«Гроза»

Калбанов Константин Георгиевич

Рыцарь ч.4

Гроза

ГЛАВА 1

— Кто там? — Голос старухи Арии, звучал глухо и надтреснуто. В нем чувствовались страх и напряжение. Было от чего. Еще с утра по селу пошли нехорошие разговоры, о том, что старая знахарка, не просто лекарка травница, повитуха и во всех болезнях сведуща, она оказывается, колдунья и навела порчу на невестку старосты, вот та и занедужила, разродившись мертвым ребенком, да и сама богу душу отдала.

Об этом на всю округу трезвонил староста, поддерживаемый как своими близкими, так и близкими невестки. Оно и понятно, народиться должен был первый внук, и ведь мальчонка должен был быть, у старшего сына, только год назад оженившегося, да и сваты его тоже сильно убивались, покойница была их отрадой, единственная дочь, среди четверых оболтусов, взращенная. Были у них и еще дети, двое пацанов и три девочки, да Господь прибрал невинные души еще в младенчестве. В общем, горе у людей, понятно. Но почему ее-то клеймить, связью с нечистым.

Все бы ничего, такое уже было и не раз. Не всех удавалось вызволить из лап костлявой, да только в этот раз, похоже было так же серьезно, как и с ее дочкой, которую вознесли на костер, за колдовство. А что она-то сделала, вылечила бродяжку, прибившегося к ним совсем хворым, а тот подиж ты, оказался беглым еретиком. Вот и обвинили ее в пособничестве слуге сатаны, так как, де тот от гнева божьего помереть должен был в горячке, а она прислужница нечистого, своего соратника с того света-то и вынула, чтобы тот и дальше нес ученье сатанинское. А развеж лекарка настоящая могла пройти мимо болящего, да помощь посильную не оказать, если Господь ей дал силы и знания.

Тогда старуха попыталась в сторонке отмолчаться, дочке помочь не могла, сама бы сгинула, да все бы ничего, а вот только внучка на ней осталась. Кто о сиротке позаботится, кому она нужна, коли и мать и бабка инквизицией за колдовство казнены? Хотела отмолчаться, да только и ее к ответу призвали. Она тогда глянула в скорбные глаза дочери и прочла в них и горе, и мольбу, и волю последнюю. Стала она против дочери свидетельствовать, тем и сама спаслась и внучку без присмотра не оставила.

Она тогда боялась смотреть в глаза дочери, только когда ее на костер вознесли, она и решилась хоть в последний раз взглянуть на дочь и взгляды их встретились. К хворосту уже факел подносят, а дочка на нее пристально смотрит, и не было в том взгляде ни осуждения, ни проклятий, а только любовь и благодарность. Три года минуло, а крик дочери, когда пламя к ней подобралось, и по сей день в ушах стоит.

Оно казалось бы и ничего, пошумит староста, да родственники его и все пройдет. Осадок оно конечно останется, но всем люб не будешь. Но видать не в этот раз. Хотя инквизиторских дознавателей пока и не было, но вот священник их приходской, как-то так вскользь помянул дочь ее, мол если дочка служкой сатаны оказалась, так ее кто-то научить этому должен был. А ктож ее лекарскому делу учил-то? Ясное дело бабка Ария. И по всему выходило, что в селе завелось гнездо сатанинское. А к какому выводу могли еще прийти крестьяне, если даже падре на то указывает. Вот и выходит, что если сам же падре за нее не заступится, то ее без суда Божьего на костер вознесут, да еще и внучку ее шести годовалую вместе с ней пристроят. Бывало уже такое. И никто их не осудит, а еще и весть разнесут, о том, что селяне де сами сатанинское отродье извели.

Бежать нужно было. Да куда она могла бежать-то. Годы не те. Внучку жалко. Если за самой Арией грехи водились, а кто без греха, то дите было совсем безгрешно. Нежно прижимая к себе маленькое тельце, бабка для себя уже решила, что как только поймет, что выхода нет, то сначала внучку зельем опоит, а потом и сама вслед отправится. Как ни будь уж вымолит она у господа, чтобы он внучку в рай забрал, а сама… Кудаж детоубийце, гореть ей в гиене огненной, но то ничего, вот лишь бы внучку…

— Бабушка, откройте. — Настойчиво доносился из-за Вери голос, незнакомый голос. За многие годы, она почитай каждого в селе в этот мир приняла, да с хворями через нее прошли все, так что и в этом селе и в лежащих окрест она знала всех. А вот этот голос был не знаком. Молодой такой, сильный голос.

— Дак спрашиваю же, кто?

— Уж не жечь вас пришел точно, тем кто пожечь вас хочет стучаться незачем, не такая уж и крепкая дверь, вышибут на раз.

А что тут скажешь, прав парень, как есть прав. Дверка и впрямь хлипенькая, а крепкая-то и не нужна была никогда. Домик ее стоял на отшибе, у кромки леса, сколько добра они с дочерью за многие годы селянам сделали, а за частокол их так и не допустили. Однако не боялась она ни лихих людишек, ни селян. Лихие они тоже люди и хвори их так же одолевают, а как так, то к кому, к ней, благо разницы она никогда не делала, раб божий в лечении нуждается, развеж она может не помочь. Селяне, те только с просьбой, а если так как сейчас, то и крепкая дверь не поможет, не сумеют вышибить, вместе с домом пожгут.

Тяжко вздохнув она отодвинула засов и открыла дверь. В лунном свете перед ней предстал молодой человек, высокий и крепкий, голос прямо подстать ему. Смотрит на нее улыбается, открыто так улыбается, по доброму, без хитрости и корысти. Видать просто радуется тому что бабка ему поверила и дверь отворила.

— Чего тебе?

— Бабушка Ария, бежать вам надо. Прямо сейчас бежать. Я из села, так там на площади перед церковью староста распаляется и народ заводит, чтобы пожечь вас, да вместе с внучкой. А падре рядом стоит, обвинений не высказывает, но и в защиту ни слова не проронил.

— Вот и с дочкой моей, все стоял и молчал. А ведь мы с дочкой, было дело, его с того света возвернули.

— А то вы не знаете какова она благодарность людская.

— Да знаю я, знаю. А ты стало быть решил спасти меня?

— Ну, да.

— А почто так-то?

— Бабушка вот давай мы об том поговорим в пути. Меня ведь тоже могут начать искать. Ктож нормальный, в ночь выедет за частокол.

— А почему я тебе верить-то должна? Может ты все и придумал. — Однако в этот момент она поняла, что ничего парень не придумал, потому что даже здесь было слышно как в селе поднялся разъяренный рев толпы.

— И теперь не веришь, бабушка?

— Верю. — Вздохнула старуха. — Только не понимаю я.

— Потом, все потом. Бери внучку и в телегу. Быстро. Да вещи не бери, иначе конец и тебе и внучке, да и мне в придачу.

Что она могла сказать на это? А нет времени что-либо говорить. Бежать надо. Схватив затихшую окончательно и только лупающую испуганными глазками внучку на руки она вскочила из домишки, как была и повалилась в солому, постеленную на дно телеги. Парень уже был там и как только его пассажиры оказались в телеге, тут же стеганул лошадь. Та словно почувствовав, что сейчас решается судьба его хозяина, а может и ее самой, с места взяла резвый темп, увлекая за собой и телегу и седоков. Теперь все решала скорость. Разъяренные селяне вполне могли организовать погоню, а от верхового на телеге не уйти. Одна надежда, крестьяне они не воины, побоятся в погоню пуститься. Одно дело отойти не далеко от села, чтобы пожечь беззащитную бабку и совсем другое отправиться в погоню, а ведь вокруг леса, а в тех лесах лихие разбойнички.

Только с рассветом, они отдалились настолько, что смогли почувствовать себя в безопасности. Если бы была погоня, то уже настигла бы. А если отправятся с утра, поди найди их. За это время они успели пройти три перекрестка, да в одном месте сошли с дороги и проехав по целине с десяток верст, вышли на совсем другую дорогу.

А паренек-то в здешних местах ориентируется дай Бог каждому. Откуда?

Подъехав к опушке леса и слегка углубившись в него, парень остановил лошадь и принялся ее распрягать. Умаялась бедолага, как бы не запалить, этож сколько она сегодня отмахала, в пару дневных переходов купеческого каравана уложится.

Закончив распрягать, парень стреножил ее и пустил пастись. Сам же быстро наломал хвороста и развел костерок. Потом достал из телеги объемистый мешок и котелок, начал доставать из него свои пожитки. Мешочек с крупой, вяленое мясо, завернутое в чистую холстину, совсем уж маленький мешочек с солью. После чего поднял глаза на бабку.

— Бабушка Ария, вы тут хозяйничай те пока, а я до ручья прогуляюсь, воды наберу, он тут не далеко.

Бабка все это время молча наблюдала за парнем, так и не сделав попытки вылезти из телеги. Тело все затекло, да боялась разбудить умаявшуюся внучку. Да и парень ей был не понятен. Где это видано, чтобы вот так ни с того ни с сего, абы кому помогали, да еще когда этого абы кого в колдовстве обвиняли.

Но парня казалось не заботили думы, он просто пошел прочь искать тот самый ручей. Или не искать? Уж больно уверено он идет.

Когда голод был утолен, а наевшаяся до отвала внучка вновь пристроилась на коленях бабушки, Ария все же не стерпела и заговорила.

— Не признаю я тебя. А стало быть и обязанным мне ты быть не можешь. Почто в это дело-то ввязался.

— Так уж и не обязан?

— И места эти знаешь, как свои пять пальцев, — продолжала она свои размышления, — а я ведь в округе села всех знаю, почитай все ко мне обращались. Ну и чем ты мне обязан, милок.

— Так тем, что жив и дышу, тем и обязан.

— Я всех помню кого пользовала, даже тех кого единожды видела, — твердо возразила бабка. — А вот тебя и не помню.

— А и не удивительно. Помнишь, Джона Крысолова?

— Как не помнить. Душегуб был редкий. Сколько годов от стражи бегал, сколько народу извел изверг.

— Изверг. То верно. А только когда горе у него приключилось, то не оставила ты его и помогла.

— Не помогала я ему, хвала Создателю. Вот бабе его, было дело, помогла. Она тогда от бремени разрешиться не могла, дите не правильно лежало, так и померла бы. Погоди, погоди…

— Ага, бабушка. Теперь признала? Я это, я. Ты тогда не побоялась помочь разбойнику лихому, хотя тогда он еще лихим-то и не был, и мамку мою сберегла и мне помереть не дала. Так я долги всегда возвращаю и добрые и недобрые, всем сполна воздаю.

— Знать с отцом лихим делом промышлял, коли места эти так хорошо знаешь?

— Ходил с шайкой, не без того, да только какой из меня лихой-то. Мальцом десяти годов был, когда отца моего со старухой обвенчали. А мамка померла раньше. С обрыва однажды сорвалась да шею сломала. Когда отца осудили, остался я на улице. Подобрал меня один умелец, Стилетом прозывался. Знатный был убийца. Не слыхала?

— Нет.

— Ну оно и понятно, он по городам хаживал.

— И что же, он тебя своему ремеслу обучил?

— Было дело.

— И людишек ты со свету сживал?

— И до этого едва не дошло, да Бог миловал, — вздохнув проговорил парень. — Жизнь-то она переменчивая. Сложилось так, что оказался он по другую сторону.

— Это что же в стражники пошел?

— Не. В стражники он не пошел. Стал он дознавателем святой инквизиции.

— А ты?

— А я так с ним и остался, чином оно конечно помладше. В помощниках я.

При этих словах, брезгливое выражение укоренившееся было на ее лице сошло на нет, и теперь на парня взирали наполненные страхом глаза.

— Э, э, бабушка Ария. Ты это брось. Что же по-твоему, как инквизитор, так и сразу на костер вознесу. То что ты колдунья никак не доказано, и в пособничестве нечестивцам ты не уличена, а то, что староста с молчаливого одобрения падре там наговорил ни о чем не говорит. Горе у человека, вот он и распалился.

— Значит, добром решил отплатить?

— И да и нет.

— Как это?

— А вот так. Отплатить-то за добро это стояще, но вот только есть еще и закон Божий. Если бы было проведено дознание и вина твоя была бы доказана, то это одно, а вот так без суда, это совсем другое. А какое дознание там можно было провести? Все кипят как вода в котле, никто рассудка слушать не хочет, падре в сторонку отошел. Да объявись я там хоть трижды инквизитором, то слушать меня никто не стал бы, оно конечно если бы я тебя колдуньей нарек, то тогда, да. А как захотел бы дознание провести, то меня самого чего доброго на костер вместе с тобой определили бы.

— Значит, ты за справедливость?

— За справедливость. В том клятву Господу нашему давал, за то и на смерть пойду.

— Странный ты.

— Ага. Сын душегуба. Сам душегуб. А стою за правду. Да только мне повстречался человек, который мне глаза сумел раскрыть и путь истинный указать.

— И кто же?

— Падре Патрик, он потом еще и епископом Йоркским был.

— Это тот которого в еретичестве обвинили, а потом на божьем суде оправдали?

— Он бабушка. Ты не представляешь, какой это человек. И ведь сам Господь за него. Я тогда на площади был и все видел. Шел себе человек прохожий, взял да откликнулся на зов падре, никто ничего еще и понять не сумел, а поединщик, что инквизицией выставлен был, уже лежит мертвый, в честном бою убитый.

— И как же у тебя рука поднялась на столь тобой любимого человека, донос написать?

— А ты откуда…

— Поживи с мое, еще не то узнаешь. Так, что? Так было?

— Не у меня, — потупившись, пробормотал инквизитор. — У брата Адама.

— Это Стилет который? — Парень только кивнул. — А ты что же, в сторонке решил отсидеться?

— С ним я был. Да только, падре такие вещи говорил, что в поперек учению Церкви выходило.

— Знать понял ты, что ошибался.

— Понял.

— А Стилет твой?

— Брат Адам он, не Стилет больше. И он понял. — Он еще некоторое время растерянно смотрел на рдеющие еще угли костра, которые уже начали подергиваться серой дымкой золы, но потом взбодрился и обернулся к бабке. — То дела прошлые. Ты лучше скажи, что там на самом-то деле приключилось?

— А тебе не рассказали, разве?

— Все как есть рассказали и не как инквизитору, я там и не назывался, а как человеку стороннему. Но долг обязывает меня все стороны выслушать.

— Ишь ты. Долг обязывает. Ну, так слушай. Остались бы живы и ребенок и мамка его, если бы они дуралеи меня послушали. Ребенок у нее не правильно лежал, да как лежал так и пошел, а перевернуть его у меня ни как не выходило, в пуповине он запутался. Предложила я им взрезать живот мамке, да и достать мальца, а потом и живот сшили бы. Оно конечно шрам остался бы, да только жива была бы, и с ребеночком сейчас тетешкалась. А дуралеи эти на меня в крик. Я им, мол со скотиной такое уже делали, когда она падала, так хоть теленочка спасти получалось, а девка здоровая, оклемается, вон воины какие раны подчас получают и выживают. Погнали меня со двора.

— А как померла бы девка?

— А она не померла? — Гневно зыркнула старуха в его сторону. — Вон мамка твоя выжила и ты вон какой вымахал, и она так же могла.

— Так со мной так же было?

— Так же, так же. Да только отец твой долго думать не стал. Сказал чтобы делала что следует, нужно мол голову отрезать и назад пришить, делай, да только если с ней и ребенком что случится он меня сразу и порешит.

— Что потом-то было? Ну, с невесткой старосты.

— А что было. Погнали меня. Бабы сами стали по своему разумению роды принимать, да только роды то не простые, а они как заведено. Ребеночка достали, да только удавили пуповиной, а ее бедняжку так порвали, что кровью она изошла. Вот и вся правда.

— Сходится все.

— Что сходится-то.

— Да все сходится. Ладно, бабушка Ария, давай собираться. Лошадка отдохнула, а внучка твоя, да и ты в телеге поспите. Ехать надо.

— А куда ехать-то?

— Ну, назад тебе нельзя, хотя и нет на тебе ни какой вины. Знаю я одно место, где тебе будут рады.

— Ишь ты, прям таки и рады.

— Ты не насмешничай. Раз говорю, значит, знаю о чем.

Странное это было село. Странное и большое. Все дома как по линеечке выстроены, заборы аккуратные, переулочки не вкривь и вкось, а тоже ровнехоньки. Дома сами тоже непривычные, аккуратные и все как один одинаковые, как их люди не путают. При домах огородики с грядками, Деревья плодовые, да молодые, видно, что не так давно высажены, может два года, может три, но не больше, и так во всех дворах. Были во дворах и постройки для скотины, да других нужд, и тоже все аккуратно так сделано, добротно, где-то что-то пристроено, а так тоже видать один в один построено было. И опять и дома и постройки новенькими выглядят. Молодое село получалось, но больно уж большое.

А улица та и вовсе удивила, потому как вся была отсыпана речной галькой с песком. По такой улице в самую распутицу можно и пешком пройти и на телеге проехать и не потонуть по колено в грязи, а по краям дороги канавы, которые при въезде во дворы были перекрыты дощатым настилом, чтобы вода могла беспрепятственно стекать. Посредине села просторная площадь, на которую главная улица выходит, а там церковь большая, настолько, что могла вместить не одну сотню прихожан.

Ария смотрела по сторонам и не могла насмотреться, до того все здесь было необычно и ладно устроено. Когда они подъехали к церкви села Пограничное, как назвал его инквизитор Сэмюэль, он спрыгнут на землю и попросив ее подождать скрылся в здании. Вскоре он появился с седым священником, среднего роста, но весьма округлых форм. Толстячек священник ей сразу понравился, лицо у него было покойное и одухотворенное, а вместе с тем доброе и приветливое, такие сразу располагают к себе. Вместе с ними появился и служка, который тут же юркнул в сторону, торопясь куда-то по своим делам.

— Все бабушка, приехали, — произнес Сэмюэль. — Падре Иоанн о вас позаботится.

Она с внучкой прошли вслед за священником, который проведя их в свои покои озаботился скромной трапезой, Но Ария есть не стала, внучка же с детской непосредственностью набросилась на скромную еду, кусок сыра с хлебом, да кружка воды. Вскоре к падре заглянул не высокий крепыш, с появившимися в волосах серебряными нитями седины, и окладистой бороде, с той же редкой сединой.

— А вот и староста пришел. Быстро же тебя нашли.

— Здравствуйте падре. Плох я был бы староста если бы меня долго разыскивать пришлось. Звали, падре.

— Звал, сын мой. Вот познакомься. Это Ария, она лекарка, как говорят лекарка хорошая.

— А кто говорит-то, падре.

— Бэн, до чего же ты бываешь дотошным, — добродушно улыбнувшись и погрозив пальцем проговорил священник. — Тебе не достаточно, того, что я тебе это говорю, сын мой.

— Достаточно, падре. — Тяжко вздохнув, словно ему-то есть, что возразить, но делать он этого не будет и только из-за безграничного к нему уважения. — Раз так, то пойдем Ария, определю тебя на жительство, да объясню, что к чему.

— И не забудь ее представить сэру Джефу. — Напутствовал его священник.

— Это как водится, падре. Только вот определю, а тогда уже. Сэр Джеф-то опять увел дружину, на учебное поле, так что скоро не появится. Но к вечеру обязательно.

Когда они вышли на улицу, староста окинул старуху и ее внучку внимательным взглядом и кивнув своим мыслям, словно придя к какому-то выводу проговорил, направляясь по улице и соответственно увлекая их за собой.

— Стало быть, по горячему бежали.

— С чего ты взял?

— А как же иначе-то. Вещей у вас, только то, что на вас, даже узелка нет. Ты Ария не обижайся, но только со мной как с падре на исповеди, мне здесь за порядком смотреть и ответ держать перед милордом и людьми. Пока дойдем время есть, а не успеешь, так я и не тороплюсь.

— А что так-то? Разве дел нет?

— Дел выше головы. Да только лекарка это дело такое, скользкое дело, а я за село перед милордом в ответе. Так что сама пойми, знать все должен.

— Твоя правда.

Ария без утайки, но весьма сжато рассказала ему о своей прошлой жизни, опуская подробности, рассказывая только в общих чертах. Не утаила и того, что произошло перед их с внучкой бегством.

— Сэмюэль, что привез нас, сказал, что нам здесь будут рады, что баронство только обустраивается и с лекарками просто беда, а барон тот о здоровье людишек сильно заботится.

— Правду сказал, твой Сэмюэль. А из какого он села?

— А вот этого он не сказал. — Проинструктированная инквизитором, тут же ответила бабка. К ее удивлению Бэн отнесся к этому заявлению с пониманием, словно иного и не ждал. Странно это было. Но как говорится, поживем увидим, да все и узнаем, может и впрямь в этом нет ничего удивительного.

— Ну, вот и пришли.

Бэн толкнул калитку одного из домов, на соседней улице, расположенного ближе к центру села. Бабка замерла, не решаясь ступить на подворье. Так не могло быть. Те кто жил лекарством никогда не селились в селе, они всегда жили наособицу, за частоколом, так как люди не терпели их рядом с собой. От лекарства, до колдовства один шаг, а потому они предпочитали перестраховываться, сколько бы добра не принесла лекарка, в ней в любой момент готовы были увидеть пособницу дьявола, а потому и среди людей таким делать нечего. А буде хворь какая приключится, так до лекарки и добежать всегда можно, а нет, так и пригласить в дом.

— Ну, чего встала-то?

— А куда ты меня привел?

— Дом это теперь твой будет. Оно конечно дом пока принадлежит милорду, ты должна будешь за него выплатить ему полную стоимость, но это не к спеху, за два три года осилишь, а если и впрямь лекарка знатная, так и раньше любого крестьянина управишься.

— А не боишься, меня в селе селить?

— С чего бы это? Будь ты с душком, то чай инквизитор тебя не привел бы. А так, как говорит милорд, лекарка должна быть поближе к больным.

— А с чего ты взял, что меня привел инквизитор?

— А то нет. Но то дело не мое. Вот это твой дом. Ты пока подумай, что нужно для обустройства, походи, посмотри, а вскорости к тебе придет моя жена, ей все и обскажешь. А я пойду, твоя правда, дел много.

Обходя дом, сложенный на совесть из хорошего строевого леса, подворье, не менее ладно устроенное, она была словно во сне. Внучка, пока еще не освоившаяся на новом месте всюду следовала за ней, вцепившись своей ручонкой в ее юбку и затравленно оглядываясь по сторонам. Поверить в то, что этот дом, которому позавидовал бы любой зажиточный крестьянин в тех местах откуда она убежала, было невозможно, но судя по всему это было именно так.

Сам дом тоже удивил. При входе небольшая прихожая, чтобы зимой не прямо с мороза в дом входить. За дверью прихожей, что-то вроде камина, какой она видела на постоялом дворе, но точно не камин, тот больше на очаг похож, а это вообще ни на что из ранее виденного похоже не было. Очага же нет. Здесь же на стенах были несколько полок, как видно для утвари, небольшой, но и не маленький стол, две скамьи.

Справа и слева от странного камина, или не камина, две двери, которые ведут в две комнаты. Та что слева самая большая, а дальше еще одна дверь, за которой уже поменьше, такая же, как и справа от камина. В этих комнатах стоит по кровати, простые из струганных досок, но должно быть удобно, когда чем ни будь застелется. А в большой комнате и нет ничего, только у окошка, затянутого бычьим пузырем, стоит большой сундук, простой, но ладный.

Стены дымохода камина, в каждую комнату выходят, это же какой дымоход получается, по всему выходит, что стены дымохода должны в зиму отапливать комнаты, этож сколько дров нужно сжечь, чтобы протопить весь дом, и подумать-то страшно. И кругом чистый запах струганного дерева.

Входная дверь отворилась и на пороге появилась не большого росточка дородная женщина.

— Здравствуйте, бабушка Ария. Я жена старосты, Анна. Послал меня к вам, говорит, поди разберись, что там да как, люди совсем без ничего прибыли. Так с чего начнем?

По доброму Арию встретили только падре, староста, да его жена. Остальные косились недоверчиво и даже с долей опаски. Соседи и вовсе боялись смотреть в ее сторону. Освоившаяся было внучка, попыталась завести знакомство с местной ребятней, да была бита и прогнана восвояси. Потом долго плакала на груди старухи никак не понимая, почему к ней так-то. Нет, она знала, что жить на особицу их лекарская судьба, девочка была сообразительной не по годам, но вот только она была ребенком и все принимала с детской непосредственностью. Раз уж пустили их жить в село, то и в остальном должно быть иначе. Ан нет. Все было, как было.

Погоревав на пару с бабушкой, та тоже прослезилась горю внучки, стали жить как и прежде, вместе уходить в лес, собирать травы да коренья, которые в скором времени могли понадобиться. Старуха была лекаркой, тем и жила, по иному пропитание добывать не умела, а раз так, то нужно быть готовой, чтобы какую помощь оказать, да и внучку учить нужно продолжать, не станет старухи, та сама должна будет о себе позаботиться, а чему Ария могла еще научить кровинушку, как не своему ремеслу.

На следующий день к ней заглянул местный кузнец, его прислал староста, так как жена донесла, что той нужен какой-то инструмент, топоры да вилы, это хорошо, да только у лекарки были и иные пожелания. Опасливо сторонясь старухи, кузнец внимательно выслушал, что той требуется, а затем пригласил ее в кузню. Два дня она пробыла в кузнице, подле кузнеца на пальцах объясняя как переделать то или иное, что по ее заказу он делал. Но сладили.

Так в заботах шли дни, и миновало воскресенье, а на следующий день к ней пришел падре Иоанн.

— Здравствуй, дочь моя.

— Здравствуйте падре.

— Не заболела ли часом, та, кто должен здоровье людям нести?

— Слава, Господу нашему, здорова, падре.

— А если так, то почему не была на воскресной службе. Или не крещеная?

— Да как можно, падре. — Возмутилась старуха. — Да только нам никогда не было хода в церковь, только к священнику отдельно и хаживали.

— Это кто же так завел? Уж не священник ли, тамошний?

— Всегда так было. И когда падре менялся, так и оставалось.

— А теперь не будет. — Сказал как отрезал падре Иоанн, в один момент преобразившись из добродушного, в строгого и требовательного. — Велю тебе на каждую службу приходить, и внучку приводи. — А потом, вновь подобрев, закончил. — Люди к вам с недоверием, а вы еще и в церковь не ходите, нужно это менять, пусть они с тобой и внучкой твоей не только по нужде общаются, но и по доброму, по соседски, тогда и не повторится то, что было раньше. Поняла ли?

— Поняла падре.

— Вот и ладно. И еще. Если нужда какая, так ты не стесняйся говори, не мне, так старосте, а лучше жене его, она лучше поймет заботы домашние. На людей не обижайся. Трудно им свыкнуться, столько нового, вот и лекарка, считай колдунья, — ухмыльнулся, — среди них живет. Ну да Господь им судья, а наше дело изменить это.

Тогда она не поняла, о чем говорил падре, упоминая многие новшества, но постепенно, со-временем до нее начало доходить, что попала она и впрямь в необычное баронство и то, что ее определили на жительство в село, предоставив целые хоромы, хоть и не даром, но все же, было далеко не самым удивительным.

Господи, ну наконец-то монастырские земли. Вон и монастырь виден, стоит слегка на особицу от небольшого сельца, что при монастыре основал сэр Андрэ, насадив туда своих кабальных, которых повыкупали по всем маркграфствам, кого с собой купец Бэлтон привез, в последнее время он сильно приподнялся, да передал барону, а кого и вассалы барона привели. У кабальных иных забот не было, как обиходить монастырь, да духовную семинарию при нем, в которой обучались все дети, собранные с баронства.

Сейчас-то здесь было тихо, так как в селе оставались только дети кабальных, даже в приюте, при монастыре и духовной семинарии, не было ни одного сироты, так как на летнее время весь приют переехал в Кроусмарш, сейчас мальчишки под руководством ветеранов постигали воинское умение, чем были весьма горды. Люди поначалу хотели было разобрать детвору по семьям, да и воспитывать как своих, как оно и было заведено, редко когда увидишь в людских землях беспризорных детей, это если уж совсем плохо, да прижиться дите ни с кем не может, дети они тоже разные бывают и у каждого свой характер, подчас неуправляемый. Есть конечно и при монастырях приюты, но там по большей части совсем уж сироты. Бывает такое, редко, но бывает, что родня дальняя не хочет взваливать на себя лишний рот, вот и определяют таких детей в приюты при монастырях, оттуда дети в основном потом уходят в те же монастыри, но не все конечно, если они сами оттуда не убегут до совершеннолетия.

На землях барона Кроусмарш, люди жили довольно зажиточно, даже в зимнюю пору не задумывались о том, чтобы куда отправиться на приработок, им их обеспечивали на месте, бывало, что за зиму зарабатывали ни чуть не меньше, чем с собранного урожая. Потому вопроса с приютом здесь и не стояло бы, люди разобрали бы всех детей по семьям, невзирая на отсутствие родства, но барон отчего-то воспротивился этому. Больше сотни детей жили под его кровом и его опекой. Еще странность, распространялось это только на мальчиков, девочек сироток тоже всячески привечали, да только в приюте ни одной не было, всех разбирали по семьям, ну и в семинарии девочки не учились, худо бедно приходские священники обучали их грамоте и святому писанию, на том их учеба и заканчивалась. С каждым караваном прибывал или один или сразу несколько мальчиков, постоянно увеличивая численность приюта.

Сам сирота Сэмюэль, приглядывал за этим ревностно, правда, повлиять он ни чем не мог, но следил пристально, однако ничего предосудительного не видел. Всякий раз на праздники сам барон, со всей семьей приезжал сюда, и хотя здесь обучался и его старший сын, в этом году минул первый год его обучения, больше всего внимания он уделял именно сиротам, всячески стараясь выказать свою заботу. О баронессе и говорить нечего, она им всем вместо матери была, бывая здесь гораздо чаще, а не только в праздники, причем объяснить это желанием повидать сына, было нельзя, так как подобным же образом она себя вела и до его появления в семинарии.

А вот от того чему учили в этой семинарии, у него поначалу даже волосы на голове зашевелились. В этом месте был самый настоящий рассадник ереси. Ну, во всяком случае в начале он все именно так и воспринял. В селах священники тоже вели непонятные разговоры, да только там они действовали как-то исподволь, аккуратно подводя уже взрослых сформировавшихся людей к тем выводам, о которых открыто и без утайки вели беседы со своими учениками в семинарии.

Впервые попав на подобное занятие, брат Сэмюэль, едва сдержался, чтобы не отправить пространное донесение архиепископу, вернее он-то это сделал бы непременно, но его остановили. Падре Патрик остановил, который вне баронства считался простым приходским священником в селе Новак, да духовным пастырем семейства барона, а на деле держал в своих руках еще и все приходы в баронстве и даже настоятель монастыря относился к нему с почтением, подобающим епископу, ни как не меньше. А население баронства росло год от года, а вернее чуть не ежедневно. Подумать только, в баронстве проживало уже больше пятнадцати тысяч человек, а люди все прибывали. Так вот, до людей медленно, осторожно, но неуклонно доводили тот факт, что орки, вовсе не порождения сатаны, а простые язычники, коих стоит вырвать из плена язычества и привести в лоно церкви, что делать это нужно не огнем и мечом, а терпением и убеждением, то что они отличаются от людей, объясняли все тем же язычеством, в мраке которого они де живут уже многие века, еще до появления здесь паствы Господней. Что де, Господь, в мудрости своей, направил сюда людей, дабы они несли этим народам свет истинной веры, ибо каждая тварь на земле творение Господа нашего, но люди позабыли о своем предназначении, позабыли для чего в свое время, многие века назад, предки их направили стопы свои в Иерусалим и просто решили, что Господь даровал им землю обетованную, новое Царство Небесное. Однако Господь в мудрости своей, свел людей с орками, не ведающими истинной веры, люди же позабыв о своем предназначении, восприняли их как врагов рода человеческого, и началась нескончаемая война, которая длилась уже не один век. Нет, они не призывали увидеть в орках братьев во Христе, ибо те не торопились встать под знамена истинной веры, но подводили к мысли, что сатана тут ни при чем. Вернее происки сатаны-то как раз были повсюду, ибо он одурманив разум служителей Господа нашего, поселил в их сердцах ненависть, к древним жителям земли этой. Ослепленные ненавистью они даже не пытались увидеть насколько разные орки, в доказательство этому, в каждом селе было по нескольку семей с южного пограничья, которые не таясь рассказывали о том, чему сами были свидетелями в пограничье, и насколько разнятся повадки степных орков от повадок орков лесных.

Сказать, что брат Сэмюэль был в шоке, это не сказать ничего. Но многие беседы с падре и братом Адамом, представленные факты, документы, в виде древних рукописей, в том числе и рукописи самого святого Иоанна, уж как они-то сюда попали, постепенно убедили молодого и горячего инквизитора в правдивости всего этого. Тем более, что сомнению придавалось не писание и не вера в Господа, а именно отношение к оркам.

Ни один и ни два месяца минуло после его появления в Кроусмарше, прежде чем его решились отпустить в другие земли. Но теперь он знал и верил в то, что ничего сатанинского в орках нет, что они просто другие, вот и все.

Понял он и то, что безжалостное преследование инквизицией, всего нового несет с собой большой вред. Вот доставленный им крестьянин Бон, что в его делах сатанинского, если он отбирая семена от самых лучших злаков, за многие годы добился того, что зерна из его семян выходило в полтора раза больше, чем у других, а его за это, едва на костер не спровадили, едва успели его умыкнуть вместе с семьей, причем против его воли, он-то не зная за собой грехов, хотел честно предстать перед судом. Здесь же, с богатого урожая прошлого года, уже все село Новак обеспечили необычными семенами, так что на будущий год, барон планирует обеспечить семенами этого зерна уже все села баронства.

Или взять дочь старухи Арии. За что ее-то на костер, если она долг лекарский и христианский исполняла, помогая больному и ближнему. Откуда ей было знать, что тот обвинялся в ереси. Но долго разбираться не стали, вознесли на костер, а как же иначе, ведь и сама мать ее подтвердила, что дочка с нечистым водилась. А у старухи-то и выхода иного не было.

На многое теперь брат Сэмюэль смотрел совсем иначе, многое увидел в совсем другом свете. Теперь судьба его была в том, чтобы помочь людям сберечь знания которые люди в муках обретали, а иной раз в озарении, освященные волей Божьей. И свой долг он исполнял честно, а чаще и бесчестно, это уж как получалось.

Телега проскрипев давно не смазываемыми колесами втянулась во двор монастыря и ворота за ним закрылись. Все. Теперь дома. Теперь можно говорить не следя за каждым своим словом и не опасаясь доносов и как следствие ареста.

— С возвращением, брат Сэмюэль.

— Спасибо. А что аббат Адам в монастыре?

— Вчера еще вернулся из Йорка. Все тебя выспрашивал. У себя он.

Поблагодарив монаха привратника, инквизитор прямиком направился к своему начальнику. Оно конечно главой всему здесь был настоятель монастыря, но только на инквизиторов он смотрел снисходительно, прощая им их обхождение, так как они только жили здесь, да и то не часто, в основном все время проводя в разъездах, обряженные обычными людьми и рясу не носили, так как по роду деятельности не должны были привлекать к себе внимания. Всего их было десять человек, и старшим у них был аббат Адам, которого возвел в это звание год назад архиепископ Йоркский.

— Ну наконец-то. Я уж думал не случилось ли чего.

Встретил его радостной улыбкой аббат. Поднявшись из-за письменного стола за которым он работал, новшество внесенное бароном, так было работать куда сподручнее, чем за секретером, а уж тем у кого были проблемы с ногами, так и подавно, он подошел с Сэмюэлю и тепло его обнял. Не было в этом ни тени наигранности, а только искренние чувства. Сэмюэль не обманывал Арию, когда рассказывал о том, что его воспитывал этот человек, воспитывал своеобразно, но все же был как отец родной, а кем у него отец-то был, вот то-то и оно. Убийца, достойная замена лихому разбойнику, это еще разобраться нужно, кто больше жизней загубил.

— Господь миловал. Все хорошо.

— Все удалось?

— Я же говорю, все хорошо.

— Так, донесение падре потом напишешь, да смотри там не забудь, по аккуратней, незачем ему все знать. А сейчас расскажи, как все прошло, да тут уж без утайки.

— Переговорить со старухой я не успел. — Пожав плечами, словно говоря, что как аббат скажет так и будет, начал он. — Когда я прибыл, в селе несчастье случилось, во время родов преставилась невестка старосты и тот распылялся на все село, мол это старуха погубила и дите не рожденное и невестку. Хотя на самом деле ей не дали спасти девку, сами и загубили, дурни. Раз уж так случилось, то я решил воспользоваться ситуацией. Мы ведь сразу думали, что она не согласится переезжать.

— Да. Странно, но при всей неприязни к лекарям, они не спешат уходить с насиженных мест.

— Может, думают, что везде одинаково и не стоит искать лучшего, если есть хорошее.

— Ну, хорошим такое положение не назовешь. Но возможно ты и прав. Продолжай.

— Дело едва не испортил местный приходской священник. Он в свое время был при смерти и старуха вместе с дочерью вернули его буквально с того света. Дочери он помочь не смог, там вмешалась инквизиция и он был бессилен, а вот старухе пожелал помочь и образумить селян. Но это не входило в мои планы. Я представился ему, сказав, что здесь проездом и выказал ему удовольствие от того, что в их селе столь ревностно борются с ересью.

— Священник начал науськивать крестьян?

— Нет. Он просто промолчал. Вообще не сказал ни слова. Но крестьяне поняли его так как им было выгодно.

— Понятно. Ее исчезновение с тобой не свяжут?

— Нет. Я покинул село задолго до темноты, а потом дождался пока стемнеет, отсидевшись в лесу. К старухе приходила какая-то крестьянка, уже после моего отбытия, так что ее исчезновение со мной не свяжут. Честно признаться мне не нравятся методы которыми мы действуем. Я привел сюда уже четверых, и только один пошел своей волей. Вернее пошли-то они сами, да вот только мои действия вынудили их к этому. Можно ли творить добро подобным образом?

— Важен результат. Просто помни о том, что было бы с этими людьми доберись до них наши братья по ордену, а потом вспомни о том, как эти люди живут теперь. Волю Господа можно нести разными путями. Святая инквизиция сжигает людей на кострах и тоже считает, что несет свет веры. Ария не догадалась?

— Нет. Но честно признаться, жаль, что мы опоздали на три года. Ее дочь сильно превзошла свою мать.

— У старухи есть внучка, она ее обучит и знание не будет утрачено. Кстати, старуха-то как, крепкая еще?

— Крепкая, да только и внучке всего-то шесть.

— А вот тут мы ничего поделать не можем. Иди, отдыхай. Даю тебе три дня, а потом снова в путь. Не смотри на меня как обиженный ребенок, сам знаешь времени у нас не так много. Нужно торопиться.

— Мы прямо Ноев Ковчег, какой-то.

— Может и Ковчег. Иди.

Аббат Адам, проводил взглядом своего бывшего ученика и тяжко вздохнул. Какой талант пропадает даром. Обучая его ремеслу убийцы, он поражался его успехам, паренек все схватывал на лету и совсем скоро начинал делать то, чему его учил Стилет, гораздо лучше, чище и виртуознее. Выйди он на улицы городов в той ипостаси к которой готовил его лучший мастер мокрых дел, и он затмил бы своего учителя. Но не судьба. Стилет совершил ошибку гораздо раньше. А потом был епископ Патрик, и карьера молодого человека завершилась, так и не успев начаться, потому что он без оглядки последовал за своим наставником.

После распространения различных вещиц, которые явно указывали на существование империи, он получил новое задание от архиепископа Йоркского. Дело в том, что брат Горонфло, надзиравший в свое время за селением Новак, ни как не хотел успокаиваться. Вернее он-то притих, когда барон Кроусмарш убыл в свои владения, ожидая вестей о гибели как самого барона, так и тех кто последовал за ним. По убеждению инквизитора они все были заражены ересью, и такая судьба была бы только закономерной. Но вышло невероятное, даже будучи преданным наемниками, сэр Андрэ сумел вывернуться и остаться в живых, мало того он спас своих людей и сберег от набега как свое баронство, так и земли Йорка. Нападение было внезапным и маркграфство просто не было готово к набегу. Теперь имя барона Кроусмарш, было на слуху у всего маркграфства и прилегающих земель. Это ни коим образом не могло порадовать брата Горонфло, который начал усилено заваливать архиепископа прошениями о дозволении проведения дознания на территории баронства.

А вот это уже ни коим образом не входило в планы Игнатия, но и оставить без внимания настоятельные требования о проведении дознания, так чтобы не привлечь к себе внимания, он тоже не мог. Однако, помня о том, что он со своим сообщником архиепископом Баттером, а как его еще назвать, дали молчаливое благословение барону Кроусмарш, он не направил туда брата Горонфло. Вообще-то это было бы просто идеально, но только в том случае, если бы брат Горонфло был в числе посвященных, но это было не так. Связываться в этом деле с фанатиком? Ну уж нет, Игнатий еще не выжил из ума.

Вместо него он направил туда брата Адама, благо тот был в курсе всего и отношения у него с сэром Андрэ были натянутыми. Вот только он не учел одной особенности брата Адама, тот весьма своеобразно относился к тем кто ему нравился, например, мог попытаться его убить, просто чтобы выяснить, какова будет реакция. А реакция барона ему понравилась, хотя все могло закончиться для него и плачевно.

Оказавшись в Кроусмарше, брат Адам в первую очередь посетил падре Патрика, и так уж случилось, что повстречал у него и сэра Андрэ. Казалось, что та встреча, что была в 'Бойцовском петухе', просто продолжилась.

Он без утайки рассказал им обовсем, что приключилось с ним, за то время пока они не виделись. Рассказал и о фальшивом караване, и о плене, и о рабстве, и о побеге, сильно удивившись реакции сэра Андрэ по поводу найденного инквизитором в камышах караване, рассказал и о том, что начали предпринимать два архиепископа. Правда с Баттером он не встречался и напрямую о его участии Игнатий не говорил, но дознаватель сумел сложить два и два и получить правильный результат.

Однако та встреча, вновь едва не закончилась плачевно. Все дело в бароне. Он ни на фартинг не доверял инквизитору, при первой встрече, не изменил своего отношения и теперь. Глядя прямо в глаза брату Адаму, он не скрывая своего призрения и злобы проговорил, цедя слова сквозь зубы.

— Ты в свое время уже предал падре. Только не нужно говорить, что это не так. Я долго беседовал с падре, я вижу тебя насквозь как рентген. Не смотри на меня такими глазами.

— А что это такое? Рентген? — Искренне удивился Адам.

— Кто о чем, а вшивый о бане.

— Причем тут вши?

— Да ни причем. Хочешь сказать, что я лгу?

— Нет. Донос был написан мною. — Признал инквизитор, понимая, что либо между ними будет полное доверие, либо они попросту не смогут договориться.

— Успокойся сын мой, — падре положил руку на плечо сэра Андрэ, охлаждая его пыл. — Я не так уж и глуп и всегда знал, кто написал тот донос. — Эти слова заставили удивиться обоих его собеседников. — Но это не было предательством. Я привел Стилета в лоно Церкви и сделал его ревностным ее служителем. Как он мог реагировать на мои высказывания, последовавшие позднее? Он просто выполнял свой долг, вот и все. И когда он пытался организовать мой побег, он был столь же искренен и довел бы задуманное до конца. Вот только тогда чувства у него возобладали над разумом, и он просто позабыл, на что по настоящему способна Святая Инквизиция, когда она поистине хочет найти того, кто им нужен. Я же об этом не забывал и понимал, что вместе со мной погибнет и он. Я решил просто довериться воле Господа нашего, и он выказал ее послав тебя, сын мой. И чем дольше я нахожусь подле тебя, тем больше убеждаюсь в мудрости его и безграничной силе. Оставь эти мысли. Брат Адам никогда не предавал меня.

Тогда сэр Андрэ поверил падре, или сделал вид, что поверил, не суть важно. Он стал подробно расспрашивать Адама о всех деталях, произошедшего с ним. После двух часовой беседы он отчего-то взбодрился. Это обстоятельство несколько удивило его собеседников.

— Извини, сын мой. Но не подскажешь ли, что тебя так вдохновило в рассказе Адама, что ты так воспрял?

— А разве вы еще не поняли? Господи, да все просто как день. Ну, вот смотрите. Есть император Гирдган, которому дозарезу нужно без проблем пройти сквозь степи кочевников, он готов заплатить кочевникам, если они пойдут ему навстречу и готов заплатить, много, по императорски, не скупясь.

— И что в этом хорошего? — Удивился брат Адам. — Они возьмут дары и войско беспрепятственно пройдет к нам.

— Э-э не-ет. Не все так просто. Степняки имеют общего вождя?

— Нет. — Ответил инквизитор.

— Значит, императору нужно будет договариваться сразу с несколькими вождями и ублажать их всех, а это может оказаться очень дорого. Но против императора выступают его же подданные, не открыто, но они всячески будут мешать ему. Во-первых, это работорговцы, подобные тому у которого ты был, и обычные торговцы живым товаром. Во-вторых, это торговцы, которые крепко завязаны на торговле со степняками, у них тоже не малую долю дохода составляет торговля рабами из людей, если не большую, при таких-то ценах. В-третьих, сами степняки, которые тоже имеют не малую прибыль от торговли людьми. А император хочет в одночасье порушить уже веками устоявшиеся отношения.

— Ты хочешь сказать, что империя не придет и степь все так же стоит заслоном между нами и ней?

— Нет, падре. Империя все равно придет. Вот только произойдет это не на следующий год и даже не через год. Я думаю, что года два у нас есть точно. Если только императору не надоест эта мышиная возня и он не набросится на степняков, чтобы проломиться к нам. Но тогда мы об этом узнаем. Но и тогда у нас будет как минимум еще год. В зиму конечно можно выйти в поход, да вот только они здесь настолько суровы, что врядли он отважится на подобный поход в отрыве от своих баз снабжения. — Поняв, что вновь сказал, нечто не понятное он отмахнулся от немых вопросов. — Не обращайте внимания. Вы ведь поняли, что я хотел сказать? Вот и прекрасно.

— И что ты намерен делать, сын мой?

— То, чего от меня и хотят архиепископы Йоркский и Саутгемтонский. Готовиться к войне и ковать оружие. Но только, коли уж у меня появилась фора по времени, делать я это буду более основательно, чем задумывал раньше. Ваша же задача, брат Адам состоит в том, чтобы Святая Инквизиция как можно дольше не совала сюда нос, потому как далеко не многие знают о том, что происходит на самом деле.

— С чего вы взяли, что можете отдавать мне приказы? — Возмутился дознаватель.

— А я и не пытаюсь вам приказывать. — Пожал плечами сэр Андрэ. — Либо мы делаем одно дело, либо не делаем. Вот и все. Я лишь предлагаю равноценный союз. С одной стороны я, моя задача в подготовке войска и его снабжения. С другой стороны, падре, он должен будет позаботиться о крепости духа паствы и доведения до них настоящего положения дел, так чтобы не поднялся бунт и нас всех не вознесли на костер в праведном гневе. И с третьей вы, ваша задача состоит в том, чтобы инквизиция не совала свой нос в наши дела и не порушила наши начинания. Вот как-то так, а иначе и пытаться нечего.

— Вы настолько уверены в своих словах?

— Хорошо, давайте посмотрим на это иначе. То, что задумали архиепископы, внесет смущение в умы паствы, умные люди сделают правильные выводы, но чем это закончится, если Церковь останется в стороне от этих начинаний. Кострами. Будет много, много костров и еще больший страх в сердцах людей. Все. Большего, такими методами, они не добьются. Да, люди будут перешептываться, поползут различные слухи, но священники которые должны сказать свое веское слово будут либо отмалчиваться, либо с завидным упорством талдычить о том, что все это происки нечистого и его слуг орков.

— И что же предлагаете вы?

— Я предлагаю закрыться в Кроусмарше, всех впускать и никого не выпускать отсюда. Я уж позабочусь, чтобы людям здесь жилось лучше, чем там, откуда они придут, настолько лучше, что они сами не захотят отсюда уходить. Торговлей займется мой друг, других торговцев я сюда просто не пущу. Это будет выглядеть нормально, учитывая то, что он едва не разорился, поддерживая меня в моем начинании, теперь же чтобы отплатить ему, я замкну всю торговлю на нем, хотят торговать нашим товаром, пусть покупают у него и кусают локти, от того, что оказались столь недальновидными. Полная изоляция. И в условиях такой изоляции работа священников, уверен, что у падре найдутся единомышленники, в особенности из тех, кто знает об империи. Некоторые уже прибыли, а скоро прибудет и тот, кто станет настоятелем монастыря, Святого Иоанна. А вот безопасность уже ваша епархия и как этого добиться решать вам.

В тот раз Брат Адам сумел найти в себе силы поверить сэру Андрэ. Он систематически отправлял с голубиной почтой донесения в епархию, упирая на то, что ничего предосудительного, за исключением дозволенного, в Кроусмарше выявить не удается. Иногда, примерно раз в месяц, он лично выезжал в Йорк, чтобы встретиться с архиепископом и в личной беседе сообщить то, что не мог доверить бумаге. Конечно, он сообщал только то, что не могло возбудить в Игнатии подозрений, по поводу того, что в Кроусмарше помимо дозволенной вольницы происходит еще что-то. Именно с благословения архиепископа, брат Адам полностью закрыл баронство для посещения посторонними, так как нежелательные слухи, да еще и сильно приукрашенные поползли бы по стране, а это было нежелательно.

Памятуя о сложностях с которыми столкнулся брат Горонфло, а так же о том, что полностью изолировать баронство сложно, Адам испросил помощи, и ему было дозволено набрать пятерых помощников.

Однако хитрый Игнатий вовсе не собирался полностью доверять дознавателю, а потому направил в Кроусмарш под видом переселенцев еще двоих своих людей. Оба прижились и затихли до поры, до времени. Они не должны были присылать донесений, это им надлежало сделать только в том случае, если они заметили бы, что-то не укладывающееся в рамки дозволенного. Ну и раз в полгода они должны были слать вести, чтобы Игнатий просто знал, что они живы. Разумная предосторожность, да вот только и брат Адам, дознаватель с большим стажем, чего-то да стоил. Оба соглядатая были у него под колпаком, а вернее под арестом в подземелье Кроусмарша, потому что оснований для поднятия тревоги у них было более чем достаточно.

Уже через год, такой совместной деятельности, барон высказал инквизитору свое намерение дать приют тем, кто не укладывался в нормальные рамки общества. Он предложил брату Адаму заняться кроме обеспечения безопасности спасением тех, кто являлся носителями каких либо новых знаний.

— Вот только не надо говорить о том, что все новое это происки сатаны. — Оборвал он, попытавшегося было возразить инквизитора. — Возьмем то оружие, которое я нашел на орочьей стороне. Не будь его и орки огнем и мечем прошлись бы по маркграфству, а теперь эта опасность больше просто не существует. Сыграло в этом свою роль и то оружие, которое создал небезызвестный кузнец Грэг, а ведь им в свое время очень сильно заинтересовалась инквизиция. А мой смерд, старик Тони, ведь его фактически приговорили к сожжению, только мое вмешательство спасло его. А, что плохого он сделал? Разгадал секрет, как можно получить хорошую оружейную сталь из плохого железа, а ведь именно это сберегло жизни многим моим воинам, и мне в том числе, — он не стал указывать на тот факт, что это было не так, жизнь ему не раз спасал титан, но суть-то была верной. — И так во многих вопросах. К примеру, из-за негативного отношения к лекарям и слишком частого сравнения их с колдунами их не так-то и много, а смертей от болезней не так уж и мало, но людей попросту некому спасать. Там где есть приличный лекарь или лекарка, смертность гораздо ниже, люди воспринимают это как данность и только сами же уничтожив того кто нес им исцеление, понимают, что лишились чего-то значимого.

— Так что вы предлагаете?

— Я предлагаю вам направить часть своих людей за пределы Кроусмарша и попытаться спасти как можно больше людей, способных привнести новые знания. Они могут заниматься всем чем угодно. Здесь мы предоставим им свободу действия, обеспечим средствами и если их начинания будут способны принести пользу, мы дадим ход их новинкам, если увидим вред, сможем пресечь это. Все расходы я возьму на себя, вы просто укажите нужную сумму и обеспечите выполнение этого.

Так появились инквизиторы, работой которых была только выявление подобных лиц и препровождение их в баронство. Брат Адам сомневался в целесообразности этого, но решил попробовать и посмотреть, что из этого получится. А получилось не плохо. Очень не плохо.

Крестьянин, который проявил любознательность к зернам пшеницы и ячменя. Благодаря его любопытству значительно увеличились урожаи. Ткач, который решив облегчить свой труд создал удивительный ткацкий станок, который не просто облегчил процесс получения полотна, а и увеличил его производство на порядок. Стекольных дел мастер, увлеченный своим делом настолько, что сумел получить не то мутное стекло, которое использовали до этого, но добился его абсолютной прозрачности без пузырьков воздуха. Крестьянин, который скрещивая разные породы овец, сумел получить новую породу, которая давала значительно больше шерсти и гораздо лучшего качества, чем другие. Подобных примеров было уже около двух десятков и в каждом случае в Кроусмарш попадали просто уникальные люди с уникальными знаниями, и эти знания уже приносили свою пользу. Да, это обогащало барона, но это делало богаче и жителей баронства, которые не знали что такое голод. Даже кабальные, которые практически все отдавали барону, не знали особой нужды, а уж о голоде и говорить нечего.

ГЛАВА 2

— Сменить приклад! Не суетись, но и не медли. Короткий пшик, это все, что вы должны услышать. Если слышится шипение, то вы не слишком проворны и воздух из баллона выходит наружу, а значит, вы лишаетесь выстрелов и даете шанс врагу добраться до вас.

Андрей с улыбкой наблюдал за тем как Брук прохаживался вдоль строя из десятка раскрасневшихся от волнения и натуги парнишек, по деловому раздавая указания. За прошедшее время он уже успел стать полноценным воином, именно воином, а не новиком, не стрелком и не оруженосцем барона и дать вассальную клятву. Он по праву считался уже ветераном, несмотря на свой молодой возраст, так как у него за плечами было уже два похода в степь. В первый раз он оказался там еще мальчишкой, даже не будучи новиком и показал себя с наилучшей стороны, как и пять его товарищей. Во второй раз это произошло в прошлом году, когда он убыл на границу в составе отряда разведчиков пограничной крепости.

Понимая то, что как не учи воина, а без настоящей практики он не станет полноценным бойцом, Андрей решил, что его дружине нужно нарабатывать этот самый опыт. Быть в дружине и не принять участие в боевом походе, это нонсенс и это знали все. С самого начала новики знали, что они отправятся в поход, оставив свои семьи, уйдут далеко от родного дома, чтобы защищать тех о существовании которых они и не знали раньше, а может и не узнают, как не узнают их лично и те, кого собственно они и будут защищать.

Ему без труда удалось убедить архиепископа в необходимости направлять в пограничные крепости его отряды. Вернее он не убеждал, направил ему прошение о дозволении исполнять долг каждого христианина по защите рода людского от происков детей сатаны. Примерно так это звучало. А там. Пограничные крепости постоянно испытывали некомплект личного состава, а остальное донес в нужном виде, теперь уже аббат, Адам.

Архиепископу нечего было противопоставить этому желанию, так как он тоже понимал, что боевой опыт был просто необходим, да и не мог он не откликнуться на желание кого либо послужить под инквизиторским плащем с красным крестом. Вот только направлялись эти отряды только в две крепости, Криста и Виктория, располагавшиеся на территории Саутгептонского маркграфства. Причина этого была понятна аббату Адаму, но он не показывал виду, что что-то понимает, он даже предлагал, направлять отряды в разные маркграфства, сэр Андрэ решил направлять каждый год по сотне воинов, что в среднем составляло два отряда дальних патрулей, мотивируя это тем, что им без разницы где получать опыт, а людским землям будет больше пользы, но понимания со стороны архиепископа не встретил. Была эта причина ясна и Андрею, потому как ему не навязчиво давали понять, что его люди могут начинать нарабатывать опыт применения нового оружия не больно-то опасаясь инквизиции, которая вела строгий контроль за всем происходящим на границе и даже все войска пограничья, фактически были под их началом. Такое положение как нельзя лучше устраивало всех, а при таком раскладе от этого могла получиться только польза и ни какого вреда.

В составы этих отрядов, по пять десятков бойцов входил и десяток мальцов, которые наилучшим образом проявили себя в ходе обучения воинскому искусству. Можно было подумать, что он не в своем уме, как можно посылать в боевой поход, с самыми настоящими боями мальчишек, но он преследовал свои цели. По сути весь приют состоял из новиков. Если остальные ученики семинарии после промывки мозгов по большей части должны были просто вернуться к тем занятиям, которыми занимались их родители, то сироты этого выбора были лишены. Правда они были только рады этому, но как говорится, из песни слов не вычеркнешь, он попросту лишал их выбора, какие бы у них не были склонности, без тени сожаления, уготовив им только одну судьбу, поле брани.

Все это могло бы показаться странным, если не знать истинных намерений Андрея. Он все еще прекрасно помнил чего чуть было не стоило ему поведение наемников перед нападением орков. Оно конечно у него теперь на службе не было ни одного наемника и он зарекся иметь с ними дела, но и полностью довериться тем кто служил под его знаменами он тоже не мог. В этом мире клятвы значили гораздо больше, чем в оставленном им, но люди есть люди, и если встанет вопрос, а не послать ли все и спасти своих близких или себя любимого, могут сделать выбор совсем не подходящий для Андрея.

С мальчишками все было иначе. Молодежь вообще отличает максимализм во всем, они видят только белое и черное, а еще и романтика. Струсить и оставить сюзерена, позор, а вот пойти на смерть, прославить себя в веках, как-то так. Отсюда и его особое к ним отношение, и отношение Анны, впрочем, она-то как раз делала все от чистого сердца, может потому-то, чувствуя это, мальчишки больше тяготели именно к ней и именно за нее были готовы и в огонь и в воду. Многие, и Андрей не безосновательно предполагал это, выбрали ее дамой своего сердца, как и подобает настоящему рыцарю. Ревновать? К кому? К мальчишкам, которые все делали от чистого сердца и всей душой, если ненависть, то каждой фиброй своей души, если любить, то до гробовой доски, если быть верным, то до последнего вздоха, до последней капли крови. Нет уж, увольте. Оно, конечно они повзрослеют и во многом их отношение изменится, но вот только более преданных бойцов у него не будет, потому что тот багаж, что заложится в них в детстве, они пронесут через всю свою жизнь.

А зачем ему это нужно, если в скором времени все может очень сильно измениться? Не лучше ли собрать не те две сотни воинов, и полусотню егерей, в которую трансформировалась охотничья артель Жана, а еще одну сотню полноценных бойцов, расходы-то вполне сопоставимы. Но Андрей думал о далекой перспективе, потому как если бы он не верил в то, что империю удастся отправить восвояси, то и не начинал бы весь этот сыр-бор. Мальчишки были его залогом в будущем. А потом, кто сказал, что они останутся в стороне? Они уже принимали участие в боевых походах. Да их роль была вспомогательной, да они не сходились грудь в грудь, но там где они были, лилась отнюдь не бутафорская кровь и опасность была куда более реальной. Испытывал ли он угрызения совести, по этому поводу? Нет. Он многое сохранил в своем багаже из опыта прошлой жизни, но стал более циничен и прагматичен. Плохо? Возможно. Но невозможно всю жизнь проходить в белых перчатках. Будь он таким в прошлом и кто знает, возможно, даже скорее всего, там у него все сложилось бы иначе. Но там не было таких условий в которые он попал здесь, среда накладывает на нас свои отпечатки, вот и его она сильно изменила.

Брук подошел к одному из парнишек и забрав у него карабин сноровисто, практически одним движением отсоединил приклад-баллон, а затем столь же молниеносно его присоединил. Затем медленно показал, какова должна быть последовательность действий, положение рук, кисти. При этом мальчишки сломали строй и во все глаза смотрели за наставником, жадно ловя каждое его слово и движение. А как иначе-то, ведь Брук, Тод и Дот, только эти трое остались в живых из первой шестерки мальцов-стрелков, были ярким подтверждением того, что все их мечты основаны не на пустом месте. Они были самыми молодыми воинами в дружине, и в тоже время уже были в числе ветеранов и на их счету было пожалуй побольше орков, чем у кого-либо другого. В общем-то именно по этой причине все трое сейчас были наставниками у мальчишек, хотя можно было найти и куда более опытных бойцов. Но, во-первых, они были примером для подражания, а во-вторых, врядли можно было найти более искусных стрелков чем они, а уж карабины-то у них в руках были как влитые, парни были настоящими виртуозами. А как их еще назвать, если с расстояния в сотню шагов, со скачущей во весь опор лошади они всаживали в человеческий силуэт десять пуль из десяти возможных. Виртуозы и есть.

Вспомнив об остальных парнях, Андрей посмотрел в другую часть тренировочного поля. Там занимались товарищи Брука, вот только в руках у их учеников были арбалеты. Карабинов пока была нехватка, ими едва удалось обеспечить уже имеющуюся дружину, так что на новиков досталось лишь десяток. Практика показала, что карабины были не столь уж и надежны. Капризное в общем-то оружие, требующее тщательного ухода и хороших навыков, поэтому при стрелках всегда были и арбалеты. А потом как показала практика, если стрелок добивался хороших результатов при стрельбе из арбалета, то овладение карабином проходило уже на ура.

Бросив последний взгляд на ребят, Андрей отвернул коня в сторону и направился в сторону дороги. Ему предстоял не близкий путь, до Пограничного. Впрочем это как посмотреть, если по меркам его прошлого мира, то минут пятнадцать на машине, разумеется по трассе, здесь же этот путь занимал несколько часов, ну если не вскачь, со сменными лошадями. Сейчас в этом необходимости не было, он уже привык к неторопливому ритму жизни, присущему этому миру.

Вспомнив о машине, он с грустью вздохнул. Единственное авто этого мира, сейчас ржавело в одной горной долине, на орочьей стороне. Впрочем и автомобилем-то те останки назвать было нельзя, так как его многострадальная 'шестерка', давно была разобрана на части и привезена на эту сторону. Подумалось о том, что он когда то планировал построить паровую машину, взяв за основу двигатель, но как говорится человек предполагает, а Бог располагает. Сначала он не мог этим заняться, потому как это было просто опасно, сейчас на это не было времени, потому что нужно было срочно извлекать выгоду и извлеченные средства, пускать на повышение обороноспособности. Хочешь мира, готовься к войне. Непреложная истина. Он и готовился. Потому что, не верил, что карт-бланш предоставленный ему инквизицией, а вернее двумя ее представителями, продлится вечно. Минует опасность со стороны империи и те же Игнатий и Баттер, первыми набросятся на него, скорее всего даже объявят крестовый поход. Так для чего тогда он думал о других, а не решил просто остаться в стороне? Да просто в одиночку ему не выстоять, он ведь не былинный богатырь, 'Махнул направо, улица, махнул на лево, переулочек'. Хорошо бы, да в сказки он уже давно не верил.

Правда, многое из того, что было взято с машины, пошло в ход еще там, в прежнем Новаке. А откуда взялись все эти болтики, гаечки, винты, подшипники, шестеренки, цепи приводов, звездочки, редукторы, клапаны, которые использовались при изготовлении и станков, и оружия, не из воздуха же материализовались. Все это было сделано по образцу и подобию того, что было снято с 'шестерки'.

Он как-то подумал сделать электрогенератор, но отказался от этой затеи. Знания его в этой области были обрывочны и он не мог соединить их воедино, что скажешь, учился он в свое время не столь уж хорошо, а любознательность его была направлена несколько в иное русло. Реанимировать генератор с машины тоже не вышло, удар молнии вывел из строя всю маломальскую электронику, так что генератор попросту сгорел, ну откуда в этом мире взять, к примеру, диодный мост, магазины автозапчастей остались в недосягаемом прошлом. Максимум на что хватило бы его знаний, это на изготовление маломощной динамо-машины, но практического ее использования он пока не видел, вот и оставил эту затею до лучших времен, если вдруг придет какое озарение.

Продвигаясь по дороге, он встречал на своем пути крестьян, ремесленников, которые направлялись куда-то по своим делам. Нет сказать, что люди попадались на каждом шагу, было нельзя, но люди встречались, что еще совсем недавно было невиданным здесь зрелищем. Раньше на месте этой дороги угадывалось только направление, по которому двигались сменные отряды, с обозами, для службы в Кроусмарше, теперь же дорога была весьма наезжена, и от нее то и дело виднелись ответвления на отдельно стоящие хутора. А вот столь же наезженная дорога в Обрывистое, его военно-промышленный комплекс, как он про себя называл село, в котором был старостой Грэг. В это село вело две дороги, вторая не менее накатанная была значительно южнее и проходила от пристани на берегу Быстрой, по которой доставлялась руда. Обе дороги сходились у Обрывистого, вернее основная дорога проходила рядом с селом в сторону промышленной зоны, расположившейся в отдалении, а от нее шло ответвление в само село.

Пограничное встретило его довольно шумно и было от чего. Прибыл караван Эндрю, а это всегда было большим событием, за прошедшие три месяца, что он был здесь в последний раз, товаров в его лавках стало значительно меньше, а значит и выбор сильно упал, не сказать, что это было критично, но все же. Люди в баронстве жили весьма обеспечено, а потому могли думать не только о хлебе насущном.

Оно конечно не весь товар останется в Пограничном, им столько и без надобности, но Пограничное было первым селом куда заходил прибывший караван. По сути, Эндрю приходил сюда по реке, на трех судах, в этом селе была его лавка, при которой находились его повозки и лошади, которые по прибытии отправлялись на пристань где загружались. Потом, караван начинал свое движение по баронству, вернее здесь он разделялся. Часть уходила в Обрывистое, другая брала направление на Новак, третья на Мастеровое, село основанное ремесленниками, и на сам Кроусмарш.

Кроусмарш сейчас постепенно превращался в аккуратный городок, проектируемый и застраиваемый мастером Лукасом, по одному ему ведомому проекту. Андрей даже не пытался влезать в его дела, просто еще перед началом строительства выказал свои пожелания и старый мастер обещал их учесть, в остальном он не терпел вмешательства в строительство ЕГО города.

Оживление подобное тому, что сейчас царило в Пограничном, скоро прокатится и по остальным поселениям, повозки не больших караванов уже выдвигались из села, направляясь каждый по своему маршруту. Удивительным было то, что их никто не охранял, охрана в полном составе осталась на берегу, возле судов. Кроусмарш как-то, так и не обзавелся лихими ребятками. Отчего-то им тут было неуютно, не добрая слава о бароне следовала за ним еще с тех времен, когда он и рыцарем-то не был, а если он был столь не терпим к этой братии там, на не принадлежащих ему землях, то проверять насколько он проявляет заботу о своих ни у кого желания не возникало.

Андрей проехал прямиком в лавку друга, оно конечно при посещении села, нужно было в первую очередь посетить приходского священника, выказав свое почтение, встретиться с Джефом, который надзирал за этими землями, в конце концов переговорить со старостой, узнать, как идут у них дела и только после этого заниматься иными делами, но больно уж он соскучился по Эндрю. По большому счету он и сегодня-то приехал сюда именно по этой причине. Конечно Бэлтон непременно приедет в Кроусмарш, но вот захотелось его увидеть, хоть тресни.

Друг встретил его широко разведя руки и поспешив заключить его в свои объятия.

— Андрэ, дружище!

— Здорово бродяга! — Не менее тепло и крепко обнял друга Андрей.

Происходило это во дворе лавки, на глазах, как у работников купца, так и многих крестьян, поспешивших в лавку к новому завозу. Однако никто не выказывал удивления по поводу столь теплой и не типичной встречи купца и барона, всем было известно, что они уже давно и крепко дружны.

— Эрик, ну чего ты торчишь столбом?! Живо вели накрывать на стол! — Обернулся купец к своему приказчику.

— Все уже готово, господин Бэлтон.

— Пошли опрокинем по стаканчику вина. Ну и ты судя по всему еще не обедал, так что заодно и пообедаем, я как чувствовал, что ты приедешь, потому и сам еще не садился.

— Можно подумать, что когда-то было иначе. Всегда стараюсь подгадать под прибытие твоего каравана.

— Ой, как бы не так. Наверняка твой Бэн, как только узнал о моем прибытии, отправил к тебе гонца.

Андрей лишь пожал плечами. А что тут скажешь, если это так и есть. Это там, на той Земле, можно было что-то планировать по часам и даже по минутам, а здесь, зазор в неделю, был обычным явлением. Конечно ему сообщили о прибытии каравана, который прибыл еще вчера вечером, а только сегодня с рассветом занялись разгрузкой судов. На таком же не значительном участке, да еще верхом не обремененным поклажей, рассчитать время прибытия было не сложно. Вот Андрей и подгадал, чтобы друг успел справиться с основными вопросами.

— Ну рассказывай, как у вас тут дела? — Когда первый голод был утолен, набросился Эндрю на друга. Его не было в баронстве три месяца, а учитывая неуемный характер местного барона, срок этот был весьма велик, могло произойти все что угодно.

— Ты настолько уверен, что будет что-то новое?

— Даже не смешно.

— Ну что же, есть новое. В Мастеровом поставили новую ткацкую мануфактуру.

— Это еще что такое?

— Не делай такие глаза. Ты же знаком с тем как изготавливают арбалеты, проволоку, вот что-то подобное.

— Но ведь это все связано с металлом.

— А это с тканью. Просто большое помещение, где расположено несколько ткацких станков и работают наемные рабочие, продукция разная, но смысл один и тот же.

— Это что же, теперь мы сможем захватить весь рынок по тканям?

— Нет, Эндрю, от скромности ты не умрешь. Конечно, продукции мы сможем давать довольно много, но не так много, чтобы обеспечить тканью всех. Другое дело, что благодаря новым станкам мы сможем давать больше продукции, и продавать ее немного дешевле, при этом получая больше прибыли, за счет объемов. Ну, все как всегда.

— Что еще?

— А еще, я все же решил осуществить свою мечту с оконным стеклом. Помнишь?

— Помню конечно. Да только помнится, я тебе объяснял, что не стоит хвататься за все сразу.

— А я и не хватаюсь. Я только ссуживаю людей деньгами, а они организовывают производство, ну а я получаю половину от их заработка.

— То есть, ты нашел стекольных дел мастера?

— Нашел. Причем он умеет получать абсолютно прозрачное стекло. Я только подал ему идею по оконному стеклу, а он уже додумал, как получить это самое стекло, помог ему устроить мануфактуру. Так что теперь думай, как доставить это стекло до господ баронов и графов. Товар я так понимаю не из дешевых, по цене определишься, когда увидишь готовое изделие.

В политике ценообразования, Андрей полностью доверял другу. Оно конечно, деньги лишними никогда не бывают и сверхприбыли зачастую пробуждают в людях большую жадность, но в отношении Эндрю он этого не боялся. Он знал, что купец закупит у него товар по нормальной цене и ничего не привезет сюда по завышенным ценам. Эта уверенность была основана вовсе не на слепой вере другу, отнюдь. Просто Бэлтону было не выгодно обманывать его. Заполучить монополию на торговлю в определенном регионе это дорогого стоит, а оказаться единственным торговцем допущенным в Кроусмарш… Нет, рисковать своим нынешним положением купец не станет. Оно конечно, будь здесь и другие купцы, то в условиях здоровой конкуренции можно было бы получать те же товары по несколько низким ценам, а отпускать свой подороже, но сейчас существующее положение дел Андрея полностью устраивало, потому что ему необходимо было как можно больше ограничить посещение своих земель посторонними, устроить так сказать железный занавес. В свое время это плачевно сказалось на его Родине, но тут дело такое, главное не упустить момент, когда этот занавес можно сбросить. Сейчас время еще не пришло и придет не скоро.

— А я собирался сразу Анну навестить. Ну, ничего, после посмотрю, я здесь минимум две недели проведу, теперь мои основные предприятия оказались у тебя, а не в Дувре, так что не грех и подзадержаться.

— Вот дома у меня и посмотришь. Я уже остеклил все свои окна. Кра-со-та. Тебе понравится, уверен.

— Уверен, что понравится, тем более если они такие же прозрачные как на той твоей повозке. Да только понравится ли это его величеству. Если все так, как я думаю, то в первую очередь нужно обеспечить этим короля, потом герцогов, а только потом можно будет подумать об остальных. Ты ставишь себя выше короля? С головой совсем не дружишь?

— Ничего подобного. Во-первых, этого никто не видит, во-вторых должен же был я где-то испытать этот товар, прежде чем предлагать это королю. Впрочем, нужно еще узнать то, что я уже использую это стекло. Ты же никому не скажешь, — пригнувшись, заговорщицким шепотом, закончил Андрей.

— Да ну тебя, — даже обиделся Эндрю, чем вызвал громкий смех Андрея.

— Ладно, теперь рассказывай, что нового на большой земле. Сидим тут запершись в своей долине, людей не видим.

— На большой земле, как ты выражаешься, неспокойно. Инквизиция лютует во всю. Костры полыхают и в Англии и во Франции, и в Германских княжествах. Все словно сума посходили. Множатся самые странные слухи.

— И что за слухи? — Уже абсолютно серьезно поинтересовался Андрей.

— Не хорошие слухи. Все началось года два назад. Повсюду стали появляться то какие-то странные предметы, которые ни как не могли быть сделаны людьми, но и на работу степняков или лесовиков тоже походили мало. Потом стали появляться монеты. Тебе нужно объяснять, что значат монеты?

— И что же?

— Государство. Понимаешь Андрэ, орочье государство. А потом стали выплывать разные люди, которые побывали в плену у степных орков и были вызволены оттуда, или попросту бежали. То, что они рассказывают и вовсе ни в какие ворота…

Андрей молча выслушивал Эндрю, а тот все вещал и вещал о тех страстях, что творились в мире. Андрей решил не посвящать друга в то, что было ему известно и было это связано с тем, что тот бывал в Кроусмарше наездами, а основное время проводил на большой земле и дом его был в достославном городе Дувре. Не нужно это было купцу. Пока не нужно. Но судя по всему время все же пришло. Он ему все расскажет, но только не здесь, а дома. Там где он мог быть уверен, что его точно никто не подслушает.

— Ну, с этим все понятно. Что еще?

— Я рад, что тебе все понятно. А вот мне ничего не понятно. Я ему о серьезных вещах, а он все понятно. Может, тогда объяснишь мне непонятливому.

— Не кипятись, Эндрю. Да творится нечто странное, но как это может повлиять на нас именно сейчас? Никак, а потому давай не о слухах, а о фактах.

— Скоро начнется война между Англией и Францией.

— С чего ты это взял?

— Многие сворачивают свои торговые предприятия, быстро закупаются и вывозят товар. Англичане спешат покинуть Францию, французы спешат из Англии, заключаются новые сделки, которые переориентируются либо на местный рынок, либо на Германские княжества. Верный предвестник. Будет война, точно тебе говорю. Я и сам уже свернул все операции во Франции.

— Ну вот. А ты мне про какие-то слухи.

— Да что тебе война. Ты же стараешься остаться в стороне от войн. Я помню, что два года назад, ты попросту откупился, чтобы не ввязываться в эту бойню. Откупишься и теперь, золота у короля всегда не хватает.

— Возможно это так и будет. Да только мог бы сначала поведать об этом, а ты мне про слухи и сплетни.

— Ну и эта война еще не новость, а только слухи и сплетни.

— Только у них обрести реальность гораздо больше шансов, чем у того непонятного, о чем ты мне вещал.

— Да, это так. Ну а что ты скажешь, если я скажу тебе, что многие крупные торговцы начинают сворачивать свои операции в южных провинциях. Там цены уже чуть не до небес взмывают.

— Паника?

— А с чего бы, панике-то взяться? Нет Андрэ, назревает что-то не хорошее. Очень не хорошее. Об этом со всеми подряд говорить не станут, но люди богатые и предприимчивые имеют свое чутье и далеко не всегда это просто чутье, потому что доверяться только своим чувствам никто не станет, эдак и прогореть не долго. Кто-то, что-то знает, другое дело, что он делиться этим не станет, не безопасно. Но от границы со степью тянет войной.

— Тебе что-то известно конкретное?

— Да не известно мне ничего. Мне известно, в какую цену сейчас в южных провинциях те или иные товары. Мне известно, что крестьяне имеющие там свою собственную землю, согласно грамотам освященным Святой Церковью, оставляют свои земли и ни с того ни с сего перебираются в северные провинции, где становятся простыми арендаторами.

— И давно начался отток населения?

— Да он пока и не начался, но пара случаев мне известна, причем землю они не продали, а просто оставили.

А вот это было уже интересно. Конечно люди состоятельные никогда не стали бы такими, если бы не заботились о том, чтобы иметь побольше информации. Эндрю прав, кто-то, что-то знает, только этим можно объяснить все происходящее. Например, метр Вайли и Рем знали о грозящей опасности, они постепенно, так чтобы это не бросалось в глаза начали сворачивать операции, однако не делали это поспешно, готовые в случае необходимости что-то потерять, Андрей обязался восполнить потери, благо Золотая все еще была на прежнем месте. Но переезд тестя и шурина они решили откладывать настолько долго, насколько это вообще возможно.

Игра, которую затеял Андрей была очень опасна. Стоило узнать о творящемся в баронстве инквизиторам, да даже тому же Игнатию, который знал только малое, и на Кроусмаш могли направиться полки в белых плащах с черными крестами. Священный крестовый поход, чтоб ему. Поэтому собирать всех дорогих людей в одном месте он не спешил, а на случай если уж совсем припечет, у него был портал, в который он мог сбежать. Но дом для мэтра Вайли его сына в Кроусмарше уже строился, вернее его строительство уже подходило к концу, сейчас во всю шли отделочные работы.

Андрей решил пока не волноваться понапрасну. Кто мог поручиться, что его родственники, под большим секретом не поделились со своими старинными партнерами, этой информацией. А тогда получалось, что он мог испугаться своей собственной тени. Правда, могло оказаться, что источник вовсе не он, а кто-то другой. В конце концов, среди людей стали появляться те, кто был освобожден или бежал из плена. Но опять, опасность если и существовала, то на перспективу. Сейчас стояла середина лета, время для вторжения не самое подходящее. Территория занимаемая людьми была довольно обширна, к тому же изобиловала укреплениями, а что вы хотите, если каждый замок был маленькой крепостью, хорошо большинство, как оборонительные сооружения годились только для того, чтобы выстоять в маленьком междусобойчике или отбиться от какой ни будь распоясавшейся и обнаглевшей банды, но как минимум треть, были не плохо укреплены. А города? Это были еще те крепкие орешки, которые не враз и сгрызешь. Андрею вообще не верилось, что орки даже при самых оптимистических прогнозах сумеют выиграть эту войну за одну кампанию. За один теплый сезон они могли подмять под себя не больше половины, человеческого анклава. Почему? Ну, давайте прикинем.

Итак. Армия орков непременно столкнется с армией людей, вполне возможно и даже скорее всего, пока эта армия будет собираться, орки успеют захватить часть земель. Затем произойдет генеральное сражение, самое тяжелое и кровопролитное, потому как люди выставят не плохое войско, так что если орки выиграют, а в этом Андрей не сомневался, вот хоть режь его, то и сами кровью умоются сполна. Потом им придется разгрызать каждый замок, каждый город, потому как людям попросту некуда уйти, они будут сражаться с отчаянием загнанного в угол зверя. Даже потеря двух недель на взятие одного города, будет работать против орков. Им банально не хватит времени, даже для того чтобы захватить все города Англии. Но ведь есть еще и Франция, и Германские княжества, а германцы воевать умели, не даром, не смотря на то, что их меньше и территория у них не в пример скромнее, с ними не хотят связываться, с ними практически и не воюют, те скорее предлагают свои услуги как наемники. Да Вольф проявил себя не с лучшей стороны, но это не показатель.

Итак, что может светить оркам реально. Захватить до наступления холодов плацдарм, посадить свои гарнизоны и выжидать весны, после чего вновь пополнить армию, и продолжить захват шаг за шагом, город за городом, замок за замком. Долгосрочная перспектива. По другому ни как.

Вот если бы они были людьми, тогда результат мог быть и иным. После поражения основной армии города просто могли сдаться на милость победителя. Что изменилось бы. Да, жители потеряли бы часть имущества, да, сменились бы господа, да, жизнь стала бы не в пример хуже, под пятой захватчиков, но по большому счету все осталось бы так, как было. Орки же людьми не были, мало того, подавляющее большинство, и знать в том числе, считали их исчадиями ада, с которыми невозможно договориться. Война на уничтожение. Кто в такой ситуации станет сдаваться на милость победителя. Да даже если люди пересмотрят свое отношение к оркам, что это по большому счету меняет, ведь даже если не котел, то людей ожидает рабство, всех без исключения людей. Нет, так просто оркам людей не подмять.

Дельцы и не верят в то, что это возможно, просто те, кто выводит свои активы из южных провинций прекрасно понимают, что они-то непременно окажутся на острие удара и если не свернуть свои дела там сейчас, то завтра можно получить невосполнимые убытки.

Наконец на южной границе служили его два отряда, сейчас ими командовали далеко не глупые Рон и Тэд, которые уже известили бы его, существуй реальная опасность. Но людей нужно выводить из под удара, потому что если начнется вторжение, то их уже будет не вырвать. Нужно будет переговорить с аббатом Адамом, чтобы не направлять на границу своих людей со следующего года. Пусть их кто ни будь сменит по весне, сколько успели наработать опыта, все их.

После длительной беседы с Эндрю, Андрей оставил его заниматься своими делами, а сам направился к священнику. Падре Иоанн попенял барону за такое небрежение служителем Господа, но как говорится без фанатизма, а с добродушной насмешкой. Что и говорить, падре Патрик постарался на славу, подбирая служителей для новой паствы. Как Андрей и предполагал, дела у паствы были в полном порядке.

Появилась новая лекарка, которой так не хватало, приходилось либо привозить лекаря из Новака, либо везти туда больных, если они были транспортабельны, появление в селе своей лекарки снимало множество вопросов.

Кстати она уже успела проявить себя, вернув с того света одного из крестьян, с хутора неподалеку от Пограничного, которого буквально разорвал взбесившийся бык. Мужчине досталось, что говорится по самое не балуй. Сломанные руки, ребра, вспоротый живот, сам падре Иоанн знаток в лекарском деле, вернее в той части, что подразумевала под собой лечение различных ранений, с хворями у него был большой пробел, уже был готов отпевать крестьянина, но бабка Ария буквально совершила чудо. Нет, крестьянин все еще был не ходок и мертвенно бледный все еще находился в доме у лекарки, но явно уже шел на поправку.

Правда ломать людей, а вернее их отношение к лекарке было тяжело. Так когда она пришла в воскресенье на службу в церковь, несмотря на то, что свободного места было не так уж и много, да чего уж там, мало было места, явный намек на то, что не мешало бы расширить приходскую церковь, но Андрей технично отправил падре к Джефу и старосте, де они здесь все лучше знают и им виднее как все устроить, вокруг старухи и ее внучки образовалось свободное пространство. Ну что же, всему свое время. Как говорится: терпение и труд…

Джефа он застал возвращающимся с учебного поля, запыленного, усталого, но довольного. Его явно радовали успехи его подопечных, да и встрече с бароном он был весьма рад.

— Как дела, старый вояка.

— И я вас рад видеть, милорд. Да только какой же я старый? Я еще форы молодым дам.

— И это радует. Докладывай.

— Докладываю. Обучение дружины идет по плану. Честно признаться, боюсь, что большему я их уже не научу, остается только поддерживать форму. Все имеют боевой опыт, правда его никогда не бывает достаточно, но в мирных условиях большему их уже не обучить.

— Гоняй до седьмого пота, спуску не давай. Сдается мне, что скоро им придется выступить в боевой поход.

— Что-то случилось? — Джеф был прекрасно осведомлен обо всем, что было известно Андрею, а потому готовился уже к худшему.

— Нет, Джеф, с южной границы никаких известий, а вот с французами, похоже начинается заваруха. Я решил, что нет смысла откупаться и на этот раз. Похоже, мне предстоит поход на войну.

— Для чего вам это нужно. Насколько я понял у нас совсем другая цель. — Недоумевающее поинтересовался Джеф.

— Цель-то другая, да вот только… Скажи, сколько людей из нашей дружины участвовали в настоящем большом сражении, не в мелких стычках с парой сотен с обеих сторон, ни при обороне крепости, а в настоящем большом сражении?

— Зачем вы спрашиваете? Ответ вам известен. И десятка не наберется. Кстати, вы в него не входите.

— Вот и я о том же. Людям нужен реальный боевой опыт больших сражений.

— Могут быть большие потери. — Не согласился с сюзереном Джеф. Вообще весь его вид говорил о двояком настроении, с одной стороны он одобрял затею барона, а с другой всем своим видом показывал, что затея ему крайне не нравится.

— Могут. Я вспоминаю ту нашу первую схватку, когда мы вывели наших дружинников против разбойников, помнишь, как ты тогда настаивал на том, чтобы мы сошлись в рукопашной, а я хотел решить дело только при помощи арбалетов. Вижу, что помнишь. Так вот ты тогда был прав. А сейчас, я считаю, что прав я. Столкновение малых отрядов и большого войска это совсем не одно и тоже. Так что этот опыт им необходим. Да и мне тоже не помешает.

— Тогда ситуация была совсем другой, милорд. Будут потери, большие потери, а сейчас мы не можем себе этого позволить, причина вам известна.

— Тем не менее, я считаю это необходимым. А потери… Постараемся их по возможности избежать.

— Воля ваша, милорд. И сколько людей вы хотите повести?

— Всех. Всю дружину, что сейчас в наличии, плюс всех новиков, которых сочтут готовыми наставники. Мальчишкам тоже нужен опыт, а со следующего года мы прекращаем посылать отряды на границу со степью.

— Думаете, начнется?

— Скорее всего. Император Гирдган и без того подарил нам слишком много времени. Три года. Я на это даже и не надеялся.

— Тогда я еще больше не понимаю, для чего нам нужно ввязываться в этот поход?

— Потому что, такие войны выигрываются не мелкими отрядами партизанящими в тылу врага, а большими армиями. Повторяю, нам необходим боевой опыт, подобных сражений.

— Хорошо, милорд. Как прикажете. Я иду с вами?

— И не надейся, что тебе удастся отвертеться. Куда я без своего наставника.

— Даже и не думал, — довольно улыбнулся ветеран.

— Как дела с замком? Я гляжу основное уже готово.

— В этом году будет полностью закончен, там практически остались только отделочные работы. — Не без гордости заявил Джеф.

Будучи на службе в той самой крепости Криста, где они успели прославиться, Джеф решил провести время с не меньшей пользой чем его милорд, а проще говоря, он просто повторил тот финт с захватом соляного обоза и через того же Эндрю организовал его реализацию. Правда, заработать столько же, сколько заработал Андрей у него не вышло, как ни крути, но Эндрю не был ему другом, так что особо не стеснялся. А произошло это из-за того, что Андрей в беседе со своими рыцарями высказал пожелание, что не плохо было бы его вассалам обзавестись своими домами, читай замками, землями и дружиной. Он, Андрей, готов предоставить им таковую землю, с отсрочкой платежа, но только в том случае если они сами за свой счет озаботятся строительством замков. Джеф не мудрствуя лукаво, решил заработать на соли, если прошло один раз, почему не получиться во второй, и не прогадал. Правда практически все средства ушли на строительство замка, но зато теперь у него был свой дом. Замок получился не таким мощным, как Кроусмарш, но сооружение вполне солидное, способное выдержать довольно приличный штурм, к тому же грамотно был использован рельеф местности, в общем штурмовать замучаешься, а потом и Андрей не собирался бросать своего вассала, на произвол судьбы.

— Вот и прекрасно. Значит, еще перед походом озаботимся передачей земли в твою собственность. Как мы и уговаривались, ты получишь земли к югу и востоку от Пограничного, до границы с Бильговом.

— И фактически прикрою южную границу баронства.

— Что-то не так, Джеф?

— Нет, милорд, все правильно, просто мысли в слух.

— Джеф, мне не нравится, что ты думаешь, будто я пытаюсь тебя использовать в темную. Я на это не обращал вашего внимания раньше, но думал, что это и без того понятно. Ты получаешь эти земли, Рон получит земли по соседству с тобой, так что южную границу вы прикроете вместе. Тэд, получит участок, так чтобы прикрыть единственный проход, через леса на востоке. Как видишь, я честен с вами и не скрываю своих намерений.

— Милорд, я и вправду ничего такого не имел ввиду. Мало того, я с вами полностью согласен, именно так и должно поступать, так поступили бы и другие, разве только не стали бы раздаривать землю.

— Э, э. Поаккуратнее со словами, я никогда не говорил, что подарю вам эти земли, вы выплатите мне все до последнего фартинга.

— Конечно, выплатим, — улыбнувшись, согласился Джеф. — И обязательно все до последнего фартинга.

— И еще. Оно конечно мои воины пока побудут у тебя в подчинении, но своей дружиной все же тебе придется озаботиться, после похода разумеется.

Андрей это сказал с умыслом, чтобы старый вояка понял, что поход для него лично еще и шанс слегка обогатиться, за счет добычи. Тот прекрасно его понял.

Как и предполагал Андрей, Эндрю был в восторге от увиденных им стрельчатых окон забранных не привычной слюдой, в маленьких рамках, способной пропускать только скудный свет, а большими прозрачными стеклами, через которые свет буквально заливал внутренние помещения. Но больше всего его удивило именно то, что не открывая окон можно было спокойна смотреть за тем, что происходит на улице, вот этого от слюдяных окон добиться нельзя было ни при каких условиях.

Его настолько захватила будущая перспектива, что он тут же хотел кинуться в Обрывистое, чтобы поближе ознакомиться с производством. А что ему оставалось делать, если на его разумные вопросы, как то, какова себестоимость изделий, каковы размеры полотна, какое количество способна производить мануфактура, и многие другие, Андрей мог дать только расплывчатые ответы.

Однако этому его желанию помешали два обстоятельства. Первое в лице Ричарда, который тут же захватил дядю Эндрю в плен, так как изрядно за ним соскучился и второе в лице Джона, сорванца не полных трех лет, во всех начинаниях безоговорочно поддерживавшего своего старшего брата, Анна все же осуществила свою угрозу и родила второго мальчика. Правда потом смилостивилась, пообещав третью дочку, сейчас она уже была на шестом месяце и все в один голос утверждали, что она вынашивает именно девочку. Андрея это обстоятельство радовало особенно, так как он всегда помнил своих дочерей и то, какими бывают ласковыми девочки, когда он представлял себе свою будущую дочь, то сердце начинало сладко ныть, а по телу разбегалась приятная истома.

Эндрю и сам будучи семейным человеком и отцом, успел истосковаться по семейному очагу и уюту, так как покинул дом еще по весне, с легкостью отложил поездку и сдался на милость этих обаятельных сорванцов, решив передохнуть денек в кругу семьи своего друга и подруги по детским забавам. Так что остаток дня прошел в праздном ничего неделании, хотя это с какой стороны посмотреть, ребятки не дали расслабиться ни гостю, ни отцу, который, к сожалению так же не столь часто попадал в их плен.

Однако уже во время завтрака, Эндрю вновь перешел в атаку, поинтересовавшись когда же они направятся в Обрывистое. Возразить и предложить ему еще погостить Андрей не мог, так как в любой момент мог появиться гонец от маркграфа, а значит, времени было не так уж и много.

Перед отбытием Андрей отдал распоряжение, чтобы вызвали Жана со всеми его людьми с орочьей стороны. Его полусотня егерей посменно систематически пропадала на том берегу Яны, оттачивая свое мастерство лесных походов, выслеживая и уничтожая отдельные орочьи отряды, иногда они осмеливались на нападения на орочьи поселения. Вот только проделывали они это только на землях соседних племен, чтобы не провоцировать племя находящееся напротив прохода. Этим доставалось только в том случае, если они осмеливались приближаться к Яне. За прошедшее время желающих прогуляться в эту сторону было все меньше. Ну и половину людей в таких отрядах, не больше десятка человек, всегда составляли воины из дружины Андрея, так как, по его мнению, навыки лесовиков и для них были необходимы.

В этот раз в поиск на орочью сторону отправился и сам Жан, но он был необходим здесь. Оно конечно, не доверять Робину, который выйдя в отставку у сэра Свенсона, решил осесть в Кроусмарше, оснований у него не было, но когда здесь будут двое, оно как-то надежней.

Робин появился в Кроусмарше вскоре после памятного боя с орками, который вновь принес славу Андрею, только теперь в северных приделах королевства. Появился он не один, вместе с ним решил перебраться в баронство и непокорный Итен Одли. Не воспользоваться тем, что к нему попал такой опытный ветеран как Робин, Андрей попросту не мог. Ну не предлагать же старому вояке осесть на земле, если у него было совсем другое призвание. К тому же Тэд Шатун был теперь при деле, вскоре ему предстоял поход в степь, во главе отряда дружинников, а детвора оставалась без наставника.

К удивлению Андрея Одли пожелал остаться при друге. Андрей усомнился было в разумности решения принять на службу и его, одно дело позволить бывалому воину поселиться на территории баронства как обычному арендатору и совсем другое поставить его в строй. В памяти Новака было слишком свежо воспоминание о непокорном характере ветерана. Но сомнения развеял сам Итен.

— Сэр, позвольте как равный с равным… В последний раз.

— Ну что же, говори Итен. В последний раз.

— От меня вы не будите иметь проблем.

— Ты хочешь сказать, что подчинишься мне безоговорочно?

— Да.

— И что же изменилось?

— Просто я убедился, что все, что о вас говорили до этого, истинная правда и что вам не нужно мне ничего доказывать.

— Тебя впечатлила битва с орками, — не скрывая иронии, проговорил Андрей.

— Нет. Меня впечатлило то, как вы обошлись с наемниками, — столь же иронично ответил ветеран. Затем он подобрался и прижав правую руку к левой стороне груди в воинском приветствии, давая понять, что беседа принимает официальный характер, закончил. — Сэр, лучник Итен Одли готов служить вам верой и правдой.

— Итен, я всегда готов выслушать мнение своих воинов, но я не потерплю неповиновения. Ни в какой форме. Ты это понимаешь?

— Да, сэр.

— Джеф.

— Да, милорд.

— Определи нового воина.

— Есть, милорд.

Вот так и вышло, что обучением мальцов на территории приюта занимался Робин, а Итен ему в этом помогал, правда перед этим они оба прошли новый курс обучения, и прогулялись в степь, где пробыли ровно год. К моменту их возвращения как раз заработал приют и они обосновались при нем. Сейчас они вместе со своими воспитанниками были в Кроусмарше.

Дорога до Обрывистого была не столь уж и долгой так что уже через три часа они были в селе. Вернее они не стали заворачивать в само село, а миновав его направились прямиком на промзону. Однако Эндрю не смог удержаться, чтобы не высказать свое мнение об этом населенном пункте.

— Вот смотрю я на твои села и глаз радуется, до чего все они у тебя ладные и пригожие.

— Мне тоже нравится.

— А от чего ты проявляешь такую заботу о людях. Мне думается, что живи они в таких же условиях, как жили и раньше, да при таких же заработках, они были бы не менее довольны.

— Возможно. Но мне кажется, что если сделать их быт гораздо лучше, то это возвысит их в своих глазах, а потом как бы сыто не жили люди, без внешнего проявления довольства мнение о себе у людей останется на прежнем уровне. Я даю возможность людям в первую очередь подняться в своих глазах. Я даю им шанс, а уже они сами решают, подняться им или упасть. Знаешь, пока я не встретил среди них, тех, кто захотел бы опуститься хоть на ступеньку ниже, чем есть сейчас. Ты посмотри на их дома, ведь большинство не удовлетворяются тем, что дома добротные и просторные, кто-то делает пристройки, кто-то достраивает хозяйственные постройки, в общем, вносят что-то свое, чтобы выделиться.

— Возможно, это происходит от того, что к тебе переселяются те, кто хочет что-то изменить в своей жизни, те, кого что-то не устраивало там где они жили раньше. А потом, ты им предоставляешь возможность жить более обеспеченной жизнью, чем они жили раньше. Я наслышан о том, что ты берешь только пятую часть от их урожая.

— Не только урожая, но и от их доходов по части ремесел.

— Но у них остается весьма не мало.

— Конечно. Я вообще считаю, что если бы бароны уменьшили бы аренду, то на круг они получили бы больше.

— Это как?

— А вот так. У баронов крестьяне предпочитают обрабатывать небольшие клочки, так как если увеличится надел, то сразу увеличится и арендная плата, и у крестьян опять фактически останется, только на прокорм, поэтому им и не выгодно возделывать большие участки. Зачем, если практически все попадет в закрома барона, причем вне зависимости от того, урожайный год или нет? У меня ситуация другая. Хочешь возделывать один надел, ради Бога, возделывай, отдай пятую часть и остальное тебе на прокорм. Хочешь больше? Нет проблем, вот тебе больший надел, ты опять отдашь пятую часть и не больше. Год урожайный, ты отдашь больше. Не уродила земля, меньше. За этим строго следят старосты. Попался на обмане, не обессудь.

— Как-то легко все у тебя.

— Ну не так уж и легко. Одна только затея с банями и введением в обиход мыла, едва не подвигла людей на бунт. Спасибо падре и его единомышленникам, вразумили народ.

— А стоило ли заставлять людей еженедельно мыться в бане, да еще постоянно пользоваться мылом, оно как ни как денег стоит. Ну не хотят, так пусть ходят грязными.

— Твоя ошибка в том, что ты считаешь, что во мне все еще сидит та брезгливость к грязи, которую я принес из прошлой жизни. А ведь это не так. Грязь это болезни, язвы, коросты, кровавый понос наконец. Знаешь, ведь у меня на землях от болезней умирает гораздо меньше людей, чем в других местах. Благодаря чистоте, буквально насажденной им, смертность среди детей очень низкая. А ведь в других местах чуть не половина детей умирает в младенчестве. Конечно в этом не малую роль играет и то, что я правдами и неправдами тащу сюда лекарей, которые здесь становятся уважаемыми людьми. — Поймав ироничный взгляд купца, Андрей нехотя поправился. — Хорошо, отношение к ним здесь пока мало чем отличается от того, как к ним относятся в других землях, но отличается и в лучшую сторону, а это уже не мало, главное что процесс пошел и священники трудятся в этом направлении. Ладно, мы прибыли.

Заметили их еще из далека, а потому в воротах частокола, огораживающего промзону, их встречал сам староста, в окружении других мастеров.

— Здравствуйте милорд. — Чинно поклонившись приветствовал его Грэг. Остальные так же поспешили отбить поклоны, оглашая окрестности приветствиями, вот только у них они были пониже и подобострастнее, ну что же, они не старосты и не вассалы.

— Здравствуй, Грэг. Здравствуйте, мастера. — Не преминул он выделить старосту. — К каждому из вас я обязательно подойду и переговорю отдельно. Пока же переговорю со старостой. Поэтому возвращайтесь на свои рабочие места. Мастер Бон.

— Да, сэр.

— Вот, наш уважаемый купец, Бэлтон хочет переговорить с вами, отдельно. Эндрю, это мастер стекольщик Бон. Так что можешь начинать его терзать, вопросов у тебя хватает.

— Это точно. — Легко спрыгивая с коня и подходя к мастеру проговорил купец.

— Ну, а теперь давай пообщаемся с тобой. — Обратился он к кузнецу, когда они остались вдвоем. — Судя по твоему загадочному виду, тебе есть, что мне поведать.

— Это так, милорд. — Не без гордости произнес Грэг. — Но, давайте пройдем лучше комне, я покажу вам все наглядно.

Конторка Грэга располагалась в отдельном домике, неподалеку от цехов. Здесь же в отдельных комнатках располагались и рабочие места других мастеров, поставленных во главе производства. В частности здесь располагались: мастер ведающий волочильней, он же занимался изготовлением изделий из проволоки, мастер по производству арбалетов, в ведении которого находилось и изготовление карабинов, мастер в ведении которого находился штамповочный цех, здесь уже производились не только наконечники для стрел и арбалетов, но и штамповались из бронзы ложки, изготавливались легкие лопаты и тяпки, получившие большое распространение, придя на смену старым громоздким, неудобным и жутко дорогим предшественникам, стальные пластины, для усиления кольчуг или кожаного доспеха. Здесь же располагался и старик Тони, который занимался, не только выплавкой стали, но и вообще всего железа, потребного для остального производства, а потому работы ему хватало. Эндрю, таки выполнил свое обещание и поставки руды теперь стали практически бесперебойными, оставалось неудобство с доставкой, так как руда не весь путь проделывала по реке, но с этим ничего не поделаешь.

Когда они вошли в кабинет Грэга, тот выдвинул ящик стола и извлек из него деревянный футляр из полированного дуба. Водрузив этот футляр на стол, он не менее торжественно откинул крышку и представил Андрею на осмотр его содержимое. Едва взглянув на содержимое, Новак тут же расплылся в улыбке.

— Получилось?

— Еще как, милорд. Правда, это не карабин, слабоват, но вы ведь говорили, что он нужен только для ближнего боя.

— Все правильно.

Андрей извлек из футляра, лежащий на бархатной подстилке самый настоящий пистолет, вот только он несколько отличался от привычных конструкций. Он сильно походил на обрез из двустволки, но это только внешне. Рукоять у него была под более удобным углом и это была именно рукоять, роль которой исполнял несъемный баллон с сжатым воздухом, отделанный кожей. Заряжался пистолет путем перелома стволов, куда вставлялись две пули. Выстрел производился при помощи двух спусковых крючков, каждый на свой ствол, ну и в редукторе соответственно появились два клапана, вместо одного, впрочем и система спускового механизма так же претерпела изменения, два взводимых рукой курка, ударяли по бойку, который в свою очередь воздействовал на клапаны. Прицельного приспособления как такового не было, была планка, как на охотничьих ружьях, впрочем сфера использования его исключала большие расстояния, а значит этого было вполне достаточно. Вес правда получился весьма изрядный, около двух килограмм, но все же много меньше, чем у карабина и это-то оружие уже можно было использовать одной рукой. Еще в футляре оставались, баллон от карабина, чему Андрей немного удивился, но справедливо полагал, что объяснение не заставит себя долго ждать, а так же средства по уходу, что не говори, но пневматическое оружие, при всей его эффективности, было капризным, это не автомат генерала Калашникова, чистка ему нужна была постоянная и вдумчивая.

— Калибр мы оставили как у карабина, и нарезку стволов делать проще и изготовление пуль проще. Правда использовать, придется только бронебойные пули, так как у свинцовых пробивная сила совсем уж слабая. Баллона хватает на четыре полновесных выстрела, на пятнадцать шагов пробивает любой доспех, кольчугу около двадцати, кожу шагов на двадцать пять, но на таком расстоянии попасть уже трудно.

— А увеличить дистанцию ни как не получится?

— Пробовали, милорд. Да только ничего не выходит. Мы сделали баллон под стандартное давление, как и у карабинов, чтобы значит использовать один насос под все оружие, эта как ее, уни…

— Универсальность.

— Во, во. Она самая. А чтобы этот пистолет сделать еще мощнее, то и баллон нужно с более толстыми стенками, тяжел получается, а пуля все едино летит куда захочет. Ствол нужно увеличивать, а тогда это уже карабин получается.

— Все правильно, это вспомогательное оружие, оно должно быть по возможности маленьким и удобным, чтобы пользоваться одной рукой, вторая будет занята клинком.

— Ну, тогда и вовсе, получается, что стрелять придется в упор. — Растеряно разведя руки, проговорил кузнец.

— Нет, нет, Грэг, все просто замечательно, но как говорится, получив малое, хочется большего.

— При всем уважении, милорд, но это не мало, — слегка обиделся изобретатель. — А потом и ваши пистолеты не сильнее этого.

— Все старина. Я сдаюсь. Где можно испытать?

— Дак это еще не все, милорд. Вы для чего думаете я баллон от карабина здесь пристроил? Вон видите сзади на рукояти кожаный клапан, убираем его в сторону, а там еще один клапан в баллончике, туда вкручивается вот этот переходник, — кузнец извлек из ящика указанную деталь, которую Андрей по началу не рассмотрел, а вернее не обратил на нее внимания. — А к переходнику присоединяется баллон от карабина. А тогда уже сорок полных выстрелов. Ну, это так на всякий случай.

Рассматривая то, что наизобретал Грэг, Андрей просто поражался тому, как этот человек все схватывал на лету. Еще черт знает когда, он рассматривая его Стечкина, поинтересовался для чего нужны полозья на обратной стороне рукояти. Тогда Андрей объяснил ему, что к ним должна крепиться стандартная кобура, после чего пистолет становится мини-карабином. Кобуру кузнец изготовил и преподнес своему господину, но как выяснилось сделал себе зарубку на будущее. При штурме зданий это оружие будет просто незаменимо, это не неуклюжий карабин.

— Ну, что я могу тебе сказать. Порадовал, вот так порадовал. Так где мы можем испытать твое изделие?

— Дак, за цехами, вдоль частокола мы организовали стрельбище, где испытываем карабины, можно пойти прямо туда. — Довольный собой проговорил кузнец.

Тянуть с этим не стали и тут же направились на стрельбище. Произведя с пару десятков выстрелов, Андрей остался довольным оружием, несмотря на то, что пистолет оказался слегка неказистым и громоздким. Вероятно благодаря весу, а возможно и из-за того, что пневматика это все же не порох, отдача была не такой сильной, как он ожидал. Кстати слова Грэга о том, что на двадцать пять шагов попасть трудно, не оправдались, Андрей попал в центр мишени всеми пятью пулями, все же наверное практика здесь имела более решающую роль, чем предполагал кузнец. Новак дал добро для начала производства, тут же начав наседать на своего главного оружейника и промышленника, требуя обозначить сроки, когда он сможет обеспечить этим оружием всю дружину. Ответ Грэга был весьма расплывчатым, так как он все еще не обеспечил всех потребностей в карабинах, хотя технология их производства была налажена. Выслушав все его доводы, Андрей посмотрел в упор.

— Грэг, ты знаешь для чего мне нужно это оружие и знаешь, что времени у нас нет. Боюсь, что уже следующей весной к нам припожалуют гости. Так что времени у нас только до начала лета, это в самом лучшем случае, а так, нужно готовиться к началу мая. Поэтому твои расплывчатые ответы меня не устраивают.

— Милорд, если вы хотите, то я могу бросить все силы, только на изготовление оружия и тогда, можно говорить о сроках. Но я так мыслю, что деньги тоже нужны, а значит и производство иного, мы прекратить не можем. Как я могу вам обещать. Я сделаю, все, что в моих силах, клянусь. Твердо могу обещать только то, что к концу весны вы будете иметь пистолеты на каждого воина.

— Это именно тот ответ, который я и хотел услышать. Ну что, пойдем обратно. У меня для тебя есть сюрприз.

Сюрпризом предоставленным Андреем Грэгу, оказались листы бумаги с чертежами. Андрей специально не стал говорить ему, что это, внимательно наблюдая за кузнецом. Грэг поняв, что в этом кроется какой-то подвох, стал внимательно осматривать принесенные бумаги. Как не веселился Андрей, но Грэг сумел стереть с его лица улыбку, с уверенностью определив, что за чертежи ему предоставил сюзерен.

— Не иначе как вы хотите, чтобы я изготовил пулемет?

— А ты поднаторел в чертежах.

— Дак и у вас они стали не такими топорными, как раньше, тоже вижу руку-то набили. Я гляжу, что за основу вы взяли ваш пулемет?

— Да. Долго думал, но ничего умнее придумать не сумел.

— Затвор я смотрю такой же как затвор вашего пулемета, с поршнем. Так, стало быть, затвор получается тяжелым и остается на месте, а когда пуля уже набирает скорость и ничто ее остановить не сможет, часть воздуха по каналу давит на поршень и тогда только тот отбрасывается назад. Но как обычно ничего рассчитать вы не можете?

— Увы, Грэг. Только методом проб и ошибок.

— Ну, пойти должно легче, все ж таки и карабины и пистолеты мы уже освоили, но когда я смогу изготовить этот пулемет я даже и не знаю. А от чего он такой большой-то, эвон вы под него даже повозку нарисовали.

— Эта повозка будет называться тачанка и она с пулеметом будет одним целым. Вот смотри, здесь устанавливается пулемет, под ним большой баллон с воздухом и насос, все это соединено вместе как единый механизм, единственно вот тут у пулемета, подводная трубка с воздухом имеет шарнир, чтобы пулеметом можно было повести в стороны, вверх и вниз. А закачка воздуха в баллон будет осуществляться при помощи цепной передачи, установим шестерню на колесе, а вторую на приводе насоса. Тачанка едет, насос качает воздух.

— А как давление станет слишком большим, баллон-то и разорвать может.

— Не разорвет. Во-первых: шестерню сделаем разъемной, не нужно качать, к примеру на марше, отсоединим, а в боевых условиях соединение будет постоянным. А чтобы баллон не разорвало, есть во-вторых. Вот здесь установим предохранительный клапан, вот такой конструкции, если давление воздуха становится слишком большим, то лишний воздух будет стравливаться.

— Больно уж все мудрено, милорд.

— Не спорю, мудрено. Но только если ты сможешь это сделать, то ты даже не представляешь, что ты сделаешь.

— От чего не представляю, можно подумать меня не было в тот день в башне. Очень даже представляю. Но вот только если бы еще и знать, какой силы нужна пружина, какой вес должен быть у затвора, какой размер у отводного канала, на каком расстоянии этот канал сверлить вообще, да какое давление воздуха в баллоне. Вопросов-то много, а вы можете дать только в общем, мол надо вот так и вот так, — Грэг сказал это так словно хотел попрекнуть своего сюзерена, за то, что он такой недоучка, все-то он знает, да вот только все не до конца.

— Ну, извини. Как могу. — Не скрывая обиды проговорил Андрей, хотя по большому счету обида была не на кузнеца с его высказываниями, подобное общение между ними во время, так сказать, рождения чего-либо нового давно уже было нормой, обида была на себя. Ну что мешало не учить, а просто прочитать целую гору разной литературы, а не развлекательного чтива, сейчас бы он мог все это вспомнить и использовать.

— Милорд, давайте так. Сначала я налажу выпуск пистолетов, а как процесс пойдет, я займусь пулеметом. Получится что успеть или нет, мы не знаем, а пистолеты, они вон уже считай готовы.

— Добро. Действуй.

— И еще, милорд, надо бы пистолет-то испытать, а то ить стрельбище одно, а бой другое.

— Я передам его Жану, раз уж он у нас начал испытывать карабины, ему и продолжать испытывать все новое. Ну что, пошли смотреть остальное, как тут у вас дела-то.

— Пойдемте, милорд. — При этом он приосанился и деловито повел плечами, огладил бороду и по его поведению Андрей понял, что краснеть тому не придется.

Обходя производственные цеха, Андрей в который раз порадовался тому, что на территории баронства нашлась такая речка, как Обрывистая, так как ее бурное течение снимало множество проблем, таких как устройство нескольких запруд и каскада, для того чтобы обеспечить работу сразу нескольких водяных колес. Замерзала она гораздо позже, а оттаивала раньше, чем другие реки, так что работы длились более больший срок.

Как и предполагалось, вопросов у Андрея практически не возникло, правда как всегда пришлось выслушать жалобы на нехватку людей, но что он мог с этим поделать, людей вербовали настолько быстро насколько это было возможно. Ручеек из переселенцев не иссякал, но и не превращался в полноводную реку, а по самым скромным прикидкам, на территории баронства вполне было достаточно места не менее чем для ста тысяч человек, но тем не менее и те пятнадцать, что были в наличии, да еще и для столь короткого срока, это было весьма не мало. Однако людей не хватало, хотя бы по той простой причине, что шли в основном именно крестьяне, чтобы осесть на земле.

В стеклодувном цехе они застали Эндрю, который был что говорится в состоянии шока. Нет, оконное стекло это конечно прекрасно, но увиденные им образцы посуды из стекла повергли его в шок. Видя ажурные вазы и графины, изящные бокалы, большие пивные кружки, он буквально захлебывался от восхищения. Стеклянная посуда здесь делалась и раньше, в этом в общем-то не было ничего удивительного, вот только у мастера Бона, эта посуда была какой-то невесомой что-ли, а потом орнамент из разноцветного стекла, делал их настолько непривычными взору, что эта посуда разом должна была оставить позади всех предшественников. Не малую роль в этом должно было сыграть и то, что ему удалось добиться абсолютной прозрачности и однородности стекла без пузырьков воздуха, что уже само по себе ставило его изделия на высшую ступень.

Однако когда по прибытии Андрея мастер Бон представил ему на обозрение подзорную трубу, Эндрю едва взглянув в нее тут же оторопел, его мозг был не в состоянии даже на вскидку выдать сумму на которую можно было рассчитывать, при реализации того, что делали в этом цеху. Производимое у стеклодувов было весьма дорогим удовольствием, а потому не по карману простым людям, ну если они не достаточно обеспечены, такие как например купцы и менялы вполне могли себе позволить иметь такую роскошь.

А вот подзорные трубы, это вообще отдельная статья. Рыцари не глядя будут отваливать за них серебро по весу изделия, Эндрю в приватной беседе с Андреем, даже задал вопрос нельзя ли их как ни будь утяжелить, ну сделать к примеру вставки из свинца, но был поднят им на смех. Тот заявил, что пока не обеспечит этими трубами в достаточном количестве свою дружину, о продаже вообще не хочет вести речь. Но после весьма продолжительного спора, сдался и они решили, что половина все же пойдет на продажу. Не сказать, что купец был этим доволен, но скрепя сердце вынужден был довольствоваться и этим. Андрей во многом доверял другу, но во многое и не посвящал, так как тот здесь бывал только наездами, а потому мог стать невольным распространителем не нужных сведений.

Трубами же он и сам остался весьма доволен, нет оно конечно не Цейсовская оптика, да и до рядовой в том мире им было далеко, но все же… Представленный образец давал примерно шестикратное приближение, правда при этом только по центру картинка была четкой, края были размытыми, но это было уже весьма много. Признаться, Андрей не ждал, что за каких-то три месяца, мастер Бон сможет получить приемлемые линзы. Но мастер не смотря на все похвалы Андрея все же остался слегка недовольным, своей работой, хотя похвалу и принимал с довольной улыбкой, но была в ней и толика скепсиса. Вина за это полностью лежала на Андрее, дело в том, что пытаясь объяснить, что он хочет в результате получить, он показал стеклодуву оптику от СКС. Таким образом, конечная цель мастеру теперь была ясна, но так же было ясно и то, что до нее ему еще очень и очень далеко.

Бросив задумчивый взгляд на упрямо поджавшего губы мастера, Андрей даже разулыбался. Цейс, там или не Цейс, но качество его оптики этот мастер все же превзойдет, в этом Новак был уверен на все сто.

К концу их совместного путешествия, Андрей сумел убедить Эндрю в необходимости начать строительство собственного дома в Кроусмарше. Оно конечно, у него был отличный дом в Дувре, но не годится как-то, что единственный купец, ведущий торговые операции с баронством, не имеет здесь своего дома. Разумеется, Андрей думал о другом, когда предлагал Бэлтону начать строительство дома, он хотел чтобы у купца был так сказать запасной аэродром, если, или вернее когда, дела пойдут совсем плохо.

— Кстати Эндрю, не подскажешь, что там происходит на границе со степью. И Рон и Тэд, прислали изрядные суммы, так что мастер Лукас уже начал закладку замков для них обоих. Они что там, повадились совершать набеги на стойбища орков, или грабят все орочьи соляные караваны?

— Грабить это товой удел и удел твоего первого помощника Джефа. Эти ребята гораздо умнее. Они просто добывают эту соль, на том самом озере, а я ее реализовываю, у меня уже даже постоянная клиентура на нее имеется, а так же торгуют теперь ею, везде где есть мои лавки. Кстати и у тебя здесь, тоже реализуется эта соль, как нестранно, но твои люди могут себе позволить, если не готовить на такой соли, то иметь ее в солонке на столе.

— И что многие пользуют эту соль?

— Нет, конечно. Но понемногу этой соли у меня есть в каждой лавке.

— А как это им удалось?

— Ты не знаешь?

— Вообще-то это не касается ни потерь, ни боевых операций, поэтому об этом они мне и не докладывали. Ну, может ты восполнишь этот пробел.

— С удовольствием. Так вот, твои парни, ну в смысле сэр Рон и сэр Тэд, решили, что грабежом много не заработаешь, а потому стали думать над тем, как им наладить добычу соли. Думали они, думали и надумали провернуть нечто похожее тому, что было в Кроусмарше. А именно добиться того, чтобы их не трогали на берегу озера, тем более как они мне сказали, между орками нечто подобное уже есть.

— Ну да, на озере у них действует нечто вроде перемирия.

— Вот, вот. Собрали они обе свои полусотни и выдвинулись к этому озеру. Заняли оборону на каком-то холме, там вроде как когда-то люди вроде форт хотели поставить. Так вот заняли они оборону, зарылись в землю, отрядили десяток и открыто начали на промывку соли и стали ждать. Орки от такой наглости рассвирепели, их там было три отряда, навалились скопом. В общем в первый день они потеряли около сотни, потом откатились и расположились в недосягаемости, решили дождаться ночи. А твои парни обошли всех перебитых, мертвых снесли в одно место и оставили, не взяв с них ни единого трофея. Нашлось и с пару десятков раненых. Этих они перевязали и тоже отнесли, устроив их немного в сторонке от мертвых и возле них воткнули шест с белой овечьей шкурой. — Как было известно Андрею, для степняков белая овечья шкура означала знак перемирия или переговоров, так как белый цвет был цветом непорочности, а овца считалась самым безобидным животным. — Там же они сложили три десятка мешков с зерном. Примерно через час орки приблизились к своим погибшим и раненым, забрали и тех и других. А еще через час к холму приблизился орк с белой шкурой. Ты не поверишь, но он говорил на английском, плохо, но твои рыцари его поняли. В общем поговорили и орки ушли. Больше на твоих людей никто не нападал. Правда на обратном пути на них все же напали, но им удалось отбиться. Соли они добыли совсем немного. Ну да не за ней в тот раз ходили. В следующий раз они вновь стали лагерем на том же месте, на этот раз на них никто не нападал, так что соли они намыли изрядно, три дня добывали. Когда уходили на них снова напали, но они опять отбились. Потом, как мне кажется оркам надоело терять своих воинов, потому что нападений больше не было.

— И как же подобное допустили инквизиторы, или они больше не сопровождают отряды в степи.

— Как же, сопровождают. Да только сэр Рон говорит, что они уже не те стали. Раньше говорит, они всех орков и всю добычу самолично осматривали, а теперь словно обленились. И переговорам с орками не мешали и ни как это не осудили. — Эндрю всем своим видом показывал, что сам не меньше поражен происходящим.

— Надеюсь, об этом ты не рассказываешь на каждом перекрестке, — озабочено поинтересовался Андрей.

— Я еще с ума не сошел. Но вот только удивительно это все. Я не слышал чтобы с орками о чем ни будь договаривались. Да и вообще не слышал, чтобы с ними хоть кто-то пытался общаться, только рубились. А этот орк, который говорит по-английски.

— А чего ты хотел, если у них есть пленные из людей. — Говоря это Андрей пришел к выводу, что людей нужно выдергивать оттуда как можно скорее, его вассалы, что говорится, уже не видят берегов, если пошли на подобное. Вот только как обставить их возвращение раньше срока он не представлял.

— А для чего им учить язык пищи. Они же не пытаются узнать как общается между собой скотина.

— А может они и язык животных знают, нам-то откуда знать.

— Странный ты какой-то. Я тебе говорю о неслыханном, а ты так спокойно к этому относишься. За куда меньшее отправляли на костер.

— Ну, тебя ведь тоже можно отправить на костер только за то, что ты знаешь правду обо мне. Разве не так?

— Так-то оно так…

— А между тем, что тут дьявольского или противного богу, просто я немного другой, а с другой-то стороны ваши предки тоже пришли сюда из моего мира.

— Ты хочешь сказать…

— Я хочу сказать, что не все так просто, как кажется. Думай, делай выводы, но только ради всего святого, не нужно говорить об этом с кем ни будь другим.

— Ты что-то от меня скрываешь. — Глядя Андрею в глаза уверено заключил купец.

— Ну, ты-то тоже не обо всем мне рассказываешь.

— Но я хотел бы знать…

— Узнаешь. Всему свое время. Только не спеши увидеть во мне еретика, придет время и ты все узнаешь. Надеюсь, у тебя не пропало желание построить здесь дом?

— Честно признаться у меня возникло большое желание начать это строительство как можно быстрее. Я прямо как наши спутники по первой встрече, хочу быть поближе к тебе, потому что мне кажется, что чем ближе я окажусь к тебе, тем безопаснее это будет и для меня и для моих близких.

— Вот и начинай строить. Городок у нас маленький, но постепенно растет. Вот только со строительством, боюсь так быстро не получится. Я уже думал выделить средства из своей казны, на строительство замков, но парни прекрасно справились и без меня. Так что в первую очередь строители займутся возведением замка сэра Рона, потом сэра Тэда, а уж потом всем остальным.

— Я мог бы привести сюда артель строителей.

— Можно, но только если они пожелают сюда перебраться навсегда.

Эндрю бросил внимательный взгляд на друга и некоторое время молча изучал его, словно впервые увидел, но затем все же поинтересовался.

— А почему такие изменения? Раньше ты не был против использования наемных рабочих. Что изменилось?

— Изменилось то, что теперь у меня есть местные жители, которые занимаются этим делом и мне не хотелось бы отнимать у них хлеб и кормить рабочих наемных, которые потом уйдут отсюда.

— Не вижу логики. Если артель которую я приведу поселится здесь, разве она не заберет хлеб у тех кто уже здесь живет?

— Но тогда это уже будут местные рабочие.

— Нет, я решительно тебя не понимаю. То ты предлагаешь мне построить здесь дом, потом отказываешь в строителях. Я хочу привести наемных работников, ты опять отказываешь. Мне что уговорить строительную артель на переселение сюда?

— А вот это было бы не плохо. Места здесь все еще много, работы тоже хоть отбавляй.

— Понятно. Ты одной стрелой хочешь убить сразу две дичи.

— Ну, ты-то тоже не стесняешься на мне зарабатывать, хотя мы и друзья.

Андрей бросил лукавый взгляд на Эндрю, тот посмотрел на него не менее лукаво, а потом они разразились дружным хохотом. Конечно, Андрей не стал озвучивать истинную причину, которая заключалась в том, что он всячески хотел оттянуть просачивание в большой мир информации о том, что на самом деле происходит в Кроусмарше, не к чему это.

Оно конечно, все в конце концов вылезет наружу, но хотелось бы, чтобы это произошло как можно позже, тогда, когда он сможет отстоять свои земли и защитить своих людей. Да, двое представителей высшей иерархии инквизиции дали ему добро на кое-какие изменения, но они нипочем не согласятся на то, что в действительности здесь происходило. Происходящее здесь настолько сильно выбивалось из привычного уклада, что даже они, а возможно они в первую очередь, будут противиться этому всеми силами, а сил у них хватало.

Если коротко, то в Кроусмарше, духовенство во многом отходила от дел мирских, отдавая их на откуп правителю. Согласившихся на это священников было мало, пока только шесть священников, десяток монахов, десяток служек, два штатных, так сказать, инквизитора, которые набрали себе еще восемь человек из ушлых проныр, вот пожалуй и все духовенство нового типа, на которое он делал упор. Но это количество должно было возрасти, потому что некоторые из крестьянских детей так же тяготели к жизни, целью которой должно было стать служение Господу.

Были несколько человек и из числа сирот, которые хотели посвятить себя подобной доле, но пока они были лишены выбора, так как им предстояло в первую очередь стать воинами, но им не возбранялось заниматься учением более углубленно, мало того это еще и поощрялось. Верные воины, это хорошо, но куда важнее иметь священников, которые смогут оказать не меньшую поддержку в будущем, пусть и не на поле брани. Но пока им предстояло пройти путь воинов, а вот если даже после этого они пожелают связать свою жизнь со служением Господу, Андрей даже не попытается стать у них на пути, потому что после этого у него не будет более надежных союзников.

Гонец нашел их уже в Пограничном, куда они вернулись после Обрывистого. Развернув свиток, Андрей прочел послание маркграфа, в котором он сообщал об объявлении войны Франции и фактически призывал на службу своего вассала, с его дружиной, которому надлежало прибыть в Бону, не большой городок в Дуврском маркграфстве. Однако в послании указывалось на то, что так как половина дружины барона Кроусмарш в настоящее время несет службу на границе со степью, то ему не возбраняется вместо личного присутствия со своими воинами выслать казначею маркграфа пять сотен золотых, в качестве откупных от призыва на этот год. Однако в этот раз, вместо распоряжений своему казначею, Андрей тут же написал ответ и отправил гонца обратно. Эндрю оказался прав, война началась, ну что же практика его воинам вовсе не помешает.

Архиепископ Игнатий не без любопытства осмотрел кабинет своего старинного друга и соратника. Да-а, судя по всему архиепископ Баттер значительно перещеголял его в своем аскетизме. Мебель в кабинете была такой же простой и функциональной, как и у него, вот только несмотря на простоту, у Игнатия она была хоть и добротной, но не лишенной изящества, была сделана лучшими мастерами, да, без изысков и вычурных украшений, но своей простотой и мастерской работой, она все одно невольно задерживала на себе взгляд и заставляла подумать о том, что стоит она ни чуть не меньше самых вычурных образцов. Здесь мебель выглядела не просто простой, а таковой и являлась, грубая, тяжеловесная, как и характер самого хозяина.

Дверь в соседнюю комнату открылась и в кабинет вошел сам хозяин кабинета. Бросив суровый взгляд на посетителя, он на мгновение замер, а затем на его страшном, своей уродливой худобой лице проступила радостная улыбка. Правда описание этой улыбки детям на ночь, напрочь лишила бы их сна, что уж говорить, когда это лицо не было озарено радостью, не подготовленный человек решил бы, что восставший из могилы вурдалак обрадовался виду своей жертвы. Но Игнатий давно знал Баттера, а потому точно знал, что этот страшный оскал выражал именно неподдельную радость.

— Ну, здравствуй, брат Сэмюэль.

— И я рад тебя видеть, брат Баттер.

— И для чего нужен весь этот маскарад?

— А к чему афишировать наши с тобой частые встречи, в то время как все земли полыхают очищающими кострами, выжигающими еретическую скверну. — Пожав плечами, ответил он.

— И то верно. Ну и что ты мне расскажешь, я тут погряз в пограничных делах, голову некогда поднять.

— Как я и сказал, костры полыхают с невиданной силой, но волна поднятая нами и не думает убывать. Господи, простишь-ли мне мои прегрешения.

— Все что мы делаем, мы делаем воблаго паствы Его, — не менее горестно вздохнув, решил поддержать друга архиепископ Саутгемптонский.

— А может мы выбрали не тот путь?

— Возможно, да только если и есть иной, то он мне не ведом. Единственная альтернатива это смена существующего положения дел с духовенством, но ты знаешь, что он неприемлем.

— Да, знаю. Но Господь свидетель, каких мук мне стоит все то, что сейчас происходит.

— Не тебе одному, Игнатий. Так значит, брошенные нами семена дали всходы?

— И весьма обильные. Если ты не заметил, то многие крупные торговцы начали сворачивать свои торговые операции на территории вашего маркграфства.

— И не только нашего. Подобная картина по всему пограничью, цены на товары начинают взлетать до небес. Думаешь это связано с тем, что мы задумали?

— А у тебя есть иное объяснение? С удовольствием послушаю.

— Нет у меня иных объяснений. Как там твой протеже, барон Кроусмарш.

— Понемногу кует оружие и готовит воинов, но об этом скорее спрашивать нужно уже тебя, так как боевую практику они проходят именно в пограничье.

— Его люди уже начинают превращаться в головную боль. Я уже хотел сам с тобой повстречаться, так что хорошо, что ты изыскал возможность и навестил меня сам. Его людей нужно срочно выводить отсюда.

— Проблемы?

— И большие. Я конечно, способен покрыть многое, и в обеих крепостях находятся мои самые надежные люди, но они уже начинают переходить грань дозволенного. Я конечно, отдал распоряжение, чтобы им не мешали, но всему есть предел, люди же барона дошли до того, что вступили в переговоры со степняками.

— О чем это ты?

— В начале все шло как и положено, они несли службу, отлавливали и уничтожали орочьи отряды отправляющиеся в рейды. Службу несли исправно, мало того за то время, что они несут службу на границе не было ни одного набега, который бы они не предотвратили, или не нагнали тех, кто все же умудрялся прорваться сквозь них и пограбить вволю. Этих они неизменно настигали и мало, что отбивали полон, но еще и мало кого выпускали. Это новое оружие все же очень эффективно, скажу я тебе, я каждый раз очень внимательно прочитываю сообщения из крепостей.

— Так что там с переговорами?

— Не знаю в чем там причина, но командиров этих отрядов вдруг обуяла жажда наживы и они решили заняться добычей соли на территории орков и дело у них пошло. Так вот чтобы наладить этот процесс, они вступили в переговоры с орками и пришли к какому-то соглашению.

— А вот это уже перебор.

— И я о том же. В общем, их нужно убирать с границы. Пока от них тут была только польза, но в скором времени могут начаться проблемы. Даже если я и закрою на это глаза, поползут слухи, а тогда уже наши братья могут всерьез заняться моим попустительством. Как ты понимаешь, я этого допустить не могу.

— Разумеется. Но ведь до их смены еще очень далеко. Смена обычно происходит весной.

— С этим, я так думаю, проблем не будет. Сегодня желающих нести службу на границе хватает. Мне уже приходилось неоднократно откладывать в сторону прошения о службе на границе. Хоть в этом от них польза, так как именно на их примере, рыцари стали рваться в эти места, чтобы пополнить свою казну.

— Тогда организовывай смену и как можно скорее.

— Я так и думал. Но по настоящему меня волнует другое. Это их оружие. Оно ведь и впрямь может привести к иной расстановке сил, сможем ли мы потом взять ситуацию под контроль?

— В этом не сомневайся. Оружие конечно сильное и несомненно сможет сыграть решительную роль в предстоящей войне, но его слишком мало, чтобы барон мог представлять опасность в одиночку.

— Говоря барон, ты хочешь сказать падре Патрик?

— Именно это я и хочу сказать. А еще то, что это оружие сможет сыграть свою решающую роль в том случае, если выступит в довесок к армии королевств, а не самостоятельно. Самому барону не выстоять.

— Помнится, он уже сумел выстоять с горсткой людей против тысяч орков.

— Ты забываешь о том, что орки там были в далеко не лучших условиях, этот проход просто идеально подходит для обороны. Если мы выступим в крестовый поход, то его людям не выстоять ни при каких условиях.

— А что поделывает падре Патрик? И вообще как дела в баронстве?

— Там все под контролем. Если там произойдет что-то, что будет потенциально опасным, то мы об этом узнаем тотчас.

— Брат Адам?

— Они не сошлись характерами с бароном. К тому же там сейчас находятся в качестве приходских священников двое из тех, кто на суде свидетельствовали против бывшего епископа.

ГЛАВА 3

— Барон, рад вас приветствовать. Признаться я ожидал, что вы как и в прошлый раз, предпочтете прислать откупные.

— Нельзя всегда бегать от войны и от своих обязательств вассала, милорд.

— Хорошо сказано. Сколько воинов вы привели?

— Сотня воинов, восемь десятков новиков и два десятка егерей.

— Сколько? — Удивление выказанное маркграфом было понятно. Редко какой барон был в состоянии выставить больше пяти десятков воинов, большинство из них имели на службе едва ли два десятка, не мало было и тех, кто мог позволить себе только десяток воинов. А вот барон Кроусмарш, мог себе позволить содержание дружины в три сотни воинов, по большому счету даже сам маркграф мог содержать дружину только в пять сотен, три из которых привел сюда. Остальные были рыцарским ополчением, но и то всего их набиралось едва ли полторы тысячи.

— Милорд?

— Вы привели и ополчение?

— Нет, милорд. Прошу прощения, но об ополчении в вашем послании не было сказано ни слова. Я что-то сделал не так?

— То есть, вы хотите сказать, что помимо сотни воинов находящихся на границе со степью, есть еще сотня подготовленных воинов, да вы еще привели и восемь десятков новиков, да еще и два десятка этих, егерей. Я все правильно понял?

— Если быть точным, то на границе находятся восемь десятков воинов и два десятка новиков.

— А что это за егеря?

— Воины специально обученные для действий в лесу, они постоянно несут службу в лесах на орочьей стороне, но полноценными воинами их назвать нельзя, они отличные стрелки, превосходные разведчики, но в рукопашной практически ничего не стоят, — здесь он лукавил, так как если кавалеристы из них были посредственные, во всем остальном они были на высоте и обладали весьма высокой индивидуальной подготовкой, правда в строю они действительно были не так хороши, что не говори, но задачи у них сильно отличались от линейных подразделений, да и не собирался он их использовать подобно линейным подразделениям.

— Видно я был не прав, что так долго не посещал Кроусмарш. Значит, вы не в состоянии платить налоги, но тем не менее, можете себе позволить содержать столь сильную дружину.

— Вообще-то я не говорил, что не в состоянии платить налоги, милорд. Это была ваша привилегия, дарованная мне. — Покорно склонив голову уточнил Андрей. — Что же касается воинов, то эта дружина не вся находится на службе непосредственно у меня, — поспешил он откреститься от выдвинутых предположений. — Если вы помните, то у меня на службе находятся три рыцаря, двое со своими дружинами сейчас находятся на границе, один здесь со мной, так что моя дружина включает в себя семь десятков воинов, пять десятков егерей, новики так же не все мои, а только треть из них. — Андрей обратил внимание на то, что при этих словах маркграф несколько расслабился. Слухи о том, что дружины из Кроусмарша изрядно заработали и продолжают зарабатывать на торговле солью, курсировали по королевству, объясняя многое. Да и сам барон не был бессребреником, Так как продукция его ремесленников была известна по всему королевству и не только.

— Вопрос о налогах, оставим до лучших времен. Если не ошибаюсь, осталось два года. Но если судить по вашим словам, то в Кроусмарше сейчас находится только три десятка этих егерей и два десятка воинов. Вы считает, что этого достаточно для охраны прохода?

— Нет, милорд, я так не считаю. Но что я мог поделать? В казне у меня в настоящий момент нет достаточного количества денег, чтобы отдать на откуп означенную вами сумму. А что касается прохода, то я призвал часть ополчения, оторвав их от повседневных трудов. Оборонять стены все же проще, чем сражаться в поле. — Здесь он опять слукавил. Нет, он конечно, отдал распоряжение о том, чтобы ополчение было в готовности выдвинуться к проходу, но собирать его и терпеть при этом убытки не стал. Оставшиеся два десятка воинов и два десятка егерей, постоянно несли службу у прохода, десяток егерей, разделившись на две группы, безвылазно курсировали в районе прохода, дабы вовремя обнаружить опасность, если таковая появится, о дальних походах они на время забыли. Так что большой опасности не было, да и не верил он в то, что орки посмеют на нападение, слишком большой крови им стоило прошлое, после которого прошло не так много времени, чтобы оправиться, но ставить об этом в известность маркграфа в его намерения не входило.

— Значит, вы решили немного пополнить свою казну за счет войны. Вынужден вас разочаровать. Боюсь, что основная масса баронов, а уж безземельных рыцарей точно, здесь с той же целью, вот только действительно поживиться в этой войне если и удастся то не многим. Здесь нет соляных копей, золотых или серебряных приисков. Вам куда более выгодно было бы отправить мне откуп, а самому заняться вашими ремесленниками и крестьянами, я слышал, что вы многого добились именно на этой ниве. Честно говоря, я думал, что вы правильно поймете мой намек в послании и вышлите деньги, на которые я признаться рассчитывал.

— Увы, милорд, но моя казна практически пуста.

— Хорошо. Доложите как оснащены и вооружены ваши люди.

— Каждый имеет коня, кольчугу, шлем, щит. Из вооружения, легкий клинок, легкое копье, боевой нож, арбалет.

— Дьявол. Барон, что вы делаете. Хорошо, я допускаю, что вы до недавнего времени, были далеки от воинской стези, но насколько мне известно, у вас на службе есть отличные ветераны. — Еще бы ему об этом не знать, если четверо из них раньше служили в его дружине.

— А что не так, милорд.

— Все не так! Дьявол меня задери! Все! Вы всех посадили на коней и обрядили в кольчуги, чертовски дорогое удовольствие, но при этом даете им в руки легкие клинки, я слышал о них, они великолепны для легкой конницы, но не для латной. Вы собрали дружину по факту латной конницы, а вооружили их как легкую. К тому же половина из них вообще обычные стрелки. — А что тут скажешь. По факту маркграф прав. Редко какой владетель мог позволить себе полностью одеть свою дружину в кольчуги, обычно это были воины, которые входили в ближний круг, редко когда их численность доходила до половины, зачастую четверть или не больше трети, остальные красовались в кожаном доспехе, но уж те кто был в кольчугах всегда имели тяжелое вооружение, как и следовало латникам. Опять же далеко не многие могли себе позволить иметь полностью конную дружину, обычно в нее входили именно латники, остальные принадлежали к королеве полей, то есть к пехоте.

— Прошу прощения, милорд. Конечно, мне говорили об этом мои ветераны, но во время службы в степи я на практике увидел, что подобный подход весьма эффективен.

— В степи, против орков, которые по факту являются легкой конницей, да. Но здесь… Проклятье, вот только я решил, что у меня как минимум еще одна сотня латной конницы, как вдруг узнаю, что это только легкая конница.

В этот момент полог палатки маркграфа откинулся в сторону. Сэр Свенсон был уже готов разразиться отборным ругательством, в адрес того, кто посмел столь бесцеремонно побеспокоить его, когда он занят, открывшийся было рот тут же захлопнулся и маркграф поспешил отвесить почтительный поклон. Андрей наблюдая за произошедшей с ним метаморфозой так же поспешил отвесить поклон, при этом не постеснявшись выполнить его несколько глубже, так на всякий случай, если уж поклоном не гнушается его сюзерен, то и ему стоило не усугублять так сказать, а выказать еще большее почтение.

— Сир.

Услышав произнесенное сэром Свенсоном слово, Андрей бросил исподлобья внимательный взгляд на ворвавшегося в палатку мужчину лет тридцати в полном рыцарском доспехе. По сути необходимости находиться посреди своего лагеря в полном вооружении не было ни какой необходимости, но как видно король, а это был именно он, получал от этого особое удовольствие. На нем были надеты, великолепно инкрустированные золотом и серебром, начищенные до блеска рыцарские латы, именно такие какие обычно украшали рыцарские замки и каковые Андрею приходилось видеть на фотографиях. Вот только шлем с пышным плюмажем отсутствовал, сейчас его голову венчали только распущенные иссиня черные волосы до плеч, странная мода для англичанина, предпочитавших короткие стрижки. Впрочем глухой шлем с опущенным забралом и пышным плюмажем из красных перьев, ну точно как на фотографиях, неотлучно сопровождал своего хозяина, будучи в руках у оруженосца, по пятам следовавшего за королем. Над закованным в металл торсом возвышалась довольно колоритная голова. Лицо короля словно было вытесано из дуба, каким-то плотником недоучкой, резкие рубленные черты, нос горбом, именно горбом, а не горбинкой, серые глаза холодные как стальной клинок, пронизывающий взгляд, знающего себе цену человека, но вот только особого ума в этом взгляде Андрей не заметил, были они лишены какого-то особого блеска, который видится в глазах людей обладающих большими умственными способностями, взгляд короля был скорее взглядом тупого солдафона, но судя по всему, ему нравилось быть именно таковым. Новаку почему то показалось, что нет ничего удивительного, что Англия так часто воюет. При этом не мало его удивило и то, с какой легкостью король носил тяжелые доспехи. Что и говорить, крепкий мужик.

— Сэр Свенсон, я вижу что на этот раз вы расстарались.

— Всегда рад служить, вашему величеству.

— И это радует. — Король был возбужден, говорил громко и несколько грубовато, если не сказать грубо, ну точно солдафон, движения его были быстры и порывисты. — По пути к вам, я заметил две сотни прекрасно экипированных латников. Это отличное подспорье для нашей латной конницы.

О чем это он? — Подумал Андрей. — Я по пути в палатку не встретил ни каких латников. Нет, они конечно есть, но чтобы вот так компактно сразу две сотни латной конницы, этого я не видел. Да и вообще, интересно есть ли у маркграфа две сотни латников? Сомневаюсь. В лагере в основном только пехота. Так о чем тогда этот идиот вещает.

— Сир, я прошу прощения, но у меня нет такого количества латной конницы.

— Полноте, маркграф. — Отмел эти слова король. — Или вы хотите сказать, что мои глаза меня обманывают? Только что прибывший конный отряд, что сейчас разбивает палатки на краю вашего лагеря, их там ни как не меньше двух сотен. Или это не ваши люди?

Э, э, дуболом, ты про моих людей чтоли говоришь. Ну, вот снова здорова. Сейчас и этот начнет рассуждать о моих умственных способностях. Господи, как вы меня достали. Ну, посмотрим, что из этого выйдет.

— Сир, это действительно воины из моего рыцарского ополчения. Но только эти воины не те, кем кажутся. Несмотря на то, что они все имеют хорошие доспехи, по сути это отряд легкой кавалерии, так как имеют только легкое вооружение, да и то половина из них только стрелки, которые на деле являются пока всего лишь новиками.

— Вы смеетесь надомной?

— Ни в коей мере.

— Какой идиот, обрядив воинов в кольчуги, усиленные стальными пластинами, умудрился вооружить их легким оружием.

Сам ты идиот. Ну вот, как я и говорил. Понеслась душа в рай. На себя посмотри, не малая сила, ловкость и ноль интеллекта. — Пронеслась у Андрея злая мысль. Что и говорить, сказать, что Андрей был зол, это не сказать ничего. Уж очень он не любил, когда начинали потешаться над его умственными способностями, да еще в таких выражениях.

— Сир, прошу прощения, но это мои люди. — Вынужден был прийти на помощь своему сюзерену Андрей, хотя видит Бог, как ему не хотелось вообще высовываться, так как с этим психопатом королем, дела могли обернуться самым непредсказуемым образом.

— Кто ты? — Вопрос прозвучал настолько резко и настолько с высока, что Новак едва сумел сдержаться, чтобы не ответить на подобную грубость грубостью.

Как ему были знакомы люди подобные этому королю. Еще там, в прошлой своей жизни о не раз и не два сталкивался с людьми которые считали себя на столь не досягаемой высоте, что общаясь с людьми, как они считали, стоящими ниже них, вели себя настолько высокомерно, словно общались с быдлом. Было дело, ему приходилось приземлять некоторых, ввергая их буквально в ступор. Им-то приходилось общаться по большей части с теми, кто чем-либо зависел от них, либо по природе свой лебезил, чтобы урвать какой кусок с барского стола, а вот такие кому по большому счету плевать сколько он сумел заработать или наворовать денег, встречались не часто. Большинство из них прямо заявляли, что с завтрашнего дня он больше не служит в милиции, этим он откровенно смеялся в лицо и в открытую посылал по известному адресу, попутно предлагая засунуть в известное место и деньги и связи. Не без оснований, нужно заметить, если учесть то, что на пенсию он вышел сам, по выслуге лет. Нашлась даже парочка из таких, которые предлагали ему у себя работать, при этом они высокопарно говорили о том, как они его сильно зауважали за его поведение и просто считают своим долгом помочь ему устроиться в этой жизни. Но Андрей с легким сердцем послал их снова. Проявили они о нем заботу! Как же! Умылись разок и им это жутко не понравилось, вот и решили, поставить его себе в зависимость, чтобы потом душу отвести, так сказать восстановить самоуважение в своих же глазах, да и в глазах тех, кто был в курсе произошедшего.

Так вот король Англии, разбудил в нем именно те ощущения, что он чувствовал при общении с тем хамлом, но вот только на этот раз он не мог себе позволить поступать так, как ему хотелось, потому что это было не просто хамло, а коронованное хамло. Пришлось все молча проглотить. Впрочем, не молча. Нужно было отвечать.

— Рыцарь Английской короны, барон Кроусмарш. Ваше величество.

— Что-то твое имя мне кажется знакомым. Это ты умудрился в поединках уложить сэра Ричарда, сэра Аткинса и Ури Двурукого? — В интонации короля просквозило нечто, что Андрей идентифицировал как уважение.

Нет, ну точно, солдафон. Да наверное еще и завзятый боец на ристалищах, слышал я краем уха, что ты любишь инкогнито появиться на турнире, чтобы сразиться в честной схватке, видать это правда. Об орочьем набеге на южной границе ты не помнишь, о том, что я с горсткой воинов отстоял Кроусмарш, на оборону которого ты не пожелал выделить ни фартинга, ты тоже не помнишь, а вот того кто завалил известных бойцов помнишь прекрасно. О Господи, храни Англию и дальше, потому что, то, что ее еще не смяли просто удивляет.

— Да, ваше величество. Я имел возможность скрестить с ними клинки.

— Ты хотел сказать, ЧЕСТЬ. — Задрав подбородок, назидательно вставил король.

— К великому сожалению я могу сказать это, только по отношении сэра Аткинса. Сэр Ричард, хотел меня попросту убить, потому как тогда я вовсе не владел клинком и только Провидение спасло мне жизнь. Ури Двурукий, тот и вовсе был убит мною, когда вышел на большую дорогу, не вижу чести в убийстве разбойника.

Ну, кто его тянул за язык. Ну, согласился бы. Промолчал бы, в крайнем случае. Просчитал же его от и до, так какого рожна. Не сдержался. Абсолютно не думая, ляпнул то, что было на уме. Оно конечно спохватился, хотел было шаркнуть ножкой, да кто будет ждать его оправданий. Взбешенный король, ожег его гневным взглядом, резко повернулся и вихрем вылетел из палатки своего вассала, гремя железом доспехов. Андрей только, что и сумел так это бросить на маркграфа сожалеющий взгляд.

— Барон, вы идиот? — Едва не застонав, прорычал маркграф.

— Милорд?

— Вы, что же считаете, что я менее горд, нежели вы?

— Милорд?

— Что, милорд?! Вы бы так общались с королем, а не дерзили ему! — все же не сдержался сэр Свенсон.

— Я просто сказал правду, милорд. Дерзить королю у меня и в мыслях не было. — Набычившись, ответил Новак.

— Вот только он это воспринял иначе. Все трое пользовались его уважением, так как считались лучшими клинками Англии. Вы положили их всех. А значит, вы так же были бы у него в фаворе, да что там были бы, вы и были, стоило только вам лично обратиться к нему с просьбой. А вот теперь, вы для него пустое место. Настолько пустое, что я уже и не рад, что я ваш сюзерен.

— Я подвел вас. Простите, милорд, видит Бог, я этого не хотел.

— Вы подвели не только меня, но все наше ополчение. Теперь ждите веселой расстановки наших сил в предстоящем сражении, готов прозакладывать свои доспехи, против рваной рубахи, что нам достанется самое опасное направление.

— Милорд, мне правда очень жаль.

— Ну, вот нормальный ведь вассал. Что вам помешало быть таким же пять минут назад.

— Наверное мало быть королем, нужно еще заслужить уважение своих подданных.

— Так. А вот этого вы не говорили, а я не слышал. Он наш король и этим все сказано. Он не должен не перед кем заслуживать уважение, потому что он король и этим все сказано.

— Да, милорд.

— Сэр Андрэ, идите уже. Займитесь своими людьми.

Гул сотен копыт, нескончаемый грохот, дрожь земли под ногами и ощущение собственной никчемности перед этой лавиной, несущихся в стройных рядах, закованных с ног до головы в стальные латы английских рыцарей. В первых рядах рыцари закованные в глухие латы, скорее даже в панцири, настолько тяжелые, что рыцарей в седло поднимают при помощи специальных подъемников, так как самому забраться в седло не представляется ни какой возможности. Именно в таких с легкостью умудрялся хаживать король, хотя в седло его тоже можно сказать загружали, возможно он и смог бы сам себя поднять, да вот только ни какая подпруга подобный вес не выдержит, да и лошадь скорее всего поведет и завалит. Глядя на эти монструозные доспехи, Андрей усомнился, что его хваленые карабины способны их пробить даже в упор. Но подобных рыцарей не так много, все же такие доспехи весьма дороги, да и требуют просто недюжинной силы и ловкости, если не учитывать наличия как минимум пятерых лиц обслуживающего персонала, пардон, оруженосцев. Иными словами это самые именитые, и чего уж там, и самые безбашенные, рыцари. Следом за ними рыцари хотя и в более легких, но ни как не менее грозно выглядящих полных доспехах, состоящих в основном из глухого шлема, наплечников, кирасы с кольчужной юбкой, наручей, набедренников и поножей, этих уже побольше, а уже следом за ними, так сказать в третьей волне, рыцари и воины облаченные в крепкие кольчуги, но вооруженные не менее тяжелым оружием, чем в первых двух. Именно в этих рядах предстоит выступить Андрею и его дружинникам, вернее в первых их рядах, уточнение по поводу их легкого вооружения короля явно не затронули. Хорошо хоть он согласился использовать новиков и егерей в качестве стрелков, да и то, выставил их в первые ряды, мотивируя это тем, что в столь хороших доспехах им угрожает меньшая опасность, нежели иным лучникам и арбалетчикам, облаченным в куда более легкие доспехи. Заботливый какой.

Сегодня по случаю того, что его отряд только что прибыл в лагерь и люди нуждаются в отдыхе, Андрей со своей дружиной не участвовал в ежедневной тренировке, но завтра им надлежало занять место в строю, дабы отработать слаженность. Вот только участвовать в этой тренировке у Андрея не было ни какого желания, едва он начинал думать о том, что у французов тоже есть такая же рыцарская конница, которая ничуть не хуже закована в броню, как у него начинало неприятно сосать под ложечкой. Одно дело читать или видеть на экране как рыцарская конница идет в атаку, совсем иное наблюдать это воочию. Что и говорить картина страшная, а если еще и представить себе подобную стену, которая несется на тебя… Нет, лучше не надо.

— Джеф, ты представлял нечто подобное, когда выражал свое сомнение по поводу нашего участия в этой войне?

— Да, милорд. Вот только, мне казалось, что вы сумеете каким либо образом избежать того, чтобы нас определили в латную конницу.

— К сожалению, похоже, что именно благодаря мне, мы и окажемся в ее составе.

— Ничего, прорвемся.

— Ага. А не подскажешь-ли, что делать нашим людям, когда дойдет до рукопашной, шашка гораздо легче меча, нет, кольчугу она еще прорубит, а как быть с кирасами и панцирями.

— Ну, кирасу-то еще худо бедно, а панцири только уклоняться и заходить сзади. Ничего, наши парни достаточно опытны, так что как ни будь с Божьей помощью…

— Знаешь, есть такая поговорка: 'На Бога надейся, а сам не плошай'.

— Ну дак, мы и не оплошаем. Практика у ребят изрядная.

— Мы можем понести серьезные потери. Не понимаю и почему только на меня волком смотрят рыцари впереди которых меня выставили?

— У вас просто разные цели, — ухмыльнулся Джеф. — Вы хотите дать практику своим людям, но и сберечь их, они же хотят покрыть себя славой и обратить на себя внимание его величества, который падок на подобное. А где это лучше всего сделать, как не в первых рядах. Да будь их воля, они бы без раздумий выступили в первых рядах, перед панцирниками. Слава и внимание короля дорогого стоят. Знать бы раньше, что о вас помнит сам король, то на этом можно было бы неплохо поживиться. Жаль, узнали мы это поздно.

— Это точно. Но что будем делать?

— А что тут сделаешь. Если бы вы прислали откуп, то и вопросов не было бы, а коли уж прибыли сюда с дружиной, то отпустить вас отсюда может только командующий, опять же за откуп, вот только сомневаюсь, что король отпустит вас. Знаете, что я подумал. А может он так хочет дать вам возможность обелить себя в его глазах. Хороших-то воинов он ценит, факт.

— Ну, нет мне такой высокой оценки не надо.

Оставив друга, заниматься размещением людей, Андрей направился к маркграфу. Нужно было срочно как-то разруливать ситуацию, а для этого ему нужна была информация, которой он не обладал. Он даже не знал, из-за чего началась эта война, что было первопричиной. Ведь не могли же два короля, во время вечернего променада внимательно посмотреть друг другу в глаза и прийти к единому выводу, что им скучно и чтобы развеять грусть печаль им нужно хорошенько полубцевать друг друга, а чтобы было еще веселее привлечь к этому развлечению своих вассалов. Оно понятно, что большинству этих самых вассалов было просто плевать, из-за чего началась очередная кровавая баня, они жили по принципу Портоса: 'Я дерусь, потому что, дерусь'. С другой стороны, опять же возможность блеснуть перед королем, ну и добыча, куда же без нее. Но ему-то этого было не надо. Да он хотел пополнить опыт своей дружины, но ахреневать в атаке, после сегодняшнего представления, он не собирался. Пусть ерундой занимаются другие.

— Милорд, позвольте? — Откинув полог палатки, он заглянул вовнутрь.

— А, барон. Проходите. — Было видно, что маркграф успокоился и настроен более радушно, чем пару часов назад. Причина этого отчасти ему была известна. Пророчества сэра Свенсона сбылись только по отношению Андрея и его дружины, так как именно им досталась честь занять самые опасные участки в предстоящем сражении. Йоркская дружина выступала в обычном порядке, король не стал делать из них смертников, вот только если это радовало его сюзерена, то не радовало самого Новака. Хотя как посмотреть, например то, что маркграф проявлял отеческую заботу о своих вассалах и ценил их жизни, как раз его и радовало, чего правда нельзя было сказать о самих вассалах, горевших желанием выступить на острие атаки, ну да это их проблемы.

— Позвольте задать вопрос?

— Спрашивайте.

— Милорд, а из-за чего началась эта война?

— Вам коротко или в подробностях?

— Если можно, то коротко.

— А если коротко, то все из-за спорных земель баронства Рупперт. Когда-то оно было Английским, потом во время неудачной войны, лет пятьдесят назад, его захватили французы, они тогда захватили не только его, война для Англии была не удачной, тогда же пришлось разбираться и с племенем орков в Кроусмарше. Так что по мирному договору французы, конечно, вернули все захваченные земли, но баронство Рупперт отошло Франции. А наш король, пусть дарует ему Господь долгих лет, решил восстановить прежние пределы. Только из-за этого баронства было уже три войны, но только все безрезультатно. Французы хорошо укрепили замок. С наскока не возьмешь, а долгую осаду не позволяют провести французы. Либо подойдут на выручку, либо начинают грабить приграничные баронства и тогда войско снимается, чтобы навязать противнику бой. Иногда происходят сражения, иногда побеждаем мы, иногда они, но пределы государств остаются прежними. В общем, мышиная возня. — Безнадежно махнул он рукой.

— А что собой представляет этот замок?

— Весьма крепкий орешек. Земли богатые, к тому же там проходят торговые пути. Барон Рупперт, весьма состоятельный человек, а потому содержит серьезную дружину, две сотни воинов, причем это полностью латная конница, впрочем и в обороне крепостей они отлично поднаторели. Плюс ополчение из кабальных, а там практически все крестьяне кабальные, так что в ополчение сотни три входит. Вот такой вот орешек.

— Значит, если захватить замок Рупперт, то вопрос можно сказать будет закрыт?

— Нет, конечно. Французы приложат все усилия, чтобы вернуть замок и без большой крови здесь не обойтись. Это не простые набеги на приграничные баронства, тут встанет вопрос о целостности пределов. А потом, если Рупперт падет, то перед нашей армией откроется путь к остальным землям. Глупо было бы не воспользоваться этим.

— А что мешает обойти его?

— Ну, вы прямо как младенец. Кто же оставит позади себя такую твердыню, да еще и с сильным гарнизоном, считай в пять сотен бойцов, ладно три сотни ополчения, но две сотни испытанных бойцов… Не мне вам объяснять, что могут две сотни воинов. К тому же, этот замок перекрывает единственную переправу на десятки миль. Идти в обход, тогда уж изменять направление всего удара и войско нужно было собирать не здесь.

— Хорошо. Но если все обстоит таким образом, то почему наше войско сейчас топчется на месте и не спешит начинать наступление? Или война официально не объявлена?

— Как же. Герольд уже вернулся с известием, что французский король принял перчатку. Сейчас французы, так же как и мы собирают войско.

— Милорд, а насколько точны эти сведения? Насколько точно известно, чем сейчас занимаются французы?

— Точных сведений у нас нет, но сомневаюсь, что дела обстоят иначе.

— То есть, разведка еще не производилась?

— Пока нет. Разведывательные патрули будут выдвинуты позже.

— А предварительная разведка? Разве ее не будет?

— А что там разведывать? Местность давно и хорошо известна. Французам выставлено условие отдать Рупперт, так что предмет спора так же известен.

— Но если их армия предоставит Рупперт самим себе, а сама армия нападет в другом месте?

— Такое возможно, учитывая то, что барон уперт вполне способен некоторое время позаботиться о себе сам, но маловероятно. А потом, армия французов так же будет собираться не возле границы, так что разведчикам придется углубиться на вражескую территорию, а это не оправданный риск.

— Милорд, а нельзя ли, чтобы на разведку была отправлена моя дружина. Ведь за время службы на южной границе это было основным занятием моей дружины и мы обладаем большим опытом, по части этого, а так же имеем большой опыт по части скрытного передвижения по вражеской территории.

— Барон, — вздохнув начал отвечать маркграф, — я понимаю ваше желание вывести ваших людей из под удара, но боюсь, что этот маневр не поможет вам. Лучше озаботьтесь вооружением ваших воинов, ваши легкие клинки и копья, боюсь не предназначены для конного боя, который вам предстоит. Постарайтесь обзавестись большими копьями, нормальными мечами и не забудьте так же и о секирах. Понимаю, что замена вооружения вам может встать дороже чем откуп, который я вам предлагал, но увы, в этом вам не кого винить кроме себя.

— То есть в разведку меня не отпустят?

— Нет, добиться чтобы вас отправили в разведку, для меня как раз не трудно. Король не глуп и прекрасно поймет всю выгоду от того, что именно ваша дружина будет задействована для этого. Но в предстоящем сражении, вам все едино принять участие придется и именно там, где указал король. Поэтому-то я и предлагаю, вместо того, чтобы носиться по французской территории, займитесь людьми, они у вас люди бывалые, а потому хоть кое чему за оставшиеся дни вы их обучите.

— Милорд, боюсь, что за это время, мне не успеть их даже перевооружить, что уж говорить о переучивании, за несколько дней это просто не реально. — Здесь Андрей вновь слукавил, ну не объяснять же маркграфу, что его воины прошли всестороннюю боевую подготовку, не стоило открывать все свои карты. В его арсенале имелось тяжелое вооружение, другое дело, что он не рассчитывал попасть в бронированный таран войска и доставить оружие попросту не успеют. — Так как насчет разведки?

— Хотите отличиться и вновь завоевать симпатию его величества?

— В жизни всегда есть место подвигу. Вот только хорошо бы нам выступить уже с рассветом.

Франция ничем не отличалась от Англии. Пологие луга плавно спускались к не большой речушке, через которую был переброшен не большой же деревянный мосток, по которому могла проехать только одна повозка. При всей своей неказистости мосток покоился на крепких сваях из толстых дубовых бревен, что не говори, но каждый раз возводить новый мост, после ледохода никому не хотелось, так что сваи были добротными, такими, что могли выдержать ледоход. Дальше за мостом были такие же луга, которые плавно поднимались от берега и примерно в километре, был виден урез гряды холмов, которые и ограничивали видимость.

Возле моста не было видно ни какой охраны, ни с Английской стороны, ни с французской, хотя по обеим берегам имелись не большие бревенчатые постройки у которых в мирное время находились по десятку стражников, но сейчас там никого не было. А зачем? Сейчас война, а потому просто стоять друг напротив друга как бы не велит долг, раз уж виден враг, то нужно сражаться, а сражаться стражникам ни как не хотелось, это ведь не мзду с купцов или крестьян собирать, а торговли-то уже и не было. Так что бароны, в чьем ведении находилась забота об охране моста своих людей благополучно увели в замки, от греха так сказать.

Андрей внимательно осмотрел противоположный берег в подзорную трубу, но ничего подозрительного не обнаружил. Оно и понятно. Местность открытая, скрытно разместить войска невозможно, если только за урезом холмов. Из рассказов местных крестьян он знал, что за холмами примерно в километре есть два лесных массива, левее, так не большой, примерно овальной формы в поперечнике километр на два. Правее уже большой лес, размеры которого крестьяне уже затруднялись определить. Там же, ближе к большому лесу располагалась и первая деревня барона Рупперт, судя по рассказам большая деревня, скорее даже село, примерно на полсотни дворов, защищенная крепким частоколом, это скорее от набегов орков, вокруг села располагались возделанные поля. Да, все же барон Рупперт, был богатым бароном, если имел столько кабальных крестьян, а это село было именно кабальным. Было еще два подобных села, а еще и три села с арендаторами, да с пару десятков хуторов, разбросанных по всей территории.

Богатое баронство, чего уж там, да и не маленькое, хотя и гораздо меньше Кроусмарша. Вот только замок был один, но зато какой. Не замок, а твердыня, тем более если учесть, сколько раз его брали в осаду, да так и не смогли взять. Расположен он был дальше, за следующей грядой холмов, примерно уже в пяти километрах от границы с Англией, ближе к другой реке и к границе с соседним баронством. Впрочем, оно и понятно, ведь когда-то, это баронство было Английским, а потому и замок был построен ближе к бывшей границе. Ну, поменялся владелец, так что же теперь замок сносить и строить другой. Тем более, что он располагался близ реки куда большей чем эта речка, и там имелся самый настоящий каменный мост, который замок фактически и оберегал, так как это была единственная переправа на десятки миль в округе, потому-то здесь и сходилось множество торговых путей. Лакомый в общем кусочек, но и зубастый.

— Джеф, отправь разведку. Да чтобы мне там без геройства.

— Я понял. Брук! Возьми свой десяток и на тот берег, разведаешь, что там и как.

— Есть, сэр.

— Стоит ли мальчишек отправлять?

— Не волнуйтесь, милорд. У Брука в десятке все прошли степной поход, так что если они умудрялись играть в эти игры в степи со степняками, то не местным увальням играть с ними в прядки. А егеря, те все больше по лесам. Так что уж лучше мальчишки.

— Тоже верно. Ну, что же, двинули и мы потихоньку.

Разведка ничего не дала. Противник обнаружен не был. Вот только в селе было заметно оживление, от него как раз отходил довольно внушительный обоз, не иначе как барон велел вывозить все ценное в замок, о том чтобы удержать село не могло быть и речи, так что барон принял единственно верное решение, вывезти все что только возможно, ну и людей разумеется, как ни как, а это тоже была его собственность, причем не самая дешевая. А вот этого уже, Андрей ни как не мог позволить. Даже если учесть, что основная часть урожая уже в замке, селяне сейчас вывозили то, что было оставлено им на прокорм, да плюс свой скарб, да инвентарь, который хотя и принадлежал барону, а все же с них спросится за него. Скорее всего для проведения подобной эвакуации барону пришлось согнать сюда дополнительный транспорт, потому что вывезти все только наличным было невозможно. Это Андрей знал из собственного опыта, когда ему, пришлось закупать большие купеческие повозки, в дополнение к имевшимся, во время переезда в Кроусмарш.

— Не понимаю, где же люди барона. Неужели он не позаботился о том, чтобы обезопасить своих людей. Где хоть какая-то охрана?

— Все просто, милорд. Он попросту не ожидает нападения сейчас, ведь прошло совсем не много времени, наша армия только собирается. Для отрядов разведчиков еще рановато, они обычно выдвигаются вместе с войском, но движутся на половину дневного перехода впереди войска. То что нашу дружину отправили сейчас, это слишком необычно.

Да уж, война здесь проистекала как-то странно на взгляд Андрея. Сначала герольды сообщали королю о решении их сюзерена начать войну, так сказать официальное объявление войны. Потом обе стороны начинали спешно собирать свои войска. Начать собирать войска заблаговременно было невыгодно, так как рыцарское ополчение обязано было служить бесплатно, только три месяца, после чего им нужно было платить жалование, а кому хочется выкладывать лишние денежки, так что счет шел буквально на дни. На сбор войска отводилось строго определенное время, чем дальше было до места сбора армии, тем больше времени предоставлялось, тем же кто располагался ближе и времени предоставлялось меньше. Предварительно оговаривалась крайняя дата сбора армии, поэтому бароны, располагавшиеся ближе к месту сбора, зачастую прибывали последними. По мере сбора армии начинались совместные маневры, на которые уходило три дня и только по истечении этих трех дней, начинался отсчет срока службы ополчения, впрочем иногда обходились и без этих дней, но в любом случае отсчет срока службы начинал исчисляться с момента выдвижения войска. Дружина Андрея прибыла в последний день сбора армии, поэтому их и не задействовали в первом учении, впрочем отсчет трех дней должен был начаться именно с сегодняшнего дня, так что у барона в запасе было еще время, отсюда и такая неторопливость.

Андрей очень сильно сомневался, что в его мире, в средние века все происходило так же, но здесь дела обстояли именно так. Как-то лениво и неэффективно. Вот именно этим-то он и решил воспользоваться. И судя по сложившейся обстановке, все оборачивалось лучше некуда.

— Робин.

— Да, милорд.

— Ты со своими стрелками займешь позиции вот в этих кустах, по обеим сторонам от моста, только немного в стороне, потому что здесь будет немного тесновато. Лошадей отведете вон в ту ложбинку, — Андрей указал на английский берег. — Когда появится конница барона, ударите им по флангам. Второй полусотней поставишь командовать Итена.

— Ему не очень нравится командовать, милорд.

— Меня не интересует, что ему нравится. Задача ясна? Выполнять.

— Есть, милорд.

— А чем займемся мы, милорд. — С хитрецой взглянув на Андрея, поинтересовался Джеф.

— Как считаешь, что сделает барон Рупперт, когда узнает о том, что его люди, оказались в полоне у неприятеля?

— Тут и думать нечего. Он набросится на нас, чтобы порвать на части.

— Вот и я так думаю.

— Славное будет дельце. Вот только, если что пойдет не так, то нам больших потерь не избежать.

— Знаю. Но я в любом случае собираюсь дать бой именно здесь. Сначала изобразим жадность и желание любой ценой увести полон, но потом заторопимся восвояси и по закону подлости не успеем, а потому будем вынуждены дать бой, здесь у моста. Это был бы идеальный вариант.

— А какой не идеальный?

— Если мы все же успеем довести людей до моста, или вовсе будем застигнуты на подходах сюда. Паника среди крестьян нам не нужна, она только помешает.

— Но сдается мне, все едино, все складывается удачно. Все село сейчас со своим добром уже собрано и готово к тому, чтобы его препроводить в Кроусмарш. К тому же крестьяне точно ничего не забыли.

— И то верно. Ладно, вперед.

Захват каравана как и ожидалось прошел без каких либо проблем, а какие могли возникнуть проблемы, если на караван без какой-либо охраны налетает конный отряд в сотню воинов. Оно конечно будь дело в лесу, то кто-то мог бы попытаться бежать, а вот здесь, на открытом месте… Бесполезно это. Караван просто остановился, окутавшись руганью, ржанием, плачем детей и причитаниями женщин.

— Кто староста!?

— Я, сэр. — Как ни странно, но он оказался англичанином, а впрочем, что тут странного, если раньше эти земли были английскими, а эти люди вполне могли быть потомками, тех, кто жил тут раньше. Какой смысл арендатору уходить с насиженного места, если кроме смены господина ничего не изменилось, а если ты был кабальным прежнего хозяина, то и вовсе лишен какого-либо выбора.

— Вы кабальные барона Руперта?

— Не все, сэр. — Уловив вопросительный взгляд рыцаря, староста поспешил с пояснениями. — Для того, чтобы вывезти все добро, барон д-Ардре, прислал к нам повозки из других сел, десять из них вольные арендаторы.

Андрей поначалу растерялся, услышав не понятное имя, но потом понял, что англичане попросту продолжали называть баронство, а заодно и барона по старому названию. Стало быть, не барон Рупперт, а барон д-Ардре. Впрочем, какая разница.

По приказу Андрея, вольные арендаторы предстали перед ним, неловко переминаясь с ноги на ногу и теребя в руках шапки. Идти на конфликт с Церковью в его планы ни как не входило, а потому, не желая терять то добро, что было погружено на их повозки, он просто оплатил им их стоимость и даже слегка переплатил, так на всякий случай, после чего отпустил на все четыре стороны.

Покончив с улаживанием вопроса с транспортом, он приказал развернуть караван и под горестные причитания женщин погнал его к мосту. Впрочем, погнал это громко сказано. Караван двигался весьма медленно, крестьяне действовали неохотно, тем более, что некоторые из них были из других сел и сейчас их попросту разлучали с семьями. Однако бежать, подвергаясь опасности быть убитыми, никто не стал. Ну и слава Богу.

Новак нервно кусая губы приник к окуляру подзорной трубы, всматриваясь в залегших на гребне холма разведчиков. Было от чего нервничать. Конечно захватить больше двух сотен крестьян, со всем скарбом, это хорошо и даже весьма прибыльно, но не это было главным в его вылазке, потому как за такой хозяйский подход король по голове не погладит, у него была четкая задача и он должен был ее выполнить, если при этом он обогатится, так тому и быть, но если он обогатится в ущерб основной задаче… Лучше не надо. Король и без того на него зол, не хватало еще довести его до белого каления.

Как ни тянули они, еще бы, с момента захвата полона прошло уже около трех часов, а барон со своей дружиной так и не появлялся. Полон уже практически весь был на том берегу, сейчас у моста скопились уже последние повозки. Еще немного и причин оставаться на этом берегу попросту не будет, а если его дружина переправится на другой берег, то отходить от моста и предоставлять дружине барона развернуться на том берегу было бы верхом глупости, в которую барон ни за что не поверит, заподозрив неладное.

Андрей уже хотел было отдать приказ, временно прекратить переправу, когда наконец его терпение было вознаграждено. Наблюдатель быстро скатился с уреза и быстро подбежав к коню, лихо влетел в седло, после чего они с напарником понеслись вскачь по направлению моста, при этом один из них усилено махал выхваченной шашкой, условный сигнал. Значит все в порядке и ни какой команды давать не надо.

— Староста.

— Да, сэр.

— Сюда направляется ваш барон, так что я должен буду принять бой. Запомни, за каждого сбежавшего, я казню двоих и плевать на убытки, я и без того богат, но неповиновения не потерплю. Находиться на том берегу и ждать. Ты все понял?

— Как не понять. Все понял, господин.

Андрей уловил в его словах скрытую надежду, оно и понятно, сколько сил у его господина он знал отлично, силы Андрея тоже были как на ладони, но вот только он не видел укрывавшихся в кустарнике стрелков.

— Милорд! Скачут! Больше сотни!

— Барон с ними?

— Есть там рыцарь в полном доспехе с плюмажем из желтых и синих перьев.

Андрей бросил взгляд на все еще маячившего поблизости старосту, тот едва успел спрятать довольную ухмылку, но Андрей сделал вид, что ничего не заметил.

— Староста?

— Как есть барон д-Ардре. — Как не старался он скрыть свои чувства, но в его голосе все же проскользнули уважение, надежда и торжество. Как видно, барон был не плохим человеком и рачительным хозяином, иначе такого уважения не добиться. Жаль. Был бы он сволочью, тогда Андрей не чувствовал бы себя таковым. Но как говорится: 'Алягер ком алягер', как бы это пафосно не звучало.

Накатывающаяся во весь опор латная конца, это совсем не одно и тоже, что и легкая кавалерия степняков, к чему он уже успел попривыкнуть, к тому же степняки неслись лавой, не соблюдая строй. Сейчас же на дружину Андрея накатывала тяжелой поступью, держа равнение, насколько это вообще возможно во время атаки, тяжелая кавалерия, она конечно уступала в тяжеловесности панцирникам, но тоже выглядела весьма внушительно. От вида накатывающейся стальной лавины, у Новака по спине пробежал озноб, а под ложечкой предательски засосало.

Барон построил своих людей в три шеренги, примерно по пятьдесят в каждой и сейчас неудержимой стальной стеной накатывался на две шеренги дружины Новака. Конечно, было опасно, встречать врага, который мало того, что набрал скорость, а еще и двигался под горку, неподвижно, но иного выхода не было, так как если бы, он решил со своими людьми набрать скорость, то отдалился бы от засевших в кустах стрелков, лишившись их поддержки. Приходилось уступать преимущество в скорости, чтобы иметь другое. В голове мелькнуло запоздалое сожаление, по поводу оставленных в Кроусмарше карабинов, но брать их с собой он не мог ни под каким видом. Ну что же, за все нужно платить и дороже всего приходится платить за глупость. Вот и сейчас, его люди будут платить за его глупость, которую он проявил в беседе с королем.

Расстояние неумолимо сокращалось, вот до первой шеренги семьдесят метров.

— Дружина! Цельсь! — Пятьдесят метров. — Бей!!!

Хлопки арбалетов слились в один сплошной гул, болты устремились навстречу накатывающему противнику, но за результатом залпа следить некогда, отсчет пошел на доли секунд.

— Вперед!!!

Он дает шпоры коню и тот рывком уходит вперед, предвкушая горячую схватку, вся дружина действует синхронно, Андрей не в состоянии оценить выучку воинов, это нужно видеть со стороны, но если бы увидел, то остался бы доволен. Бочки пота, пролитые на тренировках и литры крови в схватках со степняками, не пропали даром, выучка воинов на высоте.

Сквозь прорези полумаски он видит, что большая часть первой шеренги валится в траву, среди них и рыцарь в сверкающих латах, значит, он не промахнулся, так как боясь, что многие захотят получить эти доспехи, а потому будут целиться именно в него, а это потерянные выстрелы, Андрей запретил воинам стрелять в рыцаря, оставив его для себя. И вот он не промахнулся. Выход из боя командира очень плохо влияет на боевой дух подразделения, а потеря сюзерена в двойне, потому что одни теряются, другие наоборот начинают свирепеть, а вместе это ведет к потере монолитности.

Строй слегка расстроился, так как воины вынуждены объезжать или посылать коней, для преодоления препятствия в виде вылетевших из седла собратьев, часть не успевает этого сделать и лошади не сбавляя скорости, проносятся по телам, трое или четверо не успели среагировать, запнулись и вместе с лошадьми кубарем летят в траву. Упавшего сюзерена, объезжают стороной, стараясь ни при каком условии не затоптать его. Но все это только немного расстроило строй и слегка сбило темп, латники все так же накатываются на дружинников Андрея имея преимущество в скорости, Новак и его люди набрать сколь ни будь приличную скорость не успевают ни при каком раскладе.

Щит уже на руке и под углом прикрывает торс спереди и слева, копье в правой руке, выглядывает из под шита и направлено точно на противника. Вот-вот произойдет столкновение, и в этот момент воин, которого уже выбрал Андрей, вдруг опрокидывается спиной на круп лошади, а затем вылетает из седла. Будь у него рыцарское седло, то этого не произошло бы, впрочем это уже не играло бы ни какого значения, так как чтобы сражаться нужно быть как минимум живым, а с торчащим из лба арбалетным болтом, это несколько затруднительно. Паршивцы, наслушавшись рассказов Брука и его товарищей, работают подобно им на грани, не приведи Господь, хоть кто-то из них угодит в своего, Андрей лично порвет каждого.

Он едва успевает перенаправить копье на другого противника, как происходит столкновение. Несмотря на то, что щит он держал так как его учили, более длинное и тяжелое копье все же пробило его и вызывая дикую боль насквозь прошло сквозь руку. Андрей едва не потерял сознание от болевого шока, а не свалился с коня только потому что, удержала спинка седла. Что уж говорить о том, что его удар не достиг своей цели, да и не было удара, так как он выронил свое копье инстинктивно схватившись за раненную руку, но при этом сумел ухватиться только за обломок древка вражеского копья, которое сейчас торчало из его щита, намертво пришпилив к нему левую руку. Следовавший за первым всадником, попытался его добить, но Андрея спасло то, что от удара, он все же отклонился назад и вправо, поэтому копье пролетело мимо, всего в нескольких сантиметрах, а в следующее мгновение он уже вырвался на свободное пространство, что не говори но в стычках небольших отрядов, нет глубоких боевых порядков.

Бешено рыча, словно медведь подранок, и неистово вращая глазами, он осадил своего коня, заставив того буквально опуститься на пятую точку, не будь опять же этого седла, то он просто съехал бы на землю, но нет, удержался. Его конь получив шпоры с вывернутой в лево головой, буквально в прыжке повернулся на сто восемьдесят градусов, так как Андрей невзирая на острую боль разрывающую левую руку, резко потянул повод влево, разворачивая коня, а со следующим посылом шпорами конь вращая яблоками глаз не менее бешено нежели хозяин, рванулся в гущу бьющихся сейчас насмерть людей.

Как оказалась в его руке шашка, он так и не понял, да и понять сейчас что-либо было весьма сложно, потому что по всему выходило, что у него весьма серьезное ранение и он должен был как минимум выйти из боя или попросту потерять сознание, но ничего подобного, он продолжает оставаться в седле и действовать, на одной только злости.

Влетев в гущу сражавшихся, он тут же выискал для себя противника и не заморачиваясь тем, что тот сейчас находится к нему спиной рубанул его от души, с оттягом, сам удивляясь тому как легко поддается кольчуга, сыпанув кольчужными кольцами рассеченные могучим и умелым ударом, а клинок с мерзким скрежетом и хрустом входит в плоть, обдавая своего хозяина кровью. Этот готов. Вот еще спина. Шпоры коню, тот прыгает вперед, а Андрей наносит колющий удар в спину, кольца кольчуги раздаются в стороны, и клинок находит то, что искал, горячую кровь и упругую плоть, но вот только он не спешит покинуть теплое, уютное тело и жадно пьет кровь, поверженного врага.

Когда Андрей наконец извлекает из тела застрявший клинок, то видит, что биться больше не с кем. Часть дружины, барона д-Ардре, нахлестывая коней, пытается уйти, но их преследуют люди Андрея. Последнее, что замечает он, это то, что среди всадников преследующих убегающих, чуть не половина воины какие-то мелковатые, они споро перезаряжают арбалеты и прицелившись пускают болты в спины убегающим. Откуда новики взяли коней? Когда успели? Все потом. Его вдруг накрывает темнота.

В себя он пришел от того, что кто-то брызгал ему на лицо водой. Как ни странно, но ни кругов пред глазами, ни одуряющей слабости он не испытывал, вот только тупая ноющая боль в руке. Бросив взгляд на руку он замечает, что она уже взятая в лубки, покоится на его груди на перевязи. Сам он в сидячем положении, разве только слегка откинулся на спину.

— Как вы милорд? — Джеф смотрит на него очень серьезным и озабоченным взглядом.

— Бывало и лучше дружище. Что, сильно меня?

— Не то слово. Похоже кости сломаны, да еще и сустав задело. Как бы… Хм-м-м. — Андрей краем сознания припоминает, что когда он дернул повод разворачивая коня, то услышал глухой хруст, а потом рукой он уже не пользовался, взяв коня в шенкеля.

— Говори.

— Видал я такие раны. Как бы вам без руки не остаться. Кости ажнак мышцы порвали и наружу вылезли.

Да-а, дело дрянь. При местном уровне медицины и обычный-то перелом большая проблема, а если еще и сустав поврежден… Пожалуй если рука просто потеряет подвижность, это уже будет большая удача. Черт, руку терять не хочу.

— Варианты есть? — Все же задал он мучавший его вопрос.

— Ну, обнадеживать вас не хочу, да только недавно в Пограничное переселилась одна старуха, так про нее просто чудеса рассказывают. Но как оно на самом деле, не знаю.

— Старуху инквизиторы притащили?

— Да. Сэмюэль.

— Тогда может и не врут. Ладно, в любом случае времени нет. Сколько я пробыл без сознания?

— Часа два не больше.

— Из людей барона кто ни будь ушел?

— Если бы Робин не озаботился, чтобы коневоды вовремя привели коней, то может и ушли бы, а так… Он посадил в седла два десятка из тех, что в степи побывали. Парни со степняками на скаку в прятки со смертью играли, что им попасть в спину улепетывающего всадника. Кто послушал окриков, остановил коней и сдался, остался жив, кто нет, так и нет. Даже за урез холма уйти не успели.

— Эти сорванцы в своих-то не попали? — Вспомнив начало схватки поинтересовался он.

— Есть такое. Якову плечо пробили. Я его ему в услужение определил, пока тот не выздоровеет, ну а вернемся, еще и Робин добавит от щедрот. Но молодцы. Если бы не они все куда хуже выло бы.

— Значит в замке ничего не знают. Это хорошо. Что с потерями? — Наконец задал он не менее важный вопрос который его мучил, но главным было неведение оставшегося в замке гарнизона.

— Пятнадцать человек убито, двадцать тяжело ранены, но может все выкарабкаются, если хорошим медиком озаботимся, остальные в строю. Мальцы все целы.

— Что люди барона?

— Было их сто пятьдесят, в плен мы взяли шестьдесят три, из них легко раненых и невредимых только двадцать два, из остальных даже если половина выживет, и то удача будет.

— Да-а-а, повоевали. Что барон?

— В сердце. Наповал.

— Плохо. — При этих словах Джеф удивленно задрал бровь, кто как не сам же Андрей и убил его. — Хороший как видно был человек. Ну да и выхода иного не было. Хотя я надеялся, что только ранил его. Теперь слушай меня внимательно. Переоблачишь в доспехи людей барона всех дружинников, что в седле и мальцов, сам наденешь его доспехи, вы вроде одной комплекции, с десяток наших поведете в качестве пленных. Не думаю, что оставшиеся в замке усомнятся в победе барона, так что ворота вам откроют. Когда окажитесь во дворе бьете всех кто выйдет встречать, скорее всего там будет большинство гарнизона. Сколько их там, выяснили?

— Ровно пятьдесят, под командой бароновского капитана.

— Хорошо. После этого люди должны будут разделиться на тройки, два бойца впереди и сзади и по средине стрелок из лучших, Брук и Робин укажут. Прочесывать замок только в таком порядке. Не геройствовать, по возможности давать работать стрелкам, даже в рукопашной постараться подставить противника под выстрел. Все должно быть быстро и желательно без потерь. Ну а там как сложится.

— Так вы изначально хотели захватить замок в одиночку? — В удивлении Джефа не было ничего необычного. К этому замку не раз и не два подступали с куда более значительными силами, в десятки раз превосходящими дружину Андрея, но твердыня стойко выдерживала все нападки.

— А ты думаешь, что король простил бы мне мою выходку, за что-то меньшее? Потери конечно мы понесли значительные, да вот только сдается мне, что в конном строю, против панцирников, они были бы куда больше. Ты все понял?

— Не волнуйтесь.

— Дальше. Всех раненых на повозки и наших и французов, потеснятся крестьяне, не хватит места, сгружайте зерно. Егеря вместе с обозом уходят в Кроусмарш, на них охрана крестьян, ну и пленных.

— А их-то зачем вести в Кроусмарш?

— Они хорошие воины.

— Думаете, переманить их на службу?

— Сомневаешься?

— Да нет. Ничего необычного в этом нет, если только им не придется выступить против французов же.

— Я в эти игры больше играть не собираюсь. Если только сами не нападут. Вообще не понятно, зачем я все это затеял. Прислал бы откуп и всего делов-то. Ну да чего теперь-то. Да. Крестьян, которых барон прислал в помощь, часа через два после нашего ухода, пусть отпустят. Не дело семьи лишать мужских рук.

— Сделаем. Вы уйдете с обозом?

— Стал бы тогда я говорить про крестьян. Нет. Я пойду с вами и буду изображать пленника, но командовать все равно будешь ты, не хватало еще потерять сознание, а там не должно быть ни каких заминок.

— Вам бы, стоило все же уйти с караваном. Медик вам нужен.

— Знаю. Да только, кто же предстанет перед королем. Если я потеряю руку, но сберегу людей, то это того стоит. Все, за работу.

Вид с башни цитадели был просто великолепным. С севера на юг протекала не сказать что особо широкая, но и не узкая река, шириной около пятидесяти шагов. Хотя река и медленно катила свои воды в сторону Быстрой, с которой сливалась неподалеку от устья последней, но была весьма глубока и не имела бродов, так что тот мост, что был построен неподалеку от замка, был единственной переправой на десятки миль в оба конца. Дальше на восток по другую сторону реки местность резко менялась, холмистые луга уступали место густым лесам, простиравшимся сплошным мохнатым зеленым ковром, река словно отрезала эти леса от лугов раскинувшихся на правом ее берегу, где было только два лесных массива.

Как и ожидалось, ни оставшиеся в замке люди, ни капитан барона д-Ардре ничего не заподозрили и беспрепятственно впустили в замок захватчиков. Все прошло как по нотам, действительно большинство собралось на внутреннем дворе перед воротами, чтобы встретить своего барона и насладиться зрелищем пленников. Первые же выстрелы выкосили основную массу защитников, остальных добили боевые тройки, расползшиеся по всему замку. Впрочем, половина гарнизона была взята в плен, правда три четверти из них с серьезными ранениями.

Несмотря на то, что подобная тактика никогда не отрабатывалась, она оказалась весьма эффективной, настолько, что вот уже вторые сутки Джеф гонял дружину, заставляя отрабатывать ее в деталях, иногда они становились в тупик и совместными усилиями находили выход из затруднительного положения. Андрей во всем этом участия не принимал, да и не мог он тут чем-либо помочь, так как не имел опыта ни захвата зданий, ни их зачисток, разве только смотрел, как это делалось по телевизору или читал в книгах, в основном художественных. Так что, его роль свелась только к тому, что он подал идею, а уж развивать ее Джефу пришлось самому, собирая, суммируя и обобщая весь разношерстный опыт имеющихся в его распоряжении ветеранов, ну и прислушиваясь к мнению тех же пацанов, так как здесь не малый упор делался на использование стрелков, а парнишки уже успели слегка поднатореть в области поддержки своих старших боевых товарищей.

Андрей внимательно рассматривал окрестности замка в подзорную трубу, будь он здоров, то непременно залюбовался бы этой картиной, но самочувствие не больно-то располагало для идиллического настроя. Подставив под упругие порывы ветра разгоряченное лицо, он испытал некоторое облегчение. Жар не спадал уже вторые сутки, температура как поднялась к вечеру дня, когда его ранили, так и не спадала. Прикинув свое состояние, Андрей решил, что температура была градусов под сорок. С рукой было совсем худо, как бы не началась гангрена. Местный лекарь, конечно, пытался сделать все, чтобы спасти ее, но его познаний явно было не достаточно. Буквально час назад, в очередной раз изучив руку, он предложил ее ампутировать, но Андрей решил обождать столько сколько еще будет возможным, расставаться с рукой не хотелось категорически.

Он повернулся в сторону откуда ожидалось прибытие английской армии и вновь изучил окрестности с помощью своей оптики, она конечно сильно уступала оптике с его карабина, но теперь имея ей замену, Андрей поостерегся брать с собой прицел, в конце концов у того немного другое предназначение. Очередной осмотр ничего не дал. Чертов солдафон и о чем только он думает. Замок в руках его людей, путь на французские земли открыт, так чего же медлить. Но у короля похоже были свои взгляды на предстоящую войну. Сегодня истекали последние сутки, которые обычно отводились на боевое слаживание войск. Джеф даже высказал предположение, что король возможно хочет предоставить возможность своему французскому брату собрать армию, чтобы сойтись с ним в открытом поле, дабы в честной схватке выяснить кто из них сильнее. Андрей поначалу со смехом воспринял это предположение, но потом, вспомнив особенности характера короля, завзятого турнирного поединщика, нашел это не столь уж и лишенным смысла. Как говорится: 'Боже, храни Англию'.

Солнце склонилось к закату и Андрей тяжко вздохнув направился к лестнице. Как видно и сегодня король не появится, так к чему стоять здесь и изображать из себя не пойми кого. К тому же температура его просто доконала. Хотя ветер и принес некоторое облегчение, его многострадальное тело требовало отдыха.

Как ни странно, но утро принесло облегчение, температура полностью спала и он проснулся бодрым и свежим. Прибывший на осмотр лекарь, только и мог, что поддерживать челюсть, чтобы она не упала под ноги, да удивленно выпучивать глаза. Было с чего. Начавший и уже прогрессировавший, процесс воспаления мало того, что прекратился, он попросту приказал долго жить, рана была чистой, хотя на повязке были явственно видны следы вытекшего гноя и в немалых количествах. Конечно, имело место некоторое покраснения, свидетельствовавшие о том, что воспаление окончательно не прошло, но это было нормально, не нормально было то, что рана, которая уже начинала дурно пахнуть, всеголишь за одну ночь стала походить на обычную рану, да еще и начавшую процесс заживления. Нет, боль никуда не ушла, но она стала более тупой и тянущей, что обычно сопровождает процесс выздоровления. А что тут скажешь, если Андрей и сам был сильно удивлен происходящим, хотя и догадывался о причине этого чудесного выздоровления. Нет, он конечно замечал, что на нем все заживает как на собаке, но такому обороту был весьма удивлен.

Но бочка меда оказалась с ложкой дегтя. Все указывало на то, что полноценно рукой пользоваться он не сможет. Единственно чем мог помочь доктор, это зафиксировать руку в том положении в котором Андрею в последствии будет удобно, хотя пальцы и работали, правда с трудом, поврежденный локтевой сустав при заживлении должен был срастись намертво ограничив движение руки. Андрей решил, что согнутая в локте рука будет более удобной нежели прямая, так ее и зафиксировали повесив с помощью косынки на грудь.

Покончив с медициной, Андрей наконец решил обойти замок, который они столь ловко захватили, не потеряв ни одного человека. Замок производил впечатление. Высокие мощные стены, с еще более мощными круглыми башнями, опоясанные глубоким и широким рвом, такой не больно то и закидаешь фашинами, чтобы наладить переправу, да и мостки навести не столь уж просто, как не крути но ширина почти в пятнадцать метров, не больно-то этому способствовала.

Обходя стены, Андрей вдруг остановился как вкопанный. Запах. Странный острый запах, который ему показался очень знакомым. Нефть?

Запах нефти был ему очень хорошо знаком, еще по тем временам когда он служил участковым в селе. Дело в том, что по территории их района проходил нефтепровод и хотя там была далеко не Чечня, но желающие подзаработать на 'самоварной' горючке находились и в их местах.

В ту ночь он дежурил в следственно оперативной группе, ближе к полуночи поступил вызов от охраны трубопровода, которая задержала группу устроившую врезку в трубопровод и успевшую закачать 'черным золотом', полный бензовоз. Ехать не хотелось, но его буквально вытолкали на выезд, так как ни операм, ни темболее следователю не хотелось возиться с поисками понятых, к чему по большому счету и сводилась его роль в подобных выездах, еще бы, открытое поле, поди найди кого ни будь, но он справился. Там-то он впервые и увидел настоящую нефть, которую раньше видел только по телевизору. Потом был выезд на самодельный миниперегонный заводик, так называемый 'самовар', который, так делать нечего, он облазил снизу доверху.

— Что это? — Все же решил поинтересоваться у сопровождавшего его Джефа.

— Земляное масло, милорд.

— А откуда у них земляное масло? Я раньше почему-то ничего о нем не слышал.

— Странно. Вообще-то о нем многие знают. Его применяют при обороне и при осаде крепостей и городов. Правда при осаде только тогда, когда не боятся подпалить все на свете, его очень трудно потушить, а так как в пепелищах нет особого смысла, то при штурме крепостей и замков, стараются его не использовать, а вот при обороне очень даже пользуют. Мерзкая штука. Я однажды видел, как кувшин с этим маслом разбился посреди группы из человек пятнадцати, никто из них не выжил.

Андрей сначала удивился столь одностороннему использованию столь эффективной зажигательной смеси, но потом припомнив особенности местных войн, решил, что все это не столь уж и лишено смысла. Какую добычу возьмешь на сгоревшем пепелище? Так что при штурме и вправду не выгодно использовать зажигательные снаряды, проще потерять чуть больше людей, да и доля добычи выживших будет только больше, а вот в обороне, дело совсем другое.

— А почему же, я не видел это масло в Кристи?

— Так там же степь, милорд. Кто же будет баловаться с огнем в степи. Вы помните, какую погоню за нами устроили степняки, когда мы запалили степь? Так огонь-то не только к степнякам может повернуть, а и вовсе выжечь все поля маркграфства. — Андрей припомнил, что в степных районах, когда уже к концу июня трава по большому счету высыхала и впрямь, отношение к огню было особым. Одна искра и от урожая могло ничего не остаться, а это голод. — А потом и дорого оно стоит. — Закончил Джеф.

— С чего бы это? — Андрей очень сомневался, что нефть здесь добывают методом бурения, скорее всего есть какие-то места, где нефть выступала на поверхность.

— Дак, нет его на нашей стороне. Я слышал, что озерцо с земляным маслом находится на орочьей стороне Яны. Только один купец и отваживается ее добывать и продавать в наших землях, при этом ему приходится содержать целую дружину. Редко когда поход за маслом обходится без доброй драки. Потому и цена высока.

— А как далеко это озеро?

— Не знаю. Я никогда не интересовался. Про озерцо и купца слышал от одного знакомца, еще в бытность лучником. А вы поспрашивайте Бэлтона, уж этот-то проныра все про это знает.

— Да, Эндрю скорее всего сможет более полно ответить на этот вопрос. Джеф, вот что. Я не знаю как тут король распорядится трофеями, поэтому собери все земляное масло, какое найдется тут отправь его в Кроусмарш. У меня кажется появилась одна идея.

— Сделаю.

Знаменателен был этот день и тем, что к вечеру наконец появилось английское войско воглаве с королем. Впрочем, встречей с ним Андрей остался недоволен. А как можно было быть довольным если в благодарность за то, что ты преподносишь своему королю замок, который он сам пытался не раз отбить, ты получаешь полное его недовольство. Да, да, король был недоволен тем, что замок был под контролем его вассала. Едва поняв это, Андрей удивленно воззрился на его величество и опять не сдержался.

— Простите ваше величество. Я правильно понял, что то, что я захватил замок во славу короля и Англии есть поступок не достойный.

— Нет, ты понял это не правильно. То что замок захвачен, это хорошо. Но вот то, как ты это сделал… Человеку чести не пристало выигрывать схватку обманом. Ты фактически украл замок у французов и заманив барона Рупперта…

— Барона д-Ардре, — на автомате поправил он короля.

— Что? — Брови короля сошлись к переносице, а во взгляде и без того мрачного, вдруг промелькнули злые огоньки.

— Я говорю, что бывшего владетеля замка звали, барон д- Ардре, сир.

— Барон Кроусмарш, не смейте перебивать его величество, когда он говорит! — Гневная отповедь сэра Свенсона, сбила уже готовое сорваться с уст короля, куда более гневное высказывание.

— Не стоит маркграф, — неожиданно встал на сторону Андрея король, впрочем, на нечто подобное маркграф Йоркский и рассчитывал, уже давно и хорошо знавший короля. — Барон прав, поправляя меня. Как бы мы не называли это баронство, его хозяин, человек чести, — здесь он сделал ударение, — достоин, чтобы его поминали его истинным именем. Так вот я считаю, что вы подло заманили барона д-Ардре в западню и подобно разбойнику убили его из засады. Действуя в составе войска, вы нанесли урон не только своему доброму имени, но невольно задели и мое имя.

Я сплю или это все происходит наяву? Кретин, ты еще обвини меня и в оскорблении величества. Стоп, Андрей. Спокойно. Этак и до плахи договориться можно. Да что же это происходит-то. Ты что же идиот вообще о военной хитрости ничего не знаешь или все это ниже твоего достоинства.

— Прошу прощения, ваше величество, но мне казалось, что моя первостепенная обязанность, как рыцаря Английской короны, состоит в служении своей стране и королю, если я имел возможность присоединить к Англии это баронство, то я просто решил воспользоваться этой возможностью.

— Не все возможности и не все методы приемлемы для рыцарей Англии. Вы поступили недостойно и ваш поступок ни как не может добавить мне славы.

Немая сцена. Занавес. А может этот идиот исходит тут желчью только по той причине, что ему неоднократно не удавалось добиться успеха под стенами замка с большим войском, а тут появляется выскочка, который с сотней воинов и сотней новиков проворачивает именно то, что не удавалось целому войску? Наверное, дело обстоит именно в этом. Ну и что теперь делать мне? Повеситься вославу короля? Так самоубийства не поощряются матерью Церковью, опять получается недостойный поступок, только теперь уже даже не рыцаря, а христианина. Бред.

— Ваше величество, быть может, меня все же оправдает то, что я не благородного происхождения и был лишен воспитания достойного рыцаря. Господь наш свидетель, я пытаюсь быть достойным этой чести, я всячески стараюсь поступать достойно, но к сожалению всякий раз попадаю впросак.

— Ваше величество, барон Кроусмарш имеет ввиду то, что он был произведен в рыцари за личную доблесть, сразив лично двадцать орков и предоставив их браслеты. На деле он сын каменотеса. — Тут же ухватился за спасительную соломинку маркграф.

— Ах вот оно что. Это многое объясняет. — Как видно, король все же понял, что несколько перегибает палку, но так просто уступать свои позиции не собирался. — Но почему же вы, сэр Свенсон, не озаботились должным образом просветить вашего вассала, относительно тех поступков, кои могут бросить тень на благородное сословие, к коему теперь он принадлежит.

— Я прошу у вас прощения, ваше величество, я действительно несколько упустил из виду барона Кроусмарш.

— Полноте, маркграф. Не стоит взваливать всю вину за своих непутевых вассалов на себя. Просто учтите это на будущее.

Король в своей обычной манере резко отвернулся от маркграфа и его вассала, после чего продолжил обход захваченного замка, подав им знак оставаться на месте. Остальная свита проследовала за ним, бросая недобрые взгляды на барона выскочку, впрочем большинство из этих взглядов были завистливыми, ведь им уже было известно что тот помимо воинского снаряжения дружины барона, а барон заботился о своей дружине и доспехи у них были весьма хороши, уже заполучил и отправил к себе больше пятидесяти семей кабальных, а это тоже было немало.

— Милорд, может нам стоит отдать замок французам, извинившись за столь дерзкий поступок и попытаться захватить его вновь, теперь уже с соблюдением всех правил чести. — Когда они остались вдвоем, обратился Андрей к маркграфу.

— Ха-ха-ха. Нет, барон, вы неисправимы. Но хорошо уже хоть то, что вы говорите это мне, а не высказываете свои мысли королю, значит, вы кое-чему все же научились.

Честно говоря, поведение маркграфа несколько озадачило Андрея, потому что по всему выходило, что он в очередной раз подставил своего сюзерена, которому даже не разрешили сопровождать короля, а это был плохой знак, ну насколько понимал это Андрей. А маркграф в ответ на это только откровенно веселился, причем это была вовсе не игра, сейчас сэр Свенсон был совершенно откровенен.

— Вы удивлены моему неподдельному веселью? Не смущайтесь, просто я читаю вас как открытую книгу, потому что все это написано на вашем лице. Король конечно своеобразен, но только к счастью не поддержит вашу идею. Он слишком долго лелеял мечту вернуть потерянное баронство, хотя оно и было потеряно еще до его рождения. Это баронство так же важно Французам, как нам, в стратегическом плане. Посадив в Рупперте сильный гарнизон, Англия наглухо перекроет большой участок границы, обезопасив множество приграничных земель от набегов, в то же время, для английских баронов появляется отличная возможность для подобных набегов на французские земли. Эти идиоты владея десятки лет Руппертом, так и не удосужились построить замок на противоположном берегу, считая, что теперь они здесь на века, непростительная ошибка, потому что теперь, как и раньше, мы им не позволим этого. Конечно короля задевает в первую очередь то, что замком и баронством завладела ни его армия, а барон одиночка со своей дружиной, ну еще и пунктик по поводу честной схватки грудь в грудь, но отдавать замок французам он и не подумает.

— А как с добычей?

— А вот это еще один больной вопрос. Так как вы обошлись, без какой бы то ни было поддержки со стороны королевского войска, несмотря на то, что официально находились в его составе, баронство должно отойти вам. Вижу, что вы этого не знали. Но это так. Вот если бы в составе вашей дружины был бы хоть один воин из собранной армии, тогда могли возникнуть различные коллизии, но этого не было, а потому баронство ваше. Еще можно было бы придраться к статусу баронства не выполни вы вашу основную задачу, разведку, но в вашем донесении есть исчерпывающий ответ и о расположении и о составе французской армии, так что ситуация однозначная, баронство ваше.

— Милорд, а могу я его предложить королю, в знак верноподданничества и тому подобное?

— Я знал, что вы умный человек, — удовлетворенно кивнул маркграф. — Только примите мой совет. Перед тем как сделать это заявление озаботьтесь тем, чтобы вывезти отсюда все ценное. Я уже знаю, кому было обещано это баронство, за верную службу, так что не был бы против, если бы ему достался не столь уж богатый майорат.

— Я все понял, милорд.

— Ну, вот и замечательно. А чтобы вы поняли все до конца, я буду просить от вашего имени позволить вам и вашим людям покинуть войско, а в качестве откупного предложу баронство. Не обижайтесь, но мне будет куда спокойнее, если вы будете подальше от короля, вы явно не нашли общего языка. Мне будет очень неприятно оказаться на пути его величества когда он решит с вами расправиться.

— Но я и не рассчитывал на то, что вы станете за меня заступаться.

— Вы действительно решили, что я оставлю на произвол судьбы своего вассала? За кого вы меня принимаете, барон? Или вы думаете, что только вы способны рисковать своей жизнью ради спасения жизней своих вассалов? А может вы думаете, что текст моей присяги, как рыцаря Английской короны, чем-то отличался от текста вашей присяги?

— Простите меня милорд.

— Полноте, барон. Идите. И помните, у вас есть время только до утра. Утром я сообщу о вашем решении королю.

— Последний вопрос, милорд.

— Говорите.

— Я могу снять с укреплений моих людей?

— Можете оставить только посты на стенах и у ворот, остальными распоряжайтесь по своему усмотрению.

— Благодарю вас, милорд.

Караван двигался очень медленно. Скорость передвижения была ниже скорости пешехода, оно и понятно, лошади и быки едва волокли груженые до верха повозки, на которых с возможным удобством были устроены и раненые французские воины, бывшие дружинники барона д-Ардре, рядом с ними брели понурые и усталые люди. Чуть в стороне гнали скотину. Вокруг с деловым видом сновали всадники, которые толи охраняли караван от нападения, толи следили за тем, чтобы люди из каравана не разбежались. Иными словами караван представлял собой захваченный в набеге полон, а чем еще он мог быть. Барон Кроусмарш перегонял в свои владения свою военную добычу.

Воспользовавшись тем, что у него было несколько часов, Андрей объехал поселения арендаторов, где не скупясь закупил весь транспорт, оно конечно крестьяне могли и отказаться продавать свое имущество, да вот только прикинув, что цена как минимум в полтора раза превышает стоимость и повозок и тягловых животных, решили все же продавать. Тем более, что крестьяне уже продавшие свои повозки барону еще до боя с их бывшим бароном, уже успели закупить и новых лошадей и смастерить новые повозки, при этом оставшись в значительном барыше. Так что, когда барон среди ночи собрав жителей предложил арендаторам продать свой транспорт, эти были первыми, что решили снова нажиться на столь эксцентричном рыцаре.

Теперь Андрей уводил с войны, обернувшейся для него столь прибыльным делом, самое дорогое, более трех сотен мужчин, женщин, детей и стариков. Оно конечно ценность последних была под вопросом, но оставить одних стариков было равносильно тому, чтобы обречь их на смерть, а это как говорится плохая реклама. Да в экономическом плане это было не выгодно, но в морально-психологическом, ценность этого поступка переоценить было трудно. Это в том, оставленном Андреем мире, не редки были случаи, когда стариков чуть не выбрасывали на помойку и таким удивить окружающих было трудно. Здесь такого не встретишь. Даже в голодные годы, когда продуктов вовсе не оставалось, стариков никогда не обделяли едой. Другое дело, что старики сами отрывали от себя последние крохи и отдавали их внукам, но делали это строго в тайне от своих детей, угасали и уходили из жизни, выполнив свой последний долг перед своими потомками. Но чтобы обделить старика специально, руководствуясь даже желанием отдать больший кусок своим детям, такого не было. Не те люди. Да, Андрей фактически вешал себе на шею бесполезный груз, но этот поступок должен был о многом сказать тем, кто теперь фактически ему принадлежал. Да и не мог он если честно поступить иначе, он так и не смог примкнуть к тому стаду, которое позабыв обо всем фактически поклонялись только зеленому богу, Федеральной Резервной Ситемы США.

Переход дался тяжело. Люди были изнурены, хотя караван и двигался очень медленно, проходя в день едва ли пять-шесть миль, но тем не менее, походная жизнь это не прогулка перед сном.

Пограничное встретило своего барона ликованием, полоняне же восприняли поначалу это по иному. А как они должны были воспринять воцарившуюся радость, если сами являлись лишь частью добычи, которую с таким ликованием сейчас встречали люди. Только позже, когда людей разобрали по домам, чтобы дать им отдохнуть, перевести дух и привести себя в порядок, им стало ясно, что радовались люди вовсе не полону, а именно возвращению барона, о тяжелом ранении которого все уже знали, и просто обрадовались когда он въехал в село самостоятельно восседая на своем коне, хоть и с перевязанной рукой, но все же со здоровым румянцем на лице.

Известно стало новым кабальным и о том, что сейчас спешно строились для них новые дома, ни чем не уступавшие тем хоромам в которые их привели местные жители. О том, что кабальные так же жили весьма не плохо, а даже и куда лучше нежели свободные арендаторы в других землях. Другое дело, что они все едино оставались кабальными, но небывалое дело, те кто хорошо трудился имели все шансы обрести свободу и такие были, не много, но были. Одним словом в конце тяжелого перехода, полного неизвестности их ждали приятные вести, их новый хозяин был человеком строгим, но справедливым и заботливым.

Едва соскочив с коня посреди площади перед церковью, Андрей тут же попал в объятия жены. Увидев Анну, которая будучи в интересном положении преодолела не близкий путь, чтобы встретить своего мужа, Андрей даже и не знал радоваться этому обстоятельству или строго указать супруге на недопустимость подобного поведения.

— Анна…

— Все знаю. Виновата. Извини, больше не буду. Я просто по тебе соскучилась.

— Бог мой, я тоже по тебе скучал. Но нельзя же… — Не договорив, он осекся и опустил взгляд на свою руку, безвольно висящую на перевязи, к которой были прикованы вдруг наполнившиеся слезами глаза жены. — Вот так вот. Будешь ли ты теперь любить инвалида, — попытался он пошутить.

— Дурак. Боже, какой же ты дурак. — Она сделала шаг к мужу и наконец уткнувшись в его грудь закованную в доспехи разразилась плачем.

— Ну, это… Анна, люди вокруг.

— Ну и пусть.

— Ну, хватит. Вот проржавеют доспехи, потом замучаюсь их отчищать.

— Яков отчистит, — сквозь слезы парировала она.

— Забыла. Он сам ранен. — Андрей вдруг почувствовал, что ему и самому говорить трудно, так как к горлу подступил твердый комок, который никак не хотел уходить, сколько он не сглатывал его.

— Дети-то где?

— Здесь где-то, с деревенскими мальчишками убежали играть. Староста сказал, что за ними обязательно присмотрят. — Да с этим ничего не поделаешь, сорванцы были еще теми непоседами и Андрей не собирался ограничивать их. Чтобы стать хорошими хозяевами нужно все самим облазить, да шишек набить, а чтобы в людях видеть людей, а не быдло, нужно общаться с ними с самого детства.

Наконец им удалось совладать с собой и успокоиться. Оторвавшись от жены, он взглянул на остальных, встречающих, которые деликатно стояли в сторонке, пока происходила сцена встречи.

Падре Патрик стоял рядом с падре Иоанном и с умилением наблюдал за сценой встречи своих прихожан. При этом его взор был сосредоточен не только на Андрее и Анне, но и на остальных дружинниках, которых так же встречали домашние, разумеется тех, кто обзавелся семьями. Были здесь и несколько овдовевших женщин, что и говорить поход без потерь не обошелся.

Оторвавшись от жены, Андрей уже по заведенному обычаю, повинился перед вдовами, за то, что не уберег кормильцев. Повинился искренне, от чистого сердца. Оно конечно это уже вошло в обычай, да только отношение у Андрея было вовсе не обыденным, потому что он искренне сожалел и оплакивал каждую потерю. Перед этими же женщинами он и вовсе считал себя особо виноватым. Ведь не было особой надобности в этом походе, хотя с другой стороны, как не тренируйся, а боевой опыт он нужен, а как его получить не потеряв соратников, не знал он иного пути, он и себя не жалел и за спинами не прятался. Рука покоящаяся на перевязи явственно указывала на это, тем кто остался без кормильцев, вот только брошенными они не будут, в этом Андрей дал себе клятву и был намерен сдержать слово данное самому себе, а обмануть себя куда труднее чем окружающих.

Прошли в церковь, падре Патрик провел панихиду, по павшим воинам. Отслужил службу и во-здравие вернувшимся из похода воинам. На службу набилась полная церковь, хотя и не воскресенье и время было горячим, урожай на полях еще не весь сжат, но люди оставили на время дела. Всем места не хватило, так как народу прибыло, те кто не уместились в церкви стояли плотной толпой перед церковью.

Когда они вновь оказались на улице, Анна в очередной раз вытерев выступившие непрошеные слезы, взяла Андрея под руку, и прильнув головой к его плечу проговорила.

— Андрэ, давай навестим местную лекарку.

— К чему? — Удивился Андрей. Руку, худо-бедно спасти удалось, на большее надеяться в этом мире было просто бесполезно. Такие увечья не редко приводили к инвалидности даже в его мире, где медицина шагнула далеко вперед, чего уж ждать от средневековой лекарки.

— Про старуху Арию, прямо чудеса рассказывают. — С жаром проговорила она.

— Пустое. Все что можно было сделать, уже сделали.

— Ну, ради меня. А вдруг она и впрямь на чудеса способна.

— Анна, она лекарка, а не колдунья и не волшебница.

— Ну, прошу тебя.

Андрей хотел было упереться, но потом, взглянув во вновь наполнившиеся слезами глаза жены, махнул на все рукой и согласился. С другой стороны, в сердце закралась надежда, впрочем, угнездиться ей там он не дал, незачем, потом разочарований будет меньше.

Типовой домик старухи лекарки встретил его стойким запахом разнотравья, от которого приятно закружилась голова. Ладно, попытка не пытка, как говаривал Иосив Виссарионович в известном анекдоте.

Руку старуха осматривала долго и вдумчиво, не раз и не два заставляя искажаться его лицо от нестерпимой боли, пару раз вырывая с его уст непроизвольные стоны, неконтролируемую брань и высекая из глаз слезы. Анна присела в сторонке и прижав руки к груди, с надеждой взирала полными слез глазами на все манипуляции старухи.

— Почто, сразу-то не приехал, господин барон? Почто, целый месяц тянул?

— Какой месяц, бабушка? — Искренне возмутился Андрей, но особо не удивился заявлению старухи.

— Дак, нешто я не вижу, что ранению ни как не меньше месяца.

— Ранили меня только девять дней назад, бабушка.

— Эка. Ну да, ну да, слышала я о таком, сама то не видела, но слышать от еще моей бабки доводилось. Знать царапины всякие не успевают появиться, как сразу и заживают?

— Есть такое дело, бабушка. — Андрей обратил внимание на то, что это его обращение, бабушка, сильно льстит старухе, настолько сильно, что она даже вся зарделась как девчушка молоденькая. Но вместе с тем, от подобного обращения старуха стала вести себя как-то расковано, более уверено и по-деловому.

— Кабы сразу ко мне, так все могло быть и проще, а так. В общем, господин барон, дело тут такое. Нужно снова взрезать твою руку, чтобы до костей добраться, сызнова их сломать и сложить, а то эвон, мало того, что локоть не гнется, так еще и рука кривая, что за коновал ее прилаживал, Господи прости.

— А с локтем, что?

— Не знаю. Видеть надо. Чем тебя, господин барон.

— Копье.

— Худо. Одно скажу, хуже не будет точно, а выйдет, так слеплю все как новое, тело твое до жизни больно охочее, может и воспротивится увечью, если помочь ему должным образом.

Андрей задумался, но ненадолго. Это не известная ему Земля и не российские врачи, которые чтобы срубить лишнюю деньгу, начинают обнадеживать пациентов, а больше их родных, а как не выходит так и разводят руками, мол сделали все что смогли, а деньги, какие деньги, старались же, силы последние прикладывали, ну оказалась болезнь сильнее, так в том и не их вина, вот если бы… Да только здесь ситуация иная, да и статус его иной, не было бы надежды, так старуха и не обнадеживала бы, чревато знаете-ли и никто ее по судам таскать не станет, он сам суд на этой земле. Знать знает что-то старуха. А раз так…

— Ладно, бабушка. Режь и ломай. Только мне бы для храбрости на грудь принять.

— И не помышляй, — замахала старуха руками. — От вина оно конечно и польза бывает, если в меру, да только не сейчас. Дам я тебе сон-травы, уснешь как младенец, а проснешься, так я уже и управлюсь. А ты госпожа, шла бы куда, неча тебе тут делать, нето испереживаешься и прямо тут сынишку и родишь.

— У меня дочка будет, — улыбнувшись сквозь слезы, возразила Анна.

— Ну, может и будет когда, да только не в этот раз.

— Как же так, мне все говорили… — Она не договорив уставилась на старуху.

— Не знаю, кто и что тебе говорил, госпожа, а только родится у вас сынишка, будет рыцарем отцу на радость.

При этих словах Андрей разочаровано крякнул, а Анна метнула на него сожалеющий взгляд. Почему-то в диагноз старухи они поверили сразу.

— Опять стало быть меня обделили. Анна, а ты ведь обещала. — Шутливо погрозил пальцем Андрей, дивясь про себя тому, что все-то у него ни как у людей, в прошлой жизни страсть как хотел сына, да только дочек и народил, здесь до дрожи в коленях хочет дочь, ан нет, третий пацан.

— Никак дочку хотел, господин барон?

— Было дело.

— Ну, так ваши годы-то молодые, народите и дочку. — Говоря это, старуха стала извлекать из отдельного сундучка различные приспособления, из которых нож, удивительно похожий на скальпель, вот только с куда более длинным лезвием, выглядел самым безобидным. Права старуха, нечего тут делать Анне. Подмигнув жене он скосил глаза в сторону двери и она послушавшись мужа направилась на выход.

— Надоело уже сидеть в этой дыре!

— Ну, ты и сказал. Тоже мне дыру нашел, вот когда мы добивали Марук, вот там приходилось сиживать в куда худших местах. Гибр по сравнению с ними просто райское место.

— Не придирайся к словам, Глок, ты понял о чем я. Вот уже год мы стоим лагерем близ этого города, солдаты уже осатанели от безделья, местные шлюхи уже приелись, местные трактиры стоят поперек глотки, еда не вкусная, вино не пьянит. Мы солдаты и нам для полного счастья нужна добрая схватка. Император обещал нам походы, битвы, штурмы крепостей, засады и яростное сопротивление противника. И где это все?

— Всему свое время, Брон.

— Э-э нет, Глок, ты меня не успокаивай. Мы прибыли сюда больше года назад, как раз по весне, все говорило о том, что мы немедленно отправимся в поход, армия полностью готова, тылы подтянуты, суда снаряжены и вдруг мы становимся лагерем и даже не на границе со степью, а в нескольких переходах от нее. Прошла еще одна весна и пришло лето, время снова упущено, а значит и в этом году не будет обещанного похода.

Гук пригубив кружку с вином недовольно скривился, вино не самое худшее, но доводилось ему пить и получше. После этого он скосил взгляд в сторону двоих сидящих в другом конце зала трактира, занимавшего весь первый этаж, второй был предназначен для постояльцев, семья же хозяина занимала третий, впрочем, во время наплыва постояльцев, половина комнат предназначенных семье тоже уходили в наем, ни один трактирщик не упустит возможности сбить лишнюю монету. Нет, он не пытался подслушивать разговор ни коим образом непредназначенный для его ушей, эти парни ему даже не были знакомы, вот только они не чувствуя себя совершенно раскрепощено даже и не думали говорить хотя бы в пол тона, наоборот говорили они нарочито громко. Такие супчики ему были хорошо знакомы, слишком высокого мнения о себе и низкого об окружающих. Судя по их словам они участвовали в последней большой войне, а ветераны прошедшие сквозь горнило войны всегда взирали на окружающих свысока.

Беглого взгляда брошенного в их сторону было достаточно, чтобы оценить кто именно сидит за тем столом. Шлемы с черными продольными гребнями безошибочно подсказали ему, что ведущие задушевную беседу состоят в низшем офицерском звании цербенов, командуют пехотным подразделением гестов и судя по их возрасту и внешнему виду, поднялись они до этих званий из рядовых, это потолок, до которого вообще мог дослужиться безродный, впрочем, был один вояка, который сумел выслужиться аж до прайдера. С другой стороны он мог посмотреть и на себя. Сам из простой семьи, но вот сидит здесь в звании ратона, которое он получил из рук префекта пограничной стражи буквально вчера. До этого он так же был цербеном, правда в кавалерии равнозначные звания считались на ступень выше, чем в пехоте, но тут объяснение было проще некуда. Поступил приказ императора увеличить в пограничных крепостях численность кавалерии от бата, до эска, а где набрать командиров, не так много благородных хочет служить в пограничной страже на границе с нищими степняками, не говоря об унылости и скуке. Хотя насчет скуки можно и поспорить, это как нести службу, его эску например скучать не приходится. Вот и пришлось префекту повышать в званиях не благородных, благо закон это ему позволял. В принципе, ограничений и потолков в званиях ни для кого не было, каждый мог подняться хоть до гебера, хоть до командующего армией, но то на бумаге, а жизнь вносила свои коррективы.

— И чего наш император разводит разговоры с этими степняками, выдвинуться армией, пожечь их стойбища, перебить их, а оставшихся посадить на цепь, рабы империи все еще нужны. А потом можно этих людишек брать голыми руками.

— Гхек, — не выдержав бахвальных речей офицера, Гук едва не рассмеялся.

— Я сказал что-то смешное?! — Заметив смешок Гука взъярился один из офицеров, как понял ветеран тот, которого звали Брон.

Гук ни чуть не удивился подобной реакции. Да на нем были кавалерийские доспехи, но так же на нем был и серый плащ безошибочно указывающий на принадлежность к пограничной страже, а как может относиться к подобным воякам ветеран прошедший всю последнюю компанию. Но все же зарвавшегося офицера нужно было поставить на место.

Гук поднялся из-за стола и сделал маленький шажок в сторону, ровно настолько, чтобы зарвавшийся пехотинец увидел его шлем. Доспехи во многом походили друг на друга, поэтому чтобы выделить звания использовались различные расцветки гребней, приведенные к единому образцу. И солдатам и офицерам возбранялось покидать расположение своего подразделения без шлемов, даже на территории лагеря. За появление вне расположения подразделения без шлема, предусматривались самые различные наказания и самое безобидное из них, это двадцать плетей, а можно было загреметь и в цербу смертников, существующую при каждой пикте. Ты мог не надевать шлем, но носить его должен был так, чтобы его было хорошо видно.

Увидев его шлем, цербен тут же дал задний ход. Нагрубив даже геберу если от тебя скрыт его шлем, ты мог избегнуть наказания, впрочем, насчет гебера это явно перебор, офицера такого ранга можно безошибочно определить по доспеху, хотя тот и выполнен по общему образцу. Но если ты не остепенишься, когда тебе становится ясным, что перед тобой старший по званию, то это уже чревато.

— Прошу прощения, господин ратон.

— Тебе не за что извиняться. Я сам виноват, что загородил свой шлем. А что касается степняков, уж извините парни, но вы так громко разговаривали, что только глухой мог не услышать. Так вот, что касается степняков, то кто вам сказал, что они будут спокойно сидеть и ждать когда приблизятся наши пикты и сожгут их дома? Степняки кочевники и быстро перемещаются по степи, а она большая, очень большая. Так что пока мы будем за ними гоняться, их воины собьются в орду и зададут нам жару.

— Господин ратон, вы хотите сказать, что наша армия, поставившая на колени весь цивилизованный мир, не сможет справиться с горсткой дикарей?

— Ну, во-первых, давайте пани без чинов, я вижу, что вы такие же ветераны, как и я. А во-вторых, не надо их недооценивать. Степняки очень не плохо воюют в степи, а вы собираетесь именно в степь. Нет, в итоге они конечно проиграют, но вот ты Брон, готов положить половину своих людей ради сомнительной победы над нищими степняками? Вижу, что нет. Так почему же император должен иметь иное мнение. Его цель другая. Он хочет захватить богатые земли людей. Тут кстати тоже не все так просто. Люди не плохие воины.

— Ты ходил в их земли? — Глаза Брона загорелись лихорадочным огнем любопытства, которое он даже не думал скрывать, второй офицер, Глок, внимал с не меньшим любопытством.

— Нет, в их земли я не ходил. Степняки не потерпят в своих землях чужаков, тем более, вооруженный отряд, если только это не охрана торгового каравана.

— Тогда как же…

— Все просто. Воинский отряд людей сам приходил на границу империи и нашему отряду не повезло повстречаться сними. Их было едва больше двух десятков, нас только шестеро, после столкновения со степняками, они тогда решили совершить большой набег и захватить нашу крепость, но умылись. Так вот, этот отряд очень быстро расправился с остатками нашего патруля, меня взяли в плен.

— Эти мелкие людишки?

— Эти мелкие людишки, — согласно кивнул Гук. — Они хорошие воины. Я раньше относился к ним с таким же презрением, что и вы, потому что видел только рабов, а вот повстречав воинов зауважал их. У них есть странное оружие, очень странное, которое мечет не большие куски свинца, но эти горошины пробивают самый лучший доспех, а в близи способны пробить и шит и доспех, вот такое странное оружие. Но не только в нем дело. Увидев тех воинов я понял, что они способны на многое и без этого странного оружия. После этого я много беседовал с рабами, когда у меня была такая возможность и кое что узнал об их армии. Скажу одно, война нам предстоит тяжелая, враг не так слаб, как вы себе это представляете, потому что вы оцениваете их по тем рабам, которых видите, а раб он и есть раб.

— Один орк, способен голыми руками порвать четверых людей, да что четверых, десяток. — Убежденно заявил Брон, а Глок согласно кивнул поддерживая друга.

— Смотрите парни, не ошибитесь. Вы ведь ветераны, не мне вас учить тому, что недооценивать противника нельзя. Благо император у нас как раз думает не так как вы, потому-то на границе сейчас собрано не меньше пятидесяти пикт.

— Сколько? — В один голос удивились офицеры.

— А вы думали, что только в окрестностях Гибра стоят войска. Нет парни. Еще три таких же лагеря как ваш, расположены на границе, кому как не мне знать об этом.

— И что ты предлагаешь?

— Изучать врага, настолько насколько это возможно. Кстати эта мысль не моя, а командира того отряда, он тоже хотел получить как можно больше знаний, он учил наш язык. Именно после той встречи, я тоже решил изучить язык людей. Почти четыре года уже изучаю, даже раскошелился и выкупил у степняков раба, человека, чтобы постоянно практиковаться. Потому как знание, это сила. Ладно, счастливо отдохнуть, а мне пора. Это вы тут только на плацу тренируетесь, а нам приходится постоянно сталкиваться со степняками. Хотя Всевластный и ведет переговоры с их вождями, они продолжают совершать набеги на наши земли.

Гук единым махом допил вино и грохнув кружкой о стол, так что та едва не разлетелась, поднялся и широким шагом, слегка искривленных ног, как и у всех кавалеристов, вышел на улицу. Трактир находился за пределами стен города, а потому его конь спокойно дожидался своего хозяина у коновязи. Легко вскочив в седло, он послал его с места в галоп. Его ждала уже ставшая за многие годы родной крепость и степняки, чтоб им…

ГЛАВА 4

— Тук-тук-тук-тук-тук!

Глухая очередь умолкла так же внезапно, как и началась, едва пулеметчик увидел знак стоявшего рядом с песочными часами человека.

— Время, — запоздало проговорил Грэг.

— Ну, это-то я понял. Давай посчитаем, что там у нас осталось. — Он деловито отстегнул дисковый магазин и начал отщелкивать оставшиеся в нем пули. — Ага. В этот раз двадцать три. Все понятно. В среднем скорострельность в пределах трехсот выстрелов в минуту, или даже чуть больше, но не меньше это точно. А ничего так пулемет получился, молодчина Грэг.

— Спасибо за похвалу, милорд, — зардевшись, проговорил кузнец.

— Ну а теперь давай поговорим о сроках. Когда и сколько ты сможешь поставить таких вот пулеметов.

— О чем это вы милорд? Да это вообще пробный экземпляр. И изготовлен он весь из бронзы. Ствол наверняка уже весь стерся и менять нужно, да и в остальном. Бронзу нужно заменять сталью. Хорошо уже то, что он вообще заработал. Вот сейчас изготовим из стали, потом испытаем, посмотрим, что не так, подумаем как это убрать а уж потом можно будет о чем-то говорить. А вы хотите все сразу и сейчас.

В принципе здесь Андрею возразить было нечего, то что Грэгу и его помощникам удалось запустить работоспособный образец пулемета, уже было не мало. Понятно было и то, что сделали они его из бронзы, материал хоть и дорогой, но тем не менее более мягкий, а значит легкий в обработке, а им пришлось не раз и не два все переделывать. Взять хоть тот же затвор. Ну не получалось у них ничего, пока Грэг не подсмотрел идею в карбюраторе многострадальной 'шестерки' Андрея, увидев запирающую иглу подачи топлива, он вдруг понял каким должен быть затвор, до этого он уже видел конечно клапана, но там как бы все наоборот, а вот игла пришлась как нельзя кстати. Оно конечно игла вышла своеобразной формы, так как имелся еще и выступ, что выталкивал пулю из магазина и обеспечивал зазор, в который должен был входить воздух. В общем, вопросов было множество, и все нужно было получать опытным путем, или как говорится, методом тыка. Ну и как это делать если детали делать из трудного в обработке железа, про сталь и вовсе лучше не упоминать, вот и остановились на бронзе, иные детали делались из более твердого сплава бронзы, иные из более мягкого, но главным было то, чтобы в общем и целом конструкция заработала. Единственное, что невозможно было заменить, это пружины, вот с ними пришлось помучаться особенно долго, так как пружины должны были быть самыми что ни наесть настоящими.

Однако как бы тяжко не пришлось, но опытный образец вот он, вполне рабочий, хотя скорее всего его ресурс уже выработан, но большего от него и не требовалось. Грэг пригласил Андрея, для того чтобы тот оценил работу агрегата, а уж потом планировал приступить к воплощению его из стали.

Хотя оно конечно… Глядя на эти поделки от очумелых ручек, Андрей не раз и не два горестно вздыхал. Конечно убойная сила для настоящего времени просто великолепная, скорострельность и вовсе запредельная, но Боже какая все же эта пневматика капризная, да будь у него порох и обычный мушкет оказался бы куда более неприхотлив, хотя и уступил бы в скорострельности, но зато уж точно не пришлось бы таскать с собой еще и арбалет, на случай поломки карабина. Неисправности случались довольно часто, благо ничего сложного в замене частей не было, а у каждого бойца в вещмешке была деревянная коробочка в которой имелись и ЗИП и инструмент необходимый для ремонта. Мало того в дружине имелись четверо воинов, которых в свое время, Андрей специально определил в цех где изготавливались карабины, так что им был известен весь процесс изготовления от начала и до конца, конечно знатными мастерами они не стали, но зато теперь у него было целых четыре полноценных оружейников, хотя как сказать, сейчас его дружина значительно разрослась, теперь у него было пять сотен воинов, оно конечно три сотни были дружинами его вассалов, но это по большому счету роли не играло, оставались вопросы с боевым опытом, но тут уж ничего не поделаешь. Но этот пробел сейчас постепенно ликвидировался, так как еще четверо из ветеранов сейчас вкалывали подмастерьями у мастеров Грэга, впрочем, их стажировка подходила уже к концу.

— Тебя послушать, так у вас уже через две недели будет готов образец из стали. — Хотя Андрей и ухмыльнулся, но сказал он это с затаенной надеждой.

— Не через неделю и не через две, но появится, теперь-то уж не сомневайтесь. Сделаем. — остудил его кузнец. — Ну, а чтобы вы совсем уж не разочаровывались, мы решили вам еще один сюрприз приготовить.

Андрей заинтригованно посмотрел на Грэга. Чем это кузнец решил порадовать своего сюзерена, разговоров больше ни о чем не было. О тот только загадочно улыбнулся и подал знак рукой. Едва это произошло как из боковой дверцы ведущей непосредственно на стрельбище появились двое парней которые тащили несусветно здоровый карабин, который очень сильно напоминал Андрею ПТР, которые он правда видел только в музеях, ну и в фильмах о войне.

В это же время другие парни споро отсоединили громоздкий и невероятно тяжелый пулемет и утащили его в мастерскую, а на его место так же умело приладили винтовку переросток.

— И что это? — Заинтересованно поинтересовался Андрей. Сказать, что его удивило изделие не сказать ничего. Тем более, оно было выполнено из стали, с другой то стороны, технология отработана, карабины они выпускают уже давно, а это тот же карабин, вот только гораздо массивнее. Но танков вроде не предвидится, или…

— Помните, вы сокрушались, что нашим карабинам скорее всего не по плечу будут панцири тяжелых рыцарей?

— Разумеется, — улыбнулся Андрей, все таки танки. Живые, но все же заключенные в тяжелую броню которую способны были пробить только тяжелое рыцарское копью, да и то с лошади несущейся во весь опор, тяжелая секира, которой еще нужно уметь размахнуться, да и силушку иметь поистине богатырскую, двуручный меч и разумеется опять таки в умелых руках ну и ни как не обиженных силушкой, еще крепостной арбалет, который был просто неподъемным, потому и крепостной, так как использовался только на крепостных стенах, но по сути это был скорпион.

— Так вот я и подумал, раз уж не выходит у меня обеспечить вас этими пулеметами, будь они не ладны, то вот винтовками способными остановить латника это нам вполне по силам. Вот только пуля нужна была потяжелее, ну и давление воздуха побольше, а так как насос и баллоны под пулеметы мы сделали под большее давление, а винтовка должна была получиться очень тяжелой, то вот. Оно конечно использовать ее можно только с тачанки, но с другой стороны… Смотрите сами. Панцирь уверено пробивается на расстоянии в триста ярдов, прицельно стрелять можно на четыреста ярдов. Калибр пол дюйма, а еще пуля более длиннее чем у карабинов, так что она в два раза тяжелее.

— Ну четыреста ярдов это конечно замечательно, да только боюсь, что целиться на такую дистанцию будет несколько тяжеловато. С другой стороны достойные стрелки у нас есть, правда в основном они мелковаты для такого оружия, разве только Яков. — При этом Андрей кивнул в сторону гиганта, который по своему обыкновению сопровождал своего сюзерена.

— Я знал, что вы так скажете, милорд. Да только и мальчонка управится с ним, ну не совсем мальчонка, но вы меня поняли. А что касается меткости… Бон! Бон! Ну, где ты запропастился!

— И не надо кричать. Иду. — Выходя из цеха проворчал мастер стекольщик.

Наблюдая за этой сценой, Андрей тайком улыбнулся, так как уже понял, что сейчас произойдет, но не желая лишать мастеров своего триумфа, сделал вид, что не заметил планку в верху казенной части ружья. Тем временем мастер Бон приладил к винтовке переростку оптический прицел и с гордым видом отошел в сторонку, делая барону приглашающий жест, мол милости просим.

— Теперь понятно, для чего тебе понадобился мой прицел. — Улыбнувшись произнес Андрей, обращаясь к Грэгу, а потом, переведя взгляд на стекольщика слегка прищурившись произнес. — Я надеюсь, вы не разобрали его по винтику. Очень не хотелось бы, чтобы вы что-то там нарушили.

— Как можно, господин барон, — обижено выпятил губу мастер. — Мне важно было видеть перед глазами предмет указывающий на то, что это возможно, хотя получилось и не так как у вас.

Андрей молча кивнул и перевел взгляд на Грэга, потому как вся механика была именно на нем. Заметив это, кузнец тут же выставил перед собой руки в протестующем жесте и заверил.

— Даже и не думал, милорд. Просто покрутил настройки, как это действует, вы мне сами объяснили, так что прицел мы только в руках вертели и не больше.

— Хорошо. Верю. Ну, что же, попробуем.

Вновь забравшись в тачанку, он взял коробчатый магазин, более массивный, чем у карабинов и присоединил его к винтовке, здесь Грэг ничего не менял, а вот затвор уже был иной конструкции, вернее его запирающая часть, она была выполнена без кожаных манжет, просто стальной штырь с уступом заточенным под конус и идеально отшлифованным, такая же система как и на экспериментальном образце пулемета. Затвор легко захватил тяжелую пулю и сыто лязгнув, дослал ее в казенник. Все было более массивным и требовало большего усилия, ну да оно и понятно, большее давление, запирающее клапан, а соответственно и больший вес ударника, и более тугая пружина. Приникнув к прицелу, Андрей обратил внимание на то, что чистое кольцо значительно расширилось, мастер Бон делает успехи в шлифовке линз, каждое его изделие получается лучше предыдущего, значит то, что он вспомнил по оптике и записал для него, не пропало зря и имеет практическое применение, ничего этот еще покажет кузькину мать. Прицельной сетки как таковой не было, было перекрестье из двух волосков, просто так, но вполне приемлемо. Взглянув на прицел сверху, Андрей увидел два маховичка, горизонтальной и вертикальной наводки, сейчас они были выставлены на нули, ну да дистанция-то не больше сотни метров, ветра нет вообще.

Вновь приникнув к прицелу, Андрей навелся на уже выставленную мишень, соломенное чучело с натянутой на него кольчугой, причем он безошибочно определил изделие самого Грэга, а его кольчуги были куда более прочными чем их товарки, они не уступали кирасам, чучело было на половину прикрыто стандартным щитом. Вообще, несмотря на то, что процесс получения проволоки был значительно упрощен, упрощен и процесс изготовления колец, что помогало стандартизации, изготовить кольчугу было весьма трудоемким процессом, так как мало сплести кольца, каждое еще нужно было проклепать, в общем, та еще работенка.

— Грэг, кольчугу не жаль? — Не отрываясь от прицела, громко спросил Андрей.

— Чего уж там, милорд. Развлекайтесь.

Дважды себя уговаривать Андрей не стал, тут же потянув спусковой крючок. Винтовка издала резкий, басовитый хлопок, деревянный приклад толкнул в плечо, внушительно так, но не больно, к тому же основную долю принял на себя станок. Чучело вздрогнуло, получив попадание. Нули были выставлены, если и не идеально, то вполне приемлемо. Он передернул затвор и вновь потянул спусковой крючок.

В магазине умещалось десять пуль, которые он попеременно посылал то в грудь, то в голову, увенчанную стальным шлемом, то в руку, то в кольчужную юбку, прикидывая, где должен быть пах. Отстреляв последнюю, он легко соскочил на землю и по-мальчишески улыбнувшись, озорно блеснув глазами, посмотрел на мастеров и предложил пройти посмотреть вблизи. Те так же улыбаясь, последовали за ним.

Что и говорить, результаты впечатляли. Тяжелая пуля с легкостью пробивала и щит и кольчугу, после чего уходила глубоко в бревна в конце стрельбища. Получалось, что на дистанции в сотню метров, стреляя из этой винтовки по плотному построению можно было одним выстрелом вывести из строя ни одного, а двоих или даже троих воинов. Мощная штука. Единственный минус, использовать ее можно было только со станка, так как замучаешься таскать баллон, да и сама винтовка та еще гаубица.

— Давайте выедем в поле, посмотрим, как там все будет, на больших дистанциях.

Но и на больших дистанциях винтовка проявила себя с лучшей стороны. Оно конечно на четырехстах ярдах, меткость снижалась, но все равно весьма не плохо, а если стрелок будет постоянно практиковаться, так и вовсе получится хорошо. Яков опробовавший новое изделие остался весьма доволен и в подтверждение мыслей Андрея, отстрелялся куда лучше своего сюзерена, а что будет если практика будет постоянной. Естественно появятся какие-то недостатки, но они будут устранены по ходу использования оружия, а так, Андрею все очень понравилось.

— Грэг, а почему так трясет тачанку?

— Смягчить не получатся. Если подвесить ее на кожаные ремни, то цепь постоянно соскакивает, когда прослабляется.

— Ну, так сделай натяжитель, на пружине, цепь прослабнет, натяжитель надавит на нее, оставляя в натянутом состоянии.

— А как быть, когда повозку потянет в сторону? Вот и я о том же. Так что повозка на осях будет стоять жестко, иначе ни как.

— А если стальные рессоры, из упругой стали.

— Это как это?

— Да просто.

Андрей в двух словах объяснил принцип стальных рессор, оно конечно получалось дорого, но зато вопрос решался сам собой и прочность повозки повышалась, и расчет не растрясал ливер, и спасал свою пятую точку, и насос меньше страдал, плавно качаясь, а не разбалтываясь при тряске. А потом, эти повозки и без того получались чуть не на вес серебра, так что парой серебряников больше, парой меньше, особой роли уже не играло, вот если тачанка будет утрачена, вот тогда да, тогда сплошные убытки.

Выслушав Андрея Грэг по уже сложившейся традиции укоризненно взглянул на Андрея, на что тот только развел руками. Ну что делать, если очевидные для него вещи были просто открытием для местных, он просто не задумывался над этим, вот и все. На чертеже он этак абстрактно указал на рессоры, но Грэг понял это по-своему, то есть за привычные ремни, на которые в этом мире подвешивали в основном кареты, для удобства путешествия, в основном женщин и глубоких стариков, остальные старались передвигаться верхом.

— Ладно, не дуйся. Я не хотел.

— Вот каждый раз, думаю, что буду дотошным и все у вас вызнаю, ан нет, каждый раз одно и то же. Я все понял. Исправим.

— Ну, а с этими ружьями как дела, их-то сделать сколько сможешь?

— Через месяц у вас будет четыре такие повозки. Так что стрелков уже можете присылать, пусть осваивают, ну и недостатки заодно повылазят.

— Я так понимаю с сюрпризами все. Или есть еще что?

— Нет, пока нету.

— А что с огнеметами?

— Дак, как и уговаривались, два десятка изготовили. Да только испытывать их нечем. Ту огнесмесь которую вы нам дали мы уж израсходовали, вроде не дурно получилось. Ну да вы помните. Остальные сделали так же, да вот испытать не получается.

Как только Андрею удалось повстречаться с Эндрю, тот поведал о местонахождении таинственного озера с земляным маслом, впрочем, оно оказалось настолько же таинственным, насколько и соленое озеро. Все знали о его местоположении, но никто не имел желания зарабатывать на нем деньги, так как остаться без головы шансы были куда выше нежели заработать. Нашелся только один безбашенный купец, да и не купец вовсе, а ветеран, который собрал таких же безбашенных отставников, и они совместно добывали это масло, реализовывали, а прибыль делили между собой. При этом ни одна поездка у них не обходилась без стычек и потерь. Бывало, что возвращались без товара, но с потерями, так как орки нередко устраивали на них засады, прознав, что добыча сама захаживает к ним в гости. Было дело, когда из трех десятков, именно столько обычно насчитывала их ватага, вернулись только трое, а сам купец едва выжил после тяжелого ранения.

Андрей отправил в поиск своих егерей, усилив их полусотней дружинников. Те отправились в путешествие на больших лодках, изготовленных на манер орочьих, но только с одним отличием, середина была отделена непроницаемыми переборками, в этот отсек должна была заполняться нефть, так что на одной лодке помещалось только десять бойцов, вместо положенных двадцати. В последствии Андрей планировал изготовить специальное судно, для походов к Черному озеру, как его называли, так как располагалось оно ниже по течению от устья быстрой, то особых проблем возникнуть не должно было, так как весь путь получался водным, сложность была в том, что французы взбешенные потерей Рупперта, даже и не помышляли о мире, вот и пришлось воспользоваться проходом к самой Яне и весь путь проделывать по ней. От идеи построить судно и устроить причал непосредственно у Яны, Андрея отговорили, так как это все же было не безопасно.

Поход оказался удачным. Разумеется, была стычка с местными орками, но не многие из них смогли уйти от людей Андрея, тут-то он не стеснялся использовать карабины, обеспечивавшие его людям явное преимущество. В общем, кроме нефти его люди притащили еще и орочье вооружение на пять десятков воинов, с браслетами правда не повезло, не был захвачен ни один.

Вообще из всех его людей только Жан и трое из его первой артели могли похвастать достаточным количеством этих трофеев, для получения рыцарского звания, но вот делать они этого не хотели, не нужно им было это звание и все тут, хотя на манер основной массы дружинников Андрея, семьями они обзавелись и казалось бы должны были подумать о своем потомстве, но вот не хотели и все тут. Впрочем, Новак по этому поводу не больно-то и переживал, эти парни нужны были ему именно там, где они были, так как там они были лучшими.

За оставшееся время до ледостава, они успели сделать четыре рейса и доставить около шести тонн черного золота. А вот с перегонкой нефти возникли трудности.

Да, Андрей знал принцип устройства так называемого самовара, из школьного курса ему был известен и принцип переработки нефти, но процесс как-то не шел. Возникли трудности с самим перегонным аппаратом, который требовал большого количества металла, да и трудностей с самим его устройством хватало, тем более, что сначала был изготовлен так сказать лабораторный образец, на котором отрабатывалась сама технология перегонки. Устройство лаборатории и поиск человека, который смог бы взяться за это, было чуть не самым трудным, ну не ему же в самом-то деле всеми этими вопросами заниматься. Но и человечек нашелся и работа пошла. В общем, трудностей хватало, Андрей в который раз убеждался, что между знать и уметь, есть одна большая разница. Но дело шло. Со скрипом, с неудачами, с двумя пожарами и одним погибшим, но шло. Удалось выделить и бензин и солярку и керосин, последнему кстати Новак был безмерно рад и тут же озаботился освещением в своем замке. Правда изготовление керосиновых ламп только этой партией, всего-то в пятнадцать штук и закончилось. Он опять был в цейтноте, впрочем, сам же своей прежней неторопливостью себя в него и загнал, а потому отвлекаться сейчас ни на какие проекты не мог. Эндрю по своему обыкновению взвыл, требуя этот товар на продажу, однако керосиновые лампы в первую очередь требовали наличие самого керосина, а его-то как раз в достаточном количестве сейчас и не было.

И вот, наконец несколько дней назад установка была закончена и нефть начали перерабатывать, в промышленных, так сказать, масштабах, правда, подальше от населенных пунктов, воизбежание так сказать. Так что в скором времени должны были получить доморощенный напалм в достаточном количестве, ну, во всяком случае не те пару десятков литров, которые получили опытным путем.

— Огнесмесь скоро появится.

— Ну, дак, тогда и мы не подведем. Опробуем огнеметы и получите их в лучшем виде.

Погода стояла по летнему жаркая, хотя и было только начало мая и дожди были явлением далеко не редким, но вот уже четвертый день жарко припекало солнце, впрочем все говорило о том, что скоро опять зарядят дожди. Крестьяне искренне радовались такой погоде, для землицы это хорошо, вот только бы они вовремя прекратились, не то можно с урожаем попрощаться.

— Милорд, поохотиться не желаете?

Андрей взглянул сначала на Якова, потом туда куда он указывал и увидел косуль, самца, самку и теленка. Вспомнился его первый день пребывания здесь, тогда он тоже повстречал семейство косуль, но тогда ему необходима была еда, сейчас же в этом необходимости не было. И потом, солнышко припекало так ласково, а тело настолько соскучилось по его теплу, что гоняться за дичью вовсе не хотелось.

— Нет, Яков. Не то настроение. А ты если хочешь, давай. Я подожду

— Да чего уж. Я просто поинтересовался.

Сбитый с лирического настроя, Андрей скользнул взглядом по амуниции прикрепленной к седлу. Карабин в привычном чехле справа, по обеим сторонам от седла, две седельные кобуры, в которых покоились два пистолета. Хороший мастер Грэг, но вот со своим обещанием вооружить всю дружину не справился. Андрей поначалу хотел было высказаться ему по этому поводу, но потом передумал. Оно конечно, Грэг получил в свое распоряжение много народу, но их еще нужно было и обучить, тот еще процесс.

Практически всех кабальных, которых взяли в том походе, Андрей определил на место жительства близ Обрывистого, поставив еще одно не маленькое село названное Работным, просто так и незатейливо, а как его еще назвать, если все жители села были задействованы на работе в промзоне. Поля они не возделывали, имели только огороды, да какую ни какую скотину, с домашними заботами управлялись бабы, а все мужики работали на мануфактурах. Правда, часть молодежи пошла служить в дружину Андрея или в егеря, но тут уж кому повезло, так как отбор был строжайшим.

Служить шли с удовольствием, так как с момента поступления на службу кабальными быть они переставали, а через пять лет службы ближайшие родственники так же освобождались, в случае гибели дружинника, не выслужившего положенный срок, так же следовало их освобождение. Так что отбоя от желающих не было, Грэг даже запаниковал, когда узрел количество готовых поступить на военную службу, но увидев вступительные испытания немного успокоился.

Привычным движением Андрей извлек из кобуры пистолет и еще раз осмотрел. Ладный получился пистолет, а то что выстрелов только два, так то не беда и это было большим подспорьем, вот только плохо что вооружить ими всех не вышло. Только командный состав имел на вооружении по два пистолета, Яков приятное исключение, Андрей прекрасно понимал, что гигант всегда будет рядом, а потому предпочел, чтобы и у него в бою было четыре выстрела. По одному пистолету имели десятники, двадцать новиков, из тех, что постоянно отрабатывают взаимодействия по захвату зданий, очень уж Андрею понравилась эта затея. Даже егерей довооружить пистолетами не получилось, вооружены были так же только десятники. Правда, количественный состав увеличился в два раза. Сейчас Жан усилено гонял парней по орочьей стороне, натаскивая их в премудростях лесной жизни и ведения боевых действий в лесу.

Вообще он спешно начал гонку вооружения. К чему такие скачки, ведь было же время? Нет, все казалось, что еще успеется, считал, что важнее подготовить крепкий тыл, а потом вдруг понял, что времени то оказывается не так много и началось. Разумеется, только карабинами и пистолетами дело не ограничивалось. Изготавливали доспехи, как кольчуги для дружины и егерей, так и кожаный доспех, для ополчения, оно конечно не малым подспорьем были доспехи взятые в боях, с некоторого времени он перестал продавать трофеи, предпочитая их переделывать, но этого было слишком мало, а значит пришлось разворачивать кожевенное дело. Ковалось и оружие, шашки, мечи, секиры, копья, ножи, в больших количествах изготавливались арбалеты, так как Андрей хотел, чтобы все его ополчение при необходимости могло выступить в качестве стрелков, а ополчение сейчас насчитывало уже больше трех тысяч, в него входило почти все мужское население от пятнадцати лет, которое могло держать оружие.

Все месяцы, пока лежал снег и у крестьян практически не было работы, в отличии от прошлых лет, дополнительного заработка у них не было, так как усилено проводилась учеба воинскому искусству. А куда деваться, он конечно постарается обойтись дружиной и егерями, но что-то ему не верилось, что этих сил будет достаточно.

Андрей часто ловил себя на мысли, что ведет себя как игрок в стратегические игры, вот только кнопки 'рестарт' у него к сожалению не было и это была далеко не игра. Затея с пулеметами похоже провалилась. Конечно, Грэг изготовит из стали опытный образец, вот только его еще прогонять и прогонять через испытания, доводя до ума, выявляя недостатки, изыскивая возможности их устранения. Винтовки переростки, которые он уже про себя называл ПТРами, изготовить куда более реально. Да и пользу от них он видел весьма ощутимую, скорострельность оно конечно уступает карабину, но зато дальность боя просто загляденье. Не малое свое слово должны были сказать и огнеметы, эти уже были готовы, правда всего двадцать штук, но это должно было оказаться таким сюрпризом, что должно было сработать, не хватало только зарядов, но за этим дело не станет, 'самовар' уже начал свою работу, так что напалм будет. Правда есть все шансы заполучить клеймо еретика, запах там конечно не серы, но тоже не фиалки, а по действию, точно адов огонь приплетут.

Так за не веселыми думами и проходила дорога. А чему собственно веселиться, когда война на носу. Почему-то подумалось, что хорошо бы, если бы имперцы нагрянули именно этой весной. Он и сам не мог себе этого объяснить, но вот, что-то свербело у него в душе. Он столько уже наворотил, что узнай обо всем Святая Инквизиция и пиши пропало, как пить дать крестовый поход объявят. А ему это надо? Нет ему этого не надо. Он конечно, не сомневался, что ему удастся отбить и первую волну наступления и вторую, но потом один черт задавят, если еще и его люди сами не взбунтуются, они и без того ходят с широко раскрытыми глазами, ошарашенные от того, что здесь происходит. А тут вдруг подступит святое воинство, освященное матерью Святой Церковью, у набожных крестьян точно крышу сорвет. Вообще остается только удивляться как аббату Адаму, еще удается удерживать железный занавес, давно уже должен был найтись какой ни будь беглец, который бы уведомил Святую Церковь о творящемся здесь. Но пока как-то обходилось.

Нет, если имперцы не нагрянут и этой весной, то точно будет все очень плохо. А вот если придут, тогда и люди поспокойней станут, ну не поспокойней, но уж всерьез задумаются о правоте того, что им вещают священники на проповедях. Да и мысли будут заняты уже не тем, что многое в баронстве идет в разрез с учением Церкви. Будучи изолированными от остального мира, многие просто не понимают, что то, что им вещают на проповедях священники идет, так сказать, в разрез с генеральной линией, проводимой Папой и верховным Синодом.

А люди были уже на краю. В Пограничном, после того, как умер местный житель, едва удалось отбить лекарку. Господи, да она-то причем. Да банальный порез повлек воспаление, так мало того, что пришел уже с нагноением, так еще и отмахнулся от ее мазей и компрессов, мол она людей с того света выдергивает, а тут порез простой, а она его разом вылечить не может. А процесс заражения пошел, ее уже к больному на дом вызвали, а она злыдня, говорит руку по локоть отнять надо, а как же он работать будет, обозвала ее жена мужичка ведьмой и прогнала из дома. Доказать свою правоту бабка Ария не сумела, так что к утру мужик впал в беспамятство, а к обеду и вовсе скончался.

Даже вмешательство священника не помогло, удалось сбить накал не на долго, только и хватило времени, что спешно эвакуировать старуху с внучкой в монастырь. Хорошо, хоть бабка оказалась кремень, все поняла да и осталась при монастыре. Он конечно провел судилище, и падре Патрик присутствовал, все рассудили. Крестьяне стали виниться, уговаривать чтобы старуха вернулась, да только Андрей решил не рисковать и оставить старуху у монахов, туда же спровадил и двух других лекарей, от греха подальше.

Теперь при монастыре была организована лечебница, где они и пользовали больных, да еще и обучали лекарскому делу, азам разумеется, учеников семинарии, в особенности приютских сирот. Были у них теперь и десяток учениц которых они обучали серьезно, сами их выбрали из числа сирот и детей кабальных, по одному только им ведомому критерию, только вот почему-то они все были девочками, может потому что сами лекари, были не лекарями, а лекарками, одни бабы в общем. Утверждают, что только женщинам подвластно стать настоящими целителями. Только в этом вопросе они и единодушны, а дальше… Были у Андрея сомнения насчет правильности этого решения. Они ведь соперницами оказались теми еще, банальную простуду и ту разными методами лечат, да еще и спорят и грызутся почем зря, каждая свой подход считает единственно верным. Правда, тут настоятель монастыря какой ни какой, но порядок навел, сейчас через три месяца совместного труда они вроде подуспокоились, и вместо ярых баталий вроде наладилось перемирие. Как ни как, а судьбы у всех были не безоблачными и никто из них сюда по доброй воле не попал. Так что спокойная жизнь стоила того, чтобы свою неприязнь к товаркам по цеху отодвинуть в сторонку, но только в сторонку, никто ничего забывать не собирался и признавать свою неправоту не торопился.

А вот крестьяне, тем да, стало жутко неудобно. Монастырь тот не под боком и туда еще и добраться нужно, а если больному постельный режим нужен, так надо его в лечебнице оставлять, да еще и продуктами обеспечивать, да плата дополнительная за уход, ну да сами виноваты, имея не ценили, а вот теперь получите и распишитесь.

После Работного и Обрывистого, была инспекция Пограничного, в котором так же все обстояло слава Богу, разве только староста высказался по поводу того, что люди ворчат, мол не плохо бы вернуть лекарку, раньше не в пример сподручнее было, а теперь времени много теряется, пока до монастыря доберешься, пока обратно, весь день псу под хвост. Но от этого Андрей просто отмахнулся, заявив, что из-за того, что все село как стадо баранов послушает одну тупую овцу, он не намерен подвергать опасности ту, кто вернула ему руку, а кое кому и жизни, вот только он об этом помнит, а крестьяне почему-то тут же забывают. А на того смельчака, который станет утверждать, что на освященной земле находится колдунья, он с удовольствием посмотрит. Ну, что оставалось старосте, как только разочарованно вздохнуть. И нет в том его вины, он-то как раз и вывозил бабку в монастырь, да только за селян он в ответе.

У Джефа и Рона так же все обстояло хорошо. Замки их были закончены и они вместе со своими семьями и вновь набранными дружинами усилено обживали свои жилища, а точнее не большие крепостя. Замки их получились прочными, с высокими стенами, но какими-то мрачными, семьи проживали в башнях цитаделей, хорошо хоть отопление было не каминное, а печное, иначе мрачным все было бы и внутри, а так хоть стены не текли, уже не мало, а отсюда и уют. Но все так и задумывалось, эти замки были передовой линией обороны баронства и хотя расстояние между ними было изрядным, стояли они на холмах в прямой видимости дуг друга.

Неподалеку расположились и их деревеньки, хотя как сказать, это здесь деревеньки, всего-то дворов на пятьдесят, а там в остальных землях вполне себе добротные села. Проживающие там крестьяне худо бедно справлялись со снабжением набранных рыцарями дружин, но вольготной их жизнь не назовешь, поди содержи пятьдесят воинов, которые едят в два горла, потому как гоняют их нещадно.

Перед Андреем остро стоял вопрос, по поводу обеспечения его новоявленных рыцарей. Он даже думал выделить им семьи кабальных из числа захваченных в Рупперте. Но Рон и Тэд, сумели его дважды удивить. Во-первых, они неожиданно появились в Кроусмарше уже в сентябре, заявив, что их сменили по приказу архиепископа Саутгемптонского. Во-вторых, тем, что они и впрямь оказались весьма предприимчивыми людьми, так как из похода вернулись не только при деньгах, но еще и привели крестьян, которых взяли на меч, отбив их у орков. Играть в благородство подобно Андрею, они не стали и без зазрения совести воспользовались своим правом, впрочем, Андрей поступил бы так же, вот только тогда ему не куда было определять такое количество народа, да и случай подвернулся удобный, чтобы отблагодарить рыцаря спасшего его жизнь. Прибыли с ними и с десятка три семей вольных крестьян, пожелавшие стать у них арендаторами. Уж кто, кто, а крестьяне дураками никогда не были, они чувствовали каким-то седьмым чувством, что над степью сгущаются тучи. Другое дело, что природная бережливость или если хотите жадность, не позволяла им просто бросить свое кровное добро и отправиться в неизвестность. Но эти доверились своим чувствам и Андрей был уверен, что они не прогадают.

В Кроусмарш он вернулся только через неделю, после своего отъезда в ставшую уже привычной инспекторскую поездку по своим владениям. Такие объезды он совершал регулярно, раз в месяц, чтобы постоянно держать руку на пульсе. С другой стороны, эта поездка прошла гораздо быстрее чем бывало обычно, когда он выезжал минимум на две недели, в особенности зимой, когда был пик воинских занятий у ополченцев.

Два дня пролетели в домашних заботах, играх с детьми, которым он старался выделять как можно больше своего свободного времени, ну и в обществе жены, к которой он привязывался все больше и больше.

На третий день его срочно вызвали к воротам ведущим в сторону прохода. Как сообщил ему гонец, прибыл десяток егерей под командой самого Жана, но только тот не хочет входить в ворота и велел их не открывать, но срочно вызвать барона.

Поднявшись на стену, Андрей тут же обратил внимание на догорающий костер на берегу Яны, по его контурам можно было подумать, что егеря спалили свою лодку, впрочем, так оно и было. Разговаривать пришлось с высоты крепостной стены, что было неудобно, но раз уж Жан так поставил вопрос, то спорить с опытным егерем он не стал.

— Что случилось, Жан?

— Мор, на орочьей стороне.

Андрею было известно о том, что у людей в этом мире в принципе не было эпидемий. Да, многих и разом могла накрыть дизентерия, но тому было простое объяснение, элементарное не соблюдение санитарии. Могла прокатиться волна простудных заболеваний, которые так же могли проредить население, в особенности страдали старики и дети. Но вот столь серьезных эпидемий как чума, холера, тиф и тому подобное здесь не было, о причинах этого можно было только догадываться.

Однако память людская о подобных болезнях прошла через века. Нет, они конечно даже уже не помнили и названий этих болезней, не помнили как бороться с ними, даже передающие свои знания из поколения в поколения лекари, ничего не знали об этих заболеваниях. Впрочем, насколько было известно Андрею ни одна из этих болезней в средние века ни как не лечилась, не было у людей средств для борьбы с такими заболеваниями. Возможно, информация о моровых поветриях нашлась бы в личной библиотеке Папы, но кто станет копаться в архивах, когда в этом нет практической необходимости. Но вот необходимость карантинных мероприятий они выполняли строго, так как среди орков нет, нет да и происходили моровые поветрия. Разумеется с этим сталкивались в основном охотники с орочьей стороны, да пограничники в степи, но то, что им не было хода в людские поселения в течении нескольких дней они знали точно и свято выполняли это условие.

И опять, это не было связано с заботой о людях, так как люди не болели подобными заболеваниями, чего не скажешь о скотине, которая могла быть выбита буквально под корень. Возможно, причина была в том, что скот за многие века уже настолько смешался с местными породами, что в нем практически не осталось пришлой крови. В подтверждение этой гипотезы выступало то, что породистые лошади и собаки, не были подвержены подобным эпидемиям.

— А теперь подробнее. Где? Когда?

— Примерно в шести милях к северо-западу, располагается поселок орков. Мы время от времени подбираемся к ним, разведка и все такое. — Андрей согласно кивнул, это была обычная практика, не столь уж и частая, но все же. — Так вот вчера мы обнаружили, что вокруг поселка нет обычного движения, даже собаки не попадались, а когда вышли к самому поселку, то и заметили, что там прошелся мор. Орки валяются даже посредине поселка, никем не прибранные, даже браслеты на воинах не сняты.

— Думаешь, что весь поселок вымер в одночасье?

— Это врядли, милорд. Скорее всего, спасаясь орки побросали больных, но не малая часть поселка лежит там мертвая. — Говоря это, Жан буквально светился, впрочем, было от чего, если мор пройдется по орочьей стороне, то он наделает столько бед, что орки надолго позабудут о походах на земли людей, разве не радостное известие.

Андрей призадумался над услышанным. Сообщение Жана что-то всколыхнуло в его памяти. Но что именно? Он ни как не мог ухватить нить. Какая-то ассоциация в связи с этим мором. Что-то очень важное.

— Вы входили в поселок или наблюдали издали. — Это падре. И когда только успел здесь появиться?

— Входили, падре. — Понурившись, произнес Жан.

— Впрочем, это не имеет значения. В любом случае вы находились поблизости. Я все объясню барону. Ну, а ты знаешь, что тебе делать.

— Да, падре.

— И что вы должны мне объяснить? Насколько мне известно им нет хода за стены в течении нескольких дней. Или что-то еще?

— Ничего особенного. Нужно им спустить большой котел, чтобы они прокипятили всю свою одежу, каждую вещь. Можно конечно и сжечь, — падре кивнул в сторону уже прогоревшей лодки, на которой прибыли егеря, — но одежда довольно дорога, так что не будем впадать в крайности. Все оружие они пронесут через огонь или так же хорошенько ошпарят кипятком, а сами хорошенько погреются возле огня, а вернее прокоптятся в горячем дыму.

— И этого будет достаточно?

— Вполне. Это уже не раз и не два проделывалось. Кстати, то что мы не подвержены орочьим болезням, Святая Церковь трактует как волю Господа нашего, насылающего смерть на детей сатаны, ибо людям эта болезнь вреда причинить не может.

Что и говорить, мощный аргумент, с таким спорить трудно, если вообще возможно, тем более в дремучем средневековье. Вот решил Господь помочь детям своим и наслал на орков страшный мор, а как результат, дети его получают значительную передышку в набегах, подчас и не на один год.

Стоп. Вот, опять. Думай дурья башка. Господь наслал мор. Так сказать использовал оружие массового поражения. А я как ни будь могу это использовать? Да легко. Берешь кусок тела умершего орка и подбрасываешь его в стан противника. Все, победа обеспечена. Люди не болеют, только можно потерять чуть не всю скотину, хотя как бороться с болезнью здесь знают. Карантин, ну там, сжигают постройки, где содержалась скотина. Короче разберемся. Идеальное оружие против захватчиков. Ну и как сберечь эту самую бациллу до прихода имперцев? А просто. Ведь появлялись же страшные болезни, после того как раскапывали древние захоронения, эти самые бактерии в замкнутом пространстве способны прожить века.

Андрей уже было спустившись со стены спешно вернулся обратно, и привлеча внимание Жана, показал в сторонку, чтобы они могли пообщаться без свидетелей. Оно конечно полной гарантии дать было нельзя, так как разговаривать приходилось все же в голос, поэтому открыто он говорить и не собирался.

— Жан, ты помнишь, что было шесть лет назад?

Егерь ненадолго задумался, вопросительно посмотрел на сюзерена, но заметив как Андрей заговорщицки подмигнул ему, вдруг догадался, что имеется ввиду его выходка с отрядом инквизиции, полностью полегшим от волчьей стаи.

— Да, милорд.

— У тебя есть, такие же надежные люди?

— Все настолько серьезно?

— Лишнего не болтай.

— Сейчас в замке, Билли, обратитесь к нему. — Уловив кивок Андрея в сторону десятка егерей, которые весело перешучиваясь уже раскладывали костер, Жан тайком показал два пальца.

Вызванный в срочном порядке к милорду, Билли был в недоумении. Он уже знал, о том, что на орочьей стороне было моровое поветрие, из-за чего отряд под командованием командира егерей вернулся раньше времени. Но как это можно было увязать со срочным вызовом, он не знал. Причина могла быть какой угодно, а учитывая то, что с дисциплиной на отдыхе у егерей были иной раз проблемы, он не без оснований полагал, что сейчас ему достанется за какого либо увальня, так как в отсутствии Жана, он оставался, так сказать, за старшего на хозяйстве. Удивило его и то, что милорд, ожидал его на лугу, в чистом поле.

— Милорд?

— Вот и ты, Билли. Времени не так много, так что давай сразу к делу. Помнишь вашу выходку с инквизиторами?

— Д-да, милорд. — Ничего не понимая проговорил егерь.

— Так вот, наберется среди ваших егерей хотя бы десяток таких, кому можно было бы довериться в подобном поручении?

— Найдется и больше. Но раз нужен десяток…

— Не десяток. Трое уже есть, это Жан и двое из его десятка, что сейчас за стеной. Один, ты. Так что нужно будет еще шестеро.

— Когда они нужны?

— На рассвете.

— Что мы должны будем сделать?

— Многое. Слушай меня внимательно. Помимо обычного груза, вы возьмете с собой три десятка горшков с крышками и воск. Вы должны будете выдвинуться в моровый поселок, там выберете одно из орочьих тел, после чего расчлените его на куски. Тридцать горшков, тридцать кусков. Горшки закроете крышками и запечатаете их воском, хорошо запечатаете, толстым слоем. Потом, найдете поселок, в котором нет мора и подбросите один из кусков в его окрестности, только как можно ближе. После этого понаблюдаете за поселком, пока в нем не начнется мор.

— А он начнется?

— Должен начаться. Во всяком случае, вы это и выясните. Все понятно?

— Понятно-то все, только непонятно зачем вам это надо.

— Просто сделайте это. Ну и разумеется об этом никому ни слова.

— Об этом, могли бы и не говорить, милорд. — Обижено проговорил егерь.

— Когда вернетесь, горшки ненадолго опустите в кипящую воду, так чтобы и воск не успел весь расплавиться и стенки не успели прогреться. Если какой горшок треснет, то вы от него тут же избавитесь.

— Милорд, а мы сами-то…

— Люди не болеют орочьими болезнями. В этом меня заверил падре, да и не только он.

— Ясно, милорд. Все сделаем.

— Все. Готовь людей.

— Проходи брат Горонфло. Ты с такой настойчивостью просил тебя принять, что я вынужден был отложить важную встречу. Надеюсь, это стоило того.

— Да, Ваше Высокоприасвищенство, я уверен, что стоило.

— Тем лучше. Итак.

— Ваше Высокоприасвищенство, сэр Андрэ Новак барон Кроусмарш не тот человек, за которого себя выдает. — Архиепископ прояви любопытство, приподняв одну бровь, всем своим видом поощряя брата дознавателя продолжать. — Я нашел настоящего Андрэ Новака, вернее я нашел только его могилу, но это его могила.

— Откуда такая уверенность? — В голосе архиепископа кроме заинтересованности просквозила так свойственная всем инквизиторам подозрительность.

— Он много путешествовал, но уж уродился он таким непутевым, что толку от него не получилось ни в родной Тулузе ни на чужбине. В прошлом году, больной и разбитый он вернулся в отчий дом, где на руках своей родни и скончался. Так что сомнений нет, это именно тот Новак, а другого сына по имени Андрэ у каменотеса Новака никогда не было, да и остальные два сына все еще проживают в Тулузе и являются мастерами каменотесами.

— Хорошо, брат Горонфло, ты меня убедил в том, что Андрэ Новак не тот за кого себя выдает. Ну и что это меняет. Я знаю о том, что ты питаешь к нему неприязнь, но так же знаю и то, что ты всегда докапываешься до истины, никогда не идя на поводу у своих чувств. Допустим, что Новак не тот за кого себя выдает, тому могут быть различные причины, возможно он раньше был разбойником или в его жизни было еще что-то порочащее доброе имя христианина, но он отринул прошлую жизнь и решил начать новую. Есть множество примеров, когда разбойники становились даже святыми, это учит нас тому, что оступившемуся всегда нужно дать шанс стать на путь истины, именно поэтому большинство из тех, кто был уличен Святой Инквизицией в грехопадении получают шанс отречься от содеянного и раскаяться в грехах. Чтобы там не говорили, но большинство в отношении кого проводилось дознание, были отпущены с миром, после наложения на них епитимьи. Сэр Андрэ конечно не святой, но какова бы ни была его прошлая жизнь, он искупил свою вину праведной службой под сенью креста, принеся на ниве этой службы много пользы для христиан, и спася многих от лап приспешников сатаны.

— Если посмотреть на это с этой стороны, то да, Ваше Высокоприасвищенство. Но если сопоставить все имеющееся, то возникает множество вопросов, ответ на которые один, он еретик и приспешник сатаны.

— Это серьезное обвинение.

— Я готов высказать свои умозаключения и доказательства. — Уловив поощрительный взгляд, дознаватель начал спешно вываливать, все то, что ему удалось раскопать, словно боялся, что его перебьют. — До того, как он повстречался со спасенными им на орочьей стороне людьми об этом человеке никто и ничего не помнит. Он появился словно ниоткуда и при этом был вооружен оружием, которое иначе как делом рук самого сатаны ничем иным и быть не может. Во время его появления, все обращают внимание на его странный акцент, но такой акцент не встречается ни в одной части известного мира. Сразу же после своего появления он убивает доброго христианина, на деле показавшего силу своей веры и лично сразившего более двадцати орков, этих исчадий ада. Потом он начинает вводить различные новшества, которые упрощают жизнь людей, он буквально заставляет окружающих его людей совершать постоянные омовения, для чего в каждом дворе строит эти самые бани, все это постепенно развращает людей и подтачивает их дух, как ржавчина железо. Вина бывшего епископа, а ныне падре Патрика полностью доказана, ему нечем опровергнуть выдвинутые ему обвинения, он цепляется за последнюю соломинку и просит о Божьем суде, и вновь появляется этот Новак и разваливает все стройно подогнанное и не оставляющее выхода для еретика, обвинение. Дела в селе Новак привлекают внимание Святой Инквизиции и туда направляются два дознавателя, под охраной тридцати воинов Господа, но по пути они погибают от клыков волчьей стаи. Как часто волчьи стаи нападают на хорошо вооруженные воинские отряды и вырезают их поголовно? Я уже не говорю о том, что волки так же являются одним из воплощений сатаны. Сэр Андрэ отправляется на границу со степью и вот, когда орда устремилась на христианские земли, он с горсткой воинов умудряется остановить это нашествие. Он поджигает степь и вынуждает орков позабыв о набеге, устремиться за ним в погоню, это говорит либо о том, что орки подчинились воле своего господина и ушли в свои степи, либо о том, что они действительно не на шутку рассвирепели. Но ели это так, то как он мог избегнуть поимки и смерти, а ведь это их степи и они знают их куда лучше. Но нет. Он остался невредим, мало того он прославился как герой. Он настолько прославился, что народ восхваляет его во всех известных землях. Сэр Андрэ, направляется в Кроусмарш, где люди не могут закрепиться более пятидесяти лет. Он уничтожает отряд наемников. Он заявляет, что покарал их за нарушение долга и присяги, но достоверно нам это не известно, ибо никто из наемников не выжил и мы можем судить только со слов самого барона и его людей. Он отбивает нападение ороков, армии орков, с горсткой воинов и кучкой крестьян, но до того это не удавалось никому иному, даже войско маркграфства не выдерживало напора орков, когда они наваливались такой силой, но барону это удается. Он достраивает крепостную стену, отгородившись от лесных орков и орки ему больше не мешают! Можно еще вспомнить и случай с баронством Рупперт, которое неоднократно брало в осаду английское войско, но так и не преуспело, барон же со своей дружиной, половину из которых составляли новики, сделал это без особого труда. Он снова герой и вновь люди нахваливают его на все лады. Началось просто таки паломничество в его земли, люди семьями и чуть не всеми селами уходят в Кроусмарш. Это первое его деяние после того, как он огораживается от орков, он всячески зазывает людей, селиться на его землях. Люди идут к нему со всех концов, откуда у него столько средств, ведь народ идет без скотины, без инструментов, идут в чистое поле, а значит нужны дома и все остальное. Барон начинает скупать скотину, зерно и необходимые товары, цены взлетели, но он не останавливается. Только с прошлой осени он прекратил принимать людей. Откуда у него столько золота, которое по праву считается проклятым металлом? Почему никто, кроме тех, кто решает поселиться на этих землях не может попасть на земли баронства, а те кто поселился не может их покинуть, даже чтобы навестить родных? Даже те кто доставляет товары не попадают в баронство, оставаясь на границе. Почему только один купец ведет торговлю на землях баронства? Откуда берется такое количество товаров, которыми торгует купец Эндрю Бэлтон? Как люди барона, служа на границе со степью, умудрились начать торговать солью, если это не удавалось никому другому, ни до, ни после? Все это выглядит удивительным, но возможным, если посмотреть на каждый случай отдельно, но все вместе… Он еретик. Он слуга сатаны, а сатане нет разницы сколько погибнет его слуг, ему важен результат. Многие века сатана насылал на нас полчища орков, сбивал с пути истинного рабов Божьих, но так и не преуспел. И вот теперь он решил действовать иначе. Придав облик героя своему миссии, он всячески способствует тому, чтобы совратить души людские и ему удалось обмануть нас, теперь у его верного слуги есть своя паства, и славит она не Господа нашего, но сатану.

— Ты имеешь подтверждения тому, что в Кроусмарше славят сатану?

— Да, Ваше Высокоприасвищенство. Вчера в мою дверь постучался добрый христианин, из тех, что были взяты баронов в полон, на землях баронства Рупперт. Он поведал мне о том, что на проповедях священники говорят о том, что орки не являются исчадиями ада, а истинные хозяева этого мира, где мы только гости, приведенные сюда святым Иоанном, волей Господа нашего, дабы нести свет истинной веры этим дикарям, ибо все живое есть творение Господа нашего. Он много чего рассказал. Вот подробный отчет, в котором я указал и свои умозаключения и показания крестьянина.

Дознаватель протянул Игнатию стопку исписанных листов и молча уставился на своего архиепископа. Он сделал свою работу, как всегда тщательно и кропотливо, он увязал все случаи, все что касалось этого еретика, который сумел закрепиться настолько, что теперь появилась целая область еретиков. Он хорошо сделал свою работу, теперь решение должно было исходить от его архиепископа. Но если этого не воспоследует… Архиепископ Игнатий, слишком долго потворствовал этому барону, поэтому дознаватель не мог положиться только на то, что доложил обо всем ему, если найдется способ закрыть ему уста, это не спасет еретика, ибо в этом случае к Папе уйдет депеша, с копией этого доклада. Гронфло был умным и многоопытным дознавателем, а потому не мог действовать не прибегнув к страховке.

Игнатий долго и вдумчиво изучал доклад дознавателя, ибо то, что он доложил на словах была только краткая версия, на бумаге все было куда более подробно аргументировано и увязано, с множеством фактов, с опросными листами свидетелей, с выкладками и расчетами.

— На территории баронства находится наш брат аббат Адам, есть там еще люди о которых он ничего не знает, есть и два приходских священника, которые ни коим образом не могут быть в сговоре со слугой сатаны, уж с падре Патриком точно, я не собирался оставлять без внимания барона ибо его действия не только у тебя вызывали подозрения. Но ни от одного из трех независимых источников, не знающих друг о друге ничего, я не получал ни каких предостерегающих сообщений.

— Вы общались с ними лично, Ваше Высокоприасвищенство?

— Нет. Лично я общался только с аббатом Адамом.

— Аббат, очень хороший дознаватель. Если он примкнул к еретикам, то он мог вычислить ваших людей.

— У тебя есть свидетельства предательства и брата Адама? — Строго поинтересовался архиепископ, по сути именно желание доподлинно установить, есть ли что-либо у Горонфло против Адама и послужило причиной того, что теряя время он не отпуская дознавателя тщательно изучил представленный отчет. Ничего порочащего аббата в них указано не было. Конечно брат Горонфло мог указать в отчете свои умозаключения, но это было весьма серьезным обвинением брата по ордену, требующее серьезных доказательств, а их-то у него и не было. Дознаватель просто поторопился, если бы он вооружился терпением, то возможно и скорее всего, раздобыл бы доказательства и этого, но случилось так как случилось и это была лазейка для Игнатия, которой он тут же воспользовался.

— Я пока воздержусь от доклада Синоду. Обвинения выдвигаемые тобой весьма серьезны, доказательства почти всеобъемлющи, но только почти. Приказываю тебе тщательнейшим образом расследовать возможное причастие в пособничестве еретикам аббата Адама. Все дела, которые сейчас в твоем производстве, передай другим дознавателям. Для тебя сейчас есть только одно дело. Кроусмарш. В первую очередь расследуй деятельность аббата Адама, без этого я не могу представить твой отчет выше. Все ли ты понял?

— Да, Ваше Высокоприасвищенство.

Брат Горонфло покинул кабинет архиепископа с чувством исполненного долга и верой в то, что архиепископ все так же стоит на страже истинной веры, другое дело, что приспешник сатаны преуспел в введении его в заблуждение, ну да на то и существуют дознаватели Святой Инквизиции, дабы выискивать то, что спрятано от глаз и доносить об этом стоящим выше. Будь Игнатий причастен к этому, то не повелел бы вплотную заняться аббатом, потому что если все происходит с попустительства самого архиепископа, то аббат Адам единственный кто может на него указать.

Едва проводив дознавателя, Игнатий тут же подошел к секретеру и разложив писчие принадлежности начал писать послание аббату Адаму. Он не боялся того, что его письмо может попасть в чужие руки, так как это можно было представить так, что для облегчения дознания он вызвал к себе подозреваемого. Однако при любом стечении обстоятельств доехать до Йорка аббат не должен был, уж об этом архиепископ позаботится. Живой аббат Адам ему был не нужен. В идеале было бы не плохо, если бы он бесследно исчез, но если всплывет его труп, то тоже особой беды не будет, главное не дать ему заговорить.

Да-а, судя по всему в Кроусмарше и впрямь творятся богопротивные дела, а почему же тогда не подают вести священники, ну да возможно потому что полностью согласны с падре Патриком, а показания против него давали так как боялись за свою судьбу. Но ведь остаются еще двое под видом поселенцев, неужели Адам смог их разгадать, в том потоке людей сделать это было совсем не легко, впрочем, аббат был опытным дознавателем с многолетним стажем, в этих делах он поднаторел ни чуть не меньше брата Гронфло, хотя, наверное все же лучше, у него еще и опыт прошлой жизни наложился. Ну да Святая Инквизиция наведет там порядок, но сейчас главное аббат Адам и только он.

— Так что ты мне скажешь, человек? Ты готов выполнить то что я тебе предлагаю?

— А отчего вы мне это предлагаете, Всевластный? Я в вашей воле, вы можете меня убить или поступить как-то иначе по вашему усмотрению. Выбросите меня на арену, и у меня не останется выбора.

— Ты очень непокорный раб, тебя пытаются сломить уже месяц, но пока не преуспели в этом. Мне это нравится. Поэтому я отвечу на твой вопрос. Конечно, я могу велеть выбросить тебя на арену, казалось бы у тебя нет выбора и ты вынужден будешь драться, но так думают только глупцы. Выбор есть всегда. Ты можешь позволить зарезать себя как барана, просто чтобы лишить зрелища ненавистных тебе урукхай и хоть так насолить нам. А мне нужно чтобы ты дрался, дрался самозабвенно до последней капли крови, твоей или твоих противников.

— И что же вы можете мне предложить, чтобы я захотел драться?

— Ты будешь жить все так же в рабском загоне, но тебя будут хорошо кормить, тебе и твоим товарищам будут позволять заниматься воинскими упражнениями. Но главное, вы будете иметь возможность проливать орочью кровь и дальше. Не лучшую кровь, кровь преступников, должников, отбросов и рабов, но какое это имеет значение, ведь это будет орочья кровь.

— И все это на потеху тем же оркам?

— А какое это имеет значение? Ты воин и клялся искоренять сатанинское племя. Что с того, что для того чтобы убить еще несколько орков, тебе придется войти с ними же в сговор. Орки сами отдают тебе в руки своих собратьев, ну так это наши проблемы, твое дело уничтожать наше племя по мере сил и возможностей. Сейчас для тебя это единственная возможность. С другой стороны, это еще и возможность погибнуть так, как и подобает воину, да, на потеху толпы, но с оружием в руках, в окружении вооруженных врагов, умывшись их кровью, плечом к плечу с такими же воинами как ты, а не от побоев в рабском бараке на грязной циновке, в полном призрении к самому себе. И это если тебя, в конце концов, не сломят, наши надсмотрщики весьма искусны и способны сломить любого, вопрос только во времени. А еще это возможность осмотреть трибуны торжествующим взглядом, заглянуть в орочьи глаза и возможно увидеть там их страх. Я на твоем месте не думал бы ни мгновения.

— Значит если я и те, кого я выберу, выиграем, то…

— Вам дадут время залечить раны, восстановить силы и вновь встать лицом к лицу с противниками из числа орков.

— Есть еще одно условие.

— Не испытывай моего терпения, человек.

— Но оно очень простое.

— Говори.

— Ни один из проигравших не покинет арену живым.

— Тебе противна мысль о рабстве.

— А кто сказал, что я собираюсь проиграть. Я не хочу, чтобы у меня украли жизни, которые по праву будут принадлежать мне.

— Хорошо. Так и будет.

Император Закурта, Гирдган говорил с трудом, сильно напрягая голосовые связки, так как речь людей для него, да и остальных орков, была весьма не привычна, но он привык если уж что-то делать, то делать это хорошо. Идти войной на людей не зная их языка, их обычаев, их уклада жизни он считал верхом глупости, так как, чтобы победить врага, его нужно сначала изучить и он изучал. Многие из его окружения, а окружать себя он старался орками умными, подражая ему, изучали будущего врага, но только он знал все три языка на которых разговаривали люди. Нет, его речь не была чистой, но она была вполне понятной.

Однако как бы умны не были те, кто его окружал, даже они относились к людям с презрением. Еще бы, жалкие недомерки, да один орк расправится с четырьмя людьми. Эти настроения нужно было как-то пресечь, потому что, идя на войну нельзя недооценивать врага, излишне переоценивать его тоже не стоит, но презирать его, еще до того, как враг предстанет перед тобой, это верх глупости. Полководцев нужно было встряхнуть, показать, что противник им будет противостоять серьезный. А как иначе? Ведь будучи в окружении пусть и варваров, но все же орков, люди не только умудрились выстоять, они еще и наступают, постепенно отвоевывая себе территории, чтобы расселить все прибывающее население. Слабаки на подобное не способны.

Вот поэтому он велел разыскать воина из числа рабов и предложил ему схватку на арене. Именно предложил, потому что ему нужно было, чтобы люди дрались, дрались самозабвенно и страстно, так чтобы выжить, чтобы победить, так, как будут сражаться их братья по оружию в предстоящей войне. Договоренность со степняками наконец была достигнута, противостояние местной знати закончилось полным их поражением, армия уже готова выступить в поход, солдаты изнывают от безделья, но Всевластный не готов выступить в поход с армией, приготовившейся к увеселительной прогулке. Его союзникам, степнякам в этом плане легче, так как они постоянно сталкиваются с людьми и знают им цену, его же воины могут судить только по рабам из числа людей, а раб он и есть раб, что тут еще скажешь.

Этот разговор с дерзким рабом, который в прошлом принадлежал к человеческой знати, был воином и рыцарем, состоялся месяц назад и вот теперь, Гирдган взирал на результат этого разговора. На песок самой большой арены в империи, имеющей овальную форму, из ворот в северной ее части под грохот военных барабанов и пение труб, выходили тридцать воинов закованных в кольчугу. Каждый из них нес щит, копье и меч, все оружие человеческой работы. Вообще эта затея влетела императору в не малую сумму, так как этот наглый человечешка обошел практически все рабские загоны в поисках тех, кто пожелает сражаться и за каждого их хозяева спросили весьма дорогую цену. Дорого пришлось заплатить и степнякам за амуницию и оружие людей, так как только у них все это и можно было купить. Но все это осталось позади, а сейчас на песок вышли тридцать бойцов, готовых драться до последнего.

Появление отряда воины на трибунах восприняли презрительным воем, свистом и хриплым рычащим смехом. Именно воины, так как горожане и вообще не имеющие отношения к армии на эту схватку приглашены не были, это было так сказать учебное пособие для воинов. На скамьях арены, способной уместить около пятидесяти тысяч зрителей, сейчас восседало ровно пять тысяч. Это были специально отобранные и присланные сюда представители армии, приготовившейся к броску на границе со степью. Здесь были и рядовые и младшие командиры и офицеры различного ранга, здесь же присутствовали и все тридцать пять командиров пикт.

Наконец вновь загрохотали барабаны, вторя им включились в общий ритм трубы, и под эти ласкающие слух военным звуки, распахнулись противоположные ворота, откуда вышли тридцать воинов орков, облаченных в пластинчатые доспехи, вооруженные стандартными копьями и короткими пехотными мечами. Это были самые настоящие солдаты, привыкшие биться в общем строю, а не гуры, которые всегда бились на этой арене на потеху толпе, не плохие бойцы, но одиночки, не способные оценить красоту строя или применить его на практике, слишком малая их часть в прошлом проходила службу в армии. Эти были воинами, не малая часть из них были заслуженными ветеранами. Появление этих бойцов сопровождалось полным молчанием со стороны трибун, так как отношение к ним было не однозначным, выказать призрение к бойцам облаченным в стандартную амуницию траков, по праву считавшихся элитой пехоты Закурта, значило выказать призрение к армии в которой они все служили, ликовать при их появление, вновь выказать неуважение к своим боевым товарищам, так как эти солдаты все были осуждены к смертной казни за те или иные преступления, выказать недовольство, можно навлечь на себя и гнев Всевластного, так как это была его идея. Будь на трибунах гражданские и какая-либо реакция последовала бы однозначно, но на зрительских местах сидели только представители армии, поэтому трибуны хранили молчание.

— Я что-то не припомню, чтобы зрители так тихо приветствовали появление отрядов бойцов.

— Все просто Габба. Они не знают, как реагировать на это, да еще и в моем присутствии. — Обнажив клыки в довольной ухмылке, заметил Всевластный обращаясь к своему младшему брату.

— Понятно. Послушай, Гирдган, мне не показалась удачной, эта твоя идея, свести на арене твоих ветеранов и кучку этих людишек. Разве не видно, что твои воины сильно превосходят людей. Тебе стоило выставить хотя бы пятнадцать урукхай, против тридцати людей.

— Во-первых: это не мои воины. Мои солдаты сейчас сидят на трибунах, а это отребье перестало иметь право именоваться солдатами империи в тот момент, когда осмелились совершить преступления, за которые и были приговорены к смертной казни. У них нет ни каких шансов вернуться в строй, потому что, для армии они уже мертвы. Во-вторых: не уподобляйся тем, кто рассуждает с презрением по отношении будущего противника, именно чтобы стереть с их лиц презрительное выражение я и выставил равное количество воинов, при практически равном вооружении.

— Ты думаешь, что у людей есть какие-то шансы на победу?

— Нет, конечно. Эти подонки, конечно позор армии, но все они в прошлом не плохие солдаты, среди них нет ни одного новобранца, все они имеют за плечами боевой опыт, в той или иной степени, но не новички. Этот наглый человечишка, тоже хорошо побегал и я уверен выбрал лучших из того, что у нас есть.

— Но если так, то эти преступники быстро разделаются с людьми. Как бы хороши они не были, но превосходство урукхай очевидно.

— Ты не солдат, поэтому тебе простительны подобные рассуждения, но я не могу понять, почему так же рассуждают мои офицеры, с большим опытом войн за плечами. Конечно, урукхай победят людей, в этом нет сомнений, но только вот я думаю, что прежде чем последний человек истечет кровью, около половины урукхай поляжет на этот песок. Этого будет достаточно, чтобы солдаты задумались и пересмотрели свои взгляды.

— А если люди победят?

— Гхарылл-гхы-гхы, — не сдержавшись, рассмеялся Гирдган. — Брат, в это не верю даже я.

В это же время на одной из зрительских трибун вольготно расположились двое офицеров, которые вели не спешную беседу воззрившись на посыпанную белым песком арену. Песок был белым не просто так, а для того, чтобы на нем были отчетливее видны красные пятна крови, которой будут орошать арену бойцы, это придает большую зрелищность схваткам. Сидящие вокруг них солдаты старались держаться от офицеров подальше, нет нужды лишний раз мозолить глаза офицерам, если есть возможность этого избежать, а места на трибунах хватало. Офицеров это тоже вполне устраивало, так как образовавшаяся вокруг них пустота, способствовала более расслабленному общению.

Офицеры, хотя и были не молодыми, но тем не менее состояли в звании всего лишь цербенов, что говорило о том, что это заслуженные ветераны, сумевшие дослужиться до офицерского звания. Уже только это заставляло рядовых держаться от них подальше, так как все их уловки, способные поставить в затруднительное положение офицеров из благородных, или обмануть их, на этих не произвели бы ни какого влияния, так все, что мог придумать изворотливый солдатский ум, им давно уже было известно. С такими офицерами солдаты с удовольствием были готовы идти в бой, так как их боевой опыт был несомненен, но вне его, предпочитали все же быть в подчинении у благородных, с ними было попроще.

— Ну и что ты на это скажешь, Брон?

— Скажу, что тот ратон, в таверне был прав, Всевластный, думает, что люди серьезный противник.

— А ты так не считаешь?

— Если так считает Всевластный…

— А ты? Ты, как считаешь?

— Послушай Глок, то что ты наслушавшись того кавалериста проникся уважением к людям, как к противникам, мне лично не понятно. Посмотри на арену. Там стоят бывалые воины из людей, это видно любому опытному бойцу, потом посмотри на тех, кого обрядили в честные доспехи нашей армии, да они преступники, да они не достойны называться солдатами, но сути это не меняет, они солдаты и все далеко не новички, каждый из них знает цену доброй схватке. Вот сейчас, ты смотришь на них, можешь сравнить, ну и кто по твоему победит?

— Победят урукхай, — спокойно проговорил Глок. — Но вот только не думаю, что эта победа дастся так легко, как думаешь ты.

— Хорошо. Давай заклад. Я готов против твоей серебряной монеты, выставить золотой, если люди положат хотя бы десяток урукхай, раненные которые не смогут драться дальше, тоже идут в счет.

— Не равнозначный спор. Если бы речь шла о победе, а так…

— А если люди победят, то я готов выставить в заклад три золотых.

— Зачем тебе это?

— Хочу выпить за твой счет.

— Ты и так можешь выпить за мой счет. Или я когда ни будь отличался жадностью?

— Нет. Но выиграть будет приятнее. Ну же. Да таких ставок ты ни где не встретишь.

— Ну, если ты так уж хочешь.

Зависшее в зените солнце нещадно палило, раскаляя доспехи до такой степени, что прикоснись к ним голой кожей и вполне можно было заработать ожег. В этих краях было гораздо жарче, чем в человеческих землях, расположенных значительно севернее, но денек выдался особенно жарким даже для этих мест, хотя и была только весна. Оставалось только удивляться, как эти края, под такими палящими лучами могли обладать весьма плодородной землей, но это было именно так, потому что земля здесь была черной и весьма плодородной, хватало и лесов, и рек и ручьев, имелись и не высокие горы, сплошь покрытые густыми лесами.

Сэр Эрик барон Арунделл, тяжко вздохнул и наклонил голову из стороны в сторону, в ответ на это движение его шея издала привычный хруст, он повел плечами, и тело так же отдалось хрустом суставов. Стоящий рядом с ним гигант, только ухмыльнулся. Он с детства был наставником молодого барона, а потому ему была известна эта привычка рыцаря, похрустеть костями перед предстоящей схваткой.

Окажись здесь, Андрей и он сильно удивился бы тому, что рыцарь, которого он некогда сменил на службе в гарнизоне форта в Кроусмарше, сейчас находится на арене в столице Закурта, но тем не менее это было так. А всему виной его материальные затруднения. Прослышав о том, что некий отряд разведчиков на границе со степью весьма не плохо зарабатывает на сбыте соли, он так же решил попытать счастья, иначе все шло к тому, что он мог лишиться родового замка.

Напроситься на службу удалось, даже удалось сменить тот самый отряд, вот только заработать не вышло, а пару месяцев назад его дружина и вовсе угодила в западню, устроенную им степняками. Примерно половина его людей, так же как и он израненные попали в плен к оркам, но вот только их не убили, а наоборот заботливо выходили, а потом продали в рабство.

На своего наставника он нарвался случайно, когда выискивал желающих сразиться на арене, никого из своей прежней дружины отыскать не удалось, но и те кого он отобрал новичками в схватках не были.

— Ну что скажете, сэр?

— А что тут скажешь, Джон. Этот Всевластный, чтоб ему, обманул меня. Это не преступники, а самые настоящие воины.

— Ну, может это осужденные воины.

— Вот только нам от этого не легче. Ну что парни, будет несколько труднее, чем мы думали. Ну да, выхода то у нас нет, либо мы, либо нас. Сотрем ухмылки с этих рож. Вы как, со мной?

— До самой смерти, сэр. — Хохотнув, проговорил один из бойцов.

— Эт точно. До самой что ни на есть. — Поддержал второй.

Со всех сторон послышались не веселые смешки, обреченных на смерть, но все же готовых драться до последнего, людей. Положение было препакостным, но парни были готовы драться до последнего, уж больно им не понравилось положение рабов, а это было уже кое что.

— Джон, как считаешь, стоит ломиться стенка на стенку?

— И думать нечего, сэр. Они в этом не новички, а среди нас, только я могу хоть как-то встать с ними вровень.

— Тогда клин.

— Кто на острие? — Скосив глаза на сэра Эрика, поинтересовался гигант. Вопрос был справедливым, ибо это место по праву принадлежало именно барону, ведь он был единственным рыцарем в их отряде.

— Могу и я. Но только, вынужден буду уступить эту честь тебе, Джон. А то получится как в той притче: 'Да, он сильный. Да, он могучий. Но легкий.'

В ответ на эти слова, люди грохнули дружным хохотом и в нем уже не было прежней напряженности, все знали эту притчу, весьма поучительную и веселую. Тем временем, прозвучал чистый звук трубы и орки, построившись в три шеренги, начали движение по направлению к людям.

— Ну, с Богом. Джон, по моей команде.

— Понял.

— Пошли парни.

Отряд людей двинулся на встречу орочьему, так же придерживаясь построения в три шеренги, по десять в каждой. Двигались они вполне синхронно, хорошо держа равнение, да вот только у орков все же выходило на порядок лучше. Их строй двигался не так быстро, как людской, но выглядел как-то более монолитным. Это можно было бы списать на то, что люди были из разных дружин и до недавнего времени не были даже знакомы, но все дело в том, что орки так же представляли собой сборную солянку.

Примерно шагов за тридцать, Джон начал ускоряться, а строй изменяться, смещаясь к центру и трансформируясь, сэр Эрик стал сзади и чуть правее, левее гиганта так же встал один из воинов, за ними встали трое, и так далее, пока не получился клин. К моменту, когда строй полностью трансформировался, люди уже бежали во весь опор, а Джон уже достиг первой шеренги орков. Еще на расстоянии шагов в пятнадцать, Джон, пользуясь своим высоким ростом и тем, что никого не заденет, метнул свое копье в орков, это была не конная атака, так что для осуществления задуманного копье ему только мешало бы. Копье никого не поразило, так как завязло в выставленном щите, но он на это и не рассчитывал, тем не менее, свою задачу этот бросок выполнил, прикрывшись щитом, орк выпустил Джона из поля своего зрения. Подбежав к строю, гигант легко, словно и не весил больше сотни килограмм, оттолкнулся от земли и взмыл вверх, отведя в сторону для удара, руку в которой уже сжимал меч.

Первого орка он попросту сшиб своей массой, влетев в орочий строй, словно камень, выпущенный катапультой, падая вниз, он отвел щитом направленное в него копье и с силой вогнал клинок орку во второй шеренге, угодив тому в незащищенную шею, поверх щита. Разом перемахнув, через поверженного противника, он ударил щит в щит орка в третьей шеренге, не имея возможности, использовать завязший в упавшем орке меч, рука сжимавшая его, была отведена сильно назад, и воин уже было решил, что меч безнадежно завяз, когда почувствовал, что тот покидает тело противника, следуя за своим хозяином. Этого орка, ему сшибить не удалось, но он смог его оттолкнуть, заставив вывалиться из строя…

— Да-а-а. Такая победа горше поражения. — Задумчиво обронил Габба.

— Но это победа. Пусть сразит меня молния Гаруна, это победа! — Зло бросил Всевластный, не отрывая взора от арены.

Тем временем над трибунами начал нарастать гул недовольных голосов. Судьбой поверженных на арене гуров могли распоряжаться только зрители, сам гур не мог решать кому жить, а кому умереть, он должен был дождаться решения зрителей и если их мнение не было за подавляющим большинством, то право окончательного решения принадлежало распорядителю игр, в данном случае Всевластному. Но оставшиеся на ногах двое и не думали обращаться ни к зрителям, ни к Всевластному. Один из них, выделяющийся особым ростом и сложением, был занят тем, что оттаскивал в сторону тех из своего отряда кто был ранен и нуждался в помощи, второй, телосложением потщедушнее, деловито обходил поверженных противников и быстро, по деловому, вскрывал им глотки. При этом ни один из них не обращал внимания на то, что происходит на трибунах, а там уже во всю закипали страсти. Взбешенные воины повскакивав со своих мест разражались злобными выкриками, но свое место никто из них так и не покинул, так как их сдерживало то, что Всевластный взирал на происходящее с не меньшим гневом, но ничего не предпринимал.

Наконец победители закончили со своими делами и встав спина к спине, хотя это было и не просто, так как рост их отличался практически на голову, стали поворачиваться вокруг, взирая на беснующихся урукхай.

— Я же тебе говорил, Джон, что это того стоит.

— Да, сэр Эрик, с вами не соскучишься. Заполучить головную боль, это сколько угодно, потерять жизнь, запросто, но только не помереть со скуки.

— Эт точно.

ГЛАВА 5

Андрей, наспех запахнув халат, поспешил покинуть спальню и спуститься в общий зал. При этом в его груди отчего-то засело щемящее чувство нависшей опасности. Вот только что, все было просто замечательно. Прекрасное ясное утро, отдохнувшее тело, супруга, прильнувшая к нему своим гибким телом и неописуемое наслаждение, последовавшее после ее пробуждения. На них иногда такое накатывало, накатывало настолько сильно, что из спальни они выбирались только ближе к обеду, ловя на себе лукавые взгляды прислуги. Так было и сегодня. Он считал себя самым счастливым человеком, что все прекрасно и все удается именно так, как и хотелось бы. У него есть свой дом, жена, дети, есть средства, чтобы обеспечить не жалкое существование, но достойную жизнь. Есть вассалы, которые чуть не молятся на него. Есть арендаторы, которые с нескрываемым уважением взирают на своего барона. Есть кабальные, которые благословляют небо, за то, что оно ниспослало в их не легкой судьбе такого господина. В общем, как говорится, жизнь удалась.

Но все это рухнуло как карточный домик, поселив в душе смятение и тревогу, как только сквозь закрытую дверь ему доложили о том, что к нему прибыл аббат Адам. Казалось бы, что с того, ну прибыл инквизитор, так ведь он с ним заодно, но все дело в том, что аббат никогда не навещал его дома, мало того, это Андрей навещал его в монастыре или же они могли пересечься на другой территории. Сам инквизитор никогда не искал с ним встречи, если было что-то срочное, он мог прислать послание с просьбой о встрече, но ни разу не казал, что есть что-то срочное. Несмотря на многое, что их связывало, отношения у них оставались натянутыми и было только одно, что связывало их в одной сцепке, это падре Патрик, которого они оба искренне уважали и любили. Но сегодня, аббат сам пришел в его дом и это не могло означать ничего хорошего.

Увидев инквизитора в зале, Андрей сразу же понял, что предчувствия его не обманули. Кивнув в знак приветствия и получив такой же кивок, на политесы, судя по всему, не было времени, Андрей указал по направлению к кабинету и сам направился в ту сторону, показывая дорогу.

— Что случилось? — Едва дверь за ними закрылась, поинтересовался он.

— Похоже, что начинается.

— Ты получил какие-то сведения?

— Можно сказать, что и так. Я получил послание от архиепископа Йоркского, в котором он требует, чтобы я прибыл в Йорк с отчетом.

— Но что в этом необычного? Сейчас конец мая, а ты каждый месяц отбываешь в Йорк с докладом. По моему все нормально.

— Если бы я отправился туда через пару дней и самостоятельно, то да. Мне никогда не напоминали о том, что мне надлежит прибыть.

— Но если это так необычно, то здесь врятли какая-то каверза. Архиепископ далеко не глуп и понимает, что все необычное может тебя насторожить.

— Да, это так. Вот только все становится иначе, если у него попросту нет времени.

— Ты получил какие-то сведения от своих осведомителей? Что-то затевается?

— Мои осведомители не вхожи в кабинет Игнатия, они могут добыть сведения только в том случае, если эти сведения покинут его кабинет и станут достоянием хотя бы части членов ордена. Подозреваю, что там запахло жареным и единственно, почему еще не всполошился Синод и не бросили клич о крестовом походе, это то, что я пока еще жив. Игнатий не может позволить, чтобы меня допросили. Из любой ситуации он способен вывернуться без особого труда, всему у него найдется объяснение и ему несомненно поверят, подвергнуть пыткам, инквизитора такого ранга, а уж тем более Игнатия, авторитет которого, после суда над бывшим епископом Йоркским, взлетел до небес, могут только по прямому обвинению, а это обвинение можно вырвать только у меня.

— Во как. Но значит пока ты здесь, вне его досягаемости, у нас можно сказать ничего не меняется.

— Нет, не значит. Пойми, у него нет времени, а значит, кто-то очень плотно присел нам на хвост, но архиепископ нашел в его аргументах слабое место и сейчас спешно проводится дополнительная проверка. Если это тот человек о котором я думаю, то в скором времени у него будет недостающее и Игнатий будет вынужден обратиться в Синод.

— А почему он не может устроить молчание этого человека?

— Потому что, если это брат Горонфло, то эта лиса позаботилась о том, чтобы его смерть ничего не изменила, а Игнатий, убрав его, сразу же укажет на себя.

— Погоди, уж не тот ли…

— Именно тот. Лучший после меня дознаватель во всем епископстве.

— Ну, не так уж он и хорош. Он пробыл около двух лет в Новаке, но как ни ненавидел меня, ни до чего не смог докопаться.

— Потому-то он мне и уступает. Он прекрасно может сопоставлять события и делает практически неоспоримые выводы, он прекрасно работает с имеющейся информацией, но он не умеет работать с людьми и добывать эту саму информацию, в этом его слабость. Если бы меня направили в Новак, и я пожелал бы копать под того, кто спас от костра падре Патрика, то можете не сомневаться, в Кроусмарше и по сей день не было бы барона.

— Занятно. — Андрея ни чуть не удивили слова аббата, работая в милиции, он не раз встречал следователей подобных брату Горонфло, они имели только самое поверхностное понятие об оперативной работе, но при этом прекрасно оперировали имеющимися данными и могли грамотно организовать работу оперов и участковых, осуществляющих оперативное сопровождение дела, компенсируя таким образом свою слабость в оперативной работе. — Послушай, а может все гораздо проще. Может наконец объявился император Гирдган, вот и завертелось.

— Нет. Если бы на наших границах появилась бы армия орков, то я об этом уже знал бы. Оно конечно императору уже пора бы и появиться, но пока он не пришел.

— Ладно. Убедил. Твои предложения.

— Необходимо немедленно отселить кабальных сэра Джефа и сэра Рона, в глубь баронства. Егерей перебросить на границу с маркграфством, и каждому из десятков придать моих людей, я думаю что три десятка будут способны наглухо перекрыть границу. По пять егерей направить на горные тропы и на проходы в лесу, у сэра Тэда.

— То есть, ты предлагаешь наглухо перекрыть все возможные места, через которые могут появиться посланцы Игнатия или отсюда сбежать люди?

— Именно. Если люди узнают, что против баронства объявлен крестовый поход, то бунт неизбежен, а людей здесь проживает гораздо больше, чем ваша дружина. Даже если вы огнем и мечом подавите бунт, на два фронта у вас сил не хватит. Это еще при условии, что ваша дружина не взбунтуется, это ведь не просто война, их всех объявят поборниками сатаны.

Да с Церковью шутки были плохи. Люди в этом мире были слишком религиозны, это в том, прошлом, мире, народ был уже не так набожен, а здесь, слова священника стоили очень дорого. Конечно, местные священники постарались посеять зерна сомнения, но до того, чтобы они могли повести за собой свою паству, было еще очень далеко. На сегодняшний день, Андрей и его сподвижники скорее сидели на котле, в котором кипело адское варево, готовое попросту разорвать этот самый котел. Верования людей, с одной стороны, это весьма инертный материал, который очень медленно подавался изменениям, а с другой, весьма взрывоопасный.

— В дружине, я уверен, насколько можно быть уверенным в подобной ситуации. Хотя все возможно. Что же касается крестьян, то тут ты прав, известие о крестовом походе скорее всего породит взрыв. Ладно, делать нечего. Принимаю твои предложения. Что-то еще?

— Немедленно вызовите сюда семью своей супруги и купца со своими домочадцами.

— Не думаю, что это хорошая идея. Так они могут просто обойтись епитимьей, за то, что общались со мной, а если они окажутся здесь, то участь их будет не завидной. Я конечно собирался вызвать их сюда, но это на случай прихода орков, если будет крестовый поход, то думаю им лучше будет держаться подальше от меня.

— Ерунда. Их пока не трогают, только потому что, Игнатий пока не хочет вспугнуть меня, как только он поймет, что выманить меня не удастся, тут же последуют аресты и пытки. Если у них и есть шансы выжить, то только здесь. Не медлите.

Мэтр Вайли вновь перечитал послание своего зятя и ничего не понимая вопросительно воззрился на сэра Джефа, привезшего это послание. Но тот стоял как каменное изваяние.

— Молодой человек, — при этих словах, Джеф слегка ухмыльнулся, а что тут скажешь, для этого древнего старика, он по праву был именно молодым человеком, хотя давно уже не являлся таковым, — вы ничего не хотите объяснить мне на словах.

— Простите, мэтр, но там все изложено. Я знаком с посланием и добавить мне нечего. За воротами города нас ждут двадцать моих воинов, которые готовы сопроводить нас в баронство. Можете взять с собой всех своих людей, но только не теряйте время на сборы вещей, милорд сказал, что все необходимое найдется в баронстве.

— Но мы не можем, вот так просто взять и сорваться неизвестно куда. — Вмешался Рем. — У нас есть не свернутые дела, обязательства, при всей срочности о которой пишет наш зять, нам необходима минимум неделя. Что касается переезда отца, так тут и вовсе, нужно основательно подготовиться.

— Господин Рем, у вас есть полчаса, этого времени вполне достаточно, чтобы подготовить повозку мэтра, собрать вашу казну и отдать необходимые распоряжения вашим людям. Через полчаса, мы должны уже выдвинуться. В случае, если вы будите противиться, то я вынужден буду применить силу. Я и без того рискую пока нахожусь вне земель баронства, уж не говоря о нахождении внутри стен Йорка.

— Ну и как вы себе это представляете, — возмущенно вскинув подбородок и бросив негодующий взгляд на стоящего перед ним рыцаря, зло бросил Рем.

— Очень просто. Со мной здесь только пять воинов, поэтому я в состоянии увезти только метра, вас и вашу семью, где припрятана ваша казна, я понятия не имею, вывезти насильно вашу дворню я не в состоянии, а чтобы они не подняли шум, по поводу вашего похищения, я буду вынужден всех их перебить. — Глядя прямо в глаза мэтру и его сыну, жестко произнес Джеф. Эти слова, а точнее то, как они были произнесены, безошибочно сказали им о том, что этот человек выполнит свою угрозу, тем более, что ничего штурмовать его людям не придется, потому что они уже были во дворе дома.

— Все настолько серьезно? — Дрожащим голосом спросил старик.

— Да, мэтр. И лучше вам умереть в пути, будучи потом оплаканным вашими близкими, чем попасть в руки инквизиции. Прошу вас, поторопитесь, время уходит.

— Хорошо, что мы должны делать? — Голос старика зазвучал твердо и это порадовало Джефа, так как время уходило.

— Немедленно прикажите вашим людям выдвигаться к западным воротам, но только не всем вместе, а по двое по трое и пусть идут разными улицами. Выйдя за ворота они должны будут направиться на постоялый двор Бронкса, откуда мы их потом заберем. С вами поедем только я и мои люди. Пусть конюх подготовит вашу карету и будет готов вести ее туда, куда мы скажем.

— Рем, действуй.

— Но отец…

— Я справлюсь, сын. Наш зять не глупый человек и если он решил действовать так, а не иначе, то тому есть причины. Мы все узнаем, в свое время. Не сомневайся, я доеду до Кроусмарша, хотя бы для того, чтобы задать пару вопросов нашему Андрэ. Давай. На тебе казна. Я займусь остальным.

— Он что сума сошел!? Как вы себе это представляете!? Бросить все дела и со всех ног бежать в Кроусмарш! Это уму не постижимо!

— Понимаю вас, господин Бэлтон, но боюсь, что у вас нет выбора. Милорд просит у вас прощения, за то, что втравил вас во все это, но уверяет, что у него не было иного выхода.

— Ну я не могу вот так все бросить. Да и почему я должен это делать?

— У вас есть желание испытать на себе справедливость инквизиторского суда?

— Какого суда? Во что твой господин меня еще втравил?

— Он все вам объяснит, в Кроусмарше. Поверьте, времени совсем нет. В любой момент за вами могут прийти.

— Но у меня лавки полны товара…

— Милорд сказал, чтобы вы забирали только имеющуюся у вас наличность и людей которыми дорожите. И поторопитесь, нам еще нужно успеть вывезти вашу семью, а до Дувра, путь не близкий.

— Сэр Рон, вы не могли бы объяснить мне все? У меня голова просто кругом.

— Все объясню по пути. Сейчас времени нет. Забирайте наличность, что здесь, на остальные лавки нет времени. Раздайте поручения вашим людям, пусть отправляются в остальные лавки с подобными же распоряжениями, после чего направляются в Кроусмарш.

— Вы думаете, что при моем бегстве, все останутся мне верными, да они прикарманят мои деньги, а еще прикрываясь моим именем начнут задешево распродавать мое имущество, после чего с деньгами сбегут. А если тут еще замешана и инквизиция, то у них все шансы остаться безнаказанными.

— Жизнь, она дороже всех денег. Вам ли этого не знать. Мы теряем время. Кстати, пока вы тут рассуждаете, я и мои люди так же рискуем своими головами. Сидели бы вы дома, все было бы проще, а так, нам еще через два маркграфства придется пробираться. Торопитесь же.

Эту бешеную скачку, Эндрю запомнил на всю свою оставшуюся жизнь. Они мчались одвуконь, останавливаясь только для того, чтобы дать передохнуть лошадям. Сэр Рон сдержал свое обещание и все рассказал ему по пути, в первый же день, а вернее в первые два часа их путешествия, после чего купца уже не нужно было останавливать, так как после этого он думал только о том, что двигаются они слишком медленно.

О том, чтобы забрать казну из дому не могло быть и речи, так как когда он в сопровождении Рона и пяти воинов появился на пороге своего дома, то там во всю хозяйничали представители ордена инквизиции. Рон действовал сколь решительно, столь же и стремительно, благо среди инквизиторов не было воинов и все они полегли практически не издав шума, но только практически.

Эндрю едва только успел похватать своих в охапку и разместить их на лошадях, потому что на улице уже звучали тревожные выкрики и беснующийся народ во всю кричал о том, что представителей Святой Инквизиции поубивали еретики. Благо пока эта весть достигла архиепископа, пока он своей властью отдал приказ, перекрыть все ворота, они все же успели выскользнуть за городские ворота, в самый последний момент.

Потом была погоня, отряд Рона уходил по горячему, неся на хвосте не меньше сотни всадников. Пришлось устраивать засаду, чтобы стряхнуть погоню, которая нужно заметить практически вся полегла. Лишь те, не многие, кто догадался повернуть назад выжили, ну еще повезло и тем, кто вывалился из седла, получив только ранения, времени проводить контроль у Рона не было, как впрочем и желания.

Сказать, что настроение у Игнатия было паршивым, это не сказать ничего. Аббат Адам, не откликнулся на его послание, посланник так и не появился, произвести аресты тех, кто был близко связан с бароном Кроусмарш, не вышло, так как их успели вывезти. В Дувре и вовсе получилась резня, в результате которой погибли дознаватель и четверо воинов инквизиторов. Правда в руки инквизиции попали многие из людей Бэлтона, из которых в пыточных сейчас выбивали необходимые показания, но они не могли показать ничего стоящего, так как были готовы подтвердить что угодно, лишь бы прекратились их мучения. Оно конечно предъявить ему что-либо серьезное никто не мог, но как говорится всему свое время.

Только что, его кабинет покинул сияющий, как золотой, брат Горонфло, вернее уже аббат, ему удалось таки систематизировать все имеющиеся сведения, и этот труд безошибочно указывал, на то, что аббат Адам, погряз в ереси.

Тяжко вздохнув, Игнатий подошел к секретеру и пристроив перед собой писчие принадлежности начал писать донесение Папе. Теперь оставалось только молиться, так как сомнений относительно крестового похода у него не было никаких. И он мысленно горячо молился, ибо верил, что господь не может оставить искреннего своего слугу, все действия которого, правые и не совсем, были направлены верой в Господа и на благо паствы его.

Два не больших отряда, не больше двадцати человек каждый, медленно сходились посреди большого луга. Людям маркграфа Йоркского, приходилось двигаться верх по склону, но назвать это склон крутым, а стало быть способным сильно повлиять на, скажем конную атаку, он не мог, конечно люди барона были в более выгодных условиях, ну да это крестоносцы пришли к ним, а не наоборот, и именно святое воинство должно было наступать, а потому о выборе позиции им нечего было и думать. Хорошо уже то, что еретики вообще вышли в чистое поле, здесь их дружину можно было накрыть разом, а не выкуривать из их замков, что было бы связано с куда большими потерями. Правда, барон Кроусмарш никогда не был глупцом, а стало быть поле будущей схватки им было подготовлено к встрече с противником, в этом маркграф не сомневался. Не сомневался он и в том, что дружина его бывшего вассала не выстоит, как, впрочем, и в том, что потери крестоносцев будут просто огромными, уж кто, кто, а он-то знал, что дружина барона способна преподносить сюрпризы.

Всадники двигающиеся ему навстречу остановились и от них отделился только один. Маркграф остановил своих людей и так же один направился в сторону одинокого всадника.

— Приветствую вас, сэр Свенсон.

— Вот так вот. Уже не милорд.

— К чему лишние слова. Я перестал быть вашим вассалом с тех пор, как вы со своей дружиной выступили в этот поход. Если бы вы предоставили всем остальным возможность участвовать в этом, а сами остались бы дома, это могло бы еще означать, что вы стараетесь сдержать свою клятву сюзерена, но вы предпочли выступить в поход, лично возглавив свою дружину, даже не поручив эту честь вашему сыну. Так к чему эти высказывания?

— Ну, выбора-то я был лишен.

— Понимаю. Обстоятельства. Но тут уж ни вы, ни я не властны.

— Мой сюзерен уполномочил меня передать вам требования нашей Святой Матери Церкви. Сложите оружие, допустите на свои земли дознавателей Святой Инквизиции и Святого Воинства, покоритесь судьбе, раскайтесь в грехах и предстаньте перед беспристрастным судом Церкви…

— Все, сэр Свенсон, дальше не продолжайте. — Бесцеремонно прервал Андрей бывшего своего сюзерена. — Ни один из пунктов требований этих святош я не выполню, даже не надейтесь. Я знаю, что вас здесь шесть тысяч, честно признаться, удивлен, многовато, я думал, что поначалу отправят тысячи три, но как видно не учел того, что война между Францией и Англией, все еще не закончилась, так что и армия довольно велика и собрались вы весьма быстро. Папа и впрямь имеет большое влияние, если только одним словом прекратил эту войну.

— Если вы не намерены выполнять требования Церкви, то почему тогда согласились на встречу?

— Все просто. Вы, так же как и я, знаете о том, что грядет большая беда с юга, что даже если она не нагрянет в этом году, то может прийти в следующем. Да, да, я знаю о том, что Джеф регулярно докладывал вам обо мне и обо всем, что происходило вокруг меня. Знал с самого начала, так как предположить, что вы оставили бы без присмотра человека, к которому у вас было очень много вопросов, было бы верхом глупости. Знаю и о том, что вот уже три года вы не получаете от него сведений, а он всячески избегал встречи с вами и что вы все же сумели поговорить в прошлом году, где вы узнали, что отныне он мой вассал, ну и ваш разумеется, только не напрямую. Этот идиот, что носит английскую корону…

— Сэр Андрэ!!! — Голос маркграфа звучал как иерихонская труба, ну а как он должен был реагировать, если не так, как отреагировал, да еще и за меч схватился. Андрей понял, что спорол чушь, а потому поспешил выставить перед собой руки в примирительном жесте и поспешно проговорил.

— Прошу прощения, сэр Свенсон. Полностью признаю, что говорить подобное не пристало и искренне сожалею о вырвавшихся словах. — Меч, уже было с шелестом начавший покидать ножны, замер на половине и был вогнан обратно. Андрей мысленно вздохнул с облегчением. Идиот, только что едва не сорвал переговоры. Оно конечно надежды на них было мало, но они были. — Итак, мне известно, что войско возглавляет король Англии, так как пользуется полным доверием Папы и по неизвестной мне причине считается прекрасным полководцем. Вот только выступать в схватках на ристалищах и воевать, это несколько разные вещи. Почему вы думаете, я вышел со своей дружиной, которая едва насчитывает пять сотен, а настоящих воинов не больше трех, в открытое поле, а не перебил вашу армию в изнурительных осадах. Пока вы осаждали бы два пограничных замка, в которых укрылись бы не больше сотни воинов, я исподволь, мелкими наскоками, уничтожил бы все ваши силы.

— Ерунда. Пока мы осаждали бы ваши замки, ваши крестьяне взбунтовались бы, и даже возможно еще взбунтуются. Чтобы там не говорили, но большинство ваших крестьян добрые христиане и поддерживать еретика не станут. Что вы им наплели? Только не говорите, что им известно о том, что против вас и их вышла в крестовый поход Святая Матерь Церковь.

— И не буду. Вы правы. Правда я не уверен, что они все же взбунтуются, все же у них был ни один год сытой и безбедной жизни. Даже мои кабальные, живут ни в пример лучше, вольных арендаторов во всех человеческих землях. Я вышел потому что, знаю, что разгромлю вашу армию и при этом мало кто уйдет отсюда живым. Вам известно о том оружии, что есть у меня, вы знаете и о том, что у меня сохранилось, то самое оружие, на которое с таким подозрением взирала инквизиция, кроме этого у меня за это время появилось еще кое-что. Например, выбить ваших тяжелых рыцарей для меня сейчас не проблема, год назад, они могли сыграть решающую роль, сегодня нет. Потому что ваш король, да, да уже не мой, поведет армию в лобовую атаку. Даже после того, что я вам сейчас говорю, вы не сумеете убедить его поступить иначе, я это знаю, вы это знаете и никто не может что-либо изменить. Но вот нужно ли мне это? Нет не нужно. Я не хочу участвовать в уничтожении цвета человеческого воинства, перед тем как на людские земли придет беда. Орков будет много, очень много и людям понадобится каждый воин. Не говорите об этом королю, наедине. Скажите об этом представителям Церкви, не упоминайте им о том, что знали об этом раньше, просто передайте им МОИ слова, выложите это все же на военном совете, это вас обезопасит.

— Я не смогу сообщить об этом на военном совете, но донесу ваши слова до архиепископа Игнатия.

— И подпишите себе смертный приговор. Неужели вы думаете, что я мог, вот так просто отгородиться от всего мира и в тайне готовить дружину, оружие, собирать под свою руку крестьян и ремесленников, без поддержки инквизиции. Нет, в открытую он мне не помогал, но он мне НЕ МЕШАЛ. Вы понимаете меня?

— И зачем же ему это нужно?

— Затем, что уж он-то не сомневается в том, что имперские орки придут сюда. Мало того, он знает, что они придут, так как он отправлял в их земли лазутчика, вы должны были слышать о таком дознавателе, Адаме. Так вот он лично побывал в плену у орков и сумел оттуда вырваться, принеся вести о том, что в скором времени империя орков, а вернее их армия придет сюда.

— Почему-то мне слабо верится в сказанное вами.

— А я и не настаиваю, чтобы вы мне поверили. Я просто сказал вам то, что мне известно. Верить мне или не верить, решать уже вам и штабу крестоносцев, если вы донесете до них мои слова. Я умываю руки. Просто помните. Если ваша армия начнет наступление, здесь она и останется. Прощайте.

Разговор был окончен и каждый из них покинул маленький клочок земли, между стоящими друг напротив друга не более чем в полукилометре, армиями, прибывая в сомнениях. Маркграф Йоркский и без того не довольный этим походом, сейчас прибывал в еще более плохом настроении, так как многое из того, что ему поведал барон Кроусмарш, было не лишено смысла. Андрей, еще больше сомневался в том, что схватки и потерь удастся избежать. Маркграф был прав. Если только его людям станет известно о том, что сейчас на подходах к баронству не французская армия, которая якобы разбила англичан, а сейчас хочет поквитаться с тем, кто нанес им такое оскорбление, а именно такую версию преподнесли жителям баронства, то они с вероятностью девять к одному попросту взбунтуются. Сэр Свэнсон все правильно понял, когда говорил ему об этом. Но и Андрей не лукавил, когда говорил о том, что как не велика армия крестоносцев, он сумеет ее разгромить, в этом он уверился, когда ему стало окончательно ясно, что его дружина и дружины его вассалов, готовы идти с ним до конца. Что же касается соотношения в двенадцать к одному, то это ни его людей, ни его самого не пугало, потому что сюрпризы крестоносцев ждали на каждом шагу. Это поле было выбрано заблаговременно и буквально напичкано неприятными сюрпризами.

Когда сэр Свенсон подъехал к шатру, где держал свой штаб, командующий армией крестоносцев, король Англии Джон пятый, то заметил, что вокруг шатра и в самом шатре царило необычное оживление. Почему-то подумалось о том, что окружающих взволновало какое-то известие, успевшее поступить, пока он выполняя приказ короля, ездил на эти переговоры.

Когда он вошел в шатер, то едва взглянув на взволнованные лица членов военного совета, сразу же понял, что его догадка была абсолютно верной. Присутствующие там выглядели по разному, кто-то был крайне, чем-то удивлен, кто-то просто недоумевал, кто-то был растерян, а были и те в ком безошибочно читался страх. Весь вид маркграфа говорил о том, что он не понимает, что могло произойти за какой то не полный час, пока его не было. Перед его отбытием, все прибывали в полной уверенности, что схватки не избежать и что уже через несколько часов от дружины мятежного еретика не останется и следа, а святое воинство ступит на земли Кроусмарша, чтобы праведным словом и каленым железом выжечь ересь, поселившуюся в этих землях. Его и отправили-то, только по настоянию архиепископа Игнатия, высшего представителя Церкви в этом походе, так как он настоял на том, что закон божий требует предоставить еретикам возможность одуматься и добровольно предстать перед трибуналом инквизиции. Поэтому-то маркграф и недоумевал по поводу царящего в шатре короля.

Его появление было замечено не сразу, поэтому он успел, так сказать, насладиться, представшим зрелищем. Но наконец взгляд короля остановился на посланце.

— Сэр Свенсон, вы вернулись. Итак, что там еретик?

— Ваше Величество, он отверг наше предложение и хотя не горит желанием драться, отступать не намерен.

— Я это ожидал. Ваше Высокопреосвященство, как видите, еретик тверд в своем заблуждении. — К этому моменту все разговоры уже стихли, так что то о чем говорили король и его посланник слышали все хорошо.

— Это было ожидаемо, — согласно кивнул архиепископ. — Но сейчас уже не является первоочередным.

— Позвольте с вами не согласиться, — задумчиво покачав головой проговорил король. — Я считаю, что оставлять за спиной столь сильный отряд, как дружина еретика…

— Прошу прощения, ваше величество, но утверждать, что барон Кроусмарш и жители баронства еретики, мы не можем, пока их вина не доказана. Нам еще только предстоит выяснить, кто и в какой степени виновен. Этот крестовый поход вызван только тем, что барон отказался впустить на территорию баронства дознавателей инквизиции для проведения дознания и задача, святого воинства состоит именно в том, чтобы обеспечить возможность для работы Святой Инквизиции, а не для уничтожения барона и его людей. Они пока не враги. Чем мотивировал свой отказ барон? — Закончил Игнатий обращаясь к маркграфу Йоркскому.

— ОН СКАЗАЛ, что никогда не был еретиком и не противился учению Церкви и искренне верует в Господа нашего. ОН СКАЗАЛ, что будучи на службе в степи узнал о существовании на юге ОРОЧЬЕГО ГОСУДАРСТВА, которое намерено направить свою МНОГОТЫСЯЧНУЮ НЕ УСТУПАЮЩУЮ НАШЕЙ, АРМИЮ на наши земли, дабы покорить нас и сделать из нас своих рабов. ОН СКАЗАЛ, что все его действия были направлены на то, чтобы подготовить оружие способное остановить вторжение и ни каких иных помыслов, у него и его людей нет.

Говоря это, маркграф рассчитывал, что его слова, а в особенности те, на которых он делал намеренное ударение, произведут какой-то эффект, но был неприятно удивлен тем обстоятельством, что эффекта не было. Нет, были какие-то шушуканья, но не удивления ни негодования. Сэр Свенсон попросту терялся в догадках, что же могло произойти, если его слова были восприняты, практически равнодушно. Удивила его и реакция Игнатия, который, казалось, вообще не был удивлен сказанным. Неужели барон был прав и все это произошло с попустительства архиепископа?

— Вот видите, Ваше Величество. — Откинувшись на спинку походного складного кресла, проговорил инквизитор, к слову сказать он был единственным, кто здесь сидел, заняв единственное кресло. — Еще час назад, я мог бы согласиться с утверждением, что барон еретик, но в свете поступивших сведений, — он приподнял руку в которой был свиток, с которого свисала красная восковая печать, которая могла принадлежать только Папе, — я уже не могу быть столь однозначным. Маркграф, я надеюсь, вы не сильно утомились этой поездкой?

— Нет, Ваше Высокопреосвященство. Я полон сил.

— Значит, вы не откажетесь сопровождать меня. Мне необходимо лично переговорить с бароном.

Вновь два не больших отряда, под белыми вымпелами замерли друг против друга. Только на этот раз, навстречу Андрею выехал не один всадник, а два. Второго Андрей узнал без труда, так как тот мало изменился с момента их первой и последней встречи на площади Йорка, во время суда над падре Патриком, именно он председательствовал на том суде.

— Барон, у нас мало времени, поэтому я сразу перейду к делу. Итак. То чего мы все ждали, случилось. Да, да, маркграф, мне известно, что вы тоже могли быть в курсе этого. Достоверно мне конечно известно не было, но я знал, что в окружении барона у вас есть свой осведомитель, поэтому вероятность того, что вам уже давно известно об империи орков, весьма высока. Давайте не будем играть, хотя бы здесь и сейчас. — Он бросил взгляд на сэра Свенсона и тот только молча кивнул, понурив взор. — Чуть больше часа назад, я получил известие от Папы, о том, что армия орков, снеся пограничные крепости, стремительно вышла к Саутгемптону. Далеко не все жители окрестностей смогли укрыться в городе. По имеющимся сведениям, все замки баронов, находящиеся южнее Саутгемптона, либо взяты, либо сожжены.

— Не скажу, что сильно удивлен произошедшим. — Сжав челюсти, процедил Андрей. Он конечно ожидал, что орки придут, он готовился к этому, но он не ожидал, что они будут столь стремительны. — Насколько я понимаю, ни о количестве, ни о том, где именно расположены орочьи гарнизоны, сведений нет.

— Да, сведения далеко не полны. В личном послании мне, Папа выразил надежду, что я сумею решить проблему на севере, быстро и с минимальными потерями. Иными словами, Папа дал мне полную волю действий, по скорейшему разрешению возникших трудностей в баронстве Кроусмарш.

— И что вы намерены предпринять, Ваше Высокопреосвященство?

— И я и сэр Свенсон, успели не плохо вас изучить, а посему уверен, что то, что вы со своей дружиной вышли навстречу святому воинству говорит только о полной вашей уверенности в том, что вы способны разбить эту армию. Я лично, в этом сомневаюсь, но вот в чем я НЕ СОМНЕВАЮСЬ, так это в том, что вы способны нанести этому войску серьезные потери. В свете последних событий это не приемлемо. Вы как и падре Патрик, смотрите иначе, на вопросы веры, это очевидно и только по этой причине, уже являетесь еретиками, тут не нужен ни какой суд или дознание, но вы не враги рода человеческого. Людям грозит опасность, большая опасность и вы способны оказать влияние на ход войны. Ваше оружие совместно с армией людей, способно оказать не малое влияние на ход войны.

— Вы хотите, чтобы после всего произошедшего, мы надели плащи святого воинства и выступили в поход вместе с теми, кто жаждет нашей крови?

— Это было бы замечательно, но это невозможно. Поэтому подобное предложение я и не собираюсь вам делать. Я предлагаю вам, добровольно пустить на ваши земли дознавателей Святой Инквизиции, каждого из которых будут сопровождать по десятку воинов ордена. Я предлагаю не препятствовать их работе и со своей стороны гарантирую, справедливое расследование и суд. В свете последних событий, я не сомневаюсь в том, что наказания будут не сильными. На людей в зависимости от их вины будет наложена епитимья, насколько строгая не могу сказать, но могу сказать точно, что костров не будет.

— Спорное утверждение.

— Возможно. Но это единственный безболезненный выход из сложившейся ситуации.

— Сколько будет дознавателей?

— Учитывая серьезность обстановки в наших землях, мы можем выделить для этого, только десять дознавателей.

Учитывая объем предстоящей работы, трудиться им придется не меньше пары лет, как бы не больше. — Начал размышлять он. — Какое-то ублюдочное решение, даже не половинчатое. Из разряда тех, когда хотят не получить положительный результат, а лишь обозначить активность, прямо как в нашей дражайшей Российской милиции. Так что же ты задумал, хитрый лис Игнатий. Инквизиторская морда, ты и впрямь печешься о роде людском, своеобразно так, но все же заботишься и хочешь его сберечь. Отправишь десяток дознавателей, скорее всего из тех, кто поплоше, сотню бойцов, а хорошие бойцы инквизиции все сплошь на юге, иными словами возьми Боже, что нам не гоже, потому что ты знаешь, что никакое дознание я проводить не позволю и просто всех перебью, иначе они взбунтуют мне все население. Но с другой стороны решение принято, армия в полном составе уходит на войну с орками, а нас оставляете на потом. А потом непременно будет разброд и шатание и многие постулаты будут пересмотрены. Вот только, как мне кажется, для меня это не будет иметь ни какого значения. Даже если я стану героем этой войны, конец у меня один, ну может и не костер, ведь есть же на службе у инквизиции и убийцы, подобные нашему аббату, настоящий герой, мертвый герой, могут потом и в святые возвести, а почему бы и нет. Ладно, худой мир, лучше доброй ссоры, а там посмотрим.

— Ваше Высокопреосвященство, вы правы, судьбы людей мне не безразличны и я признаю правоту ваших слов. Я готов смириться с принятым вами решением и принять на своих землях дознавателей Святой Инквизиции, ибо считаю это самым разумным решением, в свете последних событий. Когда на пороге общий враг, не место спорам и взаимным обвинениям. Но мои люди не присоединятся к Святому воинству и не наденут плащи крестоносцев, не наденут они и плащи ордена Инквизиции.

Игнатий только удовлетворенно кивнул, это был максимум, на который он вообще мог надеяться. Они прекрасно поняли друг друга, понял все и маркграф, как бы все не выглядело пристойно со стороны. Как собирался Игнатий убеждать дознавателей, для Андрея было загадкой, потому что каких бы плохих дознавателей он не собирался бы сюда посылать, идиотами они не были.

Крепостца все же пала. Да и был ли у ее гарнизона шанс выстоять в подобном противостоянии. Армия, не останавливаясь, проследовала дальше, оставив для подавления сопротивления только по одной пикте, против каждой из пограничных крепостей, а всего их на пути армии, в промежутке, между двумя большими реками, было только две. Рассчитывавший по началу вести наступление по широкому фронту, разделив свою армию на три примерно равные части, Всевластный изменил свое решение, двинувшись одним могучим кулаком, возможно его впечатлила та схватка на арене и он понял, что даже его высокая оценка способностей людей, была все же несколько заниженной. Во всяком случае было так как было.

В авангарде армии следовали кочевники, воины племен, согласившихся на равный союз с Гирдганом и выставившие двадцать тысяч легкой конницы. Они уже имели большой опыт в плане обеспечения блокирования крепостей, дабы весть о набеге не распространилась в глубь территории, знакомы они были и с тем, что люди использовали голубей, для отправки донесений, против этого у них имелись прирученные соколы. Так что некоторое время, люди понятия не имели о том, что на их территорию вторгся враг, а в сторону степи потянулись караваны с полоном, сопровождаемые доблестными воинами степи, армии пока попадались только разоренные поселения, да еще хорошо укрепленные замки, которые степняки только блокировали, предоставляя сомнительную честь их штурма, армии союзников. Гирдган относился к этому спокойно, так как иного ожидать и не приходилось, со своей основной задачей степняки справлялись великолепно, а это было главным.

Обо всем этом Глок узнал только сейчас, спустя трое суток после того, как пикта в которой он служил, наконец смогла сломить сопротивление этих людишек и все же овладеть крепостью. Подумать только, не полные три сотни людей, продержались почти трое суток, против четырех тысяч орков, а ведь здесь были не дикие степняки, а регулярная армия Закурта. Конечно, здесь не было осадной артиллерии, применялись только полевые катапульты, но для этих глинобитных стен и этого должно было хватить с лихвой. О потерях говорить вообще не хотелось. Пал и его добрый друг, с которым он прошел ни одну кампанию, о том, что Брон так и не выплатил ему проигрыш, думать не хотелось, хотелось просто разорвать каждого из оставшихся в живых. Только тридцать пять израненных защитников крепости смогли захватить орки. Люди сражались с отчаянием загнанного в угол зверя, даже не помышляя о сдаче. С таким отчаянным сопротивлением он сталкивался не часто. Если каждая их крепостца будет обходиться армии Закурта с такими же потерями, то победа достанется очень дорогой ценой.

Голова раскалывалась от нестерпимой боли, но боль означала то, что он все еще жив. Жив. А к чему ему жить если все его люди пали. Сэр Бард прекрасно помнил, что в пролом, который все же проломили легкие орочьи катапульты, хлынула волна орков. На этот раз орки приближались особенно медленно, плотно прикрывшись щитами, словно черепаха панцирем. Успев на своей шкуре испытать меткость лучников гарнизона, орки были куда более аккуратны.

Сэр Бард собрал у пролома основные силы, сильно подточенного гарнизона. Выжить у него не было ни какой надежды, было только острое желание продать свою жизнь как можно более дорогой ценой. Но в душе все же засела обида. Обида на то, что своим стойким сопротивлением он ни как не мог помочь ни королевству, ни людям вообще, потому что лишь малая часть несметного полчища, задержалась у стен его крепости, остальные просто проследовали мимо. Была надежда на голубей, которых он выпустил одной большой стаей, в надежде на то, что ловчие птицы орков, просто не успеют угнаться за всеми птицами, несущими тревожную весть. Но это все было уже в прошлом, а тогда он готовился к последней схватке в своей долгой воинской жизни. Но как видно не судьба.

Глухо застонав он открыл единственный глаз, левый он потерял еще во второй схватке, а единственный правый заплыл кровоподтеком настолько, что его небесно голубой цвет уже нельзя было рассмотреть. Русые волосы, были спутаны и сбиты в колтуны уже спекшейся кровью. Сквозь пелену он сумел рассмотреть, что поблизости маячит высокая фигура орка. Заметив, что человек пришел в себя, орк ухватил его за волосы и поволок за собой. Боли комендант не почувствовал, вероятно ее заглушали другие более болезненные ощущения.

Путь был не долгим и вскоре сэра Барда бросили у ног еще одного орка, после чего последовал доклад на рычащее лающем языке, абсолютно не понятном рыцарю, но то, что это доклад, ухо, большую часть прослужившего в армии человека, уловило безошибочно.

— Господин цербен, вот этот человек и есть их командир.

— Это точно?

— Да, господин цербен. Я лично видел, как он командовал, когда мы штурмовали пролом, он же и цербена Брона, сразил. Доспехи с него уже потом стянули, хорошие были доспехи, офицерские.

— Подними его.

Тело охватила резкая боль, голову прострелило так, словно по ней только что ударили тяжелой дубинкой, хотя его никто не бил, в глазах поплыли разноцветные круги, причем их было так много, что из-за их мельтешения, сэр Бард ничего не видел. Но совсем скоро острая боль сменилась пульсирующей, которая была так же сильна, но тем не менее количество кругов значительно уменьшилось и он сумел рассмотреть стоящего перед ним орка.

Высокий, крепкий даже для орка, на морде множество мелких шрамов, самый большой слева на подбородке, вероятно от меча, так как заметно, что треть клыка срезана как раз по направлению шрама, не иначе как все это получилось в результате скользящего рубящего удара, кто-то в свое время дал маху, ну и пожалел об этом, потому как в орке угадывался ветеран прошедший горнило ни одной схватки.

Глок внимательно посмотрел на стоящего перед ним человека. Серьезно раненный, не способный самостоятельно стоять на своих ногах, с раненой правой рукой, повисшей плетью и потому поддерживаемый под руки двумя воинами из цербы Брона. Один глаз отсутствует, пустая глазница упрятана под окровавленной повязкой, с уже давно иссохшей почерневшей кровью, а значит он был ранен еще до последней схватки у пролома, но даже в таком состоянии сумел не только руководить своими людьми, а повести их в последний бой и даже сразить Брона. Единственный глаз смотрел на него, источая ненависть, но не только. В это невозможно было поверить, но этот иссеченный кусок мяса, словно примеривался к нему, чтобы нанести смертельный удар.

Подобного, от племени рабов никто не ожидал и Глок в том числе. Даже та схватка на арене, хотя и остудила многие горячие головы, но не заставила отнестись к ним с должным вниманием. Именно поэтому, их пикта пошла на штурм сходу и понесла большие потери. Сначала это были множественные ловушки, еще на подходе к стенам, потом их лучники, которые казалось, не уступают степнякам, ну уж во всяком случае, были получше, их, имперских, лучников. Потом сражение на стенах. Хорошо, хоть их гебер, командующий пиктой, не потерял голову от злобы и приказал развернуть катапульты. Легкие полевые орудия смогли за сутки пробить приличный пролом, в который затем устремились пехотные цербы. Первой шла церба, Брона, потом его, Глока.

Защитники сражались с отчаянием, не поддающимся описанию. На самого Глока напала самка, держа наперевес копье, словно вилы. Конечно, она даже не смогла нанести ему ни какого вреда, ни ему, ни кому-либо другому и товар уничтожать никто не стал, просто оглушив самку. Но сам факт. И ведь она была не одинока. Еще несколько самок пытались оказывать сопротивление с оружием в руках. И у всех этот взгляд, который выражал только одно, готовность убить.

Еще раз окинув взглядом стоящего перед ним воина, Глок вдруг понял, что этот рабом не станет никогда. Скорее из него получится гур, который потом, так же как и тот недомерок, будет взирать с арены на зрителей с непередаваемым чувством превосходства. Ходили слухи, что, чтобы заставить того человека и его товарищей сражаться в полную силу, Всевластный поклялся, что человек сможет делать с поверженными уркхай то, что пожелает. Именно по этой причине, исходя злобой, Всевластный молча взирал на то, как наглый человечишка добивал урукхай. Но этот не получит такого удовольствия, убийца Брона, не получит даже шанса вновь взять в руки меч, а куда еще такого, только в гуры.

Глок в последний раз бросил полный ненависти взгляд на человека и оскалив клыки провел ребром ладони по своему горлу, давая знак солдатам. Но вот предпринять они ничего не успели. Видя то, что человек даже не способен стоять на ногах, они его только поддерживали, не ожидая от него ни какой подлости. Тот видимо правильно понял знак Глока, так как метнув в последний раз полный ненависти взгляд на их командира и не имея ни какой возможности дотянуться до него, вдруг извернулся и вогнал большой палец своей здоровой руки в глаз орку стоявшему справа от него. Орк взвыл от нестерпимой боли, схватившись за уже пустую глазницу, так как выдавленное глазное яблоко повисло на сухожилиях, покинув свое привычное место. Глок действовал стремительно. Выхватив меч, он сходу рубанул человека, разрубив не защищенное доспехами тело, от плеча до паха. Две половинки, еще недавно бывшие одним целым, извергая фонтаны крови, отделились друг от друга и упали в песок, уже успевший пропитаться кровью. Да что же за противник у них такой, они что же сплошь фанатики, не боящиеся ни смерти, ни богов.

Убийца его друга лежал распластанными кусками у его ног, но настроение было почему-то, припоганейшим и причина этого Глоку была не понятна. Смерть Брона? Они всегда были солдатами и уже привыкли к потерям. Лишенный глаза воин? Сам виноват, никогда нельзя недооценивать врага. Так отчего же так погано на душе?

ГЛАВА 6

— Вы уверены, что аббата Горонфло необходимо привлечь на нашу сторону? — Андрей внимательно посмотрел на аббата Адама, стараясь уловить настроение и мысли этого человека. К сожалению, он должен был признать, что у него мало что получается, инквизитор прекрасно владел собой и о чем он думал, Новаку было абсолютно не понятно.

Когда отряд святого воинства был взят в оборот, инквизитор заметив в их числе и новоявленного аббата, вдруг обратился с просьбой не трогать его, а сохранить ему жизнь. Впрочем Андрей и не собирался убирать дознавателей, во всяком случае пока, так как архиепископ должен был получать от них донесения, поэтому хотя бы внешне все должно было выглядеть пристойно. Но вот сопровождавшим их жить было вовсе незачем, поэтому их всех уничтожили, дознавателей же определили на жительство в подземельях Кроусмарша.

Однако по прошествии нескольких дней и после общения с арестантами, аббат Адам вдруг заявил, что аббата Горонфло стоит привлечь к работе и что от живого инквизитора пользы будет гораздо больше, чем от его трупа. Что могло означать это желание? Аббат Горонфло открыто и яростно ненавидел барона Кроусмарш, в то время как всем было на него, мягко говоря плевать, именно он продолжал копать и накопал не мало, настолько не мало, что из-за этих сведений был объявлен крестовый поход. Для чего этому хитромудрому нужен именно Горонфло, а ни кто-то другой.

Андрей знал, что они с инквизитором союзники, скорее волею обстоятельств, не готовится ли этот хитрец уже сегодня к тому, что настанет момент когда понадобится избавиться от Новака. Вполне в стиле средневековья и инквизиции в частности, а еще любых спецслужб, любых стран, во все времена.

— Еще как уверен, господин барон.

— А остальных?

— Эти нужны, только для того, для чего их и взяли. Впрочем, их можно ликвидировать уже сегодня, потому что ничего под диктовку они писать не станут, скорее примут мученическую смерть. Фанатики.

— А аббат, стало быть, не фанатик?

— Он глубоко верующий человек, как и я, но не фанатик.

— И он готов стать на нашу сторону?

— Нет, конечно. Сейчас с ним на эту тему беседовать бесполезно. Он конечно не фанатик, но и к сотрудничеству не готов, и с чувством долга у него все впорядке. Должно пройти время, появиться и стать ему доступной дополнительная информация, а уж потом он станет на нашу сторону. Ни как не раньше. Но оно нам и не к спеху.

— Если нет спешки, отчего же тогда вы заговорили на эту тему?

— Потому что незачем содержать остальных, а аббату Горонфло необходимо создать условия получше, чтобы не озлобить окончательно и потом перетянуть на свою сторону. Я понимаю, вы хотите жить в Кроусмарше и никуда не лезть, но только у вас это плохо получится. Вы ведь хотели не выделяться и в герои не стремились, оно как-то само получалось, так что и дальше будет получаться само. Поэтому о будущем нужно думать уже сейчас, а в будущем вам понадобятся такие люди как я и аббат.

— Что-то я не замечал, что вы мой человек

— Вы поняли, что я имел ввиду союзничество. Но в любом случае мы находимся на вашей земле и окружают нас ваши подданные, так что в любом случае ваше слово стоит во главе. Хм. Что-то я разговорился. Так, как?

— Хорошо, я отдам распоряжение.

— Ну, а теперь к вашим вопросам. Не просто так ведь вы пришли ко мне. — Это был не вопрос, а утверждение, впрочем, не лишенное смысла, Андрей и впрямь не так часто удостаивал инквизитора посещениями, только в случае острой необходимости.

— Скажите, какой может быть причина, из-за которой в нынешней ситуации может быть собран Большой Собор?

— А для чего это вам?

— Это вопрос, а не ответ.

— Большой Собор вообще собирается в исключительных случаях. Кстати, недавно он уже собирался, для того чтобы объявить крестовый поход против Кроусмарша.

— А потом при получении известия о войне с империей.

— Все правильно, так как отменить решение Большого Собора, мог только Большой Собор, а потом на том же заседании было принято решении о крестовом походе, против имперских орков. Сейчас вся высшая иерархия находится со своей паствой, дабы поддержать ее в трудные времена.

— А где соберется Собор, в случае необходимости?

— В резиденции Папы, разумеется.

— Но ведь если орки приблизятся к Лондону, а скорее всего именно так и произойдет, так как на месте Гирдгана, я непременно постарался бы захватить самый большой и укрепленный город, пока армия в едином кулаке, то Папа должен будет куда-то переехать. Куда?

— Есть еще несколько резиденций, но какую именно он изберет, я не знаю. Но к чему вам это? А потом, Саутгемптон пока только в осаде и врядли орки успеют его взять, так как армия уже собирается и непременно выступит навстречу врагу.

— Где и будет разбита.

— Вы настолько в этом уверены?

— Послушайте аббат, не старайтесь казаться глупее, чем есть на самом деле. Гирдган не сунулся бы сюда не имея большую и сильную армию, к тому же он сумел договориться со степняками, а значит, те скорее всего, так же выступят в поход, как союзники, чтобы оторвать свой кусок от людских богатств. Вспомните и о том, что имперцы о нас знают многое, а мы о них ничего, мы не знаем ни организацию их армии, ни тактику боя, мы не знаем ничего. Те не многие сведения, коими обладают люди, будут замалчиваться. Разве я не прав? Вижу, что прав. После того, чему я был свидетелем, сравнивать имперцев со степняками, как-то не хочется. Так что, в первом сражении поле останется за орками, в этом я уверен.

— А потом?

— Победят ли люди в этой войне? Непременно. Не сразу. Прольется много крови. Но мы победим.

— То есть, вы все же выступите в этой войне?

— Разумеется. Иначе и быть не может. Но только тогда, когда буду к этому готов. И не раньше, как буду уверен в том, что после этого кошмара никто не бросит новый клич и не направит новый крестовый поход против нас.

— Но к тому моменту выяснится, что и ваше новое оружие и то, о чем говорили наши приходские священники, не имеет ни какого отношения к сатане, как и сами орки.

— Вы действительно в это верите? Нет, я понимаю, когда об этом говорит падре, но вы… Вы верите в это?

— Честно признаться не очень.

— Тогда, давайте оставим белые одежды, для падре, а сами останемся самими собой.

— Итак. К чему вы завели разговор о Большом Соборе.

— Знаете, когда-то я читал одну книгу, так ничего особенного, что-то вроде рыцарских романов, но там была одна дельная мысль. Когда король понял, что после его смерти все его начинания будут уничтожены его же сыном и его приспешниками, которые не хотели жить в мире с соседями, а требовали войны, он решил обезопасить свое королевство и посадить на трон своего внука при мудром и справедливом регенте. Но он хотел обставить все так, чтобы закон был соблюден в каждой букве и каждой точке. К тому же, устранение принца не устраняло проблему, так как приспешники принца, были людьми весьма влиятельными, значит нужно было избавиться и от его прихлебателей. Совершенно случайно король узнал о том, что извечный соперник королевства не так слаб, как всегда казалось. Тогда он пошел на поводу у сына и объявил войну соседу.

— В поход отправились принц и все его окружение, а те разбили армию, убили принца и большинство из его окружения, оставшиеся уже не имели той власти и силы. Кроль просто собрал в одну корзину все тухлые яйца, а потом уронил эту корзину. — Уловив смысл, задумчиво, закончил вместо Андрея аббат.

— Именно такое сравнение, было и в том романе.

— Вы хотите собрать Большой Собор, а потом направить на его уничтожение орков, при этом оставаясь в стороне.

Аббат имел ввиду то, что священников никогда не брали в полон, их всегда уничтожали. Да, орки не препятствовали своим рабам веровать в своего Бога, но они и не приветствовали распространение их веры. Да в столице была церквушка, но там не было священников. Да люди носили крестики и имели иконы, но никто из рожденных в рабстве никогда не слышал ни одной проповеди, как впрочем и сами рабы. С уходом последнего крещенного раба, должно было кануть в лето и христианство. Нет, орки не вмешивались в дела Бога людей, но они и не помогали его пастве.

— За сотни лет, люди не сдвинулись в своем развитии ни на один шаг, орки же все это время совершенствовались и из разрозненных племен сумели создать сильные государства. Только уничтожение всей высшей иерархии, даст шанс людям наконец сдвинуться с мертвой точки и суметь противостоять оркам. — Убежденно проговорил Андрей.

— А так же это даст шанс выжить нам. Не так ли?

— И это тоже. — Упрямо сжав челюсти, подтвердил Андрей.

— Но что сможет объединить и направить людей, если будет уничтожен цвет Церкви. Люди снова перегрызутся. Как нам тогда удастся победить в этой войне, если каждый начнет тянуть одеяло на себя.

— Есть средство. Надежное, как молот кузнеца, неотвратимое как сама смерть. Просто верьте мне.

— Простите, но на вопрос не шуточный, а потому, просто поверить не получится. Раз уж начали играть в открытую, давайте до конца.

— Хорошо. — Подумав с минуту и признав требования инквизитора справедливыми, согласился Андрей. — Вы помните недавний мор на орочьей стороне?

— Конечно, помню. Но нам-то с того, что. Кабы он перекинулся сюда, тогда, да. А так… Пользы нам от того.

— Не спешите. Я приказал Жану, посетить стойбище пострадавшее от мора и расчленить один из трупов, куски сложить в кувшины и залить горловины воском.

— Ну и зачем вам это понадобилось?

— Аббат, вы будете слушать или перебивать на каждом слове. — В ответ, инквизитор лишь выставил перед собой руки, словно говоря, что все понял и весь внимание. — Так вот, Жан с парнями проделал долгий путь и вышел к оркам, что подвязались охотиться на тех, кто посещает черное озеро, а там в близи одного из селений разбил один из кувшинов. Через трое суток в стойбище начался мор.

— Может заразу занесли из другого места?

— Сами-то в это верите? Нет, заразу принес Жан. За это время орки из разных поселков успели пообщаться между собой, так что полыхнуло сразу во многих местах.

— Значит, эта зараза сидит себе преспокойно в кувшине, пока его не открыть, а как только откроешь, тут же вырывается наружу.

— Именно так.

— Но тогда получается, что нашествие орков вы можете остановить хоть сейчас. — Аббат бросил ничего не понимающий взгляд на Андрея. Он искренне недоумевал, почему именно так и не поступить, ведь именно в этот момент, льется кровь защитников Саутгемптона, собирается армия людей, которой барон сам же пророчит поражение, прольются еще реки крови.

— Не торопитесь осуждать меня, аббат. Я уже вам говорил, что белые одежды мы оставим для падре. Если мы сейчас прогоним орков, то все вернется на круги своя и уж нам-то не жить точно. Вижу, что вы не задумываясь готовы пожертвовать собой. Подумать только, наемный убийца и такое человеколюбие. Все, все, молчу, — теперь уже Андрей был выставить перед собой руки, в примирительном жесте, чтобы загасить вспышку, еще в зародыше. — Не переживайте, вы еще потрудитесь на благо людей… Когда будете всемерно способствовать восхождению на Папский престол нашему дражайшему падре. Вы же не станете отрицать, что необходимо изменить очень многое, вот только без крови это невозможно, а в данном случае, без большой крови. Если вы знаете иной путь, я готов вас выслушать, потому что я иного не вижу.

— В условиях такой войны, Большой Собор соберется, только чтобы избрать нового Папу. — Тяжело вздохнув, проговорил инквизитор. Если до этого момента Андрей видел, что аббат находится в растерянности и нерешительности, то теперь стало очевидным, что он принял решение, решение которое ему далось не легко, но приняв его, он уже не отступится.

— По плечу ли это Стилету? — Все еще не спуская внимательного взгляда со своего собеседника, спросил Андрей.

— Стилет давно отошел от дел. Нет, он конечно, справился бы, да только он слишком известная личность, а здесь, все должно быть шито крыто и ни каких подозрений.

— Тогда, тупик?

— Этого я не говорил. Есть один очень способный мастер. Он правда молод и пока еще не забрал ни одной жизни, но он очень способный, он должен был затмить Стилета.

— Сэмюэль?

— Мальчика нужно сначала подготовить.

— Но вы сказали…

— И повторю. Ему это по силам. Но захочет ли он сделать это, вот в чем вопрос.

Андрей рассматривал в подзорную трубу окрестности села, названия которого даже не знал. Это было обычное село, дворов на пятьдесят, окруженное слабеньким, кое где покосившимся частоколом. Как видно, проживая в центральных областях крестьяне уже успели позабыть об орочьих набегах, а потому старосте хватало иных забот, нежели содержание в порядке оборонительных сооружений, пока способны защитить от посягательств хищников и слава Богу.

Но беда со стороны орков все же добралась до этого, некогда спокойного места. Сквозь открытые на распашку ворота, Андрею было прекрасно видно, что орки находящиеся внутри сейчас заняты банальным грабежом и увязыванием людей в вереницу полона. Видны были на улице и несколько трупов, как видно, среди крестьян нашлись несколько горячих голов, которые попытались оказать сопротивление, но кончилось это для них плохо.

В селе сейчас хозяйничали имперские орки, будь иначе и отряд Андрея поступил бы с ними так же, как поступил с отрядом степняков вчера на закате. Кочевники собирались напасть на одно из сел, но воины из Кроусмарша, не долго думая, напали на них, так что уйти из той сечи смогли только те, кто решил спасать свою жизнь бегством, так как долго преследовать их люди не могли.

После поражения армии крестоносцев, у неприметной речушки на полпути между Лондоном и Саутгемптоном, три недели назад, степняки стали вести себя куда более нагло и самонадеянно, отрываясь от основной армии на приличные расстояния, в поисках добычи и провианта. Как видно Гирдган был вынужден мириться с подобным поведением союзников, да и обеспечивать фуражом столь огромную армию было не так просто, так что доставляемый из подобных набегов провиант, был хорошим подспорьем. Да и толку от степняков в осаде Лондона было малова-то, так что занимаясь своим любимым делом, кочевники приносили хоть какую-то пользу.

Вот уже неделю, отряд Андрея рыскал в поисках отряда имперцев, так как для исполнения задуманного степняки не подходили ни коим образом. За прошедшее время, его люди успели напустить страху на орков, совершая стремительные и безжалостные нападения на захватчиков, так что те выдвигались в поход, в эту сторону, сбивались в отряды ни как не меньше, чем в пять сотен. Вчерашние орки как видно были вовсе уж безбашенными или самоуверенными, это уж как кому, так что от тех двух сотен практически ничего не осталось, отряд Андрея, состоящий из сотни воинов, сотни новиков и полусотни егерей, слопал их, даже не поморщившись.

И вот, наконец удача. Отряд имперской конницы. Именно то, что он и искал. Эти из регулярной армии, а потому в точности исполнят предназначенную им роль. Но эти орки, как видно появились здесь с той же целью, что и их союзники. Им нужна была добыча и провиант. К сожалению обнаружить их до нападения не удалось. Их обнаружили только полчаса назад и к тому времени, с селом было уже все кончено.

— Примерно две сотни имперцев, милорд. — Так же осматривая село в подзорную трубу, которыми были обеспечены все командиры и старшие десятков егерей, проговорил Джеф.

— Да, ни чуть не меньше, — согласился с этим выводом Андрей.

— Будем атаковать?

— Если и будем, то не сейчас. Рон, овечью шкуру.

— Вы хотите вступить с ними в переговоры?

— Людей нужно спасать, а бой с имперцами совсем не тоже самое, что и со степняками. Постараюсь избежать лишних потерь. Может они внемлют голосу разума.

— А если нет?

— Вот тогда-то мы их и уничтожим.

Нацепив шкуру на наконечник копья, Андрей в одиночестве двинулся к селу. В предстоящих переговорах ему свидетели были не нужны, так как, то, что он хотел сделать иначе как предательством никто не назвал бы. Впрочем, по сути это и была измена.

Как и следовало ожидать его заметили практически сразу же, едва он появился на опушке леса, впрочем и расстояние было не большим, метров триста. Едва заметив его, один из десятка, что находился у ворот, тут же юркнул за ворота, а вскоре из-за частокола раздался звук трубы. Андрею было не разглядеть, что творилось внутри, но он был уверен, что там спешно готовятся к бою, одинокий всадник в воинском облачении мог говорить только о том, что поблизости находится и отряд людей.

Не доехав примерно полторы сотни метров до ворот, Андрей остановился и стал ждать. Не прошло и пяти минут, как из ворот появился орк в офицерском облачении. Когда он приблизился настолько, что можно было рассмотреть его лицо или морду, это уж как кому, Андрей решил, что удача вновь на его стороне, так как он сразу же узнал этого орка.

— Привет тебе, Гук. — Поприветствовал он орка на урукхай, — Вижу за эти годы, ты добился больших успехов и стал офицером. — Да, это был тот самый орк, которого некогда его люди взяли в плен, близ границы империи.

— И тэбэ прывэт, рыцэр Адрэ. — Ответил орк на плохом, но все же английском, оскалив свои клыки.

— Я вижу, что ты не только выбился в офицеры, но еще и поумнел. Решил последовать моему примеру и изучить врага.

— Учытса от врага не ест плохо, еслы ест чэму учытса. — Вновь оскалился в своей орочьей улыбке офицер.

— Золотые слова.

— Што ты хочэш? — Бросил Гук, перестав скалиться.

— Очень много и очень мало.

— Многа, мала, говоры прама. — Пожал плечами орк.

— Я хочу, чтобы вы отпустили крестьян, — Андрей вскинул руку, пресекая готовые уже сорваться с уст орка слова, меньше всего ему нужно было сейчас втягиваться в спор. — Сначала выслушай. Так вот. Вы можете забрать все что пожелаете, но людей отпустите и они уйдут со мной.

— Это многа ылы мала?

— Это мало.

— А што многа?

— Я хочу чтобы ты донес до своего Всевластного мои слова.

— Гаворы. Слава донэсу, рабов нэ адам.

— Не отдашь людей, я возьму их силой, вот только тогда некому будет нести мои слова, потому что их я могу сказать сейчас, но не смогу сказать при моих людях. Так что людей я освобожу, ну а посланника придется искать другого. Зря улыбаешься. У меня двести пятьдесят воинов и все вооружены тем оружием, так что шансов у тебя нет. Запрешься за частоколом, я его просто сожгу вместе с селом и вами.

— Тагда пагыбнут и луды.

— Погибнут, но рабами вашими не станут.

— Гавары. Буду думат.

— Хорошо. Я хочу сообщить, где находится высшая иерархия человеческой Церкви. — В ответ на эту весьма сложную фразу орк непонимающе уставился на человека. Он понимал, что человек сообщил ему о местонахождении чего-то важного, но не понимал чего. Все это отчетливо читалось на его лице. — Понятно. Зайдем с другой стороны. Я знаю где находятся верховные жрецы Церкви. Так понятно?

— Так, понатна. Зачэм?

— Потому что хочу жить.

— Я нэ понал.

— Жрецы объявили меня врагом нашего бога и хотят моей смерти, моей и моих людей. Если их не станет, то не станет и опасности.

— Панатна. Зачэм тэбэ, панатна, зачэм нам, нэт.

— Ты никогда не задумывался, почему никто из урукхай не берет в плен наших жрецов.

— Нэт.

— Тогда и не забивай себе голову. Просто передай Гирдгану мои слова. Только лично ему. Всевластный поймет. Итак, запоминай. Высшие жрецы находятся в монастыре Святого Бенедикта, в монастыре две сотни воинов и сотня монахов, они тоже хорошие бойцы. На полдень в глубоком овраге, есть выход из подземного хода, он находится под корнями векового дуба, с раздвоенным, от удара молнии стволом. А сейчас, ты вернешься в село и направишь людей туда, откуда появился я. После этого мы уйдем, а вы пойдете своей дорогой, с добычей, но без пленников.

— Нэт.

— Конечно, да. Просто ты сейчас злой, очень злой. Тебе нужно успокоиться и подумать, хорошо подумать. У тебя есть время, пока солнце не взойдет в зенит. После этого, если люди не появятся, я уничтожу и тебя и твоих людей. Но прошу тебя, очень хорошо подумай, потому что времени у меня нет. Очень скоро жрецы разъедутся и тогда все зря. Все. Думай.

Андрей развернул коня и абсолютно не опасаясь удара в спину, направился к опушке. Орки слишком трепетно относились к вопросам чести, даже кочевники, а потому никому из них не пришло бы на ум, напасть на того, кто вышел к ним с белой овечьей шкурой.

Немного постояв, глядя ему в след, развернулся и орк. Андрей истово молился, чтобы Гук принял правильное решение, потому что не врал, когда говорил о том, что у него нет времени.

Пока все складывалось настолько удачно, что Андрей старался об этом меньше думать, чтобы не накликать беду. Самоуверенный король Джон, повел себя именно так, как и ожидалось. Люди собрали весьма внушительную армию, которая состояла не меньше чем из ста пятидесяти тысяч, причем основную массу этой армии составляло не ополчение, а настоящие профессионалы. Проще говоря, хотя у орков и сохранялось численное преимущество, оно оказалось не значительным, так как жители Саутгемптона дорого продали свои жизни, буквально искупав орков в их же крови.

Король, расположил по флангам легкую кавалерию, а тяжелую поставил в центре, в ее задачу входило прорвать центр и рассечь армию орокв надвое, в этот промежуток должна была хлынуть отборная пехота, пока остальные войска будут сдерживать врага на флангах. Но с самого начала все пошло не так. Гирдган, толи сумел разгадать замысел противника, толи получил каким-то образом достоверную информацию, но так уж сложилось, что вся его полевая артиллерия оказалась именно в центре. Люди вообще не использовали полевую артиллерию, они применяли только осадные машины, а так же при обороне крепостей, так что оценить возможность использования катапульт в полевом сражении не могли. Стоит ли говорить, что понесшая изрядные потери еще на подходе, рыцарская конница не смогла сохранить атакующий натиск и все же была остановлена, завязла в орочьей пехоте, а до подхода пехоты сумела удержаться лишь малая ее часть. Подход пехоты, так же не был безоблачным. Конечно, им не досталось ни от баллист, ни от стрелометов, но зато по ним не плохо прошлись катапульты, ведущие стрельбу из-за спин своей пехоты, зажигательными снарядами. В довершении на левом фланге ударила тяжелая кавалерия, напор которой не смогла сдержать легкая кавалерия людей, а уже вслед за ними ударили и союзники степняки. Именно с левого фланга и начался разгром армии крестоносцев. Продолжавшаяся весь день битва окончилась полным поражением, сам король, не пожелав отступать, бился до последнего. Как утверждают, бился он славно и столь же славно сложил свою голову. Не больше трети армии сумели избежать гибели или пленения, но эти остатки были рассеяны.

Сейчас, пока орки осаждали Лондон, эти остатки спешно собирали в Йоркском маркграфстве, под командованием теперь уже маркграфа Йоркского, сэра Свэнсона, которого назначили новым главнокомандующим, на недовольное фырканье французского короля никто не обратил никакого внимания. На взгляд Андрея это решение было верным, хотя и припоздавшим, но эта армия должна была доставить куда больше неприятностей Гирдгану, в этом Андрей не сомневался.

Папа, отдав последнее распоряжение о назначении командующего святым воинством, не перенес столь тяжкого известия и скончался от сердечного приступа. На сердечные недомогания он жаловался и раньше, так что оставалось только подтолкнуть болезнь, что мастерски сумел осуществить Сэмюэль. Как именно он это сделал, Андрею было не известно, но факт остается фактом, весьма своеобразное питье, нашло свою жертву и сделало свое грязное дело, не вызвав подозрений. Большего знать Андрею было и не нужно.

Вот уже неделю, как прежний Папа безвозвратно покинул этот бренный мир. Высшая иерархия, собралась в монастыре Святого Бенедикта, правда несколько поредевшая, так как, как бы Андрей не относился к священникам, к своему долгу они отнеслись весьма серьезно. Епископ Саутгемптонский, архиепископ Баттер и их окружение, выполнили свой долг перед паствой, до конца оставаясь с ними в осажденном городе и судя по отношению орков к священникам, они уже были мертвы. Остались на своем посту и служители Церкви в Лондоне.

Судя по срокам, Большой Синод уже собрался и сейчас решался вопрос об избрании нового Папы. Врядли за это место будет большая борьба, так как в сложившихся условиях взвалить на себя бремя ответственности мог далеко не каждый, а потому времени практически не оставалось.

Андрей клял себя последними словами, так как боялся, что взял не тот тон с орком, того могла обуять гордость и все могло пойти прахом. Если это произойдет то останется только молиться, чтобы орк либо догадался отправить гонца и чтобы он сумел миновать секреты егерей, либо сам по какой-то счастливой случайности избежал гибели. Потому что, если орки не отпустят людей, Андрей будет вынужден, исполнить свою угрозу и уничтожить этот отряд. Он не лукавил, ему это было действительно по силам, но вот только не нужно.

Когда солнце достигло зенита, Андрей, не сводивший взгляда с ворот села, заметил как на дороге появились люди. Они не были связаны и двигались одной сплошной массой. Судя по количеству крестьян здесь было все оставшееся население.

— Ну что, милорд? Теперь у нас руки развязаны. Прикажите готовить атаку.

— Нет, Джеф. Забираем людей и уходим.

— …?

— Джеф, переговоры прошли успешно, орки выполнили выдвинутые им условия. Да, это орки, но настали иные времена, времена, когда все будет решать не только сталь, но и слово. Не стоит начинать с вероломства. Во всяком случае я так не поступлю. Забираем людей и уходим.

— Слушаюсь, милорд.

Всевластный пребывал в задумчивости. Было от чего. Только что к нему пробился ратон по имени Гук. Он помнил этого офицера, так как в свое время именно от него, тогда еще десятника, он впервые получил сведения о том, что у людей имеется какое-то странное оружие, которое оказалось весьма эффективным. Потом эти сведения были подтверждены степняками, которые сообщили, что в гарнизонах именно тех пограничных крепостей, которые были взяты штурмом, было замечено использование этого странного оружия. Кочевники были весьма высокого о нем мнения, конечно в своеобразных выражениях, но все же. Но при защите этих крепостей, ничего похожего на это оружие применено не было.

Именно с легкой руки Гирдгана, обратившего свое внимание на пограничного стражника, тот пошел вверх по служебной лестнице. И вот этот, теперь уже офицер, докладывает ему о том, что вновь повстречался с тем самым человеком и о том, что этот человек просил передать ему, Гирдгану. Было над чем задуматься.

— Всевластный, я думаю, что это уловка, чтобы заманить нашу кавалерию в ловушку и уничтожить ее.

При этих словах, Гук, который все еще находился в шатре Всевластного, изменился в лице. Ведь если сведения доставленные им будут сочтены не столь важными, каковыми он их посчитал, то его могут обвинить в, нет, не в измене, но в действиях способствующих разложению дисциплины и падению боевого духа войск в боевых условиях, а что в подобной ситуации страшнее, это еще вопрос.

— Почему именно кавалерию?

— Потому что, этот их монастырь находится слишком глубоко в тылу людей и только быстрым маршем кавалерии можно застать их врасплох.

— Вполне разумное предположение. С одной стороны. — Задумчиво проговорил в ответ на слова гебера, командира первой пикты и по сути его первого помощника, Всевластный. — Есть другие мнения?

— Позволь, Всевластный.

Гирдган бросил задумчивый взгляд на относительно молодого гебера, командира двенадцатой пикты. Несмотря на тот факт, что этот молодой да ранний урукхай, получил свое место больше по протекции, он успел зарекомендовать как не плохой командир. Нет звезд с неба он не хватал, он просто был исполнительным и педантичным командиром, но при этом голова его работала весьма не плохо, из него должен был получиться превосходный политик, но политик не служивший в армии, это нечто невозможное, а достичь больших высот и при этом не дослужиться до гебера, это вообще нереально.

— Слушаю тебя, Галах.

— Я не считаю, что это ловушка. Структура общества людей такова, что их жрецы занимают очень значительную роль в их жизни. Гораздо большую, чем наши. Думаю, что наши жрецы по настоящему завидуют жрецам человеческим. Подумать только их жрецы способны приказывать их вождям. Их вера очень крепка. Насколько? Мы наблюдали это при штурме их крепостей и городов. Мы взяли три не больших города и столицу одной из областей, но каких потерь и трудов нам это стоило. И все это благодаря тому, что их вдохновляют их жрецы. Если мы разом накроем все их высшее духовенство, то мы лишим людей стержня, скрепляющего кладку раствора.

— Пока в твоих словах нет ничего, что указывало бы на ошибочность твоих суждений. Но это было понятно и так. Речь сейчас не об их жрецах, а о том, не готовится ли для наших воинов западня. На этот вопрос в твоих словах ответа нет. — Недовольно скривившись, проговорил Всевластный.

— Я как раз подвожу к этому.

— Тогда постарайся быть кратким, как и подобает военному, ты не в Совете

— Прошу прощения, Всевластный. То странное оружие, которое произвело столь сильное впечатление на ротона Гука и наших союзников, так и не было применено, если бы люди его использовали, то победа досталась бы куда большей кровью, а возможно и вовсе привело бы к поражению, но люди его не использовали. Почему? Не по той ли причине, что сообщил нам этот офицер? Я считаю, что именно по этой причине. Мы можем допросить пленных и узнать все доподлинно, но мне кажется, что они только подтвердят это.

— Допустим, что это правда, тогда это объясняет зачем это нужно человеку, но не объясняет для чего нужно нам. — Вмешался командир первой пикты. — Если мы устраним препятствие которое мешает ему выступить с войском людей, то скорее сделаем это на руку людям.

— Всевластный, я согласен с гебером Ганном, — вмешался командир пятой пикты. — До меня дошли сведения, что несколько патрулей степняков были уничтожены практически до последнего солдата и все указывает на применение именно этого странного оружия. За последние семь дней было убито больше пяти сотен степняков. Это указывает на то, что хотя этот командир не может присоединиться к людям, но все же ведет против нас боевые действия, если же он присоединится к основному войску, то мы получим только лишнюю головную боль. Я считаю, что гебер Ганн прав, напав на их высших жрецов, мы сыграем на руку людям, хотя они об этом и не догадываются.

— Почему необходимо устранить их высших жрецов, я уже говорил раньше. — Отстаивая свою точку зрения, вновь заговорил Галах. — Этот командир все равно выступит на стороне людского войска, у него просто нет иного выхода, потому что он понимает, что когда мы разберемся с остальными, придем и за ним. По вашим же словам, он уже вмешался в войну. Он опасается жрецов? Замечательно. Мы воспользуемся его сведениями и лишим людей стального стержня объединяющего их. Не поступим ли мы таким образом на руку людям? Вовсе нет. Он может думать, что его проблема в жрецах и посчитает, что перехитрил нас, но на самом деле он перехитрит самого себя. Останутся ли люди едины, после того как лишатся высшего духовенства? Не думаю. Скорее всего они перегрызутся и мы будем иметь дело либо с армиями отдельных государств, либо с армией раздираемой противоречиями и лишенной твердого руководства. В подобных условиях, это человеческое оружие может нанести нам лишние потери, но повлиять на ход войны не сможет.

Закончив, офицер выжидательно посмотрел на Всевластного. На военном совете все могли спорить до хрипоты, приводить свои доводы, высказывать предложения, убеждать, но последнее слово всегда было за командующим, в данном случае за Всевластным. Тот же глубоко задумался. Человек пошел на предательство, но было ли это предательством или меньшим из зол во благо своих соплеменников. Нет, если бы он каким либо иным путем узнал бы о местонахождении всей жреческой элиты людей, то он не задумываясь направил бы туда рейдовый отряд и уничтожил их одним махом. Но сведения поступили именно от человека. А может Галах прав и тот печется только о своей шкуре, не отдавая отчета в последствиях, которые могут воспоследовать вслед за этим деянием.

— Галах, ты возьмешь под свое командование тысячу всадников и выступишь к монастырю.

— Слушаюсь, всевластный.

— Но только, ты не станешь убивать высших жрецов. Всех остальных можешь уничтожить, их же доставишь в наш лагерь. — При этих словах, Гук наконец расслабился. Сведения доставленные им были признаны важными, а значит, он поступил верно. Хвала Гаруну. — Теперь обсудим штурм…

Андрей был в недоумении. Только что Жан доложил, что монастырь был взят единым наскоком. Немалую роль в этом сыграло то, что противнику стало известно о подземном ходе, благодаря которому часть нападавших сумела попасть в монастырь. Орки клюнули на столь заманчивую наживку. Однако они не стали уничтожать членов Большого Собора. Вместо этого они взяли их в плен и сейчас уводили с собой.

Напасть на столь большой отряд и закончить начатое, было просто невозможно, его сил было явно не достаточно для этого. Да даже если и достаточно, он не мог этого сделать. Только Жан, Билли и Олаф знали о происходящем, эти трое уже давно пользовались его доверием в самых щекотливых вопросах, та история с отрядом инквизиции связала их прочно и надолго, быть уверенным в остальных в этом деле он не мог.

— Яков, вызови ко мне сэра Джефа.

— Слушаюсь, милорд.

Необходимо было действовать и действовать быстро. Проклятый Гирдган поступил ожидаемо, когда у него появилась возможность лишить Церковь общего руководства. Но как видно он до конца не понимал мотивов Андрея, а потому решил перестраховаться. Придется вносить коррективы в свой план.

— Милорд, вызывали?

— Только что Жан сообщил мне, что орки напали на монастырь Святого Бенедикта и захватили его. Они взяли в полон членов Большого Собора и сейчас уходят к Лондону.

— Но как такое возможно? Ведь монастырь находится почти в сотне миль от Лондона, в глубине нашей территории. Как они могли…

— Как видишь, смогли. — Оборвал его Андрей.

— А как об этом узнал сам Жан?

— Я отправлял его туда. Сам понимаешь, что вопрос о том, кто станет Папой для нас не пустяшный.

— Это точно. Но что теперь то делать?

— Драться, что же еще.

— Какой отряд?

— Тысяча всадников.

— Они нам не по зубам. — Тут же категорично заявил Джеф. — Даже если мы будем действовать из засады, они просто свяжут нас боем частью своих воинов, а остальные обойдут. Простора там много, так что перекрыть им путь просто невозможно. Мост у Бачбилли они контролируют полностью и там их около четырех тысяч.

— Знаю. Поэтому и вызвал тебя. Немедленно отправляйся к сэру Свенсону. Знаю, что это опасно, но боюсь из всего моего окружения, ты единственный, кого он выслушает. Пробейся к нему. Пусть немедленно высылает конный отряд к мосту у Бачбилли, я постараюсь их там задержать.

— С такими силами?

— Есть другое предложение? Я готов его выслушать.

— Предложений пока нет, но двум сотням не под силу совершить такое. Они будут ломиться, что кабан через заросли. Это будет похлеще, чем тот бой у Кроусмарша. С одной стороны тысяча всадников, с другой четыре тысячи пехоты, а посредине вы. Это задание для смертников.

— Знаю.

— А может не стоит вмешиваться? Ведь если мы их освободим, нам-то это мало чем поможет. Как только разберутся с орками, опять примутся за нас.

— Как считаешь, сколько люди смогут оставаться едиными, если лишатся верхушки Церкви?

— Орки не плохой раствор.

— Не думаю, что это их остановит. Как только не станет тех, кто стоит над ними, люди перегрызутся, и плевать им на все опасности, натура возьмет свое. Французский король, тут же воспротивится тому, что его рыцарями будет командовать английский маркграф. Германцы, тут же заявят, что сами способны позаботиться о себе, как это уже не раз было. Да и сами англичане. Король погиб, прямых наследников нет. Так что, грызня будет и не шуточная. Те, кто способен остановить это, сейчас находятся в плену у орков. Для нас они конечно не мед, но здесь ставки другие. Весь род людской, как бы это громко не звучало.

— Но ведь орки могут просто убить всех епископов, как только поймут, что им не уйти.

— Могут. Но по моему, так будет лучше.

— Почему это?

— А ты не допускаешь возможности, что оркои склонят их к сотрудничеству? Раньше орки никогда не брали в плен священников. Для чего они им понадобились теперь? Будут ли люди сражаться с таким же упорством, если новый Папа, будет их призывать к смирению, в уповании на волю Господа нашего? Что молчишь? Не знаешь ответа? Вот и я не знаю. Отправляйся в путь.

— Да, милорд.

— Рон, труби подъем. Немедленно выдвигаемся.

Врать Джефу не хотелось, но и иного выхода он не видел. Как говорится, меньше знаешь, лучше спишь. И без того, слишком много людей было в курсе его действий. Трое егерей, аббат Адам, брат Сэмюэль, как говорил достославный Мюллер: 'Что знают двое, знает и свинья', здесь и так было посвящено слишком много народу, а ставкой в этой игре была жизнь.

Он конечно имел страховку, непонятный портал, который мог его вернуть домой, но как же быть с теми кто доверился ему и за которых он теперь чувствовал ответственность. Бросить их и спасать только свою семью? Нет. Так поступить он не мог, как бы пафосно это не звучало, каким бы штампом это не было. Есть ситуации, когда выбора просто не остается. Он знал, что будет держаться до последнего и только в крайнем случае решится на побег. Ну не мог он иначе и все тут.

Монастырь Святого Бенедикта находился в Дуврском маркграфстве не так далеко от самого Дувра. Дорогу оркам преграждала довольно полноводная и судоходная река, Быстрая. Если бы в набег отправились степняки, то они нашли бы способ переправиться, в том же, что на это достанет способностей имперцам, возникало сомнение и не без оснований. Этим понадобится слишком много времени, чтобы соорудить плоты или понтонный мост, либо оставалось воспользоваться теми не многими мостами, что имелись через эту реку. Три из них были у городов Сендвич, Йорк и Дувр, для орков они были недосягаемы. Четвертый выше по течению от Йорка, на торговом тракте у замка Бачбилли. Так что для того чтобы совершить задуманное и безнаказанно уйти, оркам оставался только мост у Бачбилли. Да, по большому счету, им и не нужна была иная переправа.

Бачбилли, несмотря на удобное расположение неподалеку от моста на торговом тракте, тем не менее, был захудалым баронством, так как на эту единственную переправу на десятки миль в оба конца, наложила свою руку корона. По сути, этот мост, в отличии, к примеру, от Рупперта, был построен за счет казны, а потому местный барон не имел с него ни фартинга. Всю плату за переправу взымали королевские чиновники, неотлучно находившиеся в не большом форте вместе с пятью десятками стражников, которые так же вели и патрулирование части прилегающего тракта, на десятки миль в оба конца.

Андрею было невдомек, почему произошло именно так, но почему-то про этот мост все напрочь позабыли, или посчитали, что пяти десяткам стражников и не большой дружине самого барона, а это не больше двух десятков воинов, по силам удержать эту переправу, но факт остается фактом, охрана моста усилена не была.

Из доклада Жана следовало, что мост в настоящее время контролируют орки. Радовало только одно, то, что основные их силы расположены на правом берегу реки, то есть на территории контролируемой орками. На левом было не больше сотни, укрывшихся в старом деревянном форте стражников, который орки привели в относительный порядок, посменно несли стражу. Как подозревал Андрей, орки в настоящий момент не планировали наступление ни на восток ни на запад, судя по всему они решили вклиниться в людские земли захватив Саутгемптон, Лондон и Йорк, рассеча таким образом земли людей надвое, а потом расправиться с людьми по отдельности.

Тем не менее, эта сотня представляла собой большую проблему, очень большую, так как от их позиции до основного лагеря было не больше трехсот метров. По большому счету нападать на форт было прямым самоубийством, нападать в чистом поле на конный отряд в тысячу копий, самоубийством не меньшим. На что рассчитывал Андрей, было непонятно. Уже через час, после выдвижения он понял всю абсурдность ситуации. Объяснение его поступкам было только одно, он просто запаниковал. Он испугался того, что людям каким-то образом станет известно о том, что он причастен к случившемуся, а если это всплывет наружу, то от него отвернутся и его люди что уж говорить об остальных.

Блин! Идиот! Савок, самый натуральный савок! Сначала создал трудность, а теперь героически решил ее преодолеть, причем ценной крови тех, кто предан тебе. А может люди все же не отвернутся? Нет. Отвернутся. Однозначно отвернутся. Ведь они знают, сколько орокв у того моста. Знают, но идут. Знают, что возможно это их последний и решительный, но это их не останавливает. Они идут умирать. Потому что они христиане, а в опасности те, кто служит Господу, выступая посредниками между Ним и ими. Идут, потому что в отличии от тебя истинно веруют, а ты как был циником, так и остался. И ведь не отвернешь. Не поймут. Да-а, похоже, ты брат увлекся в своей борьбе с Церковью и все же стал воспринимать себя миссией, несущим мир и процветание. Не даром говорят: 'Благими намерениями, выстлана дорога в ад'. И что теперь делать? Твои люди готовы умереть, но ты-то не готов. Нет сражаться придется, это понятно, но зачем же загонять себя в угол, откуда нет выхода. Ты же, умник эдакий, уже решил для себя, что вступишь в бой только на своих условиях и так, чтобы быть уверенным в победе. Что же происходит сейчас? Как так вышло, что ты ведешь людей на верную смерть? И ведь не только их, но и себя любимого. Сколько раз говорил себе, 'посиди, подумай, сосчитай до десяти и только потом принимай решение'. Ага. Как бы не так. Запаниковал, как девственница в первую брачную ночь. Зараза, а ведь и вправду, теперь не отвернешь.

— Милорд.

— Да, Рон.

— И я и наши люди пойдем до конца, но, на мой взгляд, это бесполезно. Даже если мы захватим форт, нам не выстоять, не поможет ни наше оружие, ни ваше, — Рон имел ввиду то, что выступая в поход, Андрей наплевал на все и вооружился огнестрелом, взяв с собой в поход пулемет, карабин и Стечкина, хотя патронов у него оставалось всего чуть больше полутора тысячи.

— Ты предлагаешь отвернуть?

— Их где-то будут держать. Возможно в одном из замков. Там шансов будет гораздо больше.

— А если в основном лагере?

— На мой взгляд сегодняшняя ситуация ни чуть ни лучше.

— А как на это посмотрят наши люди?

— Возможно, поймут, а возможно и нет. Но шансов у нас нет никаких.

— Тут еще важно и то, как на это посмотрят остальные. Мы ведь не сможем всем объяснить произошедшее, возможно воины и рыцари нас и поймут, но народ не поймет точно.

— Это да.

Они не успели. Не успели буквально самую малость. Впрочем, если учесть, что им еще нужно было захватить форт и успеть приготовиться к обороне, то не такую уж и малость. Когда по вечер они приблизились к переправе, то увидели последние отряды всадников, вступающие на мост, на том берегу был виден остальной отряд. В подзорную трубу Андрей отчетливо разглядел пленников в знакомых одеяниях, они были уже в недосягаемости.

Андрей облегченно перевел дух, но так чтобы остальные этого не заметили. Видать Господь и впрямь хранит его, даже несмотря на то, что он фактически поднял руку на Его служителей. Правда проблема не была решена, ее решение только откладывалось, на неопределенный срок, но все же.

— Как так случилось, что вы не успели? Нет, я конечно понимаю, что шансы ваши были равны нулю. Но как им удалось вас опередить?

— Не знаю, сэр. Но мы лошадей не жалели. Или вы решили, что я специально упустил орков, боясь своей будущей судьбы?

— От вас я мог бы ждать подобного, — прямо глядя Андрею в глаза, произнес сэр Свенсон, — да только думаю, что ваши люди сами разорвали бы вас, поступи вы так осознано. Ну, так как, вы все еще на особицу, или выступите с нами в едином строю.

— А он останется, единый строй?

— Грызня за корону уже началась, даже в такой ситуации ничего не меняется. Но, по меньшей мере, никто из англичан не противится, чтобы армией командовал я. Французы уже покидают общий лагерь. Король Карл, заявил, что он уже однажды доверил судьбу своих рыцарей и воинов английскому командующему и что тот не придумал ничего лучшего, как положить цвет его войска. Помянули и мост у Бачбилли. Хотя, устроить переправу через Быструю, это только вопрос времени. И судя по организации в их армии не такого уж и продолжительного. Германцы тоже уже посматривают в сторону своих княжеств. Времени все меньше, а проблем все больше.

— Сэр, при всем уважении, мне не кажется, что вам удастся остаться в стороне от борьбы за корону. Неужели вы действительно считаете, что те, кто претендует на корону смирятся с тем, что вы командуете армией. Ведь они не глупцы и понимают, что кто бы не возложил на себя корону, тот кто прогонит из Английских земель захватчиков, да еще и будет при этом командовать армией, способен сместить с трона кого угодно и водрузить корону на свою голову.

— Я не стремлюсь к трону.

— А они об этом знают? Ведь у вас в роду были представители королевской крови и они об этом знают. Даже если вы присягнете на верность новому королю, вы всегда останетесь под прицелом и вы и ваши потомки, потому-что у вас прав на корону ни чуть не меньше, чем у того, кто займет трон.

— Этот разговор лишний. Так как, вы присоединитесь к нашей армии? Я могу рассчитывать на вашу дружину.

— Сэр, вы можете рассчитывать и на моюармию и на мое ополчение. Когда придет время, я выступлю вместе с вами. Боюсь, что выбора у меня теперь нет. Я мог остаться в стороне, раньше, когда люди имели шанс разобраться с орками и без моего участия, но не теперь. Боюсь, что все разногласия придется оставить на потом.

— Если бы вы с вашими людьми…

— То орки потеряли бы, на одну тысячу, возможно на две, больше, но результат был бы прежним. Любое самое современное оружие не способно подарить победу, если у армии бездарное руководство. Вам известно, что я готовился к этой войне, я ковал оружие, я собрал большую дружину и обучил ее новой тактике и я был готов выступить в поход, не я создал ту ситуацию, что имела место. Но сейчас я даже рад, что вышло все именно так, потому что король Джон погубил бы и моих людей. Сейчас нас будет меньше, но вот только толку, как мне кажется, будет больше.

— Хорошо, оставим это. Что значат ваши слова, когда придет время?

— Собирайте войска, готовьте их, а я пока займусь тем, что умею делать лучше всего. Поохочусь на орков.

— До меня дошли слухи, что вы в своих рейдах уничтожили не одну сотню орокв.

— Около тысячи. И клянусь это не предел. Пока вы будете готовить войско, я постараюсь, чтобы орки не чувствовали себя хозяевами на захваченной земле. Я немедленно выдвинусь в Кроусмарш, за своими людьми. В конце концов мои кузнецы наделали достаточное количество смертоносных штучек и предназначались они вовсе не против людей, хотя едва так и не произошло. Так что пришла пора применить их против орков.

— Барон, а насколько тогда вы были серьезны, когда говорили, что способны уничтожить всю нашу армию.

— Все не так, как вы думаете. Со всем этим оружием, я конечно смогу противостоять большому количеству врагов, но только не столь большому войску. Но на том поле. На том поле я мог выстоять и против больших сил, потому что оно только кажется ровным и нетронутым. На самом деле, там ногу невозможно поставить, чтобы не угодить в ловушку, спасибо коменданту крепости Криста, этому я научился у него.

ГЛАВА 7

Ночь выдалась безлунная, да еще и небо затянуло облаками, так что не было видно ни зги. Урукхай конечно обладали не плохим зрением и ночью видели довольно прилично, но в такой темени даже их зрение пасовало. Поэтому гебен приказал усилить посты. Оно конечно люди сейчас были отброшены и спешно зализывали раны, пока их столица, порази ее громом Гарун, сдерживала армию урукхай у своих стен.

Гирдган разослал по захваченной территории патрули, направил пару пикт, для захвата и удержания наиболее сильно укрепленных человеческих замков, те что в военном отношении не представляли опасности люди сами покинули, сознавая тщетность попыток их удержать, но те что были укреплены достойно, сражались с яростью обреченных, вобрав в себя и тех, кто был вынужден оставить свои замки, но не отправившихся по какой-то причине к своему основному войску.

На сегодняшний день, насколько было известно Груну, были взяты все замки между Итуком и Ашуром. На Ашуре, в районе мостов были выставлены сильные заслоны, по одной пикте, чтобы избежать захода людей в тыл армии урукхай. Возле одного из мостов, на границе подконтрольной армии Закурта территории и стояла их пикта. По Итуку курсировали корабли урукхай, которые должны были предотвратить возможную переправу противника, оба моста так же под их контролем, вот разве поговаривают, что есть еще один мост, но тот находится далеко вниз по течению и тоже возле большого города. Впрочем, какие это большие города, так, мелочь, но людей оказалось гораздо меньше, чем можно было предполагать, однако это им не мешало драться как рулам.

Грун вновь всмотрелся в темноту за частоколом и безнадежно вздохнул, не удавалось рассмотреть даже ров. Помянув про себя ночь, облака и обе луны, цербен направился дальше вдоль стены, проверяя часовых. В паре мест, он слышал приглушенные разговоры, но солдаты, каким-то только им подвластным чутьем, чувствовали, что к ним приближается офицер и когда он подходил, то мог наблюдать только усердно несущих службу солдат Закурта. Ну, да и гырх с ними, не спят и ладно. По большому счету никто не ждал, что люди отважатся на нападение, не в том они сейчас были положении, но гебен строго придерживался наставлений по службе, так что усиление постов было вызвано только этой причиной, а не мифической опасностью.

Цербен вдруг замер, так как ему почудилось, что он услышал приглушенный стук, который ни как не мог быть естественного происхождения. Почему-то тут же вспомнились разговоры о странном и дерзком отряде людей, который продолжал рыскать по захваченной территории и время от времени уничтожал имперские патрули или разъезды степняков, которые теперь передвигались отрядами ни как не меньше чем в пять сотен копий.

— Солдат. Ты слышал, что ни будь?

— Нет, цербен.

— А ты?

— Ничего не слышал, цербен. — В тон своему напарнику по посту ответил второй солдат.

— Показалось? — Сам себя спросил молодой офицер. По сути это был его первый поход и звание он получил, не благодаря каким-то там заслугам, а благодаря протекции отца. Такое практиковалось, считалось, что молодому офицеру всегда сможет оказать посильную помощь его кнут, которых назначали только из ветеранов и ни как иначе. А чтобы молодые офицеры набирались опыта и полностью познали все прелести армейской службы их частенько назначали в караулы, ну и как водится со своими цербами, от чего солдаты были далеко не в восторге, так как им приходилось нести караульную службу куда чаще, чем другим.

Грун постоял еще какое-то время, вслушиваясь и всматриваясь в темноту, ловя на себе ироничные взгляды солдат, бывалых ветеранов. Ощущая это всей кожей, Грун покраснел, так что можно было зажечь факел, на этот раз радуясь тому, что все вокруг окутано тьмой, хоть солдаты не увидят его неловкости.

— Показалось. — Твердо проговорил офицер, стараясь выглядеть невозмутимым. — Продолжайте нести службу.

— Слушаюсь.

— Да, цербен.

Когда офицер отошел достаточно далеко, солдаты вновь расслабились и заговорили едва различимым шепотом.

— Цыпленок-то наш нервничает.

— Не придирайся к мальцу, он же не виноват, что опыта у него нет никакого. Ничего, еще научится.

— Ну, он-то малец, а мы причем. Почему мы должны не вылазить из караулов, если он желторотый птенец. Что не могли нам подобрать настоящего командира, у нас церба сплошь ветераны и погонять-то некого, а тут это маленькое чудо.

— А кто виноват, что мы не сберегли нашего прежнего цербена?

— Ну, за каждой шальной стрелой не уследишь, вот если бы его в рукопашной достали, то тогда да, тогда наша вина, а так… — Стал оправдываться первый. Было видно, что обвинение в том, что церба потеряла своего прежнего цербена, было для него весьма болезненно.

— Ладно, не заводись. Светает, скоро нас сменит третья церба.

Рассвет близился с неотвратимо, как ему и было положено. Это люди и орки суетятся, вносят изменения в свои планы и в сложившийся веками порядок, природа живет по своим незыблемым законам. Правда разумные способны, на определенном этапе своего развития, пытаться диктовать природе свои правила и изменить неизменный порядок вещей, возомнив себя венцом природы, вот только ей это невдомек.

Планета относится к созданиям населяющим ее как к своим детям, одаривая всех, всем необходимым для жизни, разумных, кроме всего прочего и богатствами своих недр. она с интересом взирает на то, как они копошатся, радуются очередной природой кладовой, которую им удалось отыскать. Но постепенно они начинают зарываться, и тогда рассерженная планета, ставит на место зарвавшихся букашек, возомнивших о себе слишком много.

Так и было в том, оставленном Андреем мире. Землетрясения, извержения вулканов, цунами, разрушительные ураганы и многое другое показывали человеку, что ничто созданное им неспособно противостоять ярости стихии. Однако человек не желает понять, что терпение планеты уже на исходе, люди продолжают дразнить спящего льва, словно не разумный ребенок, не понимая, что всему приходит конец, придет конец и терпению матушки природы.

Здесь до всего этого было еще очень и очень далеко, хотя в том, что и им не удастся избежать ошибок землян, Андрей не сомневался, но пока и люди и орки, в принципе, жили в гармонии с природой, ну уж не пытались ей диктовать свою волю, точно.

Люди, орки, выискивали друг друга, нападали друг на друга и проливали кровь друг друга, а мир тем временем жил своей жизнью, по заведенному миллионы лет назад порядку. Всему свое время и если Солнце должно было взойти в определенный срок на востоке, так оно и будет.

Рассвет близился, непроглядная тьма слегка подернулась рябью. Нет, видимость все еще была никакой, но чернота ночи уже сменилась темно-синим оттенком, ночь подернулась какой-то рябью, от реки особенно сильно потянуло прохладой от поднимающегося предрассветного тумана. Хотя ночь была и пасмурной, все говорило о том, что день будет солнечным и жарким. Впрочем, для орков и людей скопившихся сейчас на этом участке земли у реки, он должен был быть жарким в любом случае и не имеет значения, что орки пока об этом не догадывались.

К Андрею время от времени подходили вестовые, которые с трудом ориентируясь в кромешной тьме, все же находили своего командира, чтобы принести вести о положении дел в том или ином подразделении. Тренировки не прошли даром, так что люди практически не издавали шума, а тот что исходил от них ни как не мог достигнуть ушей орков, даже обладай они в три раза лучшим слухом. Только иногда слышались наиболее громкие звуки, от устанавливаемых на позиции требушетов, ну да все сделать в идеале невозможно, главное чтобы орки не взволновались слишком рано. На сегодняшний день, Андрей возлагал очень большие надежды, потому что именно сегодня в полный голос о себе должна была заявить его маленькая армия. Вернее она должна была либо появиться, либо безвозвратно погибнуть. О последнем думать как-то не хотелось.

Как и обещал, после неудачи у моста, Андрей отправился в Кроусмарш, за своими людьми. Вот только маркграфу было невдомек, что Андрей имел ввиду вовсе не свою дружину, а практически все население баронства способное держать в руках оружие. Собрав дружину и ополчение, он выдвинулся по правому берегу Быстрой, обойдя Йорк по большой дуге, чтобы не встретиться с вновь формирующимся войском. По самой Быстрой выдвинулось несколько судов с погруженными на них требушетами и припасами.

Андрей не хотел полагаться на удачу и не рассчитывал пополнить запасы продовольствия на разоренных землях, заниматься заготовкой фуража в еще не разграбленных землях он так же не хотел. Его ополчение официально не входило в состав войска, а если еще учесть и то, что отношение к баронству было более чем негативным, то не стоило лишний раз злить людей. К тому же он не хотел, чтобы его люди еще до столкновения с орками узнали о том, что еще недавно были объявлены еретиками. Как ни странно, но им с аббатом до сих пор удавалось сохранять это в тайне от людей. Поэтому в его войске было достаточное количество и повозок, которые кроме своей основной, тыловой функции имели еще и боевую.

В Кроусмарше сейчас оставалось едва полсотни воинов и не больше трех сотен ополчения, которые должны были оберегать баронство от возможного, правда только теоретически, нападения лесных орков. Об опасности со стороны людей не хотелось даже думать, хотя такое и было возможным. Андрей вывел не большую армию в три с половиной тысячи человек, он смел надеяться, что это была все же не толпа, а армия. С ополчением проводились регулярные учения, ополченцы были четко разбиты на десятки, сотни и полки, отрабатывались различные перестроения, люди обучались владению оружием.

Однако как бы он не старался, по сути это были крестьяне и ремесленники. Так для чего же он вывел этих людей на границу оккупированной территории, где неизменно должен был встретиться с противником, сумевшим разбить армию людей практически полностью состоявшей из профессиональных солдат, каждый из которых, без преувеличения, мог противостоять десятку крестьян?

Как ни странно, но сейчас он занимался тем, что создавал свою армию, а еще свой народ или своих людей, это уж как смотреть. Сытая жизнь, это хорошо, этим можно купить лояльность, можно избежать бунтов, когда вокруг творятся противоестественные вещи, но этого не достаточно, чтобы получить преданность. Этот продукт стоит гораздо дороже. Человек прошедший с тобой сквозь горнило войны, начинает смотреть на окружающих людей по другому. Он начинает делить всех на тех, кто стоял с ним на поле брани плечом к плечу и на тех, кого там не было. Они много слышали о том, что их барон герой многих конфликтов, о том, что благодаря ему и горстке людей, которые были с ним, выжили тысячи людей. Но Андрей никогда не видел в их взглядах того, что неоднократно видел в глазах тех, кто вместе с ним отстаивал Кроусмарш. После той схватки он приобрел в их лице не просто крестьян и ремесленников, но братьев по оружию. Да, они значительно уступали в выучке его дружинникам, но они так же имели полное право именоваться его боевыми соратниками, потому что стояли с ним плечом к плечу, когда все их бросили. Не имеет значения, что маркграф не мог успеть к той битве, его там не было и все тут.

Если ему удастся с победой провести сквозь горнило войны всех этих людей, то он получит уже не горстку по настоящему преданных и верящих в него людей, а значительно больше. Потому что, они вместе сражались с врагом и побеждали его, когда остальные, поджав хвост прятались по углам или как псы дрались за брошенную кость, в то время когда воры хозяйничали в их дворе. Он ни на минуту не сомневался в том, что они победят. Возможно, потом будет гораздо сложнее, но этот, первый бой, останется за ними. Оркам просто нечего противопоставить людям. Конечно, будут потери и возможно большие, но чем большая цена заплачена, тем дороже победа. Андрей ни на минуту не забывал о том, что война так или иначе закончится, придет мир, люди залечат свои раны и тогда с новой силой встанут противоречия, это неизбежно. Вот тогда-то с ним рядом встанут те, кто сегодня в темноте ночи готовился к первому в своей жизни бою.

Когда он принял решение совершить скачек в развитии людей, а в частности создать новое оружие, чтобы противостоять оркам, так как только в этом видел спасение и себя и тех, кто стал ему дорог, он и не предполагал, что в его руках окажется оружие массового поражения. Идеальное оружие, о котором даже не могут мечтать военные в его мире. Оружие способное уничтожать сотни тысяч, миллионы с противной стороны, при этом, будучи совершенно безопасным для своих.

Это оружие, эта болезнь сейчас была его главным козырем, но применять его он пока не мог, потому что не мог не думать о том, что будет завтра. Да, лилась кровь ни в чем не повинных людей, но все они, по сути, были ему чужими. Он же должен был думать о своих. О своих близких, о своих друзьях, о своих людях.

Именно по этой причине, он сейчас вывел на это поле этих людей. Здесь, на этом поле, сегодня, в схватке с врагом должна была появиться его новая семья, должен был появиться народ, который будет способен поверить ему и пойти за ним. Андрей уже решил для себя, что Кроусмарш будет существовать отдельно от остальных людских территорий, потому что оставаться в составе Английского королевства было слишком опасно, а для этого люди должны были поверить в него, поверить в правильность учения падре Патрика. Возможно, он и ошибался, но иного выхода он не видел.

— Милорд, полки на позициях, — Джеф был серьезен и сосредоточен как никогда. Сегодня все зависело не от него и не от дружинников вообще, сегодня все зависело от ополченцев, крестьян и ремесленников, вышедших на поле брани не для того чтобы защитить свои дома, они были далеко, а для того чтобы сражаться за род людской. Выстоят ли они? Этот вопрос отчетливо читался на лице бывалого ветерана.

— Все будет нормально, Джеф. Они выстоят. Они выстоят и мы победим.

— Надеюсь на это, милорд.

— Жан, мы правильно вышли на позиции. Дьявол, ничего не видно.

— Не сомневайтесь, милорд. Орки не далее как в пятистах шагов от нас.

— Ну, с Богом.

Светало. Рассвет как обычно наступил очень быстро. На востоке появился алый диск Гра. Всю ночь небо было затянуто плотными облаками, но дождем они так и не пролились, бесследно исчезнув с рассветом.

— Денек будет жарким. — Проговорил первый из ветеранов.

— Это точно. Хорошо хоть у нас было ночное дежурство. Как представлю себе, что пришлось бы стоять в доспехах на этой жаре, то становится как-то не по себе.

— Спать на такой жаре, даже в тени, тоже сомнительное удовольствие.

— Все лучше, чем исходить потом на посту или на учебном поле.

— С этим спорить не буду.

В поле за частоколом раздались первые трели полевых птиц и беспрерывный стрекот цикад, который заглушал все другие звуки, тоже явный признак погожего дня. За спиной послышались звуки просыпающегося лагеря, а затем словно вдогонку зазвучал чистый звук трубы, играющий побудку. Послышались команды тотемов, поднимающих свои десятки, недовольные, хриплые со сна, голоса ветеранов, впрочем, на их ворчания тотемы не обращали ни какого внимания, ветераны тем и отличаются от молодых, что имеют негласную привилегию, немного поворчать в неофициальной, так сказать, обстановке. Вдоль стен двигались десятки под командой своих тотемов, с утренней побудкой совпало время смены караула. Наблюдая за этой картиной, ветераны немного взбодрились.

Второй из ветеранов, сладостно потянулся, предчувствуя скорый отдых, смена была уже в двух постах от них, а затем бросил последний взгляд на поле, еще недавно скрытое непроницаемой мглой, а затем плотной пеленой тумана. Утренний туман под первыми лучами Гра начал быстро истаивать. Вот его сплошная пелена начала распадаться на части и видимость стала улучшаться. Ветеран так и замер с разведенными в стороны руками и открытым в зевке ртом.

— Гырхово семя! — Наконец встрепенулся он. — Труби тревогу!

Первый уже видел, то, что увидел его товарищ, а потому, когда тот только кричал, он уже подносил к тонким губам, пристраивая точно между клыками, боевой рожок. И вот на смену только что замолчавшей трубе, зазвучал тревожный надтреснутый звук рожка. Словно вторя ему, послышались еще несколько рожков. Все звуки исходили с северной стены, значит, с других сторон противник замечен не был.

В разрывах тумана явственно проступал противник, выстроенный в одну линию, на полосе примерно в пять сотен шагов. Пехота в центре, на флангах замерла конница. За строем видны были какие-то предметы, очертания которых терялись во все еще не развеявшемся до конца тумане.

Едва прозвучал тревожный сигнал, как со стороны людей к лагерю урукхай устремились с десяток огненных шаров, оставляющих за собой шлейфы из черного дыма. Эти шары миновали частокол и посыпались на территорию лагеря. Дальность была просто немыслимой. Но все очень скоро разрешилось. Заряды, выпущенные катапультами людей, были очень не большого размера, однако от этого не менее смертоносны. Горючая смесь, которой были заправлены глиняные горшки, была родом из подземного царства, а как же иначе, если ее невозможно было потушить водой, гырхов огонь буквально прилипал к коже и выжигал страшные раны. Вода не была способна его погасить, лишь там, где догадались использовать песок и землю, смогли хоть как-то бороться с этим с ним.

Еще не везде удалось урезонить пламя пожаров, как их катапульты выпустили новую порцию зажигательных снарядов, по всему выходило, что машины велики, но люди метали свои снаряды очень быстро. В лагере, казалось, воцарился полный хаос, но это только казалось. Пожарные команды из парачей уже во всю занимались тушением пожаров. Тулы, цербы, турбы, быстро сбивались в строи подразделений и споро покидали лагерь через северные ворота, сноровисто разворачивая строй. Эски конницы, столь же быстро покидали лагерь через восточные и западные ворота, уже оттуда выдвигаясь на фланги, выстраивающейся пехоты. Казалось бы, беспорядочное метание дало свой эффект, и весьма поразительный. Если второй залп еще сумел накрыть какое-то количество солдат, то третий пришелся, практически в пустоту. Было подожжено несколько палаток, но никто из воинов больше не пострадал, даже из пожарной команды никто больше не получил ни единого ожога.

Четвертый залп катапульт урукхай встретили с мрачным удовлетворением. Лагерь конечно жалко, жалко и имущество оставшееся там, но главное, что урукхай живы и здоровы, а значит, не поздоровится тем, кто посмел бросить им вызов. Но произошло непредвиденное. Люди вновь удивили урукхай.

Эти снаряды не полетели за частокол лагеря, они ударили как раз по выстроившимся и приготовившимся к движению подразделениям. На этот раз емкости были побольше, вероятно люди регулировали дальность стрельбы именно весом своих снарядов. Только один из горшков попал практически в середину одной из церб, но он один практически вывел из строя не меньше половины цербы. Не меньше шести солдат заметались по полю живыми факелами. Обезумев от боли они хватались за всех, кто оказывался поблизости, эта гырхова смесь тут же прилипала к телам солдат, практически мгновенно прожигая кожу. Чтобы прекратить мучения солдат и избежать дальнейших потерь, ведь раненый не способный сражаться тоже потеря, тотемы добили эти пока еще живые факелы.

Два горшка ударились о землю перед строем и за ним, но тем не менее свою жатву собрали и они, разбрызгивая вокруг жидкий огонь и причинив ожоги не менее чем двум десяткам солдат и по факту выведя их из строя.

Из ворот уже показались катапульты и баллисты, но толку от артиллерии сегодня не будет, так как дальность слишком велика, а люди похоже и не помышляли об атаке, решив на этот раз вести бой от обороны. Это было ясно последнему из парачей, как известно набранных из самых тупых и нищих урукхай, редко кто из них выбивался в гесты, чтобы потом продолжить свою карьеру. Парачи были застрельщиками сражения, они первыми вступали в схватку с противником, забрасывая его своими дротиками, будучи лишенными какого-либо доспеха имея только по шесть дротиков, крепящихся к небольшому круглому щиту, бронзовый шлем и короткий пехотный меч, как правило из дрянного, дешевого железа.

Ясно это было и геберу, командиру пикты. Поэтому, едва войска были готовы к выдвижению, он отдал приказ к наступлению.

И вот войска двинулись вперед, сохраняя линию церб, построенных в шахматном порядке, в три линии. Первая гесты, практически самые молодые из солдат, за ними прокты, солдаты с уже куда большим опытом, в третей линии наступали траки, заслуженные ветераны, несмотря на то, что их цербы были в два раза меньше чем первых двух, здесь был собран цвет пикты, каждый из них стоил двоих, а то и троих гестов или проктов. Траки имели лучший доспех, сделанный из поперечных, находящих друг на друга, железных пластин, доспех равный доспеху конницы. Вооружены они были длинными копьями, большими щитами и пехотными мечами. В случае атаки конницы именно они выдвигались вперед и принимали на себя основной удар, пока остальные забрасывали противника дротиками и стрелами.

На флангах едва сдерживая разгоряченных коней двигались эски конницы. Им пока еще не был отдан приказ об атаке флангов, так что приходилось выдерживать строй.

Перед этим железным строем выступали три цербы лучников, которые в отличии от остальных выстроились в три шеренги и уже готовили свои луки. А еще раньше, двигались парачи, выкрикивая различные ругательства, чтобы подбодрить себя и позлить противника. Эти двигались без какого либо построения, лишь по незначительным разрывам меду ними можно было понять, что там движутся все же восемь церб, одна осталась в лагере, продолжая бороться с пожаром.

Грун двигался воглаве своей цербы проктов, внимательно осматриваясь по сторонам. Для него это был первый бой, но он не собирался ударить в грязь лицом. Несмотря на свою молодость он не испытывал страха или растерянности, его охватило нетерпение и будь его воля, он двинулся бы на врага в первой шеренге. Однако он прекрасно понимал, что поступить подобным образом не может. Как только они сблизятся с противником или он начнет метать стрелы, его место будет позади цербы, таков порядок, командир должен руководить, а кому махать мечем найдется и без него. Многие офицеры нарушали это правило и заслуживали настоящее уважение и любовь своих солдат, но это не значило, что они каждый раз, сломя голову ввязывались в схватку, всему есть свое время, просто нужно иметь чутье, чтобы вовремя подгадать, когда именно имеет смысл влезать в драку. Грун очень надеялся, что у него все получится. Он просто жаждал отличиться в этом бою, это послужило бы не плохим аргументом в его защиту, ведь после боя, непременно последует разбирательство, по поводу скрытного выдвижения противника к лагерю.

Бросив взгляд назад, цербен заметил, что катапульты начали выдвижение вслед за пиктой. Как видно гебен все же решил использовать артиллерию, вот только баллисты остались на прежнем месте. Эти машины могли метать копья с такой силой, что при удачном попадании были способны пронзить сразу несколько противников, но они могли стрелять только прямой наводкой. Катапульты иное дело, они были способны метать свои снаряды над головами своих солдат.

Андрей с двумя десятками всадников находился по средине и позади строя, облюбовав пригорок, позволяющий наблюдать за ходом сражения. Именно сражения. Для иных это можно было назвать боем, так как никакого стратегического смысла в нем не было, ни какого особого значения он не имел. Но это для других. Важность этого сражения для ополчения баронства Кроусмарш, переоценить было сложно. Кроме самих людей, здесь проходили экзамен, те новшества, которые он вводил в действие, новое оружие, новая тактика. Насколько она окажется хороша и эффективна?

Вот противник двинулся вперед, поняв, что никто его атаковать не собирается. Затем вслед за пехотой начали движение катапульты. Двигались они несколько медленнее, но им и не нужно было близко приближаться к противнику, достаточно отыграть сотню шагов и тогда люди окажутся в досягаемости их снарядов.

Наконец артиллерия противника из десятка катапульт, остановилась и начала изготовку к стрельбе. Все с позицией определились, теперь следует заняться ими и как можно скорее, пока они не наделали дел.

— Рос. Передай Грэгу, чтобы перенес стрельбу по их катапультам. Необходимо их сжечь.

— Да, милорд.

Можно было бы поступить и проще, расстреляв их из стрелкового оружия, да только была одна заковырка. Отчетливо видны они были только с этого взгорочка, а расстояние отсюда до них составляло около шестисот метров, здесь была бессилен был даже Андреевский СКС, во всяком случае ему на такой дистанции не попасть точно. Если только массированным пулеметным огнем, но огнестрел он приберегал для другого, все же патронов оставалось не так много. Поэтому вся надежда была только на Грэга и его требушеты.

Выслушав приказ и прикинув позицию орочьей батареи, как с легкой руки Андрея именовались подразделения метательных машин, Грэг только зло выругался. Неизвестно, толи орки точно вычислили место для свое позиции, толи просто так совпало, но они заняли точку в мертвой зоне. Дальность стрельбы их требушетов, регулировалась либо весом снарядов, либо подбором одного из трех видов крюков на плече требушета, либо путем подбора и того и другого, таким образом практически не оставалось мертвых зон. Но если подобрать вес снаряда было просто, они заблаговременно были приготовлены и тщательно взвешены и разделены на четыре типа, то смена крюков требовала достаточно много времени. А орки сейчас располагались как раз по средине, между отметками второго и третьего типов снарядов.

Был еще один способ, оттащить требушеты немного назад, но это требовало еще больше времени, так как машины нужно было сначала собрать до транспортируемого состояния, а потом разложить на новом месте, да еще и выполнить необходимую подгонку. В общем, в условиях боя, вещь куда более нереальная.

Грэг, который в армии Кроусмарша был как за главного механика, так и за начальника артиллерии, беспомощно осмотрелся по сторонам. Ну, вот что ему делать? А делать что-то было просто необходимо, так как сейчас орки установят и снарядят свои машины и ополченцам придется несладко.

— Дядя Грэг, а что случилось?

— Сколько раз тебе повторять, что я тебе не дядя Грэг, а господин капитан, — вспылил кузнец, указывая пареньку, который трудился в свое время на штамповке, на очередное новшество в званиях, введенное Андреем.

— Прошу прощения, господин капитан. — Стушевавшись, промямлил парнишка.

— Ну и что будем делать, Джон? — Обратился Грэг к своему помощнику, который обзывался лейтенантом.

— Даже не знаю. Чтобы мы не придумали, слишком много времени понадобится, а его нет.

— Вот и я о том же.

— А чего тут думать-то, господин капитан. — Вновь влез парнишка, но теперь уже ему досталась не просто отповедь, а весьма увесистый подзатыльник от Грэга.

— Ну, чего ты влезаешь в разговор, — примирительно проговорил лейтенант. — Иди давай к своим быкам.

— Сами не знают что делать, а слушать не хотят, — обижено бурча себе под нос, парнишка направился к быкам, которых использовали не только как тягловую силу, но и для заряжания требушетов, чем собственно и обусловливалась скорострельность артиллерии людей. — А тут всего-то сделать снаряд потяжелее.

— Погоди. Ты что там бубнишь?

— Не, я ниче, — испуганно выпучив глаза, начал отнекиваться парнишка.

— Что ты насчет снарядов сказал?

— Я это…

— Да не мямли ты. Говори, что ты там бубнил.

— Я говорю если немного утяжелить второй тип снаряда, то он пролетит меньше. — Сверля взглядом землю под ногами, проговорил парнишка.

— И насколько утяжелить? — Поинтересовался лейтенант, подпустив сарказма.

— Вес и подобрать можно, как на штамповке. — Еще тише проблеял парень.

— Погоди Джон. Парень дело говорит. А чем утяжелять, придумал?

— Дак дядя Грэг, — парень даже не заметил, что вновь нарушает субординацию, а Грэг просто не придал этому значения, лихорадочно размышляя над его словами, — у нас в вещмешках сухой паек, по холщевым мешочкам распределен. Набираем в мешочек земли, взвешиваем, привязываем к горшочку и стреляем пробно, недолет, делаем вес меньше, перелет больше, вот и все.

— Прогорит, — с сомнением высказался Джон.

— Не успеет, — убежденно возразил Грэг. — Сынок доставай весы. Джон команду людям освободить и тащить сюда все торбочки. Быстро! Поворачивайтесь!

На какое-то время на батарее возникла суета, нарушающая уже сложившийся порядок, когда все занимаются только своим делом, но затем все пришло в норму. В это время орочьи машины сделали первый залп. Весьма удачный надо заметить. Не менее шести огненных шаров ударили точно в строй, сея смерть и панику. Но слава Создателю, командирам удалось погасить, начавшуюся было панику и удержать людей в строю. Вот и люди понесли первые потери.

Грэг сноровисто взобрался на повозку, которая помимо основной функции, то есть перевозки различной поклажи имела еще и деревянный каркас, устроенный над парусиной. Получалась такая своеобразная вышка, с которой можно было наблюдать над строем или вести стрельбу. Сейчас на этих повозках выстроенных в ряд, расположились именно стрелки, сотня новиков, для которых не нашлось места в строю, но в бою они все же участие примут, расстреливая орков из-за спин своих товарищей, но их время еще не пришло.

— Грэг, поаккуратнее. Завалишь повозку.

Недовольно заметил Робин Атчесон, который уже стал штатным командиром сотни новиков. Грэг вынужден был прислушаться к словам капитана, так как повозка под ними и впрямь ходила ходуном, что не говори, но помимо гигантского роста, кузнец обладал и не малым весом. Однако говорить он ничего не стал, так как сейчас его волновал совсем другой вопрос.

— Первая! Бей!

Раздался характерный скрип и первый снаряд ушел к цели. Вышел перелет.

— Перелет! Вторая! Бей! Опять перелет! Шестая! Бей! Недолет! Четвертая! Бей! Ага-а! Джон!

— Я капитан!

— Заряжайте по четвертой!

— Понял!

Андрей стал подумывать, чтобы покинуть свой наблюдательный пункт и направиться на один из помостов. Стрелять, конечно, придется стоя и без подпоры, но иного выхода он не видел. Судя по тому, что батарея продолжала хранить молчание, орки были в мертвой зоне и Грэг просто не успевал, что-либо предпринять. Оно конечно одна снайперка быстро с этой проблемой не разберется, но это хоть что-то.

Когда орки дали свой первый залп, он уверился в этой мысли, наблюдая за мечущимися объятыми огнем людьми. Среди ополченцев едва не началась паника, но командирам удалось ее погасить в зародыше. При этом Новак не раз наблюдал бросаемые в сторону его холма взгляды. Оптика у него, конечно, была того еще качества, но достаточной, чтобы определить куда именно смотрят люди. Видя эти взгляды, он отказался от своей затеи. Сейчас он был не просто бойцом, он был фактически знаменем для этих людей. Именно сейчас для них был самый трудный момент. Орки наступали неудержимым железным строем, они были гораздо крупнее людей, а в совокупности все это наводило неподдельный ужас на вчерашних крестьян и мастеровых. Стоит ему только дернуться с места и самые слабые решат, что их бросают, запаникуют, а там паника доберется и до тех кто покрепче. Главное выдержать до того, как они сойдутся. Андрей по себе знал, что как только ополченцы начнут выполнять то, чему они до одури тренировались на учениях, когда они сойдутся с врагом лицом к лицу, когда они увидят, что орки тоже могут истекать кровью, страх сам уйдет.

Скрипя зубами, Андрей остался на своем месте, внимательно осматривая поле боя, время от времени, прикладываясь к подзорной трубе.

Наконец одна из катапульт Грэга послала снаряд, но не точно. Наблюдая за этим, Андрей только скривился, словно съел лимон. Но как видно, кузнец за время общения с Новаком, сумел кое-что от него почерпнуть. Им удалось пристреляться всего с четвертой попытки. А потом требушеты стали посылать снаряды один за другим. Нет, прямых попаданий не было, вернее было только одно, но и того, что кувшины с напалмом разбивались, разбрызгивая свое содержимое вокруг, хватало с лихвой. Помнится, Андрей недоумевал, как можно было использовать метательные машины в полевом сражении, ведь разброс у них должен был быть просто огромным. Как выяснилось ничего особенно страшного. Если изготовить одинаковые заряды, по весу и конфигурации, то разброс из трибушета на три сотни метров составлял радиус всеголишь в пять метров, совсем не много, если учитывать конструкцию машины.

Орочья артиллерия успела дать еще один залп, а потом им уже было не до того. Чтож, одной проблемой меньше.

Тем временем легкая пехота орков приблизилась на достаточное расстояние, чтобы начать метать свои дротики. Их физическая сила вполне позволяла им делать это с расстояния в семьдесят шагов. Лучники уже заняли позиции позади них. И вот в людей полетели первые стрелы и дротики. Даже находясь здесь, порядка в двухстах шагах от пехоты, Андрей отчетливо услышал стук дротиков и стрел по шиитам, шлемам, доспехам. Услышал стоны и предсмертные крики раненных и умирающих. Момент истины. Выстоят или нет?

— Трубач. Сигнал, 'Начать стрельбу'.

Над полем разнесся звук боевой трубы и практически одновременно со стороны пехоты послышались хлопки арбалетных тетив. А затем строй людей пришел в движение и вновь залп, снова залп. Стрельба велась непрерывно, буквально выкашивая ряды легкой пехоты орков. Лучникам так же доставалось, было прекрасно видно как то один, то другой, а то и по нескольку сразу, они валились на землю. Это был первый сюрприз Андрея. Люди видели эффект от своей работы и постепенно сатанели, потому что они знали, что сюрпризов будет еще много. Андрей подробно рассказал офицерам, как они будут действовать в предстоящем сражении и приказал довести все это до каждого из бойцов.

Когда-то Андрей читал об одной из тактик мушкетеров. Все просто как мычание. Первая шеренга целится и стреляет, затем отбегает назад и занимает место последнего в колонне. Тем временем вторая шеренга делает шаг вперед, целится, стреляет и тоже бежит назад. Постепенно люди в колонне движутся вперед и задние пока происходит это движение успевают перезарядиться и вот они вновь в первой шеренге, стреляют и вновь бегут назад.

Андрею подобная тактика пришлась по вкусу. Он решил в точности воссоздать эту тактику, правда используя арбалеты. Арбалетами были вооружены все его люди, конечно амуниции получалось преизрядно, но кто сказал, что солдатская служба легка.

Томаса трясло как банный лист. Боясь попреков со стороны остальных, он украдкой бросил взгляд по сторонам. То что он увидел особой бодрости ему не прибавило, как видно не он один боится.

— Не журись, землепашцы! раздался голос капитана.

Ему хорошо, он когда-то был воином, да вот уступил место молодым, а сам на землю осел. В их селе он командовал сотней ополченцев. А как быть им. Эти исчадия такую армию разгромили, а кто они, крестьяне. Нет, пока на тренировочном поле отрабатывали разные построения, то все орлами глядели и он, Томас, в том числе. Но там не было настоящего врага, а здесь, орки вон они. Идут такой силищей, поди останови их.

Когда орки ударили из своих машин и залили казалось весь строй огнем, Томас, впрочем как и другие едва не побросал оружие и не побежал. Но капитан был начеку.

— Стоять! Стоять на месте, иначе сам порву каждого!

Оно конечно его можно было и послать куда подальше, тут такое творится, а он, стоять. Но на людей этот окрик подействовал отрезвляюще. Марк всегда держал свое слово.

Его в селе не любили, как впрочем, не любили и других ветеранов, которые держались особняком. На тренировках они безжалостно истязали тех, кто был в их подчинении на время учений и если нужно было, то не стеснялись применить силу, при этом ни чуть не церемонясь. Били они редко, но если до этого доходило… Во время учений нападать на командира было очень опасно, можно запросто получить полсотни плетей, а то и поболее. Поэтому уже после первых учений, некоторые попытались показать этим ветеранам, чтобы они не зарывались. Да-а, славная вышла драка, вот только досталось тогда им изрядно, ветераны от души их отделали. Пытались было барону жаловаться, так тот, их наградил, а тем кто напал на командиров, приказал для острастки всыпать по пять плетей, пообещав, что наказание такое легкое, только на первый раз, а слово он свое держал крепко.

Были мысли бросить все и уйти из Кроусмарша, да жена его, Энни запилила, мол позабыл, как тяжко было их родителям, да и отец, прошелся, мало было всыпанных плетей, так он еще и вожжами добавил.

Потом Томас поостыл, поразмыслил. А что собственно тут плохого. Живут они не в пример лучше и сытнее остальных, он-то помнит. За каждого дитя, барон платит как и обещал, его Энни уже четвертым ходит и ведь все дети живы, здоровы, а вот в их семье, их было десяток братьев и сеттер, осталось только четверо. Работать приходится много, а мало ли его отцу приходилось работать, вот только он почитай все отдавал своему барону, а их барон забирает только малую часть. Теперь у Томаса был уже его дом инвентарь и скотина, с бароном рассчитался полностью, живет для себя и семьи.

Правда была и всеобщая воинская повинность, священники говорили, что защита земли это священный долг каждого мужчины. Дружина она всегда на страже и в мирное время и в военное, но если придет время, что им одним не справиться, то все мужчины должны взяться за оружие. Вот и пришло это время. Правда отсюда до их дома далековато, но падре разъяснил, что орки придут и туда, если их не остановить. Он еще раз вспомнил Энни, детей и покрепче вцепился в копье. Но Боже, как же все таки страшно.

— Копья в землю!

Перевернув копье, Томас с силой вогнал наконечник в землю, чтобы не мешало, сейчас оно будет только мешать. Будь здесь камень, капитан приказал бы положить копья, тогда было бы немного не удобно, потом его поднимать, а так ничего.

— Арбалеты, к бою!

Сейчас начнется. Но не началось, орки ударили первыми. Он едва успел достать из-за спины уже взведенный арбалет и наложить болт, щит конечно мешал, но многократные тренировки не прошли даром, руки сами все сделали, без участия головы.

— Прикройсь!

Томас вздернул щит, выставив его под углом вверх и практически тут же услышал, как в него с силой ударил дротик, потом был удар послабее, это наверное уже стрела. С разных сторон послышались стоны и крики, которые плетью стеганули по нервам, колени непроизвольно задрожали, но до конца испугаться он не успел.

— Целься! — Томас привычно упер в землю щит, вскинул на его верхний край арбалет и прижал приклад к плечу. Помнится, когда он уже изрядно натренировался метать болты из арбалета, им выдали кожаные доспехи, в этом жестком панцире было не в пример неудобнее, но со временем он приловчился, так что теперь никаких неудобств. — Бей! — Он нажал на спуск и хотя на тренировках им строго настрого запрещалось смотреть какой там результат, он не удержался и на мгновение задержался. Орк, которого он взял на прицел, вдруг осел на колени, а затем завалился на бок.

— Ну, чего замер! Двигай! — Толкнул его идущий следом ополченец, которому нужно было занять место Томаса.

Встряхнувшись, парень быстро побежал в последние ряды строя, наблюдая напряженные лица тех, кто постепенно перемещался вперед. Внезапно до него дошло, что его уже не трясет. Страха как не бывало. Им овладел какой-то азарт. Орки не так уж и страшны. Во всяком случае, одного из них он только что уложил. Да пошли они. Вот сейчас он.

Добежав до последней шеренги, Томас скинул щит и сноровисто извлек из него дротик, стрелу он просто переломил пинком ноги, наконечник у нее маленький, это не дротик с его длинным железным наконечником, так что даже если перерубить древко этот наконечник будет доставлять неудобства. Так с этим все. Теперь упереть арбалет в землю, надавить ногой на рычаг, щелчок, тетива встала на боевой взвод. Все, пора. Он вновь подхватил щит и поспешил в строй, он едва успел наложить болт, когда пришло время вновь изготовиться к стрельбе.

Увиденная картина его просто окрылила. От орков, что бежали толпой впереди строя и лучников, практически ничего не осталось, а те, что еще оставались в живых быстро отбегали за спины идущих в строю. Вот только и строй орков изменился. Он как-то сжался, орки обложились щитами, словно черепаха, спрятавшая в панцирь голову и ноги, так что теперь их и не достать, а если достать, то только случайно. Наблюдая эту картину, Томас только улыбнулся. Все, как и говорил капитан.

— Целься! — Томас упер щит в землю, вскинул арбалет, — Бей! — Нажал на спуск и теперь уже не глядя на результат, побежал назад. Теперь картина поменялась, в глазах ополченцев он уже не видел страха, у некоторых на лице читалась уверенность, у других мрачная решимость, не мало было и тех, кто просто лучился задором, в основном такие же молодые, как и сам Томас.

Когда он вновь оказался в первой шеренге, то обнаружил, что орки были уже гораздо ближе, вот только арбалетные болты теперь практически не причиняли им вреда, а их щиты ощетинились торчащими из них болтами, что твой еж, многие ушли в щиты практически по оперение, это наверное из последних. Однако парень и не подумал разочаровываться, все идет как и говорил капитан.

Орки уже близко. Черепаха вдруг ускорилась, орки побежали, не так быстро, в подобном строю особо не побегаешь, но все же они двигались уже гораздо быстрее.

— Целься! — Одновременно с этой командой послышался звук боевой трубы. Томас вновь изготовился к стрельбе, но команды не поступало, он уже подумал, что командир возможно погиб, потому и не подает ее, ведь орки время от времени из задних рядов продолжали метать дротики. Он уже начал нервничать, орки были едва ли в двух десятках шагов. И тут рядом с ним замер огнеметчик. Томас сразу все понял. Сместившись немного вправо, он частично прикрыл его щитом, но так, чтобы не мешать, слева так же поступил его сосед.

Они отрабатывали подобное, этой зимой, правда не так часто огнеметчики использовали свое оружие, но их выход на позиции и прикрытие, отрабатывалось до автоматизма, вот и сейчас Томас скорее сделал то, что сделал не думая, а больше на автоматизме, вбитом множеством тренировок.

Тугая струя огня ударила по орокам, захлестнув сначала первые шеренги а потом, она немного поднялась теперь уже осыпая огнем задние ряды. Орки заметались огненными факелами, напрочь развалив еще мгновение назад казавшийся несокрушимым монолитный строй. Сделав свое грязное дело, впрочем, это для кого как, для орков, да, огнеметчик тут же юркнул назад, а до Томаса сквозь рев орков, полный ярости и боли, донеслась команда капитана.

— Последний! Бей!

Арбалеты вновь хлопнули, посылая во врага оперенную смерть. Выстрелил и Томас, правда, не целясь, а так больше в направлении противника. Забежав назад, он отложил арбалет. Все, теперь он уже не понадобится. Он занял место в строю и стал медленно продвигаться вперед. Вновь оказавшись в первой шеренге, он выдернул копье и изготовился к бою.

Вновь звук трубы и команда капитана.

— Па-ашли!

Фаланга людей начала неотвратимо сближаться с орками, которые несмотря на практически полное уничтожение легкой пехоты и первой линии, продолжали наступать, а как иначе-то, команды к отступлению никто не давал. Теперь они уже уступали в численности людям, но от того не были менее опасными. Все они были профессиональными военными, знающими себе цену, а потом, кто осмелится оставить поле боя без приказа, законы империи были суровы и трусов ждала суровая кара. Оркам не было известно, что против них выступают простые ополченцы, впервые оказавшиеся на поле боя, они достаточно четко, разумеется для людей, держали строй и вполне уверенно двигались вперед. Некоторые из орков присутствовали на том представлении устроенном Всевластным и видели на что способны люди, а потому никто не ждал легкой победы, тем более после того как столь эффектно были уничтожены первые ряды, но от этого их решимость ничуть не ослабла, потому как сюрпризы закончились и теперь все решит сталь и опыт, а его-то им не занимать.

Орки приблизились на дистанцию двадцати пяти шагов, для орочьей недюжинной силы, считай вплотную и метнули свои дротики. Томас едва успел прикрыться щитом, когда в него с силой ударил орочий снаряд. Хорошо хоть удар пришелся немного выше руки, иначе пробивший насквозь шит, длинный наконечник неминуемо ранил бы его в руку. Однако далеко не всем повезло так же как и Томасу, так как вокруг послышались стоны и предсмертные хрипы.

Вот сейчас. И действительно над полем вновь раздался звук трубы и в первые ряды вновь выдвинулись огнеметчики, протискиваясь между плотно стоящими ополченцами.

Орки уже бежали навстречу людям, готовясь нанести удар, когда по первым рядам вновь ударила тугая струя жидкого огня, который затем перешел с первых рядов в глубь порядков.

Через несколько секунд когда обработка противника огнем была уже завершена, Томас, сквозь рев битвы, вновь услышал команду капитана.

— Вперед! Бей красномордых!

Вторая часть команды была уже отсебятиной возбужденного командира сотни, но этот выкрик был подхвачен сотнями глоток людей уже находящихся в возбужденном состоянии. Вот они, страшные, навевавшие ужас с самого детства орки. И что же? Они точно так же истекали кровью и кричали от боли. Они были такими же смертными. Взревев во всю мощь своих легких и молодой луженой глотки, Томас ринулся вперед, стараясь держать строй, но линия уже дрогнула и начала искривляться, капитан, который на учениях постоянно кричал о равнении, сам поддался всеобщему возбуждению и рвался вперед рвать ненавистного врага, пришедшего на их землю.

Щит, о котором всегда говорили как о друге, который непременно защитит в бою и который на деле являлся таковым, а сегодня уже не единожды спасал ему жизнь, вдруг стал помехой. Застрявший в нем тяжелый дротик делал его громоздким, а тот и сам по себе не был миниатюрным, и неуклюжим, теперь он не столько защищал своего владельца, сколько сковывал его движения. Томас просто стряхнул его с руки и перехватив копье двумя руками подбежал к орку который бесновался от боли, так как его левая часть полыхала жарким огнем, он даже не заметил человека, а тот в свою очередь коротко взмахнув вогнал свое копье глубоко в орочью грудь. Движением, которым он сотни раз извлекал копье из туго набитого соломой чучела, Томас извлек из тела свое оружие и двинулся дальше.

Эффект от применения огнеметов оказался ошеломительным даже для Андрея, правда он наблюдал его уже будучи на левом фланге. Как только начался бой, ему уже не нужно было изображать из себя непоколебимый символ, люди уже и не смотрели в сторону холма, сосредоточившись на работе. То, что он наблюдал не могло не порадовать. На каждую коробку орков пришелся удар сразу двух огнеметов и использовали огенметчики ни как не меньше трети баллона, находящегося за спиной. В общем если быть кратким, то первая из трех линий практически прекратила свое существование, остатки либо пали от арбалетных залпов, либо в панике бежали. Остальные, пока еще не подвергшиеся обстрелу, продолжали наступать.

Начала наступать, набирая скорость и конница орков. Численность конницы орков и людей была примерно одинакова, да вот только в планы Андрея никак не входило ломать строем строй. Может потом, когда они их изрядно проредят, но не сразу. Вот еще.

Спрыгнув с коня, он устроился на тачанке, изготовленой специально для него, так как использовать пулемет с коня или с рук это неоправданный перерасход невосполнимых боеприпасов. Нет, если припечет, то оно конечно, но сейчас в этом не было ни какого смысла, а потому он в свое время заказал одну тачанку специально для себя. Удобно пристроившись, Андрей пристроил пулемет и стал ждать, всматриваясь в поле боя и в частности отслеживая конницу орков во весь опор несущуюся на них. Дружинники должны были справиться сами, но если что-то пойдет не так, то он был готов поддержать их огнем.

Орки приблизились уже на дистанцию в сотню метров, когда Новак решил, что пора и подал сигнал. Выполняя команду своего сюзерена, заговорили и карабины дружинников, которые выстроившись в две шеренги, так и не слезая с коней, начали расстреливать наступающих орков. Надо признать, что будь здесь солдаты из мира, к которому принадлежал Андрей, то скорее всего такого эффекта достигнуто не было бы, но здесь были настоящие профессионалы, которые весьма серьезно подходили к изучению оружия и наиболее эффективному его использованию. Так что до позиций людей не добрался ни один из орокв, все они были расстреляны еще на подходе, а до людей, если и доскакали, то только лошади, без седоков.

Фланг орков открыт для конной атаки. Но это опять таки не входило в планы Андрея. Или вернее в него входила не совсем та конная атака, к которой привыкли в этом мире. Задача коней состояла только в том, чтобы как можно быстрее доставить стрелков к их новой позиции, но никак ни в том, чтобы врубаться в строй пехоты. Во всяком случае, пока.

Наконец командующий орочьим войском понял, что битва проиграна. Над долиной разнесся сигнал трубы к отступлению. Услышав его, Андрей злорадно ухмыльнулся. Поздно. Слишком поздно.

Выдвинувшиеся вместе с конным отрядом тачанки со стрелками ПТР, быстро развернулись на дистанции действительного огня, как бы это ни несуразно звучало для пневматики, предоставляя возможность стрелкам заняться своим делом. Едва тачанки прекратили качаться на рессорах, стрелки прильнули к окулярам прицелов, ловя в них командование орков, а затем послышались басовитые хлопки ружей, переростков.

Командир пикты, гебер, прошедший ни одну кампанию и выигравший ни одну схватку, пал одним из первых. Потом стрелки прошлись и по всему его штабу, расстреливая орков с запредельной дистанции. Так что команда к отступлению, была последней командой, отданной общим руководством, так как уже через минуту, от общего руководства пикты не осталось ничего.

Все молча взирали на Всевластного. Сказать, что тот был в ярости, это сильно приуменьшить то состояние, в котором он прибывал. Этот гырхов город ни как не хотел сдаваться. По докладам офицеров на стенах были замечены в большом количестве простолюдины, которые не то, что не имели каких либо доспехов, но и были вооружены кто, чем придется. На воинов урукхай набрасывались с самыми обычными вилами, цепами и даже кухонными ножами. Мало того, при отбитии последнего штурма на стенах были замечены даже женщины и дети. В ход шло все, от стрел, клинков, до обычных дубинок. Это было невероятно, но это было. Люди, слабые людишки, продолжали сопротивляться. Вот уже три недели армия Закурта топчется у стен их самого большого города, но не может сломить сопротивление его защитников.

Правда, сегодня произошло событие, которое наконец, должно было поставить точку в этом противостоянии. Непрестанная работа осадных катапульт, все же принесла свои плоды. Довольно солидный кусок стены рухнул, не выдержав беспрерывного обстрела. Сейчас катапульты расширяли пролом и сметали те укрепления, которые люди пытались возводить на месте пролома. Все понимали тщетность этих попыток. С рассветом участь города будет решена.

И вот когда настроение Всевластного должно было улучшиться, до них дошла эта весть. Не иначе, как Великий Гарун отвернулся от своих детей.

Сегодня прибыл гонец от командира гарнизона одного из захваченных замков, который сообщил, что пятнадцатая пикта, прекратила свое существование, практически полностью уничтоженная войском людей. Около трех с половиной тысяч урукхай, пикта понесла сильные потери в прошлых сражениях, это не вся армия Закурта и предполагать, что можно выиграть войну, не проиграв ни одного боя, было бы глупостью. Но то, что показал офицер, участвовавший в том сражении и прибывший вместе с гонцом, привело Всевластного в бешенство.

— Почему Гурх решил атаковать превосходящего противника, а не встретил его за стенами лагеря? — Задумчиво поинтересовался Гирдган у офицера.

— Но людей не было больше чем нас, Всевластный, — не нашел в себе храбрости обманывать Гирдгана, Грун.

— И тем не менее целая пикта не сумела противостоять им? Целая пикта оказалась настолько слаба, что от нее ничего не осталось? Рассказывай все. Все с самого начала.

Вот после рассказа молодого цербена, Всевластный и впал в ярость. Нет, он не метался по палатке и не крушил мебель, он продолжал сидеть на своем месте, но его лицо приобрело бледно розовый оттенок, а губы и без того тонкие, просто исчезли, превратившись в две тонкие линии, сильно обнажая клыки.

— По всему получается, что на арене появился этот самый злосчастный барон Кроусмарш. — Наконец хрипло проговорил он. Ну и что ты скажешь теперь, Галах?

Гебер, командир двенадцатой пикты, высказывавшийся за то, чтобы захватить верховных жрецов людей и лично осуществивший это, выступил вперед. Он прямо посмотрел в глаза Всевластного. У него не было иного выхода, кроме как продолжать отстаивать свое мнение и убедить всех в том, что решение не было ошибочным, иначе на его карьере можно ставить крест.

— Всевластный, я уверен, что этот человек, все равно появился бы на арене. Он не глуп и понимает, что покончив с остальными, мы придем и за ним. Его стремление избавиться от верховных жрецов направлено на будущую выгоду, но не на сегодняшнюю. Я много беседовал с пленными и мне удалось выяснить, что незадолго до нашего вторжения, верховные жрецы объявили его врагом рода человеческого и объявили, как это у них называется, крестовый поход, они должны были его уничтожить. Но когда на арене появились мы, то жрецы решили, что мы опаснее его. Между ними была достигнута какая-то договоренность и войско ушло навстречу нам. Ему даже предлагали присоединиться к общему войску, но он из опасений отказался. Так что сейчас жрецы для него не представляют опасности, она появится позже. А вот мы достигли этим определенного успеха. Как следует из допросов последних пленных, захваченных нашими союзниками, люди уже переругались и их вновь формирующаяся армия, уже распалась на три части, по количеству государств. Более того, из-за того, что правитель этих земель погиб в сражении, в стане тех, кто называет себя англичанами, начались интриги и заговоры.

— Неужели, кто-то еще хочет править этой страной?

— Мы захватили только две провинции, да и то не полностью, их столица все еще держится и это вселяет в людей надежду. Конечно чушь, но кто сказал, что люди отличаются большим умом.

— Многие утверждали, что воины людей ни на что не годны, но они разубедились в этом, когда люди перебили всех урукхай на арене и еще больше под стенами их городов. Не спеши клеймить их в глупости. Дураки не создают такое оружие. Но ты прав, захват верховных жрецов не был ошибкой. Теперь, когда они разобщены, нам будет легче, намного легче. Удалось установить, где находятся земли этого барона?

— Они находятся на территории, которую мы планируем захватить в этой кампании, на берегу Великой реки.

— Значит, ничего менять не станем. Пусть все идет, как идет. Вот только когда мы наконец осадим столицу провинции, пять пикт, под твоим командованием Ганн последуют в этот, как его…

— Кроусмарш.

— Именно. Галах, раз уж ты начал, то продолжай. Собери как можно больше сведений об этом бароне и его землях. Ганн, я могу наконец рассчитывать на то, что завтра этот проклятый город падет.

— Еще до обеда, Всевластный, — поспешил заверить своего повелителя командир первой пикты и по совместительству помощник командующего, то есть, Всевластного.

— Смотри, мне хотелось бы пообедать вовремя.

— Так и будет, — уверенно заявил гебер.

— Галах, немедленно отправляйся в замок, где содержат верховных жрецов людей. Можешь пытать, можешь улещивать их, но раздобудь как можно больше сведений об этом бароне.

— Но завтра…

— Твой заместитель вполне управится с твоей пиктой, в конце концов, даже последнему идиоту понятно, что завтра город падет.

— Они могут оказаться очень упрямыми.

— Не беда, если парочка скончается в муках, на глазах других, может это сделает их куда более сговорчивыми. Но не увлекайся, они еще могут мне пригодиться. Было бы совсем не плохо, если бы ты сумел кого ни будь из них склонить к сотрудничеству с нами и чем больше, тем лучше. Если нам покорятся их верховные жрецы, то это внесет еще больший раздор среди людей, а это нам только наруку. Эти людишки оказались очень непредсказуемыми. Уже сейчас мы умудрились потерять восьмую часть армии, неслыханные потери.

ГЛАВА 8

Повсюду слышались звон клинков, глухие удары по щитам, лязг доспехов, крики, хрипы, стон. Все это Глок слышал уже не раз и раньше, потому что это была его жизнь, большая часть его жизни, с тех пор как он, еще юный урукхай, впервые попал в армию, это были звуки яростного сражения, и он это сражение проигрывал. Проигрывал мелким людишкам, которые осмелились напасть на крепость, которую люди почему-то называли замком, находившуюся под его охраной. Отправляясь сюда, он уже был, неслыханное дело, ратоном, редко кто из не благородных поднимается до такого звания и не имеет значения, что численность его турбы едва дотягивается до двух церб, факт остается фактом. И вот, выходит, что быть ему ратоном осталось совсем немного. Остатки его солдат яростно сопротивляются, используя каждое помещение, каждую лестницу, чтобы, нет, не победить, всем уже понятно, что бой за замок проигран, но подороже продать свои жизни.

Как это могло случиться? Откуда могли появиться эти людишки? Еще совсем недавно ничто не указывало на то, что здесь произойдет эта трагедия.

Люди в странных одеждах, которые были способны скрыть их, так что ночью пройди от них в трех шагах ничего не заметишь, появились словно из под земли и весьма сноровисто перебили солдат у подъемного механизма, а потом послышался приглушенный топот копыт, который неуклонно приближался к открытым настежь воротам.

Глок попытался было перебить какой-то жалкий десяток людей и закрыть ворота, чтобы предотвратить проникновение в замок основных сил противника, но те забаррикадировались в надвратной башне и яростно отстреливались из какого-то непонятного оружия, о котором он что-то слышал, что-то невероятное о его скорострельности и убойной силе и вот теперь, это оружие убивало его солдат.

Потом в крепость ворвались всадники и все они были вооружены этим оружием, выкашивавшим его солдат, словно серп крестьянина, злаки на полях. Сейчас они действовали тройками, двое обычных воинов, двигались впереди и вступали в единоборство с урукхай, а один, вооруженный этим самым оружием, только уж больно маленьким, улучив момент стрелял из него раня или убивая противостоящих первым двоим.

Сейчас уже практически весь замок был в руках противника, возможно в каких-то помещениях его солдаты еще и продолжали держаться, но об этом он мог только догадываться. Он и примерно три десятка солдат удерживали подступы к подземелью, впрочем изначально не планировал этого, просто этот вход располагался во дворе казармы, не большую часть которого они сейчас пока еще контролировали.

— Ратон.

— Да, гебер.

— У нас есть надежда, на то, что мы сумеем отбиться?

— Нет. Только подороже продать свои жизни.

— Сигнал подать успели?

— Да. Но, судя по всему, помощь не успеет. Слишком все неожиданно. Не знаю как им это удалось, но они сумели как-то проникнуть в крепость.

— Задержите их настолько, насколько возможно. Охраняйте вход в подземелье. Они пришли за пленниками.

— Я все понял. Вам нужны помощники?

— В подземелье есть три солдата, этого достаточно. — Галах стиснув зубы ринулся по лестнице вниз. Похоже, его карьере пришел конец. Да что карьера, гырх с ней, скоро он лишится самой жизни, но перед смертью он должен до конца выполнить свой долг. Все высшие жрецы должны отправиться на встречу со своим богом, он все еще был убежден, что отсутствие этих жрецов положительно скажется на завоевании этих земель, да и в последствии вера людей не пригодится им, рабы они и есть рабы.

Внутренне он восхищался этими людьми и не находил себе места от охватывавшей его ярости. Ни улещивания, ни пытки не подвигли этих дикарей к сотрудничеству, ни на один вопрос он не получил от них ответа. Истекая кровью, корчась в муках, жутко крича от нестерпимой боли, они не сдавались и всякий раз, когда их уста могли произнести хоть слово, они молились. Галах успел не плохо выучить их язык, причем он, хотя и с трудом, мог понять и еще два языка, которые использовали люди, но как видно они использовали еще какой-то не ведомый урукхай. Возможно, они и выкладывали какие-то сведения, но только он не понимал ни слова. Впрочем, в этом он сомневался. Потому что их глаза говорили об обратном. В них не было ни смирения, ни мольбы о пощаде, в них была только боль, ненависть и фанатичная вера.

Несмотря на то, что он не понимал ни слова, глядя на них он не сомневался в том, что они не молят о себе и своей доле. Если они и просили своего бога о чем, то скорее всего для своего народа, или о каре для тех, кто пришел, чтобы поработить их.

Фанатики. Самая неблагодарная категория из всех, какие вообще существуют, они без раздумий шли на смерть и плевать в какой форме она представала перед ними, от подобных типов добиться чего либо было невозможно. Но возможно ли, что все они фанатики? Могут ли среди высших жрецов, быть сплошь одни фанатики? Это невозможно. Ведь всем известно, что в жрецы идут не только и не столько глубоко верующие, как раз тех, кто сомневается в верности слепого поклонения божествам, среди них чуть не большая часть, но служение богам дает кое-какие привилегии и власть над толпой. Многие не добившись больших успехов на политическом поприще, идут по пути служения богам, чтобы хотя бы так реализовать свои амбиции. Однако, у людей, судя по всему, было иначе. По другому это объяснить было невозможно.

Нет, этих людей выпускать нельзя. Нельзя допустить чтобы хоть один из них оказался на свободе. Люди очень храбро сражались, да что там, если бы не глупость их командующего и не прозорливый ум Гирдгана, который сумел предугадать направление главного удара и сосредоточить всю артиллерию там где нужно, еще неизвестно, чем бы закончилась та битва, у неприметной речушки. Эти людишки оказались очень крепки духом, а те что томились в темном подземелье, по сути являлись раствором, скрепляющим крепость этого духа и объединяющим людей в одно целое. Нет, допустить чтобы они спаслись он не мог.

Подземелье встретило его затхлым тяжелым воздухом, наполненным запахами испражнений, паленого мяса, крови, сырыми стенами, и полумраком, темнота стояла настолько плотная, что воткнутые в держатели факелы едва могли ее разогнать своим колеблющимся светом. Странное дело, они и люди очень похожи и в тоже время сильно отличаются, а вот подземелья, похоже одинаковы везде. Нет, архитектура немного отличается, но дух и атмосфера, такие же.

Когда он вошел в коридор, где в два ряда, по обеим сторонам, тянулись тяжелые двери из крепкого дерева, за которыми томились узники, его встретили три воина урукхай. Впереди стояли два воина, так как коридор не позволял встать троим, вернее это было возможно, но сражаться в таком положении было нереально, третий стоял сразу за ними, они были готовы вступить в схватку. Солдаты были вооружены только мечами и кинжалами, в подземелье не больно-то и развернешься, чтобы тащить сюда еще и щиты с копьями и дротиками.

Увидев, что к ним спустился гебер, солдаты убрали оружие и вытянулись, ожидая команды. Галах не заставил себя долго ждать, время было дорого.

— Крепость нам не удержать. Глок задержит их, а нам нужно покончить с пленниками. Ты, — он указал на одного из солдат, — со мной, идем по левому ряду и вырезаем всех пленных. Вы двое, по правому.

Быстро покончив с этим они поднялись наверх, во двор. Умирать в мрачном подземелье не было ни какого желания. Люди уже были здесь и схватка шла во всю. Ратон, трезво оценивая свои шансы и понимая, что его и его солдат просто расстреляют на расстоянии, решил возвести баррикады из того, что было под рукой, поэтому люди, ограниченные во времени, были вынуждены идти в атаку, стрелки конечно их прикрывали, но точку в этом противостоянии должна была поставить именно рукопашная.

Галах зарычал и кинулся было на людей, которые уже преодолели барикаду, когда почувствовал, что что-то сильно толкнуло его в грудь. Боль была нестерпимой, ноги сами собой начали подгибаться, но он нашел в себе силы, чтобы сделать еще два шага, навстречу врагу, но силы его оставили и он повалился на каменные плиты, которыми был покрыт двор.

Все прошло просто замечательно. Андрей сам не верил в то, что все так удачно сложилось. Жан, со своими егерями, рыскавший буквально под носом у орков, сумел обнаружить замок в котором держали плененных священников. Была одна трудность, вернее она была далеко не одна, но она была основной, от замка, до основной армии, которая наконец овладев Лондоном, сейчас занималась его разграблением, было не более пяти миль. Так что, если он хотел захватить замок и спасти высшую церковную иерархию, он должен был помнить о том, что армия поблизости, а значит действовать нужно было быстро. Поэтому в этот поход он взял только дружину, так как ему нужна была мобильность.

Первоначально предполагалось, что дружинники подкрадутся к замку и пара десятков из них попытается тихо взобраться на его стены, после чего откроют ворота, опустят подъемный мост и забаррикадируется в надвратной башне, не давая оркам закрыть ворота. Основной отряд, обмотав копыта лошадей шкурами, стараясь как можно меньше шуметь, приблизится на максимально возможное расстояние, а после сигнала, ворвется в замок. Авантюра чистой воды, но затягивать с взятием замка они не могли, находившаяся неподалеку армия орков не способствовала каким-либо задержкам.

Но им опять повезло. Прослышав о победе барона Кроусмаш, многие рыцари потянулись к нему. В основном это были те, кто потеряли свои дома, в которых сейчас хозяйничали орки, жаждавшие вступить с ними в схватку. Их не устраивало то, что вновь формируемая армия, находилась в Йорке, готовясь к предстоящим сражениям, но они-то жаждали действий, а ополчение барона действовало и било орокв. Они предвкушали уже следующее сражение, но узнав, что барон не собирается очертя голову бросаться в новую схватку, практически все покинули его, вновь вернувшись к маркграфу, с Андреем осталась лишь малая их часть.

В этом бестолковом метании был один положительный момент, среди мечущихся баронов и графов был и барон Брайт, владелец того самого замка, в котором сейчас содержали пленников. Узнав о том, что сэр Андрэ намеривается захватить его замок, барон вначале воспылал желанием присоединиться к его дружине, стремясь участвовать в освобождении от захватчиков, своего родового гнезда, но узнав о том, что барон не намерен удерживать замок и мало того, в деле будет участвовать только малая часть его войска, барон Брайт скис и потерял интерес к этой авантюре, не вдохновляло его и намерение сэра Андрэ, спасти высшее духовенство. Однако помочь он все же смог. Он рассказал о подземном ходе, в который можно было попасть из заросшего деревьями оврага, в полумиле от замка и который выходил в колодец, во дворе замка, неподалеку от надвратной башни.

— Если вам это поможет, то можете его использовать. Только прошу вас, не разрушайте замок, я намеренно на сделал это, так как уверен, что орков мы все же прогоним. Мне хотелось бы, чтобы замок пострадал как можно меньше.

— Разумно ли оставлять в руках противника столь хорошо укрепленный замок в руках орков? Потом придется заплатить слишком дорогую цену, чтобы выбить их оттуда. Я понимаю, почему вы оставили замок нетронутым, подземный ход потом помог бы без труда отбить его. Но после нашего рейда орки непременно обнаружат подземный ход.

— Я удивился бы, если бы это было бы не так. Разумеется они его обнаружат и разрушат. Но кто сказал, что он единственный. Не разрушайте замок. Когда придет время мы найдем еще одну лазейку во внутрь.

— Хорошо.

Вот так и вышло, что егеря Жана появились в замке Брайт, в буквальном смысле из под земли. Несмотря на то, что времени в распоряжении Андрея было не так много, благодаря детальной схеме замка, сделанной со слов барона, операцию удалось разработать детально и подробно. Вся операция заняла не больше двадцати минут, но орки все же сумели уничтожить пленников. В живых оставался только один и по странному стечению обстоятельств это был архиепископ Игнатий, вернее Папа Игнатий 2.

В суровое время, Синод принял решение избрать в качестве Папы того, кто всю свою жизнь положил на борьбу с еретиками и слугами сатаны, ибо кто как не он должен был лучше подойти для борьбы со слугами нечистого, заполонившими Царство Небесное. К чести Игнатия нужно заметить, что он всячески отказывался от избрания, но вовсе не потому что боялся ответственности, в это неспокойное время, а потому что осознавал, что паства не столь воодушевленно воспримет избрание на столь высокий пост, инквизитора. К инквизиции, несмотря на набожность людей, отношение было весьма неоднозначным и даже несколько враждебным. Но решение было принято практически единогласно, а потому ему ничего не оставалось, как принять волю Синода.

Но вот сделать что-либо на своем посту он не успел. Буквально после избрания, в подземельях монастыря внезапно появились орки, которые быстро заполонили его и вырезали весь гарнизон.

Оркам не было известно о том, что он является главой Церкви, так как он еще не успел облачиться в папские одеяния, а пытаемые епископы ни коим образом не указали на него, им вообще не удалось от них ничего добиться. Сначала на его глазах, как и на глазах других, пытали их соратников, потом подошел и его черед, оказаться в руках заплечных дел мастеров, впрочем, их роль выполняли обычные солдаты. Как и остальные, единственное, что он себе позволил, это молитвы, когда его разум не был затуманен нестерпимой болью.

Так уж вышло, что про него попросту забыли, оставив истерзанного священника в пыточной, располагавшейся в весьма просторной комнате, за одной из дверей, того самого коридора. Сквозь затуманенное болью сознание он слышал как орки убивали высшее духовенство и плакал, он оплакивал не свою судьбу, он готов был принять смерть, он оплакивал судьбу своих соратников и готовился сам принять смерть. Но судьба его была иной.

Видя то как стойко солдаты обороняют вход в подземелье, Андрей внутри возликовал, так как понял, что его опасениям не суждено сбыться, орки не выпустят никого из пленников. Бросая людей в атаку, он уже знал, что в эти мгновения орки убивают церковников. Нет он не был кровожадным, но ситуация так сложилась, что либо он их, либо они его. Он конечно предпочел бы дать оркам побольше времени, чтобы они успели сделать свое грязное дело, но не мог позволить себе подобной роскоши, чтобы не возбудить подозрения, а потому он рвался в бой и торопил своих людей, мысленно молясь, чтобы орки все же оказались достаточно расторопными. Новак понял, что он победил, когда заметил как из подземелья выбежали четыре орка, один из которых был старшим офицером.

Андрей намеренно не спускался в подземелье сам, предоставив эту возможность своим людям. Каково же было его удивление, когда среди десятков тел, извлеченных из подземелья, на свет явился израненный, явно после пыток архиепископ Игнатий, тогда он еще не знал, что ему удалось спасти Папу. Увидев кого именно ему удалось спасти, Андрей заскрежетал зубами. Все напрасно. Сотни жизней, раскол среди людей и все это напрасно. Он уже устал от груза ответственности, каждый день гибли или угонялись в рабство сотни людей и каждая жизнь, каждая незавидная судьба, ложилась на его плечи неподъемным грузом. Сколько еще людей должно погибнуть, чтобы он мог купить себе безопасность и мог жить без оглядки. Он уже хотел выпустить наружу эпидемию и наконец покончить с вторжением, когда вдруг осознал, что по сути ничего не изменилось, потому что Игнатий один стоил всего Синода.

Идиот. Ну что мешало тебе самому спуститься в подземелье, ну дорезал бы ты его, и всего делов-то. И что делать теперь? А может все же не выживет? Вон ведь как его отделали. Ну, сдохнет он, а тебе-то что с того? Никто не поверит, что это не твоих рук дело и плевать, что его долго и с пристрастием пытали орки, к тебе-то он попал еще живым. Черт! Черт! Черт! А может я слишком много о себе возомнил и Господь решил указать мне свое место? Все имеет свою цену, похоже ты все же решил взять слишком дорогую цену, за свою никчемную жизнь. Сколько еще должно погибнуть людей? Все. Хватит смертей. Устал. Ведь кроме суда человеческого, совести, есть еще и Божий суд. Что я скажу там?

Как ни странно, но Андрей в душе уже давно был человеком верующим и хотя он считал себя православным, относиться к этим людям как к еретикам он не мог. Да по своему, но эти люди искренне и глубоко веровали, кто он чтобы указывать им каким путем нужно идти к Господу, тем паче, что не знал ни канонов православия, ни различий в верованиях, знал только то, что они крестятся по разному, а остальным попросту никогда не интересовался. Там, в прошлой жизни, он как-то обходился без Бога, хотя и был крещенным, но в церкви гостем был не частым. Вера в Господа, по настоящему к нему пришла только здесь, в окружении этих людей. Так что он ничуть ни кривил душой, когда опасался высшего суда. Перед кем кривить-то, перед собой? А смысл?

— Милорд, все убиты. В живых остался только Папа. Мы нашли его в пыточной, наверное, впопыхах о нем просто позабыли.

— Кого спасли!? — Сдержать удивительного возгласа он не смог.

— Папу Игнатия 2, милорд. — Недоумевающее глядя на Андрея, повторил Джеф.

— А откуда ты знаешь, что он Папа?

Джеф вновь удивленно воззрился на Андрея, а потом кивнув своим мыслям, видимо что-то для себя решив, начал объяснять.

— Видимо вы просто слишком увлеклись подготовкой войска и последующими событиями, а потому не в курсе.

— Ты толком объяснить можешь? У нас слишком мало времени.

— Когда орки захватили монастырь, то не стали ничего жечь и грабить, монастырь то глубоко на наших землях был, а дым от пожарища мог привлечь внимание. Так что там все хотя и было перевернуто вверх дном, но все документы сохранились. Там были и записи по Синоду и решение к которому пришли епископы. Так вот, они успели избрать Папу. Игнатия 2.

— Понятно.

Нет, Андрею не было ничего понятно. Он понял только одно, если он не довезет до Йорка этого человека живым, то ему конец.

— Значит так, все трупы забираем с собой. Папу, упаковывайте как хотите, но только чтобы он дожил до Йорка. Жан!

— Я здесь, милорд.

— Пятерых егерей в Кроусмарш. Пусть загонят коней, пусть бегут впереди них, но в самое ближайшее время бабка Ария должна быть в Йорке. Если сложится так, что они прибудут туда, а нас там не будет, пусть выдвигаются к нашему лагерю, его мы ни как не минуем и если не доберемся до него, то там будет человек, который укажет путь к нам. Все. Выполняй.

— Да, милорд.

— Стой.

— Милорд?

— Отправляйся вместе с ними. Доставишь десяток горшочков. Ну, ты понял.

— Да, милорд. — Серьезно и с явным облегчением кивнул командир егерей.

— Кто вместо тебя?

— Билли.

— Справится?

— Он только сложением неказист. Справится. — Теперь уже улыбнувшись, уверенно проговорил Жан.

Всю дорогу, Андрей истово молился, чтобы новоиспеченный Папа выжил. Уж лучше иметь живого врага, чем его мученический ареол. В конце-концов, с Игнатием можно было как-то поторговаться, так как его недалекое прошлое все же было не безоблачным, было у этого праведного хранителя и поборника веры, парочка темных пятен, которые Андрей мог использовать в качестве торга, а с кем прикажете торговаться, если он преставится. Живой Папа Игнатий 2, это было совсем не одно и тоже, что архиепископ Игнатий.

Оно конечно, Папа неподсуден и по большому счету, плевать он хотел на то, что о нем расскажут, даже если они представят неопровержимые доказательства и свидетелей, чего Андрей не мог никак сделать, так как единственный свидетель это аббат Адам, который в свое время был объявлен еретиком, ну какой это свидетель. Нет, привлечь к ответу Игнатия 2 было ни под силу никому, но вот посеять сомнения в непогрешимости Папы в умах паствы, это было вполне реально, а это весьма ощутимый удар по авторитету. При таком раскладе, церковь уже не могла бы манипулировать с такой легкостью своей паствой и предание анафеме в таких условиях уже не могли повлечь за собой тех последствий, что раньше.

Впрочем, безраздельной власти церкви, после этой войны и так придет конец. Уже сейчас по городам и селам бродили подчиненные Адама и то там, то сям бросали зерна сомнений, в умы людей, мол, священники уже давно знали о том, что орки имеют древние государства, но скрывали это от людей, так как жажда всеобъемлющей власти, застила им глаза. Были разговоры и о разных повадках орков. В общем, Андрей продолжал ту работу, которую некогда начал сам Игнатий 2, но теперь все должно было пройти куда легче, ведь высшая иерархия была уничтожена под корень, Папе надлежало продвигать других людей на высшие посты. Правда было одно 'но', захочет ли сам Папа подобных перемен.

Едва они выступили в путь, как раненный впал в забытье. Ему на глазах становилось хуже. Андрей прекрасно понимал, что самое лучшее, это остановиться и обеспечить покой раненному. Но как это сделать? Орки успели подать сигнал и сейчас за ними наверняка началась погоня. Если они остановятся, то неминуемо попадут в руки врага, но и двигаться быстро они не могли.

Уже через несколько часов их начала настигать степняки, но от них удалось отбиться, выставив сильный заслон, пока малая часть с телами и раненным, продолжала свой путь. Потеряв многих убитыми и раненными, орки отступили, но всем было понятно, что этим дело не закончится.

В конце концов, Андрей пришел к выводу, что таким образом от погони не оторваться, необходимо было разделиться. Разумеется был шанс оторваться, но за это нужно было заплатить слишком большую цену, цену которую Андрей больше платить не хотел.

— Джеф, так нам не уйти. Поэтому слушай меня внимательно. Возьмешь два десятка егерей, Папу и будешь уходить по другому пути. Егеря сумеют спрятать следы не большого отряда. Мы постараемся отвлечь погоню на себя. Извернись как хочешь. Вывернись наизнанку, но Папа должен выжить. Как только поймешь, что дальше двигаться не сможешь, останавливайся и шли гонца в лагерь, туда должны будут привезти лекарку.

— Все понимаю, милорд. Все сделаю.

Андрей внимательно осмотрел своих людей, каждому из них было понятно, что за ними начнется самая настоящая охота. Каждому было понятно, что сейчас начнется погоня со смертью, но ни у кого Андрей не увидел и тени осуждения и от этого ему стало не по себе. Эти люди были готовы к смерти и как же цинично он их всех использовал. Его успокаивало только одно. Он, тот кто отдавал приказы, сейчас разделял их судьбу. Он бросил последний взгляд на арьергард отряда Джефа, который уже скрывался в лесу, все жребий брошен.

Весь дальнейший путь, для Джефа прошел без особых проблем. Без проблем со стороны орков. Но каждый раз когда он оказывался рядом с носилками, подвешенными между двумя лошадьми, ему становилось не по себе. Игнатий 2 так и не приходил в себя, но даже в таком состоянии невооруженным глазом было видно, что его самочувствие ухудшается с каждым часом.

Наконец, через двое суток они оказались на небольшой ферме, окруженной лесом, к которой вела едва заметная дорога, скорее даже не дорога, а направление движения, в сплошных зарослях лиственного леса, с густым подлеском.

Бросив взгляд на изможденное лицо Папы, Джеф понял, что дальнейший путь невозможен. Вид Игнатия в настоящий момент как нельзя более точно соответствовал поговорке: 'Краше, в гроб кладут'.

Еще сутки они прождали, пока вернется посыльный, высланный в лагерь ополченцев из Кроусмарша. Но как бы то ни было, по истечении этих суток на ферме появилась бабка Ария, в сопровождении барона и еще двух десятков егерей, под предводительством Жана.

Пока лекарка занималась раненным, Жан поведал Джефу о том, что приключилось с основным отрядом. Сэр Андрэ, обремененный ранеными и погибшими не смог оторваться от погони, но и повторить то, что в свое время сделал в степи он не смог тоже. Был момент, когда Рон напомнил барону о том происшествии и намекнул, что ситуация сейчас весьма схожа. Но второй раз он встать на этот путь не захотел.

Свернув с кратчайшего пути, он организовал засаду и устроил оркам настоящую кровавую баню. Благо основная часть погони состояла из степняков, привычных к маневренной войне в степи, они не считали отступление чем-то из ряда вон выходящим. Попытка обойти засевших на крепкой позиции людей, привела к тому, что они были вынуждены разделить силы, чем и воспользовался сэр Андрэ, атаковав оставшихся перед ним орков. Те, превосходя их по численности в три раза, не ожидали подобной подляны, от людей. В общем, как бы то ни было, та безумная атака, хотя и стоила больших потерь, оркам обошлась куда дороже.

Еще дважды люди устраивали засады, а однажды вновь атаковали, один из отрядов, оторвавшийся от основных сил. Барону удалось вывести все тела и священников и своих павших, а так же спасти всех раненных. Обратись он в бегство, избавившись от тел и раненных и потерь можно было избежать, но он поступил иначе, да были еще потери, но на взгляд Джефа, сэр Андрэ поступил правильно. Нельзя бросать своих, если есть хотя бы один шанс не делать этого. Слушая о похождениях своего сюзерена и друга, сэр Джеф восполнился гордостью за него.

К вечеру уставшая и осунувшаяся лекарка, а что вы хотите, не в ее возрасте скакать на лошадях сутки напролет, словно молодая, сообщила, что состояние больного тяжелое, но стабильное, что не могло не радовать Андрея, который теперь столь же страстно желал, чтобы он выжил, как несколько дней назад, чтобы оказался мертв. Папа Игнатий 2 замер в подобии равновесия и теперь оставалось только ждать, в какую сторону качнутся весы.

Утром, Андрей наконец облегченно вздохнул. Бабка Ария сообщила, что больной выживет. Что она делала? Какими именно методами лечила больного? Все это для Андрея было тайной за семью печатями, но факт оставался фактом, раненный пошел на поправку, медленно, но все же это были изменения в лучшую сторону. Зная характер старухи, он был уверен, что ее словам можно верить, так как пустых обещаний она никогда не давала.

— Ты вот что, господин барон, он кличет тебя. Оно конечно, разговоры разговаривать ему не пристало, да только сдается мне, что лучше поговорить, потому как, если он не поговорит, то боюсь как бы хуже не вышло.

— Хорошо, я поговорю с ним. — Тяжко вздохнув, согласился Андрей.

— Вот только не долго и постарайтесь, чтобы он не нервничал. Оно конечно ему получше, но это дело такое…

— Я все понял, бабушка.

— Умеешь ты, господин барон, в душу влезть. — По старушечьи улыбнулась лекарка и подтолкнула его к двери.

Игнатий выглядел все еще плохо, но по меньшей мере исчезла мертвенная бледность и на него стало не так страшно смотреть. Подойдя к больному, который лежал на длинной широкой лавке, покрытой овечьими шкурами, он остановился, ожидая когда раненый откроет глаза. Наконец его веки дрогнули и затуманенный взор постепенно приобрел четкость и остановился на нем.

— Барон, — устало, скорее выдохнул, чем сказал Папа.

— Да, Ваше Святейшество.

— Тот орк, что пытал меня, сказал, что это вы направили их на монастырь. Не перебивайте. Я знаю, что это так. Уж слишком орки многое знали и в монастырь проникли через подземный ход. Возможно, на вашем месте я поступил бы так же. Но Папа… Это тоже вы? Чтобы собрать нас?

— Нет, Ваше Святейшество. К смети Папы, ни я ни мои люди не имеем ни какого касательства. — Ложь легко слетела с его уст. Он вообще за последние годы сильно поднаторел в лицемерии.

— Но, это вы?

— Конечно, я. Это я, узнав о нападении на монастырь имея всего лишь чуть больше двухсот воинов бросился вдогонку полной тысяче. Это я, со своей дружиной напал на замок в котором вас содержали, чтобы спасти синод. Да, это все я. — Андрей лгал легко и самозабвенно, почему-то вспомнились слова из 'двенадцати стульев': 'и тут Остапа понесло' и Андрей продолжил. — Не смотрите на меня так, Ваше Святейшество. Орки могли узнать и о синоде и о подземном ходе, от множества пленных, которых как стадо сгоняют в лагерь у Лондона, в плен попадают многие, не только крестьяне.

— Но зачем? — Папа был, мягко говоря не в лучшей форме, но как видно ему нужно было знать, иначе он сам себя извел бы и Андрей, который хотел было закругляться, памятуя о словах бабки Арии, продолжил.

— Возможно, потому что не только вы сумели оценить моих воинов, сумел сделать это и император орков. Вам наверное не известно, но еще до вашего пленения, я и мои дружинники, неожиданными ударами уничтожили больше тысячи орков, как степняков, так и имперцев. Несколько дней назад моя дружина и ополчение Кроусмарша напали на отряд орков численностью почти в четыре тысячи и практически все они были перебиты. Насколько мне известно, орки потеряли куда меньше, в известном вам сражении. Так может причина в этом?

— Но зачем говорить нам?

— Откуда я знаю, — не скрывая раздражения огрызнулся Андрей. — Вы можете знать, о чем они думают? Я, нет. Зачем они взяли всех вас в плен? К чему это? Раньше они всегда убивали священников, продолжают это делать и сейчас, но вас почему-то пленили. Может они планировали заставить вас служить им. Не надо на меня так смотреть. Вы долгие годы были инквизитором и прошли весь путь, снизу до верху, кому как не вам знать всю подлую природу человека. Может хотели, чтобы вы вышли на свободу и сообщили всем, что это я повинен в гибели синода. А что, великолепная возможность. Даже если люди тут же не бросятся меня уничтожать, то уж присоединиться к войску людей я уже не смогу, и уйти мне будет некуда, кроме как в Кроусмарш. Потом они захватят Кроусмарш, да, они понесут большие потери, но зато получат в свои руки секрет изготовления нового оружия. Как вам такой вариант?

— Орк много спрашивал о вас. — Задумчиво проговорил Папа.

При этих словах Андрей мысленно вздохнул. Как говорится все в жилу. Он готов был лгать, цепляться за любые нестыковки, он готов был лгать любимой жене, боевым соратникам, всем подряд.

Еще служа в милиции он принял себе за правило поговорку, 'чистосердечное признание это прямая дорога в тюрьму', он всегда помнил об этой поговорке. Служить и защищать и при этом иметь абсолютно чистые руки, товарищи, вам в отдел фантастики. Даже самые честные менты нарушают закон. А как назвать то, что за получение информации, мент может закрыть глаза на совершенное преступление, это ведь прямое укрывательство, но это происходит сплошь и рядом. Или получение показаний не совсем или совсем не законными способами. Есть конечно и те, кто злоупотребляет этим и выбивает показания у невиновных и к сожалению таких не мало, но и честный мент без подобных методов никуда не денется. Конечно, людям всячески пытаются, показать честных и чистых милиционеров, в особенности это было развито в СССР, но на деле все это ерунда. Если с доказухой плохо, а уверенность, что ты прав присутствует и если ты МЕНТ, то ты не остановишься перед банальным мордобитем. Андрею частенько приходилось представать пред ясны очи прокурора, но ни расколоть, ни соблазнить его чистосердечным признанием им его так и не удалось. С чего бы ему признаваться сейчас? Нет. Он будет лгать, лгать и сам верить в свою ложь.

— Значит, в чем-то я оказался прав. — Удовлетворенно кивнув, проговорил Андрей. — Я у орков встал как кость в горле. Приятно, однако.

— Почему?

— Почему я прилагаю все усилия, чтобы спасти вас, того кто явился инициатором похода против меня?

— Да.

— Потому что гибель Синода, повлечет за собой гибель людей, так как они уже сейчас начали грызться, сейчас, когда орки хозяйничают на землях людей. Потому что вы единственный из высшей иерархии, кто согласен со мной. Да, вы возглавили поход против меня, но по большому счету вы на моей стороне, потому что вы тоже за перемены. Не важно, что мы смотрим на эти перемены по разному, главное, что по прежнему уже не будет. А еще, вы мой шанс, на выживание. С вами я имею шанс договориться, с другими нет.

— Аббат Адам?

— Да. Но не только. Просто я знаю, что вы начали то, что и я, только вы пошли иным путем, но все едино пошли против Церкви, против той Церкви, которую мы имеем на сегодняшний день.

— Понимаю.

— Возможно вы и понимаете, да вот только не до конца. Поправляйтесь. Я прошу только об одном, прежде чем вы решите, что я уже выполнил свою роль и мне пора уходить с помоста, обещайте, что выслушаете меня. Я хочу, чтобы при этом присутствовал падре Патрик, вы и я, больше никого. Думаю, что тогда вам станет многое ясным.

Говорить в принципе было больше не о чем, потому Андрей покинул комнату с больным, оставив его на попечение старухи. Он понимал, что разговор не окончен, но теперь у него была надежда, что что-то будет по другому, надежда на то, что после войны у него и его людей все же есть шанс, разрешить сложную ситуацию в свою пользу.

— Жан, скольким ты можешь доверять полностью. — Андрей выразительно посмотрел на командира егерей.

— Десятку. Все они здесь. — Бросив на сюзерена понимающий взгляд, ответил он.

— Хорошо. Остальных оставишь здесь с Джефом, охранять Папу. Бабушка Ария говорит, что трогать его сейчас никак нельзя.

— А мы?

— Ты захватил кувшины?

— Разумеется.

— Пора заняться орками.

— Да, милорд, — Жан только не подпрыгивал от нетерпения.

Орочья армия нашлась довольно легко. Она все еще была у Лондона, но судя по всему уже заканчивалась подготовка к ее выступлению. Рядом с военным лагерем появился дополнительный, в котором размещали пленников. Было заметно, что к рабам у орков отношение особенное, как ни как товар был не из дешевых. Сам Лондон уже был разграблен, добыча описана, упакована и размещена в хранилищах. На стенах были видны солдаты, новый гарнизон, некогда человеческого города. В общем, картина представшая перед диверсантами была удручающей.

Но основное внимание людей привлекла все же не сама армия. Нужно было средство, чтобы зараза распространялась не постепенно, а была подобна взрыву. Андрей не сомневался в том, что уж кто-кто, а имперцы поднаторели в борьбе с эпидемиями. Нет, в том, что им известно лекарство, он сильно сомневался, но в том, что они способны организовать весьма эффективные карантинные мероприятия, он не сомневался ни на минуту. Необходимо было обеспечить максимальное количество зараженных на первом же этапе.

Из показаний пленного офицера, командовавшего разъездом, который они перебили из засады, Андрею стало известно, что Гирдган собирается проследовать дальше и за эту компанию захватить всю территорию между реками Темза и Быстрая, до самой Яны, рассеча таким образом земли людей надвое.

Между армией орков и Йорком, оставался только один город, который отличали большие размеры, по меркам людей разумеется, это был пятнадцати тысячный Плим. Наученный горьким опытом, фанатичного сопротивления людей, Гирдган решил не разделять армию, нет какая-то часть разумеется будет прикрывать фланги, разбираться с замками баронов и графов, какая-то часть, осталась в гарнизонах в уже захваченных землях, но основной кулак, будет сосредоточен у Плима и быстро сломив его, направится на Йорк.

Не маловажными оказались и сведения о том, что как только армия приступит к осаде Йорка, большая армия отправится на захват его вотчины. Гирдган весьма высоко оценил барона Кроусмарш.

Прикидывая варианты так и эдак, Андрей пришел к выводу, что иного выхода он все же не видит. Как ему не было совестно, как не было больно, но по всему выходило, что людям придется пожертвовать еще одним городом. Про себя Андрей поклялся, что это последний город, который он позволит взять оркам.

— Уходим.

— Милорд. — Андрей поражался местным жителям, как они все же могли одно и тоже слово преподносить вкладывая в него совершенно различный смысл. Вот сейчас, например, это милорд, Жан произнес так, что сразу стало понятным, что командир егерей, хочет высказать свое мнение.

— Слушаю тебя.

— Вы хотите подкинуть заразу в Плиме. — Скорее утвердительно, нежели вопросительно проговорил Жан.

— Я не вижу иного выхода. Для того чтобы убить заразу, достаточно применить кипячение или хорошенько прокоптиться на горячем дыму. Сомневаюсь, что оркам не известно это средство.

— Но орки ничего не смогут поделать, когда зараза уже проникает в них.

— Правильно. Вот поэтому и нужно, чтобы заразилось как можно больше солдат, пока болезнь не проявляет себя, потому что потом, когда о заразе станет известно, они смогут справиться с болезнью. При взятии Плима, заразится очень много орков, так что для них это будет настоящим бедствием. Как это сделать здесь, я не знаю.

— Позвольте?

— Если тебе есть что предложить, то говори. Мне совсем не улыбается, чтобы люди продолжали погибать.

— Милорд, мы могли бы взобраться по стенам с разных сторон города и подбросить заразу там. Четырех горшков я думаю хватит. Орки все еще активно бродят по городу. Потом. Вон видите, пасется большое стадо овец, это явно не добыча, а провизия.

В словах егеря был явный резон. Оно конечно, орки не едят сырое мясо, а потому оно хорошенько продезинфицируется, но к поварам попадет уже зараженное мясо, а потом зараза распространится от поваров к солдатам. Если не получится здесь, тогда можно будет попробовать в Плиме, уж там-то оркам будет не до карантинов.

— Дельно. Но если орки сумеют захватить хоть один горшок, то могут все понять.

— Милорд, мы справимся.

Проникнуть в город через стену, да еще и охраняемую солдатами, это не совсем одно и то же, что пройти через ворота, но по счастью это все-таки оказалось куда проще, чем предполагал Жан. Стены хоть и были практически вертикальными, но выщерблин и зазоров в швах кладки, которые можно было использовать как опору, все же хватало. Достигнув половины стены он замер, с одной стороны, как раз над ним проходил орочий солдат, с другой появилась возможность немного передохнуть.

Сейчас Жан практически полностью сливался со стеной, так что даже если на него будут смотреть в упор, то не заметят. Все же одежда введенная бароном очень хорошо маскировала, а его предложение смазывать лицо и руки жиром с сажей, открытые части тела делали так же практически незаметными, правда ладони оставались не смазанными, не хватало только соскользнуть при подъеме, но с другой стороны, он и не собирался показывать оркам свои ладони. На ногах были одеты мягкие орочьи магаки, эту обувь они шили из мягкой, хорошо выделанной кожи, так что они позволяли передвигаться с абсолютной бесшумностью, да и в лазании по скалам или вот по стенам, показали себя с наилучшей стороны, позволяя чувствовать малейшие неовности.

Сэр Андрэ не хотел отпускать Жана, так как не дело командира лично отправляться на подобные задания, но Жан настоял. Проникновение в город было самым сложным в их плане, а потому и отправляться туда должны были лучшие.

Орк прошел дальше и Жан решил так же не терять время. Оставшееся расстояние он преодолел на одном дыхании, но замер не преодолев последний ярд. Нужно было дать охраннику пройти дозором, немного выждать и только потом двигаться дальше. Спешить в данной ситуации было никак нельзя. Он и остальным троим ставя задачу не определял им конкретного времени на выполнение задачи. Жан просто сказал им, что у них есть время до рассвета, а если они не управятся к рассвету, то должны были затаиться в каком нибудь укромном уголке и выждать до следующей ночи и только потом выходить из города.

— Помните парни, если вас обнаружат, то не открывайте горшок, постарайтесь его получше спрятать, а потом как можно дальше убраться от него. И еще. Орки не должны заполучить вас живыми.

— Ты думаешь, что мы заговорим?

— Все начинают говорить, Руп. Рано или поздно, но говорить начинают все. Молчат только мертвые.

— А почему нельзя разбить горшок, ведь это выпустит заразу.

— Ты же знаешь, что внутри. Как только вы откроете горшок, то появится такая вонь, что прошибет слезы. Как считаешь, не насторожит ли это орков? А они не должны знать, что заразу распространяем мы.

Охранник прошел своим обходом. Жан выждал еще с полминуты, а потом сноровисто полез вверх. Перевалившись через стену, он осмотрелся, а затем закрепив веревку за один из зубцов стены, сноровисто спустился в город. Как только его ноги коснулись стены, он сдернул веревку, затем смотал ее и повесив через плечо, скользнул в темноту, находившегося неподалеку переулка. Теперь нужно пробраться к центру, так как богатые кварталы были куда более посещаемы орками.

Всевластный прибывал в приподнятом настроении. Конечно, люди оказались куда более серьезным противником, чем рассчитывал даже он, привыкший никогда не недооценивать врага, но все говорило о том, что несмотря на более большие потери, чем он рассчитывал, за эту кампанию они все же сумеют воплотить задуманное. Потом будет зима, которая как говорят в этих местах куда более суровая, чем привыкли они, но все же это будет перерыв, за это время они сумеют достаточно укрепиться, восполнить потери, а следующей весной продолжить наступление. Вообще он не надеялся покончить с людьми за одну кампанию, война была им спланирована на пять лет, с учетом всех возможных трудностей, так что время было, тем более, что трудности пошли косяком.

К тому же, эти земли и впрямь были весьма богаты. Осматривая поля, которые уже колосились вызревающим урожаем, он пришел к выводу, что продовольствием свою армию он обеспечит с лихвой и даже останется, так что можно будет сделать запасы. Этот момент не мог не радовать, так как планируя эту войну он исходил из того, что все же придется завозить продовольствие из метрополии, но похоже в этом не будет необходимости.

Все говорило о том, что война себя полностью оправдает, а у империи появится новая богатая колония. Найдется не мало охотников поселиться на новых землях, в империи все же стало несколько тесновато. Знать гребла под себя все до чего могла дотянуться, забирая за долги землю у крестьян, сгоняя их и плодя армию нищих и обездоленных. Да что там говорить, даже его армия более чем на половину состояла именно из таких крестьян, в прошлом конечно, но кто сказал, что они не пожелают обосноваться здесь, на уже обжитых и абсолютно пустых землях. Нет, долго эти земли пустовать не будут.

Прибавляло настроения и то, что хотя с разграблением города и приведением армии в порядок было потеряно не мало времени, все же этот период был позади и теперь войска были готовы к выдвижению. Их ждала новая цель. Все приказы были отданы еще вчера.

Всевластный прислушался к тому, что происходило за пределами его палатки, впрочем, палаткой она была постольку, поскольку изготовлена была все же из парусины, а так она была весьма просторной, имела несколько отделений, разделенных все той же парусиной. Так вот за ее пределами был слышен шум, который у Всевластного ни как не ассоциировался с шумом сворачиваемого лагеря. С одной стороны все вроде и так, но с другой, происходящее снаружи каким-то образом напоминало внезапное нападение на лагерь и в то же время сильно отличалось. В общем, он не знал с чем это можно сравнить, пока в его сознании не всплыло слово 'паника'. Но он тут же отбросил эту мысль. Паника и его солдаты, несовместимы. Но эта мысль упорно возвращалась.

Наконец, обуреваемый сомнениями и неизвестностью он хотел уже было вызвать своего помощника, когда полог отлетел в сторону и перед Всевластным предстал сам командир первой пикты, собственной так сказать персоной. Хотя, что должно было случиться, чтобы он мог позволить себе ворваться в палатку своего властителя без доклада, Гирдган не представлял, но это должна была быть очень серьезная причина. Впрочем долго мучаться от неизвестности ему не пришлось.

— Всевластный, беда!

— Спокойно, Ганн. — Но похоже взволновавшее его известие было весьма серьезным, так как он не внял словам Гирдгана.

— Черная Смерть!

А вот теперь настал черед Гирдгана отдаться панике. Однако он сумел удержать в узде обуревавшее его волнение. Теперь ему было понятно, отчего шум за стенками палатки ему напоминал панику, потому что это и была паника. Черная Смерть! Это страшный мор, который очень редко появлялся, но когда он выходил на белый свет, все становилось черным. Гирдган на своей памяти не помнил, чтобы в приделах империи бушевал этот мор, по большей части благодаря его деду, который организовал жесткие карантинные мероприятия на границах империи. В последний раз в Закурте, Черная Смерть, бушевала еще при его деде. Тогда досталось всем государствам, умерло больше половины населения. На десятилетия практически прекратились все войны, так как появилось множество опустевших земель. Но прошли года, население вновь восполнилось, бесхозные земли были прибраны к рукам знатью и все вернулось на круги своя.

И вот этот страшный мор появился в пределах его армии. Необходимо было действовать быстро и четко. Болезнь эта была неизлечима, несмотря на долгие вековые старания лекарей. Можно было только оградиться от нее и попытаться предотвратить ее распространение. В первую очередь это изоляция больных, бывало, что из сотни выживал один. Второе это чадящие дымные костры, способные прокоптить все вокруг, ну и сжигание всего, что не отличалось особой ценностью. От этих мероприятий над городами и селениями поднимались черные столбы дыма, словно все было охвачено огнем пожарищ, дым был настолько густым, что затмевал светило. Именно это и дало название, Черная Смерть, потому что с ее приходом все становилось черным, на деле у зараженных не было ни черных пятен, ни черных язв, язвы конечно были и много, но только они представляли собой гнойники. Но самое главное, это как можно скорее покинуть зараженную местность, если была такая возможность. У армии такая возможность была.

— Спокойно, Ганн. — Уже взяв себя в руки, повторил Гирдган. — Сколько зараженных? В какой пикте проявилась болезнь? Что сделано?

— Всевластный, — все же взяв себя в руки начал докладывать гебер, — болезнь появилась сразу почти во всех пиктах. Количество зараженных уточняется, но их очень много. Предпринять пока ничего не удается, лекари только готовят план мероприятий, мы не рассчитывали столкнуться с болезнью. Видно боги отвернулись от нас.

— Понятно. Немедленно навести порядок. Это в конце концов армия, за малейшую заминку в выполнении приказов казнить на месте. За малейшие паникерские разговоры, казнить на месте, не взирая на звания. Армии сниматься. Будем отходить на юг. Для начала отойдем на один переход, там разобьем лагерь. Те у кого обнаружены признаки болезни двигаются параллельно, в десяти перелетах стрелы. И повторяю. Дисциплина и порядок. И да поможет нам Гарун.

— Как быть с пиктами, прикрывающими нас с севера?

— Отправить гонцов, но в личный контакт не вступать, если там нет заразы, то она пришла из города. Обоим пиктам соединиться и стать общим лагерем и быть готовыми к встрече с противником. Если людей будет слишком много, то открытый бой не принимать.

— Большинство личного состава распределены по замкам.

— Снять гарнизоны, иначе ситуация может повториться, один только Гарун знает сколько подземных ходов понарыто у этих людишек.

— Но тогда пикты не смогут контролировать границу.

— Не имеет значения. Мелкие отряды не так страшны, а армия не проследует дальше, оставив за спиной сильное войско.

— Кто командующий?

— Гебер Банг. Нам нужно несколько дней, всего лишь несколько дней. Болезнь слишком быстро проявляется, так что уже скоро мы будем знать, удалось нам с нею справиться или нет. Сомневаюсь, что люди успеют что либо предпринять, но исключать эту возможность нельзя.

— Всевластный!

Похоже, истерия начала распространяться со скоростью лесного пожара, если уже его адъютант врывается в его покои подобным образом. Гирдган метнул в его сторону испепеляющий взгляд, который говорил только об одном, уж лучше пусть новость окажется действительно очень важной. Под этим взглядом адъютант съежился, но все же нашел в себе силы высказать то, зачем пришел.

— Степняки уходят.

— Как уходят? А что вожди племен?

— Вожди и сами нахлестывают коней. Они убегают и убегают не одной ордой и даже не племенами, а разделившись на роды. Они оставляют даже рабов, чтобы те не сдерживали их.

Если степняки бросают столь дорогую добычу, это означает только одно, напуганы они были не на шутку и среди них, точно нет ни какого порядка. Все, это уже неорганизованная и неуправляемая толпа. Союзников Гирдган лишился окончательно и бесповоротно. Нет, это не означало, что если он решится отступить, то в степи его армия подвергнется нападению, они все же побоятся связываться с войском, которое несет с собой заразу, скорее они расступятся и дадут им беспрепятственно уйти, но и помогать больше не будут.

Впрочем, уходить Гирдган никуда не хотел. Он временно отступит, но не более. Армия не горожане, здесь в конце концов есть дисциплина и с болезнью будет справиться куда легче, а значит и смертность будет меньше.

Андрей наблюдал за тем, что происходит в орочьем лагере и сердце его было полно злобного торжества. Сначала была видна поднявшаяся паника и суматоха, потом он наблюдал, как нахлестывая коней степняки ринулись прочь от города и хотя они разделились на множество не больших групп, направление у них было одно. Они возвращались в степь. Потом запылал город. Одновременно орки начали покидать лагерь, причем весьма значительная группа двинулась значительно в сторону. Вдоль дороги с обеих сторон и на большом расстоянии были разложены чадящие костры. По этой дороге, глотая черный дым двигалось уже войско, Гирдган вводил в действие дезинфицирующие мероприятия. Когда последний солдат покинул лагерь, тот запылал жарким огнем. С холма, на котором обосновался Андрей было видно, что в лагере осталось практически все имущество, орки уходили налегке, было видно так же и то, что многих животных забили и оставили в пылающем лагере.

— Лихо они организовались. — Подал голос находящийся рядом Жан.

— Да, чего не отнять, того не отнять.

— Эдак они с болезнью справятся играючи.

— Не все так просто, Жан. Не все так просто. Если зараза уже внутри, они с этим ничего не поделают. Ты видишь вон ту группу, там уже не меньше четырех тысяч, а это полная пикта, если не больше. То, что их отделили, говорит о том, что лечить болезнь они все же не могут. Так что вылазку в любом случае можно считать удачной. Степняки, судя по всему, тоже выбыли из игры, а это больше пятнадцати тысяч легкой кавалерии. Одним ударом мы уменьшили армию орокв почти на двадцать тысяч. А ведь это еще не конец. Мне не понятно другое. Где люди? Я не вижу колонну с рабами, а ведь их захватили множество.

Как Андрей не вглядывался, но понять, что происходит он не мог, так как лагерь с пленными был по другую сторону от военного лагеря, и сейчас его застилал черный дым.

Ответ на этот вопрос он нашел позже. Когда армия орков удалилась достаточно далеко, он со своими людьми приблизился к лагерю, в котором содержались пленные и увиденное заставило их содрогнуться.

Людей содержали в бараках, наскоро возведенных специально для этих целей. Орки не стали мараться, подвергая себя риску заразиться. Как видно, им было известно, что люди не болеют этой болезнью, но являются ее носителем, так что бараки просто подожгли. Гирдгану было плевать на убытки, главное было сохранить армию. В огне погибло около пятнадцати тысяч, взятых в плен, как в самом Лондоне, так и захваченных в других местах, их всех свозили в один лагерь.

Большое заблуждение считать, что во время пожара тело сгорает без остатка. Даже после сожжения тела на большой поленице дров, остаются обгорелые кости. Оно конечно если применить напалм, то кроме пепла ничего не станет, что уж говорить о людях находившихся в деревянном здании. Да, тела сильно обгорели и прожарились, но вся неприглядная картина произошедшей здесь трагедии предстала перед Андреем и его дружинниками во всей своей страшной красе.

Сколько потом он клял себя за то, что произошло дальше, но не увидел и не услышал ни слова, ни взгляда попреков со стороны его людей. К этому моменту к Новаку уже присоединилась его дружина и дружины его вассалов, всего их собралось триста двадцать пять всадников. Андрей уже давно принял за правило, сажать своих дружинников на чистокровных лошадей, а потому не опасался того, что они могут подхватить заразу.

Возможно, всему виной было чувство вины. Ведь выпусти он заразу раньше и стольких жертв можно было бы избежать. Возможно, свою роль сыграло то, что когда он думал о тысячах погибших и попавших в рабство, это все же были голые цифры, а сейчас он взирал на это воочию.

Господи, простишьли? Ведь всего этого могло не быть. Я ведь мог это остановить еще в начале, но спокойно взирал на происходящее. Ну, суки! Твари! Держитесь!

Они нагнали арьергард армии уже в четырех милях от лагеря. Выстроившись в цепь, стремя в стремя дружина приблизилась на две сотни шагов и начала расстреливать солдат. Нужно отдать должное оркам, несмотря на то, что общее состояние их морального духа, мягко говоря, было не на высоте, появление конкретного врага их сразу же отрезвило. Солдаты довольно быстро сбили черепаху и на такой дистанции щиты не плохо защищали, даже от бронебойных пуль. Правда, этого нельзя было сказать об огнестреле.

Вооруженный пулеметом, Андрей экономными очередями вскрывал черепаху, а в образовавшуюся брешь тут же влетал целый рой пуль, выкашивая противника, словно серп крестьянина колосья во время жатвы. Правда выстрелы внесли некую сумятицу и в рядах дружинников, так как к выстрелам была приучена только лошадь Андрея, да лошади его личного десятка, но всадникам все же удалось совладать с животными.

Орки начали понемногу отходить, а затем ими все же овладела паника и они побежали, подставляя незащищенные спины под меткие выстрелы. Командовать людьми в этой ситуации было бесполезно, да и сам Андрей был сильно возбужден, чтобы трезво оценивать свои действия.

Убрав карабины и подхватив пики, дружина прянула на врага. Спины бегущих так соблазнительны. Андрей ничего не успел, ни оценить, ни заметить. Выдвинувшуюся им навстречу конницу, ни как не меньше чем в пять сотен копий, он увидел только тогда, когда строй всадников закрыл собой убегающую пехоту. Вид конницы врага его отрезвил и вернул на грешную землю, но вот поделать он уже ничего не мог. Его дружина неслась вперед сплошной лавой, не соблюдая ни какого строя, в такой ситуации нечего было и думать выйти победителем из схватки с вдвое превосходящим противником, не говоря уже о том, что схлестнуться с монолитным построением. Но люди осатанели настолько, что уже ни о чем не думали.

Их всех спасли Робин и Итен. Эти ветераны, несмотря на охватившее всех безумство, сумели сохранить ясность ума. Сотня новиков ими была поделена на две полусотни и двигались на флангах. Копий у них разумеется не было, были только карабины, да длинные тесаки, поэтому оружие у них было на изготовке. Едва завидев конницу орков, они словно сговорившись, сумели остановить своих подопечных и начали интенсивный обстрел противника. Нет, остановить конницу они не сумели, но вот понаделать брешей, которые орки не успели заполнить, им удалось. В эти-то бреши и устремились дружинники.

Сшибка была страшной. Над полем разнесся один сплошной гул от ударов копий по щитам и доспехам, ржания лошадей, криков раненых и умирающих, разъяренного рева схлестнувшихся в смертельной схватке воинов.

Копье осталось в теле орка, точно вогнанное в грудь орка, проломив доспехи. Щит как-то сам собой стряхнулся с руки, а в ней оказался пистолет, другая рука на автомате уже выхватила шашку и продолжая движение наотмашь рубанула орка, тот не успел подставить щит и удар пришелся по бронзовому шлему, крепкая сталь сокрушила бронзу и впилась в череп. В это время левая рука словно сама собой нашла другую цель и прозвучал сдвоенный выстрел, орк взмахнув руками, откинулся на круп лошади. Вот шашка снова свободна, но непосредственно перед ним врагов нет, никто не обращает на него внимания, это зря. Он видит справа спину и шашка описывает очередную дугу, проламывает доспех на спине орка и как видно перебивает позвоночник, так как тот безвольной куклой валится под копыта беснующихся лошадей. Вот еще спина, плевать на кодекс чести. Далеко. Ничего. Левая рука поднимается и раздается выстрел. Есть. Орк выгнулся дугой и дружинник добивает его колющим ударом шашки. Дальше. Вот еще спина. И этот готов. А этот нападет на него, предпринять что-либо Андрей уже не успевает. Все. Это конец. Копье в метре от него. Сдвоенный хлопок справа. Орка отбрасывает назад, копье задирается и его наконечник пролетает в нескольких сантиметрах от лица Андрея. Взгляд на право. Яков уже спрятал пистолет и тянет второй. Еще орк. Врешь. Не возьмешь. Стечкин выплевывает еще два куска свинца и орк валится в пыль.

Новаку казалось, что это продолжалось вечность, но на деле едва ли прошло пять минут. Наконец он почувствовал, что накал спал, а затем, орки дрогнули и повернули. Андрей бросил взгляд по сторонам, рядом только Яков, никого из охранного десятка, нет вестовых и трубача не видно. Он нащупал рог и поднеся его к губам, начал неистово в него дуть, трубя отбой. Он трубит раз за разом, уже отрезвевший и призывающий успокоиться остальных, выдувая из рога призыв дружинникам вернуться к нему. Постепенно ему это удается. Начавшаяся было погоня, прекращается.

Он еще не знает, что весь его личный десяток, полег прикрывая его, и что та свобода маневра, которая у него была, была куплена их жизнями. Он не знает и того, что когда всадники сошлись в остервенелой рубке, остававшиеся в стороне новики, ни на минуту не прекращали обстрел орков, что по сути и обеспечило победу дружинников. Все это он осознает потом. А сейчас нужно было думать о другом.

— Робин! Новиков на позиции! Выстроиться в одну шеренгу и прикрывать поле боя!

— Да, милорд! Сменить приклады! Шевелись, телячья немочь! Вперед!

Аналогичные приказы с другой стороны, это разрывается Итен, боец, который никогда не хотел командовать, поставленный над мальчишками вопреки своей воле, но на деле оказавшийся великолепным командиром.

— Командирам сотен, проверить личный состав, доложить о потерях! Собрать все карабины и пистолеты! Все до единого! — Только теперь он в полной мере осознал, что натворил. Если хоть один образец попадет в руки имперцев, это будет катастрофа. Ну, или что-то очень близкое к ней.

Андрей время от времени бросал тревожные взгляды на орочью армию, которая отчего-то не атаковала, разворачиваясь в боевые порядки в четырех сотнях шагов от них. Конница врага выстраивалась на флангах, но так же пока не проявляла активности, хотя навались они сейчас и людям не поздоровится, выход был только один, понадеявшись на резвость своих лошадей уходить, оставляя в руках врага бесценные трофеи.

Новаку тогда было неизвестно, да и в последствии он так и не узнал, что Гирдгана остановила именно остервенелая, безумная атака людей. Он даже предположить не мог, что на многотысячную армию обрушится всего лишь три сотни дружинников. Сейчас он готовился к сражению с армией людей, не без оснований полагая, что она на подходе и не понимая, почему те еще не появились.

Не узнать ему и того, что конницу в эту атаку, по своей инициативе, спасая бегущую пехоту, повел его старый знакомый, ратон Гук, который погиб еще до сшибки противников убитый метким выстрелом одного из мальчишек.

Как ни странно, но Господь сегодня был на стороне людей. Они потеряли убитыми сто двенадцать человек, раненных, не способных самостоятельно держаться в седле, набралось пятьдесят два, остальных не считали. Но они собрали все оружие, все до единого ствола. А потом под недоумевающие взгляды орков спешно покинули поле боя, нахлестывая лошадей и удаляясь в сторону сожженного Лондона. Стоит ли говорить, что их никто не преследовал? Гирдган мог потребовать от своих солдат многое, но отправить их туда, где бушевала проклятая зараза, не мог даже он, слишком высок риск, заполучить бунт.

Больше никогда! Господи, никогда! Клянусь, я буду сдержан и в первую очередь думать. Думать, твою мать, а не шашкой махать. Кто это сказал? А, плевать. Никогда больше я не отдамся ярости. Слышишь, Господи. Прости меня Господи. Простите и вы парни, сам не ведал, что творил.

ЭПИЛОГ

— … Вот теперь вы знаете все.

Андрей перевел дух и внимательно посмотрел на сидящих перед ним падре Патрика и Папу Игнатия 2. Вид у них надо заметить был весьма ошарашенный. Сэр Андрэ барон Кроусмарш, человек из другого мира. Из мира, который их предки покинули сотни лет назад. Из мира который в своем развитии ушел далеко вперед. Вопросов появилось еще больше. Андрей видел это по лицам собеседников, у которых удивление быстро сменялось любопытством. Конечно, он рассказал им далеко не все. Еще чего. Они как ни будь обойдутся без золотого прииска. Незачем им знать и о его проделках в отношении инквизиции, правда падре знает, но не суть, Папе это точно не нужно. Хорошо хоть удалось замять вопрос с гибелью дознавателей на территории Кроусмарша, спасибо аббату Горонфло, который все же принял новую сторону, а о том, что творилось раньше, лучше промолчать. А уж о совместных проделках с орками, так вообще, лучше и самому забыть. Не сказал он ни слова и об эпидемии. Сочли это волей провидения и ладно, ему все спокойней.

— Сын мой, ты был в Иерусалиме? — Кто бы сомневался, падре, как всегда в своем репертуаре.

— Нет, падре. Как-то не довелось. Проехать туда нет ни каких проблем, но все дело в том, что у меня никогда не было достаточно для этого средств.

— Барон, вы христианин? — Ага, кто о чем, а вшивый о бане.

— Да, Ваше Святейшество и смею надеяться, хороший. — Ни капли лжи. Да, он христианин и крещен еще в детстве, а то, что он православный, какая разница, здесь нет ни католиков, ни протестантов, ни лютеран, ни православных, осталась только память о том, что крестоносцы освобождали гроб Господен из рук неверных магометан, ну и славно.

— Вы должны побольше рассказать о том мире.

— А зачем, Ваше Святейшество? Вы живете иной жизнью, вам не понять того, что творится в том мире. — Видя, что выражение лица Папы изменилось, он поспешил поправиться. — Я неправильно выразился, скорее вы не примете того, что творится там. Глядя на тамошних христиан, вы решите, что они все продались дьяволу, Церковь погрязла в грехах и произошло это очень давно. Я не хочу об этом говорить. Достаточно того, что я имея возможность вернуться не сделал этого, хотя здесь за мной начала охоту инквизиция. Там я мог жить в безопасности, но я полюбил этот мир и не хочу иной жизни.

— У тебя не осталось там ничего дорогого?

— Осталось, Ваше Святейшество.

— Так, почему же?

— Я не уверен, что смогу вернуться той же дорогой обратно. Я же говорю, что полюбил этот мир.

— Святой Иоанн мог путешествовать между мирами и привести сюда многих.

— Я не Святой Иоанн и не так праведен как он. Я не хочу рисковать.

Они беседовали долго и еще дольше он отвечал на нескончаемые вопросы падре по пути домой. Нет, уже не падре, а епископа графства Кроусмарш, нового независимого майората, появившегося на политической карте человеческого анклава. Как ни странно, но новый король принял такое положение дел. Да и было ли это странным, если учесть то, что королем Англии стал Свэнсон 1.

Борьба за трон была жуткой. Как только был изгнан последний захватчик, стервятники тут же слетелись к пустующему трону. Нельзя сказать, что эта борьба прекращалась хоть на минуту. В то время, когда армия под командованием маркграфа Йоркского, вела ожесточенные бои с сильно ослабленным в результате морового поветрия, врагом, было не мало тех, кто плел интриги и всячески пытался приблизиться к трону. Нужно отдать должное сэру Свэнсону, он ни коим образом не участвовал в этих интригах, он как истинный солдат, просто защищал свою Родину, но так уж сложилось, что те, кто сражался рядом с ним, не пожелали видеть иного короля, а таких было большинство. Сами рыцари, на своих плечах, вознесли его на престол, а Церковь, в лице Папы, поддержала этот порыв. Все остальное было мелко.

— Ты хорошо прикрепил шкуру? — Эндрю в который раз задрал голову и посмотрел на наконечник копья, где под порывами ветра слабо шевелилась белая овечья шкура.

— Не волнуйтесь, господин Бэлтон. Все нормально. Не хватало только, чтобы вы от волнения позабыли орочий язык.

— Ты только при них не ляпни, это 'орки'. Запомни они урукхай.

— Я помню. — Брук ухмыльнулся в пышные усы и огладил аккуратную бородку. За эти годы он возмужал и превратился из мальчишки в настоящего мужчину и славного воина, прошедшего ни один поход. Сейчас он был уже в звании капитана и под его началом была сотня дружинников, впрочем в Кроусмарше это называлось иначе. Первый Эскадрон, первого драгунского полка.

Брук бросил взгляд через плечо, обозрев не большой караван, всего лишь из десятка повозок, который и охранял его эскадрон. Караван, разумеется, принадлежал купцу Бэлтону, но граф отправил его под охраной своих солдат. Да и могло ли быть иначе? Кому еще он мог доверить жизнь своего друга в дикой степи.

Ситуация в людском анклаве сильно изменилась. Церковь радикально пересмотрела свое отношение к оркам в целом. Если к лесным оркам из-за их гастрономических пристрастий отношение практически не изменилось, то в отношении степняков и имперцев этого сказать было нельзя. Прошло только три года и вот, первый купеческий караван с высшего соизволения Папы, направился в степь. Война многому научила людей, в частности тому, что не плохо бы иметь в степи не только врагов, но и друзей, возможно это поможет держать в отдалении Закурт и его неуемного императора.

Поговаривают, что там сейчас хватает проблем. Страшный мор, который армия принесла с собой из дальнего похода с непостижимой регулярностью, то затухал, то появлялся вновь. Империю сотрясали бунты недовольных и восстания покоренных народов. Оно и к лучшему. Пусть разбираются между собой и не лезут к людям.

— Зачем нужно было вам лично ехать в этот поход. Могли бы отправить помощника.

— Брук, я ведь не учу тебя как нужно воевать. Не учи меня моему делу.

— Не понимаю, что могут предложить вам кочевники? У них же ничего нет. Разве только соль.

— Соль это замечательно, но ты забываешь, что урукхай собирают редкие специи, один только черный порошок чего стоит, любой воин готов платить за него золотом, а кожи, такой выделки шкур, как у них я нигде не встречал. Уверен, что найдется и другое, что заинтересует нас, а потом через них к нам могут поступать товары и из империи.

В ответ на эти слова Брук только ухмыльнулся. Возможно, все это и сулило большие прибыли, да только уважаемый господин Бэлтон весьма не плохо зарабатывал на торговле товарами производимыми на территории графства. Оно конечно с этого года в Кроусмарш стали допускаться и другие купцы, да только бывалый купец не очень-то опасался конкуренции, она только добавляла интереса. Именно поэтому многие не понимали, к чему он ввязался в эту новую авантюру, но было много и тех, кто склонялся к мысли, что именно возникшая конкуренция заставляла господина Бэлтона браться за неразработанную жилу, хотя риск был весьма велик, орки все еще вызывали ужас и недоверие у простых людей, а купцы не спешили связываться с озлобленными после поражения орками.

Разумеется Бэлтону было известно все, о чем говорили о нем, но он в ответ только ухмылялся. Он принимал правоту высказываний только в одном, люди слишком плохо знали орков и они действительно могли оказаться опасными партнерами. Но что касается выгоды, тут он прогореть ни как не опасался. Производство в Кроусмарше неуклонно росло, спрос на товары еще не упал, но это не за горами. К примеру уже сегодня производилось два вида тех же керосиновых ламп, одни простые, для простого люда, другие настоящие произведения искусства, с богатой инкрустацией или со стеклянными корпусами, это уже для знати и обеспеченного слоя населения. Пока они раскупались весьма успешно, но уже не разлетались как горячие пирожки. Та же история и с иными товарами. Нужно было уже сейчас думать о расширении рынка сбыта, пока не стало поздно. Так что Бэлтон знал, что он делал. А риск? Так куда же без него. РОиск всегда был составной частью его деятельности.

— О, кажется они все же решились. — Брук указал на степняков кружившихся примерно в пяти сотнях шагов от них.

От отряда кочевников наконец отделились два всадника и вскоре приблизились к людям. Клыкастые морды с вызовом уставились на людей, но затем, скользнув изучающим взглядом по воину, высокомерие сменилось любопытством. В степи слишком хорошо помнили воинов вооруженных подобным образом, во всяком случае, в племенах кочующих близ соленого озера.

— Пусть в вашем очаге всегда горит животворный огонь, вода не будет соленой, а стада тучны и многочисленны. — Бэлтон сильно волновался, но язык урукхай все же не позабыл.

— И твоим стадам, чистой воды, густого ковыля и чтобы огонь горел только в твоем очаге. — Удивленно задрав бровь, ответил ритуальной фразой орк.

— Да-а, сэр Жан, далековато заслал нас милорд.

— Билли, я ведь просил. — Скривившись, словно слопал целый лимон, чуть не простонал бывший охотник.

— А что такого. Вы рыцарь и к вам следует обращаться не иначе как сэр. По моему, все нормально. — Улыбаясь ответил Билли, своему бывшему старшему артели, в последствии капитану егерей, а теперь рыцарю графства Кроусмарш, сэру Жану, барону Бензолу. Что означало это самое Бензол, никто не знал, но раз уж граф дал такое название новому баронству, чтож, так тому и быть.

Жан сопротивлялся рыцарскому званию яростно, его упрямству позавидовал бы любой осел, да вот только переупрямить Новака ему так и не удалось.

Черное озеро, впрочем, скорее озерцо, диаметром не больше пятидесяти шагов, было слишком ценным для Андрея и его будущих планов. Уже сегодня возникла большая необходимость в керосине, для ламп, которые раскупались на ура. Потом, он уже начал работать над созданием паровой машины. В общем, нефть уже совсем скоро могла стать стратегическим сырьем и оставлять месторождение бесконтрольным, Андрею совсем не улыбалось. Орки благодаря стараниям Андрея оставили ближайшую территорию в окрестностях озера, так что месторождения могли занять другие. Вот пока этого не произошло, Андрей и решил основать новое баронство. А кто справится с защитой месторождения расположенного в лесах, лучше егерей, только егеря. Так что как не брыкался Жан, но ему все же пришлось стать новым бароном.

Однако пока этой участи удалось избежать его соратникам, вот Билли и потешался в свое удовольствие.

— Ну что скажете, мастер Том. — Решив прекратить пустой разговор, новоявленный барон обратился к мастеру, рекомендованному мастером Лукасом.

— Замок поставим прямо на берегу Яны. Место очень удобное, утес выдается далеко в Яну, склон вертикальный, перешеек не так велик, поставить крепостную стену и получится целая крепость. Правда здесь только один ручеек, которого достаточно чтобы обеспечить водой людей, но его явно не хватит чтобы заполнить ров.

— Не думаю, что это столь уж важно, мастер.

— Вы правы. Тем более, что и до Черного озера не так далеко, это ведь было одним из условий графа.

— Послушай Жан, а чем мы будем жить-то? На одной охоте нельзя содержать сотню егерей.

— Билли, не задавай глупых вопросов. Будем торговать земляным маслом. Половина доходов будет отходить графу, а вот вторая останется у нас. Милорд заверил, что мы еще озолотимся на этом масле, он его еще называет черным золотом.

— Ну если милорд говорит, то нам остается только верить. Но мне признаться здесь не очень нравится.

— А ты здесь и не задержишься на долго. Милорд отправил тебя со мной только на год. Ох сдается мне, ты тоже скоро станешь сэром рыцарем.

— Ни за что. Мне и так нравится.

— Понятно, что нравится, да только милорд умеет убеждать. Вот только что он приготовит для тебя, я даже не представляю. — Лучезарно улыбнувшись, закончил Жан.

Ворота в замке обычно были всегда закрыты. Их открывали только в случае, если через них должна была проехать повозка или экипаж хозяйки, или когда хозяин выезжал в сопровождении гвардейцев, если же он выезжал только с одним или двумя сопровождающими, то пользовался только калиткой. Вот калитка в дневное время как раз была открыта всегда, под охраной десятка гвардейцев. У самой калитки несли службу только двое гвардейцев, остальные коротали время в караулке, сбоку от ворот.

Этим утром, до настоящего момента, все было как всегда. Двое гвардейцев по бокам распахнутой калитки и закрытые ворота. Но вот, вдали появился несущийся во весь опор всадник. Казалось конь под ним, буквально стелется по траве, так как всадник и не думал двигаться по дороге, спрямляя путь и двигаясь по лугу, который пока еще не был заключен в городскую стену, эту стену еще даже не намечали, хотя строительство ее и планировалось. Мастер Лукас настолько увлекся проектированием 'своего' города, что пока не определился с его размерами, так и стоял замок пока на отшибе от строящихся кварталов, хотя дрога была вымощена камнем. Далеко за крупом лошади первого всадника, были видны еще трое всадников, один из которых отличался гигантским ростом. По всему выходило, что они не менее нещадно нахлестывают своих коней, да вот только за вырвавшимся далеко вперед всадником им было никак не угнаться.

Узнав всадника, гвардейцы тут же засуетились и бросились к воротам, но только ухватившись за кольца вдруг осознали, что вдвоем им не справиться, мало того, что ворота сами по себе были тяжелыми, но с этим худо бедно они еще справились бы, так еще и запорный брус лежал в скобах как влитой. Едва осознав это, старший выхвалит свисток и начал усилено в него дуть. Разнесшийся сигнал тревоги в мгновение ока вымел из караулки весь десяток, во главе с сержантом, не высоким крепышом, с густыми усами, окладистой бородой и шрамом через всю левую сторону лица, от виска до подбородка, впрочем, сейчас видна была только малая часть этого шрама, частью скрытого нащечными пластинами шлема, а частью теряющегося в бороде.

— Что случилось!? — Обычно строгий рык сержанта заставлял подчиненных быстро прятать глаза, но только не в этот раз.

— Милорд! Он по лугу скачет! — Возбужденно вращая глазами выкрикнул молодой. В другой ситуации сержант осадил бы его, но только не сейчас.

— Ох, ешкин кот. — Что означало это выражение никто не знал, но милорд пару тройку раз применил его по случаю, так что эта фраза накрепко прижилась среди гвардейцев. Надо отдать должное, десятник ни чуть не растерялся, так как выражаясь крепким словцом, а чем это еще могло быть-то, он уже подал знак гвардейцам распахнуть ворота, так как не на шутку испугался за милорда. Тот слишком долго ждал этого события, чтобы в последний момент придержать коня, наверняка во весь опор вломится в узкую калитку. Оно конечно, наездником он был славным, но как говорится и на старуху бывает проруха.

Ворота едва успели разойтись на треть, когда в образовавшийся проем влетел всадник. Проскакав по брусчатке двора он осадил коня у жилого дома, который удивительным образом умудрялся выглядеть и как цитадель и как богатый особняк. Уже со второго этажа начинались, хотя и узковатые, но высокие стрельчатые окна, забранные в прозрачные стекла.

Всадник не стал ждать, когда конь остановится полностью, а лихо соскользнул через круп, словно стек по нему на брусчатку. Наподдав лошади по крупу, прогоняя ее дальше, он тут же побежал вверх по ступеням к уже распахнутой настежь массивной, но вместе с тем изящной двери. Еще несколько секунд быстрого бега по комнатам и не менее стремительного подъема по лестнице на третий этаж, ну не иначе, как через две ступеньки перемахивал, не замечая ничего вокруг, он у цели.

Остановившись не на долго возле двери в спальню, Андрей попытался было унять дыхание, да куда там, сердце бухало так, что казалось сейчас выскочит наружу, грудь высоко вздымалась, словно кузнечные меха, загоняя в легкие воздух огромными объемами, едва не разрывая их. Наконец наплевав на все, он взялся за ручку и скрылся за дверью, под ироничные и радостные взгляды слуг, которые непостижимым образом успели собраться в другом конце коридора. Едва дверь закрылась, как вся эта толпа, сохраняя абсолютную бесшумность, куда там егерям, бросилась к замочной скважине. А как иначе-то, замочная скважина одна, так что только один сможет наблюдать за происходящим и приглушенным шепотом пересказывать остальным. Наказания за столь бесцеремонное поведение они не боялись, домашней челяди еще и не такое спускалось с рук, да и за что наказывать-то, если они радовались происходящему, едва ли меньше самих виновников.

Прикрыв дверь и все еще глубоко дыша, Андрей привалился к ней спиной и впился взглядом в жену. Анна сидела на кровати обложенная подушками со всем тщанием, чтобы не приведи Господь не чувствовать неудобств и смотрела на мужа глазами полными лукавства и радости. На руках у нее был не большой кулечек из пеленок, из которого едва выглядывала маленькая головка младенца, деловито пристроившегося к выпростанной левой груди матери и издавая при этом чмоканье и легкое покряхтывание.

Посмотрев на мужа долгим взглядом, Анна опустила взгляд на младенца и буквально засветилась от счастья. От этой картины у Андрея аж дыхание сперло. Господи, ну почему женщины после родов становятся еще краше.

— Милая, как ты?

— Все хорошо, — промурлыкала в ответ Анна, причем у этой чертовки это вышло так, что у Андрея все вздыбилось. Хотя в этот раз, пожалуй не ко времени. А что он мог поделать.

— Девочка? — Это был и вопрос и мольба и надежда. Хотя, глупо конечно. Ему уже было известно, что родилась девочка, да и бабка Ария уже давно поставила диагноз. Но он хотел услышать ответ от самой Анны.

— Девочка. — Мило улыбнувшись, подтвердила она. — Только вот если судить по хватке, то настоящий сорванец, куда нашим мальчикам.

— Это ничего. Это у нее от мамы. Тоже небось выберет себе жениха, а потом нагло выйдет за него замуж.

— Да как ты…

— Милая, а у меня для тебя подарок.

— Какой? — Женщина есть женщина, хоть крестьянка, хоть благородная, подарки страсть как любят, вот только угодить им трудно.

— Графский. — Авторитетно заявил Андрей и подойдя к ней протянул на ладони пятнадцать серебряных шиллингов. — Это к твоему ожерелью, а то там только три золотых, вот разбавишь серебром.

— Ты несносен.

— А я-то тут причем. Закон, он для всех един. Сказано, матери за рождение мальчика золотой, а за рождение девочки пятнадцать шиллингов из графской казны.

Прыснув в кулачок, Анна слегка отвернулась, но когда Андрей, уже было начал убирать руку, она быстрым движением сгребла с его ладони в свою ручонку серебряные монеты.

— Куда! Это мое!

А потом комната огласилась мелодичным женским смехом и громогласным хохотом здорового мужчины. Задремавшая уже было малютка, вздрогнула и присоединилась к веселью, огласив спальню громким плачем, здорового, но явно чем-то недовольного ребенка.

— Ой. Медведь. Ребенка напугал.

Зашипела на мужа, завозившаяся как наседка Анна. Успокоив дочь, она бросила лукавый взгляд на мужа и недвусмысленно показала на кулечек, предлагая ему взять ребенка на руки. Андрей даже слегка побледнел и резко отстранился, замотав головой отвергая поползновения жены. Он и сыновей-то на руки начинал брать только после того, как им исполнялось как минимум месяц, да и то, в этот момент выглядел весьма жалко.

— Ну. Ты ведь так хотел дочь.

— Что значит хотел. Я и сейчас хочу.

— Так возьми ее.

— Анна…

— Ну же. Господи, кому сказать, что грозный сэр Андрэ, от которого бегают орки, боится собственную дочь, засмеют.

— Ничего, я выдержу.

Упрямо буркнул граф. Однако Анна уже поняла, что у него и самого чешутся руки, просто он не решается, а потому решила подтолкнуть его. Немного повернувшись, она решительно сунула дочь ему в руки и слегка отстранилась, оставив его остолбеневшим от неожиданности. А Андрей вдруг почувствовал, что по груди растекается тепло, а на глазах навернулись слезы. И хотя он боялся пошевелиться, теперь он был полностью счастлив. И он был дома.

Оглавление

Калбанов Константин Георгиевич

Гроза

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ЭПИЛОГ X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?