямого командира, кроме тех случаях, которые указаны в п.3 главы: «Инициатива командира. Что позволено, а что нет».
-нельзя совершать контратаку даже при малейшей возможности атаки врага в тыл или с фронтов своих соратников, через образовавшуюся из-за атаки брешь в обороне.
-нельзя атаковать конного противника, до завершения тактического маневра врага (если до этого не было прямого приказа своего командира).
-Никогда нельзя оголять собственные позиции, уводя всех воинов в атаку, в резерве всегда должно оставаться не менее пятой части от воинского подразделения (действенно только для активной защиты, при прямых атаках врага сие правило может опускаться(!)).
В остальных же случаях командир волен самолично решать, как действовать в тех или иных ситуациях, при этом каждый командир ОБЯЗАН ВСЕГДА поддерживать своего собрата в бою, или же сдерживать преступные порывы оного. (Запомните: один в пол – не воин!)
Любой командир принявший решение на контратаку, обязан использовать всю имеющуюся в его распоряжении артиллерию, до того как посылать своих солдат на врага.
Однако каждый командир должен придерживаться рамок Устава. Любые вопросы, появляющиеся у командиров должны быть детально разобраны и изложены на бумаге, дабы в дальнейшем не было неясности и неточности…».
-Ваше Высочество, вы позволите?
Поднимаю голову от исписанного листа бумаги – на пороге замер Петр Толстой.
-Конечно, Петр Алексеевич,– указываю на кресло напротив себя.
-Благодарю.
-Вы что-то хотели или просто решили пообщаться?
-Признаться честно Ваше Высочество, меня очень сильно поразили наши предыдущие разговоры, и даже обрадовали оные, в какой-то мере, поэтому я тешу себя надеждой, что мы продолжим наши беседы…
-Я и сам с удовольствием поговорю с вами, Петр Алексеевич, вот только теперь мне хотелось бы затронуть в нашем разговоре не Османскую империю, а Францию и Англию, ну еще, быть может, Голландию, если вы не возражаете, конечно,– убираю листы в стол, следом за чернильницей и пучком перьев.
-Вот и замечательно,– потянувшись, размял руки и шею, сделав пару упражнений.– Никифор!
-Что изволит Ваше Высочество?– кланяясь, спросил камердинер, появляясь из-за двери.
-Принеси нам с Петром Алексеевичем что-нибудь перекусить, ну и вина какого-нибудь, в общем как обычно.
-Сию же минуту будет исполнено, Ваше Высочество!– пятясь назад, сказал камердинер, прикрывая за собой дверь каюты.
-Так что же вы хотели бы обсудить в первую очередь Ваше Высочество?– поинтересовался дипломат.
-Как вы знаете, Петр Алексеевич, в Европе уже не первый год идет война за Испанское наследство, и честно сказать, мне очень интересно узнать ваше мнение на сей счет, ведь судя по всему, мне кажется, что Франция вместе с Испанией ее проиграют,– я решил не терять время даром.
-Я бы не стал так сразу, Ваше Высочество, хотя должен согласиться, что дела у Короля-солнца действительно не важны, коалиция во главе с Англией и Голландией теснят его войска по всем фронтам, не говоря уже об Испанских Нидерландах. В мире всегда есть место чуду, так что все может быть…
Разговоры со старым дипломатом стали для меня той отдушиной, которая помогает любому человеку, у которого может случиться приступ апатии. Пускай, она вызвана расставанием с любимой, со своим детищем, с друзьями, в конце концов, суть не в этом, главное, что она есть. Да я могу писать главы к тактическим заметкам для витязей, могу читать последние книги о фортификации, попутно просматривать все имеющиеся в наличие иностранные газеты, благо, что французский и немецкий языки были «вложены» в голову цесаревича. Быть может, эта странная апатия могла бы пройти сама собой, но я не знаю насколько она могла растянуться.
Однако долгие беседы с послом Толстым, отличающимся богатыми познаниями во многих сферах жизни. С ним можно было беседовать о политике, и тут же переключиться на проблемы некоторых губерний, он мог рассказать какую-нибудь историю из жизни почти под любую обсуждаемую нами тему. Благо, что опыт общения с турками у него имелся большой, а они, как известно, особенно советники султанов объясняются весьма витиевато. Единственное чего не мог делать Толстой, это, пожалуй, упражняться вместе со мной в фехтовании, отдавать утро созерцанию просторов и питью шербета.
Как-то так получилось, что в поездку я взял с собой не свою облюбованную саблю, а подаренную Петром булатную шпагу, и честно сказать не пожалел об этом. Хотя сабля и оказалась коварнее прямой шпаги, но зато уступала ей в длине давая несомненное преимущество перед саблей, при условии, что противники равны по технике. Каждое утро начиналось для меня с разминки и часовой тренировки, вместе с шестью гвардейцами, попарно сменяющими друг друга. Что делать, тренировать полученные навыки жизненно необходимо, мало ли что может случиться в поездке. Да чего говорить, достаточно вспомнить относительно недавнее покушение на меня в лесу. Мда, интересные дела…
Между беседами и тренировками я пытался вспомнить все то, что так или иначе может пригодиться Руси-матушки в будущем, старался анализировать имеющиеся у меня в наличие данные, представлять всю картину в целом. Дела шли медленно, со скрипом. Частенько и вовсе откатываясь назад – в этом деле помощников мне было не найти.
Пришлось вспоминать всевозможные агрегаты для удобства работы и улучшения всего производства. К примеру, я таки умудрился вспомнить кое-что важное о порохе. Ведь не зря же патроны создаются именно в Петровке, надо только еще создание самого пороха на поток поставить и все будет замечательно. Благо, что утечки информации не будет, за этим внимательно следит Михаил, с десятком специально отобранных человек.
Как известно в данный момент производство почти всего пороха в мире идет, чуть ли не в ступках. Но пару лет назад под руководством выдающихся мастеров порохового дела Егора Маркова и Ивана Леонтьева была усовершенствована сама технология получения дымного пороха, они ввели обработку тройной смеси под бегунами, что повысило плотность порохов и их стабильность при горении.
Вот только неприятные инциденты случались и здесь, поэтому мне в голову пришла мысль о том чтобы, воспользоваться изобретением одного из ученых своего времени. Хорошо, что в свое время удалось пару раз пробежаться глазами по интересной заметке в какой-то энциклопедии…
В середине 19 века какой-то мастер порохового дела, увы, но я не запомнил его имени, предложил совершенно новый способ уплотнения пороха, намного безопасней, нежели используемый сейчас, его суть заключалась в следующем. Вместо бегунков и разнообразных бочек и прочей утвари порохового дела используются прессы, причем они должны быть строго определенной температуры 100…105RС. Конечно до такого прогрессивного способа изготовления первоклассного пороха еще далеко, но уже в это время мы вполне реально можем изготовить подходящие условия для этого. Тем более что паровую машину Димка уже создал, осталось дело за малым!
Двадцатые числа июня 1709 года от Р.Х.
Где-то в Ионическом море.
Полномочный посол государства Российского Алексей Романов.
…Эгейское море осталось далеко позади, сегодня – завтра должны выйти в центральные воды Ионического моря, так что наше морское путешествие, как я очень надеюсь в скором времени должно закончиться, ненадолго, но все-таки. Недели три и мы, наконец, сможем высадиться в первом городе нашего посещения – Провансе. В отличие от Петра я предпочел начать свой путь не с Англии и Голландии, а с Франции. Пусть она сейчас находится в относительном упадке, но все же симпатий она вызывает много больше нежели, заносчивое островное государство. Увы, но батюшка так и не хочет понять, что союз с Англией, которого он так жаждет, не принесет ничего хорошего для России, а вот если получится, наладить отношения с Францией. То в будущем вполне возможно будет на нее рассчитывать в ряде решения «южных» вопросов, связанных с Османской империей, коей она является союзником. Да и общаться с почти побежденной страной много сподручнее, нежели с ее победителем. Политика, знаете ли, скользкое искусство, в котором нет место личным привязанностям…
Чушь! Я, по крайней мере, именно так считаю. Лучше иметь под боком одного надежного друга и союзника, чем постоянно ожидать предательства от «временных друзей», не видя дальше своего носа. Вот только для того, чтобы быть уверенным в том, что выбранный союзник был именно таким какой тебе нужен, необходимо соблюдать ряд взаимных условий. Одно из них, к примеру, такое: отдавать наследников и детей правителей на обучение в Россию, второе – никогда не позволять оседать на землях империи и союзника еврейским сынам, или же наоборот сразу уравнять их в правах при одном условии: все осевшие на русскую землю должны быть выкрестами. Ну и третий пункт один из главных, но не последний – тесно связать экономику союзника путами помощи и поддержки, в крайнем случае они могут стать и кандалами. Жестоко, некрасиво, в какой-то мере омерзительно, но крайне надежно, а самое главное действенно, если так будет продолжаться на протяжении нескольких поколений, то народ союзной державы сможет быть в дальнейшем ассимилирован, причем на добровольной основе.
-Стоп! У меня мысли куда-то не туда пошли, завернули не в то русло!– массирую свои виски.
Вечерняя прохлада приятно овевает разгоряченное от жарких дум тело, будто опытный опахальщик в полуденную жару. Новые идеи и мысли занимают свои места в голове, в надежде на то, что в скором времени и до них дойдет время.
Внезапно на палубе забил колокол, созывая личный состав наверх. За окном каюты резко похолодало, слабый ветерок полностью исчез.
-На нас движется шторм!– донеслось сверху на палубе, колокол продолжать надрываться, предупреждая команду о надвигающейся опасности.
В окно каюты увидел, как сзади нашего корабля два барка выстраиваются в линию, зажигают на мачтах фонари, отдают команды флажками, на кораблях спешно готовятся к бою со строптивой стихией.
-Сейчас нас накроет! Паруса закрепить, обвязаться веревкой…
Голос капитана оборвался, об борт барка ударилась волна, следом за ней еще одна, еще больше первой. Через мгновение на лицо упали сотни капель, выводя меня из оцепенения. Хаотично метаясь по каюте, закрыл окна, быстро собрал все бумаги и книги, начал упаковывать их в стоящий в углу сундук, но внезапно пол подо мной поехал, я не удержался и упал на спину, зацепив локтем небольшую полку. Качка началась!
Морская качка усиливалась с каждой секундой, пару раз меня знатно приложило об угол стола, один раз, не удержавшись, упал на пол. Постепенно на теле не осталось ни одного целого участка, один сплошной кровоподтек, да и только. Жизнь в очередной раз подбрасывала новое испытание.
Как я до сих пор не сломал себе шею, мне таки и не удалось понять. Бумаги, которые писал все свое путешествие, с огромным трудом удалось затолкать в сундук, замок которого благополучно затерялся в недрах каюты. Дощатый пол скрипел, и казалось, что через мгновение эта посудина развалиться пополам, но нет, проходили минуты, а барк продолжал упорно противостоять стихии. Где-то вдалеке слышались голоса кого-то из команды…
Поворачиваю голову и вижу, как в очередной раз меняются местоположением потолок и пол, удар, вспышка боли, я теряю сознание.
-Ваше Высочество с вами все в порядке?– откуда-то издалека донеслось до моего сознания.
Открываю глаза и вижу, что передо мной на коленях стоит Егор, один из моих гвардейцев, обеспокоено разглядывая меня чуть ли не со всех сторон.
-Все нормально, если про голову забыть,– отвечаю ему, чувствуя, как внутри больной головушки взрываются мириады звезд, к горлу подступил неприятный комок.
«Мне только сотрясения не хватало!»
-Где мы находимся?
-Наши корабли разметало по морю, Ваше Высочество, «Зверь» не в состоянии продолжить плавание, у него пробоина, пока его не отремонтируют из бухты он не выйдет,– ответил Егор.
-Так ясно,– оглядываюсь и вижу, что лежу на песчаном берегу, вокруг валяются баулы и сундуки с вещами, рядом в небольшой бухточке замер наш барк, с отломленной бизань-мачтой.– Хорошо, что вообще целы остались…
-Да, это точно,– нервно облизал губы гвардеец, вспоминая недавнюю битву со стихией.
-Капитан говорил, где мы сейчас находимся?
-Извините. Ваше Высочество, я не узнавал…
-Ничего, все в порядке, я сам переговорю с капитаном Мироновым.
В голове продолжают бить колокола, в горле противная горечь, того и, гляди мой вчерашний ужин попроситься наружу, но пока, слава богу, этого не происходит. Так что не без помощи Егора встаю на ноги, собираясь идти к капитану корабля.
Он сам, если меня не обманывает зрение расположился на самом берегу, в надежде выискать бухту понадежнее. Видимо барк действительно хорошо потрепало, если уж капитан не решается довести его в ближайший порт. Барк слегка накренился, видимо течь сильная, если наш корабль готов завалиться на бок.
С каждым шагом в голове гулко проносится эхо тревожного колокола. Определенно последствия удара головой, не самые приятные.
-…Мать твою Ефим! Я тебе что говорил?! А? Я тебя спрашиваю?!
Не доходя до капитана саженей двадцать, увидел такую картину: стоит молодой матрос, нервно теребящий свой платок, а возле него капитан. Злой голос капитана и виноватое лицо матроса явно говорили о том, что произошел какой-то инцидент, явно не из приятных.
-Дык откуда я знал, ваша милость?
-Что ты не знал? Что углы на сундуках надо прикрыть?! Тогда тебе нечего делать на моем корабле! Пошел вон собака!– казалось еще немного и капитана хватит кондрашка, как в народе называют эпилептический удар.
-Но…
-Это еще Его Высочество не знает! Иначе точно на рее вздернет! Пошел вон с глаз моих долой!
Матрос понуро направился прочь от взбешенного капитана Миронова, тот же остался стоять на месте, о чем-то усиленно думая. Мое приближение он явно не видел, да и как увидишь, если я иду со спины?
-Капитан что случилось?– спрашиваю тридцатилетнего Миронова.
По спине капитана барка пробежала едва заметная судорога. Медленно, словно приговоренный к смерти он повернулся ко мне, на лице красные пятна, под глазами синие мешки, видимо он вовсе не ложился спать.
-Ваше Высочество,– кланяется он.
-Ну же, Дмитрий, говори, что случилось такого, из-за чего ты чуть бедного матроса на тот свет не отправил?– улыбаюсь капитану, все же тошнота и головная боль постепенно проходят, странно конечно, что так быстро. Но жаловаться на сие глупо, так что вместе с уходящими личными неприятностями понемногу возвращается хорошее настроение.
-Во время шторма, посол Его Величества, государя-батюшки Петр Алексеевич Толстой ударился об один из углов стоящий в его каюте сундуков…
-И?– слегка сжимается сердце от плохого предчувствия.
-Он умер,– коротко, по-военному отвечает Дмитрий, смотря мне в глаза.
-Мне надо осмотреть его каюту, и сундук, конечно же, о который он ударился.
-Сию секунду!– облегченно выдыхает капитан.
Да, увы, как не жаль замечательного человека, но и такое может быть, сам чуть богу душу не отдал, так что вариант со смертью от сундука, как бы нелепо это не звучало все же можно рассмотреть, да и лгать капитану мне не с руки. Но как бы то ни было, видимость расследования надо провести.
После осмотра «оружия убийства» мы вместе с капитаном Мироновым отправились обратно на берег, куда уже переправили все вещи дипломатической миссии. В том числе семь небольших сундучков с золотой монетой и один с драгоценными камнями. Конечно для обычной поездки этих денег слишком много, но государь так же требовал нанимать мастеров и офицеров на службу в Россию, а если повезет, то и заложить на какой-нибудь верфи фрегат-другой.
Однако сейчас, когда получается, что во главе сильно сократившегося посольства остался я один, в силу случившегося несчастья, то мне все карты в руки. Да и сам Петр говорил о том, что я могу посещать те страны, которые считаю нужным, вот только вопрос что мне делать дальше? В распоряжении вместо трех кораблей остался всего лишь один, да и тот никуда не годен, по крайней мере, в ближайшем времени. А вот его то мне терять ни в коем случае нельзя, необходимо как можно скорее попасть обратно в Россию.
В итоге, что мы имеем? Во-первых, полную свободу передвижения и заключения хоть сколько-нибудь нужных договоров, во-вторых, денежные средства для осуществления всех этих передвижений и в-третьих всю полноту власти как полномочного посла. Хм неплохо, вот только без кораблей отсюда не выбраться, насколько я правильно понял нашего капитана, мы попали на Сицилию, прямо посередине между Мессиной и Катанией. Откуда ему это известно я допытываться не стал, не до этого сейчас признаться честно.
Из числа всего посольства, которое плыло во Францию в моем распоряжении, на данный момент находятся боярин Долгомиров и боярин Бирюков, остальные же пятнадцать служивых и дворовых людей посольства мы, как видимо, потеряли. Получается, что если посчитать нас всех вместе, с моими гвардейцами, прислугой, и людьми бояр, то всего получается двадцать семь человек. Хм не так уж и мало, могло бы быть хуже.
Решение пришло само собой, спонтанно, если говорить кратко:
-Капитан мы отправляемся в Мессину, в случае же если на горизонте появятся наши корабли, то пусть идут следом за нами в город. Тело Петра Алексеевича Толстого остается с вами, я постараюсь сразу же прислать корабль за ним, негоже русскому человеку на чужбине быть похороненным. Если же корабля в течение пары дней не будет, то мне кажется, батюшка Арсений не откажется воздать должные почести верному сыну России и исправно отстоит службу.
-Как будет угодно, Вашему Высочеству,– склонил голову Миронов, признавая мою правоту.
Больше ничего, не говоря, иду обратно к гвардейцам, рядом с ними лежит куча вещей. Рядом расположилась пара бояр, вместе со слугами. Не желая терять время, приказал всем собираться, благо, что десяток коней на барке осталось. Так что путешествие не должно оказаться слишком уж суровым, вот только телег для скарба нет, все остались на других кораблях, но это уже мелочи, как-нибудь переживем сие неудобство, все же в первом городке их купить можно.
Через час наше сильно уменьшившееся посольство было готово тронуться в путь. Ну а так как указания капитан Миронов уже получил, вместе с моим письмом для государя, то и задерживаться на берегу смысла попросту нет. Тем более что солнце начало немилосердно припекать. Так что к полудню наша небольшая колонна тронулась в путь.
Отъехав всего на пяток верст, я заметил, что ландшафт плавно изменился, местами где-то вдалеке виднелись пологие холмы, рядом с ними часто росла какая-нибудь рощица, в которой даже если захочешь устроить засаду, то только с помощью дополнительных насаждений, про которые здесь мало кто мог бы додуматься. Не тот век, не то время…
Плавная размеренная езда заставляла задумываться обо всем, кроме самой поездки, не знаю, почему, но мысли о предстоящей ответственности угнетали. Сам, желая получить больше возможностей, я по-прежнему хотел оставаться самим собой, быть хозяином самому себе, однако как я успел убедиться, власть имущие далеко не так свободны, как их описывают историки и современники. Как бы то ни было, но именно наиболее рьяные, занятые делами по уши государи, канцлеры, премьер-министры оставили наиболее значимый след в истории, пускай не всегда приятный, но все-таки видимый потомкам.
Мир меняется по воле сильной личности, одной или десятка, но именно личности, и чем умней, расчетливей, жестче, сильней этот человек тем быстрее меняется окружающее его пространство, будь то государство или же племенное объединение. Вот такая суровая правда жизни, и от нее никуда не денешься, если конечно не хочешь стать «растением».
Верста за верстой оставались за спиной, отдаляя наше посольство от берега. Слуги весело переговаривались, впрочем, не решаясь мешать при этом своим господам, бояре и вовсе обсуждали прелести местных девиц, которых я, к примеру, еще ни разу не видел. Да и не нужны мне они, признаться честно, меня в Рязани и так самая чудесная девушка ждет, так что для меня все остальные только бледные отображения моей Оленьки.
Оторвавшись от размышлений, оглядел вокруг себя не столь живописные места, сколько несколько странные, но вот почему именно странные я пока еще не понял. Рядом со мной почти сразу же оказались двое гвардейцев, готовые прикрыть меня своими телами в любой момент.
«Молодец Олег, толкового себе помощника Мишка подобрал, растет на глазах,– делаю вид, будто и вовсе не замечаю перестановки своих воинов».
Наконец в голову пробивается мучавшее меня смутное беспокойство. Я таки понял, в чем дело, оказывается, я уже чуть ли не пару минут гляжу на два похожих друг на друга холма, в низинах, которых раскинулись те самые рощицы, которые я видел издалека. Сейчас же они не казались такими уж маленькими и никчемными, при желании в них, наверное, можно будет спрятать пару эскадронов улан, если конечно постараться.
Сзади все так же беспечно беседовали бояре, не замечая ничего вокруг, слуги переставляли ноги, иногда перебрасываясь друг с другом парой фраз – не более того, сил на бесполезную болтовню у них уже почти не осталось.
-Вам бы, Ваше Высочество в середке схорониться надобно, а то мало ли что,– негромко сказал Олег, подъезжая сбоку.
-Если нападут толпой, то это не поможет Олежка, так что не переживай, но и про дозоры не забывай,– успокоил я его.
«Определенно смышленый воин».
-Как скажите, Ваше Высочество.
Через десяток минут наш кортеж проходил между холмами, где-то рядом в чащи щебетали птицы, по верхушкам деревьев гулял ветерок, заглушая большинство звуков.
-Федот! Егор!– кивнул головой Олег, выезжая впереди меня.
Два гвардейца тут же дали шенкелей коням, вырываясь вперед, хотя дорогу и проверяли буквально пять минут назад, но лейтенант гвардейцев решил перестраховаться, посылая дополнительный разъезд пред кортежем. Однако ожидаемой опасности впереди не было, Федот с Егором ждали нас на перекрестке дорог, поблизости не было ни одной живой души.
Чтобы хоть как-то скоротать время я попросил одного из бояр, Бориса Долгомирова рассказать о здешних местах, то, что он знает сам.
-Мне приходилось бывать в здешних водах всего пару раз, Ваше Высочество, мог бы и чаще сюда наведываться, да ведь из-за проклятых нехристей, наши суда не могут пройти через Царьград, поэтому приходиться плавать через Архангельск.
-Так это чуть ли не в три раза длинней, получается,– быстро прикинул в уме получившееся расстояние.
-Да где-то так, но побывать здесь конечно стоило, разве что из-за каперов, которых очень уж много развелось в водах близ Англии и Франции путь крайне опасен, но зело выгоден. Семь лет назад я побывал в Милане и Венеции, много всего полезного привез тогда.
-Ну а чего ты можешь про народ здешний рассказать? Каков он?– допытываюсь в меру возможностей, мало ли, что пригодиться во время будущих переговоров.
-Горячие тут все, словно раскаленные угли, но это даже хорошо, особенно для женщин… Кхм, так о чем это я, ах, да, так вот горячие они, да и своевольные шибко уж очень, вместо работы про дурость поют, да вино делают. Торгаши!– закончив свое краткое повествование, Борис сплюнул на землю, выражая, таким образом, все свое презрение к здешнему народу.
-Кратко, но со смыслом,– буркнул себе под нос Егор, ехавший рядом со мной в паре саженей справа.
-А скажи-ка мне Борис, как долго нам до Мессины добираться? Ведь капитан особо не распространялся об этом.
-Увы, Ваше Высочество, но я не знаю, не путешествовал здесь, да и не интересовался этим.
-Что ж спасибо и на этом.
Однако вновь уйти в себя, раздумывать над очередными идеями мне не дали. На горизонте, как раз со стороны нужного нам города скакал легкой трусцой отряд численностью около двух дюжин, все солдаты в кирасах, одетых поверх красных кафтанов пышными рукавами, расширяющимися возле плеч. На головах людей блестели железные шлемы, немного заостренные по центу, наподобие гребня, с небольшими полами по кругу.
Увидев нас, они немного замешкались, но почти сразу же припустили своих коней, часть отряда заняла позиции с боков, приготовив укороченные фузеи, другая же, основная часть отряда остановилась в десятке саженей от нас, в нашу сторону выехал один всадник, мне ничего не оставалось, как последовать его примеру.
Еще на «Звере» мы вместе с Петром Алексеевичем решили, что я подобно отцу поеду не под своим титулом, а «сменю» его на менее значимый. Так что теперь я можно сказать для всех, кроме свиты светлейший князь Романов. А что звучит!
Подъехав, друг к другу мы представились. Однако беседу пришлось вести на французском языке, из-за того, что я испанского не знаю, да и сам офицер вряд ли понимает по-русски.
-Сеньор прошу представиться, вы находитесь на землях Его Величества короля Испании и Сицилии Филиппа Испанского,– настороженно приказал офицер, заведомо отойдя с линии возможного огня своих подчиненных.
-Конечно. Перед вами, светлейший князь Романов, подданный Русского царя,– как можно расслабленней ответил я.
-Капитан Алехандро-Пабло Пилар-Гомез,– в ответ представился испанец.– Сеньор Романов позвольте поинтересоваться целью вашего прибытия на наш остров?
-Мы плыли в посольстве, но недавний шторм разметал наши корабли, тот корабль, на котором плыли мы, нуждается в ремонте, поэтому обстоятельства вынудили нас пуститься в путь по испанским землям.
-Что вы собираетесь делать дальше? Будете ждать, пока не починят ваш корабль?– как можно учтивей спросил офицер, махнув рукой приготовившимся к стрельбе солдатам.
Сзади меня немного расслабились гвардейцы, глядя, что на меня никто не собирается нападать. Однако рук с эфесов шпаг не убрали, да и взведенные кремниевые пистоли можно вытащить за долю секунды, была бы практика.
-Мы хотели бы добраться до Мессины, а там уже, насколько мне известно, мы смогли бы найти корабль, который сможет переправить нас на большую землю.
-Замечательно! Мы как раз должны сейчас возвращаться с рейда обратно в город,– обрадовался испанец.
-В какой город?– добираться, куда либо еще, да еще на ночь, глядя,… хм увольте!
-Так мы же сами из Мессины, уважаемый князь! И поэтому с вашего разрешения хотели бы сопроводить вас, а то на дорогах что-то слишком много разбойников развелось,– лучезарно улыбаясь, предложил испанский офицер.
-Мы с удовольствием примем вашу помощь, сеньор Алехандро.
Развернувшись, офицер бросил пару слов своим солдатам и пара, из них отделившись от общей массы, поскакала обратно. Наш же кортеж пришлось выстраивать вновь, теперь уже по бокам ехали солдаты в кирасах и красных мундирах, гвардейцы, повинуясь командам Олега, заняли позиции как можно ближе рядом со мной…
Глава 4
25 июня 1709 год от Р.Х.
Полтава, полк «Русских витязей».
Прохор Митюха.
Прошел день с тех пор как витязи прибыли в город. Второй день бездействия планомерно уходил в прошлое, когда только что прибывший полк, без лишнего шума и суеты, поставив в центр колонны десять небольших телег, вышел из расположения казарм. Ворота Полтавы негромко всхлипнули, выпуская наружу, чуть больше восьми сотен воинов, и тут же закрылись, часовые наверху увидели в закатных лучах солнца как молодые солдаты быстрым шагом идут в сторону небольшого перелеска, начинающегося в паре верст от стен города, катя телеги, закрытые от постороннего наблюдателя тряпицами.
Приближалась ночь, витязи, отдохнув после перехода в казармах, тихо идут по редкому леску, углубляясь в березовую чащу. Все беды и тревоги ненадолго отошли на второй план. Юношеский максимализм готов стерпеть многое, в том числе и саму смерть. Да именно так, и никак иначе, такова природа каждого мужчины: до двадцати мы герои, после двадцати до тридцати мы самые умные герои, а после тридцати воины, готовые отдать свои жизни за Родину.
Впереди всех идет молодой полковник, сжимая в руке письмо цесаревича и старшего брата Прохора. Ровный, убористый почерк Алексея немного смазался, не выдержав потных ладоней полковника, не понимающего откуда цесаревич может знать Это?
Да конечно в письме указано все приблизительно, но ведь между строк явно читается знание всего того, что должно произойти завтра. Как бы то ни было, но Прохор верил своему старшему брату, как никому и никогда. Сзади хрустят ветки под ногами, выдавая движение колонны, нервы витязей напряжены, руки сжимают казнозарядные фузеи, примкнутые штыки блестят холодным лунным светом, кое-как проникающим сквозь листву березняка.
Где-то вдалеке мелькнули слабые, едва уловимые отблески…
Колонна встала.
-Егор. Николай,– тихо сказал Прохор, всматриваясь вдаль между стволами деревьев.
Тут же от первого взвода отделились два капрала и бесшумно растворились в ночи. Передовые дозоры хотя и были высланы, но от неприятных сюрпризов никто не застрахован, лучше уж «перебдеть», чем «недобдеть».
Проходит минута, за ней другая, рядом с Прохором появляется один из ушедших:
-Все хорошо, никого нет, там озерце маленькое,– тихо, в самое ухо сказал полковнику витязь.
-Где Егор?
-Он дальше пошел, на всякий случай,– все так же тихо ответил Николай.
-Хорошо.
Вверх взметнулся кулак, введенная цесаревичем новинка, значительно упрощающая отдачу неожиданного приказа: «Стой!» или «Вперед!». Колонна вновь тронулась в путь, иногда она замирала, силясь протащить между корягами груженые до верху телеги. На этот раз от канона Устава пришлось отступить, Прохор взял с собой половину привезенной артиллерии.
Рассуждение молодого полковника были довольно логичны – атака шведов должна быть как можно незаметней, а как этого добиться, если выводить на позиции надо не 10, а 20 орудий, при этом для каждого из них требуется найти подходящее место. Так что Прохору Митюха пришлось оставить в городе десять «колпаков» оставив при них артиллерийские расчеты с минимумом боезапаса, на всякий случай. Да и о движении по лесу забывать не следует, все-таки это то еще удовольствие.
Семь верст, намеченных Прохором с начала движения превратились в десять. Полковник витязей решил перестраховаться и обошел шведов по дуге немного дальше, чем намечал цесаревич в своем письме. Витязи начали уставать, когда полковник, наконец, скомандовал привал. Часа два у его воинов есть, если верить посланию старшего брата, в котором тот указал точное время начала битвы – два часа ночи этого дня. То есть получается, что до начала атаки шведов осталось полчаса, не больше. Часы, подаренные цесаревичем Алексеем, плотно прилегали к сердцу полковника, напоминая о том, что даже вдали от ставшей родной губернии он ответственен не только за себя, но и за тех людей, которые доверились ему. А самое главное за честь наследника, доверившего ее молодому полковнику.
Во время привала витязи занимались чем угодно, только не разговаривали, если только могли перекинуться парой слов с сидящим рядом братом по корпусу. Кто-то чистил свое оружие, кто-то проверял надежность портупеи, высматривая одному ему известные шероховатости. Лес замолк в ожидании, даже звери перестали заниматься своими повседневными делами, чувствуя, что на их территорию пришел самый страшный хищник – человек.
Но ничто не может продолжаться вечно, в том числе и тишина, минуты утекали, словно песок сквозь пальцы, оставляя после себя горькую надежду скорейшего прекращения бездействия. Полковник знал, что будет делать, так же он знал, что его полк будет стоять в этом лесу, смотреть, как гибнут его соотечественники, наблюдать за ходом сражения и ждать, не в силах ничего сделать… так сказал старший брат, значит так и будет.
«Засадный полк», так кажется, сказал когда-то Алексей, рассказывая Прохору о великой победе русского воинства над татаро-монголами на Куликовом поле. Ведь тогда русичи, так как и он стояли, смотрели на гибель своих братьев, выжидая удобного момента…
Ночь, ночь, как же приятно пройтись ночью по полю, забыться ненадолго, поглядеть на звезды, что так прелестно смотрят на мельтешение тысяч людей и наверняка не понимают, зачем мы ведем все эти войны, и для чего убиваем друг друга. В этом мире, как в прочем и везде, во всех эпохах, считаются только с сильнейшими. Так было, так будет, так есть!
Перед полковником Митюха замерли три взвода боевого охранения, в обязанности которых входит безопасность командира полка, они постоянно высматривали в ближайших кустах и деревьях тени врагов, готовые тут же закрыть своими телами своего командира. Идея захватить шведского офицера сразу же отлетела в сторону – слишком мало времени осталось для подобного действа. Как бы то ни было, но совершить, хоть что-нибудь Прохор был обязан, но, понимая всю тщетность душевных порывов, сидел на месте, сжимая в руке все то же пресловутое письмо, которое он так и не сжег, решив, что с этим он может повременить. Подумав, сложил его пополам и нехотя, будто отрывая от собственного сердца небольшой кусочек, убрал за пазуху.
Однако приказ Старшего брата выполнить стоит как можно скорее, иначе потом воинам будет попросту не пройти.
-Сержанта Елисеева позовите ко мне,– тихо сказал одному из охраняющих его витязей полковник.
Сразу же по цепочке приказ командира долетел до нужного человека, и через минуту сержант, стараясь не нарушать спокойствия леса замер перед полковником Митюха.
-Руслан, бери своих витязей, вместе со вторым взводом и тихо мирно двигайтесь в обход лагеря шведов, когда начнется сражение, где бы вы не находились в него не вступать. Внимательно следите за тем, что происходит в стане противника. Как только шведы будут разбиты… Да-да разбиты!– чуть громче положенного повторил Прохор увидев как брови Елисеева слегка приподнялись вверх.– После этого начинайте высматривать все что покажется достойным внимания: генералов, может людишек каких близких к Карлу заметите. Мне нужно, чтобы вы захватили их, по возможности вместе с самим королем, но если такой возможности не представиться, не подставляйтесь. Вы нужны своим братьям и Родине!
Сержант тут же вытянулся во фрунт, вскинул ладонь под берет.
-Ступай,– тихо сказал Прохор, глядя, в спину чуть ли не бегущего воина.
Минуты тянулись, витязи продолжали сидеть на своих местах, приготовив на коленях фузеи. Полсотни разведчиков спешно собравшись, отбыли. Остальные глядели друг на друга и окружающий лес, вслушиваясь в звенящую тишину. Где-то вдалеке ухнула сова, ей вторил дятел, выбивая из коры очередного деревца жучков. Подняв голову, Прохор заметил, как впереди едва видно мелькнула вспышка, за ней другая… тишину леса разорвали звуки взрывов и залпов фузей.
Полтавская битва началась!
Посмотрев на часы, полковник увидел, что минутная стрелка едва-едва перевалила за двадцать минут. Старший брат оказался прав, значит и все остальное тоже правда.
-Всем приготовится,– негромко сказал Митюха, глядя на просветы над кронами деревьев.– И как интересно отсюда их видно?
Капитаны, стоящие чуть сзади своего командира ушли к своим ротам, им необходимо распределить поставленные перед их солдатами задачи. Десять подвод подкатили ближе к окраине поляны, приготавливая все необходимое. Кто-то из витязей заготовил стволы молодых березок, сложив их поверх первых двух ведомых телег. В дороге может всякое случиться, и иметь под рукой десяток другой крепких жердин не помешает.
Минули полчаса. Единая колонна витязей разбилась две поменьше, в центре каждой поставили по пять телег, предварительно проложив две тропы для проезда. Полк «Русских витязей» был готов к выступлению.
Не говоря ни слова, полковник Митюха махнул рукой, и колонны двинулись вперед, молча, словно ночные призраки, оставляя после себя столь же девственную природу, каковой она и была. Разве что колеса тачанок оставляли после себя неглубокую колею, да и та после первого дождика должна исчезнуть.
Разведка уже давно вернулась и теперь десяток витязей, наблюдавших за передвижением противника, вели весь полк, продолжая вслушиваться в звуки сражения и лесные шорохи. Рядом с командующим полка шел сержант разведчиков пятой роты, Филимон Добрынин, переведенный из первой роты для усиления недавно сформированных рот своих молодых собратьев. Конечно, переводили не только Филимона, вместе с ним их «старых рот» забрали еще десятка три отличившихся витязей, назначая их на более высокие должности, именно туда куда, по мнению командующего это требовалось. Он подробно докладывал полковнику обо всех своих наблюдениях, которые заметил за полчаса. Перед Прохором начала разворачиваться картина сражения еще до того момента, как он сам увидел его в подзорную трубу…
Войска Карла начали готовиться к атаке к двум часам, хотя, по словам Филимона может, что и раньше, в темноте сложно рассмотреть действия. Хорошо хоть луна светила, иначе бы взвод разведчиков и вовсе не смог бы ничего увидеть, до того момента как колонны тронулись с места.
Сержант смотрел, как строятся в десять колонн шведы, причем четыре из них были намного ближе расположены к позициям русских войск, чем все остальные.
Луна, появившаяся на небосводе играла на багинетах шведов, болтающихся у них на поясе. Она перебегала от одного солдата к другому, заглядывая в душу каждого, будто заботливая мать, провожающая своих сыновей в последний путь, но об этом мало кто догадывался, все-таки предстоящий бой занимал умы людей намного больше, чем игра Владычицы ночи. Штандарты висели безжизненными тряпками, не желая развеваться по ветру. Вся природа и весь мир намекали, они говорили шведам о скором проигрыше, который, наконец, переломит исход этого противостояния. Но что могут почувствовать сыны земли, когда с ними говорить само небо?
За пазухой у полковника лежит все то же письмо. В нем сказано, что Карл сам не сможет вести своих солдат в бой, почему именно так указано не было. Исходя из этого, перед полком «Русских витязей» стояла задача захватить шведского короля, в то время когда основная часть воинства шведов завязнет в бою с нашей армией. Плененный Карл сможет стать замечательным подарком царю-батюшке. Но чтобы этот план осуществился, полковнику требовалось стоять и смотреть, на сражающихся с русскими войсками шведов.
Молодой витязь с тоской сжимал подзорную трубу. Мысли о том, чтобы ударить в спину этим сине-голубым мундирам посещали все настойчивей и настойчивей. Кто-то из пришедших с Прохором воинов тихо ругнулся, глядя на живую массу армии Карла, втягивающуюся в сражение.
Однако Прохор не зря был командиром, он прекрасно понимал, что настоящий полководец, это тот, который прольет меньшую кровь для победы, и будет смотреть, как гибнут его соотечественники, выжидая нужный момент, для того чтобы ударить и принести победу своей стране. Нежели тот, который позволит сиюминутному сердечному порыву одержать верх над разумом, тем самым раскрыть свои позиции раньше времени и понести слишком большие потери, порой приводящие к полному и безоговорочному поражению.
Сзади сержанты под присмотром капитанов выбирали подходящие позиции для «колпаков», нужно было сделать так, чтобы шведы до самой последней секунды ничего не заподозрили. А то и вовсе не заметили первый залп, что конечно мало вероятно, ведь гранатами с картечью необходимо стрелять с открытых позиций, все больше называемых среди витязей – «кубышки», за свою продолговатую форму.
Между тем ровные шеренги шведов продолжали наступать на редуты! Вот уже две колонны сошлись чуть ближе друг к другу, еще две обошли правее, теряя под свинцовым ливнем солдат и офицеров. Шведская конница оттесняет нашу кавалерию, вырвавшуюся из заднего редута. Шведские гренадеры начали готовить гранаты к бою, бросая их в недостроенный первый редут. Залпы фузей с обеих сторон не прекращались ни на мгновение. Плутонги фузилеров сменяли друг друга, выигрывая время для отстрелявшихся собратьев.
Изо всех сил Прохор вглядывался в подзорную трубу, высматривая наиболее ожесточенные схватки за редут. Вспышки взрывов освещали разъяренные лица солдат, с ненавистью убивающих друг друга. За спиной полковника метрах в двухстах, за деревьями готовились к началу атаки все витязи, стоящие в двух колоннах, повзводно, в порядке очередности, сначала первая рота с одного начала и вторая рота соответственно с другого. Впереди колонн, разобрав от трухлявых стволов путь до предполагаемых позиций огня, стоят орудия, за ними артиллерийские расчеты.
-Вторая рота прикрывает «колпаки» с артиллеристами,– повернувшись к капитану Мишину, скомандовал полковник Митюха, глядя, как в противоположные стороны уходят два взвода разведки, неся с собой по несколько молодых березок, срубленных во время стоянки, какое-никакое, а прикрытие для позиций в первые минуты боя у них имеется.– Всем остальным готовиться, по команде, без горна выступаем.
В первой роте никого не осталось, так уж получилось, что вся рота стала единоличной разведывательной ротой, половина ее ушла с сержантом Елисеевым, а вторая половина с капитаном Мишином, лейтенантов в первой роте не было. Слишком мало личного состава на полк «Русских витязей».
Витязи второй роты недовольно сопели, но на большее не решились, все же дисциплина в полку была на первом месте, хотя и насаждали ее явно не демократическими методами, порой за проступок и сквозь строй можно угодить, правда, таковых «вразумлений» еще не было применено ни разу…
Минутная стрелка сделал ровно один круг, медленно подползая к отметке в двадцать минут. В это время первый редут отбивался из последних сил, находящийся за ним помогал своим собратьям, как мог, но этого было мало, то и дело на позициях недостроенного редута взрывались гранаты шведов, унося жизни защитников полевого укрепления. Рядом мелькали сотни конных силуэтов, пистолетная пальба вместе со звоном скрещивающихся клинков слышалась будто бы со всех сторон.
В бой вступила русская кавалерия, сопротивляясь столь упорно натиску шведов, что не только не пропустила их сквозь свои ряды, но и отбросила неприятеля от редута. Вот только закрепиться драгунам было не за что, редуты в стороне, своей пехоты рядом нет, в отличие от самих шведов, которым всякий раз помогал полк мушкетеров, выкашивая залпами десятки конников. Помощи от государя, по-видимому, драгунам ждать не стоит…
Конское ржание с предсмертными хрипами разносилось далеко за пределы поля боя. С каждой минутой бой становился все жестче и кровавей. Бьющиеся драгуны, внезапно прогнулись и вот первые десятки голубых мундиров шведских кирасир появляются за спинами распавшегося русского строя. Приказ и половина драгун сразу же отходит вправо от русского ретраншемента. До боли, сжимая рукоять сабли, Прохор продолжает глядеть за битвой в подзорную трубу, подмечая для себя ошибки нашего воинства, изо всех сил стараясь не сорваться и не дать команду «В атаку!»…
Однако вторая половина драгун не последовала за своими собратьями, они отступали так, словно заманивали врага в ловушку, аккурат к достроенным редутам. При этом у полковника Митюха складывалось такое впечатление, что каждый драгун то и дело оглядывался по сторонам не для того, чтобы увидеть, что творится на поле боя, а для того, чтобы держать в поле зрения определенные координаты.
Вот проходит минута, другая, конница шведов втягивается все дальше и дальше, подставляя свои фланги под ружейный огонь, но и это было не все, что было приготовлено зарвавшимся шведам! Четыре десятка вспышек прорезали ночную мглу, выплевывая приготовленные заранее смертоносные заряды, сразу же выкосившие половину угодивших под перекрестный огонь шведских кирасир….
Плотоядно улыбнувшись, Прохор перевел подзорную трубу обратно на пехоту противника. Колонны шведских солдат давно распались, встав в ровные линии, четким, мерным шагом идя на своего противника, кое-где сине-голубые мундиры смогли ворваться на позиции первого редута, расстреливая в упор русских воинов.
Зубы Прохора едва не крошатся от бессильной злобы, он, как мог, унимал сам себя, но юное сердце не желало просто так смотреть на гибель своих русских солдат. Хотя головой полковник прекрасно понимал, что необходимо выждать еще не много, шведы должны увязнуть в сражении так, чтобы первый же залп «колпаков» смог собрать богатую жатву, «кубышки» необходимо использовать с наибольшей эффективностью.
На ощерившиеся едва видимыми вспышками редуты, накатывала одна волна шведов за другой, поливая оружейным огнем небольшие полевые укрепления, словно весенний дождь, промерзлую землю. Видя, как конница Меншикова начала теснить шведов Прохор поймал себя на мысли, что и сам готов броситься в бой, но тут же отогнал глупую мысль, прекрасно помня приказ Старшего брата.
Внимательно продолжая следить за сражением, полковник увидел, как падают два шведских штандарта, вырванные из рук несших их солдат артиллерийскими снарядами, разорвавшимися чуть ли не под самыми ногами шведов. В то же самое время кавалерийские сотни Меншикова продолжали теснить врага, и теперь постепенно отжимали шесть батальонов шведов и несколько эскадронов конницы к засевшему в лесу полку «Русских витязей».
-Приготовить «колпаки»!– приказал Прохор, продолжая смотреть в подзорную трубу за приближающимися расстроенными порядками сине-голубых мундиров.
-Артиллерия готова!– через пять минут доложил майор Заболотный.
-Ну, Федор, не подведи, стреляй по команде,– не смотря на друга сказал полковник, глядя как шведские сотни умудряются отбиваться от кавалеристов.– Огонь веди в центр, дабы не задеть нашу кавалерию.
-Есть!– приложив к берету ладонь, майор бегом направился к своему месту, отдать последние приказы наводчикам артиллерийских расчетов.
Выждав еще пару минут, окончательно убедившись, что кавалеристы не выпустят пехотинцев Карла из мешка, Митюха скомандовал:
-Пли!
Секунда, другая и десять «колпаков» выплюнули десяток продолговатых снарядов, почти по прямой пролетевших сквозь редкий перелесок. Не долетев до земли пару метров, снаряды взорвались в пехотных каре шведов, за одно мгновение, выкосив центральные шеренги в сине-голубых мундирах.
-Отлично! Второго залпа не потребуется!– продолжая наблюдать за шведами, крикнул полковник, глядя, как кавалеристы окружают окончательно растерявшихся и деморализованных врагов, бросающих свои фузеи прямо на землю, с отрешенными лицами взирающих на кровавую бойню оставшуюся после одного единственного залпа «кубышками».
Оторванные ладони и руки, беспорядочно валяющиеся на все площади погибших солдат, вместе со стонущими от боли шведами, некоторым из которых картечь вывернула все кишки, произвели неизгладимое впечатление не только на шведских воинов, но и на русских кавалеристов, в непонимании оглядывающих лес, откуда прилетели снаряды. Эскадроны, окружившие потерянных шведов, настороженно готовились к новой атаке.
-Ярослав!– позвал полковник одного из витязей охраны.
-Я здесь, полковник!– тут же отозвался он.
-Предупреди наших собратьев, что в лесу сидит полк «Русских витязей», ждет удачного момента, пусть не беспокоятся,– сказал Прохор.
«Как, интересно отреагирует на это царь Петр? Ведь приказа то не было… хотя, почему же не было? Думаю, что подобрать свой «ключ» можно и к этому моменту, надо только заранее оповестить государя, иначе он узнает со слов кавалеристов, а это крайне не желательно,– мимоходом подумал командующий витязей, смотря на полковое знамя, сейчас покоящееся в кожаном чехле».
Следом за Ярославом бегом отправился к русским всадникам еще один человек, в его задачу входит как раз добраться до государя и рассказать о полке…
-Не подведи, Егор, ой не подведи,– шепнул сам себе Прохор, поднося к глазам подзорную трубу.
Утренние сумерки понемногу освещали уставшие лица солдат, остервенело бьющихся друг с другом, напор шведов постепенно угасал, хотя они умудрились захватить первый редут, это им все равно не помогло. Разве что второе недостроенное полевое укрепление сейчас из последних сил сдерживало яростный натиск посланных в бой сине-голубых мундиров. Фузейные выстрелы уже не гремели, лишь иногда какой-нибудь из кавалеристов перезарядив пистоль, выпускал во врага свинцовую пулю, не всегда находящую свою жертву.
Шведская конница, теснимая русскими драгунами, оставила без прикрытия свою пехоту, добивающую последних защитников второго редута. Но никаких шевелений в русском стане не было и в помине, государь не желал воспользоваться столь благоприятным моментом, отдавая инициативу в руки шведов, словно осторожный мальчишка, в предвкушении основной баталии.
-Давайте государь, что же вы!– то и дело переводил выпуклый глаз трубы на русский лагерь полковник, но каждый раз ничего не видел. Разве что в какую-то минуту, для прикрытия артиллерии чуть выдвинулся один из пехотных полков, приготовившихся к атаке любого противника, фузилеры стояли чуть сзади, не двигаясь, гренадерская рота вышла чуть вперед, что-то выжидая…
-Все, теперь будет затишье…– негромко сказал Прохор, после того как шведы захватили второе недостроенное полевое укрепление.
-Почему?– поинтересовался один из стоящих сзади командира капитанов, внимательно глядящий на уводимых с поля боя пленных шведских солдат.
От шести батальонов отступающих сине-голубых мундиров осталось не так уж и много, не больше двух, да и те в большей части своей ранены и не известно выживут ли вообще. Вместе с обычными солдатами и офицерами удалось захватить генерала Шлиппенбаха, второго же генерала, ведущего свой отряд на подмогу кавалерии так и не смогли найти среди мешанины тел, да его особо и не искали, не до этого было. Генерал Роос пропал без вести, но, скорее всего, умер, слишком страшным орудием оказались «кубышки».
Определенно новые снаряды собрали богатый урожай после первого же выстрела, жаль только, что они окончательно не доработаны, много картечи разлетается вверх, а это не хорошо. Но и на такой результат жаловаться артиллерийским расчетам грех!
-Наш государь, пока выжидает, придерживается задуманной стратегии боя, насколько я вижу, братья, поэтому он будет действовать, как планировал, а не так как выпадет случай,– с некоторым сожалением ответил Прохор, убирая подзорную трубу.
-Разве это плохо?– удивился Александр Дуров, капитан первой роты.
-Нет, конечно, Саша, но скажи мне как в Уставе прописано, о действиях во время сражения или внезапном обнаружении противника?– с задумчивым выражением лица поинтересовался у витязя Прохор Митюха.
Александр пару секунд подумал, после чего словно по книге продекларировал:
«п.3. Действия командиров во время боя. Внезапные налеты противника. Воля случая на поле боя.
Каждый командир, вне зависимости от звания обязан в первую очередь, при нападении или ситуации не входящей в описание плана боя внимательно изучить сие действо, после чего незамедлительно, начать действовать для достижения наилучшего результата. Основной догмой для данных случаев, не относящихся к полученным от командира приказам, является выражение: «лучше сделать десять действий и пять из них будут не правильными, чем за то же самое время совершить одно, но правильное»…»
-Достаточно, а теперь скажи мне, какова мысль, прописанная в этих строках?– прервал капитана витязей Митюха.
-Так ясно же, что необходимо использовать любую возможность, если таковая представится, при условии, что ты не выполняешь поставленную приказом командира задачу,– ответил Дуров, будто отвечая прописную истину.
-Правильно, но скажи те мне братья, сие можно применить для нашей битвы? Ведь мы, по сути, являемся скрытым резервом государя, пусть он не знает о нас, хм… точнее сейчас должен узнать, что мы рядом, а не в Полтаве. Нас можно использовать для нанесения удара в тыл противника, или же выждать время и когда шведы пойдут в новую атаку ударить им в спину, дав возможность нашим драгунам рассеять противника. Вот и получается, что не все видят представленные возможности столь уж нужными для исполнения…
«Быть может это и правильно,– чуть погодя пришла в голову полковника шальная мысль.– Ведь получается, что можно поступить в данной ситуации так, а на самом деле это будет много крат хуже в дальнейшем… Хм, определенно, надо отвлечься».
-Полковник Митюха!– кто-то звал Прохора метров с десяти позади.
-Да?
-Вас требует к себе государь,– надменно сказал молодой адъютант, смотря на Прохора, словно на червя.
-Сию секунду. Майор Заболотный!– позвал друга полковник.
-Я!– тут же отозвался Федор.
-Ко мне!– скомандовал Прохор.
-Есть!– через несколько секунд майор стоял в пяти шагах от Прохора, держа руку под беретом, смотря на своего друга снизу верх, получилось так, что Митюха оказался на небольшом взгорке, что подделать, лес кругом, кочек просто прорва.
-Принимай командование, пока меня нет, держи «колпаки» наготове, но сам до приказа не высовывайся. Все ступай,– Прохор повернулся к адъютанту, оглядел его и, не говоря ни слова, пошел к жеребцу, подведенному ему одним из драгун, стоящих на окраине леса, сейчас спешно переводящие своих коней в березняк, прокладывая своим четвероногим товарищам дорогу в лесные дебри.
Как и ожидал Прохор, его сопровождающий больше не сказал ни слова, только лишь задумчиво поглядывал на полковника, в столь необычном мундире. Штаб государя России напоминал разворошенный муравейник, постоянно носились туда сюда интенданты, посыльные, офицеры ожесточенно спорили друг с другом. Однако старались при этом особо не шуметь. Похвально рвение, увы, оказалось напрасным, шум от галдящих людей все равно стоял такой, что полковник витязей даже удивился, как можно в нем работать? Ведь насколько он понял царь Петр сейчас в палатке вместе с генералами и маршалом Шереметьевым как раз посередине этого «муравейника».
Лагерь русского воинства, готовился к следующей фазе сражения, к генеральному этапу, который и решит, чье мужество и выучка лучше: предков морских разбойников или же сыновей русских богатырей.
Стараясь не отвлекаться, Прохор на ходу поправил китель, столь разительно отличающийся от красно-зеленого сюртука фузилеров и алого гренадеров, чуть сместил вправо портупею, ножны с саблей оказались как раз под рукой. Пару раз, вздохнув, Митюха вошел в шатер, в первый раз находясь от государя на столь близком расстоянии…
-Полковник «Русских витязей» прибыл по приказу своего государя!– четко, выпрямившись во фрунт, сказал Прохор, переступив импровизированный порог штаба царя, прикладывая по привычке ладонь к берету.
Возле круглого стола стояли сам государь, князь Шереметьев, Александр Меншиков, боярин Третьяк, смотрящий на карту сражения с каким-то слишком уж пространственным выражением лица, генерал-поручик Рене, Брюс и Боур.
-Хорош,– хмыкнул государь, но тут же нахмурился, видимо вспомнив, для чего вызвал молодого витязя.– Ответствуй мне солдат, ты по что приказ нарушил, данный твоим командиром?
-Я не нарушал приказа, государь,– ответил Прохор, все так же стоя с приложенной к берету ладонью.
-А кто город оставил и в леса подался? Не буду скрывать, хорош ход, вовремя полк там оказался, вот только кара за это ждет не только тебя, но и твоих офицеров,– недобро прищурился Петр, теребя мочку уха.
-Мой полк вышел из города на рейд, государь-батюшка, для посильной помощи армии Его Величества!– добавил Прохор, вспомнив, что говорил ему цесаревич про общение с государем.
-Ишь ты, отговорился, а ежели на шведа одним прикажу идти?– задумчиво поинтересовался государь.
-По одному вашему слову,– глядя в глаза, царю ответил полковник витязей.
-Хм, действительно ведь пойдешь,… неплохих воинов воспитал сын, ой неплохих…– словно сам себе тихо сказал Петр все остальные же военачальники стояли рядом с государем, предпочитая изучать карту будущего сражения, нежели слушать разговор царя с витязем, только лишь Алексашка Меншиков внимательно глядел на своего властителя.
Полковник витязей стоял вытянувшись во фрунт, пока царь не махнул рукой, мол, хватит, немного постояв, Петр подошел к карте сражения, раскурил трубку, задумчиво глядя на немного изменившиеся позиции войск.
-Хорошо, раз уж вы там так удобно появились, то грех не воспользоваться моментом. Слушай, что ты со своим полком должен сделать…– с улыбкой сказал государь Русского царства.
Командиры внимательно глядели на планшет, по которому двигался, кончил деревянной указки. Пользуясь таким моментом, Петр решил таки немного изменить план сражения. Все же зря полковник «Русских витязей» столь опрометчиво судил царя в не использовании представляемых моментов, государь понимал важность случая не меньше, нежели основатель корпуса – его сын Алексей Петрович.
Благодаря усилиям авангарда Меншикова, драгунским полкам Боура и Брюса, фельдмаршалу Шереметьеву и поделенными между ними действиям получилось организовать бесперебойное и частое доставление сведений государю, имевшему свой собственный план, а теперь благодаря появлению полка «Русских витязей» в него вносятся новые изменения, дополняющие целостную картину будущего продолжения сражения.
Спустя полчаса Прохор скакал обратно к своим витязям, стараясь держаться опушки леса, благо, что небольшие перелески позволяли относительно скрытно передвигаться возле деревеньки Яковцы, не далеко от которой удалось с первого же залпа принудить шесть батальонов шведов к сдаче.
Мысли полковника Митюха слегка путались, многое, что говорил Петр, было понятно молодому витязю, однако порой простых вещей государь не говорил, почему так, Прохор не понимал, из-за этого приходилось отвлекаться, теряя должную концентрацию на предстоящем сражении.
Перед самой отправкой в Яковецкий лес, он увидел, как строятся пара полков драгун под командованием генерал-поручика Боура, выдвигаясь к Малым Будищам, следом за ними пришли в движения и все центральные полки под командованием фельдмаршала, дивизия государя же пока еще стояла на месте, небольшая перестановка началась. В этом сражении главную роль должны сыграть пехота и артиллерия! В силу этой не приложенной аксиомы кавалерия светлейшего князя Меншикова, разделившись на две неровные половинки, замерла на флангах, готовая по первому приказу броситься на врага.
Глянув на часы, Прохор увидел, что минутная стрелка подбирается к отметке «восемь», большая стрелка замерла на полпути к шести часам. Вороной жеребец одного из гвардейцев царя негромко хрипел, кусая удила, словно сладкую морковь. Перед замершими солдатами на белом коне проскакал Петр, крича на скаку:
-Воины! Вот пришел час, который решит судьбу отечества. И так не должны вы помышлять, что сражаетесь за Петра, но за государство, Петру врученное, за род свой, за отечество…
Что говорил государь дальше, полковник уже не слышал, встречный ветер заглушил все звуки, времени на задержку попросту нет, а сделать надо так много! Драгоценные минуты утекали, словно ключевая вода, полковник едва успел вовремя скрыться в березняке, когда сине-голубые мундиры тронулись с места, успев за время отлучки Прохора Митюха подойти почти вплотную к деревеньке Малые Будищи.
Наступал седьмой час утра, когда Петр приступил к осуществлению основного своего намерения: вывести сорок один батальон пехоты из лагеря. Построить их двойным рядом, фланкировать справа и слева эту двойную линию пехоты конными полками, возвращения которых к лагерю он и требовал от Меншикова на первой стадии сражения, именно для этой решающей минуты, и привести всю эту воинскую массу в боевой порядок
Получилось так, что основная масса воинов Карла оказалась аккурат перед позициями русского лагеря, лишь только два резервных полка в ожидании замерли перед лагерем шведского короля. Русские полки замерли на своих местах в двух шереножном строю, держа фузеи на изготовку с уже примкнутыми штыками, удачным нововведением цесаревича еще почти год назад.
Солдаты в зелено-красных мундирах стояли на месте, ожидая приказа командования, глядя на мерно идущую в паре верст от позиций русского лагеря армию неприятеля. Еще в штабе Прохор знал, что его величество приказал шесть полков держать в резерве в ретраншементе: Гренадерскому, Лефортовскому, Ренцелеву, Троицкому, Ростовскому и Апраксину.
Это было сделано для того, чтобы неприятель, стоящий близ леса, будь в великом страхе, не должен видеть всех сил, иначе он может не дать боя и просто уйдет ради того, чтобы этого не случилось, надлежит из прочих полков учинить убавку, дабы через свое умаление привлечь неприятеля к главной баталии.
Этот шаг государя Прохор целиком и полностью поддерживал, ведь, как известно из разведки у шведов всего 32 батальона, против 47 русских. Такое соотношение заставит задуматься кого угодно!
Сине-голубые мундиры, гроза Европы шли на русские позиции, четко под барабанную дробь, сохраняя идеальную дистанцию между плутонгами и ротами. Трехгранные багинеты на бедрах солдат Карла едва заметно покачивались, шевелясь, словно большие серые ящерицы, вытянувшиеся по всю длину.
Кое-как добравшись до своей облюбованной позиции, на небольшом взгорке возле опушки леса Прохор замер с вытянутой в руке подзорной трубой, внимательно оглядывая ряды противника. Рядом с ним замер неподвижной статуей майор Заболотный, оставивший свои позиции на помощника – лейтенанта Егора Болоткина, усердно просчитывающего угол навесной стрельбы для «колпаков».
-По моей команде все «колпаки» открывают огонь по лагерю шведов,– негромко сказал майору Прохор.
-Но зачем…– удивился командир артиллерии витязей, но больше ничего не сказал, прерванный взметнувшимся вверх кулаком командира витязей.
-Выполняй приказ брат, все ответы и вопросы потом, времени нет на них отвечать!– чуть громче сказал полковник своему другу, продолжая, глядеть в сторону двигающихся друг на друга солдат.
-Есть, полковник,– приложив ладонь к берету, майор, блеснув глазами, развернулся и ушел к орудиям, отдавать приказы на прокладку новых маршрутов для быстрого выдвижения пушек. Тут же артиллерийские расчеты засуетились возле орудий, витязи из второй роты спешно начали им помогать, разбирая завалы на пути движения пушек.
Между тем Прохор продолжал наблюдать за разворачивающимся действом, русская артиллерия продолжала молчать, а под грохот барабанов двигались на встречу друг другу две армии, почти подошедшие на два мушкетных выстрела друг к другу. Мгновение и дула десятков орудий, выдвинутых Шереметьевым на передовую позицию, окутались едким дымом, после чего до ушей засевших в лесу витязей донеслась орудийная канонада. В рядах идущих шведов взметнулись к небу комья земли, взрывы бомб и пролетающие сквозь шеренги ядра выкашивали солдат будто спелую пшеницу. Второй этап сражения… решающий этап начался!
Словно не замечая пролетающей над головами смерти, первая и вторая линия шведов по команде офицеров замерли, взяли фузеи на изготовку, новая команда и подошедшие на оружейный выстрел шведы делают залп, ненадолго оставшись в облаке сизого дыма. Идущие им на встречу, русские солдаты не останавливались. Хотя кто-то из них споткнулся, упав на чернозем, поймав своим телом свинцовую осу. Десятки красно-зеленых мундиров остались лежать на земле, орошая ее своей сукровицей, толчками выливающейся из еще разгоряченного битвой тела. Десять, двадцать шагов… шеренги русских полков остановились, зычная команда: «Товсь!» и следом за ней «Огонь!» пронеслись над рядами солдат, сразу же выстреливших во врагов, не забывая отвернуться в сторону при выстреле.
Яростные лица, с горящими от ненависти глазами смотрели друг на друга, животный крик застыл на губах, стоило только увидеть сошедшихся в штыковом бою воинов, зеленый, голубой цвета уже не важно, почти все они в скором времени станут алыми или же коричневыми, со следами подошв солдатских сапог. Прохор не мог видеть всех бьющихся на поле боя русских солдат, да ему этого и не надо было, он и так знал, как сражаются русские богатыри, с тем огнем в сердце, который не в состоянии затушить не одно море мира, над ним не властна даже смерть! Порой, умирая, сердце воина вспыхивает на доли секунд, давая увидеть врагам, что это смерть героя и это еще не конец!
В глубине леса шли активные приготовления к внезапной атаке на лагерь шведов, однако это не мешало офицерам видеть, как гибнут их соотечественники, отдавая свои жизни во благо России. Лишь только приказ полковника и железная дисциплина не давали сорваться молотым витязям, до зубовного скрежета сжимающие челюсти в тщетной попытке заглушить боль ноющего сердца.
Водя подзорной трубой из стороны в сторону, Прохор заметил сотни всадников, заходящих за спины своих солдат, для удара во фланг нашему войску. Наконец шведы кинули свой последний серьезный резерв, стоящий до этого возле лагеря Карла.
-Приготовится к атаке!– громко сказал полковник Митюха, продолжая наблюдать за сражением, уделяя особое внимание именно коннице, чересчур сложному противнику для витязей.
Еще свежи воспоминания о подавлении бунта Булавина, и порой витязю приходит в голову один и тот же вопрос. Что если бы во время первого боя с восставшими с ними не было бы пушек? Ведь получается, что конница казаков попросту бы раздавила юных воинов, только-только научившихся держать строй и пользоваться фузеями!
-Выступаем по моему сигналу! С юго-западной стороны леса!– добавил полковник, не отвлекаясь.
Кавалерия шведов так и не смогла завершить свой маневр, зайти во фланг сражающимся полкам, на самом узком участке в их ряды влетели казаки атамана Скоропадского, позволив выгадать драгоценные минуты для драгун Боура, спешащих на выручку строптивому казачьему отряду. А, приглядевшись, командир витязей увидел, как по самой окраине опушки леса ровными колоннами идут три батальона фузилер, заходя в тыл увлекшимся сражением шведам. Однако, приглядевшись, Прохор заметил, что к казакам прибыло подкрепление, много меньшее чем можно было бы ожидать, основой части отряда светлейшего князя на боле боя не было, по крайней мере, не видно. Более десятка драгунских полков оказались вне поля зрения Прохора, попросту исчезнув с театра сражения.
Постепенно все поле боя разделилось на две части, в одной сражалась кавалерия в другой шла битва между русской пехотой, поддерживаемой артиллерией и шведскими воинами, под командованием Левенгаупта, противостояние двух армий нарастало с каждой минутой, в ход шли не только штыки, но и кулаки, зубы! Солдаты пользовались любой возможностью, выпадающей на поле боя.
Полковник витязей видел, что русские ядра и картечь оставляют целые просеки в рядах шведов, отрывая ноги и ломая тела людей, словно они были тряпичными куклами. Но так не могло продолжаться долго и спустя несколько минут артиллерия замолчала, лишь иногда посылая одинокие бомбы за шеренги сражающихся. Шведам удалось пройти то расстояние, которое делало их отличными мишенями для русских орудий.
В какой-то миг витязю, наблюдавшему за сражением, показалось, что один из русских батальонов полностью ляжет под сдвоенным ударом двух шведских батальонов, уже почти полчаса теснившего его по центру. Но когда уже шеренги чуть было, не дрогнули и не прогнулись, подошла помощь, отбив шведский натиск, слишком сильно насевших на серые мундиры «нового» батальона воинства России.
-Всю артиллерию вывести на позиции,– наконец-то отдал долгожданный приказ Прохор, посчитав, что время пришло.
-Есть, артиллерию на позиции!– отозвался майор Заболотный, тут же махнув рукой кому-то из своих помощников, сразу же приготовленные «колпаки» поставленные в две колонны покатили по проложенным ранее тропкам.
Спустя десять минут с юго-западной стороны леса начали показываться завернутые тканью до поры, до времени дула серо-голубых орудий. Сразу же, словно на учениях «колпаки» выводили на свои позиции, артиллерийские расчеты начинали суетиться возле них, заряжая «кубышками». Приготовления полка не остались незамеченными, и стоящие в резерве кавалеристы зашевелились. Однако без приказа тронуться не могли, это и сыграло с ними злую шутку, обученные артиллеристы быстро зарядили орудия и по команде полковника Митюха выстрелили в приготовившиеся к атаке шеренги кавалеристов.
Следом за первым выстрелом к орудиям подошли роты витязей, приготовив свои казнозарядные фузеи к бою, по команде командира каждый четвертый взвод занял позиции чуть дальше основных, на случай атаки шведов. Остальные три четверти приготовились вести прицельную стрельбу по возможному противнику, благо, что небольшой взгорок позволял находиться выше своих собратьев и не задевать их.
Сизый дым после выстрела нехотя развеивался, открывая витязям жестокую картину действенности картечи в продолговатых бомбах. Центр, куда угодили по наводке майора Заболотного все десять снарядов буквально выкосило, осталась только мешанина тел, вяло пытающихся подняться на ноги.
Увидев, что ряды шведов не столь велики, как он думал, Прохор отдал приказ на выдвижение, сразу же после второго залпа орудий. Однако оставшиеся кавалеристы явно не желали повторения участи своих однополчан, бросившись на замерших возле опушки леса воинов в зеленых мундирах. Нещадно настегивая коней, словно заправские казаки шведы готовили пистоли и палаши, предчувствуя, как ворвутся в ряды молодняка, разрубая их тела с лихого наскока!
Вот только артиллерийские расчеты витязей успели перезарядить «колпаки» раньше, чем шведы смогли ворваться в ряды витязей. Федор, видя, что основная масса того и гляди проскочит зону обстрела, скомандовал спускать орудия вниз, понижая градус стрельбы, выводя на отметку в сотню саженей. Не давая своим собратьям толком прицелиться, майор скомандовал: «Огонь!», десяток «кубышек» вырвался из серо-голубых орудийных дул. Поспешность, с которой действовали витязи-артиллеристы, принесла свои плоды, однако чуть ли не половина снарядов взорвались много дальше предполагаемых мест, попросту ввинтившись в землю. Что поделать, «колпаки» не могут стрелять, как пожелает командир! Но те снаряды, которые попали в низину взгорка, смогли произвести должный эффект: вылетевшие на прямую наводку шведы, проскочили, как им казалось основную опасность, и угодили под другую, не менее страшную своей силой, безжалостностью. Картечь, сделанная на все том же Истьинском заводе что и «колпаки», под руководством бывшего кузнеца Ивана Нестерова, в форме вытянутых шестигранников прошивала кирасы и тела шведов с ужасающей легкостью, словно обычную ткань…
Куча мала из истерзанных тел, не позволила пройти напирающим конникам Карла. Кто-то свалился с лошади, падая под копыта разъяренных коней. Ошеломленные столь быстрой расправой с однополчанами, шведы, тем не менее, попытались выбраться из кровавой ловушки, в которой оказались по воле случая, но слитный залп фузей, подоспевших витязей смешал все планы командира кирасир, сразу же вывив из строя всю первую линию атакующих. Больше полутысячи молодых солдат под зычные голоса своих командиров опустошали запасы патрон, стреляя повзводно, по тем секторам, которые определили для них капитаны «Русских витязей».
Затвор отводится до упора, слышится щелчок и в открывшийся проем суется заготовленный патрон, едва заметное усилие и затвор встает на место, остается только начать на курок и тонкая игла проткнет капсюль, выпуская навстречу врагу свинцовую смерть. Шведы не понимая, как так получается, что какие-то жалкие полтора батальона умудряются, буквально поливать их ряды свинцовых дождем. Кавалеристы все еще пытались выбраться из кровавого мешка, но только лишь усугубляли свое положение, в толчее мешая своим собратьям организовать полноценное грамотное отступление на позиции.
«Колпаки» под присмотром майора Заболотного спешно выводились на новую позицию, прикрываемые тремя взводами, готовыми к отражению любой атаки. Видя, что судьба предоставляет благоприятный момент Федор, завернул два орудия чуть ли не в притык на образовавшийся кровавый мешок. Не дожидаясь отмашки командира, майор крикнул: «Огонь!». Два снаряда легли чуть в стороне от центра копошащихся шведов, как раз в том месте, откуда смогли выбраться первые сотни ошарашенных воинов в синих мундирах.
Порой его величество Случай играет с нами в жестокие игры, которые мало кому понятны. Вот и сегодня, для шведской кавалерии Случай оказался тем роковым событием, которое окончательно переломило ход сражения.
Если при первых залпах «колпаков» сражение продолжалось, так как намечалось, то после того как образовался «мешок» для резервных полков, со всеми выходящими отсюда последствиями командующему шведами на этом участке Акселю Спарре, любимцу Карла, пришлось высвободить пару батальонов сражающихся на правом фланге и спешно посылать их назад, отбивать атаку с тыла. На какие-то пару минут в рядах сине-голубых мундиров образовалась брешь, но ворваться в нее пехота попросту не могла, расстояние было слишком уж большим для такого броска. Кавалерия же вовсе сражалась на левом фланге, стараясь добраться до пехотинцев Карла, попутно с этим связывая все наличествующие кавалерийские силы в один сплошной живой клубок, яростно сражающихся людей.
Однако откуда ни возьмись из-за перелеска показались знакомые красные мундиры русских драгун, ведомых генералом от кавалерии Александром Меншиковым, за минуту достигших меняющих свой порядок шеренг. Залп пары сотен шведских мушкетеров не принес ничего, разве что пара десятков всадников упали с коней, остальные драгуны, азартно крича: «Ура!» накатились на приготовившихся держать удар пехотинцев, которых с другой стороны дожимали Новомосковский и Преображенский полки.
В какое-то мгновение лопнула струна, державшая волю потомков морских разбойников в руках, безусловно, талантливых шведских командиров, ряды всколыхнулись, словно при землетрясении. Ржание коней и русский мат, слышащийся отовсюду, окончательно сломили шведов, секунда, другая и первый мушкет падает на землю – молодой солдат из весеннего призыва разворачивается и собирается бежать, но тут же падает, с рассеченной головой. Над ним замер его сержант, ветеран десятка боев и сражений, хмуро оглядывая своих измученных подчиненных, он проглядел момент, когда на них вылетела сотня драгун, неизвестно как проскочившая в тыл шведских войск. Узнать, что случилось со своими собратьями ветеран так и не смог – палаш одного из всадников перерубил деревянное ложе его мушкета, разрубил ключицу до самого сердца, навечно оставив на его лица выражение неописуемой растерянности.
Молодые новобранцы, почуявшие, как ледяные коготки липкого страха подбираются к их сердцам, начали падать на колени, видя, что победоносные полки их короля на глазах истаивают под ударами русских варваров…
Между тем Прохор умудряющийся оглядывать все поле боя стал отводить своих воинов ближе к лагерю Карла, стараясь как можно скорее добраться до столь вожделенной для каждого воина добычи, как король. Ведь пленение любой монаршей особы это не скачок – огромный рывок вперед, причем во всем! Именно так говорил цесаревич, когда-то беседуя еще с только что ставшим майором.
Из двух полков, судя по всему, не до конца укомплектованных личным составом из мешка удалось выбраться только половине, почти семь сотен тел осталось лежать на земле, поливая летнюю зелень своей алой сукровицей. Потерянные и разъяренные одновременно шведские кирасиры. Их малая часть таки умудрилась пробиться до рядов витязей, но только бесславно пала под выстрелами фузей. Давать шанс врагам своего Отечества никто из «Русских витязей» явно не собирался. Однако молодой полковник не учел одного обстоятельства – всеобщего отступления шведской пехоты. Из-за чего его полк, ставший хлипким заслоном против сотен бегущих солдат в сине-голубых мундирах грозил в считанные минуты прекратить свое существование.
Ведь что такое витязь? Это в первую очередь единство! Именно это добивались наставники от своих кадетов, этого они требовали и этого они добились…
А что будет, если они встретят беснующуюся толпу на своем пути в одиночестве? Ничего хорошего это точно, поэтому…
-Горнист!– заорал полковник во всю мощь своего горла.
Запыленный, с горящими глазами витязь тут же появился рядом с Прохором.
-Играй: «На позицию!»,– сжав до боли, правый кулак командир витязей глядел, как спешно сворачивают лагерь шведского короля, его же самого на носилках спешно уносят с поля боя. Карл бросал свою армию, а полковник ничего не мог сделать, чтобы его захватить.
«В первую очередь сохранность своих братьев и только потом уже второстепенные задачи!– мелькнула строчка из приложения к Уставу витязей для командующих малыми и большими подразделениями».
«Колпаки» наведенные на лагерь шведов спешно перевозились на старые позиции, направляя свои серо-стальные дула на бегущую толпу с безумно-яростными глазами, не видящими ничего вокруг себя. А сзади, преследуя по пятам, населись конные сотни казаков и драгун, где-то вдалеке, на самом краю поля появились первые санитары с носилками, сразу же приступившие к поиску раненых солдат.
-Федор, не пускай их к нам! Что хочешь, делай, но не пускай!– стоя возле передовой линии полковник не питал ложных иллюзий по поводу того, что его воины могут просто так расстреливать безоружных людей, пускай и врагов.
На многие, казалось бы, простые вещи молодой командир витязей смотрел совершенно с необычной для этого времени стороны. Беседы с наследником Пера Алексеевича не прошли для него даром, мир перестал быть черно-белым, появились первые серые оттенки, вкрапленные в общее миропонимание Прохора Митюха. Верность цесаревичу приобрела новый смысл, понимание важности этого стало столь же новым для витязя, как и обретение почти три года назад новой семьи!
Суета никогда не приводит ни к чему хорошему, вот и сейчас на небольшом островке спокойствия, охраняемого неполным полком витязей, спешка привела к тому, что только три из десяти орудий попали туда, куда требовалось, наводка артиллерийских расчетов оказалась из рук вон плохой – сказывалось всеобщая атмосфера. Однако и этих попаданий в толпу бегущих шведских мушкетеров оказалось достаточно, чтобы те остановились как вкопанные и стали дожидаться пленения, в большем случае. Хотя конечно, были и такие, кто предпочел продолжить свой панический бег… прямо на штыки витязей. Началась новая стрельба, боезапас подходил к концу, на каждого из витязей осталось десяток патрон. Обоза из Петровки, как было запланировано в начали похода пока еще не было, ждать придется не меньше полумесяца, не ранее.
-Прекратить стрельбу!– приказал своим воинам полковник Митюха, повернувшись к замершим невдалеке шведам, он, немного помолчав, продолжил.– Всем сложить оружие, и подходит с поднятыми руками справа от наших позиций. Чем скорее вы это сделаете, тем быстрее вам смогут оказать помощь, да и наши солдаты не будут тогда зверствовать.
Последнее дополнение видимо сыграло свою роль, тем более что диверсии казаков, не вставших на сторону изменника Мазепы, были известны не только своей наглостью, но и жесткостью. Не прошло и минуты, как первые пленные, передвигая ноги, пошли ручейком в обозначенное Прохором место, находящееся в небольшой низине, из которой вполне вероятно через десяток другой лет образуется овраг.
-Капитан Березин!
-Я!– отозвался немного уставший ровесник Прохора, оглядывая своих собратьев-подчиненных на предмет ранений.
-Организуй охранение пленных со своей ротой.
-Есть!– ладонь капитана вскидывается под берет, и сотня витязей мигом перебирается к вставшим рядом с полком пленным.
Сзади замерших с поднятыми руками шведов замелькали красные мундиры драгун, кое-где показались усталые лица русских гренадер и фузилеров, с ожиданием смотрящие на столпившихся врагов. Разобравшись, что здесь производит капитан драгун, послал свой эскадрон дальше, преследование противника необходимо организовывать сразу же, внося в ряды бегущих осознание неотвратимости проигрыша и неминуемой гибели.
Между тем Прохор, упустив возможность захватить шведского короля, смотрел, как приносят на вершину холма, где вновь закрепились «колпаки» мертвых витязей, погибших от пуль кирасир…
«Десять…двадцать,… двадцать семь,– проходя между телами молодых воинов, с навечно застывшими обиженно-удивленными лицами полковник Митюха почувствовал, как острые ледяные коготки медленно сжимают пламенеющее сердце витязя, грозя сомкнуться на нем подобно тискам в мастерской Дмитрия Колпака».
Нет, по щеке Прохора не покатилась скупая слеза, и он не проклинал небеса и своих врагов, понимание простых истин столь же необходимо, как и преданность, своей Отчизне, смерть приходит за всеми, ее не стоит бояться, но и нельзя покорно дожидаться. Прошло всего каких-то пару дней с момента прохода с боем к Полтаве, а в голове командующего полков «Русских витязей» словно щелкнул невидимый замок, началось переосмысление многого. То о чем порой говорил цесаревич начало всплывать из глубин памяти в совершенно новом свете.
-…ник! Полковник!– едва знакомый голос слышался Прохору в некотором отдалении, словно кто-то пытался докричаться до него в паре верст к западу.
Встряхнувшись, сгоняя с себя оцепенение, витязь, мотнув головой, огляделся и увидел, что в паре саженей от него сидя на коне, хмурится государь.
-Я тут мой государь!– спохватившись, поклонился полковник Митюха, искоса глядя на великанскую фигуру царя.
-До тебя невозможно докричаться, полковник,– хмыкнул царь, криво улыбнувшись.– Однако ты молодец! Отлично приказ выполнил, хвалю и тебя, и твоих орлов!
Повернувшись к витязям, Прохор незаметно для государя дал отмашку и запыленные, немного уставшие воины, разом набрав воздуха, ответили, крича во всю мощь молодецких глоток:
-Служу Царю, Вере, Отечеству!
По виду Петра можно было сказать, что таким ответом он остался, крайне доволен, да и как могло бы быть иначе?
-Скоро будет пир по случаю победы, хочу видеть тебя на нем,– бросил царь, поворачивая коня в сторону лагеря шведов, который уже заняли русские войска, чуть в стороне от шатров вытянулась цепочка караулов, мигом отогнавших зазевавшихся солдат от вожделенной армейской добычи – вина.
Полковник витязей ничего не ответил, только лишь еще раз поклонился. С государем не спорят, ему только починяются и никак иначе.
Что же делать с пленными Прохору никто не сказал, однако, глядя, как сине-голубых мундиров сгоняют на окраину поля, полковник Митюха приказал Мишину сопроводить пленных в общую массу. Пусть там сами разбираются, что делать с ними, брать на себя еще одну головную боль Прохор не собирался, дел и так невпроворот.
-Капитан Дуров подойди ко мне,– подозвал одного из стоящих рядом ним витязей Прохор, глядя в сторону русского лагеря.– Надо наших братьев похоронить, найди священника, они как раз сейчас должны уже начать ходить по полю боя…
-Есть!
Отойдя в сторону, капитан передал приказ одному из своих лейтенантов, тот по цепочке сержанту, ну а сержант капралу, который и должен был или сам выполнить приказ или же послать на его выполнение своего рядового, при условии, что приказ общий, а не персональный. Строгая иерархия в плане выполнения приказов исключала такого свойственного этому времени «сорняку» как разброду в управлении полка. Каждый командир не только имеет право, но и обязан выполнять приказ своего непосредственного начальника или же на крайний случай командира своего полка, но ни в коем случае никого другого. Так прописано в Уставе, так должно быть и так есть!
Многие проблемы решаются много проще чем принято думать, главное вовремя их определить, эти проблемы и ни в коем случае не запускать их, откладывая общее решение на «потом». Каждодневные, злободневные мелочи отнимают времени много больше нежели решение действительно крупных и неотложных проблем, такова правда жизни, как бы глупо сие утверждение не звучало.
Вот и сейчас, когда сражение выиграно решение мелочей с головой могло бы захлестнуть Прохора Митюха. Но введенные на заре первого выпуска кадетов-витязей «рамки решения внутренних проблем взвода или роты», целиком и полностью позволили спихнуть на подчиненных офицеров столь муторное занятие как разбирательство между личным составом и что самое главное, его обустройством. Командиры рот сами должны заботиться о своих подчиненных, сам же полковник обязан проследить за тем, чтобы интендантская служба целиком и полностью обеспечивала его подчиненных, всеми необходимыми вещами, от боезапаса до куска хлеба.
Священник нашелся быстро, однако на то чтобы вырыть могилы для каждого витязя ушло около двух часов, все-таки обязанности с полка никто не снимал, пускай он и не регулярный, в полном смысле этого слова. Как бы то ни было, но, даже победив в одном сражении всей компании не выиграть, необходимо жать врага и прижимать уже на его собственной территории! Но сегодня пока об этом забудется, сегодня настоящий праздник, наконец, русское воинство смогло победить противника при почти равном соотношении сил! Россия доказала, что списывать со счетов ее после Нарвы нельзя ни в коем случае.
Часа через четыре после победы, Прохор узнал, что конница Меншикова начала преследование убегающих шведов.
-Это что же получается, наш полк захватил семь с половиной сотен шведов, плюс двести солдат утром, да еще и пленные Меншикова числом не менее двух тысяч. Знатный улов, очень знатный,– мысленно прикидывая в уме, полковник Митюха готовился к празднеству, чиня парадный мундир, неизвестно как оказавшийся худым.– Мыши, чтоб вас…
Между тем уставшие, но довольные обещанной царем-батюшкой наградой солдаты в красно-зеленых мундирах готовили на разведенных кострах нехитрую похлебку, кто-то уже начал свой личный праздник, доставая тайком от капрала припрятанный бутыль браги.
Прохор же сидя в своем шатре, думал о том, куда подевались его два взвода разведчиков, которым было приказано следовать за королевским советником. Времени ведь прошло более чем достаточно, а никаких вестей от них нет…
Не успел полковник подумать об этом, как снаружи раздалось конское ржание и веселый смех десяток молодых глоток. Не сдерживая своего неуемного любопытства, Митюха вышел на улицу и увидел, что «потерянные» витязи стоят в паре десятков саженей. Замерев вокруг пару коней в охранной формации, на одном из коней восседал зрелый мужчина со съехавшим набок парике и бледным лицом, руки пойманного были туго связаны спереди, дабы ему было удобнее держаться за поводья.
-Сержант Елисеев!– нахмурился полковник Митюха, крикнув на молодого витязя.
-Я!– тут же улыбка Руслана Елисеева слетела с губ, не мешкая, он подошел к командиру.
-Что здесь происходит?
-Согласно вашему приказу, полковник, о передвижении в район шведского лагеря и наблюдении за приближенными шведского короля, нами был пойман советник шведского монарха, граф Пипер. Мы смогли опередить его и оказаться в шведском ретраншементе под Полтавой несколько раньше, чем он. Шведы к тому времени, уже знали, что проиграли сражение, спешно отступали со своих позиций в лагере. Короля же куда-то увезли почти сразу же, нам никоим образом не получалось его захватить. А граф Пипер по-видимому решил выполнить последнюю свою службу,– чуть было не плюнув в его сторону сказал сержант, глядя на бледного шведа.– Он хотел сжечь письма и бумаги, находившиеся в помещении короля. Но, слава Богу, этого сделать не успел. Весь кабинет Карла с находившимися в нем бумагами теперь в наших руках!
-Не в наших руках, витязь, а в руках государя-батюшки,– жестко оборвал подчиненного Прохор, впрочем делая это скорее по необходимости нежели по собственному желанию.– Давай говори, что еще, вижу ведь Игорь, что еще что-то сказать хочешь!
-Кроме бумаг мы нашли сундуки с золотом,– чуть ли не шепотом добавил сияющий, словно золотой червонец сержант Елисеев.
-Деньги все на месте?– тут же напрягся Прохор.
-Так точно, полковник!– немного обиженно ответил витязь.
-Отлично! Золото ко мне в шатер, поставить охранение, никого не впускать внутрь без моего приказа,– улыбнувшись, Прохор взял протянутые сержантом бумаги в толстой папке, он заметил, что кроме двух коней в центре охранения двух взводов лежат десяток небольших сундучков, со следами сорванных с петель замков.– Объявляю благодарность, витязи! Быть вам награжденными и не единожды, обещаю!
-Служу Царю, Вере, Отечеству!– радостно ответили два взвода.
Счастливая улыбка, словно сытый удав наползла на губы Прохора, слегка обнажая ровные белые зубы. Все складывается как нельзя лучше, не только для корпуса, но и для Старшего брата.
Глава 5
28 июня 1709 года от Р.Х.
Дорога на Мессину.
Полномочный посол Русского царства цесаревич Алексей Романов.
Наш разросшийся чуть ли не вдвое отряд двигался по дороге в Мессину. Небольшие рощицы то и дело попадались на обочинах, словно их когда-то специально рассаживали именно для эстетической красоты самих земель, нежели для чего-то полезного.
Чуть впереди ехали три разведчика, посланные капитаном Пилар-Гомезом в дальний рейд. Видимо обстановка на острове действительно удручающая, если коменданту одного из самых больших городов Сицилии приходится прибегать к столь радикальным мерам безопасности. Что ни говори, а военные патрули поневоле заставляются задумываться об общем положении на здешних землях.
Я, конечно, знаю, что война за Испанское наследство длится уже почти десятилетие и Франция с самой Испанией не слишком в ней преуспели, скорее наоборот, однако сама Сицилия исконно считалась испанской, если мне не изменяет память. И если десант на острове столь ожидаем, а помощи из центральных земель нет, то …
Впрочем, оставим такое неблагодарное дело, как гадание, профессионалам – цыганкам то есть. Слишком все зависит от обычных случайностей жизни.
-Сеньор Алехандро, вы не могли бы мне сказать, что вас так тревожит?– то и дело кусающий губы молодой офицер слегка смутился.
-Ничего, сеньор Алексей, просто за последние пару недель в этих лесах участились нападения на торговцев и даже на наши патрули! Разбойники совсем обнаглели, раз позволяют себе такое!– с легким неудовольствием ответил капитан.
-Неужели комендант города не посылал отряды против разбойников?– удивляюсь такому, казалось самому простому и легкому решению.
-В том то и дело, что сначала посылал, а никого не находили, а теперь позволить послать большой отряд далеко от Мессины мы не можем, десант австрийцев может высадиться в любой день,– нахмурившись, ответил Алехандро.
-Да, трудно вам здесь приходится, если ожидать удар с любой стороны каждый божий день, то долго не выдержишь, людям отдыхать обязательно необходимо иначе последний боевой дух растеряют,– немного сочувствия капитану явно не помешает.
Честно признаться, я до последнего думал, что эта война не такая уж и кровавая, скорее просто затянувшаяся. В чем-то я, конечно, был прав, но не учел одного – все крупные сражения произошли в первые пять лет, а сейчас проходит время «зализывания» ран, противники стягивают силы для новых сражений, которые должны окончательно поставить все точки на «Ё». Вот только почему-то мне кажется, экономика двух стран союзниц переживает явно не лучшее время, да и наемники или все уже завербованы или пали во время штурмов бесконечных крепостей на границах государств. Набрать новобранцев же можно, что активно делают обе страны, но вот качество… Мда, новобранцы есть новобранцы и с этим ничего не поделаешь.
-Милостью Бога мы выстоим,– перекрестившись, сказал Алехандро.
-Да-да конечно.
Всю дальнейшую дорогу до города мы больше с капитаном испанцев не разговаривали, я предпочитал обдумывать свои дальнейшие шаги, моя свита, из двух человек же пыталась узнать более значимые вещи: цену на зерно, пушнину, металлы. В общем, ничем примечательным дальнейшая дорога нас не «порадовала», что уже хорошо. Никогда не знаешь, где можешь получить свинцовый «сюрприз», ну а лезть самолично под огонь ружей радости мало. Если же по нужде, то конечно, вот только искать драки там, где ее можно избежать может только глупец. Исключения могут быть только во время военных действий, в мирной жизни, злачные места лучше обходить стороной. Или наоборот искоренять, с парой десятков полицейских.
Почти полтора дня ушло на то, чтобы добраться до Мессины.
Войдя в ворота Мессины, мы застали знаменитую испанскую сиесту, когда на улицах города можно увидеть разве что лоточников, да редкий армейский патруль, усиливающий верноподданнические чувства граждан, браво вышагивающий по запыленным улочкам города.
-Здесь наши дороги расходятся, сеньор полномочный посол, – немного виновато сказал капитан Пилар-Гомез.
-Что ж, мне, было крайне приятно встретится с вами, сеньор Алехандро!– искренне отвечаю ему.– я благодарен вам за то что вы проводили нас до города!
-Ну что вы, это долг каждого благородного человека!– горячо возразил капитан разъезда чуть-чуть смутившись.– Но я все равно должен доложить о вас, коменданту города графу Кантолье. Где вы остановитесь?
-Увы, но честно признаться не знаю, может быть, вы посоветуете что-нибудь стоящее?– неловко все же ощущать себя ничего не ведающим путником.
-Конечно, идите по улице, до главной площади на ней будет стоять, недалеко от фонтанов постоялый двор для благородных: «Серебряный лебедь», да вы по вывеске все поймете,– с улыбкой сказал Алехандро, развернулся и, дав шенкелей коню, отправился к коменданту.
Удивительное дело, но при въезде в город нас не то что не осматривали, но даже не спрашивали о цели прибытия, правда, въезжали то мы в составе испанского разъезда, так что можно понять небрежность стражников Мессины на воротах. Не спеша, словно на прогулке мы направились вверх по улице, слуги попеременно несут сундучки с деньгами, бояре тихо переговариваются между собой, иногда прерываясь для осмотра местных достопримечательностей. Справа от меня в почтительном молчании едет Олег, держась на полкорпуса сзади, так чтобы в случае нужды быстро оказаться передо мной. Похвальное рвение, надеюсь, оно не понадобится в данном городе. Было бы жаль испортить первое не самое плохое впечатление о нем. Да и испанцы мне понравились, благородный, пылкий народ, судя по капитану Пилару и его солдатам. Нет, определенно ничего случиться не должно!
– Егор Филиппович, можно вас на минутку,– негромко позвал грузного боярина.
Он тут же пришпорил своего коня, идя чуть ли не вровень со мной.
-Да, господин.
-Вы человек знающий, бывали в этих местах не раз. Как думаете испанцы сильный народ?
Видимо мой вопрос застал врасплох боярина, на лбу тут же появилась глубокая морщина, зрачки чуть сместились вверх, складывалось такое ощущение ,что еще немного и послышится треск крутящихся жерновов внутри головы Егора Филипповича. Несомненно, боярин, обдумывая ответ, наверняка считает, что где-то скрыт подвох. Не этого я честно признать ожидал от него, но видимо придется потерпеть секунду другую.
-Сильный,– наконец выдал он.– Но слишком они сердцу доверяют, в головах у них не холод нашей зимы, а жаркие степи Поволжья, Ваше Высочество.
-Я же, кажется, приказал называть меня, как было уговорено, никак иначе?
Это еще что такое? Открытое неповиновение или матерые рыкачи пробуют на зуб молодого наследника, мол, вот ты такой, но мы видали посильней. Но зачем им это? Хм непонятно.
-Да, господин… светлейший князь…– сглотнув, боярин Бирюков, на мгновение опустил глаза. Продолжая искоса смотреть на своего собрата. Видимо, еще не все потеряно, раз он на открытую конфронтацию не идет, значит, признает силу. Что ж будет им сила, не сейчас правда, но будет непременно!
-Хорошо,– больше не обращая на него внимания, вновь погружаюсь в собственные мысли.
А через десяток минут мы уже подъезжали к гостинице. В центре мощеной неровными камнями площади гордо высился небольшой постамент, вокруг которого разместили четыре фонтана в форме нимф, держащих в руках кувшины. Из них льется прозрачная родниковая вода, мельчайшие капли которой образуют радужный ореол вокруг всей композиции, отделяя красоту фонтана от реальности.
-Красиво,– с придыханием сказал один из гвардейцев, глядя в центр площади.
-Не будем задерживаться, думаю, пора уже и на постой встать. А то придется нам устроиться прямо здесь.
Рекомендованный постоялый двор оказался действительно приметным зданием, подходящим для проживания не только князю, но и королю! Посеребренные ставни, резные окна и чистое подворье уже настраивало на то, что обслуга и сам сервиз в этом заведении находятся на подобающем уровне.
-Прямо царские палаты какие-то,– едва слышно пробормотал под нос Олег, с осуждением глядя настоль расточительное заведение.
Хм, действительно, мой дворец «победнее» будет выглядеть с точки зрелищности конечно, придется наверстывать, нужно марку держать, иначе никак. Уважение складывается порой из сущих мелочей.
-Никифор нам нужны комнаты, распорядись.
-Сию секунду, господин,– кланяется камердинер и тут же вместе с парой слуг направляется на постоялый двор.
Вообще у моего камердинера талант к своей профессии, или призванию, не знаю, как будет точно, но суть от этого не меняется. Никифор истинный мастер своего дела, да и слуг держит в ежовых рукавицах, сваливая с моих плеч решение муторных мелких проблем. Из-за которых как известно пропадает желание не только вершить, но и двигаться вперед. Поистине есть «вторые» номера и эти номера, пускай не могут быть во главе, но в своих вотчинах они никем незаменимы.
Пока мы чуть ли не пешком дошли до подворья, слезли с коней и подошли к дверям заведения, внутри постоялого двора что-то загромыхало, зазвенело. Не понимая, что происходит, восемь гвардейцев положили руки на эфесы шпаг, бояре нахмурились, ну а я только удивленно поднял брови, увидев перед собой бледную рожу с трясущую из себя подобострастную улыбку.
Это «чудо» пролепетав на испанском языке какую-то невразумительную фразу, трясущимися потными ладонями распахнуло двери здания нараспашку. Понять, кто это перед нами появился я смог, после того как солнечный свет упал на фигуру импровизированного швейцара, холщевый фартук, коричневого цвета, накинутый на голое пузо, небольшая проплешина на голове, покрытая мелкими капельками пота, пускала слабеньких солнечных зайчиков в темный проем «Серебряного лебедя».
Хозяин постоялого двора, а это был именно он, вызывал противоречивые чувства: с одной стороны брезгливость, с другой смех, и разобрать какое из них сильней, мне, к примеру, не под силу. Однако столь странное поведение оказалось легко объяснимо. Из-за того, что Никифор испанского языка не разумеет, то он решил «разговаривать» на все известном языке – денежном. Вывалив перед хозяином «Серебряного лебедя» полсотни золотых червонцев, проще говоря, предложил за постой сумму много большую, чем требовалось, но это было сделано из лучших побуждений, никто не должен знать, что посольство обделено деньгами, иначе многие двери могут оказаться закрытыми для меня в последствии.
Вот только мой камердинер не учел одного обстоятельства – на Сицилии из-за войны цены на недвижимость упали, постояльцев почти нет, так что увиденное золото сеньор Карлос, хозяин «Лебедя» принял за манну небесную, с радостью продав убыточное хозяйство первому попавшемуся клиенту.
Вот так оказывается, что русское царство потихоньку обзаводится собственной недвижимостью, на территории других государств! Чудно, это происходит ей богу, у страны денег нет, постоянно царь-батюшка новые налоги вводит, да изгаляется, как может, лишь бы лишнюю копейку получить, а я тут можно сказать вкладываю золото в какую-то… хрень одним словом. Нет, сие ни мне, ни государю не нужно.
Данные измышления были немедленно сказаны камердинеру, надо признаться его чуть удар не хватил, шутка ли не угодить своему господину, но Никифор все же стоически выдержал мои замечания и тихо удалился, через десяток минут сообщив, что постоялый двор вновь принадлежит сеньору Карлосу, ибо бумаги, справленные в магистратуре даже не были выбиты. Так что девятая часть всех денег отданная первоначально хозяину «Серебряного лебедя» благополучно вернулась в закрома Никифора, отвечающего за нашу казну, вкупе с парой гвардейцев, неразлучно наблюдающие за заветными сунудчками.
В конце концов, когда все неурядицы были улажены, а в животах началось настоящее сражение от ароматных запахов исходящих из недр кухни, наша компания, уселась за обеденными столами, кроме слуг, разумеется, которые обязаны, есть отдельно от господ. Таковы правила этого времени, и не мне их менять. Гвардейцы же, согласно моему личному распоряжению всегда обязаны быть рядом со мной, поэтому и кушать они так же должны рядом, но за другим столом, разумеется. Столы, стоящие в центре зала оказались единственными занятыми во всей гостинице, и все кушанья, что готовились на кухне, предназначались в первую очередь для нас. Других то посетителей все равно не предвидится.
Однако перед тем как сесть за стол, я отдал распоряжение камердинеру приготовить ванну. Терпеть, чуть ли не постоянный зуд больше нет сил, чистота тела так же важна, как и физическое здоровье!
К моменту окончания трапезы камердинер доложил о том, что вода приготовлена. Не мешкая, я сразу же направился в свои комнаты, где, по словам камердинера, стоит ванна с водой. Удивительное дело, но при довольно неприхотливом отношении к самому себе, я, тем не менее, стараюсь всегда, когда удается залезть в горячую ванну, расслабленно полежать в ней полчаса, а то час, правда с каждым месяцем таких возможностей становится все меньше. Дела и заботы по губернии засасывают, словно болотная трясина невезучего путника и выбраться из нее не представляется возможным.
Уф! Ну и жара, не зря испанцы придумали у себя полуденный отдых, ой не зря, а если уж взять мою одежду…. Хорошо, что Никифор позаботился о сменной паре облачений, иначе быть мне запеченному в собственном поту. Мимолетная мысль улетучилась тут же, едва я увидел открывшуюся моему взору ванну. Вопреки европейским традициям и нежеланию перенимать такую полезную традицию как ежедневные омовения, здесь были вполне приемлемые условия для расслабления. Да, ванночка, конечно, так себе, но и не то убожество, которое я рисовал в своем воображении ,поднимаясь по лестнице. Определенно у меня сегодня счастливый день! Увы, но местным слугам, наполнявшим чугунную ванну невдомек, что русскому человеку не нужна вода как парное молоко, мне, к примеру, подавай такую, чтобы залезть боязно было. Кипяток спасает от всех хворей, если конечно не перегибать палку с ним, во всем нужно проявлять чувство меры. Но не будем излишне привередливыми, вода есть и это уже замечательно, без всяких разговоров. Наконец-то я понял, чего мне не хватало во время путешествия.
Расслабленно лежа в покатой двухметровой посудине мне в голову, поневоле начали лезть мысли, которые в свободное от работы время стараюсь гнать как можно дальше от себя, дабы они не нарушали психическое состояние, правда с каждым днем это получается все хуже и хуже.
…Перед глазами в розовом свете зори возникает лик Ольги. Она улыбается, глядит на меня глазами полными безмятежного спокойствия с легкой тенью грусти. Она будто бы хочет позвать к себе, но вовремя вспоминает что-то и не решается произнести ни слова, продолжая смотреть на меня, улыбаясь, чуть-чуть приподнимая уголки губ. Я наслаждаюсь ею, но ничего большее сделать не могу, иногда забываясь, приподнимаю ладонь, в надежде прикоснуться к шелковой коже Оленьки, но опускаю сразу же как только понимаю – это всего лишь видение. У меня только одно утешение, осталось не так уж и много времени до того момента, когда мы будем вместе, всего-то посетить пару стран и можно с чистой совестью трогаться обратно домой…
Правда их посещение может быть только месяца на два, при условии, что больше не будет всяких форс-мажорных ситуаций, на подобие пробоины в корме нашего «Зверя». Составленный по ходу нашего небольшого путешествия план поездки пока не дает сбоя, но это еще ничего не значит. Задерживаться в Мессине я не вижу смысла, город самый заурядный, единственное, что его несколько скрашивает и оживляет это порт. Который в принципе нам и нужен, точнее корабль, могущий нас вывезти отсюда, в один из прибрежных городов Франции, или Испании.
Посещать другие страны я не вижу смысла, в отличие от Петра мне известно их отношение к России, лезть к ним по собственной инициативе не буду точно. Спесивые ублюдки! Огромное спасибо моему школьному учителю истории – Кунашевой Татьяне Николаевне, доценту исторических наук, просто ужасно читающей нам материал, да таким безжизненным голосом, что ничего кроме храпа услышать от нас на своих уроках она не могла. Именно после полугодовалого изучения истории вместе с ней я таки решил проверить, на самом ли деле история скучный предмет или же в ней есть некая струна, могущая задеть за живое. И еще раз слава ей, моему учителю истории! Без нее я бы просто не познал всего того, что удалось узнать о своих предках, пускай память у меня не фотографическая, но кое-какие моменты даже по прошествии стольких лет вполне сносно могу воспроизвести. К примеру, то, что война за Испанское наследство Францией и Испанией будет проиграна, а это при условии правильного подхода сулит немалые плюсы для моей Родины. Конечно, появляется сотня вопросов, разбавленных разнообразными упущениями, как дипломатическим, так и военными, но это уже тонкости. Главное как говорится начать!
Объяснять их все я не вижу смысла, незачем это, но некоторые из особенностей очень охотно освещу. К примеру, Франция во главе с Королем-солнцем издавна является союзницей Османской империи, пускай, это не страшно. Наоборот, в случае построении удачных дипломатических отношений с французским монархом может статься так, что османы будут более сговорчивым в случае конфликта России с ними, при условии превосходства военной машины русского царства, хм пока еще царства. Но это только малая часть тех плюсов, которые можно извлечь из сотрудничества с Францией, один из самых «заметных» это, несомненно, торговля через Царьград. В руках у османов находимся поистине золотоносная жила, частичка которой может оказаться и у России, при посредничестве Франции. Русские купцы, а вместе с ними и государство могут иметь в этом случае баснословные прибыли, при приложении много меньших усилиях, чем при торговле через Балтику, где и так хватает конкурентов.
Что же касается Испании, то даже слабая помощь ей может дать Руси шанс закрепится на политической арене Европы не в качестве полудикого народа, а в качестве союзника великой державы, пускай и оставившей свое величие в недалеком прошлом. Правда, помочь войсками испанцам я думаю Русь пока не сможет. Пускай государь разобьет шведов под Полтавой, однако если не помочь ему, то эта война затянется еще на десяток лет, и тогда ни о какой помощи Испании не может быть и речи. А ведь через каких-то четыре года, если мне не изменяет память, войска австрийцев и итальянцев окончательно выбьют испанцев с Апенинского полуострова. Все провинции, включая, и саму Сицилию Испания потеряет раз и навсегда, без каких-либо оговорок. Вообще вся эта война тяжелым ярмом упадет на плечи Филиппа Испанского. Потеря баснословных денег везомых из Нового Света вкупе с утратой влияния на «сапоге» навсегда вычеркнут эту католическую страну из мировых держав, играющих не последнюю роль на политической арене Европы.
Конечно, не плохо было бы получить островок другой в этих бесконечных морях, используя его как перевалочный пункт для русских кораблей, который стал бы тем якорем, держась за который в последствии можно было бы окончательно закрепиться в центральной Европе. А потом глядишь, и заиметь землю на материке, со стороны Эгейского моря…. Вот только как это осуществить? Встречаться с испанским монархом стоит с глазу на глаз, и переговоры нужно вести с минимумом свидетелей, а в идеале без них. Хорошо, что Алексей успел вовремя выучить французский язык, иначе без переводчика я бы точно не обошелся, а это очень не желательно.
Что же все-таки сделать, во-первых? Ехать во Францию, стараясь не напороться на отряды австрийцев и банды дезертиров или проскользнуть мимо каперских судов англичан, двигаться напрямик в Барселону, а оттуда в Мадрид, на встречу с государем Испании? Не стоит забывать и о возможном письме государя с отзывом обратно. Все-таки Петр Алексеевич Толстой погиб, а я не знаю тех сведений и указаний, которые давал ему царь-батюшка, следовательно, пока я не наворотил дел, меня необходимо вернуть обратно. Ведь, по сути, я могу и войну объявить, если мне заблагорассудится совершить столь опрометчивый поступок. Полномочный посол только я один, а, следовательно, правом оспорить мое решение больше никто не обладает…
Хм, решено! Начинаем с Испании, и если время останется то и на Францию переключится можно, хотя нет, с Францией договариваться надо обязательно, иначе ни один караван, будь то транспортный или торговый через Царьград не пройдет. И тогда все договоренности летят псу под хвост, а этого нам ни в коем случае не нужно.
Руси суждено быть первой, и только от внимания к мелочам, вкупе с нашими общими стараниями будет зависеть, как скоро она сможет этого добиться.
За всеми этими рассуждениями я совершенно забыл о времени, час пролетел незаметно, словно я только-только опустился в теплую ванну. Что ж, думаю, пора вылезать, а то и заболеть недолго. Болеть в этих странах себе дороже, они о народной медицине то, наверное, ничего не знают, если только прусаки, да и те от своих корней отошли давным-давно, всех травниц на костры послали. Стоп! Болезни, болезни… мысль, где ты? Едва-едва начало что-то проклевываться и вот исчезает! Куда?! Стоять!
Словно очумевший начинаю метаться по комнате в одних панталонах в надежде ухватить ускользающую мысль, появившуюся в столь необычной обстановке. На мою выходку испанские слуги отреагировали неадекватно, вышколенные местными аристократами они не привыкли к столь безумной, по их мнению, выходке, поэтому они были ошарашены ею, с глупыми выражениями лиц следящие за моим метанием по комнате. Федор же, с парой наших русских слуг стоял совершенно спокойно, ожидая пока пройдет мое «озарение». Все это я уловил боковым зрением.
-Вот оно, то, что надо!– не в силах сдержать эмоция я засмеялся, легко свободно, так как это может делать только действительно счастливый человек, ведь в эти минуты все заботы и вся печаль оставила меня, отступила, давая мне насладиться столь необычным и ярким моментом моей жизни!
Камердинер не обращая внимания, держал в руках мои вещи, приготовленные заранее еще в Азове, где мы по долгу службы пробыли, чуть ли не двое суток.
-Бумагу мне и письменные принадлежности! Живо!– кричу слугам, сам же не спеша, словно боясь спугнуть появившуюся идею.
Через пару минут передо мной лежало сероватое полотно с какими-то черными вензелями в правом верхнем углу, что это такое разбираться мне никак не досуг, главное записать идею, а потом детально ее обработать, «почистить» и пустить в свет. Спеша записать все и сразу, вывожу первые буквы алфавита 20 века, забывшись, что так сейчас никто не пишет, кроме витязей конечно, обучаемых по составленному мной Букварю. Пара чернильных капель кляксами растеклись по бумаге, заливая написанные строки. Страстно хочется ругаться, но нельзя, цесаревич должен уметь сдерживаться в любых ситуациях. Что позволительно обычному смерду непозволительно мне, такова судьба.
Решив, что во многих словах много неясности вывожу всего лишь четыре: пенициллин, прививка, народная медицина. Да-да именно так. Пусть пенициллин нельзя создать в этом времени, не важно! Для меня важны сами свойства гриба. Растущий в теплых сырых подвалах и каморках, считающийся в этом времени обыкновенной плесенью сей неказистый гриб может помочь столь многим, что от перспектив руки трясутся, главное подвести под эту производственную базу. Скажу честно, потери армий, причем любых армий от сражений чуть ли не два раза меньше чем от болезней, именно так, вот она суровая, правда 18 века.
Что же до прививок… то в Европе, если мне не изменяет память, догадаться о лечении оспы должны только в середине этого века. В России же сие событие будет лишь в четвертой четверти 18 века, первому добровольцу, испытавшему на себе столь необычный метод лечения и профилактики оспы, даже был присвоен графский титул, самой Екатериной Великой, которой как я надеюсь, не будет в этой истории. Я ведь вообще сторонник держать всех особей женского пола как можно дальше от политики. Их головы не об этом должны думать, только лишь о семейном очаге или на крайний случай о светских раутах, до которых пока, слава Богу, в России не додумались.
А вот народная медицина случай особый. Под давлением церкви и моды, да и чего скрывать европеизации Руси, из обихода знати выходят многие полезные и нужные привычки, традиции, а вместе с этим постепенно вымирает и все лекарское, знахарское знание, накопленное веками нашими предками и пращурами, а такого допускать никоим образом нельзя! Хорошо, что хоть Оленьку к этому делу пристроил, думаю, что она сможет хотя бы придержать парочку другую знающих людей, а там глядишь и семинаристы, присланные епископом Иерофаном, свою роль сыграют. Эх, как много всего еще предстоит! Это тебе не в мечтах летать, думая, что одним единственным указом можно всех разом облагодетельствовать, увы, но такое только в сказках и нигде больше.
Закончив писать, я еще посидел минут пять, укладывая мысли по полочкам.
-Никифор позови боярина Долгомирова.
-Сию секунду, господин,– поклонился камердинер, пятясь, выходя из моей комнаты.
Вслед за ним по мановению руки вышли все слуги, оставляя меня в одиночестве. Что ж, до города мы наконец добрались, отдохнули немного, теперь можно трогаться дальше, вот только бы корабль найти…
-Вы звали меня, ваша светлость?
Приподняв глаза, вижу перед собой вошедшего Бориса Долгомирова, отдохнувшего, успевшего сменить пыльный камзол на легкую рубашку с шитыми серебром рукавами.
-Борис, я хотел бы направить вас в доки, для поиска корабля,– внимательно смотрю на его лицо.
-Конечно же, ваше высочество,– кланяется он, вот только вспыхнувшие на мгновение глаза сказали о многом.
-Это не все, как только найдете корабль для нас, постарайтесь найти хотя бы шхуну для отправки к месту нашей высадки, думаю, вы сможете объяснить, куда следует плыть?
-Конечно.
-Вот и замечательно, ступайте, с вами отправятся пару гвардейцев, на всякий случай, а то на причалах многое случиться может, а мне не хотелось бы, чтобы сыны Руси проливали кровь где-то за границей, без пользы для Родины.
Еще раз, поклонившись, боярин, вышел, я же вертя в руках серый листок, унесся далеко-далеко, в Рязань, мысленно представляя какие усилия, потребуются для реализации всего того, что я написал на бумаге. Прививки, конечно, не сразу приживутся, для начала насильно придется действовать, не хорошо конечно, но куда деваться? Без этого никуда, правда, с пенициллином проблемы возникнуть могут, для использования гриба необходимы огромные кладовые-резервуары для его выращивания, а где их взять? Да и хранить готовую эмульсию, даже после того как ее выделишь нельзя долго, пара дней и она приходит в негодность… впрочем, оставим все эти мысли знающим людям, пусть у них голова болит. Единственное что мне представляется наиболее продвинутым по способу ввода в повседневность это народная медицина. Конечно, не все так безоблачно, но ведь с поддержкой епископа можно вырастить не так уж и мало священников – лекарей, пускай и травников, но ведь прецедент появится? Появится, значит, дальше будет легче.
Да, дел предстоит немало, и их решения займет всю жизнь, какой бы долгой она не была, несомненно первоначальная идея создания сильной империи несколько изменилась, кроме военной мощи в моей голове постепенно возникают и вполне миролюбивые идеи. Пускай часть из них и незрелые, но ведь их просто так не вытравишь из головы. Приходится жить с ними, переосмысливать, вертеть, разглядывая с разных сторон, чуть ли не под лупой.
Думы думами, а одеться все же надо, а то получается не красиво как-то, в одних панталонах сижу, о будущем думаю, смех и грех! Рубашка, брюки… прочие мелочи, большая часть которых оставлена на тумбочке. В который раз Федор делает как надо, а я игнорирую, что ж, пускай, вдруг придется действительно нацеплять на себя всю эту мишуру?
Тихий стук в дверь, оборачиваюсь, передо мной стоит Олег, вопросительно глядя на меня.
-Да, ты что-то хотел Олежек?
-Никак нет, ваша светлость! Там внизу прибыли гости…
-Какие гости?
-Хм, точнее один гость, капитан Гомез,– улыбнулся лейтенант.
-Странно, не ожидал я визита Алехандро, да еще так быстро. Передай ему, что я сейчас спущусь.
Чуть наклонив голову, гвардеец вышел, я же продолжил одеваться, благо, что осталось сапоги зашнуровать…. Как назло шнуровка запуталась, закон подлости во всем его многообразии! Но ничего, главное не нервничать, нервы, как известно не восстанавливаются, хм или восстанавливаются, но крайне медленно.
-Добрый день, сеньор капитан, я уже признаться честно и не думал вас больше увидеть,– с улыбкой поприветствовал я Алехандро.
-Что вы, сеньор, как я мог забыть о столь интересном собеседнике?– вернул улыбку испанец.– Но вообще то вы правы, я здесь не по своей воле…
-Силком тащили?– смешинка срывается с губ.
-Ха! Нет, сеньор Алексей, просто я был полчаса у коменданта, и он страстно желает познакомиться с вами, господин полномочный посол, если вы, конечно же, не против посетить резиденцию графа Кантильи,– с интересом глядит на меня капитан.
-Я с удовольствием приму это приглашение, сеньор Алехандро,– кивнул капитану, чуть-чуть прикрыв глаза.
-Замечательно. Тогда он ждет вас сегодня у себя, вместе со свитой после шести вечера.
-У вас намечается какой-нибудь праздник?
-Нет, что вы, никакого праздника, просто в Мессине еще не было полномочных послов государств, вот в вашу честь и будет дан прием,– любезно разъяснил мне Алехандро.– Разрешите откланяться, до приема мне надо сдать дела помощнику, так что мы с вами еще увидимся.
-Тогда до встречи у коменданта, сеньор капитан.
Молодой испанский аристократ, улыбнувшись на прощание, стремительно вышел из зала, оставив обдумывать нежданную новость боярина Бирюкова, Борис же еще пока не вернулся с причала.
-Господа, неужели вы так привередливы?– удивляюсь я.
-Нет, господин, все дело в том, что нам необходимо блюсти чести Руси-матушки, и то, как мы будем вести себя на людях и даст этим людям представление обо всем русском народе,– разъяснил мне боярин.
-Егор, неужели ты думаешь, что мне не известны столь простые истины? Ты такого плохого мнения обо мне?– удивляюсь столь грубому выпаду в мою сторону.
-Нет, что вы,– испугался он.
-Тогда следи за собой, боярин, ведь за такие вот «простые» слова и языка лишиться можно, а то и головы,– хмыкнул я, разворачиваясь к лестнице.
До приема еще часа три, так что время у меня есть, пора дальше писать дополнение к Уставу витязей. Жаль только, время много потерял, хотя с другой стороны отдохнул от писанины, идеями новыми разжился.
В комнате, где мне пришлось принять ванну, суетились слуги.
-Мда. Поработать мне точно не дадут сегодня… Хотя, можно в другой комнате посидеть весь этаж то наш. Федор!
-Я здесь господин,– появился в проеме комнаты камердинер.
-У нас есть свободные комнаты, не занятые никем? Кажется, ты говорил, что весь этаж принадлежит нам…
-Конечно, любая комната по вашему выбору будет прибрана и приготовлена для вас, господин,– поклонился слуга.
-Не надо любую, найди пустую, и по возможности светлую, больше мне пока ничего не надо,– собирая бумагу и письменные принадлежности, приказал ему.
-Сию секунду будет исполнено, ваша светлость.
Через пару минут я уже сидел за столом в одной из комнат, аккуратно выводя:
«Наказ для командиров-витязей, как младших, так и старших, по обороне и цели ею преследуемые».
1. Перво-наперво, любому командующему, будь то сержант или же полковник необходимо уяснить, что оборона преследует несколько целей, в зависимости оттого, что требуется от обороняющихся и где происходит сие действо.
В одном случае защита позиций от наступающего врага, сиречь оборона на месте преследует цель упорным сопротивлением связать и вымотать солдат противника. В другом, сдерживая превосходящие силы противника, на короткий промежуток времени дать на данном участке сражения союзным войскам полную свободу действий, тем самым, приближая победу в битве.
Цели обороны:
– выигрыш времени, необходимого для рекогносцировки союзных сил, общего наступления на одном из направлений или для организации обороны на новом месте.
– сковывание сил противника на второстепенном участке сражения до получения результатов наступления по всему полю битвы.
– экономии сил в данном месте, для сосредоточения штурмовых групп на решающем направлении (см. п.11 «Боевой Устав витязей»).
– удержание отдельного района местности или же строения, имеющие важное тактическое или же стратегическое значение.
Сама оборона может носить двойственный характер: монолитный, упорный или же подвижный, действуя по тактике партизан и городового ополчения.
2. Суть обороны заключается в единой организации сил артиллерии, кавалерии, инфантерии, сиречь пехоты, боевой выучки командиров и личного состава, а так же мужества всех воинов.
3. Организация обороны заключается в создании наиболее удобного и непроходимого участка сражения, используя все инженерные и природные возможности для построения непроходимой полосы заграждения перед солдатами противника.
Создание необходимых открытых позиций для орудий и их артиллерийских расчетов, удобных путей снабжения боеприпасами и провиантом (на случай долговременной обороны, такой как осада).
При этом войска обороняющихся витязей, вооруженных казнозарядными фузеями или штуцерами следует располагать так, чтобы избегать кучности, распределяя по всему фронту равномерно, с созданием резерва для предотвращения прорыва противника и своевременного его устранения. Отдельных стрелков-витязей следует располагать таким образом. Дабы они могли вести огонь с закрытых позиций, действуя в соответствии догм Боевого Устава (см. п.5 Б.У.)
Так же любому командиру никогда не следует забывать об организации боевого охранения, исходя из собственной интуиции и опираясь на Боевой Устав корпуса «Русских витязей», но боевое охранение не должно быть меньше взвода для батальона и трех взводов для полка.
Работы ведомые воинами в первую очередь:
– расчистка обзора и обстрела, ежели таковая имеется.
– постройка редутов, закрытых мест ведения огня для стрелков, оборудование позиций для орудий.
– повсеместное приспособление местных предметов к обороне, обеспечение безопасных путей для передачи сообщений от командующего к подчиненным, в случае не возможности использования горна.
Все инженерные работы должны проводиться в условиях тщательной маскировки не только самого процесса работ, но и по возможности возводимых полевых укреплений.
4. Имея в подчинении младших по званию офицеров, командующий обязан, в случае нормального временного запаса:
– решив задачу по обустройству обороняемого участка, отдав предварительные команды, вместе с младшими командирами (от роты до полка) произвести личную рекогносцировку всего участка обороны, уделяя особое внимание тем участкам, которые наиболее важные для удержания.
– во время рекогносцировки командир в случае нужды подчиненных или же возникновении срочных безотлагательных вопросов сызнова отдает ранний приказ, тем самым подтверждая его.
-так же командир обязан установить на случай непредвиденных обстоятельств общее взаимодействие командиров от артиллерии до кавалерии без его непосредственного командования.
5. Сила пехоты в обороне заключается в ее мужестве, стойкости и губительном для противника огне, в решительных контратаках, в ее способности и постоянной готовности в ближнем бою огнем, гранатой и штыком уничтожить противника. Наиболее действительный огонь пехоты – это перекрестный огонь со взаимодействием картечного огня артиллерии.
Все командиры обязаны в обороне организовать управляемый огонь так, чтобы, начиная с дальних дистанций, он наращивался по мере приближения противника к переднему краю и на решающей дистанции до 30 саженей достигал наивысшего пика. Каждая точка местности в полосе до 30 саженей должна быть под губительным огнем – фланговым, косоприцельным и фронтальным. Вместе с этим необходимо помнить, что огонь будет наиболее действительным при условии, если он для противника окажется неожиданным. Поэтому иногда будет выгодно подпустить противника на близкие дистанции и нанести ему тяжелые потери внезапным уничтожающим огнем. при этмо не подвергая опасности захвата артиллерийских орудий.
6. Артиллерия в обороне, дополняя огонь пехоты, во все периоды боя ведет борьбу с кавалерией и пехотой противника.
Задачи, решаемые артиллерией подробно описаны в п.7 Б.У. где и изложены основные моменты использования орудий на дальних, средних и ближних дистанциях. Все управление артиллерией в бою централизуется, однако ежели расчеты находятся слишком далеко друг от друга, и нет возможности направлять артиллерийский огонь, командование батарее переходит старшему офицеру, по собственной инициативе и измышлениям выбирающий следующую цель, при условии, что не образуется опасных для прорыва собственных войск участков сражения.
7. Оборонительный бой с наступающим противником начинается на дальних дистанциях, и продолжается в течение всего наступления противника. Наибольшего напряжения оборонительный бой достигает в период атаки противником переднего фронта, где противник должен быть остановлен и уничтожен. В случае прорыва противник должен быть окончательно уничтожен вводом в бой всех резервов имеющихся в наличии. В бою на расстоянии до 30 саженей обороняющиеся должны использовать все оружие, имеющиеся у них.
Отдельные замечания командирам батальонов.
8. Командир батальона, обороняя свой участок, должен быть всегда готов к бою в окружении, памятуя, что старший над ним командир сможет уничтожить прорвавшегося противника, опираясь на стойкость батальонов, упорно обороняющих свои позиции.
Основная задача батальона – не допустить прорыва переднего фронта сила противника.
Командир батальона должен всегда помнить, что успех боя батальона определяет успех всего полка!
Отдельные замечания командирам полков.
9. Командир полка влияет на бой батальонов в целом, командуя таким образом, чтобы нанести врагу наибольший урон.
В случае прорыва пехоты противника и движения ее в глубину обороны командир полка, обязан предотвратить дальнейший прорыв, используя для этого резерв. В случае невозможности оного действия, командир полка переходит к обороне на подготовленном рубеже, обеспечивая, таким образом, отход имеющихся в наличие собственных сил, сражающихся на переднем крае обороны.
10. Контратака может быть произведена как по приказанию старшего начальника, так и по инициативе младшего командира, если нет возможности взаимодействия с непосредственным начальником. От своевременности и силы контратаки может зависеть конечный успех обороны.
Контратака должна быть проведена решительно и быстро.
Командир, приняв решение, ставит немедленно задачу перед личным составом и имеющейся у него в наличие артиллерии. Артиллерия, действуя по приказу командира, помогает своей пехоте, а ударный кулак воинов быстро выходит, развертываясь на ходу, на исходный для контратаки рубеж.
– Ваша светлость, с причала вернулся боярин Долгомиров, прикажете впустить?– в комнату зашел один из гвардейцев, деликатно постучав по косяку двери.
– Пусть зайдет,– отрываюсь от написания дополнения, аккуратно убираю бумагу в папку.
-Ваша светлость, побывав в порту, мне удалось зафрахтовать шняву для вас и шхуну для переправки тела графа на Родину.
-Замечательно, Борис! Когда отправление?– для меня это приятная новость, несомненно.
-Капитан стоит на якоре уже почти два месяца, так что отправляться можно хоть завтра,– улыбнулся боярин.
-Тогда, отправляемся завтра, сразу же с утра собираемся и трогаемся на причал. Как называется судно?
-«Санта-Лючия», ваша светлость.
-Переводчика где-то нашел?– заинтересовался я.
-В порту можно найти самых разных людей, а я неплохо разумею по-немецки, так что нужный человечек быстро нашелся.
-Коли так, то иди готовься, в шесть вечера мы отправляемся к местному коменданту,– махнул ему рукой.
Поклонившись, боярин вышел. В комнату едва заметной тенью проскользнул Федор, неся в руках поднос с кувшином. По комнате тут же разлился сладостный аромат виноградной лозы.
-Мне порой кажется, что ты Федор лучше меня знаешь, что я хочу в данный момент,– улыбаюсь камердинеру, принимая из его рук кубок с вином.
-Просто я с вами, ваша светлость с малых лет, знаю, что вы хотите, даже тогда, когда сами об этом не догадываетесь,– улыбнулся он в ответ, ставя поднос на стол.
-Что-то еще, ваша светлость?
-Нет, пока можешь быть свободен, если ты понадобишься, то я позову.
Федор ушел так же неслышно, как и вошел. Осталось не так уж и много времени до начала приема, пожалуй, стоит приготовиться заранее…
Глава 6
28 июня 1709 года от Р.Х.
Под Полтавой.
Полк «Русских витязей» отдыхал вместе со всей армией, празднуя великую победу русского духа над потомками диких и необузданных викингов. Кто-то из молодых воинов уже распробовал вкус слабенького разбавленного родниковой водой виной, обнимался с седоусыми ветеранами гвардейских полков, подпевал неизвестные слова песен, отдыхал душой, стараясь забыть этот день.
Мир не так жесток, как это может показаться, а тем более в это время, многие витязи прекрасно знали, кем станут, когда вырастут, почти бесправными полу животными, которыми имеет право распоряжаться барин или же государь-батюшка, ежели они живут на казенных землях. Но корпус дал им возможность выбраться из этой трясины невежества. Но за все надо платить, не важно, какая это цена. Деньги или служба, преданность или предательство, плата есть основа основ любых взаимоотношений между людьми.
Доктрины, возводимые для витязей, впитываемые ими на занятиях с отцом Варфоломеем, наставниками-сержантами или же учителями, ненавязчиво навевали им мысли о том, что свобода это не что иное, как наказание для обычных людей. Нет, никто не прививал витязям склонность к тирании или же пренебрежительному отношению к крепостным в целом, наоборот корпус давал кров именно самим крепостным, пускай и бывшим. Молодым, неокрепшим умам требуется время для постижения многих тайн и житейской мудрости, подносимых наставниками в огромных количествах. И главной из них негласно является чувство братства и безграничной преданности единственному человеку… кому именно… хм об этом умалчивается, но никем не обсуждается. Все знают об этом и так.
Правда существует еще одна немаловажная особенность воспитания воинов-витязей все крепостничество представлено под таким углом, когда приходит понимание – это только лишь ступенька, на которой человек может споткнуться или же наоборот взобраться на небывалые выси! «Естественный отбор», как сказал некогда сам цесаревич, читая одну из немногих лекций по трактовке царских указов.
Все это вместе позволяет витязям отдать на откуп многие проблемы, собственным убеждениям и командирам, таким же братьям, пускай и выше званием. Человек способен на многое, если чувствует, что не одинок, была бы лишь поддержка и твердое плечо брата по идеи!
Именно по этому для большинства сражение и битва в целом не стали чем-то необычным, опасным да, тревожным да, но только и всего. Конечно, молодняк трясло еще много времени спустя, да и сейчас стараются напиться именно они, 16-17 летние юнцы, уверенно держащие казнозарядную фузею и делающие из нее в среднем по 5-6 выстрелов минуту. Но все это пройдет, как прошло у Прохора, его капитанов, и братьев-однокашников.
Полковник Митюха в парадном мундире, с белыми аксельбантами и золотыми петлицами на темно зеленом фоне шел в расположение шатра государя, куда уже подтягивались все мало-мальски значимые лица армии, причем как успел заметить Прохор не только русской армии.
Вообще история парадной одежды для витязей в целом приключилась необычная. Ведь после подавления бунта Булавина цесаревич придумал на чистые, но уже порядком поношенные мундиры воинов повесить белые аксельбанты, на большее тогда никто не претендовал. Сейчас же для каждого из витязей был пошит собственный мундир с зауженными штанами и кителем, слегка ушитом в талии. На нечто более значимое портной-закройщик по настоянию самого наследника престола не решился, основной девиз витязя в одежде: «Практичность и удобство, а не бесполезная красота и убожество».
За такими мыслями и воспоминаниями Прохор ненадолго «выпал» из реальности, и пропустил момент, когда рядом с ним оказался боярин Третьяк, идущий с таким видом, как будто совершенно случайно прогуливаясь он встретил полковника и так уж получилось, что им оказалось по пути.
Не выказывая удивления, Митюха поинтересовался у генерала:
-Я вам за чем-то понадобился, господин генерал-майор?
-Нет, что вы, господин полковник,– лучезарно улыбнулся тридцатилетний.– Просто захотелось подышать воздухом перед очередной попойкой, и случайно встретил вас. Вот и подумал, почему бы мне не составить вам копанию, если вы, конечно же, не против моего присутствия.
-Друзья старшего брата, мои друзья,– чуть поклонился витязь, внимательно оглядывая Третьяка.
-Странные вы, витязи…– смакуя последнее слово, сказал боярин.– Непонятные. Преданные… царю, как погляжу, без всякой меры, да и так…
-Что так, господин генерал? Мы преданы государю и Отечеству! Это странно?– нахмурившись, поинтересовался полковник, разговор, как и последний раз, явно начинал уходить не в то русло.
-Все так, все так это то и настораживает, признаюсь честно, не бывает так.
-А у нас есть!– отрезал полковник.– Честь имею.
Запахи зажаренного мяса витали в воздухе, да такие ароматные, что рот Прохора непроизвольно наполнился слюной, в животе началась своя собственная баталия… за лакомый кусочек, до которого еще предстоит добраться самому полковнику. Как слышал полковник, государь жалует на празднествах подход: «больше пить, меньше есть». Практично конечно, еды меньше уходит, но ведь оная организму ой как нужна!
-Совершенно забыл поздравить вас и ваших витязей с замечательно проведенным боем, действительно было на что поглядеть!– с улыбкой сказал генерал-майор.– Отличные воины растут, настоящие орлы!
-Спасибо, мы стараемся служить, так как умеем,– ответил на комплимент Прохор, чувствуя, как резкие толчки в желудке становятся все чаще и чаще, постепенно усиливаясь.– Но пока своего слова не скажет государь-батюшка все остальные…
Полковник «Русских витязей» не успел договорить, за его спиной кто-то гулко засмеялся. Оглянувшись, Прохор увидел государя, смотрящего на него с явной симпатией.
-Кхм, ответ хорош, нечего сказать. А на счет витязей… молодцы! Исправно дело воинское знают, орлы!– с улыбкой сказал государь.– Но раз все вопросы улажены, то не стоит стоять здесь, пора и за празднование садиться! Не так часто бывает, чтобы такого сильного врага сокрушить! Битва кончилась, пора и пленников посмотреть.
Петр с улыбкой посмотрел на свое окружение, дожидаясь, когда ему принесут походный трон, закурил свою трубку, продолжая смотреть на поле боя, где давно работали санитары, выискивая живых и раненых, оттаскивая в стороны трупы русских и шведских солдат, причем последних было во много раз больше.
-Пора начинать, не так ли Алексашка?– с хитринкой в глазах спросил своего любимца Петр, выпуская облако вонючего дыма.
-Да уж давно пора, государь,– с некой долей насмешки ответил Меншиков, глядя на замерших неподалеку шведских генералов и высших сановников.
Первым к царю привели принца Вюртембергского плененного в середине сражения, он так был похож на Карла, что Петр по ошибке принял принца за монарха.
-Неужели не увижу сегодня моего брата Карла?– с улыбкой спросил окружающих государь, узнав о своей ошибке.– Не дело сие, сам давеча срамные речи говорил, а в гости не желает идти, что ж придется объявить награду тому, кто приведет пленного Карла, или принесет его тело, генеральский чин тому молодцу пожалую!
По рядам солдат и офицеров пробежала рябь, впрочем, тут же стихнувшая.
-Господа, как пленные офицеры, вы обязаны сдать свои шпаги нашему государю,– выйдя чуть вперед, сказал Меншиков видя, что принц Вюртембергский готов отойти обратно на свое место с оружием.
Пленные ничего не сказали, только обреченно вздохнули, принимая условия как данность. Даже сам принц прекрасно понимал всю подоплеку просьбы-приказа генерала от кавалерии, и он же первым преклонил колено, перед Петром протягивая ему эфес своей шпаги.
-Так не годится господа, я приму шпагу только у брата своего Карла, а у вас пусть примет светлейший князь!– с улыбкой сытого удава сказал собравшимся пленным царь России.
Как неизбежность восприняли выходку Петра пленные шведы, но ничего поделать не могли, подходя к трону, они все равно вставали на колено, правда, протягивали гарды шпаг не царю, а его любимцу, глядя в землю, запоминая минуты позора шведского оружия, минуты, которые навсегда превратятся в вечность! Но это только от высшего офицерского состава Меншиков принимал оружие, у всех штаб– и обер-офицеров принимал генерал Алларт, вяло проявивший себя при недавней битве, стоя с двумя третями войск в ожидании приказа к атаке, которого так и не последовало.
-Господин фельдмаршал, как здравице государя твоего, ныне спешно избежавшего нашего общества?– спросил сразу же Петр, после того как все шведские шпаги были отобраны.
-Благодарю, Великого государя о том, что он заботиться о нашем монархе, которому по причине тяжелого ранения в ногу срочно пришлось за четверть часа до окончания битвы отбыть из нашего лагеря, поручив оную моим заботам,– склонившись в поклоне, ответил фельдмаршал Реншильд.
-Молодец, что крамолу на государя не возводишь, да и весть ты мне хорошую сказал, за это жалую тебе шпагу,… но не твою, фельдмаршал, а российскую!– рядом с троном появился невзрачный человек, несший на вытянутых руках ножны со шпагой.
-Спасибо,– сердечно поблагодарил Петра швед, отступая обратно на свое место.
-Ну, что ж коли больше не на кого мне посмотреть, из гостей,– с нескрываемым превосходством посмотрел на поникших пленных генералов и сановников государь всея Руси.– Знаю я, что говорил вам, господа мой собрат, король шведский, просил вас в мои шатры на обед, и вот вы по его обещанию в мои шатры прибыли! Но вот брат мой Карл ко мне с вами в шатер не пожаловал, в чем пароля своего не сдержал, я его весьма ожидал и сердечно желал, чтоб он в шатрах моих обедал, но когда его величество не изволил пожаловать ко мне на обед, то прошу вас в шатрах моих отобедать.
Перебравшись сразу же после принятия всех шпаг у генералов в свой шатер вместе с окружением, царь махнул рукой вдоль приготовленных столов со снедью, тянущихся не на один десяток метров. Уже выпив по паре чарок, государь поднял свой кубок, делая тост: «За здоровье учителей, за шведов!»
-Хорошо же вы ваше величество отблагодарили своих учителей!– горько-иронически заметил один из шведских генералов.
А спустя полчаса, Реншильд сказал сидящим рядом с ним русским командирам, среди которых был и полковник «Русских витязей», что они с графом Пипером, которого не было на этом обеде, многократно советовали королю прекратить войну с Россией. И заключить с оной вечный мир, но к их глубочайшему сожалению Карл упорно не желал их слушать.
-Мир мне паче всех побед, любезнейшие господа!– воскликнул Петр с головы стола, обращаясь к шведам, рядом с ним лежала его шляпа, прострелянная шведской пулей, а на груди висел медный крест, погнувшийся от шведской пули.
Пленники е сидели и смеялись, пили за здоровье государя, но вот только они никак не могли прийти в себя от ужаса страшной катастрофы, так внезапно оборвавшей навсегда их величкое боевое поприще. После стольких усилий, таких многолетних побед и испытаний кончилось могущество их родины, и померкла слава их непобедимого вождя, ныне бежавшего от тех «диких варваров», которые некогда сами убегали с поля боя близ Нарвы…
-Я ведь говорил вам,– обреченно чуть пьяным голосом протянул шведский генерал Левенгаупт, оглядыв мрачно-пьяные лица своих соотечественников.
-Что вы говорили, генерал?– тут же поинтересовался Прохор, пьющий только по нужде, но никак не по личной необходимости.
Вместо Левенгаупта молодому полковнику ответил пленный шведский фельдмаршал, с печальным видов разглядывая столовые приборы, лежащие перед ним:
-Он нам рассказывал, в секрете от нашего короля, что «Россия пред всеми имеет лучшее войско», но мы ему не поверили. Так же генерал рассказал о битве при Лесной, объявлял, что русское войско непреодолимое. Ибо оно целый день вело непрерывный огонь, а из линии фронта отряд самого генерала смог выти только с большими потерями, при этом оставив весь обоз и артиллерию.
-Нет, мы бились так словно последний раз в этой жизни Альберт!– поднял на разговаривающих о нем мутнеющий взгляд Левенгаупт.– Много раз ружья невозможно было держать, потому что огненными они становились от пуль выпущенных из них, а позади фронтов не видима была земля за множеством падших пуль…
«Вот ведь привирают, любо дорого послушать, даже пьяные себя не обидят! А то наш государь-батюшка не писал Старшему брату о той битве, шведские лгуны, дрались они, видите ли! Да их за милую душу раскололи, они и пикнуть не успели,– про себя со злостью подумал Прохор, не до конца понимая этого странного жеманства с врагом, ведь враг есть враг и истреблять его нужно везде и повсюду!»
Несомненно, Петр тот государь, который достоин всякого восхваления не только своими подданными, но и врагами! Так сейчас думали все пленные, часть которых сейчас сидела за одними столами с русскими воинами, поникнув головами. Да, конечно это были только офицеры, но ведь и обычных шведских солдат не морили голодом, дав им вдосталь воды и по горбушке хлеба.
Остаток обеда, плавно превратившегося в пир, Прохор запомнил плохо, не было на этом праздновании ни четкого порядка, ни каких перерывов, кроме, разумеется, тостов значимых фигур, сидящих за столами. Вино лилось рекой, чаши и кубки пустели столь же быстро как родниковая вода в полуденный июльский зной в руках бурлака. Пиршество, замирая на какие-то минуты, разгоралось вновь, с новым пылом, вновь приносили полные бочонки с вином, тащили жареных поросят, гусей, откуда-то принесли целого теленка, водрузив его в центр стола, напротив места государя.
Недавние враги пили вместе за здравие государя России, желали ему дальнейших подвигов на военном поприще и долгих лет жизни, восхищались его умом и талантом полководца. Подхалимы тоже не забыли внести свое лепту, ну а государь… тот же человек и на лесть ведется, но подходит к ней с практической точки зрения, ведь сама лесть бывает разной: грубой как мужицкий топор или изящной, филигранной, словно стило ювелира. Во всем должна быть мера…
Вот только этой самой меры после четырех часов сидения за столами больше не наблюдалось, причем не только в винопитии, но и в обществе куртизанок и цыган, веселящих уставших солдат, сбрасывающих собственное напряжение всеми доступными способами. Серебряные рубли летели в ладошки распутных дев, взамен солдаты получали утешение на то недолгое время, пока она с ним, позволяя чувствовать себя простым пахарем, вернувшимся с сенокоса в родной дом, забравшегося в постель к своей нареченной.
Не выдержав столь долгого сидения и выйдя на свежий воздух, полковник витязей оказался в некой прострации, слабый ветерок не много согнал дурман алкоголя, но все же не так хорошо как того хотелось самому Прохору. Оставлять надолго застолье нельзя ни в коем случае, это Прохор понимал прекрасно, да и слова цесаревича о поведении при государе, будоражили воображение витязя, чутко улавливающего действительно важные моменты в общении, причем не только со Старшим братом, но и со всеми друзьями. Удивительный талант полковника много раз спасал его из неловких ситуаций, позволяя лавировать в «опасных» разговорах, ежели таковы имели место быть.
-Вышли подышать свежим воздухом, господин полковник?– тихо спросил кто-то за спиной витязя.
-Да, день сегодня чудесный, господин генерал-майор, таких очень мало бывает в году,– ответил, не оборачиваясь, Прохор, глядя на светлое ночное небо, с миллионом светящихся ровным светом точек, сияющих где-то вдали.
-Вы правы, ТАКИХ дней действительно бывает крайне мало, они навечно остаются в умах людей, и не только участников этих событий, но и вообще… человечества,– немного грустно сказал генерал-майор.
-Вы жалеете об этом?– удивленно спросил витязь боярина Третьяка.
-Понимаешь, витязь… сегодня мы все совершили геройский поступок… да-да геройский не спорь, я то знаю что говорю, а что дальше? Нельзя же жить вечным героем,– тихий смешок вырвался из уст боярина.
-Да, вечным героем жить нельзя, но кто говорит, что так должно быть? Не лучше ли быть героем иногда? Давать отдыхать себе и доверившимся тебе людям, тогда когда это необходимо ведь каждый из них сможет стать тем же самым героем. Не это ли действительно нужно всем солдатам?
Даже сейчас, на праздновании победы над шведами в голове Прохора мелькали картины бесконечных рядов колонн измученных солдат, половина которых давным-давно забыла о том, что такое нормальная еда. Да, конечно в корпусе тоже жизнь была не мед, но ведь о братьях то заботились и заботятся, чтобы не случилось! А здесь…
-Опасные речи ведешь полковник, не по чину тебе, да и не твоего ума дело, как в армии дела ведутся. Радуйся, пока можешь, живи, пока живется, а голову в пасть льва не суй, откусят разом, ты даже дернуться не успеешь. И цесаревичу скажи об этом, по душе он мне, пусть примет дружеский совет…– напускная личина добродушия боярина слетала в единый миг, сменяясь волчьим оскалом, мол, говори-говори, но не заговаривайся.
-Старший брат и без моих советов знает, как лучше поступать, господин генерал-майор,– ответил Прохор.
-Хорошо, если он действительно знает, как надо поступать,– вздохнул боярин, поворачиваясь спиной к полковнику Митюха.– Наш государь-батюшка изволил отметить тебя и твоих витязей, полковник, а тебя за столом нет, не порядок. Ступай, бражничай дальше, иначе осерчает царь-батюшка, в немилость впадешь.
-Спасибо за совет, я как раз собирался обратно за стол,– улыбнулся Прохор как можно дружелюбней.
Удивительное дело, но царь Петр действительно ценил в людях их личные качества, полезность для дела. Даже во время застолья по случаю победы в сражении государь выспрашивал у собеседников о разных новшествах в их стране. Причем его интересовало все, начиная от сельского хозяйства и заканчивая корабельным делом. Вот только утолить неуемное желание к познанию русского царя ни мог никто.
-Полковник, что такой квелый? Неужто заскучал здесь, на застолье?– изумленно спросил у Прохора государь.
-Нет, Ваше Величество, просто занемог я, устал, трудный день был, да о солдатах справиться надо, как там они,– ответил полковник витязей.
-Ты им что нянька, что ли?– хмыкнул Петр, постепенно гости стали прислушиваться к разговору государя и молодого офицера.
-Нет, царь-батюшка, не нянька, но вот о раненых заботиться я должен как отец родной,– спокойно сказал Митюха, вызвал смех у половины пьяных гостей, только у четверых на лицах осталась задумчивость, одним из них оказался и сам государь.
-А откуда ты такое узнал, воин? Ведь мало кто так думает то, почитай только лейб-гвардия у меня в заботе. А остальные полки сильно им в фураже и вещах уступают,– царь с интересом смотрел на витязя, будто бы изучал, как одного из уродцев в своей кунтцкамере.
-Сие истины открыл нам, Его Высочество,– чуть склонил голову полковник.
-На словах что ли?– хмыкнул Петр.
-Нет Ваше Величество, цесаревич написал отдельно для витязей Устав…
-Вон оно как, интересные вещи я узнаю, зелоно интересные,– погладив усы протянул государь.– А больше ничего он не писал?
-Никак нет, Ваше Величество.
-А откуда он это узнал, пример с кого брал, ответствуй полковник,– негромко приказал царь.
-С ваших наставлений и артикулов, государь и прусского устава,– ответил Прохор, заученными словами.
«Говори только то, что я тебе говорил, больше ни о чем не упоминай, многое пускай останется тайной, негоже иностранцам и прочим подхалимам знать государеву тайну, все, что нужно я сам отцу расскажу, когда свидимся с ним,– писал в письме Старший брат».
-Вот только многое Его Высочество изменил, под русского воина сделал, где-то убрал, где-то прибавил…
-Интересно, а почему он мне об этом не рассказал, утаил, значит?– грозно нахмурился порядком захмелевший царь.
-Никак нет, Ваше Величество, Его Высочество приказал ни о чем не рассказывать, так как сам хотел рассказать вам, даже с собой привезти хотел, но не успел, уехал за границу, с посольством,– опустив глаза, сказал Прохор, искоса следя за севшим обратно государем, нервно набивающим трубку табаком.
-Хорошо, ежели так. Как только сын приедет, мы с ним потолкуем,– успокоившись, Петр улыбнулся и залпом выпил стоящую перед ним чарку медовухи.
Дальше вся пьянка перешла в монотонное винопитие, с ежеминутными здравицами и пьяным гоготом, прерывающимся изредка чьим-нибудь рыганьем. Воспитание большинства окружения царя России действительно оставляет желать лучшего, правда от «черни» поднявшейся до этих высот недалеко ушли и именитые бояре, в том числе и шведские аристократы, сильно перебравшие медовухи и вина…
Как ни старался Прохор соблюдать меру за столом государя, но, увы, ничего не вышло, были такие здравицы, которые пропустить просто не было возможным ни в коем случае, ну а молодому, не искушенному мужчине много ли надо? В итоге ближе к одиннадцати часам вечера полковник кое-как добрел до своего шатра, где благополучно и уснул. Не видя, что его витязи тоже находятся в изрядном подпитом состоянии. Молодых воинов смогли напоить зрелые седоусые ветераны, с интересом и снисходительностью разглядывая одетых в странную форму витязей.
Утро оказалось сильно испорчено. Голова полковника раскалывалась неимоверно, Прохору хотелось выть, от боли. Единственным утешением оказался половник рассола, неизвестно как оказавшийся рядом с кроватью молодого полковника.
«Видимо кто-то из обозников постарался,– с благодарностью подумал командир витязей, делая большой глоток».
Вообще вся система корпуса «Русских витязей» была немного странной, особенно если ее сравнивать с регулярными полками. Набор в корпус происходит только для малолетних отроков, при этом там они уже делятся на пятерки, и взводы. Десятков как таковых нет в помине. В обоз набирают обслугу, не касающуюся воинских умений и навыков, умудренных опытом ветеранов. Большая часть калеки, не желающие волочить безрадостную жизнь в городских подворотнях или списанные по годам седовласые мужики, не знающие ничего кроме воинского дела, такие как наставник, Михей к примеру. В самом же Корпусе, витязей вообще пестуют исключительно жители Петровки.
Полевые кухни, частенько используемые сначала полком, а потом и неполным полком витязей, хотя и решил множество проблем с питанием воинов, оказались не такими эффективными на месте постоянного базирования. Из-за чего в самой Петровки все полевки, используются только на выезде или дальних рейдах, как нынешний к примеру.
Удивительное дело, но полк «Русских витязей» до сих пор обходят такие проблемы армии как инфекционные заболевания. Быть может из-за того, что питание у воинов много лучше обрабатывается, нежели у всех остальных солдат русской армии, до сих пор питающихся отдельно друг от друга?
Вот и сейчас утро в самом разгаре, а пара хозяйственных взводов, постоянно меняющихся из наличия всех имеющихся за исключением некоторых, уже растапливает четыре полевки, по одной на две сотни витязей. Кто-то готовит котлы, воду, чистит репу, рубит вяленое мясо… Как диковинка отдельно готовится пара мешков картофеля – «земляного яблока» по другому, выращиваемого в Петровке и у помещика Александра Баскакова. Наказ цесаревича по внедрению этого заморского овоща исполняется с неохотой, мало ли чего чудит наследник, но все же в срок. Аккурат по тем нормам, какие указаны Старшим братом, и парой людишек, приехавших с государем-батюшкой из заморских земель, видевших и общавшихся с крестьянами, которые уже выращивают этот картофель у себя в хозяйстве.
Прохор, чувствуя, что тяжесть постепенно улетучивается из головы, быстро собрался и вышел из шатра, предварительно проверив сундуки с привезенным вчера разведчиками добром. Бумаги и золото шведского короля оказались на месте.
-Полковник, завтрак готов, прикажите подать на пробу?!– тут же подскочил к командиру витязей один из поваров, ефрейтор третьего взвода пятой роты Кузьма Дронов.
-Давай, неси, а то ребята уже заждались совсем, вон лица какие понурые, наверное голод мучает,– улыбнулся Прохор глядя на хмурые лица молодых воинов.
Причину столь разительных перемен у своих витязей полковник знал лучше кого бы то ни было, сам страдал этим же, но старался виду не показывать, все же командирская должность обязывает сохранять авторитет. Пускай даже перед своими же сверстниками, еще полтора года назад обучавшимися в одной группе.
Так уж получилось, что в первых походах, когда с витязями был сам цесаревич, снимать пробу перед каждым вкушением пищи всегда предлагалось только ему, потом же когда наследник Русского царства не мог быть вместе с витязями такой чести удостаивался командир сначала батальона, а потом и полка «Русских витязей». Таким образом, постепенно негласно корпус обрастает собственными традициями, где-то странными, где-то непонятными, но все же своими собственными, делающими жизнь кадетов разнообразнее и много интереснее, позволяя чувствовать, что они одно целое, которому предстоит многому учиться и многое узнать.
-Отлично,– подув на деревянный половник, сказал Прохор, делая небольшой глоток, по языку прокатился горячий комок густой каши, сдобренной пряностями и солью.
Что-что, а рацион для витязей Старший брат старался подобрать так, чтобы они всегда были сытыми и довольными, разносолов же, как таковых не было. Разве что по большим православным праздникам: Рождеству, Пасхе, Новому году…
Хотя корпус и требовал больших денег для своего существования, одно обмундирование с фузеями чего стоит, но постепенно переходил на само обеспечение. Кураторами Корпуса, как повелось, стали поручик Преображенского полка Кузьма Астафьев, и купеческий сын Николай Волков, сообща перестраивая хозяйство по тем канонам, которые требовал от них сам цесаревич, согласно собственным измышлениям.
Постепенно разрасталось хозяйство на подворье, забегали квохчущие наседки, закопошились в грязи первые поросята, неуклюже переваливаясь, вышагивали по утоптанной дороге гуси… Даже повседневную одежду, носимую кадетами в своих казармах старались изготавливать прямо тут же на месте, правда сие плохо получалось: сказывалась нехватка рабочих рук. Все же население деревни не дотягивает и до сотни, не считая малолетних чад конечно, и это вместе с купленными в свое время семьями закупов.
Все дела попросту нереально выполнить столь малыми силами. Поэтому по-прежнему много денег вылетает «в трубу» уходя на сторону к местным рязанским мастерам или купцам, с удовольствием, сбывающим льняные и шерстяные ткани на «бездонные» склады рязанского наместника, без лишней волокиты и задержек…
Десять минут и каждый витязь с собственной железной тарелкой сидел на мягких валиках шерстяных полотен, в полсажени шириной и сажень длиной, называемой среди молодых воинов не иначе как скаткой. Полезная обыденная вещь помогала не только в холода, но и в летние сырые вечера, надежно служа витязям в любую погоду, жаль только что от дождя не укрывает, но «это тем паче лишество не нужное, хотя много полезное, коли было бы таковым» как скажет старший наставник Михей.
Ложки стучат по дну, слышны веселые голоса и радостный смех, где-то на окраине временного лагеря витязей, расположившихся отдельно от основной армии, чуть слышно затянули походную песню…
-Пора,– командует сам себе Прохор, отставляя в сторону, пустую плошку.– Сержанта Елисеева ко мне!
Необходимо как можно скорее предстать перед государем с подарком, личным подарком от всего полка, столь удачно захваченным вчера после сражения. Моментом надо уметь пользоваться. А когда лучше, если не тогда, когда эйфория от победы еще не прошла, только чуть угасла? А тут нате вам и пополнение в казну, и важные документы врага! Разве не достойно почестей?
-Сержант Елисеев прибыл!– доложился Руслан, вскидывая ладонь к беретке.
-Бери два десятка своих витязей, сундуки с золотом и бегом ко мне, я буду ждать на выходе,– приказал полковник.
-Есть!
Через пять минут, двадцать воинов с десятью небольшими сундуками золотых талеров спокойно шествовали через просыпающийся после вчерашнего гуляния лагерь, впереди небольшой колонны шел сам командир витязей, неся под мышкой толстую папку, с серебряной тесьмой, замыкал колонну сержант Елисеев.
По мере приближения к шатру государя интерес к юным воинам, несшим непонятные сундуки, возрастал в геометрической прогрессии, дойдя до крайней точки – к Прохору подошел генерал от кавалерии Меншиков, с ухмылкой потребовав от командира витязей показать, что они несут.
-Первым содержимое сундуков может увидеть только наш государь-батюшка,– спокойно ответил Прохор, глядя на злые глаза «полудержавного властелина Руси».
-Ты забываешься, холоп! А ну открыл быстро сундуки, иначе будешь в холодной до конца своей никчемной жизни сидеть!– гаркнул на девятнадцатилетнего полковника Алексашка Меншиков.
-Это вы, господин светлейший князь забываетесь, видимо теперь вы государь Руси-матушки? Раз требуете такого наперед государя?– все так же спокойно сказал Прохор, немного ближе к рукояти сабли сместив свою ладонь.
-Хорошо, не хочешь по хорошему… Схватить его!– скулы светлейшего князя побелели, ноздри дрожали, словно паруса во время шторма.
В толпе зашелестели вынимаемые из ножен клинки, двенадцать витязей оказались в окружении ожидающих дальнейшей команды спешившихся кавалеристов.
-Вы чего замерли?! Я приказал взять их и кинуть в холодную!
-Так нет тут холодной,– кто-то виновато пробубнил в рядах кавалеристов.
-Так зарубите их, к чертовой матери, я не хочу видеть здесь их мерзкие рожи!– чуть ли не брызгая слюной, надрывается Алексашка.
-Стоять! Что здесь происходит?– остановил, было начавших исполнять бредовый приказ генерала от кавалерии драгун властный окрик.
За спиной разъяренного Меншикова замер царь Петр, с интересом глядящий на своего любимца и Прохора.
-Ну? Я жду!– нахмурился государь.
-Этот… полковник,– выплюнул последнее слово Меншиков.– Не подчиняется приказам, из-за этого я приказал арестовать его.
-Да?! Это правда, полковник?
-Нет, Ваше Величество,– спокойно ответил Прохор.– Я всего лишь сказал светлейшему князю, что не покажу ему содержимое сундуков, до той поры пока их не увидит сам государь.
-Что скажешь на это Алексашка? Так дело было, али врет полковник?– насмешливо спросил Петр, хорошо изучивший своего любимца, беззаветно преданного ему и его преобразованиям, но так же беззаветно любивший брать взятки и «подарки».
-Врет, собака!
-Ну, коли так, то давай полковник открывай сундуки, поглядим, посмотрим из-за сего ссора вышла,– немного подумав, сказал государь.
Кивнув первой паре витязей, Прохор самолично подошел к сорванным замкам и откинул крышку, на мгновение, ослепнув от солнечных лучей, заигравших на гранях золотых монет.
-Етить! Святая матерь Богородица! Во те на! – понеслось со всех концов, увидавшей золото толпы.
-Кхе, неплохой сундучок, зелоно не плохой… и что все таковы?– погладив подбородок, спросил Прохора государь.
-Так точно Ваше Величество, весь десяток сундуков полон золота,– четко ответил полковник Митюха.
-Ну, коли так, то давай пройдем в шатер, там и продолжим разговор… наедине,– нахмурился государь, глядя на гневно раздувающего ноздри Меншикова, собирающегося что-то сказать, но тут же захлопнувшего свой рот, увидев, что государь не шутит.
Толпа собралась порядочная, но после пары десятков зуботычин, вставших в караул преображенцев желающих поглазеть на уносимые в шатер государя сундуки стало много меньше. Между тем витязи сложили десять сундуков в один угол, тут же вышли из шатра, по настоянию охраны государя уйдя за невидимую линию.
-Садись, полковник,– закинув ногу на ногу, государь стал забивать в длинную трубку рассыпчатый табак.
-Спасибо Ваше Величество.
Мягкий стул с высокой спинкой чуть скрипнул, врываясь в зеленый дерн и замер.
-Рассказывай, я тебя слушаю, ничего не утаивай,– милостиво разрешил Петр, прикуривая угольком вонючие табачные листья.
Пару секунд Прохор помолчал, собираясь с мыслями и четко, как на уроке тактики, глядя чуть выше головы государя начал:
-Ваше Величество, когда наш полк отбыл для помощи Полтаве…
-Оставь, полковник,– поморщился Петр.– То что ты со своими солдатами, «вынырнул» из Яковецкого леса, аки заяц под копыта коня, бог с тобой. Хорошую службу заслужил, и тебе с твоими витязями все зачтется, я уже сказал. Ты мне про золото лучше расскажи, зелоно интересно мне сие, откуда оно, кто добыл. Все расскажи.
-Как прикажите государь. Перед тем как вступить в бой, прошлым утром я отдал приказ двум взводам полка, разведчикам по дуге обойти лагерь шведом и до того момента покуда их командир, сержант, не решит вмешаться, они должны будут наблюдать за ходом сражения издали. При этом я приказал наблюдать им за штабом короля шведов и при случае захватить кого-нибудь.
-А откуда ты знал, что мы победим?– прищурился Петр.
-Русская армия сильней шведской, … то, что было шведской армией,– поправился Прохор.– Это еще ваш сын нам говорил, государь!
-Ишь как!– крякнул царь.– Продолжай дальше.
-Так вот, когда ближе к обеду войска Карла побежали, разведчики смогли выследить одного из сановников шведского короля. Некоего графа Пипера, дождавшись когда момент для захвата будет самым удачным, два взвода витязей вошли в покинутый лагерь шведов и скрутили этого графа. А как потом выяснилось, он хотел уничтожить важные государственные бумаги и переписку своего короля, оставленные им в старом штабе, чуть ближе к Полтаве, чем тот который он поставил во время вчерашнего сражения,– говоря это, Прохор передал Петру плотную кожаную папку, перевязанную парой кожаных ремешков, удерживающих бумаги от выпадения.
-Вон даже как, отрадно,– задумчиво выпуская облако дыма, царь взял бумаги, сорвал ремешки и углубился в чтение.
В течение десяти минут, государь просто выпал из жизни, то и дело, хмыкая, он постоянно потягивал трубку и листал чуть пожелтевшие страницы государственных бумаг, на которых голубым оттиском стояла королевская печать. Определенно бумаги действительно оказались важными.
-Читал?– с все тем же прищуром спросил царь Прохора, убирая бумаги в стол, задумчиво теребя левую мочку уха.
-Никак нет, Ваше Величество! Мои подчиненные дисциплине обучены, и никто не решился бы на ее нарушение в угоду личному желанию и интересу!– приподняв голову, ответил полковник Митюха.
-Отрадно, коли так, отрадно. А что же на счет золото, откуда оно? Признаюсь нужно оно ой как нужно государству нашему, но узнать, как попало в руки к твоим орлам, просто обязан,– довольно спросил Петр.
-Так вместе с графом Пипером, разведчики и казну шведского монарха нашли, государь.
-Ха!– хлопнув по коленкам, царь захохотал, после чего, встав, вытер выступившие слезы, весело проговорил.– Теперь у Карлушки ни армии нет, ни денег на новую… Молодцы, орлы! Всех к награде представлю! А где же сам граф, неужто помер?
-Нет, государь жив, здоров, хоть и помят немного.
-Тогда веди его ко мне сейчас же, хотя нет, вечером приводи, вместе с орлами захватившими его, уяснил?– улыбка правителя Русского царства напоминала улыбку ребенка наконец-то получившего долгожданный гостинец.
-Так точно, Ваше Величество!
-Тогда ступай.
Встав, Прохор поклонился царю, коротко по военному, развернулся и со счастливой улыбкой вышел из шатра, на встречу обеспокоено ожидающим своего командира разведчикам.
-Награда!– громко сказал полковник, только одно слово, но и его хватило, чтобы молодые солдаты радостно закричали в предвкушении того, чего добивался Старший брат – признания корпуса царем!
Глава 7
29 июня 1709 года от Р.Х.
Мессина.
Полномочный посол Русского царства светлейший князь Алексей Романов.
«Санта-Лючия» медленно, словно нехотя выплывала из порта, на корме мельтешил капитан, щедро одаривая зуботычинами провинившихся матросов. Два месяца бездействия сильно сказались на дисциплине команды шнявы. Мутные глаза с опухшими после похмелья лицами тому подтверждение, но, увы, выбирать не приходиться, еще повезло, что вообще кто-то в порту стоял.
Кроме нанятого корабля у причалов замер красавец – фрегат, в бортах у которого зияли шестнадцать бойниц, открытых после недавнего мытья палубы. Как сказал мне капитан этот сорока пушечный корабль стоял на дрейфе, готовясь выйти в море, латая дыры, появившиеся во время последнего боя с каперами английской короны, нахально заплывшими в исконные испанские воды.
Рядом со мной на палубе стоит капитан Гомез, отправленный вместе со мной ко двору испанского монарха. Так уж получилось, но прием в нашу честь, данный комендантом затянулся до полуночи, по большей мере это был даже не прием, а фуршет, когда люди стоят по компаниям с кубком вина в руке и беседуют на различные темы. Вот именно так сие действо и было вчера.
Граф Кантилья оказался добродушным подтянутым ветераном, седоусым с неизменной бородкой, в которой половина волос была полностью седая, а другая черная. Несомненно, годы берут свое, но глядя на этого человека хочется думать, что годы берут не все… далеко не все.
Беседа получившаяся с комендантом в целом носила чисто ознакомительный характер, в большей мере мы с графом разговаривали о нейтральных темах и только ближе к концу приема, смогли поговорить на действительно важные темы, оставшись наедине в кабинете коменданта.
Основной вопрос, мучавший испанца, был, несомненно, причина появления Московии на землях центральной Европы, чего она хочет, для чего наше посольство. Мой же ответ был всегда лаконичен и краток: «Для расширения представительств посольств и заключения различных договоров, а быть может и союзов». Как не изощрялся комендант в лести, но больше он выбить из меня не смог ничего стоящего. Разве что я сам намекнул ему, вполне может случиться так, что Россия сможет помочь Испании в войне с Англией и ее союзниками, не важно как, главное что помочь, правда имеется ряд условий, без которых помочь Русское царство Филиппу Испанскому не сможет.
Вот тут то граф заинтересовался по-настоящему, видимо дела империи Филиппа Испанского идут действительно не важно, раз возникает такой интерес к обычным словам, не подтвержденным никакими вескими доводами. Ведь, по сути, у Руси даже войск свободных нет. Чтобы их можно было послать как экспедиционный корпус в подчинение к испанцам.
В общем, интересный разговор получился, в довершение которого комендант обещал помочь нашему посольству в меру своих возможностей. И сразу же, в знак «дружбы» отрядил с посольством капитана Гомеза, благо, что такой провожатый до столицы действительно будет очень кстати, много вопросов и ненужной волокиты попросту отпадут и нас не коснутся.
Где-то за городской стеной, со стороны южных ворот глухо ухнуло, часть домов слегка покачнулась, но все тут же стихло. Не понимая, что происходит, беру притороченную к портупее подзорную трубу, благо, что привычка носить ремень нового образца быстро прижилась не только у меня. Одно крепление ножен чего стоит, не надо постоянно поправлять сползающую на живот гарду или в раздражении придерживать болтающийся возле детородного органа клинок.
-Смотрите, там кажется пожар!– кричит один из слуг, указывая рукой на юг города.
Перевожу трубу в указанную сторону, действительно медленно разгорается один из крайних домов. Но не это оказалось интересным, по стене, окружающей саму Мессину бегали испанские солдаты, постоянно припадая к ней и тут же прячась обратно за каменные зубцы.
В слабом просвете между нагромождения домов и стены замечаю, что кусок серого камня попросту лежит на земле, открывая вид марширующих колонн австрийских мушкетеров, чуть в стороне от них идут знаменосцы, на вытянутых руках удерживая древко с развевающимся полотном. Глухие удары повторились вновь, причем не так как до этого, а будто капель, бьющая по крыше… канонада! Стараюсь рассмотреть, что происходит в самом городе, вот только ничего не видно за портовыми трущобами, переулок, через который столь удобно было смотреть за атакой врага, остался позади, наш шлюп, набирая скорость, выходил из бухты.
Алехандро с беспокойством смотрит на город, непонятно что, высматривая за стеной припортовых домов. Между тем, наш корабль, сделал небольшой поворот и перед моим взором, предстала картина штурма Мессины. Уже и капитана Гомез смог увидеть, что происходит под стенами его города.
-Обратно! Давай обратно!– кричит он на капитана шлюпа.
-Нет, обратно нам уже нельзя… мне жаль,– жестко говорю ему.
Глаза испанца опасно заблестели, ладонь чуть сместилась к гарде клинка, тут же рядом со мной встал лейтенант гвардейцев, а в паре метров от Алехандро замерли Егор с Русланом, готовые по первому приказу броситься на несдержанного испанского офицера. Я едва заметно махнул им рукой, мол, успокойтесь, сам же отвернулся от Алехандро, продолжая глядеть в трубу за движением колонн австрийцев.
Пришвартованный фрегат снялся с якоря, проплыл пару сот метров и замер на месте, встав аккурат напротив пролома в стене. Видимо капитан решил помочь осажденным, правда, как он это будет делать, я не представляю. Кругом дома, и нет открытого пространства для огневой поддержки. Но вопрос разрешился сам собой, не мудрствуя, капитан просто-напросто приказал открыть огонь по ближайшему дому, закрывающему обзор и пролом в стене, стоящему прямо на прямой наводке пушек фрегата.
Трех этажный дом сложился как карточный домик, после первых пяти попаданий, остальные же ядра полетели дальше, не изменив своей траектории, напрямик в пролом, к которому приближались штурмующие войска австрийцев. Пара снарядов пролетела далеко от колонн врага, но вот остальные задели крайний ряд мушкетеров под черно-желтым флагом, оставляя после себя сломанные куклы, еще недавно бывшие живыми людьми. Тут же фрегату вторила канонада крепостных орудий, буквально выкашивая марширующих солдат, первые шеренги пали, так и не дойдя до заветной стены, под которой жидкой грязью текли остатки воды, в пересохшем рву.
Сбоку от меня радостно закричал Алехандро, тряся кулаками в чистое небо, неотрывно глядя в подзорную трубу, взятую у капитана «Санта-Лючии». Проследив за взглядом испанского офицера, я озадаченно погладил подбородок: к порту Мессины приближается пара корветов с полосатым желто-красным флагом. Странно, но, кажется, вчера граф говорил о том, что в городе не хватает войск, тех пяти сотен солдат, что расквартированы в казармах города, попросту не хватает даже на поддержание порядка в ближайших землях, не говоря уже о полноценном контроле всей подвластной территории. А что говорить о кораблях? Комендант вообще только горестно вздохнул, стоило мне только упомянуть о них. Фрегат чисто случайно здесь оказался, а тут получается в Мессину шли сразу два корвета, пускай эти корабли предназначены в большей мере для крейсерской деятельности против противника и вы слеживания оного, но ведь и их 32 пушки в решающий момент могут сыграть важную роль в сражении. Даже в таком, когда каждый бортовой залп уменьшает количество нападающих на десятки человек. Все-таки странно, право слово видеть в захолустном городе на отшибе империи, нуждающейся во всех наличествующих сил как никогда ранее сразу два военных корабля.
-Что они делают?! Они…они, о нет, Святая Мария!– Алехандро ухватился за борт шнявы, до бела сжимая дрожащими пальцами ни в чем не повинное дерево.
Вновь перевожу взгляд на пару корветов, вижу, что команда обоих кораблей суетится сверх меры, не понимая в чем дело, гляжу на капитана Гомеза, вновь перевожу взгляд на корветы и только теперь замечаю, причину иступленного состояния Алехандро. Испанский флаг на обоих кораблях пропал, вместо него на мачтах корветов трепыхался на ветру его английский собрат. Каперы!
-Полный вперед, капитан, нам надо уходить как можно скорее!!– ору что есть мочи на замершего у штурвала капитана Кастанедо.
Однако он и без моего приказа прекрасно разобрался в ситуации, тут же начал раздавать приказы суетящимся на палубе матросам. Между тем я продолжал глядеть за разворачивающимся действом на берегу. Австрийцы, неся большие потери под ливнем пуль и картечи, сумели пробиться к образовавшемуся пролому, теперь ожесточено бились с испанским заслоном, держащимся из последних сил, против многократно превосходящего врага. Испанцы таяли, словно снег под лучами весеннего солнца, но и с собой забирали не мало врагов на тот свет, вот только слишком мало их было, подданных Филиппа Испанского. Даже ополченцы и те на смерть стояли за каждую пять земли города, то и дела вскидывая руки падая на каменную брусчатку городских улиц.
Легкая дымка развеялась над проломом в стене, открывая печальное зрелище героической защиты горстки солдат против многократно превосходящих сил противника. Давно замолкли крепостные орудия, артиллерийская обслуга спустилась вниз, сражаясь плечом к плечу со своими собратьями, зубами вгрызаясь в родную землю. Новый залп подошедших мушкетеров и целая шеренга испанцев падет лицом вниз, на серые камни мостовой, орошая ее своей кровью. Минута и сражение становится обычным избиением, выстрелы доносились даже до нас, отплывших уже на порядочное расстояние от порта-города.
-Мессина пала,– с болью в голосе сказал Алехандро, поворачиваясь спиной к чадящему дымом городу, из которого то и дело слышались животные крики боли и слитные залпы десятков мушкетов.
Капитан фрегата не мог помочь своим собратьям, подвергшись атаке английских каперов, испанец, подняв паруса, двинулся им на встречу, готовя к бою собственные орудия, пока еще оставшиеся пустыми после последнего залпа. Но корветы, действуя на удивление слаженно и четко, не желая вступать в открытое противостояние с более сильным противником, аккуратно разошлись в стороны, разворачиваясь бортами к плывущему на них фрегату. Секунда и первые дымные облачка взвились над палубами англичан, посылая в испанца оставляющие за собой дымный хвост бомбы. Все бы ничего, но капитаны корветов, действуя слаженно, допустили небольшую ошибку в наводке из-за чего из пары десятков бомб фрегат задела только десятая часть, да и то в скользь, срикошетив в воду.
Между тем англичане спешно разворачивались другими бортами, стараясь выжать из своего положения всю выгоду, но им не хватило каких-то пары минут. Фрегат, подплыл к ним в плотную, минута и уже над бортами фрегата взмыли маленькие облачка белесого дыма, тут же развеянные налетевшим ветром. Борта одного из корветов неожиданно вздулись горбом и лопнули, выпуская наружу красные языки пламени, сразу же охватившего всю палубу англичанина. На втором же корвете разрушений как я успел заметить, почти не было, большая часть снарядов с левого борта испанца оказалась картечью. Вся палуба второго корвета оказалась пустой, попавшая под обстрел обслуга осталась лежать недвижимыми телами рядом со своими орудиями. Однако как оказалось у англичанина еще есть порох в пороховницах, треть пушек таки выплюнула горящие снаряды в сторону фрегата. Чуть погодя уже на испанском корабле стал, заметен поднимающийся над кормой черный дым, где до этого громыхнуло пара взрывов.
Словно мелкий раненый шакал, английский корвет, подняв паруса, лег по ветру, уходя от фрегата в открытое море. Спасать же тонущих моряков с взорвавшегося английского корабля никто не собирался, испанец на всех парусах мчался обратно в порт, чадя в лазурное небо черным дымом. Остатки защитников города дожимали австрийские солдаты, планомерно как механические часы, отстреливая облаченных в кирасы поверх алых пышных рубах воинов.
Ополчение, чуть больше трех сотен человек, вместе с сотней выживших солдат из последних сил отбивались от наседающих австрийцев, упорно идущих вперед. Длинные пики с легкостью пропарывают беззащитную плоть людей, буквально насаживая их на четырех метровые оглобли. Испанцы до последнего не сдавались, держались на последнем издыхании. Но вот, наконец, в порт заходит фрегат, недолгое мельтешение и левый борт корабля поворачивается в сторону основной массы австрийцев…
Что было дальше, я не мог увидеть, шнява «Санта-Лучия» сменила курс и теперь Мессина осталась за небольшим перелеском, надежно скрывающим от наблюдателя все происходящие там события, одни только темные клубы дыма по-прежнему уносились ввысь, никакие звуки городского боя или выстрелов пушек фрегата больше не были слышны.
-Мне жаль, Алехандро, но мы не могли ничего сделать,– искренне говорю графу, надеясь, что боль все же не сильно затуманила его разум.
-Я знаю, светлейший князь, но видеть, как гибнет твой город от рук врага… это мерзко, унизительно, особенно когда ты сам уплываешь… словно трус!– покрасневшие глаза испанца с холодной отрешенностью наблюдали за суетящейся командой шнявы.
-Нет, ты не прав, уважаемый граф, далеко не прав. Ты не трус, вот скажи мне. Если бы на поле боя тебе был отдан приказ стоять в засаде с твоей ротой, ожидая команды для благоприятной атаки, ты стал бы ждать, видя, как погибают твои соотечественники?– с легким прищуром глаз спрашиваю испанского офицера.
-Если бы был такой приказ, то конечно,– не думая, отвечает он.
-Так почему же ты тогда говоришь о трусости, когда речь идет о нашем отплытии?– строго спрашиваю его.– Ведь для нас главное добраться до Мадрида, на аудиенцию к твоему королю, Филиппу Испанскому, где я смогу от имени свое страны говорить о государственных делах, ты же можешь сразу же по прибытии оповестить власти Барселоны о нападении на Мессину. Разве это не лучше чем бесславно погибнуть на улицах пылающего города? Стать его освободителем, пускай не личным, но ведь вовремя узнанная новость помогает порой лучше любой армии за спиной.
-Вы, правда, так думаете, сеньор Алексей?– с надеждой спрашивает меня испанец.
-Конечно, иначе я бы даже не стал говорить вам об этом сеньор Алехандро…
-Алехандро, для вас, я просто Алехандро,– улыбнулся граф.
-Конечно, … Алехандро,– пробуя на звук имя испанца без дополнительных слов.– Тогда и ты можешь обращаться ко мне на ты, так будем много удобней. Тебе так не кажется?
-Это честь для меня,– отрывисто кланяется граф Гомез.
-Вот и хорошо, думаю, нам стоит обдумать то, как и что говорить при встрече с властями Испании, иначе быстро добраться до королевского двора мы не сможем,– задумчиво протянул я, смотря на едва видимый дым над горизонтом, оставляемый за нашими спинами.
Июль 1709 год от Р.Х.
Центральная Россия.
Тусклые стены кабинета, слабо угадывались в полутьме, ночь только-только вступила в свои права, на небе нет ни одной звездочке, предгрозовой небосвод, плотно затянут тучами, где-то вдалеке вспыхивают ломаные росчерки молний.
Пара свечей догорала в подсвечниках, спиной к ним сидел уже не молодой мужчина, лицо покрыто морщинами, пряди черных как вороново крыло волос ниспадают с плеч, вот только проседь уже забрал большую часть стариковских волос, ежеминутно напоминая о прожитых годах.
-Ерема!– внезапно крикнул мужчина сильным поставленным голосом.
-Я здесь господин,– появился на пороге кабинета старый слуга.
-Думаю, пора тебе съездить к нашим друзьям,– плотоядно улыбнулся мужчина.
-Но, разве их не убили, мой господин? Ведь недалече как пару месяцев назад охальники на деревушку Корзня напали, пограбили ее всю, а их самих на деревьях развесили, воронью на поживу,– приподнял голову от пола слуга.
-А я сказал, что к этому недотепе поедешь, да пожрут его в аду черти? А то я не знаю, что ватага его по дороге к Рязани вся развешена, а его самого так найти, и не удосужились, хотя наверняка просто не узнали в изъеденном червями трупе. Ну да ладно, не об этом речь, дело важное тебе предстоит. Нужно тебе Еремка напомнить о себе этим лапотникам, незнамо с чего возомнившими себя боярами.
-Но разве они не у цесаревича на службе сейчас? Послушают ли они, господин?– посмотрел на своего хозяина старый слуга.
-Не твоего ума дела, у кого они на службе! Главное, что они у меня вот тут все!– потряс пудовым кулаком Господин, но, быстро успокоившись, продолжил уже на полтона ниже.– Ты поедешь к ним, а для убедительности возьмешь кое-что для напоминания, а то они и вправду совсем голову могут потерять и глупостей наделать … память холопья она ведь короткая, милость господскую редко кто ценит. Так что с рассветом отправляйся в путь, дорога не близкая
-Как будет угодно моему господину,– вновь кланяется до пола Еремей, пятясь, выходя из кабинета.
На стенах безобразно плясали тени, порождаемые огарками свечей…
Июль 1709 год от Р.Х.
Барселона.
Полномочный посол Русского царства – Алексей Романов.
Предрассветные сумерки скрывали посеревшие от вечной влаги доки. Тусклые фонари со скрипом качаются на ржавых цепях. Где-то вдалеке надсадно кричит чайка, встречая первый луч солнца. Барселона, как хмурый страж, встречает неизвестных путешественников, неприветливо и насторожено. Даже тишина в порту, где всегда должны суетиться грузчики вызывала настороженность.
В Испании видимо действительно не все в порядке, раз появление одного корабля вызывает столь странную реакцию. Или мне так кажется? Определенно, мир понемногу сходит с ума, или я обзавожусь манией.
Так необходимо расслабиться, вдох, выдох, закрываю глаза и медленно открываю…
-Вот она, Испания!– с придыханием шепчет появившийся рядом со мной граф Гомез, восторженно глядя на серую хмарь, опустившуюся на город.– О Боже, если бы ты знал Алексей, как долго я ждал этого дня, когда увижу хотя бы клочок Испании, солнечной Испании!
-Но тебе всего-то двадцать с небольшим, Алехандро, а ты говоришь так. Как будто тебе уже за полвека перевалило,– улыбаюсь ему, ненадолго скрываясь от собственных проблем.
За штурвалом что-то бормочет капитан Кастанедо, жаль, что по-испански, а то наверняка я бы смог пополнить свой словарный запас новыми нецензурными словечками. Определенно плавание для шнявы вышло что надо, даже один раз от какого-то маломощного корабля с австрийским флагом пришлось удирать, незнамо, как появившегося вдали от родных берегов.
-Ах, всего четыре года, а, кажется, что я не был в своей родной Испании целую вечность!– не слушая меня, с блаженной улыбкой на устах говорит Алехандро.
Почти сразу же прозвучал зычный приказ капитана и на пристань полетели свернутые кольцами канаты, «Санта-Лючия» наконец добралась до берегов Испанского королевства, не смотря ни на какие перипетии и трудности.
-Сгружаемся,– командую своим людям, сам же не дожидаясь трапа, прыгаю на дощатый настил пристани.
Чуть слышное поскрипывание, вот и все, видно работу мастеров, прекрасно сделавших свою работу, как говорится не за страх, а за совесть. Тут же рядом со мной приземлилась пара гвардейцев.
-Ваша светлость, вам нельзя быть одному, простите, но не положено,– несколько сконфуженно говорит Олег, с борта шнявы, следя за тюками нашего посольства.
-Конечно, лейтенант, я никуда не ухожу, так что неси службу исправно, мне не с руки доставлять тебе, да и себе тоже лишнюю головную боль, ее и так на наш век хватит,– смотря в сторону города, отвечаю командиру гвардейцев.
Порт понемногу оживал, появились первые бродяжки, с интересом глядящие на лежащие в одной кучи тюки, кто-то из них даже сделал попытку подобраться поближе, но тут же ретировались назад, увидев хмурые лица гвардейцев, недовольно глядящих на припортовую чернь.
-У вас нет к нам каких-либо вопросов, сеньор Кастанедо? Все ли так как вы договаривались с моим помощником?– напоследок спрашиваю капитана «Санта-Лючии».
-Да, сеньор, все хорошо, желаю вам удачного путешествия,– облегченно ответил капитан, глядя на нашу спешенную компанию.
-Что ж, тогда удачного плавания, сеньор капитан.
-Спасибо, сеньор посол, но мы пока здесь будем, в море пока не спокойно, а тут глядишь, и в караван какой-нибудь прибиться можно будет.
-Хм, все равно удачи, она никогда лишней не будет,– перевел мою фразу своему соотечественнику граф Гомез.
Слуги разобрали наш багаж, сундучки с деньгами остались у гвардейцев, пара которых тут же вышла чуть впереди нашей небольшой компании.
-В этих местах человека убить проще, чем копейку заработать,– кусая губу, недовольно буркнул под нос лейтенант, постоянно держа ладонь на эфесе шпаги.
Трущобы Барселоны мало отличались от домов бедняков в любом портовом городе, да и не портовом тоже, разве что географическое положение вносило некоторые коррективы во внешний вид разбойничьего пошиба шайки местных аборигенов.
-Алехандро, нам есть смысл останавливаться в городе?– задумчиво спрашиваю графа Гомеза.
-Думаю на пару часов да, как только я сообщу властям о нападении на Мессину, то мы можем сразу трогаться в путь дальше, тем более если ты хочешь, как можно раньше попасть ко двору, то не стоит задерживаться здесь. Но и спешить не надо, слухи о посольстве далекой Московии все равно дойдут до двора быстрее, чем мы прибудем туда,– с улыбкой ответил Алехандро, глядя на трущобы с таким выражением лица, словно это прекраснейшее место на земле.
-И где можно пока провести свободное время? Нам стоит, наконец, отведать нормальной кухни, а то признаться, вяленое мясо конечно хорошая пища, да только когда его не ешь пару недель подряд.
Мой интерес отнюдь не был праздным, запах и вкус мяса действительно надолго «впитался» в меня, и признаться честно не знаю, когда он исчезнет. А ведь когда мы путешествовали на «Звере», то такого отторжения не было. Интересно с чего бы это так?
-Не доходя до центральной площади, есть один замечательный постоялый двор там чудесно готовят мясо молодого теленка,– немного подумав, сказал Алехандро.– Кажется «Королевская пристань», да кажется именно так, через пару часов я буду там.
-Быть может ты пройдешь с нами этот район, а дальше уж отделишься от нас, а то мало ли какой казус может приключиться среди этих домов,– с неким сомнением говоря графу, намеревающемуся отправиться в одиночку через полу разваливающиеся домишки.
-Думаю, так действительно будет лучше,– внимательно глядя на толпящихся бродяг, ответил Алехандро.
-Береженого Бог бережет,– негромко говорю ему.
-Да, действительно именно так. Тогда не будем тратить время?-
-Раз все вопросы улажены, то нам стоит быстрее идти в эту «Пристань», а то и поесть не успеем,– как можно серьезней говорю своим людям, которым, по всей видимости, корабельный паек то же встал поперек горла.
Как и договорились, пройдя с нами трущобы, граф Гомез тут же свернул в какой-то проулок, сказав, что вскоре снова увидится с нами. Желтые и оранжевые стены домов слегка облупились, но фасады зданий мимо, которых мы проходили, внушали уважение, как дань тем мастерам, которые сумели сделать их. Цокот лошадиных подков далеко разносился по пустынным улочкам города, но вскоре то тут то там стали появляться фигурки лоточников, высовывались из резных окон заспанные лица почтенных матрон.
Почти сразу же, как только мы въехали в более благонадежный, и чистый район Барселоны услышали шаги подкованных сапог, четко по военному идущих полудюжины стражников. Ненадолго задержавшись на нашей компании взглядом, идущий чуть в стороне от шестерых рядовых стражей порядка, сержант прошел дальше, поглаживая, на ходу коротко стриженые усы. На улицах покатились первые извозчики, загорланили разносчики разнообразной снеди, а мы все никак не можем найти эту «Пристань»!
-Если она не появится через пять минут, то останавливаемся в первой попавшей таверне и отдыхаем,– хмуро говорю моим соратникам, с нетерпением высматривающих долгожданный постоялый двор, который словно издеваясь, не желал показываться на горизонте.
Вот уже вдалеке показались силуэты большого открытого пространства – главной площади города, на которой по образу Мессины виднелся ряд фонтанов, собранных в единую композицию, жаль только, увидеть оную пока не представляется возможным, далеко очень.
-Вот она, ваша светлость!– махнул рукой в сторону боярин Долгомиров, глядя на приземистое, раскрашенное в лазурные цвета здание с еле-еле крутящимся от легко ветерка флигелем в форме корабля.
-Наконец-то, а то признаться, я уж думал, что граф перепутал название заведения.
Двери постоялого двора не смотря на раннее утро, были слегка приоткрыты. Из красной кирпичной трубы идет белесый дымок, в воздухе дева уловимо пахнет пряностями.
-Ну что встали? Давайте шевелитесь!– прикрикнул на нерасторопных слуг Федор, сам же первым делом прошмыгнул в «Пристань», проследить за тем какое место и что подадут его господину, мне то есть.
Да, мой камердинер по всем параметрам незаменим в своем деле, повезло, что он у меня такой. А сначала то я и не думал, что такая, казалось бы, невзрачная работа может оказаться столь нужной. Ох, не зря государь в недалеком будущем выпустит Табель о рангах. Надо, кстати говоря царя как-нибудь подтолкнуть к сему действию побыстрее, главное самому не забыть что говорить отцу.
-Федор!
-Да, господин?– тут же появился из дверей обеспокоенный камердинер.
-Пусть приготовят письменные принадлежности, пока будут готовить нам есть, я поработаю немного,– попросил я его.
-Сию минуту господин.
Бояре с некоторой озабоченностью глядят на меня, ведь я уже давно не тот, что был два с половиной года назад и многие до сих пор этого не поймут, привыкнув видеть во мне только слабого послушного воли отца наследника, богомольного и боящегося. Да, именно так, но все меняется и даже такой «неженка и слабак» как цесаревич может кардинально измениться. Жаль только простора маловато, хотя и несоизмеримо больше чем ранее. Впрочем все еще впереди, главное пока набросать основные мысли, иначе забуду все. Пора блокнот заводить и ходить с пучком перьев вкупе с чернильницей-непроливашкой.
«Да, вытравливаю я в себе дух путешествий, определенно вытравливаю и никуда от этого не деться, как не старайся! Разве что пустить дела на самотек, но совесть не позволит, себя то я знаю,– с некой грустью подумал я».
-Ваша светлость смотрите!– Борис с озабоченностью указывает в стороны улочки, как раз туда где мы были пару минут назад.
В указанном боярином месте разворачивалась печальная картина. Пара десятков людей облаченных в черные плащи, скрывающие лица за полумасками долбили в массивную дверь одного из двухэтажных домов ручным тараном, которым военные вышибают двери кладовых или оружейной. Сверху на них из окон посыпались горшки с цветами, и тут же за ними мелькнула ручная граната, как в замедленной съемке падающая на голову одного из нападающих. Фитиль гранаты медленно догорал, белый дымок исходящий от горящего шнурка, неровной спиралью ввинчивался в воздух, оставляя после себя маленькое облачко.
Увидев, какой сюрприз упал на одного из своих товарищей, нападающие рассыпались в стороны, оставив лежащего без сознания соратника рядом с бомбой в надежде укрыться от столь опасного снаряда. Но куда можно спрятаться от осколков разорвавшейся бомбы на ровной улочке, причем не такой уж и широкой, как, наверное, хотелось бы нападающим. Мостовая чуть дрогнула, в небо полетели комья земли смешанные с мелкими камнями, расщепленными от булыжников улицы взрывом гранаты.
Тяжелое эхо пролетело по улице, алый фонтан окрасил косяк двери, брызнув чуть ли не до окон второго этажа. Большая часть разорвавшихся чугунных осколков гранаты впилась в тело оставленного возле порога дома нападающего, не по своей воле «спасшего» соратников от опасных неровных зазубренных частиц бомбы.
Сразу же за взрывом к двери вновь метнулись нападающие, подхватив валяющийся в паре метров от двери таран, вновь начали самозабвенно ломиться в дверь. Из окна тут же высунулось дуло мушкета, выплюнувшее свинцовый шарик в одного из штурмующих людей. Крик готовый сорваться с губ неизвестного, утонул в потоках крови, вырывающихся из прострелянной шеи. Атака на мгновение замерла, но затем продолжилась с новой яростью. Треск двери и первая пара атакующих врывается во внутрь дома…
Не теряя времени на пустые размышления и созерцание нападения на дом, Олег Фошин спешно отодвинул мою персону как можно дальше с возможной линии атаки, собираясь и вовсе выпроводить в «Королевскую пристань», но не тут то было. Лейтенант, получив четкий приказ, бессильно выругался и приказал своим подчиненным готовить оружие к бою, предварительно убрав за наши спины сундучки с деньгами и драгоценностями. Трое гвардейцев вышли чуть вперед, остальные приготовили к стрельбе пистоли, взведя курки, остальные, распределив между собой сектора стрельбы, замерли в ожидании.
Между тем нападение на дом с успехом развивалось дальше, шум стрельбы и звон скрещивающихся клинков был слышен даже здесь, и было не вполне понятно, почему до сих пор не видно патруля, ведь взрыв бомбы чуть ли не в центре города должен был бы по любому привлечь к себе внимание. А тут вон как, полное пренебрежение своими обязанностями, хотя если стражей подкупили, или убили, то становится понятно их бездействие.
Из окна посыпались осколки стекла, вслед за ними вылетел какой-то табурет, упав на голову одного из нападающих, дежуривших около выхода дома. Так получилось, что сей неказистый снаряд, оказался действенным орудием убийства, угол мебельной конструкции попал аккурат в висок неудачливого человека в маске. Почти сразу же в окне появился одетый в белую рубаху немолодой загорелый испанец с окровавленной шпагой в руке. Вот только спрыгнуть он не успел, это только в фильмах или книгах герой умудряется совершить десяток действий, прежде чем благополучно накрутит хвост своим преследователям и будет таков. Здесь же наблюдая за замершим на подоконнике человеком, я не понимал, почему он не прыгает на улицу, ведь там никого нет, единственный дежуривший нападающий лежит в луже собственной крови…
Но все встало на свои места сразу, как только рубаха мужчины окрасилась бардовым цветов прямо на уровне сердца. Темное пятно быстро разливалось по груди, держащийся за косяк окна качался на негнущихся ногах, из последних сил стараясь не упасть на мостовую, но видимо нападавшие были другого мнения и давать даже такой призрачный шанс на спасение не собирались. Пара остро оточенных жал пронзили плоть обороняющегося лишая того последних сил, его ноги подогнулись из ладони выпала во двор шпага, а следом за ней вниз полетел и сам смертельно раненый.
-Черт те, что здесь творится,– потрясенно говорю сам себе, глядя на исчезающими людьми, выбежавшими из дома, в какой-то подворотне.
А через пару минут в конце улицы загромыхали десятки кованых сапог стражей порядка почти сразу же отцепивших неширокую улочку от праздных зевак. Пара облаченных в кирасы испанских солдат тут же нырнули внутрь дома, еще двое кинулись к ближайшему дому, барабаня в дверь с таким видом, будто именно там засели нападавшие. К нашей замершей компании почти сразу же подошел один из стражников, спрашивая что-то по-испански, он слегка мотнул головой в сторону мертвого мужчины, раскинувшего руки на раскуроченной взрывом мостовой.
-Уважаемый сеньор, но, увы, я не знаю испанского,– с сожалением говорю, по-видимому, командиру прибывших стражников, переходя на французский язык.
-Извините, я должен был сразу догадаться, сержант Луис-Мигель Риккардо-Лопез,– ответил на французском испанец.– Вы видели, кто напал на этот дом, сеньор?
-Конечно, буквально пять минут назад к нему подошли два десятка неизвестных людей в черных плащах в масках, они то, как раз и напали на дом,– сразу же говорю сержанту.
-Быть может, вы сеньор скажете, отчего тогда камни улицы разбиты да еще к тому же выкорчеваны,– озабоченно спрашивает Луис-Мигель.
-Когда на дом напали, из окна на головы нападавших сбросили ручную гранату.
Брови сержанта медленно поднялись домиком, выражая крайнюю степень озабоченности. Еще бы ведь иметь такую «игрушку» в доме противозаконно, да и хранить оную небезопасно для собственного здоровья, мало ли какая случайность произойдет. Получается, что с таким сюрпризом могут жить не только умерший мужчина, но и еще полгорода! А это никак не избавляет стражей порядка от лишней головной боли, скорее наоборот. На все бы ничего, если бы не военное положение Испании, крайне шаткое после девяти лет непрерывной войны с половиной Европы.
-Что ж, не смею вас задерживать, сеньор,– ошеломленно сказал сержант, глядя на расслабившихся гвардейцев.– Однако прежде чем уйти я обязан поинтересоваться, кто вы?
-Полномочный посол Русского царства,– коротко говорю командиру стражи, разворачиваясь в сторону открывшейся двери постоялого двора.
Внутри в полутьме мелькали силуэты слуг снующих туда сюда, отдельно от всех ставили столы для меня и моего окружения, на которых уже ставят разбавленное вино и легкую закуску, видимо и до более основательной пищи скоро время придет, раз служки так торопятся. Да и Федор с нетерпением смотрит на пустующий стол, освещенный редкими лучами солнца, падающего из раскрытого окна. Не дожидаясь пока принесут письменные принадлежности, с удовольствием усаживаюсь на стул, расслабленно вытягивая под столом уставшие ноги.
-Федор, кажется, я просил бумагу,– в потолок говорю камердинеру.
-Уже несут, господин!– чуть дрогнув голосом, говорит он.
Действительно, через мгновение передо мной легли чистые листы и пара остро заточенных гусиных перьев, на центр небольшого стола с тихим стуком опустилась серебряная чернильница. Больше ни на что, не отвлекаясь, аккуратно вывожу пером первые слова: «Милостивый государь-батюшка…»
Конец июля 1709 года от Р.Х.
Сарагоса.
Полномочный посол Русского царства Алексей Романов.
Время путешествия по дорогам Испании пролетает незаметно, теплая необычайно «ровная» погода заставляет думать не о делах, а об отдыхе, навевая мысли о сибаритстве. Более шести сот верст, пройденных за пару недель, ничем примечательным не отличились. Разве что выезд из Барселоны ознаменовался несколько печальным событием, граф Гомез прибыл на встречу с тяжелым ранением в живот, Алехандро не повезло нарваться на одну из банд, на обратном пути от военного ведомства.
Сама информация, принесенная капитаном Мессины, как с огорчением заметил Алехандро, никакого толчка к действиям не дала, полковник сидящий на месте только горестно вздохнул, припомнив о том, что матушка Испания не сегодня-завтра ляжет бездыханной под ноги Англии и Голландии. Великая некогда Империя медленно и верно чахнет под натиском молодой островной властительницы морей и океанов. Не считая притязаний германского императора, с его извечными сильно любимыми территориями на Аппенинском полуострове.
Итог один, полковник посоветовал капитану Гомезу направляться в столицу и обращаться на прямую к королю или пробиваться в вера генералитета, что крайне сложно, о чем полковник Мантильо сразу же заметил. Так что первоначальная задача для Алехандро благополучна «утонула» погребенная под ворохом слов о сожалении и проклятиях германскому императору. Несомненно, Филиппу Испанскому удерживать свою разваливающуюся страну в сохранности, тем более что и у главного союзника появились собственные проблемы, навязанные сразу тремя фронтами войны за Испанское наследство.
Вообще как через пару дней, после того как мы с трудом смогли покинуть Барселону, Алехандро рассказал о том, что город уже четыре года поддерживает эрцгерцога Карла. И наше пускай не такое легкое прохождение по землям сего города можно назвать удачей, ведь, по сути, Барселона город мятежник внутри и так обессиленного государства.
-Так что же ты молчал об этом, до того как мы причалили в порту города?– раздраженно спросил я тогда графа.
-Другого подходящего порта не было поблизости Алексей, а идти дальше вдоль берегов Испании было черева-то встречей с английскими каперами, которые перехватывают, чуть ли не каждый второй корабль вышедший в открытые воды,– извиняющим голосом ответил Алехандро.
-Следующий раз я хочу знать заранее обо всех возможных «случайностях», дабы понапрасну не подвергать людей, доверившихся мне глупым опасностям. Я понятно выражаюсь?– прищурившись, спрашиваю испанца.
-Конечно, понятно,– сконфуженно опустив глаза, ответил граф Гомез.
После того разговора к данной теме больше не возвращались. Постепенно раздражение ушло и беседы с молодым испанцем, почти моим ровесником стали затрагивать непосредственно его родину, обсуждали все. Начиная от времен года и погоды им сопутствующей и заканчивая началом войны, тем, о чем знал сам Алехандро и что ему рассказали уже на Сицилии, после того как он там оказался, в самом начале своего юношества, прибыв в гарнизон Мессины. Именно граф Гомез стал тем источником информации, которую я попросту не знал, он, как мог, описал предысторию войны, рассказал о битвах, проходящих между союзными армиями Испании и Франции и их противниками.
В целом же получалось такая картина: в конце 17 века, когда умер умственно и физически больной король Испании, Карл II началась борьба за престол огромной Испанской империи, включающей в себя владения в Италии, Америке, Испанских Нидерландах и Люксембург. Основными претендентами оказались, как мне уже было раньше известно, французские Бурбоны и австрийские Габсбурги, причем эти обе королевские семьи были тесно связаны с последним испанским королем.
Самым прямым и легитимным наследником Испанской империи был Людовик великий Дофин, единственный законный сын французского короля Людовика XIV и испанской принцессы Марии Терезии, старшей единокровной сестры Карла II. Кроме того, как объяснил мне хитросплетение при европейских дворах Алехандро, сам Людовик XIV был двоюродным братом своей жены и короля Карла II, поскольку его матерью была испанская принцесса Анна Австрийская, сестра испанского короля Филиппа IV, отца Карла II.
Сам же Дофин, будучи первым наследником французского престола, стоял перед трудным выбором: если бы он унаследовал французское и испанское королевства, то ему пришлось бы контролировать огромную империю, угрожавшую балансу сил в Европе. К тому же Анна и Мария Терезия отказались после замужества от своих прав на испанское наследство. В последнем случае отказ не вступил силу, поскольку он был условием уплаты Испанией приданого инфанты, которое так и не получила французская корона. Ну а так как Франция на тот момент была сильнейшей страной в мире, то под влиянием Короля-Солнца на трон Испании сел герцог Анжуйский, при этом, не отказавшись при короновании от прав на французский престол и владений в Нидерландах. Вследствие чего Габсбурги объявили войну Испании.
После рассказа я помню, долго не мог понять, при чем здесь тогда Англия и Голландская республика, естественно об этом я и поинтересовался у Алехандро, столь хорошо осведомленном о делах происходящих в Европе. По видимому дворяне испанской короны были тесно связаны со всеми нитями королевского дома, раз даже «отшельник» на Сицилии знает столь хорошо ситуацию почти десятилетней давности. Либо… хм лучше не думать, что есть какая-то иная причина знаний графа Гомеза, пусть оная будет его личным секретом.
-Все верно, тогда Англия и Голландия не вступили в войну, но уже через год, когда Людовик XIV начал править и самой Испанией от лица нашего короля, отрезав тем самым торговые пути Англии и Голландии с Испанией, только тогда эти две страны объявили нам войну. Тогда же Франция вступила с нами в союз, вместе с Португалией, Баварией, Савойей и Кёльном,– вздохнул Алехандро немного грустно.– В первые же годы моя страна потерпела столько поражений, сколько не было за десятилетия до этого. Даже бывшие владения Арагона восстали против нас.
-Но еще не все потеряно, союзники выдохлись, ты же сам говорил об этом!– удивился я как можно убедительней, прекрасно осознавая, что горькая правда не нужна графу. Все же есть истины, знание которых действительно равносильно яду, день за днем убивающему своего носителя.
-Даже я. Двадцати двух летний мужчина, граф Пилар-Гомез понимаю, что война нами почти проиграна,– смотря куда-то в даль, качнув головой, сказал Алехандро.– но это не значит, что мы опустим руки и перестанем сражаться! Нет, мы покажем им, как сражаются и умирают настоящие сеньоры!
Сбросив нахлынувшие тоску и печаль, капитан Мессинского гарнизона яростно стеганул кулаком воздух перед собой. Решив больше не затрагивать больную для графа Гомеза тему, я постепенно перевел разговор в сторону, затронув историю самого графского рода Алехандро. Его истоков, подвигов, жизненных ценностей… всего того, что заставляет потомков с тревогой в сердце вспоминать былое, счастливо смеяться, думая о былых победах и ронять скупые слезы, глядя на портреты былых героев своей семьи!
Увы, но в тот день услышать рассказ о семье Алехандро мне так и не удалось, за разговором день прошел столь быстро, что наша кавалькада, с одной единственной каретой, в которой были сложены все ценности посольства, под постоянным надзором пары гвардейцев, миновав предместья Сарагосы, оказалась возле небольшого придорожного трактирчика. И как перевел граф Гомез название оного заведения было ему под стать «Маленький кабанчик». Вывеска же отсутствовала, по-видимому, затерявшись где-то по дороге к сему месту постоянного обитания.
Радуясь, что дневное путешествие, наконец, закончилось, я первым делом приказал приготовить ванну, естественно под бдительным присмотром Никифора. Пока вся наша компания готовилась к вечерней трапезе, в верхней комнате трое не дюжих слуги ставили большую чугунную ванну, рядом с ними застыли пара служанок, держа наготове горячие кувшины с кипятком, выпускающим пар под темный потолок трактира. Только все вышли, отправленный моими камердинером за порог сразу же как ванна была наполнена, как я сразу же с чистой совестью, в предвкушении блаженной неги опустился в горячую ванну, чувствуя как по телу разливается ощущение чистоты и свежести, заставляя щуриться от удовольствия.
Все-таки это можно сказать единственный раз, за последнюю неделю, когда наше посольство отдыхает подобным образом, в большей части приходилось заночевать на природе, благо, что погода позволяла, да и время честно признаюсь, поджимало. Мне хочется как можно скорее уладить все дела в Европе, дабы отправиться назад в Россию приглядывать за собственным твореньем и государем-батюшкой, которому только предстоит совершить главную ошибку его царствования. Про которую стоит с ним как можно скорее поговорить, не на прямую конечно, но все же времени конечно еще вдосталь, но готовить разум царя стоит как можно скорей, а то валашские и молдавские послы сумеют смутить разум Петра в большей степени пустыми обещаниями.
Незаметно для себя расслабившись, погружаюсь в сладостные объятия царства Морфия, так и не успев вылезти из ванны, сделанной чуть ли не специально для чудесного времяпрепровождения в ней. Так уж получилось, что разбудил меня не холод остывшей воды, а тихий голос Никифора спорящий с кем-то возле порога.
-Что случилось?– плеснув в лицо немного воды, спрашиваю стоящих возле двери людей.
-Господин, ужин подан, все ждут только вас,– виновато ответил камердинер.
-Кажется, я говорил, что в походах и прочих подобных поездках все первостатейные нужды решаются без моего участия. Или Никифор мне вам теперь и разрешение в нужник давать необходимо?– спросил слегка раздраженно своего незаменимого слугу.
-Никоим образом господин,– чуть-чуть дрогнул голос камердинера.
«Обиделся, блин, действительно резко я начал, с чего бы это?– мелькнула удивленная мысль на грани сознания».
-Начинайте без меня,– командую через дверь.– Никифор останься.
По коридору разносились неспешные шаги второго человека, по-видимому, кого-то из дворян, судя по едва узнаваемому мной голосу, дверь, протяжно скрипнув, впустила Никифора с белым полотенцем на сгибе левой руки и виноватым выражением лица, мол, извините, что потревожил вас покой.
Быстро накинув на себя рубаху, штаны, завязал толи летние сапоги толи, летние ботинки, прицепив на ремень ножны с подаренной государем шпагой, хорошо, что перевязь как таковая благополучна, канула в лету, по крайней мере, для витязей и всего моего окружения удачно заменившись широким кожаным ремнем с портупеей. Признавать свои ошибки всегда тяжело, но очень полезно для собственного самомнения и рационального подхода к дальнейшим действиям, а признавать вину перед человеком стоящим на много ступеней ниже в иерархической и родословной лестнице во много крат трудней. Однако эти границы наедине легко «смываются» так же небрежно как те традиции, которые с завидным успехом и проворством ломает единовластный самодержец Руси – Петр.
-Никифор если я тебя чем-то обидел, то не обижайся на меня, ты же знаешь меня не первый год, ты мне дорог так же как и все мои товарищи, и сам по себе бесценен,– повернувшись к слуге с улыбкой говорю ему.
-Что вы батюшка, да никогда я не смог бы чем-то выразить свое неудовольствие коего и быть не может!– повалился на колени камердинер, на проклевывающуюся седину аккуратной небольшой бороды, упала слезинка из заблестевших глаз.– Я же за Вас господин Богу душу отдам! Батюшка только скажите!
-Встань, Никифор, встань я говорю,– с некоторой неловкостью говорю счастливо улыбающемуся слуге.– Я говорил тебе, чтобы не было такого!?
-Говорили господин,– снова поник он.
-А ладно, в последний раз такое, больше подобных выходок мне не устраивай. Ступай, я сейчас спущусь.
Вот ведь напасть уже почти два с половиной года как в новом теле, а до сих пор не могу привыкнуть к подобным вещам, прямо нутро все переворачивается, словно на вертел наматывается. Собравшись с мыслями, натянув полуулыбку на губы, спускаюсь вниз в трапезную, аромат жареного мяса переплетался с тонким запахом молодого вина разлитого в медные кубки, небрежно стоящие на столе, только одно место пустовало, дожидаясь своего хозяина. Во главе стола стоял то ли стул, толи кресло, справа сидели бояре, не спеша, потягивая из кубков вино, слева сидел лейтенант Фошин и граф Гомез неторопливо жующие мясо какого-то зверя, разрубленная тушка коего лежала перед ними на столе, предоставив им на выбор любую часть. За соседним столом ближе к входу сидели гвардейцы, и часть слуг, все же я не столь консервативен, чтобы к людям относиться как к животным, поэтому и наверное отношение ко мне у служащих мне несколько другое чем к большинству дворян России. Каждый человек ценен по-своему, и унижать его только по собственной прихоти верх идиотизма и пустое расточительство, ведь что такое Слово? Слово это пустота. Несущее в себе великую слову, порой довольно одной похвалы и человек готов ради тебя носом землю рыть лишь бы оправдать кажущихся надежд, вот такая вот, правда жизни, не всегда приятная, не всегда понятная, но существующая с момента когда первые люди смогли говорить друг с другом не на языке жестов а с помощью голоса.
Увидев меня, компания собралась встать, но тут же все сели обратно, по легкому мановению руки. Сев во главе стола я по неволе оказался под перекрестьем чужих взглядов обращенных на меня. Не торопясь взял первую порцию какого-то овоща, напоминающего картофель, почти такой же как и выращиваемый у нас в Петровки и поместье Александра Баскакова, только раза в полтора больше. Кажется сорт испанцев явно лучше, чем тот, который привез государь из Голландии. Хотя сильно напрягать мозги об этом не стоит, селекция данной культуры идет тем путем, которым и должна идти, благо, что мои первоначальные наставления по выращиванию земляной груши, включают в себя метод «сильнейших плодов», проще говоря, с каждого урожая отбираются наибольшие картофелины и на следующий год сажаются уже они. Правда, даже скинув, проблему распространения и выращивания картофеля на переехавшего в Рязань воронежского купца Лоханького, пришлось повозиться с принятием этого овоща в крестьянских семьях. Помня опыт своего батюшки и последствия, которые были в моей истории я решил обратиться за помощью на прямую к епископу Иерофану, дабы тот наставил младшее звено священнослужителей на проповедование пользы картофеля. Оный, к слову сказать постепенно распространялся по всей моей губернии, с помощью выселковых семей помещика Баскакова и быстрому росту самих клубней на черноземе рязанских равнин.
За этими не хитрыми размышлениями я и просидел всю трапезу в некой прострации, не слушая разгорающийся спор между двумя слегка подпитыми боярами.
-…нет, Егор Филиппович, вы не правы, не может ландмилиция быть достойна прошлых своих деяний. Сиречь государь-батюшка это доказал, послав их на охрану рубежей!– Борис Долгомиров с блестевшими глазами упорно доказывал своему собрату по чарке.– Изжила она свое времечко, теперь пущай с казачками вместе побудут, глядишь, и пользу царю нашему сослужат хоть какую-нибудь.
«Так ландмилиция…– тут же напрягаю мозги, переводя до сих пор несколько исковерканные, по-моему, подразделения нашей русской армии.– Кажется это бывшие рейтары, часть стрельцов и артиллеристы старой закалки, привыкшие к вензелькам на орудиях и стационарному положению орудий на протяжении чуть ли не целых месяцев, короче говоря, не тот контингент, который стоит брать батюшке, но и не тот которым можно просто так разбрасываться. Да определенно решение усиления южного порубежья много стоит».
-Так судари, вы, кажется, решили тут батюшку хулить?– спокойно гляжу в глаза боярам, с их лиц постепенно сходила кровь, бледность как морозный узор на стекле в лютую зиму поползла к шее.
-Нет, ваше… ваша светлость, как можно, мы же только о людишках простых говорим, о черни, которой тьма везде,– вымученно улыбнулся Егор Филиппович, дрожащей рукой вытирая со лба выступивший пот.
-Так вы русский народ за людишек бесправных держите, а иностранцев чумазых готовы на руках носить, так что ли?– все так же спокойно спрашиваю боярина Бирюкова, глядя в глаза Бориса Долгомирова, давно смекнувшего «куда ветер дует».
-Но так ведь они и правда людишки, холопы, что с них взять?– губы Бирюкова чуть дрожали, кажется, этот недалекий человек действительно не понимал о чем я его спрашиваю.
-Знаете,… Егор Филиппович,– выплюнул я его имя.– Я не желаю больше вас видеть, вы сегодня же отправляетесь обратно, с письмом государю. Если же вы задержитесь где-то, то я узнаю об этом, и поверьте мне сударь, наказание будет действительно страшным. Вслед за вами я отправлю еще одного гонца, и ежели он прибудет к моему отцу раньше вас…
Не договорив, я сразу же отвернулся, глядя куда-то поверх голов сидящих чуть в стороне от нас гвардейцев. Почти сразу же боярин на негнущихся ногах встали из-за стола и постоянно оглядываясь, пошел к себе в комнату, вытирая текущий по лицу и шее пот.
-Разумеешь Борис, почему я так делаю с ним?– указав ладонью на уходящего боярина, спрашиваю его молодого собрата, несомненно, более умного и более знающего, нежели Бирюков.
-Нет, ваша светлость,– настороженно ответил Долгомиров, гладя ладонью угол стола.
-Этот человек не понимает, что тот народ, к которому он принадлежит не рабы и не тупое стадо, мы принадлежим к тем, пред кем уже сейчас готовы склонить головы некоторые соседи. Дела моего батюшки тому доказательства, но ведь это никто не желает замечать, для тех, кто вхож к престолу моего отца русский народ по-прежнему быдло и холопы,– смотря куда-то вдаль говорю боярину, приданному в посольство с какими-то скрытыми мотивами, причину которых пора выяснить, раз уж дела идут так благоприятно.
-Опасные речи глаголешь, ваша светлость,– тихо прошептал боярин, так чтобы было слышно только мне.
-Не опаснее твоих речей, Борис, поверь мне, было бы мое желание висеть тебе на первом же суку еще на Сицилии. И ты прекрасно знаешь, что сделать это можно было свободно, без каких-либо последствий, но ведь я этого не сделал. И знаешь почему?– с улыбкой спрашиваю опустившего в стол глаза Долгомирова.
-Нет.
-А ты подумай, знаешь полезно иногда посидеть обдумать, что да как, так что посиди, а когда надумаешь, мы с тобой поговорим,– вставая, сказал я ему.– Судари приятного ужина, сегодня была трудная дорога, так что я отправляюсь на покой, вам же хочу заметить, что завтра с восходом мы едем дальше, не пересидите.
С веселыми глазами Алехандро и Олег заверили меня, что прямо сейчас же последуют в комнаты на отдых, вот только по последнему кубку допьют и все. Боярин же встал вместе со мной, быстро прошел передо мной на второй этаж в комнату своего неудачника собрата. Признаться честно о чем будут разговаривать эта пара мне не интересно, да и если Борис умный человек, то постарается выложить все на чистоту как можно скорее, а там уже смотреть, как я себя поведу. Интриганы етить!
Пара гвардейцев встала из-за стола раньше остальных, уйдя сменять своих собратьев, караулящих казну посольства. Я же, не спеша, прошел к себе в комнату, спать не хотелось, хотя солнце уже давно село и вечер планомерно переходил в ночные сумерки, Луна, плывя по небу, заглядывала в открытое окно, усиливая исходящий от трех свечей свет. Дорожка света, словно терновый венец обходила дрожащий ореол желтого неровного света, постоянно дрожащего под порывами теплого солнца испанской земли. Засмотревшись, на действительно красивую и необычную картину природы я пропустил момент, когда дверь за спиной отворилась.
-К вам можно, ваша светлость,– прикрыв дверь, спросил тридцатилетний боярин, со смятением в глазах глядящий на комнату, но только не на меня самого.
-Да конечно Борис, я же сам говорил тебе заходить, как только ты сам захочешь поговорить… без посторонних ушей,– отвлекшись, я прошел к небольшому креслу, обитому неизвестной для меня кожей, тускло блестящей в свете свечей.– Присаживайся, в ногах как ты знаешь, правды нет.
-Благодарю,– мотнув головой прогоняя какие-то мысли, ответил он, подходя к стулу.
-Так в чем же дело, Борис? С самого начала нашего путешествия, вы с вашим старшим собратом, несколько странно себя ведете. Быть может, объясните мне это?– расслабленная поза улыбка на лице, пальцы с тихим стуком барабанят по дубовому столу, свечи на столе дают яркий живой свет, колыхающийся между нами словно мучающийся под пытками на дыбе человек.– Знаете, Борис ваш компаньон, боярин Бирюков отослан мной будет завтра же, с письмом государю, как я и сказал, но ведь вместе с ним, если желаешь, можешь поехать и ты. Денег из казны я велю отсыпать, как раз на обратную дорогу до Руси-матушки хватит, пешем ли ходом али на корабле, каком, все едино домой поспеете много раньше, чем наше посольство.
От моих слов боярин чуть дернулся, по челу пробежала тень, но сразу же пропала, морщины на лбу разгладились, в глазах замерла немая обреченность.
«Вот черт, и охраны то нет! Достанет пистоль и пиши, пропало!– запоздало подумал я, нащупывая рядом с собой подаренную отцом шпагу».
Но боярин Долгомиров переборов себя, не стал делать каких-либо глупостей, он словно, наконец, решился сделать то, чего хотел давным-давно, но никоим образом это действие не было возможности совершить, сейчас же я сам дал ему эту самую возможность. Вот только что именно так гложет Бориса? Впрочем, раз уж дела пошли по такому руслу, пути назад уже нет.
-Я начну с самого начала, Ваше Высочество,– выдохнув сквозь зубы воздух, Борис закусил губу, погладил заросший щетиной подбородок начал.– Как вы знаете полвека, назад произошел раскол некогда единой и благословенной православной церкви. Он случился из-за того, что тогдашний патриарх Никон, желая укрепить основы Церкви, дать ей больше власти задумал и приступил к осуществлению церковно-обрядовой реформы, которая свела к унификации нашей старой завещанной прадедами богословской системы на всей территории России.
-Я знаю об этом, Борис, та реформа произошла в 1653 году от Рождества Христова,– продолжая тихонечко отстукивать пальцами незамысловатую дробь, я с интересом стал присматриваться к боярину, кажется что старообрядцы, наконец, решили выйти из подполья и глупого сидения в лесах, хотя не все конечно, но сильнейшие из них.
Вот только почему я ничего подобного не слышал в своей истории? Ведь были восстания, целые области колыхались под гневом крестьян-старообрядцев, не желающих свободно менять старые порядки на обновленные, получается, что попытки то были, да власти не слушали, впрочем, быть может, я и не прав вовсе. Будем слушать дальше, может что-нибудь действительно полезное, я услышу.
-…для того чтобы осуществить эту реформу, патриарху было необходимо уничтожить различия в обрядах и устранить образовавшиеся за долгое время опечатки в Писании и богословских книгах. Часть церковнослужителей во главе с протопопами Аввакумом и Даниилом предложили при проведении реформы опираться на древнерусские богословские книги. Однако сам патриарх Никон решил использовать греческие образцы, первоначальные, византийские, которые, по его мнению, могли бы облегчить объединение всех православных земель под Московской патриархией,– глаза Бориса, опущенные в пол, с каждым словом поднимались вверх, пока не замерли на уровне моего взгляда. Теперь боярин смотрел на меня с неким огнем в глазах, тем огнем, который отличает стоящих на пути фанатизма и догматизма, того огня, который сжигает все на своем пути если только увидит что препятствие мешает устоявшимся традициям.
-Разве это плохо?– улыбка сошла с моего лица, оставив только сосредоточенный на моем собеседнике взор прищуренных глаз.– Разве ты сам боярин не хочешь, чтобы Русь объединила под своей дланью всех наших правоверных детей Божьих? Разве не для этого мы столько лет объединяли земли, освобождали от ига степняков братьев славян, чтобы из-за каких-то крючкотворов вновь отдаться в слепое безумие войны, войны, когда бьются не с иноземцами захватчиками, а собственным братом или может отцом?
Огонь глаз Бориса постепенно угасал, уступив моему холодному гневу, поднимающемуся из глубин души, оттуда, где зарождается сила, дающая каждом из нас второй шанс в последний миг перед гибелью, сила, некогда осветившая людям путь из Леса. Та самая, которая сожгла сердце Данко, вырвавшего его из своей груди для того, чтобы жили люди!
-Нет, цесаревич не плохо,– сник он.– Но то, что предложил Никон, было чужим для наших отцов, он менял Русь не по образу своей родительницы, а по образу мачехи, пришедшей откуда-то издалека. Он вырвал из людей веру в высокое служение избранницы Божией – России, именно он и его антихристы позволили ереси Запада сладостным ядом проникнуть в освященные веками Церковные Таинства. Разве мог отец предать своих детей? Скажите мне Ваше Высочество?!
Голос мужа дрожал, на глазах выступили слезы боли и отчаянья, кажется, что еще чуть и трясущиеся пальцы боярина со скрипом сдавят край стола, ногти вырвут кровавую дубовую стружку, а глаза навсегда потеряют блеск голубых озер Нижегородских земель, сжигаемые пламенем безысходности.
«Что делать?– билась в голове, словно в клетке птица, единственная мысль.– Бала не была, хуже не будет, а лучше,… быть может, и станет».
-Знаешь, Борис, я, как и ты радею о народе, думаю, ты видел, что в Рязанской губернии, той самой, которую доверил мне государь-батюшка, произошли разительные изменения, и я надеюсь, эти изменения были только в лучшую сторону,– полупустой взгляд боярина поднялся чуть выше, вперяясь мне в грудь.– Многочисленные непрерывные испытания в прошлом веке утомили русский народ. Но мы привыкшие к тому терпели, сражались с недругами, бились против крымских татар уводящих в полон тысячи православных людей, мы противостояли всем им! Дрались, и никогда не опускали своих рук. Вот только перемены, нужные перемены хочу заметить, в том единственном утешении от злобы западной и восточной, в нашей Церкви стали ударом для русского народа сродни нашествию полчищ татарвы. Самая стойкая, веками незыблемая Православная Церковь стала искушением для некоторых умов, она стала непосильным, гибельным, … страшным соблазном.
Туманная пленка стремительно проясняет взгляд Бориса, начавшего открывать в протестующем крике роль. Вот только говорить я ему не дам, он должен понять, иначе так и останется в неведомой сладостной ненависти, пожирающей человека изнутри как серная кислота кожу на руках.
-Те, у кого не хватило терпения, смирения, решили – все, история нашей страны кончается. Русь гибнет, отдавшись во власть слуг антихристовых. Они кричали, чуть ли не на всех углах о том, что нет более ни царства с Помазанником Божиим во главе, ни священства, облеченного спасительной силой благодати. Но к чему привело их гордыня? Что оставалась обычным людям на чьи плечи разом взвалились все тягости изменений? Спасаться в одиночку, бежать, бежать вон из этого обезумевшего мира – в леса, в скиты, умирать под саблями стрельцов, убивать своих детей, навсегда забывать свою Родину! А если же их найдут – и на то есть средство: запереться в крепком срубе и запалить его изнутри, испепелив в жарком пламени смолистых бревен все мирские печали…
-Это не так! Мы старообрядцы, только мы чтим наших дедов, мы дорожим нашей Русью, мы помним…!– голос боярина постепенно набирал обороты, вот уже чуть и не будет беседы, начнется ругань, что естественно позволять Борису нельзя ни в коем случае. Вот только я и сам на взводе, как же меня бесят непробиваемые лжи истины старообрядцев!
«Так успокоиться! Отвлечь его, да и самому отвлечься,– вторит голос внутри меня, унимая трясущиеся руки».
-Знаешь в чем настоящая причина Раскола, Борис?
-В чем же?
-В том, что люди – будь то чернь, купцы или же бояре, все они боятся да, они боятся!– повторил я, видя, что рот Долгомирова открывается в протестующем крике.– Они, да и вы все старообрядцы, раскольники думаете, не уходит ли из жизни благодать? И вы готовы бежать от жгучих вопросов и страшных недоумений, куда угодно бежать, лишь бы избавиться от томления и тоски, грызущей ваши сердца…
-Я не прошу тебя сейчас это понять, я всего лишь хочу, чтобы ты сам своим умом дошел до истины. Если захочешь то приходи снова мы побеседуем, но следующий раз я надеюсь ты уже не будешь столь … опрометчив в своих словах. А теперь ступай, мне нужно отдохнуть,– махнув рукой на дверь я медленно поднялся из-за стола, стоя так пока сникший мужик больше чем на десяток лет старше меня не вышел прочь из комнаты.
Еще минут десять я приходил в себя, отпустив стоящих за дверью гвардейцев, ожидающих первого моего сигнала, дабы скрутить, а в случае нужды и убить зарвавшегося боярина. Мысли скакали, путались, сердце замирало от адреналина тугими струями, бьющими в кровь, еще не скоро мне удалось заснуть, переживая снова и снова этот разговор. Разговор, который должен был состояться, но только не здесь и не сейчас…
Глава 8
Середина сентября 1709 года от Р.Х.
Предместья Выборга.
«Русские витязи».
После Полтавской битвы русские войска почти две недели стояли лагерем, пополняемые фуражом, припасами и снарядами с порохом, с общим обозом пришел и рязанский, привезший восемь подвод патрон и снарядов под «колпаки». Вместе с ними прибыла и первая пробная партия в количестве восьми штук возниц-пекарен, сделанных по образу полевых кухонь витязей, но приспособленных только выпечки хлеба.
Между тем, именно после битвы, на следующий день государь смел самолично оценить, как героически сражались защитники Полтавы, увидел царь и то, что у них осталось всего полторы бочки пороху и восемь ящиков с патронами.
Тут только царь-батюшка, в окружении генералитета узнал в точности, что выдержал этот город. Как рассказал сам комендант Полтавы: четыре раза неприятель доводил штурм до такой силы, что врывался через низкий вал в город, и его приходилось с большим трудом выбивать оттуда. Войска в осажденном городе на момент прихода шведов 4182 человека, потом удалось во главе с Головиным перебросить дополнительно 900 человек, но главная помощь пришла от мирных жителей Полтавы, пожелавших принять участие в обороне, коих набралось 2600 человек. Они наравне с солдатами стояли насмерть за свою родную землю! Все это рассказывал государю сам полковник Келин, показывая Петру, пустые запасники ядер и картечи, коих давным-давно не имелось в наличии, пушки же приходилось заряжать обломками железа и дроблеными камнями.
-Тяжко сыны мои вам пришлось. Очень тяжко, но вы выстояли, за это честь вам и хвала! Не забуду я, сей геройский поступок,– сердечно сказал государь на площади, собравшейся толпе, снимая шлапу перед полковником Келиным.– А сегодня пир горой и гулянья, работать сегодня и завтра воспрещаю!
Радостные голоса собравшихся людей, набирая обороты, разносились над головами. Постепенно шум и гвалт стали такими, что услышать друг друга на расстоянии пары метров было не возможно. Часть солдат, спешно отделившись, юркнула проулок, выкатывая бочонки с вином и пивом.
Уже вечером 29 июня, как государь и обещал, награждал Прохора с разведчиками. Все витязи, участвовавшие в захвате графа Пипера, получали по десятку сдвоенных золотых червонцев, ну а сам полковник стал мелкопоместным дворянином, на службе Его Величества государя Российского, правда, приданный в личное распоряжение цесаревича, наследника царя-батюшки, да и надел ему предстояло иметь только лишь в пределах территории Рязанской губернии.
Сам же неполный полк «Русских витязей» теперь именуется не иначе как регулярный полк. Не взирая на возраст витязей и его численность. В силу этого, вместо отправки нас обратно под Рязань, государем было принято решение отправить полк «Русских витязей» в составе армии князя Шереметьева на западные границы России. Принудить часть земель Швеции, находящихся на берегу Балтийского моря к сдаче, до того момента как Швеция сможет собрать новую армию.
Как быт то ни было, но после того как часть армии под командованием Репнина пошла к Риге, куда должен был подойти двадцати тысячный корпус усиления его отряда, в обязанности которого входило так же прикрытие границы Руси со стороны Польши. Фельдмаршал и государь России с тридцати трех тысячным войском двинулись в сторону прибалтийских земель. Как объявил Петр перед началом похода, в первую очередь основная задача его армии – это захват всех значимых городов и предместий, прибалтийских земель. Для этого вся армия была разбита на три части, две по семь с половиной тысяч, а третья восемнадцать тысяч соответственно, для большего охвата территории единовременно и скорейшего ее захвата. Однако в силу того, что земли восточных владений шведов как таковые остались без защиты, лишь города охранялись малыми гарнизонами, то фельдмаршал скорректировал движения одного из отрядов. Отправив его в Финляндию. Обойдя по дуге Нарву, отряд вышел около предместий Санкт-Петербурга основанного не так давно государем в пойме здешних рек.
Первый город, который предстояло взять семи тысячному отряду генерал-майора Третьяка, стал Выборг. Маленький ключик ко всем финским территориям, владея которым столь удобно «держать руку на пульсе» чуть ли не всего этого края, обезопасив тем самым строящийся город. Таким образом, в десятых числах сентября русский отряд в который и вошел полк «Русских витязей» оказался перед стенами Выборга…
Попробовав решить дело малой кровью, боярин Третьяк предложил осажденным жителям города и солдатам добровольно сдать город, но шведский комендант наотрез отказался от этого предложения. Он прекрасно видел, что у русских нет осадной артиллерии, только легкие полевые пушки, да и тех. Всего два десятка, не больше, чем-чем, а своей разведкой молодой амбициозный полковник Шриле гордился по праву. У отряда, в самом деле, было всего двадцать орудий, и не единым больше.
Летние дни постепенно шли на убыль, хотя вечерело по-прежнему поздно, конные разъезды старались возвращаться в лагерь как можно раньше. Небольшой город оказался костью в горле у всего отряда, так как именно с владения им начинается контроль финских территорий, прилегающих к России, не всех конечно, но значительной части точно. Из-за этого оставлять сей град в руках врага, пускай и сильно битого, было нельзя ни в коем случае. Но и взять его оказалось не так-то просто, вся осадная артиллерия, по причине, не известной даже генералу осталась под стенами Великого Новгорода и в данный момент только выдвинулась к назначенному пути и когда оная прибудет, остается только гадать, толи два месяца толи три. И самое удивительное, что в принципе не важно саботаж это или наше войсковое разгильдяйство, время на взятие города будет потеряно, а следовательно у шведов появится дополнительная возможность подготовить новые полки.
Уже пошла вторая неделя, как шесть пехотных и два драгунских полка, маются от безделья. Правда надо заметить, что первые три дня солдаты рыли укрепления и строили из подручных материалов землянки, обустраивали полевой лагерь.
Ночью на третий день, когда русские воины было уж, расслабились от ничегонеделанья, шведы сделали вылазку, потерь от нее почти не было, шведы не много просчитались, напав не в том месте, где следовало. Караульная служба в русской армии поставлена таким образом, что любой отдыхающий солдат уверен: пока он спит или отдыхает, к нему никто незаметно не подкрадется. Вот и тогда полу сотенный отряд шведов, убив пяток солдат, сам попал под огонь, поднявших тревогу охранных рот, из-за чего обратно до города смогло добраться едва ли четверть вышедших из него, еще около полудюжины шведов попало в плен.
Вот только удивительно одно: все солдаты, попавшие в плен, оказались вояками, несшими службу на южной стене, наиболее укрепленной и «значимой», и соответственно самой надежной из всех имеющихся в городе. Складывалась неприятная картина для русского отряда провести под стенами Выборга много больше времени, чем было запланировано в начале.
С тех пор никаких вылазок от шведов больше не было, как впрочем, и приступов со стороны русских войск, перекрывших все подступы к городу, с возможным перехватом гонцов или охотничьих групп.
Но ничто не вечно, поэтому все когда-нибудь заканчивается, в том числе и любое ожидание. В один из беспросветных серых дней, окрашенный легкими сполохами тусклых красок, готовых в один прекрасный момент смениться на алый росчерк битвы или сладкое забвение смерти, в своем шатре созвал собрание штаба генерал-майор, пригласив всех полковых командиров и своих заместителей.
-Господа, думаю, пора что-то решать с этим городом, ждать тут три, а то и четыре месяца у нас попросту нет времени. Я внимательно слушаю ваши предложения,– устало сказал боярин Третьяк, глядя на полковников рассевшихся вокруг приготовленного со снедью стола.
-Штурмом брать надобно,– сказал один из командиров.– Фашину готовят, осадные лестницы тоже, тут стены не высокие, думаю, достанут…
-А не дорого штурм то обойдется? Город то мал, а защитников, поди, сотни три наберется, не считая самих жителей, да еще шведы ополчение опять же с окрестных деревень собрать, могли, но ежели другого выхода не будет то, придется думать над штурмом,– задумчиво протянул генерал-майор, крутя в пальцах небольшой серебряный кубок с гравировкой какого-то зверя.
-Ну, война же, куда без смертей то?– ответил все тот же полковник.
-Да, война…
-подкоп под стены не удастся сделать, а неплохо было бы…– с неким сожалением сказал командир седьмого полка от инфантерии мелкопоместный дворянин петровского пошиба Руслан Тимохин и тут же разъяснил остальным.– Земля тут болотистая, топкая кое-где, стены укреплять хорошо надобно будет. По времени накладно выйдет, проще орудия дождаться…
-Без осадных орудий город взять сложно, но можно,– негромко сказал Прохор, глядя перед собой, после пяти минутной тишины.
-Это как же?– удивились сидящие в шатре высшие офицеры.– Уж не твоими ли пушчонками, полковник?
Седоусые, зрелые мужи ухмылялись, с неким превосходством глядя на девятнадцатилетнего выскочку, незнамо как получившего столь высокий почетный армейский чин.
-Именно ими,– никак не реагируя на косые взгляды, спокойно сказал командир витязей.
-Хм,– подпер кулаком подбородок генерал-майор.– Ну, так говори, давай Прохор, коли дельная и стоящая мысль мы ее тут же обмозгуем, и дальше решать будем, годна она или стоит над другой подумать.
-Идея довольно простая, но и сложная одновременно…– с неким азартом начал говорить собравшимся свою идею полковник «Русских витязей».
Спустя пару часов после сбора в шатре генерал-майора Третьяка, по лагерю забегали посыльные, младший офицеры начали подгонять солдат, выгоняя в лес, за новым материалом. Заготовленных фашин и лестниц по подсчетам командования оказалось недостаточно, да еще и большая часть сделанных лестниц была слишком мала, чтобы достать до края стены, поэтому негодные осадные лестницы были тут же порублены, дабы не было негодного примера для солдат, на совесть мастерящих деревянную продукцию.
Полки разбились на батальоны, те на роты, ну а роты на капральства, кто-то занялся приготовлением дополнительных фашин, кто-то перетаскиванием частей обозного инструментария, но большая часть все же пошла в лес, заготавливать материал.
Работы продолжались до глубокой ночи, стук топоров был слышан везде, в том числе и в самом городе. Осажденные наблюдали за приготовлениями русского воинства, пару раз даже пытались достать их выстрелами из крепостных орудий, но выпущенные зазря снаряды легли с большим недолетом в чистом поле, под стенами города. «Психологическая атака, во всем ее величии»– как-то заметил цесаревич, наблюдая за учениями витязей, отрабатывающими на полигоне псевдо атаку превосходящей более чем в два раза конницы, которая накатывала валом, приучая молодых воинов к возможным превратностям войны. Тогда часть витязей, не выдержала и сломала строй, и не заняла позиции в боевых тройках, спина к спине, как требует Устав в условиях окружения врагом. После того провального занятия подобные тренировки, с максимальным «вживлением в роль» самих конников стали проводиться еженедельно, причем в самых разных погодных условиях.
Так в приготовлениях к штурму Выборга прошло два дня, на исходе которых фельдмаршал вновь собрал всех полковников, обозначил места ударов, после чего всех отпустил. На следующий день с утра должен начаться штурм этого маленького «крепкого орешка». Без суеты солдаты готовили осадное снаряжение, перетаскивали горки фашин ближе к городу, складывали их небольшими кучками, лестницы и вовсе положили как можно ближе к местам атак, все же сырое дерево весит не мало и надрываться, таская почти четырех метровые оглобли радости мало. Вот только никто из солдат не знал, что атака начнется не в восемь часов утра, как было объявлено во всеуслышание, а много раньше, в пять раньше первых лучей восходящего солнца красящих далекий горизонт.
Последние полгода, постоянные стычки сделали из Прохора настоящего воина. Да, что там говорить, все витязи, пережившие горнило первых сражений к своим практическим знаниям и навыкам добавили реальные ощущения, страхи самой сути битвы, когда рядом с ними верные братья, а противник перед тобой жаждет твоей кровушки, и все зависит от того, как быстро и точно ты выполнишь команду своего командира!
Ночью как назло не было ни одного облачка на небосводе, оставалось чуть более часа до восхода солнца, когда капралы, разбуженные своими командирами, потихоньку поднимали личный состав, мало понимающий, что сейчас происходит.
Через полчаса весь отряд был готов к штурму, приготовив бою личное снаряжение, отдельно от всех застыл полк «Русских витязей», перед ровными шеренгами которого спешно выдвигались двадцать полевых 12-фунтовых стальных орудий.
Быть может для кого-то слова командира, произносимые им перед боем всего лишь пустой звук, а быть может, для кого-то это заряд ярости и энергии, толкающий тело вперед, на замершие шеренги врага, вселяя в солдата ту искорку ярости, которая разгорается с каждым ударом сердца.
-Братья! Сегодня тот день, когда сила нашего духа, нашего оружия, наших идей и нашей веры. Сможет доказать свеям и прочим латинянам, что мощь Руси, неколебимая даже после Нарвы, достойна величия наших предков!– перед витязями в предрассветном тумане стоял Прохор Митюха, с блеском в глазах зажигая сердца молодых воинов прошедших не одно сражение.– За Веру, Царя и Отечество, братья!
С последними словами полковника батареи «колпаков» разбили утреннюю тишину, выплевывая два десятка гранат, с гулким эхом унесшихся к крепостной стене. Пришли в движение драгунские полки, выстраиваясь двумя клиньями за полком «Русских витязей». Два полка: 9-й пехотный Старо-Ингермандландский и 1-й пехотный Куликова заняли позиции согласно предложенному Прохором плану. Аккурат возле северных и восточных ворот, поставив в первую линию для отвлекающего маневра только по две роты, оставив остальные 6 фузилерских рот в резерве, ожидать команды генерал-майора Третьяка. Другие два полка сформированные не так давно, 63-й пехотный Углицкий и 21-й пехотный Муромский встали на правом и левом фланге батареи.
Туман неохотно расползался перед шеренгами солдат, готовых идти на штурм стен. Вслед за первым залпом последовал второй, кучно падающие гранаты ложились над воротами, выбивая куски стен, ломая внутренние крепления ворот. За стеной пару раз вспыхнуло, послышались первые крики среди осажденных.
-Федор плотнее клади снаряды! Плотнее огонь, выбей мне, эти чертовы ворота!– надрывался полковник Митюха, глядя на то, как очередная граната отскакивает от железных полос главных южных ворот Выборга. Взрываясь на безопасном от них расстоянии, напрасно выкашивая желтеющую траву.
-Не получается полковник, слабоваты наши «колпаки» для осадных работ!– обреченно говорит майор Заболотный своему командиру.
-Федор, кто из нас артиллерист?– не известно для чего спросил вдруг командующий «Русскими витязями» высматривая очередной снаряд, бесполезно клюнувший створки ворот и тут же отскочивший обратно.
-Я,– отвечает майор.
-Так неужто ты позабыл совсем, где обычно крепеж врат то идет? Побоку, побоку бей, там же камень меньше толщиной!
-А ведь и, правда, но только не много не так, побоку бить не надо. Надо над верхом, как сейчас, только чуть левей,– тут же ушел в первичные расчеты майор.
Между тем солдаты замерли с осадными лестницами наготове, в первых рядах драгун вместо приготовленных к бою пистолей лежат вязанки фашин. Все воины готовы выступить к стенам города по первому приказу генерал-майора, который напряженно смотрит на молодого полковника, корректирующего огонь своей полевой артиллерии. Если его задумка не удастся, то придется начинать полноценную осаду, а это значит, что компания этого года будет напрасной, потому что взять город без тяжелой артиллерии будет невозможно, запасов «тяжелых» снарядов для орудий витязей всего несколько сотен, ровно столько, сколько нужно для внезапного прорыва, но никак не более того. «Кубышки» же не подходя сами по себе в силу своих специфических возможностей, предназначение у них не то.
Двадцать орудий, вперив в землю пары железных лап – сошников намертво встали на своих местах, отдача «колпаков» шла в землю, лишь не на много сбивая прицел орудия. Вместо клиньев, подбиваемых во всех артиллерии России и Европы у «колпаков» установлен полноценный винтовой механизм, позволяющий регулировать вертикальный угол наклона дула. Конечно, наводка была далека до идеальной, но и не такой плохой, как во всех остальных случаях, позволяя вести стрельбу батареями по малым площадям с заметно большей скоростью. Ведь повторная наводка квадранта уже не требовалась, да и сошники позволяли сохранять первоначальное горизонтальное положение.
-Четверть оборота вверх и две четверти влево!– скомандовал артиллерийским расчетам Федор, заканчивая расчеты.
Прислуга «колпаков» тут же схватив металлические клинья и ключи, побежала к лафетам, регулировать по требованию командира небольшой стальной верстак, отвечающий за угол атаки орудия. Минута, новый залп, половина снарядов которого легла чуть выше ворот, выбив большой каменный кусок, следом за которым едва слышно заскрипели раскуроченные железные прутья, вырываемые силой тяготения из пазух стены.
-Три четверти оборота вправо!– новая команда майора от артиллерии и вот уже ключи крутятся в требуемую сторону, в дула заталкивают продолговатые снаряды с заостренным концом…
Новый залп и вот распадающаяся кучка гранат, оставляя едва видимый белесый след, врезается чуть правее крепостных ворот, взрываясь внутри пазух, выкорчевывая остатки крепежных механизмов, скрипа заваливающихся ворот не было слышно. Но этого и не надо было, солдаты сами увидели за развеивающимся пылевым облаком открывшийся проем, за которым обнажились светло голубые стены девственно целых жилых домов Выборга.
В лагере на секунду замерла абсолютная тишина, командиры ошеломленно смотрели на упавшие ворота, переводя взгляд с Выборга на полковника «Русских витязей». Залихватские заявления Прохора Митюха оказались не пустой бравадой, а действительностью!
-В атаку!– первым опомнился генерал-майор Третьяк, посылая первый драгунский полк вперед.
С криками конница понеслась к не широкому рву, на ходу приготавливая связки фашин. Ошеломленные шведы, не ожидавшие, что ворота дадут слабину в том месте где никто не ожидал начали обстреливать скачущих ко рву русских драгун, но вот только усилия потраченные солдатами Выборга не принесли желаемого результата, пара десятков упавших коней не могли сыграть решающей роли в разворачивающимся штурме.
Однако вслед за 17-м драгунским Нижегородским полком устремился его собрат 5-й драгунский Каргопольский полк, приготавливая на скаку укороченные кавалерийские фузеи. Часть рва уже благополучно была засыпана, давая чуть ли не полу дюжинный проход к открывшемуся проему.
Однако шведы не сидели в пустом ожидании, часть защитников, спешно подтаскивала к упавшим воротам разнообразный хлам, замелькали первые телеги, переворачиваемые в проходе.
-Выбей их, пока наши не подошли вплотную к воротам!– командует Прохор Федору, следя в подзорную трубу за возводимой баррикадой.
-Будет сделано,– закусив губу, говорит он, почти сразу же командуя своим подопечным, в ожидании замершим возле «колпаков».– Одна четверть оборота влево и одна четверть оборота вниз!
С тихим скрипом заработали винтовые механизмы, подстраивая орудия к новым углам атаки, сверка заданных параметров и вот снаряды проносятся над головами марширующих пехотных полков. Генерал-майор Третьяк не стал дожидаться подхода отозванных с восточной и северной стороны города полков и послал пару стоящих на флангах батальонов, по одному от каждого полка.
«Русские витязи» же, как стояли, так и стоят, наблюдая за Муромскими и Углицкими воинами скорым шагом двигающиеся к воротам. Все осадные лестницы и фашины оказались «забыты». Повторный залп батарей «колпаков» разметал хлипкую попытку шведов возвести полноценную баррикаду внутри ворот, попросту расщепив все принесенные туда материалы и выбив закрепившихся защитников, разрываясь в плотной массе солдат и ополченцев. Гранаты после первого же залпа собрали богатую жатву, как опытный косарь, положив с первого взмаха все колосья до последнего в пределах лезвия своего орудия, так и гранаты, попав в людскую массу, взорвались внутри нее кровавым фонтаном. Крики боли и отчаянья разносились далеко за пределы проломленных ворот, пугая птах на крышах домов и верхушек растущих рядом с городом деревьев.
Первые драгуны, перебравшись к стенам, скапливались возле стены, давая русской артиллерии сделать еще один залп, залп, окончательно расчищающий путь к городу.
-Господин полковник, сразу же после залпа выступаете со своими витязями,– приказал Прохору командующий восками.
-Есть!
-Вот и ладненько,– задумчиво протянул боярин, глядя на дымящиеся внутри города постройки, видимо гранаты упавшие за стенами смогли причинить беспокойство не только защитникам, но и обычным жителям города.– И еще, у вас, кажется, полк идет вместе с пушками всегда?
Как бы невзначай интересуется боярин Третьяк.
-Конечно, по Уставу именно так прописано, так что вместе с ними мы и пойдем,– ответил сразу же Прохор.– Правда, не со всеми, но пяток думаю, возьму, все же шведы могут внутри города баррикады устроить, а выбивать их надо как можно скорее.
-Тогда со своим полком сразу же проходишь на центральную площадь к магистратуре. Занимаешь круговую оборону, с тобой пойдет батальон Мурманского пехотного полка, и пара эскадронов драгун Нижегородцев они будут твоих орлов под стенами ждать, так что поторапливайся,– отдав приказ, генерал-майор застыл соляным столбом, внимательно изучая в подзорную трубу ситуацию возле пролома.
Второй залп батарей окончательно уничтожил намечающиеся баррикады шведов возле ворот, следом за ним в город бросились скопившиеся под стеной драгуны, следом за ними к городу подходили пара полков, где-то сбоку городских стен Выборга под барабанный бой шли полки ушедшие к северным и восточным воротам, внося сумятицу в ряды защитников города.
Фузейные залпы, крики умирающих людей, проклятия на свейском языке сливались в однотипный монотонный гул. Переливчатые звуки горна и армейских литавр, смешанные с барабанным боем едва уловимо меняли направления атак нападающих, следуя приказам, передаваемым звуковыми инструментами, роты занимали дома, проходили по трупам обороняющихся шведов, сжигали запершихся в домах горожан. Штурм Выборга с каждой минутой становился все кровавей и страшней, словно обезумев, шведы дрались за каждый клочок земли, истаивая под фланговыми ударами драгун и пехоты, а после того как в город вошел полк «Русских витязей» к общей какофонии добавились хлопки выстрелов «колпаков» и взрывы «кубышек», выкашивающих линии единым залпом. Выворачивая наружу кишки, намотанные на граненые шипы внутри «кубышек» впивались в каменные стены домов, навсегда впитывающих «вкус» и запах обреченной крови шведских защитников.
Многочисленный гарнизон Выборга не в силах противится судьбе, зажатый среди улочек города постепенно сдавался на милость победителей, тут же конвоирующих солдат и офицеров за стены города. Проходя очищенные от присутствия шведских солдат улочки города, полковник Митюха оставлял в особо удобных местах своих витязей, на всякий случай, да и усилению верноподданнических чувств простых обывателей, холодный блеск примкнутых к фузеям штыков, ой как помогает.
Ведя своих витязей к центральной площади Выборга, Прохор заметил небольшой проулок уходящий чуть правее самой улицы, можно сказать небольшой канал, соединяющий две большие магистрали города.
Решив не рисковать понапрасну полковник оставил один взвод, перекрывающий этот проулок поперек, аккурат для небольшого заслона остужающего пыл местных жителей, ну а на большее витязи в этом районе города уже не претендуют, основная масса защитников с боями отходит в северную часть города.
Два десятка молодых солдат с завидным проворством располагались на узкой дорожке, зажатой между стенками домов. Расстояние, между ними было чуть больше десятка аршин, да и то уменьшалось за счет выпирающих на улицы посадов домов и валяющихся под стенами пустых деревянных ящиков.
-Быстрее братья, нам нужно как можно скорее перегородить улицу!– командует сержант витязей, Артем Милов, своему взводу.
-Да ладно Артем, кто же тут появится то? Наши, поди, последнего шведа к стенке прижали!– с улыбкой говорит один из воинов.
-Приказ есть приказ, так что давайте шевелитесь, не бай Бог шведы появятся, а мы тут с голыми пупами их встречать будем,– сплюнув в сторону, прервал, начавшуюся было болтовню Артем.
Не успел сержант договорить, как на окончании проулка послышался шум, почти сразу же за ним выскочили полторы сотни свеев, запыленных, с окровавленными клинками и полубезумными от пороха и крови глазами, из дул мушкетов трехгранными штырями торчат багинеты.
-В две шеренги по пятеркам становись!– приказал сразу же сержант, обнажая саблю, приготавливая к стрельбе пистоль, сделанный по образу и подобию казнозарядной фузеи, по сути, являясь ее сильно укороченным аналогом.
«Обрез» как назвал когда-то этот странный полу пистоль цесаревич, увидев опытный результат работы мастеров во главе с молодым Дмитрием Колпаком, мастерская которого за последний год разрослась до небольшого оружейного завода изыскивающего любыми способами привлечении молодых витязей к столь нужному и интересному занятию. Благо, что часть работы, облегченная созданными паровыми движителями освободила руки от самой трудоемкой, «черновой» работы.
Штыки витязей примкнутые слева от ствола блестели в лучах утреннего солнца, фузеи первой линии, вставшей на колено, приставлены к плечу, глаза каждого солдата высматривают в мушку свою цель, предварительно оговорив ее с рядом стоящим напарником. Над головами первых пятерок замерли в стоящем положении их собратья, так же как и они, выбрав свою личную цель. Увидев впереди себя хлипкий заслон из пары десятков молодых солдат, шведы бросились с криками вперед, надеясь в пару секунд, смести и уничтожить столь малые вражеские силы на своем пути.
-Огонь по готовности. Пли!– командует сержант, не целясь, стреляя в плотную массу свеев, бегущую на них.
Справа от командира плечом к плечу замерли два десятка, монолитным движением спуская курки, движение и затвор на казне откидывается вверх, пальцы опускаются, подсумок на бедре нащупывают бумажный цилиндр патрона, быстро вставляют его в проем и опускают затвор, щелкая маленькой перемычкой на плавающем замке. Новый залп, кто-то раньше, кто-то чуть позже, но эффект от того не был хуже, и без того после первого залпа первые полтора десятка бегущих в тесном проулке шведов повалилось на мостовую, мешая своим же соратникам двигаться дальше, опрокидывая бегущих следом за ними свеев на серые булыжники проулка.
Вновь выстрелы и новые трупы падают на камни улицы, орошая обыденную серость города алой кровью защитников, нелепо и глупо гибнущих за пустые мечтания своего короля. Но, увы, шведы не цели в тире, да и более чем семикратное превосходство в численности сыграло свою роль, уже после второго выстрела русские солдаты встали в полный рост, приготовившись к штыковому бою, подбежавших к ним шведам. В конце проулка загрохотал цокот подков драгун, и кованых сапог, бегущих на помощь молодым воинам, вставшим поперек дороги бегущих шведов.
-Пока братья,– успевает громко сказать сержант, выстреливая в лицо бегущему на него с мушкетом на перевес седоусому ветерану, отбивая удар шпаги второго, подныривая под руку третьего, орудуя «обрезом» как молотком, перехватив его за ствол.
Плечо к плечу, словно древние богатыри, сражающиеся против орд диких печенегов, два десятка воинов в черных беретах бросились вслед за своим командиром на врага, прокладывая путь к своему спасению, сохраняя свою честь. «Не отступать и не сдаваться!» негласный девиз полка, словно сладкий яд проник в мысли каждого витязя, большая часть которых обрела свою новую семью в стенах корпуса…
Чуть больше сотни запыленных окровавленных свеев бежало к зданию магистратуры, по приказу командира имеющихся на площади солдат их пропустили, почти сразу же перекрыв все возможные выходы из здания.
-Откуда они прорвались? Ведь, кажется, все их силы сейчас складывают оружие около северных ворот,– спросил своего помощника, Никиту Кожевникова Прохор.
-Не знаю, полковник,– ответил он.
-Ну ладно, пускай, посылай к оставленным взводам вестовых, пускай выдвигаются к нам, нечего им теперь в проулках стоять, пусть отдохнут немного,– смотря на окна магистратуры, сказал Митюха капитану.
Не говоря ни слова, тот уж было собрался послать десяток солдат из восьмой роты, как увидел, что по улице, через которую шел полк катиться пара десятков подвод, а возле нее идут русские солдаты в красно-зеленых мундирах, бережно придерживая безжизненные тела собратьев, отдавших сегодня во время штурма Богу свою бессмертную душу. Закусив губу, капитан витязей все же послал вестовых к оставленным трем взводам, приказ как бы то ни было необходимо выполнять с должным прилежанием.
-Стоп, а это что такое?– как-то странно протянул Прохор, вглядываясь в повозки с мертвыми воинами.
На одной из повозок аккуратно сложены тела в темно зеленом мундире, поверх которого лежали черные береты с выпуклыми кокардами, на которых стоял на задних лапах медведь, терзая невидимого противника. Заглянув в лица мертвых витязей, Прохор вспомнил, что все они оставались в том невзрачном проулке, откуда и опасности то ждать не приходилось. Однако она пришла, пришла, откуда не ждали.
-Солдат, где вы подобрали их,– спросил одного из сопровождающих подводы рядовых полковник «Русских витязей».
-Дык они на смерть стояли супротив шведов, коих сотни полторы было, ваше благородие, здесь недалече, в полуверсте, наверное,– ответил ветеран, с сочувствием глядя на мертвых витязей.– Не пустили они ворога дальше себя, полегли все, да ведь свеев то поболе было, прошли все-таки нехристи!
-Я понял, спасибо тебе,– мрачно кивнул полковник, отходя от подвод, к которым тут же подошли свободные витязи, с хмурыми лицами вглядываясь в лица еще вчера смеющихся братьев. Братьев не по крови, но по духу!
А через пяток минут прибыли вестовые с сообщением о том, что два взвода без потерь идут к площади.
-Майора Заболотного ко мне!– приказал Прохор, вглядываясь мельтешащие в окнах магистратуры Выборга тени.
Только майор собрался по Уставу доложить о прибытии, как полковник, махнув рукой, остановил приветствие, кивком показал на магистратуру, хищно прищурив карие глаза, в которых разгорались огоньки яростного пламени.
Закусив губу, Федор быстрым шагом пошел к замершим на площади «колпакам», он все понял без слов, все же друзья на то и друзья, чтобы многое понимать без лишних объяснений. По команде командира артиллерии пяток орудий спешно разворачивали в сторону одиноко стоящей магистратуры, вызывая в рядах замерших русских солдат непонятный ажиотаж. Только полк витязей стоял в полном молчании, весть о гибели собратьев успела, как пожар разнестись по ротам.
Не понимая, что такое происходит около пушек русских, шведы, спрятавшиеся в магистратуре, собрались, было выслать парламентера, требуя почетного прохода для себя, как вдруг в основание здания врезались слегка дымящиеся снаряды, и уже через секунду после взрыва гранат внутри трехэтажного строения появился первый дымок, слабо тянущийся куда-то в поднебесье. За первым залпом последовал второй, за вторым третий, после которого здание занялось пламенем со всех сторон.
Одинокая магистратура сгорала как свеча, чадя в чистое небо черным едким дымом, лишая последних защитников города возможности выбраться на улицы. Крики сгорающих заживо людей будоражили кровь, разносясь далеко за пределы площади, никто, даже бывалые солдаты, не могли смотреть на эту… казнь, все кроме самих витязей, равнодушно взирающих на пламя, пожирающее некогда самое прекрасное и величественное здание сего града.
Прохор смотрел на последний оплот шведов, мертвая улыбка замерла на губах. Почти сотня свейских солдат и высших офицеров погибали мучительной смертью, задыхаясь от дыма пожара, кто-то, ища спасение на улице, выпрыгивал на площадь в надежде на милость победителей. Казалось что такого потерять солдата? Ведь идет война и потери неизбежны, все это Прохор прекрасно понимал, но как-то гадко становилось у него на душе только при мысли о том, что братья останутся неотомщенными.
-Огонь!– командует полковник витязей, замершей невдалеке от окон здания третьей роте, глядя на копошащиеся фигуры шведов.
Единый залп фузей и некогда гордые свеи, смеющиеся над «дикими русскими варварами» упали на грязную мостовую Выборга, смывая грязь улиц собственной кровью. Уже не видя как на центральную площадь города, еще вчера принадлежавшего шведскому королю, въезжает кавалькада командующего штурмующих войск генерал-майора Третьяка, возле которого, настороженно следя за окнами жилых домов, степенно идут ряды личной охраны из первого эскадрона Муромского драгунского полка…
Через два дня после штурма Выборга пленные солдаты шведов числом чуть более трех тысяч под конвоем из батальона Нижегородского и трех эскадронов драгун Углицкого полка вышли в сторону Москвы. Как доказательство успеха осады и конечно как бесплатная рабочая сила на черновой работе, каковой всегда хватало на Руси в любое время года. Да и пополнение необходимо срочно отправить к только что захваченному городу, ведь предстоит еще по весне брать Кексгольм, который так удачно расположился на Ладожском озере, давая возможность создать отличный плацдарм для дальнейшего продвижения русских войск в Финляндию. А там, чем черт не шутит, возможно, и на Скандинавский полуостров.
Полк «Русских витязей» оставался на зимний постой в самом Выборге, часть же штурмовавшего город отряда расползлась по меньшим городкам и весям в радиусе полусотни верст, имея возможность в случае нужды быстро вернуться в город. Дабы солдаты не страдали от безделья, временный комендант города генерал-майор Третьяк тут же выискав с помощью полковника Митюха прорехи в крепостной стене, приказал их восстанавливать или вообще перекладывать, все же погода пока позволяла, да и лишние глупости в захваченном свейском городе генералу не нужны. Там бы до весны простоять, смениться присланным государем комендантом и дальше двигаться, не давая шведам опомниться, выбивая их гарнизоны из всех городов этого края! А главное из Кексгольма, создавая тем самым совершенный плацдарм для прикрытия парадиза Петра.
Глава 9
Конец Сентября 1709 года от Р.Х.
Рязань.
В светлой комнате сидела молодая красивая девушка глядела в окно. Ладонь молодой красавицы частенько ложилась на ложбинку между грудей, касаясь твердой пожелтевшей бумаги, приятно согревающей в любую погоду.
-Матушка,– так получилось что молодую девушку, которой не исполнилось и восемнадцати весен, называли не иначе как «матушка», было в невысокой прелестнице что-то такое, заставляющее любого стороннего человека глядеть, в ее добрые глаза так словно именно там сокрыто спасение его бессмертной души.
-Да?– повернулась она.
-Мы закончили,– поклонился вошедший отрок, с обожанием глядящий на Ольгу, за его спиной стояло еще семеро таких же учеников, облаченных в льняные рубахи, подпоясанные серыми поясами, на которых висели письменные принадлежности, а на бедре болталась большая тетрадь, обернутая грубой кожей.
-Хорошо, Саша, ступайте в класс, скоро придет отец Варфоломей.
Ничего больше не говоря, молодые лекари, только-только начавшие понимать все то, чему их обучала Оля и Евдокия, женщина травница, такая же, как и наставница, самой возлюбленной цесаревича, найденная в какой-то деревеньке под Ряжском. Именно после того как удалось привезти в Рязань нового учителя по травничеству, как назвал сей предмет сам Алексей, девушка смогла полноценно взяться за те наработки, о которых она давно говорила с любимым человеком. Стараясь быть полезной во всем, в чем сама разбиралась или же начинала учиться тому, что тяготило подручных Алексея, выбивая из привычной колеи повседневных забот.
Первые потуги привлечь к обучению молодых лекарей иностранного доктора окончились полным провалом, тех, кто мог чему-то обучить, попросту не было, а те, кто жил в Москве не могли приехать связанные по рукам и ногам постоянным бдением над чадами высокопоставленных дворян русского царства. Как впрочем, потерпела неудача с идеей повсеместного введения обучения азам травничества для священников. Так что вопросы, отложенные на неопределенный срок, копились, для того, чтобы при участии наместника Рязанской губернии в конечном итоге благополучно решиться.
Но все же некоторые идеи девушки нашли отклик в корпусе, к примеру, нормы санитарии, сформулированные в артикуле «О чистоте и противодействии хвори» написанном Ольгой в мае-июне этого года. Так же при корпусе появилась своя свиноферма, предоставляющая кадетам сразу несколько полезных новшеств, таких как мясо, удаление отходом, получение удобрений и … производство мыла.
Сам процесс изготовления мыла, был позаимствован Дмитрием у костромских мастеров, при помощи одного из своих оружейников у которого жена была родом из тех мест. Вот только вместо говяжьего сала в корпусе используется свиное, вместе с льняным маслом, скупаемом у одного коломенского помещика, точнее у одной из его деревенек, занимающейся производством оного продукта в районом масштабе. Так что уже к ноябрю месяцу в корпусе появятся первые кусочки мыла созданное не из покупного сала, а из собственноручно выращенного.
Кроме того, заготовка трав в близлежащем к корпусу лесу и дальних полянах оказалась поставлена на радость девушки просто блестяще, при посредничестве Кузьмы, главного куратора корпуса. По сути, Оля, являясь единственной девушкой в компании цесаревича, была не обделена вниманием всех друзей наместника, вот только на что-то больше никто из них не рассчитывал, все прекрасно видели, что отношения между их лидером и спасшей его лекарки не обычные и влезать между ними никто не хотел. Хотя пара эпизодов, о которых Ольга старалась не вспоминать порой заставляли ее гневно сжимать свои маленькие кулачки: купеческий сын Никола Волков в отсутствие своего благодетеля пару раз намекал девушке о своих чувствах. Писать Алексею об этом она не хотела, думала, что у него и так своих проблем хватает, раз даже письмо от него пришло такое… тревожное.
Вспомнив о нем, девушка, закусив губу, достала спрятанное возле груди письмо Алексея, аккуратно разложила перед собой и медленно, проникая в суть каждой строчки, каждого слова погружалась в него, украдкой роняя слезы на дубовый стол. Первая паника о крушении корабля давно прошла, как и то, что ее любимый отправился, чуть ли не один в неизвестность, блуждая на просторах Европы, словно в тумане.
Вот только Оля сама себе не решалась признаться, что сильнее ее тревожило и от чего на душе скребли кошки, а сердце болезненно сжималось, чувствуя, как ледяные когти паники подбираются все ближе и ближе. Ревность. Слово, которое девушка не решалась произнести в слух, слово о котором она думала каждый день, думая о том, что верен ли ей Он, или, как большая часть мужчин падает в постель каждой встречной благородной юбки?
-Хватит!– вырывает сама себя из затуманенной дымки иллюзий девушка, складывая письмо в несколько раз и убирая его обратно, чтобы потом вновь достать и украдкой плакать, плакать о своем одиночестве, о тех минутах, когда Его нет рядом, о той любви, которая была так далеко.
«Уже полдень, скоро придется вновь идти с учениками в лес,– с тоской подумала лекарка.– Впрочем, почему это придется? Вновь пойдем в лес!»
Первоначально четыре ученика и ученицы «выросли» в восьмерых, из-за того, что Рязанская и Муромская епархия во главе с местоблюстителем патриаршего престола пожелала воспользоваться трудами лекарки, и взрастить первых православных священнослужителей со знаниями, помогающими людям, и, конечно же, заодно с этим контролировать сей процесс. Жаль только, что почти все нижнее звено священнослужителей закостенело в своих убеждениях, и воспринимает перемены к лучшему как враждебные действия к себе и своей пастве.
Хотя процесс уже запущен, и остановить его будет сложно, а через пяток лет и вовсе невозможно, во только стоит взрастить хотя бы пару десятков юношей-лекарей, для нужд корпуса «Русских витязей». Ведь умелые руки лекарей смогут спасти сотни жизней, окажись они в том месте, где нужно.
Постепенно производство в корпусе увеличивается, это заметила даже Ольга, далекая от мастерских, но отнюдь не лишенная глаз и ушей. Казнозарядные фузеи, пистоли, называемые «обрезами», «колпаки» все это множилось каждую неделю, молодое пополнение с восторгом взирало на новые «игрушки» уже сейчас нещадно гоняемые наставниками так, что у них едва хватает вечером сил доплестись до своих кубриков и шлепнуться спать, забываясь сном.
Были какие-то первые образчики нарезной фузеи, дающей много лучший результат по точности и стрельбе, только как слышала Ольга, сама пуля была меньше своего аналога у обычной казнозарядной фузеи раза в полтора. Как это влияет на стрельбу девушка, конечно же, не знала, только отмечала в своей голове услышанные фразы, на досуге стараясь понять, в чем же дело и о чем идет разговор. И надо заметить этот самобытный анализ произошедших событий и слышанных фраз давал свои результаты, позволяя лекарке не только слышать, но и порой участвовать в беседах друзей наместника, частенько посещающих корпус.
Многие идеи, начатые еще в прошлом году, а реализованные в этом только давали первые сходы. К примеру, ПБР (Первый Банк России) задумка коего была принята именитыми купцами с большим воодушевлением начал свою работу только в сентябре, на месяц позже первоначального срока. Со скрипом были начаты первые банковские операции, на деньги ПБР строятся мануфактура на Урале и бумажное производство близ Рязани верстах в двадцати вниз по течению реки Оки. Пока только одни убытки и никакой прибыли, плюс ко всему тяжелым бременем легли на банк обязательства по выделению займов цементному заводу под руководством мастера Андрея Вартынского, постепенно прокладывающего дорогу к Рязани и Петровке, выполняя первые заказы от губернии, спешно обновляющей внешний облик города.
Как слышала Ольга в планах у Совета губернии, было открытие порохового завода, да только на него нет ни денег, ни сколько-нибудь значимого места с добычей селитры и хорошего каменного угля. Впрочем, эта задача решаема, но опять же все упирается в деньги, коих всегда не хватает. Но это мало заботило саму лекарку, главное для нее было то, что ее идея осуществляется, пускай несколько не так как она думала сама, но все же и не стоит на месте.
Мази и настойки, создаваемые учениками под надзором Ольги и тетушки Марии копились в складском помещении третьей казармы витязей, отведенной как раз для подобных нужд. Травмы, ушибы, кровяные мозоли… все, что только не появлялось у кадетов во время тренировок, сразу же попадало в поле зрения лекарей-травниц или их учеников. Благодаря их усилиям хвори мучавшие отроков на протяжении двух наборов отступили, позволяя не прерывать обучение витязей из-за того, что в классах не хватает по половине списочного состава.
Польза травников, их незаменимость в лечении пускай не очень серьезных, но крайне неприятных травм, постепенно становилась столь очевидной, что наставники корпуса уже после месяца работы лазарета оборудованного на первом этаже третьей казармы вздохнули с облегчением. Попросту сняв с себя половину забот о юных воинах, отдавшись целиком и полностью самому процессу обучения.
В голове девушки протекали образы того, что она хотела бы сделать, того к чему стремилась, они, слегка размытые, но с каждым днем все четче и четче видимые давали ей тот заряд энергии, который мог бы дать один человек на всем свете, которого в данный момент не было рядом. Внезапно холодный сквознячок, подхватив листок с записями взмыл в воздух, и коснулся щеки девушки, выводя ее из оцепенения. На белой бумаге виднелись девичьи наброски будущей формы лекарей-витязей. Как должен выглядеть воин, помогающий своим собратьям? В первую очередь он сразу же должен внушать уважение и некую долю почтения, почтения не к себе, а к своей профессии своим обязанностям, к своему труду. Ведь как можно говорить о почтении если седоусого ветерана будет обслуживать и лечить молодой парень, толком и войны то не видевший! Но при всем при это у военных лекарей не должно быть каких-либо аляповатостей и мишуры, только строгая и практичная форма, по образу той которая сейчас у самих витязей. Эти мысли давно бились в голове Оли, постепенно представляя себе все то что бы она сама хотела увидеть в своем творении она неровными кривыми штрихами наносила на бумагу, десятки раз перерисовывая одну и ту же деталь, а то и общий фасон она в конце концов смогла приблизиться к своему идеалу форму для своих подопечных. Правда показывать, кому бы то ни было раньше цесаревича, она не хотела, да и бесполезно это, все новые отчисления, как и было, приказано наместников назначались только им.
Выделенные деньги под созданные приказы-ведомства губернии могли пользоваться только ими, весь же прибыток складывался в ПБР, где и ожидал своего часа, являясь неким гарантом стабильности и вечности данного учреждения. Вот только пользоваться этим резервом нельзя было ни в коем случае, даже ближайшим соратникам Алексея.
Ведомства, возглавляемые в основном тем кругом лиц, который был при цесаревиче с самого начала его восхождения к наместническому креслу, тратили, врученные деньги не без удержу как это следовало ожидать, а по заранее принятой прокламации, статье расходов, одобренной лично наместником, с прописанными в ней суммами и нуждами для этих денег. Исключение делалось только разве что для Службы Безопасности, успешно заменившей полицейских и городовых вместе взятых, при этом, сбросив обязанности обычных солдат взимать налоги с населения.
Очистив город от большинства шаек, занимающихся разбоем и прочими непотребствами патрульные, насчитывающие сейчас чуть более ста сорока человек, занялись более тщательной проверкой близлежащих земель. Перевооружение, намеченное на зиму прошлого года, прошло еще при наместнике, правда в отличие от полка «Русских витязей», чья структура вошла и в Службу Безопасности капралы, как и сержанты, были вооружены не казнозарядной фузеей, а обрезами с саблями. Сами же рядовые «безопасники» кроме фузей получили сабли, заостренные только с одной стороны, изготовленные в Петровке семейством Кузнецовых, быстро сделавшие кузню, спешно увеличивая само производство, привлекая к этому кузнецов из всех губернских земель, кинув клич вместе с вестовыми.
Запрещалось в Петровке насильственное привлечение к труду, даже исконным жителям давалась свобода выбора, в разумных пределах конечно, но и это не тот предел, которого хотел достичь наместник Рязанских земель. В идеале цесаревич Алексей Петрович вовсе хотел освободить семейства живущих там крестьян, но решил подождать, следуя собственному разумению «о праве хотящего».
В целом же те дела, которые были намечены, еще при наместнике выполнялись в срок, а кое-где и с опережением. Некогда маленькая деревенька сейчас напоминала больше разворошенный пчелиный улей, в паре верст от подворий чадили мастерские главного мастера корпуса Дмитрия Колпака, который впрочем, не вмешивался в дела своих старших знающих подчиненных, только лишь ставил пред ними определенные задачи. С приходом в Петровку новых людей золото из казны губернии потекло полноводной рекой, выкачиваясь так словно его там и не было, и этот поток нельзя было остановить никоим образом, ведь все шло по планам Совета и Алексея. При всем при этом Истьинский завод Ивана, вместе с оружейным производством, принадлежащем как Алексею, так и частично отцу Николая Волкова позволяли даже набирать какие-никакие деньги для дополнительных нужд. Которые откладываются в ПБР, так же как и «неприкосновенная» часть казны самой Рязанской губернии.
К тому же вскоре должна была подойти дата отчета самого наместника перед царем, аккурат по возвращению из Европы. Так что забот у молодых помощников Алексея очень много, одно только сохранение и увеличение хозяйства помещика Александра Баскакова и доведение поголовья овец до необходимого числа заставляло его отрываться от дел губернии. Постоянно проверяя загоны и всю работу своих управляющих в целом, налаживая процесс таким образом, чтобы в дальнейшем можно было не беспокоиться о нем. И как камень преткновения вставал вопрос и собранной шерсти, ее превращения в нить. Ведь пока ее было не много, то крестьянки управлялись с ней на прялках, но вот уже в новом масштабе этот процесс доставлял Александру лишнюю головную боль, не хотелось молодому помещику за бесценок отдавать ее скупщикам и барыгам, очень не хотелось, да и договоренность с цесаревичем была более чем прозрачная.
Выход нашелся, правда, только после того как над этой проблемой почти полгода сидел молодой Андрей Нартов, пришедший в корпус больше года назад, вместе с Артуром Либерасом, несколько расширившим свою токарную мастерскую. Да так, что государь-батюшка, бывая в Москве на Немецкой слободе, частенько захаживал к нему в гости, собственноручно работал и обрабатывал различные детали. К интересу, проявляемому царем ко всем новшествам, а особенно новшествам крайне полезным для страны знали все иностранцы, пока еще жиденьким ручьем, стремящиеся на необъятные просторы Руси на поиск лучшей жизни.
Сам молодой Андрей безотлучно находился в «токарне», построенной на базе одной из мастерских в корпусе, так получилось, что в свои семнадцать лет он уже стал тем человеком, к голосу которого прислушивались и советы которого воспринимались как необходимая данность по большей части верная. С молодым токарем, работающим по восемнадцать часов в сутки, найти общий язык оказалось крайне сложно, кадеты, частенько приписанные к разным мастерским, «для выявления талантов и приобретения навыков жизненных» хотя и обучались с завидным проворством, не могли не видеть, как работает их учитель. Подобно самого государю, так же самозабвенно, с огнем веселой ярости в глазах юный мастер решал поставленные перед ним задачи, с фанатизмом аскетов порой забывая о том, что в его комнате стоит, дожидается обед… ужин или завтрак. Из всех «излишеств» коим он называл обычный рацион кадетов-витязей, спешно готовящийся в огромной столовой рядом с тремя казармами мастеру-токарю полюбился только кофе, да вот только пить его много было просто нельзя, запасы были маловаты, да и цена его благодаря усилиям купцов приближалась к заоблачной.
Как бы то ни было, но когда к Андрею обратился помещик Александр, по указке занятого Дмитрия, то тот вместо отказа обещал что-нибудь придумать, а через полгода он пригласил Баскакова посмотреть на свое творение. Для него он раздобыл себе самопрялку, вместе с самой работницей и долгое время наблюдал за ней, делая на листах бумаги необходимые заметки и зарисовки.
Долго думая как облегчить труд рабочих, при этом увеличить производительность, позволяя во много крат больше обрабатывать шерсть, имея в наличие меньшее количество занятых на производстве рук мастер-токарь заменил человеческие пальцы на пару «вытяжных» валиков. Они вращались с разной скоростью. Один валик имел гладкую поверхность, а другой был шероховатый с рифленой поверхностью. Однако прежде чем поступить на эти валики прялки, волокна шерсти должны были пройти предварительную обработку – их необходимо было уложить тонким слоем. После чего «расчесать».
Механизировал же, сей процесс Андрей при помощи чесальной машины. Принцип ее действия заключался в следующем. Цилиндр, снабженный по всей поверхности крючками, вращался в желобе, который на своей внутренней стороне был снабжен зубьями. Проходя через него, слой шерсти таким незамысловатым образом расчесывался. Уже после этого пряжа в виде нити подавалась в саму улучшенную прялку и здесь сначала вытягивалась в десяти вытяжных валиках, а потом поступала на веретено, вращавшееся быстрее валиков, и закручивалась в нить.
Как показал на практике мастер помещику Баскакову, вращаясь с разной скоростью, восемь валиков вытягивали шерсть в нить, а с только последние два валика давали нити поступать на само веретено. Было только одно плохо, места эта машина занимала много больше, чем обычная самопрялка, но и результат был много лучше, вся же конструкция приводилась в движение или вручную или тягловым способом.
Как бы то ни было, но улучшенная машина тут же была собрана и отвезена в поместье, на построенную для выделки шерсти мануфактуру. А после недельной проверки пришли еще три заказа от Александра Баскакова на такую же машину, с половинной выплатой заранее. Но это было в начале лета, сейчас же давая прибыль помещику, отара овец в восемь тысяч голов немногим не дотягивала до требования государя, но все же стала окупать себя и странная уходящие на нее, постепенно перекрывая двухгодичные расходы. Постоянные закупки новых «бекающих» созданий были прекращены, ожидание приплода в зиму и строительство целой группы ферм забили статью расходов Баскакова, да так сильно. Что он, было, примчался брать новый займ в Совет, да только его не получил, ибо первичный указ о «замораживании» резервов, обрезал последнюю лазейку на получение каких-либо денег. Разве что траты на переселенцев-мастеров остались открытыми да вот только следили за этими средствами уже фискалы, совместно с тремя витязями, приобщенными в СБР, на должности младших помощников, для изучения банковских дел, а проще говоря, для постижения сего нового и необходимого дела.
Где-то невдалеке загромыхали раскаты грома. Ольга собравшаяся идти вниз, к ученикам посмотрела в окно, за высокими соснами чадили черные клубы дыма, вырываясь из высоких кирпичных труб. Вновь удар грома, и новая порция дыма вырывается из черного раструба.
-Опять Димка своих чудищ работать завел,– хмуро подумал девушка, прекрасно понимающая пользу молотов соединенных с паровой машиной, но привыкнуть к грохоту было не так то просто, хорошо, что мастерские поставили рядом с полигоном, иначе не жителям Петровки пришлось бы не сладко.
Спускаясь вниз, Оля заметила, что в лазарете необычайно тихо, обычно в доме для наставников и учителей с лекарями, стоящем рядом с пристанищем больных витязей прекрасно слышались ломаные голоса отроков, только-только прививающихся к дисциплине и порядку. Приглядевшись, она заметила, что возле входа в лазарет стоят витязи, держа на импровизированных, на носилках пару человек. Около двух десятков юношей в стальных кирасах, специально замазанных в некоторых местах какой-то грязью, на локтевых сгибах правой или левой руки (у всех по-разному) приторочен шлем-шишак, на ногах обычные сапоги, чуть зауженные в голени. А на голове вместо черного, темно-зеленый берет.
-Матушка Ольга, матушка Ольга, там витязи … они… ранены!– тут же примчалась к Ольге одна из ее учениц, Света, выглядевшая ошеломленной и взволнованной одновременно.
-Уже бегу,– бросила на ходу лекарка, быстрым шагом направившись к носилкам, так и оставшимся на руках у воинов.– Заносите их в лазарет.
Четверо витязей аккуратно, чтобы не потревожить раненых прошли внутрь лазарета, положили поверх жестких постелей и постоянно оглядываясь, вышли вон из смежной с общим залом палаты. Дверь следом за ними немедленно закрылась, Евдокия с восьмью учениками были уже здесь, приготовив первые необходимые мази и настойки.
-Вот вам и практика ученики, разбивайтесь по группам и вперед, мы же с матушкой Евдокией будем следить за вами,– осмотрев раненых, девушка решила, что больные ранены не тяжело, хотя выглядят не важно, сказывалась потеря крови и долгая тряска на носилках, заражения же пока не было. И это, несомненно, радовало главную лекарку. Ведь лечение тогда сводится к восстановлению сил и обычному заживлению ран, без выжигания заразы не самыми приятными и быстрыми методами.
Четверо семинаристов, тут же разделились к ним подошли по девушке и одному отроку, получалось, что группы равновесные. Все же первоначально то четыре ученика у Ольги были начавшие свое обучение именно у знахарей-травников, вот только из-за преследования их учителя были вынуждены согласиться с доводами молодой лекарки. И отдать их на обучение в корпус, где им уже вполне легально разрешалось не только обучаться, но и использовать на практике, с благословения самого епископа Иерофан. Но вот пришлые четыре семинариста занимаясь в богословском заведении, были напрочь лишены даже поверхностного понятия о том занятии, которое предстояло им обучаться. Так что первые месяцы были своеобразным экзаменом для начавшей свой путь учителя Ольги, азы, с которых начинали все лекари-травники, были обязательным составляющим любого из будущих лекарей. Вот только проблема нехватки грамотных, профессиональных лекарей, опирающихся не на природу, а на человека – хирургов, встала в полный рост уже после трех месяцев обучения, да и пожелание возлюбленного девушки были адресованы кроме профилактики заболеваний, но и лечению европейским методом, которого ни Ольга, ни Евдокия соответственно не знали. Что не говори, а колотые и резаные раны проще зашить и обработать должной настойкой, чем ждать сращивания краев оной.
Оля прекрасно понимала всю пользу совмещения методов европейских лекарей и травничества Руси, но вот найти нужного человека она не могла, одна надежда, на то, что Алексей сможет заинтересовать какого-нибудь лекаря в своих странствиях и привезти сюда, для обучения. Отдавать же своих учеников в Москву на практику к Николаю Бидлу, возглавляющему госпиталь, построенный три года назад рядом с Немецкой слободой, Ольга не хотела, потому что после обучения у Бидла все лекари обязаны были по назначению государя разъезжаться по городам или в армию, где и лечить больных и увечных. А это, как известно самой возлюбленной наместника, цесаревичу не нужно никоим образом, ведь для него в первую очередь важен свой корпус и Рязанская губерния, а только потом уж вся Россия.
Для тех же, кто ослушается приказа, было особое наказание. Всех докторов и лекарей держал под своим надзором Монастырский приказ, правда только в Москве и прилежащих землях, но ведь кто сказал, что после обучения отроков отпустят обратно в Рязань? Вот и мучалась Оля, думая как быть, однако все равно с должным старанием пыталась по латинским книгам, привезенным по заказу Алексея из столицы изучать анатомию, благо, что возможность была. Так что кое-какие навыки и знания по строению человека лекари все равно получали, но до полноценного понимания им, было очень и очень далеко.
-Как продвигаются ваши дела, ученики? Почему до сих пор не помогли раненым?– нахмурилась Евдокия, видя трясущиеся руки у одного из учеников.
Практики кроме той, что давал корпус (растяжения, ссадины, хвори) у юных лекарей, которым только-только исполнилось от силы шестнадцать весен, попросту не было. Вот и получалось, что теория лежала мертвым грузом в головах будущих лекарей, а столкнувшись с действительностью они ошеломленно замерли, не знаю что предпринять.
-Все вместе отвечаем мне, что нужно перво-наперво сделать с больным, какой бы он ни был?– голос сорокалетней учительницы был до невозможности сух.
-Осмотреть и обработать поверхность раны, если таковая имеется,– туту же ответил нестройных хор голосов.
-Так почему же два воина лежат в крови и с перевязанными тряпьем ногами?
От голоса учителя ученики быстро пришли в себя и тут же разбежались по сторонам, следуя давно отработанной схеме: кто-то нес чистые тряпицы, кто-то теплую воду, всегда стоящую в лазарете, кто-то искал нужные мази или настойки, а последний аккуратно разрезал ткань на теле раненого витязя ножницами.
Наблюдая за работой учеников, Оля сама невольно вспомнила, как трудно ей пришлось врачевать своего будущего возлюбленного, если бы началось заражение, то помочь ему можно было бы, только выжиганием скверны, да только кто бы дал молодой лекарки это сделать? Впрочем, вылечила и ладно, главное что получилось! Задумавшись, главная лекарка отошла в сторону, смотреть за действиями учеников можно и отсюда, да и мешать суетящимся будущим лекарям она не будет.
За окном раздался стук копыт, следом за ним обиженное конское ржание, а уже через пару секунд в палату стремительно вошел Кузьма, внимательно оглядев раненых, издали, благо, что законы в лазарете действовали для всех, он кивнул Ольге вышел прочь, оставив после себя едва видимые следы пыли. Лекарка не слышала как куратор корпуса «Русских витязей» отозвал всех воинов в сторону, уведя их на небольшую полянку, приспособленную для множества брусьев, турников и прочей радости кадета.
-Сержант Лисицын!– остановившись рядом с висящей на турнике «грушей» сделанной из тройного слоя свиной кожи и набитой деревянной стружкой. Данное приспособление как впрочем, еще десяток таких же расположенных как здесь же на поляне, так и в каждой казарме предназначались для отработки казацких приемов рукопашного боя.
Как и было обещано наместником, три казака, взятые в прошлом году на должности наставников занялись молодыми кадетами «с пылом, с жаром», как говорится, вколачивая в отроков суровую науку казаков. А заодно и своих детей частью пристроили в корпус, вот только не учли родители одного, общаться с родными витязи не могут, не потому что это запрещается, просто сил на это у них попросту не остается. Да и сама идея братства основана на взаимодействии кадетов друг с другом, решая проблемы все вместе. Вот только порой получалось так, что соперничество между ротами и взводами перерастала в настоящие конфликты, и если бы не отец Варфоломей, то… нет никто не скажет, что могло бы тогда быть с корпусом. Но как бы то ни было третий курс витязей это не первый и отработанные системы обучения постепенно выравнивались и приносили свои плоды, освобождая умы наставников для новых идей и мыслей, доказывая друг другу и юным отрокам, что «есть еще порох в пороховницах».
К замершему капитану СБ, с эмблемой на левом рукаве в виде парящей летучей мыши на трех цветном фоне подошел рослый витязь, замерев перед капитаном в трех шагах он вскинул ровную ладонь к темно-зеленому берету.
-Господин капитан, сержант Лисицын прибыл по вашему приказу!
-Докладывай, как так получилось, что вы понесли потери ранеными?– чуть дрогнувший голос Кузьмы выдал его взволнованность, однако витязь не заметив этого закусив губу, наклонил голову чуть влево, приставляя сжатые кулаки к бедрам, аккурат к пришитым карманам.
… Между стволами деревьев неспешно двигалась колонна людей, скрываясь в тени листвы от возможного взгляда неизвестного наблюдателя, одиннадцать пар молодых воинов, шли вторые сутки, по дуге выбранной их командиром.
В службу безопасности какой-то доброхот донес о местоположении одного из хуторов в пяток дворов, там проживала разбойничья шайка в десяток человек. Проверив подлинность доноса капитан СБ как обычно делал до этого послал натасканных на уничтожение небольших групп противника «волков». Само задание было не сложным, благо, что подобные этому уже случались три раза, и ни разу никто из витязей не пострадал, даже легких ранений не было. Все же тренировка воинов была действительно на высоком уровне, правда тренировать подобным образом можно не всех, слишком тяжелые нагрузки легли на плечи отроков, буквально выжимая из них последние соки, вытягивая те крохи сил, остающиеся после очередной тренировки.
Вот и сейчас двадцать два витязя обойдя хутор по дуге, миновав по пути маленькое болото, коих в Рязанских землях немереное количество, шли к дальнему дому, стоящему на отшибе от всех, словно в нем жил староста или знахарь. Однако что-то смутило «волков» глядящих на деревеньку и не понимающих в чем же дело, пока один из них не шепнул: «У них же нигде креста нашего, православного нет, да и вон идолище поганое в центре стоит, и под ним запекшаяся кровь…». Простая истина того, что почти под самой Рязанью живут не единоверцы христиане, а язычники раскаленным штопором вонзилось в головы отроков. Хотя православные догмы, внушаемые отцом Варфоломеем молодым витязям, и представляли смягченный вариант, но есть все же некоторые аспекты, которые терпеть просто невозможно, к примеру, жертвоприношение людей относится именно к ним. Правда еще, не известно так ли это, однако проверить деревеньку разбойников нужно в любом случае.
-Пошли,– губы старшего витязя во взводе едва слышно шепчут своему помощнику, тот так же тихо предает по цепочке, доставая из чехла небольшой арбалет, вслед за ним еще дюжина воинов расчехлила смертоносное оружие, остальные же не спеша, обнажили сабли, в паре с волнистыми кинжалами.
Шелест крон деревьев глушил чуть слышный треск сучьев, изредка попадающихся под ноги разошедшихся цепью «волков», чуть впереди вышли арбалетчики, приготовив клинки к бою, они замерли возле высоких стен подворья, высматривая перед собой возможных противников. Сзади каждого арбалетчика замерло по одному воину с оголенной саблей, прикрывая того от нападения.
-Первая пятерка вперед, вторая их прикрывает, остальные следят за своими сторонами,– командует командир взвода, высматривая на пустынном дворе разбойников.
«Волчата», как порой называл юных воинов Кузьма, чуть слышно проникли в первый дом, но никого там не обнаружили, только натопленные комнаты говорили о том, что здесь проживают люди. Замерев возле стен, подворий витязи, прикрывая друг друга, бросились в два крайних дома, Нои там никого не обнаружили, словно все дома покинули незадолго до прихода воинов. Слегка расслабившись, волчата сунулись, было в последние два дома, но первые воины едва успели увернуться от рогатин вылетевших из темного проема домов.
-Арбалетчики, Пли!– приказ сержанта плетью стеганул по ушам напряженных до предела воинов.
Сразу же перед двумя домами сменяя друг друга, закрутилась смертельная карусель витязей вооруженных арбалетами, выпуская в темноту комнаты по разным направлениям болты. Тут же заголосили раненые разбойники, проклиная явившихся по их душу «царских псов», пару раз был слышен чмокающих звук, тут же меняющийся бульканьем. Так продолжалось пару минут, пока на ложах арбалетов не осталось по одному болту, граненой смертью глядящих в темный зев домов.
Почти сразу же послышалась непонятная возня сзади главного входа, тут же перед сержантом замерли два «волка» показывая, что сзади пытались сбежать, что стало с разбойниками, Михаил Лисицын не спрашивал. Все понятно без слов.
-Вместе, на счет три,– парой жестов сказал сержант, подходя сбоку к проему одного из домов, медленно загибая пальцы на левой руке.
Как только третий палец коснулся ладони в дверь, бросились витязи, в кирасах, прикрывающих грудь, живот и плечи воина, и шлемах-шишаках с бармицей, отведя чуть в сторону саблю, а кинжал наоборот выставив чуть вперед, для удобства отражения внезапной атаки. Не ожидавшие такой прыти защитники домов пропустили первые мгновения боя, давай витязям возможность осмотреться и броситься на ошеломленного врага.
Однако все оказалось не так просто как показалось в начале, в полутьме дома оказалось несколько больше народа, чем докладывал доносчик. Да и разбойники оказались не обычной голытьбой с вилами, а матерыми ватажниками, по-видимому, в первую очередь были убиты слабейшие представители шайки, более сильные спрятались по углам, давая врагам возможность выложить все козыри сразу. Одно хорошо, никаких фузей и луков у шайки не обнаружилось. За каких-то дюжину секунд из пятерых живых в одном доме и семерых в другом доме разбойников на ногах остались только четверо, ранив при этом двух первых витязей, бросившихся в дом. Решив не рисковать, и не показывать глупую браваду Михаил кивнул арбалетчикам, сразу же высунувшие тупые носы лож своего оружия в темный проем, разряжая их в бросившихся на них татей.
Весь бой занял чуть больше десятка минут, когда же проверив все дома «волчата» собрались уходить, то услышали едва слышный крик ребенка….
-Что ж, бой провели грамотно, на счет этого вопросов нет, но теперь отрабатывать будете не только одиночные и групповые бои на природе. Но и действия в помещениях, иначе, в конце концов, можете напороться на действительно серьезного противника, который будет готов к вашим гостинцам,– одновременно задумчиво и облегченно выдохнул капитан СБ.– Теперь идите, о ваших братьях уже заботятся лекари, так что все будет в порядке.
«Волчата» развернувшись, пошли по направлению к казармам, только лишь сержант немного помялся на месте, словно хотел что-то сказать.
-Тебе есть, что мне сказать еще, кроме того, о чем мы беседовали?– собравшись уходить, Кузьма остановился, глядя на Мишу.
-Там же четыре детей малолетних было, с двумя матерями, мы их на поруку в деревню сдали… старосте,– нехотя ответил сержант, ожидая реакции командира.
-Хорошо, думаю, что Бориска сумеет их пристроить, да и нам рабочие руки в корпус нужны, так что правильно вы сделали, взяв их с собой, молодцы!
Улыбнувшись, сержант «волчат» поспешил к своему взводу, замершему в паре десятков саженей. Капитан Службы безопасности только чуть приподнял уголки губ, видя, с каким облегчением витязи уходят к казармам.
Между тем невдалеке вновь загромыхали удары стальных молотов, по наковальням с каким-то мелким песком, на раз выбивающие из разогретого метала монолитные формы кирас, которые только-только входят на вооружение. Первыми эту новинку получили как раз «волчата», однако из-за специфики их работы они носили облегченные кирасы, да к тому же спереди у них не было маленьких дуг сделанных специально под приклады фузей, облегчающих прицеливание и стрельбу воинов. У армейского же варианта кирасы защита предусматривалась как спереди, так и сзади, причем не только для корпуса, но и на плечи с шеей, правда для последней была только покатая защита с тыльной стороны.
Так же приятной новинкой к приезду цесаревича и наместника Рязанской губернии были кованые таким же способом, как и кирасы шлемы-шишаки. Вот только размеры их несколько больше чем у кадетов, но эту досадную помеху решили самым примитивным и одновременно действенным для воина методом. Вовнутрь шлема помещалась сделанная для каждого бойца кожаная конструкция, с вязаной шапкой, больше напоминающей тюбетейку, так что сразу решали две появившихся проблемы: стандартизировали шлемы и амортизировали возможные удары по голове.
Одно было плохо в новом способе ковки, процесс этот, хотя в десятки раз и ускорил производство брони, да только сами образцы, по которым выковывались или, говоря языком Дмитрия, выдавливались, все были одного размера, его подгонка для витязей осуществлялась кузнецами в мастерских. А для того, чтобы изменить форму выдавливаемой кирасы требовалось менять не только выемку наковальни, но и навершие самого молота, то есть везти его на сталелитейный Истьинский завод и в чудо-печи переплавлять по-новому, добавляя и без того занятым литейщикам ненужной работы. У них хватало дел с отливкой снарядов для «колпаков», про сами орудия даже никто и речи не поднимает, создание оных после Полтавской битвы стало и вовсе золотоносной жилой для губернии, хм точнее для казны наместника, и купца Волкова, отца Николая, вовремя смекнувшего «куда ветер дует».
О других же разработках неугомонного Дмитрия никто не знал, разве что сам цесаревич, да только нет его рядом, а без него от всех просьб показать и продемонстрировать главный мастер-конструктор-изобретатель корпуса только раздраженно отмахивался, мол, не до вас. Исключения были для его ближайших помощников и мастеров, призванных из рязанских и тульских земель, которые, как и их молодой глава были не многословны, постоянно витая в облаках.
Дмитрий умело подобрал состав помощников, при должной поддержке отца Варфоломея, сумевшего настроить работников на ту «волну» которой постоянно не хватало истинным творцам жаждущим вершить, но по недомыслию власть имущих до этого всей полноты свободы выбора не имели. Каждую неделю команда из мастеров-изобретателей отправлялась на полигон в сопровождении взвода Службы Безопасности и роты витязей.
По артикулу, составленному цесаревичем, о «Сохранности секретов, как военных, так и всяко других полезных для блага Царской Руси прожектов» солдаты и «безопасники» проверяли окружающий полигон лес и занимались тем, что на нужное для мастеров время отцепляли его, запрещалось даже приближаться к нему. Может, конечно, это всего лишь глупая перестраховка, но Алексей даже не собирался давать хоть каким-нибудь доброхотам, будь то русским или иноземным шанса на преждевременное изучение секретных разработок. Исключение могло быть сделано только для государя, при одном условии – он сам должен сказать, приказать, или же попросить, да хотя бы намекнуть о желаемом показе того или иного оружия. Но ведь для начала он должен об этом узнать, а как это сделать в условиях строжайшей тайны среди Мещерских лесов?
Глава 10
Начало октября 1709 года от Р.Х.
Азов.
Полномочный посол Русского царства Алексей Романов.
«Наконец-то дом! Родимый дом!– не сдерживая секундного порыва, падаю на колени, на сухую желтую пожухлую траву едва касаясь, провожу ладонями по ней, закрывая глаза, со счастливой улыбкой поднимаясь на ноги. Лимит слабостей исчерпан, так что придется взять себя в руки».
Рядом со мной замерли гвардейцы с Борисом, старик Рауль Гариэнтос, то и дело с улыбкой оглядывающий просторы новой родины и баюкающий раненую руку Александр Пилар, с тоской то и дело оглядывающийся назад.
… В середине августа наше посольство прибыло в испанскую столицу. Мадрид встретил нас радостными, оживленными улицами, заполненными улыбающимися лицами людей. Так уж получилось, что мы прибыли в город незадолго до начала знаменитой испанской сиесты, лучи солнца, буквально выжигали все, что попадалось у них на пути. Однако сей факт не сильно то беспокоил горланящую публику торговцев и попрошаек, блуждающих по улицам столицы Испании. Благочестивые синьоры и синьорины, стараясь добраться до нужного места на ходу доставали мелкие монеты, сразу же брезгливо подавая их грязным улыбающимся попрошайкам, не все конечно так делали но большая часть точно. Никаких стражников или полицейских на улицах вообще не наблюдалось, что очень странно, все-таки столица же.
Да и что скрывать, всякий сброд должен чувствовать тяжелую длань закона, дабы не наглеть сверх меры. Вот, к примеру, на Руси с давних времен существовали богоугодные заведения при церквях – богадельни: Николаевская, Троицкая, Смоленская, Адрианонатальская и многие другие, в которых помогали страждущим и неимущим.
Однако чуть меньше четырех лет назад боярин Мусин-Пушкин по указу великого государя начал всех нищих, которые появлялись в Москве, бродящих по рядам и улицам, сидящих на перекрестках, просящих милостыню, ловить. А деньги, которые при них имеются забирать, причем забирали не в казну, а в карман поимщику, а самих халтурщиков-попрошаек провожали в Монастырский приказ, где их наказывали.
Разрешалось только давать милостыню в богадельни, где они действительно могут принести помощь страждущим, тем самым, поддерживая начинания отцов иерархов, государь, не вкладывая казенные деньги, увеличил приток пожертвований. Как впрочем, заодно уменьшил потоки нищих бредущих на легкие деньги столицы. Тем же, кто милостыню дает на улицах, было введено наказание в виде пени по указу; из этих пенных денег половина идет в Монастырский приказ, а другая – тому подьячему, который привел такого человека в приказ. Правда заниматься этим делом могли только сами служащие из Монастырского приказа с отряженными для их нужд и стараний солдатами.
Здесь же в Испании попрошаек было сверх меры, они буквально падали под копыта коням бросаясь за вожделенной мелкой монетой. Вся эта своеобразная идиллия, симбиоз богатства и нищеты, если можно сие безобразие так назвать, настолько выпадали из общей картины восприятия родины Алехандро, что мне по неволе пришлось более внимательно вглядываться в лица людей, изучать их, ища что-то … только вот что? Ведь какая оказия, чувствую надо глядеть, а вот увижу ли, это уже неизвестно, быть может, я уже сейчас проглядел что-то важное. Философ блин!
Лица испанцем живущих в столице, гордые этой истинной так же как и коренные питерцы в будущем, гордящиеся своим городом и принадлежностью к нему, но ведь что, по сути своей любой город в нашем мире? Грязь да камни, и куча ненужного барахла. Каждое место обитания людей: в лесу ли, на опушке, равнине, горах, да где угодно, должно ставить во главу угла в первую очередь самого человека и его качества, а не страх и эфемерные понятия богатства!
Как обычно бывает, по закону подлости, стоило мне только ухватить мысль «за хвост» тут же случается очередная оказия реальности, напоминающая о том, что зевать и глядеть по сторонам стоит только в родных пенатах, но ни в коем случае на улицах чужого города. Один из оборванцев, крутящихся на небольшом пятачке сбоку улицы, подбежал к нашей неспешно двигающейся процессии, и схватил меня за ногу, залепетав какую-то тарабарщину на испанском языке, он нагло ухмыльнулся, требовательно вытянув руку, бросая косые взгляды в сторону смеющейся гурьбы грязных оборвышей.
-Да вы тут песьи дети совсем страх потеряли!– Олег резко взмахнул плетью, только смазанное движение руки и он вновь сидит, так же как и до этого.
Сам же нахальный оборвыш повалился на колени с завыванием падая на бок, держа трясущимися ладонями за лицо, сдерживая сочащуюся через пальцы сукровицы, вместе с ней, словно мутная вода потекло нечто. Кто-то, из слуг не сдержавшись, перегнулся через круп своего четвероного друга, выблевывая остатки утренней трапезы.
Маленькая лужица крови, смешиваясь с пылью дороги, приобрела мутно-грязный цвет, заставляя отводить взгляд.
-Пошел прочь!– брезгливо пнул пытающегося подняться на ноги оборванца Алехандро, даже не беря в руки плеть.
Сразу же перед нами разбежались все нищие, просящие милостыню, посылая спины проклятия, кто-то из них грозно кричал, а кто-то жалобно голосил, словно бабка-плакальщица, нанятая сердобольными родственниками на смерть не слишком любимого богатенького родича.
-Жаль, что я родом не из этих мест, Алексей, иначе я бы обязательно пригласил тебя к себе,– с сожалением вздохнул Алехандро, как ни в чем не бывало, будто бы и не было этого жестокого случая.– Вот если бы мы были на просторах Арагона… бывшего Арагона, то там тебя сразу же бы приняли как полагается, не то что здесь.
Осекшись граф Гомез умолк, оглядывая проходящих прохожих, с плохо скрытой неприязнью глядя в сторону дворца. По-видимому, кто-то из свиты испанского монарха успел испортить жизнь Алехандро, вот только вопрос когда? Впрочем, пускай граф сам решает, рассказывать ли ему мне о своем прошлом или нет.
-Ничего, нам пока хватит и постоялого двора, а там глядишь и в обратный путь трогаться пора, хм или во Францию, если получится,– чуть слышно добавил я.– Да и если все будет, так как я думаю, то скорее потребуется место под посольство Русского царства или на крайний случай небольшой дворец…
За разговором нам пришлось проплутать по улицам Мадрида весь час пик, из одежды можно пот ручьями выжимать, а у нас даже намека на подходящее жилье нет, обидно ведь! Слава богу, сам Алехандро умудрился разузнать для нас о не дорогой гостинице, с хорошей обслугой.
«Роскошь» Мессины, точнее «Серебряного лебедя» была приятным событием, но никак не постоянным явлением, деньги государства необходимо беречь, а не спускать подобно неразумным чадам. Так что через полчаса блужданий мы занимали пяток смежных комнат, отдаваясь блаженной неге в тени постоялого двора, под звучным названием: «Тихая заводь». Причем здесь заводь я так и не понял, но решил, что это не столь важно, чтобы задумываться над проблемой дольше положенного времени.
Сам Алехандро, как только мы нашли нужную, гостиницу спешно отбыл, куда естественно я не спрашивал, все же он не мой подчиненный, а вернулся он через полтора часа, улыбающийся с веселыми глазами поймавшего в свои сети долгожданную добычу охотника.
-Все просто замечательно, дорогой друг!– с порога моей комнаты заявил граф Гомез.– Я сумел поговорить на счет аудиенции с одним приближенным к королевской особе, давним другом моего отца, он обещал, что в течение недели король примет посланника из Московии.
-А как же захват Мессины? Что-нибудь будет предпринято?– заинтересовано спросил я Алехандро, все же такие «оплеухи» страна не должна прощать, хотя сейчас война, можно и на нее неудачи списать, а то и козла отпущения найти, в случае нужды.
-Не знаю, но думаю, что она уже никогда не будет, нашей,– с болью в голосе ответил граф,– по крайней мере, ближайшее время точно, у королевства просто нет свободных войск.
-Ведь недавно ты говорил, что армия французов разбила объединенные войска англичан и голландцев?
-Граф Бельвердэс говорит, что Англия планирует в следующем году высадить десант на нашем побережье, такой, что он может и Мадрид осадить,– с неохотой сказал Алехандро.
-Что это понятно, осталось только ждать,– вздыхаю, откидываясь назад.
Предстоит о многом подумать и многое решить, как для себя, так и для Руси в целом, все же первые идеи о помощи Испании были, кажется преждевременными, дела у империи идут просто отвратительно, разве что об этом они в открытую не говорят, но ведь чувствуют же!
Моргнув пару раз, прогоняю остатки не самых радостных мгновений жизни, но убиваться из-за этого не будем, путь России лежит далеко от европейской проторенной дорожки, как бы не считал Петр и его окружение, самобытность моей Родины – вот ключ к ее величию, правда самобытность не пассивная, а активная. С равной долей агрессии и продвижения нужной для нас политики!
-Ваше Высочество, прикажите готовиться к пути или займете комнаты в городе?– Олег с ожиданием смотрел на меня.
-Быстрее тронемся, скорее, домой попадем, в Рязань,– мечтательно прикрыв глаза, я увидел пред собой прелестную лекарку в легком платьице, с охапкой каких-то полевых цветов.
«Черт! Скорее домой!– в грудь, словно в набат ударило сердце»
-Как прикажете,– развернувшись, лейтенант гвардейцев тут же начал распоряжаться своими подчиненными, радостно переглядывающимися между собой, Никифор же командовал слугами, посылая их из одного конца пристани в другой.
Затянутое свинцовыми тучами небо не предвещало ничего хорошего для путешественников, однако торчать на юге России и праздно шататься было выше моих сил. Почему бы это так ведь, здесь климат совершенно другой, да и условия проживания во много раз лучше, чем в центральной России, ан нет, есть такое понятие как любовь к Родине! От него никуда не деться и не спрятаться, приходиться только мириться … и мирить с этим всех остальных, как бы двусмысленно сие заявление не звучало.
За подготовкой к дальнейшей поездке, занявшей около получаса, я размышлял о том, что сейчас делает отце, ведь как мне кажется, победа при Полтаве дала государю, наверное, впервые после нарвского поражения возможность вздохнуть «полной грудью». И наверняка у него сейчас развязались руки разобраться в массе отдельных распоряжений первых годов войны. Как ни крути, а карманы людей не бездонны, не говоря уже про саму казну, и это все вместе накладывает свой отпечаток на будущую военную кампанию.
Вот только за военные траты я как раз не опасаюсь, они стопроцентно останутся на уровне, если вообще не поднимутся, увы, но данной проблематике в свое время я не уделил должного внимания, и теперь понимаю, что зря, вот только вернуться назад уже нельзя.
И как же решил вопрос нехватки денег отец? Очень просто: следуя правилу «все для армии, все для победы», Петр упростил финансовое управление страной. Он просто-напросто передавал сборы с отдельных местностей прямо в руки генералов, на их расходы, минуя центральные учреждения страны, куда деньги должны были поступать по старому порядку.
С одной стороны, вроде мысль здравая, а вот с другой… вояки, что бы там не говорили, редко отличаются особой смекалкой по управлению землями, не говоря уже о целых губерниях, так что как закономерностью можно считать разбиение страны на губернаторства, подчиненные не воеводам, а губернаторам. По сути своей они становились властителями данных краев, не считая меня и моей самой маленькой губернии, я то должен держать ответ перед царем, причем уже сразу по приезду, а они то нет. К примеру, в ново завоеванной стране – в Ингерманландии, отданной в «губернацию» Меншикову, Алексашка творит что хочет, мотивируя это тем, что якобы укрепляет район, хотя знаю я, из истории как он его укреплял, две трети расходов себе в карман, а одну треть на стройку. Урод!
Так же можно в принципе считать дела обстояли и в Киеве со Смоленском, я имею в виду полное владычество губернаторов в них. Эти два города объединяли под собой прилегающие земли для приведения их в оборонительное положение против нашествия Карла Двенадцатого еще два года назад, правда там действительно работа была проведена титаническая, не к чему придраться… в основном.
Оставшиеся Казань, Воронеж и Азов получили своих вожделенных губернаторов из-за тяги страны к увеличению мощи государства, и в частности ее стабильности. Казань – для усмирения волнений, а на Воронеж и Азов – для постройки флота…
-Послушай Алексей,– несколько вяло обратился ко мне Алехандро.– Гм… Ваше Высочество, неужели здесь всегда так, сыро, серо и уныло?
В глазах испанца все еще плескалась тоска о потерянном доме, о предательстве, понять которое он не может до сих пор и о том, что надежды, мечты рассеялись безвольным дымом, унесенные легким ветерком королевского слова.
-Нет, не всегда, вот там где будем мы, такая погода как минимум треть от всего времени, не считая мороза и снегопада,– серьезно отвечаю Алехандро.
-Ааа,– протянул он досадливо.
В отличие от своего земляка, взятый в первом попавшемся лекарь, выглядел на удивление живым и бодрым, кажется, его участь не казалась ему плохой, скорее наоборот. Хотя как ему не быть таковым, если его сжечь, как колдуна пытались, и это в просвещенной европейской стране, дикари!
Между тем наша процессия, легкой рысью тронулась в путь, оставляя за собой мачты шнявы «Санта-Лучии», чей капитан, наверное, зло матерится, проклиная свою тягу к авантюрам.
…Как и говорил граф Гомез, нам пришлось прождать приглашение на аудиенцию к испанскому монарху в «Тихой заводи» шесть дней. Блуждая по Мадриду, я нашел много интересного для себя, даже купил пару переливающихся на свету всеми цветами радуги безделушек специально для Оленьки, а то, не хорошо, получается, уехал и приеду без подарка.
Гуляя по улицам и магазинам, полные разнообразной безвкусицей мы однажды забрели в парк, где сидела пара живописцев, увлеченно пишущих пейзаж Мадрида, решив не мешать мастерам, мы с Алехандро стояли невдалеке пару часов, дожидаясь пока они не закончат. Проследив за ними, мы вышли к трехэтажному зданию школы живописи, не удержавшись от соблазна, я прошел внутрь. Соприкоснуться с действительным искусством всегда полезно, а главное нужно, дабы не стать простым болванчиком, оценивающим все объекты вокруг себя через призму: ценно или нет.
По просьбе Алехандро, нас проводили в одну из зал, в котором были выставлена часть полотен. Проходя мимо них, внимательно вглядываясь в мученический, одухотворенные, разъяренные, поникшие, унылые, радостные лица, поневоле подумал о бренности собственного существования. О том, что мир не столь сер как кажется на самом деле, главное уметь видеть…
Но одно полотно, «Ангел изводит ап. Петра из темницы» чем-то зацепило взгляд больше чем все остальные вместе взятые, не понимая, почему именно так, я решил купить ее. Разобраться самому, а заодно и государю подарок сделать, все же повод будет при первой встрече с радостного мгновения.
Как не удивительно, но с покупкой сей картины, проблем не возникло, оказывается, эта зала и предназначалась для предварительного ознакомления с полотнами, и пользовались ей не сказать, чтобы часто, но все не столь редко, чтобы сама школа разорилась и закрылась.
Сам же старинный город, выглядел этаким атлантом, держащим у себя на плечах весь мир, но видимо этот атлант прекрасно понимал, что в скором времени его силы истощатся и ему придется передать свою неподъемную ношу более могучему собрату. Который вполне вероятно может раздавить ослабевшего соперника, дабы тот и впредь не помышлял о былом величии, не говоря уже о чем-то большем. В мире всегда будет править позиция силы, как бы ее не назвали, будь то борьба за равенство, ядерная дубинка или же экономическое превосходство, разница лишь в средствах, а итог всегда один.
Часто со мной гулял и сам Алехандро, оказавшийся охочим до архитектурных изысков столицы своей страны. Оказывается он в Мадриде всего лишь третий раз, да и то все предыдущие его посещения были скомканными и не позволили молодому графу должным образом насладиться красотой шпилей соборов и церквей, старинных особняков аристократии.
На жизнь юного отпрыска старого, но не богатого рода накладываются свои отпечатки, не всегда радостные и достойные воспоминания, но все же они есть и от них никуда не деться. Как впрочем, и от представления его родителей о столичной жизни, где во все времена тратилось больше средств, чем уходит на нужды собственной армии. Такая суровая и грязная действительность!
Но красота красотой, а про работу я не забывал, свободно засиживаясь до глубокой ночи над нужными мне трудами военных тактиков и географических атласов, допотопных, дрянных, но за не имением лучшего все же полезных.
Даже пришлось привлечь к работе собственных гвардейцев, слишком уж временем признаться честно я дорожил, и тратить оное на перерисовку побережья Испании и Франции просто не хотел, пускай я и приобрел атлас, но иметь в запасе столь полезные сведения никто не мешает, пускай, они несколько схематичны, даже сильно схематичны. Но ведь и таковых на Руси нет. А значит любая крупица знаний пригодиться.
Но вот, наконец, наши мытарства и ожидание закончились, приодевшись, приготовив подарок королю, особо большой неграненый алмаз, найденный где-то в Сибири еще при Алесе Михайловиче, моем номинальном деде, наше посольство, во главе со мной тронулось в путь. Быстро преодолев расстояние до дворца, нам пришлось пару часов ожидать, пока к аудиенции будет все приготовлено. Хотя, что именно, никто, конечно же, не сказал, мол, так и должно быть.
В конце концов, ожидание закончилось, или просто терпение самого монарха вышло, и какой-то кичливый юнец, гордый своим «почетным» званием неся перед собой то ли, штандарт, то ли флаг, одетый в старую потертую ливрею. Одно это указывало на бедственное положение королевства, впрочем это не мешало юнцу кичиться своим положением, глядеть на замерших возле дверей разодетых в кружева и бархат придворных!
На наше степенно идущее посольство, одетое вопреки ожиданиям местной аристократии в легкие шелковые рубашки, с минимумом кружев, дабы подчеркнуть официальность сего мероприятия и сразу же отбросить в сторону ненужные «ахи и вздохи» о том, что мы «варвары» и вообще недочеловеки. Так же степенно пришлось шагать и юному «знаменосцу» идущему впереди нас, хотя как мне кажется ему больше понравилось бы гоняться с дворовой ребятней, чем скучать в окружении старых интриганов и сплетников.
Громко ударили о каменный пол тупые концы алебард, большие двери, разукрашенные позолотой и драгоценными камнями, нехотя отворились, открывая вид в большую залу. По сторонам широкой дорожки алого цвета, расстеленной от начала залы до первых ступенек возвышения на котором стоял трон, застыли самые разные сановники королевства. Их внимательные глаза, не пропускающие ни малейшего нашего движения, следили так словно это монокуляры. Странно, вроде бы насколько мне известно о России заговорили только после Полтавской битвы, точнее даже не после нее а только через полгода, да и то, все равно не считали относиться к ней как к равному государству. О победе Петра же здесь никто не знает, следовательно такой прием или норма… или заранее спланированная сценка… сценка из придворных интриг!
«Черт! Теперь точно жди неприятностей,– запоздало, поняв, что люди, глядящие на меня, вовсе не интересуются посольством из далекой Московии, они просто ждут … веселья! «
-Да, рановато Ванька то из славянских земель нос показал,– чуть слышно шепчу сам себе, глянув перед собой.
Сам монарх, достигший двадцати семи летнего возраста, смотрел на мир вокруг себя глазами непосредственного ребенка, непонятно из-за чего обремененного ненужными для него заботами. Глядя на него, складывалось такое ощущения, что он способен только повиноваться, но никак не повелевать. Рассеянный взгляд смотрел на нас с некоторым интересом, однако проявление оного быстро угасло, и вот карие глаза монарха вновь глядят куда угодно, только не на идущую к трону процессию.
Как успел мне рассказать граф Гомез, сам король подчинялся влиянию своей королевы Марии Луизы Савойской. Ей в год свадьбы только что минуло четырнадцать лет, но даже сейчас по прошествии десятилетия чувствовалась былая красота женщины. Глядя на нее, в противоположность мужу можно было увидеть уверенный взгляд человека, привыкшего повелевать другими людьми, не взирая ни на что. Такая мадам вполне могла бы пустить в ход свои кулачки, будь что не по ее желанию.
«Жаль, Филиппа, просто по-мужски, жаль,– хмыкнул про себя, глядя в лицо королевы».
Однако насколько я помню, Алехандро говорил о своей королеве как о очень деятельной особе, способной к самоотверженности, внушая всем испанцам горячую преданность, да и в народе она приобрела такую популярность, которой ее непутевому мужу никогда не достичь.
Бросив взгляд чуть в сторону, увидел, стоящего рядом с троном человека, среднего роста. Слегка прищурившись, он глядел куда-то вдаль, словно вовсе не замечал идущих к трону людей. Получается, что это и есть Джулио Альберони, первый министр испанского короля, которого так люто ненавидят испанские гранды. Что ж понятное чувство, кому же понравиться видеть рядом с собой выскочку?
Глядя на всю эту свору, собравшуюся возле престола, поневоле пришла мысль о том, что некогда великая Империя, рушится, так же как и многие империи до нее, построенная на крови и … золоте, добытом в проклятых джунглях царства инков и ацтеков. Ведь что такое те реки золота, которые текли в руки испанских монархов два столетия?
Это тот пятые столп, который в бесконтрольном состоянии подтачивает основы власти, разрушая ее, а, не укрепляя, как ржа железо. Создавай иллюзию величия и могущества, иллюзии от которых гибнут тысячи человек просто так, исчезая в пучине ненужных войн и карательных рейдов. Иллюзии людей слишком страшное оружие, чтобы отмахиваться от них, правда, понять эту в принципе то не такую уж заумную мысль могут не многие. Да и те чаще всего становятся изгоями и одиночками, ведь выделяться из толпы во все времена черева-то неприятными последствиями, будь ты гений или безумец все одно, судьба твоя незавидна!
Вся мишура рассыпалась пеплом, унося непонятно как появившиеся у меня в голове странные мысли. Чуть больше сотни шагов, от порога до первой ступеньки постамента трона, и вот я замираю перед Филиппом Испанским. Помню, когда-то я читал, что Петр Великий в свое время после десятого года кажется, посылал своего сына в германские земли, договариваться о денежном вопросе с родичами будущей невесты. Так вот царь приказал собственному сыну, чуть ли не унижаться перед немцами, прося об уступке, которую он, кстати говоря, не получил. О чем это говорит? О действительном отношении отца к сыну, правда это было тогда, когда их размолвка стала слишком сильной и пути назад уже, наверное, не было…
Вот опять «повело»! Еле-еле удалось вовремя взять себя в руки. А то не хорошо могло получиться, аудиенция, а посол о чем-то мечтает.
-Пресветлейший и державнейший Великий Государь Царь и Великий Князь Петр Алексеевич, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержец Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Сибирский, Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных Государь и Великий Князь Новагорода Низовския земли, Черниговский, Рязанский, Ростовский, Ярославский, Белоозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, и всея Северныя страны Повелитель и Государь Иверския земли, Карталинских и Грузинских Царей, и Кабардинские земли, Черкасских и Горских Князей и иных многих государств и земель, восточных и западных и северных, отчич и дедич, и наследник, и Государь, и Обладатель желает своему венценосному брату долгих лет царствования! – слегка опускаю голову, выпуская сквозь сжатые зубы воздух. Титул царя ой как непросто выучить, не дай Бог ошибешься где-нибудь, от стыда сгоришь, не говоря уже о задетой чести Руси и ужасной славе самого посла.
-И я желаю государю и правителю далекой Московии долгих лет царствования!– с улыбкой ответил Филипп на французском языке, вот только его глаза продолжали смотреть с жадным интересом, а где-то глубоко, спрятавшись от всего и вся застыла беспросветная тоска и усталость: от войн, интриг, судов над проворовавшимися чинушами.
Судьба и доля правителя, особенно когда в стране десяток древних фамилий, свободно претендующих на трон, ой как несладка! Мне не хотелось бы оказаться на его месте.
-Государь наш Петр Алексеевич, отправил посольство с целью положить начало новым отношениям с теми государствами, которые до сих пор неведомы для нас,– глядя на монарха «закидываю» первую удочку.
-Хм, и какие же такие страны оказались уже … известны Московии?
-Еще в первый свой визит в Европу наш царь побывал в Англии, Голландии, некоторых немецких княжествах.
-А Франция? Как же так получилось, что, будучи в тех землях царь Московии не попал в Версаль?– удивился Филипп.
-Этого я не знаю, как впрочем, и не должен знать,– с улыбкой отвечаю монарху.
-Что ж, действительно не ваше это дело. Но тогда быть может, полномочный посол расскажет подробнее, для чего он прибыл в Испанию,– с безразличием спросил Филипп, не видя, как глаза супруги слегка прищурились…
В общем, малоинтересный разговор тогда получился, главная часть аудиенции окончилась, а к сути я так и не перешел. Ну не говорить же мне, мол, так и так, давай ты Руси отдаешь Сицилию и пару островов рядом, а мы тебе помощь окажем, при условии, что Франция поспособствует с Турцией, повлияет на нее так сказать, проход для кораблей даст и тому подобное.
Однако, уже выходя из дворца, ко мне подошел тот же лакей, который шел перед нами и передал записку от королевы. В ней говорилось о том, что аудиенция для приватного разговора будет на следующий день, почему именно так, я не понял, а объяснить в чем дело, увы, было не кому, Толстой умер, а умудренных дипломатов со мной, конечно же, не было. С другой стороны, день то уже перевалил за полдень, может, поэтому решать государственные дела королевская чета не хочет?
Как бы то ни было, но на следующий день задолго до пробуждения короля, в девять утра, я зашел в рабочий кабинет королевы, по всей видимости, именно она является действительным властителем Испании. Об этом говорила и сама атмосфера кабинета, сидящая здесь женщина, заваленная горами бумаг, поневоле внушала чувство жалости, все не дело все же не женское это дело, управлять государством, ей бы лучше возиться с детьми, или на худой конец гулять с фрейлинами по парку, слушая щебет птиц и собирая гербарии.
В кожаном кресле восседала Мария Савойская, вопреки моему ожиданию, на ней не было ни кружев, ни рюшечек, только сугубо практичная домашняя одежда. Перед королевой лежала кипа бумаг, которые она просматривала, а между делом выписывала какие-то цифры, вполне возможно, что делала смету расходов.
Рядом с распахнутым окном замер первый министр, крутя, на левой руке золотой перстень он глядел куда вдаль, высматривая чего-то, а быть, может и кого-то. Услышав, как лакей плотно прикрыл за собой дверь, Альберони повернулся ко мне лицом.
-На каком языке вы, сеньор посол, предпочли бы вести беседу?– учтиво поинтересовался он.
-На русском, сеньор, но так как у вас просто нет навыка общения на моем родном языке, то лучше сразу же перейдем на французский язык,– отвечаю ему, возвращая любезность.
-Конечно-конечно, как вам будет угодно,– сказал Альберони, поворачивая голову к королеве.
-Вы знаете, сеньор, у нас дела идут несколько не так, как хотелось бы всем грандам Испании, да и королю, как бы он там не говорил своим подданным и советникам,– отвлекшись от лежащих перед ней бумаг Мария Савойская с интересом оглядывая фигуру молодого посла.
-Я прибыл ко двору не для того, чтобы давать пустые обещания или как некоторые мои собратья плести интриги против власть имущих,– слегка поклонившись, сказал королеве, боковым зрением глядя на первого министра.
-Что ж, рада это слышать, вот только мне непонятно для чего тогда вы здесь? Не из праздного же любопытства, в самом деле?– несколько наиграно спросила Мария Савойская.
-Моя страна во многом преуспела за последние годы, но у нас по-прежнему нет устойчивого выхода к морям, кроме разве что внутреннего, да только оно не так уж необходимо, когда не имеет выхода к другим морям. Так же России нужна поддержка в Европе, и чем тверже она будет, тем серьезней может быть оказана помощь той стране, взаимовыгодный союз с которой моя Родина смогла бы заключить,– спокойно выдвигаю первое предложение, впрочем, не надеясь на его принятие, слишком оно … нереальное, что ли.
-И какого рода поддержка интересуют твоего государя?– спросил Альберони.
-Любая, которая может привести к процветанию и укреплению нашего взаимовыгодного союза, если конечно его удастся заключить…
-На счет прямого союза,…ведь вступая в союз, Московия будет обязана вступить в войну на нашей стороне…
-Вовсе нет, ваше величество, моя страна сможет помочь вам… только после того, как мы сами уладим дела на своих западных границах, как вы, может быть, слышали,– на губах против воли появляется едва уловимая улыбка.– Мы уже десять лет воюем со Швецией, и смею заметить, в конце июня этого года произошло сражение, в котором вся шведская армия панически бежала с поля боя, сам король скрылся в Османской империи. А почти все солдаты и большая часть офицеров в данный момент двигаются к центральным землям России, отрабатывать потом и кровью все свои безобразия, учиненные в Малороссии и восточной Руси.
-Это не может быть! Шведская армия сильнейшая во всей Европе,– возразил первый министр, с негодованием глядя на меня, будто я лжец каких свет не видывал.
-Но все же это так, сеньор первый министр,– спокойно замечаю ему.– Я же сказал вам, что моя страна смогла извлечь выгоду из поражения под Нарвой. Взять себя в руки, перестроиться, взрастить саму себя и справиться с сильным врагом, об армии которого спотыкались не раз и не два наши западные соседи и союзники.
-На что это вы намекаете, сеньор посол?– с негодованием спросил Джулио Альберони
Не говоря ни слова, слегка пожимаю плечами, мол, кто знает.
-Вы правы, сеньор посол,– Мария Савойская встала из-за стола, прошла к углу комнаты, к глобусу на котором чуть ли не треть занимали белые проплешины неизведанных земель.– Еще совсем недавно, всего пару месяцев назад никто не предполагал, что эрцгерцог Карл вместе с предателями арагонцами сможет разбить войска моего мужа. Случилось так, что под Сарагосой нашли свое упокоение слишком много преданных нам воинов, а новой армии у нас просто нет, кроме той, остатки которой разбросаны по гарнизонам, в надежде на скорую помощь французов. Да и давно ли ушел из Мадрида сам Карл? И месяца не прошло, а ведь он был именно тут, в этих апартаментах, в самом дворце, а ни где-то еще!
«Эк тебя перекосило!– с несказанным удивлением гляжу на лицо королевы с болью взирающей на слегка вращающийся глобус».
-Если бы не верные каталонцы, то и по сей день, здесь восседал Карл, а не мы с супругом,– будто бы не замечая гримас первого министра, продолжила королева.– Где наша союзница Франция? Куда ушли ее армии? Я знаю куда! Они предали нас, решив отгородиться от опасности вторжения в собственные земли. Из-за этой бесконечной войны в стране разруха, по дорогам стало опасно ездить даже дюжине человек, а не одинокому путнику. Испания гибнет, окунаясь в пучину раздора и междоусобиц, но и их не избежать, ведь предательство нельзя прощать ни в коем случае. Уже потеряны владения в Италии, Сицилия ушла в руки к императору, Гибралтар захватили английские войска…
-Ваше Величество может все же не стоит…– деликатно прервал несколько разошедшуюся королеву Альберони.
-Нет, Хулио, стоит! Мне надо, наконец, выговорится! И ты это лучше меня знаешь!– гордая королева, в прошлом красавица, каких мало на свете сейчас стояла вполоборота ко мне с потерянным взглядом, смотрела куда-то за стену, словно старалась найти сил для противостояния с этой катастрофой. В которой некогда сильная и великая империя навсегда теряет остатки былого величия и могущества.
Немного успокоившись, Мария Савойская вернулась на свое место за стол с лежащими в беспорядке бумагами, будто и не было вовсе этой сцены слабости женского начала, которому следует заботиться о потомстве, но никак не о нуждах целой страны.
-Что может предложить … Россия моей стране,– облокотившись на сомкнутые в замок ладони, напрямую спросила королева.
От такого вопроса первый министр не просто скривился, а чуть ли в обморок не упал, так уж невероятно оказалась выходка властительницы, или они просто это так разыгрывают? Не знаю, да и не суть, главное, что можно начать с существенных вещей, а не с пустых слов и бахвальств.
-Как я уже сказал ранее, моя страна не может вступить в союз с вами до тех пор, пока идет война со шведами, да и про Османскую империю забывать не следует…
-Тогда как же нам сможет помочь Московия?– спросил Альберони, глядя мне в глаза.
-Мы можем помочь вам припасами, оружием, но только не войсками,– спокойно заметил я, наблюдая гаснущие искорки удовлетворения в глазах первого министра.– По крайней мере регулярными войсками точно, но на счет наемников, мы могли бы что-нибудь придумать, если постараться конечно.
-Это уже что-то, но все же не столь много как хотелось бы…– продолжил Хулио Альберони украдкой поглядывая на королеву, которая все так же сидела в кресле наблюдая за нами, слегка прищурив глаза.
-Увы, но это пока единственная возможная помощь, которую может оказать моя страна вам, впрочем, даже такую помощь, как мне известно, Испании уже года три как никто не оказывается,– все так же спокойно говорю первому министру, сам же в полглаза гляжу на королеву.
Альберони собрался уже, было что-то сказать, но не успел, прерванный повелительным взмахом руки Марии Савойской, медленно опустив ладонь на лакированную поверхность стола, проведя пару, раз по его углу она глубоко вздохнула, с неким вызовом глядя на меня своими карими глазами, мол, ну давай, что же ты.
-Хорошо, такая помощь нам действительно нужна, неурожаи, бедственное положение в стране, да и … много всего, как вы, сеньор посол наверняка успели заметить во время поездки до Мадрида все вместе складываясь заставляют меня признать, что такая помощь нам крайне нужна, возможно, что даже сильнее, чем экспедиционный корпус в десяток тысяч штыков. Поэтому я прошу вас, назовите ту цену, которая будет удовлетворять ва… Россию, чтобы оказать нам помощь, пусть даже скрытную,– королева чуть приоткрыла губы, выдавая свое переживание.
Перед окном замер первый министр, наверное, дышащий через раз, а то и два, с нескрываемой тревогой глядя на властительницу, кажется, происходящее сейчас в этом кабинете не вязалось с теми планами, которые наверняка были обговорены заранее. Я стоял в некотором ошеломлении, стараясь не подавать виду, не знаю, получилось ли это или нет, не такого разговора я ожидал, совсем не такого, пускай опыта дипломата у меня кот наплакал, да вот только мозги то работают как надо. А это значит, что напрямую в таких делах говорят только в двух случаях: когда в рукаве еще пара сюрпризов, или дела говорящего действительно идут не лучшим образом. И какая из этих версий ближе я как раз и не знаю, все же мой источник информации об Испании и правящей чете – это Алехандро, но и он же не всеведущ, многих подробностей жизни в столице не ведает.
-Честно признаться, ваше величество я ожидал несколько другого разговора, настраивался, думал о том, как и что, предложить, … потребовать для своей страны. Но на деле оказалось, что все мои старания оказались напрасными,– решив говорить начистоту, я продолжил переть напролом, словно дикий тур, не разбирающий что перед ним: зеленая трава или молодые деревца, я отрывисто продолжил. – Моя страна давно жаждет получить выход к южным морям, не к Азовскому, а к Черному, Эгейскому … Эллинскому в конце-концов, но, однако мы понимаем, что это все мечты пращуров и наших предков. Сейчас осуществить их в одиночку почти нереально. Поэтому моя страна не будет просить у Испании каких-нибудь уступок или подписания кабальных договоров. Мы только просим вашей поддержки, как в политике, так и в светских кругах. Многое доступно местным грандам и кортесам, и возможно кто-нибудь из них с удовольствием согласиться отправиться в путешествие к берегам Руси…
-Это не возможно, идет война, и не известно как поведут себя союзники в будущем году, и отдавать офицеров было бы не совсем правильным…– возразил первый министр.
-А разве я сказал, что это должны быть военные?– улыбаюсь как можно дружелюбней.– Моей стране требуются лекари, зодчие, корабельщики, опытные учителя мореплавания, на худой конец пойдут людишки хорошо знающие крестьянское ремесло.
-И много таковых требуется?– тут же поинтересовался Альберони.
-Столько сколько найдете, лишним никто не будет точно, всем желающим найдется работа и крыша над головой, как минимум,– заверил я его.
-А качество… товара вас интересует?– осторожно поинтересовался первый министр пару минут спустя, когда вновь отвернулся к окну.
-Что вы имеете в виду, сеньор Альберони?
-У нас в Испании очень строги законы церкви… из-за чего многие люди порой оказываются в темницах, ожидая приговора церковного суда,– многозначительно замолчал первый министр, поворачиваясь ко мне лицом.
-Я вас понял. Думаю, что если люди действительно ценные и знающие, то моя страна не будет относиться к ним как к преступникам и с радостью займет этих грешных людей праведным трудом,– с улыбкой отвечаю ему, украдкой поглядывая на королеву отслеживая ее реакцию.
-Это очень хорошо, сеньор посол, пусть так и будет, думаю, мы сможем вам помочь в этом, в самом скором времени, а с одним лекарем уже даже в ближайшее время,– усмехнулся Альберони.– В знак дружбы и взаимовыгодного сотрудничества.
-Интересно, кто же это?– столь быстрого эффекта я признаться не ожидал.
-Один старый зубодер, Рауль Гариэнтос, он чем-то провинился, ба так, что ему представлены такие обвинения, что на десяток лет тюрьмы хватит с лихвой, да вот только он уже не молод и вряд ли выдержит такое. Поэтому наказание можно будет изменить, взамен тюрьмы ссылка, только и всего.
-Замечательно, если так. Думаю, что мы сможем плодотворно сотрудничать вместе…
Планомерно, словно на каком-то рынке, мы начали обсуждать условия столь заманчивого для обеих сторон предложения. Русь еще не скоро будут воспринимать всерьез, так что отток светлых голов не будет пресекаться, скорее, наоборот будет только поощряться, как, к примеру, в свое время было с ворами и смутьянами в Англии, когда она заселяла Америку, впрочем, она и сейчас проводит такую же политику. Только разница лишь в том, что в отличие от Англии Россия с удовольствием примет под свое крыло отверженных испанцев, а заодно и воспользуется всеми их знаниями и умениями. Впрочем, время покажет.
Покидая кабинет королевы, сразу же после разговора я услышал, как она едва слышно с тоской сказала: «Сейчас мы в рядах побежденных, а может случиться так, что мы окажемся в рядах отверженных. Я не желаю такой судьбы для своей страны, сеньор посол. Помните об этом».
Замерев на месте, на пару секунд я вышел, давая понять, что прекрасно слышал фразу королевы. Но вот только как я то могу ей в этом помочь? Задачка не из легких, и как решить ее честно признаться, я пока не имею ни малейшего представления. Впрочем, еще три года есть, до подписания стран мирного договора, столь унизительного для Испанского королевства.
Получив все, что нужно от аудиенции, я отправился в гостиницу. Предстояло хорошо подумать над теми пунктами первоначального договора, которые удалось выбить из королевы и первого министра, а заодно и прицениться к тому, что же наобещал Испании сеньор полномочный посол Русского царства и не сделал ли где-нибудь серьезной промашки.
Известие о том, что переговоры прошли успешно для всех представителей посольства, начиная с боярина Долгомирова и кончая последним слугой, стало действительно радостным, все же путь, пройденный нами, оказался не напрасным. Однако рассказывать о собственных планах, да и о самом договоре я не стал, главное, что контакт есть, а остальное приложится, если к делу с умом подойти.
Но посидеть над интересующими меня вопросами мне так и не удалось, как это обычно бывает в самый неподходящий момент, вмешался его величество Случай. В этот же вечер как только я приготовился внимательно изучить набросанные на скорую руку пункты договора как ко мне в комнату, ввалился окровавленный граф Гомез. Ничего, не соображая, он еле-еле шевелил языком и с трудом говорил о «кровной мести рода». Разбираться во всем этом надо было сразу же, да и помочь графу следовало как можно скорее, не то он истечет кровью прямо возле моей кровати.
-Сергей, Руслан!– позвал я гвардейцев из соседней комнаты.
Тут же на пороге появились гвардейцы, с немым изумлением глядящие на лужу крови, растекшуюся под телом Алехандро, которого я прислонил к подножию кровати, кое-как перевязав кровоточащую рану в предплечье.
-Найдите лекаря и прикажите местным слугам согреть воды.
-Будет сделано, ваша светлость!– выпрямившись, пара воинов, скрылась за дверью, оставив меня с бредящим графом.
-Никифор!
-Я здесь, господин.
Камердинер стоял на пороге с парой белых полотенец и маленьким тазиком в руках, по комнате сразу же потекли запахи травяного сбора и лесной свежести. Не спрашивая ничего, Никифор подошел к Алехандро, достал откуда-то из вороха своих одежд маленькие ножницы, разрезал ими рукав рубахи, а чуть погодя то же самое проделал и на штанине, где как, оказалось, тоже была рана, правда не столь опасная как в предплечье.
Внизу уже суетилась прислуга, растормошенная гвардейцами. Зычный голос Олега был слышен так хорошо, что даже закрой я уши ладонями, то и тогда бы слышал каждое слово лейтенанта. Четверо из воинов тут же приготовили оружие к бою, все же ночь на улице, а кровники вряд ли будут спрашивать кто перед ними, если они конечно же умудрились выследить дом в котором скрылся раненый граф.
Пока искали лекаря и готовились к обороне Алехандро пришел в себя, бледный с вымученной улыбкой на губах он как можно короче рассказал о случившимся, начав с самого начала.
Выяснилось, что с давних пор род графа Пилар-Гомеза был приближен к трону арагонских монархов, постоянно поддерживая их во всем. А как у любого влиятельного семейства Испании, тем более что раньше считавшегося одним из сильнейших и влиятельнейших в Арагоне не может быть врагов?
Если первое время после падения королевства было еще спокойно, то потом, когда осталась лишь частичная автономия, к роду Гомез стали все больше и больше предъявлять плату кровью, вырезая сторонников графов и их юных отпрысков. Конечно в ответ графы вместе со своими вассалами вырезали семьи своих врагов, не щадя ни стар ни млад, убивая даже младенцев…
Это ужасно, но таковы правила выживания. Кто даст гарантию, что малец, оставленный в живых через двадцать лет не придет и не всадит вершок другой стали в сердце старика, убившего его родителей и всех родственников. Именно поэтому кровники люто ненавидели друг друга, потому что знали, пощады никто из них не получит, какие бы увещевания не были!
И вот начинается война, с десантом австрийцев высаживается эрцгерцог Карл, к которому сразу же присоединилась почти вся Каталония и земли бывшего королевства, роды вновь вспомнили о кровной вражде, утихнувшей было на несколько лет из-за проводимой политики первого министра, направленной в первую очередь на изгнание захватчиков с земель Испании.
Часть родов поддерживаемых законного короля покинули родовые земли вместе с семействами, но большая часть присягнула на верность эрцгерцогу, тем самым, нарушив клятву верности Филиппу. Однако не всем удалось скрыться от мести разозленных грандов Арагона, кого-то перехватили по дороге, а кого-то убили прямо в родовых поместьях, застав за сбором вещей.
Семью Алехандро нашли три года назад, давние враги – Кортесы, ночью напав на имение графов они в тяжелом сражении смогли убить всех, включаю всю прислугу и расквартированных на территории имения наемников. Не ушел никто, остались только трупы и море крови, все семейство графов Гомез, кроме Алехандро навсегда упокоилось не вдалеке от местечка Санакоста.
Сегодня же молодой граф на улице увидел трех Кортесов, спокойно прогуливающихся по городу. Ярость застлала разум Алехандро, и он пошел за ними, подкараулил на пустующей улочке и напал, одного сразу же проткнул в сердце, с двумя другими пришлось биться больше, да и то один выжил, только отделался легким ранением, благодаря не в меру ретивой страже столице. Сам же граф кое-как умудрился скрыться от стражников, но вот удалось ли ему, замести следы к гостинице? Я что-то сильно сомневаюсь, ведь кровники вполне могли бы поднять на ноги нужных людей, а те, если не зря едят свой хлеб, за тройку дней при сильном везении могут найти желаемый дом. Скрывался то граф уже вечером, но люди еще не спали, да и грохот под окнами наверняка не даст уснуть.
-Для тебя то, что ты совершил это верная смерть, из столицы тебя не выпустят точно. Законы твоего короля ты лучше меня знаешь, и про кровную месть там отдельная глава есть, о ее запрете и наказании через повешенье за несоблюдение королевской воли,– покачав головой, гляжу на бледного испанца.– Впрочем, у тебя есть один шанс выбраться из этой ситуации целым.
-Какой?– качаясь в такт моим словам, граф с надеждой смотрел на меня.
«А он ведь боится, боится умереть,– взорвалась в голове догадка.– Да и как не боятся старухи с косой, если ему всего то двадцать лет?!»
-Мне придется говорить о твоем помиловании с королевой и первым министром, но думаю, что это будет возможно только как замена наказания.
-Каким же?– чуть слышно шепчет он, опуская голову на грудь.
-Не знаю, но завтра постараюсь сделать все от меня зависящее, потому что иначе пеньковая удавка тебя точно не оставит…– смотрю на меняющееся лицо арагонца.
-Что ты хочешь сказать?– недоуменно спросил он, морщась от боли, Никифор туго перетягивал рану в плече.
-Наказание за содеянное тебе не избежать, если конечно ты не хочешь сейчас же уехать из Мадрида, правда я могу побиться об заклад, что далеко ты не уедешь, поэтому лучше будь здесь и не дергайся понапрасну,– посоветовал я графу.
-Хорошо, Алексей, я верю, тебе и сделаю, так как ты скажешь, теперь мне видимо действительно лучше быть здесь,– устало согласился Алехандро, при помощи Никифора укладываясь на постель.
-Прости отец…– едва слышно донеслось до меня, когда я прикрывал дверь в комнату.
Внизу собралось, наверное, все посольство, ожидая указаний, боярин Долгомиров с улыбкой глядел на нахохлившегося Олега, неприязненно косящегося на окровавленные тряпки в маленьком тазике Никифора, спешащего выбросить их во двор. Да изменился Борис. Сильно изменился, не зря я тогда с ним побеседовал, кажется, понял он нечто важное для себя, раз стал помощником посла, а не наблюдателем от влиятельных родов Руси.
-Хозяина и всю прислугу из дома пока не выпускать, а то мало ли что они сказать успеют, лучше пару деньков в случае нужды мы на старых запасах побудем, все же поберечься лишний раз не мешает,– подумав сказал им.
-Хорошо,– ответил лейтенант гвардейцев, кивая одному из своих подчиненных, тот сразу же ушел за дверь, проверять черный ход.
Слуги тут же разбежались по углам, гвардейцы начали проверять оружие, кто-то даже залез в принесенный из кареты сундук с запасными пистолями, тут же начав деловито их заряжать…
Как не удивительно, но ночь прошла спокойно, через полчаса в гостиницу пришли отосланные за лекарем гвардейцы, неизвестно как нашедшие искомого, заспанного мужика, с какой-то кожаной сумкой и растерянным выражением лица. Кажется, его выдернули прямо из постели, причем использовали явно не лестные уговоры, нечто более жесткое … мужское.
Однако как только лекарь увидел, что от него требуется, сразу заметно повеселел, видимо он уже было решил, что его похищают. Достав из своей котомки какие-то баночки, нож, белые тряпки и многое другое, предназначение которого я не совсем понял, он что-то требовательно сказал одному из служек гостиницы, тот сразу же убежал на кухню, гремя посудой.
Нам же всем пришлось покинуть мою комнату, в которой лежал Алехандро по красноречивой просьбе лекаря, да и отдохнуть мне надо, иначе завтра буду никакой, а это тем плохо, что решать проблемы, да тем более не свои, с головной болью удовольствие не из приятных. Как бы то ни было, но, выслушав доклады Олега и Никифора, я сразу же отправился на боковую, прихватив с собой извечную шпагу из своей комнаты. Жизнь штука такая, когда расслабляться не следует, разве что в бане, да и то не всегда.
Так получилось, что утром проснулся я в десятом часу, банально проспав, чего естественно со мной давно не случалось. Ведь чтобы не случилось, встаю с восходом солнца, видимо вчера действительно переутомился. Однако утренний моцион с легкой зарядкой отменять не стал, время есть, да и изменять себе сразу же в нескольких вещах за день, не слишком хорошо.
Благоухающие ароматы завтрака расползались по этажам гостиницы, будоража пустой желудок так, что казалось еще чуть-чуть, и он сам себя съест, не дотерпит до того момента, когда в него попадет кусочек другой съестного чуда.
Гвардейцы, переждавшие ночь в относительном спокойствии, с веселыми лицами сидели за столом, уплетая за обе щеки испанские блюда, иногда искоса поглядывая на молодых служанок, стреляющих глазками в стороны статных русских воинов.
За нашим столом уже сидели Олег с Борисом, обсуждая какую-то судя по всему занятную тему, то и дело один из них показывал какие-то фигуры на пальцах, желая доказать своему оппоненту собственную правоту.
-Утро доброе господа.
На мое приветствие все собравшиеся ответили разноголосицей, кто-то даже порывался встать, но успокаивающий взмах руки посадил ретивых служителей посольства обратно на места.
-Интересно, что же вы так оживленно обсуждали, друзья, что даже на пальцах показывали друг другу, наверное, для острастки?– с улыбкой спросил я лейтенанта с боярином, усаживаясь за стол с приготовленными горячими блюдами.
Олег с Борисом несколько стушевались, но спустя минуту уже оживленно начали доказывать уже мне, то самое о чем они так охотно спорили. Оказывается, суть проблемы была в том что они спорили о оружии, точнее о пехотной шпаги и палаше, про сабли вроде никто ничего не говорил. Как боярин и соответственно как больше уделяющий внимание конным экзерциям Борис Долгомиров придерживался мнения о том что палаш наиболее удобен и незаменим, нежели легкая пехотная шпага, которую пехотинцы особо не используют, полагаясь больше на фузею со штыком. Ну а Олег настаивал на том, что шпага лучше палаша, причем даже верхом на коне. Спор в котором честно признаться не мастак не вызвал у меня ничего кроме вежливого интереса, да и то только потому, что приходилось слушать опустошая тарелки перед собой. А вообще я конечно же придерживался варианта, что именно сабля наиболее удобна как личное оружие воина, и относительно легкая, в меру длинна, да и к тому же удар смягчать ей проще в сшибке с врагом, проверено! Но как говорится о пристрастиях не спорят, так что пусть каждый использует то что ему нравится, лишь эффект должный был. Вот только мои то витязи вооружены именно саблями. А через век с небольшим вся русская армия перейдет со шпаг на сабли, чем не показатель?
Позавтракав, я отправился во дворец, сопровождающих взял минимум, всего троих: Олега и Руслана с Сергеем, остальные остались в гостинице, присматривать за прислугой и за раненым графом Гомез. Все же оставлять мало воинов пускай и не в такой уж и большой гостинице не стоило, кто знает, что кровники могут учудить?
Во дворец удалось попасть только через пару часов, да и то благодаря тому, что пришел начальник караула, видевший меня вчера, он сразу же передал просьбу об аудиенции у первого министра Хулио (Джулио) Альберони. Правда, даже проходя во дворец моих гвардейцев, пришлось оставить во внешнем периметре, ожидать меня «на улице» если можно так выразиться. Дальше пускай их никто не хотел .что в принципе то правильно, нечего во дворце посторонним разгуливать, да ненужные возможности покушений плодить.
-Вы, сеньор посол хотели меня видеть?– поинтересовался у меня первый министр, как только я вошел к нему в кабинет, где он сидел за чашечкой ароматного кофе, пролистывая бумаги.
-Да, сеньор первый министр. У меня появилось одно довольно-таки щекотливое дело, которое хотелось бы уладить, не придавая огласки,– присаживаясь напротив министра, говорю ему, благодарно кивнув за кружечку напитка поставленную рядом со мной.
-Вот даже как, а я признаться думал, что у вас возникли какие-нибудь вопросы по поводу вчерашнего разговора, но раз все их нет, значит, мы правильно поступили, что так долго обсуждали наши проблемы.
Альберони встал из-за стола, распахнул окна и вновь сел, с улыбкой откинувшись на спинку кресла, подставляя влажный от пота лоб теплому ветерку, приятно овевающий в такую погоду.
-Знаете, сеньор посол, я думал, что на центральных улицах Мадрида, несмотря на все то, что творится в предместьях столицы и ее окраинах можно спокойно погулять и не думать о постоянно ударе в спину или выстреле с запыленного чердака. Но оказывается, что и это все не так, как хотелось бы, вчера к примеру на глазах у многих жителей один молодой человек напал на трех мужчин, которые ничего не делали кроме того, что мирно созерцали красоты столицы.
Отвернувшись, первый министр пододвинул ко мне исписанный мелким почерком листок, ткнув пальцем в окончание. Приглядевшись, даже я не знающий испанского языка разобрал «Алехандро Пилар-Гомез». Как и откуда об этом узнал сам Альберони он мне, конечно же, не скажет, но вот теперь мне придется дорого заплатить за жизнь Алехандро. Ведь теперь то это будет не просьба, а банальный откуп, цена которого может оказаться такой, которую я не смогу заплатить за жизнь графа Гомез.
-Что ему грозит?– сам для себя спрашиваю у министра.
-Виселица.
-За убийство кровников?
-Да, именно за него. Наш король Филипп, да славятся его годы в веках, человек очень справедливый, и отступаться от своего решения не будет, тем более что закон это действует уже давно,– с показным сожалением вздохнул итальянец.
-А если заменить наказание?
-Чем? Другой казнью?
-От чего же казнью? Ведь главное, чтобы граф Пилар-Гомез больше никогда не появился на землях Испании? Так какая разница умрет он или навсегда покинет ее пределы … так сказать под принудительной ссылкой в холодную и дикую страну?– с сарказмом спрашиваю первого министра.
-Не думаю, что это можно будет сделать.
-Что ж, тогда не буду вас больше задерживать, сеньор первый министр, надеюсь, что вы сможете что-нибудь сделать для молодого графа, оставшегося, на сколько мне известно единственным в своем роде.
Красноречиво глянув на Альберони, я выложил на стол, поверх исписанного мелким почерком листа пару больших камней алого и темно-зеленого цвета, на гранях которых тут же заиграли десятки солнечных лучей, пуская разноцветные «зайчики» на стены кабинета.
-Но с другой стороны, королева может повлиять на своего супруга, и сделать исключение для одного не в меру горячего юноши…
…Через три дня почти ополовиненное посольство отбыло из Мадрида, оставив в городе во главе небольшого консульства боярина Долгомирова, пятерых слуг и трех гвардейцев, купив для нужд Русского царства небольшой двухэтажный дом. Раз уж начало отношениям положено, то опускать вожжи раньше времени нельзя, первое время держать «руку на пульсе» отношений с Испанией просто необходимо.
Что же до полноценного посольства, то оно будет основано только после указа государя, однако половину казны я все же оставил Борису, налаживать связи при дворе и приобретать друзей. Политика дело дорогое, не зря Петр в первую очередь выделяет деньги на армию, флот и посольства, дипломатов то есть. Информация всегда ценилась, во все времена!
Полтора десятка человек ранним утром покинула столицу Испании, увозя вместе с собой двух испанцев: молодого графа, помилованного королем и отправленного в вечную ссылку и старого лекаря, приговоренного к смерти, а сейчас благословляющего всех святых за свое счастливое спасение.
Подготовка в обратную дорогу шла как можно незаметней, ведь кровники Алехандро, узнав о замене наказания, рвали и метали, грозясь отомстить. А, зная, что это не пустые похвальбы, то лезть лишний раз на рожон не стоило, поэтому я принял решение, что пускай не все дела удастся выполнить, но зато и шанс благополучно избежать ненужной встречи вырастает много больше, чем даже через день.
Но все же видимо удача была на нашей стороне и мы выехали поутру без происшествий, но это не значило, что и весь путь будет спокойным. Стоило спешить и еще раз спешить.
Карета и десяток верховых всадников летели, словно на крыльях приближаясь к заветному порту, с каждым днем расстояние уменьшалось, и одновременно с этим увеличивался шанс на дальнейшее спокойное путешествие: без кровников и ненужной для меня мести.
Ночуя на полянах, при свете костров, съедая прихваченные с собой запасы вяленого мяса и пирогов, а порой купленные прямо по пути в придорожных тавернах зажаренные мясные тушки, аппетитно пахнущие сквозь тройной какой-то ткани, больше похожей на мешковину, только более плотную. Порой, глядя на игры огненных духов в пламени кострища, я ловил себя на мысли, что быть может зря мы вообще так мчимся, и стоит просто ехать, останавливаясь на ночлег в гостиницах и тавернах?
Но эти мысли почти сразу же пропадали, стоило мне только вспомнить глаза семейства Кортесов, глядящих на приговоренного графа Пилар-Гомез. Что делать, здесь кровная вражда впитывается с молоком матери и избавиться от нее так же сложно, как и от следов оспы, то есть вообще нереально, навечно оставаясь с лицом изъеденным безобразными шрамами.
И все же все предосторожности были не лишними, благодаря им мы смогли добраться до Валенсии в относительной целостности и безопасности. Лишь только у предместий города нас начали догонять преследователи.
Загоняя бедных животин до обморочного состояния, мы влетели на пристань, как зачумленные спасающиеся от костра. К моему удивлению в бухте стояло всего три корабля и только один из них тихонечко качался возле причала. Приглядевшись я увидел знакомые силуэты шнявы, везшей наше посольство на полуостров. А между тем в паре верст от нас, изо всех сил настегивая уставших лошадей, неслись всадники в алых рубахах, поверх них блестели темные кирасы, в лучах заходящего солнца сверкали клинки палашей и шпаг.
-Быстрее на шняву!– мой голос дрожал, грудь вздымалась, словно волны во время шторма, конь хрипел утомленный длительной скачкой.
Слуги, получив приказ, тут же бросились к трапу, перекинутому через невысокий борт на пристань. Не спрашивая разрешения, выстроившись по цепочке, вместе с гвардейцами быстро кидали вещи из кареты на борт.
Через пару секунд после того как на палубу шнявы упал первый тюк с вещами, через борт свесился человек. Злое лицо капитана «Санта-Лучии», ошеломленно следящее за накапливающимися тюками выражало крайнюю степень непонимания. Не долго думаю я достал из кошеля небольшой изумруд, чей блеск в лучах солнца отвлек раздраженного капитана судна от погрузки наших вещей к нему на борт.
-Скажи ему, что мы должны сейчас же отплыть,– помогая гвардейцам, говорю Алехандро, сам же перекинув какой-то маленький тюк на борт, тут же забираюсь на корабль, взлетая по приготовленному трапу.
-Он говорит, что треть команды сейчас на берегу, без них выйти в море будет крайне сложно,– виновато ответил граф после десятка секунд общения с сеньором капитаном.
-Ничего мы ему поможем, главное, чтобы он сейчас же тронулся!– оглянувшись назад, кричу Алехандро.
Проследив за моим взглядом, капитан Кастанедо собрался, было потребовать объяснений, увидев приближающееся облачко пыли, но тут же умолк, почувствовав, как в поясницу колет острое жало кинжала. С добродушной улыбкой Олег приобнял капитана, незаметно для встревоженной команды уколов кинжалом.
-Ну же, граф, говорите своему соплеменнику то, что нужно!
Не долго думая капитан командует своим матросам к отплытию. Сами же матросы будто только этого и ждали, десяток другой секунд и вот уже трап поднимается на борт, а паруса медленно падают вниз, наполняясь теплым испанским воздухом. Почти сразу же на пристань вылетел преследовавший нас отряд кровников, во главе с краснолицым мужчиной, посылающим нам в спину проклятия, досада об утере возможности избавиться от заклятого врага читалась легче простого на разъяренном лице одного из Кортесов.
Глава 11
Начало октября 1709 года от Р.Х.
Выборг.
Полк «Русских витязей».
Вопреки надеждам генерал-майора Третьяка, полк витязей, так хорошо показавший себя в боях с неприятелем и взятии Выборга спешно собирался в дорогу, уже как сутки минули с того времени как прискакал на взмыленном коне гонец от государя и приказал всему полку явиться в свою губернию, к наместнику. Почему именно так, никто, конечно же, не знал, но и спорить, а уж тем более противиться приказу никто не собирался. Раз приказано, то следует его со всевозможным прилежанием выполнить, чем раньше, тем лучше. Вот именно поэтому, рассыпавшиеся отряды войск бригады генерала стягивались к Выборгу, оставляя дальние поселения, для того чтобы уже весной вновь выйти в финские края, неся с собой правду русского оружия.
Молодые воины готовились к трудному осеннему переходу, конечно навыки оных у витязей было более чем достаточно, но это совсем не значит, что они получали от этого удовольствие. Однако даже в этой спешке ощущалось праздничная атмосфера сборов, даже майор Заболотный, постоянно жаловавшийся на ужасную погоду, финский край и самих шведов, не сделавших нормальные пороховые склады, улыбался, чувствуя, что возвращение в родные края уже не за горами.
Как не удивительно, но полк в полном составе вышел из Выборга уже через три дня, быть может из-за того, что вся интендантская служба была в руках временного коменданта генерал-майора Третьяка, а может из-за того, что в самом полку за каждую роту отвечал ее непосредственный командир – капитан, соединивший в себе и интенданта и тактика и сурового родителя, причем возраст самого командира почти всегда был тот же что и у подчиненных. Однако порядок и дисциплина, вводимая суровой наукой корпуса, и его наставников давно приучили витязей к такому порядку, приветствуя умеренную инициативу в собственных рядах, ибо каждый из братьев знал, что единство и выучка корпуса его сила. И не стоит нарушать эти правила, целиком и полностью отдавшись под опеку Старшего брата и полковника Митюха, уже наученным опытом как в общении с высшим командным составом, так и самим цесаревичем и его ближними сподвижниками.
Странное дело, но лидерство поставленных старших командиров и обер-офицеров никем не оспаривалось, будто так и должно быть, чего нельзя сказать о младших должностях в корпусе, где постоянно велась борьба за лидерство. Побуждая молодых сержантов и капралов постоянно сохранять форму и совершенствоваться, чтобы всегда превосходить своих солдат, а лейтенантов и капитанов постоянно быть первыми. Потому что узы братства тем и хороши, что все в нем равны и человек благодаря своим способностям может подняться высоко не чувствуя у себя на спине неприязненный взгляд высокородной аристократии.
Все это прекрасно понимали и сам цесаревич и Прохор, но избежать всех проблем попросту не реально, да и ни к чему это. Как-то Старший брат заметил, что гвардия тем и хороша, что постоянно находится на передовой, по своей сути являясь знаменем для остальных регулярных полков, которые должны равняться на нее. Но стоит гвардейским батальонам осесть на месте, пускай и в столице, как воины постепенно становятся хилыми и рыхлыми, никоим образом не являющимися тем знаменем, за которым идут другие молодые, набранные недавно полки русской армии.
День за днем солдаты в темно-зеленых мундирах маршировали по ужасным дорогам северо-запада Руси, пробираясь по лесам и весям, ночуя под палатками, сделанными из льняной парусины. Сама палатка напоминала небольшой домик с вертикальными стенами и четырех скатной крышей. Вход был один, с небольшим пролетом – тамбуром. На боковых стенках имелась пара откидывающихся полотен-окон, для освещения в дневное время. В крыше, рядом с основным шестом, удерживающим крышу, виднелась небольшое дымоходное отверстие. Так же кроме основного жеста было четыре поменьше, устанавливающиеся по углам палатки, кроме того углы палатки натягивались до упора. При помощи железных клиньев и веревок.
Данная конструкция была специально сделана в корпусе «Русских витязей» по проекты наместника Рязанской губернии для того, чтобы молодые защитники Руси могли укрыться под ними в непогоду. Или вовсе поставить целый городок, из оных палаток.
Как бы то ни было, но с каждым днем опыт обращения с новым приобретением давал о себе знать, не было пожарищ, перестали рваться от перетяжки веревки, не зияли дырками и прорехами в крыше кое-как залатанные пара палаток. Витязи с должной практичной смекалкой подходили к своему обеспечению, находя способы латания, замены или вовсе предлагая собственные варианты устроения стоянки, создавая тем самым «Ряд правил должного похода в непогоду и сырость», пишущихся на привалах и ночевках в шатре полковника.
Дороги и мосты были в столь ужасном состоянии, что порой сам Прохор диву давался, как так получилось, что их маршрут идет относительно ровно. Согласно размеренному плану и распорядку, составленному им самим с учетом тяжелой дороги.
Быть может, все было бы не так, если бы не полевые кухни и хлебопекарни витязей, идущие наравне с колонной, умудряющиеся при этом на ходу готовить нехитрую солдатскую пищу, тем самым, сокращая ненужное стояние на месте, в ожидании своей порции.
Сама же дорога шла по местам относительно безлюдным, лишь изредка вдалеке струились дымовые ручейки, штопорами ввинчивающиеся ввысь. Однако даже в таких местах случилось то, чего никак не ожидал полковник. Малолюдность и плохая заселенность данного края привели к тому, что шайки разбойников, подыскивая местечко для своих пристанищ, обживались, чуть ли не на самой дороге. Две шайки, не разобрав в вечерних сумерках войсковых разведчиков, попытались, было ограбить их, но вместо этого в одной банде не досчитались пятерых ватажников, а в другой трех, правда, все они через час, оказались взятыми в собственных избах, вместе с добром, накопленным былым разбоем.
Памятуя о наказе Старшего брата, витязи приготовили веревку, для каждого из разбойников, развесив их прямо возле поселения, лишь только главари ватажников оказались целыми. Правда разбитые лица, опухшие от ударов прикладами тела, внушали серьезные опасения на счет их дальнейшего благополучного путешествия в Рязань, но это уже как Бог решит, возьмет к себе, значит судьба, а нет, тогда разбираться с ними будут служивые из СБ.
С каждым днем погода ухудшалась все сильней, теперь к сырости и слякоти добавились северный ветер и морозные ночи. Если бы не присланные в последнем обозе тулупы, называемые не иначе как бушлаты, то многие из витязей замерзли бы в первую неделю, или слегли бы в постель в первой попавшейся деревеньке. Переход действительно оказался сложным, но как бы то ни было, вместе с морозом дороги улучшились, грязь замерзала, а снег еще толком не выпал, тем самым, давая воинам возможность ускорить и без того быстрый марш по бескрайним просторам России.
По пути колонне витязей, движущейся вместе с артиллерией, и немаленьким обозом встречались в основном купцы и гонцы, спешащие пробраться сквозь надвигающуюся непогоду как можно быстрее. Вечерами, на привалах, чтобы хоть как-то отвлечь уставших братьев, командиры устраивали беседы со своим личным составом. Что за «беседы»? Ответ довольно простой, ведь обучение в корпусе само по себе многоплановое и предметы, преподаваемые в нем, в разной степени давались каждому из взводов, хотя сами по себе и были стандартными. Однако главной темой для обсуждения и разговоров была история. Да-да, именно она, с времен античности и до наших дней, витязи обсуждали то, что им было мало понятно, выискивая нечто важное для себя у своих командиров, таких же в прошлом кадетов как и они.
С одной стороны такое тесное сближение командиров и подчиненных было нарушением устава. Однако с другой, в том же уставе сказано: «командир витязей, будь то капрал или полковник должен в первую очередь быть для них родным братом, заботящимся о них со всей строгостью и любовью, а сами витязи должны как послушные младшие братья слушаться своих командиров, оберегать их и брать с них пример».
Составляя Устав витязей, цесаревич долгое время думал о том, что и как в него внести, не «перепрыгивая» эпоху. Именно так появилось само братство воинов, скрепленное между собой невидимыми узами. Однако был один минус, о котором Старший брат долго думал, но так и не придумал, как его убрать. Дело в том, что корпус «Русских витязей» сам по себе становился закрытом воинским объединением, в которое просто-напросто не допускались другие лица. Корпус постепенно становился обособленным от других воинских объединений, а сами витязи, приобретшие в нем вторую семью, сплоченнее относились друг к другу, помогая не только своему взводу, но и младшим собратьям по набору. Конечно, были драки, и стычки между взводами, все то чем отличает замкнутый мужской коллектив от гражданского общества, но благодаря работе наставников и отца Варфоломея, отдававшего любимому делу себя без остатка, чувство соперничества постепенно изменялось в чувство единого братства, которое начинало проявляться не в самом корпусе, нет. Оно проявляется уже, после того как кадеты выходили из единого лона витязей.
В полку, Службе Безопасности, ПБР, везде, где появлялись витязи, можно было видеть не только самих молодых воинов, но и их собратьев, часто помогавших им, подставляя свое плечо, в любой ситуации. Медные кольца с годом выпуска и именем кадета уже не казались обычными безделушками, не стоящими внимания. Даже сейчас по прошествии двух лет набор в корпус увеличился до семисот кадетов, при этом на следующий год ожидалось пополнение не меньшее, чем в этом году.
Все это было известно Прохору из писем своих собратьев и старшего наставника, некогда приютившего молодого отрока, сбежавшего из дома. Да, много воды утекло с тех пор, но раны в душе молодого полковника порой заставляли его уединяться от всех, отрешенно глядя на скудную растительность осенней земли, почти везде скрытой за снежным покровом.
Как бы то ни было, но даже обучение первого выпуска, само по себе до сих пор не окончено. Это прекрасно понимали не только командиры, но и их учителя, поэтому первый наказ Старшего брата, уплывающего с посольством, был о том, что по завершении кампании первым делом вернуться в Петровку, для дальнейшего обучения, уже по специальным предметам, углубленно так сказать. Вот только сама кампания затянулась на долго, и ее конец не был виден, по крайней мере, в ближайшее время точно. Но о своих догадках Прохор не говорил никому, посвящая в них только маленькую записную книжечку, постоянно носимую с собой.
-Полковник, разрешите обратиться!– рядом с Прохором в центре идущей колонны замер по стойке «Смирно!» один из разведчиков из взвода сержанта Елисеева, Дмитрий Малышев.
-А где командир твой, лейтенант Селиванов?– спросил полковник, глядя на витязя.
-Так он меня к вам и послал с докладом.
-Хорошо, говори, коли так.
-В паре часов марша отсюда мы заметили столбы дыма, лейтенант думает, что это тати лесные шалят, спрашивает, каков будет дальнейший приказ, идти дальше или осмотреть местечко?– стоя все так же по стойке витязь внимательно смотрел на Прохора.
-Разведать, но в случае обнаружения противника не вступать в бой, ждать пока мы не подойдем,– сразу же приказал Митюха.– Исполняй!
-Есть!– ладонь взметнулась, было, пол берет, но остановилась на полпути, сместилась и замерла напротив виска, что поделать, но полк перешел на зимнюю форму одежды и теперь легкие черные и красные береты аккуратными стопками лежали в обозе. А на головах витязей были одеты толстые не пропускающие холодный морозный воздух треухи, больше называемые просто ушанками, за свисающие по бокам части шапки, надежно прикрывающие уши от мороза.
«До чего дошло, чем ближе к столице, тем наглей разбойнички, видать давненько царские войска леса частой гребенкой не проходили. А этим следовало бы заняться в первую очередь, и солдатам опыт какой-никакой и польза большая для людишек имеется, вон, как у нас у губернии Старший брат сделал, рейды, чуть ли не каждую неделю устраивал. Да и сейчас Михаил, кажется, своих служивых гоняет по ближайшим землям, а может уже и дальше Служба Безопасности Рязани пройти успела…– полковник думал и одновременно следил за действиями капитанов, проверяющими как идут дела не только у витязей, но и у постоянно дымящей походных кухонь. Которые благоразумно поставили в центр колонны, выставив для их охранения не по одному, а по два взвода с примкнутыми штыками и готовыми к стрельбе «колпаками"».
Стоило только полку приблизиться к месту, откуда лучше всего был виден черный след дыма, как Прохор услышал знакомые залпы фузей, стрелявшие, чуть ли не каждый пять секунд.
-Мишин бери свою сотню и за мной!– кричит полковник, командиру второй роты, тут же направляя своего жеребца на просеку.
За его спиной сразу же коротко заиграла труба, и послышался топот собираемой сотни, выстроившейся в две колонны, за мгновение они бросились вслед за Прохором, приближаясь к звукам выстрелов.
Доскакав до просеки, Митюха слетел с коня, дождался роты и, разбив ее на взводы, послал два по сторонам, а два взял с собой, бегом направившись к дымовым столпам. Что случилось, и почему началась пальба, полковник не знал, он сомневался, что разведчики стали бы нарушать прямой приказ, следовательно, случилось нечто из ряда вон выходящее. Не соблюдая тишину четыре десятка витязей, приготовив сабли и фузеи, неслись по лесу, с каждой секундой все ясней различая яростные крики сражающихся и звон скрещивающихся клинков. Звуков стрельбы становилось все меньше и меньше, видимо началась рукопашная схватка.
Выбежав на поляну, где некогда стояла деревушка в пару десятков дворов витязи увидели, что на улицах валяются мертвые люди в крестьянских одеждах, вперемешку с разбойниками, то тут то там из окон теремов выскакивал желтый язычок пламени, и тут же пропадал. На подворьях в пятерках сражались разведчики, капрал с саблей чуть впереди, сзади один из его пятерки прикрывал его, а оставшиеся трое держали наготове фузеи, сумка с патронами болталась на бедре, аккурат под правой рукой, стоит только ладонь опустить, и бумажный цилиндр с острой пулей зажат в пальцах.
-Да, тут бы пара орудий, точно не помешали бы,– тихо сказал сам себе Прохор, глядя, как взвод разведчиков постепенно отходит на противоположную сторону, оттаскивая трех раненых к лесу.– В атаку, братья!
Оголив саблю, полковник поправил обрез и перебежками бросился к первому дому, его по бокам туту же обступили витязи, а через мгновение уже воины вырвались вперед, ударив в спину, вылезшим было из домов разбойникам. Ошеломленные они собрались, было вернуться обратно в свои укрепления, но там где еще можно было засесть, уже слышалась яростная ругань замешкавшихся подельников татей, а за ней сразу же послышались оружейные выстрелы.
Не прошло и пяти минут, как последний тать упал на землю, испуская дух. Проверив деревню, витязи нашли пяток испуганных молодух и семерых дрожащих детей, все остальное население деревеньки легло на улице, защищая свой нехитрый скарб.
Махнув рукой, Прохор приказал им собираться в дорогу, взять только самое ценное и ушел к колонне, оставив пяток разведчиков, обязанных привести найденных к обозу. Эта задержка стоила полку полтора часа, вслед за которыми через час колонна остановилась на подходящем пятачке. Сразу же после того как воины оборудовали полевой лагерь, натянув палатки, им начали подавать железные чашки с готовой сытной похлебкой, впрочем, не забыли и о найденных детях и девушках, накормив их сразу же, как только они попали в обоз.
Дальнейшая дорога полка оказалась не легче и не тяжелей пройденной, только в середине ноября витязи смогли подойти к предместьям Рязани, с облегчением остановившись на окраине какой-то деревушки, Прохор сразу же отбыл во дворец Старшего брата, надеясь на то, что он уже прибыл из Европы.
Ноябрь 1709 года от Р.Х.
Москва
Палаты английского посла лорда Витворта
Немолодой мужчина с обрюзгшим подбородком, в седом парике сидел за маренным дубовым столом, листая доклады от своих людей, описывающих различные веянья в высших кругах русского общества. Посол, именно он сейчас сидел в светлой комнате, давно знал грешки большинства бояр и даже некоторых князей, складывая их все в тайник, чтобы при необходимости достать их и использовать по назначению, мало ли какой голос в конечном итоге повлияет на мнение государя?
В таком грязном деле как политика не бывает лишних аргументов, каким бы путем они не были получены. Однако сейчас в руках у Витворта было не обычное письмо-донос, а скорее больше напоминающее наблюдение некоего стороннего лица, не известно по каким причинам решившего помочь англичанину в его происках против Русского царства.
-Господин обед подан, изволите отобедать в кабинете?– слегка поклонившись, спросил потомственный слуга английского посла в седьмом поколении прислуживающий роду Витворт, Уильям Корнер, зрелый мужчина с небольшой проседью в волосах.
-Нет, я спущусь в трапезную, пусть все приготовят как обычно,– немного подумав, ответил посол, все же воспитание не позволяло джентльмену уподобляться до уровня здешних дворян.
-Как вам будет угодно,– ответил слуга, закрывая за собой дверь.
Между тем в пальцах посла продолжало лежать послание неизвестного доброхота, вызывая у сэра Витворта два чувства, противоречащих друг другу. С одной стороны ему было радостно, оттого что у него в руках оказались столь ценные сведения, а с другой стороны у лорда возникло неприятное чувство возможных будущих проблем, которые могут возникнуть именно из-за этих варваров. Да еще оказывается, что уже сейчас у них имеется оружие, которого у Англии нет, более того, темпы становления всей промышленности Руси вызывали оторопь у бывалого дипломата. К чему это может привести лорд Витворт знал, пожалуй, лучше всех англичан, даже тех которые сейчас проживают в Русском царстве, по-прежнему смотрящих на здешних обитателей как на какой-то скот, с которого можно стричь деньги, но не более того.
«Глупцы! Они даже не представляют, на сколько опасны эти русские. Еще десять лет назад они проиграли битву, а уже сейчас они победили своего прошлого противника, да и как победили… ни одной подобной победы, как Полтава не было в истории Европы. Увы, это я должен заметить с горечью, хорошо, что флота у этих варваров нет, иначе матушке Англии пришлось бы думать о том, что в Балтике ей придется серьезно потесниться,– вертя в руках белый лист бумаги, лорд в который раз думал о сложившейся ситуации. Он совершенно не понимал, почему его письма к Палате лордов остаются не только без ответов, но и вовсе им не уделяется должного внимание, которое как раз именно сейчас должно быть сконцентрировано на Русском царстве.– Да еще это посольство! Какого черта им понадобилось в Испании и Франции? Неужели царь Петр решил отказаться от дружбы с нами? Хотя какая дружба? Нет бы, чтобы помочь ему, когда требовалось, и заиметь друга, теперь же он ищет новых союзников, и кого спрашивается? Французов с испанцами! Впрочем, пускай ищет, можно при умелом подходе к только что прочитанным сведениям развязать в России если не гражданскую войну, то уж пару восстаний точно, вот только бы еще достойного претендента на роль лидера найти…»
Английский посол неспешно спустился вниз, усаживаясь за стол в мягкое кожаное кресло, привезенное им из своего родового замка, как память о туманном Альбионе. Порой бывало, чувствуя себя не лучшим образом, лорд садился в него и «уходил» от этого мира, вспоминая свою бурную молодость и те годы, когда юного лорда сопровождала компания таких же сорвиголов, в их извечных путешествиях по просторам морей, с лихими абордажами испанских галеонов.
Медленно разрезая запеченное бедро поросенка, Витворт ненадолго отвлекся от решения насущных проблем. За его плечом стоял Уильям, наполняя бокал лорда красным полусладким вином, завезенным в Россию старым знакомым лорда из Англии, по специальному заказу посла и еще пары предпринимателей, постоянно проживающих на Немецкой слободе в столице.
Обед заканчивался, когда на улицы послышался цокот подков и возбужденные голоса каких-то русских, по всей видимости, в очередной раз разбирающиеся между собой столь примитивным и не джентльменским способом, как банальное убийство. Однако не было слышно ни звуков скрещивающихся шпаг, ни выстрелов пистолей, только лишь возбужденные голоса и топот ног.
А через минуту в дверь посольства забарабанили, призывая немедленно отворить, в случае же неповиновения стоящие снаружи обещали выломать хлипкую преграду. Не понимая в чем дело, на лорда недоуменно посмотрел Уильям, в отличие от пятерых охранников посла, тут же выхватившие свои шпаги из ножен они заняли оборонительные стойки возле двери. Не долго думая, лорд Витворт бросился на второй этаж, секретные документы и компромат на виднейших людей России остался лежать на самом виду, английский посол слишком самонадеянно стал относиться в последнее время к сохранению столь ценных бумаг. Его дипломатическая неприкосновенность и «слепота» властей на сей раз сыграли с ним злую шутку. Главный тайник посла требовалось не только открыть, но и незаметно закрыть, чтобы никто из вошедших ничего не заметил.
-Задержите их, насколько возможно, не дайте им пройти наверх!– приказал он охранникам, бегом поднимаясь, верх по лестнице, нашаривая на шее связку ключей от кабинета, сундука и тайника.
Почти сразу же разговоры за дверью стихли, и в нее бухнуло что-то тяжелое. На дверной панели образовалась трещина, новый удар и вновь трещина, второй, третий и наконец косяк не выдерживается заваливаясь внутрь дома, заставляя охранников посла отпрыгнуть назад.
-Именем канцлера Головкина сложите оружие и не двигайтесь!– вышел вперед молодой капитан, с затаенной яростью глядящий на англичан, замерших перед ним, за его спиной выстроились два десятка солдат в мундирах, уже взявших на изготовку шпаги и фузеи.
Вместо выполнения приказа англичане решили, было потянуть время, показывая, что не понимают сказанного, однако вопреки их надеждам капитан повторил приказ по-английски, заставив охранников непроизвольно сморщиться, видимо схватки им избежать не удастся. Однако как только один из них сделал пробный выпад в сторону капитана, тут же раздался слитный залп тройки фузей, опрокинувший смельчака на спину, сразу же поубавив пыл все четверки.
Вновь приказ и на сей раз четверо воинов сразу же медленно кладут оружие на пол, сам же капитана бегом вместе с тройкой солдат вбегает наверх, следом за послом. Остальные же солдаты тут же забрали оружие у ног охраны посла, и повинуясь командам немолодого сержанта повели пятерых англичан на улицу, где их уже дожидалась карета с зарешеченными окнами, а за ней стояла четверка верховых с палашами наголо, по всей видимости, глядя на угрюмые лица Этой четверки можно было бы уверенным в том, что они то будут сражаться до последней капли крови, защищая вверенный груз.
Через пяток минут из дома следом за выведенной пятеркой появился и держащийся за окровавленный нос посол.
-Об этом узнает ваш государь и вам не поздоровится! Вы меня слышите?– надрывался он, вот только все его слова и угрозы разбивались о ледяную броню конвоиров, часть которых уже выносила на улицу мертвое тело, и небольшой сундучок оббитые серебром с узором на матовой синей поверхности в виде поднявшегося на задние лапы льва.
-Пошевеливайся, и ничего не говори, твою судьбу будет государь решать, и моли бога, чтобы он оказался тот день в благостном расположении духа, иначе тебя ждет виселица,– напоследок с усмешкой сказал капитан, нагоняя на посла страху, вот только даже капитан Суворов прекрасно понимал, что никто и никогда не покусится на жизнь посла, если не хочет конечно же полного охлаждения отношений со стороны данной страны. Хот вполне вероятно, что после такого плевка в «лицо» может быть объявлена война. Хотя была бы охота, а повод для войны найти всегда можно.
-Сержант Ходов, выдели господину послу отдельный эскорт, думаю, что его в первую очередь нужно доставить к господину канцлеру…
…В то время пока отряд капитана Суворова выбивал дверь в посольстве, в другом доме, не меньшем английского посольства, а то и больше оного в полутемном кабинете сидел один человек. Он с затаенным интересом разглядывал подаренную ему когда-то еще Алексеем Михайловичем саблю, усыпанную изумрудами, с рисунком в виде пары змей, кусающими друг друга во время боя, а вокруг них плелись ростки плюща, готовые в одно мгновение связать и обездвижить змей.
Кто-то тихо постучал в дверь, однако никакой реакции со стороны сидящего не было, казалось он, сильно задумался о чем-то, или засмотрелся на игру света в мелких зеленых камнях, богато рассыпанных на ножнах и рукояти клинка. Через пару минут стук опять повторился, и на сей раз, взгляд господина дернулся, словно сбрасывая оцепенение.
-Входи,– негромко сказал Господин.
В дверь протиснулся немолодой сухопарый мужчина, сразу же поклонившийся сидящему за столом. Тут же он подошел к столу, положил на край стола небольшой листок бумаги, на которой были написаны красивым почерком пара предложений, без каких-либо подписей и имен. Пара фраз в конце для непосвященного могла показаться каким-нибудь трудным ребусом или вовсе бредом, слишком уж она выбивалась из общего смысла послания.
«Белые сделали свой ход, но черные медлят с ответом, поэтому ладьей пришлось пожертвовать. Конец партии ожидается в сором времени, с нетерпением жду новой занимательной партии. Боголюб оказался не таким уж и простым, как говорилось ранее…»
-Рассказывай Еремка,– хлопнув по листку, приказал Господин.
-Письмо доставили как и было указано, а неделю назад нам удалось добраться до заветного тайника посла, и вложить туда переписку наследника с ним,– улыбнулся Еремей, глядя на своего повелителя и единовластного покровителя.
-Хм. А таковая была разве?– нахмурился он.
-Нет, но знающий человек может и не такое сделать, если умеючи то…
-Чья затея?– тихо спросил слугу господин.
-Моя затея, повелитель,– внезапно побледнел Еремей, с опаской глядя на пальцы своего господина гладящие ножны с дорогим подарком прошлого государя.
-Хорошо…
-Правда?!– не удержался от возгласа давний слуга.
-Хорошо, что ты такой… нужный и умный,– как будто не замечая слугу, продолжил Он.– Вот только мне кажется слишком умный. Если твоя затея удастся, награжу по царски, а нет, то накажу … тоже по-царски. Ха-ха!
Усмехнулся господин, махнув рукой слуге, мол, свободен. Не говоря ни слова, Еремей развернулся и бесшумно вышел в коридор, оставляя своего повелителя одного в полутьме, столь любимой им, особенно в последнее время.
…Небольшой картеж въехал на территорию дворца князя Головина, у ворот замер караул из городских полицейских, картеж проехал мимо поста без каких-либо проволочек, приказ о его пропуске был дан самим князем.
Еще пара минут потребовалась запряженной двойке, чтобы довести карету к лестнице ведущей к парадной двери. Возле которой уже стоял невысокий старичок в белом парике. Из кареты вылез капитан Суворов и лорд Витворт, с немного опухшим лицом, он уже не выглядел незыблемым столпом. О который разбились не один десяток знатных родом Русского царства, подтачиваемого английским послом как дерево жуком короедом. Вроде бы и не смертельно, но все же крайне неприятно!
Следом за ними из кареты вылезла пара солдат несших изъятый у посла сундучок, впереди них шел сержант с пухлой папкой, в последний момент захваченной со стола лорда. Поприветствовав гостей слуга, не задерживаясь, вошел во дворец, ведя их к кабинету канцлера.
А уже через десять минут солдаты во главе с капитаном выходили из дверей дворца, с улыбками глядящие на позвякивающий мешочек в руках сержанта. Сам же капитан Суворов смотрел на мир счастливыми глазами, ведь предстоящее повышение оказывается уже не за горами и очень даже может быть, что может случиться так, что это повышение окажется переводом в гвардейский полк.
Всем было хорошо, кроме английского посла, с тоской глядящего на стоящий перед ним кубок с рубиновой жидкостью. Напротив лорда сидел с таким же кубком в руке князь Головкин, с улыбкой смотрящий на своего гостя.
Глава 12
Ноябрь 1709 года от Р.Х.
Воронеж.
Алексей Петрович.
Путешествовать осенью мало приятного, а уж, когда еще и сами небеса против этого, то и вовсе движение не иначе как мучением не назовешь. Карета, приобретенная еще в Мадриде, постоянно застревала, из-за чего мне казалось, что мы проводим на одном месте больше времени, чем двигаемся вообще. Однако хандрить я себе не давал, отгоняя непрошеные мысли о том, что это только юг России, а все трудности еще впереди, ведь как это не прискорбно, но болотистая местность Мещеры была еще не осушена. И огромные площади по-прежнему занимали полуболотные грязевые равнины, с кочками-мхами и редкими голыми деревцами, кое-как удерживающимися корнями за спрятанную где-то на дне землю.
Между разудалыми криками гвардейцев и испанскими словечками Александра, то и дело помогающего им в нелегком деле по изъятию из грязевого плена увязших до самых рессор колес кареты, я размышлял о том, как уже совсем скоро окажусь в своем граде. Пускай, он пока не столь красив как столица, и размер его не так уж и велик, но за те два года, которые я в не нем правил, успел таки прикипеть к нему. Да и что кривить душой, не город главная причина, не город…
Ухабы постепенно становились все хуже и хуже, пока не дошло до того, что пришлось даже на один день остановиться в какой-то деревушке со звучным названием Пеньки. Почему именно так никто в самой деревне не знал, мол, было и было, а почему именно так никому не интересно.
Однако как бы не была плоха дорога, версты оставались позади, и желанная цель становилась все ближе и ближе, несмотря на ярое противодействие сил природы. И все же я не удержался от того, чтобы заглянуть в Воронеж, город становления мореходства на Азовском море, город с которого в принципе началось мое военное настоящее в этом времени!
В первый же день прибытия в Воронеж я узнал, что в город приехал смоленский губернатор – боярин Петр Самойлович Салтыков. Остановившись в палатах государя, заняв правое крыло, как и пристало наследнику царя, я первым делом в приказном порядке отправил всех в бани, отмывать дорожную грязь и конечно же хорошенько пропарить кости. Все-таки путешествовать под проливными ливнями и холодными ветрами опасно для здоровья, поэтому и следить за ним следует много внимательней, чем летом. Правда с нами есть лекарь, целый хирург(!), но ведь заболей кто-нибудь из нас даже обычным гриппом и я думаю, он, вряд ли сможет помочь, не та специфика знаний.
С утра же, сразу, как только я проснулся, чуть ли не с восходом солнца, а может и раньше, в комнату бесшумно вошел Никифор, с извечным белым полотенцем на согнуто руке, в середине комнаты стоял большой таз, над ним клубились комья пара, растворяющиеся в воздухе почти сразу же как только они поднимались на локоть-другой от таза.
Взяв щепотку мелко резаных трав, приготовленных для меня Оленькой перед отъездом, засунул их в рот, глотнул теплой воды и минут пять гонял слипшийся, вязкий комок в ротовой полости. Альтернатива конечно зубной пасте не очень, однако проблем с зубами и деснами я не замечал, за это огромное спасибо мой прелестной лекарке!
Еще пару минут ушло на утреннее омовение, и как замена контрастному душу, сразу же после теплой воды пару раз умываюсь ледяной ключевой водой из стоящего рядом с тазиком кувшина. Вот теперь я полон сил и энергии! Жаль, только погода за окном подгуляла, вечные спутницы осени: сырость и слякоть в своем самом отвратном состоянии пришли в Воронеж, навевая уныние. До Рязани то еще не меньше пяти ста верст, ну быть может четыре с половиной сотни, и из-за непроходимых дорог путешествие может затянуться непозволительно долго!
-Были ли донесения ко мне?– по привычке поинтересовался я у камердинера.
-С заутреней приискал гонец с письмом для вашего высочества, оно лежит на столе.
Повернувшись к круглому дубовому столу, с резными ножками я увидел желтоватый квадрат бумаги с аккуратно прилепленной печатью на стыке двух краев.
-Прикажи подать мне завтрак прямо сюда,– накидывая рубаху, приказываю Никифору.
-Сию секунду будет исполнено, господин,– поклонился камердинер, бесшумно выходя из комнаты.
Сорвав печать, прочитал, увидел ровный аккуратный почерк, в нем говорилось о том, что смоленский губернатор хотел бы с соизволения цесаревича отобедать, а заодно и поговорить о делах на южных и западных границах Руси.
-Ну коли так, то грех не воспользоваться приглашением, хм точнее пригласить к себе Петра Самойловича, да и на сколько мне известно от вездесущего Николы Волкова, боярин мужик он с головой,– чуть слышно проговариваю мысли, складывая письмо, убирая его в папку с документами.
Поглядев на шпагу, одиноко стоящую рядом с изголовьем кровати, выбросил из головы появившиеся мысли об утренней тренировке. Как никак только прибыли в город можно дать себе послабление, тем более что завтра-послезавтра снова в путь, и он как я думаю, будет не в пример тяжелее пройденного, так что придется набраться сил и терпения. Терпения для того, чтобы не начать срываться, на ком не попадя.
Через плотно сдвинутые шторы пробился первый лучик света, не дожидаясь пока придет прислуга, сам распахиваю закрывающие окно портьеры. На сером небосклоне появился небольшой проблеск чистого голубого неба, да так удачно, что падал он можно сказать аккурат ко мне в окно, если конечно не считать всего дворца, с половиной города в придачу.
Прикрыв от удовольствия глаза, я так и стоял, пока какая-то туча не заволокла собой этот небольшой островок солнца, лишая сынов земли чудесного созерцания светила. Как бы то ни было, но написать приглашение боярину стоит как можно скорее, а то чего доброго он еще додумается, до того, чтобы опоздать и явиться не в срок. А такое пренебрежение к собственной персоне хочешь, не хочешь прощать нельзя, и тем более оставлять безнаказанным. Но зачем это, когда можно просто чуть-чуть ускорить процесс?
Правда, вопреки моим опасениям смоленский губернатор прибыл вовремя. Первоначальная беседа, начавшаяся было до того, как были выставлены кулинарные изыски местных поваров, затронула сугубо мои посольские дела. Но как я выяснил, многое из того, что было написано государю уже известно и его ближайшему окружению, так что рассказ мой получился коротким и почти неинформативным. Ведь не буду же я рассказывать служивому человеку то, о чем должен знать только государь!?
Так же я узнал, что «Зверь» и «Медведь», два из трех посольских барка вернулись в порт Азова, о судьбе же третьего ничего не известно и многие думают, что он потонул в море во время шторма, потому что вестей не от одного из находящихся на нем людей до сих пор не поступало. Кроме того тело Петра Алексеевича Толстого не удалось отвезти дальше Азова, поэтому его похоронили на кладбище одной из недавно построенных церквей, какой именно боярин не знал.
После того как я казалось, рассказал Петру Самойловичу все интересующие его новости, он сам было начал рассказывать о тех делах, которые творятся в его вотчине и окрестных землях. Причину его рвения я понял сразу же: кто-то из ближнего окружения батюшки имеет большой зуб на боярина и тот ищет себе покровителя. А кто как не цесаревич подойдет для этого? Пускай раньше я был в опале, но ведь отношение Петра ко мне сильно изменилась. Так что желание Борина понять можно, да и в принципе уважить можно, не все же самому себе сотоварищей взращивать аки вощи какие, надо наконец и государевых людей к себе привязывать, но только не деньгами, хотя в случае нужды и они пойдут в ход, однако об этом пока еще рано, лучше послушаем что там интересного расскажет губернатор.
-…на поляков надежды нет совсем, король их Август не раз государя нашего предать решался, в тихую со шведом мирясь, но после победы под Полтавой, он сам к царю-батюшке прибежал, о возобновлении союза речь завел,– с неприязнью сказал боярин, отпивая из кубка разбавленного вина.
-Так что ты так извелся, боярин? Неужто беда какая приключилась?– интересуюсь у него.
-Слава Богу, нет никакой беды ваше Высочество,– несколько замявшись, сказал он.– Вот только татарва крымская осмелела, а за ними и прочие тянутся…
-А ты то тут причем, губернатор? На то ведь генерал-губернаторы есть, вот пускай они и разбираются что почем, а то и государю отписывают, если нужда такая возникнет.
-Да должок у меня перед Азовским губернатором имеется, вот и обещал подсобить ему, по старой дружбе.
-Ну а я что смогу сделать то? Не властен я над землями этими, да и над Рязанщиной тоже, если в корень зреть тоже не властен, с соизволения отца только восседаю там. Так что не тому человеку ты речи свои сказываешь,– прожевав кусок мяса слегка развел руками, мол, я тут не причем.
-Но, вы ведь наследник государев, а сам царь-батюшка вскоре должен в Москву златоглавую прибыть, победу над шведом праздновать…
Не договорив, боярин замолчал, поглаживая чистый подбородок, искоса поглядывая на меня, словно ожидая сиюминутного отказа. Хотя я и мог бы не взваливать на себя лишний груз забот, но очень уж лестно получалось, что обращаются именно ко мне. Значит считают, что я способен на это, или по крайней мере рассчитывают на это. Что ж постараюсь не разочаровывать их, тем более что и государю при встрече много нужного и полезного сказать надобно, так что выслушать он меня обязательно выслушает.
-Что ж сказывай, в чем дело, а я подумаю, как помочь тебе и порубежью нашему, раз уж до царя нашего просьбы не доходят,– улыбнувшись, сказал я боярину, подумав, что много кто мог просто-напросто перенимать гонцов, а то и вовсе сами письма уничтожать, а самое удивительное никто ничего не докажет. Беда в этом времени с корреспонденцией, и не столько от разбойного люда, сколько из-за корыстолюбивых людишек и их ставленников. Вот только как избавиться от этой проблемы? Посадить своих людей, причем воспитанных должным образом и в должных традициях … таких как витязи, правда, со специфичными знаниями.
Придется набор увеличивать, и часть кадетов отделять в отдельный корпус, полу гражданского профиля, для обучения азам управления, экономики, законодательства, как необходимый резерв кадров, готовых сразу же вступить на новые должности.
Следующие два часа пролетели незаметно, слишком уж интересные вещи рассказывал смоленский губернатор. С одной стороны вроде бы и знал я о них, но только поверхностно, не вникая в суть, теперь же у меня появилась возможность исправить сию оплошность.
Петр Самойлович поведал мне о том, что в православные христиане, находящиеся под пятой у Османской империи, давно присылали к царскому двору посольства с грамотами о заверении в верности и просьбы о помощи и освобождении от исламского владычества. Самыми ревностными в этом плане оказались Дунайские княжества.
В Валахии господарем сейчас был Бранкован, а в Молдавии, свергнув Николая Маврокордата, восседал Димитрий Кантемир, который воспользовался помощью крымского хана. Как сказал смоленский губернатор крымский хан так прямо и сказал султану в полном диване: «Бранкован богат и силен, у него много войска, он предан русским; неосторожно при настоящих обстоятельствах оставить в его руках Валахию; ежеминутно должно ждать от него измены и помехи успеху нашего оружия. Надобно захватить его, потому что добровольно он не явится в Константинополь; только Димитрий Кантемир в состоянии исполнить это дело, и потому назначьте его молдавским князем, а Николай Маврокордато не способен на это. Не могу сноситься я о важных делах с человеком, которому не верю».
Кроме того, что Кантемир получил Молдавию, ему было дано обещание, что если успеет захватить Бранкована, то и вся Валахия станет его. Откуда все это узнал боярин я не спрашивал, слава Богу своих резидентов у Руси-матушки в тех краях предостаточно, так что сомневаться в его словах мне не следует.
Одновременно с этим угнетенные христиане действовали самостоятельно, без указки бояр и князя. В сентябре этого года к царскому двору приезжал сотник Богдан Попович, вручив канцлеру, за неимением государя, грамоту от австрийских сербов, из городов Арада и Сегедина, от полковников Ивана Текелия и Волина Потыседа.
Все идет к тому, что готовится восстание, и нужно восставшим только одно, русские войска под боком и уверенность в поддержке со стороны православного государства, наследницы Византийской империи в православных делах.
-Ну, так что же тогда получается?
-Если война с османами будет, то может статься, что мы потеряем и Азов и часть земель наших, за которые русской кровью плачено,– тихо сказал губернатор, не глядя на меня.
-Не уж то, ты боярин мысли крамольные у себя в голове держишь? Или силу оружия русского не признаешь?– нахмурившись, спрашиваю его, прикидывая в уме, с каким итогом закончилась война в моем времени. Помню, что Россия возвращала Турции Азов с его округом и обязывалась срыть укрепления на Днепре и Дону и Таганрогскую крепость. Кроме того, вроде бы Петр обязывался не вмешиваться в польские дела и дать Карлу пропуск в Швецию. Определенно есть о чем задуматься.
-Нет, что вы ваше высочество!– оторопело ответил Петр Салтыков.– сила оружия русского известна нам, да только выдюжит ли Русь матушка война на две стороны? Мне говорили, что цесаревич умный и деятельный человек, прислушивается к словам, коли они с пользой сказаны. Ведь нет теперь Священной лиги, и некому будет помочь России, да что там, все только Османской империи помогать будут, после победы над шведами!
-Твоя правда боярин, но ведь к государю приходят донесения об угнетенных братьев наших по вере, да еще и князья дунайские помощь предлагают, отец не выдержит и сорвется к Днепру. А ведь кто-нибудь из князей и предать может, всяко под боком у басурман лежат, вот и предадут, для злата и живота своего не глядя на своих крестьян, слезно молящих государя нашего о помощи.
Подумав немного я все решил пока ничего не обещать и лучше прикинуть шансы на войну, благо что многое мне известно, и кое-что может быть подправлено. Вот только хватит этого эфемерного поправления? У османов то армия раза в три больше нашей под Прутом была. Что ж время покажет, кто прав, а кто виноват.
-Хорошо, боярин я поговорю с государем, но не обещаю, что получится, вам же, как я слышал вскоре полки подойти должны от татарвы защищаться, так ты их к южным рубежам определи и по крепостницам рассели, все же надежней оно будет. И армию не пропустят и от летучих отрядов проще отбиваться да мирных людишек защищать.
-Благодарствую ваше высочество!– встав, боярин, поклонился мне, как всегда кланялись старшему и более высокому не только по положению, но и по знаниям.
-Если какие вопросы появятся, то пиши мне, постараюсь ответить, или помочь, а ежели у меня самого возникнет надобность в тебе Петр, то уж не серчай, отпишу обязательно и службу попрошу,– с улыбкой сказал я ему.
-Как можно? Я же с радостью!
-Вот и замечательно, тогда ступай, давай, время идет, а мне уже сегодня снова в дорогу собираться, даже дел здешних посмотреть не успею. А то может за год еще, каких мздоимств нашлось, и кое-кого повесить для острастки не помешает,– с показным сожалением говорю боярину, тот лишь слегка покивал головой и был таков, позволив разрешения удалиться.
Однако уехать вечером не получилось, было решено остаться в городе до утра, хляби небесные оказались чересчур уж слезными. Ливень стоял такой, что дальше десятка шагов ничего не было видно, словно не вода это, а сплошное серое марево.
Но за ночь видимо погода наладилась и поутру даже светило осеннее солнце, тусклое, кое-как согревающее усталую землю, но даже такое светило много лучше чем яростный дождливый напор. Перед тем как мы выехали за ворота, к нам подъехал молодой отрок в курьерском облачении и передал мне увесистое письмо от смоленского губернатора. Поблагодарив отрока рублем, мы тронулись в путь, я же изменив своим правилам, залез в карету, слишком уж необычно это, вроде бы только вчера говорили с Салтыковым, а тут на тебе и письмецо, причем, наверное, писаное явно не день и не два назад. Значит, вчера была только проверка, а сейчас нечто большее, важное.
Занавесив с одной стороны кареты шторы я поудобнее уселся на вещах, распаковал письмо, с каждым мгновением все сильней углубляясь в чтение старорусской письменности. Постепенно, как это бывало раньше, буквы выстроились в понятный мне ряд и проблемы были решены. Продираясь сквозь множество титулов и ненужных хвалебных словоизлияний, я таки уловил суть письма и даже несколько оторопел, и в принципе оно действительно как минимум стоило того, чтобы быть прочитанным.
В нем говорилось о том, что все неудовольствия, среди разных слоев населения южных окраин Смоленской губернии и владений Азовской, постоянно находящийся ели не войны с Татрами, то уж в ожидании оной точно.
Конечно, в центральных провинциях сопротивление действиям государя и его реформам не могло возникнуть в силу объективных причин, чего нельзя было сказать об окраинах, то есть у башкир, казаков и южных народов, относительно недавно влившихся в состав России.
Однако главное все же было не это, основной вопрос уделялся Малороссии. Было коротко написано, что сразу после Полтавы царь Петр утвердил представленные ему гетманом Скоропадским статьи о сбережении всех прав и вольностей казачьих войск. Плюс к этому государь подписал статью о том, что казаки, находящиеся в подчинении у генералов не занимались, не военным ело, то есть заготовкой сена, выпасом крупно рогатого скота и лошадей и многим другим, не являющимся обязанностями казаков. Так же говорилось о том, что на казацких дворах будет строго запрещено останавливаться без разрешения старшины поселения, всех же ослушников указа государева ждала кара немилосердная. Вот только какая, почему то Салтыков не указал.
И после всей этой мишуры, в самом конце письма было написано о том, что якобы губернатор смоленский разговор вел с бывшим чигирским сотником Невенчанным, когда он ехал из Москвы, то на дороге встретил гетманского посланца, отвозившего к государю дичину. Так вот этот посланец спрашивал сотника, что в столице делается, сам же он говорил, что ходят слухи на Украйне, будто бы государь хочет украинских людей перевести за Москву и на Украйне поселить русских людей. А сама Москва лучшие города казаков хочет себе побрать. Да и много других нехороших слухов сказывал посланец, да и говорил о том, что призывают их поднять Орду и объединиться с татарами, скинуть с себя русских людей.
Сразу же после слов сотника была небольшая приписка, как избавиться от этого, да не допустить погибели людишек. На Украйне надобно, прежде всего, посеять несогласие между полковниками и гетманом, не надобно исполнять всякие просьбы гетмана, особенно когда будет просить наградить кого-нибудь деревнями, мельницами или чем-нибудь другим. Тех же, кто был в измене уличены и произведены в чины, отставить и произвести на их место тех, которые добрую службу государю показали. И вот когда народ узнает, что сам гетман не будет иметь такой власти, как Мазепа, то станут они приходить с доносами.
При этом самим доносчикам не надо чинить препятствий и обращаться с ними ласково, даже если некоторые из них придут с ложью, то пускай ибо, потом придет уже тот человек, который правду сказывать будет, а гетман и старшины будут опасаться этого. Так же боярин Салтыков написал, что бывал он в Глухове и виделся с гетманом, да только во время пьянки, много чего интересного рассказывал Скоропадский о том, что в тех краях творится, «всякими способами внушает злобу на тех, которые хотя мало к нам склонны».
-Интересно получается, грамоту то отец подписал, а гетман выходит, свои собственные игры закулисные вести надумал? А тут еще и это… вот блин и приехал на Родину, любимую и желанную! Да у меня в Испании меньше проблем было, а тут только к первому городу подъехал и уже нате и решайте «ваше высочество»,– тихонечко бурчу сам себе под нос, листая страницы письма, коих насчиталось больше десятка штук.
«…Слышал я, ваше высочество, что гетман сей хочет просить у государя-батюшки, чтоб он ему дал Умань. Вполне возможно что он напишет будто бы Умань местечко малое, но это на самом деле место большое и соседнее со степью. В самом городе с уездом будет тысяч десять людей, по моему мнению, ему Умани давать не следует, пусть живет со всеми своими делами у нас в середине, а не в порубежных местах, и под присмотром и киевский губернатор с воеводой приструнить в случае чего смогут.
Умань на границе степи, нагайским татарам, кочующим по ту сторону Днестра, и запорожцам пристанище, беспрестанно татары из Очакова приезжают туда покупать скотину, а уманцы к ним в Очаков ездят, возят лубья, доски и уголья. Гетман Скоропадский, думаю, будет писать жалобы на Палея, но пускай государь наш не слушает его, гетману хочется выжить Палея из порубежных городов и на его место послать кого-нибудь из своей своры. Знаю и то, что если еще не писал, то будет писать к царю-батюшке жалобу на чигиринского полковника Галагана и на Бреславского, хочется ему, чтоб их не было рядом с ним, потому что они с другими к России склоняются и братьев славян своих к этому же примучают.
Сам же Скоропадский поставил в Корсуне полковника Кандыбу, а оный изменником был при Мазепе. Еще когда Мазепа посылал его к киевскому воеводе, из Ромна, чтобы он в Корсуне остался в полковничьем чине, то князь Дмитрий Михайлович Голицын, узнав об этом, не допустил его. Из-за этого Кандыбе некуда было деться, но придя к гетману он тот час же получил должность в Корсуне, туда же куда его сам Мазепа-изменник и определил. Но разве можно ждать от этого чего-нибудь хорошего, кроме плутовства?
Очень хорошо было бы, если б на его месте был другой человечек, с нашей стороны, как и во всех порубежных городах были полковники несогласные с гетманом, потому как если будут не согласны они, то дела Скоропадского будут открыты нам как писание священное…»
Устало протираю глаза, убирая в папку письмо смоленского губернатора, неизвестно как оказавшийся в Воронеже, да еще и столь хорошо осведомленном о делах не своего района ответственности. Впрочем, думаю, что на то они и ближники государевы, чтобы друг с другом отношения поддерживать и информацией делиться, главное, что звоночки тревожные поступают и это в преддверии войны с Османской империей. Которую, увы, не избежать, ведь начала ее отнюдь не Россия. Сместят Али-пашу, дружественного Руси и султан тут же воспользуется моментом.
Да и подозрительность киевского воеводы и смоленского губернатора, относительно порубежных полковников понятна, стоит только вспомнить, что Мазепа сбежал вместе со шведским королем, и сейчас обретается на территории Османской империи.
День за днем возвращался к чтению письма, заново пробегая глазами самые важные моменты, но пока ничего не приходило в голову. Как избежать заведомо проигрышной войны? Почему именно проигрышной? Потому что воевать на два фронта Россия не сможет по одной простой причине, нет у нее ни ресурсов, ни подготовленного четкого плана, который в прочем будет составлен, да вот только опираться он будет не на собственную силу и припасы, а на обещание дунайских князей. Так стоп! С чего же началась война? Карл оказался у османов, а через год султан объявит войну, точнее следующей осенью, получается, что время пока есть и тот фактор, который и является «раздражителем» Османской империи стоит убрать как можно быстрее. Хорошо, что дипломат новый в Стамбуле Шафиров полностью перенял бразды у погибшего Петра Толстого, иначе много ниточек потеряно могло быть, очень много, а они нам ой как нужны.
Еще бы узнать о том, как дела обстоят с нашими западными «друзьями» столь лихо предававшими нас, что уже и не знаешь, как лучше с ними или без. Но это так, мысли в слух, отец же для блага страны «забудет» предательство некоторых королей и поможет им, что, конечно же, правильно, вот только мне забывать это не следует. Лучше холить и лелеять достояние истории, а лучше приказать историку подробно написать об этом труд, с привлечением официальных документов и писем, думаю, государь наш не будет против этого. Тем более что уже год как у нас появилась первая типография, и размножить книгу не составит труда, хм, наверное. Решено, буду у батюшки просить дозволения о составлении подробного описания дел праведных и не очень.
Да и Петру, после Полтавы очень выгодно уладить вопрос о польском престоле. Восстановить полную законную власть Августа Второго, при этом оный тут же должен забыть о стародавних претензиях Речи Посполитой на Белую Церковь, как впрочем и о каких-либо претензиях польского короля на Ливонию. Но все это мои догадки, правда, до сего времени отцу не откажешь в каких-либо политических упущениях, что ни говори, а государь действительно человек дела, совершивший невозможное за неполные десять лет!
Конец ноября 1709 года от Р.Х.
Рязань.
Наместник Алексей Петрович Романов.
Остатки нашего посольства прибыли в Рязань до обеда, уставшие, но счастливые, ведь что может быть приятней возвращения домой? Въезжая в город я думал, что и встречать то нас никто не будет, все же я посылал одного из гвардейцев с письмом, в котором говорилось, что мы вообще прибудем в начале декабря. Однако видимо погода решила нам подыграть и последние полтораста верст оказались на удивление легко проходимыми.
Вот только стоило нам въехать на центральную площадь, где и стоял мой дворец наместника, как в воздух взметнулись оголенные штыки сотен витязей. А чуть в стороне строя стоял майор Заболотный, за ним два десятка расчехленных «колпаков». От удивления я даже не заметил, как ко мне подъезжают Прохор, Артур, Михаил и Кузьма, с улыбками, глядящими на мое несколько ошеломленное лицо.
-И когда вы только успели приготовиться?– отойдя от ошеломления, спросил троицу.
-Так благодаря разведчикам Прохора мы вас, ваше высочество уже третий час ожидаем,– ответил Кузьма, поправляя обрез на поясе.
-Молодцы, что еще можно вам сказать? Вот только где весь Совет, почему вас только трое, не вижу Николая, да и Сашки тоже нет?
-Никола в Истьинский завод вчера уехал, с проверкой поставок руды возникли какие-то проблемы, а Сашка с заводом и шерстью управляется,– ответил Артур.
-Каким еще заводом?– удивляюсь.
-Он еще летом нашего молодого мастера-токаря, подговорил ему с проблемой шерсти его помочь, так Андрейка и придумал станок прядильный с чесальней. Ну а наш Сашка не дурак, сразу еще тройку таких же ему заказал, а они места много требуют, вот и получился у него завод, не большой, правда, но зато все под крышей, да и людишек по вашему распоряжению не сильно мучить приходится,– пожав плечами, коротко рассказал датчанин.
-С этим ясно, но вот что с рудой? Там же чудо-печи на ней стоят, все в избытке, только лопатой да киркой махай.
-Не знаем, перед нами Никола не отсчитывается, поэтому и ответить не можем.
-Ладно, этот вопрос я сам с ним решу. Скажите мне други, где моя прелестная лекарка, почему не вижу ее, раз уж вы все тут?– задал самый насущный и главный для меня вопрос.
-Она в корпусе все время проводит, в городе не появляется почти, поэтому она сейчас должна прибыть.
-Понятно,– кивнул своим мыслям и с улыбкой чуть пришпорил коня, останавливаясь в центре площади, только теперь я заметил, что кроме витязей здесь стояли и воины СБ, блестя поверх тулупов стальными кирасами.
-Воины!– выпрямившись в седле, делаю небольшую паузу.– Сегодня замечательный день для всех нас! Я горжусь вами, всеми вами, вашими поступками и вашими победами! Наша Русь-матушка взрастила вас, а я дам вам цель в жизни! Так отпразднуем же победу русского оружия и русского мужества над северными варварами! Сегодня в городе объявляется большой праздник в честь победы моего отца близ Полтавы!
-Ура! Ура! Ура!– троекратное «ура» пронеслось над площадью, выводя из полудремы мирных обывателей.
-Кажется Михаил, твоим орлам придется сегодня поработать больше обычного,– улыбнулся я начальнику СБ.
-Такая работа только в радость для них
-Что ж, я рад коли так и есть. А теперь извините меня друзья,– глядя на противоположную сторону площади, где послышался стук копыт и через мгновение вылетела небольшая кавалькада, во главе которой на гнедой кобыле скакала прелестная девушка, с сияющими от слез глазами.– Я думаю нам всем стоит собраться в Приемной зале, причем всех офицеров полка и СБ стоит пригласить, а завтра ближе к обеду я думаю, будет нечто необычное, о котором я говорил вам еще в прошлом году…
-Как прикажете, ваше высочество,– с понимающими улыбками ответили они.
Не сдерживаясь больше, и не оглядываясь назад пришпорил коня, от чего он скакнул вперед галопом понесся вперед, через пару секунд остановившись перед гнедой кобылой. Не мешкая тут же спрыгиваю на землю и ловлю в свои объятия свою любимую, со всей силой прижавшейся ко мне.
-Никуда тебя больше не отпущу, с тобой куда угодно поеду, но одного не отпущу…– шепот Ольги словно живительный бальзам разливался по моей истосковавшейся душе.
«Любит!– внутри меня с радостью отозвался запертый на долгие месяцы зверь, сейчас окончательно пробудившийся в присутствии моей второй половинки».
-Милая, вечером я весь твой, но сейчас мне нужно заняться делами, и я очень хотел бы, чтобы ты была рядом со мной на обеде, и ужине,– опуская ее на землю, тихо сказал ей на ушко.
-Конечно, я все понимаю,– с улыбкой отозвалась она.
Дальнейшее времяпрепровождение пронеслось как один миг, обед плавно перетек в ужин, на площади гулял, кажется, весь город, детворе раздавали пряники и пирожки, выпекаемые специально по моему заказу в паре пекарен города. Для горожан и витязей, вместе со служивыми людьми на площадь выкатили бочки с медовухой и пивом. Где-то даже распивали сбитень, привезенный кем-то из купцов на осенней ярмарке.
Никаких дел, коих стоит заметить накопилось великое множество я конечно же не решал, сославшись на то, что денек можно и отдохнуть, все же в дороге я работал много, хотя и не столько сколько хотелось бы.
Однако, помня о своем обещании посвятить вечер своей ненаглядной половинке, я ближе к восьми часам вместе с Олей тихонечко выбрались из-за стола и ушли в мою комнату, оставив гуляющих и веселящихся друзей вместе с молодыми капитанами и лейтенантами радоваться победе, а заодно и знакомиться с графом Гомезом, благо что опыт винопития у Алехандро имелся не маленький так что за него я не беспокоился. Жаль только старика Рауля пришлось отправить в корпус сразу же как только с ним пообщалась Ольга, используя как переводчика меня самого и Алехандро. Повезло нам, что Рауль оказался неугодным церкви «еретиком», лекарь он опытный, вот только на сколько он хороший хирург, увы я не понял, а у Оленьки не та специализация, но как говорится в любом случае дареному коню в зубы не смотрят.
Пускай само празднование победы под Полтавой несколько запоздало, но ведь я его так толком и не отметил. Ну не считать же пару бутылок испанского вина, выпитого впопыхах в одной из придорожных таверн, сразу же как только нас встретил гонец от государя, привезшим весть о виктории и приказ о возвращении в Россию, в связи с «желанием царя Всея Руси и радеющего о сыне отца».
…наконец дверь за нами закрылась, и мы оказались в полутьме комнаты, разгоняемой кое-как парой свечей, в любой момент могущих превратиться в огарки.
-Любимый, как долго я ждала тебя!
Вокруг моей шеи сомкнулись ручки Оленьки, сразу же, как только мы остались наедине, губы ощутили сладостный вкус лесных ягод. Девушка с замиранием отстранилась от меня странно оглядывая с головы до ног.
-Ты был с другой… Да?– спросила она на конец, отворачиваясь к окну.
-Ну что ты милая! С чего такие глупости полезли тебе в голову, неужели мне кто-то будет нужен кроме такой прелести как ты?– со смехом спрашиваю ее, привлекая к себе, нежно обняв за талию. Лекарка попыталась, было надуть губки, но тут же улыбнулась, чувствуя, как мои ладони медленно опускаются по талии вниз, останавливаясь чуть ниже допустимого уровня…
-Вот так всегда, нет, чтобы сказать, что любишь меня,– повернувшись, девушка слегка наклонила голову, с хитринкой глядя на меня.
Не удержавшись, наклоняюсь к ее шее, слега, прикусываю кожу губами, от чего моя любимая прикрыла глаза, но, вспомнив, что еще недавно она была на меня обижена, аккуратно вырвалась из рук, надувшись, уселась в кресло.
-Ну, Оленька, что ты придумала? В конце концов, тебе моего слова недостаточно?!– постепенно начал я распаляться.
Увидев, что я начинаю злиться на необоснованную глупость, она тут же улыбнулась.
-Просто я действительно люблю тебя, мне было так плохо без тебя милый!
-Я знаю, я это прекрасно знаю,– не выдержав, подхватываю вяло сопротивляющуюся девушку на руки, успевая целовать ее плечи и лицо.
Со смехом начинаю кружить Оленьку по комнате, до тех пор пока радостный смех не разлетелся по углам комнаты. Еще пару раз, покрутившись вместе с ней аккуратно положил ее на постель, с восторгом глядя на чудесную фигурку, закрытую светло-зеленым сарафаном. Видя как я на нее смотрю Оля радостно засмеялась, маня к себе…
Спустя пару часов, я наблюдал как у меня на плече улыбаясь, спит мой ангел-хранитель, которого я действительно люблю больше жизни. Правда узнать об этом не суждено никому, даже ей, ведь я уже не подвластен себе, как бы не старался и не желал этого, мой путь Россия и если государь скажет нет, то я с этим ничего не смогу поделать, как бы больно и горько от этого мне не становилось.
С такими не радостными мыслями я закрыл глаза, для того чтобы с утра проснуться от ласковых поцелуев моей прелести, легонько теребящая мои уши, поглаживая их кончиками пальцев, доставляя поистине неземное удовольствие.
-Пора вставать, там прибыл человек от государя-батюшки, ожидает тебя, милый, в Приемном зале, вместе с твоими друзьями, все ждут твоего прихода,– ласково сказал Оля.
-А это не может подождать?– делаю попытку отсрочить столь ненужную в данный момент встречу.
-Нет, тем более ты мне сам говорил, что дела надо делать сразу же как они появляются, иначе через день их станет много больше, и тогда решить их будет во много крат сложнее.
-Хорошо-хорошо, уже встаю,– нехотя разлепляю веки, вижу перед собой улыбку любимой, пытаюсь поцеловать ее, но девушка уворачивается от меня.
-Нет, тебе надо вставать, гости ждут, а хозяину не хорошо заставлять их ждать.
-Только второй день у себя в городе, а уже как будто и не покидал его, те же проблемы, что и всегда. Наверное, все же Совету не стоило давать столько полномочий,– хмуро бросаю в пустоту, не ожидая ответа от любимой.
-Ну почему же, так даже лучше, иначе кто бы тебя подстегивал с утра и постоянно будил такого соню?– с хитринкой спросила лекарка.
-Да я всегда с первыми лучами солнца встаю!– задыхаюсь от такого несправедливого замечания.– Подумаешь, денек дал себе расслабиться…
-Вот видишь, ты уже проснулся, так что одевайся и спускайся, я буду у себя, мне надо еще пару листов по программе учеников написать, все же если как ты говоришь это долгожданней и столь нужный нам хирург, то ребятам придется заново кое-что проходить, а быть может и переучиваться,– со скрытой радостью сказала Ольга.
-Но я думал, что ты составишь нам…– только начал я говорить, как пальчик девушки лег мне на губы.
-Теперь я тебя никуда без себя не отпущу, а в разговорах мужчин мне лучше не участвовать, пускай ты если надо будет у меня что-нибудь спросишь, и мне радость и тебе не думать постоянно о моем близком присутствии,– тепло улыбнулась Оленька.– С мыслей сбиваться не будешь на плотские и духовные утехи.
Не дав мне времени возразить лекарка выпорхнула из комнаты словно бабочка и тут же в нее вошел Никифор с двумя слугами несшими медную ванну, за ними шли четверо с горячей водой в больших бидонах. По традиции камердинер нес чистое полотенце и что-то еще, квадратной формы.
-Что это?
-Мыло, которое передала мне госпожа, сегодня утром,– спокойно ответил Никифор, протягивая мне кусок, сам же приготовил полотенце.
Кинув взгляд в сторону увидел тазик на треноге с приятно пахнущей водой, на дне которой лежал небольшой камешек салатового цвета.
«Чудеса народной медицины,– усмехаюсь про себя, брезгая ладонями странную воду».
Умывшись, я почувствовал, как по лицу пронеслась волна свежести, окончательно изгоняя из организма дремоту. Ополоснувшись, быстро накинул на себя рубаху, порты и сапоги, прицепил к портупее ножны с подаренной отцом шпагой, поправил рубаху и с чистой совестью вышел в коридор, по пути заглянув в комнату Оленьки, шепнув ей. Что непременно буду ждать ее внизу, и она не в коем случае не будет отвлекать меня от государственных дел, скорее наоборот, но по-прежнему получил вежливый отказ, подкрепленный страстным поцелуем, прерванным самой Олей, с виноватой улыбкой показав на начатые строки на белом листе бумаги.
Мне же ничего не оставалось как наконец спуститься к друзьям, весело обсуждавшим какую-то новость, чуть в стороне от Артура, Миши и Кузьмы с Прохором сидели Алехандро, уже вполне сносно общавшийся на русском языке и неизвестный мне молодой человек, которому на вид вряд ли дашь больше четверти века. Увидев меня присутствующие встали, в приветствии, а неизвестный слегка поклонился, представляясь:
-Василий Никитич Татищев, прибыл к его высочеству для осведомления оного о Полтавской виктории и делах государственных, по приказу государя нашего, Петра Алексеевича,– чуть ли не щелкнув каблуками представился молодой дворянин.
-Очень приятно видеть вас, Василий Никитич у себя, надеюсь вы отобедаете с нами, все-таки труды моих поваров достойны того, чтобы быть как минимум опробованы,– с дружеской улыбкой спрашиваю Татищева.
-Конечно, ваше высочество…
Сразу же в залу внесли десяток блюд, за ними пару больших супниц и поднос с молодым поросенком, зажаренном в каком-то соусе… хм или не соусе, не знаю, не разбираюсь я в этом, так что как говорится, не судите строго люди. Во время завтрака, слово за слово удалось узнать, что присланный по моей давней просьбе участник Полтавской баталии со стороны государя. А не верных мне витязей родился как я и думал не так давно, а именно в апреле 1686 года в семье псковского помещика, который в то время служил стольником при царском дворе. Конечно, про древность рода я его не спрашивал, но, глядя на его лицо, поневоле начинало казаться, что десяток благородных предков у Василия имеется точно. Вот собственно и все что мне удалось узнать о нем, однако это было не все, что хотел поведать мне царский посланник, да и мне не с руки при нем начинать разбираться в тех делах, которые на протяжении полугода остались без моего внимания. Так что, извинившись перед нашей компанией, мы вместе с Василием вышли во двор, где на его конце занимался десяток гвардейцев, увидев меня тут же отдавшие воинское приветствие, вытянувшись во фрунт подняв шпаги чуть выше колен. Ответив им, я прошел дальше, увлекая за собой отцовского посланца в сторону небольшого домика, где с легкой руки Ольги выросли кадушки с цветами и небольшими деревцами, само помещение отапливалось тремя печами, а в стенах зияли стеклянные витражи. Сами же кадушки стояли по сторонам узкой дорожки длинной в пару десятков метров, плавно заворачивающуюся в ровный овал, позволяя в случае нужды гулять в этом ботаническом саду сколько угодно времени.
-Ну что Василий, сказывай о том, что государь наш приказал тебе поведать мне.
-Как скажете ваше высочество,– улыбнулся он.
В следующие полчаса я узнал, что моя «слава» среди людей ищущих дополнительного покровителя облетела не только южные просторы Руси, но и залетела в западные районы, минуя Черноземье. С одной стороны сие конечно же хорошо, люди поневоле принимают меня в серьез, а с другой мне теперь предстоит ожидать много неприятностей со стороны тех людей, которые не желают изменения порядка сложившихся при нынешнем государе вещей, тот же Алексашка будет ой как против, если я возвышусь на столько, что государь приблизит меня к себе не только как сына, но и как полноправного приемника.
Так вот, как сказал мне Татищев, государь «простил» Августу альтранштадтскую измену и сразу же после Полтавы приказал русскому отряду прогнать вон из Польши шведские полки, ополовиненные политикой Карла, изможденные и лишенные нормального снабжения, шведы сразу же покинули пределы польских территорий, как только весть о русском отряде, увеличившемся в два раза по сравнению с прошлым годом дошла до них. Ну а польские магнаты сразу же поспешили провозгласить Станислава Лещинского низложенным и восстановили Августа на престоле.
-Истинную же цену польско-саксонскому союзнику наш государь знал очень хорошо,– сказал Василий оглядываясь по сторонам, словно высматривая следящих за нами шпионов.– Царь-батюшка при встрече с Августом спросил у него, где подаренная ему сабля, та самая рукоять которой, осыпана драгоценными камнями и которую он подарил некогда Августу, вступая в союз с ним. Август ответил, что забыл ее в Дрездене. «Ну, так вот я тебе дарю новую саблю!» сказал наш государь, отдавая ему ту же самую саблю, которую наши войска нашли на поле Полтавской битвы в личных вещах бежавшего Карла. Оказалось, что два года назад, заключая свой предательский договор с Карлом, Август подарил шведскому королю подарок нашего государя…
-Вот ведь пёсий выкормыш!– выругался я, не сдержавшись.– Как отреагировал на ложь «союзничка» его величество?
-Как говорил нам государь, предательское поведение Августа, он раскусил еще в прошлом году, когда из-за него наша армия в Польше испытывала огромные трудности, находясь в отчаянном положении. И это не могло не быть оценено по достоинству его величеством. Однако из-за того, что сам Август нужен нам, государь решил сделать вид, что быль молодцу не в укор. Поэтому встреча трепетавшего Августа с царем оказалась любезной со стороны нашего царя-батюшки, и разговоры тоже велись самые учтивые.
Однако эта неприятная сцена не помешала Августу подослать к царю своего министра Флеминга, который пытался выпросить у Петра кое-что в пользу Польши из последних русских завоеваний в Прибалтике. Но из этого ровно ничего не вышло. Не для того наши солдаты выдержали такую долгую и тяжкую борьбу, чтобы, вытеснив шведов, допустить саксонских немцев или поляков к только что приобретенному морскому берегу. Как сказал сам государь «все мои союзники меня покинули в затруднении и предоставили меня моим собственным силам. Так вот теперь я хочу также оставить за собой и выгоды и хочу завоевать Лифляндию, чтобы соединить ее с Россией, а не за тем, чтобы уступить ее вашему королю или польской республике».
-Получается, что все-таки ни Саксонии, ни Польше ничего не перепадет из добытого от шведов русской кровью?– с облегчением спрашиваю посланца государя.
-Да, все остается у нас и никому завоеванных территорий наш царь не отдаст,– без улыбки ответил Василий.
-Ну а дальше что же? Как на счет наступательного договора, ведь не мог этот… не согласиться на новый договор?– спрашиваю его, уже зная ответ.
-Ха, польский король уже через три дня по прибытии государя нашего Петра Алексеевича согласился подписать новый наступательный и оборонительный договор Польши и Саксонии с Россией против Швеции.
Кроме того выяснилось, что помимо Августа к моему отцу со всех сторон съезжались разные поздравители. 7 октября в Торунь прибыл чрезвычайный посланник от датского короля – барон фон Ранцов с поздравлениями и желанием вступить в новый наступательный и оборонительный союз против Швеции. На следующий же день между фон Ранцем и министрами, бывшими в свите царя, были улажены статьи договора против шведов, почти сразу же ратифицированные в Копенгагене.
Так же навстречу государю, отплывшему по реке Висле из Торуня, поспешил самолично король прусский, который явился на царское судно недалеко от Мариенвердера. Там им удалось заключить между Россией и Пруссией оборонительный союз против Швеции. На наступательный союз Фридрих Вильгельм не решился.
-Спасибо тебе Василий, действительно интересную и важную весть мне привез, так что ежели у тебя нет дел больше, то прошу быть моим гостем,– с улыбкой сказал я царскому посланнику.
-Увы, ваше высочество, но я и так задержался, в этом чудесном граде, а ведь еще надо дела свои и государевы сделать, да к середине декабря обернуться,– поблагодарил меня Татищев.– И еще, государь наш батюшка повелел мне передать, чтобы вы прибыли вместе с полком «Русских витязей» к войскам, перед тем как будут проедены по улицам Москвы пленные шведы. Царь собирается включить их в общую колонну, отметить наравне с гвардейскими полками!
-Что ж спасибо еще раз, приказ батюшка закон…
Василий, попрощавшись еще раз, сразу же отправился к стойлу, где стоял привязанный жеребец, возле которого мельтешил юный конюх, сноровисто проверяющий подпругу и само седло. Постояв пару секунд, я развернулся и пошел к заждавшимся друзьям, мысленно прикидывая, чем заняться в первую очередь. Почему-то у меня сложилось такое впечатление, что проблем в губернии стало больше, чем до моего отъезда. Да и чего говорить, своя рубашка всегда ближе к телу, нежели служебная.
Тарелки давно уже опустели, и сейчас четверо друзей слушали рассказ Алехандро, дошедшего до того момента как мы начали отплывать из Валенсии.
-Не плохо вы там повеселились, ваше высочество!– присвистнул Артур, с интересом поглядывая на графа.
-Не сказать, чтобы очень мы там веселились, но разговор сейчас будет не о том. Лучше расскажите мне о своих делах, а после я и доклады ваши за месяцы работ прочитаю, всяко лучше, чем в праздности время проводить,– как бы, между прочим, говорю собравшимся.
-И когда нужны будут вашему высочеству доклады?– спокойно спросил барон Либерас.
-Завтра до обеда я хочу ознакомиться со сметой и докладами каждого из вас, друзья. Все же время прошло, а бюджет наш не бездонный, да и предупреждал я вас, что по приезду проверю вас. Дружба дружбой, а спрос в случае нужды будет строгий,– нахмурившись, сказал я им.
-Конечно, мы все это прекрасно понимаем,– кивнул Михаил, боярский сын.
-Я могу прямо сейчас отчитаться за свою вотчину,– насупился Кузьма, видимо моя подозрительность задела его. Но ничего, я уже не тот мальчик, каким был два с половиной года назад, и многие глупости из головы постепенно выветриваются.
К примеру, о том, что у руля власти есть бескорыстные люди, увы, но это не так, кушать всем хочется, да и мошна у каждого своя, до коммунизма в этом времени далековато, как впрочем, и в моем прошлом времени.
-Сейчас не к спеху, но завтра я обязательно выслушаю тебя Кузя. Теперь же рассказывайте, какие тут у вас без моего ведома истории приключались. Может странности, какие глаз зацепил?– постепенно напряженность в зале спала, неторопливая беседа, как обычно переросла в возбужденное обсуждение, в которой активно участвовал и Алехандро, несколько по-другому глядящий на обыденные для нас вещи и события.
В целом дела в губернии в мое отсутствие, оказывается, шли в гору, пускай с некоторыми сложностями, но все-таки не стояли на месте, как я в тайне про себя боялся. Треть дороги от цементного завода, рядом с которым вырос его кирпичный придаток, уже покрывали толстенькие толи блоки, толи плиты. Сама дорога оказалась поднята чуть ли не на сажень над той, которая была ранее, правда пока это создавало большие проблемы на окончании дорожного полотна, из-за большой разницы между старой и новой дорогой. Однако движение по проложенным бетонным плитам оказалось много лучше чем по той грязи, которая чуть ли не по полгода стояла на проезженной колее.
Определенно плюсов было много больше, чем минусов, да и те в скором времени должны убраться, всего пару лет и дорога на Рязань и в Петровку будет готова, а при желании можно уложиться раньше, используя всю мою власти, главное не переборщить.
Основанный банк как я и думал, занимался не совсем тем, что нужно, вместо действительно выгодного вложения капитала купцы решили по-тихому «снять сливки», но это у них не получилось, витязи, приставленные в качестве наблюдателей и младших сотрудников столь необычной структуры не дали. Что ж придется тогда самому принимать меры, вводить устав банка, иначе это копание ни к чему дельному не приведет. Вот только странно, почему Николай всего этого не сделал? Ведь он ответвленный за этот сектор. Да, вопросов, несомненно, больше чем ответов на них, и не сказать, что я этому рад.
В Петровке растут мастерские как грибы, вот только все равно этого мало, очень мало. Да конечно же молоты Дмитрия значительно облегчают работу, как впрочем и все те новые станки Андрея Нартова, которые он успел сделать, благодаря близости к литейной и кузнице. Один только способ отливки пушек с готовым калибром без внутренней фурмы чего стоит. Ведь насколько я знаю, Дмитрий до этого момента высверливал нужный калибр. Благо, что все «колпаки» были 12-ти фунтовые, иначе проблем с их созданием было бы много больше. Конечно, отливают их на Истьинском заводе, подручные главного мастера, следуя тем статьям, которые были им, составлены чуть ли не полтора года назад, теперь же процесс ускорился, чуть ли не втрое, да и доработанные станки Нартова для сверления орудий и дул фузей много пользы принесли. И как я надеюсь это далеко не все, что придумает гений молодого мастера-токаря.
-А что известно по мануфактурам на Урале?– как бы между прочим спрашиваю друзей.– Как Николай справляется с этим делом? Все же заводы уже должны уже стоять, по крайней мере большая часть работ должна быть сделана, да и по другому вопросу о найденных залежах не мешало бы мне рассказать.
-Как отписывали братья Мироновы, дела у них идут как и планировали в срок, к весне уже могут доставить в Рязань первые образцы выплавленного чугуна, говорят что места там богатые на руду, да и по пути разведали пару мест с каменным углем. Но отписывают они, что людей для охраны маловато, места там дикие, зверья полно, да и местные частенько балуют, на лагерь даже пару раз нападали, но взять его не смогли, только пятерых охранников положили,– ответил Михаил.
Про серебро, найденное Мироновыми Михаил благоразумно умолчал, не та обстановка, да и вопрос этот не решается за пару минут, слишком много сложностей возникает при его решении. С одной стороны огромный барыш заиметь можно, если в тихую обработать месторождение, но при этом в случае обнаружения получить на свою голову кучу проблем, и опала меньшая из них. Петр ревностно относится к казне и лишаться дополнительного дохода ему не с руки. Вот так-то и получается, что остается второй вариант, как получение одной пятой от добычи плюс возможность заиметь часть льгот под другое строительство, к примеру беспошлинно торговать внутри страны и с соседями той продукцией которую производят подвластные мне предприятия.
Правда в общем случае получается, что из всех мастерских и заводов, исключая работающие на армию и являющиеся по своей сути секретными, на внутренний и внешний рынок пока работают только Истьинский завод, выпускающий косы, лопаты, топоры и пилы, цементный завод, большую часть продукции использующий в собственных нуждах, но все же летом выведший на рынок Рязани новый строительный раствор, сразу же прочно обосновавшийся в рядах особо полезных строительных материалов. Кирпичный завод пока приносил одни убытки, оно и понятно строительство его только-только закончено и никакой продукции на рынок он произвести просто не успел.
И все же точных цифр передо мной не было, благо что за эти два завода отвечает Кузьма, успевающий быть в корпусе, Рязани и заводах чуть ли не одновременно. В общем убытки от налаживающегося производства на лицо, а прибыли в ближайшие полгода ждать не придется это точно, одна надежда на финансирование ПБР, да на государевы дотации, все же поставки фузей на сколько мне известно идут полным ходом и четыре батальона Семеновского полка уже полностью перевооружены новыми образцами фузей, впрочем и в Преображенском полку дела обстояли не особо хуже, последняя партия должна была окончательно исправить сию несправедливость. Остается надеяться на благоразумие Петра о сохранении тайны оружия и его хранении и должной эксплуатации, а то ведь привыкли чистить оружие красным кирпичом, и не переубедишь, что это не хорошо, скорее очень даже наоборот!
Артур же рассказывая об успехах мастерской Андрея Нартова коротко изложил проект молодого гения, разработанный им совместно с Дмитрием Колпаковым, по созданию плавильной мастерской на территории Петровки, со всеми нужными для нее приспособлениями и устройствами по подъему вновь отлитых орудий и снарядов. По словам Артура получалось, что эта мастерская должна быть размером с хороший завод, однако не дожидаясь моих возражений, барон сразу же встал в защиту этой идеи, основываясь на том, что на Истьинском заводе хотя и работает литейная, но ее качество таково, что только каждый четвертый орудийный ствол проходит должную проверку и уходит с обозов в расположение корпуса.
Про снаряды же и вовсе говорить не следует, ибо порох изготавливаемый в Москве лежит на складах в корпусе, дожидаясь новой поставки с завода, а ведь как было бы проще, если бы все это выплавлялось в одном месте действительно знающими людьми. Мои возражения по поводу того, что сталь, создаваемая на заводе требует высоких температур для повторной переплавки сразу же отмелись в сторону, ибо как сказал Артур этот вопрос решаем и два мастера уже давно придумали как его решить, вот только об этом они расскажут мне при личной встречи.
Удивительно но неспешный разговор занял у нас часа три, а то и больше, обед был благополучно проглочен, а до ужина еще далеко, но острых вопросов уже не осталось, да и друзьям надо дать время, для их подготовки к завтрашней ревизии. Так как слово человека, должно быть тверже гранита!
Один только Алехандро остался без работы, с интересом слушающий нашу беседу он то и дело морщил лоб, и внимательно следил за каждым высказыванием, попутно совершенствуясь в русском языке и заодно узнавая нечто новое для себя самого, особенно о своей новой Родине.
-Алехандро, если ты не против, то я думаю, что Кузьма не откажется взять тебя с собой, а если ты заинтересуешься, то может статься что даже при желании можешь поучить наших отроков фехтованию, все же лишним это не будет точно, да и тебе будет чем заняться, пока ты не определился с будущей стезей,– с улыбкой предложил я графу Гомезу, уже начавшему с тоской озираться по сторонам.
-Конечно, я буду только рад!– обрадовался он, говоря с небольшим акцентом.
-Я тоже,– искренне улыбнулся Кузя, глядя на испанца с интересом, оценивая его по каким-то собственным параметрам, неведомым мне.
-Что ж, тогда друзья думаю, нам стоит оставить этот зал и встретиться завтра с утра, скажем часиков в восемь, как раз и солнышко только встает и работается поутру лучше, да и мне надо будет с делами губернии посидеть…
Глава 13
Декабрь 1709 года от Р.Х.
Недалеко от Москвы.
Наследник Русского царства.
Полк «Русских витязей» остановился после марша, сразу же начав обустраивать свой лагерь. Дальше можно уже не двигаться, скоро сюда должны подойти полки государя и вместе с ними витязи вступят в столицу, ведя перед собой часть пленных шведов, самую элитную ее часть.
Пока молодые, но уже опытные воины занимались необходимыми приготовлениями, расчищали площадки для походных шатров, натаскивали дрова для походных кухонь, помогали поварам готовить обед. И только трое стояли без дела, на маленьком пятачке спокойствия, посреди этого людского муравейника.
-Прохор, как там братья? Довольны ли они наградой, все ли их устраивает в нынешней жизни своей? Быть может пожелания у них скрытые есть, которые мне побоялись сказать?– цесаревич стоял рядом с молодой девушкой, прижимающейся к нему.
-Довольны, Старший брат, даже очень довольны!– улыбнулся полковник, в который раз глядя себе на грудь, где блестел золотой выпуклый медведь, внизу которого были три слова: «Победа при Полтаве».
Моя давняя задумка, наконец, воплотилась в жизнь, златокузнецы таки сделали заказ годичной давности, создав малые ордена и медали. Вот только одно меня смущало, такого новшества может не одобрить сам государь, мол, как же так, один полк получил наградные медали и ордена, а другие, гвардейские, к примеру, нет. Получалось не очень то и хорошо, правда надеюсь, решение, создать больше таких орденов и медалей было своевременным и сейчас, когда в обозе у меня лежала, чуть ли не тысяча оных наградных знаков. Я вполне могу подтолкнуть царя к тому, что неплохо было бы их легализовать на государственном уровне, а не на областном, тьфу ты, губернаторском. Что ж время покажет, а пока будем думать, как быть дальше.
Жаль только, что медалей удалось сделать всего ничего, два вида: «За мужество» и именная «Победа при Полтаве», да и орден был всего лишь один, как раз с таким же названием, как и медаль. Сами же медали были круглой формы, на одной был выгравирован пикирующий сокол, а на второй пушка, фузея и всадник. На ордене же рисунок был точно таким же.
Орден решено было присудить только обер-офицерам и естественно самому полковнику. А вот медаль за Полтаву выдавалась всем участникам битвы, выделяя их из общей массы воинов, сразу же ставя их на ступеньку выше всех тех, кого там не было. Вот только сих медалей у меня в запасе было маловато, но думаю, если задумка понравится Петру, то он найдет способ наградить всех воинов, точнее сделать для них медали.
Между тем время шло, оборудование полевого лагеря заканчивалось, когда на горизонте показались всадники, часть из них скрылась в перелеске, а остальная часть на рысях тронулась напрямик, то есть на нас. Разглядев штандарт, часовые расслабились, сам царь ехал к нам, оставляя за спиной пару сотен драгун, которые дожидались остальной кортеж, вместе с пехотными полками и пленными шведами.
-Молодец! Даже раньше меня на месте оказался, да еще и лагерь оборудовать успел. А это что за шатры такие странные стоят, раньше таковых я не встречал?– Петр тут же заинтересовался новшеством, подошел к одному из них и подробно осмотрел, даже внутрь заглянул.– Отрадно, а главное для солдата место будет, чтобы от дождя и ветра укрыться. Так что сын, пускай часть этих шатров моим гвардейцам отдадут, скажем, половину в самый раз будет.
-В этом нет нужды, ваше величество, мы привезли с собой в обозе полсотни палаток, как раз для того, чтобы был пример, с которого такие же сделать можно было. А вместе с тем и проверить их на практике, в поле или вовсе поставить возле стоянки, словом сделать все что угодно,– мягко возражаю Петру.
-Хм, и в правду так оно лучше будет,– подумав, согласился царь, потом внезапно на его лица мелькнула улыбка и тут же пропала.– А это что прелестница с тобой рядом стоит сын?
Такого вопроса от государя я не ожидал, поэтому дернулся, словно от удара плетью, но все же нацепил на лицо улыбку и немного виновато посмотрел на Оленьку, мол, говорил же тебе не стоит ехать со мной, но она только лишь улыбнулась и все.
-Это моя спасительница и любимая девушка, боярыня Звонарева,– представил я Олю.
-Я что-то не припомню ее, иначе такую красоту обязательно бы заметил, да и род Звонаревых что-то не припоминаю,– нахмурился государь.
За спиной царя начали шептаться светлейший князь Меншиков и князь Головкин, в окружении верных прихлебателей, чуть дальше от них стояли Апраксин с князем Долгоруким, приехавшим в штаб к государю прямиком из Дании. На празднование победы, и, конечно, для получения дальнейших указаний о действиях союзников Русского царства против Швеции, которые нельзя доверить обычному письму.
-Она жила у дедушки, всю юность и малолетство, родители Оли умерли почти сразу же после рождения,– ответил я за Ольгу, чуть выйдя вперед.
-Что ж, тогда понятно,– прикусив губу, царь недолго думал над чем-то, а потом резко пошел в сторону возвышавшегося отдельного шатра на бугорке, в сторону моего шатра.– Пусть разместят мою свиту, нам как никак здесь день, а то и два постоять придется. Видимо нас ожидает что-то особенное. А министры пускай быт полка изучают, глядишь, и чего-нибудь нового у твоих орлов узнают, зелоно примерны они на деле, да и в выполнении приказов оказались, вон даже при Полтаве графа Пипера с казной захватили.
-Конечно ваше высочество,– киваю государю, бросая мимолетный взгляд на Прохора, тот на меня и лишь уголком губ показал, что все прекрасно понял, тут же выйдя наперерез свите государя, собравшейся было уже за царем.
-Сержант Дубков!– позвал одного из витязей полковник.
-Я!– мигом отозвался тот, подходя к Прохору.
-Проводи боярыню Звонареву в ее шатер,– чуть тише приказал командир витязей.
-Есть,– ответил он, опуская ладонь, выйдя, чуть вперед он, подождал пока Оля пойдет за ним, с моего молчаливого согласия, и повел ее в сторону, чуть ниже моего шатра.
Попытавшиеся было возмутиться Меншиков и Головкин замолчали, увидев, что все их хамство ни коим образом не действует на появившихся из ниоткуда пары десятков мрачно глядящих на окружение Петра витязей с фузеями на плечах.
-Ответь мне сын, что это на груди у воинов висит?– внимательно всматриваясь в одного из идущих витязей, внезапно спросил государь.
-Это медаль, отец, их по моему приказу сделали золотари, дабы воины, отличившиеся в битве или своей честной службой были видны издалека и они сами могли бы по праву гордиться своими ратными подвигами и безупречной службой.
-Складно речи ведешь, Алешка, весьма складно, однако почему допрежь меня воинов жалуешь? Или считаешь меня не достаточно годным для этого?– хмуро поинтересовался Петр, даже не глядя на меня, продолжая идти к шатру.
-Так я же для опыта, отец!– недоуменно восклицаю.
-Чего?!
-Говорю, сделал я это не со злого умысла, а только для того чтобы посмотреть, как витязи чувствовать себя будут, ощущать себя с медалью на теле…
-Ну и как? Узнал?– с интересом спросил Петр.
-Да, и выяснил, что боевой дух у них весьма подрос и на многое, что раньше они роптали, сейчас даже в голову не берут, весьма важная эта вещь оказалась. Награждать отличившихся солдат медалями.
-И что все равно кого награждать? А как же урон чести для шляхетсва? Ведь что обычному солдату, что ему… не почести будет,– с сомнением протянул отец, отодвигая первую занавеску на входе в тамбур палатки.
-А для обер-офицеров и выше существуют малые ордена, выше по достоинству, чем медали, поэтому и урон для чести старшим офицерам не будет, вот только отличие младших орденов от медалей только в том, что выполнены они, из драгоценного метала, серебра или золота, а обычная медаль из меди.
-Хорошо, что так продумал, сын, иначе я уж было усомнился в тебе, особенно когда канцлер наш мне переписку твою с английским послом показал!– пройдя внутрь, царь тяжело поглядел на меня, ожидая моей реакции.
-Какую переписку?– не понимаю о чем идее речь, однако, видя напряженное лицо Петра, понимаю, что он не шутит.
-Ту самую, где ты с ним договариваешься о помощи, вот только какой помощи, там не сказано,– все так же напряженно смотрит на меня государь.
-Не было никакой переписки отец, клянусь, что не было ее! Если ты захочешь, батюшка то давай мои письма сверим, с теми, что я тебе писал из-за границы, да и на Руси тоже.
-Хочешь сказать подложное оно?– отвернулся он от меня, разглядывая столешницу.
-Да, именно так.
-Ладно, пускай так оно и будет, делом и помыслами ты мне себя давно показал, вижу я, что исправился ты, да за голову взялся, так что пускай людишки делом займутся. А мы отложим сей разговор пренеприятный. В случае чего примерно накажу виноватых,– немного оттаял царь.
Помолчав пару минут, государь встал со своего места, я невольно отметил торжествующие искры в его глазах, сейчас передо мной стоял человек, чуть ли не в одиночку совершивший невозможное. Гордый своими деяниями и тем подвигом, который совершила русская армия в конце июня этого года, уничтожив армию врага. Качество и выучка, которой превосходило качество любого из войсковых объединений Европы! И даже небольшая размолвка со мной видимо не испортила его настроения, все-таки видимо он и сам не верил в те доказательства, которые были предъявлены канцлером Головкиным.
Да и князь хорош, скупердяй, етить его через плечо! Ну, неужели я два года корпел над губернией и создавал буквально из ничего новую структуры армии, с непохожим на мировые аналоги Уставом. Не та дешевая подделка, которую Петр в будущем скопирует с австрийского. Свой, написанный за долгие вечера и бессонные ночи! Конечно, я тоже не из головы основные положения брал, но ведь и не из европейских уставов точно. Видать кому-то очень уж прижимает мое небывалое возвышение, хотя какое возвышение? Я же наследник престола, а не какой-нибудь безродный выкормыш петровский, как тот же самый Алексашка!
«Стоп! Оставить все ненужные мысли, тем более, такие, от которых только проблемы получить можно, но никак не пользу,– выдохнув сквозь зубы воздух, одергиваю сам себя».
-Садись сын, рассказывай, каково тебе быть дома, после путешествия своего? Сказывай что делал, как дела вел, а может беседы с кем плодотворные вести приходилось?– царь по своему обыкновению начал набивать трубку табаком, словно и не было только что неприятных речей, и мы только встретились, я же поудобнее устроился на кресле, налил себе холодного морса.
-Дома, на Руси отец много лучше, чем в Европе, хотя и погода там много глаже, да и людишки одеты нарядней…
-Это ничего, дело это справное, главное сказывай!– перебил меня Петр, с энтузиазмом раскуривая вонючую трубку.
-В середине нашего путешествия, как я тебе уже писал батюшка, попал наш караван в шторм который и разметал корабли по сторонам, нашему «Зверю» не повезло, и у него образовалась течь, поэтому капитан приказал двигаться к первой попавшейся бухте, где он и должен был заделать оную…
-Это знаю я, дальше сказывай, о дворе Испанском и их монархе!– нетерпеливо бросил государь, выпуская облако дыма.
А что можно рассказать, если и так все подробно на бумаге написал и с курьером отправил впереди себя? Не знаю, видимо отец чего-то хочет, но ведь чего? А ладно, от меня не убудет, еще разок повторить все что было, глядишь, действительно чего нужное вспомню, о чем позабыл отписаться.
Так слово за слово, я подробно рассказал отцу о том, как наблюдал осаду и взятие Мессины, бой с каперами, рассказал о городах Испании в которых удалось побывать. Поведал о том, что узнал у Алехандро о внутренней политике, добавил часть свои наблюдений, кое-какие мысли по поводу сближения с разоренной страной. Не забыл и про заключенный тайный договор, о поставках сырья, оружия и провизии для королевства.
-Что ж, могу похвалить тебя, сын видимо действительно многому научился ты за последнее время,– с улыбкой сказал Петр, подходя ко мне.– На счет кораблей ты конечно немного лиху дал. Нет у нас, их, чтобы послать к испанцам, по крайней пока, но вот то, что они заинтересовались уже хорошо, значит надо будет твое консульство в посольство переделать, да и боярина того…
-Долгомирова,– подсказал государю, отпивая глоток прохладного морса.
-Да, боярина Долгомирова на место утвердить, зелоно смышлен он, да и ротация о нем была хорошая, так что пускай с испанцами отношения добрые завяжет, да подручников из их числа наберет, там глядишь и еще кого на поселение к нам определим. Да и он там еще кого-нибудь из нужных людей подберет, тех, что Испании не нужными оказались, а то, как-то не хорошо получилось, ты всего двоих привез. А ведь Руси нужно многие сотни! Да чтоб посмышленнее, от которых польза нашему Отечеству была. Я предчувствую, что россияне когда-нибудь, а может быть и при моей жизни пристыдят самые просвещенные народы успехами своими в науках, неутомимостью в трудах и величеством твердой и громкой славы!
-Ты прав отец, именно этого и следует добиваться всеми силами! Однако государь, как же иностранцам ехать сюда, если свободы, то у них как таковой не будет? В Европе почитай уже век как крепостного права нет, все крестьяне с наделом живут, и по пустому не ропщут,– «кидаю» пробный камешек в огород отца.
-Ты мне эти мысли брось! Ишь отменили они, а кто будет на мануфактурах работать и в армию пойдет, ежели я свободу крестьянам дам? Ответь мне, Алешка,– вновь нахмурился государь, исподлобья глядя на меня.
-Так сами людишки и пойдут, и лучше прежнего будет, ведь каждый для себя работает много лучше чем на барина, или иноземца какого-нибудь,– возразил я царю.
-Так то оно так, да не совсем…– чуть остыл Петр.– Война у нас на носу с османами, да и Карл мир подписать не желает, точнее сестра его с советниками, поэтому и думать надо не о людях и животе их бренном, а о пушках, фузеях, и строящемся на Балтике флоте!
-Как скажешь, батюшка, так оно и будет,– смиренно наклоняю голову, гася в зародыше зарождающийся гнев.
Трудно мне будет, ой как трудно переубедить отца в его взглядах на политику, которые пока принесли не так то и много пользы для простого народа, разве что для страны кое-что обломилось, да и то, не иначе как проблемой не назовешь. Между тем видя мою покорность царь встал с кресла и пыхая сигаретным дымом, словно паровоз, ходил взад вперед, наслаждаясь вонючей травой.
-На счет боярина Долгомирова решим, так как только что сказали. Указ завтра же подпишу и в канцелярию о выделении денег в 2000 червонцев, да с нарочными отошлю, пускай скорее работать боярин начнет. Всяко проще ему будет с деньгами в столице испанской осесть, с людишками опять же нашими словом перемолвиться. Нельзя же во всем на испанцев полагаться,– прикусив губу, государь развернулся ко мне.– Вот только зачем лекаря с собой привез, а в Москву не повез?
-Так зачем он там, отец? Госпиталь и так работает главный лекарь, лечит и учеников берется обучать, а в корпусе благодаря испанцу мы сможем военных лекарей, подготовить, которые воинов лечить будут, травами, да с божьей помощью,– отвечаю как можно смиренней, видя, как морщины на челе Петра постепенно разглаживаются.
-Коли так то пускай, польза большая от занятия этого будет, со своими орлами доказал уже сие, они у тебя молодцы, и казне прибыток принесли под Полтавой и себя воинами показали, каковых пока мало еще на Руси. Так что пускай так оно и будет,– повторился государь, затягиваясь табачным дымом.
Пару минут Петр ничего не говорил, словно спорил с самим собой, стоит ли говорить мне о чем-то или нет, но все же отеческая половина взяла верх, и государь, пододвинув ко мне свое кресло, присел, свободно откинувшись на спинке.
-Я хотел бы поговорить с тобой сын о делах насущных и важных для государства нашего. Вижу твое старание и радение о делах наших, и от этого сердце мое радостью наполняется, поэтому подумаем вместе, а может, и ты мне мысль какую здравую скажешь, как делал это раньше, у себя в губернии.
-По единому слову твоему, отец я тотчас же…– договорить я не успел, Петр махнул рукой, мол, подожди.
-Выслушай в начале, а потом поговорим с тобой, дабы возможность мнение мое узнать наперед, а не после того как сам выскажешься,– объяснил государь, убирая трубку на стол, сам же слегка помяв мочку правого уха, начал неторопливо говорить о давно мучимых его вопросах.
Суть же была в следующем, отец прекрасно понимает, что шведы возлагают большие надежды на некоторые особенности нашего государства. Во-первых, на отсутствие у России сильного флота, который имеется и только-только становится боевой силой. Во-вторых, на дипломатическую и военную помощь иностранных держав, которой, нам, увы, действительно было негде искать, кроме разве что Испании, да и та пока только скрытая союзница, при условии, что пункты помощи с нашей стороны будут соблюдены должным образом. И в-третьих, шведы надеются на время, которое потребуется для создания нужной обстановки и условий, которые смогут привести к вмешательству в дела Северной войны со стороны Великих держав на стороне шведов.
Однако сам Петр предлагал сделать так, чтобы время, нужное Швеции для осуществления ее планов превратилось для нее в ее же погибель, потому что именно оно даст нашему Отечеству возможность создать сильный флот. Ведь именно сильный флот создаст такие условия, которые затруднят всякую иностранную интервенцию в пользу Швеции, плюс к этому поддержка с моря наших войск окончательно сломит шведское сопротивление на суше.
-Батюшка, так ведь нам нужен флот уже как можно скорей, иначе многие земли, которые были покорены или будут покорены в следующем году, мы не сможем удержать.
-Правильно мыслишь сын, но ты видимо забыл, что на Балтике спешно закладываются новые корабли. А их команды учатся ходить по морю в прибрежных водах, налаживая совместную отработку и общую выучку,– с некоторым довольством объяснил мне отец.
-Да, ваше величество, действительно подзабыл я про это, каюсь,– чуть склонив голову, я едва сдержал улыбку, все же многого не стоит показывать Петру, открыто, пускай он и дальше будет отцом, а я прожектером-сыном, способным создать нечто новое, пока меня это устраивает.
-Ничего, со временем ты сможешь помнить о многом и делать еще больше чем сейчас,– несколько самодовольно сказал Петр.– Ладно, думаю, пора нам уже строить войска. Иначе простоим здесь неизвестно сколько времени. Ты как думаешь сын стоит ли вступать в город сейчас?
-Думаю, что времени было достаточно, чтобы все приготовить как надо.
-Что ж тогда, пускай твой полк будет идти позади колонны, заслужили молодцы, аккурат перед артиллерией Преображенского полка с телегами боеприпасов! – довольно сказал государь.– Да и ты как наследник со мной рядом поедешь.
-Батюшка, а может мне остаться здесь или вовсе сзади плестись? Пускай недруги наши уверятся, что в опале я у тебя, тогда и подлости ко мне меньше будет, да и настраивать тебя против меня никто не будет,– озвучил я только что появившуюся мысль.
-Как же так, какие недруги у тебя, Алешка?! Ты мой наследник, и речи не может быть, чтобы ты отдельно от меня был, тем более что заслужил ты сие, пускай не сам, но своими витязями точно, так что поедешь рядом со мной!
Больше ничего, не говоря, царь быстро вышел из палатки, оставив меня одного, разозлился он, батюшка мой… Через пару минут зашел Прохор в сопровождении Ольги, чуть позади них возле входа маячила пятерка охраны моей любимой. Они оба не спрашивали, о чем мы беседовали с государем. Прохор в силу своей дисциплины, а Оля из-за своей скромности, да и не дело, когда девушка начинает лезть не в свои дела! У меня ведь примеров масса в голове, как с этой эпохи, так и в будущих, которых я надеюсь, не будет.
-Все хорошо, государь приказал мне ехать рядом с ним при въезде в город, удостоил чести так сказать, а витязям отвел задние ряды, как особо «отличившимся». Идиотизм! Зачем же он так? Ведь мой полк показал себя с наилучшей стороны…
-Мы все твои, Старший брат, что бы не случилось,– негромко сказал полковник, глядя мне в глаза.– А об уроне нашей чести не беспокойся, главное, что ты знаешь, о нас и знаешь, что мы не подвели тебя, остальное не так уж и важно.
-Спасибо, Прохор! Действительно спасибо, но сейчас получается, что действительно государь оказал нам честь, раз специально перевел вас сюда, да еще к тому же выделил из общей массы войск, пускай даже и поставили в конце, перед орудиями. Или я чего-то не понимаю?
Оля молча сидела в кресле, разглядывая один из чистых кубков, стоящих на небольшом полевом столике. Прохор, отдав честь, развернулся и вышел из палатки, оставляя меня наедине с лекаркой, в одно мгновение ставшая боярыней. Впрочем, порода в ней действительно имеется, а раз так то и солгал я всего лишь малость.
-Не ехал бы ты, милый с государем,– вдруг сказала она.
-С чего это вдруг золотце?– прижимаю ее голову к себе, мягко проводя рукой по волосам.– Да и царь-батюшка строго настрого наказал мне ехать по левую руку от него.
-Чувство у меня не хорошее, любый ты мой, будто плохое случиться что-то должно,– повернувшись с тоской, поглядела она на меня.– Христом Богом молю, останься здесь, со мной, но не уезжай туда!
-Глупость говоришь, Оля! Приказ государев есть значит, его надо выполнить, а не хитрить и увиливать, и, тем более что приказ этот от моего батюшки!
Оля не в силах противостоять мне спрятала лицо в ладони и тихо заплакала. Не выдержав, наклонюсь к ней, встаю на колени, пытаясь убрать с ее лица руки, но это не удается сделать, слишком плотно она прижимает их к себе. А применять силы больше я не хочу, могу ведь ненароком и больно ей сделать.
-Успокойся милая, что же ты так печалишься из-за какой-то поездки, вон в Европу то я съездил и ничего. Все хорошо же было,– с улыбкой объясняю я своей спасительнице.
-Тогда у меня на душе тоскливо было, а сейчас боязно мне милый, очень боязно и чувство такое, словно на верную смерть тебя отпускаю,– сквозь слезы говорит она.
-Прекрати, Оля, ехать мне надо все равно, но ехать, видя тебя в таком состоянии не только больно, но и неприятно, ведь ты моя любимая, и виноват в твоих слезах, получается я один,– попытался образумить девушку, но она только сильней зарыдала.– Руслан, Василий!
На мой зов тут же появились двое гвардейцев. Вытянувшись они смотрели только перед собой, не оглядываясь по сторонам.
-Судари, прошу вас побыть рядом с боярыней, пока я не вернусь и никуда ее одну не отпускать, гм… кроме всем известного места, да и следить за ней как за бесценным сокровищем,– с улыбкой гляжу на заплаканное лицо Оленьки, та же словно почувствовав это, наконец, убрала ладони и слегка улыбнулась.
-А где капитан Нарушкин?– интересуюсь у гвардейцев.
-Вместе с нашими занимается, в новом облачении,– ответил Руслан.
Действительно в новом облачении прежней ловкости и прыти от своих подчиненных Миша не скоро добьется, кирасы со шлемами-шишаками требуют определенной сноровки. Ладно, пускай привыкают, все же перевооружение только недавно было, недели не прошло.
А все почему? Да потому что никто из совета даже не подумал о том, что гвардейцы важны, так же как и безопасники, потому что охраняют цесаревича и, по сути, в случае опасности являются живым щитом. Тоже стоит об этом подумать, а то мысли какие-то не хорошие в голову лезут. Блин, так и параноиком стать можно, неужели у всех правителей такие мысли в голове колобродят!?
На улице тем временем раздался сдвоенный звук полкового горна, слышались четкие команды сержантов и капралов. Не в силах больше находится в палатке, чувствуя, что еще чуть-чуть и от моей уверенности в правильности своего поступка не останется и следа. Останусь с Олей, и тогда опала отца будет точно, и это притом, что еще какие-то письма послу нашли! Везде скоты мешаются и ведь подсуетились то вовремя, как раз к моему возвращению.
Оказывается «недолгая» беседа с отцом растянулась чуть не на два часа, гвардейские полки с пленными и орудиями стояли в низине, солдаты сидели в небольших кругах, кто отдыхал, кто чистил оружие, а кто съедал свой запас галет, полевых кухонь, вопреки моим надеждам у полков не было. Хотя помню я, отдавал Прохор им пару штук кухонь, сам мне об этом рассказывал, идеалист мой младший брат по духу, многого не понимает, и выдает желаемое за действительное. Вот и получается, что все нововведения в армии старательно глушатся самим же генералами, наживающими на нуждах обычного солдата. Сволочи!
Барабаны начали отбивать дробь, ее подхватили четверо витязей стоящих чуть впереди выстроившихся воинов с такими же, как и у гвардейских солдат, инструментами, виртуозно орудуя своими палочками.
-С богом!– шепчу сам себе, чувствуя, как на сердце появляется неприятный осадок, что-то теребящее душу не дает вздохнуть полной грудью, позволяя легким наполниться чистым, сладким воздухом.
Адъютанты носились туда сюда, разнося послания и приказы, часть генералов стояла рядом с государем, о чем-то беседовали с ним. Я же предпочитал общество своих витязей, все же членов Совета пришлось оставить в Рязани.
Честно сказать, создавая сей орган управления я сильно просчитался, попросту не подумав о том, что как таковая демократия в таком вопросе крайне вредна для дела и конечное решение вопроса должно лежать на плечах единственного человека, дабы не было ни у кого желание оспорить оное или вовсе отменить. Что ж пример взят, ошибки учтены. Теперь захоти я отлучиться из ставшего родным города, то сразу же объявлю регламент совета, проще говоря правила, по которым он дожжен работать, его задачи, цели, время работы и конечно же ответственность за совершенные действия, с подписями каждого члена совета, дабы иметь ясную картину принимаемых решений.
Начало декабря 1709 года от Р.Х.
Москва.
Солнце давно скрылось за горизонтом, погружая улицы столицы во мрак. Ночные тати потихоньку просыпались, горожане не успевшие домой к заходу с опаской оглядывались по сторонам, постоянно держа ладонь на кинжале или проверяя кистень на руке, готовый сорваться с ладони смертельным снарядом. Однако мало кому помогали эти детские способы защиты, бандиты не нападали по одному, их собачья стезя толпой навалиться на одинокого путника или взломать дверь хлипкого двора, под гогот луженых глоток наблюдать за игрой пламени во дворе.
Часто случалось, так что именно после ночных увеселений татей в Москве вспыхивал пожар, готовый переметнуться с одного дома на другой. Но все же благодаря усилию полиции и пожарных сил, вкупе с добровольцами из соседних домов и улиц они почти всегда не затрагивали остальные дома, позволяя прогорать дотла один дом за другим. И нет никакой гарантии, что в следующую ночь не заполыхает твой собственный домишка, если конечно ты не живешь в Немецкой слободе или ближайших к казармам районах. Никакие меры против разбойников не помогали, даже войска вводил однажды, с боями беря улицу за улицей. Полицейские же ничем кроме как перегораживанием неблагонадежных улиц не занимались. Соваться на эти улицы меньше чем полусотне ночью воспрещалось.
Такова неприятная правда ночной жизни столицы, там где светская власть отступала перед вероломными нападениями бандитов. Однако одинокому человеку, облаченному в одежду слуги какого-нибудь знатного боярина, спокойно идущему по одной из таких «неблагонадежных» улиц, было абсолютно все равно, кто может появится в столь поздний час перед ним. Его лошадь стояла не вдалеке, возле нее замерла тройка вооруженных угрюмых мужчин, по военной выправке напоминавшие солдат, однако ни на ком из них не было мундира.
Между тем неизвестный дошел до высокого каменного забора, скрывающего один из богатейших домов столицы, неизвестно как оказавшийся среди этого хаоса бандитских нападений и непонятных разборок между бандами. Постоял пару секунд и со всей силы ударил по окованной железом двери, за которой тут же залились лаем собаки. Постояв еще несколько секунд человек вновь ударил в дверь, вызвав новую волну неистовства собак. Так продолжалось до тех пор пока за дверью не послышалась едва слышная возня и тихая ругань, после чего заскулив псы замолчали.
-Кого там нечистая в такое время принесла? Пошто людям спать не даешь?– донеслось натужное кряхтение из-за забора.
-К твоему хозяину дело имеется,– чуть слышно ответил «слуга».
-Раз дело, то завтра приходи, ближе к обеду, тогда может мой господин тебя и примет.
-Ты кажется не понял меня, холоп, впусти меня немедленно!– разозлился неизвестный.
-Ну-ну, ты мне тут не ори, иначе собак спущу, а то и пару охранников приведу они тебя в миг успокоят,– ответил дворовый слуга, убирая связку ключе себе в передний карман на кожаном фартуке, обязанности старого Митрофана включали в себя не только уход за двором, но и починку замков, дверных петель, так что и одежда слуги несколько видоизменилась, совмещая надежность и практичность.
Развернувшись слуга пошел прочь от двери, бурча себе под нос о безумцах, непонятно что забывших на подворье у хозяина. Да еще столь наглых безумцев, ишь чего захотел, встретиться ему надо! Но внезапно старик замолчал, услышав все тот же тихий голос из-за двери:
-Посольство мало, людей в нем немного, но пара преданных делу человек всегда можно найти…
Митрофан резко остановился, будто молнией пораженный, которая тут же исчезла, не причинив вреда. Старый слуга быстро подбежал к двери и спихнул на землю пару брусьев и отодвинул задвижку, покопавшись в связке ключей нашел нужный и открыл замок. Неизвестный тут же шагнул за порог и не глядя на Митрофана прошел через двор, бросив через плечо:
-Меня не провожай, дорогу я знаю.
Спустя десять минут в полутемном кабинете купца сидели двое. Сам хозяин и пришедший только что человек.
-Он вполне подходит для нас.
-Ты уверен, Дима? Если мы ошибемся, второго шанса не будет,– тихо сказал купец.
-Борис передал письмецо,– протянув конверт, сидящий напротив купца человек встал с кресла, подошел к невысокой тумбочке и налил себе кваса. Сам же купец, взяв в руки конверт, зажег пару свечек, и углубился в чтение.
-Что ж, если написанное, правда, то мы поможем ему…
-Не ему, купец… не ему,– возразил «слуга».– Он знать не знает об этом, это Борис предложил старейшинам такой выход из сложившейся ситуации, почти сразу же после разговора с ним,– возразил Дмитрий.
-Вон оно как, и что же узнал Борис, что так мнение свое поменял? Конечно раньше Он был страждущим, однако в последние два года сильно изменился, отцу помогает, правда и законы в его губернии много людям дали. Даже староверов не гоняет… хотя в угоду отцу должен бы.
-Не знаю о чем говорил с ним Борис, но после того разговора он с ним еще много раз общался и даже роту на шпаге дать хотел,– добавил Дмитрий.
-Роту говоришь,– задумчиво цокнул языком старый купец, борода которого свободно свисала до живота, складываясь в небольшие валики.– Что ж, если боярин так в нем уверен, то сей вопрос можно будет и со старейшинами обговорить, тем более что и случай удобный представиться может очень скоро.
-Что передать князю?
-Пускай не тревожиться, мы поможем вам в этом деле, но как бы хуже не стало, ведь сей антихрист уже знакомый, а вот будущий может ангелом и не быть.
-Мы готовы рискнуть,– упрямо наклонил голову Дмитрий.
-Тогда ступай, наши собратья сделают все возможное, чтобы помочь,– кивнув на дверь, ответил купец, осеняя уходящего гостя животворящим крестом двумя перстами.
21 декабря 1709 года от Р.Х.
Москва.Торжественное шествие победителей.
Цесаревич Алексей Петрович.
Столица. Солнце искрится на снежных шапках деревьев, перед Семеновским полком замерли толпы народа, а за ним стояли пленные генералы и офицеры. Чуть больше двух сотен высших командиров некогда непобедимой армии приготовились шествовать под стражей по улицам древней русской столицы, которую они совсем недавно собирались без труда завоевать. Они первые из европейских агрессоров, которые на собственной шкуре испытали что такое, русский дух и мужество! Взгляды в толпе говорили шведам о том, что не будь войск перед ними, большая часть потомков викингов оказалась бы растерзанными.
Многие семьи потеряли сынов в этой бесконечной, кровавой войне. Вина, которой лежала на плечах Карла, пускай не вся, но большая часть точно. Улицы города переполнились народом, отовсюду стекались живые реки, стремясь поглядеть на шествующих шведов.
Парад начался. Я ехал рядом с отцом, гордо восседающим на коне, c каким-то детским восторгом оглядывающий ровные шеренги полков, идущих нога в ногу с фузеями на плечах. Уже почти как неделя был создан свод первичных законов о торжественных парадах на манер римской империи, времен Цезаря. Торжественный въезд победителей в Москву с пленниками и трофеями не испортил и морозец, пощипывающий нос и щеки так, что хотелось тут же натереть их снегом, дабы облегчить свою участь.
Восторженные зеваки глядели на ровные колонны Семеновского полка, на ветеранов северной войны участвующих во всех мало-мальски значимых сражениях со шведами, и заслужившими право носить красные чулки. Отличная награда за то, что именно они в 1701 году стоя по колено в крови спасли войско от гибели под Нарвой…
Четыре десятка пушек, задрав дула высоко вверх единовременно громыхнули, приветствуя победителей, и конечно же едущего в середине колонн государя России, вместе со свитой. Первые шеренги семеновцев, элита и гордость русской армии, гордо печатали шаги, ловя на себе сотни восторженных и одновременно печальных, грустных взглядов. Этот день был не только праздник, но и напоминанием о том, что война не бывает без жертв, люди гибнут на ней с обоих сторон, где-то больше, а где-то меньше. Все только зависит о том, как они гибнут, во имя чего служат своему Отечеству.
Пока Семеновский полк проходил вокруг орудий суетилась обслуга, а между тем в столицу входили неровные шеренги пленных шведских офицеров, от нижних чинов до высших, за которыми тянулась захваченная артиллерия и расчехленные знамена, опущенные почти вровень с землей. Причем данные трофеи были взяты не во время всей войны, а только в битвах при Лесной и под Полтавой.
Мой отец пожелал подчеркнуть решающее значение этих двух побед, «матери» Лесной и ее «дочери» Полтавы. «Сии знаменитые события заслуживают быть выделенными среди всех сражений и других побед, ибо именно они стали настоящей гордостью этой войны!» – именно так ответил мне царь, когда я поинтересовался у него, почему именно так будет проходить парад, а не со всеми захваченными знаменами.
Следом за пленными шла рота Преображенского полка, такие же обветренные, поджарые ветераны как и семеновцы, преображенцы гордо шли вперед, никоим образом не лишенные всеобщего внимания. Сразу же за ними шли пленные второй категории, офицеры которые были взяты под Полтавой и Переволочной, за ними опять плелась захваченная шведская артиллерия, знамена, часть штандартов.
За знаменами одиноко шли генерал-адъютанты короля Карла Двенадцатого, генералы, полковники, подполковники и майоры. За военными следовал «королевский двор с высшими и нижними чинами», и довершали всю эту картину королевские носилки с постелью, на которых возили раненого короля во время боя. Царь намеренно выделил их из всех трофеев, показывая тем самым, что хотя самого шведского короля нет, то его сломленный дух присутствует все равно, вместе со всем двором и генералитетом.
За этим «знаменем» падения величия шведов шла вся оставшаяся в живых часть королевской гвардии, королевская канцелярия, за которой шествовала разрозненной толпой вся свита Карла, в которую попали генералы Гамильтон, Штакельберг, Круус, Крейц. Отдельно от них шли граф Левенгаупт, фельдмаршал граф Реншильд, первый гофмаршал и первый министр Швеции граф Пипер, о захвате которого мне подробно рассказал не только Прохор, но и сам сержант Елисеев.
Наши кони неспешно гарцевали следом за пленными, поневоле в груди медленно начал разгораться огонек гордости и единства с таким знаменательным событием в родной истории своей Родины! Нет я и раньше всегда гордился ею, но сейчас было такое чувство, которое нельзя было сравнить ни с одним из знакомых мне. Чтобы понять это надо почувствовать самому, но вот удастся это далеко не каждому!
Справа от меня аккурат по центру ехал государь с улыбкой смотрящий на запруженные улицы Москвы, рослый статный царь казался эдаким великаном, горой, непоколебимой… вечной. А следом за нами ехали во главе Преображенского полка князь Меншиков и князь Долгорукий. А за полком плелся обоз с артиллерией преображенцев. И только после них шествие замыкали ровные шеренги «Русских витязей», выделяющихся на общем фоне какой-то неказистостью формы и не столь статным телосложением как у гвардейцев, но все же глядя на молодых воинов поневоле глаз останавливался на мужественных серьезных лицах витязей.
Парад представлял собой невиданное доселе зрелище, действительно достойное, дабы внести его в анналы истории, впоследствии гордо вспоминая эти минуты русского триумфа. Триумфа оружия, духа и воинского таланта!
-Смотри сын, ради этих мгновений стоит жить и ради них можно и умере…– не успел Петр договорить, как непонятная суета в ближайших рядах черни отвлекла его, заставив внимательно всмотреться куда-то вперед, на лбу царя выступила испарина, голова нервно дернулась.
Пара выстрелов пистолей, будто гром среди ясного неба прозвучали на улице. Следом за ними из толпы прилетел небольшой шар, оставляющий за собой шлейф белесого дыма, тут же унесенного морозным декабрьским ветром. Не понимая, что происходит я оглядываюсь назад и вижу как ко мне несется со всех ног Прохор с парой витязей, что-то крича, поворачиваю голову обратно в сторону отца и вижу, что он придерживая ладонью бок поворачивает коня назад, в сторону моих витязей, но не успевает его жеребец сделать шаг, как между нами взлетает комья земли. Кони жалобно заржали, заваливаясь на бок, от неожиданности я не успеваю среагировать, только лишь чувствую как правая нога стремительно немеет, а по плечу течет липкое, теплое. Удар о землю и я плавно погружаюсь в темную пучину сладостного неведения.
На грани сознания слышу крики людей. Громче всех кричат два знакомых голоса, один молодой сильный, принадлежит полковнику Прохору Митюха, а второй наоборот принадлежит молодой девушке, той, что покорила мое сердце, моей Оленьке. Алая искорка перед глазами сливается в сплошную пелену, медленно заволакивающую все пространство передо мной…
Вместо пролога
Написано в ноябре 1709 года от Р.Х.
Из дневника цесаревича Алексея Петровича Романова.
…Я долго размышлял и думал над тем, почему наша страна смогла почти что в одиночку победить такого титана Европы как Швеция. Просторы королевства раскинулись с берегов Прибалтики и территорий Финляндии, захвати весь Скандинавский полуостров и при этом умудрялись почти что контролировать острова Датского королевства. Не все конечно, часть их стопроцентно.
Вообще человек такое создание, которое стремиться познать больше чем может осмыслить, именно из-за этого возникают разные прорывы в науке, религии, называемые не иначе как становлением нового течения, поклонения Некоему высшему существу. Впрочем, разговор сейчас не об этом, оставим теологические ссоры теоретикам и людям, сведущим в этих вопросах больше меня.
Мне все-таки нужно четко обозначить ля себя причины краха Швеции. Для чего мне это необходимо, могли бы вы спросить? Я отвечу, для того, чтобы я или мои потомки не повторили тех же ошибок, которые совершил, пускай и враг, но сильный враг, из-за чего превратился во второстепенного противника. Да, пусть сейчас шведы еще на что-то надеются, но это все трепыхания обреченных, обреченных на забвение.
Что ж, не будем отвлекаться, времени у меня и так не много, дел еще больше, а проблем просто прорва, но опять же жаловаться не будем, каждый должен делать то, что может, а не то что хочет. Такова обязанность каждого уважающего мужчины.
Пожалуй, приступим к объяснению причин краха Швеции, как одного из сильнейших королевств в Европе. Правда, я вынужден заметить, что это мои личные выводы, некоторые моменты могут какого-нибудь не устраивать или вовсе вызвать резкое отрицание. Что ж Бог с ними, пишу то я для себя и своих потомков.
Гибель Швеции началась не с битвы при Лесной, нет много раньше, но об этом позже, главное, что я хотел бы отметить в первой причине это, конечно же, могучую душевную силу русского народа, всегда пробуждающуюся перед лицом опасности. Да и сама идея шведского короля Карла, о покорении России, была невыполнима. Полное уничтожение Русского царства как политической силы, возвращение всего народа к времени полного подчинения чужеземному игу, являлось несбыточной мечтой, обусловленной безграничным невежеством Карла и его соратников, единомышленников.
Недостижимость основной цели Карла выявлялась с каждым месяцем войны все больше и больше. Авантюризм Шведа думающего о том, что появившись в пределах России с 35 тыс. войском он сможет пройти до Москвы и разделить (!!!) Россию на уделы, посадить своего наместника для сбора дани и наблюдения, после чего с триумфом вернуться в Стокгольм казался смешным всем, кроме самого короля и кучки его единомышленников. Полтава лишь доказала всю недостижимость планов шведского короля, можно сказать нанесла смертельный удар по королевству, лишив его элитных войск старой закалки.
Однако не только военные меры, принимаемые государем и его генералами по всему течению Днепра северо-западе у Могилева и на юго-западе у Киева. Но и решительное антипольское настроение украинского населения Правобережной Украины поставило большой крест на поползновения сторонника Карла, Станислава Лещинского, пытающегося оказать помощь своему шведскому покровителю.
Неуязвимость России была в конечном счете доказана тем, что 10 сентября 1708 года в селе Стариши шведы были вынуждены отказаться от похода на Смоленск, как впрочем и от поворота на юг для обходного движения на Белгород – Курск или на Полтаву – Харьков, в последствии оказавшимся гибельным. Оторвать Украину от России оказалось столь же недостижимым, как и завоевать Москву.
Кроме того, стратегическое искусство моего батюшки раскрылось во время похода, прежде всего в том, что он оказался сильнее шведов в решающий момент в нужном для него месте. 27 июня 1709 года у наших войск оказалось 72 пушки против 4-х шведских орудий, 42 тыс. солдат и примерно около 20-25 тыс. в близком резерве, против 30-31 тыс. человек шведских сил. И даже тогда, когда превосходство было на нашей стороне, сражение мы выиграли только третью частью войск!
Уже ходят беспокойные слухи в Европе о победе России над Швецией. И к чему они приведут на политической арене мира, не знает в точности никто, разве что можно с уверенностью сказать, что вес России как государства в глазах Европы значительно вырос.
Поступь империи. Мы поднимаем выше стяги!
Пролог
Ноябрь 1709 года от Р.Х.
Царьград.
Полномочный посол России Шафиров.
Берег Черного моря. В доме полномочного посла Русского царства, на окраине Стамбула (Царьграда), с самого утра жизнь била ключом. Постоянно кто-то приходил, а кто-то из челяди или посланников уходил.
Сменив на столь ответственном посту Петра Толстого, его теска Петр Шафиров, не потерял контакты и связи, налаженные его предшественником в столице Османской империи.
Постоянный подкуп, обещания, заверения в помощи, подарки на празднества самым разным сановникам, все эти ухищрения постепенно открывали дорогу к сердцам и умам нужных ему людей. Ведь здесь в Османской империи приходится искать самые разные личности, потому что уже завтра, быть может, тот на кого ты надеялся, будет гнить в тюрьме или вовсе висеть на остром колу где-нибудь на окраине империи, пугая подданных суровой карой правосудия.
Дикие, порой варварские порядки давали отличный результат, вот только империя продолжала разваливаться, постепенно деградируя в обычное феодальное государство, когда на требование явиться к месту сражения некоторые воины попросту отказывались от выполнения приказа, часто случалось так, что и принудить их к выполнению не мог никто.
Обо всех мелочах, важных событиях, наблюдениях полномочный посол писал в дневнике, за три года пребывания в столице Османской империи записи разрослись до семи сотен исписанных мелким почерком листов. В этот своеобразный отчет так же вошла краткая опись всего имущества посольства, всех подарков, которые были сделаны приближенным султана, с указанием их рыночной цены. Это делалось для, того чтобы в дальнейшем государь мог отслеживать чистоплотность посла и «аппетиты» чиновников империи.
Вообще султанский двор поедал просто огромные средства русского посольства, великие визири менялись с такой частотой, что Шафиров частенько не понимал, зачем вообще назначать человека на такую ответственную должность всего несколько месяцев.
Однако при всем своем недоумении Шафиров прекрасно понимал, что чем больше будет неразберихи в Османской империи, тем спокойнее будет его Отечеству, занятому в войне с северным соседом. Сам же способ назначения на эту ответственную должность, был своеобразный, выбирался человек не по своим способностям, а по личным пристрастиям и симпатиям султана или его матери – валиде.
За неполных девять лет успело смениться пять великих визирей, заботящихся в основном о собственном кармане и почти не обращающем внимания на султанский двор и нужды империи. Правда, последний визирь, Силяхдар Али-паша, назначенный в мае 1706 года, сменивший Мехмеда Балтаджи энергично взялся за управление вверенным ему государством, являясь самым молодым садразамом (великим визирем).
Перебирая бумаги своего предшественника, Шафиров внимательно изучал вводимые меры нынешнего визиря, прослеживал его действия, и даже брал на заметку некоторые методы управления, собираясь написать об этом государю. Вот только свободного времени у посла было не так уж и много. Обязанности на таком посту гигантские: то чиновника какого-нибудь с места спихнуть требуется, то другим «дружеским» послам свинью подложить, не забывая при этом постоянно плести сеть закулисных интриг.
Как бы то ни было, сидя за бокалом вина, из венецианского стекла посол изучал действия врагов. Причем делал он это так тщательно, что даже ночью в случае нужды мог бы рассказать основные законы и указы, принятые за последние пару лет великим визирем. Во-первых, Али-паша взял под свой личный контроль все государственные расходы, в том числе огромные потоки денег султанской кухни. Наводя порядок в финансах Али-паша добился огромной экономии средств, сколько точно, Шафиров, конечно, не знал, но приблизительно мог перевести сумму, сэкономленную визирем. На нее без каких-либо стеснений царь-батюшка мог бы сформировать пару пехотных полков и пару драгунских батальонов, при полном вооружении, да еще к тому же с выплатой жалованья на полгода вперед.
Во-вторых, Али-паша начал улучшать состояние флота и армии в целом, провел чистку рядов в янычарском корпусе, особенно среди оружейников, большая часть которых являлась «ядром» любого мятежа. Из-за всего этого «элитный» корпус был сокращен на пять тысяч человек, тем самым избавляя казну от крупных расходов на их содержание. При содействии Силяхдара в Топхане построили печи для отливки пушек, улучшилось снабжение всей артиллерии боеприпасами. В адмиралтействе под приглядом визиря заложили ряд новых больших военных кораблей, почти все из них были галионами. Так же шло спешное строительство новой крепости на острове в Эгейском море, являющейся опорой для борьбы с процветающим в здешних водах пиратством.
Кроме того, визирь усилил гарнизоны Еникале в Крыму, куда отправил семь кораблей, вместе с трехтысячным отрядом янычар, и в Бендерах, так же послав туда три тысячи янычар. Однако помыслы Силяхдара кроме мирских забот были обращены и на богоугодные дела, ведь именно при его содействии в Стамбуле построили мечеть с комплексом заведений и библиотекой, с целым рядом дополнительных зданий.
Этой весной Али-паша добился того, что при султанском дворе не осталось ни одного его явного врага, всех их или сослали на окраины империи или тихо убили, задушив шелковым шнурком, отравив редким ядом, прирезав в темном переулке Стамбула. Однако общее положение поменялось с приездом в империю шведского короля Карла. Шафиров много общался с великим визирем по поводу выдачи Карла своему государю, но так ничего вразумительного от визиря не добился. Складывалось такое впечатление, что вся политика Силяхдара по отношению к Швеции, в лице Карла носила двойственный характер. С одной стороны реальный союзник, а с дугой ненужная обуза, да еще к тому же постоянно нарушающая законы гостеприимства.
Как знал русский посол, с одной стороны, визирь обещал шведскому королю помощь, направлял тому подарки, заверял в своем расположении, а с другой – Али-паша не хотел вступать в войну с Россией, чего так настойчиво домогался шведский монарх. Вся османская верхушка раскололась на группы, придерживающихся совершенно разных позиций, Али-паша, возглавлял сторонников мирной политики империи, при этом с каждым днем нападки на него со стороны сторонников войны с Россией делались все чаще и чаще.
Ослепленные своей великой историей нынешние воины-османы оказались недальновидными в плане реальной силы, мало знакомых с боевой мощью армии и флота. Ведь по сути империя за последние полсотни лет растеряла чуть ли не большую часть своего могущества. Сейчас Османская империя находится в тяжелом экономическом и военном положении, это видел Шафиров, это видели другие послы, как впрочем, это видел и сам Али-паша, чувствующий как под ним постепенно расшатывается основа его власти – доверие султана. Но кто виноват, что Силяхдар просто не желает рисковать, подвергая опасности всю империю из-за прихоти кучки горланящих сановников, спешащих нажиться на крови и смерти своих собственных людей.
Заиметь такого подданного, как нынешний визирь не зазорно любому христианскому государю. Однако было видно, что даже зная о скорой смерти от рук палачей Али-паша не бросит свое дело, встретив с гордо поднятой головой надвигающуюся на него опасность. Глупо и красиво так относиться к самому себе, но с другой стороны разве не такие люди должны стоять у кормила власти? Чтобы нести ответственность необходимо знать что за свои ошибки ты не будешь прощен, а неминуемо будешь наказан, тогда и ненужных действий будет много меньше, а те которые будут, каждый раз будут взвешены и перепроверены.
В дверь посла тихо постучали, он поднял голову, увидел молоденькую служанку-гречанку, купленную послом совсем недавно на одном из рынков столицы империи. В руках у нее был поднос, на котором стоял кубок с прохладным вином и какой-то запеченной рыбешкой, с легким десертом из сладостей и небольшая ваза фруктов.
-Поставь на стол, девочка,– махнув рукой на небольшой столик, рядом с собой приказал посол, откидываясь на спинку кресла, вспоминая доклад одного из его верных доносчиков, доставшегося ему «в наследство» от Петра Толстого.
Потеряв под Полтавой армию, вместе со славой непобедимого полководца, Карл со свитой в несколько десятков человек, предателем Мазепой достиг турецкой крепости Бендеры. Здесь он нашел приют, охраняемый отрядом янычар в маленькой деревушке Варнице. И теперь все усилия шведского короля были направлены на то, чтобы вовлечь приютившую его Османскую империю в войну с Россией. Интриги шведского короля при дворе султана, встретили поддержку со стороны поляков, сторонников низвергнутого с престола Речи Посполитой Станислава Лещинского, а так же со стороны посла Франции.
-Что же делать дальше то? Ведь таким ходом может статься что война будет, а она ой как не нужна нам сейчас совсем не нужна…
Вечерело, кубок вина, принесенный молоденькой девушкой так и остался стоять на столике, а невысокий пухленький человек с затаенной тревогой в глазах всматривался в синие просторы Черного моря, раскинувшегося далеко за горизонт.
Глава 1
22 декабря 1709 года от Р.Х.
Москва.
Солнце недавно село за горизонт, однако улицы Первопрестольной освещались так, словно был день. Сотни факелов в руках молодых воинов давали достаточно света, для того чтобы нельзя было от них укрыться.
В столице жизнь кипела, бурлила, всколыхнувшее мрачные тенета города покушение на государя и наследника пробудил от спячки полицейских. Они словно гончие врывались в дома, выискивая бомбистов, но так ничего и не находили, порой вытаскивая обычных мужиков из постелей просто за то, что в их избе лежал старый дедовский бердыш или вовсе древняя пищаль, оставшаяся со стародавнего времени. В то же самое время гвардейцы, во главе своих обер– и унтер-офицеров кружили по московским улочкам арестовывая каждого бродягу, дотошно всматриваясь в лица прохожих. Нападение на царя было плевком на честь и мундиры всех присутствующих на месте взрыва, слишком дерзко, грязно это было! Прощать такое нельзя ни в коем случае!
Сразу же после взрыва бомбы под копытами лошадей царя и цесаревича, витязи во главе с Прохором, вовремя сообразившим, что к чему, заняли круговую оборону возле раненых, лежащих без сознания царственных особ. Но больше ничего не было, в толпе вокруг слышался только истерический визг почтенных матрон, беспорядочная беготня только раздражала, не принося никаких плюсов от всей этой шумихи. Первым делом, осмотрев раненых, Прохор облегченно вздохнул – все живы, только вот у царя-батюшки пара мелких осколков попали в лицо, одна из брови, разорванной на две половинки, кровь заливала глаза, не лицо это было, а языческая маска древнего божка. Раны Старшего брата были относительно безопасными, тугими толчками сукровица шла из предплечья и бедра. Чтобы наследник не умер от потери крови Прохор с парой витязей, тут же перетянули ногу и руку, чуть выше самой раны, останавливая кровотечение.
Через минуту возле плотного кольца витязей застыла рота преображенцев, шедшая ближе всех к государю, во главе гвардейцев стоял бледный светлейший князь.
-Что с царем?– протиснулся он через ряды витязей, молча разошедшихся в сторону по приказу Прохора, увидевшего Меншикова за пару секунд до его слов.– О, бог ты мой, мин херц!
Алексашка, презрительно относящийся к витязям и, особенно к сыну государя, казнокрад, вор и вымогатель, генерал кавалерии, являющийся бесспорным фаворитом Петра, упал на колени перед бессознательным телом государя. Нежно, словно ребенка обхватил его голову, провел дрожащей рукой по лицу, вытирая ручеек крови, струящийся по щеке и подбородку. Не долго думая, светлейший князь аккуратно положил голову царя себе на колени, сам же быстро снял с себя камзол, разорвал на себе рукав рубахи, быстрыми движениями вытер лоб царя, после чего, прижимая в рассеченной брови ткань приказал:
-Носилки несите!
-Так нет их, господин…– виновато ответил один из гвардейцев.
-Берите где хотите, но чтоб через минуту были здесь!– казалось еще чуть и разгневанный Меншиков кинется на солдата.
-Возьмите носилки Карла, что перед вами несли, они же целые, да и искать не надо ничего,– предложил Прохор.
Алексашка странно посмотрел на витязя, хотел что-то сказать, но промолчал, лишь все так же аккуратно приподнял царя, вместе с Прохором и тремя гвардейцами приготовились положить венценосную особу в носилки. Не спеша, словно самую великую драгоценность в мире государя положили на подушки, укрыли одеялами и снятыми с тел камзолами.
Уже уходя, Алексашка приказал одному из капралов, что тот нашел и привел во дворец доктора Бидла, местного директора единственного госпиталя столицы.
Витязи же, уложив своего Старшего брата на сделанные из подручных средств носилки, понесли наследника к первому попавшемуся дому, боясь, что тот попросту не выдержит длительного путешествия до своих комнат. Самым ближним домом, пригодным для размещения цесаревича оказался дом ремесленника Смирнова, местного сапожника, обихаживающего здешнюю округу своими изделиями.
Непрерывно всхлипывая, Оля шла следом за истекающим кровью любимым, предварительно кое-как перевязав раны на плече и ноге. Уже в комнате, переборов панику, взяв себя в руки, она приказала приготовить принесенные с собой мази и настойки, сама же достала маленькую ступку, покопавшись в котомке пар секунд, достала несколько щепоточек трав и тут же начала их толочь, плеснув в деревянную посудину красной настойки. В помощниках у лекарки, ставшей по желанию цесаревича боярыней была пара ее учеников, взятых ею специально для демонстрации перед царем. Да и сам Алексей хотел посмотреть на что годятся обученные по методике травничества лекари, и, конечно же, продемонстрировать их перед государем. Руслан с Сергеем спешно приготавливали теплую воду, выкладывали перед собой белые бинты, аккуратно разрезали на теле наследника русского престола его форму, тут же смывая кровь, чтобы не было никакого заражения, поливали слабой настойкой, убивающей заразу.
Убедившись, что Старший брат жив, полковник Митюха собрал свой полк, оставив возле дома сапожника всю первую роту для охраны Алексея. Так получилось, что именно в ней собрались наиболее отлично подготовленные витязи корпуса, сам же построив семь оставшихся рот под барабанный бой, и редкое гудение полкового горна отправился в самый неблагоприятный район города – Старый город. Почему именно туда? Все просто, паре разведчикам сразу же удалось засечь путь пары несостоявшихся убийц, крики прохожих, смешанная отборной бранью выдавали их лучше если бы они сами оставляли метки на земле. Вот только дальше первых улочек витязи не смогли пройти, во-первых нападавшие затерялись, а во-вторых на улицах появились люди в просторных одеждах, под которыми они держали свое оружие. А что могут сделать два воина против толпы? Ничего. Даже если они тренированные и опытные бойцы, в уличной драке против нескольких дюжин оборванцев у них нет шансов, быть сразу в нескольких местах одновременно не может никто.
Все сходилось к тому, что от царя решили избавиться местные воротилы, для которых, по-видимому, возвращение государя стало не безопасным. Правда, бандитам то от покушения какой прок, раньше государь ими не занимался так плотно как можно было бы? Но Прохор не задумывался обо всем этом, целиком и полностью отдавшись жажде мести.
Не обращая внимания на крики гражданских и сутолоку города, крайние витязи, несли в руках горящие факелы, роняющие на снежный покров тлеющие частицы пакли, с шипением затухающие в замерзшей когда-то воде. Набедренные сумки, наполовину заполненные бумажными патронами, покачивались в такт движению, ножны с саблями рядовых витязей остались в обозе, под охраной взвода первой роты.
Фузеи замерли на правом плече, заняв место на погоне, плотно пришитом к бушлату, придерживая ладонью за приклад, воины четко шли в ногу, сверкая рифленым медведем на треухе, в ало-красном свете факелов блестели плоские штыки, сразу же примкнутые к оружейным дулам. В глазах воинов, прошедших не одно сражение, разгорался фанатичный огонек. Каждый из молодых солдат понимал, кто для них цесаревич на самом деле. Он не просто старший брат. Ведь как можно назвать того кто дал крышу над головой, пищу, семью, в конце концов, того который смог изменить судьбы многих беспризорников, уже не чаявших другой судьбы, как быть отбросами общества, скитаясь по улочкам городов, грабя, убивая, или выпрашивая милостыню, постоянно ожидая появления отряда полиции в сопровождении очередного доносчика. Кем мог быть человек, давший все это отрокам?! Отцом, повелителем, хозяином… богом, всеми сразу, была бы на то его воля, но он выбрал для себя тяжкую участь наставника, хотя сам нуждался в помощи и наставлениях. И сейчас Он лежал в доме, истекая кровью, чуть не умерев из-за прихоти местных подонков возомнивших себя хозяевами жизни, причем не только своей жизни, но и других тоже!
Многие из витязей в прошлом были беспризорниками, гонимыми обществом, бродягами, частенько попадавшими под влияние уличных банд и главарей шаек. Они помнили вкус гнили на губах, постоянный запах миазмов по утрам и ноющую боль в спине после ежедневных побоев.
Время хаоса, время, когда молодые мальчишки чуть было, не скатились до уровня зверей, на всю жизнь отпечаталось в их молодом юношеском воображении, вытравив остатки вседозволенности, принеся этим самым новое чувство преданности одному человеку. Тому человеку, который помог выбраться им «со дна», показав лучшую жизнь, с идеалами, будущим и смыслом всей жизни. Преданность… как желанна и прекрасна она, но вот заполучить ее с каждым годом становится все сложней, вместе с приходом цивилизации приходят в общество людские пороки, возводимые ранг норм. Да, это неизбежно, кое-кто понимает это, кто-то желает просто смириться с происходящим, довольствуясь благами этой самой цивилизации, но не все такие, кому-то не нужна жизнь животного. И именно эти люди оставляют след в истории, вписывая в эту «книгу» целые главы, золотыми или кроваво-алыми буквами, не важен цвет, главное, что они вершители судеб, а уж какие вершители, плохие или нет, могут оценить потомки, но только не современники, такова жизнь…
Таким человеком может стать каждый из витязей, но они давно определили для себя свои собственные ценности, о которых столь много им говорил отец Варфоломей, наставники, учителя. Мало кто знает, каких усилий стоило всей команде корпуса менять мировоззрение отроков-максималистов. Однако при всей кажущейся отрешенности от прошлого витязи обладали характером воинов, воспитанных в жестких условиях, когда плечо своего друга и товарища всегда поможет тебе в беде, тренировка ли это или очередная зубодробительная задача учителя Логинова, не важно, братство дало то, о чем мечтал каждый из них. А вместе с этим рождалось и общее чувство родства, недопустимое для всех остальных, когда даже беда молодого собрата воспринимается как своя собственная.
При этом внушаемые Старшим братом через отца Варфоломея, ростки философии почетной смерти на поле боя дали поразительный результат воинской смекалки и дисциплины, когда не может быть глупого геройства, как впрочем, и трусости, одним из девизов корпуса с успехом мог бы стать: «Русские не сдаются!», но даже он не смог бы отразить всей сути столь странных воинов, из рядов которых с успехом выходили полицейские, мастеровые, инженеры, и даже пара младших наблюдателей ПБР.
И вот сейчас корпус был в шаге от своего падения, ведь мог умереть не просто основатель, а тот чья жизнь является одновременно и сердцем и мозгом всего организма «Русских витязей». Можно ли простить это? Каждый из витязей ответит: «Нет!» и правильно сделает, ведь преступники, какими бы высокими идеалами не прикрывались, останутся ими навсегда. Будь то разбойник в лесу «прикармливающий» местных крестьян сотой долей награбленного, или купцы-евреи, наживающиеся на горе людей, всем им положено одно – наказание! Пускай не равноценное, но как таковое он обязательно должно быть.
Воевать против своих же русских людей у самого Прохора желания не было, ему требовались истинные виновники, однако это не значит, что он не сможет переступить через десяток другой жизней «невинно» убиенных. Опыт противодействия своим же соотечественникам у витязей, конечно, был, но ведь тогда они воевали по всем канонам военной доктрины, против мятежников, а теперь предстояло вести пускай небольшую, но все-таки войну в городе, не применяя артиллерии, в заведомо меньшем количестве, чем возможный противник. Эти мысли пробегали в голове полковника Митюха, пока они шли к старому городу, мысленно прикидывая как лучше воспользоваться ситуацией, Прохор вспомнил, как видел висящие по обочинам дороги на Воронеж трупы бунтовщиков-булавинцев. Да, карательный отряд князя Долгорукова, мстящего за гибель своего брата, не знал жалости, показывая всем, как расправляются с предателями Отечества. Конечно репутация князя «подмокла» сильно, но был приказ государя, да и чувство мести пока еще свято в этом времени, европеизация не взяла верх в родственных отношениях и кровной связи, заменяя их выгодой и наслаждением.
Вот только репутация заботила Прохора меньше всего, главная цель – это выполнение задачи, а путь… его можно выбрать разными способами, было бы желание. В последний раз проверив боезапас для обреза, вытащив на четверть клинок из ножен, главный витязь на ходу махнул рукой, ускоряя свой шаг.
-Вперед.
Черта Старого города осталась позади, выстроившиеся в четыре колонны, повзводно, роты шли одна за другой, витязи на ходу меняли факелы, откидывая черные обгорелые головешки в снежные сугробы возле стен домов. Две колоны шедшие в центре держали наготове фузеи, успевая подмечать по сторонам шевеление в проулках и щелях между домами. Хотя солнце давным-давно село, жизнь в этом районе города продолжала бурлить, несмотря ни на какие события, происходящие в городе.
Неровный желтый свет от факелов падал на деревянные стены, оконные ставни домов давно закрыты, а сами дворовые людишки успели спрятаться в свои норы, боясь высунуться наружу. Вскоре полк уперся в живой тупик, из-за того, что здесь не было четкого разделения на улицы как таковые, навигация слегка подвила Прохора, поздно заметившего окружающие его полк толпы оборванцев. Циркуляр застройки столицы сыграл злую шутку с молодым витязем.
Зайдя в тупик, витязи заняли круговую оборону, используя 3-ю схему обороны, только с небольшим изменением, выстроившись в квадрат по три шеренги, с торца и тыла и по две шеренги с боков полк приготовился к бою, нацеливая фузеи на толпу, часть которой успела подойти с тыла. Две роты, незанятые обороной, встав на колено за спинами братьев, подняли оружие вверх, высматривая мелькающие силуэты на крыше. Между тем единственный поход загородила толпа оборванцев, перед ней замер крепкий мужик на поясе болталась шпага, ножны которой были усыпаны каменьями, на его плечах как влитой сидел тулуп, а на голове немного криво натянута подбитая лисьим мехом шапка стрельца. Весело оглядев стоящих перед ним юнцов, вырядившихся в темно-зеленую форму, неизвестный ватажник сплюнул в сторону, презрительно продолжая осмотр полка.
-Неушто нас почтили присутствием царские холопы?– нагло осклабился он.
-Прочь с дороги пес!– презрительно бросил Прохор, доставая обрез, тут же щелкнули затворы фузей остальных витязей.– Или сейчас же все здесь ляжете!
-А силенок то хватит, всех положить,– все так же нагло поинтересовался тать, бросая взгляд за спину витязям.
Прохор заметил, как из окон высунулись дула старых фузей, на крышах появились темные силуэты, в руках которых едва видно тлели какие-то искорки. У всех в толпе непонятно откуда появилось оружие в руках, кто-то держал пистоли, кто-то старые бердыши, некоторые особо именитые вовсе стояли со шпагами.
-Шли бы вы солдатики обратно, не доводили до греха, у нас этих грехов и так уже порядком набралось, лишнее убийство мальчишек нам конечно грешков не сбавит. Но и ничего хорошего тоже не даст, да и вам молодым, жить да жить еще…– нагло хмыкнув, предложил стоящим перед ним воинам главарь местного сброда.
-Ответь мне бандит, зачем вы на государя нашего с наследником напали? Нежели не понимаете, что вас теперь с лица земли сотрут, вместе с вашими халупами и даже смотреть не будут, кто в них обретается?– прикусив от злости губу, спросил полковник, оглядывая диспозицию противника.
Голытьба успела подготовиться, вон даже на крышах людей посадить умудрились, или быть может у них всегда так гостей встречают, мол, не балуй, иначе и пулю схлопотать можешь. Конечно, в меткости местных стрелков Прохор сильно сомневался, вот только когда на расстоянии в десять шагов на тебя смотрит пара стволов, думать о везении уже даже не хочется.
-Никто из наших не поднимал руки на царя-батюшку!– побледнел бандит.– До такого никто бы не додумался, да и дураков таких нет, чтобы подобным образом на самоубийство идти…
-И за собой всех вести,– чуть слышно добавил тать.
-А если человек, какой у вас новый появится, вы его к себе сразу пустите или досмотр какой устроить пожелаете?– все с той же яростью спросил Прохор, внезапно меняя тему.
-Конечно, досмотр устроим, кто же постороннего так просто к себе пустит,– если ватажник и удивился, то виду не подал, чувствуя, что вопрос задан не просто так.
-Так какого хрена ты мне говоришь, что это не ваши людишки на государя нашего с цесаревичем руку подняли?! Отследили мы их как раз до начала ваших улочек, а вот куда дальше они пошли мы не знаем, так что вранье свое можешь себе же и оставить,– прошипел полковник витязей, делая пару шагов в сторону главаря. Тот от такого напора растерялся и отступил на один шаг, Прохор же наоборот остановился, выдохнул сквозь зубы ругательство, погладил гладкий подбородок, после чего предложил.– Все мы русские, поэтому предлагаю тебе следующее, через час вы должны выдать нам тех, кто совершил нападение, а тех, кто заказал это сделать мы не спрашиваем, сами управиться сможем. Если же все два человека умрут, по какой-либо причине Старый город запылает, как и в случае открытого неповиновения, приказу весь район будет сожжен.
Больше не говоря ни слова, Митюха повернулся на 180 градусов и зашагал прочь от толпы, следуя его командам, витязи развернулись и четким, ровным строем пошли по улице к дому сапожника. Они не видели, что как только их силуэты скрылись за поворотом, так в разные концы Старого города понеслись нарочные с приказами от Васьки Горлопана, одного из сильнейших бандитов Москвы.
Он только что понял простую истину – эти щенки, ушедшие только что, действительно выполнят свое обещание, или на худой конец приведут других солдат, которые сделают это за них. Но как этого не допустить? Отдать им своих же? Остальные не поймут, идиоты! Как им объяснить что в случае сражения весь их мирок просто уничтожат, про самих обитателей Васька старался не думать вообще, царские войска никогда не отличались жалостью к бунтовщикам и предателям. Вспомнить хотя бы подавление бунта стрельцов… хм много семей оплакивали своих кормильцев в ту пору, не известно для чего выступивших против своего государя, человека которому они давали клятву верности. Собственно их судьба была примером наказания за столь строптивое поведение, вспоминая об этом Горлопан не тешил себя пустыми надеждами о собственном спасении в случае бунта. В деревянном городе держать оборону командуя толпой бандитов, толком не знающих о таких понятиях как тактика и правильное построение, просто не возможно. Именно поэтому бандит решил собрать Совет всех именитых собратьев их темного ремесла, и сообща решить на нем что собственно делать дальше. И если у воров и убийц есть хоть капля мозгов, то они согласятся выдать своих подчиненных в руки царских воинов.
Тем временем, пока разбойнички собирались в доме Горлопана, Прохор сидел возле постели Алексея, помогая Ольге менять бинты, мокрые от крови. Слезы лекарки падали на простынь рядом с телом, руки же продолжали аккуратно протирать мазью края раны, предварительно вытащив из бедра маленький осколок бомбы, засевший в мышцах ноги. Старший брат, находясь без сознания внезапно застонал, выгибаясь дугой, тут же полковник бросился к нему, удерживая на месте, Оля в это время медленно выливала на рану пузырек с коричневой настойкой, пахнущей какими-то пряностями, рана то синела, то краснела, кровь пенилась, дернув ногой Алексей расслабился, выдыхая сквозь сжатые зубы воздух.
-Мне пора,– коротко бросил Прохор Ольге выходя к построившимся возле дома витязям.
На сей раз возле дома полковник оставил всего один взвод, разделив его поровну на тех кто охранял обоз, и тех кто должен был нести службу возле дома цесаревича. Удивительное дело но марш чуть ли не по центру города никто не прерывал глупыми расспросами о целях передвижений полка. Однако во второй раз, когда час, данный Старому городу на выдачу бомбистов истекал, путь «Русским витязям» перегородили пара эскадронов драгун, непонятно откуда появившихся на окраине города. В отличие от первого маршрута, Прохор решил пойти более быстрым, коротким путем за что и поплатился.
-Стойте!– выехал из построения седоусый офицер.
-Что-то случилось, поручик?– спросил полковник.– По какому праву вы перегородили нам дорогу?
-По приказу канцлера Головкина мы вынуждены вас арестовать…– ответил ветеран.
-Да? И почему интересно войска цесаревича, присягнувшие на верность нашему государю-батюшке должны сложить оружие по приказу какого-то там канцлера? Витязи к бою!– ухмыльнувшись спросил Прохор у поручика, после чего вытащил обрез и встал в первую шеренгу, тут же образовавшуюся за спиной полковника.
Плоские штыки опустились вниз, фузеи легли в пазы кирас, надетых витязями, на головах блестят в свете факелов гребенчатые пехотные шлемы, пальцы откинули полуперчатки в сторону, освобождая обрезанные вязаные перчатки. Палец витязей лег на курок, ожидая одной единственной команды, барабанная дробь тут же утихла, полковой горн, вторя приказу полковника пару раз сыграл команду и замолк.
-Нам надо пройти, поручик, если потребуется, мы пройдем по вашим телам. Клянусь вам!– жестко сказал Прохор, дожидаясь реакции ветерана драгуна.
Поглядев в глаза молодых воинов, полных решимости идти вперед, седовласый поручик покачал головой, зло сплюнул на стену какого-то терема и подал своего жеребца назад, обратившись к одинокой фигуре, замершей за общим строем драгун. Минута-другая, когда Прохор уже собирался прорываться с боем, что неминуемо привело бы к гибели всего полка, пускай не сейчас но через сутки, может чуть больше точно. Сохранение чести знамени – не приложенная истина любого полка, не говоря уже про витязей воспитываемых в лучших традициях патриотизма и любви к своему Отечеству. Но вот драгуны развернулись и выстроившись в походную колонну по четыре всадника не спеша освободили проход, скрывшись в темном зеве маленького проулка.
Постояв пару секунд шеренги распались для того чтобы вновь собраться в колонну, движение к Старому городу вновь началось, все так же висят на плечах фузеи, блестят штыки, печатают шаги сапоги из дубленой кожи, на стальных кирасах играют блики…
Спустя десять минут колонна витязей замерла на входе первой улочке города. До истечения времени данного бандитам остается пять минут, часть воинов, повинуясь приказам, занимает позиции, причем таких всего одна рота. Остальные по указке своих капитанов начинают разбирать дворовые постройки в ближайших домах, памятуя о том, что столица все еще деревянный город и пожар, начавшийся в близи других домов, незамедлительно приведет к тому, что могут запылать весь город.
Однако, когда выгнав всех зевак из ближайших домов на улицу, просто приказав им собираться, Прохор хотел уже было отдать команду на поджигание первых домов Строго города, в конце улочки показалась странная процессия. Впереди ехала запряженная полудохлой клячей повозка, на облучке сидел какой-то малец, лихо управляющийся с кнутом, а сзади него кулем лежали два тела.
-Занять позиции!– приказал Прохор свои братьям.
Тут же не говоря ни слова роты отпочковались друг от друга и встав друг за дружкой приготовили фузеи к бою. Мало ли какие идеи могут появиться у разбойничков? Но тревога и предосторожность полковника оказались напрасными. Толпа зевак, следующая за телегой остановилась в паре десятков саженей от начала улицы, так что получилось, что запряженная клячей телега проехала остаток пути в гордом одиночестве. Парнишка, не подавая виду, бросил поводья на облучке и бегом направился назад, пренебрежительно оглядываясь назад.
Не обращая внимания на косые взгляды оборванцев, Прохор взобрался на телегу, лично убедиться в целостности подсунутых разбойниками людей.
-Андрей, Микула, вы кажется, за этими голубчиками следили?– спросил пару витязей полковник, чуть сместившись в сторону.
-Мы, полковник,– вышли из пятой роты два витязя, делая пару шагов вперед.
-Посмотрите точно они ли это, а то ведь от татей всего ожидать можно,– особо не церемонясь, Прохор пихнул ближайшего к себе разбойника, перевернув того на спину.
Лицо еле живого бомбиста напоминала синеву вод Оки, заплывшие от нещадных побоев глаза были чуть видны, левое ухо было вовсе разорвано, запекшаяся кровь образовало неровный багровый валик. Грудь неравномерно двигалась, пальцы слегка дрожали, последний раз посмотрев на бомбиста, Прохор прикусил губу, спрыгнул на землю, давая витязям внимательнее рассмотреть пару «кулей» в телеге.
-Дюже похожи на тех, кого мы видели,– сказали воины, всматриваясь минуты две в несколько изменившиеся лица татей, после чего перевернули их на животы, делая какие-то непонятные замеры.
-Коли так то трогаемся обратно…– посмотрев последний раз на толпу, полковник заметил, что не вдалеке клубится черный дым, едва видный в темноте, получается, что там до сих пор что-то горит.
«Не забыли бы потушить,– отстранено подумал Прохор, поворачиваясь к своим воинам»
Оставив на облучке одного витязя, Прохор пошел прочь от Старого города, чувствуя, как ему в спину упираются сотни пар глаз. Полк, следуя за своим командиром, взял телегу в «коробочку», только в отличие от артиллерии, именно так и передвигающейся в составе полка, телега не имела свободы передвижения. По сути, находясь под бдительным взглядом десятков глаз.
Конец декабря 1709 года от Р.Х.
Москва.
Алексей Петрович Романов.
Перед глазами плывут цветные круги, в ушах немилосердно звонят колокола, того и гляди лопнут перепонки. Но вот беда ничего поделать с этим не могу, ведь у меня есть только мои чувства, а сил уже нет, даже веки приподнять и то не могу. Постепенно в голове начинают вплывать картинки недавних событий, вот толпа волнуется, вот слышен звук выстрела, а вот и летящая невдалеке от нас с отцом бомба, легшая аккурат между нами.
Меня крайне сильно мутит, но вместе с тем очень хочется кушать, кажется, что дай мне сырого мяса, и я его за милю душу съем, упиваясь вкусом крови и мягких мышечных волокон…Брр! Не хочу такого.
Как будто издалека до меня доносятся знакомые голоса, но вот разобрать, кто это говорит, не имею ни малейшей возможности, просто знаю о том, что это свои. Сил в моем истощенном организме совсем не много, а есть хочется все сильней, доходит до того, что колоть начало в желудке, крайне неприятные ощущения, знаете ли!
Борясь с самим собой, своей слабостью я не замечаю, как засыпаю, проваливаюсь в мир, где нет сновидений, для того чтобы вновь проснуться от страшного чувства голода. Остается одно желание – есть! Кажется, что дай мне корову или пускай небольшого бычка, то я от него ничего не оставлю…
За всеми этими плотскими желаниями я не замечаю, что перед глазами еле-еле брезжит клочок света. От удивления даже чувство голода притупилось, а в голове радостно забили набаты, с новой силой врываясь вместе с потоками крови.
-Слава Богу, ты очнулся!– радостно воскликнула Оля, нежно прикасаясь мокрыми от слез щеками к моей руке.
В запястье немного кололо, пальцы слушались плохо, но мысль о том, что я жив и все хорошо, переборола все эти минусы. Пытаюсь сказать Оленьке, чтобы она не плакала, ведь я жив, но вместо этого слышу лишь тихое:
-м…йаа ..се …шо.
Подняв голову, боярыня улыбнулась своей лучезарной улыбкой, смахнула выступившие слезы кружевным платком, с теплотой глядя на меня своими карими глазами. Не говоря ни слова, девушка гладя меня по голове своей ладошкой улыбалась. Потом достала откуда-то небольшую склянку с жутко пахнущим настоем и через импровизированную воронку буквально вылила в мое горло эту дрянь. Сил отбиваться или хотя бы просто приказать прекратить экзекуцию не было. Поэтому приходилось терпеть столь отвратительное пойло. Однако с каждым глотком горечь, смешанная с луговыми травами отступала, горло перестало драть, в голове несколько стихли удары «молоточков», а вместе с этим веки глаз начали наливаться свинцом. Прикрыв глаза я провалился в сладостное забвенье, где нет никаких снов.
…Следующее мое пробуждение было много приятней чем до него. Глаза открылись сразу же без каких-либо цветных пятен и ненужных раздражающих кругов. За окном забрезжили первые лучи восходящего солнца, попробовав повернуть голову в бок, я заметил рядом с собой русые волосы Оли, обессилено лежащей рядом со мной на кровати. В лодыжках немного кололо, по всей видимости я несколько залежался, из-за этого кровь застоялась, требовалось ее несколько расшевелить. Напрягаю изо всех сил мышцы ног, при этом стараюсь не разбудить мою девушку. Двигаю пальцами рук, сжимаю и разжимаю кулак, тем самым нагнетая в руку свежую кровь.
Не знаю сколько времени я «забавлялся» подобным образом, пока не почувствовал, что на меня кто-то смотрит. Знаете ли человек может чувствовать направленный на него посторонним человеком взгляд, особенно когда этот взгляд «неприкрыт». Поворачиваю голову, на губах появляется виноватая улыбка, я все-таки разбудил ее.
-Извини милая, я не хотел тебя будить.
-Все замечательно, для меня лучшее, что ты можешь пока сделать, это выздороветь,– чмокнув меня в небритую щеку, боярыня подошла к небольшой столешнице, взяла какую-то склянку…
-Я не буду больше пить эту дрянь!– сразу всполошился я, но Оля тут же успокоила.– Не переживай так, милый, это мазь, а не настойка, так что я просто нанесу ее на раны, чтобы они быстрее срастались.
-Тогда ладно, милая расскажи, как долго я был без сознания, что с отцом, какие дела творятся сейчас в столице.
Ворох разнообразных вопросов сыпался из меня на боярыню, она едва успевала отвечать и наносить мазь. Я узнал, что как только взорвалась бомба нас с отцом взяли в кольцо витязи, успевшие добежать до нас полсотни саженей быстрее, чем остальные опомнились. В ту же ночь, окраина Старого города загорелась, с чем это связано Оля не знала. Вестей об отце не было вообще никаких, даже доктора Бидла не выпускали из дворца, да еще и троих иностранцев вызвали из поместий дворян, успевших нанять их в личное пользование. Видимо, дела у батюшки действительно плохи, раз потребовалось собирать консилиум. А времени то прошло уже изрядно, сегодня, как сказала моя ненаглядная уже пятый день идет.
В бывшую столицу прибыли все мои соратники, даже Николай, проштрафившийся за свои мелкие махинации в пользу отца, бросил дела и примчался ко мне. Мотивы то конечно у всех разные, но ведь чертовски приятно осознавать, что ты кому-то нужен на этом свете. Алехандро, близко сошедшийся с Кузьмой, не только на почве армейских традиций и клинков, но и в помощи друг другу, часами обивал порог моей комнаты в левом крыле дворца, куда меня перенесли после того, как общее состояние улучшилось.
Улучив момент, попросил Оленьку впустить друзей, мол, дела надо решать, да и просто повидать их охота, чтобы лишний раз не волновались, соратники все-таки не абы кто. Но молодая лекарка надулась и запричитала о том, что я не ценю ее старания и совсем не берегу себя, и все раны, закрывшиеся за эти дни, от волнения могут открыться вновь, и тогда лечение начнется заново. От такой перспективы мне, конечно же, пришлось отказаться, стоически решив денек потерпеть.
Между тем Оля, намазав меня, предварительно полив раны какой-то приятно пахнущей настойкой, собралась и ушла, заметив напоследок, чтобы я отдыхал и не перенапрягался лишний раз. Оказывается, она действительно уходила для того, чтобы я скорее выздоравливал. Ведь рядом с любимой сердце бьется сильней, а от счастья хочется петь и танцевать, что я собственно и попытался продемонстрировать. Вот только в нынешнем состоянии это оказывается противопоказано, весь правый бок скрутило от боли, на ранах выступила свежая сукровица. Может, именно из-за этого прелестная лекарка так быстро покинула меня?
В голове понемногу проясняется, на свои места становятся кусочки единой картины, произошедшей не так давно. Да и эта неясность с отцом заставляет задуматься о будущем, вспомнить хотя бы то, что возле престола обретаются своры шакалов, готовых пойти на любую подлость, лишь бы только остаться у кормила власти. Так что там у нас на счет этой бывшей подстилки Алексашки, Марты, ставшей в православии Екатериной, вскружила Петру голову, или наоборот не голову вскружила. Не важно, главное, что царицей она не стала, и претендентов на трон никого больше нет, а это значит, что я единственный наследник престола. Вот только забывать о главном нельзя! Береженого бог бережет, и лишний раз на людскую любовь надеяться не стоит.
Так первым делом витязей всех к дворцу стянуть необходимо, после сразу же оградить отца от присутствия его любимцев, если он, конечно же, без сознания, затем ввести в столицу регулярные войска, тех же гвардейцев к примеру, все-таки до эпохи дворцовых переворотов еще далеко и элита армии не прогнила под влиянием постоянных подачек фаворитом власть имущих. Черт! Кто бы знал, что на государя додумаются сделать покушение, в моем то времени в истории о таком даже не упоминается, видимо я успел в этом свою роль сыграть.
Бог ты мой, как все не вовремя, я же не готов к такой ответственности, да и кадров квалифицированных кот наплакал, хорошо, что хоть витязи подрастают, какая-никакая опора имеется. Вот только базы управленцев вовсе нет, как впрочем, и бюрократического люда, вообще никого нет. Да и как им появиться, что, даже отлучившись на полгода, я вместо нормальной спайки сподвижников увидел только отдельную работу единого механизма, который вместо запрограммированного движения стоял на месте.
Как все же тяжело, оказывается, заставить людей работать, так как надо! Что им надо всем?! Во-первых, это конечно же заработок удовлетворяющих их потребности, во-вторых возможность заняться любимым или интересным делом, в-третьих, быть уверенным в завтрашнем дне, то есть в своем государстве, но это не главное, в-четвертых быть не балластом общества а его связующим звеном, проще говоря человек должен знать, что он НУЖЕН своей стране. А как этого добиться? Нужна свобода, однако нужна она не многим, есть в обществе определенный процент людей, которые не пожелают иметь эту самую свободу от своего господина, когда тебе придется думать самому, решать как прокормить семью, не оглядываясь на покровителя, и постоянно думать о том, как быть дальше. Да, есть о чем подумать, непременно стоит по этому поводу обговорить с отцом Варфоломеем и епископом Иерофаном, да еще не мешало бы от оппозиции церкви умного человека пригласить… Стефана Яворского к примеру, митрополита Рязанского. Являясь ярым противником реформ моего батюшки он пытался по первой после моего «преображения» вмешиваться в мои дела, но так ничего и не добился, поняв, что цесаревич уже не тот что был раньше и воздействовать привычным способом напоминания догм православной церкви не получается он отдалился от меня. Предпочитая следить за мной из тени своей резиденции.
Впрочем, я, кажется, немного увлекся, мысли не в то русло повернули, будем решать проблемы по мере их появления, а все остальные отложим на потом, главное узнать, что же случилось с отцом и жив ли он вообще. Напрягая мозги, буквально заставляя их, со скрипом работать я, окончательно растратил все силы организма, накопленные за часы сна. Я по-прежнему продолжал обдумывать сложившуюся ситуацию, ища оптимальный выход с наименьшими «затратами» и не заметил как веки смежились и перед глазами расплылась благословенная темнота.
Весь мир погрузился в сладостное забвенье…
27 декабря 1709 года от Р.Х.
Преображенские палаты.
Алексей Петрович Романов.
Солнце плавно садилось за горизонт. Часы били пять раз, удары как рокот судьбы проносились по улочкам Москвы. Красная площадь за последние дни стала местом паломничества сотен людей, приносящих под красные стены толстые восковые свечи, в Успенском храме, который день идут службы за здравие государя и его наследника, да и все остальные церкви и соборы земель русских, прослышавших о несчастье, тут же начинали службы.
Негодование, страх перед «антихристом», неудовольствие проводимыми реформами государя, все это отступило на задний план перед случившимся несчастьем. Москва замерла на эти дни, ожидая вестей из дворца государя.
Между тем мало кто знал, что полк витязей, вошедший на территорию Преображенского дворца, куда и отнесли государя, сразу же занял опорные позиции на подступах к комнатам цесаревича, попутно имея возможность блокировать свободный проход в опочивальню государя. Приказ старшего брата был четким и лаконичным: «Занять оборону, в случае сопротивления или какого-либо неудовольствия со стороны аристократии арестовывать виновных и сажать под домашний арест».
Две роты гвардейцев, преображенская и семеновская недоуменно взирали на перемещения молодых воинов, резво вытеснивших опешивших от такой наглости ветеранов Северной войны с занимаемых ими позиций. Однако когда старшие офицеры, во главе с канцлером Головкиным попытались было восстановить статус кво, попросту приказав витязям «убираться обратно в свой медвежий угол». То произошла небольшая стычка, в результате которой пара преображенцев получила легкие ранения, а один витязь был доставлен в комнату, переоборудованную под временный лазарет с рассеченным бедром, приняв на себя атаку двух ветеранов, захотевших поставить на место зарвавшихся юнцов.
Все это я узнал буквально полчаса назад, честно сказать, отдавая приказ в обед, я не думал, что «птенцы Петровы» решаться на столь открытую конфронтацию, выходит, что дела у них действительно не важные, поэтому стоит торопиться как можно скорее к отцу, да и оградить его от «лишнего» внимания ворья не помешает.
-Все в сборе?– вопреки запрету Оли я встал с кровати, решив, что и так непозволительно пустил дела на самотек. Одевшись в грязно-зеленую форму витязей, с золотыми аксельбантами (у всех витязей аксельбанты только белые, золотые разрешается носить только людям царской крови) поправил портупею с подаренной Петром шпагой, оглядел себя в зеркало, виновато улыбнулся нахмурившейся боярыне, сидящей ко мне в пол оборота.– Милая, успокойся, все будет хорошо, да и перетянули меня так, что даже прыгая я по лестнице ни капли крови не просочится сквозь бинт.
-Правда?– с какой-то детской надеждой в голосе спрашивает лекарка.
-Конечно правда, разве ты сомневалась?
-Тогда иди, делай сто должен…– улыбнулась она.
«…и будь что будет,– добавляю про себя.– Спрашивается, как понимать особей женского пола, если у них логики как таковой нет в помине? Впрочем, не буду забивать себе голову, пусть будет как должное, некая аксиома, все известная и не требующая доказательств!»
-Пошли.
Командую улыбающимся Прохору, Артуру, Кузьме, Алехандро, всем тем, кто сейчас стоял в прихожей, время бездействия кончилось. Оставлять все как есть я, просто не имею права. Иначе могут начать появляться разные бредовые идеи в головах сторонников отца, мол, почему бы от наследника тихой сапой не избавиться, или просто отдалить от трона, так же тихо арестовать и посадить в тюрьму. Да и вообще мало ли какая залетная мыслишка занесется в глубины хитрых, опытных, наглых ставленников отца.
Быстрым шагом наша компания идет по коридорам дворца, витязи идут следом за нашими спинами, пара рот спешно готовится к отражению возможной атаки со стороны главных ворот. Мало ли какие глупости у драгун могу возникнуть? Не хотелось бы проливать русскую кровь из-за чьей-то прихоти, но в случае нужды придется сделать и это, ведь никуда не денешься, третьего не дано: или ты или тебя.
Последние лучи солнца, отражаясь от снежного настила на улицах и крышах домов, гуляли по стенам галерей. Ночь плавно опускалась на столицу, правда в отличие от простых обывателей в Кремле жизнь била ключом.
Преображенцы вместе с семеновцами стояли на каждом углу, не пропуская никого кроме высших сановников, вот только преградить путь цесаревичу ветераны не решились, слишком кощунственно это было для простого русского мужика, пускай и побывавшего в десятке сражений. Приказы старших офицеров попросту не исполнялись, а сами караулы под конвоем витязей уводились в глубь левого крыла дворца, от греха подальше. Повезло еще, что основная масса гвардейских полков встала на постой, на Немецкой слободе и прилегающих к ней улицах. Казарм в столице не было, как впрочем, их не было нигде, кроме Петровки.
Строить и оборудовать столь нужное для обычного солдата жилье государь во время войны не пожелал, тратя наличность на вооружение, обмундирование, провиант и денежное довольствие солдат и посольских приказов, такой фактор как здоровье и комфорт не учитывалось вовсе. Что ж понять это можно, но вот следовать этому абсолютно всегда не очень то хотелось, реформы в армии на изменении одежды и строевых приемов не закончились, надо только подождать немного, и выяснить в конце-концов, что там случилось с отцом!
Чем ближе мы продвигались к опочивальне царя, тем труднее было разоружать солдат, без применения силы. Дошло до того, что перед самыми дверями спальни Петра замер кордон из двух десятков солдат и одного молодого капитана. Наотрез отказавшегося пропускать меня к отцу. Что ж его право.
-Полковник Митюха…– выразительно гляжу на Прохора, тот понимая все с полуслова выхватывает из первого аналога кожаной кобуры, болтающейся чуть ли не на уровне голени, обрез и не целясь стреляет.
-Так будет с каждым ослушавшимся моего приказа,– жестко говорю гвардейцам.
В смертельном оцепенении капитан глядел на суровые, злые лица витязей, только что наглядно доказавшие своим же людям, то что они не юнцы и могут постоять не только за себя, но и за честь Старшего брата, если будет на то его воля и желание.
Гвардейцы не сделали ни одной попытки сопротивляться, застыв на месте, лишь только склонили свои головы. Не дожидаясь, я прохожу мимо них, открывая сворки двери в опочивальню, кивнув соратникам, чтобы оставались перед дверью. Видеть царя в таком положении могут не многие, слишком он отличается от того, который постоянно носился по просторам Руси-матушки.
-…Государь, но он ведь не сможет, еще молод, неопытен,– вещал какой-то знакомый льстивый голос.
«Вовремя я тут оказался, очень вовремя. Здесь что-то затевается, что ж, тем проще будет их всех «причесать» под одну гребенку,– все сомнения мигом пропали, выпрямив спину твердым шагом, насколько позволяли раны, иду по ковру в сторону большой кровати, возле которой замерли трое людей».
Кажется, здесь даже звук выстрела не слышали, вон, как заняты разговором, хотя нет, эта шлюховатая лифляндка, сидящая возле изголовья отца смотрит на меня, вот только не говорит ничего светлейшему князю и канцлеру, поняла Марта, что запахло скипидаром! Странно, у меня ведь не было такой жгучей ненависти к ней, откуда же она появилась? Хотя быть может, это сейчас все проявляется из-за того, что раньше я эту … хм особу не видел, поэтому и воспоминания о ней как таковые лежали мертвым грузом, а вот теперь все всплыло. И спрашивается, какого хрена Петру русские девушки не угодили, что он иноземку себе взял, да еще и бывшую любовницу его фаворита, хотя это то, как раз и есть вполне нормальным для нынешней эпохи. Нет, ответить на этот вопрос мне пока не под силу.
-…нет, друзья… видение было мне,– едва слышно шепчет отец.
-Но мин херц, как же мы будем без тебя!?– чуть ли не с ужасом кричит Алексашка, вставая на колени перед постелью государя.
-Мой сын позаботиться о вас, друзья, не даст в обиду…
-Он то позаботится, вы знаете, что его витязи готовы в любой момент…
-Я знаю, что они готовы, господин канцлер,– жестко говорю князю Головкину, прерывая его бестолковый треп.
Тот в полном обалдении поворачивается ко мне лицом и смотрит будто на привидение, по-видимому они и в правду не слышали выстрела, неужели комната на столько хорошо звука изолирована? Нет не верю, тут вообще не дверь а фанерная прослойка стоит…
-Но как же так вышло, тебя не должны были пустить.
-Да нет, впустили как видишь,– улыбаюсь канцлеру самой неприветливой улыбкой от чего тот немного побледнел, понял зараза по чем нынче, правда матка!
-Батюшка это что же получается твои верные псы, родного сына к тебе пропускать не хотят, неужто злое с тобой сотворить хотят?– обратился я к Петру.
-Пошли все прочь отсюда,– тихо сказал государь, отбрасывая от себя руку своей любовницы.
-Но, благодетель ты наш, почему…– начал было лифляндка говорить, но от резкого окрика царя замолчала:– Прочь я сказал! А ты Алешка останься…
Троица вышла из опочивальни, в коридоре по моему приказу должны были сразу же взять под домашний арест и не выпускать из их комнат, впрочем, подобная мера предосторожность должна быть ко всем сторонникам отца. Слишком многих он приблизил к себе, и слишком многие стали служить не государю, а своему животу, а это необходимо исправлять и насаждать другие порядки. Вот только надо узнать, в конце концов, что случилось с батюшкой, из-за чего весь сыр бор случился и как сильно он ранен.
-Подойди ко мне сын,– тихо шепчет отец.
В коридоре поднялся какой-то гвалт и шум, но тут же все стихло, кажется, слышался даже звон скрещивающихся клинков, я же не обращая, внимая, подошел к постели государя, только сейчас заметив, как плохо он выглядит. Лоб покрыт испариной, лицо исказила гримаса боли, рядом с подушками лежит полотенце, наверное, раньше оно было на глазах, которые теперь отрешено, смотрят куда вверх, не реагируя ни на что, одна из бровей порвана на две половинки, запекшаяся кровь на ране почти не обрабатывалась, даже сшить ее не удосужились. Наверное, боялись повредить глаза, хотя может я и не прав. Несомненно, одно, царю тяжело сейчас приходится, удивительно, что он вообще говорит сейчас, с такими то ранами. Вспомнив, что в отца стреляли, опускаю взгляд на тело, но ничего не вижу, одеяло закрывает его. Вот только от раны лица так плохо выглядеть не будешь, значит, ранили его серьезно, вон даже лицо все белое, будто мел, видимо государь крови много потерял.
-Я хочу кое-что сказать тебе, Алешка,– почувствовав что я рядом с постелью, Петр, проведя рукой по постели крепко сжал мою ладонь.– Мне было видение, пока я был без сознания.
Отец замолчал, его грудь часто вздымалась под одеялом, на лбу появились новые капли пота. Однако мою руку государь так и не выпустил, казалось, что даже наоборот, сжал еще сильней. Чуть слышный хрип вырывался из царского горла. Сильный, здоровый некогда человек лежал передо мной беспомощным, сгорающим, словно свеча мужчиной.
Сколько раз царь стоял на пороге смерти из-за болезней и сколько раз он выбирался из загребущих рук Костлявой. Удача берегла царя на поле брани, прострелянная шляпа, и искореженный медный крестик, лежащие рядом с отцом в его опочивальне ясное, видимое доказательство, но не уберегла от столь нелепого странного покушения. Разбираться с ним мне только предстоит, благо, что пара татей жива и сейчас находятся в тюрьме.
-…я видел, как ко мне спускался ангел,… он звал меня к себе, манил,… но я не мог уйти, потому что здесь остались нерешенные дела, любимая жена, дочери, сын…– было видно, с каким трудом Петру давались эти слова, испарина выступила даже на кончике носа, по виску заструился ручеек пота. Я не перебивал отца, он должен высказаться, а я должен слушать и по мере возможности помочь ему в этом.– Я никому не говорил об этом,… но обязан сказать тебе, моему наследнику и первенцу. Пусть с твоей матерью у меня не сложилось,… да и не баловал я тебя, но прошу тебя об одном,… позаботься о Катеньке и Аннушке с Лизонькой, они твои родные кровинушки, так же как и я сам.
-Отец к чему эти слова, ты ведь скоро поправишься, встанешь на ноги и сам сможешь видеть взросление моих сестер,– заверяю царя, с грустью глядя на его лицо.
-Нет, не много мне осталось, являлся мне ангел второй раз,… вчера, под самое утро, говорит: «пора Петр тебе, заждались тебя твой отец с дедом,… прадед с умилением глядит сверху, а матушка слезно просит, увидится с тобой. Три дня даю тебе, Петр,… больше тебе не прожить». Так что умру я скоро, сын… и государство свое тебе оставлю. Многое хотел я сделать, Русь-матушку к величию вести, да не дал Бог,… умираю, оставляя такую тяжесть на плечах твоих, Алеша.
-Так может все образуется батюшка? Может, просто привиделось тебе это,– делаю попытку увести тяжелые думы царя в сторону, но все потуги рассыпаются пеплом.
-Ты не поймешь сын, пока сам не испытаешь этого. Не могло такое привидится,… впрочем, пускай сия учесть минует тебя… Я устал, хочу отдохнуть немного, но прежде чем ты уйдешь, хочу, чтобы ты поклялся в том, что будешь оберегать свою семью, а мачеху с сестрами тем паче,– голос государя становился все тише и тише, хрипы заглушали слова, но Петр упорно продолжал говорить.
-Клянусь отец, что буду защищать и оберегать их как самого себя и семью свою, и не будет мне никакого покоя, пока не сделаю я для них все возможное!– слова слетают с губ, тяжелым ярмом ложась на шею.
Непонятная ненависть к лифляндке куда уходит, остаются лишь воспоминания Алексея, того самого цесаревича, который читал письма своей мачехи, старающейся помирить отца и сына после очередной размолвки, нежно относился к ней и признавал своей матерью, несмотря на то, что царь лишил его настоящей матери, отправив ее в монастырь.
Да, стереотипы играют порой глупую и страшную роль в сознании человека, многое могло бы быть иначе, не появись эти бесовские выдумки лицедеев и лицемеров. Похоже, многое придется переосмыслить, многое понять, пересмотреть и не делать поспешных выводов из всего услышанного и увиденного. Жизнь штука странная и порой непонятная, так почему же нам самим надо быть открытыми как книга? Выходит, что человек то это много больше, чем мертвая плоть древа… Черт бы побрал всех философов и их труды! Как же теперь быть, когда осознаешь – рушится приятный мирок, исчезают бумажные стены долго возводимых замков, открывая для тебя все гамму красок этого мира, с его жестокостью, подлостью, красотой и уродством, открывая нам одну простую – человек существо разноплановое и несовершенное! И относиться к нему однозначно тоже нельзя, даже взять светлейшего князя… етить его… гений военной наступающей доктрины Петра, верный сподвижник и удачливый командир, при этом являющейся столь злостным нарушителем законов и устоев государства, что повесить его было бы великим благом, да только надо ли все это?!
-…что ж сын, я рад, что ты изменился,… ступай, пригласи ко мне мою Катеньку, хочу последние мгновения побыть с ней…– отец повернул изуродованное лицо на бок, из уголка невидящих глаз покатилась прозрачная капля, пробежавшая по щеке и исчезнувшая на одной из подушек.
Через пару минут заплаканная некоронованная царица вошла в опочивальню Петра, неся на руках полуторагодовалого ребенка, невинно взирающего на окружающий мир с такой любознательностью и вниманием, что даже мое очерствевшее сердце двух совершенно разных эпох дрогнуло и часто-часто забилось.
Увы, но жизнь часто несправедлива, страдают достойнейшие, умные, благородные, а живут предатели, скоты и многие к ним относящиеся. Да, жизнь каждого из нас порой заворачивает разные зигзаги, но это не значит, что при каждом бедствии нужно опускать руки, скорее наоборот: «То что нас не ломает, делает нас сильнее!»
Друзья, стоящие рядом с дверью в окружении моих гвардейцев и витязей, молча разошлись в стороны, ничего не спрашивая и даже стараясь не смотреть на меня, опуская свой взор в пол, будто на нем изображена самая прекрасная картина на свете. Не понимая в чем дело, подхожу к одиноко висящему зеркалу…
Увиденное поразило меня: красные опухшие глаза, мокрые дорожки на щеках, плотно сжатые губы на фоне бедной кожи лица. Медленно подношу руки к глазам, пальцы дрожат так будто я неделю беспробудно пил. Едва касаюсь скул подушечками пальцев, делаю шаг в коридор, тишина повисла во дворце, лишь где-то вдалеке хлопнула и все, больше никаких звуков не было. Не оглядываясь, продолжаю свой путь, в каком-то полупьяном состоянии дохожу до своих покоев, не сдерживаясь, падаю на постель и тупо гляжу в потолок, даже не замечаю, как рядом со мной опускается прелестная девушка, нежно целующая меня в шею, покусывая мочку уха, она выводит меня из этого оцепенения.
Начавшаяся было апатия, сразу же пропала, высвобождая скрытые резервы организма, которые просто необходимо куда-то употребить…
Поворачиваю голову, на встречу ее губам, пальцы рук живут своей жизнью, выискивая крючочки, узелки и прочий крепежный инструментарий одежды. В конце концов, последняя преграда пала, боярыня откидывается на спину, блаженно прикрывает глаза,… я опускаюсь чуть ниже, целую ложбинку грудей Оли, а в голову тем временем закрадывается неприятная мысль, даже не мысль, сравнение: «Пир во время чумы…»
Глава 2
Конец января 1710 года от Р.Х.
Рязань.
Царь Алексей Петрович Романов.
День сменялся ночью, прошлая апатия прошла так и не начавшись, жизнь текла своим чередом, однако в сердце все равно будто что-то умерло, а вот воскреснет ли вновь, я не знаю.
1 января, после обеда, когда солнце светило особенно ярко отец отослал всех из своей опочивальни, не хотел чтобы жена с малолетней дочерью видели его смерть. Только попросил в последний раз посмотреть на грудную Елизавету.
Царь не спрашивал где его соратники и друзья, будто весь интерес просто исчез. Он хотел одного – уединения с семьей, которого не мог добиться во время нормальной жизни, постоянно носясь по просторам огромной страны. Уходя из опочивальни отца, я услышал тихий шепот государя, молящего меня о прощении, о том, что он не уделял мне даже капли своего времени. Он просил не забывать свою кровь, кровь, текущую в жилах дочерей Петра, дочерей брата отца, всех тех в ком есть хоть капля крови Романовых. Я почувствовал, как одинокая слезинка собирается в уголках глаз, готовая сорваться она так и осталась на своем месте, реальность заставляла быть жестким, давить жалость и милосердие, выкорчевывать любым методом, даже самым радикальным.
В два часа по полудни царя не стало, не было ни горячечного бреда, ни какого-либо осложнения, вообще он шел на поправку, даже лицо несколько порозовело, однако факт остается фактом – государь Московский и Всея Руси скончался…
Три дня длилась служба в Успенском соборе и ближайших церквах, священники стояли с иконами в руках, молились за упокой души Петра Великого. Перед иконостасами замерли сотни свечей, не было ни минуты. Чтобы не был слышен звон колоколов. Да, Петр Алексеевич Романов как никто другой заслужил это прозвище, все-таки сделал он не мало, и сколько бы еще сделал, если бы не эта напасть!
Но что бы не случилось, жизнь продолжается! Похороны прошли, разбираться с делами я в первые дни не хотел, забот хватало и без этого, по моему желанию коронацию произвели как можно раньше, без много месячных приготовлений, там же в Успенском соборе. Тяжесть шапки Мономаха, ее незримое давление, словно на тебя взирают десятки глаз предков, ощущалась особо отчетливо, будто все они за спиной стоят, с молчаливым вопросом в глазах: «А справишься ли?»
Но вот, наконец, все мероприятия прошли, в глазах народа, бога и самого себя я стал полноправным государем Руси-матушки. Памятуя о клятве, сразу же определил денежное довольствие чете государевой, оставив их в Преображенском дворце, куда мне честно признаться возвращаться было неохота, да и неуютно там, что скрывать.
Сам же быстро перебрался в родную Рязань, мимоходом думая о том, как быть с Петербургом, конечно отец перенес столицу именно туда, заложил и уже построил ряд отличнейших зданий, то же Адмиралтейство, дворец светлейшего князя, да много что еще. Как не стоит забывать и о том, что русская морская торговля с Западом осуществляется теперь по большей мере не через Архангельск, а через Питер. Да проблемка та еще с этой торговлей, каперы шведов вообще озверели, нападают на все корабли, причем, не разбираясь под каким флагом они идут.
Подумав несколько часов, решил, что указы отца о переносе грузопотока был несколько преждевременным, пока рано это делать. Вот потом, когда Петербург окрепнет вот тогда и льготы кое-какие ему выделить можно будет, сейчас же это ненужное расточительство и трата денег. Потом по мере наращивания значения Питера понемногу разбить общую торговую систему с Западом морскими путями через Балтику и Архангельск, чтобы и там и там убытков не было.
При всем при этом лишать нынешний Петербург его права «расти» нельзя ни в коем случае, а то получается. Что столько людей умерло за зря? Приток капитала должен быть обязательно, иначе город захиреет и станет обычным заурядным городишком. Да еще эти вечные затопления… блин и каналов то некому построить, все достойные люди или малы, или не родились еще. Ладно, проблему эту мы решим, стоит только, мозги напрячь и успокоиться.
Вопреки традиции гулять целую неделю, после восшествия на престол нового царя. Я строго-настрого запретил увеселения больше трех дней, во-первых, должно быть проявлено почтение к отцу, ну а во-вторых, народ должен работать, а не пьяные дебоши устраивать, создавая ненужную головную боль Службе Безопасности. Пускай, зимой работы у большинства как таковой нет, но это не значит, что ее и не появится. Раз мои руки, наконец развязаны, то малые наработки Рязанской области можно внедрить и во всей России, вот только надзирателей-управленцев найти необходимо, чтобы дела не стопорились, а спорились.
Экономика страны, судя по отчетности, упраздненного неделю назад коллегиума, чуть не замененного Сенатом, находится в полной жо..е. Казна на грани банкротства, населения по переписи прошлого года стало в центральных губерниях на 20% меньше, а в восточных губерниях на все 40% меньше! Разве что сделать как в давние времена «ход конем», отдать на откуп монополии на рыбий клей, икру, соболей, ревень, поташ, смольчуг и табак, скажем на полгода. И прибыток единовременный сразу и в случае злоупотреблений можно будет штраф наложить на того кто сие учинит. Правда поташ и смольчуг очень вредны для лесов, придется заняться тем, чтобы ограничить их получение из нестроевого леса.
Кроме того, все доходы с питейных, соленых и таможенных издавна принадлежат казне. Их тоже можно на откуп отдать, пока дела не наладятся, да и люди, взявшие в свои руки разное корчемство, воровство в соляных промыслах, потаенный провоз и многое другое будут пресекать, тем самым, помогая государству. Пускай не явно, а косвенно, но все же умножая доходы казны в будущем, выискивая оптимальные виды сбора денег.
Вот только беда в непомерных налогах наложенных на подневольных людишек остается неразрешенной, если их убрать, то казна и вовсе оскудеет до крайности. Плюс само крепостничество, которое нельзя полностью отменить ни в коем случае. Даже не из-за того, что есть большая вероятность бунта дворян, со всеми вытекающими последствиями. Просто русские люди еще не доросли до того, чтобы быть полностью свободными, процесс закрепощения длился века, и это реальная жизнь, а не глупая сказка, где достаточно сказать хочу то-то и тот-то и все сразу же наладиться, и все будут счастливы.
Да и лить русскую кровь понапрасну я не хочу, значит надо придумывать другой способ, скажем как постепенная отмена крепостничества для отдельных лиц государства, путем выделения лучших из крестьян и рабочих. Выставить, к примеру, денежную планку выкупа в размере 40 рублей (жалование 1-го солдата нового строя составляет 24 рубля в год, при этом из него вычитались деньги на обмундирование, так что «чистыми» остаются порядка 12-14 рублей). Если же человек смышленый и работящий, способный к преодолению трудностей то может выкупить себя, а там чем черт не шутит, и в банке кредит взять, скажем, под пару тройку процентов.
Правда данный прием можно будет сделать только с «государственными» крестьянами, остальным же придется помогать другим способом, к примеру, выкупать их у проштрафившихся и разоренных дворян, заодно и видно будет, какой дворянин в какой ипостаси лучше представлен. Одному может управлять дано от бога, а другому воевать, в роду написано. Однако цена жизни получается у них совершенно разная, как и польза, Отечеству, хотя с этим можно поспорить, следовательно «Табель о рангах» который так и не написал Петр крайне необходимая вещь. Без него строгая иерархия чинов будет постоянно путаться, и отношение между разными группами высших сановников будет чисто условным, что при абсолютной монархии крайне нежелательно.
Да и с репрессий царствование начинать не хочется, правда без них не обойтись, в идеале вздернуть пару недоброжелателей нужно, для наглядного примера остальным, да боюсь, выводы бояре с дворянами сделают совершенно не те, которые я хотел бы.
Кстати о боярах, ведь моя ненаглядная прелесть до сих пор остается для меня загадкой, ни прошлого толком не знаю, ни рода не ведаю, правда, утешает одно – она моя, в полном смысле этого слова. Правда все-таки посланные пара гвардейцев должны все же окончательно определить к какому роду принадлежит Оля. Ну не может столь знающая и благородная девушка быть просто деревенской лекаркой, не верю я в это! Что ж время терпит, женится я все равно пока не смогу, нужен патриарх, да и благословение матушки необходимо.
Да, проблема матушки… что же с ней делать? Доходили ведь слухи, что они вопреки воле отца вела мирскую жизнь, даже любовника завела. Нужны ли мне бастарды? Нет, конечно, вот только и запирать родную мать в монастыре будет не по-человечески. Значит, придется все решать постепенно, после того как она приедет в Рязань из Суздальского Покровского монастыря. И как интересно мне с ней общаться, ведь не видел ни разу, а память Алексея помалкивает об этом, даже намеков никаких нет, что не очень хорошо. Впрочем, будем импровизировать, не в первой, а как крайний случай, то монастырь может быть вполне реальной прерогативой…
-Ваше Величество, что-то случилось?– обеспокоено спрашивает епископ Иерофан, сидящий напротив меня.
-Нет, все нормально, я просто немного задумался,– «очнувшись» отвечаю епископу.
-Кхм,– слегка кашлянул Иерофан, вертя на мизинце тоненький ободок золотого кольца с небольшим изумрудом.
-Вы, наверное, задаетесь вопросом, почему я пригласил вас сюда?– откинув ненужную полемику, перехожу к делу, о котором думал всю последнюю неделю.
-Да, особенно интересно было бы узнать, почему такая спешка? Все же мне чуть ли не на Крещенские морозы выехать пришлось,– слегка мрачно ответил епископ.– Я конечно моложе многих епископов, но все-таки здоровьице стараюсь беречь.
-Правильно, здоровье оно ведь один раз на всю жизнь дается, его беречь просто необходимо… правда не в ущерб службе государевой,– хмыкнув, говорю Иерофану.
-Так, где же тут служба, ваше величество? Когда это церковь наша всеблагая под дланью государя была, отродясь такого не было, помогать помогала, опорой престолу была во времена тяжкие, но никогда на коленях не стояла,– нахмурился епископ, с силой сжимая изумруд на кольце.
-Признаю, не было такого, да вот только до добра ли довело это? Вот и патриарха нет на Руси, думаешь, батюшка мой, царствие ему небесное, просто так это сделал, оставил местоблюстителя, а не посадил нового Владыку?
-Не знаю этого, молод был в те времена, не до склок мне было,– с неохотой ответил Иерофан, продолжая вертеть кольцо.
-Пусть молод, но сейчас то, поди, уже и ум появился, не зря же я у тебя в свое время для прожектов помощи просил. Мне с дураком связываться было не с руки, да и ты сам выглядишь человеком понимающим, на многое способным, особенно если цель нужную дать…– спокойно смотрю в лицо прикусившего губу епископа.
Глаза Иерофана слегка прищурились, левая бровь слегка дернулась и … все, больше никаких признаков волнения. Между тем я так же спокойно продолжил:
-Мне пришлось немало подумать, кем хочу видеть столь влиятельное объединение подле меня, много прочитал, еще больше услышал и решил – нужна государству церковь подчиненная, подвластная воле государя, без каких-либо кривотолков,– напрямую заявляю епископу, глядя в его голубые глаза.– Ведь согласись епископ, церковь нужна государству и государство нуждается в церкви, вот только среди них не может быть равенства, иначе будет постоянная борьба, а этого как ты понимаешь не нужно мне. Но и слабой церкви мне тоже не нужно, поэтому я созову Архиерейский Собор, от имени местоблюстителя патриаршего престола для избрания нового Владыки. Правда кто это будет, я пока не знаю, но надеюсь, ты поможешь мне определиться с выбором?
-Что?! Ты царь земли русской предлагаешь мне такое? Быть посмешищем для всех предыдущих владык?!– негодующе говорит Иерофан, смотря на меня так, будто я ему предложил душу дьяволу продать. Я уже было усомнился в нем, да вот только чуть погодя из глаз епископа исчез фанатичный огонек, появились искры понимания. Понимания того, что это его шанс, который выпадает раз в жизни и если его не использовать, то потом его просто больше никогда не будет.
-Успокойся, епископ, я не хотел тебя обидеть, а тем более не думал принижать значение Православной церкви на Руси, скорее даже наоборот. Просто отец Иерофан, ты должен знать чего я хочу от будущего Владыки, и понимать сможешь это мне дать или нет. Если «да» то будем разговаривать на другие темы, важные для тебя, меня и нашего многострадального государства, но если же ты откажешься, то я не буду тебя держать, даже карать никак не буду, просто найду тебе замену, пускай хуже тебя, но все-таки найду,– с интересом гляжу за реакцией епископа.
-Ты, не оставляешь мне выбора…– тихо шепчет епископ.
-Неправда, выбор у тебя есть,– мягко возражаю ему.
-Что ж, ты прав, так пусть будет синица в руках, нежели журавль в небе,– спустя пару минут безмолвия сказал Иерофан, слегка тряхнув головой, прогоняя лишние мысли.
-Кроме того, епископ Иерофан меня интересует решение вопроса с «раскольниками», мне бы очень хотелось бы знать, как к ним относятся братья по вере, считают ли все поголовно их еретиками. Или же готовы пойти на некоторые уступки, для того чтобы русский народ, наконец, объединился и не пылали дома несчастных, отказавшихся от перекрещения? Не подумай, что я спрашиваю из праздного любопытства, твой ответ на многое может повлиять,– спокойно гляжу в глаза сорокалетнего московского епископа…
-Раз так, то я даже не знаю…– стушевался Иерофан.– Есть среди митрополитов и епископов, те, кто готов пойти на уступки, есть и те, кто за то чтобы выжечь это семя ереси с просторов Руси-матушки.
Епископ замолчал, несколько отстраненно оглядывая столешницу перед собой. Я не торопил его, слишком важен вопрос для меня, а еще важней то, что скажет мне сам человек, сидящий передо мной, подойдет ли он для роли главы церкви, послушной мне и одновременно думающий о своей пастве в том ракурсе, который нужен государю. Да и после того как отец Варфоломей принес мне свои наработки по подготовке витязей, мне пришлось на многие идеи, гонимые ранее от себя взглянуть заново, пересмотреть так, сказать.
Говоря с духовным наставником витязей, в подчинении которого прошлой осенью поступили еще трое семинаристов-бунтарей, с небывалым энтузиазмом внявшие пожеланиям Варфоломея, я в большей мере напирал на воспитание патриотов своей страны и своей Веры, без скотского рабского преклонения перед иноземцами. Пришлось даже Варфоломею запретить употреблять на богословии и логике такой термин как «раб божий», заменив его на «верный слуга божий», вроде бы малость, а вот при детальном рассмотрении выясняется, что и не малость вовсе. Но об этом только я, да сам Варфоломей знаем, остальные же не догадываются, что малолетние воины, грызущие гранит наук, воинской службы и братства, растут действительно воинами, со своими понятиями чести, доблести и блага Отечества. Не зря же на зеленом полотне знамени корпуса и полка соответственно, ниже бурого медведя замершего на задних лапах, выжиты золотыми нитями всего три слова: «За Веру, Царя и Отечество!»
…-Алексей… государь,– поправился Варфоломей.– Я еще хотел бы поговорить о том, чтобы часть этих изменений могла бы быть внесена в святые Писания во всех наших книгах.
-Даже я, Варфоломей знаю, что это нельзя осуществить, тем более что и представителей в иерархах церкви то у меня разве что епископ московский. А силенок у него не так много, чтобы всю братию под себя подмять, вон полувековой бардак разобрать никак не можем, что уж говорить о новых изменениях?
-Так и я о том же Алексей, зачем нам нужен этот бардак? Пускай две ветви не будут враждовать, ведь одному богу молимся и обряды почти такие же, ну а то что крестимся двумя или тремя перстами, так разве столь это важно?– молодой священнослужитель внезапно предстал передо мной зрелым умным мужем, который вынашивал в себе эти идеи не один месяц, а то и год. Вот откуда у него оказывается бунтарский дух то, а все гадал, что да как. Причина то на поверхности была, стоило только пепел надежд слегка сдунуть и вот она!
-Да, Варфоломей честно сказать порадовал ты меня,– с улыбкой говорю ему, сидя напротив него в его келье-кабинете расположенной в главном здании Корпуса.– Облегчил ты мне мои думы, помог ясность в голове приобрести. Вот только почему не хочешь говорить о том, какие беды от этого идеалистического решения могут быть? Ты не дурак, это видно сразу, да и благоволение мое имеется, значит что-то хочешь другое с этого поиметь. Но раз ты ярый сторонник нашей Церкви-матушки, значит не мирские блага это. Так что же тогда, Варфоломей?
С лица священнослужителя слетела маска робкого святого отца, в глазах вспыхнул и погас фанатичный огонек, сидя напротив меня, Варфоломей прекрасно понимал своим положением, своей почетной, пускай и трудной деятельностью. Он знал, что я ценю преданных и умных людей, не мог не знать, да и глаза у него имеются, чтобы все это увидеть. Так что похоже решился наконец выложить все что есть. На чистоту как говориться, вон даже кипу бумаг принес с собой, под полой, и думает что не вижу ее. Ну-ну, погляжу, что да как.
-Знаешь государь, откуда я родом?– севшим голосом спросил мужчина на год старше меня.
-Нет, об этом я не узнавал, да и решил, что если ты сам не хочешь рассказывать, то не буду прошлое ворошить, ни к чему это.
-Мы жили в месте близ Борисоглебовска, да вот только случилось так, что татары пришлые дошли до нас, что не бывало раньше. Земли разграбили, а нас в полон повели, спасибо казачкам донским выручили тогда, нас мальцов отбили, да вот на поруки царские отдали. Так и получилось, что в семинарию я попал только потому, что раньше был церковным певчим, почти клириком! Да, вот только мало кто знает, что наша церковь многие уклады старые сохранила, вот только дьякон старался не показывать это пришлым,– продолжил Варфоломей, глядя на свои руки.
-Продолжай.
-А что продолжать? Дальше ты государь и так все знаешь, так что решай, нужен ли тебе, такой как я пока поздно не стало. Ведь действительно не мирские блага мне нужны, мне надо, чтобы я мог когда-нибудь проехаться по дорогам Руси и видеть, что люди наши с гордостью смотрят не только на воинов, но и на слуг божьих. Хочу, чтобы, наконец, кончилась эта чума татарская жирующая на наших братьях уже почти полтысячелетия!– огонек священнослужителя понемногу разгорался вновь, голос окреп, ладони сжались сильней.
-Коли так, то не переживай, продолжай свою трудную, но нужную работу отец Варфоломей, а я уж постараюсь подсобить тебе, да и Руси-матушке тоже. Бумаги твои приготовленные я с собой заберу, на досуге просмотрю, а там уж решим, как насущную проблему лучше решить.
Пара десятков желтых листов собственного производства, налаженного еще в прошлом году, в аккуратной папке оказались у меня в руках, я же сразу отправился обратно в свою резиденцию.
…Да, господа, все же одни маленькие изменения в контексте могут принести нешуточные проблемы, или же наоборот великое благо для заинтересованных лиц. Так что мое сугубо практичное желание примерить никоновцев и «раскольников» между собой, а соответственно подвести их под единую вертикаль власти, патриарха, носит циничный управленческий характер, с теологией мало связанный, но при этом от нее родимой не далеко ушедший. Вот такой жизненный казус, вроде бы и благое дело, а пришло оно только как желание увеличить общую власть и никак иначе.
Так что можно сказать данная «реформа преобразования собственных идей» была создана или взращена после общения с боярином Долгомировым, к которому несколько недель назад я, как государь отправил подтверждение его полномочий и собственно преобразовал консульство в дипломатическую миссию. Поднял его статус на довольно значимую высоту, говоря простым языком, сделал то, что не успел сделать сам батюшка Петр.
Вот и получается что «протестантская» ветвь православия появилась в отличие от католической не после того, как утвердилась основа, а, наоборот, до нее. От простоты к усложнению обрядов, языка книг. Как бы то ни было, но раскольники нужны так же как и никоновцы, ибо все они русские люди, и просто так смотреть на гибель достойных, пускай и немного отличающихся по своим вера убеждениям, по меньшей мере глупо и недальновидно. Ведь насколько я знаю из истории, именно «раскольники» вели предпринимательские дела лучше, чем их собратья по вере, да и чувство братства у них было выражено четче, правда надо заметить, что это могло бы случиться из-за гонений на них, но факт остается фактом.
-Мне надо, чтобы ты епископ, через пару дней, крайний срок – три дня подготовил список тех кто «за», а кто «против» облегчения участи раскольников.
-Я сделаю это.
-Кроме того, нужно, чтобы ты взял под свое крыло весь корпус «Русских витязей», а потом после назначения передашь его отцу Варфоломею,– заверяю его.
-Вот значит как, лихо Ваше Величество, ничего не скажешь, одним выстрелом двух зайцев пристреливаете разом,– усмехнулся епископ, скидывая маску растерянности.
-О чем это ты, епископ?
-Уже не о чем, просто мысли в слух. Что ж клобук патриарха, вместе с посохом и крестом, стоят этого, если будет угодно Богу, то я передам отцу Варфоломею под личное попечение корпус,… и не буду влезать в его дела, вот только если действительно стану патриархом Московским и всея Руси, что согласитесь государь весьма сложно…
-Не беспокойся, это уже не твоя забота епископ, тем более, что кое-какие наработки по витязям и некоторым вопросам разделения подхода к обучению молодых воинов отец Варфоломей уже разобрал и конечно же он при встрече обязательно обсудит их с тобой,… а потом передаст мне, для утверждения,– улыбаюсь епископу, на лбу которого выступили капельки пота, все же не выдержал святой отец, дал слабину. Хотя тут и не мудрено, решения такие, что за минуту принять их просто нельзя, нужно обдумать, посовещаться с некоторыми собратьями епископами, архиепископами, митрополитами, или вовсе наоборот держать их до конца в неведении. Все зависит от связей Иерофана и выбранной им самим стратегии, что ж бог ему судья, да и мешать ему не хочется, посмотрим, что из этого выйдет. Время терпит.
Уже через пять минут дверь моего кабинета закрылась за епископом. Я сидел и листал документацию правительства, изучал законы и указы Петра, которые он успел ввести за это время, стараясь вникнуть в суть проблем, которых пока еще можно избежать.
Отложив потертые бумаги, беру в ладонь гусиное перо, обмакиваю в чернильнице-непроливайке, медленно вывожу на белом ватмане, лежащем рядом со мной: «Раздражение властью…». Так уж получилось, что при моем батюшке, пускай и не настоящем, оппозиция была особо сильна, хм нет не так, ее негодование было крайне сильным, зачастую сводящая все усилия государя на нет. Влиятельнейшие роды, бояре, дворяне, в мгновение ока становились классом отверженных, придерживающихся русских традиций, сохраняя свою честь и свои понятия о должном русском праве. Можно ли их судить, что они хотят видеть Россию самобытной, а не каким-то придатком англичан и прочих немчур?
Ни в коем случае! Да и честно сказать сам Петр этого не хотел, да вот только многого не понимал, ведь есть такая поговорка: «по себе людей не судят», и смысл ее в том, что не зачем думать за других! Да, несколько приземлено, зато доходчиво. Что ж, можно порушить начинания отца, путем крови повернуть реку Новаторства вспять, взять нужное от Запада и продолжать жить затворниками, но надо ли это Руси, Ей, почувствовавшей свой огромный потенциал, свою силу, предела которой просто-напросто нет? Нет, мое Отечество заслуживает большего, чем есть у нее сейчас, правда все-таки нужно менять эту иностранную интервенцию кадров, оставить одаренных, а остальных выслать, нечего всякую шваль на просторах Русского царства держать, да еще кормить из казны.
Однако при всем при этом возведение талантливых соратников, пусть и из низов должно быть отличительной чертой новой политики, при этом, не ущемляя старые роды. Как бы ни хорохорился Петр, понятие чести и истинного благородства достижимо в большей степени именно в старых родах, к которых по паре десятков колен воинов. Правда эти чувства можно взрасти, к примеру, как это делается в корпусе, вот только это капля в море, значит, нужна опора и среди старой аристократии, чувствующей свое обособленное положение в современной России. Что ж, первые наметки уже имеются, а это уже не мало.
Так, какие проблемы стоят острым клином между мной и боярством? Ненужная практика обучения дворовых и боярских детей за границей это раз. Накладно это и конечно же, идет в ущемление интересам самой же Руси. Все из-за того, что отношение молодых недорослей на Западе к обыкновенным жителям такое же, как и здесь, то есть пренебрежительно-оскорбительное, да еще и верх своеволия проскальзывает в манерах бояр. Что ж, придется отменять это, оставив только как добровольное обучение. Старый князь Ромодановский – это вторая проблема, которую я или должен решить радикально или вовсе оставить все как есть. Хм, об этом стоит подумать, тем более что старик просился на покой недавно, сразу же после смерти отца. Отпустить его, что ли со службы? Да вот беда кадров для замены нет, значит, Преображенский приказ останется без своего главы, а это мне не нужно, значит князь остается. А время пройдет, поглядим, как там будет дальше. Делаю пометку в своем дневнике: «князь-кесарь – оставлен в должности». Ну и третье это, конечно же пренебрежение православием, взять даже известный «Всешутейший Пьяный Собор», что ж с этими игрищами и распутством я тоже не согласен, можно найти более культурные развлечения, как никак Русь всегда славилась светлыми головами.
День плавно перешел в вечер, я даже не заметил этого, спасибо моему бывшему камердинеру, ныне обер-камердинеру Никифору, вокруг комнаты в подставках и подсвечниках стояли толстые восковые свечи, разбрасывая свои желтые паутины на ближайшие к ним предметы, выхватывая их из темноты. Глаза устали, хотелось закрыть их и уснуть, никуда не уходя, но нельзя, нужно идти в опочивальню, к своей Оленьке, а завтра вновь заниматься государственными делами, решая ворох проблем, в надежде услышать хорошие вести, откуда-нибудь, хоть разок!
Одеревеневшие ноги нещадно кололо, словно сотни иголок пронзали их в самых разных местах, кое-как добравшись до постели, скинул с себя камзол и рубаху, штаны, сапоги … прилег рядом с Олей, тихо сопящей в подушку.
Февраль 1710 года от Р.Х.
Москва. Успенский собор.
Снежные сугробы акрывали, чуть ли не четверть всех дорог идущих в Москву, сани порой не могли пробраться через снежные нагромождения. Однако срочный созыв иерархов русской православной церкви заставил многих почтенных архиепископов, митрополитов бросить свои дела и спешить в Первопрестольную. Ведь мечты многих властолюбивых церковных глав могли, наконец, сбыться, все же возможность восстановления, то есть избрания патриарха давала многие преимущества, да и чего скрывать, возвращала пошатнувшуюся, было десять лет назад власть.
Я добился своего – начало Архиерейского Собора неотвратимо приближалось. Труды, потраченные за возможность созвать церковных глав, были затрачены не зря. Так что такое эфемерное понятие как Удача все-таки соблаговолило повернуться ко мне лицом, а не задом. Вот только дела многие мирские и духовные требуют пристального внимания, не взирая ни на какие удачливые совпадения, к тому же сами иерархи все-таки люди, а значит, ключики к ним подбирать надо как можно скорее, желательно начать это делать прямо сейчас…
Одним желанием людей не перекуешь под свои нужды. Именно поэтому необходимо предусмотреть любые случайности, как с самими людьми, так и временем проведения Собора, аккурат за полтора месяца до Пасхи, дабы времени хватило добраться до Успенского собора даже из медвежьего уголка Русского царства. Провести все положенные службы, и только после этого начать Архиерейский Собор.
Правда я сам все эти службы и обряды не люблю. Хотя необходимость церкви понимаю получше всех собравшихся, все-таки она опора для страждущих и надежный костыль для сомневающихся. Однако я ни к тем, ни к другим не принадлежу, с давних пор сам привык все делать и решать, не спихивая проблемы на других людей.
Невзначай вспомнилась недавняя встреча с постриженной некогда в монахини матерью. Сначала я, конечно, думал о том, что может засомневаться сия особа в моей подлинности, да вот только не учел одного, прошло то почти дюжина лет и воспоминания о маленьком сыне понемногу выветрились из головы не самой заботливой мамаши. Что и говорить, если уже через полгода после пострига мать начала жить заново в миру, да еще и завела себе на стороне любовника, который не побоялся приехать вместе с ней ко двору. Хм, первая идея посадить его в холодную, не прошла проверки на прочность и почти сразу же была отринута как ненужная, а вторая за неимением никакой другой подходящей мысли была принята за основу. Проще говоря, мать поселилась в малом дворце в Коломне, вместе со своим любовником, правда довольствия матери я выделил небольшое, меньше чем Екатерине с двумя малолетними великим княжнами, все-таки расточительство не лучший способ растраты итак постоянно пустующей казны. Конечно можно сказать, что нельзя так с родной матерью, мол родная кровинушка и все в этом духе, да вот только не чувствовал я ничего в груди при виде этой женщины. Если при Петре вторая натура, давно задавленная мной, иногда начинала трепетать, то при виде матери там даже ничего не шелохнулось. Может это не та Лопухина? Мелькнула еретическая, глупая мыслишка, но какой-то неприятный осадок все же остался, и видимо часть сомнений и холодок вышел наружу. Мать, возможно почувствовавшая это попросилась уехать в Коломну, где еще в бытность своей молодости батюшка построил ей толи небольшой дворец толи княжий терем. Что мне оставалось делать? Пришлось отпустить, стирая с уст радостную улыбку, возможно потом, когда я буду готов к новой встрече, она пройдет иначе. Уезжая, Лопухина с некоторой неохотой благословила нас с Олей, как-то странно поглядывая на нее, будто узнала что-то такое, отдаленно-знакомое, чуть ли не родное, но, постояв пару минут, она все-таки вымучила из себя улыбку и, забравшись в карету, стоящую на полозьях попрощавшись, тронулась в сопровождении двух взводов безопасников в Коломну.
Негромкое покашливание заставило меня пробудиться от собственных мыслей, справа стоял епископ Иерофан, с улыбкой глядящий на иерархов, на стенах собора висели разнообразные образы, иконы. Вот только глядеть на них не хотелось, не лежит душа созерцать всех этих угодников и великомучеников, похожих друг на друга словно близнецы.
Прежде чем начать сам Собор иерархи должны были отстоять службу, а вместе с ними и мне предстояло мучаться, все-таки нам предстоит решить действительно серьезный вопрос. Одна беда, все эти заунывные речитативы у меня ничего кроме зевоты не вызывают, никакого священного трепета, экстаза не возникало, даже обычное любопытство, присущее каждому человеку, кому-то в большей, а кому-то в меньшей степени, быстро пропало. Еле-еле удается сдерживать очередной приступ зевоты, причем, чем дальше, тем утомительней и упорней шла борьба с собственным ртом, того и гляди норовивший открыться в самый неподходящий момент. Так что само богослужение для меня прошло в борьбе с самим собой.
Как это бывает, почти все собравшиеся в Успенском соборе испытывали некое вдохновение после службы, от большинства епископов разливались во все стороны волны спокойствия, заставляя меня уверовать в положительную реализацию своей задумки. Да и зачем ссориться, ругаться всем им, в такой то день? Ведь не абы кого выбирать придется, а целого патриарха!
Да и в умах сердобольных иерархов должны быть мысли о том, что все они братья одного сана, все достойны и недостойны одновременно, все-таки все мы люди, значит и грешны мы перед самими собой. Следовательно какие свары могут быть, если выберут одного наиглавнейшего из своего круга?
Да, наивен я был думая так, очень наивен, ведь предупреждал меня епископ Иерофан, мол не торопись надо к этому делу спокойней, рачительней подойти, да вот только не послушал я его, что ж теперь придется самому все это расхлебывать, благо что ключи к душе каждого найти можно. Тем более что после почти пяти часовой службы все иерархи разошлись по отведенным им покоям, так что завтра они должны прийти на Собор в приподнятом, умиротворенном состоянии. Ну не могут же столь светлые головы, как иерархи церкви за один день изменить своему покою души, да и польза от службы испариться не должна.
А ведь как все хорошо сначала начинался Архиерейский собор. Все шло чинно, мирно, никакой суеты, одна благодать. Казалось бы, торжественная молитва принесла в умы архиепископов, митрополитов некое просвещение, помогающее им избрать достойнейшего среди равных. И вроде все к этому и шло, речи хвалебные лились рекой, все ближе и ближе подступаясь к главному вопросу – избранию патриарха.
Вот только Удача, зараза частенько спину свою показывает, будто насмехаясь над тобой, в самый последний момент принося разлад в казалось бы, столь четко выверенные планы. Приглядишься и можешь увидеть вместо легкой походки, напряженную спину хищника, готового в случае нужды атаковать любого покусившегося на принадлежащее ему добро.
Я сам на выборах присутствовать не мог, хоть и царь, а все-таки мирянин, стало быть, должен смиренно отступить в сторонку и покорно ждать окончания «съезда». Ибо выбор, который сделают духовные отцы, священен. Однако свои способы узнать нужное мне были и у меня, все же думаю я в первую очередь не за себя, а за покой русского человека, так что думаю ничего плохого от одного, двух взглядов на творящееся священнодействие не случится.
Кандидатура епископа Иерофана, кое-как нашедшего лазейку в строгом законе о выборе патриарха вызвала нездоровый ажиотаж. Хотя с самим-то предложением все было в порядке. Незадолго до начала Архиерейского Собора мне пришлось лично пообщаться с местоблюстителем патриаршего престола, митрополитом Московским и Всея Руси – Стефаном Яворским, дабы он сам выдвинул кандидатуру еще относительно молодого претендента на клобук и посох. Конечно пришлось пообещать кое-что этому без сомнения умному и чего скрывать, властолюбивому иерарху, даже намекнуть на то, что возможно будет создан собственный управленческий орган русской православной церкви, во главе которого вполне может оказаться сам митрополит. Что ж, местоблюститель оказался не дурак, намек понял правильно, за три дня до начала Собора начав предварительную подготовку к столь сложному делу.
Духовный владыка Стефан заняв свое место, выпрямился во весь свой немаленький рост, и степенно произнес обговоренную заранее в тесном кругу речь, завершив ее предложением на патриарший престол собрата рангом ниже, чем он сам. Правда, степень посвящения то одна, но это уже мелочи.
Стоило только последнему слову местоблюстителю патриаршего престола замолкнуть как в Успенском соборе поднялся чуть ли не вой, перемешавшийся с зубовным скрежетом старцев, кто-то вовсе начал причитать, моля Бога обо все прощении. То еще представление было, и смех и грех как говорится, хорошо, что меня там не было, а то глядишь, и чего-нибудь ненужного отчебучить иерархи сподобились бы. Хотя громких слов хватало и без этого…
-Не дело это, столь молодого да раннего избирать на такой высокий пост!– писклявым голосом вопил Тверской архиепископ Каллист Поборский, разменявший недавно седьмой десяток.
-Иерофан у целого полка душегубов духовным отцом признанный, так неужто мы ему в сих злодеяниях потворствовать будем?! Не бывать этому!– задыхался от гнева Ефрем Янкович, митрополит Суздальский и Юрьевский.
Я кое-как сдерживаю себя, силясь не наделать глупостей, продолжаю глядеть на творящуюся внутри Успенского собора вакханалию. Самый молодой кандидат на патриарший престол сидел рядом с местоблюстителем патриаршего престола. Я заметил, что он плотно сжимает губы, бледность лица была заметна даже в полумраке.
-Позорище, и это духовные отцы наши, того и гляди с кулаками друг на друга кинутся,– яростным шепотом шепчу себе под нос, не отрываясь от потаенного глазка.
Постепенно хор голосов разделился, нашлись защитники и у полка витязей, бас старого митрополита Астраханского и Терского, Сампсона перебивал голоса большинства собравшихся здесь иерархов:
-Забываете вы все, что эти самые «душегубы» многих людей русских спасли, церкви защитили, когда вместе с войсками царскими мятежников укорачивали. Забываете вы что в строгости они живут, живота своего не жалеют, подобно богатырям русским!– несколько напыщенно сказал Сампсон, по-видимому подготовительная работа Стефана уже начала давать свои плоды, раз такой умудренный и опытный церковный владыка высказался в пользу предложенного молодого московского епископа, пускай и немного витиевато, через одобрение созданного полка «Русских витязей». Да, закулисные, кулуарные игры всегда есть, были и будут, не смотря ни на что.
-Помним мы, помним, и недавний указ помним, тот самый, в котором говорится о землице нашей церковной, принадлежащей нам испокон веков. Или неужели забыли вы его, братья во Христе?– негромко сказал седовласый Киевский митрополит Иоасаф Кроковский.
«Вот ведь, хрыч старый! Чего неймется тебе, мошну растрясти боишься? Так ведь тебе самому от этого выгода большая будет,… хотя нет чего это я, с чернозема землицы церковной, что в Белоруссии и Украине денег собрать много больше можно, чем получить при откупе холопьих семей. Да, рановато я огласил сей указ, а ведь предупреждал меня Варфоломей, мол, непрочна еще сила твоя. Как же не поверил, привык на штыки солдат полагаться, хотя всего-то полтора месяца в роли главы России,– с негодованием подумал я, смотря на то, как в зале шум постепенно стихает и на лицах спорщиков проявляется задумчивое выражение».
-Сколько можно о бренном заботиться, когда Русь-матушка супротив половины мира держится, так неужели нам мошна дороже, чем царство небесное и любовь ближнего своего?!– немного наиграно прервал речь киевского митрополита, Варлаам Косовский, епископ Иркутский.
«Да, тебе отце действительно на людишек уповать не следует, у тебя прибыток с мехов ой какой немаленький, а если заручится поддержкой патриарха, то и вовсе хоть завод пушнины открывай… стоп! Дельная мысль, стоит об этом подумать, все же зверье ценное в лесах обретается, глядишь, и приручить полезных животин можно будет, как гусей каких,– стараясь не упустить мысль, быстро набрасываю в своем дневнике пару заметок, спеша вернуться обратно к своему «наблюдательному посту"».
Между тем дела принимали дурной оборот, Стефан, человек довольно внушительных габаритов, да к тому же верный еще моему батюшке человек крайне близко воспринял столь негативную реакцию со стороны некоторых иерархов к его выдвиженцу, епископу Иерофану. Ведь получается, что и слово самого Стефана как таковое не весит ничего, раз даже такие тщедушные создания как, к примеру, тверской архиепископ поднял свой голос против предложения местоблюстителя патриаршего престола. В праведном гневе, закатав рукава, дабы сподручней было вразумлять неразумных чад, с хеканьем припечатал своим полупудовым кулаком ближайшего к себе говоруна – Сильвестра Волынского, митрополита Нижегородского и Алатырского, тот не ожидая этого, булькнул нечто невразумительное и сполз под стол, будто угорь морской в бадейку.
-А ну не тронь брата нашего!– прорычал митрополит Великоновгородский Иов, выступая вперед.
Короткий взмах и уже сам Стефан не удержавшись заваливается на спину, приголубленный мощным гвоздем своего брата во Христе. Тут уж не вытерпели все собравшиеся, засучив рукава иерархи не разбирая где свой где чужой, каких взглядов придерживается, в какой епархии сидит молотили всех подряд. Лупили по головам и телесам истово, с небывалым энтузиазмом, будто давным-давно хотели учудить нечто подобное, да вот только повода не было, а тут не тебе и повод есть, и противники нашлись. Мне даже завидно стало от такой несправедливости, костяшки кулаков едва ощутимо чесались, требовали своего, а вместо всеобщей разрядки вынужден сидеть в этой толи келье, толи потаенной комнате.
Большая часть ударов иерархов была экономичной, дерущиеся церковники мало тратили сил, будто постоянно занимаются спортом, к примеру, боксируют где-нибудь у себя на закрытом подворье. Ха! Смешно было бы поглядеть на это.
Стефан, очнувшийся после удара Иова мотнув головой, прогоняя наваждение, вышел вперед обидчика и со всего размаха ударил того в грудь, вминая пышные одежды митрополита. Однако тот будто бы не обращая внимание на удар вновь приложил Стефана по лбу. Правда, местоблюститель патриаршего престола не упал, только усерднее бил в грудь своего противника.
-Ребрышко то твое сломаю, а потом глядишь, и дальше твоим лечением займусь!– с упоением произносил он.
-Я раньше полюбуюсь на квашню твою, христопродавец окаянный!– хекал и крякал Иов, молотя кулаками по голове Яворского.
Долго продолжаться это безобразие не могло и через пару минут само собой затихло, недавние драчуны расползлись по углам, «зализывать раны» с негодованием глядя на потрепанных, но не сломленных противников. Один только епископ Иерофан стоял в относительно опрятном виде, всего пара ударов досталась молодому иерарху, да и те скорее раззадорили того, чем причинили сколько-нибудь серьезный ущерб. Глаза епископа блестели, предвкушая новое развлечение.
Между тем один из иерархов – архиепископ Воронежский, Арсений, не участвующий в этой «возвышенной», «духовной» потасовке встал со своего места, подняв руки, призывая к тишине:
– Увы, братья, но стыдно мне за вас, и за себя, за то, что Собор наш превратился в непотребство великое. Нет здесь сейчас святых отцов, одни голодные псы смотрят друг на друга, в тягостном желании вцепиться друг другу в глотку. Махать кулаки и мужики обычные могут, да больно надо ли это вам, братья? Чем не гож вам епископ Иерофан? Тем, что молод, да по государевой просьбе выдвинут?– Стефан Яворский недовольно засопел на своем месте.– Да-да, именно так, об этом все знают… и все из нас понимают, что неугодные могут оказаться где-нибудь подальше от своих епархий, скажем на тех землях, что казачки наши украинские открыть в свое время удосужились. Надо ли это нам? Подумайте, а я пока посижу, старость, знаете ли, не радость…
Витавшее в воздухе напряжение незаметно начало спадать, на лицах иерархов застыло задумчивое выражение. Я же пребывал в обалдении. Все-таки не ожидал я такого хода от воронежца, вроде бы и против не выступил, и в то же время «за» не сказал, правда других к этому «За» все же подвел. Стоит с этим архиепископом пообщаться, глядишь и что-то путное, дельное получится, может.
-Пора,– встаю со своего места и не спеша, направляюсь к выходу, огибаю кельи, коридорчик выводит к потаенной дверке, оглядываюсь и протискиваюсь вперед – на встречу свежему воздуху и теплому весеннему ветру.
Преображенский полк, перебрался в Рязань следом за государем, половина батальонов которого оказалась, расквартирована в Петровке, а остальная половина встала на постой в ближайших селениях. Однако второй гвардейский полк остался в Подмосковье, и теперь две роты семеновцев стояли в оцеплении Успенского собора. Никого лишнего и постороннего не пропускали, на дулах фузей блестят примкнутые штыки, пара караулов обходит периметр, остальные неподвижно всматриваются в даль. Глупая, ненужная форма этой эпохи ярко выделяется на фоне старорусских нарядов мельтешащих на улице зевак, правда среди них частенько встречаются и европейские камзолы, парики, выбеленные жабо и кружева. Отменить бы их, да вот беда перепрофилирование на форму подобной той, что носят витязи, только-только начнется, разве что фасон будет немного другой, все же корпус есть корпус, так что получается, что годик-другой воинам придется ходить в старой форме. Зато потом все заметно облегчится, не надо будет надевать всякие парики, галстуки, чулки и прочую ненужную атрибутику. Разве что можно офицерские шарфы оставить, для здоровья полезно, плюс солдат в бою своего командира прекрасно видит, если вся форма будет отличаться только нашивками на рукава и звездочками на погонах.
Пока я дошел до ворот, прошло пару минут, шум стих, все иерархи сидели на тех же местах где и раньше, только некоторые оживленно беседовали между собой, озлобленно поглядывая по сторонам. С усмешкой приглядываюсь к лицам святош, у кого рдеет под глазом синий фингал, у кого из носа струится тоненькая струйка крови, кто-то вообще челюсть трогает, проверяя ее целостность. Говорить собравшимся по поводу недавней баталии я ничего не стал, хватило того, что «битва» была чистой и честной, без всяких подлостей семейства Медичи и подобным им, никаких ядов, кинжалов, удавок, только русский кулак и живая сила организма. Красота! Однако устыдить седовласых старцев все же стоит, как никак не семинаристы недавние, а столпы веры, на которых оная обязана держаться, государю помогая:
-Стыдно хоть вам, надежда православного люда, угнетенного в суровом, жестоком мире?
Никто не ответил, только Стефан угрюмо буркнул, мол, все мы люди, и ничего человеческого не чужды. Оглядываю сидящих иерархов, мысленно прогоняя заготовленную для них речь. Все-таки как бы профаном в делах церковных я не был, однако прекрасно понимаю, что человек не будет просто так рвать жилы и стремится к чему-то неизвестному. У каждого из нас должна быть цель, но вот какая она у духовных лидеров? Ведь мне по сути своей не нужны марионетки или какие-то запуганные болванчики, нужны помощники, пускай и не единомышленники, но, по крайней мере, те, что все-таки хоть как-нибудь захочет помочь в возрождении величия церкви… под патронажем государства. И вот этот то вопрос и является самым трудным, ведь даже при Алексее Михайловиче, моем деде такого не было, хотя патриарх и являлся доверенным лицом царя, но под руку так и не попал…. Трудная задачка, но думаю я смогу все-таки удивить иерархов, не мужлан же перед ними стоит в самом-то деле, царь не много и не мало!
-Знаете, святые отцы, мне очень жаль видеть вас в таком состоянии,– с грустью признаюсь замершим митрополитам и архиепископам, оглядывая пару епископов.
От такого откровения они опешили, удивленно уставились на меня, даже о своих недавних разногласиях забыли.
-Поэтому сегодняшний день мы объявляем днем забытых тревог и печалей. Приводим себя в порядок, а завтра поутру вы, уважаемые иерархи продолжите Собор и я искренне надеюсь, что он будет плодотворнее сегодняшнего. За сим прошу меня извинить, дела, знаете ли,– резко разворачиваюсь и ухожу из зала. На пороге останавливаюсь, бросаю через плечо.– Извините меня, но из-за срочности этого дела вас никуда не выпустят из Успенского собора, все нужное и необходимое принесут в ваши кельи. Цена вашего сбора слишком уж велика, чтобы попусту время на ненужные разговоры его тратить.
Видимость заботы сказалось на настроении иерархов, никто не сказал ни слова против, только лишь странно посмотрели мне в спину. Однако отдыхать мне было рано, слишком многое зависит от того, кого выберут патриархом, я конечно настоял на кандидатуре Иерофана, да кто же знает, о чем могут договориться между собой остальные духовные отцы. Нужно предпринять кое-какие упреждающие шаги. А для этого, стоит еще раз переговорить со Стефаном и Иерофаном, благо рядом они обитают, глядишь, и мудрую, мысль подкинут, все же проще мне будет на завтрашнем выступлении.
Удивительно, но первый день Собора закончился, иерархи разбредались по группам, некоторые уходили по одиночке, но их всех объединяла одна особенность – на лицах у каждого написано выражение глубокой задумчивости и даже тревоги. Слишком неправильно проходит Архиерейский Собор, нет в нем священного права голоса, нет в нем вообще никакого права, только желание царя вещающего устами местоблюстителя патриаршего престола…
-Так что ты хотел услышать от нас государь? Спрашивай, что знаем, то скажем, а коли, нет, то ты уж извини, больше ничего поделать не сможем, до утра времени мало,– спустя час после Собора в большой палате-келье сидело трое людей. Я, Стефан и Иерофан, нам предстоит обсудить многое, а с чего начать я не знаю.
-Я не хочу, чтобы митрополиты, архиепископы и епископы земли русской были чем-либо унижены на этом Соборе,– сформулировав свою мысль, мне пришлось сразу же ее продолжить, оба собеседника удивленно смотрели на меня, явно не понимая, что я собственно хочу сказать.– Да-да именно так, ведь получается, что выбора у них не будет вовсе, потому что я не могу позволить занять столь нужное для меня место не проверенному человеку, однако мне надо, чтобы церковь не упала на колени, а наоборот получила новый толчок к возрождению…
Не зная как дальше сформулировать свои мысли в подобающую форму я замолчал, удрученно глядя в сторону, первоначальные идеи разработанные мной рушились на глазах, слишком жесткими они были, не такими как надо, а следовательно они нуждались в скорейшей корректировке.
-Кхм… раз так, то надо не только с нами совет держать, государь, есть такой человек, который в делах наших помочь может, умом изрядным он наделен, да только вот характер у него скверен,– с некоторой неохотой отозвался Стефан Яворский.
-Уж, не про Арсения ли ты говоришь, архиепископа Воронежского?– нахмурился Иерофан.
-Про него
-Этот стервец действительно помочь может, да больно хитер он и изворотлив.
-Что умен так это хорошо, да и характер мне его не нужен, а вот если проблему нашу решить поможет, то я ему многое дать смогу, пусть даже он и без корыстных побуждений делать захочет. В любом случае выслушать его я просто обязан,– подумав немного, ставлю точку в дискуссии, глядя в спину уходящего местоблюстителя патриаршего престола…
…Утро пришло столь незаметно, что мне пришлось даже ущипнуть себя за бедро, но ничего кроме легкой боли я не почувствовал. Разговор с воронежским епископом оказался долгим, очень долгим. Арсений, мало того, что знал обо всех иерархах их стремления и желания, так еще и предлагал способ угодить большинству:
-Нельзя их стращать, да и не запугаешь ты их,– тихо говорит епископ.
-В крайнем случае, можно и запугать, ежели вовсе против воли пойдут,– как то неуверенно заявляю ему, понимая, что эта мера крайняя.
-Нет из этой мысли ничего хорошего не получится, ведь они и так многое пережили и смертью их не запугаешь,– все так же степенно говорит епископ.
-А кто сказал, что можно только смертью пугать?– удивляюсь словам епископа.– Вот если к примеру обвинить иерарха перед Собором негодным для его почетного места, и выслать в дальний монастырь замолить грехи, думаешь он не испугается?
-Кхм…
-Вот и я так же думаю, что испугаются,– уверенно говорю ему.
-Испугаются, но не самой высылки,– чуть погодя ответил воронежский епископ.– Иерархи забвения испугаются, нет ничего хуже забвения…
В глазах Арсения застыло пламя погашенной давным-давно боли, посыпанное пеплом времени. Вот только сейчас оно вновь всколыхнулось после моих слов.
-Им надо дать что-то большое, чистое, то, ради которого они смогут забыть свои распри и негодование оттого, что под власть светскую встать, готовы,– чуть погодя говорит епископ, поглаживая седую бороду.
-Так какая цель им нужна? Ведь не обращение же новых народов в православие…
-А почему бы и нет? Вон погляди на семя басурманское, не гнушаются христиан перекрещивать, заставляют ислам принимать и ничего с ними не случается, радуются только… песьи выкормыши!– зло сказал Арсений.
-Хм, допустим, я предложу им это, да ведь мало кто горит тем же огнем веры, что и полтысячи лет назад.
-Кто тебе сказал, что таковых нет? Да все отроки и иноки готовы завтра же пойти нести свет православия в закутки Руси-матушки, ну или почти все,– немного подумав, возразил сам себе епископ.– Но все-таки ты прав, государь, мало этого, чтобы все иерархи объединились, нам что надо? Силы надо для веры нашей священной, ничем и никем несдерживаемой…
-Ей-ей, отце ты говори, да не заговаривайся, ишь силы ему несдерживаемой, да я сам тогда первым прикажу вас под арест посадить, коли вы лезть начнете не туда куда надобно!– прерываю зарвавшегося воронежского епископа.
-Так не про власть земную говорю я тебе,– с легким укором сказал Арсений.– Про духовную, над душами нашими грешными вот о какой власти толкую.
-Так у вас сейчас не она что ли?– кажется, нить рассуждений, и смысл фраз Арсения потихоньку ускользают от меня.
-Она, но не она,– скаламбурил епископ.– Ты дай нам надежду на большее!
-Да куда уж больше то? Патриарха возвращаю, Синод святейший при нем обещался создать, так что же вам еще надобно?
-Дай нам реликвии наши церковные, обещай добыть их…вместе с градом,– огонек в глазах Арсения с каждым словом разгорался все сильней, складывалось такое ощущение, что не старик сидит подле меня, а юный отрок в дряхлом теле.
-Вот ты как заговорил, а я то думал, что же ты задумал, губа не дура, но только для этого потребуется много усилий, очень много,– хорошо подумав, отвечаю епископу с затаенной надеждой глядящий на меня.
-Коли так, тогда будет по сему,– прикрыв глаза, Арсений вздохнул полной грудью.– Изберем мы патриарха, того, кого Стефан предложил, выберем, но помни государь, что ты обещал нам Священный город!
-Не волнуйся отче, мне этот город тоже был бы крайне полезно заполучить,– отвечаю ему, устало облокачиваюсь на спинку кресла.
В окошко кельи упали первые рассветные лучи солнца. Ночь пролетела как одно мгновение, а я даже пары часов не соснул, что ж Русь-матушка требует жертв и в первую очередь от самого государя. По бедру расползалась слабый отголосок боли после щипка.
-И в правду время пролетело как мгновение,– тихо шепчу сам себе под нос.– Что ж отче, думаю сегодня перед выборами я скажу то, что все остальные хотят услышать, но и от тебя жду помощи.
-Не волнуйся царь-батюшка, все будет, так как надо,– с улыбкой ответил воронежский епископ.
-Тогда мне здесь больше делать нечего, через пару часов начнутся выборы…
Больше не говоря ни слова, я вышел из кельи епископа, и быстрым шагом направился в сторону ближайшего к Успенскому собору дома, принадлежащему одному из московских купцов по фамилии Земин. Дабы лишний раз не ездить во дворец я перенес ее временно в его дом, да и только для того чтобы пару часов можно было бы отдохнуть да перекусить скоромной пищи.
-Ваше величество изволите отобедать сейчас или велите пригласить гонцов?– обер-камердинер стоял на пороге купеческого дома, мало отличающегося от княжеских хором.
-Пускай гонец подождет, неси скорее чего-нибудь горячего и пару чарок сбитня не забудь,– на ходу снимаю с себя зимнюю шубу, соболиную шапку, прохожу в трапезную, где уже сидят два неразлучных с недавнего времени соратника.
Кузьма и Алехандро, не пожелали остаться в Рязани отправились вместе со мной, Олю же пришлось оставить в Соборном дворце, ее дела по созданию аналогов школы математики в Москве требовали неотложного внимания, постоянно корректируя записи своих травников-учеников. Так что из всей честной компании только трое сейчас в Москве, но я надеюсь, уже в скором времени мы сможем вернуться обратно в Рязань.
-Как продвигаются ваши дела друзья?– усаживаясь во главе стола, спрашиваю жующих соратников.
-Плохо, Алексей,– голос Кузьмы чуть дрогнул.
-Это почему же? Мне казалось, что уж это дело должно идти как надо,– изумляюсь такому ответу.
После того как я уехал с посольством в Европу в устройстве полка витязей обнаружился изрядный минус, который, увы, при подавлении бунта Булавина не был раскрыт. Честно сказать я до сих пор не понимаю, как такое вообще могло получиться, ведь все хотел предусмотреть, ан нет, не тут то было. Дело в том, что обоз во время подавления бунта был на 5-м и 7-м пехотных полках, из-за чего витязи фактически были разгружены и могли свободно маневрировать, но стоило полку «Русских витязей» выйти «в свободное плавание» как обнаружился серьезный недостаток комплектования воинов. Из-за того, что не было иррегулярных войск, в полку резко снизилась маневренность, вследствие чего сама задумка нового вида войск стала под угрозой. Если еще с обустройством лагерей и съестного снабжения воины справлялись, то перевозка почти 30-ти орудий стала настоящей проблемой. Ведь не было достаточного количества тяглой скотины, просто не предусмотрели. Великие стратеги! Облажались по полной программе, правда эта проблема частично решилась командиром полка, под расписку взявшего у населения нужное количество животин. Благо, что полномочия у Прохора для этого имелись, иначе могла бы вообще катастрофа случится, из-за того, что я посчитал себя самым умным! Но ничего, все прошло, ошибки учтены, такого впредь больше не повторится.
Плюс ко всему пришлось возобновить выпуск картечных снарядов, все-таки «кубышки» были незаменимы как дальний вид опустошения рядов противника, вблизи же их эффективность резко падала, так что возвращение к картечным зарядам для поражения врага на ближней дистанции стало вполне закономерным.
В начале месяца на оружейные заводы России: Тульские, Олонецкие, Тобольские, Московские были отправлены образцы казнозарядной фузеи, «колпаков», а так же 3-х футовой ручной мортирки, разработанной специально для картечного заряда наподобие «кубышек», как бы допотопный гранатомет со шрапнелью. Но в силу того, картечь на близких дистанциях более эффективна, то по сути это получается не гранатомет, а предтеч помпового ружья или дробовика. Вот только стальная то конструкция еще выдерживает выстрел, все же ствол несколько удлинен по сравнению с имеющимися мортирками этого времени. Однако в силу объективных причин надеяться на удачные экземпляры оружия из не лучшего по качеству метала заводов России особо не стоит. Так что если не получится, то придется отзывать заказ и оставлять его только на «плечах» Истьинского завода.
-Помимо того, что у нас не хватает «колпаков» для двух гвардейских полков, не говоря уже про остальные, так и в самом устройстве витязей есть ряд неточностей, от которых необходимо избавиться в скорейшем времени…– угрюмо заметил Кузьма.
-Уж не о переизбытке артиллерии ли случайно говоришь Кузя?– спрашиваю бывшего поручика Преображенского полка.
-Да, о нем самом. Не выдержать нам столько орудий… да и не нужны они в том количестве сколько у витязей имеется, на марше половина воинов с «колпаками» возиться и от тех задач, которые мы в свое время для них разрабатывали ничего не остается. Лишние пушки наши для мальцов…– сокрушенно заметил Кузьма.
-Не переживай так, все еще не поздно поменять, конечно не завтра же, но и ничего необратимого не случилось. Мы несколько перемудрили в пушками, да и честно признаться не нужны они витязям в таком количестве. Что если, к примеру, вовсе оставить десяток, и объединить в одну роту? Все равно в битве все «колпаки» подчиняются одному командиру и задумка о привлечении пушек к взводам не срабатывает, значит и не нужна она, коли такие дела происходят,– глотая куски жаренного барашка, запивая сбитнем с энтузиазмом предложил куратору корпуса.
Ошибочность моих новшеств, которые столь удачно влились в русло преобразований, я понял относительно недавно. Когда ехал по дороге из Азова в Рязань, а потом Москву там же и сделал первые наброски, хотя нет скорее заметки. Просто подумал о том, какие задачи должны выполнять витязи в первую очередь. Из всех прошлых идей остались в первую очередь мобильность и высокая концентрация огня на малом участке сражения. Мой отец пытался добиться этого концентрацией войск на участке, а я созданием пушек и приданием их сержантам в качестве дополнительного источника огневой поддержки пехоты. Мысль то может и здравая, да только уж больно несвоевременная, как к примеру если бы сейчас начали разрабатывать глубинные бомбы, вроде и опасное, грозное оружие, да вот только ненужное сейчас. Так и мои идеи, здравые, умные, но ненужные.
Как бы то ни было, но решение перейти на более подходящий вариант для мобильности нежели 13-ти пудовые орудия пришло сразу же, а вот с его реализацией получилась некоторая заминка, которая впрочем решилась сразу же как только в середине января этого года Дима показал несколько улучшенный аналог существующей ручной мортирки. Почти РПГ только предназначенный для стрельбы с бедра (крепился специальный «хомут» с кожаной уплотненной подушкой), плюс к этому единственный заряд для которого она была создана – это картечь. Причем зона сплошного поражения составляет десяток саженей, а зона поражения живой силы с фронтом разброса в полдюжины саженей 3-4 десятка саженей. Сам заряд для мортирки насчитывал 30 картечин. Получается, что если частично заменить «колпаки» на мортирки, то огневая мощь увеличится во много раз, при этом мобильность не только не упадет, а наоборот повысится. Правда от артиллерии отказываться все равно нельзя, задачи решаемые этим видом войск решить другие никак не смогут. Однако, вводя новое вооружение в полк «Русских витязей» поневоле придется менять Устав и менять кардинально. Но никуда не денешься, придется это делать, в ближайшее время…
-Тогда можно будет высвободившиеся орудия распределить между другими полками и начать подготавливать по образу витязей,– задумчиво протянул Кузьма.– Тем самым все офицеры в ближайшем будущем будут обязаны пройти школу витязей, или вовсе должны быть выращены в корпусе.
-Правильно. Однако о своих догадках нам стоит помолчать, потому что это не понравится старым воякам, так что все реорганизовывать будет не спеша, отдельно для каждого полка. Не разрушая его устройство. Просто доучивая командиров и переоснащая их полк по новому образцу…
-Да таким образом мы со всеми и за пяток лет не управимся!
-Да, не управимся, но разве тебе хочется увидеть бунт офицеров Кузя? Мне к примеру нет, да и офицеры новых полков должны знать то, что их звания не отменят ни в коем случае. А как это лучше всего сделать?
-Наградить?– выдал свое предположение Алехандро.
-Правильно, награда для государства стоит много меньше чем оная для отдельного человека, так что проблема с переустройством армии не должна быть сколько-нибудь болезненной,– с улыбкой отвечаю ему, поглядывая на Кузьму.
-Ну коли так, тогда наша задача упрощается. Главное проследить, чтобы все детали были сделаны правильно и в срок.
-Точно! Вот вы этим и займитесь, чтобы уже к маю этого года могли предоставить армии готовые образцы оружия с боеприпасами. И чем больше тем лучше!– быстро прожевывая пищу гляжу на часы и тут же встаю из-за стола. Время подходит к концу, скоро начнется новый раунд выбором, исход которых хотя и предрешен, но все-таки на котором стоит присутствовать лично. Во избежание так сказать.
-Тебя сегодня ждать, ваше величество? Или нам самим в Оружейную палату наведаться, да парочку мануфактур осмотреть?– с тоской поглядывая на нетронутый кубок вина поинтересовался Кузя.
-Сами, друзья, все сами, у меня итак дел невпроворот, так что потом предоставишь, Кузя мне отсчет и все, а пока удачи, внимательней там с государственными заказами. Ты же знаешь, если что не так то спрос будет с тебя!– напоследок предупреждаю сына боярина Микулы.
-Эх, и за что все это мне, жил бы в деревеньке не тужил, баб щупал, ребятишек стругал и забот не знал,– хмыкнув пробормотал под нос поручик.
-Как это «стругал детишек»?– не понял испанец, с акцентом вытягивая гласные буквы.
Объяснение смысла данной фразы я недослушал, вышел из трапезной и пошел во двор, где уже дожидалась запряженная парой вороных жеребцов карета с небольшой подставкой возле окна, на которой в случае нужды можно черкануть пару заметок в своем дневнике. Правда почерк получался так себе, но ничего, главное я сам то разбираюсь в своей писанине, а для остальных желающих пусть он останется некой шифровкой.
Солнце давно поднялось над небесной кромкой, ярко освещая улицы Первопрестольной столицы. Мелкие лавочники носили по улицам свою куцую снедь, кое-где без разрешения раскладывали свой товар крестьяне и ремесленники, устраивая торжище чуть ли не посередине улицы. Бросив взгляд в сторону особо горластых торгашей, заметил суетливо снующих незаметных людей то и дело бегло оглядывающих выставленные на продажу товары. Неспешная езда в карете по мощенным московским улочкам хоть как-то разнообразило насыщенные событиями будни. Вот только первое впечатление часто бывает обманчивым.
Уже заворачивая на улицу, ведущую прямиком к Успенскому собору я услышал лихой свист полицейских, что-то кричащих в начале улицы, весело гонящих стайку молодняка. Мальчишки в суматохе быстро смекнули, в чем дело и быстро обчистили пару уважаемых горожан, наверное, срезав тройку другую кошельков. Вот и получается, что преступление совершенно чуть ли не на глазах, а поймать вора не удастся, они тут же рассеиваются в толпе или уходят на дно, на пару дней. Так и получилось, пяток полицейских пошумев пару минут подозрительно поглазели по сторонам, на прохожих и ругаясь отправились обратно, уже не надеясь найти малолетних воров.
«Все же полезно иногда попутешествовать инкогнито, ни суеты, ни сутолоки,– слезаю возле дверей собора, слушая перезвон колоколов».
Вопреки моим худшим опасениям выборы патриарха прошли как надо, без каких-либо инцидентов. Правда, перед тем как они начались мне все же пришлось взять слово, прекрасно понимая, что все иерархи будут делать свой выбор под определенным нажимом с моей стороны или стороны моих сторонников. Тем не менее, все они обязаны чувствовать то, что какой-никакой выбор все же у них имеется и эта мелкая уступка царской власти с их стороны идет не во вред всему православию, а наоборот к его вящей славе.
…-Сегодня великий день для Руси-матушки. Сегодня мы, наконец, обретем нового Владыку, вслед за которым сможем не только сделать новые шаги к духовному величию, но и повести новых верных сынов по этой зыбкой дороге, на которой столь много греховодных путей. Они будут манить нас всю жизнь, но мы не поддадимся им! И не дадим, поддастся другим, вырвем, если потребуется наших братьев и сестер из лап неверия и мракобесия, объединим усилия отцов и дедов наших, проложим новый путь к сердцам неверующих и страждущих. Но все это будет возможно только при одном условии, святые отцы, все мы должны быть единым целым, как вот этот кулак!– вверх взметнулась моя ладонь, пальцы которой медленно сжались в кулак.– У нас не должно быть глупых обид и сомнений, все, что мы будем делать, должно быть общим, нерушимым, иначе никакие идеи не смогут воплотиться в жизнь. Митрополиты, архиепископы, епископы, помните – от вас сейчас зависит, быть ли Руси Православной сильной и единой своей верой или нет.
Не оглядываясь назад, я медленно прошел к двери, чувствуя на себе десятки взглядов. Быть может, они были не верящие, или наоборот восторженные, увы, не знаю, да и не важно это, главное, что из этого получится…
Вот только было слышно, как кто-то из собравшихся шумно глотнул, мои шаги гулко разносились по зале, в висках пульсирует резкая боль. Хочется на часок другой отключиться от этого мира и просто полежать на перинах, понежиться и не о чем не думать. Да вот только одна беда, в скором времени таковой расслабленности мне не видать, дел множество имеется, причем каждое из них нужно обдумать да верного человечка к его решению приставить, дабы польза была, а не вредительство сплошное. К примеру шутка ли три четверти налоговых и таможенных сборов оседает в карманах служак, не доходят до казны. Хотя не буду думать о плохом, постараюсь отвлечься…
Что же мог сказать старым умудренным жизненным опытом главам епархий молодой государь, только-только вставший на едва окрепшие ноги? Все и ничего, умный поймет, а дураков в епископате отродясь не было, вот придуривающихся это да, хватает, но это ведь не значит что оные в самом деле таковые. Да и, без патриарха церкви живется не сладко, постоянные дрязги, ссоры, доходящие чуть ли не до драк друг с другом, все это не делает чести священнослужителям, раскалывая и без того разобщенное церковное братство на группировки враждующих неофитов, чего мне конечно же не нужно не в коем случае.
Правда, я по молодости лет забыл упомянуть о том, что большая часть церковных и монастырских земель, вместе с проживающими на них крестьянами переходят к государству, взамен же само государство по моему указу обязуется выплачивать монастырям, богодельням, церквам и прочая, прочая фиксированные денежные компенсации. Однако при этом вся монополия на производство восковых свечей, и предметов церковно-приходского толка Русской православной церкви сохраняется, другие же откупные хозяйства и торжище упраздняется. Тем самым ориентируя Русскую Православную церковь на помощь государству. Ведь дотации или субсидии планируется распределять неравномерно, а по ходу работы самой структуры и реализации оной ее непосредственной задачи. Но все это будет несколько чуть позже.
Как бы то ни было, но выдвинутая кандидатура епископа Иерофана была принята большинством голосов через пару часов обсуждений. Попыток саботировать заседание не было вовсе, тем самым, ставя окончательно все точки над «Ё».
В ночь с 22-го на 23-е февраля в Успенском соборе был выбран патриарх Московский и Всея Руси Иерофан Первый…
Глава 3
Середина марта 1710 года от Р.Х.
Рязань.
Государь Всея Руси Алексей Второй.
Зима понемногу отступала, кое-где появились проталины, уже скоро можно ожидать появления первых подснежников, до которых так охочи юные девы и почтенные матроны. Сонная жизнь понемногу «пробуждалась» входя в новую колею, день заметно «вырос», уже не требовалось ложиться в пять часов вечера, люди могли позволить себе засидеться за веретеном, или вязанием из лозы корзины, накручивать мотки шерсти. Весна наступала единым фронтом, сразу на всех направлениях, где-то удачливей, где-то наоборот, еле-еле успевая отбивать у стужи, принадлежащие ей по праву земли.
Как приятно просыпаться в теплой мягкой постели рядом с любимым человеком, особенно когда за окном тяжело падает мокрый снег. Оленька лежит на моем плече, улыбается во сне, того и гляди замурлычет от удовольствия и счастья.
Аккуратно укладываю голову Оли на перины, встаю на пол, укрытый медвежьими шкурами, даже не гляжу на часы, уже давно приучил себя к раннему моциону, чуть ли не с восходом солнца встаю, благо, что зимой светило встает позже, чем летом. Поцеловав спящую девушку стараясь при этом не шуметь, прокрадываюсь к двери, бесшумно притворяю ее за собой. Поворачиваюсь, Никифор уже стоит передо мной, в стороне испуская пар, стоит треног с горячей водой, чистое полотенце перекинуто через левую руку камердинера, на лице почтительное выражение, рядом серебряный кувшин, из которого приятно пахнет луговыми травами.
Умываюсь, в руках приятно скользит кусочек мыла, думаю о том, что мыловарению в Петровке стоит уделить большее внимание, все-таки хорошего качества получился сей продукт. Постояв пару минут, застегиваю мундир, и неспешным шагом иду к себе в кабинет, где уже давно лежат документы по реорганизации приказов. Конечно, можно было бы вовсе ввести коллегии, как это сделал бы батюшка лет через восемь, но лучше с этим не торопится, итак все движется еле-еле, со скрипом, так что спешить не надо.
После внимательного изучения у меня по первым прикидкам получилось 9 приказов, правда их точное количество будет ясно чуть позже. Кроме того, мне пока неизвестно кто будет возглавлять эти приказы, я так и не определился, нужно еще присмотреться к своим соратникам, да и о приближенных батюшки забывать не следует, много умных людей среди них имеется. К примеру, в Посольский приказ, думаю, надо поставить Петра Шафирова, а на его место в Стамбул послать кого-нибудь из молодых дипломатов, все-таки он умный и образованный человек. В итоге кроме Посольского приказа получалось, что должны появиться: приказ Гражданских дел, Воинский приказ, Морской, Ревизионный приказ, следящий за государственными расходами, Производственный приказ, Торговый, приказ Государственной безопасности и приказ Внутренних дел. Преображенский же приказ как таковой упразднялся, дав начало двум новым приказам: Госбезопасности и Внутренних дел соответственно.
В любом случае нужно сначала с Советом обсудить данный вопрос, все же проще будет, глядишь, и мыслишки какие здравые появятся. Еще с первых наших посиделок, когда я даже не был наместником Рязанской губернии, появилась традиция собираться в Общем зале. Будь я в отъезде, или дома, малая часть левого крыла Соборного дворца (именуемого в честь Кремлевского собора, точнее площади на которой он находится) всегда была открыта для моих соратников. В этом зале постоянно обсуждали, спорили, ругались, выискивали наиболее подходящее решение для очередного возникшего вопроса. Вот и сейчас приведя себя в порядок, спешу перебраться к своим друзьям, часть которых (Кузьма, Алехандро) вообще предпочитали не покидать его, постоянно проживая на этой половине в гостевых комнатах. Пускай, мне же спокойней от этого, все же верные люди под боком дорогого стоят.
Лучи солнца только начали проскальзывать сквозь серые хмурые тучи. В коридорах довольно прохладно, неровные тени светильников колышутся то и дело, пара слуг суетливо меняет масло, стараясь спрятаться подальше от холода длинного пролета. Даже печи, созданные на манер тех, которые сразу же встраивали в скелет казарм витязей, не помогали, по-видимому, все дело в начальной проектировке дворца, не выдержал он частичной перестройки, мерзнуть начал, значит надо новый выстраивать, благо, что время есть, ну а место подберем.
-… а я говорю, что все равно воровать будут, и взятки брать будут,– голос Николая еле доносился из-за плотно прикрытой двери в Общий зал.
-Так на что тогда эти меры нужны? Неужели ты думаешь, что помогут все эти поблажки, да отмена налогов ненужных? Нет, человек такая скотина, которую постоянно надо под надзором держать, правда понимают эту истину не многие,– возразил Волкову Артур.
-О чем спорите друзья?– прикрываю за собой дверь, в просторном зале блуждает легкий аромат сбитня смешенного с квасом.
-Да вот, Миша,– кивнув в сторону Михаила Лесного, Кузьма.– Предложил по образу прусаков выделить из его ведомства отдельный толи приказ, толи службу, чтобы она за служивыми людьми следила и казнокрадство воспретило.
-Дельная мысль, Мишка, сам придумал, или подсказал кто?– приятно удивляюсь столь нужной идее.
-Да нет, барон Гюйсен подсказал, он ведь в Москве обретается, в помощниках у стольника Желябужского, вот с ним я и пообщался немного,– честно признался начальник Службы Безопасности.
-И в чем же тогда камень преткновения? Идея плоха, или быть может, донес ты ее не правильно?
-Нет идея то хороша, да только не выйдет из нее ничего,– нахмурился Николай.
-Это почему же Никола?– вглядываюсь в лицо купеческого сына.
-В России брали взятки всегда, и какие бы чиновники не были, они все равно будут их брать, как ты их не контролируй.
-Хм, интересный довод, вот только неправильный. Надо думать не о том, что нельзя сделать, а о том, как это выполнить!– чуть громче говорю примолкшим соратникам.– Вот ты Коля, скажи мне откуда у тебя такая уверенность? Хотя нет, не говори, я сам скажу. Так многие думают из-за того, что кормление чиновников на местах зачастую зависит не от содержания на самом посту, а проходимости через него людишек. Что ж в какой-то мере это так и есть, правда многие почему-то забывают, что в руках чиновников оседает больше половины всей казны государства, и это не считая самой платы за труды. Так что же надо сделать, чтобы такой поток казнокрадства прекратился, завешать улицы трупами чиновников, так ведь работать некому будет, тогда как?
-Если бы деньги младшим чинам вовремя платили, то глядишь, и порядочнее они стали бы, ведь многим действительно порой дома есть нечего,– тихо сказал Сашка Баскаков, с тоской глядя, куда то в неведомую даль.
-Надзор строгий нужен,– добавил Мишка Лесной.
-Защита для простых людей тоже нужна, ведь с них могут и больше стребовать, чем надо, ведь это тоже у казны деньги воровать будут, налогов меньше опять же,– предложил сам Николай.– Да и для самих служак тоже защита нужна, ведь дело это такое, крадут то не только малые чины…
-Так в чем же дело, почему так плохо к предложению Миши отнеслись, ведь дельная мысль, только пока еще не обдуманная, ведь кроме нее надо и законодательно ее оформить, опять же определиться с задачами, которые нужно ставить перед этой новой службой, а, кроме того, и штат подобрать необходимо. Кажется батюшка мой, царство ему небесное, уже делал попытку создать нечто подобное, так что там можно приглядеться к людям, набранным в новый орган. Так что господа будем работать, тем более что теперь перед нами задачи интереснее будут, как никак Россия перед нами, со всеми проблемами и недостатками!
В этот день решить вопрос с созданием новых приказов, реорганизацией старых так и не получилось, даже поднимать его не стал, слишком уж молодые головы новой задачкой увлеклись, постоянно подвергая новые предложения критике и здоровому прагматичному подходу, в который раз удивляя меня столь усердной работой. Впрочем, и через день и даже два возникший вопрос не поднимался, и я решил пока не торопится с этим, пока дела идут столь споро, то прерывать их нет смысла, ребята вон как увлеклись. Артур даже про свои мастерские забыл, часть которых уже перенес в Тулу и Липецк, где недавно заложили новый железоделательный завод. Что ж похоже вот и кандидат в начальники Производственного приказа наметился, хотя все-таки стоит несколько разделить сей приказ, слишком много обязанностей приходится на него.
А может ну их эти приказы? Ведь по сути это не реорганизация, а создание совершенно новых видов госструктур, так пускай они будут называть ведомствами, ведь в чем их суть, в том, чтобы они ведали, знали то, что творится в подвластных им сферах жизни государства, будь это армия или же строительство флота. Эх, сколько еще предстоит сделать, сколько исправить, впрочем, унывать не будем!
Дни потихоньку шли, вырисовывалась общая структура будущей службы, подбирались кадры, во главу нового органа было решено поставить стольника Желябужского, хорошего организатора и довольно сведущего человека в вопросах будущего ведомства. Тем более что почти все приготовления уже были сделаны и теперь прописывались акты для самого учреждения, причем главным актом, который я лично писал для Фискальной службы, стала ответственность самих фискалов перед государем и служивыми людьми. Вводилось такое понятие как «личная неприкосновенность фискала», сама же служба во избежание какого-либо давления извне выводилась в самостоятельную структуру подвластную только государю. Однако при этом так же вводилось и ограничение на самих фискалов в виде нескольких правил. Правило двойственности обвинения – в случае навета и невиновности обвиняемого на данного фискала налагается штраф, в половину той суммы, которую он хотел получить от данного человека. За взятку же или казнокрадство я предложил ввести суровую кару: виновного фискала прилюдно казнят, а его семью, вплоть до второго колена незаметно вывозят в другую губернию, создавая тем самым иллюзию жесткости царской власти и ее неотвратимом возмездии. Таким образом, предполагалось избавиться от большей части нежелательных элементов, желающих вступить в ряды новой службы. В итоге получалось, что на саму службу пойдут не аферисты и вымогатели, а довольно законопослушные люди, по крайней мере, я на это надеюсь.
Обсуждая в очередной раз проект новой службы, ее недостатки и плюсы я не утерпел и рассказал о своих идеях на счет реорганизации приказов, предложение после небольшого обсуждения не только приняли, но и начали с новым пылом, жаром реализовывать. Увы, но чем больше мы обсуждали данную тематику, тем острее вставал вопрос о несовершенстве другой сферы государственных интересов, а именно – административной. Слишком мало было у нас губерний, а площадь, занимаемая ими, не уступает площади европейских королевств. Так что параллельно двум проектам реализовывался и третий, по разделению новоявленных губерний на меньшие части, с внесением в них инфраструктуры и обозначением наиболее подходящих малых столиц – административных центров губерний.
Скорость совместных работ заметно упала, постоянные нестыковки в главенствующих вопросах приводили к тому, что приходилось возвращаться чуть ли не к истокам и заново все переделывать, создавая такую структуру, которая могла бы нормально функционировать в обновленной России. В конце концов, поняв, что таким Макаром ничего путного не получится, я разделил работу на части и отдал их соратником, при этом строго настрого запретил лезть не в свои дела, дабы не мешать друг другу, будто в некоем кружке по интересам. Только много большего масштаба вот собственно и вся разница.
Первые списки будущих фискалов легли ко мне чуть ли не через месяц после начала работ. Аккурат за неделю до венчания с боярыней Погожевой.
Да, я таки смог, наконец, узнать из какого рода моя ненаглядная Оленька, не скажу, что это было легко, хотя Миша и отрицает обратное. Ведь безопасники перерыли буквально половину центральной России, выискивая доказательства, намеки, упоминания об Оленьке, ее наставнице, откуда они прибыли, кто был главным в семье, все то, что могло навести на нужный след, все это скапливалось в архивах на моем столе, а заодно и на столе у Михаила Лесного. Власть которого стоит немного уменьшить, дабы глупых соблазнов у него не возникало, не хотелось бы терять столь даровитого человека, но ведь придется наказать, коли вожжи вовремя не пресечь возможную «болезнь».
Ведь есть одна простая истина – у государя нет друзей, есть только соратники, да и то все они подчиненные, которые, не выполнив задачи, должны быть наказаны. Просто, как и все в этом мире, а значит и надежно, как неизменные законы самого мира. Мне не следует этого забывать ни в коем случае…
В документах принесенных мне Михаилом были собраны все материалы, которые удалось найти и отыскать. Желая обрадовать свою спасительницу, я в первую очередь хотел узнать всю правду сам, чтобы легче было преподнести ее Оленьке. Выяснилось же следующее, семнадцать лет назад, в городе Шацке был городовым воеводой Илья Борисович Погожев, чей род происходил по древним родословцам от литовца Василия Воргоса, по прозвищу Погожий. Сам же далекий предок Ольги участвовал в Куликовской битве, получив чин окольничего. Увы, но большего по роду выяснить не удалось, зато смогли найти одного свидетеля, который и рассказал, что когда он был еще мальцом в дом на окраине, где жил воевода поздно ночью вломились тати. Был жаркий кровавый бой, но разбойники запалили терем и убили всех хозяев, вот только нянечку и грудную наследницу воеводы тогда не нашли. Все думали, что они сгорели в доме, ведь распознать кости было не так то просто, тем более что дворня воеводы была не только из мужиков, попадались и целые холопьи семьи. Так что в скором времени я смогу обрадовать свою возлюбленную, да и пожениться, наконец, надо будет. А то даже Варфоломей уже косо смотреть начинает, мол, в грехе живем…
-Милый, как ты думаешь, мне подойдет это или нет?
Я с мученическим видом второй час стою рядом с Олей, наблюдая за ее манипуляциями с одеждой и украшениями. В первый же день боярыня заявила, что помощи от неизвестных людей не примет и приготавливать наряд будут только под ее приглядом, ну а мне отводилась роль невольного зрителя, который просто обязан оценить всю прелесть сего наряда.
«Так пора заканчивать, думаю, побаловал и будет, все-таки я государь, а не мужик лапотник!– непонятно из-за чего разозлившись, я сажусь в кресло, продолжая смотреть на Олю».
-Знаешь милая, возможно, после нашего венчания тебе придется больше внимания уделять своим проектам, особенно тех, что касаются создаваемых школ и подготовки лекарей-травников для войск и населения.
-Так я и без этого чуть ли не каждый час проверяю все ли в порядке, нет ли препятствий для этих прожектов,– не отрываясь от зеркала, сказала молодая девушка.
-Я знаю, но этого мало,– мягко говорю ей.– Война со шведами еще не закончилась и предстоит многое сделать, чтобы заключить мир на тех условиях, которые выгодны нам.
-И что? Ведь ты будешь рядом…
-Нет, как раз рядом меня не будет. Потому что мое место во главе армии, государь обязан быть примером для любого солдата и офицера,– прибавив в голос каплю стали я с удивлением увидел блеснувшие в глазах девушки слезы.– Что-то случилось?
-Да! Я тебе не нужна, а важнее для тебя…
Договорить я ей не дал, легонько хлопнув по письменному столу кулаком. Звук получился гулкий, однако я слегка не рассчитал, и со стола упала небольшая чернильница, по персидскому ковру, устилающему пол комнаты, медленно растекалось иссиня-черное пятно.
-Я искренне уважаю, ценю и люблю тебя милая, но с этой секунды не желаю слышать ничего подобного, ты знала, на что соглашалась и если недовольна этим, то удерживать тебя не собираюсь,– тихим рыком говорю боярыне.
Слезы Оли готовы сорваться с ресниц, но все же что-то их удержало, я не в силах глядеть на плачущую любимую встал с кресла и пошел к двери, однако выйти не успел, мою ладонь прижала к себе девушка.
-Прости меня,– совсем тихо говорит она, с затаенной надеждой глядит в мои глаза…
День венчания приближается со скоростью черепахи. Приготовления к празднеству становятся все суматошнее и суматошнее, в рязанском кремле служки выдраивают каждую пядь, развешивая гирлянды перед входом в Успенский собор(подобно многим соборам России в разных городах встречаются соборы, посвященные одними тем же христианским покровителям или священнодействиям), сам патриарх, перебравшийся из Москвы в Рязань, безвылазно находился в соборе. Чем он там занимался, я не представлял, хорошо, что вообще все чем-то занимаются, на меня внимания меньше обращают, а волнение с каждым днем нарастает все больше и больше!
Апрель 1710 года от Р.Х.
Рязань.
За последние месяцы в Петровке произошли разительные изменения, это было видно даже невооруженным глазом. Уже не было множества столбов черного дыма, вздымающихся ввысь, не сновали каждый день по дороге подводы с рудой, лишь изредка под конец недели приезжал десяток другой телег, под конвоем безопасников.
Остановился поток людей, спешно перевозимых в эту, когда-то богом забытую деревеньку. В паре верст от деревеньки, разросшейся до сотни дворов, вырос целый комплекс зданий: казармы, столовая, оружейная, учебные мастерские, вместе с мастерскими Дмитрия Колпака, уже перебросившего часть производства с двумя третями паровых молотов в район Истьинского завода. Относительно уменьшившаяся интеграция в подсобную рабочую силу для корпуса местного населения, разбавленного свободными наемными рабочими со всей центральной России, заставляли каждого жителя облегченно вздыхать и благодарить государя, о счастье, обрушившемся на их головы за каких-то три года.
Конечно, не всем старожилам нравились новшества, особенно то, что вся деревня целиком и полностью оказалась подвластной корпусу «Русских витязей». Некоторые из них недовольно хмурили брови, но поделать ничего не могли. Зато с другой стороны в деревне забыли о многих проблемах связанных с само обеспечением, да и слух о постройке дороге, уже тянувшейся к Рязани, а следовательно и к самому корпусу приятно согревали душу деревенским мужикам.
Однако основная причина уменьшения и даже частичного переноса производства подальше от Петровки, заключалась в том, что корпус, перейдя почти полностью на само обеспечение и получив прямой протекторат государя, получил статус закрытого училища «Русских витязей», со всеми вытекающими отсюда плюсами и минусами. По сути теперь корпус становился единственным училищем выпускающим подготовленных, квалифицированных офицеров самых разных направленностей. Ведь уже в прошлом году были выделены в отдельные подгруппы такие военные науки как фортификация, логистика и тыловая служба, артиллерийское дело, стрелковое дело, планировалось в скором времени расширить учебный корпус с возможностью набора до 2 тысяч человек. Причем политика призыва исконно русских отроков несколько видоизменилась и теперь давалась четкая и крайне прозрачная трактовка исконно русского человека. Оную даже пришлось повесить над центральными воротами корпуса «Русских витязей».
«Не только тот русский человек, кто родился на землице славянской, но и тот русский, кто готов за Русь-матушку кровь свою без оглядки пролить и славу вещую оной преумножить!». Тем самым государь Русского царства Алексей Второй открывал ворота сего учебного заведения отрокам всех народностей, преданно служащих царскому дому.
С приходом весны, не взирая на непогоду, по периметру владений корпуса забегали главы трех картелей строителей, нанятых архитектором Ильей Ростовиным, сыном того самого Михаила, который и создавал первоначальный проект корпуса. Они отмечали необходимые места, ставили метки, готовили к вырубке целые площадки, намечая территорию в семь-восемь квадратных верст, которую уже в этом году планируется обнести саженным каменным забором. Площадь конечно огромная, но и проект Ильи, утвержденный государем, был рассчитан в дальнейшем на постройку еще тройки казарм, тем самым, доводя число кадетов с 2-х тысяч до 3-х. Само строительство будет идти не сразу целиком, а постепенно, по мере надобности будут возводится строения и перестраиваться старые, если они не будут удовлетворять требованиям государя. Кроме того в проекте предусматривалось место для небольшого парка, основу которого опять же по задумке царя Алексея должны составлять только хвойные деревья.
Между тем сами кадеты корпуса продолжали постигать воинские, технические и светские науки, не взирая ни на какие мельтешения рабочих людей, слушая только своих наставников и командиров пятерок (т.е. отделений). Молодые воины вставали с утра, делали зарядку, шли в классы, повзводно занимались на полигоне, осваивая азы и перипетии «Устава витязей», спешно отредактированного государем и Прохором Митюхой. Кроме нового вида оружия и изменения тактики сражения, под влиянием обновленной воинской доктрины корпуса появилась пара видов новых построений: «разомкнутый строй» и «атака колонной». Все же применение ручных мортирок взамен «колпаков» существенно изменило тактику рот витязей, не говоря уже о батальонах и самом полке.
Кадеты, обучающиеся второй год, то есть уже определившиеся со своей воинской специальностью и разделенные на боевые пятерки и артиллерийские расчеты постоянно носили кованые стальные нагрудники. Крепились эти пережитки средневековья поверх полевой формы, причем это был именно нагрудник, а не кираса, крепления из кожаных ремней перехлестывались сзади в форме буквы «Х», нового печатного славянского алфавита, принятого 21 января этого года по указу его величества Алексея Второго. Кроме того тяжесть нагрудника должна быть привычной каждому витязю с такого самого времени, когда он окончательно определяется с выбором воинской специализации. Правда если воина определяли в инженерно-саперную роту, численностью в пару взводов или в артиллерийскую роту, то носить пехотный нагрудник ему не приходилось. Все это делалось, для того чтобы привыкание к весу шло постепенно, без резких никому ненужных рывков. После того как кадет привыкал к весу нагрудника, ему выдавали пехотный шлем, с небольшим выпуклым гребнем.
Обращение с оружием шло отдельной статьей. Первые казнозарядные фузеи, выдавались для ознакомления уже на первом году обучения, стрельбы на первом курсе проводились три-четыре раза в месяц, первогодок обязан сделать как минимум три выстрела. На втором курсе в зависимости от специализации обновлялась программа обучения. Будь ты артиллерист, то больше проводишь времени со своим оружием – «колпаком» отрабатывая в команде взаимодействия и доводя до автоматизма сам процесс заряжания и стрельбы из орудия.
Как только наставники вколачивали в головы юным отрокам пятнадцати лет[14] основы взаимодействия в пятерке и взводе, выучивая их правильному движению на марше вместе с полевой артиллерией, а теперь и ручной артиллерией (как квалифицировали первые образцы ручных мортирок, ранее они упоминались в нашей армии как бомбарды). Только после этого взводы переходили к усложненным экзерциям, отрабатывая взаимодействие между несколькими ротами…
Кроме того, начинающим артиллеристам требовалось совершать всю отработку маневров и действий не с настоящим орудием, а с его макетом. Макеты 12-фунтовых «колпаков» специально делали чуть тяжелее своих реальных собратьев, вместо положенных 17 пудов макет весил 18, вроде бы не на много больше, но все же.
Вот только решить проблему устройства боя в казнозарядных фузеях по-прежнему не представлялось возможным: иголка по-прежнему ломалась, трубка забивалась от пороховых газов, делая фузеи крайне «ранимым» оружием. Как убрать этот неприятный момент у ружей и фузей ни Дмитрий, ни Андрей не знали,… пока не знали. Хотя при содействии немецкого ученого Густава Хельца, уже третий год кудеснючего в лаборатории отведенной ему в самом глухом уголке корпуса, под постоянным наблюдением пары учеников-витязей этот вопрос обещал в скором времени решиться.
Поставленный епископ корпуса «Русских витязей» отец Варфоломей, с каждым месяцем все плотней обволакивал кадетов своей заботой, лаской и отцовской любовью, получаемой от молодых семинаристов, спешно переведенных в корпус для наставления молодых неокрепших умов. Начитанные семинаристы, разговаривали со своими учениками, обсуждали возникающие вопросы, изучали Писание. Да, не восстанови государь патриарха, и многие проекты, в том числе и более воинственная трактовка святого писания могли бы вызвать протест среди иерархов православной церкви, однако этого не случилось.
Наконец по прошествии почти десятилетия Русское царство вновь получило патриарха, в согласии с которым государь Руси начал готовить указ об изменении нескольких аспектов преподавания в семинариях, а так же о принудительно-добровольном просвещении всех служителей божьих, для повышения уровня образования.
Конечно, сей шаг, рискован, это понимает как сам патриарх, еще не собравший собственную верную команду, так и царь Алексей, но ждать они просто не могут, видя в каком состоянии, находится церковь, терпеть это безобразие дальше государь просто не желает. Хотя то, что в конце марта был обнародован указ царя об отмене гонений раскольников и их свободном возвращении в родные места, без права обращения новых верующих и проповедования, сыграло с царем дурную шутку. Некоторые архиереи крайне негативно отнеслись к этому, грозя вставлять палки в колеса государственной машины, они становятся поистине серьезным внутренним противником. Как решить эту проблему государь, увы, не знал, зато по прошествии двух недель уже мог наблюдать тянущийся десяток подвод раскольников, подпоясанных серыми кушаками. Настороженно вглядывающиеся в попадающиеся им на встречу лица они с каждой минутой расслаблялись все сильней, понимая, что эпоха гонений кажется, прошла. Никто не пытался схватить их, и никто не требовал сбрить бороду, желание следовать старым традициям больше не было предметом гонений и насмешек.
Понемногу под давлением верховной власти из обихода двора в Рязани стали выходить немецкие платья и вся атрибутика, замещаясь удобной одеждой нового покроя, который никто раньше не видел, но над которым трудились не один десяток портных. Определенно государь озадачил своих подчиненных, высказывая им невозможные, дикие идеи, но оспорить их ни у кого не было никакого желания.
Достаточно было вспомнить казнь на Красной площади канцлера Головкина, осужденного за противодействие новому государю и попытках саботажа управления государством. Кроме того много интересного удалось узнать у канцлера во время допросов, по большей мере это злоупотребления и хищения. Что ж, требовалась показательная казнь, с одной стороны, чтобы сторонники отца видели: с вами может быть так же, если начнете наглеть, а с другой – посыл старой аристократии, мол, все меняется и общее положение в стране тоже.
Суд над канцлером длился чуть больше трех месяцев, лишь в середине марта он был окончен. Перед смертью князь смог поведать о том, что в перелеске под Москвой заточен английский посол, тайно схваченный по приказу самого канцлера.
Узнать же о покушении на меня и моего батюшка так ничего и не удалось. Та пара напавших татей оказалась на удивление хорошо подготовленной, во рту у них болтались остатки прижженного языка. Ни один палач не смог ничего сделать, чтобы выбить хоть какую-то информацию у этих фанатиков. Получается, что покушение на царя осталось не раскрытым, и заказчики до сих пор спокойно прогуливаются по улицам и сладко спят в своих постелях. Что ж, время обязательно даст мне шанс найти настоящих убийц отца, только надо немного подождать.
В начале апреля на почтовых конях в Архангельск по моему указу отправился сын Никиты Зотова, Конон с расписками от светлейшего князя Меншикова в банки Англии и Голландии на получение вложенных в них 1.870.560 золотых ефимков. Из северного порта, сразу же при наступлении благоприятного времени для навигации отправится сначала в Англию, ну а потом в Голландию. Кроме того молодому Зотову в сопровождении полудюжины солдат Семеновского полка приданных ему в качестве охраны, предписывалось изыскать способы привлечь на морскую службу иностранных офицеров и используя те деньги светлейшего князя, которые находятся в Англии и Голландии купить на них готовые корабли. Мда, не думал я, что такие суммы могут быть у князя, ведь это считай три четверти всего бюджета государства, да казнокрад и взяточник Меншиков тот еще. Слава богу, что отстранил его вовремя, иначе он еще многие годы безнаказанно наживался на горестях людях. Однако, прекрасно помня, что нельзя ни в коем случае посягать на деньги людей, кроме разумеется врагов государства, а не самого государя, я оставил первичные дары отца светлейшему князю, забрав обратно в казну все те приобретения которые были после 1703 года, именно тогда, по результатам проведенного расследования начались особо крупные махинации светлейшего князя.
Честно сказать от плахи князя спасло только заступничество бывшей номинальной царицы Екатерины, тепло относящейся к Алексашке, его жене, с любовью принимавшей их детей в своем доме. Уже ради этой старой памяти и дружбы я не смог поставить свою подпись под указом на смертную казнь, до поры, до времени посадив Меншикова под домашний арест в одно из его сел – Боголюбовку, которое расположено под Калугой. С одной стороны не далеко и в то же время от столиц на большом расстоянии, в самый раз для опального светлейшего князя.
Но самое удивительное это, пожалуй, то, что это была маленькая верхушка айсберга нарушений и взяточничества, бороться с которым государству следует в первом порядке. Ох, не зря идея фискалов появилась, ох не зря, вот только народу достойного мало набиралось, из 127 предполагаемых всего 61 годных, да и те в основном младшего звена (все устройство фискальной службы предлагалось трехступенчатым: старший фискал, губернский фискал и районный фискал). Почему же фискалов было так много? Все просто, реформа по преобразованию нынешних губерний была почти готова и ждала своего часа. По ней получалось, что 9 современных губерний должны поделиться на 16, тем самым облегчив административное управление землями путем незначительно увеличения численности бюрократического аппарата, структуру которого, увы еще предстоит создать, не дожидаясь когда подрастут и возмужают способные витязи. Ведь не зря же обязательным условием любых специализаций витязей является обязательная служба в войсках не менее трех лет. Это делается для того, что любой чиновник имел первичное представление об армии и при этом был глубоко патриотичным человеком, особенно если при этом информационно накачан знающими людьми.
Итого получилось, что Московская и Рязанская губернии остались неизменными, Смоленская уменьшалась по размерам, от Петербургской осталась только половина, остальная часть отошла к Новгородской. Архангельская губерния осталась неизменной, но только из-за того, что численность населения там маленькая, и управление вверенной землей легче, чем в центральных губерниях. Появились помимо уже существующих Казанской, Азовской, Сибирской губерний – Уфимская, Уральская, Воронежская, Саратовская, Белгородская, Астраханская, Велико Устюжная. Расчет был такой, чтобы в центре России, где населения особенно много, губернии создавались много меньшего размера, причем каждая губерния делилась на районы, которые и должны быть основной административной единицей. Вот только количество этих районов в губерниях будет различным. Скажем в Сибирской губернии их должно быть около двух десятков, а вот в Киевской всего 5-6, так что получается, что бюрократический аппарат вырастает чуть больше того, который планировался ранее.
Во главе губернии по-прежнему оставался губернатор, причем и на пограничных землях он оставался губернатором, а не получал звание генерал-губернатора. Разделение власти военной и административной должно быть полным, что естественно и делалось, выводя из подчинения главы губернии все войска, кроме милиции, в которую разрешалось привлекать старых служивых людей и «людей черногорского племени». Заместителя у губернатора нет, есть только советники: торговый, судебный, поместный, административный, военный (не подчиняющийся губернатору, но зависящий от него тыловой службой и «квартирной службой», казарм для постоянного проживания служивых людей еще нет). При этом каждый из советников отвечает за вверенную ему сферу деятельности, являясь по своей сути «собирателем всей информации», поступающей с районов. Во главе района должен был быть выборный дворянин – мэр, из числа проживающих на этой территории служивых дворян. Тем самым убивали сразу двух зайцев: во-первых – престиж службы повышался, а во-вторых, следить за такими дворянами много удобнее и проще.
Правда стимулов для службы у дворян и так хватает, ведь были отменены такие указы как бессрочная воинская служба. Теперь дворянин обязан служить в войсках двенадцать лет, а после этого срока сам решает, куда ему податься дальше, или же остаться на своем месте в войсках. Правда, в случае всеобщей мобилизации при нападении врага предусматривался сбор отслуживших дворян в губернские полки, подчиненные советнику по военным вопросам.
При губернаторах и мэрах находилась земская канцелярия, приводившая в исполнение все распоряжения губернатора или мэра. Однако в маленьких городах, поселках и деревнях управление оставалось на плечах старосты, выбираемого из числа жителей населенного пункта.
Не мало важным вопросом стало назначение жалованья губернаторам. Решив не выделять никого из 16 новоиспеченных губернаторов, положил им жалованья в 900 рублей, плюс к этому каждому из них полагалось 400 четвертей хлеба. Советникам губернатора 200 рублей и 80 четвертей хлеба. Мэрам городов – 300, 200 и 100 рублей в зависимости от численности города, плюс 100, 80 и 60 четвертей хлеба соответственно. Комиссарам при губернаторских канцеляриях – 100 рублей и 40 четвертей, дьякам в губерниях – по 90 рублей и по 40 четвертей, подьячим старым – по 50 рублей и по 30 четвертей, средней статьи – по 40 рублей и 20 четвертей, молодым – по 15 рублей и 10 четвертей. Получалось, что если выплачивать намеченное жалованье в срок, то на жизнь и относительное благосостояние оное будет вполне хватать.
Для суда учреждались земские судьи, полностью независимые от воли губернатора и мэра, все жалобы на них должны были быть рассмотрены только в Судебном ведомстве и нигде более. Жалобы на несправедливые решения губернаторов и судей должны были поступать напрямую в администрацию государя, которая и должна была решать какие из них подавать царю, а какие передавать во Внутреннее ведомство. При этом в городах были выделены два типа судей: для гражданских и уголовных дел. При этом все смертные приговоры должен утверждать сам губернатор, ставя под каждым из них свою подпись и отсылать их в государственный архив.
Недавно образованный Царский Совет, в который вошли некоторые особо влиятельные люди России, причем не только из приближенных моего батюшки, но и из старой родовитой знати. Правда в отличие от несуществующего Сената, Совет должен исполнять чисто законодательные функции, да и те в несколько искаженном варианте. То есть, проще говоря, в Царский Совет передаются те документы, которые будут рассматриваться мной с моими особо доверенными соратниками, которые во многих вопросах неопытны и помочь, с их решением на должном уровне просто не смогут. Или наоборот просматривают документы после нашего принятия, выискивая ошибки. Конечно, процесс принятия решения или указа заметно увеличится по времени, зато и ошибок будет много меньше, ежели мы сами бы принимали их.
Так, например, в него вошли боярин Тихон Никитич Стрешнев, Никита Моисеевич Зотов, князь Волконский, князь Дмитрий Михайлович Голицын и еще тринадцать именитых людей Руси.
Послушай, ваше величество: «всю подворную подать с мужского населения уменьшать ежегодно по пять копеек, и взимать оную надлежит самим помещикам, причем пятую часть собранных денег отходит данному помещику. С государевых же людей, подать надлежит брать служивым людям Царской Службы Безопасности…» так ли это, не померещилось ли мне?– недоверчиво вчитался Николай, глядя на готовый к подписанию указ.
-А что тебя удивляет Коля?– невинно задаю ему встречный вопрос.
Наконец мне удалось закончить «Свод малых законов для шляхетсва и боярства Православной Руси», в чем не мало помогли не только мои соратники, но и отцовские «птенцы», порой старше меня чуть ли не в два раза. Правда насколько я знаю, еще по истории все главенствующие «птенцы» были настолько коррумпированы, что до казны со 100 рублей доходило только 30 рублей, да и то если сие будет, то уже хорошо.
-Так ведь барышей множество казна не досчитается!
-А она итак не досчитывается. Воруют все, что плохо лежит, да и что не лежит тоже воруют. Гляжу я на это дело, и злоба берет, вот ты Коленька прочти дальше, что там написано, а мы все послушаем, дабы каждый мог передать своим друзьям сие послание, ведь печать и подпись на указе мои стоят, и спрашивать за нарушение этих правил я буду по всей строгости. Причем с любого, кто бы это ни был!– злость на дурость казнокрадов и чинуш все же вырвалась наружу, друзья… нет уже не друзья, соратники и сподвижники, удивленно поглядели на меня, но ничего не сказали, только приготовились внимательно слушать.
-«С принятием сего свода малых законов в настоящем упраздняется дворянское поместье, с этого дня все имения, дарованные за верную службу дворянам, могут быть переданы старшим сыновьям только в том случае, если они лично приносят присягу верности государю и обязуются неукоснительно соблюдать законы царства. Так же упраздняется бессрочная служба шляхетства российского, вместо этого, как было уже оглашено в раннем весеннем царском указе, каждый благородный человек обязан отслужить во благо своего Отечества не менее дюжины лет, считая с того времени, когда он поступает на коллежскую, воинскую или иную службу. При этом разрешается первого сына семейства оставлять управлять имением и не отсылать на военную службу, однако сие не означает, что старший сын не должен внимательно следить за сбором подушных податей и своевременно отправлять собранные деньги в казну…»
-Читай дальше, это тоже нужно, все-таки здесь сидят люди земельные, должны первыми узнать, что тут государь для вас доброго делает,– добродушно махая рукой Николаю, мол, дальше давай.
-«…Указы об однодворцах – измельчавших служилых землевладельцев, когда-то поселенных по южным границам Московского государства для их защиты и их переводе в класс крестьян так же упраздняются, однако за неимением у оных имений и большого недвижимого имущества они обязаны записываться на службы в Царскую Службу Безопасности или же подавать ходатайство на морскую службу».
-Но государь…– попытался, было что-то сказать Артур Либерас, но остановленный взмахом руки замолчал, Николай же недоуменно продолжил:
-«Наказание за казнокрадство должно быть суровым, но справедливым. Потому надлежит в первый раз пойманного вора оштрафовать на сумму в пять, раз большую, чем он украл, при этом сразу же надлежит снять его с занимаемой должности и в течение двух лет не допускать его к оной. Если же сей человек попадется во второй раз, не уразумев из своего печального опыта урока, его надлежит отправить в Адмиралтейство или другие подобные работы, само же имущество служивого человека должно быть разделено на три ровных части: первая отходит жене, вторая детям, а третья государству, дабы впредь провинившийся на горьком опыте узнал какого это быть разоренным и должным. Если же получится так, что казнокрадство повторится в третий раз, то оного человека необходимо прилюдно сечь кнутом, после чего на веки вечные отправить на поселение в Сибирь, где ему надлежит работой своей вымаливать прощения у государя и Отечества своего. Над всеми же делами оными глава должны быть, которой и является созданная Фискальная служба. Подпись: великий князь и царь Всея Руси Алексей Второй. Дата: 20 апреля 1710 года от Р.Х.»
Закончив читать, Николай странно посмотрел на меня, словно хотел что-то сказать, но почти сразу же передумал. Не лучше были выражения лиц и у остальных соратников.
-Не слишком ли круто это будет для нас, ваше величество?– тихо спросил Александр Баскаков, не глядя на меня.
-Не слишком. Просто если вы думаете, что я не знаю о ваших грешках, то заблуждаетесь,– с грустной улыбкой говорю им.– Если не все то большая часть ваших провинностей мне известны, и про то, как ты Сашка шерсть на своих мануфактурах за бесценок скупаешь, а сукно в армию чуть ли не по ценам заграничным сдаешь, хотя уговор у нас с тобой был совсем другим. Знаю я, о том, что ты Никола в Сибирской губернии с князем Гагариным дела свои делаешь, да барыши от государства отнимаешь, с отцом своим, посылая караваны в Пекин, минуя казну государеву. Про тебя Артур я вообще молчу, твои станки, которые ты в мастерские на заводы поставляешь, обходятся дороже, чем привезенные из Франции и Англии вместе взятые! О том же что ты Миша о себе больше думаешь, чем о царской службе я тоже помолчу, одно тебя извиняет, что все-таки воров и разбойников безопасники под твоим руководством ловят и вешают. А говорю я все это вам в первый и последний раз, друзья. Для моего батюшки Русь-матушка была всем, и для меня она, поверьте не меньшее значение имеет и мне будет больно, если кто-то из вас не оправдает моего доверия оказанного ему. Просто знайте, что те суммы, которые указаны в Своде, являются начальными. Так что само жалованье будет расти, уж это я вам обещаю…
Расходились соратники с хмурыми лицами. Указ о правеже и недоимках мои ставленники и друзья даже не выслушали, погруженные в собственные мысли. Смысл же оного заключался в том, что все недоимки до этого года прощались, однако с этого года процесс «выколачивания» государственных денег намного ужесточен. По самому правежу получалось, что те люди или их подрядчики, кто не в состоянии выплатить деньги по подрядам и откупам, должны быть сосланы на отработки в Петербург, Таганрог или же на Урал, где и будут отрабатывать свой долг до тех пор, пока его полностью не выплатят.
Месяц заканчивался, а проблем меньше не становилось, и что со всем этим делать, да так чтобы до бунта дело не дошло ума не приложу. Что ж поживем, увидим.
Май 1710 год от Р.Х.
Побережье Ладожского озера.
Генерал-майор Третьяк.
Оставив в Выборге 900 солдат гарнизона, и распределив еще 100 по ближайшим к нему землям, дабы своевременно можно было среагировать на нападение врага, командир отряда в четыре полка пехоты и два драгунских полка направился по приказу государя прямиком в Кексгольму. Необходимо создать надежную опорную перевалочную базу для продвижения в Финляндию.
И вот пробираясь по раскисшим от весеннего паводка дорогам, разбирая появившиеся завалы на дорогах корпус наконец вышел к небольшому городу, над которым реяли шведские стяги. А где-то в конце колонны плелась осадная артиллерия, доставленная к Выборгу аккурат в начале зимы, через три недели, после того как город пал после штурма. Две 24-фунтовые гаубицы и четыре 18-фунтовые пушки – вот и все, что смог выделить генерал-майору государь всея Руси для покорения не самого маленького города на шведской границе.
Усталые, но довольные солдаты в грязной форме готовились встать лагерем на ночлег, последние пара верст, дались особо тяжело. Но теперь, когда угроза умереть от непосильных нагрузок миновала, солдаты вновь обретали забытую уверенность в собственных силах, слышались со всех сторон шутки, кто-то начал собирать хворост, не обращая внимания на пятерку коптящих в вечерний небосвод полевых кухонь. Что поделаешь, душа русского человека требует тепла живого огня.
Третьяк с улыбкой ходил по разворачивающемуся лагерю, ведь не смотря на все перипетии, бригада генерал-майора прибыла на неделю раньше того срока который планировался до начала похода к Кескгольму.
-Господин генерал-майор прибыл гонец от его царского величества!– молодой адъютант Долохов замер возле Третьяка, позади него стоял заляпанный грязью гонец.
-Подойди.
Усатый драгун, исполняющий роль гонца сделал несколько шагов к генералу, отдавая ему кожаную папку с нетронутой печатью. Не долго думая, Третьяк сломал сургуч, перед глазами оказался какой-то план, повернув лист, достал оттуда послание государя.
«Николай Иванович высылаю вам план города, составленный одним из пленных шведов, надеюсь, что услышу радостную новость в самом ближайшем времени. Как только город падет, в Финляндию выйдет еще один корпус под командованием князя Михаила Голицына, на которого и ляжет в дальнейшем вся забота захвата здешних земель. Государь Русского царства Алексей Петрович Романов».
-Тебе что приказано солдат?– прочитав краткое послание, обратился к гонцу генерал-майор.
-Быть в вашем полном распоряжении до тех пор, пока город не падет, после чего как можно скорее отправиться обратно к государю,– ответил драгун.
-Хорошо, значит, будешь пока вместе с моими вестовыми. Проводи на постой,– бросив адъютанту, Третьяк погрузился в чтение схематично изображенного города.
На карте разными по толщине линиями были указаны старые крепостные стены и мелкими вкраплениями относительно недавняя кладка, где-то были приписаны цифры, а где-то вовсе ничего не было. Генерал-майор разглядывал форт на юго-восточной стороне, пару батарей на восточной стороне города, расположенных со стороны Ладоги мысленно провел пару линий, удовлетворенно хмыкнул и пошел к себе в шатер.
Всю второстепенную работу выполнят уже без его участия, а значит, командиру можно немного отдохнуть, и ночью вновь приняться за работу, ломая глаза от неровного света восковых свечей.
Как это обычно бывает в начале любой осады, первые дни были относительно спокойными, даже артиллерия русских войск не выстрелила ни разу по городу, правда этого нельзя сказать о гарнизонной артиллерии. Десятка три чугунных чушек приземлились в полуверсте от лагеря, напугав взрывами неказистых лошадей драгун. Солдаты же, занятые работой по устройству долговременного лагеря держались на почтительном расстоянии от стен города.
Кроме того, два полка пехоты, под предводительством полковника Милютина ушли чуть дальше, отрезая защитникам возможные ходы отступления и снабжения. Приказ царя Алексея в первом письме по отношению к жителям всех захваченных городов был предельно четким: «… половину уцелевших коренных жителей города нужно выселить и доставить к Новгороду. Всех пленных шведов необходимо сопроводить на постройку Вышневецких каналов, для этого к тебе Николай подойдут в начале июня два отряда донских казаков числом в пятьсот человек…».
Непонятный, жесткий приказ государя вызывал недоумение у генерал-майора, да и как потом город заселять, если жителей то останется треть, если не меньше? Ведь сами они, конечно же, не сдадутся, а в первый день штурма мирные жители сполна хлебнут своей кровушки…
Боярин Третьяк просто не знал, что государь, советуясь со своими ближниками, и членами Совета, пришел к выводу, что коренное население будет лучше «перевоспитать» в новых условиях. Указ о «Принудительном переселении на два десятилетия» вот-вот должен быть подписан, в нем черном по белому написано о том, что две третей жителей Финляндии, Прибалтики должны быть переселены в русские города и веси, или говоря проще «распылены на просторах Руси». Причем семейства, принудительно переселенные в новое место, должны быть посажены в тех землях, где есть нехватка рабочих рук, то есть в Поволжье и Сибири, для этого из резерва казны выделяется порядка 20 рублей каждому семейству, дается по 15 четвертей хлеба на одного члена семейства и по три сажени полотна. Вот только для многих сторонников государя эти чудачества царя казались бредовыми, зачем спрашивается давать смердам и бродягам деньги на постройку нового жилища, если можно просто выгнать их из домов и отослать куда-нибудь подальше, к примеру, дороги на Юге прокладывать, там как раз нехватка рабочих рук, о-го-го какая. Но указ все же будет обнародован, а для тех семейств, которые добровольно отправятся в новые края, предполагалось ввести дополнительные поблажки. Плюс ко всему в каждый захваченный город вместе с новыми людьми отправлялись молодые семинаристы, посвященные в сан и благословленные на богоугодное дело самим патриархом Иерофаном, нести разумное, доброе вечное.
Конфликтовать с братьями-христианами строго воспрещалось, как впрочем, и поддерживать иноверцев. Для всех не православных концессий на Западе предусматривалось введение некоторых ограничений, однако права городов, доселе находившихся под властью шведов, не только урезались, но и менялись вовсе, по образу и подобию Русского царства. Ведь введение в город православных священников и замена большинства жителей русскими переселенцами и есть попытка противостояния развития антирусских настроений. Удастся ли это, Алексей не знал и никому не говорил истиной причины таких непонятных для современников указов…
Наконец все приготовления были сделаны, брустверы насыпаны и укреплены, пара редутов на особо опасных направлениях возможного прорыва ощетинилась десятками фузей, где-то позади замерших перед орудиями артиллеристов, ржали кони. Ответ на предложение сдать город был таким как и ожидал командующий бригадой. Шведский офицер – комендант города в особо «лестных» выражениях отозвался о «русских медведях» и том месте, куда им необходимо следовать в данный момент. По-крайней мере именно так сказал переводчик, может, по наблюдению Третьяка если переводчик и приврал, то не намного. Вон до сих пор на стене Кексгольма слюной седоусый вояка исходит, будто припадочный.
-Командуйте майор своими орлами, пускай начинают обстрел намеченных целей.
Поглядев на сосредоточение шведских солдат, генерал-майор, подумал о том, что неплохо бы заиметь себе парочку тех орудий, которые были у витязей. Больно уж точно у них ложились снаряды, да и их «кубышки» неплохое подспорье против спрятавшегося за стенами неприятеля.
…Начав обстрел города с утра, канониры не добились существенных результатов, не считая пары выбитых каменных зубьев на стене. Зато первичная пристрелка орудий была сделана, и теперь снаряды перелетали через стену, взрываясь за ней или ложились в те места на стене, которые были указаны на карте города как наиболее уязвимые.
После первого же залпа раскаленными ядрами в высь пополз дымный след пожара, но не успел он укрепиться на небосводе, как начал рассасываться, по всей видимости, его затушили. На этом первый день осады закончился, колонны солдат развернулись и неспешно направились обратно в лагерь, только пара рот осталась на месте, занимая свои позиции рядом с остывающими орудиями. Вопреки ожиданиям командующего никаких ночных вылазок защитники города не делали. Только пытались достать русские орудия из гарнизонной артиллерии. Вот только как оказалось орудия в ней стояли давние и малопригодные для точной стрельбы на предельные расстояния. Так что ответной пальбы в свою сторону русские канониры могли не опасаться и раз за разом спокойно прицеливаться в намеченные генерал-майором точки.
Посылать парламентера второй раз боярин Третьяк не стал, на шестой день осады, назначив штурм города. Быть может, с ним можно было бы и не спешить, но, во-первых, требовалось скорее разобраться с созданием плацдарма для беспрепятственного ввода войск в Финляндию и вернуться к Выборгу, где дожидаться прибытия князя Голицына, под чье командование генерал-майор и должен поступить.
Так же в скором времени в воды Балтийского моря должна выйти галерная эскадра адмирала Матвея Апраксина в составе 77 судов, уже не раз тревожащая побережье шведов, сжигавшая небольшие деревушки и зазевавшиеся патрульные и каперские суда противника. Вот только сейчас эскадра сопровождала транспортные корабли, на которых везли десант для захвата Гельсингфорса – расположенного в тылу остатков армии Шведского королевства.
Если бы кто-то из современников государя мог бы прозреть будущее усопшего царя-преобразователя, то несомненно бы увидел, что многие ошибки возможные исправлены его сыном и нет тех пустых надежд на помощь Запада в войне со Швецией. Хотя при всем скептицизме и откровенном пренебрежении приморскими немецкими княжествами царь-батюшка все равно поддерживал дружеские отношения с ними, стараясь сохранить Северный союз, однако прекрасно понимал, что действия союзников как таковые не продвигаются, а стоят на месте. Многое было известно государю России, но это был именно тот случай, когда этими знаниями запрещалось делиться, с кем бы то ни было. Поэтому часто окружающие Алексея люди просто не понимали задумок своего царя.
Правда надо заметить, что некоторые решения все же находили живой отклик в сердцах подданных, к примеру государь приказал прекратить все работы на западе Охты и вести их на восток в сторону, где не наблюдается наводнений, тем самым Петербург избавлялся от прорвы глупых, никому не нужных проблем. Говорят, когда комендант Нарвы – Зотов узнал об этом, даже прослезился от счастья.
В судостроительстве так же произошли изменения, под внимательным присмотром Ермолая Тимошкина, воронежского корабела обучавшегося в Голландии и Англии, все сырые леса были изъяты и отправлены на просушку. Время, когда России требовалась любая лохань, могущая держаться на плаву, прошли, теперь требуются суда крепче и надежнее постоянно тонущих кораблей Балтийского флота. Но это все дела не одного месяца, и даже не одного года, плюс ко всему неусыпный надзор за высшими сановниками и мастерами-протекторами (протекторы*– создатели идей или проектов, которым поручается их воплощение в жизнь) с каждым месяцем должен усиливаться, уменьшая возможное расхитительство и взяточничество. Отбирая для этого все тех же фискалов, уже показавших себя наилучшей стороны, начав расследование дел в Москве, Рязани, Туле и Липецке, в первую очередь на особо важных объектах и их «высоких» кураторов в частности. Хотя многого им и не хватает, ведь фискальная служба только проходит свое становление и ей только предстоит создать, избрать нужные для себя способы добывания информации, не нарушая при этом законов государства.
Отвлекшись от собственных мыслей, тревожащих боярина уже не первый день, Третьяк вышедший подышать свежим утренним воздухом после тяжелой ночи увидел, как ставни ворот города медленно отворяются, и оттуда набирая скорость, выскакивают шведские конники.
-Вот сволочи! Поспать людям не дают,– с какой-то веселой злостью подумал генерал, глядя как две роты солдат на орудийных батареях, выстраиваются в три шеренги, первая встает на колено, прислоняя к плечу приклад фузеи, вторая и третья замирает за их спинами, готовясь к залпу.
Почти сразу же в лагере заголосила литавры драгун, быстро попрыгавших в седла, они замерли в ожидании команды генерал-майора, внимательно смотрящего в подзорную трубу наблюдая за странным движением трех сотен шведских кирасир.
-Куда это вы собрались, родненькие мои?– пробормотал себе под нос Третьяк, перевел подзорную трубу чуть дальше, потом обратно на изменивших направление атаки кирасир, затем опять слегка перевел чуть вперед и замер.– Отрежьте их от наших складов, живо!
Пробанив орудия, артиллерийские расчеты проворно заряжали их картечью, но было видно что они не успевают сделать свое дело, кирасиры же разделились на две части: одна продолжила безумную атаку на приготовившихся к бою солдат, а другая свернула, влево огибая по большой дуге построенные полевые укрепления, и галопом понеслась к пороховым бочкам, возле которых замерло два десятка седоусых ветерана, оставленных на этом участке, скорее как подстраховка, нежели как реальная защита, хотя именно на таких вот воинах держится вся армия, именно они белая кость воинского братства, а не желторотые юнцы с кучей именитых предков за плечами.
На передовой тем временем прогремели три выстрела, заржали смертельно раненые лошади, кричали воины. Посмотрев туда, генерал-майор отстранено отметил, что от первых двух линий атакующего центра кирасир ничего не осталось, точнее, остались только мертвые и тяжелораненые тела шведских воинов. Вот один из них силясь встать, непонимающе смотрит на свой живот, в котором дыра величиной в кулак, а его кираса, разорванная картечью, серыми краями впивается во внутренности. Алая кровь толчками выплескивается из этой ужасной воронки. Что сделал швед, Третьяк уже не видел, залпы фузей со стороны складов пороха вернули его к действительности.
Два десятка ветеранов подпустив к себе кирасир, выбили из седла дюжину шведов, остальные же закружили смертельную карусель вокруг ощетинившихся штыками солдат. Пара кирасир быстро разворачивала притороченные к седлу бомбы, одного взрыва хватит для того, чтобы все склады взлетели на воздух, а вместе с ними и часть провианта. Торопясь, швед что-то сделал не то и вместо того, чтобы спокойно бросить бомбу к беззащитной цели замешкался и в последний момент попытался бросить опасный снаряд как можно дальше от себя, замахнувшись им назад.
Взрыв прогремел, чуть ли не в середине тройки кирасир, ударной волной голова первого лопнула, орошая окружающее пространство смесью крови и серой субстанции, где-то вдалеке валялись остатки пальцев неудачного бомбиста, два его собрата отделались меньшим уроном – из их ушей текла кровь, а на лице застыло удивленное выражение. Не ожидавшие такой нелепости кирасиры замешкались и упустили свой шанс довершить начатое дело. Из двух десятков ветеранов на ногах остались только полудюжина, да и те в большинстве своем все раненые.
Но шведы уже упустили свой шанс, сбоку и сзади на них налетели драгуны и, разрядив притороченные к седлам пистоли, бросились с палашами наголо на недобитые остатки кирасир, по-прежнему стремящихся добраться до заветного порохового склада. Звон, лязг железа, проклятия, безбожно смешиваемые на двух языках, сыпались с обеих сторон, однако какова бы не была ярость шведов, она не могла спасти их от смерти. Солдаты в голубых мундирах с яркими желтыми обшлагами все чаще утыкались лицами в мокрые от пота конские гривы и падали наземь, орошая своей кровью весеннюю траву. Вместе со шведами падали и русские воины, один, второй… десять… семнадцать драгун, не считая восьмерых фузилеров, остались лежать на месте сражения, смотря в безоблачное небо пустыми, ледяными глазами.
Из окружения удалось выбраться, только троим кирасирам самозабвенно настегивающих своих громадных породистых коней. Диверсия в стане осаждающих не удалась, как на складе, так и против артиллерии. Все орудия были в отличном состоянии, и даже умудрились внести свою лепту в разгром зарвавшегося врага. Выстрел из четырех пушек картечью выкосил первую волну атакующих, граненая картечь ранила многих во второй волне, внося смятение в ряды шведских кирасир. Но залп орудий все же не смог остановить всех вражеских кавалеристов и почти четыре десятка кирасир добрались до фузилеров, с неустрашимостью поднимая выше палаши, и древко знамени они выдержали поочередный залп пехотинцев, не оглядываясь на падающих под копыта собственных коней сослуживцев. До русских шеренг добралась половина кавалеристов, в первые секунды, собрав богатую жатву, убив дюжину замерших воинов, по команде вставших плотнее друг к другу и приготовившиеся к штыковой атаке. Кого-то из кирасир спасла защита, кто-то же не успел увернуться и завалив коня на землю упал под ноги воинам в зеленых мундирах, которые тут же не теряя времени со всей силы втыкали трехгранные штыки в незащищенные места шведов: шею или пах, каждый раз для надежности проворачивая штык в страшной ране.
Уйти с батареи смогла всего дюжина кирасир, остальные остались лежать на земле перед бруствером, куда их сразу покидали фузилеры. Всех шведских коней, оставшихся без всадников бережно вылавливали и отводили в тыл, где уже слышался стук топоров и молотков, нужно было быстро поставить временный загон для лошадей. Увы, но породистых животных в конюшне русской армии было катастрофически мало любая возможность разжиться выносливыми, сильными конями не упускается. Так что вполне возможно, что этих животин отправят куда-нибудь в Воронежскую губернию, или Уфимскую, на созданные конезаводческие заводы. Создание и выращивание коней для армии является одной из приоритетных задач всего государства. Правда этот процесс проходит без каких-либо излишних рвений, надрывать жилы там, где этого делать не стоит не лучшая идея.
-Приготовить батареи к залпу по отметке выше ворот,– майор Юркевич, сорокалетний молдавский офицер-артиллерист, принятый еще в 1706 году, высчитывал угол стрельбы, поднимая пушки на максимальный угол, устанавливая 24-х фунтовые гаубицы на небольшой взгорок, подрывая под ними пласты дерна. Что поделаешь, гаубица орудие серьезное и угол стрельбы у нее фиксированный, вот и приходится артиллеристам выдумывать разное так, чтобы выполнить приказ командира.– Пушки, пали! Гаубицы, пали!
Грохот выстрела еще не успел смолкнуть в ушах артиллерийского расчета, а обслуга уже торопливо банила и вычищала ствол орудия, не видя, как оставляющие за собой дымный шлейф бомбы врезались в створки ворот, не долетев до нужной отметки всего несколько локтей. Кованые створки протестующее прогнулись назад и, пружиня, оттолкнули опасные снаряды обратно. В результате после взрывов шести бомб перед воротами образовались небольшие воронки, а от ударной волны и вылетела пара осколков из каменных блоков, стоящих рядом воротами.
-Четверть насечки выше, приготовить орудия!– спокойный голос майора не выражал никаких эмоций, он делал свою работу и делал надо заметить вполне неплохо.
-Майор Юркевич, после этого залпа пусти пару каленых гостинцев за стены, авось что-нибудь получится, все-таки погодка неделю солнечная стоит…– приказал генерал-майор, рассматривая мельтешение обороняющихся на стенах.
-Будет исполнено, господи генерал-майор!– вытянувшись перед командиром, ответил Юркевич.
-Вот и ладненько.
Два часа орудия стреляли без перерыва, после чего их оставили в покое, залили раскаленные стволы водой, вычистили, протерли насухо, дали десяток минут отстояться, после чего заложили картузы и приготовили палильные трубки, ожидая приказ командира. Чуть позади артиллеристов постоянно стояли в четырех шереножном строю один из полков, готовые по первому приказу выступить вперед. Остальные воины находились в лагере, отрабатывали строевые приемы, или занимались хозяйственными работами, и только некоторая часть могла позволить себе отдохнуть.
Так прошел еще один день осады Кексгольма, бомбардировка ворот ни к чему не привела, только пара выбоин по сторонам, да стесанные углы стен на въезде в город-крепость. Каленые ядра тоже ни к чему не привели, появившийся было дымок, как и прошлый раз тут же пропали, а суета на стенах вовсе поутихла, город оказался подготовлен к осаде лучше, чем предполагал генерал-майор. Но Третьяк не отчаивался, все ведь только начинается, места старой и новой кладки отмечены, толщина некоторых участков тоже, так что сделать проем в стене на крайний случай артиллерия русского отряда вполне способна, правда и времени это займет много больше, чем, если получится выбить из пазух ставни ворот.
На ночь возле батарей вновь разместили две роты фузилеров, на опушки расположился эскадрон драгун, в случае вылазки врага у русских войск был весомый аргумент против хитрости коменданта города. Однако ночь прошла спокойно, видимо вчерашняя неудача сильно ударила по боеспособности города или просто комендант решил поберечь силы для отражения штурма.
…Три дня были похожи друг на друга как две капли воды. Та же безуспешная бомбардировка, плотное кольцо осады и огрызающиеся иногда гарнизонные орудия, чаще всего укладывающие свои снаряды в паре десятков саженей от батарей. Лишь однажды 6-фунтовая бомба умудрилась пролететь все расстояние до батареи и взорвалась рядом с палаткой майора Юркевича, как раз в тот момент, когда он собирался обедать. Один из осколков попал в железную тарелку майора, подкинув ее вверх, как раз в лицо командира артиллеристов. Шума было много, а проклятий еще больше, но вот успеха в бомбардировке ворот все-таки не наблюдалось.
Майские дня становились все жарче, появились первые гниды, летающие перед самым носом солдат, облепляющие по ночам беззащитные участки тела, высасывая кровь. Природа проснувшаяся ранней весной, сейчас расцветала пышным цветом. Но на всю лирику, видимую даже невооруженным глазом у генерал-майора не было времени, дней становилось все меньше и меньше, и отправлять к Выборгу требуется как можно раньше, предварительно взяв этот чертов Кексгольм!
Вызвав к себе своего заместителя полковника Ларина, Третьяк приказал готовить осадные лестницы, материал для которых уже был давно собран и теперь распиленные куски молодых стволов березок лежали ровными штабелями под навесом из еловых лап внутри лагеря. Бомбардировка по-прежнему не приносила результата, лишь однажды какой-то удачный снаряд угодил в городе в какой-то из домов, где держали часть запасов пороха, больно знатно громыхнуло тогда, да и дыму было много, черного, чуть ли не масляного. А больше ничем примечательным артиллерийские расчеты майора Юркевича похвастаться не могли.
Наконец все приготовления были сделаны, ранним утром войска выстроились в две линии. В первой стояли два полка: Троицкий солдатский и Тверской солдатский, позади них на расстоянии в полсотни саженей замерла вторая линия: Ярославский солдатский и Псковский солдатский. Чуть в отдалении от второй линии с двух сторон стояли в походной формации два драгунских полка: Троицкий драгунский и Сибирский драгунский. Они по команде должны были поддержать штурм, забросав небольшой ров перед стенами фашинами.
-Давай Борис, как только барабаны заиграют еще разок стрельни по воротам окаянным, все же польза будет, а потом уже и за стены бомбы метай, пусть швед порадуется, да людишек на пожары отсылает. Нашим молодцам сподручней будет, коли защитничков на стенах меньше будет,– прежде чем отдать приказ: «На штурм!», генерал-майор дал команду майору Юркевичу.
-Будет исполнено, господин генерал-майор,– слегка кивнул Борис и ушел к батареям, поверять орудия, рядом с которыми стояли приготовившиеся к бомбометанию артиллеристы.
Дав отмашку подполковнику Балабанову, командиру Ярославского солдатского полка, чьи воины стояли в первых рядах, командующий войсками замер верхом на своем гнедом жеребце, бегло осматривая стены Кексгольма в подзорную трубу.
Первую версту, пока не рассеялся туман воинам предстояло идти, выстроившись в четыре колонны, чередуясь в рядах с теми кто несет фашины и осадные лестницы и теми кто идет с небольшими мешочками пороха. Все же пускать все на самотек генерал-майор не хотел и вместе с командирами полков решил во время штурма заложить под одну из старых кладок на западном углу крепости мину. Сможет ли она после взрыва создать брешь в стене, никто не знал, но попробовать все же было необходимо.
Первые две сотни саженей воины прошли, как и было задумано в тишине, под прикрытием плотного одеяла тумана, однако дальше на стенах почуяв что-то не то зажгли огни, подул ветер и разогнал часть тумана. Сразу же стали видны прикрепленные к фузеям штыки, осадные лестницы, невдалеке показалась едущая шагом колонна драгун, которые, почувствовав, что прикрытие пропало, настегивая коней бросились вперед, спеша закидать ров в тех местах, которые указали им командиры.
Загрохотала барабанная дробь, упорядочивая движение пехотинцев, подстроившихся под мерное громыхание, чуть ли не бегом бросившихся на приступ. Спустя минуту над головами воинов в зеленых мундирах посвистело шесть жужжащих зарядов.
-К воротам, живо!– закричал во всю мощь легких подполковник Балабанов, первым заметивший небольшую щель в покосившихся створах, вокруг которых кружилось облако каменной пыли, а за воротами стонали раненые.
Солдаты не надо было упрашивать дважды, часть бросилась к воротам, часть наоборот быстро приставляли лестницы к стене и карабкались наверх. Захват важных позиций на стене даже после образования бреши в стене является приоритетной задачей.
Не удержались от атаки и первые эскадроны драгун, неистово орущих незыблемое, вечное «Ура!», вот только места у ворот оказалось слишком мало. Да и шведы быстро опомнились, залпы мушкетеров выкашивали лезущих вперед фузилеров, мутные ручейки алой крови полились по потрескавшимся камням в сторону рва, атака русских войск захлебнулась…
Но стоило первым фузилерам взобраться на стену, как в скоротечной схватке весь поверх рядом с воротами оказался в руках штурмующих войск, выстрелы с десятка саженей собирали богатую жатву, фузилеры разряжали свое оружие в выстроившуюся колонну шведских мушкетеров. Кто-то из пехотинцев запалил ручную гранату,… шипящая чушка упала под ноги первой линии шведов, почти сразу же взорвавшись. Трое шведов отлетели в сторону, повалив десяток солдат в середке, давая тем самым столь необходимые мгновения русским воинам пробирающимся сквозь узкую щель покосившихся ворот. Не долго думая солдаты направляли фузеи на врага и нажимали на курок совершенно не целясь. За какие-то пять минут возле входа не осталось ни одного шведа, по улочкам Кексгольма понеслись сотни драгун, вырезая всех встретившихся на своем пути, следом за ними маршировали фузилеры, мерно печатая шаг, каждый раз замирая на перекрестках улочек, возле дверей особо приглянувшихся домов. Удар приклада и дверь влетает внутрь, испуганные жители падают на пол или забиваются в угол моля о пощаде, которую не всегда получают. Стоит кому-нибудь из солдат увидеть оружие в руках противника и не важно кто перед ним – смерть несчастных неминуема. Но так было только в первые часы штурма, по мере того как улицы города очищались от шведских войск, порядок восстанавливался, появились первые патрули, не дающие солдатам всласть мародерствовать.
Пришлось слишком рьяных нарушителей прямого грабежа заколоть прямо на месте преступления. Правда и сохранять имущество захваченного города для горожан царским войскам было не с руки, да и приказ о переселении половины жителей яснее ясного говорил, что имущества у переселенцев должно быть минимальным «дабы усерднее постигали совместное житиё в добром соседстве с российским народом».
Однако священное право войны никто не отменял – первые трофеи оставались трофеями солдат. Запрещался грабеж тех домов, которые находились на очищенных от шведов улицах. Солдатам разрешалось брать любые вещи с мертвых вражеских тел, за исключением оружия и грамот. Между тем под патронажем особо проверенных рот из захваченных домов вытаскивались особо ценные вещи, все что могло быть ценным и легко движимым. То есть дорогая мебель так и осталась стоять на месте, ну или почти осталась, ценные изделия генерал приказал доставить в резиденцию коменданта, где уже стояли десятка два реквизированных у горожан пустых телег. Куда денутся найденные ценности, генерал-майор не знал, хотя догадывался, что почти все окажется в Воинском ведомстве, созданном совсем недавно. Конечно не все вещи дойдут до ведомства, дай бог чтобы половина оказалась там, но все же что-то да доберется до складов ведомства, которое должно заниматься нуждами армии и ее обеспечением. Принцип самоокупаемости войны давно слился с таким понятием как грабеж мирного населения противника. Вот только право победителя никто не отменял, так что кто недоволен своим положением, пускай становится гражданином Русского царства, ведь собственных людей Его Величество не грабит!
Полторы тысячи гарнизонных войск вместе с тысячью ополченцев из местных деревушек за четыре часа лишились две трети личного состава, причем большая часть пришлась на … ополченцев. Что поделаешь если в этом времени по-настоящему держащихся до последней капли крови войск в Европе нет, почти все наемники, ценящие свои жизни дороже собственной любви к Отечеству. Такие регулярные войска сейчас есть, пожалуй, только у Вильгельма, да и то…
Сразу же, не откладывая дела в долгий ящик, генерал-майор организовал временный лагерь для пленных, согнал на центральную площадь города жителей и в приказном порядке заставил рассказать двум сотням рот, где они живут и кто их сосед. Все это делалось, для того чтобы выселению из города подверглись люди, живущие не рядом, а через дом или два. И это не считая тех семей, члены которых оказали сопротивление – они все в обязательном порядке направлялись на работы в Рязань, Тулу, Калугу, Москву или Казань. Процесс «распыления» следовало проводить как можно тщательнее и на большей площади, как можно большей площади!
Как управится со всеми делами, и отбыть в Выборг с отрядом как можно раньше генерал-майор не знал, решил попросту оставить в городе Ярославский полк и пару эскадронов Сибирского драгунского полка. Причем в самом городе ярославцы должны быть до тех пор, пока не прибудет смена или специальное распоряжение государя. Эскадроны драгун должны сдать пленных отряду казаков, которые в целости и сохранности должны довести их до Петербурга, поселенцев же драгуны должны сопроводить до Рязани самостоятельно, после чего выдвигаться к Нарве, где расположена перевалочная база для Балтийского гребного флота.
23 мая, решив все насущные дела, бригада генерал-майора вышла по направлению Выборга, пополнив запасы провианта, пороха и фуража. Солдаты двигались по сухой дороге, вспоминая какое убожество увидели на стенах города-крепости. Тридцать две медные 12-ти фунтовые пушки, созданные чуть ли не на заре становления артиллерии, 8 чугунных товарок и 13 легких мортир, непонятно каким образом оказавшихся на стенах города – вот и весь скудный арсенал Кексгольма.
Плацдарм для беспрепятственного введения войск в Финляндию создан. Вот только действия стран-союзников заставляли задуматься об их действительной пользе. Ведь в Померании до сих пор находится сильная группировка шведских войск, угрожающая своим существованием войскам Дании, Саксонии и Польши.
Глава 4
Июнь 1710 год от Р.Х.
Под Ригой.
Государь всея Руси Алексей Второй.
Очень часто Петр обвинял фельдмаршала Шереметьева в медлительности и нерасторопности. И надо заметить, что мне самому удалось убедиться в этой особенности командующего 40-тысячной армией, сразу же после Полтавы выступившей к Риге. В помощь ему, батюшка отправил на стругах и лоханях осадные орудия по Западной Двине. Однако даже не стесненная большим обозом армия двигалась крайне медленно. Только в начале октября прошлого года она подошла к крепости Динабургу.
После него основные силы армии фельдмаршала пошли по правому берегу Двины, а отряд в четыре драгунских полка под предводительством генерал-поручика Боура, с которым шли донские казаки атамана Митрофана Лобанова – по левому.
В середине октября наши войска перешли шведскую границу, а в конце октября войско вышло к Риге. Одновременно с этим осадили старую крепость Динамюнде, расположенную в семи верстах от города. По пути армия разоряла польскую шляхту и крестьян. Как всегда в мире бывает, со слабыми не считаются, «право сильного» дает, ой как много преимуществ перед слабым!
Вот и сейчас проезжая по дорогам Польши, некогда самому большому королевству Европы, вижу, что народ обеднел на столько, что даже наша сибирская жмудь по сравнению с ними зажиточные горожане. Постоянные реквизиции, пошлины, сдираемые чуть ли не четырьмя армиями сразу, быстро выжали досуха богатые белорусские и украинские земли, находящиеся под польским игом. Саксонцы короля Августа, одно название что европейцы, не разбирая, кто перед ними, поляк или белорус, грабили нещадно всех подряд.
Да и наши войска тоже не были щепетильными в вопросах добычи провианта и фуража, порой разоряя малые городки и веси на своем пути. Вот только получая необходимое, русский солдат спокойно уходил к лагерю и под приглядом командира занимался своим делом, не взимая сверх меры того, чего, по правде говоря, и так почти не было. Саксонец же, расхлябанный и недисциплинированный, постоянно рвался получить все больше и больше, пытая старух и забавляясь с молодыми девками. Правда появление русского воинства избавило половину славян от подобной участи, корпус Меншикова, ныне отданный генерал-майору Ренцель, внимательно следил за союзниками, не забывая иногда прощупывать оборону Померанских крепостей и 16-тысячного корпуса шведского генерала Крассау.
Увы, но попытка штурма Риги в ноябре прошлого года ничего не дала, бомбардировка не приносила результатов, не считая удачного попадания в сторожевую башню, где хранился один из пороховых запасов города. Так что уже в декабре 1709 год, оставив для блокады города 6-тысячный отряд под командованием князя Аникиты Репнина, основные силы отошли на зимние квартиры в Эстляндию и Петербург.
Однако, не смотря на блокаду, город по началу получал продовольствие, порох, снаряды из Динамюнде. Догадаться перекрыть Западную Двину настилом из скованных бревен и выставить пару тройку батарей на берегу, князь не смог, ладно черт с ним, но ведь и сообщить о постоянной поставке в город припасов он не посчитал нужным! Запоздалый приказ о «перекрытии коммуникационных путей для Риги» расшевелил войска и уже через неделю, шведские суда собравшиеся было, повторить свой обычный маршрут были встречены пальбой из орудий, из-за чего вынуждены были отойти обратно в крепость.
Прибывший к городу фельдмаршал, поставил свайный мост, в дополнение к уже имеющимся скованным бревнам, выставил на берегу дополнительно батареи из 12-ти, 18-ти и 24-ти фунтовых орудий. Попытки шведских судов форсировать заграждения ни к чему не привели и шведы, раз за разом отходили в свою крепость. А в конце апреля этого года вся армия, расквартированная в Лифляндии, прибыла под стены города, вместе с тремя десятками осадных орудий: гаубиц и мортир, сплавленных по реке генерал-поручиком Яковом Брюсом, в помощь осаждающим войскам. Полноценная осада Риги только-только начиналась, однако в середине мая появились первые зараженные «моровой язвой», экстренные меры ни к чему не привели и уже сейчас, к началу июня три сотни солдат отошли в мир иной. Кажется, эта зараза попала сюда из Пруссии, через Курляндию…
Пара десятков лекарей, собранных из трех губерний Руси-матушки, вовсю трудились в нашем лагере. Конечно, до высот 20 века еще далеко, но кое-какие сдвиги в этом сложном и опасном деле уже имеются. Окуривая свои одежды дымом из сбора каких-то трав, и смазывая участки кожи, сделанными мазями молодые лекари бесстрашно ходили по лагерю, обследовали зараженных, даже пытались их лечить.
Три недели прошло с момента обнаружения первого зараженного. Каждый вечер в больших солдатских кострах тлели маленькие пучки трав, брошенные учениками Евдокии и испанца Рауля Гариэнтоса, с радостью согласившегося обучать молодых юношей и девушек своему искусству, правда, по ходу обучения немолодой хирург учился сам, те знания, которые были доступны травнице, оказались бесценным кладезем для испанца.
Как бы то ни было, но к моему приезду фельдмаршал решил повторно предложить городу сдаться, причем на очень даже приемлемых условиях. Однако послать парламентера он не успел, я прибыл раньше. Вместе с тремя тысячами иррегулярной калмыцкой конницы и всеми гвардейскими полками, к которым с недавнего времени относится и полк «Русских витязей». Блажь конечно с одной стороны, но и выгод много, в первую очередь для самих воинов, не считая двойной оклад и права на получение большего земельного надела после окончания службы, нежели обычные солдаты. Ведь рекрутский набор теперь не пожизненный.
Вместе с этим, принятый в войсках в начале мая, измененный Воинский Устав, давал солдатам право на минимальные необходимые для жизни условия. Ограничивал наказание солдат за мелкие провинности и наоборот усиливал наказание за серьезные проступки, вплоть до позорной смерти через повешенье. Правда, только недавно принятый измененный письменный гражданский шрифт, вкупе с малоразвитым книгопечатаньем делали процесс распространения сего важного документа крайне медлительным. Но как я надеюсь уже через пару месяцев у любого командира, не ниже капитана должен быть в собственном распоряжении личный Устав.
Деньги же всех воинов, не взирая на чины, хранились в ПБР, где при предъявлении определенного документа об увольнении со службы воину выдавалась вся причитающаяся ему сумма наличности.
Правда, отделение ПБР функционировало только в Рязани, а в Петербурге, Архангельске и Астрахани только начинают свою деятельность, по той же схеме, что и в Рязани. Первоочередные задачи уже созданы, так что особых проблем быть не должно. Молодые витязи, наблюдатели в ПБР, с успехом зарекомендовавшие себя в Рязани перебрались в Архангельск – основной порт торговли России с Западом, преимущественно с голландцами и англичанами. Им на смену пришла новая пара витязей, уже понюхавших пороху воинов, еще во времена обучения занимавшихся подобными делами, под руководством Николая Волкова. Определенно, дел было много, столько что порой кажется – все не сдюжу, однако стоит только оглянуться назад, прижаться щекой к мягкой ладони царицы Ольги и вся хандра в миг проходит. Сонная Русь, разбуженная моим отцом, уже не сможет стоять на месте, ей требуется показать себя во всей красе, правда экономика подорвана так, будто война идет не десять лет, а пятнадцать как минимум.
Как помню из Той истории, после Северной войны правительству пришлось сократить жалованье солдатам на треть, а офицерам чуть ли не в половину. Систематические задержки выплат порой достигали двух лет, а в отдельных крепостях и все три года этого допускать, конечно же, нельзя, как впрочем, нельзя и спускать деньги не понятно на что.
Удивительно, но слишком деятельная натура Петра сыграла с ним все же злую шутку. Отец лез во все дела разом, постоянно проверяя и перепроверяя своих подданных, лишая их тем самым собственной инициативы, ведь зачем человеку стараться выдумывать что-либо, если придет государь и все сам решит? Хотя вокруг отца, теперь уже и меня собрались в основном умные, деятельные люди такое полезное свойство человека как инициатива была потеряна. Увы, но и просто знающих людей на Руси слишком мало, кто-то может быть промышленником, кто-то купцом или военным, мореплавателем, но, к примеру, грамотных управленцев кот наплакал. Про законописцев вообще молчу, таковых вообще нет, не даром батюшка Лейбницу в сове время отписывал, зазывал к себе. Хм… думаю, и мне стоит ему отписать, а резидентам европейским отыскивать ученых и мастеровых людей тщательней, при этом набор военных сухопутных офицеров вовсе прекратить, слава Петру Великому за десять лет своих талантливых офицеров появилось немало. Можно разве что морских офицеров и младший состав набирать, все-таки настоящего мастерства у русских моряков пока нет, хотя гребной флот довольно хорош, даже очень хорош…
-Ваше величество, прикажете отослать парламентера с предложением о сдаче к городу?– я застыл на одной из дальних батарей в окружении офицеров и личной гвардии под командованием все того же капитана Михаила Нарушкина.
-Нет, подождите князь, лучше подумайте о том, как перекрыть городу поставки еды полностью. Ведь, насколько мне известно, сейчас у них тоже моровое поветрие началось, а без еды и нормального пития с ним бороться крайне сложно.
-Так сетями уже перекрыли реку, государь, даже в два ряда поставили, уже вторую неделю в солдатских котлах рыбешка обретается,– ответил фельдмаршал, отсылая кого-то из своих адъютантов в сторону.
-Что ж замечательно, коли так, думаю, что вы внимательно ознакомились с моим указом о коренных жителях городов?– внимательно разглядываю, старые стены Риги, местами покрытые буро-зеленым мхом, на которых иногда появляются острые пики ополченцев.
-Да, государь, ознакомился, только мне не совсем не понятно зачем…
-А вам и не надо понимать, господин фельдмаршал, достаточно того, чтобы это понимал я,– несколько грубовато отвечаю ему.– Князь, после совещания я переговорю с вами по этому вопросу, если вы не передумаете, сейчас же я хочу, чтобы вы еще раз ознакомились с указом и после этого послали к городу парламентеру с тем смыслом, который содержится именно в нем, а не тот, который вы вложили в свое недавнее послание.
-Как вам будет угодно, ваше величество. Но должен заметить, что город вряд ли сдастся на таких условиях, да и 600 орудий на стенах Риги заставят нас не раз умыться кровью,– поклонившись, сказал Шереметьев.
-Пускай не принимают, чем больше они там сидят, тем проще будет нам. Казаки и калмыки смогут опустошить эти земли за три недели. Так горожанам и передай, да и добавь, что все пути снабжения мы перекрыли. В случае их сдачи не позже чем через три дня, мы поможем горожанам пищей, если же нет, то город ждет полное разграбление,– с усмешкой добавляю я, наблюдая, как очередная бомба разрушает стену хлипкой лачуги в предместье города, секунда и крыша плавно оседает внутрь дома.
Захват Риги, «девственной крепости всей Прибалтики», было делом крайне необходимым и одновременно с этим тяжелым. Как никак у коменданта крепости графа Штремберга в подчинении гарнизон численностью в 13 тысяч человек, да и про городское ополчение забывать так же не следует. Однако, как бы то ни было, но такой большой город не сможет долго протянуть без еды, да еще к тому же с разгуливающей по всему городу чумой. Вот только бомбардировку города прекращать не следует, дабы враг не расслаблялся и жил в постоянном напряжении.
-Ну а пока парламентер в лагере усильте огонь по городу, дабы знали вражины, что жить им не долго осталось!
-Будет сделано, ваше величество!– гаркнул командир батареи полковник от артиллерии Юрий Звягин.
Спустя полчаса фельдмаршал отправил парламентера к городу, за стенами которого разгоралось несколько пожаров, от которых вились в небо несколько дымных шлейфов. Усиленное бомбометание из тяжелых гаубиц все-таки не обстрел каменных стен из пушек и легких мортир. Пока парламентер с белой тряпицей шел к стенам города все наши орудия молчали, даже переливы полковых литавр и горнов не были слышны.
Внезапно молодой лейтенант Рогов, исполняющий роль парламентера споткнулся и упал, подмяв под себя невысокий шест с полотном. Прошла секунда, другая, но Рогов не вставал, а через мгновение до нас донесся приглушенный расстоянием мушкетный хлопок.
-Что ж, они сами выбрали свою судьбу, думается мне, что пожалеть им уже будет некогда. Забрать тело героя! Начать усиленную бомбардировку города, стрелять в шахматном порядке, не переставая!– желваки ходят ходуном, глаза чуть прищурены, пальцы добела сжимают золоченую рукоять подзорной трубы. Плевок на честь русского знамени оказался крайне чувствительным, таким, который нельзя прощать никоим образом.
-Будет исполнено, ваше величество,– спокойно сказал Шереметьев, странно поглядывая на меня.– Позволите вопрос, государь?
-Конечно князь, постараюсь ответить на него, если смогу.
-Что будет с горожанами, когда город падет?
-Тоже что и со всеми. Или вы так и не прочли мой указ, фельдмаршал?– нахмурившись, спрашиваю старого князя.
-Читал, поэтому и переспрашиваю, ведь как только о нем узнают европейские державы, они поднимут страшный ор.
-Пусть поднимают, дипломаты на то и нужны, чтобы вовремя этот ор пресечь и на пользу своей Отчизне обратить. Еще вопросы?– не спеша идем к моему шатру в котором накрывали обед для высших офицеров и советников, в том числе и иностранных, тех кто доказал верность царскому дому.
Свита деликатно отстала, думные бояре, до сих пор внимательно следящие за положением дел при царском дворе вместе со стольниками, занялись какими-то пустыми делами, не собираясь участвовать в разговоре. Молодцы, поняли, наконец, что лесть меня не берет, а только раздражает, да еще к тому же частые разговоры тет-а-тет с интересующими меня людьми проходят действительно таковым образом. Дабы это уяснили все дворовые люди и чиновники, вместе с высокородными ходоками пришлось первых трех посадить в темницы, и выпустить под крупный залог, после этого проводимые мной беседы стали носить уединенный характер. Так что сейчас в паре саженей от нас не было никого из родовитой знати, только солдаты сновали поблизости от нас, постоянно поднося и таская ящики со снарядами и мешки с порохом.
-А как же быть с запретом в бунтующих городах проведения любых служб, кроме православных? Ведь Папа этого так просто не оставит, будет требовать снятия запрета, иначе может случится так, что христианские государи на нас ополчатся и границы перейдут,– с тревогой спрашивает князь, поглаживая кисти рук.– Да и нельзя государю российскому давлению поддаваться…
-Да, не подумал я с эти немного, поторопился. Только вот князь, подумай, неужели государь может от своего слова отказываться, а тем более от того документа, который сам же и составлял?– поглаживая подбородок, спрашиваю фельдмаршала.
-Нет, никак нельзя,– сокрушенно показал тот головой.– Но ведь можно и дополнить указ, мол службы то запрещены только в городе, а за стенами, если есть желание они могут продолжаться. Таким образом, и слово государево соблюдено и от Папы нареканий не будет, все-таки ведь веру христианнейших братьев мы не трогаем.
-Действительно разумно, просто здорово! Нынче же дополню указ, я рад, что при моем батюшке были столь разумные люди князь и очень надеюсь что и рядом со мной они останутся столь же умными,– с улыбкой беру старого фельдмаршала под локоть, отгибая входное полотно шатра.
-Так мы же всегда рядом, царь,– несколько недоуменно отвечает Шереметьев.
-Присаживайтесь по правую руку от меня князь, не будем ждать остальных, они сядут сами,– говорю князю, садясь на походный трон во главе стола, указывая на место рядом с собой. Шереметьев кивком головы, поблагодарив государя сел рядом, следом за мной накладывая в стоящую перед ним тарелку снедь.– Борис Петрович, вот вы видите, что я допуская некоторые ошибки огрехи. Может в силу молодости и неопытности…
-Что вы, ваше величество, это не ошибки, так небольшие недочеты,– мягко улыбнулся фельдмаршал.
-Пусть так, но ведь они могут привести к очень неприятным для нас последствиям. Со временем я постараюсь, чтобы их не было, но ведь я все-таки человек и ошибки могут быть и у меня. Поэтому я и хотел бы попросить вас, верных ставленников моего батюшки, преданных России помочь мне в этом, думать вместе со мной.
-Но как я могу…
-Так пиши, Борис Петрович! Пиши экзерции, пиши своды, пиши все, что считаешь нужным, а потом отдавай мне и мы вместе подумаем, что из этого может получиться, а что стоит переработать или дополнить. Вот ты думаешь, откуда Устав Воинский появился?
-Сами писали, ваше величество?
-Не только я писал, князь, не только я… все кто мог писали что-то свое, мои ближники, учителя, даже враги наши, шведы и те помогли нам!– с улыбкой отвечаю ему.
-А они то здесь причем, государь?– удивился Борис Петрович.
-Как это причем? Разве Устав не кровью проверяется? Не на крови пишется?
Фельдмаршал понимающе покачал головой. Да действительно это так, каждая ошибка устава, это сотни, а порой и тысячи жизней солдат, воспитанных неправильным образом на неверном уставе. Конечно, война есть война и смерть тесно соприкасается с каждым из воинов, но ведь от выучки и взаимодействия, навыков командира зависит то, как долго старуха с косой будет обходить воинов стороной.
-Я понял вас, ваше величество и постараюсь оправдать доверие, хотя и годы мои уже не те, но могу сказать одно, ваш батюшка гордится вами!– чуть не прослезившись, тихо произносит Шереметьев, поднимая бокал с вином.– За великого государя и его не менее великого приемника!
-Вы мне льстите, Борис Петрович, до величия моего батюшки мне далеко, очень далеко,– слегка зарумянившись, возражаю фельдмаршалу.
-А я так не думаю, государь…– разговаривать дальше на интересующую меня тему не получилось, пришли штаб-офицеры и моя свита. Не дожидаясь приглашения, все начали рассаживаться, следуя каким-то непонятным для меня правилам. В походе, как я сам же и приказал, излишний официоз не нужен, достаточно того, что все ждут государя пока он сядет, а только потом садятся все остальные.
В силу того, что подготовка витязей можно сказать только началась и квалифицированных офицеров витязей не так уж и много, то и рассчитывать на них в ближайшие года 2-3 не следует. Да конечно полк разрастется, хотя возможно, что и останется таким же. Ведь витязи не только воины, но и служители государевы. Проще говоря, после трех лет в рядах полка «Русских витязей» некоторые из них будут отправляться в места несения службы соответствующие своей воинской специализации. Кто-то будет инженером, кто-то и дальше займется артиллерией, другой же будет следить за порядком в городах и весях, еще кто-то попадет в мастерские или заводы, будет курировать работу производственной машины.
Так что как бы я не пытался изменить состояние дел в современной России, все равно почти все офицеры любой службы должны быть дворянами или боярами. Потому что только дворянин имеет право занимать начальнические места в войске, правда для этого он должен иметь, во-первых, общее первоначальное образование, а во-вторых, специальное военное и, в-третьих, знать службу.
Родовые связи и покровительство высоких чинов не должны мешать дворянину, приобретать необходимые навыки. Именно поэтому я просил фельдмаршала подумать о том, как бороться с таким неприятным вредным фактором в нашей армии.
Конечно, уже первые наброски я сделал, благо, что мой батюшка уже позаботился об этом, выделив простую ступенчатую систему присвоений новых званий. Помимо того, что всем дворянам вменялось обязательная служба в гвардейских полках, за исключением полка «Русских витязей», где кадеты приобретают несколько специфичные умения, нежели гвардейские солдаты. В записях Петра указывалось, что в обер-офицерские чины производить по свидетельству штаб – и обер-офицеров полка в котором проходит службу этот дворянин, в штаб-офицеры – производить по свидетельству всей дивизии генералитета и штаб-офицеров.
Так же удалось найти пометки по поводу увольнения с военной службы. В них говорилось, что офицеров, отслуживших в армии, из-за ранения, или окончании срока службы привлекать к службе в гарнизонах, судах и к другим подобным делам. Причем особо привлекать бедных, ибо есть грех на государстве – те кто, верно служил своему Отечеству, позабыты и скитаются, чего быть не должно. Некоторые нигде не служившие, тунеядцы, по прихоти губернаторской в своих поместьях обласканы чинами и получают государево жалованье. Тем же, кто не в состоянии продолжить службу выделять денежное довольствие, дабы жил человек на земле русской и прославлял милость государеву…
Конечно, изучив многое, я некоторое время обдумывал данный вопрос, но ведь теперь служба шляхетства не пожизненная, да и по окончании службы надел земельный с единовременным довольствием каждый солдат получить должен. С землей то понятно, в Сибири и Поволжье, как впрочем, и на берегах Днестра ее предостаточно, а вот с деньгами… мда, вопрос еще тот. Впрочем, пускай об этом Николай с остальными подумают, опят уже какой-никакой имеется, справятся.
Благодаря моему батюшке в России появились такие значимые и нужные учебные заведения как Навигационная и Артиллерийская школы. Появилось и медицинское училище при госпитале доктора Бидла. Именно поэтому преимущественно выпускники училища и ученики Бидла составляют большую часть лекарей, находящихся сейчас при войске под Ригой. Однако ни одного университета в России не было. Читая записи Петра Великого, я видел намеки на создание оного. А ведь, сколько известных светочей русской науки появилось из первого русского университета!
Жаль только что поручение о создании устава и правил Московского университета некому дать, все маломальские достойные люди уже заняты. Феофан Прокопович, верный ставленник моего батюшки занят на обобщении и упорядочивании всех законов Русского царства. Увы, но за последние полсотни лет их появилось столько, что в них сам черт ногу сломит, не говоря уже о простом государе. Да и порядок в законах, с четким разграничением обязанностей и наказаний должен благотворно повлиять на бюрократию и госаппарат, плюс ко всему дать простым людям понимание простых истин. По-крайней мере я на это надеюсь.
…Приготовления к штурму так и остались на стадии приготовлений, посылать войска в охваченный чумой город, по меньшей мере, глупость несусветная, правда и в нашей осаждающей армии проблемы с эпидемий приобретали все более ужасающей характер. Костры лекарей-травников, горящие по периметру лагеря, если и помогали то не так чтобы уж очень заметно, уже четыре сотни человек слегло от этой заразы. Три недели Армия топталась на месте и только калмыки с казаками рассыпались по окрестностям с приказом изымать съестные припасы, но при этом и обижать местных жителей…
-Князь, что скажете по поводу осады? Не можем мы здесь стоять до зимы, османы вот-вот могут объявить войну,– сидя у себя в походном шатре в окружении фельдмаршала, генерал-майора Репнина, пары толковых штаб-офицеров и Кузьмы с Алехандро.
Уезжая, я оставил один наказ Кузьме Астафьеву – увеличить взвод подготовленных «волков» до полноценной роты, с возможностью ее скорейшего применения. Поручить то поручил, да вот только Кузя передал отобранных из витязей ребят на попечение наставников и пары донских казачков, оказавшихся в рядах наставников не так уж и давно, а сам сразу же отбыл ко мне, прихватив испанца с собой.
Другому же моему соратнику боярину – Михаилу Лесному повторить финт своего друга не удалось. Подготовить личный состав ЦСБ в количестве трех сотен человек для пяти губерний – это вам не крепость взять, или на худой конец диких татар по степи гонять. Здесь толковый подход нужен, и база материальная, заметно страдающая из-за глубокого кризиса в экономике, преодолеть который в ближайшие несколько лет вряд ли получится. Даже с введением фискальной службы, отмены всех внутренних таможенных сборов и увеличением пошлин на границе в три раза. Мда, война здорово подорвала силы Руси-матушки, правда все еще не так плохо как могло бы показаться в начале, потенциал у нас будь здоров!
-Продолжать осаду необходимо, иначе все потери окажутся напрасными, а шведы получат богатый порт обратно, Россия же лишится больших барышей из-за возможных таможенных пошлин,– ответил князь Шереметьев.
-Я тоже так считаю, ваше величество, только можно еще раз послать к городу парламентера,– сказал полковник Ложков, молодой инженер, недавно прибывший из-за границы после обучения в Голландии фортификационному делу.– Но перед этим дня три усиленно бомбардировать не весь город, а его жилые кварталы…
-Да что ты такое говоришь, Егор, совсем совесть потерял!?– взвился на дыбы Кузьма, с негодованием глядя на тридцатилетнего полковника.
-А что такого? Вполне обычная практика в Европе… сам читал про зверства англичан против своих же… шотландцев, ирландцев,– усмехнулся полковник.
-Так то англичане…– пренебрежительно протянул Кузьма.– Мы то русские, не звери же какие-нибудь.
-Ты это казачкам Скоропадского скажи,– подал голос Аникита Репнин.
-А что такое?– спрашиваю его.– Вроде бы все под Мироновым ходят, откуда тут Скоропадский выискался?
-Так есть тут казачки из ряда самых умных. Был тут пару дней назад случай с участием этих вот самых умных. Провиант с фуражом уже заготовили, приказ о том, чтобы зазря людишек не трогать и не стращать тоже до всех доводился, а эти … сучьи дети решили в деревеньку заглянуть, развлечься. Вот и развлеклись: трех стариков на воротах повесили, паре баб животы вспороли…
-Где они?– желваки на скулах выпирают так, словно сейчас кожа лопнет. Чего-чего а такого я не потерплю, и дело не в том, что умерли невинные люди, на войне всякое в горячке боя может случиться, но ведь приказ то был!
-Под арестом, ждут решения атамана.
-Много этих архаровцев?– спрашиваю генерал-майора.
-Кого?– не понимает он.
-Сколько виновных?
-Шестеро.
-Что ж, видимо сама судьба велит сделать перерыв, пора подышать воздухом,– встаю из-за стола и выхожу на улицу, где вечерние сумерки только-только начинаются. Однако не успел сделать и пары шагов как справа раздался залп фузей, быстрым шагом направляюсь в ту сторону: шесть столбов стоят рядом друг с другом, на них бессильно висят шесть тел, заливая своей кровью свежесрубленные березовые стволы. Дюжина стрелков убирает фузеи…
-Кажется, приказа отдавать не нужно,– хмуро бросил фельдмаршал позади меня.
-Да, атаман Миронов знает, как наказывать за столь серьезный проступок.
Лучи солнца играют на алых каплях, словно на рубинах, рядом с телами никого нет, только я стою невдалеке, да пара молодых казаков со слезами на глазах смотрят на привязанные к столбам тела. У одного из них из прокушенной губы сочится кровавая дорожка, сбегающая по подбородку вниз, капая на чернозем.
Никто не слышит, как эти двое шепчут одно единственное слово: «Батька…»
Июнь 1710 года от Р.Х.
Возле р. Даниловки.
После замечательной победы под Полтавой в мире сильно поменялась расстановка сил. И особо заметно это стало на востоке Европы, а так же на юге Русского царства. Благодаря усилиям, сначала Петра Толстого, а потом и его приемника, Петра Шафирова конфликты с Османской империей удавалось сглаживать, подкупая, льстя, заключая тайные союзы, но ничто не вечно, а мир с турками тем более. Эту простую истину государь всея Руси понимал лучше всех, благо, что опыт истории позволял в этом убедиться.
Именно для того, чтобы отсрочить неизбежную войну с Османской империей по весне в Царьград отбыл специальный гонец его величества с тайным посланием Петру Шафирову. Но это была только полумера. Конфликт мог быть решен только после кровопролития. Слишком часто звучало слово «война» на обоих берегах Дарданелл.
Поэтому еще в апреле этого года, после разделения губерний и перетасовки начальников оных, в Астраханскую губернию был посажен старший сын Матвея Васильевича Апраксина – Петр, бывший с 1708 года Казанским губернатором. Однако в силу своих качеств его пришлось заменить на Салтыкова, более хитрого и в чем-то даже либерального управленца. Дело в том, что нрав исламских подданных царя, преимущественно населяющих казанскую губернию, требует более мягкого подхода, нежели тот которым оперирует Петр Матвеевич Апраксин.
Однако качества Петра Апраксина, его твердость в достижении поставленной задачи, решимость, воля больше всего подходят для несения службы на границе. Недаром именно ему после Нарвского конфуза было поручено набрать два пехотных полка под Новгородом, над которыми он, и был назначен командиром. А уже через год Петр Матвеевич истребил шведскую флотилию, разбил шведского генерала Крониорта у реки Ижоры. Следующей весною снял осаду с крепости Ниеншанц, которая в последствии была разобрана до последнего кирпичика на нужды строительства Санкт-Петербурга.
Конечно, гений командира был подкреплен опытом и смекалкой, он мог действовать не только по указке государя, но и вести собственные тактические действия. Безусловно, ценный и нужный командир!
Но все же истинная ценность Петра Апраксина была не в этом. На исходе 1705 года он был послан под Астрахань для помощи фельдмаршалу Шереметеву в усмирении стрелецкого бунта. После чего он был назначен астраханским губернатором. И пребывая на этом посту 8 сентября 1708 года он заключил на реке Ахтубе с калмыцким ханом Аюкою договор, по которому хан обязался быть в вечном подданстве Русского царства. Вот и решил Алексей Второй воспользоваться таким козырем, дополнительно обезопасить рубежи с крымским ханством. На месте азовского губернатора сделать это много проще.
17 июня у речки Даниловки, на том же самом месте, где и прошлый раз встретился Петр Апраксин с Аюка-ханом, с которым прибыли его тайши* (военачальники малых улусов).
Как обычно бывает, в первые дни никаких разговоров о делах не было, только обмен подарками, лестные речи в общем кругу, представление и восхваление предков и сыновей. Несомненно, на востоке помнят и ценят свои корни, это делает им честь. Только на третий день Петр начал разговор о более насущных делах, в первую очередь тревожащих молодого царя.
-Государь наш, Алексей Второй, просил поблагодарить тебя за верную службу и преподнести тебе подарок из царской сокровищницы,– Апраксин сидя напротив хана подозвал движением руки слугу.
Тот почтительно поклонился, вытянув на руках сверток шелковой ткани, развернув его азовский губернатор, торжественно замер, показывая всем царский подарок: переливающиеся драгоценные камни на поножах радовали глаз любого наблюдателя. Улыбаясь, Петр медленно достал из ножен сам клинок, на котором застыла голубая ветвистая молния.
-Чудесный подарок, поистине чудесный…– с придыханием сказал Аюка, не отводя восторженного взгляда от сабли.– Но думаю, что смогу достойно отдариться за него.
Любовно поглаживая клинок, хан смотрел на рукоять с парой обвивающих ее змей с глазами-изумрудами. Его вторая ладонь придерживала ножны.
-Дочубей!– крикнул хан.
Через мгновение в шатер вбежал низкий старик, тут же упавший на колени и залепетавший слова приветствия и покорности своему хану.
-Прикажи пригнать к выходу подарок нашему все властительному и все милостивейшему русскому государю.
-Как пожелает мой господин,– поклонился главный конюх Аюки, выбегая из шатра.
-Пойдем побратим, поглядим на мой подарок нашему владыке!– с улыбкой указал Аюка, вставая со своего места, пристегивая новый клинок.
-Конечно, буду рад,– улыбнувшись, ответил Петр Матвеевич, вставая вслед за ханом.
Ждать подарок Алексею Второму пришлось недолго, пара минут и откуда-то сзади раскинувшихся невдалеке кибиток прибывших вместе с ханом калмыков послышался глухой перестук, смешенный с конским ржанием, пара секунд и белая молния вылетела на простор перед шатром. По бокам белоснежного, с черной гривой коня скакала четверка пегих тонконогих лошадей, на которых лихо свища сидели наездники.
-Вот он, мой подарок государю! Достоин ли он?– хитро прищурившись, спросил Аюка замершего азовского губернатора.
-Более чем достойный подарок побратим! Как зовут этого красавца?– с придыханием спросил Апраксин.
-Ему два года и зовут его Ярый, его купили в Бухаре специально для государя Русского царства,– с гордостью сказал Аюка-хан.
Жеребец встал на дыбы, четверка пегих коней закружила в некотором отдалении от него. Аюки поднял руку, показывая какой-то знак, они тут же бросились к Ярому, отгоняя его назад, за кибитки. На этом обмен подарками закончился, началось застолье, время конструктивных переговоров приближалось…
Спустя два дня после этого, Петр Матвеевич уходил в свой шатер с подписанной договорной грамотой, окруженный парой рот фузилеров с сотней донских казаков. В ней подтверждались старые пункты договора с русским царем, принявшим калмыцкий народ под свое вечное подданство. Вместе с этим государь увеличивал жалованье хана на тысячу рублей, с полуторной прибавкой в порохе и свинце для его людей.
Так же Аюка-хан и его тайши: торгоутовский Чимет, дербетовский Читер, сын Менко-Темира, и торгоутовский Дондук-Омбо, сын Гун-джаба, приносили повторную клятву вечной службы русскому царю, подтверждая недавний договор.
Кроме того, Алексей, помня, что в скором времени придется ожидать нападения крымских татар, постарался хоть как-то обезопасить южные рубежи царства. Для этого в договоре отдельным пунктом шло указание всем хановым людям этой осенью прикочевать к Дону и зимовать на нем. Этим сразу убивалось два зайца: предупреждался набег кубанских донских казаков Некрасова и автоматически упрощало сбор сил для отражения атаки крымских татар.
Не без труда, но Апраксину удалось убедить хана в необходимости этого кочевья, не малую роль сыграло и братание Петра Матвеевича и Аюки. По договору к Дону против Манацкого городка, недалеко от Черкасского прибудут тайши: торгоутовский Чимет Батуров и дербетовский Читерем Мунке-Темиров, которые и будут кочевать там до весны на p. Салу и Маныче. Один из калмыцких отрядов должен выдвинутся к Уфимской губернии, против бунтующих башкир, под предводительством Дорджи-тайши – сына Назар-Мамута в 5 тысяч воинов.
Вместе с азовским губернатором и его отрядом сопровождения уезжали три десятка четырнадцатилетних отроков-калмыков, среди которых был и сын Аюки-хана – Ялбу. Что поделаешь, перспективы, обрисованные калмыцкому владыке в письме государя России настолько поразили хана, что он готов был отослать ко двору царя и сотню отроков.
В ближайшие три-четыре года царь обещал большую помощь в сокрушении Малой Орды и проведение войсковой операции близ Тибета – обиталища далай-ламы. Цели русского царя Аюки-хану были вполне понятны, но и сам хан не оставался в обиде, просторы для его кочевья могли вырасти, чуть ли не вдвое, при этом ему разрешалось устраивать «невозбранные» карательные рейды против чеченцев и других диких народов Кавказа, не желающих идти под руку русскому государю.
Сам Аюка не знал, для чего нужны молодые калмыки русскому царю. Посчитал сначала за заложников, как по старым традициям делал порой и он сам с побежденными родами, но, подумав, понял, что его предположение не верно, ведь старший сын воюет вместе с армиями царя и получает большое жалованье, не раз был отмечен царем…
Хотя письмо пришло к нему в середине мая, хан до сих пор не понимал многих недоговоренностей в нем, впрочем, некоторые обещания царя давали надежды на то, что род Аюки не канет в безвестность, а станет одним из столпов силы и величия Русского царства.
Ну а пока старый хан, пожалованный печатью и грамотой далай-ламы, стоял и смотрел в след уходящему конному отряду, чувствуя, как сердце тревожно сжимается в старом теле. На драгоценных камнях подарка государя переливались сотни огней заходящего солнца. Алый небосвод украсил воды речки Даниловки розовыми красками, где-то вдалеке громыхнули раскаты грома…
С юга шла гроза.
Глава 5
Октябрь 1710 года от Р.Х.
Москва. Кремль.
Алексей Второй.
Лето пролетело как одно мгновение, а за ним и сентябрь. Дела наваливались безостановочно, рутина убивала все желание работать, но все-таки царствовать становилось легче. Или быть может я втянулся во все это? Не знаю, может быть выработалась привычка к постоянному труду, хорошо что редкие разгрузки в кругу друзей и фехтовальном зале не дают мне окончательно ослепнуть над просмотром документов и бумаг.
Уже нет той настороженности, которая была в самом начале моего правления, после восшествия на престол, Царский Совет получил свою долю пряников. Так получилось, что под его бдительное око попали некоторые ведомства: Гражданских дел, Горнодобывающее, Строительное (в связи с большим количеством строительных заказов государства, в том числе дорог и каналов потребовалось выделить отдельное полноценное ведомство слежения и контроля работы и растраты финансов). Остальные же образованные ведомства остались в моем личном распоряжении.
Как это и получилось, некоторые ведомства остались за моими соратниками. Так, к примеру, финансы очутились под бдительным оком Николая Волкова. ЦСБ (царская служба безопасности) осталась за Михаилом Лесным, правда один отдел ведомства был подчинен напрямую мне, хотя номинально и входил в состав ЦСБ.
Быть может время выбрано и неудачно, но с каждым днем растет риск раскрытия секрета новых станков Андрея Нартова и Дмитрия Колпака, из-за этого меры безопасности принятые при открытии мастерских и заводов требовалось пересмотреть. Следовало создать отдельную структуру, подчиняющуюся ЦСБ.
Однако хотя разговоры и были на эту тему в конце лета, но до сих пор штат службы Пригляда не был укомплектован, хотя большая часть оного и планировалась набрать из преображенцев и семеновцев, но все же квалифицированных кадров по-прежнему не хватало. Что ж, главное, что с места дело тронулось и князь Ромодановский, возглавляющий данную службу взамен Преображенского приказа, обещал уже к середине ноября закончить комплектование нового органа. Увы, но большую часть людей, из Преображенского приказа потребовалось выгнать, фискальная служба докопалась до ряда нарушений в работе некоторых членов приказа связанных с подкупом и взятками, прямым нарушением приказа государя.
-Милый, ты скоро?– по небритой щеке скользит теплая нежная ладошка Оли.
-Уже иду, осталось пару бумаг просмотреть.
-Я тебя жду,– улыбается она и не спеша, уходит в опочивальню.
Маленький животик приятно выделяется на фоне ладненькой фигурки моей ненаглядной жены. Уже почти четыре месяца как я узнал, что скоро стану папой, а до сих пор не могу отойти от этого неведомого великолепного чувства! Что может быть радостнее того, как ожидание своего первенца? Вот и я не знаю, только ощущаю себя на седьмом небе от счастья.
Правда радостное ожидание подпорчивают приходящие с юга тревожные вести, там зашевелились крымские татары, да и с запада тревожные колокольчики звонят в Померании до сих пор стоит корпус Крассау…
Петр Шафиров, добродушный толстячок с немного плутоватыми глазами, замечающими любое изменение на лице собеседника, месяц назад прибыл в Москву, смененный в Царьграде князем Иваном Юрьевичем Трубецким заверял меня в том, что противодействие французов, поляков и крымского хана столь велико, что ожидать объявления войны можно в любую минуту. Хорошо, что хоть князь предупрежден, на сей счет и выбраться из города должен успеть, а то в застенки к османам угодит и тогда точно пользы никакой не будет.
Так получилось, что запланированное пополнение рядов витязей пришлось отложить на неделю позже намеченного срока. В этом году кроме русских и казачьих детей так же набирали калмыцких отроков, правда, всего три десятка, но все же.
Пяти тысячный отряд калмык, вышедший в июле так и не дошел до земель башкир. Последние, бунтующие уже пятый год присмирели после того, как к ним прибыло мое посольство с грамотой о том, что их старые права, данные им еще Иваном Грозным, частью сохранены и возвращены, а частью заменены или вовсе упразднены. Тягловый налог, собираемый ранее царскими чиновниками, снимался, заменялся тем, что башкирские люди отныне переводились в сословие казаков со всеми привилегиями и обязанностями, с сохранением своих порядков и обычаев, не нарушающих законов Русского царства. Надо ли говорить, что эти условия примирения стали манной небесной для бунтовщиков. Нет, я не привечаю бунтовщиков, ни в коем случае, указ о запрете, проведения служб в городах и весях, в которых наблюдается мятеж, действует и исполняется. Другое дело, что мулы, узнав об этом, поспешили присмирить бунтующую чернь и принять столь льготные условия, еще не подозревая, что перевод в казачье сословие хотя и дает многие привилегия, но отнюдь не лишает такого права и обязанности как Родину защищать.
Башкирские конные полки представляют собой обычную иррегулярную кавалерию – со своим командным составом из числа башкирских же аристократов, тарханов и старшин, плюс к этому к каждому полку придавался войсковой имамам, исламский священнослужитель. Однако сами полки в связи с введением новой системы управления, полувоенной, получались половинчатыми – в них было всего пять сотен человек. В командный состав башкирского казачьего полка должны войти 30 человек: командир полка, старшина, 5 есаулов, 5 сотников, 5 хорунжий, квартирмейстер, мулла, 1-2 писаря и 10 пятидесятников. Все административные лица, до этого времени бывшие гражданскими становились военными. Каждый взрослый башкир становится казаком, обязанным в любой день оседлать коня и выступить в поход.
…Эх, ладно, нужно внутри страны спокойствие иметь, чтобы на новые земли зариться! Приходится чем-то жертвовать, и деньги из возможных жертв самое малое. Ведь их можно заработать, или к примеру сэкономить, изъять, продать дополнительные вещи, сырье в конце-концов.
Хотя последние результаты деятельности ЦСБ, увеличение числа безопасников и создание новых отрядов «волков» под командой первых полицейских-спецназовцев. Каждый из вновь образованных отрядов, которых образовалось чуть более двадцати, отвечал за свой сектор местности. Все банды, разбойничьи шайки, притоны и тому подобная гоп компания по приказу государя подвергалась уничтожению, если же разбойников было слишком много, то командир – сержант волков имел право запросить подкрепление из ближайшего города.
Вот только подготовка «волчат» была не в пример хуже, чем у первого набора, правда и тренировок было много меньше всего два месяца, а потом всех разом выкинули «на вольные хлеба».
Не сразу все получалось, были ошибки, даже много ошибок, одна из которых едва не стоила отряду сержанта Климова жизни.
В конце августа в местечке близ Мурома его отряд выследил шайку беглых холопов, разжившихся оружием и время от времени щипавшим проезжих купцов, что очень негативно влияло на торговлю как таковую. Первоначальная разведка местности дала довольно оптимистичные данные четыре десятка татей, расположившихся в одной из лесных ложбин, празднуют какую-то победу, видимо тогда они ограбили очередной торговый караван.
Что может быть лучше упившихся разбойников? Да еще к тому же и не выставивших должную охрану. Не взирая на то, что татей было больше, сержант приказал готовиться к атаке. Десяток минут и два десятка «волков» выступили к ложбине, ведомые парой разведчиков….
Первые выстрелы обрезов унесли жизни дюжины татей, остальные же словно и не пьяные бросились к волчатам, яростно крича кому-то, справа от появившихся воинов. Разведчики отряда не заметили три секрета шайки, из которых вылезло еще полдюжины татей, волчат, отстреливающихся от татей, постепенно брали в кольцо, трое молодых воинов лежали под деревом без сознания, еще двое смотрели в чистое небо пустым, мертвым взглядом.
-Игорь, Сашка, Олег по первым кто высунется стреляйте без разбору, остальные тройки работают как отрабатывали раньше!– Ярослав Климов с силой затягивал кожаный ремень на локтевом сгибе своего подчиненного, раненого чуть ниже.
-Есть, господин сержант!
Бах! Выстрелы трех обрезов прозвучали одновременно, сливаясь с общим шумом фузейных выстрелов и проклятиями разбойников, уносящих своих собратьев в глубь леса. Ситуация складывалась патовая – волчата не могли уйти, а тати не могли добить отряд сержанта, постоянно напарываясь на яростное сопротивление царских воинов.
Выбраться из западни воинам помогла случайность, или же божья милость, кому как нравится. Небо заволокло тучами, стал капать мелкий дождь, с каждой минутой усиливающийся он в конец расстроил планы татей добраться до волчат, потерявших пятерых собратьев убитыми и восьмерых ранеными. Первый рейд отряда Климова прошел неудачно…
Но не все было так плохо, как могло бы показаться в начале, да были убитые, раненые, но даже за те два месяца, которые действовали отряды волчат в четырех губерниях, наблюдался большой спад нападений на купцов. Вплоть до того, что часть дорог, строящихся близ городов на средства самих городов, освобожденных от большей части налогов ради такого дела, стала прокладываться быстрее.
Чистка рядов государственных чиновников пока не проводилась, однако общий фон этого мероприятия уже мелькал на горизонте. Чуждость и необходимость данного мероприятия висела надо мной словно домоклов меч. Вот даже собственных соратников приходится постоянно исподволь проверять, все же они всего лишь люди, и надеяться на их честность в делах так же опрометчиво, как доверить медведю, охранять бочонок меда. Правда, не все были такими уж плутами, как мне начало казаться. Были и действительно бескорыстные люди, которых и следовало поощрять в первую очередь.
При этом, необходимо создать такие условия для проверенных людей, чтобы они сами могли дублировать работу других ведомств, а в случае крайней нужды поменять нужного человека на месте, совмещая несколько должностей сразу. Вот только как это сделать? Я что-то мало себе представляю. А ведь проблемы, государя, должны быть проблемами его приближенных, иначе, зачем все эти дармоеды нужны?!
Люди надеялись на мои поблажки, и подачки, чувствуя, как ослабевает угнетающий последнее время русский народ налоговый поводок. Часть налогов я отменил еще зимой, часть в начале осени, принял закон об уравнивании всех кумпанств перед государством. Исключая кривотолки на иноземные и русские компании. В нем черном по белому были прописаны права и обязанности как государства в целом, так и действующих на его территории купеческих, гильдейских (которые создавались еще при Алексее Михайловиче, но уже при моем батюшке дружно захирели, не выдержав напора молодого преобразователя, и вот сейчас они вновь начали появляться) и мастеровых объединений. Все льготы пришлых, иностранных купцов и промышленников были отменены, налоги на иностранные товары восстановлены в полном объеме и даже увеличены на ту продукцию, которая производилась у нас в России. Протекционизм в полном его проявлении!
Для русских купцов и деятельных ремесленников открывался широкий простор для действий как на Урале, где уже открылись железоделательные заводы братьев Демидовых, треть которых принадлежала ПБР, так и в центральных губерниях России. Для облегчения добычи полезных ископаемых вышел указ о том, что все в собственных и чужих землях имеют право искать, плавить, варить и чистить разные металлы и минералы. Однако помещики, в чьих землях будет найдена руда, могут прежде всех остальных просить о дозволении построить завод, но если они не могут или не захотят того, то право на построение заводов предоставляется другим с уплатою землевладельцу 50-й доли прибыли. Для тех же, кто утаит руду или будет препятствовать другим в постройке заводов, назначалась кара, телесное наказание и смертная казнь.
Кроме того, еще весной, в начале мая, сразу же, как только стала, открыта навигация, в Испанию ушел обещанный караван с сырьем и старыми фузеями. Все-таки поддержать испанцев надо, и чем скорее это произойдет, тем лучше будет для России. Если же боярин Долгомиров сумеет договориться о взаимопомощи на европейской арене друг другу, с некоторыми поблажками, то и отряд казачков можно будет выделить, Гибралтар отбить у англичан, благо, что на этом плато закрепиться по-человечески за столь малый промежуток времени нереально. К примеру, себе участочек забрать, как помощь в противодействии захватчикам. Жаль только что испанцы не согласятся, хотя кто их знает, глядишь, и уломает боярин первого министра с королевой.
Мало-помалу, но дела в сфере производства России постепенно спорились, не зря батюшка в свое время облагодетельствовал некоторых именитых вельмож и смекалистых людей, дав им возможность развиваться самостоятельно.
В сентябре удалось начать разработку найденной два года назад близ Нерчинска серебряной жилы. Под Тобольском во всю пыхтят черными клубами четыре железоделательных завода. В Кунгуре плавилась медная руда, отливалась в пудовые бруски и отправлялась в Монетный двор, Оружейные палаты или на выстроенные под Коломной воинские склады. Выплавлялись медные орудия по тем стандартам, которые отсылались еще в начале года каждому литейному заводу. Стандартизация мать ее. Неудовольствие если и было, то тщательно скрытое от службы Пригляда, видимо судьба бывшего канцлера сильно повлияла на мировоззрение зарвавшихся «воротил».
Порочную практику постройки заводов, за счет казны, привлекая для стройки, городовых и уездных людей я прекратил сразу, нечего над людьми понапрасну издеваться, все же не богатеи какие, да и семьи содержать нужно. На казенных тульских оружейных заводах подготавливалась база для «мастерской-близнеца» Дмитрия Колпака, с цехами и вытяжками.
Под Калугой достраивалась, начатая еще при моем батюшке игольная фабрика Томилина, которому была дана привилегия в течении 30 лет быть монополистом в этом производстве, при условии, что других фабрик открыто не будет. Да и ввоз игл любого пошиба в Россию из-за границы запрещался, указ отец подписывал, а нарушать его мне не с руки. Слово государя тверже гранита и незыблемо как смена дня и ночи.
Вместе с тем привлечение иноземцев на государственную службу стало ослабевать, все-таки умные и энергичные деятели нужны молодой державе, только-только вставшей на путь возрождения былого величия. Однако всякая шушера активно изливающаяся на просторы Руси проходила жесткий отбор, причем половина из приезжающих либо уезжали обратно, либо были вынуждены заново проходить обучение, в полках, так как общая подготовка большей части офицеров оставляла желать лучшего.
В близи Петербурга важное значение приобрели Олонецкие заводы, заложенные полтора года назад, которыми управлял деятельный и умный иностранец Геннин. Выполняющий самые разные поручения моего батюшки, причем выполнял он эти поручения выше всяких похвал. Все-таки до чего разные люди встречаются на земле русской, вроде бы иноземец, о животе своем заботится должен, ан нет и о работниках своих печется, семьи их старается всем необходимым обеспечить. Что ж похвально, и достойно награды… лет через десять, когда сущность столь хорошего отношения будет мне более-менее понятна.
Паровые молоты, дробильни… все это требовало с каждым днем все больше и больше горючего. Дерево как таковое оказалось не столь продуктивным как этого хотелось бы, в силу этого угольные месторождения спешно разрабатывались. Сырье свозилось на заводы напрямую, склады Коломны, Калуги, Рязани, Москвы… заготовка впрок шла полным ходом, дабы в любое время дня и ночи можно было не беспокоиться о перебоях с поставками сырья. Селитерные заводы, создаваемые еще при Петре начали переносить в отдаленные участки России, попутно разводя рядом с ними свинарники. Отходы свиней, оказывается, отдают наибольшее количество селитры, а грамотное размещение ям позволяет получать селитру круглый год, не прерывая самого процесса.
Чудо-печи Ивана Нестерова в Истьинском заводе расширялись, благо, что кирпичный завод, построенный при содействии самого Ивана, позволял делать это без особых напряжений с финансовой стороны, скорее даже наоборот, окупаемость производства выросла, следовательно, налоги от завода выросли. Просто как дважды два, растет прибыль, растут денежные поступления в казну. Вот только вместо взвода витязей, оберегающего покой мастеровых и рабочих людей завода, на его территории теперь постоянно базируется полсотни безопасников. Сами же людишки, насильно согнанные на заводы и другие различные предприятия по подготовленному указу государя могут получить вольную, после выполнения определенного норматива выработки сырья или же конечного продукта.
Прекрасно понимая, что человек всегда будет стараться в первую очередь только для себя и своей семьи я вместе с Николаем Волковым выработал наиболее оптимальную схему пополнения бюджета. Во-первых, это возможность выкупа любого государева человека по цене в 12 рублей, только мужского рода с возможностью взятия с собой на вольную одну особь противоположного пола. Так же выкупаясь безземельным, предлагалось поселение на безлюдных просторах Поволжья и Сибири. Кроме того, любая семья, выкупая себя полностью, имеет определенные поблажки и уменьшение цены за каждого мужского члена семьи, из-за того, что кровные узы, особо выделяемые государем должны быть тем звеном России, которое не только сплотит всех людей, но и поможет в трудную минуту. Оглашение полноценного указа состоялось в начале августа. Пока люди обдумывали услышанное, искали пути решения, выжидали…
Все операции по данному вопросу легли на плечи сотрудников ПБР штат, которого значительно вырос, а появление еще трех отделений заметно облегчило слежение за потоком финансов внутри страны. Самих же банкиров внимательно курируют не только наблюдатели-витязи, но и фискалы, постоянно меняющие свое место жительства. И уже поймали на попытке обокрасть казну трех человек. Судьба преступников решилась быстро – три виселицы застыли на центральной площади Рязани. Удивительно, но в Москве так и не появилось филиала ПБР, может и не нужно сие? Хотя нет, без него не обойдешься, все-таки столица есть столица… хм пока столица, а то глядишь, и куда-нибудь на юг перенесется, в Царьград к примеру. Хотя надо признать, что трупы послужили ярким примером нового витка борьбы с казнокрадством.
Совет купцов и бояр наглядно убедился в том, о чем говорил государь, мол, страну грабить можно, только вот жизни от этого лишиться проще, чем ночью безопасно по Старому городу в Москве пройтись. Думаю, такой прозрачный намек умные поняли, ну а дураков в Совете ПБР не было, теперь дела банка шли без заметных кренов и застоев. Прибыль производств, открываемых на деньги этого своеобразного товарищества, росла, постепенно окупая затраты. Удалось даже снарядить один караван в Пекин и один в Испогань (Исфахан), столицу Персидского государства, возвращение которых ожидалось в феврале-июне следующего года.
Документация значительно облегчила работу Николая Волкова, но все-таки даже при создании четких правил и норм доморощенных экономистов наблюдался живейший интерес к такому заработку как взятки, причем у самого Петра четкого закона о противодействии данному «бедствию» не было. Люди, привыкшие к таким порядкам, считали их нормой, из-за этого целые реки золотых и серебряных монет огибали казну России, оседая в карманах служивых людей, поставленных на государственные посты. Так что коррупция является настоящим бичом нашего государства. И решать эту проблему нужно, шаг за шагом, выжигая каленым железом, словно язву.
-Беда, государь!– возопил кто-то рядом со мной.
Не спешно шествуя по городу, в окружении гвардейцев, под началом майора Михаила Нарушкина обдумывая очередную идею, я остановился. Рядом со мной замер, упав, на колено уставший гонец, его шляпа слетела с головы и лежала под ногами, сил поднять ее, и водрузить на место не было. Взмыленный жеребец чуть ли не падал от усталости, впалые бока ходили ходуном, переднее копыто чуть приподнялось и почти бесшумно опустилось на мостовую.
-В чем дело?– спрашиваю его, подав знак майору подпустить гонца ко мне ближе.
Пятеро гвардейцев замерших возле гонца, слегка расслабились, однако рук с гард шпаг не убирали, кобура на бедре у каждого телохранителя расстегнута, выхватить пистоль, уменьшенный аналог «обреза», дело пары мгновений, благо, что патрон всегда лежал в казенной части, а чуть выше курка стоял предохранитель, исключающий возможности нечаянного выстрела.
Не говоря ни слова, гонец достал из стеганой сумки запечатанный конверт, с несколько потертой печатью. Не мешкая, срываю алое застывшее восковое пятно, открывая вчетверо сложенный лист. Быстро пробежав глазами послание, мысленно чертыхнулся. Отряды Крымской орда, служащая Османской империи, вторглись в Малороссию грабя и уводя в полон моих подданных…
…Сотни всадников с дикими завываниями летели по степям и полям Малороссии, выжигая на своем пути малые и большие поселения. Сзади безумного татарского воинства вели скованных пленников. Попавшие в полон молодые юноши, мужчины и девушки обреченно глядели под ноги. Кто-то плакал, молился, порывался отомстить нелюдям… но все это было тщетно. Крымские татары умели ломать людей, ведь это их работа, работа работорговцев!
-Гирей! Мы должны быстрее дойти до Белой Церкви иначе москали успеют собрать войско и отбить нашу атаку!– рослый казак с редкой проседью в черной бороде нетерпеливо постукивал плетью по голенищу, смотря на тлеющие угольки, оставшиеся от недавней деревеньки.
-Спешить не надо, Орлик, но и медлить нельзя. Твои Заднепровские казаки места здешние хорошо знают?– неожиданно сменил тему хан.
-Неплохо, да и половина из нас в этих местах повоевали неплохо, можно сказать, что хорошо знаем,– не думая, ответил Орлик.
-Что ж, тогда надо оставить несколько заслонов на случай появления московских собак, или их псов калмыков, пускай обломают свои зубы на них, а там глядишь, и мы сами с полоном до крымских земель дойдем,– поглаживая аккуратную бороду, сказал хан.
-Ты конечно султаном поставлен, Гирей, да больно нос то не задирай, мы тоже не лаптем деланные, получше твоих воевать обучены!– взъярился Орлик.– так что в заслонах твоих стоять не будем!
-А кто тебе сказал, что в заслонах казачки стоять будут?– удивился хан.– Мои люди постоят, ничего с ними не случится, аллах поможет потерпеть неделю-другую.
-Кхм, тогда ладно, раз своих ставить будешь, то…
-Вот и хорошо. А теперь иди, собирай своих воинов нам пора дальше выступать, а то глядишь, и царских драгун увидим.
Три тысячи татар с завываниями бросились в разные стороны, неся страх и опустошение в украиные земли, в которых итак осталось не так уж и много жителей. Основная армия, насчитывающая порядка двадцати трех тысяч легкой кавалерии, тронулась в путь, углубляясь вглубь Русского царства.
Позади уходящих лежали посеченные трупы стариков и мужиков с вилами и косами. У кого-то из них был вспорот живот, кому-то стрела пронзила горло, оставив рваную дыру в шее, залитую черной кровью. Лишь трупы старух лежали в относительном порядке, пронзенные сердца старых матерей навечно впитали в себя скорбь украинской земли. Земли приютившей предателей и трусов, ушедших под руку турецкому султану!
Калмыцкий отряд, кочующий на границе, задержал два отряда малых орд крымского хана, но основная армия пока пребывала на территории ханства. Так говорят гонцы от Аюки-хана, плюс к этому разведчики не заметили движения масс кавалерии на границе, только вот такие малые отряды и ничего более.
Гетман просит выслать пару полков драгун для усиления южных границ. Самое удивительное, что гетман не упомянул даже возможности отбить невольников, и в большей степени настаивал именно на сохранении целостности городов от грабежа. С одной стороны конечно мысль правильная, а вот с другой… не тот человек сидит на месте гетмана, не тот. Стеньки Разина, конечно, нет, но с каких это пор лихие головорезы убоялись немытых татар с побережья Черного моря? Темнит гетман, ой темнит! Пора достойную замену ему искать, да и структуру сменить бы не помешало, вот только не вовремя войны, быть может, потом… после. Благо, что в корпусе уже десяток малороссов обучается, да не обычных, а именитых, дети сотников и старшин как никак. На досуге стоит об этом более детально подумать, а пока сделаем зарубку в памяти, кажется, письмо от смоленского губернатора даже с именами наиболее преданных полковников среди малороссов имеется. Ну а пока…
-Накормить и обогреть, дать отдохнуть,– бросаю гвардейцам, спешно провожающие гонца во двор моей резиденции.
«Началось, кажется… эх, все же не удалось отсрочить эту ненужную войну! А ведь я готов был, и Таган-Рог срыть лишь бы войны на два фронта не получить. Что ж, турки сами так решили, надеюсь, князь все же успел уйти из Стамбула,– быстро поднимаясь по лестнице в Приемные покои, с досадой думаю об упущенных возможностях».
-Государь, что-то случилось?– обеспокоенный голос князя-кесаря донесся сбоку.
-Да как сказать, Федор Юрьевич, война нам на два фронта грозит.
-Неужели османы решились так скоро?– с усмешкой спрашивает он.
-Пока договор о мире не разорван, а вот крымский хан с предателями казачками по Украине и нашему югу погулять собираются
Сбавив шаг, я иду вместе с князем, которому в этом году исполнилось семьдесят лет. Срок просто огромный для этого времени, доживают до таких лет не многие, очень не многие. В коридоре неровным светом горят редкие факелы, создавая неясные тени, выскальзывающие из самых неожиданных мест. Мир изменчив…
-Так в чем же проблема? Ведь ты войска еще летом под Воронежем и Смоленском сосредоточил, вот их и пошли, пускай пока отгонять этих разбойничков. Глядишь и войны не будет, все же султан не дурак же, под ним трон качается, чуть ли не падает, а он войну устраивать собирается,– с насмешкой говорит князь.
-Так война для остужения буйных голов в самый раз будет, особенно если эти головы в первых рядах пустить. Не дурак, султан, ой не дурак!
-Хорошо, войне быть, но ведь еще твой батюшка, царствие ему небесное, много внимания уделял валашским и молдавским землям, все же братья славяне… вот и ты Алексей Петрович позови к себе их посольства, настрой как тебе надо и погляди, может чего дельного они и посоветуют. Базы для армии, ополчение, какое-никакое выставят, да фураж скотинке заготовят, все же проще будет армии воевать, если знать о том, что тылы надежно защищены,– тихим голосом говорит князь Ромодановский.
-Они подождут, пока войну нам не объявили, значит, есть еще шанс, в который я впрочем, не верю, но ты князь назначь на завтра встречу с ними, все же заранее обговорить некоторые вопросы стоит как можно быстрее.
-Тогда пойду к себе, дела решать, а ты государь лучше о себе подумай, молод ты, поберегся бы чуток, все же батюшка твой хороших помощников себе нашел, не всех, правда, но все же имеются человечки,– пожевав губы, сказал князь-кесарь.
-Иди, а ко мне сейчас Шереметьев должен подойти, жаль, князя Голицына нет,– с сожалением говорю сам себе.
-Ничего-ничего Мишка и в Финляндии хорошо воюет, глядишь, к следующему лету вместе с Аникитой весь край за нами будет, все же проще будет, вот увидишь,– улыбнулся старый начальник службы Пригляда, услышав мои слова.
-Легче то это да, вот только как бы нас османы не сломили, войск то кот наплакал, их же не меньше чем сто пятьдесят тысяч будет, если один крымский хан в набеги на наши земли не меньше тридцати тысяч всегда брал, ирод проклятый!– мягко возражаю князю-кесарю.
-Так у них никакого порядка нет, так голытьба одна, орущая и смердящая,– пренебрежительно отозвался князь.– И не понятно, почему раньше всех побивали, правда и сейчас побивают, басурманские выродки.
-Вот и я о том же,– вздыхаю я.
После обеда в моем кабинете собрался военный совет. ???????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????В него вошли фельдмаршал Шереметьев, Боур, Прохор Митюха, Кузьма, Янус, Алларт и Вейд, обмененный у шведов в июле. Требовалось обсудить сложившуюся ситуацию и наметить возможную кампанию против турок.
Вопрос об удержании захваченных территорий Лифляндии и Эстляндии даже не ставился, все-таки план моего батюшки прошел без сучка и задоринки, почти за полгода перед русскими армиями распахнули ворота все мало-мальски значимые города и крепости этих краев. Дюнамюнде, Пернов, Ревель, Эльбинг… Рига.
Эх, Рига, золотой ключик Прибалтики, если бы не моровое поветрие, то глядишь, и доставила бы ты моим орлам большие проблемы, ан нет, видимо не судьба!
Девственный город продержался до середины августа, аккурат до того дня, когда осадная артиллерия довершила начатую операцию в июне – разрушив предместья города и перебравшись к нему на пару верст поближе, бомбардируя непосредственно сам город. Взрывы бомб, раскаленные ядра, жестяные снаряды с картечью – «кубышки» произвели неизгладимое впечатление на местных жителей. Да и как тут не произвести впечатление, если вся юго-восточная сторона вымирала, стоило только начаться новой бомбардировке. Граненые картечины, обладая меньшим разбросом, чем круглые товарки наносили больший ущерб, порой ввинчиваясь в хлипкие стены домов и черепичные крыши, прошивая их насквозь, убивая горожан и солдат в их же домах. Осада города с каждым днем становилась все кровопролитнее, дошло до того, что мой указ о захваченных городах, оказавших противодействие русской армии, переданный с одним из пленных шведов был внимательно изучен в кругу особо властных лиц города. Как потом уже докладывал фельдмаршал, благополучно довершивший осаду Риги 17 августа 1710 года их помощь в деле сдачи города, сыграл немаловажную роль.
Остатки шведской армии, сдались на милость победителя и тут же были отконвоированы в район Новгорода. Работы по прокладке дорог шли не то чтобы споро, но определенно нуждались в новых рабочих руках. Пленные своим потом и кровью шли отрабатывать даже не свои злодеяния, а свой проигрыш и проигрыш не в сражении, а в войне – войне за господство в Прибалтике!
После осады, морового поветрия в Риге жителей уменьшилось, чуть ли не на половину, да и та в скором времени должна была уйти на новое место жительства. Куда они еще не знали, комиссия из службы Пригляда внимательно следила за тем, чтобы новые русские подданные распылялись по просторам России таким образом, чтобы у них не было возможности замкнуться в маленьком круге своих соплеменников. Все старые корни обрубались… Жестоко, но от этого никуда не деться, достаточно того, что через 130 лет, чуть больше всякие засранцы будут воевать с теми, кто их пригрел. Хотя быть может и не все с этим согласны, да и ладно, в задницу этих доброхотов!
В самом же городе, комендантом и временным правителем Лифляндии был назначен генерал-поручик Аникита Репнин. Подготовка магазинов для кампании следующего года шла не так споро, как хотелось бы, но в силу того, что население итак разорено войной, больше спрашивать с них было бы глупостью. Хватит с них и этого.
-Ну что ж, господа давайте думать, что делать нам с татарами и как против османов воевать, учитывая… э-э некоторые особенности сего воинства,– поглаживая подбородок, спрашиваю рассевшихся людей.
-И какие же особенности у этих нелюдей, ваше величество?– спросил Кузьма, глядя на ровный изгиб крымского полуострова.
-Вот об этом мы сейчас и подумаем вместе, глядишь и что-нибудь путное из этого и получится.
-Царь, а что тут думать? Проще же сразу сказать, что татары воины не пешие, как и наши калмыки, только с дисциплиной и выучкой у них похуже будет, но зато их много больше, чем тех же калмык,– фельдмаршал, подперев подбородок, пододвину в центр круглого стола десяток маленьких фигурок на конях, с луками в остроконечных шапках.
Устройство стола было таким, что каждый при желании мог дотянуться до центра, выставить несколько фигурок стоящих перед каждым военачальником, в любую точку наглядно доказывая свою точку зрения. Такой прием предварительного планирования кампании был не нов и еще батюшка его применял, разве что не было такой атмосферы, когда каждое предложение не просто выслушивается, но и наглядно демонстрируется.
Между тем, на военном совете присутствовали все генералы смогшие прибыть в Москву столь быстро, как это требовалось: сам фельдмаршал Шереметьев, Боур, Янус, Алларт, Вейд, полковник Митюха, даже Кузьма и тот прибыл, хотя войсковыми делами мало занимался.
-Так как же против этой легкой кавалерией воевать то? И не в условиях сражения, а именно так, господа, когда их требуется не только победить, но и перехватить, а лучше застать врасплох,– спрашиваю собравшихся.
-Для этого нужна другая легкая кавалерия, да еще может несколько полков с фузилерами и мортирками пристрелянными, дабы по нужному месту с одного выстрела попасть могли,– сказал генерал-лейтенант Алларт.
-Правильно, но вот беда, ее то у нас как раз и не хватает. Едва границы удерживаем, да и то… не до конца, получается,– возразил фельдмаршал, глядя на меня.
-Князь прав господа, нужно придумать другое решение, и чем скорее, тем лучше, иначе татарва с изменниками сумеет много бед причинить,– киваю в такт словам.
-Если война все же будет, то большой отряд нужен на Днепре, как раз на границе с Молдавией, и татар не пустит к нам, и молдавского господаря в случае нужды поддержать сможет, против малых сил,– задумчиво сказал Прохор, глядя на карту перед собой, попутно двигая пару конных фигурок на границу.
-Да, отряд нужен, тем более силы освободились на побережьях Балтики не малые,– согласился с полковником фельдмаршал.– Если уже зимой перевести две трети армии, и пополнить их новым набором, то к весне на Украине сможем сосредоточить почти 40– тысяч солдат, не считая гвардии, калмык, и казаков.
-Стоп! Не забывай о том, что и Азов у нас оголенным оставаться не должен, Петру Апраксину не меньше десяти тысяч нужно, да еще тысяч пять-семь свободной конницы, вражин тревожить,– оборвал я размышления фельдмаршала.
-И в Финляндию, Голицыну еще надо полков пять к весне послать, иначе вся кампания по захвату ослабленного края полетит псу под хвост,– сразу вник в суть проблему генерал-поручик Вейд.
-Силы у нас имеются, тем более, если к декабрю рекрутский набор сделать, благо, что никто сбежать не должен, так что пополнение будет, меня другое мучает, как быть нам с самой войной, с какой стороны подобраться к османам?– вопросительно гляжу на собравшихся в комнате военачальников.
-Нашим христианнейшим собратьям помочь необходимо, да и не смогут они в стороне остаться, если наша армия рядом с ними будет!– сказал Кузьма.
-Прав Кузька, идти нужно именно к православным, а уже оттуда дальше войну вести, вот только веры тамошним господарям нет, даже если они клясться будут в чем-то,– согласился с майором ЦСБ князь Шереметьев.
-Почему это, господин фельдмаршал, неужели все такие пустые и полые люди в тех краях?– удивляется генерал Боур.
-Нет, что вы, там храбрые и верные люди живут, вот только от них мало что зависит, вражда у них постоянная не только с султаном, но и с другими князьями, видно это, да и агенты государевы об этом сказывают, хотя послы и умалчивают,– усмехнувшись сказал Шереметьев.
-А ежели рогатками их взять? Заманить на слабый отряд, а потом уже и с флангов прижать, все же уйти не успеют все, а там глядишь и картечью сброд, этот проредить сможем,– задумчиво сказал Прохор Митюха, глядя на фигурку пикинера в своих руках.
-Хм, возможно, особенно если еще одну сторону поля тайными клиньями обложить,– киваю словам полковника «Русских витязей».– Как там дела с ними, Кузя, готовы ли первые сотни, или только расшевелились, мастера тульские?
-Как можно, ваше величество?! Уже третья тысяча пошла, по семь штук в связке, все на кожаных ремешках, дабы проще раскидать можно было бы, ежели что то уже через пару недель первые телеги к Воронежу подвести можно будет, а потом и к Азову перевезти…
-Достаточно, Кузьма, я тебя понял, меня скорее больше волнует даже не это,– получив ответ оборвал я майора, улыбнувшись ему, мол позже все скажешь, кажется он все понял правильно, не все следует знать иностранным офицерам, далеко не все.– Как крымского хана перехватить?! Ведь он уже по донским землям гуляет, глядишь и до Воронежа стервец дойдет, а нам это никак нельзя допустить, нам вообще надо его уничтожить! Не должно быть этих сучьих детей на нашей границе!
-Так как же, государь это сделать то? Ведь вассал он султану, тронешь его, тот войну и объявит…– с сожалением сказал генерал-лейтенант Боур.
-А он ее итак объявит, так что думаем господа не над тем как отбить набег, а как прекратить их вовсе, насовсем!– с хищной улыбкой говорю растерявшимся генералам, тут же взявшим себя в руки, высшие офицеры как никак.
Военный Совет заседал до глубокой ночи, выявив общую тактику будущей кампании, тактику, которая так нужна России, вот только поможет ли она тем братьям славянам, которые надеются на Русское царство? Не знаю, право слово, я не знаю…
Глава 6
Ноябрь 1710 года от Р.Х.
Санкт-Петербург.
Анна Иоанновна Романова.
Молодая, прелестная девушка с грустным задумчивым лицом смотрела в зеркало, висящее на стене напротив нее. Серебряный обод обрамляла вязь красивого узора, вот только у девушки не было никакого желания смотреть на себя, она делала это из непонятного упрямства, начавшего проявляться с детских лет.
Аннушка, четвертая дочь царя Иоанна Пятого росла совсем не похожей на своих сверстниц, порой угрюмая и неласковая, потерявшая в коридорах дворца всю живость и непосредственность детского, ангельского возраста. Почему так произошло, никто собственно не знал, и это пугало, отталкивало от нее людей. Даже родная мать, царица Прасковья и та не понимала ее, порой боялась, взгляда карих глаз своей средней дочери, однако не решалась признаться сама себе в этом, держала ее строго, за малейшую провинность ребенку полагались розги…
И вот теперь, этот ребенок выросший, похожий на прекрасный цветок, с тоской смотрит на себя в зеркало – ей предстоит нелегкая дорога в Курляндию, к своему законному мужу герцогу Курляндскому Фридриху-Вильгельму. Герцог, являясь племенником Прусского короля, был отличной партией для царевны.
Брачный контракт, составленный еще при Петре Первом, заключили в июле этого года, в Санкт-Петербурге. Само же свадебное торжество прошло три недели назад 27 октября.
Роскошное тело молодой царевны, которой исполнилось семнадцать лет, закаленное охотой и зимними забавами, убранное в лучшие одежды и драгоценности, приличествующие царственной невесте, покорило Вильгельма. Сами же государь с государыней, будь, чуть ли не сверстниками радушно встретили герцога, обаятельного и веселого человека с открытым характером!
Для России стало делом чести поразить европейцев, прибывших на церемонию, да и потешить сам народ, неизбалованный зрелищами тоже не помешало. Свадьба проходила в бывшем дворце князя Меншикова, ныне получившего прощение царя и находящегося с конным корпусом в восемь тысяч клинков в Польше, дабы наблюдать за противником в Померании и в случае чего нанести превентивный удар. Однако боярские роды, новоявленные дворяне, чета светлейшего князя были приглашены на торжество, те конечно, кто мог прибыть ко двору конечно.
…Рано утром по Неве плыли четыре десятка роскошно убранных судов, не спеша, они огибали выступы набережной, величаво двигаясь вперед. В центре кортежа на одном из судов плыла Анна, с восторгом взирающая на восхищавшихся ею людей. Блеск и роскошь давно не удивляли молодой царевну, выросшую в одном из богатейших дворцов Европы.
Медленная процессия приближалась к месту венчания, жених стоял в окружении курляндских и русских аристократов, чуть позади него замер патриарх Всея Руси Иерофан, величественно взирающий на окружающих его людей. Скоро будет год, как он занял пустующее место патриаршего престола, постепенно проводя ту политику и реорганизацию Церкви, какую желал сам государь, да и чего скрывать, то же самое желал и бывший епископ Московский. Он хотел и стремился к возвеличиванию православия, не только никоновцев, а всех православных, без исключений! А как этого можно добиться в суровом грязном мире? Когда со всех сторон схизматики и их еретичные ублюдки, да и мусульманская зараза постоянно пьет кровушку православную. Путь один и от него не отказаться и не уйти!
Мысли патриарха вернулись к свадебному торжеству, после того как царевна почти дошла до него, вставая на колени, не решаясь поднять взгляд на патриарший крест, водимый жилистой рукой Иерофана…
Церемония продолжалась чуть более двух часов, после чего в огромных залах дворца разместились все гости. Место жениха и невесты было убрано лавровыми венками и шелковыми лентами, свисающими с потолка. Руководил всем торжеством князь-кесарь в роли обер-маршала. На нем был лазоревый кафтан с отделкой из песца, орден Святого Андрея Первозванного на голубой ленте, позолоченная шпага в правой руке и маршальский жезл в левой.
Многое для семнадцатилетней царевны было непонятным: безудержные пьянки и гулянки ее жениха, постоянные увеселения, каких только сюрпризов не приготовил для герцога государь Всея Руси. Сейчас, после свадьбы, отмеченной с помпой и шиком невиданных западным соседям, Анна смотрела на себя в зеркало, не понимая куда делать та живая, непосредственная девочка, еще полгода назад с удовольствием отправляющаяся на охоту со сворой гончих.
-Пора, Аннушка, тебе нужно собираться в дорогу,– с теплой улыбкой сказал Алексей, смотря на свою сестру.
-Но ведь как же так, братик, не смогу я там, вдали от дома…– на глазах царевны показались маленькие капли слез.
-Ничего, если что-то случится, то я сразу же отправлю за тобой солдат, они доставят тебя в Петербург. Да часть двора своей матушки ты можешь взять вместе с тобой, ведь по брачному контракту ты будешь получать на «ежедневные нужды» 30 тысяч рублей ежегодно. Этого хватит с лихвой…
-Лешенька… государь, не отдавай меня немцу! Христом богом молю тебя, не отдавай, я не хочу уезжать из России!– взмолилась царевна.
-Ну, Аннушка, ты же взрослая девочка, сама должна понимать, что тебе необходимо выйти замуж, а герцог Курляндский вполне неплох, да и к тебе относится очень хорошо, я же все прекрасно вижу,– присев рядом с сестрой царь приобнял ее за плечи.
Не выдержав, семнадцатилетняя красавица уткнулась в грудь своему венценосному брату, и уже не сдерживаясь, разрыдалась. Была в ее слезах такая тоска и печаль, что государь поневоле подумал, а не послать ли все планы и задумки куда подальше, лишь бы не мучить свою сестру. Однако порыв жалости прошел, и преобладала над чувствами необходимость достойно вести свою страну по скользким кривым дорожкам международной политики. Да и тот факт, что скорая смерть герцога вполне может послужить законным толчком, к аннексии всей Курляндии очень приятно греет душу.
Алексей утешал себя тем, что сестра сможет после смерти мужа сама выбрать себе мужа, не из худородных конечно, но и без жесткого присмотра сверху. Между тем здоровье мужа Анны начало сдавать, пока еще это было едва заметно…
Декабрь 1710 года от Р.Х.
Белгород – Конские воды.
Прохор Митюха.
Спустя два дня после того военного совета из Рязани потянулась колонна гвардейцев и витязей с обозом и полковой артиллерией, три батальона, один из которых был сформирован зимой, бодро шли по еще сухим дорогам с походными песнями.
Десятки подвижных хлебопекарен и кухонь немилосердно чадили в небосвод, сзади них на подводах везли запасы каменного угля и колотых дров. Следом за полком вышли два драгунских полка: Нижегородский и Московский получив приказ на выдвижение по тому же маршруту. А спустя пару дней такой же приказ получил и Преображенский полк, все четыре батальона, которые давно спешно переучивались по новому Уставу, созданному при помощи Устава витязей и экзерциям, наставлениям Петра Великого.
Теперь некогда единый, в чем-то тайный Устав корпуса витязей стал прообразом для «Воинского устава русской армии» с некоторыми специфичными изменениями. Однако для трех полков Устав витязей был одним и тем же, так как Семеновский оставаясь в Коломне, так же спешно перенимал опыт молодого полка, проводя на учениях и полигоне чуть ли, не по пять суток в неделю. А в ближайшем времени, перевооружение армии сможет затронуть еще пару тройку особо сильных полков: Нижегородский, Рязанский и Новомосковский.
Правда общая скудность артиллерии давала о себе знать, захваченные трофейные пушки спешно отправлялись на оружейные заводы, где их или переплавляли или растачивали на станках токаря Андрея Нартова. Стальные мехи паровых машин Дмитрия Колпака едва успевали обеспечивать литейные мастерские новым сырьем.
Указ о «Приведении всей артиллерии России к единообразию калибров и форм» подписанный еще в середине января по своей сути систематизировал все попытки Петра Великого привести артиллерию к единому стандарту.
Яков Брюс, ближний ставленник ныне покойного государя, ученый, происходивший из древнего шотландского рода, сын генерал-майора Виллима Брюса был тем человеком, кто инспектировал и претворял в жизнь указ царя Алексея. Он пожалованный в генерал-майоры от артиллерии, занимался сим делом со всем пристрастием и рвением. В свое время, при Полтаве он командовал всей русской артиллерией, состоявшей из 72 орудий, за что и был награжден Петром орденом Святого апостола Андрея Первозванного. Кто как не он знал всю полезность и необходимость претворения в жизнь данного указа?
На Истьинском заводе сталь лилась рекой, заполняла песочные и глиняные формы под орудия, «колпаков» становилось все больше, 12-фунтовые полевые орудия весили как 6-фунтовые медные, что выгодно отличало их от последних. Вот только запросы на новый металл вопреки первоначальному плану увеличились не постепенно, а резко, чуть ли не в два раза. Промышленная база начала захлебываться от нехватки сырья. Требовались срочные меры, по ликвидации серьезной проблемы начинающегося дефицита стали.
Однако это все было там, в Петровке, Истьинском заводе, других оружейных заводах… здесь же было все по-другому. Разорванный договор о мире с Османской империей, крымский набег – все слилось в один монолитный кусок неприятностей.
Под командованием генерала-поручика Алларта оказались гвардейские полки и пара драгунских полков, сейчас застрявших под Белгородом, в ожидании дальнейших указаний государя. Пехотная армия вместе с артиллерий шла из Лифляндии напрямик через Польшу, аккурат к Молдавии.
Сводная кавалерийская дивизия светлейшего князя должна обрушиться на крымских разбойников, сразу же, как только будет намек на полноценное вторжение. Меншиков при всей своей вычурности поистине отличный генерал кавалерии дерзкий, удачливый командир. Вот только много того, что Петр ему разрешал, делать не следовало, проще говоря, его гражданская власть не нужна…
Поход против татар обещал быть сложным, не потому что Прохор боялся сражения, нет ни в коем случае, просто он прекрасно осознавал, что легкая конница всегда имеет преимущество перед пехотой, а уж про просторы степей и равнин говорить даже не стоит. Однако оспаривать решения Старшего брата он не собирался, да и объяснения царя задач для молодого полковника оказались вполне обоснованными. Ведь татарва то не знала, какие гостинцы везут с собой витязи, да и преображенцы в последнее время тоже активно переучиваются ведению боя по новому образцу, все же зазорно ветеранам уступать молодым первенство в воинских делах. Так что спортивное чувство интереса не только поддерживала боевую готовность корпуса, но и позволяла увеличивать общую боеготовность полков.
Как бы то ни было, но такие бичи армии как болезни и постоянная нехватка нормальной пищи не коснулись корпуса генерала Алларта, в котором и был полк Прохора Митюха. Да и бригада князя Голицына, насколько знал Прохор, тоже не нуждалась в дополнительном снабжении нормальной пищей, вовремя поставленные туда полтора десятка полевых кухонь решили столь острую проблему для каждого солдата, вот только проблема с заболеваниями стояла все так же остро, как и всегда. Ну не было у государя возможности обеспечить все войсковые объединения должными специалистами-лекарями.
Благо, что у самих витязей имелось два десятка спешно обученных молодых лекарей-травников, иначе даже простые болезни могли бы унести жизни многих воинов, причем не только среди полка «Русских витязей». Хорошо, что столь важный вопрос как обеспечение армии должным медицинским обслуживанием взяла под свою личную ответственность царица Ольга, создав в Москве, Рязани и Владимире школы лекарей, при содействии патриарха Иерофана. Без поддержки церкви получить одобрение, а главное добровольцев стало бы крайне сложно, все-таки дело новое, и люди не всегда стараются понять для чего оно нужно, хотя часто ответ лежит перед глазами.
Так же государыня начала создавать школы для одаренных детей мещан, крестьян и купцов, не могущих обучаться за свой счет, но имеющие большие способности к этому. Правда такая школа пока есть только в Рязани, да и то в ней обучается только дюжина мальчишек, найденных за пару месяцев в предместьях Рязанщины. При всем при этом само обучение идет не на страх, а на совесть, как никак те же самые преподаватели учат витязей. Что из этого выйдет, Прохор не знал, но думал о том, что плохого точно не случится. Благо, что царица не только красива, но и умна, эти два фактора столь редко встречаются у молодых девушек, что сам Старший брат искренне считает свою любимую, ангелом воплоти, спустившимся на землю, для помощи ему в делах житейских и государевых. Хотя так ли это?
Хм ладно, не суть, главное, что корпус оставил за спиной Великоросские губернии и уже вторую стоит под Белгородом. А там неделя-другая скорым маршем, двигаясь по дуге, занять обозначенные позиции на переправах ближе к Крымскому полуострову, ведь получается, что татарва должна возвращаться обратно именно этой дорогой, уходя от преследования конной дивизии генерала кавалерии Меншикова.
Прохор стоял на холме, занимаемым его полком, белесый дымок походных кухонь и хлебопекарен взвивался в небо. Провиант доставили прямо их города, благо, что магазины для армии смогли собрать в срок и без каких-либо задержек. Вопреки прошлым разам их собирали по новому образцу: не было грабежа помещиков и бояр с крестьянами, за каждый грамм продукта причиталась определенная сумма денег. Из расчетных записей государевой бумаги. Спекуляция же едой по закону царства наказывалось очень строго, вплоть до смертной казни.
Молодой полковник, которому только недавно исполнилось девятнадцать лет, смотрел на размеренные движения гвардейских рот в низине равнины. Их командиры гоняли своих подчиненных каждую свободную минуту. Да и как не гонять, если введение новых экзерций и Воинского Устава просто обязывает к этому?
Барабанный бой резко меняет ритм и одна из рот, шедшая в колонне распадается на четыре шеренги, в первом ряду через одного пикинеры и фузилеры, во втором, третьем и четвертом рядах одни стрелки с примкнутыми штыками. Куда ротного офицера взмывает вверх, и первая шеренга падает на колено, упираясь тупыми концами пик и фузей в чернозем. Над их головами, приложив к плечу ружья, замерла вторая шеренга, остальные же замерли в ожидании…
-Когда же доставят полный комплект мортирок?– спросил сам себя Прохор, переводя взгляд на маленькую группу солдат, всего один взвод.
Половина витязей держала в руках странные трубки, похожие на странные колокола насаженных на деревянные ручки, окованные, тонкими полосками метала. Сам «колокол» был весьма простой конструкции: обрезанное ружье до замка с сильно утолщенной продолговатой казенной частью, которая как раз и походила на колокол. Другие же держали в руках квадратные медные донца с выемкой в центре, по бокам к ним были прикреплены толстые кожаные ремни.
-Товсь!– закричал молодой сержант, вскидывая саблю вверх.
Витязи, стоящие в две шеренги быстро рассыпались на пары и встали в шахматном порядке, занимая позицию, на расстоянии в полдюжины саженей друг от друга.
-К земле!– не глядя на своих солдат, отдал приказ сержант.
Тут же витязи с квадратными донцами сделали шаг вперед и плотно припечатали свою ношу перед первым номером с мортиркой. Первые номера сразу поставили в выемку основание своего оружия, хитро повернув его, так чтобы оно не выскочило при выстреле из углубления.
-Заряжай!
Вторые номера достали конусообразный снаряд, вложили в мортирку и замерли в ожидании дальнейшей команды.
-Пли!– сабля резко опускается вниз, курки на мортирках зажаты, тонкая игла с силой прорывается к капсюлю…
Хлоп! Жестяной конус устремляется в голубой небосвод, плавно опускаясь туда, где расставили несколько десятков чучел. Витязи с мортирками поправили свое оружие, приготовившись к дальнейшей стрельбе…
Три раза стреляли двенадцать расчетов ручных мортирок, превратив все имеющиеся чучела в соломенные кучки, обвязанные непонятно зачем тонкой бечевкой.
-Страшное оружие может быть в умелых руках и при должном количестве,– не громко почти без акцента сказал Людвиг фон Алларт, подходя к месту учения мортирщиков полка «Русских витязей».
-Так точно, господин генерал, страшное, да только снарядов к этому оружию маловато,– с грустью ответил Прохор, проводя в уме нехитрые подсчеты собственных запасов для роты «колпаков» и вот этого бесспорно полезного новшества.
-Ничего, бог даст и для них применение найдется,– улыбнулся Людвиг.
-Да, хотелось бы, ждать мочи нет больше, мои молодцы уже не знают чем заняться, едва их строевой подготовкой успеваю занять, но еще неделя и могут глупости начать делать…– обеспокоено заметил полковник «Русских витязей».
-Ничего, послезавтра выступаем,– хлопнув по плечу младшего собрата, сказал генерал-поручик и видя удивленный взгляд Прохор пояснил:
-Гонец от государя прибыл час назад, приказал выступать к намеченной излучине у Конских Вод, туда же подойдут и отряды калмыков и терекских казаков.
-А с провиантом как дело обстоит? Пожечь ведь все придется в округе, чтобы татарва, куда надо пошла, ничего там не найдем, после казачков то,– обеспокоено спросил Митюха, не интересовавшийся в последнее время хозяйственными делами дивизии корпуса, занятия с полком отнимало почти все время.
-Хорошо все, царь-батюшка заранее позаботился об этом, магазины собрал генерал-майор Самарин, ныне отвечающий за все обеспечении армии, и ее обмундировании, под Воронежем и Смоленском большие, часть по следам князя Меншикова идет, а часть от Воронежа, припасов хватит, не волнуйся, полковник. Ты главное о битве думай, в письме то государевом говорится, что полон у татар с запорожцами наши войска отбили, так что татарва теперь точно озлоблена. Как бы не прорвали нашу хлипкую оборону то, пехоты кот наплакал, а драгун все горстка против тысяч крымчан,– озабоченно протянул генерал-поручик.
-Это ничего, если план с лагерем удастся, то нестрашны нам конники будут, не зря же в телегах копейные треноги везем,– улыбнулся Прохор.
-Ты, полковник конечно близок к государю, но вот только языком меньше надо болтать, а то ветер слова далеко разносит, секрет на то и секрет, что знать его враг не должен до самой последней минуты,– тихо сказал Прохору генерал, уходя к себе в штаб, гордо возвышающийся над всем лагерем.
-Я слежу, господин генерал,– поклонился Прохор, признавая свою оплошность.
-Вот и замечательно, готовь своих людей, завтра поутру выступаем, нечего неприятелю лишние дни отдавать…
-Готовьте лагерь, встаем на ночлег,– оглядев бескрайние просторы в подзорную трубу, генерал-поручик повернулся к своему адъютанту подполковнику Волкову.
Двенадцати тысячный корпус Алларта замер в излучине реки, достигнув заданной отметки за двенадцать дней. К шести тысячам генерала присоединились Белгородский полк с тремя батальонами, трех тысячный отряд калмыков под командованием Далыбея и две тысячи терекских казаков. Еще столько же войск должно подойти до середины марта. Запорожье замерло в ожидании, враждебные для России земли довлели над корпусом генерала-поручика Алларта.
Люди спешно готовили место для ночлега, вырубали куцые кустарники и деревья, поили коней, распрягали тягловых волов, таскали из обоза фураж, делали все то, о чем многие предпочитают умалчивать, стараясь скрыть за ореолом романтики всю серость и обыденность любого похода.
Позади были сотни верст, а впереди солдат ожидает тяжелая многодневная работа по обустройству полевого лагеря и его защиты, требовалось сделать первую линию рвов с кольями, против татарской конницы и, конечно же пристрелять орудия для ведения флангового и фронтального огня по заданным секторам.
Тактика полноценных, долгосрочных полевых лагерей, раньше не встречавшаяся ни у одной страны мира была тщательно выработана буквально полгода назад. Государь, Кузьма, князь Голицын, Вейд, Алларт – особо ценный командир за счет своей инженерной специализации, и все допущенные к бумагам особой секретности. Жалко только то, что на практике сия тактика пока не проверялась. Только пробные фортификационные сооружения в близи Рязани и Смоленска, ничего более. Но даже тогда новый вид полевой защиты, выработанный совместными усилиями десятка голов, показал отличные результаты: троекратно превосходящие силы не смогли овладеть недостроенным лагерем.
Никто не знал, что свои идеи по обустройству и созданию полевого лагеря, как впрочем и нового вида крепостей, государь Всея Руси безбожно содрал с разработок и наработок гения русской фортификации середины 19 века – военного инженера Аркадия Захарьевича Теляковского. Хотя можно ли об этом так говорить? Все-таки он даже не родился, но суть остается прежней, идея создания принципиально нового вида обороны появилась именно от этого гения фортификации, причем, что важно русского гения!
В свое время на парах военной истории уделялось время не только на рассмотрение бессмысленных полу геройских побед Миниха и прочих Биронов, но и такая важная тема как построение оборонительного пояса, экономичного и действенного одновременно рассматривалась особо тщательно. Что ни говори, а век 18 да и 19 тоже – это в первую очередь окончательное формирование государств по принципу регионального положения и языка, освоение в новой роли молодых титанов военной мысли и унижение старых империй, раскалывающихся под натиском молодых, «голодных» собратьев.
Стоило только в начале июня задуматься о полевой обороне, с обязательным построением временных лагерей, как государь решил освежить в памяти образ фортовой крепости по Теляковскому, и применить ее к полевому лагерю в несколько измененном состоянии. Но как это сделать если известны общие принципы, да и те порядком позабыты?
Конечно только при помощи разумеющих в подобном деле людей, военных людей знакомых с фортификацией и свободно применяющие на практике эти знания. Пускай у каждого из них были свои дела, обязанности, заботы, но вот идеей будущие создатели прониклись, банально ведя переписку со штабом государя, где и происходила обработка всех идей и решений генералов. Учитывалось все: начиная от местоположения коновязей и заканчивая рельефными особенностями местности, где собственно должна применяться оная конструкция.
Как говорил когда-то Алексею майор Жиганин, ярый сторонник тактики того времени и действительно сведущий человек в вопросах фортификации: «Теляковский видел назначение большой крепости (фортовой крепости) не в том, чтобы служить убежищем для слабой или разбитой армии, не в том, чтобы защищать от бомбардировки ядро крепости, и не в том, чтобы преграждать какой-либо путь. Большая крепость могла выполнять все эти и другие частные задачи попутно, основное же ее назначение — остановить силами своего гарнизона, во взаимодействии с полевыми войсками, вторгнувшуюся армию противника».
Получалось, по мнению гения фортификации, что малые крепости, имеющие только одну сплошную ограду, потеряли свое значение. Проще говоря, нужно строить не много мелких крепостей а мало, но действительно серьезных оборонительных пунктов, могущих держать под контролем область не на полет ядра, а в радиусе 3-4 переходов. Конечно стоимость фортовых крепостей возрастает в разы, если не на порядок, но и пользы во много крат больше. Вот только до полноценного составления плана для новых крепостей государь еще не дошел, ограничившись неким подобием в полевых укреплениях, заменив форты редутами и люнетами. А саму крепость на полевое укрепление, состоящее из наружного рва и насыпи высотой около сажени (бруствер высотой около половины сажени и банкет, шириной в три локтя). Но кто же будет говорить пускай и надежным людям все «прелести» собственного детища? Ведь если иностранцы поймут это, то ума у них хватит предать Русь-матушку, раскрыть так, сказать тайну до момента ее всеобщего показа. Пусть все думают, что это только полевой лагерь, странный, новый, но всего лишь полевой лагерь…
Вечер плавно перешел в ночь, работы по обустройству лагеря только начались, восемнадцать редутов начали вырастать на пустом месте. Квадратный лагерь, расположенный в излучине был пока только на чертежах. По пять редутов в углах наиболее вероятной атаки, и по три в двух других, два остальных вывели чуть вперед, таким образом, раскалывая возможное нападение на три клина.
Караульные неспешно ходили вдоль периметра, походные кухни выпускали в чистый небосвод блеклые струйки дыма, повара приготавливали на утро припасы, чистили репу, небольшие головки чеснока, нарезали ломти свежее выпеченного хлеба.
Так в обустройстве прошло пару дней, «колпаки» пристреливали по секторам обстрела, рыли рвы перед редутами, делали волчьи ямы, создавали насыпи, и только крытые повозки постоянно стояли возле редутов, охраняемые десятком угрюмых преображенцев. Постоянно находились в дозоре пара взводов витязей, конные разъезды отошли на пару переходов, встречать татарскую конницу надо заранее и желательно во все оружии.
Артиллерийские расчеты между стрельбами шили мешки под картузы, увы, но отдельной мануфактуры для пошива специальных мешков пока создано не было, поэтому из сложившейся ситуацией выходили самым примитивным способом. Постоянные тренировки личного состава, изводящие прорву пороха и снарядов давали о себе знать.
Тыловая служба едва успевает доставлять все необходимое в полк, и это в мирное время, а что будет во время войны? Такие мысли все чаще и чаще посещали голову молодого полковника, долгими вечерами корпевшего над разнообразными картами и чертежами.
Пока вроде нападения ждать не приходится, но отдельные малые отряды все же умудряются пересекать границу украины России. Русским войскам: восемь полков генерал-майоров Волконского и Видмана не удается как следует прикрыть эти земли. Крепостей почти нет, просторы огромные, а легконогие лошадки татар слишком быстрые для пехоты…
Но ничего, если в излучине Конских Вод достроить полноценный лагерь, то план вероятного вторжения будет нарушен. Государь один знал, что крымский хан намеревался совместными усилиями с запорожцами и поляками Потоцкого действовать сразу на Правобережной и Левобережной Украине. Конечно, кто будет вести второе войско, Алексей не знал, но то, что в первом будет сам хан – стопроцентно.
Да к тому же к середине января должна подойти корпус Федора Матвеевича Апраксина с 5-тысячным отрядом донских казаков. Итого получается, что в излучине будет не менее 23 тысяч воинов, защищенных полевым лагерем-крепостью с 70 орудиями. Вполне не плохо, очень не плохо! Да вот только у хана то сил в четыре раза больше все 90 тысяч!
Об этом генералы знали, разведка работала хорошо, да и Петр Шафиров не зря в Царьграде время, проводил, успел подкупить, кого следует. В начале февраля к лагерю должны подойти отряды азовской и воронежской губернии под командованием генерал-майора Шидловского.
Однако основные силы фельдмаршала Шереметьева должны были сосредоточиться под Каменец-Подольским, для скорейшего продвижения к Молдавии будущей весной, сразу же как только дороги станут более-менее проходимыми для пешего войска, плюс ко всему дополнительно прикрывалась вся юго-западная украина Русского царства…
Март 1711 год от Р.Х.
Конские Воды.
Людвиг фон Алларт.
-Залпами, повзводно, с правого крыла, ПЛИ!
Солдаты двух полков выстроились перед лагерем, отрезая заигравшихся в казаков-разбойников запорожцев от крымской конницы, спешно удирающей подальше от плотного картечного, фланкированного огня лицевых редутов. Сотни тел загорелых татар и их невысоких, жилистых лошадок остались лежать невдалеке, как напоминание очередного провала в атаке на полевой лагерь генерала-поручика Алларта. Роты полков перестроились из шести шереножного строя в трех шереножный, первая шеренга каждой роты опустилась на колено, две другие вплотную подошли к ней, занимая позицию за спиной товарища.
Вот только сейчас, увидев оплошность противника, пустившего вслед за конницей спешенных бунтующих казаков, командующий пятнадцатитысячным войском решился на оголение тыла, путем вывода двух полков в поле. Безумец, крикнул бы какой-нибудь горлопан в Европе, пытаясь отговорить генерала от столь опрометчивого поступка, но не таковы были молодые и не очень офицеры русского воинства, смешенного с калмыками и донскими, яицкими, терскими казаками. Они прекрасно понимали, что такое дисциплина регулярной армии. Закаленные в десятках сражений и битв они четко без суеты выполняли приказ, выстраиваясь в колонны, становясь в шеренги под ливнем стрел и градом пуль, картечи, бомб и ядер.
Русское воинство как идеальный механизм подчинялось командиру, принося победы в сражениях. Вот только опытных командиров среднего звена по-прежнему не хватало у этого воинства, потом и кровью отбирая достойнейших, получающих опыт не в училищах и школах, а в суровой воинской жизни.
Между тем, запорожцы, поняв, что угодили в капкан, попытались, было сунуться к правому крылу попали под плотный ружейный огонь, плавно, словно волна смещающийся влево, гоня запорожцев в сектор перекрестного обстрела с трех редутов.
Не успели солдаты отстреляться, как завизжали взрывы чугунных чушек в рядах казаков, послышался далекий свист картечи, ухнули бомбы, разбрасывая осколки… Где-то вдалеке забили десятки барабанов, призывая казаков отступить. Дураки! Отступать то уже и некому! От двух тысяч осталось всего пара сотен, да и те едва ли сумеют выбраться из ловушки. Бунтовщики, присоединившиеся к войску хана Девлет Гирея падали как перезревшие колосья, поливая сукровицей чернозем в излучине Конской Воды.
Между тем на деревянном возвышении в центре лагеря, напоминающем обычную смотровую башню, обитую на всякий случай тонкими листами железа сидел Людвиг фон Алларт, рядом с ним были четыре человека, внимательно следивших за очередной атакой татар и казаков их полевого лагеря.
-Если к нам не подойдет подкрепление в течение недели, то нам просто-напросто не хватит боеприпасов и пороха чтобы отбиваться от этих упертых визжащих степняков!– нахмурившись, генерал-поручик глядел, как под частую барабанную дробь возвращаются в крепость солдатские полки.
-Гонец же вчера прибыл, недалече наши, успеют обернуться, татарва не сможет дойти до них, благо, что переправу мы и вовремя перекрыли, иначе погуляли бы эти басурмане по Руси-матушке, много горя принести смогли бы,– ответил бригадир Осипов.
-Сколько у нас было войск, Дмитрий? Почти двадцать тысяч! А сейчас дай бог на ногах тринадцать с половиной стоит, еще полторы тысячи ранены, в госпитале лежат, даже в караул их ставить нельзя. Долго так продолжаться не может, и если подкреплений не прибудет в ближайшую неделю, то татары смогут нас опрокинуть и выбить из лагеря. Люди устали, провизии не хватает, уже сейчас порционы сокращены на треть,– сухо заметил генерал-майор Бутурлин, прибывший в полевую крепость в середине февраля с корпусом из двух солдатских полков и полутора тысячами донских и яицких казаков.
-Ничего, наши солдаты положили проклятых басурман много больше, чем мы ожидали, намного больше! Вспомни, сколько их было? Почитай все сто тысяч вместе с изменниками, наверное, а сейчас? Пятую часть хан уже здесь положил, и еще столько же положит, а то и больше, как только подкрепление подойдет. Правда тогда уже он ничего не сможет сделать, ведь силенок то у него неоткуда взять, османы на Балканах армию собирают, не успеют помочь, коли нам идея придет в голову на Перекоп идти,– улыбнувшись, сказал Алларт.
-Какой Перекоп, командир?! У нас же армия татарская стоит, едва-едва за стенами держимся, чтобы внутрь страны не пустить, а вы говорите, Перекоп…– изумился бригадир Осипов.
-Ничего, государь прикажет, и сквозь татар пойдем, только бы подвоз снарядов нормальный был, да провизией обеспечили в должном количестве, а то на сухарях недолго тут протянешь…– генерал-майор внимательно смотрел в сторону колыхающегося моря остроконечных голов татарской конницы.
С самого начала строительства полевой крепости, чего уж придумывать про обычный лагерь (?) на войска начали нападать мелкие банды степняков, правда, прежде чем они узнал о зимней стройке русского воинства прошло недели полторы, да еще неделя пока командиры татар решили как лучше поступь с гяурами. В итоге валы и редуты были построены на треть, стены укреплены стволами деревьев, растущих на побережье в маленькой рощице, стремительно исчезающей под напором русского воинства.
Одна радость была у командующего корпусом – артиллерия, которую казалось бы просто нереально так быстро провести в эти степи зимой, была под боком. Два гвардейских полка сразу же оборудовали четыре батареи по 10 орудий, ожидая пока подтянутся основные силы. Однако как только пришли солдатские полки великоросских губерний, оба гвардейских полка спешно отбыли из лагеря, оставив половину артиллерии и почти все снаряды в лагере. Вернувшись через Кадак, по границе с Запорожьем в на территорию Русского царства, пополнив запасы, соединившись с тремя полками, вышедшими из Полтавы вышли к Чигирину. Оттуда после получения приказа отряд армия под командованием генерал-лейтенанта Вейда пошла к Каменец-Подольскому, на соединение с царем и фельдмаршалом.
Драгуны вопреки многим представлениям ходили в разведку и малые рейды, пополняя припасами обозные кухни, ежеминутно коптящие черным дымом в лазурный небосвод. Запасенный провиант в Воронеже неспешно двигался по расхлябанным дорогам, кое-где сменявшимся каменными плитами недавно проложенной магистрали. Да-да, именно магистрали, дорога начатая еще пять лет назад наконец вышла на финишную прямую и выложенная каменными плитами трасса Воронеж-Белгород-Харьков замерла в преддверии зимы, дожидаясь весны и возобновления работы. До завершения работ осталось всего лишь 17 верст… в различных частях магистрали.
Как бы то ни было, но политика возобновления строительства хороших дорог, как это было при Иване 3 и Иване 4 начата, а плохо ли это решатся, будет лет через двадцать, когда приезжие купцы смогут с радостью проехать по выложенной магистрали из Архангельска до Азова. Заезжая по пути в разные концы Русского царства. Вот только расходы на строительство были огромные, но все же затянув поясок потуже государь приказал начать строительство еще пары магистралей: Москва-Смоленск и Рязань-Тула-Калуга. Быть может, этих дорог и не было даже в проекте, если бы не приятное известие из Англии и Голландии, откуда в сопровождении полусотни солдат прибыл Конон Зотов с почти 2-х миллионной казной, украденными деньгами светлейшего князя, неведомо как умудрившегося так скоро скопить такое состояние и переправить за границу. Эти деньги тут же ушли в государеву казну, за исключением 1 тысячи рублей Конону и по 100 рублей солдатам.
Памятуя об указе государя о выкупе государевых холопов и надворных людей, часть солдат тут же передала деньги своим родственникам, которые после подсчетов в банке смогли в большинстве случаев не только выкупиться, но и прикупить новых инструментов. Желающие переселиться на новые земли, Прибалтике получая подъемные, пускались в путь, предварительно собираясь в небольшие группы, дабы сподручнее было заселять новые жилища. Процесс русификации завоеванных западных земель начался….
Но речь сейчас не об этом.
На горизонте, с северной стороны показались отблески штыков, следом за ним появилась легкая конница отряда калмыков, где-то позади них заиграли полковые литавры, кажется, какой-то драгунский полк все же бросили на усиление лагеря-крепости.
Долгожданное подкрепление пришло как некогда вовремя. Вот только его заметили не только русские командиры. Всполошились сотни татарских всадников, начав метаться из стороны в сторону, готовясь по дуге обойти сектора обстрела артиллерии крепости.
-Андрей, готовь всех драгун и казаков, нам нужен обоз и подкрепление целыми и невредимыми!– приказал Людвиг, смотря на приготовления татар.
-Будет сделано, господин генерал-поручик!– отдал честь бригадир Осипов, командуя почти четырем тысячам всадников:
-По коням!
Каждый давно знал свое место в лагере, как знал и место расположения коновязи, точнее место своего четвероногого боевого товарища. Драгуны чуть в стороне от казаков, шомполами прочистили дула пистолей, нацепили на себя перевязь с саблей или палашом и прыгнули в седла. Казаки атамана Матвеева быстрее своих великоросских собратьев взобрались на коней и ожидали лишь приказа командира, замершего впереди отряда перед закрытыми воротами лагеря Конских Вод.
С наблюдательной вышки за обстановкой на поле перед стенами полевого лагеря-крепости наблюдали командующий корпусом Людвиг фон Алларт и Федор Матвеевич Апраксин, Борис Бутурлин.
Пестрые шапки татар, изредка разбавленные полу лысыми головами запорожских казаков, приближались к крепости, постепенно масса воинов расходилась в стороны, огибая полевую крепость на безопасном расстоянии. Так им показалось.
-Командуйте генерал-майор, сейчас вашим орлам все карты в руки,– командующий войсками кивнул Бутурлину.
Тот лишь кивнул головой, поднес к лицу мутноватое стекло подзорной трубы, посчитал про себя примерное расстояние до врага и подал знак командиру южной батареи редутов. Майор Панин, получивший заранее все инструкции, услышал, как играет полковой трубач, пара коротких и один долгий, пара коротких и вновь один долгий…
-Всем приготовится! Орудия на изготовку, картузы на казну, бочки с порохом подкатить на две сажени к пушкам. Огонь вести только по моему приказу!
Артиллерийские расчеты, недавно созданные при каждом полку спешно готовили свое оружие к бою, последний раз проверяя все ли в порядке, нет ли нагара на стенках или не дай бог, не остался ли какой уголек в стволе.
А татарское воинство между тем уже начало огибать этот островок надежности, но приказа все не было. Майор Панин начал волноваться, все-таки вести огонь по такой плотной массе одно удовольствие, пускай для картечи расстояние слишком большое, но ведь этими бомбами можно задеть сотню другую степняков, выгадать минуту другую для идущего в лагерь подкрепления.
Наконец, когда половина раздвоенного войска прошла вдоль крепости, на безопасном расстоянии был дан сигнал к атаке. Два скопления редутов: южное и восточное, для простоты названные полевыми фортами выплюнули в сторону колышущейся массы свистящие снаряды. Почувствовавшие себя в безопасности татары услышали за своей спиной яростный рев сотен глоток своих соплеменников попавших под огонь артиллерии.
Но, увы, выстрелы батарей не остановили многотысячную массу войска Девлет Гирея.
Отряд Дмитрия Голицына, спешащий в полевую крепость начал замедляться, перестраиваясь из походного порядка в боевую формацию, сразу же на флангах появились драгуны, где-то сзади были видны крытые обозные телеги.
-Черт! Сучьи дети, они же могут отбить все наши запасы! Необходимо помочь нашим, иначе их татарва закружит и не пропустит к нам!– бросил Федор Апраксин сжимая кулаки.
-У нас только три полка в резерве, из которых два только что отбили атаку…– тихо сказал генерал-поручик.
-Дай мне их, командир, и четыре сотни казаков, которые не ушли с Осиповым, я сделаю вылазку прямо в центр их сброда, они даже опомниться, не успеют,– попросил Алларта Федор.
-Хорошо, быть посему. Вас прикроют орудия, но нужно действовать как можно скорее, через десяток минут татары достигнут позиций князя,– прикрыв уставшие веки, командующий корпусом откинулся на спинку кресла…
-Рота, целься!– молодой русский капитан вскинул вверх шпагу.– Пли!
-… целься! Пли!
-… Пли!
Каре русских солдат держалось из последних сил. Два десятка 6-ти фунтовых орудий стоящие между трех шереножным тактическим построением то и дело выплевывали в скачущих на них татар сотни маленьких граненых чугунных снарядов.
Вой раненых, стоны умирающих, яростные крики сражающихся сливались в один монотонный адский гул. Сотни стрел поднимались в воздух, обрушиваясь на ровные шеренги русских воинов, собирая кровавую добычу.
-Играй: «В боевую колонну!»– генерал-лейтенант Голицын с дрожью в сердце смотрел, как сотни солдат падают на зеленую траву в этой проклятой богом степи, отбивая атаку за атакой.
Кажется, еще немного и эта яростная безумная лавина татар прорвет монолитный строй его войска и, вгрызаясь, словно смердящая крыса проберется в центр их отряда. Но нет! Стоят русские сыны, стреляют и колют штыками неугомонных степняков, тающих под выстрелами, словно лед в жаркий июльский полдень. Вот заиграла полковая труба, подхватили мотив и литавры драгун, артиллеристы спешно, на ходу заряжали картузами с картечью полевые орудия, занимая свои места в новой формации.
-Наши идут, господи! Наши…– молодой адъютант, служащий при князе второй год захрипел и сполз с коня на землю. В шее дворянина торчало оперение татарской стрелы, по зеленому камзолу тек ручеек темно-алой крови.
Дмитрий немного сбледнул, глядя на умирающего отрока…
Не было бы его, и стрела прилетела в его шею. Но не этого испугался князь, он искренне жалел молодого отпрыска знатной семьи, сохранившего в своей душе чистоту и радость служения своему отечеству, даже не смотря на то, что видел всю грязь и цинизм реальности.
Но расслабляться нельзя ни в коем случае! Это генерал-лейтенант понимал лучше большинства военачальников. Из двенадцати тысяч солдат осталось едва ли десять, этот чертов переход забрал шестую часть армии… Да еще от обоза татарам удалось отбить пару сотен подвод, но все равно почти семьсот телег, груженных провиантом, порохом и снарядами шли в окружении солдат, отбиваясь от наскоков конницы татар то и дело перестраиваясь по приказу командующего.
Казалось бы, все, силы на исходе и вот этот рывок проклятых басурман станет для них последним, но нет, последнего рывка не было! Как не было паники в рядах русского отряда, когда бывшие крестьянами фузилеры и пикинеры четко выполняли приказы своих командиров, не боясь, что они останутся одни против этой беснующейся толпы. Единство – вот ключ к победе. Эта простая истина была известна всем солдатам, будь то рядовой или офицер.
-Ура!– со стороны лагеря в ряды татар ворвалась легкая конница казаков, следом за ними, расширяя прореху в толпе крымских татар, влетели и драгуны, в упор расстреливавшие из своих пистолей ошеломленного противника.
За спинами подоспевших на помощь отряду Голицына драгун на марше под барабанный бой разворачивался трех шереножный строй фузилеров в первых рядах, с которыми стояли рослые пикинеры, держа на плечах 4-х метровые рогатины и копья.
-Давайте братцы, подсобим своим товарищам!– молодой сержант, видимо еще недавно получивший столь ответственное звание разрядил в упор свой пистоль, размозжив голову незадачливому казаку-перебежчику.
Драгуны с донскими и терскими казаками быстро пробились к окруженному многотысячному отряду, на пути вырезая всех подвернувшихся врагов, однако при этом, не углубляясь во враждебный клин. Стрелки между тем, разбившись поротно, под приглядом капитаном и майоров расстреливали свой нехитрый боезапас, а пара рот гренадер бросала под ноги маленьким ногайским степным лошадкам крымчан дымящиеся чушки. Взрываясь бомбы, приводили в безумие животных, не привыкших к столь неожиданному звуку.
-Окружай его, окружай, братцы, это же предатель, наш скотский!
Атаман Матвеев с дрожью глядел на казацкого старшину предателей – Орлика, с лихостью рубящегося в первых рядах. Мастерски владея саблей, он умудрялся противостоять двум, а то, и трем противникам, но и его чудодейственному мастерству был свой предел. Хитроумные приемы казаков, с успехом применяемые против драгун, против своих же соотечественников помогали мало, а если учесть, что от 5 тысячного отряда запорожцев осталось едва ли три тысячи, да и те, разбросаны по всему фронту атаки…
Нет спасения от пущенной в упор пули, с дикой яростью раскалывающей черепа и кости ярых поборников свободы своих земель, свободы казачества и свободы права грабить и жить в анархии, через несколько столетий именуемой демократией.
-Отжимай его к нашим ребятам, хлопцы, айда за мной!
Атаман, увидев, что татары постепенно отходят в сторону, не успевая меняться в толпе, падая под свинцовым градом отряда Голицына и помощи из полевой крепости, бросился с четырьмя сотнями на перерез сильно поредевшему отряду Орлика. Сшибка! Звон ударов, яростное сопение, удар в зубы гардой палаша или шпаги, а то и просто укалывая кончиком сабли, донские казаки смогли отбросить оставшуюся сотню предателей в сторону эскадрона драгун, разворачивающегося для разгона к ново атаке. Увидев, что один отряд врага так удачно подставил сой фланг, капитан драгун радостно осклабился и бросил своего серого коня вперед, зная, что его молодцы неотступно следуют за ним.
-Дожмем сучьих сыновей!– кто-то из молодых казачков залихватски свистнул и упал на спину своего коня, пронзенный стрелой с черным оперением. Татары пытались отбить попавший в западню отряд, но кроме обстрела издалека они на большее не решились. Видимо и союзник то им не шибко нужен…
-Вы вовремя князь, один господь бог знает как вовремя. Теперь точно повеление царя нашего Алексея выполним и крымских татар не пропустим, а еще месяца два и с подкреплениями из центральных губерний сможем к Перекопу пойти. Если приказ будет,– с улыбкой облегчения сказал генерал-поручик Алларт, пожимая руку Дмитрию Голицыну.
-Да, жарковато у вас здесь, Людвиг,– усмехнулся генерал-лейтенант, утирая со лба капли пота.
Бой закончился всего час назад, пополнение с семьюстами обозными телегами прошло в лагерь, вместе с ним зашли и уцелевшие восемь с половиной тысяч солдат, около четырех сотен солдат в темно зеленых мундирах остались лежать на земле. Хорошо, что всех раненых удалось забрать с собой, да еще и гостинец государю прихватить удалось. Главаря бунтовщиков, Орлика связали и бросили в тут же сооруженную клеть, предварительно наставив пару десятков синяков по всему телу…
Глава 7
Апрель 1711 года от Р.Х.
Каменец-Подольский.
Алексей Второй.
Армия фельдмаршала Шереметьева прибыла в Каменец-Подольский недели две назад, а в начале апреля в основную ставку русских сил приехал и я сам. 22 пехотных, 3 гвардейских и 11 драгунских полка Меншикова сосредоточились рядом с молдавской границей.
3-х тысячный отряд казаков, прибывший в Польшу, тут же рассредоточился на границе с османской империей, то и дело, нападая на фуражиров татар и самих османов. Собственно именно своей великолепной партизанской и «подрывной» деятельностью славятся столь уникальные молодцы России.
Однако сил для полноценного вторжения у нас по-прежнему не было, хотя и у османов, должен признаться тоже несколько меньше войск, чем они ожидали. Идея с постройкой полевой крепости под Конской Водой оказалась крайне эффективной. Запорожцы пытались было надавить на гетмана Скоропадского, мол негоже это москалей на свои земли пускать, давать им укорениться, да вот только не учли крикуши Орлика, что подобные разговоры во время войны несовместимы с нормальной жизнью. Как только мне было доставлено письмо от князя Трубецкого, с уведомлением об объявлении войны, то памятуя об опыте многих войн и соответствующих указов первым делом запретил вести какую-либо подрывную деятельность на территории России, точнее ввел высшую меру наказании за призывы к восстанию и им подобным.
Вот и получилось, что часть казаков ушла отбивать набег татар в феврале, а малая часть следила за обстановкой в своих станицах и городках, усиленные регулярными ротами русской армии, во избежание неразумного поведения малороссов.
Однако театром военных действий во время этого похода должны послужить главным образом Молдавия, с прилегающими к ней областями на востоке и Валахии на западе. А так же непосредственно весь Крымский полуостров, в идеале от которого не мешало бы отобрать всю Кубань, плюс к этому подгрести под себя все Запорожье, но это возможно только при очень удачных военных действиях против Османской империи.
Вообще ландшафт княжеств в основном это степная равнина с некоторым количеством гряд холмов с мягкими, пологими склонами, в глубоких балках которых протекают маленькие речки и ручьи. Только Днестр и Прут могут представлять сколько-нибудь серьезные препятствия для движения войск.
Дорог в Молдавии, по сведениям разведчиков-казаков было мало, в ненастное время года движение войск делается весьма трудным. Основные крупные, но редкие поселения сосредоточены главным образом в долинах рек.
Вот только само население, не скрывающее своих симпатий к единоверцам, открыто склонялось на сторону России, но при этом было чрезвычайно инертно. Для поднятия боевого духа землепашцев требовалось сильное побуждение, к например, победа русских войск над османским сбродом…
-Посол от господаря молдавского, Стефан Лука!– обер-камергер гордо вошел в мой походный шатер, поклонился и сделал шаг в сторону, следом за ним прошел невысокий моложавый мужчина с прищуренными глазами.
Круглое лицо, голубые глаза, голова обрамлена соломенными волосами, легкая улыбка гуляет на губах, движения плавные, мягкие такие как у змеи, постоянно прощупывающей свой путь.
-Ваше Величество, мой господин просит передать вам, что несказанно рад видеть вас рядом со своими владениями и только неотложные государственные дела не позволили ему явиться к вам самолично!– Стефан поклонился мне, замерев в полудюжине шагов от походного трона.
Во время этого полуофициального приема большой круглый стол перекочевал в другой шатер вместе с планшетом и тактическим картами ближайших земель.
-Ну что вы, уважаемый Стефан я прекрасно понимаю всю важность тех дел, которые претворяет в жизнь ваш господин, а особенно важность наших совместных дел,– открыто улыбаюсь послу.
Рядом со мной стоят Шереметьев, генералы: Рене, Вейде, Остен, Берггольц, Меншиков, Михаил Апраксин, Дмитрий Голицын, Григорий Долгорукий, полковник Митюха, и майор лейб-гвардии Нарушкин. Остальные доверенные лица были разосланы с важными поручениями, собирая и доставляя фураж и провиант, составляя карты местности, и открыто координируя действия православных партизан внутри Османской империи.
-Вот об этом я с вашего разрешения, ваше величество и хотел бы поговорить,– продолжил молдавский посол.
-Мы все вас внимательно слушаем,– облокачиваюсь на подлокотник, указывая рукой, мол все свои и стесняться некого.
-Этот разговор, с дозволения вашего величества мой господин приказал вести с наименьшим числом ваших верных сторонников,– поклонился Стефан.
-Коли так, то грех не уважить столь ревностного сторонника нашего молдавского друга. Господа генералы прошу нас оставить ненадолго,– хмуро глянув на съежившегося посланника Кантемира, генералы вышли. В шатре остался фельдмаршал, полковник и глава моих телохранителей.
-Теперь можете говорить, господин Стефан, лишних людей здесь точно нет, так что извольте сказать что решил господарь Кантемир?– напускное радушие пропало, осталось только общая выгода моей страны, необходимая в первую очередь русским людям.
В этом мире считаются только с сильными. Следовательно, все шаги государя должны быть направлены в первую очередь на улучшение своей страны. Как этого добиться и что сам государь понимает под словом «улучшение» дело второстепенное, главное стремление! И ответ за свои действия он будет нести не перед современниками, а перед своими собственными потомками!
-Как вы знаете, ваше величество, переговоры, начатые еще при вашем батюшке, были близки к завершению, моему господину пришлось прибегнуть к хитрости…
-Я знаю это, Стефан, можете опустить подробности, сведения твоего господина важны спору нет, но речь сейчас не о них,– прервал я посла.
-Как будет угодно, вашему величеству,– поклонился он.
Я прекрасно знал, что еще с моим батюшкой Кантемир тайно переписывался, передавая ценные сведения, открывал ему планы дивана. Но, чтобы удобнее прикрывать свое недостойное с лица вассала поведение, молдавский господарь выпросил у визиря позволение прикинуться нашим другом, дабы лучше проникнуть в тайны. Визирь такое позволение, конечно же дал, и Кантемир получил всю полноту свободы действия. Поверенный господаря в Царьграде, Жано, открыто заявлялся к князю Трубецкому в Семибашенный замок, принимал от него депеши и отсылал к Кантемиру, который пересылал их мне. Действия господаря заслуживали уважения, ведь ходил то он по лезвию бритвы, никак иначе.
-Мой господин сказал уточнить несколько пунктов договора, предложенного вашим величеством,– в глазах посла промелькнула маленькая искра и тут же пропала.
-Интересно, какие пункты требуют пояснения, неужели там были какие-то ошибки?– удивляюсь словам Стефана Луки.
-Нет, ваше величество, ошибок не было, а вот несогласие моего господина с некоторыми из них есть.
-Вот значит как, что ж, давай послушаем пожелание твоего господина, Стефан и подумаем, как прийти к единому решению, могущему удовлетворить обе стороны. А для этого давай еще раз посмотрим каждый пункт, глядишь, и несогласие само по себе улетучится,– улыбаюсь послу, глядя, как он слегка прикусывает губу.
«Волнуется, это хорошо…– пришла шальная мысли».
-Как прикажете, ваше величество…
Первоначально договор включал в себя следующие пункты: во-первых, Молдавия получает свои старые границы до Днестра, с включением Буджака. При этом все укрепленные места княжества будут заняты русскими и молдавскими гарнизонами. Во-вторых, Молдавия никогда не будет платить дани, но при этом должна всегда в случае необходимости предоставлять русским войскам квартиры и провиант, с оплатой оных из царской казны. В-третьих, молдавский князь может быть сменен только в случае измены или отречения от православия, в таком случае будет избран в преемники ему один из его сыновей или братьев. Престол останется всегда в роду Кантемира до полного его пресечения. В-четвертых, царь не будет заключать мира с Османской империей, по которому Молдавия должна будет возвратиться под турецкое владычество. В-пятых, Молдавское княжество обязано соблюдать русские законы на своей территории и открыть свои границы для русских купцов.
-Так в чем же дело, уважаемый посол? Неужели есть какие-то вопросы по поводу договора?– спрашивает фельдмаршал, пробегая по строкам гербовой бумаги глазами, заново прочитывая весь текст.
-Увы, князь, но есть вопросы. Вот, к примеру, в договоре сказано о русских гарнизонах, но насколько они останутся в княжестве и когда уйдут?
-Они останутся до тех пор, пока ваше ополчение, господин посол не будет внушать должную уверенность в собственных силах. Ведь задача перед нашими гарнизонами не только охранять границы и само княжество, но и обучить ваших будущих регулярных солдат,– спокойно отвечаю ему.
-Но ведь это обучение может длиться год, а может и все десять?– тонко улавливая разницу продолжает мягко напирать Стефан Лука.
-Не переживайте, Стефан, дольше положенного срока русские воины не задержатся на молдавской земле, как только начальственный генерал подтвердит боеготовность ваших частей, то тотчас же все гарнизоны опустеют,– усмехнулся Шереметьев, самолично подбиравший наиболее подходящего на эту роль генерала.
У меня складывается порой такое ощущение, что война с Турцией уже выиграна и все вражеские армии разбиты. Да, пускай тактика наших войск скорее оборонительная чем наступательная, по крайней мере здесь на Балканах, но ведь если все пойдет так же как и в моей истории… черт! Не хочу даже думать об этом.
На Волыни к началу компании было уже 50-тысяч регулярных войск и еще 15-тысяч иррегулярной кавалерии, готовой выступить в любой момент. И это не считая 25 тысяч войск в Конской Воде, сдерживающих на Крыму 80-тысячную армию Девлет Гирея и 7 тысяч бунтующих казаков Орлика, плюс ко всему 15 тысячный отряд под командованием Петра Апраксина стоит в Азове, готовый выйти в поход на Кубань по первому приказу.
«Эх, люди мало вы знаете!» так мне хотелось сказать всем генералам. Ведь кое-что все-таки в моей голове по поводу Прутского конфуза я знал и знал хорошо. К примеру, то что провианта в Молдавии нет, так как саранча все пожрала, да и солнце постаралось на славу, выжгло всю траву, так что утроенные магазины на границе это прямое следствие из моих знаний.
И плевать, что генералы думают мол, молодой неопытный… дураки! Но ничего, пускай думают, лишь бы все задумки удались, и крымский хан не смог оказать помощь визирю с его 120-тысячным войском, который через месяц подойдет к Галацу, надеясь получить в помощь 70-80 тысяч крымских татар. Но он их не получит, уж генерал-поручик Алларт позаботится об этом, не зря же полевую крепость такими ударными темпами ставили, разместив в ней две сотни орудий, по новому принципу обороны.
Хан просто не посмеет уйти с полуострова, иначе Перекоп окажется в наших руках, хотя крепость то она хорошая, да вот только осады не выдержит, не те татары воины, чтобы крепостную войну вести. А там глядишь, и Бахчисарай запылает, нет хан не дурак, будет ждать кубанских татар, а те уже завязли в своих землях, не в силах отбиться от 20-тысячного отряда калмыков под предводительством дербетовского тайши Читеря Мунке-Темирова. Нет, все-таки дивизию Апраксина стоит послать в Крым, а то ведь того и гляди татары прорвутся или еще какую пакость сотворят, сучьи дети!
-…Хорошо, но вот другой пункт, где говорится о провианте и квартирах для войск. На сколько, когда и по каким расценкам все это будет предоставляться русским войскам?– Стефан сидел за столом напротив меня, оживленно выпрашивая у фельдмаршала дополнительные разъяснения по поводу пунктов договора.
«Отвлекся я немного, хотя думается ничего полезного, я пока не услышу, так что наоборот размышления мои ничуть не уступают по значимости этой беседе,– усмехаюсь про себя, прислушиваясь к объяснениям фельдмаршала… нет Прохора. Интересно, что он скажет».
-Думается мне, что этот вопрос будет решаться каждый раз заново, дабы не было каких-либо неточностей и обид друг к другу,– улыбнулся Прохор.
-Раз так, то ладно,– успокоился посол.– И последний пункт, по поводу соблюдения законов Русского царства и торговли. Мой господин, князь Кантемир согласен на открытие границ для купцов, однако не понимает, как может случиться так, что ваше величество требует от него соблюдения русских законов на молдавской земле.
-А вот это, господин посол нужно в первую очередь именно вам, всем аристократам и помещикам, ибо защитить я смогу только тех людей, которые следуют букве русского закона, если же твой господин этого не понимает, то мне жаль потраченного времени. Достаточно того, что Молдавия будет иметь статус автономии, хотя видит бог, я не хотел бы этого, но в силу сложившихся обязательств со стороны моего покойного батюшки, готов пойти и на это. Однако отдавать все княжество, не получая от него ничего взамен было бы большой глупостью с моей стороны, ведь получается, что освобождаясь от ярма Турции князь получает всю полноту власти, да к тому же может рассчитывать на русские войска в случае каких-либо волнений или войны. И вместе с этим никаких обязательств княжество не получает, разве что чисто эфемерные, которыми может быть Россия и не воспользуется ни разу. Не кажется ли вам, Стефан это несколько неправильным?– с насмешкой гляжу на притихшего посла, Шереметьев глядит на меня, будто первый раз видит, Прохор же наоборот, словно так и должно быть, Михаил Нарушкин вообще никак не выказал своей реакции – каменный истукан.
-Понимаете, ваше величество…– прохрипел молдавский посол.
-Понимаю, уважаемый посол, я все прекрасно понимаю, так что-либо вы подписываете договор и довольствуетесь той свободой, о которой и не надеялись мечтать или мы будем действовать без вашей помощи. Которой, насколько мне известно, итак не много, но от которой я бы не отказался. Решайте Стефан, от вас сейчас зависит очень многое…– гляжу в глаза Луки, в них только непомерное удивление и какая-то надежда.
-Мой господин подпишет договор,– поклонился посол, после минуты раздумья.
-Что ж, тогда как только конная дивизия князя Меншикова пересечет границу Молдавии, я жду твоего господина у себя в лагере для принесения вечной клятвы верности всего его рода.
-Как будет угодно вашему величеству. Позвольте откланяться, такие важные вести следует передать как можно скорее.
Получив разрешение, посол в сопровождении десятка охранников отбыл из нашего лагеря, не видя, как сотни драгун выстраиваются в походный порядок…
Май 1711 год от Р. Х.
Предместья Фальчи. Княжество Молдавия.
Государь Всея Руси Алексей Второй.
-Нет! Я сказал не бывать этому!– меня трясло от ярости.– Ты хоть представляешь, что мне предлагаешь, митрополит?! Да за такое на дабу отправить не жалко!
-Но, государь, ваш батюшка, да упокоит его душу святой апостол Петр, сам приказал собрать все тайные и явные записи в монастырях и сжечь их, показав сначала ему самому,– митрополит Рязанский, бывший совсем недавно местоблюстителем патриаршего престола спокойно стоял передо мной, пытаясь оправдаться.
-Не верю, Стефан! Не могло этого быть, не таков мой отец!– чуть ли не рыча, перебиваю его.
-Тогда как понимать этот тайный приказ, царь-батюшка? Ну не самому же мне вожжа под хвост попала, и я по глупости сие действо учинить пытаюсь?
-Ты хоть понимаешь, митрополит, что ты мог сделать? Ты понимаешь, что для наших потомков это бесценно?!– в руке у меня аккуратной стопочкой лежали копии древних записей Холопьего монастыря на реке Мологе.
-Не нужно это знание русскому народу, царь, только смуту в умы рабов твоих верных посеешь,– непреклонно сказал Стефан Яворский.
-Что? Да, ты видимо с ума сошел раз считаешь, что гордость за свой народ может помешать этому народу жить и процветать!? Да, ты понимаешь, что в этой летописи[13] указан (!) город который был задолго до всяких там Берлинов и Лондонов! Ты хочешь, чтобы мы отбросили три с половиной тысячи лет, нет, даже четыре тысячи просто так?– тихо спрашиваю Яворского, переходя на более мягкий тон.
-Да, царь, именно так. Надо уничтожить это!– чуть громче сказал митрополит, указывая пальцем на копии в моих руках.– А потом и всех монахов убить, сжечь рассадник этой мерзости! Народ должен быть послушным, а не гордым! Как ты сможем управлять гордецами, государь, если они чести своей знать не будут, а только гонор свой выказывать?!
-Это ты, рассадник мерзости, митрополит, ты хуже схизматиков проклятых, и хуже мусульман, они хотя бы в открытый бой идут с именем Аллаха на устах,– грустно улыбаюсь ему.– Ты же… ты намного хуже. Да твои богохульные слова про Богородицу чего только стоят. Думал я, что одумаешься ты, ставленник отца моего, да видит бог, стало только хуже.
-Так надо, царь, так надо! Русский мужик должен виниться и каяться, силы своей настоящей не понимать, чтобы управлять им было сподручнее, дергать за ниточки и смеяться над ним, потому как он холоп и раб!!
-Нет! Не бывать этому! Запалили, вывели под корень целые селища, под проклятых еретиков-схизматиков Мой народ положить хотите?! Так вот что я скажу тебе митрополит: Хрен вам всем! Я лучше вас всех на дыбах развешу и воронью на поживу оставлю, чем допущу таких как ты властвовать, над нашими бессмертными душами,– ярость, успокоившаяся было до времени, заново поднялась из глубин души, требуя выхода.
-Поздно, царь, уже поздно, что либо менять, твой батюшка сам хотел этого и сделал первые шаги к уничтожению прошлого столь непокорного народа!– усмехнулся митрополит.
-Что ж, раз батюшка сделал столь непотребное дело, то мне как его сыну надо его исправить!– встаю с трона, поглаживая подбородок, с недельной щетиной.
Не торопясь, легонько хлопаю в ладоши, так чтобы звук получился едва слышным. Не понимая что я делаю Стефан хмурится, смотря в мои глаза. Между тем из-за портьеры вышло трое лейб-гвардейцев в темно зеленых мундирах войскового покроя с позолоченными портупеями и голубыми аксельбантами. Слева на поясе у каждого висели сабельные ножны, а справа болтался принятый как основное оружие любого офицера – обрез. На головах вместо глупых и никому не нужных треуголок были черные береты, такие же, как у витязей, только кокарда была не с вставшим на задние лапы медведем, а с двуглавым орлом, держащим в своих лапах скипетр и державу.
-Возьмите его ребята, проведите в Митрофану, расспросите хорошенько, кто там такой прыткий выискался, что решил так сильно роды славянские обрубить? А потом ко мне на доклад…
Митрополит, не понимая в чем дело посмотрел на лейб-гвардейцев с недобрыми усмешками подходящему к нему. Приказ и долг превыше всего!
-Что здесь происходит?! Ты не посмеешь! Это ведь я помог тебе возвести твоего вы…– побледнев Стефан Яворский сделал шаг назад, хватаясь за нательный крест обоими руками, будто бы ища спасение в золотом распятии.
Не давая митрополиту отойти от шока, один из лейб-гвардейцев медленно вытащил из-за пояса небольшую дубинку, обшитую льняными полосами, позволяющими «смягчить» удар, при этом гарантировано оглушая и дезориентируя противника. Такого пренебрежения к собственному сану митрополит не выдержал и с тихим всхлипом развернулся, попытавшись броситься к двери, однако сержант лейб-гвардии Протасов без размаха ударил Яворского по затылку, оттягивая навершие чуть-чуть вниз, проводя удар по скользящей…
* * *
Воспоминания последнего разговора с митрополитом Рязанским кольнули глубоко внутри, оставив ядовитый след в ране. Гнусно понимать что есть такие люди, лучше бы и не знать про них… наверное не знать, вот только мне то что с этим делать? Вешать их всех или сразу в порубь кидать? Хотя чего это я тут расклеиваться начал, будем делать как должно, а не так как хочется этим уродам. Делай что должен и будь что будет!
Мой взгляд переметнулся на колонны солдат, готовящихся к маршу. Впереди голые безжизненные земли. Увы, но благодатный край этой веной превратился в чернеющую от засухи угнетающую пустыню. Даже трава и та пожухла, хорошо, что фураж был заготовлен много большего объема, иначе всю конницу пришлось бы посылать верст за двадцать в разные стороны, на поиски корма.
-Нам нельзя идти дальше, ваше величество, османы уже сосредоточили силы возле Исакчи…– молдавский князь, принесший мне вечную клятву верности сразу же как только армия перешла границу княжества, с беспокойством вглядывался в горизонт.
-Это почему же нельзя идти, князь? Только потому, что османы уже вышли или потому что тебе не хочется с ними встречаться?
-Ваше величество не оскорбляйте меня такими домыслами!– гордо поднял голову Кантемир, с негодованием глядя на своего господина.
-Я знаю, что усилия, приложенные тобой, стоят многого, и я не хотел никоим образом задеть тебя. Просто согласись, странно, что ты так рьяно именно в последние дни выступаешь за оборонительную войну,– не глядя на собеседника, я поглаживал Ярого, глядящем на раскинувшуюся в низине равнину безмятежным взглядом, готовым в любую секунду смениться кровавой беленой боевого задора и ярости.
-Так ведь у нас всего шестьдесят тысяч солдат, а мои лазутчики донесли, что у визиря почти двести сорок тысяч, вместе с корпусом янычар и четыреста пятьдесят орудий разных калибров.
-Ну и что? Ты думаешь, наших 140 орудий не хватит?– с улыбкой спрашиваю его.
-Не знаю,… конечно, османы уже не те, что были прежде, но ведь у них артиллерии в два раза больше. Пускай пользоваться ею они, скорее всего толком не умеют, за исключением особо боеспособных частей, да вот только какая разница как точно ты попадаешь на полверсты, если противник перед тобой будет всего в сотне саженей, а то и того меньше?– с сомнением спросил Кантемир.
-Не переживай, князь, этот случай как мне кажется не про нас. Посылать на убой своих солдат я никогда не стану, а вот визирь думаю, удержать свою вооруженную толпу от опрометчивых поступков вряд ли сумеет. Так что у нас все будет хорошо… по крайней мере я на это надеюсь.
Мои слова видимо прошли мимо ушей молдавского господаря, невнятно пробурчавшего себе что-то под нос, отъехавшего к своим старшим офицерам, вяло переругивающимся между собой. Увы, но обещанные 18 полков, полностью укомплектованных по русскому образцу Кантемир предоставить не смог, впрочем это я и так знал, так что особо на него не рассчитывал, вместо 12-ти было 6 куцых почти полностью укомплектованных полков. По сравнению с нашей русской армией молдавский корпус смотрелся несколько блекло. Однако это только первый звоночек. Я прекрасно помню, что валашский князь Бранкован, предал Россию сразу, как только к границам подступили османы. И тем самым обещанные 100 тысяч голов крупного рогатого скота пропали, вместе с месячной провизией на 60 тысячную армию.
Однако сейчас валашский господарь не сможет предать, конная дивизия светлейшего князя Меншикова, состоящая из половины всей кавалерии: 7 драгунских полков и четырех тысяч иррегулярной кавалерии уже переправилась через реку Серет, забирая по пути созданные Бранкованом магазины для армии. Которые тут же под конвоем посылались к Фальчи, а отсюда уже к Галацу, конечному пункту дислокации русских войск.
Я прекрасно понимаю чрезвычайно важное значение захвата всей Молдавии до того как османы успеют собрать все силы в кулак. И думаю, это с горем пополам мне все же удалось. Да пускай армия несколько растянулась, и отряды кавалерии рыщут годную для прокорма траву, но все же первоочередная задача нами выполнена! Княжество лояльное России с радостью приветствует идущую по ее землям русскую армию.
После того как наша армия достигла Ясс, мне пришлось ждать еще три дня, дожидаясь последнее пополнение, марширующее по пыльным дорогам, с мыслью о том, что они идут спасать своих православных собратьев от гнета мусульман. И надо признаться, у меня у самого порой проскальзывают такие мысли.
Но вот сейчас, сидя верхом на Яром, я понимаю всю тщетность тактики быстрой войны. Да-да, моя идея быстро перебросить солдатские полки в низовье Дуная, аккурат к Браилову или тому же самому Галацу провалилась с треском. Посаженые на коней солдаты не могли двигаться столь скоро, постоянно сказывалась нехватка провианта или фуража. Затруднения, встреченные фельдмаршалом Шереметевым с самого начала в отношении конского состава и огнестрельных припасов не позволила нашей армии передвигаться столь быстро. Жаль, конечно, однако и то, что мы опередили турок уже хорошо! Нет той проблемы, которая была у Петра в моем времени, нехватки провизии не наблюдается, подвоз боеприпасов налажен, пускай не так как в самой России, но все же лучше чем вообще никак. Даже татары, вечная проблема наших коммуникаций и обозников армии, сейчас сидят у себя на полуострове.
-Государь там гонец прибыл,– один из адъютантов в ожидании замер чуть в стороне.
-Зови.
Колонны приготовившихся маршировать солдат замерли на своих местах, полки разделяла артиллерия нового и старого образцов, приведенная наконец к общим стандартам русских литейных заводов. Чуть позади всех на маленько холме замерли три гвардейских полка. Приказ оставаться на месте для них был персональный. Арьергард армии как и авангард незаменим, это не приложенная истина.
-Ваше величество, донесение из Москвы…– на вытянутых руках поджарого солдата, исполняющий роль гонца лежал сверток со свободно свисающей печатью.
Поблагодарив его кивком головы, слегка махнул ладонью, мол иди, ломаю сургуч…
«Сокол мой ясный, нет сил, терпеть и томиться в этих палатах белокаменных. Скучаю я безмерно без тебя, мой ненаглядный. Ты наверное заждался, извелся весь? Думы думаешь да от баталий отвлекаешься, подвергая лишней опасности не только себя но и твоего сына малолетнего…
Да-да, родился у нас в ночь на 16 апреля сего года витязь, соколик ты мой ясноокий! Или ты сомневался в этом? Спешу сказать тебе сию приятную весть и ниспросить благоволения окрестить дитяко наше, именем тем которые ты говорил мне еще в прошлом году, в честь Ярослава Мудрого, если же не хочешь этого, мой господин, то приезжай скорее ко мне и своему чаду, заждавшемуся своего батюшку так же сильно как я сама.
Твоя Оленька».
Вопреки собственному желанию на мои губы наползла счастливая глупая улыбка, заставившая недоуменно нахмуриться Кузьму и Алехандро, застывшими рядом со мной соляными столбами. Прохор же, передав командование полком своему заместителю, обретался с другими полковниками в походном шатре, изучая выкладки по нашей кампании, названой просто и без затей: «Турецкой акцией».
-Разбивайте лагерь прямо здесь, господа генералы. Сегодняшний переход откладывается на день,– поворачиваюсь к генералитету, подавая знак горнистам играть команду: «На постой!»– Сын у меня родился аккурат три недели назад! Сегодня гуляем все!
-Ура! Слава царю Алексею!– грянули первые из всех собравшихся мои телохранители – лейб-гвардейцы, во главе с майором Михаилом Нарушкиным.
Тут радостные выкрики подхватили и все собравшиеся подле меня: генералы, штабные офицеры, адъютанты… десять минут и настроившиеся было на долгий марш солдаты с удивлением взирали на праздничные приготовления, заготовку шутих и петард. Складывалось такое впечатление, что завтра будем праздновать годовщину Полтавской победы. С моей легкой руки сей день был провозглашен как День Защитника Отечества.
А что, вполне удовлетворяет всем параметрам, столь необходимым для нашего народа. И врага побили, и гордость проявили и праздник дали и в то же время сразу солдатской, да и все воинское сословие подняли на другой уровень, пускай пока это незаметно, да вот только указы, направленные на улучшение качества армии подписываются мной чуть ли не еженедельно.
Глобальных среди них, конечно почти нет, но вот по мелочи очень даже не плохо получается. Ведь если к примеру солдат за свое Отечество кровь проливал, то почему если он становясь калекой должен быть изгоем? Неужели у русского человека такая мерзкая и черствая душа, что он позволит случиться такому? Нет, конечно же нет!
Отродясь такого не было и не будет, ведь сам государь должен в первую очередь заботиться о собственной армии, холить ее и лелеять, не забывая однако удерживать ее в ежовых рукавицах требуя все то, для чего она собственно и создавалась – гарантий мира и благополучия своего Отечества.
А коли какой государь забудет сию истину… что ж мне жаль этого безумца, ибо в скором времени он будет кормить не свою армию, а армию захватчиков или же «союзников», вот как к примеру сейчас стоят наши и саксонские корпуса и ничего с этим шляхта сделать не может, правда Август там король, но ведет он себя явно не по-королевски…
…Прошло две недели с момента прибытия гонца со столь радостным известием. Княжество Валахия, во главе с великим спафарием Фомой Кантакузиным, объявленным гласом народным, вошло в союз с Россией и Молдавией, почти на тех же условиях что и Молдавия. От его же имени была дана присяга верности, благо, что он сам еще две недели назад прибыл ко мне в ставку.
Драгуны Меншикова занятые переправкой продовольствия к театру военных действий на дунайском побережье временно выбыли из рядов кавалерии, а это почти семь тысяч регулярной армии, седьмая часть как никак, но не это главное. Сейчас важно запастись терпением и ждать вестей с Крыма и Кубани, а так же дождаться прихода корпуса князя Долгорукого из Польши, вместе с обещанными 10 тысячами воинов Августа. Да и рекруты обоих княжеств, сражающиеся за свою свободу от гнета султана не мало важны, особенно когда подкрепления подтянуть в этот район крайне проблематично, не Россия же, в самом то деле.
Гарац, большой приятный город стоял на берегу Дуная, густонаселенный, но крайне плохо защищенный от нападения мог бы стать превосходной ловушкой для любой армии, захотевшей расквартироваться в нем.
Поэтому собственно армия и находилась в сорока верстах ниже по течению, в краях мало задетых весенним нашествием саранчи и одновременно с этим довольно благообразных для удачной переправы в течение трех-четырех дней, на случай срочного изменения планов войны. Полевая крепость росла как на дрожжах, артиллерия, экономя снаряды и порох сделал пробную пристрелку по заданным секторам, замолчала в ожидании врага.
-Левой! Левой! Раз, раз…– голоса сержантов далеко разносились над импровизированным плацем, утоптанным тысячами армейскими сапогами за последние четыре дня.
Между тем генералы и полковники, разбив свои полевые шатры, в расположении своих частей каждую свободную минуту посвящали обработке получаемых от лазутчиков данных. Со дня на день в поле зрения дальних дозоров должна появиться, эта разношерстная армия визиря. И в довершении к этому в славянских землях Османской империи уже несколько месяцев проходят организованные восстания против мусульманского ига, под чистую, вырезая слабые гарнизоны черногорских поселений.
Кампания турок начинается не самым приятным образом. Воевать на три фронта для империи сейчас верх расточительства, а при поражении армии великого визиря последствия для империи не сможет представить и сам султан.
-К вам, ваше величество его высокопреосвященство патриарх Иерусалимский…
В мой шатер, поздно ночью, при свече толстых восковых свечей и масляных лампадок вошел мой камердинер, тихо шепнув мне о тайном прибытии столь высокопоставленного лица.
Кивнув, я убрал со стола листы с тактическими схемами, достал початую бутылку вина, плеснул немного в стаканы перед собой и замер, водя пальцев по дужке золотого кубка…
Через минуту полотняная дверь откинулась в сторону, и под покровом темноты в мой шатер вошел облаченный в темный плащ мужчина в преклонных годах. С улыбкой на устах я приподнялся, слегка поклонился, соблюдая правила приличия, все-таки не абы кто передо мной, сам патриарх Иерусалимский, насколько правда он похож на себя с портрета судить мне рановато, темно знаете ли.
-Я очень рад, ваше величество, что вы так быстро смогли меня принять,– с какой-то опаской тихо сказал патриарх, как бы между делом протягивая мне свою ладонь для поцелуя. Алые рубины сверкнули в свете факелов и медных лампад.
Я же только протянул свою руку на встречу, слегка сжал пальцы и… все, на большее пускай не рассчитывает. Не хватало только русскому царю руки не пойми кому целовать!
-Я тоже рад тому обстоятельству, что могу лицезреть патриарха иерусалимского Хрисанфа, но вот как и для чего вы здесь, ваше высокопреосвященство? В такую темень прийти в сей лагерь…
-Но ведь я отписывал вам, ваше величество, что обстоятельства требуют не огласки сего шага,– попытался оправдаться патриарх.
-Да-да, конечно, несомненно, дело это запутанное и странное я бы даже сказал. Вот поэтому я и согласился на обсуждение его в такую темень, иначе бы вы были вынуждены прибыть как и подобает православному иерарху,– слегка хмурю брови, намекая на то что хотя Иерусалим и о власти османов, однако недовольства этим обстоятельством Хрисанф кажется не испытывает.– Так в чем же дело, ваше высокопреосвященство? Объясните мне, а то признаться честно из вашего письма я только понял что вы желаете как можно скорее увидеться со мной.
-Это так и не так одновременно, ваше величество. Увидеться я желал как можно скорее, но не помышляя о том, чтобы этим как то вам навредить, скорее даже наоборот…
-Присаживайтесь, мне кажется, нам предстоит долгий разговор,– указываю патриарху на одно из походных кресел, сделанное из толстых ивовых ветвей искусным ивановским мастером.
-Спасибо,– тяжело дыша, Хрисанф облегченно выдохнул и расслабленно замер, привыкая к его необычной форме.– Я прибыл к вашему величеству с секретным поручением от султана.
-Хм, по меньшей мере, это уже интересно,– мои брови медленно поднимаются вверх, такого признаться, я не ожидал, ведь даже боя ни одного не было, так пара стычек драгун с местным ополчением за Дунаем, ничего более.
-Султан предлагает вашему величеству мир сроком на двадцать лет со следующими условиями: все земли до Дуная: Новороссия с Очаковым, Бессарабия, Молдавия и Валахия отходят к России, взамен же царь обещает вывести войска с Крымского полуострова и не вести переговоров с христианскими народами империи,– небольшой свиток пропал в одеянии патриарха, сам же Хрисанф с ожиданием замер передо мной.
«Что ж, опасения султана понятны, ему не хочется видеть объятые огнем восстания свои христианские владения, к которым на голом энтузиазме может присоединиться и мусульманская чернь в центральных областях… но вот имею ли я сам право соглашаться на это? Ведь доверились черногорцы, сербы, греки, они же уже сейчас режут турок как курей. Если я соглашусь, то все они будут убиты, а их семьи окажутся в том положении, когда лучше умереть, но не сдаться на милость врагу,– мысли метались, словно обезумевшие кони, голова пухла от дум и понимания, что легкая победа не может быть твердой и окончательной».
-А вы сами, патриарх как думаете, могу ли я согласиться на это?– напрямую спрашиваю Хрисанфа.
-Да, можете, ваше величество,– тут же ответил он.
-Вы не правы,– тихие слова слетают с губ, на висках выступают капельки пота.– Ступайте, ваше высокопреосвященство, мира с султаном на таких условиях не будет.
-Но почему?!– изумился патриарх, с непониманием глядя мне в глаза.
-Да потому что все приходит само в руки не задерживается в них сколько-нибудь долго! Только собственными усилиями можно добиться того, чтобы наши свершения жили в веках, а не захирели через пару десятков лет! Ступайте патриарх, ступайте, не вводите меня в искушение…– закрываю глаза, до крови кусая губу.
-Прощайте молодой царь, да пребудет с вами бог и поможет в ваших начинаниях,– Хрисанф устало благословил меня и тихо вышел из шатра, не видя, как по подбородку маленьким ручейком стекает алая кровь, а из глаз катятся капельки слез.
«Простите меня, сыны Руси-матушки, но так надо для наших потомков, так надо для нас самих, так надо нашим братьям…».
Далеко за полночь в шатер вошел Никифор, тяжело вздохнул и вышел.
В руке государя был зажат листок с посланием от австрийских сербов из городов Арада и Сегедина, привезенная сотников Богданом поповичем в апреле этого года:
«О благочестивейший царь, красносиятельное солнце правды! Милостивым оком воззри на нас, убогих, и твоими царскими щедротами промысли о нашей отеческой Сербской земле, от многих лет, грех ради наших, ярмом бусурманским обремененной, особенно когда воздвигнет господь бог крестоносную десницу твою на бусурмана; не забудь и нас, малейших, приглашением царским и милованием своим, да и мы потщимся службою своею за своего православного царя».
Чернильные строчки смешались с блеклыми каплями слез, попавшими на листок.
Май 1711 год от Р.Х.
Москва. Кремль.
В большой палате было около двух десятков человек. Все они собрались за длинным прямоугольным столом, сделанным из черного дерева, с резными ножками. Собравшиеся советники сидели на мягких высоких стульях, озадаченно поглядывая на пустующие места. Коих оказалось семь. Немного возвышающийся над всеми трон государя, слева от него трон поменьше – государыни, оба они пустовали. Но вот где остальные пять советников? Куда запропастились облеченные царским доверием бояре и возвышенные по своему разуму людишки?
Прошли полчаса с момента начала первого заседания Царского Совета без участия государя, но вот пустующие места так и оставались пустыми…
-Ну что ж, господа, раз уже царь-батюшка доверил мне право председательствовать на сим собрании, то дожидаться ослушников нам не стоит. Кара найдет их сама,– встав, со своего места старый князь-кесарь, тяжелым взглядом обвел палату, будто пришел не в государев дом, а к себе в рабочий кабинет.
-Так, может подождем еще, авось подойдут, опоздавшие то?– спросил князь Волконский.
-Нет, мы итак уже полчаса прохлаждаемся, дурными делами занимаемся, а указы государевы не выполняем. Так что начнем прямо сейчас. А ну дьяк, читай первый указ, царя Алексея Второго!
Из угла вышел невысокий ссутулившийся человек, у него под локтем была зажата кожаная папку с серебряной тесьмой. Родовитые бояре с праздным любопытством смотрели на дьяка идущего к трибуне, однако молодые соратники государя даже не обратили внимания на идущего человека, листая перед собой какие-то бумаги.
-Кхм,– кашлянул дьяк, открывая папку, прочищая горло.– В этом указе, прошу я вас господа бояре и дворяне, верной службой своей доказавшие свою преданность нашему Отечеству начать с сего дня полноценную работу Царского совета с расширенными полномочиями. Которые тяжким бременем ответственности ложатся на ваши плечи, ибо нет рядом с вами меня, а следовательно только голоса советников могут обладать законодательной и исполнительной властью. Вы, господа в ответе за все решения и все действия до тех пор пока я отсутствую, однако зная породу людскую: ленивую и вечно хнычущую предупреждаю вас сразу же, если кто из вас надумает воспользоваться временем и прибрать к рукам часть казны, али выгод каких, то забудьте об этом. Каждая провинность советника тяжелым бременем ляжет на плечи его семьи и родственников, а штрафы за содеянное могут быть в десятки раз больше нежели те сумму которые вы сможете получить на сей должности. Те же советники кто решат просто-напросто уклониться от своих обязанностей будут наказаны мною лично и каждый в отдельности.
Так же хочу заметить, что документы, принимаемые вами, должны быть подписаны каждым советником единолично. Мои указы, кои будут вам зачитаны, прошу внимательнейшим образом изучить и выполнить без промедления, назначив ответственным за их исполнение не более одного советника, который может следить только за одним из моих приказов.
-Так это не награда царская за верную службу, а кабала!– возмутился Дмитрий Михайлович Голицын, родной брат генерал-адъютанта Михаила Михайловича Голицына, сражающегося в это время с хлипкими шведскими гарнизонами в Финляндии. С помощью галерного флота под командованием контр-адмирала Ильи Федотова, осуществляющим десантные операции на побережье. Сам же адмирал Апраксин спешно отбыл в Воронеж, готовить построенные корабли к отправке к Азову в Южный флот, где и принять командование над ним.
-Вот как ты заговорил, князь? А неужели для тебя служба должна на перине быть? Коли так то плати отступную и лишившись родового имени, иди в царские закупы,– князь Ромодановский с усмешкой глянул на тридцатилетнего мужа, останавливая дьяка поднятием руки.
-Да, что ты говоришь, князь-кесарь, какую отступную, какое лишение родового имени?– посыпались со всех сторон вопросы советников.
-Не так скоро, судари, всему свое время. Продолжай Евсей…
Из дальнейшего чтения господа советники выяснили, что с этого дня, подкрепляя январские указы о наследии поместьями и землями служивыми, каждый служивый человек, будь то губернатор или мелкий помещик, обязан нести службу государеву. В противном случае, дабы исключить и предотвратить разброд среди дворянства государевы земли отбираются в казну. Если же кто из высокородных господ не желает служить во благо Отечеству, то у него есть возможность избавить себя от столь почетной обязанности, заявив об этом своему губернатору при свидетелях с подписанием отказной грамоты от своего родового имени и большей части земель. Тем самым сей человек, отказавшись нести службу, имеет право жить на землях Русского царства, не призываясь ни по рекрутскому набору, ни по велению государеву. Те же, кто со злостным умыслом уклоняются от службы, обязаны быть отбриты в рекруты и препровождены на граничные земли, потом и кровью искупить свои грехи злонамеренные.
После этого, довольно содержательного, а самое главное много объясняющего вступления дьяк Евсей начал зачитывать указы о тех делах, которые должны быть сделаны в первую очередь, потом во вторую очередь и так далее, до самых незначительных. Коими является распределение граничных дорожных земель среди городов, за которыми они обязаны следить и собственно прокладывать оные, ежели таковые не имеются, тем самым, освобождаясь от ряда налогов.
В первой очереди оказалось всего несколько указов: о переписи населения и открытому перечету всех людей царства. Об открытии в Москве первого русского университета и создании его регламента, а так же содействии в этом благом деле государыне. О создании для переселенцев с Прибалтики прорусских зон с подавляющим числом русского люда, а так же о подсчете и создании фонда для русских переселенцев к западным границам. И последний указ о срочном переводе башкирских полков из Финляндии в княжество Молдавию для усиления армии его величества, заготовки и отправки обозов с продовольствием и боеприпасами по заданным маршрутам.
Далее после этих, несомненно нужных указов шли указы помельче, однако злободневней и оттого еще утомительней. Рабочий день Царского Совета предстоял быть тяжелым, а таких деньков будет еще три как минимум, пока не будут назначены ответственные лиц и не утрясутся все организационные моменты с самими советниками.
Мало кто из собравшихся в рабочей палате московского Кремля советников догадывался, к чему могут привести все эти новшества, понемногу расползающиеся по земле русской, словно паутина сплетенная ловким арахнидов. Да и как они могут ждать от молодого государя действительно дальновидных поступков? Ведь все думают, что он руководствуется напутствием отца и просто доводит до логического завершения начатое или готовое для начинания его отцом.
Глупцы!
31 мая 1711 года от Р.Х.
Мадрид.
Резиденция короля.
Перед большим решетчатым окном, сейчас распахнутым настежь, стояли двое: немолодой мужчина и еще сохранившая былую красоту женщина лет тридцати. Позади них, на кресле сидел молодой щеголевато одетый человек с улыбкой на устах следящий за резкими взволнованными движениями парочки.
-Нет, на это мы пойти не можем, отдать исконные земли…
-А что лучше потерять половину всех земель здесь на континенте, королева? Ведь без помощи русских мы через пару лет, а то и через год не сможем даже здесь в благословенной Испании отбить нападения англичан. А ведь еще этот эрцгерцог… кортесы Арагона, Валенсии, Каталонии уже присягнули ему,– премьер-министр громко шептал женщине на ухо, взывая к благоразумию.
-Но ведь Гибралтар ключ к внутренним морям!– продолжала упорствовать Мария-Луиза.
-Так пусть он будет в руках у далекой России, а не у англичан, ведь они уже завоевали себе все моря, и если им дать порт в этих землях, то они вовсе станут хозяевами морей,– Альберони как можно настойчивей разъяснял возможные последствия обоих шагов. Аббат сам иногда ужасался тем проблемам, которые могут возникнуть, если на Гибралтаре засядут англичане.
Альберони, постояв пару секунд, отошел к столу, возле которого в глубоком кресле сидел русский посол боярин Борис Долгомиров, больше не настаивая на своей точке зрения, позволяя королеве самой решить, какое из двух зол меньшее.
-Сеньор посол, то, что вы предлагаете, исходит от вашего государя или только от его сына?– королева, тяжело вздохнув, повернулась в пол борота к боярину.
-Прошу меня извинить, ваше величество, но у моего государя нет детей, по крайней меря я о них пока не знаю,– встав с кресла, поклонился Долгомиров.– Что же до предложения то оно исходит именно от царя и ни от кого более.
-Хм, странно все это. А как же полномочный посол Алексей? Ведь он сын победителя шведов? Неужели он умер?– с удивлением спросила Мария-Луиза.
-Никоим образом, ваше величество, что вы! Алексей Второй жив и бодрствует, да продлятся его дни как можно дольше. Вот только его батюшка Петр Первый скончался…
-Ах, как это печально! Примите мои соболезнования, я даже не знала,– притворно покачала головой королева.
«Как же не знала, я первым делом сразу же заявил об этом, но ничего, взбалмошная сударыня посмотрим кто будет смеяться последним,– с некой злостью подумал Борис.»
-Однако сеньор посол вы понимаете, что такая уступка будет крайне дорогим подарком для далекой России…– поворачиваясь к окну сказала королева. Альберони же отошел чуть в сторону, за спину Долгомирову.
-Как же так, ваше величество? Ведь эти земли сейчас в руках англичан и они вряд ли отдадут их обратно, если их не выбить оттуда. А насколько мне известно у вас этих сил нет и в ближайшее время не появится, извините за резкость,– с улыбкой ответил боярин глядя на нахмурившуюся королеву.– Если позволите, то я даже могу приблизительно обрисовать ситуацию в ближайшее время. Жаль только что эти слова моего государя, а не мои. Ведь они удивительно точно передают положение дел в Испании.
-Говорите, сеньор, нам чрезвычайно интересно услышать предположения вашего господина,– сказал Альберони, королева же молчала.
-Извольте, в ближайшее время король Франции, чьи армии терпят поражения чаще, чем выигрывают, захочет свести кампанию союзников на нет, перейдет в глухую оборону, да вы и так об этом знаете, ведь попытки заключения мира уже были… Вы же, останетесь один на один с Англией и взбунтовавшимися провинциями, поддерживаемыми Габсбургами. В таком положении, когда в стране голод и разруха трудно удержать целостность империи, да и Новый Свет не сможет окупить войну, ведь караваны попросту не доходят до Испании…
-С чего это вы взяли?– нахмурился премьер-министр.
-Не важно, просто обычная констатация фактов ничего более. Я думаю, дальше продолжать не имеет смысла. Но в силу некоторых обязательств мой государь предлагает другой вариант, который возможно удовлетворит обе державы.
-Это какой же?– не удержался Альберони.
-Беря на себя некоторые дополнительные обязательства, Россия желала бы получить Пелагские острова в аренду сроком на сто лет с возможностью выкупа этих земель в случае поступления такого предложения. Кроме того нашим купцам должно быть предоставлено право сроком на десять лет торговать с заниженными пошлинами или вовсе без них,– поклонился посол глядя в лицо королевы.
Премьер-министр молчал. Мария-Луиза стояла возле окна, не двигалась, однако пальцы рук едва заметно теребили складки королевской мантии. Королева думала, а русский посол не мешал, выжидая, что и говорить Гибралтар России сейчас нужен так же как и корове седло. Однако от морской базы рядом с дружественным Мальтийским орденом государь бы не отказался, тем более если турецкая кампания выйдет особо удачной.
-Хорошо, возможно мы согласимся на это, сеньор посол, но вот что предложит русский царь Испании кроме тех караванов, которые уже пришли к нашим берегам, а они кстати говоря оплачены не по самым скудным ценам,– спросила Мария-Луиза.
-Отряд волонтеров сможет прибыть к берегам Испании будущей весной, при условии обеспечения их всем необходимым они смогут самостоятельно вести боевые действия против ваших врагов,– склонил голову Борис Долгомиров.
-Как это самостоятельно вести боевые действия?– удивился Альберони.
-Специфика подготовки большинства волонтеров не позволяет им быть под командованием человека мало сведущим в их боевых качествах, поэтому офицер прибудет с ними. Вам же ваше величество необходимо дать цель и ждать результата,– повторно склонил голову посол.
-А не слишком ли вольные условия?
-На других условиях моя страна не сможет связать себя другими обязательствами, ваше величество, мы воюем на три фронта и не можем вступать в еще одну войну,– ответил Долгомиров, не глядя на Марию-Луизу.
-Что ж, если царь выполнит все условия в этом договоре, то мы выполним все наши условия, сеньор посол,– вздохнула королева, прикладывая королевскую печать внизу свитка с пунктами тайного договора.
В это самое время в Валенсии эрцгерцог садился на корабль, конечной целью которого будет небольшой городок на побережье Австрии. Для того чтобы вступить в свои права на владение империей Габсбургов. Именно после этого война войдет в фазу выжидания и точечных ударов, тактика обороны для континентальных держав станет единственно возможной. Однако Великобритания по-прежнему будет атаковать испанские караваны, побережье, завершив череду своих успехов высадкой десанта…
Но это может быть только через пару лет не раньше, при условии удобной базы на суше. Но вот будет ли эта база?
4 июня 1711 года от Р.Х.
Беркниш.
Его величество Алексей Второй.
Великий визирь с армией, насчитывающей около 240 тысяч солдат, вместе с ополчением, янычарским корпусом и слетевшимися со всех окраин империи стервятниками– мусульманами, неделю стоял на одном месте, встав лагерем в семи верстах выше по течению Дуная. Между тем наши приготовления были завершены, магазины, столь кропотливо собираемые фуражирами, наконец, оказались в одном месте под постоянной охраной и прямым доступом к ним армии.
Рейды русского 4-х тысячного отряда, спустившегося ниже по течению еще десять дней назад, доставляли немало неприятностей обозам османов, да и мелкие отряды, подтягивающиеся к ставке великого визиря порой пропадали и не доходили до места назначения, находя упокоение в мелких рощах.
Генерал Рене, командир этого отряда хотя и был в меньшей степени подвержен озарениям своего гения, как к примеру светлейший князь Меншиков, с успехом проведшим операции в Валахии и на левом берегу Дуная, под самым носом турок спалив склады с запасенными боеприпасами для артиллерии. Однако при этом он был в относительной мере педантом, проверяющим маршрут предстоящего пути чуть ли не до каждого листика на деревьях, а это делает честь генералу не в меньшей степени, чем неординарные решения Алексашки, выслуживающим свои былые привилегии, в большей части навечно утерянные для него.
Кроме того, стрелковые команды витязей, состоящие из пары взводов, наконец, получили возможность испытать все те новые методы ведения войны, которые полгода вколачивали наставники корпуса, а иногда и я сам, частенько наведываясь в свой полк, беседовал с лейтенантами и капитанами «Русских витязей». Удивительно как могут быть реформированы молодые воинские соединения, да и сами витязи, которым только-только исполнилось 19-20 весен, в большей мере приучены к этому не как к необходимости, а скорее как к данности.
Взводы, лишившиеся «колпаков», собранных в одну артиллерийскую роту общим количеством в 20 единиц 12-фунтовых орудий, с приданными к каждому орудию лошадьми, получили по паре мортирок. Испытания, проводимые Прохором в Конских Водах, показали, что массовая атака мортирками хотя и эффективна, однако не выгодна из-за большого потребления припасов. Таким образом, получилось, что во взводе, под командованием сержанта оказалось четыре пятерки стрелков-фузилеров и две пары мортирщиков: 1 номер стрелок из мортиры, а 2-й номер носильщик больший части припасов, размещенных в заплечном ранце. Конечно дальность мортирок много меньше дальности стрельбы «колпаков», но при этом больше дальности стрельбы фузей раза в три. Так что получалось, что в полусотне, под командованием лейтенанта было более чем достаточно, малогабаритного стрелкового оружия.
И вот, разбившись на полусотни, все роты, сменяя друг друга выпускались «на прогулку» в тыл турецкой армии, за исключением артиллеристов и лекарей с вспомогательной ротой (взвод инженеров, взвод саперов, взвод охраны обоза и полкового инвентаря). Жаль только, что данная тактика оказалась эффективной только в первые три дня, после чего великий визирь Балтаджи начал шерстить прилегающую территорию легкой конницей, которой как уверяют те же лазутчики едва ли не больше пехоты…
На один из таких разъездов и попала первая полусотня лейтенанта Ракова, едва подошедшая к намеченной позиции…
Десяток идущий впереди внезапно остановился, первая пятерка упала на колено, скинув фузеи с погона на плече. Вторая пятерка встала в паре локтей от них, приготовившись к стрельбе, на концах фузей были серые «мушки», справа от которых блестели трехгранные штыки. Капралы слитным движением выхватили обрезы, занимая крайние места слева и права. Такой порядок делался для того, чтобы даже в малых воинских объединениях (от 2-х пятерок включительно) сохранялась наибольшая вероятность сохранения командного состава, пусть даже и урядного.
-Егор, отводи своих на пару сотен саженей назад, туда где тропа поворачивает круто,– Игорь Раков отдал приказ сержанту второго взвода, оставаясь на месте с мортирщиками и свободным десятком первого взвода.
-Но…– попытался возразить сержант, однако встретив взгляд командира поперхнулся и бегом бросился выполнять приказ, уводя своих людей к намеченному месту.
Между тем, заметившие появившихся из чащи конных степняков, непонятно как там оказавшихся, витязи по команде Капралов выстрелили, свалив троих османов наземь. Не ожидавшие такого хода событий степняки заголосили и бросились обратно, под сень молодых березок.
-Мортирки к бою! Стрелять парами, как только скажу, с упреждением на два пальца каждый! Пятеркам отойти за наши спины на дюжину саженей,– лейтенант дождался, пока витязи займут позиции, и хотел было вообще отходить назад к позициям, как в глубине чащи послышался треск сучьев и конское ржание.– Пли, ребята!
Первая мортирка, заряженная маленьким снарядом, сильно похожим на «кубышку» новых 12-ти фунтовых пушек, выплюнула продолговатый гостинец. Преодолев со свистом сотню саженей, снаряд взорвался аккурат в тот момент когда из чащи показались первые конские морды. Мелкие осколки первого снаряда, тяжело никого не ранили, однако бока пятерки коней степняков оказались в крови, а пара врагов вовсе сползла с седел, держась за кровавые пятна на стеганых одеждах. Но тут следом за первым взрывом последовали еще три, с интервалом в пару секунд каждый, накрывая осколками и граненой картечью вылетевшие на поляну десятки конников.
-Взвод в две шеренги!
-Первая на колено!
-Целься! Первая шеренга пли! Вторая шеренга… пли!– лейтенант не дал ошеломленному, мечущему в полусотнях саженей от стрелков противнику времени на раздумья и организации атаки.
Хлесткие хлопки, повторяющиеся через каждые 10-14 секунд, в течение минуты окончательно ошеломили степняков, оставивших на земле десятка четыре людских конских тел, кто-то из лежащих шевелился…
-Уходим! Мортирщики первые, четвертая пятерка прикрывает отход. Бегом марш!– Егор, оглянувшись назад, удовлетворено хмыкнул, конечно, выполнить задуманное государем не удалось, однако и этот результат более чем показателен для понимающего человека.
Между тем лазутчики докладывают, что в лагере Балтаджи намечается оживление. Кажется, великий визирь, наконец, решился атаковать. Да и что ему остается делать, если у него в руках едва ли треть действительно боеспособного войска, а остальная часть так, голытьба одна, ничего более. Правда, надо заметить голытьба многочисленная.
Как только стало известно, что визирь собирается нас атаковать, в моем шатре собрались все генералы и гвардейские полковники. После небольшого обсуждения был принят ранее проработанный план оборонительного боя с пятью выдвинутыми на сотню саженей люнетами, с промежутками в полсотни саженей. А в этих промежутках выставили четыре редута по четыре орудия в каждом. В люнетах же предполагалось всего по шесть орудий. Вся остальная артиллерия находилась на флангах развернутого в боевую формацию войска, под прикрытием Архангельского и Воронежского полков, с усилением в лице полутысячи казаков гетмана Скоропадского. Вот только сам гетман находится не со своими орлами.
Вопреки тактике данной эпохи, предписывающей четкое линейное построение, я, как и мой батюшка, несколько видоизменил ее, предпочитая пользоваться рельефом местности с наибольшей результативностью. Стрельбы батальонами, не говоря уже про стрельбу целым полком, отменил как таковые, да и стрельбу целой ротой пришлось отменить: напрасный расход боеприпасов как минимум. Так что единственной ценной единицей огня на поле боя является взвод или плутонг.
4-х шереножный строй выглядит следующим образом: первая пятерка встает на колено с примкнутыми штыками, вторая шеренга встает у них за спиной, держа через одного длинные пики, третья и четвертая готовятся к стрельбе по команде сержанта. Полковая и мелкокалиберная полевая артиллерия стоит аккурат за шеренгами, при должной команде взвод уходит за спины товарищей и орудие, выкатываясь на его место, делает выстрел, тут же откатываясь назад. Просто и эффективно, правда, пока на бумаге, да в учебных боях, коих было всего две штуки.
Вот только даже сейчас, памятуя о том, как хороши были русские егеря, со времен своего создания я думал, как применить их в данной баталии. Застрельщики-витязи, хорошо показавшие себя, как диверсанты подходили на эту роль как никто другой. Но вот смогут ли они не увлечься и не попасть под шквальный огонь противника? Не знаю, слишком уж разница в дистанции стрельбы из казнозарядных фузей с обычными своими товарками незначительна. Впрочем битва покажет кто прав. А будет ли она успешной, зависит только от нас и нашего мужества!
Валашские полки прибыли с опозданием, так что 8 полков: один конный и семь пехотных расположились на отдых в самом конце раскинувшегося полевого лагеря.
При этом великий визирь, собиравшийся три дня назад атаковать наши позиции, внезапно прервал свои приготовления и вернул часть выступивших войск обратно на место, видимо он не был уверен в своем преимуществе. Вот только Балтаджи все-таки сложнее удерживать свою армию в повиновении, да и провианта она потребляет несоизмеримо больше чем моя, а уж про дисциплину я вообще молчу, слава богу, донесения разведчиков поступают уже недели две без перебоя. Казаки ребята с опытом, языков привозят, будь здоров. Правда те мало что знают, попадаются мелкие сошки, вот бы какого-нибудь пашу заарканить, ведь их то не так и мало в турецкой армии, как никак здесь собрался весь сброд империи.
-Гонец от князя Долгорукого!
-Пропустите немедля,– махнув рукой, усаживаюсь обратно в кресло, глядя перед собой на сидящих генералов.
Часть из них смотрела на планшет, внося какие-то корректировки, часть разговаривала, друг с другом, и лишь фельдмаршал спокойно глядел перед собой, на стол, где замерли разнообразные фигурки пехотинцев и всадников. При известии о гонце все насторожились. Армия князя Григория Долгорукого в которую по договору с Августом вошел 10-ти тысячный корпус литовского гетмана Поцей насчитывала двадцать пять тысяч регулярных и иррегулярных войск, в том числе и семь тысяч башкирских всадников прибывших в Лифляндию в начале ноября прошлого года.
В шатер вошел поручик Сибирского полка, отдав честь он протянул фельдмаршала послание ,которое тут же перешло ко мне в руки. Не обращая внимания на него я сорвал печать и углубился в чтение. В послании говорилось о том, что польский резидент Волович по приказу своего короля выдвинул следующие требования: «Отдать Польше Эльбинг, Украйну Польскую и Белой Церкви, Риги и всей Лифляндии, отдать все польские и литовские пушки в крепостях, не брать контрибуций и провиант в Польше русским войскам, расположившемся в ней, заплатить обещанные деньги войскам саксонским и литовским, наказать русских военачальников за их учиненные контрибуции, выдать полномочия о раздаче завоеваний в турецкой земле».
-Он что с ума сошел?! Сукин сын! Думает, что может такое требовать? Да он видимо совсем разума последнего лишился?– забывшись, я от неслыханного хамства Августа не сдержался.
-Что случилось государь?– всполошились генералы, не понимающие в чем собственно дело.
-Читай,– протягиваю генерал-майору Волконскому послание польского короля.
Внятно и громко зачитав послание, генерал-лейтенант замолчал на пару минут, в шатре установилась тишина, даже вздохов не было слышно. Однако прошло время, и негодование выплеснулось через край, гневные окрики слышались со всех сторон. Но все-таки не смотря на них я прекрасно понимал ,что случись такое, что Август решит пойти против России и мы может статься просто надорвемся, не хватит сил на войну со всеми. Придется делать уступки, к примеру, отдать часть пушек благо, что польских и литовских кот наплакал, да и десяток другой тысяч рублей придется отсыпать. Сучий сын!
-Господа прошу меня оставить. Готовьтесь к обсуждаемой диверсии в лагере визиря, он должен сам наброситься на нас, иначе его орда сомнет нас в чистом поле, да и эти,– в руке зажат листок с посланием Августа.– Самые требования говорят о многом. Нужно как можно скорее освободить часть армии, иначе соседи совсем разбалуются. А теперь ступайте, сегодня же ночью я хочу видеть зарево пожара в ставке Балтаджи.
Все вышли, гонец же остался ожидая моего приказа. Подумав, достаю перо и чернила, склянку с мелким песком и белый гербовый листок бумаги. Следует написать ответ как можно скорее, отряд князя нужен здесь нам как можно скорее…
Сотни драгун и казаков, вместе с отрядом калмыков уходили через северные ворота лагеря. Перевязанные морды лошадей, усиленные конные разъезды в пределах прямой видимости, все было сделано для того, чтобы рейд, возглавляемый генерал-лейтенантом Рене, удачно зарекомендовавшим себя как хорошо исполнителя прошел, так как задумывался.
Минуты проходили, а из лагеря продолжали выходить колонны воинов, почти восемь тысяч кавалеристов, из которых почти полтысячи посаженных на коней гренадер с полным боекомплектом гранат. Небо плотно заволокло тучами, где-то вдалеке шумели раскаты грома, однако отблесков молний не было видно.
Несколькими колоннами, по три конника в ряду, драгуны с казаками ушли в темноту. Где-то на периферии скакали сотни калмыцкого отряда в случае неудачи обязанные поддержать своих союзников.
Между тем сотни драгун не спешно на рысях двигались по дуге в сторону гомонящего многотысячного войска великого визиря. Государь несколько «размыл» первоочередную задачу этого дерзкого налета. Так как у турок артиллерии было, чуть ли не в три раза больше чем у русских войск, а вывести из строя орудия не представлялось возможным, то на военном совете было принято решение уничтожить запасы пороха. Столько сколько получится. Именно для этого и были направлены гренадеры, получившие по гранате с запальной трубкой, позволяющей бросившему ее воину в течение минуты убраться от этого места как можно дальше.
Кордоны турецкого воинства были сметены лихим налетом казаков, драгуны же, налетев с восточной стороны, на кое-как укрепленный лагерь внесли еще большую сумятицу в разбуженное войско Балтаджи. Однако командиры войска не сразу уловили непонятное устремленное к центру движение небольшого безумного русского отряда.
В большинстве случаев все стоянки и полевые лагеря делаются по одной схеме, могут быть различия только в местоположении складов фуража, пороха, снарядов и еды, да плюс к этому палатки командиров чаще всего находятся в том районе, где расположен его отряд. Так что благодаря разведки молдавского господаря, «прикормившего» некоторых фуражиров турецкой армии русское командование знало где находятся пороховые склады. Да вот только добраться до них не представлялось возможным. Об этом можно было и не мечтать: тройная линия защиты, сотни и тысячи фанатиков и бандитов, готовых накинуться на «грязного уруса», содрать с него живьем кожу и посадить на кол. В общем план был неосуществим… днем неосуществим, а вот сейчас, когда ночь и часть воинства растеряно столь необычным нападением шанс взорвать склады был как никогда большим.
Гренадеры спешно неслись к складам, на ходу опустошая седельные сумки от ручных гранат, внимательно следя за тем, чтобы на них не напоролись свои же собратья. Но несчастных случаев избежать не удалось, чуть ли не десять гренадер, передержав в руке опасный гостинец упали под копыта своим коням, навечно засыпая на этой грешной, кровавой земле.
Но как бы то ни было, роты гренадер быстро продвигались дальше, сонные турки разбегались в стороны, лишь небольшие группы воинов с кривыми ятаганами бросались на ровные ряды русских солдат, силясь сойтись с ними в рукопашную. Да вот только незамысловатый удар фузеи с примкнутым штыком чаще всего на месте прерывал потуги янычар. Трехгранные штыки с легкостью входили в тела войсковой элиты, скользили по ребрам, хрустели ломаемыми костьми.
-Петров скорее пали, гроза вот-вот начнется, не успеем же!– усатый драгун вылетевший откуда-то со спины шеренги гренадер что есть мочи орал кому-то во главе формации.
-Пробиться не можем, здесь их много собралось, потеснить надо!– отозвался уставший голос.– Подсоби, Яков, иначе все здесь поляжем, а приказа не выполним, братьям своим не поможем…
-У меня всего полсотни казачков Перышкова да два десятка моих драгун остальные полегли,– сказал сам для себя капитан, махнув палашом в сторону удерживающих позицию янычар.– Давайте братцы! Поможем нашим товарищам!
Кое-как пробившиеся к складам полсотни гренадер закидали ближайшие склады, не разбирая где, и что расположено. Первые крупные капли будущего ливня окропили землю, прибивая пыль и смывая алые разводы с мертвых тел.
Шум ночного сражения никто не слышал. Гроза разразилась сильная, шквальный ветер срывал палатки и шатры, валил молодые деревца наземь, выкорчевывая их за несколько секунд. Импровизированные конюшни разлетелись уже после десяти минут сильнейшего ветра. Столбы со слабым дощатым заграждением валялись на земле, лошади разбежались во все стороны, несколько кажется, даже к османам умудрились свалить. Упертые скотины! Правда и у турок дела обстоят не лучше, народу больше, а условия хуже, да еще и ночной рейд внес сумятицы в планы великого визиря.
Удивительно, но кажется, гренадерам все же удалось взорвать часть пороховых запасов, да еще и разворошить пару тройку хлипких лачуг, пускай порох и не взорвался, но и намокший он не представляет для нас опасности.
Из восьми тысяч налетчиков в лагерь вернулось пять с половиной. Почти три сотни гренадер из всего батальона остались в турецком лагере. Дорога к складам пороха оказалась кровавой. Но жертвы не бывают напрасными и каждая бочка пороха, пришедшая в негодность это десятки воинов в скором времени они займут позиции напротив армии Балтаджи. Такой наглости как сегодня великий визирь не простит, точнее не простят янычары. И если все пойдет, как задумано, то они разъярятся настолько, что полезут напрямую на нашу оборонительную линию!
Генералы сидели рядом со мной, не решаясь отвлечь от размышлений. Доклад командующего вылазкой, генерала-лейтенанта Рене, только что закончился, а он сам стоял передо мной, ожидая реакции с моей стороны.
-Я рад генерал, что ваша миссия завершилась успехом, надеюсь и в дальнейшем я смогу с гордостью говорить о ваших подвигах во славу Русскому царству!– слегка напыщенно сказал я ему, увидев, как зрелый муж, воюющий на стороне России уже десяток лет, счастливо улыбается.
«Пора вводить награды, а то слова это конечно хорошо, да вот только мат часть с видимым знаком отличия никто не заменит, что ж Георгия третий степени думаю, генерал-лейтенант заслужил. Но чуть позже, пока стоит думать о чем-то другом,– мысль мелькнула в голове и тут же пропала».
-Думаю, пара деньков у нас в запасе будет, пока Балтаджи армию немного переформирует, опять же глядишь, и князь с армией подойти успеет,– думать о том, что силы нужны на Западе страны, не хотелось, спешить в таком деле смерти подобно.
Глава 8
5 июня 1711 года от Р.Х.
Москва.
Резиденция патриарха Московского и Всея Руси Иерофана.
-Что это, епископ?– за столом из мореного дуба сидел зрелый муж, наполовину седая борода, легкий прищур голубых глаз, нетерпеливое перестукивание пальцев по крышке…
Патриарх Иерофан листал белоснежные бумажные страницы, на которых мелким убористым почерком нового гражданского шрифта были написаны какие-то предложения. Собственно эти предложения уже витали в воздухе, в большинстве своем озвученные государем, но при этом не доведенные до ума. Правда почти каждое из них было крайне неприятным для церкви. Для ее структуры и замшелой закостенелости.
-Это новшества, которые желал бы видеть его величество в православной церкви, а так же часть требований к простому люду, которые обязательно должны быть доведены до всех русских граждан,– перед патриархом сидел двадцати трех летний епископ. В его руках была копия тех листов, которые лежали перед патриархом.
Как и ожидал Варфоломей, разговор предстоит тяжелый. Упускать власть из рук патриарх Московский и Всея Руси не захочет, тем более после того как был создан святейший Синод, в который вошли семнадцать иерархов Православной церкви, а так же тринадцать церковных советников из числа старообрядцев, мусульман и одного представителя буддизма.
Проект создания Синода предусматривал в себе участие в делах духовных всех основных концессий Русского царства. Конечно духовные лица, не принадлежащие к православной элите обладают властью всяко меньшей, чем иерархи, но однако все они понимают, что этот шаг идет на встречу всем людям государства. От слов царь перешел к делам. Давая возможность не православному меньшинству высказать все свои неудовольствия напрямую высшей инстанции – Синоду. Таким образом, обиды на почве религии должны со временем сойти на нет. Ведь зачем лить кровь, если можно сразу узнать у царя ответ на свой вопрос, стоит только обратиться к своему представителю при Синоде…
Не все обещало быть безоблачным, однако зачатки положительных сдвигов были видны уже сейчас. «Лед тронулся господа!»
-Хм, допустим, с первым предложением я согласен, да и, начав обучать семинаристов, азам богоугодного травничества и лекарского дела мы сами удовлетворяем нашим делам. Но вот скажи епископ, для чего ты мне тут о крещении написал, неужели возомнил себя Никоном, решив новые порядки вводить?!– патриарх со злобой посмотрел на молодого выскочку столь рано получившего столь высокий сан, а вместе с ним и пост.
-Что вы, ваше святейшество, как можно? Я только свел воедино все пожелания государя нашего и те заметки, которые были собраны с февраля месяца в окрестностях губернии у искусных повивальных бабок, по приказу Алексея Петровича. Да и ученики государыни вместе с сановниками великоросскими уже начали отбирать добрые приемы этих бабок для книги научной,– спокойно ответил епископ, глядя на хмурого патриарха.– Вот во всех записях сказано, что много младенцем умирает от хвори, в течении недели после крещения в холодной воде, поэтому я и внес этот пункт. Царь все равно даст добро на отмену этого правила, но он попросил меня посоветоваться с вами ваше высокопреосвященство, как со знающим иерархом, как заменить можно это действо? Ведь отродясь крестили в воде незамутненной и чистой.
-Не думает царь о том к чему приведут замашки его, ой не думает. Молод он, горяч, все мечтает мир перевернуть да вот только крестить младенцев все равно продолжат в холодной воде и этого не исправить, разве что новых священнослужителей по-новому обучать,– с некоторой тоской сказал Иерофан.– Что же до воды… воды, что нам с ней придумать то? Хотя, постой! Да ведь можно и это дело благообразным сделать, все же в церквях тепло и закрыто, пусть в них и крестят, а воду настаивают внутри, не грея никоим другим образом.
-Вот видите, ваше высокопреосвященство, получилось же! Может, и другие неблагонадежные пункты исправить сможем, чтобы и нам отрадно и царь в радости остался?– с некоторой надеждой спросил епископ Варфоломей.
Судя по всему, патриарх уже смирился с тем, что придется принять большую часть этих нововведений. Да и стоит ли нагнетать обстановку, когда тебе в руки дали такую власть, когда над тобой только государь стоит, а остальные всего лишь помощники и слуги. Конечно, патриарху хотелось бы, чтобы он вообще был первым или на крайний случай равным государю, но вот эти мечтания отпали у него еще во время февральских выборов. Не даст царь свершиться этому, зарубит все попытки, а строптивого иерарха сошлет в дальний монастырь, на Соловки, к примеру, всяко пользы больше будет. Глядишь, десяток другой пушек за все время пребывания отольет в их литейных мастерских.
Главным условием назначения Иерофана на столь высокий пост была его лояльность к будущим реформам и начинаниям, гладко стелящимся под новый уклад русской жизни. Ведь со стороны все эти начинания кажутся именно возвращением в прежнее русло, после двадцати летней ломки наших традиций иноверцами и «просветителем-Петром».
-Давай епископ дальше рассказывай о задумках еретических…
-Да как же можно то так, ваше высокопреосвященство?! Все ведь для блага народа русского, для единения его с малыми народами, сам государь мне об этом говорил!– негодующе нахмурился Варфоломей глядя на задумчивого патриарха.
-Да-да, конечно. Вот только ты не думал, отец Варфоломей, что все эти новшества царские к плачевным результатам приведут? Появятся новые раскольники богомерзкие, мытарства начнутся, люд побежит с землицы…
-Кхм! Не будет такого, не глуп русский народ, видит он все и чувствует, если царь-батюшка для него добро делать будет, пускай и наказывая за глупость несусветную и незнание черное. Причина бунта может быть в другом, мне о ней сам Алексей Петрович сказал.
-Это какая же причина такая?– поинтересовался патриарх.
-Если иерархи воспротивятся и палки в колеса ставить начнут. Только тогда проблемы с народом могут начаться.
-Умен царь, хотя и молод, понимает что к чему.
-Умен, это вы правильно заметили, ваше высокопреосвященство,– хищно улыбнулся Варфоломей, маска почтения слетела с лица епископа будто ее и не было. Сидящий напротив него патриарх ощутимо напрягся, готовясь к худшему.– Радетель наш милостивый просил предупредить от глупостей всех тех кто решит что сможет в сторонке отстоятся и в тихую под себя грести. Такого не будет, как впрочем вы уже заметили. Нет ведь Яворского больше, в застенках сидит. Так и с остальными ослушниками будет, благо что раскольники угомонились уже, на места старые возвращаются, новшествам не противятся, так что сил у государя на розыск строптивцев найдется изрядно.
-Боже! Кого я пригрел на своей груди?– ошеломленно прошептал патриарх глядя в блестящие глаза епископа витязей.
-Успокойтесь, ваше высокопреосвященство, мы одно дело делаем и делать будем. Народ русский, православный не рабами себя чувствовать должен. Служителями и помощниками божьими! Так видит его наш государь батюшка, так и я его вижу, а вы поможете нам, и сами возвеличитесь, новых заблудших овец в лоно Церкви Православной приведя!
-Да ты понимаешь, епископ, сколько крови пролиться может из-за глупости этой несусветной?!– тихо спросил патриарх, начиная догадываться о том что хочет сказать его молодой протеже.
-Этого не будет, повторять ошибки прошлого мы не будем, нам нужно не так уж и много… время,– улыбнулся епископ, вставая с кресла.
Поклонившись и поцеловав золотой патриарший крест Варфоломей вышел, оставив на столе кипу бумаг, в которых были изложены все те новшества, которые в скором времени должны быть обязательно применимы в России. Вот только довести бы все понятно на Синоде всю полезность этих идей, тогда и проблем бы не было. Да вот только оппозиция, будь она не ладна, не дремлет!
7 июня 1711 года от Р.Х.
Беркниш.
Армия Его Величества Алексея Второго.
Раннее утро. Солнце только-только показалось из-за горизонта, окрашивая землю в розовый цвет.
Зеленые колонны, разбавленные алыми мундирами гренадер и красно-зелеными некоторых пехотных полков, не успевших сменить старые мундиры на новые, не спеша, выстраивались в четыре линии. В низине трех пологих холмов, на вершинах которых высились оборудованные артиллерийские точки – люнеты, плюс к этому пара редутов, была выдвинута вперед на сотню саженей, между ними замерли два люнета, расположенные на сотню саженей ближе к нашим позициям, нежели редуты. За ними. По бокам расположились еще два люнета, «закрывающие горлышко» возможной ловушки.
В четырех редутах разместились семнадцать рот фузилеров и три роты гренадер, поровну раскиданных по редутам. Однако в люнетах на холмах разместилось два батальона и почти вся полковая артиллерия, за исключением десяти 18-ти фунтовых орудий, размещенных в паре выдвинутых люнетах.
В паре верст от холмов, в небольшом перелеске разместились два полка драгун и полу тысячный полк донских казаков. Кроме того, трехтысячный отряд калмыков дрейфовал за пехотными линиями, между которыми виднелись небольшие проемы с полковой артиллерией.
Вдалеке двигалась разномастная громада турецкого войска…
-Государь, позиции согласно вашим указаниям заняты!– фельдмаршал чуть слышно подошел сзади.
-Хм. Кажется наконец началось князь?– поднимаю на него свои красные от постоянного недосыпания глаза. Блеклые мушки мелькают перед глазами.
-Началось. Если удастся выбить янычар с первой атаки, то можно не сильно опасаться остального войска, разве что степняков, да и тех только на коммуникациях да в тылу,– задумчиво ответил старый фельдмаршал Шереметьев.
-После нашей ночной вылазки, Балтаджи обязан вступить с нами в бой, причем на наших условиях. А учитывая, что половина артиллерии у них осталась в лагере, то можно предположить, что гренадеры Петрова совершили очень удачный рейд.
-Вполне вероятно, вот только турок все равно раза в четыре больше чем нас. Пускай они и голытьба, но все же многочисленная голытьба.
-Они не смогут развернуться для атаки кавалерией, фельдмаршал. Дунай справа, лесной массив слева, сама полоса для сражения не более двух десятков верст, места для маневра у них нет,– покачав головой отвечаю ему.
-Если наши редуты с люнетами не остановят их первые линии на подступах, то наша артиллерия их может не достать,– засомневался фельдмаршал.
-Время покажет, князь, да и я не позволю солдатам в люнетах отбиваться самостоятельно, пехотные линии не для того стоят, чтобы просто смотреть на сражение. Роты уже закреплены, генералы на местах, все прекрасно знают что делать, накладок быть не должно.
-Будем надеяться, что так оно и будет,– впервые за долгое время Шереметьев улыбнулся, пригладив седые волосы, торчавшие из-под парика.
Я же сам подобные глупые привычки не приветствовал и уже многие новшества отца отменил. Незачем солдаты рюшечки и прочая глупая атрибутика клоунов, все должно быть практично, надежно и просто, иначе какой это боевой солдат? Скорее шут гороховый у которого на чистку мундира и башмаков уходит времени больше чем на выучку строевым приемам и штыковому бою.
Солнце постепенно поднималось все выше и выше, ослепляя своими лучами. Земля словно чувствуя будущее сражение, не желала просыпаться, трава даже после ночной росы осталась лежать, не решаясь приподняться…
Четыре пехотные линии ровно выстроились друг за другом, на расстоянии в четыре сотни саженей каждая. Так получилось, что пехотные полки молдаван и валашских стрелков были распылены в первой и третьей линии. Почти десять тысяч дополнительного резерва были не лишними, вот только оставлять их одних против турок было бы верхом недальновидности. А вот так, когда они смогут увидеть надежный русский тыл и защищенный фронт, тогда и биться станут не в пример самоотверженней, чем один на один.
Зеленые мундиры тут и там, на протяжении всей линии фронта были разбавлены бликами на стальных кирасах и шлемах витязей. Стрелковые взводы неравномерно распределили за первой трех шереножной пехотной линией. Ближе к центру их кучность была не в пример выше чем на окраине, но при всем при этом приказ у всех стрелков-витязей был один – убивать офицеров турецкой армии. Именно поэтому, пока разномастная армия противника идет на сближение с нами, витязи занимают позиции возле проемов в строю, там, где стояли трехфунтовые полковые пушки старого образца, заряженные бомбами или ядрами. Время картузов с картечью еще не пришло.
Тактика стрелков, успешно применяемая против турецкой армии, нуждалась в развитии. Первые «сырые» наставления уже давно напечатаны как дополнение к Уставу, осталось только их реализовать, а где-то и улучшить. Что делать, кто такие егеря в боевой обстановке Европа еще не знает, да и вряд ли узнает. Все же это витязи будут первыми и единственными, надеюсь, они будут оставаться ими как можно дольше.
-«Русским витязям» в атаку!– горнисты задорно заиграли незатейливую мелодию из переливов длинных и коротких звуков.
Зелено-серые витязи не спешно просочились сквозь строй и сопровождаемые барабанной дробью пошли на встречу противнику, преодолевшему треть пути. Где-то в середине нестройной толпы турок зашевелилась масса людей. Даже сюда, на мой командный пункт, небольшую вышку, выведенную чуть выше уровня трех холмов, доносились заунывные голоса мулл войска великого визиря.
-Бригадир Ильдешев, готовьте свой полк к атаке по команде.
-Есть, господин командующий!– четко без всяких лишних слов отозвался широколицый молдаванин, ведущий в бой Первый княжеский полк. В него, насколько мне известно, вошла почти вся малочисленная гвардия Кантемира, а так же ветераны столкновений с турками во время последнего «тихого восстания».
-Ваше величество, разумно ли посылать на убой два полка?– тихо спросил фельдмаршал, сидящий рядом со мной. Все остальные генералы оказались разбросаны по линии фронта или были заняты в резерве.
Светлейший князь, спешащий реабилитировать себя в моих глазах, возглавлял конную дивизию резерва, стоящую между третьей и четвертой пехотной линией. Почти семь тысяч драгун и донских казаков с нетерпением ждали своей минуты. Ждали мгновения ощутить всем сердцем упоения схватки, пролить кровь ненавистного врага, отомстить за гибель близких, доказать самому себе что он не трус… да мало ли какие причины бывают у человека?
Так что рядом со мной был самый опытный из них, попрекаемый моим батюшкой за неспешность в походе, вялых штурмах… Вот только почему-то мало кто говорит о том, что князь Шереметьев, подобно Михаилу Михайловичу Голицыну бережет своих солдат, стараясь облегчить и без того непростую жизнь. И не его вина в том, что снабжение на отвратительных дорогах хромает на две ноги. Так что подобно еще не родившемуся Барклаю де Толи во время его замечательного по своей реализации отступлению к Смоленску, фельдмаршал видел на порядок дальше чем остальные. Разумеется, сам Петр не мог этого не замечать, да вот только деятельная натура великого реформатора требовала своего деятельного участия. Вот и получалось, что старому командующему приходилось частенько выслушивать упреки своего молодого воспитанника.
-Первый княжеский полк пока будет стоять на месте, я приказал бригадиру для того, чтобы остальные офицеры Кантемира подобрались, ведь сегодня или завтра решится судьба княжеств, а может и всех православных народов.
-Хм, трудна задача, государь, крайне трудна, но может случиться так, что и она выполнена будет, благо, что англичане с французами бьются, в наши дела вмешаться не должны,– покачав головой сказал Шереметьев.
-Вот-вот, пока есть шанс надо им пользоваться, жаль только что сил у нас не так много, как хотелось бы. С Кубани армию к Крыму перекинуть надо бы, да вот беда не успеем. Нужно здесь дела решить, а потом и на османов с другой стороны давить.
-Ничего, ваше величество, управимся, вот только атаку турок сдержим и справимся. Запасов у нас вдосталь, снабжение и фуражиров у великого визиря казачки с витязями знатно побили, значит и шансы у нас неплохие имеются,– глядя в подзорную трубу, тихо сказал фельдмаршал.
Я ничего не ответил, только следил за движением турецкой армии, половина которой составляла легкая кавалерия. Ну, ничего, против них у нас имеется свое противодействие.
-Как думаешь, фельдмаршал, не пора ли секретные клинки перед нашими позициями разбросать?– глядя на непонятные экзерции противника спрашиваю князя Шереметьева.
-А куда их бросать то, ваше величество? На склоны холмов? Так вроде кидали уже там сеточки с «ежиками», а перед строем бросить, нам маневра не будет. Можно разве что рогатки выставить, по флангам наших позиций.
Подумав, я посмотрел вниз, на наши позиции. Хотя фланги, оставшиеся без кавалерии и выглядели маломощными, однако таковыми не являлись, все равно внушали опасения. Слишком большая масса катится на нас, одних конников больше ста тысяч!
-Пусть начинают ставить, в паре саженей от первых шеренг, глядишь, и пристреляться смогут быстрее,– даю отмашку одному из адъютантов.
Зеленое полотно взметнулось высоко вверх, послышался звук горна. Первая линия, состоящая из восьми полков в основной шеренге и двух полков резерва, побатальонно разбросанных за первой линией тронулась с места, занимая заранее намеченные позиции. Барабанная дробь с зычными командами командиров создавали неповторимую атмосферу, казалось еще чуть-чуть и…
Но нет, полки не пошли к люнетам и редутам. Двенадцать батальонов, по шесть слева и справа встали косой линией, перекрывая ходы между низиной холмов и лагерем. Оставляя для прохода только неширокую протоптанную дорожку в центре, которую закрывало только четыре батальона фузилер. Плюс к этому позади них стояли два полка резерва. Вторая линия русских шеренг начиналась только через две сотни саженей. Легкая добыча для конницы.
Правда, шести шереножный строй мог бы улучшить положение хлипких линий центра, при этом, позволив врагу вырезать как минимум две первые шеренги, для того чтобы остальные смогли отбить атаку неприятеля. Однако никаких перестроений в наших войсках не было, скорее, наоборот, вместо растянутого каре, когда поддержать товарища по оружию может сосед, полки растягивались в зыбкую вялую цепочку.
-Вторая линия, вперед!– даю отмашку вниз и новый сигнал горниста, более долгий, прерванный короткой паузой унесся далеко ввысь.
Следом за ним вторая линия обороны тронулась с места под мерный, однообразный барабанный бой. Шеренги слегка искривившись, подобно первой линии разбились на три группы и раскололись, уходя каждая к своей позиции. Только полковая артиллерия второй линии в отличие от первой не ушла на фланг, а выдвинулась на прямую наводку, аккурат между парой люнетов и двумя редутами.
Легкая кавалерия турецкой армии начала огибать первые ряды своего войска, заходя во фланги наших редутов, пехота же только-только начала выставлять рогатки. В трех шереножном строю каждый пятый фузилер, кроме пикинеров получал свой брус-основу или одну из двадцати шести пик, прикрепляемых к этому брусу. Видно как болтаются фузеи на погоне солдат, несущих пики, пика же устремлена высоко вверх. Вот то один то другой солдат меняясь с напарником отдыхал на марше от тяжелого бруса.
Вот раздалась неслышная команда: «Ставь рогатки!», брусья выносят на пару саженей перед первой шеренгой, пара солдат придерживают его за концы, а кто нес пики сноровисто вставляют их в специальные выемки, сразу же закрепляя между собой при помощи железных крючьев, в торцах брусьев.
-Хорошо, что отец в свое время позаботился о рогатках, иначе атака кавалерии, пусть и не лучшего качества смела бы весь строй,– замечаю вслух.
-Может и не смела, но потери уже после первой атаки были бы большими,– согласился фельдмаршал.– Хотя должен заметить, ваше величество, что кавалерия уже не выполняет того предназначения что раньше.
-Это почему же, князь? Мне кажется что и сейчас у нее те же стремления, просто навыки нуждаются в большей отработки, опять же тактические построения нужны не просто так, а для улучшения боя самой конницы.
-Пусть так, но ведь если есть достаточное количество орудий, и пехоты, то кавалерия не так уж и страшна в открытом бою.
-Именно в открытом бою, а вот, например коммуникации, или фуражиров пощипать она способна знатно, да и колонны на марше атаковать ей сам бог велел,– поправил я фельдмаршала.
Первая линия наших солдат выстроилась за рогатками, первая шеренга встала на колено, вторая замерла над ней, третья в шаге от второй, приложила березовые приклады к стопе. А впереди, на расстоянии в пару сотен саженей неровными, куцыми линиями стояли закованные в стальные кирасы витязи, приготовившись начать отстрел идущего на них врага. Конница турецкой армии, будто специально игнорировала их, продолжая уходить в стороны.
Помню, когда-то мне приходилось сидеть за хрониками английских колонизаторов в Африке. Их действиях, столкновениях с туземцами. В основном бои велись в соотношении один англичанин на пятнадцать – двадцать туземцев. Бои шли с огромным преимуществом подданных туманного Альбиона, но запомнился мне один случай, когда был вырезан полк (!) англичан, вооруженных тремя пулеметами марки Максим. Этот эпизод показал одну очень отличительную особенность любой армии когда она начинала зазнаваться и кичиться своей историей больше чем боевой подготовкой.
Вождь туземцев выставил против восьми сот англичан около пяти тысяч своих воинов, вооруженных костяными копьями, луками со стрелами, наконечники которых были так же костяными, и за редким исключением у некоторых воинов имелось железное оружие, на телах у них были только набедренные повязки и ничего более.
Сначала как обычно бывало, английский полковник выстроил свои войска в полковое каре с тремя пулеметами по центру, полевой артиллерии у полка не было. Не зачем она в войне против туземцев, у которых ни крепостей, ни собственной артиллерии нет. Каре замерло на месте, дожидаясь нападения туземцев.
Вождь, как и многие до него направил свою армию прямо на пулеметы, теряя сотни воинов, но продолжая наступать. Английские стрелки же как бездушные машины подкомандой своих командиров расстреливали бегущих чернокожих воинов. Как и раньше это бывало туземцы не выдержали свинцового шквала и начали паническое бегство…
Вот только англичане не успели порадоваться: с флангов и тыла на них выходили новые отряды туземцев, с яростным остервенением лезущие на плотный строй. Перебросить пулеметы полковник просто не успел. С тыла атакующие расстреливали англичан из своих примитивных луков, оказавшихся более скорострельными, чем ружья белокожих завоевателей. Надо ли говорить, что строй быстро поломался, лишившись своей монолитности….
С поля боя не ушел ни один солдат туманного Альбиона.
К чему собственно я вспомнил все это? Все очень просто, сегодняшняя тактика великого визиря почему-то напоминала мне «удар быка» того самого африканского вождя, когда приходится жертвовать частью войска, для уничтожения врага. Конечно положение у нас лучше чем у англичан, да и рельеф местности за нас играет, да вот больно ненормально ведут себя конники Балтаджи. Или они вообще отморозки? Непонятно.
Между тем витязи начали постепенно отходить назад, сменяя позиции по какой-то непонятной схеме. Каждая рота действовала отдельно, однако уловить общую закономерность в их действиях было все же возможно. Построение цепями, наиболее оптимальное и действенное тактическая формация стрелков-егерей, еще не появившихся в Пруссии, но уже начавшие свои боевые марши в России!
Воинский Устав позволял командирам самим выбирать лучшую тактику для боя, если его соединение не занимает какое-либо положение в общем строю, например полку. Вот и получалось, что капитаны и лейтенанты изощрялись как могли лишь бы не подставить своих солдат под удар кавалерии и в то же самое время выполнить приказ командующего.
Часто слышались хлопки взрывов мортирок, чьи снаряды падали за первые шеренги строя, витязи же быстро меняли позиции, отстреливали боезапас и вновь меняли позиции, отходя к нашим позициям, то и дело, останавливаясь для прикрытия пары мортирщиков, с завидным упорством прицеливающимся по надвигающемуся врагу.
Однако долго продолжаться это избиение не могло. Стрелы, пущенные турецкими лучниками за редким исключением долетали до витязей, но почти всегда отскакивали от кирас, лишь дюжину раз упали не на гребенчатые шеломы или кирасы, а на ноги, легко ранив воинов, которых тут же поспешили отправить обратно в лагерь.
Несколько сотен легкой кавалерии с завываниями и дикими визгами оторвались от неторопливого демарша общего строя и поскакали наперерез зарвавшимся гяурам. Вот только не учли одного небольшого обстоятельства турецкие всадники, прежде чем они смогли вклиниться в ряды витязей они ощутили на собственной шкуре какого это быть мишенями для ручной артиллерии. Конечно, звезд с неба мортирщики не хватали, но работать в парах были обучены, поэтому пускай и неточно, но зато кучно снаряды ложились друг рядом с другом, убивая и раня коней степняков.
Неблагородно, да и скотинку неповинную жалко, но ведь это война, кто тут смотрит на благородство? Идиоты и романтики, да шизофреники какие-нибудь. Так что почти полторы сотни мортирок буквально перепахали небольшой участок земли перед конскими мордами, а порой и вместе с ними…
-Полк повзводно на позиции стройся!– Прохор на гнедом жеребце проскакал вдоль замерших шеренг витязей, на полверсты удалившихся от собственных рядов.
Тут же роты разбились на взводы и без понуканий командиров заняли отведенные заранее позиции, в шахматном порядке глубиной в три шеренги. Причем каждый витязь стоял друг от друга на расстоянии не меньшем чем в пяток шагов. Вот и получалось что полк в трех шереножном строю вместо чуть более сотни саженей занял все триста, мог бы и больше, да вот Прохор Митюха решил не рисковать напрасно подставляя своих братьев. Однако и придерживаться старых правил не стал, выдвинув в первую шеренгу всех мортирщиков.
Около пяти минут заняли все действия, турецкая армия приближалась. Вот стали видны почерневшие от круглогодичного солнца лица египетских мамлюков, а вон там идут африканские дикари, нацепившие на себя разноцветную парчу, но где-то в центре войска спокойно и даже величаво маршируют янычары, почти пятьдесят тысяч.
-Первый выстрел по команде, остальные по готовности!– Прохор замер в центре построения, вынул саблю из ножен, поправил обрез и выжидающе замер, подняв клинок вверх.
Пыль, поднимаемая турецким войском, оседала далеко позади, небольшие лошадки степняков взбрыкивали и негодующе глядели по сторонам не понимая, куда они собственно бредут. Так продолжалось недолго, до той поры пока командиры не разглядели отблески гяурских кирас и их шлемов-шеломов.
Тут же последовал приказ всем конным отрядам следовать по тому маршруту, который и был задуман ранее. Никаких приказов на счет замершего полка командующий не дал, решив просто опрокинуть его силами первых линий. Как бы хороши не были русские солдаты, но против десяти кратного превосходства в чистом поле они ничего не смогут противопоставить.
Одновременно с тем, как начали отделяться от войска два крыла степняков, заходящих во фланг русским позициям, Прохор отдал команду мортирщикам, уже приготовившим к стрельбе первые малые «кубышки».
Дымные следы разрезали голубой небосвод, пороховой заряд иссяк, и продолговатые снаряды упали под ноги первым шеренгам разномастного воинства, кому-то не повезло, килограммовые чушки проломили головы, поломали ключицы, выбило плечевые суставы. Секунда, снаряды рвутся под ногами мусульманских воинов, калеча и убивая ошеломленных, порядком дезориентированных солдат. Хлопки взрывов смолкли, для того чтобы через полминуты вновь огорошить выживших солдат.
После третьего выстрела мортирок со стороны осман раздался яростно-восторженный рев и почти десять тысяч пехоты кинулись бегом к витязям.
Атака кавалерии провалилась даже толком не начавшись, однако и витязи, не слывя дураками после этого явно не дружественного шага со стороны турок решили не искушать судьбу и начали спешно отходить к нашим позициям.
-Князь, витязей надо поставить в резерв в третью линию, на центральный холм, возможно, скоро они нам понадобятся,– смотрю в подзорную трубу.
-Не лучше ли на правый фланг их перебросить? Кажется, турки туда силенок то побольше нашего кинули, а у нас там только семь полков стоит поблизости. Выдержат ли?– засомневался Шереметьев.
-А редуты с люнетами на что? Продержаться, да и резервы стоят неподалеку, должны успеть, ставить всех в одну линию нет смысла, только мешаться друг другу будут,– отвечаю ему.
-Это конечно правильно, но артиллерия должна все-таки неприятеля проредить иначе прорвут оборону, а то и вообще взберутся по склонам…
Фельдмаршал замолчал на полуслове, глядя вперед себя. Турецкая конница, до этого обходившая фланг внезапно поменяла свою первоначальную цель и нахлестывая коней бросилась в стыки между боковыми люнетами, сразу с двух сторон. Завывания толпы полубезумных воров-фанатиков стали еще громче, разномастная толпа пехоты с криками бросилась вперед, оставив за спинами мерно шагающую элиту турецкого войска – янычар. Полотнища с полумесяцем яростно развевались на ветру, где-то вдалеке начали собираться тучи. Казалось что даже солнце начало светить ярче, играя бликами на оружие обоих армий.
Барабанный бой на трех холмах достиг своего апогея, заиграли литавры и полковые трубы, захлопали «колпаки» посылая далеко вперед смертоносные снаряды, пара двадцати шести фунтовых гаубиц выплюнула куда-то вдаль свои бомбы. Минута и вот белесый дымок после артиллерийских выстрелов неровными пушистыми облаками устремился в небо.
«Кубышки» падали вниз, взрываясь под копытами низкорослых лошадок, глухо ухали, впившись в землю конусообразные смертельные игрушки Истьинского завода. Часть вовсе перелетела желаемые квадраты, вхолостую взорвавшись на просторах раскинувшейся внизу равнины.
-Ахмед, прими влево, гляди, куда своих воинов ведешь, на штыки же!– яростно кричал седовласый мужчина в чалме, указывая своему молодому собрату тяжелым клинком – ятаганом на замерший строй русских солдат.
Но командир трех сотен кавалеристов не слышал слов старшего брата. С лихой яростью повел он своих удальцов на монолитный строй гяуров, спрятавшихся за глупыми деревянными сооружениями, наверняка ломающимися от одного удара ятаганом. Нет силы могущей остановить правоверное войско идущее с именем Аллаха на устах!
-Стрелы!– конники быстро достали из чехлов луки, секунда и сотня стрел взметнулась в высь, за не еще одна, а за ней еще и еще, до тех пор пока степняки не приблизились на расстояние в сотню саженей, именно тогда заговорили русские орудия, выжидавшие наиболее удачного момента, расстреливая турецких воинов буквально в притык. – Вперед!
Вот белые, словно известняк лица молодых гяур, но шайтан, почему они не бегут?! Эти сыны шакала забыли, как были их предки отцов? Так покажем же им сейчас, чего стоят настоящие воины Аллаха. Кажется, последние слова сорвались с губ Джарана аль Кафура, пославшего своего коня вперед на русские шеренги. Следом за ним устремились сотни и сотни турецкой конницы, не выдержавшей обстрела артиллерии и спешно прорывающейся к линии врага, укрыться от смертоносных снарядов орудий и, наконец вырезать этих глупцов, недостойных целовать землю за идущими перед ними османами.
Вот только не успел Джаран добраться до русских воинов, упал он под копыта своего соседа, с размозженной от попадания свинцовой пули головой. Чуть ли не половина черепа слетела вместе с чалмой. Шутка ли выдержать прямое попадание двенадцати миллиметровой пули? Не увидел он и того как откатываются от ощетинившихся, словно дикобраз, шеренг его собратья, не пожелавшие насаживать на пики своих коней, да и рисковать в столь безнадежном деле своей собственной жизнью им почему-то тоже не хотелось.
-Еремка, сучий ты потрох, куда наводишь? Право прими, право я сказал! Да я тебя сейчас вместо банника использовать начну если ты еще раз такое устроишь!– майор от артиллерии Капустин с яростью вымерял угол наводки, матерясь что есть силы, после того как первый градус окончательно похерил один из молодых сержантов, только два месяца назад прибывшего под его начало.
-Виноват исправлюсь, господин майор!– запыхавшись ответил Еремей Платов, помогая своему командиру.
Над головами артиллеристов, обслуживающих полковые трех фунтовые пушки то и дело проносились стрелы и пули, но они не отвлекались на пределе своих возможностей. Банили, чистили, заряжали, стреляли картечью по наступающему врагу, усеивая просторы неизвестной равнины трупами и ранеными калеками. Да вот только все чаще и чаще рядом с пушкой падали русские солдаты, что не говори, а редут не крепость и взять ее много проще чем даже самую зачухонную крепостницу, намного легче. А помощи ждать сейчас неоткуда, стоят свежие батальоны и ждут команды, а роты тают как лед в июльский полдень.
-Наши идут! Ура, братцы!– молодой капрал радостно заорал во всю мощь своей луженной глотки но тут же обиженно осел на земляной пол редута, захлебываясь кровью. Татарская стрела вошла на излете прямо в кадык капралу.
Увидев, что подкрепление близко русские солдаты с удвоенной силой начали бить лезущих на них басурман. Вот только слишком много было врагов, порой убиваешь одного, а ему на смену лезут трое, таких же грязных, потных и вонючих как и до этого, только более яростных и охочих до русской крови. Правый редут не выдержал натиска, десяток осман успели закрепить на небольшом пятачке…
-Да чего он ждет!– пальцы самопроизвольно сживаются в кулак, слышен хруст суставов.
-Генерал Чириков уже выслал подкрепление, положение не такое опасное, как кажется,– заметил фельдмаршал, наблюдая за сражением.
Действительно, две роты фузилеров только подошли к редуту, а внутри него уже успели выбить врагов, удалось отбросить на несколько минут вражескую пехоту. Однако как только свежие силы заняли свои места у бойниц редута, турки полезли с новыми силами.
Постепенно противостояние смешалось к нашим позициям, битва возле первых двух редутов была настолько ожесточенной, что даже сечь на флангах меркла по сравнению с ней, артиллеристы едва ли успевали охлаждать орудия уксусом, как это требовалось по уставу. Еще час-два такой стрельбы и стволы пушек могут начать взрываться…
Временный успех радовал, но враги, наконец смогли подтянуть на рубежи свою артиллерию и теперь пристреливаясь закидывали подножие холмов ядрами и бомбами. На трех холмах тут же выявили новую опасность, началась артиллерийская дуэль, на помощь артиллерии русским войскам больше рассчитывать не приходилось. Только картечницы то и дело поливали турок гранеными чугунными снарядами, выкашивая за раз порой по несколько десятков врагов.
Положение порой спасали мортирки витязей, вовремя отстреливающих подходящие к редутам подкрепления турок, но и они не вечные, после часа стрельбы запасы мортирщиков закончились, после чего они туту же были передислоцированы назад в лагерь, менять ручную артиллерию на казнозарядные фузеи.
-Пора светлейшего князя посылать, иначе выбьют солдат,– замечает Шереметьев, глядя на то как вторая линия, вместе с первой удерживают позиции изо всех сил, отстреливаясь от мечущихся перед ними конниками.
Центр нашей обороны планомерно трещал, еще немного и без подкреплений даже с полковыми пушками не смогут отбиваться, их просто банально завалят трупами. Что ж, пускай Меншиков исправляет свои глупости, все же он действительно талантливый кавалерийский генерал. Грех этим не воспользоваться, тем более когда квалифицированных кадров не так уж и много.
Приказ отдан, драгуны, спешившиеся возле своих четвероногих товарищей, услышав зычные команды офицеров попрыгали в седла, казаки взлетели на своих степных лошадок, выстроились в некое подобие строя, но даже до драгун по части строевой выучки им было далеко. Хотя их неприхотливость и высокие боевые качества с лихвой окупают внешний лоск.
-Пусть готовится Рене, в случае неудачи Меншикова он должен ударить во фланг туркам, иначе нас и в правду задавят. Проклятье! Что же они лезут как обезумевшие? Неужели умирать сотнями для них высшее наслаждение?!– хмуро бросая в пустоту, однако князь, наблюдая рядом со мной за ходом сражения, невесело усмехнулся.
-Они мусульмане, мы христиане, война с нами для них священна. Хотя выучка у них действительно крайне плоха, про артиллеристов даже говорить ничего не надо, стоит только посмотреть на результаты часовых стрельб.
Невольно перевозу взгляд на подножье ближайшего холма и на сердце становится легче. Рытвины, какие-то борозды, невзорвавшиеся бомбы, ядра, все перемешалось в черноземе и зеленой сочной траве. Батареи, расположившиеся за земляным валом с деревянными брусьями, спокойно и даже размерено стреляли вдаль, иногда по команде командира посылали сверху вниз рой свинцовых ос, выкашивая слишком близко подошедших врагов.
-Однако прикрыть наши линии нужно скорее, причем именно центр…
-Рано пока, нужно чтобы они втянулись дальше,– обрываю князя, глядя как четыре полка, занявшие трех шереножным строем чуть ли не целую версту, позади первых редутов возле которых то и дело громыхали взрывы бомб и фузейные залпы. Роты резерва бодрым шагом двигались на помощь своим товарищам, барабанный бой становился яростнее, громче, вот-вот рота разобьется на взводы и вступит в бой, за ней еще одна и еще, весь батальон, с неистовой яростью устремляясь на врага.
ПРИЛОЖЕНИЕ
Денежные единицы:
Четвертной = 25 рублей
Рубль = 2 полтины
Целковый – разговорное название металлического рубля
Полтина = 50 копеек
Четвертак = 25 копеек
Пятиалтынный = 15 копеек
Алтын = 3 копейки
Гривенник = 10 копеек
почка = 1 полушка
2 деньги = 1 копейка
1/2 медной деньги (полушка) = 1 копейка.
Грош (медный г р о ш) = 2 копейки.
Полушка (иначе – полуденьга) приравнивалась одной копейке. С 1700 г. чеканились полушки из меди = 1/2 медной дeньги равнялась 1 копейке.
В силу большой информативной нагрузки, точнее разгрузки читателей, привожу ниже сведения по полкам, описываемым в книге. Думаю, что писать обо всех не имеет смысла, так как более за чем три десятилетия военных действий их было очень много. Если есть какие-либо вопросы, прошу обращаться ко мне на страничку или же прямо на «мыло».
1) Полк солдатский полковника Матвея Ивановича Фливерка. Сформирован в феврале 1700 г. Преображенской комиссией в Москве из даточных людей, В 1701 г. – полк Жданова, в 1701-1702 гг. – полковника Данилы Яковлевича (Ивановича) Купера, в 1702 г. –полковника Юрия Христофоровича Абрама (Абрамова), затем –подполковника Иова Абрама (Абрамова). В 1708 г. – Троицкий солдатский полк.
Принимал участие в сражениях: 1700 г. – у Нарвы, 1701-1703 гг. – в Ингерманландии и Эстляндии. В 1703 г. участвовал в третьем «Свейском походе», в корпусе П. М. Апраксина, затем нес гарнизонную службу в Шлиссельбурге и С.– Петербурге. В 1706 г. подавлял Астраханское восстание. В 1709 г. действовал под Опошней, Полтавой и Ревелем.
2) Полк солдатский полковника Карла-Петра Андреевича (Генриховича) Девсона (Девесона, Девсена). Сформирован в 1700 г. из вольницы Преображенской комиссией в Москве. В 1701 г. полком командовал Юрий Христофорович Абрам (Абрамов), затем Даниил Иванович Купер, в 1702-1708 гг. – полковник Алексей Степанович Келин (Келинг). В 1708 г. – Тверской солдатский полк.
В 1700 г. действовал под Нарвой, в 1701-1704 гг.– в Ингерманландии и Эстляндии, в 1703 г. участвовал в третьем «Свейском походе», в корпусе П. М. Апраксина, в 1704 г. – под Нарвой и Дерптом, в 1707 г. – под Быховом, в 1709 г. – в составе гарнизона Полтавы и под Ригой.
3) Полк солдатский полковника Ивана Ивановича Трейдена. Сформирован в 1700 г. из вольницы Преображенской комиссией в Москве. В 1706-1708 гг. им командовал подполковник Алексей Кузьмич Балабанов (Болобонов) В 1708 г. – Ярославский солдатский полк.
В 1700 г. действовал под Нарвой. В 1703-1705 гг. участвовал в третьем и четвертом «Свейских походах» в составе корпуса П. М. Апраксина, затем нес гарнизонную службу в Ямбурге и Нарве. В 1709 г. действовал под Полтавой и Ревелем.
4) Полк солдатский полковника Кашпира (Кашпара) Андреевича Гулица (Гулца). Сформирован и 1700 г. Преображенской комиссией в Москве из даточных людей. С июня 1700 г. полком командовал полковник Иван Иванович Мевс, с 1706 г. – генерал-поручик фон Долбанов (Дальбон), Велим фон Фененсбир (Фениксбирс). С 1708 г. – Псковский солдатский полк.
В 1700 г. действовал под Нарвой, в 1704 г. – под Нарвой и Дерптом, в 1708 г. – под Добрым, в 1709 г. – под Опошней и Полтавой, в 1709-1710 гг. – под Выборгом.
5) Драгунский полк полковника Семена Ивановича Кропотова. Сформирован в 1701 г. комиссией кн. Б. А. Голицына и Москве из рейтар, копейщиков и недорослей Казани, Саранска, Чебоксар, Уржума, Царева – Кокшайска, Царева – Санчурска, Козьмодемьянска, Ядрина. В 1705 г. полком командовал генерал-поручик Георгий фон Розен, затем – полковник Владимир Борисович Шереметев. С 1706 г. – Троицкий драгунский полк. В 1701-1704 гг. действовал в Ингерманландии и Эстляндии, в 1705 г. – в Курляндии, в 1708 г. – под Лесной.
6) Драгунский полк стольника и полковника Александра Александровича Малины (Мулина). Сформирован в 1701 г. комиссией кн. Б. А. Голицына в Москве. В 1703-1705 гг. полком командовал полковник, затем генерал Гебгард Карлусович Флуг (Пфлуг), затем Шевелев. С 1706 г. – Сибирский драгунский полк.
В 1703 г. участвовал в третьем «Свейском походе» в составе корпуса П. М. Апраксина, в 1706 г. – в бою под Калишем. В 1708 г. действовал под Лесной, в 1708-1709 гг. – в районе Каменки, Красного Кута, Опошни. В 1709 г. участвовал в сражениях под Полтавой и Переволочной.
Поступь империи. Между Западом и Югом
Вечная Память и Вечная Слава военным гениям России: первому императору Петру Великому за Воинский Устав и генералиссимусу графу Суворову-Рымникскому за вечную "Науку побеждать!"
Пролог
Конец декабря 1711 года от Р.Х.
Вена. Дворец императора Священной Римской Империи.
Очень часто случается так, что желания людей не зависят от их воли. Как такое возможно? Всё просто – государь стоит выше любого подданного настолько, что любой каприз правителя должен исполняться незамедлительно. Такова суровая правда жизни, людям приходится смирять гордыню и плыть по течению, ну а если находится смельчак, решивший противоречить государю, то он оказывается один против всех.
Одинокий и непонятый.
Два дня назад состоялась коронация нового императора Священной Римской ИмперииКарла Шестого, еще совсем недавно бывшего главным претендентом на испанский престол. Сейчас же он величественно восседал на троне великих предков.
Император мрачно оглядел придворных, с надеждой взирающих на нового властелина.
— И что мне с вами делать? На что годны, дармоеды? — Карл в сотый раз задал себе один и тот же вопрос, продолжая рассматривать однообразные блеклые лица, — И Евгения нет, ну да ладно, он важным делом занят: французишек бьет.
Минута тянулась за минутой, придворные подходили к трону, выражали почтение и отходили вглубь зала, освобождая место для очередных подданных. Австрийский двор ждали серьезные перемены, но об этом мало кто догадывался. Да и что можно ожидать от этого нескладного и мрачноватого императора?
— Пустышки… — не выдержав очередного приторного восхваления, прошептал Карл.
Придворные напряглись – может быть император, изволил заметить кого-то из них?
Но нет, взгляд правителя снова "плавает" по залу, огибая глубокие декольте и миленькие личики юных баронесс, графинь и герцогинь. Шопоток пролетел по рядам придворных, замолкая в задних рядах, словно рябь на гладком водяном зеркале озера после мимолетного ветерка.
Посидев с полчаса Карл, кивнул обер-церемониймейстеру, тот поднял жезл, инкрустированный сапфирами, и сильно ударил им об пол, оповещая благородных дам и господ об окончании приема. Император, не глядя ни на кого, встал с трона, подобрал алую мантию и неспешно пошел к боковой двери. Пара гвардейцев проводила взглядом нескладную фигуру монарха: короткие ноги плохо сочетались с очень длинными, чуть ли не обезьяньими руками. Придерживая края мантии, император ненадолго отвлекал взгляды от своих постоянно висящих вдоль тела рук. Чтобы там ни говорили, но подобная привычка никак не придавала Карлу величия.
Каким бы ни выглядел со стороны новый правитель дома Габсбургов, он был императором. Этот факт заведомо затенял большинство нелепостей в облике императора, например, полученные при рождении мелкие дефекты тела.
Толкнув дверь, Карл оглянулся через плечо, небрежно посмотрел сквозь придворных – подобный взгляд коробил многих. Мало кому нравится ощущать пристальное внимание императора, когда его мысли витают в облаках. Недаром в молодости он много путешествовал по Европе, полюбил искусство, получил представление о важности торговли. Однако как подойти к реализации своих благородных идей Карл не знал. Он с детства был невнимателен и излишне рассеян. Увы, но на свете мало людей, гармонично сочетающих в себе качества хорошего правителя и человека.
Карл долго желал стать исторической фигурой и вот сейчас, когда корона у него в руках, ему отчаянно хотелось вернуть время вспять. Пусть тогда были лишения и трудности, но у него была цель, а сейчас… Эх! Нет у императора цели, разве что глядеть на бестолковых придворных.
— Ну уж нет! Не для того я стал правителем, чтобы в одночасье впасть в меланхолию, империя будет жить, а вместе с ней и я! — император тяжело опустился в кресло, вытирая со лба капельки пота. День для него выдался ужасный.
Карл не заметил как вошел в королевский кабинет – задумавшись он мог делать привычные действия как марионетка: легко и беззаботно. В дверь тихо постучали.
— Кто там еще?
— Разрешите, ваше величество? — дверь приоткрылась, в образовавшуюся щель протиснулся среднего телосложения мужчина с выпирающим небольшим животом, заработанным на государственной службе.
— А это вы, вице-канцлер, чего изволите на этот раз? Может короны, захотелось? — нахмурившийся Карл раздраженно дернул плечом, будто сгонял надоедливого комара.
— Как можно, ваше величество? — немного побледнел вице-канцлер Гельмут фон Адлер, сжимая в руках позолоченную папку с алой бархатной тесьмой.
— Можно или нет – это и вправду не важно, а вот предлагать глупости больше не следует! Как вы говорили вчера? Напомните, пожалуйста, а то я подзабыл, — усмехнувшись в жиденькие усики, император с интересом глянул на взмокшего вице-канцлера.
— Но как же, ваше императорское величество…
— Сейчас же! — сдвинул брови Карл.
— Как изволите, ваше императорское величество, — глубоко вздохнув, Гельмут выпрямился, словно готовился принять смерть, правда, героического вида у вице-канцлера не получилось – не тот типаж.
— Я предложил перебросить часть войск на нашу восточную границу, к границе Османской империи. После чего перейти границу и занять земли Темешвара, а если все сложится совсем удачно, то и Сербии.
— Молодец, вице-канцлер, вы не просто государственный деятель, но и стратег, как я погляжу, предлагаете Империи развязать еще одну войну в то время, когда Людовик того и гляди перейдет в контрнаступление? Страна не выдержит новой затяжной кампании, вы должны знать об этом. В чем дело? Неужели вас подкупили враги короны, и вы специально предлагаете начать заведомо проигранную войну?
Карл встал и подошел к разноцветному мозаичному окну, взгляд императора выделил в многообразии парка многовековой дуб, раскинувший ветви в стороны. Он походил на империю Габсбургов: такой же мощный и старый, но в тоже время уязвимый для короедов и прочей мелкой погани. Хотя ветви дерева раскинулись далеко в стороны, но без ствола они – всего лишь дрова, как, впрочем, и большинство провинций империи Габсбургов без Австрии.
— Позвольте объяснить причины подобного заявления, ваше императорское величество, — вице-канцлер немного пришел в себя – он "плавал" не первый год при дворе и научился лавировать в, казалось бы, безнадежных ситуациях. Здесь ведь как – не умеешь интриговать, значит, в скором времени вылетишь в глухую провинцию доживать свой век.
— Попытайся, голубчик, а я посмотрю, насколько интересны доводы, в противном случае, Гельмут, нам придется продолжить эту душещипательную беседу в одной из камер дворцовой тюрьмы, — блеснув глазами, император злорадно улыбнулся.
Пальцы Карла нервно теребили края пурпурной мантии. вице-канцлер поправил манжеты на рукавах, после чего сделал пару шагов вперед и негромким голосом сказал:
— Дело в том, ваше императорское величество, что султан сейчас не сможет воевать с нами. Новый царь России нанес турецким войскам два крупных поражения, турки просто не успеют собрать новую армию и отбить нападение. так что, если отдать часть "лишних" завоеванных земель, то воевать с нами султан не станет – он против России-то не может выстоять, а если к русским присоединятся и наши полки…
Что будет после того как австрийские полки вступят в войну против Османской империи вице-канцлер Адлер не сказал, а лишь многозначительно глянул на Карла, мол, все проще пареной репы.
— Значит у турок все так плохо, что они не в состоянии удержать приграничные земли? Вы, Гельмут не боитесь ошибиться? — император стоял в пол- оборота к вице-канцлеру, задумчиво постукивая пальцами по столу.
— Сведения точные, ваше императорское величество. Еще батюшка нынешнего русского царя искал с нами союза, ну а коль можно выгадать почти даром для нашей страны земельные уступки, то почему бы и не воспользоваться случаем? Главное быстро перебросить полки к границе и задержать русских на их позициях. Не стоит этим варварам давать много воли, пусть в случае нужды армия сдержит их норов, от дальнейших захватнических идей, — вице-канцлер поклонился, выжидающе глядя из- под бровей на императора.
— Хорошо, я отдам приказ полкам встать на границе, но если ты что-то напутал, Гельмут, то расплата за ошибку будет равноценной промаху. Ступай.
Карл развернулся спиной к вице-канцлеру, давая понять, что прием окончен.
Побледнев Гельмут фон Адлер пятясь, вышел из кабинета, придерживая на уровне груди аляповатую папку. Увидь его лицо кто-нибудь из придворных дам, слухи о том, что вице-канцлер впал в немилость, поползли бы по дворцу, словно ядовитые змеи в девственном лесу Амазонии. Подавленный и несколько сконфуженный вице-канцлер – картина нечастая, тем более у того, кто живет при дворе большую часть жизни.
Однако если бы кто-нибудь смог увидеть в этот момент глаза вице-канцлера, то заметил бы лихорадочный блеск.
Вице-канцлер, не теряя времени, быстрым шагом направился прямиком к главным воротам императорского дворца. Здесь его ждала карета, запряженная четверкой вороных коней. Оглянувшись, он бросил взгляд на разноцветные витражи дворца и, поднявшись на ступеньку кареты, словно боясь задержаться возле резиденции императора, крикнул:
— Домой!
Гельмут быстро забрался внутрь кареты, облегченно выдохнув, скинул с плеч светлый кафтан и о блаженно вытянулся на пуховых подушках.
— Как прошла аудиенция?
Напротив вице-канцлера сидел мужчина средних лет с веселыми искорками в глазах на одутловатом лице.
— Вы, граф не представляете себе, как тяжело бывает с общаться монаршими особами, только я пообвык быть рядом с Иосифом, а он взял и умер! Разве это годится? — вице-канцлер тихонечко засмеялся, радуясь удачной шутке.
— Не знаю, господин вице-канцлер, но думаю, вы найдете ключики и к новому императору, не зря же вас так ценят придворные круги, — барон Гюйсен усмехнулся уголком рта, в его глазах вспыхнули веселые искорки… обманчиво веселые и доброжелательные.
— Найду, если только ваш царь выполнит обещание, иначе может статься так, что и вице-канцлер потом будет новый – веселость мигом спала с лица Гельмута.
— За государя не волнуйтесь, он выполнит обещания, главное, чтобы полки подошли в срок к границе, — граф спокойно глядел на нахмурившегося вице-канцлера.
— Они должны быть на месте не позже середины марта, иначе договор потеряет силу, запомните это хорошенько…
Стукнув по стенке кареты кучеру, граф, попрощался с вице-канцлером, вышел из кареты и исчез в лабиринте узких подворотен. Гельмут мысленно чертыхнулся. И угораздило его связаться с этим русским посланцем!?
Глава 1
Февраль 1712 года от Р.Х.
Рязань. Петровка. Корпус "Русских витязей".
Плац, занесенный ночью чуть ли не полуметровым слоем снега, снова пустует. Не проводится на нем строевых занятий, не тренируются на спортивных брусьях витязи, лишь изредка кто-то из провинившихся выбирается на улицу с лопатой в руках убирать снег.
Этот день обещал быть таким, как и предыдущий – в меру вьюжным, холодным – февральским. Вообще в России февраль – самый снежный, морозный и непредсказуемый месяц зимы. Снежная хозяйка, будто нарочно старается выгадать для себя денек-другой, не уступать же холодные белоснежные равнины молодой весенней Деве!
Да, день и впрямь должен быть снежным, морозным. За вьюгой не видно ни зги – вокруг сплошная белесая хмарь и ничего больше. Но пятерым отрокам на плацу не нужно разглядывать окрестности, все что от них требуется – это скрести выпавший снег.
На этот раз досталось двум первогодкам в компании с тремя второкурсниками. Увы, но мало кто из отроков способен решать проблемы без применения кулаков, не получилось мирно разойтись и у этой пятерки. Подобное поведение вне занятий по рукопашному бою на территории корпуса запрещено, но в мужском коллективе обойтись без него не удастся никогда: сдержать порывы молодежи еще можно, но вовсе искоренить их невозможно.
Потасовка началась с заурядной подначки второкурсником младшего собрата. Как известно по указу его величества в корпус могут поступать не только русские отроки, но и юноши благонадежных, верных народов, живущих в составе Русского царства.
Поэтому в этом году с первого августа под крышей второй казармы зазвучала незнакомая речь калмыков, своеобразный говор донских казачков, появилась пара десятков представителей северных народов России.
Всех отроков поставили в одинаковые условия, с одинаковыми правами и наделили единой ответственностью. Большинству первогодков первый месяц-два показались адом: постоянная муштра, уроки письма, азы счета, занятия на плацу, спортивные занятия…. Не привыкшие к подобным нагрузкам отроки падали без сил на топчаны и забывались беспробудным сном. А утром вскакивали и неслись по беговым дорожкам вокруг казарм – утренняя зарядка, как говорит старший наставник Михей, основа хорошего завтрака. Но как бы ни было трудно витязям – организм постепенно привыкал к ритму обучения, бешеный ритм учебы больше не пугал. Появилось свободное время, вот тогда-то юные витязи начали оглядываться по сторонам…
Все народы разные, трудно найти среди них схожие типы. Увы, но эта проблема при наборе новых витязей наставниками не учитывалась. Все первогодки распределялись между взводами равномерно, без объединения в отдельную группу. Мотивы поступить подобным образом у наставников были: отроки разных народов быстрее привыкнут друг к другу, сближение произойдет намного быстрее, если будет постоянное общение с русскими отроками.
Ну и, конечно, управлять подростками проще, когда они оказываются в незнакомой обстановке, оторванные от привычного окружения. Происходит переоценка приоритетов, меняются взгляды на жизнь, хотя, кажется, что у мальцов их пока быть не может, но это не так! Они думают о будущем больше, чем взрослые мужи – в их годы это позволительно.
Правда переоценка занимает у всех разное время, кому-то хватает нескольких месяцев, а кому-то не хватает и года. Так что недоразумения на почве противоречивых традиций возникали первое время постоянно, да и до сих пор случаются, но с каждым месяцев все реже.
Одним из таких неприятных моментов стала стычка между новым набором и второгодками.
Молодой калмык – Ялбу, сын Аюки-хана, поступивший в корпус вместе с двумя десятками соплеменников, с трудом привыкал к новому положению. Здесь он не был сыном хана – он всего лишь один из витязей. Никаких поблажек, никаких привилегий.
Да и в случае провинности, его наказывали как и всех. Если воинские науки Ялбу любил, то грамматика, математика, риторика вызывали у него зевоту. Единственное, что нравилось калмыку так это богословие, обсуждаемые епископом на уроках вопросы были интересны. Православие, как заметил Ялбу хоть и отличается от буддизма, но в конечном счете стремится к гармонии человека.
Задумавшись, сын хана Аюки шел по коридорам главного здания корпуса – учебного, в котором расположились классы и лекционные залы, на всех этажах для учителей выделены отдельные кабинеты. Ялбу в последнее время часто бродил по территории корпуса, сравнивая увиденное с тем, что он видел в Астрахани и теремах бояр.
Калмык стал частым гостем длинных коридоров учебки и спортивных залов.
В этот день Ялбу задумался настолько, что не заметил перед собой группу второкурсников. Легкий толчок в спину одного из старших витязей вызвал бурю злословия со стороны второкурсника:
— Куда прешь, недомерок?! Недавно из юрты выскочил, так иди на улицу, конуру поставь, глядишь и обвыкнешься, — бросил поджарый витязь с пренебрежением бросил витязь, — Ты меня слышишь, сучонок?!
Юноша с непониманием огляделся, словно спрашивал окружающих: "Что он сказал?".
— Ты красну девицу из себя не строй, авось в училище поступил, а не на ярмарку выбрался из вонючей юрты! — второкурсник разошелся не на шутку, схватил калмыка за грудки и резко развернул лицом к себе.
Рука Ялбу непроизвольно метнулась к поясу – но кинжала на месте не оказалось.
Запрет на ношение оружия действует на всей территории корпуса, кроме полигона и нескольких классов. Но сын хана не собирался прощать обидных слов. Сын хан не привык слушать подобные выражения в свой адрес – молодой степняк успел вкусить вкус власти.
В карих глазах калмыка вспыхнула нешуточная злоба, не сдерживая порыв ярости, первокурсник ударил в лицо обидчику: кулаком снизу вверх, же послав за правой рукой левую. Второкурсник, не ожидая подобной реакции, несколько растерялся и пропустил удар – костяшки калмыцкого кулака скользнули по скуле, но второй удар пропал втуне. Натренированное тело второкурсника само увернулось от нового удара.
Руки старшего витязя прикрыли голову и часть корпуса, изготовившись, он сам нанес удар под дых Ялбу, со всей силы вдавливая кулак в живот зарвавшемуся юнцу.
— Я тебе покажу, сопляк! Думаешь можно просто так ударить витязя? — хлесткий удар в голову сбил согнувшегося пополам калмыка на пол, кожаный сапог нанес сильный удар по ребрам, опрокинув вставшего на четвереньки паренька на спину. — Ничего, я тебя научу уважать старших, даже если для этого придется тебя изувечить…
Второкурсник не успел договорить – к нему подскочил стоявший неподалеку витязь- первогодок и, не глядя на остальных второкурсников, резко ударил его по лицу. Хрлум!
— Черт! — схватился за сломанный нос витязь, падая на пол. — Бей их ребята!
Ухмыляющиеся друзья второкурсника разом выдвинулись вперед, улыбки сами по себе сползли с лиц. Отроки, привыкшие к кулачному бою, старались бить в корпус и голову противника, намереваясь пробить блоки мальца за пару секунд. Хотя какого мальца? Скорее удальца – кровь с молоком: рост в четырнадцать весен выше большинства второкурсников, жилистые руки с гнут подкову…
— Защитничек значит? Это хорошо, поглядим на тебя поближе.
Один из них сместился вправо, второй влево – одновременно нанося удары в живот- голову – и вновь живот. Как бы не был силен помощник калмыка, но выстоять против двух противников он не мог. Удары второкурсников быстро пробили оборону первогодка, а выбив остатки воздуха из грудной клетки, опрокинули его на пол рядом с Ялбу.
Обоих младших витязей могли пинать еще долго, но наставник Тихон, очутившийся на этаже, быстро разнял драчунов, мигом определив для всей пятерки подходящее наказание.
И вот сейчас, волком глядя друг на друга, пятеро ребят с неохотой очищали плац от снега. Рядом с ними не было ни наставников, ни других витязей. Одни проводили занятия в учебке, а вторые. разумеется, присутствовали на них, хотя в курсантской жизни бывают и исключения, например такие как сегодня.
— Эй, калмык! Мы с тобой попозже поговорим, — перед тем как разойтись в стороны Андрей Смирнов – тот самый заводила, получивший по лицу от Ялбу, задержался возле невысокого степняка.
Ханский сын ничего не ответил, только глаза вспыхнули ярче звезд, но через мгновение погасли. Ялбу, привыкшему к другой жизни, было тяжело переучиваться, правда, русский язык давался ему легко. Только калмык предпочитал молчать, держать свои мысли при себе.
Наказание витязей длилось до позднего вечера, только к ужину им позволили прекратить очищать плац. Не разговаривая друг с другом, уставшие и замерзшие они разбрелись по казармам. Как ни печально сознавать, но заботу о солдате государство проявляло крайне неохотно, особенно в начале XVIII века. Хотя в корпусе эту ошибку старались ликвидировать всеми силами, но, в целом, в армии действовал петровский порядок постоя у местных жителей на квартирах.
Проекты постройки казарм в городах только рассматриваются государем и, когда они будут приняты, никто не знает. Пусть несколько зданий для солдат уже начали строить, но ведь их необходимо в десятки, а то и сотни раз больше! И не в одном месте, а во всех хоть сколько-нибудь значимых городах царства. В этом отношении корпус витязей бесспорно выигрывал. Пусть подобные солдатские дома государству выстроить повсеместно пока не по карману, но ведь отрокам можно сделать и поблажку, показать лучшие условия, дать ориентир к чему необходимо стремиться.
— Знаешь, Ялбу, ты все-таки мог хотя бы спасибо сказать, — вступившийся за калмыка однокашник хмуро глянул на молчаливого ханского сына. сидя на кровати напротив него.
В длинных комнатах, рассчитанных на группы, равные по численности полковому взводу, стояло больше двух дюжин кроватей. Казармы строились таким образом, чтобы на одном этаже могло разместиться не менее двух рот, вместе с хозяйственными помещениями для каждого взвода. Чаще всего они использовались для сушки вещей и починки одежды.
— За что мне тебе говорить спасибо, урус? — тщательно подбирая слова, ответил Ялбу, внимательно глядя на соседа по койке, являющегося заодно его капралом. Он копошился под своей кроватью, что-то озабоченно выискивая на полу.
Тот от подобной наглости онемел, не зная, что сказать, но потом все-таки выдавил из себя:
— За помощь.
— Спасибо, Ярослав, — улыбнулся калмык, с трудом выговорив имя соседа и, не желая больше говорить, отвернулся в сторону, тщательно растирая замерзшие ноги.
— Ну и хрен с тобой, если не хочешь разговаривать так и не надо, — махнул рукой на соседа капрал.
Из-за наказания витязи пропустили сегодняшние занятия. Ничего фатального в этом нет, молодых воинов часто ставят в караулы, готовят из них с первых дней не просто солдат, а будущих командиров. Так что пропуск занятий дело обычное, другое дело, что хочешь не хочешь, а пройденный материал – бесценные знания учителей, раз данный отрокам редко повторялся – слишком много нового следует дать алчущим молодым умам и так мало времени для учебы. Ничего не поделаешь – главная задача воспитать офицеров, а уж потом взрастить знающих ученых мужей.
Книги пока были роскошью и в руки отроков попадали не так часто. Единственные книги, широко доступные для всех – Воинский Устав и брошюра с петровскими артикулами, более детально описывающая некоторые аспекты солдатской жизни.
Купленные в Голландии печатные станки не могли справиться с поставленной задачей.
С каждым днем требовалось все больше и больше печатных книг: наставлений, букварей для открывающихся школ, предметных учебников, не говоря уже о тысячах новеньких библий для монастырей и церквей.
Патриарх, заинтересованный в распространении православия как никто другой, продавливал авторитетом политику ассимиляции северных и восточных народностей. А как это сделать быстрее? Только послав молодых миссионеров с библиями и церковной утварью, иначе проникновение веры может затянуться на долгие столетия, чего Россия допустить уже сейчас не может – мала паства у патриарха по сравнению с Римским Папой, даже мусульман больше в разы. Когда-то встреченная в штыки мысль епископа Варфоломея об изменении внутреннего курса православия в сторону ожесточения и подъема реваншистских настроений теперь не казалась патриарху Иерофану вероломной.
Царь дал молодому епископу карт-бланш на разработку и создание подходящей теории, так зачем этому противиться? Патриарху стоит смириться и плыть по течению, продолжая делать вид, что все идет строго по намеченному именно им пути. Ведь он и никто другой поведет весь православный люд к царству небесному.
В вопросе просвещения населения помогали еженедельные выпуски сотен экземпляров газет "Ведомости" с новым русским алфавитом на последней странице. Трех типографий катастрофически не хватало, а когда удастся купить новые не известно, отвлекать умы корпуса и токарных мастерских барона Либераса государь не счел нужным – проблем с созданием оружия по- прежнему слишком много и пока их большая часть не исчезнет о других делах лучше вовсе не думать.
Прошла неделя с момента ссоры Ялбу и Ярослава с второкурсниками. Казалось, жизнь вновь вернулась на круги своя: побудка, зарядка, учеба, прием пищи, личное время, тренировки и… отбой. Так изо дня в день, разве что в субботу и воскресенье личное время увеличено в два раза, да подъем на час позже.
В зимнюю пору и в ненастье витязей старались не гонять на полигон: здоровье молодых воинов берегли и от лишних неприятностей ограждали. Тем способом, который казался наставникам предпочтительней. Почти два полноценных батальона отроков нуждались в четком отлаженном управлении. Так получилось, что из-за нехватки наставников взводы получили одного наставника на двоих, то есть на роту приходилось всего два ветерана- наставника.
Ну а то, что повидавшие жизнь ветераны не будут возиться с отроками, было понятно любому понимающему человеку. Поэтому вместо полигонных занятий стали практиковать строевые приемы на плацу воинскими подразделениями до роты включительно. Однако и про полигон старались не забывать, устраивая раз в неделю-две боевые учения. Причем в них не делалось различие кто перед кем стоит: рота второкурсников или первогодки, а может и третьекурсники, сейчас покинувшие стены корпуса "Русских витязей".
— Слушай Ярослав, ты у нас капрал, так расскажи в чем дело? — один из витязей стоял по стойке смирно рядом с капралом Тихим.
Взвод построили десять минут назад, но никаких задач не поставили. Обычно, если их снимали с занятий, то говорили о том, зачем они понадобились. Чаще всего такое было, когда приезжал Старший брат или куратор корпуса – Кузьма Астафьев, поручик Преображенского полка. Они проверяли строевую подготовку, изредка проходила тренировка повзводной стрельбы на полигоне или двустороння учебная атака.
— Сегодня прибыл куратор, — хмуро бросил Ярослав.
— Тишина в строю! — прикрикнул сержант первого взвода Жиров, рядом с ним стоял наставник Александр Петрович Путятин.
— Правильно Егор, дисциплина – сестра победы и мать порядка, вот бы еще второй взвод приучить к ней… — нахмурился наставник, поглядывая на пару перешептывающихся витязей из соседнего взвода. — Лодьев! Мишин!
— Я! Я! — названые курсанты вышли из строя на пару шагов.
— Упор лежа принять!
Курсанты горестно вздохнули, но не произнеся ни слова протеста, опустились на пол, приготовившись отжиматься.
— Начали, кого ждете? Вы теперь будете скрашивать наше ожидание, — размашисто показал на вытянувшийся двухшереножный строй наставник. — А то ишь, взяли привычку…
И раз-з! И два-а…
Пара курсантов не успели отжаться и дюжины раз как из дверей показался запыхавшийся командир второго взвода:
— Господин наставник в оружейной комнате готовы выдать фузеи!
— Хорошо, — немного горестно вздохнул Александр Петрович. — Вставайте орлы, надеюсь в голове у вас хоть что-то отложилось, впрочем лишнее напоминание не помешает. После отбоя оба зайдете ко мне, думаю я смогу найти для вас работу….
— Становись! — скомандовал наставник, как только провинившиеся заняли пустующие места.
Сержанты встали впереди своих взводов. — Смирно! Напра- во! В оружейную шагом а- арш!
Полсотни витязей подошли к одной из оружейных в тот момент, когда оттуда выходили два взвода шестой роты. Лица первокурсников светились счастливыми улыбками – какой мужчина, пусть и отрок, не любит оружие?
На старых фузеях уже примкнули штыки, но снять кожаные чехлы не сняли. По правилам положено, чтобы до боя все холодное оружие находилось в ножнах или в чехлах. На учениях витязи примыкали штыки в оружейной до выхода. Тренироваться ходить строем с оружием следует начинать не перед неприятелем, а задолго до первого боя. Тяжело в ученье – легко в бою!
— И чего они радуются? — буркнул Игорь, рыжеволосый паренек с веснушчатым лицом.
— Возможности отличиться, — внезапно ответил Ялбу.
На калмыка недоуменно воззрилось все капральство и Ярослав в том числе. Ханский сын редко разговаривал с ними, чаще всего только на уроках, да и то не всегда.
Вообще соплеменники Ялбу оказались более общительными и даже успели обзавестись если не друзьями, то знакомыми точно, лишь он один продолжал приглядываться к окружающим его людям.
— Ялбу прав, для многих из нас только полигон дает шанс подняться чуть выше, — подтвердил капрал, выравнивая шеренгу: последний витязь из шестой роты вышел из оружейной.
— Повзводно для получения оружия, а- арш! — скомандовал наставник, оглядывая выровнявшихся воинов.
Спустя полчаса ровные колонны витязей поползли в сторону полигона. Несмотря на зиму, полигон оставался пригодным для учений. Пускай снега на нем уйма, однако разместить на нем 10–12 рот витязей можно свободно.
Так повелось, что все важные учения проходят между первым и вторым курсом, ну а третьего курса здесь просто не было: старшие витязи давно встали в строй и воюют во имя Отечества. Выстроившись друг напротив друга, на расстоянии в четверть версты курсанты замерли в ожидании приказа. По традиции первыми должны атаковать старшекурсники.
Учебную атаку старались сделать приближенной к настоящей, той которую в последние год- полтора используют гвардейские полки и часть наиболее подготовленных регулярных полков: Астраханский, Новгородский, Первый Московский, Рязанский и Тверской.
Расстояние до врага делится на три рубежа. Первый рубеж выбирается, исходя из максимальной дальности картечного огня полевых орудий – около 80 саженей, (наличие "колпаков" у врага не предусматривается). Начальный рубеж следует преодолевать быстрым шагом или бегом, 30–40 шагов и солдат в меньшей степени подвержен огню орудий.
Далее следует рубеж полковой артиллерии, ее картечного огня – 50–55 саженей, его также преодолевают бегом. После чего атакующие идут быстрым аршинным шагом прямо на врага, не доходя 25–30 саженей останавливаются для прицельного повзводного залпа, а после него идут в штыковую атаку. Тактика применения казеннозарядных фузей несколько отличается. Залпы следуют один за другим до того момента, когда в стволе не осталась последняя пуля, предназначенная для экстренного случая: первого врага коли штыком, второго застрели в упор, а третьего ударь прикладом и добей штыком! — так было прописано в наставлении.
— Приготовиться к атаке!
Второкурсники напряглись, пальцы крепче сжали фузеи, неудобные кирасы заледенели, но курсантов эта мелкая проблема не волнует – впереди враг и его нужно победить.
Хотя бой учебный, травмы все-таки случаются.
Внезапно литавры коротко протрубили "В атаку!". Пять рот витязей, выстроились в четыре шеренги. Барабанщики вместе с горнистами идут позади строя на почтительном расстоянии от прапорщика, задают темп марша и направляют действия атакующих. Вообще в бою горнисты подчиняются напрямую полковнику или майору, в зависимости от того, какое войсковое соединение участвует в сражении. Специально для роты горнист не предусматривается, так как расстояние визуального контакта "командир- рядовой" не превышает 25–30 саженей.
Бум! Бум! Гремят барабаны, подстраивая солдатский шаг. Палочки в руках молодых барабанщиков, будто живые взлетают ввысь и стремительно падают, словно коршун на беззащитного лебедя. Витязи идут вперед под бой барабанов, барабанщики по команде лейтенантов ускоряют темп и вот все шеренги совершают рывок, проходя опасную черту. И вновь быстрый шаг, а за ним еще один рывок.
Пока второкурсники совершали намеченные экзерциции, строй обороняющихся первогодков сосредоточенно готовился к встрече противника. Восемь "колпаков" заняли свои места по бокам от построения витязей. Артиллерийским расчетам требуется учиться смотреть в глаза опасности, а если возникнет необходимость, то и гнать неприятеля с защитного бруствера штыком.
На расстоянии в 30 саженей атакующие остановились, приложили фузеи к плечу, правый глаз прищурившись через пропил в казенной части и мушку высматривает середину человеческой фигуры. "Стрелять одновременно целой ротой, а тем более батальоном верх расточительства и невежества, — как-то заметил царствующий Старший брат после одного из первых провальных учений, когда еще только-только складывался по кирпичикам фундамент будущего Воинского Устава".
Хотя в европейских армиях тактика стрельбы взводами не в чести, государь, вступив на престол, ввел за правило стрелять исключительно взводами по готовности. Другое дело, что взводы могут готовиться к стрельбе примерно одинаковое время. Кроме того, под надзором сержанта воины, как показала практика, делают меньше промахов. Солдаты быстрее ориентируются в бою именно малыми группами, что в свою очередь позволяет быстро переходить от обороны к атаке или вовсе замирать на месте как скала, сдерживая неистовый вал степняков, прорывающийся к армейскому тылу.
— Пли! — голоса сержантов позвучали почти единовременно, как рок судьбы над строем атакующих.
Фузеи первой шеренги выплюнули пороховые облака, сразу развеянные порывом ветра.
Следом за первой шеренгой отстрелялась вторая, а за ней третья и четвертая. Не давая противнику опомниться, звучит новый приказ: "В штыки!" Полутысячная четырех шереножная линия переходит на быстрый шаг. Тело каждого витязя чуть наклонено вперед, корпус повернут на сорок- пятьдесят градусов к врагу, фузея со штыком наперевес летит впереди.
Не пробежав и половины, нападающие увидели, как стреляют фузеи противника.
Вторая, третья, четвертая шеренги выпустили заряд, и только первая шеренга стояла в ожидании: они стреляют в упор, только после этого идут в штыковую атаку.
Но сейчас учения и кровавой бани никто не хочет, да и свалки юных воинов тоже.
Наставники чутко следили за тем, чтобы в нужный момент атакующие шеренги смещались чуть вправо, а обороняющиеся оставались на месте, оставляя зазор в своих рядах для бегущих. Подобная тактика обучения наиболее близко подготавливала витязей к реалиям сражения. В бою нет романтики, там побеждает тот, кто сплоченнее стоит в шеренге, лучше работает штыком и прикладом.
— Капрал они идут на нас, — сухие, потрескавшиеся на морозе губы Ялбу, слегка приоткрылись, язык, словно наждак пару раз прошелся по нёбу, но удержать толику страха калмык не смог. Чтобы не говорили люди, но вид несущейся на тебя монолитной шеренги солдат волей неволей внушает трепет, главное вовремя перебороть секундную слабость и крепче сжать фузею в руках.
— Вижу, — Ярослав нахмурился, его пятерка стояла в первой шеренге: хоть она и была четвертой во взводе, но по правилам пятерки во взводе каждое учение меняются местами. Для того, чтобы каждый из витязей мог прочувствовать на себе, что значит встречать атакующий вал противника или наоборот самому нестись на застывшие вражеские ряды.
— Но так не должно…
Не успел калмык договорить, как атакующие шеренги ворвались в небольшие зазоры строя первокурсников. Они пробегали, подняв фузеи высоко вверх – не дай бог штык вспорет чей-нибудь живот, никакой чехол от подобного удара не спасет, разве что удар пройдет по касательной, не зря же курсанты носят кирасы.
— Стоять! — крикнули сзади Ярослава. Бросив мимолетный взгляд, он увидел, как один из третьей пятерки заваливается назад – кто-то из атакующих с разбегу приложился прикладом в корпус первогодка. Специально или нет не столь важно – эффект от подобного удара одинаковый: чуть сильней и витязя опрокинуло бы на спину, смяв воинов из следующей шеренги.
Хрлум! В это же время Ялбу почувствовал, как взмывает верх и грузно падает на промерзлую землю, перед ударом он увидел ясные торжествующие серо- голубые глаза недавно обретенного врага. Ханский сын упал наземь и отключился, по его лицу расползлось багровое пятно, нос съехал набок, а изо рта потекла темно- алая струйка. Верхняя губа неровными клоками прикрыла белые осколки передних зубов медленной патокой вытекающей вместе с кровью на подбородок и шею, темно- алая струйка с белыми осколками быстро образовала кровавую лужицу на сером снегу.
Капрал сначала не понял, что произошло, но через пару секунд увидел в шеренге брешь: в строю не хватало калмыка. Бросив взгляд вниз, Ярослав нашел бессознательного подчиненного, Ялбу лежал не шевелясь, лицо залила кровь. Не мешкая, нарушая Устав, капрал одним прыжком подскочил к калмыку и перевернул его набок – им подробно объяснили какую первую помощь нужно оказать собрату при разных ранениях. Захлебнуться собственной кровью капрал Ялбу не позволил.
— Носилки! — что есть мочи крикнул капрал.
Атакующие прошли сквозь строй первокурсников в мгновение ока, но уже через десяток саженей перешли на шаг, а еще через десяток и вовсе остановились. Откуда-то сбоку них появилась пара витязей с двумя жердями соединенными плотной парусиной.
Не говоря ни слова, они положили их рядом с Ялбу, взяли бессознательное тело за руки- ноги и на счет "два" аккуратно переложили на серую парусину.
— Ты ублюдок! — взревел раненым медведем Ярослав, увидев окровавленный приклад Андрея. — Это ты его ударил?! Зачем?
Не понятно чего было больше в яростном крике капрала: вопроса или обвинения.
— Догадайся, капрал, — презрительно глянув на Ярослава, второкурсник вытянулся во фрунт.
— На свои места шагом а- арш! — негромкий хриплый голос Александра Петровича осадил капрала, словно кружка ледяной воды пьянчугу.
— Курсант Смирнов! — не глядя на красного от ярости капрала, наставник повернулся к вытянувшимся во фрунт шеренгам второкурсников.
— Я! — серо- голубые глаза курсанта задорно блеснули и сразу погасли, встретившись с неприязненным взглядом наставника первогодков.
— Что ж ты так неаккуратно бежал? Ведь приказ в корпусе простющий – братьев не калечить, в свары не вступать, а у вас уже второй случай за полторы недели.
Нехорошо.
— Не специально, господин наставник! Руку чуть выше с прикладом поднял, но такого больше не повторится, — спокойно ответил Андрей.
— Конечно, не повторится, но для памяти нужно оставить зарубку, авось в жизни пригодится…
Вечером на плаце выстроились два курса. Перед витязями вышел старший наставник Михей Павлович, по привычке держа в руках небольшой кнут. Несильно постукивая по бедру, словно отмеривая уходящие мгновения жизни, он обвел взглядом плац и нехотя сказал:
— За нарушения приказа по корпусу, за злодеяния против брата по духу, курсант Смирнов приговаривается к полусотне ударов батогами! Приговор привести в исполнение немедля!
Еще не смолкли слова Михея Павловича, а в конце плаца, из одноэтажного дома старшего наставника вышел полуголый Андрей Смирнов в сопровождении двух сокурсников. В руках у одного из них был длинный куль, завернутый в холстину, второй нес плотную мешковину.
Витязи с содроганием глядели, как исполняется приговор. Наставник провинившегося курсанта по правилам корпуса лично приводил наказание в исполнение. В большинстве случаев они не были телесными: царь требовал не калечить пестуемых "птенцов" понапрасну, тем более, когда есть не менее действенные меры наказания. Но если телесные наказания случались, то обычно за крупную провинность, за которую в армии казнят или заставляют смывать кровью свой позор.
Бледный Андрей опустился на подложенный перед ним квадрат мешковины. Голова витязя вопреки обыкновению не склонилась в знаке смирения, он наоборот глядел на мир светлыми чистыми глазами правого в собственных убеждениях человека. Его мировоззрения не смог перебороть даже отец Варфоломей, с тоской молодой епископ глядел на Андрея, понимая, что этот отрок в чем-то прав, прав по каким-то одному ему известным правилам и догмам. Витязь глядел на собратьев с улыбкой: немного унылой, немного обреченной и чуточку веселой.
Курсант понимал, что после экзекуции он вряд ли выживет. Полсотни ударов и взрослый мужчина не всегда выдерживает, а что говорить о нем? За размышлениями он пропустил момент, когда на спину упал первый удар. В теле взорвался снаряд боли, волнами разлившийся по уставшим членам. Удары сыпались один за другим, но Андрей держался: третий… седьмой… десятый…
На одиннадцатом курсант упал лицом на плац, с веселой обреченностью поднялся на руках, вскинул голову, обвел взглядом замершие шеренги и приготовился принять новую порцию ударов…
После двадцать девятого удара витязь не смог подняться. Из последних сил он на дрожащих руках тянулся вверх, силясь удержать колышущееся тело в равновесии.
Белоснежные снежинки, упав на спину или плечи курсанта, превращались в кровавые льдинки. Они будто охлаждали пыл обессиленного Андрея. Но он продолжал бороться, даже тогда, когда двое друзей, подхватили его под руки и бегом потащили в лазарет. Приговор, не приведенный в исполнение, отложили на неопределенное время: забивать мальчишку до смерти старший наставник запретил.
По злой иронии на соседних кроватях в натопленной длинной палате царства Гиппократа лежали два курсанта. Один получил сотрясение мозга и лишился передних зубов, а другой на всю жизнь получил страшные шрамы на спине…
Середина марта 1712 года от Р.Х.
София.
Весна в Болгарии расцвела пышным цветом, благоухали полевые цветы, деревья радовали глаз девственной зеленью, наливающейся жизненной силой. Мир преобразился так быстро, что мне стало как-то неловко. Я провел здесь прорву времени: договаривался с посланниками повстанцев, слушал доклады о передвижениях турок, засылал тайных гонцов к австрийским Габсбургам, а в это время моя царица с наследником вынуждена томиться в столице, решая государственные проблемы, о которых должен думать только я. Есть в этом что-то неправильное…
— Ваше Величество?
Негромкий голос князя Григория Федоровича Долгорукого прогнал прочь несвоевременные мысли.
— Все хорошо, генерал, продолжайте, прошу вас.
Наши войска, уменьшившиеся до 52 тысяч солдат, встали на квартиры в предместьях Софии и ближайших городках. Добровольческие полки, присоединившиеся за 7–8 месяцев, стояли отдельным лагерем. Там их гоняли русские офицеры, стараясь сделать из пришедшего люда боеспособные батальоны, пусть не равные нашим по боевым качествам, но хотя бы имеющие представления о построениях и отражению атак противника. Надо заметить – стремление православных освободиться от ига Османской Порты действовало сильнее любого телесного наказания. Хотя неприятные инциденты с участием черногорцев, сербов, венгров и греков случались постоянно, что поделаешь, менталитет у людей разный, все импульсивные, драчливые. Но ведь русские офицеры и поставлены во главе батальонов и рот, для того чтобы обуздать яростную непокорную натуру. Объединять повстанцев в полноценные пехотные полки по решению Генштаба не стали – применили принцип башкирских казачьих пятисотенных полков, с той лишь разницей, что там была исключительно кавалерия, а здесь пехота.
Часть армии заняла пустующие дома, часть расположилась в походных шатрах и палатках, отдельные батальоны и роты распределились по гарнизонам в отвоеванных у османов землях. За полгода, прошедших с момента последней битвы у Софии ситуация в западных землях Османской империи, раскинувшихся за Дарданеллами сильно изменилась. И надо заметить – изменилась не в лучшую для Порты сторону.
Потерпев два крупных поражения, турки вынуждено отошли к Пловдиву, попутно стремясь сохранить греческие земли в полном подчинении и любым путем не допустить там опасного брожения местных народов. Хотя когда в Османской империи был мир, многие греки по- своему боролись с игом: часть устраивала бунты, часть занималась разбоем на море. Пиратство в Эгейском и Средиземном морях процветает день ото дня. В этом ремесле с греками могли сравниться разве что алжирцы, да некоторые увядающие карибские флибустьеры, перебирающиеся на морские просторы Африканских путей. Ну а когда в земли турок вторглись наши войска, разбив армию визиря, греки, точившие клинки войны не одно десятилетие выступили против старых захватчиков, в считанные дни, прервав сообщение между городами и крепостями.
Но так не могло продолжаться долго – султан не зря собирал после разгрома под Беркнишем две армии: в Салониках и Софии. Пускай первая насчитывала меньше воинов, но на плохо организованных, слабо вооруженных греков ее хватит с лихвой.
Обреченность борьбы против османов лидер греков – Иов Гланцис понимал лучше собратьев. Сорокалетний полковник кавалерии, служивший в австрийской армии под командованием принца Евгения еще тогда, когда тот только пришел к императору проситься на службу, послал к русскому царю делегацию, после того как под его командованием оказались три полностью укомплектованных полка ополчения. У большинства его солдат не было фузей, обходились сделанными из подручных средств копьями и крестьянскими вилами вместо рогатин.
Греков царь Алексей принял, благо что ожидал их не один день. Как ни крути, а у православных братьев есть один способ избавиться от мусульманского ига – восстать и пролить кровь за родное Отечество. Если народ не желает этого делать, значит, свобода ему не нужна и в помине. А рисковать жизнями русских людей, получая в ответ вместо благодарности ненависть… нет уж, увольте! Подобных глупостей Алексей совершать не желал.
Итог переговоров озадачил греков. Русский царь не оправдал их надежд, оказывается, ему вовсе не хочется спешить на помощь свободной Греции, он даже не смог выделить несколько полков для усиления армии полковника Гланциса.
Единственное чего добились делегаты от царя – заверения в помощи в случае их активного действия и соединения с русской армией. Проще говоря грекам давался шанс проявить себя без участия русских полков: несколько подуставших, поредевших и вымотанных за лето до предела. Греки не понимали, что резервы, идущие из России, минуя Польшу, Молдавию и Валахию крайне медлительны, да еще разные болезни забирают жизни людей. И это не считая постоянных стычек с османами, не смирившихся с плачевным положением дел на своих западных границах.
— Ваше Величество, господин фельдмаршал…
Князь Григорий Федорович Долгорукий прошелся по комнате, взял со стола разноцветные гвоздики с изображением флагов держав и приготовился отмечать месторасположение войск на карте…
Понимая, что бездействовать в противостоянии России невыгодно Генштаб принял решение начать продвижение вглубь Финляндии. Завоевать край можно только совместными действиями флота и армии приказ выдвигаться к Петербургу получила флотилия контр- адмирала Ивана Боциса и армия генерал-поручика Михаила Михайловича Голицына.
генерал-поручик сумел к началу прошлой зимы выбить шведов из большинства крепостей до Або. А бывший комендант Выборга – генерал-майор Третьяк с вверенными ему войсками захватил Нишлот, сам Михаил Михайлович Голицын разгромил генерала Армфельда с десятью тысячами солдат у столицы Финляндии – Гельсингфорс.
Через сутки русские войска вошли в покинутый шведами город, сразу же выставили караулы и расположились на зимние квартиры.
Этого удалось добиться благодаря постоянным рейдам галерного флота под командованием Ивана Боциса. Не секрет, что из-за проблем с доставкой провианта в финские земли, основным поставщиком провианта и боеприпасов являлся именно флот.
Гребные суда показали себя с наилучшей стороны не только как единственный провиантмейстер, были на его счету и удачные рейды в порты, разведка в шхерах и на отмелях…
Раннее утро. Октябрьское солнце ярко осветило портовые постройки и замершие на волнах корабли. Высокие мачты дрейфующих красавцев нескончаемым лесом замерли в бухте Гельсингфорса. Пробуждающиеся команды боевых кораблей шведского флота вяло копошились на палубах, кое- где юнги драили дощатый настил немного солоноватой водой Балтийского моря. В "гнездах" кораблей пусто – никто не всматривается в даль. Зачем это, если ты у себя дома?
Семь фрегатов, десять шняв и двадцать три шнеки заставят задуматься любого противника. Эскадра адмирала Лиля третью неделю выжидала удобного момента для нападения на торговые караваны противника. Так получилось, что крейсерские рейды стали для шведского флота в последние семь- восемь лет основным видом деятельности и надо отдать должное мастерству шведов – очень успешной деятельностью.
Значительная сумма денег поступала в как призы военных и каперских кораблей королевского флота. Однако не всем капитанам и командорам нравилось то что происходило, нет они не жалели врагов, предпочитая топить и захватывать в плен.
Из-за того, что Швеция последнее десятилетие воюет на три фронта, королю пришлось пойти на крайние меры – объявить потенциальным призом любой корабль, входящий в Балтийское море, за исключением самих шведов.
Указ принес свои плоды: захвачены два фрегата построенных для России в Англии, перехватываются жизненно важные шведам продовольственные и сырьевые караваны. И все же с каждым новым месяцем каперства напряжение среди моряков становилось все более ощутимым. Офицерский корпус обязан быть бесстрашным, немного злым и в меру думающим. Поэтому опытные шведские командиры, имея на плечах неплохие головы, видели, что выстоять против объединенного флота Англии, России, Голландии они не смогут…
— Господин адмирал, прибыл "Хоглас", — молодой адъютант барон Кигль замер за спиной курящего старого морского волка.
— Почему капитан не доложился? — нахмурил длинные седые брови Лиль.
— Капитан Ридл ранен и не известно выживет ли вообще, — ответил Карл Кигль, склоняясь в поклоне.
— ?
— Его шнява встретилась с галерами русских возле побережья…
— Он не мог уйти в открытое море? — удивился адмирал.
— Он встретился с ними, возвращаясь с рейда…
Старый адмирал на секунду задумался, после чего пыхтящая трубка выпала из жилистых длинных пальцев: искрящийся табак рассыпался по каменному полу кабинета, обволакивая серый пол облаком вонючего дыма. Вишневая деревяшка как юла крутанулась, вокруг одной точки, вильнула узкой ножкой и закатилась под комод.
— Ты понимаешь, что это значит, Карл? — тихо спросил адмирал.
— Нет, господин, — честно признался барон, вытянувшись во фрунт.
— Они уже здесь, Карлушка…
Не успел адмирал договорить, как за окном вспыхнула маленькая алая точка, следом за ней раздался далекий гром, повторившийся спустя пару секунд. В бухте полыхали с десяток узких судов, несущихся на скопившиеся шведские корабли. Небо заволокло черным масленым дымом. Только непонятно почему ни горят? Ведь они должны быть начинены порохом!
— Брандеры… Топите их, рыбьи дети!! — адмирал кричал во всю мощь луженой глотки, только вряд ли кто-то из капитанов мог слышать его рев.
Больше половины капитанов отдыхали в городских квартирах, а остальные предпочитали если не уют собственных домов, то теплые постели женщин. Только на трех- четырех судах по морскому регламенту должны постоянно находиться командор и два капитана, для поддержания порядка и предотвращения внезапной атаки. Правда атаку шведы все-таки прозевали…
Лиль с грустной улыбкой смотрел как тонут семь горящих узких брандеров с Андреевским флагом на мачтах. Команды фрегата "Святой Хенрик" и корвета "Сиятельный Генрих" смогли потопить три корабля, еще четыре брандера сами не доплыли, борта не выдержали полыхающего жара и упали в воду, позволив морской пучине забрать причитающуюся ей добычу. Но вот оставшаяся троица…
Ударив по центру и правому краю, брандеры лопнули огненными пузырями, разбросав пылающие дымящие головешки на многие сажени вокруг. Огонь, словно голодный волк беззащитную овцу, рвал палубы и паруса. Мачты горели как спички, а спустя еще пару минут в порту раздался первый взрыв, за ним последовал еще один… один за другим корабли загорались, где-то с огнем справлялись, а кое- где пожарище не удалось сбить. Быть может моряки, и смогли бы справиться со стихией, но им просто не дали этого сделать – в бухту вошла русская эскадра гребного флота, в центре которой шли полтора десятка транспортов.
Батареи порта не заставили долго ждать – слитный залп 24- фунтовых орудий разнес в щепы пару галер, разметав корпуса кораблей на многие сажени вокруг. Но второго залпа не последовало, в городе, охваченном первыми признаками паники, раздались залповые выстрелы мушкетов, командиры отдавали солдатам приказы.
В рассветных лучах солнца блестели обнаженные клинки, шпили портовой крепости пронзали небо словно стрелы, а под ее стенами копошились воины в зеленых мундирах с саблями наголо. Ненадолго под стеной движение прекратилось, но только для того чтобы через несколько секунд возобновиться с новым пылом – кусок крепостной стены на глазах изумленных шведов вывалился наружу. В образовавшуюся брешь сразу ворвались русские воины. Не долго на шпиле форта реял голубой шведский флаг, стоило сражающимся выбить сине-голубых из парапета как на шпиле заколыхался морской флаг России: белое полотно, пересеченное по диагонали синим крестом.
Капитаны шведской эскадры как могли, боролись с огненной стихией, сбивали огонь всем что только попадалось под руку, в ход шла любая мелочь: тряпки, парусина, разбавленное водой пиво. Быть может кто-то из зорких и наблюдательных шведов смог заметить входящие в бухту русские гребные суда и отдал приказ выйти на огневой рубеж, а следом за ним потянулись и оставшиеся в целости остальные корабли эскадры.
Но перестроения плохо удаются в бухте, тем более, если корабли зависят от парусов. Дай контр- адмирал Боцис шведам время, а адмиралу Лилю возможность присутствовать на флагмане, то возможно контратака шведов оказалась удачной, но ничего из перечисленного русский командующий шведам сделать не позволил. Как только завязалась артиллерийская дуэль кораблей, из форта по шведам выстрелила пара десятков орудий, заставив половину капитанов отдать приказ спустить флаг.
Остальные не увидели приказ или просто решили геройски погибнуть – ринулись на прорыв, прочь из бухты…
Ни один шведский корабль не смог выйти в открытое море из порта, они не преодолели и половины пути. Пара фрегатов, облепленная десятком галер, замерли на месте, отбиваясь от абордажных команд, три шнявы не доплыли до русских кораблей: не выдержав залпов гребной флотилии, они завалились набок и тихо утонули.
Эскадра адмирала Лиля перестала существовать в считанные минуты, будто злой рок приговорил шведские корабли стать частью славной виктории русского оружия.
Определяя тем самым нового хозяина Балтики на многие годы вперед.
— Князь, вы, кажется, обещали рассказать о наших союзниках?
Я задумчиво гляжу на пустующую девственно чистую карту, зафиксированную на планшете.
— Так точно, Ваше Величество. Как известно, при вашем батюшке мне было поручено добиться от датского короля решительных действий против Швеции, — Григорий Федорович саркастически усмехнулся. — Но на все вопросы датские министры отвечали одинаково: "нет денег" или "не хватает войск", хотя я должен признаться, что казна короля и впрямь пустует.
— Случаем не из-за проворовавшихся министров? — сидя за прямоугольным столом, молодой полковник бесстрастно смотрел перед собой, вертя пальцами металлическое перо.
— Возможно, что и поэтому. Как бы то ни было, но вразумительного ответа от датского короля я не услышал ни тогда, ни перед тем как выступил вместе с польским корпусом в Молдавию. Как известно мы с союзниками условились взять Штральзунде к концу весны, а какие- либо действия Саксония и Дания не предприняли.
— Князь, не вы ли писали мне, не далее как в прошлом мае о том, что союзники проснулись от спячки и готовы воевать? — я слегка нахмурился: знать одну ветвь истории хорошо, но противоборствовать ей… эх не зря Петр в свое время отказался от каких бы то ни было совместных действий против Швеции с иноземцами.
Из-за всех согласований мы потеряли уйму времени и денег. Не будь долгих задержек, война могла бы закончиться в 14-м, а то и 13-м году!
— Так и было, Ваше Величество, — потупился Григорий Федорович. — Но предугадать, что будет в следующем месяце у этих немцев совершенно невозможно, более того они сами не ведают, что сделают через неделю…
— Так зачем нам такие союзники, господа генералы? — витавшая в воздухе идея прозвучала.
— Простите, государь, — светлейший князь, начавший с недавнего времени участвовать на военных заседаниях в генеральном штабе погладил гладкий подбородок, левая ладонь Меншикова легла на ровную поверхность стола. — Но если мы откажемся от союзников, то все силы Швеции будут направлены против нас и воевать станет сложнее. У нас флот может действовать только в шхерах и устьях рек, но, увы, в море линейных кораблей не так и много. вице-адмирал Крюйс давно писал об этом, еще при вашем батюшке. А корабли купленные Салтыковым в Англии и Голландии стоят в Ревеле, дожидаются Балтийской эскадры.
Действительно, что-то я несколько погорячился – от союзников отказываться нам не с руки, проще провести сепаратные переговоры с Карлом, после того как удастся заключить мирный договор с Османской империей.
— Хорошо, оставим пока этот вопрос, он не столь важен в настоящее время. Говорите, князь чего изволят союзники, почему не выступают?
Стоя перед планшетом, Долгорукий не спеша втыкал в карту разноцветные гвоздики, критически смотрел на общую картину и менял диспозицию полков если это требовалось. Князь не мог знать все сведения о войсках союзных войск на память, поэтому ставил примерное количество, обозначая лишь присутствие армий и отдельных полков.
Григорий Федорович коротко поведал Генштабу о притязаниях Дании, Саксонии, а вместе с последней и Речи Посполитой на куски прибалтийских земель Швеции.
Пускай я об этом знал, но столь ценные сведения генералы знать обязаны хотя бы, потому что в ближайшем будущем они могут столкнуться с проблемой несогласованности действий союзников.
После того как Карл отказался подписать Гаагский акт о нейтралитете Померании в Северной войне перед союзниками и Россией встал вопрос о совместных действиях, однако у всех участников были собственные планы на счет первоочередных действий.
Август желал получить остров Рюген, совершенно забыв о том, что на нем базируется пара полков шведов. Однако датский король желал оставить польского собрата под Штральзундом для того чтобы с войсками добыть вожделенный Висмар.
Именно из-за несогласий, министерских интриг и злобы короли не могли договориться.
— …в довершение я хотел добавить, Ваше Величество то, что князь Василий Лукич всеми силами трудится, сводит датчан с саксонцами и поляками. Но все же лучше будет, если вы сами встретитесь с датским королем. Он человек гордый и если, Ваше Величество с ним согласует первоочередные мероприятия, то он вынужден будет исполнить их в точности, — генерал-поручик отпил из литровой кружки запашистого сбитня, но сесть на место не спешил.
— Надеюсь, все поняли, к чему ведут подобные демарши наших дорогих союзников?
Думаю повторять то, что сказал князь, нет смысла, просто имейте это в виду.
Теперь давайте приступим к вопросу о предстоящей кампании против Османской Порты.
Слушаю ваши предложения господа…
Еще Петр Великий завещал командирам, а тем более генералам принимать важные решения коллегиально, не надеяться только на собственный гений. С одной стороны решение царя было верным, как ни крути, а две головы лучше одной, но опять же есть ситуации, которые требуют индивидуального решения. К примеру, Петр требовал от офицеров не шаблонной исполнительности Артикула, а использования его как подспорье в умении воевать с противником. Необходимо давать командирам приказы, не перехлестывающие их разумную инициативу: если необходимо захватить одним полком удерживаемый врагом холм, то надо дать четкое указание, когда захватить, а не как это сделать. Сей вопрос, полковник должен решать по мере изменения реалий боя и географии местности.
Идея состоит в том, что на месте боевых действий командиру виднее как наиболее эффективно действовать против врага. Никакой генерал не сможет учесть всех случайностей на поле боя, как не может он знать досконально ландшафт предстоящей операции. Будь она общевойсковая или проводимая отдельным соединением.
— Сейчас наилучшее время предложить султану почетный мир, государь, — фельдмаршал тяжело дышал, то и дело он подносил ко рту кружевной платок, на висках выступили капельки пота. — Воевать на два фронта мы не можем, у нас просто не хватает ни денег, ни сил. Амуниция и боезапасы поступают с большими перебоями, в Крыму дела замерли и не движутся с места, того и гляди, Девлет-Гирей сомнет корпус генерала Алларта…
— Крым будет нашим в любом случае, — жестко говорю я. — Но как сделать так чтобы султан согласился оставить вассала? Он ведь не может пойти на открытое предательство.
— А от него не требуется предавать крымчаков, достаточно промедлить с вводом войск, и такую возможность мы можем ему предоставить, главное чтобы к нему весточка с предложением попала как можно скорее, — закашлявшись, ответил Борис Шереметьев, передавший охрану обозных путей из России в Валахию генерал-лейтенанту Чирикову.
Ненадолго в комнате моей временной резиденции повисла тишина: подобное предложение просто так не делается и если султан окажется здравомыслящим человеком, то согласится на наши условия, почти те же самые какие передал мне в начале кампании патриарх Иерусалимский. Отличие лишь в том, что теперь к дунайским землям добавится Крым с Кубанью. О выделении православных земель в отдельные независимые государства стоит упомянуть, но на согласие рассчитывать не следует – не в тех Россия условиях, чтобы разевать рот на столь жирный кусок, того и гляди Август в спину ударит, или цесарь надумает сыграть собственную игру.
Пускай им, достанутся земли Темешвара думаю на большее им рассчитывать не стоит.
Не зря же они гоняли полки к границе. Чем больше в империи Габсбургов национальных противоречий, тем проще будет разжечь костер войны. Ну а возможностей я уверен будет великое множество, только для начала нужно завершить войну с османами на тех условиях, которые в первую очередь выгодны нам.
— Господа генералы, думаю не стоит позволять султану забывать о нас. Лучше, если предложение о мире будет подкреплено чем-то существенным, к примеру, захватом части внутренних земель Порты. Сил на один бросок у нас достаточно, да и время сейчас подходящее. Турецкая армия переформировывается и будет небоеспособной не меньше 2–3 недель. Упускать такой шанс нельзя, — прикинув все возможные последствия, я вынес вердикт. — Вот только куда направить удар? Сейчас перед нами открыты дороги в греческие и македонские земли…
"Сегодня следует написать письма патриарху Иерусалимскому и султану с условиями мирного соглашения. Главное начать диалог, а потом можно и о самих пунктах более подробно говорить, — делаю мысленную зарубку в памяти, глядя на притихший Генштаб.
Генералы не хуже меня понимают важность развития атаки, другое дело, что сил у нас и впрямь маловато".
"Записки флотоводца" [1].
"…Молю Господа Бога нашего об удачном предприятии. Нет покоя в сердцах наших, силен турок на море, но до поры до времени не показывает силушку свою. Может испугался капудан- паша наших побед на суше и решил повременить? Но то ведь сброд сермяжный, а флот турецкий в негодности содержась все-таки равного на Черном море не имеет, да и как заиметь, если все побережье Порта под собой удерживает?
Одна надежда на прамы и галеры, да только погодка ныне сухая стоит. В прошлом году пожгли много судов: какое-то ветошью стало, какое морской бог прибрал. В Азовском море такое не редкость, до жути каверзно оно, того и гляди зазевавшему лоцману в брюхо каменюку подсунет, а если уж насадил суденышко на риф, то почти всегда оно тонет. Хорошо если матросов с офицерами спасти удается, а бывает и так, что вовсе команды гибнут в морской пучине…
…Намедни на горизонте мелькали турецкие вымпелы, дозорные насчитали 32 корабля.
Жаль только не смогли точно сказать, сколько линейных, а сколько галер, все же польза была бы. А то смех и грех против фрегатов 50-ти пушечных галерами 8- ми пушечными идти. Десяток фрегатов – это пол тыщи пушек. Потопят десантные корабли, они и для абордажа подойти не успеют. Нет, нужно ждать, пока турок промашку сделает, вот тогда и ударить.
Кубанские татары разбиты еще прошлым летом, так что за Азов можно не бояться. Какие-никакие, а корабли в порту имеются, да и крепость справная стоит, от десанта отбиться должны. Другое дело, что мало кораблей, совсем мало.
Хорошо еще Крюйс на прошлой неделе из Таганрога привел две шнявы и шесть скампавей. Правда, ему пришлось недели две укомплектовывать суда экипажами. Как наяву мне слышится испуганный шепот новобранцев, невдалеке надрывается боцман, загоняя линьками рекрутов на ванты, заставляли карабкаться их на салинги и марсы, бегать по реям. Я вижу, как трясутся их руки, дрожат колени, то один то другой матрос падает вниз, разбиваясь на смерть.
Всегда одно и то же. Это плата за скорость, за науку выживать, за жизнь, в конце концов. Да жестоко, но так надо, пусть потомки помнят о том какими силами мы добились того что они будут иметь. Они должны помнить, они обязаны об этом знать!
Наш флот вместе с флагманом готов к отплытию, турок на горизонте не показывается, нам ничего больше не остается, как только начать переброску десанта из кубанских земель к Кафе…"
Глава 2
26 марта 1712 года от Р.Х.
Познань.
Ранней весной польские земли мало отличаются от великоросских. Такая же слякоть и грязь, разве что природный ландшафт несколько иной. Но разве он важен усталому путнику, когда ему в лицо дует все еще холодный северный ветер, а на голову падают мокрые снежные хлопья?
О дрянной погоде думали не только одинокие путники, волей судьбы оказавшиеся в ненастье на улице, крепкими словечками поминал матушку- природу и небольшой отряд молодых воинов, едущих на невысоких степных лошадках в сторону городского предместья. У каждого из них был накинут на плечи кожаный плащ с капюшоном, под которым скрыта теплая одежда, подбитая бараньим мехом. Ноги всадников надежно защищали от непогоды высокие кожаные сапоги и шерстяные штаны, плотно облегающие ноги. На головах вместо привычных треуголок надеты кепи серого цвета. Никаких опознавательных знаков на них не было.
Одиннадцать всадников приближались к трактиру у развилки дороги. На облупившейся вывеске бревенчатого здания, обладая богатым воображением еще можно различить зажаренного поросенка на вертеле. На доске кривыми буквами было написано незамысловатое название: "Добрый Михал". Приглядевшись к названию трактира, всадники дружно засмеялись:
— Послушай, Андрей, неужели этот поросенок и есть добрый Михал? — один из воинов задорно спросил командира отряда.
— Не знаю, Степка, может он и есть, — едва- едва усмехнулся сержант Ходов.
— Хм, как-то нехорошо хозяина есть, кто же нам комнаты тогда даст? — спросил сквозь смех Степан.
Все остальные члены отряда дружно загоготали: что поделать, развлечений в дороге не так много как хотелось бы молодым служивым. А раз есть повод посмеяться, то почему им не воспользоваться?
— Ладно, посмеялись, и будет, — уже и сам Андрей не удержался от улыбки.
— Иван, Лешка займитесь конями, остальные несите вещи на постоялый двор, в такую непогоду лучше на день задержаться под крышей, чем через неделю оказаться под землей.
Будто подтверждая слова сержанта, ветер взвыл сильнее, снежные хлопья, стелясь над землей, хлестали стены трактира, морды коней и вконец продрогших до костей всадников. Распределив обязанности, Андрей первым спрыгнул с коня перед воротами, передав поводья Ивану. Сам, не медля, вошел в обеденный зал, а ему навстречу уже спешил седовласый высокий мужичок с заметным брюшком, выпирающим из- под кожаного фартука.
— Чем могу помочь ясновельможным панам? — услужливо спросил трактирщик.
— Нам нужен горячий ужин для одиннадцати человек и пару комнат на ночь.
— Сию минуту будет исполнено, прошу вас, — трактирщик засеменил впереди гостя, махнув кому-то возле стойки. Очевидно, один из служек побежал выполнять заказ.
— Желаете пока еще что-нибудь?
Подумав, Андрей добавил:
— Естественно, что необходимо позаботиться о наших конях: накормить, напоить.
Обо всем остальном позаботятся мои люди. Думаю будет неплохо если ты для начала принесешь чего-нибудь перекусить и горячего вина с пряностями. Денек паршивый, нужно согреться пока непогода не доконала…
— Конечно- конечно все будет исполнено в лучшем виде, — улыбка трактирщика расползлась по лицу как сытый удав. — Ей, Тишка! Давай беги…
Куда должен был бежать Тишка, Андрей не услышал, его внимание привлекла компания пятерых шляхтичей, с брезгливым выражением глядевших ему за спину. Обернувшись, сержант увидел, как в зал входят его солдаты, у каждого на лице – блаженство, наконец, они могли отдохнуть в тепле и уюте, и не нужно нестись неизвестно куда в поисках неизвестно кого. О чем говорили поляки, Андрей не слышал, но что в их словах нет и намека на уважение, это он почувствовал безошибочно. Польская шляхта привыкла вести себя с русскими как с заклятыми врагами. Хотя благодаря усилиям ляхов оно так и было на протяжении многих десятилетий. Стараниями Петра Великого Россия сейчас живет в союзе с Польшей, а не воюет с ними за свои, исконно русские земли, по недоразумению когда-то отданные им первыми Романовыми в лихие годы рождения новой династии.
Решив не нагнетать обстановку, сержант плюнул на свои подозрения и пошел к столу солдат, весело гомонящих между собой. Через пару минут в зал вышла молоденькая служанка, в руках у нее был большой поднос, на котором стоял кувшин и несколько кружек. Быстро расставив их перед сидящими, она упорхнула обратно и принесла недостающую посуду. К горячему вину с пряностями служанка вынесла тарелку с теплыми пирожками и миску меда.
— Эй, красотка, иди сюда! Нам давно не хватает ласк прелестной девчушки! — один из шляхтичей, скабрезно ухмыльнувшись, поманил к себе вздрогнувшую служанку, — Не заставляй меня повторять дважды, деточка!
Служанка беспомощно оглянулась на солдат, и сделала шаг в сторону шляхтичей, на лице застыла маска обреченности. Защитить молодую девушку оказалось некому, но не успела она сделать пары шагов как сержант, не выдержав глумливых сальных реплик ляхов, придержал девушку за локоток и кивком отправил на кухню:
— Иди, принеси нам оставшуюся снедь, о них не думай, — Андрей мысленно чертыхнулся, ведь из-за одной стычки может провалиться дело, порученное ему князем- кесарем.
Как известно, в начале войны со Швецией у России не было как таковой боеспособной армии, не считая пары гвардейских полков и тысяч стрельцов. Воины то были, вот только они мало на что годились, из всей армии против европейских солдат могли устоять от силы 4–5 тысяч, остальные являлись обузой, а не опорой трону. Негодными были все стрелецкие полки, охотно пожирающие казну, но при этом себя не оправдывающие и на треть от затраченных ресурсов. Именно после Нарвской конфузии Петр начал активную реорганизацию армии, привлекая на должности офицеров преимущественно иностранцев, так как своих офицеров у нас не хватало, да их и сейчас не хватает, до сих пор приходится пользоваться услугами наемников.
Создавая армию с нуля государь не мог бездумно назначать любых людей на высшие командные посты, поэтому принимал генералов, полковников и майоров чин в чин и только по письменным рекомендациям. О нравственной чистоте кадров царь не думал…
В то время подобный подход был оправдан, но сейчас, когда армия и ее молодые командиры приобрели серьезный боевой опыт пришла пора подумать о благонадежности офицеров- иностранцев. Было общеизвестно, что именно "немецкие" генералы чаще всего сдавали врагу крепости и проигрывали сражения, которые можно было выиграть.
Что было то было, новый царь был готов закрыть глаза на мелкие грешки генералов в прошлом, однако новые оплошности Алексей Второй прощать не собирался.
Так получилось, что в сентябре 1710 года, почти полтора года назад, русские войска под командованием генерал-майора Ностица взяли крепость Эльбинг. В ней укрывалось около тысячи солдат противника с 260 орудиями. После недолгой осады и последующего штурма город пал, а гарнизон сдался на милость победителя. Ностиц получил за взятие крепости повышение, а его помощник, бригадир Федор Балк – портрет государя с алмазами и назначение на должность коменданта крепости.
Однако до того как бригадир вступил в должность, генерал-поручик Ностиц обманом вытребовал у эльбинского магистрата 250 тысяч польских злотых и скрылся в неизвестном направлении.
Простить подобное царь не мог, приказал сыскать генерала и примерно наказать.
Поиски продолжались больше года и завершились в городе Познани, где Ностиц гостил у одного из верных шляхтичей Станислава Лещинского, бывшего польского короля изгнанного более двух лет назад.
Сейчас Россия могла с гордостью сказать, что ее армия – сильнейшая в этих краях и противостоять ей мало кто способен. Разве что австрийцы с принцем Евгением во главе, но они были слишком заняты закреплением результатов своих недавних завоеваний. Но простая истина мало понятна шляхтичем: у них всегда гонору было больше, чем у трех императоров вместе взятых, и из-за этого стычки между офицерами разных армий случались все чаще и чаще…
— Ты не поняла, девка? — нахмурился слегка подвыпивший лях.
Служанка вздрогнула, но продолжила идти на кухню. Незаметно для поляков витязи чуть отодвинули лавки, освобождая место для маневра.
— Оставь ее, она занята заказом, — спокойно произнес Ходов, глядя перед собой.
— Ты это мне сказал, москаль? — лях заревел раненым туром, вставая из-за стола, — Да ты знаешь, кому перечить вздумал…
В тот момент, как только поляк встал с места, на лестнице, раздались приглушенные шаги. На секунду вся подвыпившая компания отвлеклась, разряжая накалившуюся обстановку. По лестнице, держась за перила, спускался грузный немолодой дворянин, по его лицу катились крупные капли пота, из- под парика торчали седые волосы: грязные, сальные патлы сделавшие бы честь бродяге, стоящему на паперти возле церкви. Дворянин держал в левой руке позолоченный жезл, навершие которого украшала лисья голова с изумрудными глазами.
— Пан Грицкий что-то случилось? Вы так эмоциональны, что мне право слово стало даже интересно…
— Случилось, пан Ностиц, эти москали посмели перечить мне! — лях резко развернул голову в сторону витязей, как бы невзначай положил ладонь на полированную рукоять сабли.
— А с чего вы, мой друг взяли, что это москали? — поинтересовался пан Ностиц.
— Да что ж я не отличу благородного поляка от треклятого москаля? — удивился Грицкий.
— Конечно, как я мог забыть, — вымученно улыбнулся дворянин.
Постояв пару секунд на лестнице, словно раздумывая о том идти ли к компании поляков или подняться обратно в комнату, Ностиц выбрал первое. На душе старого интригана было неспокойно.
— И какого черта я поперся в Польшу? Не хватало денег? Нет, есть и не мало… так чего я старый пень забыл здесь, да еще эти московиты…, - генерал, украв четверть миллиона злотых, обеспечил себе безбедную старость на долгие лета. Да что там себе, его детям этих денег хватит до старости, а может, если повезет вложить их в прибыльное дело и внукам кое- что перепадет".
Но сейчас, как бы плохо не было генералу, он не имел права показывать это перед пронырливыми союзниками, намеревающимися при первом удобном случае скинуть с польского трона строптивого, непослушного Августа Саксонского. Что поделать, профессия старого вояки обязывает быть в курсе слухов и новостей о предстоящих военных кампаниях. Как устоять от неслыханного предложения нового найма? Пусть предыдущий контракт он разорвал с немалой пользой для себя, но ведь новый хозяин обещал немало денег, почти столько же, что и русский царь. Эх, жаль Петр умер, а то бы удалось вытрясти из него еще немало золотых рублей, ссылаясь на немыслимые (но несуществующие) проблемы. Увы, но молодой Алексей подошел слишком радикально к решению проблемы воровства в армии, особенно среди иноземцев. После того как по приказу царя Алексея на стенах Ревеля за грабеж мирных жителей и расхищение склада с провизией повесили трех капитанов: итальянца, саксонца и баварца, генерал окончательно понял, что вольготная сытая жизнь закончилась.
Решение ограбить захваченный город пришло в голову к генералу сразу после повышения. Другого подобного момента ему могло не представиться, ведь в подчинении у него был только один бригадир Федор Балк, а все остальные генералы в это время были или в Прибалтике или на Южных рубежах России. Дело осталось за малым…
Приказ временного коменданта в магистрате города прогремел, словно гром среди ясного неба, введя в ступор глав ремесленных цехов и гильдий. На первое время общее управление в захваченных городах оставалось за коренными жителями, но только до той поры пока в город не вступали переселенцы. Назначать их сразу на ответственные посты было бы глупостью, но и оставлять все в неизменном виде со стороны царя было большей глупостью. В итоге получился некий симбиоз коренных жителей и переселенцев: одни вводили в курс местных дел и проблем других, а те, в свою очередь, не претендовали в ближайшее время отбивать хлебные приработки у оставшихся в городе жителей.
Не обошел царский указ и Эльбинг, приравняв его со всеми вновь приобретенными городами балтийского побережья. А так как жители Эльбинга российского законодательства попросту не знали, то вынуждены были собрать требуемую сумму в указанный срок. Остановить генерал-поручика никто не мог, даже бригадир в это время отсутствовал в Эльбинге, уехав с проверкой по малым крепостцам. В итоге царю пришлось возмещать часть утраченных денег из казны, отнимая золото у детей- сирот, ветеранских домов и богаделен…
— Извините нас панове, — пряча глаза в пол, внезапно сказал сержант Ходов.
Командир встал перед сдвинутыми столами, развернувшись боком к полякам.
— Эк ты, малец, легко отделаться хочешь! Подь сюда и прощения проси, тогда мы с панами забудем о твоей недавней выходке, — самодовольно процедил сквозь зубы Грицкий.
— Конечно, только скажите панове, неужто и впрямь этот господин – всем известный генерал-поручик Ностиц? — не поднимая взгляда от пола, спросил сержант.
— Откуда ты об этом узнал? — пьяно бросил один из панов, вальяжно откинувшийся на стуле.
Ностиц, собиравшийся присесть на лавку между панами, удивленно воззрился на Ходова, а спустя пару мгновение заметно побледнел, делая шаг к лестнице.
— Нам значит, крупно повезло…, — хищно улыбнулся один из витязей Степан Захарин.
— И не говори, Степа, — поднял взгляд от пола командир "волков" а именно они и явились по душу генерала-предателя…
Что случилось дальше, трактирщик, вышедший с двумя кувшинами горячего вина, долго вспоминал темными вечерами, надеясь больше никогда не увидеть подобного.
Молодые мужчины, только недавно начавшие брить редкие волоски на подбородке и щеках, выхватили из- под плащей пистоли и, не говоря ни слова, почти в упор расстреляли сидящих напротив них панов. Те попытались укрыться за дубовым столом, опрокинув его, но пришлые воины попросту обошли выживших с боков и, не доводя дело до сшибки в рукопашную, расстреляли лежащих панов прямо на полу, не дав подняться. Кровь алыми ручейками стекала куда-то в щель пола возле стены. Пол из толстых тесаных досок, привыкший к пиву и крови после очередного мордобоя с жадностью впитал темную кровь ляхов, но быстро насытившись пропускал алые ручейки дальше.
Лишь один человек не был убит и, более того, даже не ранен, но он почему-то оцепенел. Генерал Ностиц обреченно смотрел на хмурое лицо сержанта Ходова….
На следующий день после происшествия, в трактире "Добрый Михал" появились разгневанные шляхтичи. Прождав высокочтимого гостя, отряд вассалов Лещинского решил поискать генерала в ближайших трактирах: мало ли как бывает? Сами ляхи частенько позволяли себе на белорусских и украинских землях не только неделями просиживать на постоялых дворах, но порой и сжигать неприглянувшееся заведение, особенно если у них не было денег для оплаты постоя.
Каково были их удивление и злость, когда бледный, трясущийся от страха трактирщик поведал им о вчерашней бойне. Не утаив ничего, а то и приукрасив пару моментов, нарочно выгораживая себя, Михал окончательно уверовал в собственную безопасность. На вопрос о том, что стало с генералом, хозяин заведения ничего вразумительного не сказал, единственное о чем узнали шляхтичи – Ностица неизвестные воины увезли на юго-запад, к границе Священной Римской Империи. Не теряя времени, отряд бросился вдогонку за убийцами сиятельных панов, начисто позабывших о хороших манерах.
Лишь спустя два дня по дороге на Познань отряд наткнулся на лесника, рассказавшего им о десятке всадников, несколько дней назад заночевавших на одной из полян в перелеске неподалеку. Сам лесник там не был, потому как провалялся эти дни дома, мучимый чахоткой. Обретя вновь надежду, шляхтичи бросились по следам похитителей.
Через час конники оказались на указанной лесником поляне. Небольшой пятачок был вытоптан, но, внимательно приглядевшись, можно было заметить сломанные ветки кустарника, где недолго стояли лошади. Но на это никто из поляков не обратил внимания. Все глядели на убитого генерала…
— Что вы собираетесь со мной делать? — генерал Ностиц спокойно смотрел на молодых воинов. Страха и паники не было. Да и откуда она возьмется у боевого генерала?
Другое дело, что душонка у командующего черная и убогая, лживая, но ведь одно другому не мешает?
Правда некоторые считают, что личные качества влияют на выполнение некоторых заданий, мол, если подлец, то и методы его будут подлыми. Правильно, так и будет, но ведь дело будет сделано, а на войне, как на войне, всякий метод хорош если приносит нужный результат. Хм… нет не всякий, есть те которые совершать нельзя никоим образом: казнить стариков и детей.
— То, что заслужил, — коротко ответил Андрей.
Ни на какие вопросы Ностица воины больше не отвечали. Проскакав рысью пару часов, отряд свернул на лесную тропинку проезжая глубже в лес. Пробираясь сквозь лесную чащу они в конце концов оказались на небольшой поляне. Каждый воин занялся своими делами: кто-то кормил коней, кто-то собирал хворост, а кто-то собирал треногу.
— Скажите для чего это? — глядя на приготовления "волчат", не выдержал генерал.
— Помолчи предатель, на небе тебе за все зачтется, — раздраженно ответил сержант, нервно покусывая губы. Ему сейчас предстояло сделать то, чему их не учили в корпусе. Хладнокровно убивать людей в корпусе не учили, потому как мало кто решится на такое – выбор не для слабых духом.
Между тем с заводного коня сняли пару солдатских мешков, в которые сложили найденные при генерале деньги. Костерок под треногой весело облизывал хворост, небольшая железная чаша постепенно краснела.
— Сыпьте пару горстей, больше не надо, остальное сдадим в казну.
По указу государя все мероприятия, связанные с поимкой преступников и захватом их имущества давали право воинам, выполнившим захват на четверть от суммы трофеев исключая вещи входящие в приложение Указа. До сего указа солдат имел неоговоренное ни одним документом право на мелкое мародерство после боя. Сейчас вся добыча сдавалась в казну взвода, где составлялся отдельный список трофеев, после чего они копия списка уходила в штаб полка, а вещи сгружались в полковую казну для дальнейшей транспортировки на склад.
С образованием министерств многие приказы расформировали или перевели под руку управления министерств. Так к примеру учрежденная в 1699 году Ратуша целиком вошла в состав Минфина. Оказался расформирован Преображенский, дав ценные кадры обновленному ведомству с более широкими полномочиями.
Отвлекшись от дум, Ходов с отвращением посмотрел на посеревшего немца. Вообще в России немцами называли всех иностранцев-европейцев, а кто из них голландец, француз, цесарец – неважно. Сказано немец и все.
Генерал Ностиц понявший, что суда над ним не будет, почувствовал скользкий комок в горле. Запах прелой травы и испарений был премерзким. Глянув на копошащихся возле треноги "волчат", сержант увидел их бледные лица, красные болезненные глаза.
— "Чтоб я еще эту дрянь варить кого-то заставил? Да ни за что! — Андрей готов просто заколоть генерала, а варево вылить – золото-то после варки станет мусором, но приказ князя- кесаря четок и двусмысленности не подразумевает – казнь должна быть показательной".
— Начинаем…
…через десять минут на поляне не осталось ни одного витязя. Одинокий труп генерала- предателя вкопали по пояс, локти связали сзади и закрепили на колышке за спиной. По лицу мертвого Ностица стекали ручейки ярко желтого цвета: изо рта сочилась струйка расплавленного золота, застывшего на глазах "волчат". Чуть в стороне от места казни, в утоптанной траве земля впитывала остатки пищи "волчат".
Рвотные позывы долго сотрясали каждого из них, сам сержант Ходов побледнел, посерел лицом, успел дойти до края поляны, и уже не сдерживаясь, упал на колени, опустошая желудок.
После ухода "безопасников" в траве остался лежать черпак с золотыми разводами на стенках, вымазанный грязью и пеплом недавнего костра.
Середина апреля 1712 года от Р.Х..
Утрехт.
Раннее утро. Город просыпался вместе с небесными птахами, весело щебечущими незатейливые переливы. Алые лучи восходящего солнца окрасили светлые фасады выбеленных домов, придали им таинственный, мистический вид.
По центральной улице бодро прошел патруль стражников: лица квадратные, как у бульдогов, одетые в оранжево-черные камзолы с мушкетами наперевес они волей- неволей вызывали должное уважение к собственным персонам и законам города соответственно, удачно "сдобренных" силовой дубиной в лице многочисленных патрулей.
Уже больше года в Утрехте решается вопрос о мирном соглашении между столпами европейской политики: Франции и Великобритании. Вообще странно слышать о стране еще недавно не существовавшей. Да-да именно о последней! Какого черта спросите вы? Мол, вот же она, повелительница морей и океанов, гроза Голландских Штатов, Испании и Франции. Но нет, как бы не кичилась Великобритания победами, они в ее истории все без исключения выглядят куцыми, слабыми и даже больше – невзрачными, все "сливки", цвет геройских побед сняла Англия. Кто бы мог подумать, что шотландский монарх когда-нибудь займет английский престол? Вот то-то же и нынешняя королева в юности об этом если и мечтала, то только плача ночью в подушку, заливая горючими слезами впустую убитую юность. Среди придворных лизоблюдов и дешевых, приторных комплементов…
Еще несколько лет и минет десятилетие, как Шотландия объединилась с Англией.
Стюарды – один из древнейших родов островов долго ждали и, наконец, получили то, к чему стремились со времен Вильяма Уоллеса. Как жестоко порой смотреть правде в глаза… Кто бы подумал, что чопорные джентльмены согласятся видеть на престоле Плантагенетов давнего заклятого врага?
Судьба видимо. От этой чертовки никуда не денешься: попадешь под пулю, угодишь на штык ретивого гвардейца, а быть может, потонешь, принимая ванну в чугунной галоше. Жизнь – штука странная – одним помогает, других бьет со всего маху. И дело не в том, что кто-то счастливчик, а кто-то неудачник, вовсе нет, мир однобок: как ты к нему относишься, так и он к тебе. Любезностью на любезность, плевком на плевок. Закон сохранения энергии, пусть даже такой непостоянной как гармония всего сущего.
Сейчас судьба сотен тысяч человек решалась в большом красивом доме города.
Недалеко от вычурного новомодного фонтана расположилась утрехтская мэрия, возле нее выделяясь яркой вывеской располагался венецианский банк. Но ни первое, ни второе здание не могли претендовать на историческую значимость – переговоры велись в доме барона де Куано, бесславно сгинувшего в этой войне и не оставившего ни одного прямого наследника. Хотя, скорее всего наследники пока еще не знают о "трагичной" для них новости.
Трехэтажный красавец-особняк с синими портьерами на окнах выделялся на общем фоне вековой мрачностью. Переговоры под стать антуражу дома проходили в тяжелой атмосфере, с долгими перерывами, "хлопаньем дверьми" и вселенскими обидами друг на друга.
Никто не предполагал, что все пойдет наперекосяк. Европейские вершители судеб хотели принять участие в новой переделке сочного пирога под названием "мировое господство", но вот беда, к праздничному столу допустили немногих, вначале их вообще было двое. Однако такие секреты долго не скроешь и слухи о переговорах между англичанами и французами становились настойчивей, живей, насыщенней.
В результате спустя два месяца после начала переговоров Великобритании пришлось уведомить союзников о начале переговоров. Первая реакция стран- союзниц оказалась вполне адекватной: ор, взаимные претензии, исчерпавшиеся после крупных преференций. Ближе к зиме страсти немного утихли, да и позиционная война недавнего европейского гегемона – Франции не могла принести пользы атакующим странам. Их бюджет и без того дырявый как одежды нищего на паперти грозил превратиться в бездонную яму с бесконечными кредитными долгами. Только банкирские дома Италии по- прежнему находились в плюсе, даже алжирские пираты не мешали им осуществлять экономическую экспансию в страны "второго эшелона".
Затевать опасные игры с Великими державами итальянцы не рисковали – армии наемников, надежно прикрывающие границы от соседей- недоростков против регулярных полков "гигантов" не годились. Так что выход из сложившейся ситуации был один – скорейшее заключение выгодного для всех стран мирного договора.
И вот в январе этого года цесарцы попытались помешать двусторонним переговорам англичан и французов. Для этого он послали на переговоры к королеве Анне принца Евгения Савойского, но с самого начала разговор прославленного полководца с английской королевой не задался. Что именно произошло – неизвестно, но в итоге цесарские посланники уплыли на материк, не добившись гарантий от Англии. Мирные переговоры продолжились…
В том же месяце в Утрехте продолжился конгресс. В нем приняли участие уже не две страны и даже не три, а все шесть: Франция, Великобритания, Голландия, Савойя, Португалия и Пруссия. Испания примиряться с врагами на выдвинутых ими условиях отказалась, благо что, вернув Гибралтар и остров Менорку, кабальеро восстановили некогда пошатнувшиеся на полуострове позиции, особенно после того как войска под командованием генерала Рамиреса захватили последний оплот мятежных дворян – Барселону.
Осада столицы мятежников с легкой подачи арагонских провинций и басков началась сразу же как только дворяне получили провиант и порох. Что- что, а воевать испанская аристократия любила, эта любовь проигрывала разве что предпочтениям к роскоши и кулуарным играм.
В течение трех недель по городу била артиллерия, но особых результатов бомбардировка не дала. Впрочем, подобному исходу генерал Рамирес не удивился: Барселона крепкий орешек и одной артиллерийской подготовкой ее не взять. Первый штурм города начался на 23 день осады за час до восхода солнца. Как в старину к крепостным стенам шли солдаты с лестницами и фашинами, несли мушкеты на плечах и с содроганием глядели на серые каменные зубцы. Где-то между ними суетились осажденные, готовящие "сюрпризы" солдатам Филиппа. Единственное что отличало идущих на штурм испанцев от своих давних предков времен конкисты так это отсутствие медленно катящегося к главным воротам тарана. Свинцовый град проредил атакующих еще на подходе, картечь вырывала из шеренг десятки воинов, но упрямые гишпанцы продолжали путь, теряя собратьев и друзей. У басков, идущих в первой атакующей волне, сильны именно семейные кровные узы, настолько сильны, что даже кровавые стычки враждующих семейств цивилизованной Испании покажутся детскими забавами по сравнению с отстаиванием чести горского племени во время кровной мести.
Осада Барселоны грозила затянуться на многие месяцы. Город- порт мог не заботиться о том что провианта не хватит: морепродукы всегда были под боком.
Единственная возможность полной блокады – наличие сильного флота на рейде и сети по периметру выхода из бухты. Но за неимением такового королевские войска, словно слепые котята раз за разом натыкались на серые холодные крепостные стены, оставляя под ними с каждым новым штурмом сотни трупов.
Сколько бы потеряли осаждающие времени и войск, неизвестно, но счет шел бы на тысячи жизней. Как бы там ни было, но в одну из безлунных ночей на городских стенах, впритык подходящих к воде разгорелся бой. Славянские наемники, отличившиеся в захвате Гибралтара, вновь показали кабальеро отличную выучку и стойкость. Никто из офицеров толком не знал, откуда появился полностью укомплектованный полк сорвиголов. По прибытию Иноземный полк [2]разделили на два батальона, по 800 человек в каждом. Второму батальону пришлось штурмовать ночью крепостные стены Барселоны так как первый батальон славян- наемников ушел в противоположную сторону – на границу с Португалией.
В первые минуты ночного боя наемники сумели оттеснить осажденных на пару сотен метров вглубь города. Продвигаться дальше они не решились: без помощи остальных полков в мятежном городе делать нечего. Теряя одного их семи солдат, славяне под огнем горожан открыли створки ворот, оставаясь на месте, они отбивали атаку за атакой до тех пор, пока им на помощь не пришла королевская кавалерия.
Раненые и уставшие воины буквально попадали без сил там, где рубились с вражескими пехотинцами, быстро ретировавшиеся вглубь извилистых городских улочек, где за время осады успели построить немало баррикад. Вот только ворвавшаяся в распахнутые ворота армия генерала Рамираса неудержимым валом пронеслась по Барселоне, сметая на пути любое укрепление, заливая ало- черной кровью мостовые, словно в отместку за последние десять лет поражений монархисты резали всех горожан, не разбирая, кто сдается, а кто сражается из последних сил.
Королевские солдаты за три дня уничтожили жемчужину Пиренейского полуострова.
Монархи никогда не прощают предателей, ну а если это не один человек, а целый город или даже провинция, то чаще всего кара становится кровавой и безжалостной.
Так что, отдав приказ разграбить Барселону, Филипп просто оставил потомкам страшную памятку…
— Маркиз, не кажется ли вам, что пора, наконец, припугнуть испанца?
В большом просторном зале трехэтажного особняка сидели два человека, иногда возле них появлялся слуга с подносом, ставил пару бокалов вина и легкую закуску и сразу исчезал. Сегодня маркиз де Торси и барон Тисмар специально припозднились и не отправились домой.
Очередной день переговоров стран-союзников и Франции прошел безрезультатно, стычки на границе то утихали то вновь разгорались, словно и не собрались дипломаты разных стран все вместе в одном городе. Европа любит поучать "диких" варваров в их невежестве, однако даже африканские папуасы имеют представления о том, что такое перемирие.
— Барон, вы говорите с дворянином и человеком чести! — грузный, немного одутловатый маркиз с неприязнью уставился зелеными глазами на холеного седовласого мужчину крепкого телосложения. — Предлагать подобное, значит не уважать моего короля!
— Ну-ну, Жерар, мы прекрасно знаем, каких усилий стоит удержать расползающиеся провинции от распада твоему государю, а про Филиппа и говорить нечего. Его недавние победы хоть и принесли глоток воздуха одиозным аристократам, положения дел уже не исправят – Испания обречена.
— Рано вы списали со счетов Францию. Король не позволит Испанской империи пасть, тем более что Филипп, любимый внук государя, — с усмешкой поглядел на английского дипломата маркиз.
Хотя француз и вел себя несколько вызывающе, но полностью уверенным в собственных словах не был. Есть ли на свете хоть один дипломат, который не расчетлив, не способный пойти на сознательный обман ради пользы родного Отечества? Нет, таковых просто быть не может, специфика профессии не позволяет быть благородным как богатырь времен князя Владимира Крестителя.
— Если бы королева пожелала, как вы говорите "списать" французов со счетов, то мы бы с вами не разговаривали…
— Что-то вы заговариваетесь, дорогой барон. Королева пусть и правит, но именно парламент принимает окончательное решение. Герцог Мальборо отошел от дел, его влияния хватит разве что созвать палату общин, да и то… — маркиз безмятежно посмотрел в прищуренные глаза коллеги, и незамысловато покрутил рукой в воздухе.
Мол, судьба иногда выдает такие "па", что ее перипетии порой бывают, непредсказуемы как весенний ураган на побережье.
— Тут вы правы, — кисло ответил Тисмар.
Англичанину было неприятно вспоминать инцидент, приведший к опале всесильного герцога. После взятия Лилля, то есть посрамления французского короля, которого потеря сей жемчужины потрясла сильнее прошлых поражений вместе взятых, по английскому двору поползли слухи о том, что Людовик подкупил герцога за три миллиона французских крон. За то чтобы тот должен снять осаду с Лилля, но подкуп не завершился, генерал Уэбб разбил французов и город пал. Однако факт остается фактом. Кроме того супруга Мальборо явилась на прием к королеве в честь взятия Лилля со свитой большей, чем у королевы. А какому монарху понравится возвышение вассала, даже когда на троне сидит королева, а вассал – верная любимая подруга?
Да и чего скрывать, после отставки Мальборо альянс стал слабеть. Виги, поддерживающие военные действия против Испании и ее колоний отошли на задний план, их сменили более миролюбивые тори. На смену генералу Мальборо из Великобритании прибыл герцог Ормонд, давний противник и заклятый соперник бывшего властолюбивого фаворита королевского двора. Только благодаря нему французы смогли за несколько месяцев вернуть утраченные ранее земли. Герцог по приказу королевы и совета пэров вывел английские войска из состава союзнической армии. Не воспользоваться столь удобным моментом генерал Виллар просто не мог, так что статус-кво восстановился крайне быстро…
— У меня для вашего короля есть предложение, — нехотя сказал барон Тисмар. Судя по всему подобная прямолинейность ему не нравилась, однако указание к желаемому результату получены и значит, их необходимо выполнить как можно скорее.
— Извольте, буду рад их услышать, — улыбнулся маркиз с хитринкой поглядывая на чопорного английского аристократа.
— Великобритания предлагает следующие условия: Филипп Пятый признается нами королем Испании и ее заокеанский владений, но при условии отказа от прав на французский престол…
— Думаю это условие не вызовет нареканий даже у самого Филиппа, — согласно кивнул маркиз, пригубив бокал вина.
— Далее, Испания обязана уступить Савойскому герцогству Сицилию, а Великобритания должна получить обратно отвоеванные Гибралтар и Менорку. Ну а в завершение скажу, что Испания обязана предоставить моей стране право на единоличную продажу рабов Африки в испанских колониях Америки, — барон спокойно посмотрел на возмущенное лицо коллеги.
— Глупость! Простите сэр, но где вы слышали отдавать собственные земли, отвоеванные у врага? Испанец не пойдет на это, так же о Гибралтаре с островом забудьте, это предложение король- Солнце не поддержит.
— Хорошо, исключение принимается, но все остальное останется как есть.
— Предварительно может и да, но потом кое- что изменится. Впрочем, оставим этот разговор, у нас есть более важные дела о прошлых требованиях Великобритании, — на этот раз маркиз неприязненно скривился, демонстрируя личное отношение к решению возникшей проблемы. — Мой государь согласен на то, чтобы Франция отдала англичанам ряд владений в Северной Америке. В частности: Новую Шотландию, острова Сент- Кристофер и Ньюфаундленд, кроме того, королевство обязуется срыть все укрепления Дюнкерка.
— Что ж, раз договоренность достигнута, думаю, нам стоит поторопить излишне мстительных голландцев и мелкие княжества Германии принять выгодную нам резолюцию, — усмехнулся барон Тисмар.
— Сделайте милость, — кисло улыбнулся маркиз.
Как бы, не были завуалированы слова англичанина, но их суть всем понятна – Французская Гегемония в Европе исчезла! И подорвал ее, как бы не глупо это звучало – сам король- Солнце.
Однако Франция сохранила свои материковые границы почти нетронутыми, разве что отступилась от восточных графств: Гелдерна и Нефшателя. Но разве столь малые уступки не капля в море? Осталось только подвести Филиппа Испанского к идее принятия невыгодных для него условий, а с другой стороны, что ему еще остается делать? Все владения в Италии потеряны, разве что в Сицилии идет вялая партизанская война, да в Сардинии порой возникали и столь же быстро пропадали стихийные восстания благородных донов, прикормленных Испанией. Если Альберони не придумает ничего, то его недавно обретенное Отечество навсегда потеряет одну из лидирующих позиций в Европе…
Глава 3
27 апреля 1712 год от Р.Х.
Даумгартен.
Пыль темным облаком вздымалась высоко в небо, скрывая движение нескончаемых колонн солдат в сине-голубых мундирах. По бокам людской реки то и дело проносились конные разъезды – два полка кавалерии шли в авангарде далеко впереди основных сил.
Мушкетеры с улыбками на обветренных лицах предвкушали скорую битву. Они могли радоваться: русских поблизости нет, одни датчане и саксонцы, а уж их то шведы побьют, как пить дать. В свою счастливую звезду верил каждый солдат и офицер.
Идя походным строем, свейские воины оглядывались по сторонам: летучие отряды русских – корволанты, научили их опасаться незнакомых мест.
Тактика русских войск, применяемая в 1708–1709 годах, оказалась на удивление действенной, приносящая плоды она и в последующие годы применялась не раз.
Единственное что стоит отметить – это то что полевых сражений со шведами как таковых после Полтавы больше не было, только осадные работы, штурмы и преследование отступающего противника. Разве что генерал-поручик Голицын вместе с Бутурлиным и Третьяком отбивали финские крепости одну за другой, выживая свеев с методичностью кряжистого деревенского землепашца, боронующего чернозем.
И вот теперь, когда в Померанию прибыло пополнение из метрополии генерал Стенбок, заручившись поддержкой Карла, выступил к Мекленбургу. Осаду Висмара Стенбок решил снять оригинальным способом – заставить датского короля Фредерика Четвертого вернуться в родные земли, отбивать атаку шведской армии.
— Господин генерал впереди лагерь датчан! — капитан Жильц осадил коня рядом с Стенбоком, и замер в ожидании дальнейших команд.
Командующий, недолго думая, приказал готовиться к атаке пехотным полкам, а сам во главе кавалерийских полков поскакал к вражескому лагерю – лично осмотреть диспозицию противника.
Стоило командующему оказаться на месте, как он услышал звуки разгорающегося сражения: в низине, под холмом спешно разворачивались пехотные полки датчан, а по периметру лагеря сновала туда- сюда малочисленная конница. По- видимому, кто-то из полковников приказал провести разведку боем, а датские кавалеристы не выдержали и набросились на обнаглевших малочисленных шведов. Однако численное превосходство не помогло датчанам: вскоре к первому отряду шведов подоспела на помощь второй, а за ним еще один кавалерийский эскадрон. Стычка окончилась плачевно для солдат Фредерика: почти полсотни конников оказались взяты в плен, а около дюжины лежали мертвыми на земле.
— Резво они с места убежали, неужели и дальше извечные враги будут воевать именно так? — весело заметил генерал, приторачивая смотровую трубу к седлу.
— Скорее всего, разъезд успел предупредить командующего отрядом о нашем приближении, господин, иначе они не ушли бы без боя, все-таки противники не трусы… — вступился за врагов немолодой премьер- майор Берлиц.
— Не знаю Генрих, прав ли ты. Я за двенадцать лет непрерывной войны многого насмотрелся и повидал: и как неуклюжие лапотники становятся первоклассными солдатами, и как первоклассные солдаты опускаются до уровня разбойников. А причина всего лишь в том, что в рюкзаке кроме прошлогодней хлебной крошки ничего нет, — генерал слегка нахмурился, жилистая ладонь сжала эфес кавалерийской тяжелой шпаги, стоящей на вооружении у шведской армии наравне с палашами.
Спустя день после отступления датчан, армия Стенбока вошла в Даумгарден. Он ничем не отличался от сотен немецких городов, разве что издавна находился на "спорных" территориях Дании и Пруссии, а вот теперь и Швеции, пытающейся хоть как-то выправить ситуацию на материке.
После Полтавы и Переволочны армия шведов потеряла главные силы, в том числе и элитные части – королевские гвардейские полки. Однако флот шведов продолжал оставаться в силе, едва ли не единолично властвуя на Балтике. Единственный соперник на море для шведов – Дания, будто вовсе не воюет с соседом, ее корабли стоят на рейде, а при встрече уклоняются от боя, лишь изредка делают пару залпов и уходят на рейд. Как бы там ни было, но шведы смогли подтянуть резервы в Померанию и оттуда совершить бросок в глубь вражеских территорий.
Генерал Стенбок принял единственно верное решение – разбить армии противника поодиночке пока Россия скована войной с Османской Портой. И действия датчан, снявших осаду с Висмара лучшее тому подтверждение. Что бы не говорили о Карле плохого, мол, у него нет мышления стратега и он не политик. Упреки справедливы и более чем уместны, но вот что касается армии…
Король умело выбрал военачальников. Они способны сражаться с противником, не взирая на его количество, драться словно львы. Правда без умелых обученных солдат умение самих командиров блекнет, как блекнет краска художника на грязном холсте. Но сейчас Стенбок показал соседям, что еще рано списывать со счетов шведов.
— Господин к вам просится представитель Королевского Совета, — молодой адъютант граф Дилмар, прошедший с генералом не одну сотню верст вошел в кабинет командующего, аккуратно прикрыв ее за собой.
В последнее время у Швеции начались серьезные проблемы с продовольствием. Все из-за действий России в Финляндии: издавна являющейся чуть ли не единственным источником мяса и молока для метрополии.
Блокировав Таммерфорс и Тавосгус, русские войска закрыли большую часть путей для доставки запасов. Пускай Або продолжает держаться, но в шхерах не первый год рыскают юркие бригантины и галеры России, не вступая с королевским флотом в открытое противостояние на море, они умудряются прерывать сообщение между портами, заставляя снаряжать конвои для охраны транспортов, тем самым, отвлекая боевые корабли от более важных дел.
Заключение мира с Данией или Саксонией, вкупе с Польшей позволит Швеции высвободить силы для войны с Россией, продержаться еще немного времени, до той поры пока Удача не соизволит явиться сиятельному шведскому монарху.
— Зови, — генерал устало откинулся в кресле, его веки смежились.
— Господин генерал?
Дверь приоткрылась, в комнату вошел плотного телосложения невысокий мужчина преклонных лет, если приглядеться, то в нем можно узнать давнего моряка, оставившего любимое занятие во имя достижения личных целей. Обветренное лицо моремана, обрамленное роскошными усами внушало невольное уважение.
— О! Ульрих, какими судьбами? — генерал несказанно удивился, увидев знакомое лицо.
— А я думал, не узнаешь старого приятеля, — улыбнулся посланник Совета.
— Тебя старого лиса невозможно забыть, мой друг.
— Прям таки и лиса…
— И какого лиса, самого матерого и битого жизнью! — Стенбок между тем выдвинул нижний ящик стола, достал темную бутылку и пару небольших серебряных кубков.
Налил по половине темно- рубинового вина и после чего протянул один из кубков посланнику. — За встречу!
Тот с удовольствием пригубил чудесный напиток. Даже графам не часто удается попробовать старого "Бургундского" – едва ли не самого дорогого вина в мире.
— Что бы там не говорили о французах, но толк в винах они знают… — Ульрих задумчиво повертел в кубок.
— Тут ты прав, эту бутылочку мне подарил маркиз де Ляферш. Честно сказать, ее я вожу с собой скорее как талисман и храню для подобных встреч, — генерал любовно погладил пузатую емкость и с великим сожалением убрал обратно.
— Она того стоит.
— Так чего хотят министры, дорогой граф?
Незаметно в кабинете появился адъютант Стенбока, принес непочатую бутыль вина попроще, пару кубков и легкой снеди: лучше беседовать в приятной обстановке на сытый желудок. Генерал не обратил внимание на помощника, как впрочем и посланник Королевского Совета.
Вообще в шведской армии принято прислуживать, особенно это видно в отношениях адъютантов и высших офицеров. Вряд ли кто вспомнит, откуда взялась подобная традиция. С одной стороны она вроде, как и нужная, но если разобраться, то по сути адъютанты не нужны. Зато нужны услуги которые они оказывают офицерам, много проще делать так как принято в русской армии – нанять денщика или даже двух, поставить их на довольствие и в ус не дуть. Все самое необходимое будет выполнено в срок. Но шведы, как и все европейцы, большие консерваторы, вряд ли захотят что- либо поменять в устоявшейся системе взаимоотношений.
— Известно нам, что русский государь застрял на Юге и почти все его войска сражаются с турками, даже корпус князя Долгорукого из Речи Посполитой вызвал.
— Ну и что? Это нам на руку.
— Конечно, но русские, воюя с Портой, не забывают и о нас, — задумчиво сказал граф Нивер. — Финляндия через год-два может вовсе оказаться отнятой, единственное, что нас спасает – так это флот. У русских его нет и быть не может, ну не считая их речных корыт.
— Так в чем дело, друг? Сейчас Данию принудим к миру. А после и саксонского карфюстра не забудем. Ну а с Россией один на один воевать… — генерал поставил на стол кубок с вином, провел пальцами по дужке и горько сказал. — Бесполезно с ней воевать. Особенно теперь, когда армии как таковой нет. В полках одни новобранцы, ветеранов осталась четверть от тех, кто был до Полтавы. Все мужи в земле лежат или в русских городах и весях томятся. Слышал я, будто царь им помилование обещал, если труд их достойным окажется.
— Царь Алексей обещал им нескорое помилование и даже свободный выкуп нашему королю предложил, а тот не согласился. Мол, солдаты, сдались добровольно, так пусть теперь гниют в русских болотах на каторге.
— Нехорошо это, — сквозь зубы тихо прошипел генерал. — Если к людям как к скотам относиться, то не долго и…
— Что не долго? — насторожился посланник.
— Не долго без них остаться, — нашелся Стенбок.
— Тут ты прав, друг. Но не будем отвлекаться: Королевский Совет желает, чтобы датский король как можно скорее отпал от союза или на крайний случай был надолго нейтрализован, — граф Нивер поднял кубок, будто произнес тост.
— Это все? — брови генерала поползли вверх. — Ты, Ульрих хочешь сказать, что проделал этот путь для подобной чуши?!
Стенбок, сохраняющий хладнокровие на поле боя сейчас несколько забылся и повысил голос. Шутка ли терпеть изощренное издевательство над собой, пусть даже и от давнего приятеля? Граф Нивер ничего не ответил, загадочно хмыкнул и продолжил неторопливо пить вино.
— Что ты молчишь? Думаешь, я тупой солдафон, граф? Говори, зачем прибыл, Совету не по нраву мои победы? — успокоившись, потребовал Стенбок, барабаня пальцами по столу.
— Успокойся, друг, дело не в тебе. Но может статься, что в тебе, смотря как к этому отнестись. Русский посол в Дании – князь Долгорукий передал Королевскому Совету интересное предложение от царя.
— Какое такое предложение? — брови генерала слегка изогнулись.
Стенбок не любил недомолвок и по- солдатски требовал от подчиненных ясности в разговоре, и сейчас дворцовые ужимки графа злили его пуще удачной контратаки противника.
— Мир желает заключить царь…
— Ну, два раза королю нашему еще батюшка нынешнего царя предлагал заключить мир, но как ты знаешь, московиты захотели откусить слишком большой кусок. Им, видишь ли, Лифляндию, Эстляндию, Ингрию и всю Карелию захотелось…
— Все так, но теперь обстоятельства изменились, так как король передал Королевскому Совету право принимать первичные решения, то министры решили послать для тайных переговоров облаченного доверием человека, — граф тонко улыбнулся.
— Хорошо, но я то здесь причем? Или ты предлагаешь захватить русского посла и привезти к тебе?
— Боже упаси от подобного! Просто, ты единственный кто должен знать о моей миссии, для остальных я придворный, проверяющий гарнизоны Померании, — терпеливо объяснил Стенбоку Ульрих.
— Не нравится мне это, — прекратив барабанить по столу, сказал генерал, глядя поверх головы графа.
— Напротив – это предложение сулит немалые выгоды. Пусть мы потеряем земли здесь, но сможем получить их в другом месте, — тихо засмеялся граф.
Он вообще был человеком жизнерадостным, старался смотреть в будущее только со светлой стороны, но не забывал и о реалиях настоящего. Не зря он год от года находился при дворе, умело, лавируя между противоборствующими "китами".
На следующий день королевский посланник отбыл на проверку ближайших крепостей, взяв с собой кавалерийский эскадрон. Зачем ему понадобилась подобная охрана, никто из офицеров не знал, а спросить у командующего нельзя – не по чину вопрос.
Поэтому уже вечером в офицерском клубе ходила байка о недалекости и напыщенности графа Нивера, пожелавшего чрезмерной помпезности для собственной персоны в заурядной поездке.
Ни один из офицеров так и не узнал, что в крепость граф не заезжал, предпочитая проехаться чуть дальше. В местечко Зуттен…
7 Мая 1712 год от Р.Х.
Москва.
Столичные улицы, только недавно окончательно сбросили зимний панцирь. По- весеннему разыгравшееся солнце вливало в людские сердца радость.
Первопрестольная, многое повидавшая на своем веку, словно замерла в ожидании вестей с театров военных действий. Так получилось, что государю срочно понадобилось отбыть из армии: дела страны важнее сиюминутного порыва.
В Генштабе сидят умные люди, они разбираются в армейских аспектах уж точно не хуже царя Алексея. Да и чего скрывать, основная движимая сила и энергия получена, петровские артикулы и Воинский Устав проработаны, разосланы по полкам тонкими брошюрами в кожаном переплете: главный воинский документ должен быть надежно защищен от непогоды, а по возможности и от времени.
Войсковые правила едины для всех родов войск. Разве что во время боевых действий заметна разница между ними. Недаром Петр Великий любил драгун. Они мобильны, обучены пехотным и конным экзерциям, правда у них монолитности, присущей инфантерии. Все же уделяя внимание определенному виду подготовки, добьешься много большего, нежели распыляя время и силы на общеармейский охват. Именно поэтому драгуны уже в течение пары лет не используются как пехотные части, все их внимание уделено исключительно кавалерийской тактике и выучке.
Проводя малые реформы в армии и флоте, молодой царь опирался на гвардейские полки – лучшие из лучших, самые боеспособные и закаленные. Армейские и флотские чины, введенные еще отцом Алексея, остались без изменений, но структура армии изменилась. Коренным образом менять строевые приемы во время войны не следует, однако если раньше в плутонге (взводе) были две дюжины солдат под командованием в лучшем случае двух унтер- офицеров, то теперь над каждой пятеркой солдат стоял капрал.
В итоге получилось, что во взводе стало больше унтер- офицеров едва ли не в два раза. Подобная структура, сильно раздувала нижние чины, однако в силу того, что за минимальную боевую единицу по Уставу принят взвод все вопросы по применению и тактике отпадают. Пусть отводным боем [3]взвод сражаться не сможет, однако может сдержать противника на важном участке. Так же благодаря уменьшению количества подчиненных на одного капрала уровень подготовки рядовых в гвардейских полках заметно улучшился: что бы там не говорили "гении европейской доктрины" – лучше иметь под рукой меньше хорошо подготовленных солдат, чем тупое необученное стадо.
Так что оптимальная ячейка управления, несомненно – капральство.
Капралы собственным примером обязаны демонстрировать рядовым отличную выучку и подготовку, не зря же повышение рядовых солдат, не владеющих грамотой и цифирью, разрешено Уставом до полноценного сержанта. Правда, подняться выше по служебной лестнице безграмотному унтер- офицеру нельзя. Повышение в чине после сержанта обязывает унтер- офицера иметь несколько большие способности, чем обладание одним воинским талантом. Чем больше чин – тем больше у его владельца ответственности.
Требуется быть грамотным человеком, чтобы справляться с обязанностями, не привлекая людей со стороны.
Во флоте же гвардейцев не было, но были морские витязи – морвиты, уже вкусившие "прелести" службы в корабельных абордажных партиях. До развертывания и создания полноценного корабельного десанта дело пока не дошло, в казне пока для этого нет нужных средств. Многочисленные финансовые дыры удается заткнуть благодаря изворотливости прибыльщиков и свободных охотников на Урале и Яике, нашедших за последний год два месторождения россыпного золота. Правда мало кто знает, что командирам поисковых отрядов инструкции давал один из ближников царя.
Но проблемы государства затрагивают довольно маленькую группу лиц, напрямую заинтересованных в процветании страны: кто-то кормится от поставок в армию оружия и продовольствия, кто-то жаждет нагреть руки и лишь малая толика людей радеет о пользе Отечеству…
Близился полдень, люди сновали по своим делам из одного конца города в другой, некоторые за день успевали объехать всю столицу не единожды: профессии у всех разные, так что ничего особенного в этом нет. Однако на фоне всеобщей сутолоки в Первопрестольной были места, где жизнь текла размеренно и умеренно: тут не бегают приказчики, служки не зазывают посетителей, не кричат разносчики снеди – в центре города давно установился подобный порядок вещей. Поселившиеся здесь купцы и дворяне не терпят сутолоки окружающего мира, предпочитая решать дела в уюте и спокойствии.
Рядом с Торговыми рядами отдельно от всех, будто огороженный невидимым занавесом застыл деревянный трехэтажный терем с медным флигелем- орлом на высоком шпиле.
Здесь во дворе за высоким забором росли дубы и березы, а под окнами стояли два кедра. Хоромы принадлежали богатому и знатному человеку.
В таких домах не принято суетиться по пустякам, бегать, сталкиваться в полумраке коридоров, как не принято обсуждать приказы хозяина или не дай бог не выполнить их. Легкий полумрак, прохлада в весеннюю пору – нормальное явление, лишь в отдельных комнатах натоплено так, что дышать тяжело, воздух там спертый удушливый.
Запах ароматных благовоний, раскуренных возле хозяйских покоев, освежал разум, позволял мыслить яснее, ярче. Старый монах проносил медную дымящую курильницу по верхам каждое утро. Сегодня, как и вчера привычного аромата не было – тело монаха, не выдержавшее бренной жизни, увяло, выпустив бессмертную душу в обитель счастья. Наверно, можно было бы особо не задаваться вопросом смерти старого человека, но князь, спасший его в давние времена, был обязан узнать причину кончины слуги, слишком необычно он умер: глаза покраснели, на пальцах появились странные въевшиеся пятна. От старости так не умирают.
Второй день, нарушая неуставные правила дома, в коридорах сновали безликие люди.
Они приходили к хозяину, шептали ему пару слов и тут же уходили. Мало кто задерживался перед очами князя больше чем на минуту- другую. Чуть поодаль от двери хозяйской комнаты, на стуле кемарил первый помощник хозяина – Еремей.
В кабинете за столом из мореного дуба спокойно восседает кряжистый человек, черные с проседью волосы спадали с плеч, аккуратная борода едва касалась груди.
На столе рядом с пустующим подсвечником лежал серый парик – дань недолгой традиции Петра Великого, все европейские излишества: кружева, бантики, жабо, парики и многое другое пришли в негодность. Нет, царь не запретил их, он просто забыл про них, частично вернувшись к старине, любимой большинством народа и частично оставив намечающиеся реформаторские идеи великого отца. Разница лишь в том, что дремучесть и невежество народа Алексей Второй перебарывал не силой, как батюшка, а лаской и добротой…
Возле обитого алым бархатом кресла на подставке мастерски вырезанной из красного дерева приютился небольшой деревянный жезл царского советника. Солнечные лучи, падающие из широких окон, играли на серебряных пуговицах кафтана советника, на голове князя вместо высокой шапки из пушного зверя была аккуратная кепь с двусторонним козырьком.
— Мда, Мишутка позабавил ты меня, так позабавил, что и не знаю как быть. С одной стороны глянешь – батогами отходить надобно, а если приглядеться, то впору наградить по- царски, — крайний посетитель князя ежесекундно бледнел и краснел. Он потерял счет времени и желал одного – как можно скорее исчезнуть с глаз хозяина терема.
— Н-не надо награждать, — в горле Михаила запершило, язык с трудом карябал пересохшее нёбо.
— Ну уж нет, Мишенька, — князь покрутил в руках металлическое стило с любовью выводя на небольшой восковой дощечке странные закорючки. — За сведения твои надобна награда, не каждый день в Сибири отыскивается серебряная руда. Правда плохо, что обнаружил ее грек… как ты говоришь его зовут?
— Александр Левондиад, господин.
— Алексашка значит. Так в чем дело, почему до сих пор грамота на завод не у нас?
— Дык, она на его имя пожалована уже, верные людишки поздно спохватились. Нынче солдаты возле дома грека караул несут, челядь говорит, будто их полсотни в Сибирь вместе с ним отправится…
— Так придумай что-нибудь, Миша. Не разочаровывай меня, ступай с богом.
Михаил на негнущихся ногах вышел из кабинета князя, забыв прикрыть за собой дверь:
— Еремка!
Услышав голос господина, Еремей встрепенулся, хлопнул себя по лицу пару раз: воспользовавшись самым кардинальным способ для пробуждения.
— Я здесь господин, — склонился слуга войдя в кабинет.
— Говори, чего нового узнал, не зря же полдня под дверью проспал.
— Да я не спал, ни одним глазом, хозяин! — почти искреннее возмутился Еремей.
— Знаю я тебя шельмец, ну да ладно, служишь справно, так что прощаю огрехи, а теперь говори, чего вызнал.
— Царское прошение о членстве в Священной Римской Империи отклонено, говорят, что цесарцы убоялись нас, даже старинная вотчина императоров, принадлежащая ныне нам
— Лифляндия вкупе с 25 000 войском в помощь против Франции не помогли, — почтительно начал слуга.
— Отчего ж так? Землица справная, государь наш шведам ее обратно не отдаст, разве что англичане чего удумают, но это вряд ли, торговать с нами им нужнее, чем воевать… ладно оставим разглагольствования, продолжай.
— Император отговорился тем, что Лифляндия по мирному договору может быть отторгнута, и тогда император обязан будет вмешаться в свару, а этого ему не нужно.
— Вот это правильно! Пусть охолонится наш молодец, а то ведь и впрямь многого захотел. Но эта весть не важна для нас, по крайней мере в ближайшем будущем, ты лучше расскажи о главном, — князь нетерпеливо выбивал пальцами дробь по столешнице.
— Царское соглашение с армянами попало в наши руки, господин…
— Чьи руки? — будто ослышавшись, переспросил посуровевший царский советник.
— Ваши руки… теперь весь персидский шелк будет идти через Россию в обход Османской Порты. Шах это утвердил, а царь запретил продавать его иноземцам, только самим армянам. Так как предприятие новое то оно отошло на откуп одному из казанских купцов из рода Эбиреев. Он уже согласился продавать все партии вам, хозяин, по заниженным ценам, — Еремей, словно кот, увидевший сметану, расплылся в улыбке.
— Замечательно, если все пойдет, как надо то тысяч двести червонцев за год выручим. Весть и правда хорошая, награду получишь у Митрофана, скажешь, чтоб выдал сотню рублей, на первое время хватит, а там посмотрим.
Попрощавшись, Еремей вышел из кабинета советника, перекрестился и быстрым шагом спустился к ключнику, ведавшему небольшой домашней казной князя. Получив причитающуюся ему сумму, он с чистой совестью направил стопы в любимый трактир.
Стоило верному слуге выйти, как князь расслабленно откинулся на спинку кресла, сложил пальцы в замок и устало сомкнул веки. Новости, полученные сегодня, немного уняли тревогу князя, появившуюся после вчерашней неприятности.
Советник узнал, что уже пару недель как за его слугами ходят топтуны Берлоги.
Быть может эта новость не стоила особого внимания, но вот беда – прошел среди советников слух, что глава Берлоги копает под одного из высокопоставленных и влиятельных лиц. Под кого именно никто не знал, но вот что дело началось, стало известно достоверно.
Вот и получается, что выбор князя Ромодановского мог пасть и на советника.
Грешков то у него скопилось ого- го сколько! Ну а если кесарь узнал что-то действительно серьезное, то жизнь советника отсчитывает последние дни жизни…
— Если только я не успею первым от него избавиться, — тихий голос князя сорвал покров тишины кабинета, развеял начавшееся пустое уныние советника. — Но надо все сделать так чтобы комар носа не подточил, иначе треклятые бумажонки все равно укажут на меня… Черт бы побрал этого старика, все ему неймется!
Сгоряча князь с силой приложил кулаком по столу, ненароком перевернув чернильницу на восковую дощечку. Темная клякса растеклась по желтоватому воску, скрывая под собой едва видимые строчки тайнописи…
Конец мая 1712 года от Р.Х.
Воронеж.
Я стоял на высоком берегу и смотрел на идущие по Дону корабли, созданные умелыми руками местных корабелов для Южного флота. Веселые солнечные зайчики прыгали с одной мачты на другую.
В сотнях километрах южнее сражаются с многочисленным врагом русские воины, бьются не жалея живота. Тысячи бойцов сдерживают натиск степняцкой орды.
Потрепанные, но не сломленные воины стояли в каре и вели огонь по врагу, протыкали штыками всадников и их коней.
Как бы мне хотелось разорваться и успеть повсюду: вести на врага под барабанный бой полки, плыть с караванами к берегам Испании, Франции, Голландии. Увы, но быть везде сразу не под силу ни одному человеку, как и найти лишние деньги в истощенной многолетней войной стране.
— Оленька, дорогая, спой мне, — мне захотелось в эту тоскливую минуту услышать ее голос: спокойный, ласковый и невообразимо прелестный, заставляющий забыть грязь и проблемы реальности, пусть на пару минут, но все-таки забыть.
Царица, отправившаяся вместе со мной и годовалым Ярославом в Воронеж, не стала ни о чем спрашивать. Она чувствовала, когда слова излишни, карие глаза с любовью смотрели на меня, на ее лице была теплая улыбка. Подумав немного, царица, придерживая на руках маленького карапуза, затянула один из мотивов: печальный, но оттого еще больше подходящий для поникшего настроения.
Песня лилась ручейком, не переставая. Молодой голос расслаблял и завораживал. Не хотелось ни о чем думать. Даже о том, что творится в пограничных землях, в голове настойчиво переваливались сытыми удавами десятки мыслей.
Финляндия, Кубань, Балканы, Крым… ни одна страна в мире не смогла бы вести наступательные действия на стольких направлениях. Но Россия справлялась, казна трещала, скудная промышленность не поспевала за нуждами армии и флота. В полках росла нехватка людей. Нередко случалось так, что в батальоне вместо пятисот человек едва насчитывалось триста, из которых полсотни больны или приданы для усиления гарнизонов или застав. На флоте нехватка состава приняла куда больший размах, кроме канониров и матросов не хватало опытных капитанов и штурманов.
Флотилия гребных судов все больше разрасталась, спускались на воду галеры с неполной командой, едва- едва перевалившей через необходимый минимум.
Заперев Девлет-Гирея на полуострове, нам удалось обезопасить южную украину, связав его угрозой нападения. Сам хан не отрицал подобного – перед глазами у него был недавний пример кубанского собрата. Его ставка – Копыл до сих пор покрыт пеплом сгоревших домов и вряд ли восстановится в скором времени. После взятия Копыла по моему указу весь пленный молодняк увели в центральные губернии и на Урал.
По замыслу Генштаба следовало создать такие условия для перегоняемых степняков, чтобы через 1–2 поколения возрождать величие предков было некому. России требуются верные Отечеству люди, а не степные перекати- поле, незнающие, где они окажутся в скором времени.
Барон Людвиг фон Алларт уныло глядел на укрепления полевой крепости: выдвинутые на позиции редуты преобразились в небольшие крепостницы, сложенные умельцами из глины и валунов. Внутри крепости, как только нескончаемые атаки крымского хана прекратились, поставили основательный лазарет: не палаточный, как было раньше, а деревянный, такой, что даже зима оказалась не страшна внутри обители больных…
Но затишье продолжалось недолго – с начала весны, как только изумрудная трава вылезла из земли, и солнце иссушило грязь нескончаемых степей, крымчаки вновь осадили крепость. Девлет-Гирею просто не осталось выбора: пан или пропал, хан лучше султана видел расклад текущей войны. Пускай сейчас русские армии воюют в опасной близости от Стамбула, но в случае нужды они придут и сюда. И если случиться последнее, то ханство исчезнет – это главный крымчак знал точно.
Момент для новой осады степняки выбрали удачный: из-за того, что большую часть полков пришлось отводить на зимние квартиры в русские губернии, в лагере сейчас насчитывалось чуть более четырех тысяч солдат и офицеров. И хотя подводы с боеприпасами до поры до времени подходили вовремя, воспользоваться большинством орудий не удалось: толи извечное русское разгильдяйство, толи неудачное стечение обстоятельств, но на пороховом складе, защищенном, казалось бы, лучше любого другого склада появилась гниль. В итоге чуть ли не половина порохового запаса испортилась, оказавшись на земле, и нуждалась в повторном перегоне и вываривании.
— Господин генерал-поручик, татары отходят, прикажите атаковать!? — в комнату к фон Алларту вошел взмыленный бригадир Осипов, придерживая рукой, ножны он нетерпеливо глядел на командира ожидая дальнейших указаний.
— Эх, Дима. Ну какая атака, если у нас людей только на защиту едва хватает, да и те тают словно снег на солнцепеке. Нужно дожидаться возвращения ушедших полков, просчитался государь, считая, что татары воспользуются моментом и пойдут на помощь сюзерену. Девлет-Гирей не дурак, свои земли нам просто так не отдаст.
— Нельзя вечно защищаться, господин генерал-поручик, иначе солдаты начнут терять боевой дух, а это страшнее кавалерийской атаки в чистом поле… — бодро сказал бригадир.
— Ты конечно прав, но оголять позиции нельзя, тем более что полки прибудут со дня на день, депеши от полковников я получил, так что дождемся их, а там и приказ царя поспеет, не зря он зимой писал, чтобы подготовили маршруты к Кизикермену, а от него и до Перекопа недалеко.
— Как прикажете, ваше превосходительство, — поклонился бригадир.
— Ступай Дима, ты знаешь, когда меня нужно беспокоить, а когда не стоит…
Осипов развернулся и тихо вышел, думая о том, что генерал-поручик окончательно сник. Чтобы там не говорили головастые пустобрехи, но провести год в крепости, отражая одну атаку за другой на враждебной территории, поневоле заставит задуматься об удачном завершении намеченного плана. Командующий соврал бригадиру, как врал самому себе уже не первую неделю.
Ожидаемое подкрепление будет только через пару недель, да и то… половина солдат больны, рекруты, поступившие в этом году, в большинстве ушли на Балканы, пополнять понесшие большие потери после Южной кампании полки. Сейчас, сдерживая татар, корпус в Конских Водах едва ли насчитает больше девяти тысяч человек, и это вместе с ушедшими на зимние квартиры!
Единственная надежда остается на генерал-майора Бутурлина, обещавшего поговорить с комендантом Таганрога – полтавским генералом Келиным о дополнительной артиллерии и пороха. Всего то с две дюжины бочек бесовского зелья и атаки степняков не страшны! Снарядов, слава Богу, в полевой крепости имеется в избытке, но стрелять ими без пороха невозможно. Другое дело, что сам комендант без приказа царя вряд ли даст требуемое: у него война под носом, турецкий флот то и дело пытается азардировать Азов, а если падет он, то и Таганрог недолго продержится.
Прошло три дня с последней атаки татар. Складывается такое впечатление, что они вовсе покинули здешние места, но в столь примитивную хитрость генерал не верил, уйди хотя бы половина войска на помощь султану и царские полки быстро дойдут до Кизикермена, а после и до Перекопа, благо, что осталось дождаться подкрепления и соответствующего приказа от государя или Генштаба.
— Идут, ваше превосходительство! — с улыбкой на губах в кабинет генерал-поручика вбежал молодой адъютант – капитан Псковского полка Михаил Девин.
— Кто идет? — опешил от столь нелепого, вопиющего уставного нарушения Людвиг фон Алларт.
Видимо поняв, что повел себя чересчур вольно, капитан Девин смутился. Тут же вытянувшись во фрунт. Щелкнув каблуками сапог, с зауженным голенищем Михаил прокашлялся, после чего доложил по форме:
— Господин генерал-поручик к полевой крепости Конские Воды с северо-востока приближаются русские полки.
Людвиг спокойно прикрыл веки, подождал десяток секунд, пока в мозгу уляжется вся информация. Движением руки отпустил адъютанта, достал из стола темную бутыль красного вина дотянулся до любимого серебряного походного кубка и не спеша, наполнил его на треть.
— Как приятно порой чувствовать, что ты ошибся, — хриплый тихий смех генерала вспугнул птицу, сидящую рядом с окном. — Вот только кого нам бог послал? Не Бутурлина – это точно, он весточку из Азова не присылал, значит, дел не завершил.
Остается кто-то из центральных губерний, но там все вроде как заняты в войне с Портой и Швецией. Хотя нет, кажется, генерал-майор Ренцель после ранения должен восстановиться.
За досужими размышлениями комендант чуть было не пропустил волнующий момент прибытия трех пехотных полков. Если посчитать вместе с теми, которые расквартированы в крепости сейчас, то получается, что под рукой Алларта собралось чуть более семи с половиной тысяч регулярных войск. Внушительная сила, если умно ей распорядиться.
Вместе с солдатами прибыл большой обоз с мукой, горохом, защитники с радостью взирали на стадо коров, гонимое в центре защитного походного ордера. Осада крепости сказалась на рационе солдат, даже освященные многолетней традицией – чарки хмельного е пришлось сократить на четверть.
— Принимайте пополнение, господин генерал! — вытянувшись во фрунт перед комендантом крепости радостно возвестил генерал-майор Ренцель.
Алларт давно привык к некоторой вольности в общении высшего офицерства, однако, не смотря на то, что он провел на службе у России последние десять лет, подобные порядки ему претили. Взяв старого знакомого под локоть, Людвиг провел его к себе, где расторопный стряпчий успел поставить пару приборов и даже нашел медную вазу, наполненную одеревеневшими пирожками.
— Вовремя ты друг, — слегка протянув гласные, усаживаясь, сказал командующий. — Как дорога?
— А что дорога? Вполне себе, жаль только запорожцы, будто шельмецы польские в конец обнаглели, чуть пяток подвод в первую ночь на Сечи не умыкнули, — Ренцель с улыбкой глядел на серьезное лицо генерал-поручика.
— Тут ты прав, в России так много разных народов, что порой не знаешь от кого каких пакостей ожидать. Тех же татар казанских взять, почитай вера одна с местными степняками, ан нет, тихо ведут себя…
— Вы не правы, господин генерал-поручик, — не согласился Ренцель. — Они тихие, потому что полки в гарнизонах сидят, восстание в миг подавят, а потом кровушки знатно смутьянам пустят, благо один пример у предателей имеется. Главное вовремя обо всем узнать.
— Ну не знаю, помню, бывал я там по приказу, государя прошлого, полки принимал.
Так ведь исправно дела велись, без показного радушия конечно, но и без злобы, — продолжил гнуть свою линию Алларт.
— Может быть и так, — развел руками генерал-майор.
Не спрашивая больше ни о чем, барон показал старому знакомому приступать к еде, не забыв выставить графинчик с прозрачной жидкостью. Разлив по кубкам водку генералы, не чокаясь единым махом проглотили "огненную воду", на лицах появились довольные улыбки. Царские застолья не прошли для иноземцев бесследно, любовь к благородному напитку привилась вместе с преданностью новому Отечеству.
Монополия государства не продажу водки приносила в казну ежегодно до полумиллиона червонцев. Если учесть, что цена 50-пушечного фрегата в Англии, оснащенного пушками и такелажем составляет около 75–80 тысяч рублей, то преимущества введенной монополии на "народный" товар неоспоримы.
— Хороша…
— Недурственно, — согласился с бароном Ренцель. — Старые запасы?
— С последнего дошедшего обоза осталась, бурдюков двадцать не больше. Татары обнаглели настолько, что они вместе с предателями-недобитками обозы чуть ли не под воротами пытались отбить.
— Так, поди, посекли перебежчиков в том году или нет? — неприятно удивился Ренцель.
— Посекли, как не посечь, когда вся их кодла под картечь попала, не просто так ведь Орлика повязали. Да вот беда, среди запорожцев много гнилых разбойничьих семян осталось, они под зиму к хану крымчаков и перебрались, почитай тысячи две сабель.
— Государь об этом не знает.
— Знает, я об этом еще зимой ему сообщил, письмо с парой гонцов отправил.
— А он что? — заинтересовался де Ренцель.
— Приказал ждать и попусту из крепости не высовываться, а в случае удачного случая атаковать татар несколькими колоннами или каре.
— А что, дельное предложение! Против кавалерии шведов подобное не пойдет, посекут пехоту, а вот против легконогих лошадок крымчаков может и выгорит идейка. Вот только откуда у государя такие познания в тактике? Ведь, насколько мне известно, с татарами он не воевал…
— Ты, Самуил, в глупости не признавайся, понимать должен, что Генштаб не просто так хлеб жует, голов умных в нем хватает. Да чего уж там, ты сам то, небось, по приказу государя записки отсылал: о проведенных сражениях и о быте солдатском, не зря же от генералов в прошлую зиму в Москву и Киев письма рекой текли, — хмыкнул Алларт. — Но сейчас меня заботит больше, куда делись главные силы крымчаков…
генерал-поручик не успел закончить мысль, как на наблюдательной вышке забил колокол. Прервав разговор, генералы поспешили выйти на улицу, узнать что случилось. Нападения сегодня не ожидалось – на горизонте было чисто, разве только темные грозовые тучу медленно ползли в на запад.
— Что-то случилось? — удивился де Ренцель.
По уставу в гарнизонах колокол бьет в случае обнаружения пожара. В остальных случаях сигналы главным образом подают трубачи, будь то побудка, нападение врага или всеобщий сбор.
— Сейчас узнаем, — спокойно ответил барон фон Алларт.
К командующему быстро шел запыхавшийся наблюдатель с вышки, рядом с ним чуть ли не бежал сержант. Четко, без лишних движений, солдаты отдали воинское приветствие: правая ладонь замерла под козырьком темно- зеленой кепки, генералы, привыкшие за последние два года к несколько изменившимся воинским порядкам, ответили на него аналогичным образом. Но у них кепь была черного цвета – отличительный признак принадлежности к генеральскому званию. Унтер- офицеры как и обычные солдаты носили темно- зеленые кепи, обер-офицеры щеголяли в светло- синих кепках, а штаб- офицеры в темно- синих.
— Господин генерал-поручик, рядовой Тишкин для доклада прибыл! — солдат вытянулся во фрунт, едва не пыхтя от усердия.
— Говори.
— На юго-востоке замечен черный дым, сейчас ветер перед грозой дует северо-западный, на нас. Как бы чего плохого не приключилось, — спокойно доложил тридцатилетний воин.
— Хорошо, продолжай наблюдение, но в колокол больше не бей, если огонь пойдет дальше, тогда придешь с докладом прямиком ко мне, — Людвиг постучал ладонью по бедру, после чего приказал всем вернуться к прерванным занятиям: многие офицеры и незанятые солдаты успели подойти к штабу и теперь с интересом слушали доклад Тишина.
Вернувшись в кабинет, барон объяснил другу что происходит в данный момент на юге от крепости. Он мог не говорить Ренцелю нечего. Но больно забавный вид был у последнего, так что генерал-поручик просто не удержался и поведал о последних методах "степной войны".
В силу необъятных просторов на южном направлении боевых действий, Генштабом выработаны, а точнее вспомнены старые войсковые хитрости, применяемые против конных орд противника. Ибо воевать против степняков по их же правилам последняя глупость любого грамотного командира. Ну а если потери русских сил и крымчаков будут один к одному, то по указу государя генерала следует отдать под трибунал.
Хотя ряды высших офицеров после первого сражения с турками и последовавшей проверки на профессиональную пригодность уменьшились процентов на десять, квалифицированных генералов в России осталось достаточно. Прощать человеческую глупость нельзя – она заразна и, несомненно, приведет к жестокому, кровавому жизненному уроку.
Преимущества огнестрельного оружия перед луками, несомненно, особенно если учесть его массовость. Так что преимущество у русских войск перед татарами неоспоримо, однако в силу тактики крымчаков: уклоняться от боя даже при соотношении сил один к трем, Генштаб во главе с царем Алексеем решил использовать метод террора и голода на территории вблизи границ и непосредственно возле крепости Конские Воды. Кавалерии в крепости почти не осталось: за зиму многих лошадей пришлось пустить под нож из-за нехватки корма.
Однако сейчас не середина лета и тем более не его конец – только май. И чтобы выжечь хотя бы минимум земель пришлось использовать "земляное масло".
Скрытные отряды корпуса незаметно дошли до Кодака, где им передали закупоренные бочонки с нефтью: не все запорожцы оказались предателями и смутьянами, возможно из-за того, что недавно озвучили указ государя о приравнивании низовой Малороссии в правах с Великороссией. С 16 апреля в день рождения сына Ярослава было объявлено о том, что казачьи старшины, хорунжие и прочие главенствующие лица приравниваются к дворянам. А раз есть права, то вместе с ними появляются и обязанности. Вот и стараются получившие милость царя отслужить честь почести, жаль только таковых не так много, как могло быть.
Казаки как никто другой знали, что война в степи – это война всех против всех.
Имея за плечами вековое противостояние против татар, они поневоле стали мастерами- диверсантами, лучшими в своем деле. Без их знаний лезть дальше, в Крымское ханство Генштаб посчитал безумством: по приказу государя разработку вторжения поручили полковнику Даниилу Апостолу и генералу от кавалерии князю Меншикову.
Удивительное дело, но царь все чаще допускал опального светлейшего князя к войсковым операциям и их разработкам. Чего у Алексашки не отнимешь так это острого ума и авантюрную натуру – подобный "коктейль" необходим как воздух командующему конницей. Налетел – секи! Тебя в ответ ударили? Дай сдачи втрое против первого! Секи! Секи! До тех пор пока не увидишь бегущие спины врага. Но и тогда не стой – скачи и секи! Убивай паршивцев!
Воевать против кочевников сложно из-за их высокой мобильности. Им ничего не стоит собраться и перегнать табуны, переселить семьи в безопасное место.
Регулярным войскам трудно поймать постоянно ускользающую добычу, а степнякам прервать тыловое снабжение основной армии и фуриеров намного проще.
Удачно действовать против татар могут разве что другие степняки – калмыки, да пара полков улан, собранных из братьев славян и мелкопоместных дворян, у которых конная выучка на порядок выше, чем у обычных драгун.
Обычная степная война имеет несколько целей: захват пастбищ, скота и рабов, трофеев и лишь иногда вожди идут друг на друга вырезать врага до последнего младенца. Сейчас, воюя с Россией, крымский хан мог с уверенностью сказать, что войска идут не только захватывать земли, они идут избавляться от назревшего гнойника на теле России. Перед глазами Девлет-Гирея был недавний пример Кубани с повальным переселением вассальных семей в центральную Россию и на Урал.
— Извини, Людвиг, но я это итак знаю, не зря генеральная курьерская служба государем создана, все мало- мальски важные тактические наработки и планы по интересующим направлениям получаю вовремя, — прервал генерал-поручика Самуил.
— Так уж и все наработки? — с хитрецой посмотрел на товарища-иноземца барон.
— По тем, на которых мой участок ответственности, — пожал плечами генерал-майор.
Разбиение линии фронта на участки ответственности, постоянно продвигающегося вглубь вражеской территории, если и удивило генералов, но противоречия не вызвало: они люди понимающие и нововведение приняли как и подобает зрелым мужам.
— Вот! — поднял указательный палец фон Алларт. — Так что послушай, что тебе старший по званию скажет. Все- таки неполный допуск к сведениям государь ввел не зря, после предательства генерала Шаца царь Алексей разительно поменял подход к секретности.
— Да, генерал подложил нам большую свинью, — тяжело вздохнул Ренцель.
Генерал-лейтенант Хайн Шац будучи отправлен с 5- м корпусом в Померанию для наблюдения за передвижением корпуса Стенбока предал Россию и переметнулся к врагу, сдав два полка. Остальные два полка: Калужский и Тверской вовремя отступили в Речь Посполитую. Но положение это не спасло: Карл Двенадцатый обходными путями пробрался в Штральзунд, Померанию и теперь готовился ввести в бой последние резервы. Правда в большинстве своем резерв состоял из калек- ветеранов и оголодавших крестьян, пошедшие в армию исключительно из желания в кой то веки нормально поесть, но факт обхода остается фактом.
Как докладывали разведчики, в огромном количестве осевшие в приморских балтийских городах, появление Карла подняло упавший моральный дух шведского войска. Но кроме того начавшиеся было Зуттенские переговоры пришлось прервать: вспыльчивый норов короля сослужил плохую службу, примирения не случилось.
Шведский король желал самолично пообщаться с юным русским царем и только после этого говорить о мире. Но как мог покинуть армию государь в переломный момент противостояния Порты и России? Кроме того, заключив тайный договор с Пруссией Россия обязалась отдать Штетин во владение на веки вечные, подобная инициатива Алексея Второго жуть как не понравилась Карлу. Поэтому русскому государю мысль о секвестре города и прилегающих к нему земель пришлось отложить до лучших времен.
Помня о союзнических обязательствах, царь старался хоть как-то сгладить углы при заключении мира, поэтому приказал князю Долгорукому затронуть вопрос о воздержании шведов от враждебных действий против датчан и саксонцев на их исконных землях.
— Послушай, Людвиг, а, правда, что прусский король вступил в союз?
— Пока эти сведения не точны, но, судя по тому, что Карл по прибытии тут же насел на ландграфа гессен- кассельского, женатого на сестре шведского короля Ульрике Елеоноре и заключил с ним договор о взаимовыручке. Но правильно надо читать, что договор, то наступательный. Так что прусаку, уклонявшемуся от активных действий, придется ввязываться в войну. Да и столь желаемые им приобретения на севере королевства одним дипломатическим путем без войны не достичь. Достаточно вспомнить, что войска датского короля уже осаждают Штральзунд, — отстранено заметил генерал-поручик.
Прусский король давно придерживался идеи защиты нейтральной позиции всей Немецкой империи и принадлежащих ей владений, а саму секвестрацию северных земель города представлял так, как будто соглашался из желания сохранить мир в разобщенной империи. Ну а Карл Двенадцатый по закону жанра и политики автоматически выставлялся врагом не только германской нации, но и всей Европы, который только и ждет, чтобы войти в объятые пламенем войны недра империи.
Фридрих даже сделал заявление о том, что в случае надобности бескорыстно подчинится приговору, который вынесет суд Священной Римской Империи.
Размышляя на отстраненные темы проще смотреть на собственные действия, о которых начинаешь задумывать, когда слишком поздно или уже не нужно.
Оба генерала ненадолго замолчали, наблюдая в открытое окно за строевым тренажем солдат. Зеленое полотнище флага России гордо реяло на флагштоках крепости. По Уставу полагалось, чтобы в любом войсковом соединении количеством более двух полков главенствующую роль играл государственный флаг, тем самым все полки уравнивались между собой как новички, так и ветераны Северной войны. Правда надо отдать должное смекалки главнокомандующего армией – уравнение вышло чисто номинальным, так как в любом полку с момента создания ведется личный реестр, куда записываются все деяния: героические или позорные. А походу дела методом войскового ранжира, происходит начисление денежного довольствия, повышение в чине и т. п.
Государственный флаг – зеленое полотно с золотой или серебряной каймой по краям и с Георгием Победоносцем, сражающим змия посередке, прочно обосновался в штабах армий и корпусов. Мелкие дрязги между полковниками исчезли, правда, бюрократии стало больше, но ведь для нее и существует персонал штаба. Петровские знамена за пару лет окончательно вышли из обихода, им на смену пришли знамена зеленого цвета с гербом города посередине и номером полка от данного города в правом верхнем углу знамени. Исключение составили только три гвардейских полка: Русских витязей, Семеновский и Преображенский.
Глядя на зеленое полотно, генералы думали о будущем. У иностранцев, приобретших вторую Родину в лице России, на то были веские основания. Пусть сейчас государь и держит подле себя опытных и верных высших офицеров, но так будет не всегда. Да и его указы об иноземных военных не внушали оптимизма не только генералам, но и штаб- офицерам. Да и как реагировать наемникам на требование пожизненной присяги государю? Пусть она пока еще не обязательна для них, рожденных за славянскими землями, но ведь время идет, и прессинг со стороны царя только усиливается.
Правда надо отдать должное государю Алексею – дела начатые Петром он завершает с немалым успехом, вон и Порту на мирные переговоры подбил.
Два давних товарища, попавших в Россию из стран, противоборствующих друг другу, разошлись после полуночи: тем для бесед у них нашлось превеликое множество, да и вспомнить былые схватки со шведами командиры были просто обязаны. Ветераны войны все чаще и чаще ловили себя на мысли, что видят не заурядную, скучную дрязгу на окраине Европы, нет, они видят и участвуют в становлении нового мирового гиганта.
Они не знали – хорошо это или плохо, командующие просто шли вперед за молодым царем, давно доказавший право командовать…
Глава 4
Конец июня 1712 года от Р.Х.
Пловдив.
Барабаны весело выбивали незатейливую дробь, им подыгрывали литавры витязей, но их вклад в общую какофонию звуков был столь мал, что его почти не замечали.
Пехотные каре выстроились в шахматном порядке. Кое- как встав в боевые порядки, батальоны с божьей помощью готовились к перестроению в полковое каре.
— Шельмецы! Да что вы творите? Какого рожна вы лезете вперед батьки? — седоусый сержант с ровным, недавно стриженым ёжиком на голове надрывался сиплым сорванным голосом.
— Ты сержант не ори, лучше проход освободи, — спокойно возразил годящийся ему в сыновья молодой лейтенант. — Устав читал, поди? Так должен знать, что стрелки, то бишь мы – витязи имеем право покидать строй во время наступления в любое удобное время, потому как задачи у нас сложнее, чем у простых солдат.
— Так то только по приказу командира… — попытался возразить сержант.
— В любое удобное время, — по слогам произнес лейтенант. — Не мешай нам, мы же не мешаем тебе, служивый.
Бывший гренадер, а ныне командир фузилерного взвода – Мушков Илья Анисимович не нашел что ответить и вынуждено скомандовал подчиненным пропустить роту стрелков, облаченных в серые стальные кирасы.
— Батальон, слушай мою команду, — командир полка воспользовался рупором. — В полковое каре стройся!
Два тульских батальона замерли на местах, успев развернуться на девяносто градусов, лицом друг к другу. Так получилось, что из-за нехватки времени, учения батальонов и полков приходится проводить чуть ли не перед носом у противника.
Ветераны, обстрелянные в сражениях давно овладели всеми перестроениями Воинского Устава, что не раз демонстрировали врагу, удачно чередуя фланкирующий и фронтальный огонь со штыковой атакой. Пусть времени у солдат не много, но если с умом подойти к процессу, то можно без ущерба для здоровья и дисциплины дать им все необходимое…
Трехшереножная фронтовая линия в обоих батальонах раздалась в стороны, соединяясь с боковыми, удлиняя, таким образом, фронт в полтора раза. Барабаны заиграли быстрее: солдаты тут ускорили шаг и в одно мгновение соединили шеренги, вобрав все четыре полковые пушки, орудийные расчеты налегли на станины, растаскивая орудия по углам новой формации. Казалось все нормально, но стоило полковнику Жирлицу скомандовать движение вперед как строй "посыпался". Резерв, движущийся в середине, смешался с передними шеренгами, внося сутолоку и разлад.
— Стоять! Вы что сучье племя творите?! — багровая рожа полковника опасно затряслась, изо рта полетели клочья слюны, а глаза едва не вылезли из орбит.
Полковнику было из-за чего переживать, после обнародования приказа царя о проверке всех офицеров в армии многие оказались смещены с должностей или уволены.
Столь поспешное решение было вызвано прозаичными вещами: годностью командиров и их преданностью России.
Проверки по планам Генерального штаба должны были начаться после войны с Османской Портой, однако после недавнего инцидента с участием наемного полковника Зухрянского процесс переаттестации пошел семимильными шагами. Может быть, дело полковника могло бы как-нибудь сгладиться и не стать катализатором в проверке, но из-за предательства Зухрянского Россия лишилась важной позиции в недавно завоеванных землях, без боя отдав туркам базу для снабжения отрядов татар, рыщущих по русским тылам.
Предатель намеривался скрыться в стане врага, но заподозрившие неладное казаки Понятовского, приставленные в качестве дозорных в полк, смертельно ранили Зухрянского. Но план коварного поляка успел свершиться: полк оставил занимаемые позиции, а его место заняли янычары, тут же открывшие огонь по растерявшимся фузилерам.
Подкупив всего лишь одного штаб- офицера, турки смогли овладеть важным тактическим пунктом, сведя на "нет" недельные действия правого крыла армии.
— Господин полковник вас извиняет только то, что вы недавно назначены на должность, — хмуро глядя на смешавшиеся шеренги, бросил генерал-поручик Вейде инспектирующий Тульский полк. — Странно, но как получается, что здесь в медвежьем уголке люди больше ценят мужское слово и честь чем в просвещенной Европе? Вы знаете на этот вопрос ответ, полковник?
— Нет, ваше превосходительство. Но Россия и впрямь – медвежий угол, многое мне не понятно, но службу я несу исправно, — как оказалось, слова инспектора Генштаба задели гордость полковника.
— Ну-ну, Герард не петушись, я не хотел тебя обидеть, — тон генерала немного смягчился, но твердости не потерял.
На реплику инспектора командир полка никак не отреагировал, продолжая болезненно взирать на смешанные шеренги. Любой маневр должен быть довершен до закономерного конца, иначе его смысл теряется, пусть они неверны из-за халатности или банального незнания, но как поучительная экзерция подходит замечательно.
Барабанный бой резко изменился: с ускоренного темпа перешел на обычный. Солдаты сразу заняли места в шеренге. На углах каре образовались небольшие пустоты, в которые сразу поставили орудия. Резервы разбились на четыре равные группы, не теряя времени каждая из них встала как можно ближе к артиллерии, чтобы не мешать орудийным расчетам и в случае нужды придти на помощь ближайшим собратьям.
В сотне саженей от тульчан проводили аналогичные учения тверские фузилеры. У них в отличие от жителей Тулы и ближайших к ней городков и весей, с перестроением из двух батальонных каре в одно полковое сложностей не возникло. Да чего говорить, стоит взглянуть на батальонные знамена и все становится на свои места: на трехцветном знамени в правом верхнем углу аккуратно гнездиться небольшая серебряная звезда – символ победы в трех сражениях.
Ротные знамена у пехоты и кавалерии отменены Генштабом как ненужные. Каждому полку необходим один символ воинского единства, но так как полк чаще всего ходит в бой батальонами то приняли решение дать одинаковые знамена каждому батальону.
С одной стороны может возникнуть путаница, но с другой стороны каждое действие полка будет как на ладони, тем самым увеличивая общее усердие.
С 17 января 1712 года полковые знамена перевели в разряд амуничного имущества, они больше не подлежали замене. До этого момента знамена по Артикулу требовалось менять раз в пять лет.
— Соседи лучше понимают, что такое правильный строй, — хмыкнул генерал. — Ладно, срок на исправление даю тебе месяц, а дальше видно будет, если турок границу перейдет, то и мы выступим, вот тогда и проверим, на что способны твои орлы…
Генерал-поручик развернулся, и не спеша вместе с парой адъютантов, пошел к коновязи. Он не видел, как Жирлиц недобро посмотрел ему в след, тихо приговаривая что-то под нос. Новые порядки в русской армии мало кому нравились, теперь иностранные офицеры получали столько же сколько и русские. Да и спрос с них вырос: воровство и грабеж населения, как в прошлые годы наказывается сурово вне зависимости от звания. За последний год из-за этого казнили одного генерала и трех полковников.
— Пора мне искать место вольготнее… — тихо пробормотал Герард и тут же, сбросив оцепенение, прокричал в рупор. — Барабаны короткий бой!
Смешанное, "побитое" неумением каре остановилось, под командами офицеров солдатское море всколыхнулось и ручейками разлилось в противоположные стоны, вытягиваясь в колонну по шесть человек в ряд. Сержанты вставали спереди взвода, разбивая монолитную походную формацию на отдельные фузилерские группы.
Октябрь 1712 года от Р.Х.
Рязань.
Мелкий, противный дождь моросил вторую неделю. Людям хотелось насладиться последними теплыми, солнечными деньками, но на матушку природу не сыщешь, ни узды, ни плетей – как она восхочет, так все и будет. Простым смертным остается только смириться: не важно кто он – крестьянин или князь.
Дождь, не прекращающийся столь долгое время, что превратил половину улиц города в грязевые протоки, успешно доведенные повозками и конскими копытами до состояния грязевой каши, попав в которую единожды выбраться самостоятельно невозможно. Но так было не везде, центральную улицу города вымостили еще два года назад, успешно реализовав проект царя о создании единой магистрали между крупными городами с целью улучшения инфраструктуры страны. Особенно это касалось прямых воинских магистралей и искусственных каналов. Что бы там не говорили теоретики, но для России в первую очередь важны именно речные дороги, а сухопутные пока только приятное дополнение, да и честно сказать после Ивана Грозного никто дорожным строительством толком не занимался – слишком хлопотное дело.
Однако выпрямление и сводка речных русел дело не столько громоздкое, сколько интеллектуальное. Дело в том, что главное не просто прорыть канал, но и рассчитать так, чтобы его через 3–5 лет не занесло песком. Как и в любом деле, каналы и русла рек требовалось прочищать, следить за ними, строить плотины там, где происходит летний спад вод…
Первый канал, начатый весной 1703 года, между реками Цной и Тверцой закончили спустя шесть лет. Он соединил не только две реки, но и два моря: Каспийское и Балтийское, положив начало Петербуржской водной артерии. Пятеро голландцев, во главе с Андрианом Гаутером, вместо того, чтобы внимательно изучить все особенности местности запороли проект на корню, сделав судоходство в широком пятнадцати метровом канале в летнюю пору невозможным. Исправлять же ошибки голландских проходимцев взялся новгородский мастер Михаил Сердюков. Для этого он предложил использовать реку Шлину, не представляющую интереса для судоходства, направив ее воды через озера Ключинское и Городолюблинское в Цну, чуть выше канала.
Государь поверил Сердюкову, позволив начать проектирование новой системы. Три года понадобилось Михаилу Ивановичу на то чтобы сделать канал судоходным не только весной и осенью, но и летом. За свои заслуги и умения новгородца возвели в дворянское звание, наделив земельным наделом на протяжение всего канала. Тем самым канал, и часть недоделанного проекта отдавались под протекторат смышленого мастера.
В тот момент проблема халатности иноземцев удалось решить, но в силу слишком большого объема работ пришлось вновь нанимать специалистов со стороны. Увы, но своих мастеров в России по данной специфике оказалось мало, а те кто были или заняты, как Сердюков, или были мало грамотными в вопросах возведения больших каналов. Радует другое – даже не имея должных навыков, молодые инженеры расписывались по трое к каждому иноземному мастеру. Голландцы пытались возражать, что, мол работа тонкая и мешать им нельзя, вот только замолчали как только озвучили царский указ: "Всякий иноземец, желающий взяться за подряд, обязан предоставить как минимум трех русских учеников, которые по истечении пяти лет должны приступить к самостоятельной работе. В случае нерадения и неумения новых мастеров все издержки возлагаются на учителя, который обязуется оставаться в России на протяжении пяти лет после найма".
Услышав указ, треть мастеров не захотела браться за работу, остальные вынуждено поохали и взяли тех учеников, которых им прислали из московской математической школы…
— Сколько ты просишь? — тихий вибрирующий рык отразился от мутноватого стекла в большой оконной раме и унесся вглубь зала.
— Отец, ты прекрасно слышал: три тысячи рублей… для начала, — ответил молодой голос.
— Никола, ты конечно, у меня один сын, но поимей совесть, где я тебе столько найду?
— Ты входишь в Совет банка, — спокойно заметил Николай.
— И что с того? Думаешь можно просто так прийти в банк и сказать, что, мол, мне нужна некая сумма червонцев и все тут же побегут ее доставать из закромов? — весело хмыкнул отец Николая.
— Примерно так все и будет, все-таки в банке лежат и наши деньги тоже, так что проблем с выдачей не будет, ты же не государеву казну выкрасть хочешь.
— Ее то выкрадешь, как же, — немного печально вздохнул старший Волков. — Ты знаешь, что эти гаврики – царские наблюдатели суют носы во все дела, даже в малых вопросах без них никуда, хорошо, что палки в колеса не ставят, но и обмануть не получается. Приходится заботиться о чистой резе.
— Я об этом знаю, как-никак сам половину заметок для наблюдателей делал, — улыбнулся Николай.
— Вот шельмец! Кто тебя просил? — взъярился отец сподвижника государя.
— Я не понимаю тебя, батюшка чего ты так кричишь? Не ты ли учил быть хватким и не упускать своей выгоды?
— Но не в ущерб семье Никола.
— А где ты видишь ущерб интересам семьи? Вот давай посмотрим и решим прав ли я или нет. Ротозейство у чинуш меньше стало, за ними пригляд строже стал – это, несомненно, лучше дела быстрее делаются. Благодаря наблюдателям остальные советники коих кроме тебя еще четверо не могут делишки проворачивать, а значит, рычаг воздействия на них все-таки имеется. Ну и последнее – царь доверяет мне, пусть не до конца, но все же…
— Мальчишеские глупости, — бухнул кулаком по столу старший Волков. — Думаешь, что дружбу с государем водить и в темную за спиной сыграть? Не получится сынок, об этом даже не думай, в случае чего он тебя первым на плаху выставит. Не тот он человек, чтобы предательство прощать, ему идейные, верные люди нужны, а не вороватые нахлебники. Ты это понять сразу должен был.
— Не путай меня и ворье твое мелко сошное, отец!! — перебил советника покрасневший Николай, вскакивая с места.
Рукав его кафтана задел чернильницу, темное пятно расползлось по столу, заливая листы бумаги, а вместе с ними и пару кошелей с червонцами. Купеческий сын с негодованием смотрел на спокойное, несколько ироничное лицо отца и не мог понять, что же его вывело из себя. Не в первой батюшка затевает подобный разговор. Так в чем дело?
— Я не предавал царя и не собираюсь! Как ты вообще мог об этом подумать? Или быть может ты сам этого хочешь, а батюшка? — спросил отца Николай.
— Нет, тут ты сын ошибся, — улыбнулся старший Волков. — Да и не получиться предать царя так чтобы потом не было проблем. Ты то наверняка слышал, что с тем генералом стало, который четверть миллиона златых украл? А- а вспомнил? Ну, так мотай на ус, хотя какой ус, у тебя и бороды то нет. Впрочем, оставим все пререкания. Ты мне все-таки скажи, зачем тебе столько денег то?
— Я же сказал ясным языком. В кумпанство вступить хочу, на равных условиях.
— Так государь же вроде бы ничего нового и не предлагал. Он вообще уже год нового ничего толком не предлагает. Все в войну играет, да крепости берет. Ну да бог с ним, пущай резвиться, молодой еще, да и голова у него работает….
Николай уже успокоился и теперь ходил из угла в угол. Он даже стекающих с рукава кафтана чернил не замечал, слишком задумчивым был.
— После всех вольностей, что Алексей дал купцам и мануфактурщикам стало прибыльно вкладывать деньги в заводы и мастерские. Сам знаешь, что армия многого требует, начиная с сапог и заканчивая пушками. Вот и Демидовым поблажки пошли, они на Урале металлы добывают, да сразу в литейные государю направляют, благо что они на паях с ним, преград не чинят. Правда они шельмуют, но думаю на это государь глаза пока прикрывает, потому как больше нет таких сведущих в металлах людишек.
Вон Димка только да его подмастерья разбираются, но у них своих дел выше головы, к тому же управлять он не может. О механизмах мечтает.
— Так ты решил на манер Демидовых в железо вложиться? — удивился отец.
— Нет, наоборот. Пока я делать ничего такого не хочу. Еще пару лет назад, государь думал о том как наш чугун с железом в обиход шведских берегов в Голландию перевозить, так чтобы каперы Карла не нападали. Сначала пару караванов под голландскими флагами пускали, а возле прусских берегов меняли на русский, но ничего путного из этого не вышло. Швед принял указ о том, что его каперы могут грабить всех подряд. Да и свеи прекрасно понимают, что ежели русское железо в Европу бесперебойно поступать будет, то у них цена упадет, и львиная доля казны исчезнет.
— Это не новость ни для кого, Коля, — усмехнулся царский советник. — Это если у нас меха да лес с пенькой забрать тоже самое получится. Еще хорошо, что государь на откуп их не отдал нам купцам, иначе наша мошна от этого быстро бы выросла, правда хорошо это для царя и казны, но не для нас.
— Поэтому и ищет царь еще способы обогащения, — перебил отца сын.
— Да? И какие же это средства? Вон налоги убрал в стране, зато для иноземцев в три раза поднял…
— И только выиграл от этого, погляди на ярмарки да рынки людские под стенами городов. Такого давно не было, чтобы вместо скупщиков купеческих сами людишки стояли. Народ глоток свободы получил, глядишь, и башковитые себе на откуп через пару лет соберут.
— Под ногами мешаться начнут эти мелкие лавочники, — недовольно нахмурился советник. Затея с откупом крепостных сначала показалась легким способом обогатиться, вон простолюдины ни грамоте ни счету не разумеют, облапошить их проще простого. Так нет же "тариф" на откуп установил сам государь без права изменения и теперь каждый знает, сколько надо собрать, чтобы выкупить себя и семью. Правда этот указ касается только государственных крепостных, для остальных выплаты увеличены вдвое. Идти против дворян и аристократии царь не пожелал, он пока не мог позволить себе столь резкие решения.
— Глупости все это, отец. Ты же сам участвовал в разработке указа о торговых гильдиях. Сколько там их будет? — остановившись на месте, Николай облокотился на спинку кресла и посмотрел на отца.
— Семь.
— Вот! А ты говоришь мешаться будут… да они всему купечеству лучше сделают, если от веси к веси ходить будут и свободно торговать да связи налаживать, посмотри – уже новые дороги на две трети проложены, в любую погоду по ним поезда торговые ходят и не застревают как раньше бывало. Прибыток с них уже сейчас виден. А потом, ты сам видел карту новых дорог и каналов, что царь проложить хочет. Речные баржи и лодки, ведь что есть, не просят, знай только днище подсмаливай да о вахте не забывай. Прибыток чистой воды и ничего более.
— Все то у тебя гладко, а на деле каково оно будет, не думал? В первый год может и хорошо, да потом те крестьяне, что посмекалистей развернуться сумеют через пяток лет из низшей – седьмой ступени на шестую, а то и пятую прейти смогут.
— А для того, чтобы они не помешали, необходимо сделать так чтобы выше пятой – четвертой они не смогли подняться, каких бы результатов не добились. Золотая сотня не должна страдать из-за желания царя набить мошну, — улыбнулся младший Волков.
— Ты сам то понимаешь, что сделать подобное нам не позволит сам государь?
— Ему нужны деньги, а ради этого он может закрыть глаза на некоторые огрехи в указах принятых Царским Советом.
— Хорошо, допустим такое и впрямь удаться, но тебе то сейчас зачем деньги, ты так и не ответил? — настаивал на своем отец Николая.
— Через неделю пошлю вестового к Алексею, испрошу разрешения заняться каперством…
— Глупость говоришь! У тебя никакой морской практики нет, ты даже по реке шхуну не водил, куда тебе по Балтийским просторам шастать? — охнул отец глядя на него. — Да и каперские грамоты уже с пяток капитанов получили, только трое из них с "уловом" вернулись, один потонул, а последний, поручик Сулин вместе со шнявой "Пестрой" вовсе пропал.
— Не собираюсь я на море. Я хочу с пару сотен сорвиголов собрать да в свейские земли наведаться, — негромко ответил Николай.
— Так там еще в этом году почти все города под руку государя перешли, не без труда конечно, но все же…. Разве что исконно шведские просторы, где они железо плавят, остались нетронутыми, но туда пробраться нельзя. Зима скоро, Балтика замерзнет, а по снежным просторам идти сил не хватит, — уловив мысль сына, советник начал размышлять в слух, посматривая при этом то и дело на улыбающегося Николая.
— Пройти можно, но только небольшим отрядом. Я покамест в Кареле был, нашел одного человечка, из поморов, так вот он согласился быть проводником.
— Предаст, как только швед предложит цену выше твоей, — пренебрежительно бросил советник.
— Не предаст, он не столько за деньги, сколько за совесть работать будет. Месть у него.
— Ишь как, ну тогда ладно, — сцепив пальцы, Павел Волков долго смотрел сыну за спину.
Николай не перебивал и не тревожил отца. Он с детства уяснил, что если батюшка задумчив, то лучше ему не мешать. Он решал.
Спустя пару минут старший Волков кивнул сам себе и тихонечко бросил:
— Зайдешь завтра, Митрофан тебе даст деньги, а если понадобится еще, то зайдешь к нему, он еще отсыплет.
— Благослови на ратное дело, отец, — попросил Николай, вставая на колени перед родителем.
— Ступай с Богом и пусть Божья матерь поможет тебе, — осенив сына животворящим крестом отец встал с места и наклонившись расцеловал в щеки. — Иди.
Николай, радостный и окрыленный успехом быстро вышел из кабинета родителя и бегом бросился на конюшню. Времени на задуманное дело оставалось все меньше да испросить разрешения государя на рейд в свейскую глубь необходимо иначе в противном случае и на виселице оказаться можно. Кроме того, сбор отчаянных рубак, которых в России с каждым годом становилось все больше, затруднялся тем, что все они были либо в армии, либо во флоте.
Купеческий сын, друг царя Алексея еще не ведал о том, что он станет родоначальником рейдерских батальонов русской армии…
Конец октября 1712 год от Р.Х.
Москва. Кремль.
— Оленька, что с тобой происходит?
— Что-то не так милый? — удивилась она.
— Ты почему не спишь? Я просил – не надрывайся, школы, денек другой потерпят, ничего с ними не случится, — мозолистая ладонь с нежностью гладит волнистые волосы любимой.
Царица улыбнулась – ей нравилось чувствовать заботу любимого, пусть мимолетную, недолгую, но от этого еще больше ценную. Под рукой Оли стояла резная кроватка, в которой тихо посапывал наевшийся Ярослав. Маленький царевич во сне прижал к губам крохотный кулачок, видимо собрался его обсосать, но не выдержал и уснул, оставив столь занимательное занятие.
— Ярославушка… мальчик мой, — с нежностью прошептала царица, касаясь пока еще жиденьких светло- русых волос ребенка.
Малыш рос тихим спокойным крепышом. Царевич был обласкан за двоих: себя и отсутствующего отца. Государь смог увидеть сына спустя три месяца после рождения, треклятые дела задержали Алексея. Но вот когда он увидел маленькую частичку самого себя…
Нет, не было ни народных гуляний, ни великой попойки – все это прошло вместе с памятным 16 апрелем. Единственное, что позволил царь, так дать на пару дней роздых советникам и чиновникам. Эти дни отец посвятил всего себя семье: жене и сыну.
Лейб- гвардейцы по приказу государя заворачивали любого посетителя, кроме князя- кесаря.
Ни один из приближенных будь то министр или генерал не сумел пробраться в царские покои. Этого хотел сам Алексей, этого хотела Оля…
Друзья царевича перестали быть друзьями царя.
У государя нет друзей, как нет в мире светлого альтруизма. Любой человек всегда думает о том, что если он сделает добро другому, то в конечном счете ему все это воздастся. Не сейчас, так на небе. Так и у государевых людей, если не сейчас то на небе… будет возможность провороваться, продаться англицкому (французскому, цесарскому) послу или вовсе задумать худое супротив царских начал [4].
Два дня спокойствия в бушующем океане придворных страстей показались государю райскими. И все же укрыться от мира навечно ни у одного человека никогда не получится, как не получится у реки поменять течение вспять.
— Милый, как долго ты будешь далеко от нас? — с грустью спросила царица Алексея, когда тот забирался в карету.
— Я буду лететь к вам на крыльях каждый божий день и каждую лунную ночь, — жарко поцеловал любимую женщину государь, напоследок погладив сопящего Ярослава по головке.
И вот минуло полгода, а царя все не видно, как не видно конца и края свейской войне. Порой государыня Ольга, выполняя просьбу любимого: бывать на заседаниях Царского Совета ловила себя на мысли, что готова бросить все и убежать с Ярославом далеко- далеко, туда, где не будет политики и придворных интриг, сотрясающих дворец в отсутствии Алексея пуще прежнего. Но каждый раз, вспоминая лик возлюбленного, она до боли кусала губы и тихонечко плакала в подушку, а каждый новый день вновь с улыбкой смотрела в лицемерные лица бояр и ближников суженного. Власть сладостным ядом развращала людские души, не все люди могут выдержать испытание "медными трубами".
— Государыня прикажите в детскую поставить пиалу с отваром? — одна из знахарок – Настасья, пришедшая в московскую лекарскую школу из Казанской губернии, заглянула в комнату.
— Ставь, Ярослав еще часа четыре поспит, — кивнула Оля, встав с места.
Соединив знания русских травниц, деревенских умельцев костоправов и хирургические познания старика Гариэнтоса новые лекари получали разностороннее образование, призывающее не тупо следовать канонам какой-нибудь одной школы, но и искать решение проблемы собственными силами. Для чего в каждом крупном городе к пятнадцатому году должны быть созданы подобные школы в первую очередь для сбора всех народных медицинских знаний. На этом настояла сама царица, заставив Царский Совет издать соответствующий указ, тем самым, скрепляя идею законодательно.
Первые плоды лекарей стали видны осенью. Жаль получился он с гнильцой. Травяные сборы, сушка, изготовление разнообразных настоек и мазей – все это, несомненно, ценные запасы отсылались в армию или в Царскую Службу Безопасности. Но успехи на ниве травничества перекрыла череда провальных попыток найти средство от оспы. По приказу государя на пустыре верстах в десяти от Мурома построили просторные хлева для подопытной скотины, которую специально заражали оспой, после чего следили за ее состоянием. После месяца опытов вызвавшаяся на богоугодное дело знахарка решила привить одного из добровольцев от переболевшей коровы…
Человек после прививки угас в течение недели. Опыты по приказу государя продолжились, для этого по всей стране кинули клич, мол, кто сможет сделать показать действенное лечение – предупреждение оспы будет вознагражден. Подобный метод возымел действие, откликнулось много знахарей, лекарей, даже заезжий цесарский хирург решил попытать счастья, но успеха проводимые мероприятия не принесли…
Но и в этой череде несчастий удалось установить закономерность: знахарка Марья после первой неудачи смогла привить человека от свиньи, и тот выжил, а теперь помогал ей в освоении тяжкого бремени создания прививок. Осталось дождаться только массовой проверки прививания людей, для чего царским указом была освобождена небольшая деревенька вблизи города. При условии тотального прививания, исключение составили только старики и дети до трех лет, все население получало наделы земли в свободное пользование без уплаты налога в течение двадцати лет и полное освобождение от рекрутских наборов.
Староста вместе со старожилами думали недолго и вот уже месяц как Марья с Семеном, первым выжившим, привили всю деревню. Осталось только наблюдать за жителями, после чего идти на доклад к государыне…
— Настасья, как там ученики?
Царица вышла из детской, аккуратно прикрыв за собой дверь. Ни одна петля, ни одна половица не скрипнули, казалось весь дворец замер, давая царевичу несколько часов тишины и покоя. Травница, зная привычку государыни проверять радение исполнения указов, часто заставляла Настасью описывать совершенные мероприятия, будь то обычная практика в богадельне, сбор трав или осмотр молодых учеников четырех бесплатных начальных школ Москвы.
По указу Алексея Второго домашнее образование стало регламентироваться исключительно государством, попытки привести к общей планке низко грамотное петровское дворянство ничего путного не дали. Исходя из этого под присмотром государыни, спешно вгрызающейся в гранит прикладных наук составлялись "Вольные прокламации". Суть небольших брошюр состояла в том, чтобы задать некий минимум грамотности в благородной прослойке Российского царства.
С одной стороны подобная мера выглядела несколько удручающе глупой – как можно заставить человека знать минимум, если он не хочет ничего знать? Но если посмотреть через призму окультуривания, то для сохранения дворянских, боярских и прочих пожизненных титулов этот минимум они знать обязаны.
В итоге получалось добровольно- принудительное обязательство благородного сословия перед государством. Подобное покушение на святая святых – личную вольность служивых людей вызвала в их среде сильное неприятие, немногие смогли по достоинству оценить задумку государя. Но даже не принимая активного участия в свершениях царя Алексея шляхетсво вынужденно приняло новый закон. Чтобы не выдумал приемник Петра, он все-таки показал себя благоразумным человеком, отменив несуразные, противоречащие друг другу указы своего батюшки.
— Государыня-матушка позволите пригласить Илюшу? Он готов принести клятву лекаря и отправиться в действующую армию, — Анастасия почтительно склонилась перед Ольгой.
— Кто еще готов? — листая докладные записки помощницы, поинтересовалась царица.
Более двух лет прошло с момента принятия новой русской письменности и счета.
Вызвав в начале яростное неприятие церкви, они все-таки получили благословение нового патриарха, уравняв их со старославянской письменностью, но только в пределах монастырей. В гражданских учебных заведениях и государственных учреждениях главенствующую позицию заняли именно нововведения. Упрощение в письменности и счете позволили легко перейти к единому стандарту во всей стране.
Облегчая счет ты облегчаешь возможность проверки абсолютно любого предприятия, да и чисто математически арабские цифры намного удобнее славянского счета, изобретенного чуть ли не тысячелетие назад. Прогресс всегда должен работать на благо Отечеству и ничего постыдного в этом нет. Старина нужна в том случае, когда она позволяет государству укрепить дух народа, построить эфемерные замки из воздуха или вселить в умы людей священную ярость войны.
Чтобы не было кривотолков вся чиновничья верхушка, патриарх, царская чета и генералитет спешно учились новой грамоте. А следом за ними новым буквам и цифири учились меньшие люди. Получался некий лавинообразный штурм знаний. Если хочешь званий, почета, уважения и продвижения по службе – учись, иначе так и будешь сидеть на должности подъячего, в крайнем случае, выбьешься в приказчики, но если человек честолюбив, самолюбив, сможет ли он удовольствоваться столь малым? Вряд ли.
— Больше никого. Тех, кого взяли на обучение полгода назад мало что знают, им учиться и учиться. Разве что гишпанец пару юношей выделил, но в травничестве они пока еще слабоваты. Если неучей отправим, то худо будет…
Анастасия с тревогой глядела на нахмуренное лицо царицы: по- видимому, не все написанное понравилось Ольге. Травница не понимала, чему именно хмурилась царица.
Изложенные тезисы были теми, о которых говорила сама Ольга: чистота в лазаретах, кипячение воды и обработка стальных ножей паром, использование настоек и мазей в качестве предотвращения эпидемий. Но если все так же, тогда в чем дело? Видимо мысли немолодой травницы отразились на ее лице столь отчетливо, что царица оторвалась от бумаги и улыбнулась. Напряженность в комнате начала спадать.
— Настасья, не трясись ты так, все написано хорошо, так как… в моих заметках, разве что про хирургию добавлено. Но прошло то больше года, как лекарская рота придана в распоряжение Генштаба. Где прописанные неточности в подготовке, предложение по пересмотру обучения, может, требуется уделить больше внимания чему-то другому кроме хирургии и первой помощи, ведь как писал его величество – обработка ранений не менее важна, чем само лечение.
Травница открыла рот, но тут же закрыла: поняла, что оправдываться в собственной глупости не лучшая идея. Но царица не собиралась облегчать задачу помощнице: в последние месяцы Ольга частично отошла от проверки деятельности подчиненных.
Судя по отсчетам, подобная практика принесла больше пользы, чем разочарований: управление зарождающейся структурой начального образования и лекарских школ упорно шло к намеченной цели.
Благодаря усердию и воле Петра Первого в России появились первые учебные заведения: Навигационная и Артиллерийская школы, открылась Московская Академия – вторая ступень просвещения для священнослужителей после семинарии. Именно в ней по указу патриарха Иерофана готовили миссионеров, настоятелей монастырей и церквей. От Церкви государь требовал в первую очередь именно понимания религии, для чего собственно она нужна. Нет, не богословские диспуты, он хотел, чтобы каждый священнослужитель стремился к укреплению позиции православия и просвещения народа в нужном для государства ключе.
Ректором Академии по решению Синода был выбран митрополит Ростовский Дмитрий.
Негласное согласие сей достойный муж получил и от царя, благо тот помнил его по недавним выборам патриарха. Ростовский митрополит вкупе с новгородским митрополитом Иовом относились к вопросу просвещения подчиненных со всей серьезной. Каждый из них понимал необходимость преобразований, а главное полезность знаний для каждого священника. Так что в столь серьезном деле царь мог положиться на ростовчанина целиком и полностью, ну а если тот в силу непонимания не оправдает надежд, то его может сменить Иов – проректор Московской Академии.
Государь не собирался повторять ошибок батюшки, доверяя важные дела только одному лицу, пусть и проверенному. Вера слову людскому не приходит мгновенно, чаще случается разочаровываться в способности человека быть преданным общему делу. Даже сподвижники Алексея, прошедшие с ним казалось бы, огонь и воду не стали полноценной опорой царя. Да и как можно быть в них уверенным, если все шло чинно и благородно, не было такого, что могло бы проверить их преданность и верность именно Алексею, а не самодержавному титулу…
— Ваше Величество к вам на аудиенцию прибыл патриарх Московский и Всея Руси, — в дверях кабинета Ольги стояла молодая фрейлина, исполняющая обязанности камергера.
Став царицей, боярыня Погожева "разбавила" двор молодыми родами. Она, как и государь старалась оценивать молодых фрейлин с точки зрения помощниц, в крайнем случае, исполнительниц поручений, коих с каждым днем становится все больше и больше. Старой аристократии подобный подход не нравился, ведь издревле не было заведено, что двор цариц состоит из знатнейших боярынь и княжон. Однако выражать неодобрение, а тем более перечить велению царицы никто из них не решался.
Хватило случая с боярыней Отяевой.
Неглупая, но очевидно слишком многое возомнившая о своих достоинствах Елена попыталась перечить царице, но все бы ничего, если бы она промолчала на едкое замечание Ольги. Но словно бес тронул боярыню за язык и заставил наговорить многого ненужного в лицо прелестной, добродушной царицы. Да, тогда еще монарший двор не знал, какой может быть избранница государя. Когда боярыня отговорилась – Оля спокойным тихим голосом посоветовала ей отъехать из столицы в течение дня и никогда не появляться даже рядом с великоросскими губерниями. Род Отяевых в первый раз за свою двух вековую историю угодил в опалу. А после этого случая самые одиозные фрейлины стали тихим сапом собирать вещи и уезжать в провинцию, думать над будущим. Мало кто знал, что обычно у них на столе ранним утром или вечером оказывалось краткое послание от царицы.
Получив от Алексея разрешение на переформирование, Оля подыскивала смышленых девушек незнатных родов, которым не было и трех поколений. Подобный подход позволял заручиться их преданностью, ведь каждая фрейлина честолюбива. А как еще пробиться в жизни и найти достойную пару в короткий срок, если не при помощи царицы? Молодость девушек при дворе скоротечна как полет мотылька к открытому пламени костра в безлунную ночь.
— Настя, оставь нас с его высокопреосвященством наедине.
Царица склонилась перед патриархом, целуя сухую жилистую ладонь с небольшим золотым перстнем, посередине которого блестел яркой зеленью весеннего луга чистейший изумруд. Травница, склонилась в поклоне, получила благословление и тут же выпорхнула из комнаты, оставив власть имущих наедине.
Патриарх степенно прошел к креслу, подол золоченых одежд тяжелым грузом тянул вниз, но Иерофан будто их вовсе не замечал. Немолодое тело опустилось на мягкую кожаную подушку кресла. За время восстановления патриаршего престола, чуть больше двух с половиной лет, бывший Московский епископ успел многого достичь, но в тоже время ему приходилось закрывать глаза на некоторые шаги государя.
Перечить царю, он мог, даже частенько этим занимался, но раз за разом выполнял пожелания царя: как пастух заблудших овец он разделял стремления молодого государя Российского к общему протекторату православия без разделения на староверов и никоновцев. Но как духовный Владыка Руси ему было противно думать об этом – как можно допустить уравнения их в правах? Однако царь непреклонно настаивал именно на последнем, причем, без исключений. Разве что староверам запрещалось проводить проповеди, в остальном Церковь отошла чуть в сторону, дабы наблюдать за тысячами заблудших и потерянных овец…
— Как ваше здоровье, Ваше Величество? — начал разговор издалека патриарх.
— Спасибо, никаких недугов нет, — улыбнулась Оля.
— Ноша твоя непосильным грузом легка на плечи…
— Тяжела, — легко согласилась с Иерофаном царица, с затаенным интересом разглядывая сухие ладони владыки.
— Так почему помощников не возьмешь, раз государь постоянно в делах и заботах, все же проще будет. Тому поручить реляцию, этому вовсе приказ отписать, а потом только поспрашивать прислужников и все, — тут же оживился глава церкви. — Давай для сего благородного дела служек пришлю, из семинарии, иль из Академии. Они благодаря, государю учиться начали пуще прежнего, того и гляди ветхие книги до дыр зачитают.
— Спасибо, владыка, но не требуются мне никакие помощники, то, что я делаю, касается исключительно обучения и лекарских дел. Остальными вопросами занимаются поставленные царем- батюшкой верные люди. Хотя если можно, то мне не помешал бы писарь смышленый, а то больно нудно записки в единую книгу вписывать, а так и впрямь времени больше появится.
Ольга нарочно предложила патриарху столь нудную и в то же время почетную для любого служки работу, шутка ли быть приближенным к царице и исполнять ее поручения. Правда есть черта за которую никто не может переступить. Внимание царицы может быть отдано исключительно мужу и никому другому, в противном случае обоих любовников ждала удавка или пожизненное заточение в монастыре для неверной супруги и пеньковый галстук для любовника.
— Конечно, Ваше Величество, завтра же к вам придет писарь, есть у меня на примете умный малец шестнадцати весен отроду, грамоте новой за полгода обучился, хотя некоторые почтенные старцы оную до сих пор освоить не могут, — с легким укором сказал патриарх, крутя на пальце перстень.
— Разрешите поинтересоваться владыка? — тихо спросила Оля, отведя взгляд в сторону.
— Конечно, дщерь, все, что в моих силах… — Иерофан был чутким человеком и мгновенно улавливал изменение настроения и даже мыслей собеседника, а уже исходя из этого, начинал вести себя соответственно обстановке.
Когда-то, еще обучаясь в семинарии один из преподавателей – дьякон Борис мимоходом произнес интересную фразу, навсегда отпечатавшуюся в голове юного священнослужителя: "Тебе отрок многое дано, не трать дарования Божьи на глупость человеческую, гляди не на оболочку людскую, а в саму суть, так как будто его стрелой пронзаешь, но в то же время ласкаешь и успокаиваешь взором своим…."
Тогда столь непонятные слова не вылетели из непутевой головы исключительно благодаря чуду, однако спустя тройку лет, когда обучение в семинарии подошло к концу, мимолетная фраза дьякона заиграла необычайно яркими красками. Молодой Иерофан попал в услужение к писарю Московского епископа Игментия, он выполнял всю черновую работу, но делал ее так, что уже через два года был замечен епископом. А через пять лет стал его поверенным лицом отца Игментия.
Не раз вспоминал благодарными словами дьякона Бориса Иерофан, используя его наставление как подспорье в неосуществленных замыслах. Понемногу, набираясь опыта высокой интриги в кругах Церкви Иерофан становился честолюбивее, властнее, но в то же время не терял здравого смысла понимал кому стоит поклониться в пояс, а от кого держаться подальше. Он понимал это до того как согласился помогать царевичу…
Не было рычагов влияния на молодого царя Алексея, скорее уж наоборот. Что бы не говорили святые отцы о божьим предначертании, они оставались всего лишь людьми, имеющими пороки, правда часть священнослужителей умело их подавляют, а часть пытается от них убежать. И если первых единицы, то вторых десятки тысяч. До того как царь Петр вмешался в церковные дела подобное положение дел всех устраивало: церковники жирели, функции монастырей как светочей во тьме мира толком не выполнялись – Церковь закостенела в догмах, полностью отказавшись служить людям как это было многие века назад.
Были несогласные с этим, они уходили в скиты, пытались жить своим умом, но вот беда – каждому из нас нужен волевой стержень, на который будет нанизаны наши мечты и стремления, ведь без него мы только тлен, прах в веках истории. Но как получить, найти этот стержень? Каждый идет своим путем, но единственный универсальный способ – пойти за светом веры. Жаль только в последние века, еще со времен Ивана Грозного сей свет для людей сияет все слабей.
Преобразовывая управляющий аппарат Церкви, государь дал единому организму Веры толчок к новой борьбе. Царь требовал от православия воспитывать в народе уважения к себе, гордость за предков и желание идти вперед, постигая неведомое.
Изменить вековой менталитет невозможно, если бы не одно "но" – русский дух, неподвластен времени! Каждый из нас может отыскать в себе частицу воинов Святослава или увидеть в глубине души зарождение православия: кровавое и столь необходимое мучимой междоусобицами Руси.
Эти истины патриарх понимал как никто. Разве что молодой Варфоломей знает не меньше, но он больше смотрит на сей вопрос не как вершитель судеб сотен тысяч людей, а как желающий добра своим детям суровый отец, не гнушающийся наказаниями непослушных чад. Правда, наказания эти для отдельных людей исключительно смертельны. Патриарх же наоборот, старается глядеть дальше, на десятилетия и даже столетия вперед. Казалось бы, это невозможно, но ведь имея разум и волю можно достичь многого, но рассказывать о сделанных выводах не стоит лучше промолчать, ужасаясь собственному открытию…
— Сидя ночами перед колыбелью Ярослава мне приходят в голову разные мысли, — царица задумчиво теребила красивые кружевной платок. — Я люблю его, но порой, кажется, будто он отдаляется все дальше и дальше. Почему так? Или мне только мерещится все, и это пустые домыслы?
"Эх, дитя, знал бы я сам ответ на мучающий тебя вопрос," — грустно подумал патриарх.
— Так было дщерь еще со времен сотворения мира. Мужи заботятся о доме, оберегают его…
— Я это понимаю, владыка. Он – государь России и для него последний чернец такой же родной, как и ближник. Он сам говорил: "за власть данную Богом спрашивается суровее, чем отнятую силой. Нет в душе людской порока гаже, чем ложь самому себе".
— Вот видишь, ты и сама все прекрасно понимаешь, — облегченно улыбнулся патриарх.
Ссорить жену с мужем последнее дело, а вот лишить сомнений, найти подходящие слова для семейного единства – вот настоящее, достойное дело священнослужителя.
Но Иерофан не врал себе – все, что делается сейчас, сторицей отзовется в будущем, вряд ли государыня забудет эту беседу, а там глядишь, и потерянный рычаг давления на царя появится, пускай косвенный, но оттого еще более действенный.
— Но это понимание не помогает мне принять столь сложную судьбинушку, — Оля с затаенной надеждой посмотрела в глаза патриарху, словно ища единственно верное решение.
Иерофан по- новому глянул на молодую царицу. Затаенная печаль долго скапливалась в ее душе и та напускная ледяная броня, обволакивающая ее всего лишь попытка отгородиться от мира, уйти от проблем и несчастий.
"Что же наделал, государь? Нельзя так с женой, ой нельзя, она ведь не бояре здравомыслящие и честолюбивые, принимающие новые витки судьбы как данность, приносящая возможность подняться по ступеням власти чуточку выше, — патриарх искренне жалел Ольгу, хотел помочь и даже знал как, оставалось решить сей вопрос с самим собой. Что бы там не говорили, но разлад в царской чете положительно скажется на позициях патриарха, так было издавна, а пример Раскола это всего лишь доказал. Однако нужны ли потрясения России сейчас? Сам Иерофан, как бы, не желал независимости Церкви от светской власти понимал, что государство в период возвышения не может позволить себе внутренние дрязги, иначе государства может и не быть".
— Я поговорю с царем, но и ты помоги себе, дщерь моя. Не буду говорить прописных истин, но любой мужчина, чувствуя теплоту и любовь, родного дома будет спешить в него вернуться, — патриарх остановил зарождающееся возмущение царицы взмахом руки. — Я знаю, что ты его любишь. Другое дело, что проблемы страны для Алексея сейчас важны как никогда, ибо наследие отца не может быть отдано врагам. Прошу об одном, дай ему время, помогай, чем можешь, а можешь ты очень многое. Ласковые строки в ненастный день будут манной небесной. Ты уж поверь старику.
— Благослови, владыка, — поклонилась царица патриарху. Она услышала то, что хотела и на что надеялась.
Иерофан поднес персты ближе к голове Ольги, почти касаясь, осенил ее крестом, тихо прошептав едва слышимые слова благословения. И вот какая оказия, теперь и церемонии требовалось вести исключительно на русском языке, постепенно отказываясь от церковного греческого и старославянского. Однако царь, помня о том, что насильно ни к чему хорошему смена не приведет, поступил иначе, заранее согласовавшись с патриархом. Обучение молодых священников в семинарии велось по новому образцу, именно они в течение двух–трех десятилетий должны сменить большинство старых властителей мирских душ.
Видя, что царица встала, патриарх, не говоря ничего, вышел из кабинета Ольги и неспешно пошел к выходу. К Иерофану тут же подбежал монашек и накинул поверх патриаршего одеяния теплую соболиную шубу. В последнее время у владыки порой случались приступы боли в пояснице и никакие доктора не могли с этим справиться, а обращаться к знахарке, что обучает в лекарской школе послушников, он не хотел.
Патриаршая карета подкатила к ступеням, Иерофан чинно ступил на низкую опору и немного замешкался. В голову пришла мысль о том, что ведь именно сейчас он упускает нечто важное, может даже судьбоносное. Однако смутные подозрения так и остались ими. Патриарх не смог вовремя ухватить ускользающую идею за хвост.
Владыка предпочел подумать об этом на досуге: в тишине и покое.
Глава 5
Середина ноября 1712 года от Р.Х.
Рязань.
Эскадрон драгун с трудом пробирался по грязной, непроходимой осенней распутице.
И это не смотря на то, что центральная дорога от Рязани до Воронежа на треть уже сделана! Усталые, но довольные люди будто и не замечали трудностей пути. Наконец, после долгой отлучки они возвращались в родные пенаты.
— Спокойно, тише мальчик, все хорошо, еще немного и отдохнешь, у тебя будут ясли отборного ячменя и вдоволь ржаного пива, ты только потерпи… — моя холодная мокрая ладонь с нежностью гладила черную гриву ханского подарка.
Ярый почувствовав, что наездник сменил тембр голоса начал успокаиваться, перестал неприязненно косить глазами на ближних коней лейб-гвардии. Царский конь хоть и устал, виду не показывал, только всхрапывал иногда, да чаще стал спотыкаться. Как я ни хотел быстрее оказаться рядом с Оленькой и сыном, но поделать с погодой ничего не мог. Распутица спутала все карты, и теперь наш отряд продвигался в день не больше чем на сорок верст, да и то если не было непролазных грязевых потоков.
Вот ведь как бывает по осени – на пару дней задержался и все – водная пелена смешает все планы и сроки.
— Ваше Величество прикажете послать во дворец готовить комнаты? — один из драгун остановился в паре саженей от меня и замер.
— Конечно, и пусть сразу пошлют за градоначальником.
Не зазорно перенимать успешные идеи других стран и государств, вот поэтому еще батюшка в свое время задумал капитальное переустройство всего чиновничьего сословия России, но в силу обстоятельств и нерационального подхода из этой затеи проку не было. Увы, но Петр думал об Отечестве столько, сколько не могли и тысячи человек. Он вел страну как рулевой свой корабль, преодолевая бури и штили, но команда, в большинстве почему-то не желала действовать в едином порыве с рулевым. Мало кто мог работать как лошадь и при этом не оглядываться назад в пучину традиций и суеверий. Круша старину, батюшка забыл о том, что именно традиции помогают народу преодолевать невзгоды и тяготы жизни. Нельзя ломать хребет традициям, их нужно корректировать, вводить новые если на то пошло.
Так что, оглядываясь назад можно среди обломков прошлого найти перспективные решения для проблемных вопросов. И не столь важно, куда ты смотришь: в сторону Европейских держав или на Восток, а может и в родное прошлое Отечества. Мир един и брать годную идею для страны нужно с решимостью конкистадоров по сей день без зазрения совести грабящих индейцев Южной Америки!
Вот и среди идей Петра сыскались такие, которые могли бы принести России пользу, да вот исполнены они из рук вон плохо. Он реформировал Русь не по четкому плану, составленному кропотливо и выверено, как требовалось, а исключительно исходя из военных нужд. Отдельные меры, отрывочные постановления и указы – вот истинная реформа Петра Великого. Но этого оказалось достаточно для того, чтобы следующий царь смог уловить общий посыл гения реформатора…
Думая над этим, я поднимался по лестнице на второй этаж рязанской резиденции. В воздухе витали ароматы жареного мяса и наваристого борща. Прислуга, вышколенная Никифором, оказалась на высоте и не подвела нынешнего смотрителя царского дома – Илью. Однако, следуя правилам нынешний обер-камергер самолично проверил приготовленные блюда и только после этого допускал их до государева стола.
— Ваше Величество, прикажете позвать градоначальника? — Никифор поклонился и замер.
— Зови, — махнул я ему, а сам тем временем с наслаждением принялся за борщ, бордовый с кусочками нежного мяса он пробуждал поистине неуемный аппетит!
Гвардейцы, вместе с эскадроном драгун ужинали на первом этаже. Во время разговора мне не хотелось, чтобы поблизости были "лишние" уши, хотя в будущей беседе нет ничего секретного, но все же.
Дверь тихо отворилась, в нее вошел средних лет мужчина в сине-голубом сюртуке с серебряными пуговицами и серебряными узорами на обшлагах. В руках глава города нес небольшой – в локоть длиной жезл с навершием в виде двуглавого орла. По образу жезла советников всем главам городов вручены уменьшенные аналоги их жезлов. Если у советников они были в полсажени, то здесь в три раза меньше.
Появился статусный атрибут, указывающий на положение человека в статской иерархии. Лишь только у губернаторов областей были такие же жезлы, как и у советников, с той лишь разницей, что у каждого "губернаторского" атрибута на навершии был вырезан индивидуальный герб области.
— Отужинайте со мной Егор Фролыч, — прервавшись на пару секунд, я указал градоначальнику на стул напротив.
— Благодарствую, государь, — поклонился он занимая предложенное место.
Перекусив, я без прелюдий перешел к главному, предлагая начать разговор градоначальнику, третий год исполняющему свои обязанности. Егор Фролыч Пирогов – выходец из обедневших дворян, называемых так же однодворцами, привлек мое внимание еще в пору моего наместничества в губернии. Амбициозный, но предельно честный дворянин не забыл что такое честь и верность роду, пусть и докатившегося до нищеты. Он сумел, получив в наследство от отца долги и обезлюдевшую деревеньку за десять лет поднять хозяйство. Доверить ему в управление целый город я решил в силу того, что Егор Фролыч располагал к себе, своей откровенностью и неуемной энергией. Так почему же не дать ему шанс, тем более что за три года в городе создано все что требовалось и даже чуточку больше.
Вот и сейчас он не заставил меня сожалеть о некогда принятом решении. Именно он помогал Феофану Прокоповичу находить несоответствия в принятых ранее указах и делать должные пометки об этом, тем самым, облегчив труд ректору Московской Академии.
— Так сколько времени еще нужно будет, чтобы окончательно собрать все законы и указы, принятые после Великой Смуты? — задал я самый важный вопрос. Чтобы там не говорили, но ни одно государство не может обходиться без закона, а те, которые существуют ныне, сейчас в России часто перекликались друг с другом, а то и вовсе были парадоксально противоположны.
— Еще год, не меньше, Ваше Величество, но если бы помощников было чуточку больше, скажем еще дюжину старательных юношей, то и за полгода смогли бы разгрести оставшиеся дела.
— Долго. Феофан занимается этим с десятого года, а всё никак не исполнит…
Возражать Пирогов не стал, он прекрасно понимал мою правоту, но поделать с этим ничего не мог. Да что там говорить о нормальной подборке Свода Законов Российского государства, если даже квалифицированных учителей для открывающихся школ не хватает. Хорошо хоть монастырские крестьяне упразднены и теперь Церковь не имеет "говорящего" имущества, иначе пришлось бы думать о том, как вызволять из- под "опеки" духовенства значительную часть крестьянства.
Вообще низшее сословие в государстве было крайне неоднородным. Взять хотя бы, к примеру, черносошных крестьян, живущих на государственных землях, остающихся в свободном состоянии и холопов, полностью зависимых от воли господина. И все же "подлый" люд никогда не был рабом, как не были земледельцы их владельцами. Ни в одном указе не было даже намека на то, чтобы духовно принизить человека, а тем более лишить его полной свободы. И даже подготавливаемая ранее Петром реформа о "фабричных крестьянах" не изменяла сей аксиомы, но и не улучшала жизнь крестьян в целом, зато давала толчок для развития промышленности. Однобокий и крайне болезненный толчок.
— Ладно, с этим я разберусь позже, — подумав, я решил, что обязательно наведаюсь в академию и там лично переговорю с ректором. — Спасибо вам Егор Фролыч за приятную беседу.
— Для меня честь отужинать за одним столом с вами, Ваше Величество, — градоначальник вместе со мной встал с места и поклонился, после чего вышел из залы.
Удивительно, но батюшка при всей "европеизации" был истинно русским человеком, старающимся в первую очередь для блага Отечества. Но одного в исконно славянском менталитете уловить не смог. Мы не можем толком управлять собой, если нет четкий указаний и начальника, будь то субординация в армии или управление внутри губерний. Петр перенял у Европы четкую, отлаженную десятилетиями систему городского магистрата, куда выбираются лучшие жители города и соответственно они и принимают решения. А уже из этих избранных представителей избирается голосованием главный магистр – управитель города. Однако, имея власть над городом, оный человек несет минимальную ответственность за сделанные ошибки.
Подобная система не годилась для России ни при Владимире Святом, ни при Иване Грозном, ни при Петре Великом. Именно поэтому сразу, после того как я стал царем, то изменил принцип выборности магистратур. От них осталась только основа – идея.
Вообще в России городское население было строго определенным. К нему не относились лица иных сословий: духовенство, дворянство и даже крестьяне не могли быть "городскими". Так люди, живущие постоянно в городе не являлись его гражданами, а только числились в нем, без права на управление городом. Всеми городами управляли выборные коллегии – магистраты, до тех пор, пока не был принят указ о выборности градоначальника или его назначении самим государем.
Таким образом, получая чин главы города, человек становился на голову выше простых выборных, составляющих контингент его помощников и советников. Но кроме статуса он довеском получал и ответственность, потому как раз, назначенный, мог быть снят и заменен в двух случаях: по велению государя и в случае "недоверия" двух третей выборных магистрата.
Вот и получалось, что, дав городам стройную организацию и иерархию, сохраняя при этом старые льготы городское население возвышалось над остальными "низовыми".
Благодаря этому страна в ближайшем будущем получала звено ремесленников и мелких торговцев. Кроме того, ученики ремесленников освобождались от воинской повинности, как и сами мастера. Чем не повод пойти учиться? Тем более в половине городов уже начали работать начальные школы.
Ночь прошла незаметно, даже снов не было, что неудивительно. Ведь я их крайне редко вижу, а если и вижу, то почти сразу забываю. Почему так? Не знаю. Лежа в постели поневоле задумываешься о таких простых и понятных вещах как покой и сибаритство. Жаль только для умного человека, а тем более государя это только слова, потому что стоит царю забыть о том кто он на самом деле и дела в стране резко ухудшаются, появляются шайки разбойников, чиновники воруют в разы больше, а советники готовы разодрать Отечество на мелкие кусочки.
— Ваше Величество изволите подать завтрак? — Никифор как всегда появился неслышно, где-то за его спиной стояла пара слуг с подносами в руках, молчаливо ожидали знака обер-камергера.
— Неси, а после прикажи готовить лошадей, через час мы должны выступить.
Быть царем хорошо, особенно когда отдаешь указания, почти никто не перечит, разве что дорогой и близкий человек, но и тогда все равно чаще бывает, по- моему.
Никифор махнул рукой, и слуги внесли в комнату пару подносов, поставили на стол и быстро удалились, сам обер-камергер остался стоять возле кровати. Он давным- давно перестал помогать одеваться, зная, что мой гардероб удовлетворяет исключительно двум требованиям: простоте и надежности. С минимумом изысков.
В общем, то я ходил почти в такой же форме что и витязи, отличие было в камзоле, да епанче, частенько надеваемой сверху. Удивительно, но боярские шубы у меня не прижились, зато у родовитой знати, помнящей допетровские времена, старина потихоньку возвращалась, но это возвращение было неспешным и видоизмененным.
Бояре брали от новшеств понравившиеся идеи, переосмысливали их и подстраивали под свои нужды. Русский пытливый ум всегда поражал иностранцев, приобщившихся к славянской культуре, столь грубо и безжалостно чуть было не уничтоженной Петром.
Вечером наша кавалькада была в Коломне, в двухэтажном тереме недавно избранного градоначальника – Дорохова Петра Васильевича, дворянина во втором поколении. Как в большинстве городов России в этом городе главу выбирал магистрат из числа собратьев по "избранности". А чтобы выборы не затягивались, ввели правило: выборные не имели права выходить из зала до тех пор, пока не изберут градоначальника, а так же они не имеют права получать пищу и хмельные напитки, только травяной сбор в течение всего времени голосования, да чай по желанию. Не подумали только об одном – о естественных нуждах организма, из-за чего в первый раз случился конфуз. Ведь безопасники всегда старались выполнить царский указ как можно тщательней, не отступая от буквы указа. Вот и получилось, что первым выборным пришлось ходить в принесенную кадушку, прямо в зале и только потом, узнав об инциденте, государь дополнил указ, ведь обнародованный документ не может быть изменен. Царь непогрешим и всегда действует правильно – это аксиома, как и то, что государь не имеет права на слабость в принятии судьбоносных решений.
Оставаться в городе мне было незачем, разве что посмотреть на игольную мануфактуру, но, подумав, решил не задерживаться еще на день, а поспешить домой.
К жене и сыну, так и не увиденному мной за год. Срамота! Так ждать сына, наследника и вот приходится воевать вместо того, чтобы нянчиться с ним и смотреть, как он делает первые шаги. Но ведь все что мы делаем, мы делаем для детей.
Не смотря на то, что в Коломне я не задержался, посмотреть расходный журнал все-таки сумел. К моему удивлению чинуши почти перестали разворовывать казну, разве что кое- какие моменты вызывали сомнения в записях: как например цена закупки хлебных складов была явно завышена, ненамного, но все же, да и выплаты за прокладку дорог чернорабочим были не в пример выше, чем на остальных участках. Если бы дело было чисто коммерческим, и им занималась какая-нибудь кумпания, то я был бы только рад за рабочих, но ведь деньги то уходили из казны. И я сильно сомневаюсь, что работягам платят хотя бы половину того, сколько написано в журнале. Придется устраивать очередную показательную "порку" чинуш.
Сволочное племя, как же они быстро забывают о том, что прищучить их можно в любое время, так нет же, оклады им уже не нравятся, хотя живут далеко не впроголодь. По приезду надо пару слов князю- кесарю написать, пускай его Берлога с фискалами поработают, авось чернильные крысы притихнут…
24 ноября 1712 года от Р.Х.
Москва. Кремль.
Ранее утро. На улице грязь, мутные потоки тающего снега льются нескончаемой рекой по мостовым, выедая крупицы земли и песка, того и гляди, вместе со щебнем покатятся камни дорог.
Осень. Давненько такого не было, не иначе природа сама не желает скорейшего продолжения кампании против свеев? Хм, а вот и письмо от Салтыкова под руку попалось, оно пришло как нельзя вовремя.
"Надо гонцу пару рублей дать, больно интересное чтиво доставил, — улыбнулся я про себя".
Вчера под вечер прибыл вестовой с пакетом от главного русского закупщика военных кораблей – Федора Салтыкова. Читать на ночь глядя, не хотелось, поэтому решил отложить его на утро и должен признаться, письмо не разочаровало. Помимо купленных фрегатов и набранных офицеров в портах Голландии и Англии посланник писал об интересных вещах. Пусть я дал ему некоторую вольность в деле, но такого не ожидал тем более от человека его талантов.
Вот и сейчас вновь читаю понравившиеся моменты, отмечаю интересные места на полях желтоватых листов сухим угольным карандашом…
"Доношу вашему величеству о том, что, испросив вашего соизволения, я составил пункты приобщения Отечества к мудрости Европы, в них нет заразы республики и парламента, дабы учинить доходы ранее неведомые для России, как внутренние, так и внешние. При этом нового тягла на людей вовсе налагаться не будет. Особо значимо будет выделение сибирских земель и их освоения.
Во-первых, нужно построить корабли на Енисейском устье и иных реках, вплоть до Ледовитого моря, и в Сибири от Енисейского устья до Китая, потому как эти берега – русские и для Отечества крайне полезные. Во-вторых, теми кораблями, где возможно, вокруг сибирского берега велеть проведать, а если невозможно, то найти острова, которыми сразу овладеть. В- третьих, если таких островов не сыщется, то построенные корабли отправить в Китай или Европу для торговли, а потом туда можно будет отпускать леса, доски, смолу, потому как в Сибири великое изобилие лесов. Тем самым можно увеличить казну не на один миллион червонцев.
Но и злато не столь нужно государству русскому. Важнее интерес к истории древней и не очень, ибо невозможно без памяти спокойно жить и сохранять традиции. Еще в XIII веке на восточных берегах Балтийского моря, известного со времен Святослава как Русское море, появились немцы, они теснили литовские племена и стали врагами Руси, часто ходили на Псков и Новгород. Наши извечные давние владения. Именно в ту пору начали идти на Русь и шведы. Немцы же используя дрязги литовского народа, создали враждебное Руси княжество, забывшее давние кровные узы славян. Литва, воспользовавшись моментом, когда Русь была ослаблена нашествием Золотой Орды, завоевала юго-западные земли России и стала грозить ее северо-западу.
Именно тогда Русь оказалась зажата врагами с трех сторон, почти одновременно.
Главной задачей племени стала защита великорусского племени, борьба не за свободу, а за существование, за целость народа и православия!
Эта борьба продолжалась века. Русь выстояла. Она приняла тот облик, который мы видели до реформ вашего батюшки. Она направляла внешнюю политику России с давних пор и по сей день, она едет нас вперед.
Когда-то давно татары были полноправными господами северо-восточной Руси. Но русский дух креп год от года и на Куликовом поле наши предки дали отпор захватчикам, а после и вовсе частично покорили разрозненные остатки некогда великого государства. Угроза Востока для Руси отступила, ей на смену пришла агрессия уже самой России. Казаки огнем и мечом принуждали местное население к покорности.
Но кроме Востока остались еще два направления: Северо- запад и Юго- запад. Именно на литовском направлении Русь наступала, скапливала силы и давила мощью славянского государства. Литва в первые века своего существования наступала на Русь, отчего и получила характер государства, по населению и культуре именно русского. А в XIV веке она династически соединилась с Речью Посполитой.
До того времени Россия уступала Литве, но, вставая на ноги, она окрепла настолько, что сильные государи Иван III и Василий III начали отбирать ранее захваченные русские земли обратно, а потом и вовсе заявили притязание на все русские земли. Однако соединение Польши и Литвы в одно государство остановило предков от попранной справедливости. Но и после того как появилась возможность, Россия начала старую борьбу за русские земли. Государь Алексей Михайлович принял в подданство Малороссию, выиграв трудную войну. А при вашем батюшке сложилась такая ситуация, когда Русь довлеет над Польшей и при желании имеет возможность воссоединить православный люд с братьями по вере. Некогда трудное и опасное, враждебное литовское направление исчезло, уступив место слабому и разрозненному польскому, зависимому целиком и полностью от воли шляхетства и саксонских наемников.
Вот и получилось, что последнее направление – Северо- западное, оказалось наиболее сложным и трудным для нынешней России. Государь Петр Алексеевич сумел перебить хребет шведам при Полтаве, но склонить на колени гордых свеев ему не удалось. А ведь именно они, Ваше Величество отняли у Руси восточные берега Русского моря. И сейчас настало время окончательно склонить врагов и сплоить славян, повести их вперед под знаменем Двуглавого орла на изумрудном поле!
Прошу нижайше соизволения у Вашего Величества вернуться в родные места, дабы продолжить службу на благо державе нашей. Верный и преданный ваш слуга Федор Салтыков".
— Что ж, быть посему, — легонько хлопнул я ладонью по столу – пора Ивана Зотова к английской стерве заслать, думаю, он как никто другой заинтересован в том, чтобы Россия не осрамилась в Европе, тем более перед англичанами.
— Милый? — за спиной, на кровати лежала царица и удивленно глядела на меня. Мол не случилось ли чего, раз уж я сам с собой разговаривать начал.
— Спи прелесть, — улыбнулся я Оленьке, сам же встал со стула и начал неспешно одеваться. — Всё хорошо.
— Правда?
— Конечно! Разве я когда-нибудь тебя обманывал? — как можно добродушнее и искренне сказал я.
Царица лишь слегка поддернула плечиками, возразить ей и впрямь было нечего. За мной не было такого греха как ложь любимой женщине, матери моего ребенка. Опа! А кто это там кричит?
— Ярославушка проснулся, наверное, по батюшке соскучился, — весело подмигнула мне Оля, в комнату легонько постучал Никифор.
— Ваше Величество, вы просили напомнить вам о том, что в десять часов у вас назначена встреча с послом Гишпании…
— Помню, но время еще есть, так что пусть пока накроют столы в Малом зале, заодно и встречу там проведем, а то с голоду не хочется думать о делах. И еще никаких хмельных напитков чтобы не было, думаю сбитня вполне достаточно, князь Челламаре не будет против.
— Как изволите, Ваше Величество, — обер-камергер вышел, не забыв плотно прикрыть за собой дверь.
— А когда сын увидит своего батюшку? — потягиваясь в постели, спросила Оля, накидывая шелковый халат поверх ночнушки. С минуты на минуту ей должны принести маленького Ярослава. По заведенному полгода назад правилу Оля после пробуждения требовала к себе сына и только после этого принималась за пищу и проверку работы созданных школ и ветеранских домов.
— Сейчас и увидит, думаю, полчаса у нас есть…
Увы, но я ошибся, заигрался я с розовощеким упитанным карапузом немного больше, сын не желал отпускать понравившийся мозолистый палец и с усердием пытался его обсосать, но почему-то большой палец постоянно в последний момент менял траекторию и попадал ему в щеку или подбородок. Глядя на Ярослава, я поневоле чувствовал где-то глубоко внутри холод Алексея, его отчуждение и боль. Отчего так?
Мне не ведомо…
Как бы я не хотел остаться с сыном и любимой женой, но дела требовали внимания.
Тем более что время встречи неумолимо приближалось, пусть я и государь, но опаздывать не люблю. В Кремле вопреки ожиданию было тепло – в свое время Оля постаралась обезопасить новорожденное чадо от любых напастей, и видимо несколько перестаралась. Щели и оконные рамы с маниакальным усердием прокладывали старой ветошью и сушеным мхом, неведомо каким образом, оказавшимся в запасниках лекарской школы. Не обошла сия учесть и приемные залы: Большой и Малый – они подверглись насильственному "отеплению". Из-за этого воздух в Кремле стоял затхлый, "тяжелый" ведь додуматься до того, чтобы проветрить помещения было некому. Подобная практика раньше не требовалась – щелей хватало, через них то и выдувался "дух" царской резиденции, столь нелюбимой Петром.
Дойти до Малого приемного зала от опочивальни удалось быстро – за пяток минут, на ходу пришлось напрягать память, и вспоминать в каких делах ранее был замечен князь, однако в силу слабой резидентурной сети Гишпании собрать сколько-нибудь значимые сведения попросту невозможно, разве что по случайности. До того момента как русский посол раскинет "паутину" прознатчиков пройдет еще пару лет – вот тогда и можно будет думать о более детальных описаниях интересующих людей. Но это все дела будущие, а надо жить настоящим. Живи и радуйся – сказал какой-то обормот в неведомые годы, но мы то явно не ленивцы, привыкшие к сибаритству, нам хочется большего! Я жажду процветания Отечества и не погнушусь использовать все возможные для этого способы, ведь в политике нет морали, нет чести, нет верности, а есть только трезвый выверенный годами расчет. И ничего больше!
— Его величество Алексей Второй самодержец российский, защитник…
Как это обычно бывает, я не слушал монотонную несколько витиеватую речь обер-камергера и не спеша, продолжил идти к столу, возле которого стоял немного полноватый, но все еще сохранивший молодцеватость мужчина в преклонных годах. Пятьдесят шесть лет исполнилось князю Челламаре в этом году, а он не сидит у себя во владениях где-нибудь в Старой Кастилии, и продолжает верно служить Родине, защищает ее интересы за границей.
Еще в начале войны за Испанское наследство он перешел на службу к Филиппу Испанскому и за десять лет сумел сделать неплохую карьеру, и благодаря Борису Долгомирову – русскому послу при гишпанском дворе теперь князь находится в России, вместо того чтобы отправиться во Францию, обсуждать дальнейшие совместные действия. Филипп Пятый помнил о предательстве Людовика и решил сменить приоритеты, тем более что союз с встающей на ноги молодой, но решительной державой перспективнее туманных витиеватых речей старого короля.
— Мое почтение, Вашему Величеству, — испанец учтиво поклонился.
— Полноте вам, князь, давайте лучше сядем за стол, я жуть как проголодался, — кивнув ему в ответ, указываю на место напротив.
Утро – наилучшее время для насыщения. Следуя этому нехитрому правилу, составлялся график приема пищи. На завтрак, к примеру, часто подавали жареное мясо, кашу и суп с добавлением зелени и каких-то лечебных травок, так же на столе обязательно был кувшин со сбитнем или морсом. Последний был в ходу, особенно летом, ибо морс утоляет жажду лучше других напитков, ну разве что горячий чай может с ним поспорить, да и то если приготовлен по рецепту, а не тяп- ляп.
Сегодня в меню был жаренный в орехах поросенок, чудесное блюдо: мясо таяло во рту, а лесные орехи жевались, словно мёд в сотах. Крайне приятное занятие скажу я вам, право слово так бы и сидел на стуле целый день, поглощал всякие вкусности.
Однако меру знать надо, каждый день, пересиливая себя и заставляя приниматься за работу, мы побеждаем ленивое "я": порой бывает трудно, но все-таки при должном усердии нам всегда улыбается виктория! Постоянная борьба с пороками закаляет волю, а воля способна закалить тело и в таком случае многого ли нам стоит перевернуть консервативный "темный" мир?
Завтрак плавно перешел в деловое русло. Посол тактично дождался, пока я закончу, после чего начал рассказывать об успехах Иноземного полка. Поведал о том, какие лихие воины, присланные волонтеры, что они бьются, словно их не два батальона, а десять. Умолчал лишь он о том, что именно благодаря посланному полку испанцам удалось быстро захватить Барселону – последний оплот мятежников в королевстве.
Ну да ничего, я ведь не жадный, могу и не напоминать, благо, что сведения надежные. Есть от кого получать. Не даром Долгомиров хлебушек ест.
— Это все хорошо, но хотелось бы увидеть документ, подтверждающий первоначальные договоренности с моим августейшим братом, — внимательно выслушав "дифирамбы" князя Челламаре решил сразу взять быка за рога и не ходить вокруг да около.
Посол сделал недоуменное лицо:
— А разве вам сеньор Долгомиров не пересылал новый пакет?
— Нет, ничего подобного не было, — смутные сомнения будущего подвоха возникли сами собой. Интуиция настойчиво требовала прояснения ситуации. — Как бы там ни было, но договор об аренде я желаю видеть немедля. Надеюсь, вы его не забыли в посольстве, сеньор Джузеппе?
— Он здесь, — на столе рядом с неаполитанцем появилась голубая бархатная папка, ранее не замеченная мной. — Как и было оговорено ранее, Россия получает Пелагские острова в аренду сроком на сто лет, с возможностью их выкупа у Испанской короны.
Так же русским купцам при предоставлении заверенной грамоты будет предоставлена возможность беспошлинно торговать на землях королевства сроком на пятнадцать лет.
Подав знак Никифору забрать папку, я внимательно изучил документ, составленный в двух экземплярах: русском и испанском языках.
"Какие-то бумажки, а значимость у них огромная. Вот что значит вовремя предложить руку помощи, в другой момент глядишь, и ничего подобного России бы не досталось, слишком насторожена Франция. Да и Англия ревниво смотрит на поднимающуюся звезду оплота православия, — мысли плавно текли, а в это время я попутно проглядывал рукописные, едва не каллиграфические буквы нового русского алфавита".
— Итак, если бумаги в порядке, то, что же вы хотели сказать князь?
— Печально если пакет затерялся по дороге…
— Не будем об этом, лучше говорите по делу, — оборвал я его на полуслове.
На мгновение в глазах битого годами дипломата мелькнуло раздражение, но тут же сменилось почти искренней вежливостью и пониманием. Мол, вы молоды и горячи, вы – государь спешите жить, а ведь когда-то и я сам был таким: дуэли, благородные синьорины, стычки в темных переулках Мадрида, эх, где сейчас те чудесные годы веселого бесшабашия?
— Как прикажете Ваше Величество. Мой король хотел предложить дополнить ранее существующий договор, — посол внимательно следил за моей реакцией, однако ничего не заметил. Признаюсь честно, мне стоило огромных усилий скрыть наползающую на губы улыбку. Сам князь Челламаре продолжил: – Филипп Испанский предлагает своему августейшему брату заключить торговый договор о поставках в королевство русского железа и корабельного леса.
— Постойте, князь! — моя рука взмыла, вверх останавливая словесный поток неаполитанца. — Караваны итак идут к вам. Пусть с задержкой, но все-таки проходят.
— Но этого мало, нам нужно больше.
— Увы, но большего сделать мы не можем, хотя бы до тех пор, пока не закончится война со Швецией.
— Хорошо, — тяжело вздохнул посол, первый пункт в списке договоренностей он мысленно вычеркнул. — Так же мой государь интересуется сможете ли вы выделить для борьбы с захватчиками еще два полка тех воинов, что сейчас яростно сражаются на землях Португалии и если это возможно, то во сколько обойдется подобная помощь?
— Россия не торгует своими подданными, сеньор! — в моем голосе прорезался скрежет металла. — Я попрошу вас запомнить это. Что же до помощи, то она возможна. Тем более у нас на юге открываются чудесные перспективы. К середине лета два полка будут там, где вы укажете. И как в случае с первым обеспечение их всем необходимым ложиться на ваши плечи, сеньор. Не именно ваши посольские, а я имею ввиду Испании в целом.
— Я рад, что Ваше Величество не отказывает в помощи в столь сложное для нас время.
И все же, как мой король мог бы отблагодарить Россию?
— Давайте отложим этот вопрос на пару недель…
Дальнейшие вопросы, решаемые с послом, оказались прозаичными, в основном они касались торговли и политической поддержке друг друга. И сказать по правде от последнего пункта выигрывала в первую очередь Россия, а не Испания. Пусть королевство сейчас в упадке и стоит на грани, но ее историческая ценность в Европе неоспорима, а значит и слово, сказанное от лица испанского короля, весит больше, чем у тех же немецких князей, даже всех вместе взятых.
Перед уходом Челламаре затронул исторический вопрос налаживания контактов между Испанией и Россией. Признаюсь честно того, что он мне сказал, я не знал.
Оказывается, первые попытки дипломатических контактов между нашими государствами были еще в 16 веке, при княжении князя Василия Третьего, в то время Испания была частью Священной Римской империи. Вот и получается, что даже почти полвека назад посетивший королевство боярин Петр Иванович Потемкин не был "первопроходцем" на землях кабальеро.
После окончания переговоров, начавшихся столь необычно, я не сразу ушел из Малого зала. В голове крутилась какая-то мысль, но четко сформироваться и предстать ярким ёмким образом она пока не могла, я знал, что это нечто важное, не стоит ею пренебрегать, обрубая в момент зарождения. И когда мысль готова была окончательно сформироваться в дверь тихо, но настойчиво постучал обер-камергер.
Неведомая идея, словно прекрасная бабочка, упорхнула в неведомые дали.
— Прибыл гонец от генерал-поручика Алларта, — негромко сказал Никифор внимательно глядя на мою реакцию.
— Зови в кабинет, — махнул ему рукой.
Не теряя понапрасну времени, я быстро прошел по коридору на рабочее место, лейб-гвардейцы, стоящие возле дверей, словно каменные статуи проводили меня взглядом. Неплохо их вымуштровал капитан Нарушкин, считай две сотни молодцов в охране, можно ему и майора присвоить, вот только не за что звание дать, а попусту раздавать чины нельзя, всё должно быть по чести.
Переступив порог, я увидел пару портретов, висящих над креслом. Их я выбирал лично, после чего приказал повесить над собой. Иван Грозный и Петр Великий угрюмо взирали сверху, будто каждый раз спрашивали: "Достоин ли?". Сначала было немного неприятно, будто между лопатками постоянно водят тонким стилом, грозя в любой момент пронзить незащищенную спину, но потом привык и цари на портретах, будто уловив перемену, стали моими безмолвными помощниками. Ни один человек сидящий здесь не мог не чувствовать пристального внимания усопших государей.
Стоило очередному гостю сесть в удобное мягкое кресло, лицом ко мне, как тут же начинался медленный психологический прессинг. Вести разговор в подобной обстановке удобнее, ведь человеку сложнее прятать настоящие мысли в то время когда на него постоянно давят и давят сильно, грубо, нахально… безотказно.
Стоило мне сесть на место и положить перед собой карту южных границ России, как дверь тихо отворилась, в неё вошел рослый солдат, видимо до недавнего времени он был гренадёром, ну а после реформы полкового устройства стал фузилером, а может и стрелком. Вряд ли бы простого фузилера отрядили в полный опасностей путь из Крыма сквозь Запорожье.
— Капрал первого взвода стрелков Муромского полка Борис Захаров, — склонил голову унтер- офицер.
По Уставу, если солдат или младший по званию офицер появляется перед вышестоящим начальством, но не по персональному вызову, то он обязан представиться по полной форме и ожидать дальнейших указаний. В данном случае гонец ждал приказа передать царю донесение.
— Вольно, доставай пакет.
Капрал сноровисто открыл кожаный планшет, плотно прилегающий к бедру, достал из него мозолистой рукой запечатанный сургучом плотный квадратный пакет, перевязанный к тому же алой ленточкой крест- накрест.
"Хорошо, хоть бантик не прилепили, иначе можно было бы весь Генштаб на пенсию отправлять. По состоянию здоровья – маразматики в армии не нужны".
Прежде чем прочесть донесение, я еще раз посмотрел на карту и мысленно представил произошедшие изменения на Крымском направлении…
Почти годовое стояние у Конских Вод корпуса генерала- поручика Людвига фон Алларта этой осенью прекратилось. Благодаря успехам на Южном направлении Генштаб смог сгруппировать сформированные и доукомплектованные ветеранские полки. Таким образом, половина пошла не в Болгарию, к Софии и Пловдиву, а к полевой крепости в подчинение командующего корпусом. Получив долгожданное подкрепление, и не дожидаясь подхода дружественных сил, генерал разработал план снятия осады и быстрого марш- броска к позициям крымчан. Вместе с генерал-майорами Ренцелем и Бутурлиным, командующими левым и правым крылом корпуса им удалось уничтожить авангард крымского хана, гуляющего по русским тылам и выбить передовые отряды степняков на хлипких позициях перед крепостью.
Под началом у Алларта оказалось десять пехотных полков, семь драгунских и около семи дюжин орудий. Сила достаточная, для того чтобы опрокинуть степняков, понесших огромные потери под стенами крепости.
— С Богом, братцы, — перекрестившись и поцеловав нательный крест, казацкий атаман, сиречь полковник поднял руку вверх. Пудовый кулак степного рыцаря раскрылся, показывая замершим в высокой траве воинам раскрытую ладонь.
Ночью седьмого апреля, дождавшись, когда луна скроется за густыми грозовыми облаками, глухо клокочущими высоко в небе, из Северных ворот крепости выехали несколько сотен всадников. Морды коней были перевязаны лоскутами серой материи, а копыта заботливо обмотаны старой ветошью – предосторожность может показаться излишней, да только в таком ответственном деле лучше перестраховаться, чем из-за лени одного человека угробить сотни, а то и тысячи жизней.
Уходящих казаков провожали хмурые озабоченные взгляды часовых на наблюдательных башенках. Остальной лагерь спал. Солдаты набирались сил, ведь совсем скоро, через какие-то пару часов они выстроятся в боевые колонны и займут каждый свое место в едином организме лучшей армии мира.
По плану пехотинцы должны были идти в лобовую атаку, благо, что укрепления степняков были хлипковаты, крымчаки больше полагались на маневренность и скорость, а не на защиту собственных позиций. Вольная разбойничья жизнь приучила их к разгульной бесшабашной жизни. Именно поэтому, русский солдат, встав плечом к плечу сотоварищи, мог с легкостью одолеть пару всадников, а то и тройку, если не стушуется перед вертким горланящим всадником, ловко орудующим арканом и кривой саблей, доставшейся от предка.
Хорошо изучив разбойников бескрайней степи, Алларт решил использовать простую, но действенную тактику ловли крупной рыбы на живца. В роли последнего были три полка, поддерживаемые батальоном драгун, действующих по заранее оговоренному плану. Остальные силы оставались до поры до времени в лагере: томиться в ожидании и наблюдать за разворачивающейся баталией.
Смысл подобной стратегии заключался в том, что передовая линия крымчаков – авангард, в силу своей ярости и импульсивности обязательно втянется в перестрелку с наступающими русскими полками. Посылаемых же вестовых к главным силам предстояло изымать ушедшим в рейд казакам. Таким образом, корпус выигрывал по времени час, а то и два до того момента, когда командир крымского авангарда не поймет, что подкрепления не будет.
Выйти из боя степняки могут в течение получаса – их неподкованные лошадки отлично приспособлены для скачки по бескрайним просторам. Угнаться за ними на подкованных драгунских конях, пускай и не отличающихся от четвероногих собратьев породой нереально.
Понимая это Людвиг не ставил перед атакующими запредельных задач. От них требовалось отбить первую атаку, а потом дождаться подкрепления и вместе продолжить наступать более широким фронтом тремя колоннами, постоянно ведя фланкирующий перекрестный огонь.
В предрассветных сумерках тишину лагеря нарушил барабанный бой. Барабанщики за долгое время приучились играть так, чтобы их при нужде было слышно только в пределах крепостных стен, а не дальше, так что лазутчикам степняков, не удалось бы четко расслышать мерный призывный гул.
Как бы не был хорош план, избежать случайностей сложно, но на сей раз обошлось.
Казаки, занявшие позиции между основными силами и передовой линией сумели перехватить пятерых гонцов и тем самым позволить осуществить первый этап плана генерала- поручика: вывести врагов в чистое поле. Но толи по воле командира степняков, толи из-за воинской хитрости тесно граничащей с трусостью, кривоногие воины не желали вступать в ожесточенную перестрелку и, сделав по паре выстрелов, посылали коней назад. Так продолжалось едва ли не полчаса, до тех пор, пока с флангов на степняков не стала давить русская кавалерия, вовремя вышедшая из Северных ворот крепости и начавшая уверенно наседать на упирающихся изо всех сил крымчаков.
Внезапно в разгар сражения, когда к авангарду, подступило долгожданное подкрепление, а к трем пехотным полкам добавились еще семь, и битва вошла в активную фазу противостояния: по идущим колоннам и медленно смещающимся каре пронесся едва уловимый ветерок трансформации. Третья шеренга каре резко отступила назад. Солдаты помогли замешкавшимся артиллеристам выкатить шести – и двенадцатифунтовые пушки, заряженные картечью и "кубышками". Десяток секунд и над полем заиграли литавры кавалеристов, им вторили барабанщики. Команда: "Огонь!" была самой простой и в то же время необычной из всех введенных царевичем.
К фитилям поднесли запалы, зашипел веселый огонек, побежавший по сухому шнуру к каморе. Десятки выстрелов слились в один протяжный, грозный артиллерийский рык, словно недовольный рассерженный дракон, спустившийся на поле боя. Тысячи мелких снарядов косили сотни всадников. Крымчаки не ожидали такого, до этого их познания в артиллерии были сугубо поверхностные: стоят на стенах и отгоняют врагов во время осады или занимают укрепленные позиции и опять же отгоняют врагов.
Но что они видели сейчас? Темные жерла пушек хищными взорами высматривали новые цели, а расчеты банили, забивали, вкладывали в них новые смертоносные "кубышки" и жестяные коробы с картечью.
Передовая часть крымского войска оказалась разбита, а подходящие к сражению разрозненные отряды степняков по глупости ли командиров или по приказу хана предпочитали сгруппировываться в группы побольше и в отдалении смотреть на избиение. Вступать в бой они не спешили.
В переломный момент, когда еще можно было выправить положение и не дать полкам под зеленым знаменем со златоглавым орлом пройти укрепленные позиции заклятых врагов, крымчаки сыграли труса. Благоприятный для них момент был упущен. Корпус генерала- поручика Алларта словно матерый волк отбивался от стаи шелудивых псов, оставляя за спиной побитые конные степняцкие сотни.
Сражение при Конских Водах окончательно деморализовало войско Девлет-Гирея и ему пришлось отступить к Перекопу. За время осады и само сражение хан потерял под стенами полевой крепости больше половины войска, но даже не это главная победа русского корпуса. Основная задача – лишить степных разбойников маневренности оказалась выполнена с блеском. И вот теперь, после того как эмиссары Порты получили предложение о мире, настало время добить Крымское ханство.
Увы, но безгранично "растить" армию у России нет ни сил, ни денег, ни ресурсов.
Сейчас мы на пределе, я с тоской гляжу на дырявую казну и с немым удивлением отмечаю, что только чудом страна не обанкротилась. Возможно, свою роль сыграли и серебряные рудники Урала, уже три года успешно разрабатываемые мастерами, внесли лепту и старатели с берегов реки Лены, сплавщики леса и все те, кто, не покладая рук, трудился, и трудиться на благо семьи и Отечества.
Османская империя, видя, к чему идет война, была вынуждена искать мира с Россией.
И дело не в том, что она боялась объединения славянских православных земель под рукой Москвы, советники султана прекрасно понимали, что такого не допустит европейские львы. Быстро растущая мощь русских встала у них костью в горле, а Священной Римской империи вообще стоило над этим задуматься намного раньше, ведь половина ее земель составляют именно славянские земли. Чем не повод для беспокойства?
Порте, потерпевшей два сокрушительных поражения от русских войск и сменившей пару великих визирей, пришлось срочно искать замирения, потому как ее африканские колонии взбунтовались, да Египет того и гляди мог показать зубы.
Ситуация для империи сложилась плачевная: помощи султану ни Франция ни Англия оказать не могли, потому что сами воевали, а просить еще кого-то было чревато.
Восток не терпит слабых. На ослабевшего гиганта с удовольствием накинуться хищники поменьше. У Высокой Порты остался один выход – принять условия мира и после того как удастся решить внутренние проблемы начать точить ножи и ждать времени для реванша!
Именно поэтому эмиссары оказались более сговорчивыми: Россия добилась признания за собой присоединенных княжеств Молдавии и Валахии, вместе с правобережьем Дуная, включая Измаил, русские купцы получали право прохода по обоим проливам в Средиземное море. Взамен Россия выводила с земель Османской империи войска. За империей оставались владения Грецией, Сербией и Македонией, но с условием их частичной автономии. Кроме того, Босния по договору со Священной Римской империей отошла дому Габсбургов, уже сверх оговоренных территорий Пешемвара.
Таким образом, в ходе одной неудачной кампании Порта свела на нет столетия усилий предков…
"Выдержки из дневника полковника Прохора Митюха.
17 сентября 1711 года от Р.Х.
Порой кажется, что глупости бывают общечеловеческими, и не важно на каком языке изъясняется стоящий перед тобой. Вот, например, после того как Старший брат убыл из армии, наш полк перевели ближе к греческим землям в македонский город Салоники.
Надо признать православные братья радостно приняли нас, многие добровольно пошли записываться в регулярное ополчение. Бывало и такое, что местные жители приносили короба и корзины снеди, кормили порядком отощавших солдат. И за это мы им признательны, но еще больше мы благодарны за радостные счастливые улыбки посылаемые нам.
Государь был прав, когда говорил о братстве народов. Так нам не радовались нигде на Западе. Вместе с нашим полком в город прибыл корпус генерала- поручика Берггольца: три пехотных полка, два драгунских и две тысячи ополчения набранных преимущественно из сербов, венгров и болгар. По приказу командующего здесь мы должны получить провиант и снаряды и выдвинуться дальше, для создания плацдарма наступления…
23 октября 1711 года от Р.Х.
Прибыл вестовой из Валахии, судя по его лицу, он принес дурные вести. Надеюсь, что они не настолько плохи.
24 октября 1711 года от Р.Х.
Сегодня нас собрал генерал: дела и впрямь хуже некуда. Обоз с провизией разграбили буджакские татары. Хану Гурлею удалось прорвать кордон под Тульчей, и выйти в Валахское княжество. Его отряд в пару тысяч сабель вышел на большой обоз шедший из Молдавии в Софию. Дойти до места обоз не смог. Кажется, в стане союзников появился предатель. Генерал приказал уменьшить и без того небольшие рационы. Провианта у нас осталось на полторы недели. Следующий обоз должен скоро прийти. Так сказал Берггольц.
3 декабря 1711 года от Р.Х.
Пришел приказ готовиться к зимовке. Наступления было отложено до весны, но я считаю, что зря – турка надо гнать дальше, выдворить из Царьграда, и только потом можно ненадолго успокоиться, но раз так решил Генштаб, а значит и Старший брат, следовательно, на это были веские причины. Логистика не может держаться на голом желании победить. Главное для любой войны – это обеспечение солдата добрым обмундированием, оружием и провиантом, только тогда когда они есть можно требовать выполнения поставленных задач, в противном случае без снабжения каждый бой для армии может стать последним. Голодный и холодный воин много не навоюет.
Хорошо, что государь это понимает, да и генералы тоже не лаптем щи хлебают, на смерть солдат понапрасну не посылают.
Хотя эта бережливость появилась из-за указа царя "О глупости среди высших офицеров армии"? Мол, негоже доблестным воинам отправлять солдат в пекло, когда ты сам нежишься на перинах. Но в то же время нельзя генералу без крайней нужды вести солдат лично в бой гарцуя перед строем на коне под градом пуль, могущих прервать жизнь в бренном теле за одно мгновение и тем самым свести на нет все старания похода. Командующий – это голова армии и только он знает, как будет проходить сражение, только ему ведомо, когда вводить в бой резервы, когда контратаковать зарвавшегося противника или ударить всеми силами во фланг.
Жаль только что нас не отозвали в Россию.
11 декабря 1711 года от Р.Х.
Ура! Приказ на выступление через Речь Посполитую к Киеву пришел сегодня утром.
Русские витязи наконец-то идут домой. Пусть многие считают меня мальчишкой, но как хочется вернуться в Петровку. Бог мой! Да ведь это мой дом, моя Родина – маленькая и такая родная.
4 апреля 1712 года от Р.Х.
Прошло больше месяца с той поры как мы добрались до Киева, но идти дальше нельзя – по приказу Генштаба наш полк должен дожидаться новых распоряжений, а заодно вести наблюдение за дорогами и землями.
Что ж, распоряжение поступило как нельзя кстати. Мортирщиков надо со стрелками вместе свести и отработать построения, жаль все-таки, что мало времени у нас было, а то ведь могли устроить жару туркам. Но былого не воротишь, напрасно выдумывать ничего не следует, лучше пойду витязей тренировать, а то они за последнюю неделю разленились совсем, едва две дюжины верст налегке пройти за день смогли – срамота!
16 мая 1712 года от Р.Х.
Сегодня видел как отряд "союзников" – поляков пытался обобрать местных жителей и без того кое- как перебивающихся с парного молока на хлеб. Войны рядом с Киевом проходили едва ли не каждый год в течение последней четверти века. А так как наш полк отвечает за вверенную территорию, то витязям пришлось вмешаться. С превеликим удовольствием. Дело едва не дошло до стрельбы – спасло ляхов только появление капитана Лорионова, адъютанта генерала Хганова. И все же нарушителей мы провели в городскую тюрьму, из которой вполне вероятно они попадут по этапу на стройку дорог или каналов на Оке или Неве.
Эти земли давно русские и такое отвратительное поведение католических прихвостней можно рассмотреть только как разжигание войны. Долго ли будут терпеть государь подобное? Мне не ведомо, но не думаю, что, завершив войны с Портой и Швецией, Россия оставит братьев славян без помощи. Мы все один народ, нельзя лишать кого-то поддержки только из-за того, что люди оказались под властью врага в чужой стране.
1 июня 1712 года от Р.Х.
Наконец-то нас вновь оправляют в армию, на сей раз, мы поступаем в распоряжение генерала- поручика Алларта. Я думаю, в эту кампанию нам предстоит добить степных крыс и навсегда сделать Крым нашим!".
Глава 6
Середина октября 1712 года от Р.Х.
Взятие Перекопа.
Молодой полковник стоял в нескольких верстах от огромного рва, усиленного высокой насыпью со стороны полуострова. На нем можно было увидеть восемь каменных громаден – башен, их черные зевы бойниц угрюмо смотрели на замершее неподалеку русское войско. Там засело больше десяти тысяч спешившихся степняков и одна тысяча янычар, переправленная сюда по велению султана еще до начала войны.
Прохор Митюха прибыл вместе со своим полком в распоряжение генерала- поручика Алларта после того как он отбросил от Конских Вод крымского хана. Корпус разросся до полноценной армии, получившей имя Крымской. Пятнадцать пехотных полков и восемь драгунских, не считая казаков и калмыков при поддержке семидесяти орудий – силы достаточные для взятия насыпного вала, пускай и достигающего в высоту семи- восьми саженей.
Сначала генерал хотел атаковать вал с налета, разбив силы на три неравные части: левое крыло под командованием генерал-майора Бутурлина должно было отвлечь неприятеля, правое внести суматоху в стан противника, а Центр должен был усиленно бомбардировать вражеские позиции. Однако план реализовать не удалось – обоз с артиллерией и провиантом пришлось подтягивать к Перекопу больше трех дней.
Дожди, зарядившие в последние дни, сделали из ужасных дорог – непроходимые грязевые реки, в которых то и дело застревали телеги с разобранными пушками и полковыми походными кухнями, оберегаемыми солдатами с особым трепетом. Ветераны, как и многие новички до того как в корпус поступили кухни, жили на том, что сами могли приготовить, а порой и вовсе питались непонятно чем. Память о худших временах с упорством жука- короеда вгрызлась в голову солдат и не отпускала, старалась каждый раз напоминать о прожитых месяцах, а то и годах.
— Господин полковник, совещание вот- вот начнется, — адъютант Алларта, ровесник Прохора с капитанскими погонами на плечах нервно глядел на мельтешащие фигурки защитников вала, то и дело оглядывался назад. Стоять под дулами капитану не нравилось, да и кому будет приятным ощущать на себе постоянное внимание вражеских канониров?
— Иду, — коротко бросил командир витязей.
Карие глаза Прохора скользнули по лощеной фигуре адъютанта, полковнику стоило огромных усилий не показать хлыщу истинное отношение к нему, лишь только хорошо знающие командира люди могли уловить по слегка дрогнувшим уголкам губ презрительную усмешку.
Капитан заозирался по сторонам, не понимая, откуда появилось чувства дискомфорта и беспокойства. Внезапно в бойнице ближней башни вспыхнул оранжевый цветок, увядший через мгновение. Еще через секунду до солдат донес приглушенный рык недовольного орудия, потревоженного искрящимся запалом невыдержанного канонира.
Перед полковником, за сотню саженей до него всколыхнулась зелень, и глухо ухнуло.
В небо ударил небольшой фонтанчик чернозема и мелкого щебня, неведомо как занесенного в эти края.
— Проснулись живчики, а я-то думал еще пару деньков они кумекать будут, — улыбнулся Прохор и, не глядя на сбледнувшего обер-офицера, пошел к шатру командующего.
В спину витязя капитан бросил мимолетный ненавидящий взгляд, штабная крыса прекрасно понимал, что не сравнится с полковником ни в умении командовать, ни в умении держаться на поле боя, где смерть гуляет рядом с каждым и только ждет удачного мгновения, чтобы забрать с собой очередную грешную душу. Ему было лень задуматься о том, каким способом дались Прохору все его таланты. Не думал хлыщ ни о поте и крови, ни о гибели товарищей, ни о воинских лишениях. Адъютант попал в войска только из-за того, что по указу государя всё благородное сословие, внесенное в Разрядные списки должно нести обязательную службу. И убежать от нее оказалось не так просто как думали сначала многие молодые отпрыски знатных родов.
За мошенничество наказывались не столько недоросли, сколько их семьи. С них взимался штраф в размере цены от десяти до ста комплектов обмундирования для солдат- пехотинцев, вместе с оружием и двухмесячным рационом.
Перед тем как войти в шатер Митюха бросил за спину взгляд и с удовольствием отметил, что бивачное место, отведенное витязям в структуре укрепленного лагеря, приведено в порядок, а походные кухни и вовсе едва ли не полсуток тихонько коптили небо темно- серыми клубами дыма.
— Господа прошу всех садиться, — во главе прямоугольного длинного стола, с выставленными в центре кувшинами сбитня, сидел командующий армией.
Его несколько одутловатое лицо обрамляли жиденькие седые волосы. Офицеры вот уже второй год как перестали носить парики – рассадники вшей. Над губой фон Алларта тоненькой полоской выделялись аккуратные усики. Недавно ему исполнилось 57 лет – возраст достойный для боевого офицера, побывавшего в плену и испившего все невзгоды армейской походной жизни.
Прохор внимательно глядел на командующего, вспоминая все, что знал о нем. Вот например, ведал он о том, что его в начале войны со шведами рекомендовал Август Сильный как опытного и знающего генерала, кроме того, именно барон фон Алларт успешно воевал в Померании и Полтаве. генерал-поручик по всем параметрам оказался человеком достойным и выдержанным. Истинным офицером до мозга костей, являющийся к тому же отличным инженером- фортификатором, внесшим ощутимый вклад в создание проекта полевых крепостей "Оползней".
— Здесь собрались все командиры, значит можно начинать прямо сейчас. Федор ставь планшет! — генерал кликнул одного из своих денщиков.
Еще при царе Петре армейская реформа круто поменяла жизнь солдат и офицеров, хотя почему поменяла? Скорее создала её заново, ведь раньше много и в помине не было. И сейчас, после трагической гибели отца царь Алексей Второй продолжал вести политику наибольшей действенности армии без лишнего лоска и аляповатости, присущей европейским армиям. Поэтому в Воинском Уставе помимо артикулов и правил были прописаны житейские, повседневные вещи, к примеру, о том, что обер-офицеры могут иметь только одного денщика, как впрочем, и штаб- офицеры, но начиная с генерал-майора количество слуг растет до двух, у генерала- поручика их три и так далее. Заводить большее число не разрешалось. В начале иноземцы пытались спорить, но постепенно приняли "дикий" указ как данность, а уже через несколько месяцев вынужденно заметили его полезность: у армий странным образом исчез огромный громоздкий многокилометровый обозный "хвост". От чего маневренность и эффективность многократно увеличились.
Между тем рядом со столом появился полутораметровый деревянный квадрат на саженых опорах. Пара держателей свободно гуляющих по вертикали и горизонтали зафиксировали подробную карту ближних земель. Рядом с планшетом замер денщик, в руках у него была коробка с гвоздями, имеющими разноцветные шляпки: зеленые и красные. Так уж повелось, что расположение русских войск изображается всегда зеленым цветом – цветом знамени Русского царства, а противники исключительно красным – цвета пролитой крови.
Обсуждение стратегии захвата крепости заняло весь остаток дня, вплоть до ночи.
Было слышно как артиллерийские батареи: одна тридцать и две по двадцать орудий пристреливали намеченные зоны. Одна вела огонь по ближайшей башне, а две другие навесным огнем пыталась отогнать защитников крепости от переднего края вала стреляя навесным огнем: шипящие и сильно дымящиеся бомбы летали к крымчакам с завидной регулярностью.
После того как выступили командиры, генерал-поручик принял первоначальный план, но с некоторыми изменениями. Командующий предлагал вариант атаки вала в предрассветных сумерках с одновременным использованием артиллерии, конницы и пехоты. При этом конница должна была разделиться на два отряда и барражировать в пределах видимости крымчаков, основной удар был направлен на бомбардируемый центр. Из-за того, что полоса земли, соединяющая материк и полуостров была всего лишь длинной в восемь верст приходилось думать о тактике прохода с максимальной скоростью, потому как по валу частенько проскакивали разъезды степняков, а это в свою очередь значит, что они могут в течение десяти- пятнадцати минут перекинуть подкрепление с любого направления. Именно последнее обстоятельство и решило исход обсуждения. Полковник Русских витязей и командир Тульского пехотного полка предложили разделить силы на три неравные части и атаковать степняков не сразу, а с интервалом в пять- десять минут, тем самым, внося сумятицу и разлад в организацию отпора штурма. В левое и правое крылья армии отправили по два пехотных полка.
Однако атаку вала все-таки отложили на два дня: дабы привести армию в полную боеготовность, а заодно притупить бдительность защитников постоянной бомбардировкой башен и укреплений. Вообще тактика войны в это время опиралась на доктрину захвата крепостей противника, европейские генералы почему-то считали, что, владея укрепленными участками: будь то город или крепость можно решить исход войны. С одной стороны это действительно так, при условии, что вся область находится в руках одной стороны, и нет препятствий для захвата остальной территории. Тем самым создаются условия для косвенного "выживания" противника с захваченной территории, однако в реальности подобного не было ни в одной войне: сражающиеся не отдавали города и крепости просто так, да и умные люди знают, что истинная несокрушимая крепость – это сам человек.
Много позже, почти век спустя эту доктрину сломал бы величайший командующий войсками – генералиссимус Александр Васильевич Суворов, именно он говорил о том, что завоевание любого края или области может быть осуществлено только после того как будет разбита армия врага и не раньше. Но теперь, когда на троне России сидел Алексей Второй вся военная доктрина поменялась: возведение долгосрочных полевых крепостей, введение стрелковых взводов в ротах и смена приоритетов в войсковых операциях изменили всю доктрину русских войск.
Барон фон Алларт никому не говорил о том, что написал государь в последнем письме- приказе, как не говорил о том, какие заметки отправлял царю, что предлагал сделать и как это осуществить. Генерал, распуская офицеров, остался сидеть в кресле, он не замечал суету денщика: давнего слуги. Командующий думал об исполнении приказа. Да и как тут не задуматься если сказано едва ли не открытым текстом изжить враждебные улусы, хорошо, что хоть о казнях ничего не было, а то ведь на Кубани помнится, и людей сжигали. Правда, там калмыки сверх меры пошалили, но благодаря столь радикальному методу и удалось относительно бескровно и быстро замирить тамошних степняков, да и княжеские роды черкесов приятно удивили – вовремя подсуетились и выставили на перевалах отряды, закрывающие дорогу возможной помощи кубанским татарам со стороны Дагестана.
Мысленно чертыхнувшись, Людвиг махнул рукой на будущее и постарался сосредоточиться на главном – захвате Перекопа…
Два дня пролетели как один миг: солдаты чистили оружие, проверяли целостность штыков, смотрели амуницию. В общем, шла обычная рутинная армейская жизнь.
Единственное, что не вписывалось в стройную жизнь осадного лагеря, была постоянная, почти не прекращающаяся орудийная канонада: боги войны ревели постоянно. Добиться поставленной задачи артиллеристы не смогли, слишком крепкой оказалась башня на валу, а узнать оказался ли действенным огонь "кубышек" и картечных зарядов в жестяных картузах не представлялось возможным: на вал степняки поднимались редко, в основном наблюдатели лазали проверить на месте ли полки или нет. Странно одно – зачем постоянно посылать наблюдателей, если есть гарнизон башни? Видимо у янычар имеется дополнительная задача или ни командующий ни кто-либо из командиров не улавливали некий смысл всех защитных мероприятий крымчаков.
Но вот наступили предрассветные сумерки: знамена полков зачехлены, барабанщики- виртуозы взяли наизготовку палочки, а флейтисты и горнисты приготовились играть маршевые отрывистые мелодии. Солдаты выстроились в колонны по шесть: пять рядовых и справа капрал. Четыре полка заблаговременно ушли на правое и левое крылья армии.
Вот- вот должна начаться орудийная канонада – последний штрих в начинающемся штурме.
— Солдаты! Каждый из вас любит свое Отечество и готов отдать за него жизнь – это знает каждый! Но те, кто стоит на валу, — генерал Алларт резким движением вскинул руку в сторону Перекопа. — Да-да эти разбойники, тати недостойные ходить по земле многие годы убивали и грабили русский народ! И пусть я родился в Саксонии, но душа моя с первых дней приросла к бескрайним могучим просторам России. Так дадим же этим скотам, по недоразумению зовущимися людьми, то, что они заслужили: штык в пузо, пулю в грудь и саблю на шею. За Бога, Царя и Отечество!
Не было криков, как не было и восторженного подбрасывания треуголок и кепок, постепенно приходящих на смену громоздким и неудобным армейским европейским шляпам. Солдаты и офицеры смотрели на генерала с решимостью, их горящие взоры могли испугать любого врага. Почти сразу по команде заиграли барабанщики и флейтисты им вторили горнисты.
— Левой! Левой!
— Шире шаг!
— Штыки подтянуть!
Стоит заметить, что замена багинетов на штыки, закончившаяся два года назад не коснулась основ ношения оружия: трехгранные штыки, как и вставляющиеся в дула багинеты солдаты носили на портупее, с левой стороны, чтобы удобнее было выхватывать из чехла. Обычно на исполнение команды солдату требуется не больше 4–5 секунд, время достаточное, для того чтобы после залпа рота или взвод могли перейти в штыковую или обороняться от атаки кавалеристов.
Небольшой туман, ползущий по земле до последнего скрывал силуэты марширующих солдат. Колонны воинов несли осадные лестницы, у каждого пятого на плече болталась в такт марширующему сумка с тремя гранатами, столь удобными в осадах, когда важно не дать противнику высунуться из-за стены и вместе с этим причинить какой-нибудь урон.
Спустя десять минут после начала канонады ушедшие на правое крыло полки: Пермский и Муромский, под барабанный бой двинулись к валу. Шли двумя полковыми колоннами по шесть человек в ряд, сержанты шли впереди взводов, командиры рот справа от первого взвода. В случае нападения такое полковое построение может быстро образовать каре или встать в трехшереножный строй и сразу с марша выступить в бой.
Правда, во время отработки приемов на марше в войсках случались конфузии.
Войсковая наука тяжело давалась большим соединениям, нежели меньшим. Но как бы там ни было, время для отработки у полков было, что в лагере, что стоящих под Софией. Рескрипты и наставления Генштаба поступали в полки с завидной регулярностью, причем старались доставить подробное описание введенных приемов как можно скорее. Враг ждать не будет, его следует бить быстрее, болезненнее до тех пор, пока наглая самоуверенная рожа не попросит пощады, но и в том случае, когда противник попросит мира следует еще один раз ударить, дабы внушить трепет и страх.
— Барабанщик бей скорый шаг! — скомандовал пермский полковник Жилков внимательно следящий за приближающимся силуэтом каменной башни вольготно расположившейся на валу.
Сегодня тон задавали пермяки.
Так получилось, что после реформ армии: ликвидации звания бригадира и чистке от неквалифицированных иностранных офицеров, в ее рядах осталось не так много высших офицеров. Поэтому дабы не нарушать субординации и в то же время никого не принижать, Генштаб разработал, а государь подписал указ о том, что командующий армии может временно назначать отдельных полковников большими офицерами. Но только во время выполнения поставленной задачи.
Бодрая дробь барабанов усилилась, стала резче, солдаты сразу перешли на бег трусцой. Два знамени зачехленные до этого времени сбросили холщевую сбрую и заколыхались по ветру. Молодой знаменосец бежал в общей колонне, но занял место не среди солдат, а между двумя ротами, тем самым он был прикрыт с тыла и спереди.
Двуглавые орлы будто ожили, их лапы, держащие скипетр с державой словно разили невидимого врага. Именно знамена поймали первый луч света, поднимающегося из-за горизонта солнца. Пули и стрелы летели в них, но пролетали мимо, в место знамени они впивались в тела наступающих. Но солдаты упорно бежали вперед. Вот добежали воины с лестницами и рогатками. Дзынь! Звонко щелкнула тетива осадного скорпиона – древнее самой башни на века. И откуда он тут взялся? Полутораметровая стрела навылет пробила двух воинов поднимающихся по лестнице на вал.
— Поднажмите братцы! Кидай гранаты! — кричали спешащие забраться наверх солдаты.
— Взвод на месте стой! В две шеренги становись! — в это же время офицеры получили приказ прикрыть взбирающихся наверх собратьев, и теперь сержанты выстраивали подчиненных для огня по мельтешащим на стенах защитникам.
— Первая шеренга… товсь! Целься! Пли!
— Вторая шеренга… товсь! Целься! Пли!
Сверху на поднимающихся по лестницам пехотинцев начали падать раненые и убитые слитными залпами степняки. Большая часть в страхе укрылись за земляными насыпями- бортами, но стоило бомбардирам занять удобную позицию как наверх полетели вонючие дымящиеся гранаты. Одни затухали в полете, другие прогорали и не срабатывали, но даже одна взорвавшаяся бомба из трех сеяли панику в ряды крымчаков, привыкших грабить и уводить в полон, а не сражаться с регулярными войсками.
И все же при всем превосходстве русских войск бой шел жаркий, юркие кривоногие степняки били из луков почти в упор и редко промахивались. К тому же каменная башня, одиноким великаном возвышающаяся над сражающимися постоянно огрызалась картечным и фузейным огнем. Янычары, засевшие в ней с остервенением били по наступающим. Вдруг в одной из бойниц раздался грохот, и на головы солдат посыпалась каменная крошка, кому-то не повезло, и его зашибла раскуроченная часть древнего бронзового орудия.
— В штыки их! — вот, наконец, первый солдат взобрался на вал и теперь с фузеей наперевес бросился на огрызающихся хлипкой стрельбой лучников. Но, не пробежав и пары шагов, муромский богатырь упал с двумя стрелами в груди. Перед смертью он успел взглянуть на чистое голубое небо сердце наполнилось небывалой радостью, но Костлявая уже выдернула душу воя, лишив его послдених мгновений счастья. Следом за убитым на вал попрыгали его товарищи, а за ними уже с других лестниц начали перепрыгивать и пермяки.
— Ломай дверь! — седовласый сержант, ветеран не одной войны оглядев позиции крымчан, едва слышно фыркнул, и со своим взводом подхватив свежее, недавно срубленное бревно бросился к дверям башни. — Раз, два взяли! И р- раз! И д-два!
Луженная сержантская глотка с легкостью перекрикивала стрельбу и грохот битвы.
Янычары, засевшие в башне, продолжали отстреливаться, но уже не так остервенело, скорее по долгу службы. Взращенные из славян воины поняли, что битва за Перекоп проиграна, им сверху было лучше видно, как середина вала медленно продавливается русскими войсками, а край уже взят, вон на крайней башне трепыхается на слабом безвольном ветру зеленое знамя.
Солдаты продолжали биться, они не могли видеть как сотни и сотни крымчаков бегут к коням в панике вскакивают на них, устремляясь как можно дальше от русского воинства. Настегивая нагайкой бедных ни в чем не повинных животных, они неслись прочь от Перекопа вглубь обжитых земель Крыма.
Конец октября 1712 года от Р.Х.
Карасубазар.
Девлет-Гирей с двадцатитысячной армией отступал к Бахчисараю, вторая половина армии должна была сдержать русских под Перекопом. Причина отступления была проста – Кафа и Керчь больше недели находились в руках неприятеля. Треклятые подлые урусы обманули хана, они посмели использовать против него его заклятых врагов – черкесских князей…
В 1707 году он ходил на них в поход, но видно не сумел обуздать ненавистный дух и теперь они мстили крымским стервятникам и падальщикам за былые обиды. Вместе с черкесами на русских транспортах переправился отряд калмыков. Весь карательный корпус степняков насчитывал меньше шести тысяч всадников. Мало для полноценного рейда, но из-за того, что хан, уходя в набег на Россию, в стойбищах оставил только дряхлых стариков и мальцов, толком не умеющих держать саблю, участь прибрежных городов была решена.
Непредупрежденные крымчаки пропустили сдвоенный удар калмыков и черкесов. Словно бесы они налетали на стойбища рубили, сжигали все на пути, не оставляли никого: ни старух, ни стариков, разве что молодых дев закидывали на круп и оглушив визжащую добычу увозили с собой. По договору с царем, русский флот под командованием генерал-адмирала Апраксина должен был сопровождать транспорты и помогать им во всем, в том числе бомбардировать Керчь и отгонять сильно ослабленную флотилию турок, большая часть которой отошла к Стамбулу. Видимо султан решил перестраховаться, и собрал под руку любые орудия: наземные и морские. Впервые за историю Азовская флотилия, строившаяся в Воронеже и затонах Волги, имела превосходство над врагом. Русский флот стал полноправным хозяином моря, и не важно, что море это Азовское, важен факт этого.
— Кучум, ты видишь впереди этих собачьих детей? — хан, скакавший в центре войска, с удивлением заметил на краю горизонта мелькающие фигурки всадников.
— Да, мой господин.
— Прикажи тысяче Пархана выступать, остальным готовиться к бою.
Девлет-Гирей не делал опрометчивых поступков. Он давно был бы владетелем обоих азовских Берегов, если бы Высокая Порта помогла в свое время янычарами и орудиями, но, увы, султан был занят другими делами и не видел на сколько усилилась Русь.
Все чаще в голову Девлет-Гирея закрадывалась мысль о том, что этот год станет для него последним. Не помогут ни орды буджаков, ни единсеейские вассалы. Их самих загнали в угол, да султан к тому же их ополовинил, забрав большую часть воев в войско.
Между тем стоило крымчакам отдалиться от основного войска, как мелькающие на горизонте всадники бросились в сторону побережья. Тысяча Пархана не смогла их догнать, а только зря загоняла лошадей и через полчаса крымчаки возвратились назад. Но как только они вернулись, на горизонте опять показались всадники. Хан вновь приказал прогнать их, на сей раз всего лишь одной сотней, хотя понимал бесполезность приказа – степняку сложно угнаться за таким же степняком, будь он калмыком, ногаем или черкесом.
Вражеские разведчики постоянно следили за войском Девлет-Гирея, до тех пор, пока он не оказался у предместий Кафы. Здесь он увидел сожженные предместья города, черные от копоти стены и повсеместную разруху. Хан проклинал подлых черкесов, но поделать ничего не мог. Да и что тут сделаешь, если половина нападавших находятся в вассалитете у Москвы, а вторая половина, некогда просившая ханского соизволения поступить на службу, теперь обратила сабли против него?
— Беда, о солнцеликий! — под ноги сидящего в шатре хана бросился один из сотников, оставленных недавно под Перекопом.
— Вышли прочь, — негромко сказал столпившимся возле входа в шатер приближенным, кто-то из них хотел, было что-то спросить, но Гирей вновь повелительно бросил:- Прочь я сказал!
Лишь спустя четверть часа приближенные хана смогли войти внутрь, после того как из шатра вынесли обезглавленное тело сотника. Солнцеликий в очередной раз показал гнилую шакалью сущность. Дурные вести стоили гонцу, пусть и сотнику жизни. Никто не слышал, как хан тихо прошептал:
— Предатели.
Вошедшие в шатер увидели хмурое лицо Дивлет Гирея. По лезвию благородного клинка стекала тоненькая струйка крови, алые капли падали на богатые одежды правителя.
Сабля покачивалась, словно дожидалась новой кровавой, но от того еще больше притягательной работы. Рукоять сжимали побелевшие от крепкой хватки сучковатые пальцы. Приближенные еще не знали, что в это время на стенах Перекопа уже колышется русский стяг. Не ведали они и о том, что сотни трупов складывали в большие ямы, вырытые пленными крымчаками и янычарами. Они закидывали их хворостом. В приказе царя о разбойниках и предателях, подписанном патриархом Иерофаном черном по белому прописывалось, что никто из них не достоин погребения…
Мало кто догадывался, что истинная причина, и не одна, заключается совершенно в другом. Страх и ненависть пришли в эти земли, как недавно они прошли по Кубани, так ныне они бодрым шагом идут по землям Крыма.
Золотой двуглавый орел на стягах как живой колыхался на ветру. Он вел в бой, он был всегда впереди и не важно кто стоял под ним: калмык, мордвин или казак – все чувствовали жгучую, веселую ярость его, готового и дальше гордо реять над головами: на фрегате, коне или в мозолистой потной руке.
Август 1713 года от Р.Х.
Шотландия. Абердин.
В трактире "Веселый лось" как обычно с утра не было народа. К вечеру, после трудового дня сюда подтянутся достойные мужи, они за кружечкой-другой будут рассказывать друг другу о своих предках: великих и грозных, возможно даже легендарных. А какие могут еще родоначальники у гордых шотландцев? Но сегодня, вопреки многолетней традиции зал не пустовал: пара человек сидела за столом в углу и цедила густой эль.
— Вот скажи мне, Саша для чего мы сюда прибыли?
За столом сидели генерал от артиллерии Яков Вилимович Брюс и Александр Баскаков, надворный советник, недавно занесенный в родовую книгу России. По указу государя получилась необычная и немного щекотливая ситуация с возрождением допетровских титулов и чинов – исконно русских. Но реставрация проходила не прямым курсом, то есть отменой нововведенных статских и придворных чинов, а дополнение их старыми, с возможностью внесения в Разрядную книгу.
Таким образом, продвигаясь по лестнице чинов человек, пусть даже и худородный имел возможность открывать для себя ранее неведомые горизонты, однако если родители уже имеют чин и верно служат Отечеству, сиречь царю, то возможностей для раскрытия талантов юноши несколько больше. Привилегий у аристократии хоть и уменьшилось, но все-таки их было достаточно для того, чтобы старое боярство милостиво "приняло" в свои рядыпа дополнение их старыми, с возможностью внесения в родовую книгу. еденых ела за столом у углу и цедила гостой ругу о своих пред петровских дворян. По неопытности царь Алексей Второй поспешил издать указ, но он оказался не до конца проработанным. Но что сделано, то сделано, сей перл царя, вопреки ложным доводам стал удачным дополнением к сближению и единству служивых людей.
— Как это для чего, ваше превосходительство? — едва не подавился надворный советник.
— Яков.
— Что простите?
— Называй меня граф или Яков, я кажется говорил о том, чтобы было как можно меньше этого… этого… ну думаю ты понял о чем толкую, — тепло улыбнулся Брюс.
— Извини, забываю.
— Не беда, привыкнешь, тем более что с государем на "ты" общаешься, так что в колею быстро войдешь, главное вежество не забывай и все будет как надо, не зря же тебя сюда вместе со мной отправили. Видать на тебя у царя планы имеются.
Будешь дипломатом, помяни мое слово, Саша!
— Как же так? Я ведь и школы-то не заканчивал, все больше по поместью гонялся… — стушевался Баскаков, видимо эта тема поднималась впервые, что само по себе было необычно. Ведь до Шотландии они вместе добирались больше месяца, и поговорить о подобных вещах были просто обязаны. Но видать у генерала от артиллерии были свои мысли по данному вопросу.
Яков Вилимович Брюс был человеком непростым. И даже не, потому что носил титул графа, доставшийся от отца, переехавшего в Россию во время безумства проклятого Кромвеля. Верный ставленник Петра, а теперь и его сына, был потомком королей. И это чистая правда.
Генерал от артиллерии имел в роду таких именитых предков как первый король рода Брюсов – Роберт. Именно он освободил Шотландию от англичан, победив их в битве при Баннокберне. Роберту выдалась тяжелая судьба, но он сумел выстоять и добиться поставленной цели.
Существует даже легенда о том, что когда он был в изгнании, объявленный вне закона английским королем то сумел обрести надежду и терпение, наблюдая за тем, как паук плетет паутину: настойчиво и целеустремленно.
Однако и потомок первого короля был характером похож на него, разве что такого сильного сжигающего изнутри властолюбия у него не было, взамен имелась безграничная любовь к новой Родине, привитая молодым царем Петром Алексеевичем.
Оставшись сиротой в одиннадцать лет, Яков прилежно занимался, желал быть полезным Отечеству. И уже в 1687 году встал под русские знамена: участвовал в двух неудачных походах любимца царевны Софьи – Голицына, в Азовских походах Шеина. Брюс был с государем в его поездке в Европу, где с успехом исполнял повеления Петра. Испытал генерал от артиллерии на себе и гнев монарший, не успев собрать войсковой корпус перед Нарвской конфузией, но царь, помнил старые заслуги, и усердие снял немилость.
Воинская карьера Якова Брюса едва ли не с самого начала была посвящена артиллерийскому делу и всему тому, что с ним связано. Шотландец истово старался приносить пользу и кроме военных успехов переводил европейские учебники на русский язык и писал наставления в артиллерийскую школу. Граф был и остается достойным продолжателем верного, величественного рода.
Быть может именно из-за схожего детства, генерал сумел разглядеть в молодом царском друге давнего себя. Каким он тогда был? Целеустремленный, жаждущий постичь неведомое – да такой, но вместе с тем он глядел вперед и не отступал перед трудностями.
Граф с толикой скрытого удовольствия глядел на надворного советника, но так и не понял, почему Сашка – тёзка генерала от кавалерии, столь сильно ему понятен, а главное приятен!
На непонятную парочку посетителей старый трактирщик глядел с подозрением. Он не боялся никого и ничего, однако жизнь научила быть осторожным.
— Вы по делу здесь или как? — не выдержав, в конце концов, спросил старый Конар МакМиллан, подходя в засаленном дырявом фартуке к чужакам.
— По делу, уважаемый, — улыбнулся трактирщику Брюс.
МакМиллан не скрывая неприязни испытываемой к чужеземцам, ушел обратно за стойку.
— Почему бы тебе Яков не представиться? Ты как никак потомок королей…
— Незачем. Кому надо весточка уже ушла, а просто так распускать сплетни не стоит: англичане не дураки вмиг недоброе разглядят… и будут в чем-то правы, — граф невесело улыбнулся, поднял кружку, отхлебывая веселящий напиток, но поставить кружку на стол не успел.
Дверь "Веселого лося" распахнулась и на ее пороге появились шесть человек.
Увидев вошедших, трактирщик удивленно воззрился на них, но что- либо сказать не посмел: не тот у него статус, да и род "худоват".
— Прибыли почти вовремя, исключительное событие хочу заметить, — хмыкнул в кружку Брюс.
— Почему? — одними губами спросил графа Александр Баскаков.
— Гонору и спеси много.
Вошедшие люди, увидев сидящую парочку, неторопливо двинулись к ним: вразвалочку с ленцой, так могли бы двигаться зажравшиеся от собственного местечкового владычества древние греческие царьки, воевавшие со всеми всюду и везде. Глядя на их рожи, надворный советник мысленно застонал – пришедшие на переговоры главы могущественных кланов были настроены заведомо негативно, если и вовсе не враждебно, лишь только у самого молодого из пришедших нет- нет, да мелькала искорка интереса в ледяных глазах.
— Вот так встреча, — с ехидцей протянул один из глав, серо- зеленые глаза внимательно следили за реакцией главного артиллериста России. — Давненько потомки королей не бывали на родной земле.
— Помолчал бы Гектор Дилан и чушь не городил, все знают, почему так произошло, — одернул собрата другой глава. — Мы пришли Брюс, теперь твоя очередь. Говори, зачем прибыл.
Надворный советник смотрел на генерала артиллерии и невольно поразился изменению его внешности: брови, губы, скулы – всё будто стало выразительней, жестче.
Казалось что это другой человек. Не тот, кто пару минут назад рассказывал о родных пенатах, о предках с печальными вересковыми пустошами и полуразрушенными замками, о первых кланах шотландской земли: Кота и Кабана, о системе чифтейнов – органов управления кланами, о пиброхе – заунывной мелодии волынки. Именно благодаря рассказам Якова Александр смог удержаться от удивления, ведь клановая принадлежность определялась по одежде, основа которой был килт.
— Я, как и мой отец служу русскому царю. Хорошо ли это или плохо решайте сами, но для себя я давно решил, что Россия – мое Отечество ради него не жаль и голову сложить…
— Это мы поняли, говори по делу, — нахмурился Гектор, ему явно хотелось поссориться с пришельцем, оказавшимся более удачливым, чем он.
— Сюда меня направил русский царь с предложением для всех шотландцев. Те, кто желают, могут переселиться на просторы России и получить помощь в первое время, притеснений в вере и гонений не будет. Однако скажу сразу, никаких неправославных церквей на собственных землях государь не допустит, кроме тех которые люд возжелают поставить у себя на домашних подворьях.
— Это что же получается – все те, кто пожелают попытать счастья на чужбине окажутся невольниками? — спросил глава в клетчатом сине-красном килте, его одобрительно поддержали остальные.
— Нет, ничего такого не будет, даже на завоеванных землях царь оставляет церкви, — успокоил собратьев Брюс, благоразумно умолчав о том, что по указу государя все службы обязаны проводиться вне городских стен. — А вот можно ли сказать такое об англичанах?
При упоминании последних шотландцы грязно выругались и сплюнули на пол, даже трактирщик и тот натирая выдолбленные деревянные кружки не удержался и скривился, правда плеваться не стал – убирать то ведь ему, ну или служанке.
— Тебе, какое дело до наших проблем? — продолжал гнуть свою линию Дилан, нервно теребя оранжево-зеленый тартан.
— Уймись, тебе говорю, не доводи до греха! Не зря святой отец о чрезмерной злобе говорил, может вправду… — договаривать самый старый из пришедших глав – Роберт МакАртур не стал, его сухая мозолистая ладонь легонько хлопнула по столу, от чего кружки вздрогнули.
— А ты мне рот не затыкай! — взъярился Гектор. — Вам то всем что, а мне род сохранить надо или забыли, что два десятилетия назад было?
— Не ори, не на рынок пришел, мы всё прекрасно помним, — встрял в разговор самый молодой глава, его глаза стрельнули в сторону Брюса и тут же впились в лицо Дилана.
— Ты-то, что помнишь Уилли, небось, от сиськи мамаши оторвался в ту пору и то навряд ли?! — оранжево-зеленый килт Гектора слегка задрался и Александр увидел, что в чулке у горца с внутренней стороны лодыжки закреплен кинжал.
Не долго думая, надворный советник легонько толкнул графа локтем в бок и показал на Дилана. Мол, темные делишки затевает, на что Брюс легкомысленно хмыкнул и сделал вид, что ничего не заметил. От подобной реакции Баскаков впал в ступор, мысли испуганными зайцами разбежались и никак не желали собираться в кучу.
Александр пару минут так и просидел: не шелохнувшись, с взглядом лишенным намека на мысль. Ведь что получается? Генерал артиллерии говорил о том, что если шотландец носит кинжал в чулке с внешней стороны лодыжки, то значит всё нормально и он "мирный", а если с внутренней стороны, то шотландец идет на войну.
Вот и получается, что сейчас Гектор шел не на переговоры, а на войну, но с кем?
Здесь не было никого кроме графа и помещика Баскакова, следовательно, никто кроме них не может быть врагом.
"Собачий потрох! Он намеренно провоцировал нас, но из-за чего он взъелся? Не из-за самого предложения перебраться в Россию, полноте это глупость. Тогда из-за чего? — Александр лихорадочно просчитывал ситуацию, а вместе с ней и вероятностное развитие событий, но что случилось дальше он не смог предугадать".
— Ты забылся, ублюдок, — с ленцой протянул Уильям Гровер, убирая руку под стол.
Не долго думая остальные главы кланов тихонечко отодвинули стулья и собрались встать на ноги как в окнах трактира показались алые пятна мундиров.
Красномундирники! Не заботясь о сохранности питейной, солдаты с лета вышибли дверь и без разговоров бросились на обнаживших оружие горцев. Два десятка солдат ведомые двумя констеблями ловко орудуя прикладами мушкетов уложили буйных горцев, а заодно с ними и Якова с Александром, так и не обнаживших оружия. В противном случае раздосадованные служаки могли и разрядить парочку мушкетов в ненавистных иностранцев.
Чтобы там не говорили о терпимости, но на Туманном Альбионе ее никогда не было, ни в древние века, когда римляне резали кельтов, ни в средние века, когда ирландцы вместе с шотландцами втаптывались копытами английской рыцарской конницы, ни теперь, когда проклятые снобы мнят себя лучше всех в мире.
На ногах странным образом остался стоять только Гектор, его солдаты почему-то забыли приласкать прикладом. Ругнувшись, МакДилан развернулся и вышел прочь из трактира. Ни констебль, ни солдаты на это никак не отреагировали, они были заняты архиважным делом – вязали глав кланов и посланников царя.
— Сучий сын, славы Кэмпбелов захотелось, ну что ж бычий потрох мы еще посмотрим, кто кого, — прошипел с ненавистью в спину ушедшему Гектору Уильям Гровер.
Александр с усилием вспоминал о том, чем же прославились эти Кэмпбелы. Ведь даже покинув родину, Брюс продолжал так или иначе общаться с соотечественниками, то весточку перешлет, то с купцами переговорит. Пусть "свежие" новости он не знал, но в курсе событий оставался. Немного подумав, Баскаков вспомнил тот эпизод…
Почти четверть века назад случилось восстание горцев, вследствие чего после его усмирения англичане, решили устроить для кланов наглядное и показательное наказание. Парламент издал законопроект, постановлявший каждому главе клана присягать на верность королю Вильгельму Оранскому. Из всех горцев только двое не стали давать присягу: МакДоналд Гленгарри и МакИан МакДоналд Гленкоэ. Однако MакДоналду дали второй шанс, а вот MaкИану нет.
Именно МакИан стал тем, на ком англичане решили устроить показательный процесс.
Старому главе в то время было семьдесят лет, ему пришлось преодолеть путь в зимнюю пору через снежные хребты к Инверери для того чтобы внести залог за неповиновение, однако человека, которому он должен был отдать деньги, не оказалось на месте – он праздновал с семьей. Но спустя неделю МакИан внес залог и принес присягу королю Вильгельму, кроме того, в Инверери прибыли старые враги МакДоналдов – Кемпбелы и по традиции оказали МакИану гостеприимство. В ту ночь хозяева вырезали всех гостей. Спящих гостей. Укрыть это от кланов ренегаты не смогли, да и не собирались, в результате в горах вспыхнула новая междоусобица, закончившаяся на удивление быстро, на совете кланов.
— Встать свиньи! Ишь разлеглись…
Слушать словоохотливого и щедрого на зуботычины констебля Александр не хотел, но пара затрещин переменили позицию дворянина, да и пример Брюса, стойко переносящего унижение, воодушевлял надворного советника.
— Терпи, Саша и ничего не говори, эти красномундирники любят над человеком издеваться, — прошипел сквозь зубы Яков Баскакову, как только встал на ноги.
В Англии как таковой не было ни одной службы правопорядка, единственными хранителями спокойствия считались сторожа – ветераны, списанные из армии и нанимающиеся охранять разные объекты. Но в силу старости лет или увечности они не могли угнаться за молодыми преступниками, поэтому разгул преступности в крупных городах страны стал настоящим бичом, сравнимым с чумой прошлых веков.
— Но как так, граф? Ведь мы русские подданные, сиречь послы… тайные, — запнувшись, добавил Александр.
— Молодежь и чему вас жизнь учит? — хмыкнул Брюс, глядя на то, как солдаты перетрясают клановых глав. — Вспомни- ка о первом после русском – Матвееве?
Сколько годков прошло с тех пор как, он в застенках за долги побывал? А- а- а не помнишь, но тебе это простительно. Считай, десять лет минуло.
— Молчать! Ты шотландская рожа нормальной речи не понимаешь? — по ребрам Якова скользнул приклад мушкета одного из солдат, но и это хватило, для того чтобы не молодой генерал упал на колено и болезненно сморщился.
— Ты сука что делаешь?! — не выдержал Александр, замахиваясь для удара, в сутолоке внимание солдат ослабло, но не совсем. Ударить красномундирника надворный советник не успел, ему в лоб кулаком ударил стоящий рядом конвоир и для острастки добавил хуком справа, окончательно вырубая Баскакова.
Саша не видел как Якова и остальных волокут к дверям, где стояла крытая решетчатая телега та, на которой перевозят опасных душегубов и прочую мерзость.
Сколько провалялся без сознания Александр не знал, но пробудившись понял, что на дворе еще день, правда не солнечный. Мрачный небосвод и редкие лучи света кое- как пробивались к земле, да и то по больше части задерживались на крышах домов и нищенских лачуг. Посмотрев по сторонам, советник заметил, что лежит в камере: холодной, сырой с небольшим оконцем- бойницей наверху, заботливо перекрытым толстыми железными прутьями.
Антураж до боли знакомо напоминал родную "холодную", разве что коломенская была больше и опрятнее, чувствовалась, что ремесленники- изуверы относились к работе с должным почтением и старанием. Пробудившись окончательно, Александр почувствовал сильное головокружение, остатки обеда с легкостью вышли наружу, во рту остался неприятный горьковатый привкус рвоты. Кое- как вытерев губы рукавом кафтана, советник заметил, что он не сильно уступает по чистоте лицу. Видимо тюремщики не шибко заботитесь о чистоте камер, вон на стенах виднеются заскорузлые рыжие пятна- разводы. И не поймешь сразу то ли это игра воображения во мраке, то ли это чья-то заботливая рука помогла фекалиям попасть туда.
Мутный взор Саши скользил по серым камням, и не мог понять, чего же не хватает в местной обстановке. Вроде и прелая годовалая солома есть, и дырявое ведро под нужник имеется и даже треснутая деревянная плошка валяется в углу, и все же чего-то не хватало.
Вдруг по решетке, в нескольких метрах справа кто-то звонко ударил, да так что не ожидавший подобного Александр подпрыгнул на месте и тут же согнулся в приступе очередного спазма. Вроде бы и нечем блевать, но организм продолжал выплевывать ядовитую мерзкую на вкус желчь. Живот и грудь словно прилипли к позвоночнику, а в ребрах как в часах громко стучало сердце, да так что в ушах колотило не переставая.
— Сашка ты живой? — тихо спросил знакомый голос.
— Живой, граф, только всё плывет перед глазами и мутно как-то, — едва не шёпотом ответил Баскаков, вставая с колен на ноги.
— Бывает такое, когда по голове хорошо получишь, вон под Азовом меня знатно приласкало, но ничего жив здоров, так что терпи организм у тебя молодой, раны как на собаке должны зажить не то что у меня старика немощного.
— Это вы на себя наговариваете, — перебил Брюса Александр.
— Ничего подобного. Ты думаешь, я не сопротивлялся, потому что испугался?
— Нет, конечно, я так не думаю, — с пылом возразил советник в тщетной попытке удержать внутри давно опустевший желудок.
— Верю, Саша. Тебе я верю, но как бы то ни было для царских людей перво-наперво важно дело, а только потом уже нечто личное. Запомни. Государю важно узнать расклад в местных делах, война то с Францией идет до сих пор, хотя они и пытались вести сепаратные переговоры, но видать не получилось у них ничего.
— Граф, а нам можно об этом здесь говорить? — обеспокоено шепнул Баскаков.
— Ха- ха! Ой, насмешил, — громко рассмеявшись, Брюс пару минут не сдержано всхлипывал, но все-таки замолчал. — Молодец! Правильно мыслишь, глядишь, опыта поднаберешься, и государь тебя к важным делам лично приставлять будет…
Внутри Александра противно ухнуло, но не из-за того, что бунтовал организм.
Остался неприятный осадок после слов графа.
"Да какого черта?! Уж ему ли говорить о важных делах? — попытался возмутиться советник, но почему-то не получалось. Вспоминались дела прошедших лет, важные дела: проверка суконных фабрик для армии, снабжение амуницией, шерстью и многое другое, о чем он успел позабыть".
— Не знает тут русского языка никто, Саша, есть сотня другая человек, но это по большей части купцы, а тут одни пустоголовые тюремщики не способные и двух слов связать. Уяснил?
— Яснее ясного.
— Верю на слово. Но речь сейчас не об этом…
Мысли графа, почему-то придерживаемые во время путешествия, разлились полноводной широкой рекой. Александру даже показалось, что Яков, таким образом, сбрасывает накопившееся напряжение. Одни в истерике биться начинают, другие соляными столбами замирают, а третьих на излишнюю говорливость пробивает.
Однако, как бы не был смущен надворный советник, отказать себе в здравом размышлении он не мог. Держи ушки на макушке, часто приговаривала старая няня Саше ласковым голосом: тихим и немного печальным.
Брюс рассказывал о том, что после смерти Кромвеля власть короля в Англии была восстановлена, и Карл Второй занял трон. Однако в шотландской церкви вновь появились епископы, выбираемые королем, из-за этого постоянно вспыхивали восстания сторонников Национального Соглашения, сиречь представителей пресвитерианской церкви. Армия же подавляла мятежи жестоко и беспощадно, сотни кальвинистов болтались в петлях и горели в собственных домах. В Шотландии нарастало недовольство, а после того как на трон взошел Яков Второй – католик, шотландцы узнали о его желании насадить свое вероисповедание на всех островах.
Негодование вылилось в очередное восстание, приведшее на трон датчанина Вильгельма Оранского, зятя Якова Второго. И все же в горах Шотландии осталось много сторонников свергнутого короля – якобитов. Сражения гремели не один месяц до тех пор, пока отряды Вильгельма окончательно не одолели сторонников Якова, а свергнутый король не уплыл во Францию, под руку Людовика.
— Всё это занимательно, граф, но причем здесь мы? Это дела давно минувших дней, считай, две дюжины лет прошло, — не выдержав экскурса в историю, перебил генерала советник.
— А ты подумай, Саша. Дела тут интересные творятся, к примеру, ты знаешь, что Яков пять лет назад при помощи французов пытался высадиться на островах? Нет? Ну, тебя сие и впрямь волновать не должно, однако активные сторонники свергнутого короля еще не вывелись. А это значит, что возможна смута внутри страны, а этого ни парламент, ни королева допустить не могут, тем более во время войны. Задержка со снарядами или пополнением для армий смерти подобно. А тут представляешь, в переломный момент войны на материке на острова приплывают некие русские, да не к королеве, а считай к ее врагам, пусть и неявным.
— Мда, нехорошо получилось, — мучимый организмом Александр все-таки нашел в себе силы и сел на корточки, прислонившись к холодному серому камню тюрьмы.
— Но и это еще не все, — продолжил граф. — Ты знаешь, что виги сильно боятся восстановления династии Стюардов? Не только из-за того, что они сейчас католики, а из-за того, что боятся кары за казнь Карла Стюарда. Да и остальные англичане побаиваются горцев, тем более что Англия чинила препятствия шотландской Торговой Компании в Африке и Вест- Индии. Вильгельм сделал все, чтобы загубить ее.
— Поддержку кланов за это он знатно подрастерял, если вовсе не лишился, — хмыкнул Александр. — Наверное, еще и людей зазря сгнобил в тех далях. Я прав?
Ответить Яков не успел, дверь в коридор отворилась с жутким скрипом. Тюремщики экономили на масле, а может просто денег им на это не выделяли, вон даже факелы и те висят раз два, и обчелся. Скорее для виду.
— По нашу душу, Саша, — негромко, так чтобы было слышно только надворному советнику, сказал граф.
И правда, стоило Баскакову присесть возле стены как деревянная добротно сбитая дверь камеры отворилась и на пороге появился пузатый лысый детина с маленькими поросячьими глазками зло смотрящими на весь мир из- под седых кустистых бровей.
Одним словом колоритный тип – такого редко где встретишь.
— Вставай.
"Он еще и разговаривает", — мрачно улыбнулся Баскаков, выполняя приказ.
Рядом послышалась аналогичная команда. Брюса видимо тоже вывели. И, правда, стоило советнику выйти в коридор, как он увидел слегка помятого, но сохранившего недавний лоск графа. Потомственный аристократ – этого никакими тюрьмами не вытравить. Испытания закаляют дух, делают жестче, человека можно убить, а честь и гордость – нет!
— Пошёл! — пихнул в спину Баскакова тюремщик, поднимая над головой масляный светильник. За его спиной прозвучал еще один приказ и следом за советником твердой походкой пристроился граф. От каменных стен отражался звонкий цокот подбитых каблуков сапог. Брюс смотрел вперед с таким видом словно шел не по грязному мрачному коридору английских застенок, а прогуливался в поместье с бокалом вина и прелестной красавицей.
— Заключенные доставлены, — подобострастно сказал главный тюремщик, следящий маслеными глазками за движениями молодого спесивого аристократа, стоящего рядом с русским послом в Англии князем Куракиным.
— Поди, прочь, — махнул рукой англичанин и тюремщик низко кланяясь, попятился к двери, следом за ним пристроился и его помощник.
Яков будто и не замечая окружающей обстановки помассировал виски подушечками пальцев, оглядывая внутреннее убранство комнатушки. Корявый стол, пару стульев, да лавка стоящая почему-то рядом с комодом, непонятно как попавшим в эту обитель правопорядка.
— Спасибо Джеймс, дальше мы справимся сами, — улыбнулся тридцати шести летний дипломат, успевший проявить себя на этом сложном поприще.
Еще недавно он был послом во Франции и Голландии, но год назад по указу государя отправился в Англию, на более ответственную и сложную работу. Туда где требовалось прикладывать значительные усилия для поддержания авторитета России и царя в отдельности. Ведь Петра, покорившего Европу знаниями и стремлением вести страну вперед, больше не было, на троне сидел его отпрыск, о котором мало что известно, разве только то, что в последние годы он разительно изменился. И это изменение смущало государей Европы больше всего. Им было легче сговориться с недалеким самодуром- царем, а не с государем, преследующим собственные неясные цели.
Именно поэтому для князя, знающего чаянья Алексея столь доверительное место значило много больше, чем титулы, хотя и от последних он не отказывался, он получил чин третьего класса Табеля рангов, чин тайного советника.
Борис Иванович Куракин начал создавать отдельный полноценный посольский приказ после получения царева дозволения и вот больше полугода по Лондону и его предместьям шла вербовка обедневших дворян и мелких торговцев, знающих порой не меньше чем члены Палаты Лордов.
— Как вам будет угодно, сэр, — слегка опустив голову, ответил Джеймс Мартин – английский аристократ, временно исполняющий обязанности посольского "затворника".
После того как всплыла история с посылкой русского полка на помощь Испании, состоящего из казаков в Англии поднялся гвалт, который князю удалось с трудом унять, но с тех пор под благовидным предлогом вместе с послом повсюду путешествовал наблюдатель. А раз Борис Иванович принадлежал к эшелону наиболее родовитых фамилий, то дабы не унизить Россию в его лице, Палате пришлось выбрать одного из представителей старой аристократии. Выбор пал на обедневший род Мартинов, прошивающих возле Ливерпуля.
— Пойдемте, господа, нам здесь делать нечего.
Как вскоре выяснилось ситуация для Брюса и Баскакова сложилась лучше некуда, потому что оставленный на конюшне служка смог добраться до посольского дома затемно в этот же день. Благодаря этому князь смог узнать причину ареста, да и наводку для завербованных людишек дал. Выяснилось, что одному из лордов пришел донос от главы клана МакДалинов. В нем Гектор рассказывал о том, что, мол прибыл потомок первых королей и хочет заняться неведомыми ему делами, возможно даже свяжется со Стюардами.
В принципе донос мог бы и остаться "в столе", если бы не было войны, да такой в которой малейшее потрясение может перевернуть всё с ног на голову. Вот и взялись за письмецо всерьез, ну а накрывать подобные места за десятилетия борьбы с сепаратистами красномундирники умели. День-два и русские посланники оказались в "холодной", но посидеть им там толком не удалось, благодаря прозорливости графа и воле его величество Случая.
Уже сидя в кабинете посла, Брюс и Баскаков узнали о политической расстановке среди тори и вигов. Но самое удивительное, обе коалиции единодушно поддерживали любые ограничения вводимые против русских, будь-то торговля или наем ученых и мастеровых в европейских городах. Англичане не желали пускать Россию на просторы Балтики, ведь там недалеко и до Атлантики, выход к которой можно попросту вытребовать в случае нужды у Дании, ослабевшей за последнее время просто донельзя. Даже раздираемая панской междоусобицей Речь Посполитая выглядит сильнее, нежели датское королевство.
Пока князь рассказывал об Англии и ее порядках, надворный советник внимательно глядел на него и вспоминал всё, что слышал о нем когда- либо. Первым что бросилось в глаза Саше, был орден Андрея Первозванного, полученный им из рук государя перед отправкой в Лондон. Причин для вручения столь высокой награды у царя было немало. Ведь благодаря усилиям и таланту князя Россия смогла привлечь в 1711 году на свою сторону Голландию, пусть не явно, но всё- таки это была победа русской дипломатии и победа немалая.
Еще год назад главной опасностью для царства были "маневры" стран Великого союза, получившего звонкий щелчок "по носу" от Испании и сильно сдавшие позиции во Франции. Однако гонору от неприятностей у дипломатов этих стран странным образом прибавилось, будто войска уже свободно маршировали по улицам Мадрида и Парижа, а их короли милостиво выслушивали доклады генералов и адмиралов о нескончаемых победах на суше и на воде. Но такого не было!
Вот и приходилось русским послам терпеливо и участливо сдерживать порывы особо яростных и несдержанных деятелей, где-то суля щедрые подарки, где-то обещая некую другую помощь и поддержку. Дипломаты в тот период больше всего походили на скользких морских угрей: вот они под рукой, а ухватить нельзя – сноровка у ловцов не та.
"Как там охарактеризовал его граф? Принципиальный, смелый, преданный царю и при этом имеющий независимые суждения. Идеальный русский аристократ, способный приносить пользу Отечеству в любое время и в любом месте, жаль только мало подобных людей, — с тоскливой грустью подумал надворный советник, глядя на князя. — А ведь мне тоже хочется быть таким, черт побери! Да, истинно так. Чем я хуже?
Воинская слава? Пусть я не командовал Семеновском полком под Полтавой и не вел за собой солдат, сминая врагов, но зато я многое понял. Алексей неспроста говорил о том, что буде появится у меня желание подучиться, то он воспримет сие положительно. Решено, я остаюсь! Надо только с графу отдать, дела заместителю амуничных дел передать, да Гришке наказ по шерстопрядильням дать. Да и быть товарищем (помощником) у старинного княжеского рода незазорно".
— Вот и думай тут, Яков как лучше поступить, толи вигам мзду предложить или тори деньгой поддержать, но кажется, мне, что попусту всё будет. Не зря государь об этом в письме упоминал, мол негоже Русь позорным образом выставлять, мы не варвары и тем более не глупцы, на подначки пустобрехов поддаваться не следует, однако ж следует иметь ввиду лютую неприязнь англичан к нашему Отечеству.
Разговор между тем давно перевалил за полночь, свечи и масляные лампадки тускло освещали большую комнату, на стол по звонку приносили смены легких закусок и бутыль вина с кувшином холодной родниковой воды. Напиваться и устраивать дебош никто из присутствующих не собирался, понимающие люди знают, что есть время для отдыха, а есть для работы. И рабочего времени у умных людей много больше.
— Да ты сам подумай, Борис Иванович. Каково лордам сейчас, Анна сколько раз беременной была? — плеснув в бокал алого вина, граф разбавил его двумя частями воды, и начал не спеша цедить, при этом пальцы Брюса то и дело снимали с тарелки тонкие ломтики копченого мяса и отправляли в рот.
— Восемнадцать беременностей, но родила только шестерых, и сейчас нет ни одного наследника. Так что следующий по линии престолонаследия идет сын Якова Второго – Джеймс Эдвард. Католик, между прочим, — с ленцой ответил князь.
Александр сидевший до этого момента молча сбросил вялость и вмешался в разговор:
— Так ведь английский парламент провел закон по которому трон переходит к ганноверской немецкой принцессе Софии, внучке Якова Первого.
Куракин удивленно воззрился на молодого советника и улыбнулся. Мол, так держать коллега, еще чуть- чуть подучить великому искусству интриги и можно посылать в "свободное плавание" на просторы европейских дворов.
— Это так, но после унии Шотландии и Англии многое поменялось, в том числе сильно возросло недовольство горцев политикой англичан. Ведь шотландцы хотели остаться самостийной страной, а на деле всё получилось крайне убого и глупо. Сейчас часто можно услышать от якобитов такую фразу: "Мы были проданы и куплены".
— А откуда она вам известна, ваше превосходительство? — удивился надворный советник.
— По долгу службы, Саша, по долгу службы, — хмыкнул князь, после чего продолжил. — Вот сейчас у аристократии проблем хватает, ведь королева не вечна, а претендента два. В 1708 году Джеймс Эдвард пытался высадиться в Шотландии, но неудачно, поддерживающие их французы слегка перемудрили с десантом. Но все-таки поверьте мне господа, он не оставит мыслей о троне до тех пор пока не сядет на него или не сложит голову.
Посидев еще пару минут, гости пошли в отведенные для них покои. Время, проведенное в тюрьме сложно назвать отдыхом, пусть даже и экзотическим. Ночью Александру впервые за долгое время приснился кошмар. В нем он убегал от царя в окровавленном рваном камзоле с мятым листком бумаги в руке, Алексей же бежал за ним попятам, с его губ не слетело ни одного слова, будто он был немым. Одним словом – жуть.
Утром надворный советник узнал, что посол отбыл на аудиенцию к королеве, а граф вместе с парой слуг отправился в город. Баскаков остался, предоставлен сам себе, один одинешенек. Подумав, Саша решил не терять времени и сел за письмо царю с просьбой оставить его подле князя Куракина.
Глава 7
Январь 1713 года от Р.Х.Швеция. Стокгольм.
В прошлые времена в столицу свеев нет- нет, да залетали грустные вести о поражениях королевской армии, и даже победа Стенбока над датским войском слабо скрашивала общую картину бед королевства. На рынках судачили торговцы, спорили в цехах мастеровые, втихомолку роптали крестьяне. А налоги между тем росли как на дрожжах, армия и флот, словно морское чудище – левиафан пожирали казну королевства.
Всё больше купцов разорялось, пустели поля, сиротели дома. Король требовал новых рекрутов для войны. Государство свеев держалось из последних сил. Однако дворянство терпело и верило, ведь не зря же они воевали десять лет, они принимали сторону короля, настаивающего на войне. До последнего времени. В эту зиму в столицу прибыли беженцы с Аландских островов и Финляндии. Они сеяли панику, рассказывали об ужасах войны: пожарах в осажденных городах, гибели горожан во время штурмов и прочих "радостях" войны.
Истаяла сказка Карла о том, что дела не столь плохи, как кажутся, люди постепенно впадали в депрессию, паника в пограничных землях лишь усиливалась, порой городки сдавались вовсе без боя. Русские отряды уже больше полугода свободно ходили по лесистым краям Финляндии, а гребной флот русских возглавляемые контр- адмиралами Боцисом и Федоровым всё чаще и чаще тревожил северные берега королевства…
— И что прикажете делать, господа? — король недовольно смотрел на притихших советников. — Что молчите?! Да вы здесь совсем без пригляда ополоумели! Как, я вас спрашиваю, как наш флот умудрился прозевать десант русских? Эти варвары свободно гуляют по Финляндии, острова, от которых рукой подать до нас и те у них!
Как это понимать? Предательство?
— Ваше Величество, позвольте…
— Что ты хочешь сказать, Арвед? Опять о замирении говорить будешь? — гневно воззрился на главного сторонника мира с царем.
— Если вы изволите…
— Помолчи! Я условия царя знаю наперед на трон недавно сел, а уже требования выставляет. Он, видишь ли, не видит мира без исконно русских земель, — не сдержавшись, король со всей силы ударил кулаком по столу, от чего кубок возле него покачнулся и завалился набок, остатки вина тоненьким ручейком полились по скатерти, за несколько секунд на белоснежной материи образовалось большое розовое пятно.
Глядя на это, Элеонора, родная сестра Карла, бывшая до недавнего времени регентшей, незаметно подала знак дворецкому, чтобы заменили приборы и заново накрыли на стол. Так получилось, что принцесса даже после прибытия брата в страну продолжала присутствовать на заседаниях Совета, только сидела не во главе стола, а по левую руку от короля. Справа от Карла восседал Георг Генрих фон Гёрц, барон фон Шлитц. Этот человек смог втереться в доверие к шведскому королю во время его бегства из Турции.
В последнее время барон получил едва ли не большую власть, чем любой из присутствующих на заседании министров, а в будущем вполне возможно, что он будет обладать еще большим влиянием. Но это и неудивительно, ведь Георг имел богатый опыт по охмурению власть имущих. До недавнего времени он безраздельно властвовал в Голштинии, но из-за сильного недовольства дворян был вынужден покинуть страну, и вот в итоге он оказался возле Карла. Разъяренный и подавленный король с радостью принял лесть и внимание умного, образованного Гёрца, ну а дальше доверие к выпускнику Йенского университета только росло. И сейчас по его предложению Монетный двор начал выпускать нодмунты – государственные деньги не обеспеченные ни казной, ни властью.
— Ваше Величество, но ведь можно с царем о мире говорить, он и условия предлагал хорошие… — Гёрц говорил тихо, так чтобы слышали только король и Элеонора.
— Думаешь? — в миг остыл Карл.
— Что?! — взвизгнула принцесса. — Да ты… ты…
— Помолчи, — поднял руку король, и его сестре больше ничего не оставалось, как только молча закрыть рот, но выдержки у Элеоноры не хватило и по холеному лицу "пошли" красные гневные пятна. Дурная кровь ударила в голову принцессе.
Не спрашивая позволения удалиться, она встала с места и едва не бегом вышла из зала, дверь перед ней услужливо открыл один из гвардейцев, в противном случае эта хлипкая позолоченная дощечка могла не выдержать и сломаться.
— Георг, зачитай-ка нам манифест царя, а то больно он популярен среди черни, — попросил генерал-майора король, выждав немного.
Барон Георг Любекер быстро сделал карьеру, начав с 1702 года ротмистром, к 1710 году он стал генерал-лейтенантом, причем именно на него была возложена задача сохранения Финляндии, однако активные действия князя Михаила Голицына и боярина Третьяка поддерживаемые флотом под командованием контр- адмирала Боциса полностью расстроили планы барона. А вместе с ними уже к началу лета 1712 года полностью выбили деморализованные войска шведов из финских лесных краев, лишив королевство основного притока древесины и мяса. Многие в королевстве считают Любекера трусливым и неспособным человеком, однако, находясь под патронажем Карла, барон находился в относительной безопасности, как и еще десяток другой никчемных людишек, присосавшихся в королевской кормушке.
Георг взял протянутый ему листок с манифестом и бегло пробежал его глазами. На тонких губах на миг появилось подобие улыбки, но и она почти сразу исчезла.
— Я, всемилостивейший государь… хм, титулы можно опустить… ага вот с этого можно продолжить, — негромко прокомментировал задержку генерал. — Объявляя всю правду и несклонность короля к миру, призываю жителей королевства шведского выказать склонность к прекращению войны и, не теряя времени принудить правительство к скорейшему заключению мира. Ежели сие доброжелательство презренно будет, то земли ваши огнем изойдут. Сим объявлением перед Богом и светом будем оправданы.
— Всё? — барабаня пальцами по столу, спросил Карл.
Барон кивнул.
— И как это понимать?
— Этот манифест раскидывают у побережья летучие отряды русских… — заметил Арвед Горн.
— Разбойничьи банды, а не отряды, — скривился король.
Карл упорно не желал признавать одну простую истину о том, что с ним могут вести такую же войну, какую он сам не единожды применял против врагов. Тактика русских за последний год изменилась, они больше использовали маневр и диверсии чем открытый бой лицом к лицу, как было раньше. И основной упор Россия делала на уничтожение мануфактур и домн, в большом количестве раскинутых по северной окраине королевства. Однако мастеров и их учеников русские старались попусту не губить. Знающих людей уводили в полон, на новое место.
— Армия Стенбока вот- вот будет окружена, Ваше Величество, а вместе с ним и наши лучшие войска, — Генрих Гёрц продолжал говорить тихо, однако сейчас его слова слышали все и настроения они не прибавляли.
— Знаю, но как быть? Датский флот не даст подойти на выручку… или даст?
Господин адмирал как вы считаете? — Карл посмотрел на Густава Ватранга, присутствующего на Совете в качестве высшего военно- морского командира.
Еще недавно адмиралом был, да и сейчас пока еще остается Ганс Вахтмейстер, но из-за старости лет и потрепанных нервов он больше трех месяцев был прикован к постели.
Встанет он или нет, никто не знал, но король ожидал худшего, поэтому загодя прислушался к советникам и назначил в обход устава второго адмирала. Правда с припиской "временный", на случай если Вахтмейстер окончательно оклемается.
В минувшую кампанию, не считая досадного инцидента с десантом, король остался доволен действиями своих адмиралов. Королевский флот запер русские корабли, в количестве уж восьми штук в Финском заливе и в то же время шведы до сих пор надежно держали коммуникации с осажденным Штразундом. Правда четыре линейных корабля купленных в Англии неким образом смогли пройти в порт Риги и теперь стояли там, дожидаясь подхода русской полноценной эскадры. Король начинал ценить свой флот не только как десантные корабли для перевозки солдат, но и как отдельную боевую силу.
— У датчан, в отличие от русских нет сотен галер, а значит, в случае нужды мы сможем пройти к армии, но перевезти еще войска мы будем не способны…
Внезапно Карл понял, что все происходящее здесь и сейчас мишура. Сидящие на Королевском Совете всего лишь куклы: разговаривающие, жрущие в три горла и боящиеся… но все-таки куклы. Нет у них истинного чувства патриотизма, за сытую миску советники отдадут последний клочок земли. Разве что адмирал еще держится, и не поддался разложению высшего света, но и он…
"Эх вы потомки гордых викингов, что с вами стало", — как-то горько с обидой подумал король.
Пришло понимание простой обидной для самолюбия истины – война против России проиграна. Но остаются другие враги, которых надо бить и бить нещадно: предатели- англичане, датчане, саксонцы и прочая мелкая шушера, которой немало! Даже взять имперские города, посмевшие сопротивляться шведам.
Все заслуживают кары.
Однако надо отдать добытое потом и кровью на протяжении столетия. Эх, выбора и правда нет, иначе королевство вовсе рухнет в пучину смуты, как некогда упала Русь. Карл Двенадцатый краем уха слушал о чем говорит адмирал, о чем его спрашивают советники и генералы, сейчас короля интересовали совершенно другие вопросы и один из них – как привлечь мощь России для решения проблем. Кажется, царский посол о чем-то подобном в Зуттене намекал, впрочем, зачем тянуть?
— Начнем прямо сейчас.
— Ваше Величество? — советники с удивлением посмотрели на короля.
Мало того, что он сидел последние 10–15 минут как истукан, так и разговаривать сам с собой начал. А это верный признак невменяемости монаршей особы и чаще всего ни к чему хорошему сие открытие не приводит.
— Всех русских пленных собрать в одном месте, послать к Долгорукому, в известный вам город письмо с просьбой о начале сепаратных мирных переговорах, — коротко, по-военному четко и быстро приказал Карл.
Советники сидели с непонимающими лицами. Мол, только что король был против, а сейчас говорит обратное. Неладное творится.
Не знали они, что не первый день верный и преданный личному богатству Гёрц вел беседы с монархом на разные отвлеченные темы, исподволь подготавливая его к принятию нужного решения, как для России, так и для Швеции. Не знали люди и о том, что в Риге открылся филиал ПБР, и на один из счетов для некоего князя Чеширского была положена кругленькая сумма. Многое не ведали люди, в том числе то, что некий барон Гюйсен имел продолжительную беседу с тайным советником Голштинии бароном фон Шлитцем после которой этот умный и образованный мужчина спешно покинул недовольные его политикой земли и прибыл к бегущему через пол Европы Карлу Двенадцатому.
Люди вообще мало что знают.
Май 1713 года от Р.Х.
Петровка.
— Корпус. На караул!
Почти тысяча малолетних воинов клацнула новенькими фузеями, выстроившись перед входом на территорию корпуса, витязи с горящими глазами встречали старших братьев, возвратившихся из долгого похода. Впереди поредевшего полка гарцевали четыре всадника: полковник и три майора.
— Благодарю за службу, витязи! — с веселым задором крикнул Прохор Митюха, с радостью наблюдая за меньшими братьями.
Курсанты бодро ответили уставное "Рады стараться!"
— Вольно! — скомандовал с трибуны куратор корпуса генерал-майор Кузьма Астафьев.
Команду не требовалось дублировать, голос у преображенца был мощный, трубный.
Трубы Иерихона могли бы позавидовать. Однако курсы стояли по струнке и не желали принимать исходную позицию.
— В чем дело? — насторожился Митюха, его рука по привычке начала шарить на поясе рукоять револьвера, присланного ему несколько месяцев назад Димкой Колпаком в качестве пробного экземпляра для проверки в боевой обстановке.
— Корпус. Равняйсь! Смирно- о! Троекратное "Ура" победителям!!! — скомандовал Кузьма, без успеха пряча наползающую на лицо улыбку. В эти минуты куратор был несказанно рад тому, что может видеть восторг и радость прибывших воинов и встречающих их курсантов.
Полк при полном параде замер между курсантами, сами недавние ученики, понюхавшие пороха и видевшие не одну сотню смертей старшие витязи встали соляными столбами.
Черт возьми, но им было приятно слышать приветствие и боевое задорное русское "Ура!".
Пусть все знают, что воины действительно вернулись домой, туда, где им всегда рады и где их будут ждать, не смотря ни на что в любое время дня и ночи.
— Напра-во! Смирно! Равнение на середину!! — скомандовал полку Прохор, соскакивая с коня на землю.
Перед строем стояла трибуна с генерал-майором. Одним из первых сподвижников нынешнего государя, верный друг и товарищ, прикрывавший ему спину в бою. Кузьма был и остается доблестным, понимающим "родителем" для подрастающих витязей. Не важно, что часть выпускников уходит на статскую службу, или выбирает стезю мастеров, столь нужных встающей на ноги молодой державе, все равно – каждый выпускник корпуса навсегда останется витязем. И дело не в простом серебряном кольце на пальце, которое вручают каждому из них, а в том, что мировоззрение каждого отрока меняется настолько сильно и разительно, что забыть годы ученичества ни один из них уже не сможет.
Генерал тепло улыбался каждому из них, и не важно стоит ли он в полковом строю или с завистью глядит в спины воинам из шеренг первогодок.
— Господин генерал, полк "Русских витязей" прибыл для пополнения и дальнейшего обучения! Разрешите войти на территорию корпуса?
— Разрешаю. А вам господин полковник предстоит пройти ко мне в кабинет, после того как разведете воинов, — Кузьма подождал пока Митюха отдаст команды, и только после этого сошел с трибуны.
Десятки преподавателей и наставников стояли в стороне, ближе к входу, однако отдельной группой замерли священники во главе с епископом Варфоломеем. Увидев духовного наставника, Прохор приказал начавшему движение полку остановиться.
— Кепи долой! Полк на колено стано- овись! Голову склонить. Отче благослови сынов своих верных, — полковник, как и все витязи, преклонил колено, ожидая слов епископа.
— Труден был ваш путь, но никто не свернул на дорогу греха, как нет, и не было среди вас прислужников мерзости. Вы все достойны, быть теми, кого я с гордостью могу называть истинными витязями земли Русской, ее сынами и доблестными защитниками. Благословляю вас на ратные подвиги! — лик отца Варфоломея преобразился, на челе пропали морщины, глаза засияли, а голос стал похож на бархатный перелив литавр ведущих за собой в бой воинов десятки и сотни раз.
Осенив склонившихся воинов животворящим крестом, епископ подошел к полковнику и слегка приобнял за плечи.
— Встаньте, дети. Господу угодна ваша служба, она важна России, она нужна царю.
И будто подтверждая слова епископа, из-за серых свинцовых туч выглянуло ласковое теплое солнце. Его лучи окутали фигуру Варфоломея, задержавшись на мгновение, брызнули веером в стороны, даря ласку и тепло всем собравшимся.
Прохор поднялся, следом за ним встал и весь полк. Курсы корпуса, склонившиеся вместе со старшими братьями, встали последними. Среди последних выделялась пара витязей: один русоволосый, крепко сбитый сержант, видимо недавно получивший очередное звание, рядом с ним стоял узкоглазый калмык с капральскими погонами.
Если первый выделялся мощной статью, то второй своим взглядом: холодным и оценивающим.
Полковник собрался, было развести воинов по казармам, как невзначай повернулся и "споткнулся" о взгляд калмыка, затесавшегося в ряды витязей по указу царя.
Митюха вспомнил донесения разведчиков с южных прикавказских границ о том, что калмыки начали потихоньку менять стоянки и уводить кочевья дальше на восток, впуская на исконные земли черкесов и чеченские племена с холмов. В чем дело полковник мог только догадываться, ведь кочевье для степного люда – это и есть жизнь.
Как бы не хотел государь привязать к себе Степь до конца это сделать вряд ли получится, достаточно сказать, что даже среди калмыков – верных сторонников России попадаются сотни разбойников с удовольствием "гуляющих" на границе Астраханской губернии. Сейчас Прохор по- новому смотрел на многие вещи, о которых раньше только догадывался. Неопытность в прикладной науке солдатского быта и смекалки научили полковника тому, что никогда нельзя до конца полагаться на расчеты, какими бы верными они не казались. Всегда в жизни имеет место Его величество Случай. Верно ли сделали они когда ввели в корпус не православный люд?
Пусть все отроки перед поступлением крестятся, но ведь попадаются и те кто заведомо настроен на смену обстановки в угоду себе, а это значит, что в будущем с такими воинами будут проблемы.
Спустя полчаса после развода Прохор поинтересовался у куратора замеченной в строю парой. Мол, кто такие, откуда, каковы стремления в учебе, ратном деле и многое подобное, относящееся к делу постольку поскольку.
— Калмык – это сын Аюки хана, а большой сержант – это сын Афанасия Тихого, убившегося у нас на стройке, оказался сиротой, поэтому и взяли сюда. И знаешь, Прохор уж больно охоч отрок до игрушек воинских, его взвод один из лучших в батальоне первого курса, а сам он со вторым курсом на равных по многим дисциплинам выступить может. Талант в некотором роде, — Кузьма сидел в большом просторном кабинете, на столе стояла початая бутылка вина и на тарелке перед ней были аккуратно выложены ломтики вяленого мяса всегда в достатке имеющиеся в подвалах корпуса. — Наливай себе полковник кубок, да рассказывай, а я тебе после о местных делишках поведаю, если охота выслушать появится.
Митюха с сомнением посмотрел на бутыль, но отказываться от вина не стал. Это тебе не дешевая солдатская брага, преображенец знает толк в винах. Кузьма не тот человек, чтобы размениваться по мелочам.
— Да чего рассказывать? Штабные курьеры исправно почту государю доставляют, а он, наверное, позаботился о том, чтобы нужные люди узнали всё что надо, — с удивлением ответил полковник.
— В том то и дело, что есть новости, о которых лучше узнавать из первых рук, — с неохотой сказал генерал-майор, прикладываясь к кубку с вином.
— После падения Бахчисарая и осады Гезлева крымчаки покорились, да вот беда покорение вышло слишком неоднозначное…
— Как это? — не понял Кузьма.
— Да просто. Вот вошли мы на полуостров в октябре, а к середине ноября он стал полностью наш. В последние пару недель нам даже воевать не пришлось, крымчаки сами головы хана и его окружения принесли. В шелковых мешках. Это у них знак уважения такой или просто из-за трусости, но от верхушки ханства мы избавились быстро, пускай и чужими руками.
— Так в чем дело тогда? Повеление царя выполнили, степняков побили, армию сохранили. Кстати скажи, как так получилось? Ведь в Азовские походы батюшки нынешнего государя солдат полегло тьма, ладно бы в сече, но нет. Все с животами маялись, да в лихорадке проклятущей валялись.
Прохор пожал плечами.
— Все по Уставу делали, вот и не было эпидемий никаких. Воду кипятили, даже если из родников брали, мяса вяленого почти не ели, крупы одни, да закатанные в глиняные горшки картофелины съедали. Иногда если время позволяло, то свежевали овец или павших лошадей. Ну и конечно по чарке вина каждый день главный обозник выдавал.
— Ладно, с этим разобрались, ты дальше рассказывай что было, — нетерпеливо теребя пальцами кубок, спросил Кузьма. — А то ведь, я к государю почитай третий месяц не захаживал, дел с курсантами много, да плюс ко всему Алексей расширение корпуса планирует, хочет до восьми рот на курсе обучать. А казармы то не резиновые, едва по четыре сотни мальцов вмещают.
— Так не будет же государь их вместе селить, наверное, еще жилье построит, вон места, сколько отгородили, не трем, а пяти курсам хватит, и не по восемь рот, а все десять! — улыбнулся Прохор.
Ему как одному из первых выпускников школы было приятно наблюдать за тем, как Корпус растет. И не важно, что теперешние знания, даваемые отрокам, добыты потом и кровью их старших братьев, действительно важно только одно – курсантов действительно становится больше, и по их виду качество набора нисколько не упало, и возможно даже возросло. Теперь многие дети дворян, мещан и купечества считают за честь пойти служить к "Русским витязям".
В прошлом году впервые за недолгую историю корпуса желающих обучаться было больше чем свободных мест. И опять же впервые многие "зажравшиеся" дети дворян не смогли пройти отбор. Однако по указу 1710 года ни один отпрыск благородной фамилии не освобождается от почетной службы Отечеству. Просто некоторые с 14 лет попали в корпус, а некоторые грамотные недоросли попали на статскую службу или во флот юнгами.
— Ты от темы не увиливай, начал говорить так договаривай, — в шутку пригрозил Прохору пальцем Кузьма.
— Хорошо, больше никаких лишних рассуждений и обсуждений, — "сдался" Митюха. — После того как генерал-поручику показали головы, он приказал старейшинам всех селений выдать ему аманатов [5], часть согласилась сразу, а некоторые заартачились, так генерал не долго думая, спустил на самых "умных" калмыков с казаками полковника Покровского. Порезали людишек больше сотни, а, сколько хибарок их пожгли один Бог ведает. Но после этого аманатов почти все прислали. К февралю больше двух третей селений выполнили волю генерала. Оставшаяся треть пришлась на селения в трудно доступных для зимнего времени местах. Но думаю, к осени весь полуостров будет окончательно замирен.
Правда, без жестокости не обошлось, особенно по первой, когда мы зверства этих ублюдков увидели. Они ведь нашего брата славянина хуже скотины держали, кормили отбросами, избивали, мучили… а да чего говорить, ты и без меня всю эту мерзость знаешь. Ну вот и получилось так, что невольников за один раз едва ли не сотню тысяч освободили. А что они сотворили со своими хозяевами… лучше и не вспоминать. Бывали случаи что и солдаты не сдерживались, особенно когда заморенных дев видели, но командиры редко когда за это их наказывали. Всяко кара господня нехристей проклятых нашла. Таких тварей как они на свете быть не должно, не знаю как государь решит с ними поступить, но я бы точно их с места насиженного выгнал, в Сибирь или на Урал, где руки свободные больше нужны.
— Так перемрут они как мухи, с непривычки, — заметил генерал.
— Жить захотят не перемрут. Вон татары в финских лесах не мрут, хотя тоже непривычны по первой были. Нет, Кузьма, человек обязательно для себя местечко найдет, да такое, что жить сможет и детишек нарожать. Было бы желание.
— Может статься, что и так. Но ведь государь хотел калмыков на полуостров пустить…
— Глупость! Царь на такое не пойдет, армия на месте осталась? Осталась, невольников освободили, а в Россию не отправили, почему? Работяги нужны, чтоб гарнизоны обеспечивать, да на полях трудиться, ведь земли там славные, богатые, не то, что под Москвой.
— Много ты знаешь, Прохор, — хмыкнул Астафьев и как бы невзначай ревниво спросил:- Неужто Алексей с тобой переписку ведет?
— Да какие там письма, генерал? Так домыслы досужие, ведь признайся, что царь не дурак. Вон в зиму мирный договор с Портой мы заключили? По нему и оба княжества к рукам прибрали и одну орду от своих границ отогнали: Буджакскую, а вторую вовсе уничтожили. Да прибавь к этому земли Кубани. Царь прозорливо поступил, не стал требовать земель у султана сверх меры, хотя мог, особенно если бы армии к Эдирне двинул.
— Однако Греция с Болгарией остались у Османской империи, — заметил Кузьма. — А Темешвар с Боснией вовсе к Священной Римской империи отошли, всего лишь за то, что они с десяток полков к границе выдвинули, да оружием дедовским побряцали.
— Но уже не как бесправные слуги, а как хозяева родных земель, платящих дань Высокой Порте. По- моему для них это более чем достаточно. К тому же в договоре есть пункт о том, что султан не должен притеснять православный люд, в случае же нарушения его русский царь обязуется вступиться за младших братьев. А что касается Римской империи, то тут не все так просто как кажется, есть нечто что мешает нам понять всей картины, да и не наше это дело по правде говоря, Кузьма, пусть царь с министрами голову этими делами забивает.
— Это, верно, тем более что Черное море для нас, наконец открыто, и что самое важное, открыты для торговых судов оба пролива! Как этого наш посол я до сих пор понять не могу. Может, ты мне объяснишь?
— Чего не ведаю, того не ведаю, Кузьма. Мне самому интересно, как так получилось.
Ведь земли султан уступить уступил, а вот со свободным проходом кораблей мог и не согласиться. Видимо князь Трубецкой с боярином Шафировым сделали и впрямь немыслимое дело. Подвиг, достоянный ордена!
Пара друзей, один из которых был старше второго на восемь лет еще долго сидели в кабинете куратора корпуса и обсуждали интересные для них темы, делились друг с другом мыслями по тому или иному поводу. Кузьма и Прохор вспоминали дела давно минувших дней, хотя почему давно? Всего пяток лет, ан нет, для человека постоянно живущего рядом со смертью каждый месяц кажется годом, а год столетием.
Такова судьба каждого истинного воина.
Не знали друзья о том, что в это время в Юрьеве тайно встречались два государя: победитель и побежденный. Но ни тот не другой не чувствовали удовлетворения от происходящего, оба ожидали друг от друга чего-то необычного, а может и вовсе опасного.
"Из дневника вице-канцлера Русской Империи князя Валашского-Шафирова".
1712 год от Рождества Христова.
23 ноября.
Сегодня ко мне прибыл Савва. Докладывал о том, что в Царьграде творится, да какие словеса мулы народу говорят. Удивительно, но почти не слышно призывов к продолжению войны, видит Бог, знатно наши полки турок побили. Надеюсь, что и в дальнейшем подобные настроения будут в превеликом множестве витать среди простого люда. А ежели народ взбунтуется, то и высокие сановники не смогут пасти разинуть. Ну да ладно, время покажет, кто прав, а кто виноват.
…
27 ноября.
Под вечер сего дня прибыл из Эдирне князь Трубецкой. Знатно с ним посидели, о проблемах говорили. После разговора безумной затея государя мне уже таковой не кажется. Может и в правду османы уступят нам земли, главное чтобы споро найти ключик к валиде [6] . Иначе вновь быть войне. Важно замириться с Высокой Портой без европейских посредников, так будет лучше для России.
…
4 декабря.
Рагузинский нынче доставил пакет из Царьграда, в нем говорится, что смута среди черни великая начинается, вот- вот за вилы с косами людишки возьмутся. Их пока только янычары останавливают, но если дать их главе золота, то глядишь и резню учинить могут. А там и султан сговорчивее станет.
…
11 декабря.
Сегодня прибыл к османскому послу Махмеду Нараджи пакет с инструкциями. Сведения точные, полученные от подкупленного евнуха. Надеюсь, что нам с князем вскоре удастся отправить государю радостную весть о долгожданном мире.
После обеда назначена встреча с послом. На ней турок сказал, что готов подписать договор. Почему такая спешка мы не поняли, обычно подписание длиться порой до полугода. Видимо случилось нечто неординарное, раз пришли депеша и Махмед так быстро пошел на попятную, чего- чего, а умения плести словесные кружева у османа не занимать порой, кажется, что оно излишне. Впрочем, наше дело подписать мирный договор. О чем собственно с послом мы и условились на следующий день.
13 декабря.
Весь день дул холодный средиземный ветер, казалось, что земли гневаются на нас людишек, посмевших в очередной раз делить их между странами и народами. И все же, как бы то ни было, два договора, составленные адъютантами, к вечеру после кропотливой проверки были подписаны. Мир господа!
Примечание сделанное в конце дневника: Уже много позже, когда я ехал в сопровождении роты семеновцев, до меня дошли слухи о том, что в Диване случилось нечто серьезное, такое от чего султан решил не тянуть с миром. Вероятно, на султана напали. Вестей по сему поводу странным образом нет. Стоит разобраться…
Глава 8
Июнь 1713 года от Р.Х.
Москва.
Клинок мелькнул рядом с моим лицом, в паре сантиметров от защитной маски. Второй выпад Ильи Лоаньева, моего учителя фехтования, с трудом, но удалось парировать.
"Вот засада, день начался неудачно! — с неприятным удивлением подумал я, уходя в глухую защиту".
— Атакуйте! — спустя полминуты безуспешных атак отойдя на пару шагов, пригласил тот, опуская шпагу, отдавая инициативу в мои руки.
Я стоял в защитной стойке: убрав правую руку за спину и направив острие сабли в горло противника. Из подобной стойки удобно защищаться и контратаковать, поэтому, не заставляя учителя ждать, начинаю медленно приближаться к нему.
Укол, отход, блок! Вновь укол, блок…
Атака завязла в вязком плетении защиты. Вновь пытаюсь осторожно прощупать его, завязать шпагу оппонента, но, увы, не уследил и едва не пропустил укол, нацеленный в грудь. Отскок! Блок, прикрываю плечо, грудь и вновь плечо. Смещаюсь вправо, намереваясь контратаковать, но, проделав маневр слишком медленно не успел среагировать на очередную атаку учителя. Шпага коснулась кожаной кирасы с правого бока.
— Вы убиты, Ваше Величество, — с улыбкой заметил Илья, снимая металлическую маску.
По его лицу катились капли пота, но глаза выражали искреннюю радость удовлетворения, а может и упоения прошедшим боем.
— В третий раз за утро, уважаемый, — дополнил я, потирая саднящий бок.
— В четвертый раз. Вы забыли об уколе в левое бедро.
— Укол был не смертелен.
— Но крайне неприятен и болезнен, а значит в конечном итоге смертелен.
— Ваша правда, — согласился я с учителем.
— Сегодня вы очень невнимательны, — укоризненно заметил Лоаньев, недовольно покачав головой.
— Думаю на сегодня достаточно, — вытираясь полотенцем, сказал я учителю, после чего налил в бокалы разбавленного вина, протянул один Илье, другой пригубил сам.
— Как изволите, — поклонился он.
Вино мы выпили в тишине, иногда правда со стороны ворот Кремля доносились приглушенные расстоянием голоса зевак, бродящих по красной площади. Илья Лоаньев, один из лучших фехтовальщиков в армии. Уже больше года как он был переведен в лейб-гвардию из Семеновского полка. И я должен заметить, что слава Ильи была нисколько не приукрашена, он впрямь оказался отличным рубакой, не в пример сильнее моего первого учителя Оливера.
По установившемуся правилу в лейб-гвардию набирали исключительно дворян и боярских детей, да к тому же каждый вновь прибывший вне зависимости от того, какое звание он носил в армии, начинал в чине рядового, правда, сохраняя армейский чин. Поэтому, поднимаясь в гвардии в чине, каждый автоматически поднимался и в армейском чине, на ступень, а то и две. Так что, уйдя под руку капитана Нарушкина в чине поручика, Илья стал рядовым, но за время службы смог подняться до капрала. Немалое достижение, между прочим.
— Завтра в то же время, — пожав руку учителю, я ослабил ремни кожаной кирасы и сбросил ее наземь. Слуги приберут и почистят.
Плата Илье, как и всем лейб-гвардейцам шла в двойном размере от армейской, кроме того, за наши занятия он получал отдельное жалованье. Экономить на своем здоровье я точно не собираюсь. Да и почти каждодневные утренние разминки способствуют укреплению тела и что самое важно, закаляют, дух, особенно в моменты наибольшей лености.
— Вам надо внимательнее смотреть за тем как вы контратакуете, Ваше Величество, — ставя бокал на столик во дворе, сказал Илья.
— Если во второй руке пистолет или кинжал, то контратака всегда удачна и почти всегда фатальна для противника, — улыбнулся я.
— Однако сейчас в правой руке ничего не было.
На этот выпад учителя, который был старше меня на десяток лет, я отвечать не стал. Он прав и с этим не поспоришь. Мне оставалось лишь неопределенно пожать плечами. Уж что- что, а столь мелочные поражения отрицать глупо. Илья улыбнулся и неторопливым шагом пошел в казарму, построенную прямо на территории Кремля, возле стен.
Ну а я пошел проведать Оленьку с царевичем. По дороге вспомнился один весьма странный, а главное настораживающий эпизод из жизни отрядов "волчат". В ту пору один из рейдов проходил под Псковом.
С давних пор псковичи отличались непокорным нравом, впрочем, до новгородцев им было далеко. И те и другие стремились к независимости, восстания в этой стороне случались с завидной регулярностью. Последний раз чуть больше полувека назад, но непокорных быстро усмирили: жестоко и показательно.
Хотя люди, живущие здесь, были добродушными и приветливыми, но близкое соседство с Речью Посполитой привносило "гнилостный аромат" католической ереси, которую охотно проповедовали одинокие монахи Ватикана или пасторы- протестанты с близких немецких княжеств и шведского королевства. С католичеством и протестантством боролась Православная церковь всеми способами, к которым только могла прибегнуть.
Однако в эпоху царствования Петра "гниль" сумела обосноваться в русских землях прочнее, чем за всю историю Руси.
Вместе с просвещением на Русь хлынул весь европейский смрад, больше половины приезжих иноземцев были отбросами прошлых "родин". Там они никому нужны, а порой и вовсе были преступниками, их участь была предрешена заранее. Болтаться им на пеньковой веревке, если бы не появившийся однажды в Европе Петр и оставленные им на многие годы эмиссары- вербовщики.
Когда-то порочная практика принятия на русскую службу всех без разбору еще могла оправдать себя, но те дикие времена давно прошли и теперь Россия, могла с гордостью оглянуться назад и признать, что ее допетровский исторический путь был верен. Со времен крещения Руси и до правления Петра он был, есть и остается единственно правильным. Великий царь, полководец, политик всего лишь желал ускорить скорость его прохождения, дать толчок развитию, не ждать постепенного осмысленного перехода на новый виток жизни. Одно забыл Петр Алексеевич – нельзя насильственно вести людей по дороге в светлое будущее, но если все-таки ты возжелал уподобиться пастуху и отцу всего народа, то перед тем как выбирать направление стоит оглянуться назад и постараться не делать ошибок прошлого.
Горьких, кровавых, страшных ошибок.
Топорно работал Петр Первый, но зато с воодушевлением и великой верой в грядущее будущее любимой страны. Многое можно простить ему за самоотверженность и нескончаемый запал, за вечную яростную бурю в груди и нестерпимый огонь в очах, но чего нельзя простить, так это пренебрежения Верой, родным Православием!
Правитель в первую очередь обязан думать о народе. Но может ли человек жить с пустотой в душе, может ли радоваться и творить если не чувствует внимания и ласки Его, даруемые в проповедях и благочестивых служениях святых отцов? Вера так же необходима большинству людей, как и Солнце. А русскому народу Вера испокон веков помогала выстоять против врагов, будь то степняцкие орды или закованные в бронь "свиньи" проклятых крестоносцев. Именно об этом обязан был думать Петр в первую очередь, а не о том, как приучить бояр к европейскому платью…
В России за последние два десятилетия стало очень много иноземных учителей. В сознании аристократии и дворянства начала преобладать мысль о том, что у этих треклятых немцев (в данном случае трактуется как все европейцы в целом) нужно перенимать их обычаи и искоренять свои. Люди еще не потеряли родную культуру, но были на грани этого. Религиозная ересь начала проникать во все слои власти.
Малограмотным людям было трудно уберечься от того, чтобы не подпасть под влияние начитанных и вероломных европейцев.
Среди них особо выделялись учителя- протестанты, по характеру работы и вероисповедания они не были ревностными распространителями ереси, но они позволяли себе презрительно относиться ко всему старорусскому, древнему, истинному. Их насмешки задевали многовековой уклад народа, и не было до поры до времени на них управы, потому как они находились под защитой царя- реформатора.
Учителя не отказывались отвечать на вопросы любопытных учеников и трактовали Библию на свой лад, отличный от православных догм. Ученики, подпавшие под влияние, не могли сдержать безудержной ненависти к старине и начинали действовать с маниакальной, опасной фанатичностью, стремясь отринуть все старое, каким бы хорошим, светлым и добрым оно не было.
Совсем недавно, в апреле сего года префект Славяно- латинской школы донес патриарху Иерофан о том, что один из учеников – Иван Максимов, — еретик. Он не почитает угодников божьих, гнушается церковью апостольскою и попутно ведет богохульные проповеди. После получения письма, Максимова взяли для допроса и отправили в подвалы Берлоги, потому как этот вопрос относился к безопасности государства. На первом же допросе он во всем сознался и выдал сообщников.
Братьев по еретической вере. Кара для изменников Веры была жестока и показательна – еретики умерли на площади в петле и продолжали болтаться на виселице три дня.
О казни знали многие, как и о том, что Синод во главе с патриархом с дозволения государя начал активно взращивать в семинариях бойкую воинственную смену нынешнему дряхлому и продажному белому духовенству. Мало кому пришлась по душе эта затея, но те, кто поддержал ее, получили в руки поистине огромную власть, от них требовалось лишь одно – исполнить наказ государя и не вставать поперек дороги.
В последнее время рядом с Псковом почти перестали появляться одинокие всадники и незащищенные каравана. Больше года рядом с городом орудовала лютая разбойничья шайка, выловить которую езопасники оказались не в силах.
Разброд среди людей с каждым годом становился все сильней, и даже Берлога вкупе с ЦСБ не могли приструнить работничков ножа и топора. В городах преступность хоть и пошла на убыль, но серьезного успеха все-таки видно не было. На окраинах выросло число шаек татей, ускользнувших от облав. Они пользовались тем, что царство, воюет не переставая больше дюжины лет и у царя нет свободных сил для зачисток лесов и всех злачных мест.
— Петро, ты кажись, говаривал, что царь нашего брата помиловать может?
— Говорил, сам на площади слышал, как сей указ зачитывали. Если хочешь чтоб грешки списали, то есть две дороги: на поселение в Крым или в сибирские казачьи полки.
На лесной поляне, в нескольких десятков километров от города разбойники обосновались с мужицкой неприхотливостью и основательностью: пара срубов, баня, четыре землянки под добро и припасы. Если глянуть, то можно подумать о том, что здесь поселились не душегубы и воры, а первопроходцы- сибиряки иль золотоискатели.
У маленького костерка, разведенного от углей его ночного собрата, сидели три татя.
Вид у них самый, что ни на есть разбойничий: залатанные кафтаны с чужого плеча, треуголки едва не затертые до дыр, из- под которых торчали сальные патлы, под рукой у каждого лежал клинок: плохонькие кавалерийские палаши, видимо ковавшиеся неумелым мастером, а то и вовсе подмастерьем.
Самому молодому из троицы было не больше тридцати лет, а самому старшему перевалило за полвека, о чем говорили его седые как лунь волосы и старческое морщинистое лицо. Еще одному татю было за сорок, его виски и глаза закрывали черные как вороново крыло волосы, не потерявшие до сих пор былой силы. Последний разбойник сидел, прислонившись спиной к дереву, в полудреме, слушая разговор товарищей в пол уха.
— Ну, за то чтобы еще пару годков на белом свете пожить можно и с дикарей шкурки собирать, а вот в Крым идти гиблое дело, там народ гнилой живет, сладу с крымчаками никакого не будет, — задумчиво сказал дед Ефим.
— Это почему же? — оживился черноволосый тать, приоткрыв глаза. — Царь полки оттуда не вывел, людишек свозит, да и татар много выпроводил оттуда, вроде бы даже на Урал переселить хотел.
— Тебе, почем об этом знать, Степка? С тобой кажись, царь планы не обсуждал, так что придумки оставь, не хватало только голову глупостями забивать, — осадил его дед Ефим. — Вот пару караванов разграбим и можно с добром на волю податься, чтоб было с чего начинать.
— Там в указе еще сказ один был, приписка небольшая, как глашатай сказал. Если кого на дороге за непотребным делом поймают или в укрытии тайном, то всех ждет кара страшнее смерти. На рытье каналов пошлют или на прокладку дорог, — добавил Петро.
— Так, когда это будет, милок? — улыбнулся щербатым ртом Ефим, вдруг по его лицу пробежала тень нестерпимой муки, в глазах полыхнул животный страх, но тут же пропал. Старик начал медленно заваливаться вперед лицом.
— Ты чего это, дед? — склонился над Ефимом Петро.
Он попытался перевернуть старика, но пальцы наткнулись на что-то тонкое и длинное, торчащее из спины. Теплая водица оросила грязные пальцы тридцатилетнего мужика. Петро неверяще посмотрел на алую ладонь и собрался заорать во всю мощь луженой глотки, но почувствовал как нечто инородное, чуждое телу впилось под лопатку. Одновременно с этим в шею со смачным хрустом вошла вторая арбалетная стрела, пробив навылет шею, болт раскурочил горло и вырвал кусок шейного позвонка. Труп татя упал прямо в костер, Петро не чувствовал как языки пламени впиваются в лицо, сжигают немытые пряди, не почувствовал он как от жара лопнули сочные глазные яблоки.
Несколько секунд и уютный мирок разбойничьей шайки превратился в кровавую бойню.
Все двадцать татей, отдыхавших после очередного рейда, умерли за пару минут.
Большая часть лежали бездыханными телами на улице, еще пятеро валялись неряшливыми кулями за столом в срубах. Первыми же умерли двое дозорных, уютно пристроившихся в плохо укрытом дозорном секрете. Возможно, раньше наблюдение было много лучше, но сытая безопасная жизнь в лесу сыграла с разбойниками злую смертельную шутку.
Спустя полчаса на поляне появилась пара пустых телег с возничими в форме похожей на солдатскую, но серого, а не зеленого цвета. Безопасники. Однако и они отличались от обычных хранителей порядка странными эмблемами на плечах и кокардах. На шевронах замерли готовящиеся к прыжку волки: матерые и опасные убийцы.
В "свободное плаванье" вышел очередной отряд "волчат".
С каждым годом подобных групп становилось все больше, свежая струя выпусков добавляет и пополняет закрытую спецгруппу. С одной стороны то, чем занимаются безусые юнцы, вызывает отторжение и ненависть, но дело, порученное им важно для страны, для царя и для них самих. Их учили убивать, выслеживать врага днями и ночами.
Отбор кандидатов в группу "волчат" наставники начинали едва ли не с первых дней обучения первогодок. Порой специально доводили кандидатов до полного изнеможения и истощения, проверяя выдержку, выносливость и силу.
Командир нынешнего отряда – сержант Ярослав Климов внимательно следил за тем, как награбленное добро аккуратно складируется на телегах. Сейчас, когда задание выполнено, им следовало возвращаться на Базу – в Петровку. Волчата не следовали общему закону о сдаче вещей в казну за четвертую часть от стоимости. Собранное добро свозилось в корпус, а уже оттуда под чутким приглядом обученных смекалистых собратьев расходилось по городским базарам или оседало на собственных складах.
— Командир смотри, что мы нашли в сундуке…
Климов оглянулся к подошедшему капралу Шилову. В руках у него была белоснежная гербовая бумага. Бросив взгляд на край, сержант заметил болтающийся шнурок с остатками печати.
— Что написано? — коротко спросил командир.
— Не ведаю, не по-нашему, не по-русски.
— Давай письмецо, придется заехать в город, может важное чего написано, — усмехнулся сержант.
Спустя полчаса, когда телеги забили доверху, а дома и землянки основательно очистили от скарба шестеро "волчат" не спеша, поехали по заросшей проселочной дороге в сторону Пскова.
В город отряд прибыл после полудня, когда солнцепек постепенно сошел, но жара еще не спала. Сержант показал верительные грамоты дежурившему командиру безопасников возле ворот, и пара телег беспрепятственно прошла вглубь города.
После реорганизации стражников численность "городских войск" сократилась почти на половину. С одной стороны это позволило увеличить плату безопасникам, позволяя делать более качественный отбор в их ряды. Но с другой стороны без содействия армейских частей: будь то пехота, драгуны или кавалерия, стражам порядка не удавалось полностью контролировать всю вверенную им округу, потому как все города включали помимо городской черты еще и ближайшие к ним поселения на расстоянии в 20–25 верст.
Однако постепенно дела Царской Службы Безопасности налаживались: шерстят леса группы "волчат", патрулируют местность запасники из солдатских застав, созданных чуть позже ветеранских домов. Но в отличие от последних, где ветераны и покалеченные солдаты могли найти приют и посильную работу, на заставах формировались "запасные" роты из новых рекрутов под командованием проверенных унтер- офицеров и двух-трех обер-офицеров.
Заставы имели всё необходимое для проживания: огороды, домашний скот, даже кузница имелась. Правда вмещала застава не больше полутора сотен человек. Однако с каждым годом застав становилось все больше и больше, они опоясывали границы рекрутских наборов* и торговых трактов, так же именуемыми как шоссе [7]. В целом жизнь на заставах могла быть сравнена с гарнизонной службой. Отличие было лишь в том, что рекруты первоначально не уводились далеко из родных мест, и ротам прививалось чувство товарищества, ну а после завершения первоначального обучения они могли быть отправлены в действующую часть или оставались здесь же, для поддержания порядка.
В целом пользы от подобного способа рекрутчины было больше чем от повсеместных рекрутских наборов: проще следить за порядком, проще обучать личный состав, лучше систематизировалась вся система набора, ну и конечно ко всему прочему появлялась какая-никакая защита поселений от разбойного люда в районе застав и маршрутов их патрулирования.
— Тпру! Приехали, командир, — оповестил сержанта Егор Филиппов. Сидящий на вожжах головной телеги.
Возы остановились возле небольшого приземистого строения с вывеской в виде подковы, над которой выцветшими многолетними буквами было написано "Серебряная подкова". Видно дела у местного трактирщика шли плохо, если даже на обновление вывески денег нет.
— Миша останься с телегами, а мы сходим, проведаем как внутри. Не зря же "Подкова" в царский городской реестр внесена, — Ярослав с долей скепсиса посмотрел на невзрачное заведение, но уходить не спешил. Нужно перекусить и найти подходящего человека для перевода найденного письма.
Капрал Шилов немного выдвинул клинок из ножен, луч солнца сверкнул кромке, и пропал, волченок довольно ощерился, задвинув клинок обратно.
Оставшиеся пошли к входу, двигались обычным охранным ордером: два капрала спереди два сзади, посередине командир. Дверь оказалась не заперта, что собственно и не удивительно – скоро вечер, а значит, приток клиентов- завсегдатаев обеспечен. Войдя внутрь, витязи словно оказались в другом мире: темном и мрачном, будто в подземелье разрушенной башни, вон даже одинокий факел чадит с таким самозабвением, что от него отлетают черные дымные кляксы, оседающие на стенах и потолке. Оглядевшись Ярослав, заметил пристроенную сбоку стойку с небольшим пивным бочонком и скучающим хозяином, протирающим медные помятые чарки.
— Мило, — издевательски хмыкнул один из капралов, глядя на пустой маленький зал с пятью столами.
— Мило или нет – неважно, нам здесь свадеб не играть, собираем снедь, ищем сведущего человека и трогаемся в путь, — без тени иронии негромко сказал командир.
Трактирщик увидев посетителей оживился, но стоило полутьме вновь затопить зал как он скис: с недавних пор ему совершенно разонравились нынешние стражники, им, видите ли, запрещено сидеть в трактирах во время службы, есть они приходят, но без денег, за них государство платит, а их старший только расписку оставляет, не даром командирами с недавних пор только грамотные становятся. И что самое плохое, не обманешь ведь, всё строго по учету. Пробовал трактирщик как-то с одним сержантом договориться, так едва по шее не получил. Видать езопасники местом дорожили, раз от лишнего приработка отказываются. Одна радость у хозяина пока еще оставалась – солдаты с одной из застав частенько к нему заходят, жалованье пропивают. Нет, не дело это когда честного трактирщика приработка от обворовывания трудяг лишают! Как бы только еще эту мысль до государя с Царским Советом донести?
Поговаривали, будто кабацкое дело вовсе купцам на откуп собирались отдать, да видать что-то там не срослось у головастых советников или царь запрет наложил.
Прибыль с сих заведений большая в казну идет, и отдавать его за одноразовый годовой платеж, это все равно, что игорные армейские дома на откуп купчинам отдать. Считай, половина выплаченных солдатам денег в казне оседает именно в этих игорных заведениях, умное решение оказалось, ведь и обманывать там не обманывают, счастливчики, что выигрывают десятки, сотни рублей имеются.
— Чего изволят господа? — сладким приторным голосом спросил трактирщик, ища взглядом полового [8]Яшку.
— Щей, каши и хлеба со сбитнем, если есть молоко, то пару кувшинов принеси, — по- военному коротко ответил сержант.
— Может пивка холодненького? — заискивающе спросил трактирщик, не надеясь на то, что молодой командир согласиться.
Ярослав подумал, как лучше ответить, так чтобы потом без лишних слов перейти к действительно важному делу.
— Вместо молока неси, — наконец сказал он. В ладони у сержанта появилась серебряный талер, до сих пор ценящийся среди торгового люда. — Если найдешь знающего языки человечка, то к нему добавится второй.
Больше ничего, не говоря Ярослав, положил монету пред трактирщиком и пошел вместе с остальными волчатами к ближайшему столу. Опомнившись, хозяин метнулся к двери за спиной и прокричал нечто нечленораздельное, видимо командовал кем-то, причем на каком-то оригинальном наречии.
Через пять минут перед голодными "волчатами" появились плошки со щами и парой буханок свежевыпеченного хлеба. Дымящуюся гречневую кашу с кусочками мяса принесли чуть позже, вместе с пивом. Половой успел по просьбе Ярослава отнести снедь на улицу, Мишке Шилову.
Спустя четверть часа витязи сидели с довольными лицами и лениво потягивали холодное густое пиво. Самого трактирщика в зале не было, вместо него бегал шустрый Яшка. Хозяин лично пошел звать грамотея. Ярослав думал о том, что ему самому не помешало бы выучить пару языков, как и остальным витязям в отрядах, ведь случись что-нибудь секретное найти, то стороннего человека к переводу привлечь нельзя: убить придется или в "холодную" посадить.
"Вернемся на базу, обязательно рапорт куратору напишу, — решил сержант после обдумывания".
Дверь в трактир отворилась, в нее вошел ссутулившийся под грузом накопленных за долгие годы зубрежки человек. Из- под парика у него торчали седые жиденькие волосы, да и сам парик был столь древний, что носить его мог только бедный и неряшливый человек или безумный фанатик, не обращающий внимания на внешний вид.
Лицо сутулого походило на сморщенное печеное яблоко, такое же желтоватое, изъеденное морщинистыми рытвинами, среди которых затерялись серые с блеклыми искорками зелени глаза. Первое что приходило на ум, взглянув на него, что следует держаться подальше от этого типа. Витязи, привыкшие к тяжелым солдатским будням и то бросали на вошедшего недовольные взгляды. Стоило сутулому подойти к столику "волчат", как за стойкой появился услужливый хозяин.
— Сиятельные господа, позвольте представить вам, архивариуса Клода Зизикуса, — улыбка на лице трактирщика вышла какой-то глуповатой. Мол, сам знаю, что человечек дрянной, но лучше ничего найти не смог.
— Архивариуса говоришь? — протянул с сомнением Ярослав.
— Бывшего архивариуса, — тихо добавил трактирщик.
— Если он поможет нам, то я выполню условие нашего договора, но если нет, то не обессудь, уважаемый, — сержант договаривать не стал, лишь развел руками в стороны. — Вы сколькими языками владеете?
Сразу же перешел к главному вопросу командир "волчат" подходя к склонившемуся Клоду едва ли не вплотную. Посмотрев на Климова снизу вверх, Зизикус робко ответил:
— На семи изъясняюсь и пишу, еще на трех могу разговаривать.
— Хорошо, думаю, вы нам подойдете. Сейчас вместе идем к телегам, где вы взглянете на одно письмо. Об остальном поговорим после, — сержант указал архивариусу на дверь, а сам достал из кармана серебряный талер и, не глядя, бросил в сторону трактирщика.
Ладонь хозяина "Серебряной подковы" словно кобра выстрелила вперед: монета скрылась в жилистом кулаке и тут же пропала в одном из кармашков кожаного передника. Сержант развернулся на каблуках и бодрым пружинистым шагом пошел к приоткрытой двери. Следом за командиром потянулись и его подчиненные, при этом, заняв место так, чтобы архивариус оказался между ними. Получилась символическая живая коробочка.
Дверь за молодыми безопасниками закрылась, и хозяин облегченно перевел дух. Ему не нравились вот такие молодые и принципиальные солдаты. Они еще не битые жизнью и не умеют ценить малое, хотят получить от Судьбы всё до последней капли.
Трактирщик оказался как никогда прав, витязи и впрямь старались взять у жесткого мира все его блага, но не для себя – для Отечества.
В детской я пробыл всего ничего – чуть больше часа. Веселый карапуз то и дело пытался ухватить меня за ногу и куда-то отвести, но стоило мне встать, чтобы пойти вместе с ним он хмурился и садился на попу. Мол, негоже настоящему мужчине, пусть и в столь раннем возрасте искать легких путей. В итоге я садился в кресло рядом с царицей, а малыш вновь начинал упорно дергать меня за ногу.
Забавно наблюдать за детьми, такими маленькими и родными кровинками, своей частицей. Глядишь и думаешь: "неужели я был таким же?", не захочешь, а задумаешься над тем, как быстро летит время. Хотя мне то, что о нем думать, недавно минуло четверть века, так чего мандражировать? Ан нет, противные мысли- муравьи настойчиво лезут и лезут до тех пор, пока не пришибешь их тапком- решением.
— Ярославушке пора спать, милый, — нежно сказала Оля, беря царевича на руки.
— И мне пора, итак пару дней даю себе послабление, — погладив ребенка по жиденьким русым волосам я вышел из детской.
Удивительное дело, но стоит мне выйти из спальни или вот как сейчас детской и тут же словно из- под земли появляются министры или на худой конец кто-нибудь из царских советников. К примеру, сейчас ко мне едва ли не бегом направлялся вице-канцлер Шафиров, а позади него маячил, глава фискальной службы Нестеров, то и дело теребящий в руках потертый кожаный планшет (офицерская набедренная сумка, носится через плечо, имеет стандартный размер и жесткий каркас).
— Ваше Величество! — за дюжину метров до меня чуть громче, чем следовало, сказал запыхавшийся Петр Павлович Шафиров.
"Что же заставило его бегать? На моей памяти такого видеть не приходилось, — удивился я мысленно, глядя на бисеринки пота на лице вице-канцлера".
— Я вас слушаю, Петр Павлович, — не останавливаясь, сказал я ему.
Шафирову ничего другого не оставалось, как только пойти чуть позади меня. Он то и дело порывался что-то сказать, но видимо не знал с чего начать, поэтому казалось, будто он слегка дергается, как ребенок, которому предложили выбор: пряник или деревянный меч. вице-канцлер молчал до тех пор, пока мы не вошли в мой кабинет, в приемной остался Нестеров и пара лейб-гвардейцев.
— Так что вы хотели сказать?
— Пришла депеша от резидента.
— И?
— В ней говорится, что саксонский карфюстр встречался с цесарским послом.
— Это столь необычно? — удивился я.
Весть конечно важная, но не архиважная, Саксония все-таки часть Римской империи, мало ли какие вопросы они при встрече решали.
— Нет, если не считать того, что через пару дней от Августа отбыл гонец в Вену, однако письмо он вез не императору, — озабоченно сказал вице-канцлер, протирая лоб кружевным платком.
— Так кому? Петр Павлович да не тяните вы, что я каждое слово, будто клещами вытаскиваю! — нахмурился я.
— Извините, Ваше Величество больше не повторится. Резидент опоил гонца на полпути и выяснил, что письмо предназначается не кому-то из придворных, а одному купцу.
Английскому торговцу Джереми Бьюби, давно ведущему дела в империи. Что в само письме не удалось узнать.
— Интересно, но не настолько. Август не решится предать нас, не в это время, — отмахнулся я от столь нелепой с моей точки зрения догадки. — Ему нужна наша поддержка чтобы удержаться на троне, иначе Станислав его скинет через неделю.
Однако нам надо уделить внимание и такому событию, стоит поощрить резидента, а заодно отпиши Веселовскому, пусть прощупает двор, какие настроения витают в воздухе, не пахнет ли новой войной. Не важно, какой именно, главное пусть выведает о том, есть ли приготовления армии или нет.
— Прикажите исполнять? — спросил Шафиров.
— Да ступай, Петр Павлович, — не глядя на вице-канцлера, я выдвинул один из ящиков стола, покопался в нем и вытащил пухлую папку с серебряным теснением и выпуклым словом "Дипломаты" на лицевой стороне.
В дверь никто не заходил, благо, что я приучил всех к порядку и без моего желания никто не может беспокоить меня, кроме двух человек: Оленьки и Никифора.
Развязав кожаные тесемки, открыл папку. Внутри лежали исписанные листы, между которыми были вставлены разноцветные вкладки с косыми подписями стран. Найдя среди них Священную Римскую Империю, я перевернул страницы и достал два верхних листа.
Так получилось, что раз данное задание собрать всю информацию по интересующему меня ведомству – Ратуше оказалось столь удачным, что я решил применить этот способ и для составления каталога министерств: кто какие должности занимал и занимает, из какого рода происходит, какие поручители, если таковые имеются и многое подобное. Пусть времени на составление потребовалось очень много, но оно того стоило, вот и сейчас достав интересующую папку, я могу без проблем узнать, кто и в какую пору был послом в той же самой Священной Римской Империи.
Однако не из праздности и любопытства я решил ознакомиться с делом Абрама Павловича Веселовского. Мне важно узнать справиться ли он с порученной миссией или стоит начинать искать более способного приемника.
Так что же мы имеем…
Веселовские были крещеными евреями ашкеназского происхождения, да к тому же основатель династии, Павел, был выходцем из польских мест. Ого! А он непростой малый… оказал существенную помощь во взятии Смоленска в 1654 году, ну и сразу переехал в Россию. А какие у посла родственные связи? Неплохо, весьма неплохо, оказывается он тут и с вице-канцлером крепко связан, отец Абрама женат на тетке Шафирова. Кроме того, Абрам успел побывать у Петра Великого в секретарях, а это немаловажный показатель, значит ума и образованности у него достаточно. Что там, на счет опыта? Вот кажется, нашел… ездил в Копенгаген после Полтавской виктории, а до этого помогал дядьке в Посольском приказе.
— Справится, — немного подумав, заключил я, делая соответствующую пометку в записной книжке.
Рабочий день только начинался, предстояло переговорить еще со многими помощниками, но мне казалось, что одно действительно важное дело уже сделано…
Глава 9
Лето 1713 год от Р.Х.
Москва.
Яркая заря занималась над горизонтом. Покатые крыши домов, сохранившие утреннюю свежесть, переливались и искрились. В эти недолгие минуты всесилия красоты природы Москва становилась не номинальной столицей России, а полноправной хозяйкой: красивой и всеобъемлющей. Мало кто способен понять истинное величие столицы, ее тайны и чаянья.
Любой город живет вместе с населяющими его людьми, дышит спертым пряным воздухом, умирает в жарой кузнечной печи или ловит веселый радужный смех детворы: счастливой и беззаботной, еще не понявшей, что жизнь за порогом страшна и опасна.
Города, как дети, живут единым порывом, одним днем, какие-то остаются детьми навсегда, а кто-то вырастает в могущего гиганта. Но среди тех и других попадаются исключения, выбивающиеся из общих правил.
Вот и Москва, вместе с Петербургом выбились из общей колеи. Первая осталась взрослым ребенком, а второй – древним старцем в детском теле. Как так получилось?
Почему? Может быть из-за людей, что постоянно воюют и убивают друг друга во славу идеалов: ложных и предательских? Нет, идеалы могут быть достойными и даже добрыми, вечными, благородными. Вот только часто по прошествии времени лоск Идеи стирается за ворохом обыденности войны, и не важно с кем и где, миром всегда будет править сила разума и мускул.
— Гришка!!
Тишину раннего утра порвал в клочья крик слуги на княжеском подворье Мещерских.
Сам князь был царским советником, умным проницательным человеком, сумевшим расположить к себе молодого царя не столько личными качествами, сколько умелой подборкой помощников для порученных ему дел. Алексей Второй любил, когда человек мог не только самостоятельно выполнить работу, но и найти для её выполнения квалифицированного управленца.
Старая аристократия, сильно сдавшая позиции при Петре оказалась вновь на коне, после того как на трон взошел сын Петра. Никто из старой клики не мог пожаловаться на то, что был несчастно обделен, даже Алексашка Меншиков после показательной "порки" был прощен государем и отправлен в армию в том же чине, что и до опалы. А чего уж говорить о действительно полезных "древних русских гвардейцах", бывших в великом почете при Алексее Михайловиче? Если человек с головой, да к тому же в нем чувствуется благородная порода, сдерживающая животные страсти человека, то для него нет закрытых дорог на службе Отечеству.
Усердие и труд все перетрут и сотрут – вот девиз людей подобных нынешнему князю Мещерскому. Такова одна из сторон его жизни, но мало кто догадывается о том, что есть и другая: темная и неразгаданная.
Жизнь кидала княжеский род по просторам России. Их история началась со времен нашествия татар, в ту злую пору, когда Старая Рязань вместе с князем была сожжена дотла, а небольшой город Козельск прославился в веках как самый ярый и несокрушимый духом оплот славян! Да, именно он, а не Новгород и не Владимир, не Суздаль и не Ростов, маленький, но грозный Козельск! В ту пору ширинский князь Бахмет Усейнович "засел" в Мещере [9]. Его сын Беклемеш крестился и продолжил княжить в мещерской стороне до конца 14 века. В последующих годах многие Мещерские были полковыми и городовыми воеводами. Князь Никифор Федорович три четверти вена назад усмирял бунтующих новгородцев и псковичей. А теперешний князь и вовсе стал царским советником. Значимой фигурой на политической арене.
— Тута я, Никотим Митрыч, — с конюшни вышел сладко потягиваясь молодой парень восемнадцати лет. Зевая на ходу, он шел прямо к хозяйскому крыльцу, с которого сверзился рассерженный княжий управитель – верный пёс, исполняющий любой приказ хозяина.
— Поди сюда, дело есть. Да скорее же шалопай! Ишь, я встал давно, а он тут зевать вздумал. Шелепуги давно не получал?
— Не надо, дядька, — не на шутку испугался Гришка.
Был у Никотима Дмитриевича один грешок – порой он зверел до такой степени, что мог нерадивого слугу забить едва ли не до смерти и не важно чем: розгами, ремнем или кнутом.
— Так шевелись, давай, князь тебя видеть изволит, — едва не с благоговейным придыханием сказал управитель. — Не оплошай там, иначе… Уххх!! — Гришка увидел, что Никотим показал ему пудовый кулак, скорее юркнул в приоткрытую дверь и бегом влетел на третий этаж. Здесь ему приходилось бывать пару раз, когда князь сам давал важные и срочные поручения.
Григорий Найденный был потомственным холопом, его мать, оставшись в раннем детстве без семьи, попала в услужение к князьям Мещерским. Ну а Гриша родился не ведомо от кого. Мать он не знал, она умерла еще при родах. Малец рос на подворье, но забитым никогда не был. Расторопным и смышленым – это да, смекалистым с раннего детства просто донельзя. Ну а когда подрос то начал оказывать посильную помощь по хозяйству, а в иных делах стал и вовсе незаменим.
Длилась трудовая жизнь Григория одиннадцать лет, не считая первых прожитых шести годков. На семнадцатом году князь впервые поручил ему легонькое задание: проследить за человеком и не попасться ему на глаза в течение пары дней. Вьюнош выполнил поручение на ять, ну а дальше всё чаще и чаще князь через управителя давал ему подобные задания, лишь пару раз на особо ответственные дела он приглашал Гришку в покои и подробно объяснял то, чего желает добиться.
Разработку плана князь отдавал на проработку самим исполнителям, причем не только ему, но и остальным доверенным лицам. Именно поэтому сейчас Григорий ощущал в теле дрожь предвкушения. Он стал замечать в последнее время, что каждый раз выполняя повеление князя, он испытывает радость, эйфорию, будто сердце сжимается и на мгновение перестает биться. Оно останавливается. Дабы потом с новой яростной силой забиться вновь.
Перед дверью в кабинет князя никого не было, но это и неудивительно – разговор видимо предстоит важный. Постучав по косяку Найденный толкнул дверь плечом и легонько переступая с носка на стопу вошел внутрь.
— Пришел? — за столом из мореного дуба сидел царский советник, перед ним будто древняя реликвия лежал жезл с навершием в форме двуглавого орла.
— Чего изволит господин? — склонился в низком поклоне Гришка.
— Надобно чтобы ты вместе с одним человечком съездил, да сделал так, чтобы он дорогу обратно забыл, а если получиться, то и вовсе не доехал до нужного места.
— Так может и ехать никуда не надо, прямо здесь и того… — предложил смекалистый парень, изобразив ладонями незамысловатый жест сворачивания шеи.
— Нет, Гриша, здесь не надо, лучше ближе к Сибири, а лучше и вовсе возле Китайской границы дело сделаешь. Всё ступай, завтра уйдешь вместе с караваном, пойдешь как слуга боярина Мелихова, — князь мазнул тяжелым задумчивым взглядом по склонившемуся слуге, хотел, было добавить что-то, но в последний момент передумал. Негоже давать слугам сведений больше чем трубется для исполнения задания, какими бы верными они не были.
Нынешний посол, отправляемый в Японию, десять лет изучал язык страны восходящего солнца, узнавал ее порядки и нравы, и теперь был подготовлен для опасной, но важной миссии. Боярин Мелихов Илья Тихонович начал знакомство с культурой Японии в 1702 года, аккурат тогда, когда к Петру Великому прислали из Якутского острога иноземца Денбея. В Преображенском он предстал перед государем, после чего отправился в Москву для изучения русского языка и обучения нескольких русских ребят своему родному говору и письму. Окрестив Денбея и приставив наставника русской словесности, через полгода царь прислал к иноземцу троих учеников, среди которых оказался и молодой боярин Мелихов.
Вместе с ним идут полтысячи казаков и две роты линейных солдат – в качестве почетного эскорта и пополнения гарнизонов на границе с Китаем. Хотя мирный договор и был подписан с Циньской империей больше десяти лет назад, но усилить собственное влияние в Сибири и Востоке не помешает. Но на сей раз вместо приказа насильно примучивать дикарей, и собирать ясак казаки получили противоположный наказ. Племена следовало обихаживать и по возможности помогать в делах, тем более что не позже пары месяцев за Урал отправится большая экспедиция по поиску драгоценных металлов. Благо, что вольные искатели сумели вызнать у местных о паре богатых мест на Оби и Енисее.
Гришка давно ушел, но князь словно не заметил этого, он внимательно изучал донесение от Ермолки, отправленного пару месяцев назад с нарочными к сибирскому губернатору князю Гагарину. На желтоватом листе плотной бумаги, сделанной на одной из фабрик Поликарпова, были нацарапаны неровные, видимо писавшиеся второпях строчки- закорючки новорусского алфавита. И то, что узнал князь из донесения, омрачало его с каждой минутой все больше и больше. Дочитав листок, он аккуратно убрал его в стол, не забыв после этого запереть ящик на ключ.
— Нехорошо получается, — негромко заметил Борис Федорович.
В последние пару лет дела радетеля старины и ловкого политика шли непонятным путем: то запланированные дела вдруг оказываются пшиком, то наоборот приходят радостные вести, откуда он не ждал. Привычные комбинации не давали тех денег, что раньше, фискалы с берложниками вконец озверели и с каждым месяцем трясут чинуш все сильней. А это значит, что Нестеров – начальник фискальной службы взял след, иначе он не стал бы так въедливо заниматься мелкой шушерой. Черт! На кого же он вышел? И ведь не припугнешь, постоянно с десятком семеновцев ходит.
Подкупить? Вряд ли, такие люди как он денег не берут…
Судьба прошлого старшего фискала научила осторожности. Верно, говорят, что пса проще изрубить на куски чем оторвать от сладкой кости брошенной хозяйской рукой.
— Ну, ничего, у нас и другие способы для устранения найдутся, лишь бы только опять каверза какая-нибудь не случилась.
Князь прошел к книжному шкафу с новенькими томами историографии и описаний жизни великих людей. Взгляд Бориса Федоровича нашел нужный том, после чего, нажал на пару книжных корешков, вынул тоненькую брошюрку без названия.
Эту простенькую брошюрку князь держал в тайне от всех, сюда он записывал исключительно важные сведения о противниках и друзьях, тайных или явных. Любой на кого обращал внимание князь попадал сюда. Были здесь компаньоны царского советника, имелся важный материал на других сановников, даже на патриарха Иерофана княжеская служба сумела найти парочку неприятных моментов в биографии.
Борис Федорович для своего времени был крайне умный и расчетливый человек, радеющий не только о роде, но и России в целом, только в меру личного понимания.
Странный, непонятный и опасный. Так мог бы охарактеризовать его действительно знающий человек, но таковых подле себя князь не держал…
По привычке, обслюнявив палец, царский советник аккуратно раскрыл брошюрку и с плотоядной усмешкой внимательно изучил представленный ниже список "должников". В эту минуту начиналась новая занимательная партия политической игры.
Ноябрь 1713 года от Р.Х.
Рига.
Пасмурное хмурое небо навевало упадническое настроение. Хотя с чего бы это?
Вроде и дела идут, тьфу- тьфу, хорошо, но на душе скребут кошки. Видно недолго осталось наслаждаться вновь обретенным семейным счастьем.
Взглянув последний раз на свинцовые тучи, наползающие на город с юго-запада, я закрыл створки большого витражного окна, подошел к рабочему столу, на нем со вчерашнего вечера лежали несколько писем, разобраться с которыми требовалось как можно скорее.
Радует, что вице-канцлер Шафиров пока не пришел, не зря я ему вчера говорил о том, чтобы он не являлся ни свет ни заря. Здесь, в Риге, не хотелось оставаться ни на минуту дольше положенного срока, но решение дел затянулось.
Первые переговоры с Карлом не дали желаемого результата, достичь согласия с первого раза не удалось, однако и полного фиаско не случилось. Условия, выставленные шведскому королю, он принял, но сразу в ответ выдвинул свои собственные.
Я рад, что не в меру драчливый монарх, наконец, признал, что Россия не варварская страна. Но в то же время влезать в разборки с половиной Европы из-за дрязг Карла совершенно не хотелось. С другой стороны завоеванные земли Прибалтики и половины Финляндии стоили оказания Швеции помощи в овладении Норвегией, Бремена и Вердена. Аппетиты короля оказались умеренными, не зря Остерман с бароном Гёрцем беседы ведет, советник короля человек, ищущий выгод только для себя, а значит, за золото готов многое сделать, и в принципе уже делает. Молодец, барон так держать!
— Ваше Величество, вы позволите войти? — в дверях стоял вице-канцлер с цветастой папкой в руках, перевязанной серебряным шнуром.
— Вас учили стучаться, князь? — недовольно спрашиваю его. Не хватало только того, чтобы придворные сели на шею, нет уж, господа хорошие, вы у меня как у отца будете по струнке ходить.
— Прошу меня нижайше извинить, но вы не отвечали, а назначенное время уже подошло, — спокойно ответил вице-канцлер.
На переговоры я взял опытного вице-канцлера Шафирова. После казни князя Гавриила Ивановича Головкина должность канцлера оставалась вакантной, так что на данный момент Шафиров был вторым по власти статским человеком в России. Он найти подход к любому, ведь не просто так мир с Османской империей был заключен в столь короткие сроки, да еще с такими требованиями, о которых я только мечтал.
— Коли так, то прошу присаживайтесь, — указываю на место напротив себя.
Пребывая в Кремле, в рабочем кабинете, царица предложила брать портреты великих государей во все поездки. Мол, если они так помогают в общении, то не стоит упускать возможности и дальше. Оля умница, но понять всю подоплеку вопроса не смогла – взять подлинники я просто не могу, это казалось мне кощунственным. Сам не знаю, почему так, однако выход нашелся, ведь можно забрать их "двойники".
Пришлось в срочном порядке искать искусного портретиста в столице, чтобы он без малейшего искажения в короткий срок снял копии. Единственным достойным, сведущим человеком был Иван Никитич Никитин – русский живописец-портретист.
Он родился в Златоглавой столице в семье священника, служившего в Измайлове.
Дядя у Ивана был протопопом Архангельского собора в Кремле. В начале мальчик учился при Оружейной Палате под руководством голландца Шхонебека в гравировальной мастерской. С 1711 года начал учиться у Иоганна Таннауэра, немецкого художника, первым принявшего приглашение Петра Первого переехать в Россию обучать русских художников. И уже через два года работы Ивана начали пользоваться популярностью. У молодого художника был немалый талант и "легкая рука". Именно он взялся за копирование портретов, с чем блестяще справился без малейшего изъяна.
Уже месяц как портреты сопровождают меня в дороге, охраняемые не менее зорко, чем царская казна в ПБР. Оленька осталась в Москве, ожидалось скорое пополнение в царском семействе, да и пригляд за Ярославом нужен особый, больно любопытным растет царевич, везде норовит сунуть свой нос, пару раз умудрялся сбежать от наседок- сиделок, благо, что в Кремле после царских изысканий не осталось мест, где мог бы пролезть ребенок.
— Опять, небось, жаловаться на нехватку денег пришел, Петр Павлович? — недовольно спросил я вошедшего вице-канцлера.
— Как можно, Ваше Величество? — с укоризной глянул он в ответ. — Я вчера ведь и письмо вам оставил, дабы ознакомились с ним, а утром сказали, что сделать потребуется.
— Видел, что оставил, только писем два было, второе под первым лежало, там о деньгах и было сказано, разве что не напрямую, а скрыто. Мол, шведские чинуши съедают немеряно, в оскудение вводят, — недовольно сказал я вице-канцлеру, чувствуя как настроение плавно опускается вниз. Еще немного и его можно будет охарактеризовать не иначе как прескверное.
Шафиров на это только пожал плечами и достал из папки листок с печатью одного из советников короля Карла.
— Вот, посмотрите, Ваше Величество, это Гёрц пишет о нашем предложении.
— Ну что ж, давай посмотрим…
Взяв послание подкупленного моим резидентом, советника я углубился в чтение. С первых строк не покидало ощущение неправильности происходящего, словно это мишура, скрывающая нечто действительно важное. Ведь как понимать то, что Карл внезапно решил отказаться от былых претензий на захваченные нами территории?
Кусок для королевства изрядный, даже более чем. Хотя если вчитаться в условия, то выходит, что потеря для шведов не такая большая. Вот, к примеру, некоторые из пунктов: "Если Швеция великими уступками со своей стороны будет способствовать приращению сил России, то и королевство должно получить такие приращения, которые бы уравновесили силы обеих держав. А для этого нужно, чтобы границы финляндские с сухопутной стороны так определить, чтоб Швеция с этой стороны была совершенно безопасна. Надо вести дело так, чтобы державы в Европе не имели причин им противиться, и потому относительно возвращения Бремена и Вердена король шведский не будет требовать помощи царского величества. Дания единственный неприятель, от которого Швеция может получить себе вознаграждение, и это вознаграждение должно быть получено соединенными силами России и Швеции".
Гёрц много написал, а главное что большая часть письма и впрямь по делу, однако исполнить в точности его задумку нельзя. Россия никогда не была предателем, не будет она предавать союзников и впредь, так что вопрос с Данией придется решить на дипломатическом уровне: подкупить или запугать датских министров, пусть лоббируют верное решение. По- другому никак не получится, ну а если все же датский двор будет излишне упрям, что ж – значит русским штыкам придется помочь шведам.
— Петр Павлович ты сам читал сию прокламацию? — спросил я Шафирова, моя бровь слегка изогнулась, добавляя вопросительных интонаций. Дождавшись кивка боярина, я продолжил. — Тогда скажи, как следует поступить? Вот уважаемый барон, здесь даже план по свершению всех пунктов расписал, и надо заметить хороший, разумный план.
— Ваше Величество я не уверен, но возможно стоит послать эскадру с контр- адмиралом Боцисом в Ревель, на соединение с купленными в прошлом году кораблями и оставить пока там. Польский корпус вопреки совету Гёрца не стоит выводить из страны, а отвести к окраине, как было несколько месяцев назад. В случае нужды они могут быстро погрузиться на транспорты и под защитой эскадры десантироваться в нужном месте, — боярин говорил спокойно, без задержек, видно, что обдумывал подобный ответ не раз, а возможно даже проговаривал его перед зеркалом, дабы на слух "прощупать" правильно ли подобраны слова, нет ли шероховатостей режущих слух. вице-канцлер без сомнения был и остается опытнейшим царедворцем и политиком, умеющим за плечами богатый багаж тайных кулуарных знаний.
— Хорошо, это выполнить можно, тем более что Август распоясался, люд православный обижает, пора посмотреть на исконно славянские земли более пристально. Да и положение наше там как никогда упрочилось, опять же сила под рукой в Польше немалая. Ладно, суть не в этом, как дальше то быть, боярин?
За окном хмурые свинцовые тучи, нависшие едва ли не над крышами домов, глухо ухнули, через секунду гром повторился. Вдалеке яркой вспышкой полыхнула ветвистая молния. Вот одна туча тяжелым брюхом задела шпиль собора и тут же, по стеклу застучали редкие капли дождя. Наверное, последнего дождя в этом году.
— Если государь имеет в виду неразглашение о начале мирных переговоров до той поры, пока план не будет исполнен, то в этом нет ничего плохого, даже наоборот…
— Стоп! Боярин не думаешь же ты, что царь такой простак? Я и без тебя знаю, что лишняя огласка нам ни к чему, по другому вопросу совета спрашиваю, ведь не сегодня- завтра сюда явиться Карл за ответом. И его надо дать сразу, потому, как время на раздумья вышло, — я несколько раздраженно оборвал вице-канцлера на полуслове. После чего, встав с кресла, начал неторопливо ходить из угла в угол за спиной Шафирова, то и дело, поглядывая на портреты великих государей, смотрящих хмурым пронзительным взглядом.
— И в мыслях не было, Ваше Величество. Если позволите, то прошу вас сказать какой именно пункт вы хотели осветить? — не видя моего лица, боярин нервничал. Видимо разговор пошел не по сценарию: заранее просчитанному и выверенному.
— Посмотри, Петр Павлович в окно, что ты видишь? — замерев на месте, спрашиваю его, глядя поверх головы на оконную раму.
— Так не видно ничего, — честно ответил обескураженный вице-канцлер.
— А ты просто представь, неужели так сложно?
— Ежели окно открыть и тучи разогнать, то думаю, город увижу, водную гладь близкую, людей на улицах… — начал перечислять боярин, но, поняв, что меня интересует не это, замолчал. После раздумья он, наконец, сказал: – Не знаю, государь.
— Все что видел ты, временно, это тлен истории: люди умирают каждый час десятками, а то и сотнями, города меняют хозяев чаще, чем я свои ботинки. Скажи тогда, боярин, неужели этот тлен и впрямь важен для нас?
— Без него никуда, государь. Как жить если под рукой не будет людишек? — удивился Петр Павлович.
— Вот тут ты прав. Сила любого государства – это, прежде всего его люди и только потом флот и армия. Так было всегда, так есть и так будет, но скажи, нужно ли нам разбавлять себя этими сибаритами и никчемами? Да, мы взяли эти города, выселили половину жителей в глубь России, и уже начали заселять этот рассадник ереси. Так нужно ли? — с недавних пор в моей голове все чаще стали появляться мысли о том, что возможно не стоило лезть в Европу, грызться за клочки земли, когда на Востоке есть огромные почти бесхозные площади. Они словно говорили картографам: приди и владей достойнейший…
— Ваш батюшка, мечтал открыть миру силу и мощь царства… — ненавязчиво сказал Шафиров.
— Это у него получилось, — мои губы растянулись в кислой улыбке. Знал бы вице-канцлер, кто на самом деле нынешний царь, тогда он вряд ли бы сказал такое. Впрочем, не будем ворошить прошлое, что было то прошло. — Оставим этот разговор на потом.
Лучше скажи, Петр Павлович надо ли нам посылать на просторы Польши еще солдат?
Ведь эти земли разорены и не скоро оклемаются, прокормим ли воинов?
— А как иначе, Ваше Величество? Не приведем мы, саксонец приведет, а то и вовсе у цесаря подкрепления попросит, а России никак нельзя с Римской империей ссориться, слишком большие силы мы на войны потратили.
— Хорошо, если и ты так думаешь, значит стоит сделать последний рывок. Готовь бумаги и жди, когда шведский кортеж прибудет. А я пока до прибытия венценосного брата займусь делами.
— Позволите откланяться, государь? — сразу спросил вице-канцлер.
— Ступай, — отпустил я его, садясь обратно в кресло.
Из докладов послов при датском и польском дворах мне удалось узнать много интересного о внутренних делах Шведского королевства. Не столько о стратегии, сколько о насущных проблемах простых обывателей: их чаянья и надежды. Не зря прокламации с листовками раскидывали, хотя быть может, столь скорое решение замирения было принято, в том числе из-за успешных действий рейдерских отрядов Николая. Вовремя ему патент подписал, оказывается Николке под силу не только с финансами возиться, богатства преумножая, но и сабелькой позвенеть. Молодец, Никола!
Жаль только, что почти все соратники заняты делами, видеться с ними получается не так часто, в прошлый год и вовсе пришлось на Юге проторчать, следить за поставками для армии и боевыми действиями. Но видит бог, не зря потратил время, все прошло относительно хорошо, первостепенные задачи выполнены, так что прозорливость в совокупности с вовремя полученными сведениями о противнике дорогого стоит.
Единственное, что смущает меня так это камень преткновения между королевством и царством, имя которому – Ревель. Город- порт, приносящий хорошие деньги обладателю, именно из-за него шведские министры и дворянство больше всего протестует против мира с Россией, считают, что отдать Ревель противно чести. Да и вовремя подкупленный Гёрц пишет, что у него нет в Швеции ни одного друга, а большая часть власть имущих шведов подали королю пространную записку против мира с Россией. Сам барон Гёрц не раз опровергал минутные порывы короля прислушаться к собственным подданным и продолжить войну.
В посланиях королевский советник нередко использовал слово "эквивалент", а это значит, что и впрямь стоит дать гарантии овладения соответствующими землями, как для закрепления союза, так и для личного спокойствия шведских дворян. Брожение в умах не должно превышать критической отметки, иначе произойдет мятеж, не выгодный ни для России, ни для королевства, особенно если Карл согласиться на мое предложение обвенчаться со старшей сестрой герцогини Курляндской – Екатериной Ивановной.
— Ваше Величество, к вам проситься барон Либерас, — в дверь тихонечко постучался Никифор, после чего вошел внутрь, не забыв плотно прикрыть за собой дверь.
— Пусть войдет, — обрадовался я нежданной встрече.
Что бы не говорили о царях и иных властителях, о невозможности иметь верных друзей, они есть. Я искренне радуюсь тем минутам общения, которые удается урвать у мчащегося времени. Как только обер-камергер вышел за дверь, в кабинет проскользнул молодой мужчина с радостной улыбкой на лице.
Датский дворянин барон Артур Либерас больше десятка лет прожил в России, большую часть времени был моим сторонником и другом. Некогда выбрав стезю развития токарных, литейных мастерских и кузниц он сумел за немногие годы развиться и начать продвижение своих филиалов во многие русские города. Правда стоит отметить, что мой протекторат Артуру весьма полезен, о чем он собственно никогда и не забывал, не зря в прошлом году начал изготавливать по царскому заказу по макету Димы Колпака нарезные фузеи – винтовки.
— Желаю доброго здравия и долгих лет, государь, — поклонился едва ли не у порога барон.
— И тебе Артур не хворать.
Встретил я старого друга перед столом, не выдержав, мы рассмеялись и обнялись.
Сжав друг друга так, что кости едва не хрустнули, одновременно охнули.
— Взматерел, любо-дорого посмотреть, — приглядевшись ко мне, с уважением заметил барон.
— Да и ты стал солиднее, — не остался я в долгу. — Сколько времени прошло с прошлой встречи? Год- полтора?
— Чуть больше года, — с толикой грусти ответил он.
— Садись барон, отобедай со мной, вспомним былое, а заодно расскажешь, как дела идут.
— Спасибо, государь, все хорошо, с божьей помощью справляюсь, Демидовы давеча с предложением заходили, их людям из охраны пару сотен винтовок надо сделать, — улыбнулся Артур, отрывая ножку от поставленной перед ним запеченной курочки.
— Заботливые, что-то раньше за ними такого не наблюдалось, — хмыкнул я. А сам тем временем сделал зарубку в памяти, сегодня же отписать князю- кесарю, пущай Берлога прошерстит фактории купцов. Уж больно странно для них сверх меры деньги под охрану выделять, здесь дело нечисто. — А вот скажи мне, почему царские указы люди выборочно исполняют? Что выгодно делают, а что нет, то вовсе не чешутся, пока надзорная команда не придет.
— Это ты о чем, государь? — удивился барон.
— Дошли до меня интересные слухи о наших советниках и их прихлебателях. Некоторые в конец обнаглели, из казны не могут утащить, так мздой за год собирают столько, что в сумме двести тысяч солдат и офицеров одеть, обуть и вооружить можно. Есть письмецо и на твой счет, Артур, — с грустной улыбкой закончил я, доставая из стола небольшой вчетверо сложенный лист желтоватой бумаги.
— Клевета, — открестился датчанин.
— Все может быть, но ты знай, что верность окупится сторицей без обходных путей.
Впрочем, учить тебя не буду, сам ведаешь о том, что если товар дрянной гнать будешь, то наказание рублем будет болезненным. Играй с купцами и боярами, Артур, но не забывай о том, кому служишь.
— Ваше Величество, так я и в мыслях не держал быть против тебя. Мне Россия стала вторым Отечеством! Да были случаи, когда цены поднимал, да людей сманивал, так ведь не запрещено это, ты сам дал добро фактории в городах открывать, вот, и кручусь, как могу, — с обидой в голосе недоуменно ответил барон Либерас. — Или прогневил тебя еще чем-нибудь?
— Нет, Артур, других грешков за тобой замечено не было. Да и мне надоело постоянно видеть вокруг одних хапуг и лгунов, хочется вернуться на пять лет назад и вновь засесть в рязанском дворце за кружечкой сбитня и говорить, мечтать…
Улыбка на сей раз, почти удалась, жаль только, барон ее не оценил. Он смотрел на меня настороженно, с искренним сочувствием, которое редко удается увидеть на лицах придворной мишуры. Не знал он о десятках подметных писем, доставляемых мне каждую неделю нераспечатанными личным кабинет- секретарем Макаровым, доставшимся "в наследство" от батюшки. И должен заметить он оказался незаменим в своем деле.
Алексей Васильевич, сын подьячего вологодской воеводской канцелярии, обладал небывалой преданностью царской семье, сдобренной благоразумием и фантастической работоспособностью, чем заслужил к себе царское безграничное доверие. Не зря именно Макаров вел от моего имени обширную переписку с русскими послами, губернаторами, министерствами, Синодом и Царским Советом. Ведал кабинет- секретарь тратами двора, расходами на Кунсткамеру и что естественно именно он принимал челобитные для царя.
Я на барона смотрел с некоторой жалостью, ну не может он знать о том, что творится у меня в душе, какие бесы терзают ее. И ведь не скажешь, что государь попросту сорвался. Мол, бывает друже. Нет, у царя слабостей! Их не может быть, он для всех должен быть эталоном, всегда знающим как достичь желаемого.
"Сиди, Артур и ни о чем не думай, бремя правления не для тебя…" — мне немного взгрустнулось, но апатии не было. Пора мальчишеских рефлексий давно прошла.
Парой удачных фраз мне удалось перевести разговор на нейтральные темы, не затрагивающие прямых интересов государства. Слушая барона, я продолжал думать о насущных проблемах. О том, что царский советник боярин Иван Алексеевич Мусин- Пушкин известный лукавец, обладающий незаурядным умом и целеустремленностью. Не просто так он успел побывать астраханским воеводой, проявить себя на поприще сборщика налогов и побыть судьей Монастырского приказа. Самое удивительное, что как таковой Иван Алексеевич был нужным человеком, однако укоротить его все-таки стоит, дабы помнил о том кто он и из какого рода вышел.
Закрадывались мыслишки и о том, что и другие царские советники были нечисты на руку. Взять тех же князей Долгорукого и Волконского. Один укрывает беглых рекрут, занимается "левыми" поставками фузей в армию и присваивает отписные деревни, другой разоряет тульских купцов и мастеров, выставив от царского лица немыслимый заказ на 20 фузей в год с каждого мастера и подсобника.
Много нехорошего узнал я и о Демидовых, обнаглевших до такой степени, что едва ли не открыто занимающихся махинациями с поставками железа для оружейных заводов Рязани, Тулы и Москвы. Обещая поставлять железные слитки не выше 13 рублей за пуд, на самом деле получал благодаря сговору с Волконским 17 рублей за пуд, причем промышленник скупает железо у мелких рудознатцев едва ли не в половину от первоначальной цены.
И самое удивительное то, что нельзя принимать жесткие меры против них до тех пор, пока не будет подготовлена замена в лице выпускников корпуса витязей. А ведь им еще потребуется три- четыре года "пообтесаться", "повариться" на новых местах, набраться опыта если не в интригах, то в искусстве словесных баталий точно. Увы, но учеба учебой, а реалии жизни ничто не заменит.
Придется ждать и терпеть, иначе никак. Разве что начать стравливать между собой старых заклятых врагов, благо, что в Совете имеются три "центра" противостояния, вот пускай они на пользу царства друг у друга глотки вырвут, глядишь, и парой проблем станет меньше.
— Алексей, ты слушаешь? — откуда-то издалека донесся голос барона.
— Конечно, Артур.
— А то я грешным делом подумал, что ты заснул, — улыбнулся он, наливая в кубок разбавленного родниковой водой вина. — Так что ты скажешь о том, чтобы выкупить в Голландии склады для продажи поставляемого железа? Цену что дают в Амстердаме не сравнить с нашей.
— Хм, а тебе то какая выгода? Ты же готовыми механизмами и инструментов занимаешься, — удивился я. — Ладно бы Николай с подобным предложением пожаловал, я бы понял.
— Так мы с ним в доле будем, предприятие обещает быть весьма прибыльным, тем более Балтика для караванов безопасна станет.
— А кто это мы?
— Я, Волков и Баскаков.
— А ты, Артур знаешь, что Сашка в Англии товарищем [10]посла остался? — напрямую спросил я барона.
— Конечно, он сразу письмо управляющему с нарочным послал, мы ведь с ним шерстью долгое время занимаемся, у него землицы от продаж с каждым годом прибавляется, отары растут вместе с мастерскими. Удачно в дело вложились, — радостно добавил Либерас.
— Хорошо, можете рассчитывать на посильную помощь, тем более что в скорости из Риги к берегам голландских штатов пойдет под прикрытием русской эскадры торговый караван, можете вместе с ним посылать управляющего, чтобы начал в Голландии оформлять бумаги, — разрешил я им, но, подумав добавил: – Но если пошлете выбрать место сейчас, то по деньгам выиграете, земля не подскочит в цене, да и товар на склады можно будет сгрузить по прибытию и не заботиться о нем. На Бирже он так и так уйдет, особенно если к каравану добавить что-нибудь необычное…
— Шерстью Европу не удивить, они сами ее столько делают, что явись мы туда с ней, нас попросту задавят, — с плеча рубанул Артур.
— Это понятно, но ведь есть у нас то, что в Европе ценится. В прошлом месяце кажется, прибыл караван из Китая? Вот пусть часть оного в Голландию и уйдет.
— Но, ведь товары скупил…
— Не успел он ничего забрать, фискалы на губернатора дело завели, так что третью неделю под домашним арестом в Москве сидит, — оборвал я барона.
Вовремя оказалось вскрыты "грешки" князя Гагарина.
Фискальная служба, отчитывающаяся за работу только перед государем, за время своей деятельности получила славу крайне назойливой, нетерпящей авторитетов службы. К берложникам князя Ромодановского аристократия была куда терпимее, чем к "труженикам по пресечению махинаций".
"Фискалы имеют право доносить безо всякой боязни, за что своевременно обязаны получить награду" – так говорилось в указе службы. Более сотни отобранных верных трону молодых дворян служили фискалами и терпели тихую ненависть со стороны благородных. Однако открытой неприязни и угроз в их адрес не поступало – защита и протекторство государя надежно прикрывали верных слуг от посягательств разозленных ворюг и чинуш- кровопийцев.
Да чего говорить о гражданских лицах, если даже один митрополит позволил себе в день именин царевича Ярослава, 16 апреля, в проповеди сделать замечание против фискалов. "Закон господень непорочен, — вещал митрополит, — а законы человеческие случаются порочны. Поставил надзирателя над судами и людьми, дал волю обличить любого, кого угодно обесчестить. И ведь не ведает он о том, что на ближнего клевещет, за вину сие не ставит и слова против ему сказать нельзя.
Вольно ему на дармовщинке. Не так подобает быть: искал главы моей, поклеп возвел порожний, так пусть за это свою голову сложит! Ров выкопал – пусть сам упадет в оный".
Замечание митрополита новгородского не осталось незамеченным, однако отменять полезную фискальную службу причин не было, стоило только чуть- чуть подправить общую систему, ограничить самих фискалов. И уже с лета сего года вышло дополнение указа, обязующее главного фискала быть при Царском Совете постоянно, а вместе с ним обязаны быть четыре посыльных с восемью строевыми солдатами в качестве охраны и сопровождения. Кроме того, штат фискальной службы увеличился за счет принятия гильдейской структуры купечества и приписки в большие города на постоянном проживании по два- три провинциал- фискала.
В делах фискалам надлежит только ведать, доносить и при суде обличать, но самим быть беспристрастными, обязанными ни тайно, ни явно не вмешиваться в тяжбы, за исключением донесения правды. Кара за нарушение – жестокий штраф или разорение со ссылкою на поселение в Крым или Сибирь. Однако, если фискал на кого возведет напраслину и не сумеет доказать этого, то наказание ему не вменяется, потому как совершить ошибку может каждый. Если более трех доносов подряд одного фискала окажутся ложными, но сделаны они были не по злобе и не из корысти, то следует взять с него малый штраф, дабы впредь доносил с большим усмотрением. В других случаях провинившегося фискала следовало допрашивать и судить как злостного преступника.
С каждым месяцем главный фискал – Нестеров становился все усерднее и даже своего сына начал обучать нелегкому делу фискала. Старание его было столь велико, что он открыто выступал против любого нарушителя, благо что поддержка в моем лице была лучшим щитом от нападок со стороны аристократии. Именно главный фискал предложил произвести ревизию и уравнительный побор.
"Собрав в одно место списки начальных людей губерний, выложив из них таможенные, кабацкие и прочие налоги, произвести перерасчет, исключив "надежные" деньги и остаток, положенный по табелям расписать для каждого свободного человека и его имущества. Когда это случиться дворяне не смогут укрывать от сборщиков и приказных людей достаток. Не будет у них вымышленной пустоты в деревнях и переводимых на другие места вымороченных дворов, не смогут они из двух, трех, четырех дворов для уменьшения платежа сводить людей в одно подворье. Не будет прежнего лукавства, тем более что есть введенный указ об исключении из реестра "лишних" крепостных душ в случае изобличения излишне "головастых" дворян".
За подобное предложение главный фискал получил награду и земельный надел стоимостью в тысячу рублей. Помнится после того как Первый Банк России создал филиал для земельного хозяйства многие купцы и дворяне за спиной посмеивались прихоти государя, но веселились они не долго, потому как указы изданные с начала царствования не пересекались друг с другом. И почти всегда дополняли друг друга не противореча между собой, за что отдельное спасибо стоит сказать Феофану Прокоповичу, одному из умнейших людей России.
В Земельном банке каждая свободная семья могла получить годовую 5–7 процентную ссуду для покупки участка, а также беспроцентную ссуду под закупку сельхозмашин на конной тяге, частью разработанной, а частью скопированной у европейских аналогов мастерами Дмитрия Колпака. Сеялки, плуги, снопожатки вплоть до кос и лопат – все инструменты могли быть куплены на складах. И если первый год-два покупателей было мало, то "распробовав" прелести новшеств практичные и деловитые семьи старались закупить инструментарий в большем объеме, благо, что возврат ссуды можно было делать любым способом: урожаем или деньгами.
И все же не массовые ссуды стали ударом для аристократии. Временное "помешательство" царя оказалось всего лишь прелюдией к грандиозному коллапсу – весь земельный фонд страны, начиная с закладных задолжников и заканчивая вновь присоединенными областями, в один прекрасный момент оказались под чутким приглядом государственного банка. Отдавать земли просто так я не желал, проще было сделать патенты: первые – для больших участков с правом выкупа, ведь при условии рационального использования земель можно получать неплохие деньги с района, благо, что этот указ не отменяет предыдущего, создавшего четкую пирамидальную структуру управления губерниями. Однако среди больших наделов отдельным особняком стоят малые. Для них то и были созданы "вечные" патенты, позволяющие семьям выкупать в безграничное пользование часть земель с максимальным расчетом в 2–4 гектара на одного члена семьи в зависимости от их территориального месторасположения. Таким образом, получалось, что, разбив Россию на ценовые зоны, банк мог косвенным образом собирать информацию о состоянии дел зажиточной аристократии, и соответственно более чутко прослеживать налоговые отчисления. Да и чего скрывать, если при рациональном подходе предприимчивым людям проще добиться действительно высокой отдачи от вложений, главное не давать излишне "умным" купцам и дворянам зарываться.
Но наконец Нестеров добрался и до сибирского губернатора, бывшего некогда московским комендантом князя Матвея Гагарина. Сей князь, не один год пропускал свои товары в Китай под видом государственных с назначенными от него купцами, отчего получал превеликое богатство, а других к китайскому торгу не допускал.
Посланный в Сибирь с тайной миссией фискал Евпатий Конюхов, из худородных, сумел через полгода составить список по двум караванам и их примерной выгоде для князя и разорения государства от сего непотребства.
— Государь, так ведь князь Гагарин от царского имени все делал, опять же людей посылал для защиты караванов, — с некой тревогой сказал барон.
— Много ты понимаешь, Артур. Обкрадывал казну Матвей, да так что в упадок край пришел, а ведь земли там богатые и торговля должна десятки, а то и сотни тысяч червонцев каждый месяц приносить, а не раз в год. Ну, ничего, отправлю туда Ершова, хватит ему под московским комендантом Алябьевым ходить, да на ворье великосветское смотреть, пускай губернией занимается, авось толку больше будет.
Наш разговор с бароном Либерасом затянулся до вечера. Нас не прерывали до той поры, пока не вошел в кабинет Никифор и не предложил отужинать. Но поесть нормально не удалось, прибыл гонец с депешей от князя Григория Долгорукого с пометкой на конверте: "Срочно!"
Оставив Артура ужинать в одиночестве, я прошел к себе и, сломав алую восковую печать, углубился в чтение…
Послание было довольно коротким. Всего лишь четыре предложения, весь смысл которых сводился к тому, что король Август каким-то немыслимым образом прознал о тайных переговорах и теперь спешил сюда из Кракова, где жил последние месяцы.
Уже несколько лет в Польше нарастало взаимонепонимание между королем и магнатами.
Ляхи, прежде недовольные присутствием наших войск, вскоре стали оказывать большее неудовольствие своему королю за то, что он расставил в стране саксонские войска. Политическая смекалка и прозорливость требовали поддерживать разлад монархом и подданными. На былую искренность Августа я не полагался давным- давно, еще с 1707 года, когда он, струсив, сбежал из Польши, отрекшись от престола. Вот и получалось так, что самым безопасным и выгодным делом является поддержание напряжения в регионе, дабы каждая сторона нуждалась в помощи России.
И последнее было не сложной задачей, особенно если учесть легкомысленную продажность польских панов. Магнаты брали от русского посла подачки, обещали вести дела в нужном для России ключе. Польский сейм никак не мог установить закон при существовании liberum veto, когда любой посол имел право прервать течение дел сейма, заявив несогласие на предлагаемый закон. Русские агенты пользовались этим, а когда замечали, что готовится какое-нибудь распоряжение, не полезное видам России, — тотчас подкупали нескольких сеймовых послов, и сейм "срывался".
В эту пору русским послом в Польше был князь Григорий Федорович Долгорукий, человек ловкий и умелый, с блеском пользующийся благоприятными обстоятельствами.
Ляхи домогались изгнания из Польши саксонского войска, обратились за помощью к русскому посланнику, именно тогда Долгорукий с моего согласия задержал корпус генерала Вейде, идущего через польские земли в Курляндию для подавления волнения местных недовольных дворян. Они почему-то решили, что молодая герцогиня Курляндская, моя сестра не может управлять землями, доставшимися ей после смерти мужа.
В то время, когда Анна гостила у царицы Ольги в Москве, Курляндия восстала. Хотя назвать восстанием сборище расфуфыренных аристократов с сотней слуг за спиной, вооруженных, чем попало сложно даже человеку с богатой фантазией. Переводить в приграничные области дополнительные полки я вместе с Генштабом не стал, благо, что курляндские тугодумы решили выиграть время, "восстав" едва ли не зимой. Ну а по весне, когда близилось подписание мирного договора с Османской империей, на Южном фронте высвободилось больше тридцати полнокровных полков, получивших пополнение в середине весны. Треть из них остались в гарнизонах и полевых крепостницах спешно возводимых вдоль всего опасного рубежа согласно инженерному предписанию создания "гибкой фортификационной линии". Треть полков уходили в резерв армий, получив долгожданный отдых, и наконец последняя треть – самые молодые полки, переводились на западные границы царства.
Понимая, что полки генерал-поручика Вейде нужны в герцогстве, Долгорукий предложил перевести приграничные гарнизоны на саму границу, весьма вольно трактующуюся в это время. Поразмыслив высший офицерский совет – Генштаб отдал приказ передислоцироваться трем полкам: Муромскому, Тобольскому и Тульскому.
Не думал я о том, что открытое бряцаньем оружием у "союзника" на пороге может когда-нибудь пригодится, но видать мало я в жизни понимаю. Придется мне вести разговор с Августом на повышенных тонах, впрочем, отношения к сепаратному миру он не изменит. Польша веского слова сказать не сможет: разлад в стране немыслимый того и гляди, шляхта на королевские войска поднимется. И тогда уж точно земли, на которых стоят русские полки, останутся единственным островком спокойствия.
"Как всё не вовремя! Ведь знал, что Гагарин нечист на руку, так нет, надо было оттянуть решение на два года. А самое скверное так это то, что сам князь всего лишь средняя фигура на политической арене, кто-то из советников над ним стоит и за веревочки дергает, — с горяча, пнул первую попавшуюся вещь. Уй! Стопу прострелила боль, от неожиданности я завалился на пол".
Есть у меня привычка рассуждать на ходу, поэтому почти всегда после получения сведений или донесений я встаю из кресла и начинаю ходить по комнате. Иногда, когда неприятности собираются в жуткую зловонную кучу, даю выход чувствам ударив кулаком по столу или стене, редко что-нибудь пинаю, потому как на полу почти никогда нет. Не люблю небрежности в делах. Но сегодня как назло перед столом оказалась небольшой плетеный короб.
Чувствуя, как по большому пальцу стекает теплый ручеек, я аккуратно вынул стопу из ботинка, сделанного из тончайшей кожи исключения для домашнего ношения.
Осторожно стащил носок, почему-то называемый чулком, хотя я специально делал заказ у портного именно на носки: по щиколотку, не выше и без финтифлюшек. На персидский ковер, постеленный в день заезда, стекала едва не черная кровь.
Отсвет лампадки был таким мрачным, что я даже в первое мгновение усомнился: а кровь ли это? Но секунду спустя, почувствовал, что рана на пальце ощутимо щиплет и из нее не переставая, сочится кровь. Осмотрев палец, обнаружил под ногтем маленький кусочек мутного стекла.
Стаканы!
Как же мог забыть о них? Вот ведь и впрямь заработался. Сам же заботился о том, чтобы был устроен конкурс для флотской посуды, а то уж больно часто она бьется, никаких фондов не хватит обеспечивать личный состав новыми стеклянными емкостями.
За последние пару месяцев довелось повидать стаканы самых разных форм, начиная с овальных и заканчивая пирамидальными, но больше всех по душе пришелся граненый стакан владимирского стекловара Ефима Смолина. И хотя от привычных для меня 200 граммовых он отличался большей вместимостью (около 300 грамм), в руку он ложился как влитой, да еще к тому же выдержал с десяток ударов о деревянный пол.
Аттестацию на прочность творение Смолина выдержало на "Ура!". Заказ на каждомесяцную партию в две сотни стаканов мастер получил сразу же.
Только как я забыл об остальных хлипких собратьях принятого образца? Вот что значит, когда начинаешь делать десяток дел сразу, что-нибудь, пусть даже мелочь, но обязательно упустишь.
Аккуратно вытерев стопу клочком льняной рубашки, постоянно висящей в углу кабинета я собрал мусор к короб и доковыляв до кресла позвонил в колокольчик. На зов тотчас явился Никифор. Его взгляд внимательно обшарил обстановку в кабинете, на секунду задержался на бурых пятнах на ковре после чего перевел взор на меня.
— Что изволит Ваше Величество?
— Пусть приготовят ванну и исподнее, — я не стал заострять внимание на мелком порезе, не девочка, как-нибудь переживу мелкую кровопотерю. — Ступай.
— Все будет сделано, государь, — поклонился Никифор и, пятясь, вышел за дверь.
Пока наполняли ванну, я решил вернуться к наболевшему вопросу о бывшем сибирском губернаторе князе Гагарине. Чтобы понять суть дела, надо обратить внимание на то каким образом проходила в это время торговля с Китаем. Самостийных купцов в Поднебесную не пускали, и нарушителей сего закона жестоко карали. Туда отправлялся купец с царской грамотой и вот с ним отпускались казенные товары из Сибирского приказа и из сибирских городов тысяч на 200 рублей, а бывало и больше.
Доверенное лицо царя забирал также в Москве и прочих городах по договору разные товары у людей по настоящей цене. По возвращении из Китая купец обязан был отдать за взятые товары каждому складчику сумму двое большую, но только китайскими товарами, но какими именно складчики оговаривали заранее, до отправления купеческого поезда.
Ворочая такими деньгами князь мог позволить себе быть независимым от Москвы, но видать я был прав и Гагарин всего лишь пёс, поставленный охранять хозяйское добро за кусок мяса. Большая часть денег шла в руки другого человека. Только кого тогда?
Вряд ли комиссия, составленная из офицеров гвардии – Дмитриева- Мамонова, Лихарева, Пашкова и Бахметева сможет выйти на настоящего расхитителя русских земель. Как там писал Нестеров?
"…нашли мы великое похищение государевой казны и взятки золотом, прочими вещами. На губернатора Гагарина его людей: Якова Матвеева с другими, на племянников его: князя Василия, князя Богдана и купчин с китайских караванов и прочих причастных к сему безобразию…"
Видно хреновенько все-таки преобразования проходят, отработанная в Рязанской губернии система с трудом принималась в других губерниях, слишком много взяток, местничества и покровительства.
Страна, выигравшая две войны подряд, медленно умирала в чиновничьем раздрае и воровстве. Крайние меры помогали, но не надолго.
— Ну что ж господа, раз не хотите по- хорошему, будем с вами по всей строгости Уклада! — тихо прошипел я сквозь зубы обещание, сдернув прилипший лоскут от стопы. — Будет вам и "рука руку моет" и "не плюй против ветра". Всё будет, и справедливость Фемиды в том числе…
Дождь за окном постепенно стихал, гроза ушла дальше в сторону Пскова. Вечерние сумерки спустились на город. Полежав в ванне полчаса, я отправился спать, ждать Карла посреди ночи не вижу никакого смысла, ну а если он и явится, то вставать ради него не буду. Подождет утра, авось не сахарный не растает.
Начало марта 1714 года от Р.Х.
Москва. Кремль.
Полуденное солнце палило нещадно. Удивительно, но даже в эту пору, когда зима еще не ушла окончательно, а лето далеко Солнце могло не просто греть людей, а буквально разить их плоть с не меньшей эффективностью, нежели свинцовые пули гвардейцев или бритвенно острые стрелы степняков.
Но какие бы напасти не выпали на людскую долю, все статские учреждения России продолжали работать, не было исключений ни для кого. Кроме всенародных праздников, во время которых предписывалось нести службу только пожарным командам, безопасникам и госпиталям, появившимся в русских городах в последние пять лет.
Одним из статских учреждений был Царский Совет, собирающийся на заседания не так часто, как хотелось бы молодому царю. Алексею удалось упорядочить его работу: Совет заседал по одной неделе в конце каждого: октября, января, апреля и июля.
Месяцы были выбраны не случайно, в эти промежутки времени люди могли быть разгружены от повседневной работы. Однако заседания иногда затягивались, особенно если дела касались составления сметы расходов. Кроме того, часть царских советников, вопреки первоначальному замыслу оказались лицами заинтересованными, сиречь заранее предвзятыми, что естественно не могло не сказаться на их работе.
Сегодняшнее заседание, открылось царем, было внеплановым, так сказать экстренным, чего не случалось уже пару лет, не получалось у монарха бывать на Совете, то на войне, то за границей дела решает: договаривается с одними, холит вторых и угрожает третьим. Но не это событие оказалось значимым для советников. С самого утра едва ли не с восходом солнца в Кремлевских палатах началось слушание по делу о хищении из казны огромных сумм денег и обмане государя. Главным обвиняемым стал князь Гагарин, кроме того, перед разгневанные очи молодого царя предстали еще два высокородных аристократа, бывшие царские советники: князь Волконский и князь Опухтин.
Главный фискал Нестеров сидел рядом с государем, по левую руку от него. Справа сидела немного бледная царица. Днюющая и ночующая рядом с вторым царевичем – Иваном. Но, не смотря на легкую усталость, Ольга смотрела на колено преклонных князей с интересом. Мол, давайте господа аристократы говорите, может, поведаете нечто действительно ценное, иначе по миру пойдете. Не все конечно, но двое из троицы точно, слишком веские и тяжелые доказательства предъявил Александр Нестеров, готовый и дальше рыть землю лишь бы только вывести на чистую воду зарвавшихся чинуш и излишне хитрых купчин.
— Говорите, — с самого утра меня не покидало стойкое чувство дежавю, словно когда-то я уже сидел здесь и решал судьбу этих людей.
Смотреть на воров и зажравшихся от собственной власти аристократов было неприятно, если не сказать больше – противно. И ведь эти сволочи знали, что наказание неминуемо! На что-то надеялись? Однако стоит подумать над этим на досуге, сейчас следует, внимательно слушать чего они лепечут, авось нечто полезное услышу…
— Ваше Величество, прошу разрешения удалиться к себе в вотчину и прожить там отмеренные мне годы, — первым сказал князь Опухтин, низко кланяясь.
— Слишком простое наказание выбрали вы для себя, князь, — злая ухмылка появилась на мгновение, но этого обвиняемым хватило, в миг с них спали маски отчуждения.
В их глазах появилась растерянность: не такой реакции они ожидали от молодого царя, тем более после заступничества патриарха Иерофана. Сколько заплатили владыке, дабы он не побоялся предстать передо мной, не знает никто, кроме обвиняемых и самого патриарха…
— Ваше Величество, прибыл его святейшество, — тихо сказал Никифор, переступая порог кабинета неизменно учтивый и надежный. — Прикажите впустить?
— Конечно впускай, что за вопрос, — скривившись, словно от зубной боли я отложил карандаш в сторону, смотреть на проделанный труд желания не было, сейчас мне надо собраться с мыслями, потому как предстоит словесная баталия с патриархом.
Через минуту дверь отворилась, и в нее вошел глава Русской Православной Церкви – патриарх Иерофан, умный, а главное понимающий человек. Не будь он священнослужителем, да к тому же принадлежащим "черному" духовенству ему можно было бы пророчить пустующую после казни Головина должность канцлера. Но чего нет, того нет, Иерофану неплохо живется и в патриаршем сане.
— Пусть будут благословенны и мудры твои деяния, сын мой, — осенил меня крестным знаменем владыка.
Однако протягивать руку для поцелуя не стал, помнил, что для меня этот жест не надобен, знает, как к этому отношусь в общении наедине. На людях это одно, а вот в подобной обстановке меня от этого слегка коробит. Вот еще, мне больше делать нечего как целовать патриаршие перстни. Я дал ему этот сан, поэтому маленькие вольности для меня позволительны.
— Спасибо, владыка. Присаживайся, в ногах правды нет, — указал я на кресло напротив.
— Вот они какие, ужасные очи, — усмехнулся патриарх, с интересом разглядывая портреты Ивана Грозного и Петра Великого. — Признаюсь, что не верил будто они таковы, думал люди лукавят, мало ли что им в беседе покажется, а вот теперь вижу, быть может и не приукрасили словеса свои. Помощники у тебя, государь и в правду грозны.
— Какие есть все мои, предки ведь, — без тени улыбки ответил я владыке, опираясь локтями на стол, сложив ладони в замок.
— Ай ли? Даже Иван Кровавый? — прищурился Иерофан.
— Даже Иван Грозный! — специально выделив голосом, истинное прозвище Ивана IV я по привычке собрался, было встать из-за стола, но вовремя вспомнил, что передо мной сейчас не простой собеседник и тем более не мой прямой подданный. — Не по крови, а по духу и стремлениям для блага страны.
— Не боишься такой славы, царь? — внимательно глядя мне в лицо, спросил Иерофан.
— Если потребуется, то такой славы добьюсь, что Ивану Грозному завидно будет, — как можно тверже и уверенней отвечаю ему.
— Поэтому ты решил начать рубить головы?
— Заслали все-таки миротворца? — усмехнулся я, барабаня пальцами по столу.
Солнце за окном стояло в зените, его лучи скользили по портьерам, но до стола не дотягивались. Излишне яркая атмосфера меня раздражала, пусть лучше будет такой слегка "приглушенный" свет. Природа словно радовалась сегодняшнему дню, благословляла людей на подвиги. Так может и мое решение она благословляет и одобряет?
— Миротворца… и, правда, творец мира. Да, я сейчас именно мира творец. Не даром сказано: "возлюби ближнего своего", — прикрыв веки, тихо сказал патриарх.
— Христос говорил иначе, — возразил я владыке, вспоминая Его слова: – "Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч…"
— Вы забыли окончание Его слов, Ваше Величество, — с отеческой улыбкой добавил Иерофан, словно мудрый родитель, поучающий чадо: — "…ибо Я пришел разделить человека с отцом его и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку – домашние его. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня. Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее".
— К чему сей теологический спор, владыка?
— К тому, государь, что не стоит пятнать душу кровавыми делами. Ведь сам Господь говорил: "Если бы Я не пришел и не говорил им, то не имели бы греха; а теперь не имеют извинения во грехе своем". Не страшно ли оказаться в час Страшного Суда по ту сторону ворот ангела Петра?
— Свои грехи я замолю, а чужих мне не надо, пусть каждый сам ищет спасения. Для этого и нужна Церковь, чтобы помогать страждущим в их поиске, — слегка раздраженно заметил я патриарху, давая понять, что говорить на эту тему больше не намерен.
— Если такова воля Вашего Величества, то я больше не стану говорить о завтрашнем суде, однако у меня есть, и другие не менее важные вести, которые надобно обсудить и как можно скорее, — в притворном смирении склонился патриарх.
— Владыка надеюсь, вы не откажитесь от сбитня, а то у меня в горле пересохло.
— Конечно, — хрипло ответил он, смахивая капельки пота с морщинистого лица.
Взяв со стола небольшой серебряный колокольчик, я пару раз взмахнул им: по комнате разлился приятный благородный перелив. Почти сразу в дверь вошел молодой слуга, несущий поднос с кувшином и парой стеклянных бокалов, а за его спиной стоял въедливый обер-камергер.
Пока слуга ставил бокалы, наливал сбитень, я вспоминал сведения берложников князя- кесаря по недавно прошедшему заседанию Святейшего Синода.
Месяца четыре назад мне в руки попало донесение из Англии от князя Бориса Ивановича Куракина. В нем говорилось о том, что помощник князя, Александр Баскаков в приватной беседе с епископом англиканской церкви Иеремией Колльером получил предложение о сближении англиканской церкви с восточной православной. И по разумению Александра сие могло в будущем привести к открытому протекторству над островной ветвью. В ту пору подобная мысль показалась мне занимательной не лишенной смысла, поэтому послание было тут же отдано в Синод. Вместе с посланием была приписка об устранении мешающих сближению общих противоречий, написанная со слов двух епископов англиканской ветви Иеремии Колльера и Архибальда Кампбелла.
И вот теперь, по прошествии четырех месяцев Святейший Синод вынес свой вердикт по вопросу.
— Ваше святейшество вы хотели что-то сказать? — как можно учтивей спросил я патриарха, надеясь тем самым смягчить невольную грубость.
— Синод внимательно изучил предложения англиканской ветви православия. Они ведь даже считают себя "остатками древнего православия Британии"…
— А на самом деле? — удивился я этому известию, признаться в послании ни о чем подобном сказано не было.
— Возможно, какие-то ритуалы первохристиан им известны, но вот сама близость сомнительна, — пожал плечами патриарх и без паузы продолжил.
— Так какое решение принял Синод?
— Большинство иерархов русской православной церкви считают, что это сближение возможно, но только в случае изменения некоторых обязательных условий обоих епископов.
— И каких же? — заинтересовано спросил я. Странно, но берложники ничего подобного мне не сообщали, только довели решение, что предложение общим голосованием отклонено, а теперь выясняется, что это не так. Начались новые кулуарные игры в высшем духовенстве? Надо присмотреться к митрополитам и архиепископам, кто из них такой деятельный.
— Во-первых, они требуют, чтобы иерусалимская церковь была признана изначальной и именно под ее рукой следует начинать объединение всех православных, вследствие этого иерусалимский патриарх должен быть председательство перед всеми другими христианскими патриархами, не взирая ни на какие реалии. Во-вторых, британское духовенство хочет быть мудрее богоносных отцов, как будто от неразумия определивших порядок патриарших престолов! Притом это дело не касается догматов веры.
— Это почему же, владыка? Зачем тогда они прислали предложение о сближении, если сами выставили непреодолимые барьеры? — удивленно спросил я Иерофана.
— Сие мне не ведомо, возможно, дело не только в духовном… — пожал плечами патриарх. — Они обещали ввести древнейшую англиканскую литургию, отвергая новую, как несогласную с восточной православной. Однако мы признаем только одну литургию, которая и должна быть введена у англичан, англиканская же неизвестна и подозрительна, не внесено ли в нее еретиками что-нибудь противное благочестию?
Не хватает нам только взрастить еще одним староверов.
— Не стоит начинать этот разговор, ваше святейшество, — сразу обрубил я патриарха.
Мне не хотелось вновь вступать в полемический спор: единожды принятое решение уже не изменяется, тем более что староверы уравнены в правах с никоновцами.
— Как пожелает государь.
— Владыка у тебя есть еще что-нибудь для меня?
— Все что хотел я сказал, сын мой, — понятливо улыбнувшись Иерофан встал с кресла и шурша одеждами вышел из кабинета, лишь только на пороге он на секунду остановился и не поворачивая головы тихо сказал: — Прощение…
Вчерашний разговор припорошило сегодняшними проблемами, но в негласной табели влияния можно считать, что попытка воздействия на меня со стороны Церкви удалась, да и патриарх Иерофан достоин похвалы не меньшей чем мои генералы.
Владыка развил бурную деятельность в делах миссионерства и обучения молодых монахов. Видимо он, правильно понял давний разговор о том, что не стоит "плыть против течения", с царем всегда нужно искать компромиссные решения. И вот когда золотая середина найдена нужно изыскать момент и настоять на своем, если собеседник не полный дуб и мозги у него работают, то, как минимум предложение будет внимательно выслушано. Примут его или нет – вопрос другой.
И все же вернемся к суду, столь мною нелюбимому занятию. А люди то смотрят, выжидают, и что им неймется?
— Так что Василий Андреевич, мне с вами делать? — с напускным безразличием спросил я Опухтина.
Он глядел на меня словно кролик на удава, попытался открыть рот сказать что-то в оправдание, но с губ сорвался только сиплый хрип. Предложить что-нибудь осмысленное виновный не смог. Наверное, уже представлял сальную пеньковую петлю, свободно обхватывающую шею в районе 4–5 шейного позвонка. Разочаровать его что ли?
— Вы способный квартирмейстер, нареканий по службе у меня, да и у князя- кесаря, насколько мне известно, не было, — кивнул я на Ромодановского, тот прошамкал нечто утвердительное, устало, прикрыв дряблые стариковские веки, тяжелыми шорами закрывающие блеклые серые глаза.
"А ведь ему уже 74 года, — грустно подумал я, глядя на уставшего от жизни и власти человека".
— Грех отправлять в ссылку столь полезного человека, поэтому даю вам на выбор две возможности избежать смертной казни. Первая – вы вместе с семьей лишайтесь половины движимого и недвижимого имущества и отправляетесь на поселение в Сибирь, в то место, куда укажет новый Сибирский губернатор. Как вы понимаете, гнать вместе с собой крестьян вам никто не позволит, поэтому все деревеньки у вас купит казна…
По Большому залу московского Кремля пробежал недовольный шепот, но через мгновение звуки стихли. Недаром возле стен стояли сотни полторы гвардейцев и пара десятков берложников. Недовольных и искренне сочувствующих подсудимым выписывали в небольшие списки, чтобы потом в спокойной обстановке проверить их лояльность государю и затем решать что делать дальше: начинать сыскное дело или на время забыть о сиюминутном сочувствии.
— И второй вариант почти такой же как и первый, только вместо ссылки вам предоставляется возможность стать одним из преподавателей в корпусе "Русских витязей" с возможностью возвращения на статскую должность.
Подобного предложения бывшему царскому советнику ни один из собравшихся в зале людей не ожидал, даже князь- кесарь и тот слегка приподнял веки, выражая искреннее удивление.
— Время на раздумья не предусмотрено, Василий Андреевич, — с прохладцей добавил я, наблюдая боковым зрением за реакцией князя Волконского. Ведь если я Опухтину предложил подобную альтернативу, то уж одному из самых именитых людей царства по его разумению должен предложить нечто подобное, ну или в худшем случае нечто подобное.
— Я согласен, — тихо ответил бывший царский советник.
— Громче, а то собравшиеся господа дворяне не слышат, — окончательно продавливаю его. Жестко и даже жестоко, но надо.
— Я согласен обучать отроков, — собравшись с силами, громко повторил Василий Андреевич, поднимая взгляд от пола на меня. В его карих глазах не было ни бешенства, ни ярости, ни страха, только обреченность и осознание неминуемого краха.
Чем выше ты взобрался, тем дольше падать. Закон притяжения действенен не только для камней и стрел…
— У вас есть три дня на сборы и оформление подорожной и купчей, все вопросы о продаже земель, если захотите будете решать уже в Рязани. Ступайте, гвардейцы проводят вас до дома и присмотрят, чтобы все прошло как надо и в срок.
Последние слова заставили Опухтина поникнуть еще больше: что бы там не говорили, но сопровождение до дома под конвоем гвардейцев ярко показывает падение авторитета и престижа. Царский советник это понял, но противится не стал – знал, чем может закончиться неповиновение царю. Два солдата дожидались будущего преподавателя корпуса возле дверей, унижать его прилюдно я не собирался, хватит с него и суда, надеюсь, голова у него будет работать как надо и мне не придется повторно устраивать разбор еще одно разбирательство.
Как только Опухтин вышел из зала его место занял князь Волконский. И хотя под глазами у него были синяки, а лицо осунулось, он продолжал смотреть на мир вокруг себя спокойным взглядом, будто сидение в камере Берлоги всего лишь мелкое недоразумение, которое вскоре решиться обязательно в его пользу и он вновь займется делом.
— Вам есть что сказать, князь? — хриплым, простуженным голосом спросил Волконского князь- кесарь, открывая перед собой пухленькую кожаную папку.
— Нет.
— Ну раз так, то я думаю вам не надо говорить в чем суть обвинения. Каждый в зале мог ознакомиться с раздаточными листами, в них указаны всё что надо. Однако есть кое- какие моменты, которые требуют отдельного освещения, неясные моменты должен сказать, — Ромодановский угрюмо смотрел на князя, медленно перекладывая стопку листов из папки на стол.
Когда стопка достигла критической отметки, князь- кесарь легонько подтолкнул ее ко мне. На верхнем листе глава Берлоги выделил карандашом пару фраз. Прочитав, их я удивленно посмотрел на Волконского. Честно сказать подобного от него я не ожидал. Да и от князя- кесаря тоже, мог бы заранее известить.
Речь шла не только о злоупотреблениях, но и о сокрытии двух золотых приисков в Сибири, обнаруженных одной из поисковых команд, регулярно засылаемых в сибирскую глушь последние четыре года. Нарушение и впрямь немалое, за это простым домашним арестом не отделаться. Хотя с другой стороны настраивать против себя старую аристократию в то время когда контакт уже налажен не дело.
— Учитывая ваш богатый жизненный опыт, грех его растрачивать в ссылке, — неторопливо сделал вступление князь-кесарь.
Я между тем внимательно следил за реакцией Волконского, а она оказалась более чем показательна, он не сдержался и оглянулся, словно искал у зала поддержки, хотя быть может не у всего зала, а только у некоторых зрителей. Интересно на кого он бросил столь многозначительный взгляд? Увы, но отследить его теперь нельзя, хотя быть может, кто-нибудь из берложников умудрился заметить?
Ромодановский продолжил:
— Поэтому вам предлагается отправиться послом в Персию…
Князь хотел, было что-то сказать, но в последний момент замолчал.
— Ваш ответ?
— Я согласен.
— Замечательно, караван с рухлядью и сопровождением вскоре будет собран, у вас, князь, есть неделя на сборы, — не глядя на Волконского, Ромодановский убрал в папку лист, лежавший перед ним с начала суда, после чего как-то странно посмотрел на обвиняемого. Мол, чего ты тут стоишь или наказание жестче сделать?
— Ступай Михаил Андреевич, время дорого, — устало добавил я.
Следом за Волконским должны были ввести последнего обвиняемого – князя Гагарина, однако вместо него в зал вошел невысокий жилистый офицер в темно- серой форме Царской Службы Безопасности. Он быстро прошел к нашему столу и спросив разрешения передал донесение. Открыв письмо, я облегченно выдохнул. Бывший губернатор представился…
Князь Гагарин не выдержал напряжения, да и здоровья после пыток в Берлоге ни у кого не прибавится. Вот и он не стал исключением. Как сказано в донесении: "сердце не выдержало, и господин Гагарин отдал Богу душу".
— Заканчивайте без меня, — тихо сказал я, Ромодановскому вставая с места. Голова болит невыносимо, от чего бы это? Может на Солнце какие-нибудь вспышки? Черт их знает, но как же неприятно!
Следом за мной со своих мест встали все присутствующие в зале, но я ни на кого не смотрел. На душе было гадко, вот только почему, ведь правосудие свершилось и все получили то, что заслужили? Ну да ладно, переживу, не в первой.
В этот день я рано лег спать, рядом лежала Оленька и шептала какие-то женские глупости, гладя меня по голове холеными маленькими ладошками…
Глава 10
21 апреля 1714 года от Р.Х.
Швеция. Упсала.
Ночью слегка подморозило, но стоило солнцу взойти, как тонкий узорчатый лед на лужах мостовой старого города пропал. Жаркие лучи растапливали не только заледеневшую водную гладь, но и людские сердца, да и как им не оттаять когда за окном прекрасная погода, сказочная панорама и впервые за долгие годы чистые улочки.
Больше недели город готовился к встрече шведского короля и его будущей невесты…
Сегодня шведский монарх женился на русской царевне Екатерине Иоанновне, принявшей лютеранство, но вопреки сложившимся традициям имя царевны осталось тем же самым. Перекрещивающий Екатерину священник по неясным причинам оставил его как есть, только переиначив на европейский манер: Катрин.
Известие о том, что Карл решил взять в жены православную, да еще к тому же сестру недавнего заклятого врага повергло в шок большую часть министров Королевского Совета, не говоря уже о прочей аристократии. Однако по прошествии месяца сановники пришли к выводу, что в данное время подобный союз являлся наиболее приемлемым. Во-первых, приданое за царевну давали богатое: миллион золотых рублей, сумма для находящегося на грани банкротства королевства весьма достойная. Во-вторых, русская армия и флот сразу по заключении брачного и сепаратного мирного договора прекратили все рейды на территорию королевства. Ну и, в- третьих, помощь России в нынешнее время надежнее пустых обещаний Франции и Англии вместе взятых.
Вопреки просьбам подданных Карл Двенадцатый решил обвенчаться в кафедральном соборе Упсалы – месте принятия лютеранства шведским королем и Синодом. Чего хотел добиться Карл этим решением, никто не знал, однако сегодня, в городе собралось множество людей: шведы и русские одинаково радостно ожидали появления кортежа короля и царевны. Этот день объединял недавно враждующих противников, смывал прошлые грехи друг перед другом, давал возможность начать отношения с чистого листа.
Задолго до восхода солнца возле кафедрального собора собралась огромная толпа.
Иногда среди людской массы, колышущейся из стороны в сторону, словно волноломы двигались лоточники, предлагающие свежевыпеченные пирожки. Ожидаемое событие для простонародья было сродни представлению циркачей. Оно и понятно, ведь простому люду негде смотреть на яркие, сказочные краски, даруемые блеском изумрудов, сиянием топазов и внутренним жаром рубинов.
В этот день люди могли прикоснуться к прекрасному, стать на мгновение едиными с величественно шествующими аристократами. Пусть и на мгновение, но почувствовать себя их ровней.
В Упсалу, расположенной в 70 верстах от Стокгольма всю последнюю неделю стекалась цвет дворянства, сливки купечества, приехало почти всё высшее духовенство королевства, а вместе с ними тайными тропами и ходами в город пробирались воры, грабители и наемники. Каждый представитель теневого королевства Швеции знал, что именно такие события дают наибольший заработок.
Всегда найдется недовольный благородный, готовый расстаться с кошельком мелодично звенящих монет в обмен на пустяшную услугу: поколотить кого-нибудь или по-тихому в темном переулке прирезать наглеца.
Именно из-за того, что в город вместе со "сливками" стекались, отбросы общества за несколько дней до венчания под стены Упсалы для поддержания порядка прибыл королевский гвардейский полк, сформированный из ветеранов оставшихся боеспособными полков. То ли близкое соседство солдатских штыков, то ли "теневые" решили проявить благоразумие и не лезть на рожон: за пару дней до 21 апреля в городе почти не было криминала, разве что по мелочи, но это не считается. Кого интересует пропажа десятка пухленьких кошельков в людской толчее?
— Милый, тебе не кажется, что здесь холодно? — прошептала мне в ухо Оленька, сонно обнимая за шею.
Шел третий день, как мы прибыли в духовный центр королевства. И надо заметить впечатления от готических зданий была масса, любо-дорого посмотреть, правда все эти шпили, стремящиеся вверх, быстро приелись, на второй день они стали скучными, а порой даже назойливыми. Мол, сидишь в кабинете, работаешь, а в окно вместо голубого или лазоревого неба видны острые серые каменные "иголки".
Не умеют европейские мастера строить не только красиво, но и духовно, не могут они вдохнуть в готическую красоту дыхание жизни. Хотя возможно я и не прав, мало повидал на своем пути красот Европы, правда в Испании удалось в полной мере вкусить католической роскоши и как в домах божьих, так и в одеяниях Его служителей.
— Скажи Никифору, пусть слуг растормошит, чтоб дров подкинули, — улыбнулся я, аккуратно вставая с постели.
Пусть до венчания время еще есть, но мне не терпелось заняться делами. И главное дело – подписание союзного договора Россия – Швеция, по которому мы с Карлом смогли найти согласие, только после того как наши министры разложили по полочкам все плюсы и минусы каждого пункта мирного договора и союзного одновременно.
Звучит правда необычно: не знаю, заключал ли кто в истории мирный и союзный договора с недавним противником в столь короткий промежуток времени? Курьез? Нет, скорее политическая необходимость, призванная уравновесить и "остудить" горячие головы на границах Русского царства и заодно дать шведам возможность вырвать у Дании земли вассального королевства Норвегия.
— Зачем встал в такую рань? Опять работать? — сразу проснулась царица, недовольно хмуря брови.
— Я ненадолго, любимая, — быстро обувшись и одевшись, я подошел к жене и чмокнул в лоб, не забыв дунуть на непослушную прядь, выбившуюся из прически.
— Очень надеюсь, а то Ярослав без тебя опять капризничать начнет. И как он тебя только слушается? Нянечки с ног от усталости валятся, а ты…
— Он же мой сын, Оленька, — я нежно погладил тыльной стороной ладони ее щеку.
— И мой тоже, если ты забыл, — ревниво заметила она.
— Никто не спорит, прелесть! И любит Ярослав больше маму, а не папу…
— Но слушается только папу, — проворковала Оля, потягиваясь в кровати.
— Не без этого.
Поцеловав любимую еще раз, я пошел в левое крыло дома отведенного для царской четы. По пути заметил Никифора, тихо костерящего щуплого веснушчатого пацаненка озирающегося по сторонам, словно намеревающегося дать деру при первой возможности. Не знаю, сколько времени продолжалась словесная трепка провинившегося слуги, однако стоило обер-камергеру заметить мое присутствие, он сразу отправил паренька прочь, не забыв его напоследок наградить звонким подзатыльником.
— За что ж ты его так? — поинтересовался я, мысленно прикинув в уме, что еще минут
20 в запасе у меня есть. Катю еще не закончили одевать, а красить пока еще и не начинали, благо, что прическу спозаранку сделать уже умудрились, иначе был бы полный швах! Скоро к ней и женушка моя ненаглядная подойдет, она такое мероприятие просто не может пропустить.
— Лексей совсем от рук отбился, вместо того чтоб за конями следить, он охальник малолетний за прислугой бегает, — недовольно буркнул Никифор.
— Ничего дело молодое, скоро в обратный путь двинемся, там не забалует. А сейчас для него дело имеется, пусть возьмет напарника в подручные и дров для камина наколет, а то в спальне утром холодно было.
— Как прикажете государь, — склонился обер-камергер.
— Молодец раз понял. Ступай, — отпустил я его, продолжив идти по намеченному пути.
В голову лезли недавние воспоминания тяжелых переговоров с Карлом, человеком упрямым, но в то же время простым, грубым, как и любой унтер- офицер его армии.
Однако, помотавшись по просторам России, Польши, немецких княжеств и Османской империи король набрался житейской мудрости, практичной смекалки, иногда заменяющей ему врожденную интуицию. Сравнивая нынешнего короля с ним самим десятилетней давности, каждый увидит огромную широченную пропасть между ними обоими и на всем ее протяжении нельзя увидеть ни единого мосточка связывающего прошлое и настоящее нынешнего шведского короля.
Общаться с ним в первое время было тяжело, как и ему со мной. Однако после первой недели, когда за окном не переставая валил мокрый снег, а в комнате горели масляные лампадки, тихо трещал камин, поневоле приходилось искать точки соприкосновения, общие начала, интересы. И вот когда до окончательного принятия оговоренного договора оставалось буквально пара строк и час обсуждения, в Ригу явился саксонский карфюстр Август, являющийся к тому же еще польским королем…
— Как это понимать, мой венценосный брат? — с порога спросил влетевший, словно ураган Август поздно вечером.
— Что именно? — спокойно ответил я, отрываясь от чтения "Свода законов Российского государства" под редакцией Феофана Прокопьевича и еще десятка людей, трудившихся над приведением в порядок всех указов появившихся с 1656 до 1713 год включительно. При этом большая их часть оказалась действующими, но по своей сути они должны были быть отмененными давным- давно.
— Твои переговоры с Карлом! Не ты ли говорил мне, что будешь вести войну до победного, неоспоримого никем и ничем конца? Или быть может, эти слова мне приснились? — голубые глаза польского короля, сводящие с ума, молодых дев и замужних дам, становились темнее с каждой секундой, они холодили. До тех пор, пока не превратились в две неживые, жгучие ледышки.
— А разве я не выполнил обещания? — удивился я, смотря на разъяренного саксонца.
Он прибыл под стены Риги в конце ноября, когда мои переговоры с Карлом подходили к закономерному, выгодному России и Швеции концу. Оставалось уладить пару моментов, и союз между двумя державами оказался бы заключен. Однако приезд Августа несколько отсрочил его заключение.
Благодаря информации, поступающей от резидентов князя Долгорукого, не первый год занимающего должность русского посла в Польше, я успел подготовиться к разговору с саксонцем. Даже набросал на паре листов все "за" и "против" продления союза, заключенного, кстати говоря мной всего лишь на четыре года, то есть в феврале
1714 года союзный договор между Россией, Данией и Польшей-Саксонией прекращал действовать. И продлевать его я не собирался.
Россия не получала от союзников ничего кроме головной боли и постоянных упреков в невыполнении своих обязательств. И это мы (!!!) не выполняем данные обязательства? Цинизм и кретинизм союзничков просто зашкаливают за разумные пределы. Ну а раз так, то и держаться за них не имеет смысла. А коли основные тезисы будущего разговора с Августом уже наброшены, то и волноваться о потере стольким трудом завоеванной репутации не стоит. Все будет сделано в лучших традициях римского права и никак иначе.
— Какого обещания? — не понял Август.
— Того, о котором ты говорил только что. Россия добилась безоговорочного превосходства на земле и лишила шведского флота единоличного господства на море.
А самое удивительное то, что мы добились всего этого без помощи, уважаемых союзников, могущих только требовать денег и ничего не давать взамен, — если сначала я старался быть предельно вежливым, то сейчас злость, накопленная за долгие месяцы, была готова выплеснуться наружу.
Август, видя мое состояние, предпочел сбавить тон и не форсировать беседу, складывающуюся для него не лучшим образом.
— Но ты ведь понимаешь, к чему может привести подобный шаг? — успокоившись, спросил король.
— Конечно.
— И можешь спокойно говорить об этом? — удивился он. — Вспыхнет новая война…
— Не волнуйся, новой войны не будет, кто осмелиться воевать, зная, что против него выставят 200, а то и 250 тысяч отлично подготовленных, закаленных десятками сражений ветеранов. Не забывай, что победа в этой войне ковалась русскими солдатами.
— Быть может и так, — король тяжело сел в кресло, нащупал перед собой кубок с вином и залпом осушил его. — Значит союзному договору конец?
— Почему же? Я хотел предложить тебе заключить новые договора: торговый, на старых условиях и оборонный.
— Выбора как я понимаю, у меня нет? — горько усмехнулся саксонский карфюстр.
— Выбор есть всегда.
— Спасибо за вино и занимательную беседу, — встал Август. — Думаю завтра мы сможем обсудить новые условия с вашим величеством.
— Вице-канцлер свяжется с вашими министрами, — ответил я, вставая с места.
Король ничего не сказал, лишь только грустно улыбнулся и пошел к двери: осунувшийся, потерянный и безмерно уставший от бремени власти человек, променявший когда-то доверие к самому себе на тихое спокойствие сравнительно маленького немецкого княжества.
Мне было даже немного жаль Августа: высокого красавца, сильного физически, неутомимого охотника. Именно благодаря своей стати саксонец понравился Петру и имел на него сильное воздействие. Но так получилось только из-за неопытности молодого Петра и его молодости. На самом же деле за красивой внешностью скрывался недалёкий, но амбициозный гордец и неуёмный развратник. Вообще нынешнее время не отличалось высокой нравственностью, но даже портовые бордели казались бледными по сравнению с тем, что творилось при дворе курфюрста Саксонского, короля Польского Августа Сильного. В Дрезденском дворце дни и ночи проходили в пикниках и маскарадах, там было раздолье для развратных женщин и разномастных жуликов, а так же прочих искателей приключений.
Планы короля, вместе с мечтами о приобретении новых земель для королевства рушились у него на глазах, он не мог ничего с этим поделать. Лифляндия, обещанная им шляхте во время избрания больше 15 лет назад давно в руках русских, а мечта оставить польский трон сыну таит с каждым днем, словно клочки тумана под палящим июльским солнцем. Уже выходя Август, вдруг остановился и, полуобернувшись, спросил:
— Почему?
— Государство важнее амбиций и привязанностей. Это политика…
— Но Петр тоже был политиком.
— Отец забыл о том, что его подданные – это люди с кучей недостатков, а не идеальные исполнители царской воли, — пожав плечами, заметил я. — Да и золота он столько перевел, что впору было купить пару Курляндий и половину Финских земель в придачу.
— Тебе герцогство досталось бесплатно, привел полки и все. Даже император ничего не сказал в защиту старого Фердинанда, — продолжая стоять вполоборота, добавил Август.
"Да не сказал, но вот только чего мне это стоило знает один лишь Бог. Не одному министру пришлось приплатить, впрочем, деньги не вылетели в трубу, а оказались в деле хотя и экономически мало целесообразном," — подумал я глядя на замершего короля.
Постояв несколько секунд, Август взялся за дверную ручку и толкнув ее вышел прочь. Четверо лейб-гвардейцев проводили угрюмыми взглядами высокую фигуру. Один из них стоило королю завернуть за угол, быстро пошел следом, на ходу поправляя ножны с саблей и кобуру с револьвером.
Я сделал знак закрыть дверь сержанту Тихону Гриневу с удовольствием отмечая полную боеготовность гвардейцев. Муштрует их майор Нарушкин будь здоров, они Воинский Устав и караульную службу на "ять" знают. Молодцы!
Сев за стол взял перо, макнул в чернила, но мысль не шла, пришлось с сожалением вставить его в чернильницу. Мысли потекли в сторону Курляндии. Ситуация там сложилась необычная. Дело даже не в том, что была попытка восстания и относительно быстрое подавление оного. Просто до того как Григорий Долгорукий смог добиться от старого Фердинанда отречения от герцогства в пользу Анны сам герцог в Курляндии не появлялся. Он боялся собственного дворянства и предпочитал оставаться в Данцинге, куда перебрался после смерти племянника, а это естественно не могло понравиться тамошнему дворянству, от чего-то возомнившему, будто они способны выбрать нового герцога самостоятельно.
В итоге сейчас, в герцогстве, готовящемся стать новой областью России правит от лица герцогини Анны Петр Михайлович Бестужев, бывший воевода Симбирска, дипломат и к тому же умный, прозорливый человек. Начав с заведывания и управления делами Анны, он одновременно составлял для меня "благородные списки", где указывал информацию по всем дворянским семьям Курляндии с развернутой и краткой характеристикой каждого члена. И надо заметить, справлялся Петр Михайлович со своими обязанностями великолепно. Умел батюшка находить достойных людей, этого у него не отнять.
Однако как бы хорошо не работал русский неофициальный наместник избежать дрязг с Габсбургами России вряд ли бы удалось без действительно веских оснований и взяток имперским чиновникам. Ведь как бы там ни было, но по закону герцогства Анна является полноправной хозяйкой земель, пусть и не по мужской линии. Вот и получалось, что помочь сестре я попросту был обязан, ну а то, что все земли оказались у России под рукой, так это издержки военного времени. Как и русские военные коменданты, с солдатами, во всех курляндских городах и крепостях.
С приходом в герцогство русских полков жизнь простых обывателей разительно изменилась, причем в лучшую сторону, что местному дворянству, конечно, не понравилось, ведь с согласия Анны Иоанновны и ее письменному указу в герцогстве было принято за основу Российское Право, декларируемое "Сводом законов Российского государства". А раз так, то все налоги, наказания, суды и многое другое сразу приняли иной облик, особенно не нравился бунтовщикам пункт о наказании для дворян, поднявших восстание против законной власти. Для всех без исключения предусматривалась конфискация половины имущества в пользу государства и высылка с территории герцогства с возмещение стоимости оставшейся недвижимости по государственному тарифу.
Остаток ночи прошел в размышлениях на разные темы, пару раз возвращался к Курляндии, листал доклады резидентов и послов, просматривал присланные Царским Советом указы. В тот день я лег много позже обычного, часа в два ночи…
Последующие дни прошли оживленней, чем предыдущие вместе взятые. Август оказался способным торгашом и закулисным игроком. Открылись у него и новые таланты, к примеру с искусством подковерной интриги он был знаком не понаслышке. Передо мной вырисовывался некий собирательный образ "плохого" полумудрого короля.
Россия, Швеция и Польша к середине декабря сумели добиться взаимовыгодного решения большинства вопросов, в том числе и того, что Польша не будет проводить против России- Швеции враждебных действий. Взамен Август получал от обеих держав по сто тысяч серебряных рублей. Именно рублей, а не талеров или крон. Идея, озвученная мной когда-то еще на заре царствования, наконец, начала осуществляться – удалось- таки создать достаточный серебряный запас, для того чтобы поддержать "рубль" на должном уровне. Экономическая экспансия великая сила, правда, при условии достаточных средств, что ж мне думается, что должную ценность мы ему обеспечим.
Но все это дела будущего, сейчас важно закрепить отношения со Швецией. И естественно, что ничто не может сблизить сильнее некой тайны и чем важнее, опаснее она тем "родственней" души владеющие ей.
Я и Карл не сказали Августу о вводе русского корпуса в Польшу через Курляндию и Белоруссию, для закрепления мира на сих землях. Ляхи народ привычный к чужеземцам, тем более что саксонцы им осточертели пуще пареной репы, так что проблем с мирным населением возникнуть не должно. Ну а карфюстр перетерпит, никуда не денется, если не желает слететь с трона. Впрочем это была не единственная тайна скрытая от Августа. Не ведал он о том, что Карл Двенадцатый будущей весной высадится вместе с сорокатысячной армией в Мекленбурге, и с позволения местного герцога через Голштинию пройдет в Датское королевство.
Единственное что знал Август о будущей кампании только то, что шведы планируют ввести в Норвегию двадцатитысячную армию. Просчитать последствия подобных действий на несколько шагов вперед карфюстр Саксонский не мог. Да и вряд ли бы сумел, ведь действительно умные и понимающие люди в его окружении оказались далеко от королевского двора: его грязи и гнилой сутолоки пустых марионеток, погрязших во всевозможных пороках.
Вспоминая минувшие события, я шел к палатам царевны, будущей шведской королевы.
О чем думала она? На что надеялась? Признаюсь честно, мне было все равно, ее мнения никто не спрашивал, как впрочем, и мнения Анны, отданной Курляндскому герцогу в залог его благонадежности и дружбы. Правда, для чего она стране, превышающей сей кусочек Европы в сотни, если не в тысячи раз?
И совсем другой разговор, если бы удалось добиться заверений в дружбе одним лишь дипломатическим путем, виртуозной игрой послов и резидентов. А такой козырь, как свадьба кого- либо из царской семьи, сиречь тяжелую артиллерию дипломатических войн следовало бы приберечь для более лакомой добычи.
Подходя к двери, я услышал звонкий девичий голос, доносящийся из-за прикрытой двери царевны. Кивнув стоящему на карауле гвардейцу, я без натуги толкнул позолоченную ручку и, не дожидаясь приглашения, шагнул следом. Голоса придворных разом смолкли, окружившие Екатерину дамы присели в реверансе. На своем месте осталась сидеть только улыбающаяся, розовощекая сестрица. Глядя на нее, не скажешь, что ей плохо, скорее наоборот. Да и честно сказать подобный шанс выпадает немногим, и воспользоваться им единственно верное решение. Хотя у Екатерины в голове, наверное, не раз появлялись мысли о том, что не плохо было бы оказаться на моем месте. На русском троне.
— Вы всё успеваете? Церемония скоро начнется, будет большим конфузом оплошать в этот день, — спокойно оглядел я собравшуюся толпу теток и молодух, излишне заинтересованно глядящих по сторонам, куда угодно, но только не на меня.
Неужели я столь грозен? Не замечал за собой подобного.
— Времени для приведения его высочества в надлежащий вид достаточно. Ваше Величество, — ответила старшая фрейлина, боярыня Шелихова, покидающая Россию вместе с будущей королевой, дабы составить ей компанию на чужбине в первое и последующее время.
— Будем надеяться, — бросив мимолетный взгляд на царевну, я вышел в коридор, предоставляя дамам заняться дальнейшим приготовлением невесты к венчанию.
Возвращаться к себе я не стал: царица сейчас уже наряжается, ну а так как сидеть и глядеть на приготовления праздничного туалета Оли у меня нет ни малейшего желания, то подумав я решил пойти к друзьям: Прохору Митюхе, Николаю Волкову и Мише Лесному. Они разместились рядом с моей временной резиденцией. Остальные сотоварищи, прошедшие рядом со мной воду, огонь и медные трубы оказались заняты архиважными делами, открывать от которых я их не стал. Кузьма, как куратор корпуса дневал и ночевал под Рязанью, Александр был в Англии. Остальных не столь близких друзей я не причислял к действительно старым знакомым. Скорее они были резервом кадров для управления и слежения.
За мной повсюду следовали с десяток лейб-гвардейцев. Установленная некогда численность роты царской охраны в 200 человек в настоящее время сократилась до 150. Не из-за того, что на меня или не дай бог, Оленьку совершались покушения или разбойные нападения, просто часть убыла из-за того, что некоторые лейб-гвардейцы порой назначались проверяющими в области или вовсе ставились управляющими на заводы.
Я понимал, что делаю, не совсем правильно, ведь не у всех есть таланты к управлению или надзиранию, кому-то достаточно просто верно служить отечеству, как простой ратник, пусть и наделенный некими полномочиями. Однако отбор в лейб-гвардию шел жесточащий. В нее не попадали отпрыски знатных родов, не было в ней и провинившихся дворян и боярских детей.
Капитан Нарушкин, верный, умный и преданный лично мне человек понимал какой контингент требуется в царском окружении, а исходя из сих пожеланий, он производил отбор. Ну а так как к нему попадали молодые, энергичные и умные воины, то, как правило, после полугода- года службы они получали назначение на какую-нибудь статскую должность, иногда уходили к фискалам, в Службу Безопасности, под руку Михаила Лесного или в Берлогу к князю- кесарю. Вот и получалось, что, имея под рукой талантливых и исполнительных людей, я часто их использовал не для своей охраны, а в качестве "царского золотого резерва". Ну а то, что поставленные на места люди начинали работать со всем рвением, присущим юным талантам, так это заслуга в первую очередь их характера, ну и стимула в виде различных бонусов: начиная с банальных премий и заканчивая присвоением ордена, с соответствующим чином и землями, если они предусмотрены по разряду. В итоге пополнение рядов лейб-гвардии шло медленней, чем назначения отличившихся талантов.
Стоило выйти на улицу, как в глаза бросилось необычное состояние города. Люди буквально заполонили улицы, и протиснуться простому человеку, без эскорта было проблематично, свадьба короля событие важное, а главное редкое. Хотя откуда мне знать обычаи шведов? Может у них постоянно столько людишек на венчании королевских особ присутствует. Мол, дабы не умолять достоинства остальных членов монаршей семьи.
Как бы там ни было, но я прошел к искомому дому, недавно принадлежавшему какому-то цеховому мастеру, и видимо мастеру, живущему в неплохом достатке: трехэтажный особняк с трудом можно было назвать "домом".
— … что же это такое, господа? Ну сколько можно? — знакомый хрипловатый голос Михаила, пару лет назад сильно переболевший простудой, навсегда изменившей приятный голос начальника Службы Безопасности.
— Что можно, други? — спросил я сидящих возле камина товарищей, переступая порог.
— Ого! А твоему величеству разве не нужно сейчас быть вместе с женой и королевской невестой? — удивился моему прибытию Никола.
— Не нужно, царь сам себе хозяин и может поступать, так как желает, — ответил за меня Прохор, самый молодой из нашей компании и самый боевой, в прямо смысле этого слова.
— Много ты знаешь о царях, Прошка, — добродушно пожурил я полковника и, не давая ему возможности возразить, продолжил. — Друзья, сегодня нам предстоит бой с Бахусом и его винной армией. Не посрамите Россию, но и не нажирайтесь аки зловредные хряки. Все- таки здесь Европа и негоже на свадьбе вести себя будто в трактире или затрапезном кабаке.
— Государь, ты обижаешь нас подобным заявлением, мы не дети малые, сами понимаем, что да как, — хитро улыбнулся Михаил, разводя руки в стороны.
— Хочется верить, — ответил я, присаживаясь в свободное кресло, рядом на столе стояла початая бутылка красного вина, а рядом с ней стояли три граненых стакана, с алыми капельками на дне. — Уже начали?
— Только для бодрости, а то ведь больше половины ночи не спали, треклятые горожане под окнами песни орали, словно кошки по весне. Удушил бы собственными руками! — с веселой злостью сказал Николай, показывая, как сворачивает шею горожанину.
— Ты тогда встать не мог, какой там удушить. Забыл, как ночью порывался подавальщице под платье залезть, а там с десяток королевских гвардейцев уже к ней клинья подбивали, да к тому же были изрядно навеселе. На силу увели тебя оттуда, — беззлобно рассмеялся Прохор, подтрунивая над другом.
— И такое бывает, что ж теперь, трезвенником быть? Нет уж, вино оно как дева для тела полезно в любых количествах, — пожал плечами Волков.
— Ага. Особенно когда дева не первого сорта, — продолжил подтрунивать Прохор. — Гулящая.
— Ну, это ты не в ту степь разговор увел, мы же о Девах говорим, а не о Девках! — отмахнулся Никола.
Беседа плавно перетекла в область далекую от похоти, завуалированная "светскими" фразами. Николай, принимавший участие в войне против Швеции рассказывал о похождениях на вражьей стороне, о том, как формировался рейдерский отряд, поведал о паре случаев произошедших во время похода.
Получив патент с печатью и разрешением набрать, отряд волонтеров, именуемых рейдерами, Волков не стал сразу бросаться в бой, как можно было бы подумать.
Первым делом он сделал детальные карты местности и вызнал для спайки отряда начальные "удобные" цели.
Понимая, что без опыта командования отрядом и тем более без должного боевого опыта затеянное предприятие заранее обречено на провал Николай взял к себе в помощники семь сержантов и одного капитана. Все воины были ветеранами Седьмого Московского полка, прошедшие на одну кампанию и оказавшиеся в тылу из-за ранений.
С недавних пор, как только процесс рекрутирования стал давать меньше "сбоев" появилась возможность заняться углубленным лечением солдат и офицеров, в том числе и отправлять некоторых из них в тыловые госпитали, одним из которых был и госпиталь под руководством доктора Бидла. Здание госпиталя сильно разрослось за последние годы, вместо 50 учеников- недорослей, половина из которых занималась неизвестно чем, но только не постижением науки Гиппократа, теперь в подчинении у голландца было две сотни молодых отроков и дев.
Царица, курирующая лекарские дела и продвигающая в города общее образование для детей мещан и горожан, вкупе с одаренными деревенскими отроками, неведомо каким образом смогла собрать под своей рукой десятки знахарок и травниц, живущих в центральной России. Так что теперь кроме отроков- витязей и послушников семинарии лекарское дело и травничество изучают многие десятки способных девушек и юношей.
Правда из-за постоянной нехватки учебников на новорусском алфавите и предметов письма обучение шло не так быстро как могло.
Николаю не составило труда выписать восьмерых воинов себе в отряд, потому как вместе с патентом царь разрешил привлечь для пользы дела "по доброй воле и разумению" до десяти унтер – и одного обер-офицера. Подобрать рядовой состав купеческий сын поручил своему заместителю – капитану Егору Дымову, тридцатилетнему мелкопоместному дворянину во втором поколении. Этим решением Волков убивал двух зайцев разом: освобождал личное время, которого у него итак постоянно не хватало, и проверял организаторские способности капитана. Смотреть воинские навыки офицеров, командир рейдеров в тот момент не собирался, первый поход сам все покажет.
Главной задачей предстоящих рейдов было даже не сам факт нападения, а возможность уйти с добычей обратно на свою территорию. А для этого требовалось, во-первых, выбрать правильный маршрут будущего нападения и, во-вторых, согласовать его с галерной флотилией контр- адмирала Федорова, ведь уходить с трофеями по лесным кущам и финским болотам, пусть даже ведя с собой с полсотни заводных коней с дюжиной телег радости мало. Проще использовать галеры или транспортные суда, прикрытые корабельной артиллерией, а она никогда не бывает лишней, особенно в вопросах прикрытия ухода от разозленного противника.
Первые минуты беседы Николая и Михаила Никифоровича Федорова прошли холодно, купеческий сын чувствовал, что контр- адмирал все равно выполнит приказ государя, не может ослушаться, но будет делать его без "огонька". А чем опасна подобная помощь, знает каждый: не вовремя прибудут суда в точку сбора и все – отряд нагнали, а это в свою очередь может закончиться полным истреблением рейдерской команды.
Николай был уверен на 98 процентов, что их не отпустят с трофеями обратно в Россию без боя. Все- таки предполагалось вести бои на чужой земле, где каждое деревце будет помогать врагам, а не им, поэтому нужно учесть каждую мелочь. Да и в перспективе Николай планировал перевозить все захваченные "мозги и руки" королевства, которых в царстве до сих пор не хватает исключительно на кораблях.
Осознавая важность взаимодействия с флотом, Николай не стал, ходить вокруг да около, и решил договориться с контр- адмиралом о доле в затеваемом предприятии заранее, с глазу на глаз…
— Уважаемый, Михаил Никифорович, может, поговорим о более приземленных вещах, — после десятиминутной словесной баталии, в которой Николай потерпел поражение, купеческий сын решил действовать более меркантильными методами.
— Отчего не поговорить? Я всегда "за", особенно когда собеседник грамотный и интересный человек, — улыбнулся сорокалетний сухопарый флотоводец, уже больше четырех лет, водящий один из гребных флотов по водам прибрежной Балтики.
— Давайте тогда определимся с ценой, контр- адмирал, — напрямую сказал Волков.
Беседа проходила в каюте Федорова, стол перед ними был сервирован по высшему разряду, многие боярские роды могли позавидовать ему, правда хмельного на столе не было, за исключением одного кувшина красного полусладкого французского вина, разбавленного ключевой родниковой водой.
Михаил Никифорович ответил не сразу. Николай успел отпить из кубка треть, прежде чем контр- адмирал заговорил.
— Служба у нас опасная, штормы чуть ли не каждый месяц, а порой и по три- четыре в месяц раза случаются, — начал он издалека и почти сразу сменил тему разговора: – У меня под Ростовом женка с детьми осталась, за поместьем приглядывает…
— Занятно, — кивнул своим мыслям Волков, понимая в какую сторону, клонит он, тут же предложил. — Десятая часть от выручки с трофеев вас устроит?
— Скоро старшенькую дочурку – Лизоньку, замуж выдавать, приданое хорошее собрать нужно. Поэтому надобно третью часть мне за хлопоты великие и тогда лучшие экипажи будут вас прикрывать на всем побережье и шхерах. Мы шведа здесь в кулаке держим, они из крепостниц и фортов высунуться не смеют, тем более из Або их хваленая эскадра ушла. Еще одна эскадра полтора года назад была Боцисом сожжена, грамотно так, даже завидно, — рассмеялся Федоров, припоминая нечто жизнерадостное.
— Только понимая всю нужду большой семьи… Двенадцать долей из ста, — ответил Николай, подхватывая с тарелки пару ломтиков копченого лосося.
— А берега ведь в тех местах, куда вы собираетесь, топкие, считай болота сплошные.
Четверть добычи и к экипажам получите с десяток морвитов. Ребят смышленых, боевых. Скажу я вам, хоть они молоды годами, но в бою каждый троих стоит, а то и пятерых. Рота этих удальцов в прошлую навигацию крепость в устье одной излучины без единого выстрела взяли за одну ночь. Правда тогда Боцис с ними дела имел, но я думаю, что такому умному командиру не составит труда найти общий язык с морскими витязями, как никак сам царь- батюшка их на обучение во флот в свое время определил. Толковые ребята, — несколько самодовольно закончил контр- адмирал, будто это именно его заслуга в успехах морвитов, подкручивая, тоненький ус, отращиваемый на испанский или французский манер.
— Раз вы даете такую помощь, то мне грех не пойти вам на встречу. Пятнадцать долей из ста ваши! — открыто улыбнулся контр-адмиралу командир рейдеров.
— Помилуйте! Я вам цвет флота предлагаю: отличные бойцы, экипажи, корабли- ласточки и даже транспорт для перевозки трофеев до Петербурга, в крайнем случае выделю.
Так что пятая часть от добычи по праву должна быть моей, — поставил точку Федоров, показывая всем своим видом, что торговаться больше не намерен. Мол, если хочешь, ищи еще кого-нибудь, но я итак уже уступил больше желаемого.
— По рукам, Михаил Никифорович.
Рассказывая о торге с флотоводцем, Николай столь активно жестикулировали, и изображал в лицах, что не смеяться было просто нельзя. Улыбка помимо воли наползала на губы, слишком комично представлялся мне умудренный годами матерый морской волк и желторотый по всем воинским параметрам командир рейдеров, не имеющего за плечами ни единой сшибки с противником.
Вспоминал Волков и боевые эпизоды насыщенной, рискованной жизни в лесных дебрях финской стороны и скальных побережий Шведского королевства. Надо заметить, что рассказы Николая заставляли задуматься о том, чтобы пограничная служба России была в ближайшие годы модернизирована. Не дай бог кто-нибудь из "просвещенной" старушки Европы примет на вооружение подобные методы войны. Хотя нечто похожее ляхи пытались применять лет сто назад, и подобная тактика приносила им в первое время некоторый успех, но после усиления казацких станиц удалось не только остановить налеты разбойной нищей шляхты на украиные земли Русского царства, но и позволила казакам самим перейти в атаку.
Однако "казацкий" антидиверсионный способ противодействия малопригоден для полноценной охраны границы на всем ее протяжении: слишком много народа потребуется переселить и освободить от налогов, выделить им жилье и оружие.
Единственный выход, который видится мне – это строительство полноценных крепостей по проекту "Оползень", тому самому благодаря которому корпус генерала Алларта в Конских Водах смог выдержать годовую осаду и в конечном итоге контратаковать, а потом разбить вражеские войска. Хотя затрат на крепости ожидается немало, но потраченные деньги окупятся сторицей, потому как безопасность государства и ее граждан всегда первейшие приоритетные цели для умного дальновидного правителя.
Отвлекшись на размышления, я едва не пропустил рассказ очередного эпизода из рейдерской жизни отряда Николая…
Отряд с трудом, из последних сил пробирался по валежнику, измученные воины помогали сотоварищам преодолевать природные заковыристые препятствия, остатков сил едва- едва хватало на посильную помощь.
Капитан Дымов шедший возле командира и организатора похода каждые пять минут останавливался и прислушивался к звукам леса. Где-то там за спиной остался засадный взвод сержанта Лялькина, потрепанного меньше остальных в перестрелке с гарнизонными солдатами. Так получилось, что объект атаки оказался слишком близко к гарнизону, взять трофеи без шума не удалось. Парой удачных залпов удалось отогнать вояк в сине-голубых мундирах сунувшихся следом за отрядом, однако как понимал замкомандира, шведы просто так не успокоятся, слишком часто за последнее время рейдеры посещали эти земли. И теперь им приходилось платить кровавую дань за былую удачливость.
Организация отряда по требованию царя была принята такой же, как и в гвардейских полках. Рота состояла из 4 взводов, при этом было предусмотрено их увеличение до
7 взводов (исключение из правил только у роты лейб-гвардии), каждый взвод насчитывал 20 рядовых, 4 капрала и 1 сержанта. обер-офицеров в роте кроме капитана Дымова не было. Да и сама структура полка витязей, если вдуматься могла напоминать римские легионы с их "номерным" величием, если бы внутренняя иерархия полка была столь же четко выражена. Однако у витязей все равнозначные звания были равны, без ссылок на принадлежность к тому или иному роду войск: пехоте, кавалерии, флоту или артиллерии. Таким образом, всем давалось понять, что номер роты не имеет значения и только от самих солдат и офицеров зависит, какой она будет: яркой звездой на черном небосводе или серым пятнышком на сверкающем клинке.
Сам отряд Волкова, "гуляющий" по королевству больше полугода был в своем роде уникальной войсковой боевой единицей, эдакий "пробный кирпичик" в здании диверсионных отрядов. Не зря ведь все ключевые позиции в отряде занимали именно войсковые ветераны, верно служащие Отечеству.
— Ваше благородие, разрешите доложить? — к командиру подошел Андрей Волошин, один из сержантов.
До того как попасть в отряд сержант Волошин командовал спаянной группой застрельщиков, появившихся в армии сразу после крайне удачных действий молодого гвардейского полка "Русских витязей" в битвах против Османской империи.
— Докладывай, — разрешил Николай.
— До Кривого залива осталось чуть меньше трех верст.
— Еще рано, — тихо едва ли не шепотом сказал Волков, глядя на солнце.
До заката было еще часа три не меньше. А ведь договаривались с капитаном Сирневым на "закатное" время, если галеры не придут раньше на их отряде можно ставить большой крест. Деревянный.
— Кораблей не видно?
— Никак нет, ни одного вымпела, — четко ответил ветеран.
— Капитан посылай половину отряда на берег, пусть готовят позицию для обороны, Господь поможет, может, и отобьемся, — подумав, приказал Николай, сильно поднаторевший в воинском ремесле за последние месяцы.
Рейдеры вели за собой заводных коней, груженных тюками и скарбом, плотный валежник нехотя пропускал отряд дальше.
"Как только сподабливаются? Тут человек не везде пройдет, — глядя на упорных низкорослых выносливых степных коней подумал Николай. Его ладонь по привычке сжимала матово блестящую рукоять сабли".
Дымов отправил к неприметному небольшому заливу, вместо трех взводов только два.
Уйди больше и усталые рейдеры попросту не осилят оставшиеся версты. Им итак пришлось снять с заморенных лошадей треть груза. Иначе весь копытный резерв и тягловая скотина в одном лице не смог бы дойти до вожделенного берега.
Выйти к месту назначения отряд смог только спустя пару часов, да и то это время показалось рейдерам неимоверно малым. Груз с каждым пройденным метром становился все тяжелей, копытный караван, нагруженный до предела мог в любой момент слечь – слишком изнурительно было для коней идти по лесу, не лоси же они в конце- концов.
Между тем погоня с каждым часом приближалась все ближе. Уже перед самой кромкой леса в помощь арьергарду капитан отправил еще один взвод прикрытия и сразу послал вестового к воинам на берегу, чтобы помогли с трофеями. Шедшие по лесным дебрям бойцы с трудом переставляли ноги, да и вид у них в целом был донельзя уставший, думалось, что если они хотя бы на мгновение остановятся на месте, то больше не смогут идти дальше.
На берегу за это время успели соорудить хлипкий даже на первый взгляд невысокий люнет, оборонительное сооружение, отличающееся от редута тем, что стенок у него было только три, а тыльной части вообще не было в отличие от того же самого редута.
— Скорее ребятушки, время дорого!
— Не отставать! Смотреть под ноги! Коней берегите, немного осталось, скоро уже корабли придут…
Сержанты как могли, подбадривали усталых воинов, некоторые несли на плечах ценнейший агрегат, мало кто из рейдеров осознавал его истинную стоимость, взятого честным воинским разбоем из токарно- кузнечной мастерской. Да чего говорить о простых воинах, если даже Николай мог только догадываться о том, что попало ему в руки. Уже позже, сидя в кабинете Димы Колпака, на Истьинском заводе, он понял ценность устройства, но это было потом. Главное то, что рейдерам удалось захватить опытный единичный образец сверлильной установки, сделанной каким-то головастым мастером, вплотную занимавшимся не один год данной проблемой.
Установка была пробная, с множеством элементов, среди которых имелся даже блочный механизм с разномастными грузиками. Как бы там ни было, но, попав в руки Андрея Нартова и Димы Колпака, агрегат принял более пристойный вид, ведь исходя из первичных планов, он по замыслу шведского мастера должен был быть величиной как минимум с двухэтажный дом. Естественно подобное расточительство не входило в их планы, да и разбрасываться материалом как-то не с руки.
Однако отказаться от найденной технологии нарезки артиллерийских и фузейных стволов было бы величайшей глупостью, ведь ручная нарезка все-таки ручная нарезка, она никогда не сравниться по производительности с машиной, пусть даже и столь примитивной. Именно поэтому первоначальная установка была доработана: предполагалось всю работу вести исключительно с помощью парового движителя, наподобие того, который используется для паровых молотов.
Но все это было потом, сейчас же, когда за рейдерами, наступая на пятки, шли с боем озлобленные постоянными проигрышами шведские солдаты думать о стороннем Волков не мог. Особенно когда увидел, что в Кривом заливе так и не появилось ни одного корабля.
— Все трофеи с конями оставьте за люнетом, отведите ближе к воде, — отдал новый приказ Николай, глядя, как его солдаты начинают выходить из леса.
Вот то один, то другой прикладывает ладонь к бровям на манер "козырька", замирает на пару секунд и продолжает идти вперед, но если в лесу воины шли с затаенной надеждой на то, что у берегов их встретят корабли. Теперь все складывалось для них не лучшим образом, их плечи опустились, в глазах потух былой задор. а порой и крутость поворотов излучины природного канала. ажнений сливых степных коняк подумал николай тобьемся, — подумав ле кВместо Однако уныние не успело отравой влиться в души рейдеров: часть воинов смогла самостоятельно преодолеть напавшую немощь, остальным помогли справиться с хворью зуботычины сержантов и капралов. Оклемавшиеся солдаты, кто с синяком под глазом, кто с опухшей губой или сочащейся из носа юшкой брели к люнету, возле которого возились их товарищи.
Саженей за десять до укрепления пяток воинов копали неширокий ров, в пять- семь локтей, такой чтобы противник не смог его преодолеть с ходу и обязательно бы сбавил темп перед штыковой атакой.
Глядя на подготавливаемые позиции, Николай как впрочем, и все рейдеры понимал, что если врагов будет больше чем их хотя бы раза в два, то для них всё это будет слабых препятствием. Только Волков подумал об этом как из леса скорым шагом вышли усталые, но не потерявшие боевого задора воины арьергарда. Командир насчитал чуть больше трех десятков, половина из которых была ранена.
"Очень плохо… — покачал головой командир, но говорить в слух ничего не стал".
В лесу среди валежника и мха остались лежать не меньше полутора дюжин рейдеров, своими жизнями выигравшие время для отряда.
Но долго отдыхать русским воинам не пришлось. Спустя десять минут, из леса вышли солдаты в сине-голубых мундирах: злые, искренне ненавидящие пришлых разбойников.
Они могли бы прямо сейчас броситься на рейдеров, но не сделали этого. Дисциплина у гарнизонных вояк оказалась на высоком уровне.
Еще недавно не один десяток свейских солдат поплатился жизнями за необдуманные, поспешные поступки. Увлеченные погоней они часто попадались в ловушку к кажущимся беспомощными рейдерам. Отряд Волкова в последние месяцы навострился устраивать засады и использовать для боя любые участки леса. Шведы не всегда попадались в расставленные для них ловушки и тогда, разоблачив ее они начинали охоту на спрятавшихся рейдеров, порой шальная пуля вырывала из бренного тела жизнь, унося ее вон из столь ненадежного сосуда плоти наверх. Сходились воины и в штыковую, бились остервенело, яростно, так как могут сражаться только давние непримиримые враги…
— На первый-второй рассчитайся! Первые номера заряжай! Фузеи на изготовку! Вторые номера заряжай! — зычный голос капитана был слышен и за пару верст от люнета.
Вышедшие из леса свеи остановились у кромки. Они выжидали.
Прошло с десяток минут и к замершей сотне солдат присоединились еще две. Среди пехоты выделялся один всадник, на породистом строевом коне он никоим образом не вписывался в общую картину. Верхом на жеребце, непонятно как пробравшемся сквозь лесные дебри восседал немолодой поджарый офицер, судя по его шарфу, шляпе и манере держаться он, был в звании не ниже майорского. Одно непонятно – что он в этой глуши забыл, тем более что в роли загонщика мог справиться любой мало- мальски опытный строевой капитан, а то и вовсе пара лейтенантов с двумя ротами [11].
Прошло еще с пяток минут, солдаты сформировали трехшереножный строй. Барабанщик сместился правее от строя и по команде майора начал отбивать дробь. Его палочки, словно живые, взлетали то вверх, то коршунами падали вниз. Ровная линия шведских солдат двинулась вперед, мушкеты чуть подрагивали на плечах, громоздкие, неудобные штыки болтались на поясном ремне, но свеям было не привыкать. Шведы шли спокойно, словно на параде, нога в ногу. Что бы там не говорили, но шагистика у них поставлена на высокий уровень, вот только при Полтаве и Лесной она им не шибко помогла, впрочем, та компания и все ее победы заслуга гения Петра и стойкости, мужества русских воинов. Великий государь продумал все ходы "партии" задолго до того как Карл решил ее начать.
— Целься! — скомандовал Дымов в тот момент, когда шведы приблизились на расстояние в полсотни саженей.
"Хорошо идут черти, — подумал Николай, глядя на свеев, и с некой ревностью добавил: – Но наши линейные части все же лучше!"
Строй врагов приближался, наконец, посчитав что расстояние для стрельбы приемлемо капитан скомандовал:
— Первые номера пли!
Система огневого боя в обороне в русской армии предусматривает несколько комбинаций, начиная с ведения огня отдельными взводами (на случай удержания временной позиции) и заканчивая деления рот и даже батальонов на номера для общего залпа: первый- второй и первый- второй- третий, в зависимости от поставленной задачи и количества атакующих.
После залпа половины отряда люнет окутало сизым, прогорклым дымом, пара рейдеров тяжело закашлялась, сказывалась общая усталость и потеря крови после ранений, оба прислонились к земляной стенке и пару раз глубоко вдохнули, приходя в чувство.
Спустя пару секунд облако дыма унес сильный порыв ветра. Рейдеры увидели, что на земле за спинами марширующих шведов остались лежать почти две дюжины солдат, большая часть которых лежала неподвижно, но были и такие, кто пытался встать на ноги, однако раны не позволяли этого и несчастные, раз за разом падали на мокрую землю побережья. Алые кровавые ручьи полились по пыльным, поношенным, в заплатках мундирам. Казалось, что после залпа барабаны стали звучать глуше, грознее, будто предвещали обороняющимся рейдерам скорую погибель…
— Первые номера, огонь по готовности! Вторые номера, фузеи наизготовку! Целься!
Пли! — без суеты и спешки скомандовал капитан, рассматривая приближающихся марширующих врагов.
Второй залп оказался результативней. Центр и фланги строя поломались. Николай видел, как одна пуля попала в глаз офицеру, идущему с протазаном наперевес, казалось, что его голова лопнула будто перезрелый арбуз под колесом повозки.
Половина черепа снесло вместе с большей частью мозга. Серая слизь выплеснулась на побережье Кривого залива.
Увидел командир рейдеров и то как пули с легкостью прошивают насквозь тела, словно они бумажные, лишь только маленькие алые фонтанчики брызгали в стороны, будто вестники последних секунд жизни.
После второго залпа шведы прошли пару саженей и остановились. Гарцующий перед отрядом майор гаркнул пару команд, и вот первая шеренга моментально заполнилась солдатами из задних рядов. Новая команда и воины вскинули к плечам мушкеты. Еще один рык и солдаты одновременно спустили курки: ударил боек, высекая искру, вспыхнул зернистый порох…
Над водной гладью пронесся третий залп, но уже не русский, а шведский. Треск выстрелов…
Рой злых свинцовых ос унесся к люнету, они жужжали словно живые. Хлипкая земляная стена укрепления оказалась слабой преградой против тяжелых мушкетных пуль. Рейдеры, не успевшие присесть падали на землю. Раненые посылали проклятия в сторону шведов, стонали борющиеся за жизнь воины, а свеи между тем перестроились и вот уже вторая шеренга приготовилась к залпу.
Рык майора показался рейдерам дьявольским хохотом, такой же противный и ненавистный. Новый рой "ос" унесся к люнету, на сей раз наученные горьким опытом рейдеры выжидали атаку в полуприсяде, но даже таким образом избежать потерь не удалось, десять солдат замертво упали на вытоптанный пол люнета.
Стоило шведам сделать третий залп, как капитан поднялся в полный рост, в правой руке у него блестела сабля, а в левой барабанный пистоль. Точно такое же оружие было у Николая с сержантами. Дожидаться когда враг подойдет вплотную, Дымов не стал и что есть мочи скомандовал:
— Штыки примкнуть! Огонь без команды! Пли!
Разрозненные выстрелы рейдеров выбили едва ли не полсотни солдат противника, но существенно повлиять на исход сшибки уже не могли. Шведов оставалось все еще больше чем рейдеров, да к тому же последние были неимоверно уставшими, вялыми.
Подобное состояние можно охарактеризовать один словом – хреновое. Как только команды то еще могли выполнить? Вообще непонятно.
Еще не рассеялся пороховой дым, как со стороны шведов раздался новый залп.
Четвертый!
"Как так? Не было же такого никогда! — неприятно удивился Николай, озираясь по сторонам. Вокруг него пространство внезапно расступилось, никого рядом не было ни справа, ни слева. Ни одного солдата в радиусе полутора саженей. Бросив взгляд на землю, Николай увидел неподвижные тела четырех воинов. Своих воинов".
— Till anfall! [12]
Хриплый крик шведского командира вывел из секундного ступора Волкова. Николай, тряхнув головой, словно застоявшийся жеребец, оскалившись резко крутанул клинком перед собой восьмерку и сделал шаг вперед. Но, вспомнив, что у него в руке заряженный пистоль он поднял его на уровень глаз и почти целясь, спустил курок.
Свинцовая пуля впилась в тело молоденького солдата, но бегущим на люнет врагам было не до упавших собратьев: они видели перед собой врагов и теперь неслись к проклятым русским, уже собравшим богатую кровавую жатву. Последний залп шведов выкосил почти половину стоящих на ногах рейдеров. Чуть больше семидесяти человек остались стоять на ногах, кто-то пытался судорожно перезарядить фузею, но в большинстве своем воины приготовились подороже продать свои жизни. Один умелец неведомо, каким образом сумел найти огонь для фитиля пехотной гранаты, часто используемой для штурма слабо укрепленных окраинных казарм, а порой и мастерских.
— Давай Гришка, кидай гостинец, глядишь, пяток паршивцев в землю слягут, — прошептал рядом с держащим гранату рейдером умирающий товарищ, из последних сил стараясь натянуть улыбку на посиневшие губы. Уйти в мир иной с улыбкой он не смог – в последний момент тело выгнуло дугой и изо рта полезли кровавые пузыри, лицо исказила гримаса боли…
— Лови! — что есть мочи крикнул Гриша, кидая гранату с почти прогоревшим фитилем.
Секунда и за стеной знатно громыхнуло, ударили по головам алые комья земли, побережье успело впитать себя не мало людской кровушки.
— Братцы в штыковую! Ура! — закричал Николай ни с того ни с сего.
На его памяти он еще ни разу не совершал подобных безрассудных поступков, раньше ему приходилось посылать солдат в бой, но чтобы самому возглавить его. Боже упаси! Почему тогда сейчас он первым бросился на шведов, подавая пример подчиненным? Может из-за того, что ни один мужчина не может вечно оглядываться назад и смотреть как относятся к нему окружающие его люди. Иногда достойный муж должен получить личную порцию адреналина, взглянуть в глаза смерти и поймать таки зловредную переменчивую птицу Удачу!
Наша жизнь достойна того, чтобы умереть за нее с улыбкой на губах…
— Однако ты сейчас с нами, жив-здоров, как отбились? — удивленно спросил Прохор, мысленно "проигравший" бой от начала и до конца.
И по его мнению и опыту победить в нем рейдеры не могли.
— Нам на помощь в последний момент пришли галеры. Признаюсь, что если бы не они, то валяться нам на том берегу бездыханными кулями, слишком много шведов было, — грустно улыбнулся Николай.
— Ладно, друзья хватит на сегодня воспоминаний, у нас праздник: русская царевна выходит замуж! — легонько хлопнув по столу, я встал с кресла и поправив мундир, пошитый накануне привезенными с собой портными.
— И, правда, чего это мы? Предлагаю тост! За мудрость царя и счастье монаршей семьи! — вставая, поднял наполненный кубок Михаил, с хитринкой глядя на помрачневшего после рассказа Николая.
— Поддерживаю, — поднялся с места Прохор.
— Истину глаголешь, Мишка, — вдруг рассмеялся Волков. — И пусть в веках гремит слава России!
— Ура! — негромко говорю им, первым поднимая кубок.
— Ура!! — откликнулись друзья, опрокидывая в себя вино.
— Жду вас через полчаса, хоть время еще есть, но стоит сделать небольшой запас.
Они пробурчали нечто одобрительное. Мол, естественно будет вовремя там, где ты скажешь, государь. Напоследок шутейно пригрозил небывалой карой за опоздание, и не спеша пошел обратно в спальню. Моей ненаглядной царице должно было хватить времени на одевание и доведения наряда до совершенства.
Дорога до резиденции заняла пару минут: толпа с восходом солнца бывшая невообразимо большой за эти час- полтора, которые я пробыл у друзей, казалось, увеличилась в два, а то и три раза. Людям было так тесно, что большинство из них могли завидовать селедке в доверху наполненной бочке.
Глядя на приготовления во дворе перед резиденцией, я с улыбкой пошел в царские покои. Застать там царицу уже не смогу, но если повезет, то поиграю с Ярославом или, к примеру, покачаю его на коленях, могу, в конце концов, и просто подурачиться, насладиться спокойным семейным счастьем, коего так не хватает.
— Милый, скоро отъезжаем, поторопись, пожалуйста, — довольная Оля выглянула из окон царевны, откуда доносился радостный смех фрейлин и невесты.
— Конечно, только царевича заберу и выхожу.
"Скоро выезжаем" затянулось на добрый час, за это время я успел поиграть с сыном, встретить друзей и даже перекинуться парой слов с патриархом Иерофаном, прибывший на церемонию благословить молодоженов от лица русской православной церкви.
Еще с XVI века русские цари заключали браки с лютеранами, отринув католических невест. А раз были прецеденты женитьбы православного на лютеранке, то и выдача замуж православных невест стала возможной. Первой православной христианкой Руси, выданной замуж за лютеранина, стала княжна Мария, племянница Ивана Грозного, одна из дочерей казнённого Владимира Старицкого. В мужья ей был выбран голштинский герцог Магнус фон Озель, брат датского короля Фридриха второго.
Именно тогда сложилось так, что обряд венчания, состоявшийся в 1573 году, проводили одновременно православные священники и лютеранские пасторы. Были и осложнения с теологическими спорами, вопросами истинного таинства крещения, впрочем, священная братия с давних времен спорили между собой, однако удалось найти компромиссное решение. Вот и получалось, что, не нарушая лютеранского обряда, патриарх вносил православный штрих, подтверждая законность церковной церемонии.
— С Богом, — тихо выдохнул я, вводя в собор царевну. Столь почетная обязанность была и моей тяжкой ношей, ведь я единственный взрослый мужчина в нашей семье.
Ведя Екатерину, я пытался отследить реакцию собравшихся здесь шведских придворных, за русских я не беспокоился, ведь благодаря этой женитьбе мир между двумя странами закреплялся прочнее любых бумажек с печатями и заверениями в вечной дружбе. Однако вон красная рожа злобно смотрит куда-то мимо нас, видимо не желает показывать неприязнь напрямую, поэтому глядит чуть в сторону, будто на какого-то другого. Врешь, скотина! Я то вижу, какими глазами смотришь на царевну.
Тебе не нравится, то, что она русская? Да похоже так, ну это поправимо, посидишь в "холодной" с годит другой, глядишь и поумнеешь.
"Прости сестренка, видно тяжело тебе придется здесь, но иначе я поступить не мог.
Прости родная своего венценосного брата, — прошептал я про себя".
До кафедры оставалась половина пути, считай с сотню шагов, может чуть меньше.
Драгоценные камни на невесте играли и переливались всеми цветами радуги так, что многие дамы не могли отвести алчные взгляды от них. Они смотрели с неприкрытой завистью на чистейшие изумруды, сапфиры, рубины, у них ведь этого великолепия нет, и вряд ли появится в будущем.
Но это все взгляды дам, а мне нужны мужчины. Куда же вы прячете глаза, о влиятельнейшие аристократы?!
Словно в ответ на мой безмолвный крик из передних рядов выстрелил странный, притягивающий взгляд необычный, в меру завистливый, в меру восхищенный и безмерно злой. Молодой, не старше двадцати пяти лет дворянин словно выстрелил глазами и сразу скрылся, слился в однообразии безвкусных дорогих одежд расфуфыренных придворных.
До замершего возле кафедры Карла осталось шагов десять, рука двоюродной сестры, лежащая поверх моей начала дрожать сильнее. Еще немного и дрожь, охватившая царевну, станет заметна.
Девять шагов – слегка сжимаю пухленькую ладонь. Не помогает.
Семь шагов – усиливаю нажим. Боковым зрением замечаю, как в глазах невесты начинает проступать смятение, страх постепенно уходил. Что это с ней? Ведь еще полчаса назад была радостной и счастливой, неужели атмосфера в соборе так подействовала? Не верю, она ведь царских кровей, к подобному психологическому воздействию должна быть привычна.
Три шага – отпускаю руку царевны. Еще бы мгновение и она бы вскрикнула от боли, но я успел вовремя…
Невеста с трепетом ступила на свое место рядом с королем, как-то странно глядящий на нее, будто она не женщина, будущая супруга, а очередной договор: неприятный, но нужный. Что ж, Карл ты в чем-то прав.
Прости сестренка, но так надо…
Глава шведского Синода архиепископ Упсальский ждал короля и царевну за кафедрой, справа и слева от него во множестве стояли в богато украшенных одеждах служки, сзади них выстроился церковный хор. По знаку незаметного ретивого прислужника хор затянул негромкие песнопения. Они не мешали речи архиепископа.
Я стоял рядом с Оленькой, возле нее замер маленький царевич, он удивленно- заинтересовано смотрел на обряд, второй царевич – Иван остался в резиденции, спокойно посапывал во сне после кормления.
Не мешая венчанию, я украдкой глядел на свою возлюбленную с трепетом и искренним счастьем взирающую на церемонию. Карие глаза Оли светились неподдельным счастьем за радость других. Пусть она знала, что брак этот всего лишь трезвый расчет двух монархов, ищущих приемлемый вариант замирения. Царица в эти минуты верила, что любовь придет к этой паре, не сразу, но придет обязательно, ведь по- другому не может быть.
"Да любимая, верь и надейся, как бы мне хотелось верить в это, — горько подумалось мне, глядя на едва не скорбное лицо Карла, думающего о чем угодно, но только не о стоящей рядом молодой хорошенькой невесте".
Проводящий венчание архиепископ мастерски "вёл" обряд, да так, что патриарх Иерофан удовлетворенно качал головой. Глава шведского Синода сумел расколоть ледяную броню высших аристократов, ушла отчужденность, пропало множество ненавистных взглядов бросаемых дворянами в сторону русской царевны. Нет, они не исчезли, их стало меньше, много меньше. Даже женщины – самые непримиримые и одиозные враги и те перестали жечь взглядами спину Екатерины.
Обряд подходил к закономерному завершению, совсем скоро собравшиеся услышат два закономерных долгожданных слова "Да". И после этого останется последний штрих – выдержать праздничный обед без эксцессов. Не ударить в грязь лицом и доказать напыщенным гордецам, что Россия не страна медведей. Россия страна – умельцев и не важно, в какой области, мы и впрямь страна мастеров на все руки.
Возможно, что я мог бы заметить еще что-нибудь, но венчание закончилось, и под крышей собора были произнесены заветные слова. Белая холеная ладошка царевны, нет теперь уже королевы, легла поверх жилистой обветренной ладони Карла. Хор за спиной архиепископа и его служек затянул нечто торжественное. Гости тут же встали с мест, провожая взглядами жениха и невесту.
По статусу я выходил вместе с царицей и царевичем после молодоженов. Солнце радовало теплыми лучами, на небе ни одного облачка. Погода не подгадала. Справа от меня шла улыбающаяся Оля с Ярославом, все вроде бы замечательно. Задуманное свершилось. Так почему на душе, будто кошки скребут?
Да в чем дело?!
Немой вопрос едва не слетел с моих губ…
Молодожены между тем спустились к стоящей королевской позолоченной карете, толпа восторженно неистовствовала. А то, как же, на улицы уже выкатывали бочки с хмельным, скоро откроются все городские трактиры и до глубокой ночи будут поить желающих дармовым пивом и вином. Сегодня за все выпитое платит казна. Небывалый доселе случай.
Королевские гвардейцы, стоящие в оцеплении с неудовольствием глядели на сброд, собравшийся возле собора, еще бы им ведь придется этой ночью немало драк разнимать, а то и самим вступать в стычки с неугомонным мастеровым людом.
Подмастерья ведь первыми пойдут искать приключений на хмельную голову, захотят почесать пудовые кулаки о радостные пьяные рожи, дело ведь молодое, в чем-то даже полезное, если оное не доходит до смертоубийства.
Король с королевой еще не дошли до кареты, как вдруг один из солдат упал на мостовую будто подкошенный, завалился на спину, зажимая руками сочащуюся из- под пальцев кровь. Темное пятно быстро расползалось по мундиру, но меня волновало не это. Солдат стоял чуть поодаль от своих товарищей, поэтому упавшего не заметили, а на его месте возник хмурый тип с искривленным страшным шрамом лицом. В руках в него был кавалерийский пистоль, обладающий большой убойной силой на небольшом расстоянии, до двух десятков саженей включительно. А до кареты было и того меньше, дай Бог, чтоб полтора десятка, а то и вовсе дюжина…
— Стрелок! — заорал я что есть мочи, закрывая собой любимую с ребенком.
На крик тут же отреагировали только мои лейб-гвардейцы, стоящие рядом со шведскими собратьями, но много ближе к входу, чем к оцеплению. Карл недоуменно посмотрел на меня, потом повернул голову в сторону упавшего солдата. Изумленный он попытался укрыть жену, но не успел – выстрел прогремел, словно гром среди ясного неба.
Я словно в замедленной съемке видел, как летит приплюснутая пуля. Видел, но поделать ничего не мог, воздух вокруг был до невозможности густой, гуще меда и растопленной смолы. Мгновение растянулось до бесконечности. Я вижу, как неистовствует толпа – потерявшее разум людское скопище, нет больше лиц, остались рожи, нет глаз – одни буркала, нет рук – сплошные культи, кривые и омерзительные…
Пуля между тем преодолела большую часть пути. Стрелок целился не в королеву, как подумал я и как решил Карл. Убийца направил пистоль прямо в короля. Я не видел лица Карла, но могу с уверенностью сказать, что он был неприятно удивлен. Не думал король, что, пройдя десятки сражений не единожды взглянув Костлявой в лицо, он упадет бездыханным кулем под колеса собственной кареты на своей свадьбе.
Судьба-злодейка всегда непредсказуема, ей нет дела до людских планов, человеческого счастья.
Последние сантиметры до тела короля пуля, будто по жестокой шутке неведомого колдуна в моем восприятии летела с меньшей скоростью, я видел, как она вошла в левую сторону груди, аккурат в сердце. Карл слегка дернулся и начал оседать на брусчатку, из последних сил оттолкнув в сторону молодую жену. Тело короля еще оседало на мостовую, а солдаты оцепления уже бросились к убийце.
Толпа собравшаяся возле собора всколыхнулась и забурлила, будто живое человеческое море. Выстрел подстегнул животный человеческий инстинкт, люди в мгновение ока потеряли себя, остались полубезумные взгляды и не менее безумные желания: кинуться прочь, как можно дальше от смерти. На площади началась давка, люди не разбирали, кто куда бежит, падали женщины и старики, умирали в толчее здоровые мужики, не успевшие сгруппироваться и теперь валяющиеся на мостовой, затаптываемые грязными босыми ногами и полусгнившими туфлями бедняков.
Гвардейцы, быстро выстроились в двухшереножный строй и бегом бросились за убийцей, кое- как пробирающимся сквозь людское месиво, активно помогая себе рукоятью пистоля и щедрыми зуботычинами.
— Михаил выводи всех наших к черту из этого города! Царевну, тьфу королеву Екатерину под охрану и к нам в резиденцию! — не глядя на командира лейб-гвардии, кричу я, склоняясь над бездыханным телом Карла. — Черт!
Положив пальцы на сонную артерию, я попытался нащупать пульс, но его не было.
Пуля угодила прямо в сердце.
— Уйди от него грязный варвар!! — истерично заорала принцесса Элеонора, ее некрасивое лицо стало вовсе уродливым: большой поросячий нос покраснел и пошел пятнами, большие рыбьи глаза выпучились еще больше, а на губах застыла мерзкая гримаса.
— Следи за своими словами принцесса! — сжав до боли, кулаки выдавил я сквозь зубы.
— А то что, убивец? Убьешь меня как брата?! — продолжила она, оглядываясь по сторонам, словно спрашивала не у меня, а у собравшихся вокруг нас дворян.
— Ты что несешь, дура? Я-то здесь причем, скорее это тебе надо было беспокоиться, что трон из рук ускользнул, — немного успокаиваясь, небрежно заметил ей.
— Взять его! — взвизгнула Элеонора.
Однако вокруг нас с царицей, царевичем и ошеломленной королевой уже стояли плотным охранным ордером лейб-гвардейцы, к ним присоединились и русские дворяне, прибывшие на церемонию вместе.
— Успокойся, принцесса, мы сейчас уходим, — успокоил я ее.
— Ты убийца! — вновь как заведенная взвизгнула она, тряся пальцами у себя перед лицом.
— Уходим и как можно скорее, — не глядя на истеричку, бросил я собравшимся. — В случае нападения стрелять на поражение, не жалеть никого.
— Но Ваше Величество, как же так это ведь…
— Не знаю, что вы хотите сказать, ваше святейшество, но поверьте, нам не стоит задерживаться здесь, тем более, когда случилось вот это, — раздраженно оборвал я патриарха, махнув рукой на труп короля, который положили в карету и теперь пытались вывезти с площади.
Остаток дня прошел, будто в дурном сне, часа два потребовалось королевским войскам, чтобы унять панику, однако поймать убийцу солдаты не смогли, он словно испарился. Истерика принцессы прекратилась, но неприятный осадок остался. Тем более думать сейчас о подписании союзнического договора и речи быть не может, ну не с этой же неадекватной женщиной его подписывать.
Но и это было не единственной проблемой, случилось так, что Екатерина оказалась в двояком положении: и королева, но в то же время и нет, ведь первой брачной ночи не было. Как быть? Этот вопрос архиепископ Упсальский и патриарх пытались решить между собой, но к единому мнению не пришли, решили собрать Синод с участием православных и лютеранских священников. Ну а пока царевна должна была жить по близости. Для этого выбрали Аландские острова, отошедшие по мирному договору обратно к Швеции.
Решив не нагнетать обстановку я принял решение покинуть королевство через два дня, аккурат тогда, когда вопросы с шведскими министрами будут окончательно улажены. Требовалось договориться, каким образом шведы будут вывозить своих граждан с финских и прибалтийских земель. В конце концов, приняли решение собрать их вместе в одном из приморских городов и по весне вывести желающих за счет казны, с дальнейшей оплатой.
Отплывая от шведских берегов на недавно построенном фрегате "Князь Владимир" я с огорчением думал над тем, что как глупо рассчитывать и строить великие планы.
Если в собственной стране король не может быть уверен в собственной безопасности.
Очередная задумка осыпалась пеплом сгоревших надежд. Что ж, быть может тогда и не стоит больше рассчитывать на кого-то еще? Ведь Россия огромна и собственных сил у нее хватит на пару Европ, да и на Азию останется, при условии рационального подхода к делу.
— Милый, неужели опять война? — грустно спросила меня Оля, присев рядом.
— Нет, заинька, Швеции сейчас не до нас, у них проблем выше крыши, если они не образумят новую королеву, то королевство падет, — погладил я по руке царицу. — Эту войну Россия выиграла…
9 мая 1714 года от Р.Х.
Санкт-Петербург.
Солоноватые холодные брызги хлестали по борту "Князя Владимира". Я стоял на палубе и наблюдал за тем, как постепенно на горизонте вырастают городские стены и невысокие приземистые шпили дворца светлейшего князя. Где-то там за серыми тусклыми камнями, покрывшимися зеленоватым мхом вольготно расположились казармы морвитов, Адмиралтейство и Кунсткамера, оставшаяся здесь после смерти Петра Великого. Впрочем, зданий в городе хватало, за одиннадцать лет существования Петербург разросся, даже без существенных вливаний средств со стороны государства. Наверное, сыграло свою роль то, что город Петра постепенно становился центром северо-запада царства, вытеснив недавно захваченную Ригу.
Оглянувшись, я посмотрел на радостные лица соратников и моряков, готовящихся дать шутейный залп со всех орудий в честь долгожданного мира, ожидаемого четырнадцать долгих, кровавых лет. Рядом со мной счастливо улыбаясь, стояла Оля с Иваном на руках, Ярослав как обычно под присмотром боцмана Ильи лазал по оснастке.
Через полчаса, когда наш фрегат вошел в порт я дал отмашку и в утренней тишине громыхнули десятки орудий, следом за "Князем Владимиром" началась общая канонада эскадры. Каждый корабль стрелял до той поры, пока не отдавал швартовые, лишь тогда команда прекращала суетиться возле пушек и бегом собиралась на палубе, ожидая приказа спуститься на землю.
Как только я с семьей сошел на берег, над городом пронесся долгий протяжный гул десятка литавр и боевых труб. Это на бригантине класса "Гонец", всегда идущей рядом с флагманом постарались. Молодец капитан.
Я видел сотни изумленных людей озирающихся по сторонам. На их лицах застыло изумление, смешанное с неверием в происходящее. Казалось, они безмолвно спрашивали друг друга: "Что это все значит? Скажите нам!"
А в ответ тишина…
Что вы говорите? Мир?!
Мир!!
Радостная весть разлетелась по городу со скоростью урагана. Толпа начала собираться еще возле Троицкой пристани, сидя в карете, мы видели, как знать старается встать поближе, что духовная, что светская. Кортеж еще только отправился в путь, как толпа радостно загомонила и закричала здравницы, полетели в воздух шапки, кто-то из одиноких кумушек внезапно выбегали из толпы и передавали идущим в сопровождении воинам гостинцы, не забыв прошептать в ушко нежные слова, приглашая на постой.
В Троицком соборе мы отстояли торжественный молебен. А рядом, на Троицкой площади уже приготовили кадки с вином и пивом, поставили крепко сбитое надежное возвышение, куда я взошел сразу после выхода из собора, оставив царицу, радостно смеющуюся вместе со всеми у подножия. Поднимаясь на помост я видел радостные лица собравшихся, их сияющие всеобщим счастьем глаза и по- детски теплые улыбки.
Русский народ опьянял собой.
Озноб, бивший меня последние дни, особенно, после того как мы едва ли не под дулами покинули шведское побережье наконец прекратился, на душе стало спокойно и счастливо, я выполнил завет отца. И пусть никто не знает моей тайны, но я добился того, о чем мечтал Петр. Ну а тайна так и останется тайной. Моей тяжкой ношей, с которой я и умру. Боже дай мне сил не сломаться!
Постояв пару секунд, собираясь с мыслями, я еще раз окинул взглядом площадь, запруженную тысячами людей, вздохнул полной грудью и громко, во весь голос сказал:
— Здравствуйте и благодарите бога, православные, что наконец долгая война, продолжавшаяся 14 лет закончилась! Всесильный бог прекратил и даровал нам со Швециею счастливый вечный мир. Радуйтесь люди, мир пришел на земли русские!
— Испей вина, государь- батюшка, — сразу поднесла мне ковш с вином царица с теплой радостью взирающая на меня.
— За Вас люди пью, за ваше счастье и долгие лета! — кричу в толпу, опрокидывая в себя хмельной напиток. В голове приятно зашумело, в глазах слегка прояснилось, шутка ли на ногах с вчерашнего вечера, спал всего пару часов.
Вдруг люди замолчали, но шум стих ненадолго.
— Да здравствует государь! — в разнобой закричали сразу с десяток луженых глоток, здравицу подхватили остальные, и через мгновение вся площадь кричала кто со слезами радости на глазах, кто со счастливой искренней улыбкой.
Перехватывая эстафету площади, с крепости громыхнули пушки, полки, поставленные на площади, дружно палили холостыми зарядами в белый свет. А по городу с известиями о мире начали ездить две дюжины драгун с белыми перевязями через плечо, лавровыми ветвями и знаменами, у каждой дюжины спереди ехали два трубача.
Этот день должен запомниться всем надолго, а лучше навсегда, чтобы всякий участвовавший мог в старости рассказывать внукам о том, как видел великий всеобщий праздник.
Великая Северная война завершилась!
Что она дала патриархальной России? Многое, очень многое русский народ принял от окружающего мира, как хорошее, так и плохое, но это было необходимо нашему народу. Ведь любая страна, сравнима с отдельным человеком, ей требуется покинуть узкую местечковую сферу обитания и разными путями искать знаний: о мире, народах, истории и многое другое, о чем нельзя узнать сидя на одном месте. И чем шире круг общения, тем богаче результаты.
Именно поэтому жизнь народов всегда поделена на эпохи, неразрывно связанные с отдельными личностями, ведущими людей за собой. В древности силой оружия соединялись народы, ярчайшим примером этого является Александр Македонский, собравший в один кулак западную и восточную цивилизации.
Для России Петр, что Александр для Македонии, только намного умнее и дальновиднее, не стремящийся к мировой гегемонии, но в то же время осознающий важность и ценность Русского царства для остального мира. Дальновидный правитель, иногда позволяющий себе топорно работать как в прямом, так и переносном смысле.
Но как бы там ни было, роль Русского царства в этой почти пятнадцатилетней войне была исключительна, и не только на востоке Европы, но в ее центре.
Сидя сейчас за праздничным столом, слушая восхваления и здравницы, поневоле мыслями возвращаешься к прошедшим годам, к тому с чего начиналось и как это начиналось: древние фузеи с опорой на бердыше и мастеровым воинством, больше привыкшем к труду, чем к службе. Да, встряска была необходима не столько простому люду, сколько едва не заплесневелым замшелым мешающим расти вширь и глубь традициям! Но Петр не увидел за шорами европеизации скрытой угрозы для наших людей, он пытался привить им культуру чуждую и противоестественную, от которой больше неприязни и коварства, чем пользы. Но силен русский дух, его просто так на раз не вытравить!
Наблюдая за искреннем весельем народа я понял, почему наши люди всегда находят толику тепла для чужеземцев. Русский человек никогда не был спесив и надменен, он всегда старался помочь ближним. Часто раньше я спрашивал себя, почему так, ведь не будь мы такими добрыми, то половина мира давно бы лежала у наших ног, а вторая половина ежеминутно бы молилась богу о том, чтобы русские полки не развернули знамена и не начали грозный непобедимый марш по их землям. Но вот, наконец, ответ получен! И не где-то там, в Кремле сидя за толмутами древних и не на очередном квартальном Царском Совете. Ответ получен здесь, во время всенародного праздника, он прост, как и все гениальное.
Русские люди уже давным- давно имеют все, что нужно для счастливой жизни, им не жалко поделиться счастливой улыбкой и искренней радостью, никто из них не попросит за человеческие чувства платы.
"Ведь все мы братья, славяне, — с веселой грустью подумал я, целуя в сахарные уста царицу".
Как бы там ни было, эта война окончилась действительно блистательным миром для России! Пусть молчит Европа, ведь теперь на политической арене мира появился новый игрок: молодой, полный сил и энергии. Напряженные усилия, тяжелые жертвы были вознаграждены небывалой славой и неожиданной выгодой. Труд сотен тысяч русских людей не пропал даром и был блистательно оправдан. Великий народ оказался достоин своих великих предков!
Вместо эпилога
Август 1714 года от Р.Х.
Священная Римская империя. Сатмар.
В небольшом захолустном городке на окраине владений Габсбургов занималось зарево рассвета. Необычайно яркого алого.
Никто в городе не знал, что в доме бургомистра Хальна Твинера, внезапно уехавшего на полмесяца в свое поместье, уже неделю жили три иностранца: датчанин, саксонец и англичанин. К ним каждый день приезжал австриец. То о чем они говорили, было секретно, не даром возле дома, окруженного трехметровых каменным забором постоянно ходили два- три усиленных городских патруля. Никто и ничто не должны знать о чем беседуют этот квартет.
— Уважаемый сэр Уолтер вы в который раз говорите нам о том, что король поможет нам, но будет ли у него поддержка палаты Лордов и Общин? Извините, но все заверения, данные лично вами, не имеют никакой силы, при всем нашем уважении лично к вам, — хитро улыбаясь, спросил датский дипломат англичанина, сидящего напротив него.
— Вам недостаточно слова джентельмена, граф? — прищурившись, напрямую спросил датчанина барон Тисмар, успевший проявить себя на дипломатическом поприще в Утрехте и Париже, где едва не добился подписания сепаратного мирного договора с Людовиком.
— Что вы, уважаемый барон, для меня ваше слово неоспоримо, но вот для моего короля оно вряд ли что-то значит, как и мое слово для вашего, — белозубо улыбнулся Иохан граф Кальмаре.
На пикировку барон никак не отреагировал, да и чего скрывать, ведь хитрый датчанин ударил по больному месту. Ответить нечего, прав граф, что б его! Король у англичан не рыба и не мясо, он даже английского не знает, паршивый немецкий князек, бывший полусотенным претендентом на трон еще пару лет назад, вдруг по прихоти лордов взлетевший буквально до небес.
Георг Ганноверский вовсе не интересовался делами острова, он заботился только о личных материковых владениях.
Получив корону, он первым делом начал искать возможность увеличить родовые земли.
При всей пассивности князек, ставший по воле английских политических кругов королем в этом вопросе проявил ослиное упрямство. Его не волновали ни война с Францией и Испанией, ни нехватка судов для блокирования шведских портов на Балтийском море. Георг в свои 54 года был на редкость недальновидным и глупым правителем, что демонстрировал едва ли не каждый день собственным придворным.
Его кукольные германские "имперские" владения были для него всем, но для Англии они оставались клочком земли, убыточным к тому же.
И все же, как бы не был ничтожен монарх ему удалось продавить идею. Поэтому блажь короля, в конечном счете, была удовлетворена, но опять же исключительно, для того чтобы сколотить коалицию против набирающей мощь России.
Между тем австриец – полковник Альбрехт Клюнийский, верный сторонник принца Евгения почти не разговаривал и открывал рот, только если его напрямую о чем-то спрашивали. Саксонец же – фаворит Августа Сильного, герцог Мориц Вильгельм Заксен Цайц старался участвовать в обсуждении любой мелочи. Однако сейчас он молчал, следуя примеру полковника. Тема, выбранная датчанином оказалась настолько скользкая, что в открытую обвинять барона во лжи герцог не решился.
Хотя случаи несоблюдения договора и открытого предательства со стороны туманного Альбиона уже были и не единожды.
— А что скажут нам будущие союзники? — перевел разговор в новое русло барон, не замечая, как датчанин прячет победную ухмылку за хрустальным бокалом сухого белого вина.
— Центральная часть царства нам недоступна, однако украиные земли могут помочь, есть немало недовольных новыми порядками…
— Куда уж без них, — вдруг засмеялся Альбрехт Клюнийский, перебивая саксонца. — А спорим, дорогой герцог, что я даже знаю о ком идет речь?
— Отчего же? Мне было бы интересно узнать, — пожал плечами фаворит Августа.
— О запорожцах, да о левобережных казаках, они всегда недовольны кто бы там не правил: поляки или русские. Натура у людей такая.
— Хоть речь идет об украиных землях России, но разговор сейчас не о рядовых казаках, а о персонах стоящих наверху их иерархической лестницы, — победно усмехнулся герцог. Мол, сиди и молчи солдафон, раз уж интеллектом не блещешь, а о буйном нраве казачества не знает разве что дикарь в Африке.
Правда про себя саксонец добавил, что не все казаки были готовы предать царя, многие гнали взашей распространителей прокламаций запорожцев, впервые за долгие годы раздолья и разбойничьей вольницы, почувствовавших на собственной шее крепость законов царства. С присоединением Запорожья к России прекратились набеги на кочевников и поляков.
Огромное разбойное логовище не желало мириться с новыми порядками. Часть казачества открыто бунтовала, не желая давать новую присягу царю, тем более что командиры с принятием оной приравнивались к дворянам- великороссам, простые казаки оставались свободными и независимыми служивыми людьми, не платящими податей и прямых налогов в обмен на привычную и нужную казачью службу.
— Ну, так кто же решился предать царя? — нетерпеливо спросил граф Кальмаре.
— Господа вы знаете, что после предательства Мазепы вера гетманскому слову истаяла как туман на заутрене, — начал издалека герцог, но, видя, что его собеседники не проявили желаемого интереса, мысленно чертыхнулся и постарался как можно быстрее и информативней донести до них сложившуюся обстановку. — Сейчас гетманом избран Скоропадский, человек слабый, не могущий определиться с собственной позицией по отношению к царю.
— Глупость, уж про казаков мы наслышаны достаточно, они всю войну исправно несли службу, если бы они в смятении были, то подобного бы не было, — возразил граф.
— Рядовые казаки может, и несли, но мы говорим о командирах, стоящих выше тысяч и тысяч воинов, — отмахнулся герцог, не желая продолжать бессмысленную с его точки зрения дискуссию. — Нынешний гетман, желая угодить всем, на самом деле не угождал никому. Я достоверно знаю, что в Малороссии постоянно жалуются на него, и в то же время в Москве знают, что он многое дозволяет казакам в ущерб царским интересам.
— Так почему его не сменят? Говорят, что молодой царь скор на решения, ссыльных и опальных за последние годы набралось немало, — удивился молчавший до этого полковник.
— Во время войны смена гетмана могла плохо повлиять на отношения с казачеством, все-таки выбирали его по традиции. Сейчас же, когда две войны закончены, возможны перестановки, у царя не один десяток полков высвободился, в случае нужды может их направить туда, чтобы приструнить зарвавшуюся вольницу. Это Скоропадский понимает как никто другой, ему уже из Москвы не одно письмо с царским неудовольствием пришло.
— А откуда это известно? — поинтересовался датчанин, отпивая из бокала вино.
Отвечать на вопрос герцог не стал, лишь пожал плечами. Ну не станет же он говорить, что люди гетмана сами вышли на него и буквально принудили начать разговор о восстании против царя. Понимали казаки- предатели, что сил у них мало, они даже без царских линейных войск могут проиграть своим же собратьям, не предавшим государя и не нарушившим присяги.
— Но вы, герцог не сказали главного, — как бы невзначай заметил барон Тисмар.
— Чего именно?
— Как поведет себя шляхта, выступи Август против России? В последнее время его репутация на польских землях сильно подпорчена? — спросил англичанин.
— Польское войско пойдет вместе с саксонским, — твердо заверил собеседников герцог, стиснув зубы.
"Чертов сноб! Чтоб у твоего коня нога подвернулась, — зло подумал саксонец, натягивая на лицо приторную улыбку. — Все же карфюстр поставил перед ним четкую задачу: добиться заключения союзного договора любым путем".
— Хорошо, — удовлетворенно сказал барон Тисмар.
— Слово сказано, герцог, — заметил цесарский полковник.
Только граф Кальмаре ничего не сказал, ему на мгновение почудилось, будто планируемая затея не может окончиться ничем хорошим. Откуда появилась мимолетная мысль, датчанин не знал, возможно, проснулась дремавшая до поры до времени интуиция. Однако граф не стал прислушиваться к внутреннему "я", он предпочел выждать окончательного решения собравшихся и только после этого дать ответ за Датское королевство.
Удивительные дела порой творятся в захолустных городах империй: где-то погибают монархи и цари, в других рождаются будущие великие смутьяны. Мир иногда пробуждается от спячки, словно молодой лев, укушенный назойливой мухой: сильный, злой и ужасно голодный.
Европа, сбросившая оковы французской гегемонии пробуждалась. Молодые государства и старые державы увеличивали полки с маниакальным упорством, будто боялись того, что не успеют вовремя отхватить кусочек чужого могущества, щедро раздариваемого богатыми областями и целыми провинциями.
Однако Французское королевство, вышедшее из войны с немалыми потерями, сохранило материковые границы почти нетронутыми, и пусть ей пришлось отдать пару восточных графств: Гелдерн и Нефшатель. Этот мир удалось заключить исключительно благодаря славе короля- Солнца. Сейчас уже неизвестно куда повернуло бы колесо Фортуны в долгой, изнуряющей войне.
Против Великобритании, Священной Римской империи и Голландии осталось в меньшинстве, полуразоренное гражданской войной Испанское королевство. За четырнадцать лет непрерывной войны оно потеряло владения в Италии, оккупирована Сицилия, морские караваны гибли под пушками англичан и голландцев…
И все-таки Филипп Испанский, смог выжать максимум из сложившейся ситуации. Ведь Габсбурги, получившие желанные земли, сразу вывели войска с земель союзников, отозвали куцые флоты для защиты значительно увеличившегося побережья. Голландия, вдруг прекратила атаки на испанские суда. Мало кто знал, кто способствовал внезапному примирению недавних заклятых противников. Имя ему – Андрей Артамонович Матвеев. Именно он занимался тем, чтобы Швеции в свое временя не оказывали помощь ни Англия, ни Голландия.
Обладая недюжими дипломатическими способностями, и кипучей энергией Андрей Артамонович, начал претворять в жизнь замысел государя о выведении Голландии из войны за Испанское наследство с территориальным прибытком в обмен на сепаратный мирный договор. Нельзя сказать, что подобная идея пришлась по душе испанскому послу в Москве. Однако князь Челлемаре, опытный царедворец и политик, он смог правильно оценить задумку Алексея Второго и почти сразу отправил курьера к своему сюзерену. Ответ пришел довольно быстро – через два месяца. Филипп согласился с тем, чтобы признать за Штатами Испанские земли в обмен на мир.
Таким образом, Испания, брошенная французами против превосходящих врагов, постепенно выправляла ситуацию с пользой для себя: уже отбит Гибралтар, потеснили союзных туманному Альбиону португальцев, а десант английской эскадры умылся кровами слезами, не сумев закрепиться на западном побережье.
Стоящее на краю гибели королевство сумело избежать полного краха, и вот по прошествии пары лет первый министр Филиппа Испанского – Джулио Альбирони с блеском заключил мирный договор с Англией. Пусть по нему Испания потеряла ряд колоний, но главное ей удалось сохранить основной резерв богатств и людей. Флот и армия без лишней спешки формировались заново. Королевство, пережившее голод и разруху вставало из пепла гибельного разорения обновленным, но еще недостаточно сильным для противостояния нескольким державам одновременно. Шаткий мир с морскими властителями оказался как нельзя кстати.
Минуло полгода с момента выхода из войны с Испанией большинства стран- соперниц, только Священная римская империя оставалась непреклонной и продолжала оккупировать итальянские владения королевства. Предложенные земли двух третей "сапога" империи показалось недостаточно, ей хотелось большего. Желание похвальное.
Особенно когда подкреплено многочисленными полками, способными отстоять право владения.
Габсбурги казалось, забыли о тлеющем костре войны с Испанией, император намеревался воспользоваться моментом и, наконец, уничтожить одним ударом славянскую угрозу. Только высшие венские сановники могли знать о том, что в венгерских областях империи и их восточных соседях уже не первый год идет брожение в людских умах. Славянские народы, задыхавшиеся от гнета австрийских аристократов, видели в набирающей мощь России единственное спасение. Ничто так не способствует поднятию духа, как победы, не важно где: на земле, в кулуарах или на море. Сила всегда остается…
— Думаю все решено, господа? Нам следует передать государям общее согласие о выступлении против России единым фронтом? — напрямую спросил собравшихся барон Тисмар.
Его собеседники, подумав немного, синхронно кивнули. Многодневные переговоры подошли к концу. Оставалось только решить когда и где будут начаты боевые действия, нужно определиться с первоочередными целями для армии флота. Но все это уже не волновало дипломатов, главное, что каждый из них выполнил свою миссию.
Заниматься проработкой плана в ближайшее время будут совершенно другие люди, сведущие в этом много больше, нежели собравшиеся посланники.
Разговор квартета закончился поздним вечером, когда за окном собралась большая туча, идущая с Востока на Запад. Яркие вспышки молний пугали безграмотных сервов и животных. Вдалеке тяжело громыхнуло, витражное стекло слабо завибрировало.
— Нам пора, господа, — напоследок заметил датчанин, натягивая на голову широкую дорожную шляпу.
— Приятного пути, — ни к кому не обращаясь, усмехнулся барон и вышел прочь из дома.
Дожидавшаяся его карета подкатила к ступенькам, и услужливый возничий зайцем метнулся к ажурной дверце, распахнул её и аккуратно прикрыл, после того как барон забрался внутрь.
Через пару минут на крыши домов обрушился мощный поток ледяного ливня. Гроза бушевала так неистово, словно сама мать-природа предупреждала неразумных чад о грядущих великих переменах. Но разве дети слушают родителей?
В очередной раз люди отмахнулись от предостережения свыше. Что ж, значит им пора взрослеть по- иному, "набивая обидные шишки и разбивая в кровь носы"…
ПРИЛОЖЕНИЕ
Уставное обращение соответственно классу:
I–II - «Ваше высокопревосходительство»
III–IV - «Ваше превосходительство»
V - «Ваше высокородие»
VI–VII–VIII - «Ваше высокоблагородие»
IX–X – XI–XII–XIII–XIV- «Ваше благородие»
Денежные единицы
Четвертной = 25 рублей
Рубль = 2 полтины
Целковый – разговорное название металлического рубля
Полтина = 50 копеек
Четвертак = 25 копеек
Пятиалтынный = 15 копеек
Алтын = 3 копейки
Гривенник = 10 копеек
почка = 1 полушка
2 деньги = 1 копейка
1/2 медной деньги (полушка) = 1 копейка.
Грош (медный г р о ш) = 2 копейки.
Полушка (иначе – полуденьга) приравнивалась одной копейке. С 1700 г. чеканились полушки из меди = 1/2 медной дeньги равнялась 1 копейке.
Меры длины
Верста – русская единица измерения расстояния, равная пятистам саженям или 1066,781 метра (что соответствует 3500 английским футам начала ХХ века, которые были чуть короче нынешних).
Вершок – старорусская единица измерения, равная 1,75 дюйма (4,445 сантиметрам). Первоначально равнялась длине основной фаланги указательного пальца.
1 вершок = 1/48 сажени = 1/16 аршина = 1/4 пяди = 1,75дюйма = 4,445 см
Аршин ( тюрк.) — старорусская единица измерения длины.
1 аршин = 1/3 сажени = 4 пяди = 16 вершков = 28 дюймов = 71,12 см Са?жень = 7 английских футам = 84 дюйма = 2,1336 метрам.
1 сажень = 1/500 версты = 3 аршина = 12 пядей = 48 вершков Пядь 1 пядь = 1/12 сажени = Ќ аршина = 4 вершка = 7 дюймов = 17,78 см.
В силу большой информативной нагрузки, точнее разгрузки читателей, привожу ниже сведения по полкам, описываемым в книге. Думаю, что писать обо всех не имеет смысла, так как более за чем три десятилетия военных действий их было очень много. Если есть какие- либо вопросы, прошу обращаться ко мне на страничку или же прямо на "мыло".
1) Полк солдатский полковника Матвея Ивановича Фливерка. Сформирован в феврале 1700 г. Преображенской комиссией в Москве из даточных людей, В 1701 г. — полк Жданова, в 1701–1702 гг. — полковника Данилы Яковлевича (Ивановича) Купера, в 1702 г. — полковника Юрия Христофоровича Абрама (Абрамова), затем – подполковника Иова Абрама (Абрамова). В 1708 г. — Троицкий солдатский полк.
Принимал участие в сражениях: 1700 г. — у Нарвы, 1701–1703 гг. — в Ингерманландии и Эстляндии. В 1703 г. участвовал в третьем "Свейском походе", в корпусе П. М. Апраксина, затем нес гарнизонную службу в Шлиссельбурге и С.-Петербурге. В 1706 г. подавлял Астраханское восстание. В 1709 г. действовал под Опошней, Полтавой и Ревелем.
2) Полк солдатский полковника Карла-Петра Андреевича (Генриховича) Девсона (Девесона, Девсена). Сформирован в 1700 г. из вольницы Преображенской комиссией в Москве. В 1701 г. полком командовал Юрий Христофорович Абрам (Абрамов), затем Даниил Иванович Купер, в 1702–1708 гг. — полковник Алексей Степанович Келин (Келинг). В 1708 г. — Тверской солдатский полк. В 1700 г. действовал под Нарвой, в 1701–1704 гг. — в Ингерманландии и Эстляндии, в 1703 г. участвовал в третьем "Свейском походе", в корпусе П. М. Апраксина, в 1704 г. — под Нарвой и Дерптом, в 1707 г. — под Быховом, в 1709 г. — в составе гарнизона Полтавы и под Ригой.
3) Полк солдатский полковника Ивана Ивановича Трейдена. Сформирован в 1700 г. из вольницы Преображенской комиссией в Москве. В 1706–1708 гг. им командовал подполковник Алексей Кузьмич Балабанов (Болобонов) В 1708 г. — Ярославский солдатский полк.
В 1700 г. действовал под Нарвой. В 1703–1705 гг. участвовал в третьем и четвертом "Свейских походах" в составе корпуса П. М. Апраксина, затем нес гарнизонную службу в Ямбурге и Нарве. В 1709 г. действовал под Полтавой и Ревелем.
4) Полк солдатский полковника Кашпира (Кашпара) Андреевича Гулица (Гулца).
Сформирован и 1700 г. Преображенской комиссией в Москве из даточных людей. С июня 1700 г. полком командовал полковник Иван Иванович Мевс, с 1706 г. — генерал-поручик фон Долбанов (Дальбон), Велим фон Фененсбир (Фениксбирс). С 1708 г. — Псковский солдатский полк.
В 1700 г. действовал под Нарвой, в 1704 г. — под Нарвой и Дерптом, в 1708 г. — под Добрым, в 1709 г. — под Опошней и Полтавой, в 1709–1710 гг. — под Выборгом.
5) Полк солдатский полковника Николая Григорьевича фон Вердена. Сформирован в 1700 г. в Казани комиссией генерала А. И. Репнина из даточных людей. В дальнейшем полком командовали Дейдют (Дедют), Яков Петрович Гордон, Астафьев. В 1708 г. — Луцкий солдатский полк.
Действовал в 1701 г. под Ригой, в 1702 г. — под Шлиссельбургом, в 1703 г. — у Ниеншанца, в 1704 г. — под Нарвой, и 1704–1706 гг. — в Польше, в 1708 г. — под Добрым. Участвовал в Полтавской битве.
6) Полк солдатский полковника Павла Павловича Бернера. Сформирован в 1700 г. комиссией генерала А. И. Репнина в Казани из даточных людей. В 1706 г. — полк Ивана Яковлевича Шанбурха (Шнеберха, Шнеберка), кн. Алексея Борисовича Голицына.
В 1708 г. — Вятский солдатский полк.
Действовал в 1702 г. под Нотебургом, в 1703 г. — у Ниеншанца, в 1704 г. — под Нарвой и Печорским монастырем, в 1709 г. — под Полтавой. В конце 1709 г. сопровождал Петра I в Пруссию.
7) Драгунский полк полковника Семена Ивановича Кропотова. Сформирован в 1701 г. комиссией кн. Б. А. Голицына и Москве из рейтар, копейщиков и недорослей Казани, Саранска, Чебоксар, Уржума, Царева – Кокшайска, Царева – Санчурска, Козьмодемьянска, Ядрина. В 1705 г. полком командовал генерал-поручик Георгий фон Розен, затем – полковник Владимир Борисович Шереметев. С 1706 г. — Троицкий драгунский полк. В 1701–1704 гг. действовал в Ингерманландии и Эстляндии, в 1705 г. — в Курляндии, в 1708 г. — под Лесной.
8) Драгунский полк стольника и полковника Александра Александровича Малины (Мулина).
Сформирован в 1701 г. комиссией кн. Б. А. Голицына в Москве. В 1703–1705 гг. полком командовал полковник, затем генерал Гебгард Карлусович Флуг (Пфлуг), затем Шевелев. С 1706 г. — Сибирский драгунский полк.
В 1703 г. участвовал в третьем "Свейском походе" в составе корпуса П. М. Апраксина, в 1706 г. — в бою под Калишем. В 1708 г. действовал под Лесной, в 1708–1709 гг. — в районе Каменки, Красного Кута, Опошни. В 1709 г. участвовал в сражениях под Полтавой и Переволочной.
1
Из несохранившегося дневника генерал-адмирала Апраксина.
(обратно)2
*Иноземный полк сформирован по указу царя Алексея Второго в апреле 1710 года от Р.Х. Основа полка: казаки. В силу необычности боевых задач полк подчиняется только своему командиру – полковнику Дмитрию Зворыке. Сам полковник подчиняется высшему генералитету испанской короны. В случае неудовлетворительного обеспечения со стороны властей полк имеет право прекратить военные действия и находится на территории союзника в ожидании дальнейший указаний от русского государя. Иноземный полк в отличие от регулярных полков находится в прямом подчинении у государя Российского и ни у кого больше.
(обратно)3
Отводный бой – бой при отступлении. Шеренги после выстрела (начиная с первой) переходят назад, таким образом весь фронт движется назад.
(обратно)4
Начало – проект или прожект, получивший воплощение в реальности.
(обратно)5
Аманат – заложник
(обратно)6
Валиде – мать султана.
(обратно)7
Шоссе – торговый тракт или широкая дорога, выложенная по новому стандарту.
(обратно)8
Половой – подавальщик, официант.
(обратно)9
Мещера – часть рязанских лесов издревле славящихся а, 3) Граница рекрутских наборов* – введенное в конце 1710 года разбиение всех великорусских и украинных земель (за исключением Сибири и татарских поселений степного типа) на четыре зоны.
(обратно)10
Товарищ – до революции так называли первого помощника или заместителя.
(обратно)11
В европейских армиях обычные роты насчитывают не 100, а 150 солдат, не считая обслуги.
(обратно)12
В атаку – шведск.
(обратно)13
Первая столица Руси – город Словенск, был основан в 2409 году до нашей эры (3099 год от сотворения мира), источник информации – летопись Холопьего монастыря на реке Мологе.
(обратно)14
С 1709 года набор в корпус строго регламентирован и возраст для отроков должен быть равен не менее 14 лет. С 17 января 1710 года от Р.Х. по указу Старшего брата, государя Всея Руси Алексея Петровича Романова штат корпуса расширен с 37 наставников, 18 учителей, 4 святых отцов, до 78, 40 и 10 святых отцов соответственно. Так же был перенесен день поступления кадетов в корпус с первого сентября на первое августа, при этом каждой семье кадета в обязательном порядке выплачивается по 6 рублей с освобождением всего подворья от рекрутского набора в течение тридцати лет. Так же набор был увеличен с 750 до 1200 кадетов, из-за высокой потребности в преданных квалифицированных кадрах.
(обратно)
Комментарии к книге «Поступь империи - Поступь империи. Право выбора. Мы поднимаем выше стяги! Между Западом и Югом», Иван Иванович Кузмичев
Всего 0 комментариев