«Я меч, я пламя!»

Василий Владимирович Кононюк Я меч, я пламя! (Ольга-1)

Законченная версия первой книги серии, Самиздат от 07.03.2011

Жене, матери, и всем женщинам нашей страны посвящаю я эту книгу.

Глава первая

Я – меч, я – пламя! В темноте, я путь вам освещал

В бою, в труде, я был всегда началом всех начал.

Кругом лежат мои друзья, мечами сражены,

Родные села, города, врагами сожжены.

Но мы восстанем вновь и вновь, без стона и без плача,

Отвоевать свою страну – вот наша задача!

##1 Генрих Гейне перевод Марии Шутак

Первое что услышала Оля, были голоса, раздающиеся где-то невдалеке, затем она почувствовала свет, проникающий сквозь ее закрытые глаза, и попыталась открыть их. Не открывай, посоветовал ей незнакомый и решительный голос, прозвучавший в ее голове, сперва послушай, о чем говорят, так же решительно и целеустремленно советовал он.

– Петр Михайлович сказал, в конце недели меня уже выпишут, так что передай всем на работе, в понедельник пусть готовят торжественную встречу.

– А эта что, так и лежит?

– Третий день уже. Петр Михайлович осматривал, говорит, голова цела, давно уже должна была в себя придти. Если, говорит, в ближайшие сутки не очнется, будут в психиатрию переводить, у них дальше лежать будет.

– А хоть узнали кто она?

– Узнали! Вчера следователь, районного участкового приводил, где ее в подворотне нашли. Опознал ее участковый, Ольга Стрельцова, сказал, известная личность.

– Даже так!

– Ага! Мать пьяница, уборщицей работает, отца нет, отчим алкаш, девка эта с придурью, вроде не дебилка, но недалеко от этого, была бы в нашем Мухосранске школа специальная, давно бы туда определили, а так ходит в обычную. А шалаву эту, местное хулиганье пользует, видно не дала кому-то, вот и дали по голове.

– А ты что, знаешь того участкового?

– Дура! Это он следователю рассказывал, а я притворилась что сплю, вот они тут и балакали, при мне. Следователь матерился, что ему дел других нет, как этой прошмандовкой заниматься. А знаешь, сколько ей лет?

– Сколько?

– А вот угадай.

– Ну, с виду лет шестнадцать, семнадцать…

– Ты представляешь, этой корове четырнадцать лет, а жопа уже больше чем у меня!

– Ну, тут ты, Любушка, погорячилась. Ей до тебя еще расти и расти.

– Знаешь что, Галка! Не все такие доски стиральные как ты. Да и что-то я не вижу, чтоб мужики на тебя бросались, на такую худенькую. Васька твой, как ты его прогнала, он правда всем брешет, что сам от тебя убежал, тоже, не швабру себе нашел.

– Сучка ты, Любка! Лежи тут одна, что-то твой Виталик сюда не ходит, тоже себе дела веселее находит, одна я, дура!

– Галка, подожди!

– Иди в жопу!

Две пары ног протопали по полу, видно Любка не оставляла попыток продолжить разговор. Хлопнула дверь, и стало тихо.

"Так ты у нас Ольга Стрельцова, оказывается известная местная блядь. Ладно, это потом. Тебе хорошо, ты хоть знаешь, как тебя зовут, а я ничего не помню, даже не знаю мужик я или баба, вот где засада". Оля уже не обращала внимания на голос постоянно что-то ей рассказывающий, мать после перепоя тоже жаловалась, что голоса слышит. Так что голос, постоянно звучащий в голове, Оля объясняла последствиями травмы. Она тоже не могла вспомнить, кто ей дал по голове и за что, но не расстраивалась по этому поводу. Оля редко расстраивалась, но когда кому-то удавалось таки вывести ее из себя, тот рисковал ознакомиться со второй ипостасью Ольги Стрельцовой, совершенно невменяемой, и старающейся причинить обидчику максимально возможный ущерб, как-то: выцарапать глаза, вырвать волосы, разодрать физиономию, откусить ухо и так далее. К счастью для окружающих и для нее тоже, никто не учил Олю более рациональным и эффективным приемам, а то сидела бы она уже давно в колонии для несовершеннолетних. Эта непривычная череда мыслей и образов которые проносились в ее голове, совершенно сбили ее с толку и никак не давали найти под кроватью какую-нибудь обувь. Найдя, наконец, что-то, она с отвращением разглядывала свои старые тупоносые туфли, которые давно было пора выкинуть на мусорку. Причем, одна часть ее сознания не видела в них ничего нового и необычного, а вторая решительно возражала, что долгого похода, или хорошего удара, такими туфлями не осуществишь, и их нужно срочно менять. Бросив точно такой же двойственный взгляд на обшарпанные стены, окна, двери, и пять пустых коек, Оля пошла в разведку. Организм настойчиво требовал более детального ознакомления с планировкой здания. На откровенный вопрос, где находится интересующее ее помещение, молодой человек покраснел, и махнув рукой в нужном направлении, поспешно ретировался. Удивляясь его неадекватному поведению, Оля обратила внимание, что под больничным халатом на ней ничего нет, а верх халата довольно широко распахнут. Приведя свою одежду в относительный порядок и раздумывая над вопросом, куда подевалось ее нижнее белье, Оля продефилировала мимо сидящей за столом, и читающей газету, медсестрой.

"Правда", машинально отметила Оля, "а какое сегодня число?", очень настойчиво хотела узнать ее новая половина, тогда как старой это было совершенно до лампочки. Возвращаясь назад, Оля остановилась, и внимательно вчиталась в мелкие буквы. "22 апреля 1935 г.", передовица была посвящена шестьдесят пятой годовщине со дня рождения вождя мирового пролетариата. Она остановилась, пытаясь разобраться в мыслях, которые стремительной лавиной неслись в голове, затем развернулась, и пошла обратно в палату опираясь одной рукой о стену. В голове начало кружиться, все тело стало невесомым, и чувствуя, что сейчас сознание оставит ее, сползла по стене и уселась на пол. "Хоть не упаду", эту спокойную мысль прервал испуганный крик медсестры,

– Больная! Почему ты встала из постели!

– Писать очень хотелось, – честно призналась. Презрительно скривившись, услышав такой ответ, молоденькая медсестра вскочила со стула и с криком "Петр Михайлович" убежала по коридору.

Размышляя над тем, почему эту мымру так перекосило, Оля поднялась по стенке на ноги, и с трудом доковыляв до кровати облегченно улеглась. Прибывший Петр Михайлович, жизнерадостный колобок лет сорока, быстро осмотрел больную, поставил диагноз, легкое сотрясение мозга, дав распоряжение медсестре готовить к концу недели на выписку, спросил,

– Деточка, ты помнишь, что с тобой произошло?

– Нет, доктор, сколько ни стараюсь вспомнить, вообще тот день не помню.

– Ничего, деточка, это у тебя амнезия от удара. Не напрягайся оно должно само все восстановиться. Я сейчас позвоню следователю и все ему расскажу.

Следователь не стал откладывать в долгий ящик, и появился сразу после обеда. Был он хмурый и худой, из младшего командного состава. Он забрал Олю из палаты, где уже собрались все соседки, и старательно изображали послеобеденный сон, надеясь поприсутствовать на бесплатном представлении, и завел в кабинет врача.

– Фамилия, имя, отчество, год рождения, – буркнул он приготовив лист бумаги.

– Стрельцова Ольга Михайловна, 1921 года рождения.

– Рассказывай гражданка Стрельцова, где ты была в воскресенье двадцатого первого апреля, с кем ты была, и кто тебе дал по голове.

– Ничего не помню, товарищ милиционер, память отшибло начисто, я ничего не могу вспомнить. – Буравя ее злым взглядом, следователь, постучав карандашом по столу, сказал.

– Ладно, напишем, что ничего не помнишь, – и он заскрипел карандашом по бумаге. – на, напиши здесь, с моих слов записано верно, поставь дату и подпись.

Ладонью он прижал листок к столу и закрыв верхнюю часть, тыкал пальцем в пустую строчку, а второй рукой протягивал ей карандаш. Оля, уцепившись за свободный край листа, старательно тянула его к себе.

– Отпустите листок, товарищ милиционер, он сейчас порвется, – простодушно обратилась она к следователю. Глянув на нее зло, он бросив карандаш на стол, достал из кармана пачку папирос "Казбек", закурил, и буравил ее взглядом пока Оля внимательно читала написанное.

– Вы меня неправильно поняли, товарищ милиционер, вот у вас написано, пьяная возвращалась домой, споткнулась и ударилась головой. Такого я не говорила, и такого не могло быть, потому что не пью. Я еще несовершеннолетняя и мне нельзя курить и употреблять спиртное.

– А что, босота с которой ты шляешься, тебя не угощает?

– Раньше пробовали угощать, теперь перестали.

– И верно, зачем тратиться, если ты им и так даешь, – разглядывая ее как насекомое, перед тем как раздавить, – подписывай, – прошипел следователь так, что мурашки прошли по коже.

– Я вспомнила, действительно, правильно вы говорите, товарищ милиционер, споткнулась, головой ударилась, но трезвая, потому что никогда не пью, это вам любой подтвердит.

– Ты что решила, что ради тебя, блядь подзаборная, я буду протокол переписывать? Встать! – Вдруг заорал он.

"Сейчас под дых ударит", Оля инстинктивно напрягла пресс и развернулась в сторону, сбивая левой рукой, зажатую в кулак руку следователя, несущуюся к ее животу. Какое-то мгновение ее пронзило острое желание воткнуть растопыренные пальцы в выпученные глаза следователя, проваливающегося вслед за своей правой рукой, скользнувшей ей по ребрам, но она вместо этого продолжила разворот в сторону двери, и крича благим матом, "Убивают!", побежала к себе в палату.

Больше в больнице ее не трогали. Соседки обходили ее как чумную, а Оля гуляла по больничному парку, греясь на весеннем солнце, и старалась разобраться в тысячах мыслей и воспоминаний заполнивших ее. Иногда она жадно читала брошенные газеты, и ее охватывало желание немедленно написать письмо товарищу Сталину, и рассказать все, что она уже вспомнила и поняла, но успокоившись, Оля понимала, еще рано, нужно решить текущие проблемы.

Между делом она вспомнила злополучное воскресенье, да и заодно всю предыдущую свою жизнь. Листая страницы своей недолгой жизни, Олю не оставляло впечатление, что это не она, ну не могла она быть такой непроходимой дурой, чтоб так бездарно гробить свою жизнь. Она не была коллективной блядью, как по незнанию представлял ее следователь. Она была подруга Ростика, по прозвищу Кочерга, блатного семнадцатилетнего хулигана, успевшего год отсидеть в зоне для малолетних преступников. Вспоминая свою первую и единственную любовь, Оля никак не могла понять, как это ничтожество, этот моральный урод, получил над ней такую власть. Вспоминая все, что она делала ради того, чтоб заслужить его похвалу, как по первому слову ложилась под его дружков, принимала их вонючие члены в свой рот, ее неудержимо тянуло на рвоту и безумная жажда разрушения волной накатывала на сознание. И только спокойный голос, шепчущий ей, спокойно девочка, это не беда, все, что не убивает, делает нас сильнее, заставлял ее, скрипя зубами, продолжать вспоминать.

В это воскресенье, он зашел за ней домой, мать припахала Олю со стиркой и уборкой. Ростик договорился с мамашей, сунув ей в руки чекушку, и забрал Олю с собой. По дороге он объяснил ей, что нужно обслужить одного важного барыгу, а за это он ей купит мороженное и поведет в кино, а если она будет послушной, то может даже там ее и трахнет. Барыга не понравился Оле с первого взгляда, она сразу почувствовала этот запах, от барыги пахло смертью. Плохой смертью. Когда он, поставив ее на колени в подворотне, схватив одной рукой за волосы, заткнул ей рот своим членом, а второй рукой зажал ей нос, уже задыхаясь, она вдруг успокоилась. Страх и паника в ней сменились волной ярости, и вместо того чтоб шире открывать рот, пытаясь втянуть глоток воздуха, она сжала зубы на его волосатых яйцах, которые он пытался всунуть в придачу.

Последнее что она запомнила, перед тем как удар по голове отключил сознание, был тонкий поросячий визг наполнивший пустую подворотню.

***

Да, вот теперь, Олечка, вляпалась ты всерьез, весело сообщал ей внутренний голос, за такое или на ножи посадят, или рожу попишут, так просто с рук тебе это не сойдет. Но есть один положительный момент. Ни барыга, ни Ростик об этом трепать не будут, не в их это интересах. Закопают тебя по-тихому и все. Так что подруга не зевай. Как увидишь своего ненаглядного, смотри за ним в оба, и чуть что, бей первой.

Составить приблизительный план развития событий и нейтрализации потенциальных угроз, не составило особого труда, более того, планирование принесло ощущение чего-то знакомого, чем занимаешься подолгу и с удовольствием. В пятницу с утра ей вручили повестку в милицию на четырнадцать часов, и переодевшись в свое платье не первой молодости, и коротенькую курточку, Оля вышла из больницы и направилась домой. Почему-то ее совсем не удивило, когда она услышала до боли знакомый голос.

– Привет, шмара, что уже очухалась? Ты знаешь что ты натворила, паскуда! Ты барыге чуть хуяру не отгрызла! Он тебя закопать хотел! Ты знаешь, сколько мне стоило тебя отмазать? Ты со мной за всю жизнь не расплатишься!

– Ростичек, миленький, я не виновата. Он меня задушить хотел! Это его закопать надо!

– Молчи дура! Ты на кого прешь? Ты знаешь, какие люди за ним? Короче! Ты мне должна, сучка, поняла?

– Поняла, Ростик! Я все сделаю!

– Это другой разговор! Идем в посадку на железку, мне охота тебе засадить по самые гланды. Давно тебя не видел, соскучился – не скрывая иронии, добавил он.

Выглядел Ростик неважно, глаза испугано бегали по улице, он потащил ее в переулок, уводя с центральной улицы, явно опасаясь, чтоб их видели вместе.

– Так давай лучше к тебе, у тебя ведь до вечера хата свободна, – наивно заглядывая ему в глаза, предложила Оля.

– Хочу на природе! Давай, иди, сучка, куда сказано.

Скорее всего, даст по голове и положит на рельсы за поворотом, мелькнула в голове отстраненная мысль. Железка не устраивала Олю по многим причинам. По ее плану Ростик должен исчезнуть, а в том районе подходящих мест не было. Да и людно там, случайных прохожих встретить нетрудно. Только такой придурок как Ростик, мог планировать там силовую акцию.

– Нет, там людей много, мешать нам будут, едем на карьер, на озеро.

– Может ты еще на Луну захочешь? Сказано тебе в посадку, шмара, значит, вали в посадку!

– Поехали на озеро, Ростик, вот увидишь, тебе понравится. Вон, автобус наш, побежали! – Оля легко побежала к автобусу, приближающемуся к остановке. Вскочив на подножку вслед за последним пассажиром, она громко закричала,

– Водитель, подождите еще одного, Ростик, давай быстрее!

Взбешенный Ростик, запрыгнув в автобус, и заплатив кондуктору за проезд, не смог в виду тесноты, даже дать по роже этой шмаре, из-за которой у него было столько неприятностей.

Ему с трудом удалось договориться с барыгой, что Ростик не будет ему должен, если закопает эту сучку, и будет поставлять более сговорчивых, даже удалось немного денег срубить с барыги на это дело. Поскольку более сговорчивых, чем Оля, Ростик еще не встречал, а барыга был при деньгах, то и у Ростика появилось горячее желание познакомится с барыгой поближе. Надо было решить эту проблему кардинально, барыга ему это не забудет, и при случае, найдет фраерка который и Ростика зароет. А пока Ростик вынюхивал подходы к его хате, и думал на кого бы спихнуть подозрения братвы, после того, как он с ним разберется.

За этими размышлениями он и не заметил, как они приехали на конечную остановку. Отсюда до озера было совсем недалеко, минут десять ходу, но эта сучка начала упрашивать, чтоб он купил в хозмаге бельевую веревку.

– На хера тебе веревка?

– Ростичек, миленький, я сегодня постираться хочу, а белье повесить не на чем, ну пожалуйста, она ведь дешевая, я даже мороженное у тебя просить не буду.

– Ладно, будем обратно идти, тогда куплю.

– Нет, сейчас купи, я тебя знаю, у тебя как попросишь что-то, после того как ты меня трахнешь, так только по роже получишь.

Проклиная эту шмару, с ее заебами головы, и рисуя в уме картинки, как он ее посадит на пику, Ростик купил моток бельевой веревки, и поспешил вслед за Олей. Эта дура вприпрыжку, как дите, но довольно быстро, углублялась по тропинке в посадку ведущую к старому карьеру. Там раньше добывали гипсовый камень, пока не дорылись до воды, которая тут же затопила карьер, и поднялась метров на десять, образовав глубокое озеро с практически отвесными каменными стенами. Посадка была совершенно безлюдной, вода в озере была еще ледяной, поэтому в будний день желающих пойти покупаться не нашлось. Ростик только начал догонять эту дуру, чтоб покончить с этим делом, место было хорошим, никакого смысла переться к озеру не было, как она заорала,

– А давай, наперегонки! – И побежала к озеру, только пятки засверкали.

– Ну погоди, сучка, ты меня уже достала! Я тебя долго резать буду, – накручивая себя, прошипел Ростик, и прибавил шагу.

Когда он подошел к краю карьера, то увидел Олю, спускающуюся по крутой, выдолбленной в склоне тропинке, на нижнюю террасу, последнюю перед водой. Вода остановилась в двух метрах ниже, и поскольку стены были практически отвесными, можно было, разогнавшись, нырять прямо с террасы в воду. Пока Ростик спускался, Оля разделась, и призывно кричала.

– Ростичек, иди быстрее, я уже не могу!

Она встретила его совершенно голой, если не считать туфлей и носочков, впрочем, они добавляли какой-то неуловимый шарм в открывшуюся его взору картину. Ростик успел подумать, что все-таки, сперва вжарит эту сучку, перед тем как в озеро сбросить. Оля бросилась к нему, распахнув объятия, и со словами,

– Где же ты ходишь, противный, иди ко мне, – со всего маху всадила ему ногой обутой в старую туфлю промеж ног. После такого удара, в уличных драках, обычно хватают противника за волосы и насаживают головой об колено, Ростик сам так поступал неоднократно, поэтому инстинктивно развернулся спиной к Оле, и уже не видел как она, подобрав заготовленный камень, аккуратно тюкнула его по затылку.

Пришел он в себя оттого, что кто-то сильно крутил ему ухо. Руки были надежно связаны за спиной бельевой веревкой, и отогнать обидчика не представлялось возможным. Замычав от боли, Ростик открыл глаза, и увидел сидящую перед ним на корточках обнаженную Ольгу, одной рукой крутящую ему ухо, а другой играющей с его выкидным ножом. Заодно он заметил, что такой же голый, как она, даже более того, его лишили и носков и туфлей.

– Ты что делаешь, сука, ты знаешь, что с тобой будет? – Сразу, на автомате заорал он. До Ростика всегда трудно доходило. Оставив в покое его ухо, она схватила его за волосы, несильно ударила затылком о каменный склон, возле которого он сидел, затем легонько тыкнула ножом в подбородок. Капли крови обильно засочившись из раны, капали ему на грудь и стекали на живот. Весело воскликнув,

– Надо прижечь, чтоб инфекция не попала, – Оля схватила его самодельную бензиновую зажигалку и начала жечь его подбородок. Когда он от боли пытался дернуть головой, его еще раз приложили о стенку.

– Не дергайся, придурок, я ж о твоем здоровье забочусь, – он посмотрел в ее глаза и застыл от страха, в них плескалось холодное безумие, готовое вырваться наружу разрушительным ураганом.

– Ты меня лучше не зли, Ростик, на меня после больницы иногда такое находит, сама себя боюсь. Теперь слушай меня внимательно. Правило первое. Ты говоришь только после того, как услышишь мой вопрос, и отвечаешь только на него. Правило второе. Ты всегда говоришь правду, только правду, и ничего кроме правды, и пусть поможет тебе, Ростик, в этом Бог. Правило третье. Когда ты нарушаешь первые два правила, я отрезаю кусочек твоего члена и прижигаю рану, чтоб не занести инфекцию. А поскольку, он у тебя и так не слишком большой, то подумай, что от него останется. А ты ведь еще молодой, Ростик, он тебе еще может пригодиться. Ты меня хорошо понял?

– Да.

– Молодец, слушай дальше. Убивать я тебя не собираюсь, мне расстрельная статья ни к чему, барыгу тоже живым оставлю, только отрежу ему все лишнее, чтоб дурные мысли ему в голову не лезли. Ну и лавэ мне надо, Ростик. Надоел мне наш город, злые вы, уеду я от вас. Поэтому, ты мне сейчас расскажешь про барыгу все что знаешь, как зовут, где работает, где живет, семья, когда кто домой приходит. И вот еще что. Я тут по твоим карманам порылась, так у тебя полные карманы лавэ. Откуда? – Пока Ростик мучительно думал, что бы натрындеть по поводу двух тысяч рублей, которые он получил от барыги за то, что ее мочканет, Оля, не дожидаясь ответа, продолжила.

– Можешь не говорить, коню понятно, барыга дал, чтоб ты меня к нему привел, видно додушить меня захотелось сучонку, ничего, еще не вечер, давай быстро пой мне соловьем все, что про него знаешь.

Внимательно выслушала его рассказ и задала не меньше сотни дополнительных вопросов. Про соседей, есть ли возле подъезда лавки, кто на них сидит, куда выходят окна, есть ли черный ход в доме, куда он выходит, закрыт ли и на какие запоры, после чего удовлетворенно хмыкнула.

– Вот видишь, а ты боялся. Теперь последний вопрос, какие у тебя в хате нычки, Ростик, и что там лежит?

– Нет у меня в хате ничего. – Оля молча зажала в кулаке его член, так, чтоб виднелся лишь небольшой кусок головки, во второй руке у нее щелкнул нож.

– Стой, не надо! Возле моей кровати, под задней ножкой, возле плинтуса, там две паркетины ножом отковырнуть можно, под ними нычка.

– Что в ней?

– Котлы и нож одного фраера, я его мочканул недавно, и рыжья немного, со шмары в парке снял. – Не отпуская его члена, Оля задумчиво крутила нож между пальцами.

– Ладно, будем считать, что ты успел. Но наказать тебя надо. – Она отпустила член, схватила за волосы, и ударив головой о стену, прижала острие ножа плоскостью к его глазу. – Тебе, какой глаз вынуть, левый или правый, говори быстро!

– Не надо! Не надо! Я правду сказал!

– Шучу я, Ростик, – она отвела нож в сторону, и смотрела на него холодным, колючим взглядом, – я ведь тебя люблю. Ладно, время – деньги. Идем, я тебя трахну, кто его знает, когда свидимся. Хоть будет что вспомнить. Встал, и пошел вон туда, видишь пятачок ровный возле воды, от камней чистый, не помнишь его? Это я, осенью, его расчистила, когда вы втроем меня тут драли.

Слетела с катушек, сучка, сейчас мне кранты настанут, живого не отпустит, пронеслось в голове у Ростика, дать бы ей с разворота ногой, и головой добавить, замесил бы ногами, но стерва, далеко идет, и еще за веревку держит, как бычка.

– Чего встал?

– Не могу идти, посмотри, что у меня с ногой, о камень порезал.

– Хорошо, сейчас подойду, повернись спиной и согни ногу в колене, – положив вещи на землю, Оля подняла камень, взвесила на руке, не приближаясь запустила его Ростику в затылок, затем подошла и воткнула нож под левую лопатку.

– Дурак ты, Ростик, слушался бы меня, покайфовал бы перед смертью. Вот так с тобой всегда, ни себе, ни людям. – Оля помолчала, а потом добавила, – тебе уже хорошо, а у меня еще столько работы.

Оля выдернула нож, и начала, с его помощью, аккуратно сдирать кожу в тех местах, где были наколки. Затем отделила кисти рук. Левую, вместе с кусками кожи, выбросила в воду, а правую положила отдельно. Затем, вспорола живот по линии ребер и разрезала диафрагму, отделяющую легкие от желудка. Найдя большой камень, несколько раз, с силой, опустила его, ломая лицевые кости. Обвязав камень веревкой, привязала к ногам, и засунула в дырку на животе, чтоб не мешал. Затем, подтянув труп к обрывистому берегу, столкнула его в воду. Убедившись, что труп нигде не зацепился и ушел на глубину, подобрав правую кисть, Оля нашла выдолбленный в отвесном берегу спуск, и малюсенькую площадку возле самой воды. Занимаясь на ней эквилибристикой, она отмыла от крови, кисть, нож, свои руки, ноги, и туфли.

Вытершись Ростиковыми трусами, все остальное было нужно в сухом виде, порезала их ножом на тряпки, и засунула между камнями. Оделась, спрятала кисть в туфель Ростика, смотала его вещи в узелок и направилась в сторону крутой тропинки, ведущей наверх. Не дойдя до нее нескольких шагов, остановилась, ее била крупная дрожь, слезы навернулись на глаза, и она начала громко реветь, размазывая сопли по лицу ладонью свободной руки.

***

– Что, наревелась? – Спросила Оля саму себя, больше разговаривать было не с кем. – Тогда снимай курточку, платье, и вперед, умываться.

Раздевшись и умывшись, она промокнула лицо тыльной стороной платья, и подставила его жарким лучам солнца, успевшего за это время добраться до зенита. Достав из кармана курточки часы, оставшиеся ей вместе с ножом в память о Ростике, глянув на них, продолжила разговаривать с собой.

– Двенадцать двадцать, чуть больше полутора часов, должна успеть.

Взяв узелок, Оля вылезла из чаши карьера и бросив прощальный взгляд на темное зеркало озера пошла к конечной остановке автобуса через пустынную посадку. Выйдя из посадки с тыльной стороны хозмага, она, спрятав узелок в кустах, пошла в магазин, где купила хозяйскую сумку, молоток без ручки, набор английских булавок, и гвоздодер. Ручку к молотку изобретательные советские граждане должны были сами вырезать из подходящего куска ветки. Но и без ручки, подумала Оля, этой железякой можно много полезного сделать. Сложив узелок в сумку, Оля отправилась на остановку автобуса.

Автобус пришел по расписанию, и без десяти час Оля уже вышла на остановке неподалеку от своего дома. Пройдя дворами, нырнула в черный ход Ростикового подъезда и на лестнице чуть не столкнулась с Наташкой, которой она уже пару раз цеплялась в волосы, за то, что та к Ростику лезла. Испугано вскрикнув, Наташка пулей полетела наверх и скрылась в своей квартире, этажом выше. Открыв Ростикиным ключом входную дверь, глянув в пустой общий коридор, быстро прошла к двери в их каморку, где Ростик жил с отцом и матерью. Один из его братьев сидел за грабеж, а второй переехал в Днепропетровск.

Дверь открылась легко, и забрав все из тайника, закрыв двери, вышла через парадный и направилась через двор к своему подъезду, по дороге поздоровавшись со старушками сидевшими во дворе. В подъезде она подошла к дверям общего подвала и спустилась в кромешной тьме в подвал, разбитый на множество каморок. Поскольку карточки на основные продукты питания отменили в начале этого года, ничего ценного в подвалах никто не держал, даже замки на каморки свои никто не ставил. Любую закрытую дверь, тут же выламывали, интересуясь, что же запрятали граждане в таком легкодоступном месте. В одной из каморок с выбитым окном, была оборудована ее нычка, где Оля хранила свои ценности и деньги, которые ей перепадали за различные криминальные дела. Самыми удачными были грабежи пустых квартир. Ростик потом через своих знакомых сбывал краденое и выделял ей определенные деньги. Даже самые хорошие и новые вещи, которые ей удавалось купить на "заработанные", Оля не рисковала заносить домой, поскольку мать или отчим вполне могли все продать и оставить дочку голой.

Оля быстро переоделась в Ростикины шмотки, он был чуть выше и крупнее нее, но с помощью английских булавок, она быстро укоротила брюки и рукава куртки, спрятала свои короткие волосы под его широким картузом и положив во внутренний карман куртки гвоздодер, выйдя через черный ход, дворами прошла на улицу, и копируя походку Ростика, направилась в сторону описанного им дома. Через десять минут выйдя на нужную улицу и сверяясь с номерами, зашла в большой арочный подъезд, ведущий в четырехугольный двор окруженный со всех сторон домами. Сразу определив нужное направление, обойдя по дуге детскую площадку и скамейки со старушками, Оля нырнула в подъезд и быстро спустилась к черному входу. Взглянув на него, она облегченно вздохнула, двери были закрыты так, как описал Ростик, в створки забили большие скобы, через которые был пропущен кусок железной цепи, соединенной в кольцо навесным замком.

Не трогая конструкцию, Оля вытащила гвоздодером одну из скоб, а затем затолкала руками на место. С виду ничего не поменялось, но теперь, если толкнуть цепь через неплотно закрытый проем в правильном направлении, скоба вылетит и дверь откроется. Если просто толкать дверь, то скоба будет держаться, цепь будет тянуть ее в сторону. Крайне довольная грамотно проведенной операцией, Оля поспешила к выходу. Вылетев из подъезда, она чуть не сбила с ног бдительную старушку, которая попыталась перекрыть дорогу.

– Вы к кому, гражданин?

– К Степанычу, гражданка, – на ходу буркнула себе под нос Оля, огибая бабулю по дуге и двигаясь в сторону выезда со двора.

– К кому, к кому? – Не унималась бдительная соседка.

– Да пошла ты в… к доктору, глухая тетеря! – Не прекращая целеустремленного движения, порекомендовала ей Оля.

– Хулиган! – Сделала окончательный вывод старушка и шустро нырнула в подъезд, искать причиненный ущерб.

В тринадцать сорок, обогнув по дуге знакомых старшего поколения, которые в свою очередь не горели желанием общаться с Ростиком, Оля нырнула через черный ход в подвал. В тринадцать пятьдесят с повесткой в руке шагала в сторону здания, адрес которого был указан в повестке, но которое в городе любой нашел бы и так. По дороге она в аптеке купила тюбик вазелина и упаковку аспирина, кто его знает, как там, в милиции, дело обернется. Предусмотрительность и дальний прогноз незаметно становились превалирующими чертами ее нового характера.

Предъявив повестку дежурному на входе, она стояла, ожидая пока следователь не придет за ней на проходную. Он пришел такой же хмурый и худой. Завел ее в кабинет и усадил на стул, привинченный к полу посреди комнаты.

– Рассказывай, – коротко обронил он, описывая круги вокруг нее. Оля старательно вращала головой вслед за ним.

– Я все вспомнила, товарищ милиционер! В воскресенье, 21 апреля, я была на свидании с Ростиком. Ну и он, впервые за все время что со мной водится, пообещал что женится на мне, как только мне шестнадцать стукнет. Видно от волнения у меня, когда домой возвращалась, в голове закрутилось, вот я и ударилась. Бытовая травма, товарищ милиционер, никого из посторонних рядом не было.

– Бытовая травма, говоришь. А откуда ты такие слова знаешь?

– Ростик сказал.

– Сегодня, Ростика своего, уже видала?

– Видала, товарищ милиционер, правда недолго, убежал куда-то, сказал дела у него. Велел после четырех часов его во дворе ждать.

– Какие у него дела?

– Он мне про свои дела никогда не рассказывает. Говорит, что я дура, всем все выболтаю.

– А что еще говорил?

– Говорил, если вы меня вжарить захотите, чтоб я не выдрючивалась, и внимательно рассмотрела какие у вас особые приметы на теле есть, потом ему рассказала. – Следователь буравил ее своими глазами, взгляд не обещал ничего хорошего.

– Совсем нюх потерял, сучонок. А скажи Стрельцова, это он сам придумал, или советовался с кем-то?

– Как я ему рассказала про повестку, так он сразу велел мне сделать, что я вам рассказала.

– Хорошо, Стрельцова, так и напишем, как ты тут пропела. – Следователь заскрипел карандашом. – А что, Стрельцова, ты совсем врать не умеешь?

– Нас в школе учат, что врать нехорошо, товарищ милиционер. Враньем полсвета пройдешь, а назад не вернешься. Комсомольцы никогда не врут!

– А ты разве комсомолка?

– Нет, не приняли меня. Но я стараюсь быть на них во всем похожей.

– Понятно. Расскажи еще что-нибудь, Стрельцова, пока я пишу, чтоб нам не скучно сидеть было.

– Отчим мне проходу не дает, лапает и пристает, хоть домой не появляйся.

– Так напиши заявление, мы его мигом приструним.

– Мать сказала, если я на него пожалуюсь, на порог не пустит. А еще я будущее знаю. Вот всем говорила, что с Нового года карточки отменят, никто мне не верил. А их отменили! Не все, правда, остальные осенью отменят. А еще в этом году шахтер, по фамилии Стаханов, трудовой подвиг сделает, и о нем вся страна узнает.

– Ты, вот что, Стрельцова, ты это лучше никому не говори, а то положат тебя в психушку, поняла?

– Нет, товарищ милиционер, не могу я. То, что я знаю, нужно нашей Родине. Я напишу и отправлю письмо товарищу Сталину. – По мере того как она говорила, лицо следователя потеряло свое флегматичное выражение, он смотрел на нее с удивлением, как будто увидел впервые.

– Все мне казалось, что ты хитрая сучка и просто дурочку из себя корчишь… Ладно, Стельцова, есть у меня приятель, малолетней шпаной занимается, попрошу его, может он тебе поможет. На, читай протокол, тут напишешь, с моих слов записано верно, дата и подпись.

После того как Оля с отмеченной повесткой вышла из кабинета, следователь задумчиво смотрел на закрывшуюся дверь. Он ничего не понимал, и это раздражало до зубовного скрежета. Его совершенно не успокаивала мысль, что все связанное с ней, выеденного яйца не стоит, и у него есть масса более важных дел. С девкой было что-то не так. Чаще всего ему казалось, что она наглая стерва, которая это не особо скрывает, и косит под дурочку, иногда он был уверен, что у нее серьезные проблемы с головой. Но последняя ее фраза, даже не столько она, а как она была сказана, сказана без фальши, без патетики, по-взрослому, перечеркивала все остальное.

– Жаль девку. Пропадет ни за понюх табака. А девка вроде правильная, мог бы толк с нее быть.

Следователь записал в настольном перекидном календаре очередную строку, "позвонить Женьке насчет Стрельцовой", сложил протоколы в папку, и поставил в сейф. У него были другие дела, которые нужно было закрывать, к тому же Ванька сегодня выставлялся, у него на неделе день рождения был.

Оля выходя из здания взглянула на часы в фойе, они показывали начало четвертого. Время еще было. Барыга, в гражданской жизни директор продуктового магазина, имеющий оригинальное хобби – скупку краденого у братвы и реализацию оного через своих знакомых в других городах, в обычный день уходил с работы ровно в пять, а в субботу ровно в час. Пятница для планов Оли была более подходящим днем. В субботу слишком людно и слишком неопределенно. У людей возникают неожиданные планы, кто-то приходит в гости, кого-то ждут в гости, слишком много случайных факторов способных вмешаться в задуманное. В пятницу спокойнее. Впереди у всех, пусть короткий, но рабочий день, поэтому вероятность непредвиденных случайностей существенно меньше. Откладывать задуманное дальше, чем на день тоже не было возможности, вся стройная логическая схема накрывалась медным тазом.

Зайдя домой, где мать с отчимом уже вовсю отмечали окончание трудового дня, Оля, взяв хозяйскую сумку, такую же, как сегодня купленную, только постарше, сказала родичам, что пойдет купит хлеба, в хате жрать нечего, а она ничего не ела целый день. В подвале она сняла лифчик, пару раз обмотала веревкой грудь поверх майки, чтоб не торчала, сложила сумку в сумку, добавила одежду Ростика, женский чулок телесного цвета, правую кисть, замотанную в тряпку, нож, найденный в нычке, оголовье молотка, замотанное в тряпку и выйдя во двор направилась к столикам где любила сидеть их компания. Кое-кто из них уже вышел во двор, и несколько пацанов сидели за столом, играли в очко на щелканы. Посидев с ними до полпятого, Оля попросила передать Ростику, когда он появится, что она пошла в магазин, и скоро придет. Не торопясь, она подошла к дому барыги со стороны черного входа, выходящего в узкий проход образованный стенами двух домов. Этот колодезь соединял два двора, с выходами на разные улицы, поэтому там постоянно шастали посторонние, срезая дорогу через проходные дворы. Подгадав момент так зайти к черному входу, чтоб рядом никого не оказалось, толкнув острием ножа цепь в нужном направлении, Оля проскользнула в черный вход и забив скобу на место обмотанным в тряпку оголовьем молотка, начала переодеваться в мужскую одежду. Переодевшись и приготовив чулок, Оля начала ждать. Дважды за это время хлопали двери подъезда, люди возвращались с работы, но не те. В пять часов пятнадцать минут, выглянув на очередной хлопок входных дверей, она увидела знакомую фигуру. Барыга был пунктуален, как всегда. Надев чулок на голову и сверху картуз, пропустив барыгу подняться на один пролет, Оля с обмотанной железякой в одной реке и сумкой в другой, неслышно двинулась к лестнице. Жил он на втором этаже. В нишу, слева от лестничного пролета, выходили двери трех квартир, в том числе и его. Как только барыга поднялся и повернул налево, Оля стремительно и бесшумно преодолела два пролета. Уже на втором она услышала.

– Сеня, это ты?

– Да, Милочка, открывай.

Щелкнули замки, скрипнула дверь, когда Оля показалась из-за поворота и всадила железяку в затылок входящего в квартиру, и ничего не подозревающего человека. Он рухнул на свою жену, которая ничего не видела. Пытаясь удержать его, она наклонилась вслед за выскальзывающим из рук телом, и не успела отреагировать на стремительную фигуру тюкнувшую ее по голове. Что-то загремело и повалилось с вешалки, но Оля, не обращая на это внимания, закрыла входную дверь и положила ключ в карман куртки.

– Мама, что случилось? – раздался голос дочки, которая вышла в коридор на шум падающих тел и предметов.

Она успела закричать, перед тем как получила ногой в живот, и тяжелым в голову. Разобравшись с ожидаемыми объектами, Оля быстро осмотрела квартиру на предмет неожиданных посетителей и других неприятных сюрпризов, но кроме толстого белого кота, никого не обнаружила. Связав руки, ноги, заткнув рот и завязав глаза всем лежащим без сознания, она, чтоб унять выскакивающее от избытка адреналина сердце, собрала все ценное, что лежало сверху, и покидала в сумку. Часы, золотые украшения, деньги, все что нашлось при беглом осмотре, затем, оттащив дочку обратно в ее комнату, туда же хозяйку, барыгу на кухню, привела его в чувство и начала выяснять какие еще материальные ценности имеются в доме. Барыга отвечать отказывался.

– Давайте, уважаемый, поговорим серьезно, как умные люди. Поверьте мне на слово, здоровье дороже денег. А здоровье родных и близких дороже любых денег. У вас есть дочь, и есть жена. Если вы будете упорствовать, я буду вынужден допросить вашу жену. Уверен, она знает многие места, где деньги лежат. К сожалению, мне придется и ее здоровью нанести ущерб, а ваша дочь вряд ли сможет ухаживать за двумя инвалидами. Поэтому предлагаю вам сделку. Вы показываете свои нычки, я беру половину, половину оставляю вам и вашей семье. Всем нужно жить. Карл Маркс учил нас делиться. Мы расстанемся легко и просто, довольные друг другом. В противном случае мне придется забрать все, и доставить вам много неприятных минут.

Когда Оля вытащила кляп, этот придурок попытался кричать. Это ее расстроило, и она подумала, верно говорят, не стоит метать бисер перед свиньями. Пришлось вдумчиво поработать с ним, загоняя иголки под ногти, выворачивая пальцы из суставов и вставляя их на место, использовать зажигалку не по назначению.

Люди напрасно считают, что они герои и способны долго выносить боль. Как правило, среднестатистический взрослый мужчина готов все рассказать через пятнадцать минут правильного допроса и редко кто продержится больше часа. Барыга поплыл минут через тридцать, но вечер был испорчен. Наверно он не все показал, что у него было спрятано, но и этого было больше чем достаточно.

Воткнув ему нож в спину, Оля занялась уборкой помещения. Протерши полотенцем все поверхности, к которым она могла прикоснуться, Оля достала из сумки заготовленную для этого случая кисть, потерла пальцы о голову барыги и поставила пару отпечатков в местах, которые невнимательный человек пропустит при уборке. Закрыв квартиру на ключ, сняв чулок, Оля достаточно стремительно выскочила из парадного подъезда и быстрым шагом направилась к выходу из двора. Было шесть часов вечера, на улице светло и людно. Пройдясь по улице, Оля заскочила в один из подъездов, убедилась, что черный ход закрыт на замок, а значит, случайных зрителей можно не опасаться, переоделась и поспешила домой, купив по дороге две булки хлеба. Одну из них она сразу принялась щипать, голод не тетка.

Открыв входную дверь коммунальной квартиры, где они обитали, она подергала дверь в коморку бабы Кати. Как и следовало ожидать, ее не было дома, в это время она с соседками соответствующего возраста сидела во дворе и перемывала кости общим знакомым и местной молодежи. Дверь в коморку бабы Кати закрывалась на очень интересный замок, любой ключ, который влезал в замочную скважину, его открывал. Оля могла его открыть и своим ключом и ключом от общей двери. Она обнаружила этот эффект случайно. У бабы Кати были больные ноги, она часто эксплуатировала безотказную Олю посылая ее за покупками, и давала ключ с просьбой занести их в комнату. Как-то задумавшись, Оля открыла ее дверь, а потом увидела что не тем ключом. Пришло время воспользоваться этими знаниями.

После революции, пару зим подряд, баба Катя очень мерзла, угля не было, жгли все подряд, что могли найти. С тех пор она все лето собирала дрова и складывала у себя на балконе, а зимой сжигала. Последние годы, проблем с углем не было, и стояла у бабы Кати куча дров на балконе без движения. Но она их не выбрасывала, так и человек переживший голод складывает под подушкой сухари. На всякий случай.

Вытащив свою пустую сумку и переложив в нее хлеб, Оля аккуратно зарыла вторую сумку в дрова, теперь она могла там стоять до зимы. Если подозрение упадет на Ростика, а она сделала для этого все возможное, то вполне могут пройтись с собакой по подвалам, Ростика подъезд совсем рядом, поэтому она оставила в подвале только свои шмотки и пару рублей.

Осталась кисть, замотанная в тряпку и не попавшая ни в одну из сумок. Взяв в коридоре общий ключ от чердака, Оля выбросила кисть через слуховое окно на крышу. Кошки или вороны разберутся, что делать дальше. Отнесши родичам сумку с хлебом Оля выбежала во двор, и узнав, что Ростик не появлялся, села играть с ребятами в карты.

***

Играли в переводного дурака на деньги, проигравший клал рубль, остальным игрокам получалось по двадцать копеек. Ребята хотели играть на желание, но Оля порекомендовала им засунуть свои желания друг другу в одно место, причем место могут выбрать сами, а у нее никаких желаний нет, но на мороженное не хватает. Играть три на три тоже не вышло, никто не хотел брать ее в команду, поэтому, решили играть каждый за себя, но в переводного. Стараясь много не проиграть, но и не выиграть, Оля думала. Занятие было для нее новым, но интересным, раньше она сама с собой не разговаривала.

В лучшем для нас случае, говорило ей ее второе я, милиция будет у барыги завтра утром. На работе позвонят домой, никто не берет трубку, пошлют кого-то, благо от работы минут десять ходу, бабушки доложат, что со вчерашнего дня никто из квартиры не выходил, и милиция тут как тут. В худшем, то же самое произойдет еще сегодня. Акцию мы с тобой провели на четыре с минусом. Про кисть можно было раньше подумать и найти более подходящее место. Но вечно голодные бездомные коты от нее мало что оставят. За всем не уследишь, да и времени на подготовку практически не было.

На Ростика выйдут либо по пальцам, либо по описанию. Интересно когда его в колонию отправляли, фотографию делали? Если есть фотография, то его начнут искать завтра к вечеру, если нет, то в понедельник. Это если хорошо работать будут. В любом случае до среды пальчики в картотеке найдут. А как только начнут искать Ростика, так сразу весь наш двор на уши поставят. Поэтому думай, Олечка, что ты будешь рассказывать.

Итак, прямо из больницы, ты направилась к Ростику домой, надеясь, что он еще никуда не ушел. Столкнулись вы на выходе со двора, Ростик хотел тебя послать подальше, но ты вцепилась в него как клещ. Он спешил по делам в поселок возле старого карьера. Выйдя из автобуса, зашел в хозмаг, и купил моток бельевой веревки. Затем вы пошли в посадку, где немного покувыркались. Ростик, дав тебе пару рублей, послал купить сумку, гвоздодер и молоток без ручки. После этого, отправил тебя домой, и велел ждать его после четырех во дворе, а сам пошел в поселок, сказав, что у него там дела. Вернувшись, ты пошла в милицию, а затем сидела во дворе и ждала ненаглядного, только в магазин сбегала за хлебом. Точка.

С кем Ростик встречался, не знаешь, знакомых и друзей у него полпоселка, бандитский район, если спросят, кого помнишь, назовешь, пусть ищут. Что он делал в последние дни, ты не знаешь, в больницу он к тебе не заходил. Пусть пацанов трусят. Наверняка он возле дома барыги в последние дни крутился, а Ростик так все делает, что слепой не заметит. Недаром бабуля такая заводная была, небось не первый раз его возле дома увидела.

За это сочинение четверку получишь, хуже другое, прошлое сочинение переписывать заставят, скажут, чересчур короткое вышло. А тут есть небольшая засада. Надо придумать очень правдоподобную историю, за что Ростик мог дать тебе по голове. Впрочем зачем выдумывать, чем больше выдумываешь, тем легче запутаться. Такому кадру как Ростику, особая причина не нужна. Просто вышло неудачно, ты отлетела к стене и еще головой добавила.

Бандюкам, а они обязательно опросят всех, попозже, тоже рассказать все придется. Впрочем, может и не успеют спросить. Валить отсюда надо в любом случае. После того как дашь показания, сам Бог велел. Не сразу, недельку посидеть придется. А потом уезжать далеко, далеко. А тут пускай народ себе дальше ломает голову. Оборудовать хорошую нычку, все с собой не заберешь, запрятать нажитое непосильным трудом, собрать вещи и на поезд. Из документов у тебя только свидетельство о рождении, ну так, а больше ничего и не нужно. Как говорится, новую жизнь нужно начинать с чистого листа.

Пацаны пошли шляться по городу, Оля осталась во дворе ждать Ростика, но вскоре пошла домой спать. Пьяный отчим получил по печени за то, что руки распускает, и клятвенные обещания познакомить его с Ростиком поближе. Оля грустно подумала, Ростик, конечно, был большая сволочь, но без него ей тут не жить. Как только станет ясно, что он исчез, пацаны начнут выяснять между собой кто из них Ленин. Поскольку явного лидера нет, разборки затянутся. А Олей будут пользоваться коллективно. И ничего тут не поделаешь, выберешь одного, остальные на него ополчатся, он вынужден будет делиться с остальными. Даже Ростику приходилось иногда это делать. Ее мнение вообще никого не будет интересовать. Силовые методы мало помогут, начнешь гасить, расстреляют, тут уж концы в воду не спрячешь, а бить не насмерть, так против всех не повоюешь. И ничего нельзя поделать, кроме как свалить, трясина очень неохотно отдает свою добычу, и редко кому удается из нее выбраться.

Несмотря на напряженный и хлопотный день, Оля легко бы заснула, она отличалась крепкой нервной системой, но голос все поражался, как ей удалось так спокойно людей прикончить, и не давал ей заснуть. Она не понимала, он все время зудит, покоя не дает, она все делает, как он велит, и еще удивляется. А в процессе действии Оля вообще не ощущала раздвоенности, и голос переставал звучать, она просто знала, что нужно сделать в следующее мгновение и делала. Понимаешь, объяснял голос, когда ситуация напряженная, мы действуем как одно целое, а когда ситуация успокаивается, каждый может осознать себя. Олю эти премудрости не интересовали, ей спать хотелось. Да, вот чем голое знание отличается от практики, задумчиво сказал голос, ты, Оленька, у нас просто терминатор, нервы как канаты, аж завидно. Засыпая, Оля думала над тем можно ли самому себе завидовать, и мучительно пыталась вспомнить ускользающую мелодию и слова песни как-то связанные с этим вопросом. Но не смогла. Странный этот голос, попробовал бы он терпеть, когда тебя пользуют те, кого убить охота, вот где нервы нужны, а тут что, вогнал нож в спину и всех дел.

Утром, после того как мать с отчимом ушли на роботу, Оля постирала все, что на ней было, и помылась кое-как в домашних условиях. Голос рассказывал про сыскных собак, но ее это не интересовало, постираться и помыться это всегда приятно. Затем, впервые в своей жизни пошла в читальный зал городской библиотеки. Посещать школу в последние дни пребывания в городе, голос считал непозволительной роскошью. Взяв с собой чистую тетрадку и карандаш, она потренировалась писать левой рукой. У нее неожиданно легко стало получаться. Наверное, в прошлой жизни я была левшой, мелькнула в голове странная мысль. Их много стало мелькать за последние сутки. Затем Оля начала просматривать различные учебники, пытаясь разобраться какие эмоции и воспоминания у нее возникают о ее прошлой жизни. Она была уверена, что рано или поздно, должна это вспомнить. Все что она просматривала, вызывало ощущение узнавания, знание этих предметов было рядом, мысли, обрывки воспоминаний вновь нахлынули волной, и закружилось в голове.

Выйдя из библиотеки, она направилась домой, варить суп и перерабатывать информацию, пытаясь выстроить из обрывков цельную картину. Каши на всех, она наварила еще с утра. Заодно нужно было посмотреть на обстановку, не появилась ли уже милиция, жаждущая с ней пообщаться. Поев луково-картофельного супа на постном масле и закусив ячневой кашей, Оля решила, что нужно более серьезно относится к запросам растущего организма. К сожалению, пока приходилось обходится тем, что было в доме. А там было немного.

Цельной картины пока не появлялось, но все связанное с физикой и математикой вызывало ощущение чего-то родного. Значит, будем поступать в университет на физфак, подытожила Оля, а там разберемся. Она уже чувствовала, что это не самое трудное из того, что ей предстоит сделать в ближайшее время.

Выйдя во двор, она пошла к местным старушкам посмотреть в газету, которую читала вслух единственная грамотная на всю их компанию, и узнать последние местные новости. Пока никто ничего нового не знал, старушки обсуждали соседей. На просьбу Оли дать ей почитать газету, все отреагировали открытыми ртами.

– Ты ж никогда не читала газет, Оля

– Не знаю, что со мной делается, баба Катя, после больницы, так и тянет газету почитать. Может, у меня с головой что-то случилось.

– Ничего девочка, бывает и хуже. Заодно газетку нам дочитаешь, а то Томочка устала уже.

– А Ростика не видели?

– Не видели и слава Богу, сдался тебе тот Ростик.

– Я люблю его, баба Зина.

– Ничего пару раз еще головой ударишься, разлюбишь, хотя, кто его знает, по разному бывает. Давай, читай уже.

Почитав газету Оля наткнулась на короткое сообщения что нарком иностранных дел Литвинов вылетел с официальным визитом во Францию. Череда мыслей и воспоминаний замелькали калейдоскопом, и в голове закружилось. Договор с Францией, с Чехословакией, Мюнхенский сговор, война, в ее голове выстраивалась хронологическая картина событий.

– Что с тобой, Оля?

– Все хорошо, голова закружилась.

– Да, тяжело тебе с непривычки читать, раньше то не пробовала, иди отдохни, мы без тебя остальное почитаем.

Их компания уже начала собираться во дворе. Сегодня в парке, на танцевальной площадке играл оркестр, такое событие никто не пропускал, погода была отличной, но немного парило, ночью обещали дождь.

Дефилируя по парку в ожидании оркестра, Оля пришла к выводу, что построенная логическая схема нуждается в последнем элементе, персонаже из поселка возле старого карьера. А то нехорошо выйдет, начнет милиция искать, никого не найдет, и может возникнуть недоверие ко всему ее рассказу. А дело ведь надо закрывать, начнут обратно Олю на допросы тягать, мешать ей, а уедет, в розыск объявят. Значит ее задача состоит в том, чтоб это дело было закрыто, виновные наказаны, а материальные ценности возвращены семье. Не все, конечно, кто их там считал, но хоть некоторые, все ж подспорье будет в трудные времена.

Перебирая в памяти всех знакомых в поселке, Оля радостно улыбнулась. Она уже знала, к кому пошел вчера утром Ростик, после того как они расстались.

***

Следователь в должности младшего комсостава Петр Цыбудько, курил папиросу на лестничной площадке и радовался, что он просто входит в группу занимающуюся этим делом, а руководит ней, его непосредственный начальник следователь в должности среднего комсостава Илья Шапиро. Дело, на которое они выехали в субботу утром, обещало быть крайне неприятным. Начать с того, что жена убитого, отправив дочку в больницу, наотрез отказалась покидать квартиру, несмотря на то, что пролежала всю ночь, связанная на полу, а перед этим достаточно сильно получила по голове. Она сразу начала названивать по телефону, затем подозвала к телефону Илью и дала ему трубку. По тому, как вытянулся в струнку с телефонной трубкой в руке Илья, нетрудно было догадаться, что особа, с которой он общается весьма представительна, а значит, дело будут держать на контроле. Вот пусть он и отдувается. После разговора, Илья запретил делать обыск в квартире, аргументируя это тем, что у них нет санкции прокурора, и ограничится поверхностным осмотром места преступления. Петро и не подозревал, что для обыска квартиры, где произошло убийство, нужна дополнительная санкция прокурора, за все пять лет работы в милиции он как-то обходился и без нее, но начальству виднее. Осмотрев квартиру и три взломанных тайника, узнав должность и зарплату покойного, Петро прикинул, что даже того, что он увидел в квартире, достаточно, чтоб завести на покойника уголовное дело, поскольку на свою зарплату купить он этого не мог. А что бы они нашли, разреши им устроить в квартире полноценный обыск, об этом Петро и думать не хотел. Поэтому ни жалости к покойнику, ни особой неприязни к его убийце, Петр не испытывал. Его больше занимали несколько головоломок этого дела, которые не ложились в логический ряд.

К примеру. Все мокрушники которых он видел за эти пять лет, после того как убили хозяина, никогда бы не оставили живых свидетелей, и милиция нашла бы не один, а три трупа на этой квартире. Более того, у жены и дочери, руки были примотаны к туловищу, а у хозяина туго связаны за спиной на кистях и локтях. А это означало, что убийца позаботился даже о том, чтоб не калечить хозяйку и дочку.

Петро только закончил осматривать лестничную клетку и опрашивать соседей. Доложив Илье о том, что узнал, он, куря папиросу, раздумывал над второй несуразностью. Старушка соседка, сидевшая весь прошлый вечер во дворе, божилась, что ни до, ни после убитого никто подозрительный в подъезд не входил. Около шести вечера из подъезда выбежал подозрительный молодой человек с сумкой в руках, который несколько раз за последние дни попадался ей на глаза, при этом, заходил в этот подъезд в разное время. Осмотрев черный ход, Петро пришел к выводу, что преступник, или преступники попали в подъезд через него.

Совершенно непонятно было, почему молодой человек, которого заметили соседки, не вышел затем из подъезда через черный ход, а поперся через парадный, зная, что во дворе есть люди, которым он уже примелькался, и они, несомненно, его заметят. То, каким хитрым образом преступник подготовил черный ход к использованию, совершенно не вязалось с его глупым поведением после убийства.

Но была у Петра версия, которая объясняла все эти и другие странности. По этой версии, организовал и осуществил это ограбление умный и хитрый преступник, который нашел себе в подельщики молодого фраерка. Этот фраерок по заданию своего напарника, следил за будущей жертвой, разведывал пути к подъезду, при этом активно светился соседям. Даже начало ограбления было проведено так, чтоб засветить подельщика. Затем основной фигурант, Петро назвал его Бугор, проводит допрос, изымает материальные ценности, убирает квартиру так, чтоб остались отпечатки второго фигуранта, которого Петро назвал Лох. Бугор выходит через черный ход, заставляя Лоха привести за ним все в прежний вид, а тот вынужден выйти через парадный, на глаза свидетелей.

Петр уже чувствовал в себе охотничий азарт найти Бугра и доказать свою правоту Илье, который отмахнулся от этого и сказал, что Петр ищет сложности там где их нет. Преступник молодой, первое убийство, перенервничал, и убежал. Вот и все объяснение надуманным загадкам, а Петру пора подобрать список возможных фигурантов по описанию, пока эксперты будут возиться с отпечатками.

Петро уже созвонился с Женькой из отдела несовершеннолетних, передал ему имеющиеся описания и теперь поджидал его со списком подходящих под описание местных босяков.

***

Как только раздались первые звуки оркестра, вся публика потянулась к танцевальной площадке. Оля высматривала своего кандидата на роль Ростикового подельщика. Перед тем как определять человека на такую ответственную должность, необходимо было убедиться, что он жив и здоров. Зная характер будущего актера, делать такие допущения без проверки было бы безответственно.

Был среди поселковых хулиганов некто Толик по прозвищу Рама. Был он шире обычного человека раза в два, физически очень сильный, но природа отыгралась на другом. Ума, если так можно сказать, он был недалекого, а характер имел скверный, вспыльчивый и несдержанный. Все это приводило к затруднениям в вербальной коммуникации с окружающими, и Толик с удовольствием переходил к невербальной. По вышесказанным причинам, из всего богатства невербальных методов, он использовал только кулаки. Полгода назад он вышел из тюрьмы, отсидев два года за хулиганку, и был досрочно освобожден за примерное поведение. Все долго ржали, услышав такую формулировку.

Но был у него особый пунктик, из-за которого он был Олей определен на эту должность. У него были проблемы в отношениях с женщинами, бил он их смертным боем. Толи его это возбуждало, толи одно из двух. Оля знала это не понаслышке, так как прошлой осенью, по инициативе Ростика, который с ним имел какие-то дела, ей пришлось близко познакомиться с этим уродом, и даже по роже разок получить, несмотря на заступничество Ростика. Если с Толиком все в порядке, он обязательно должен был придти на танцы в компании с остальными поселковыми хулиганами. Оля хотела зайти к нему завтра с утра, и как воспитанная девушка собиралась предупредить его сегодня о своем визите.

Жил Толик в частном доме вместе со своими родителями, но те, справедливо считая, что чем реже они будут видеть свое чадо, тем дольше проживут, отгородили ему одну комнатку и пробили отдельный вход, так что посетить его инкогнито не представляло труда. Определенный труд представляло отбиться от Толика сегодня, любую бабу, которая попадала ему в руки он тут же старался вжарить или, как минимум дать по роже. А лучше и первое и второе.

Потанцевав немного по очереди со своими пацанами и дав себя немного полапать, начнешь из себя недотрогу строить, можно сразу получить, Оля убежала в дамский домик поправить прическу. Ей нужна была свобода маневра, делать предстоящий разговор достоянием общественности, совершенно не хотелось. Дождавшись очередного танца, в котором Толику не досталось партнерши, Оля двинулась к нему. Он часто оставался один, все знакомые девки вешались на шею любому, как только видели Толика двигающегося в их направлении. Незнакомых Толик не приглашал, как уже отмечалось, разговаривать он не любил, а лапать незнакомых баб опасался. Вокруг танцплощадки было полно милиции, а милицию Толик побаивался. Она могла его безнаказанно отметелить, а это было неприятно.

– Толик, ты знаешь, Ростик пропал.

– Ну,

– Его менты везде ищут,

– Ну,

– Я приду к тебе завтра утром, – Оля развернулась и быстро пошла в глубь аллеи.

– Стой!

– Тихо! Меня тоже могут искать, я линяю, – прибавив шагу, она почти побежала к одному из боковых выходов.

Завтрашний день обещался быть трудным, придется рано вставать, нужно было выспаться. Дома веселье было в разгаре, отчим с собой еще корешей привел. Соваться туда было опасно. Но на этот случай, регулярно повторяющийся в ее жизни, у Оли уже были домашние заготовки.

– Можно я у тебя сегодня переночую, баба Катя? – спросила она заглядывая по кастрюлям. Родичи уже вымели и суп и кашу, пришлось ограничиться хлебом и чаем. При интенсивной работе мозга нужно другое питание, мрачно подумала Оля.

– Ночуй, мне не жалко. Что-то ты рано сегодня.

– Голова кружится, танцевать не могу. Ростик пропал, второй день уже нету.

– Кабы того горя.

***

Пришел Женя, притащив с собой списки, в которых было около двадцати фамилий и адресов неблагополучных подростков, подходящих под описание и состоящих на учете, часть из которых уже успела побывать в колонии. Выбрав из них шестерых, чьи адреса были в ближайшей окружности, доложили Илье.

– Женя, с твоим начальством уже договорено, до окончания следствия ты прикреплен к нашей группе. Делайте, товарищи, что хотите, но завтра вы должны определиться и если подозреваемый в городе, арестовать его. В понедельник с утра жду вашего доклада. Петро, ты старший, в помощь вам никого дать не могу, привлекайте участковых и дежурных, у вас есть необходимые полномочия. С транспортом тоже помочь не могу. На задержание вызовете в помощь оперативную группу. Если все поняли, то свободны, идите работайте. Если будет подозреваемый, в понедельник получите отгул, а может и два.

Выйдя из квартиры, где Илья продолжал работать с потерпевшей, Петро только сплюнул со злости. Пошел бы в больницу с дочкой переговорил, та хоть что-то видела, но у дочки нет знакомых, которым она сможет рассказать про доблестного уполномоченного среднего комсостава Илью Шапиро. Ладно, и это надо, хуже бы было наоборот. А Илья начальник неплохой, Петро разных повидать успел за свою недолгую службу.

– Как делить список будем Женя?

– Чего его делить. Я многих в лицо знаю. Большинство сейчас на танцах в парке. Там и дежурных по городу полно. Идем туда, собираем, кого найдем, опрашиваем на месте, а потом определяемся. Если повезет, то завтра загорать пойдем.

– Твоими устами да мед пить.

– Есть у меня еще кое-кто из соседнего двора. Должен он мне, помог я ему в колонию не загреметь.

– Да не будет он тебе стучать.

– А я его и просить о таком не буду. Нет у тебя Петя воображения. – Женя радостно заржал, от придуманной пакости.

– Зато я старушек убалтывать умею. Возьмем соседку на опознание. Она его в лицо видела.

– Лучше бы ты молодушек убалтывать умел Петро.

– Не скажи, со старушек для дела больше пользы. Глаз у них наметанный.

В парке Женя с дежурными милиционерами пошел собирать нужный контингент, а Петро инструктировал соседку.

– Вы сядете на эту лавочку Любовь Ильинична. Ребят будут мимо вас проводить, по одному, вон к той следующей лавке, где мы их опрашивать будем. Как только узнаете того, кого к нам повели, просто встаете и уходите домой, а мы знать будем, что это тот, кого вы во дворе видали.

Пока приготовил все, появился Женя с тремя дежурными и десятком ребят. Он приводил ребят по одному к Петру. Соседка продолжала сидеть. Задав пару вопросов, где был вчера, что делал, ребят отпускали. Третьим Женя привел пацана лет пятнадцати из соседнего двора.

– Антон, вчера у вас квартиру ограбили, а хозяина убили. Возле дома и двора вашего, фраер последнюю неделю крутился, все его видели и ты видел. Мы его все равно возьмем Антон. У меня к тебе одна просьба. Я хочу быть уверен, что я не зря сегодня и завтра жопу рвать буду. Посмотри в этот список. Если он там есть, просто скажи, мне не надо знать кто, мы все равно должны всех проверить. А если нет, то нет, мы пацанов прессовать лишний раз не будем. Только уговор такой, не хочешь, не бери список в руки, я не обижусь. Соврешь, пеняй на себя, я тебе это не забуду, понял?

– Понял, – буркнул Антон, поколебался, но взял список. Пробежав глазами, первые пять фамилий, положил список на стол и сказал, – есть он тут.

– Спасибо Антон, можешь идти, значит не зря мы тут с вами время свое гробим.

– Ну, что скажешь, – улыбался Женя после того как Антон ушел

– Шестой по списку.

– И у меня так вышло, а это у нас Ростислав Селезнев по прозвищу Кочерга. Нет его в парке. Компанию его видел, а его нет.

– Давай так, этих по быстрому пропускаем, чтоб Антона не светить, а потом, приводишь компанию Кочерги, будем их прессовать где он может быть и с кем дела имел в последнюю неделю. Ты, кстати, такую Ольгу Стрельцову не знаешь?

– Слыхал что с Ростиком последний год таскается, но ко мне не попадала.

– Если сможешь, помоги девке, говорил я с ней, пропадет, а девка неплохая.

– Ладно, еще поговорим, давай дело делать.

Последний раз Ростика видели выходящим со двора в пятницу утром. После этого во дворе он не появлялся. Ольга Стрельцова была с ними на танцах, но потом ушла, никому не сказав. Ушла еще до того, как Женя с милицией начал собирать пацанов.

– Надо бы ее найти, она мне в пятницу показания давала, говорила что с Ростиком виделась, надо ее подробно расспросить.

– Где ты ее сейчас найдешь. Фигуранта нашли? Нашли! Пора отдохнуть. А завтра с утра ее прямо в постели, тепленькую возьмем. А она как, хорошенькая?

– Она несовершеннолетняя, Женя.

– Непруха…

– А то ты не знал. А про отдых забудь. Санкцию на обыск у Ростика, технарей предупредить, собаку с инструктором заказать, чтоб подвалы и чердаки обыскала, это кто вместо нас делать будет?

***

Проснулась Оля очень рано. Она, быть может, еще бы поспала, но баба Катя, как обычно, вставала с первыми лучами и оккупировала кухню, пока все спят. Таская туда необходимые ей продукты, она постоянно приговаривала.

– Спи еще девочка, не обращай внимания.

– Я сейчас встаю уже, баба Катя, за хлебом пойду, – сонно отвечала Оля

– Спи спокойно, я уже заходить не буду, какой хлеб, магазин только через час откроется, – баба Катя, плотно прикрыв дверь, пошла вдоль длинного коридора на кухню.

Оля, встав и одевшись, быстро отрыла сумку, достала из нее три свертка, которые лежали в тайниках. В двух на ощупь были пачки денег, в третьем, замотанная шкатулка. Затем быстро просмотрела содержание сумки. Все что надо, было на месте и даже более того. Подумав, Оля достала две пары часов, Ростика и вытащенные из его тайника, небольшой сверточек в котором было золотое кольцо и серьги. Замотав это в тряпку, она добавила четвертый сверток к первым трем, и зарыла их обратно в дрова. Затем пошла к себе, взять сумку на хлеб. В комнате стоял непередаваемый запах бычков от папирос, перегара и потных тел. Отчим, в обнимку со своим корешом, спал на ее постели, а второй его дружбан, крепко обнимал мамашу. Поскольку их одежда была в беспорядке разбросана по комнате, платонической эту сцену назвать было трудно.

А поутру они проснулись,

Кругом помятая трава, тихонько мурлыкала Оля, осматривая помещение. Найдя сумку, она легонько растолкала мать, уставившуюся на нее непонимающим взглядом.

– Одевайся, собирай своего хахаля, тихонько выпроводи, и ложись обратно. Я пойду хлеба куплю. – До матери потихоньку начал доходить весь ужас ее положения. Не опохмелившийся отчим особой толерантностью не отличался.

– Ой, Боже милосердный, как же это, – запричитала мать.

– Тихо, ты. Подробности потом расскажешь, я пошла.

Оставив мать вспоминать прошлый вечер, Оля закинув вторую сумку в первую, весело выскочила на улицу и бодро пошла в направлении поселка. До нужного ей места было около часа ходьбы широким шагом. Напевая веселую песенку, Оля вышла в посадку возле заброшенной узкоколейки, которая шла к старому карьеру. Переодевшись в одежду Ростика, она зашагала по узкой тропинке вьющейся рядом с железной дорогой.

Оля вышла к домам со стороны огородов. Так их осенью вел к своей норе Толик. Стараясь угадать нужный дом, с тыла они все выглядели одинаково страшно, облепленные сараями, и прочими нужными строениями. Некоторые из них так и назывались, нужники. Выбрав один из домов и подойдя к нему по тропинке в огороде, Оля поняла, что не угадала. Это не расстроило ее оптимистическую натуру, и она прямо через огород пошла к соседнему. Нужный ей дом должен был быть где-то здесь. Летающих домов в природе не существует. Убедившись что на этот раз она не ошиблась, Оля постучав в окно, сняла картуз, встряхнув волосами, достала из кармана нож, щелкнула лезвием и спрятала его в правый рукав, придерживая острие согнутыми пальцами.

***

Толик лег спать поздно и в плохом настроении. Ему не удалось снять подругу или попользоваться чужой, в конце вечера все куда-то разбежались, и он один, как последний лох, вернулся домой. Когда утром его разбудил стук в окно, и он увидел эту Ростикину сучку, которая пришла, как вчера и обещала, он затащив ее в хату, коротко и ясно сказал,

– Бери в рот!

Поставив сумку на землю, и схватив его торчащий в трусах член левой рукой, она, заглядывая ему в глаза, спросила,

– Рама, а ты меня любишь?

Пока он раздумывал над тем дать ей в рыло или просто обматерить, она тыкнула его правой рукой в бок. Сильно закололо слева, грудь сдавил спазм, и трудно стало дышать. Оля отскочила, и кривая улыбка исказила ее уста,

– Бедный Толик.

Только теперь он заметил, что у него слева, в боку, торчит рукоятка ножа, а вокруг нее тонкой струйкой бежит кровь.

– Сука, – прохрипел он, шагнув к ней, но она шустро рванула в бок, оббежала вокруг стола, и весело засмеялась, повторяя,

– Не догонишь, не догонишь.

Она сумасшедшая, пронеслось в голове и потемнело в глазах. Падая на землю, он еще успел с удивлением подумать, неужели я умираю?

Обойдя Толика, которого выгнула предсмертная судорога, Оля достала из сумки гвоздодер и начала внимательно осматривать доски пола. Найдя подходящую, освободив ее по всей длине, Оля начала максимально осторожно ее поднимать, сначала расшатав, используя гвоздодер как рычаг, и подцепив ним доску через щель возле стены, затем повытаскивав гвоздодером гвозди. Вытащив вторую сумку и переложив в нее свою одежду, Оля еще раз пересмотрела содержимое. В сумке лежали остатки бельевой веревки, оголовье молотка замотанное в тряпку, золотые побрякушки, немного денег и часы, которые Оля собрала в квартире барыги. Взяв немного денег, а то за хлеб не будет чем рассчитаться, Оля добавила в сумку гвоздодер, протерши его тряпкой, а оголовье молотка забрала. Засунув сумку под пол, она аккуратно забила гвозди на место. Затем затерла грязными подошвами все свежие царапины. Критически рассмотрев дело своих рук и ног, она вынесла окончательный вердикт.

– Для сельской местности сойдет и так.

Натянув картуз на голову, взяв свою старую сумку с одеждой, кинула туда оголовье молотка. Глянув еще раз, не забыла ли чего, хлопнула себя свободной рукой по лбу.

– Дура!

Протерши тряпкой рукоятку ножа, она вздохнула.

– Бедный Толик.

Тряпкой, закрыв за собою дверь, она быстро пошла обратно. Два часа ходить за хлебом, это явный перебор. Утешало, что никто не знал, когда она вышла за ним из дому. Глаза ее застилали слезы, губы дрожали.

– Если бы ты скотина, не покалечил ту девку, которую мне Ростик показывал, я бы тебя не тронула. Ты же ей не рожу, ты ей душу поломал. Ростик рассказывал, она умом повредилась. Ты бы все равно кого-то убил, и тебя бы расстреляли. А так, в следующей жизни у тебя будет счастливая судьба. Наверно.

Пройдя полдороги, Оля переоделась в свою одежду, зашвырнула подальше обмотанное в тряпку оголовье молотка и попрятав через каждые сто метров элементы Ростикиной одежды в кусты, с пустой сумкой вышла из посадки и направилась домой. Купив по дороги две булки хлеба, и отламывая от одной из них кусочки, она жевала и думала все ли сделано правильно, и не осталось ли висящих хвостов. Ее раздумья прервала соседка.

– Ты где ходишь Оля! Тебя милиция ищет! Уже час тут с собакой все облазили и подвалы и чердаки! У Ростика были, тоже с собакой.

– Так, где они, нет никого.

– Уехали уже все. Двое осталось, во дворе сидят, всех по очереди опрашивают. Иди бегом туда!

– Уже бегу. Аж подпрыгиваю.

– Заберут тебя и правильно сделают.

– А я им расскажу, что вы из деревни самогон десятилитровыми банками возите.

– Сучка ты Оля!

– А ты, тетка Люба, жена верная, я и твоему мужу могу кое-что рассказать – громко расхохотавшись, Оля направилась через черный ход во двор, оставив изумленную женщину провожать ее глазами.

– Совсем умом повредилась после больницы, – сделала свой вывод тетка Люба.

***

Когда Петро увидел ее, неторопливо идущую к группе соседей и жующую по дороге кусок хлеба, он не мог понять, почему он не может оторвать от нее глаз. Поднявшееся над домом солнце запуталось в ее коротких волосах, раздело ее, просвечивая насквозь тонкую ткань ее платья, и он отвел глаза в сторону. Вдруг он понял, почему так хочется смотреть на нее, она излучала покой, она щедро разливала его вокруг себя, все затихало, попадая в его сень. Если бы у Петра было время, он сравнил бы это чувство, с покоем каменных фигур, стоящих на высоких курганах в безбрежной степи. И в нем затихала злость, азарт, волнение схватки когда он смотрел на нее.

– Стрельцова, – позвал он ее.

Продолжая жевать хлеб, она неторопливо подошла к столу положила на лавку сумку с хлебом и села напротив них. Ее глаза были красными от слез, грустными и задумчивыми.

– Где ты ходишь Стрельцова? Сказали, ты за хлебом пошла, мы уже час здесь крутимся, а тебя нет. Что случилось? – Женя подозрительно смотрел на ее красные глаза.

– По улицам ходила, плакала, – просто сказала она, – Ростик пропал, теперь некому меня защитить.

– Нашла из-за чего плакать. Вот Женя над тобой шефство берет, и ко мне всегда можешь обратиться. – Ему показалось, искра бешенства молнией промелькнула в ее глазах. Глядя на него в упор, она сказала,

– Помоги мне, товарищ милиционер, вон видишь того, высокого и худого, это Сеня Жердь. Он вчера на танцах мне сказал, что если до следующей субботы я ему добром не дам, он меня зароет.

– Да ничего он тебе не сделает, а если пальцем тронет, скажешь мне, я с ним разберусь.

– А если я буду лежать в канаве с проломленным черепом, какой мне с этого толк?

– Пойми, Стрельцова, есть закон, то, что ты говоришь, это слова, у тебя даже свидетелей нет.

– Через две улицы отсюда, на улице Ленина, живет начальник горкома партии. Там милиционер часто возле дома дежурит. У него дочь, моя одногодка, я ее видела несколько раз. Вот если бы Сеня ей такое сказал, знаете, что бы с ним было? Его бы забрали в милицию, и оттуда он бы попал в больницу или на кладбище. Такой вот у вас закон, товарыш милиоцинер. – Она грустно смотрела на него. – Спрашивайте, пока я тут. Уеду отсюда, на фабрику ученицей пойду. Тут мне не жить.

Записывая ее показания и обдумывая услышанное, он постепенно успокоился, в поселке было немало персон, которым по плечу роль Бугра в его пасьянсе. А то, что она тут наговорила, это конечно правда, но такова жизнь, так было и так будет. Мы, конечно, меняем ее, она становится лучше, и при коммунизме, такого не будет, говорят, и милиции при коммунизме не будет. Но оперуполномоченный младшего комсостава Петро Цыбудько никак не мог представить когда, и главное как это произойдет.

Когда они с Женей, закончив опрос, направлялись в управление, просмотреть дела названных Олей поселковых бандитов и примерить, на кого из них подойдет роль Бугра, возле них затормозила дежурная машина.

– Залезайте, – крикнул им выглянувший Илья, – едем в поселок. Убийство. Анатолий Караваенко, по кличке Рама, слыхали о таком?

Женя с Петром переглянулись. Это был один из их списка знакомых Ростика в поселке, с которым у того были раньше дела.

***

Пока Илья сравнивал найденные ценности со списком пропавшего, Петро с Женей, закончив опрос свидетелей, курили на улице.

– Не мог Ростик, Раму кончить, никогда я в такое не поверю. Это все равно, что я бы пошел с Поддубным бороться и победил. Кто в такое поверит.

– Илья поверит, слыхал, Ростика в розыск, ценности найдены, убийцы известны, дело закрыто. Точка. Премию получим, за два дня такое дело раскрутили.

– А ты что думаешь?

– Что тут думать, Женя. Вот скажи мне, кто положит в сумку с золотом и деньгами, кусок веревки и гвоздодер? На гвоздодере, обрати внимания, ни одного отпечатка. Дураку понятно, что это нам подстава. Но Илья у нас умный, поэтому ему не понятно. Зато понятно, что за раскрытие особо опасного в трехдневный срок, очень много можно получить. Илья уже сказал, что сегодня вечером гуляем.

– На какие шиши?

– Вдова угощает. Сегодня похорон был. Илья уже ей отзвонил, что ее побрякушки нашлись. Так она нас троих в гости приглашает.

– Старовата она…

– Ничего, выпьешь, будет в самый раз.

Они молча курили дальше, а Петро думал, что Бугор оказался чересчур хитрым. Он нашел не одного, а двух Лохов, но не это поражало. Все виденные им за пять лет грабители, умные или глупые, имели одну общую черту, все они были жадными. Оно и понятно, не будет щедрый человек рисковать своей свободой ради денег. Никто бы из них, придумай он такой финт, не отдал бы всех побрякушек.

Понятно, в тайниках, наверняка, было намного больше. Но все равно, подбросить малую часть, это еще было возможно, на это могли пойти, чтоб отвести подозрение. Но отдать больше чем значилось в списке, было там несколько мелочей, которые вдова забыла при составлении списка пропавшего, а потом признала, это было за гранью возможного. Поскольку все ценности найдены, любая причина держать дело открытым отпадала. Петро вдруг понял, что они видят лишь ту картинку этого преступления, которая нарисована и поставлена пред ними, а что за ней, что она скрывает, они даже не догадываются. И заниматься этим у него уже не будет времени. На нем чуть меньше десятка незакрытых дел, и сроки поджимают. Последний раз пробежавшись глазами по списку знакомых Ростика в поселке, и вспоминая, что он о них знает, и потянет ли кто из них роль Бугра, перед глазами Петра постоянно возникала картинка девочки, жующей горбушку хлеба, залитая ярким весенним солнцем.

Если бы Оля знала об этом, ее внутренний голос постоянно о чем-то спрашивающий и рассказывающий, глубокомысленно сказал бы, какие странные пути выбирает подсознание, чтоб натолкнуть нас на правильную мысль.

Но Оля, планируя свои последние дни в родном городе, напряженно думала о том, что писать, а что не писать в своем первом письме Системе, и как это все так устроить, чтоб рыбку съесть, и никуда не сесть.

***

Глава вторая

Остаток воскресенья Оля потратила на то чтоб вырыть в подвале яму, куда собиралась спрятать лишние ценности. У соседа была в кладовке небольшая саперная лопата, с войны привез. Поскольку днем, как правило, кладовка была открыта, не составило особого труда незаметно вытащить лопату и поставить на место. Вечером в парке должны были быть танцы и компания начала собираться во дворе после обеда. Оле никуда не хотелось, но дома скоро соберутся друзья отчима, продолжить вчерашние посиделки, поэтому, решив, что танцы будут меньшим из зол, вышла и подсела к ребятам играющим в карты. Ребята уже знали, что Ростик мочканул барыгу, снял с него лавэ и слинял из города. Оля задавала наивные вопросы, а ребята с умным видом ей объясняли.

Затем все дружно направились в парк. Когда они подошли к площадке, Оля сразу заметила, какие взгляды бросают в их сторону ребята из поселка стоящие тесной группой, мрачные и агрессивные. Уже знают, что менты на Ростика убийство вешают, могут нам мстить, мелькнуло в голове. Подойдя к знакомой девчонке с другого двора и перекинувшись с ней парой общих слов, Оля вернулась к ребятам.

– Светка рассказала, Раму в поселке на нож накололи. Менты на Ростика валят. Поселковые забожились, что мстить будут. Зыкают на нас, как на врагов народа. Подрежут после танцев. Линять нам надо втихаря.

– Шо ты гонишь? Не мог Ростик Раму пырануть. Они кореша были.

– Так пойди это поселковым скажи, я это и так знаю.

– И пойду!

– Ты чо, мля, Жердь понтуешься, хочешь пику в кишки получить? Кто, мля, тебя слушать будет? Они за Раму нас на части порвут, им похеру все! Шмара дело говорит, линяем в разсыпняк возле ментов, во дворе соберемся. Как музыка начнет играть, так и валим.

– Хочешь валить, Лось, вали сам, кто ты такой, чтоб мне указки давать?

– Так оставайся, мне похер, мля!

– Кончайте базар, хочешь с ними толковать, иди уже, пока музыки нет. При ментах они не рыпнутся. Потом дальше решать будем, – предложил Витя Желудь.

Оля хотела сказать, что после разговора с поселковыми так просто уже не уйдешь, они будут постоянно за ними наблюдать, но промолчала, не было смысла напрягаться. Жердь расхлябанной походкой направился к тесной группе поселковых. Придурок, подумала Оля. Видимо ее мнение совпало с мнением тех, с кем он пробовал поговорить, не прошло и минуты, как Жердь с вытянутым лицом и сжатыми зубами возвращался назад.

Ну что, Оля, погуляли, и хватит, участие в потасовке с поножовщиной, которая здесь явно назревает, в наших планах на сегодня не значится, ехидно прокомментировал последние события ее внутренний голос. Она развернулась в направлении общественного туалета и неторопливо пошла по аллее, затем свернула в сторону и прибавила шагу. Но вот так просто уйти не удалось. Поселковые всей своей командой бросились к их группе, ребята врассыпную рванули в темень парка. Оля с удивлением отметила, что и о ней не забыли. К ней довольно резво несся невысокий, но плотно сбитый парень.

Долго так не пробежит, но догнать сумеет, хладнокровно отметила она и бросилась наутек. Бежала она по прямой, худой и верткой ее назвать было трудно. Оля не рисковала резко менять траекторию, реально оценивая свои шансы. Но и в таком соревновании она явно проигрывала, шумное дыхание за ее спиной становилось все ближе. Когда за спиной раздался знакомый щелчок выкидного ножа, она рухнула на четвереньки, под ноги преследователя, раздирая до крови ладони и коленки об утоптанный грунт. После непродолжительного полета, тело ее преследователя довольно громко приземлилось на нашу Землю. Надо отдать парню должное, с помощью рук, ног, и какой-то матери, он пытался вскочить на ноги, но у Оли был в запасе тот краткий миг полета, поэтому она успела первой.

Всадив сходу ему туфлей в правый бок, Оля добавила еще раз, между ног, поскольку противник, на адреналине, таки умудрился вскочить на ноги. Глянув на скрутившегося в три погибели соперника, она успела подумать, что удар пальцами в глаза или в шею соперника привлечет к ней ненужное внимание. Текущая тактическая задача по обезвреживанию противника была решена, и Оля, на ходу отряхнув побитые колени, быстро направилась к центральному выходу. Там всегда было людно, и присутствовал дежурный милиционер. В парке раздавались громкие свистки, крики и даже раздался револьверный выстрел. Увидев милиционера возле центрального входа, она направилась к нему.

– Товарищ милиционер, меня в парке хулиган сбил с ног.

– Разберемся, гражданка. Если хотите написать заявление, вам нужно пройти в отделение милиции, это в трех кварталах по этой улице. Там у нас и медпункт есть, вам окажут помощь.

– Большое спасибо!

Направившись в указанном направлении, Оля свернула в знакомый проходной двор, и вскоре, уже сидела в каморке бабы Кати, рассказывая ей последние события и замазывая йодом побитые колени.

– Уеду я отсюда, баба Катя. Тут мне не жить. Сегодня убежала, а завтра какой-то придурок из поселковых ножом пырнет, даже заметить не успею. Сразу после майских праздников уеду, ученицей на завод пойду.

– На какой?

– Да на какой возьмут, мало заводов в области что ли?

– И то верно. Ладно, утро вечера мудренее, давай спать ложиться, может, с утра другое надумаешь.

Утром Оля, отрыла в куче дров спрятанные свертки и перебравшись к себе, мать с отчимом уже ушли на работу, рассмотрела что оказалось в ее руках. В первом свертке оказалось шесть пачек купюр достоинством в червонец, во втором, восемь пачек купюр достоинством в пять червонцев, в третьем, небольшая шкатулка наполненная царскими золотыми червонцами и пятерками. Подумав, она отобрала две пачки десяток и одну пачку пятидесяток, все остальное свернула обратно. Отобранные пачки обернула кусочками ткани и пришила к белью. Две пачки к трусам, одну к бюстгальтеру, там, где ложбинка, удобное место деньги прятать, с давних времен женщинами используется, ехидно прокомментировал голос. У нее по карманам, если все собрать и сосчитать, было рублей сто, на билеты и на первые дни хватит. Собрала в старую сумку свое нижнее белье. Сверху положила полотенце, чистую тетрадку и карандаш. Остальные ценности отнесла в подвал, сложила в выкопанную яму, засыпала, притоптала и набросала сверху мусора. Перебрала весь свой немногочисленный гардероб, выбрала самое новое и одела на себя. Подумала и сложила в сумку еще одно платье, чтоб было во что переодеться. Все остальное собрала и отнесла в комнату, в подвале ничего не должно было напоминать о ней.

Окинув взглядом, их с матерью комнатушку, присела на дорожку, затем, шепотом выругавшись, полезла на полку, где хранились различные бумаги, нашла свое свидетельство о рождении и спрятала его во внутренний карман курточки.

– Вроде бы все, – сказала Оля и закрыла за собой дверь.

***

В городе она купила небольшой чемодан, в который переложила вещи, несколько чистых тетрадей и карандашей, учебники по физике и математике для восьмого класса, несколько листов копировальной бумаги. В продуктовом взяла в сумку булку хлеба и немного колбасы. Затем, устроившись в малолюдном, в это время дня, парке, на лавочке со столиком, она написала левой рукой, под копирку, письмо следующего содержания.

Секретарю ЦК ВКП(б)

Тов. Сталину И.В.

Копия в Генштаб РККА

Ольги

Докладная записка

Довожу до Вашего сведения, что в ближайшие 12 месяцев произойдут следующие события.

– В мае Советский Союз заключит с Францией и Чехословакией договора о совместном отражении агрессии со стороны третьих стран. Чехословакия настоит на внесении пункта, что помощь Советским Союзом может быть ей предоставлена лишь в случае, если соответствующую военную помощь ей окажет Франция.

– Летом весь Советский Союз узнает о человеке по фамилии Стаханов, и многие захотят взять с него пример.

– Осенью фашистская Италия начнет войну в Эфиопии.

– Зимой в Испании, на очередных выборах, победит блок левых партий.

– Нацистская Германия примет четырехлетний план подготовки к войне.

– Летом следующего года в Испании произойдет военный путч и начнется гражданская война.

Тов. Сталин, Европа неуклонно движется к военному конфликту с вовлечением в него многих участников. В оснащении РККА существует ряд проблем, как объективных, так и вызванных неправильной оценкой Генштабом РККА соответствующих угроз. В данной записке укажу лишь некоторые из них, требующих своего немедленного решения.

– Авиация возможного противника приняла на вооружение пикирующий бомбардировщик Юнкерс 87, задача которого наносить бомбовые и пулеметно-пушечные удары по колонам войск и бронетехники на марше и на боевых позициях с высоты 450- 500 метров. Аналогичные летательные аппараты разрабатываются в других странах. Зенитные средства РККА для борьбы с низколетящими и пикирующими самолетами противника на базе пулемета "Максим" не в состоянии причинить данным самолетам существенный ущерб. Стоит острая необходимость замены имеющихся зенитных пулеметов на крупнокалиберный пулемет ДШК, срочной разработки скорострельной зенитной артиллерии калибром от 25 до 40 мм, и создания самоходных зенитных установок для сопровождения всех, в том числе и бронетанковых, войсковых колон, как на марше, так и на поле боя. Аналогичными зенитными установками должны быть защищены все аэродромы.

– Тактика будущих войн, предполагает широкое использования танков и механизированных частей для прорыва оборонительных рубежей и окружения сухопутных войск возможного противника. В этой связи, насыщение сухопутных войск противотанковыми средствами вплоть до уровня взвода, является чрезвычайно актуальной и сложной задачей. На данном этапе развития техники самым дешевым и эффективным вариантом является разработка и широкое внедрение, вплоть до уровня взвода, противотанкового ружья калибра 14,5 мм. Данное оружие позволит с расстояния 1000 метров поражать броню до 20 мм толщиной, а с разработкой композитного патрона сталь-керамика, поражать броню до 30 мм с расстояния меньше 300 метров. Данное оружие окажет существенную помощь диверсионным командам при атаках на колонны снабжения. Цистерны с горючим, автотранспорт и локомотивы противника, такое ружье может поражать с расстояния 1500 метров, позволяя небольшим группам диверсантов полностью парализовать пути снабжения войск. Существующая разработка данного вида оружия, ружье Рукавишникова не лишена ряда недостатков (вес и технологическая сложность изготовления). Необходимо в короткие сроки дать задание на разработку данного оружия соответствующим КБ, выбрать и запустить в производство оптимальный вариант, так чтоб через четыре года иметь в войсках не менее 200 000 экз. данного оружия, за это же время необходимо разработать и запустить в производство соответствующую линейку бронебойно-зажигательных боеприпасов данного калибра.

– Условием эффективного ведения боя, взаимодействия различных родов войск в современных условиях, является надежная и защищенная связь. Необходимо в ближайшее время оснастить радиосвязью и простыми системами шифровки и дешифровки радиограмм сухопутные войска до уровня батальона, а бронетанковые и авиацию до уровня взвода, обучить работе с радиосвязью командный состав РККА.

Ольга 30. 04. 1935 г.

Перечитав еще раз, Оля сожгла испорченные листы и копирку в пустом мусорном ящике, сложила написанные письма в тетрадку, спрятала в чемодан, и начала читать учебники, решая в другой тетрадке задачки которые не удалось решить в уме. Перекусив всухомятку, здесь же на лавочке, Ольга, после обеда пошла на вокзал, где взяла билет в Киев, в купейный вагон, на ночной поезд приходящий в восемнадцать тридцать. Остальное время она провела в зале ожидания, выпив в буфете чая и штудируя учебники. В восемнадцать сорок, в понедельник, двадцать девятого апреля, она, глядя в окно купейного вагона, попрощалась со своим городом. Со своей юностью, если это можно так назвать, она попрощалась неделей раньше.

***

Ей досталась верхняя полка и попив с попутчиками чая, отказавшись от вина и других напитков которые они уже успели принять по дороге, Оля пыталась односложными и уклончивыми ответами на вопросы продемонстрировать попутчикам что не желает дальнейшего общения. Однако они либо не понимали, либо делали вид, что не понимают ее намеков.

– А куда ты едешь, Оля?

– В Киев.

– У тебя родственники в Киеве?

– Да.

– А кто?

– Отец.

– А он что с вами не живет?

– Нет.

– А чем он занимается?

– Работает.

– А где работает?

– На заводе "Арсенал"

– А чем он там занимается?

– Простите, товарищ, как ваша фамилия?

– Витя меня зовут, Олечка, я ж тебе говорил, а зачем тебе моя фамилия?

– Отец просил узнавать фамилии тех, кто интересуется его работой, он их обязан в Особый Отдел сообщать. Так как ваша фамилия?

– Так мне все равно, чем он занимается Олечка, давай сменим тему. Ты уже окончила школу?

– Вы мне скажите свою фамилию гражданин, или мне милиционера позвать? – Ее взгляд стал холодным и колючим как февральский ветер.

– Егоров Виктор Павлович, – еле слышно проговорил попутчик, лоб которого мгновенно усеяли капельки пота.

– Спасибо, Виктор Павлович, я еще подумаю, стоит ли сообщать отцу об этом купейном разговоре. Надеюсь, и вы подумаете в следующий раз, о чем спрашивать незнакомых людей, а о чем нет.

Взобравшись на свое место, Оля дочитала учебник по физике за восьмой класс, завтра придется за девятый искать, подумала она, и уснула.

Столица Советской Украины с 1934 г., город Киев, встретил Олю многочисленными стройками, трамваем, биндюжниками ловящими грачей, и вездесущими рикшами с узкими возами на двух колесах, номерной блямбой, прибитой сзади на возе, предлагающие прибывшим пассажирам свои услуги по перевозке багажа в любую точку города. Позавтракав в буфете на вокзале, сдав свой чемодан в камеру хранения, оставив себе старую сумку с книжками и тетрадями, колбасу и хлеб доели еще вчера, Оля купила билет в Москву на ночной поезд отходящий в шестнадцать двадцать. У нас не так много времени, констатировал ее голос, постоянно комментирующий любое событие и засоряющий ее бедную голову кучей сведений, большинство из которых она считала избыточными.

Вот и сейчас он не переставал объяснять ей, почему так важно отправить письмо заказным, и что для этого нужно сделать. Понимаешь, нудил голос, если мы отправим обычным, письмо сперва попадет в местное отделение НКВД, и скорее всего пойдет дальше в Москву, никто не захочет себе такое письмо оставлять. Но есть небольшая вероятность, что его воспримут как анонимку, какой оно, по сути, и является, тогда может застрять в Киеве. Хотя трудно представить себе работника местного уровня рискнувшего не отправить письмо такого содержания дальше. Тем более, что практики рассмотрения на месте, писем адресованных в Генштаб, не было, и копия пойдет по назначению. Тут уж не отправить оригинал адресату, это серьезное превышение полномочий. Любой отправит в секретариат Сталина, пусть у них голова болит, что делать с таким письмом. Так что попадет оно по адресу в любом случае. Нам важно как воспримут его в самом секретариате. А вот тут, отношение к заказному письму будет совсем другим, чем к простому. Серьезное письмо никто в ящик, на самотек, не бросит. Как минимум, серьезный человек пойдет на почту и отправит серьезное письмо заказным.

Единственная проблема, работник почты, приняв такое письмо, может потребовать предъявить паспорт, чтоб проверить, правильно ли заполнен отправитель. Любой бы так и сделал, поэтому маловероятно, что без паспорта примут. Надо найти человека с паспортом.

Оля считала, что вместо всего этого трепа достаточно было бы сказать только последнее предложение. Весело помахивая сумкой, она гуляла по городу. Попала на большой базар, который назывался Евбаз, нашла себе почти новые туфли и тут же одела их, оставив старые в подарок продавцу. Купив учебники за девятый класс, нашла районное отделение почты, недалеко от которого располагался магазин торгующий вино водочными изделиями. Расположившись в ближайшем дворе на лавочке, она до обеда изучала учебники, а потом направилась в сторону магазина. Там, в связи с наступающим обедом и наступающим праздником освобожденного труда, уже кучковался народ, мечтающий достойно отметить эти события. Как обычно, не у всех имелась в наличии необходимая сумма, и люди искали близких по духу и финансовым возможностям людей. Но были и лишние на этом празднике жизни. Неторопливо приближаясь к мужскому товариществу, Оля еще издали приметила две фигуры, к которым несколько раз подходили возможные партнеры и шарахались от них к другим группам. Когда Оля подошла к ним, настроение у товарищей было совсем плохим.

С серьезным выражением лица, стараясь казаться старше своих лет, что ей неплохо удавалось, решительно приблизившись к ним она сказала,

– Мужчины, нужно помочь девушке!

– Ну, – вяло отозвался один из них.

– Паспорт у кого-то из вас есть?

– Ну.

– Чего ты нукаешь? Мне срочно письма заказным отправить нужно, а я паспорт дома забыла, времени нет возвращаться. У кого есть паспорт, идемте со мной на почту, отправим письма, а я вам трояк дам.

– Не, трояк мало,

– Ладно, – Оля решительно развернулась, оглядывая остальных претендентов. Второй что-то зашипел на ухо своему товарищу.

– Да погоди ты, а писем много отправить надо?

– Два, – холодно ответила Оля, сдвигаясь в сторону другой пары мужчин.

– Рубль еще добавишь, и пойдем.

– Пошли, все, что останется с пятерки, тебе дам, может там и больше рубля будет.

На почте, Оля, купив конверты, заполнив адрес и отправителя, повела клиента к окошку. Мужчинка ей попался лет тридцати, и как она правильно решила с самого начала, с грамотностью у него были большие проблемы. Возле окошка Оля сразу помолодела, глядя честными и наивными глазами на работницу с удивлением разглядывающую их, протянула ей письма, паспорт и пятерку денег. Ничего не сказав, та приняла письма, заполнила квитанцию и протянула им.

– Распишитесь, гражданин.

Оля тыкнула в руки мужчины карандаш, и показала где поставить карлючку. Обрадовано загребши четыре рубля и двадцать копеек сдачи, мужчинка в сопровождении Оли выскочил на улицу. Дело было сделано, первое письмо Системе начало свой путь.

Пообедав по этому поводу в ресторане, Оля, вздохнув, подумала, что в заначку придется лезть значительно раньше намеченного срока. Она не спеша, пошла в сторону вокзала, уже пора было готовиться к отправлению поезда.

***

Прибыв без приключений первого мая в Москву, на Киевский вокзал, Оля начала решать жилищный вопрос. Поскольку без паспорта в гостиницу никто не поселит, оставался вариант общежития и частного сектора. Общежитиям часто разрешалось, принимать посетителей при наличии мест, там вполне могли поселить по свидетельству о рождении, ну а в частном секторе, как правило, никто и документов не спрашивает. Покрутившись по вокзалу и не найдя желающих поделиться жилплощадью, Оля начала спрашивать носильщиков не знают ли они где может одинокая девушка на ночь притулиться, но так чтоб никто не угрожал ее чести и достоинству. Ей отвечали, что обычно приходят после обеда на вокзал желающие, за небольшую мзду, разделить жилплощадь с нуждающимися, но сегодня праздник. А в такой праздник люди не склонны думать о материальном, а больше думают о бедных рабочих из других стран, которые мучаются под гнетом капиталистов, пьют за их здоровье и победу коммунизма во всем мире.

Это был серьезный аргумент, но Оля не отчаивалась, голос утверждал, что написано в старой книге, стучите, и вам откроют, просите, и будет вам дано. И хотя в данный исторический период эту книжку принято считать вредной для рабочего класса, некоторые мысли изложенные в ней, лично ему, глубоко симпатичны. И действительно, не прошло и часа как очередной носильщик которого она встретила, послал ее, но не далеко, поскольку жил в коммунальной квартире совсем рядом с вокзалом. Он предложил ей перекантоваться несколько дней у них, пока она не устроится. Старший сын две недели назад ушел в армию, и его койка свободна. Теперь Оля шла знакомится с его женой, и утрясать с ней детали проживания, а носильщик остался на вокзале заработать еще пару рублей. В праздничные дни носильщики устанавливали двойной тариф.

Жена, Оле понравилась, была она в меру неприветлива, видимо компенсируя избыточную душевность мужа, голос по этому поводу прочел лекцию, что устойчивой является та семья, где достоинства одного супруга компенсируются недостатками второго и наоборот, тогда мы получаем форму шара, а это очень устойчивая фигура. Можно еще так сказать, все вектора взаимно компенсируются, и в результате мы получаем ноль, как суммарный вектор эмоций. То есть наружу эмоции не тратятся, семью никуда не тянет.

Жена, Олю не прогнала, но четко оговорила правила поведения.

– Деньги за неделю проживания вперед, по рублю в день.

– Ключа своего у нее не будет, утром ушла, после шести пришла.

– Завтракаем и ужинаем вместе, продукты в складчину, готовка совместная.

Голос заявил, что простые и понятные правила социалистического общежития, залог спокойной и бесконфликтной жизни. Выложив из сумки остатки продуктов, Оля, положив туда книги и тетрадки, заявила, что вернется к шести часам, и спросила, что нужно купить на ужин. Ей заказали буханку хлеба и сто грамм масла. Отдав хозяйке семь рублей и пересчитав остаток, Оля, облегченно вздохнув, вышла рассматривать праздничную Москву и читать учебники.

***

Сергею Петровскому, работнику секретариата, вышедшему после праздников на работу с тяжелой головой, это письмо не понравилось с самого начала. Как только он прочитал в шапке докладной записки строку, копия в Генштаб РККА, настроение у него испортилось. В секретариате ни для кого не было секретом, что отношения Сталина и Тухачевского весьма далеки от дружественных. Несмотря на то, что Тухачевский в данный момент работал заместителем наркома обороны Ворошилова, с которым у него тоже не сложились отношения, он оставался неформальным лидером Генштаба. У него там работало много друзей, а Егоров был, по сути, формальным руководителем, пытавшийся не портить отношения ни с Тухачевским, ни со Сталиным и Ворошиловым.

Так что лишь ссылки на Генштаб было достаточно, чтоб отправить это письмо на стол Сталину. Представить себе ситуацию, когда Тухачевский, или кто-то другой из военных, ссылается на копию письма, и рассказывает Сталину что он думает о нем, а Иосиф Виссарионович делает вид, что понимает, о чем идет речь, Сергей, не хотел, не мог, и от одной мысли об этом, его кинуло в пот. С другой стороны, передать Поскребышеву письмо, о содержании которого ты ничего не можешь сказать по существу, если у Сталина возникнут вопросы, тоже приятного мало. Куда ни кинь всюду клин, поэтому, сделав несколько звонков своим знакомым, Сергей понес письмо своему непосредственному начальнику. Тот прочитал и с мрачным выражением лица, обратился к нему.

– Докладывай,

– Ну, о договоре с Францией и Чехословакией это не секрет, переговоры ведутся давно, хотя о том пункте, который отмечен в записке, я не слыхал, а без вашей санкции звонить в наркомат иностранных дел не стал. О Стаханове никто ничего не знает, однако я спрашивал только своих знакомых из соответствующих наркоматов в частном порядке. Остальные вопросы, отмеченные в первой части письма, я без соответствующих указаний даже не стал зондировать. Никто мне такой информации не даст. По поводу трех пунктов относительно армии. С радиостанциями ситуация известна, их мало, качество армию не устраивает. Относительно шифровки, дешифровки радиограмм ничего внятного мои знакомые мне сказать не смогли. Разрабатывается зенитная пушка калибра 37 мм, но пока никаких положительных результатов нет. В наркомате промышленности сказали, что патрон 14,5 мм разрабатывается, как там обстоят дела, тот с кем я говорил, не знает, по противотанковому ружью то же самое, работы ведутся, в каком состоянии сказать не может. Единственное что сказал, что Тухачевский противотанковую винтовку за оружие не считает. По пулемету, в данный момент существует пулемет ДК данного калибра, Дегтярева крупнокалиберный, в этом году из-за недостатков снят с производства. О пулемете ДШК он ничего не слыхал.

– Давай так, ты до завтра выясняешь все, что можешь по последним трем пунктам, звонишь и требуешь предоставить официальную справку, пока что тебе устную по телефону. Я постараюсь узнать все, что смогу по первой части письма. Завтра оно пойдет на стол, так что приготовься сидеть здесь до вечера, пока не вызовут. Если все понял, работай, вечером доложишь, что узнал.

Вечером Сергей снова пришел на доклад, не слушая его начальник отдела сказал.

– Идем к Поскребышеву. Товарищ Сталин еще работает. Отдадим письмо, сегодня получили, сегодня отдадим, береженого… дальше сам знаешь. А там как скажут, домой идти или ждать, посмотрим.

***

Сталин, прочитав письмо, задумчиво ходил по кабинету. Ему письмо тоже не понравилось, но по другой причине. То, что копия направлена в Генштаб, было ему на руку. О письме, скорее всего, станет известно Тухачевскому, а зная Михаила он не упустит возможности высказать свое, самое умное, мнение по этому вопросу. Сталина давно, еще с Гражданской, Тухачевский раздражал своим зазнайством, безаппеляционностью суждений, и, с точки зрения Сталина, наплевательским отношением к своей работе. Сказывалось и то, что они были полными противоположностями, Сталин любой вопрос тщательно изучал, советовался с другими, узнавал их точку зрения, лишь после этого принимал решение. Михаил Тухачевский всегда поступал наоборот, на основании гениального прозрения, сразу пришедшего в голову, он спешил эту мысль провести в жизнь. Иногда, достаточно редко, эти решения действительно были правильными, он был далеко не дурак. Но значительно чаще, как в Варшавской операции, они приводили, или могли привести к катастрофе.

Сталину в письме не понравилась та уверенность, с какой автор писал о будущих событиях. Предопределенность будущего, вот что задело его за живое. То, что было написано в первой части записки, с той или иной степенью достоверности могли знать французская и английская разведки, но никто не стал бы писать столь уверенно о грядущих событиях. Оставался еще один загадочный пункт с человеком по фамилии Стаханов. Подставлять своих агентов, чтоб добавить достоверности письму, это не лезло ни в какие ворота. Поэтому первое, что он спросил,

– Что вы выяснили по Стаханову?

– НКВД ничего не известно о человеке с такой фамилией, который может внезапно прославится.

– Что известно по остальным пунктам?

– По первому,

– По первому, не надо, давайте дальше.

– Слушаюсь! По третьему пункту, Наркомату иностранных дел и отделу внешней разведки ничего не известно. Четвертый пункт, по их данным, стопроцентной уверенности в победе блока левых партий нет, хотя такой исход вероятен. По пятому и шестому пункту информации нет.

– У вас все?

– Да, товарищ Сталин.

– Литвинов и Артур ничего не знают. А вы, товарищ Петровский, что можете добавить?

– Я занимался теми тремя пунктами докладной записки, которые касаются РККА, товарищ Сталин.

– Докладывайте.

– По первому пункту. Внешняя разведка подтвердила, что зенитные пулеметы "Максим" не смогут оказать существенного вреда пикирующему бомбардировщику Юнкерсу 87 принятому в этом году на вооружение Германии. Пулемета калибра 12,6 ДШК в настоящее время не существует. Пулемет ДК дорабатывает в Коврове конструктор Шпагин, возможно автор записки так назвала будущий пулемет. По словам Дегтярева, работы над пулеметом продвигаются успешно, но он затруднился назвать время окончания. По автоматическим зениткам ведутся работы по калибру 37 мм, несколькими группами разработчиков, работы далеки от завершения. По пункту два. Противотанковая винтовка Рукавишникова далека от завершения, но уже видно, что указанные недостатки ей будут присущи. Я консультировался с Дегтяревым, он сказал, его КБ готово взяться за разработку противотанковой винтовки. Через год обещал завершить разработку и представить первый опытный образец на испытания. Рукавишников заявил, что ему нужно не меньше года на доработку своей винтовки. По пункту три ситуация сложная. Армия недовольна как качеством, так и количеством выпускаемых радиостанций. Разработчики обещают недостатки устранить, но сроки называют год и больше. Разработкой систем шифровки и дешифровки радиограмм для нужд армии никто не занимается. Системы, принятые во внешней разведки чересчур громоздки, для нужд армии не годятся.

Сталин молча ходил по кабинету, над чем-то думая.

– Что выяснили по поводу автора письма?

– Пока ничего, товарищ Сталин, письмо получено сегодня, мы весь день работали по содержанию.

– Хорошо товарищи, можете идти. Вам принесут фотокопию письма, держите на контроле первые пункты. Произойдут вышеуказанные события или нет, в любом случае мне докладывать. Если получите следующие письма от Ольги, сразу мне на стол.

– Есть!

Задумчиво посмотрев на закрывшуюся дверь, Сталин попросил соединить его с Ворошиловым и пригласить к нему наркома внутренних дел Ягоду.

– Климентий, есть мнение, что работа над противотанковым ружьем ведется недостаточно быстро, и результаты будут не те, которые нужны нашей армии. Мои секретари советовались с товарищем Дегтяревым. Он готов в течении года предоставить свой опытный образец. Пошли ему через наркомат промышленности техническое задание, которое вы подготовили товарищу Рукавишникову. Заодно поинтересуйся, как идет работа по устранению недостатков пулемета ДК. И еще, держи под контролем разработку автоматической зенитной пушки.

– …

– Да, пока все.

– …

– Мнение Тухачевского по этому вопросу мне известно.

Положив трубку, Сталин пригласил в кабинет наркома внутренних дел.

– Товарищ Ягода, выясните все что возможно о авторах этого письма. Если это разведка, то какой страны. Может, это наша внешняя разведка такие фортели выкидывает. Никаких арестов и допросов по этому делу без моего ведома. Автор письма дэлает вид, что хочет помочь Советскому государству. А ми, пока, будэм дэлать вид, что ему вэрим. Нам в первую очередь нужно понять кто автор, и чего он хочет.

– Через неделю жду от вас первых результатов. Фотокопию письма оставьте в моем секретариате. Оно будет у них на контроле. Я вас больше не задерживаю, товарищ Ягода.

Акцент пропал так же внезапно, как и появился. Сталин не доверял товарищу Ягоде. Он уже не раз думал над тем, когда и кем заменить товарища Ягоду на его посту. Слишком близкие отношения были у него с товарищем Тухачевским. Глава государства не может равнодушно относиться к таким отношениям. Они нарушают систему противовесов, и могут легко привести к тому, что глава государства перестанет таковым являться. По причине отсутствия у него собственной главы.

***

На следующий день доклад о полученном письме выслушивал начальник Штаба РККА Егоров. В Штаб РККА, который все уже называли Генштабом, но официально это название ему еще присвоено не было, трудящиеся не писали, поэтому развитого секретариата по работе с корреспонденцией в нем не было. Одного заголовка докладной записки было достаточно, чтоб секретарь сразу доложил начальнику Штаба о письме.

Прочитав письмо, Егоров распорядился уточнить некоторые детали относительно пунктов касающихся РККА. И так получилось что практически по всем телефонам, по которым вчера звонили из Секретариата ЦК ВКП(б), сегодня начали звонить из Штаба РККА, а с глубокой древности известно, что ничто так не стимулирует работу, как нездоровый интерес начальства. Тут действуют две причины сразу: с одной стороны неохота пилюлей получать, с другой стороны, раз есть интерес, то за хорошую работу может что-то обломиться. Это, так сказать, то, что лежит в области грубых материальных интересов. Но ведь люди, которые интересуются состоянием дел, они не преминут рассказать как важно для страны и для победы коммунизма сделать это побыстрее. Тут уж любой, кому дали понять, что ключи к победе коммунизма у него в руках, приложит все свои силы, чтоб никто его не мог попрекнуть, ты, мол, виноват, что коммунизм не победил.

Выслушав доклад секретаря, командарм Егоров задумался, звонить, время как раз такое, что Сталин уже должен появиться, или ждать пока тебе позвонят. Как человек военный он, естественно, принял решение звонить самому. Настоящий военный сам выбирает место и время сражения.

– Слушаю вас, товарищ Егоров.

– Товарищ Сталин, сегодня мы получили копию письма адресованного вам, от имени кого-то, назвавшего себя Ольга. В письме есть ряд вопросов касающихся армии. Если вам уже доложили, и у вас есть вопросы к этой части письма, я готов на них ответить.

– Что вы думаете о проблемах изложенных в записке?

– Для меня ничего нового в записке нет. Эти проблемы известны и над их решением ведется работа.

– Вы можете сказать, когда эти проблемы будут устранены?

– Это зависит не от меня, а от разработчиков.

– И от того, какие задачи вы им ставите. Может пришла пора отказаться от динамо-реактивных пушек и от противотанковой зенитки, а поставить разработчикам такие задачи, с которыми они могут справиться?

– То о чем вы говорите товарищ Сталин, это не мои предложения.

– А хотелось бы узнать и ваши предложения, товарищ Егоров. Вы ведь у нас начальник штаба армии, верно?

– Так точно, товарищ Сталин!

– Надеюсь, недели времени вам хватит?

– Так точно!

– Тогда у меня больше вопросов нет. Письмо передайте товарищу Ягоде. До свидания, товарищ Егоров.

В трубке раздались короткие гудки. Положив трубку и смахнув рукой пот, командарм Егоров понял, что видимость мира между Сталиным и Тухачевским закончилась. Нужно выбирать, на чьей ты стороне.

***

Первым делом, записавшись в седьмой класс 11 средней школы, которая обслуживала район, где проживала Оля, она познакомилась с учителями и директором. Директор Оле не понравился. На предварительный, осторожный разговор, что она бы хотела сдавать экзамены экстерном и поступать в вуз, он ответил отказом, аргументируя это тем, что она должна хотя бы год проучиться в школе. Оля пока не отчаивалась и собиралась добыть бумагу, которая могла бы поколебать мнение директора.

Следующие несколько дней Оля выходила из районной библиотеки только в обед, побежать в столовую, все остальное время, до семи вечера, она проводила в читальном зале, где изучала учебники по физике и математике, решала задачи. Подготовившись по курсу средней школы и чувствуя себя уверенно в этих двух предметах, она пошла в Московский университет. Теоретически вход в корпуса университета был по билетам, но практически вахтеры их не спрашивали, и кто не выделялся со студенческой массы, мог свободно зайти и выйти.

Олю интересовал преподавательский состав кафедры общей физики. Как объяснил ей ее внутренний голос, нам нужен преподаватель-революционер и фанат физики, а не флегматичный ретроград. Оля не совсем понимала значение этих слов, но была уверенна, что нужного ей преподавателя узнает с первого взгляда. Это у нее заняло немного времени. Больше всего ей, как кандидат на борьбу с ретроградством и косностью, понравился профессор Гинзбург Лев Яковлевич. Было ему лет пятьдесят, физика для него была, как говорили древние, альфа и омега его жизни.

В ее средней школе, работал учителем физики Ильин Виктор Павлович. Стараясь, чтоб ее почерк выглядел резким и угловатым, она написала письмо следующего содержания.

Профессору кафедры общей физики

Гинзбургу Л.Я.

Глубокоуважаемый Лев Яковлевич!

Пишет вам, ваш бывший студент, Ильин Виктор Павлович. Прошли годы с той счастливой поры, когда слушал я ваши лекции, дорогой профессор. И хотя жизнь тогда была не в пример тяжелее, чем сегодня, я вспоминаю те дни, как одни из самых счастливых в моей жизни. Ведь вы открывали перед нами волшебный мир физики, о котором мы еще вчера даже не догадывались. И еще раз по прошествию всех этих лет я хочу вам сказать. Большое спасибо за ваш труд!

Лев Яковлевич! Посылаю к вам свою ученицу Олю Стрельцову. Девочке скоро пятнадцать, а она уже полностью освоила физику и математику за среднюю школу и проявляет при этом не только упорство и трудолюбие, но и незаурядный талант. С моей точки зрения, девочке пора поступать в университет, в школе в следующем году ей делать нечего. Остальные предметы она знает в достаточном объеме и легко сдаст экзамены. К сожалению, у директора свое мнение, он считает, что девочке нужно еще год провести в школе. У меня это вызывает опасения. Мозг как мотор, оставишь его без нагрузки, наберет холостые обороты и пойдет вразнос.

Не сочтите за труд оценить знания Оли по физике, и если наши мнения совпадут, подписать ходатайство, черновик которого я взял на себя смелость сочинить и предложить вашему вниманию. С вашей подписью я надеюсь изменить мнение директора и добиться досрочной сдачи экзаменов.

С глубоким уважением,

Ильин В.П.

Подписавшись замысловатой карлючкой, Оля, удовлетворенно перечитала письмо и засунула его в чистый конверт. Затем сочинила еще одну бумагу.

Директору СШ N 12

Звягинцеву Н.В.

Профессора кафедры общей физики МГУ

Гинзбурга Л.Я.

Ходатайство

Проверив знания вашей ученицы Ольги Стрельцовой, могу констатировать, что с моей точки зрения, любой университет нашей страны будет рад видеть ее в своих стенах. Прошу вас разрешить ей досрочную сдачу экзаменов за среднюю школу, и дать возможность еще в этом году вступить в ВУЗ. Надеюсь, что она выберет физический факультет Московского университета. Нашей стране нужны такие специалисты, молодые строители коммунизма.

С искренним уважением,

Профессор Гинзбург Л.Я.

Добавив свой шедевр бюрократической мысли в тот же конверт, заклеив его и подписав сверху, "профессору Гинзбургу Л.Я", Оля, напевая песенку, "А ну-ка песню нам пропой веселый ветер", направилась в МГУ. Читая вчера расписание занятий, она обратила внимание, что у профессора сегодня есть окно, значит, в это время он будет не занят, и его можно попробовать поймать. Дождавшись после лекции, момента, когда настырные студенты оставили профессора в покое, она подошла к нему в коридоре, робко протянула письмо, и с восторгом глядя ему в глаза, сказала,

– Здравствуйте профэсссор, я так рада вас видеть, мой учитель мне так много рассказывал о вас. Он просил передать вам, вот это письмо.

– Здравствуйте очаровательное создание. А кто ваш учитель?

– Ваш бывший студент, Ильин Виктор Павлович.

– Как же, помню, помню. Ну-с, давайте, почитаем. Садитесь, эта аудитория свободная, я тут всегда к следующей лекции готовлюсь.

Попробовал бы ты не вспомнить. Ильиных, на каждом потоке по несколько штук учится, ехидно прокомментировала Оля. Про себя, не вслух, естественно.

Открыв конверт, профессор углубился в чтение письма, кидая, изредка, заинтересованные взгляды на девушку, которая не сводила с него восторженных глаз. Как смешно она выговаривает профессор, мелькнула посторонняя мысль мешающая читать.

– Оля, вы знаете, о чем речь в этом письме?

– Учитель сказал, что если у вас будет время, вы меня немножко поспрашиваете по физике, профэсссор.

– Ну что ж, давайте для разминки детскую задачку. Поезд проехал полпути со скоростью 30 км. в час, а полпути со скоростью 60 км. в час. Какая у него была средняя скорость?

– 40 километров в час. – Практически без паузы ответила девушка, не сводя с него глаз.

– А почему?

– Потому что сто двадцать разделить на три будет сорок.

Хмыкнув, Лев Яковлевич занялся девушкой всерьез. Что-то она решала быстро, что-то медленней, на чем-то застревала, и он, неизменно повторяя,

– Дома дорешаешь, деточка, а пока давай вот это попробуй, – давал ей следующее задание. Минут через сорок он удовлетворенно улыбнулся, поставил дату и подпись во второй бумаге, положил обе бумаги обратно в конверт.

– На первый раз хватит, Оля. Отдашь конверт Ильину. Надеюсь, ты будешь поступать в МГУ?

– Это моя мечта!

– Когда подашь документы в приемную комиссию, скажешь мне, я прослежу чтоб не было никаких неожиданностей.

– Спасибо вам! – Оля взяла конверт, вдруг, подскочила, поцеловала его щеку и выбежала за двери.

Какой она еще ребенок, подумал профессор, провожая взглядом ее покачивающиеся бедра. На следующей лекции, он был непривычно жизнерадостным и веселым, о чем студенты не преминули сказать.

– Работа с молодежью подымает настроение, – ответил профессор.

Студенты задумались. Кого он имел в виду? Если их, то почему он так весел только сегодня? Но задавать эти вопросы не решились. Они не имели отношения к теме лекции, а профессор очень не любил вопросов на посторонние темы.

***

Выйдя от профессора, Оля села на трамвай и поехала в школу. По дороге она купила газету "Вечерняя Москва", переписала в тетрадку номер телефона редакции и фамилию одного из репортеров.

– Могу я поговорить с товарищем Аносовым?

– …

– А когда он будет?

– …

– А не подскажете как его имя, отчество?

– …

– Спасибо большое!

Дописав полученную информацию в тетрадку, Оля порвала первое письмо и конверт, а ходатайство переложила в новый. Затем направилась в кабинет директора. Школа была пустынной, первая смена закончила свою работу, вторая еще не пришла. Оля уже знала, что директор обычно сидит в школе до пяти, затем уходит домой. Постучав к нему в кабинет, Оля вошла, и достала ходатайство.

– Здравствуйте Николай Васильевич!

– Чего тебе, Стрельцова?

– Николай Васильевич, я вас очень прошу, и вот ходатайство с МГУ, разрешите мне сдать экзамены за среднюю школу. Прошу вас, поверьте мне, это очень важно, не только для меня.

Внимательно прочитав ходатайство, он откинулся на кресле и разглядывал Олю как какое-то диковинное животное. В глазах его была та непередаваемая смесь презрения и превосходства, которое испытывает ничтожная личность, имеющая власть над другим человеком.

– Шустрая ты девушка, Стрельцова. Без году неделя в Москве, а уже ходатайство профессора принесла.

– Вы знаете, Николай Васильевич, я еще разговаривала с одним из журналистов "Вечерней Москвы" Аносовым Виктором Степановичем. Он обещал о вас, и о нашей школе репортаж написать, и сказал, что придет на выпускные экзамены, посмотреть, как меня опрашивать будут, я сказала, только самым строгим образом. Николай Васильевич, допустите меня к экзаменам, поверьте, я никогда этого не забуду, сделаю и вам, и школе, в недалеком будущем много хорошего и полезного.

– Напрасно ты это делаешь Стрельцова. Я тебе сказал, раньше чем через год ничего у тебя не получится. Можешь сюда хоть всех журналистов приводить. Мы еще посмотрим, откуда ты приехала, попросим характеристику прислать. Почитаем, что они нам напишут. Может так случиться, что и через год я не смогу тебе дать разрешение на досрочную сдачу. А не нравится, иди в другую школу. Посмотрим, что тебе там скажут.

Николай Васильевич с удовольствием рассматривал готовую расплакаться девочку, стоящую с опущенной головой, и думал, что она будет делать, дальше просить, или начнет плакать. А вот когда она начнет плакать, он поставит на ходатайстве этого профессора резолюцию, вернуться к рассмотрению этого вопроса через год. Его подмывало написать это уже, но нужно дождаться пока она расплачется. Иначе не будет настоящего педагогического эффекта, Оля должна почувствовать строгость, и научиться подчиняться.

Николай Васильевич оскорбился, если бы кто-то посмел назвать его скрытым садистом. Он педагог, и то, что он испытывает удовольствие от своей работы, просто означает, что это его призвание, воспитывать детей, учить их послушанию.

Оля молча рассматривала досчатый пол, крашенный коричневой краской, стараясь не выдать ничем своего состояния. Она понимала, все разговоры напрасны, у нее ничего не выйдет. Этого человека интересует только возможность показать свою власть, ничем другим его не купишь. Это для него самое большое удовольствие и радость в жизни. Она резко двинулась к нему, так что он инстинктивно откинулся к спинке стула, и ловко сдернув ходатайство со стола, спрятала назад себе в сумку. В ее глазах выступили слезы. Со словами,

– Вы же мне жизнь ломаете, Николай Васильевич, – Оля вышла из кабинета. Не успел, со злостью подумал директор, хитрая дрянь, наверняка пойдет в другие школы ходатайство показывать. Ничего, все равно мне позвонят, посмотрим, кто рискнет из-за этой малявки со мной портить отношения.

Смахнув слезы, Оля криво улыбнулась, ее взгляд стал злым и холодным. Она зашла в библиотеку, поздоровалась с работницей читального зала, которая уже ее узнавала, набрала книг, немного почитала и вышла на улицу с пустой старой сумкой которую она использовала вместо портфеля. На дне лежала газета "Вечерняя Москва". На улице было жарко, и она сняла свою серую полотняную курточку и осталась в легком платье, подпоясанная матерчатым пояском. Зайдя в магазин готового платья, она купила темные мужские штаны, большой носовой платок, и белый картуз. Выйдя из магазина, двигаясь в сторону своей школы, она зашла в первый попавшийся подъезд, быстро взбежала на площадку перед чердаком, и переоделась. Надев штаны, курточку прямо на майку, белый картуз на голову, спрятав платье и бюстгальтер в сумку, она продолжила движение в сторону школы, усиленно высматривая что-то по дороге.

Недолго поискав, Оля нашла в куче крупной щебенки более-менее круглый камень величиной с кулак, замотав его в носовой платок, кинула в сумку. Подойдя к школе, она выбрала подъезд дома расположенный напротив центрального входа в школу, и поднялась на пролет между первым и вторым этажом, окно которого смотрело в нужную сторону. Обидно будет, если опоздала, завтра уже все придется менять, подумала она. Усевшись на подоконник, она достала газету и начала ее читать, поглядывая на центральный вход. Между делом, достала камень, два противоположных по диагонали концы платка затянула сильно, завязав на мертвый узел, два других связала узлом с небольшой слабиной. Под неплотно завязанными концами пропустила полотняный ремешок от платья. Сделав на концах ремешка петли, надела их на правую руку. Получился своеобразный кистень длиной чуть меньше пятидесяти сантиметров. Потренировавшись, выпуская из кулака камень на пояске, сразу проводить верхний круговой удар кистенем, посидев около десяти минут, она встала, и перешла в соседний подъезд, где заняла аналогичную позицию. За все время мимо прошел лишь один человек, от которого она полностью закрылась газетой. На второй точке ей повезло больше, когда она уже собралась в очередной раз менять местоположение, директор с портфелем в руках вышел со школы и не спеша, направился к остановке трамвая. Следом за ним двигался невысокий паренек в белом картузе с сумкой в руке. Он сутулился и смотрел вниз, прохожим открывался вид в основном на его большой картуз с широким козырьком. Сойдя с трамвая, на одной и той же остановке, они пошли дальше, паренек достал что-то из сумки и взял в правую руку, переложив сумку в левую. Он шел сзади, значительно отстав, ни разу не глянув на мужчину идущего спереди, и никто не мог бы сказать, что он его преследует. Лишь когда мужчина явно направился к одному из подъездов, паренек прибавил шаг, сокращая дистанцию.

Он нагнал директора уже на лестнице. В подъезде было тихо, мужчина инстинктивно прижался к стенке, пропуская быстро подымающегося паренька разглядывающего ступеньки под ногами и демонстрирующего свой белый картуз.

– Здрасте, – буркнул под нос паренек, проходя мимо.

– Здравствуйте, – облегченно ответил директор, разглядывая спину в серой куртке.

Не то что бы он боялся, но в пустом подъезде каждый из нас чувствует себя неуверенно. И в тот момент когда, казалось бы, ничего не может произойти, расстояние между ними уже увеличилось до шести ступенек, паренек вдруг начал стремительно поворачиваться, одновременно взмахнув правой рукой. Когда он полностью развернулся, чуть наклонившись в сторону директора, тот в последний момент заметил, что перед рукой стремительно несется что-то белое, сверху, ему на голову. В последнем движении он вскинул вверх руку, уже зная, не успевает, и дернулся к стенке, как он делал несколько мгновений назад.

После того как директор неловко упал, соскользнув по стене на ступеньки, паренек, скинув петли пояска с руки, быстро выдернул его из платка, и кинул в сумку. Спустившись на несколько ступенек вниз, наклонился, снял с правой руки у лежащего часы, вытащил из кармана кошелек, ключи, и вытряхнул все из портфеля. Забрав самописную ручку и пару бумаг с резолюциями, быстро выбежал из подъезда, и направился к остановке трамвая. Выйдя через несколько остановок, он заскочил в ближайший подъезд.

Через несколько минут из него вышла девушка в легком платье, подпоясанная матерчатым пояском, встряхнув короткими светлыми волосами, и мурлыча под нос песенку "крепко накрепко дружить, школьной дружбой дорожить, учат в школе, учат в школе, учат в школе", весело зашагала в сторону районной библиотеки. Но мысли были невеселые. Все плохо, холодно думала она, клиент дышал и дышал ровно. Скорее всего, выживет. А добивать нельзя было категорически. С одной стороны хорошо, рыть носом меньше будут, с другой непонятно, рисковать в данной ситуации продолжать задуманное, не меняя плана, или пробовать по-другому. Подумав несколько секунд, она решительно махнула головой и зашла в библиотеку.

Около семи вечера Оля вышла из библиотеки и направилась в школу. Вторая смена заканчивала занятия через час, и школа закрывалась. Открыв ключом директорский кабинет, она положила в папку, где лежали разнообразные заявления с резолюциями, между ними, еще одну бумагу. На подставку перекидного календаря положила директорскую самописную ручку, предварительно протерши ее белым картузом. Иронично подумав, что могла бы и не вытирать, если аж так будут копать, то вряд ли проскочишь. Единственное что утешало, все заумные расследования проводятся в книгах и в кино. Жизнь она другая.

Выйдя со школы, погуляла по парку и близлежащим кварталам, выбрасывая в мусорные ящики и забывая на лавочках разные вещи. Штаны, наступив на одну штанину, разорвала практически пополам и пройдясь по ним ногами, закинула в выбитое окно подвала.

Как интересно устроена жизнь, рассуждала Оля, возвращаясь домой, жил себе на свете мелкий пакостник, скоро мы многое о нем узнаем, пакостил помаленьку, и думал, что так будет всегда. А почему? Потому что верил в советскую милицию. Ведь как получается. Если тебе сделали мелкую гадость, ты бессилен. Ответить тем же ты не можешь, иначе сам станешь гадом. Дать в рожу, запрещает милиция, дуэли давно вне закона, и выходит, порядочный человек бессилен защитить свою честь. И гад, которому вовремя не дали в рыло, что могло бы привести к серьезному терапевтическому эффекту, начинает терять чувство меры. А это плохо кончается либо для него, либо для общества, которое не находит противодействия такого рода индивидуумам. Данный, конкретный случай мы кое-как решили. Но глобально проблема, пока что, человечеством не решена.

Проблемы в общении будут нарастать, грустно подумала Оля, они живут еще в мирное время, а для меня уже началась война.

***

Открыв дверь общего коридора коммунальной квартиры, Оля зашла в коморку, где жила последнюю неделю. Анна Петровна, приветливо глянув на нее, сказала,

– Что-то припозднилась ты сегодня, Оля, или уже устроилась в библиотеке ночным сторожем?

– Не положено им сторожа, тетя Аня, а то бы я уже там ночевала. Просто прогулялась после библиотеки, а то голова болеть начала.

– Ну, садись, сейчас чай пить будем. Я уже чайник поставила, тебя не дожидаясь, а ты тут как тут.

– Так хороший нос за неделю выпивку чует.

Встретились они с Анной Петровной, случайно, хотя в каждой случайности есть своя закономерность. Погуляв в день приезда по праздничной Москве, и почитав на ее лавочках учебники по физике, Оля решила перед ужином посоветоваться с женой носильщика, тетей Катей, как ей жить дальше.

– Я тебе, сколько масла сказала купить? – Сразу напала на нее Катерина Савельевна.

– Так там больше, тетя Катя

– Вот и я о том! А оно до утра испортится!

– Сегодня съедим. Вы мне лучше другое скажите. Я думала завтра на электрозавод поехать, ученицей устраиваться. Может, в общежитие поселят и в вечернюю школу рабочей молодежи устроят. Мне не деньги нужны, мне учиться надо, хочу досрочно экзамены сдавать и в университет поступать.

– А зачем тебе в вечернюю школу идти, иди в такую. – Сразу вставила свои пять копеек, Наташка, младшая дочь Катерины Савельевны. – Вон, в нашем классе, уже месяц, Танька, из Нижнего Новгорода учится. Ее мать к отцу в часть уехала, а там только семилетка, вот мать ее к тетке в Москву отправила учиться.

Наташка училась в восьмом классе, и считала себя самой умной в семье.

– Молодец, дочка, хоть иногда от тебя что-то умное услышишь, – похвалила дочку Катерина Савельевна, и быстро объяснила Оле, как она может попасть в обычную школу.

Постоянную московскую прописку получить было сложно. Но Москве требовались рабочие руки. Все, кого брали на работу и селили в общежитии получали временную прописку. Такую же прописку получали родственники москвичей приезжающие у них погостить сроком большим, чем шесть дней. Этим же пользовались многочисленные работники, снимающие угол в Москве, при отсутствии свободных мест в общежитии. Все, сдающие жилплощадь на длительные сроки, оформляли жильцов как родственников приехавших к ним в гости. И хоть все понимали, что это незаконные приработки, власти закрывали на это глаза. Нужны были рабочие, а тем нужно где-то жить.

Поэтому, получить временную прописку было делом несложным, а школа была обязана учить всех, законно проживающих на территории ее района.

– И еще, Оля, ты с утра поедь на вещевой рынок, там поспрашивай, может кто тебе угол сдаст. Там и условия получше найдешь, и цену. На вокзал раньше трех часов смысла нет идти, никого не будет.

Там и познакомилась Оля с Анной Петровной, продающей свои последние ценные вещи, чтоб отправить дочку на лечение в санаторий. Дочь ее была уже замужем и жила с мужем, когда у нее обнаружили туберкулез в ранней стадии. Нужно было хорошее питание, лечение, нужны были деньги. Анна Петровна давно хотела взять студентку или работающую девушку к себе на проживание, но люди когда слышали о туберкулезе дочки, уходили искать другое жилье. Туберкулеза боялись, от него не было спасения. Выживали единицы, остальные, кто раньше, кто позже проигрывали борьбу с болезней. Смертельных болезней было много, но одно дело сгореть за две недели от воспаления легких, а другое, годами бороться со смертью и проигрывать, знать, что жить тебе остался, год, полгода, месяц.

Оля туберкулеза не боялась, она вообще ничего раньше не боялась, лишь после того, как с ней это случилось, у нее появился страх, если это так можно назвать. Она боялась не успеть сделать за эти шесть лет, то, что возможно, все остальное было не страшно. Раньше, когда ей казалось, что она слышит голос, этот голос ей сказал. Каждый твой неправильно прожитый день, это десять тысяч человек, которые могли бы остаться жить. Поэтому не бойся ничего, страшно будет потом, если мы не успеем.

Оля дала Анне Петровне, триста рублей, на год вперед, и попросила только, побыстрее оформить бумаги, чтоб она могла пойти в школу. Она сама пошла с Анной Петровной к паспортистке и оставила ей большой кулек конфет, рассказав как она хочет побыстрее снова очутиться в школе, ведь скоро экзамены. Через день они забрали справку, выданную, для предъявления в школу, о том, что Ольга Стрельцова действительно проживает по адресу такому-то, и занеся ее вместе со свидетельством о рождении заучу школы, быстро решили вопрос с зачислением в ученицы седьмого класса. Анна Петровна знала зауча Ермолаеву Лидию Федоровну еще с времени учебы своей дочери, поэтому Лидия Федоровна быстро задав Оле несколько вопросов по программе, и узнав что девочка готовиться сдавать экзамены по десятому классу, зачислила ее в седьмой, сказав что все остальное может решить только директор. Директор был новым, но его не было в тот день на работе, и Оля с ним познакомилась на следующий, когда пришла на уроки. Она сразу поняла, что с ним будут проблемы, но не думала что настолько крупные.

И сейчас, лежа на кровати, она еще раз прокручивала события последних нескольких часов, пытаясь определить, все ли учтено, и где возможны неожиданные трудности. Идея операции пришла ей в голову, когда она стояла в кабинете и слушала этого придурка, а перед ним лежало ходатайство. Мысль была простая и очевидная, появись на этой бумаге положительная резолюция, а автор резолюции, подвергшийся бандитскому нападению, от полученных травм скончался, проблема будет решена. Лидию Федоровну наверняка назначат исполняющей обязанности, она знает, что дочь Анны Петровны болеет, а Олю считает ее племянницей, поэтому она резолюцию отменять не будет. Да и причин отменять, никаких нет. Тем более, чтоб и.о. отменил резолюцию безвременно почившего шефа, такого еще в обычной жизни никто не слышал. В политике, да, такое сплошь и рядом, но в средней школе такое событие, это из области фантастики.

План был хорош, и резолюцию поставить особого труда не составило. Нужно просто знать оптику в объеме средней школы, или быть просто наблюдательным человеком. Если у вас на листе бумаги что-то написано, а вы накроете его другим листом бумаги и поставите на оконное стекло, в которое светит заходящее солнце, то вы отчетливо увидите написанное на просвет. Отметьте точечками остро отточенного карандаша пунктирные линии будущих букв и подписи. Лучше всего это сделать несколько раз на разных листках, для тренировки, перед тем как исполнять на основном документе.

Резолюция получилась на славу, только специалист после длительного исследования сможет сделать вывод, что это подделка. Простым взглядом даже пострадавший не отличит от других резолюций. А вот силовая акция подвела. Больно не типична была реакция клиента. Нормальный человек отклонялся бы назад, и это движение Оля могла легко скомпенсировать, чуть нагнувшись вперед, и удар пришелся бы в центр макушки. В дальнейшем, жертва нападения падает на спину, вниз на ступеньки, нанося себе дополнительные травмы несовместимые с жизнью. Этот придурок так часто шарахался к стенке в своем подъезде, что выработал себе условный рефлекс, со злостью подумала Оля. Удар пришелся не по центру, а сбоку макушки, где череп намного крепче, вдобавок, это чудо, умудрилось сползти по стенке и не шарахнуться с разбегу головой о ступеньку. А добивать нельзя, любой дурак поймет, что целью был не кошелек, а сам директор.

Тогда, перед библиотекой, она решила продолжать выполнение плана, и сейчас считала, что поступила разумно. В лучшем случае, он выйдет на работу не раньше следующего учебного года, так что проблемы будем решать одну за другой. Пока, все сделано правильно. Надо только завтра с утра не забыть черновики и образцы с подписями уничтожить, а то ношу с собой в тетрадке, как дура, подумала Оля, засыпая.

***

Руководителя следственной группы, работника среднего начсостава Тарасова Виктора Федоровича, прибывшего на место преступления с остальными членами группы и работающего уже два часа на месте преступления, больше всего волновал вопрос, насколько тяжелые травмы получил пострадавший. Уже через час беготни по квартирам этого и соседних домов стало ясно, это дело из разряда "глухарей". Подозреваемого видела только одна бабушка из дома напротив и дала исчерпывающее описание преступника "невысокий паренек в белом картузе с хозяйственной сумкой в руке". Виктор Федорович с тоской думал, сколько человек подходит под такое описание. Одно "радовало", бабуся опознает любого, кого покажем, главное белый картуз на голову надеть.

Доктор "Скорой помощи" увозивший пострадавшего, сразу сказал, что жить будет, но, судя по вмятине в голове, нужна срочная операция. Травма черепа налицо, но мозг осколками не поврежден. Операция не простая, разговаривать пострадавший начнет не раньше чем через неделю. А то и через две.

Узнав, что пострадавший, директор школы, Виктор Федорович с тяжелым сердцем дописал к ограблению еще умышленное нанесение тяжелых увечий под видом ограбления, как возможный мотив преступления. Он был честным человеком и не мог поступить иначе, хотя понимал, какой геморрой на свою голову, если можно так сказать, берет, добавив эту фразу.

Завтра провожу опрос в школе и прошу начальство отложить это дело до дачи показаний потерпевшим. Тогда уже ясно будет, средней тяжести травмы получил потерпевший или одно из двух, подумал Виктор Федорович, дописывая протокол. Заодно надо будет опросить свидетелей возле школы, не исключено, что преступник "пас" его возле работы и проводил аж до подъезда. Конечно, была гипотетическая возможность, что директор приглянулся какому-то фраеру возле дома и тот решил по-быстрому его "раздеть", но Виктор Федорович в это не верил. Он сам учился в свое время и знал, как могут дети любить своих учителей.

***

Тарасову пришлось ехать в школу еще в тот же вечер. Когда они уже собирались расходиться по домам, прибежала из больницы жена потерпевшего и начала кричать что у мужа пропали ключи из кармана. У Тарасова тогда мелькнула мысль, что с трупом он бы такую деталь никогда бы не пропустил. Пострадавшего забрали до того, как он приехал, ему доложили, что пропали бумажник и часы, из портфеля все вытряхнули, но вроде все бумаги на месте, преступник, убедившись, что ничего ценного нет, после этого скрылся. Ключи участковый упустил, и лишь когда жене в больнице отдали вещи мужа, а его увезли на операцию, она вспомнила про ключи. Жена требовала, чтоб с ней и с дочкой кто-то остался на ночь, до утра, пока она не вызовет слесаря менять замки. Старший сын служит в армии, родственников в Москве нет. И хотя Тарасов был уверен что никто в квартиру не полезет, ключи нападавший наверняка схватил инстинктивно, так случалось в каждом втором ограблении, но ведь не оставишь одну женщину на ночь после такого. Он уже начал просить участкового, но Федька Кострыгин согласился. А Тарасову пришлось еще ехать в школу, находить сторожа и опечатывать кабинет директора, оказалось, в похищенной связке и ключ от кабинета был. Естественно версия с похищением или с заменой документов мелькнула в его размышлениях, но он ее отбросил. Во-первых, в этом случае никто бы не оставил директора живым, а во-вторых, это выяснится сразу, как только пострадавший вернется на работу, а без него ковыряться в его бумагах… Виктор Федорович был честным и ответственным работником, но мазохистом он не был.

Прибыв с утра в школу он проинформировал о случившемся завуча, которая сразу начала звонить начальству, а сам, дождавшись Федьку, опросил учителей о конфликтах директора с учениками как нынешними, так и предыдущего выпуска, глубже решил не копать, и без этого у них обоих от величины списка резка испортилось настроение.

Собрав адреса, Федька побежал выяснять и писать протоколы по прошлому выпуску, а Тарасов, оккупировав кабинет директора, опрашивал тех, кто пока учиться. Оба подумали с тоской, этот день из жизни можно смело вычеркнуть.

***

Выслушав доклад товарища Ягоды о том, как продвигается дело о заговоре, и попытке убийства товарища Сталина, которое в будущем назовут "Кремлевское дело", вождь в который раз подумал, что Ягоду надо менять. После убийства Кирова, он был крайне недоволен его работой. Та энергия, которую тот проявлял при раскулачивании, строительстве руками заключенных канала "Волга-Дон", вдруг куда-то исчезла. Даже это плевое дело, основная цель которого была превентивно проверить и реорганизовать охрану Кремля, до этого напоминавшего проходной двор, перетрусить всех сотрудников на предмет выявить неблагонадежных и очистить от них территорию, он мурыжил уже полгода, и никак не мог довести до конца. Сталину не нужно было много времени, чтоб увидеть, что в борьбе с троцкистами товарищ Ягода пытается и рыбку съесть, и ног не намочить, если можно так сказать. А убийство Кирова вдруг отчетливо показало вождю, как глупо может погибнуть человек даже такого уровня. Сталин приехал в Ленинград на следующий день, он не мог доверить это дело никому. И только лично поговорив с Николаевым, убедился, что это банальная бытовуха. Ревнивый неудачник, мелочный, ничтожный человек, не особо напрягаясь, смог подойти к Кирову на расстояние протянутой руки. Тут любой озаботится простым вопросом. Если человека, которого любила вся страна, можно вот так просто пристрелить, то как обстоят дела с моей охраной. То, что желающих его смерти в сотни раз больше, чем желающих смерти Кирова, в этом Сталин не сомневался ни секунды.

Сталин, конечно, ожидал в результате проверки услышать, что охрана организована из рук вон плохо. Работая в Кремле, трудно было этого не заметить, но то что он узнал о Енукидзе, человеке, которому он доверил свою безопасность, другу молодости, это его не могло не потрясти. На автобиографии, которую писал Енукидзе при вступлении в партию, стоит подтверждающая подпись Сталина.

Сталин ему бы все простил, даже то, что он спал с женщиной, вслух высказывающей мысли, что пора бы новой Каплан обратить внимание на Сталина, и на его глазах общающейся с консулом английского посольства. Но окружение потребовало крови, и Сталин понял, если он оставит в живых человека, который его предал, это поймут неправильно.

Когда все по этому делу было сказано, Сталин спросил,

– Что вы выяснили по письму, которое я вам передал?

– Пока немного товарищ Сталин. Нам очень связывает руки данное вами распоряжение ограничиться расспросами. Есть уже ряд граждан, которые, по мнению следователей ведущих это дело, должны быть взяты под стражу.

– Давайте, вы все расскажете, а тогда уже решать будем, кого брать под стражу, а кого нет.

– Конотопко Василий Иванович 1903 г.р., беспартийный, рабочий, и Коваленко Михаил Ярославович 1905 г.р., беспартийный, рабочий, оба принимали участие в отправке письма.

– Что значит, принимали участие?

– По их словам 30 апреля они стояли возле почтового отделения, когда к ним подошла незнакомая гражданка, и сказав, что забыла дома паспорт, попросила помочь отправить заказные письма. За это они получили от нее 4 рубля 60 копеек. Это подтверждают свидетели возле винного магазина и приемщица в почтовом отделении.

– И что вы хотите от них еще узнать? Впрочем, детали отправки письма меня мало интересуют. Что вы узнали про автора письма?

– Есть подозрение, что авторы письма работают в нашей внешней разведке и товарищ Артузов их знает.

– Как вы пришли к такому выводу?

– В результате личной беседы с товарищем Артузовым, у меня сложилось впечатление, что он мне многого не договаривает, в конце он мне сказал такую фразу, "ни одна разведка мира не могла написать такое письмо". Какой из этого можно сделать вывод? Что он догадывается кто автор! А значит это кто-то из его работников.

Сталин подумал, что товарищ Ягода как был бухгалтером, так им по большому счету и остался, как организатор он показывал неплохие результаты, но к оперативной работе его лучше не допускать. Он даже не заподозрил, что Артур его играет, именно для того, чтоб он сказал в разговоре с ним эту фразу. Хитрый Артур уже что-то придумал, головоломки и сложные многоходовые комбинации это его конек, тут ему нет равных. Что ж, придется ним поговорить.

– У вас письмо с собой? Оставьте его, и пока все действия в отношении поиска автора письма прекратить. Пока можете быть свободны.

У Сталина были нормальные рабочие отношения с Артуром Артузовым. Но Сталин больше всего ценил личную преданность, поэтому так и получалось, что в первую очередь он приближал людей преданных и умных, таких, было мало, очень мало. Дальше в иерархии шли преданные и не очень умные, таких было больше. Преданных дураков было в избытке, можно было выбирать.

Почему-то особо нравились вождю люди фактурные, Киров, Павлов, Кулик, и многие другие. Если поставить их рядом сразу бросаются в глаза общие черты, большие, жизнерадостные, не шибко умные или просто глупые, умеющие погулять до утра, выпив, литра по полтора высокоградусных напитков, сказать здравницу в честь вождя, неважно, искренне, или приторно сладко до нудоты. Все шло в зачет. Ну и по бабам не дураки сходить. К работе, как правило, относились по известному принципу, мол, не волк, далеко не убежит.

Артур Артузов был не похож на товарища Кулика ни внешне, ни по характеру, поэтому особым расположением у вождя не пользовался. Но Сталин умел ценить профессионалов, когда они были нужны, даже если они были независимы по характеру, и не возносят ему хвалебных речей на застольях. Вызвав его к себе, он показал ему письмо.

– Товарищ Ягода уже показывал вам это письмо, товарищ Артузов?

– Да, я знаком с этим письмом, товарищ Сталин.

– Что вы можете сказать о авторах этого письма.

– Чем больше я думаю над этим, товарищ Сталин, тем непонятней мне становится. Если обсуждать только приведенную информацию, то французская и английская разведки, могли бы обладать нужной информацией, но зачем им писать в такой странной форме? Зачем городить весь этот огород, если после второго, третьего, письма нам все станет ясно и кто автор, и зачем их шлют. Для меня это письмо, полная загадка, товарищ Сталин.

– А в своих ведомствах вы уверены товарищ Артузов? Не может ли это быть результатом работы группы ваших сотрудников из ИНО или Разведупра РККА?

– Нет, товарищ Сталин, это невозможно. В ИНО только я и Слуцкий обладаем всей полнотой информации, большую часть мы и теперь не знаем, за это время пришло подтверждение по Италии, действительно, идет подготовка к интервенции в Эфиопию. Нынешнюю обстановку в Раведупре РККА вы знаете не хуже меня. У них проверенных данных меньше чем в ИНО. Да и в чем смысл? Кому из сотрудников и зачем затевать эти непонятные игры? Повторюсь, для меня, пока, это письмо полная загадка, нужна дополнительная информация.

– А как отгадать, эту загадку, вы уже знаете, товарищ Артузов?

– У меня есть один план, товарищ Сталин.

– Слушаю вас, товарищ Артузов.

Выслушав предложения Артузова, Сталин долго ходил по кабинету. Это было не то, что бы он хотел, сроки и результат этой игры Артузов сразу отказался называть, и охарактеризовал это как предварительный этап по сбору информации. Только затем можно будет переходить к планированию этапа по выявлению и захвату, если будет, кого захватывать.

Сталин снова подумал что во главе НКВД нужен волевой, энергичный руководитель способный проламывать головой стены, а не вышивать крестиком, как это предлагает Артур.

– Хорошо товарищ Артузов, начинайте, посмотрим что у вас получится. Тем более что ИНО вы вскоре оставляете и сосредоточитесь на Разведупре РККА, время на это дело у вас будет. Я позабочусь, чтоб письма от Ольги попадали мне на стол. По пунктам касающимся РККА работа проведена и она на контроле Ворошилова. Так что Ольга заметит нашу реакцию на ее записку. Если у вас все, то я вас больше не задерживаю, товарищ Артузов.

– До свидания, товарищ Сталин.

После ухода Артузова, Сталин попросил соединить его с Ежовым.

– Николай, у тебя есть что доложить?

– Так точно, товарищ Сталин!

– Зайди ко мне.

– Слушаюсь!

Ежов был назначен проверяющим со стороны ЦК по "Кремлевскому делу" и проявил себя с лучшей стороны. Сталин начал внимательно присматриваться к этому невысокому человеку. Справится ли он с той задачей, которую вождь собирался в недалеком будущем положить ему на плечи? Такое дело любому не доверишь. Однако было уже понятно, Ягоду надо менять, он не потянет.

Глава третья

Работник НКВД младшего начсостава Петр Цыбудько, курил папиросу на берегу озера и с отвращением рассматривал труп, возле которого возился судмедэксперт и Илья Шапиро. На дворе стоял жаркий день конца мая, выходной день очередной шестидневки.

– Что скажешь? – Побледневший Илья подошел к нему и с удовольствием глубоко затянулся папиросой, протянутой товарищем. – Тьфу, хорошо, что позавтракать не успел, а то бы оконфузился перед гражданскими.

– Все мы гражданские, товарищ работник среднего начсостава. Чего тут говорить Илья, тебе самому все ясно. Ростислав Селезнев по прозвищу Кочерга собственной персоной. Говорили тебе тогда, не мог он Раму убить, подставили нам Раму.

– Ты не лезь, куда не просят, Петро. Может это и Селезнев, а может и нет. Мы только рост и цвет волос имеем. Все остальное, сам видишь. А если и Ростик, ничего это не доказывает. Свои нашли раньше нас и приговорили. Так что в протоколе напишем, по нашему району с аналогичными приметами разыскивается Ростислав Селезнев по прозвищу Кочерга. А дальше пусть эксперты работают. Завтра с области водолазов пришлют, будут дно обыскивать. Сам понимаешь, дело – "глухарь", премии за него не получим. Будем снова его команду прессовать, если урки мочканули, слухи должны были пойти, так может, за кончик ниточки и уцепимся.

– А что эксперты говорят?

– А что они тебе скажут за полчаса? Пролежало в воде тело от трех до пяти недель, точнее скажут после лабораторных анализов, но сразу тебе скажу, на многое не надейся, дату скажут с точностью до недели, причина смерти, сам можешь догадаться, с такой дырой в животе люди не живут.

– Живот ему разрезали, чтоб не всплыл.

– А то я не знаю! Тебе много поможет, если в нем еще пару дыр найдут?

– Если огнестрел, очень даже поможет.

– Размечтался, ты лучше скажи, как его отсюда наверх вытащить?

– А то ты не знаешь Илья. По старой дороге пойдем, тут с ним не вылезем. Ты, да я, да Павлик, четвертым, товарищей попросим подсобить, которые, вон, наглядеться не могут. Будут потом подругам своим хвастать, как труп с работниками НКВД и прокуратуры носили.

– Тогда собираемся и идем, Павлик у себя в морге пусть смотрит, нечего тут на жаре стоять, трудящихся будоражить.

– Надо к машине кому-то подняться, сказать, чтоб к старой дороге ехал встречал.

– Вот и найди добровольных помощников органам и веди сюда. Одного наверх к машине пошли. Ну и жара! Поехали в управление, там протоколы писать будем.

***

Две недели прошли в непрерывной учебе. Олю записали в десятый класс, после приказа о допуске экстерном к экзаменам за среднюю школу, и каждый учитель считал своим долгом основательно поспрашивать ее по своему предмету. Это было не удивительно, ведь они должны были определить ее знания не только по текущему материалу, но и за предыдущие классы. Одноклассники были довольны, как правило, после опроса Оли времени спрашивать остальных учащихся не оставалось. Вела она себя скромно, когда ее не спрашивали, руку не тянула, одноклассникам давала списывать домашние задания, так что крупных проблем в общении не возникало. Мелких проблем было в избытке, но на них Оля просто не реагировала.

Здоровье директора было еще одной темой, которую ежедневно обсуждали в школе. Ученики на каждом уроке спрашивали очередного учителя о здоровье директора, заставляя давать подробный отчет. Но вскоре тем надоели эти попытки уйти от темы урока, и они ограничивались односложными ответами. Тем не менее, информация исправно поступала. Операция прошла тяжело. Хоть серьезных повреждений мозга не было, и осколки черепа удачно миновали крупные кровеносные сосуды, но мелких, при всем желании, они миновать не могли и вызвали многочисленные микроинсульты. Но за это время состояние стабилизировалось, и его готовили к следующей операции, закрыть дырку в черепе специально изготовленной пластиной из нержавеющей стали. Это вызвало бурные обсуждения в школе, как будет выглядеть директор с куском железа на голове, и кто встречал в своей жизни подобные прецеденты. К нему, кроме жены, категорически никого не пускали, в виде исключения, пять минут с ним побеседовал следователь. Как сразу стало известно в школе, ничего директор вспомнить не смог, слова, ретроградная амнезия, смысл которых оставался тайной не только от учеников, были несколько дней самыми популярными словами среди учащихся. Потом их лексикон обогатился словами посткоммоционный синдром, ссылаясь именно на эти слова докторов, жена директора запрещала всем, кто к ней звонил, даже появляться рядом с больным. Она категорически объявила, что до приезда из санатория, не даст никому подойти к ее мужу и воздействовать на его тонкую нервную систему. Это вызвало сильное недовольство учительского коллектива, считающего, что они имеют прав на директора не меньше чем его жена, а может и больше.

Оля подумала, что придурку повезло с женой. Настоящая женщина. Спроси ее, почему она так поступает, она расскажет вам про посткоммоционный синдром, о том, что мужу нельзя напрягаться, а на самом деле подсознательно она знает, беда пришла оттуда, с работы, и если позволишь этой работе приблизиться, в любой форме, беда может придти снова. И пришла бы. У Оли уже был готов план, простой и изящный, как довести до логического конца начатое, но мешали два обстоятельства и оба были связаны с супругой объекта. Во-первых, она с утра до вечера торчала в больнице и не отходила от больного, что усложняло дело. Оля опасалась, что жена может заподозрить неладное и поднять крик, просто почувствовав, что-то не так, в этом отношении женщины намного чувствительнее мужчин. Во-вторых, она своим поведением отсрочила непосредственную угрозу и почти свела ее к нулю. Единственное чего опасалась Оля, это упоминание своей особы, и его резолюции на прошении, в разговоре коллектива учителей с директором. Вполне может так быть, что этот эпизод в памяти ему не отбило ударом, и он может прийти к неправильным выводам о ее участии в своем горе.

Ладно, живи пока, придурок, и благодари свою женщину за то, что ты ей нужен. Жалко, такой план коту под хвост. Я уже наготовила настойку конского навоза на гороховом отваре, и соды немножко не забыла добавить. Оставалось ее через промокашку процедить, и тебе в задницу вколоть. Медсестры, они ведь так друг на друга похожи. Все в белых халатах, белых шапочках и с марлевыми повязками на лице. И каждая имеет право тебе что-то уколоть. А ты, через пару дней благополучно бы скончался от целой кучи болезней, которые не лечатся без антибиотиков.

Ладно, через три месяца посмотрим, что с тобой делать. Жаль, что убить тебя просто так, будет нехорошо. Сразу станет всем ясно – причина связана с работой и начнут бумаги трусить. Уж лучше рисковать и оставить тебя в живых. Всем будет хватать новых забот, новый учебный год, а про дела минувшие если и вспомнят, то мельком. Проще всего выкрасть ходатайство с резолюцией, после того как аттестат получу. И все. Останутся одни твои слова. То, что у директора с головой проблемы после удара, любой врач подтвердит, а поезд ушел, жизнь уже доказала, резолюцию, которой нет, ты поставил правильную.

Но ведь может и несчастный случай с тобой случится, не сможет жена все время с тобой быть, ей тоже на работу после отпуска выйти придется.

Мысль о несчастном случае сразу подняла Оле настроение, и она с удовольствием углубилась в биологию, которую сегодня усиленно штудировала. Закончив заниматься, она, как обычно, перед уходом с библиотеки, взяла просматривать свежие газеты. Основное внимание Оля всегда уделяла газете "Правда", пытаясь сопоставить изложенные в ней статьи и факты со своими воспоминаниями. Остальные она проглядывала мельком, никогда не знаешь наперед, какая фраза или событие вызовет цепочку воспоминаний и добавит новых сведений. Ее голова представлялась Оле такой огромной копилкой, наполняющейся разнообразной информацией, постепенно всплывающей в ее сознании, и она, часто с удивлением рассматривала себя в зеркало, не понимая, как туда все помещается.

Просматривая газету "Вечерняя Москва", она среди частных объявлений наткнулась на текст, который вызвал в ее спокойной натуре целую гамму чувств. Перечитывая его снова и снова, она не могла унять разбушевавшиеся в голове мысли.

"ОЛЬГА, где ты, ОТЗОВИСЬ.

ПИСЬМО твое ПОЛУЧИЛ, ОЧЕНЬ интересно.

ТО, ЧТО ты пишешь о ИТАЛИИ и ГЕРМАНИИ, мне УЖЕ подтвердили. СТАХ. никто НЕ знает.

ТО, что ТЫ рассказала ПРО ИСПАНИЮ очень странно.

Откуда тебе это известно? Твои замечания учтены, находятся на контроле. Что ты еще хочешь сказать? Напиши мне, или позвони. А"

Два, три, четыре, три, четыре, автоматически отметила про себя Оля. Похоже на номер телефона. А – это, наверное, Артузов. Он в ЧК один из самых умных сотрудников. Звонить или не звонить?

Оля взяла подшивку "Вечерней Москвы" и пролистала последние газеты. В газете недельной давности обнаружился тот же текст. Она собрала книги и газеты, расставила их по полкам, взяв тетрадки, попрощалась с библиотекарем и пошла домой. Задумавшись, она шла по улицам, освещенным заходящим солнцем, затем, что-то решив, стремительно прибавила шаг.

В игрушки не наигрался товарищ Артузов, зло подумала Оля, все тебе кроссворды в голове, хорошо, завтра получишь свою игрушку.

На следующий день, после школы, придя в библиотеку, она, оставив тетрадки на столе, вышла с сумкой на обед. После обеда в столовой, пройдясь по магазинам, Оля зашла в подъезд, и вскоре оттуда вышла взрослая девушка с высокой грудью, одетая в простое, но нарядное платье, популярное среди молодых женщин в этом сезоне. Пройдя несколько кварталов, она подошла к таксофону, бросила монету и продиктовала оператору нужный ей номер. Ее долго не соединяли. Адрес выясняют, пинкертоны, весело подумала Оля. До ближайшего отделения милиции было около пяти минут бега, счет пошел. Наконец в трубке послышались какие-то звуки.

– Слушаю вас, – раздался приятный мужской баритон.

– Товарищ Артузов?

– Да. С кем имею честь?

– Не строй из себя идиота, Артур. Слушай меня внимательно. Тебя расстреляют в тридцать седьмом году. Если хочешь изменить свою участь, бросай свою молодую сучку, которая своими зарубежными вояжами и мелкобуржуазным нутром повесит на тебя большой кусок дерьма, и возвращайся к жене. Скоро придут тяжелые времена Артур, нужно будет выбирать с кем ты. Самому по себе, тебе жить не дадут. И куска дерьма хватит, чтоб тебя поставить к стенке. Будут вопросы, задавай через газету. И не играй со мной в игрушки Артур, я не Савинков.

Повесив трубку Оля быстро скрылась в соседнем переулке и, выйдя из подъезда четырнадцатилетней девчонкой, весело побежала в библиотеку.

Мелкая пакость ближнему, почему-то всегда подымает тебе настроение, Оля, сказал ей внутренний голос. Она его так любила, а он ее бросил, козел, подумала она. Это жизнь, девочка, так бывает. Дерьмо это, а не жизнь, констатировала Оля. Наверное, по-своему, ты права, грустно согласился с ней ее незримый собеседник.

***

Побледневший Артур Артузов, играя желваками, стоял с телефонной трубкой в руке, стенографист, одной рукой прижимая слуховую трубку к уху, второй сосредоточено чертил на листе бумаги свою крючки и галочки. Остальные сотрудники, находящиеся в комнате, не подозревающие, что разговор уже закончился, с любопытством ожидали, когда их шеф прервет монолог собеседницы. Он бросил трубку и. развернувшись, сказал:

– Когда вернутся Иван с Валентином, сразу ко мне, напечатанную стенограмму, тоже, – и пошел в свой кабинет.

Связавшись по прямому телефону с приемной Сталина, Артузов подождал, пока его соединят.

– Слушаю вас товарищ Артузов, – раздался в трубке знакомый голос.

– Мне звонила Ольга, товарищ Сталин. К сожалению, разговор не получился. На место звонка выехали мои сотрудники и работники ближайшего отделения милиции. На большие результаты, мы не надеемся, но кое-что узнаем.

– Заедьте ко мне, после восьми, со всеми материалами.

– Слушаюсь, товарищ Сталин.

Выслушав вернувшихся сотрудников, Артузов отметил что-то на листке бумаги, и полвосьмого выехал в Кремль.

Сталин принял его почти сразу, внимательно прочитал стенограмму телефонного разговора, задумчиво пройдясь по кабинету, сказал,

– Докладывайте товарищ Артузов.

– Согласно плану, который я вам докладывал, в газете "Вечерняя Москва" было дано частное объявление с текстом понятным лишь тому, кто имел дело с окончательным вариантом первой докладной записки от Ольги. Несложным кодом был зашифрован новый номер телефона, который мы выделили для этой операции. В тексте объявления было задано два прямых вопроса. Целью операции было выявить, изберет ли объект полностью пассивный способ поведения, либо пойдет на контакт, и в какой форме. Объявление повторялось раз в неделю. Вчера вышла очередная газета с текстом. Сегодня в четырнадцать двадцать зазвонил выделенный телефон. Связавшись с оператором, мы выяснили адрес таксофона и позвонив в ближайшее отделение милиции направили их к таксофону. Туда же выехало два наших сотрудника, а я начал разговор по телефону, стенограмму которого вы прочитали. Звонила молодая девушка, по голосу не старше восемнадцати лет. К сожалению, объект разговаривать со мной не желал. Избрав жесткий, доминантный тон разговора, он фактически хотел донести следующую мысль, "ты тут третий лишний, не путайся под ногами, нам про тебя все известно, разговаривать нам с тобой не о чем, спрячься, чтоб тебя не было видно". По крайней мере, так я понял суть этого послания. С другой стороны объект хотел показать, что совершенно нас не боится и не откажет себе в удовольствии продемонстрировать свое превосходство, несмотря на очевидные риски. С этой целью он снова использовал тот же психологический прием, что и в докладной записке, безальтернативный прогноз будущего, в данном случае даты моей смерти. Несмотря на полную абсурдность такого заявления, должен признаться, оно меня сбило с толку и я не смог даже попытаться изменить течение и схему разговора. По месту звонка, посланные сотрудники, смогли получить только схематическое описание молодой женщины с большой грудью, на которую никто особого внимания не обратил. Отпечатки пальцев также не вышли, таксофоном после нее успели попользоваться другие. Так что положительными моментами, которые мы выяснили, можно считать готовность объекта идти на контакт, и самоуверенность, проявляемую им в оценках будущих событий. Попробуем подбором целенаправленных вопросов уточнить его информированность, и возможные источники информации. С моей точки зрения, после звонка, можно ожидать в ближайшее время письмо адресованное вам, товарищ Сталин.

– Правильная у вас точка зрения в этом конкретном случае, товарищ Артузов. Возьмите, ознакомьтесь.

Вождь протянул ему конверт. На нем знакомым почерком левой рукой было написано, Кремль, Сталину. Отправителем числилась Ольга Иванова, и был указан московский адрес. Внутри оказался второй конверт, на котором большими буквами было написано, товарищу СТАЛИНУ от ОЛЬГИ. В верхней части конверта стояла предупреждающая надпись, "Внимание! Текст содержит секретную информацию! Рекомендуем срочно связаться с секретариатом тов. Сталина". Внутри лежало несколько листов из ученической тетрадки исписанных тем же почерком.

Секретарю ЦК ВКП(б)

Тов. Сталину И.В.

Ольги

Докладная записка N 2

Товарищ Сталин, отвечаю на заданные мне в газете вопросы.

– Откуда мне известно то, что произойдет в Испании в ближайшем году.

Пока отвечать на этот вопрос рано. В процессе работы у Ваших сотрудников возникнут различные версии ответа на этот вопрос. Когда их версии приблизятся к истине, можно будет предметно обсудить этот непростой вопрос.

– Что еще мне хочется сказать.

В моем распоряжении находится достаточно много информации, которая представляет определенную ценность. По мере подготовки материалов я буду простой почтой из Москвы отправлять письма на Ваш адрес в двойном конверте, как было мной сделано сегодня. На втором конверте будет предостережение о важности сведений и рекомендации немедленно связаться с Вашим секретариатом. Со своей стороны через газету Вы можете задавать мне вопросы, которые Вас интересуют в данный момент. Если в моем распоряжении будет необходимая информация, она будет Вам незамедлительно представлена.

Мне придется на Ваш адрес высылать также техническую информацию, имеющую определенную ценность, поскольку адреса соответствующих заводов и КБ мне неизвестны.

Некоторые дополнения по приведенным в первой записке вопросам.

– Зенитная артиллерия

Товарищу Логинову, как образец, рекомендую 25 мм зенитку фирмы Бофорс 1933 г. выпуска. Если взять ее за базу для разработки 37 мм зенитки это сэкономит много усилий. Фирма Бофорс в следующем году выпустит 40 мм зенитку, желательно уже раздобыть чертежи и опытные образцы. От всех остальных заданий его КБ следует освободить. Поставить перед ними самые жесткие сроки. Было бы очень желательно до конца 1936 г. получить опытный экземпляр на испытания, до конца 1937 подготовить изделие к серийному выпуску. Снаряды 37 мм следовало бы начать выпускать уже, в трехсменном режиме.

Перед Дегтяревым и Шпагиным желательно поставить задачу до конца 1936 г. провести испытания пулемета ДШК 12,7 мм и представить изделие к серийному выпуску.

На сегодняшний день самым эффективным методом обнаружения самолетов противника и наведения зенитной артиллерии на цель, является радиолокация. Наиболее близки к созданию действующих образцов данных устройств английские конструкторы. Нужно в кратчайшие сроки изучить их опыт и создать у себя КБ по разработке и выпуску подобных изделий.

– Противотанковое оружие.

Наиболее эффективной бронебойной пулей для противотанкового ружья (ПТР) калибра 14,5 мм, будет пуля на основе карбида вольфрама способная поражать броню до 35 мм. Такие же, а может и лучшие, показатели будет иметь пуля из урана. Поскольку по урану будет представлена отдельная докладная, и он вскоре станет стратегическим материалом, целесообразно уже начать его геологическую разведку. Со своей стороны добавлю, что богатые месторождения данного материала имеются в Казахстане. Для повышения эффективности заброневого действия боеприпаса целесообразно предусмотреть в донной части пули, место для капсулы со слезоточивым газом. Слезоточивый газ, можно заменить порошком красного перца, дающим аналогичный эффект. Бронебойно-химические пули до войны желательно держать на складах, в секрете от противника. Разработанные и готовые к серийному выпуску боеприпасы желательно иметь до конца 1936 г.

Разработку противотанковой пушки калибра 45 мм., целесообразно от КБ Логинова забрать и перепоручить КБ Грабина. ТЗ по бронебойности, увеличить до 65 мм по нормали. При разработке боеприпаса особое внимание уделить рикошетам при попадании под углом. К докладной записке прикладываю описание двух новых типов бронебойных снарядов: с локализаторами деформации и подкалиберный. Они должны помочь в решении вышеуказанной проблемы и повысить бронебойность всех орудий. Подготовить к серийному выпуску боеприпасы и пушку 45 мм не позже конца 1937 г.

– Связь.

Для улучшения работы радиостанций и устранения эффекта "уплывания" частоты приема, необходимо закупить за рубежом, а в перспективе наладить выпуск своих кварцевых генераторов. Типы и характеристики таких изделий хорошо известны специалистам по радиосвязи. Проблема в плохом руководстве данными работами и отсутствие в ТЗ на радиостанции соответствующих требований.

Проблема шифровки, дешифровки радиопередач, особенно передаваемых открытым звуком, в условиях современного боя, требующего мгновенной реакции командира на изменение обстановки, является сложной проблемой. Как один из методов его решения в сухопутных войсках и штабах всех родов войск можно предложить следующее. Выбрать малочисленную народность СССР, живущую компактно в достаточно отдаленном районе (Сибирь, Дальний Север). Выбор должен быть сов. секретной информацией. Во время мобилизации к каждой рации прикрепляется боец данной национальности в качестве переводчика и в эфире вся оперативная связь открытым звуком проводится только лицами данной национальности. При кажущейся простоте, получить доступ к информации, противнику будет крайне сложно. Если учесть что для эффективного перехвата и использования сообщений на всех фронтах, противнику придется задействовать сотни переводчиков, то на первом, решающем этапе войны, такая задача просто нерешаема.

Ольга 29. 05. 1935 г.

Прочитав основной текст, Артузов внимательно просмотрел два листка с рисунками и пояснениями касающиеся боеприпасов. После этого сложив все вместе, вернул в конвертах Сталину.

– Что вы скажете, товарищ Артузов?

– На внешнем конверте нет почтовых штемпелей…

– Да, вы поняли верно, письмо было брошено сегодня после обеда в кремлевский ящик, около четырех часов. Как вы, наверно, знаете, выемка писем проводится каждый час. За ящиком, для порядка, наблюдает сотрудник охраны Кремля. Он не следит за гражданами, его задача только порядок возле почтового ящика. Он был опрошен работниками моего секретариата. Думаю, это была та же особа что и возле таксофона. Он обратил внимание на ее большую грудь. На все остальное, его внимания не хватило. Впрочем, вы можете сами с ним побеседовать, возможно, вам, как профессионалу, удастся получить от него больше сведений. Хочу, чтобы вы знали, никаких наблюдателей я вам ставить там не разрешу.

– Я это понимаю, товарищ Сталин, и не вижу в этом смысла. Из текста докладной однозначно следует, что в дальнейшем письма будут вбрасываться в простые почтовые ящики Москвы. Что касается самого текста, то он очень интересен и требует тщательного анализа. Что можно сказать сразу, так это то, что он полностью противоречит моей рабочей гипотезе и придется выработать новую. Мы предполагали, что это работа английской разведки направленная на то, чтоб в будущем содействовать конфликту СССР и Германии. Завоевав доверие, и правильно подбирая информацию можно было бы попытаться содействовать установлению враждебных отношений и как следствие возникновению вооруженного конфликта. Хотя это все шито белыми нитками, но с другой стороны и затрат никаких, пиши письма, чем загадочнее тем лучше. Предоставляя правдивую, просто тенденциозно подобранную информацию, акцентируя внимание на ее проверке, всегда можно чего-то добиться, даже если все уже поняли кто ты. Тем более, что формально, Англия союзник Франции, а значит, косвенно и наш союзник. Но если в первой записке не было ничего такого, чем нельзя поделиться, да, факты приведены интересные, но особой ценности не представляющие, то здесь есть данные, которыми никто за просто так не поделится. Более того, как вы знаете, товарищ Сталин, новые виды вооружений это приоритетная задача нашей службы. И мы следим за этим очень внимательно. Так вот, о такого рода боеприпасах я ничего не слышал, по нашим данным их нет даже в перспективных разработках ведущих стран. Высказанные конкретные идеи, я, как человек разбирающийся в броне и бронетехнике могу охарактеризовать как очень перспективные. Не знаю, что на это скажут разработчики.

– Товарищ Гартц, с которым я уже обсудил этот вопрос, высказался очень положительно и с нетерпением ждет копий, которые ему будут отправлены.

– По остальным пунктам тоже высказаны очень интересные идеи, патрон с красным перцем, звучит смешно, но я не сомневаюсь что эффект будет и очень хороший. Что можно сказать. По роду своей работы я знаю, сколько денег тратит государство, покупая такие сведения у людей готовых их продать. Дорого платит. Поэтому на данный момент у меня разумных объяснений происходящему нет. Кто и с каким умыслом делится с нами за просто так такими сведениями, непонятно. Нужно дальше работать, тем более что поступающая от объекта информация полезна, хотя я не готов сказать, даже приблизительно, откуда объект ее может иметь. Одно можно сказать наверняка. Ольга пытается повысить боеспособность нашей армии при вооруженном конфликте с Германией, противотанковые средства, зенитная артиллерия и пулеметы против пикирующей авиации, ну а связь важна в любом конфликте. Если рассматривать логику ее действий, то можно сказать что она предполагает конфликт с Германией в недалеком будущем.

– Вот об этом и спросите ее в следующем письме. Теперь о ваших заданиях вытекающих из этого послания. Документация и опытный образец 40 мм зенитки Бофорс, что известно в Англии по радиолокации, наведите справки о противотанковых пулях и снарядах, нет ли схожего с тем, что нам предлагают, а если есть, то у кого. И еще – вы сегодня вернетесь к своей старой жене.

– Но, товарищ Сталин…

– Это приказ. – Взгляд Сталина отбывал всякую охоту обсуждать этот вопрос. – Вы сами настаивали товарищ Артузов, что, по возможности, на все рекомендации Ольги нам нужно реагировать. На эту среагировать проще всего. Вы что не понимаете, это послание в первую очередь мне. Спросите об этом тоже, почему вас расстреляют в 37-м.

– Так она вроде бы объяснила…

– Ерунда это, никого у нас за то, что от жены ушел, еще не расстреляли, не вижу причин начинать с вас, товарищ Артузов. Подпишите буквой "К". Перед тем как давать текст в газету, согласуете со мной. Объявление дадите через месяц. Торопиться не надо.

– Слушаюсь, товарищ Сталин.

После того как Артузов ушел, Сталин вызвал к себе Ворошилова.

– Клим, зайди ко мне, нужно кое-что обсудить по твоему ведомству, блокнот захвати.

Вспоминая разговор, Сталин улыбнулся в усы, "сейчас озадачу Клементия патроном с красным перцем, интересно, что он скажет. Надо будет Михаила взять на испытания нового оружия и предложить в танке посидеть".

***

Следующий месяц пролетел для Оли незаметно. Она успешно сдала все экзамены, получив "хорошо" лишь за русский язык, и готовилась к выпускному вечеру. На экзамены приходили представители наркомпроса, однажды даже пришел приглашенный корреспондент "Вечерней Москвы". Поприсутствовав на экзамене по химии он взял у нее интервью. Оля настояла, чтоб ее имя и фамилия были в статье изменены на Алену Пушкареву, аргументировав это тем, что статья в газете даст ей незаслуженное преимущество при вступлении в ВУЗ, а она как будущая комсомолка, этого не хочет. Корреспондент очень удивился, но навстречу пошел.

Директора две недели назад выписали из больницы и он уехал с женой из города продолжать лечение на природе. Перед выпиской с ним беседовал следователь. Директор очень смутно помнил события того дня, но при упоминании про белый картуз, отчетливо вспомнил эпизод в подъезде. Он подробно описал следователю происшедшее, уверенно заявив, что парень был ему незнаком, разглядел он его хорошо и опознает при встрече. Как выяснилось в дальнейшем, это заявление было весьма опрометчивым. Хорошо запомнились директору синие, холодные, злые глаза нападавшего и кривая улыбочка мелькнувшая на губах. Художник, работавший с потерпевшим, вскоре доложил следователю, что тот мало что помнит, воображение дорисовывает картину многими образами, каждый конкретный, естественно воспринимается как фальшивый. Кое-какой портрет они соорудили, но он, скорее всего, далек от реальности. Посмотрев на портрет, следователь расстроился. Там был изображен подросток с жестоким лицом, на губах которого змеилась кривая улыбка. Не нужно было иметь большого опыта, чтоб понять, в жизни таких персонажей не встретишь, в кино, да, так загримировать могли. Сильно бедняге по голове досталось, что такие ужасы мерещатся, грустно подумал следователь. Ему предстояло как-то разбираться с этим делом, травмы полученные потерпевшим были признаны тяжелыми. На всякий случай он передал копию портрета в школу, показать ученикам, а вдруг кто-то видел похожего типа. С удовольствием полюбовавшись на рисунок и констатировав что по такому портрету ее никто не опознает, Оля с сожалением передала его дальше, честно сказав учителю что такого страшного юношу еще в своей жизни не встречала.

На вокзал директора пришла провожать делегация учителей и лучших учеников, с цветами. Жена, верная своим принципам, не дала возможности всем желающим вдоволь пообщаться с выздоравливающим. Она затолкала его в купе и разрешила большинству присутствующих только помахать ему ручкой. Оля так и сделала, закрытая широкими спинами своих учителей и одноклассников. Ей хотели поручить дарить директору цветы, но она категорично заявила, что от учеников это должен делать комсорг школы, а не она, чем заслужила его благодарный взгляд и не только.

На выпускном вечере он уже приглашал ее на третий танец подряд, а между танцами занимал ее дурацкими разговорами. Чем привлек внимание не только своей подруги, которая, впервые в своей жизни столкнувшись с непостоянством отдельных мужчин, уже, чуть не плача, наблюдала за ними, но и остальных участников торжества. А лишнее внимание, это последнее в чем нуждалась Оля этим летним вечером 22 июня 1935 года. Она слишком долго готовилась к этому торжеству. В отличии от остальных девушек, кроме нового платья, босоножек и прически, Оля позаботилась о фонарике и ключе от директорского кабинета, который так и лежал вместе с другими ключами в углублении между двумя разлогими ветками в парке, куда она их спрятала в свое время. Тогда, чисто интуитивно, ей не захотелось их просто выбрасывать. Она не планировала их использовать, но и выкинуть просто так не хотелось. Во-первых, могли найти и отнести в милицию, что уже само по себе было нежелательно, во-вторых, ключи, даже ненужные, психологически трудно выбросить. А теперь очень даже пригодились.

Когда неуемный комсорг и после третьего танца продолжил ей рассказывать о задачах союза молодежи по строительству нового общества, она была вынуждена его невежливо прервать.

– Миша, извини, мне нужно прогуляться, я скоро вернусь.

– Подожди, я тебя проведу!

– Нет, Миша, туда ты меня не проводишь, – с легкой иронией, вгоняя его в густой румянец, сказала Оля, взяла свою сумочку и вышла из зала.

Закрывшись в кабинете директора, она открыла папку с приказами, и нашла приказ о допуске ее к сдаче экзаменов за среднюю школу, куда скрепкой было подколото ходатайство с резолюцией директора. Спрятав ходатайство в сумку, она подколола к своему приказу заявление, снятое с соседнего приказа, а на место того приколола какой-то относительно ровный листок из мусорного ящика. Наведя порядок с документами, Оля, закрыв за собой дверь, пошла обратно в зал. Обиженный комсорг больше ее не приглашал, но дурной пример заразителен, остальные ребята начали наперегонки приглашать местную знаменитость на танец, пока и это внимание не стало ее раздражать. Дождавшись, когда объявят белый танец, Оля пригласила невысокого, нескладного паренька, который почти не танцевал, так как в классе девушек было меньше чем парней и всем партнерш не хватало. Она даже не знала, как его зовут, ее знакомили с классом впопыхах, впрочем, чтоб поболтать с парнем, с которым танцуешь, его имя знать не обязательно. После вечера Оля решительно отказалась гулять по ночной Москве и отправилась домой. Обиженный Толик, так звали ее застенчивого одноклассника, пошел ее провожать.

– Как же так, Оля, это же традиция, после выпускного встречать рассвет, какие могут быть завтра дела.

– Я не могу, Толик, поверь. Если бы я могла, я с удовольствием погуляла бы с тобой.

– Но почему?

– Скоро война, Толик, тяжелая война, мне надо успеть подготовиться.

– Красная Армия разобьет любого врага, трусиха. Не бойся!

– Учись стрелять, Толик, разговорами никакого врага не испугаешь. Хочешь, пойдем в понедельник запишемся в кружок стрельбы при ОСОАВИАХИМ.

– Пойдем! А пойдешь со мной после в кино?

– Вот когда будешь лучше меня с винтовки стрелять, тогда пойду.

Они стояли уже возле ее подъезда. Оля обняла его и поцеловала на прощанье. Пока Толик думал, что ему делать, она убежала в подъезд.

– Стой! А где мы встретимся?

– Приходи в понедельник в районную библиотеку, в читальный зал. Я там каждый день.

Зайдя в подъезд и достав из сумочки последний корпус деликти этого дела, Оля порвала его на мелкие кусочки, и выбросила из окна подъезда во двор. Если бы она могла, она бы вместе с ними выбросила из головы и директора. Но он мог в будущем узнать о ней из разговоров учителей и вспомнить, что не ставил положительной резолюции, а это было совершенно ни к чему. Ключ от директорского кабинета засунула под карниз окна. Он был ей больше не нужен, но трудно выкинуть ключи просто так. Есть в них такое необъяснимое свойство.

***

Шагая по кабинету, Сталин внимательно слушал доклад Артузова.

– … Таким образом, в настоящий момент нами рассматриваются две рабочие гипотезы. Первую я вам докладывал, с нами ведет игру английская разведка. Зная планы Гитлера по обеспечению жизненного пространства для немецкого народа на Востоке, а именно, на территории нашей страны, они предполагают и содействуют возникновению вооруженного конфликта между нашими странами. Это соответствует многовековой традиции английской дипломатии, которую хорошо описывает известная китайская стратагема "Два тигра бьются под деревом, а умная обезьяна сидит на ветке и вкушает плоды". Можно предположить, что, считая нашу армию недостаточно боеспособной, одной из целей данной операции является поднять ее боеспособность до уровня обеспечивающего в случае конфликта значительное ослабление обеих сторон.

– Вы тоже считаете нашу Красную Армию слабой, товарищ Артузов?

– Товарищ Сталин, в данный момент я пытаюсь найти объяснение действиям объекта. Он может исходить из ошибочных представлений. Я считаю Красную Армию, сильной армией, хотя определенные недостатки, в том числе и отмеченные объектом имеют место быть. Также одной из целей может быть наша агентурная сеть в Англии. Дав нам приманку в виде радиолокации, возможно, нас хотят заманить в ловушку. Это будет видно в результате оперативной работы. Наши возможности в Англии позволяют нам не только узнать нужную информацию по радиолокации, но и определить, не было ли там заготовленной ловушки для наших агентов.

– Что ж, выглядит логично. А какая ваша вторая гипотеза?

– Вторая гипотеза – с нами ведет переписку тайный симпатизант нашей страны занимающий ответственный пост в одной из трех стран Англии, Франции, или Германии, не желающий идти на прямой контакт и избравший такой своеобразный путь оказать нам посильную помощь в рамках своих возможностей.

– Интересная мысль. Вот уж не думал, что в правительстве этих стран есть неизвестные нам сторонники социализма.

– Да, мы работаем и знаем многих. Как вы знаете, товарищ Сталин, большинство из них не меньше социализма любит деньги, но есть и такие товарищи, которые работают практически бескорыстно. Поэтому и возникла такая гипотеза.

– Я прочитал текст, который вы собираетесь поместить в газету. Вы считаете, что объект владеет информацией по полезным ископаемым?

– Приведенная информация по урану очень странна, товарищ Сталин. Если какая-то экспедиция наткнулась на месторождение, то должно быть известно точное место. Казахская ССР слишком большая и то, что указано объектом, похоже на блеф. Либо он знает данные по ископаемым, тогда пусть делится точным местоположением, либо пусть не морочит голову.

– Хорошо. Размещайте текст, посмотрим, как быстро придет ответ.

– Чтоб продемонстрировать объекту, что мы заинтересованы в работе с ним, неплохо бы было дополнить текст короткой информацией по работе с его предложениями.

– Что ж, в этом есть смысл. Можете написать, по всем его предложениям нами ведется работа. У Логинова забрали разработку 45 мм орудия, передали Грабину, его ориентировали на разработку 37 мм зенитного орудия в максимально сжатые строки. Гартц обещал до конца 36-го года дать опытные образцы снарядов на основании переданных ему сведений. Было совещание по связи, вам, кстати, товарищ Ворошилов уже передал задание по технологии изготовления кварцевого генератора?

– Да, я уже передал задание товарищам в САСШ. Думаю, там получить необходимые данные по технологическому процессу будет проще всего.

– Значит, вы все знаете. Разработчикам 14,5 мм патрона я лично звонил. Сказал, что если к концу 36-го года не разработают патрон с перцем, то я им лично перцу под хвост насыплю, так что, надеюсь, работать будут.

– Тогда я сегодня доработаю текст, привезу вам на согласование, и завтра с утра передам в редакцию.

– Отправляйте сразу в редакцию, все основные вопросы мы обсудили. Не забудьте отметить, что рекомендацию Ольги вам вернуться к старой жене, мы тоже учли.

Криво улыбнувшись ехидной шутке вождя, Артузов вышел из кабинета. Он не хотел говорить Сталину, но его мысли в последнее время занимало несоответствие формы и способа отправки посланий, их содержанию. То, что объект использует для внешних контактов одну и ту же особу, листки из ученической тетради, текст написанный левой рукой, все это было гротескно и примитивно, находясь в разительном контрасте с содержанием текста. Для чего это делалось, и что хотел подчеркнуть объект этими своими действиями, было совершенно непонятно и раздражало своей бессмысленностью. Хотя Артузов был уверен, смысл в этом есть, но никак не мог его уловить. И это раздражало вдвойне. Но он был опытным работником и знал, нужно терпеть, терпеть и думать. Рано или поздно объект засветится, круг лиц имеющих доступ к информации такого рода будет сужаться и скоро станет ясно, кто этот доброхот, и чего он хочет на самом деле.

***

На следующей неделе после выпускного вечера, в очередном номере "Вечерней Москвы", Оля нашла заметку следующего содержания.

"Ольга, где ты, отзовись.

Получил второе письмо.

Твои замечания учтены, находятся на контроле.

Ар вернулся, Лог и Граб получили новые задания.

Кулинары готовят блюда по твоим рецептам.

Очень понравились пельмени с красным перцем.

То, что ты пишешь про планету Уран очень интересно.

Если можешь, уточни координаты. Что тебе известно о координатах других планет?

Знаешь ли ты, когда над Германией пролетит комета?

Почему Ар и 37? Стах. никто не знает.

Напиши мне. К"

Где же я вам этих планет и координат наберу, мне к экзаменам готовиться нужно, с неудовольствием подумала Оля, снимая с полки Большой географический атлас и книги по экономической географии. Толик опять приставать начнет, зачем мне это надо, подумала она, поскорее бы его в казарме, в училище закрыли. Он, собирался поступать в артиллерийское училище. После седьмого класса его не приняли, плохо математику знал, и теперь он надеялся легко поступить, имея среднее образование. Они в понедельник записались в стрелковый кружок при ОСОАВИАХИМ и уже успели за эту неделю два раза пострелять. В кино не пошли, оба раза Оля выбила очков намного больше него. Инструктор по стрельбе пригласил ее серьезно заняться стрелковым спортом, но Оля сказала, сперва вступительные экзамены.

Толик теперь каждый день приходил в библиотеку, и даже пытался с ней сесть за один стол, но Оля, решительно заявив, что ей самой стола мало, усадила его за соседний, откуда он, иногда, оторвавшись от книг, с тоской смотрел на нее. Замечая такое безобразие, Оля показывала ему кулак и он, вздохнув, снова принимался за учебу.

Читая в книге о полезных ископаемых, она пыталась вспомнить знает ли она что-нибудь конкретное о таких ископаемых, и что именно. Затем начинала рассматривать географический атлас, пытаясь найти или увидеть знакомое название. Просидев над этим целый день, она, выписав несколько названий, решила прекращать это занятие. Другие заданные вопросы требовали не меньше внимания.

Чмокнув Толика на прощанье, после того как он ее провел домой, Оля заявила, что завтра она будет занята по хозяйству, и в библиотеку не придет. Она знала в Москве еще несколько библиотек, о которых Толик не догадывался, и не хотела, чтоб кто-то из знакомых видел, как она пишет левой рукой. Нужно было поторопиться с ответом, Оля знала, К. долго ждать не любит.

Расстроенный Толик пошел домой, а Оля задумалась. То, что она в ответе за тех, кого приручила, это понятно, но когда и как она приручила Толика, осталось для нее загадкой. Надо поменьше целоваться с малознакомыми парнями, подсказывала ей какая-то часть ее сознания, тогда и загадок меньше будет. А без загадок жизнь скучная, нашлась, что ответить другая часть. Оля часто разговаривала сама с собой. Ей нравилось, не нужно было врать и притворяться.

***

Отложив письмо в сторону, Сталин вызвал к себе начальника отдела по работе с письмами.

– Ваши сотрудники читали это письмо?

– Нет, товарищ Сталин. Ни второе, ни третье письмо никто не читал. После того как мы получили распоряжение все письма Ольги приносить вам на стол, я запретил сотрудникам читать содержание. Раз оно идет к вам в приемную, какой смысл анализировать текст. У нас много работы с корреспонденцией требующей нашего решения.

– Спасибо, я вас больше не задерживаю.

Возвращаясь к себе, начальник отдела облегченно подумал, все-таки опыт не пропьешь, и пытался не думать, что бы было, прочитай кто-то это письмо. Но не думать, не получалось.

– Соедините меня с Артузовым.

– …

– Товарищ Артузов, когда вы сможете ко мне приехать?

– …

– Хорошо, я вас жду.

Усадив Артузова за стол, протянул ему конверт, и пока тот читал, вождь прогуливался взад-вперед по кабинету, потягивая свою неизменную трубку. В первом конверте, подписанным знакомым почерком, левой рукой, находился второй, тоже знакомого образца, на котором большими буквами было написано, "Товарищу СТАЛИНУ от ОЛЬГИ. СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО". В верхней части конверта стояла предупреждающая надпись, "Внимание! Текст содержит сов. секретную информацию! Рекомендуем срочно связаться с приемной тов. Сталина". Внутри лежало несколько листов из ученической тетрадки исписанных тем же почерком.

Секретарю ЦК ВКП(б)

Тов. Сталину И.В.

Ольги

Докладная записка N 3

Товарищ Сталин, отвечаю на заданные мне в газете вопросы.

– Какие месторождения полезных ископаемых мне известны и где они находятся.

Урана – Казахская ССР, Южно-Казахстанская обл., Сузакский район, с. Степное

Нефти – Татарская АССР, Лениногорский район, село Тимяшево.

Алмазы – Якутский АО, река Вилюй с. Крестях, верховья рек Далдын и Сытыкан.

– Вопрос можно понять так: когда с Германией случится беда?

Если понимать данный вопрос буквально, то это неизвестно. Германия, примет в начале 1936 г. четырехлетний план подготовки к войне и проведя необходимую подготовку, к военным действиям приступит не раньше 1939 года. Первыми ее целями будут Чехословакия и Польша как наиболее слабые противники. При этом, Гитлер, всевозможными политическими маневрами будет добиваться такой международной ситуации, когда совместная защита этих стран со стороны Англии, Франции и Советского Союза будет исключена.

Поскольку стратегическая цель Англии и Франции это военный конфликт между Германией и Советским Союзом, они легко пожертвуют этими странами, чтоб дать Германии выход к рубежам СССР. Если анализировать дальнейшие действия Германии, то можно предположить, что она, учитывая уроки Первой Мировой, сделает все возможное, чтобы не оказаться снова между Францией и СССР. Поскольку Франция более слабый соперник, скорее всего Германия пойдет на договор с СССР, возможно, еще до конфликта с Польшей, на весьма выгодных для СССР условиях.

Заключив такой договор, она нападет на Францию, и вступит в войну с Англией, которая будет связана с Францией союзным договором. После разгрома Франции, предположительно в 1940 году, в 1941 году перед Германией будет стоять выбор, либо продолжить войну с Англией, либо напасть на СССР и разгромив его, получить выход к большинству английских колоний по суше. Влиятельные силы в Германии и английская разведка будут подталкивать Гитлера к войне с Советским Союзом. Его решение будет зависеть от многих факторов, но два из них будут решающими.

Первое, это насколько он может быть объективно уверен, что СССР не ударит ему в спину. Второе, насколько будет готова РККА к отражению агрессии.

Исходя из сегодняшней ситуации и рассматривая планы развития РККА, можно сделать вывод, что вероятность конфликта очень высока. Насколько он будет затяжным, будет зависеть от того, как сложится начальный период войны. Если РККА сможет выстоять, измотав противника в обороне, то весьма вероятно, что конфликт удастся окончить относительно быстро и без особых потерь. Если РККА проиграет в начале конфликта, понесет большие потери, то Гитлер, безусловно, захочет вести войну до победы.

– Почему товарища Артузова могут расстрелять в 1937 году.

В стране объективно существует конфликт между троцкистами и приверженцами Вашей линии, товарищ Сталин, на построение социализма в отдельно взятой стране. К сожалению, товарищ Троцкий, проигрывая идеологическую борьбу, начал открыто призывать своих сторонников к перевороту с целью отстранить Вас от власти. Тов. Ягода как руководитель НКВД откровенно не справляется с задачей противодействия троцкистскому заговору, и сам является скрытым троцкистом.

В ближайшем будущем Вы собираетесь перевести его на другую работу, а руководителем НКВД назначить тов. Ежова и поручить ему борьбу с троцкизмом. На начальном этапе это будет иметь положительные последствия. НКВД сможет быстро выявить и обезвредить несколько троцкистских групп готовящихся к проведению активных действий. Например, будут выявлены ряд крупных военачальников-троцкистов (Примаков В.М., Путна В.К), в том числе и Тухачевский, которые имеют связи либо с германским либо с японским генштабами, в их среде нередки разговоры о том, как сместить Вас с занимаемой должности и вернуть в страну тов. Троцкого. Внешняя разведка, скорее всего, сможет найти подтверждение этим данным.

В дальнейшем, однако, тов. Ежов, увлекшись выявлением врагов народа, начнет фабриковать заговоры против вас и прибегать к внесудебным методам вынесения приговоров, вследствие чего будут расстреляны сотни тысяч людей, основная вина которых будет заключаться в том, что они не смогут вынести побоев следователя. Если в отношении военных и работников НКВД такой подход частично оправдан, человек, у которого нет силы воли отстоять свою точку зрения под воздействием силовых методов вряд ли будет хорошим командиром. Однако после десяти, пятнадцати суток без сна и непрерывных побоев редкие люди смогут сохранить ясность сознания, а в отношении гражданских специалистов такой подход способен нанести, и нанесет огромный вред народному хозяйству страны. Тов. Ежова, через год, два такой работы самого расстреляют как врага народа, хотя его основная вина будет заключаться в слепом обожании Вас, в желании угодить своему кумиру и быть все время на виду, но людей уже не вернешь.

Окончательное решение, безусловно, будете принимать Вы, товарищ Сталин, но с нашей точки зрения, расстрел можно и целесообразно применять лишь к врагам народа занимающих высокие государственные посты либо к лицам виновным в совершении конкретных тяжелых преступлений нанесших вред народному хозяйству и только в результате судебного решения. Внесудебные методы вынесения приговора могут применяться лишь в исключительных случаях, когда суды не смогут обеспечить оперативного решения вопроса, и вынесенные таким образом приговоры должны ограничиваться лишь лишением свободы. В стране есть что делать, и где использовать рабочие руки, даже если это руки врагов. Одна только реконструкция старых и строительство новых УР-ов вдоль западной границы страны может обеспечить полезной работой всех врагов народа на несколько лет вперед. Об этом будет подробно сказано в отдельной докладной. С другой стороны, с нашей точки зрения, военного конфликта высокой интенсивности в недалеком будущем не избежать, поэтому у них у всех будет возможность кровью смыть свою вину и принести пользу Родине.

Более того, с нашей точки зрения было бы целесообразно дать тов. Ежову следующую партийную установку. Если выявленный троцкист, является хорошим командиром, хорошим работником, положительно характеризуется трудовым коллективом, если партийная организация по месту работы, службы, берет на себя обязательство по перевоспитанию данного товарища, то имеет смысл оставить его на рабочем месте. Возможно, с понижением в должности, звании, под надзор партийных и других компетентных органов, запретив внешние контакты, но дать такому товарищу возможность добросовестным трудом искупить свою вину перед народом. Выявленный враг, находящийся под пристальным вниманием не составляет угрозы. С другой стороны, недобросовестный работник, пьяница и разгильдяй, это уже невольный пособник врагов Советской власти. К таким товарищам не может быть снисхождения.

Такой подход даст каждому советскому человеку четкую ориентировку. Если он добросовестно трудится, отдает свои силы на благо общества, то ему нечего бояться анонимки или доноса недоброжелателя и ошибок со стороны следствия. К сожалению, многие захотят воспользоваться моментом и свести свои счеты со старыми обидчиками. В этом вале доносов и анонимок очень трудно будет отличить правду от лжи и только четкие партийные установки помогут избежать ошибок, либо свести их к минимуму. С другой стороны, такие принципы оценки вины обвиняемого положительным образом отразятся на общей дисциплине и исполнительности, как руководящих кадров, так и рабочих.

Что касается непосредственно тов. Артузова, то он, будучи отличным работником, верным ленинцем, всегда осуждающим идеи троцкизма, к сожалению, не понял, что у работника такого уровня не может быть личной жизни, которая входит в противоречие с его работой. В течении следующего года он бы потерял свою должность, так как ни руководство РККА, ни руководство НКВД не оставили бы без внимания поведение жены начальника внешней разведки. Скорее всего, он бы занял малозначительную должность в НКВД. Поскольку борьба с троцкизмом, зная неуемный характер тов. Ежова, неминуемо бы коснулась внешней разведки, что было бы очередной ошибкой, так как внешние агенты не могут участвовать в заговорах внутри страны, а жизнь сама докажет и уже доказала ошибочность теории тов. Троцкого. Несомненно, среди внешних агентов есть и те, кто еще этого не понял, но они добросовестно работают на Советское государство. Тов. Артузов, пренебрегая личной безопасностью, несомненно, бросился бы на защиту своих бывших сотрудников, и сам бы попал под движущийся локомотив. Поскольку его новая должность не состояла бы в списке тех, о ком должны докладывать лично вам, товарищ Сталин, то Вы бы даже об этом не узнали.

Проблема троцкизма требует, с нашей точки зрения и своего внешнего решения. Если хочешь покончить с врагом, то нужно рубить голову, а не пальцы. Поэтому было бы желательно разработать план ликвидации тов. Троцкого и при возможности привести его в исполнение.

Некоторые дополнения по сведениям, приведенным во второй записке.

Для бронебойных пуль и сердечников подкалиберных снарядов наиболее подходит сплав урана с 2% молибдена, либо 0,75% титана.

В заключение хотим отметить следующее. На сегодняшний день у всего военного и партийного руководства страны сложилась несколько преувеличенная оценка боеспособности РККА и недооценка ее потенциальных противников. В своих дальнейших материалах мы постараемся представить иной взгляд на ситуацию в этой сфере и его обосновать.

Не стоит надеяться, что стране удастся избежать военного конфликта. Слишком серьезные силы будут направлены на его разжигание, и отсидеться в стороне, не получится. Мы не на острове. Поэтому нужно, в первую очередь, объективно проанализировать сильные и слабые стороны, как у себя, так и у противника и выработать правильную стратегию ведения боевых действий.

Ольга 28. 06. 1935 г.

Прочитав, затем, перечитав снова, Артузов сложил листки в конверты и протянул их Сталину.

– Товарищ Артузов, что Вы можете сказать по поводу этого письма?

– Письмо нужно тщательно проанализировать. – Осторожно начал он. – Что касается первого пункта, то это все нужно проверить, товарищ Сталин. Иностранцы много экспедиций организовывали по России до революции, возможно, кто-то обнаружил то, о чем пишет объект, но все это весьма странно, мне кажется, мы бы об этом уже давно бы знали. Если находятся люди, которые ищут контакты с нашим посольством чтоб продать секреты своей страны, то особам имеющим доступ к информации такого рода давно пора было с нами связаться. Это не уран, который никому не нужен, это алмазы и нефть. Любому понятно, что такая информация дорогого стоит, а доступ к ней, наверняка имел бы не один человек. Для начала нужно проверить есть ли вообще на карте такие названия, если есть, отправить экспедиции, только тогда я поверю что это правда. Если бы не информация, приведенная в первых посланиях, я был бы склонен считать, что это блеф. Но в данном случае, есть смысл рискнуть, приведены достаточно точные ориентиры. По второму пункту. Тут, как обычно, объект очень свободно интерпретирует будущие события. Не отрицая, что такое развитие событий возможно, я бы мог нарисовать еще три, четыре возможных варианта. Что касается третьего пункта, то обвинения против военных звучат серьезно, их нужно проверять, как и другую приведенную информацию. Хотя нельзя исключать, что это провокация с целью подрыва обороноспособности РККА. Что касается прогнозов на будущее, которые с такой легкостью делает объект, то я не хотел бы их обсуждать, тем более, что они касаются решений, которые принимаете вы, товарищ Сталин. То, что объект низко оценивает боеспособность РККА, в этом нет ничего нового, это прослеживалось и раньше, а мелочи по урану меня, как металлурга по образованию, просто удивили. Мы достаточно точно знаем, что уран никто толком не исследует, ядовитый и вредный материал, насколько нам известно, никто его нигде не использует.

– А что вы скажете по поводу той части, которая касается лично вас, товарищ Артузов?

– Мне трудно быть объективным в этом вопросе. Хотя определенная логика в изложении присутствует, можно придумать десятки других возможных событий. Будущее неопределенно, мы сами строим его своими руками.

– Ты оптимист, Артур, это хорошо. Коммунист должен быть оптимистом. Как видишь, я не ошибся, это действительно было послание мне. Когда поймаешь Ольгу, не забудь поблагодарить ее. Может быть, она тебе жизнь спасла, – задумчиво сказал вождь. Было видно, что он напряженно думает над чем-то. Он долго ходил по кабинету, не обращая внимания на Артузова. Затем внезапно повернулся к нему и продолжил, как будто и не было этой продолжительной паузы.

– Но это потом, это не главное. Теперь слушай меня внимательно, это дело, назовем его дело военных, пока, будешь вести ты. Подбери себе сотрудников для оперативной работы, самых надежных, список принесешь мне на утверждение, я согласую с Ягодой, что они переходят в твое полное распоряжение. За Примаковым, и Путна установишь пока наблюдение и сбор материала. Путна я дам указание отозвать из Англии домой. Накидаешь список высших командиров РККА, которые могут быть замешаны в связях с Троцким. Список согласуешь со мной. Всех, кто в списке – под наблюдение. Агенты в Германии и Японии должны раздобыть материалы о связях наших командармов с генштабами вероятных противников и возможном заговоре. Пусть разобьются в лепешку, Артур, но добудут эту информацию. Желательно, чтоб до осени уже были результаты. Ольгу брось пока, не до нее. Она сама нам напишет. Если услышишь о Стаханове, тихо все разузнай, кто мог о нем знать, если время будет. Если все ясно, я тебя больше не задерживаю.

Когда Артузов направился к двери, Сталин окликнул его.

– Артур!

– Да, товарищ Сталин.

– Не подведи меня, Артур. И запомни, это дело самое важное из тех, которые ты вел. Задействуй всех, кто может дать достоверную информацию. И подумай над предложением Ольги по Троцкому. Только так подумай, чтоб никто из твоих троцкистов и коминтерновцев в этом не участвовал.

– Вы сами всегда отклоняли такие предложения, товарищ Сталин, не желая портить отношения с Коминтерном.

– Плевать на Коминтерн! Если подтвердится, что он мутил военных, склоняя к перевороту, такое прощать нельзя.

– Слушаюсь, товарищ Сталин!

– Ты слышал разговоры, что я собираюсь менять товарища Ягоду?

– Нет, я был уверен, что вы довольны его работой. Я очень удивился, прочитав это. Так это правда?

– Идите, товарищ Артузов, жду вас завтра со списками, и еще, я знаю, Артур, ты профессионал и не раз на деле доказывали это, но о содержании этого письма не должна узнать ни одна живая душа… Мне придется сослаться на внешнюю разведку, как на источник информации по возможным месторождениям. Пришли мне докладную, и оформи это как-то в своем ведомстве. Экспедиции – дело не дешевое.

После того как закрылась дверь, вождь еще долго ходил по кабинету. Это послание вывело его из равновесия. С одной стороны, подарки были царские, алмазы, нефть, данные про готовящийся заговор военных, это дорогого стоило. Но то, что кто-то знает наперед его планы, которые он только обдумывал, и дает свои рекомендации по вопросам которые он считал исключительно своим делом, и ничьих советов в этих вопросах не принимал – это не могло не раздражать. Он собирался дать Ягоде еще поработать, минимум полгода, пока Ежов как куратор от ЦК поближе ознакомится и разберется в вопросах, которые решает НКВД, но информация про военных требовала решительных действий. У Сталина была одна особенность, которая позволила ему выжить и успешно справляться со всеми трудностями – интуитивное ощущение опасности, и в данный момент оно подсказывало, приведенные в докладной сведения про военных, это не провокация, это реальная угроза и ее надо устранять уже. Доверять такое дело людям Ягоды он не мог, и под рукой никого, кроме Артузова, не оказалось.

Ничего, до осени дело терпит, подумал Сталин. Осенью, на очередном пленуме, он поставит во главе НКВД Ежова, Ягоду, пока, переведут на другую работу, не откладывая это дело до весны. Тогда можно будет дело военных у Артузова забрать. Артур хороший профессионал, но он сам по себе, и не чувствует, насколько вероятен был тот сценарий, который описан. Прочитав письмо, Сталин, в отличии от Артузова, почувствовал, да, так могло быть. Прошлый раз его задело, как кто-то смеет предсказывать то, что зависит только от него, и он был согласен с Артуром, дата смерти – это просто психологический прием позволивший захватить инициативу в разговоре. Но вместе с тем это был и намек ему, и вождь это понял, ему намекали – спроси, откуда я это знаю и я тебе что-то такое расскажу, о чем сама говорить не решаюсь.

Но как эта ведьма могла узнать, что я Ежова планирую на это место?! В который раз эта мысль причинила Сталину почти физическое беспокойство. Некоторые высказанные идеи были очень рациональны, его хозяйский ум оценил и бережливость Ольги в плане разбазаривания людского материала, и попытку убить двух зайцев сразу, учитывая трудолюбие и добросовестность обвиняемого при определении меры наказания.

Это Сталин прочитал с легкой улыбкой, когда решается судьба страны, тут не до таких мелочей, лес рубят, щепки летят. Но то, что было написано про Артузова, заставило его задуматься. Артур не был врагом. Да, он не был близким другом и доверенным человеком, но он был классным профессионалом, и вождь знал, он бы никогда не дал разрешение на расстрел. То как легко, в два хода, ситуация может выйти из-под контроля, неприятно удивило. Но его трезвый ум был вынужден признать, да, так могло быть. А значит, Ежова придется так или иначе ограничить и контролировать. Держать Ежова в ежовых рукавицах, Сталин улыбнулся такому каламбуру, над этим придется поработать. Ведьма, снова подумал он, но без злости. Со стороны Ольги не ощущалось угрозы, и вождь знал – рано или поздно рыбка попадет в сети и все расскажет. А пока были дела поважнее, после того как информация получена, дело политиков ее использовать, а не выяснять источник. Скорее всего, это работа французов, подумал Сталин. Там и сторонников социализма намного больше, чем в Англии, и недооценка мощи РККА скорее характерна для них, чем для англичан, и вдобавок союзники, договор с ними уже заключен. Почитать какие недостатки они заметили, будет интересно. Взгляд со стороны всегда отметит что-то новое. Но чтоб француз предрекал поражение своей стране от немцев в 1940 году, это было невозможно. Головоломка не хотела решаться, и Сталин занялся другими делами, их было слишком много и все требовали его внимания.

***

– Вот и лето прошло, словно и не бывало, – грустно сказала Оля, возвращаясь из Центральной библиотеки, – мне, конечно, везло, только этого мало.

Получив студенческий билет, она смогла получить доступ к фондам и, взяв несколько книг за первый и за второй курс направлялась завершить одно неоконченное дело, потом начнется учеба, времени и возможности будет значительно меньше.

Зайдя по дороге в магазин она выбрала себе модный в этом сезоне большой берет в тон к платью и спрятав его пока что в сумку, направилась дальше. Девушке менять внешность намного проще, чем парню, думала Оля по дороге, стоит тебе надеть головной убор, чуть изменить форму груди, и ты сразу выглядишь лет на пять старше, чем ты есть на самом деле. Сегодня она накрасила глаза, что делала нечасто и надела нарядное платье, все-таки первый раз идти в ЦБ – это праздник.

Оля заметно выросла и окрепла за это лето, ежедневная зарядка, упражнения на растяжку и комплекс странных, плавных движений, который неожиданно вспомнило ее тело, не пропали даром. Комплекс она выполняла только при отсутствии зрителей, понимая, что сразу привлечет к себе внимание такими странными движениями. Ей очень нравилось стрелять из винтовки, хотя она не могла уделять этому много времени. Тем не менее, она уже выполнила норматив, и с гордостью носила значок "Ворошиловский стрелок". Но сегодня она его не надела, в библиотеке и других местах, которые ей нужно было посетить, эта деталь была лишней.

Сев на нужный трамвай и полюбовавшись из окна на многочисленные стройки, Оля вышла на одной из остановок, и неторопливо пошла по улице вспоминая маршрут. Зайдя в знакомый подъезд, она быстро поднялась на последний пролет ведущий на чердак. Выбрав место так, чтобы через нижнее от нее окно лестничного пролета видны были все, кто направляются в этот подъезд, Оля, сперва, занялась собой. Поместив в бюстгальтер прихваченные из дому подкладки, она заметно увеличила свою грудь, так, чтобы та сразу бросалась в глаза, надела на голову берет. Убрала назад волосы, придав этим лицу более решительное и энергичное выражение. После этого, Оля, положив на ступеньки сумку с книгами и взяв одну из них, уселась на ее как раз напротив окна. Поглядывая на открывшийся ее взору участок дороги, принялась читать. Больше всего она боялась зачитаться и пропустить нужного ей гражданина, но все обошлось, знакомую фигуру даже из такого ракурса, почти с птичьего полета, она узнала сразу. Было около трех часов дня. Оля улыбнулась, даже время она почти угадала.

Директор первый день сегодня как вышел после длительного больничного и отпуска на работу где он не был почти четыре месяца. Завуч передала ему все дела, но времени разобрать бумаги не было, практически весь день пришлось бегать по школе, осматривая, что уже готово к новому учебному году, и подгонять мастеров заканчивающих последние дела. Директор думал о том, что эту кобру, завуча, нужно выжить, уж больно хорошо у нее получилось его замещать, за целый день он не нашел к чему придраться. Но ничего, когда он доберется до бумаг, там-то он наверняка найдет к чему прицепиться. Бумаг, к которым нельзя придраться, на свете очень мало. Эту истину он усвоил хорошо. Подойдя к подъезду, директор испуганно оглянулся, не идет ли кто следом. Он не знал, что это называют фобией, ему было просто страшно входить в подъезд. Подымаясь по лестнице, он обрадовался, услышав стук каблучков, раздававшийся сверху лестницы. В этот момент он не думал о том, как часто соседи сверху своим шумом и топаньем нарушают его покой. Он был рад, что в подъезде есть кто-то из соседей. Молодая женщина с большой грудью идущая ему навстречу была незнакома, но приветливо улыбалась и издали поздоровалась.

– Здравствуйте Николай Васильевич!

– Здравствуйте, – удивленно ответил директор, пытаясь вспомнить, знает ли он эту женщину, после травмы он уже не был уверен в своей памяти.

Его не удивило что она, улыбаясь, движется прямо на него, лишь когда от движения ноги взметнулась широкая юбка ее платья, у него успела мелькнуть паническая мысль, "Что она делает?". Удар ногой в горло сломал кадык и бросил его вниз, головой на ступеньки.

Выйдя из подъезда, Оля подумала, что бедная жена сильно расстроится. Любовь зла, полюбишь и козла, надо будет ей как-то помочь, она ведь ни в чем не виновата, грустно подумала она. Сев в трамвай Оля, проехав несколько остановок, зашла в подъезд и выйдя из него пятнадцатилетней девушкой пошла домой. У себя в подъезде она достала из под карниза окна спрятанный ключ и выйдя на улицу случайно уронила его в ливневую канализацию.

– Из-за глупой головы, ногам работа, – подумала Оля.

Затем пошла в парк и села на скамейку читать книжку. Обычно к ней на лавочку никто не садился, но сегодня почти сразу подсели двое парней и начали разговор. Может быть сегодня, Оля, в отличии от других дней, бросала из-за книги заинтересованные взгляды на парней, может быть другие невербальные сигналы привлекли к ней внимание, но так или иначе вскоре она уже весело болтала с Сережей и Александром, который не любил, когда его называют Сашей. У Александра в коммунальной квартире оказался телефон, номер которого Оля записала себе в тетрадку. А вдруг пригодится.

Как обидно, что Толика сегодня не выпустили из училища, думала она, теперь придется тратить время на этого Александра. Оля очень дорожила своим временем, ей постоянно казалось, что она чего-то не сделала, а могла бы уже сделать. Попрощавшись с парнями и пообещав позвонить, она направилась в библиотеку. А ведь придется звонить хотя бы раз в неделю, чтоб он про меня не забыл, подумала она.

С некоторых пор Оля начала вести дневник. У серьезной девушки, будущего советского ученого и молодого строителя коммунизма обязан быть дневник, где она отмечает, что сделано за день. Дневник у нее получался скучным, в нем преобладали записи типа "Сидела в библиотеке, изучала учебник по матанализу за первый курс". Напротив сегодняшнего числа она в конце своего рабочего дня непривычно долго писала, "Записалась в ЦБ. Сидела в парке, читала механику за первый курс. Познакомилась с Сережей и Александром. Они такие смешные – уже на втором курсе, но вместо того чтоб целый день заниматься учебой, только к девушкам в парке пристают. Александр оставил свой телефон: 32639. Не знаю, буду ли ему звонить…"

Собираясь домой, она, как обычно, взяла свежий номер газеты "Правда". На передней полосе была большая статья о шахтере Стаханове который в ночь с 26 на 27 августа, за смену нарубил сто две тонны угля. Взволнованная Оля присела на стул, у нее закружилась голова. Она точно помнила, это должно было произойти с 30 на 31 августа, в последний день лета. Окружающая ее действительность вдруг стала казаться ей сном, и она отчаянно попыталась проснуться. Но ничего не вышло.

***

– Товарищ Сталин, звонит товарищ Артузов, с аэропорта, он прилетел из Сталино, спрашивает, когда вы сможете его принять.

– Соедините меня с ним.

– Слушаю вас, товарищ Артузов.

– Товарищ Сталин я разговаривал со Стахановым и товарищами с шахты. Я думаю, вам будет интересно то, что мне удалось узнать. Пока меня не было, появилась интересная информация по делу военных.

– Хорошо, приходите после восьми.

Сталин выглядел усталым, но довольным.

– Подтвердилась информация Ольги по урану. Мне сегодня звонили из Алма-Аты. По нефти узнаем еще не скоро. Оборудование для бурения будут завозить зимой, по морозу, и частично монтировать. В следующем году начнут бурить. По алмазам тоже информация не раньше весны будет. Зимовать там будут, на месте, в Якутии, а со следующего сезона начнут искать. Докладывайте, что у вас нового.

– Пришло сообщение от агента "Венера" подтверждающее неофициальные контакты ряда наших военачальников, в том числе Тухачевского с генштабом Германии. Такие материалы существуют, и он может их купить через свои каналы. Но цену назвал очень высокую, порядка двести тысяч наших рублей в германской валюте. Я думаю, если поторговаться можно цену сбить вдвое.

– Не надо мелочиться в этом деле, товарищ Артузов, переводите деньги, и пусть немедленно передает фотокопии самым надежным каналом доставки.

– Это по морю, через Амстердам, товарищ Сталин. Займет до двух месяцев.

– Это не страшно. Мы должны исключить любую вероятность попадания этих материалов в чужие руки. Что вы хотели рассказать по Стаханову?

– Прочитав двадцать восьмого числа статью, я сразу послал двоих доверенных сотрудников под видом корреспондентов одной малоизвестной отраслевой газеты на шахту с заданием собрать максимум информации о том, какая подготовительная работа предшествовала установлению рекорда, кто был задействован и каким образом. Сообщенная ими информация настолько противоречила любым моим представлениям, что я посчитал необходимым лично ее проверить. В результате всесторонней проверки могу уверенно утверждать, что впервые мысль о такой организации труда на шахте, которая помогла ему установить рекорд, посетила товарища Стаханова в конце июня этого года. До того никто, ни в семье, ни среди его сослуживцев не слышали ни слова от него о реорганизации труда шахтеров с целью повышения производительности труда. Я совершенно определенно могу утверждать, хотя это звучит невероятно, что в начале мая только Ольга знала о том, что Стаханов станет известен. Для самого Стаханова это была бы новость.

– Как вы это объясняете?

– Единственное рациональное объяснение, которое мне пришло в голову – это гипноз. Выбрав по каким-то признакам товарища Стаханова, с целью убедить нас в правильности своих прогнозов и продемонстрировать свои возможности, Ольга, в июне, под гипнозом, дает ему установку на изменение методов работы, что приводит к установлению им рекорда производительности труда и подтверждению ее прогноза. Можно было бы попробовать под гипнозом восстановить память и узнать, как было дело, но как человек по долгу службы имевший дело с этим методом, я бы не рекомендовал этого делать. В лучшем случае мы получим лишь подтверждение данной теории, если результатов не будет, это всегда можно будет объяснить поставленными в сознании блоками, не дающими ему возможность вспомнить данный эпизод. А бесследно для психики такие процедуры никогда не проходят. Что касается мотивов, зачем Ольге устраивать весь этот спектакль, тут уже моей фантазии не хватает. Объективно говоря, все ее действия приносят пользу, но какой смысл в этой всей таинственности, понять трудно. Еще одно хотел вам сказать. Я проверил все указанные Ольгой места, где предполагаются месторождения полезных ископаемых. По утверждениям местных товарищей, в эти места никогда не ходили экспедиции, как русские, так и иностранные. Тут мне тоже сложно найти объяснения. Хотя есть одна гипотеза, способная объяснить без гипноза все имеющиеся факты, включая и все мелочи, на которые мы, пока, не обращаем внимания, но она, как бы это сказать, не совсем рациональна.

– Поясните свою мысль, товарищ Артузов.

– Понимаете, товарищ Сталин, каждый новый факт заставляет нас что-то менять. После первого письма казалось, что с нами работает иностранная разведка, все факты касались международных событий и некоторые общие рекомендации касающиеся РККА. Второе письмо было посвящено деталям, которые знают только разработчики бронебойных боеприпасов, не считая всего остального. Его мог написать только человек глубоко знающий эти области, но никак не разведка. Следовательно, предполагая разведку, мы приходим к выводу, что она пользовалась услугами экспертов из области вооружений. Кстати, проверка показала, такие бронебойные снаряды никому пока не известны. Мы будем первыми, кто их будет иметь на вооружении. Третье письмо заставляет нас выдумывать иностранные экспедиции, которые обнаружили полезные ископаемые и десятилетиями хранили это в тайне. Не говоря о том, что в этом письме она угадывает и неплохо комментирует будущие события. И, наконец, случай со Стахановым заставляет нас привлекать к объяснению гипноз. Но все это требует вовлечение в эту деятельность большого количества людей и экспертов. Мы долго выстраивали нашу внешнюю разведку, и я ответственно заявляю, у нас хорошая разведка, операция такого масштаба не осталась бы незамеченной. Информацию от наших агентов, которая позволила бы нам связать ту или иную страну с письмами Ольги мы бы наверняка получили. Таким образом, исключив внешние источники, я вижу только одну возможность. Если предположить что Ольга провидица, все становится на свои места. И письма написанные левой рукой на ученических листках, и отсутствие каких-либо следов за рубежом, и бескорыстное желание помочь, Стаханов, кадровые перемещения, мой расстрел, смелые прогнозы на годы вперед, все выстраивается в непротиворечивую цепочку, звенья которой дополняют друг друга. Хочу сказать, что в этой области есть множество шарлатанов, но встречаются и в наше время выдающиеся примеры. Наши агенты из САСШ и их газеты публикуют много материалов о местном ясновидце, который по фотографии определяет болезнь и выписывает рецепты. Он спас уже тысячи больных, от которых отказались врачи. Я лично считаю, что ясновидение не противоречит теории диалектического материализма Маркса и Ленина. У человеческого мозга еще много тайн. Фактически они не предсказывают будущее, а дают наиболее вероятный прогноз, по крайней мере, из писем Ольги это очевидно и она их пишет, чтобы этот прогноз изменить.

– Очень смелое утверждение, товарищ Артузов. Люди всегда от бессилия начинают искать ведьм и сжигать их на кострах. Хотя, читая прошлое письмо, у меня самого несколько раз мелькала подобная мысль. Значит, вы считаете, нам пишет ведьма?

– В некотором смысле да, товарищ Сталин, ее можно назвать ведьмой.

– А вы встречались в своей жизни с ведьмами, товарищ Артузов? – В глазах Сталина мелькали искры иронии.

– Нет, товарищ Сталин, думаю, что нет.

– Тебе очень повезло, Артур, а вот мне приходилось встречаться. Поэтому мой тебе совет, оставь пока ясновидцев в покое. Ищи реальных персонажей. Мне все равно, ведьма это, или чей-то агент, найди эту Ольгу, которая решила поиграть с нами в кошки-мышки.

– Это будет очень трудно, товарищ Сталин, объект крайне осторожен и ему ничего от нас не надо.

– Я уверен, Артур, у тебя получится. Но не сейчас, Ольга, не главное. Главное – достань доказательства из германского генштаба. Ни о чем другом пока не думай, разве что про японцев не забывай.

– Из Японии жду сообщения на этой неделе.

– Как только будут новости, сразу докладывай. Иди, я тебя больше не задерживаю.

Возвращаясь от Сталина Артузов подумал, как все странно в политике и как хорошо, что он ней не занимается. Еще в 1930 году было доказано, что Тухачевский троцкист и недоволен политикой Сталина. Но вождь тогда лично за него вступился и вывел из-под огня. С тех пор поступало немало сигналов и от агента "Сюрприз" и от агента Илинича о связях Тухачевского с Германским генштабом. Он информировал и Менжинского и Ягоду, но ему всегда велели искать возможную провокацию и двойную игру. И теперь вопрос, как об этом доложить Сталину. Ладно, главное достать фотокопии, а там победителей не судят. Что касается Ольги, то мне велели искать реальных персонажей, будем искать. Никто мне лично не запрещал разрабатывать версию ясновидящей.

Артур слегка преувеличил трудности, на самом деле он уже тогда, в Донецке, когда понял, кого следует искать, знал, что практически поймал Ольгу. Молодая девушка от шестнадцати до восемнадцати лет, судя по письмам, незаурядного ума вдобавок к другим своим способностям. Да, Москва большой город, но мест где можно встретить таких девушек очень мало. Сообщать кому-либо про это, он не собирался. Во-первых, пока она на свободе и идет игра, он нужен, а во-вторых, Артузов, остыв, тоже понял – это могло случиться, то, как описала его судьбу Ольга. А когда понял, что она ясновидящая, даже слегка испугался. Эта возможная судьба ему очень не понравилась, и не было уверенности, что она уже прошла мимо. И выходит, за ним должок, а такие долги нужно отдавать. Найти эту девушку он собирался для того, чтобы иметь козырь в запасе и научить ее не делать глупостей, больше не писать того, что явно указывает на ее таланты. В такие смутные времена это лишним не будет. Для поисков ему необходимо прикрытие, ведь придется использовать сотрудников. Кое-что Артур уже придумал. Для работы в разведке нужно срочно привлечь несколько молодых, талантливых девушек мечтающих о лаврах Мата Хари. Артузов был уверен, вместе с ними он найдет еще одну девушку, которую было много резонов оставить на свободе. Основной из них заключался в том, что такого внимания к ее информации, после того как ее поймают, никто уделять не будет. Пропадет тайна, пропадет интерес.

***

Глава четвертая

Руководителя следственной группы, работника среднего начсостава Тарасова Виктора Федоровича, прибывшего на место преступления с остальными членами группы, больше всего волновал вопрос, в чем же таком мог быть замешан директор школы, чтобы его два раза пытались убить. Во второй раз, к сожалению, намного удачней, чем в первый. Опрос жителей этого и соседних домов ничего не дал. Даже бабушка из дома напротив видевшая в свое время преступника, была в это время занята по хозяйству и в окно не смотрела. Так что "невысокий паренек в белом картузе с хозяйственной сумкой в руке" – это было единственное описание преступника, которое он имел. Портрет нарисованный художником со слов потерпевшего никакого толку не дал, никто такого человека никогда не видел и были обоснованные сомнения в том, что он существует. Они даже не пробовали его уже показывать, поняв, что это плод фантазии бывшего директора.

Виктор Федорович с тоской думал, сколько же версий убийства нужно будет рассмотреть, чтоб распутать это дело. И как опытный работник он понимал, никто ему столько людей и времени не даст. Кое-что они уже проверили после первого эпизода. Исключили семью и сослуживцев. На работе явно было видно два типа отношений к потерпевшему, часть коллектива его расхваливала, другая отзывалась очень сдержано о его талантах и достоинствах.

Ничего странного в этом не было, кого-то начальство любит, кого-то не очень. Тех, кого потерпевший не любил, он доставал мелкими придирками, но все было в пределах нормы, за такое не убивают. С учениками ситуация была похуже. Был целый ряд ребят, которые имели с ним серьезные конфликты, вплоть до того что не получили в свое время аттестата. Кое-какая работа в рамках отпущенного времени была проведена и там, но результатов не дала. Были опрошены несколько человек более-менее подходящих под описание, но никто из них на роль убийцы не подходил как по характеру, так и по мотивам. – Придется трусить бумаги по месту работы, может там след найдем, – с грустью подумал Виктор Федорович. В первую очередь придется разобраться в хозяйственной деятельности директора, а этого товарищ Тарасов не любил больше всего на свете. Не было у него ни любви, ни способностей к бухгалтерии и он думал, кого из сослуживцев попросить у начальства на помощь в этом "глухом" деле.

***

Оля зябко куталась в платок, притоптывала ногами, улыбалась и думала, только конец сентября, а скоро придется покупать зимнее пальто, такая холодина пришла. Однокурсники – москвичи обещали, что еще будет тепло, но в это не очень верилось в такую стужу. Восемь часов вечера, а на улицах уже стояла темнота, отступающая лишь в свете редких фонарей. Все, кто был на остановке, ждущие, как и Ольга, трамвая, поворачивались спиной к порывам холодного северного ветра дующего уже третий день подряд и принесшего с собой эту стужу.

Но душа у Оли пела, невзирая на погоду, радость, охватившую ее, можно было сравнить только с далекими детскими воспоминаниями, когда на утренник в канун Нового Года приходил Дед Мороз со Снегурочкой и раздавали детям по кусочку сладкого сахара-рафинада.

Последние полтора месяца были очень тяжелыми для Оли, она знала, нужно определиться с тем, чем она будет заниматься в ближайшее время, но это как раз никак не получалось. Оля знала, тема ее будущей работы должна быть связана с радиосвязью, которая в настоящий момент в РККА хромала на обе ноги, как в количественном, так и в качественном отношении. Знала она, что в результате можно будет кардинально решить вопрос, так, чтоб он больше не возникал. Но чем больше проходило времени в блужданиях, тем сильнее охватывало ее беспокойство и раздражение. Даже присущего ей спокойствия и уравновешенности не хватало, чтоб справится с этим зудящим беспокойством, выматывающим немым вопросом, то ли я делаю, тем ли занимаюсь. Эти дни, проскальзывающие мимо однообразной чередой и не приносящие ничего нового, давили на сознание тяжелым грузом бесполезности и поднимали в душе волны лихорадочного нетерпения, которое лишь мешало сосредоточенно искать зацепку позволившую найти решение поставленной задаче.

Вдобавок к этому не получалась стрельба. Тренировки по выполнению нормативов "Ворошиловского стрелка" второй категории и как следствие, переход на стрельбу из боевой мосинки с ее сильной отдачей и задиранием ствола вверх, были очень трудными. Инструктор лишь сочувственно поглядывал на нее и говорил, нужно набрать вес. Без веса, мол, с трехлинейкой не совладать. Вес Оля набирать категорически не соглашалась, обосновано считая что и так, несмотря на ежедневную зарядку, килограмм пять явно лишних, так что ситуация складывалась тупиковая. Лишь неделю назад ей пришло в голову, как можно улучшить ситуацию. Она изготовила и передала через инструктора, в адрес руководства местного отделения ОСОАВИАХИМ чертежи трехкамерного дульного тормоза – компенсатора с дополнительной функцией частичного гашения звука выстрела. У ОСОАВИАХИМ хорошие связи с заводами столицы и разместить такой заказ у своих шефов им особого труда не составит. Тем более что для упрощения токарных работ Оля разбила изделие на три отдельных части соединяемые резьбой друг с другом. В результате такие детали можно было выточить на любом токарном станке. Сначала инструктор начал над ней смеяться, с важным видом объясняя, что никакого особого гашения звука не будет: сверхзвуковая пуля издает при движении звук, сравнимый по громкости с самим выстрелом. Кроме этого, у снайперов уже есть на вооружении прекрасный прибор "Брамит". На что Оля нахально заявила, мол, сельские мы, никаких "Брамит"-ов не знаем, но для реального боя ее изделие будет несомненно лучше. И чтоб доказать это, она готова вызвать инструктора на соревнование.

Соревнование максимально приближено к боевым действиям. Каждому участнику выделяется участок: сто метров шириной и метров пятьдесят глубиной. Между передними рубежами участков – расстояние двести метров. Таким образом, как бы участники не выбирали свои позиции, между ними всегда будет по прямой меньше четырехсот метров, в пределах досягаемости боевой винтовки. У каждого на участке есть окопы, из которых помощники время от времени выдвигают мишени и держат их ровно три секунды, затем прячут.

Судьи приводят участников с завязанными глазами на заранее оговоренную с ними позицию, маскируют – и соревнование началось. Задача участников – набрать максимальное количество баллов из десяти выстрелов. За поражение мишени начисляется десять баллов, за обнаружение соперника и поражение мишени, которая есть над каждой возможной позицией соперника – пятьдесят баллов. В мишень над участником ставить пиропатрон для большей зрелищности. Ну и по времени ограничить, не более тридцати минут, чтоб было динамично и зрелищно.

Инструктор сразу загорелся, ведь настоящему стрелку скучно соревноваться с соперником на мишенях. Он хочет увидеть его в перекрестье своего прицела. Ну, если не его, так хотя бы мишень с фейерверком над его головой. Чтобы в голове мутнело от адреналина, чувствуя, что ты лежишь на поле под прицелом соперника и нужно бороться, искать его среди пожухлой травы, кустов и камней. Вот только, опасался инструктор, не разрешит начальство боевыми патронами стрелять. Оля резонно заметила, что в бою другими не стреляют, и чего собственно бояться, соревнуются люди, получившие значок второй ступени, винтовку видят не в первый раз, а несчастные случаи и в шахматах бывают, не говоря уже про другие виды спорта. Теперь Оля с нетерпением ждала, когда будет готов ее компенсатор и что скажет по поводу нового вида соревнований высокое начальство.

Сегодня ей повезло, она готова была прыгать от охватившей ее радости. После двух месяцев блуждания по книгам и научным статьям, она случайно наткнулась на статью малоизвестного автора, напечатанную в журнале по проблемам металлургии в 1928 году. Темой статьи было описание нового метода очистки железа, который автор назвал методом зонной плавки. Собственно дальше Оля не читала. В ее голове щелкнуло, и ясно вырисовались две схемы зонной плавки для получения чистых кристаллов германия и кремния, а также несколько методов их дальнейшей обработки с целью получения npn или pnp транзисторов. Она поняла, именно это и есть та работа, которую она так долго искала.

Теперь нужно было выбрать место и организацию, которая бы удовлетворяла нескольким основным требованиям. Во-первых, там должна быть возможность обеспечить необходимый режим секретности, хотя Оля ясно понимала, что для такой простой технологии эта секретность максимум на два-три года. После начала массового производства одного устного описания идеи будет достаточно, чтоб в развитых странах повторили этот процесс. Но, как говорится, лиха беда начало, зная основное направление дальнейшего развития можно постараться снять сливки в самом начале, а потом не дать себя обогнать.

Во-вторых, эта организация должна иметь в наличии необходимое оборудование, и хотя его для этой технологии был нужен самый минимум, но минимум этот был очень специфическим, собирать его с нуля было делом неблагодарным, и могло превратиться в длинную историю. Ну и, в-третьих, на этом месте должна быть возможность обеспечить скорейший переход от научных экспериментов к опытному и массовому производству.

Проанализировав все требования, Оля решила, что лишь одна организация в Московской области удовлетворяет всем этим требованиям, и эта организация называется завод "Радиолампа", во Фрязино, которому еще не было года. Как читала Оля в газетах, сдали его в эксплуатацию в декабре прошлого года. Скоро годик новорожденному праздновать будут. Все три пункта там выполнялись как нельзя лучше. Кое-чего из оборудования может не хватать, но его местные умельцы легко сделают из доступных материалов. Определенные вопросы вызывала кинематическая часть будущей установки, но и тут у Оли были идеи, как обойти трудности, если на заводе не будет приспособлений, позволяющих обеспечить столь медленное и непрерывное движение нагревателя или колбы.

Была еще одна немаловажная причина делать ставку именно на "Радиолампу". На новом заводе, во Фрязино, не может не быть проблем с качеством, выполнением плана, квалифицированными кадрами. Насколько Оле было известно, его создали, чтоб помочь ленинградской "Светлане", в настоящее время основному производителю электронных ламп, которые, наверняка, являются остродефицитной позицией. Впрочем, не они одни. И наверняка директора постоянно клюют с целью наращивания их выпуска, хотя бы до плановых показателей. Ведь судя по материалам прессы планы у наркомата связанные с "Радиолампой" огромные. Поставка американского оборудования, строительство производственных площадей и бытовых объектов. Вырисовывался будущий гигант радиопромышленности.

Кроме того, для улучшения технологического процесса и оказания помощи цехам завода в ликвидации возникающих на отдельных операциях затруднениях одновременно с производственными цехами были организованы лаборатории: вакуумная, физическая, химическая и метрики. Эти лаборатории должны были способствовать освоению коллективом завода производства серии металлических приемно-усилительных ламп, а в дальнейшем вести, так же как и лаборатории "Светланы", научно-исследовательскую и опытно-конструкторскую работу по разработке новых ламп для нужд промышленности и РККА.

Вот туда нацелилась Оля устроится на работу, пока лаборантом, а там как получится. Перевестись придется на заочный, а если удастся быстро окончить вуз, максимум за три года, но лучше за два, то стать начальником лабораторий, а то и всего завода, жизнь покажет.

Наверняка в лабораториях нехватка кадров, а если, не приведи Господи, полный комплект, то Оля планировала оставить свой адрес и телефон в отделе кадров. Мало ли что бывает. Несчастный случай с любым случиться может.

Устроившись и сделав несколько рацпредложений, легко можно договориться с начальством, что она в свободное время будет проводить на базе лабораторных приборов научные опыты по кристаллическим элементам, которые могут стать дополнением к лампам. И выбить под это дело необходимые материалы.

То, что она предложит, позволит в будущем кардинально решить вопрос с количеством выпускаемых элементов. Выращивать транзисторы, это не лампы клепать, тут легко счет на миллионы перевести. С точки зрения руководства завода, риск минимален, запрашиваемые материалы никуда не денутся, их всегда можно вернуть обратно, и даже если не будет обещанных результатов, всегда можно будет написать пару научных работ. Научные работы тогда и пишутся, когда никаких результатов нет. Про исследования, которые дали результаты, десятилетиями никто ничего не услышит. Хотя, по-всякому бывает. Да и основная работа не страдает. Еще одним положительным пунктом завода было то, что заводскому начальству некогда следить за новинками науки, и никто не спросит, а откуда ты девушка все это знаешь.

Оля перебирала в уме те способы изготовления транзисторов из германия и кремния, которые ей пришли сегодня на ум. Самым дешевым из них было выращивание кристалла германия из предварительно очищенного расплава с добавленными примесями сурьмы и мышьяка методом Чохральского. Варьируя скорости выращивания, можно добиться преимущественного преобладания примеси одного типа и, как следствие, чередующихся областей n и p типа проводимости заданной толщины. Потом остается, определив щупом соответствующие области, разрезать кристалл на шайбы, протравить поверхности и нанести контакты, не испортив тип соответствующей зоны. Придумала Оля и еще несколько перспективных методов создания транзисторов, но детально их обдумывать толку не было. Все они были достаточно трудоемки, требовали специфической оснастки, драгметаллов и прочих сложностей. Надолго загадывать наперед – это уже из области фантастики, Оля хорошо понимала, что реально, в обозримый период времени, удастся раскрутить только самые простые технологии, не требующие специальных устройств. Тем не менее, у нее была твердая уверенность, что в течении полугода можно создать установку, очистить материал, отработать режимы и получить первые диоды и транзисторы. А, организовав даже опытное производство, можно легко выпускать на нем транзисторов больше, чем электронных ламп на всем заводе.

Самым большим секретом из всего придуманного был метод зонной плавки для очистки кристаллов от примесей и его нужно правдоподобно залегендировать. Причем залегендировать от всех. Пока что Оля решила, что во всех докладах и бумагах будет называть его методом выращивания сверхчистых кристаллов германия из расплава по методу Чохральского. Спросят, почему у всех остальных, кто выращивает кристаллы этим методом, они грязные, всегда можно спросить в ответ, а почему она, собственно, это должна знать. Может, они руки не моют с мылом, перед тем, как колбу взять. Да и организовать Оля думала все так, чтобы ей не приходилось выступать перед публикой. Хотя прекрасно понимала, как только станут известными первые результаты, так сразу прибегут большие дяди в званиях академиков с допусками любой мыслимой степени секретности и начнут задавать разные вопросы. И с этим она будет не в силах бороться, единственное, что можно сделать – это выдать наружу результаты уже в виде готовой продукции, как минимум, с налаженного опытного производства. А это означает, что все придется делать самой, используя самые простые приборы. Степень очистки контролировать по косвенным признакам, например зависимости сопротивления от температуры, ведь для нее главное получить приемлемые вольтамперные характеристики p-n перехода, а лишний вольтметр и амперметр на заводе найдется. Судя по прессе, там передовое оборудование.

***

Сталин ждал Артузова с фотокопиями полученных сегодня из Германии пленок. Рано утром пароход из Амстердама прибыл в Ленинград и оттуда пленки спецрейсом прилетели в Москву в фотолабораторию ИНО.

Несколько дней назад закончился внеочередной закрытый пленум ЦК, на котором заслушали отчет тов. Ягоды по борьбе с троцкистскими группами и вражескими организациями. Содокладчиком выступал тов. Ежов. Как сообщили докладчики, по итогам неоконченной проверки партдокументов в связи с исключением из партии арестовано на 1 октября 1935 г. 12.369 врагов народа и разоблачено свыше восьмидесяти вражеских организаций и групп. Вместе с тем тов. Ежов отметил, что чистка рядов не завершена и среди исключенных из партии остались враги все еще не привлеченные к судебной ответственности. Тов. Ежов подверг острой критике работу тов. Ягоды и отметил, что ему как представителю ЦК, контролирующему работу НКВД, приходится постоянно вмешиваться в работу следствия, чтобы явные враги Советской власти понесли заслуженное наказание. Все выступавшие в прениях отмечали мягкотелость и нерешительность, проявляемую тов. Ягодой весь период после убийства тов. Кирова, с декабря прошлого года по сегодняшний день и предлагали перевести его на другую работу. На его место все выступающие рекомендовали направить тов. Ежова. Решение по этому вопросу было принято единогласно.

Пленум ЦК заслушал доклад генерального прокурора СССР тов. Вышинского, о пересмотре дел осужденных крестьян. Он в своем выступлении отметил, что с 29 июля 1935 г. по настоящее время судимость была снята с 92926 колхозников, кроме этого, 212199 колхозников были освобождены от судимости в 1934 г. на Украине по решению правительства республики. Вместе с этим тов. Вышинский подчеркнул, что в одной только Челябинской области подлежит рассмотрению больше 40 тыс. дел. По предложению Вышинского, пленум ЦК продлил сроки проведения мероприятия до 1 марта 1936 г.

Генеральный прокурор также доложил пленуму ЦК как идет выполнение, утвержденного Политбюро постановления ЦИК от 10 августа 1935 г. о снятии судимости и всех связанных с ней правоограничений с должностных лиц, осужденных в 1932-1934 гг. за саботаж хлебозаготовок и выпуск денежных суррогатов (местных трудовых займов, бонн и т.п.). Необходимость освобождения из заключения и снятия судимости с этой категории осужденных объяснялась тем, что совершенные указанными выше должностными лицами преступления не были связаны с какими-либо корыстными мотивами и являлись в подавляющем большинстве случаев результатом неправильного понимания осужденными своих служебных обязанностей. Как сообщил тов. Вышинский, в соответствии с решением об амнистии должностных лиц по предварительным данным уже освобождено от наказания 34 тыс. и представлено к освобождению более 14 тыс. человек. Работу планируется закончить до 30 декабря.

Кроме этого, по представлению генерального прокурора, пленум ЦК принял обращение к ЦИК и СНК СССР "О проверке дел лиц, осужденных по постановлению ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г. "Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности". В нем рекомендовалось ЦИК и СНК СССР принять соответствующее постановление и поручить Верховному суду, Прокуратуре и НКВД проверить правильность применения постановления от 7 августа в отношении всех лиц, осужденных до 1 января 1935г. Специальные комиссии должны проверить приговоры на предмет соответствия постановлению Президиума ЦИК от 27 марта 1933 г. Комиссии должны иметь право ставить вопрос о сокращении срока заключения, а также о досрочном освобождении. Пересмотр дел рекомендовалось провести в шестимесячный срок.

И это было только начало. Сталин понимал, что будущую войну может выиграть только единое, сплоченное государство, а то что она будет, либо с Германией, а скорее всего, с новой Антантой, он не сомневался ни минуты. То, что Англия настроена на войну с СССР и постоянно ищет союзников на роль "пушечного мяса" об этом постоянно сигнализировала внешняя разведка. Ни на какие мирные соглашения и взаимные обязательства по отношению к будущему агрессору, Англия не шла, несмотря на все попытки Советского Союза заключить такое соглашение. С другой стороны наличие в стране порядка миллиона семей так называемых "лишенцев", которые были лишены основных гражданских прав и в число которых входили высланные кулаки, казачество, представители правящих до революции классов и т.д., не соотносилось с проектом новой Конституции над которой он уже начал работать и собирался принять в течении будущего года. Поэтому задачу власти он видел в том, чтоб пойти навстречу всем слоям населения, а сама Конституция должна стать нерушимым воплощением его основной идеи. В Советском обществе все равны, нет больше социально близких классов и социально чуждых классов. Это все принадлежит истории, отныне все равны в гражданских правах и могут наравне с другими принимать участие в построении нового общества.

Поэтому ним уже планировались в недалеком будущем следующие шаги. Все дети "лишенцев" по достижению совершеннолетия получают равные права с остальными гражданами. Скоро станет знаменитой фраза "Сын за отца не отвечает".

Вышинский получил задание вместе с новым наркомом внутренних дел подготовить циркуляр об использовании на работе лиц, высланных и сосланных в административном порядке, и приеме их детей в учебные заведения. Циркуляр, должен был разрешить использовать по специальности в учреждениях и на предприятиях (кроме оборонных) инженеров, техников, врачей, агрономов, бухгалтеров и пр., сосланных в административном порядке по постановлению Особого совещания при НКВД, а также квалифицированных рабочих (за исключением тех случаев, когда Особое совещание специально запрещало использование по специальности). Научные работники должны получить право работать по своей специальности в местах ссылки или высылки в том случае, если они высланы или сосланы из столиц, промышленных пунктов и пограничной полосы в порядке очистки этих местностей от социально-опасных элементов. Дети, высланные или сосланные как иждивенцы своих родителей, подлежали приему в учебные заведения по месту ссылки или высылки в порядке перевода. Также Вышинскому поручалось подготовить проект постановления ЦИК и СНК СССР о новых правилах приема в высшие учебные заведения и техникумы. Если раньше прием в высшие учебные заведения и техникумы детей нетрудящихся и лиц, лишенных избирательных прав, не допускался, то по новому закону все ограничения при приеме, связанные с социальным происхождением лиц, поступающих в эти учебные заведения, или с ограничением в правах их родителей отменялись.

Вместе с тем Сталин понимал, что со стороны части старых партийцев, особенно с партийным стажем больше восемнадцати лет эти нововведения будут приняты в штыки. Уж больно привыкла за эти годы эта прослойка в партии к своему привилегированному положению и уравнивания в правах с остальным народом совершенно не желает. Сталин все эти годы наблюдал, как бывшие революционеры превращались в новых бояр, считая, что им одним положено решать судьбы страны. О своем материальном положении они тоже не забывали. Без боя, просто так, они свои привилегии не отдадут. А как эти товарищи умеют бороться с существующим режимом, совершенно наплевав на судьбу страны, это вождь знал не понаслышке. Поэтому цацкаться с теми, кто не поддержит линию партии, он не собирался. По его прикидкам, до миллиона человек должны были быть реабилитированы и вернуться со ссылки в течении этого и следующего года. Так что места для перевоспитания сомневающихся будет в достатке. На этой неделе Ежов должен был представить ему свои предложения по повышению эффективности работы НКВД и Сталин с интересом ждал, что же он придумает.

***

Оля собиралась на завод. Вчера, найдя в газетах за последнюю неделю объявление о том, что заводу "Радиолампа" срочно нужны и дальше длинный перечень профессий, в котором фигурировали и лаборанты со средним или средним специальным образованием по вакуумным приборам, переписав телефон, она связалась с отделом кадров. Молодой голос довольно дотошно выяснил у нее образование, почему она хочет бросить учебу и пойти на работу, откуда она узнала про эту вакансию, и в конце разговора пригласил ее завтра с документами на завод. Когда она нахально поинтересовалась, когда и где ей можно будет подсесть на автобус, который возит на завод работников, на том конце провода, после продолжительной паузы, начали выяснять, откуда ей это известно. На ее объяснение, что в том же объявлении обещалось работников из Москвы к проходной завода доставлять на автобусе, ей ответили, что автобусы завод вот-вот получит, а пока надо будет на электричке добираться. Вот так всегда, подумала Оля, наобещают, а как на автобусе проехаться, так сразу и пошлют на ж.д. вокзал или еще куда подальше.

Первым делом она купила в магазине "Оптика" оправу с простыми стеклами, ведь в образе умной молодой студентки каждая деталь имеет значение. А умная студентка без очков – это нарушение образа. Перед встречей Оля надела блузку, длинную юбку, тяжелые башмаки, повесила на грудь значок "Ворошиловский стрелок" второй ступени и посмотрела на себя в зеркало. На нее смотрела девушка среднего роста с выразительными округлостями, которую, многие представители противоположного пола издали примечают, пока не встретятся глазами с ее тяжелым холодным взглядом. Взглядом, углубленным в себя и безразлично скользящим по прохожим, не замечая их и одновременно оценивая на каких-то внутренних весах, которые, априори, не способны показать что-то стоящее, что могло бы заинтересовать их хозяйку.

Надев пальто, Оля отправилась на вокзал. То, что не было обещанного автобуса, напрягало, но и говорило о том, что очереди желающих поработать на заводе в кабинет начальника отдела кадров не будет.

Так всегда в этой жизни, стоит чуть заглянуть за грань, и ты уже не знаешь плакать или радоваться…

Если я сохраню хотя бы пятнадцать, может, Бог даст, семнадцать из двадцати, я буду только радоваться, и больше ничего, только радоваться…

Как знать, ведь тогда не будет этих песен, которые возникают в сознании как кусок горящего угля в руке, и не гаснут, пока не ты не потушишь их своей кровью…

Ничего, проживут и без них…

Проживут… но как?

Колеса электрички мерно стучали, за окном проплывали окутанные в багрянец леса Подмосковья, а слезы, выступившие на глазах, размазывали картину за окном в импрессию, замешанную из реальных образов и чувств.

– Почему вы плачете, девушка?

– Глаза надуло… Ветер холодный…

***

Начальник отдела кадров, молодой работник младшего начсостава НКВД, Анатолий Бортников, долго рассматривал автобиографию, написанную на вырванном из тетрадки листке бумаги, студенческий билет, копию аттестата за среднюю школу, заверенного в МГУ и свидетельство о рождении, лежащие у него на столе.

– Гм, значит, родилась ты, товарищ Стрельцова, 5 января двадцать первого года в городе Н-ском, Днепропетровской области?

– Совершенно правильно, товарищ начальник отдела кадров.

– Гм, можешь называть меня Анатолий Степанович. А как же ты умудрилась в четырнадцать лет десять классов окончить?

– Я вам уже вчера рассказывала, Анатолий Степанович, вы наверно забыли. Досрочно экзамены сдала в этом году и поступила на первый курс физического факультета МГУ. Там, в автобиографии, я все написала.

– Гм, а почему ты хочешь бросить учебу, и пойти работать?

– Я вам уже вчера рассказывала, Анатолий Степанович, вы наверно забыли. Я у тетки живу, мать не помогает, учиться на дневном отделении и подрабатывать – не вижу смысла, лучше сразу работать по специальности и учиться заочно. За время учебы изучишь производство, будешь лучше понимать, чему уделять особое внимание.

– Гм, а почему ты к тетке переехала?

– Я вам уже вчера рассказывала, Анатолий Степанович, вы наверно забыли. Мать начала к отчиму ревновать, и отправила меня к тетке в Москву.

– Гм, понятно… в автобиографии ты, товарищ Стрельцова, пишешь: "Кто отец, не знаю, со слов матери, конноармеец армии Буденного".

– Совершенно правильно, Анатолий Степанович.

– Гм, расскажи об этом поподробней, фамилию, имя, отчество, год рождения, кто у него командиром был. Все что знаешь, расскажи.

– Да что рассказывать… Я как мать об отце спрашивать начну, она бутылку достает, выпьет и говорит, "Не знаю ничего дочка, день один они у нас стояли, потом дальше ускакали. Обещал ко мне вернуться, если жив останется. Видать убили, соколика моего", водку пьет и плачет. Фамилию, говорит, я его не спрашивала, а как звали, один раз Митрофаном назовет, другой раз Михаилом… Михаилом чаще называла.

– Гм, понятно… ладно, товарищ Стрельцова. Об уголовной ответственности за правдивость изложенных в автобиографии сведений я тебя предупреждал?

– Совершенно правильно, Анатолий Степанович.

– Тогда распишись вот здесь. Заведующего лабораториями у нас, пока, нет. Иди к главному инженеру, Заварницкому Виктору Андреевичу, он совмещает, после него обратно ко мне. Документы, пока, у меня побудут.

Секретарша, девчонка немногим старше Оли, узнав, что Анатолий Степанович послал ее к Виктору Андреевичу, начала звонить по цехам и направила ее в цех оксидных ламп.

Виктор Андреевич оказался симпатичным мужчиной лет тридцати пяти с неглупым лицом который вместе с начальником цеха бегал между работницами, самой старшей из которых было лет восемнадцать. Он постоянно пытался что-то втолковать начальнику цеха, а тот постоянно разражался какими-то фразами и начинал махать руками как пропеллер. Шел нормальный рабочий процесс. На появление Оли Виктор Андреевич отреагировал оригинально.

– Почему ты не в рабочем халате? Товарищ Зубов, почему у вас работницы в верхней одежде по цеху ходят?

– Это не моя работница, я не знаю с какого она цеха! Почему вы сразу кричите? Я не знаю, в каком это цеху у нас вот так ходят в верхней одежде! Почему я у вас всегда во всем виноват? – При этом он снова начал размахивать руками, которые проносились в опасной близости от Олиного носа. На всякий случай она сделала шаг назад.

– Не кричите, товарищ Зубов, разберемся. Ты с какого цеха, товарищ?

– Меня к вам Анатолий Степанович направил, я пришла на работу устраиваться, лаборантом в лабораторию.

– А, тогда другое дело. Подожди меня пять минут возле выхода.

Издали рассматривая заводское начальство, Оля сделала вывод что главный инженер – мужик толковый и за дело болеет, а начальник оксидного цеха – начинающий алкаш. Ей трудно бы было объяснить кому-то другому, почему она сделала такие выводы, это было неосознанно, на уровне инстинктов.

– Давай знакомиться, товарищ. Расскажи мне о себе. – Внимательно выслушав ее автобиографию в сокращенном варианте, он задал ей следующий вопрос.

– А что ты знаешь, товарищ Стрельцова, об электронных лампах? – Сначала он с интересом слушал, как она ему рассказывала теорию диодных ламп, потом теорию триодов, потом перешла к отличиям приемно-усилительных триодов от генераторных ламп. Тут главный инженер уже не выдержал и остановил ее.

– Откуда ты это все знаешь, товарищ Стрельцова?

– Книжку Бонч-Бруевича прочитала, Виктор Андреевич.

– А вакуумное оборудование видела? Знаешь, как к нему подойти? Про физическое не спрашиваю, раз с лампами разобралась, значит и с генераторами, и с вольтметрами разберешься.

– Книжку по вакуумным насосам прочитала. Покажет кто, хорошо, а нет, по инструкции разберусь.

– Понятно… значит, ты твердо решила перевестись на заочный и идти к нам работать?

– Да, Виктор Андреевич.

– Хорошо, тогда пошли со мной. – Проведя экскурсию по лабораториям, познакомив с лаборантками, показав оборудование и расспросив, что она о нем знает, он задал совсем другой вопрос.

– А почему ты решила к нам идти? Скажу тебе честно, товарищ Стрельцова, в Москве есть много организаций, куда тебя с твоими знаниями возьмут на работу и условия у них будут не хуже чем у нас, а может и лучше. Расскажу тебе коротко нашу историю. Организовать на заводе производство электровакуумных приборов было поручено нашему небольшому коллективу отдела электронных ламп, который находился на московском электрозаводе. Тараканов, наш начальник был назначен директором нового предприятия. В конце 1933 года весь отдел переехал на "Радиолампу", во Фрязино. Так вот, товарищ Стрельцова, чуть больше года прошло с тех пор, а половина сотрудников уже уволились и нашли себе работу в Москве.

– Я не уволюсь, – твердо заявила Оля, глядя ему прямо в глаза. – Скажу вам по секрету, Виктор Андреевич, только вы не смейтесь, у меня мечта есть, создать лучшую электронную лампу в мире, чтоб буржуазные ученые нам завидовали и убедились что советская наука самая передовая.

– Понятно… – в глазах главного инженера появилось легкое сомнение, он еще раз глянул на нее, потом вздохнул и сказал.

– Могу предложить тебе, товарищ Стрельцова, должность старшего лаборанта с окладом 150 рублей в месяц, плюс премии в конце квартала за выполнение плана. Кроме этого, бесплатное проживание в общежитии, правда, условия там не очень, комнаты на десять, а то и на пятнадцать коек. И баней заводской можно бесплатно пользоваться раз в шестидневку. В баню нужно записываться заранее, на какой день ты хочешь. Коллектив у нас в основном женский, так что четыре дня из шести женские. По твоей будущей работе. У нас, как ты видела, четыре лаборатории: вакуумная, физическая, химическая и метрики. В каждой работает по одному лаборанту. Все девочки со средним образованием, но в приборах пока ориентируются слабо. Ты как старший лаборант, пока нет начальника лабораторий, будешь отвечать за работу всех лабораторий и за подготовку лаборантов. Так что тебе, товарищ Стрельцова, придется не только самой разобраться с техникой, но и лаборантов научить. Хотя бы до своего нынешнего уровня. А как с нашей техникой ознакомишься, то их подтянешь. Голова у тебя соображает хорошо, и техники ты не боишься. Девчат ты видела, девчата хорошие, боевые, но знаний не хватает. Ваша основная задача – способствовать освоению коллективом завода технологии производства приемно-усилительных ламп и контролировать технологические процессы. Если видите отклонения, сразу докладываете начальнику цеха и совместно устраняете причины. В данный момент мы выпускаем 29 типов радиоламп. Основные наши изделия, это бариевые лампы УБ-107, УБ-110, УБ-132, разработанные лабораторией завода "Светлана" и переданные для освоения на наш завод. Скажу тебе честно, в настоящий момент от лабораторий, заводу ни помощи, ни толку никакого нет. Твоя задача изменить это состояние дел и организовать работу лабораторий. Фактически ты должна исполнять обязанности начальника лабораторий. На меня не надейся, времени у меня нет. Сама видишь работа лабораторий в завале. Заведующего лабораторий уже четыре месяца найти не можем, после того как бывший ушел от нас. Справишься?

– Если я правильно поняла, вы хотите мне дать в подчинение четырех человек?

– Ты правильно поняла.

– Я никогда никем не руководила, Виктор Андреевич.

– У тебя получится, я по глазам вижу.

– В одной книжке было написано, чтоб руководить людьми нужно два инструмента – поощрение и наказание. У меня они будут? – Главный инженер с нескрываемым интересом рассматривал ее.

– Это была старорежимная книга, товарищ Стрельцова, чтоб руководить советскими людьми, этого тебе не нужно.

– Значит, не будет, – вздохнула Оля. – Но я все равно согласна, Виктор Андреевич.

– Не надо так вздыхать, товарищ Стрельцова. Есть комсомол, есть премия, всегда можно придумать, как зажечь работника. Если все понятно, иди в отдел кадров, расскажешь товарищу Бортникову до чего мы тут договорились, он тебя дальше направят. С начала следующей шестидневки приступаешь к работе. Надеюсь, ты меня не подведешь, товарищ Стрельцова? – задав этот риторический вопрос, главный инженер попытался убежать, но Оля остановила его на бегу.

– Еще один вопрос, Виктор Андреевич.

– Слушаю тебя.

– Завод в две смены работает, а как мы?

– Правильный вопрос, товарищ Стрельцова, но как видишь, у меня персонала даже на одну смену не хватает, так что лаборатория работает пока только в первую. Если оборудование не в порядке, то вторая смена оставляет на утро сообщение. А почему ты спрашиваешь?

– Я бы хотела вас попросить временно разрешить мне работать два дня в две смены, а третий в одну, чтоб у меня оставалось два рабочих дня свободных решить все вопросы с учебой и другие дела утрясти.

– Только временно, как студентке, могу тебе такое разрешить. Напишешь заявление и оставишь секретарше. В заявлении напишешь "временно разрешить работать подряд две смены в дни согласованные с руководством завода", поняла?

– Конечно, Виктор Андреевич. А вы мне разрешите в свободные дни приходить и опыты проводить на лабораторном оборудовании, чтоб новую лампу изобрести?

– Руководство завода не только разрешит тебе товарищ Стрельцова, но и поможет. Ведь эта наша цель, так же как и "Светлана" разрабатывать лампы для советской промышленности. Но, пока, наша главная задача научиться делать то, что уже изобрели.

Из отдела кадров она с запиской в руке пришла в общежитие и возвращалась в Москву, имея с начала новой шестидневки, новую работу и койку в общежитии. Под стук колес ей пришло в голову, что у нее есть неплохая кандидатура на должность начальника лаборатории. Только надо найти его и уговорить переехать. Умный народ в таком случае говорит "Осталось начать и кончить", подумала Оля, но, почему-то, совершенно не расстроилась.

***

– Товарищ Сталин, прибыл товарищ Артузов, – голос Поскребышева был, как всегда, негромким и спокойным. За это и ценил его вождь – тишина и спокойствие, олицетворением которых был его личный секретарь, создавали у посетителей нужное настроение.

– Скажите, пусть заходит.

– Показывайте, что нам привезли, товарищ Артузов, – коротко приказал Сталин, после того как они поздоровались.

– Перевод еще не готов, товарищ Сталин, но я надеюсь, моих знаний языка будет достаточно.

После просмотра всех документов вождь долго молча ходил по кабинету, не обращая внимания на Артузова.

– Подготовьте к передаче все материалы по делу военных. Сколько вам нужно времени?

– Одного дня хватит. Но я бы хотел обговорить с вами еще один вопрос, товарищ Сталин. Он касается Троцкого.

– Докладывайте.

– Как мы знаем, Троцкий ищет прямой выход на высших командиров РККА, но у них пока хватает ума с ним на контакт не идти. Кроме того, как нам стало известно, в планы Тухачевского и Уборевича не входит возвращение Троцкого в СССР. Они не собираются делиться с ним властью, но это явно не декларируют, поскольку влияние Троцкого на ряд командиров достаточно велико. Если представить себе ситуацию, один из его близких и доверенных людей привозит Троцкому известие, что Михаил Тухачевский просил о личной встрече на территории Германии, то я практически не сомневаюсь, он сразу же отправится туда. Поэтому предлагаю такой план. Михаил Тухачевский отправляется в командировку в Германию. Получив фальшивое известие, Троцкий отправляется туда же, надеясь на личную встречу. Имея информатора в лице его доверенного человека, мы сможем организовать ему торжественный прием.

– Нельзя ли это организовать в другой стране?

– Германия лучший вариант по целому ряду причин. Во-первых, немцам Троцкий доверяет, и по нашим сведениям несколько раз выезжал туда за последний год. Во-вторых, Тухачевский там частый гость, и никого не удивит его командировка. Ну и, в-третьих, в Германию относительно легко переправить группу исполнителей. Равноценной замены нет.

– Это может усложнить наши с ними отношения.

– Насколько мне известно, они в данный период и так далеки от дружеских. Если они начнут улучшаться, никто про этот эпизод вспоминать не будет. Мы постараемся сымитировать несчастный случай, но полной гарантии, что все получится, я дать не могу. Операция сама по себе очень сложная, и провести ее придется в кратчайшие сроки.

– А как вы собираетесь перевербовать доверенного человека Троцкого, и кто это? Я его знаю?

– Знаете, товарищ Сталин. Это Карл Радек.

– Вы уже с ним разговаривали?

– Нет. – После непродолжительного молчания, прогулки по кабинету и потягивания пустой трубки Сталин практически воткнул ее Артузову в грудь.

– Вы увэрены, товарищ Артузов, что он вас не подведет?

– Уверен, товарищ Сталин.

– Объясните, на чем зиждется ваша увэренность.

– Во-первых, мы работали с Радеком по линии ИНО, и нам известно, что он неравнодушен к деньгам. Во-вторых, я докладывал тов. Ягоде, что имею обоснованные подозрения в двойной игре Радека на французскую или английскую разведку, а то и на обе вместе. Со своей стороны я предлагал устроить ему несчастный случай, чтоб не будоражить Коминтерн, но согласия от руководства не получил. Когда месяц назад тов. Ягода затребовал у меня все материалы по Радеку, стало понятно, что он попал под прицел. Думаю, и он это уже понял. Поэтому, если предложить ему деньги и возможность выехать с семьей за океан, он не откажется и сделает все что нужно.

– А он вас не обманет и не убежит с деньгами?

– Нет, такого в моей работе не было и не будет, никто ему на слово не поверит. А ему придется верить мне на слово, другого выхода у него нет.

Подумав, вождь сказал.

– Вы придумали очень рискованный план, товарищ Артузов. Но если вы берете на себя ответственность за выполнение, я готов его утвердить. – Желтые глаза Сталина требовательно уперлись в Артузова, но он выдержал этот взгляд.

– Мой план, мне и отвечать, товарищ Сталин.

– Хорошо, что вы это понимаете. Сколько вам нужно времени?

– Согласовать все детали с Радеком и можно начинать. В Германии у нас практически все готово. Еще несколько человек отправим, как только станут известны сроки командировки Тухачевского.

– Тогда приступайте, товарищ Артузов, и помните, эти два человека уезжают за границу под вашу ответственность. С Радеком после этого делайте что хотите, но я бы вам посоветовал вспомнить свое старое предложение. Тухачевский должен вернуться. Если он согласится, пойдет на встречу с Троцким и там с ним случится несчастье, это тоже всех устроит. Как только проведете беседу с Радеком и будете готовы, сразу мне докладывайте. А мы подготовим командировку товарищу Тухачевскому. Пора ему изучить детально, как организована зенитная оборона в различных родах войск германской армии и провести сравнение с нашей армией. А мы послушаем.

Подумав еще немного, Сталин сказал.

– Дело военных до завершения этой операции пусть будет пока у вас. Коней на переправе не меняют. Я поговорю с Ежовым, чтоб Радека не трогали. Если у вас нет вопросов, товарищ Артузов, то можете идти. Подготовьте наградные листы на товарищей, отличившихся при работе с немецким генштабом. Эти материалы, которые они добыли, очень важны.

Сталин еще долго ходил по кабинету после ухода Артузова. Он думал над тем, не поспешил ли дать добро на эту сомнительную операцию. Минусов было очень много, а плюс только один. Зато большой и жирный.

"Германия будет недовольна, но дело того стоит. Мы неоднократно обращались к ним посодействовать высылке Троцкого из Турции. Никто палец об палец не ударил, наоборот, их спецслужбы увеличили ему финансирование. Если все получится, Артузову за такую операцию Героя давать надо. Головой рискнул".

– Соедините меня с Литвиновым. – Нужно было подготовить будущую командировку. Люди такого уровня, как Тухачевский, с бухты-барахты в зарубежные командировки не ездят.

***

Работник НКВД младшего начсостава Петр Цыбудько курил папиросу и готовил материалы по делу о неопознанном трупе для передачи в архив. Как верно предсказывал Илья, ничего кроме головной боли из этого дела не вышло. Не удалось даже доказать, что это труп Ростислава Селезнева. Опрос его бывших корешей ничего не дал. Поселковые устроили на них настоящую охоту, двое попали в больницу с различными травмами и молчали как рыбы, а остальные просто убежали из города.

Информаторы тоже ничего не рассказали интересного. Похоже, криминал знал не больше, чем милиция и прокуратура. Хотя кое-какие сведения от них поступили. Стало ясно, что убитого торговца и пропавшего Селезнева связывали дела по реализации награбленного. Один из информаторов доложил, что его кореш, знавший барыгу, проболтался по пьяни, что тот имел с ним разговор следующего содержания. Барыга жаловался, что Селезнев его обидел, и спрашивал, можно ли найти кого-то, кто бы его приговорил. Кореш барыге ответил, что у Селезнева старшие братья в авторитете и никто просто так на него не попрет. Если у барыги есть вопросы к нему, все надо делать, как положено. За беспредел придется отвечать. Чем Селезнев обидел барыгу, как они ни копали, узнать не удалось. Это еще раз подтвердило, что у Селезнева могли быть веские причины для убийства. Кто еще мог участвовать в этом деле, осталось загадкой. Информаторы однозначно утверждали, что никто из местных урок третьим в этом деле быть не мог. Приезжие фраера обязательно бы засветились, даже если бы безвылазно на хате сидели, и тогда бы кто-то их увидел. Людей-невидимок не бывает.

Петро чувствовал, разгадка этой головоломки где-то рядом, но в руки она даваться не хотела. И еще одна мысль уже месяц не давала ему покоя, откуда эта девчонка, выехавшая из города в неизвестном направлении, могла знать про Стаханова? Прочитав в газете про рекорд, он сразу вспомнил тот странный разговор и ее слова: "А еще я будущее знаю. Вот всем говорила, что с Нового года карточки отменят, никто мне не верил. А их отменили! Не все, правда, остальные осенью отменят. А еще в этом году шахтер, по фамилии Стаханов, трудовой подвиг сделает, и о нем вся страна узнает". И по радио недавно объявили, что карточки через месяц отменят…

Все бабы ведьмы, думал Петро, захлопывая папку.

***

В автобусе, который вез на работу работников завода проживающих в Москве, было людно. Все места были заняты, несколько человек стояли в проходе.

Как странно, подумала Оля, на заводе в основном девушки, а в автобусе одни мужики. В основном это были инженера, но не только, много квалифицированных рабочих работающих на точных станках, например, навивающих тонкую проволоку на траверсы, чтоб получить сетку радиолампы, или вырезающих изоляторы нужной формы из слюды, в которых крепятся электроды лампы. Два автобуса были выделены заводу, чтоб собирать работников по Москве, но народу набивалось плотно. В Олином еще более-менее, при желании еще десяток людей впихнуть можно, а во втором, идущим другим маршрутом, даже пару человек добавить было бы не просто.

Уже больше двух недель прошло с тех пор как она начала работать на заводе. За это время она успела внести два рацпредложения, за первое ей начислили пятьдесят рублей, за второе пятьсот, еще пятьсот или больше обещали через год, когда сосчитают экономический эффект от внедрения.

Первое было совсем простым, выдать приказ по заводу, всем работникам завода иметь сменную обувь и переобуваться перед заходом в цех. А то заставляли работниц надевать косынки и рабочие халаты, а то, что обувь вся в болоте, сколько ее не чисть, это уже под столом, ног не видно. Ног не видно, а грязища в цеху, как в хлеву.

Впрочем, может в хлеву и грязнее, объективности ради добавила Оля, подавая рацпредложение, ей еще не пришлось там работать, но то что в цеху радиоламп должна быть чистота, это в книжке написано. Рацпредложение приняли, директор выдал приказ, но поскольку экономический эффект от такого рацпредложения посчитать трудно, то Оле дали только поощрительную премию в пятьдесят рублей. Ее давали в любом случае, за самые абсурдные предложения, видно государство платило работникам за сам процесс думанья и изложения своих мыслей понятным языком на бумаге.

Второе касалось организации труда. На сборке ламп, до вакуума, была одна операция требующая особенно тонких и ловких пальцев. У одних она получалась лучше, у других хуже. Суть предложения была в том, чтоб объединить рабочие места трех человек так, чтоб две работницы готовили лампы до самой сложной операции, а третья, у которой эта операция получалась, занималась исключительно ней. Ей за квалификацию платили надбавку, ну и поскольку суммарная производительность выросла, а число бракованных ламп уменьшилось, то каждая из троих стала зарабатывать в результате больше, чем до кооперации. Предложение внедрили, никаких расходов оно не требовало, результат стал ощутим на следующий день, обрадованный директор записал Олю в число стахановок и распорядился начислить ей в аванс премию, в размере пятисот рублей.

Оксидный цех, где производились лампы с катодом покрытым окисью бария, давал основную продукцию завода. Технология была довольно сложной и многоступенчатой. Сперва на керн катода наносился карбонат бария в смеси с карбонатами стронция и кальция. Затем собиралась лампа и на конечной стадии, при откачке лампы, катод разогревался, карбонаты разлагались на окисел и углекислый газ удаляемый в процессе откачки. Кроме катода, дорогим элементом в устройстве лампы была сетка. Тонкие сетки тянули из вольфрама, попроще – из никеля. Траверсы могли быть как из никеля, так и из меди. У них на заводе золочение сеток не применялось, не доверили ленинградские товарищи такую ответственную технологию, а на "Светлане", по рассказам инженеров, для некоторых ламп вольфрамовые сетки дополнительно золотят.

Ознакомившись с этой непростой и очень дорогостоящей технологией, все эти дни Олю не покидало ощущение, что она знает, как это сделать намного проще и дешевле, а сами лампы поменьше. Но лишь несколько дней назад ей в голову пришла простая мысль. Если сделать катод нитевидным, а сетку приближать, то от сетки останутся только траверсы, штырьки на которые навивается сетка. Тут до Оли дошло, что лампу можно сделать на штырьках, причем правильней всего будет сразу делать пентод, эффект от внедрения будет максимальным. И цену, и объем лампы можно уменьшить раз в десять. Осталось правильно рассчитать положения штырьков и подаваемые напряжения. Она знала, расстояния и потенциалы электродов нужно подобрать так, чтоб образовалась электростатическая линза, фокусирующая электронный поток в точку между стержнями второй сетки. В результате этого ток второй сетки будет мал, а значит, небольшие колебания напряжения на ней будут приводить к заметным колебаниям тока анода.

Сейчас окончательно стало ясно, что ей уже, а лучше еще вчера, необходим помощник и внешняя ширма в том, чем она занята на заводе. И у Оли уже был кандидат на эту должность. Еще раньше в журнале по радиотехнике она натолкнулась на статьи Олега Владимировича Лосева и сразу поняла, что ей нужно найти этого человека. Звонок в редакцию с просьбой дать рабочий адрес или телефон мало что дал. Организации, в которой работал Лосев, уже не существовало, куда устроились бывшие сотрудники, никто не знал. Олю это не остановило. Несколько дней назад, узнав номер телефона редакции газеты "Красная газета. Вечерний выпуск" которую переименуют в "Вечерний Ленинград", Оля позвонила и продиктовала частное объявление, затем переводом отправила деньги, которые ей насчитали. Объявление было простое и понятное.

"Всем кто знаком с радиофизиком Лосевым Олегом Владимировичем. Пусть позвонит после с 8-00 до 16-00, в Москву, по телефону 45762, Стрельцовой Ольге. Ему хотят предложить интересную работу по его специальности".

Теперь Ольга всегда была в первую смену в цеху, а приемная могла переправить туда любой звонок, так что она, обосновано, надеялась на положительный исход проведенной работы. С директором она договорилась еще после внедрения рацпредложения. Пользуясь ситуацией, она заявила, что есть прекрасная кандидатура на начальника лаборатории, это Лосев Олег Владимирович, и начала рассказывать какой он выдающийся ученый. Что с его работ по кристадину, Оля взяла основную идею своих будущих исследований и дальнейший прогресс без него немыслим, а вместе они поставят буржуазную науку на колени. Директор сразу согласился, заявив, что слышал о нем, но сомневается, что такой ученый согласится приехать к ним на завод. А чем мечтать о победе над буржуазной наукой, лучше ей еще подумать об улучшении работы оксидного цеха. Все нужно делать постепенно.

Трясясь в автобусе и пересматривая бумаги, где были выписаны длинные выражения, полученные в приближении бесконечно длинных стержней, она тоскливо думала, что без вычислителей не разберешься. Вместе с тем ее не покидало ощущение, что есть простой способ узнать положение стержней в лампе дающее оптимальные характеристики. Ее взгляд упал на натянутую юбку между разведенными коленями, на которую она складывала свои листки, постоянно толкая левым коленом молоденького инженера, который испуганно вжался в сидение, и внимательно рассматривал дождливый пейзаж середины осени, открывавшийся за окном. Видно боялся, что его начнут что-то спрашивать. Глядя на свою юбку, Оля начала смеяться и громко повторять,

– Дура, какая же я дура!

– Сразу видно, что ты в университете учишься, – спокойно заметил, дядя Толя, слесарь-наладчик сидящий с противоположной стороны. – А моей бабе уже сорок минуло, а никак не поймет, что она дура!

***

Сталин слушал доклад Ежова. С 1933 г. по 31 декабря 1934 г. при Ягоде проводилась генеральная чистка ВКП(б). В ходе чистки из партии, насчитывавшей почти два миллиона членов, было исключено 350719 человек. По завершении чистки, в мае 1935, началась проверка партийных документов, продолжавшаяся и в настоящее время. Ежов планировал закончить ее в декабре 1935 г. В настоящее время в результате проверки из партии было исключено еще около четырнадцати тысяч человек. По словам Ежова, как чистка, так и проверка документов при Ягоде велись формально, учитывалось только происхождение. Фактически все троцкисты, находящиеся в партии и занимающие часто высокие руководящие посты, остались членами партии, и только сейчас начинается настоящая работа. Поэтому он предлагал с начала 1936 г. провести замену партийных документов и закончить ее к сентябрю 1936 г.

– Ну что ж, в этом есть смысл, товарищ Ежов, так и сделаем. Но в первую очередь, не дожидаясь этого, начните работу у себя в НКВД. Нужно очистить его состав от явных и скрытых троцкистов.

– Будет сделано, товарищ Сталин. Для повышения результативности работы НКВД было бы очень желательно расширить полномочия троек НКВД хотя бы до уровня, который имела судебная коллегия ОГПУ.

В этот период в составе НКВД имелся внесудебный орган – Особое Совещание при наркоме внутренних дел, имевшее полномочия выносить приговоры о заключении, ссылке или высылке на срок до 5 лет или выдворении из СССР общественно опасных лиц. Особое Совещание заменило упразднённую судебную коллегию ОГПУ, при этом его полномочия были существенно сокращены. 27 мая 1935 г. приказом НКВД СССР в республиках, краях и областях были организованы тройки НКВД, в состав которых входили начальник Управления НКВД, начальник Управления милиции и областной прокурор. Тройки принимали решения о высылке, ссылке или заключении в лагерь сроком до 5 лет.

Вождь не собирался расширять полномочия НКВД. Он прекрасно знал, что власть всегда держится на равновесии полномочий тех органов и инструментов, которые она создает для выполнения своих функций. Стоит одному из органов получить дополнительный вес, как точка равновесия может выйти за пределы созданной конструкции и опрокинуть ее.

– Каждый руководитель, товарищ Ежов, считает, что результативность его работы зависит от тех полномочий, которые ему даются. Это грубая ошибка. На самом деле все обстоит с точностью до наоборот. Те полномочия, которые получает руководитель, зависят от результативности его работы. Партия дала НКВД очень широкие полномочия и ждет от вас результативной работы. Я думаю, вопрос о дополнительных полномочиях НКВД подымать перед Политбюро преждевременно. Вы должны сначала своей работой доказать, что достойны занимать тот пост, который доверила вам партия, товарищ Ежов.

– Сделаю все возможное и невозможное, товарищ Сталин.

– Нэвозможного нэнада. Сделайте все возможное, товарищ Ежов, этого будет достаточно. И еще одно. ИНО сейчас проводит одну очень ответственную операцию под моим личным контролем. Вскоре вы будете посвящены во все ее детали. А пока вам нужно знать следующее. Есть такой известный журналист и троцкист Карл Радек. Не трогайте его. Выезд за рубеж – разрешать. ИНО использует его для дезинформации иностранной разведки. И троцкистов из военных пока не трогать. По военным вы скоро получите исчерпывающие инструкции.

– Все ясно, товарищ Сталин.

***

Оля держала в руках первый опытный образец маленькой стержневой лампы, два сантиметра в диаметре и высотой около семи и не решалась начинать измерять ее характеристики. Затем протянула ее Лосеву.

– Олег Владимирович, меряйте без меня, я сейчас от волнения какой-то… ерунды наделаю.

– Не волнуйтесь, Олечка, все будет хорошо, идите прогуляйтесь, вернетесь, уже все будет известно, но я и так уверен, что характеристики будут замечательные.

– Вашими устами, да мед пить, Олег Владимирович.

– Это уже от вас все зависит, Олечка. Вы – автор, вам и выставляться по поводу вашего открытия.

– Опять вы начинаете. Я уже вам говорила, кто будет фигурировать в официальных бумагах и почему.

– От того, что вы впишите в заявку на открытие: меня, главного инженера и директора, с целью, чтоб мы охотней участвовали в ваших будущих наполеоновских планах, ничего не меняет с того простого факта, что автор – вы. Вам, товарищ Стрельцова и надлежит банкет организовывать.

– Так вы же не пьете.

– Почему? Чай пью с удовольствием, а если с медом, то меня, как медведя, не оттащите пока весь не съем.

На улице стояла ясная сухая погода с легким морозом характерная для конца октября. Вспоминая прошедшие две недели, Оля подумала, что сложнее всего было достать большой кусок тонкой резины для имитации потенциала электрического поля. Поскольку вещь нужна была достаточно необычная, Оля сначала попыталась напрячь заводское начальство, но быстро поняла, что ждать придется долго. Больно нетипичная для их Главэспрома, которому подчинялась "Радиолампа", была заказанная позиция. А нетипичные позиции нужно заказывать в других совнархозах, но для начала надо знать, в каком из них можно найти такой кусок резины. Поскольку она сама не знала где это искать, то сильно сомневалась, что аппарат товарища Лютово, начальника Главэспрома, при всем желании, а вернее при отсутствии оного, найдет на необъятных просторах нашей Родины кусок упругой резины нужного размера. Поэтому Оля решила испробовать на практике метод больших чисел. Отправившись на московскую барахолку, она начала опрашивать людей, где можно достать или купить большой кусок тонкой резины, не меньше метра в диаметре, а лучше полтора. По прошествию нескольких часов, когда она совершенно охрипла и отупела от многократного повторения одного и того же, мужчинка, в чьем облике чувствовалась жажда, сжигающая его изнутри, обрадовал известием что может помочь в ее беде. И помог. Договорившись с ним о цене, Оля через час стала обладательницей квадратного куска резины со стороной чуть больше метра. Заказав на заводе, столярам, раму полтора на полтора и подняв ее над землей на метр сорок, собрав отряд добровольцев, они натянули резину на раму и закрепили сверху планками. Теперь осталось заказать столярам с десяток черенков от лопат и стойки, на которых их можно закрепить на требуемой высоте, тоже задача нетривиальная, но выполнимая множеством способов.

Определившись, что катодный потенциал она будет имитировать с помощью штырей, подымая резину над нулевым уровнем, а анодный с помощью гирек, прогибая резину, она, командуя коллективом лаборанток, начала двигать и подымать штыри. Бросая сухой горох, имитирующий движение электронов, и увлеченно рассматривая с лаборантками, как он катится в направлении потенциальной ямы анода, Оля начала решать задачу по будущему расположению штырьков в электронной лампе.

Как раз в это время зазвонил телефон, и секретарша директора сообщила, что соединяет ее с Лосевым. Это в очередной раз подтвердило известную истину, что если пришла беда то открывай ворота, но народ скромно умалчивает, что и противоположное имеет место быть. Если светлая полоса, то удача за удачей.

Оля откуда-то знала, что при разговоре с ученым начинать нужно с его научных работ, их важности для всего человечества и для нее лично, тогда разговор получится. Так она и сделала.

– Олег Владимирович, сперва я хочу поблагодарить вас за ваши научные труды, которые восхитили меня, стали основой моих собственных исследований. Несколько дней назад у меня возникло к вам несколько вопросов, и я обратилась в журнал с просьбой дать ваш рабочий телефон. Когда я узнала, что ваша лаборатория расформирована и рассказала нашему директору, он сразу попросил меня вас разыскать. Вопрос вот в чем, не заинтересует ли вас занять у нас должность начальника лаборатории? У нас их фактически четыре – вакуумная, физическая, химическая и метрики, но начальник один. В каждой работает лаборант. Штат получается такой – четыре лаборанта, старший лаборант, это я, и начальник, надеюсь, это будете вы. Оклад двести пятьдесят рублей плюс премия, плюс бесплатное жилье. По этому вопросу вам нужно с директором выяснить детали. Занимается лаборатория, кроме контроля технологии на производстве, также и научной работой. Вот сейчас мы разрабатываем новый тип ламп, а на перспективу у нас изучения кристаллов с целью создания новых кристаллических диодов и других видов устройств. Соглашайтесь Олег Владимирович, мы с вами вместе горы свернем и докажем всем, что советская наука самая передовая.

– А какие кристаллы вы хотите исследовать?

– Это будем решать потом, Олег Владимирович. Вы наш руководитель, вам и решать. Если вас заинтересовало это предложение, я переключу вас на директора, чтоб вы с ним обсудили остальные вопросы.

– Если вам не трудно, буду признателен.

– Алла Владимировна, если можно, соедините Олега Владимировича с директором.

Лосев появился у них на работе всего пять дней назад, но сразу внес свежую струю в ее мучения с резиновой конструкцией. К его приезду оптимальное местоположение штырьков было определено, но их количество существенно перевалило за десять. Во-первых, он предложил заменить рядом стоящие штыри с одинаковым потенциалом на полоски, чем существенно уменьшил их количество. Во-вторых, высказал совершенно здравую мысль, сколько с резинкой не играй, лампы не получится, надо пробовать в металле, тем более что у них все под рукой, производство катодов, штырьков, каких душа пожелает, и стеклодувы есть, любой баллон можно изготовить.

Устройство первой опытной стержневой лампы вышло таким.

Нитевидный катод, покрытой оксидным слоем, с двух стоpон от него расположены металлические полоски-пластины первой сетки. Электроны эмитируются в промежутки между пластинами первой сетки, формируя два ленточных пучка. Фактически первая сетка служит экраном, переправляющим электроны в пучок. Далее, с обеих стоpон каждого из двух ленточных электронных пучков, находятся стержни второй сетки, затем стержни третьей сетки соединенные с катодом и создающие минимум потенциала для подавления динатронного эффекта, далее полоска анода, на которую попадает электронный пучок. По бокам анодной полоски – стержни экрана соединенные с катодом, обеспечивающие направление всего электронного пучка на полоску анода.

Поскольку расстояния и потенциалы электродов подобраны так, что образуется электростатическая линза, фокусирующая электронный поток в точку между стержнями второй сетки, то колебания напряжения на ней, существенно влияют на прохождение тока. Сразу был понятен недостаток такой конструкции. Токоотбор в направлении анода будет значительно больше, чем в направлении полосок первой сетки, что будет приводить к большему износу катода. Несмотря на этот недостаток, размеры, стоимость и экономичность новых ламп была несомненным достоинством, и Оля обосновано надеялась, что новое изделие вытеснит лампы с навитой сеткой в тех приложениях, где их можно будет заменить стержневыми пентодами.

Второй несомненный плюс заключался в том, что практически на том же оборудовании с небольшими изменениями можно было в разы поднять выпуск ламп и уменьшить их себестоимость.

– У вас, Олечка, с первого раза получились характеристики классического пентода. От всей души поздравляю. Честно говоря, сам не верил что такое возможно. Но я уже придумал, как можно по-другому расставить стержни, – Лосев увлеченно начал демонстрировать на их аналоговом компьютере новую схему потенциальных полей. Видно еще вчера палки двигал под мембраной, пока я бегала к стеклодувам, стержни в баллон заваривала и воздух откачивала, подумала Оля.

– У нас получились. У нас, Олег Владимирович, без вас, я бы образец еще месяц собирала, и штырьков бы двадцать всунула с распайкой, которую трудно выполнить. Посмотрели бы все на это и сказали, трудозатраты те же, выпуск ламп не вырастет, не время, товарищ Стрельцова, твоим лампам, будем выпускать те, что освоили. Так что готовьтесь к докладу, я пойду наше начальство проинформирую, думаю, сразу смотреть прибегут.

– И не подумаю. Вы автор – вы и докладывайте.

– Вы начните, все-таки вы начальник, под вашим руководством и непосредственным участием проходил последний этап, а дальше дадите мне слово. Хорошо? – Не слушая ответа, Оля стремительно убежала в административную часть здания искать директора и главного инженера.

Ее отношения с Лосевым складывались нормально. С первого взгляда она поняла, что Олег Владимирович это реинкарнация лорда Кавендиша. Даже внешне он был на него похож. Такой же худой, неразговорчивый и углубленный в себя. Единственное отличие заключалось в том, что если лорд Кавендиш не считал даже нужным информировать других о своих открытиях, то Олег Владимирович делал это с удовольствием. Он сразу собрал часть приборов и начал что-то измерять, записывая результаты в большую тетрадь, с которой никогда не расставался. Только лично познакомившись с ним, Оля поняла, как можно остаться без работы, в Ленинграде, имея такие знания и опыт. Она сразу запретила девчонкам-лаборанткам тревожить Олега Владимировича, когда он работает. Но какая женщина поверит в дружеское расположение другой женщины? Ее добрый совет был воспринят как узурпация отношений с начальством, и с такой несправедливостью тут же начали бороться. Правда, после того как первая нарушительница выбежала от Олега Владимировича в слезах, все стали ходить возле него на цыпочках. То богатство русской речи в его исполнении, которую слышала и остальная часть женского коллектива лабораторий, лучше всего охарактеризовала пострадавшая, после того как выплакалась,

– Лучше бы обматерил, чем такое говорить.

Все обязанности начальника выполняла дальше Оля, Олег Владимирович воспринимал это как само собой разумеющееся, для него было главное, чтоб его не трогали и не отрывали от исследований. Так он понимал свою должность, но когда его просили помочь, никогда не отказывал, забрасывал свои измерения и уделял столько времени, сколько было необходимо для решения проблемы. Заслуга в том, что появилась пробная лампа выполненная в железе, была целиком его. Когда дело доходило до тонкостей, Оля понимала, что не знает как быть дальше, каким припоем паять, из какого материала что делать, в какой последовательности выполнять операции, все то, что дается только многолетним опытом. Но училась быстро, как будто вспоминала что-то знакомое, но основательно забытое.

Директор и главный инженер в работу лаборатории не вмешивались, к характеру Лосева относились с пониманием, видно тоже ученых видали, недаром столько лет проработали в отделе электронных ламп московского электрозавода. Раз лаборатория оказывает практическую помощь цехам, значит, все в порядке.

Выслушав с улыбкой взаимные обвинения Лосева и Оли в изобретении стержневой лампы, они сами сели за приборы и начали мерить характеристики.

– Наработку на отказ проводили?

– Нет, Павел Митрофанович.

– Ваша задача изготовить пробную партию таких ламп. Было бы очень хорошо, чтоб завтра, в конце дня, лампы уже были готовы. Половину поставить на испытания, половину выдать мне или Виктору Андреевичу. И примите мои поздравления, товарищи. Вы сами не понимаете, какое дело сделали для страны. Твое мнение, Виктор Андреевич?

– Трудно оценивать на глаз, Павел Митрофанович, но, думаю, себестоимость будет меньше раз в пять, лампа очень технологична, намного меньше сборки и пайки. Такой лампы нет ни у кого. Надо срочно пересылать на "Светлану", Сергею Аркадьевичу. Пусть смотрят, проверяют и начинают менять схемы своих приборов под эту лампу, а нам нужно Главэспром поставить в известность.

– Я разве тебе не говорил? Лютов сам к нам после выходных пожалует с проверкой перед октябрскими праздниками. Так что будет, чем обрадовать. За работу товарищи! Виктор Андреевич помоги товарищам, подумайте какую оснастку изготовить, надо готовиться к опытному производству. Может так статься, что и в план на следующий год нам уже это изделие могут включить. Если не с начала года, то во втором полугодии наверняка. Фактически это готовый маломощный пентод, можно практически сразу применять в старых схемах, думаю, его характеристики подойдут. Только питание катодное поменять и готово.

– Схему все равно перерабатывать придется…

– Переработают. Лютов скажет, переработают. "Светлана" по три новых лампы в год создает, и сразу схемы под них меняют и в план включают. Так что под эту лампу тоже посуетятся. И еще, Виктор Андреевич, прикинь, сколько мы таких ламп сможем выпустить в следующем году, сохранив выпуск остальной номенклатуры на достигнутом уровне.

– Так ты, товарищ директор, задумал весь прирост в следующем году на новое изделие перебросить. Хитер ты однако!

– А кто мне две недели назад при ознакомлении с планируемой в следующем году номенклатурой и количеством изделий доказывал, что мы эти планы не выполним?

– Не выполним, я от своих слов не отказываюсь.

– А это выход. Тем более что лампы такой во всем мире нет. Схемы перерабатывать все равно под эти лампы придется. Чем раньше освоят, тем им же легче будет. Через три года такой выпуск радиоэлементов по стране запланирован, что уже ничего не поменяешь. Главное, начальство убедить, чтоб нам вместо прироста старой номенклатуры, новое изделие в план включили.

– Товарищ директор, а у нас к вам просьба есть, даже две.

– Какие у вас просьбы, товарищ Стрельцова?

– Вот мы тут с Олегом Владимировичем список материалов набросали для перспективных исследований. И еще мы тут новый способ изготовления радиоприборов придумали и хотим его продемонстрировать на конкретном примере. Если нам разрешат, мы спроектируем с Олегом Владимировичем и изготовим рацию по новой технологии. Это будет лучшая рация в мире. Чтоб буржуазные ученые убедились в превосходстве советской науки.

– Понятно… проектируйте рацию, посмотрим, что у вас получится. Поставьте в известность товарища Бортникова. Он вам расскажет правила работы с такими изделиями. Сохраняться оно будет у него в сейфе. Для работы будете у него получать и приносить в конце дня обратно. А зачем вам германий?

– Так я читала в журнале, что опыты проводят с германием, хотят диод на контакте с металлом получить. И мы такие опыты проведем. Олег Владимирович первым в мире радиоприборы на кристаллах получил, нам отставать от буржуазных ученых нельзя.

– Понятно…

***

После приветствия, усадив Артузова за стол, где уже сидел Ежов, Сталин спросил.

– Есть ли у вас новости по нашему делу, товарищ Артузов?

– Нет, товарищ Сталин, последней была шифровка нашего резидента из Стамбула, о которой я вам докладывал.

– Три дня как Троцкий выехал из Турции, а у нас никаких известий.

– Исполнители получили всеобъемлющие инструкции, нами предусмотрены все вероятные и невероятные события. Товарищ Сталин, операция подготовлена очень солидно, я думаю, в ближайшие дни, а может и часы, мы получим исчерпывающую информацию.

– Что с Тухачевским?

– Визит проходит в рамках утвержденного плана. Товарищ Тухачевский находится под постоянным наблюдением.

– Хорошо, значит, будем ждать. Вы подготовили материалы по делу военных?

– Как вы знаете, товарищ Сталин, мне для работы была выделена отобранная мной группа работников НКВД, которые вели оперативную работу по этому делу. Как я понимаю, вместе с делом, эти работники переходят в непосредственное подчинение товарищу Ежову. Материалы собраны, в настоящий момент это около сорока томов по восьми фигурантам. Люди ждут команду, куда им переезжать вместе с материалами. Грузовые машины я заказал, так что все готово. Я, со своей стороны, готов доложить какие результаты нам удалось получить за почти четыре месяца работы.

– Нэ нужно. Я ввел товарища Ежова в курс дела. Скажите свое мнение, товарищ Артузов, какие шаги нужно предпринять дальше по этому делу?

– Сперва, я бы назначил всем восьмерым новые должности так, чтоб отправить их из Москвы по разным районам СССР. Потом можно приступать к арестам и допросам. Материалов в деле и вещественных доказательств вины достаточно для судебного процесса.

– Кого в первую очередь следует отправить из Москвы, с вашей точки зрения?

– Уборевича и Тухачевского.

– Вы их считаете самыми опасными?

– Да, товарищ Сталин. У них большой авторитет в войсках. И как следует из последних данным оперативного наблюдения, их встревожила отставка Ягоды. Теперь уже ясно, что Ягода несколько последних лет прикрывал их, те данные по Тухачевскому которые он получил от меня еще больше года назад, он дальше, вам или Ворошилову не передал. Поэтому медлить нельзя. Но арестовывать их в Москве я бы не советовал.

– Ну что ж. В этом есть смысл. Товарищ Ежов определите сотрудников занятых по этому делу, раз люди ждут. У вас готовы помещения, куда они могут переехать с материалами дела?

– Все готово, товарищ Сталин.

– Тогда распорядитесь, а вы, товарищ Артузов, пока, почитайте это письмо, которое получил товарищ Ежов.

Сталин протянул Артузову несколько листов бумаги отпечатанных на машинке. Просмотрев их, Артузов отметил, что машинка, судя по шрифту, новая, ни даты, ни подписи нигде не стояло. По смыслу это была анонимка на него, причем события и факты были искусно подобраны, чтоб подтвердить основную мысль. Ягода – тайный троцкист, Артузов – его пособник, который покрывает во внешней разведке двойных агентов и троцкистов. Дальше шел перечень агентов отмеченных этим несмываемым пятном.

– Что вы можете сказать по поводу изложенных фактов, товарищ Артузов?

– Факты все изложены точно, товарищ Сталин, и перечисленные агенты безусловно троцкисты, некоторых из них мы обосновано подозреваем в двойной игре и соответственно используем. Это особенность внешней разведки, товарищ Сталин, там мало рыцарей и достаточно много грязи.

– Мы это все знаем, товарищ Артузов. Что вы можете сказать по поводу автора этой записки?

– К сожалению, из текста можно сделать только единственный вывод – это мой бывший заместитель по ИНО, вр.и.о. начальника ИНО, товарищ Слуцкий. Никто другой не обладает такой полной информацией.

– А почему к сожалению?

– Неприятно разочаровываться в людях, товарищ Сталин, я уважал товарища Слуцкого, он опытный работник и профессионал.

– В таких случаях говорят "к счастью", товарищ Артузов, когда знаешь кто твой враг, а кто твой друг – это большое счастье.

Сталин замолчал и задумчиво ходил по кабинету, не обращая внимания на Артузова. Затем внезапно остановился и направив на него трубку, спросил

– Как вы оцениваете состояние дел в Разведупре РККА?

– Дела наладились. Конспирация, методы работы сотрудников изменились к лучшему. Я доволен проведенной работой, товарищ Сталин.

– Значит, вы можете вернуться на прежнюю должность. Завтра вы получите приказ. Думаю, для товарища Слуцкого это будет приятной неожиданностью.

– Слушаюсь, товарищ Сталин.

***

Оля сидела с Толиком в кинотеатре, на последнем ряду. Они смотрели фильм "Чапаев". Толик сегодня сдал на норматив "Ворошиловского стрелка" первой ступени, и Оля в честь этого согласилась на культпоход в кино. Поскольку фильм этот шел уже второй год подряд, вся страна знала его практически наизусть. Поэтому они мало смотрели на экран, а в основном целовались. Распалившись, Оля все пыталась подобраться поплотнее к Толику, но он отбивался, не давая чинить над собой насилия, и смущенно шептал.

– Ну что ты делаешь, Оля, люди кругом, – а она упорно лезла к его ремню, пытаясь его расстегнуть, приговаривая.

– Перестань, Толик, что ты как маленький, люди кино пришли смотреть, а не на тебя.

– Это ты перестань! Что ты лезешь ко мне, как последняя блядь!

Мир поскучнел, в груди что-то тупо заныло. Оля взяла пальто и, быстро выбежав из кинотеатра, заскочила в первый же подъезд. Из дверей кинотеатра выбежал одетый в шинель и застегнутый на все пуговицы Толик. Осмотрев пустынную улицу, освещенную редкими фонарями, он бросился в направлении ближайшей трамвайной остановки, непрерывно вращая головой во все стороны.

Подождав, пока он скроется за поворотом, Оля вышла из подъезда и пошла в противоположную сторону. Ее губы шептали незнакомую песню со странной мелодией.

В городе, вечером, мираж неоновых огней,

Знаешь, я, сильная, но одиночество сильней…

Но сильней, пустота, губ сухих немота

Меня ты выслушать сумей…

Школьница, я все-таки в душе, все та же школьница,

От обид все также под лопаткою болит.

Хочется, мне так тебе в любви признаться хочется…

– Но, видно, не судьба, – грустно сказала Оля и попыталась разобраться, куда это она забрела.

– Если поворачивать все время направо, выйдешь из любого лабиринта. Вот хороший случай проверить математику практикой, – сказала она вслух и повернула в ближайший правый переулок.

Была у Оли мысль, что надежней все-таки развернуться на сто восемьдесят градусов, но возвращаться, плохая примета, твердо сказала она самой себе и не послушалась надежной мысли. Переулок был темный и неровный. Но Оля твердо знала, что отважные герои всегда идут в обход, поэтому смело продолжила свой путь. Не успела она найти следующий поворот направо, как дорогу ей заступила темная фигура.

– Быстро снимай котлы и побрякушки, шмара!

– И трусы тоже снимай, гы, гы, гы, – радостно заржал над своей такой удачной шуткой второй персонаж, стоявший чуть слева.

– Хорошо, – просто и спокойно согласилась Оля, продолжая двигаться к темной фигуре.

– Стой, шмара, – согнул в локте свою правую руку первый, демонстрируя заточку из напильника.

– Стою, – покорно согласилась Оля. Подойдя практически к острию, она сильно ударила указательным пальцем правой руки в глаз вымогателя. Левой рукой она схватила заточку, чтоб она не упала вместе с хозяином, и легко перебросила ее в правую руку, словив обратным хватом.

– Ты что творишь, сучка! Ты что с Коляном сделала?

– Убила, – негромко сказала Оля, двигаясь к противнику, так, чтоб оказаться напротив и чуть правее.

– Получай! – Он резко выбросил свою правую руку с финкой в направлении ее груди.

Подбив своей левой его руку с ножом вправо от себя, Оля резко развернулась на левой ноге, уходя от лезвия, и не глядя ударила себе за спину, попав ему заточкой в правый бок. Отпустив рукоятку, она развернулась обратно и начала выворачивать нож из слабеющей руки.

– Отдай! Не будь таким жадным, – ласково просила она, стараясь не порезаться.

Вывернув нож, подняла его двумя пальцами за гарду и, подойдя к первому телу, аккуратно всадила его в глаз, нажав левой рукой на круглое оголовье. Выдернув из тела второго участника поножовщины, свалившегося к этому времени на землю, окровавленную заточку, вложила ее в левую руку первого, логично рассудив, что левой рукой проще пырнуть соперника в правый бок.

– Вот теперь полный порядок, – радостно объявила она.

Достав из кармана платок, она протерла гарду и оголовье финского ножа. Только после этого Оля заметила кровь на своей левой руке.

Видно, порезалась, когда сбивала руку в сторону, подумала она. А нож грязный, йода рядом нет, не хватало еще от заражения крови загнуться. Пенициллина в аптеках тоже нет. Его еще не изобрели. Дура, какая я дура! Пенициллин, грибки, доктор Флеминг, Лондон. Мысли замелькали в голове хаотическим потоком, вызывая знакомое головокружение.

Не хватало еще тут в обморок грохнуться, подумала Оля. Замотав платком руку, она решила больше не испытывать судьбу, развернувшись, быстрым шагом направилась обратно в направлении кинотеатра.

Все, что не убивает, делает нас сильнее, подумала Оля. Вот и пригодилась мне, Ростик, твоя наука.

Драться на ножах ее научил Ростик. Вернее будет сказать, используя ее вместо груши, он поневоле сделал это. Ростика учил старший брат, но когда он сел за грабеж, Ростику стал нужен партнер по тренировкам. Пацанов своих он в секреты боя на ножах посвящать не хотел, боялся, что превзойдут. Ростик был парень очень самолюбивый. Вот и заставлял Олю брать в руку кусок палки, нападать на него и защищаться. Единственное, что отметила Оля по сегодняшнему приключению, она стала намного быстрее двигаться. Суммарный нервный импульс наших сознаний стал намного сильней, вот тебе и результат, мелькнула в голове странная мысль.

Настроение, после того как она вспомнила про доктора Флеминга, у нее немного улучшилось, и она снова запела.

Маленькой искоркой мелькнет по небу самолет.

Верю я, искренне, что одиночество пройдет,

Белый бант повяжу и тебя приглашу,

Мы вместе встретим Новый Год.

Недалеко от кинотеатра она издали заметила фигуру в шинели, которая крутила во все стороны головой.

– А вот и наш застенчивый герой, – грустно подумала Оля, – сейчас извиняться будет, скажет, что он пошутил.

И хотя все, что произошло, теперь ей виделось совершенно пустым и незначительным, но никакого желания выслушивать то, что ей сейчас будет говорить Толик, не чувствовалось. Тем более что твердой уверенности в том, что он будет извиняться, не было. Ссориться с ним окончательно Оле не хотелось. Одиночества было достаточно и без этого. Завернув в ближайший подъезд и дождавшись, пока Толик с вертящейся головой скроется за поворотом, она быстро побежала на остановку трамвая. Завтра будет трудный выходной день.

***

Оля перечитала письмо, вздохнула и положила его в приготовленный конверт. Письмо получилось большим и несколько сумбурным. Но исправлять его, думать над формулировками, не было времени. Время просачивалось как песок сквозь пальцы, убегая без возврата. Прошло уже полгода, а единственный результат, который она наблюдала, это досрочная отставка Ягоды.

Выходной день подходил к концу, скоро начнут выгонять из библиотеки поздних посетителей, пора домой. На завод завтра утром должен был приехать начальник Главэспрома, товарищ Лютов, чтоб поздравить коллектив с октябрьскими праздниками, перевыполнением плана за октябрь, что позволило несколько сократить годовое отставание и нацелить завод на новые трудовые подвиги. И конечно его приведут посмотреть на новые, лучшие в мире лампы, проходящие программу тестов. Кто-то должен из сотрудников лаборатории дополнить то, что расскажет директор завода. Оставлять Лосева наедине с начальником Главэкспрома было чревато тем, что лабораторию могут расформировать, как предыдущее место работы Лосева, а это в планы Оли не входило. Установка для зонной очистки уже была готова, оставалось материалов дождаться. Вот об этом хотела она попросить товарища Лютова после успешной демонстрации лучших в мире радиоламп. Чтоб накрутил хвосты в своем секретариате и побыстрее добыл для завода хотя бы полкило германия.

Перед уходом она по привычке начала просматривать последние газеты. В "Правде", на передней полосе, бросалось в глаза оглавление статьи – "Бесславный конец своры контрреволюционеров". В ней, ссылаясь на германскую прессу, рассказывалось о том, что в берлинском отеле приняв яд, закончили жизнь самоубийством – Лев Троцкий, его сын, и двое телохранителей. В предсмертной записке, подготовленной заранее, и отпечатанной на машинке с кириллицей, Троцкий признался в своих ошибках, винился перед своей Родиной и призывал своих последователей отдать все силы для построения социализма в Советском Союзе.

Оля довольно улыбнулась, это уже был какой-то результат. Потом, стукнув себя по лбу, достала из конверта письмо, и что-то дописала в конце.

Секретарю ЦК ВКП(б)

Тов. Сталину И.В.

Ольги

Докладная записка N 4

Довожу до Вашего сведения, что в ближайшие 12 месяцев произойдут следующие события в дополнение к изложенным в записке N 1.

1. В марте германские войска займут демилитаризованную Рейнскую область, грубо нарушая условия Версальского договора.

2. Летом в СССР начнется суд над контрреволюционной троцкистско-зиновьевской террористической группой.

3. В конце ноября закончатся переговоры между Германией и Японией. По результатам переговоров будет подписан "Антикоминтерновский пакт", создающий под флагом борьбы против Коминтерна блок этих государств для завоевания мирового господства. Кроме открытой части будет подписано секретное соглашение. Секретный Дополнительный протокол будет предусматривать, что в случае возникновения или угрозы войны между СССР и одной из договаривающихся сторон, другая сторона не предпримет никаких мер, осуществление которых могло бы облегчить положение СССР. Стороны также договорятся на период действия "Антикоминтерновского пакта" не заключать с СССР каких-либо политических договоров, противоречащих духу пакта. Срок действия пакта будет установлен в 5 лет.

4. В конце следующего года будет принята новая Конституция СССР, о6ъявляющая Верховный совет высшим исполнительным органом страны.

Таким образом, после заключения соглашения Германии с Японией международное положение СССР усложнится возможностью конфликта на два фронта. В свою очередь Советскому государству, несмотря на все попытки, не удастся заключить договора о противодействии агрессору ни с Англией, ни с Польшей.

В этой связи имеет смысл рассмотреть, как обстоят дела в РККА и насколько готова армия к отражению возможной агрессии со стороны империалистических государств.

В самом начале нашего анализа хочется отметить фундаментальную особенность. Троцкий имел непосредственное отношение к формированию РККА и в силу этого троцкизм проник во все теории, которые изучаются в наших военных академиях. Возникли совершенно неверные по своей сути теории приграничных войн, а также твердая уверенность у любого военного, что лучшая оборона – это нападение. К этому добавим бытующую в армии уверенность, что сражаться вообще не придется, поскольку рабочие и крестьяне противника не будут стрелять в своих классовых братьев, а при одном появлении РККА повернут оружие против своих угнетателей. К сожалению, в реальной жизни, а не в фантазиях троцкистов, все будет совершенно по-другому. Как видим, троцкизм не только способствует принятию пагубных по своей сути военных доктрин, но и разъедает изнутри армию, подрывая ее боеспособность.

На самом деле в военной теории существует наступление и существует отступление, два различных по своей сути маневра каждый из которых требует своих знаний и умений. Существуют атака и существуют оборона. Армия, которая полностью игнорирует один из видов тактических действий, чья стратегия базируется лишь на наступлении, похожа на одноногого инвалида, пытающегося выиграть соревнования по бегу.

Но в реальности и наступление не является сильной стороной нашей армии. Проводившиеся в этом году киевские учения показали, что на сегодняшний момент наша армия может участвовать только в массовых театрализованных выступлениях перед иностранными журналистами. Товарищ Ворошилов честный коммунист и не будет скрывать, сколько сил было потрачено, чтоб подготовить эти учения, где каждое подразделение долго репетировало свою роль перед выступлением, как артист в спектакле. Реальная война мало похожа на театр и враг не даст репетировать ни наступление, ни оборону. Чтоб увидеть реальную картину боеготовности нашей армии достаточно поднять по тревоге любую из танковых дивизий и заставить совершить марш-бросок на сто километров.

Таким образом, с нашей точки зрения, начинать нужно с переосмысления общей стратегии РККА в пользу большего баланса между наступательными и оборонительными действиями. Так, чтоб стратегическая концепция РККА вписывалась в общую концепцию построения социализма в отдельно взятой стране. Под разработанную стратегическую концепцию должна быть доработана тактика действий различных подразделений, доучен либо переучен весь офицерский состав.

Рекомендуем создать в РККА постоянно действующий орган, куда офицеры и старшины могут посылать свои предложения по улучшению боевых уставов и тактических приемов, и где имеющие смысл улучшения в работе и передовой опыт будут распространяться по всей армии.

Боевую выучку подразделений РККА нужно постоянно контролировать независимыми проверками. Возможно, есть смысл создать при НКВД постоянно действующую группу военных специалистов проводящих неожиданные проверки в различных частях и предоставляющих военному и своему руководству результаты, на основании которых совместная комиссия НКВД и РККА принимала бы решения по улучшению состояния дел в данной военной части.

Остановимся кратко на некоторых системных недостатках в организации РККА.

Насыщение войск техникой должно базироваться и подчиняться определенной стратегической цели. Наиболее полно и точно она сформулирована в концепции Гудариана выравнивания маршевой скорости различных родов войск. По этой теории в армии создаются бронетанковые бригады, усиленные мотопехотой, самоходной артиллерией и самоходными зенитными установками.

Для этой бригады рассчитывается необходимое количество бензовозов, автотранспорта, ремонтных подразделений оснащенных необходимым количеством запасных частей, тягачей вытаскивающих неисправную технику с поля боя и тысячи других мелочей, без которых данное механизированное подразделение не сможет функционировать. Суть всего этого механизма – обеспечить данному подразделению скорость на марше равную скорости танков. Стрелковые подразделения старого образца, осуществляющие пеший марш, автомобильной техникой не комплектуются. Снабжение, транспортировка приданной артиллерии таких частей осуществляется гужевым транспортом, имеющим одинаковую с данным подразделением маршевую скорость.

С нашей точки зрения именно такой подход к применению техники в войсках должен быть взят за основу. Еще раз хочется подчеркнуть, механизированный корпус, усиленный бронетехникой это комплексное образование состоящее из многих компонентов. Отсутствие каких либо компонентов, или неполная комплектация всем необходимым – недопустима. Тогда проще не тратить средства и оставить старую организацию. Два механизированных корпуса полностью укомплектованных всем необходимым легко разобьют в бою три недоукомплектованных. Как верно говорил товарищ Ленин, "лучше меньше да лучше". К мех. корпусам это относится в полной мере.

Нужно переходить к призывной армии, без этого качественную армию создать сложно. С нашей точки зрения для пехоты достаточно полтора года службы, для технически сложных частей (танковые, войска связи, морской флот) время службы может быть увеличено до двух, трех лет.

Отдельные пожелания по организации различных родов войск.

Авиация.

Истребителям перейти на совместные полеты в паре, а не тройками. Всех летчиков, кто будет отстаивать полеты тройками немедленно переводить из истребительной авиации в бомбардировочною.

Разработать и принять на вооружение пикирующий бомбардировщик, выполняющий функции аналогичные германскому самолету Юнкерс 87.

Разработать и принять на вооружение штурмовик поля боя, защищенный противопульной броней поддерживающий сухопутные войска в атаке и при обороне.

Все самолеты оборудовать качественной связью, как для координации действий между собой, так и для связи с землей, наведения на цель, и получения полетных заданий.

Отрабатывать тактику сопровождения бомбардировщиков истребителями и взаимодействие с пехотными подразделениями.

Танковые подразделения

Запретить применение танков без сопровождающей пехоты. Танковые корпуса ликвидировать, на их базе создать мотопехотные усиленные танками либо драгунские усиленные танками. Драгунский от мотопехотного отличается лишь тем, что в случае недостатка автотранспорта пехота сопровождает танки на конях. В остальном, комплектация и вооружение совпадают. Расчет автотранспорта и бензовозов для таких частей производят с учетом наличия лошадей в данном корпусе. При имеющим место недостатке автотранспорта данное решение будет правильным, поскольку конница способна поддерживать маршевую скорость танков. Придать таким частям достаточное количество артиллерии и самоходных зенитных средств, имеющих такую же маршевую скорость.

Большую часть легких танков модернизировать в самоходные зенитные установки вооруженные крупнокалиберным зенитным пулеметом. Существенно уменьшить выпуск танка Т 26, вместо этого насытить части достаточным количеством запчастей к уже имеющимся на вооружении.

Конница

Конницу ликвидировать, в смысле отобрать у всех шашки. Часть состава перевести в драгунские корпуса, часть состава в войска специального назначения (см. ниже).

Пехота

Командование отделениями возложить на сержантов. Сержантов назначать из отличившихся солдат через полгода, год службы в новый набор. Их задача за полгода обучить новобранцев всему, что обязан знать солдат.

Снять штыки с винтовок. Примкнутый постоянно штык не только символ концепции бездумного наступления, но и серьезная помеха при стрельбе с укрытия. Часть состава вооружить пистолетами-пулеметами (см. ниже). Постепенно заменять трехлинейки карабинами. Проводить регулярные стрелковые соревнования между частями. Офицеров отличившихся частей премировать, показавших слабый уровень стрелковой подготовки – наказывать.

Для борьбы с танкобоязнью у пехоты, в процесс обучения солдат обязательно ввести "обкатку" окопавшейся пехоты танками. Это заставит солдат рыть окопы как положено, и покажет, что в хорошем окопе солдату нечего бояться танка.

Качественная связь и отработка взаимодействия с артиллерией и авиацией.

Артиллерия

Разработка самоходной пушки на базе танка Т-28.

Принятие на вооружение 82 мм ротного миномета.

Звукометрические подразделения определения координат вражеских батарей по звуку выстрела для эффективной контрбатарейной борьбы.

Качественная связь и отработка взаимодействия с пехотой.

Военно-морской флот

Прекратить строительство линкоров. Ближайший военный конфликт на море покажет, что время линкоров прошло, их место займут авианосцы. Поэтому самым правильным решением будет продать все построенные и недостроенные линкоры, а также часть эсминцев. В будущей войне ВМФ никакой роли играть не будет. Все основные события развернутся на суше. Поэтому тратить ресурсы на флот в данной ситуации неразумно.

Есть определенный смысл развивать только подводные лодки разного класса, как малотоннажные, так и имеющие запас автономного плавания в несколько тысяч километров, а также быстроходные торпедные катера и миноносцы. Авиации взаимодействующей с ВМФ отрабатывать новые тактические приемы борьбы с кораблями противника, как, например, топ-мачтовое бомбометание (описание прилагается).

Войска специального назначения

Механизированная армия стала значительно сильнее по сравнению с предыдущими периодами развития вооруженных сил зависеть от бесперебойного снабжения. Фактически, наступать она может только вдоль дорог, по которым с тыла к передовым частям непрерывным потоком поступает горючее, боеприпасы и многое другое, без чего наступление, да и оборона механизированной армии невозможна. Поэтому актуальной становится задача создать подразделения, которые, действуя в тылу врага небольшими группами, хорошо скоординированные друг с другом и с основными частями устраивают террор на путях его коммуникаций. А также: ведут разведку, наводят авиацию на цель, и выполняют многие другие задачи с целью нарушить снабжение передовых частей противника и соответственно выполнению ими своих планов. Тактика действия таких летучих отрядов известна с давних времен и получила символическое название "Закованный в доспехи рыцарь бессилен против роя пчел". Эта фраза наиболее точно передает характер и смысл действия таких отрядов.

С другой стороны любая европейская армия возможного противника сильна своей организацией, умением использовать передовую технику, взаимодействием различных родов войск. При борьбе с отрядами спец. назначения войскам противника придется воевать в лесу, без поддержки артиллерии, авиации, танков, лицом к лицу, попадая в засады, минные поля и под огонь снайперов. К такого рода войне армия возможного противника плохо подготовлена, будет чувствовать себя неуверенно, и нести большие потери, особенно, при хорошей координации действий между различными отрядами специального назначения действующими рядом.

Безусловно, диверсионные отряды существуют и в настоящее время, но здесь имеет место, как учит нас марксизм-ленинизм, переход количества в качество. Массированное применение таких отрядов в ближнем тылу противника создает ситуацию, когда он должен либо бросить значительные силы на борьбу с такими отрядами, ввязываясь в изнурительную и кровопролитную борьбу, либо отступить. Борьбу, в которой придется платить впятеро, а то и в десятеро дороже за каждого обезвреженного бойца противника.

Тут перед механизированным противником остро станет вопрос, что контролировать территорию бездорожья он не может, на место одного обезвреженного спец. отряда, завтра прибудет новый и всю армейскую операцию и сопутствующие потери придется повторять.

Таким образом, мы превращаем бездорожье в наше стратегическое преимущество, навязываем противнику войну, к которой он не готов, где лучшие качества советского бойца, личное бесстрашие, выносливость, инициативность и героизм могут проявиться в полной мере.

Хочется отметить, что спектр применения таких войск чрезвычайно широк от диверсионной работы в тылу, до обороны и штурма городов, где наиболее эффективно использование автономных высокоманевренных отрядов.

Примерный состав и вооружение взвода спец. назначения: сапер, радист, три снайпера, два расчета противотанкового ружья, два расчета ручного пулемета, стрелки вооруженные пистолетами-пулеметами (ПП).

Качественная связь на уровне взвода.

Некоторые замечания и рекомендации по вооружению РККА

Авиация

С вооружением авиации ситуация в целом удовлетворительная. Таких систем как ШКАС и ШКАП нет на вооружении ни одной армии мира.

Что бы хотелось иметь еще.

В американской армии разрабатывается очень эффективный прицел для бомбометания. Желательно озадачить ИНО и раздобыть техническую документацию и все необходимое для производства таких прицелов.

Разработать противотанковые авиабомбы (ПТАБ) на основе кумулятивного эффекта. Эскиз и короткое описание прилагается.

По аналогии с 20 мм боеприпасом к ШКАП созданным на базе гильзы 12,4 мм патрона, рекомендуем на базе гильзы 14,5 мм патрона создать 23 мм боеприпас и дать задание нескольким группам разработчиков на конкурсной основе создать 23 мм авиационную пушку. При возможности конкурсную основу для разработки новых систем оружия следует применять всегда. Лучше оплатить несколько неудачных проектов, чем массово выпускать неэффективное оружие. Тем более что и в неудачном проекте могут быть какие-то технические новинки, которые потом с успехом будут применены в следующем проекте. Также не следует делать ставку только на известных разработчиков. Дегтярев и Шпитальский, безусловно, выдающиеся изобретатели, но человеку свойственно почивать на лаврах, а в стране десятки Дегтяревых и Шпитальских, которые хотят послужить своей стране. Требовать от разработчиков технологичного оружия. Хорошее дорогое оружие сделать нетрудно. Трудно сделать хорошее недорогое оружие.

Средства ПВО

На базе 14,5 мм патрона разработать крупнокалиберный зенитный пулемет. Переделать, по крайней мере, половину имеющегося парка Т-26 в самоходные зенитные установки, оснащенные данным пулеметом.

Разработать полноценный 23 мм патрон, с гильзой обеспечивающей начальную скорость около 900 м/с и создать на основе него зенитную автоматическую пушку. На базе танка Т-28 создать самоходную зенитную установку, оснащенную таким орудием.

Танки

В проект среднего танка Т 34 внести следующие изменения.

Башня на три человека с командирской башенкой наверху. Расположение мотора поперек корпуса танка. На вооружении 76 мм длинноствольная пушка.

Стрелковое вооружение

Создать дешевый, технологично простой ПП на базе пистолетного патрона. ПП Дегтярева слишком дорогой и сложный. Эскиз и короткое описание принципиальной схемы ПП прилагается. Цена ПП должна быть сравнима с трехлинейкой.

ТТХ: скорострельность – от 400 до 500 выст./мин.

Прицельная дальность 200 м

Вооружить ПП не менее трети состава сухопутных войск. Основанием такой рекомендации служат следующие соображения. Станковые пулеметы начинают эффективную борьбу с пехотой противника с расстояния 1000 м. С дистанции 800 м подключаются ручные пулеметы. При массированной атаке противника пулеметы будут подавлены артиллерийским, минометным либо огнем из стрелкового оружия. ПП позволяют на решающей дистанции в 200 м создать пулеметную плотность огня, которую пехота противника преодолеть не сможет. В атаке ПП позволят бойцу на этой же дистанции, на бегу, создать высокую плотность прицельного огня по обороняющемуся противнику и обеспечить тем самым успех атаки.

Модернизировать станковый пулемет "Максим" аналогично модернизации проведенной англичанами. Поручить ИНО раздобыть соответствующую документацию. Объявить конкурс на разработку станкового пулемета с воздушным охлаждением и меняющимся стволом. Рассмотреть и выбрать лучший проект, прошедший самые строгие испытания.

Автоматическую винтовку Симонова не производить. Слишком дорогая и ненадежная. Рекомендуем провести ей повторные испытания, приближенные к боевым. В любом случае, если цена АВС сравнима с ДП, то лучше выпустить дополнительно пулеметы, а не винтовки, огневая мощь подразделений вырастет намного больше.

Разработать простой дульный тормоз-компенсатор для упрощения стрельбы из трехлинейки, взяв за основу дульный тормоз АВС. С нашей точки зрения это значительно повысит общую меткость стрелков и ускорит обучение.

Увеличить выпуск снайперских винтовок вдвое. Никаких новых снайперских винтовок не изобретать, от добра, добра не ищут. Кронштейн для прицела переделать, вынести прицел влево от ствола, чтоб обеспечить возможность заряжание снайперской винтовки обоймой патронов. Эскиз кронштейна прилагается.

На перспективу надо, по возможности, начать разработку нового патрона для стрелкового оружия. Совершенно очевидно, что существующий патрон слишком сильный для автоматического оружия, пистолетный патрон слишком слабый. Сама собой напрашивается идея промежуточного патрона. Со своей стороны можем порекомендовать как лучший из возможных, калибр 6,25 мм.

Противотанковое оружие

Курчевского отдать под суд как афериста и казнокрада. Создать переносное, гладкоствольное, динамо-реактивное оружие, которое мы назвали ручной гранатомет (РГ), стреляющее противотанковыми кумулятивными гранатами. Эскизы двух вариантов таких устройств с пассивной и реактивной гранатой прилагаются.

Медицина

В современной войне на одного убитого приходится по статистике три, четыре раненых. От того насколько быстро и качественно они будут вылечены и возвращены в строй, во многом зависит боеспособность современной армии.

Работающий в одной из Лондонских больниц доктор Флеминг открыл, что один из грибков плесени названный им PenicilUum notatum вырабатывает в процессе жизнедеятельности вещество, подавляющее развитие бактерий, в особенности грамположительных бактерий. А это значит, что это вещество будет очень эффективным лекарством при сепсисах, заражении крови и других осложнениях от огнестрельных ранений являющихся основной причиной смерти раненых бойцов. Кроме этого данный препарат будет эффективен против целого ряда других серьезных заболеваний (воспаление легких, гнойная ангина, гонорея и т.д.)

Лекарство не получило широкого распространения до сих пор по одной простой причине. Доктор Флеминг занимается научной работой в свободное от работы время, никаких финансовых возможностей для привлечения химиков, микробиологов к дальнейшим исследованием у него нет. На его публикации в научных журналах никто, пока, внимания не обратил. Нужно немедленно поручить ИНО раздобыть образец культуры PenicilUum notatum, выявить наиболее продуктивный штамм этого вида, и развернуть в кратчайшие сроки производство лекарства. Это хорошо известный микробиологам процесс периодического культивирования с добавлением субстрата для получения вторичного метаболита. Действующее вещество остается растворенным в воде, которую необходимо очистить и, не нагревая, испарить путем вымораживания и выпаривания в вакууме. Если удастся первыми в течении трех-четырех лет получить лекарство в промышленных масштабах, то страна может заработать значительные средства продавая излишки за рубеж. Лекарство будет лечить от смертельных болезней, поэтому будет стоить очень дорого.

Связь

Еще раз о самом главном. Армия без управления и взаимодействия различных частей превращается в толпу вооруженных людей и становится легкой добычей противника. Управление и взаимодействие различных частей немыслимо без надежной связи. Понимая, что в этом плане и без того делается все возможное, хотим обратить Ваше внимание на открытие сделанное зав. лабараторией Лосевым Олегом Владимировичем и старшим лаборантом Стрельцовой Ольгой на фрязинском заводе "Радиолампа". Разработанные радиолампы нового типа и исследования кристаллических аналогов радиоламп могут в недалеком будущем полностью устранить дефицит радиоэлементов и вывести Советский Союз в лидеры радиотехники.

Бензин

В следующем году американцы закончат работы над катализаторами и начнут создавать установку по каталитическому крекингу нефти, дающему значительно больший выход качественного бензина. Такого рода установки и завод по выпуску тетраэтилсвинца в качестве антидетонационной добавки смогли бы решить назревающую проблему с нехваткой качественного бензина в Советском Союзе. Рекомендуем обратить на эту проблему самое пристальное внимание. Нехватка бензина это стратегическая проблема, сводящая к нулю все усилия по модернизации армии.

Еще раз хотим подчеркнуть, что через несколько месяцев в Германии будет принят четырехлетний план подготовки к войне. Немцы народ очень пунктуальный. Раз намечено через четыре года начать войну, значит, так оно и будет. Поэтому следует исходить из того, что на подготовку и реализацию намеченных мероприятий есть четыре, максимум пять лет.

Ольга 30. 10. 1935 г.

Р.S. Как нам стало известно, перед отъездом в Берлин, Лев Троцкий отправил своим сторонникам в Советском Союзе следующее указание. При аресте, любой из его последователей должен на допросах оговорить всех знакомых ему специалистов и руководителей, не имеющих к нему и троцкистской организации никакого отношения. Оговаривая ключевых специалистов и руководителей, троцкисты будут стремиться нанести максимальный ущерб промышленности и РККА. Следует обратить на это внимание НКВД.

Р.S. Р.S. Месторождения алмазов с кимберлитовыми трубками кроме Якутии имеется также в Архангельской области. Сто километров на север, северо-восток от Архангельска. Можно попробовать предложить Германии совместную разработку в обмен на моторы, станки и т.п. Реакция ее руководства на такое предложение, зная острую потребность Германии в технических алмазах, лучше любой разведки продемонстрирует ее ближайшие планы.

***

Глава пятая

Перечитав еще раз лежащее на столе письмо и пересмотрев эскизные наброски, Сталин долго ходил по кабинету, пытаясь унять охватившее его раздражение.

В этом письме раздражало многое, во-первых, противоречие между очевидной небрежностью и торопливостью, с которой оно было составлено, и масштабностью поднятых в нем вопросов. Во-вторых, противоречие между знанием того, чего никто знать не мог, и совершенно нелепыми ошибками. Особенно возмутило вождя двойное Р.S. в конце письма и описание месторождения алмазов.

Вспомнилась автору письма такая мелочь, как новое месторождение алмазов, решил написать, пока помнит, а то ведь до следующего письма и запамятовать можно. Мало того, что такие приписки уместны только в письмах к хорошим знакомым и совершенно недопустимы в докладных записках, так автор, зная все на свете, умудрился не знать, что такая приписка обозначается Р.Р.S. Но не это было самым раздражающим.

В торопливости написанного, в схематичности изложения, количестве поднятых тем, часто лишь грубо намеченных и бессистемно изложенных в виде тезисов, чувствовалось неумолимое дыхание уходящего времени. И предыдущие письма касались в первую очередь приближающейся войны, и в самом первом из них, и в последующих очерчивалась приблизительная дата: сороковой – сорок первый год. Но в этом письме впервые совершенно отчетливо чувствовался страх автора не успеть, и он нахлестнулся на то же чувство, которое постоянно гнал от себя Сталин, чувство неподъемности поставленной перед собой задачи. Ощущение дней, мчащихся галопом, которых постоянно не хватает, чтоб разогнать локомотив и, вдыхая бьющий в лицо упругий воздух, сказать самому себе: "Вот теперь порядок, пусть только попробуют".

Накопившееся раздражение требовало выхода.

– Соедините меня с Ворошиловым.

– Клим, 5-я мехбригада одна из лучших в Белоруссии, правильно я думаю?

– …

– Звони к ним, подымай по тревоге, командуй выдвинуться полным составом в юго-восточном направлении и занять позиции возле населенного пункта. Пункт назначения выбери сам, километрах в ста от места дислокации. Пусть составят полный отчет о всех неполадках во время марша, по минутам. С ними поедут наблюдатели от НКВД. Сравним отчеты, сам знаешь, со стороны видней. Сейчас у нас четырнадцать сорок восемь. Будем считать, что сигнал тревоги ими получен в пятнадцать ноль-ноль. Командуй.

– Соедините меня с Ежовым.

– Товарищ Ежов, в пятнадцать ноль-ноль 5-я мехбригада будет поднята по тревоге и совершит учебный марш в заданном направлении. Приставьте к ним пару своих товарищей в качестве наблюдателей. Их отчет предоставите мне. В действия командования не вмешиваться.

– …

– Да, пока все. Действуйте.

– Соедините меня с Артузовым.

– Товарищ Артузов, у вас готов список отличившихся в последнем деле?

– …

– Когда вы сможете его предоставить?

– …

– Хорошо, жду вас.

– Соедините меня с товарищем Лютовым.

– Здравствуйте, товарищ Лютов. Как обстоят у нас дела с новым радиозаводом?

– Здравствуйте, товарищ Сталин! Я был позавчера на заводе во Фрязино, интересовался, с какими достижениями коллектив подошел к октябрьским праздникам. Могу смело доложить правительству, что завод состоялся, наши усилия дали результат. В октябре заводом не только перевыполнено плановое задание, но и недавно созданная у них лаборатория порадовала нас изобретением новой радиолампы, аналогов которой нет нигде в мире. Себестоимость ее ожидается минимум в пять раз меньше самой простой радиолампы из выпускаемых на сегодняшний день. Мы ждем завершения испытаний по наработке на отказ, чтоб включить эту изобретение в измененный план на следующий год. Также, в случае удачного завершения испытаний, предусмотрено срочно переработать схемы выпускаемых изделий с использованием новой лампы. Изобретатели обещали не успокаиваться на достигнутом и предоставить в течении месяца образец рации с использованием новых элементов. Обещали, что так же, как и лампа, это будет лучшая рация в мире. Правда, придется начать выпуск целого ряда новых резисторов, конденсаторов и других элементов, но тут нет принципиальных трудностей. Товарищи из соответствующих предприятий заверили меня, что в случае включения в план быстро наладят их выпуск. Не дожидаясь окончания испытаний, я уже отдал распоряжение разрабатывать экспериментальные образцы новых элементов, так, чтоб к концу испытаний лампы мы были готовы по всем позициям начать опытное производство, а после Нового года – серийный выпуск новых элементов.

– Это хорошие новости, товарищ Лютов, поздравьте от моего имени коллектив завода. Кто там отличился в лаборатории?

– Там совсем новый руководитель, радиофизик из Ленинграда, кажется, Лосев его фамилия, и старший лаборант, совсем молоденькая девочка, еще студентка, не могу вспомнить ее фамилию…

– Стрельцова.

– Совершенно верно! Извините, товарищ Сталин, вылетело из головы…

– Ничего, товарищ Лютов, с каждым бывает. Доложите, когда будет готова рация, я хочу на нее посмотреть. Те разработки, которые есть на сегодняшний день, не устраивают наших военных, от них мы слышим постоянные жалобы на низкое качество поступающих в войска радиоприборов. Не только раций. Как обстоят дела с кварцевыми генераторами?

– Мы получили подробное описание технологии, получили необходимое оборудование, но дело упирается в монокристаллы кварца необходимой степени чистоты. Мы озадачили геологов поиском месторождений горного хрусталя и они уже докладывают о начале работ в некоторых перспективных местах Южного Урала. Все добытые кристаллы отправляются на завод оптических линз??? где нами налажено их резка и предварительная обработка. Товарищи из Фрязино тоже подымали вопрос кварцевого генератора для своей разработки, поэтому принято решение передавать им подготовленные пластины для дальнейшего изготовления из них кварцевых генераторов. У них на месте есть все необходимое оборудование, чтоб выпускать готовые изделия. Обещали в течении месяца предоставить первые образцы на пробу. Очень на них надеюсь. В дальнейшем проблема дефицита кристаллов кварца будет сохраняться, если геологи нас не порадуют в ближайшее время. Возможно, вскоре мне придется писать докладную на закупку необходимого количества кристаллов кварца за рубежом. Пока что надеемся уже в декабре наладить выпуск кварцевых генераторов из имеющегося отечественного сырья, товарищ Сталин.

– Хорошо, жду вашего доклада через две недели. Обеспечьте товарищей из фрязинской лаборатории всем необходимым.

Сталин с нетерпением ждал Артузова, размышляя над письмом. Договор между Германией и Японией был кошмаром, который пока только снился советскому наркомату иностранных дел. И вот этот кошмар должен сбыться через год. По крайней мере, так было предсказано. Мало того, подробно описывалось, чем эти переговоры закончатся. Этого не мог знать никто. Можно предположить, что кто-то мог их уже планировать, можно предположить, что речь на этих переговорах пойдет в первую очередь о совместном нападении на Советский Союз. Но такой итог, в целом, положительный для СССР, поскольку стороны ни до чего конкретного не договорятся, не мог предположить никто.

Еще одну дату не мог знать никто в мире, просто потому, что ее знал только он один. Когда будет принята новая конституция. Недавно созданная конституционная комиссия приняла предварительное решение закончить работу над текстом в июне следующего года. Дальше Сталин предполагал провести всенародное обсуждение текста конституции, а в ноябре собрать 8 внеочередной съезд народных депутатов и на нем ее утвердить. И он знал совершенно точно, что этими планами пока не делился ни с кем.

"Артузов был прав. Никакая разведка в мире этого знать не может. Придется признать этот невероятный факт, что мы имеем дело с ясновидящей. Весь этот материал нужно обработать со специалистами, а для этого его нужно обосновать. Откуда-то он должен появиться. Артузову нужно будет поручить провести это через свою документацию, как сведения, полученные от внешних агентов".

Несмотря на раздражающий тон письма и некоторые рекомендации, с которыми Сталин был категорически не согласен, полученные сведения были важны и требовали целого комплекса решений в промышленности.

– Соедините меня с товарищем Орджоникидзе.

– Здравствуй, Серго. Как у нас обстоят дела с гексогеном?

– …

– Возьми этот вопрос под свой личный контроль. Если нужно что-то от внешней разведки, особенности технологии, документация, оборудование, пусть твои разработчики напишут, что им надо для того, чтоб ускорить разработку. Это дело государственной важности.

– …

– Хорошо, до конца года жду от вас подробный план.

– Соедините меня с товарищем Ворошиловым

– Товарищ Сталин, прибыл товарищ Артузов.

– Пусть заходит.

– Клим, товарищи из внешней разведки передадут тебе несколько эскизов очень интересного вооружения, которое в планах разработки наших потенциальных противников. Надо составить технические условия и озадачить наших конструкторов подобными разработками.

– …

Вошедший Артузов, недоумевая, слушал этот короткий разговор. Сталин молча указал ему на стул, слушая Ворошилова.

– Как это у них не хватает бензина, Климент? Какое имеет значение, что у них только что закончились плановые занятия с экипажами? Вы считаете, товарищ Ворошилов, что враг будет обращать на это внимание? Меня это не интересует! Пусть выполняют приказ. Все остальные вопросы мы будем решать после анализа отчетов.

Положив трубку, вождь молча ходил по кабинету, затем развернулся к Артузову.

– Здравствуйте, товарищ Артузов. Как проходит эвакуация всех занятых в операции агентов? Вы принесли список отличившихся?

– Здравствуйте, товарищ Сталин. Как я уже докладывал вам по телефону, возвращение занятых в операции агентов проходит успешно. Двое основных исполнителей плывут на пароходе, идущим рейсом Амстердам-Ленинград. Вспомогательная группа ликвидаторов, которая так и не приняла участие в операции, сегодня вернулась поездом из Чехословакии в СССР. Наши постоянно действующие агенты в Германии, занятые на предварительных этапах проведения операции, продолжают свою работу.

– Вы уже можете нам точно рассказать, как протекала операция и кто отличился при ее проведении?

Артузов подумал, что ему трудно даже представить чувства, испытываемые вождем к Троцкому. Он уже рассказывал дважды приблизительный ход операции, и ее уточненная версия будет мало чем отличаться от предыдущих, но что в этой жизни радует нас больше, чем вид поверженного врага?

– Как я и предполагал, товарищ Сталин, сообщение о прибытии Троцкого в Берлин мы получили от нашего информатора из гестапо. Вместе с Троцким прибыли двое его телохранителей, а также его сын Седов, и Карл Радек. Радека, скорее всего, плотно опекали всю дорогу телохранители Троцкого, и он не смог выйти на связь, что было нами предусмотрено. Проследив за сопровождающей Троцкого машиной гестапо, наши агенты установили два важных факта, на которых строилась дальнейшая операция. Все пятеро прибывших разместились вместе, в двухкомнатном люксе, а гестапо оставило только внешнее наблюдение за отелем, никого не поселив рядом с номером Троцкого. Основные исполнители операции, агент "Голландец", вместе с агентом "Мария", игравшей роль его жены, сразу поселились в отель под видом супружеской пары, прибывшей из провинции. Дождавшись, когда официантка понесла кофе в номер к Троцкому, они, предъявив ей удостоверение гестапо, обыскали ее под видом обычной проверки лица, идущего к охраняемому объекту. Пока "жена" обыскивала официантку, "Голландец", отобрав поднос, незаметно всыпал в кофе яд, действующий через несколько минут после принятия. После того как официантка вышла из номера, они, открыв дверь специальным устройством, использующим ключ, вставленный с противоположной стороны, проникли в номер. Один из телохранителей и Карл Радек, кофе не пили и были живы, остальных как раз начали хватать судороги. Застрелив телохранителя из нагана, оснащенного прибором "Брамит", агенты, грубо придав произошедшему вид коллективного самоубийства, выпустили Радека первым из отеля, а затем вышли следом. За Радеком гестапо наверняка пустило хвост, как от него отделались и усадили Радека в машину, подробностей я пока не знаю, участники событий смогут это рассказать по приезду. По дороге в Голландию они остановились в леске перекусить, там, к сожалению, с Радеком произошел несчастный случай, так что границу они уже пересекали вдвоем. Такова краткая версия событий, которую мне сообщили. Ну а полную смогут рассказать непосредственные участники событий. Наша агентура в Европе сейчас подбрасывает в прессу различные версии произошедшего. Сейчас в работе версия, по которой Троцкий получил от гестапо крупную сумму денег для ведения подрывной работы в СССР. Радек, из корыстных побуждений, частично отравив, частично перестреляв своих попутчиков, завладел деньгами и скрылся в неизвестном направлении.

– Что ж, можно только одно сказать, блестяще проведенная операция, товарищ Артузов, впрочем, как и все остальные, вами проведенные. Хочу сообщить вам, что руководство приняло решение представить вас к высшей награде нашей Родины – званию Героя Советского Союза.

– Служу трудовому народу! Приложу все свои силы, чтоб оправдать такую высокую награду, товарищ Сталин!

– Садитесь, товарищ Артузов. Есть еще одно дело, которое я хотел с вами обсудить.

Сталин подошел к своему столу, взял и молча положил перед Артузовым конверт, подписанный характерным почерком, в котором легко угадывалось, что автор писал левой рукой. Внимательно изучив внешний конверт с штемпелями, Артузов достал из него еще один, с уже привычными предупреждающими надписями, в котором обнаружилось пять листов, исписанных с двух сторон знакомой рукой. Некоторые содержали схемы и рисунки с пояснениями. Пока Артузов читал, вождь молча ходил по кабинету, раздумывая о чем-то.

"Не успел я тебя найти", – грустно подумал Артузов, перечитывая письмо повторно и с интересом изучая представленные эскизы. "После этого письма любой дурак догадается, что это не иностранная разведка, а то, что мы называем ясновидением. А товарищ Сталин далеко не дурак". Прочитав письмо, он отложил его в сторону.

– Что вы можете сказать по поводу этого письма, товарищ Артузов?

– Судя по штемпелям на конверте, письмо брошено в почтовый ящик либо поздно вечером 30 октября, в конце выходного дня, либо рано утром следующего дня. Можно предположить, что автор работал над письмом целый выходной, но в силу сложности и большого количества поднятых тем не успел доработать его до уровня прошлых посланий, и текст письма вышел несколько сумбурным. Часть поднятых тем лишь схематично намечена и до конца автором не раскрыта. Письмо вышло излишне резким и декларативным, часто отсутствует аргументация приведенным рекомендациям. Не думаю, что это так было задумано, автор спешил и не захотел оставлять письмо для дальнейшей работы над ним, а отправил в том виде, в каком получилось. Об этом также свидетельствуют постскриптумные сноски, когда автор, вспомнив, дописывал важные сведения в конце письма. Отсюда следует ряд выводов, которые можно сделать с той или иной степенью точности. Скорее всего, автор где-то работает и может думать над текстом послания только по выходным. Автор хотел отправить текст до октябрьских праздников, можно считать, что он или она хотели сделать руководству страны подарок в честь годовщины революции. Также постскриптумные сноски говорят нам о том, что в ближайшее время автор по своей воле новых писем писать не будет. С другой стороны, послав такое сырое письмо, автор оставил нам много зацепок, связанных со своей личностью. Если можно так сказать, не успел спрятаться за сухостью канцелярских фраз и формальностью общего построения. Большое количество мелких ошибок, допущенных автором, дадут нам много информации.

– Так вы считаете, что Ольга нам не будет писать в ближайшем будущем? Почему вы сделали такой вывод?

– Я хотел сказать, если мы не будем задавать вопросов, то следующее послание будет нескоро. На поставленные вопросы автор, безусловно, ответит.

– Что вы можете сказать о авторе этих писем?

– В письме дан прогноз по четырем событиям, два из которых входят в компетенцию ИНО. Ни о том, что Германия собирается ввести войска в Рейнскую область, ни о будущих переговорах с Японией ИНО ничего не известно. Чем закончатся такие переговоры? Рискну предположить, что Ольга единственный человек в мире, кому это известно. Откуда ей это известно и насколько можно доверять ее прогнозам, покажет время. Пока что она не ошибалась. Скажу еще один любопытный факт. План подготовки к войне руководство Германии планировало принять до Нового года. Как недавно стало известно, представленный план был Гитлером отправлен на доработку и теперь уже ясно, что он будет принят в начале следующего года, как и прогнозировала Ольга в первом письме. Я уже высказывал предположение, которое объясняет изложенные факты. Ольга угадывает, предсказывает будущий ход событий. От того, как это назвать, суть не меняется. Откуда у нее сведения по вооружению, полезным ископаемым, сказать трудно. История не оставила нам свидетельств такого рода предсказаний, либо они забылись. С моей точки зрения, самым правильным будет прагматический подход к представленной информации. Все полученные сведения проверять и использовать. Хочу добавить еще одно. Как нам стало известно, английские военные наблюдатели представили командованию свое заключение по результатам киевских учений. Ими проведенные учения охарактеризованы как подготовленное представление, не дающее возможности оценить реальную боевую подготовку РККА. Также отмечается, что даже в этом случае действия обороняющейся стороны в ряде эпизодов были неграмотными. Полный текст полученного нами заключения находится в переводе и будет вскоре представлен руководству.

– Вы считаете, что анализ состояния дел в РККА, приведенный в этом письме, соответствует действительности?

– У меня нет соответствующего образования, и деятельность внешней разведки имеет мало общего с действиями армии, поэтому я не берусь судить, насколько правилен представленный анализ. Мне только хотелось подчеркнуть, что некоторые ее выводы совпадают с выводами, сделанными другими специалистами, и что, с моей точки зрения, подумать над ее предложениями имеет смысл. По крайней мере, опыт Трои нас учит, что пренебрегать советами ясновидящей чревато.

– …что вы хотели этим сказать, товарищ Артузов?

– Извините, шутка неудачная вышла, товарищ Сталин.

– Действительно, неудачная. Что ж, ваша точка зрения нам понятна, товарищ Артузов. Чтоб у вас не было времени на неудачные шутки, давайте наметим, какие задачи стоят перед ИНО, исходя из сведений, приведенных в этом письме. Первое, и самое главное – это лекарство. Найдите доктора Флеминга и раздобудьте этот грибок. Проконсультируйтесь с биологами, как его перевозить. Следующие пункты будут такие: документация по модернизации пулемета Максим, прицел для бомбометания у американцев. И дайте задание своим агентам в САСШ, пусть следят за изобретениями по катализаторам. Бензин действительно может стать проблемой в связи с резким ростом количества моторов в стране. Возьмите с собой фотокопию письма и на основание изложенного в нем, от своего имени, со ссылкой на оперативные данные разведки, подготовьте ряд докладных. Ежову по поводу троцкистов. Ворошилову по поводу новых видов вооружения, ему же анализ английских наблюдателей по киевским учениям. Чего у англичан будет не хватать в анализе, по сравнению с письмом Ольги – добавьте. Копии докладных – мне.

– Все добавить, что здесь изложено, товарищ Сталин?

– Да, все. Будем советоваться с военными и принимать решения.

– Там есть некоторые неясные моменты…

– Так спросите через газету. Она ведь отвечает на вопросы. Не забудьте спросить по поводу Т-34. Это легкий двухместный танк. Все работы по нему свернуты, поскольку там даже крупнокалиберный пулемет не помещался. И еще одно, товарищ Артузов, найдите ее, я хочу с ней поговорить.

– Зачем искать, товарищ Сталин? Я думаю, если вы пригласите, то она придет на встречу с вами. Ведь она пишет вам эти письма для того, чтоб иметь возможность изменить то, что, как ей кажется, должно случиться. Для начала можно поговорить с ней по телефону. Попрошу ее перезвонить на тот же номер, по которому она уже звонила, и потом соединю с вашей приемной.

Сталин долго о чем-то думал, затем сказал.

– Хорошо, давайте попробуем. Согласуете со мной текст объявления. Докладные, подготовьте и подайте завтра. С объявлением в газете тоже не затягивайте. Если нет вопросов, то я вас больше не задерживаю.

***

Тихою грустью, запахом дыма,

Осень на сердце заронит тревогу…

Кружится время неумолимо,

Листья, как дети, уходят в дорогу…

Тихая мелодия, повторяющаяся патефонной пластинкой и пейзаж середины ноября за окном пригородного поезда, принесли в душу Оли умиротворение, почти забытое за суетой, в которой она жила последние семь месяцев.

После приезда товарища Лютова, вместо кварцевых генераторов они получили первую партию заготовок, пластинок кварца с кучей инструкций на английском языке, как из них получить генераторы. Как-то так получилось, что главный инженер, незаметно, все заботы по разработке новой технологической цепочки переложил на нежные Олины плечи, видимо в отместку за то, что она подняла этот вопрос и на завод свалился новый вид продукции, с требованиями наладить его выпуск в кратчайшее время.

Нужно было приспособить установку, обжимающую металлические корпуса ламп, под корпуса кварцевых генераторов, а в основном, технологические процессы были похожи. Две шестидневки, включая выходные и праздники, Оля боролась с установкой и инструкциями к генераторам. С первого взгляда казалось, никаких проблем не будет. Напаял контакты на кварцевую пластину, засунул в корпус, вакуум, холодная сварка, и генератор готов. Но тысячи мелочей, которые нужно учесть, чтобы все это функционировало, съедали время, сжигали нервы и когда вся технологическая цепочка, в конце концов, начала работать, Оля почувствовала, нужно удрать с этого завода, пока она еще на ногах стоит. За эти две недели, кроме работы, она могла вспомнить только митинг на заводе в честь годовщины революции, на котором ей вручили грамоту, и посиделки вечером с девчонками в общежитии в честь праздника. Под незамысловатую закуску и задушевный разговор, они серьезно выпили в честь годовщины новой эры в истории человечества, перемыли кости знакомым и девки начали сетовать, как тяжело жить в деревне. Зная, что такие разговоры легко заканчиваются пятью годами в спецпоселении, Оля объяснила несознательному элементу, что трудно всем, страна готовится к войне с империалистическими агрессорами. В конце своего выступления она предложила тост за Красную Армию, чтоб та, с их радиолампами, становилась еще непобедимей. Разговор перешел на тему, как хорошо выйти замуж за командира РККА и где этих командиров ловить. Девчонки демонстрировали неожиданно хорошее теоретическое знание предмета, хотя с практикой у всех были проблемы. Как-то незаметно обсуждение коснулось такого важного вопроса, какие сволочи все мужики, и уже с него не сходило. У всех присутствующих нашлись многочисленные и веские аргументы в пользу этого утверждения. Тут даже Оле нашлось что сказать. Со слезами на глазах поведала она, как Толик начал распускать руки в кинотеатре, покушаясь на ее девичью честь, а когда она отказала, ушел, и после этого не появляется, видно нашел себе другую.

К Олиному удивлению, подружки такое ее поведение осудили как тактически неграмотное. Правильным, с их точки зрения, было бы постепенное отступление с занятых позиций с целью добиться стратегического преимущества, а именно клятвенного обещания со стороны Толика жениться. После этого прекратить сопротивление, дескать, на таком ограниченном пространстве никаких серьезных угроз девичьей чести не существует, и дело бы закончилось только поверхностным знакомством. Оля несколько раз даже покраснела во время занятий по тактической подготовке, но пообещала непременно воспользоваться полученными знаниями.

По приезду в Москву она первым делом отправилась в свое отделение ОСОАВИАХИМ, чтоб узнать, нет ли новостей по их переписке с Ворошиловым на предмет новых соревнований. В последнем письме они значительно изменили правила с целью повышения безопасности участников, кроме того, предварительно обговорили текст еще в нескольких низовых организациях, собрав больше сотни подписей. Теперь это уже была коллективная просьба лучших стрелков столицы, и они обязались при необходимости собрать тысячи подписей в поддержку нового состязания.

Инструктор обрадовал ее, что разрешение получено, но, как и где оборудовать стрельбище под новые правила никто не знает, у всех свои заботы, так что ей нужно побегать по заводам которые оказывают шефскую помощь и поискать площадку. С его точки зрения лучше сразу искать площадку за городом, в черте города все площадки рано или поздно отберут. Строительство все проглотит. Если учитывать, что им нужна площадка, на которой стрельба будет вестись в две стороны, то требования можно было удовлетворить только в пригороде.

По новым правилам индивидуальные и командные соревнования проводились следующим образом. Оборудовались две идентичные площадки сто на сто метров не напротив, а сдвинутые относительно друг друга минимум на сто метров параллельно направлению стрельбы. На каждой площадке оборудовано десять фиксированных, пронумерованных позиций, которые может занять участник. Напротив каждой площадки на расстоянии двести метров от ее ближнего края располагались траншеи с помощниками, которые выставляли десять неподвижных пронумерованных мишеней. В одной из них, соответствующей номеру позиции занятой противником, в центр мишени вставлялся пиропатрон десять сантиметров в диаметре. Кроме этого, после начала соревнований, помощники хаотически выставляли из траншеи ровно на три секунды ростовые фигуры, после чего убирали их обратно. Ростовые фигуры были двух видов. Одни появлялись чаще, но оценивались меньше, вторые реже, но по очкам вдвое ценнее.

Площадки были разделены полосой около ста метров и располагались так, чтоб участники видели площадку соперника под углом не меньшим чем сорок пять градусов. Участникам выделялось по десять патронов и пятнадцать минут времени. По сигналу арбитра они одновременно, с противоположных сторон, скрытно, пробирались на свою позицию, номер которой они сообщали до начала движения. Соответственно эти номера, по телефону, передавались в траншею соперника, и помощники устанавливали на нужном номере пиропатрон. После этого задание участников было выбить максимум очков за десять выстрелов и оставшееся время, при этом, по возможности, не дать этого сделать сопернику.

Что бы выбить противника из игры, нужно было, определив номер его позиции, поразить в центр соответствующую неподвижную мишень выставленную напротив. Взрыв пиропатрона сигнализировал обоим участникам, что один определил соперника и попал точно в центр, а второй может возвращаться и сдавать неиспользованные патроны. За такой подвиг начисляли пятьдесят очков. За ростовую фигуру начислялось десять очков за "рядового" и двадцать за "офицера". Поэтому тактика участников могла быть самой разнообразной, выигрывал тот, кто за эти пятнадцать минут набирал больше очков, при этом не имело значения, поразил его соперник или нет.

Аналогично проходили командные соревнования пять на пять. Единственное различие при поражении очередного соперника, у него сгорали только патроны. После того как он покидал свою площадку, его команда заявляла очередной номер позиции снайпера и выпускала на поле следующего участника. Естественно в правилах было много пунктов по технике безопасности, участники заряжали винтовку только после занятия огневого рубежа на заявленной позиции. Каждый был под постоянным наблюдением судьи с биноклем, возвращаться мог лишь услыхав разрешение по динамику, после того как он разрядил винтовку, и открыл затвор. За любое нарушение техники безопасности очень строго карали штрафными балами, вплоть до запрета принимать участие в таких соревнованиях. Зрителей пока приглашать запретили, но всегда есть категория зрителей, которая эти запреты собственно и выписывает. Наивно было бы думать, что эти люди соблюдают правила, которые выдумывают для других. У этих людей есть родственники, взрослые дети, жены, которым тоже хочется новых зрелищ вдобавок к хлебу с маслом. Причем, при наличии масла, хочется особенно сильно. В связи с такими рассуждениями было ясно, что ограниченное количество мест с перспективой их кардинального расширения нужно предусмотреть.

Задача была непростая, но выполнимая. Возле сети железных дорог Подмосковья хватало колхозов и совхозов, которых могла сильно заинтересовать одна только перспектива появления в их краях начальства, которое приедет на отдых. Человек, который приехал на отдых, в корне отличается от того же человека приехавшего с проверкой. Во-первых, на отдыхе он интуитивно хочет быть лучше, человечнее, чем вчера на очередной проверке, во-вторых, никогда не откажется от угощения хозяина этих мест, тем более что альтернативы никакой, ресторан в окрестностях будущего стрельбища в ближайшей перспективе не планировался. Было еще сто тысяч плюсов в недалекой перспективе для хозяйства от такого соседства, тут важно уметь их перечислить и подходить к будущему партнеру с правильной позицией. Ты пришел не просить у него милостыню, а предлагать ему птицу удачи, которая так редко залетает в такие уголки.

Первый день Оля посвятила езде на пригородных поездах и записи в блокнот подходящих участков, их расстояние от ближайших станций, и интуитивной оценке предполагаемого места в балах от пяти до десяти. Следующий день был посвящен сортировке материала, выбору самых привлекательных участков и обсуждению со своим начальством, на сколько лет заключать договор аренды участка и что обещать колхозу за это. Начальство хотело посоветоваться со своим начальством и Оле с большим трудом удалось уговорить сперва попробовать заключить стандартный договор, который ОСОАВИАХИМ заключал с предприятиями. Дескать, если колхоз даст участок в качестве шефской помощи, то все только похвалят. Созвонившись с председателем и договорившись о встрече, они на следующий день утром уже сидели в конторе колхоза и рассказывали ему о будущих перспективах Нью-Васюков после того как ОСОАВИАХИМ обратил свое внимание на это Богом забытое место.

– Стрельба то дело доброе, знамо дело помочь вам, товарищи надо. И участок вы холмистый подобрали, не используем мы его, но больно далеко от села, поэтому я хотел бы, чтоб вы еще один участок осмотрели, тут недалече. И от железной дороги до него меньше версты будет и до села так само. Почитай на полдороги будет. А горбов там не меньше чем на вашем.

– Ты хозяин, Степан Порфирьевич, тебе решать, мы так выбирали, чтоб хозяйству твоему от нас неудобств не было. Возле села земля всегда в деле. Если пахать там нельзя, то скот пасти можно.

– У каждого свой расчет, Иван Петрович. Вы ведь у железной дороги будете просить новую остановку поближе к будущему стрельбищу устроить?

– Попробуем договориться. Железная дорога наш шеф, напишем ходатайство, думаю, нам не откажут в таком деле.

– Да… говорят у семи нянек дитя без глазу. Врут люди, все от дитяти зависит. Ежели, к примеру, такое как ОСОАВИАХИМ, так совсем наоборот выходит. Я уже больше года им письма пишу, прошу остановку для нашего села поставить, а воз и нынче там… так что у каждого свой расчет, Иван Петрович. Ну что, поедем на моей бричке место смотреть? Поди, еще в такой бричке не ездили?

– Обижаешь Порфирьевич. Я в Гражданскую на тачанке пулеметчиком был. Еще как в контору заходил, сердце екнуло, моя тачанка возле конторы стоит.

– Так мы с тобой, брат, полный расчет пулеметной тачанки, я, ездовым всю Гражданскую отмахал. Ольгу Батьковну – вторым номером тебе на пулемет. Сейчас молодость Петрович вспомнишь. А ты с кем воевал?

– …

Решив вопрос с участком, нужно было приступать к оборудованию стрельбища всем необходимым. Рисуя в библиотеке план будущего стрелкового аттракциона, и составляя список необходимых материалов, Оля перечитывала прессу за последние две недели. Отметив скупые заметки о новых назначениях некоторых видных военачальников, в результате которых они очутились в разных концах Советского Союза, Оля в одном из последних номеров нашла короткую заметку.

"Ольга, где ты, отзовись.

Получил третье и четвертое письмо.

За координаты планет – спасибо, некоторые уже обнаружены.

Твои рецепты, как всегда интересны.

Но к некоторым много вопросов. Нужно поговорить.

Позвони мне. Телефон тот же. К"

Было около восьми вечера, библиотека скоро закрывалась. "Хорошее время звонить по телефону. Интересно где я сегодня буду ночевать? Жаль что о своей судьбе мне ничего неизвестно…"

Невысокая молодая девушка с удовольствием закрылась в телефонной будке от порывов холодного ноябрьского ветра и продиктовала телефонистке номер. Не ожидая ответа, она вдруг повесила трубку, зачем-то потерла ее шарфиком, и выйдя из телефонной будки, продолжила свой путь.

– Знаем мы эти разговоры, – весело сказала Оля сама себе, – задурят бедной, невинной девушке голову, наобещают три короба, поматросят и бросят. Нет, и еще раз нет! Честная девушка должна избегать соблазнов.

***

– Здравствуйте, товарищ Сталин. Разрешите доложить?

– Докладывайте, товарищ Артузов.

– Сегодня после восьми вечера зазвонил телефон, номер которого знала только Ольга. К сожалению, телефонистка сообщила, что звонившая повесила трубку. С ее слов, это была молодая девушка. Выехавшие на место звонка сотрудники ничего не обнаружили. Отпечатки пальцев были с трубки удалены. Но есть и положительные известия. Звонок был сделан из того же района города, что и прошлый раз. Есть основания предполагать, что Ольга живет поблизости. Я заканчиваю анализ писем, набросаю приблизительный психологический портрет, плюс описание охранников возле кремлевского ящика, у нас будет достаточно материала, чтоб побеседовать с местными участковыми.

– Вы считаете, она больше не позвонит? – голос в трубке был неожиданно довольным и добродушным.

– Думаю, что нет, товарищ Сталин, думаю, вы вскоре получите от нее письмо.

– Я так и предполагал, что она просто так не пойдет на прямой контакт, но не хотел вам говорить. Но это хорошо, что и вы иногда ошибаетесь, товарищ Артузов, это способствует трезвому мышлению. Что еще у вас нового?

– Как вы уже знаете, товарищ Сталин, несколько дней назад доставлен поездом Амстердам – Париж – Москва образец грибка, который был любезно выделен доктором Флемингом для экспериментов нашему агенту представившегося химиком. Как сообщили мне сегодня из института биохимии, культура в работе, дорогу пережила, они ожидают первых результатов примерно через два месяца. Работу над письмом Ольги закончил, все докладные поданы. Товарищ Ворошилов прочитав перевод заключения английских наблюдателей, который я дополнил анализом изложенным Ольгой в письме, долго матерился. Особенно его возмутил сделанный ими вывод о влиянии троцкизма на военные теории изучаемые и применяемые в РККА.

– Он мне уже жаловался на вас, что вы ему буржуазные пропагандистские материалы очерняющие РККА подсовываете в качестве заключения. Я ему велел разобрать заключение вместе со специалистами по пунктам и предоставить мне свой анализ. Тогда будем дальше разговаривать.

– Докладную по ПП с эскизами не хотел брать. Матерился, что один ПП у нас уже есть, этого больше чем достаточно. Я плюнул и написал заявку на конструкторскую разработку от НКВД. Нам тоже такое оружие пригодится.

– Хорошо, что сказали, сейчас я поинтересуюсь у него, как там обстоят дела. У вас все?

– Да, товарищ Сталин.

– Хорошо, работайте. Будет письмо от Ольги, я вам сообщу.

***

Секретарю ЦК ВКП(б)

Тов. Сталину И.В.

Ольги

Докладная записка N 5

Товарищ Сталин, сначала попытаемся объяснить, почему мы не позвонили по Вашей просьбе, товарищу Артузову.

Во-первых, товарищ Артузов сослался в объявлении на старый телефон, который уже известен телефонисткам на станции как специальный номер НКВД, что может вызывать к нему живой интерес у широкого круга лиц. Телефонный разговор невозможно защитить от прослушивания, поэтому велика вероятность, что его могут услышать те, кому его слушать не следует. Не зная, о чем пойдет речь в этом разговоре, было принято решение от него отказаться.

Во-вторых, в прошлый раз, пользуясь телефонным разговором, товарищ Артузов предпринял попытку силового захвата разговаривающего, и не исключено ее повторение, что нежелательно по целому ряду причин.

Товарищ Сталин, хотим обратить Ваше внимание, что любые попытки поиска нас с Вашей стороны лишь помогут иностранным разведкам обезвредить нас как важный источник информации. В отличии от врагов Советского государства, Вам искать нас нет никакого смысла, кроме чисто человеческого любопытства, что естественно, но может навредить делу. Любое привлечение лишних людей, а люди занятые в поисках, безусловно, зададут себе вопрос, "а кого и почему мы ищем?", только резко увеличивают шансы того, что о нашем существовании станет известно тем, кому об этом знать не следует. Хотим подчеркнуть, что даже в Вашем ближайшем окружении достаточно лиц, для которых личные интересы стоят выше интересов страны. Чтоб не быть голословными, приведем для примера, товарища Литвинова. Осознавая его пользу для страны на посту наркома иностранных дел, хочется отметить, что в первую очередь, товарищ Литвинов служит международной плутократии и финансовому капиталу. Если товарищу Литвинову станет известно о нашем существовании, то он приложит все силы для того чтоб, либо поставить нас под свой контроль, либо уничтожить. А недооценивать силы товарища Литвинова вредно для здоровья. При этом количество охраняемых нас лиц не будет иметь никакого значения, наоборот, чем их больше, тем легче найти предателя, который выполнит заказ.

Если нам не удалось убедить Вас, и будет видно, что предпринимаются активные попытки познакомиться с нами поближе, мы будем вынуждены в целях личной безопасности и в интересах СССР, покинуть страну, что, безусловно, затруднит в дальнейшем нашу работу и обмен информацией. Хочется надеяться, что этого не случится, и мы сможем работать в прежнем режиме. Также хочется отметить, что мы не скрываемся от советского руководства и в недалеком будущем встретимся с Вами, товарищ Сталин, по вопросу, не имеющему к нашей переписке никакого отношения. В этом случае появится возможность раскрытия Вам нашего идентитета при получении гарантий личной безопасности.

Разрешите остановиться на некоторых вопросах недостаточно полно обозначенных в прошлой записке. Как уже нами отмечалось, следующим летом, в Испании, состоится военный путч и начнется гражданская война. Советский Союз, безусловно, окажет помощь испанскому народу, но, шансов на победу левых сил нет. Англия, Франция и САСШ будут неявно, а Германия, Италия, явно и активно помогать путчистам, которые, в результате, одержат победу. Этому будет способствовать крайняя разобщенность левых сил, наличия в их среде многих лидеров со своими амбициями и интересами. Боевые действия будут в основном происходить в условиях бездорожья, преимущественно горной или сильно холмистой местности, автономными боевыми отрядами слабо взаимодействующими один с другим. О необходимости подготовки такого рода войск нами было отмечено в прошлой записке. К такого рода боевым действиям наши командиры привычны еще с времен Гражданской войны, наша военная техника тоже покажет себя в этом конфликте неплохо, что может вызвать неоправданный оптимизм по поводу боеготовности РККА.

Вместе с тем война в Испании выявит определенные недостатки. Наши истребители не смогут противостоять германским Мессершмиттам, которые через два года, в конце боевых действий в Испании, появятся на фронте, и сразу будет видно их преимущество перед И-16. Хочется отметить, что опытный экземпляр Мессершмитта уже готов, в мае этого года этот самолет был представлен на конкурс от мюнхенской фирмы летательных аппаратов.

Считаем крайне важным срочно раздобыть документацию на этот самолет и озадачить КБ Поликарпова разработать новый истребитель способный на равных бороться с германским. Хочется отметить, что в силу разных причин (доносы, анонимки), КБ будет под пристальным вниманием НКВД, что не будет способствовать его полноценной работе, в результате чего страна может вовремя не получить новый истребитель. С нашей точки зрения правильным стимулирующим средством для улучшения работы любого КБ является перевод его полным составом на казарменное положение до окончания работ. Это, с одной стороны, поднимет производительность труда, с другой, поможет скорейшему перевоспитанию троцкистов и перерожденцев. У трудового коллектива появится достаточно времени и стимулов к активной работе с отдельными несознательными товарищами.

Проблема качественных истребителей непосредственно смыкается с проблемой дефицита алюминия. Эту проблему нужно срочно решать, пока есть время. Самым простым решением на сегодняшний день будет строить тепловые электростанции и алюминиевые производства на Кузбассе рядом с открытыми месторождениями угля. Хочется подчеркнуть крайнюю важность этого вопроса. Потеря паритета в воздухе может иметь катастрофические последствия для ведения боевых действий на земле, поскольку наши движущиеся колоны будут под непрерывными бомбовыми атаками, и мы не сможем вовремя перебрасывать подкрепления на направление танкового удара противника. Поэтому нужно резать все остальное – ВМФ, дальние бомбардировщики, танки, но истребители и подготовка пилотов у нас должны быть не хуже чем у противника и качеством, и количеством.

Вторая проблема, которая будет обнаружена – высокая эффективность полуавтоматических 37 мм противотанковых пушек против легких и средних танков оснащенных противопульной броней. Станет понятной необходимость разработки среднего танка с противоснарядным бронированием. Такой танк будет разработан на ХПЗ коллективом конструкторов под руководством тов. Кошкина, который в настоящее время работает в Ленинграде. Танк получит название Т-34. Эскизы и ТТХ танка прилагаются. Нами изображена уже усовершенствованная версия танка с командирской смотровой башенкой и башней на три человека. Хочется отметить, что танк полностью на гусеничном ходу, подвеска Кристи заменена на торсионную. Это потребует ряда исследований по увеличению долговечности гусеничного хода, и разработки новых сортов стали с высоким содержанием марганца, резкого увеличения производства торсионов и соответствующих сортов стали.

Товарищ Сталин, как Вам уже, наверное, стало ясно, у нас есть определенные возможности прогнозировать ближайшее будущее. Будущее неопределенно, мы его строим своими руками. Но предвидеть наиболее вероятную цепочку событий можно.

В настоящий момент, к сожалению, наиболее вероятное развитие событий, приводит нас к войне с Германией в 1941 году. Насколько мы подготовлены будем к ней, определит ее длительность и интенсивность.

Есть такое упражнение по тактике. Учащемуся задают полосу и глубину обороны. На него наступают силы, вдвое превышающие заданные ему для обороны. Его задача, обороняясь и отступая, организовывая засады, заслоны, контрнаступления, любые известные ему тактические приемы, которые позволяет организовать ландшафт и имеющиеся в наличии силы, измотать соперника, выровнять силы или получить преимущество.

К сожалению, это у нас плохо получается. По идеологическим соображениям считается, что Красная Армия отступать никогда не будет, поэтому изучать оборону и отступление, как тактический маневр, идеологически вредно.

Если так будет и дальше, то за первые три месяца будущей войны РККА умудрится от Бреста добежать аж до Москвы, потеряв четыре миллиона солдат, девять тысяч танков, ну и все остальное в придачу. Потом три года придется отбирать то, что за три месяца отдали. Еще есть время и возможность изменить подобное развитие событий и закончить войну на фазе интенсивного пограничного конфликта, но для этого нужна всесторонняя подготовка. То, что нами написано до сегодняшнего дня, лишь элементы мозаики, которые предстоит выстроить в цельную картину. Главным же элементом будущей победы является изучение РККА тактических приемов противодействия "блицкригу" – основной концепции ведения войны, которая разрабатывается немецкими военными специалистами и будет успешно претворена в жизнь. На этом мы постараемся подробно остановиться в своей ближайшей докладной записке.

В заключение хочется отметить несколько несвязанных фактов имеющих определенное значение.

В ближайшее время Вы убедитесь, что Ворошилов не тянет должность наркома обороны, это серьезно сказывается на боеготовности РККА и эту должность займет Тимошенко. С другой стороны, на должности командующего войсками спецназначения нужен человек, на которого можно полностью положиться.

В настоящее время товарищ Ежов борется с вражеским элементом в рядах НКВД. Хотим отметить, что многие из тех, кого товарищ Ежов определит на спецпоселение, являются хорошими специалистами, которые могли бы принести стране пользу в качестве инструкторов войск спецназначения либо в других качествах. В случае нежелательности внешних контактов для этих персон, можно перевести их на казарменное положение по месту работы, под надзор компетентных органов.

Нужно планировать кадровую и промышленную политику исходя из того, что в 1941 году Гитлер сосредоточит возле наших границ пятимиллионную армию. Нам придется поставить под ружье сравнимые с этой цифрой силы. Насколько качественно мы сможем за эти годы подготовить резерв командиров и красноармейцев, во многом определит ход будущей войны.

Для промышленного производства лекарства из грибка Флеминга важно определить его самый продуктивный подвид. Его следует выделить из плесени образующейся на среднеазиатской дыне.

Ольга 22. 11. 1935 г.

***

Оля запечатала письмо в приготовленные конверты и задумалась все ли написано и сделаны ли нужные акценты. Подарков в этом письме было мало, на каждое письмо по месторождению алмазов не напасешь. Близко познакомиться с высшим руководством страны было заманчиво, но слишком рано. Логику людей облеченных властью часто понять трудно, поскольку они действуют на основе интуитивной оценки рисков и желании их минимизировать. Поэтому получить гарантии безопасности с уст высшего руководства никогда лишним не будет.

Кроме всего этого у писем было преимущество написанного перед устным рассказом. Не будут взрослые дяди с тем же интересом слушать откровения молодой девчонки, с каким они читают ее письма. Недаром люди говорят, что написано пером не вырубишь топором.

Еще один вопрос помимо будущей войны не давал ей покоя. В том варианте развития событий, который постоянно крутился у нее в голове, после отставки Ягоды и назначения Ежова на пост наркома внутренних дел, на протяжении всего следующего года нарастала волна репрессий принявшая совершенно неуправляемый характер. Информации было слишком много, и разобраться в ней было крайне трудно. А разобраться было нужно, чтоб хоть как-то влиять на ситуацию. Устраняя причины этих событий, смотреть на реакцию системы. Если причины найдены правильные то ситуация начнет меняться.

Оля установила для себя несколько пунктов, которые ей показались достаточно важными для понимания ситуации.

Пункт первый. Любой правитель, и Сталин в том числе, должен иметь здоровую дозу паранойи в своем характере, иначе ему не выжить.

Пункт второй. Любой правитель воспримет очень болезненно, если о заговоре в его стране ему сообщит не его тайная служба, а правитель соседней страны.

Пункт третий. Любой правитель предпримет после этого все возможное, чтоб такая ситуация, когда на непорядок в его доме ему указывают со стороны больше никогда не повторилась.

Если принять это за основу, то получалось, что основным спусковым крючком репрессий послужили документы, переданные немецким посольством о заговоре в высшем командовании РККА. А дальше НКВД начало штамповать заговоры со скоростью печатного станка, все привыкли к виду крови и начали искать, кого бы расстрелять еще. А кто ищет, тот, как известно, всегда найдет…

Возможная причина эскалации репрессий связанная с внешним источником информации о заговоре военных была ней заблаговременно устранена. Конечно, можно долго спорить стоит ли называть полноценным заговором разговоры, в которых высшие чины РККА обсуждают, что для страны будет лучше. При этом, высказывая идеи, мол, если нынешнего, бестолкового, главу государства расстрелять, а власть в стране взять в свои крепкие руки, то практически сразу наступит коммунизм на всем земном шаре. У Оли на этот счет была твердая уверенность, что если такая поганая мысль пришла в голову военачальнику, он должен хотя бы полчаса бить головой об стенку чтоб ее выбить раз и навсегда. Ежели он произнесет такое вслух, первый, кто это услышит, обязан расстрелять его без суда и следствия.

Теперь ее основная задача была выстроить в сознании вождя угрозу, которая бы превышала по своему масштабу те, которые ему будут предъявляться Ежовым и заставляла бы его держать под контролем работу НКВД не давая репрессиям принять масштаб причиняющий ощутимый вред обороноспособности страны. Работа эта была непростой, в конце тридцать пятого года трудно было себе представить, какую мощную армию сумеет создать Германия на протяжении ближайших четырех лет. Но в обстановке, когда все были уверены, что социалистическому государству империалисты не дадут жить спокойно, основной психологический фон уже был создан, нужно было только акцентировать внимание на признаках приближающейся войны и постепенно обрисовывать ее масштаб.

Ожидать, что Сталин сразу поверит в возможность столь катастрофических событий, было бы глупо, но вода камень точит, в совокупности с другими выполняемыми прогнозами, любая, даже невероятная перспектива будет восприниматься серьезно.

Опустив конверт в почтовый ящик, Оля направилась домой, к "тетке". Нужно было выспаться, завтра с утра, она, с еще двумя помощниками рано утром отправлялась на площадку размечать будущие окопы и позиции. А послезавтра, в выходной, около сотни энтузиастов пулевой стрельбы с кирками и лопатами должны были, перевернув тонны земли, подготовить будущее стрельбище к приему первых участников нового состязания получившего неофициальное название "Дуэль снайперов". Официальное, начальник районного отделения ОСОАВИАХИМ изменил на "Поединок снайперов".

Тридцатого числа, в следующий выходной, должно было состояться открытие стрельбища и первое отборочное соревнование. Восемь первых пар соревнуясь по системе, проиграл – выбыл, должны были определить одного участника финального соревнования. Планировалось набрать в результате отбора тридцать два финалиста. Чтоб успеть за зиму провести первый финальный тур, отборочные соревнования собирались проводить практически через день. Учитывая, что многие участники захотят ознакомиться со стрельбищем до соревнований, ожидалось, что его работникам первые месяцы, до открытия второго стрельбища, придется несладко.

Заглянув по дороге в магазин, купив бутылку водки и немного продуктов, Оля довольно ухмыльнулась, хороший руководитель, а завтра ей предстоит такая роль, должен заботиться о подчиненных. Тогда они с удовольствием подчиняются.

***

Сталин раздумывал над тем, что он только что прочитал. То что Ольга не горит желанием лично встречаться, пока не получит гарантий личной безопасности, его совершенно не удивило. Это был образ мышления близкий ему и понятный. Он, может быть, и согласился бы отложить эту встречу на будущее, но короткое описание катастрофического начала войны приведенное в письме требовало немедленной реакции. Он не мог отмахнуться от этого, как от досужего вымысла по одной простой причине. Несколько дней назад Орджоникидзе доложил, что буровая бригада мастера Твердохлебова на глубине 1900 метров, после трех месяцев бурения, дошла до нефтеносного слоя в месте указанном в письме. Дебет скважины точно пока не измерен, на трубу надета запирающая муфта, и до конца строительства всей инфраструктуры по вывозу нефти никто ее точно измерять не будет. Но по оценкам мастера, руководившего работами, минимум втрое превышает дебет бакинских скважин. Так что, несмотря на то, что нефть находится глубже, чем в Баку, себестоимость выйдет значительно ниже. Качество нефти очень высокое. Учитывая, что стратегически, данное месторождение, в отличие от Баку, полностью недоступно авиации любого возможного противника, район нужно было срочно развивать.

Была еще одна существенная причина вкладывать деньги именно в новое месторождение. Для каждого месторождения нефти можно посчитать оптимальное количество скважин, которое позволит, с одной стороны, выкачать всю нефть, а с другой, выкачивать ее достаточно много не превышая допустимый уровень добычи на одной скважине. В Баку сверлить дополнительные скважины смысла уже не было. Это привело бы к тому, что месторождение истощится не через двадцать лет, как было просчитано, а значительно раньше. Оптимальное количество скважин там уже давно было достигнуто и превышено. За последние два года было открыто несколько мелких месторождений в Башкирии, но такой лакомый кусок, как этот, указанный Ольгой, не попадался. Это обещало существенно уменьшить назревающие проблемы с нефтью и бензином. Сталин сразу велел Серго строить ветку железной дороги и искать кредиты за рубежом на разработку данного месторождения.

После всех исполнившихся событий и находок, содержащихся в ее письмах, уже трудно было отмахнуться от самых фантастических предсказаний. Еще одно обстоятельство давило своей холодной тяжестью не давая возможности отвергнуть прочитанное. Было совершенно очевидно, что Ольга знала это с самого начала, все ее действия приобрели окончательный смысл только после этих нескольких фраз нарисовавших полный разгром РККА в первые три месяца войны. И то, что она коснулась этого только теперь, долгих семь месяцев готовя почву для того, чтоб к написанному отнеслись серьезно, в этом чувствовался тот холодный неумолимый расчет, который напрочь отметал любую попытку списать описание будущих военных действий на гипертрофированное восприятие или психическую неуравновешенность.

Вождь не собирался ждать еще семь месяцев, чтоб узнать окончательные детали. Они были нужны уже. Были нужны мелочи, которые сделали бы картину объемней и заставили поверить, да, такой фантастический вариант возможен, и нужно начинать действовать. Действовать, чтоб похоронить этот сценарий как можно глубже, изменить будущее, пережить эти события совсем по-другому и забыть о написанном как о кошмарном сне.

– Садитесь, товарищ Артузов, читайте.

Прочитав письмо, Артузов долго рассматривал эскизы танка и приведенные ТТХ.

– Что вы можете нам сказать по поводу этого письма, товарищ Артузов?

– Я думаю, что основную причину, почему она скрывается, Ольга нам раскрыла. Ее беспокоит ее дальнейшая судьба, при этом она хочет, чтоб в ней ничего существенно не менялось.

– Вы уверенны, что она одна? Почему она всегда пишет "мы" в своих письмах?

– Элементы маскировки, да и текст выглядит солидней, привлекает внимание.

– Все это неважно, товарищ Артузов, то, что она сообщила в этом послании слишком важно, чтоб дальше играться в эти игры. Договоритесь с ней о встречи, ее безопасность и возможность дальше заниматься своей работой я гарантирую.

– Слушаюсь, товарищ Сталин.

– Не затягивайте с этим, мы должны разобраться в причинах такой катастрофы, и каким образом Гитлер смог за столь короткое время создать пятимиллионную армию. Это совершенно невероятно!

– Может мы слишком серьезно к этому относимся? И ясновидящие могут ошибаться, товарищ Сталин. Слишком все это звучит невероятно. Я полагаю, она слегка преувеличивает, чтоб привлечь внимание к этому вопросу.

– Вот это все мы должны немедленно выяснить, товарищ Артузов. Про Мессершмитт вы прочитали, надеюсь вам не нужно объяснять, чего мы ждем от ИНО в связи с этим?

– Никак нет, товарищ Сталин.

– Работайте, товарищ Артузов, жду от вас сообщений в ближайшие дни.

***

Отработав три дня в две смены, Ольга ехала пригородным поездом в столицу. Через два дня она должна была выступать среди первых восьми пар. Нужно было пошить белый комбинезон, чехол для оружия, чтоб в глаза не бросалось пока на позицию ползешь, сходить в ОСОАВИАХИМ на стрельбище, вспомнить, как винтовку в руках держат. Последний раз Оля стреляла еще до праздников. Первый снег уже припудрил осенний пейзаж, все вокруг засверкало девственной белизной. Три прошедших дня были наполнены разными событиями как приятными так и не очень. Так получилось, что опытное производство новых ламп, которое она тоже курировала на неопределенных основаниях, в качестве добровольного помощника главного инженера, разместили в оксидном цеху, где начальником был начинающий алкоголик и разгильдяй, товарищ Зубов. В очередной раз, сцепившись с ним по поводу дисциплины и порядка в цеху, Оля не выдержала, и накатала пространственную телегу директору, а копию в комсомольскую организацию завода. Директор вызывал ее к себе и требовал забрать заявление и решать свои проблемы с Зубовым в рабочем порядке, но она уперлась и нахально заявила, что ее никто не учил лечить пьяниц, и если вы, дескать, Павел Митрофанович, его взяли на работу, то вам и голову сушить, что с ним делать. Директор поскрипел зубами, затем сухо объявил что завтра, с Ленинграда приезжает Векшинский смотреть новую лампу. Добавив, что если смотрины пройдут не на должном уровне, то кто-то останется без премии, он отправил Олю готовить Лосева к завтрашнему визиту.

Векшинский Сергей Аркадьевич, был выходец из древнего казачьего и дворянского рода, закончил Петроградский Политехнический институт, он свободно владел несколькими языками – английским, немецким, французским. Судьба привела его на завод "Светлана", где он прошёл путь от завлабораторией до главного технолога и главного инженера завода. В лаборатории, располагавшейся на чердаке, которую называли "чердак Векшинского", и были заложены основы его научных достижений. Мало, кто знает, что понятие "вакуумная гигиена" введено было именно им. Он только что приехал из Америки с очередного этапа переговоров по закупке оборудования для производства электронных ламп.

С улыбкой выслушав объяснения Лосева и Оли в которых они хотели снять вину за сделанное открытие со своих плеч, он внимательно осмотрел их имитатор движения электронов, опытное производство новых ламп, поинтересовался их планами на будущее. Попросив всех сопровождающих разойтись по своим рабочим местам, он высказал пожелание в одиночестве пройтись по заводу и осмотреть все свежим взглядом. Тогда он сможет действительно улучшить технологические процессы, поскольку сможет заметить что-то, к чему все привыкли как к неизбежному злу.

Оля не удивилась когда он появился через несколько минут в лаборатории и попросил ее уделить ему немного времени.

– Сергей Аркадиевич, у нас есть к вам огромная просьба. – Оля решила взять инициативу в свои руки, подозревая о чем может пойти разговор.

– Слушаю вас, Ольга Михайловна.

– Называйте меня просто Оля, если вам не трудно, мне так привычней. Сергей Аркадиевич, мы бы вас очень просили, чтоб дальнейшие разработки новых модификаций штырьковых ламп взяла на себя ваша лаборатория в Ленинграде. Нам с Олегом Владимировичем не хватает специальных знаний для того чтоб производительно и результативно работать в этом направлении, да и честно говоря, наши дальнейшие интересы лежат в области кристаллических аналогов радиоэлементов. С другой стороны, у вас сосредоточены лучшие специалисты по радиолампам, как говорится, вам сам Бог приказал эту тему дальше развивать.

– Интересная просьба, Оля, совершенно неожиданная. Как-то мне привычней наблюдать изобретателя готового в глотку вцепиться, когда ты ему предлагаешь помощь со стороны. Каждому чудится, что у них хотят их детище отобрать и передать в чужие руки.

– Это старорежимный взгляд на вещи. При социализме мы все работаем на общее благо.

– Как сказать, как сказать… ведь у нас принцип – каждому по труду, а вы мне свой труд отдаете.

– Правильней будет сказать, доверяем, чтоб вы к нему еще свой добавили, а потом положенные нам всем блага разделили, как старший и опытный в этом деле товарищ.

– Правильно ли я вас понял, Оля? Если я, вдруг, предложу вам переехать в Ленинград работать в моей лаборатории, то вы откажитесь, какие бы золотые горы я вам не сулил?

– Вы очень мудрый и прозорливый человек, Сергей Аркадиевич. Поверьте, мне искренне жаль, что я не буду работать рядом с вами. Но на это есть непреодолимые причины.

– Вы позволите полюбопытствовать, какие именно?

– Зачем вам это, Сергей Аркадиевич? Во многом знании, много печали… неужели вам мало своих забот? Правду вам знать опасно, а врать вам, мне как-то не хочется. Вы только не волнуйтесь, контрреволюционной деятельностью я не занимаюсь, чтоб вы чего лишнего не подумали.

– В мыслях такого не было. Может, хоть намекнете на причину, почему я должен отказаться от такой сотрудницы как вы, а не применить власть?

– Проявлять власть в таком вопросе вы бы сами не стали, это самодурство, но фокус в том, что никакой власти в этом вопросе у вас нет. Это уже совершенно лишнее знание для вас, Сергей Аркадиевич, давайте считать, что вы ничего не спрашивали, а я вам ничего не говорила. Вопрос о передаче вам всех материалов я с Олегом Владимировичем согласовала. Если будет потребность, вызовете меня в командировку на недельку, я введу ваших сотрудников в курс дела. Буду рада с вами снова увидеться.

– Жаль, что так все складывается… хотел раз в жизни посамодурствовать, и то вы мне не даете. Поверю вам на слово, несмотря на молодость, вы умеете быть убедительной.

Вспоминая эти разговоры, она купила по дороге домой все необходимое, и раздумывала над вопросом, наносить выкройку сразу на материал или сперва потренироваться на газетах. Поскольку это была первая выкройка в ее жизни, то Оля подумала, что газеты будут правильным решением.

Накупив в ближайшем киоске газет, она, воспользовавшись отсутствием Анны Петровны, вооружилась сантиметром и ножницами, периодически обмеряя себя, что-то деля, умножая, и вычитая, кромсала газеты ножницами пока не уперлась глазами в короткую заметку.

"Ольга, где ты, отзовись.

Получил пятое письмо.

Слишком много вопросов. Нужно поговорить.

Все гарантии, о которых ты пишешь, ты получишь.

Тебе не о чем волноваться. Любое промедление с твоей стороны будет нами воспринято негативно.

Надеемся на твое благоразумие. К"

– А день так хорошо начинался, – пробурчала Оля, продолжая кромсать ножницами газеты.

Любимое дело успокаивает нервы. Скрепив газетную выкройку булавками и примерив на себя, она осталась довольна и начала переносить профиль на белое полотно. Сшив выкройку на живую нитку, примерив комбинезон, осталось застрочить его на машинке. Машинка у Анны Петровны была, и она постоянно на ней строчила, подрабатывая швеей. Анна Петровна очень дорожила своей машинкой, сама с нее пыль сдувала и никогда не давала в чужие руки, так что оставалось ждать, когда она вернется с работы.

Время было пополудни, самое время покушать и подумать, как жить дальше. Видимо во время обеда какая-то мысль посетила Олю, потому что она решительно направилась к телефонной будке и продиктовала телефонистке номер.

– Слушаю вас, – раздался в трубке удивленный, знакомый мужской баритон.

– Здравствуйте, товарищ Артузов. Я бы хотела услышать то, что написано в заметке насчет гарантий, лично от товарища Сталина.

– Здравствуйте, Ольга. Я правильно к вам обращаюсь?

– Совершенно правильно.

– Сейчас я попытаюсь вас соединить. Зря вы сомневаетесь, но это ваше право. У меня тоже есть к вам ряд вопросов, так что, надеюсь, мы продолжим наш разговор. Одну минуту…

– Здравствуйте, товарищ Сталин, мне звонит Ольга по параллельной линии относительно гарантий, она хочет услышать их от вас лично.

– Хорошо, соедините.

– Здравствуйте, товарищ Сталин, – молодой девичий голос раздавшийся в телефоне был радостным и слегка напряженным.

– Здравствуйте, Ольга, все, что вы прочитали в объявлении санкционировано лично мной, можете не сомневаться.

– Если я правильно все поняла, то вы мне обещаете, что я, завтра утром, как обычно, выйду на работу?

– Да, вы все правильно поняли, товарищ Ольга… – вождь выразительно затянул паузу.

– Моя фамилия фигурирует в четвертом письме, товарищ Сталин, я бы не хотела называть ее по телефону, – голос в трубке произнес это легко и без напряжения.

– Вот оно как…- последовала продолжительная пауза, – ну что ж… все это нужно обговорить, – в трубке раздалось несколько щелчков.

– Слушаю, товарищ Сталин, – зазвучал в трубке голос Артузова.

– Товарищ Артузов, я думаю нам нужно, не откладывая, встретиться с Ольгой и обсудить все назревшие вопросы. Лучше всего – у меня на даче. Машина за вами сейчас выедет. Договоритесь с Ольгой, где ее подберете, охрана дачи будет предупреждена. Я скоро буду.

***

Правительственная "эмка" споро глотала километры, Оля куталась по брови в шелковый шарф под любопытными взглядами шофера и думала что в первом поколении все далеки от совершенства. Даже правительственные шофера, что уж говорить про красноармейцев и командиров.

Охрана, ничего не спрашивая, пустила их в ворота и выйдя из машины они зашли в большой дом. Их бегло осмотрели, помогая снять верхнюю одежду, затем Ольгу, отдельно, тщательно осмотрела молчаливая женщина, и усадила за большой стол на первом этаже. Долго они не ждали. Не успели еще толком накрыть на стол, как приехал Сталин, и увел их в небольшой кабинет.

– Слушаем вас, товарищ Стрельцова, – коротко, без приветствия, обронил вождь и зашагал по кабинету. Артузов удивленно поднял брови и опустил их обратно.

– Родилась я в городе Н-ском Днепропетровской области. До четырнадцати лет росла умственно неполноценной, инфантильной девочкой, проводя большую часть времени вместе с дворовой шпаной. Двадцать первого апреля сего года, в результате неудачного стечения обстоятельств, я получила сильный удар по голове. В себя пришла только на третий день в больнице. С тех пор в моей голове постоянно возникают новые знания. Это происходит спонтанно, помимо моей воли, читая или делая что-то, вдруг зацепившись вниманием за какое-то слово или действие, во мне возникает лавина новых сведений и фактов. Как правило, в такие моменты у меня сильно кружится голова, и я могу потерять сознание на короткое время. Иногда мне удается определенные сведения вызвать целенаправленно читая литературу в нужном направлении, но, как правило, это происходит помимо моей воли и неизвестно какие действия или прочитанная информация вызовет лавину. После этого приходится долго, иногда неделями, разбирать и осознавать полученные сведения, чтоб иметь возможность их использовать. Больше всего информации на сегодняшний день у меня по радиотехнике и будущей войне с Германией, которая может сложиться для нас катастрофически. Интуитивно я чувствую, какие сведения совершенно точны, а какие требуют дальнейших уточнений и до конца мной еще непонятые. В своих посланиях я, безусловно, ограничивалась только достоверными данными.

– Это все что вы нам хотите сказать, товарищ Стрельцова? – Тон был достаточно жестким.

– Да, товарищ Сталин, – девушка осталась совершенно спокойной, – к сожалению, я ничего не могу сказать определенного, откуда у меня эти знания. Хотя в исторической литературе встречаются упоминания о феноменах аналогичных моему, так что я не первая провидица на планете.

– Хорошо… расскажите нам максимально подробно все, что вы знаете про будущую войну с Германией, – с легким напряжением в голосе спросил вождь. – В первую очередь нас интересуют причины приведшие к ней.

– Основные события следующего года вам известны. Тридцать седьмой будет беден на громкие события, так всегда бывает перед бурей, все замирает, ожидая грозу.

– Если можно, товарищ Стрельцова, то обойдитесь в своем рассказе без лирических отступлений.

– Извините, товарищ Сталин, первый раз вам докладываю, а как известно – первый блин комом, еще не знаю, что говорить, а что нет, надеюсь, в следующий раз у меня лучше получится. – Ее голос оставался спокойным и приветливым. – Если вы разрешите, я продолжу.

– Продолжайте, – буркнул вождь, продолжая ходить по кабинету.

– Самым значимым событием тридцать седьмого можно считать полномасштабное вторжение Японии в Китай, что, рассматривая данный факт прагматически, снимает напряжение на Дальнем Востоке, поскольку у Японии явно нет сил, чтоб воевать на два фронта. Начиная с тридцать восьмого, события понесутся галопом. Будет мелкое столкновение на Дальнем Востоке, но основные события развернутся в Европе вокруг Чехословакии. Сперва Гитлер присоединит к Германии Австрию. Затем судетские немцы, подстрекаемые Гитлером, начнут требовать автономии и присоединения к Германии. Первая попытка, которую назовут первый судетский кризис, будет для них неудачной. На угрозу Гитлера ввести войска, Франция и СССР продемонстрируют готовность помочь Чехословакии в отражении агрессии согласно заключенных между ними договоров и Германия пойдет на попятую опасаясь войны на два фронта. Казалось бы, такой очевидный успех совместных действий должен был бы открыть новые пути для коллективных усилий по сдерживанию агрессивных притязаний германского руководства. Но реальная политика Англии была изначально направлена на создание предпосылок к вооруженному конфликту Германии и СССР. Поэтому Англия предпримет все возможное, чтоб разрушить единственный договор с участием СССР. И ей это удастся. Ей удастся убедить Францию нарушить договор и в Мюнхене, без участия СССР, подписать позорное соглашение и заставить Чехословакию добровольно отдать Судеты Германии. Причем руководству Чехословакии будет прямо заявлено, что обращение за помощью к СССР приведет к совместному походу всех европейских стран против коммунизма. Бенеш согласится и Чехословакия перестанет существовать на карте Европы. Кусок себе оторвет Польша, которая подпишет с Гитлером сепаратный договор, кусок хапнет Венгрия. Отделят Словакию, в которой посадят марионеточное правительство полностью зависимое от воли Гитлера. Оставшиеся две области прихватит Германия в добавок к Судетам. СССР объявит себя свободным от всех обязанностей перед Францией и начнет зондировать почву для заключения договора с Германией. Польша в свою очередь будет пытаться склонить Германию к совместному нападению на СССР. Франция и Англия обещают отнестись к такой затеи с пониманием и ничем не мешать. Но Гитлер будет уверен, что никто ему до конца довести такой поход не даст, и в самый благоприятный момент, Англия с Францией, да и Польша в придачу, ударят ему в спину. Поэтому он предложит СССР очень выгодный договор. Вы, товарищ Сталин, до конца будете пытаться заключить обязывающий договор о совместных действиях против агрессора с Англией и Францией, но дальше разговоров ничего не пойдет. К этому добавится достаточно крупный военный инцидент с Японией на Дальнем Востоке в 39-м, вновь напомнив, что войну на два фронта для СССР никто не отменял. Этот конфликт мы закончим на четыре с минусом по пятибалльной шкале, победой, но без блеска. В конце августа СССР заключит договор с Германией, и сразу после этого Германия нападет на Польшу. Согласно заключенному договору, мы займем западную Белоруссию до Бреста и западную Украину до Львова. Затем присоединим к СССР прибалтийские страны и начнем переговоры с Финляндией, чтоб отодвинуть границу от Ленинграда. По вине Англии переговоры зайдут в тупик, и СССР начнет зимнюю войну с Финляндией. По многим причинам, в первую очередь из-за отсутствия какой-либо осмысленной подготовки к этой войне она сложится крайне неудачно для СССР и окончательно убедит Гитлера, что РККА не сможет на равных бороться с вермахтом. В сороковом году Гитлер разгромит Францию и начнет воздушную войну с Англией. Расчет у него будет такой. Если он сможет захватить превосходство в воздухе, то он весной высаживается на остров и захватывает Англию. Если нет, то разворачивается на восток, громит СССР и через нашу территорию врывается в английские колонии по суше. К сожалению, ПВО Англии окажется ему не по зубам, и в сорок первом он нападет на СССР. Если в РККА все будет идти так как до сегодняшнего дня, то начальный период войны сложится катастрофически. Умея только атаковать, Красная Армия будет бросаться в атаку на объективно более сильного противника, и гибнуть в окружении и встречных боях.

– А почему вам так весело, товарищ Стрельцова? – желтые глаза Сталина жгли как расплавленная лава, а голос дрожал от еле сдерживаемой ярости.

– А мне не весело, это я хорохорюсь, товарищ Сталин, чтоб не расплакаться. Мне трудно говорить об этом, я ведь вижу, как они гибнут, в окружении, под бомбами, пытаясь выполнить идиотские приказы, которые им дают их паникующие военачальники. Я слишком долго уже это переживаю, вот и научилась отгораживаться от этого знания, жить ведь как-то надо. У меня ведь теперь цена каждого прожитого дня – десять тысяч жизней. Правильно день прожила – спасла десять тысяч, зря день прошел – десять тысяч погибнет. – Голос Оли звучал спокойно и приветливо, она никак не реагировала на ярость вождя.

В комнате воцарила тягостная тишина, прерываемая лишь тихим шелестом одежды шагающего по комнате Сталина. "А может просто обыкновенная сумасшедшая девчонка, угадавшая несколько событий. Напрасная трата времени выслушивать все это", мелькали мысли пытаясь перечеркнуть услышанное, придумать любое объяснение, почему в это не надо верить, "нет, слишком много совпадений, чтоб просто отмахнуться. Или все-таки англичане? Загипнотизировали девочку и используют для дезинформации…". Но все эти мысли легко сметались фактами, которые не хотели укладываться в предложенные схемы. Но, не смотря на это, заставить себя поверить в услышанное Сталин не мог.

– Разрешите задать вопрос, товарищ Сталин, – прервал затянувшуюся паузу Артузов.

– Спрашивайте.

– Если следовать вашим расчетам, товарищ Стрельцова, то выходит что Советский Союз потеряет в будущей войне двадцать миллионов человек. Однако это превышает наши мобилизационные возможности. Не могли бы вы объяснить, как это у вас получилось?

– Я не утверждаю, что это случится, наоборот каждый должен сделать все возможное и невозможное, чтоб этого не случилось. Вы правы в том, что если ничего не менять, так и случится. Двадцать миллионов не превышают мобилизационный потенциал на конец войны, сорок пятый год. Все зависит от того, как проводить мобилизацию. Плюс большие потери мирного населения. Немцы целенаправленно уничтожали мирное население на оккупированных территориях. Только в Украинской ССР будет сожжено больше десяти тысяч сел вместе с жителями. В Белорусской ССР еще хуже, там будет уничтожен каждый третий житель.

– Товарищ Стрельцова, вы хотите нас убедить, что РККА ни на что не годная армия, но это не правда, вы можете хоть как-то обосновать, почему произошли такие потери и поражения?

– Могу, товарищ Сталин, я сама долго думала над тем, как такое может случиться. Не знаю, насколько убедительными покажутся вам мои рассуждения и предложения, но хочу обратить ваше внимание, что я работаю над этими знаниями лишь семь месяцев…

– Вы можете не делать такое длинное вступление, товарищ Стрельцова, партия и правительство высоко ценит все, что вами сделано, иначе бы никто вас не слушал. Давайте, начинайте.

– Слушаюсь товарищ Сталин. Как учит нас народная мудрость – причины поражений, ищи в прошлых победах.

– Я не слышал такой народной мудрости.

– Может она и не народная, товарищ Сталин, но по смыслу верная, – спокойно продолжала Оля. – Как я уже писала после победы левых сил этой зимой в Испании, летом там произойдет военный путч и начнется гражданская война…

"Нахальная стерва, надавать бы ей по заднице, не понимает, дура, что по лезвию ножа ходит", со злостью подумал Артузов, слушая ее спокойный голос.

"Смелая у нас молодежь растет, а может просто непуганая, ничего, это дело поправимое. Но язык как подвешен у нее, точно, что без костей, трудно поверить, что ей еще пятнадцати нет. Все это надо проверять, каждое ее слово надо проверять. Тут что-то не так, такие подарки даром не дарят. Должна быть простая и понятная причина, почему это с ней случилось".

Сталин остановился, долго и внимательно смотрел Оле в глаза. Они были совершенно спокойны и немного грустны. Давить ее взглядом не получалось, он проваливался внутрь ее глаз, не встречая сопротивления.

– Продолжайте, – он шагал по комнате, пытаясь понять, что напоминает ему этот взгляд.

– Рассмотрим тактику используемую РККА и вермахтом в предполагаемом конфликте. Немцы в настоящее время разрабатывают систему ведения войны мобильными танковыми соединениями, которая получит название "блицкрига". Если коротко описать ее суть, то, прорывая оборону противника танковыми клиньями, соперник стремится, не ввязываясь в бой с основной массой войск, окружить их, и разрушив снабжение, управление, разбить уже ослабленную, окруженную группировку войск дополнительно разрезая ее на части и не давая возможности вести организованные войсковые действия. Аналогичные теории будут разработаны советскими военными теоретиками. Соответственно будут выработаны рекомендации обороняющейся стороне, как противостоять в этом случае действиям противника. Задачи обороняющейся стороны заключаются в том, чтоб своими мобильными соединениями резерва одновременно нанести удар по основанию клиньев, восстанавливая прорванную линию обороны и отрезая противника от снабжения, а также поставить свои соединения на пути движения прорвавшихся частей противника не давая им соединится, в свою очередь окружая и уничтожая их. Эта, в общем, совершенно правильная тактика, неявно подразумевает паритет в воздухе, как необходимое условие беспрепятственного маневра мобильными соединениями. К сожалению, правильной тактики ведения обороны при отсутствии паритета в воздухе выработано не было, а попытки маневра частями при господстве противника в воздухе привели к той катастрофической картине, которую я описала вначале. К этому добавилось полное отсутствие у РККА навыков грамотного отступления и организации засад и заслонов на пути противника. Таким образом, суммируя свое выступление можно выделить три основные причины возможного катастрофического начала войны с Германией.

– Первое, после сравнительно удачного дебюта советской военной техники и военных специалистов в Испании и в связи с раскрытием внутри страны ряда заговоров, руководство страны ослабит внимание к армии.

– Второе, серьезное отставание в истребительной авиации может привести к потере паритета в воздухе, что является недопустимым для ведения современной маневренной войны.

– Третье, тактические разработки РККА должны учитывать все возможные ситуации, и войска должны быть научены грамотно воевать в любой обстановке нанося максимально возможный урон врагу. Говоря человеческим языком, РККА должна овладеть приемами грамотного отступления и обороны. Ну и система отбора кадров, кадры решают все. Нужно ввести несколько новых, объективных факторов в систему формирования кадров РККА.

– Вы закончили?

– Я могу еще долго рассказывать всевозможные тактические приемы противодействия тактике "блицкрига" которые мной разработаны, и систему отбора командиров РККА мной придуманную, но, думаю это несколько преждевременно, товарищ Сталин.

– Правильно думаете, товарищ Стрельцова. Всем нам нужно немного отдохнуть. Прошу к столу.

За столом все молчали. Сталин почти ничего не ел, видно было, что он над чем-то напряженно размышляет. Когда все вернулись в кабинет, он неожиданно спросил.

– Скажите, товарищ Стрельцова, возможно ли избежать этой войны?

– Думаю, что возможно, товарищ Сталин. Для этого необходимо чтоб всем, в том числе и Гитлеру, было ясно, что мы готовы к обороне и нападать на него не собираемся. Он должен отчетливо увидеть силу РККА и понять, что никаких быстрых побед на востоке у него не будет. Для этого нужно военные действия на Дальнем Востоке в тридцать девятом провести немного лучше, а Зимнюю войну в тридцать девятом – сороковом намного лучше. О истребителях я писала. Нужно приложить максимальные усилия, чтоб И-17, с мотором водяного охлаждения, был через год готов к полетам, так, чтоб в тридцать восьмом можно было сравнить его способность противостоять Мессершмитту, ну а потом совершенствовать, видоизменять под более мощные моторы. Затем проект И-180 доводить до ума. Оборону западной границы уже начинать готовить. Направления, где могут проехать грузовые автомобили прикрывать стационарными оборонительными сооружениями, приспособленными к круговой обороне. Оборону в этих направлениях готовить значительной глубины, минимум тридцать – сорок километров глубиной. Территорию бездорожья контролировать подвижными отрядами спецназначения, в том числе с задачей разрушать коммуникации противника, в случае если он продвинется вглубь нашей территории, готовить пограничные города к круговой обороне. Если противник прорвался – не паниковать, наладить связь с соседями и одновременными ударами с флангов закрыть прорыв, отрезав прорвавшуюся группировку от основных сил. Нужно каждый год проводить учения на западной границе проверяя укрепрайоны, это покажет слабые места в обороне и даст войскам необходимый опыт. Но все это будет возможно, только если есть в наличии командирские кадры способные выполнить поставленные задачи. Предлагаю в систему движения кадров РККА и НКВД, ввести два объективных критерия которые будут способствовать качественному отбору кадров.

– Интересно, интересно, – промолвил вождь, шагая по кабинету, хотя видно было, что ему это совершенно не интересно. Но Оля бодро продолжила, не обращая на это внимания.

– Первое, это спортивная подготовка. Разрабатываются нормативы по возрастным группам, те же нормы ГТО. Два раза в год все командиры РККА и работники НКВД сдают нормативы. Кто два раза подряд не смог выполнить положенные нормы – уходит в отставку или на педагогическую работу. Второе, это наличие интеллекта. Чтоб перейти с младшего командного состава в средний, кроме выслуги лет нужно выполнить второй разряд по шахматам и попасть в верхнюю половину турнирной таблицы шахматных соревнований младшего комсостава дивизии. Чтоб перейти со среднего комсостава в высший, аналогично, нужно выполнить первый разряд по шахматам и войти в верхнюю половину турнирной таблицы шахматных соревнований среднего комсостава военного округа. Таким образом, мы поставим два фильтра, первый, будет нам отсеивать случайных людей не способных командовать даже собой и поддерживать свое тело в боевой форме, второй, будет отсеивать дураков, пытающихся пролезть по карьерной лестнице не на свое место. Всех проблем это не решит, но остальные будут решаться значительно проще.

– Значит, вы нам предлагаете превратить РККА в армию шахматистов?

– Жаль, что вы меня не поняли, но я должна была попытаться предложить вам это.

– Не забывайтесь, товарищ Стрельцова!

– Извините, товарищ Сталин, виновата, больше такого не повторится. – Он остановился, пристально глядя ей в глаза, пытаясь увидеть хоть намек на иронию и вновь там было лишь безбрежное спокойствие, легкая усталость и грусть.

– Разрешите задать вопрос, товарищ Сталин? – Артузов старался разрядить несколько накалившуюся атмосферу.

– Спрашивайте.

– Скажите, Оля, зачем строить укрепления возле старой границы, если граница отодвинется больше чем на двести километров на запад?

– Это будет основная линия обороны. Основная масса войск будет сосредоточена здесь. За ней танковые и мотострелковые части резерва готовые прикрыть прорыв или перейти в наступления. За новой границей будут стоят только войска необходимые для круговой обороны опорных пунктов, которые мы успеем построить до весны сорок первого, и войска спецназначения осваивающие леса и бездорожья этого региона с целью террора на коммуникациях противника. Но кроме этого нужно уже готовить базы и для будущей деятельности спецотрядов в глубоком тылу противника, с целью паралича железнодорожного сообщения на территории Польши и наведения на цель наших ночных бомбардировщиков. Более того, в настоящее время нетрудно организовать в Польше и Румынии ремонтные фирмы и за небольшую мзду соответствующему чиновнику получить контракты на текущий ремонт железнодорожных мостов. Во время этих работ заминировать их радиофугасом который можно будет подорвать после начала войны. В шахматах часто выигрывает тот, кто сделал первый ход. У нас есть такая возможность. Таким образом, если мы убедительно покажем Гитлеру нашу готовность защищаться, одновременно демонстрируя при этом, что никто не готовит ему удар в спину, если мы намекнем, что у нас готовы для него очень неприятные сюрпризы, то никакого смысла начинать эту войну для него не будет. Тем не менее, учитывая сильное английское влияние в германском генералитете, даже в этом случае исключить возможность крупномасштабной провокации на границе нельзя. Но вероятность того, что приграничный конфликт не перерастет в войну, будет очень высока.

– У вас все, товарищ Стрельцова?

– Если нет вопросов…

– Есть один самый главный вопрос. Почему вы уверены, что все будет так как вы сказали? Да, до сегодняшнего дня все, что вы писали, исполнилось. И нефть нашли, месторождение действительно богатое, это очень большое дело для страны. Но я сегодня в очередной раз звонил в наше посольство в Испании. Все ответственные работники убеждены, что выиграют правые, и не просто убеждены, а приводят веские аргументы. Вся провинция будет голосовать за правых, а это намного больше, чем население городов, где левые имеют перевес. Поэтому победа левых сил в Испании невозможна. Что вы можете сказать по этому поводу, товарищ Стрельцова?

– Левые победят, этого никто не сможет изменить. Победят по одной простой причине, которая лишний раз подчеркивает глупость этой системы выборов. Ваши сотрудники, товарищ Сталин, совершенно упускают из вида, что в это время в Испании, в отличии от европейской части СССР, самый разгар полевых работ, и вся провинция, которая должна голосовать за правых, просто на выборы не придет. Вот такой получится зигзаг демократии. Что касается вашего вопроса в целом, я на него ответить не могу. Я просто знаю, что так будет. И готова отвечать головой, за то, что я говорю. Правда, история нас учит, что ясновидящие теряют голову именно за правильные предсказания, которые никто не хочет слушать. Потом, когда все сбывается, а эта ведьма перед глазами маячит, как живой укор, ей, как правило, сносят голову.

– Вы на что-то намекаете, товарищ Стрельцова?

– Нет, товарищ Сталин, просто историю вспомнила.

– Говорите, готовы головой отвечать… это хорошо, что готовы… а скажите, товарищ Стрельцова, что вы собираетесь дальше делать?

– Ближайшие год – полтора я буду работать на радиозаводе, пока не будут внедрены все необходимые изобретения для массового производства качественных радиостанций. За это время планирую…

– Меня интересуют ваши планы на ближайшие несколько дней.

– Завтра у меня отгул, тридцатого соревнования, потом на работу. Я понимаю, товарищ Сталин, что оставить меня без внимания вы не можете. Поэтому хочу предложить вариант, который может всех устроить. Очень бы этого хотелось. Товарищ Артузов устраивает к нам на завод своего сотрудника, с заданием следить за мной, дескать, иностранные разведки интересуются моими изобретениями. Он начинает за мной ухаживать, я не возражаю, мы везде ходим вместе, все под контролем. Если надо, я его в нашу комуналку подселю, соседка жильцов ищет, будет в соседней комнатушке жить.

– Значит, вы хотите, товарищ Стрельцова, чтоб мы вам жениха нашли?

– Да, товарищ Сталин, можно и так сказать. Специально берегла это место для своего охранника. Вот и пригодится.

– Мы подумаем над вашим предложением, а что вы собирались сегодня дальше делать?

– Если я вам больше не нужна, то поеду к тетке, мне нужно комбинезон дошить, послезавтра соревнования "Поединок снайперов", приглашаю вас на открытие, я их хочу выиграть.

– Спасибо. Товарищ Артузов, возможно, посетит эти соревнования. Не будем вас больше задерживать, товарищ Стрельцова, машина отвезет вас в город, завтра в девять ноль – ноль позвоните товарищу Артузову, возможно вам нужно будет встретиться, – вождь вышел за дверь и отдал короткое распоряжение.

– Спасибо вам, – обратилась Оля к обеим, когда Сталин вернулся. – На душе легче стало. А то одной с этим разбираться сил уже не хватало. До свидания! – Весело сказала она и быстро вышла за дверь. Артузов с удивлением смотрел на Сталина, который молча ходил по комнате.

– Вы что-то хотели мне сказать, товарищ Артузов?

– Она что, так просто уедет?

– Я свои обещания привык исполнять, товарищ Артузов, чего бы это ни стоило. Ничего с ней до завтра не случится. А завтра найдите кого-то из молодых и приставите к Ольге.

– Удивительно предусмотрительная девушка… и самообладание выходящее за любые разумные нормы… я такого еще в своей жизни не встречал.

– Вот и познакомитесь с ней поближе. Принято решение ваше ведомство, товарищ Артузов, вывести из состава НКВД и организовать на его базе отдел стратегической информации при Совнаркоме. Соответствующий приказ вы получите. Форма и звания работников НКВД за вами сохраняются. Формально вы будете в подчинении председателя Совнаркома, а фактически, пока что, в моем.

– Это большая честь для нас работать под вашим непосредственным руководством, товарищ Сталин!

– Зачислите Ольгу в свое ведомство на должность работника младшего начсостава.

– Ей только четырнадцать лет…

– Займетесь этим вопросом. Это слишком бросается в глаза. Добавьте ей года три – четыре. Поработаете с ней, нам нужно разобраться, что и как с ней случилось. У всего есть своя причина. Мы должны точно знать, кто и зачем дарит нам эти подарки. Подарки, просто так, никто не дарит, товарищ Артузов. Этот вопрос беспокоит меня больше всего. Вы должны будете найти на него ответ. Это очень важно.

– Товарищ Сталин, я сделаю все возможное, но тут мы можем и не найти ответа. Кто и зачем подарил Франции Жанну д*Арк, и как поменялась бы история, если бы она не появилась, тут мы можем только гадать.

– Из того, что французы и англичане в средние века не разобрались с этим вопросом, совершенно не следует, что мы должны делать то же самое, товарищ Артузов, а ответ найдется, рано или поздно, но найдется…

***

Глава шестая

Начальник королевской службы Интеллиджент Сервис адмирал Хью Синклер закончил читать годовой отчет своего резидента в Москве, одного из малозаметных помощников атташе при посольстве Великобритании, и откинулся на спинку прямого стула. Во многом текст повторял отчет посла в СССР, лорда Чилстона, с которым адмирал успел ознакомиться накануне. Но были и существенные отличия. Так, знаменитая речь Сталина, которую тот произнес в начале 36-го года на Всесоюзной конференции командиров РККА, со знакомой Синклеру дотошностью была разобрана на составляющие по всем возможным параметрам.

В результате резидент делал неожиданный вывод. Если в отчете лорда Чилстона было отмечено, что речь, несомненно, готовил сам Сталин, то резидент, не ставя это под сомнение, тем не менее, утверждал, что без заметного постороннего влияния вождь такую речь написать не мог. Несмотря на долгую историю противостояния Сталина и Троцкого, наступательная тактика РККА всегда получала его полную поддержку и одобрение. И столь резкий разворот к обороне, критика теории приграничных войн не могли произойти, с его точки зрения, без постороннего влияния. Был проведен анализ людей из ближайшего окружения, для которых эта речь была полной неожиданностью и которые явно не могли играть роль вдохновителя. Отмечалось, что даже Шапошников, выступавший следом, защищал наступательную тактику РККА, согласившись лишь с тем, что необходимо ликвидировать перекосы и уделять достаточное время в изучении тактических приемов при обороне.

Затем в отчете внимательно анализировались другие решения Сталина, принятые в этом году касательно РККА. К ним относились: процесс по делу военных, приведший к расстрелу восьми высших командиров, организация нового рода войск, смена Ворошилова на Тимошенко, назначение Ворошилова командующим войсками спецназначения, сдача обязательных спортивных нормативов всеми без исключения командирами РККА и НКВД и начало планирования серии новых и реконструкции старых укрепрайонов вдоль западной границы СССР. Каждый был тщательно проанализирован, и два из них – организация войск специального назначения и спортивные нормативы для всех чинов по возрастным категориям, были отнесены к таковым, которые Сталин самостоятельно принять не мог. И вновь в его ближайшем окружении не нашлось претендента на эти нововведения.

Не обошел резидент в отчете и последние месторождения, открытые в СССР. Относительно крупного месторождения нефти, открытого год назад, у него были проверенные данные, по которым выходило, что никакого изучения региона геологами не проводилось, место было точно указано внешней разведкой. По двум месторождениям алмазов ему ничего выяснить не удалось. НКВД вышло на его агентуру и практически полностью разгромило. Но по тем обрывочным данным, которые он собрал, можно было сказать, что экспедиции направлялись в точно указанные места. И хотя неизвестно было, кто указал на эти места, все это казалось резиденту крайне подозрительным.

Также, в отчете приводилась подробная стенограмма разговора резидента с наркомом иностранных дел Литвиновым. Прежде нарком всегда помогал, если мог, и в непринужденной беседе легко делился секретными сведениями, представляющими интерес для Интеллиджент Сервис. В этот раз он искусно наводил тень на плетень, смеялся над предположениями резидента и откровенно врал, объясняя произошедшее самыми тривиальными причинами. Реформа в армии давно планировалась, СССР провозгласил, что будет проводить миролюбивую политику, войска спецназначения – простое развитие идеи десантных войск, месторождения – пришли Сталину письма от промысловиков, вот и направили поисковые партии по указанным местам. Все, дескать, имеет простую и понятную причину, а искать черную кошку в темной комнате можно очень долго, особенно если ее там нет. В результате разговора был сделан вывод, что Литвинов самостоятельно ищет этот новый источник информации и центр влияния на Сталина ввиду его несомненной ценности и ничем не поможет в этом вопросе.

В конце отчета резидент неожиданно коснулся слухов, которые ходят по столице. Кроме традиционных: о близком конце света, голоде, неурожае, скором начале войны с поляками, появился в столице два новых и, с точки зрения резидента, весьма интересных. Слух, что советские ученые разработали лекарство от всех болезней и уже лечат им кремлевское начальство, второй – что пишет Сталину письма великая прорицательница. А напророчила она, конечно, близкий конец света, голод, неурожай и скорое начало войны с поляками. К сожалению, сетовал резидент, у него нет в настоящий момент сил и средств, чтоб проверить слухи относительно писем и лекарств, но они согласуются с теми обрывочными данными, которые он может самостоятельно раздобыть, и кажутся ему очень похожими на правду. В конце отчета резидент вспомнил историю Григория Распутина, появившегося перед Первой Мировой войной, и туманно намекнул, история любит повторяться и возможно, в настоящий момент имеет место аналогичная ситуация.

"Придется менять… а менять не на кого… проклятая страна, Арчибальд подавал такие надежды", но другого выхода не было, если резидент начинает пересказывать базарные сплетни в качестве доказательства своих фантастических идей, значит, пришла пора поменять обстановку. "Менять не на кого… отзову я его на месяц в Англию, пусть отдохнет, побеседуем с глазу на глаз, тогда будем принимать решение". Адмирал удовлетворенно вздохнул и спрятал отчет в сейф.

Потерять такую агентурную сеть – это был тяжелый удар. Вал репрессий, поднявшийся в СССР, агентам пережить было тяжело. По сообщениям Арчибальда, НКВД особо поощряло сотрудников, раздобывших вещественные доказательства сотрудничества подозреваемых с иностранными разведками или саботажа, поэтому, когда они натыкались на реальный случай, то цеплялись мертвой хваткой, пока не выжимали все что можно. Такие случаи обычно доводились до суда, по непроверенным данным только расстрельных приговоров было вынесено в 36-м больше сорока тысяч, число сосланных в лагеря или на спецпоселение исчислялось сотнями тысяч. Как ни странно, но репрессии получили широкую поддержку населения, видимо, потому, что коснулись в первую очередь руководящих кадров, получивших свою должность после революции, часть которых была откровенно слабыми руководителями и беззастенчиво злоупотребляла своим служебным положением. Причем действительно хороших руководителей не трогали, но если ты не попадал в этот разряд, ведь большинство людей показывают средние способности и средние результаты, то в лучшем случае отправлялся на пять лет осваивать новые земли северных областей Казахской АССР.

Адмирал тяжело вздохнул, дни, когда половина руководства СССР, РККА и НКВД были английскими или германскими шпионами, а то и работали на обе разведки сразу, подошли к концу.

***

Нарком иностранных дел Литвинов перебирал в уме кандидатов на очень ответственное и сложное задание, которое у него возникло, и с досадой думал, что еще год назад никаких затруднений с кадрами бы не возникло. Но после того как Ежов перестрелял больше четырех тысяч и отправил в лагеря и спецпоселения еще тысяч двадцать бывших работников НКВД, найти достойную кандидатуру уже было затруднительно.

Фактов в копилке у наркома было значительно больше, чем у атташе, который, скорее всего, являлся резидентом Интеллиджент Сервис в СССР. Наркома мало удивили перемены в РККА – когда обнаруживают заговор в вооруженных силах, можно ждать и не таких изменений. Но вот разительное изменение интереса Сталина к внешней политике не могло не броситься ему в глаза. Внешне ничего не изменилось. На заседаниях Совнаркома Литвинов, как обычно, выступал первым, потом все долго обсуждали международную обстановку, но наркома не покидало чувство, что Сталина происходящее совершенно не интересует и он знает его наперед.

Обращать внимание на это он стал после выборов в Испании. Литвинов хорошо запомнил, когда Сталин впервые задал ему вопрос, какие шансы у левых выиграть эти выборы. Это было летом 35-го, за полгода до выборов. После этого он еще несколько раз интересовался, не поменялась ли обстановка. Последний раз, в конце ноября прошлого года, он долго расспрашивал об этом посла в Испании, о чем тот сразу доложил наркому. Это практически совпало по времени с памятным заседанием Совнаркома, на котором утверждался бюджетный план на 1936 год, потому Литвинов так точно запомнил дату. Сталин предложил внести в план существенные изменения. Они касались начала проектных и строительных работ на новом нефтеперерабатывающем заводе, а также инфраструктуры, которую планировалось построить в течение ближайших двух лет рядом с новым нефтеносным районом. Выделялись немалые средства на закупку и строительство завода по производству тетраэтилсвинца, а также планировался ввод в строй в ближайшие три года новых мощностей по производству алюминия. При этом существенно сокращались статьи, связанные с ВМФ, дальними бомбардировщиками, сокращался выпуск танков, но была поставлена задача обеспечить имеющийся парк достаточным количеством запчастей, передвижных ремонтных мастерских, увеличить выпуск бензовозов и тягачей. Сталин особо подчеркнул приоритетное значение развития нового месторождения нефти в связи с возможным дефицитом бензина в ближайшие годы.

Когда стали известны сенсационные результаты выборов в Испании, которые никто не мог предположить, Литвинов лично приехал к Сталину, чтоб сообщить ему последние известия. К своему удивлению, он не увидел никаких проявлений эмоций со стороны вождя, кроме озабоченности, которая явно читалась на его лице.

– Приготовьте поздравительную телеграмму испанским товарищам от имени Советского руководства. – Помолчав, он через некоторое время продолжил.

– Товарищ Литвинов, мы получили достоверные данные от нашей внешней разведки, что весной Гитлер займет демилитаризированную Рейнскую область. Ваша задача – выяснить, на какие действия готовы французы и англичане. От нашего имени можете сообщить, что Советский Союз присоединится к любым коллективным усилиям, вплоть до военных действий. Жду вашего доклада по этому вопросу в ближайшее время.

После доклада Литвинова, в котором он сообщил, что у англичан и французов нет такой информации, Сталин коротко сказал.

– Передайте, что состояние их разведслужб нас не интересует. Информация достоверная и проверенная. Нас интересует их возможная реакция.

Совершенно спокойно он воспринял в дальнейшем их полное бездействие. Вождь заранее предупреждал новое испанское руководство о возможности военного переворота, а переговоры Японии и Германии вызывали его насмешливую улыбку. Литвинову казалось, что Сталин уже знает, чем они закончатся.

Но самым характерным и показательным было внезапное изменение отношения вождя к Поликарпову, которое долго обсуждалось в кремлевских коридорах. Литвинов хорошо знал, что Сталин недолюбливает Поликарпова, впрочем, не он один. Тот был грубоватый, несдержанный, неважный администратор, не могущий держать коллектив в узде. С Поликарповым было нелегко, и должны были быть серьезные причины, почему Сталин в начале года вдруг занялся налаживанием работы данного КБ. Вплоть до того, что договорился с Поликарповым – все хозяйственные вопросы, распределение работ и их контроль возьмет на себя другой человек, а Поликарпов сконцентрируется на конструкторской работе. Ванникову поручили подобрать для КБ толкового администратора, а КБ предписывалось в течение 36-го года довести проект И-17 до стадии испытательных полетов, а в течение 37-го начать их серийный выпуск и наметить план модернизации части имеющегося парка И-16.

Эти и множество других фактов убедили Литвинова, что у Сталина появился серьезный источник информации, пользующийся его доверием, который независимо информирует его по международным событиям и, по-видимому, предсказывает войну после 39-го года. Познакомиться с этим источником, а дальше решать, можно ли его использовать или, как минимум, привести ситуацию к управляемой – эта задача стояла перед наркомом и требовала немедленного решения. И он знал, где нужно искать. Вся новая информация, часто неожиданная, приходила из ведомства Артузова, которое неожиданно было выведено из состава НКВД и фактически напрямую подчинено Сталину. Это было тем более странно, что деятельность ИНО была полностью под контролем Литвинова. Не только потому, что резиденты разведки, как правило, были сотрудниками посольства, но и агенты ИНО были под контролем Литвинова через Коминтерн, с которым у него были отличные отношения. Большинство агентов полностью дублировали полученную информацию в Коминтерн. Все вроде было как всегда, но сведения откуда-то приходили Артузову, а вот откуда, в этом был вопрос. И еще одна информация дошла до его ушей. Один из уже бывших сотрудников секретариата вождя разболтался, выпив лишку, о том, что у Сталина есть свои секретные агенты, глубоко законспирированные, которые пишут прямо ему, и эти письма работникам секретариата запрещается читать. Но он одно из них читал, и там писалось еще весной, что в Испании на выборах победит блок левых партий.

К сожалению, состав секретариата почти полностью сменился, но нарком сумел узнать, что в прошлом году вождь получил несколько писем за подписью "Ольга", которые проверялись, как все, на наличие ядов и взрывчатых веществ, а после этого попадали прямо на стол Сталину. Читать их категорически запрещалось.

Это было немного, но это было кое-что. Теперь нужно было задействовать специалиста, который сможет найти агента "Ольгу", связанную с ИНО, возможно, напрямую с Артузовым, и поставляющую важные сведения Сталину. При этом пользуется его полным доверием, что было весьма нехарактерно и удивительно. А дальше… решать по обстоятельствам.

***

Оля собиралась несколько ближайших дней провести в Москве. На носу были очередные экзамены, и хотя она несколько раз уже задумывалась, стоит ли оканчивать университет, тем не менее, мужественно отгоняя малодушные мысли, грызла гранит науки. В ближайший месяц планировалось сдать все экзамены зимней сессии третьего и четвертого курса, а летом, если получится, все, что останется, и защитить диплом.

За прошедший год удалось в основном воплотить в жизнь все задуманное. Химики научились штамповать гетинаксовые пластинки и нашли рецепт фоторезиста, который был открыт, как оказалось, еще в начале столетия. Это составило основу технологии фотографического монтажа, такое название совместно с Лосевым они дали новой методике изготовления радиоприборов. Оля предлагала назвать это технологией печатных плат, но согласилась с предложением шефа. С внедрением было и просто, и не совсем. Помогла новая радиостанция, приведшая военных в восторг. Их с Лосевым назначили консультантами по внедрению новой технологии с неограниченными полномочиями на номерной завод в Москве, паявший радиостанции для армии. Директор давал показания в НКВД, пытаясь объяснить, почему он выпускал негодные радиостанции, которые теперь пойдут в утиль. Военные потребовали все без исключения аппараты заменить новыми. Консультантам пришлось временно взять на себя директорские обязанности. Они отобрали десяток самых толковых сотрудников, которых Лосев начал обучать проектировать радиостанции по новой технологии, а Оля отобрала себе еще пятерых самых нудных и дотошных. Остальных освободили от занимаемых должностей, оставив только разнорабочих, с которыми начали устанавливать оборудование по штамповке гетинаксовых пластин, изготовлению штамповочных форм согласно схеме, так, чтоб гетинаксовая пластинка получалась с готовыми дырками в нужных местах под элементы монтажа. Отобранных сотрудников она распределила по технологическим процессам и заставила подробно описывать каждую операцию, вплоть до того, где что должно лежать и куда ставиться после операции. Затем Оля набрала два десятка девочек, которых усадили за длинный стол на пронумерованные места. Возле каждого места лежала схема с двумя, реже с тремя отмеченными элементами, которые должны были быть вставлены работницей на свое место в пластинке переходящей из рук в руки. Затем две самые толковые работницы, способные заметить ошибку, осматривали собранную конструкцию, контролируя друг друга, и лишь затем плата отправлялась на пайку и на проверочный стенд.

Со смежниками тоже не возникало проблем. Разослав им чертежи новых внешних коробок для радиостанций и технические требования на элементы питания, Оля по секрету рассказывала им, как Олег Владимирович руководит перестройкой завода и что нарком дал ему полномочия вмешиваться и в работу смежников, если она будет требовать улучшений. Впрочем, все знали, что работа по организации выпуска новых радиостанций находится на контроле Кремля, а нерадивые руководители в последнее время часто меняют профессию и пробуют проявить себя, в качестве колхозников осваивая целину Северного Казахстана.

Но, конечно, не все было так розово. Военные требовали выполнения плана и не хотели понимать, что выпуск новых изделий невозможно наладить за одну ночь. Ей грозили всевозможными карами, один раз дошло до того, что ей пришлось звонить Артузову, когда на завод явился новоназначенный директор, размахивая бумагами и пытаясь качать права. Ей пришлось побеседовать с Тимошенко, и она с грустью подумала, Ворошилов бы понял быстрее. "Поменяли шило на мыло, по моему совету".

– Товарищ Тимошенко. Повторяю. Еще полтора месяца завод ничего выпускать не будет, зато потом начнет выпускать изделий в четыре раза больше прежнего плана. Если вы возьмете карандаш и посчитаете, к концу года вы получите три годовых плана. Для этого нужно одно. Дать нам спокойно поработать шесть недель.

– …

– Нет.

– …

– Нас направили на ваш завод лично по поручению товарища Сталина и по просьбе военных товарищей, просивших скорейшим образом наладить выпуск новых изделий. Можете на нас жаловаться, но будет так, как я сказала.

– …

– Мы уберемся с вашего завода, когда получим распоряжения от нашего начальства, но не раньше, чем доведем начатое дело до конца. Потом можете отдавать нас под трибунал. Но для этого придется нас призвать на действительную службу. Я давно об этом мечтаю. С детства обожаю военных. А наркомы обороны вызывают у меня такой восторг, на ногах устоять не могу.

– …

– Приезжайте с личной проверкой. Обещаю, увидите такое, чего раньше никогда не видели. Но через шесть недель, не раньше. Мы все будем готовиться к такому событию.

– …

– Своя рука владыка. Поменяйте в планах цифры, которые я вам назвала. Еще раз повторяю. Перед тем как ввязываться в это дело, мы всех предупреждали – два месяца завод выпускать продукцию не будет. Все об этом знали, и товарищ Сталин тоже. Я удивляюсь, что это для вас новость. Вам нужно улучшить коммуникативные связи в своем ведомстве.

– …

– Не хотелось мне этого говорить, но скажу. Баба ребенка девять месяцев носит, родит раньше – редко когда добром окончится. Не надо торопить то, что торопить не надо. Шесть недель – это не срок для такого дела. Если у вас нет больше вопросов, то ждем вас через шесть недель.

– …

– Я очень уступчивая, товарищ нарком обороны, попросите меня что-нибудь другое, я сразу уступлю.

После этого разговора их оставили в покое, но Сталину наверняка нажаловались. "Любое мало-мальски значимое дело нужно решать через самый верх, изменить номенклатуру, план выпуска продукции совершенно невозможно, даже если все понимают, что это необходимо. Кому нужна такая плановая экономика, когда не план для людей, а люди для плана?" – подумала она тогда.

В Ленинграде новую технологию внедрили еще на стадии разработки, и Векшинский лично занимался вопросом ее дальнейшего распространения на смежных предприятиях, использующих продукцию "Светланы" и выпускающих готовые изделия. Так что за перспективы технологии фотографического монтажа переживать уже не приходилось. Но не будь у них поддержки Сталина и Векшинского, пришлось бы долго биться лбом о стенку. Оля не расстраивалась, жизнь такова, какова она есть, и больше никакова… расстраиваться по этому поводу совершенно не продуктивно.

– Много славных дел нами сделано, но главное – впереди, – пропела Оля на мелодию марша и побежала на зарядку.

Жила она теперь в двухкомнатной квартире чуть ли не напротив проходной завода. В ней раньше жил бывший начальник оксидного цеха Зубов, которого все-таки выгнали, а вместо него на работу взяли толкового выпускника МГУ. В помощники ему определили Сергея Столетова, с которым Оля жила теперь вместе, то ли в гражданском браке, то ли одно из двух. То, что она вдруг стала старше на три года, получила вместо паспорта удостоверение лейтенанта НКВД, знал только завкадрами, но никому об этом не рассказывал. Не положено. А большинство и раньше не знало ничего об ее возрасте.

Сережа, работник НКВД младшего начсостава и ее телохранитель, был высокий, кудрявый, не шибко умный, но и не глупый, жизнерадостный балагур и бабник, видимо, бывший в прошлой жизни павлином или петухом, что, в общем-то, одно и то же. В своей людской ипостаси он мало чем отличался от тотемного зверя. Где его нашел Артузов и почему выбор пал на него, оставалось для Оли полной загадкой. Вначале она не могла спокойно смотреть, как он любовно и неторопливо выглаживает стрелки на своих брюках, расчесывает кудри перед зеркалом, а потом привыкла и начала ценить его за легкость характера и безудержный оптимизм. Девки в цеху просто млели от нового замначальника и злобно поглядывали на Олю, захомутавшую такого красавца. Впрочем, Сережа, как мог, старался поднять им настроение, и у него это часто получалось. Но, надо отдать ему должное, порядок среди своих куриц держал железный. Ну, а отсутствие специальных знаний ему компенсировала Оля, курировавшая цех своего "мужа".

"Вот так они и жили…" – подумала она – "только у нас с Сережей все наоборот". Иногда они спали вместе, но чаще раздельно. Большую часть времени они прожили мирно, Оля не реагировала на его многочисленные романы, лишь иронично думала, на кой хрен сдался такой телохранитель, который только и думает, как бы оставить охраняемый объект и заняться более приятными вещами.

Дважды за их совместную жизнь он сумел вывести ее из себя. Первый раз – когда пьяный приперся домой с двумя девками под ручку. Ближе всего стояла кочерга. Пытаясь не искалечить девок и бить только по мягким частям, она легко обратила их в паническое бегство, а ржущего от этой сцены Сережу прервала быстрым и точным тычком в промежность. Ржать он перестал, но начал сдавленным голосом материться. Когда Сергей, через несколько минут, едва передвигая ногами, зашел в дом, он был почти трезвым и очень злым.

– Ты что, стерва, творишь? Мне ж еще детей заводить нужно! Ты что, дура, не могла мне по голове кочергой дать? – Голос у Сергея уже полностью восстановился. Он направился к ней неуверенной походкой со сжатыми кулаками и явным желанием надавать ей по роже.

– Можно и по голове, – спокойно заявила Оля. В стремительном, неуловимом движении ее рука с кочергой нанесла укол, как в фехтовании, и ударила его под нос, в верхнюю губу. Из глаз у него полились слезы, а из рота – кровь. Острая боль и выступившие слезы размыли окружающее, и только ее холодный, спокойный голос доносился до сознания.

– Угомонись, Сергей, а то я тебя или убью, или покалечу, как получится. И мне ничего за это не будет.

– Стерва ты, Олька, не жизнь с тобой, а каторга сплошная, вот где ты мне уже сидишь, жаба холодная, иногда так хочется тебя прибить, еле сдерживаюсь. Ты ж не баба, ты хер знает что. С тобой же спать невозможно, ты ж не ебешься с мужиком, ты воюешь. Ты пока его до полусмерти не ухайдохаешь, не успокоишься никогда. Холодно с тобой, как в могиле… завтра Артуру заявление подам, пусть хоть на Дальний Восток посылает… лишь бы тебя не видеть.

– Иди спать Сережа, я тебе второе одеяло принесу, согреешься.

– Стерва – она стерва и есть… второе одеяло принесет, ты тут душу перед ней выматываешь…

– Держи ее при себе, Сереженька, мне и без нее жить тяжко, а еще твои сопли вытирать, извини, сил нет.

– Пошла на хер…

– И тебе спокойной ночи.

Вторая серьезная размолвка у них случилась после того, как Артузов порылся в ее короткой биографии и начал выяснять подробности.

– Оленька, расскажите поподробней, что за история приключилась после вашего выхода с больницы.

– Да не о чем рассказывать, Артур Христианович. Ростик – дружок мой бывший, вместе с Толиком Рамой решили барыгу ограбить, ну и не поделили чего-то. Пацаны рассказывали, Ростик подрезал Толика и убежал. Поселковые мстили за Толика, начали нашу компанию давить, так что и мне пришлось в бега податься. Вот и вся история.

– Удачно как все вышло, правда, Оля?

– Не пойму, о чем это вы…

– Оленька, ну что вы дурочку из себя строите, не получается уже из вас дурочка! Расскажите лучше мне, как вам удалось это дело провернуть и дружков своих так удачно ликвидировать?

– Артур Христианович, вам книги писать, столько фантазии у вас. Если бы вы Толика Раму живым видели, вас бы они быстро оставили. Представьте себе гориллу, только значительно дурнее и злее, а теперь попробуйте ее убить, мне интересно, что у вас получится.

– Ну, тех-то ладно, хоть не жалко, а директора своего вы зачем убили?

– Это вы мне должны сказать, Артур Христианович. Я в книге по криминалистике читала – самое главное, что должен сделать следователь, это найти мотив преступления. А если мотива нет, то и суда нет. Впрочем, не лучше ли нам поменять тему, и вы, и я прекрасно знаем, что убил директора его двоюродный брат-троцкист, когда тот хотел доложить о нем соответствующим органам. Насколько мне известно, из рассказа моей одноклассницы, его уже осудили и расстреляли.

– Не доверяете вы никому, Оля, а психолог ясно сказал, для того, чтоб понять, что у вас в голове, нужно все блоки из сознания удалить, – задумчиво разглядывая ее, сказал Артузов.

– Так что ж он не удалил, великий психолог? Полчаса у меня перед глазами медальоном шатал, так и не усыпил.

– Такая вы у нас особенная, ничего вас не берет…

– Артур Христианович, поверьте, меня мучит больше всех, что я уже несколько месяцев ничего нового рассказать не могу руководству страны. И вроде крутится что-то в голове, не все я еще выудила, а ничего толком непонятно. Так что ничего к тому, что уже написала и рассказала, я добавить пока не могу.

– Никто вас не торопит, Оля, хотя вы сами написали, что САСШ начнут разрабатывать урановую бомбу в 40-м году…

– Артур Христианович, это уже только от вас зависит, чтоб исследования в ненужном для СССР направлении начались как можно позже и не зашли слишком далеко. Все научные работы на начальном этапе будут открытыми и будут публиковаться в научных журналах. Достаточно отслеживать публикации на определенную тему и менять направление исследований того или иного ученого. Самых молодых и умных приглашать на работу к нам.

– Это легко сказать, но трудно сделать. Как вы, наверно, сами понимаете, никто ждать не намерен. Принято решение начинать подготовительные работы. Поэтому перед вами поставлена задача предоставить максимально возможную информацию по этой теме.

– Артур Христианович, я еще раз убедительно прошу донести до руководства страны мою мысль. Стоимость разработки такого оружия – астрономична, поэтому работы нужно вести с умом и не спеша, чтоб не надорваться. То, что мне удалось осознать и описать, это самые общие указания, которые задают лишь основное направление работ, трудностей там будет очень много. Поэтому экономично намного выгодней идти вторым номером. Рано или поздно американцы начнут проект урановой бомбы и выделят на это колоссальные средства. Используя их опыт, не повторяя их ошибок, мы пройдем тот же путь, потратив в пять раз меньше средств на выполнение программы. А самое главное, никому не дадим сигнала начинать такие разработки. Работы такого масштаба невозможно скрыть. Поэтому, для начала, достаточно освоить технологию подземной добычи урана, которую я схематично изложила, готовить инфраструктуру, завод по производству серной кислоты…

– Оля, вы же не попугай, не нужно повторять то, что мы все знаем.

– Повторенье – мать ученья, Артур Христианович.

– Да… прав был Лермонтов… от сих троих избавь нас Боже…

– Если ко мне нет больше вопросов, то я на стрельбище пойду. Кстати, Артур Христианович, посоветуйтесь с психологом. Раньше мне стрельба здорово помогала. Иногда прямо на рубеже накатывало, как волной. Стрелять мешало, но знаний прибавлялось, может, подскажет, чего мне не хватает…

После этого разговора прошло около двух недель. В конце очередной шестидневки Сережа стал после смены идти прямо в лабораторию, там сидел, ждал и таращился на Олю влюбленными глазами. Такое уже было несколько раз в их совместной жизни, когда Сереже надоедали его курицы и его тянуло к чему-то родному и опасному. Оля всегда относилась благосклонно к таким приступам, человек, с которым ты умудрился прожить под одной крышей почти год, поневоле становится тебе близким, даже если вы редко спите в одной постели. В своей короткой жизни Оля поняла простую истину. На любое искреннее внимание к себе нужно отвечать таким же вниманием. Жизнь очень строго карает заносчивых.

Когда пришел выходной, они встали рано утром и пошли на Лысую горку, прихватив с собой пару бутылок вина и закуску. Пришлось в лесу собрать дров для костра и тащить с собой, но оно того стоило. Во-первых, никто так далеко не забредал, все любители природы концентрировались в лесу. Кто грибы собирал, кто просто культурно отдыхал на природе, расположившись на полянке. Во-вторых, на горке не было комаров и росло полно земляники, вид на округу открывался просто замечательный. Был смысл ноги натрудить. День выдался теплым, не жарким, ранняя осень уже щедро поделилась желтым и рыжим цветом с некошеными травами в лугах, но деревья еще стояли зелеными под голубым высоким небом, по которому редко проплывали белые хлопья облаков.

Когда они усталые и радостные лежали обнаженные под ласковыми лучами сентябрьского солнца, Сергей вдруг спросил с холодным презрением в голосе,

– Оля, а расскажи, как тебя в детстве шпана пользовала?

Темная волна накатила на сознание, она опомнилась уже сидя на нем, одной рукой выкручивая сломанный в суставе палец, ножом в другой руке давила на горло и чужим, хриплым голосом спрашивала,

– Отвечай, сучонок, кто это придумал?

Кровь отхлынула от его лица, губы побледнели, закатились глаза. Болевой шок временно унес Сергея далеко от его взбешенной подруги. Убрав нож от его шеи, Оля долго смотрела на него, словно впервые увидела. Алая кровь лентой сочилась из неглубокого пореза.

– Везучий ты, Сережа…

Выбрав ровный кусок палки и слегка обстругав его ножом, она примотала оторванным от портянки куском тряпки его палец к палке, предварительно выровняв его на глаз. От всех этих манипуляций Сережа застонал и открыл глаза. Оля как раз заматывала вторым куском портянки порез на горле.

– Ты мне палец сломала, – удивленным голосом произнес Сергей, рассматривая импровизированную шину на своей руке.

– Пожалуешься на меня в милицию. Собирайся, Сережа, домой пойдем, отдохнули мы с тобой тут с перевыполнением плана. Полдня прошло, а мы уже и подраться успели. Нормальные семьи только к вечеру мордобой начинают.

– Погоди, у нас еще бутылка вина в сумке, не нести же обратно, да и мне в себя прийти не помешает. А горло ты мне зачем замотала?

– Догадайся с трех раз.

– Быстрая ты… я же знал, что ты взбрыкнешь, готов был, а даже понять ничего не успел…

– Не ври, Сережа… не можешь говорить, не говори. Все ты знал, какая я быстрая, еще по прошлому разу с кочергой. Ты даже не пробовал мне сопротивляться, поэтому и жив… пока… если бы дернулся, тут бы и остался… – Сергей помолчал, выпил вина, а потом неохотно начал говорить.

– Артур Христианович рассказывал, что психолог ему советовал, тебе, мол, сильные эмоции нужны, тогда у тебя прорыв будет. Вот я и придумал тебя расшевелить… думаю, до смерти не забьешь, а вдруг получится… вон, сколько ты для страны за год сделала, а я хожу по цеху, как баран, без тебя толком наладить ничего не могу…

– Горе ты луковое, Сережа, на тебя, дурака, даже обидеться не получается. Экспериментатор хренов, пожертвовать собой решил, чуть-чуть тебе до покойника оставалось. А зам начальник из тебя получился отличный, зря не наговаривай, в любом деле порядок важен, что в армии, что в НКВД, что в цеху, а порядок у тебя железный. – Оля хлебнула вина и задумчиво пробормотала. – Но Артур силен, силен… жестокий профи… только когда на себе почувствуешь его методы, тогда понимаешь… будешь ему докладывать о нашем маленьком семейном скандале, скажи, пусть психолога где-то спрячет, найду – убью на месте.

– Психолога-то за что?

– А за то, что не знает и вякает. Сказал бы, не знаю, товарищи, что делать, так нет, начинает ерунду всем рассказывать с умным видом. Этих ученых козлов нужно держать в ежовых рукавицах, иначе – амба.

– Так ты сама – ученая!

– Потому и говорю, что знаю… ладно, твое здоровье, Столетов, желаю тебе долгих лет, и не кашляй, пока не проживешь столько, сколько тебе по фамилии положено.

– Спасибо! Еще спасибо, Оленька, что не прибила, покалечила слегка, но жизненно важные органы сохранила…

Они долго допивали сладкое крымское вино, закусывая земляникой, растущей повсюду на холме. Солнце повернуло на запад, и Оля снова принялась собирать разбросанные вещи.

– Оля, размотай эту повязку на шее, душит, сил нет… – прервал ее занятие пострадавший, сидящий на одеяле в костюме Адама, слегка прикрытый в некоторых местах. Он обхватил склонившуюся Олю и легко усадил ее себе на ноги, прижимая к своему рельефному торсу.

– Сережа, руки убери, я же занята, а то еще тебе что-нибудь сломаю…

– Олька, мне ребята рассказывали, кто в переделках бывал, я не верил…

– Столетов, угомонись, что ты делаешь!

– Да не дергайся, Оля! Слушай дальше, у тех, кто рядом со смертью побывал, стоит… железно! Чувствуешь? Думаешь, зря раньше командиры бойцам город на три дня отдавали? Знали, что иначе нельзя. Видно, у меня то же самое, видишь, что творится? Ты должна мне оказать первую медицинскую помощь и не допустить, чтоб я тут умер от разрыва… сердца и всего остального… ложись на спинку, родненькая…

– Не… на спинке ты у нас лежишь, больной, а я тебе помощь оказывать буду…

– Вечно ты сверху скачешь… не научила тебя мамка, что баба должна под мужиком лежать…

– Это старорежимный взгляд, Столетов, Советская власть равноправие мужчин и женщин провозгласила, слыхал?

– Равноправие – это значит поровну, если ты уже про равноправие заговорила… от тебя дождешься равноправия…

– Будет и на твоей улице праздник, Сереженька…

***

С тех пор прошло уже несколько месяцев, приближался 37-й год. За прошедший год она видела Сталина всего два раза. Первый раз – когда написала докладную по атомному оружию. Докладная вышла обширная, Оля попыталась изложить все, что она знала по истории вопроса, по технологии производства урановой и плутониевой бомб, по добыче урана, а также влиянию данного оружия на политику и стратегию.

– Скажите, товарищ Стрельцова, вы уверены, что мы не должны начинать разработку этого оружия?

– Как я уже писала, товарищ Сталин, это оружие такое же бесполезное, как химическое или биологическое. Единственное его достоинство – никто не применит атомное оружие против тебя. Цена его – колоссальна. Поэтому, с моей точки зрения, самая разумная тактика – не давать его создать другим, а коль случилось, создавать с минимальными затратами минимально необходимое количество. Это деньги, выброшенные на ветер.

– Деньги, потраченные на оборону, на неприкосновенность Советского государства, называть выброшенными на ветер – это глубокая ошибка, товарищ Стрельцова…

– Единственным способом доставки такого оружия в ближайшее время будут только бомбардировщики. Поэтому развитая система ПВО просто не даст возможности противнику доставить атомное оружие по месту назначения…

– Ваша докладная по развитию системы ПВО детально руководством РККА изучена и в основном одобрена. Были жаркие споры, но это уже в прошлом. На основе нее разрабатывается план развития ПВО страны. Не надо думать, что ваши записки выбрасываются в мусорный ящик, товарищ Стрельцова. Однако в вопросе урановой бомбы сделанные вами выводы слишком пассивны. Может, они и правильны с точки зрения экономии народных средств, но со стратегической точки зрения сидеть, сложа руки – это ошибка.

– Я убедительно прошу только одного. Можно проводить любые подготовительные работы, но два слова – "урановая бомба" должны знать в стране только те три человека, которые знают их сегодня. Ведутся работы по организации добычи урана – ответственные товарищи должны знать, что уран будет использоваться в производстве бронебойных снарядов и пуль. Организован институт по выделению радиоактивного изотопа из урана – все его работники должны знать, что радиоактивность вредна для здоровья, поэтому правительство поставило перед ними задачу – извлечь вредный изотоп. Патроны и снаряды, изготовленные из урана, не должны вредить здоровью бойцов РККА. А вот когда мы этому научимся и вредного изотопа насобираем килограмм двести-двести пятьдесят, вот тогда можно всем сказать – из этих радиоактивных отходов мы сделаем урановую бомбу.

– Вам нужно подумать о работе учителем, товарищ Стрельцова. Вы нам как нерадивым ученикам одно и то же повторяете. Но я рад, что наши позиции совпадают и вы не возражаете против начала подготовительных работ.

Второй раз они встретились осенью, после того как Оля подготовила свою последнюю докладную с рекомендациями в области продовольственной безопасности, сельского хозяйства и строительства. Рекомендовалось ввести в севооборот несколько новых культур. В северных районах Нечерноземья, на площадях со средней урожайностью десять центнеров зерновых с гектара и ниже, перейти на выращивание топинамбура как технической культуры для производства этилового спирта и кормовой для животноводства. В перспективе большую часть производства этилового спирта в стране перевести на топинамбур, освободив соответствующие объемы зерновых и картофеля для продовольственных нужд. В южных районах страны, обеспеченных влагой, часть площадей занять под сою и кукурузу.

В качестве поощрения колхозников рекомендовалось в колхозах выполняющих план, выделять семье колхозника для ведения подсобного хозяйства от двадцати пяти до пятидесяти соток земли, с возможностью торговать излишками продукции на колхозных рынках в пределах области.

По строительству – рекомендовалось в силу острого дефицита кирпича и цемента внедрить метод деревянного каркасного строительства с наполнением саманом в комбинации со скользящей опалубкой. Даже расчеты были приведены. Оля утверждала, что данная технология не панацея, но расшивает три узких места в капитальном строительстве. Транспорт, кирпич, цемент. А это значит, что при тех же мощностях, увеличив лишь выпуск кровельных материалов, можно было резко увеличить объемы строительства.

Разговор был короткий.

– Товарищ Стрельцова, кто, по вашему мнению, и как должен докладывать этот материал?

– Лучше всего будет, если я доложу.

– И как вас представить? Студентка-радиофизик будет учить профессоров сельхознаук?

– Представьте меня как офицера НКВД, вернувшегося из командировки в САСШ. Я надену форму, немножко загримируюсь, чтоб никто случайно не узнал. К мнению НКВД у нас все прислушиваются, даже профессора сельхознаук.

– Ну что ж… давайте попробуем.

Через неделю они собрались в гораздо более представительном составе. Оля не знала этих людей, но предполагала, что звания ниже профессора в приемную не попали.

Заседание начал Сталин.

– Товарищи, мы собрались сегодня обсудить доклад, подготовленный нашими сотрудниками внешней разведки по вопросу улучшения дел в сельском хозяйстве. Давайте дадим им слово. Товарищ Артузов, введите присутствующих в курс дела.

– Товарищи ученые, сейчас перед вами выступит наша молодая сотрудница, которая, выполняя задания Советского правительства, работала определенное время в САСШ, где самостоятельно провела анализ, с результатами которого сейчас вас ознакомит. Я передаю слово Надежде Павловне.

– Спасибо. Товарищи ученые, я постараюсь надолго не задерживать вашего внимания. Вначале я освежу в вашей памяти несколько цифр, которые вы либо знаете, либо обязаны знать. – От ее голоса в кабинете заметно упала температура. Молодая женщина непонятного возраста с иссиня-черными волосами до плеч и с холодными, пронзительными глазами, очерченными темными тенями, смотрела на собравшихся характерным взглядом опытного следователя. От такого взгляда у любого гражданина начинали трястись колени, и он судорожно вспоминал, нет ли за ним грехов. Оля начала перечислять цифры валовых сборов кукурузы, сои в Южной и Северной Америке, а также топинамбура в Австрии, САСШ и Канаде. Затем коротко коснулась использования этих культур в пищевой и перерабатывающей промышленности. – Товарищи, закономерно возникает вопрос, какой вклад нашей страны в мировой валовой сбор этих культур? Страны, занимающей одну шестую поверхности суши и удерживающей лидерство по количеству орных земель. – Она замолкла, неторопливо переводя взгляд с одного лица на соседнее. Каждый, кто встречался взглядом с ее ледяными, пронзительными глазами, судорожно пытался найти что-то в лежащих перед ним на столе бумагах.

– С удивлением находишь ответ на этот вопрос – ноль целых ноль десятых процента. Наша страна этих культур в промышленных масштабах не выращивает. Кто ответственен за такое состояние дел? Я думаю, подавляющее большинство ответственных товарищей собралось за этим столом. Как охарактеризовать такое состояние дел на двадцатом году Советской власти? В поисках ответа на этот вопрос мне не пришлось долго думать. Потому что мне известно только одно слово, адекватно описывающее ответ на поставленный вопрос. Саботаж! В конце своего доклада хочу ознакомить вас, товарищи ученые, с моими рекомендациями руководству страны по исправлению положения. – Ее голос заметно повеселел. Она сделала небольшую паузу.

– Пункт первый. Руководство и ответственных работников сельскохозяйственных научных учреждений арестовать и отдать под суд как саботажников и вредителей. Пункт второй. Перевести соответствующие научные учреждения на казарменное положение. Обязать новое руководство в двухмесячный срок разработать перспективный пятилетний план внедрения вышеозначенных культур в севооборот климатически соответствующих им регионов страны, а с весны следующего года приступить к его практическому выполнению. Пункт третий. Вынести сельскохозяйственные научные учреждения из Москвы в регионы, соответствующие им по профилю. К примеру: подразделения зерновых культур – в Кубань, соя, кукуруза – Кировоградская область, картофель – Минская, и так далее, принцип, думаю, всем понятен. Мне кажется, в Москве у товарищей ученых слишком много занятий, имеющих мало общего с их служебными обязанностями. У меня все. – Жизнерадостно сообщила она улыбаясь. Видно было, что сделанные предложения заметно подняли ей настроение. Но из собравшихся в кабинете, похоже, лишь Сталин разделял ее настроение. Во время всего доклада вождь ходил по кабинету, попыхивал пустой трубкой, и прятал в усы улыбку.

– Если к товарищам из разведки нет вопросов, то, думаю, следует их поблагодарить за проведенную работу. Хочу особо подчеркнуть, работу инициативную, выполненную за счет своего свободного времени, сна, дополнительно к основному заданию, с которым они успешно справились. Я думаю, мы товарищей отпустим, у них много другой важной работы, а с вами, товарищи ученые, мы обсудим доклад и услышанные рекомендации по исправлению положения.

Когда они вышли из кабинета, Артузов, задумчиво поглядывая на нее, сказал.

– А ведь вы не шутили, Оля, будь ваша воля, вы бы их всех расстреляли… вредители, как директор школы, верно?

– Ну что вы, Артур Христианович, просто ваш метод вспомнила. Как вы Сережу учили? Сильные эмоции активизируют работу мозга. Вот я и применила ваш прием, активизировала им работу мозга как могла, вот только не знаю, насколько хватит. Вы извините, но мне нужно зайти в дамскую комнату, снять парик и смыть макияж, а то нас не выпустят и личное оружие не вернут.

Когда она вернулась и они сели в машину, он, улыбнувшись, сказал,

– А макияж вам удался, я просто поражался, как они смотрели на вас во время вашего выступления, как кролики на удава. Кто вас научил?

– Вы такое спрашиваете… любая женщина рождается с умением раскрасить себе физиономию, дай ей краски в руки. Черный парик, черная тушь возле глаз, помада поярче – вот и готова маска ведьмы. А у мужиков страх перед ведьмами заложен на подсознательном уровне. Так что никаких чудес, Артур Христианович, голый расчет.

– С расчетом я согласен. Чем больше я вас узнаю, Оленька, тем больше меня поражает ваша расчетливость. А это очень нехарактерно для провидцев. Все, что мне удалось найти в письменных источниках, характеризует вас, как людей крайне эмоциональных, неуравновешенных, склонных к истерии и припадкам конвульсии.

Они выехали из ворот Кремля, и машина двигалась в сторону центральной конторы ИНО. Что Олю всегда поражало, так это разговоры в машине, которые ведут начальники в присутствии своих шоферов. Была в этом какая-то мистика. Начальник ИНО, зубы съевший на конспирации, сейчас говорил, пусть вполголоса, то, что никому слышать не следовало. "Видимо, шофер подсознательно воспринимается как часть собственной личности или как часть машины, поэтому никакого предупредительного сигнала о посторонних мозг не посылает", – подумала Оля и решила, если ей в будущем будет положена машина с шофером, от шофера она обязательно откажется.

– Артур Христианович, тут по дороге столовая есть, давайте зайдем, попьем чаю, я хочу с вами поговорить, если у вас есть время.

– Для вас, Оля, всегда. Но почему не у меня в кабинете?

– Нет, только не там. Какой это разговор, когда через каждые пять минут кто-то вбегает и выбегает.

– Да, вы правы. Иван Терентьевич, остановите возле столовой, а сами езжайте в управление. Скажете Слуцкому, я буду через час.

Они зашли в полупустую столовую самообслуживания, где редкие посетители выбирали себе блюда для позднего обеда или раннего ужина. Сумерки поздней осени уже хозяйничали на улице, но стройка напротив за окном, возле которого они сидели, не замолкала. Отхлебнув крепкого чая и насмотревшись на деловито снующих рабочих за окном, Оля начала,

– Артур Христианович, я совершенно забыла про ваше любопытство настоящего ученого и могла за это дорого заплатить. Видя, что ваши психологические эксперименты становятся все рискованней, у меня нет другого выхода, как попытаться вам объяснить то, что мне самой непонятно. Но вначале несколько небольших просьб. Вы меня не перебиваете и пытаетесь найти смысл в моих словах, даже если его там не будет.

– Я весь внимание, Оля, и не бойтесь…

– Говорить правду легко и приятно…

– Совершенно верно. Очень точная фраза, нужно запомнить.

– Представьте себе, Артур Христианович, девушку с сознанием ребенка, не знающего понятий добра и зла, девушку очень спокойную и уравновешенную. Если изобразить макет личности этой девушки, то ее внешнюю оболочку составляла броня безмятежного спокойствия и тишины, а внутри этой брони играл с игрушками ребенок. Игрушки у него были странные, но ребенку ведь все равно, чем играть. Я не буду подробно описывать ее жизнь, в ней нет ничего особо интересного или трагичного. Сейчас она вспоминается как сон, возле девушки толкались неспокойные, злые и не очень ребята, с которыми она инстинктивно пыталась выстроить отношения, приводящие к минимальному ущербу и беспокойству. Интуитивно девушка искала и находила защиту у самого влиятельного из ее окружения. Все изменилось в тот день, когда Ростик велел обслужить одного нужного ему человека. Человека с очень грязными мыслями, одержимого страстью доминировать, презирающего себя и, как следствие, все вокруг себя. Девочка постоянно чувствовала исходящее от него желание уничтожить ее, растереть в порошок, раздавить. И ее броня дала трещину, она испугалась и наделала глупостей. Вместо того, чтоб просто попытаться убежать, она сделала ему очень, очень больно и неприятно. Когда она лежала в коме, получив по голове и чудом оставшись в живых, в ее сознание ворвалось что-то стремительное, беспокойное, нагруженное многими ящиками с записками, решительное и агрессивное. Оно пыталось перестроить все под себя, разрушить ее, но оказалось бессильным перед тем, что составляло основу ее личности. Под броней ее спокойствия начался процесс перерождения ребенка в новую сущность, вобравшую в себя удивительную суперпозицию ребенка и беса, вселившегося в нее.

– Беса?

– Не придирайтесь к словам. Это рабочее название. Наши предки считали, что в человека вселяется бес. Как правило, это оканчивалось трагически, человек сходил с ума и его, тем или иным способом, добивали, освобождая душу. Сейчас закрывают в психиатрическую клинику. Люди эти, как правило, очень буйные, долго не живут, но часто демонстрируют знания, которых у них быть не могло. Начинают разговаривать на иностранных языках, иногда на таких, которых уже не знает никто на земле и которые называют мертвыми, или на скрипке играть начинают. Силу и быстроту реакции демонстрируют исключительную. Много разного демонстрируют того, что мы сейчас обсуждать не будем, поскольку оно уведет наш разговор далеко в сторону. Примем как рабочую гипотезу, что девочке удалось укротить беса и переродить его в новую сущность которую вы видите перед собой сидящей на стуле. Поскольку я и есть эта новая сущность, то позволю себе дальше говорить от первого лица. В процессе становления моей новой сущности я начала разбираться с записями, которые бес распихал куда попало и первый ящик, который мне попался в руки, касался будущей войны. Информация, которую я узнала, настолько потрясла меня, что желание изменить открывшийся мне ход событий стало определяющим мотивационным фактором моего поведения. С тех пор, вот уже полтора года я все свои действия меряю этим критерием, поможет то, что я делаю, изменить канву истории или нет. Можете считать, что это навязчивая идея, полностью формирующая мое поведение.

– Расскажите поподробней о том, что вы называете бесом.

– Практически во всех существующих религиях есть понятие души. Это некая субстанция, покидающая тело после смерти и несущая в себе, по крайней мере, на начальном этапе, воспоминания данного индивида. Рискну предположить, что в меня залетела другая душа. Как она проникла ко мне? Вопрос к тем силам, которые за это отвечают. Может, это ее персональный ад или чистилище так выглядит, кто его знает, ведь я фактически уничтожила старую личность. Что можно сказать о том, кем была эта личность? Персональные воспоминания, если они существуют, пока мне недоступны. Видимо, профессионально занималась радиофизикой, назовем это так. Знания в этой области достаточно подробные, детальные, ими легко и просто пользоваться. Я уже составила перспективный план работ лет на десять вперед. Не знаю только под каким соусом это Лосеву преподнести, он и так на меня смотрит как на восьмое чудо света. Все остальные знания, а их очень много, это, скорее всего, результат всевозможных увлечений. Из того, что я поняла и более-менее разобралась: военная история, стратегия и тактика различных родов войск, шахматы, огнестрельное и прочее оружие и многое другое. Такое ощущение, что во всем этом предстоит еще долго копаться. Как я уже отметила, практически отсутствуют личные воспоминания, либо я на них еще не наткнулась. Отдельно хочу еще раз подчеркнуть – все это мои домыслы и гипотезы, которыми я пытаюсь описать то, что происходит. Истина может быть совершенно другой.

– Правильно я понимаю, вы считаете, в вас вселилась душа, пришедшая к нам из будущего?

– Не знаю… иногда мне кажется – это другой мир, очень похожий на наш… у меня нет ответа на ваш вопрос.

– Значит, вы, Оля, верите в переселение душ, рай и ад, и с этих позиций объясняете произошедшее, правильно я вас понял?

– Артур Христианович, можете считать, что эти знания мне под гипнозом инопланетяне внушили, жаждущие победы социалистического строя в СССР. Этот вопрос не имеет никакой практической ценности. Я веду эти разговоры с вами по двум простым причинам. Во-первых, ваше любопытство начало мешать моей работе, я покалечила Сергея, а могла убить. Во-вторых, наши судьбы оказались достаточно плотно связаны, поэтому любопытство правомерно, вы должны знать, что от меня можно ожидать, и я обязана его удовлетворить. Как вы это воспримите, мне все равно, важно, чтоб вы поняли, я от вас ничего не скрываю.

– В том, что случилось, есть и ваша вина. Нужно себя в руках держать. Я считал вас более уравновешенной. Хотя, если стать на вашу точку зрения, никакого смысла сдерживать себя с Сергеем не было, поскольку для победы он величина малозначимая. С этой точки зрения важней было быстро устроить допрос и добыть нужные сведения. Когда я вас довожу неприятными вопросами, вы просто включаете дурочку и смотрите на меня наивными глазами, поскольку считаете меня для победы величиной значимой и нужной, радикальные методы экономии времени, как с Сергеем, задействовать не представляется возможным.

– Вы все правильно поняли, я рада, что этот разговор был не напрасным.

– А директор для победы величина просто нулевая, уперся глупый, не захотел вас допускать к экзаменам, вот и нашел свой конец…

– Артур Христианович, вы хоть факты не извращайте, ведь все знают, что покойный директор ходатайство профессора Гинзбурга удовлетворил и к экзаменам меня допустил. Ходатайство с его положительной резолюцией должно в бумагах лежать, на основе этого меня к экзаменам допустили. Мне кажется, с этим директором у вас навязчивая идея, может, вам стоит о чем-то другом подумать. Засиделись мы с вами, а у вас еще много дел, да и у меня немало.

Оля решительно встала из-за стола.

– Сядьте, Оля. Может, и формально, но я ваш начальник, не нужно нарушать субординацию. – Она послушно села обратно.

– В мыслях не было такого. Просто я вас пригласила и начала этот разговор, только поэтому решилась обозначить, что с моей стороны он завершен.

– А с моей пока нет. Скажите, почему вы упорствуете? Вы мне не доверяете? Или все-таки вы чувствуете, что это деяние вас не красит, и поэтому отнекиваетесь?

– Давайте рассмотрим возможные причины вашего интереса к этому делу. Предположение первое. Вам дали задание найти на меня компромат. Порывшись в моей биографии, вы нашли несколько эпизодов. Поскольку притянуть меня за уши к разборкам уголовников в нашем далеком городке довольно проблематично, да и на компромат этот эпизод не тянет, вы отчаянно пытаетесь повесить на меня смерть директора. Поскольку доказательств никаких нет, вы пытаетесь добиться от меня добровольного признания. Согласитесь, что идти у вас на поводу, с моей стороны, было бы верхом безрассудства. Предположение второе. Вам нужно знать мои способности для будущих заданий. Поскольку вероятность использования меня в качестве ликвидатора равна нулю, и поскольку у вас и без этого достаточно данных о моих способностях, то, как и в первом случае, подыгрывать вам нет смысла. Поэтому, если вы хотите продолжать этот разговор, сформулируйте мне внятно любую причину, которая может заставить меня добровольно взять на себя ответственность за расстрельное преступление.

– Взаимное доверие, как вам такая причина? – Ее синие, холодные глаза вдруг заволокла пелена, они стали грустными и влажными, казалось, вот-вот и она расплачется. С трудом улыбнувшись, Оля сказала чуть дрогнувшим голосом.

– Удачная шутка, Артур Христианович. Знаете, я совсем недавно поняла, удачная, глубокая шутка должна обязательно быть чуть-чуть грустной. Вам удалось… вы не можете доверять мне, этого и не требуется. – Она замолчала, думая о чем-то. – Важно, чтоб и вы, и руководство страны обращали внимание и проверяли то, о чем я говорю.

– Ну что ж, в таком случае нам действительно лучше закончить этот разговор. Я проинформирую вас, когда планируется заседание со строителями. – Его голос был сух и спокоен.

– Рада была вас повидать. Жаль, что наш разговор вас расстроил.

– Зачем врать, Оля, вам совершенно не жаль.

– Так положено, Артур Христианович, это люди назвали правилами хорошего тона, но если вы хотите… мне не жаль, что наш разговор вас расстроил, – спокойно произнесла она. В ее холодных глазах промелькнуло что-то похожее на уважение.

– Уже лучше. Передайте привет Сереже, пусть выздоравливает, скажите, все женатые сотрудники радуются, что он вкусил прелестей семейной жизни, а холостые сочувствуют.

***

Этот день был таким же, как и многие другие. Начиналась третья шестидневка января. На прошлые выходные они гуляли ее день рождения. Девятнадцатый по документам и шестнадцатый в реале. Утром Оля выбежала на зарядку, предварительно выслушав все, что Сергей думает про жен, занимающихся с утра таким безобразием, вместо того, чтоб готовить мужу завтрак, пока тот гирями разминается. "Во сне" – подумала Оля, оставляя его лежащим в постели.

Попив чаю, они, как обычно, взяв с собой личное оружие, пошли на работу. Таскать с собой всегда личное оружие, куда бы ты ни шел, ее долго приучал Сергей, проявляя при этом не свойственное ему занудство и бескомпромиссность. Постепенно пистолет в кармане или сумке стал столь привычным, его отсутствие создавало ощутимый дискомфорт. Олю в этом случае охватывало зудящее беспокойство, она забыла нечто важное и должна его немедленно найти.

Последнюю неделю Оля возилась с установкой по искусственному выращиванию кристаллов кварца, изготовленной по ее заказу. Установка напоминала большой автоклав, загружались в нее обломки кристаллов ни на что не годного молочного кварца, которые геологи находили в неограниченных количествах, и щелочной раствор, в котором они постепенно растворялись. Потом все это нагревалось до температуры 400 градусов, создавая давления внутри установки в тысячу атмосфер. Нагреватель располагался снизу, когда нагретый раствор поднимался к затравочным кристалликам кварца, расположенным вверху автоклава, охлаждаясь, он создавал т.н. пересыщенную зону. Кварц, осаждаясь на затравках, потихоньку рос со скоростью один миллиметр в сутки. Затравки размещались в четыре этажа по дюжине затравок на одном уровне. Теоретически установка должна была выдавать сырья на десять тысяч кварцевых резонаторов в год, что было много, но недостаточно и не могло покрыть потребности страны. Но, как говорится, лиха беда начало, и хотя установка была дорогой, ее пришлось изнутри золотить, чтоб изолировать сталь от агрессивной среды, но оно того стоило, а повторить то, что уже сделано, всегда проще. Кварцевые резонаторы постоянно росли в цене за рубежом в силу ограниченного количества натурального кристаллического кварца, пригодного для изготовления резонаторов. Так что перспективы у этой установки и ей подобных, если все получится, были очень радужные.

Установку для зонной очистки германия она собрала и испробовала еще летом. "Сейчас, разглядывая мою рабочую установку, каждый скажет, что там собирать, собственно, а на самом деле пришлось побегать", – подумала она, вспоминая прошедшие дни.

Собрать кинематическую часть, опробовать колбу, вакуумирование, изготовить графитовую лодочку, достать кристаллик германия, узнать ориентацию осей, приклеить на подложку. Частично она решала эти вопросы на заводе, частично в МГУ, а кинематику заказала старому часовщику. Даже привод оставила пружинный. Графитовую лодочку несколько часов отжигали в электрической печи, чтоб выгнать все летучие примеси.

Когда главный инженер принес ей полученные вещества, германий, индий и сурьму вместе с накладной на подпись, установка уже была готова.

– Когда новое мировое открытие будем праздновать, Оля? – С легкой иронией спросил он, разглядывая ее сооружение. Выглядело оно невзрачно. Колба из кварцевого стекла на подставках была вставлена в тонкое нагревательное кольцо шириной два сантиметра. Кольцо представляло собой отражатель из нержавейки, внутри которого проложена вольфрамовая спираль, и крепилось к маленькой тележке на колесиках, которую тонкой ниткой тянул странный механизм, смонтированный из многих шестеренок в простом деревянном ящике.

– Дня через два-три, Виктор Андреевич, – спокойно ответила Оля.

– Так ты ж говорила через полгода!

– Вы бы мне не поверили, решили, что у меня с головой непорядок.

– После твоих ламп штырьковых я во все поверю. Директор рассказывал, он Лютову твои чертежи для новой установки передал, так тот поверить не мог, что автоклав на полкуба нужно весь изнутри позолотить. Но как узнал, что для тебя, взял сразу. Он Павлу Митрофановичу рассказал, что шестьдесят второй завод стал в пять раз больше радиостанций в день выпускать, после того как вы там с Лосевым похозяйничали. – Он со значением посмотрел на Олю.

– Так мы же там новую технологию внедрили.

– Все равно нехорошо получается. Наш завод за год с трудом в три раза увеличил выпуск штырьковых ламп по сравнению с планом на старые изделия. А тут вы за два месяца, трах-бах, и в пять раз выпуск увеличили. Для своего завода нужно больше работать, Стрельцова.

– Страна у нас одна, Виктор Андреевич.

– Несправедливо это. Мы для них новую технологию разработали, а завод с этого ничего не имеет. – Олю всегда удивляла эта особенность людей – стоять в первых рядах победителей и долго бить себя кулаком в грудь, рассказывая, сколько бессонных ночей ими лично проведено ради этого события.

– Так выставьте счет Лютову за разработанную технологию и список отличившихся на награждение подайте, он счет переправит военным по факту внедрения, те с удовольствием оплатят, они нарадоваться новым изделиям не могут. Завод получит деньги на премирование. Ну и орденов нам дадут каждому. Только это уже ваша с директором забота.

Главный инженер, задумавшись, пошел в направлении кабинета директора,

– Приходите через три дня, проверим, что получилось, – весело сказала ему вслед Оля, загружая графитовую лодочку германием.

Он непонимающе мотнул головой, занятый своими мыслями. Оля, вставив наполненную лодочку в колбу, пошла к стекольщикам заделывать основное отверстие. Затем отдала колбу на вакуумную установку, через специальный стеклянный отвод откачать воздух из колбы и заварить его. Можно начинать зонную очистку. Она оценивала, что придется осуществить не менее шести проходов вдоль будущего слитка, перед тем как измерять зависимость сопротивления от температуры и сравнивать параметры проводимости с теоретическими кривыми. По отклонению можно грубо оценить количество примесей, вносящих вклад в проводимость. Оля знала, чтоб достичь в будущем устойчивых параметров полупроводниковых диодов и триодов, нужно к тем двум девяткам чистоты материала, которые уже есть, добавить еще семь, а желательно восемь после запятой. Одна примесь на десять миллиардов атомов основной решетки – такой степени чистоты материала еще никто не получал. Естественно, глядя на ее колбу, трудно поверить, что через двенадцать часов значительная часть загруженного в нее материала приобретет такие параметры.

"Настоящие чудеса никогда не бросаются в глаза и не собирают толпы народа. Природа щедро дарует их нам, а мы жадно глотаем все подряд, не замечая, не разбирая вкуса и цвета. И вечно ноем, как скучна и неинтересна наша жизнь… надо хоть немного вздремнуть, мысли какие-то странные в голову лезут", – подумала Оля. Она завела будильник, чтоб разбудил ее через два часа, и, сев поудобнее, положила голову на книжку в мягком переплете.

В деревянном ящике тикал странный механизм, наматывая нитку на вал со скоростью двадцать сантиметров в час. Сорокасантиметровую графитовую лодочку нагревательное кольцо должно было пройти от одного края до другого за два часа. Потом следовало выставить кольцо на начало. И так шесть раз подряд. Точно как в том анекдоте про грузина, подумала Оля, засыпая.

***

На следующий день она уже демонстрировала Лосеву очищенный слиток и его проводимость. Десять девяток получить не удалось, впрочем, это уже было вопросом дальнейшего совершенствования технологии. Полученного результата вполне хватало для изготовления полупроводниковых диодов и транзисторов. Для этого зонным выравниванием нужно было получить исходный материал. В один конец графитовой лодочки помещали соответствующим образом ориентированный затравочный кристалл германия, прижатый к слитку поликристаллического очищенного материала. В торце слитка со стороны затравки имелась прорезь с вложенными в нее небольшими пластинками германия n-типа (если есть), либо просто вложена щепотка сурьмы. Проводя однократное прохождение по слитку расплавленной зоны материала, получили равномерно легированный сурьмой материал. На фронте охлаждения зоны оставалось ровно столько сурьмы, сколько нужно для получения требуемого удельного сопротивления базы n-типа.

Получив основной слиток, Оля отнесла его оптикам. За этот год удалось создать на заводе свою оптическую лабораторию и взять на работу пару толковых студентов, специализировавшихся в кристаллографии. Так что резку и ориентацию кристаллов они уже проводили на месте. Порезав слиток на тонкие пластинки, она получила заготовки для изготовления сплавных плоскостных транзисторов и диодов. Сплавной плоскостной транзистор представляет собой тонкую пластинку германия, в которую с разных сторон вплавлены два шарика из индия, один поменьше, второй побольше, образующих соответственно эмиттер и коллектор. Подбирая режимы так, чтобы ширина базы между эмиттером и коллектором была минимальна, такая технология позволяет изготавливать надежные низкочастотные транзисторы с максимальной частотой до одного мегагерца. Германиевые диоды они уже демонстрировали и предлагали промышленности. Лютов обещал на следующий год включить некоторые виды заводу в план. Транзисторы, которые Лосев тут же назвал кристодами, никому не демонстрировались. Тут предстояло еще несколько лет возиться по отработке различных технологий изготовления высокочастотных кристодов. Работа была в самом начале.

Вспоминая все это, она стояла возле двери и бездумно смотрела через стекло на работу десятков девчонок в соседнем цеху, склонившихся над рабочими столами. Вдруг входная дверь открылась, и в цех вошли главный инженер с двумя мужчинами в форме работников НКВД. До них от дверей лаборатории было метров тридцать. Один был явно старше тридцати с лычками капитана, второй, лет двадцати пяти, зашедший в цех первым, был в звании лейтенанта. Главный инженер, показывая рукой на дверь лаборатории, из которой выглядывала Оля, порывался двинуться дальше, но старший чекист мягко остановив его, отправил обратно. Молодой легкой, стелящейся походкой пошел первым в направлении лаборатории. Отойдя в сторону открывающейся двери, Оля достала свой Вальтер ППК, сняла с предохранителя, передернула затвор и спрятала руку за спину.

– Света, сядь за стол, спиной к двери. Быстро! – Зло прошипела она лаборантке с непониманием в глазах оглянувшейся в ее сторону. Та быстро упала на стул и замерла с напряженной спиной.

Все, что Оля увидела в эти пару секунд, ей категорически не понравилось. Не понравилось, что Виктора Андреевича достаточно бесцеремонно отправили обратно, не понравилось, что молодой сотрудник первым направился к ее двери, не пропустив вперед старшего по званию. Так ведут себя оперативники при задержании особо опасных преступников. А особенно ей не понравилось, как двигался молодой чекист. Легко и стремительно. Красиво двигался, другой раз и полюбоваться не грех, но не тогда, когда к тебе, щелкая хвостом, легко и стремительно движется голодный леопард.

***

Зиновий Борисович ждал. Операция, которую он проводил уже два с половиной месяца, вступила в свою завершающую фазу. До сегодняшнего дня все развивалось без сучка и задоринки. И это беспокоило больше всего, не одну он провел операцию и знал, никто не может отменить закон сохранения подлости. Пусть он не сформулирован и никем не доказан, людям с жизненным опытом это ни к чему. Они его своей печенкой прочувствовали.

Началась эта история после неожиданного звонка Литвинова к нему в Киев.

– Зиновий Борисович, свяжитесь со мной, когда будете в Москве, у меня есть к вам одно предложение.

Поскольку редкая неделя проходила без командировки в Москву, очень скоро он уже сидел вечером в гостях у наркома индел, пил чай и вел с ним достаточно откровенную беседу.

– Зиновий Борисович, я не буду ходить вокруг да около. У меня есть к вам деловое предложение. Если вы выполните мое поручение, то я переправлю вас и вашу семью в САСШ, и вы получите на месте сто тысяч долларов.

– Максим Максимович, давайте я скажу так. Для жизни в Советском Союзе это очень приличное вознаграждение. Америка – это совсем другое дело. Не зная сути вашего предложения, позволю себе следующее замечание. Если мне и моей семье в результате выполнения этой работы придется эмигрировать, то сумму вознаграждения следует удвоить. Поймите меня правильно. Может, работа того не стоит, но мне сниматься с места за меньшую сумму тоже смысла нет.

– Понимаю вас правильно. Я принимаю ваши условия Зиновий Борисович. Надеюсь, мы о деньгах больше говорить не будем. Теперь выслушайте, что от вас требуется.

Выслушав Литвинова, Зиновий Борисович надолго задумался. С Артузовым связываться не хотелось по многим причинам. Во-первых, в ИНО работал его двоюродный брат. Лева очень уважал и много рассказывал, и об Артузове, и о Слуцком. Вся эта история могла брату очень повредить. А дела у него шли неплохо. "Швед" вместе с послом СССР в Испании блестяще провели операцию по вывозу золотого запаса Испании в более надежное место. А что может быть надежней госбанка СССР? Об этом вот уже несколько недель ходили легенды и разговоры в кулуарах. Он, фактически, руководил созданием испанского аналога НКВД и был у своего начальства на самом хорошем счету.

Во-вторых, Зиновий Борисович, выполнив этот заказ, наступал на ногу слишком могущественным людям. И Сталин, и Артузов такое не прощали и мстили очень жестоко. Лева не раз участвовал в ликвидации предателей и невозвращенцев, так что Зиновий Борисович знал это из первых рук. Но было несколько соображений, которые заставляли его продолжать этот разговор и не отказываться от сделанного предложения. Не был Зиновий Борисович уверен в завтрашнем дне. Более того, практически не сомневался, что чистка рядов НКВД рано или поздно коснется и его. Обладая трезвым умом и проводя сравнение со своими данными биографий и послужных списков тех, кого уже не было в рядах НКВД, он понимал, что особых отличий не видно. А это значит, что рано или поздно и его возьмут под белые руки и в лучшем случае отправят на пять лет вместе с семьей подымать целину в Казахстан, а в худшем – расстреляют, как это случилось уже со всеми, кто участвовал в хлебозаготовках на Украине в 1933. Зиновий Борисович был из их числа.

– Максим Максимович, я возьмусь за выполнение этого задания, но с некоторыми оговорками. Как вы сами понимаете, первая часть задания весьма похожа на сказочное – "пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что". Вторая его часть -завербовать или устранить найденную особу – уже боле конкретна. Поэтому хотелось бы разбить задания на два. Если мы находим интересующую вас персону и вы подтверждаете, что эта та особа, которая вас интересовала, вы помогаете выехать за рубеж моей семье и выплачиваете половину суммы. Перед таким делом надо иметь надежный тыл, да и одному проще выбраться… если получится.

– Сам хотел вам это предложить. – "Само собой. И ключ от квартиры, где деньги лежат", – иронично ухмыльнулся Зиновий Борисович. – Вам понравится в Соединенных Штатах. Это великая страна. Ей суждено править миром…

– Максим Максимович, меня интересуют в данный момент несколько другие вопросы. Насколько я знаю, у вас хорошие отношения со Слуцким, и я не сомневаюсь, что вы предлагали ему эту работу. Мне очень важно, чтоб вы как можно подробней пересказали мне состоявшийся между вами разговор. – Литвинов недовольно взглянул на собеседника и отвел взгляд, покусывая губу.

– Слуцкий отказался. У нас с ним размолвка вышла чуть больше года назад. Он на меня затаил обиду, решил, что я его специально поставил в такую ситуацию, в которой он оказался. Когда я позвонил ему неделю назад, он отказался от встречи. Вот, собственно, и вся история. Дела у него, насколько мне известно, идут неплохо, недавно он провел отличную операцию и содрал с фирмы "ДеБирз" полмиллиона долларов только за то, что СССР не будет раздувать в европейской и американской прессе информацию о новых месторождениях алмазов, открытых у нас в стране. Это грозило им крупными качелями на бирже. Вот и все, что я могу вам сказать. Думаю, и с вами он не будет обсуждать никаких дел, связанных с его работой. Надо отметить – степень секретности вокруг ИНО после отделения от НКВД очень высокая. Ходят слухи, Артузов всем сотрудникам запретил общаться на любые темы, связанные с работой. Контакты с посторонними отслеживаются собственной службой безопасности. – Литвинов, пожевав губы, продолжил: – На закрытых дачах вокруг Москвы не ищите. Таких немного, и нет там ее. Я тоже надеялся, что Артузов ее как дорогую приманку использует и будет на нее шпионов отлавливать, но он оказался умнее.

– Но почему она в ведомстве Артузова, а не НКВД? Есть у вас сведения по этому поводу?

– Достоверных нет. Есть данные, что сперва люди Ягоды занимались ее поисками, но Сталин буквально через две недели у них дело отобрал. Скорее всего, поручил Артузову, хотя Артузов в то время не был в обойме. Но, видно, никого другого не нашлось, а Артузов как раз специалист по таким делам. Ягоде Сталин уже не доверял.

– Понятно… Максим Максимович, я приступаю к работе и буду вас информировать, если разузнаю что-то интересное. Еще одно. Мне необходимы будут деньги на проведение следственных мероприятий. Думаю, для начала тысяч двадцать пять рублей. Если нужно будет еще, я вас заранее проинформирую.

Литвинов недовольно скривился, но промолчал. Он любил литературу и хорошо помнил некоторые произведения. Торг тут неуместен. Достав из письменного стола, одна из тумбочек которого была переоборудована в сейф, пять толстых пачек пятидесятирублевых купюр, он вернулся в столовую.

Зиновий Борисович поручил раскапывать это дело двум своим самым доверенным и толковым сотрудникам. Леню Панфилова он взял в свою семью из детдома. С тех пор мальчик вырос, выучился и успел стать лейтенантом НКВД, личным шофером и телохранителем, а также одним из лучших оперативников в обойме Зиновия Борисовича. Леня был не только специалистом в силовых захватах, но и обладал прекрасным чутьем. Вторым был капитан Заварницкий, отличный аналитик и следователь. В свое время Зиновий Борисович очень помог ему, подправив биографию и скрыв кое-какие подробности происхождения капитана, поэтому мог полностью доверять.

Как правильно говорят, глаза боятся, а руки делают. Любая работа, которая кажется вам невыполнимой, начинает странным образом меняться, после того как вы за нее взялись с твердым намерением не давать ей покоя, пока она не сделается. Месяц осаждали они ИНО, знакомились с родственниками и друзьями мелких служащих, стараясь попасть на семейные праздники и вечеринки, ничего не расспрашивать, а только слушать, задавая перед этим нужную тему разговора и его искусно поддерживая.

Ищите – и найдете, стучите – и вам откроют… последние, решающие элементы, позволившие собрать головоломку, раздобыл Леня в гараже, где были приписаны машины ИНО. На какой-то пьянке, где речь зашла о бабах, к которым ездит начальство, шофер Артузова брякнул, что подвозил молодую светловолосую девушку на вокзал. Она спешила, сказала Артузову, мол, еще дела сегодня в лаборатории. Эта фраза стала решающей. Поскольку внешность девушки совпадала с данными, полученными из других источников, было изучено расписание пригородных поездов в указанное шофером время. Им не пришлось долго ломать голову, чтоб найти в Подмосковье лабораторию. Такая оказалась в единственном экземпляре на заводе "Радиолампа" во Фрязино. Ну а определиться после этого с объектом, было делом техники, с которым справился бы и ленивый.

Последующие несколько недель они занимались тем, что выясняли все возможное о делах Ольги Стрельцовой за последние полтора года и основные события в ее короткой жизни. Чем больше они узнавали, тем яснее становилось – они не ошиблись, именно Ольга Стрельцова несколько раз бывала в Кремле. У кого она была на приеме, они не выясняли, это превышало уровень разумного риска, но практически не сомневались, что она была на приеме у Сталина.

Зиновий Борисович и Леня радовались, а Заварницкий все чаще думал, как выкрутится из ситуации, в которую он попал. Ему хватало ума понять, что просто так все это не закончится. Задание, поставленное перед ними Борисовичем, было найти объект и перевербовать. Найти-то они нашли, но вот с перевербовать ожидались большие трудности. А как решаются такие трудности начальством, Заварницкий знал не понаслышке. А вот этого душа Заварницкого не желала категорически. Некоторые еще называют этот орган очком, но Заварницкий был уверен – он чувствует будущие неприятности душой. Чем больше он узнавал о объекте, тем тревожнее ему становилось. И дело не в том, что Стрельцова оба раза, и зимой, и летом, единственная из женщин попала в финальную часть соревнования "Поединок снайперов", добираясь до полуфинала, не в том, что девочка, считавшаяся слабоумной, вдруг становится ученым и изобретателем. Каждому эпизоду ее жизни по отдельности можно было найти объяснение. Но собранные вместе они создавали весьма непонятную картину, которая не хотела складываться из этих кусочков во что-то понятное и узнаваемое.

Борисович доложил все, что они узнали куда-то наверх, вернувшись, сообщил им приказ. Ольга Стрельцова – английский агент, которая втерлась в доверие к руководству страны. Поскольку арестовать или завербовать объект не представляется возможным, их задача – ликвидация. Им предстояло в кратчайшие сроки разработать план ликвидации и осуществить его, причем, как подчеркнул Борисович, надеяться на помощь не приходится. Никто им не поверит. Исходя из этого факта, планировать акцию и пути отхода.

Выслушав эту чушь, Заварницкий позволил себе усомниться в сказанном. Странный агент получался из Стрельцовой. Лишь того, что они узнали, а Заварницкий подозревал, что это лишь вершина айсберга, хватало, чтоб о такой выдающейся девушке писали все газеты. Как минимум два ордена должно висеть у нее на груди, за изобретение новых радиоламп и новых радиостанций, которые уже начали поступать и в войска, и в пограничную службу НКВД. А вот это он видел лично и в руках держал. Так что мог сравнить изделия английской шпионки с прежними радиостанциями. То, что они стали в три раза легче, еще можно было бы объяснить происками английской разведки направленными на подрыв физической формы советского радиста. Но то, что любого солдата, за один час, можно было выучить работе на ней, что вместо треска и шума там отчетливо было слышно собеседника, тут уже возникали сомнения. Непонятно было, чего хочет добиться английская разведка такими операциями.

Борисович позаботился и о них. Леня с повышением отправлялся на Дальний Восток, Заварницкий, тоже с повышением в Симферополь. И там, и там, начальство уже поменялось, состав местных отделений НКВД тоже перетрусили, так что сотрудники были нужны, а новых чисток не предвиделось. Борисович вручил им по десять тысяч рублей подъемных и выбил дополнительный месяц отпуска, в котором они и находились в данный момент.

За планирование операции Борисович взялся сам, никому не доверяя. Обсудив все стандартные возможности и поняв, что в таком городке как Фрязино, где все на виду, при наличии охраны, все эти планы неосуществимы, стали сочинять дальше, пытаясь придумать возможность в течение ближайшей недели осуществить задуманное с приемлемым риском. Срок в одну неделю выставил Зиновий Борисович. Он уже отправил за границу семью под чужими именами и не строил иллюзий, что отсутствие ее можно будет долго хранить в тайне. Учитывая, что ему для безопасного пересечения границы тоже нужно время, его-то как раз и не было.

Эту комбинацию придумал Заварницкий, когда они вечером пили водку и закусывали. Все были мрачные. Не складывалось у них с налета ликвидировать, нужно было внедрять осведомителя, узнавать повторяющиеся маршруты, охрану, и, исходя из этого, составлять планы. Реально нужно было выделить не меньше двух месяцев на подготовку операции. Двух месяцев не было. Если с ребятами Борисович мог решить вопрос, то представить себе что отсутствие семьи пройдет мимо внимательных глаз его конторы, – это был абсурд. Вот тогда Заварницкий и ляпнул идею, которая пришла в его голову. Ляпнул, чтоб народ немного расшевелился критикуя его план, а не сидел такой мрачный и трезвый после второй бутылки. Но к его удивлению, товарищи начали увлеченно достраивать его конструкцию. Заварницкий предложил лечь поспать, а с утра продолжить обсуждение, надеясь, что за ночь они поумнеют. Не поумнели. С Леней все было понятно, план был достаточно авантюрным, чтоб ему понравиться. Зиновий Борисович пояснил свою позицию просто.

– План на три с плюсом. Но беда в том, что посади мы наблюдателя, через два месяца этот план по-прежнему будет самый лучший. Не знаю как у вас, а у меня устойчивое подозрение. Никаких постоянных маршрутов, куда можно влезть, у нее нет. Мы и так больше месяца с нее глаз не спускаем. Леня уже половину девок того завода знает, а толку? С квартиры она сразу на завод, с завода обратно. Дом под охраной, незнакомым даже дверь подъезда не открывают. В Москву она только на заводском автобусе ездит, посторонних внутрь не пускают. Где выходит, никто сказать не может, останавливает автобус каждый раз в новом месте. Ну и что нового мы узнаем через два месяца?

– На заводе за ней тоже будут присматривать, – возразил автор, незаметно становясь единственным критиком своего плана.

– Ты же сам сказал. Охрана сопутствующая. Не думаю что больше двух. Муж ее и еще кто-то на страховке. У всех на заводе свои дела. Никто им поблажку за то, что они ее охраняют, не делает, потому что никто там этого не знает. Пока сообразят что к чему, дело будет сделано. – Леня, как всегда, совершенно беззаботно воспринимал будущие трудности.

– Ничего лучше мы не придумаем. План реальный. Эту шестидневку готовим детали, в начале следующей – выполняем. После выходного, беготня, совещания, пятиминутки. Как раз то, что нам надо. – Подвел итог дебатам Зиновий Борисович. С тяжелым сердцем капитан согласился с доводами товарищей.

Машину и копию номеров одной из машин московского отделения НКВД им организовал Борисович. На ней же они должны были добраться обратно в Москву, поменять номера на родные и оставить недалеко от его московской квартиры. Удостоверения московского НКВД на чужие фамилии у них уже были давно. По дороге они обрезали телефонные провода, идущие из завода в Москву, и через пять минут подъехали к проходной.

– К товарищу Бортникову. – Проверив документы, охрана соединила их с завкадрами завода.

– К вам товарищи из московского НКВД, даю трубочку.

– Товарищ Бортников, капитан Захарчук и лейтенант Окрошкин, московское НКВД. Не могли к вам с утра дозвониться, нам нужно с вами поговорить по поводу одной из ваших работниц оксидного цеха. Мы подъедем к входной двери корпуса.

– Я уже спускаюсь.

Встретив их у входа, Бортников повел товарищей к себе в кабинет.

– Кто вас интересует?

– Пирогова Татьяна Семеновна.

– Гм, но она не работает в оксидном цеху. Она лаборантка в новой лаборатории. Они там пробуют кристаллы кварца выращивать. Им просто каморку выделили на территории оксидного цеха.

– Видно, нас неточно информировали.

– Заходите, товарищи, – Бортников открыл ключом двери своего кабинета, пропуская гостей. Они зашли в кабинет и разошлись в стороны, оставляя между собой большой проход. Когда Бортников проходил между ними, он с удивлением услышал, как капитан радостно обратился к нему.

– Ну, здравствуйте, товарищ Бортников! – Удивленно обернувшись и протягивая руку к его, вытянутой для пожатия, Бортников хотел сказать, что они только что здоровались, но что-то укололо слева, и он услышал хлопок. "Шампанское? Вроде не было у него бутылки", – боль слева стала невыносимой, перед глазами поплыло, и Анатолий, еще успел понять уплывающим сознанием, что он падает на пол. "Я умираю", – спокойно подумал он, – "так быстро…".

Леня спрятал в широкий карман галифе свой наган с прикрученным прибором "Брамит". Кармана фактически не было, а была дырка и специальная открытая кобура, пристегнутая к внешней поверхности бедра, куда прятался наган вместе с глушителем. Заварницкий поднял ключ, выпавший из руки убитого. Закрыв за собой кабинет и выбросив ключ в мусорный ящик, стоящий на лестничной площадке, они спустились на первый этаж и пошли к входу в оксидный цех.

– Вам кого товарищи? – Обратился к ним высокий мужчина лет сорока.

– Пирогову Татьяну ищем. – Не останавливаясь, ответил Леня и открыл дверь в цех.

– Она в лаборатории работает, я вас провожу, а где товарищ Бортников?

– Занимайтесь своими делами, товарищ. У нас к ней несколько вопросов всего, не волнуйтесь. – Заварницкий бесцеремонно развернул прыткого товарища на выход и поспешил за легконогим Леней, преодолевшим уже половину расстояния до двери. Краем глаза он отметил бегущего из дальнего угла молодого человека и девушку, вставшую из-за своего рабочего стола и направившуюся в сторону двери. "Муж наверняка влетит в дверь, а девка будет снаружи страховать. Ленчик его сделает. Валим всех внутри, потом я выйду, ей ручкой махну, заходи, мол. Пойдет как миленькая. Закрываем двери отмычкой на замок и в машину". Настроение начало подыматься, тревога, грызшая его всю неделю, показалась смешной и несерьезной. Леня уже вошел внутрь. Заварницкий остановился перед дверью, загородив ее, и грозно обратился к Сергею.

– Вам куда, товарищ?

– Туда, – прозвучал короткий ответ, и Сергей как лавина обрушился на Заварницкого. Ожидавший этого капитан сместился внутрь и влево по ходу двери, пропуская Сергея внутрь, закрывая за ним дверь и ныряя рукой в правый карман широких галифе.

***

Войдя в лабораторию, Леня сразу почувствовал недобрый взгляд и ствол, направленный в его спину. Как и чем он это чувствовал, оставалось для всех, кто его знал, загадкой, но неоднократно проверенным и доказанным фактом.

– Пирогова Татьяна Семеновна? – Спокойно спросил он сидящую девушку.

– Да… – с плохо скрытым страхом в голосе промолвила, вскочив со стула, круглолицая девушка с карими глазами и курносым носом. "Вам куда, товарищ?" – послышался голос капитана, намекавший, что кто-то сейчас быстро войдет.

– Вам… – не успел Леня промолвить заготовленную фразу, как в двери ворвался Сергей, практически перекрыв Оле направление стрельбы. А что оставалось открытым, тут же исчезло после того, как Леня сделал выверенный шаг в сторону, развернулся и нырнул рукой в карман.

Время спрессовалось для Оли в плотную, обволакивающую субстанцию, через которую она продиралась, пытаясь успеть. Мыслей не было. Было что-то другое, знание того, что произойдет и происходит. На основе этого знания тело само двигалось, Оле казалось, она наблюдает со стороны за происходящим, вместе с тем активно в нем участвуя. Она знала, этот улыбающийся, симпатичный, светловолосый парень сейчас выстрелит прямо из кармана своих галифе. Сережа прыгнет вправо. Противник уже видит это и прыгнет одновременно с ним, продолжая прикрываться его телом. Ему удобней, он прыгает влево, правая рука снаружи. У нее был только один шанс не проиграть. Прыгнув вправо, в сторону вошедшего капитана, закрывшего дверь, Оля выстрелила через Сергея. Выше правой почки, через живот. Светловолосый почти на голову ниже, практически ее роста, ему пуля войдет в левую часть груди. Что-то дернуло в левом плече. Она, тем не менее, смогла ухватиться левой рукой за гимнастерку капитана, используя его как опору, подобрать под себя ноги и прыгнуть обратно, влево. Светловолосый еще жил, его пистолет в галифе непрерывно двигался за ней, чуть-чуть не успевая. "Быстрая, сучка", -подумал Ленчик, из последних сил поворачивая наган, ставший таким тяжелым и неудобным из-за глушителя и снова нажимая на курок. "Будь у него время вытащить его, я бы уже имела бледный вид", – подумала Оля, стреляя ему в лоб. Что-то свистнуло возле правого уха. "Чуть-чуть – не считается", – она прыгнула обратно и от души врезала капитану рукояткой своего "Вальтера" по голове.

В углу громко всхлипывала Таня. В дверь, которую она прижала спиной, кто-то пытался войти. Отскочив от двери, Оля увидев работницу оксидного цеха Светлану Цветкову, по совместительству сержанта НКВД и Сережину подстраховку, облегченно вздохнула и отвела пистолет в сторону.

– Света, вон аптечка, перевяжешь Сергея, потом меня. Таня, закрой рот и иди помогай. – Набрав номер начальника охраны завода, она решительно скомандовала.

– Николай Трофимович? Лейтенант НКВД Стрельцова, вы меня знаете как старшего лаборанта Стрельцову. Вооруженное нападение на лабораторию. Ранен лейтенант НКВД Столетов, известный вам как замначальника цеха. Один из нападавших убит, второй в норме. Направить в оксидный цех четырех человек с двумя носилками. Подогнать к входу директорскую машину с шофером. Погрузить Столетова и доставить в Москву в больницу Склифосовского. Выполнять. У вас пять минут. – Положив трубку, она начала снимать рабочий халат и промокшую от крови рубашку. Ранение было сквозным, задеты только мягкие ткани.

– Таня, брось мне моток бинта. – Возле дверей начали толпиться работницы, живо обсуждая картину, открывшуюся их взору.

– Валя, иди сюда, поможешь, остальные – бегом по рабочим местам, а то сейчас кому-то жопу прострелю! – Оля угрожающе провела пистолетом по собравшимся и галдевшим девкам.

Связи с Москвой не было. Перевязав рану, одевшись и обыскав капитана, который уже пришел в себя, но притворялся обморочным, они через десять минут уже выезжали из ворот проходной завода. В директорскую машину на заднее сидение положили Сергея, спереди сел начальник охраны. Труп засунули между сидениями, в багажное отделение он не помещался. Свету Цветкову посадили за руль машины, на которой прибыли исполнители. Она очень волновалась, потому что ее учили ездить на грузовике. Оля и один из охранников зажали с боков на заднем сидении капитана, сидящего в центре. Увидав, что охранник тычет дрожащей от напряжения рукой наган капитану под ребра, она скомандовала.

– Револьвер в кобуру! Держи его крепко за правую руку, чтоб не дергался. – Сама взяла его левую руку.

– Рассказывай, капитан, все рассказывай подробно, обещаю, жив останешься. – Заварницкий криво улыбнулся.

– Не веришь мне?

– Не нужно, девочка, обещать того, чего ты не можешь.

Она начала читать стихи и ломать ему пальцы на левой руке.

И тополя уходят – но след их озерный светел.

И тополя уходят – а нам оставляют ветер.

Ветер умолкнет ночью, обряженный черным крепом.

Но ветер оставит эхо, плывущее вниз по рекам.

Мир светлячков нахлынет – и прошлое в нем потонет.

А крохотное сердечко раскроется на ладони.

Несколько раз он терял сознание, но она приводила его в себя, продолжая читать рефрены и выкручивать пальцы.

– Смотри, – радостно сказала она, закончив декламировать и поднимая к его лицу искалеченную левую руку.

В ее синих глазах металось удерживаемое пока безумие. Большой и безымянный палец его левой руки были изломаны и сложены в виде сердца.

– А крохотное сердечко раскроется на ладони, – радостно рассмеялась Оля. – Я очень люблю стихи, – доверчиво сказала она, доставая из сумочки небольшие плоскогубцы, иголки, щипцы и другую мелочь, которую она туда побросала перед отъездом. Заварницкий отвел глаза, не в силах справиться с дрожью, что начала его бить. – Будешь рассказывать?

– Да, – Заварницкий был твердо уверен в двух вещах: лучше умереть здоровым, чем жить калекой, Бога нет, если бы он был, он никогда бы не допустил того, что ему пришлось повидать на своем не слишком долгом веку.

Пока Оля читала стихи, стало понятно, нет смысла молчать, этим он только поможет Борисовичу сделать ноги. А Борисовича в этот момент он очень не любил. Пока они доехали до Москвы, она уже знала все, что нужно. Продиктовав телефонистке номер, она молила Бога, чтоб Артузов был на месте.

– Слушаю вас, – услышала она в трубке голос заместителя. "Мля, как все некстати". Когда Артузов уходил, он переключал свой прямой телефон на Слуцкого. Раньше в таких случаях она клала трубку и звонила позже. Сейчас такой возможности не было.

– Абрам Аронович, вы можете соединить меня с Артуром Христиановичем?

– А кто его спрашивает?

– Ольга.

– Какая Ольга?

– Квид про кво, Абрам Аронович.

– Могу.

– Та самая, о которой вы слышали всякие небылицы. У меня мало времени. Соедините, я вам потом расскажу что-то, не пожалеете.

– Хорошо. – "Действительно не дурак, не зря его Артур хвалит".

– Что случилось? Почему вы… – раздался в трубке недовольный голос Артузова. Невежливо прервав его тираду, Оля начала рассказывать.

– Артур Христианович, слушайте внимательно и не перебивайте. На меня совершено покушение. Один из нападавших убит, второй задержан, организатор – Кацнельсон Зиновий Борисович, замначальника НКВД Украины. Заказчика знает только он, я думаю – это Максим Максимович ему меня заказал. Сергей серьезно ранен, его везут в больницу Склифосовского, организуйте, чтоб там все было на высшем уровне. Позвоните микробиологам, которые грибком занимаются. Пусть везут минимум десять грамм вещества в больницу и колют ему по полграмма каждые шесть часов. Минимум пять дней подряд. Запишите адрес московской квартиры Кацнельсона. Возле подъезда машина. Он ждет звонка и прибытия исполнителей. Пошлите туда двух толковых человек, больше не надо. Мы ему позвоним через десять минут. Договоримся, что через двадцать пять минут будем возле его подъезда. У ваших ребят есть тридцать пять минут на подготовку и прибытие. Было бы неплохо, чтоб и вы приехали.

– Мало времени.

– Тянуть нельзя. Заподозрит – пустит себе пулю в лоб. Не успеваете, приезжайте позже, мы его сами возьмем.

– Кто это – мы?

– Капитан Заварницкий – это один из исполнителей, Света Цветкова и я, на подстраховке, снайпером. Никакого риска. Если поверит звонку, возьмем, сто процентов. Не поверит – дивизия ему не помешает застрелиться.

– Хорошо, действуйте самостоятельно, мы не успеем. Ты уверена в Заварницком?

– Я ему пообещала, что останется жив.

– Напрасно.

– Артур Христианович!

– Посмотрим. Работайте, нас не ждите. – После того как он положил трубку, Оля стучала по рычагу, пока не отозвался Слуцкий.

– Абрам Аронович, весной, лучше всего в марте, берите путевку в санаторий. Ваша задача похудеть килограмм на десять и укрепить сердце. Иначе очень скоро помрете от инфаркта. – Тут до нее дошло, что раньше она не знала об этом. Положив трубку, Оля тихо сказала сама себе,

– Прав был, скотина. Видно, не самый глупый психолух Артуру попался.

Подойдя к машине, Оля обратилась к задержанному.

– Твой выход, капитан. И не волнуйся, мое слово крепкое. – Он снова криво улыбнулся и пошел к телефону.

– Слушаю, – раздался в трубке знакомый голос Борисовича.

– Все сделано. Будем через двадцать пять минут возле подъезда. Леня ранен, плечо зацепило, сквозная рана, мягкие ткани, нужен врач.

– Сделаем.

Положив трубку, Зиновий Борисович окинул взглядом комнату. Все было собрано еще с утра, спешить было некуда. Созвонился со знакомым врачом-пенсионером. Присел на дорожку. Что-то зацепило его в разговоре, и он никак не мог понять что. Голос капитана был спокойный, немного усталый, таким он и должен быть. Но не было привычного расслабления в его голосе, которое должно быть после удачно проведенной операции. Это можно было понять, Леню зацепило, значит, уходили с шумом, волны уже пошли, нужно выяснить обстановку. Но все равно, слишком озабочен капитан. Борисович позвонил на завод. Связи не было. Позвонил нескольким знакомым, поговорил за жизнь, поспрашивал, что новенького в Москве и области. Все было спокойно, никто ни о каких ЧП не рассказывал. Он встал со стула, достал из нагрудного кармана маленькую стеклянную ампулу и засунул себе за щеку, "береженого Бог бережет". Борисович улыбнулся черному юмору своих мыслей, взял чемодан и захлопнул дверь. Возвращаться сюда уже никто не будет, ребята свои чемоданы еще с утра забросили в багажник его машины.

***

Охранника они оставили в машине, запретив ему покидать ее под страхом смертной казни. Свете подарили небольшую полотняную сумку, куда положили пачку соли. Дарить пустую сумку – моветон.

– Света, станешь в восьмом подъезде, возьмешь зеркальце и будешь поправлять волосы так, чтоб ты видела его машину. Первым делом он поставит в багажник свой чемодан. Ты выходишь и идешь по тротуару в его сторону. Смотри куда хочешь, но не на него. Пройдешь мимо, сразу с разворота ему сумкой по затылку. Он будет смотреть на капитана, тот как раз появится из-за поворота. Главное чтоб ты на него не взглянула. Он жук тертый, сразу все поймет.

– Да знаю я все, не маленькая.

– Я тебя подстраховываю, чуть что, прострелю ему колено или локоть.

– Да я его скручу на раз-два, не переживай. Меня Сережа тренировал.

– Знаю, как он тебя тренировал, – ядовито заметила Оля. – Вряд ли тебе удастся на улице применить эти приемы. Зрителей набежит – тьма.

– Не волнуй бойца перед заданием, командир, – пришел на выручку густо покрасневшей Свете Заварницкий, – ей сосредоточится нужно.

– Вот я и учу ее сосредотачиваться в неблагоприятных условиях. Сержант Цветкова, перестать краснеть и выдвинуться на исходную позицию. Капитан, я в подъезд напротив. Увижу Борисовича – махну тебе рукой. Ты выходишь и идешь к нему, дальше действуем по обстановке.

– Три раза, это еще понять можно, но пять раз одно и тоже повторять…

– Есть такое дело, все ругаются. Ни пуха, капитан.

– К черту.

Зиновий Борисович вышел из подъезда, осмотрелся, поставил чемодан в багажник и достал папиросу. Из соседнего подъезда вышла незнакомая молодая девушка с сумкой и пошла в его сторону. Ее лицо было озабочено, она смотрела себе под ноги, губы шевелились в такт ее мыслям, "не встречал ее раньше". Борисович отступил подальше от траектории движения незнакомой девушки, пристально рассматривая ее и перекладывая капсулу на язык. Из-за поворота показался капитан Заварницкий? уверенным, широким шагом двигающийся в его сторону. Девушка прошла мимо него. Он провожал ее внимательным взглядом. Она вдруг резко взмахнула сумкой, Борисович дернулся вперед, пытаясь уйти от летящей в его голову сумки, и непроизвольно сглотнул, "бля, Заварницкий, продал, сука". Сумка просвистела рядом с затылком, он потянулся к кобуре, но удар сзади в пах, между ног, скрутил, а яркие звезды перед глазами и последующая темнота уже были следствиями второго удара сумкой, достигшего своей цели.

***

Очнулся Борисович в своей машине, на заднем сидении, рядом сидела светловолосая девушка с пронзительными голубыми глазами и держала его за указательный палец левой руки. Она было мало похожа на фотографию, которую видел Борисович, но он ее узнал. Его правая рука было привязана веревкой к дверной ручке.

– Рассказывайте, кто заказал вам меня найти и убить?

Борисович презрительно хмыкнул и тут же взвыл не своим голосом от невыносимой боли. Девушка, радостно улыбаясь, аккуратно всовывала иголку, зажатую в небольших плоскогубцах, ему под ноготь. Он дернулся, но сделал только хуже, засунутая под ноготь иголка вырвала его с мясом. От острой боли ему свело дыхание, в голове закрутилось. Девушка, не выпуская пальца, левой рукой, отложив плоскогубцы, начала крутить ему ухо.

– Зиновий Борисович, послушайте меня и постарайтесь поверить. Через пять минут вы обделаете салон своей машины, а через пятнадцать расскажете мне все, что знаете. Но я серьезно искалечу вам руки, и все оставшиеся вам дни на этом свете превратятся в сплошную муку. Подумайте, стоят ли эти пятнадцать минут того, чтоб их переживать. Для меня они ничего не решают, результат будет один и тот же. У вас десять секунд пока я достаю вторую иголку.

– Я вам все скажу. – "Если эта сучка покалечит мне руки, я не смогу воспользоваться ампулой. Все, что я скажу ей, не имеет никакого значения".

– Я вас слушаю.

– Пять лет назад, во время поездки во Францию меня завербовала французская разведка. – Она вогнала ему вторую иголку под тот же выломанный ноготь, забив ее до сустава. Борисович, с трудом удержав мочевой пузырь, понял, что пять минут – это с большим запасом.

– У вас десять секунд, пока я достаю третью иголку. – Она ухватила его средний палец.

– Я вас обманул. На самом деле меня завербовала английская разведка. – Борисович, закрыв глаза, приготовился терпеть, но ничего не происходило. Открыв глаза, он увидел, что она с интересом смотрит на него.

– Он уже переправил вашу семью, и вы боитесь его выдать. Поверьте, Борисович, вы не того боитесь. Он уже свое дело сделал и деньги перевел, иначе бы вы не пыжились. Давайте договоримся так. Вы рассказываете всю правду, а я приложу все усилия, вы должны знать – кое-что я могу, чтоб вашу семью не искали. Будете молчать – все будет наоборот.

– Сука, – с ненавистью глядя в ее равнодушные глаза, сказал он, как выплюнул.

– Это ваши игры, Борисович, я просто соблюдаю правила. И не переживайте вы так. То, что вы сейчас подпишете – это только для меня. Моему начальству значительно больше понравятся ваши сказки. Я так понимаю, вы волнуетесь из-за денег. Могу пообещать, что никто не покажет это Литвинову еще несколько месяцев. Ваше решение?

– Если вы мне обещаете, что мою семью не тронут и месяц эта бумага не попадет Литвинову на глаза, то я согласен.

– Честное комсомольское! – Он криво улыбнулся и откинулся на спинку сидения.

– Записывайте.

– Света, бери бумагу, садись на переднее сидение и записывай. Дай свой платок, я Борисовичу палец завяжу. Чего ты кривишься, ногтя оторванного не видела?

Она спрятала подписанные листы во внутренний карман пальто. Сильно кружилась голова. Через пять минут прибыл Артузов с оперативниками. Сдав им задержанных, Оля получила невероятный втык от перенервированного начальства, выпустившего на ней пар. Повод для этого оно имело отменный.

– Лейтенант Стрельцова, – от голоса Артузова двадцатиградусный мороз на улице понизился еще градусов на сорок. Все замерли, стараясь не привлечь к себе внимание бригадного комиссара. – Почему вы не доложили, что ранены?

– Забыла, Артур Христианович, – обезоруживающе улыбалась Оля, – так много всего доложить нужно было, мысли в голове путались.

– У вас голова есть на плечах? Немедленно в больницу!

– Не надо на меня кричать, покричите лучше на своего шофера, это он меня продал за бутылку водки, на секретаршу свою покричите, у которой язык как помело. Поговорите с капитаном Заварницким, он вам много интересного расскажет о ваших сотрудниках. Кстати, голова у мужика работает, как швейцарские часы, операцию подготовил на пять с плюсом, получите истинное удовольствие.

– Иван Терентьевич! Подойдите сюда! Сдать оружие, вы арестованы. Савельев, определи его к тем двоим. Стрельцова, немедленно в больницу. С вами поедут лейтенант Аносов и Цветкова. Аносов, глаз с нее не спускать. Езжайте на этой машине, потом доставите в управление. Вашу мы заберем. Найдете лаборантку Ермольевой, фамилия то ли Кузакина, то ли Кузыкина, она с лекарством для Столетова будет ждать вас в приемном покое. Ждете меня в больнице, я приеду или позвоню.

– Там в машине, возле охранника, сумка с их оружием.

– Это все потом, выезжайте немедленно!

В больнице их окружила сонная тишина неспешного течения времени, невыносимо раздражающая после бурного потока событий последних нескольких часов. Оле промыли рану, перевязали и вкололи полграмма дефицитного лекарства, видно, Артузов не забыл перезвонить. Сережа еще был в операционной, о его состоянии никто ничего не говорил. Все обещали, что операция вот-вот завершится и доктора сами все расскажут. Они по очереди сходили в столовку покушать и ждали вердикта врачей.

Оля, прислонившись к стенке, вспоминала схватку, движения симпатичного светловолосого парня, которого ей с таким трудом удалось застрелить. Странные слова, странной песни звучали в ее голове.

"Запомнился номер твой чётко, мгновенно, почти буквально

Сердце кипит, волнуется, чую – влюбилась фатально я

В тебя, ты странный, скуластый и веришь в себя безумно

Ты – волк, я – волк, закапали кровью, слезами друг в друга мы…

О если бы ты был настоящим, стала бы тебе я подругой

Шептала бы нежно ночами: Юго, мой Юго, Юго мой…

А так – всё больше по миру шатаюсь, захлёбываюсь своим секретом

Бросаюсь навстречу, других бросаю и слушаю, слушаю песню ветра…"

Ей хотелось напиться, "гребаная жизнь, Боже, почему у тебя такое извращенное чувство юмора? Почему человека, который мог стать близким, я видела всего минуту и через прорезь прицела?… Надо взять себя в руки, день еще не закончился, вечером наверняка на ковер к вождю, народ будет думать, как мне жить дальше. Упекут под стражу в какую-то закрытую дачу, где меня месяцев за шесть-семь кокнут. Думай, Оля, думай, неприятности проще предотвратить, чем потом исправлять". Совершенно дикая идея пришла ей в голову, и чем больше она над ней думала, тем больше она ей нравилась.

– Это единственный вариант, нужно только еще раз продумать все аргументы.

– Какой вариант?

– Не обращай внимания, это я сама с собой уже от волнения говорить начинаю. Скорей бы уже операция закончилась…

Оле жалко было Сергея, вместе с тем она испытывала глухое раздражение его совершенно идиотским поведением. Ворвавшись в помещение, он должен был сразу уйти вправо, так чтоб держать в поле зрения обоих. Вместо этого он, оставив капитана за спиной, перекрыл ей сектор стрельбы, оружие к бою не подготовил, спрашивается, какого хрена ты бежал? "Не на кого тебе злиться, подруга, кроме как на себя. Могла и натаскать парня, время было, чуть меньше в лаборатории сидеть, но кто знал… на открытом пространстве он вел себя совершенно грамотно. Специальные упражнения для работы в закрытых помещениях, видно, в НКВД еще не изобрели. Да и действовал он нормально, единственное, не остановился вовремя, капитан его ловко мимо пропустил, но Сергей сразу в сторону прыгнул, понял, что я сзади. Зря я злюсь, видно, выверты подсознания, чтоб оправдать свой выстрел".

– Это они! Товарищи, как там Сергей наш?

– А вы кто будете ему, товарищи?

– Лейтенант НКВД Аносов, сержант Цветкова, мы сослуживцы.

– Я его жена.

– В рубашке ваш Сергей родился. Сквозное ранение в живот, ни один жизненно важный орган не задет. Жена – молодчина, видно, завтракать не дала мужу, желудок пустой оказался. Операция прошла хорошо. Ему пять дней будут колоть новое лекарство, я уже с ним работал, чудо, а не лекарство. Не буду загадывать, но пока скажу так – причин волноваться нет, можете идти домой. Нести больному ничего не надо, пять-шесть дней у него в рационе только кипяченая вода. Если вопросов нет, то жду вас завтра, и извините, меня ждут больные.

– Доктор, а когда его можно будет увидеть?

– Завтра, все завтра…

– Ну вот, два слова сказал и убежал. Сидишь тут два часа, волнуешься, а у них времени нет тебе пару слов сказать.

– Все нормально, Света, не волнуйся. Вот если бы он нас минут пятнадцать успокаивал, тогда надо было бы волноваться. А пару слов он как раз нам и сказал, так что претензий не выставляй. – К ним по коридору быстрым шагом шла медсестра.

– Вы, лейтенант Аносов?

– Так точно, красавица!

– Вас к телефону. – Вернувшись, он сообщил,

– Звонил товарищ Артузов. Интересовался, как дела у Сережи. Нам приказано отвезти тебя в Кремль. Пропуск для тебя заказан. Товарищ Артузов будет ждать тебя в приемной товарища Сталина. – Он с нескрываемой завистью смотрел на Олю. "Вот они, недостатки знаний в области классической русской литературы. Не знает лейтенант про барский гнев и барскую любовь. А может, и знает, просто аналогия такая ему в голову не придет никогда".

– Поехали.

***

По дороге она спохватилась, что под пальто у нее облитые кровью рабочий халат и рубашка. Являться в таком виде в свете предстоящего разговора было категорически невозможно. Одежда Светы тоже в крови, Сергея перевязывала, вся измазалась. Денег ни у кого не было. Вспомнив про чемодан Зиновия Борисовича, решила в нем покопаться, хотя это было чревато. Формально говоря, это уже не чемодан, а вещдок. "Может там деньги есть, грабанем Борисовича на новую одежду, в конце концов, по его вине я в таком виде".

В багажнике она с удивлением обнаружила три чемодана. В каждом оказалась толстая пачка денег, тысяч по десять рублей в каждой, у Лени и капитана по запасной форме. "Предусмотрительные оба. Кто знает, что на задании случится, а тут свежая форма наготове". Схватив Ленину гимнастерку и галифе, она нырнула в подъезд. Вернувшись, коротко скомандовала.

– В военторг.

– Зачем?

– Мне фуражка по форме нужна. Не пойду же я в лейтенантской форме без фуражки.

Охранник на входе в Кремль придирчиво рассматривал ее удостоверение лейтенанта НКВД.

– В пропуске указано старший лаборант завода "Радиолампа". – Оля молча вытянула удостоверение лаборанта и дала охраннику. Он рассматривал его вдвое дольше, чем первое. Затем вызвал начальника караула. Минут через десять пришел недовольный капитан. Выслушав сержанта, осмотрев удостоверения, пропуск и объект, на который этот пропуск выписан, он задал неожиданный вопрос.

– Фамилия вашего непосредственного начальника и телефон, по которому с ним можно связаться.

– Бригадный комиссар Артузов Артур Христианович. В настоящий момент ждет меня в приемной товарища Сталина. Позвоните товарищу Поскребышеву, он в курсе. – Капитан задумался на секунду, протянул ей удостоверения с пропуском,

– Проходите, товарищ Стрельцова.

В приемной было как всегда прохладно, тихо и спокойно. На кожаном диване сидел Артузов и просматривал газету. Она села рядом. С трудом узнав ее, он прошипел,

– Что это за фокусы, Стрельцова?

– Мне что, надо было в рабочем халате и в кофточке, залитой кровью, прийти?

– Где вы взяли мужскую форму?

– Знакомый лейтенант одолжил.

– Вы знаете, что ему за это будет?

– Ему не страшно. – Артузов заинтересовано смотрел на нее. Через секунду в его глазах появилось понимание.

– Ты смотри, а размер почти ваш.

– Что может иметь совершенно неожиданные последствия. – На этот раз Артузов смотрел на нее две секунды. Затем рассмеялся.

– Нет, даже не мечтайте, хотя… – он задумался. – Мысль, нужно признать честно, очень оригинальная, но вы не понимаете, какие трудности в быту вас ожидают.

– Посылаете Свету Цветкову, я селюсь к ней, и все трудности позади.

– Вы даже это успели продумать… знаете, мне ваша идея нравится, но боюсь, это ничего не значит. Товарищ Сталин будет вопрос с вами решать лично, тем более что свое обещание он сдержал.

– Да, осталось начать и кончить, – грустно вздохнула Оля.

– Товарищи Артузов и Стрельцова, заходите.

***

Максим Максимович ждал звонка. Прошло больше трех месяцев после памятного визита Арчибальда Смита, который своими осторожными расспросами обратил внимание Литвинова на некоторые факты. Сложив их с тем, что было известно ему, он поделился подозрениями со своими английскими и американскими друзьями. И хотя это все было бредом, с точки зрения материализма, они отнеслись к этому очень серьезно и велели искать причину, не считаясь с затратами.

Давным-давно, когда Максимовича звали совсем по-другому, он вступил в партию большевиков по совету отца. Английские и американские партнеры его семьи вкладывали серьезные деньги в русскую революцию и просили найти человека, которому можно доверять и который понимает, как вести учет и сколько стоят деньги. Отец сказал:

– Это хороший шанс, сын. Ты будешь иметь дело и познакомишься с людьми, которые крутят сотнями мильйонов. Как бы ни сложилась твоя жизнь потом, поверь, эти люди, если ты проявишь себя, тебя в беде никогда не бросят.

Так Максимович стал главным банкиром революции. Он организовывал работу газет, рассчитывал финансовую часть любой операции, а часто и руководил самыми дорогими из них. Когда денег не хватало, он советовался со своими друзьями. Если операция того стоила – деньги находились. Никто не знал, откуда он берет деньги, впрочем, революционеров такие приземленные вопросы интересовали редко.

Его английские друзья хотели максимально порвать Россию на части, но возражали американские. Резкое ослабление России привело бы к усилению какой-то из европейских держав, а это САСШ было совершенно не нужно. Единственное, в чем сходились их интересы – оторвать от России Кавказ и Закавказье с единственным крупным источником нефти, куда были вложены их немалые средства. Это давало возможность, накинув нефтяную удавку, полностью контролировать темпы развития и политику будущего правительства России.

Сколько пароходов с оружием он переправил на Кавказ и в Закавказье, кому оно поставлялось и откуда он брал на это деньги, никто в партии не знал. Известно только, что два парохода сели на мель и груз был арестован. Десятка два, а то и боле, благополучно добралось. И вроде все было продумано по уму и просчитано, но все эти деньги пропали. Не захотели гордые горцы бороться с большевиками за свою свободу. Видимо, поняли, что борьбы не получится, а даром гибнуть неохота никому. Сдали борцы за независимость все, с таким трудом доставленное оружие по первому требованию новой власти, и влились в дружную семью народов СССР.

После революции Максимович, по совету друзей, занялся внешней политикой. Его знали, с ним не боялись откровенно говорить, понимая, что и ему тоже что-то надо, пытаясь найти компромисс между своими интересами и интересами новой страны, которую он представлял. Да и особого интереса к этой стране не было до 33-го. Все изменилось после прихода к власти в Германии нацистов с их явно реваншистской идеологией. В Европе запахло новой большой войной. Это очень обрадовало его американских друзей и несколько расстроило британских. Американские друзья вкладывали большие деньги в военную промышленность и экономику Германии и просили выстроить союзные отношения в Европе по образцу Первой мировой – Россия, Франция, Англия против Германии, Италии и государств, входивших в бывшую Австро-Венгрию.

Новый курс Рузвельта в САСШ уже начал буксовать, требовались дальнейшие вливания денег в экономику, а это означало, что деньги будут дальше дешеветь. Если для тех, у кого их нет, это просто слова, то для тех, у кого их много или очень много, это уже первые звуки похоронного марша. Выходить из кризиса за счет инфляции и обесценивания своих состояний никто не хотел, и поэтому, война в Европе была спасением. Продавать обеим сторонам конфликта все, что нужно для войны, новые перспективы после ее окончания, возможность что-то хапнуть у обессиленных друзей, что может быть прекрасней этого? Нужно долго думать, так сразу на ум ничего не приходит.

Английские друзья ни о каких союзах с коммунистами и слушать не хотели, но требовали, чтоб все отношения СССР с нацистской Германией были свернуты. Он старался, как мог. Все развивалось прекрасно до открытия татарской нефти и месторождений алмазов. Нетрудно было посчитать, что бакинской нефти на двоих не хватит и очень скоро Советский Союз будет вынужден сокращать поставки в Германию, что станет лишним поводом для войны. Немцы соглашались давать деньги и оборудование только под поставки нефти, зерна и другого сырья, необходимого их промышленности. То, что Боливар двоих не вынесет, было понятно давно. Но последние открытия резко усилили экономические связи с Германией. Советский Союз получил крупный кредит, буровое и другое оборудования для быстрейшего развития нового нефтяного района. Предложение совместно развивать Архангельское месторождение алмазов пока что встречало упорное сопротивление Гитлера, но посол в Германии сообщал, что давление промышленников нарастает и, вполне возможно, что канцлер уступит. Все это уже было не очень хорошо. К этому добавилось интенсивное планирование и начало строительства оборонительных сооружений вдоль западной границы СССР, развитие истребительной авиации и регулярные проверки боеготовности воинских частей, что тоже не способствует уверенности потенциального противника в легкой победе. А кто будет воевать, если он не уверен в победе?

Все эти события странным образом совпали с приездом в Москву этой таинственной девушки, с которой Максимовичу даже не удалось познакомиться. Зиновий Борисович наотрез отказался проводить любую деятельность с ней, кроме устранения.

– Максим Максимович, первую часть операции мы провели. Вы помогли моей семье выехать и перевели им на счет половину суммы. Никто никому ничего не должен. Объект вам известен. Хотите ее разрабатывать – у вас есть для этого масса возможностей. За вторую половину суммы я могу провести только ее ликвидацию. Выбор за вами.

– Мне нужно подумать. Завтра я дам вам ответ.

Пытался Максимович уговорить своих американских друзей не спешить и организовать похищение такого ценного объекта. Ведь если их подозрения оправданы и эта девушка действительно имеет отношение к событиям последних полутора лет, то трудно даже представить, какие тайны могут быть ею раскрыты. Но ему ответили, что могут помочь только деньгами, все остальное он должен организовать самостоятельно и в течение относительно короткого времени. Пытался Максимович воспользоваться своими кавказскими связями, как-никак воровать девиц – это давняя традиция горных народов. Но и там не обломилось. Едва только речь заходила о том, что девушка знакома с вождем и находится под охраной, как интерес к деньгам и прочим обещанным благам тух на глазах и Максимовичу мягко отказывали. С тяжелым сердцем он был вынужден дать добро Борисовичу на проведение операции. Рисковать нельзя. Большая часть денег его семьи были вложены в американские ценные бумаги, которые, вместо того чтоб дорожать и приносить доход, подешевели в три-четыре раза. Подъем американской экономики – это была сфера жизненных интересов Максимовича и его фамилии. Литвинову нравились САСШ. Это была пока единственная страна в мире, которой правят финансисты, и так, по его мнению, должно быть везде. Только людям, умеющим считать деньги, можно доверять такое ответственное дело, как руководство страной.

Прошло одиннадцать часов, крайний назначенный срок, телефон звонил часто, но звонка от Борисовича не было. Только в час дня Максимович вынужден был принять очевидное. Операция провалилась, Борисович не позвонит. Это было неприятно, предстояли новые хлопоты, а этого Литвинов крайне не любил. Хлопоты мешают радоваться жизни. За себя Максимович не переживал. Ежов уже давно точил на него зубы и приносил Хозяину горы показаний, в которых Литвинова обвиняли во всех смертных грехах. Даже если Борисович даст показания, это ничем не будет отличаться от тех папок, которые Сталин ему уже показывал. Без полноценного "корпус деликти" его не тронут, это грозит очень серьезными осложнениями с САСШ, а на это никто не пойдет. Последние три-четыре года САСШ оставалась единственной страной, которая продавала СССР высокотехнологическое оборудование, в котором отказывала Германия. Была еще Франция, но по ряду позиций она серьезно уступала и Германии, и САСШ. Так что за себя Литвинов не переживал. Спускаясь по ступенькам в наркомовскую столовую, где у него был отдельный кабинет для спокойного приема вкусной и здоровой пищи, Максим Максимович напряженно думал, кто ему может помочь в его деле.

***

Сталин встретил их, как обычно, шагая по кабинету. Поздоровавшись, он, не слушая возражений, усадил их за длинный стол, а сам продолжил движение.

– Товарищ Артузов, доложите, что у вас случилось?

– Сегодня в девять часов восемнадцать минут на завод "Радиолампа", предъявив фальшивые удостоверения работников НКВД, проникли двое злоумышленников с заданием ликвидировать Стрельцову Ольгу. Связи с Москвой не было, они предварительно перерезали провода, возможности проверить их полномочия у представителя НКВД на заводе, товарища Бортникова, не было. Убив его, они закрыли кабинет и выдвинулись в направлении лаборатории, где работает Стрельцова. К счастью, Ольга заметила их первой, заподозрила неладное и успела приготовиться к схватке. В результате перестрелки один из нападавших, Леонид Панфилов, убит, второй был взят живым. Тяжело ранен один из Ольгиных охранников, лейтенант Столетов. Ему сделана операция, доктора характеризуют его состояние как удовлетворительное. В результате показаний задержанного, капитана НКВД Заварницкого, которые он дал по дороге, Ольгой Стрельцовой, совместно с сержантом Цветковой, был арестован его непосредственный начальник, организатор покушения, замначальника НКВД Украинской ССР, Кацнельсон Зиновий Борисович. Он был допрошен и дал показания. Показания у меня с собой, можете ознакомиться с ними.

– Позже, скажите коротко, что он рассказал.

– Согласно его показаний, он полгода назад по своей инициативе связался с резидентом английской разведки, помощником атташе Арчибальдом Смитом. Его цель была сбежать из СССР за границу. Смит обещал помочь и якобы готовил документы для него и для семьи. Три месяца назад он дал Кацнельсону задание найти агента "Ольгу", связанную с ИНО или со мной лично и встречавшуюся несколько раз с вами, товарищ Сталин. Со слов Кацнельсона, догадался Смит о ее существовании по косвенным данным. Слухи, анализ ваших выступлений и принятых решений в том и в этом году, дошедшие до него сплетни работников секретариата относительно ее первого письма. В показаниях это подробно расписано. Сотрудникам Кацнельсона выйти на Ольгу удалось благодаря длинному языку моего шофера. На одной из пьянок он сказал фразу, которая послужила ключом для определения места работы Ольги и в дальнейшем ее идентификации. Это, вкратце, все, что рассказал Кацнельсон на первом допросе. Отдельно он добавил, что товарищ Стрельцова, с применением противозаконных методов допроса, сразу после задержания, заставила его подписать показания против товарища Литвинова, от которых он официально отказывается. Видимо, это те листочки, которые вы держите в руках? – Артузов с ехидной улыбкой обратился к Ольге.

– Так точно, товарищ бригадный комиссар. Извините, забыла вам сразу отдать.

– Расскажите подробно, товарищ Стрельцова. – Сталин недовольно нахмурился.

– После задержания Кацнельсона мне удалось задать ему несколько вопросов по свежим следам, до приезда товарища Артузова. Меня очень интересовал вопрос, кто и почему хочет меня убить. Я читала в какой-то книжке, что допрос непосредственно после задержания очень эффективен, так как у преступника нет времени сочинить достаточно правдоподобную историю, скрывающую истинные причины. Мне удалось выяснить, что задание на мой розыск и ликвидацию Кацнельсон получил от Литвинова. Почему меня нельзя оставить в покое, он ему, естественно, не рассказывал, но это нетяжело угадать, думаю, такое задание он получил от своих английских и американских хозяев, которые хотят стравить СССР и Германию. – Оля не могла не заметить, как недовольно скривился Сталин, услышав о Литвинове.

– У вас есть какие-то доказательства таких обвинений, кроме этих бумажек, подписанных Кацнельсоном?

– Доказательства, при желании, можно получить, но это непросто. Нужно добиться от Кацнельсона, под какой фамилией его семья выехала за рубеж, выяснить, кто способствовал оформлению документов и виз. Тогда сразу станет ясно, к кому ниточка тянется, к Литвинову или Смиту. Хочу только подчеркнуть, что басня про Арчибальда Смита не выдерживает никакой критики. Начнем с простых вопросов: откуда Кацнельсону могло быть известно имя Смита? Каким образом ему удалось выйти с ним на контакт, так, чтоб этого не заметили сотрудники НКВД, отслеживающие контакты Смита? Ну и самый непонятный мне момент: какую помощь может оказать Смит в вопросе пересечения советской границы замначальнику НКВД Украины? Зачем Кацнельсону его помощь, если он, при желании, вполне мог самостоятельно решить этот вопрос? Совершенно очевидно, что первая часть басни искусственно прилеплена, чтоб скрыть имя настоящего заказчика. Вторая часть рассказа правдива полностью, что еще раз подчеркивает – основная задача Кацнельсона – скрыть имя настоящего заказчика.

– Хорошо, следствие разберется. Я думаю, своему начальнику вы достаточно доверяете и не будете настаивать на собственном участии в расследовании? За обезвреживание столь опасных врагов, проявленный героизм и находчивость, я думаю, мы представим вас к очередному званию и правительственной награде.

– Служу трудовому народу!

– Сейчас мы должны решить вопрос, как вам жить и работать дальше, чтоб исключить подобные инциденты. Надеюсь, вы понимаете, что после того, как ваши данные стали известны врагам, ваша дальнейшая работа на заводе "Радиолампа" невозможна?

– Это мне совершенно ясно.

– Поэтому мне бы хотелось сперва выслушать ваши предложения, товарищи. Что вы думаете по этому вопросу? Начнем с вас, товарищ Стрельцова, у вас есть какие-то конкретные пожелания?

– Есть, товарищ Сталин!

– Ну что ж… интересно… мы вас внимательно слушаем.

– Во-первых, хотелось бы отметить, что ничего страшного не случилось. Все произошедшее совершенно закономерно. Наивно думать, что такой объем проделанной работы останется незамеченный нашими врагами и они не начнут искать причины. Было первое письмо, которое читало много людей. Там был предсказан ряд событий. Когда они начали сбываться, кто-то вспомнил, кому-то сказал, этого достаточно, чтоб поползли слухи. И то, что это случилось только через полтора года и в форме попытки ликвидации, говорит о хорошей работе НКВД. Хочу отметить, что моя ликвидация ничем Советскому государству не угрожает, это уже жест отчаяния со стороны наших врагов. Намного логичней было бы подготовить попытку захвата и переправки меня на территорию, где можно бы было выяснить, какой информацией я располагаю. Но наши противники, понимая всю утопичность такой идеи, действуют по принципу – "Так не доставайся ты никому". В ситуации, когда никакой новой информацией я с руководством страны поделиться не могу, это, как я уже сказала, никакой угрозы не представляет. Для меня лично несколько преждевременно, но обо мне речь не идет.

– Товарищ Стрельцова, вы бы не могли закончить свое затянувшееся вступление и перейти к сути вопроса?

– Слушаюсь, товарищ Сталин. Для меня есть два желательных варианта и третий, который в математике называют тривиальным. Первый из них называется "Золотая клетка". Живу в строго охраняемой даче, все мои маршруты заранее известны моей охране, которая от меня не отходит ни на шаг. Не буду долго описывать очевидное. Для того чтоб мне этот вариант был приемлемым, необходимо мое участие в жизни государства, адекватное способу жизни. Не знаю, как вы назовете мою должность, доверенное лицо, личный консультант, секретарь-референт, придворный шут – это не имеет значения. Для меня важно принимать участие во всех вопросах жизни страны и иметь возможность высказать свое мнение.

Глядя на кислые выражения лица у обоих слушателей, красноречиво говорящие – "что себе воображает эта девчонка", Ольга улыбнулась и продолжила:

– Второй желательный вариант назовем – "Фальшивая золотая клетка". Хочу кое-что акцентировать. Для всех нас и, в первую очередь, для страны важно только одно – чтоб я смогла осознать и осмысленно выразить те знания, которые крутятся в моей голове. Я чувствую, что мне для этого нужна смена места и вида деятельности, все остальное мы с Артуром Христиановичем перепробовали. Если смотреть на мое задание с этой точки зрения, то предлагаемый вариант самый перспективный. На закрытую охраняемую дачу селят девочку – моего двойника. Она редко выезжает, делает вид, что работает, к ней иногда возят Лосева. Раз в три месяца двойника возят в Кремль и назад, делая вид, что она встречается с вами, товарищ Сталин. Сережу Столетова туда селят после выздоровления. Товарищ Артузов к ней иногда приходит. Идеальная ловушка для будущих злоумышленников и проверка – сколько проживет "Ольга" в золотой клетке и насколько серьезны намерения ее ликвидировать у наших врагов. Я тем временем становлюсь Леонидом Панфиловым, в звании лейтенанта НКВД с перспективой стать старшим лейтенантом отбываю согласно полученному предписанию на Дальний Восток и занимаюсь проверкой боеспособности Дальневосточной армии. Поработаю два-три месяца – отзовете обратно в Москву, я закончу досрочно военную академию и буду проверять командный состав РККА на умение действовать в сложной обстановке. Почему-то мне кажется, что это у меня будет хорошо получаться, – Оля холодно улыбнулась. – И самое главное, я почему-то уверена, что эта деятельность пробудит в моей голове новые знания, имеющие очень большое значение для страны. С другой стороны, этот маскарад дает практически полную гарантию, что меня никто не найдет.

– Да… от скромности вы не умрете, товарищ Стрельцова. А какой третий вариант вы имели в виду?

– Тривиальный вариант подразумевает мою ликвидацию. Пользы никакой, но и вреда не будет.

– Понятно… интересные у вас мысли в голове… товарищ Артузов, что вы думаете по этому вопросу?

– Хочу отметить, что оба предложенных варианта, с точки зрения безопасности объекта, хорошо продуманы. Уверен, что не ошибусь, если предположу – товарищ Стрельцова еще до покушения думала над этими вопросами. Третий пока обсуждать не буду, мне кажется, он в данный момент не актуальный. – Артузов улыбнулся, Оля и Сталин оставались серьезными. – В первом варианте, помимо непосредственно охраны, ее будет оберегать то обстоятельство, что она станет публичной персоной. Как вы понимаете, товарищ Сталин, покушение на публичную особу – это вызов государству, любой тридцать раз подумает, перед тем как решиться на такой шаг. Второй вариант нужно хорошенько обдумать, но сама идея заняться проверкой войск мне понравилась. Даже если раскроется, что в золотой клетке сидит не та птица, враги будут искать девушку с соответствующими приметами, а если по приметам не найдут, будут искать по специальности – радиофизика. Мысль выдать себя какое-то время за парня, с моей точки зрения, слишком авантюрная и избыточная. Конечно, то, что она может вести жизнь под видом мужчины, никому в голову не придет, но вероятность обоснованных подозрений у тех, кто с вами будут постоянно общаться, очень высока. Даже если вы не совершите ни одной ошибки. Представим ситуацию, когда кто-то случайно толкнет вас в грудь или в пах и с удивлением обнаружит в первом случае и не обнаружит во втором весьма существенные детали организма. Сразу поползут слухи, которые провалят весь план. С другой стороны, у женщины достаточно возможностей легко поменять внешность, поэтому выдавать себя длительное время за мужчину – излишество. Предлагать что-то свое я не готов, не думал над этим вопросом. Кроме того, если я правильно понял товарища Стрельцову, для нее все остальные варианты эквивалентны расстрелу.

– Для меня, конечно, разница есть, Артур Христианович. Но с точки зрения пользы для страны, буду ли я сидеть под замком или выращивать огурцы, разницы никакой. Еще раз хочу подчеркнуть, важны знания, все остальное, в том числе и моя безопасность, должно рассматриваться лишь в контексте этой основной задачи. Со своей стороны могу только сказать, что готова жить и работать в любом месте, куда пошлет меня партия и товарищ Сталин!

– Вам достаточно было эту фразу произнести в самом начале, товарищ Стрельцова. Всего остального можно было не говорить. Учитесь краткости, вам это очень пригодится, вы человек военный, лейтенант НКВД – это высокое звание. – У вождя было задумчивое выражения лица. – Подождите в приемной, товарищ Стрельцова, вас позовут.

Оля сидела в приемной на кожаном диване и думала, какую судьбу придумают ей за дверью. Все что могла, она сделала, теперь оставалось только ждать какой из предложенных вариантов: скучный, надежный и не обещающий никаких новостей, или рисковый, но с возможным выигрышем, предпочтет вождь. Насколько она знала его характер, был он человек осторожный, но на оправданный риск шел легко и с удовольствием.

– Товарищ Артузов, вы хорошо подумали?

– Решать вам, товарищ Сталин, я лишь высказал свои предположения и поделился с вами мнением медиков по поводу ее психического состояния.

– Не слушайте врачей, они любого запишут в ненормальные. Им дай только возможность. Если ваш врач характеризует ее как буйнопомешанную, грош цена вашему врачу. Она в опасной обстановке продемонстрировала такую выдержку и самообладание, что любой мужчина позавидует.

– Я плохо объяснил, врач лишь сказал, что интенсивность ее мозговой деятельности сравнима с показателями буйнопомешанных пациентов. С его точки зрения, она постоянно сдерживает чувства, которые бушуют в ней. Поэтому работает на износ, сутками напролет. А это очень опасно. Но не только поэтому я не рекомендую делать из Ольги общественную фигуру. Она для нее не подходит. Я с Ольгой много общался – она натура в какой-то мере асоциальная. Дело в том, что у Ольги очень искаженное восприятие людей. Любую личность она оценивает с точки зрения ее роли в подготовке к будущей войне. Если она, к примеру, невысокого мнения о человеке и если он будет мешать осуществлению ее планов, то возможна любая реакция. Если ей представится возможность его убрать, она это сделает не раздумывая. Кроме этого в ее биографии есть моменты, которые, если станут известны, могут быть пищей для многочисленных пересудов. Поэтому я склоняюсь к идее отправить Ольгу в командировку, под видом жены ревнивого начальника, который не хочет ее оставить одну и всюду таскает за собой в качестве помощника. Отправить подальше, по крайней мере, месяца на два. Сдержит слово, поможет ей это порядок в своей голове навести – хорошо, нет – вернем обратно. За это время нужно действительно подготовить охраняемое место и проверить его. Идея с двойником хорошая, но чересчур очевидная. Мы ее слегка доработаем и попробуем половить на живца. Я думаю, на такого живца мы поймаем крупную рыбу, товарищ Сталин.

– Наконец-то я понял, почему вы хотите отправить Ольгу подальше – чтоб не мешала вам шпионов ловить. В чем состоит ее искаженное, с вашей точки зрения, восприятие людей, я, честно говоря, не понял. Из всех наших разговоров у меня сложилось прямо противоположное мнение – она очень переживает, чтоб не пострадали лишние люди, в каждом разговоре требует тщательней вести судебные разбирательства по расстрельным приговорам.

– Это не потому, что ей их жалко, товарищ Сталин. Она надеется использовать их в случае войны в качестве смертников.

– А какая разница, товарищ Артузов? Какая разница человеку, если его не расстреляют, а отправят в лагеря и дадут возможность кровью искупить свою вину? Обратите внимание, фамилии перспективных командиров, которые, с ее точки зрения, отличатся в будущей войне, она назвала, а тех, кто не справится с заданиями – не назвала.

– Назовет, товарищ Сталин. Для чего она, по-вашему, так рвется боеспособность частей проверять? Кто ей не понравится, тех она сразу запишет в неудачники.

– Вы сомневаетесь в ее объективности или в ее компетентности?

– Нет, в этом я как раз не сомневаюсь, поэтому поддерживаю идею определить ее временно в состав группы, проверяющей войска Дальневосточной армии. По ее словам, боевые действия начнутся там уже через полтора года.

– Вы сможете так организовать эту операцию, чтоб мне не пришлось ставить в известность Ежова? Как вы сами понимаете, это было бы совершенно лишним.

– Конечно, товарищ Сталин. Я уже знаю многих товарищей, назначенных Ежовым, и у меня с ними хорошие рабочие отношения. Нашу контору уважают, ведь они нас проверять не могут, мы подотчетны Совнаркому, а мы их проверить можем. Проверяющих всегда уважают. Создать группу для контроля боевой подготовки пограничных частей и войск Дальневосточного округа, усиленную несколькими нашими сотрудниками, мне труда не составит. Напишу официальную бумагу от ИНО, что, по нашим данным, японцами готовятся провокации на границе в следующем году, думаю, через одну две недели группу уже можно будет в поезд сажать. За это время подготовим двойника Стрельцовой. Присвоим обеим очередные звания и при выдаче новых удостоверений произведем обмен. Стрельцова получит документы двойника со своей фотографией и отправится на Дальний Восток, а двойник под ее именем – на объект в Подмосковье. Никто не будет знать, что Стрельцова Ольга отправилась на Дальний Восток под чужими документами. Естественно, кроме нас с вами. Даже новым охранникам ее настоящее имя знать не надо. Отличная маскировка, товарищ Сталин. А тут, в Подмосковье, мы организуем два охраняемых объекта с двумя Ольгами Стрельцовыми. Пусть враги поломают голову, которая из них настоящая. – Артузов мечтательно улыбнулся. Сталин недовольно скривился.

– Товарищ Артузов, скажите правду, почему вы так хотите ее отправить от себя подальше?

– У нас с ней нормальные отношения, я ее не так часто вижу, чтоб она мне надоела, хотя в больших количествах ее выносить достаточно трудно. Сергей Столетов, ее охранник, жаловался, что у него постоянное ощущение – он живет рядом с ядовитой змеей. Несколько раз просился перевести его куда угодно, лишь бы подальше от нее. Но поверьте, я ее переношу нормально. Меня больше всего интересуют дополнительные сведения по проекту "Манхэттен", товарищ Сталин. Она никак не может вспомнить фамилии основных фигурантов. А это чрезвычайно важно, если мы хотим вовремя среагировать и оттянуть его начало. Ведь нужно их найти, спланировать операции, кого устранить, кого сманить в СССР. На это нужно время, много времени. Ведь все это придется проводить так, чтоб Коминтерн ничего не узнал, а у нас большинство агентов в САСШ работают и на Коминтерн, и на французских троцкистов, которые пыжатся объединить под своим руководством все троцкистские организации. Внедрить дополнительную агентуру – задача не одного дня.

– Я бы предпочел иметь ее под рукой и использовать в качестве консультанта… может, не так, как она это представляет, что сможет крутиться на каждом заседании и постоянно что-то советовать с умным видом, но без работы бы не осталась. Но и в ваших словах есть смысл. Ради любой информации по проекту "Манхэттен" стоит рискнуть, но имейте в виду – вся ответственность за ее безопасность лежит на вас лично, товарищ Артузов… надеюсь, ваши охранники проинструктированы, как действовать в чрезвычайных обстоятельствах?

– Безусловно, товарищ Сталин, но это исключено. Стрельцова никогда на это не пойдет. Я хорошо осознаю свою ответственность, но, с моей точки зрения, этот план более безопасный, чем держать ее под стражей. Кстати, она просила у меня рекомендацию, хочет в партию вступать. Я обещал с вами посоветоваться. По документам ей девятнадцать, но на самом деле – шестнадцать.

– Это хорошо, что вы осознаете свою ответственность, товарищ Артузов. Мне было бы спокойней знать, что она под надежной охраной… но раз вы оба настаиваете на поездке… я возражать не буду. Что касается вступления в партию, мы же не формалисты. Раз ей по документам девятнадцать, значит, имеет право подавать заявление. – Сталин молча ходил по кабинету, потом, остановившись, направил трубку в грудь Артузова. – Скажите, а вы не думали над тем, что она просто нам голову морочит, а сама все помнит?

– Думал, товарищ Сталин, и уверен, тут она не врет. Она часто врет, особенно по поводу своей биографии, кожей чувствую, без этого чувства я бы не смог руководить разведкой. Но в этом вопросе она говорит правду.

– Ну что ж… вам виднее… готовьте документы… – помолчав, он продолжил:

– И готовьте охраняемую территорию, где ее можно будет поселить по приезду. Не век ей на Дальнем Востоке сидеть. Что вы думаете относительно Литвинова?

– Вполне возможно, что Ольга получила более правдивую информацию, чем я. Но те показания, которые я получил, меня вполне устраивали. Арчибальд Смит – очень умный противник. И того, что у нас есть на руках вполне достаточно, чтоб объявить его персоной нон грата и отправить отсюда подальше. А потом можно глубже копать. Если ниточки поведут к Литвинову, рекомендую его на первом этапе взять под колпак.

– Не надо ждать ниточек, товарищ Артузов, сделайте это немедленно. Товарищ Поскребышев, пригласите Стрельцову Ольгу.

Ее встретили глаза вождя требовательно и твердо смотрящие на нее.

– Товарищ Стрельцова, нам очень нужны дополнительные сведения по проекту "Манхэттен". Что вы можете сказать по этому вопросу?

– Товарищ Сталин, я подала докладную записку по урановой бомбе и проекту "Манхэттен" в апреле прошлого года. С тех пор, Артур Христианович, не реже чем раз в месяц напоминает мне о дополнительной информации. Я перечитала кучу литературы по стимулированию памяти и безропотно отдавалась в руки всевозможных психологов, но воз, как говорят, и ныне там. Мне кажется, путешествие мне поможет, есть у меня такое чувство. В конце концов, попытка не пытка. Ничего другого, к сожалению, я вам обещать не могу.

– Мы верим, у вас получится. Не сегодня, так завтра, не завтра, так послезавтра. Но мы ждем от вас результатов завтра, товарищ Стрельцова, послезавтра может уже быть поздно, а опоздать, мы не имеем права.

– Я приложу все силы, товарищ Сталин.

– Где вы ее устроите на эти несколько дней, товарищ Артузов?

– Прямо в управлении. У нас есть комната для приезжих, которым нежелательно показываться в городе и ночевать в гостиницах.

– Хорошо, можете идти, доложите, когда подготовите все бумаги.

***

Глава седьмая

Двадцать пятого января на Ярославском вокзале незадолго до отправки поезда "Москва-Владивосток" встретилась вся группа, направляемая в Дальневосточный военный округ. Познакомили их друг с другом вчера. Комиссия подобралась солидная. Возглавил ее не кто-нибудь, а "Главный проверяющий" Сталина, Мехлис Лев Захарович, занимающий в данный момент должность заместителя наркома обороны и начальника Главного политуправления Красной Армии. В комиссию вошли как представители Генштаба, так и бывшие военные из различных родов войск, перешедшие работать в новый отдел НКВД, занимающийся совместно с Генштабом проверкой воинских подразделений. Заместителем Мехлиса назначили слушателя академии Генштаба, полковника Ватутина Николая Федоровича. Ольга приложила к этому определенные усилия. Она долго перебирала в уме фамилии военачальников, которые всплывали в ее памяти, пытаясь понять, с кем из них можно попробовать обсудить будущую войну и попытаться проверить свои идеи. Ведь то, что она с уверенным видом предлагала вождю, было плодом ее личных размышлений. На бумаге все получалось гладко, но Олю постоянно мучила мысль, нет ли оврагов по дороге, о которых она забыла. То, что Сталин обсуждал это с Шапошниковым и, возможно, не только с ним, перед тем как принять окончательное решение, сомнений не вызывало, да и кроме укрепления западной границы СССР, где работы уже начались, и некоторой реорганизации войск в нужном направлении в настоящий момент ничего не было. А планы были. Нужны были исполнители этих планов, и хотелось, чтоб они эти планы воспринимали как свои, тогда и дело будет. К сожалению, пока что доктрина ведения войны от обороны встречала активное сопротивление высших военачальников, несмотря на поддержку с самого верха. Никто в открытую оппозицию не становился, тихий саботаж тоже отсутствовал по причине того, что можно было легко лишиться всех званий и загреметь на пять лет в лагеря. Но одно дело, когда исполнитель уверен в правильности своих действий, и другое дело, когда он все делает из-под палки. Она с удовольствием пообщалась бы с Рокоссовским, но он и тут умудрился попасть под следствие, которое, впрочем, буквально через месяц было прекращено по личному распоряжению Сталина и он был назначен на должность командира первого особого корпуса войск спецназначения. Узнав про эту историю, Ольга долго думала, как такое могло случиться, ведь список командиров РККА на которых следует обратить внимание у Сталина был давно. Потом решила – это можно рассматривать, как пример трудностей управления большой системой в ручном режиме, хотя не исключено что запоздалая реакция имела другие причины. Ясно, что такого человека как Рокоссовский, заместителем Мехлиса никто не поставит во избежание высоковольтных напряжений, которые, безусловно, возникнут между этими двумя фигурами. Да и занят он был по завязку. Становление нового рода войск – это непростая история. Боевые уставы, стратегия и тактика применения, состав, вооружение и тысячи других не менее важных деталей должны были быть приведены в единый механизм. И всем высокопоставленным командирам нового рода войск доставался свой кусок работы.

Поэтому выбор в конце пал на Ватутина. Он был не только отличным штабистом, он прошел путь от солдата до слушателя академии Генштаба. Да и в практическом руководстве войсками проявил себя неплохо. Был, как и все, приверженцем атакующих действий, но выбрал тему научной работы "Роль укрепленных районов в современной войне", а это уже было темой возможных дискуссий. Самое главное, что о нем знала Ольга – он умел замечать таланты и давал им расти. Черняховский, Иванов Семен Павлович, Гречко, Хетагуров, Курочкин – все эти имена в воспоминаниях Ольги были связаны с Ватутиным. А вот эта особенность руководителя встречается крайне редко. Куда чаще приходится видеть в этой жизни, как начальник душит толкового подчиненного изо всех сил.

Пока что Ватутин был у Вождя на примете, и не только потому, что его отмечала Ольга. Полтора года назад сводный отряд 28-й Горской особой дивизии под командованием Ватутина в полном составе взобрался на вершину Казбека вместе с артиллерией, пулеметами и установил там бюст Сталина. Потом бойцы провели учебные стрельбы и без потерь спустились обратно. Вследствие чего включить его в комиссию на роль заместителя было нетрудно.

Олю определили секретарем к Ватутину, поскольку реальной работой по проверке Дальневосточной армии должен был руководить он. Кто и как объяснял ему ее назначение на эту должность, Оля не знала, но Артузов ее заверил, что Ватутин будет прислушиваться к ее советам. Остальные члены комиссии о ней ничего не знали. Кто ее охраняет, Артузов не сказал, но одного она вычислила сразу. Вместе с Ольгой к Ватутину приставили нового порученца. То, что он новый человек для Ватутина, было заметно по их общению. Почему-то Оля была уверена – по совместительству он является ее телохранителем. Лейтенант Виктор Степанов – хмурый шатен выше среднего роста, осматривающий всех и все подозрительным взглядом, от которого хотелось сразу отвести глаза в сторону. Кому еще было вменено в обязанности за ней присматривать, она не знала, претендентов хватало, но не сомневалась в наличии страховки. Еще у нее была страховка в виде кусочка белого шелка с текстом, подписью и печатью, вшитая в подкладку куртки, но пользоваться ей не советовали. Только в совершенно безвыходной ситуации. Наверняка и телохранителей снабдили чем-то аналогичным для разруливания непредвиденных ситуаций.

Мехлису вменялось в обязанности осуществлять общее руководство, проверить местные партийные органы и совместно с Фриновским проверить работу НКВД. Фриновский должен был приехать чуть позже и привезти с собой еще бригаду поддержки из сотрудников НКВД. Вот тогда по всему Дальнему Востоку начнется сплошное веселье. Что-то вертелось в голове у Ольги связанное с крупным чином НКВД, перебежавшим к японцам в результате такой проверки, но фамилия и должность не всплывали. В СССР события уже пошли по несколько другому течению, и все, что она помнила, нужно было подвергать сомнению. Репрессии, если можно так сказать, имели место быть, но, объективно анализируя те факты, которые были в ее распоряжении, Оля находила, что пользы от них было больше, чем вреда. Основная масса осужденных получала пять лет лагерей – это максимум, что могли присудить "тройки" вне судебного разбирательства. На суд тянули только тех, на кого могли собрать хоть какой-то материал. Заявление рабочего коллектива и партийной организации принималось во внимание как "тройкой", так и судом, и часто человек оставался в коллективе отбывать наказание условно, с понижением в должности или звании. Но кроме этого, Ежов умудрился за год навести порядок с милицией, так же безжалостно перетряхивая кадры и отправляя в ссылку или в небытие тех, кто не справился со своими задачами. И в городах стало спокойно. Исчезли беспризорные, попрошайки, карманники и другая мелкая шушера. Можно было без опаски гулять ночью по темным окраинам. Так что предполагать, сколько он еще просидит в кресле наркома внутренних дел, было трудно. Оля предполагала, что в конце 37-го Сталин его заменит. Логика – "мавр сделал свое дело – мавр может уходить" действует в любой реальности. Инвариантом процесса замены наркомов, она выбрала время проведенное в кресле. Там за два года сгорел на такой работе, скорее всего, и тут будет то же самое.

Она осталась в своем прежнем звании – лейтенант НКВД, но звали ее по-другому – Татьяна Ивановна Захарова. Волосы ее потемнели до темно-каштанового цвета, приходилось применять темные тени вокруг глаз, чтоб выглядеть старше – годков ей по новым документам было двадцать три, но это ее не портило. Пронзительные голубые глаза на фоне темных волос и черных бровей вспыхивали холодным огнем, невольно привлекая взгляд. Но ненадолго. Долго смотреть не хотелось. И любезничать с ней тоже не хотелось. За тот недолгий миг, когда чей-то взгляд встречался с ее глазами, смотревшему становилось ясно, нужно срочно заняться чем-то содержательным, иначе недоумение, сквозящее во взгляде этой девушки при виде пялящегося на нее бездельника, заставит чувствовать себя дураком еще долго после этого короткого контакта глазами.

Вручив своему новому шефу его билет и оставив его дымить папиросой на перроне, Оля, забравшись на верхнюю полку, достала из чемодана "Боевой устав пехоты" и продолжила его изучение, ставя пометки в местах, которые требовали обсуждения.

Больше года прошло с тех пор, как Ольга предложила создать при Генштабе отдел, задачей которого было бы обобщать свой и чужой опыт ведения боевых действий и вносить изменения в боевые уставы различных родов войск. Но дело двигалось туго. С горем пополам за этот год удалось внести только несколько существенных изменений: истребители стали летать парами, танкам запретили атаковать укрепленные позиции противника без сопровождения пехоты или кавалерии, разрешили везти десант на броне. Для этого на все танки способные нести десант наварили скобы.

Но это было только начало. Никак не удавалось изъять из уставов понятие штыковой атаки, которое Ольга считала крайне вредным. Атакуешь вражеские окопы – закидай их гранатами, добей сверху из винтовки или пистолета-пулемета и беги дальше. Рукопашная схватка – это из разряда писательских сказок, но никак не из реальной жизни. При современной плотности огня, которое развивает боевое подразделение из станковых, ручных пулеметов, ПП и винтовок, серьезно рассуждать о рукопашном бое как о тактическом приеме мог только фантазер. К сожалению, таких в Красной Армии было с достатком. Рукопашные столкновения на поле боя возможны, но только как отдельные эпизоды, никак не влияющие на окончательный результат.

О штыковой атаке она и спорила в данный момент с полковником Ватутиным. Постоянно примкнутые штыки к винтовкам удалось отменить под шумок заговора военных, когда началась борьба с троцкизмом в армии. Теперь штык носился отдельно, винтовка пристреливалась без оного. Тогда же удалось пробить приказ о значительном увеличении шанцевого инструмента в пехотных частях. Полнопрофильный окоп можно вырыть и саперной лопаткой, если очень постараться, то и детским совком можно вырыть. Но большой лопатой значительно быстрее и проще. На этом прогресс закончился. Пробить Ольгину мечту – простой компенсатор к трехлинейке, чтоб ее так вверх при выстреле не уносило, пока что не удалось. Военные отчаянно сопротивлялись, рассказывая любые небылицы, дескать, он будет мешать штык одевать, звук выстрела от него резче становится, это безобразие будет портить эстетическую картину бойца с винтовкой, и так уже изгаженную отсутствием штыка.

Также трудно продвигалось и новое вооружение. Деталей Ольга не знала, никто ее специально не информировал. Артузов вооружением не интересовался, Ольга это понимала. Внешняя разведка должна интересоваться вооружением потенциального противника, а не новейшими разработками отечественных оружейников. Если бы не короткий телефонный разговор со Сталиным накануне отъезда, она бы и не знала, что противотанковое ружье Дегтярева и пистолет-пулемет уже прошли военные испытания.

– Товарищ Стрельцова, вы уверенны, что противотанковое ружье и пистолет-пулемет необходимы нашей армии? Все военные в один голос утверждают, что данное вооружение совершенно бесполезное на поле боя.

– Могу я спросить, какая будет цена изделий при массовом производстве?

– Цена и качество изделий нас полностью устраивает, товарищ Стрельцова, я вас о другом спрашиваю.

– Товарищ Сталин, если пистолет-пулемет в массовом производстве будет стоить не дороже пятидесяти рублей, можете смело заказывать два миллиона для мобрезерва и для текущих нужд армии. Соответственно, если ПТР выходит дешевле тысячи рублей, нужно иметь запас не менее пятидесяти тысяч единиц. Все это нужно изготовить за четыре года.

– Не слишком ли смелые цифры вы называете, даже не глянув на изделия?

– Военная приемка у нас штука дотошная. Раз вы меня спрашиваете о целесообразности выпуска данных типов вооружения, то можно смело предполагать, что военную комиссию опытные образцы прошли. Поэтому для меня основным вопросом является цена. Что касается вопроса полезное оно или бесполезное, то это всем станет ясно после первого реального боя, а его ждать уже недолго. Не исключено, что названного мной количества окажется мало и вы еще с меня спросите, почему я не назвала большие цифры.

– Так почему вы не называете большие цифры, товарищ Стрельцова?

– Надеюсь, что этого количества хватит, товарищ Сталин.

– Выпускать по пятьсот тысяч ППС в год – это очень много, у нас нет свободных мощностей на такое количество.

– ППС?

– Пистолет-пулемет Симонова – сокращенно ППС. Он отказывался от авторства, говорил, что по вашим рисункам любой оружейник опытный образец бы создал. Но мы его убедили. – "Какие интересные кренделя выписывает Судьба. И в этой действительности его назвали ППС, колдовство какое-то. Впрочем, все, что со мной случилось, можно назвать колдовством, мне ли удивляться…"

– Меньше двух миллионов никак, товарищ Сталин. Сократить выпуск винтовок, пистолетов, частично выпускать ППС со складным прикладом, расширять производство. Когда припечет, будем в год по полтора миллиона клепать. Ну и соответственный запас патронов к ним не забыть, минимум по полторы тысячи патронов на ствол. А лучше по три.

– Значит, вы уверены в том, что нужно разворачивать выпуск этого оружия?

– Абсолютно уверена, товарищ Сталин. Поверьте, тут ошибка исключена.

– Хорошо, ваша точка зрения нам понятна…

Как обстоят дела с другими рекомендованными видами оружия, Ольга совершенно не представляла. По ее расчетам 45 мм противотанковая пушка уже должна проходить испытания, и ДШК тоже должен был бы быть готов. Начался ли выпуск этих изделий, надобность в которых не вызывала ни у кого сомнений, она не знала. Никто с Ольгой по этому поводу не разговаривал и ее мнения не спрашивал.

– Николай Федорович, вы видели образец пистолета-пулемета?

– Нет, я лично не видел, но мне рассказывали о ППД. Дорогая, сложная в разборке и никому не нужная игрушка.

– Хорошо, представьте себе, что у вас половина состава вооружена ПП, который имеет простую конструкцию, безотказен, легко обслуживается. О какой рукопашной может идти речь? Вы представляете, какую плотность огня может развить такое подразделение, как в обороне, так и в атаке?

– Таня, современный бой начинается стрелковым оружием с дистанции в километр, что будет делать, по-вашему, половина бойцов, вооруженных ПП, если они могут вести прицельную стрельбу с дистанции в сто метров? У вас половина подразделения выключена из боевых действий, потому что вооружена пукалками, а не полноценным оружием!

– Николай Федорович, не надо давить авторитетом. У нас с вами научный спор по тактике. Вы ведь согласны, что тактика такая же точная наука, как и математика, и подчиняется своим объективным правилам, как игра в шахматы. Еще в четырнадцатом году пехота беспрепятственно подбиралась к укреплениям противника на расстояние триста-четыреста метров под прикрытием огня своей артиллерии. Дальность прицельного огня ПП – двести метров. Именно на этом участке вам необходимо создать максимальную плотность огня, не давая противнику подобраться на дистанцию броска ручной гранаты. С другой стороны, солдат солдату – рознь. Уверена, больше половины бойцов типичного подразделения РККА на дистанции триста-четыреста метров не попадут из трехлинейки в ростовую мишень. Хорошо если с двухсот метров все попадают, в чем я сильно сомневаюсь. Так вооружите ту половину подразделения, которая неважно стреляет – автоматами, это я так ПП называю. Пусть они стреляют с дистанции уверенного попадания, но стреляют много и часто. Вторая половина, умеющая стрелять метров на четыреста, вооружена винтовками и начинает заградительный огонь сразу после артподготовки противника. А если у вас есть бойцы, умеющие стрелять на восемьсот метров, их нужно вооружить снайперскими винтовками, замаскировать в стороне от основных позиций, так, чтоб они могли вести огонь по командному составу противника до и во время артподготовки. Тогда можно будет сказать, что вы правильно распорядились составом подразделения.

– Вот когда это будет в уставе записано, тогда и будем так делать, а пока, увы, все, что вы говорите – это ваши фантазии.

– Так напишите предложение в отдел Генштаба, который уставы правит, или мне прикажете это делать?

– Конечно, вам, Таня. Вы это придумали, вы и пишите.

– Я-то напишу, хоть и не женское это дело, а чем будут заниматься наши доблестные командиры?

– Будут готовиться за вас жизнь отдать на поле боя!

– Вот мы добрались до основной проблемы командного состава РККА. Вам не кажется, Николай Федорович, что наш народ, отдавая все возможное Красной Армии, требует от ее командиров не того, чтоб они отдавали жизнь на поле боя, а того, чтоб они забирали жизни у врагов Советского Союза. Чтоб они побеждали, а не умирали. Отдать жизнь – много ума не надо. Победить и остаться в живых, сохранить своих бойцов – вот задача командира. А штыковые атаки, желание отдать жизнь на поле боя – все это троцкизм, который въелся в кровь и плоть РККА и который нужно выжигать каленым железом. Или вы со мной не согласны, Николай Федорович?

– То, что с троцкизмом нужно бороться, тут я с вами согласен, Татьяна Ивановна. Со всем остальным – нет. Может, мы отложим пока наши споры и пойдем подкрепимся? Ребята, думаю, уже все в ресторане. И Лев Захарович уже там.

– Ну, раз Лев Захарович, тогда конечно, – не скрывая иронии, Ольга поднялась и направилась к выходу.

– Вижу, вы не очень любите Льва Захаровивича?

– Я очень товарища Сталина люблю, на других не хватает.

– Язычок у вас, однако… сочувствую вашему будущему мужу, Татьяна Ивановна.

– Спасибо за то, что не исключаете такой возможности… – Оле почему-то стало грустно, вспомнился Сергей и ее "семейная" жизнь, продолжавшаяся так недолго.

– Что ж вы так взгрустнули, Таня… найдется и на вашу голову счастье. Мы, мужики народ рисковый, нас длинным языком не испугать. Хотя учиться его придерживать – это вам не помешает, и до того, как счастье свое найдете, и после, – с задумчивым видом заметило начальство.

Вагон-ресторан был заполнен меньше чем наполовину. До обеда еще оставалось время, для завтрака слишком поздно, но комиссия во главе с Мехлисом оккупировала несколько столов, наполнив вагон-ресторан командными голосами, широкими галифе, блеском ромбов и лычек. Заказав плотной официантке не менее плотный завтрак, плавно перетекающий в обед, товарищи военные руководствовались проверенным принципом, раньше начнешь – позже кончишь. Недовольно глянув на опоздавших, начальство решило отметиться.

– Почему опаздываем, товарищ полковник?

– Так не было приказа, товарищ армейский комиссар 2-го ранга. Да и товарищ лейтенант меня не выпускала, – народ дружно заржал.

– Почему вы не выпускали товарища полковника к нам, товарищ лейтенант?

– Обсуждали боевой устав пехотных войск РККА, товарищ армейский комиссар 2-го ранга! – Звонко отчеканила Оля полностью правдивый ответ, который вызвал еще более продолжительный хохот присутствующих. Даже вытаращенные глаза Мехлиса подобрели. "У него проблемы со щитовидкой, надо бы Вождю намекнуть, чтоб к врачам отправил, может, не будет такой психованный. Хотя он ему такой и нужен".

– Это другое дело. Будем считать причину уважительной.

Но на этом внимание к ее скромной особе не закончилось. Заметив, что она демонстративно отодвинула рюмку и налила себе в стакан минералки, начальство продолжило расспросы.

– Почему вы не пьете, товарищ лейтенант?

– Врачи запретили – умру, если выпью, товарищ армейский комиссар 2-го ранга.

– Что ж это с вами такое?

– Мне бы не хотелось об этом…

– Хватит вам стесняться, тут все свои.

– У меня зашита в вену капсула со специальным составом. При наличии алкоголя в крови она превращается в смертельный яд. – Все примолкли, сочувственно глядя на нее, представив себе жизнь с такой штучкой внутри и мысленно содрогнувшись от такой страшной перспективы.

– Зачем это?

– Радикальный способ излечить от алкоголизма. Трудное детство, товарищ армейский комиссар 2-го ранга.

– Даже не знал, что такие методы существуют у наших медиков… а кто ваш непосредственный начальник?

– Капитан Сушко, киевское отделении НКВД.

– Слышал я, начальник ваш, товарищ Кацнельсон, умер?

– Да, но подробности мне не известны, меня как раз в Москву, в отдел контроля боеготовности РККА вызвали в связи с этим заданием, когда это случилось.

Все примолкли. Когда внезапно и при странных обстоятельствах умирает начальник, как правило, бывшим подчиненным это ничем хорошим не светит. Оля знала достаточно много подробностей скоропостижной кончины Кацнельсона и того, как это произошло, но информация была крайне секретна. Насколько ей было известно, даже Ежов остался вне круга посвященных. После того как Кацнельсона нашли в камере мертвым и поняли, что он разгрыз ампулу с ядом, его быстренько одели и доставили на московскую квартиру. Оставив труп и осколки ампулы, вызвали милицию, и теперь следователи НКВД искали причины самоубийства своего высокопоставленного сотрудника. Артузов ходил мрачный и нервный, получив серьезную клизму от вождя. Последние дни перед отъездом все бегали наскипидаренные, но следы жены с детьми нашли. Видимо, это было принципиальное условие Сталина для того, чтоб клизма не вылилась в что-то более существенное. После этого все уже повеселели и начали копать, кто и как помог этой гражданке покинуть первое в мире социалистическое государство.

– Так вас что, переводят в Москву? – Мехлис все не успокаивался, глядя на нее характерным взглядом, обвиняющим во всех мыслимых и немыслимых проступках.

– Начальник группы, майор Валентинов, к которому я было отправлена, сказал, если проявлю себя хорошо, то заберут меня насовсем к себе, говорил, у них не хватает специалистов моего профиля, но его смущает, что я женщина. Решил пока к товарищу полковнику в помощницы определить.

– А какая у вас специальность?

– Связь и войска спецназначения.

– Ну, наконец-то разобрался. А то читаю список личного состава комиссии, а у полковника РККА секретарем – лейтенант НКВД и никто толком не знает, откуда вы появились. – Мехлис продолжал сверлить ее недоверчивым взором. "Тертый калач, наверняка считает, что у меня спецзадание от Ежова компромат собирать на всех, а на него в особенности. Эти двое любят друг друга беззаветно. Так бы и удушили в объятиях. Но Вождь не дает. Любит создавать в системе наборы противовесов, чтоб без него ни один конфликт разрулить нельзя было. Люди, считающие, что Сталин стремится к абсолютной власти, ошибаются хотя бы потому, что таковой в природе не бывает. Руководитель всегда зависит от подчиненных. Он может менять людей, но изменить их он не в силах. В этом вся проблема. Изменить себя человек может только сам. Но это мало у кого получается".

– Служба у нас такая, товарищ армейский комиссар 2-го ранга, чтоб никто ничего не знал, – радостно сообщила ему Оля, преданно глядя в его выпуклые глаза. В них мелькнула угроза, но затем Лев Захарович натянул на лицо выражение бесконечной скуки.

– Посмотрим, какой из вас специалист. Ну что ж, товарищи, предлагаю первый тост выпить за вождя мирового пролетариата, дорогого товарища Сталина! – Вскочив первой со стула, подняв стакан минералки, Оля громко крикнула,

– Ура!

Ее дружно поддержали, слегка напугав официантку, несущую поднос с первым блюдом, грохотом падающих и отодвигаемых стульев. Как у кого получалось быстро с места вскочить. Но опыт не пропьешь, и тарелки она донесла в целости и сохранности. Борщ испытал на себе сильное влияние грузинской кухни, и Оля, задумчиво глядя на него после нескольких съеденных ложек, пыталась разобраться, кому он больше обязан красным цветом – свекле или красному перцу, плавающему на его поверхности. Но под тосты Мехлиса, которых он знал множество и ни один из них нельзя было проигнорировать, перченое большинству заходило хорошо. Выловив из первой тарелки только мясо и овощи, глядя на принесенную аппетитную отбивную с картошкой, Оля подумала – если мясо будет таким же, как борщ, она обязательно сломает повару палец для повышения его личного кулинарного мастерства. Но повар был опытный и, видно, чувствовал угрозы еще до их зарождения. С удовольствием смакуя второе блюдо, Оля улыбнулась своим мыслям.

– Над чем вы смеетесь, товарищ лейтенант, я сказал что-то смешное? – Лупоглазый Мехлис снова уперся в нее своим тяжелым взглядом.

– Я не смеюсь, я от радости улыбаюсь. От ваших слов, товарищ армейский комиссар 2-го ранга, радость на сердце, – Оля преданно смотрела в его глаза. "Чего ты, зараза, ко мне прицепился?"

– А у меня сложилось впечатление, что вы меня не слушаете.

– Ошибочное впечатление. Я вас очень, очень внимательно слушаю, товарищ армейский комиссар 2-го ранга. Должна отметить, что обычно люди уже после третей рюмки начинают заговариваться, а вы седьмую подымаете и такие умные, правильные вещи говорите. – Ее глаза стали холодными и колючими. Оля в упор смотрела в его глаза, пытаясь понять, Вождь дал ему задание ее проверить на вшивость, или это главный комиссар от своей вредности затеял.

– С вашего разрешения, я покину вашу дружную мужскую компанию, у меня еще много работы до вечера. – Рядом с Мехлисом сидела его секретарь, пышная брюнетка в чине лейтенанта, но Оля этот факт проигнорировала. – Товарищи командиры, если кто в шахматы играть умеет и любит, прошу вечером ко мне на партию. Приглашаю только трезвых, с пьяными не играю. Приятного аппетита.

Не дожидаясь разрешения, встав из-за стола, Оля направилась к себе. По реакции главного комиссара ей стало ясно, что это не последняя стычка. Формально она была с другого ведомства и могла посылать Мехлиса по всем вопросам, не касающихся деятельности комиссии, достаточно далеко. Но это было бы нехорошо. Ссориться с руководителем комиссии в ее задание не входило. "Да пошел он. Делать мне нечего, из-за каждого придурка расстраиваться. Между прочим, сейчас рабочий день, за который всем зарплату платят, так что тут еще как посмотреть, кто из нас прав".

– Где ты такую язву себе в секретари нашел, товарищ полковник?

– Вопрос не по адресу. Начальство позвонило, приказало любить и жаловать. – Полковник в подробности не вдавался, всем своим видом демонстрируя отсутствие желания обсуждать эту тему. Все задумались над емким ответом и возможными заданиями нового секретаря полковника.

Мехлис пытался вспомнить все детали разговора со Сталиным, касающегося данной командировки. Он вспомнил фразу, которой сперва не придал значения, но которая вдруг заиграла новыми оттенками в свете последних событий. "Товарищ Мехлис, вы только среди членов комиссии врагов народа не ищите. Все товарищи проверенные. Ваша задача – Дальневосточная армия, партийные органы на местах, НКВД и пограничная служба". Главный комиссар раздраженно поморщился. "Непростая эта девка. Глазищами так и сверкает. На нее Вождь намекал. Ладно, оставим пока ее в покое, но присматривать надо, неспроста ее сюда приставили, неспроста. Раз мне Сталин ничего не сказал, значит, и за мной присматривает, сцучка".

– Ну что ж, товарищи, пора и честь знать, – вдруг, после продолжительной паузы, комиссар встал со стула, демонстрируя всем своим видом, что обед окончен. – С организацией и штатным расписанием Дальневосточной особой армии все ознакомлены. Завтра с утра обсудим планы проверки отдельных подразделений, которые вы сегодня подготовите каждый по своей специальности. Я договорюсь, чтоб нам забронировали ресторан с семи до полвосьмого. Другого подходящего помещения здесь нет. У каждого будет по три минуты для доклада. Вопросы есть?

– Никак нет, товарищ армейский комиссар 2-го ранга, – дружно ответил народ, срываясь со стульев.

На следующий день Мехлис спокойно, без придирок выслушал и ее доклад. Прошлой весной согласно присланных из Москвы указаниям была проведена реорганизация отдельных частей Дальневосточной армии. Из одной кавалерийской, одной пехотной дивизии и отдельного десантного батальона в результате реорганизации, были созданы: отдельная дивизия войск спецназначения, а также мотострелковые и кавалерийские батальоны, вошедшие в новый состав танковой бригады.

Проверка боеготовности отдельной дивизии спецназначения, согласно Олиному плану, включала в себя постановку перед ее командиром боевой задачи по проникновению в тыл условного противника с целью дезорганизации путей снабжения, обнаружения и ликвидации штабов противника. Проникновение в тыл должно было быть спланировано либо путем локального прорыва обороны противника с помощью приданной танковой бригады и артдивизиона, либо просачивания в тыл противника через труднопроходимые участки местности. Проверку работы штаба дивизии по подготовке плана выполнения боевой задачи, развертыванию и выдвижению частей на рубеж перехода линии фронта. Проверка организация связи на марше и при выполнении боевой задачи. Проверка организации снабжения подразделений на этапе выполнения боевой задачи. Проверка взаимодействия авиации и отдельных частей в процессе выполнения боевой задачи. Заключительный этап – проверка боевых навыков личного состава. Срок проверки – три недели. На этапе проверки плана операции Олей было отмечено, что ей будет нужна помощь специалистов – пехотинца, танкиста и артиллериста.

Аналогичные планы предоставили остальные члены комиссии. Тех, у кого в плане отдельной строкой не стоял пункт "проверка связи", Ольга заставляла его вносить, а поскольку чистых связистов в составе комиссии не было, то она оказалась задействованной во всех проводимых мероприятиях. Планы были отданы Ватутину для сбивки по срокам и задействованным специалистам, с целью сверстать общий план проверки. После этого делать всем стало нечего и командиры занялись каждый своим любимым делом. Часть разбрелась по поезду в поисках одиноких женщин, нуждающихся в мужской ласке, часть – борьбой с зеленым змием, а третья часть пыталась выиграть у Ольги в шахматы. Состав этих групп динамически менялся, но все три постоянно существовали в пространстве и во времени. К Ольгиному удивлению, на следующий день, после проигрыша первых двух претендентов, на ее шахматную корону замахнулось аж четверо соперников. Чтоб не затягивать это удовольствие, она попросила еще одну шахматную доску у проводника и, записывая что-то в большую тетрадь, давала сеанс одновременной игры на двух досках, возле каждой из которых стояло несколько командиров и гражданских из поезда, бурно обсуждающих дальнейшие хода. Когда противники делали ход, они громко об этом сообщали, Ольга, оторвавшись на секунду от тетради, подходила к доске, мельком глянув на позицию, делала свой ход и возвращалась, оставляя публику на следующий раунд дискуссии, которая сопровождалась поглощением пива из буфета, перекурами и постоянной руганью участников. Но всем нравилось. Начали они после завтрака, на обед сложили доски, быстро пообедали, и соперники начали просить Олю тут же продолжить.

– Нет, товарищи. Народ обедать хочет, а мы будем столик занимать.

– Танечка, да кто ж тут обедает, дорого и перченое все. Тут на каждой станции бабуси такую вкуснятину продают, удивляюсь, как сюда вообще кто-то заходит. Давайте так – не будет мест, мы сразу шахматы сворачиваем, а пока места есть – играем.

– Хорошо, что вы напомнили. Еще вчера хотела познакомиться с этим врагом народа, который тут поваром устроился. Вчера он только борщ переперчил, а сегодня и гуляш умудрился испортить. Официант! Срочно позовите к нам шеф-повара этого ресторана и несите полную порцию первого, не знаю, как это блюдо назвать.

– Суп-харчо у нас на первое.

– Вот его и несите.

Вскоре пришел плотный розовощекий гражданин в белом фартуке с явно славянским лицом.

– Присаживайтесь, гражданин. Фамилия, имя, отчество, год, место рождения, сословие. – Мужчину бросило в пот, и он дрожащим от волнения голосом начал отвечать:

– Соловьев Иван Афанасиевич, 1891 г.р., москвич, из мещан.

– Гражданин Соловьев, довожу до вашего сведения, что вы являетесь подозреваемым во вредительстве. Этот суп вы варили?

– Да, но мне помогали…

– О ваших пособниках мы поговорим позже, кушайте.

– Что?

– Суп свой кушайте

Когда нервничаешь, кушать острые блюда особенно трудно, когда очень нервничаешь – практически невозможно. Неудивительно, что Иван Афанасиевич тут же закашлялся, покраснел, как свекла, и начал судорожно вдыхать воздух. Когда он немного отдышался и продолжил махать ложкой, Ольга начала задавать ему вопросы, чтоб это не получалось у него так легко.

– Скажите, гражданин Соловьев, где и когда вы учились на повара?

– Да я, собственно, нигде специально не учился…

– Официант! Немедленно найдите начальника поезда, скажите, его вызывает для дачи показаний лейтенант НКВД Захарова. Верно я вас поняла, гражданин Соловьев, что имел место преступный сговор и вы травите советских граждан в сговоре с начальником поезда? Для этого он вас принял на работу, игнорируя то, что у вас нет соответствующего образования? Почему вы не едите? Пища отравлена? – Понятное дело, что аппетита такой диалог не добавлял.

– Я до этого тоже поваром работал, – пытался оправдаться повар, не зная, то ли ему кушать, то ли отвечать.

Прибежал взволнованный начальник поезда.

– Присаживаетесь, гражданин. Если я правильно поняла, вы пока что исполняете обязанности начальника поезда. Назовите фамилию, имя отчество, год, место рождения, сословие.

– Скалкин Петр Кузьмич, 1889 г.р., в Туле родился, из мещан.

– Гражданин Скалкин, почему вы не питаетесь в вагоне-ресторане своего поезда?

– Дело в том, что у меня гастрит, в молодости любил остренького покушать, теперь нельзя. А у Ивана Афанасиевича кухня острая, мда…

– Что ж, этого достаточно, прочитайте, внизу напишите "С моих слов записано верно", поставьте дату и подпись. Вот вам обеим по листу, пишите: "Сим удостоверяю, что предупрежден лейтенантом НКВД Захаровой Т.И. о запрете выхода из поезда. Выход из поезда приравнивается к попытке бегства и будет пресечен огнем на поражение", поставьте дату, подпись, в кавычках разборчиво напишите свою фамилию. Вы оба обвиняетесь в преступном сговоре с целью отравления и подрыва здоровья советских граждан путем систематического приготовления вредной пищи. Ваше чистосердечное признание вам, конечно, зачтется, гражданин Скалкин.

– Это недоразумение, нет никакого преступного сговора…

– Товарищи из местного отделения НКВД разберутся. Хотя ваши показания не дают мне никакой возможности сделать другие выводы. Посудите сами, гражданин Скалкин, вы своими показаниями подтвердили, что блюда, приготовленные гражданином Соловьевым, приводят к развитию кишечно-желудочных заболеваний. Почитайте сами то, что вы подписали – "…у Ивана Афанасиевича кухня острая…" предыдущее предложение – "…у меня гастрит, в молодости любил остренького покушать, теперь нельзя". Вы, гражданин Скалкин, зная, к чему приводит употребление такой пищи, ничего не сделали, чтоб оградить советских людей от такого повара и таких блюд. Свободны пока, оба. Вы остаетесь при исполнении служебных обязанностей до конца маршрута под мою ответственность.

– Это недоразумение, люди любят такую пищу…

– Официант, книгу отзывов, быстро! Гражданин Скалкин, сколько времени работает у вас гражданин Соловьев?

– С марта прошлого года…

– Найдите мне хоть одну благодарность за это время, я рву протоколы и принесу вам обоим свои извинения.

– …

– Вы сами все видите, гражданин. С сегодняшнего дня и до конца пути, вы, оба, первыми, перед завтраком, обедом и ужином, съедаете свои порции, демонстрируя остальным, что это съедобно. Вы свободны, пока.

В зале стояла полная тишина, все замерли на своих стульях, даже ее коллеги по комиссии притихли, поглядывая на нее округленными от удивления глазами. Сидящие перед ней мужчины начали подниматься со стульев. На их лицах читалась странная смесь растерянности, непонимания и отчаяния.

– Знаю, вы думаете, я стерва, но вы ошибаетесь. Если бы вы, каждый из вас, на своем рабочем месте думали о том, как лучше выполнить свою работу, как сделать жизнь советских людей, едущих в вашем поезде, немножко лучше, немножко веселей, этого разговора бы не было. Идите, работайте. Я буду наблюдать за вами. Если люди будут вашей работой довольны, если напишут в эту книгу хоть десяток благодарностей до конца маршрута, тогда мы с товарищами еще подумаем, что делать с этими бумагами.

– Спасибо вам!

– Пока не за что. Товарищи, а почему шахматы еще не расставлены?

Игра возобновилась, но гражданских консультантов стало значительно меньше. Испугались произошедшего разговора на повышенных тонах. Тем удивительней было для Оли, когда подошедший мужчина лет пятидесяти пяти-шестидесяти попросил ее сыграть с ним одну партию. В это время как раз стало ясно, что одна из партий ее соперниками практически проиграна и можно смело расставлять фигуры на исходные позиции. Оля смотрела на нового соперника и вспоминала, подходил ли он раньше к ним и как реагировал. Результаты своих раздумий она решила выразить словами, разыгрывая на шахматной доске в это время ферзевой гамбит. Ее противник играл черными.

– Вот ведь как в жизни бывает – подходит к тебе в поезде незнакомый товарищ, просит партию в шахматы сыграть и так запоминается своим умом и интеллигентностью, что нет у тебя другого желания, как снова его найти и сыграть с ним партию в шахматы. И простому человеку показалось бы – невозможно найти на просторах нашей Родины случайного попутчика, сыгравшего с тобой партию в шахматы. Но не все так страшно, товарищи. Спросите любого лейтенанта НКВД – ну хоть меня, к примеру, и вам помогут. – Оля сделала небольшую паузу и, переставив очередную фигуру, продолжила.

– Итак, что мы знаем о нашем случайном противнике. Несколько раз он уже проходил мимо нашего стола с шахматами, обычно в сопровождении весьма плотной женщины лет пятидесяти. Плотных женщин у нас в стране много, это нам мало поможет, а вот то, как смотрел он на шахматные позиции, говорит опытному глазу о многом. Во-первых, моему противнику достаточно беглого взгляда на доску, для того чтобы понять происходящее. Во-вторых, увиденное его ни разу не заинтересовало. Тем не менее, противник попросил об отдельной партии, явно намекая, что в коллективном творчестве участвовать не желает и помощь ему не нужна. Какие можно сделать с этого выводы? Вывод достаточно простой и очевидный. Поскольку я играю где-то на уровне первого разряда, да и некоторые мои предыдущие противники вполне дотягивают до второго, можно смело определить уровень моего противника, минимум, как мастера спорта или выше. Кандидат в мастера не смог бы так быстро разобраться и понять, что наш уровень игры для него интереса не представляет. Итак, кое-что определенное про нашего противника мы уже можем предположить.

– Извините, но в ваших словах нет логики, – возразил Олин противник, стараясь казаться невозмутимым, – я ведь сел с вами играть.

– Вот над этим мы сейчас и подумаем. Почему вы несколько раз прошли мимо, явно неодобрительно оценивая нашу манеру ведения игры, а в этот раз, тем не менее, сели играть? С моей точки зрения ответ лежит не в области шахмат. Здесь, за столом с шахматными досками ничего не поменялось. Те же участники, те же зрители, активно и громко обсуждающие партии и дающие кучу советов.

– Можно подумать, что вам нравится этот базар, который тут стоит.

– Игра для людей, а не люди для игры, уважаемый. По древней индийской легенде, бог Шива подарил кшатриям эту игру, чтоб они оттачивали свое военное искусство, не причиняя простым людям вреда. Если исходить из того, что игра похожа на битву, то грамотный военачальник посоветуется со своими командирами, как лучше поступить в конкретной обстановке. Таким образом, с этой точки зрения, коллективное обсуждение больше соответствует духу игры, чем молчаливое передвижение фигур двумя снобами. Но мы отклонились от нашей основной темы, – Оля сделала очередной ход. Было заметно, ее противник нервничает и не может сосредоточиться на партии. – Итак, почему вы, уважаемый противник, сейчас сделали исключение и решились наказать нахальную задаваку – лейтенанта НКВД? Поскольку кроме инцидента с руководством поезда и поваром вагона-ресторана ничего интересного больше не произошло, то логично допустить, что это и послужило движущим мотивом вашего поступка. Тут сразу напрашивается вывод, что вы недолюбливаете органы НКВД, поэтому произошедший разговор так вас раззадорил. А кто у нас в стране испытывает такие чувства? Правильно, тот, до кого добралась беспощадная рука пролетарского правосудия. Видимо, эта сцена всколыхнула ваши воспоминания и вы бросились в бой. Шахматный. Рискну предположить, что у вас посадили сына на пять лет исправительных работ. Вы спросите – почему сына, а не дочку, зятя или брата? Отвечаю. Есть такая наука – статистика. Поскольку женщин у нас сажают редко, остается сын, зять или брат. Жизненный опыт говорит мне – вариант зять или брат не вызвал бы таких сильных эмоций. В вашем возрасте особо близкие чувства к брату – редкость. Про зятя и говорить не стоит, вы бы скорее радовались по этому поводу, чем переживали. Так что максимум вероятности набирает вариант – сын. Почему на пять лет? Та же статистика, уважаемый. Подавляющее большинство осужденных получают именно это наказание. Итак, подытожим. Нам нужно найти, скорее всего, ленинградца, возможно, переехавшего в Москву, 55-60 лет отроду, мастер спорта по шахматам, сын отбывает наказание на Дальнем Востоке, куда вы, уважаемый, сейчас и едете вместе с супругой, для чего взяли отпуск в конце января. Вы спросите, почему ленинградца? Не маасковский у вас говор. И еще несколько мелких деталей, которые я раскрывать не буду. Думаю, если мне еще раз захочется с вами сыграть в шахматы, я найду возможность с вами связаться в течение двух часов. Как вам понравился мой анализ?

– Я не буду комментировать ваши рассуждения. – Противник явно пытался держать себя в руках, но капельки пота, выступившие на лбу, выдавали его волнение.

– Да бросьте вы эту таинственность. Смотрите, как все зрители напряжены, все желают знать – есть ли хоть капля истины в моих допущениях?

– Могу сказать только одно – я недооценил вас, признаю свое поражение, – мужчина порывисто встал и быстро вышел из вагона-ресторана.

Оля облегченно вздохнула. У нее было небольшое позиционное преимущество после нескольких поспешных ходов соперника, но до победы было как до солнца. Более того, Оля не сомневалась, что при спокойной игре соперник легко бы выпутался из сложившейся ситуации.

– Вот вам, товарищи, наглядный пример эффективности психологического воздействия на противника при ведении боевых действий. Даже у сильного противника можно выиграть, если найдешь его слабую точку. Кто следующий?

– Неспортивно вы выиграли у этого товарища, Татьяна, неспортивно, – сразу начал сетовать бывший майор артиллерии, а теперь капитан НКВД. Он играл заметно лучше остальных и очень переживал, что никак не может у нее выиграть, хотя несколько партий с его участием закончились вничью.

– Знаете, как говорят французы, "А ля гер ком а ля гер". А на войне нужно побеждать, товарищ капитан. Побеждать любыми средствами.

– А если с вами так? Вам это понравится?

– Неважно, понравится мне это или нет. Важно, что я к этому готова. Можете попробовать.

Пока народ пробовал ее как-то морально достать, Оля улыбалась и продолжила записывать свои воспоминания. Писала так, чтоб никто из посторонних прочитав ее записи не понял о чем идет речь. Фактически это были просто ориентиры, вешки понятные только ей, которые при повторном чтении позволили бы не мучиться и сразу описать проблему. Сразу после покушения она поняла – эта встряска всколыхнула сознание, а относительное безделье последних недель давало предостаточно возможностей попытаться выудить из головы нужные сведения. Естественно, Ольга в первую очередь пыталась систематизировать те детали, которые удалось вспомнить по истории создания атомной бомбы. А вспомнилось многое. Ее аж в холодный пот бросило, как мало времени осталось, чтоб попытаться предотвратить преждевременный интерес к урану и делению ядра. Ведь исходя из прежних воспоминаний она самоуверенно заявляла, что до 40-го года ничего существенного не случится. Все было далеко не так.

Начал эту страницу в истории человечества итальянский ученый Энрико Ферми в 1934 г. экспериментами по бомбардировке ядер урана нейтронами. Он выдвинул ошибочную теорию, что в результате этого образуются так называемые трансурановые элементы с порядковым номером большим 92 в таблице Менделеева. На сегодняшний день, январь 1937, эта теория является общепризнанной. Распад тяжёлых ядер на более лёгкие элементы считается невозможным.

Это удовлетворительное для Советского Союза состояние продлится весьма недолго. В эпопею по бомбардировке урана тяжелыми и очень неприятными частицами уже включились немецкие физики и химики – Отто Ган вместе с Лизой Мейтнер и Фриц Штрассман. Этой компании в конце 1938 года удастся доказать, что ядра урана не выдерживают такого безобразия и от бомбардировки нейтронами разваливаются на более легкие осколки. У Лизы Мейтнер окажется в наличии очень шустрый племянник – Отто Роберт Фриш, который давно интересуется работой своей тетки. В январе 1939 года Фришу и Мейтнер удастся создать первую теоретическую модель деления ядер урана при бомбардировке нейтронами и впервые рассчитать энергетический выход реакции деления. В Копенгагене Фриш экспериментально проверит это предположение при помощи камеры Вильсона, подключив к опытам талантливого экспериментатора Георга Плачека. Плачек придумает и предложит схему опыта, способного доказать существование крупных осколков деления урановых ядер.

На этом деятельный племяш не успокоится и в 1940 году даст совместно с Рудольфом Пайерлсом первую оценку критической массы урана-235 для атомной бомбы, которая окажется не столь велика, как считалось ранее. Этот результат будет изложен в так называемом "меморандуме Фриша – Пайерлса", который во многом инициирует широкомасштабные исследования возможности создания ядерного вооружения. Все остальные фамилии из ее списка, которые она наковыряла за прошлый год, роясь по физическим журналам различных стран, оказались вторичны с точки зрения хронологии и не имели непосредственного отношения к инициации процесса. Все эти ученые будут привлечены к работам позже и в настоящее время никакого интереса к урану не выказывают. Итак, есть пять основных инициаторов ядерной гонки. Энрико Ферми – у этого вряд ли в скором времени получится что-то существенное. Неточная теория, которую он стремится доказать, недостаточная химическая очистка исходных материалов и многие другие мелочи, с которыми вскоре справятся дотошные немцы, еще долго не дадут ему возможность осознать правильный результат своих опытов. А вот четверку немецких физиков и химиков Отто Гана, Лизу Мейтнер, Фрица Штрассмана и Отто Роберта Фриша нужно в ближайшее время аккуратно нейтрализовать, не привлекая к ним лишнего внимания. Только после этого можно заняться Ферми. Но все нужно делать крайне незаметно. К счастью, времена наступают бурные, никто в Германии особо судьбой нескольких физиков и химиков, пострадавших от несчастных случаев, интересоваться не будет.

Потом ей пришло в голову, что Ферми и Гана грубо трогать нельзя. Слишком значимые величины в мире физики. Если они, к примеру, скоропостижно преставятся, то на оставленную ими тему бросится туча последователей, резонно полагающих, что столь известные люди ерундой бы не интересовались. Единственный вариант – содействовать тому, чтоб они занялись чем-то другим, более важным для их страны в столь неспокойное время. А к урану смогут вернуться попозже. Или нет.

Эти сведения нужно было срочно передать в Москву. Написав письмо, она на ближайшей станции отправила его заказным по московскому адресу инспекции с труднопроизносимым названием. Адрес ей дал Артузов перед самым отъездом. В письме Оля особо подчеркнула, что вся дальнейшая история Манхэттенского проекта, после этого вмешательства пойдет совсем по-другому, а любое подозрение в интересе чужих спецслужб к ученым, изучающим уран, может иметь непредсказуемые последствия. Естественно, прочитав это письмо, никто бы не понял, о чем в нем действительно идет речь. Перед отъездом ей дали выучить словарь ключевых слов и их "синонимов" для переписки. На всякий случай.

Радостная от хорошо исполненного дела, которое давно не давало ей покоя, Оля возвращалась к себе в купе, прикидывая, успеет ли дойти письмо до ее приезда в конечный пункт. Встретившийся ей по дороге один из членов комиссии обрадовал известием, что ее разыскивает Мехлис.

"Из-за кустов, как из-за стен следят охотники за тем, чтоб счастье было кратким"

Мелькнули в голове чьи-то слова.

– Товарищ лейтенант, что это за представление вы сегодня устроили в ресторане?

– Улучшала обслуживание советских граждан в вагоне-ресторане, товарищ армейский комиссар 2-го ранга! – Звонко отрапортовала Оля.

– Мне не нравится ваше поведение, товарищ лейтенант. Еще одна такая выходка, и вы будете отчислены из комиссии. Я надеюсь, это у нас с вами последний разговор на эту тему!

– Так точно, товарищ армейский комиссар 2-го ранга! Больше такого не повторится.

– Очень на это надеюсь, – ядовито заметил Мехлис. – Можете быть свободны. О вашем поведении я обязательно сообщу вашему начальству.

– Слушаюсь, товарищ армейский комиссар 2-го ранга!

После этого Оля практически из купе не выходила, проводя все время за книгами или своей тетрадкой. Записывать было что. Иногда они спорили с Ватутиным по поводу правильной организации укрепрайонов, размещения дотов и дзотов, организации засад и ловушек. Особо Оля не усердствовала, поскольку все свои мысли по этому поводу она уже давно отправила генералу инженерных войск Карбышеву, руководителю проекта укрепления западной границы стационарными оборонными сооружениями. Более того, она даже видела подготовленный им проект строительных работ и написала Вождю свои замечания.

Иногда они играли с Ватутиным в шахматы, и Оля постоянно объясняла полковнику, что атака на короля противника имеет смысл, только если ты позаботился о прочной обороне своей позиции. Но это не очень помогало, хотя уровень его игры рос на глазах.

На перроне их встречала внушительная делегация из представителей РККА и местного отделения НКВД. Как выяснила Оля, начальником дальневосточного отделения НКВД в настоящий момент является Люшков Г.С., сменивший на этом посту Дерибаса Т.Д., отбывающего в настоящее время пять лет лагерей. Догадаться, чьими стараниями он туда попал было нетрудно. Фамилия Люшков замкнула на себя часть нейронов ее мозга, и она отчетливо поняла, какие события могут в скорости произойти. "Еще одну загадку разгадывай, как себя поведет этот кадр в нынешних условиях. С одной стороны, стреляют сейчас меньше. Наглядный пример Дерибас. Не смог его под статью упечь, посадил на пять лет. Скорее всего, и его это ждет в ближайшем будущем. С другой стороны, сотрудников НКВД, а особенно высокопоставленных сотрудников, стреляют достаточно часто, и Дерибас скорее исключение из правила. Так что вполне возможен вариант с попыткой перехода границы. Однажды предатель – всегда предатель. Надо срочно позвонить Артузову, узнать, прочитал ли он мое послание, и рассказать, что я знаю о товарище Люшкове. Пусть у начальства голова болит". План на ближайшие несколько часов был понятен, и Оля поехала со всеми устраиваться в местную гостиницу.

***

На центральном почтамте было людно, у многих после рабочего дня появилось желание позвонить на Большую землю, которая как раз проснулась и начала новый трудовой день.

– Захарова, кабина номер семь, говорите. Повторяю, Захарова, кабина номер семь. – Высоким, противным голосом объявила дежурный оператор. "Специально ведь тренируется, дура. В быту послушаешь – нормальный голос, а тут как железом по стеклу тянет. Надо и ее вредительством попугать, ха, ха, ха. Не смешно".

– Алло, здравствуйте, позовите Анатолия Степановича к телефону.

– А кто его спрашивает?

– Захарова, из Владивостока звоню.

– Одну минутку подождите, сейчас позову. – В трубке что-то щелкнуло, и знакомый голос Артузова поприветствовал ее,

– Здравствуйте, Татьяна, как добрались?

– Все нормально, Анатолий Степанович. Письмо мое получили?

– Вчера пришло. Очень вы нас порадовали, не забываете про стариков, нашли время черкнуть пару строк. Давно пора было, – ядовито добавило начальство. – Времени то у нас в обрез, осталось.

– Два года – не два месяца, Анатолий Степанович, а могло ведь и так получиться или еще чего похуже. Но я звоню по другому вопросу. Встретился мне тут товарищ один. Ответственный товарищ. Оказалось много я про него знаю интересного. Очень может такое произойти, Анатолий Степанович, что этот товарищ в ближайшее время рванет к тете.

– К тете? – Недоуменно переспросил Артузов, не понимая, о чем идет речь.

– К тете, она тут недалеко, совсем рядом расположилась, карга узкоглазая. И бумаги важные с собой прихватит. Очень нехорошо может получиться. Записывайте: Любимов, Шкуро, Коровин, Врублев. – Через десяток секунд догадливый Артузов наконец-то понял, о чем идет речь.

– Насколько это точно?

– Когда рванет, тогда станет совсем точно, а пока очень даже вероятно.

– Хорошо, перезвоните мне завтра, в это же время. И вот еще что. Держите себя в руках, Татьяна Ивановна, а то обратно поедете. Пока о ваших художествах знаю только я, но, надеюсь, вы не настолько наивны, подумать, что это надолго.

– Я вам так скажу Анатолий Степанович. Не пренебрегайте мелочами, ибо от них зависит совершенство, а совершенство – это не мелочь!

– Я передам ваши слова, – холодно прокомментировал Артузов ее эмоциональное выступление, – но вам лучше прислушаться к тому, что я вам сказал.

– Прислушаюсь, куда ж я денусь, – пробурчала Оля. "Даже спасибо не сказал, сухарь, за мое письмо, а мог бы хоть медалью "За доблестный труд" наградить".

– Вот и ладненько. Жду завтра вашего звонка.

***

– Так вы считаете, что это достоверные данные?

– Так точно, товарищ Сталин. Нам была известна только группа под руководством Ферми занимающаяся бомбардировкой урана. Они уже открыли несколько новых изотопов.

– Что это значит и насколько это опасно?

– Изотопом, товарищ Сталин, называется тот же элемент, но имеющий другой атомный вес. Это нам ничем не угрожает. А вот сообщение Ольги о том, что Отто Ган собрал группу, и начал проводить похожие опыты было для нас полной неожиданностью, как и ее информация, что именно эта группа через два года добьется успеха. Мое мнение – нужно приступать к внедрению агентуры и планированию операции.

– Какие действия вы собираетесь предпринимать?

– Пока, никаких. Только сбор и анализ информации. Дальше попробуем, влияя на руководство, изменить тему работ, прекратить финансирование этих проектов и добиться финансирования исследований с другой тематикой. Физическое устранение названных Ольгой персон, с нашей точки зрения, может навредить. Поскольку финансирование проекта не прекращено, придут другие люди, а череда несчастных случаев только привлечет внимание соответствующих органов. Вот тогда мы можем получить большие неприятности.

– Хорошо. Начинайте операцию. Обо всех новостях немедленно докладывайте. Но помните, это очень ответственное дело. Каждый выигранный год даст нам возможность спокойно наращивать нашу промышленность, не отвлекая огромные средства на сдерживание будущих агрессоров. Поэтому миндальничать не надо. Это все?

– Нет, товарищ Сталин. От Ольги получена неожиданная информация, касающаяся руководителя Дальневосточным отделом НКВД, товарища Люшкова. Ольга утверждает, что он может попытаться сбежать к японцам, прихватив с собой бумаги особой важности. Во всяком случае, я ее так понял.

– Что вы хотите этим сказать?

– Она опасалась говорить открыто по телефону, поэтому прибегала к иносказательной речи. Но никаких других толкований сказанное ее не допускает.

– Почему он это сделает, она объяснила?

– Нет, она этого вопроса не касалась, но нетрудно предположить – отправленная комиссия собирает факты, руководство решает его арестовать и привлечь к ответственности за допущенные ошибки, а он собирает бумаги и переходит границу.

– Бросив семью?

– Подробности мне неизвестны, товарищ Сталин. Как вы сами понимаете, в условиях, когда нежелательно к ее фигуре привлекать излишнее внимание, она может разговаривать со мной только с почтамта. Вероятность того, что разговор может слышать еще кто-то, кому это вменено в обязанности, очень высока.

– Она уверенна в том, что он сбежит?

– Нет, но считает такое развитие событий очень возможным.

– Хорошо, мы примем меры, пусть не волнуется и занимается своими делами.

– Правильно ли я вас понял, что она не должна вмешиваться, даже если Люшков на ее глазах будет переходить границу?

– Если она такое увидит, то должна, как и каждый советский человек помешать предателю, товарищ Артузов. – Глаза вождя недобро сверкнули. Он не любил таких вопросов. – Но я надеюсь, что она этого не увидит, и никто такого не увидит. У вас все?

– Все, товарищ Сталин.

– Тогда я вас больше не задерживаю.

Оставшись один, Сталин набил и закурил трубку, погрузившись в долгое раздумье. Люшкова он знал лично и знал неплохо. Совсем недавно, около двух лет назад он организовывал охрану его дачи на Черном море и соседствующего комплекса правительственных зданий. Поверить, что он способен на такую подлость было непросто, тем более что он был у Ежова на хорошем счету.

Сталину, как руководителю, часто приходилось принимать важные решения, полагаясь на мнение специалистов. Но этому всегда предшествовала широкая дискуссия. Только выслушав все мнения и все аргументы сторон, он принимал решение. С Ольгой все было несколько иначе. Уже несколько раз ему приходилось продавливать решения, встречая всеобщее непонимание и сопротивление. Все, что она предлагала по реформированию РККА, встречало единодушный отпор практически всех военачальников. Концепция войны от обороны, отступать, засадами и неожиданными контрнаступлениями изматывая противника, война на своей территории, войска особого назначения массово действующие в тылу врага, это было чуждо командованию РККА и насаждалось из-под палки, под видом борьбы с влиянием троцкизма. В открытую никто против новой линии не выступал, но недовольных было много.

Совсем недавно ему снова пришлось продавливать решение о ППС и ПТР своим авторитетом, выслушивая красочные сравнения и язвительные характеристики новому оружию. С трудом пришли к компромиссному решению. Согласовали вооружить ППС половину состава войск спецназначения, половину состава погранвойск, внутренние войска НКВД, танкистов, артиллеристов, четверть состава пехоты и треть состава конницы, выбирая тех бойцов, кому не удается справиться с трехлинейкой. А таких в составе Красной Армии было немало, что были вынуждены признать все присутствующие. Побывав на полигоне, командармы были вынуждены признать, что научиться стрелять и попадать из нового оружия на дистанциях до двухсот метров несравнимо проще, чем с трехлинейки.

С ПТР было еще проще, так как она прошивала лобовую броню танков всех моделей состоящих на вооружении потенциального противника. Конструкторам пришлось повозиться с дульным тормозом, пламегасителем, но, в конце концов, им удалось создать конструкцию, не подымающую облако пыли. В результате долгих споров решили: каждый пехотный батальон, помимо противотанковой артиллерии, которая вот-вот должна была пройти военную приемку и начать поступать в войска, усилить отдельным противотанковым взводом имеющим на вооружении девять ПТР. Войска спецназначения получали по одному ПТР на взвод для уничтожения из засад бронированных целей и железнодорожных составов противника. Таким образом, судьба этих видов оружия была решена, их выпуск вошел в планы этого года, теперь осталось ждать подтверждения насколько оно себя оправдает на поле боя.

Но эта борьба одного со всеми стоила сил, нервов и глухо раздражала, поскольку он часто сам не был до конца убежден в правильности ее рекомендаций. И только предсказанные ею события, сбывающиеся строго в назначенный час, результаты заключенных соглашений, как, например, недавний германско-японский пакт, убеждали в том, что военный конфликт в 1941 году неотвратимо приближается и надо быть к нему готовым. В небе Испании наши летчики уже схлестнулись с будущими противниками. Пока и техника и подготовка летчиков позволяли без боязни искать встречи с врагом в синем небе. Но у Сталина была хорошая память, он читал об этом больше года назад в одном из ее посланий, и знал, реальное соотношение сил в воздухе будет видно только через год, когда встретятся в бою новый И-17 с мотором жидкостного охлаждения и новый Мессершмидт. Помощь оказанная конструкторскому бюро Поликарпова инженерными и руководящими кадрами дала хороший результат и первый вариант И-17 был практически готов. Со дня на день должны были начаться испытательные полеты. Противотанковая 45-ти мм полуавтоматическая пушка прошла испытания и была принята военной комиссией. Пушка пробивала 60 мм броню на расстоянии 500 метров при условии попадания по нормали к поверхности. При отклонении в тридцать градусов от нормали, снарядом, оснащенным локализаторами напряжения, пробивалась броня до 40 мм толщиной. Испытания, однако, показали, что стальная болванка без локализаторных насечек при попадании в броню рикошетит даже при малых углах отклонения от нормали. Всем заводам производящим боеприпасы этого калибра было запрещено выпускать бронебойные снаряды без локализаторных насечек. Все выпущенные бронебойные боеприпасы предписывалось в течении двух лет отправить на переделку. Специально созданная межведомственная комиссия должна была определить предприятия способные произвести необходимые работы, составить график отгрузки боеприпасов и предоставить предприятиям всю возможную помощь по изучению технологии выполнения локализаторных насечек на патроне снаряда.

Значительно хуже обстояли дела с пулеметами. Кроме незначительной модернизации ручного пулемета Дегтярева устранившей некоторые недостатки конструкции, выявленные при повторных испытаниях, все остальные разработки пока не двигались, несмотря на пристальное внимание к ним руководства и НКВД. У Шпагина никак не получалось повысить скорострельность крупнокалиберного пулемета Дегтярева, ни у кого из разработчиков не получался пока новый станковый пулемет под винтовочный патрон, работы над пулеметом калибра 14,5 мм только начались, как и над авиапушкой калибра 23 мм на базе гильзы от патрона 14,5 мм. Работы над зенитной автоматической пушкой калибра 23 мм только планировались, так как еще не был готов полноценный снаряд. Разработчики обещали закончить испытания новой гильзы и оптимальной засыпки пороха до марта месяца.

Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтоб посчитать, вооружение, чью разработку закончат позже конца 37-го, будет к началу 41-го в дефиците. Военная приемка наверняка обнаружит недостатки, которые придется устранять. В лучшем случае изделие допустят к серийному выпуску через полгода. Чтоб завод смог подготовить полноценную технологическую оснастку под массовое производство нужно дать ему еще полгода. Остается два года для насыщения войск новым изделием. Если мощностей завода-разработчика недостаточно, то для повторения технологичной цепочки на другом предприятии нужно время от полгода и больше. Два года полноценного серийного выпуска, как правило, достаточно для насыщения новым вооружением, войска имеют время ознакомиться с оружием и подготовить рекомендации по его применению. Но если у тебя нет этих двух лет спокойной работы – начинается аврал и все что с ним связано. На разработчиков давили и давили жестко. Часть КБ уже работала в казарменном режиме, другая часть фактически была в схожих условиях.

Иногда ему хотелось крикнуть, видя вокруг себя непонимающие лица: "Война на носу, а вы думаете, у вас есть время! Мы не успеваем! Не успеваем!", эта фраза рефреном крутилась в голове, когда приходилось настаивать на более сжатых сроках и отклонять все, даже очень нужные и перспективные дела которые не помещались в заданный отрезок времени. На них просто нельзя было тратить силы и средства.

Больше всего Сталину хотелось, чтоб хоть что-то случилось не так, как она предсказывает, увидеть хоть одну ошибку и снова знать, будущее не определено, можно не верить в этот назначенный срок, в возможную катастрофу, которой просто не может быть. В настоящий момент на континенте нет армии, которая может противостоять РККА. Что может измениться за это время? Ведь мощь РККА растет с каждым днем. Не может Германия совершить такой рывок, это невозможно.

Но события происходили по расписанию и даже тайный протокол к германо-японскому договору, который с большим трудом раздобыла внешняя разведка, повторял то, о чем рассказала Ольга. Приходилось смиряться с неизбежностью и готовить страну к конфликту.

Сталин еще раз после памятного разговора на даче расспрашивал Ольгу о возможностях предотвращения конфликта, и она повторила практически то же.

– Товарищ Сталин, будущее не определено, теоретически возможность предотвращения конфликта существует. Для этого противник должен быть уверен в двух важных для него обстоятельствах. Во-первых, то, что мы не собираемся на него нападать ни сейчас, ни в будущем. Во-вторых, противник должен понимать, что мы достаточно сильны, чтоб не дать себя победить. Это необходимое условие предотвращения конфликта, и мы в силах выполнить эти два условия комплексом экономических, военных и политических средств. Но кроме объективных факторов, к сожалению, существует фактор психологический. И если рассматривать психологическое состояние германского руководства в 41-м году то после целого ряда блестящих побед и будущего покорения всей Европы, мысль, что в этом мире существует достойный соперник Германии, просто не в состоянии посетить их умы. Поэтому, я не сомневаюсь, конфликт будет. Интенсивность и продолжительность его будут определяться несколькими факторами, а именно: первое и основное – соотношение сил в воздухе. Если мы удержим паритет в воздухе, продемонстрируем упорную оборону на земле и активные действия в тылу противника, нет сомнений, конфликт удастся быстро прекратить и перейти к мирным переговорам. Ведь всем будет очевидно – продолжение конфликта служит интересам Великобритании и САСШ, но никак не СССР и Германии.

– Неужели вы не понимаете, что это ничего не решает? Гитлер сделает перерыв, наберется сил и ударит по нам снова.

– У него в отличии от нас, висит на шее война с Англией и формально война с САСШ, которую шатко ни валко, а вести нужно. Мы тоже не будем сидеть сложа руки, и если мы четко будем демонстрировать два условия названных мною ранее, никакого желания повторять печальный опыт у него не возникнет. Кроме этого есть фактор внутренний. Немецкие генералы тихо ненавидят Гитлера, который существенно подвинул их вниз в исторической иерархии германского общества. Так что не исключен вариант смены власти при первой же неудачи нынешнего канцлера.

– Так это еще хуже. Они сразу попытаются объединиться с Англией и САСШ против нас.

– Попытаться, попытаются, но у них ничего не получится. Не будем забывать, что к этому времени Германия завоюет всю Европу. Для Англии и САСШ такое положение дел совершенно недопустимо, ибо означает их геополитическое поражение в недалеком будущем. Поэтому они будут требовать освобождения всех захваченных территорий. Кто бы ни пришел к власти в Германии, он на это не пойдет. Отдавать завоеванное – это противоречит самой сути германского характера. Народ не поймет. Поэтому, после того как Германия получит от нас по носу, единственный выход у нее – возобновить и углублять заключенный с нами мирный договор независимо от того, кто будет у власти. Что касается идеологии национал социализма…

– Не нужно считать товарища Сталина глупее, чем он есть на самом деле. То, что идеология национал социализма не жизненна и само руководство Германии будет вынуждено ее сменить, понятно и ребенку.

– Я считаю вас гениальным руководителем, товарищ Сталин. Уже то, что вы больше года доверяете моим рекомендациям, несмотря на собственные сомнения и возражения вашего окружения говорит о многом. Я в самых смелых своих мечтах не надеялась, что вы измените наступательную доктрину РККА на оборонительную.

– После того как вы записали всех сторонников наступательных действий в троцкисты, у меня просто не было другого выхода. – Сталин спрятал в усы улыбку. – Что ж ваше мнение, товарищ Стрельцова, нам понятно. Не буду вас больше задерживать.

Никто не знал, как тяжело ему было ломать себя. Как он перечитывал вновь и вновь ход событий первых месяцев той, воображаемой войны, изложенные Ольгой по его требованию, ее анализ действий командования РККА. Скрупулезный разбор ситуации и вывод – в условиях столкновения с противником, имеющим количественный и качественный перевес, единственно верным решением было с первых дней перейти к обороне, а еще лучше, готовить ее заранее до нападения противника. Готовить не только оборону, но и саму территорию к возможной оккупации и организации партизанской войны. Как тяжело далось ему понимание – единственный способ борьбы с немецкой армией на первом этапе – это война от обороны. Но после памятного марша минской танковой бригады, когда двадцать процентов техники осталось на территории воинской части и не вышло на марш, так как она была поломана еще до того, и ждала отсутствующих запчастей. Чуть больше четверти единиц выехавшей техники сломались по дороге, и до места не добралось. Не говоря о том, что бензин и солярку комбриг реквизировал в соседнем колхозе, взяв под стражу председателя. Это его и спасло. Сталин, узнав подробности марша, приказал комбрига не трогать, а созвал комиссию из производственников, военных техников и засадил их писать двухгодичную программу обеспечения танковых бригад ремонтными подразделениями и запасными частями.

Но все это было в прошлом, сейчас нужно было решить, как поступить с Люшковым. Сомнения в очередном Ольгином прогнозе оставались. Впрочем, это касалось всех ее прогнозов.

– Соедините меня с товарищем Ежовым.

– Здравствуйте, товарищ Ежов. Скажите, что вы думаете о товарище Люшкове?

– Здравствуйте, товарищ Сталин. На товарища Люшкова за последние полгода поступило несколько нехороших сигналов от местных товарищей. Причем не только анонимных, но и от его же сотрудников. Товарищ Фриновский уже выехал на Дальний Восток, в его задание входит, в том числе, проверить сигналы товарищей. Если подтвердится то, что пишут, будем менять.

– Вот как… тут такое дело, товарищ Ежов… товарищи из внешней разведки получили данные, что Люшков завербован японцами и готовится передать им важные материалы. Но беда в том, что данные непроверенные и существует опасность, что это целенаправленная дезинформация. Арестовав Люшкова, мы провалим нашего товарища в Японии, а этого делать никак нельзя. Поэтому товарищи из внешней разведки просят нас под любым предлогом отозвать Люшкова в Москву и здесь дальше с ним работать, но так, чтоб об этом никто не узнал.

– Будет сделано, товарищ Сталин. Я завтра выдам приказ о назначении его на другую должность и вызову в Москву.

– Торопиться не надо. Пусть он встретится с Фриновским, доложит, а тогда вызывайте.

***

На следующий день Владивосток порадовал их мокрым снегом и пронзительным ветром. Свинцовые тучи проносились над головой, осыпая тяжелыми хлопьями снега, изредка из-за туч пробивалось солнышко, но тут же пряталась за новой тучей, которые с завидным постоянством пригонял колючий северо-восточный ветер. Город, как и многие другие города СССР, напоминал большую стройку приостановленную зимой из-за плохой погоды.

Проверка началась со штаба армии. Ольге особо пока делать было нечего, она записывала в новую тетрадку звание, фамилию, должность командиров, которых ей довелось увидеть, и ставила напротив значки. Понравился ей человек своим умом, сообразительностью, умением реагировать на вопрос, внутренним достоинством, которое всегда отличает смелого человека от труса, – получал в тетрадку плюс или два плюса. Не понравился, получал минус. Если в оценке сомневалась, ставила рядом знак вопроса. Оля еще не знала, как она дальше распорядится этим трудом, но лиха беда начало, будет список, будем думать, а пока нужно было всматриваться, вслушиваться и ставить отметки. Поскольку все что-то записывали в свои тетради, эта деятельность пока внимание начальства не привлекала.

Вечером она позвонила в Москву, выслушала начальство и восхитилась, как даже в таком незначительном эпизоде проявилось искусство Сталина так сформулировать задачу, чтоб при любом варианте действий с ее стороны всегда была бы возможность, как похвалить, так и отругать за все, что бы она ни сделала. Это с одной стороны. С другой, такой постановкой задачи он подстраховывал основных исполнителей. Если у них что-то пойдет не так, он давал ей карт-бланш на исправление ситуации. А значит, верил, что в критической ситуации она сможет помочь. Это дорого стоило, и ошибиться она не имела права. Никто ей слова не скажет, ведь ей было велено заниматься своими делами, но веры уже той не будет. А на вере в то, что она не только знает будущее, но и то, как его можно изменить, все и держалось эти полтора года. Именно поэтому, несмотря на сопротивление окружающих, Сталин настаивал и принимал решения опираясь на предложенный ею план подготовки к войне.

Возвращаясь в гостиницу, она раздумывала над тем, как не дать Люшкову перебежать к японцам. Арестовывать человека в такой должности, при исполнении обязанностей, никто не будет, практика была немножко другой. Обычно перед арестом человеку меняли место работы. Когда он прибывал на новое место работы, или прямо по дороге туда, следовал арест. Командиров РККА обычно сперва выгоняли на гражданку, а потом уже закрывали и начинали следствие. Люшков эту кухню знал хорошо, а значит, если увидит подозрительные признаки касающиеся его особы, то может решиться на побег. С другой стороны, это означало, что на своей территории он пока чувствует себя в относительной безопасности и за ее телодвижениями никакого ненужного внимания не будет. А вот за людьми Фриновского, прибывающими послезавтра, следить будут обязательно. Особенно если Люшков почувствует – проверка имеет своей целью его утопить.

Ольге был нужен информатор из ближайшего окружения Люшкова и она после долгих раздумий в обеденный перерыв рванула из штаба армии в краевой отдел НКВД, благо здание было в десяти минутах ходьбы. Задача была очень непростой, но Ольге вспомнился исторический опыт. Иногда сложные узлы проще разрубить. Бдительный сержант на входе проверил ее удостоверение и задал закономерный вопрос,

– Вы к кому, товарищ лейтенант? – Он приготовился записывать ответ в большую тетрадь дежурного.

– В столовую. Рядом проходила, дай, думаю, проверю, как тут кормят местных товарищей.

– По ступенькам вниз, – дежурный отреагировал на это заявление каменным выражением лица и записал цель визита в журнал.

– Спасибо, – улыбнулась ему Оля и пошла по ступенькам вверх.

– Вы куда, товарищ лейтенант?

– В графе "цель визита" допиши проверка дамской комнаты, – не оборачиваясь, ответила нахальная москвичка, продолжая подыматься по ступенькам.

– Откуда вам известно, что она на втором этаже? – Не унимался подозрительный дежурный.

– Типовая планировка зданий, товарищ сержант, и жизненный опыт, – донесся до сержанта ее голос со второго пролета лестницы.

"Столичная стерва", подумал дежурный. "Какой настырный, сразу видно, начальник здешний – параноик, помешанный на безопасности", – подумала Оля. Не мудрствуя лукаво, она направилась в приемную. "Люшков скорее всего обедает, а в приемной скучает его секретарь. Ждет, когда начальник вернется и отпустит его утолить муки голода". Но все оказалось несколько иначе.

– Здравствуйте, а товарищ Люшков у себя?

– Здравствуйте, он уже собрался на обед, у нас перерыв, вам придется обождать или придти попозже.

– Может, вы мне сможете помочь. У меня совсем простой вопрос. Вот список командиров РККА из штаба армии. Мне бы хотелось побеседовать с сотрудниками из нашего ведомства, которые их знают лично. Частная беседа не более пяти минут. Меня интересует постороннее, но откровенное мнение. Нигде я на него ссылаться не буду, мне нужно проверить свои выводы.

Из кабинета вышел невысокий кругленький мужчина с залысиной на макушке, пухлыми губами и близко посажеными бегающими глазами. Глаза непрерывно прыгали с одного предмета на другой.

– Здравствуйте товарищ, вы ко мне?

– Товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга! – Сразу вскочил со стула секретарь. – Товарищ лейтенант из московской комиссии, проверяющей Дальневосточную особую армию. Пришла к нам с просьбой помочь найти наших сотрудников знакомых с командирами штаба армии. У нее целый список. Хочет просто с ними побеседовать, узнать их мнение об интересующих ее командирах и сравнить со своим.

– Понятно… а кто вас к нам послал?

– Никто, это моя инициатива.

– Понятно… хорошо, товарищ Пашковский вам поможет. Товарищ Пашковский, посмотрите список, подумайте с кем товарищу стоит поговорить, созвонитесь. Потом доложите. Если меня будут спрашивать, я буду через полчаса, в тринадцать сорок.

– Есть!

Люшков быстро вышел из приемной. Заметив прикрученный на дверях оконный шпингалет, играющий роль импровизированного засова и позволяющий закрыться изнутри, Оля, закрыла дверь в приемную, задвинула защелку и повернулась к изумленно наблюдающему за ее манипуляциями старшему лейтенанту.

– Послушайте меня внимательно, товарищ Пашковский и не перебивайте. Во-первых, ознакомьтесь с одним документом. У вас ножницы есть? Спасибо.

Взяв протянутые ей ножницы, она подпорола подкладку своего тулупа, висевшего на вешалке, и протянула ему кусок белого шелка с текстом, подписью и печатью. Внимательно рассмотрев, секретарь, не говоря ни слова, отдал его обратно.

– Есть обоснованное подозрение, что в скором времени Люшков сбежит к японцам, прихватив с собой документы стратегической важности. К сожалению, обоснований для ареста недостаточно, а Люшков не та фигура, которую можно трогать без доказательств. У него есть могущественные знакомые, которые вступятся за него. Нам остается только реагировать на возможные действия вашего начальника. Если вы заметили, нервы у него уже на взводе. Скоро приедет Фриновский с комиссией, начнет копать, вы сами знаете, если ищешь, то всегда найдешь. Вот в этот момент, мы подозреваем, его нервы не выдержат, и начальник Дальневосточного отделения НКВД, товарищ Люшков будет пытаться перебежать к японцам. Мы этого допустить не можем. Надеюсь, что вы тоже. От вас требуется только одно. Каждый день я буду сообщать вам номер телефона, по которому вы меня сможете найти. Вы будете мне звонить только тогда, когда ваш начальник будет собираться выезжать с проверками на пограничные заставы. За содействие, я вам гарантирую неприкосновенность, сохранение звания и возможность продолжать работу в НКВД.

– Скажите, товарищ лейтенант, а кто учил вас вербовать агентов? – Секретарь за иронией пытался скрыть свою растерянность и выиграть время на обдумывание ситуации. До него еще не совсем дошло, что из могущественного первого помощника Люшкова, он, после услышанного, превратился в пособника потенциального изменника.

– Вы, видимо, меня неправильно поняли, товарищ старший лейтенант. Я вас не вербую, я делаю вам предложение, от которого вы не сможете отказаться. – Он поразился, как изменился ее взгляд, голубые, веселые глаза сразу стали холодными и колючими как февральский ветер. – Не знаю, знакомы ли вы с такой идиомой, поэтому поясню детально. Достаточно мне заподозрить, что вы рассказали об этом разговоре Люшкову, или что в вашу голову закралась мысль попытаться меня обмануть, как я сразу арестую не только вас, но и всю вашу семью. И поверьте мне на слово, вам не понравится то, что я с ними сделаю. Никто вас не защитит. Если вы надеетесь на своего начальника, то я удивляюсь вашей наивности. Он пальцем не шевельнет, вам помочь, и будет делать все, чтоб выиграть время и подготовиться к побегу. Хочу предостеречь вас от всяких необдуманных решений, которые могут вам придти на ум. Они ничем не помогут ни вам, ни вашей семье, а только навредят. Я намекаю на мысль пустить себе пулю в висок, или, подумать страшно, поднять руку на женщину. Я имею в виду себя. На самом деле вы еще не поняли, как вам повезло. Позже поймете. И запомните. Я очень ответственно отношусь к своим словам. Совсем недавно пообещала одному гражданину, что жив останется, он мне не верил, в том случае расстрел был неизбежен. Но умный уж очень гражданин попался. Неравнодушна я к умным мужикам. Вы можете мне не верить, но добилась. Сидит в одиночке, сидеть будет долго, но работает своей головой на благо страны и трудового народа. Искупает свою вину. А с вами куда как проще. Вы виноваты только в том, что вовремя не заметили, как ваш начальник переродился во врага народа. Это тоже еще не доказано, многие сомневаются, но мой нюх меня еще не подводил. Рассказала вам даже больше чем надо. У вас есть две минуты на размышления. Пистолетик я свой достану, чтоб вы глупостей не наделали, а то вы бледный совсем и блеск нездоровый в глазах. Держите руки на столе, успокойтесь и думайте головой. Вы человек умный, интеллект так и светится. Я как вас увидела, сразу вы мне понравились.

Видя, что он держит руки сверху и не дергается, Оля опустила руку с пистолетом себе на колени, зачем нервировать товарища и сбивать с мысли.

Старший лейтенант Пашковский Семен Давыдович, смотрел на сидящую перед ним девушку пытаясь избавиться от дурацкого ощущения – все происходящее ему снится. Умом он понимал – все более чем серьезно. За десять лет работы в НКВД он хорошо научился чувствовать опасность. Это чувство сейчас било в набат. Печать и подпись под документом были настоящими, и сотрудница, их предъявившая, была настоящая. Но поведение этой сотрудницы не укладывалось ни в какие рамки. Казалось, перед ним выступает неумелая актриса, играющая роль работника НКВД и только лед ее глаз отрезвлял и заставлял задуматься, зачем ей разыгрывать эту сценку.

– Так как вы себя ведете, товарищ лейтенант, складывается впечатление, что вы и не очень хотите услышать мое согласие.

– Вот, о чем я и говорю. Если бы не этот грубый отпечаток интеллекта, обезобразивший вашу личность, товарищ Пашковский, я бы вас сразу арестовала. Вы не понимаете, насколько для меня это было бы проще и понятней. Шеф ваш сразу в панике, понимая, копают конкретно под него, а вы про него очень много можете рассказать интересного, если вас вдумчиво и неторопливо расспрашивать. Времени у него мало, надо на что-то решаться, через день, другой собрал бы он документы в портфель, взял бы пару самых послушных, доверенных волкодавов, и махнул бы с инспекцией на заставу. А мы тихонько следом, и волкодавы ему бы не помогли. Никто бы не помог… так вот простенько и незамысловато. Но, недаром в народе говорят, "простота хуже воровства". Грязно получится, шуму много, много лишней крови. Начальство ничего не скажет, но запомнит, а там, глядишь, и ты уже не у дел…

Она смотрела сквозь него, не видя, задумавшись о чем-то. Ее глаза потеплели и стали похожи на поверхность горного озера в солнечный день, голубые и искристые. Взглянув на часы, она сказала:

– Две минуты давно прошли. Ваше решение, товарищ Пашковский.

– Я буду с вами сотрудничать, в конце концов, это моя обязанность как сотрудника НКВД, даже если я уверен в том, что вы ошибаетесь. Я пять лет работаю с Генрихом Самойловичем и знаю его лучше других. Он не способен на такой поступок.

– Отлично, – Оля проигнорировала его реплику, – когда вам лучше звонить?

– Я прихожу на работу полвосьмого. Звонить лучше до восьми. Товарищ Люшков, как правило, приходит между восьмью и полдевятого.

– Понятно. Вот фамилии командиров. Подумайте, с кем мне поговорить и расскажите где его найти, – она отодвинула защелку, открыв дверь в приемную.

– Старший лейтенант Савельев, двенадцатый кабинет, направо по коридору. Я сейчас с ним созвонюсь, думаю, он уже на месте. Если нет, вам придется подождать.

– Не страшно. Я буду рада ошибиться в вашем начальнике. Лично попрошу у вас и у него прощения. Иголка с ниткой у вас найдется? – Спрятав шелк, быстро зашив подкладку, забрав свой список и полушубок, она направилась в указанном направлении.

Вернувшийся со столовой Люшков первым делом спросил:

– Где наша гостья?

– У Савельева. Как закончит с ней, придет к вам и все доложит.

– Хорошо. О чем спрашивала?

– Только про командиров. Показала мне список из пяти фамилий. Я о них ничего не знал и отправил ее к Савельеву. Он у нас штабом армии занимается.

Вскоре пришел Савельев, но ничего нового не добавил.

– Типичная столичная стерва. Расспросила про командиров, я ей говорю, давайте встретимся после работы, в кино сходим или в ресторан, может, я еще чего вспомню. А она мне, "извините, у меня на такие глупости времени нет". И ушла.

– Хорошо, можете быть свободны. Товарищ Пашковский, соедините меня с товарищем Мехлисом, он в штабе армии.

– Слушаюсь.

***

Вернувшись в штаб армии, Оля, вместо того чтоб разбираться с системой организации связи штаба армии с подразделениями в случае боевой тревоги, выдвижения частей на боевые позиции и в период ведения боевых действий, была вызвана на ковер к начальству.

– Товарищ Захарова, мне звонил товарищ Люшков. Что вы можете сказать по этому вопросу?

– В тринадцать часов я вышла на обед и направилась в местное отделение НКВД. Там пообедала, пообщалась с местными товарищами по интересующему меня вопросу и в тринадцать пятьдесят вернулась обратно, приступив к изучению системы связи штаба армии с воинскими подразделениями.

– О чем вы спрашивали товарищей из НКВД?

– Меня интересовала их характеристика некоторых командиров штаба армии.

– Кто вам это поручал?

– Никто. Это мой личный интерес, к понравившемся мне командирам, который я удовлетворяла во время своего обеденного перерыва. Это было совершенно однозначно сообщено товарищу Люшкову. Не понимаю его мотивов сообщать это вам. Если ко мне нет больше вопросов, разрешите удалиться для выполнения основной работы.

Мехлис задумчиво рассматривал стоящую перед ним молодую девушку и пытался побороть раздражение и злость бурлившие внутри. Весь его немалый жизненный опыт кричал: "Не трогать! Опасно для жизни!", но умом он не мог в это поверить. Чем может быть опасна ему эта писюха, возомнившая что-то из себя только потому, что ей дали задание за ним присматривать. Вела она себя внешне очень прилично, выказывая должное уважение начальнику комиссии. Но никогда не опускала глаза и всегда выигрывала в гляделки, чем бесконечно раздражала Мехлиса привыкшего опускать глаза только перед Сталиным. Все остальные избегали его взгляда, чем он страшно гордился. Эта молодая стерва смотрела на него с легким веселым любопытством, как смотрят дети на пойманного резвого жучка и решают дать ему еще попрыгать или уже раздавить. "Ничего, ничего, приедет Фриновский, посмотрим как ты тогда попрыгаешь, сцучка".

– Идите, пока. Послезавтра приезжает товарищ Фриновский, подготовьте свой отчет, я думаю, он захочет с вами встретиться.

– Это большая честь для меня!

Восторженно воскликнула девица, не особо скрывая иронию, и как показалось Мехлису, с трудом сдерживаясь, чтоб не расхохотаться. Четко развернулась, и, печатая шаг, вышла из комнаты. Сидевшие в комнате командиры с трудом сдерживали каменные мины на лицах, чтоб не расхохотаться. Выскочив из комнаты Мехлис, успокоившись вдруг остановился, как громом пораженный и зло рассмеялся. "Она меня провоцирует! Всю дорогу она меня провоцирует на необдуманную реакцию, ведь формально к ней не придерешься. Работает, чуть ли не сутки напролет. Даже когда к ней приходят в номер в шахматы поиграть, продолжает что-то писать в свои тетрадки, которых у нее полчемодана. К поведению тоже не придерешься. И я, как последний дурак, чуть не попал в ловушку. Видно Сталину на меня нажаловались, и он решил проверить, насколько объективно я действую. Нет, голубушка, твой номер не пройдет. Но когда мы вернемся, тогда посмотрим, кто будет смеяться последним".

Последующая неделя прошла спокойно. Работы было много, состояние организации связи в подразделениях было на уровне средних веков, громким голосом и посыльными. Телефонная связь могла действовать только в мирное время, когда провода висели на столбах, и их не резали диверсанты. В военное время, теоретически, могла быть установлена в сухую погоду. Матерчатое изолирование проводов приводило к тому, что лужи, дождь и слякоть были несовместимы с понятием военной телефонной связи. В войска начали массово поступать новые радиостанции, по крайней мере, Дальневосточная особая армия была уже укомплектована радиосвязью процентов на восемьдесят, на уровне батальона и выше – на все сто. Но толку от этого было немного. Практически все аппараты лежали на складах, не распакованные, все ждали, кто-то приедет, научит, или выдадут приказ, в котором четко объяснят, что делать с этими хреновинами.

Делать было нечего, приходилось собирать офицеров и показывать. Концепция радиосвязи разработанная специалистами для РККА включала в себя радиостанции нескольких типов. Самый массовый образец со сменным кварцевым резонатором, мог быть нескольких модификаций разной выходной мощности и позволял осуществлять голосовую связь на расстояниях до десяти километров. Предназначался, в зависимости от рода войск и мощности аппарата, для связи взвод-рота, рота-батальон, батальон-штаб полка, артиллерийской батареи с корректировщиком, авиации и танков поддержки с соответствующими пехотными частями. Маломощные аппараты использовались для связи экипажей одного подразделения друг с другом, как танков, так и самолетов.

Голосовые радиостанции предназначались для передачи актуальной информации ценность которой терялась в течении часа или раньше. Передача велась: открытым текстом, эзоповым языком, с использованием радистов владеющих редким языком одного из народов СССР. Конкретное решение по голосовой связи принималось командиром полка или батальона в зависимости от наличия нужного контингента.

Штаб полка и выше снабжались мощными радиостанциями соответствующей дальности, принимающие текстовые сообщения. Тут разработчики концепции не стали изобретать велосипед и дали рекомендацию на разработку советского аналога шифровальной машины "Энигма". С ее помощью разрешалось шифровать сообщения актуальность которых терялась в течении нескольких суток. Для всех остальных сообщений предполагалось использовать шифры повышенной сложности.

Как обычно, чего-то не хватало. Если радиостанции уже были в частях, то шифровальных машин или таблиц кодирования для специальных шифров не было вообще. Но Ольгу это не остановило. Попросив собрать офицеров связистов из штабов дивизий, танковой бригады и авиаотряда, с которыми должен поддерживать связь штаб армии она прочитала короткую лекцию по основам шифрования.

– Товарищи командиры, чтоб не толочь воду в ступе, мы сразу с вами займемся делом. Первым нашим заданием будет научиться составлять таблицы кодирования. На столе лежат книги, которые я взяла на сегодня в местной библиотеке. Прошу каждого подойти и выбрать себе одну из книжек. На доске я изобразила буквы алфавита, но не по порядку. Что вам напоминает эта запись?

– Клавиши печатной машинки, – крикнул самый сообразительный.

– Правильно. А кто знает, почему я так записала? Почему клавиши печатной машинки расположены именно в таком порядке?

– Так легче печатать, – дружно отозвались командиры. Связистов учили работать на печатной машинке.

– В целом, правильно. Легче печатать потому, что в центре сосредоточены буквы чаще всего встречающиеся в тексте, а по бокам те, что используются редко. Это обстоятельство нам нужно будет обязательно учитывать при составлении кодовой таблицы. Возьмите лист бумаги, карандаш и перерисуйте таблицу алфавита. Откройте книгу на произвольной странице и зашифруйте каждую букву четырехзначным числом. Первые две цифры – номер строки, вторые две – номер буквы в строке. Чем ближе буква к центру таблицы, чем чаще она встречается в тексте, тем большее количество чисел нужно ей поставить в соответствие. Для начала определимся так: для букв двух центральных столбцов – находите их в тексте страницы не менее восьми раз и записываете под ними по восемь четырехзначных чисел. Соответственно двигаясь от центра таблицы, для букв других столбцов, по шесть, четыре, два и по одному число лишь для букв крайних столбцов. Не забудем также про такой символ как пробел. Пустое место в тексте встречается чаще любых других символов. Так же как ноль встречается чаще других цифр… а среди людей… не будем о грустном. Поэтому, пробелу вы найдете в соответствие не меньше десяти чисел. Это не трудно. Куда не плюнь, вы попадете на пустое место. В тексте то же самое. Только плевать не надо, книги библиотечные. Но это еще не все. С обратной стороны листа мы записываем другую таблицу. Здесь вы пишите полученные числа, обязательно в порядке возрастания, а напротив – соответствующую букву. Если вы все правильно сделаете, то получится больше ста чисел. Это и будет кодовая таблица. Одна сторона для шифровки, другая для дешифровки. Сразу все делаете под копирку в двух экземплярах. Десять минут на выполнение задачи. Кто готов, подходит ко мне и показывает результат. У кого есть вопросы, зовет меня, я подхожу и объясняю. Время пошло, товарищи командиры.

– У меня вопрос, товарищ лейтенант. Я не понял, что вы про ноль говорили. Его тоже кодировать?

– Нет, товарищ капитан. Только буквы. Цифры будем писать прописью.

Не сразу, но постепенно дело пошло. Засадив их на два часа изготавливать кодовые таблицы, у кого, сколько выйдет, но обязательно больше десяти, Оля затем продолжила обучение.

– Итак, мы готовы начинать составлять шифрованные сообщения. Мы используем так называемый код подстановки, когда буква сообщения заменяется другими символами. Вы должны знать, что это самый примитивный из возможных принципов кодирования и в простом виде применять его опасно. Если бы вы использовали самую простую кодовую таблицу, один символ – одно и то же число, такую шифровку взломает любой студент, изучивший основные принципы дешифровки и сделает это очень быстро. В нашем варианте, когда мы используем вместо одной буквы целый набор чисел, так, чтоб одно и то же число встречалось в шифровке редко, это уже значительно трудней. Но для того чтоб это стало невозможным в обозримый промежуток времени мы должны сделать еще одно усложнение, а именно, запутать структуру шифровки. Ведь если человек разгадывающий шифр поймет, что букве соответствует четырехзначное число, это существенно упростит его работу. Структуру путают различными способами. Самый простой – добавление перед каждым словом кодированного сообщения заранее оговоренного числа незначащих цифр, которые при дешифровке игнорируются. Тут каждый вправе выдумать свой собственный принцип. Например: перед парным словом вы ставите три произвольных цифры, перед непарным две. Либо, перед первым словом – три цифры, перед вторым – две, перед третьим – одну, и снова – три, две, одну. Незначащие цифры вы ставите после кода пробела. Поэтому, пробелу нужно всегда ставить в соответствие максимальное количество чисел, так, чтоб они, по возможности, не повторялись. Запутав, таким образом, структуру сообщения вы значительно затрудняете расшифровку, делая ее невозможной в обозримый период времени. А зачем мы делали столько таблиц, надеюсь каждому ясно без пояснений. Каждое последующее сообщение вы кодируете новой таблицей. Если таблицы закончились, используете, начиная с первой, по второму кругу, одновременно готовя новые. Какие ко мне будут вопросы?

– А откуда тот, кому я пишу радиограмму, будет знать какой таблицей закодировано сообщение?

– Еще раз повторяю. Есть два экземпляра таблиц, одна у вас, другая у вышестоящего связиста. Каждый последующий сеанс в вашем радиообмене кодируется следующей по порядку таблицей. И вы, и ваш собеседник самостоятельно определяете номер нужной таблицы. Можете записывать номер использованной таблицы в специальный блокнот, который хранится вместе с другими секретными материалами в вашем сейфе. Еще вопросы?

– С этими цифрами, которые нужно вставлять, не до конца понятно. Кто и куда их вставляет? – Народ весело рассмеялся этому вопросу.

– Вопрос конечно не простой. В других случаях сама природа нам помогает разобраться с тем, кто и куда вставляет, и то, бывают проблемы. Вроде и понятно, что вставлять, и куда вставлять, а не получается. С шифровками все значительно сложнее, тут думать надо. Но ничего, товарищ капитан, сейчас мы с вами попрактикуемся, и вы увидите – в этом случае вставлять ненамного труднее, чем в других, а может даже легче и приятней. – Подождав пока слушатели обсудят эту животрепещущую тему, тут у каждого нашлось что сказать, она продолжила: – Давайте создадим трехуровневую систему, вы четверо будете изображать связистов уровня штаба полка, вы двое – штаба дивизии, а вы, товарищ майор, остаетесь на своей должности – будете отвечать за связь штаба армии. Копии своих таблиц кодировки передаете вышестоящему офицеру связи. С каждым из вас он обязан связываться только при помощи ваших таблиц. Таким образом, достигается основной принцип шифрованной радиосвязи – любую шифровку способны прочитать лишь те двое, кто передает и принимает сообщение. Никто другой, ни свои, ни чужие этого сделать не могут. Вы, товарищ майор, свою кодовую таблицу передаете мне, я буду офицер связи Генштаба. Я вам сейчас составлю шифровку, ваша задача – ее расшифровать, на основе полученных указаний поставить задачи дивизиям и передать им соответствующие шифровки. Ну а вы, товарищи связисты дивизии, расшифровав сообщение штаба армии, поставите задачи перед своими полками.

До вечера, с горем пополам, интенсивный курс обучения был окончен, народ разъехался по своим частям, оставив копии таблиц в штабе армии. Все получили задание в течение суток развернуть радиостанции и послезавтра выйти на реальную радиосвязь и обменяться шифрованными радиограммами. После нескольких удачных сеансов связи, когда полученные знания закрепятся на практике, провести аналогичные занятия с командирами связи полковых штабов.

Каждое утро Оля звонила Пашковскому, оставляла свой телефон и узнавала новости. Пока никаких подозрительных активностей клиент на проявлял, хотя Фриновский уже несколько дней как приехал. Оля тоже ждала встречи с грозным первым заместителем Ежова. Она не верила, что Мехлис так просто оставит ее в покое. Наверняка уже нажаловался Фриновскому на непонятную подчиненную во время очередного застолья, которое с завидной регулярностью устраивала для руководства комиссий местная руководящая братия.

Затем начались проверки в подразделениях. Со связью везде картина была приблизительно одинакова, без пинков дело не шло, но после пинка, никаких особых проблем не возникало. "Со связью нужно постановление наркома обороны предписывающее хотя бы раз в неделю отключать все телефоны в войсках и пользоваться исключительно радиосвязью. Тогда дело пойдет. Иначе будут пылиться радиостанции на складах пока кто-то не приедет и не настучит по ушам. Когда этот кто-то уедет – сложат в коробки и обратно на склад сдадут. А приказ, есть приказ. Отключив телефоны, вынуждены будут осваивать новую технику. С этим все ясно, но с Люшковым ничего не ясно. Фриновский уже несколько дней трусит управление, а он никаких подозрительных движений не предпринимает, то ли выжидает и у него уже все готово, то ли вообще об этом не думает. Обидно будет не успеть. Еще неделю мы покрутимся в близлежащих частях, а потом – суп с котом. Придется сообщить начальству, чтоб на меня не рассчитывали или выделяли для захвата персональный самолет и парашют".

Вечером разболелся зуб и голова. У дежурной по этажу нашелся порошок аспирина, но помог не сильно, видно продуло непривычную к такой погоде девушку холодным морским ветром. Не успела она усесться за привычную вечернюю работу по анализу и записи всего, что ей за день пришло в голову в специальные тетрадки, как прибыл посыльный от Фриновского с сообщением, что ее желают видеть.

Фриновский разместился в двухкомнатном люксе, первую комнату которого оборудовал под временный кабинет. Он сидел за письменным столом и что-то писал. Был он мужчиной большим, сильным, излучающим надежность и уверенность. Лишь брезгливо изогнутые губы, слишком мягкие для мужчины, портили его внешность, выдавая натуру подозрительную и беспринципную.

– Товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга, лейтенант Захарова по вашему приказанию прибыла.

– Присаживайтесь товарищ лейтенант. Я хотел с вами побеседовать, неофициально, по поводу того представления, которое вы устроили в поезде. Так как мне это рассказал товарищ Мехлис, все это говорит о серьезном проступке, который может иметь для вас самые серьезные последствия.

– Докладываю по существу: Я заметила, что повар умышленно делает пищу излишне острой, видимо, с целью увеличить продажу пива и вина. Не запивая, его блюда кушать было просто невозможно. Начальник поезда знал это, но не предпринимал никаких мер к исправлению ситуации. После сделанного мной внушения и объяснения того, как можно трактовать такие действия, ситуация исправилась, повар впервые за восемь месяцев работы получил от трудящихся четыре благодарности с записью в книгу предложений. Начальник поезда стал регулярно дегустировать блюда своего вагона-ресторана. Это все.

– Хм… в вашей интерпретации это выглядит совсем не так, как рассказал товарищ Мехлис. Чем вы это объясните?

– Товарищ Мехлис при этом разговоре не присутствовал. Насколько мне известно, свидетелей не расспрашивал. Кто и какую информацию ему предоставил, он мне не сообщал. Я ему объяснила то же, что и вам, товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга.

– Понятно… а что там у вас за вопросы появились к местным товарищам? Товарищ Мехлис рассказывал, что ему жаловался на вас товарищ Люшков.

– Рискну предположить, что товарищ Мехлис неправильно понял товарища Люшкова. Не сомневаюсь, товарищ Люшков просто перепроверял то, что услышал от меня.

– И что же он от вас услышал?

– Я собирала сведения о некоторых командирах штаба армии. Это одно из моих заданий.

– Расскажите поподробнее о ваших заданиях

– Мне поручено, в свободное от основной работы время, выполнить несколько дополнительных заданий. О сути этих заданий мне приказано никому не докладывать. Я думаю, вас этот запрет не касается, но я обязана выполнять приказ. Если это вас интересует, вы можете попытаться выяснить детали у моего начальства в установленном порядке.

– Кто вам давал задание?

– Я не имею права об этом говорить. Вы это можете выяснить в установленном порядке, товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга. Мне очень жаль, что приходится вам отказывать, но приказ есть приказ. Прошу меня правильно понять.

– Я вас понимаю… одно хочу заметить. Ваши отношения с товарищем Мехлисом, с моей точки зрения, не способствуют выполнению вашего задания, какое бы оно не было.

– Вы правы… это моя грубейшая ошибка. С самого начала не заладилось, а потом уже поздно было. Я приложу все силы, чтоб исправить положение.

– Не нужно себя так ругать. Товарищ Мехлис, человек не простой. Если будут трудности, обращайтесь, думаю, смогу вам помочь.

– Спасибо большое, товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга. Для меня большая честь познакомиться с вами. Надеюсь, что мы с вами еще не раз встретимся.

– И мне было интересно познакомится с вами, товарищ Захарова.

Когда она выходила за дверь, он задумчиво провел глазами ее ладную фигуру, двигающуюся внешне плавно, но на самом деле быстро и стремительно. Все, что он сегодня успел о ней узнать по телефону, сделав несколько звонков в Москву, привело его в легкое изумление. Ему достаточно быстро удалось узнать – ее перевод в Москву был организован по неофициальной протекции Артузова, более того, как только лейтенант Захарова уехала в командировку, Артузов распорядился передать ее личное дело в ИНО, при этом оставив на работе в отделе проверяющем боеспособность частей РККА. В данный момент она являлась сотрудником ИНО прикомандированным к отделу НКВД, а значит неприкасаемой. Фактически, после реорганизации ИНО и подчинению его непосредственно Сталину только он мог дать добро на арест сотрудника этой организации. Но такого еще не было. Сотрудник ИНО мог бесследно пропасть, стать жертвой несчастного случая или разбойного нападения, но обвиняемым он не становился никогда.

Все эти изменения в карьере ничем не примечательной ранее сотрудницы НКВД произошли в течение последних двух недель. "Интересно девки пляшут… чем же она так Артузову сподобилась?". Как только осторожный комиссар госбезопасности увидел рядом с ней торчащие уши Артузова, так сразу прекратил дальнейшие расспросы. Слишком тесные отношения связывали Сталина с Артузовым в последнее время, чтоб лезть в его дела, когда видно невооруженным взглядом, – он не хочет привлекать внимание к этой девушке. "А девушка непростая, сразу видно. Как их только Артузов находит, талант у него на девок…", его мысли невольно вернулись к недавнему покушению на Ольгу Стрельцову, лаборанта завода "Радиолампа". Она, неожиданно для всех, в том числе и ее непосредственного руководителя, который замучил следователей рассказами о том, какая она гениальная ученая, оказалась сотрудником ИНО. Артузов ее после покушения где-то спрятал, так и не показав следователям, как не показал и нападавших, ни убитого, ни арестованного. На жалобу Ежова вождь коротко сказал,

– Артузов сам разберется, не надо ему мешать.

Фриновский, тем не менее, по распоряжению Ежова, покопал немного это дело, официально никто не мог это им запретить, пытаясь разобраться, что же от них скрывают. Когда разобрался, никому ничего не сказал, Ежову доложил официальную версию про английских диверсантов. Слишком пахло смертью то, что он раскопал. Доказательств у него не было, но он не сомневался, та Ольга, которую в свое время поручали искать Ягоде, копия письма которой до сих пор оставалась в деле, и Ольга Стрельцова сделавшая за полтора года карьеру от уличной шалавы до крупного специалиста в радиолампах – одно и тоже лицо. Найдя ее и взяв под свое крыло, Артузов стал для Сталина не просто начальником ИНО, а доверенной особой, охраняющей объект стратегического значения.

С тех пор у первого заместителя Ежова появилась мечта встретиться с Ольгой Стрельцовой и расспросить ее о своем будущем. Он был уверен – она его знает. Михаил Петрович не спешил, жизнь длинная, рано или поздно ему удастся поговорить с этой девушкой. Поэтому, поняв, что у Захаровой задание от Артузова, решил помочь, если получится. Как говорят в народе, ни одно доброе дело не останется безнаказанным.

***

Возвращаясь от заместителя Ежова, Оля подумала: хитрый Фриновский первым делом навел справки о ней, после того как ему нажаловался Мехлис. И что-то узнал, раз вел себя столь доброжелательно. Даже отказ ввести его в курс дела ее нынешних заданий воспринял как само собой разумеющееся. "Хоть тут проблем не будет, а в том, что испортив отношения с Мехлисом, я допустила грубую ошибку, он прав на все сто. Нужно исправлять положение, покривляться перед ним, показать, как я его вдруг начала бояться. Хотя актриса из меня еще та. Как бы хуже не сделать".

Встала Оля злой и не выспавшейся. Болела голова, глаза, нос подозрительно хлюпал. Позвонив Пашковскому, она даже не обрадовалась, когда он взволнованным голосом доложил, что вчера вечером прибыла телеграмма из Москвы. Люшкову предписывалось сдать дела заместителю, а самому явиться в главное управления для получения новой должности. Прочитав телеграмму, он, по словам порученца, сильно побледнел и хриплым голосом приказал приготовить ему билеты в Москву на послезавтра. Также он дал указание Пашковскому сегодня с утра перезвонить на заставу 53 погранотряда и сообщить, что он к ним приедет не позже четырнадцати часов. Это особенно удивило Пашковского, так как не прошло и трех недель с тех пор, как 53 погранотряд они с шефом и еще несколькими сотрудниками проверили вдоль и поперек. На вопрос Пашковского, готовиться ли ему тоже к поездке на заставу, Люшков ответил отрицательно, дав ему и заместителю поручение подготовить список вопросов по текущим делам на которые он должен дать пояснения до отъезда в Москву. До 53 погранотряда было не меньше двух часов езды на автомобиле, а то и три. Сильных снегопадов в последнее время не было, так что дорога к заставе должна была быть сносной.

Комиссия сегодня проверяла штаб одной из дивизий расположенный в двадцати километрах от Владивостока. Штабы не любят далеко располагаться от цивилизации. Оставив Пашковскому телефон штаба дивизии, Оля попросила сразу же перезвонить, когда станет точно известно время отъезда Люшкова на заставу. В восемь утра автобус должен был забрать всех проверяющих из гостиницы и отвезти на место. Направившись к номеру Ватутина она встретила его и Степанова на лестнице.

– Товарищ полковник, я вчера звонила в Москву, мне поручили взять с собой Степанова и к обеду быть в 53 погранотряде, провести там плановую проверку боеготовности. Езды туда три часа. Поможете нам в штабе дивизии найти транспорт, чтоб туда добраться?

– Если поездка на грузовике вас не испугает, то найдем легко. Сани с лошадьми тоже найдем, медленней, но надежней. А что за срочность такая?

– Сама удивляюсь.

– Ну-ну…

Она успела еще два часа позаниматься со связистами, когда в одиннадцать часов прибежал порученец комдива и сообщил, что звонил Пашковский, просил ей передать – выезд через час.

За транспорт было договорено с утра, забрав у Ватутина порученца, они сели в грузовик. Степанову пришлось забраться в кузов. К сожалению, штаб дивизии лежал в другой стороне от 53-го погранотряда, и им пришлось возвращаться обратно в город. С учетом скорости легкового автомобиля, на котором поедет Люшков, они отставали, но Ольга не волновалась. "Сразу он за линию не рванет. Должен на заставе покрутиться, потом придумает предлог и в небольшом сопровождении тронется в путь. Скорее всего, на лыжах. Дальше возможны варианты. Если убедит сопровождение одного его отпустить секретное дело делать, то просто рванет без крови, если не убедит – будет стрелять. Бежать на лыжах они не будут, пойдут шагом, догнать особых проблем не будет. Если повезет, то просто в расположении погранотряда, тепленьким возьмем".

Но не все сталось, как гадалось. Встретил их на заставе младший лейтенант НКВД Любашкин, назвавшийся заместителем начальника 53-го погранотряда. Узнав, что Люшков с начальником отряда больше чем полчаса назад ушли по делам, пообещав через три часа вернуться, она поведала заместителю цель их приезда на заставу.

– Товарищ младший лейтенант, по только что полученным оперативным данным, японскими милитаристами готовится захват начальника Дальневосточного отделения НКВД товарища Люшкова. Нам поставлена задача, не допустить этого. Запомните – как бы не складывалась обстановка, товарищ Люшков не должен попасть живым в руки врага. Подымайте заставу в ружье. Нам с лейтенантом нужны лыжи и две пристрелянных снайперских винтовки. Пять лучших лыжников сопровождения. Мы пойдем вперед, остальные за нами. Возьмите несколько санок, возможны убитые и раненные. Ветра и снега нет, лыжня должна быть хорошо видна, искать след не придется. У вас пять минут, выполняйте.

– Как ты стреляешь, лейтенант? – Поинтересовалась Оля у напарника, не произнесшего за все это время ни одного слова.

– Хорошо, – обстоятельно и развернуто ответил на поставленный вопрос лейтенант Степанов.

– Почему-то я в этом не сомневалась, – буркнула себе под нос Оля, защелкивая крепления лыж.

Подошедшая к ним пятерка включала в себя и младшего лейтенанта. У него за спиной висела снайперка, и в руках он нес еще две снайперские винтовки. Все они были старого образца с трехкратной оптикой и кронштейном над стволом. Заряжались по одному патрону. Дульный тормоз с компенсатором ее конструкции после доделки Симоновым получивший гордое название "Компенсатор Стрельцовой – Симонова" отсутствовал, хотя уже пошел в серийное производство. Все новые снайперки поставлялись в войска с привинченными компенсаторами. Но выбирать было не из чего.

– Винтовки пристреляны, товарищи. К сожалению, наши снайпера, кроме меня, с лыжами не очень дружат.

– Ничего, нас троих будет достаточно. А патроны, смотрю, вы нам обычные даете?

– Снайперских нет. Отборные только у меня есть, я их сам, руками, откатываю из общей кучи. И то, чуть больше десятка осталось.

– Дай хоть по пару штук. Кто знает, с какого расстояния стрелять придется. Ну что, побежали.

Минут через тридцать быстрого бега, взобравшись на очередную невысокую сопку, они увидели внизу одинокую фигуру в офицерском полушубке.

– Лейтенант наш, – коротко, на выдохе сказал бежавший сзади Оли боец. Она молча кивнула головой.

– Где товарищ Люшков? Как давно ушел? – Первым делом спросила Оля у начальника отряда.

– Еще четверти часа не прошло. Сказал с агентом важным у него здесь встреча. Вернется через час-полтора. А что случилось?

– Получены агентурные данные о возможной засаде. Наша задача не допустить захвата товарища Люшкова. В крайнем случае, приказано стрелять на поражение. Надеюсь, до этого не дойдет. Вперед товарищи. Далеко он не мог уйти.

Минут через пятнадцать они наткнулись на место где прежде одинокая лыжня встретилась с другой. Следами от лыж был вытоптан солидный кусок пространства.

– Сколько их? – Выдохнула Оля.

– Двое или трое, так сразу не скажешь, – оценил следы младший лейтенант.

– Трое, японские пограничники, – мрачно уточнил побледневший лейтенант.

– Вперед, смотреть в оба, они далеко не ушли, топтались тут долго.

"То, что мы давно уже на чужой территории, никого не волнует. Интересно, часто тут нарушают границу? Надо будет потом спросить. Лейтенант уже все понял, а заместитель еще нет, с горячки погони деталей не прочувствовал. Место открытое, ни кустов, ни деревьев. По лыжне видно, Люшков даже не пытался свернуть в сторону, выстрелов тоже не было. Добровольная сдача в плен налицо. Любой из пограничников расскажет, какие следы он видел. А сложить два плюс два любой сможет. Комедию ломать не будем, арестовываем его на месте, сразу, как догоним".

Выскочив на очередной холмик, они увидели впереди, по ходу движения, четырех лыжников шедших гуськом. Впереди, шел японец, к нему, на веревке, был привязан за пояс Люшков. Руки ему оставили свободными и он, работая лыжными палками, бодро двигался сзади. Замыкали эту процессию двое японских пограничников.

– Мой первый, Степанов – тебе третий, последний твой, младший лейтенант. Я стреляю первой, вы, сразу за мной, – коротко распорядилась Оля, бросив палки, сняв винтовку и двигаясь в сторону от лыжни, пыталась увеличить угол стрельбы, чтоб задние фигуры не экранировали первого.

Долго рассусоливать не было времени. До противников было метров четыреста. Пока, они двигались спокойно, не оглядываясь. Но так долго продолжаться не могло. Упав в снег, и быстро прицелившись в корпус первого лыжника, она нажала курок. Почти сразу прозвучало еще два выстрела. На ногах остался связанный Люшков.

– Найти гильзы. Вы двое к Люшкову. Не развязывать, тащить на веревке сюда. Осторожно с японцами. Вроде никто не шевелится, но могут притворяться. Если что, добить, близко не приближаясь. Выстрелом больше, разницы нет. Обыскать, забрать оружие Люшкова и все документы. Младший лейтенант, ты с двумя бойцами остаешься поджидать санки. Ваша задача вывести трупы на советскую территорию. Если заметите японцев, бросаете все и бежите за нами. Никаких перестрелок. И без того делов натворили серьезных. Все наши следы уничтожить. Троих, в японских лыжах, поставишь замыкающими. Пусть новую лыжню на нашу сторону прокладывают. А ты лейтенант, веди нас кратчайшим путем на нашу сторону, но так чтоб на японцев не нарваться. Мы мирные люди.

– Но наш бронепоезд стоит на запасном пути, – продолжил заметно повеселевший лейтенант.

"Рано радуешься. В лучшем случае вылетишь на гражданку, в худшем – поставят к стенке. Не имел ты права, лейтенант, его самого отпускать. Должен был нарушить преступный приказ и незаметно идти следом. Увидев добровольную сдачу в плен – сразу застрелить предателя. Жаль, толковый ты с виду погранец. Я то словечко за тебя замолвлю, да вряд ли меня слушать будут". В это время отошедший от первого шока Люшков склонился над одним из лежащих. Оля сразу всадила в лежащего пулю. Труп дернулся, Люшков упал.

– Лейтенант, что здесь происходит! Почему твои бойцы в меня стреляли? Немедленно развязать, вернуть оружие и командирскую сумку! – Сразу начал кричать Люшков, как только его подтащили поближе.

– Товарищ лейтенант выполняет мои распоряжения. Гражданин Люшков, вы арестованы по подозрению в добровольной сдаче в плен врагу с целью передачи документов особой важности находящихся в вашей командирской сумке, и голове тоже что-то есть. По прибытию на заставу мы составим опись.

– Это провокация! Младший лейтенант! Немедленно арестуйте своего бывшего начальника и этих двоих. Мы разберемся, кто и зачем их послал! Вы видите – я же связан! Это они выдали моего агента и подстроили мой захват японцами!

Оля резко ткнула дулом винтовки ему в рот, раскроив губу и выбив два передних зуба. Он упал, шапка слетела с его головы.

– Все видели твои следы, гад. Степанов, зажигалку.

Зажав его шею между ногами и схватив одной рукой за волосы, она прижгла огнем зажигалки его кровоточащую губу. Запах паленого и тоскливый вой обезумевшего от боли человека заставили всех кроме Степанова замереть от ужаса. Убрав зажигалку, она что-то прошептала Люшкову на ухо. Он замолк, со страхом глядя в ее лицо.

– Это еще цветочки. Скоро ты узнаешь всю ярость пролетарского правосудия, – весело пообещала ему улыбающаяся Оля.

– Что вы на меня уставились? – Ее радостное лицо искривила линия сжатых губ, а глаза наполнились холодной яростью. Все испуганно отвели от нее взгляды, только Степанов продолжал, как прежде, осматривать окрестности, не реагируя на происходящее. – Мне нужно было срочно ему кровь остановить, залил бы всю обратную дорогу. Вперед! Не стойте столбами! Мы с вами не на своей земле.

Через несколько мгновений все пришло в движение. Двое и начальник отряда потащили пошатывающегося Люшкова по старому следу. Оля со Степановым замыкали колею.

– Лейтенант, беги вперед, пришли пятерку самых выносливых с санками, – обратилась Оля к начальнику погранотряда. – Остальных оставь на нашей стороне нечего тут табунами бегать.

– Не волнуйтесь, товарищ лейтенант. На одиночные выстрелы никто не реагирует. В наших местах это не редкость. Рядом с тем разъездом японским, который мы уложили, никого быть не может. У нас тут на десять километров границы всего один пограничник. Тех выстрелов никто и не услышал. Как он на японцев напоролся, это просто чудо какое-то, – успел рассказать лейтенант, отвязываясь от веревки и передавая ее Степанову.

"Чудес на свете не бывает, лейтенант, до тебя еще не дошло, что он предатель. Тебе такое в голове не помещается" – подумала Оля, провожая взглядом его удаляющуюся фигуру. "Он еще в прошлый раз все захронометрировал, и маршруты их движения просек. У японцев, как у немцев, все по минутам. Знал он куда идти и когда идти. Еще один твой прокол, лейтенант. Ты ведь тоже должен был знать, когда и где бродят японские дозоры, но либо не знал, либо не придал этому значения".

Вскоре они повстречали пятерку бойцов с тремя большими санками. На одни из них уложили и связали находящегося в шоке Люшкова, уж больно тот неохотно перебирал ногами, несмотря на стимулирующие удары по почкам, тут Оля не скупилась. А на троих мелких японцев двух санок будет достаточно. С санками темп движения существенно вырос и вскоре бойцы, радостно вздохнув, сообщили:

– Все, мы дома, товарищ лейтенант, с той стороны речки уже наша земля.

– А где здесь речка?

– Так вот же она, замерзла, снегом занесло, поэтому не видно.

Если бы Оле не сказали, она бы эту низину между очередными холмами никогда бы от другой не отличила. Но то, что граница здесь проходила по руслу реки, в этом логика была. Границы часто привязывают к рекам. Меньше территориальных споров. На вершине холма, с нашей стороны показался командир пограничников и заскользил по склону к ним на встречу.

– Где твои бойцы, лейтенант?

– Сразу за склоном.

– Есть кому вместо тебя их расставить вдоль границы по тревоге?

– Сержант справится.

– Командуй. Степанов ты с бойцами тащите Люшкова в направлении заставы. Мы вас догоним.

– Без меня потащат, – сообщил он, явно не желая оставить в одиночестве такую привлекательную девушку.

– Ты мне тоже очень нравишься, Степанов, – буркнула Оля внимательно осматривающему окрестности лейтенанту, переставшему обращать на нее внимание.

– Вы двое тащите арестованного в направлении заставы. В разговоры не вступать, не развязывать. Мы вас догоним. ИПП взяли? Оставьте мне один. Вперед.

Перевалив через вершину, проведя взглядом удаляющихся бойцов она обратилась к начальнику погранотряда:

– Послушай меня лейтенант. Если хочешь остаться в живых и заставу свою сохранить, запомни, как все было и своих бойцов научи. Ты с Люшковым на нашей территории наткнулся на троих японских пограничников, нарушивших нашу границу. Они, увидев вас, открыли огонь и бросились бежать. Люшкова тяжело ранили. Ответным огнем из снайперской винтовки ты не дал уйти врагам. После горячки боя обнаружил, что и тебя задело. Сейчас мы тебе окажем первую помощь. Раздевайся до пояса.

Криво улыбнувшись, лейтенант начал молча раздеваться. Оля аккуратно положила на снег застегнутый полушубок, сверху застегнутую гимнастерку, на гимнастерку исподнюю рубаху. Поправив все, она, достав пистолет, пальнула метров с шести, в левую сторону лежащей на земле одежды.

– Дырки в одежде есть. Осталось тебе дырок наделать. Захвати двумя пальцами кожу на левом боку и тяни в сторону, чтоб я тебе чего-то важного не повредила. Не дергайся.

Быстро прицелившись, она сделала еще один выстрел, подошла, макнув пальцы в струящуюся из раны кровь, измазала исподнюю рубаху и гимнастерку возле дыр от выстрела.

– Степанов, не стой, перевяжи раненого. Все, лейтенант, счастливо оставаться. Младшего лейтенанта и пару бойцов оставишь здесь. Если японцы сунуться по следу на нашу сторону, пусть еще парочку подстрелят. Мы повезем товарища Люшкова в госпиталь. Ему срочно нужна операция. Запомни, правду расскажешь только комиссару госбезопасности третьего ранга, Фриновскому. Ты еще с ним увидишься. Всем кто чином ниже, в том числе и своему начальству, рассказываешь про неравный героический бой с японскими милитаристами. Постараюсь, чтоб тебя сильно не спрашивали, но обещать ничего не могу.

Быстрый бег успокаивал прыгающие мысли, "не самый лучший вариант получился, но что есть, то есть. Победителей не судят. В конце концов, могли сразу, после моего сигнала, прислать пару волкодавов и его арестовать. Но видно не все так просто… Люшков был у Ежова в любимчиках, косил врагов народа как заводной. Полгода не прошло, как он всех корейцев из Владивостока выселил и Дерибаса в лагеря задвинул. Тот, говорят, кристальной честности человек, детей бы родных расстрелял, как Тарас Бульба, если бы узнал что-то про них. Но такие, конечно, никому в ножки кланяться не будут". Поток ее сознания прервал неожиданный вопрос Степанова:

– Ты что ему на ухо сказала?

– O quam cito transit gloria mundi, – с трудом сообразила Оля, вытаращив глаза на спину шедшую впереди.

– Надо запомнить, хорошо действует. А то верещат иногда, уши пухнут, – сказала спина.

Желания расспросить разговорившегося напарника у Оли не возникло.

***

Глава восьмая

С трудом открыв дверной замок своей коммуналки, Оля включила свет, поставила чемодан в угол и начала снимать свой полушубок. Конец ноября тридцать седьмого года был снежным, но сильных морозов еще не было. Тем не менее, сняв полушубок, она тут же одела его обратно. Грустно вздохнула, взяла ведро и лопатку, вышла во двор к своему сарайчику за углем.

Последний раз она топила печку три недели назад, вечером шестого ноября. Седьмого было празднование двадцатой годовщины Великой октябрьской революции. С утра Оля пошла на парад, накричалась до хрипоты вместе с другими трудящимися, "Ура-А-А!" – летало над площадью после каждого приветствия, звучавшего из мощных динамиков, развешанных на столбах. Потом включили музыку и все начали кружиться в вальсе. Оля полюбовалась немного танцующими парами. Ее никто не приглашал, как обычно, количество девушек, желающих танцевать, намного превышало аналогичное количество представителей противоположного пола, и, вздохнув, она пошла в гости к Артузову. Он вчера приказал ей явиться к нему домой сразу после парада.

Ей открыла дверь худощавая русоволосая женщина лет сорока. Ее неяркая внешность излучала доброту и покой. Большие серые глаза доброжелательно рассматривали Олю.

– Здравствуйте, Лидия Дмитриевна. Я – Татьяна Захарова. Артур Христианович уже вернулся?

– Здравствуйте, Таня. Нет еще, но должен вот-вот быть.

– Извините, я попозже зайду.

– Об этом не может быть и речи. Заходите. Мы с Вами пока чаю попьем. Я как раз заварку кипятком залила. Согреемся.

– Я не замерзла, на улице не холодно.

– А то я не знаю, как там не холодно. Четверти часа не будет, как я в дом зашла, и горло Вы себе совсем сорвали, хрипите, сейчас я Вам хлеба с маслом дам, сразу поможет.

Они сидели в большой комнате за столом, пили чай с вареньем. Лидия Дмитриевна рассказывала о детях, которые уже выросли, они убежали с утра на парад и сказали, что домой придут поздно, а может даже утром. Придется им с Артуром вдвоем праздновать или в гости идти к Слуцким. Абрам Аронович накануне праздника вернулся из санатория – лечил сердце. Хвастался, что похудел на семь килограммов.

Зазвонил телефон.

– Артур, ну где ты? Мы тебя давно ждем.

– …

– Да, пришла, уже давно. Мы с ней чай пьем. Сейчас позову, – она повернулась к Оле, – Артур Христианович Вас просит к телефону.

– Здравствуйте Артур Христианович. С праздником вас!

– Спасибо, взаимно. Татьяна Ивановна, Вы сегодня ничего подозрительного не заметили?

– Заметила. Парад, музыка, люди на площадях танцуют. А кроме этого – все нормально.

– Вы можете не кривляться? – С чувством юмора у начальства сегодня были явные проблемы. – За Вами сейчас приедет машина. Дверь открывать только Степанову.

– За мной или за нами?

– За тобой. Дай Лиде трубку.

Выслушав мужа, Лидия Дмитриевна удивленно сказала:

– Велел ехать к Слуцким, сказал скоро за мной Абрам заедет… что-то случилось… пойду собираться.

Минут через пятнадцать в дверь постучали.

Машина повезла их в направлении родной конторы. Оля ничего не спрашивала, по опыту зная, то, что ей надо знать, Степанов расскажет сам, а вопросы ему задавать – себе дороже. Откуда-то она знала, – нервные клетки не восстанавливаются. Наверное, в какой-то книге вычитала.

Артузов, закрыв дверь кабинета, был немногословен.

– Убита одна из девушек, игравшая твою роль. Отравлена. Кроме нее убиты еще трое охранников. Один из них – отравитель. Начинается следствие, подключено НКВД. Придется работать вместе с ними, наших сил недостаточно. Расследование, пока, поручено мне…

– Что, все так плохо?

– Не надо меня перебивать, товарищ старший лейтенант!

– Извините…

– И постарайтесь в дальнейшем не задавать риторических вопросов. Вы не хуже меня знаете, как любит руководство такие новости. И еще в такой день! Вы со Степановым поживете здесь. Тебе запрещено покидать пределы здания. По управлению тоже не шатайся. Сиди в комнате и работай. Через несколько дней в составе комиссии вы отправитесь с проверкой в Минск. Теперь ложка меда в бочке с дегтем. – Артузов открыл дверь в коридор. – Товарищ Степанов, зайдите.

Артузов быстро нашел три стакана, тарелку, нож и поставил все это на стол. Из портфеля появились: бутылка водки, колбаса и хлеб. Порезав колбасу и хлеб крупными кусками, налив в стаканы грамм по пятьдесят, он обратился к изумленным зрителям. Даже у Степанова слегка отвисала челюсть.

– Давайте, сперва помянем наших товарищей, которые сегодня погибли… вечная им память…

Они встали и выпили молча, не чокаясь. Артузов разлил оставшуюся водку.

– Теперь о приятном. Товарищи чекисты! Разрешите вас поздравить от имени всего советского народа и лично товарища Сталина. Товарищ Захарова Татьяна Ивановна!

– Я!

– За проявленное мужество и находчивость при задержании особо опасного преступника, врага народа, гражданина Люшкова, вы награждаетесь орденом Красного Знамени, и вам присвоено очередное звание капитана НКВД.

– Служу трудовому народу!

Артузов кинул в ее стакан орден и капитанские ромбы.

– Товарищ Степанов Виктор Петрович!

– Я!

– За проявленное мужество вы награждаетесь нагрудным знаком "Почётный работник ВЧК-ГПУ" и очередным званием старшего лейтенанта НКВД!

– Служу трудовому народу!

– Выпьем товарищи, за ваши успехи, за товарища Сталина, за годовщину Великой революции, ура!

– Ура!

Быстро закусив бутербродом с колбасой, Артузов, вручил Ольге тарелку с продуктами.

– Идите, располагайтесь в гостевой комнате, мне уже пора. Совсем забыл. Завтра в четырнадцать ноль-ноль за вами заедет машина. При себе иметь документы. Поедете в загс, распишитесь. Удостоверение капитана тебе уже будет выписано на фамилию Степанова. – Артузов ядовито усмехнулся.

– Злопамятный вы человек, Артур Христианович!

– Разговорчики! Повторить приказ!

– Завтра выйти замуж за Степанова.

– Другое дело. Свободны. Я вас больше не задерживаю, молодожены. – Ехидная улыбка не сходила с его лица.

– Чем бы дитя ни тешилось, – промычала Оля себе под нос.

– Вы что-то сказали, товарищ Степанова?

– Никак нет, товарищ комиссар госбезопасности первого ранга!

– Тогда почему вы еще здесь?

Оля поставила чай, они со Степановым доели бутерброды с колбасой в гостевой комнате, от которой получили ключи у дежурного. Потом Оля постелила единственную, большую постель.

– Идем, Степанов, мыться, тут настоящая ванна есть с горячей водой. Помою тебе спинку, а ты мне.

– Не хочу, – напарник чувствовал себя явно не в своей тарелке. "Такие вот угрюмые, внешне неприветливые люди часто очень нежны и ранимы", – подумала она, а вслух сказала:

– Не бойся, не поцарапаю, там мочалка такая большая и мягкая. Я когда из Киева приезжала, тут останавливалась. Идем, видишь белье чистое, а мы на него грязными завалимся.

– Ты, это, Татьяна, будешь дальше с Ватутиным блядовать – морду набью. – "Муженек начинает строить", – мелькнувшая мысль развеселила.

– Что ты, Витенька, я ж теперь мужнина жена, я от тебя ни на шаг. То так, баловство было, для дела старалась. Теперь ни-ни. Идем мой победитель. Помоемся, а потом я тебе отдамся на этой постели в позе полного подчинения. Тебе понравится.

– Курва ты, Татьяна.

– А не понравится – разведешься. Советская власть разрешила разводы. Знаешь этимологию слова "курва"?

– Чего? – Будущий муж был как обычно хмурым и угрюмым. Никакой радости от предстоящего бракосочетания он, похоже, не испытывал.

– Ну, откуда слово "курва" пошло, знаешь?

– Нет…

– Был такой царь на Руси – Петр 1. Многих немцев привел в Россию экономику поднимать. Идут немцы по улице, увидят красивую бабу и говорят "шёне курве". Сейчас проверим, как ты знаешь язык потенциального противника. Что я сказала? – Олю сложившаяся ситуация развлекала. Она и раньше пробовала доставать молчаливого телохранителя, на что он, не понимая такого заигрывания, вставал и уходил молча. "Теперь не убежишь", – весело подумала она.

– Не учили нас такому…

– Работать над тобой, Степанов, и работать. Дословный перевод – красивые линии, используется в понимании – красивая фигура. А бедная русская женщина, живущая под гнетом царизма, думает – лается, немчура немытая. Запомнит новое слово и соседке как выдаст – курва ты, Варвара, а та от изумления и заткнется. Так и прижилось словечко немецкое. А на самом деле – комплимент.

– Болтаешь много! Не люблю я этого.

– Теперь послушай меня внимательно. Если в твою дурную голову придет мысль, что со мной можно так разговаривать, бейся ней в стенку, пока не выбьешь. За языком следи, а то вырву и в жопу засуну, глазами хлопнуть не успеешь, – ее глаза стали недобрыми. Суетившаяся по комнате девушка, наводившая уют, сразу подобралась, ее чуть наклоненная вперед фигура и опущенные руки излучали угрозу.

– Не дерись, зашибу, – но тон его был примирительным. Видно, драться со старшими по званию ему не хотелось.

– Ладно, раз просишь, пока не буду. Но кое-что покажу. В ладошки играть умеешь?

– А то.

– Ты бьешь первым. Правила помнишь? Мажешь по моей руке – ставишь свои. Потом я бью, пока не промажу. Чтоб не было совсем в одни ворота, сделаю тебе поблажку. Бью тебя по рукам пять раз, потом снова ты бьешь, пока не промахнешься, думаю, у тебя с первого раза это получится. Еще одно поощрение тебе, Витя. За каждый раз, что ты мне по руке попадешь, любое твое желание исполню.

– Болтаешь много, клади ладошки.

Промахнулся он, как она и предсказывала с первого раза. Пришлось класть свои ладони сверху ее. "Быстрая ведьма! А ладони твердые, как дерево, бьет, сцучка злая, так, что руки немеют".

– Пять. Пробуй теперь ты еще раз.

– Бей дальше, – угрюмо буркнул Степанов, бесполезно пытающийся вовремя сдернуть свои ладони от ее беспощадных ударов.

– Ты свое получишь. Бей давай, чтоб не думал, что случайно смазал.

После трех серий по пять ударов, он в очередной раз попробовал попасть по ее неуловимым рукам и ему это удалось. В азарте он еще раз хлопнул, пока до него дошло – она и не пробует оторвать свои ладони от его рук.

– Твоя рабыня готова исполнить два любых желания, о, мой победитель! – Ее голубые глаза искрились весельем, она стала похожа на расшалившуюся девчонку. Он убрал руки, отошел, и нахмуренный, молча сел на кровать. Радость потухла в ее глазах. Она, ссутулившись, села рядом.

– Все что ты сейчас видишь, это просто сон, Степанов. Короткий, счастливый сон. Через три с половиной года нам будет стыдно, что мы его поганили друг другу из-за таких мелочей. Давай не будем этого делать, а?

– А что случится через три с половиной года?

– Мы все проснемся… и поймем, как мы были счастливы. И муж – обормот, и жена – стерва, и соседи, которых хочется застрелить из нагана, мы все поймем, как это мелко, что мы делали друг другу и как нам было хорошо,… но будет поздно…

– Почему?

– По кочану… давай я тебе лучше стихи почитаю, вспомнились вдруг. Хорошие стихи…

Я опять лежу ничком

Взбешенная на постели,

Если бы вы захотели…

Стать моим учеником…

Я бы встала в тот же миг,

Слышите, мой ученик!

В золоте и серебре,

Саламандра и Ундина,

Мы бы сели на ковре,

У горящего камина…

Ночь… огонь… и лунный лик,

Слышите, мой ученик?

И безудержно мой конь,

Любит бешеную скачку,

Я бросала бы в огонь,

Прошлого за пачкой, пачку…

Старых роз и старых книг…

Слышите, мой ученик?

А когда бы улеглась

Эта пепельная груда…

Господи,… какое чудо

Я бы сделала из вас…

Юношей воскрес старик!

Слышите! Мой ученик…

Ее глаза подозрительно заблестели.

– Ты, это, не реви. Идем лучше в твою ванну. И это, не болтай так много, хорошо?

– Так мне за нас двоих приходится говорить, Степанов, – она грустно улыбнулась.

– За двоих я потерплю. Ты за пятерых не болтай.

Он был неловким и очень волновался. Они лежали под одеялом, Оля рассказывала о своем детстве в детдоме, невольно смешивая историю Захаровой со своими воспоминаниями, и как бы случайно касалась его своим телом, пока он не успокоился, и природа не взяла свое. "Неуклюжий как бычок, и торопится, как на пожар. Неужели в первый раз? И не спросишь ведь,… мужики на такие вопросы реагируют очень нервно. Ладно, лиха беда началу. В следующий раз лучше будет. Наверное. Главное, чтобы человек был хороший, а дурное дело не хитрое, научится".

– Нет, мой победитель, курить будешь в коридоре. А лучше бросай курить, а то целоваться с тобой не буду.

Ее мысли вернулись к разговору с Артузовым.

"Интересно, какого хрена ему в голову стукнуло меня замуж выдать? Кроме как фамилию сменить других причин не видно. Мог и так это сделать. Но зачем делать просто так, если это можно сделать с особым цинизмом. Типичный Артузов. Хотя, ему сочувствовать надо и переживать за начальство. Артуру не позавидуешь. Если по официальной версии отравили меня, то чтоб не вызвать подозрения у тех, кто это сделал, Артузова должны сослать в лагеря. Хотя нет, считается, что он входит в ближний круг вождя. Близких людей Сталин карает помягче. Но снять его с начальника ИНО он просто обязан, иначе всем будет понятно, – это была подстава. И тут получается смешная история – заменить его в данный момент невозможно. На нем висят: блокировка исследований урана в Германии и Англии, подставные фирмы в САСШ, через которые будут поступать оптовые партии антибиотика на американский рынок. Его люди, к тому же, как-то задействованы в организации строительства и финансировании нового нефтеперерабатывающего завода в Татарии на основе каталитического крекинга нефти и завода по выпуску тетраэтилсвинца. Кажется, через подставную фирму, еще два года назад, Артузов умудрился вложить деньги в исследования катализаторов и стать владельцем блокирующего пакета акций новой фирмы. И еще десяток заданий, возникших в результате моих прогнозов, которые он лично держит на контроле. Интересно, как они со Сталиным выкрутятся из этой ситуации".

Будущий супруг, лежавший прежде тихо, вдруг сделал несмелую попытку ее обнять. Укусив легонько за ухо, она ловко опрокинула его на спину, очутившись сверху.

– Сейчас мы будем изучать с тобой, Степнов, позу наездницы. Для тебя она интересна тем, что, исполняя свой супружеский долг, ты сможешь слегка сачкануть.

– Бесстыжая ты…

– Какая есть…

"В этот раз вышло намного лучше, хотя это, пока, не твоя заслуга, мой победитель. Верно, народ подметил, хочешь что-то сделать хорошо – сделай это сама". Он заснул, а ее мысли приняли совсем другой оборот.

Ей вдруг стало больно и захотелось узнать, кто из двоих погиб, Захарова или другая девушка, фамилии которой она и не знала, жив ли Сережа…

"Кто же умудрился подсунуть Артузову такую свинью? НКВД… Ежов, говорят, запил в последнее время, но Сталин уже месяц назад поставил Берию заместителем, там все под контролем, Литвинов как активный противник отпал. Есть Артуру Христиановичу над чем поломать голову…"

Еще зимой, в феврале, спустя месяц после скоропостижной кончины Зиновия Борисовича, Литвинов связался с Заковским, которого как раз перевели из Ленинграда в Москву. Заковский был назначен заместителем Ежова и начальником Московского управления НКВД. Чего не знали ни Литвинов, ни Заковский, беседуя вечером за чашкой чая в уютном домашнем кабинете наркома индел, так это того, что за стенкой их разговор внимательно слушали и стенографировали. Заковский не торговался, и долго не раздумывал. Видимо понимал, раз его выдернули из родного Ленинграда, то его дальнейшая судьба покрыта мраком, тем более, что он был одним из немногих высших чинов НКВД, сохранивших свое звание после отставки Ягоды. Единственниым условием, которое Леонид Михайлович поставил перед Литвиновым, было перевезти по дипканалам два очень тяжелых и ценных чемодана. Артузов потом рассказывал, что даже руководство Украины лет десять назад возмутилось размерами контрабанды и конфиската, оставленными Заковским в своем личном пользовании.

Тогда ему обошлось это легким внушением. Осталось загадкой, была ли известна бывшим начальникам Заковского фраза: кто без греха, пусть первым бросит в нее камень.

В свое время не спросили, а сейчас уже и некого. Но интуитивно они поступали в строгом соответствии с этой непростой мудростью.

Заковского арестовали прямо под домом Литвинова, и вместе с водителем и телохранителем увезли в ИНО. После легкой стимуляции он признался во всех грехах и встал вопрос, как быть дальше. По большому счету, следовало арестовывать Литвинова, проводить очную ставку и закрывать его в камере до суда. Материалов на него еще по делу Кацнельсона набралось достаточно, тогда удалось раскрутить, кто и как помог семье Зиновия Борисовича выехать за рубеж, а со стенограммой записанной беседы и показаниями Заковского суд любой страны даст наркому двадцать пять лет исправительных работ, а то и побольше.

Когда Артузов, доложив Сталину суть дела, попросил разрешения на задержание Литвинова и очную ставку с Заковским, вождь, подумав, ответил:

– Товарищ Артузов, а Ви меня не путаете, с товарищем Вышинским? Мне кажется, по этому вопросу Ви должны к нэму обращаться.

– Хорошо, товарищ Сталин, завтра обратимся. Разрешите идти? – Вождь ходил по кабинету, думая о чем-то, игнорируя последний вопрос.

– Скажите, товарищ Артузов, а почему Ви у меня не спрашивали разрешения, когда арестовали Заковского? Как я понимаю, у товарища Вышинского Ви тоже разрешения не спрашивали.

– Я не мог поступить иначе, товарищ Сталин. Он узнал слишком много об Ольге, и была опасность, что он расскажет и даст задания своим людям, пока мы будем оформлять все формальности.

– Я скажу по-другому, товарищ Артузов. – Вождь направил чубук своей трубки ему в грудь. – Ваша совесть коммуниста не дала Вам возможности действовать по-другому. Ви пошли на серьезное нарушение, потому что знали, нельзя дать возможности действовать врагу, ибо последствия могут быть такими, что Ви себе этого никогда не простите. Почему же Ви теперь спрашиваете меня? Спрашивайте свою совесть.

– По совести, его надо было задержать еще месяц назад.

– Так почему же Ви этого не сделали? Вас никто за руки не держал. Ви можете идти, товарищ Артузов.

"Умеет товарищ Сталин поставить задачу,… что бы ты не делал, захочет – наградит, а захочет… не будем о грустном. Но желание свое он дал понять недвусмысленно". Выйдя в приемную, он, воспользовавшись одним из многочисленных телефонов стоящих на столе у Поскребышева, позвонил в свое управление.

– Анатолий, это я. Бери группу, встретимся возле подъезда, в котором ты уже сегодня был. Вернее будет сказать – был вчера. Я подъеду туда через пятнадцать минут.

После громкого стука в дверь, выждав для приличия двадцать секунд, последовала команда ломать дверь. Литвинова в одной пижаме упаковали в пальто, и потащили вниз по лестнице, а дамочке, громко орущей на смеси русского с английским, и пытающейся перекрыть своим телом проход, легонько дали под дых, чтобы не мешала. Артузов подумал, если бы у него были таланты к рисованию, он бы непременно постарался передать то выражение на лице наркома, с которым его вывели из квартиры.

Когда Литвинова усадили в пустой комнате с единственным столом посредине, на прикрученный к полу стул, дар речи вернулся к нему, и он начал кричать и требовать. Стоящий рядом молчаливый сержант, по едва заметному кивку Артузова, сильно ударил его открытой ладонью сверху по макушке, грубо прервав начавшуюся речь.

– Максим Максимович, перед Вами бумага и чернила. Ваша задача: вначале изложить разговор, который состоялся у Вас сегодня с гражданином Заковским, а затем все, что привело к этой беседе…

– Вы по… -, на этот раз его хлопнули по макушке без сигнала Артузова.

– Через пятнадцать минут сюда приведут на очную ставку с Вами гражданина Заковского. Постарайтесь к тому времени написать достаточно, чтоб не разочаровать нашего сотрудника который будет дальше с Вами работать. Иначе Вам придется познакомиться с одним из наших немногочисленных заключенных. У него на Вас очень большой зуб. Числится он, без вести пропавшим, как и его напарник, зарытый в подмосковном лесу. По плану и он должен был рядом лечь, но та самая девушка, которую Вы мечтаете со свету сжить, уговорила всех принимавших решение, не торопиться, и дать человеку возможность проявить себя. Чтобы Вы понимали, о ком идет речь, подскажу – начальником у них был, безвременно усопший, Зиновий Борисович. Я с вашего разрешения удалюсь часа на два, день был сумасшедший, а потом почитаю ваши показания.

– Я ничего не буду писать, пока мне не дадут возможность поговорить с товарищем Сталиным! Вам это с рук не сойдет! Очень скоро вы горько пожалеете, что связались со мной! – Артузов весело засмеялся.

– Приятно, что вы в такие годы сохранили юношеский максимализм и детскую, наивную веру в свою несгибаемость. Но пришла пора взрослеть. И еще одно. Я, безусловно, польщен вашей заботой о моем будущем, но настоятельно рекомендую вам подумать о своем настоящем. Вы не представляете, какой долгой бывает ночь и как много может измениться до утра в вашем моральном и физическом облике. Не старайтесь заполнить эти пробелы в своих знаниях, Максим Максимович, воспользуйтесь добрым советом, беритесь за ручку и бумагу.

Он вышел из комнаты, оставив Литвинова размышлять над поворотами доли. А Максим Максимович был человек упрямый и свято верящий в свою неприкосновенность.

"На понт меня решили взять",- ему вспомнилась фраза из далекого белостоцкого детства, – "ничего у вас не выйдет. Айви не тронули, значит и английское, и американское посольства уже в курсе дела. Посмотрим, как вы завтра запоете".

Через несколько минут в камеру заглянул мужчина с капитанскими ромбами.

– Не пишет? – Задал он риторический вопрос сержанту, стоящему за спиной. – Веди в камеру. Заковский, еще минут сорок будет писать, потом перечитывать все, подписывать. Как раз гражданин настроится на продуктивное сотрудничество.

Бесцеремонно подняв его со стула, сержант потащил его вдоль подвала к двери, в маленьком окошке которой виднелся свет. В небольшой камере стояли двухэтажные нары. Верхняя полка была занята, лежащий на ней мужчина лет за тридцать, читал какую-то книгу. Взглянув на вошедших, он ловко спрыгнул вниз, обул толстые, разбитые, войлочные шлепанцы, и радостно поздоровался.

– Наконец то, компания! Здравствуйте Максим Максимович! Не чаял вас увидеть. Он надолго? Если надолго, надо белье принести. – Обратился он к сопровождающему сержанту.

– Через сорок, пятьдесят минут на допрос.

– Вот так всегда. Стоит появиться хорошему собеседнику, как его сразу забирают. Но грех жаловаться. Могло и такого не быть.

Сержант закрыл дверь камеры, оставив Литвинова наедине с этим странным человеком. В его глазах устремленных куда-то вдаль, над головой наркома мелькало что-то знакомое. Нарком вспомнил, таким же взглядом провожал закрытый в клетке зверь любопытных зрителей. Молча, резко и жестко Литвинова ударили под дых. Пока он судорожно хватал воздух побледневшими губами, постоялец вытащил из-под матраца связанные из порванной простыни веревки. Одной из них он ловко скрутил наркому руки за спиной и завел за нары, где оказалась прикрученная к полу табуретка перед небольшим столом.

– Это мое рабочее место. Табуретка чуть далековато стоит, приходится выкручиваться, – сказав эту непонятную фразу, он нырнул Литвинову за спину, и сильно потянул за веревку связанные руки вверх, заставляя его сгибаться над табуреткой. Когда лицо наркома почти коснулось края табуретки, он зафиксировал веревку к верхней перекладине нар.

– Вот о чем и говорю. Чуть-чуть ближе бы стояла – и прямо по центру бы вышло. А так приходится тазик одной рукой придерживать.

Связав ему ноги вместе, зафиксировав веревку на ножке кровати, он принес тазик, наполовину наполненный водой, и поставил его на табуретку. Отдышавшийся Литвинов начал громко возмущаться происходящим, пока не получил очень болезненный удар по почке.

– Сейчас голову помоем. Шутка. Голова у вас и так чистая. Эту водную процедуру придумал покойный Зиновий Борисович. Надо сказать, голова у него варила здорово. Жаль, что так все вышло,… я с ним почти пятнадцать лет проработал, неплохой он был мужик…Так скажу. В Бога он не верил, – это его и сгубило… – странный заключенный о чем-то задумался, забыв о своем госте, стоящем в интересной позе над тазиком с водой.

– Что-то заговорился я с вами не о том. Продолжим то, что важно знать сейчас. Назвали мы эту водную процедуру "Взгляни в глаза". Вы сейчас сами поймете почему.

Схватив его одной рукой за волосы, а другой, придерживая тазик, он резко макнул Максим Максимовича головой в воду, прижав его лицо ко дну. Судорожные дерганья привели лишь к тому, что кислород в легких сгорел быстрее, и, не в силах бороться, он судорожно открыл рот и вдохнул воду, острыми иглами вонзившуюся в бронхи и легкие. Рука отпустила его волосы и Литвинов, стараясь очутиться как можно дальше от тазика, судорожно выкашливал воду. Ему казалось, легкие рвутся на клочки и лезут наружу через горло. Мужчина извлек откуда-то папиросу, закурил и пристально смотрел на наркома недобрым взглядом.

– Это была разминка, Максим Максимович, чтоб сердце привыкло. Мы, сперва, по незнанию, сразу давали возможность гражданам заглянуть в глаза. Не все выдерживали. Мужики покрепче вас, от разрыва сердца Богу душу отдавали. В любом деле, Максим Максимович, опыт нужен. Ничего, еще два, три подхода и вы увидите ее глаза.

– Нет! Не нужно! Я все понял! Я все напишу!

– Ты это сержанту скажешь, мне это похер.

Мужчина докурил папиросу и направился к Литвинову. Тот страшно завыл на одной ноте.

– Дурень. Вдохни поглубже.

В этот раз державшая рука не отпустила его, когда он вдохнул воду в легкие, и держала его, пока ужас, заполнивший его всего, не начал выдавливать глаза наружу и все перед ними затянулось кровавым туманом. Рука выдернула его из воды, и когда, судорожно кашляя, он смог различать окружающие предметы, в его глаза уперся заинтересованный взгляд его мучителя.

– Нет, еще не увидел, – разочаровано сказал тот, и, потянув носом, с улыбкой глянув на пижамные штаны Литвинова, удовлетворенно произнес, – но мы на правильном пути. В следующий заход ты увидишь ее.

Его взгляд стал мечтательным. Он решительно направился к едва откашлявшемуся Литвинову.

– Товарищи! Спасите! Заберите меня отсюда!

– Чего ты кричишь? У нас еще пятнадцать минут в запасе. Вдохни поглубже.

Но видно ангел-хранитель, или какой-то другой, более земной персонаж посчитал, на первый раз достаточно. В коридоре послышался шум шагов.

– Верь после такого людям, – раздраженно произнес жестокий мучитель, быстро развязал руки и ноги Литвинову, спрятал веревки, и, заскочив наверх, продолжил чтение книги. Зашедший сержант подозрительно спросил:

– Чем это у вас так пахнет?

– Максим Максимович поужинал видно чем-то плотным. Как пернул, боюсь, что обделался, вот – тазик с водой принес, подмыться, наверное, хочет.

– Идемте, гражданин Литвинов, я вас со шланга помою, и кальсоны чистые дам.

***

Максим Максимович писал без остановок уже несколько часов подряд. Разболелась спина, слипались глаза.

– Можно мне где-нибудь прилечь хоть на полчаса? – Спросил он сидящего перед ним капитана.

– Конечно. Сержант, отведите гражданина в камеру.

– Нет! Не нужно! Я буду дальше работать.

– Как хотите. Сержант, сварите нам кофе.

В эту февральскую ночь не спалось многим. Жена Литвинова, британская подданная Айви Лоу, развила бурную деятельность по информированию всех влиятельных знакомых своего мужа. А таковых хватало. Когда стало понятно, что на звонки американского и английского посла во все правительственные учреждения СССР никакой реакции не будет, их мягко отшивали дежурные, обещая с утра разобраться, отказываясь связать их с руководством страны и убеждая ложиться спать, настала пора звонить власть предержащим. И такой звонок последовал. Среди ночи пообщаться с руководством СССР захотел госсекретарь САСШ. Трубку взял Молотов. Главу наркомата часто обвиняли в том, что он не знает дипломатических протоколов и прочих экивоков, но никому бы и в голову не пришло обвинить его в том, что после беседы с ним его собеседник не понял, чего хочет этот человек.

– Здравствуйте господин госсекретарь! Очень рад вашему звонку. Накопилось много вопросов, которые, к сожалению, наши подчиненные решить без нас не могут. И эти вопросы существенно влияют на весь ход советско-американского сотрудничества. Во-первых, и это самое важное, вот уже на протяжении года затягивается вопрос с разрешением на строительство в СССР завода по производству тетраэтилсвинца. Для нас этот вопрос особенно болезненный, поскольку нацистский режим Германии, открыто провозгласивший реваншистские цели, такое разрешение получил, и строительство уже завершено. Такое положение дел легко можно трактовать, как желание определенных кругов руководства САСШ предоставить одностороннее преимущество нашему потенциальному противнику. Мы надеемся, что этот вопрос уже положительно решен, и нам об этом просто забыли сообщить. Во-вторых, нам известно, что практически все европейские страны, в том числе и Германия, получили право беспошлинно ввозить на территорию САСШ медицинские препараты, получившие соответствующую лицензию министерства здравоохранения Вашей страны. Мы подали соответствующую заявку, чтобы и Советскому Союзу было предоставлено такое право, но пока не получили ответа. Мы просим сообщить нам, в какие сроки можно ожидать положительного решения по этому вопросу. В-третьих, постоянно задерживается оформление документов на экспорт в Советский Союз оборудования, заказанного и оплаченного нашим правительством, из-за чего мы несем существенные материальные потери. Мы надеемся, вы поможете в кратчайшие сроки устранить эти препятствия на пути развития плодотворных отношений между нашими странами.

– Уважаемый премьер-министр. Я вижу, эти вопросы действительно очень волнуют вас, раз вы не удивились моему столь позднему звонку…

– Насколько мне известно, сейчас в САСШ начало рабочего дня. В последние дни я несколько раз пытался поговорить с вами, но как сообщали ваши сотрудники, вы были в разъездах и они не могли связаться с вами. Вот я и обрадовался, что вы наконец-то нашли в своем плотном графике время для беседы со мной. Чему же мне было удивляться? Или я ошибаюсь и причина вашего звонка совсем иная? – После некоторой паузы, видимо связанной с переводом, госсекретарь продолжил разговор.

– … Поставленные вами вопросы, уважаемый премьер-министр, находятся на контроле, и мы прилагаем все усилия для их скорейшего решения, но…

– Не нужно прилагать никаких усилий, господин госсекретарь. Нет никаких юридических препятствий на пути этих решений. Нужна политическая воля руководства САСШ. Я надеюсь, что при нашем следующем разговоре мы с вами будем касаться уже других, более приятных тем, и отношения между нашими странами перейдут на более высокий уровень. Но это зависит от руководства САСШ. Если у вас нет ко мне вопросов, то не смею больше занимать ваше время.

– Есть еще один вопрос, господин премьер-министр. Как нам стало известно, сегодня ночью был арестован министр иностранных дел СССР, господин Литвинов. Руководство нашей страны очень обеспокоено этим. Мы очень ценим господина Литвинова и хорошо его знаем, у него очень много влиятельных друзей в нашей стране и они все обеспокоены и убеждены в его невиновности. Президент просил меня передать его личную просьбу внимательно разобраться в этом деле.

– Господин госсекретарь. Нам, безусловно, приятно, что руководство САСШ так обеспокоено судьбой одного из граждан нашей страны. К сожалению, ничего утешительного в данный момент я вам сообщить не могу. Гражданину Литвинову предъявлены серьезные обвинения в попытке организации заказного убийства. Следы ведут в деловые круги Вашей страны, господин госсекретарь. Если обвинения подтвердятся, то гражданина Литвинова ожидает расстрел… – Сделав небольшую паузу, Молотов продолжил:

– Существует маленькая вероятность, что его использовали в темную, и он, по просьбе одного из своих американских друзей, познакомил его с будущим исполнителем, не зная сути дела. В этом случае, ситуация меняется. Это, безусловно, снимает с него вину. Следствие будет работать над этими вопросами. Пока что это все, что я могу вам сказать.

– Мы верим в невиновность господина Литвинова и верим, что следствие придет к такому же мнению.

– Будем надеяться. Еще раз хочу обратить ваше внимание, господин госсекретарь на решение затронутых мной вопросов. Они существенно затрудняют решения во всех областях представляющих взаимный интерес.

На следующий день гражданин Литвинов был предъявлен целым и здоровым послам Великобритании и САСШ и помещен под домашний арест до окончания следствия. Все три вопроса, упомянутых Молотовым в беседе с госсекретарем, решились в течение двух недель. С товарища Литвинова были сняты все обвинения, и он вернулся на работу. Обвинявший его гражданин Заковский умер в камере от разрыва сердца. Сокамерник рассказал, что Заковский как раз умывался и мыл голову, когда ему стало плохо. Перед смертью он произнес, – "Какие прекрасные у нее глаза…", видимо, умирающий уже начинал бредить.

Молотов, замещавший наркома индел эти две недели, пока велось следствие, продолжил и дальше активно вмешиваться в работу наркомата. В конце концов, он был начальником Максим Максимовича, и имел на это право. После случившегося к Литвинову боялись заходить в кабинет даже его сотрудники, и он просто исполнял роль свадебного генерала. Находясь под плотной опекой ИНО, которую уже никто особо не скрывал, его возможности организовать покушение равнялись нулю.

***

Все это Оля узнала уже по приезду с Дальнего Востока. Там ее, после поимки и отправки Люшкова в Москву (сопровождающих выделил Фриновский) больше никто не трогал. Единственное задание, полученное от Артузова в одном из телефонных разговоров, было необычным. Он просил вспомнить фамилии всех оружейников, которые себя в будущем могут проявить, в первую очередь в области автоматического оружия. Нетрудно было догадаться, что разработки в этой области идут не лучшим образом. Ольга перечислила всех кого помнила, пытаясь не пропустить кого-либо. Владимиров, Горюнов, Березин, Симонов, Токарев, Шпагин – автоматическое оружие.

Шпитальный, Нудельман, Волков, Ярцев – мелкокалиберные автоматические пушки. Больше половины и так известны, но раз сказали, писала всех подряд.

Зацепившись за оружие, она начала перечислять все, что ей бросилось в глаза при работе непосредственно в войсках.

Первое, что ей пришло в голову при работе с вновь сформированными подразделениями особого назначения – это отсутствие бесшумного оружия. Не мудрствуя лукаво, Оля предложила выпускать укороченную трехлинейку с глушителем, снаряжаемую патроном с утяжеленной пулей и уменьшенной засыпкой пороха, так, чтоб оптимальной комбинацией этих факторов добиться дозвуковой скорости пули. И, обязательно – хороший прицел, как на снайперской винтовке.

Второе – гранаты. Имелась на вооружении РККА граната одного типа – наступательная с крайне неудачным взрывателем, дорогим, взводящимся после броска, крайне ненадежным, что приводило к недопустимо высокому проценту не взорвавшихся гранат. Увидев эту пародию на взрыватель, Ольга долго представляла себе, как она найдет изобретателя такого чуда, засунет ему это изделие в одно из естественных отверстий его организма, и выбросит этот симбионт человека и взрывателя со второго этажа. Если его изобретение сработает, значить смерть будет легкой, если нет, придется продолжать попытки, меняя отверстия. Это вернуло ей душевное равновесие в тот день.

Описав, насколько вспомнилось, требования к взрывателю и его принципиальную конструкцию, коротко остановилась на оборонительной гранате. Отметила, что корпус чугунный, литой, с насечками, и должен быть уже аналог такой гранаты у французов. Минимальные потребности на начало 41 года: наступательной гранаты пять миллионов штук, оборонительной – десять миллионов.

Затем она взялась за мины. Противопехотные мины в войсках практически отсутствовали, как и противотанковые. А действительно, зачем противопехотные и противотанковые мины армии, которая собиралась только наступать до полной победы или до полного разгрома, тут уже как получится. Поэтому и отношение к этим видам вооружения было соответствующим. То ли дело танки. Их нужно наклепать десятки тысяч и бить врага на его территории. Но Оле, мины были нужны, и то, что она еще полтора года назад не подумала их отметить в своих посланиях, доводило до бешенства. Но откуда она могла знать, что такая простая вещь, как противопехотная мина, практически отсутствует на вооружении РККА и промышленно не выпускается. Теоретически присутствовала какая-то сложная и дорогая разработка, но в силу своей дороговизны и сложности в наличии имелось крайне незначительное число вышеупомянутых изделий. А нужны были миллионы, десятки миллионов штук. Нарисовав принципиальную схему самой примитивной противопехотной мины, деревянный корпус, минимальное количество взрывчатки достаточное чтоб искалечить ногу, самый простой взрыватель нажимного действия, и требуемое количество на начало 41 года – тридцать миллионов штук. Этого было мало, но писать большее число она просто боялась. Потом подумала и исправила на пятьдесят миллионов, будь что будет. Без мин никак не получится достойно встретить "дорогих гостей". А готовиться придется долго и тяжко. Но одно совершенно понятно. Воевать на местности, подготовленной тобой к войне, значительно приятней, чем на не подготовленной.

В конце работы комиссии на Дальнем Востоке, когда все готовили отчеты о замеченных недостатках и пути их устранения, Ольга кроме рекомендаций по улучшению состояния радиосвязи и анализа частей особого назначения предоставила на утверждение комиссии три списка. В первом, числились командиры, которых она рекомендовала уволить из рядов РККА, как несоответствующих данной работе либо в силу слабого характера, либо в силу слабого здоровья. Именно она настояла в конце работы комиссии, чтобы в их присутствии была проведена обязательная сдача командирами норм по физической подготовке. Во втором списке, значились командиры не соответствующие занимаемой должности, которых рекомендовалось понизить в звании. В третьем, командиры, показавшие хорошие результаты в работе с вверенными подразделениями, которых предлагалось повысить в звании и должности.

В первом списке, на первом месте стоял командующий Дальневосточной особой армии командарм Блюхер. Напротив него стояло две причины увольнения, как по физическому, так и по моральному состоянию, как переродившегося толстопузого мещанина, заботящегося исключительно о благополучии своей персоны. Когда Ольга зачитала этот пассаж из своего отчета и сделала паузу, в комнате, где собрались члены комиссии, застыла тягостная тишина. Неожиданно ее поддержал Мехлис, заявивший, что он собирался ставить этот же вопрос касательно Блюхера перед Тимошенко, но будет лучше, если к такому же мнению придет комиссия. Затем в том же духе выступил Ватутин. После этого, получив сигнал, ничтоже сумняшеся выступили и остальные и единодушно отрапортовали, что это целиком и полностью совпадает с их мнением. Ольга потом долго раздумывала, почему ее поддержал Мехлис, и решила, во-первых, он, при всех своих недостатках, тем не менее, честный и принципиальный человек, а во-вторых, он просто не мог допустить, что кто-то будет зубастее чем он.

Она очень опасалась, что прочитав ее отчет, ее все-таки где-то закроют, от греха подальше, но нет, Сталину понравилась ее работа во время инспекции Дальневосточной особой армии, он оставил ее и дальше инспектировать части.

С тех пор так и сложилось: председатель Мехлис, с которым у нее сложились практически нормальные рабочие отношения; заместитель Ватутин, с которым она иногда разрешала себе расслабиться от изматывающей работы; лица, мелькающие чередой, в которые нужно было внимательно всматриваться, чтобы не ошибиться; записи в тетради, которые после поездки оформлялись и частично предназначались руководству, частично превращались в рекомендации для внесения изменений в уставы. Кое-чего уже удалось добиться. Появились сержантские "учебки", куда командиры направляли отличившихся бойцов. После нескольких месяцев учебы они получали звание сержанта и командовали отделением. Со следующего года в офицерские училища рекомендовано принимать курсантов преимущественно из числа сержантов прошедших службу в армии. Остальных, специальная комиссия должна была проверять на психологическую способность к работе командиром в армии. Вроде бы, уже принято постановление о введении со следующего года призыва на три года в части особого назначения, танкистов, связистов, артиллеристов, рядового состава авиачастей. В пехотные и кавалерийские части начнут призыв в конце 38-го или в начале 39-го, но решение еще не принято.

Кавалеристов в РККА даже стало больше. Чтобы не ссориться с Буденным, который был категорически против уменьшения количества кавалерийских частей, Сталин проявил гибкость и в РККА теперь имелись кавалерийские части трех типов. Старого образца, которых становилось все меньше. Появились кавалерийские части поддержки танковых войск. Согласно написанному для них уставу, это были фактически драгунские части, использующие коней лишь на марше. Им оставили шашки и даже были предписания по их использованию – "при преследовании отступающего в панике противника". Также появились кавалерийские части особого назначения. Если обычные части особого назначения могли иметь в составе вьючных лошадей и мулов, а могли и не иметь, то кавалерийские были обеспечены лошадьми по полному штату. Но шашек им не оставили, время засад с шашками закончилось лет пятьдесят назад.

***

Разжигая огонь в печи, Оля подумала, что так и не знает, чем закончилось расследование и что с Артузовым. Единственное, что им сообщили за три недели пребывания в Минске, это то, что коммуналку у Степанова отобрали. Вещи его пока сложили в подвале, а по приезду он должен вселиться к жене, так как у нее жилплощади больше, а в его комнату уже заселили нуждающихся. Квартирный вопрос в Москве стоял остро еще со времен Ивана Грозного.

***

Начальник королевской службы Интеллиджент Сервис, адмирал Хью Синклер, выслушав отчет своего бывшего резидента в Москве, а теперь руководителя отдела занимающегося Советским Союзом, Арчибальда Смита, откинулся на спинку прямого стула. Наконец-то он сможет доложить, что выполнил прямое распоряжение премьер-министра, хотя это и заняло более восьми месяцев. Адмирал чувствовал удовлетворение от хорошо выполненной работы, и только постная физиономия Арчибальда выводила его из состояния блаженного покоя. Он с грустью подумал, что Арчибальд очень изменился за те несколько лет, проведенных в Москве. С ним стало трудно разговаривать, в самых простых вещах он научился находить двойное или тройное дно и это жонглирование смыслами и понятиями, с точки зрения адмирала совершенно бесполезное и никчемное занятие, не имеющее никакого смысла, приносило ему истинное удовольствие. Казалось бы, что должен чувствовать человек, чьи гениальные догадки, над которыми все смеялись, через несколько месяцев блестяще подтвердились? И не важно, что его самого, русские, под надуманным предлогом выслали из страны. Ведь Арчибальд почти сразу получил повышение и стал начальником своего преемника. Посол в СССР, лорд Чилстон, передал в начале марта дипломатической почтой личное письмо Литвинова Арчибальду. Вместе с письмом он передал короткий отчет о произошедших событиях с наркомом индел. На следующий день их с Арчибальдом вызвал премьер-министр. Выслушав адмирала, он внимательно ознакомился с письмом Литвинова, в котором была небольшая, черно-белая фотография молоденькой девушки лет шестнадцати отроду и ее краткая биография.

– Скажите, господин Смит, эта та особа, о которой вы беседовали с господином Литвиновым осенью прошлого года?

– В том, что я прочитал, сэр, нет ни одного факта, который можно было бы расценить как доказательство этого. Несколько необычная биография девчонки вдруг проявившей способности к наукам. Ни одного факта описывающего ее паранормальные способности. А их очень трудно спрятать, если они есть. Таких фактов должно было быть множество. Но, видимо, господин Литвинов считает, что это так, сэр. Иначе трудно объяснить смысл этого послания, хотя нигде не видно, что оно адресовано мне, и что его написал Литвинов, текст машинописный.

– Надеюсь, вы не будете сомневаться в словах лорда Чилстона?

– Нет, сэр. Но меня очень интересуют детали, мне хотелось бы побеседовать об этом с лордом Чилстоном, сэр.

– Вы не хуже меня знаете, что это невозможно. Телефонные разговоры прослушиваются большевиками, а в Москву вас не пустят.

– Разрешите вопрос, сэр.

– Слушаю вас.

– Вами уже принято решение по этому делу?

– Господа. Я вам сейчас дам почитать полный текст письма лорда Чилстона о разговоре с господином Литвиновым. Господин Литвинов был очень откровенен, видимо чувствуя, это последняя услуга, которую он сможет оказать Великобритании. После этого я сообщу вам о своем решении. – Адмирал, прочитав письмо, передал его Арчибальду. Когда тот вернул письмо премьер-министру, господин Чемберлен продолжил:

– Господа, может, у нас нет стопроцентной уверенности, но и времени у нас тоже нет. Раз господин Литвинов рискнул дважды организовывать убийство, к сожалению оба раза неудачно, значит, у него были очень веские причины ставить на карту свою судьбу. И могло это для него закончиться значительно хуже. Хотя Сталин довольно выгодно обменял его жизнь, получив разрешение на строительство завода тетраэтилсвинца, чему мы препятствовали всеми силами на протяжении года. Поэтому я принял решение довести до конца дело, начатое господином Литвиновым. Не сомневаюсь, что это пойдет на пользу интересам нашей страны. От вас я хочу знать, что вам нужно для проведения такой акции, и в какие сроки ее возможно провести? – В комнате стояла тягостная тишина. Наконец ее решил прервать адмирал.

– На этот вопрос, определенно ответить может только господин Смит, сэр. Он лучше других представляет себе стоящую задачу и наши возможности.

– Слушаем вас, господин Смит, – все взоры уперлись в Арчибальда.

– Господа, чтоб подготовить и осуществить задачу такой сложности необходимо много времени, много денег и надежные исполнители. У нас в наличии только много денег.

– И это говорит человек настойчиво предлагавший устранить Сталина!

– Если это возможно, сэр, прошу выслушать меня до конца. Хочу также напомнить, что предлагал я это двадцать три месяца назад, а именно, в марте 1935 года. К сожалению, мое предложение было отклонено. Сегодня у нас нет ни возможностей, ни приемлемой альтернативы Сталину. Продолжу. Представим себе, что эта особа действительно та кого мы ищем. Как следует из полученных нами сведений, она уже активно работает, и имеет контакт со Сталиным не менее полутора лет. Не говоря о том, что на подготовку операции нужно время, даже за эти полтора года она могла столько рассказать, что ее ликвидация теряет всякий смысл. Мы все равно окажемся в проигрыше. Есть смысл потратить больше времени и усилий на похищение и допрос объекта. В этом случае мы, по крайней мере, сравняемся в наших знаниях и возможностях.

– Вы сможете переправить ее в Великобританию?

– Нет, реально допросить ее на территории СССР в течение весьма ограниченного времени, с последующей передачей полученных сведений.

– Тогда я не вижу в этом смысла. Мы всегда будем сомневаться в достоверности полученных данных, а значит, время и усилия, затраченные на их получение, себя не оправдают. Остановимся на более простом задании. Если я вас правильно понял, господин Смит, у нас есть не только деньги, но и исполнители?

– Пока, нет, сэр. Те люди, о которых я думаю, ничем нам не обязаны. И еще одно, сэр. Литвинов их знает даже лучше меня. Я не сомневаюсь, что он уже смог им переправить те же сведения, что и нам. Если мы к ним обратимся, не исключено что они дважды получат деньги за одну и ту же работу.

– Мы достойны знать, о ком идет речь, господин Смит?

– Безусловно, сэр. Речь идет о некоторых моих знакомых в Коминтерне. Они мне уже оказывали услуги за определенное вознаграждение. Я старался лишь изредка к ним обращаться, они очень дорого себя ценят.

– Начинайте операцию. Лучше переплатить и спать спокойно.

– Как скажете, сэр.

С тех пор прошло восемь месяцев, задание выполнено, а главный исполнитель стоит перед ним и демонстрирует свою кислую физиономию.

– Арчибальд, скажите, почему вы стоите передо мной с такой постной физиономией?

– Мне написать прошение об отставке, сэр? Как вы понимаете, заменить физиономию мне нечем.

– А вот чувство юмора у вас осталось английским, Арчибальд. Вы провели блестящую операцию, я уверен, вас за нее наградят. Несмотря на все свои сомнения, вы согласились, что мы, в конце концов, нашли нужный объект.

– Я откажусь от этой награды, сэр. Если быть точным, я сказал – вероятность того, что во второй найденной даче находится Ольга Стрельцова, весьма велика. Хочу так же напомнить, что на поиске настоящей Ольги настаивал я один, иначе второй объект никто бы не искал. Я по-прежнему не уверен, сэр, что это та девушка, которую мы ищем. Исполнители не предоставили ни одного убедительного доказательства.

– Это не объясняет вашего настроения. Подумайте сами, ведь вы были против ликвидации. Если произошла ошибка, значит, вы еще сможете попытаться ее украсть. Девушка с необычными способностями рано или поздно даст о себе знать, ее надолго не запрячешь.

– А ведь вы правы, сэр. Почему такая простая мысль не пришла мне в голову?

– Вы слишком долго были в России, Арчибальд, и разучились просто мыслить. Ничего, это пройдет. Вы упомянули, что у русских и в прошлом году, и в этом существенно уменьшился выпуск танков? С чем это связано с вашей точки зрения?

– Я могу только предположить, что они увеличили выпуск запасных частей и переходят на новые модели. Разговоры об этом велись еще год назад. К сожалению, детали нам неизвестны. Но с моей точки зрения, сэр, и об этом я уже писал, нам следует думать не о русских танках, а о лекарстве, которым они собираются обеспечить весь мир. В газетах уже истерика. Оказывается, похожие исследования вел какой-то наш врач еще десять лет назад, кажется Флеминг его фамилия, если не ошибаюсь. Наши умники пытаются направить общественное мнение в русло того, что подлые коммунисты украли английское изобретение, но даже если это и так, сути дела это не меняет. Это намного страшнее танков. Минимум три года по оценкам специалистов у них не будет достойной конкуренции. По тем данным, которые нам удалось получить о предполагаемом экспорте лекарства и его оптовой цене вырисовывается совершенно безрадостная картина. Русские уже умудрились взять в американских банках крупные кредиты и закупают у них новейшие технологические линии по производству моторов всех видов, начиная от авиа и заканчивая тракторами и грузовыми автомобилями. И мы ничего не делаем!

– Вы не хуже меня знаете, Арчибальд, мы ничего не можем сделать! В САСШ кризис. Русские заказы ни один политик заблокировать не может, если не хочет, чтоб его завтра линчевала разъяренная толпа безработных.

– Ленин когда-то сказал – "Капиталисты самипродадут нам веревку, накоторой мы ихповесим"… чем мы и занимаемся, сэр.

– Не все так грустно Арчибальд. Премьер-министр настроен склонить французов к идее отдать Гитлеру Судетскую область. После последующего развала Чехословакии, Германия получит в союзники Польшу и выход к границам России. У вас будет много работы.

– Боюсь, после разгрома Коминтерна, а он последует после этого убийства, несколько следующих лет, до организации новой сети агентов, мы будем лишены какой-либо информации о происходящем в СССР.

– За все приходится платить, Арчибальд…

"А дороже всего обходится глупость"… надо будет записать. В старости выдам сборник афоризмов", – решил начальник отдела Интеллиджент Сервис, Арчибальд Смит.

***

Она смотрела на пламя в печи, ждала мужа с вещами, и думала о том, как мало осталось времени. Последний, по настоящему спокойный год в жизни страны, (двадцать пять тысяч расстрелянных и около триста тысяч сосланных в лагеря) подходит к концу. В следующем, 1938 году будущая война пошлет своего первого гонца. Оля сделала все от нее зависящее, чтоб встреча на Дальнем Востоке была подготовленной. Наладила связь между пограничными и воинскими частями. Рекомендовала организовать специальный парашютный батальон возле аэродрома, где базировались бомбардировщики с задачей за два часа быть готовыми к вылету и поддержать пограничников, подвергшихся нападению до прихода основных частей. Оставалось ждать и работать. А несделанной работы с каждым днем становилось все больше. Пока ничего не делаешь, то не знаешь, как много всего вокруг, что ждет твоего вмешательства…

В ее голове хриплым голосом, берущим за душу и выворачивающим ее наизнанку, повторялись заезженной пластинкой слова:

Он не вышел ни званьем, ни ростом,

Ни за славу, ни за плату,

На свой необычный манер

Он по жизни шагал над помостом

По канату, по канату, натянутому, как нерв.

Посмотрите, вот он без страховки идет.

Чуть правее наклон – упадет, пропадет!

Чуть левее наклон – все равно не спасти!

Но должно быть ему очень нужно пройти

Четыре четверти пути!

Она вдруг подумала, если в этой песни "он" заменить на "она" – песня будет не только о ней, Ольге Стрельцовой, а обо всей стране Советов станет эта песня.

И еще она поняла, если не поменять концовку в этой песни, то все остальное пустая суета. Какая разница, отчего умирают люди, от пуль, от голода, от пьянства, безнадеги… и какая разница – умрут они или их дети…

Слезы размыли языки пламени и потекли по щекам. Странная девушка, которой зимой исполнится семнадцать, сидела одна в холодной комнате и плакала, глядя на огонь в печи. Наверное, ей впервые стало ясно, что в действительности стоит за словами "Во многих знаниях, многие печали"…

***

Оглавление

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Реклама на сайте