«Легенда о Королях»

Дмитрий Леонтьев Легенда о Королях

Часть первая

Глава 1, в которой происходит встреча с человеком эпохи Визбора…

«…Давайте же сядем на землю, покрытую первой весенней травой, пустим по кругу чашу с вином и будем рассказывать друг другу странные истории о королях…»

В. Шекспир

Это был весьма неудачный для меня год. Издательство, с которым я заключил контракт, умудрилось попасть не только в волну очередного кризиса, накатывающую раз за разом на Россию из «Океана Перемен», но и под штрафные санкции налоговой инспекции за дополнительные тиражи, скрытые от налогообложения, а потому находилось на грани банкротства. Гонорар, полученный полгода назад, растаял, как мартовский снег, а надежды на скорую публикацию были так мизерны, что не оставляли перспектив.

Мрачный, я перелистывал записную книжку, высчитывая финансовые возможности моих друзей и деля эти суммы на их расположение ко мне. Но все равно выходило, что до окончания очередной книги мне не дотянуть. Вздохнув, я протянул руку к телефону, чтобы начать поиски, и вздрогнул от его пронзительной трели.

— Привет, старик! — сказал человек, которого в списке моих возможных спонсоров не было вовсе. — У меня к тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться. Тебе нужны деньги?

— Деньги? Да как тебе сказать… — я изо всех сил старался унять радостные нотки в голосе. — Деньги нужны всегда. Не всегда нужны проблемы и неудобства, которые идут к ним в нагрузку.

— Проблем не будет, — заверил собеседник. — Работа как раз для тебя. Один из клиентов, магазины которого охраняет моя фирма, выстроил себе шикарную дачу, завез мебель, технику и уже собирался въехать туда на летний сезон, как неожиданно загремел в больницу с обширным инфарктом. При его работе это входит в группу профессионального риска. Возникла необходимость охраны, но на молодых охранников он оставлять фазенду побаивается, по вполне понятным причинам, старики не хотят уезжать от своих семей, и тут я вспомнил о тебе. Тебе не все равно, где книги писать? Будешь жить в шикарном особняке, в тишине, на природе, да еще и деньги за это получать. Неплохие, кстати, деньги. Телевизор, спутниковое, баня, сауна, водопровод… А?

— Хм… Заманчиво, заманчиво, — нагло «задумался» я. — Но переезд…

— Сам, на машине и отвезу. Аванс дадим… Так что, по рукам?

— Когда выезжать?

— Как обычно — вчера. У тебя ведь никаких срочных дел?

— Да вроде нет…

— Вот и отлично! Значит, завтра часикам к десяти я к тебе подскачу?

— Подскакивай.

— Спасибо, старик! Выручил! С меня причитается!..

— Это как водится, — милостиво принял я благодарность…

Дом и впрямь был роскошным. Трехэтажный, из красного кирпича с округлыми башенками по углам и целой кучей всевозможных пристроек — беседок, бань и «дачных домиков». Особняк стоял в пяти километрах от ближайшей деревни, на берегу небольшой речушки, и из всех жилых строений поблизости имелась лишь полуразрушенная, почерневшая от времени хибара.

— А в этой «избушке на курьих ножках» кто-нибудь живет?

— Нет. Клиент мой это местечко давно облюбовал. Раньше тут еще два дома стояли, но он их выкупил и снес. А этот домишко какому-то селянину принадлежал, но он еще до перестройки пропал. Какая-то темная история. Милиция его за что-то искала, да то ли он в бега подался, то ли попался и в лагерях сгинул — никто не знает. Когда клиент мой из больницы вернется, он и эту халупу под корень снесет… Ну да ладно, обустраивайся, привыкай, а мне пора. Через месяц навестить заеду. Звони, если что…

Он уехал, а я принялся за обустройство. Жить и работать в таком доме и впрямь было одно удовольствие. В силу своей профессии я так привык к одиночеству, что воспринимал его как единственно приемлемый образ жизни, а потому отсутствие соседей меня только радовало. Книга писалась легко, финансовые проблемы больше не висели надо мной дамокловым мечом, и жизнь казалась замечательной. Но тут появился он.

Никогда не забуду, как увидел его в первый раз. Я возвращался из поселкового магазина, нагруженный сумками и пакетами, когда заметил какое-то движение в заброшенном доме. Решив, что там обосновались вездесущие бомжи, я занес продукты, отыскал среди хозяйских инструментов монтировку и отправился на разведку. Подошел к развалюхе, прислушался. Внутри явно кто-то возился.

— А ну, орлы! — бодро окликнул я. — Выходи на свет божий!

На минуту все затихло, потом дверь скрипнула и в дверной проем с видимым трудом протиснулся он. Встал на крыльце, выпрямился во весь свой гигантский рост и осмотрел меня надменно и раздраженно.

— Да?

Я молчал, ошарашенный. Да и было отчего. Таких динозавров природа порождает в крайне исключительных случаях, да и то не во все века. Изрядно за два метра ростом, в плечах широкий, как сарай, с мускулатурой, не поддающейся никакому внятному описанию, он пугал уже самим фактом своего существования. Глядя на подобных субъектов, с отчетливым сожалением понимаешь, что можно день и ночь проводить в спортзале, накачивая мускулы и постигая секреты шаолиня, но есть люди, которым природа просто дала то, до чего тебе никогда так и не дорасти. И это вызывало чувство острого неудобства. А еще это чувство вызывал его наряд: какие-то заплесневелые, полусгнившие лохмотья спортивного костюма, разъезжающегося прямо на глазах. Может, это и был бомж, но… очень странный бомж.

— Вы… здесь живете? — наконец вымолвил я.

— Да.

— Э-э… А я — рядом… охраняю… Ну… значит, соседями будем…

Он равнодушно пожал плечами и вновь скрылся в доме.

Нет ничего удивительного в том, что эту ночь я провел довольно неуютно. Подобное соседство тревожило меня, но неожиданный сосед вел себя тихо, и я немного успокоился.

Под утро беспокойный сон все же сморил меня и потому ранний стук в калитку особенно чувствительно ударил по нервам.

Он стоял на дорожке перед домом и терпеливо ждал, пока я спущусь. При моем появлении слегка поклонился:

— Прошу прощения за ранний визит, и за мое не слишком радушное поведение вчерашним вечером, — к моему удивлению, у него был приятный, густой баритон (мне почему-то казалось, что он обязательно должен рычать каким-нибудь басом). — Я давно не был в этих краях, а события последних лет несколько изменили мой характер, и — увы — не в лучшую сторону… Не сердитесь на меня.

— Что ж… Ничего… Бывает.

— Как я уже говорил, я долго отсутствовал. Не могли бы вы оказать любезность и осветить мне некоторые вопросы, касаемо… — он сделал неопределенный жест рукой, — событий… последних лет?

— Пожалуйста, спрашивайте.

— Здесь раньше… давно… была деревня…

— Да, но я слышал, она обезлюдела, а последние дома выкупили и снесли.

— Значит, не осталось никого, к кому бы я мог обратиться… Скажите, а у вас не найдется каких-нибудь газет, за последние… лет десять-пятнадцать?..

— Я могу предложить вам лучший вариант. У меня есть ноутбук с подключением в интернет, и…

— Простите, что есть?

— Интернет, — повторил я.

Он закусил нижнюю губу, о чем-то мучительно вспоминая. Вздохнул и нехотя признался:

— Не стану морочить вам голову: я не понимаю, о чем вы говорите.

— Как давно вы… э-э… не были здесь? — напрямую спросил я, мучительно гадая, что же это за «места не столь отдаленные», где даже об интернете не слышали.

— Давно. Объяснить сложно, поэтому относитесь ко мне, как к первобытному человеку. Все, что произошло здесь за последние пятнадцать лет, для меня — откровение…

— Тогда это будет нелегко, — признал я.

— Увы, но я весь — одна сплошная проблема, — спокойно и даже как-то безразлично согласился он. — Я не только не ориентируюсь в этом мире, но и не могу вернуться туда, откуда я пришел.

— Нет документов? — догадался я.

— И это тоже… Хотя документы меня волнуют меньше всего… Скажите, этот ваш…

— Интернет?

— Да… Он что-то вроде заменителя газет? Хранилище информации?

Я, как мог, попытался объяснить ему, что такое интернет, потом — что такое компьютер, ноутбук, сотовый телефон, факс, принтер… И под конец сдался.

— Знаете что, — вздохнул я, — идите за мной в дом, я включу вам интернет, покажу, как им пользоваться, а дальше… Хоть грамоту знаете?

— Грамоту знаю, — едва заметно усмехнулся он в усы, — но навыки пользования вполне мог утратить…

Однако обучался этот «первобытный человек» довольно быстро. Через пару часов он уже довольно резво работал в поисковике, позволяя мне выяснить сферы его интересов и давая шанс хоть как-то приоткрыть завесу окружающей его тайны. Впрочем, лично мне это ровным счетом ничего не дало. Бегло просматривая события за последние пятнадцать лет, он лишь брезгливо морщился, бормоча что-то вроде: «пороть надо было возомнившее быдло», — и неожиданно попросил меня помочь ему в сборе информации о Британии на рубеже четвертого-пятого веков.

— Англии? — уточнил я.

— Не было тогда никакой Англии, — пренебрежительно махнул он рукой. — Римляне, захватившие этот остров, назвали его по самоназванию племени местных аборигенов-бриттов. Потом изрядную часть страны отхватили пикты и скотты, потом вторглись англо-саксы, норманы… Много кто лез. Если б не Артур…

— Вы о том самом, легендарном Артуре?

— Да, о нем… Артур Пендрагон, урожденный герцог Корнуэльский, объединивший под своей рукой тринадцать королевств… Да-а, все же он был настоящий король…

— Удивительная это наука — история, — согласился я. — Считаем древние легенды сказкой, и вдруг… Кто мог подумать, что авантюрист, археолог-самоучка Шлиман поверит в легенду Гомера и сможет вычислить месторасположение Трои, считавшейся легендарной. Кто мог представить, что раскопки в Иерусалиме подтвердят правдивость библейских событий, а найденная могила короля Артура… Что с вами? Вам плохо?

Мой собеседник побледнел, как полотно:

— Какая могила?! Где?! Ее не могли… Это исключено…

— Ну как же исключено, — даже обиделся я и повернул к нему ноутбук, — одну минутку… вот так… ага… вот, смотрите… В 1190 году на территории аббатства Гластонбери, на равнинах Сомерсета, была обнаружена могила легендарного короля Артура. По скелету удалось установить, что это был человек огромного роста, примерно два метра двадцать пять сантиметров. Рядом с ним покоилась женщина, на голове которой сохранились остатки некогда роскошных белокурых волос…

— Чушь! — раздраженно прервал меня незнакомец. — Я сам два двадцать пять ростом, а Артур был ниже меня на голову — метра два, не больше!.. Дайте-ка взглянуть… ну-ка, ну-ка… Да нет, быть не может…

Он приник к экрану, словно завороженный какой-то догадкой. Наконец повернулся ко мне, и на его лице блуждала странная, немного печальная улыбка.

— Могу вас разочаровать, — сказал он. — Это не Артур. Не его рост, не его символика на оружии…

— Кто же?

— Видимо, один из рыцарей… Один из многих, оставшихся для истории неизвестными… Легендарный неудачник…

— Что? — не понял я.

— Поговорка такая. «Герои творят историю, а неудачники — легенды», — невесело усмехнулся он. — У одного только Артура было шесть с половиной тысяч рыцарей… До раскола Круглого Стола. Сейчас мы знаем поименно не больше дюжины-другой. А уж сколько было у него врагов… А с могилой этой — ерунда! Раньше там были непроходимые болота и только небольшой остров, на котором находился древний храм друидов… И вход в волшебную страну, на остров Аввалон — «Остров Яблок» — куда и увезли раненого Артура… И где находится Чаша Грааля…

— И знаменитый Экскалибур, — язвительно продолжил я.

— Нет, Экскалибур находится в озере Помпарлес, — игнорировал он мою иронию, — но это знание ничего вам не даст. Надо знать место, где стоял сэр Бедуир, когда бросал его в волны… Да и очертания озера наверняка давно изменились, так что…

«Сумасшедший, — убежденно подумал я. — Даже жаль: такой интересный, необычный человек… В фильме „Король-рыбак“ Роббин Уильямс сыграл свою лучшую роль — историка, свихнувшегося после гибели любимой жены и возомнившего себя одним из рыцарей короля Артура. Наверное, и с этим бедолагой произошло нечто подобное. Пятнадцать лет вылетели из реальности, а их место заменили поиски какого-нибудь Грааля… Будем надеяться, что этот сдвиг не агрессивен и он не „признает“ во мне дракона или людоеда…»

— Извините, мне пора, — неожиданно заявил странный гость и, не прощаясь, вышел.

Следующие три дня я почти не видел его. Лишь изредка, вечерами, в освещенном керосиновой лампой окне мелькала огромная размытая тень. Мне неудобств он не доставлял, и я потихоньку привык к этому странному соседству.

Рано утром четвертого дня он вновь постучал в мою калитку:

— Извините, что вновь тревожу вас, но я хотел бы попросить еще об одной услуге… Как вы понимаете, мне попросту не к кому больше обратиться…

— Чем могу?

— По ряду причин я оказался не только без документов, но и без средств к существованию…

— Я не богат, но могу вам ссудить…

— Благодарю, но в этом нет необходимости, — сухо и как-то даже надменно перебил он меня, — если б я захотел, то мог бы купить половину этой области, но мне нужно продержаться здесь несколько дней… Возможно — недель… Надеюсь, больше времени у меня это не займет… Одним словом… Вот.

Он протянул ко мне свою огромную, покрытую немыслимой толщины мозолями руку и я невольно ахнул от изумления. В лучах яркого весеннего солнца на ней сверкал сказочной красоты медальон, обрамленный драгоценными камнями изрядной величины. Я частый гость в залах Эрмитажа, поэтому с уверенностью могу сказать, что сам Фаберже с почтением пожал бы руку мастера, изготовившего подобное чудо.

Отчетливо щелкнул замок и медальон раскрылся. Он был пуст.

— Здесь был портрет, — с уверенностью сказал я. — На ковчежец с мощами это никак не похоже…

— Да, здесь был портрет, — ровным голосом подтвердил он. — Но он вряд ли имеет для кого-нибудь материальную ценность… Вы сможете это продать или заложить?

— Даже не знаю, — растерялся я.

— Половина суммы — ваша.

— Не в этом дело. Просто я совершенно не представляю, куда и кому можно отнести такую вещь…

— Я согласен на любую, самую минимальную цену. Как я говорил, у меня нет документов и все знакомства я давно утратил…

— Откуда он у вас?

— Не беспокойтесь: эта вещь принадлежит только мне.

— Что ж, я попытаюсь… Проходите, я должен сделать пару звонков…

Дело разрешилось быстрее, чем я ожидал. Знакомый ювелир, получив описание драгоценности, обещал заехать в ближайшие же дни и даже не поинтересовался историей медальона.

— Вот ваша проблема и решилась, — сказал я соседу. — И вот еще что… Простите, что не предложил этого раньше… У меня есть свитер и спортивные штаны… Больше ничего на вас не налезет… Если вы не откажетесь, я мог бы…

— Благодарю, — кивнул он. — Не откажусь… В этом, — он передернул плечами, — я напоминаю Робинзона Крузо…

Когда, переодетый, он вышел из соседней комнаты, я уже собрал на стол нехитрый холостяцкий завтрак.

— Присоединитесь?

Он вежливо и даже грациозно (это при его-то комплекции!) поклонился:

— Сочту за честь.

— Кстати, разрешите уж заодно представиться: Тихонов Владимир Иванович. Писатель.

— Лемехов, — ответил он. — Максим Владимирович.

Интересно, чего я ждал? Чтоб он представился: «Лемехов — вор с многолетним стажем»? Или: «Лемехов — авантюрист и мошенник»?

За обедом мы разговаривали на общие темы — я пытался понять сферу интересов моего собеседника, но, казалось, его не интересует вообще ничего, даже сотрясающий страну кризис.

— Сами виноваты! — безапелляционно заявил он. — Надо было довериться болтунам?! А если уж обманули — половину трепачей пересажать, другую половину — повесить, больше желающих врать не найдется.

— Легко говорить, — вздохнул я. — Это такие люди… Кто их тронет?

— Я бы тронул, — заявил Лемехов.

Я посмотрел на него и промолчал. Почему-то в его устах эти слова не казались бравадой.

— Хотя… — он задумался, — тогда, еще до… Когда я был как все… М-да… Я понимаю, Владимир Иванович, насколько странным я кажусь вам. Не пытайтесь строить предположений по моему поводу, все они будут ошибочны. Скажем так: я много лет жил оторванным от цивилизации и отвык от ее законов. Я вообще не понимаю, как вы можете жить в таком мире… Если б я здесь остался, я бы… Но я не могу… У  меня есть незаконченные дела. Дела, которые важнее жизни… и смерти.

— Это связано с вашим… отсутствием?

Он кивнул.

— Я слышал, у вас были проблемы с властями?

— С властями? Ах, это… Нет, баловство одно… Впрочем, посадить могли. Сейчас уже за это не сажают.

— Диссидент?

— Нет, просто мальчишка. Дурак. Романтик. «Человек эпохи Визбора».

— Палатка-костер-гитара?

— Да… «Наш невесел разговор и не ко времени, ах, как будто бы ко времени беда! Мы так много заплатили за прозрение, что, пожалуй, обнищали навсегда…» Ну и походы, стихи, спорт… Из-за спорта неприятности и получил. Я, как вы заметили, достаточно крепок физически, вот и пригласили в кружок самбо, потом увлекся карате… Тогда его запретили, в очередной раз, а я нашел этот запрет неумным… даже пытался тренировать мальчишек, кто-то донес… у меня дома хранились некоторые книжки по боевым искусcтвам, пара кассет с фильмами… Хватило бы на несколько лет.

— Сбежали?

— Сбежал? Да, пожалуй что сбежал… Только вы не поверите — как…

— Расскажите! — не удержался я. — Все же я писатель, мне подобные истории крайне интересны. Жизнь подкидывает такие сюжеты, что и не выдумаешь…

— Вы даже не представляете, насколько вы правы… Хотите услышать? — он задумчиво посмотрел на меня. — Хм-м… Писатель… Писателю не поверят. Если привидение увидит повар или бухгалтер — по крайней мере выслушают, а вот писателю… Тогда почему бы и нет?.. Время у меня есть… Только вы, безусловно, посчитаете меня душевнобольным. То, что было со мной, — невозможно по определению.

— Тем более интересно.

— Владимир Иванович, вы верите в нечистую силу? Ну, или там, в существование иных миров, всякие там «тонкие материи» и «параллельные вселенные»?

— Как писатель, обязан предусматривать такую возможность, — улыбнулся я.

— Что ж… Вы мне помогли, должен же я хоть как-то отблагодарить вас… Хотя бы развлечь… Что вы знаете о короле Артуре?

— То же, что и все. Легендарный король, основатель Круглого Стола, искатель Святого Грааля, друг волшебника Мерлина, муж красавицы Гвиневеры…

— Ерунда все это, — отмахнулся он. — Сказки для детей. Круглый стол придумал отец Артура, король Утер Пендрагон. Грааль Артур не искал, наоборот, был яростным противником этой идеи, опасаясь, что бессмысленные поиски лишат его всех рыцарей… Так, в целом, и произошло… Мерлин не был другом Артура. Он вообще не был ничьим другом… По-моему, он лишь один раз в жизни испытывал какое-то подобие человеческих чувств, и ни к чему хорошему это не привело… А Гвиневера… Это вообще — дело вкуса. Лично я бы к ней не подошел, даже будь она медом обмазана.

— Почему же он так знаменит?

— Он был настоящим Королем. Да-а, он был настоящим… Во всем — в добре и зле… Лучший враг, который был у меня…

— Простите?

— Человека делают не только друзья, но и враги. По врагам можно сказать о человеке многое…

— Я не о том… Вы хотите сказать, что были с ним знакомы?

— Даже более того. Это я сделал его таким, каким он остался в памяти людей. Мы были смертельными врагами тридцать лет, и я уверяю вас, что наша вражда дала нам больше, чем могла дать любовь или дружба…

— Тридцать? Вы говорили, что вас не было здесь пятнадцать лет?

— Да, вы правы… Я не с того начал… — задумался Максим. — По вашему летоисчислению, это было пятнадцать лет назад…

Была осень… Вечер. Я уже собирался спать, когда в дверь забарабанили и казенный голос потребовал немедленно открыть… А потом случилось странное. Я словно упал в пустоту, в ничто. Помню, я даже удивился — неужели я способен падать в обмороки, словно какая-то кисейная барышня… Но тут же обнаружил, что все куда хуже… Я решил, что у меня галлюцинация, или что-то с психикой, настолько нереально было происходящее… Я вдруг оказался… Ну, по-вашему, по современному, это может называться шикарным офисом. Старинная, явно очень дорогая мебель, умелый интерьер, но все же не жилое помещение, а так… офис. А за столом, напротив меня, сидит этакий представительный господин средних лет и разглядывает меня, как какого-то утконоса в зоопарке — с ироничным любопытством. Лицо такое… необычное. Знаете, как выделяются иностранцы в толпе на Невском проспекте? Вроде и лицо европейское, а все же отчетливо видно — иностранец. Вот и у этого… Сначала я решил, что меня усыпили каким-то хитрым газом, а очнулся я уже в кабинете следователя, но его лицо… Было в нем что-то, чего не встречается здесь… Это не объяснить…

— Вэлком! — сказал незнакомец. — Рад видеть вас, дружище.

— Кто вы? — спросил я.

— Вы знаете меня как дьявола. Сатана, Люцифер, Вельзевул, Денница, Воланд… Много имен, всех не перечислить. У людей богатая фантазия.

— Не смешно.

— Почему? — с любопытством осведомился он.

— Да потому что в этом случае надо считать, что я — умер.

— Ни в коем случае! Вы живы, здоровы, находитесь в здравом рассудке и трезвой памяти. Просто я взял на себя смелость пригласить вас и сделать предложение, от которого… Нет, отказаться от него вы, конечно, сможете, но даже я не смогу понять — зачем?.. У вас нет политических и религиозных предрассудков, женщин с малыми детьми и прочего, суетного и предвзятого. Я, так сказать, «изъял» вас из вашего мира как раз в тот печальный момент, когда вас пришли арестовать. Только скажите — и я верну вас обратно…

— И даже несмотря на это, работать на вас желания как-то не возникает.

— Не на меня, — покачал он головой. — Не путайте меня с вашими силовыми ведомствами, вербующими агентов и стукачей. Это взаимовыгодная сделка. Работайте на себя — не ошибетесь. Ведь у любого договора есть две заинтересованные стороны, так что же акцентироваться только на моих интересах?

— У меня есть выбор?

— Конечно! Это — то священное право, которое у вас не отнимет никто и никогда. Вы же читали про меня. Я кого-нибудь к чему-нибудь принуждал? Я только предлагаю варианты, а уж ваше дело принять мое предложение или отвергнуть… Итак, к делу. Мне нужен человек, и этот человек, по моим подсчетам, — вы. Есть и другие претенденты, но ваша кандидатура меня устраивает максимально.

— Что же я должен сделать?

— Да, собственно говоря… просто жить. Любить красивых девушек, пировать с веселыми друзьями, развлекаться, работать… Но не здесь. Мне нужен король в одной маленькой и очень далекой стране. В этой стране и так не все идет гладко, а вскоре она и вовсе может исчезнуть с карты мира, как исчезали до нее сотни и сотни стран. Дело в том, что в соседней стране родился король, который может — и хочет — ее уничтожить. А ведь это совсем неплохая страна. Там живут разные люди. Есть среди них хорошие, есть плохие, но все они ничуть не хуже тех, что хотят их гибели. Я сделаю так, что вы попадете туда в нужное время, получите трон и сумеете ее защитить.

— А потом?

— Что угодно, — пожал он плечами, — правьте на здоровье. Хоть коммунизм стройте, хоть феодализм, хоть орден монашествующей общины.

— А вам-то это зачем?

— Это уже мое дело. Хотя… Мы с вами будем встречаться, и если вы захотите, то позже я объясню, почему не хочу ее гибели. Обещаю не вмешиваться в ваше правление и ни на что не влиять.

— Ничего не понимаю, — признался я.

— И не надо. Сейчас от вас требуется только одно: согласиться или отказаться. Откажитесь — я верну вас домой… правда, вас там ждет тюремный срок, но принципы того стоят. Согласитесь — и я гарантирую, что вы будете править столько, сколько сочтете нужным, а на земле пройдет не более пятнадцати лет — именно такой срок вы должны получить (я умею просчитывать возможные реальности).

— А после… истечения контракта?

— Верну вас обратно. И даже… Да, пожалуй, я даже позволю увезти вам из той страны одну вещь. Любую, в качестве моей личной благодарности. Все, что захотите — слиток золота с телегу величиной, алмаз, антиквариат… Но только одну вещь. В порядке исключения.

— И я попаду в ад?

— Помилуйте, с чего вдруг? Не грешите, не подличайте, соблюдайте свои заповеди, или что там у вас? Принципы? Я вас на свою сторону не тяну. Если только сами не захотите.

— Даже не знаю… Бред какой-то… Ну, предположим… Чисто гипотетически! Предположим, что я соглашусь. Мне ведь надо будет учить языки, обычаи…

— Это моя забота. Вы получите все необходимые навыки. И даже более того. Мир, в который я вас зову, жесток и дик. Современному человеку, даже так физически развитому, как вы, в этом мире попросту не выжить. А потому вы получите от меня в дар навыки владения всеми видами холодного оружия… И равного вам в этих навыках не будет… Даже не знаю, чем вас еще соблазнять… Что вы еще хотите?

— Проснуться от этого кошмара… Ладно, предположим, я согласен…

— По рукам! — его ладонь моментом оказалась в моей. — А теперь запоминайте. Ничему не удивляйтесь. Побольше молчите, хотя бы поначалу. Я там все уже подготовил… И — терпение. Остальное объясню позже. А пока — до встречи!

Он щелкнул пальцами, и невидимая сила бросила меня куда-то вниз, словно камешек с обрыва. Я хотел крикнуть, но это было уже невозможно. Хотел вздохнуть, но и это было выше моих сил. А потом наступила темнота…

Глава 2, в которой герой знакомится с королем Артуром и узнает, какой волшебный сосуд тот искал на Аввалоне

…То будет повесть бесчеловечных и кровавых дел, случайных кар, негаданных убийств, смертей, в нужде подстроенных лукавством, и, наконец, коварных козней, павших на головы зачинщиков… В. Шекспир

В чувство меня привел поток ледяной воды. Казалось, она лилась отовсюду: сверху, сбоку, даже снизу. Я захрипел, забился, отталкивая чьи-то руки, и открыл глаза.

Вокруг меня стояли люди. Странные люди. Полуголые, бородатые, одетые словно из фантазий безумного дизайнера, помешанного на старине и пиратских романах. Шкуры здесь чередовались с кожаными доспехами, а железные шлемы соседствовали с невероятными уборами из рогов и перьев.

— Что это с ним? — спросил кто-то.

— Припадок, — ответил другой голос. — Падучая.

— Сам ты падучая, — возразил третий. — Это же берсеркр. У них такое бывает. Священная ярость кличется. Если никого не убьют, могут и сами к праотцам отправиться. Мне дед рассказывал. Дар богов, как обычно, с доброй толикой проклятья.

— Но этот же не умер?

— Ну-у… Значит, особый берсеркр. Мерлин кого попало не приводит. С этим парнем нам никакая армия не страшна. Говорят, что он самый лучший воин на свете. Вот только обреченный.

— Как это?

— А ты сам у него спроси. Если отважишься. Мерлин так его называл: Лльюк Ллеминаук. По-уэльски значит — «обреченный». А на что обреченный, кому обреченный…

— Хватит языками чесать, — остановил их властный голос, и толпа почтительно расступилась, пропуская высокого рыжеволосого человека в зеленом, явно очень дорогом костюме. — Что здесь произошло?

— Мерлин привел этого парня, — пояснил широкоплечий крепыш с повязкой на левом глазу. — Попросил присмотреть — он словно во сне был… Как он сказал-то?

— Трансе, — подсказали из толпы.

— Во-во, в нем, а потом этот вдруг упал и началось… Пена изо рта, кричал по-звериному… Мы пытались удержать, да куда там — все равно что обвал руками останавливать. Вылили на него пару ведер воды, вроде как оклемался…

— Все на корабли, — скомандовал рыжеволосый. — Отплываем!

Воины кинулись врассыпную, а я, все еще дрожа словно от лихорадки, тяжело поднялся на ноги, поддерживаемый за плечо рыжеволосым.

— Как ты? — спросил он, и недовольства в его голосе было куда больше, чем заботы о моем здоровье.

— Терпимо… Кто ты?

— Артур, сын Утера Пендрагона. Твой король.

— У меня нет короля, — сразу расставил я акценты.

— Теперь есть, — отрезал он. — Следуй за мной.

Легко сказать… Я сделал шаг, другой, и замер, но уже от изумления. Мы стояли на берегу моря, а вокруг, насколько хватало глаз — корабли, корабли, корабли. Сотни, если не тысячи, небольшие, но крепкие, украшенные оскаленными мордами зверей и чудовищ, щетинящиеся поднятыми вверх веслами.

— Впечатляет? — усмехнулся моему удивлению Артур. — Это еще что… Добрая треть из них — парусные!

Он посмотрел на меня с таким превосходством, словно я должен был при этом сообщении тут же пасть к его ногам, наповал сраженный подобным величием.

— Ну и что? — пожал я плечами.

На его лице мелькнула тень досады.

— Ты же с равнины, — сказал он, словно это все объясняло. — Корабль построить нетрудно. Парус — вот главная ценность корабля. Его вяжут год, иногда — два…

— Вяжут? — переспросил я.

— Конечно, вяжут, как иначе? У меня этих парусов две с половиной сотни… Последний оплот падет и передо мной — весь мир, — чеканил он, широко шагая по каменистому берегу. — Проклятый Аввалон падет и… Ах, если б этот остров был обычным, я бы давно… Но теперь и ему не устоять… О, наконец-то!

Я проследил за его взглядом и увидел спешащего к нам старика с усами и бородой, заплетенными в косы, как у девушки. Из-под бесформенной серой хламиды выглядывали сапоги необычайно большого размера, а вместо посоха странный дед использовал небольшую, сильно изогнутую косу.

— Мерлин! — на лице короля появилось даже какое-то подобие улыбки, если, конечно, предположить, что этот обуянный жаждой завоеваний питекантроп вообще был способен улыбаться. — Мне сказали, что ты прибыл, и я поспешил навстречу…

— У тебя все готово, Артур? — скрипучим, словно несмазанная калитка, голосом спросил старик.

— Давно. Мы ждем тебя три дня. Время уходит. Погода благоприятная.

— Еще бы, — тонко усмехнулся старик. — Я уже утомился от этого однообразия: каждое утро, в семь часов — разгон облаков. Потом — подвиг…

От удивления я открыл рот. Старик незаметно подмигнул мне, и, чуть поклонившись, посоветовал королю:

— Тогда приказывайте бить гонг к отправке. Жертвы я принес… В семь вечера будем на Аввалоне.

— Все уже на кораблях. Скажу напутственное слово, и… Мы разорвем этот мир. И создадим заново! Другим! Новым! Моим!

— До основанья! — легко согласился старик. — А затем…

— Мы наш, мы новый мир построим, — автоматически продолжил я.

— Дикарь, а соображает, — захохотал король. — Надеюсь, Мерлин, ты в нем не ошибся. Слушай, как тебя там… Лльюк… Если ты приведешь нас к Аввалону, я сделаю тебя рыцарем. Старайся.

— Он постарается, — ответил за меня старик, и удовлетворенный, король пошел прочь.

— И что все это значит? — спросил я старика.

— Тот, кто пригласил тебя сюда, просил позаботиться о тебе. Ты держишься хорошо. Молодец. Доверься мне, и то, что тебе обещано, — исполнится.

— Странно: я слышал, что легендарный король Артур был весь из себя… христианин…

— Он и есть христианин. Просто представь, какой сейчас век на дворе. У него тринадцать королевств, и боʹльшая часть — языческие… К тому же, у него свое представление о христианстве… Вселенские соборы еще не ведут здесь разъяснительную работу о лжи и истине. Каждый верит, во что горазд.

— А ты, значит, тот самый Мерлин? Колдун?

— У вас, Максим, до восемнадцатого века всех, кто за рамки повседневности выходит, колдунами считают. Я куда больше… как там? «Часть той силы, что вечно хочет зла, но вечно совершает благо»…

— Откуда ты все это знаешь?

— Я бывал во многих мирах. В вашем — тоже. Мне он не понравился.

— Ты не единственный… Что должен делать я?

— Пока, преимущественно, помалкивать. Время перемен уже вошло в этот мир. Вошло с тобой, Обреченный… Но поторопимся. Короли не любят ждать…

Шум тысяч голосов разом стих, и, казалось, даже шум прибоя стал тише, когда массивная фигура короля показалась на носу корабля. Сейчас Артур выглядел настоящим королем. Удивительной красоты кольчуга, широкий ярко-зеленый плащ с вышитыми золотом тринадцатью золотыми коронами, рыжие локоны перехвачены сияющим на солнце обручем.

— Дети мои! — его голос прокатился над волнами. — Многие из вас помнят, как много лет назад я поклялся объединить Британию. Я сдержал слово. Из десятков крохотных княжеств, королевств и племен я соткал сильное и славное государство, способное защитить себя от любых вторжений и обеспечить своим жителям покой и процветание. Теперь мы стоим у порога новых свершений. Я обещаю вам, что когда мы переступим этот порог, остановить нас не сможет уже ничто. Мир покорится нам. Само слово «бритты» будет вселять священный ужас и восторг. Мир изменится навсегда. Он будет единым. Я сделаю то, что не успел Искандер Двурогий. Мы будем хозяевами нового мира. Вы верите мне?

— Да!

— Вы пойдете за мной?

— Да!!

— Вы будете со мной до конца?!

— Да!!!

— Как все знакомо, — проворчал я себе под нос. — Красивые слова, красивые обещания. Никто не хочет сказать просто: «Давайте грабить и убивать, потому что мы — лучшие и вообще богоизбранные». Обязательно надо добавить пару слов о несовершенстве этого мира и величии будущего. Наверное, за него Мерлин речь писал. Сам бы вряд ли додумался… Неандерталец!

Сплюнув, я отошел в сторону. Мне надо было разобраться в той сумятице, что царила в моей голове. С одной стороны, все происходящее я воспринял достаточно спокойно и даже с некоторым предвкушением Большого Приключения. Но, с другой стороны, понемногу возникало предчувствие Большой Проблемы. Если есть Дьявол, значит, есть и Бог. И все церковные байки на поверку оказались не таким уж и бредом. Но самое поганое в этой истории то, что я, кажется, свел компанию совсем не с той стороной, о которой говорят с уважением и благолепием… А король этот мне определенно не нравился. Даже Люцифер, и тот симпатичней, чем этот рыжий дуболом… Ах, если бы наоборот…

Поглощенный своими мыслями, я пропустил момент отплытия, подмечая лишь царящую вокруг суету. Очнулся, лишь когда кто-то робко прикоснулся к моей руке.

— Простите, господин, что отвлекаю вас от созерцания, но мне приказали…

Я посмотрел на щупленького человечка с ошейником раба, согнувшегося в три погибели у моих ног и явственно трясущегося от страха. Стоящие в отдалении воины с любопытством наблюдали за нами.

— Простите, господин, — бормотал бедняга. — Воины приглашают тебя разделить с ними трапезу. Сам Тальесин будет петь свои баллады… Прости, что отвлек от мыслей…

— Ничего, ничего, — нарочито громко сказал я. — Ты поступил правильно. Ты смелый человек… Как тебя?

— Меня зовут Иуда, господин. Я — раб и сын раба.

— Ты не побоялся потревожить берсеркра, в отличие от пославших тебя, — я еще немного повысил голос. — Боятся все… но не все преодолевают свой страх даже по приказу…

Я подошел к ожидавшим меня воинам и, чуть склонив голову, сказал:

— Благодарю за приглашение… Кстати, чей это раб?

— Мой, — выступил вперед толстяк с обвисшим аж до колен пузом. — Я — сэр Уриен из Горы.

— Продайте раба, — нагло глядя ему в глаза, предложил я. — Этот парень мне пришелся по душе.

— Чем же?!

— Вряд ли поймете… Скажем так: имя у него забавное.

— А-а… Ну, даже не знаю… Это очень, очень хороший раб. Он мне прямо как родной. Еще мой отец его отца порол… А может и не его, не помню, но раб хороший… Дорого стоит.

— А вот с этим у меня проблема, — сказал я. — Денег у меня нет. Ничего ценного нет. А раб нужен. Продайте. Очень вас прошу…

И положил руку ему на плечо. Толстяк пискнул, с трудом освобождаясь, словно из-под упавшего на него шкафа и, потирая плечо, оглянулся на своих товарищей. Он был не лучше и не хуже их, просто ему не повезло — мне нужен был козел отпущения для показательной порки и завоевания статуса. С волками жить…

Друзья сэра Уриена, кажется, это понимали и с безразличным видом смотрели на проплывающие по небу облака. Толстяк покраснел и покачал головой:

— Раб мой. Вы, сэр, или как вас там, говорите не с пугливым крестьянином, отдающим свое добро по первому требованию сильного, а с потомственным…

Мне надоело слушать этот бред (сказать по совести, это была чистая правда, но иной раз правда так субъективна…). Я попросту взял одной рукой бедолагу за шиворот, а второй — за штаны и выбросил за борт и с вызовом посмотрел на приближающегося ко мне Мерлина. Чуть позади семенил низкорослый горбун со злым и хитрым лицом человека, измученного (или наслаждающегося) всеми пороками одновременно.

— Максим, Максим, — укорил меня колдун. — Ну что за детский сад? Сказали бы мне, я купил бы вам этого раба.

— Не в этом дело…

— Понимаю. Тебе не нравится Артур и ты перенес свою неприязнь на его вассалов. У тебя очень хорошая интуиция, но все же не стоило… Рано. Не стыдно?

Рабы вытащили и растерли сухой тканью стучащего зубами Уриена. Мерлин о чем-то коротко переговорил с ним, вложив в руку слишком увесистый, по моему мнению, кожаный мешочек, и находящиеся на палубе, сделав вид, что инцидент исчерпан, продолжили прерванную моей выходкой программу вечера. В круг, образованный рассевшимися на палубе людьми, вступил горбун. Поклонился на все четыре стороны и вдруг прямо из воздуха выхватил необычайный инструмент, сильно напоминающий древнерусские гусли.

— Просим тебя, великий Тальесин! — закричали собравшиеся. — Просим тебя, великий бард! Спой нам о прекрасных девах и мужественных воинах! Расскажи о жутких заморских чудовищах!

— Я расскажу вам о подвигах короля Артура, — почему-то глядя на меня, сообщил горбун, и я понял, для кого предназначался этот «концерт по заявкам». Я пожал плечами и отвернулся.

— …Много лет назад, когда Британия раздиралась бесконечными войнами между властолюбивыми лордами, а из-за моря ей угрожали орды жестоких саксов, когда гордый Рим разжал щупальца власти и оставил страну на радость полудиким племенам, когда умерла последняя надежда на порядок и милосердие, родился великий король Утер, прозванный Пендрагоном за разукрашенные драконами доспехи. Это был великий и мудрый король, задумавший собрать раздробленную страну в единое целое. Он велел изготовить круглый стол для бесед со своими соратниками, и за этим столом никто не сидел во главе угла. Здесь не имели значения древность рода или количество золота, а ценились лишь отвага, мудрость и опыт. Утер… Его силы казались бесконечными, но он направил их туда, где сила вовсе не имеет значения, даже если это сила богов. Женщины… Вечная награда и вечное проклятие. Если они любят, то счастье находит тебя даже среди нищеты и болезни, если же нет… Деньги и сила здесь бесполезны… Утер влюбился. Влюбился так, как не любил даже пылким юношей. Прекрасная, как заря, рыжеволосая леди Игрейна, герцогиня Горлуа, из Корнуэла. Она была женой вассала короля и любила своего супруга. Страсть заменила королю разум. Он забросил дела, забыл о своих великих начинаниях и, скорее всего, попросту умер бы, если б не вмешательство Мерлина. Излечить эту болезнь не может даже самый великий маг, ибо она поражает душу и, изымая любовь, лишаешь человека самой души. Но маг умел говорить со звездами и они открыли ему, что неисполненное Утером может завершить его сын, рожденный от леди Игрейны… И Утер отправил герцога в далекий поход, а сам, скрытый под его личиной, которую надел на него Мерлин, вошел в спальню леди Игрейны… Так появился на свет Артур. Герцог был убит в этом походе. Где и кем — не важно, как не важна и судьба самой леди Игрейны и даже судьба злосчастного Утера. Они отыграли свои роли в этой истории и больше нам не интересны. Тот, кто мог стать Героем, стал лишь фоном для выхода на свет Героя Истинного… Однажды безлунной ночью загадочная тень проскользнула в ворота древней крепости Тинтагиль. Стража не видела этого человека, даже когда он проходил в шаге от них. Не видели его слуги. Не видели леди Игрейна и кормилицы… Через несколько минут тень покинула замок, унося сверток с крепко спящим младенцем… Я не знаю, зачем Мерлин сделал это. Он никогда не отвечает на вопросы. Но Мерлин ничего не делает зря, и в тот раз он наверняка отвел опасность, угрожавшую Артуру, как отводил ее позже десятки и сотни раз… Прошли годы, король Утер умер, не оставив потомства. Были три дочери у леди Игрейны, но они не имели никаких прав на престол. Зато как они были красивы!.. Но не только красота прославила их на все века. Видимо, чувствуя свою вину перед их матерью, Мерлин щедро одарил ее дочерей магическими способностями… Многие из вас видели при дворе прекрасных, словно феи, юных герцогинь Моргану, Моргаузу и Элейну… После смерти Утера страна вновь расползлась на крохотные кусочки, словно ветхое одеяло. Каждый тянул его на себя и страна рассыпалась на глазах. И тогда вновь, словно ниоткуда, возник Мерлин. Он пришел к епископу Кентерберийскому и они решили устроить в Лондоне соревнования по избранию на престол единого короля. После утренней службы, выходя из церкви, все приглашенные вынуждены были наступать на положенный у порога священный камень Лиа Фейл — камень судьбы. Когда его касалась нога истинного владыки, камень издавал протяжный свист…

— А я слышал, что Артур вытащил меч из этого камня, — подал голос какой-то верзила в кожаной куртке.

— Глоф, — вздохнул бард, — еще раз перебьешь доброго сказателя, и он тебе ноги выдернет, а весла вставит… Формы в камнях выдалбливают, используя для отливки дешевых мечей, дикие пикты. Если какой-то дурень вроде тебя и видел торчащий из камня меч, то к волшебству это не имеет никакого отношения. Мерлин же использовал древнюю магию, поставив всех перед уже свершившимся фактом. Но даже этот древний обычай убедил далеко не всех. Многие из вас еще помнят восстание неистового Лота Лотианского, объявившего Артура самозванцем, не имеющим права на престол, и собравшего под свои знамена великое войско… Если б не Мерлин… А вот меч у Артура и впрямь уникальный. Откуда он — мне неизвестно. То ли Дева Озера поднесла, то ли эльфы сковали, но сам Великий Мерлин три месяца на него чары наводил, и теперь этот меч делает хозяина непобедимым, а ножны — исцеляют от любых ран. С таким королем мы можем покорить весь мир. Осталось только одолеть Аввалон, разрушить Волчий Замок — и мир ляжет нам под ноги! Так, Мерлин?

— Так, — подтвердил колдун. — Главное — уничтожить Волшебный Сосуд. Если Артур сумеет это сделать — станет властелином мира, и мир изменится… Если падет Остров Яблонь…

— Нас шесть тысяч, с нами Мерлин и Артур, кто остановит нас?! — послышались крики.

Мерлин протянул вперед руку, и мы обернулись, следя за указующим перстом. На горизонте клубились странные облака, словно удерживаемые на месте какой-то невидимой силой.

— Аввалон, — сказал Мерлин.

Днища кораблей зашуршали о морской песок. Дюжие воины уже спрыгивали в прибрежные волны, хватали сброшенные канаты, вытаскивали суда на мель, а я все еще стоял на палубе, не в силах смириться с реальностью происходящего.

— Привыкнешь, — раздался сзади скрипучий голос Мерлина. — Так всегда бывает. В другую страну приезжаешь, и то первый день ходишь, как во сне. А тут — другой мир…

— А может, я все же просто сошел с ума, и все это мне только кажется?

— Думай что хочешь, — пожал плечами Мерлин. — Главное — делай, что должен. Эй, ты, — окликнул он мнущегося неподалеку Иуду. — Под первой скамьей гребцов лежит большой сверток. Принеси его.

Слуга исполнил приказ и Мерлин вынул из рогожи огромный, явно очень тяжелый меч:

— Это — тебе. На первое время. Потом подберешь, что получше.

— Тоже волшебный? — кивнул я на меч.

— Тебе не нужно волшебство. Тебе дан дар самого совершенного бойца на свете. Ни до тебя, ни после тебя не будет человека, одаренного такими способностями.

— Я никогда не учился фехтованию…

— Твое тело сделает все само, просто доверься ему. И вот что еще… Поверь: несмотря ни на что, Артур — достойный соперник. Он станет великим. Так предначертано.

— Быдло он, — с чувством сказал я. — Хам и быдло.

— Не торопись судить. Это только начало его пути. Судить нас будут в конце. И совсем другие… Пойдем, Максим…

Второй час мы поднимались в горы. Не давая воинам передышки, Артур разделил их на два войска, отправив одно, во главе с седобородым воином по имени Кинвал, завоевывать северную часть острова, а сам, во главе второго, ринулся в горы. Странно, но остров казался пустынным. Я не слышал даже пения птиц, не видел ни единой мыши, промелькнувшей в редкой траве. Казалось, даже растения затаились при нашем вторжении. Я шел в самом конце войска, рядом с угрюмо молчащим Мерлином. В двух шагах позади, поминутно пугливо озираясь, тащился Иуда.

— Кстати, ты можешь уйти, — разрешил я ему. — Ты свободен. Я отпускаю тебя.

— Нет, господин! Прошу вас! — взмолился он. — Позвольте мне остаться. Я… Я лучше с вами…

— Ты все время торопишься, Обреченный, — покачал головой Мерлин. — В этом мире другие правила. Скоро тебе потребуется много слуг. Не друзей, не соратников. Слуг! А этот не из худших — поверь, я разбираюсь в людях…

Становилось все холоднее. Далеко впереди, в самом начале цепочки из растянувшегося отряда послышались какие-то крики, приказы. Похоже, мы приближались к цели.

— Волчьи Ворота, — подтвердил мою догадку Мерлин. — Иногда его называют Волчий замок. Приготовься. Скоро начнется.

— Он что, сразу пойдет на штурм?! Без подготовки?!

— Им нельзя давать время, — сказал Мерлин. — Они и так оповещены о нашем прибытии. Ты видел кого-нибудь на дороге? А ведь это весьма населенный остров. Затянем со штурмом — и засядем здесь на недели… А то и на месяцы. Замок, по сути, неприступен, и взять его можешь только ты.

— Как?

— Не знаю, — признался Мерлин. — Знаю только, что ты как-то связан с этим местом. Без тебя мы даже не смогли бы попасть сюда. Просто не нашли бы остров — и все. То же и с замком. Войти в него сможешь только ты. Говорят, что где-то в замке есть портал, через который можно попасть прямо в Британию. Но только с разрешения Владыки Замка. Так что не исключено, что обратная дорога будет короче.

— А что это за волшебный сосуд, который так хочет уничтожить Артур?

— Ты опять торопишься, — покачал головой Мерлин. — Пока что тебе нужно просто открыть ворота и впустить нас в замок… А вот и он…

Сзади изумленно ахнул Иуда. И было от чего придти в изумление. Огромные черные стены взлетали под самые облака, поражая своей неземной мощью. Никто из живущих на этой планете ни в мое, ни в это время попросту не был способен построить нечто подобное. На вид стены казались отлитыми из темно-синего сплава, монолитными, без единого стыка, и гладкими, словно стекло. Дорога упиралась в огромные двустворчатые ворота, также отлитые из черного металла и практически сливающиеся со стеной.

Немыслимая громада среди скал, и… тишина. Три тысячи воинов стояли в оцепенении, задрав головы вверх, и не могли произнести ни слова. Первым подал голос Артур:

— Это будет достойный подвиг, рыцари! Нет славы в захвате города без стен, без крепости или без защитников.

По рядам прокатился одобряющий гул.

— Предначертанное свершится! — повысил голос Артур. — За этими стенами нас ждет весь мир! Нас ждет слава в веках! А кому и этого мало… для тех найдутся бабы и вино! Вы подарите мне победу, а я подарю вам этот город! Со всем, что в нем есть!

Войско загудело еще громче, послышались радостные выкрики.

— Мы — здесь, и мы не уйдем, пока не получим то, за чем пришли! — Артур уже кричал, заводя и себя и войско. — Эй, вы, там, за стенами! Вы слышите меня?! Даю вам пять минут на то, чтобы открыть ворота и сохранить себе жизнь! Если же нет… Клянусь, что не оставлю в живых никого! Даже кошки и собаки будут развешены вдоль этих стен! Вы знаете меня — я выполняю свои клятвы!

— Мы не звали вас! — раздался откуда-то сверху приглушенный расстоянием голос. — Уходите и останетесь целы! Вам никогда не одолеть этих стен! Это говорю тебя я, Ромул, правитель Аввалона!

— Это был твой выбор, Ромул! — ответил Артур и повернулся к Мерлину: — Открывай!

Мерлин слегка подтолкнул меня в спину:

— Давай!

— Как?!

— Просто подойди и толкни.

Я пожал плечами, но все же выполнил глупую просьбу. Многотонные ворота вряд ли способны были открыть и прямые попадания баллистических ракет, но если им так хочется…

Створки распахнулись, словно снабженные фотоэлементами. Я не успел даже удивиться, а мимо меня уже проносились со звериным рычанием воины, где-то впереди зазвенело железо, послышались крики раненных и умирающих. Опомнившись, я шагнул вперед, но Мерлин удержал меня за рукав:

— Не время. Того, что там творится, тебе лучше не видеть. Много столетий эти ворота открывались только по приказу Ромула, и все были уверены, что кроме него они не подчинятся никому. Они почти не готовились к осаде. Сейчас там идет настоящая резня. Позже — привыкнешь, а сейчас не стоит и смотреть… А вот Ромула они зря убили, — поморщился он, вглядываясь в бойню за воротами. — Я хотел бы потолковать со стариком… Что делать: он стал излишне самоуверен, слишком полагаясь на защиту стены. Странный парадокс, да? Когда-то он погубил родного брата за то, что тот перешагнул стену, а теперь стена убила его…

— Какая знакомая история, — удивился я. — Неужели…

— Да, это и есть великий Ромул, основатель Рима. Он загадочно исчез из Вечного Города за много столетий до твоего рождения. Кто-то говорил, что жрецы убили его в храме, а куски тела тайно вынесли под плащами за пределы города, кто-то утверждал, что он вознесся к богам, а его попросту пригласили сюда… Он — лучший в мире создатель городов и потому получил приглашение несколько продлить свои бренные дни…

— Прирожденный архитектор?

— Нет. Архитектор, конечно, тоже, но суть в ином. Это и интуиция, позволяющая выбрать место, это и своевременность, это и удачливость, организаторские, и даже коммерческие особенности… Такие люди легендарны: не зря же говорят — один на миллион. Жаль, что по Дороге Сновидений можно переносить таких людей лишь в места мистические, скрытые от глаз простых людей…

— Почему?

— Дорога Сновидений… Она несколько выбивается из обычного построения мира. Бог — Творец, а тот, кто пригласил вас сюда — Мастер. Разница существенная. Придумать «с нуля» — или копировать, совершенствовать… Видите ли, Максим, дело в том, что в этих «копиях» миров, созданных вашим нанимателем, попросту нет Бога.

— Это — ад?!

— Да, — просто ответил Мерлин. — Никаких сковородок, кипящих котлов и прочей инквизиторской атрибутики. Просто здесь нет Бога. Вот и все.

— А что же есть?

— Закон. Порядок. Эволюция. Свобода. Демократия. Все что угодно. Нет только Бога.

— Не вижу разницы, — признался я.

— Да?! Тогда вы ее прочувствуете. Здесь «ты можешь лгать и можешь блудить и друзей предавать гуртом» — помните, как у Галича?

— «А то, что потом придется платить, так ведь это, пойми, потом», — кивнул я. — Ну и что? У нас так же…

Мерлин выразительно посмотрел на меня, но сам отвечать не стал, ограничившись советом:

— Спроси у своего шефа сам. Тебе он, может быть, и ответит… В любом случае, этот город построил лучший из лучших, а теперь настало время для правления… тоже далеко не последнего короля во Вселенной… Я не знаю, что бы ты смог сделать там, у себя, но здесь ты нужен своему нанимателю. Знал бы ты, Максим, сколько миллионеров и могучих владык, призванных на службу нашему общему знакомому, должны были всего лишь…

Закончить он не успел — к нам уже бежал какой-то воин, горланя еще издалека:

— Быстрей! Вас зовет Артур! Нужна ваша помощь!

— Что ж, — кивнул Мерлин, — вот твое время и настало… Идем… Ну-ну-ну! — прикрикнул он на меня, когда мы вошли в распахнутые ворота. — Держи себя в руках! Ты же мужчина! Воин!

Я автоматически кивнул, судорожно пытаясь унять рвотные позывы при виде разрубленных и обезображенных тел.

— К этому быстро привыкаешь, — вздохнул Мерлин, безразлично переступая через куски человеческих тел, разбросанных по полю.

А поле было огромно. И на его краю, нависая над пропастью, стоял огромный, словно отлитый из того же странного материала, что и стена, черный замок. Перед окружавшим его рвом бесновалось многотысячное войско Артура.

— Успели ворота поднять, — сказал Мерлин. — Плохо бегают, теперь будут лазить. И падать… Эй, в замке! Я — Мерлин. Хочу говорить с тем, кто остался у вас за старшего.

В окне угловой башни показался широкоплечий человек в посеребренных доспехах.

— Я — сэр Хотспер, — назвался он. — После смерти Ромула я принял крепость под свою защиту. Власть, также как и королевские регалии, по-прежнему остаются у девы Гайи.

— Сэр Хотспер, я бы не хотел умножать прискорбный список загубленных понапрасну жизней, — крикнул Мерлин. — Мы все равно захватим замок. Пророчество исполнится. Сдавайтесь сразу. Король Артур обещает сохранить вам жизнь.

— Мы наслышаны о милосердии короля Артура, — с непонятным для меня ожесточением отозвался рыцарь. — Как и о его нравах. Жизнь под его рукой хуже смерти.

— Вы можете уехать на все четыре стороны, с оружием и доспехами. Это — великодушное предложение. Соглашайтесь.

— Все? — уточнил сэр Хотспер. — Все, до последнего человека?

— Все. Кроме… одного человека, — с небольшой заминкой ответил Мерлин. — Вы знаете, о ком идет речь.

— Это невозможно, — твердо ответил рыцарь. — Мы не можем предать доверившихся нам.

— Тогда вы погибните. Не полагайтесь на крепость и ее стены. Эта надежда уже подвела вас однажды. Пророчество сбудется. Артур войдет в Аввалон. Рядом со мной ключ ко всему острову, — он положил мне на плечо костлявую руку. — Это — Лльюк Лламенаук.

Даже отсюда было слышно, как ахнули на стенах. Рыцарь долго не отвечал, потом вздохнул:

— Я все сказал, волшебник. Мне нечего добавить.

— Смешно уговаривать сдаться обреченных на поражение самой судьбой, — усмехнулся Мерлин в усы. — Вы погибнете. Какой в этом смысл?

— Мы погибнем так, что это поражение запомнится надолго.

— Тогда… Может быть, мы решим дело поединком? Вы выставите бойца со своей стороны, мы — со своей, и кто победит, тот и получит весь город.

— И, разумеется, за вас выступит, — он насмешливо покосился на меня, — боец, которого невозможно победить? Нет, это предложение… Подождите…

Кто-то настойчиво оттянул его от окна. Мерлин терпеливо ждал. Спустя долгих десять минут сэр Хотспер появился вновь.

— Мы принимаем ваше предложение, — мрачно сказал он. — От нас на поединок выйдет сэр Гвейр.

— Хорошо, — просто ответил Мерлин. — Мы ждем.

Мы отошли на середину поля.

— Вот так все просто, — сказал мне Мерлин. — Вы убьете его, и мы получим замок. Артур устранит последнюю преграду, и через несколько лет у мира будет один хозяин. Решительный и властный. К тому же — христианин.

— А вам-то что за интерес? Вы же служите… другим богам.

— Интерес есть, — заверил Мерлин. — Мне нужно куда больше, чем этот мир… А вот и ваш противник, Максим. Не подведите нас, Обреченный…

Ворота заскрежетали, опускаясь, и на поле вышел огромного роста воин, облаченный в медные римские доспехи. Короткий меч, небольшой круглый щит, босые ступни ног — я презрительно поморщился, а за моей спиной ободряюще взревели тысячи глоток…

Странно, но он словно и не горел желанием биться со мной насмерть. При моем приближении пошел вбок, уводя меня за собой по кругу, и вдруг жарко зашептал:

— Сэр, вы допускаете ужаснейшую ошибку! Умоляю вас, выслушайте меня! Ваш король — безжалостный детоубийца, его проклянут в веках… Сэр! Без вас они не смогут захватить замок… Я умоляю вас!.. Я никогда никого ни о чем не просил…

Я посмотрел ему в лицо. Похоже, он говорил правду. Или верил в то, что говорил…

— Он задумал страшное преступление, вы помогаете воплощению зла… Если Артур захватит Аввалон… Захватит мир… Лучше бы миру погибнуть сразу…

Войско Артура уже не орало ободряюще. То там, то здесь слышались насмешки, недоуменные выкрики.

— Вы можете отказаться принимать участие в этом преступлении? — умоляюще спросил он. — Заклинаю вас! Вы же не из вассалов Артура!

— Увы, — ответил я, — не могу. Я…

— Тогда пусть моя смерть послужит вам доказательством моей правоты! Просто помните о том, что я вам сказал…

Одним прыжком он оказался возле меня, с неимоверной быстротой выбрасывая меч в мою сторону…

И за моей спиной, и на стенах замка разом стихли крики. Поддерживая грузно оседающее на землю тело, я вынул клинок из его бока. Меч рассек медные доспехи, словно картон.

— Помните, — прохрипел он. — Не о себе молю… не дайте их в обиду… Ребенок… прошу…

Он дернулся и замер. Подошедший Мерлин одобрительно покряхтел, разглядывая тело, и махнул рукой застывшему в бойнице Хотсперу:

— Все! Бой окончен! Сдавайте замок.

— Я дал слово, — медленно, словно во сне, произнес Хотспер. — Я сдержу его… Но вам придется убить меня, потому что я встану в воротах сам…

— Хорошо, хорошо, — поторопил его чародей. — Только побыстрее.

Бледный до синевы Хотспер спустился вниз и встал в воротах, держа в одной руке огромный ключ, а в другой — обнаженный меч.

— Не люблю идеалистов, — поморщился Мерлин. — Все у них как-то… не по-людски. Убивать жалко… Ладно, сделаем так…

Он резко выбросил вперед правую руку с зажатой в ней косой и стоящий в двадцати метрах от него рыцарь рухнул, как подкошенный. Подковыляв, Мерлин оттащил в сторону бесчувственное тело и махнул рукой топтавшимся в нетерпении воинам:

— Чего ждем? И так все за вас сделали. Или хотите, чтоб вас в замок на руках вносили?

Толпа взорвалась радостными воплями. С алчностью волков, набрасывающихся на загнанную в угол лань, многотысячная толпа хлынула в замок.

Артур подошел не торопясь. Одобрительно опустил тяжелую руку мне на плечо:

— Молодец! Я боялся оставить под этими стенами большую часть войска… Жаль только, что об этой победе не будут слагать легенд… Слишком легко досталась…

— Ты бы хотел подвиг? — с плохо скрываемым ехидством спросил Мерлин. — И жертв побольше… Да?

— Только о таких подвигах и слагают легенды, — невозмутимо ответил Артур. — Ничего, все впереди. Теперь мне уже никто не помешает…

— Это — твоя главная ошибка, — вздохнул Мерлин. — Ты все время пытаешься изменить судьбу… Да, ты — избранный… Как и я, и Лльюк, как и каждый из людей… Но есть нечто большее твоего понимания…

— Ерунда! — рявкнул Артур. — Ты твердил, что мне никогда не взять Аввалон. Говорил, что обманываешь воинов выдуманными пророчествами. Говорил, что мне суждено править Британией и в ней же умереть… И что?! Всё в моих руках!.. С Божьей помощью, — помедлив, добавил он, неуклюже крестясь на изображение Девы Марии, грубо выбитое на щите. — Ты, Лльюк, пойдешь со мной. Надо доделать кое-какие дела. Исправим одну ошибку, а потом я награжу тебя по-царски, воин.

— Волшебный сосуд, — усмехнулся в бороду Мерлин.

Артур ожег его полным ярости взглядом. Мерлин умоляюще вскинул руки:

— Молчу, молчу… Даже с вами не пойду… Лльюк, слугу не забудь — прирежут в суматохе…

Я оглянулся на топтавшегося неподалеку Иуду и, жестом приказав следовать за мной, в свою очередь поторопился догнать уходящего широкими шагами Артура.

В замке уже вовсю развлекались победители. Где-то слышались истошные женские вопли, повсюду валялись тела в изрубленных рыцарских доспехах, кто-то уже выкатывал из подвалов бочонки с вином. Как-то не так я представлял себе участь «сдавшихся на милость победителя»…

Король вытащил из-за какой-то портьеры трясущегося от страха человека, одной рукой приподнял над полом, брезгливо морщась, процедил:

— Где она?

— К-кто?!.

— Убью, собака!

— Гостья? — затрясся человечек. — Я покажу… Здесь… Рядом… Пощадите…

— Веди!

По узкой лестнице мы поднялись на второй этаж, невольный проводник ткнул пальцем в одну из дверей и упал на колени, полубезумный от страха. Но Артур уже не обращал на него внимания. Одним ударом ноги он выбил тяжелую, обитую железом дверь и вошел внутрь.

На всякий случай обнажив меч, я последовал за ним. Это был довольно просторный зал с куполообразным потолком. Возле затухающего камина жались друг к дружке три испуганные девушки. Их яркая, даже какая-то вызывающая красота поразила меня. Медно-рыжие локоны, изумрудные глаза, изящные фигуры… Они словно придали очертания этому расплывающемуся бреду, окружавшему меня. Не знаю, как правильно сказать, но они словно были единственной реальностью посреди этого кошмарного сна. Я невольно шагнул к ним, но тут зазвучал голос Артура, тяжелой ненавистью прокатившийся под сводами зала:

— Попытка не удалась?! Я же обещал, что достану вас даже со дна морского! Вы забыли: я всегда держу слово!.

Младшая — почти ребенок — бросилась ему в ноги:

— Пощади, брат!

— Брат?! — густые брови короля сошлись над переносицей. — Вы — колдуньи и порождение зла! Единственное, что я могу позволить себе сделать для вас, ведьмы, это дать время для последней молитвы, дабы спасти ваши грешные души… Молитесь и кайтесь — я не стану ждать долго!

Старшая из девушек (только сейчас я увидел, что она находится на последних сроках беременности), шагнула вперед, изумрудные глаза пылали ненавистью:

— Жалкая мразь! Ты смел только с женщинами! Ах, почему я не мужчина! С каким удовольствием я срубила бы твою ненавистную башку!

— Вряд ли, Моргауза, — усмехнулся Артур, неторопливо вытаскивая из ножен меч. — Это — Экскалибур! Против него не устоит ни один воин… Да и ты не воин, и даже не женщина… Ты — ведьма!

— Ты унизил меня, изнасиловал, хотел убить, и теперь называешь меня ведьмой?! — крикнула она в лицо королю. — Я ношу твоего ребенка, ублюдок!

— Кто?! — от ярости лицо Артура стало красным, как перезревший помидор. — Как ты меня назвала?!

— Ублюдок! — крикнула Моргауза яростно. — И не повторяй сказок Мерлина о моей матери!

— Сдохни, ведьма! — взревел король и, широко замахнувшись мечом, бросился на нее. Лезвие полыхнуло отблесками пробившегося в окно солнца, описало полукруг, и… Остановилось в каких-то сантиметрах от шеи рыжеволосой бунтарки.

Я сам не понял, когда и как оказался рядом и почему моя рука намертво вцепилась в широкую волосатую длань короля, не давая завершить удар. Но Артур был ошеломлен куда больше меня.

— Ты… Ты что делаешь, сопляк?! — даже без гнева, с одним искренним изумлением, спросил он. — Отпусти руку! Вон отсюда, щенок!

— Я, конечно, прошу прощения… Ваше величество, но… Мне кажется, здесь происходит что-то… Что-то не то.

— Вон! — взревел Артур. — Четвертую! На кол посажу, раб!

Он судорожно дергался, тщетно пытаясь освободиться из моих пальцев, но я держал его крепко.

— Благородный рыцарь, спасите нас! — младшая сестра оправилась от изумления первой. — Мы ни в чем не виноваты! Мы просто хотели жить…

— Убей его, рыцарь! — взмолилась та, которую Артур называл Моргаузой. — Убей, и я навсегда останусь твоей должницей!

Я отпустил короля, оттолкнув от себя.

— Ты умрешь! — холодно сказал Артур. — И умрешь мучительно. Сначала я отрублю тебе руку, которой ты посмел коснуться меня. Потом отрублю…

— Для тебя не будет «потом», — перебил его я. — Я не такой кровожадный, как ты. Я тебя просто убью.

С утробным ревом король бросился на меня. Легко отбив удар, я стремительно нанес ответный… Железо скрипнуло о железо. Кажется, король был ошеломлен не менее моего. Еще выпад, и опять впустую. Артур мастерски провел целую серию — я отбил их все, даже не сосредотачиваясь. Дело принимало интересный оборот. Я вспомнил, что´ говорил на корабле бард о волшебном мече короля, который бьется словно сам по себе, не зная поражений, и ножнах, исцеляющих любую рану… Итак, меч, не знающий поражений, и боец, равного которому нет на земле… Вы бы на кого поставили?

Мы кружили по комнате, молча нанося и отражая удары. По вискам короля крупными каплями стекал пот — видимо, меч все же требовал от него некоторых усилий. Я пока не чувствовал усталости, и это слегка обнадеживало. Девушки, поначалу замершие в испуге, потихоньку оживали, ободренные появившейся надеждой. Моргауза даже умудрилась запустить в короля тяжелым канделябром (он не пролетел и трех шагов, но, как известно, доброе слово и кошке приятно).

Артур решил переменить тактику. Отскочив назад, он повыше вскинул щит и крикнул:

— Они околдовали тебя! Но лик Мадонны снимет чары! Ты не поднимешь меч на Божью Матерь!

— Всегда женщин под удар подставляешь?! — парировал я. — Но тут тебе не повезло: я — атеист! — и одним ударом развалил окованный медью щит надвое.

Рука короля бессильно повисла, но пальцы привычно нашарили ножны, и, яростно сопя, он снова встал напротив меня — грозный, умелый боец, даже пот пропал, словно ножны сняли заодно и усталость…

Схватка затягивалась. С минуты на минуту, привлеченные звоном мечей, в зал могли ворваться воины Артура, и я бросился на короля с удвоенной энергией. Он пятился, ловко отражая удары. Не глядя, спиной, проскользнул в дверь, стал отступать по лестнице.

«К своим уводит, — догадался я. — Плохо… Ох, как плохо!»

Разграбление замка шло полным ходом. То тут, то там встречались бородатые запыхавшиеся воины, волокущие куда-то узлы с барахлом, оружие, утварь. Увидев нас, они замирали, как вкопанные, не в силах поверить собственным глазам. В их сознании попросту не укладывалось, что на непобедимого Артура кто-то мог не только поднять руку, но и теснить его, заставляя отступать.

— Что стоите, бараны?! — крикнул Артур. — Бейте его! Все разом, ну!

Скинув оцепенение, кто-то потащил меч из ножен, кто-то поднял тяжелое копье, неуверенно приближаясь ко мне… И в этот миг за спиной Артура мелькнула тень, раздался глухой удар, словно киянкой врезали по стволу столетнего дуба, и в глазах рыжеволосого негодяя появилось выражение крайнего удивления. Он опустил руки, сделал неуверенный шаг вперед и вдруг рухнул прямо на меня.

Не тратя времени на выяснение причин, я одной рукой обхватил его, а второй прижал меч к шее бесчувственного короля.

— Ни с места! — приказал я. — Иначе… Сначала — его, потом — вас! Всех! По одному или скопом — мне без разницы!

Воины стояли, ошеломленно переглядываясь. Откуда-то сбоку, пошатываясь, ко мне приближался смутно знакомый человек. В руке он держал короткую булаву.

— А-а, сэр Хотспер, — узнал его я. — Очнулись? Это вы его так?

— К вашим услугам, сэр, — наклонил он голову. — Только вряд ли я улучшил этим наше положение… Скорее, наоборот…

— Не скажите, — оскалился я в злой усмешке. — Как мог бы сказать товарищ Сухов: «Главное — Абдуллу захватить, а басмачи… они басмачи и есть».

— Что? — удивился сэр Хотспер.

— Не обращайте внимания, сэр, — посоветовал я и, оглядев окружающих нас воинов, заорал нарочито яростно: — Вон, собаки! Все вон из замка! Или я отрежу ему голову прямо сейчас! Кто сомневается?!

Они все сомневались. Стояли вокруг нас плотной стеной и смотрели исподлобья, угрюмо и ненавидяще. Уходить из богатого на добычу замка не хотел никто.

— Все во двор! — послышался от дверей хрипловатый голос Мерлина. — Кто ослушается — будет иметь дело со мной…

И только тогда, ругаясь и грозясь, головорезы нехотя потянулись к выходу. Минуты, пока они покидали замок, казались нам вечностью.

Наконец, Мерлин прикрыл за последним тяжелую дверь.

— Что ж, Лльюк Ллеминаук, или, вернее, Максим… Вот ты и встал на пути короля Артура с его первым, если можно так выразиться, «крестовым походом», — сказал он, поворачиваясь ко мне. — Да-а… В чём в чём, а в мужестве тебе не откажешь. Остановить не только непобедимого доселе короля, но и встать на пути гарантированного распространения христианской религии по миру… Хм-м… Ты будешь любимцем дьявола, Максимус. Вряд ли даже он сам сумел бы сделать больше… Поздравляю.

Я молчал. Мерлин склонил голову, прощаясь, и вышел. Сэр Хотспер торопливо набросил на двери массивные засовы и для верности закрепил в пазах тяжелый дубовый брус.

— Что теперь? — с надеждой посмотрел он на меня.

— А я откуда знаю?!

— Но вы же…

— Что «я же»?! — вскипел я. — Я просто не мог смотреть, как эта падаль режет горло беззащитным женщинам.

Тут я вспомнил, что все еще держу короля в объятиях и разжал руки. С глухим стуком тело рухнуло на пол.

— И это — образец для рыцарей, — не выдержав, я пнул короля ногой. — Тварь!

— Сэр! — негодующе воскликнул Хотспер. — Он же без сознания! Это неблагородно…

— Я всегда играю по правилам, — просветил я рыцаря. — С благородными я — благороден, а с драконами…

— Это — ваш девиз?

— Сэр Хотспер, — вздохнул я. — Замок окружили несколько тысяч разъяренных до предела головорезов. Второй приступ вряд ли окончится так… гуманно. Давайте, делайте что-нибудь!

— Простите, сэр, но это теперь ваша обязанность, — невозмутимо парировал рыцарь. — Непобедимого Артура повергли вы. Захватчиков изгнали тоже вы. К тому же, судя по тому, что о вас говорят, вы — лучший воин на свете. После смерти сэра Ромула почетная обязанность оберегать замок может быть возложена только на ваши плечи.

— Спасибо за доверие, — с сарказмом поклонился я. — Если вы думаете, что я хоть что-то понимаю во всех этих осадах-оборонах, то…

У моих ног глухо застонал Артур.

— Ладно, — сдался я. — Для начала перенесите это… — не удержавшись, я вновь пнул распростертого короля, — в темницу. Его оружие спрячьте понадежней. Посмотрите, что стало с замком и его обитателями. Сколько воинов уцелело, сколько припасов. Не могли же они все сожрать и растащить за считанные минуты… Я буду наверху.

Кивнув, он приподнял тяжелое тело короля и волоком потащил куда-то прочь, а я пошел к спасенным мной девушкам.

Они столпились у окна, испуганно перешептываясь.

— Небольшая передышка, — объявил я, входя. — К сожалению, вряд ли продолжительная.

— Где Артур?! — тревожно спросила Моргауза.

— В тюрьме.

— Его надо срочно убить!

— Сначала вы расскажите мне, что у вас здесь происходит.

— Разве вы не знаете? — удивилась она. — Мы думали, что вы пришли с ним…

— Я полагал, что плыву за волшебным сосудом, который мешает королю захватить власть над миром… Или котлом… В общем, за каким-то волшебным горшком.

Несмотря на испуг, девушки прыснули со смеху.

— Горшок! — заливалась младшая, тыча пальцем в Моргаузу. — Котел!..

— Видите ли, сэр, — вступила в разговор Моргауза, — как мы понимаем, Артур и Мерлин попросту обманули своих воинов, сказав им, что едут отвоевывать волшебный сосуд… Вернее, они исказили факты. Дело в том, что «волшебный сосуд» — это, в некотором роде… я.

— Не понимаю, — признался я.

— Позвольте, я объясню, — она склонила голову, представляясь: — Я — Моргауза, королева Лотиана и Оркнея. Это, — указала она на среднюю сестру, — Элейна, королева Горлота…

— А я — Моргана, — с детской непосредственностью перебила ее младшая. — Я еще не замужем, — и скорчила такую кокетливую гримаску, что я поневоле заулыбался.

— Король Артур — наш брат… по матери, — продолжила Моргауза. — Когда Мерлин возвел Артура на трон, многие имели серьезные основания сомневаться в его способностях мудро управлять страной… да и в самом его происхождении… Были, знаете ли… основания… Самые храбрые и честные рыцари открыто выступили против него. В их числе был и мой муж. Войско Артура с помощью коварства и магии Мерлина разбило их. Мой муж был одним из немногих, кому удалось спастись. Я приехала ко двору, надеясь, что брат внемлет моим просьбам и пощадит мужа… Артур обещал пощадить его в обмен на… — она запнулась, покраснев, — в обмен на невозможное. Я отказалась. Тогда он взял меня силой… А потом Мерлин, узнав о произошедшем, сказал Артуру, что ребенок, который родится от этой связи, может убить короля и захватить страну. Вот Артур и решил срочно избавиться и от меня, и от ребенка…

— Он осквернил и нас, — тихо сказала Элейна. — Ему не писаны никакие законы. Ни людские, ни небесные…

— Когда я вырасту, — тонкий голос Морганы звенел от недетской ярости, — я убью его! Никто мне не помешает! Даже Мерлин! Я сама убью Мерлина! Я буду лучшей волшебницей, чем он!

— Будешь, обязательно будешь, — успокоила ее Моргауза. — А потом мы бежали. К счастью для нас и к несчастью для себя, нас приютил благородный Ромул. Мы были уверены, что на Аввалоне Артур не сможет до нас добраться. Этот остров создан силами куда более древними, чем даже тысячелетний Мерлин…

— Как хорошо сохранился старикан, — удивился я.

— Мерлин не совсем человек, — пояснила Моргауза. — Я даже не берусь сказать, сколько в нем осталось от человека… Когда-то он заставил покинуть эту страну повелительницу снов, фею Мэб. Теперь он сам строит странные башни снов, чертит страшные линии и пути мертвых, говорят, даже странствует по иным мирам в поисках унесенных Мэб знаний… Мерлин правит Британией уже пятьсот лет. Там он почти всемогущ..

— А здесь, на Аввалоне?

— У Аввалона свои законы и свой хозяин, — ответила Моргауза. — Силы Мерлина могут применяться здесь лишь с разрешения владельца замка.

Сестры переглянулись, и, неожиданно для меня, опустились на колени.

— Прими нас под свою защиту, Непобедимый! — не поднимая глаз, попросила Моргауза. — У нас нет другой надежды…

— Встаньте, — вздохнул я. — Я сделаю, что смогу… Хоть и не знаю, что из этого выйдет… Значит, Артур прибыл на Аввалон только из-за вас?

— Не только. В пророчествах говорится, что пока не падет Яблочный Остров, власть Артура ограничится Британией.

— Ну, а мы уж позаботимся о том, чтоб так оно и было, — нарочито весело сказал я. — Больше вам бояться нечего. Самое страшное уже позади. Тигр в клетке, а со стаей шакалов я уж как-нибудь разберусь…

В зал шагнул сэр Хотспер.

— Я собрал уцелевших во внутреннем дворике, — доложил он. — Артур пришел в себя и клянет вас на чем свет стоит. Я приставил к нему охрану.

— У вас такие слабые двери в темницах?

— Двери надежные, — заверил он. — Я боюсь, чтоб кто-нибудь из пострадавших, — он покосился на рыжеволосых сестер, — не воспылал преждевременной жаждой мести. Пленник может нам еще понадобиться.

— Мудрое решение, — одобрил я. — Что ж, пойдем, посмотрим, чем мы располагаем…

Сэр Хотспер только вздохнул.

— И это — все?! — ужаснулся я, глядя с маленького балкончика на собравшихся внизу людей. — Вот это — все?!

— Да, — лаконично ответил сэр Хотспер.

Это была катастрофа. Даже я, знавший о войнах лишь понаслышке, отчетливо понимал, что с таким «войском» не воюют. С таким сбродом даже бежать и то опасно — затопчут, а уж встать против опытных и хорошо обученных головорезов попросту комично…

Под балконом собралось около трехсот человек. Подавляющее большинство составляли женщины-кухарки, швеи и прочие «горничные». Мужчин набралось чуть больше ста человек, но «мужчинами» в полном понимании этого слова назвать их было трудно. Старики, дети, слуги, повара, крестьяне, привыкшие держаться от «барских забав» подальше, не высовывая носа без крайней необходимости, и при малейшем признаке опасности готовые удирать без оглядки. Это было видно даже такому «липовому» полководцу, как я.

— А где же рыцари? — тоскливо спросил я.

— В таком замке, как наш, обычно хватает двух-трех рыцарей… да и это очень дорогое удовольствие. Но сэр Ромул был мудр и не экономил на безопасности — вместе со мной рыцарей было семеро. Все погибли, когда открылись внешние ворота. Этого никто не ожидал. Даже сэр Ромул.

— А простые воины?

— Вышли вместе с рыцарями к внешнему периметру. Посмотреть на легендарного короля Артура, поиздеваться над его воинами, пытающимися одолеть стену… поиздевались…

— Что будем делать?

— Решать вам.

— Все будем решать, — сказал я. — Это всех касается.

— Сэр…

— Максим.

— Сэр Максимус, не забывайте, что это — слуги. Они будут делать то, что вы им прикажете. Сами же они предпочтут отсидеться по углам, в тщетной надежде на то, что их пощадят… за ненадобностью.

— Что ж… Посмотрим, — сказал я и повернулся к ожидающей толпе. — Я не умею говорить речи. Просто никогда не доводилось. А потому скажу прямо: положение наше отчаянное. Противник превосходит нас во всем. Противостоять ему — безумие. Да, мне удалось одолеть в сражении короля Артура и сейчас он находится в темнице. Но через короткое время кто-нибудь из его полководцев примет командование на себя и они снова пойдут на штурм. Сдаваться смысла нет — на этот раз они вряд ли оставят в живых хоть кого-нибудь. То, что мы заставили их отступить — унизило их и взбесило. Да и Артур, как вам известно, не отличается христианским миролюбием.

— А сопротивляться будем — еще больше разозлим, — крикнул кто-то из толпы. — На что им прислугу резать? Рыцари, они, чай, тоже кушать и спать любят. Как без прислуги? Выхода-то все равно нет.

— Выход всегда есть, — я отыскал взглядом крикуна — здоровенного парня в измазанных навозом кожаных штанах. — Вот ты! В кулачном бою скольких одолеешь?

— Двух — точно, — гордо выпрямился он.

— А за деньги?

— Ну-у… Это смотря сколько…

— Золотой.

— Ух!.. Да за золотой, — очумело выдохнул он, — хвалиться не стану, но четверых точно сдюжу!

— Стало быть, собой рисковать ты согласен. Но — за деньги. А за дом, за семью, за честь — не хочешь?

— Честь?! — оскалился парень. — Что-то мне такие вопросы не задавали, когда право первой ночи на моей невесте пользовали.

И тут мне в голову пришла спасительная мысль. Я повернулся к сэру Хотсперу:

— Замок сейчас под моей защитой? Я волен распоряжаться и властвовать?

— Если отбросить юридические казусы, то… Да.

— Вы можете подтвердить мои права прямо сейчас?

— Разумеется, — сказал он и, повысив голос, провозгласил: — Представляю вам сэра Максимуса, нового защитника и хозяина замка Волчьи Ворота. Бракосочетание его с девой Гайей состоится сегодня же вечером!

— Ты… Ты что несешь?! — опешил я. — Какое «сочетание»?! С какой «девой»?!

— Так надо, сэр Максимус, — тихо, но твердо сказал Хотспер. — Только это узаконит ваши права окончательно и бесповоротно. Вы еще не знаете, что такое — придворные интриги и война за власть… А дева Гайя — дочь первой хозяйки замка — феи Мэб. Они имеет на замок права нерушимые и бесспорные. Этот брак принесет вам корону и законную власть над Аввалоном.

— Но я…

Закончить мысль мне не дали приветственные крики на площади. Все же крестьяне есть крестьяне — так радоваться новому ярму на шее, пусть даже во время войны или чумы… Не удивительно: теперь есть кому отвечать за всё и кому принимать решения за всех. А вот уж выкусите, ласковые мои! Сейчас я накормлю вас демократией до отвала!

— Теперь, когда сэр Хотспер представил меня и в моих словах никто не сомневается, я скажу вам вот что… Это — ваша страна. Орды короля Артура испоганят здесь все, до чего только дотянутся. Но теперь это и мой дом. А потому я предлагаю вам совершить невозможное. Я предлагаю разбить эту самоуверенную шваль вдребезги!

На площади настороженно молчали.

— Так у нас же все равно рыцарей нет, — наконец ответил все тот же неугомонный здоровяк. — Да и мечников с копьеносцами повыбили. Даже пажей с оруженосцами. Кто драться-то будет?

— Вы!

По площади волнами прокатился густой смех, но я не дал ему разрастись:

— Да, вы! — повысил я голос. — Я пришел к вам из далекой страны, на которую раз за разом обрушивались несметные полчища врагов. Не раз и не два были разбиты профессиональные армии, и тогда их место занимали обычные люди. Такие, как вы. И били врага так, что все их рыцарские самомнения оставались на два метра под землей. Враг не мог этого понять. Это было вопреки правилам и логике. Но дело в том, что честь защищать свою родину, своих близких делает каждого, кто взял в руки оружие, настоящим рыцарем. Друзья мои! Я обещаю, что каждый, кто считает эту землю своей, каждый, кто встанет на ее защиту, каждый, кто не хочет позора для себя и для своих близких, по праву благородности будет сегодня же посвящен мной в рыцари!

На площади воцарилась тишина, которую принято называть в народе «гробовой». Казалось, все перестали даже дышать.

А потом она взорвалась. Все орали, перебивая друг друга, но чаще всего в этом гуле отчетливо звучало слово «свобода».

Сэр Хотспер повернул ко мне вытянувшееся от изумления лицо и восхищенно сказал:

— Вот это был сильный ход!

— Сильный? — пренебрежительно игнорировал я похвалу. — Нет, сэр Хотспер. Это был гениальный ход!..

Глава 3, в которой герой женится и воюет, а также приобретает себе одного смертельного врага и несколько новых друзей

Но лишь герой скрывается во мгле, должны герои новые явиться, иначе равновесье на земле не может никогда восстановиться. Ю. Визбор

Вот ваша опочивальня, сэр, — открыл дверь в просторную залу Хотспер. — Я уже отдал распоряжение вынести вещи… старого владельца и заменить предметы обихода новыми. Как я смею предположить, своих принадлежностей у вас нет?

— Да как-то не было времени обзавестись, — пожал я плечами, осматривая стены своего нового пристанища. — Как я вижу, прежний хозяин жил по-спартански.

— Сэр Ромул был очень ограничен в своих потребностях, — согласился Хотспер. — Он был талантливым строителем, а жизненные блага его мало заботили. О себе он рассказывал мало. Поговаривали, что он прибыл из каких-то очень отдаленных мест. Было заметно, что он очень тосковал по дому и тяготился обязанностями хозяина Волчьего Замка. Он создал его, но, управлять, честно говоря, не умел совершенно.

— Этим занимались вы? — догадался я.

— Да. Хотя это и не совсем соответствует моему положению.

— А как вы сами оказались здесь? Судя по всему, вы — наследник какого-то весьма древнего рода? Со своими традициями, обычаями, воспитанием…

— Не просто старинного, а, я бы сказал, древнего. Но — увы! — так же давно обедневшего. Все скромное имущество досталось старшему брату, а я получил меч, пару сапог и отправился в дальние страны на поиски счастья. Судьба забросила меня на Аввалон, и сэр Ромул принял меня на службу. Говорят, остров сам выбирает, кого принять, а кого — нет… Я здесь уже шесть лет.

— Вы не откажетесь продолжить этот контракт со мной? Хотя, принимая во внимание сложившиеся обстоятельства…

— Сэр Максимус, — голос Хотспера стал сух и надменен. — Как раз учитывая сложившиеся обстоятельства, я считаю нечестным оставить службу в такой момент.

— Благодарю. Признаться, от вас я другого ответа и не ожидал. Сколько платил вам сэр Ромул?

— Один золотой в год.

— Я буду платить вам три, если вы возьмете на себя труд хотя бы еще некоторое время не снимать с себя обязанности распорядителя замка. Сам я, признаюсь, ничего в этом не смыслю. Я тоже прибыл из… очень далекой страны.

— Три золотых? — удивился сэр Хотспер. — Вы так богаты?

— Скажем так: у меня есть один должник, который в ближайшее время обеспечит меня всем, что я у него потребую, — угрюмо пообещал я. — Потому что теперь, как я понимаю, он должен мне очень, очень много… Сэр Хотспер, объясните мне, что это за особый статус владельца замка, на который здесь так часто намекают? И вообще… Что это за остров и что это за крепость?

— Это — волшебный остров, — прямо ответил рыцарь. — Одно из последних мест на земле, где чудесное естественным образом до сих пор переплетается с обыденным. Сэр Ромул говорил, что раньше таких мест было много — Атлантида, Лемурия, еще несколько островов. Все они погибли или ушли в иные миры, более приемлемые для них. Остров Яблонь тоже понемногу исчезает из этого мира. С обратной стороны Замка есть магические ворота, ведущие в Британию, но пройти сквозь них можно лишь с разрешения владельца замка. Владелец становится как бы частью магической силы Острова. Он также может решать — кого оставить, а кого изгнать отсюда. Он наделяется невероятным, по человеческим меркам, долгожительством. Он стареет в десятки, если не в сотни раз медленнее любого человека. Не болеет, наделен могучим здоровьем.

— И много народа проживает на острове?

— В нашем замке осталось меньше трех сотен мужчин и женщин. К югу, в семи днях пути, стоит замок мага Мэну он Тайра. Под его рукой находится около трех тысяч крестьян. Сэр Ромул все грозился забрать весь остров под свою руку, но маг особых проблем не создает, занимается своей алхимией и астрономией, и до войны дело как-то не доходило. К северу, в пяти днях пути, живет старец Веридах, он также промышляет магией, и под его рукой находятся полторы тысячи человек. Этот старик — весьма злобное и малоприятное создание, но его часть острова напичкана гиблыми местами, как бродячая собака — блохами, и две экспедиции, посланные сэром Ромулом обуздать старого негодяя, закончились плачевно… Ну, и еще с пяток «вольных городов» и селений, общей численностью до десяти тысяч человек. По большому счету, не так уж и много. Вам не составит большого труда навести здесь порядок.

— Если сумеем снять осаду артуровских головорезов, — вздохнул я. — С нашими-то силами… А уж так далеко я и заглядывать не хочу.

— Придется. В старых пророчествах сказано, что первый владелец создаст Волчьи Ворота, второй — избавит остров от опасности и наведет здесь порядок твердою рукой, а уж третий, принявший власть после Черного короля, будет править мирно и мудро многие столетия…

— Одну минутку! — насторожился я. — У какого короля? Это я, что ли, буду называться Черным королем?

— Так сказано в пророчествах, — виновато развел руками Хотспер. — А предсказания Мерлина сбываются всегда.

— Опять Мерлин, — поморщился я. — Откуда он вообще здесь взялся?

— Этого не знает никто. Когда-то он был владыкой Британии, но земная власть его не интересует. Никто не знает, кто он и чего ищет в этом мире… Не угодно ли посмотреть на главное предназначение замка — Волчий перевал, ворота, ведущие в Британию?

— Ведите, — решился я.

Хитросплетениями длинных туннелей мы прошли к небольшой, запертой на висячей замок двери. Сэр Хотспер с торжественным видом протянул мне ключ:

— Владейте, сэр.

Замок открылся с трудом — Воротами пользовались явно не часто. Дверь вывела на небольшую скальную площадку позади замка. Внизу туманом клубилась пропасть. Туман окутывал и едва видимые вдали скалы. Но на самом краю переливался мглистой дымкой овал, чуть больше человеческого роста, издалека больше похожий на тусклое зеркало без рамы.

— Это и есть Перевал, — сказал Хотспер. — Когда кто-то подходит к нему с другой стороны и просит позволения войти, в вашей опочивальне слышится негромкий серебряный звон, а зеркало светлеет, и пришедший виден, как наяву. Если вам будет угодно и вы позволите человеку войти, то он просто сделает шаг и окажется в ваших владеньях. Если же нет, то даже сам Мерлин не сможет проникнуть сюда. Кстати, он весьма интересуется этим Переходом…

В замке послышался какой-то шум. Закрыв дверь, я положил ключ в карман, и мы поспешили вернуться в общую залу. Из торопливых сообщений встречавшихся нам по дороге слуг мы узнали, что оставшаяся без Артура армия уже выбрала себе временного вождя и выслала к стенам парламентеров.

— Позволите сопровождать вас? — осведомился Хотспер.

— Разумеется, — сказал я. — Без ваших советов мне придется поначалу нелегко… Где тот бедолага, что таскался за мной?

— Ваш слуга? Очень деятельный малый, — улыбнулся рыцарь, — уже вовсю гоняет поваров, требуя готовить для вас лишь самые изысканные блюда, нагнал в вашу опочивальню плотников, забрал себе комнату рядом с вашей опочивальней, чуть ли не пинками выгнав из нее главного конюха…

— Того бугая в кожаных штанах?! — восхитился я. — Ладно, пусть занимается тем, что ему привычней. Посмотрим, выйдет ли из этого толк… А вот и сам «бездомный конюх». Неужели жаловаться будет?

— Господин! — бросился ко мне здоровяк, едва не сорвавший мою вдохновенную речь на площади. — Господин, позвольте сопровождать вас!

— Зачем? — удивился я.

— Вам же нужен оруженосец, — с мольбой глядя мне в глаза, воскликнул он. — А лучше меня вы на всем Аввалоне не сыщите! Я силен, знаю толк в лошадях, умею стирать и готовить. Я буду предан вам, как… как…

Не находя слов, он сжал кулаки и потряс ими в воздухе, заменяя мысли эмоциями. Получилось достоверно. Я рассмеялся и хлопнул его по плечу:

— Хорошо! Звать-то тебя как?

— Томас.

— Иди за мной, Томас, но в разговор не встревай.

— Как можно?! — возмутился он. — А доспехи мне выдать прикажете?

— Позже, Томас, позже.

— А меч со щитом?

— Все будет, дай срок.

— А…

— Томас!

— Молчу, молчу!..

Под крепостью, шагах в тридцати, уже ждали нас трое парламентеров: Мерлин, сухощавый темноволосый воин с заплетенными в косички бородой и усами и разодетый в бархат толстяк с глуповатым и надменным лицом.

— Как я понимаю, мы можем приветствовать нового повелителя Аввалона? — весело осведомился колдун. — Когда свадьба?

— Сегодня, — буркнул я.

— Не пожалеете, Максим, — так же весело заверил меня Мерлин. — Дева Гайя — редкий подарок, уж можете мне поверить.

— Спасибо, — я не был настроен на долгую беседу. — С чем пожаловали? Если за разрешением убраться, то… Считайте, что сегодня вам повезло. У меня тут появилась куча дел, так что рвать вам глотки мне недосуг. Можете проваливать куда глаза глядят.

— Увы, Максим, — развел руками Мерлин. — Я пытался их убедить, обещал даже, что в этом случае вы отпустите с нами Артура, но горячие головы не хотят слушать советов старика. Сэр Кэй, — он кивнул на исполненного важности толстяка, — был выбран временным вождем по праву… по праву высокородства, — он неодобрительно поморщился, и это не ускользнуло от сэра Кэя, покрасневшего от обиды. — Мы прибыли предложить вам условия сдачи. Слушать будете или нам сразу идти, не дожидаясь, пока нас пошлете вы?

— Идите, — милостиво разрешил я.

— Я так и думал, — кивнул Мерлин и повернулся, собираясь уходить, но темноволосый воин удержал его, шагнув вперед и гневно погрозив мне кулаком:

— Предатель! Я лично выпущу тебе кишки!

Сосредоточенно сопевший над моим ухом Томас неожиданно схватил меня за руку:

— Господин! Господин!

— Что?! — раздраженно отозвался я.

— Разрешите, я заберу у него вооружение! — круглая, восторженно-наивная физиономия моего новоявленного оруженосца светилась от вожделения. — Доспехи мне тесноваты будут, а вот оружие… И поножни… Да и сапоги — я отсюда вижу: мой размер!

— Бери, — щедро разрешил я.

— Вы меня слышите? — бесновался темноволосый.

— Да, сэр. Извините, мы тут немного отвлеклись — ваши доспехи делили, — учтиво отозвался я. — Так что вы говорили? Хотите вызвать меня на поединок?

Темноволосый несколько померк, но ответил с той же запальчивостью:

— Мы даем вам ночь на раздумье. Утром начнем штурм, и если вы к тому времени не сдадитесь, не оставим в живых никого. Вырежем даже собак и кошек! Слово рыцаря!

— Как вас зовут?

— Лорд Лоу.

— Берегите доспехи, сэр Лоу, — попросил я. — Обходитесь с ними крайне аккуратно. Все ваше снаряжение я обещал моему оруженосцу… Да, и вот еще что… Если завтра к утру вы не уберетесь, я тоже обещаю не оставлять в живых никого. Прощайте, джентльмены.

— Как он нас назвал?! — послышался снизу возмущенный вопль сэра Кэя, но я уже покинул крепостную стену.

— Надо было заставить их выйти за внешний периметр, — раздраженный своей недальновидностью, сказал я. — Без меня они бы не смогли открыть ворота черной стены во второй раз. Потоптались бы снаружи пару дней и уплыли восвояси.

— В тот момент было не до стратегий, — пощадил мое самомнение сэр Хотспер. — Вы и так сделали больше, чем под силу простому смертному. Победить самого Артура, защищенного волшебным оружием, — это не просто схватка…

— Без вашей помощи, сэр Хотспер, я вряд ли смог бы его одолеть.

— Я поступил некрасиво, — вздохнул рыцарь. — Ударить в спину… Со мной никогда не было ничего подобного. Просто было очень жаль девушек… Да и его приказ нападать на вас всем скопом развязал мне руки от рыцарского этикета. С вашего позволения, сэр Максимус, я отправляюсь организовывать вашу свадьбу. Заранее прошу простить за то, что столь важное событие вряд ли удастся подготовить со всем соответствующим торжеством.

— А без этого точно нельзя? — уныло спросил я.

— Увы! — развел руками рыцарь. — Это узаконивает ваши права.

— Но ведь сэр Ромул…

— Он был женат на ее матери — королеве Мэб. Гайя — его дочь. А теперь еще раз простите, но мне пора.

— Господин, вы видели, какие у него доспехи? — вновь завел свою волынку Томас. — А если я убью двоих… или троих — я могу взять доспехи всех?

— Да хоть все войско перебей, — задумчиво отмахнулся я. — Что? Доспехи? А ну-ка, дружок, отведи меня в мастерские. Посмотрим, чем мы располагаем.

Похвастаться было нечем. Кладовые замка были забиты чем угодно, но только не доспехами. Прежний владелец столь полагался на неприступность магических стен, что проблемой вооружения практически не озаботился. К счастью, доспехи нанятых им рыцарей остались в хранилище — при приближении армии Артура самоуверенные глупцы вышли посмотреть на врага в повседневной одежде, и теперь я располагал семью комплектами полного рыцарского снаряжения, дюжиной наконечников копий, тремя десятками луков и дюжиной мечей. Беда была в том, что от рыцарских доспехов средневековья эти утяжеленные пластинами куртки отличались также, как свинья от бегемота. Мечи были изготовлены из отвратительного подобия железа (три вообще были выкованы из бронзы), а на каждый лук приходилось не более дюжины стрел. Щитов я насчитал восемь. Еще здесь хранились части доспехов римских легионеров, с полсотни кинжалов, несколько утыканных железными шипами дубин и три десятка топоров. Против многотысячной армии, скажем прямо — немного…

— Позови кузнецов и оружейников, — приказал я Томасу, и когда пятеро бородачей в кожаных передниках предстали передо мной, объявил: — На все время осады вы освобождаетесь от воинской повинности. Рыцарские звания получите сегодня же вечером, после свадебной церемонии и утверждения моих прав на владение крепостью. Но работать вам придется день и ночь. От вашего мастерства зависит не только наш успех, но и жизни. Железо у вас есть?

— Железа хватит, — заверил один из кузнецов. — Недавно доставили огромную партию отличного железа — сэр Ромул хотел выковать статую волчицы, чтобы установить на площади перед замком….

— Он еще в Риме всех этими волчицами достал, — вздохнул я. — Ему бы с Фрейдом побеседовать… Впрочем, и на том ему спасибо — железо сейчас нам нужно позарез…

Куском угля я нарисовал на стене большой топор с широким лезвием и толстым острием на конце древка. В моем мире это страшное оружие появилось около 1300 года и носило название «алебарда». Именно этим оружием в битве при Куртрэ во Фландрии фламандские горожане истребили большую и отлично вооруженную армию французских рыцарей.

— Мне нужно сто пятьдесят единиц этого оружия, — сказал я. — Надеть на длинные, мощные древки, раздать мужчинам. Наконечников для стрел выковать не менее тысячи. Они должны быть трехгранными и четырехгранными — такие раны долго не затягиваются. Впрочем… Наконечники мы будем смазывать ядом. Крыс у вас травят? Вот в эту отраву и макайте.

— Не по-рыцарски это как-то, — прошептал один из оружейников.

Я молча посмотрел на него, и новоявленный гуманист потупился.

— Смола есть? Разогреть до кипения, чтобы перед началом штурма была под рукой. Ковать железные рукавицы, шлемы и нагрудники. Лекарь в замке есть?

— Есть, — ответил Томас. — Вы плохо себя чувствуете?

— Я чувствую себя прекрасно. Где находится лекарь?

— В башне, наверху. Лекари да колдуны всегда в башнях комнаты выбирают — за звездами смотреть.

— Веди.

Жилище лекаря и впрямь больше напоминало обиталище колдуна. Чучела животных на стенах и под потолком, колбы, реторты, многочисленные баночки и коробы. Стойкий запах чего-то кислого и приторного. Сам лекарь, средних лет мужчина с легкой проседью в каштановых волосах, облаченный в бесформенный балахон до пят, что-то настойчиво втолковывал мальчишке лет двенадцати, судя по всему, ученику или подмастерью:

— …и жилу ту надлежит держать цепко, ибо скользкая от крови, она норовит выскользнуть, а это…

Заметив меня, он встал и почтительно поклонился.

— Я не видел тебя среди прочих, — хмуро сказал я. — Ты не пришел на мой зов. Почему?

— Вашу речь я слышал через окно, — спокойно ответил лекарь. — А ходить я могу на очень небольшие расстояния — уж простите калеку.

Он приподнял край балахона, и я увидел грубо вытесанные из дерева протезы.

— Сами сделали?

— Сам. Во время опытов и операций сидеть неудобно.

— Как зовут?

— Эварт Октанский. А это мой ученик — Рэд.

— Пусть он выйдет, и ты, — приказал я оруженосцу, — тоже подожди за дверью. Прежде всего, — сказал я лекарю, когда мы остались вдвоем, — я должен задать вопрос: вы — гуманист?

— Что? — не понял он.

— Кто для вас дороже: армия короля Артура под стенами замка или ваша собственная жизнь?

— Какой интересный вопрос, — цинично усмехнулся эскулап. — Даже если отбросить соображения эгоизма, то останется приоритет ценностей. Несколько тысяч тупых воинов или один талантливый и образованный ученый. Да-а, здесь есть над чем поломать голову.

— Никогда не сомневался в цинизме врачей, — кивнул я. — Говорят, изредка встречаются Боткины и Мечниковы, но вы явно не из них…

— Никогда не слышал об этих достопочтенных людях, — согласился он.

— Силой оружия мы не одолеем этот сброд, — прямо сказал я. — Их намного больше, они прекрасно вооружены и натасканы. Мне нужно химическое оружие. Мне нужен яд, способный поразить их всех. Зараза, способная передаваться от одного к другому, убивая быстро и мучительно. Так, чтобы парализовать оставшихся в живых страхом. Это возможно?

Эварт Октанский долго смотрел на меня, но на его лице не проскользнула и тень эмоций. Молчал и я. Пауза затягивалась.

— Вы слышали про Искандера Двурогого? — наконец промолвил все тем же спокойным голосом врач. — Однажды к нему пришел изобретатель, предложивший новый вид оружия против конницы — доски, утыканные гвоздями, что гарантированно останавливало разбег вражеской атаки. Македонец приказал казнить изобретателя, посчитав оружие бесчеловечным. То, что предлагаете вы, — запредельно. Это может создать прецедент. Мир изменится навсегда. И не в лучшую сторону.

— Ерунда, — решительно отверг я. — Выжившие спишут это на кару Господню, на магию острова, на прочие чудеса и мистику. А мы уж позаботимся о том, чтобы слухи потекли в нужном русле. Историю пишут победители — не так ли? Мне сказали, что коренные жители острова отличаются редкостным здоровьем и долголетием. Пришельцы вряд ли успели получить подобный иммунитет. Значит, шанс распространения заразы среди жителей острова минимален. К тому же мы быстро захороним тела…

— Сожжем, — сказал врач. — Это надежнее.

— Что вы хотите за эту услугу?

— Как я вижу, вы — человек решительный, — проницательно глядя на меня, сказал Эварт. — Значит, не остановитесь на обороне замка, перейдете в наступление. Будете подбирать под свою руку весь остров. Так?

— Допустим, — согласился я.

— На этом острове живут еще… Живут два колдуна. Слышали? Один из них — Веридах, добился, по моим сведениям, немалых успехов в своем ремесле. Мне нужны его наработки. И замок.

— Получите. Если поклянетесь никогда, даже в мыслях, не пытаться обратить свое колдовство против меня и моих людей.

— Я даже принесу вам вассальную клятву, — безразлично пожал плечами врач. — Мирские дела меня мало заботят.

— Значит — по рукам?

— Вы — страшный человек, господин, — убежденно заметил он. — Мы будем гореть с вами в одном пламени.

— Веселее будет, — сказал я и требовательно протянул руку: — Давайте.

Врач дотянулся до полки, на которой стояли разноцветные склянки, выбрал темно-коричневую и вложил в мою ладонь, пояснив:

— Достаточно половины. Подмешаете в воду или в еду, дальше пойдет цепная реакция. Но прошу вас, господин, — храните это в тайне. Если что-то станет известно третьему лицу, пойдет та же «цепная реакция», и вряд ли это принесет нам пользу.

Я кивнул, опустил пузырек в карман и, не благодаря, вышел. За дверью меня поджидал вернувшийся Хотспер.

— Тронный зал к свадебному торжеству готов, — доложил он. — Поварам отданы распоряжения, но с продуктами в замке не очень хорошо. Обозы должны были отправиться за сбором налогов лишь на следующей неделе…

— Половину продуктов вынести за ворота.

— Зачем?! — в один голос воскликнули Томас и Хотспер. — У нас припасов хватит едва на пару-тройку дней… Но и у войска Артура мало припасов — зачем их поддерживать?

— Они даже догадываться не должны, что нам грозит голод, — объяснил я. — Пусть думают, что с продуктами у нас порядок. Пусть знают, что мы не дрожим в ожидании завтрашнего дня. Так что, вынести им ровно половину. Когда назначен этот… акт?

— Простите?

— Свадьба моя когда? — вздохнул я.

— Священник предупрежден, невеста — тоже. Вам осталось переодеться, и…

— Давайте быстрее закончим с этим.

С выбором одежды тоже возникли проблемы. Рубашку и огненно-красный камзол я подобрал себе сразу, а вот штаны… Идиотская мода на облегающие рейтузы и башмаки с длинными носами, к тому же зачем-то привязывающимися к поясу на веревках, приводила меня в уныние. Пришлось заставить портного в срочном порядке создавать нечто, хоть отдаленно напоминающее брюки. Мягкие и удобные сапоги, точно по размеру, мне откуда-то достал Иуда. Он же приволок и черный плащ с кровавым подбоем, в тон камзолу. Нет, в этом парне явно был толк.

К моему удивлению, тронный зал был практически пуст. Я, сэр Хотспер, оруженосец Томас, Иуда, да худой, как смерть, священник с горящими глазами фанатика — вот и все «гости».

— Это все? — удивился я.

— Ну не чернь же пускать, — высокомерно заметил Томас, явно успев позабыть, что еще пару часов назад он сам крутил кобылам хвосты на конюшне.

— Ну вот что, милые мои, — разозлился я. — Вы, кажется, забыли, что я обещал. Напомню. Каждый, кто возьмет оружие и встанет на защиту замка, будет посвящен в рыцари. Завтра люди пойдут на смерть. И я не хочу, чтоб они шли с чувством приниженности. Завтра нам предстоит сражаться плечом к плечу, заслоняя друг друга. Сейчас мы все братья по оружию! Звать сюда всех!

— Вот это слова настоящего короля! — каркающим голосом заявил священник. — Мы все братья во Христе. Мерзопакостное войско колдуна Мерлина, прикрываясь именем святой Девы и Господа нашего, вознамерилось уничтожить последний оплот истинного христианства в этих краях. Необходимо воодушевить братьев на христианский подвиг. А демона в человеческом обличьи — злокозненного Артура, грабителя и прелюбодея — сжечь на виду у его армии.

— Ну, сжигать мы, предположим, никого не будем, — осадил я его пыл. — С королем мы решим позже… Сэр Хотспер, зовите народ.

Пока зал наполнялся изумленными ремесленниками и прислугой, священник подвел ко мне юную девушку, почти девочку.

— Ваша будущая супруга — леди Гайя.

Я оглядел свою «нареченную». Дитя как дитя. Небольшого роста, худенькая. Русые волосы, лицо сердечком, большие серые глаза, с испугом взирающие на меня. Пожалуй, миленькая. Но не более того. Вот только запах!.. Как же они все воняли! Воины Артура, прислуга в замке, Иуда, Томас, сэр Хотспер, даже эта малышка, пахли какой-то затхлостью, давно не мытым телом и… Одним словом — пахли.

Я вздохнул и взял ее руку в свою.

— Не бойся, малыш. Наш брак — всего лишь иллюзия для всех. Я не буду вторгаться в привычный для тебя уклад жизни. Живи, как и раньше. Я буду заботиться о том, чтобы ты была в безопасности и ни в чем не нуждалась.

— Спасибо, — чуть слышно прошептала она.

Священник (он не соизволил мне представиться, но вездесущий Иуда сообщил, что его зовут отец Хук) провел обряд венчания. Затем, не мудрствуя лукаво, вклинил туда же сокращенный обряд коронации, и гости набросились на угощение.

Подперев ладонью подбородок, я смотрел на то, как они жрут, и мужественно удерживал подступающую к горлу тошноту.

Вилок, разумеется, не было. О таком чуде, как салфетки и говорить не приходилось. Ели руками. Отрезали жирные куски, пропихивали в рот, обсасывали пальцы, рычали, чавкали, кто-то тут же блевал под стол, пара опившихся тел уже покоилась под скамейками…

— Иуда, — поманил я пальцем. — Запоминай. Когда закончится осада, закажешь кузнецам и плотникам следующее…

Как мог, я объяснил устройство вилок и ложек. Пояснил назначение платков и салфеток. Подумав, добавил в заказ чаши для омовения рук. Иуда слушал безропотно, лишь время от времени качая головой, а вот сэр Хотспер не смог сдержать изумления:

— Но зачем столько сложностей, государь?

— Понимаете, сэр, есть такое понятие — культура. Для вас, как для англичанина, поясню проще — традиции.

— Не понимаю.

— Ну, хорошо… Есть такие крохотные, не видимые глазу жучки, называемые микробами…

— Как?

— Сэр Хотспер! Когда окончится осада, все будут есть ножом и вилкой! А кто не захочет — посадим на кол!

Хорошо быть королем…

В разгар веселья ко мне с поклоном приблизилась рыжеволосая девушка. С удивлением я узнал в этой изящно одетой красавице юную Моргану.

— Сир, позвольте мне тоже сражаться с пришельцами! — пылко попросила она. — Я ненавижу их! Я должна отомстить! За сестер! За себя! За все! Не будет мне покоя, пока жива хотя бы память о короле Артуре! Я готова посвятить этому всю свою жизнь!

— Присядь, крошка, — я освободил место рядом с собой. — Послушай меня… Это не женское дело. Нет, подожди, не перебивай. Женщины намного сильнее, умнее, может быть, даже лучше нас, мужчин, но они и куда более восприимчивы к этому миру. Если ты ступишь на эту стезю, она повернет твою жизнь необратимо, раз и навсегда. Лучше просто откажись от мести, предоставив это занятие мужчинам. Я сполна отомщу за всех вас. Обещаю.

— О, мой король! Я верю вам, но я не могу, не хочу оставаться в стороне! Чувство ненависти переполняет меня! Оно выжжет меня изнутри, если я не дам ему выхода!

— Ты говорила, что не боишься даже Мерлина? — пошел я на уловку. — Мы — обычные воины, с колдунами нам не равняться. На этом острове он нам не страшен, но если он вырвется отсюда… Мерлин — главная опора Артура и угроза для Аввалона. Но женщины способны к магии куда больше мужчин. Они чутче, острее внемлют тонким материям. Интуиция, гибкий ум, коварство, усидчивость в получении знаний — в этом женщина даст сто очков форы любому мужчине.

Она слушала, затаив дыхание.

— Учись! Стань сильнее Мерлина, мудрее его, виртуозней. Победив Мерлина, ты победишь и Артура, и даже саму Британию. На ее месте вырастет новая страна. Могучая, блистательная и изысканная Англия. Поверь — уж я-то знаю…

— Сир, кажется, я влюбляюсь в вас, — выдохнула она, глядя на меня восторженными глазами. — Вы такой… Такой…

— Сначала подрасти… Матильда! — встрепал я ее рыжие локоны. — Пожалуй, я буду звать тебя так. Моргана — как-то… официозно. Не возражаешь?

— Как вам будет угодно, сир. А почему вы не пьете вина? Оно придает силы в брачную ночь, — ошеломило меня советом «милое дитя». — Вам потребуется много сил. Вы же хотите наследника?

— Так… — чувствуя, что краснею, я покосился на сидевшую рядом Гайю, — во-первых, этот брак — чисто символический…

— Одно другому не мешает, — уверенно оповестила меня нахалка.

— Слушай, юный вундеркинд, — не выдержал я, — в мире, откуда я прибыл, есть… м-м… сказка про одну развитую не по годам «матильду» и киллера. Я суеверен и не хочу аналогий. Не стремись взрослеть. Успеешь еще.

— Я вас не поняла, сир.

— Учи магию, Моргана. На тебя вся надежда. Иуда, — позвал я, и слуга тотчас появился словно из воздуха. — Спальня… Опочивальня готова?

— Смею уточнить — вы все же решительно настроены ночевать один?

— Да.

— Воля ваша, сир. Все готово.

— Принеси, пожалуйста, туда немного еды. Мяса и бокал вина. Не могу я здесь есть.

— Простите, сир, но врачи в моей стране решительно не рекомендуют есть на ночь. Вас кошмары будут мучить, и для желудка плохо.

— Так не становись еще одним моим кошмаром. Делай, что говорят!

— Простите, сир, но я обязан заботиться о вашем здоровье. Я не люблю часто менять господ. Сложно настраиваться и… иногда жалко терять. Лучше я позабочусь о вкусном завтраке для вас.

— Иуда!

— Сир?

Я посмотрел на него и лишь махнул рукой. Эта порода «дживсов на службе вустеров» была неисправима. Раскланявшись с новобрачной, я побрел в опочивальню, сопровождаемый предупредительно несущим свечу слугой.

Чтоб угадывать дорогу в многочисленных коридорах, света хватало, а вот для того, чтобы уберечься от малоприятных неожиданностей, его было явно недостаточно.

— Дерьмо! — в сердцах воскликнул я.

— Именно, сир, — величаво склонил голову Иуда. — Гости, сир.

— До туалета не добежать, что ли?!

— Простите, сир?

— Сортиры здесь есть? Отхожие места? Гальюны? Ну… места, где должно быть все… вот это?!

— Только в опочивальнях, сир. Ночные горшки, сир. У кого нет — бегают на улицу.

— В Риме горшки стояли на всех перекрестках еще тысячу лет назад! — бесновался я, с трудом выбирая место для шага вперед. — На корабле Калигулы были идеальные канализация и водопровод! Кто убирает здесь?!

— С сегодняшнего дня — никто, сир. Вы всех золотарей рыцарями сделали.

— Нет, господа, это не серьезно. Война войной, но говно за собой надо все же убирать!

— Не волнуйтесь, сир, я завтра же подберу дюжину девушек для уборки… Только не делайте из них леди столь же скоропалительно, сир.

— Не буду, — пообещал я твердо. — Спасибо, Иуда. Спокойной ночи.

— И вам того же, сир!

Хорошо быть королем… Но сложно.

Мне казалось, что я только-только сомкнул глаза, а уже кто-то настойчиво тряс меня за плечо:

— Вставайте, сир! Вставайте скорее!

— Как я догадываюсь, — сказал я Иуде, садясь на кровати, — ты пришел не с обещанным вкусным завтраком…

— Они пошли на штурм, сир! Сэр Хотспер уже расставил воинов на стенах, но без вас они вряд ли продержатся и час.

— Доспехи, меч, сапоги!

— Все здесь, сир!

Бегом я устремился на стену замка.

Штурм начали сразу с двух сторон. За ночь нападавшие сколотили длинные лестницы, заготовили множество крепких канатов с «кошками» и теперь всей многотысячной мощью устремились на стены. Котлы с кипевшей всю ночь смолой уже были вылиты на головы самых бесстрашных вояк, и десятки тел слабо копошились в зловонных лужах, сотни лежали без движения, но штурм продолжали все новые и новые сотни озверевших от потерь солдат.

Я подоспел как раз вовремя, чтобы срубить первую появившуюся над стеной голову.

— Алебарды готовы? — крикнул я бегущему ко мне Хотсперу.

— Оружейники успели сделать за ночь семь десятков. Я раздал их самым сильным новобранцам.

— Верхнее острие можно использовать как копье, а топором пусть рубят со всей мощи — ни один доспех не выдержит. Еще ими можно отталкивать лестницы.

— Знаю. Уже разобрались. Хорошее оружие.

— Лучники где?

— С этим плохо. Они пытались стрелять, но… Этому обучаются годами… Простите…

— Плохо! Давай лук!

Руки вновь делали всю работу сами. Никогда в жизни не держал настоящий боевой лук, но тут…

Стрела за стрелой я выбивал воинов в наиболее богатых и прочных доспехах. Десяток, другой, третий… Должна же быть у них хоть какая-то иерархия — а значит, командование я уничтожу…

— Прорвались! На западной стене прорвались! — заорал кто-то.

— Держаться! — орал я в ответ. — Держаться, рыцари! Пусть они нас боятся!

— За свободу! — послышался чей-то крик, и его подхватили другие: — За Аввалон!

Добежав до западной стены, я с ходу врубился в схватку. Меч словно танцевал в моей руке — за считанные минуты я смёл не менее дюжины врагов. Мои воины ободрились, схватка разгоралась все яростней. Алебарды и впрямь оказались страшным оружием. Острие доставало карабкающихся на стены раньше, чем они успевали пустить в ход мечи, а если кто и успевал проскользнуть, то падал под ударом тяжелого топора, пробивающего любой доспех. В толпе нападавших явно началось смятение.

В одной из стенных ниш я увидел клубок тел. Мой оруженосец Томас бодро ломал сразу двух противников, подмяв их под себя и держа каждого за горло. Бедолаги зеленели и уже почти не сопротивлялись.

— Помочь?

— Не надо, сэр! Запачкаете их доспехи, — просипел здоровяк. — Я их так… Уж больно доспехи хороши…

Тут он увидел что-то за моей спиной, одним мощным движением рук завершил начатое (я невольно поморщился от тошнотворного хруста) и, вскочив, помчался куда-то с удивительной быстротой. Через минуту вернулся, волоча за собой еще одно бездыханное тело. Бросил в общую кучу своих «трофеев», радостно пояснил:

— Хорошие поножни… Теперь щит нужен… Щит бы хороший, а?

— Ну… Экипируйся, экипируйся, — только и нашел я что ему сказать.

Отыскал глазами Хотспера. Рыцарь рубился на удивление красиво. Мощные удары были поставлены весьма профессионально: ни одного лишнего движения, каждый выпад достигает цели…

С остальными защитниками замка было хуже — брали лишь голым энтузиазмом.

Еще около часа я носился по крепостной стене, стараясь поспеть во все точки прорыва. Непривычные к рукояти меча ладони покрылись кровавыми мозолями. Но на залитом кровью панцире не было ни царапины — никто так и не смог нанести мне ни одного удара.

Где-то внизу раздался хриплый, заунывный вой — враг играл отступление. Оставшиеся в живых воины (уже воины!), оттирали пот, подбирали раненых, поглядывали друг на друга с нескрываемой гордостью.

— Признаться, я не верил, сир, — сказал мне Хотспер. — Сложно было представить, что с этими вояками мы сдержим хотя бы первый натиск.

— Не только первый, но и третий, и пятый, — заверил я. — А завтра и вовсе обратим в бегство… Стой! Куда ты его тащишь? — удержал я Томаса, на плече у которого болтался едва слышно стонущий человек.

— К остальным, — браво отрапортовал мой кровожадный оруженосец. — Сейчас прирежу и доспехи сдеру. Я за ним всю битву охотился. Не узнаете?

Он за волосы приподнял голову человека, демонстрируя мне свою добычу:

— Это он приходил вместе с Мерлином и сэром Кэем и грозился нас… того… сейчас я его сам… того…

— Отпусти его, — распорядился я. — Вы меня слышите, рыцарь?

— Да, — с трудом разлепил губы он.

— Передайте своим, что я держу слово. Я давал вам шанс убраться живыми. Вы им пренебрегли. Вы останетесь здесь. Все. До единого. Пощады не будет никому. Запомнили?

— Да.

— Томас, привяжи его к длинной веревке и опусти вниз. Живым, ты меня понял?

— Но доспехи…

— Они все равно будут твоими. Он останется под этими стенами навсегда. Иди. Сэр Хотспер, наши потери известны?

— Пятнадцать убитых. Раненых еще не пересчитали, но что-то около тридцати. Из них тяжелых — пять.

— Плохо, но… Терпимо. Что еще?

— Мальчик, сэр, — Хотспер вытолкнул вперед юношу лет четырнадцати, чумазого и взъерошенного, но смотревшего на меня смело и даже дерзко. — Пробрался под шумок потайным ходом. Это проблема. Даже я не знал о существовании каких-то подземелий. Если пронюхают враги…

— Не пронюхают, — бодро заверил парень. — Только я знаю. Случайно видел, как король Ромул выходил куда-то по своим делам. Я никому не говорил и не собираюсь.

— И что же тебе надо?

— Я из Вестминста.

— И что? — не понял я.

— Это в четырех часах езды отсюда, — пояснил сэр Хотспер. — Один из так называемых «вольных городов».

— Меня старейшины послали к вам за помощью, — сказал мальчик. — На нас напали. У нас нет воинов, нет рыцарей. Стены хлипкие. Никто не ожидал… В городе уже началась резня… Мы молим о помощи!

— Увы, малыш, — Хотспер положил руку ему на плечо, — мы бессильны. Мы сами в осаде. У нас практически нет воинов… Настоящих воинов….

Мальчишка рухнул передо мной на колени:

— Умоляю, мой король! Слухи о вашей доблести уже волнами расходятся по острову! Вы одолели непобедимого Артура! Вы сдерживаете огромное войско и даже наносите ему поражения! Вы все можете! Помогите! Там мои родители!

— Как тебя зовут, парень? — спросил я.

— Конрад.

— Сколько человек напало на город?

— Не знаю… Тысяча… Может, больше…

— Мы поможем тебе, Конрад.

— Но, сир! — воскликнул пораженный сэр Хотспер.

— Вы сомневаетесь во мне, рыцарь? — удивленно приподнял я бровь. — А я уж было надеялся, что заслужил ваше доверие… Это часть армии Артура, и мы не можем позволить ей хозяйничать в наших тылах. К тому же, как вы сами говорили, у нас кончаются продукты…

— Но замок…

— Соберите всех женщин, — распорядился я. — Оденьте в доспехи. Расставьте на стены. Издалека сойдут за воинов… Если будут молчать… Враг сейчас зализывает раны — вряд ли в ближайшие часы они отважатся на повторный штурм. Тем же подземным ходом мы проберемся мимо осаждающих к городу и вырежем всю эту артурову опухоль. Они не ожидают удара, увлеченные грабежом, и вряд ли будут способны к обороне. Перебьем их с легкостью, как крыс… Потом их будет одолеть куда сложнее… Готовьте людей к вылазке, сэр Хотспер!

Какая это была победа! Впрочем, понятие «победа» вряд ли можно приложить к учиненной нами резне. Как я и предполагал, захватив город, воины Артура рассыпались, как горох, насилуя, грабя и убивая. Они попросту не могли взять в толк — кто мы и откуда взялись. Разделившись на две части (один отряд вел я, второй возглавил сэр Хотспер), мы прошлись по стонущему городу смертоносным торнадо. Пленных не брали, раненых добивали, ввергая оставшихся в живых в парализующий ужас. Мародеры пытались прятаться на чердаках и в подвалах, но тут в дело вступили жители разоренного города. То здесь, то там можно было видеть женщин, нанизывающих грабителей на вилы и серпы, мужчин, дубьем забивающих вопящих от ужаса врагов. Вся операция заняла меньше трех часов.

— И вновь я благодарю вас, сэр Хотспер, — сказал я рыцарю, когда наши отряды встретились на центральной площади. — В вашем лице я нашел незаменимого помощника. Чем я могу отблагодарить вас?

— Продолжайте уничтожать эту нечисть так же талантливо и безжалостно, а я буду вам надежной опорой, — улыбнулся он.

— И все же мне хочется вас отблагодарить, — настаивал я. — Вот что я сделаю… Я подарю вам этот город. Вряд ли жители все еще строят иллюзии по поводу своей независимости. А вы будете достойным правителем.

— Благодарю вас, сир, — его лицо не выражало ни радости, ни удивления. Все же он был удивительным человеком. Я был искренен, когда говорил, что мне повезло с соратником.

Подоспевшие старейшины рухнули на колени, благодаря за жизнь и освобождение, но я нетерпеливо прервал их, жестом приказывая подняться:

— У нас нет времени, — пояснил я. — Враг все еще стоит у Волчьих Ворот, и если мы не отвлечем его, они могут направить к вам новый отряд. Срочно соберите несколько подвод с провизией. Мне нужны мечи и доспехи. Снимите их с убитых захватчиков. Сколько осталось здоровых, способных держать оружие мужчин в вашем городе?

— Было около семисот, — грустно ответил один из старцев, — но…

— Я забираю всех оставшихся, — решил я. — Обещаю, что завтра они вернутся. И вернутся с победой. Пусть берут доспехи убитых, их оружие и следуют за мной. Кто попытается увильнуть от службы — повешу на воротах вашего же города.

— Сир! Сир, возьмите меня с собой! — в залитом с ног до головы кровью мальчишке я с трудом узнал проникшего ко мне в замок посланника.

— Ты весь в крови. Ты ранен?

— Это не моя кровь, господин, — он поднял руку, показывая зажатый в кулаке короткий римский меч. — Я мстил. Они убили всех… Маму, отца, сестру… Я заколол троих, но этого мало! Мне не будет покоя, пока они ходят по земле Аввалона! Прошу вас: возьмите меня с собой! Вы не пожалеете, сир! Клянусь!

— Ну что, сэр Хотспер, — повернулся я к рыцарю, — возьмем с собой этого «сына полка»?

— Из парня выйдет толк, сир, — кивнул он.

— Ты, малыш, поведешь обоз обратно в крепость… Той же дорогой. Справишься?

— Да!

— Хорошо. Томас, — окликнул я оруженосца, — раздобудь побольше смолы. Достань паклю, бересту — все, что может хорошо гореть. Мы идем жечь корабли. Вряд ли там сейчас большая охрана.

— Но, сир… Они же… Они же не смогут уплыть!

— Вот именно, Томас! Вот именно! — зло ответил я. — Ни один не вернется, как я и обещал!.. Ни один!

Мы стояли на крепостной стене и смотрели, как на горизонте поднимается зарево.

— Как горит! — восхищенно шептал зачарованный этим зрелищем Томас. — Как горит, а?!

— Что ты хочешь, — пожал плечами сэр Хотспер. — Более тысячи кораблей. На их постройку ушло все богатство Британии. Одни шерстяные паруса чего стоили! Годами готовились к захвату Аввалона, а потеряли все за несколько дней… Я редко говорю комплименты, сир, но этот, поверьте, идет от самого сердца: я еще не встречал человека, похожего на вас. Я восхищаюсь вами, сир!

— Благодарю, — кивнул я. — Особенно приятно это слышать от вас, сэр Хотспер. Но один я ничего бы не смог, так что этот комплимент можете отнести и к себе самому.

— Мы же их бьем, сир! — с мальчишеским восторгом кричал Конрад. — Мы лупцуем их в хвост и в гриву! А?! Они думали: они — нас, а мы сами — их!..

— Сир, дозволено ли будет узнать, куда вы отлучились после уничтожения кораблей? — спросил Хотспер. — Это не любопытство. Судя по вашему виду, вы совершили еще… нечто?

Я покосился на рыцаря, но счел за благо промолчать. С его щепетильными понятиями о чести и правилах ведения войны, вряд ли стоило знать, что я все же решился на отравление воды и, пробравшись к колодцу, пока ошарашенные странным заревом воины Артура беспорядочно суетились, вылил в него весь пузырек, данный мне магом.

— Я понял: это тайна…

— Да нет, сэр Хотспер… Я просто совершил небольшую разведку. Послушал, о чем говорят во вражеском стане. Ночью они решатся на штурм. Это будет нестандартный ход… Но теперь мы о нем знаем…

— Тогда я пойду готовить людей… Какие-нибудь особые распоряжения, сир?

— Да нет… Все, как и прежде. Нас теперь вдвое больше, мы лучше вооружены, а они этого не ожидают.

— Но это вряд ли уменьшит их пыл, — сказал рыцарь. — Теперь у них есть только один способ выжить — захватить крепость. И драться они будут уже не за наживу, а за собственные шкуры. И драться крепко…

— …Факелы! — сорванным голосом кричал Хотспер. — Больше факелов на стену!

Женщины несли все новые и новые факелы. Некоторые, в исступлении ярости, так и оставались на стенах, подменяя павших мужчин. Дрались неумело, но с первобытной жестокостью, яростно.

Бой шел второй час. Из трехсот мужчин, защищавших замок, осталось чуть больше половины. Опытный Хотспер оказался прав: нападавшие бились насмерть, понимая, что за стенами нашего замка их единственный шанс на спасение.

Бесконечным потоком взбирались они на лестницы, падали, пронзенные копьями, стрелами, мечами. Заживо варились в льющейся сверху кипящей смоле, погибали под градом камней, но все равно стремились на стену, отделявшую жизнь от смерти.

Врубившись в очередной клубок тел на месте намечающегося прорыва, я оттеснил нападавших, помог алебардщику оттолкнуть лестницу с повисшими на ней людьми, в спину зарубил теснившего одного из моих воинов копьеносца, окликнул Томаса:

— А где… Да оставь ты его в покое! Что ты делаешь?! Он давно мертв!

Оруженосец, всю битву следовавший за мной по пятам, перестал дубасить безжизненное тело головой о каменный пол, с безумными глазами оглянулся:

— Сир?

— Где мальчишка? Я давно его не видел… Как его?.. Конрад. Найди его и присмотри. Я справлюсь и сам.

— Я видел его на южной стене, — подсказал какой-то воин. — Рубится бесстрашно. Чертенок, а не мальчишка! Прости господи!

— Святой отец! — с изумлением узнал я священника. — А вы что здесь делаете?!

Отец Хук в изнеможении опирался на окровавленное копье. Ряса его была изодрана в клочья, на левой стороне лица наливался багрянцем страшный кровоподтек.

— Не только молитвой, но и силой оружия бранного, — хрипло пояснил он. — Бесов… Пришлось вспомнить о смирении…

— О чем?!

— Смирении, ваше величество! Когда человек идет к Богу, а на его страну, друзей, семью, нападают враги, надо смирить жажду царства небесного для себя и вспомнить о других. Если же стоять рядом и трусливенько взывать о всепрощении к насильникам, то это не смирение, а лицемерие и попустительство, которое Господь не простит. Грех совершаю. За него отвечать придется, но из двух возможных грехов этот — меньший.

— Они же вроде христиане?

— Христопродавцы они, а не христиане, — отрезал священник. — Бей их, дети мои! За правое дело стоим, значит, Бог с нами!

— Сир! На помощь!

— Сир! Они прорвались на южной стене!

— Сир! На западной стене прорыв! Сэр Хотспер ранен!

— Сир! Помогите, ваш оруженосец…

…Они сыграли отбой, когда я уже почти не верил в победу. Сквозь застилавшую глаза пелену я тупо смотрел, как медленно отходит в свой лагерь противник, подбирая раненых и собирая оружие. Обстреливать их из луков уже не было сил…

Шатаясь, ко мне с трудом приблизился Хотспер. Согнувшись в три погибели, облокотился о стену и долго молчал, глядя в бойницу.

— Утром снова пойдут, — безжизненным голосом сказал он. — А у нас не больше трех десятков мужчин, способных держать оружие. Да и те едва на ногах стоят от усталости… Не выдержим, сир… Кажется, все же не выдержим…

— Не будет больше штурма, — сухо ответил я. — Уж поверьте…

— Думаете, уйдут?

— Нет. Не уйдут.

Не понимая, он посмотрел на меня, но уточнять не стал. Томас, с обмотанной окровавленной тряпкой головой, на руках принес бесчувственного Конрада.

— Молодец, волчонок! — улыбка на его изможденном лице больше напоминала оскал. — Сопляк совсем, а ведь не меньше дюжины к праотцам отправил…

— Сильно ранен?

— Щитом оглушили. Рука немного задета… Кажется, бок…

— Неси к лекарю. И сам… И вы тоже, сэр Хотспер. Зайдите к нашему костоправу и отправляйтесь отдыхать. Завтра будет много дел.

— Я бы предпочел остаться. Мало ли что…

— Это приказ. Я тоже пойду. Пережить подобную ночь — это за гранью человеческих сил…

— Сир… Простите, что осмеливаюсь… Но я должен спросить… Сир, вы — человек?

Я хрипло рассмеялся.

— Я — человек, сэр Хотспер. Увы… Обычный человек, со всеми присущими человеку слабостями: трусостью, жадностью, недальновидностью… Иначе бы меня здесь не было… Попытайтесь заснуть, сэр. Не хочу, чтобы вы свалились от переутомления. Вы еще понадобитесь мне, рыцарь…

…Поток ледяной воды выбросил меня из тяжелого, бредового кошмара. Фыркая и отплевываясь, я вскочил на ноги:

— Кто посмел?!

— Простите, сир!

Возле моей кровати столпилась целая куча народа. В руках у виновато улыбающегося Томаса я заметил ведро. Выбил, отвесил паршивцу оплеуху, оглядел встревоженные лица:

— Что случилось?

— Не могли вас разбудить. Трясли, орали в ухо… Вы были как неживой…

— Немудрено, после такой ночи, — проворчал я, медленно приходя в себя. — Зачем будили?

— Вам стоит посмотреть на это самому. Вы не поверите…

Одевшись, я последовал за ними на крепостную стену. День выдался безоблачный, и полуденное солнце отчетливо освещало страшную картину.

Земля в неприятельском лагере была покрыта слабо шевелящимися телами. До нас доносился ровный, монотонный гул: бедняги стонали так, что даже у меня мурашки побежали по коже…

— Что с ними? — почему-то шепотом спросил меня Томас. — Они… они не притворяются…

— Да, — подтвердил я. — Они не притворяются.

— Тогда что же это?

— Слышал о каре Божьей? Спроси святого отца, он тебе объяснит.

Я отвел в сторону сэра Хотспера:

— Давно это началось?

— На рассвете. Я сначала не понял, почему они забегали, — рассказал рыцарь. — Думал — готовятся к новому штурму… Суета продолжалась часа три… Потом стала стихать, и вот это… Может, спуститься, помочь им? Не можем же мы просто стоять и смотреть? Это не по-рыцарски…

— Только суньтесь туда! — угрожающе нахмурился я. — Только попробуйте, сэр Хотспер! Вы слышали, что такое эпидемии? Например, чума?

Он торопливо перекрестился, сплевывая, словно отгонял нечистого.

— Вот и здесь что-то подобное. Придется ждать. Просто ждать — вы поняли меня? Час, три, десять, сутки… Потом позовете из деревни крестьян — пусть роют ямы, готовят большие костры. Тела стаскивать крючьями, не касаясь руками. Сжигать, прах хоронить на глубине… В общем, всё, что делают при эпидемиях. Подальше отсюда. В замке заболевшие есть?

— Нет… Только раненые.

— Никто не должен выходить. Тот, кто отправится за крестьянами, должен… Оставаться внизу, пока всё не кончится. Вещи врагов сжечь. Крестьянам, хоронившим трупы, жить под стенами замка три дня. Лекарь будет присматривать за ними, продуктами я обеспечу. Все.

Рыцарь молчал, склонив голову.

— Все кончилось, — тихо сказал я. — Все кончилось, сэр Хотспер. Аввалон спасен. Осада снята. Через три дня можете распустить ополченцев. Мы сделали это… Где святой отец?

— В часовне. От ворот — направо.

— Если случится что-то… непредвиденное, я буду там.

Первый раз в жизни я молился. Неумело, но от всего сердца. Как мог… Хорошо ли быть королем? Я знал ответ на этот вопрос…

На выходе из часовни меня поджидал приплясывающий от нетерпения Томас.

— Сир! Сир, мы поймали пленных! Вы не поверите — кого!

— Что?! Вы сошли с ума! — взревел я. — Каких пленных?! Я приказал не покидать замка!

— Не беспокойтесь, сир. Они ушли из лагеря еще вчера. Мерлин увел их. А сегодня привел… К нам! Судить сначала станете, или сразу — на плаху?

— Кто с Мерлином?

— Сэр Кэй и знаменитый бард Тальесин.

— Ах Мерлин, Мерлин, старый кукловод, — вздохнул я. — Томас, проводи их в тронный зал

— Если будете брать выкуп, не забудьте, что пленил их я.

— Томас, златолюбие — грех, — напомнил я.

— Я могу взять серебром, — пожал плечами мой оруженосец. — А если и медью дадите, то все равно слово «нет» вы от меня не услышите.

— Там видно будет. А сейчас веди пленных.

Тальесин и сэр Кей выглядели не просто подавленными — они были совершенно деморализованы. Особенно тяжело приходилось барду. Один из величайших воинов и колдунов, способный двигать в бой деревья, побеждавший драконов и не знавший поражений в схватках с людьми, не мог использовать магию даже для того, чтобы превратиться в летучую мышь и забиться в самую глухую нору. Мерлин же, напротив, выглядел весьма бодрым и даже довольным.

— У вас есть причины радоваться? — любезно осведомился я у него. — Вы принесли беду на этот остров. Тысячи погибли, сотни покалечены. Британия и Аввалон умылись слезами и кровью… Что вас так веселит?

— Я видел много смертей, король, — сказал колдун. — Большинство из них были напрасны. А эти… Боги говорят мне, что это была великая жертва во славу Британии.

— Британии годами придется оправляться от такой «жертвы», — заметил я.

— Оправится, — убежденно ответил он. — Не первый раз, и не последний. Зато теперь Британия станет иной. На века… Впрочем, это вопрос веры, а нам стоило бы позаботиться о насущном. Что, сэр Максимус, вы собираетесь делать с нами?

— Судя по вашему виду, вы заранее уверены в благоприятном исходе, — разозлился я. — А что если взять и нарушить ваши планы? Просто повесить на ближайшем дубе — и вся недолга?

Мерлин пожал плечами:

— А смысл? Я вам не враг, сэр Максимус, и вы это знаете. Давно было предсказано, что Артур умрет смертью красивой и почетной, а я — позорной и малоприятной. Хотите избавить меня от этого? Возражать не буду — самому интересно. Но что вам от этого?

— Ладно, — устало махнул я рукой, — я подумаю, что делать с вами. Томас, уведи их и приведи сюда Артура… Приведи сюда его сестер… Хотспера, Конрада, всех, кто был причастен к судьбе замка. Они будут судить его.

— Леди Гайю?

— Ну… Позови, раз уж она королева… Как они решат — так и будет!

Несмотря на все презрение, которое я испытывал к Артуру, я не мог не признать, что держался закованный в цепи король весьма достойно. Бледный, с потрескавшимися от жажды губами (Томас сообщил мне, что все это время король отказывался принимать пищу), он даже умудрялся смотреть на собравшихся в зале свысока.

— Король Артур Пендрагон, — сказал я, — вы напали на мирный, ничем не угрожавший вам остров с целью его захвата и убийства ваших сестер. На вашей совести тысячи жизней, но вряд ли вы способны осознать невосполнимую ценность хоть одной из них. Сама судьба наказала вас, покрыв позором и передав в руки тех, чьей смерти вы желали. Они вольны судить вас. Как они решат, так и будет.

— Убить выродка! — крикнула Моргана.

— Сжечь еретика, — сказал священник. — И колдунов вместе с ним.

— Позвольте мне сказать, сир, — сказала старшая из сестер, Моргауза. — Я больше всех пострадала от этого человека и больше всех должна желать его смерти, но… Он — король, сир. Он — единственный, кто за эти годы смог успокоить и объединить под своей рукой разрозненные племена Британии. Не станет его — Британия будет охвачена огнем братоубийственной войны. Не стоит забывать и про орды воинственных кельтов, присмиревших только под ударами армии Артура. Его смерть — смерть Британии. Он не опасен больше Аввалону. И нужен Британии. А я люблю свою страну…

— Вы мудры и милосердны, леди, — пожал я плечами. — Но что вы предлагаете конкретно?

— Пощадите его, сир, — попросила она. — Это будет поступок, о котором сложат легенды. Милосердный поступок.

— Пусть он даст слово не пытаться отомстить… никому из нас, — вступила средняя сестра, Элейна. — Я хочу вернуться домой, к мужу, к детям… А если вы казните Артура, путь домой будет для нас закрыт — его друзья не простят нам его смерти…

— Ну, что скажешь, Томас? — спросил я оруженосца.

— Выкуп! Думаю, надо взять за него выкуп. Большой… Все же он — король.

— Конрад?

— Казнить! — из-под окровавленных тряпок, которыми была замотана голова мальчика, блестели безжалостные глаза. — Казнить убийцу!

— Сэр Хотспер?

— Пусть оплатит убытки семьям, потерявшим кормильцев, даст слово рыцаря, что не будет мстить сестрам, и… Я думаю, можно отпустить. Негоже рыцарю заканчивать свой путь под топором палача. Побежденным не мстят. Надо быть милосердным, сир.

— Итак, подведем итог, — сказал я. — Отец Хук, Моргана, Конрад и я — считаем, что короля следует казнить. Моргауза, Элейна, Томас и сэр Хотспер — за то, чтоб отпустить. Голоса разделились.

— Простите, сир. Можно я? — послышался тоненький голосок. — Можно я скажу?

С удивлением я посмотрел на леди Гайю. К моему стыду, надо признать, что про девчонку я совсем забыл. Некрасиво — королева все-таки…

— Говорите, Ваше Величество, — с поклоном попросил я.

— Мне кажется, надо дать ему шанс, — сказала она. — Люди редко учатся хорошему на победах и везении. Горе, если его понимать сердцем, делает нас мудрее, даже добрее. Король Артур уже наказан, и если он воспримет это поражение не во зло, а как драгоценный опыт, он сможет принести много пользы своей стране. А нам он сделать уже ничего плохого не сможет… К тому же… Мне кажется, он не совсем плохой человек. Просто… У него была плохая жизнь, и он… разозлился на нее…

Гайя сбилась, густо покраснела и замолчала.

— Ну… Смысл ясен, — вздохнул я. — Как всегда, жена не хочет поддержать мужа… Шучу, не расстраивайтесь. Что ж… Слово есть слово. Большинством голосов принято решение отпустить короля Артура. Вы слышали условия, при которых вас отпустят?

Король молчал, с изумлением глядя на смущенную Гайю.

— Сэр Артур! — позвал я. — Вы согласны?

— Что? — очнулся он. — Ах, это… Я обещаю выплатить пособие вдовам и внести за себя выкуп. Даю слово не мстить сестрам. Это все?

— Я хочу, чтоб он знал, что я не нуждаюсь в его снисхождении! — выкрикнула Моргана. — И я не соглашусь с этими условиями! У нас с ним война закончится только со смертью одного из нас! Ты слышал, подлец?! Слышал?! Клянусь, я уничтожу тебя, чего бы мне это не стоило!

В гневе она выбежала из зала.

— Ну, это личные отношения, их сами решайте, — развел я руками. — Томас, приведи остальных пленников и сними цепи с короля.

Приказ исполнили, и я оглядел понурую четверку:

— Вот и все, что осталось от грозной армии. Запомните это. А теперь идите за мной.

Перед мерцающими Воротами я пропустил их вперед:

— Уходите. Ровно через три месяца я буду ждать на этом месте исполнения обещаний. А ваши лица я видеть больше не хочу. Прощайте.

— Лльюк… Сир, — сломанным голосом сказал Артур. — Мой меч… Я…

— Какие мелочи, коллега. В отличие от тебя, я от оружия не завишу — я сам оружие. Запомни это, если когда-нибудь решишь вновь направить этот меч на меня, — и я швырнул Экскалибур сквозь портал.

Артур торопливо шагнул следом. За ним поспешили ретироваться бард и сэр Кэй. Мерлин на секунду задержался у прохода.

— До встречи, Максим. Еще увидимся.

— Не думаю, — сказал я сухо.

— Увидимся, — убежденно заверил Мерлин и последовал за остальными.

— Что ж, сэр Хотспер, — сказал я сопровождавшему меня рыцарю, — будем учиться жить в мирное время. Я не провидец, как Мерлин, но вряд ли ошибусь, если предположу, что сейчас-то и начнется самое сложное… Как думаете?

— Я в этом уверен, сир, — вздохнул он.

Ночью я проснулся от стойкого ощущения, что в спальне я не один. Подтверждая мою мысль и словно дождавшись моего пробуждения, в темноте разом вспыхнули десятки свечей. В их плавающем свете я увидел дьявола, умело и со вкусом сервирующего стол серебряной посудой.

— Знаете, что я думаю, Максим? — как ни в чем не бывало спросил он. — Если б каждый человеческий поступок сопровождала музыка, то подлецов бы не было. Все же у человечества есть чувство такта. Есть даже композитор. Нет только дирижера.

— Это вы к чему? — сварливо поинтересовался я, недовольный внезапным пробуждением.

— У вас не было другого выхода, правда? Вы обязаны были спасать женщин, замок, остров. У Артура тоже не было иного выхода, кроме как напасть на Аввалон. Вы — короли, Максим. Но вам предстоит долго учиться… Друг у друга.

— Угу, — кивнул я, неохотно одеваясь. — А я, в свою очередь, спрошу вас вот о чем… Есть хоть кто-то на земле, к кому вы относились бы, не то что с уважением, а хотя бы просто — хорошо?

Он остановился, задумчиво морща лоб, долго шевелил губами, потом кивнул:

— Семнадцать человек.

— Ну-у, — развел я руками. — Немало. За какой срок?

— За четырнадцать тысяч лет. А у вас?

Настал мой черед задуматься.

— Сэр Хотспер, — нерешительно предложил я. — Он вызывает уважение.

— Он просто хороший человек, — пренебрежительно отмахнулся дьявол. — Хотя и весьма талантливый… В своей области.

— Этого мало — быть хорошим человеком?

— Очень мало, Максим, очень мало. Вот почему вы мне куда интересней, чем он.

— Но я…

— Еще ничего не сделали? Сделаете. Поверьте — я знаю. Вы будете великим. Вы познаете ад и рай, научитесь различать добро и зло и называть вещи своими именами… Это — главное. А потом вы сделаете свой выбор. Впрочем, мне это будет уже не важно…

— Почему это так важно — называть все своими именами? Все давно уже получило свои названия и определения. Нового уже и не придумать…

— Ах, если бы… Вы присоединяйтесь, Максим, присоединяйтесь. К сожалению, мне редко приходится посидеть вот так, не ради работы, а для души. У меня омерзительные обязанности, Максим: я предлагаю людям то, от чего они не смогут отказаться. Кстати, вы когда-нибудь слышали о том, чтоб я кого-нибудь заставлял или принуждал что-то делать? Сами делают свой выбор, а потом ненавидят не себя, а то, ради чего пошли на подлость: женщин, деньги, власть, меня…

— Приятно слышать. Ведь это относится и ко мне.

— Нет. Иначе бы я этого вам не говорил. В данном случае вы нужны мне, а я вам… постольку поскольку… Не вы — цель. У меня тут другая работа.

— Можно подумать, кто-то вас заставил заниматься этим. Это же ваш выбор, нет? Сильно ненавидите людей?

— Не поверите — совсем не испытываю ненависти. Презрение — да, а для ненависти… слишком много чести. Попробуйте вот это вино… Ну как?.. То-то же… Что до вашего вопроса, то еще Достоевский выделил его как главную причину всех бед. «Крадите, врите, убивайте, предавайте, но только называйте вещи своими именами». Как-то так, или близко к этому… Лицемерие — главная беда человечества. «Я убил, потому что он сам виноват, я украл, потому что моей семье это нужнее…» Себя человек всегда оправдает… Иначе психика не выдержит его же подлостей. А так… Сначала находят оправдание, а потом свято в него верят, да еще и проклинают этот «жестокий мир». Но для того, чтобы иметь понятие о добре и зле, надо иметь правильную точку отсчета. Иначе чем мерить? Вам она была дана… Две тысячи лет назад. А вы? Даже ее трактовали под ваши нужды и оправдания. Подлость, совершенная во имя детей, жены или идеи, уже не называется подлостью. У вас все зависит от причины. А причин у вас много…

— Человек несовершенен…

— Скажите это Богу, — усмехнулся он. — Я это Ему уже говорил… Это вы, вы сами дали себе это мерзкое прозвище — «человек разумный»… Гадость какая! Эволюционировать может лишь «человек духовный», «человек разумный» обречен на трагедию…

— Что вы ворчите? Что-то случилось?

— Ничего нового. Повседневная рутина. То, что вы совершили вчера ночью, я делаю каждый день… Почему-то люди уверены, что высшая справедливость Бога — это торжество дьявола… Надоело. Устал.

— Кстати, о справедливости. Вы обещали мне здесь едва ли не манну небесную, а я пока что нашел смерть, войну, разруху… Как я могу управлять островом, если в казне замка нет ни единого золотого? С врагами я справился сам. Теперь мне нужны деньги.

— Справились с врагами, справитесь и с разрухой, — заверил он. — Денег я вам не дам. Не хочу портить. Учитесь мыслить государственно. «Халява» — это то, что богатые евреи дают бедным евреям, чтоб те смогли отпраздновать пасху. Вы еврей? Я — нет. Откуда эта неизлечимая страсть к халяве? «Дайте, дайте…» Заработайте!

— Спасибо, добрый сатана, — желчно поблагодарил я.

— Не за что, — так же желчно ответил он. — Кстати, если б вы изучали Библию, то знали бы, что меня зовут не сатана, не дьявол, не черт с рогами, а Денница.

— А если б вы изучали состояние дел Аввалона, то знали бы, что меня зовут «голый король». Мне нужны деньги.

— Зарабатывайте, — пожал он плечами. — Если нужно много денег — зарабатывайте много.

Некоторое время мы сидели молча.

— Кстати, я забыл вас поздравить, — спохватился он.

— С чем?!

— Вы же женились.

— Нашли с чем… Это была необходимость.

Денница как-то странно посмотрел на меня, но промолчал.

— Что мне делать дальше? — спросил я.

— Что хотите, — пожал он плечами. — Живите, наслаждайтесь, любите, работайте. У вас достаточно дел. Поднимать экономику, строить города, развивать промышленность, сельское хозяйство, открывать школы… Я бы вам рекомендовал избавиться от колдунов на острове. Знаете, какое самое страшное заклинание в магии? «Упс!» или — «Что за хрень…»— и пол-острова как не бывало… Главное — не пытайтесь покинуть остров. Выйти во внешний мир вы можете лишь один раз, и тогда я вынужден буду вернуть вас обратно… Стоило ли затевать все ради этого? У вас впереди еще много интересных лет… Что ж, мне пора, — он поднялся из-за стола. — Было приятно повидать вас.

— А что заходили-то? — не удержался я.

Денница подумал и пожал плечами:

— Скучно. Просто скучно. Вы меня поймете. Чуть позже…

— Не даете деньгами, дайте хоть товаром, — предпринял я последнюю попытку. — Или хоть техникой, оружием, семенами…

Денница показал мне кукиш и исчез.

— Да, у него и впрямь не много друзей, — пробормотал я и залпом допил вино. — И он еще назывался лучшим ангелом Бога… Как же выглядят худшие?!.

Глава 4, в которой герой пытается постичь законы колдовства, экономики и законодательства, но приходит к выводу, что это — явления одного порядка

Дружбой мы, слава Богу, богаты И пока еще крепки в беде. Но смотри — поднял руки заката К небесам умирающий день. Все зовет он на помощь кого-то, Ну, а кто-то не может помочь. Открываются Волчьи ворота, Пропуская к созвездиям ночь. Ю. Визбор

Несмотря на то, что я торопился покинуть Волчьи Ворота для осмотра острова и наведения на нем порядка, ремонт замка и организация военного отряда заняли около пяти месяцев. Для начала я модернизировал сам замок. Заказал столярам новую мебель, чертежи которой предоставил сам. Заново выстроил скотный двор. Создал прачечную, сшил для слуг специальную одежду, издалека дававшую понять, кому они служат и в какой должности состоят. Но труднее всего было приучить их к чистоплотности. Мало было поставить сортиры, куда труднее оказалось заставить пользоваться ими. Помог Томас. Поймав пару слуг, «орошавших» стены замка, он отправил их на конюшню, где выпорол со всем прилежанием, и дело быстро пошло на лад. Первые два месяца в свежесрубленные бани водили едва ли не под конвоем. Безногий лекарь Эварт разработал по моей подсказке духи, и женщины быстро приняли это новшество. Удалось внедрить даже какое-то подобие постельного белья. Кузнецы и столяры ворчали под нос, что теряют навыки, занимаясь производством «каких-то вилок и ложек, тогда как их отцы и деды вполне обходились ножом и руками». А повара навели на кухне порядок лишь под бдительным присмотром вездесущего Томаса. Слуг пришлось нанимать из ближайших деревень и практически обучать заново, ибо всех выдержавших осаду я возвел в рыцарское достоинство, а денег на оплату их услуг у меня по-прежнему не было. Одним словом, о том, чтоб предаваться эйфории, наслаждаясь ролью «властелина Аввалона», речь не шла. Особенно раздражали мелочи. Вопрос экономики приравнивался здесь к вопросу о строении солнечной системы, то есть он был, но попытайся попробовать доказать кому-нибудь, что это земля вращается вокруг солнца, а не наоборот, как ежедневно это видят люди собственными глазами. Я просто не знаю, что бы я делал без терпеливого и усердного сэра Хотспера. На беднягу я свалил львиную долю всех средневековых забот, в которых не смыслил ни черта. Рыцарь занимался и расчетами со слугами и крестьянами, и обучением новобранцев, и ремонтом разрушенных стен. А в финансовых вопросах неожиданную сноровку выказал юный Конрад. С моей подачи он заложил основы виноделия (на склонах местных холмов рос на удивление вкусный виноград), изготовления сидра из яблок многочисленных садов, организовал широкую, хотя и своеобразную рекламу колесных повозок (странно, но Ромул, будучи римлянином, откровенно пренебрегал колесом), научил столяров изготовлять бочки взамен долбленых колод, отправил лозоходцев и рудознатцев на разведку полезных ископаемых. Весь мой повседневный быт принял на свои сутулые плечи Иуда, незаметный, вездесущий и крайне жестокий ко мне в своих заботах обо мне. К счастью, вопрос чистоплотности он усвоил с поразительной охотой, и мое скромное жилище сверкало и благоухало, словно Иуда совмещал в себе стиральную, посудомоечную машины и японский пылесос со встроенной в него кофемолкой.

Через пару недель после изгнания Артура отправились к семьям Моргауза и Элейна. Упрямая Моргана с презрением отказалась сопровождать сестер. Дни и ночи она проводила в «лаборатории» Эварта Октанского, и изумленный лекарь не мог нарадоваться успехам своей юной ученицы.

Свою невольную жену я практически не видел. По слухам, многие из вводимых мной новшеств пришлись ей по душе, особенно печатный станок и подзорная труба с линзами из отшлифованного горного хрусталя.

Но все же день выступления в поход наконец настал. Мой отряд (а точнее, небольшая армия) состоял из семисот копьеносцев (навыкам фехтования за столь короткий срок сэр Хотспер обучить их был физически не в силах), трехсот лучников (не просто лучников, а стрелков, вооруженных тяжелыми «английскими» луками, что составляло мою гордость!) и трех десятков оставшихся в живых после осады замка рыцарей. Также в поход выступило неимоверное количество обозов с продовольствием и походным снаряжением, около сотни слуг, поваров, оруженосцев. Отправились со мной сэр Хотспер, Томас, Конрад, Иуда, Эварт Октанский и… Моргана. Назойливой девчонке, как в том бородатом анекдоте, было легче уступить, чем объяснить, почему ей не место в военной экспедиции. А еще отец Хук тащил за собой три повозки, набитые книгами и церковной утварью. Знал бы сей достойный «миссионер», чей протеже получил власть над Аввалоном…

Итак, на исходе весны, оставив управление замком леди Гайе и искренне надеясь, что новоявленная астроном и книголюбица, по крайней мере, не развалит организованные мной начинания, мы выступили в поход.

Проезжая мимо города Вестминста, памятного по уничтожению мародеров короля Артура, я был приятно поражен царившими здесь порядком и чистотой. Сэр Хотспер, получивший этот город во владение, горделиво ехал рядом, время от времени бросая на меня выжидательные взгляды. Подобное усердие заслуживало похвалы:

— Просто не понимаю, как вы все успеваете, дорогой сэр, — сказал я, ничуть не кривя душой. — Я свалил на вас практически все мои обязанности по замку, а вы умудрились в столь короткий срок возродить из пепла и этот городок. Как вам это удается?

— Создавать приятней, чем разрушать, — ответил рыцарь. — Люди совсем не так глупы и ленивы, как это может показаться. Если они видят, что создаваемое — на пользу им же самим, то принимают это с удовольствием и энтузиазмом.

— Если бы так было всегда, — вздохнул я. — В моей стране одного убеждения было недостаточно. Сталин и Петр Первый меня бы поняли…

Старейшины города встретили нас на центральной площади.

— Счастливы видеть вас в добром здравии, сир. Не знаем, как и благодарить вас за то, что вы делаете для нас.

— Что же я такого делаю? — удивился я.

— Как же?! — удивились старейшины. — Мы даже не говорим о спасении от захватчиков, но ваша помощь в восстановлении города воистину неоценима. Снижение налогов, создание артелей и лечебниц. А придуманные вами трактиры принесли в городскую казну доходов больше, чем за два последних года вместе взятых! А такая диковина, как театр?! К нам изо всех соседних городов ездят. На площади в дни представлений яблоку негде упасть! Презанимательное зрелище. Наш местный перчаточник и ростовщик такие пьесы пишет, что просто уму непостижимо! Не угодно ли взглянуть? Артисты будут счастливы дать представление в вашу честь.

— Некогда, — с сожалением отказался я. — Может, на обратном пути… А как театр назвали? Не «Глобус», часом?

— Вы слышали? — обрадовались старейшины. — И все это малограмотный перчаточник — представляете? Какими странными путями идет талант…

— Сэр Хотспер, — сказал я, когда мы двинулись дальше, — теперь я начинаю понимать, почему вы с таким энтузиазмом расспрашивали меня о жизни в моей стране. Это достойные нововведения.

— Благодарю вас, сир.

— А я вот совершенно не знаю, с чего начинать. Никогда не думал, что придется управлять государством…

— Деньги, — сказал Хотспер. — Нужны деньги. Без них никак.

— Знаю, — вздохнул я. — Пресловутый «первоначальный капитал». Но пока что крестьяне несут оброк молоком и мясом, горожане — сапогами и тканью… У вас тут местные банкиры есть?

— Кто?

— Богатеи, способные дать деньги в рост под проценты? Ростовщики, менялы?

— Нет.

— Евреи?

— Только ваш Иуда.

— М-мда… С этого точно не разживешься…

— Нам, на острове, деньги практически ни к чему. Товар меняется на товар.

— А торговля с внешним миром?

— Сэр Ромул предпочитал держать остров в изоляции. Вопросы безопасности, да и дурное влияние… Вы же знаете, что творится во всем мире.

— Петр первый сошел бы здесь с ума без своих масонов, — кивнул я. — Ладно, будем сами создавать банки… Но опять же — где взять для этого деньги?.. Будем думать… Сэр Хотспер, а ведь это вы, а не какой-то малограмотный перчаточник, пишете пьесы для театра!

— Простите, сир? — фальшиво удивился он. — Не понимаю, почему это могло придти вам в голову. Подобное занятие крайне неблагородно, осуждается церковью и не пристало рыцарю.

— Там, где я жил, уже была эта история с «малограмотным перчаточником», который с трудом писал собственное имя, но якобы сочинял гениальные истории на нескольких языках, со знанием истории мира и нравов высшего света. А после смерти одного рыцаря, который брал у этого перчаточника деньги под проценты, так как был очень беден, нашли гравюру — рука с пером, высовывающаяся из-за кулис, и надпись под ней: «Написанное гением будет жить вечно, остальное неважно».

— Остальное неважно, — завороженно повторил Хотспер. — Это был мудрый человек, но, сир… Эти пьесы пишет перчаточник…

— Ну перчаточник, так перчаточник…

За день пути до замка Веридаха мы сделали большой привал. Солдаты занялись приготовлением пищи и подготовкой оружия, а я решил прогуляться по лесу, раскинувшемуся в этой части острова на многие километры. За мной увязался Иуда, раздобывший где-то резвого упитанного ослика, столь же упрямого, как он сам.

— Иуда, — безнадежно просил я, — ничего со мной не случится — поверь. Иногда человеку просто хочется побыть одному, ты можешь это понять? Солдаты рядом, я сам не из последних доходяг, а лес безлюден, как…

Как именно безлюден лес, я договорить не успел: что-то просвистело в воздухе, и одна за другой, с веселым стуком, три стрелы ударили в дерево на расстоянии вытянутой руки от моего лица. Я даже удивиться не успел.

— Куда путь держим, благородный рыцарь? — раздался нагловатый голос, и моего коня принял под уздцы словно выросший из-под земли парень в зеленой куртке.

— Тьфу ты, черт! — выругался я. — Так же инфаркт схватить недолго. Что ж так пугать-то?

— А мы стучали, — нахально кивнул он на оперение торчащих из дерева стрел.

— Местный Робин из Локсли? — понимающе кивнул я.

— Ты обо мне слышал? — самодовольно улыбнулся он. — Тем лучше — меньше потратим времени на уговоры и споры. А время, как известно, — деньги. Не так ли, рыцарь?

— Грабить будете? — вздохнул я.

— Что вы! Как вы могли так плохо о нас подумать?! Просто хотели пригласить вас на обед. Не побрезгуете откушать в нашей дружной компании?

Лес вокруг сложно ожил, и молчаливые бородатые люди в зеленых одеждах взяли нас в плотное кольцо, держа луки наготове.

— Что ж, Иуда, — спокойно сказал я слуге. — Уважим столь сильное желание этих джентльменов пообедать в приличном обществе. Поверь, друг мой, им это приходится делать крайне редко.

Лагерь разбойников располагался в получасе ходьбы. По всей видимости, они уже давно заметили появление моей армии и поджидали случая взять «языка», чтобы понять причину вторжения.

Многочисленные шалаши, пара амбаров, две-три избы, по всей видимости, предназначенные для руководителей банды, какие-то землянки и пристройки — больше всего все это напоминало пристанище бомжей возле большой мусорной свалки.

— Прошу вас, рыцарь, — Робин преувеличенно услужливо распахнул передо мной дверь одного из срубов. — Прошу пожаловать в мое скромное жилище.

«Скромным» это жилище можно было назвать разве что по сравнению с крупным городским музеем. Толстые, ручной выделки ковры покрывали пол и стены, позолоченная мебель, явно «приватизированная» из зажиточных домов, выгодно смотрелась в пламени многочисленных свечей (вставленных в золотые подсвечники), повсюду были разбросаны украшенные драгоценными камнями кубки, статуэтки, оружие. В углу притаился изумительной работы полный рыцарский доспех, густо-черного цвета, с замысловатой золотой чеканкой-узором. Подойдя ближе, я изумленно покачал головой: не могло быть в этом веке таких доспехов. Более тысячи лет потребуется, чтобы оружейники дошли до подобных откидных забрал, заостренных нагрудников, длинных набедренников и тщательно проработанных поножней с наколенниками.

— Нравится статуя? — заметил мое любопытство Робин. — Говорят, ее бывший хозяин был известнейшим магом. Да от стрелы из чащи леса не всякая магия защитит. Садитесь, гости дорогие, откушайте с нами. Джон! Скажи Мэриан, чтоб принесла лучшего вина!

Могучий немногословный детина, заросший волосами так, что повстречайся он в лесу — вполне можно было принять за снежного человека, принес тарелки с мясом, а шустрая косоглазая девица наполнила кубки. Не чинясь, я пригубил… «Лучшее» вино разбойников было многократно хуже советского «Агдама». Поморщившись, я выплюнул пойло.

— Уже отобедали? — догадливо оскалился Робин. — Что ж… Было приятно посидеть за одним столом со столь благородными господами, но не смею задерживать, ибо понимаю, что ваши заботы, по сравнению с нашими делишками, — обременительны и неотложны. Вот только… Вы же не обидите бедняков, разделивших с вами последний кусок хлеба и бокал вина? Наградите, чем можете, за гостеприимство?..

Я аккуратно поставил кубок на край стола и приблизился к ухмыляющемуся Робину и, нависая над ним во весь свой немалый рост и тщательно подбирая слова, сообщил:

— А теперь слушай сюда, сявка подзаборная! Может, где-то там, на своей киче ты и считаешься бугром, но на моей поляне ты был, есть и будешь клоп заобойный! И если я с тобой еще базар веду, вместо того, чтоб сразу на ножи поставить, то только из праздного любопытства — что за блоха в моих владениях завелась. Но если ты и впрямь нюх потерял, то я тебя в бараний рог сверну и нос отгрызу самолично, ибо он тебе без надобности!

— Ша! Не надо крику… Зачем сразу такие страшные угрозы? Я и так вижу перед собой вполне серьезного человека, — ничуть не смутился Робин. — Не сердитесь на нашу убогую фантазию, сир! Я признал вас с первой минуты, но так хотелось понять, что вы за человек, что решился на этот дешевый балаган… О вас ходят по Аввалону исключительно странные слухи, но что из них правда — хотелось увидеть самолично…

— Увидел? Ну и?..

Не смущаясь присутствующих подельников, он опустился передо мной на колени и склонил голову:

— Отдаю себя на ваше милосердие, сир. Можете казнить, а можете использовать себе во благо.

— Сколько у тебя людей?

— Около двухсот отличных стрелков, и они в полном вашем распоряжении.

— Встань. Я принимаю твои услуги. Будем считать, что все твои шалости ты совершал только в ожидании моего прихода на Аввалон. Так сказать, сберегал состояние своего короля от чужих посягательств…

Разбойник оказался догадлив:

— Все ваше имущество мы сохранили до последней монетки. Разумеется, кроме той незначительной доли, которая ушла… и уходит на наше пропитание.

— Да-да, — кивнул я, — я помню про эту десятую часть.

— Треть. Вы забыли, ваше величество.

— Четверть. У меня хорошая память, Робин.

— Четверть, — согласился разбойник со вздохом. — И эта статуя, которая вам так понравилась, — он кивнул на доспех. — Точно по вам изготовлено, у меня глаз — алмаз. Позвольте, я помогу вам облачиться в эту диковинку?

Доспех оказался на удивление легким. Мне почему-то казалось, что средневековые латы были попросту неподъемны, и упав в них, без пары помощников подняться было невозможно. Но в этом снаряжении вряд ли было более тридцати килограмм и вес равномерно распределялся на все тело. Во время армейской службы мне приходилось пробегать двенадцатикилометровые кроссы с куда более значительным весом на плечах. Правда, пришлось поддеть под них штаны и рубаху грубой шерстяной вязки, да и некоторый навык ношения этой брони все же требовался, но в целом… В целом я понял, что исторические фильмы консультировали редкостные неучи, не отличавшие шлема десятого века от шлема века шестнадцатого.

— Спасибо, добрый… э-э… рыцарь, — поблагодарил я разбойника. — Я очень надеялся на то, что ты выполнишь свой долг и сохранишь для меня мое богатство. Сейчас оно мне как нельзя более кстати. Я подумаю о достойной тебя награде. А пока ты поможешь мне еще в одном деле…

— Никак местного колдуна бить собрались? — прищурился Робин. — Дело хорошее, но… рискованное.

— А уж выгодное! Десятая часть от взятого в замке…

— Треть.

— Четверть. И полная амнистия.

— Сир, вам бы не островом управлять, а нами — наши парни вас бы на руках носили.

Я хмыкнул от такого сомнительного комплимента, и Робин торопливо добавил:

— Пойду своих ребят обрадую. Много времени это не займет. А после проводим вас до лагеря со всем бережением… Места тут уж больно лихие, сир. Осторожность не помешает.

Когда я выехал из леса в сопровождении двух сотен головорезов, несущих многочисленные сундуки, в лагере воцарилась гробовая тишина.

— Пополнение, — коротко объяснил я Хотсперу. — И финансовое обеспечение. Надо подготовить с дюжину рыцарских грамот и найти на Аввалоне пару ничейных наделов. Что делать — политика…

— Но, сир, — смутился Хотспер. — Это же разбойники…

— Пока они наши союзники, будем считать, что это не разбойники, а… бедные слои населения, вынужденные скрываться в лесах от гнета власть имущих негодяев.

Рыцарь поморщился, но промолчал.

Мы вышли к замку Веридаха к полудню следующего дня. К моему удивлению, этот замок был куда больше Волчьих Ворот и напоминал, скорее, небольшой город.

— Это тоже создание сэра Ромула, — пояснил Хотспер. — Он весьма удачно заложил замки в разных концах острова, в зависимости от их функционального значения. Волчьи Ворота он задумывал исключительно как оборонительное сооружение на месте магического прохода, а этот замок планировал как центр управления южной частью острова.

— Удивительно, что они даже не засуетились при нашем приближении, — заметил я. — Ворота открыты, на стенах лишь городская стража, крестьяне туда-сюда ходят… Какая-то заумная засада?

Разумеется, засадой это не было. Стража у ворот почтительно приветствовала нас, и седой, покрытый многочисленными шрамами рыцарь сообщил, что «господин Веридах с почтением ждет короля в центральном зале замка».

— Странно, — задумался я. — Но на всякий случай, сэр Хотспер, поставьте наших людей на все ключевые посты замка. Я беру его под свое управление в любом случае. Развалить Аввалон на мелкие «княжества» я не дам. У каждой вещи должен быть только один хозяин. Томас, Конрад, вы будете сопровождать меня.

Внутри замка было на удивление чисто и просторно. Не было ненавистного запаха гнили и плесени, слуги были одеты чисто и опрятно, а полы зала, куда нас проводили, были застелены чистой соломой.

Невысокий коренастый человек в красной мантии торопливо шел нам навстречу.

— Приветствую вас, ваше величество, — сказал он с поклоном. — Я — Веридах.

Скуластое лицо, глубоко посаженные глаза, небольшая, опрятная бородка — не самая примечательная внешность для грозного колдуна…

— Просто Веридах? — спросил я, внимательно разглядывая его. — Или имя уже само по себе должно обо всем говорить?

— Сложный вопрос, сир, — он позволил себе скупо улыбнуться. — Лекарь, астролог, ученый, немножечко маг… Ну и, так сказать, временный управляющий этими землями.

— И кто же вас им назначил?

— Обстоятельства, — не смутился он.

— Вот это меня и беспокоит, — резко ответил я. — Особенно беспокоит потому, что я намерен навести на острове единый порядок, — я особенно подчеркнул слово «единый». — Не знаю, как было у вас с Ромулом, но у меня Аввалон станет единым государством.

— Мудрое решение, — легко согласился он. — Позвольте, я вам все объясню, сир… Вам, наверное, уже известно, что сэр Ромул был прежде всего создателем. Если угодно — строителем, архитектором. А в управлении страной он проявлял опасное и подчас даже губительное безразличие. Построив этот город, он назначил управляющим сэра Менгела, но когда, через пару лет, этот благородный рыцарь был убит в схватке с лесными разбойниками, новый управляющий так и не был назначен. Я, как наиболее образованный — господа рыцари большую часть времени посвящают воинским и охотничьим утехам, — волей-неволей вынужден был занять этот пост. Я направил сэру Ромулу гонца с сообщением о том, что в любой момент готов передать бразды правления назначенному им человеку, но он ответил, что доверяет управление мне. Вот и все.

Я вопросительно оглянулся на своих спутников. Они пожали плечами — ни опровергнуть, ни подтвердить эту историю никто из них не мог.

— Предположим, — вынужден был согласиться я. — Но до меня дошли слухи, что ваши подданные недовольны. Они жалуются на вашу жестокость и… вообще жалуются.

— К счастью, уже нет, — улыбнулся он. — Втянулись. Вот поначалу — да… Я едва с ума не сошел, доказывая, заставляя и убеждая. Мне всегда хотелось построить систему правления по греческому или славянскому образцу. Выборная власть от всех слоев населения, постоянное развитие культуры духа и тела… А то, что творилось здесь… Вы даже представить себе не можете эту вонь!

(Я невольно хмыкнул, вспоминая свои первые впечатления от амбре Волчьих Ворот.)

— Вижу, кое-что вам знакомо, — догадался он. — Помои лили из окон прямо на улицы, каждый второй болел, каждый первый был глуп от непроходимого невежества. Я обучал, рассказывал, объяснял… Философ любит людей и ненавидит их пороки, а властелин… Я едва не возненавидел все человечество в целом… Но… Потихоньку, потихоньку… Нет, проблемы еще есть. Например, в наших лесах уже много лет свирепствует шайка разбойников, а у меня физически не хватает воинов на то, чтоб выкурить их…

— Эту проблему я уже решил, — быстро сказал я.

— Да?! Это чудесно! Буквально третьего дня они убили сборщиков налогов, возвращавшихся в замок с продовольствием, а у бедняг были семьи, дети… Признаться, я буду только рад сложить с себя эти обязанности. Власть — это прежде всего ответственность, а не амбиции и льготы. И чем власть больше, тем тяжелее. У меня большой город, и я порядком устал.

Я переминался с ноги на ногу, даже не зная, что сказать. Помимо воли я испытывал симпатию к этому человеку, по долгу совести занявшему эту должность и пытающемуся разрешить те же проблемы, что терзали меня, но слово, данное Эварту…

— Что ж, достопочтимый Веридах, я благодарю вас за проделанную работу и принимаю вашу отставку, — сказал я. — Ваше место займет Эварт Октанский.

Веридах вздрогнул, пристально посмотрел на меня, словно хотел что-то сказать, но сдержался и с поклоном отступил в сторону.

— Казна замка в каком состоянии?

— За исключением отнятых бандитами сборов, все в наличии до последней монетки.

— Томас, — распорядился я. — Отдайте четверть лучникам, которых я привел с собой… Ты понимаешь, о ком идет речь… И вычти с них недополученный по вине разбойников налог. А с вами, господин Веридах… Даже не знаю… Чего бы вы сами желали?

— Я хотел бы вернуться к своим обязанностям, — ответил он. — Я имею в виду обязанности научные.

— Но я слышал, что вы практикуете магию.

— Это самый сложный, самый труднодоступный раздел науки. Телепатия, левитация, странствия по иным мирам, сглаз… Колдовство — это же практически никогда не изучалось всерьез! Так… Легенды бабушек и бред кумушек. А ведь это есть, и что это такое — следует понять. Существуют разделы гомеопатической, контагиозной, лечебной, любовной, промысловой, черной магии, так называемые аграрные обряды…

— Простите, мэтр, — неожиданно услышал я голос невесть откуда взявшейся Морганы. — А что вы имеете в виду под понятием «черной» магии?

— О-о, милое дитя, это крайне опасный раздел магии! Опасный не только для того, против кого направлен, но даже для того, кто проводит и кто заказывает. Видите ли, существует огромное общее биополе, называемое…

…Я поспешил удалиться из зала, бросив двух фанатиков знаний предаваться их любимому занятию. К моему облегчению, не похоже было, чтоб Веридах переживал из-за потери им власти…

— Вы довольны? — спросил я Эварта, прощаясь. — Я выполнил свое обещание. Вы получили в управление целый город с отлично налаженным бытом.

— Жаль, что вы разрешили остаться здесь этому магу-недоучке…

— За что мне было ссылать его? За честно выполненные обязанности? К тому же, Моргана упросила его на некоторое время принять ее в ученицы, а мне не хочется отказывать девчушке. У нее и так были тяжелые годы.

— А зачем мне здесь священник?

— Может, сами скажете ему об этом? Я как-то не рискну останавливать столь энергичного и охваченного жаждой деятельности человека, как отец Хук.

— Да еще эти якобы раскаявшиеся головорезы из леса… Не верю я им… Куда вы направитесь теперь, сир?

— В Холлард, — сказал я. — Это какой-то вольный город в двух-трех днях пути отсюда. Говорят, жители отказались признать мою власть и объявили нечто вроде суверенного государства с правами на окрестные земли, леса и села. Пользуясь случаем, хочу нанести визит этой «незалежной и вильной» части острова, чтобы поздравить их с демократическими победами.

— Я мало что понял из того, что вы сказали, сир, но оказаться в этом городе я бы сейчас не хотел, — заметил Эварт и вдруг задумался. — Послушайте, сир… Раз уж вы все равно двигаетесь в ту сторону… Вы же не из пугливых?

— Раньше не замечал за собой… А что?

— Недалеко от этого города есть озеро. Местные зовут его Озером Смерти. С древних времен оно пользуется устрашающей весь Аввалон славой. Считается, что там живет неведомый дух, уничтожающий все живое, и его нельзя ни убить, ни ранить. Сотни и сотни смельчаков и глупцов сложили там головы. Признаться, мне не хотелось бы иметь под боком подобное соседство… Впрочем… Не стоит рисковать. Столетиями оно стояло и еще столько же простоит.

— Но теперь это мой остров, — задумался я. — Не хотелось бы оставлять на нем «белых пятен». Да еще с «кровавой каймой»… Я загляну проведать и этих ваших «духов», сэр Эварт. Что ж, до встречи. Управляйте мудро.

— Прощайте, сир, — степенно кивнул Эварт, и мы расстались.

— …Печально, — вздохнул я, вновь оглядел высокие, ощетинившиеся копьями стражников стены «вольного» города и еще раз подтвердил: — Да, это очень печально.

— Не с нашим войском такую громаду штурмовать, — обреченно сказал Томас. — Надо поворачивать, сир. Города, которые строил сэр Ромул, брать почти невозможно. Все здесь поляжем.

— Как говорил один полководец в моей стране, «берут не числом, а умением», — сказал я. — Правда, это умение еще иметь нужно… Но — возьмем. Надо взять!

— Город богатый, — мечтательно протянул мой оруженосец. — Есть чем поживиться, да руки коротки.

— Томас, зачем тебе столько барахла? Ты разжился на обороне Волчьих ворот, неплохо поживился в Вестминсте… Куда тебе столько? На старость копишь?

— Женщины, сир, — покраснел Томас. — Не очень у меня с ними получается. Им, дурам, слова умные говорить надо. А я вроде бы и не дурак, но как их завижу, так одни глупости из меня лезут… Только на жадность и беру. Моя первая дочерью кузнеца была. До-олго ухаживал. Но как мою хижину увидела, сразу назад сдала, и дальше ни шагу, как осел Иуды. Благодаря вашей милости, на обороне Ворот разжился малость, за одной хохотушкой ухлестывать начал, но тут плотник с соседней улицы подвернулся, он у какого-то артурова начальника меч, украшенный каменьями… э-э… того, значит… и опять мне от ворот поворот…

— Не кисни, Томас, — подбодрил я его. — Прилипнет и на нашей улице принцесса Монако руками к забору.

— Не знаю, кто эта благородная леди, — взбодрился Томас, — но звучит многообещающе. Я вас знаю, сир, раз вы сказали — прилипнет, значит, прилипнет. Вы слово держите.

— Только ты меня уж совсем дословно не воспринимай… Сэр Хотспер, — окликнул я рыцаря. — Сколько в обозе походных кузниц?

— Пятнадцать.

— Что такое катапульты, знаете?

— Доводилось слышать.

— Если сделаю чертежи, сколько успеете изготовить до завтра?

— Если на скорую руку, с гарантией не более чем на пять-шесть выстрелов и грузоподъемностью не более…

— Сколько?

— За шесть — ручаюсь.

— Мне нужно как минимум десять. Берите в помощь столько людей, сколько сочтете нужным. Если не справятся — буду вешать. С формулировкой: «за халатность, способную привести к гибели товарищей по оружию».

— Ясно, — сэр Хотспер был немногословен перед серьезным боем.

— Катапультировать мы будем сосуды с горящей смолой. Приготовьте все для этого. Как только загорится всерьез — штурм. Первый, кто взойдет на крепостную стену, получит этот город в пожизненное владение. Остальным отдаю его на разграбление… Ну, скажем, на сутки.

— Первым взойду я! — пообещал Томас с горящими от предвкушения глазами. — Увидите, сир! Я!

…Первым, однако, на крепостную стену взобрался юный Конрад. Томас и сэр Хотспер отставали от него буквально на пару шагов. Я в эту свалку не лез — смотрел издалека. А посмотреть было на что! На фоне горящих домов шла настоящая бойня. Мои воины, воодушевленные обещанием безнаказанного грабежа, проходили сквозь ряды защитников, как нож сквозь масло. Видимо, все же, прежде чем объявлять свободу и независимость, надо научиться ее сперва защищать. К слову сказать, я всегда был свято убежден, что самые свободные люди на свете — сумасшедшие и законченные негодяи. Остальные не могут быть свободными ни от обязательств перед теми, кого любят, ни перед своими мечтами, ни перед своей страной, ни перед своим делом… Тот же сэр Хотспер был заключен в свои принципы и идеалы, как в кандалы. А те из ангелов, что потребовали у Бога свободы, взбунтовавшись, оказались в аду. Так бывало и со странами, и с городами, и с отдельными людьми. Поэтому я не чувствовал угрызений совести по поводу городка, вознамерившегося быть свободным исключительно ради амбиций. Насколько я слышал, их никто не порабощал. До сего дня.

Я поневоле залюбовался своей «ударной троицей». Хотспер, Томас и Конрад шли красиво — плечом к плечу, занимая всю ширину крепостной стены и тесня многочисленных защитников словно бы и без особых усилий. Мечи вздымались и опускались с периодичностью и точностью часового механизма, и передние ряды защитников уже дрогнули, пятились, пытались протиснуться сквозь подпиравших их сзади, создавая суету и панику.

Заметив, что ворота распахнулись, открывая залитый огнем город, я неторопливо тронул коня каблуками сапог: теперь солдат требовалось чуть придержать, иначе вместо обещанного Конраду города останутся одни головешки, засыпающие обезображенные тела…

— Нет, ну почему мне так не везет, а?! — неистовствовал Томас, вызывая у товарищей по оружию раскатистый хохот. — На одну лестницу взобрался — перекладина сломалась — вниз башкой слетел. По второй вскарабкался — на меня какое-то изрубленное туловище свалилось. Третий раз… А Конрад уже там! Ну что за день?! Всю жизнь мне, что ли, холостым ходить?!

— Не печалься, Томас! Еще разбогатеешь! — хлопнул я его по плечу. — Кто-нибудь из старейшин города в живых остался?

— Старейшины-то как раз в живых и остаются, — Томас подтолкнул ко мне обезображенного оспой мужика в римской одежде. Несмотря на отчаянное положение, держался он весьма надменно.

— Ты кто? — спросил я.

— Гражданин вольного города, — с вызовом ответил он. — И пока в живых остается хоть один горожанин, мы не будем ни под чьей властью.

— Звучит красиво, — согласился я. — Что ж, быть по-твоему… Эй, кто-нибудь! Приведите сюда его семью: жену, детей, родителей, и всех повесьте на городской стене.

— Нет! — в миг потеряв надменность, рябой рухнул на колени, пытаясь поцеловать мой сапог. — Не надо! Нет! Умоляю! Пощади! Все сделаю! Все!

— Фиговый из тебя Че Гевара, — вздохнул я. — Как же ты готов дарить свободу другим, если сам не готов пожертвовать ради нее всем? Значит, не совсем еще подонок. Ладно, живи. Но как только снова надумаешь «освободиться», мы с тобой еще раз встретимся. И ты мне расскажешь, от чего именно ты хочешь быть свободным. Уберите его с моих глаз!.. Сэр Конрад Дебль!

Мальчишка с перевязанной головой выступил вперед, сверкая еще не остывшим после схватки взглядом.

— За беспримерную храбрость при выполнении поставленной задачи вручаю вам ключи от города, — торжественно произнес я, и площадь взорвалась приветственными криками.

Покрасневший от смущения и удовольствия Конрад раскланивался налево и направо, а я поманил пальцем кучку угрюмо ожидавших под охраной воинов бородачей в дорогих одеждах.

— Как понимаю — местное купечество.

— Грабить будете? — догадались они.

— Буду, — любезно склонил я голову.

— Так уже нечего, король. Твои орлы всё за одну ночь… того…

— Форс-мажор, — развел я руками. — Надо было думать, на кого ставку делать.

— Как же было ваше появление на острове предвидеть… Как вы там сказали… фарс-мажор?

— Не дураки, — хмыкнул я. — Вы и впрямь хорошие коммерсанты… э-э… купцы?

— До сего дня Бог миловал, — осторожно ответили они.

— Значит, в закромах еще кое-что припрятано… Я собираюсь строить флот для торговли с внешним миром. Мы будем продавать то, чего за пределами острова нет… и еще долго не будет. А потому все «ноу хау», предложенное нами, будет иметь повышенный спрос. Мне нужны умные, оборотистые ребята. Смелые, честные… в меру… Об условиях мы договоримся. Не прогадаете — обещаю. Возьметесь за государственный заказ — не буду с вас брать пошлину внутри острова. Как предложение?

— Хм-м, — переглянулись они. — Попробовать можно…

— Значит — по рукам. А пока что помогите новому хозяину города навести здесь порядок… Кстати, а кто считается в вашем городе первой красавицей?

Бородачи вновь переглянулись и уставились на кряжистого мужика в вышитых жемчугом сапогах. Тот помрачнел и опустил голову, сосредоточенно сопя.

— Тогда я к тебе с поклоном, отец, — сказал я. — Рыцарь у меня без семьи мается, весь из себя красивый, да холостой. Хочешь, чтоб твой род с благородным породнился? Если приведешь, то…

Я и договорить не успел: мужика уже как ветром сдуло — только вдали улицы затихал стук подкованных сапог.

— Ну, вот и твою проблему решили, — отсмеявшись, сказал я Томасу. — Через полчаса уже женатым будешь… Ну, а теперь спать. Сэр Хотспер, выстави охрану. Меня не будить, что бы не случилось. Поняли?

Оказалось — не поняли. С первыми утренними лучами в мой походный шатер ворвался с перекошенным лицом Томас:

— Сир! Сир, вставайте! Там…

— Я же приказывал! — простонал я. — В конце концов, я король, или так… погулять по Аввалону вышел?!

— Сир, быстрее! — мой оруженосец был явно невменяем: глаза безумные, руки трясутся.

Напугать такого детину могло только нечто из ряда вон выходящее, и, вздохнув, я встал с медвежьих шкур, заменявших мне кровать.

— Соберись, Томас, и рассказывай. Что там у вас столь безотложное?

— Озеро, сир! Озеро! Чудище! Всех! Разом!

— Спокойно, Томас! Возьми себя в руки. Какое озеро? Какое чудище? Кого «всех»?

— Озеро, про которое колдун предупреждал! В низине, между холмов. Там деревенька стояла… Трава сочная, скотина паслась… Наши сегодня спозаранку купаться собрались, а там… там… Все мертвые! Люди, животные, даже птицы! И ни одной раны на телах! Только рожи синие и глаза у всех выпученные, словно страх Господень узрели! Не иначе как василиск! Точно как деды сказывали: одним взглядом убивает!

— Василиск, говоришь? В моем озере, говоришь? Пойдем, прописку проверим… Ох, разозлюсь, если прописки не окажется…

Все мое воинство столпилось вокруг шатра, ожидая моего пробуждения. Суровые, покрытые шрамами лица были перекошены от ужаса, в глазах плескалась паника.

— Не бойтесь! — крикнул Томас. — Его величество обещал поймать эту тварь за прописку, и со всего маху об дерево! А уж если у него и прописки не окажется… То ваще… А сир что обещал, то и делает!

Это подействовало. Воины встрепенулись, загалдели, воинственно позвякивая оружием и красуясь передо мной бравым видом, словно секунду назад и не стояли перепуганным стадом. А ко мне боком протиснулся сквозь толпу один из купцов, которым я вчера пообещал «господряд».

— Ваше величество, — тихо сказал он. — Вы бы поосторожней с такими-то обещаниями… Не хотелось бы вас потерять, после всего-то, что обещано… Озеро-то и впрямь… того… Мы — местные. Мы — знаем. Земля там уж больно плодородная, вот народ и зарится, хоть и знает, чем кончиться может… Бывает, раз в год, бывает, раз в сто лет, но обязательно плохо кончается. Что там происходит — неизвестно. Оттуда еще никто не возвращался… Не ходили бы и вы туда, а?

— Раз у этой беды есть цикличность, то шанс, что это случится на следующий же день, небольшой, — сказал я, подумав. — Боюсь сглазить, но, кажется, я догадываюсь, что за «зверь» в ваших краях завелся.

— Как?! — обомлел купец. — Даже на озеро не взглянув?!

— У тебя телевизор был? Во-от, — похлопал я его по плечу. — А у меня был. Не боись, толстосум, сделаю я ваше озеро тихим и покладистым. Король я или так…

— По Аввалону прогуляться вышли, — услужливо закончил Томас.

— Да, — сказал я и, вскочив на коня, скомандовал: — Томас, сэр Хотспер, Конрад — за мной! Остальным пока отдыхать. И не бояться больше ничего! Это приказ! Пока я с вами, бояться нечего! Верите?!

— Да! — взревели они.

— Любите своего короля?!

— Да!

— Пойдете за ним в огонь и в воду?!

— Да!!!

— Крокодилы летают?!

— ДА!!!

— Ваше величество, — осторожно тронул меня за локоть сэр Хотспер. — Не увлекайтесь. Крокодилы все-таки не летают.

— Посмотрите на их счастливые лица, сэр Хотспер, — с укоризной сказал я. — Ну у кого повернется язык сказать им такое?!

— Летают-летают, — заверил рыцаря Томас. — Мне еще бабка говорила. Только низенько-низенько…

— Вы действительно полагаете, что знаете эту беду? — даже не взглянул на него Хотспер. — Или это тоже… из разряда летающих крокодилов?

— Знаю. Кажется, знаю…

— Это опасно?

— Очень, — серьезно сказал я. — Опасней этого нет ничего. Это — природа, сэр Хотспер. Она еще всех нас переживет…

Картина, открывшаяся нам на берегу озера, была впечатляющей даже для повидавших жизнь воинов. Если овечье стадо легло кучно — там, где и застала их смерть, то жители небольшого селения, раскинувшегося прямо на берегу, явно успели что-то заметить и панически пытались спастись бегством. Посиневшие лица, разодранные ногтями гортани… Так и рождаются самые ужасающие легенды. Человек выдумать подобное не способен. Разве что человек моего века. Человек разумный. Человек бездуховный. Человек, выдумавший оружие массового поражения… Такой, как я…

— Они задыхались, сэр Хотспер, — тихо сказал я, аккуратно объезжая разбросанные тела. — Ужасная смерть… Почти такая же, как у тех, кто нашел свой конец у стен Волчьих Ворот… Не думал я снова увидеть подобное…

— Но как это могло произойти?!

Я молча указал на середину озера, где медленно вздулся и так же медленно опал огромный пузырь:

— Вот так… Это газы, сэр Хотспер. Знаете, как погибают крестьяне, закрывшие заслонку печи слишком рано, когда угли еще не догорели? Так и здесь… Газы копятся под озером, а потом вырываются на поверхность, на короткое время заполняя собой ложбину вокруг озера. Потом они выветриваются, но тем, кто находился в этот момент рядом, не позавидуешь… В зависимости от интенсивности происходящих под озером процессов, меняется и периодичность выхода газа на поверхность.

— Откуда вы это знаете?

— В мире, где я жил, тоже есть подобные озера, — сказал я. — А в василисков я не верю. Один умный парень в моем мире сказал: «Я готов поверить в невозможное, но не в невероятное». Я верю в существование иных миров и иных форм жизни… Или не жизни, но на основе логики. Она допускает и даже доказывает существование Бога, дьявола, привидений, в конце концов, но всякие там василиски и люди с собачьими головами… Для того, чтобы обезопасить это озеро, мы должны дать возможность газам выходить на поверхность равномерно. В небольших количествах они не будут представлять существенной угрозы. Прикажите солдатам сделать нечто вроде длинных труб и вбить их в дно. Не знаю, насколько это поможет, поэтому объясните опасность местным жителям. Они должны знать, с чем имеют дело… Вы меня слушаете, сэр Хотспер?

Взгляд рыцаря был устремлен куда-то мне за спину. Обернувшись, я увидел несущегося к нам во весь опор всадника. Рыжие волосы развевались на ветру.

— Моргана? — удивился я. — Она-то что здесь делает?

Девчонка осадила коня, подняв на дыбы, спрыгнула на землю, склоняясь в поклоне. Худенькие плечи ходили ходуном, голос срывался:

— Слава Богу, вы живы! Измена, сир!

— Что случилось?

— Эварт Октанский! Он обманул вас! Он был уверен, что вы погибните здесь, ожидая появления чудища из этого озера, и потому сразу после вашего отъезда захватил власть в городе и принялся собирать войско для нападения на Волчий Перевал…

— Зачем ему захватывать власть, если я ее и так отдал ему в руки?.. Какой смысл?

— Власть — сама по себе и смысл, и цель, — здраво ответила мне девочка. — Вы плохо знали этого человека, сир, а он вел свою партию, используя вас. Он приверженец какого-то древнего культа. Я точно не знаю… Какой-то камень, много веков назад упавший с неба, какие-то чудовища, охраняющие его…

— Опять чудовища?! — не вытерпел я. — Это остров доктора Моро или Аввалон, в конце-то концов?! Извините, Моргана, продолжайте, я вас слушаю.

— Как я поняла, раньше это чудовище, или чудовища, убивало всех, кто осмеливался войти в пещеру, где лежит этот камень, но кучка идиотов сочла это место священным, чудовищу начали приносить жертвы, а оно стало узнавать своих «кормильцев»… Они стали называть себя «жрецами камня». Говорят, этот камень наделяет какой-то магической энергией… Эварт давно добирался до этой пещеры и до города, возле которого она находится, но ему мешало присутствие Веридаха. А теперь, когда вы сами отдали ему город, он объявил религию камня обязательной для всех, а себя — верховным жрецом…

— Еще одна катакомбная церковь, — скривился я. — Что ж их всех под землю-то тянет?! Там был священник…

— Отец Хук бежал к лесным братьям, поклявшись сжечь всех колдунов и проклиная вас…

— Меня-то за что?!

— А кто практически отдал власть Эварту? Он думает, что вы сделали это сознательно и тоже являетесь поклонником этого культа, связавшись с нечистой силой. Он утверждает, что это вы с Эвартом напустили тот страшный мор на войско Артура и сделали это с помощью черного камня…

— Понятно… А ты не поверила?

— Я не захотела поверить. К тому же, они убили Веридаха…

— Как же тебе удалось спастись?

— Признаться, я не особо и спасалась. У нас с Эвартом были… скажем так, некоторые отношения, во время моего обучения у него, еще в Волчьем замке…

— Девочка!

— Сир?

— Ладно, дело твое, — вздохнул я. — О, времена! О, нравы!..

— Да, но эти нравы спасли мне жизнь для того, чтобы предупредить вас. Стоит ли о них жалеть? Эварт предложил мне стать при нем жрицей и сказал, что про вас и про ваше войско можно забыть навсегда, а весь Аввалон у него буквально на блюдечке.

— Да… Я ошибся в нем, — вздохнул я. — Теперь придется исправлять ошибку… С корнем!

— Готовить войско к штурму? — догадался Томас. — Или предпочтете осаду?

— Да не буду я его ни штурмовать, ни осаждать, — раздраженно отмахнулся я. — Сколько можно? Надоело! Я им что, мальчик?!

— А как же тогда? — не понял Томас. — Вы же не отдадите город вот так… Без боя?

— Для этого мне не нужно гонять войско туда-сюда. Кто на Аввалоне хозяин, я могу объяснить и так…

— Вы хотите… Вы же не поедете один?

— Зачем один? Сэр Хотспер и Конрад не откажутся сопровождать меня…

— Но сир!..

— Все! Я сказал. До моего возвращения всем отдыхать, расслабляться… но в меру, не обижая местное население. Томас, проводишь леди Моргану в лагерь и скажешь рыцарям, что я отбыл для урегулирования конфликта…

— Чаво?

— Уехал пытать и вешать!

— Понял, сир! Все сделаю!

— Сэр Хотспер, сэр Конрад, за мной!

На этот раз замок встретил нас запертыми воротами и блестящими на солнце наконечниками копий.

Нарочито неторопливо я подъехал к самой стене, намного ближе расстояния прицельного выстрела из лука. По рядам стражников ветром пронесся шепот:

— Черный король! Черный король из пророчества!

«Броские доспехи, — невесело усмехнулся я про себя, — Черный король, Волчьи Ворота, эмиссар дьявола… В детских фантазиях я был несколько на другой стороне», — а вслух крикнул:

— Кто начальник стражи?

— Я… сир, — после секундной паузы отозвался один из воинов. — Кевин мое имя.

— Я вынужден был вернуться с полдороги! — проревел я нарочито яростно. — Кто позволил нескольким душевнобольным захватить власть в городе?! Вы так легко меняете веру и королей?!

— Но вы же сами, сир, оставили ему город…

— А когда он приказал закрыть передо мной город, вы тоже полагали, что это мой приказ?! Открыть ворота!

Цепь солдат на городской стене рассыпалась, словно порванная нитка бус. Что-то пронзительно заскрипело, застучало, и подвесной мост медленно лег к моим ногам.

Сквозь притихшую, согнутую в поклоне толпу я въехал в город. Откуда-то уже тащили ко мне связанных, окровавленных людей, неудавшихся властителей Аввалона, неудавшихся жрецов нового культа, неудавшихся… Одним словом — неудавшихся.

— Вы думали, что власть так легко меняется, Эварт? — спросил я предателя. — Вы были правы. Но этого мало. Надо уметь ее удержать.

Он криво усмехнулся разбитым ртом:

— Люди… Слабые, глупые люди… Такую идею испохабили… Человеческий фактор — самый ненадежный из всех… Я им столько обещал…

— Я отдал тебе город, а ты, в благодарность, хотел убить не только меня, но и несколько сотен моих людей?!

— У меня был хороший учитель, — выразительно посмотрел он мне в глаза.

— Цели разные, — жестко ответил я. — К тому же, историю пишут победители… Что можешь сказать в оправдание?

— Оправдываться нет смысла. Я оказался слабее, вот и все. Прощайте, сир.

— Повесить всех на городской стене, — распорядился я. — Трупы не снимать три дня. В следующий раз будете знать разницу между наместником и королем. Повторится подобное — будете висеть рядом, как соучастники.

— Кто, сир? — ошарашенно спросил начальник стражи.

— Все! — твердо пообещал я. — Вплоть до последней бродячей собаки, которая все видела, слышала, но делала вид, что это ее не касается. Ясно?

Он судорожно сглотнул и кивнул.

— Для наведения порядка в этом городе я назначаю наместником сэра Хотспера, — объявил я и, обернувшись к рыцарю, добавил чуть тише: — Простите, друг мой. Я знаю, что это назначение для вас не награда, а лишняя ответственность, но пока мне больше не на кого положиться. Выручайте.

— Всецело к услугам вашего величества, — со вздохом поклонился Хотспер.

И тут я вспомнил, что забыл узнать у Эварта о злосчастной пещере с камнем и чудовищем в придачу.

— Кевин! — крикнул я начальнику стражи. — Подождите! Остановите казнь!

Он обернулся, посмотрел куда-то вдаль, виновато пожал плечами:

— Простите, сир… Уже висят…

— Моя вина, — поморщился я. — Забыл спросить их о пещере… Ну и где теперь ее искать?

— Теперь известно, — ответил Кевин. — Нам уже объявили о местонахождении нового «святилища». От городских ворот — налево, там проселок, часа три пешего хода, упираетесь в скалы, посреди которых нечто вроде оврага. Вот на дне этого оврага вход в пещеры и начинается. Только там такой лабиринт, что сам черт ногу сломит…

— Что ж вы так легко даже веру меняете, Кевин?

— Привыкли, сир, — даже как-то равнодушно ответил он. — Приходит новый вождь, а с ним новая вера… Раньше было наоборот… Друиды, римляне, христиане, эти «подземники»… А нам времени думать нет. Нам семьи кормить надо.

— А если сатанизм, или, не к ночи будь помянут, атеизм?

Он лишь безразлично пожал плечами.

— Сэр Хотспер, — проникновенно попросил я. — Делайте, что хотите, но этот город не должен напоминать мне мою страну.

Рыцарь проницательно посмотрел на меня, но удержался от расспросов и лишь кивнул.

К пещерам мы отправились вдвоем с Конрадом. Хотспера я оставил разбирать проблемы, накопившиеся в городе после кратковременного правления Эварта, а из местных я брать никого не рискнул — кто знает, сколько среди них завелось поклонников этой «катакомбной» мерзости. В монстров я не особо верил, а потому надеялся лишь на собственный меч да на меч Конрада, прикрывавший мою спину. А вот Конрад, в отличие от меня, похоже, ни на секунду не усомнился в существовании какой-то подземной твари и был так напряжен, что я счел нужным заметить:

— Не стоит так горячиться, малыш. Этот разрекламированный Эвартом монстр, скорее всего, какое-нибудь самодельное пугало. В древности так часто делали…

— Не уверен, сир. Скорее всего, это и впрямь настоящее чудовище… И даже не знаю, в силах ли простой смертный одолеть его…

— С чего ты взял?

Он молча указал на влажную землю. Огромные, размером куда больше моей ладони, следы когтистых лап покрывали всю поверхность между скал. И, судя по глубине следов, весила эта тварь, куда поболее моего коня… вместе со мной.

— А если хотите узнать его рост, — продолжил Конрад, — то посмотрите вон на ту сосну…

Кора на указанном им дереве была обтесана когтями на высоте более трех метров.

— Это оно так когти точило?! — ужаснулся я. — Да ладно… Наверняка сам Эварт и устроил это… Для поддержания авторитета…

Заунывный, не похожий ни на что хохот раскатился по оврагу, доносясь словно откуда-то из-под земли. Я почувствовал, как волосы на моей голове зашевелились, становясь дыбом и едва не поднимая шлем. Моя лошадь отпрянула назад и встала на дыбы, впервые за все время выказывая неповиновение.

— Дальше придется идти пешком, сир, — сказал Конрад, спрыгивая с пятящейся назад лошади, и я буквально проглотил готовый вырваться приказ смело поворачивать и мчаться отсюда к чертовой бабушке.

Привязав лошадей к дереву, мы спустились на дно оврага. Одна из его сторон была частью каменистой, и именно там находился вход в пещеру. Конрад достал факелы и тоскливо посмотрел на клонящееся к закату солнце. Я был занят тем, что пытался изобразить на лице героическую гримасу.

— Позвольте, я пойду первым, сир? — попросил юноша. — Если оно нападет, вы еще успеете что-нибудь сделать. У меня все равно нет шансов…

— Спасибо, мой юный друг, но эта тварь может иметь привычку нападать со спины. Давай будем изображать из себя не жертв, а охотников. Пусть они нас боятся.

Темнота подземных тоннелей отступала от света факелов, гулкое эхо наших шагов бежало впереди нас, и страх постепенно прошел.

— Как здесь красиво! — восхитился Конрад, с изумлением рассматривая колонны из сросшихся сталактитов и сталагмитов. — Словно и впрямь в чудесном храме… Взгляните, сир: стены словно светятся!

— Еще бы им не светиться, — сдавленным голосом отозвался я, завороженно глядя на узоры из золотых нитей. — Богатейшая золотая жила. Если выберемся отсюда живыми — проблемы экономики Аввалона будут решены надолго. Не зря рисковал Эварт. Ох, не зря! И дело не только в допотопном метеорите… А вот, кстати, и он…

Посреди небольшой пещеры лежал крупный, в два человеческих роста, камень, круглый, как бильярдный шар. Иссиня-черный цвет, казалось, поглощал свет наших факелов.

— Святая дева Мария! — воскликнул восхищенный Конрад. — Какой чудо! Из чего он сделан, сир?! Это даже не камень… Он — железный! Только какое-то странное железо… И запах… Вы чувствуете? Пахнет, как перед грозой… И еще чем-то…

— Я не силен в составе метеоритов, но этот запах мне совсем не нравится. Магия это или радиация, но пора уносить отсюда ноги. Обещанных монстров, по счастью, не видно, а вот факелы начинают гаснуть. Будем считать это разведкой. Вернемся сюда с войском, выкурим эту тварь, кем бы она не была, и начнем разработку месторождения. А камень отошлем в подарок Артуру — пусть облысеет, старый черт!

— Не получится, сир, — сдавленным голосом сказал Конрад.

— Что не получится? Отправить Артуру камень? Через портал Волчьих ворот вся эта скала пролезет…

— Уйти не получится. Обернитесь.

За тускнеющим кругом факельного света горели три пары ярко-желтых глаз. Расплывчатые силуэты были столь причудливы, что поначалу я даже не мог понять, с кем мы имеем дело. Но потом одна из тварей повернулась, осторожно обходя пещеру по темной стороне, и, удивленный, я воскликнул:

— Гиены! Конрад, это просто гиены!..

— Они гигантские, сир!

И это не было преувеличением. В холке каждая из тварей была не менее двух метров. Виновато ли было излучение, исходившее от метеорита, или эти твари выползли из допотопных времен, но даже с одной такой псиной не справился бы и отряд меченосцев.

— Не знал, что они водятся на Аввалоне, — я с сомнением посмотрел на свой меч. — А у нас нет даже копий… Что будем делать, Конрад?

— Для меня было честью сражаться с вами плечом к плечу, сир, — тихо, но твердо сказал Конрад. — И честью будет погибнуть рядом с вами.

— Звучит не слишком оптимистично, — отозвался я, краем глаза следя за гиеной, заходящей нам за спину. — Они ждут, когда погаснут факелы. Привыкли к жизни в темноте, и свет им мешает… Это наш единственный шанс, Конрад! Не бросай факел. Придется действовать двумя руками. Удар факелом в глаза — удар мечом в горло или по лапам. Понял?

— Понял, сир. Но они больше лошадей. Что им наши мечи?

— У меня дед на медведя с рогатиной ходил, а тут меч… Я уже говорил тебе, Конрад: пусть они нас боятся! Ну, готов?

— Готов, сир!

— Тогда — вперед!

Мы бросились на гиен одновременно, но легконогий Конрад, опередив меня на пару шагов, нанес удар первым. Обожженная огнем тварь пронзительно завизжала, в воздухе остро запахло паленой шерстью. Конрад что было сил ударил мечом по толстой, как ствол дерева лапе, отскочил и… рухнул под тяжестью бросившегося на него сзади зверя. Заорав во всю мощь легких, я что было сил рубанул насевшего на него зверя, ткнул факелом в метнувшуюся ко мне тень, нанес еще один удар… Стальные тиски сомкнулись на моей руке, по счастью, прикрытой панцирем, рванули, отбрасывая факел, и пещеру накрыла тьма. Я рубил, колол, даже пинал ногами наугад, крича Конраду, чтоб он не вставал с земли, и снова — рубил, колол, рубил… Я не помню, сколько длился этот бой. Очнулся я уже на свежем воздухе. Немыслимо болели выбитые из суставов плечи. Нательная рубаха была мокрой, словно я вздумал искупаться прямо в доспехах. Надо мной хлопотал восхищенный Конрад:

— Вы бы видели себя со стороны, сир!

— Я вообще ничего не видел, — пробормотал я, удивляясь, что у меня идет из носа кровь. — А это я где? Я тебя не задел, мальчик?

— Нет, сир. Я поднялся, только когда одна из этих тварей бросилась на вас сзади. Я срубил ей голову с двух ударов, сир! А вы… Вы были как герой древних баллад! Как вы дали ей головой прямо в лоб! Она так и села на задние лапы…

— Теперь понятно, где я сломал нос…

— Да что вы, сир! Нос заживет. Вы посмотрите на доспехи! Вот это клыки! Они же буквально стружку с вас снимали! А вы с них!

— Ты-то как?

— Спасибо, сир, вполне… Что я? Я почти все время лежал, а вот вы… Да, этим подземным собачкам с вами здорово не повезло…

— Я не из тех, кто любит природу во всем ее многообразии, — признал я.

— Сир, что это за мир, из которого вы пришли к нам?

— Обычный мир. Разве что постаревший и обленившийся. Техники стало больше, счастья меньше. Количество людей возросло многократно, поэтому все одиноки. Мир, в котором накопилось так много опыта, что его не ценят и наступают на одни и те же грабли. Мир, где за право верить в Бога заплатили жизнью тысячи лучших, поэтому священные книги стали доступны всем и их никто не читает. Старый, подходящий к своему концу мир, потому что он уже не хочет ни бороться, ни верить, ни искать…

— И вы там были королем? — с недоверием спросил он.

— Нет. Я бы не хотел там быть королем.

— Но… Разве можно стать королем не по праву крови?

— Не обязательно, Конрад, — я подвинулся к разведенному им огню — меня пробил запоздалый озноб. — Королем стать не так уж и сложно. Только для чего? Власть — это не привилегия, власть — это ответственность…

— Но… Как стать королем?

— Способов много… Большинство из них — сплошная подлость, но историю пишут победители, а они умеют подать себя в выгодном свете…

Если б я мог предвидеть будущее, то скорее бы проглотил свой недальновидный язык! Но смертному не дано заглядывать за ограду нерожденного времени, и в ночной тиши я рассказывал ему странные истории о королях своего мира. О Кромвеле и Ленине, о Сталине и Наполеоне, о Фиделе Кастро и Рюрике… А сверху на нас взирала серебристая луна, одинаково равнодушная к людской храбрости и людской глупости…

Глава 5, написанная сэром Джоном Хотспером, графом Вестминстским, герцогом Нотингемским

Он будет отныне, как сгусток мести, Стальной пружиной в лесной глуши. В чем дело? Возможно, здесь слиты вместе И гнев, и особое чувство чести, И гордое пламя его души?! Э. Асадов

Я, сэр Джон Хотспер, рыцарь дворянского рода, граф Вестминтский, герцог Нотингемский и пр., и пр., пишу эти записки в назидание потомкам и ради сохранения памяти о великих деяниях короля Максимуса, чаще известного под именем Черного Короля, создателя великого королевства Аввалон. Бог не дал мне счастья отцовства в ранние годы, а теперь, когда мой характер и образ жизни вполне сформировались, вряд ли судьба дарует мне благо семейного уюта. Виной тому и заботы, возложенные на меня правителем Аввалона, и моя излишняя требовательность к возможной избраннице. Считая любовь величайшим даром Бога, я не нахожу возможным отдавать ее первой встречной, заменяя это чувство суррогатом терпимости к той, кто будет со мной всю жизнь. Я предпочитаю одиночество личное — одиночеству в кругу семьи. Да и сам я, признаться, вряд ли способен вызвать у женщин яркие чувства, ибо долг и верность идеалам считаю неотъемлемой частью себя самого, а женщины не очень любят, когда мужчина не принадлежит им всецело. Поэтому вряд ли эти строки сможет прочитать мой наследник, а род Хотсперов, скорее всего, угаснет вместе со мной. Так что вы, читающие эти строки, примите их в подарок, как неоценимый опыт и память о деяниях благородных и легендарных.

Каждый день я благодарю судьбу за то, что она свела меня с таким удивительным человеком, как сэр Максимус. Аввалону невероятно повезло с таким властелином. Покойный сэр Ромул был мудр и справедлив, но для создания того, чем Аввалон стал сегодня, требовалось несравненно больше. Однако начну по порядку. Я уже писал о появлении на острове орд лицемерного и жестокого короля Артура, о появлении Черного Короля и осаде Волчьих Ворот, о досадном обмане Эварта Октанского и о беспримерной по мужеству схватке сэра Максимуса с подземными чудовищами. Эти легенды вы наверняка не раз слышали и сами. Но мало кто может рассказать о кропотливом, полном подвигов и титанического труда создании королевства Аввалон. Когда, чудом избежав гибели в подземельях, король возвратился в город, я поклялся, что ни на шаг не отпущу его одного, до тех пор, пока на юге острова не воцарится порядок и покой. Максимус пытался отговаривать меня, но я остался непреклонен, и, назначив во вверенном мне городе умного и расторопного управляющего (а заодно переименовав его в Нотингем, чтоб смыть даже память о позорной попытке переворота), я отправился с королем в путешествие, затянувшееся на целых три года. Дело в том, что за время правления сэра Ромула многие местные бароны решили взять себе столько власти, сколько могли удержать, и страна оказалась раздроблена на множество отдельных территорий, со своими правителями и своими законами. После исправления ошибки, допущенной с Эвартом Октанским, король интенсивно взялся за объединение разрозненных территорий и этой цели посвятил весь наш многолетний поход. Помимо этого, сир вводил множество удивительных и полезных для процветания острова новшеств. Он открыл особые заведения, именуемые «школами» и «университетами», призванными обучать и воспитывать молодежь Аввалона. Он уговаривал и даже заставлял жителей острова отдавать своих детей в эти заведения и отправлял за моря целые экспедиции, призванные не только торговать, но и заманивать в страну всевозможными благами людей умных и талантливых, способных обучать, строить, писать картины и создавать скульптуры. Под его управлением в кратчайшие сроки был создан целый флот. Торговцев, плававших на этих кораблях, он учил диковинной науке со странным названием «экономика» и буквально завалил тысячами удивительных товаров — диковинок, способных облегчать и улучшать жизнь людей во всем мире. Именно эти диковинки прославили Аввалон на весь мир, и потихоньку к нам потянулись ученые, не находившие понимания в своих странах, актеры, менестрели, скульпторы и архитекторы. Он открыл во всех городах театры, банки, провел канализацию, открывал магазины… Не всегда бароны с радостью передавали власть в руки истинного правителя. И тогда король преображался. Даже мне становилось страшно находиться рядом с этим жестоким, неукротимым и крайне опасным человеком. Не раз мы оставляли покоренный город с висящими на крепостных стенах баронами и их домочадцами. Вскоре его власть уже не пытались оспорить, но сам он мрачнел все больше и больше, темнея лицом после каждого подавленного в городах сопротивления, и все чаще вспоминал какого-то короля из своего мира со странным именем Сталин, то жалея его, то проклиная. Он ввел многочисленные новшества в одежде жителей, научив вязать свитера, приделав к одежде такую диковинку как карманы и подарив дамам необычайно удобную вещь под названием «зонт». Но более всего изменений произошло в армии. Солдат для такого небольшого острова как Аввалон требовалось, в общем-то, совсем немного. Враг все равно не мог проникнуть сюда из-за древних заклятий, а сопротивление баронов сир сломил достаточно быстро. Он оставил всего тысячу тщательно отобранных и прекрасно обученных воинов, назвав их гвардией. Ввел в городах отряды полиции и создал судебно-правоохранительную систему. Были созданы почта и больницы, приюты для сирот и стариков. Но должен с прискорбием признать, что, будучи гением в создании империи, в людях сир ошибался все же слишком часто. Чего стоит одно его попустительство к разбойникам из нотингемских лесов! Не знаю, кого напоминали ему эти мерзавцы, но король проявил излишнюю снисходительность, пощадив их и тем самым позволив вернуться к прежнему ремеслу, обрекая на грабежи и насилие жителей всех окрестных поселений. Получив такое «отпущение грехов» из рук самого короля, разбойники обнаглели окончательно. Каждый день я получал многочисленные жалобы от жителей, читал страшные сводки деяний «лесной братии» и совершенно терялся перед деятельностью сошедшего с ума отца Хука, примкнувшего к лесным бродягам и баламутящего народ глупостями о «священной борьбе христиан с ведьмами и колдунами»… Кстати, о ведьмах. Еще одним живым подтверждением плохого знания людей сэром Максимусом была эта рыжеволосая девчонка — фея Моргана. В принципе, из этой живой и остроумной негодницы могла в конце концов получиться добрая жена или верная подруга для какого-нибудь достойного рыцаря, но ненависть, поселившаяся в ее душе, изменила саму ее суть. Иногда мне было даже жаль ее: жить, подчиняя все свое существо лишь жажде мести, наверное, страшно. Не уверен, что когда-нибудь она успокоится в этой своей ненависти к брату и колдуну Мерлину. Но ее черным мечтам вряд ли возможно осуществиться, и она напрасно ищет знаний у местных колдунов и ведьм, ибо великого Мерлина мог бы победить разве что сам Мерлин. Ни один колдун на свете не в силах тягаться с этим непостижимым существом. Именно «существом», ибо назвать Мерлина человеком вряд ли возможно. Голова кружится, когда пытаешься заглянуть в бездны, из которых он появился. Говорят, что еще до появления людей в Британии этот край назывался «уделом Мерлина». Его настоящее имя — Эмрис, и больше о нем не известно ничего.

Как-то раз, обходя вечером посты часовых, я заметил, как эта зеленоглазая чертовка проскользнула в шатер короля. Наутро сэр Максимус был задумчив, при разговорах с подданными постоянно краснел, а один раз, когда думал, что его никто не слышит, в сердцах воскликнул: «Лолита чертова!». Что это значит, я не понял, а спрашивать у короля поостерегся. Однако благодаря настойчивости Морганы вскоре их сближение перестало смущать короля. Он все чаще бывал в ее обществе, а она уже не стеснялась заходить в его шатер открыто в любое время дня и ночи. Наверное, король все же был одинок и в этой вертихвостке нашел хотя бы иллюзию отвлечения от мирских забот. Но дружба с женщиной, у которой травмированная душа подчинена лишь навязчивой идеи отмщения, не могла принести ничего хорошего. Однажды, набравшись смелости, я сказал об этом королю. Он помрачнел, со вздохом потрепал меня по плечу и сказал: «Я знаю, сэр Хотспер, я знаю… Жалко ее. Она хорошая… Кто виноват, что она родилась не в свое время и… что все сложилось так, как сложилось?.. Она это тоже понимает. Не беспокойтесь, дружище — с Матильдой мы, скорее, друзья…» Ага, «друзья»! От такой «дружбы» мерлины на свет и появляются… Зато государь вовсе не обращает внимания на свою законную супругу, а зря! Леди Гайя — удивительная женщина! Умная, тонкая, с душой светлой и прямой, как солнечный луч. Слову этой хрупкой женщины верили даже такие прожженные пройдохи, как наши купцы, а гордые бароны исполняли ее просьбы, словно это были приказы… Когда, три года спустя, мы вернулись в замок Волчьих Ворот, то даже сир удивился тем переменам, которые произошли в его отсутствие по воле королевы. Она сумела воплотить в жизнь все мечты короля об устройстве быта — наверное, жадно ловила слухи о вводимых Максимусом порядках. Все, что сир насаждал на окраинах Аввалона огнем и мечом, она осуществила в его доме, и слуги воспринимали эти перемены с радостью. Такая уж это женщина… Признаюсь, что, пожалуй, она — единственная из всех дочерей Евы, которую я искренне уважаю и при необходимости отдал бы за нее жизнь с не меньшим удовольствием, чем за самого короля. Увы, мой сюзерен и в этом случае не блистал знанием человеческой психологии, предпочитая подлинной драгоценности — блеск мишуры рыжеволосой Морганы. Не скрою, с годами Моргана превратилась в редкостную красавицу, но разве дело во внешности? Смею надеяться, что когда-нибудь господину откроется вся уникальная сущность такой удивительной женщины как леди Гайя, и тогда их брак будет поистине счастливым…

Теперь же я возвращаюсь к событиям, изменившим судьбу не только Аввалона и Британии, но и всего остального мира — тоже. И все предыдущие события оказались лишь вступлением в удивительную историю противостояния двух великих королей…

Это было поздней весной, спустя полтора года после печальных событий в Нотингеме. Наш отряд, овеянный славой и уже обросший легендами, завоевывал город за городам и замок за замком, падавшие к ногам короля, как перезрелые яблоки. Только что сир принял вассальную клятву барона Тирреля и направлялся во владения некоего Арсита — владельца крохотного замка на западном побережье острова. Погода стояла из тех, про которые говорят, что в такие дни хороший хозяин и собаку из дома не выпустит. Затянутое тучами небо обещало грозу в ближайшие часы. Холодный порывистый ветер пробирал до костей, невзирая на шерстяные плащи. Мы двигались вдоль берега, когда всадник из высланного вперед дозора сообщил о терпящем возле берегов бедствие крохотном суденышке. Мы поспешили к указанному месту. Дело и впрямь было плохо. Метрах в пятистах от берега, чудом проскочив многочисленные рифы, даже не плыл — кренился с борта на борт утлый корабль с порванными в клочья парусами. Палуба его была пуста, но ветер доносил до нас многоголосый плач — в трюмах были люди. «Лодку! — крикнул король, торопливо сбрасывая доспехи. — Любую! Быстро!» Прибежавшие из ближайшей деревни рыбаки указали ему на одну из двувесельных шлюпок, широкодонных и ненадежных. Оттолкнув меня (я изо всех сил пытался воспротивиться этой губительной затее), Максимус гневно крикнул: «Уйди, дурак! Там же дети, неужели не слышите?! Кто умеет управлять кораблем?» Томас стремительно выступил вперед: «Мой отец был мореходом и брал меня с собой!» Они с королем оттолкнули лодку от берега, и сир мощными гребками погнал лодку навстречу терпящему бедствие кораблю. Закусив до крови губы, я следил, как, преодолевая сопротивление волн, они медленно приближаются к неуправляемому судну. Вот черный бок корабля уже совсем рядом, сир хватается за свисающую с борта снасть, подтягивается, карабкается на палубу, перегнувшись, хватает за руки Томаса, втягивая за собой, они скрываются из виду… Томительные минуты ожидания едва не свели меня с ума. Корабль еще качнулся раз, другой, и вдруг выпрямился, повернул к берегу. Люди вокруг меня орали от восторга, а я стоял и лишь истово молил Пресвятую Богоматерь не бросать героев в беде, помочь им добраться до берега целыми и невредимыми. Были ли услышаны мои молитвы, или счастливая звезда короля вновь вывела его из губительной пучины, но меньше часа спустя днище корабля заскрипело о прибрежный песок. Мокрый с головы до ног король бережно передавал с борта на руки воинов перепуганных, плачущих детей. В деревне были срочно разведены костры, затоплены бани, гонцы посланы в ближайшие города за лекарями и знахарями. Сто человеческих душ спас в этот день мой сюзерен. И только несколько часов спустя, когда обогретые и накормленные дети уже спали, я позволил себе удивиться: «Сир, вы заметили, что все они примерно одного возраста — годика по два-три, не более… И только мальчики. Что это может значить?» «Преступление, — сухо ответил король. — Это значит, что кто-то вез куда-то этих детей — вряд ли для благих целей! — а когда замаячила угроза шторма, покинул корабль. Так что это — преступление, в любом случае. Дождемся утра и попытаемся расспросить карапузов. Может, из их лепета, по лоскуткам удастся собрать правду».

Но правда оказалась столь ужасна, что поначалу мы просто отказывались верить в нее. Впрочем, поверить пришлось, ибо дети в этом возрасте еще не способны на столь страшную и изощренную ложь. Все они были отпрысками знатных семейств Британии, и большинство из них родились первого мая, чуть более двух лет назад. По приказу короля Артура, их родителям было велено привезти детей во дворец. Ночью слуги, во главе с сенешалем — молочным братом короля, сэром Кэем, — заперли их в трюме старого корабля, отбуксировали в море, где и бросили на произвол судьбы.

«Скотина! — бушевал Максимус, — Ирод средневековый! Вы поняли, сэр Хотспер, для чего он это сделал?!»

«Честно говоря, сир, — не понял, — признался я. — Это вообще выше моего понимания. Наверное, у короля помутился разум? История помнит такие случаи…»

«Помутился?! Как бы не так! Он как раз был в своем уме! В своем подлом, коварном уме кровожадного ублюдка! Он же опять пытался изменить пророчество Мерлина о ребенке, который разрушит его королевство и принесет ему гибель! В первый раз он пытался достать Моргаузу здесь, убив ребенка еще во чреве матери, а когда это не удалось, попытался добиться цели вторично, совсем уже изуверским способом. Он нарушил данную нам клятву не трогать сестер. Может быть, Моргауза спрятала ребенка, отдав на воспитание родственникам, а может, он просто не хотел рисковать, оставляя в живых хоть кого-то из рожденных в этот, злополучный для него, день… Эх, если б я мог хоть на день, хоть раз выйти за пределы этого острова! Если б я имел возможность пройти Вратами и добраться до короля Артура!.. Вот что, сэр Хотспер. Позовите ко мне Томаса и Конрада, у меня будет для них задание». — «Что вы задумали, сир?» — «Вам, мой благородный друг, этого лучше не знать. Просто позовите их ко мне! Асами… Проверьте еще раз детей. Может, им что-то надо…» Я догадался, что сир отсылает меня намеренно, не желая моего присутствия при этом разговоре, но я был так ошарашен изуверским поступком Артура, что не нашел в себе сил на обиду или любопытство. Король провел с Томасом и Конрадом не менее часа. По окончании разговора рыцари тотчас оседлали коней и куда-то умчались. Секрет их миссии открылся мне три недели спустя. И должен признаться, что эта тайна порадовала меня не больше, чем поступок британского короля.

По возвращении в Волчий замок король приказал заложить на его территории школу. Точнее, это был настоящий город в миниатюре, но подчиненный одной цели — обеспечить всем необходимым спасенных им детей. Спальни и учебные павильоны, выполненные из мрамора и гранита, были светлы и просторны. Торговцам король приказал закупать по всему свету лучшие скульптуры и картины для своего нового проекта. «Понимаете, сэр Хотспер, — говорил он мне, — все преобразования, введенные мной на этом острове, не более чем жалкая кустарщина, призванная лишь улучшить быт людей, но вряд ли они сумеют изменить хотя бы одну душу. Люди не становятся лучше оттого, что начинают потреблять более качественную пищу или спать на более удобных кроватях. Скорее наоборот. Человека надо воспитывать. В моем мире больше стремились дать человеку образование, чем воспитание, сделать из него „человека разумного“, а не „человека духовного“, и, может быть, потому он так… печален. Рождение человека и воспитание человека — вот что равносильно созданию целого мира. Все остальное — суета сует. Много веков спустя в Британии родится человек по имени Томас Гиббс. К сожалению, он будет больше известен по фразе „человек человеку волк“, чем как основатель политической философии. Суть его учения такова, что в отличие от животного, довольствующегося настоящим, человек пытается контролировать будущее, по этой причине он и копит власть, богатство, связи, как вложение в завтрашний день. Сильные пытаются поработить слабых, заставляя их работать на благо своего будущего, и единственный способ заставить человека отказаться от попыток подобной эксплуатации — заставить его сотрудничать с окружающими. Союз равных с равными. Сильные среди сильных и гордые среди гордых. Сотрудничество даст больше, чем зыбкая и опасная попытка манипулирования или порабощения. Согласно Гиббсу, именно поэтому необходима власть Верховного правительства, пресекающая любые попытки анархии или подавления одного человека — другим. Только сильная, централизованная власть дает человеку шанс быть свободным — забавный парадокс, не находите? Но этого мало. Был… Вернее, будет еще один человек. Его звали Макс Вебер, и он провел занимательнейшее исследование о влиянии духовности на деятельность человека. Когда работодатели, чтобы заинтересовать своих работников, повышали им плату, то в тех странах и городах, где были высокая религиозность, духовность и образованность, люди работали больше, улучшая условия своего быта и даже откладывая на „черный день“, а в местах, где духовность была низкой, люди сокращали свой рабочий день, довольствуясь зарплатой, к которой привыкли, но увеличивая время праздности и безделья. Отсюда можно сделать вывод, что духовность, образованность и воспитанность — второй залог счастливого общества. Я хочу использовать свою власть, чтобы воспитать целое поколение новых людей. Трактующих себя не как „человека разумного“, а как „человека духовного“». — «Вы забываете о третьей, важнейшей составляющей этого общества, — тихо заметил я. — Точке отсчета. Если, проектируя здание, вы возьмете за основу неверную точку отсчета, оно рухнет, из какого бы прекрасного материала оно не состояло и каким бы прекрасным дизайнером не было облагорожено. Возможности и образования мало. Надо иметь верные нравственные ориентиры. А их может дать только Библия». — «Вы правы, рыцарь, — легко согласился он, — вы буквально повторяете одного из умнейших людей моего мира — Достоевского, умолявшего: „Воруйте, убивайте, предавайте, но только называйте вещи своими именами“. Но ведь он говорил это тем лицемерам, которые с детства читали Священное писание, вот в чем беда. Человек искажает любые понятия, чтобы оправдать свои подлости. Я хочу воспитать таких людей, которые бы отличали добро от зла и не смешивали черное с белым, оправдывая подлости и не замечая благородства. Я хочу воспитать рыцарей будущего». Мне так пришлась по сердцу его мечта, что, вернувшись домой, я тотчас засел за трактат о городе будущего. Увы, милые потомки, но ваш покорный слуга действительно имеет этот всеми презираемый грех — склонность к сочинительству. Церковь не одобряет сие ремесло, приравнивая его едва ли не к греху лицедейства. Я же люблю вызывать в людях смех и слезы, рассказывая им истории то забавные, то поучительные. Ведь опыт одного человека — всего лишь опыт одного человека, а книги дают нам возможность перенять знания и ошибки тысяч и тысяч людей. Но из-за бытующих в народе предрассудков я вынужден выдавать свои детища за труд недалекого и жадного перчаточника, который согласился на эту роль ради гонораров…

Для своей школы король отобрал лучших учителей, и объем преподаваемых ими знаний ужасал даже меня. Помимо обширной спортивной подготовки, детям преподавались живопись, литература, геометрия, математика, химия и физика. Максимус распорядился, чтобы по мере выявления талантов и заинтересованности в какой-либо отрасли науки ученики разбивались на группы, согласно их предпочтениям и дарованиям.

Все эти дни король пребывал в прекрасном расположении духа, был весел и доброжелателен. Но, как известно, ничто не длится вечно, и веренице этих безоблачных дней тоже пришел конец. Мы с королем, по обыкновению, проводили время в школе, наблюдая, как воспитатели возятся с малышами, когда нас отыскал личный слуга короля — Иуда, и сообщил: «Томас и Конрад вернулись. Артур с ними». Краска вмиг сошла с лица короля. Не отвечая на мои расспросы, он резко повернулся и направился в тронный зал. Я поспешил за ним.

Король Артур уже ждал нас в тронном зале. Он практически не изменился со времени нашей последней встречи, хотя время в Британии течет куда быстрее, чем на волшебном Аввалоне. Он был все такой же огромный, рыжеволосый, с гордой осанкой и презрительной надменностью во взгляде. Томас и Конрад стояли чуть позади. В руках у Томаса был небольшой, но, судя по всему, довольно увесистый мешок, который он почти любовно прижимал к груди.

При виде входящего Максимуса Артур расплылся в улыбке и небрежно поклонился, приветствуя. Не отвечая на эту любезность, сир прошел к стоящему на возвышении трону и сел, исподлобья глядя на стоящую перед ним троицу. Артур был явно ошеломлен подобной неучтивостью, но усилием воли взял себя в руки и заговорил первым:

— Я рад, что ты наконец одумался. Гонцы передали мне твои предложения, и я решил выполнить просьбу прибыть и обсудить дальнейшее сотрудничество, — Артур особо выделил слово «просьбу», словно подчеркивая свое превосходство над Максимусом. — Что ж, я согласен забыть былые распри. Видимо, самой судьбой тебе предназначено править Аввалоном, мне — всем остальным миром. Я не смог завладеть этим островом с помощью силы, потому готов идти на заключение союза. А за то, что ты согласился отдать мне мальчишек, волею все той же судьбы попавших на твой остров, — особое спасибо. Я уже передал твоему человеку щедрую награду из золота и драгоценных камней, — он кивнул на мешок в руках Томаса. — Этого хватит на снаряжение целого флота, взамен одного старого кораблика, набитого полудохлыми детьми, — он расхохотался над собственной шуткой, и это было последней каплей в чаше терпения Максимуса.

— Взять его! — сухо приказал он. — Завтра утром вы будете повешены, Артур. За ваши преступления более благородной казни вы попросту не заслуживаете!

— Что?! — взревел Артур, хватаясь за рукоять меча. — так это засада?! Лжец! Ты же поклялся…

Ни договорить, ни вытащить Экскалибур он не успел. Томас одной рукой сшиб с него шлем, а второй, коротко размахнувшись, ударил короля по голове мешком с золотыми монетами. Раздался глухой стук, словно дубиной ударили по стволу многолетнего дуба, и Артура непроизвольно качнуло вперед. Томас торопливо ударил еще… и еще… Король рухнул после четвертого удара.

— Крепок! — переводя дух, восхищенно заметил оруженосец. — Бил-то я со всей силы! Я таким ударом коней наземь валил…

— Сир, мы выполнили все, что вы приказали, — с поклоном доложил Конрад. — Дождались, пока Мерлин отъедет, явились к Артуру и сообщили ему о вашем предложении. Глупец так обрадовался, что даже не додумался взять нас в заложники, как мы с вами опасались. Его личная охрана осталась у ворот с той стороны перевала. Мы сообщили, что Аввалон принимает пришельцев извне лишь по вашему зову. Но вы рискуете, сир. С тех пор, как вы повелели впускать и выпускать с острова всех, Артур мог дерзнуть вновь напасть на нас. У него хорошая армия — мы видели. Отцов похищенных им детей, поднявших мятеж, он разгромил без особого труда. Эта армия лучше предыдущей. Они учатся… Учились, — поправился он, с усмешкой глядя на лежащее у его ног тело.

— Я не могу изолировать остров, — мрачно сказал Максимус, стараясь не смотреть на бесчувственного противника. — Купцы везут товары, к нам прибывает цвет науки и искусства со всего мира. Если я прикажу Аввалону вновь самоизолироваться — потеряет от этого, прежде всего, сам Аввалон. Кроме того, я могу это сделать в любой миг… Этого мерзавца утром повесить. Принародно. Конрад, подготовьте перечень его преступлений, вы зачитаете его на площади. За исполненное дело я даю вам то, что обещал. С сегодняшнего дня вы, Томас, — верховный главнокомандующий всей армией Аввалона, а вы, Конрад, получаете под управление всю торговлю. Ум у вас гибкий, рука сильная — справитесь. Идите отдыхать.

Подхватив бесчувственного Артура, они удалились. Король с тоской посмотрел на меня:

— Ничего не говорите, сэр Хотспер, прошу вас. Я знаю, что вы скажете, а вы знаете, что я вам отвечу. Иначе поступить было нельзя. Если б я мог выходить за пределы Аввалона, то вызвал бы его на честный бой, но — увы! — а оставлять этого мерзавца на свободе никак нельзя. Он один наделал столько дел, что никакие чингизханы с тамерланами и наполеонами не угонятся… Идите к себе, рыцарь. Мне надо побыть одному…

Первый раз в жизни я попытался напиться. С детства мне внушили отвращение к вину, но сейчас меня тянуло забыться самым скотским образом. Не знаю, почему у меня было так скверно на душе. Разумом я понимал, что действия моего сюзерена хоть и жестоки, но справедливы, а главное — дальновидны. Артур был не из тех людей, кто добровольно отступает от своих притязаний. С таким советчиком, как Мерлин, он, рано или поздно, но изыскал бы возможность вновь вторгнуться на Аввалон. И все же было в этой истории что-то, что тяготило не столько разум, сколько душу. Максимус иногда отдавал весьма жестокие приказы, но при этом удивительным образом умудрялся оставаться справедливым и милосердным правителем. Это был его первый откровенно сомнительный поступок. Раньше он не хитрил. Подлость во имя светлого будущего — так начиналось много скверных дел… Как это не похоже на него. И как должно быть больно ему самому!

В дверь осторожно постучали.

— Разрешите мне войти, сэр Хотспер, — попросил из-за двери мелодичный голос. — Я не хотела бы, чтобы меня увидели у дверей вашей опочивальни.

Вот этого я ожидал меньше всего. Вскочив, беспорядочно заметался, то пытаясь привести в порядок ужасный бардак в моей спальне, то прибирая со стола недопитые бутылки. Королева! Леди Гайя сроду не заходила ко мне, ограничиваясь любезными репликами при встречах. Должно быть, случилось нечто из ряда вон выходящее. И почему нельзя, чтоб ее видели?..

— Да, госпожа, входите! — отчаялся я скрыть весь этот бедлам. — Простите за беспорядок, но…

— Это вы простите меня за неожиданный визит, — сказала она. — Но дело, которое привело меня к вам, не терпит отлагательств и… свидетелей.

Она изумительно похорошела за эти годы. Исчезла подростковая угловатость, движения стали плавными, фигура налилась гибкостью и приобрела изящность. Черты лица стали мягче, приятней. Ее нельзя было назвать красивой в полном понимании этого слова, но было в ней нечто… В таких женщин влюбляются раз и навсегда. Если разглядят… Ах, почему сир так слеп?! Какая там Моргана?! Гайя — вот истинная леди и королева!

— Сэр Хотспер, — с явным трудом подбирая слова, начала она. — Я пришла, чтобы просить вас о помощи. Я всегда считала вас истинным рыцарем, воплощением всего, чем может гордиться мужчина и воин. Ваше честность и порядочность давно стали нарицательными. Но дело, по которому я вас беспокою, лежит в противоположной от этих добродетелей стороне. Просто я уверена, что могу положиться только на вас. Я пришла предложить вам предательство.

Я начал было сгибаться в поклоне, благодаря за комплименты, но так и застыл в этой нелепой позе, услышав окончание монолога.

— Простите? — переспросил я, уверенный, что ослышался.

— Сэр Хотспер, вы уже знаете о пленении короля Артура?

Я нехотя кивнул.

— Я считаю его казнь недопустимой, — тихо, но твердо сказала она. — Это станет несмываемым позором для Аввалона. Сэр Максимус пытается создать государство, подчиненное праву и совести, но убив короля (а он его даже не казнит, а именно убьет), он утратит верные ориентиры, свернет в сторону и погубит как Аввалон, так и собственную душу.

— Леди Гайя, — я умышленно назвал ее тем именем, которым называл, когда она была еще совсем девчонкой. — Я давно вас знаю и беспримерно уважаю… В чем-то я понимаю и разделяю ваши сомнения, но не стоит забывать, что король Артур действительно совершал те ужасные преступления, за которые его и наказывает судьба рукой нашего государя. А сколько этих преступлений он может совершить, если его вовремя не….

— Сэр Хотспер, вы — христианин?

— Разумеется, — несколько обескураженный этим вопросом, заверил я. — До глубины души.

— Как вы можете ратовать за смерть? Вся Библия противится этому, а мы все находим и находим причины для того, чтобы трактовать ее постулаты в выгодном для нас свете. «Да — да, нет — нет, что сверх того, то от лукавого». Сколько раз вы сами говорили о том, что нельзя путать и подменять понятия, что надо называть вещи своими именами, не оправдывая и не перемешивая понятия… Библия говорит о заблудших душах, которые своим возвращением радуют Господа более жизни людей праведных…

— Но это не совсем тот случай…

— Не бывает исключений из данных нам свыше правил. Я не верю, что даже такой человек, как Артур, — потерян для мира безвозвратно. Ему просто не повезло с друзьями и учителями. Если б его окружали такие люди, как вы и сэр Максимус… Все было бы иначе…

— Один раз вы уже дали ему шанс, — напомнил я. — И как он его использовал? Едва не погубил целую сотню невинных душ.

— Доброта, смирение и кротость должны иметь границы и пределы? Время закона «око за око» умерло в тот миг, когда на землю пришел Христос.

— Госпожа, я понимаю ваши чувства и ценю ваше христианское милосердие, но я просто не вижу, чем я могу помочь вам в этом вопросе. Я не думаю, что наш король поддастся на уговоры…

— Я это знаю, — сказала она. — Мы с вами должны спасти две души и честь Аввалона даже без согласия короля.

Наверное, с минуту я пытался осознать услышанное. А осознав, замотал головой так, что едва не потянул себе связки:

— Нет-нет-нет! Пойти против воли короля?! Предать сэра Максимуса?..

— У меня все готово, — так же спокойно и тихо сказала она. — Через служанку я нашла корабль, который согласится выйти в море прямо сегодня ночью. Ключи от всех помещений, в том числе и от темницы, у меня остались еще с тех пор, как я управляла замком в ваше отсутствие. Страже у темницы я поднесу вино со снотворным снадобьем. Но мне не вывести короля за пределы замка. Моя персона привлечет слишком много внимания, особенно в сопровождении незнакомого мужчины. Да меня просто и за ворота-то ночью не выпустят. Вы же сможете не только незаметно вывести Артура, но и довести его до корабля, не вызывая вопросов.

— Вы знаете, что будет утром, когда все это выплывет наружу? — устало спросил я. — Вместо него повесят нас с вами.

— Вы никогда не были трусом, сэр Хотспер. А за благое дело вы десятки раз рисковали жизнью. Рискните же и в этот раз.

— Беда в том, что я не уверен, что это благое дело. Вы хотите выпустить на волю зверя. Самые человеколюбивые поступки должны быть зрячи и разумны. Вы не боитесь, что своими руками мы загубим сотни и тысячи жизней, всего лишь открыв дверь убийце?

— Я поговорю с ним, — сказала она. — Он поймет. Он изменится. Я знаю. Верю в это. И вы увидите это сами.

— Простите, ваше величество, но я вынужден ответить отказом, — вновь поклонился я. — Это будет бунт против сюзерена. Какими бы благородными причинами он не был вызван, но предательство есть предательство. А я никого и никогда не предавал.

— Тогда вы предадите меня, — сказала она. — Ибо я все равно сделаю это, но без вашей помощи моя попытка будет обречена на провал. И поутру казнят не только короля Артура, но и меня. А с вами у нас есть шанс. Максимус вас безмерно уважает, и одно ваше участие в этом деле не позволит ему пойти на крайние меры. Ваш авторитет, ваше высокое понимание долга и чести сами по себе заставят его взглянуть на это дело с другой стороны. Согласившись, вы спасете две жизни, отказавшись — погубите.

— Вы ставите меня перед очень нехорошим выбором, — упрекнул я.

— Знаю, но у меня нет выбора вовсе. Я должна спасти честь короля и Аввалона… И одну заблудшую душу. Иногда в делах спасения человеческой души необходимо проявить твердость, которой, как правило, не хватает добру вообще. Где-то в глубине души вы хотите того же, но без меня не решитесь на это и всю жизнь будете терзать себя. Не я уговариваю вас, ваша совесть взывает к тому же. По крайней мере, даже на эшафот вы взойдете с незапятнанной совестью.

— Звучит заманчиво, — вздохнул я. — Ореолом мученика меня еще не соблазняли, да я и сам как-то не стремился к этому… Леди Гайя, вы твердо и бесповоротно решили сделать это?

— Да, — ответила она, и я понял, что переубеждать ее бессмысленно.

Нет, не зря эта хрупкая женщина всегда вызывала у меня глубочайшее уважение.

— Что ж, — сказал я и надел перевязь с мечом. — Жаль только, что наследников у меня нет. Род Хотсперов прервется… И прервется с не самой доброй славой. Всю жизнь я стоял за идеалы чести, а умру с клеймом предателя. Забавная гримаса судьбы… Вперед, леди, показывайте мне, где тут лежит самая красивая дорога на эшафот…

…Стражники рухнули в один миг, как подкошенные. Не издав ни звука, ни стона, они обрушились на каменный пол, словно из них вынули позвоночники…

— Крепкое зелье, — невольно восхитился я. — мы их, часом, не убили?

— Что вы, все проверено многократно. Это снадобье из запасов сэра Ромула, — ответила королева. — Рецепт вывезен им еще из Рима… Возьмите на себя труд отпереть темницу, сэр Хотспер.

Огромными, удивительно тяжелыми ключами я с трудом открыл тугие замки. Король Артур уже стоял на пороге, привлеченный шумом упавших тел.

— Что, решили не дожидаться утра, трусы?! — презрительно бросил он мне, но тут же увидел леди Гайю и глаза его расширились от изумления: — Вы?! Но что вы здесь делаете? Ах да, милосердие и все такое… Простите, прекрасная королева, но в данную минуту мне не нужно никакое милосердие…

— Милосердие нужно всем и всегда, — сказала королева. — Мы пришли спасти вас, ваше величество. Мы поможем вам бежать.

Артур осторожно, словно боясь поверить, выглянул за дверь, посмотрел на распростертых на полу стражников, перевел взгляд на Экскалибур и щит в моих руках…

— Дайте мне оружие, — вкрадчиво сказал он. — Дайте мне его…

Преодолевая последние сомнения, я заставил себя протянуть ему требуемое. Жадно схватив меч, Артур, наконец, поверил нам:

— Простите меня, ваше величество, но мне казалось, что все это — очередной дьявольский розыгрыш Максимуса.

— Мой супруг — хороший человек, — твердо прервала она его. — Просто ему тоже нужна помощь…

— Ему — помощь?! — расхохотался Артур. — Ему-то?! Да он сам сатана! Из-за этого чертова Аввалона…

— Ваше величество! — вновь оборвала его королева. — Вы принесли Аввалону столько бед, что это вы являетесь для него злом, а не он для вас.

Удивительно, но Артур, кажется, смутился. Или мне показалось?..

— Вы обманули меня, — продолжала леди Гайя, глядя королю прямо в глаза. — Вы помните, что вы мне обещали? Вы не сдержали данного мне слова. А я верила вам, король!

И тут случилось настоящее чудо: молочная, как у всех рыжеволосых людей, кожа короля Артура пошла красными пятнами, которые разрастались, наливаясь огнем, заполняя все лицо и делая его похожим на ярко-красный помидор. С изумлением я понял, что бессердечный властелин Британии покраснел от стыда.

— Вы — умный, сильный человек, — между тем продолжала королева. — Вы могли бы добиться процветания своей страны, принести ей славу в веках, а вместо этого вы губите и себя и своих подданных ради каких-то сомнительных иллюзий. В вас слишком силен зов далеких пращуров, король. Христианство учит человека благородству, чести, доброте, а вы используете его лишь как прикрытие для ваших интересов… Как лик Богородицы на вашем щите, который вы подставляете под удары… Я всей душой хочу, чтобы вы изменились. В вас есть нечто… Нечто, что позволит вам найти свой, неповторимый путь, и пройти его до конца… Не обманите меня снова, рыцарь.

Ноги Артура подкосились, и он медленно опустился перед леди Гайей на колени:

— Клянусь! Клянусь вам, леди! Я… Вы…

Он сбился и замолчал. Леди Гайя смотрела на его склоненную голову с доброй и грустной улыбкой, но помимо христианской любви я увидел на ее лице еще кое-что, что не очень мне понравилось. На безразличного человека, пусть даже спасенного тобой, так не смотрят… Или мне вновь почудилось?..

— Помните данную вами клятву, — торжественно сказала она. — И станьте, наконец, тем, кем предназначила вам быть сама судьба. Считайте, что вы родились во второй раз, король. Используйте эту новую жизнь во благо и в искупление. Не делайте мою жертву напрасной. Прощайте, рыцарь!

— Но вы… Как же вы?! Вам надо бежать со мной! — торопливо заговорил Артур. — Максимус не простит вас! А у меня, в моем замке, в моей стране, ни один волос не упадет с вашей головы! Я сумею добиться вашего расположения! Вы не пожалеете — поверьте! Вы увидите, что я… Что со мной…

— Остановитесь! Не надо все портить… Максимус не тронет меня. Он не способен на это. Он слишком сильный, но все же благородный человек. Вы с ним в чем-то даже похожи. Я верю, что вы оба будете великими королями. Только вы — плоть от плоти своей страны, а он… Он — другой. И я буду нужна ему так же, как нужна сейчас вам.

— Нет-нет, не так же…

— Перестаньте! В вас говорит сейчас простая благодарность. Я законная жена короля Максимуса, я королева Аввалона и мое место здесь. А вы король Британии, вам надо ехать туда и попытаться стать новым человеком, верным сыном своей страны, любящим мужем, любимым отцом… Прошу об одном: что бы вы не делали, всегда вспоминайте этот разговор и те чувства, которые горят сейчас в вашей душе…

— Я никогда не смогу забыть этот миг… и вас, — хриплым голосом сказал Артур. — Никогда. Клянусь!

— Время идет, — напомнила леди Гайя. — Надо торопиться. Сэр Хотспер проводит вас…

Неожиданно она наклонилась к стоящему на коленях Артуру и поцеловала его в лоб. Повернулась и быстрым шагом покинула подземелье. А король Британии еще долго стоял в коленопреклоненной позе и смотрел ей вслед.

— Ваше величество, — тронул я его за плечо, — нам пора.

— Что? — очнулся он. — Да-да, я готов.

— Наденьте этот плащ, капюшон скроет ваше лицо, — скомандовал я, и король беспрекословно подчинился, словно послушный ребенок, еще не вполне пробудившийся ото сна. — Ссутультесь, вам надо скрыть королевскую осанку. Спрячьте меч. Идите за мной…

— Идите за мной, — приказал мне наутро мрачный, как туча, Томас, вошедший в мою опочивальню в сопровождении двух гвардейцев.

Я ждал этого визита, а потому не ложился всю ночь. Составил завещание (хотя и был уверен, что мое имущество отойдет в пользу казны). Большая его часть касалась написанных мною пьес. Зачем-то привел в порядок комнату, надел чистое белье…

— Я готов, — сказал я, протягивая Томасу свой меч.

Молча мы дошли до дверей тронного зала. Попадавшиеся нам на пути слуги смотрели испуганно и сторонились, словно от чумных. Но у самого входа дорогу нам преградил Конрад:

— Придется подождать. Король все еще разговаривает с королевой.

На меня он старался не смотреть. Томительно текли минуты. Из-за толстых дубовых дверей до нас не доносилось ни звука. Прошло, наверное, не меньше часа, прежде чем король сам вышел к нам. Он был мрачен и казался очень усталым. Не глядя на меня, ровным голосом велел:

— Сэр Хотспер! Я повелеваю вам следовать в нотингемский замок и… и заниматься тем, чем вам будет угодно. Если вы когда-нибудь мне понадобитесь, я позову вас. Это все.

Вернулся в тронный зал, и Иуда вновь плотно закрыл за ним двери. Томас молча вернул мне меч и отступил в сторону, освобождая дорогу…

Эти записи я делаю сейчас в замке отданного под мое распоряжение Нотингема. Я живу, разбираюсь со множеством повседневных дел, по традиции выхожу на все городские праздники и даже иногда езжу на охоту… Вот только пьес я пока больше не пишу. Не знаю, почему. Я знаю, что я был прав и просто не мог поступить иначе, но… я так жалею, что не успел сказать королю: «Простите меня, ваше величество. Я действительно хотел как лучше. Я буду ждать и надеяться, что вы позовете меня, ибо вся моя жизнь по-прежнему принадлежит только вам и Аввалону…»

Часть вторая

Глава 6, в которой герой подводит итоги за двенадцать лет, бывших самыми тихими и спокойными в истории Аввалона, а потому и сказать о них особенно нечего…

Яснеет душа, переменами неозлобимая, друзей, не понявших, и даже предавших — прости. Прости и пойми, если даже разлюбит любимая, сережкой ольховой с ладони ее отпусти. И необъяснимое — это совсем не бессмыслица. Все переоценки немало смущать не должны, ведь жизни цена не понизится и не повысится — цена неизменна тому, чему нету цены. Е. Евтушенко

Лемехов замолчал и долго смотрел в окно, словно до сих пор видел там картины былого. Я не мог не признать, что если рассказанное им и было бредом больного воображения, то этот бред был достаточно занимателен.

— И что же было дальше, Максим Владимирович? — наконец не выдержал я.

— Дальше? — очнулся он от воспоминаний. — Дальше была работа. Много работы. Отстранив сэра Хотспера, я сам практически лишил себя правой руки. Нет, с годами я простил его и вновь загрузил делами, но… подальше от Волчьих Ворот. Сейчас я жалею и об этом. Он был невероятно талантливый писатель, а вынужден был, по моему приказу, заниматься разной ерундой. Управлял, контролировал, издавал законы, ловил этих чертовых головорезов по лесам…

— Вы имеете в виду стрелков Робина?

— Да, — Лемехов помолчал. — Надо было повесить подонка сразу, при первой же встрече. Со своей шайкой он грабил всех, кто проходил по его территории, и богатых и бедных, но распускали о себе такие слухи, что едва ли не заслужили ореол мучеников. Об их противостоянии с Хотспером ходили легенды… Леди Гайю с того самого дня я видел крайне редко. У нее были какие-то подруги — фрейлины, рукоделие, книги, иногда — нечто вроде благотворительных акций для нуждающихся… Аввалон я снова изолировал от внешнего мира, и он внял моему приказу, пропуская теперь только тех, кого я проводил и приветствовал лично. Болезней на острове практически не было, образование жителей росло, сельское хозяйство процветало. Я многое сумел привить на острове. Недовольные, конечно, были. Где их нет? Но ведь на всех не угодишь, да я и не старался. Попытки бунта подавлял жестко. В средневековом королевстве личность лидера играет роль куда большую, чем все своды римского права, а мне был нужен сильный Аввалон. Образованный, процветающий. Ведь я поклялся защищать его от любых врагов — как внешних, так и внутренних. Последние куда страшнее первых — уж вам ли, знающему собственную историю, втолковывать такие прописные истины… Ученик Конфуция писал: «Правитель должен так относиться к своему народу, как он хотел бы, чтоб народ относился к нему». Но и здесь надо знать меру. У меня всегда чего-то просили и едва ли не требовали: должностей, денег, решения проблем, какого-то особого внимания… Первые шесть лет правления я спал по три-четыре часа. Если б не Иуда, то в вечной спешке вряд ли вспоминал бы про обеды и ужины… Да что объяснять, это надо почувствовать… Здорово помогали Конрад и Томас. Бесстрашные, ловкие, верные, они были моими руками и глазами в тех частях Аввалона, куда я не поспевал просто физически. Матильда, — он улыбнулся краешком рта и поправился: — фея Моргана — ее уже звали так с полным основанием — делала большие успехи в магии, хотя ей и приходилось учиться по старым книгам — колдунов на острове практически не осталось. Ах, если б не ее всепожирающая ненависть к Артуру! Какая это могла бы быть женщина!.. Кстати, об Артуре. К моему немалому изумлению, с того момента он как-то стих в своих непомерно честолюбивых желаниях и даже стал иначе смотреть на окружающий его мир. Не знаю, что наговорили ему сэр Хотспер и Гайя, но в Британию вернулся уже совсем другой человек. А может, так повлияла на него близость смерти… Не знаю… Но он прекратил преследовать сестер, отказался от бесплодных попыток завоевать Аввалон, а за ним и весь мир, и занялся, наконец, обустройством собственной страны. Возводил церкви, налаживал систему налогообложения, совершенствовал вооружение. Неплохо получалась у него и организация торговли с внешним миром. Британское олово и соль славились во все времена, а он поставил на экспорт и вооружение и отличные корабли, и многое, многое другое. Это были хорошие времена и для Британии и для Аввалона… Спасенные мною дети подрастали. Видимо, из-за того, что они не были коренными жителями Аввалона, впитавшими его магическую энергию, росли они много быстрее. Мерлин мне потом много раз пытался объяснить этот временной феномен, но я слаб в точных науках и мало что понял…

— Мерлин? — удивился я. — Так вы встречались с ним еще раз?

— Не «еще раз», а много, много раз, — кивнул он. — Но об этом позже. Как известно, все хорошее когда-нибудь кончается, кончились и наши славные, тихие времена. Забавно, но начало гибели двух великих королевств положила свадьба Артура. Был у него один вассал в Камелерде, это на юго-западе Англии, недалеко от Корнуэла. Звали его, кажется, Леодегран. Артур помог ему справиться с нашествием диких племен, и тот в благодарность пригласил сюзерена в свой замок, где познакомил с дочерью по имени Гвиневера.

— О, я много слышал про нее! — сказал я. — Говорят, красавица была удивительная!

— Обычная хитрая дрянь! — коротко и брезгливо охарактеризовал ее Максим. — Вот именно из-за таких, как она, и ко всем женщинам относятся то с презрением, то с опаской. Ни чести, ни благодарности, ни простой житейской порядочности. Вообще никаких достоинств, кроме смазливой физиономии. Это влюбленные в них бараны стараются придумать для них хоть какие-то добродетели. Чем она взяла Артура — не знаю, но тот буквально потерял голову. Что ж, сердцу не прикажешь, да и пресловутый «кризис среднего возраста» сыграл свою роль — она же ему в дочки годилась. Для него это была, наверное, та самая, «последняя любовь». А во всей Британии, наверное, не было человека, который не знал бы про нее правды и не понимал, кто она и что делает с королем. Мерлин от злости по потолку бегал, пытаясь помешать этому браку, но Артур иногда бывал на удивление упрям. Король давно вырос и больше не нуждался ни в каких наставниках и учителях. Свадьбу назначили на конец лета, а за два месяца до этого в школе Волчьих Ворот был выпускной бал…

Глава 7, в которой герой кладет начало многовековой традиции поисков святого Грааля и знакомится с веселым монахом

Поклянусь хоть на Библии, хоть на кресте, Что родился не за пустяками: То ль писать мне Христа на суровом холсте, То ль волшебный разыскивать камень. Ю. Визбор

- М-да, — вздохнул Денница, разочарованно глядя на огромную глыбу золота, которую я с трудом выкатил из-под кровати. — И это — все, на что хватило вашей фантазии?

— Ну да, — жизнерадостно отозвался я, поглаживая шероховатую поверхность презренного метала. — Жалованье короля за многие годы неустанного труда. Вы сказали, что я могу забрать с собой обратно только одну вещь, но не уточнили ни ее размеры, ни вес. Слиток один? Один. Ловко я придумал? Ловко!

— Максим Владимирович, ну что за детский сад? — жалостливо посмотрел он на меня. — Вы меня разочаровываете, право слово.

Я с сомнением посмотрел на золотую глыбу.

— Здесь килограмм сто, — уже менее уверенно сказал я. — Внукам хватит…

— в этом мире, где магия еще не окончательно уничтожена новой религией, вы могли бы найти вещи не только уникальные, но и бесценные. Например, философский камень, который обеспечил бы вас золотом в сто раз больше, чем этот ваш вульгарный булыжник…

— Давайте, — традиционно протянул я руку.

— Заработайте, — столь же традиционно показал он мне кукиш и продолжил: — Могли бы получить древние манускрипты, хоть с неизвестными творениями Гомера и Платона, хоть об истинном устройстве вселенной, и приобщиться к этим знаниям и даваемой ими силе…

— Как масоны?

Денница поморщился, словно ненароком проглотил лесную мошку:

— Знали бы вы на самом деле, кто такие масоны и кто ими управляет, так не говорили бы подобной ерунды. Вы хоть разницу между мной и Богом понимаете?

— Ну… Бог — хороший, а вы… здесь.

— Бог — это не только Любовь, но и Творец, Создатель. Все с большой буквы. А я — Ремесленник. Тоже с большой буквы, но разница принципиальная. Я лучший из всех существующих ремесленников, воинов, ученых. Я могу докапываться до истины, приобретя многовековые навыки, создавать вещи идеальные, но… Я не могу придумывать ничего нового. Я — самый гениальный плагиатор на свете. И это меня не вгоняет в комплексы. Я так же могу создавать миры и книги, картины и кинофильмы, как Он. Но Он творит новое… Впрочем, что я вам объясняю, знания вам явно без надобности…

— Нет-нет, продолжайте, — запротестовал я. — Насчет этих артефактов вы хорошо придумали. Что там есть, кроме ящика Пандоры и ковчега Завета?

— Кстати, ковчег завета лучше не трогайте, — посоветовал он. — Это не то, что вы думаете. Там есть нюансы, которые очень не понравились бы вашим священникам, присутствуй они тогда на горе Синай…

— Тогда что-нибудь… такое… универсальное.

— Грааль, — подумав, сказал дьявол.

— Зачем? Чаша, пусть даже деревянная. Ни один историк не поверит, что это — та самая. И что я с ней буду делать? В сервант поставлю?

— Во-первых, она уже не деревянная — Иосиф заключил ее в золотую оболочку, украсив и сохранив от разрушения. А во-вторых, Грааль не только дает своему хранителю долгую жизнь (тот же Иосиф, к слову, прожил более трехсот лет), но и обладает огромной, совершенно удивительной энергетикой, что вам бы совсем не помешало…

— У меня мало энергии? — обиделся я.

— Не энергии, а энергетики, — уточнил он. — Ваши энергетические поля, по идее, должны идти вверх, образуя нечто вроде нимба, а они у вас стекаются… ну, скажем так, ближе к середине… Что вы прицепились к этой ведьмочке — Моргане? Гормоны играют? У вас такая жена, а вы…

— Не ваше дело, — насупился я.

— Ну-ну… хозяин — барин…

— Так что там с этим Граалем? — нарочито грубо перебил я его.

Денница пожал плечами и продолжил:

— Иосиф Аримафейский был дальним родственником Иисуса и, имея оловянные шахты в Британии, часто бывал здесь. После распятия Христа он был заключен в темницу как его ученик и последователь, но позже освобожден вместе с Лазарем (тем самым, которого воскресил Иисус). С Марией Магдалиной и апостолом Филиппом он отплыл в Марсель, но там Мария и Филипп не пожелали продолжить путешествие, а Иосиф с учениками добрался до Гластонбери, где купил землю и построил первую церковь, посвященную Богоматери. Сюда же он привез Грааль. Но найти его нелегко. Он дается только человеку чистой души, так что «толкнуть» его вам, Максим, просто не удастся.

— И на фиг он мне тогда вообще нужен?!

Денница грустно посмотрел на меня, махнул рукой и исчез, не прощаясь.

— Истинный англичанин, — фыркнул я и повернулся на стук в дверь: — Да? Кто там?

— Сир, у нас странное происшествие, — доложил Томас, входя. — Мы обнаружили на побережье… Даже не знаю… До выяснения назовем «вот это»…

И он втолкнул в комнату невероятно толстого румянощекого монаха в серой шерстяной рясе, подпоясанной витым шнуром. Монах не казался ни смущенным, ни испуганным. Улыбался во всю луноликую физиономию, кланялся и блаженно щурил глазки, как китайский содержатель опиумокурильни на допросе.

— Почему «это»? — не понял я. — Ну — монах. Ну — жирный. И что?

— Он появился на Аввалоне недавно, сир, — пояснил Томас. — А, как вам известно, после вашего приказа это попросту невозможно. И это весьма нехороший прецедент.

— Хм-м… Это интересно… Весьма. И кто же вы, человек в рясе?

— Мир дому сему, — густым басом ответствовал толстяк. — Мое имя — отец Патрик. Проповедовал слово Божие в Мексике, а теперь вот направлен с этой миссией к вам.

— И как же вы сумели сюда добраться?

Он возмущенно пожал плечами:

— С Божьей помощью, разумеется! Плыл на корабле, потом на лодке, потом долго брел по берегу, пока не встретил вот этого нехристя, — он ткнул сарделькообразным пальцем в грудь обомлевшего от подобной наглости Томаса. — И, наконец, добрался до вас, Ваше Величество. Теперь можете быть спокойны: дело свое я знаю, благословение от папы римского даром не дается. Вы, сир, когда исповедовались последний раз?

— Иди к бесам! — коротко ответил я, с трудом сдерживая улыбку.

— Угу… Ну, нет, так нет, дело ваше, — не очень-то и расстроился монах. — А пожрать в этом доме скромному служителю Господа нашего что-нибудь найдется?

— Томас, отведи этого нахала на кухню, пусть повара его чем-нибудь покормят, — распорядился я. — Если что-нибудь еще потребуется — дай.

— Поторопимся же с незамедлительным исполнением воли нашего короля, — монах крепко взял Томаса под руку и повел к выходу. — А по пути ты можешь покаяться мне в своих многочисленных грехах, принять наказание и очищение.

Томас еще нашел в себе силы повернуться ко мне, отчаянно прося взглядом о помощи, но я лишь развел руками — на сегодня мне уже хватило бесед о морали и спасении души.

Позвав Иуду, я принялся облачаться в парадную одежду — на вечер был назначен бал для выпускников моей школы. И я постарался сделать этот бал поистине королевским…

Замок был украшен гирляндами цветов, накрытые в залах столы горели золотой и серебряной посудой. Съехавшейся на бал знати предписывалось привозить с собой дочерей и племянниц, дабы выпускники могли найти себя пару для танцев (ну, а там уж как повезет).

Было приятно смотреть на юные грациозные пары, кружащиеся по залу. Но куда приятнее было осознавать, что передо мной — блестящее будущее Аввалона. Пятнадцать лет я шел к этому дню…

У стены, справа от меня, собралась кучка выпускников, о чем-то оживленно переговаривающихся и время от времени бросавших в мою сторону странные взгляды. Среди них я узнал и двух своих любимцев — Мордреда и Ланселота. Ланселот был настоящим проклятием для любой особы женского пола старше семи и моложе семидесяти лет. Высокий, широкоплечий, словно сошедший с рекламного плаката Голливуда, со своей ослепительно белоснежной улыбкой, золотоволосый и голубоглазый, он излучал такое немыслимое обаяние, что дамы, попадавшие в эту ловушку, становились восковыми — бери и лепи. Чертенок не стеснялся, он «брал и лепил». Но при этом он не был банальным и слащавым ловеласом. Он был отчаянно бесстрашен, остроумен, с непоколебимыми понятиями о чести, долге и предназначении рыцаря. Женщины были его единственным слабым местом. Впрочем, паршивца можно было понять — трудно ценить то, что валяется у твоих ног в изобилии. Ему очень повезло, что я запретил вводить в моей школе телесные наказания: начиная с двенадцати лет он вряд ли ночевал в своей спальне больше двух-трех раз… А вот Мордред был слеплен совсем из другого теста. К этому серьезному, пожалуй, даже чуть угрюмому пареньку у меня было особое отношение. По рыжим кудрям и зеленым глазам было нетрудно узнать отпрыска Моргаузы и Артура, но я внимательно присматривался к пареньку и не пожалел потраченного на него времени. В этом умном, начитанном, не по-детски обстоятельном юноше за версту чувствовалась королевская кровь. Он даже говорил так, словно отдавал приказы и распоряжения. Он тщательно продумывал каждое свое слово, каждый поступок, словно считая себя ответственным за все, что происходит вокруг него. Больше всего его интересовали римское право, история и экономика. Заметив мой интерес к нему, мальчишка тут же использовал его в своих целях, засыпав сотнями и сотнями вопросов об управлении государством, практике решения спорных вопросов и подборе кандидатов на ключевые государственные посты. Но, невзирая на несомненные таланты в этих областях, чиновником он явно не был. В детских играх он не уступал силой и выносливостью даже такому признанному в школе силачу, как Ланселот. Я ни разу не видел его плачущим. А вот на девушек, в отличие от своего приятеля, он вовсе не обращал внимания, предпочитая их обществу книги и упражнения в воинском искусстве.

Рядом с ними стояли и три лучших ученика этого выпуска: Акколон — юноша невиданной физической силы, Герайнт — неизменный победитель всех юношеских турниров, настолько умелый с оружием, что некоторые уроки я преподавал ему индивидуально, и Мелвис — лучший стратег школы, на него я возлагал надежды как на будущего полководца Аввалона.

«Что-то затевают, негодники, — с улыбкой подумал я. — Ничего страшного. Этот бал должен запомниться им навсегда. Сегодня им можно все. Сегодня их день».

При всей моей нелюбви к «официальным частям» я все же выступил с небольшой речью, над которой кропотливо трудился целую неделю. Я выражал надежду, что в их лице Аввалон найдет надежную защиту и опору, и именно они станут его гордостью в недалеком будущем. Я говорил, а их лица становились все мрачнее и мрачнее. Они как-то странно переглядывались и опускали глаза. Не понимая причины столь странного поведения, я сбился и замолчал.

— Ну, хорошо, — собравшись с силами, сказал я. — Вижу, что есть нечто, чего я не знаю. Кто объяснит мне, что не так? Вы чем-то недовольны? Мы сделали что-то не так? Вы хотите о чем-то попросить? В чем дело?

Вперед выступил рыжеволосый Мордред. Приблизившись ко мне, он опустился на одно колено и, прижав руки к сердцу, горячо заговорил:

— Ваше Величество! Сир! Вы знаете, какой любовью и благодарностью к вам наполнены наши сердца! Вы не только спасли наши жизни много лет назад, вы в прямом смысле заменили нам отца, отдав нам свое внимание, свои силы, свою заботу и любовь. Все, что у нас есть — дано и воспитанно вами. Нет среди нас человека, который с радостью не отдал бы за вас свою жизнь. Сам Бог повернул той ночью наш корабль к берегам Аввалона и передал в ваши заботливые руки. Мы высоко чтим вашу заботу и доброту, а потому осмелились обратиться к вам с нижайшей просьбой, смысл которой может понять только ваше благородное сердце…

Признаюсь, я даже расчувствовался от этих слов. Я был готов выполнить все, что бы они не попросили… Но к этой просьбе я не был готов.

— Отпустите нас на поиски наших родителей, сир! — попросил Мордред. — Нас лишили матерей, отцов, дома, хотели лишить самой жизни. Вы вернули нам все, что могли. Но с самого раннего детства каждый из нас мечтал увидеть лицо матери. Узнать и полюбить своего отца. Вернуться в дом предков… Это снилось нам во снах. Об этом были все наши разговоры, мечты… В большинстве своем мы не знаем, ни кто они, ни живы ли вообще, но эта мечта наполняла наши сердца долгие годы и лишь в вашей власти сделать нас счастливыми…

В зале стояла такая тишина, что мне казалось, я слышу биение их сердец. А может, так громко стучало мое сердце…

— Ну, что ж… Раз вы мечтали, — растерянно пробормотал я. — Я всегда хотел, чтоб вы были счастливы…

— Ура! — взорвался зал десятками звонких голосов. — Да здравствует король! Слава королю!

— Мы никогда не забудем вас, сир! — с чувством сказал Мордред, вставая с колен. — Стоит вам позвать, и любой из нас, где бы он не был, тут же придет на ваш зов. Чего бы нам это ни стоило. Клянемся!

— Клянемся! — прокатилось по залу.

— Знайте и вы, — сказал я, — что бы не случилось, как бы не повернулась жизнь, у вас всегда есть дом, где вас помнят и ждут. Никто не знает, что ждет его впереди, но Аввалон примет вас, что бы не случилось.

Чувствуя, что у меня предательски щиплет глаза, я поспешно отвернулся, и… оказался лицом к лицу с невесть откуда взявшимся пронырой-монахом.

— Сир, вы — великий человек! — лицемерным голосом просипел Патрик, прикладывая к сухим глазам грязный платок. — Растить их для Аввалона и отдать королю Артуру — это… это…

— У человека должны быть свой дом и своя семья, — сухо сказал я. — Нельзя обретать их по чужой воле. Как и мечту…

— Вот и я говорю, — подтвердил он, глядя на меня из-под платка веселым глазом. — Кстати, о доме… Для братии нужен дом. Монастырь, обитель, община…

— Что?! — не понял я.

— Нужны деньги, люди и материал для построения монастырей и обителей, — пояснил монах.

— И?..

— Дайте.

— Заработайте! — сыграл я с ним в ту игру, в которую обычно играл со мной Денница.

— Как скажете, сир, — подозрительно быстро согласился Патрик. — Пойдем, соберем, выпросим… А вы лично сколько дадите, сир?

— Конрад! — в сердцах крикнул я. — Дай этому вымогателю, сколько попросит и не подпускай его ко мне хотя бы пару дней!

— Сир! — окликнул меня звонкий голос. — Позвольте…

Ко мне пробивались сквозь толпу Ланселот и Мордред.

— Да, ребята, — повернулся я к ним. — Чем я еще могу вам помочь? Оружие, доспехи и коней вам дадут. Деньги…

— Нет-нет, сир! Мы не… Мы хотели спросить… Что мы можем сделать для вас, ваше величество? Как мы можем отплатить вам за вашу доброту?

— За доброту не платят, Ланселот, — сказал я. — Ею можно только делиться. Будьте сами добрыми и честными. Где бы вы не были, помните: вы — рыцари Аввалона! И ваша слава будет мне лучшей наградой.

— Обещаем, сир! Но нам бы хотелось сделать что-то и для вас лично. Приказывайте, мы выполним все!

— Я уже сказал вам…

— Я знаю! — воскликнул Ланселот. — Простите, сир, но я совершенно случайно оказался сегодня в комнате одной… В общем, я оказался рядом с вашими покоями и был свидетелем вашего разговора с кем-то о Святом Граале… Поверьте, сир, я не подслушивал! Вы мечтаете о нем? Мы достанем его вам! Обещаем, друзья?

— Клянемся! — громыхнул зал. — Мы добудем для вас Грааль, сир!

— Ну… Пусть так и будет, — сказал я. — А теперь идите и празднуйте. Это ваш день. Запомните его навсегда…

Быстрым шагом я прошел в свою опочивальню и запер за собой дверь. Достал кувшин местного вина, наполнил кубок… И отставил его в сторону, не пригубив. Сутулясь, я сидел за дубовым столом и просто смотрел перед собой — не думая, не чувствуя, не слыша…

Нежные руки легли мне на плечи:

— Не печальтесь, сир. Это, с какой-то стороны, тоже подвиг. И все это понимают…

— Как ты вошла, Моргана? У тебя же нет ключа…

— У меня есть магия. Вы сердитесь, сир?

— Нет, девочка. Я не сержусь. Пожалуй, ты единственная, кого бы я хотел сейчас видеть.

— Я это почувствовала, — она уютно устроилась у меня на коленях и, касаясь острым, кошачьим языком моего уха, зашептала: — А я ведь к тебе по делу, мой король…

— Пожалела бы меня хоть ты, Моргана, — попросил я.

— Обязательно, — в ее голосе появились знакомые хрипловатые нотки. — Позже — обязательно. Просто… Это такой шанс… Мальчишки уходят в Британию… Артур примет их. Он утратил хватку, размяк, он не ждет сейчас подвоха… И если я пойду с ними, то…

Молча я снял ее со своих колен, поднялся. Она смотрела на меня, обиженно надув губки. Объяснять ей что-либо было совершенно бесполезно.

— Делай, что хочешь, — сказал я. — Хочешь тратить свою жизнь на месть — трать. Подчини все этой, единственной цели. Живи ради этого, люби ради этого, предавай, страдай ради этого. Только помни: отомстишь ты или нет, проиграешь в любом случае…

— Не сердитесь, сир, — ничто не могло сбить ее с цели. — Я же вернусь. И вернусь к вам. Мой дом — здесь. Я привязана к нему.

— А ко мне?

— Вы — король, владыка этого места…

— Иди. Иди, Моргана, — попросил я и, когда дверь за ней закрылась, решительно придвинул к себе и кубок и кувшин. — Да и черт с вами! — сказал я вслух. — Живите, как знаете! И мне тоже никто не нужен! Никто!..

Глава 8 Выписка из допроса Святой инквизицией сэра Томаса Глендауэра, бывшего главнокомандующего морскими и сухопутными силами Аввалона

Снова ветры нас горные сушат, Выдувая тоску из души. Продаем мы бессмертные души За одно откровенье вершин. Всё спешим мы к тому повороту, Где пылает огонь без причин… Так заприте же Волчьи ворота И в ломбард заложите ключи. Ю. Визбор

Случилась худшая из всех возможных бед: король полностью утратил интерес к происходящему на Аввалоне. Три дня и три ночи после отбытия его учеников в Британию он пил, не выходя из своей опочивальни. Надежды его были разбиты. Признаться, лично я не испытывал особой грусти по этому поводу, тем более что вместе с юношами уехала с острова и столь ненавистная мне Моргана. О, эта Моргана — исчадие ада и худшее из порождений проклятой Лилит! Она вносила черный поток нечистот в наш светлый и соразмеренный мир так же, как тысячи женщин до нее и тысячи — после. Красивая, порочная самка, затмевающая разум и сбивающая с истинного пути. Я помню, как рассказывал отец Хук о прародительнице всех самок — порочной Лилит. В Библии о ней не говорится, но отец Хук утверждал, что она была первой женой Адама, но возжелала с ним равных прав, за что была наказана — ангелы убили всех ее детей и изгнали из рая. Лучше б они убили и ее. Я вижу, как расплодилась на земле эта проклятая порода. Король когда-то гневался, обвиняя отца Хука в ереси и душевной болезни, но теперь-то я вижу, что сир заблуждался. Во испытание моей веры мне всегда доставались женщины порочные, неверные, лукавые. Опустошив мои карманы, а затем и кладовые моих замков, они сбегали искать новых приключений, а я вновь и вновь оставался у разбитого корыта, раздираемый ненавистью и отчаянием. Я думал, что мне просто не везет с ними, пока не произошло событие, открывшее мне глаза на истинное положение вещей. Но об этом позже.

Итак, король не выходил из спальни три дня, требуя все новые и новые кувшины, бутыли, бочонки с вином. А на четвертый день прискакал очередной гонец из Нотингема, от сэра Хотспера. Лесные разбойники разграбили обоз, доставлявший в наш замок провизию. Пытавшихся сопротивляться — убили. Сэр Хотспер уже не первый год просил оказать содействие в уничтожении этой шайки, но король постоянно отмахивался, утверждая, что проблема преувеличена. Отмахнулся и на этот раз:

— Не до них! Пусть сами разбираются. Он отвечает за порядок в городе? Вот пусть и наводит!

— Сир, — осторожно заметил я. — Лесное воинство многочисленно, а у сэра Хотспера всего…

— Я сказал: пусть разбирается сам!

Обескураженный таким приемом гонец счел за благо ретироваться, а король нетвердой походкой подошел к окну, долго всматривался, потом спросил:

— Что там происходит? Пилят, стучат, таскают? Кто-то взялся перестраивать мой замок?

— Почти что так, — подтвердил я. — Этот неугомонный монах — отец Патрик. Занял самочинно территорию бывшей школы и перестраивает под свои нужды. Видимо, считает, что сможет заниматься воспитанием лучше вас.

— Да? Ну-ка пойдем, посмотрим…

Мы прошли к месту гудящей стройки. Толстяк сумел развернуть здесь столь бурную деятельность, какой никто и не ожидал от этого жизнерадостного любителя выпить и закусить. Десятки людей бегали туда-сюда так, как не бегают и под кнутом надсмотрщика. Король поймал за руку одного из них:

— Стой! Где отец Патрик?

— Святой отец в мастерских.

— «Святой», значит, — с угрозой в голосе повторил король. — Пойдем, Томас, покажем этому «святому», кто в замке хозяин…

Толстяка мы застали надзирающим за работой художников, расписывающих стены. В одной руке он держал огромный свиной окорок, в другой — гигантских размеров чашу, и я готов был поспорить, что в ней явно не вода из колодца. Припадая по очереди то к греху чревоугодия, то к греху пьянства, он время от времени радостно восклицал:

— Прекрасно! Клянусь нимбами всех святых — прекрасно!

И было непонятно, что именно приводило его в такой восторг: то ли доброе вино с жирным окороком, то ли работа богомазов.

— И что здесь происходит? — негромко, но с явной угрозой в голосе окликнул его король.

Толстяк подпрыгнул от неожиданности, оглянулся и, бросив прямо на землю обглоданную кость и пустую чашу, подбежал к нам, на ходу вытирая руки о рясу.

— Ну, наконец-то! — радостно завопил он, не соизволив ни приветствовать сюзерена, ни хотя бы поклониться. — А я уж боялся, что вы надолго загулять изволили, уже сам хотел к вам идти… Ну-ка, идемте за мной, сир! Я вам кое-что покажу.

И, подхватив растерявшегося от такой наглости короля под руку, потащил его по комнатам и залам, что-то поясняя, втолковывая, убеждая. Едва поспевая за ними, я слышал лишь обрывки этого длиннющего монолога:

— …по своему историческому и духовному предназначению. Но абсолютно иное, чем эта присно хваленая Шамбала. Да потому что, просто по сути своей. Я даже об этом спорить не хочу, потому что спорить просто невозможно…

— …да-да, именно каждого — от лесоруба до барона. Уверен, что это не составит труда. Десять, двадцать, да даже все тридцать лет — это не срок для Аввалона. С остальным миром сложнее, но ведь главное — организовать центр, определить направления развития, точки отсчета. Книгопечатание, проповедники, паломники сделают свое дело эффективней, чем вы можете себе представить. Но надо торопиться: вы не представляете, сколько разных лжеучений и лжепророков плодится сейчас по всему свету, и если…

— …не зацикливаться на светских книгах, статуях и картинах, ибо духовность без Бога — дьявольская соната. Может быть, это и красиво, и логично, но мир без учета Бога лишен не только правильной точки отсчета, но и смысла…

— …и если вы поняли, в чем была ваша ошибка, то надо не огорчаться, а радоваться тому, что они покинули остров. Вам знакомо понятие «троянский конь»? Теперь вы в большом долгу перед королем Артуром, ибо…

Поначалу король лишь покорно шел рядом, слабо пытаясь прервать этот мощный поток словоблудия. Потом начал прислушиваться, недоверчиво качая головой и словно пытаясь оправдаться. Потом задумался. Спросил о чем-то раз, другой, третий…

— Кстати, это несколько отличается от официальной позиции церкви, — сказал он, разглядывая странные фрески на стенах. — Я имею в виду позицию римского папы.

— Когда речь идет об истине, мнение конкретного человека, даже такого, как папа римский, звучит лишь в контексте, — загадочно отозвался на это монах. — Я ничего не придумывал и не трактовал. Бог дает Слово, а дьявол — десятки комментариев к нему. Я не хочу ничего прибавлять и убавлять. Я хочу проповедовать и служить.

— Да, но… «Бог есть любовь» — это понятно. Христос доказал, что смерти нет и после нашего пребывания на земле ничего не кончается. Это тоже понятно. Указал путь к жизни вечной — хорошо. Но о жизни Христа — тоненькая книжечка, а его слов там и вовсе…

— Если б Он пришел только учить и проповедовать, то прожил бы до ста лет и написал тысячу томов. Он пришел не для этого…

— Вот именно! А сейчас мы имеем тысячи и тысячи томов, где написано столько всего… Обычный человек начинает пугаться. Все хотят добавить от себя. Меня радует, что вы не несете отсебятину, но вы же тоже строите свое мнение не только на Писании, но и на комментариях Отцов Церкви. Чем больше мнений, тем больше расколов. Я не хочу расколов на Аввалоне. Я верю в Бога… Я даже знаю, что Он есть, потому что встречал в своей жизни… так сказать, доказательства… Но я не хочу, чтоб христиане резали друг другу глотки из-за того, сколькими перстами креститься или на каком языке читать Библию. Я сам не понимаю, как Бог-отец, Бог-сын и Святой дух могут быть единым целым?

— А это не такая уж и тайна. Видите этот трилистник, составляющий единое целое и называемый клевером? А теперь взгляните на солнце, являющееся светом, теплом и шаром. А теперь…

Покачав разболевшейся от этих непосильных для меня диалогов головой, я сделал вид, что отстал, а потом и вовсе удалился из этого мудреного заведения. Когда здесь была школа, я понимал хотя бы что-то… Ставлю золотой против желудя: наворотит отец Патрик дел на Аввалоне. Ох, наворотит! А сир такой увлекающийся…

И я не ошибся: король нашел себе новую игрушку. Теперь дни и ночи сир проводил, обустраивая детище отца Патрика, не жалея на него ни сил, ни времени, ни денег. А от их споров кипел не только мой мозг, но и куда более просвещенные головы. Я помню изумление на лицах лучших ученых, когда в пылу спора король выдал монаху совсем несусветное: «а это давно известно: если Бог существует, то энергия равняется массе, умноженной на скорость света в квадрате». Патрик медленно опустился на скамью и, даже лишившись части несмываемого румянца на лоснящихся щеках, хрипло прошептал: «Это невероятно… Это же объясняет все! Сир, вы гений!» Король скромно потупился и, кокетливо ковыряя пальцем столешницу, добил: «А я с вами никогда не делился своей теорией относительности? Послушайте, Патрик, вам это будет занятно…» И я опять постыдно бежал от них, сберегая в себе остатки здравого смысла и чистоты знаний, не погруженных в ересь…

Впрочем, в окончательную ересь король впасть не успел. Спас его сэр Хотспер. Жизнью своей спас от гнева небесного. Неизвестно, чем бы закончились эти еретические посиделки с лукавым монахом, если б не прискакал тот злополучный гонец из Нотингема. Едва не падая с ног от усталости, покрытый пылью с головы до пят, едва переводя дыхание, он сипло доложил:

— Беда, сир! Сэр Хотспер погиб. Третьего дня, выполняя ваш приказ.

— Что ты мелешь?! — поднялся с трона ошеломленный король. — По какому приказу?

— Вы приказали нам покончить с разбойниками, но нас было очень мало, а помощи вы не дали. Мы попали в засаду. Стреляли из луков… Сотни стрел, со всех сторон… Сэр Хотспер ринулся на них, но… Не меньше полудюжины стрел — в голову, в грудь… Я видел это собственными глазами… Он умер сразу… А нас осталось не более десятка…

Король обессилено опустился на трон.

— Сэр Хотспер, сэр Хотспер… Ему бы пьесы писать, а я… Значит, так вот, да… — он поднял голову, и в его глазах я явственно увидел огни преисподней. — Сэр Томас! Поднимай войско. Ополченцев — в строй! Всех, кто может держать оружие. Выходим завтра. Всё.

Никогда еще Аввалон не знал подобной мобилизации. Король поставил в строй всех, от мала до велика. Пыль, поднятая многотысячными колоннами, скрывала людей, и казалось, что к Нотингему движется страшный смерч. Ополченцев король расставил вокруг леса, строго приказав не выпускать ни единой души, будь это хоть пеший, хоть конный, хоть старый, хоть юный. За ослушание — смерть. И с тысячью отборных воинов мы вошли в тревожно стихшие леса Нотингема. Мы настигли разбойников на западной опушке леса, готовившихся к прорыву сквозь жиденькое оцепление ополченцев. Они сражались отчаянно, понимая, что на этот раз пощады не будет. Но разве может выстоять разжиревший в лесах крестьянин против проводящего дни и ночи в тренировках воина? Разнесли, разметали, несмотря на бешеное сопротивление и град длинных стрел с остро отточенными наконечниками. Король, облаченный в свои знаменитые черные доспехи, был, как всегда, впереди, пластая все вокруг себя широким мечом без жалости и сомнения. Я прикрывал его слева. Вот тут-то и случилось событие, за которое я благодарил и благодарю Господа, хотя оно едва и не стоило мне жизни. Метко пущенный из пращи камень ударил меня точно в центр лба, и, невзирая на защиту прочного шлема, свет надолго померк в моих глазах…

Очнулся я в шатре, когда звезды уже рассыпались по иссиня-черному безлунному небосводу. Находившийся при мне воин подал облачение, помог зашнуровать многочисленные завязки на одежде (сир вводил такое странное новшество как «пуговицы», но я предпочитал одежду без новомодных выкрутасов) и дойти до королевского шатра. Я успел застать самое интересное. Король, сэр Конрад и отец Патрик как раз допрашивали стоявшего перед ними отца Хука. Не видев священника со дня его ухода в лесное братство, я отметил про себя, что держится он весьма неплохо для человека, стоящего на краю могилы. Да и жизнь на свежем воздухе явно пошла ему на пользу: ранее тощий, как прут, с иссиня-бледным лицом, теперь он оброс степенной плотью, налился румянцем и, невзирая на присутствие короля, держался явно вызывающе.

— …не только превратили Аввалон в обитель зла и ереси, — обличал он сидевших перед ним, — но и попрали законы отцов и дедов наших! Но вы просчитались! Я успел послать гонца в Рим, перечислив подробнейше все ваши преступления! Сопротивление боголюбивому королю Артуру, удары по его щиту с изображением Богородицы, нежелание ходить на исповеди и причастия, и многое, многое другое!

— Это мой остров, — спокойно сказал король. — Жалуйтесь хоть папе римскому, хоть мулле, хоть раввину, а порядки устанавливать здесь буду я.

— Вы еще не знаете всей власти Рима! — рассмеялся монах. — Папа отлучит вас от Церкви, проклянет, и каждый, кто убьет вас, получит полное отпущение грехов за столь богоугодное дело!

Неожиданно вперед шагнул молчавший доселе отец Патрик. Протянул руку, показывая что-то восставшему монаху, и лицо отца Хука покрылось сероватым налетом страха.

— Перстень посланника папы? У вас? — бормотал он. — Тогда… Почему?.. Вы должны их всех… Как?..

— Именем папы подтверждаю, что все, сделанное королем Максимусом, сделано во славу Божию и на пользу Святой Церкви, — торжественным голосом объявил отец Патрик. — Действия брата Хука, вдохновившего разбойников на бунт и братоубийство, признаются преступными, сан с него снимается, и, как гражданское лицо, он передается в руки гражданского правосудия. Что вы решаете с его судьбой, Ваше Величество?

— Повесить, — решительно сказал король. — Вместе с остальными. Всех до последнего, на опушках этого леса. И пусть этот приговор станет последним приговором Аввалона. Пусть только хоть кто-нибудь попробует отнять жизнь у моего подданного! Пусть только…

— Увести! — распорядился Конрад, и поникшего Хука утащили за дверь.

Всю ночь солдаты вешали пленных. К исходу ночи свой конец нашло более трехсот выживших в этой битве разбойников…

Несмотря на все мастерство лекарей, моя голова после травмы болела нещадно. Боль вступала в левый висок, пылающим огнем охватывала мозг, и ничто не могло помочь мне, ни травы, ни вино, ни молитвы. Боль мучила меня днем и ночью, утром и вечером, и не было от нее ни спасения, ни отдыха. Я обошел всех лекарей острова, обращался к знахарям и колдуньям, но проклятая боль была сильнее их мастерства. Избавление пришло оттуда, откуда я его и не ждал.

Как-то раз, темным зимним вечером, в опочивальне короля раздался мелодичный звон. Я уже знал, что это сигнал, означающий, что у ворот Волчьего Перевала стоит гость, желая войти в замок. По случаю я оказался рядом, и король просил сопровождать его. По ту сторону переливающегося, как рассветные воды, портала, я увидел двух всадников. В одном по стройной фигуре и длинным рыжим волосам я опознал Моргану. Но как она изменилась! Ведьма и в ранней юности была весьма привлекательна, но сейчас она превратилась и вовсе в сногшибательную красавицу. Я давно подозревал, что ее красота — дело рук не только природы, но и наведенных ею чар. Но как бы там ни было, а ради именно вот таких женщин и совершаются как самые великие подвиги, так и самые черные преступления. А они с небрежностью и безразличием принимают и то и другое…

А вот второй всадник, худощавый, в странном темном балахоне, огромных сапогах и с короткой косой подмышкой, был никто иной, как сам Мерлин!

Король молча выжидал. Моргана грациозно спрыгнула с седла и склонилась в изящном поклоне:

— Приветствую тебя, король! — сквозь портал ее голос звучал слегка приглушенно. — Хотела бы обнять тебя, но, как вижу, ты не слишком торопишься впускать меня в свой дом.

— Я не очень доверяю твоему спутнику, — спокойно отозвался король, в упор разглядывая великого колдуна.

Я давно привык к его манере разговаривать на равных с императорами и колдунами, но откровенное пренебрежение мощью самого Мерлина повергло меня в ужас. Однако великий бессмертный, создающий страны и королей, лишь грустно улыбнулся в ответ:

— Приветствую вас, Максим. Можете не беспокоиться на мой счет. Я прибыл к вам с миром.

— Ага, — король скрестил руки на груди. — Человек, называющий Моргаузу «сосудом, в котором растет меч, смертоносный для Артура», человек, советующий уничтожить всех детей, родившихся в этот день, человек…

— Максим, разве кто-нибудь погиб? — укоризненно спросил Мерлин. — Я вам как-то пытался объяснить, что есть события, которые произойдут в любом случае, как бы ты их не пытался изменить. И если их знать, то говорить и делать можно что угодно… Проку все равно не будет.

— Сир, ну пожалуйста! — Моргана надула губки, гримасничая от нетерпения. — Мерлин теперь со мной… С нами. Он обещал научить меня всему, что знает сам, а это… Подумай сам: если ты примешь нас, у Артура больше не будет самого могущественного союзника. А Эмрис может быть полезен и на твоем острове.

— Чем? — холодно спросил король.

— Знаниями, Максим, чем же еще, — вздохнул чародей. — Больше у меня ничего нет, только знания и опыт.

— Максимус, ну поверьте мне, — просила фея. — Я вам сейчас докажу… Мерлин, превратись в зайчика.

Колдун покосился на нее, на нас, но промолчал.

— Мерлин, душка, рыбка моя, ну пожалуйста! — Моргана погладила старика по руке. — Ну сделай это для меня! Мерлин! — в голосе ее явственно прорезались железные нотки.

Старик вздохнул, кряхтя, слез с коня, хлопнул в ладоши… и по полянке запрыгал серенький большеухий русак. Минута — и перед нами вновь стоял Мерлин, неловко улыбаясь и пряча глаза.

Мы с королем переглянулись. Во взгляде сира явственно читалось изумление, перемешанное с жалостью и презрением.

«Ай да Моргана! — невольно восхитился я. — Двух зайцев одним выстрелом! Выбить у Артура главную опору и одновременно получить лучшего учителя магии на все века и времена… Но неужели старик настолько спятил от любовной горячки, что готов на такое унижение? Или это хитрая игра? Сир прав: нельзя доверяться ему вот так, сразу».

Судя по всему, короля терзали те же сомнения. Моргана уже не улыбалась — смотрела нетерпеливо и едва ли не гневно. Я не знал, какое решение примет король, но лично я не стал бы пускать такую опасность даже на порог.

Король открыл уже рот, чтобы оповестить Мерлина о своем решении, когда за нашими спинами послышались торопливые шаги и на площадку вышел запыхавшийся от бега монах. Отец Патрик долго кряхтел, пытаясь отдышаться, вытирал красное лицо то одним рукавом рясы, то другим, и наконец выдохнул:

— А я уж не поверил…

— Вы чересчур вездесущи, святой отец, — с явным недовольством заметил король. — Прошу любить и жаловать: представитель святой Церкви и личный шпион папы римского на Аввалоне — отец Патрик.

— Не шпион, а доверенное лицо, глаза, уши и руки, — ничуть не обиделся Патрик.

— Шпион, шпион, — отмахнулся король. — Вкрался в доверие, понастроил тут… А это, как изволите видеть, — Мерлин и Моргана.

— Вижу, — радостно отозвался Патрик, буквально пожирая колдуна и фею взглядом. — Даже не верю такой удаче…

— Что — на костер диссидентов? — понимающе покачал головой король.

— Зачем?! — опешил Патрик. — Вы что, ваше величество, водочку беленой закусывали? Это же сам Мерлин! Да никто в мире не знает больше, чем этот… кхм-м… естествоиспытатель. Да он для нас… И вы еще раздумываете?!

— А вы, святой отец, не боитесь, что за подобные связи вам начальство седалище натрет до цвета майской розы? — с любопытством глядя на пританцовывающего от возбуждения священника, спросил король.

— А кто расскажет? — демонстративно огляделся по сторонам Патрик. — Кто?

— Леший с вами, — устало махнул рукой король. — Проходите, Мерлин.

Не заботясь об оставленных с той стороны конях, Мерлин и Моргана торопливо шагнули вперед.

— Спасибо, ваше величество, — глаза Морганы так сверкали из-под кокетливо опущенных ресниц, что даже я догадался, что основная «благодарность» еще впереди. — Вы не пожалеете…

— Надеюсь, — вздохнул сир, и Моргана, словно опасаясь, что король передумает, торопливо потащила колдуна куда-то вглубь замка.

Я мрачно смотрел им вслед. Король заметил мое состояние:

— Да пусть их, Томас, — примирительным тоном сказал он. — Мерлин здесь под присмотром, а это все же лучше, чем гадать, где он и что замышляет. Пусть обучит Моргану, откроет тайны мироздания Патрику… Рискнем…

Я не ответил, поглощенный неожиданной мыслью. Все происходящее со мной, — не простая цепь случайностей! Это испытание! Сам Господь испытывает меня в верности Ему. Моя жизнь была проста и угодна Богу, пока я не связался с королем Максимусом. Сам по себе он неплохой человек и весьма достойный правитель, но окружающие его люди ведут Аввалон на заклание. Во что они превратили остров? Люди живут, забыв про страх перед Богом, про заветы отцов и дедов, соблюдая законы странные и опасные для души. Какой Патрик монах, если якшается с феями и колдунами? Для чего король вводит все эти новшества, ломая веками сложившийся уклад жизни? Куда ведут они заблудшие души? А я помогаю им в этом и еще удивляюсь, что судьба наказывает меня. Я должен опомниться, покаяться и исправить все… И как только я понял это, прошла боль в виске, мучавшая меня все утро. Да, я исправлю все! До Мерлина и Морганы мне не добраться, как и до еретика-монаха, по крайней мере, сейчас, но и я могу внести свою лепту в спасение Аввалона!..

Король смотрел на меня с явной тревогой:

— С вами все хорошо, сэр Томас? Вы так побледнели… Опять приступ?

— Да, сир… Приступ… Я чувствую себя все хуже и хуже с каждым днем… Боюсь, государственные дела мне больше не по силам. Мне надо отдохнуть и подлечиться, иначе я вряд ли смогу долго служить вашему величеству. Вы позволите мне на некоторое время удалиться к себе в замок и всерьез заняться своим здоровьем?

Король некоторое время молчал, в сомнении разглядывая мое непроницаемое лицо.

— Скажите, сэр Томас, а это не связано с… приездом гостей?

Я хотел было ответить честно, ведь я так давно знал и уважал своего короля, но тут в моей голове раздался спокойный и ясный голос, и я повторил за ним так же ясно и спокойно:

— Нет. Просто теперь, когда у вас стало больше помощников, меня не будет мучить совесть за то, что покидаю вас в тяжелых государственных заботах и уделяю больше времени себе. У меня и впрямь резко ухудшается здоровье. Вы видите это сами. Я держался сколько мог…

— Что ж, — грустно сказал король после продолжительной паузы. — Я не имею права удерживать тебя. Мы проделали с вами такую работу, сэр Томас, что вы заслужили куда больше, чем отдых. Возьмите все необходимое: лекарей, деньги, людей — все, что сочтете нужным. Я очень надеюсь, что ваши силы восстановятся быстро и мы еще славно поработаем с вами плечом к плечу…

— Я тоже надеюсь на это, — повторял я за звучащим в моей голове голосом. — Я навсегда останусь вашим преданным сторонником и верным слугой. Я еще послужу вам, не сомневайтесь…

На следующий же день я покинул Волчьи Ворота. Простите, сир, но я должен сделать то, что считаю нужным для спасения Аввалона и своей души. И ангел, говорящий со мной, будет вести меня по этой дороге…

Глава 9, в которой герой узнает о тайнах мироздания, о бремени власти, долга и любви

Кто не верил в дурные пророчества, В снег не лег ни на миг отдохнуть, Тем, наградою за одиночество, Должен встретиться кто-нибудь. В. Высоцкий

На Аввалоне была весна. На моей родине весна неподражаема, но на сказочном острове она вовсе бесподобна. Горы, покрытые лесами, превратились в изумрудные волны, долины кружили голову ароматами диковинных трав, даже солнце становилось действительно ласковым, поглаживая румяные щеки расцветающих девушек и украшая конопушками детские рожицы. Аввалон и сам по себе был очень красивым островом, а уж с наступлением весны он превращался в сказку, живя в которой, обретаешь непоколебимую уверенность, что плохого конца у нее просто не может быть…

Стоя у окна, я рассматривал суету слуг во дворе и щурился в солнечных лучах. За моей спиной раздался легкий шорох — проснулась Моргана. Потянулась, гибкая и изящная, словно пантера, спрыгнула с кровати, на цыпочках подбежала ко мне, прильнула, шепча в ухо какие-то нежные глупости. Меня всегда восхищало это ее умение просыпаться в хорошем настроении. Лишь после завтрака, преследуемая неотступными мыслями о мести, она становилась собранной, сосредоточенной, решительной. Ах, если б она все время была такой, как с утра!..

— Доброе утро, Матильда, — сказал я, обнимая ее и целуя в кончик носа. — Как настроение?

— Прекрасное, сир! Вчера Мерлин сказал, что мои способности просто невероятны, и если я буду прилежно учиться…

— Кстати, о Мерлине, — воспоминание о колдуне несколько помрачило мое весеннее настроение. — Матильда, я даже не знаю, как сказать… Это, наверное, не мое дело, но… Тебе самой-то ничуть его не жалко?

Она изумленно распахнула изумрудные глаза:

— Кого?! Мерлина?! Сир… Ну вы даете! — заливистый, звонкий смех феи заставил улыбнуться и меня. — Это ж надо было придумать: пожалеть самого Мерлина! Наверное, вы первый человек за все время его существования, которому это пришло в голову.

— Не знаю, как там обстоят дела с его величием и могуществом, может, у него совсем иные моральные ценности, но мне бы было неприятно, если б меня использовали вот так… Да еще издевались… Ты забавляешь гостей, заставляя его превратиться то в зайку, то в хомячка, то в оленя… с особо ветвистыми рогами…

— Я просто учусь, — сухо сказала фея. — Не стоит об этом, сир.

— Он влюблен в тебя, Матильда. Может быть, первый раз в жизни. А это очень хорошее чувство… даже если оно живет в сердце такого человека, как Мерлин…

— Он едва не убил нас всех руками этого рыжеволосого ублюдка! — теперь глаза Морганы сверкали яростью. — Да, возможно, он самый сильный чародей на свете и его нельзя победить. Но если взять все то, что знает он, плюс знания других магов… Да одна только мысль о мести мне и не позволила сойти с ума и тогда, и все эти годы! Не я начала эту войну! Не я убивала и обманывала…

— Все так, Матильда, все так… Только вместе с ним ты погубишь и себя. Ты чудесная девочка, зачем тебе это? Могла бы иметь дом, семью, странствовать, изучать свои манускрипты… Да все, что хочешь! Вместо этого живешь ради дня, после которого ты вряд ли будешь счастлива. Соблазнила старого дурака, притащила сюда, унижаешь, наслаждаясь властью над ним, — разве ты чувствуешь себя счастливой?

— Сир, давайте поговорим о чем-нибудь другом!

— Матильда, девочка…

— Сир!..

— Ладно, — я со вздохом поднял руки вверх. — Ладно, делай, как хочешь…

— Сир, а вам известно, что Артур приходил сюда перед свадьбой с Гвиневерой? — неожиданно прищурилась на меня фея.

— Куда — «сюда»? — не понял я.

— К Волчьему Перевалу, — охотно пояснила она. — К порталу. Вы были в отъезде… Кажется, вешали лесных разбойников. И его встречала ваша жена.

— Леди Гайя?!

— У вас много жен?

Я хмыкнул и задумался, барабаня пальцами по подоконнику.

— Это намек, чтоб я побольше занимался своими личными делами, вместо того, чтобы лезть в твои? — попытался улыбнуться я. — Она мне жена лишь формально, Матильда. Ты это знаешь.

— Тогда я, наверное, удивлю вас, ваше величество, — мурлыкающим голосом сообщила Моргана, — но именно из таких девочек, как эта Гайя, выходят настоящие королевы и лучшие на свете жены. А у вас, к тому же, совпали оба этих фактора. Если б вы не были помолвлены с вашим распрекрасным Аввалоном, может быть, вы бы соизволили это заметить.

— Да, ты права, девочка: больше я не буду давать тебе советы. Это весьма малоприятное удовольствие, когда тебя тычут куда-то носом…

— Вы чудо, сир! Вы не обиделись, правда? Смотрите, какой чудесный день! Вы меня любите? — последний вопрос был из серии предваряющих просьбу, а потому не требовал ответа. — Спойте мне ту песню… Ну, ту, которую вы всегда поете, когда грустите…

— Но сейчас я не грущу.

— Сир…

Я взял гитару (ох, сколько лет бились над ней мастера Аввалона, прежде чем я смог объяснить, что хочу получить!), тронул струны…

…Когда-нибудь, страшно подумать — когда, сбудется день иной, тогда мы, дружище, вернемся туда, откуда ушли давно. Тогда мы пробьемся сквозь полчища туч и через все ветра, и вот старый дом открывает наш ключ, бывший в иных мирах…

Моргана сидела, поджав под себя ноги, на подоконнике, и солнце заливало ее нагое тело, превращая в отлитую из золота статую. Казалось, она даже не дышала, слушая слова, которые будут написаны Бардом много столетий спустя.

…Но если покажется путь невезуч, и что на покой пора — не даст нам покоя ни память, ни ключ, бывавший в других мирах…

— Сир, — неожиданно спросила она, — а Мерлин говорит правду, что вы рано или поздно вернетесь в свой мир и покинете нас навсегда?

Я даже закашлялся, подавившись словами.

— Знаешь что, Матильда, — попросил я, — прикажи ему сегодня превратиться в жабу. Пусть он у тебя попрыгает.

— Но как же вы будете без Аввалона, сир?

— Я уже сказал, что больше не буду лезть в твои дела с Артуром, маленькая мстительная ведьма! Одевайся! Мне надо идти в мастерские… А тебе Мерлина тренировать. Сделай из него старого козла.

— Уже, сир, — мгновенно отозвалась негодница.

Но перед тем, как идти в мастерские, я, неожиданно для себя самого, решил навестить леди Гайю. Пролетевшие с нашей последней злополучной встречи годы сильно изменили мою «фиктивную половинку». Из нескладной девушки-подростка она превратилась в миловидную стройную женщину. Я мало интересовался кругом ее друзей и забот. Она тоже старалась как можно реже беспокоить меня, обращаясь лишь по вопросам ведения хозяйства или с какими-нибудь маленькими просьбами о помощи тем, кому по каким-то причинам сама она помочь не могла. Время стерло былую обиду, и у нас установились хоть и отдаленные, но достаточно теплые отношения. И потому я удивился, что факт ее тайной встречи с королем Артуром доставил мне более неприятное ощущение, чем можно было предположить. Попытка убедить себя в том, что эти ощущения вызваны только фактом тайной встречи с моим врагом, показалась натянутой даже мне, и потому я решил разобраться во всем до конца.

Постучав в дверь ее опочивальни и получив разрешение войти, я застал ее за рукодельем — Гайя вышивала какой-то особо сложный гобелен по просьбе отца Патрика.

— Леди Гайя, — перешел я сразу к сути своего визита. — Мне стало известно, что некоторое время назад вы имели приватную беседу с королем Артуром, о чем не удосужились поставить меня в известность. Это соответствует истине?

Королева слегка побледнела, опустила голову и едва заметно кивнула.

— Почему же вы сразу не сказали мне об этой встрече?

— Простите, сир… Дело в том, что содержание беседы было… интимным. И я просто не могла раскрыть его вам.

— Отличное оправдание! — вспылил я. — Королева Аввалона, моя жена, — при этих словах она на мгновение подняла голову, и мне почудилась улыбка в уголках ее глаз, — да, для всех вы — моя жена! И общаться с моим злейшим врагом…

— Сир, я никогда бы не позволила себе сделать что-то, что хоть как-то могло бросить тень на вашу честь. Я вас слишком уважаю для этого. Уважаю за то, что вы сделали для Аввалона.

— Тогда почему?

— Король Артур приходил ко мне с просьбой.

— Какой?

— Простите, я не могу сказать вам этого.

— А я вам приказываю! — вот теперь я всерьез разозлился на эти тайны «мадридского двора», и леди Гайя, видимо, это почувствовала.

— Хорошо. Если вы настаиваете… Но вы должны дать мне слово мужчины, что сказанное навсегда останется между нами. Иначе вы не услышите от меня ни слова. Наказать меня за это в вашем праве.

— Распустил я вас, — вздохнул я. — Общаться за моей спиной с врагами Аввалона и ставить при этом своему королю условия… Ладно. Я даю вам слово.

— Король Артур приходил ко мне… просить моей руки, — покраснев, призналась она.

Я молча сел в первое попавшееся кресло.

— А… Но… Я не очень понимаю, — после продолжительной паузы признался я. — Это при живом-то муже? Нет, ну какая скотина?!

— Кажется, он действительно влюблен в меня… или убедил себя в этом… Он хотел ехать в Рим, просить папу о расторжении нашего с вами брака, умолял меня бежать с ним… У него намечалась свадьба, и, видимо, это толкнуло его на подобную некорректность.

— Что-то я совсем запутался, — покачал я головой. — До своего приезда к нам Мерлин всеми силами отговаривал его жениться на этой… Гвиневере, сулил немыслимые беды, но Артур упрямо стоял на своем. Теперь же оказывается, что жениться он вовсе не хотел, а мечтал сбежать с моей женой… У него ушибов головы не было?

— Нет, ваше величество. Король пребывает в трезвом рассудке и здравой памяти. Все проще, — она отвернулась к окну. — Он сказал, что влюблен в меня и, пытаясь избавиться от этого чувства, решил жениться… но перед этим шагом все же попытался поговорить со мной, хотя и знал, что я откажусь.

— И вы отказались?

— Ну, я же здесь, — пожала она плечами. — Я напомнила ему, что венчалась с вами и давала Богу клятву быть с мужем в печали и радости, в бедности и болезни…

Я вскочил с кресла и долго ходил взад-вперед по комнате. Королева ждала, покорно склонив голову. Остановившись перед ней, я пальцем поднял ее подбородок, заглядывая в глаза. Глаза были огромны и прекрасны. Спокойные, уверенные в своей честности и правоте, глаза человека, на которого можно положиться.

Я неловко хмыкнул, направился к дверям, на самом пороге задержался и неловко спросил:

— Могу я что-нибудь сделать для вас, леди Гайя?

— Благодарю вас, сир. У меня все есть.

— Ну… Ладно…

Выйдя за дверь, я оторопело покачал головой, словно пытаясь избавиться от наваждения.

«Ну, что, рыжий засранец? — с триумфом подумал я. — Получил?! То Аввалон ему подавай, то мою жену… Губа не дура — целит на лучшее…»

И тут я задумался всерьез…

От размышлений меня отвлек пробегавший мимо отец Патрик. Увидев меня, затормозил так резко, что едва не опрокинулся на спину, и, возмущенно пуча маленькие глазки, заголосил:

— Да что ж это такое, ваше величество?! Это же не просто кот начихал, а ученый человек, светоч знаний, а она с ним так… Я — ей… А она… Да что — я?! Даже — вы!..

— Стоп-стоп-стоп! — придержал я неугомонного монаха. — Как я понимаю, речь идет о Мерлине.

— Да!

— И о Моргане?

— Да!!!

— Она отвлекла этот «светоч знаний» от ваших возвышенных занятий, попросив его превратиться в козлика и поскакать?

— Да!!!

— И скачет? — с искренним любопытством спросил я.

— Скачет, старый козел! — в сердцах выругался святой отец. — Ну хоть вы, ваше величество!.. Это же ни в какие ворота…

— Любовь зла, — вздохнул я. — Полюбишь и… Кхм-м… Поскачет и вернется к вашим благородным занятиям.

— Как же! — надувая щеки, орал монах. — Теперь ей захотелось на прогулку, она попросила его превратиться в коня и объезжает на нем замок! Да что ж это такое, я вас спрашиваю?! Так она скоро и нас под седло поставит.

— Влюбитесь — оседлает, — уверенно сообщил я. — Она — такая. Она может… Фея!..

Фея, одетая в алую тунику амазонки, гарцевала по двору на великолепном арабском жеребце. Увидев нас, подняла коня на дыбы и заставила приблизиться ко мне, удерживаясь в этой позиции.

— Матильда, девочка моя, — задушевным голосом спросил я. — Как бы мне увидеть высокоученого Мерлина? Он мне нужен для консультации по сложным вопросам…

— Мерина? — переспросила паршивка, прикидываясь тугоухой. — Ну вы, сир, и горазды почудить! Кто ж с мерином консультации проводит?

Я поманил ее пальцем. Заинтригованная, она склонилась ко мне с седла, подставляя розовое ушко.

— Если ты, негодница малолетняя, мне старика позорить не перестанешь, я тебя… я тебя… — так и не придумав, что я с ней сделаю, я ограничился устрашающей гримасой.

— Нужен мне ваш Мерлин, — обиженно надула она губки. — Просто покататься захотелось…

Спрыгнула с коня и пошла куда-то. В ту же секунду что-то негромко хлопнуло, и смущенно улыбающийся Мерлин поднялся с колен, отряхивая запачканное платье.

— Ну вот что, почтеннейший, — решительно взял я его за локоть, уводя со двора, подальше от смеха наслаждавшихся этой шуткой слуг. — Не знаю, как у вас, в Британии, но у нас, на Аввалоне…

— Да знаю я все, Максим, знаю, — печально вздохнул чародей. — Вы уж простите старого дурака… Хотелось девушку порадовать…

Я даже руками развел.

— Даже не знаю, как с вами говорить… Со всеми бывает, но вы?! Вы же видели и прошлое и будущее… Таких «любовных» историй — легион! Молодая паршивка, оседлавшая влюбленного… Она же издевается над вами, а вы о какой-то любви.

— И издевается, и изменяет, — не стал спорить Мерлин.

Я смутился, но тут же взял себя в руки.

— Да, и изменяет. А вы терпите. Ну, стыдно же, в конце-то концов!

— Я люблю ее, Максим, — просто сказал он. — Я никогда и никого не любил. Не выпало мне такого счастья, что уж тут поделаешь… Смирился — какая там любовь в моем возрасте. А тут, как гром посреди ясного неба. Увидел ее на свадьбе короля Артура и даже сам понял, что пропал. Да, она смеется надо мной и мстит, но дело-то во мне… Это я люблю! Может, эта любовь и дана мне в наказание за мои дела, но это и великий подарок, Максим. Сейчас я для нее враг и она ненавидит меня, но… от любви до ненависти один шаг, и столько же — обратно.

Я пожал плечами — влюбленные слепы и глухи, а потому убеждать их в чем-то бессмысленно. Они только чувствуют… Вот и он, рано или поздно… почувствует.

— Я мог бы предстать перед ней в любом обличии, — продолжал Мерлин. — Красавца-атлета, демонического любовника, златовласого неопытного юноши, но… не хочу. Она полюбит меня таким, какой я есть на самом деле. А уж потом… Не обижайтесь, Максим, но даже в постели я вас легко обскачу.

— Я не собираюсь ложиться с вами в постель, Мерлин. — отмахнулся я. — И уж тем более, позволять вам скакать по ней. Вы и так прекрасно это делали на дворе…

— Она — хорошая, — словно не слыша меня, говорил Мерлин. — Она по утрам, как котенок — светлая, ласковая, игривая… Я хочу научить ее улыбаться не только по утрам. Я люблю ее, Максим, и я использую все шансы. Вы еще не знаете, что такое настоящая любовь. Когда-нибудь и вы поймете это. И не уверен, что вы будете благоразумны в этом чувстве. Грош цена тем, кто благоразумен в любви…

— Ладно, поступайте, как знаете, — вздохнул я. — Что там слышно у Артура?

— Нового много, но интересного мало, — ответил он. — Несмотря на мои предостережения, Артур все-таки женился на Гвиневере. Принял ко двору ваших… засланцев. К примеру, отпрыск Моргаузы был посвящен в рыцари прямо в день свадьбы короля. Их прибытие — смерть для старой доброй Британии. Вы воспитали хороших мальчиков, Максим. Хороших, но лишенных вектора.

— Это как?

— Энергии много, но она не имеет цели и стержня. Бьет через край, куда направит случай. Сначала организовали «братство Грааля» и полмира перевернули в его поисках, потом провозгласили «культ прекрасной дамы» и готовы сложить свое оружие у ног первой встречной. Нет, они точно погубят Британию, Максим. Вы делаете ставку на государство, а Артур делал на людей. Вы победите, потому что то, что хорошо для государства, плохо для отдельного человека, и — наоборот. Много столетий я управлял Британией и разочаровался в ней. Я займусь вашим островом, Максим, и помогу вам сделать его самой чудесной страной на свете…

— Как хорошо, что король все-таки я, — с чувством напомнил я Мерлину, — и сам решаю, как управлять Аввалоном. Отец Патрик мечтает превратить остров в какое-то подобие христианской Шамбалы, вы пророчите Аввалону какой-то свой, особенный путь, но решать буду я, уж не обессудьте. Не надо здесь ставить эксперименты. Я, знаете ли, это уже проходил. Из моей родной страны без передышки, десятилетиями, такую «шамбалу» делали, что это вылилась в китайское проклятие: «Чтоб ты жил в эпоху перемен». Не дам!

— Вы мало знаете о мире, Максим, как вы можете сравнивать, что лучше для Аввалона? Как бы вам это объяснить… Самая большая ценность во Вселенной — душа. Это уникальная субстанция, вечная и мыслящая. И она одарена Богом свободой выбора. Свободой, которой больше нет ни у одной из божьих тварей. И способностью творить, чего нет даже у ангелов и демонов. Человек может странствовать по тысячам самых разнообразных миров… Если он этого захочет. Устал — отдохнет там, где ему придется по душе. Соскучится — отправится в новые приключения. Мир бесконечен и разнообразен. В данном мире про это забыли. Людям талдычат об этом веками, но человек — как свинья, у которой нет шеи, и потому она не может смотреть на звезды. Но не обязательно ждать до смерти, мучаясь от скуки здесь, на земле. Бог придумал свою систему для совершенствования человеческой души, но я нашел «черный ход в рай». Я не считаю обязательным проходить эти, так сказать, «курсы» до конца. Человек может обрести все еще при жизни. Почему кто-то решил за нас, что нам сперва нужны ясли, потом детский сад, потом школа, потом институт, и только потом?.. Нет, я не спорю, неподготовленные люди не смогут одолеть «Дорогу сновидений», но ведь можно кардинально сократить все эти… коридоры. Вы знаете, что индийские йоги и древнеегипетские жрецы, пребывая в медитации, посещали другие миры, принося оттуда знания о медицине, астрономии, физике и химии. Для этого требуются немыслимые усилия, но оно того стоит — поверьте! Так как миров бесконечное множество, то, чтобы не заблудиться, каждому миру соответствует определенный символ или пароль. Египетских фараонов об этом подробно инструктировали, а в некоторых пирамидах даже чертили что-то вроде карт, с вопросами-ответами и предостережениями о тех опасностях, которые подстерегают на пути. Символы этих миров высечены на обелисках и описаны в «Книге мертвых».

— То есть… вы просто-напросто решили поспорить с Богом?

— Да. Я хочу дать человечеству шанс…

— Вот это меня и пугает.

— Что?

— Очередная попытка осчастливить все человечество.

— Зачем — все? — пожал плечами Мерлин. — Кто не захочет, может остаться и идти своей дорогой. На то она и «Дорога сновидений». Каждый выбирает свой путь. Я дам лишь дополнительный шанс.

— Я не отец Патрик, но он бы напомнил, что то, что не от Бога… совсем от другого персонажа.

— И что из того? Вы хорошо знакомы с этим, как вы выразились, «персонажем». Он вас пугает? По-моему, он вам дал все, что можно только пожелать.

— А Монтень говорил, что нельзя сказать о человеке, счастлив он или нет, пока он не умер. Может, то, что сейчас мне кажется правильным, окажется ошибкой, когда паззл сложится до конца…

— Значит, вы можете отказаться от «Дороги» и доскладывать эту свою мозаику. Но разве вы можете решать за всех? Есть ведь и те, кому эта земля уже… скажем мягко: весьма надоела.

— Например — вам? — догадался я. — Сколько вам лет, Мерлин?

— Бесконечность, — нехотя признался он. — Я когда-то поставил один… как оказалось, весьма неудачный эксперимент, и… я попал в кольцо времени. Это я вам объяснить не могу — в вашем понимании еще нет даже таких терминов, но сейчас, уже несколько тысяч лет, я иду из вашего будущего в ваше прошлое.

— Поэтому вы его так хорошо знаете? А… мое прошлое и ваше «будущее»?

— Я там тоже был, — вздохнул он. — Несколько тысяч лет назад… Это — круг, Максим. Замкнутый круг. Я устал. Я хочу вырваться. Бессмертие тоже может быть адом…

— Ага… И вы хотите одарить этим «адом» других? Один неудачный эксперимент для себя поменять на другой неудачный эксперимент для миллионов? Мерлин, вам надо как-то смириться с устройством этого мира и все же признать, что Тот, Кто его строил, был несколько… дальновидней вас.

— Но я хочу вырваться отсюда! Я уже раскрыл тайну пирамид. Это своеобразные «катапульты». Транспорт, доставляющий души на другие планеты. Слышали про церемонию «открывания рта»? В это время в подземных камерах звучала музыка, помогая душе…

— Мерлин, я все равно в этом ничего не пойму. Уж извините.

— Но я уже рассчитал и расстояние до обитаемых миров, и скорость, и дальность. Я построил высокоточный календарь…

— Стоунхендж?

— Да. И зачем нам будет это бремя земной жизни, если вместо жалкой власти над толпой, или даже страной, вы можете получить в свое распоряжение целые миры?!

— Но любая власть — прежде всего ответственность. Мне бы с Аввалоном разобраться, а вы меня еще и целыми мирами нагрузить хотите. Нет, пока что как-то не тянет.

— Вы просто не понимаете. Это же не обязательно использовать в личных целях! А информация, подчас бесценная, а отдых и приключения, а новые технологии?! Да и зачем ждать смерти? Зачем?!

— Без смерти нет воскрешения — как любит повторять отец Патрик.

— Ерунда, — небрежно отмахнулся Мерлин. — Много ваш Патрик понимает… Он — монах, а я — друид. Помните, у Лукана, в «Фарсалии»: «От друидов мы узнали, что место предназначения человеческой души — не могила, и не царство теней, та же самая душа в ином мире оживляет другое тело, и если их учение истинно, то смерть — это многоточие, а не конец долгой жизни». Мы проповедовали бессмертие души раньше христиан…

— Все время хотел вас спросить… Почему вы так одеваетесь? Балахон этот, сапоги, коса… Вы на смерть похожи.

— Что вы, Максим, — рассмеялся Мерлин. — Смерть красива. Во время клинической смерти многие путают ее с самой Богородицей. А одежда… Да так… атрибуты. Как митра у папы римского или скипетр у Ивана Грозного. Считайте, что эта коса — символ жатвы знаний.

— Врете, — уверенно сказал я. — И мне это не нравится. Решим так. Продолжайте ваши изыскания, но… Только для себя одного. Если получится хоть что-то практическое… покажите, и будем думать дальше. А пока я не разрешаю вам ни пропагандировать ваши идеи, ни набирать себе учеников… Кроме Морганы. Не обижайтесь, но говорят все красиво, а на деле… Вы так наэкспериментировались в Британии, что теперь все, что она может создать, — это Америку. А это, как вы помните, вообще… полный Пентагон! Да и из Аввалона не стоит делать черный ход в рай. Эта дверь обычно ведет в подвал… А насчет ваших отношений с Морганой все же подумайте. Толстой и Сократ тоже были неглупыми людьми, пытавшимися осчастливить человечество, однако собственных жен они переделать не смогли. Вы же помните старую поговорку о том, что женщина — это доброе, милое и пушистое создание, спастись от которого невозможно. Впрочем, надеяться на чудо — право каждого.

— Чудеса, Максим, сами по себе никогда не случаются, их творит кто-то конкретный… А вот и леди Моргана, — неожиданно повернулся он к двери.

Вид Морганы был страшен: бледная, с полубезумным, горящим яростью взором, она казалась вышедшей из ада фурией.

— Что случилось? — встревожился я.

— Плохие вести из Британии, сир, — даже голос ее изменился до неузнаваемости: стал сухим и отрывистым. — Погибла моя сестра. Моргауза.

— Артур?! — вскричал я.

— Нет… Но это дело рук его дьявольской свиты! Самой атмосферы, царящей вокруг рыжего дьявола! Она влюбилась в одного из ваших воспитанников, приехавших с Аввалона. Вы должны помнить его, сир. Его звали Ламорак.

— Да, помню. Миловидный, очень скромный паренек. Имел склонность к алгебре и астрономии. Хороший воин.

— Один из лучших, — подтвердила Моргана. — А эта кошка, нацепившая маску «блюстительницы нравов», Гвиневера, чтоб ей в аду гореть, прилюдно устыдила и науськала сына Моргаузы — Техериса.

— Тоже хорошо помню, — сказал я. — Темноволосый крепыш, увлекался греко-римской борьбой…

— Он убил свою мать! — сказала Моргана. — Убил, застав ее в спальне с Ламораком! Его изгнали, а Ламорака убил Мордред на поединке… Моя сестра — мертва…

— Я сочувствую твоему горю, девочка, — сказал я. — Что я могу для тебя сделать?

— Отпустите меня на похороны.

— Но, Моргана…

— Не бойтесь, сир, я не убью Артура, — разгадала она мои мысли. — Для этого у него слишком хорошая охрана. А класть свою голову в обмен на его не могу — я поклялась еще спеть над его телом. Рано или поздно я найду подходящий момент, но сейчас я еще не готова…

— Что ж, тогда поезжай. Рыцарь Аккалон тебя проводит. В Британии не так безопасно, как на Аввалоне.

— Я не беззащитная девочка, — напомнила она.

— Тогда не поедешь.

Она секунду подумала, коротко поклонилась и ушла.

— Бедные дети, — сказал Мерлин.

— Это моя вина, — признал я. — Я воспитывал их не для того мира, а для этого… Они не выживут в Британии, как не выжил бы никто из моего мира.

— Но вы же смогли?

— Я — другое дело, — вздохнул я. — Простите, Мерлин, но я пойду. Нет настроения для философских бесед.

Велев накрыть стол в трапезной зале, я распорядился подать как можно больше вина и… Понял, что одиночество сегодня мне противопоказано. Но ни Мерлин, ни отец Патрик не были помощниками в моей скорби — их ответы на мои вопросы были слишком очевидны. Ах, если бы был жив сэр Хотспер! Томас лечится в своем замке на другом конце Аввалона, сэр Конрад в очередном своем отъезде… Даже Матильда покинула замок… Я вздохнул, поднялся во флигель королевы и, постучав, попросил:

— Леди Гайя… Если вы не очень заняты и можете уделить мне немного времени… Не окажете мне любезность, составив компанию за ужином?

Она помолчала, пристально вглядываясь в мое лицо, потом кивнула:

— Дайте мне пять минут переодеться…

К ужину она надела ярко-красное платье с золотой оторочкой по рукавам и подолу. С удивлением я вынужден был признать, что при желании королева может быть не просто хорошенькой. Она умеет быть ослепительной!

— Прошу вас, — я помог ей устроиться за столом, слуги подали блюда, вино я разлил сам. — Простите мою навязчивость, просто сегодня такой день…

— Я слышала, сир. Сочувствую и вам, и леди Моргане.

— Жалко мальчишек, — повторил я. — Не надо было их отпускать…

— Они не тепличные цветы, сир, — мягко напомнила королева. — Здесь их постоянно мучали бы неудовлетворенные потребности в реализации своих сил. Вы могли предложить им лишь роль ученых, политиков, художников, но… Вы воспитали их настоящими мужчинами, а это обязывает к определенному образу жизни.

— Мне кажется, что в ваших словах сквозит осуждение. Первый раз слышу, что мужчиной быть плохо.

— Смотря что понимать под этим словом. Воин, защитник — это, конечно, хорошо… Они этим сейчас и занимаются… Но должна быть еще и ответственность. Обязанности. Перед людьми, перед своей страной, перед семьей. Этим и занимаются ученые и художники, политики и просто мужья. А «вечные мальчики», доказывающие что-то самим себе и окружающим и оправдывающие это тягой к приключениям, новой любовью и… У них много оправданий. Но мало ответственности. А хоть в какой-то мере она все же присутствовать должна.

— Что же для вас доминанта в понятии «мужчина»?

— Прежде всего — человек.

— М-мда, — протянул я. — Человек… Это так мало и так много… В таком случае, они остались бы одинокими на всю жизнь.

— Почему?

— «Но чем отчетливее личность, тем одиноче человек», — так говорил один поэт в моем мире. Отец Патрик постоянно повторяет, что человеку, единственному из всех тварей Господних, дан талант творчества… Но любят не творцов, а обычных, живых людей. Сексуальных, играющих, страдающих, веселящихся, ошибающихся, даже подличающих, но не духовных…

— Не согласна, — возразила она.

— Верю. Это значило бы признать тягу женщин к порочным сторонам мужской натуры. Вы, наверное, тоже считаете, что если б миром правили женщины, то все было бы эволюционно и миролюбиво?

— Не уверена. Все зависит от женщины. Но, боюсь, в целом, крови лилось бы куда больше.

Я вспомнил о правлении английской королевы Елизаветы, уничтожившей людей куда как больше, нежели ее русский современник Иван Грозный, об Анне Иоанновне, «Царице зраку престрашного», о династии Медичи, о прочих правлениях «дам сердца» и кивнул:

— Согласен. А почему, как думаете?

— Наверное, дело в сущности, — задумалась она. — Мужчины — двигатели эволюции. Их дела кратковременны, но прогрессивны: взять штурмом крепость, нарисовать великую картину, разгадать загадки мироздания — подвиги, требующие приложения всех сил, но на определенный отрезок времени — до появления результата. А женский подвиг — постоянство, требующее каждодневной, сиюминутной отдачи, не знающее отдыха и временных отрезков. Кротость, терпение, смирение — вот женский подвиг. Если эти роли поменять местами, скорее всего, случится беда. И для них, и для окружающих.

Я долго молча смотрел на нее. Королева смутилась и слегка покраснела.

— За что вы любите Артура? — напрямик спросил я.

Она вздрогнула, но, чуть помедлив, все же ответила:

— Человек должен кого-то любить. Мы не знаем, когда и к кому вспыхнет это чувство. Да и любят не за что-то, а вопреки всему.

— И все же?

— Он — сильный, мужественный, цельный и… несчастный.

— Понятно, — кивнул я. — «Она его за муки полюбила, а он ее за состраданье к ним». И чем же он такой несчастненький?

— Не знаю… Он — плоть от плоти этого мира, но иногда мне кажется, что он живет не в своем времени. Одним своим присутствием он перевернет весь этот мир, но лично для себя не получит ничего… кроме беды.

— А я?

— Вы здесь на своем месте, король. Вы странный, но вы — лучшее, что было у Аввалона до сих пор.

Я вновь надолго замолчал, постукивая по столу кончиками пальцев. Забавный у нас получался разговор…

— А меня… меня вы смогли бы полюбить? — спросил, наконец, я. — Я просто так спрашиваю…

Настал ее черед молчать.

— Боитесь обидеть, — догадался я.

— Вы не нуждаетесь в любви, — сказала Гайя. — Вас несчастным назвать нельзя. Вы, как не знающий сомнений механизм, влечете Аввалон в будущее, и любви в этом процессе места нет. Любовь будет той «песчинкой», которая может сломать всю эту сложнейшую машину… Вы слишком на своем месте… Простите, сир…

— Значит, ко мне женщина не может испытывать ни любви, ни даже жалости?

— Еще раз простите меня…

— Ерунда! — раздраженно ответил я. — Любовь можно построить так же, как государство… Ну, хорошо, хорошо, не построить — вызвать к жизни. Все дело во времени и в желаниях. Хотите, докажу?

— Не надо, — тихо ответила она. — Ваше величество, у вас просто плохое настроение…

— А я докажу! — сварливо отозвался я, поднимаясь. — Посмотрим еще… «Механизм», «слишком на своем месте»… Нет предопределенности! У человека есть воля!

— Есть, — согласилась она. — Но это тоже имеет отношение к… другой области.

— Посмотрим, — сказал я и, не прощаясь, вышел.

Поймав первого пробегавшего мимо слугу, спросил:

— Как зовут?

— Атик, сир.

— Вот что, парень… С этого дня, каждое утро, будешь приносить королеве огромный букет роз. Где розы растут, знаешь?

— Да.

— И это… Что еще у вас дарят женщинам, когда ухаживают?

— Любовь, внимание… заботу…

— Пошел прочь, дурак! Забудешь про цветы — посажу на кол!

В моих покоях, удобно развалившись в кресле, меня уже ждал Денница.

— Вы когда-нибудь любили? — с порога спросил я. — С вашими способностями, опытом и внешними данными увлечь их труда не составляло, но вы сами — любили?

— Не испытываю необходимости, Максим, — ответил он. — Как и любой ангел, я — беспол. Кстати, при желании даже Михаила и Гавриила можно звать в женском роде. Или в среднем. Зато есть плюс: не надо меряться, кто выше писает на стенку, а это отсекает обиды. К тому же, я совсем иное существо, нежели вы, и испытываю к женщинам такое же «влечение», как вы — к самкам бабуина или хомячкам. Соблазнять доводилась миллионы раз — я могу принимать любой облик… И не скажу, что вы правы в отношении «штабелей» из женщин, валявшихся вокруг меня. Для них хоть Бог, хоть сатана — все зависит от настроения. Какая блажь втемяшит, так и повернут. Стыдно признаться, но у меня ведь рога не только на дурацких картинках…

— Вот свинство какое! — искренне подытожил я. — А как же счастье?

— У кого-то есть… Любят, любимы… Бывает…

— М-мда… Вам потяжелее будет…

— Привык… А я ведь с плохими известиями.

— Кто бы сомневался, — вздохнул я. — Давайте, пинайте меня в душу, вы в этой очереди сегодня далеко не первый…

— Навести Томаса, — посоветовал он. — И побыстрее.

— И что там?

— Там все плохо. Сам увидишь… Отряд с собой возьми.

— Даже так?

— Это еще полбеды. Тебя тут на днях резать собрались.

— Ух ты! — восхитился я. — А за что?

— За власть, что еще у тебя есть? Есть у тебя такой паренек по фамилии Деболь?

— Конрад?!

— Угу… Талантливый мальчик…

— Да ну… ерунда какая-то… Я же его… Скажи честно: зачем тебе это надо?

— Мне обидеться или посмотреть на тебя с искренней жалостью, как на идиота?

— Ладно, прости… Просто в голове не укладывается.

— Ты все еще веришь в людей? — усмехнулся он. — Даже завидую…

Тут его лицо исказила гримаса раздражения, но, прежде чем я успел спросить о причине, дверь распахнулась и, от возбуждения забыв о приличиях, в палату ворвался отец Патрик:

— Ваше величество! — начал с порога орать он, но увидел моего гостя и запнулся, пристально вглядываясь.

Лицо толстого монаха медленно стало наливаться багрянцем.

— Стучаться не учили? — процедил Денница, презрительно отворачиваясь в сторону.

— Вы?!

— Ну и?.. — Денница покосился на священника с презрительным любопытством. — Я. Дальше что? Будем вопить, брызгать святой водой и тихо обалдевать от того, что дьявол действительно существует?

— Ну уж в этом-то я никогда не сомневался, — священник попытался вложить в интонацию весь имеющийся у него запас презрения и сарказма. — Вы у нас в каждой бочке затычка… Здесь-то что надо?

— А я, видите ли, к другу зашел, — отбрил его дьявол. — И будьте добры держать себя в руках. Вместе с вашими мнениями и желаниями. Я пришел не к вам, и ваша персона мне ни с какой стороны не интересна.

— Зато вы мне интересны! — священник покраснел до взрывоопасного состояния. — Я хочу понять: есть ли вообще хоть один способ избавиться от вашего присутствия в мире раз и навсегда!

— Слушайте, вы! — Денница вскочил с кресла, приблизился к отцу Патрику так, что едва не упирался своим носом в его. — Сгусток энергии! Из-за таких вот, как вы, не только у меня уважение к человечеству пропадает. Да что я с вами вообще говорю?! Что вам вообще надо на Аввалоне?!

— Может быть, это единственное место, где есть хоть какой-то шанс избавиться от вас! — парировал Патрик. — А вот как вы здесь оказались?

— По той же причине!

Они бы еще долго орали друг на друга, если б я аккуратно не вклинился между ними, примирительно улыбаясь:

— Только за ножи не хватайтесь. Нас, обаятельных, и так мало осталось.

Пыхтя и отдуваясь, отец Патрик устроился в кресле за столом. Денница, с раздраженной гримасой на лице, сел напротив. Друг на друга они старались не смотреть.

— Ну и знакомые у вас, ваше величество, — проворчал монах.

— Вот именно, — подтвердил дьявол. — Понаехали тут… Аввалон не резиновый!

Не успел я опомниться, как они опять стояли нос к носу, тяжело дыша от возбуждения.

Я вздохнул и наполнил бокалы вином:

— Господа, не хочу прерывать вашу высококультурную беседу, но у меня есть предложение, подкупающее своей новизной… Господа, давайте нажремся?..

— Достоинство застолья не в вине, — нравоучительно заметил мне отец Патрик, подгребая к себе бокал. — а в собеседниках. Какое может быть «застолье», когда с тобой за столом сидит… такое?!

— Прав был старик Хайям: «Ты лучше голодай, чем что попало ешь, и лучше будь один, чем вместе с кем попало», — укорил меня дьявол.

Они выпили, не чокаясь. Глядя в разные стороны, поставили передо мной пустые кубки. Я терпеливо наполнил их вновь, сел между заклятыми врагами и, положив им руки на плечи, спросил как можно задушевнее:

— А что вы, господа, думаете о… бабах?..

…Кровать качнулась влево, резко встала на дыбы и плавно-плавно заскользила куда-то вниз… В сполохах и неоновом свете появилось недовольное лицо Иуды, вопрошавшего почему-то басом:

— Воды?

— Вина, — сипло попросил я.

— Винные погреба, славные на весь Аввалон редкими сортами, помните? — почему-то злорадно спросил Иуда.

— Ну…

— Забудьте. Выжрали-с.

— Как?!

— Быстро, — лаконично ответил слуга.

— Ого… И что вчера еще было? — робко спросил я, двумя руками приподнимая голову с подушки.

— С удовольствием расскажу! Подробно и с самого начала! Когда вы, сир, с отцом Патриком и неизвестным мне, но, несомненно, весьма достойным рыцарем (судя по тому, как он вино жрет!), опустошили погреба и принялись строить там какую-то «сауну», народ работал, но терпел. Когда вы в полчетвертого утра велели всем собраться на центральной площади и орать: «Зенит — чемпион», народ орал, но терпел. Но когда вы с отцом Патриком, плотоядно облизываясь на горожанок, заявили, что сейчас начнете «охоту на ведьм»… Обиделась даже королева.

— Не осуждай меня, Иуда, — попросил я. — Человек слаб… но ведь Бог создал нас по образу и подобию своему.

— Бог здесь не при чем, ваше величество. В вашем случае это природа ошиблась. Когда вы вчера играли в «живые картинки», зачем хотели повесить меня на осине?

— М-м…

— Понятно… Одеваться будете?

— Давай попытаемся…

Натянув с его помощью штаны, я понял, что на этом мои возможности исчерпаны. Невзирая на возмущенные вопли Иуды, завернулся в простыню, как в тогу, и вышел в коридор. Конец простыни волочился далеко позади меня, слуги расступались, пряча ехидные улыбки, я насчитал двенадцать густо покрасневших служанок и понял, что ночь удалась…

Робко постучал в двери леди Гайи, откашлялся, упал, запутавшись в простыне…

— Разрешите?

— Вползайте, ваше величество, — послышалось изнутри.

— Доброе утро, королева, — как можно бодрее приветствовал я ее. — Я тут проходил мимо и решил нанести вам визит… э-э… М-да.

Она с любопытством разглядывала меня, но я держал марку, надев на лицо маску «поручик Ржевский в понедельник утром». Мне даже удалось величавым жестом перебросить через плечо волочившийся край простыни.

— Как прошла ночь? — спросила она.

— Спокойно, как всегда. — заверил я. — А у вас?

— Немного шумели… за окном.

— Да?! — возмутился я. — Хулиганы! В моем замке! Накажу! А кто — не знаете?

Она поманила меня пальцем, указывая на окно. Выглянув, я едва не ахнул: через весь двор по булыжной мостовой белой краской прыгали корявые буквы: «Превед! Королева — жжот!»

— Это безграмотные хулиганы, — с осуждением констатировал я. — По этой примете мы их и найдем.

— Есть еще одна примета, — спокойно сообщила она. — Когда один из троицы, написавшей это, опрокинул ведро на своего толстого друга, тот возмущенно заблажил на весь двор: «Засранец вы, ваше величество!». Вы же знаете, что есть «Король-рыбак», «Король-птицелов», значит, теперь появился и «король-засранец».

— Найдем! — твердо пообещал я. — И накажем… Но я не по этому делу. Я зашел проститься. Еду посетить сэра Томаса.

— Значит, слухи дошли и до вас? — королева вмиг стала серьезной.

— Какие слухи?

— Говорят, что в окрестностях его замка стали пропадать молодые девушки…

— С девушками это случается, — философски заметил я. — Если б вы только знали, леди Гайя, сколько раз они бесследно пропадали в окрестностях моей жизни… Девушки имеют такое свойство, уверяю вас.

— Поползли очень плохие слухи, сир, — не приняла она шутливого тона. — Их исчезновение совпало с возвращением сэра Глендауэра. Крестьяне встревожены. Замок овеян весьма дурной славой…

— Хорошо, я разберусь. Вы не окажите мне услугу, присмотрев здесь… до моего возвращения? В прошлый раз это получилось у вас замечательно.

— Всегда к услугам вашего величества.

— И это… как бы это сказать… в общем…

Она молча поставила передо мной бокал красного вина. Виновато улыбнувшись, я залпом выпил и увидел, как над ее головой засветился нимб, а за спиной затрепетали белоснежные крылья, о чем не преминул сообщить вслух.

— Удачи вам, ваше величество, — только и вздохнула королева.

Поджидавший меня в коридоре отец Патрик уже раскрыл было рот, чтобы излить на меня свое мнение о прошедшей ночи, но, освеженный бокалом королевы, я оказался энергичней:

— Ага! Святой отец! Хороши!!! Даже не знаю, что и сказать. И это — пример для подражания! Духовный, так сказать, пастырь! Стыдно, отец Патрик! Еще раз повторится подобное, и я буду вынужден принять меры!

И, грозно сдвинув брови, прошел мимо. Бедняга так и остался стоять с открытым ртом. В его века еще не была в ходу поговорка: «наглость — второе счастье». Что делать — мудрость мира накапливается постепенно…

У меня оставалось последнее незаконченное перед отъездом дело, и я направился во флигель, занимаемый сэром Конрадом. Возле входа тренировались с оружием какие-то угрюмые, сурового вида люди из его свиты. Когда я, пошатываясь, шел мимо, брошенное чьей-то неосторожной (но опытной) рукой копье едва не пронзило мое горло. Увернувшись, я вздохнул, добрел до того места, где оно упало, поднял…

— Извини, парень, — сказал один из воинов. — Вырвалось… С кем не бывает. Вернешь?

— Конечно, — кротко ответил я…

…Начальник стражи и одновременно управляющий королевскими землями сэр Конрад Дебль еще нежился в постели с длинноволосой блондинкой, когда я вошел и поставил окровавленное копье у порога.

— Ваше величество! — растерялся Конрад. — Зачем же вы сами? Позвали бы, и я…

— Ничего, ничего, мне не трудно, — успокоил я, усаживаясь в кресло. — После ночных забав я всегда встаю рано…

— Да, наслышан, — расплылся он в улыбке. — Кутили на славу.

— Да, есть у меня такая привычка — расстраиваться из-за предательства друзей, — признал я. — Если б я не наделал вчера много веселых глупостей, то наделал бы много глупостей жестоких… Ты понимаешь, о чем я?

— Нет, ваше величество, — напряженным голосом ответил он, поглядывая в сторону, где лежали его одежда и оружие.

— Одевайся, одевайся, — разрешил я. — И подружку свою отпусти. Ее, видимо, ждут дела, и мы ей только мешаем…

Одевшись, Конрад почувствовал себя уверенней. Закрыв за девушкой дверь, повернулся ко мне:

— Так о чем идет речь, ваше величество?

— Об одном сукином сыне, на которого я полагался, как на самого себя. О том мерзавце, которого я спас когда-то. О том подонке, которому дал все: деньги, титул, земли, положение в обществе…

Конрад медленно обходил меня по краю комнаты, стараясь незаметно приблизиться к висевшему на стене мечу. Я подбодрил его:

— Не стесняйся, возьми.

Он было неуверенно протянул руку, но все же не решился. Закусив губу, исподлобья смотрел на меня, о чем-то напряженно размышляя.

— Зачем, Конрад? — спросил я.

— Я должен был попытаться, — он нашел в себе силы улыбнуться. — Вы всегда были для меня примером для подражания, сир. Я восхищался вами, служил вам, и если б я не попытался стать лучше вас, я был бы плохим учеником. Я не испытываю к вам ненависти, да и этот трон, признаться, мне особо не нужен… Шанс! Вы понимаете?! Шанс! Вы никогда не были вторым! Как часто вы пели: «Одинокий волк — это круто!»

— Молодой я был, глупый, — признался я. — Теперь я пою другие песни: «Не волк я по крови своей, и меня только равный убьет». Волк — всего лишь животное, Конрад. Не надо ставить его в пример и до него опускаться. Равняйся на людей — не прогадаешь. А ты все еще в детство играешь. Комплексы, амбиции…

— Вы себе уже все доказали. Себе и другим… А я — нет.

— Почему же… Ты доказал… И себе и другим. Ты предатель.

— И что теперь?

Я долго смотрел на него. Вспомнилось, как этот мальчишка, израненный, залитый своей и чужой кровью, стоял на стене замка со счастливой улыбкой на бледном лице, наблюдая отступление войска Артура. Почти физически ощутил тепло его спины, когда мы бились с ним против монстров в подземельях. Вспомнил флаг, который он водрузил, первым взобравшись на стены мятежного замка. Годы его преданной, тяжелой и кропотливой работы плечом к плечу с нами…

— Теперь… Заберешь своих людей… тех, что остались в живых… и проваливайте с острова, — сказал я. — Я разрешаю убраться, куда глаза глядят. Ищи свою судьбу, Конрад. Здесь чужого тебе не обломится, а свое ты упустил. Я любил тебя и верил тебе. Я не хочу тебя наказывать. Ты сам еще не раз накажешь себя…

— Это слишком великодушно, ваше величество, — с кривой улыбкой поклонился он. — Чересчур по-королевски…

— Вот в этом между нами и разница, Конрад, — вздохнул я. — Я не знаю слова «чересчур». Может, поэтому я и король. Я просто делаю то, что считаю нужным. Без оглядки на чужое мнение и личные комплексы. Как это выглядит со стороны — пусть заботит других. Прощай.

Я поднялся с кресла и шагнул к двери… Все же он был великолепным воином — я едва успел пригнуться, мне даже показалось, что его меч все же срезал несколько волосков с моей головы. Одним движением я перехватил его руку и, повернув, вогнал меч ему в грудь по самую рукоять. Выдернул, поддерживая оседающее на пол тело…

— Я… должен был… попытаться, — с усилием прошептал он.

— Это тоже моя вина… Прости. Если можешь…

— Вы же не обижаетесь на меня, правда? Это игра… всего лишь… Я хотел… быть похожим… на вас…

Он вздрогнул и вытянулся. Я закрыл ему глаза, положил меч рядом с телом и только тогда ответил:

— Я простил тебя, малыш… Но ты ошибся, пытаясь представить меня таким… Я не предаю тех, кого люблю…

Позвал из коридора стражника, приказал:

— Труби общий сбор. Выступаем на рассвете. Лично ты останешься и проследишь, чтобы сэр Конрад был похоронен со всеми подобающими почестями. Скажешь, что произошел несчастный случай… И найди мне вино, черт побери! Что, на острове разом закончилось все вино?! Исполняй, чтоб тебя!..

— Ты совсем спятил?! — спросил Денница, помогая мне подняться. — Какой штурм?! Какая атака?! Ты же на ногах не стоишь!

— Мы с тобой на брудершафт пили?

— При чем здесь это?! Ну, пили…

— Тогда ладно… Тогда отвечу… Будет штурм! Или сами откроют…

— Не откроют! У сумасшедших, да еще с манией, как правило, очень хорошо поставлена забота о собственной шкуре. Ты видел, как он укрепил замок?

— Да если даже и не откроют… Сам войду…

— Максим, что с тобой?! Зачем тебе это?!

— Зачем, зачем… Не за чем, — пожал я плечами. — Как и все остальное… Зачем вообще — все?! Я создал идеально работающее государство. Все крутится, вертится, растет, расширяется… Дороги, школы, производство, сельское хозяйство… Ну и?!. Люди, если делают что-то, то делают для чего-то… или для кого-то… А так, какой смысл? Ради кого?! Хотспер — погиб, Конрад — предал, Томас сошел с ума. Мальчишки уехали и занимаются какой-то ерундой. Моргана вообще живет только местью, не видя вокруг себя ничего. Крестьяне не понимают, воины сидят без дела, ученые и писатели… вообще черт-те чем занимаются. От них результатов я пока не видел. Один Хотспер, и того погубил ради королевства… Ты боишься, что во время штурма я погибну? Не бойся — я почти непобедим. Что мне бояться стрел? Мне надо бояться лишь одного: оставаться трезвым и ясным взглядом смотреть на то, что происходит вокруг меня. Вот это страшно. А стрелы… Лучше б я не был непобедим! Тогда б я хоть на стрелы отвлекался… Живу, как муха в янтаре…

— Я живу так веками, — возразил дьявол. — Просто делаю свое дело. И живу… А то, что с тобой… Это — обычные человеческие слабости, Максим.

— Да, — согласился я, надевая шлем. — Может быть, ты удивишься, но я — человек. Пока еще — человек… Ладно, мне пора. Где тут мой кубок стоял…

— Максим!

Я лишь махнул рукой, допил вино и вышел из шатра. Иуда с каменным лицом подвел мне коня, помог утвердиться в седле, не выдержав, завел все ту же волынку:

— Ваше величество, вам нельзя идти на штурм! Вам отлежаться надо, в себя прийти…

— Пошел прочь, дурак! — оттолкнул я его и тронул поводья, направляя коня к воротам замка.

На сторожевой башне уже ждал меня сэр Глендауэр.

— Приветствую вас, ваше величество! — крикнул он. — Я ждал вас!

— Дождался, — кивнул я. — Говорят, Томас, у тебя здесь нечисть завелась? Помощь не нужна?

— Нет, сир, сами справимся! — весело отозвался он. — Нечисти и впрямь много, но ничего, с Божьей помощью, одолеем! Под корень выведем!

— Ну, уж Бог-то тебе в этом явно не помощник…

— А вам, сир? Вам кто помогает и направляет? Кому вы служите?

— Аввалону. С остальными я просто договариваюсь. Открывай ворота, Томас. Шутки кончились.

— Не открою, сир. Простите.

— И почему же?

— Вы не понимаете, что происходит, ваше величество. Просто не можете понять! Женщины… Они погубят все! Это — исчадие ада! Моргана околдовала вас. Она — новое воплощение Лилит! Ее нужно уничтожить, король! Их всех нужно уничтожить! Вы — хороший человек, просто вас околдовали, поэтому я буду биться и за вас тоже. Я — единственный, кому они не смогли задурить голову. Я знаю, что делаю!

— Тяжелый случай, — вздохнул я и, повернувшись к войску, скомандовал: — Осадные башни!

Томас Глендауэр был хорошим полководцем. С отрядом, в двадцать раз меньшим моего, он трижды отбивал атаки. В четвертую атаку я повел людей сам. Я не помню, как лез на стену и как рубился в замке. Я был слишком пьян. Томаса я взял лично. Когда он пришел в себя, я протянул ему кубок с вином:

— Ты хорошо дрался, Томас.

— Я дрался за вас и за Аввалон, сир, — твердо сказал он. — И буду драться, пока жив.

— Томас, ты болен. То, что ты сделал…

— Ваше величество! — подбежал ко мне перепуганный Иуда. — Там, в подвалах… такое… Солдаты в ярости! Крестьяне готовы поднять бунт! Они требуют выдать им изувера на расправу. Я видел это, ваше величество, и это выше человеческого понимания… Некоторые из девушек еще живы, но… лучше бы им умереть…

— Скажи людям, что сэр Томас Глендауэр будет передан на суд святой инквизиции, — распорядился я. — С этого дня, во избежание подобных случаев, я учреждаю на Аввалоне орден святой инквизиции. Организацию поручаю отцу Патрику.

— Но солдаты…

— Я лично убью каждого, кто посмеет обсуждать мой приказ!

— Это не поможет вам в борьбе с дьяволом! — рассмеялся Томас. — Инквизиция не справится! Только я…

— Заткнись, Томас! — не выдержал я. — Я пытаюсь держать себя в руках только потому, что ты болен… Но не испытывай мое терпение!

Сэр Томас Глендауэр провел под судом инквизиции всего две недели и был заколот неизвестным в собственной камере. Расследование этого убийства результата не дало. Согласно собранным инквизицией материалам, за два года в подвалах замка Глендауэр было замучено почти сто шестьдесят девушек. Я приказал сравнять замок с землей…

Глава 10, в которой герой знакомится с Гвиневерой и прощается с отцом Патриком

Поведаю вам таинство одно: уж сколько раз на свете исчезали империи, религии, регальи, и уходили города на дно. Но сквозь пожары, бедствия и кровь, одну и ту ж свершая пантомиму, и для времен совсем неуязвима, шла девочка по имени Любовь… Ю. Визбор

— …Нет, Гайя, нет, — горячо заверил я. — Я не обманываюсь! Я люблю вас. Я не знаю, как это произошло, но… Я знаю это точно. Я был слепцом, а потом… потом я прозрел и полюбил…

— Не стоило вам этого делать, сир, — вздохнула она. — Я уже давно люблю другого…

— Артура?!

— Да. Так вышло. Сердцу ведь не прикажешь. А я из однолюбов. Мы слишком поздно встретились с вами, сир. Или слишком рано…

— Да к черту этого опостылевшего Артура! — заорал я в бешенстве и… проснулся.

Расчесывающая перед зеркалом волосы Моргана с улыбкой покосилась на меня:

— Золотые слова, мой король… С добрым утром.

Я растер ладонями лицо, посмотрел на разбросанные по полу пустые бутыли из-под вина, вспомнил сон и, скользнув взглядом по безупречной фигуре рыжеволосой красавицы, украдкой вздохнул.

— Что, ваше величество? — улыбнулась наблюдавшая за мной в зеркало фея. — Не с той?

— Что?

— Проснулись. Опять не с той?

— Проходили с Мерлином урок чтения мыслей? — проворчал я, ногой шевеля груду пустых бутылок в тщетной надежде найти хотя бы одну не раскупоренную.

Моргана сделала какой-то странный жест рукой, и в моей ладони появился наполненный до краев кубок.

— Просто повзрослела, — ответила она. — И даже научилась не морщиться, как вы… по утрам.

— Прости, — пожал я плечами и залпом опустошил кубок. — Странные мы с тобой люди, Матильда — не находишь? Вроде неплохие, а все у нас как-то… не так… Ты же чудесная девочка, Матильда! Когда ты, наконец, успокоишься, заведешь семью, оставишь эти глупости?

— А вы?

— Мы же даже с тобой не любовники… в полном понимании этого слова. Не друзья, не соратники… Кто мы с тобой, рыжая?

Она замерла с поднятой расческой, задумалась.

— Остывающие угольки, — наконец нашла она ответ.

— Скорее дикобразы. Когда им холодно, они жмутся друг к другу… и колют до крови своими иглами. Чем сильнее мерзнут, тем сильнее колют друг друга…

— Да вы поэт, сир.

— Это не я, это Шопенгауэр. Как ты здесь очутилась? Ты же уезжала в Британию, с месяц назад… или два…

— Вчера вернулась. И мы с вами по этому поводу… выпили, — она сделала вид, что задумалась, вспоминая. — Хотя, нет. Выпили вы до меня, по какому-то другому поводу. А в честь моего возвращения вы «добавили».

— Я спиваюсь, Матильда, — пожаловался я.

— Я вижу.

— Не жалко?

— Это ваше дело, король, — она закончила утренний туалет, что-то прошептала, и на ней в миг оказалось роскошное ярко-зеленое платье с золотым шитьем.

— Меня бы этому фокусу научила, — позавидовал я. — А то по утрам уже ногой в штанину не попадаю… Что в Британии?

— Я вчера рассказывала.

— Вполне допускаю…

Моргана вздохнула, присела на краешек кровати, терпеливо начала:

— Как я вам вчера говорила..

— Осуждение своего короля можно опустить.

— Бардак там, ваше величество. Королевство Артура трещит по швам. Вновь осмелели и активизировались кельтские племена, участились нападения викингов на береговые поселения. Соседи засматриваются на плохо лежащие территории. Внутри королевства заговор за заговором. А защищать некому. Ваши мальчишки все в поисках подвигов, погоне за Граалем, спасении иностранных принцесс. Они развалили королевство. Я как-то читала одну старую книгу, в которой описывался «троянский конь». Видимо, вы ее тоже читали, ваше величество…

— Ты еще не знакома с понятием «пятая колонна», — вздохнул я. — И чем же они «развалили» королевство?

— Я же объясняю: все разъехались кто куда, предварительно заразив бредовыми идеями о подвигах и странствиях едва ли не все рыцарство Артура. Приезжают домой лишь погулять за столом и собрать налоги с крестьян на новые «подвиги». Обычный паразитизм. Артур был против подобной идеологии, но у них же там «круглый стол», едва ли не республика, с этой… Как ее? Вы, когда ругаетесь, все время это слово вспоминаете…

— Демократия?

— Ага… Но главное — Гвиневера. Она окрутила старого дурака так, что даже Мерлин уже не кажется смешным на его фоне. Изменяет ему с Ланселотом едва ли не на глазах челяди, а старый шут лишь смотрит влюбленными глазами и просит ее сказать, что это неправда. Она и говорит. Правда, самого говорливого она все же отравила… Но это уже совсем другая история. Все молодые рыцари бегают за ней, в надежде получить свои крошки со стола Артура и Ланселота…

— И что, никто ничего даже не пытается предпринять?

— Мордред делал попытки… Помните — мой племянник, весьма способный мальчик… Он пытался наладить государственную машину, но этот любовный треугольник «Гвиневера — Ланселот — Артур» застрял в ней, как тормоз. Бароны смеются и ропщут, соседи только шанса выжидают… Нет, с королевством покончено.

— Зато рождается легенда.

— Хороша легенда! «История о старом шуте, блудливой кошке и нескольких сотнях завравшихся паразитов».

— Злая ты, Моргана, — покачал я головой. — Боюсь, что именно после тебя понятие «ведьма» примет свое устоявшееся значение…

— Я выкрала его меч.

— Да ну?!

— Неудачно — едва не попалась. Понадеялась, что сопляк, которому я отдала Экскалибур, сумеет справиться с Артуром, но… просчиталась. Пришлось рвать когти. По счастью, волшебные ножны остались у меня. Я выбросила их в озеро, когда отряд Артура настигал нас. Самой пришлось превратиться в камень… Не самое приятное ощущение — можете поверить мне на слово… Зато жива. А раны Артура уже не будут заживать волшебным образом.

— Как я вижу, твоя ненависть к ему не гаснет даже с годами.

— Погаснет. С его смертью.

— Еще что-то натворила?

— Ну не зря же я терпела его… лицо столько дней… У Гвиневеры, помимо Ланселота, полно тайных воздыхателей. И они прекрасно понимают, что пока живы Артур и Ланселот, их очередь подойдет не скоро. Одному из них, порешительней, я и объяснила, что его шанс наступит, когда Артура и Ланселота не будет в городе, главное не упустить его. И пока Артур с отрядом гонялся за мной, сэр Мелвис похитил Гвиневеру и привез ее сюда. Вы же сами обещали, что мальчишки могут вернуться на Аввалон, когда захотят, вот остров и пропустил его.

— Дурацкая машина! — в сердцах выругался я. — И они здесь?! Мелвис и Гвиневера?!

— Ну да, — беззаботно отозвалась Моргана. — А скоро прибудет за ней и Артур. На коленях приползет!

Я глухо застонал.

— Я не понимаю вас, сир, — прищурилась Моргана. — Вы любите Артура не больше моего. Когда он прибудет сюда, он окажется целиком в нашей власти. Почему вы не хотите воспользоваться предоставленными возможностями?

— Да потому, что я тоже повзрослел! И тоже научился не морщиться… по вечерам! Потому что у меня полно других дел, из-за которых я и без того разрываюсь на сотни маленьких королей! У меня на личную жизнь времени нет, а тут еще ты со своим Артуром, провались он в преисподнюю! Я бы вообще предпочел забыть о нем, как о дурном сне!

— Не получится, — ответила Моргана. — Он — есть, и от этого никуда не деться. А сэра Мелвиса и леди Гвиневеру я взяла смелость пригласить сегодня на обед… Если вы не возражаете, конечно…

В дверь постучали, и вошедший слуга доложил:

— Отец Патрик просит принять его. Он долго ждал вашего пробуждения. Говорит, что дело срочное.

— Пригласи, — разрешил я, довольный возможностью прекратить этот малоприятный разговор с Морганой. — Извини, дорогая. Дела.

— К обеду не опоздайте, ваше величество, — усмехнулась она. — Невежливо было бы заставить ждать столь высокую особу, как королева Британии… Хоть и бывшая королева.

Она разминулась в дверях с отцом Патриком, демонстративно отвернувшись в сторону. Впрочем, на лице священника тоже нельзя было найти теплых чувств по отношению к рыжеволосой ведьме.

— Вы уже знаете, что она натворила? — кивнул он вслед Моргане.

— Теперь знаю…

— Вы слишком многое ей позволяете, ваше величество. Добром это не кончится.

— Мне жалко ее, Патрик, — признался я. — Если б ты знал, что ей пришлось пережить в юности… Артур сам виноват.

— Вот поэтому не месть, а всепрощение считается высочайшей христианской добродетелью. Друзей любить легко. Ты попробуй полюбить врагов. У многих это даже в голове не укладывается. Мало на земле людей, не столкнувшихся со злом. Сами таким сделали этот мир. Бог дал его нам как рай, а мы… Врем, предаем, убиваем… Потом мстим… И опять, по кругу. Не бороться со злом надо, а добро умножать… Укрывательство Гвиневеры — повод для войны. Она просто втягивает вас в беду.

— И как же они будут штурмовать Аввалон? — приподнял я бровь. — Если признаться, Патрик, я и впрямь не испытываю к Артуру большой симпатии. И мне глубоко наплевать, что там происходит у него в королевстве. Не может уследить за собственной женой — его проблемы. Я обещал в свое время защиту Мелвину, и я сдержу слово.

— Он совершил преступление, — напомнил отец Патрик. — Артур и Гвиневера обвенчаны.

— У вас было ко мне какое-то дело, — сухо напомнил я.

Отец Патрик как-то разом обмяк и со вздохом кивнул:

— Да, ваше величество. Я уезжаю. Рим отзывает меня.

— Как отзывает?! — опешил я. — Какой, к чертовой бабушке, Рим?!

— Папа римский прислал приказ, в котором требует немедленно прибыть к нему с отчетом о происходящем на Аввалоне. Видимо, какие-то дошедшие слухи не слишком ему понравились…

— Но как?! Аввалон — закрытый остров. Я до сих пор не могу понять, как появились здесь вы, но слухи-то каким образом отсюда расползаются?!

— У Церкви есть свои возможности… Не о том говорим, ваше величество. Так много дел незаконченных!

— Так не уезжайте, — сказал я. — Уверяю, что несмотря на немалые возможности Рима, я найду способ оградить вас от его недовольства. Вас ведь не на пироги зовут… Да и мне без вас… Да что мне?! Ты об Аввалоне подумай!

— Я все понимаю, Максим, — тихо сказал Патрик. — Ты даже не представляешь, как я не хочу уезжать. Столько дел здесь… Аввалону нужна вера, нужна духовность, а я не успел подготовить достаточно учеников… Но я не могу ослушаться. Каждый из нас выбирает свою дорогу, свое служение, и мы не имеем права отступать от них даже в мелочах. Да и вас я не хочу одного оставлять… Особенно памятуя о ваших знакомых…

— Ты о Деннице?

— О Дьяволе, о Сатане, о Деннице — называй как хочешь. Видите ли, ваше величество… он ведь не любит людей. На самом деле не любит.

— И что?

— А вы — человек.

— Я понимаю, о чем ты. Но я не работаю на него. Я не дружу с ним и не набиваюсь в партнеры. У нас с ним контракт. Он вытащил меня из весьма неприятной ситуации, а я согласился управлять Аввалоном… какое-то время.

— Так обычно и бывает, — кивнул Патрик. — Но он обманет. Готов ручаться, он уже обманул. Не знаю в чем — он на много тысяч лет умнее и опытнее, чтоб пытаться разгадать его интриги, — но то, что он обманул, — несомненно. Он всю жизнь пытается доказать Богу, что люди — низшие существа. Он нам завидует. Он нас ревнуют к Отцу. Он нас не любит, сир.

— А вы любите людей, отец Патрик?

— Я не Бог, чтобы любить людей, — сказал священник. — Они слишком разные. Я верю в людей. Верю Богу, сказавшему, что человек создан Им как вершина творимого. Верю, что Господь знает, для чего он нас создал, для чего обрек на этот путь и что нас ждет в конце дороги. А дьявол не верит. И пытается это доказать.

— Мне уже поздно что-либо менять, — сказал я.

— Никогда не поздно, в том-то и дело. Все, не знающие христианство, считают эту религию учением каких-то немыслимых подвижников… А ведь именно эта религия — религия раскаяния, религия надежды… Есть такая притча, сир. Она не вполне канонична, ибо вышла из народа… точнее, ее придумали русские. Вы слышали о такой нации?

Я посмотрел в насмешливые глаза монаха и неопределенно пожал плечами:

— Рассказывайте.

— Умер бражник. Неплохой был когда-то мужик, но по своим причинам залез в бутылку и пил беспробудно — день и ночь, — Патрик опять окинул меня насмешливым взглядом. — Так вот… Умер он и попадает, естественно, в ад. Кипят котлы, грешники вопят, над воротами начертано: «Оставь надежду, всяк сюда входящий». А пьяница от чертей аж отплевывается: «Подите прочь, алкогольные галлюцинации! Мне не сюда, мне в рай!» Черти смеются: «Ты же бражник, алкоголик! Какой тебе рай! Кто тебя туда пустит?!» — «В рай мне, — твердит мужик. — Пустят!» — «Хорошо, — веселятся черти. — Ступай. Посмотрим, как тебя твои же дружки оттуда взашей выгонят. Славный анекдот получится. Мы не торопимся. Но уж когда вернешься… Получишь втройне!» Мужик плечами пожал и побрел потихоньку до рая. Долго шел, но все же до самых райских врат добрался. Стоит Петр, ключи на пальце вертит, святых и праведников встречает, случайных гостей взашей гонит. Увидел бражника, аж изумился: «Ты-то куда?! — говорит. — Ты же пьяница, бражник! Ты куда попасть возмечтал?!» — «Петр, — отвечает бражник, — я о тебе в Библии читал. Не ты ли самого Христа трижды за ночь предал, отрекаясь? А ты ведь здесь. Я же всего лишь пьяница…» Смутился Петр, заозирался в поисках подсказки, а тут Моисей мимо проходит. Важный, насупленный. «Моисей, — окликает его Петр. — Тут бражник в рай просится. Что делать?» — «Нельзя! — восклицает Моисей. — Бог заповеди дал, там все по закону прописано: кому в ад, кому в рай…» — «И о тебе я в Библии читал, — говорит ему бражник. — Ты когда заповеди от Бога получил и к своему народу вернулся, что сделал? Увидел, что ослушавшиеся тебя, перепуганные люди снова к старой вере пытаются вернуться, взял стражников и убил несколько тысяч своих друзей и соплеменников. А египтянина, тобой убитого, из-за которого ты в пустыню бежал, — помнишь? Но ты — здесь. А я всего лишь бражник». Слетела спесь и с Моисея. Переглядываются с Петром, молчат. Тут царь Давид мимо идет. Кудри по ветру развеваются, пальцы арфу перебирают, глазки в синь райскую устремлены… Петр с Моисеем к нему: «Тут бражник в рай рвется. Скажи, как быть?» — «Нельзя! — отвечает Давид. — Я сколько псалмов про это слагал. Не должны неправедные царствие небесное унаследовать». — «И о тебе читал, — кивает бражник. — Тебе девушка понравилась, и, чтоб ее получить, ты ее мужа убил. И здесь, однако же, ходишь, на арфе играешь… А я всего лишь бражник». Чувствуют столпы церкви — беда нешуточная на них надвигается. Начинают голову ломать — кого бы против нахала выставить, дабы устыдить и не пустить в царствие небесное. Вспоминают о Ное и Лоте. Эти-то, вроде, не предавали, не убивали, не прелюбодействовали. Может, их позвать? «Ной и Лот?! — радостно вопит бражник. — Читал я о них! Они лозу виноградную растили, вино из нее делали, а потом так… кхм-м… что ни себя, ни мира Божьего уже не помнили. Они здесь?! Зовите же скорее! Их двое, а я — третьим буду!» Рассердились небожители. Воззвали к Богу: «Господи! Бражник в рай рвется и нас грехами нашими стыдит! Что делать, подскажи!» — «Пропустите его», — раздается с неба. «Но как же, Господи?! Да, мы грешили! Но мы не только каялись, но делами благими свое раскаяние подтверждали! А у него-то что за достоинство, единственно ради которого можно царствие небесное получить?!» — «Есть у него целых два достоинства, — отвечает Создатель. — Он не впал в уныние — это первое. Но главное — второе. Он не утратил надежду!»

— Хорошая притча, — согласился я. — И?..

— Над рыцарями короля Артура будут часто смеяться, — задумчиво предрек Патрик. — Чувства вообще скоро станут объектом насмешек для всего логичного, рассудительного, выгодного… Вера, Надежда, Любовь… И все же где-то в глубине души самый отпетый вор и негодяй будет жалеть об утраченных мечтах детства и будет знать, что накопленные им связи и богатства, власть и престиж лежат совсем в иной области, нежели преданность, верность, честь… И после рыцарей Артура воины уже не будут отождествляться только с яростью боя, крепостью мускулов и бездушным механизмом службы. Рыцарь будет ассоциироваться с романтикой и любовью, ветром странствий и честью. А вы просто строите разумный механизм управления… Как вас и просили.

— Наверное, вы правы, отец Патрик. Но разве я поступаю неправильно?

— Этого мало! Вы все делаете отлично, сир. Но… Вы как-то рассказывали мне о своем кумире, у которого и взяли манеру построения государства. Какая-то странная фамилия у него была…

— Сталин.

— Вот-вот… Он взял все лучшее: экономику, армию, даже идеологию, идентичную Новозаветной. Вы говорили, что он учился в семинарии?

— Да.

— Тогда понятно… Да, он тоже делал все правильно. Защищал страну, учил людей мечтать, приветствовал книги и спектакли о дружбе, верности, доблести… Вот только одну «маленькую» деталь он убрал из этой идеологии — Бога. И все рассыпалось. Если из любой идеи убрать Бога, правильная точка отсчета будет потеряна, и все здание рухнет.

— Так любил начинать свои формулы один гений, — вздохнул я. — «Допустим, что Бог существует, в таком случае скорость света будет равняться…» Из учебников убрали это начало.

— И понятия о добре и зле перемешались, — понимающе кивнул Патрик. — Черное уже не черное, белое — не совсем белое… Все перемешано, всему есть оправдание… Это происходит, когда люди забывают о Боге. Просто помните, что есть добро и есть зло. Помните, что черное — это черное, а белое — это белое. И всегда называйте вещи своими именами… Каждый сам выбирает, кому служить. Денница, может, и выполнит свои обещания, но… Вы просто будете жить. По заведенному порядку, как лошадь по кругу. Бог же дает человеку то, что ему на самом деле нужно. Любовь, мудрость, дорогу. А дорога Денницы — это всего лишь дорога сновидений. Один из отцов Церкви сказал: «когда я перестаю молиться, со мной перестают происходить случайности и совпадения». Понимаете? Бог дает нам возможности. Двери, которые мы можем открыть, а можем и пропустить. Но Он нам их дает. Дьявол ведет нас по нужному ему пути… И еще одно… Леди Гайя… Она — истинное сокровище Аввалона.

— Это я знаю, — согласился я. — Это я очень хорошо знаю, отец Патрик…

— Вы почти построили самое сильное и обеспеченное государство на земле, но… если бы вы приложили еще столько же сил и времени, не исключено, что вы могли бы построить Любовь… И быть счастливым…

— И это я тоже знаю… Я надеюсь, что я еще не потерял этот шанс, отец Патрик.

— Это — равнозначные подвиги. Поверьте, Максим… А теперь — прощайте. Не провожайте меня. Вряд ли нам суждено увидеться вновь, но я буду молиться за вас. Удачи вам, ваше величество…

Я с интересом разглядывал легендарную супругу короля Артура — «воплощенный символ рыцарских мечтаний» и «самую романтическую королеву Британии», воспетую в сотнях песен и баллад. И мне нравилось то, что я видел…

Вот только «доброй» и уж тем более «христианской» мою радость назвать было нельзя. Я хорошо знал подобный тип женщин. Это была типичнейшая представительница моего времени — «женщина-кошка». Нет, не та «пантера», в шкуру которой так любят рядиться подвыпившие в ресторанах дамочки, и не та жестокая, бессердечная хищница, на зубах которой хрустят кости зазевавшегося жирного голубя. Это был самый страшный, самый беспроигрышный вариант — «женщина-котенок». Внешне наивная, игривая, легкая и беззаботная, вызывающая непреодолимое желание защитить, погладить и обогреть. И мудрые, покрытые сединой и шрамами мужчины снисходительно, раз за разом, объясняют «глупышке» ее ошибки, готовые защитить ее от тех негодяев, из постели которых раз за разом вытаскивают свое «пушистое чудо». Они и впрямь не играют, эти «наивные создания». Они просто так устроены. Они привязываются к дому, а не к человеку, но любят, когда их гладят, кормят, холят и лелеют. Жизнерадостно бегают за бантиком на веревочке, не взирая на руку, которая держит игрушку. При этом тщательно ухаживают за собой, грациозны, умны, и никто ничего не сможет поставить им в упрек, ибо их образ жизни — их суть.

С такой женой мой враг больше не нуждался в моей ненависти. Она нашла свое воплощение в этой грациозной, по-детски беззащитной и наивной «легенде Британии».

— Как же я рад вас видеть, леди Гвиневера, — искренне возвестил я. — Одним своим видом вы сумели поднять мне настроение и скрасить этот серый день.

— Благодарю вас, ваше величество, — нежным голосом произнесла она. — Какой приятный комплимент…

Угнетенного состояния «похищенной принцессы» на ее лице я не замечал. Сидевший рядом с ней самодовольный сэр Мелвис небрежно ласкал левой рукой ее белокурые локоны, а она смотрела на него своими огромными голубыми глазами так, словно все это уже повторялось вчера, позавчера, и десять лет назад.

Красавицей я бы ее не назвал, но это, скорее, дело вкуса. Стройная, очень грациозная, с по-детски округлым личиком и ясными-ясными глазами, она казалась такой неземной, такой воздушной, что только теперь я понял, почему ей дали имя Гвиневера, что в переводе означало «Белый Призрак».

— Леди Гвиневера, а вы, часом не Овен по гороскопу? — не удержался я.

— Простите, ваше величество?

— Когда вы родились?

— Первого апреля.

Моргана понимающе улыбалась. Мерлин вздохнул, украдкой скосив глаза на свою рыжеволосую подругу.

— Сэр Мелвис, не обделяйте свою даму вином, — радушно попросил я. — Леди Гвиневера обожает хорошие вина.

— Откуда вы знаете, сир? — удивилась она. — Мы же с вами не встречались раньше?

— А музыка? Вам нравится музыка?

— О, это была чудесная идея — заставить музыкантов играть во время пиршеств! — с энтузиазмом воскликнула она. — К сожалению, в Камелоте так редко звучала музыка, а я просто обожаю танцевать…

— Сегодня, королева, мы устроим танцы специально для вас, — поклонился я. — Пейте, танцуйте, ни в чем себе не отказывайте — здесь вас никто не будет осуждать.

— …Бесподобно! — прошептал я, наблюдая, как раскрасневшаяся от вина и танцев Гвиневера расточает улыбки окружавшим ее кавалерам. — Как вы находите нашу прелестную гостью, леди Гайя?

— Вы — умный человек, ваше величество, — тихо ответила она. — И видите все сами… Мне только за вас обидно.

— За меня?! — изумился я. — А за меня-то почему?

— Вы позволили злорадству заполнить ваше сердце. Не думаю, что вам самому понравился бы человек, ликующий при известии о появлении у короля Артура смертельной болезни.

— Это не болезнь, — возразил я. — Артур — взрослый и сильный мужчина. Если ему захотелось сделать из себя шута…

— Я говорила о вас, — напомнила она. — Вы всегда вели себя достойно. И называли вещи своими именами. Вы знаете — кто эта женщина, но молчите… И радуетесь.

Я хотел было возразить, но тут Мерлин, до этого тихо сидевший рядом с Морганой, неожиданно вскинул голову, словно прислушиваясь к чему-то, и уверенно сообщил:

— Король Артур приближается к Волчьим Воротам. Через полчаса будет у Перевала.

— Я хочу это видеть! — вскочила на ноги Моргана. — Сир, вы разрешите?

Я посмотрел на Гвиневеру. Ни радости, ни испуга — лишь легкое выражение задумчивости промелькнуло на лице красавицы. Зато не на шутку всполошился сэр Мелвис:

— Ваше величество! Вы же не допустите?! Вы же обещали!..

И тут мою руку накрыла невесомая ладошка леди Гайи. Это было так неожиданно, что я вздрогнул. Покосился на нее, но королева склонила голову и я не мог разглядеть выражение ее лица, а потом и вовсе убрала руку, так и не проронив ни слова. Помолчав, я поднялся.

— Пойду, встречу гостя, — сказал я. — Один. Продолжайте веселиться.

— Ваше величество! — в один голос вскричали Мелвис и Моргана, но я жестом отмел все возражения и покинул пиршественный зал.

… Сквозь туманную зыбь портала я наблюдал, как, оставив свиту, Артур пешком преодолевает разделяющее нас расстояние. Шлем и щит он оставил оруженосцу, показывая мне, что идет исключительно для переговоров. Впрочем, учитывая невозможность преодоления портала без моего разрешения, это был, скорее, жест доброй воли.

— Здравствуй, — сказал он, останавливаясь в паре шагов от меня.

Окно портала слегка смазывало его лицо и фигуру, словно я смотрел сквозь толстый слой медленно текущей воды, но бессильную ярость на его лице разглядеть все же не составляло труда.

— Я слышал, ты дал приют сэру Мелвису, — не дождавшись ответного приветствия, продолжил Артур. — Это правда?

— Да, — сказал я.

— Он украл мою жену.

— Я знаю.

— Я требую немедленно отдать мне Гвиневеру! И если хоть волос упадет с ее головы… я…

Склонив голову набок, я терпеливо ожидал продолжения, но Артур замолчал, сам понимая тщетность своих угроз.

— Сэр Мелвис — трус и подлец! — после долгой паузы заговорил он вновь. — Я вызываю его на бой любым видом оружия. Конным или пешим. В любое удобное для него время. В любом удобном для него месте. Иначе все будут знать, что он отказался принять мой вызов и показал себя жалким, трусливым ничтожеством.

— Ты постарел, — заметил я. — Борода все еще рыжая, а вот голова уже почти вся седая.

— И что? — с вызовом спросил он.

— Пора взрослеть, — сказал я. — Наивность в твоем возрасте хороша только для звездочетов и менестрелей, и уж совершенно противопоказана воинам и королям.

— Я требую выдать мою жену и ее обидчика.

— Требуешь? — вздохнул я, пожал плечами, и, повернувшись, сделал шаг к замку.

— Подожди! — торопливо воскликнул он. — Пожалуйста, подожди! Я… Я не знаю, как с тобой говорить… Боюсь, что ты совсем не поймешь меня… Я люблю ее! Очень люблю! Тебе знакомо это чувство, сэр Максимус, Черный Король, повелитель Аввалона?!.

— Чересчур пафосно, — поморщился я. — Эй, страшный тролль, выходи драться! Вылезай, чудище поганое, на смертный бой! Отведай-ка, Змей Горыныч, меча молодецкого…

— Что? — оторопело переспросил он.

— Черный король, владыка Аввалона, не знающий любви и сострадания, выражает таким образом свою скуку, — любезно пояснил я. — И сообщает, что среди его многочисленных злодеяний до сих пор не было только плененной принцессы. Какой же я злодей, если хотя бы одну принцессу за свою жизнь не похищу? К кому же ты будешь приходить, весь такой в белом? Для легенды одного героя мало. Нужен злодей. Я согласен быть злодеем. Тогда на что ты рассчитывал, приходя сюда?

Он топтался на месте, сопя от злости и бессилия.

— Хорошо, — смилостивился я. — Уж если ты хочешь, чтоб все было, как в сказке, пусть будет по-твоему. Отгадаешь загадку — отдам тебе принцессу. Нет — съем живьем. Итак: сколько протонов, нейтронов и электронов содержит атом углерода? Знаешь? Нет? До свидания.

— Прошу тебя! — взмолился Артур. — Я понимаю, что тебе не за что любить меня, но… Дело не только во мне. Дело и в тебе. Ты победил. Я признаю это. Будь великодушным. Разлучив нас, ты убьешь не только меня, но и ее…

— Что-то я в этом сомневаюсь, — проворчал я. — Хорошо. Вот тебе еще шанс. Я не могу покинуть пределы острова, но, если хочешь, приди сюда и возьми ее сам. Один. Без войска и…

Он шагнул сквозь портал так стремительно, что я даже попятился, избегая столкновения. Вблизи стало еще заметней, как он постарел. Выдубленную ветрами кожу прорезали глубокие морщины, а глаза потускнели, утратив былой блеск. На вид ему можно было дать все пятьдесят. Для его мира это было много. Очень много.

— Я здесь, — сказал он.

— Вижу, — кивнул я. — Спрашивать, на кой черт ты это сделал, бесполезно — мы оба высечены из безмозглой кости: один ляпнул, другой сделал… И к чему подобный героизм? Если ты погибнешь, что будет с государством?

— Она равноценна государству. Британия без меня все равно останется… Я без Гвиневеры погибну.

— Любишь…

— Люблю.

— А она — тебя?

— Это — важно?

— М-мда… Мне вот интересно: попади я тебе в руки, что бы ты сделал?

— Ты все равно не поверишь мне… Я бы отпустил тебя. Я не хочу огорчать ее… Кстати, как она?

Не трудно было догадаться, о ком идет речь.

— Королева Гайя в добром здравии, — сухо ответил я. — И ты мне испортил не только первый год жизни на Аввалоне…

Судя по тому, как он вздрогнул, смысл сказанного мной был понят правильно.

— Какая она… сейчас? — глядя мимо меня, спросил Артур. — Все так же молода и красива?.. А я уже старик… Ты счастливей меня, Максимус. Ты еще долго будешь видеть ее лицо… Каждый год — а он длиннее нашего — ты будешь наслаждаться ее глазами, губами… Знаешь, я прожил интересную жизнь. И у меня не было повода завидовать никому… кроме тебя… Что будешь делать? Убьешь меня?

— Было бы интересно изменить историю, — невесело усмехнулся я.

Мы долго стояли напротив друг друга молча.

— Ладно, — сказал я, наконец. — Возвращайся к своим. Я должен сходить за леди Гвиневерой, а тебе лучше не оставаться здесь одному. Тебя, видишь ли, не очень любят на этом острове…

— Вы не можете этого сделать, сир! — в отчаянии крикнул сэр Мелвис. — Вы же обещали!

Моргана застыла рядом с ним, словно вновь обратилась в камень, только уже не по собственной воле. В ее глаза я старался даже не смотреть.

— Я обещал дать защиту тебе, — напомнил я. — Но это не значит, что ты можешь приводить сюда всех, кого захочешь. И сделать на этом острове я могу все, что захочу — я здесь пока еще король. К тому же, как я полагаю, не лишним будет спросить мнение леди Гвиневеры. Хочет ли она остаться с тобой, или… хочет остаться королевой Британии, — я выразительно посмотрел на белокурую кошку.

— Даже не знаю… Кажется, здесь мне не все рады, — в ее задумчивости было слишком много театральщины, но в ее желании остаться королевой было сложно ошибиться.

— Значит, решено, — сказал я. — Еще возражения есть?

— Вы — молодец, сир, — сказал Мерлин. — Зная ваши отношения с королем Артуром… Это очень рыцарский поступок.

Моргана метнула на него такой взгляд, от которого плавится даже сталь, но старый волшебник, видимо, был и впрямь покрепче… И все же на его месте лично я поостерегся бы подходить после подобной выходки к фее близко, хотя бы в ближайшие сто лет.

Закусив от ярости губу, Моргана вышла из зала, умудрившись хлопнуть многопудовой дверью так, что задрожали стоящие вдоль стен доспехи.

— Спасибо вам, сир, — сказала леди Гайя. — Я могу представить, как нелегко далось вам это решение.

— Спасибо — за что? — уточнил я.

— За вас. Достойный король — честь для подчиненных.

— А лично для вас?

— Разумеется. Я же тоже… ваша… королева.

— Ну и на том спасибо, — сказал я и повернулся к Гвиневере: — Следуйте за мной, я отведу вас к горячо любящему и любимому мужу…

Видимо, она все же была не так непроходимо глупа, потому что в коридоре спросила напрямик:

— Вы невзлюбили меня?

— А вам обязательно нравиться всем?

— Желательно.

— Вот это меня и отталкивает.

— Но…

Я распахнул перед ней дверь, ведущую к порталу:

— Прошу!

Не говоря больше ни слова и не оглядываясь, она прошла через площадку и шагнула из портала в объятия короля Артура. К ним устремились какие-то люди из свиты (мне показалось, что я вижу несколько знакомых лиц), но дожидаться изъявления благодарности я не стал и закрыл за собой дверь…

…Часом позже я узнал, что сэр Мелвис просит разрешения покинуть мой замок. Его примеру последовала и леди Моргана, сопровождаемая по пятам (но державшимся на расстоянии) Мерлином…

Глава 11, написанная Иудой Истероем, сыном Исаака из рода Авраамова, сенешалем замка Волчьи Ворота

Не бывает любви — несчастной. Может быть она горькой, трудной, безответной и безрассудной, может быть — смертельно опасной. Но несчастной любовь не бывает. Даже если она убивает. Тот, кто этого не усвоит, — и счастливой любви не стоит. Б. Заходер

…У меня никогда не было дома. Я даже родился в дороге, на далеком острове Тера, отчего и получил свое прозвище — Истерой. Моя семья в очередной раз переезжала куда-то, когда на нас напали. Куда мы шли, откуда и зачем, кто убил моих родителей и кем они были — я уже вряд ли когда-то узнаю. Нападавшие оставили меня в своем селении, на берегу моря, где и растили для продажи до двенадцати лет. Я жил в домике старика, волею судеб владевшего грамотой, что на Тере было большой редкостью. Он обучил меня этой премудрости и продал заезжему торговцу. Из-за скудности пищи я рос хилым и болезненным, а потому и использовали меня в основном для ведения записей о состоянии дел и написания долговых расписок. Потом меня перепродали удельному князьку, для помощи казначею. А когда казначей попался на воровстве и был казнен, гнев владыки коснулся и меня, забросив с работорговцами в далекую и безрадостную Британию. После ухода римских легионов Британия едва вновь не погрузилась в пучину варварства и кровавых культов. Утер Пендрагон удержал страну от падения ценой невероятных усилий и жертв. Его сын Артур пошел еще дальше, сумев объединить тринадцать самых мощных областей и создав довольно сильную, хоть и подверженную смутам, империю. Недолгое время я служил переписчиком священных текстов у отца Флавия, но священник брезговал мной из-за моего иудейского происхождения и при первой же возможности избавился, отправив с войсками короля Артура, идущими на завоевание таинственного Аввалона — Острова Яблонь. Тогда-то я и познакомился с человеком, благодаря которому впервые обрел не только свободу, но и родной дом. У этого человека было много имен. Кто-то называл его Лльюк Люменаук, кто-то Максимом или Максимусом, кто-то Черным Королем… И относились к нему тоже… по-разному. Его ненавидели, боготворили, боялись, обожали, но все признавали одно: он был настоящим Королем Аввалона. Решительный, непредсказуемый, властный, смелый, он казался своим подданным могущественным до таинственного. За короткий срок он преобразил Аввалон до неузнаваемости. Сейчас уже мало кто помнит, каким был Остров Яблонь до прибытия Короля. Хорошие дороги, развитое сельское хозяйство, отличная полиция и многочисленные школы воспринимаются теперь как нечто само собой разумеющееся. А я помню, сколько сил, нервов и бессонных ночей было потрачено на создание каждой из этих структур. Странную память оставил о себе мой повелитель. Изгнал с острова захватчиков, но освободителем в народной памяти не остался. Создал крепкое, могучее и процветающее государство, но не прослыл реформатором. Поднял образование на необыкновенную высоту, но никто не рискнул бы назвать его просветителем… Кто-то когда-то сказал, что «лучший правитель тот, чьего правления народ даже не замечает до тех пор, пока он не уходит». Мой повелитель был лучшим королем, когда-либо правившим под небом этого мира, но именно он оставил после себя наибольшее количество кривотолков и загадок. Уже много лет его нет с нами, а слухи о нем все обрастают и обрастают нелепыми домыслами и абсурдными небылицами.

Он был лишен тщеславия и не оставил после себя ни хроник, ни памятников. Памятником ему стал сам Аввалон. Заброшенные Волчьи Врата носят теперь название Замка Черного Короля. В Пещере Короля можно до сих пор отыскать кости сраженных им чудовищ, по всему острову разбросаны многочисленные «поляны Черного Короля», «долины Короля» и «ущелья Короля». Да и сама эпоха, в которой он жил, именуется его именем. Да, он оставил свой след на всем, но слухи о нем так исказились в народе, что я счел разумным на старости лет засесть за эту летопись, дабы из первых уст поведать о событиях, которые уже сейчас многим кажутся преданиями далекой старины.

С искренней болью я стал замечать, что после гибели отважного сэра Хотспера, предательства Конрада Дебля и помешательства сэра Томаса Глендауэра Его Величество все чаще и чаще стал искать забвения от боли этих утрат в вине. Уж кто, как не я, знал, как король винит себя в гибели каждого из них. Он разговаривал с ними даже во сне, а я бессилен был помочь ему. Он кричал по ночам, вспоминая гибель армии Артура, а я не мог облегчить его страдания… Я никогда не принадлежал к числу друзей Его Величества. Он, несомненно, ценил и по-своему любил меня, награждая и повышая (так я дошел до звания управляющего замком), но более доверительных отношений между нами и быть не могло. Впрочем, я и сам взял за твердое правило заниматься лишь здоровьем и благополучием короля, избегая обсуждения любых вопросов, даже если сир и снисходил до советов с моей персоной. После отбытия с острова отца Патрика и феи Морганы король и вовсе остался один. Должен признаться, что отъезду Морганы я был только рад, ибо не одобрял присутствия при дворе сумасбродной ведьмы, одержимой жаждой мщения, и уж совсем не разделял жалости Его Величества к этой рыжей девице. Правда, прошлявшись где-то чуть больше года, она вернулась и поселилась в подаренным королем замке, в самом тихом и отдаленном месте острова. Ни с Мерлином, ни с королем она больше не поддерживала отношений. А королева… Леди Гайя — это вообще отдельный разговор. Как бесконечно я жалел, что давно, еще в самом начале знакомства, Его Величество даже внимания не обратил на эту удивительную женщину. Разумеется, прибывший из неведомых стран, где все иначе и все по-другому, он не заинтересовался тихой, застенчивой девушкой, живущей в соответствии с законами своей страны. Сейчас я могу представить, какое тогда отвращение мы все вызывали у Его Величества — нечистоплотные, малообразованные, суеверные и диковатые, плохо понимающие разницу между добром и злом. Это сейчас в каждом захудалом городишке Аввалона проложен водопровод, открыты школы и магазины, появились тысячи и тысячи мелочей, без которых теперь уже сложно представить повседневный быт, а тогда… И все же он не смог разглядеть за этим наносным варварством чуткой и нежной души женщины, удивительной для любого мира и любого времени. И волею судьбы леди Гайя влюбилась в неистового короля Артура, появившегося на нашем острове всего на несколько дней и оставшегося в ее сердце навсегда. Когда Его Величество все же обратил свой взор на законную супругу, было уже поздно. Сир всегда был очень странным человеком. Обладая безграничной властью, он редко пользовался ею на свое личное благо. Скажите на милость, где вы видели феодала или, тем более, короля, пренебрегающего правом первой ночи, развлечениями со смазливыми служанками и, уж совсем смешно сказать, не смеющего войти в спальню законной супруги без ее разрешения?! Вопрос о наследнике престола — наиважнейший не только для правящей династии, но и для всего государства, а Его Величество словно только что встал из-за шутовского стола короля Артура, засорив себе голову глупыми запретами. В конце концов, заяви он законные права на собственную жену, никто бы не удивился, даже она сама. А там, глядишь, и стерпится — слюбится. Но все эти цветочки по утрам, безделушки, приносимые из академии художеств, стихи во время прогулок по берегу моря ни на йоту не приблизили короля к заветной цели. Леди Гайя относилась к нему с уважением, симпатией, и… тихой жалостью. Наверное, это видели все, кроме самого короля. Но вот странное дело: никто из многочисленных слуг, любителей почесать языки, никогда не смеялся над этим странным «пунктиком» Его Величества. Наверное, все же что-то есть в глубине человеческих душ, у кого-то больше, у кого-то меньше, но есть. Может быть, даже у Мерлина… Мерлин… Я видел за свою жизнь много людей, но и самые чудаковатые из них даже отдаленно не походили на этого странного колдуна. Да и человек ли он вообще? Внешне непредставительный, даже несуразный — низкорослый, худощавый, в любую погоду одетый в широкий балахон до пят, из-под которого торчат сапоги невероятных размеров, капюшон, скрывающий лицо, и эта странная коса, которую он почти не выпускает из рук… Я как-то спросил его, зачем ему эта коса, и он ответил, что это «эталон меры в виде религиозного символа». Я ничего не понял, но звучало устрашающе. Его все боятся, никто не любит, и, кажется, кроме Его Величества, никто не понимает. Несмотря на власть и возможности, которыми он обладает, я не хотел бы поменяться с ним местами даже на год. Сир как-то сказал, что Мерлин идет назад по времени. Мы все — вперед, а Мерлин — назад. И это страшно. Я попытался понять, но оставил эту затею. Он просто другой. Моргана зря изощрялась, заставляя его, на потеху толпе, превращаться то в зайчика, то в оленя. Толпа недолго смеялась. И вовсе не от страха перед грозным чародеем. Просто было слишком заметно, что самому Мерлину совершенно безразлично, что о нем думают. Словно люди уже смеялись над ним не раз. Смеялись и уходили. Приходили новые, тоже смеялись и тоже уходили. И так — сотни и сотни лет. И от этой мысли становилось не по себе. А те странные и пугающие сооружения, которые с разрешения короля он воздвиг на Аввалоне? Огромные круги, с многотонными глыбами внутри. Курганы с пирамидальными пещерами. Неподдающиеся никакому описанию сооружения из плит, арок и столбов. И никто никогда не видит, каким образом он их возводит. Была вечером пустая полянка — глядишь — утром на ней уже высится странный каменный круг с разметкой из четырех треугольников внутри. А ведь чтобы сдвинуть с места хотя бы одну такую глыбу, потребовалось бы население небольшого города. Да и где он берет эти камни, необычные для наших мест?.. И все же мне выпал шанс узнать истину, хотя, признаться, лучше бы я оставался в неведении, ибо открывающиеся горизонты слишком велики для моего сознания. Это случилось в день летнего солнцестояния, когда Мерлин прислал к Его Величеству гонца с приглашением посетить одно из его несуразных сооружений. К моему удивлению, король, до сих пор не проявлявший особого интереса к изысканиям чародея, на этот раз поспешил откликнуться на приглашение. Из слуг он взял с собой только меня, а свой отъезд явно не стремился афишировать.

В двух днях пути от нашего замка, посреди прибрежных скал, чародей воздвиг огромную, облицованную белыми плитами пирамиду. Чуть в стороне, на явно рукотворном холме, возвышался один из его знаменитых каменных кругов, разделенный изнутри огромными плитами так, что легендарный лабиринт казался по сравнению с ним детской шарадой.

— Нашел! — едва завидев нас, заорал Мерлин, забыв даже поприветствовать короля. — Вы даже представить себе не можете, Максим, что это значит! Это не просто портал в бессмертие! Это — портал исполнения желаний!

Король сошел с коня и, бросив мне поводья, последовал за приплясывающим от нетерпения волшебником в каменный круг.

— Я уже говорил вам, Максим, что Вселенная действительно бесконечна, — восторженно тараторил Мерлин, любовно похлопывая по каменным плитам, густо изрезанным какими-то знаками. — В сотнях и тысячах галактик вращаются сотни и тысячи разнообразнейших миров, на все вкусы и мечтания. Где-то люди уже стали богами, пройдя своеобразный «естественный отбор», где-то только начинают делать первые шаги. А Вселенная все растет и ширится. Бог создает все новые и новые миры….

— Денница — тоже, — напомнил король.

— В данном аспекте для меня нет разницы, — отмахнулся Мерлин. — Как естествоиспытателя меня интересует все. Бог создает нечто принципиально новое, Денница копирует и подражает. Люди имеют возможность выбирать… или просто оказываются в том месте, которое заслужили. А я анализирую. Но меня интересует сама Дорога Сновидений. Йоги и шаманы, входя в транс, иногда попадают в иные миры. Значит, Дорога есть. Египетские жрецы путешествовали по этой Дороге в поисках знаний. Идеальный вариант! Заразиться ничем не возможно, сам заразу тоже не притащишь, и опасность не грозит, ибо душа бессмертна. Есть только один риск — заблудиться и навсегда остаться в беззвездном пространстве. Но для этого каждому миру соответствует определенный символ. Эти символы есть в Книге Мертвых и на облицовках египетских пирамид. Я достал их. С помощью вот этого календаря, — он вновь похлопал по одной из каменных плит, — я могу вычислить направление на планету, которую хочу посетить. А на днях я разгадал способ, помогающий египтянам не только путешествовать самим, но и брать с собой в путешествие других. Фараоны, например, не были так высокодуховны, и их приходилось «забрасывать» в нужное место, как камень из пращи. Фараоны предпочитали Орион. Их инструктировали, рассказывая о возможных опасностях на Дороге (в одной из пирамид есть даже подробный маршрут с описанием опасностей и способов их избежать), после смерти приносили в пирамиду, во время церемонии «открывания рта», на нижнем уровне, в специальной камере играла музыка, создавая определенные колебания, и…

— Мерлин, я все равно не пойму всех этих тонкостей, — прервал его король. — Мне интересно, что это может дать практически.

Мерлин так и остался стоять с открытым ртом, замерев на полуслове. Король задумчиво посмотрел на него, вздохнул и пояснил:

— С точки зрения науки — да. Полезная вещь. Даже как развлечение — ей цены нет. Но любая Дорога надоедает. Вам ли это не знать. Я не знаток этих тонкостей, но мне кажется, что все сложнее. Нет черного хода в рай. Ваши тысячи миров… как бы это сказать… больше напоминают ловушку. Чтобы воскреснуть, надо умереть. А если вы носитесь по этим мирам, как солнечный зайчик… Лично я бы не хотел. Я хочу дышать морским воздухом, есть вкусные плоды и потягивать молодое вино, любить красивых женщин… Да и как быть с возможностью просто жить дальше? Нет, здесь что-то не то… Разве эта Дорога может дать счастье? Может эта Дорога помочь мне вернуться сюда вновь, но на несколько лет назад? Исправить ошибки? Вновь встретиться с ушедшими друзьями?

— Миров — тысячи! Есть среди них и пара-тройка Мерлинов, и с десяток Морган и Максимов…

— Мне не нужны копии… Да и что я буду с ними делать, в виде… солнечного зайчика?

— Где-то есть ответ и на этот вопрос, — убежденно сказал Мерлин. — Бог потому так могуч, что, в отличие от своих творений, еще и временем владеет. Но где-то есть ключ и к власти над временем. Не зря же Он обещал Деннице, что человек превзойдет ангелов. Время течет сквозь нас, но, как говорят японцы: «Дорог в одну сторону не бывает».

— Вы знаете, Мерлин, что рано или поздно мне придется уйти. Может ли ваша Дорога помочь мне вернуться… самому?

— Мудрая змея отправила Маленького Принца на его планету, — произнес странную фразу Мерлин, а король грустно улыбнулся, словно понял смысл сказанного. — Я попробую найти ответ на ваш вопрос.

— Я не знаю, когда подойдет срок… окончания моего контракта. Это может случиться в любой момент. А у меня еще остались здесь незаконченные дела.

— Леди Гайя, — понимающе улыбнулся Мерлин. — Хорошо, Максим. Я постараюсь.

— Как Моргана?

— Злится, — пожал плечами волшебник. — Я хотел и ее порадовать своим открытием, но она даже на порог меня не пустила. Ничего, дело лишь во времени… Ах, время, время! Это единственное, чего нельзя ни купить, ни украсть, ни взять в долг… Я постараюсь, Максим…

Обратно мы ехали молча. Вопросов задавать мне не хотелось. Я лишь надеялся, что никогда больше не увижу эти странные и мрачноватые сооружения. Но мне довелось вернуться сюда намного раньше, чем я предполагал…

Это случилось в конце сентября, когда листва уже открыла свой прощальный бал красок. Я отдавал распоряжения для королевского ужина, когда дверь с грохотом распахнулась и в зал вбежал бледный, как мел, король:

— Иуда! Я искал тебя…

— Зачем же, сир? Сказали бы, и я сам…

— Помолчи! Помнишь место, куда мы ездили вдвоем? Найдешь дорогу сам?

— У меня отличная память, ваше величество…

— Возьми лучших лошадей. Срочно, во весь опор, скачи к нему и скажи, что королева заболела. Пусть бросает все и немедленно… Ты понял?! Немедленно! Едет сюда. Я не знаю, что с ней. Я не могу оставить ее сейчас. Врачи ничего не понимают… Если Мерлин не… Найди его! Найди во что бы то ни стало!

— Можете положиться на меня, сир. Я найду его.

Но на прежнем месте Мерлина не оказалось. Напрасно я бегал по каменному лабиринту и звал его. Я даже, собрав волю в кулак, рискнул сделать несколько шагов по коридору, ведущему вглубь его чудовищной пирамиды, и долго кричал, едва не сорвав голос. Все было напрасно — Мерлин не отзывался. Было еще только одно место, где могли хоть что-то знать о судьбе волшебника. Как же я не хотел ехать туда! Но король ждал, а я поклялся отыскать чародея во что бы то ни стало…

Замок Морганы казался совсем небольшим. Скорее, это был огромный дом, обнесенный невысокой каменной оградой в человеческий рост. Ничего напоминавшего о принадлежности колдунье — светлые каменные плиты, стены, увитые плющом, огромные окна, затянутые странным материалом, прозрачным, как вода, и оттого делающие комнаты светлыми и просторными, ровные газоны. Разве что… тишина. Мертвая, пугающая. Здесь даже не было слышно птиц… Привязав коня у крыльца, я постучал в дверь. Она распахнулась тут же, словно меня ждали. На пороге, скрестив руки на груди, стоял огромный темнокожий мулат в красных шароварах.

— К леди Моргане от Его Величества, — доложил я.

Мулат чуть помедлил, словно прислушиваясь к неведомому для меня приказу, и, склонившись, жестом предложил войти.

Волшебница сидела в кресле у камина, вполоборота ко мне. Покосилась, не проявив особого интереса, но все же едва заметно кивнула, давая понять, что слушает.

— Я прибыл по поручению его величества, — сказал я. — Король поручил мне срочно найти Мерлина. В местах, известных мне, его нет, и я надеялся, что вы…

— Здесь его тоже нет, — с какой-то странной интонацией сказала Моргана. — И никогда не будет. Так и передай королю.

— Но, может быть, вы хотя бы знаете, где его искать? Его присутствие крайне необходимо в замке.

— Что случилось? Король решил открыть новую академию? — с нескрываемым сарказмом спросила она. — Или хочет узнать рецепт манны небесной, чтоб в очередной раз облагодетельствовать всех верноподданных?

— Королева умирает, — я решил, что не будет вреда, если я скажу ей правду. — Придворные медики бессильны. Что-то необычное… И помочь может только Мерлин.

Леди Моргана бросила на меня быстрый взгляд и тут же отвернулась. Закусив губу, она несколько минут о чем-то напряженно размышляла. Решившись, встала с кресла и быстро побросала в дорожный мешок какие-то снадобья, расставленные на каминной полке.

— Едем! — бросила она мне, направляясь к выходу.

— Но Мерлин…

— Мерлина больше нет, — жестко сказала она. — Я сама посмотрю леди Гайю.

— Как — «нет»?! А…

— Заткнись и следуй за мной!

У ворот уже била копытами тройка лошадей, запряженная в странную повозку. Давешний мулат услужливо распахнул перед волшебницей дверцу:

— Карета подана!

— Ты со мной? — кивнула мне на необычную повозку волшебница.

— Нет, с вашего позволения я…

— Как знаешь. Тогда поторопись, мои лошади — лучшие на Аввалоне.

И она не солгала: я потерял ее из виду в первый же час, хотя и гнал свою лошадь изо всех сил. Когда, полумертвый от усталости, я вбежал в покои короля, Моргана уже давно была там, а его величество, красный от ярости, впервые за все время, как я его знал, орал на женщину:

— …мозгов! И даже если б это был сам черт, стоило испытывать хоть каплю уважения если не к нему самому, так хотя бы к его чувствам и к тому, что он сделал для тебя! Ты никогда не думала, что это был единственный человек в мире, который тебя искренне любил?! Любил так, что не боялся пересудов, не боялся показаться смешным, не боялся… Да просто не боялся тебя любить! Ты могла отклонить его любовь, но наказывать за нее ты не смела! Ты совсем спятила от своей ненависти к Артуру. Я тоже ненавидел его, но годы сожрали эту ненависть. У меня нет комплексов и мне незачем соревноваться с ним, кто выше на стенку… залезет! Когда же ты излечишься от этого сумасшествия?!

— Когда он сдохнет, — тихо сказала Моргана. — А Мерлин бы этого не допустил. Я оторвала его от Артура и заманила сюда, но этого оказалось мало…

— Этого мало?! Есть хоть какой-то способ вернуть его?

— Не знаю… Вряд ли… В одном из далеких миров он нашел способ строить чудесные замки из облаков. Снизу — как обычное облако, а изнутри… Плывешь по небу, смотришь на все свысока… Когда он построил его для меня, я поняла, что это — шанс. Там его никто не найдет и не разбудит. У меня давно было приготовлено зелье, способное усыпить на долгие десятилетия даже самого Мерлина. И я напоила его этим отваром. Теперь он плывет где-то в небе, а снизу даже не отличишь это облако от любого другого…

— И что же теперь делать?

— Я сама осмотрю леди Гайю, — сказала Моргана. — Я научилась многому, Максим. Мерлин передал мне почти все свои секреты.

— Он был великим ученым, Матильда, — ярость короля уже прошла, и теперь он говорил тихо и грустно. — Странным, как и все ученые, но великим. И не таким уж плохим человеком — уж в этом можешь мне поверить. Он мог передать тебе свои знания, но вряд ли смог бы передать свой талант… Неужели тебе его совсем не жалко?

— Я пойду осмотрю леди Гайю, — сказала Моргана и, захватив свою дорожную сумку, вышла из комнаты.

— Мерлина больше нет, сир? — позволил я себе привлечь внимание короля.

— Нет. Нет еще одного из тех, кто сделал Аввалон — Аввалоном. Остались лишь я и леди Гайя. Все уходят, и этого не остановить… Но ее я удержу! Любой ценой! Даже ценой собственной жизни! Она — единственное, что у меня осталось. Без нее мне просто больше нечего здесь делать… Нечего и незачем…

Одним глотком он осушил кубок с вином и тут же налил другой…

— Ваше величество, — предостерег я, но тут вернулась Моргана.

По ее лицу было видно, что хороших новостей ждать не приходится. Король осторожно поставил недопитый кубок на стол и кивнул:

— Говори.

— Она умирает, — сказала Моргана.

— Что с ней?!

— Ничего. Леди Гайя абсолютно здорова. Просто… она умирает.

— Так не бывает!

— Бывает. Ее биологические часы давно прошли. На этом острове время течет не так, как везде, к тому же она — королева Аввалона. Но волшебная энергия, подпитывающая жителей Острова Яблонь… как еда. Если ее не принимать… А она не хочет. Она устала. Устала жить. Она сама зовет свое время.

— Но почему?! У нее все есть. Любое ее желание будет выполнено так быстро, как это только возможно… Почему?! Неужели…

Он замолчал, вглядываясь в какие-то неведомые для нас дали. Молчала и Моргана, и в первый раз я видел на ее лице выражение, даже отдаленно не напоминающее ненависть. Ее рука ласково коснулась плеча короля, и он вздрогнул, словно пробуждаясь.

— Иди к ней, — сказала Моргана. — Осталось не так много, но ты успеешь проститься…

— Проститься?! — вскинул голову король. — Нет! Я не отпущу ее! Она не может… не должна…

Повернувшись, он выбежал из зала.

— Присмотри за ним, Иуда, — попросила Моргана. — Я не могу здесь остаться — он будет винить меня в уничтожении Мерлина и, как следствие, в смерти леди Гайи. А сейчас ему очень будет нужен кто-то рядом… Это будут нелегкие годы… Но время стирает все… Прощай, Иуда. Береги его.

Напуганный этим пожеланием, я поспешил к покоям леди Гайи. Сквозь распахнутую настежь дверь я увидел короля, стоящего на коленях у постели умирающей.

— Я прошу тебя! — доносился до меня его горячечный шепот. — Я заклинаю! Дай мне хотя бы шанс! Ты даже не представляешь, как нужна мне! Я был таким самонадеянным идиотом! Я думал, у нас еще столько времени!.. Сейчас я сделаю все по-другому, иначе!.. Поверь: я смогу!

— Я верю вам, ваше величество, — послышался в ответ ее тихий голос. — Но это уже не в моей власти. Просто я очень устала. Дни за днями, год за годом… Мерлин зря ищет Дорогу Сновидений… Вечная жизнь — проклятье, если в ней нет любви…

— Я дам тебе любовь! Неужели же я тебе совершенно безразличен?! Неужели я опоздал настолько?! Но… хоть скажи… если б я не был так слеп тогда… скажи: ты смогла бы полюбить меня, а не… его?..

— Простите меня, сир, я не хотела причинить вам боль. Может, я сама все придумала, со скуки. А может… сердцу ведь не прикажешь…

— А для меня в твоем сердце совсем нет места?

— Есть. Вы очень хороший человек… Максим. И знаете что… Я не права. Я смогла бы вас полюбить.

— Правда?

— Конечно, правда.

— Не уходите, Гайя! Прошу вас! Умоляю!

— Обещайте мне, ваше величество…

— Все, что угодно!

— Обещайте, что больше не будете пить. Это удел слабых. Вам не к лицу.

— Клянусь! И это — все? И вы…

— Ваше величество! — раздался сзади меня перепуганный вопль, и я едва успел поймать за шиворот стремившегося влететь в королевские покои слугу, явно обезумевшего от страха. — Ваше величество!

— Уйди, дурак! — яростно зашептал я, но он словно не слышал меня, продолжая истошно вопить:

— Ваше величество! Там такое!.. Через портал!.. Без вашего позволения не должно, а оно лезет и лезет!.. Я не знаю, что это… Ваше величество!..

— Не бойтесь, — сказала королева. — Пропустите его. Это за мной.

Король медленно поднялся на ноги и упрямо покачал головой:

— Нет!

— Пропустите, Максим, — попросила она. — Вы все равно не сможете его остановить. Это же время. Просто время…

— Я хозяин этого острова, — сказал король. — И мне наплевать, кто хочет войти в его пределы — человек или время. Надо будет — я остановлю и время!

— Дурачок, — слабо улыбнулась леди Гайя. — Какой же вы еще ребенок, Максим…

— Подождите меня, — сказал король. — Я скоро вернусь. Я отправлю это… эту… обратно, ко всем чертям, и вернусь! Я сейчас! Я скоро!

Бегом он устремился к заветной двери. Оттолкнув перепуганного слугу, я бросился следом за королем.

— Ваше величество! — я успел схватить его за край плаща, когда король уже распахивал дверь. — Опомнитесь! Это же — время! Вы же не можете выйти на бой с временем?! Как вы… против него?..

— Прочь! — он оттолкнул меня, и я ударился о стену так, что в голове у меня помутилось, и лишь огромным усилием воли я не потерял сознание.

С трудом поднявшись на ноги, потянул ручку двери, за которой скрылся король…

По ту сторону творилось невообразимое. Что-то бесформенное, светло-серое, как болотный туман, клубилось у самых ворот и уже тонкими струйками просачивалось сквозь раскаленный докрасна портал. Но это не было просто «дымом». Не знаю, как объяснить, но при первом же взгляде было ясно, что это — живое. Даже не то чтобы живое, но… непобедимое, бездумное, беспощадное… И оно текло и текло сквозь портал, затягивая своими клубами маленькую горную площадку.

— Назад! — холодным, ненавидящим голосом приказал король. — Назад, тварь! Ты ее не получишь! Сюда тебе не пройти!

В глубине клубов послышалось нарастающее, утробное ворчание, словно исполинский голодный зверь принимал вызов на бой. Туман стал гуще, темнее, где-то мелькнули первые искры…

— Я сказал — назад! — король медленно вытащил из ножен меч и отвел его в сторону, готовя для первого удара. — Ты не пройдешь!

В глубине туманной массы словно прокатился далекий гром. Казалось, потемнел даже воздух…

— Ну что ж, — король наклонил голову и сделал шаг вперед…

И тут наконец я потерял сознание, милосердно избавляемый беспамятством от участия в дальнейших событиях…

Глава 12, в которой герой рассказывает писателю подлинную историю короля Артура

…Нет дороге окончанья, Есть зато ее итог. Дороги трудны, Но хуже без дорог… Ю. Визбор

Глядя на мое ошеломленное лицо, рассказчик невесело усмехнулся:

— Да, я понимаю, как это нелепо звучит. Все равно что Дон Кихот, выходящий на бой с ветряными мельницами…

— Нет-нет, что вы, — поспешил заверить я. — Это был очень… нестандартный поступок: выйти на бой со временем. Не ваша вина, что оно неодолимо…

— Я остановил его.

— Что?!.

— Я остановил его, — повторил он. — Я не знаю всех этих законов природы… Наверное, я действительно был крепко связан с Островом, а если мы не хотим оба… Одним словом, я задержал время. А потом, не выдержав, взорвался портал. Не вынес перегрузок. Больше никто не мог войти или выйти с Аввалона.

— Значит, леди Гайя…

— Она умерла, — сказал Максим. — Я смог остановить время, но не смог удержать ее… Безответная любовь встречается куда чаще счастливой — увы! Здесь нет надежных рецептов или советов. Женщина или любит, или нет. Она любила Артура. Но честь не позволила ей остаться с ним, а я… я все делал неправильно. И все слишком поздно.

— А Артур? Что стало с ним? — спросил я, чтоб хоть как-то отвлечь его от грустных мыслей.

— Что с ним может статься? Жил. Вы никогда не слышали, как искажаются легенды? Геракл совершал подвиги, искупая убийство своей жены, детей и друзей, а молва приписала это приказам его «жутко злого брата». Одиссей не только не хотел воевать, но даже прикидывался безумным, чтобы избежать этого, а остался в памяти как один из главных героев троянской войны. После презрительной фразы «Если ты так умен, то почему так беден?» разозлившийся Диоген, на спор, разбогател за месяц, но фраза осталась синонимом бедного таланта. Фраза «Даже жена Цезаря не может быть вне подозрений» со временем приобрела прямо противоположный смысл. Все понятия перепутаны и подменены. Денница поработал на славу. Настоящий король Артур не был ни героем, ни злодеем. Он был плоть от плоти дитя своего времени. И он был великим королем. Ему приписывают поиски Грааля и прочие «подвиги» блудных рыцарей… Нет. Понимая, насколько ослабит страну отток лучших воинских сил, он старался удержать рыцарей от этих сумасбродных затей. В старых легендах есть все, о чем я рассказал, но мало кто читает сейчас первоисточники. Скоро, как американцы, «Войну и мир» будем изучать по комиксам… Артура называют самым легендарным христианским королем, а между тем, на полном основании он имел большие неприятности от Рима. Мордреда принято считать злодеем, а между тем, старые хроники воспевают его как одного из главных и благороднейших рыцарей своего времени. Ланселот и Гвиневера, заслужившие в народе венец «несчастных возлюбленных», по сути, были обычные предатели, насвинячившие за спиной того, кто их любил. Увы, но я не уверен, что в той странной истории с отравленными яблоками Гвиневера была полностью невиновна. Уж если благородный и преданный всей душой Гавейн тогда отшатнулся от нее… Рыцарский суд по этому делу выиграл Ланселот, но это был нечестный поединок, ибо его соперник, сэр Мадор, был несравненно слабее… Королю не раз говорили о любовной связи его жены с Ланселотом, но он верил ее клятвам и… выставлял себя на посмешище. Королевство слабело, дикие племена совершали набеги на пограничные города. Огромный штат вечно шляющихся по миру рыцарей породил непомерные налоги, и, как следствие, разорял крестьян и ремесленников. Мордред принимал гибель Британии слишком близко к сердцу. Он многократно пытался обратить внимание Артура на катастрофическое положение дел в стране, но король видел лишь свою Гвиневеру. Примерно так было с Николаем Вторым, накануне революции в России. Тогда Мордред пошел на крайние меры и установил за Ланселотом и Гвиневерой слежку. Ему не пришлось долго ждать: в одну из ночей Ланселота застали в спальне королевы. Зная, что свидетелям Артур просто не поверит и обманщики снова выйдут сухими из воды, Мордред с несколькими рыцарями попытался арестовать Ланселота. Надо отдать последнему должное — он был отличным воином. Безоружный, окруженный несколькими десятками отлично подготовленных рыцарей, Ланселот сумел завладеть оружием и доспехами сэра Колгреванса из Гора и, убив многих, вырвался из замка. С ним бежали два десятка его друзей. Круглый стол распался. Вина Гвиневеры была очевидна и отягощена убийствами, поэтому королю все же пришлось назначить суд. Ее приговорили к смерти, но Ланселот организовал побег, напав на замок во время казни. Большинство рыцарей Артура было безоружно, и люди Ланселота убили многих и многих, не слишком заботясь о правилах рыцарской чести. Лучший воин Артура, благородный сэр Гавейн, поклялся убить Ланселота. Собрав войско, Артур последовал за убегающей королевой и ее вероломным возлюбленным. Осада замка Ланселота длилась пятнадцать недель. В одной из схваток Артур был тяжело ранен. Эта братоубийственная война могла принести гибель христианскому владычеству в Британии, и тогда вмешался папа римский. Под угрозой отлучения от церкви он приказал прекратить боевые действия, а Ланселоту было приказано вернуть Гвиневеру законному супругу. Ланселот не посмел ослушаться. Он вернул Гвиневеру, и даже просил Артура простить его, но оскорбленный король отказал. Ланселот и его рыцари уехали во Францию, где Ланселот владел замком Бенвик. Артур все же не смог примириться с нанесенным ему оскорблением и, едва оправившись от ран, ослушался приказа Рима, собрав новое войско. Оставив Мордреда управлять Британией, он вторгся во Францию и, сжигая все на своем пути, добрался до замка Ланселота. Это была очень долгая война, вытягивающая последние силы и деньги из Британии. Получивший власть Мордред срочно занялся реформами и в кратчайшее время сумел настолько выправить положение, что оставшиеся в стране рыцари и бароны потребовали от него узурпировать власть. Мордред не был властолюбив, он просто был патриотом своей страны. И не был трусом. Он принял на себя эту ношу, прекрасно понимая, к каким последствиям это приведет. Выступить против самого Артура рискнули бы немногие… Узнав о перевороте, Артур повернул войско в Британию. Но Британия больше не желала возвращения своего сумасбродного короля. Все оставшиеся рыцари, бароны и даже ремесленники с крестьянами встали на пути отлично вооруженной и закаленной в боях армии Артура…

— А что же вы делали все эти годы?

— Я?.. Ничего. Просто жил. Просыпался утром, засыпал вечером. Когда приносили еду — ел. Расстилали постель — спал. Остальное время сидел у камина или бродил в парке. Я не хотел видеть людей и практически не выходил из замка. Говорят, когда дело разрастается до определенных размеров, оно вполне может обойтись без своего основателя. Аввалон жил сам по себе, я — сам по себе…

Глава 13, продолжение записей Иуды Истероя, сына Исаака из рода Авраама, сенешаля замка Волчьи Ворота

Никем не узнан, не любим, сомненьями богатый, я жил смотрителем равнин и сторожем заката… Ю. Визбор

…Замок опустел. После смерти леди Гайи его величество распустил слуг. Академию он перенес под патронаж близлежащего города, чиновников и двор переместил на другой конец острова, распределив между ними свои полномочия, и над Волчьими Воротами повисла неслыханная доселе тишина.

Король избавился бы и от меня, если б нашел в себе хоть немного сил для сопротивления. Но я поставил сира перед фактом, что единственный способ убрать меня от его персоны — это отправить на плаху, а король был настолько погружен в воспоминания, что не удостоил мой бунт должным вниманием, и я остался в замке. Так мы остались вдвоем в этом опустевшем и холодном доме. По утрам я топил камин в спальне сира, готовил ему завтрак, грел воду для умывания, стирал, сам ходил за продуктами в ближайшее село… Дни текли размеренно и однообразно. Король, как послушный ребенок, следовал моим указаниям: ел, когда я звал его к столу, спал, когда я расстилал ему постель, и целыми днями сидел у камина с гитарой в руках, негромко напевая свои странные песни… Я боялся за него. Король больше не смеялся, не гневался и не интересовался судьбой Аввалона. На его лице словно застыла какая-то странная, отстраненно-грустная улыбка. Погреба стояли до краев забитые отличнейшим вином, но его величество больше не интересовался даже им. Под благовидными предлогами я приводил в замок самых прекрасных девушек Аввалона, но король обращал на них внимания не больше, чем на стоявшие в углу доспехи. Иногда мне даже казалось, что он решил последовать примеру королевы и просто уйти из этой жизни, но Остров не отпускал его, и король просто терпеливо ждал…

Дни текли за днями, складывались в недели, перетекали в месяцы и годы… Был один из многих, похожих на другие, дней. Осень широкими мазками раскрасила леса и сады Аввалона в закатные цвета. Воздух пах яблоками и мокрой землей. Второй день шел дождь, и в замке было сыро. Поставив на поднос горячий травяной чай, я толкнул тяжелую дверь королевской опочивальни. Его величество, по обыкновению, сидел в огромном резном кресле, придвинутом к камину, и, перебирая струны гитары, негромко напевал:

…Просто нечего нам больше терять. Всё нам вспомнится на Страшном Суде. Эта ночь легла, как тот перевал, за которым исполненье надежд. Мы затопим в доме печь, в доме печь, мы гитару позовем со стены. Всё, что было, мы не будем беречь, ведь за нами все мосты сожжены. Все мосты, все перекрестки дорог, все прошептанные клятвы в ночи… Каждый предал всё, что мог, всё, что мог, мы немножечко о том помолчим…

Неодобрительно покачав головой, я поставил поднос на столик, закрыл распахнутое настежь окно, сквозь которое дождь заливал подоконник и пол, поворошил поленья в камине.

Насмешливо покосившись на меня, король продолжал:

…И войдет слуга с оплывшей свечой, ставни скрипнут на ветру, на ветру… Ах, как я тебя люблю горячо, годы это не сотрут, не сотрут… Видно, прожитое прожито зря… Но не в этом, понимаешь ли, соль. Видишь — падают дожди октября, видишь — старый дом стоит средь лесов.

— Ваше величество! — не выдержал я. — А давайте я принесу из погреба бутылочку вина и сделаю вам горячий глинтвейн? Я тут прикупил, по случаю, отличное вино… Чудо что за вино! А?..

— Ты же не одобрял, когда я пил?

— Мало ли что я не одобрял… Если меня слушать, так надо праведней отца Патрика быть… А вино и впрямь отменное…

— Не надо, Иуда. Я дал ей слово, что больше не буду пить.

Я неловко переступил с ноги на ногу и все же осмелился осторожно напомнить:

— Ваше величество, леди Гайя умерла…

— Но я-то жив…

— Ну, тогда…. Может, на ужин приготовить что-нибудь особенно изысканное? Чего ваша душа желает?

— Душа? — переспросил он. — Душа… Готовь, что хочешь, Иуда. Я — послушный мальчик, я все съем.

— Послушайте, но нельзя же так! — вскричал я. — Вы здесь, как в склепе, себя заживо похоронили! На улице…

— На улице — дождь, — пожал он плечами, — тот же самый дождь. И те же самые люди. Они так же едят, так же пьют, так же смотрят на огонь… Кто-то из них еще мечтает, любит, надеется… но и это пройдет…

— Вам надо как-то развеяться!

— Да? А от чего? От жизни? От памяти? Ладно, Иуда, не забивай себе этим голову, ступай…

— Ваше величество, — вкрадчиво приступил я к исполнению давно задуманного плана, — я тут наводил порядок, и нашел в сундуках одну интереснейшую рукопись о сказочных похождениях восточного императора Гаруна аль Рашида…

— Я читал.

— Да? Тогда, должно быть, вы вспомните о его приключениях, когда они с визирем переодевались бедняками и неузнанными странствовали по своим владениям, выявляя ошибки своих управляющих и наблюдая за истинным положением дел в государстве.

— Меня давно не интересуют государственные дела, Иуда, — сказал король. — Я сделал для Аввалона все, что мог, а мелкие огрехи, подлости, лень и стяжательство на местах меня мало заботят. Пусть учатся обходиться сами.

— Но вы не выходили из этого замка уже больше трех лет!

— Да? Как летит время…

— Ну, вот что! — я подбежал к стоящим вдоль стены сундукам с королевской рухлядью и принялся выбрасывать из них одежду. — Вы можете меня казнить, сир, но сегодня я вытащу вас из замка! Нет, это не подойдет… Ага, вот это… Это… и это… Вам надо развеяться! Вы здесь скоро с ума сойдете! Зачем Аввалону сумасшедший король?! Я с вами в одном замке спать буду бояться! Придушите ненароком, или загрызете… Казнить там, голову срубить, или четвертовать — еще куда ни шло, но чтоб вы с выпученными глазами и капающей слюной за мной по замку гонялись — увольте!.. И вот этот плащ… На улице дождь — как раз уместно будет, и нас никто не опознает. Вы сойдете за знатного, но бедного сеньора, а я… а я слугой при вас. Мне эта роль немного знакома. Одевайтесь, ваше величество!

К вечеру мы добрались до одного из небольших городков на побережье острова. По пути заезжали в села, останавливались поболтать с работающими в полях крестьянами. Ничего интересного, но от пребывания на свежем воздухе у его величества хоть румянец на щеках появился, и глаза из равнодушных стали почти прежними — ироничными, внимательными, любопытными. От долгой поездки разыгрался аппетит, и приметив более или менее приличный постоялый двор, я предложил королю перекусить и заночевать здесь. Мы доверили коней слуге и прошли в трактир. С трудом найдя свободное место (можно было подумать, что по окончании рабочего дня все мужское население города ринулось сюда, не желая коротать вечер с любимыми женами), заказали трактирщику обед.

Публика здесь собралась разномастная — крестьяне, ремесленники, торговцы и чиновники, но одеты все были добротно, заказы делали не скупясь, на что я и поспешил обратить внимание короля.

— Да, это типичные бюргеры, — с какой-то странной интонацией согласился сир. — Что ж, во всяком случае, на Аввалоне голодающих я не видел…

— Завтра праздник, Фома, — напомнил своему соседу сидящий за столиком напротив нас толстяк. — День святого Дихеувира.

— Да, — кивнул Фома. — Я уже и подарок жене в мастерской академии заказал — часы с кукушкой.

— Ох уж эти академики, — скривился толстяк, — и зачем их только магистрат кормит? Лучше б деньги на какое-нибудь благое дело пустили. Церковь открыли, или, там, монастырь…

— Не скажи, брат Фофелбот, — возразил Фома, — безделушки-то они забавные мастерят.

— Да, почудил наш король в свое время, — благодушно согласился Фофелбот, — сейчас и вспомнить смешно…

Я гневно выпрямился, порываясь встать, но король положил мне руку на плечо, удерживая меня и с явным интересом прислушиваясь к их разговору.

— Когда смешно, а когда и не очень, — вклинился в разговор мрачного вида мужчина, сидевший за столиком слева от нас. — вы бы поменьше языками мололи! Черный Король — он Черный Король и есть. Забыли уже, как он вольных стрелков по опушкам леса развесил?

— Так он и своих не особо щадил, — подал голос долговязый верзила справа. — Вспомните сэра Глендауэра, или сэра Дебля…

— Да, «христианским» нашего короля не назовешь, — согласился Фома. — Не зря они с королем Артуром так друг друга ненавидят. Даже отца Патрика с Аввалона выжил…

— Это ложь! — не вытерпел я. — Отец Патрик сам уехал! Его отозвал Рим!

— Тебе откуда знать? — хмыкнул Фома. — Неизвестно, жив ли он вообще… А для отвода глаз каким-то Римом прикрылись… Кто его вообще видел — Рим-то этот. Может его и нет вовсе, одно название… Недаром же Черный Король с колдуном Мерлином и феей Морганой якшался…

— Без нечисти здесь не обошлось, — авторитетно заверил Фофелбот. — Старого короля убил, леди Гайю в башне заточил, где она до самой смерти слезами горькими умывалась. Так бедняжка и зачахла, света белого не видя… А теперь и вовсе слуг разогнал, явно затевает что-то. Сэр Томас в свое время так же к делам своим черным готовился… Ох, что-то ждет Аввалон — чует мое сердце.

— Помните, как он у короля Артура жену выкрал? Если б не доблесть рыцарей Круглого Стола….

— А сколько раз посылал Моргану убить Артура?

Растерянный, я крутился из стороны в сторону, пытаясь найти хоть кого-то, кто встанет на защиту своего короля, но поток сплетен все громоздился, вырастая в неприступную башню лжи, и разрушить ее уже было невозможно.

— Пойдемте отсюда, сир, — шепнул я королю, — ну их… идиоты какие-то…

Король молча встал и направился к выходу. Заинтересованность, появившаяся было на его лице, вновь уступила место равнодушию и усталости.

Я расплатился с хозяином таверны, подал королю стремя и мы направились в обратный путь. Я молчал, проклиная себя за эту затею с вылазкой в город. Развлек короля, болван! Да и эти пустобрехи хороши: была бы в их словах хоть капля правды — сидели бы уже на кольях вокруг корчмы и ворон кормили… А меня — первого из них — за непроходимую тупость! И, опустив пылающее от стыда лицо, я следовал за королем в сгущающуюся темноту ночи…

В замок мы вернулись лишь под утро. К моему великому удивлению, вместо прохладного сумрака опустевших залов нас встретил запах ароматного мяса, мерцающий свет десятков свечей и невесть откуда льющаяся негромкая музыка. В тронном зале за богато накрытым столом сидел высокий симпатичный юноша и жизнерадостно уплетал выставленные перед ним яства. Наше появление неизвестный наглец приветствовал наполненным до краев бокалом с вином.

— Кто вы такой, сэр?! — вскричал я, оправившись от первого шока. — И как вы посмели проникнуть в королевский замок?!

— Оставь его, Иуда, — остановил меня король. — Это мой гость. Я давал ему право являться сюда без приглашения.

Теперь уже и я смутно припомнил, что уже видел этого молодого нахала в нашем замке много лет назад. Именно с его участием провели ту редкую, но безумно веселую ночь Его Величество и отец Патрик. Странно только, что незнакомец совсем не изменился за эти годы… Но, может быть, хоть он сумеет развеять грусть короля? Ах, если б это было так! Тогда можно было бы простить и этот незваный визит, и самоуправство на кухне, и… Я многое простил бы этому самоуверенному красавцу.

Приняв у короля промокший плащ и подав ему сухую обувь, я с поклоном удалился. Но распиравшее меня любопытство не дало найти мне приют в теплой постели, а направило в соседний зал, где, хоть и с трудом, но можно было услышать беседу короля с его таинственным гостем…

— …не понимаю, чего же ты ждал? — расслышал я голос незнакомца. — Я говорил, что розами твой путь усыпан не будет. Ты выполнил свою работу, и, как я предполагал, лучше тебя с ней бы не справился никто.

— Ты не будешь любезен вернуть свой прежний вид? Я как-то не могу привыкнуть к этому твоему вечно юному маскараду.

— Да пожалуйста… Кстати, у того же Артура дела в королевстве и вовсе швах.

— Я не злопамятен.

— Тогда откуда столько сплина?

— Если ты не заметил, то я потерял все: друзей, женщину, которую любил… и даже былой враг мне уже не враг… Я словно умер, хоть и жив…

— Но ты выполнил условия нашего договора. Не пустил наглого и жестокого юнца нести свои амбиции в мир, и вместо него мы получили мудрого, переболевшего честолюбием короля Артура, на много веков вперед заложившего образ рыцаря в сердца людей. Кем бы он был, если б не ты и твой Аввалон? Каким был бы мир? Ты создал легенду, Максим. Об этом никто, кроме тебя и меня, не узнает, но дело сделано. А Аввалон… Сэр Ромул был Основателем, ты — Управителем… Придет кто-то, кто разбудит свет и в их душах. Теперь ты понимаешь меня? Я годами и столетиями занимаюсь тем, за что меня ненавидят. Я давно потерял всех друзей и всех врагов. Я не враждую ни с кем. Все враждуют со мной. У нас с тобой был договор. Ты его выполнил честно. Я — тоже.

— Да, но если б я знал, что будет…

— То пошел бы в тюрьму, потом работал сторожем, спился и закончил жизнь в бреду белой горячки? Я дал тебе удивительную жизнь, полную приключений, опасностей и даже любви. Многие бы позавидовали тебе. А конец есть у всего. Если б самая прекрасная в мире песня длилась вечно, она бы надоела. Вкус любимого блюда, подаваемого ежедневно, рано или поздно вызвал бы отвращение.

— И все-таки… здесь что-то не так…

— Это — жизнь. Не сказка, а жизнь.

— Мне собираться в обратный путь?

— Спешки нет. Но… я думаю, история подходит к концу. Тебе недолго осталось терпеть, и ты вернешься домой с обещанной мной наградой. Кстати, если не секрет: что ты выбрал? Слиток золота с бочонок величиной? Самый огромный алмаз в мире? Как я знаю, Грааль тебе так и не принесли?

— Его и не могут принести. Он достается лишь… скажем так: некоторым. Я мог его получить, но…

— Так уж и мог бы?

Из-за двери вдруг полыхнуло ослепительным огнем, и голос таинственного гостя наполнился изумлением:

— Но как?! Это же…

— Сложно объяснить, — устало сказал король. — Страдания очищают душу и все такое «бла-бла-бла»… тебе это не нужно знать, это — из другой оперы… Он дается тогда, когда личная нужда в нем исчезает, но приходит осознание того, что подобные вещи надо беречь от неразумных. Аввалон — лучшее место для его хранения.

— И ты от него отказываешься?!

— А зачем он мне? Пусть остается здесь, на рубеже волшебного мира. Может, его найдет тот, кому он нужен…

Свет, струящийся из-под двери, погас.

— И что же ты выбрал в награду, если отказался даже от Грааля?

— Вот это.

— Но это… Это же портрет…

— Да, это портрет леди Гайи. С твоего позволения, я возьму его с собой.

— Ну… Это уже твое дело… Что ж, пора нам прощаться. Спасибо тебе за помощь, владыка Аввалона.

— И тебе спасибо, Денница… Не знаю, что было бы лучше: встретить тебя или не встретить, но… История сослагательного наклонения не имеет, как говорили в моем мире. Ты выполнил свои обещания, и у меня нет к тебе претензий, Князь Мира Сего. Прощай.

За дверью стало тихо. Я стоял в оглушающей тишине, и мое сердце билось так громко, что я испугался, как бы его стук не привлек внимания сидевшего в соседнем зале короля. А теперь, когда мне открылась его страшная тайна, это в мои планы совсем не входило. Стараясь двигаться как можно тише, я пробрался в свою комнату и быстро покидал в дорожную сумку самые необходимые вещи. Я не стал брать даже накопленные за годы труда деньги и отказался от лошади, лишь бы быстрее и незаметнее покинуть замок, ставший прибежищем самого Сатаны. Прокравшись по коридорам, я сбежал по лестнице и, уже приоткрыв дверь, оглянулся на прощание… Король стоял на верхней площадке лестницы и, скрестив руки на груди, смотрел на меня. Тень скрывала его лицо, а мое было на свету, и, видимо, его величество прочел на нем достаточно… Он молча кивнул мне и пошел прочь, в глубины опустевшего замка. Я помедлил мгновение, но взял себя в руки и решительно вышел на улицу, плотно прикрыв за собой двери. Больше я никогда не видел того, кого в народе называли Черным Королем, Владыкой Аввалона…

Глава 14, в которой герой делает последний, прощальный подарок Аввалону

Когда горит звезда с названием «беда», когда бессильны все машины века, когда в беде такой надежды никакой, тогда надежда лишь на человека. Ты не брось меня в страшной беде, когда силы мои на исходе. Человек состоит из людей, что однажды на помощь приходят. Ю. Визбор

Я проснулся от явственного ощущения, что в комнате я не один. Приподнялся на локте, вглядываясь в предутреннюю сероватую мглу, и изумленно покачал головой:

— Вы мне снитесь, Мерлин, или законы природы кто-то отменил?

— Что вы знаете о законах природы, Максим, — вздохнул Мерлин, вставая с кресла и откидывая с головы капюшон. — Свет включить?

— Сделайте одолжение.

По всему залу разом вспыхнули два десятка свечей. Мерлин оглядел мое пристанище, зябко передернул плечами:

— Спите в одежде… В комнате не убирались годами… Как вы здесь живете?

— Я не живу. Я жду. А вы, как очевидно, все же изыскали способ вернуться?

— Время.

— Что?

— Не «способ», а «время». Неужели, Максим, вы всерьез думали, что какая-то, пусть даже очень талантливая девочка, сможет усыпить меня моим же снадобьем и заключить меня в моем же творении? Я просто подтолкнул ее к этой идее, чтоб ей не пришлось экспериментировать с какими-нибудь на редкость гадостными заклинаниями. Мы творим свою судьбу сами, надо только запастись терпением и желанием. Девчонке требовалось время остыть. Подумать. Научиться терять. Мы не ценим того, что имеем. Зато, утратив…

— Понятно. А почему так долго?

— У меня в запасе очень много времени, Максим, — пожал плечами Мерлин. — Какой смысл спешить?

— Вы мне были нужны.

— Я слышал о вашем горе. Примите мои соболезнования. Но я ничем не смог бы помочь вам, Максим. Есть вещи, которые нельзя изменить.

— А как же ваша Дорога Сновидений? Вы говорили про миллионы миров, неужели среди них нет параллельных? Мы ведь и сейчас не в моем мире, да, Мерлин? Денница лишь копирует и интерпретирует…

— Не совсем так, хотя довольно близко к истине, — согласился чародей. — Вы хотите попасть туда, где леди Гайя еще жива? Но знаете ли вы символ этого мира? Так сказать, «название станции», до которой стремитесь добраться?

— Я готов искать его столько, сколько потребуется.

— Это на Аввалоне время замедляет бег, но вы все же не забывайте, что смертны.

— Но душа-то бессмертна…

— И вы готовы быть возле нее бесплотным «ангелом-хранителем»? К тому же, ваши поиски займут время, драгоценное не только для вас, но и для леди Гайи. Вы не боитесь опаздывать раз за разом? Нет, Максим, вам нужен символ этого мира.

— И все же, это возможно?

— Я вам уже говорил: дорог, ведущих в одну сторону, не бывает. Вы были добры ко мне. Наверное, единственный из всех… Я постараюсь что-нибудь придумать. Но я пришел не только за этим.

— Мне пора?

Мерлин кивнул.

— Когда?

— Это зависит от вас. Вопрос с вашим преемником еще не решен.

— Кто им будет?

Мерлин пожал плечами и выглянул в окно. Где-то внизу по булыжной мостовой прогрохотали колеса кареты. Гулко хлопнула входная дверь, и буквально минуту спустя в зал вбежала встревоженная Моргана:

— Где он?! Что с ним?! — набросилась она с порога на Мерлина. — Да говори же наконец, несносный ты старик!

— Я позволил себе пригласить еще и леди Моргану, — пояснил мне Мерлин. — Происходящее сейчас касается и ее тоже. Дело в том, что за время отсутствия Артура подданные уговорили-таки Мордреда занять трон Британии, сместив отца, и обещали ему военную поддержку. Остатки войска Артура высадились сегодня утром в Британии и сразу двинулись к резиденции Мордреда. В распоряжении юного правителя была лишь дворцовая стража, но при известии о возвращении Артура была объявлена всеобщая мобилизация. Как ни печально говорить, но оружие в руки взяли все, от мала до велика. В Британии очень мало довольных правлением Артура… Войско Мордреда (если это можно назвать войском) в полтора раза превосходит армию Артура, но, несомненно, уступает ему в подготовке и вооружении. Полчаса назад армии встретились под Кемланом. Впрочем, смотрите сами…

Он взмахнул рукой и стены комнаты исчезли. Мы словно стояли посреди огромного поля, незримые для тысяч и тысяч окружавших нас людей.

Справа от нас по вершине холма рассыпалось войско Мордреда. Мерлин не зря называл его «ополчением»: рыцарей я насчитал не более трех десятков. Еще менее трети его составляли легко вооруженные пехотинцы — видимо, стражники, лесничие и прочий «полувоенный» люд. Большинство же было вооружено чем попало. Я заметил здесь и седобородого старика с серпом, и совсем молоденького юношу с жалким подобием пращи в руках, и толстого, болезненного вида булочника с деревянными вилами…

Армия Артура, несмотря на меньшинство, выглядела не в пример более грозно. Плотные ряды воинов блестели наконечниками длинных копий и железной стеной лат. Покрытые шрамами лица были надменны и суровы. Впрочем, они стояли ниже армии Мордреда, у самого склона холма, и сквозь показную браваду явственно проступала усталость, вызванная многомесячными схватками и походами. В задних рядах я заметил много покалеченных, замотанных окровавленными тряпками бойцов, с явным трудом удерживающих оружие. Невеселым было их возвращение на родину, где им никто был не рад и никто не ждал.

Мордред и король Артур стояли в центре, между двумя войсками, не доходя друг до друга всего пару шагов. Скрестив руки на груди, бледный, но решительный Мордред твердо смотрел в глаза отца, гневно выговаривающего ему что-то.

Я вздрогнул, увидев, насколько постарел король. Обветренное, загорелое лицо Артура избороздили глубокие морщины. Когда-то огненно-рыжие волосы свисали на плечи грязно-белыми сосульками. Он сильно потучнел и казался теперь скорее толстым… Посеченные латы явно давили на широкие плечи старика.

— …без совести все равно не построишь! — донесся до нас раскатистый бас Артура.

Мордред обернулся, указывая назад, на свое разношерстное войско:

— Вот она — совесть! Война не их дело. Даже втроем они вряд ли одолеют одного рыцаря, но они все же вышли сюда. Вышли, чтоб ценой своей жизни не пустить тебя обратно. Как ты думаешь — почему?

Артур обвел глазами притихших людей. Его взгляд скользил по лицам тех, кем он правил все эти годы, ради кого воевал, интриговал, строил и разрушал… И, видимо, было в этих лицах нечто, заставившее сурового короля опустить глаза. Чуть помедлив, он повернулся и посмотрел на серые от усталости лица своих воинов.

— Не знаю, — после долгой паузы сказал он Мордреду. — Я хотел… не этого. Я хотел, чтоб в моем королевстве все были счастливы… Я старался делать для этого все…

— Я знаю это, отец, — ответил Мордред.

— Тогда почему… Впрочем, ладно, — король устало махнул рукой. — В конце концов, ты — мой родной сын и наследник. Династия продолжается. Я действительно устал и, видимо, утратил ясное понимание того, что происходит в Британии. Я хотел дать им основы нравственности, морали, мечты… А здесь еще надо было строить и строить… Я согласен отдать тебе власть над Британией. Себе оставлю лишь…

И в этот злосчастный миг один из рыцарей Артура вскрикнул, увидев выползающую из норы прямо под его ногами, змею. Выхватил меч, взмахнул, намереваясь разрубить изготовившуюся к броску гадину, и… сразу полдюжины стрел вонзились в его грудь.

Ах, если б воины Мордреда были хоть немного более обучены, немного более хладнокровны, менее испуганы славой легендарного короля, глядишь, может, и не случилось бы этой страшной трагедии. Но блеск обнаженного меча словно разрубил напряженные, как струны, нервы ополченцев. Тучи стрел и камней взметнулись с обоих концов долины, а вслед за ними устремились навстречу друг другу и войска Британии…

Камень, брошенный чьей-то меткой рукой, попал точно в грудь короля Артура. Сбитый с ног, он покатился по косогору, но тут же, невредимый и разъяренный, вскочил на ноги, бросаясь в гущу вспыхнувшей схватки.

А Мордред стоял посреди этой бойни, по-прежнему скрестив руки на груди и низко опустив голову. Мертвые падали у самых его ног, совсем близко свистели стрелы и камни, а он даже не прикоснулся к рукояти меча, словно безучастный свидетель, окаменевший от горя посреди всеобщего безумия..

С разбегу войско Мордреда вклинилось в боевые ряды Артура, стоящее у подножья холма, и поначалу даже немного оттеснило противника. Но опыт умело противостоял количеству, и вскоре это преимущество было утрачено. Армии перемешались так, что было даже непонятно, как они отличают своих от чужих. Крики, стоны, лязг оружия наполнили долину…

Моргана испуганно прижалась ко мне, расширенными от ужаса глазами следя за королем Артуром. А старик был великолепен. Невзирая на возраст и многочисленные раны, полученные в походах, он казался былинным богатырем, не ведающим ни усталости, ни страха. В иссеченных доспехах, без шлема и щита, он рубил врагов своим знаменитым Экскалибуром так, что вокруг него, в прямом смысле, скоро вырос вал из трупов.

Не знаю, сколько длился этот кошмар — три часа, пять или десять. Никто не отступил с поля боя. Но некому было и праздновать победу. Среди вперемешку поваленных, иссеченных и изуродованных тел на ногах остались стоять лишь трое: король Артур, какой-то седобородый рыцарь, тяжело опирающийся на копье, и по-прежнему неподвижный Мордред, отсутствующим взглядом смотрящий куда-то вдаль.

Озверевший от потери войска Артур неистово рвал копье из рук рыцаря, словно забыв про болтающийся у пояса Экскалибур, а седобородый вояка тщетно пытался его образумить:

— Все кончено, Ваше Величество! Все кончено! Не надо…

Наконец, Артуру удалось отобрать у него копье и, тяжело дыша, он бросился к сыну.

Мордред вскинул голову, словно проснувшись, но по-прежнему не делал никакой попытки защититься. Лишь когда тяжелый наконечник копья вонзился в его грудь и, пробив насквозь, пузырем вздыбливая кольчугу, вышел из спины, он бросил в искаженное яростью лицо отца:

— Нет!.. Ты… не будешь больше… губить эту страну!..

Ухватившись двумя руками за древко, он сделал шаг вперед, сам себя насаживая на пронзившее его копье. Потом еще один шаг… И еще…

Теперь молчал опомнившийся Артур, расширенными глазами впившись в искаженное от боли лицо сына. И он уже не сопротивлялся, когда приблизившийся Мордред потащил из его ножен Экскалибур. Невероятным усилием воли Мордред все же поднял меч и что было сил обрушил его на незащищенную шлемом голову короля.

Рядом со мной вскрикнула Моргана, и видение исчезло. Мы вновь стояли в холодном зале Волчьих Ворот.

— Он… умер? — спросила у Мерлина Моргана.

— Пока еще нет. Но скоро умрет. Если только…

Она поняла намек с полуслова и бросилась ко мне, цепляясь руками за одежду:

— Ваше Величество! Сир! Максим! Ты можешь! Ты должен! Спаси его! Умоляю: спаси!

— Так вот кого вы планировали на роль следующего властелина Аввалона, — сказал я Мерлину.

— А вот это решать тебе.

— Максим, ну пожалуйста! — умоляла Моргана. — Спаси его! Спаси!

— Мерлин, вы можете доставить нас на Аввалон? Портал Волчьих Врат разрушен…

— Это вы властны открывать и закрывать границы Аввалона, — напомнил чародей. — Но корабль… Корабль готов. Я предвидел ваше решение и взял на себя смелость… Вы — очень хороший человек, Максим. И были хорошим королем.

— А Артур?

— Он многому научился. Аввалону повезло с основателем Ромулом. Повезло с защитником и созидателем Максимусом. Теперь, будем надеяться, повезет с просветителем и духовным наставником Артуром. Артур познал столько добра и зла, что теперь может отличить первое от второго. А я помогу ему в остальном…

— Что ж… Значит, пришла пора прощаться, — я оглядел стены замка. — Все вещи у меня с собой, так что сборы будут недолгими… Вот только проводить меня почему-то некому…

— Я провожу вас, Максим, — сказал Мерлин. — Я и Моргана. Идемте. Пора…

…Нос лодки мягко ткнулся в песок. Я спрыгнул с борта в набежавшую волну, подхватил и донес до берега Моргану. Мерлин уже стоял на тропинке, даже не замочив ног. Спрашивать, как это ему удалось, я не стал.

Артур лежал метрах в двухстах, у корней низкорослого, кряжистого дуба. Седобородый рыцарь менял окровавленную повязку на его голове. При нашем появлении король открыл глаза.

— Все… в сборе, — слабо улыбнулся он. — Но какая компания… Мерлин… Моргана… Максимус… Наверное, я уже умер…

— Похоже на ад, правда? — не удержался я. — Нет, Артур, ты еще жив.

Моргана бросилась к брату, схватила за руку:

— Прости! Прости меня!.. Я была такая дура…

— Это мне надо просить у тебя прощения, девочка, — прохрипел он. — Я причинил столько зла… всем… Как же это произошло? Я хотел совсем иного…

— Ну вот, теперь у тебя будет много времени, чтобы загладить вину, — сухо сказал я. — Главное, помни свои… ошибки.

Он удивленно посмотрел на меня, помолчал, осознавая услышанное…

— Есть только один способ, — медленно произнес он. — Это — дающий бессмертие Аввалон…

Я усмехнулся, присел рядом и осторожно возложил на его перевязанную голову свою корону.

— Но… почему?

— Я сделал для Аввалона все, что мог, — ответил я. — Теперь твоя очередь.

— А как же ты?

— Меня там больше ничто не держит. Я сделал свою работу. В моем мире есть поговорка: неудачники творят легенды, герои — историю. Ты создал легенду в Британии, теперь пора поработать для истории Аввалона. Заботься о нем, Артур. Я полюбил этот остров.

С трудом он протянул мне руку. Я осторожно пожал ее.

— Для меня было честью иметь такого врага, как ты, — сказал Артур. — Ты многому научил меня… А теперь я почту за честь назвать тебя своим другом…

— Тогда сделай мне дружеское одолжение: правь Аввалоном мудро.

— Клянусь!

Я кивнул, осторожно поднял его на руки и отнес в лодку, над которой Мерлин уже поднял ярко-красный парус с тринадцатью коронами — флаг Артура. Помог Моргане подняться на борт, избегая смотреть в ее умоляющие о прощении глаза. Помахал рукой стоящему у руля Мерлину… А потом еще долго стоял и смотрел, как исчезает в прибрежном тумане парус нового владыки Аввалона. Потом туман окутал берег, сгустился, скрывая от меня солнце, и невидимая сила потащила меня куда-то вверх, вверх… вверх…

Эпилог, в котором подводятся итоги и раскрываются загадки

Отчего же ему не петь, если горе непоправимо, если вновь на лунном серпе возникает лицо любимой? Он сидит себе у костра, он еще тыщу раз воскреснет! За него мы — по двести грамм — по стакану особой песни! Ю. Визбор

— Вот, собственно, и вся история, — прервал затянувшееся молчание мой собеседник. — Я снова оказался здесь, в этом полуразрушенном доме, как та старуха у разбитого корыта. Я понимаю, что все, рассказанное мной, звучит, как бред сумасшедшего, но… Это было.

— Это чудесная история! — воскликнул я. — Совершенно невероятная, но чудесная!

— Да? — усмехнулся он краешком рта. — А вы бы хотели оказаться на моем месте?

— Нет… Пожалуй что нет.

— То-то и оно. Создание легенд — занятие неблагодарное. Кто-то сказал: «покажите мне героя, и я покажу вам трагедию». И все равно я хочу вернуться! Я хочу вернуться к истокам. Снова встретить Гайю, Мерлина, Иуду, Томаса и Хотспера… У Мерлина получилось, получится и у меня. Старый чудак был прав: дорог, ведущих в один конец, не бывает. Я потрачу силы, годы, всю жизнь, но я найду тот мир, где они еще живы! Я был бы плохим королем, если б не попытался исправить или просто не допустить сделанных ошибок! И я сделаю все, что в моих силах, пока есть хоть один, самый ничтожный, шанс! Простите меня, я несколько разгорячился… воспоминания и невозможность что-либо изменить сводят меня с ума… Пожалуй, мне лучше сейчас пойти домой и побыть одному. Подумать… А медальон пусть остается у вас. Продайте его, за сколько сможете. Надо с чего-то начинать поиски. Я буду вам очень признателен за помощь. До свидания…

Он вышел, а я остался, задумчиво глядя на лежащий передо мной медальон. Забавная история… Вот, значит, как оно было… Будет. Что ж… Слово надо держать. Что ж я сам себе все время создаю проблемы и никак не даю покоя? Я вздохнул, взял со стола медальон и вышел на улицу. Лемехов уже стоял на пороге своей покосившейся избушки.

— Подождите, Максим, — окликнул я его. — Задержитесь на минутку.

Он остановился, ожидая.

— Возьмите вашу безделушку, — подойдя к нему, я вложил ему в руку медальон. — В ней нет необходимости.

Не понимая, он смотрел на меня.

— Зачем? Его необходимо продать, чтобы…

— Даже если вы в одиночку построите пирамиду и научитесь левитации, овладеете йогой и достигнете высот просветления, или как их там… Вы все равно не знаете символа мира, в который вам нужно попасть, — в этом Мерлин прав. Но дело в том, что он вам вовсе не нужен.

— Не понимаю.

— Видите ли, я — писатель, а потому привык «надевать» на себя обличья различных персонажей. Давайте на секунду представим, что я Мерлин, — я улыбнулся обескураженному Лемехову. — Ведь он же обещал вам помочь? А, как я слышал, Мерлин держит свое слово… Может, он пророчествовал, предвещая встречу со мной? А может… вы же сами говорили, что он идет из будущего в прошлое? — он просто-напросто знал, что с вами будет? Во всяком случае, попытаться-то можно? Вам нужен мир, в котором жива леди Гайя, но вы не знаете его символа? Вам и не нужен этот мир. Вам нужна леди Гайя.

С минуту он смотрел на меня, не понимая, потом хлопнул себя по лбу так, что я всерьез испугался за сохранность его черепа.

— Для вас этот мир — мир леди Гайи. Вы знаете отправную точку, к которой стремитесь. Если б это был какой-то абстрактный мир, в который вы возжелали попасть, тогда — да… это требовало бы координат. Но «координаты» у вас в сердце.

— Но… Денница… Договор окончен и расторгнут. Я не могу вернуться в мир без разрешения его владыки.

— Ну, во-первых, ад, в который приходит любовь, перестает быть адом. А сражаться вам не привыкать. Если вы выходили на бой с самим временем, то что для вас Князь какого-то мира? Кто любит — тому нет места в аду. А во-вторых, кто вам сказал, что этот мир будет лежать на Дороге Сновидений Денницы? Дороги Бога — это не дороги власти, славы или богатства. Любовь — вот карта к дорогам Бога. Идите по ней, и найдете ваши миры. Вам не нужны все эти пирамиды и символы. Помните, как в Библии: «Если б вы имели веру хотя бы с горчичное зерно, вы смогли бы двигать горы»? Вы остановили ради любви время, разберетесь и с пространством. У вас получится. Я верю в вас, Максим.

Он молча обнял меня так, что я сам едва не отправился в долгую дорогу по неведомым мирам.

— Спасибо, — с чувством сказал он.

— Не за что… Просто сделайте это. Не разочаруйте меня. Это была красивая история. Она требует красивого завершения.

Он глубоко вздохнул, словно наполняя легкие перед прыжком в воду, и шагнул в дверь своего дома. А я медленно побрел обратно…

Я шел нарочито медленно, и с каждым шагом менял свое временное облачение. Шаг — и вместо неудобной одежды на мне вновь был мой любимый плащ. Шаг — и стоптанные кроссовки сменились огромными сапогами. Шаг — и в руках у меня появилась привычная коса, секрет которой я не собирался открывать даже Максиму — ни тогда, ни сейчас.

— Давай же, Максим, не разочаруй меня, — прошептал я. — Ты был добр ко мне на Аввалоне, и я сдержу свое слово сейчас. Давай, ты справишься. Любовь — самая великая сила во Вселенной. Поэт прав — она движет солнце и светила, что уж говорить о каких-то путешествиях во времени… Все мои Стоунхеджи, пирамиды и теории — костыли для такого немощного старика, как я. Мерлину подойдут и миры Денницы, а тебя зовут иные дороги… Ради любви люди меняют миры, а тебе нужно всего лишь…

Договорить я не успел: в полной тишине за моей спиной что-то полыхнуло так, словно в трех шагах от меня взошло маленькое солнце. Я не стал оборачиваться. Просто посмотрел в лазоревое, безоблачное небо и улыбнулся:

— Удачи вам… Ваше Величество…

Продолжение следует

2003–2009 гг.

С.-Петербург — Москва — Мордовия — Урал — Карелия

Приложение

Король Артур — герой кельтской мифоэпической традиции, впоследствии — персонаж европейских средневековых легенд о рыцарях Круглого стола. В кельтской мифологии — предводитель борьбы кельтов и бриттов против англо-саксонского вторжения. Валлийские сказания превращают его в мудрого короля и великого воина. Рыцарский эпос вносит черты христианского миссионера, образца доблести и чести. Эпос насыщен символизмом, постепенно идеализируя образ главного героя, значительно исказив основание легенды и превратив Артура в один из культовых персонажей мировой литературы.

Мерлин — в кельтской, валлийской и средневековой мифологии — колдун, мудрец, поэт и провидец. Весьма вероятно, что прообразом Мерлина был валлийский бард Мирддин Дикий, живший в VI в. н. э. Часто упоминается как старик в огромных сапогах, бесформенном балахоне, с косой (серпом) в руках. В поздних легендах его образ выливается в ряд отдельных повествований, рассказывающих о его рождении от инкуба, удивительном детстве, службе королю Артуру, и так далее, вплоть до его заточения в воздушную темницу. Мировую славу легенды об Артуре получили именно благодаря образу Мерлина, тогда как из остальных легенд со временем были вытеснены темы волшебства и колдовства.

Ромул — в римской мифологии основатель и эпоним Рима. Существуют многочисленные легенды о Ромуле и его брате-близнеце Реме, вскормленных волчицей и основавших «вечный город». По одной из версий, был убит братом из зависти, по другой — таинственным образом исчез.

Аввалон — (от валлийского «яблоко») в кельтской мифологии «остров блаженных», потусторонний мир. Считалось, что на этом острове остановилось время, царят изобилие и молодость. По преданиям, именно сюда был привезен Морганой раненный при Камлане Артур.

Моргана — более поздний персонаж, впервые появляется в средневековом рыцарском эпосе (Гальфрид Монмутский «Жизнь Мерлина», XII век), в качестве старшей из 12 сестер, хозяйки Аввалона. Яркий персонаж «артуровского цикла», неутомимо мстящий королю за совершенные им в юности преступления и, тем ни менее, спасающий его от неминуемой смерти.

Грааль — в средневековых легендах — таинственный сосуд, наделяющий своего владельца сверхъестественными возможностями. Обычно считается, что это чаша с кровью Иисуса Христа, которую собрал Иосиф Аримафейский. Так как, согласно легендам, именно из этой чаши Спаситель пил во время Тайной вечери, то является еще и первым в мире потиром для первой в мире литургии, что делает его одной из главных святынь христианских сказаний. По более редким легендам — серебряное блюдо, на котором лежала голова Иоанна Крестителя.

Экскалибур — легендарный меч Артура, полученный им от Озерной девы. Ножны этого меча исцеляли любые раны, но были похищены феей Морганой, что и привело к смертельному ранению короля. Вместе со щитом с изображением Девы Марии составляли волшебные доспехи короля.

Ланселот — один из рыцарей Круглого стола, считавшийся претендентом на обладание Граалем и лишенный этой возможности из-за страсти к жене Артура — Гвиневере. Похитив королеву, бежал с ней во Францию, после долгой осады и ряда битв был вынужден вернуть ее мужу по настоятельному требованию папы римского. После ухода Гвиневеры в монастырь жил у его стен, где и скончался от тоски и неразделенной любви.

Гвиневера («Белый призрак») — жена короля Артура, отличавшаяся необыкновенной красотой. Дочь одного из друзей и сподвижников Артура. По преданиям, служила вечным искусом друзьям и гостям короля. В «артуровском цикле» проходит, скорее, как источник «вечных проблем», чем «вечной любви». Явный отголосок мифов о Елене Троянской.

Сэр Кэй, Мордред и прочие персонажи, упоминающиеся в романе, — герои легенд о короле Артура, преимущественно более позднего (средневекового) периода.

Камлан — место битвы войска Артура с «ополчением» Мордреда.

Денница (Люцифер, Сатана, Дьявол и др.) — ангел, отпавший от Бога, злой дух, человеконенавистник и искуситель, главный антагонист Бога, царь ада и повелитель бесов. Противостоящий Богу не на равных основах, но как обращающий полученную им силу против Божественного творения, при этом, против собственной воли, в конечном счете содействующий выполнению Божественного замысла. Интересно, что образ дьявола в Библии и образ в околохристианской литературе существенно различаются. В классических иудейских текстах Сатана не является «врагом» Бога, имеет с Ним беседы и даже спорит. В народных поверьях все плохие дела людей принято считать «происками и научениями» Сатаны, что снимает тем самым с человека личную ответственность. Классический «козел отпущения» для оправдания личной подлости. Раннехристианские богословы считали, что окончательная «поляризация» добра и зла произошла с приходом на землю Иисуса Христа. Именно с тех пор Сатана очевидным образом «осуждаем» и, оставаясь до поры «князем мира сего», ведет безнадежную борьбу против замыслов Божьих. Ветхий и Новый Заветы отказываются от каких бы то ни было наглядных образов Сатаны. Народные поверья наделяют его самыми нелицеприятными образами. Несомненно, самый загадочный и малоизученный персонаж Библии.

Оглавление

.

Часть первая

  Глава 1, . в которой происходит встреча . с человеком эпохи Визбора…

  Глава 2, . в которой герой знакомится с королем Артуром . и узнает, какой волшебный сосуд . тот искал на Аввалоне

  Глава 3, . в которой герой женится и воюет, . а также приобретает себе одного . смертельного врага и несколько новых друзей

  Глава 4, . в которой герой пытается постичь . законы колдовства, экономики . и законодательства, но приходит к выводу, . что это — явления одного порядка

  Глава 5, . написанная сэром Джоном Хотспером, . графом Вестминстским, герцогом Нотингемским

Часть вторая

  Глава 6, . в которой герой подводит итоги . за двенадцать лет, бывших самыми тихими . и спокойными в истории Аввалона, а потому . и сказать о них особенно нечего…

  Глава 7, . в которой герой кладет начало . многовековой традиции поисков святого Грааля . и знакомится с веселым монахом

  Глава 8 . Выписка из допроса Святой инквизицией . сэра Томаса Глендауэра, бывшего главнокомандующего морскими и сухопутными силами Аввалона

  Глава 9, . в которой герой узнает о тайнах мироздания, . о бремени власти, долга и любви

  Глава 10, . в которой герой знакомится с Гвиневерой . и прощается с отцом Патриком

  Глава 11, . написанная Иудой Истероем, сыном Исаака . из рода Авраамова, сенешалем замка Волчьи Ворота

  Глава 12, . в которой герой рассказывает писателю . подлинную историю короля Артура

  Глава 13, . продолжение записей Иуды Истероя, . сына Исаака из рода Авраама, . сенешаля замка Волчьи Ворота

  Глава 14, . в которой герой делает последний, . прощальный подарок Аввалону

  Эпилог, . в котором подводятся итоги . и раскрываются загадки

  Приложение

Реклама на сайте