«Зверь над державой»

Илья Бриз Зверь над державой

Чпок, чпок, отбитая пулями штукатурка посыпалась на голову и за шиворот. Пристрелялся, гад. Полковник потряс головой, оглядел свой, явно не выдающийся, арсенал, лежа делать это было не очень-то удобно, и выбрал лимонку. Прижав рычаг запала, аккуратно разогнул усики, выдернул кольцо, отпустил рычаг и, досчитав до двух, перекинул гранату через низкий подоконник. Взрыв чуть-чуть оглушил его самого. Неприятных ощущений добавила свежая штукатурка от осколков своей же гранаты. Приятные, правда, тоже появились, в виде короткого стона с той стороны окна. Полковник оценивающе посмотрел на светлеющий прямоугольник окна, затем на относительно темную стену сзади себя, и рискнул приподнять голову над замусоренным подоконником. За каменным бордюром асфальтовой дорожки виднелось тело в камуфляже, плохо заметное на фоне пожухлой травы. Второго видно не было. Значит, отполз и где-то притаился, наставив ствол на окна. Не выбраться. Ну, что ж, будем ждать. Время работает на нас. Полковник сел на пол, опершись спиной на простенок между окнами, достал сигарету из помятой пачки и, закурив, начал вспоминать, как вся эта чертова история начиналась…

Глава 1

— Ну, и…?

— А нихрена. Он меня послал, — Дмитрий затянулся и засунул сигарету, докуренную почти до фильтра, в пустую пачку, которая служила ему пепельницей, — вежливо так послал. Мол, гипотеза Бернштейна, это бред сивой кобылы в лунную ночь. И вообще, он выдал её за полгода до того, как попал в психбольницу с ярко выраженной шизофренией. А то, что под это гипотезу прекрасно легли формулы Грегоровица по нелинейной физике, как ты это доказал и выдал полное матъобеспечение, это его не интересует.

— И что ты собираешься делать? — Николай заинтересованно посмотрел на Димку, перевел взгляд на стол и разлил в стаканы остатки водки.

— А что я могу? В нашем институте установку собрать не дадут. Фондов, видите ли, нет. Да и были бы… С таким руководством… Одни старые маразматики! — Дима взял стакан, скептически посмотрел на него, выпил, скривился и потащил очередную сигарету из пачки.

Коля щелкнул зажигалкой, тоже опрокинул стакан в себя, закусил шпротиной и уныло посмотрел на пустую бутылку. Дмитрий, выпустив струю дыма, тоже взглянул на бутылку, переставил её под стол и, хмуро улыбнувшись, достал из сумки толстую тетрадь.

— В лаборатории у Фехлистова собрали гребанную конструкцию по заказу вояк. Нака, взгляни, — Димка протянул тетрадь Николаю, — Соответственно, конструкция не заработала. Точнее заработала, но дальность оказалась на порядок меньше, чем они рассчитывали.

Коля минуты две читал первую страницу, перевернул, еще почитал и отъехал (он сидел в кресле на колёсиках) к компьютеру. Пошевелил мышкой и, запустив "маткад",[1] начал быстро набирать формулы из тетради.

Два года назад два друга попали по распределению в одно «закрытое» НИИ. Николая, которому еще на первых курсах прочили большое будущее, если бы не пил, посадили считать никому не нужные, с его точки зрения, коэффициенты к экспериментальным системам, а Дмитрия, «свихнувшегося» на четвертом курсе на безумной гипотезе Бернштейна, поставили эти самые системы собирать. Вчера, вечером, в пятницу, Коля приехал из отпуска, а сегодня друзья отмечали плохую погоду. Осенний дождь, моросивший третий день подряд, мешал съездить на традиционные шашлыки. Димка рассказал Николаю о своем неудачном походе к замдиректора НИИ по научной работе и предложил, как можно проверить свою бзик-идею на чужой установке.

Коля прочитал еще страницу, что-то еще набил на клавиатуре, и, отрешенно посмотрев на потолок, послал Романа в магазин: — Тащи пиво! Водку пить сегодня больше не будем. В этом, — он ткнул пальцем в тетрадку, — что-то есть. Ты зашел совершенно с другой стороны.

Через полчаса Димка сунул в руку Николая открытую банку пива. Тот присосался к ней, перевел взгляд с монитора на тетрадку, перевернул в ней пару страниц назад и снова защелкал клавишами. Еще через десять минут он наконец-то отвернулся от компьютера.

— Слушай, Димон, ну в окно перехода ты здесь укладываешься, но ток эмиттера получается просто сумасшедший! Где ты возьмешь такие источники?

— Ха! Помнишь, на практике мы забрели в инструментальный цех и в закутке нашли вакуумную установку? Ты еще прикалывался над парнем в зеркальных под золото очках.

— Точно, он нам еще лекцию прочитал про этот, как его, «Булат». Для напыления сверхтвердой пленки на инструмент, — Коля допил банку и кинул её в пакет, висящий на гвозде у двери, — А он эту пленку на стекла своих очков напылил.

— Ага, там еще стояли три больших сварочных аппарата постоянного тока. Тот парень говорил, что они и дают ток на катоды этого «Булата».

— Ну, так там напряжение низкое, вольт пятьдесят всего, да и ток для тебя мал будет, — Николай потянулся за следующей банкой.

— А если мост прямо на две фазы всадить?

— Хмм…, - Коля, так и не взяв пиво, принялся вновь что-то считать на компьютере, — Ну, вроде как хватает, но, во первых, где ты диоды на такие токи найдёшь?

— Элементарно, Ватсон, — Дима подвинул Николая вместе с креслом, вызвал браузер и набрал адрес. Коля посмотрел, хмыкнул опять и отвернулся от экрана.

— Так, ладно, во вторых, защита на подстанции вырубит сходу, ты и на режим выйти не успеешь.

— А если её зашунтировать? Ну, по высокому она общая, на фидере стоит, не сразу сработает, успеем режим прогнать, а по низкому зажмем.

— Зажмём, значит? Нда, — Коля все-таки дотянулся до банки, вскрыл её, высосал треть, минуты две внимательно рассматривал потолок и только потом повернулся к другу: — А ты понимаешь, что будет, если нас засекут? — Николай абсолютно трезвым взглядом посмотрел на Дмитрия, помолчал и продолжил — А, ладно, где наша не пропадала! Значит так, Димон, ты мне эту тетрадочку оставь, я все заново просчитаю, а ты давай думай, как это втихую провернуть.

— А вот это опять-таки элементарно, — Дима хитро заулыбался, — у Фехлистова дочка замуж выходит. Свадьба через две недели в пятницу. Вся его лаборатория на банкет приглашена. А на подстанции Федя дежурить должен, я у них в дежурке график смотрел.

Друзья заулыбались. Федя был известен тем, что хотя сам пил мало, но никогда не отказывался от предложенного. А если хоть чуть-чуть перебирал, то укладывался на протертый диван в дежурке у подстанции и хоть из пушки стреляй — не разбудишь.

* * *

Втихую не получилось. Получилось очень громко. Точнее, не столько громко, сколько сначала ярко, а затем дымно. Сначала все шло просто прекрасно, секунд десять установка выходила на режим, еще пару секунд на самоюстировку, и его величество ПРОБОЙ! Димка заорал «Ура» и впился глазами в графики, отображаемые компьютером на экране большего монитора. Николай сидел за своим ноутбуком, подключенным по «сетке» к лабораторному компьютеру и просто не мог оторвать взгляд от экрана.

— Димон, что-то не то! Синхронизации нет! Смотри, там опорная частота почти в четыре раза больше!

— Ты лучше на параметры привязки посмотри, ничего не напоминает?

— Это же наша Зем…, - закончить слово Коля не успел. В установке, которая находилась в десятке метров от них, что-то громко щелкнуло, булькнуло и все помещение лаборатории залил яркий слепящий свет электрической дуги. Затем этот свет погас. Вместе с ним погасло и верхнее освещение и из установки повалили клубы черного вонючего дыма. Сбоку, где внутрь заходили толстые кабели, выбивались зеленые языки пламени. Николай схватил висевший на стене огнетушитель, сорвал на нем пломбу и, буквально пролетев несколько метров, направил струю углекислоты в огонь. Дима, перепрыгнув через стол, сорвал со стены другой красный баллон и бросился на помощь другу. Где-то далеко, у главного корпуса, заревела сирена. Это сработали дымовые датчики противопожарной сигнализации.

Через час в институт прибыл разысканный по телефону замдиректора института Борзенко.

— Ну, рассказывайте, — Борзенко Василий Федорович тяжело сел на стул и принялся расстегивать мокрый плащ. Дежурный по институту ничего ответить не успел, как дверь кабинета опять открылась, и в нее вошел Викентьев — куратор НИИ от ФСБ. Он кивнул обоим присутствующим и ничего не говоря, сел сбоку от стола. Дежурный продолжил: — Так вот, это мэнээсы Малышев и Горин. Они что-то делали с опытной установкой по заказу 328 в лаборатории Фехлистова. Установка загорелась, вырубило подстанцию. Сработала противопожарная сигнализация. Пожарные приехали быстро, но гасить уже было нечего. Эти ухари погасили все сами, но надышались дыма и отравились. Обоих увезла скорая, но врач сказал, что ничего опасного. Денек поблюют, — дежурный покосился на Викентьева и усмехнулся, — и можно будет на «ковер».

— Ну, пойдемте, посмотрим, — Василий Федорович тяжело поднялся со стула, — что они там натворили. Дежурный предупредительно распахнул перед ним дверь кабинета и, пропустив Борзенко и Викентьева, пошел с ними в лабораторный корпус.

Большая дверь в лабораторию была закрыта и заклеена полоской бумаги с печатью и синей подписью.

— Это я опечатал, — сказал дежурный, срывая бумагу, — пожарные замок сломали.

Свет в лаборатории уже был.

— Аварийка приезжала, — пояснил дежурный, — они и на подстанции что-то нахимичили. Электрики очень ругались, заставили акт подписать. Обещали штраф выписать за несоблюдение ПТЭ и ПТБ.

Полуразгромленная лаборатория имела совершенно непрезентабельный вид. Слева, где находилась сама установка, стены и потолок были закопченными, окно разбито. Дежурный, проследив взгляд Викентьева, пояснил: — Пожарные разбили, тут не продохнуть было.

Справа же, где стояло несколько столов с парой компьютеров, было все относительно в порядке, если не считать свалившегося большего монитора.

— А почему установка не была отгорожена защитным экраном? — задал вопрос Викентьев.

— Не было необходимости, — ответил Борзенко, — никаких опасных излучений тут быть не должно было.

— И чем же они тут занимались, — Викентьев подошел к открытому ноутбуку и шевельнул мышку, лежащую рядом. Экран компьютера сразу же засветился и, снизу справа на нем, выделилось окошко с сообщением о потере связи по локальной сети.

Замдиректора тоже подошел к ноутбуку и, перехватив мышку у майора, стал копаться в компьютере. Викентьев же перенес свое внимание на толстую тетрадку, лежащую рядом.

Буквально через полтора часа майор ФСБ Викентьев Юрий Александрович уже выруливал на московскую трассу, на заднем сиденье машины лежала сумка с ноутбуком, толстой тетрадью и парой винчестеров, самолично выдранных майором из лабораторного компьютера. В то же время у двери больничной палаты, где приходили в себя Дмитрий с Николаем, уютно устроился амбалистый парень с едва заметно оттопыреной слева полой пиджака, увлеченно читающий красочный журнал.

У дверей лаборатории Фехлистова скучал вохровец, а по институту бегал старлей ФСБ из местного управления и чуть ли не у всех подряд брал подписки о неразглашении.

* * *

— Попроще, майор, попроще. У меня, увы, в отличие от вас, нет за спиной физмата, — высокий, это было заметно несмотря на то, что он сидел в кресле, лощеный мужчина помешивал ложечкой кофе. Викентьев стоял навытяжку перед ним и докладывал.

— Исходя из сохранившихся записей эксперимента, можно сделать вывод, что была подтверждена гипотеза израильского ученого Бернштейна, о существовании так называемых параллельных вселенных. И не только о существовании, но и о возможности проникнуть в них. Сам Бернштейн скончался пять лет назад в психиатрической клинике под Тель-Авивом. Одновременно было выяснено, что экспериментаторам чудовищно повезло: они совершенно случайно попали в необходимые параметры связи с этой так называемой параллельной вселенной.

— Почему "так называемой"? — перебил Викентьева сидящий в кресле.

— Она, — запнулся майор, — не совсем «параллельная». Если так можно выразиться, эта вселенная находится под некоторым углом к нашей. С одной стороны, исходя из полученных данных эксперимента, она полностью тождественна нашей вселенной. Причем настолько тождественна, что там, судя по всему, точно такая же планета Земля и точно такая же цивилизация, как и у нас. То есть полное наше отражение. С другой, — Викентьев сделал маленькую паузу, — время там течет почти в четыре раза быстрее.

— Я вас не совсем понимаю, майор. Какое отношение все это может иметь к безопасности страны, — слово безопасность в устах мужчины прозвучало с большой буквы, — Почему вы вообще обратились ко мне через головы ваших непосредственных начальников? Оттуда что, можно золото или нефть по дешевке качать?

— Никак нет, полезные ископаемые оттуда вряд ли будет экономически выгодно доставлять, если вообще возможно, но вот информация, — Викентьев замялся, — совершенно новые технологии, особенно с учетом быстрее текущего там времени, — майор замолчал.

Мужчина, пьющий кофе, а это был первый заместитель директора ФСБ, задумался, потом с интересом посмотрел на Викентьева и указал ему на кресло, — садитесь. Можете налить себе кофе и курить.

— Спасибо, — Викентьев не отказался ни от одного, ни от другого.

Генерал, сам прикурив от предупредительно протянутой зажигалки, сделал паузу в разговоре, допил кофе и повернул голову к майору: — Вот что, подполковник, напишете докладную на имя директора. С вашими обоснованиями и выводами. Документ должен быть у меня через час.

— Есть, — резко вскочив, ответил Викентьев. Полностью скрыть довольную улыбку ему не удалось.

Сразу после того, как свежеиспеченный подполковник покинул кабинет, замдиректора ФСБ вызвал секретаря.

— Выясни, где сейчас находится премьер, и, если он в Москве, немедленно свяжи меня с ним.

* * *

На следующий день Викентьев лично забрал Дмитрия с Николаем из больницы. Не дав ребятам даже взять личные вещи, фээсбэшник приказал ехать в аэропорт. Там все, с ними был еще тот парень, что весь вечер и ночь просидел у палаты пострадавших, быстро погрузились в Як-40. Коля с Димкой с удивлением увидели в салоне на пустых местах достаточно аккуратно упакованный их нехитрый холостяцкий скарб. На задних креслах сидели четверо парней, чем-то неуловимо похожих на того, кто почти сутки провел возле палаты горе экспериментаторов. Небольшой реактивный самолет тут же начал выруливать на старт. Сразу после взлета и набора высоты Викентьев пересел к ребятам и, приказав охраннику принести кофе, начал небольшое "производственное совещание".

— Врач сказал, что вы практически здоровы. Соображать нормально можете?

Дмитрий, переглянувшись с Николаем, неуверенно кивнул, хотя называть трезвомыслящими их обоих было рано. От стресса они явно еще не отошли.

— Значит, так. По результатам вашего удачного эксперимента с не совсем удачным окончанием. Правительство приняло решение об организации проекта «Шмель».

— Почему "Шмель"? — перебил фээсбэшника Димка.

— Кодовое название, — не выразив недовольства тем, что его перебили, ответил Викентьев, — в данном случае значение не имеет. Во всяком случае, обозначение проекта пришло сверху, — Юрий Александрович указал на потолок салона. Коля с Дмитрием удивленно посмотрели вверх и вновь сосредоточили свое внимание на Викентьеве. Тот достал сигареты и протянул пачку ребятам. Оба вытащили по одной и все дружно задымили. Как раз в это же время один из сопровождавших их парней принес поднос с тремя чашечками кофе. После паузы фээсбэшник продолжил, — Директором проекта «Шмель» назначен я, подполковник Викентьев Юрий Александрович.

— Поздравляем с повышением, — переглянувшись с Николаем, сказал Дима.

— Благодарю, — Ответил подполковник и продолжил, — моими заместителями и, соответственно, руководителями проекта по научно-технической части назначены вы оба, Дмитрий Михайлович Горин и Николай Иванович Малышев с, — сделав небольшую паузу, Викентьев добавил, — довольно приличным денежным содержанием.

Ребята опять переглянулись, но ничего не сказали.

— Что-то особого восторга на ваших лицах я не замечаю, — Викентьев несколько раз перевел взгляд с Димы на Колю.

— Ну, понимаете, Юрий Александрович, — Дмитрий опять переглянулся с Николаем, — для начала, это для нас мало того, что как снег на голову, так мы же еще сами не знаем результатов нашего, как вы выразились, удачного эксперимента с не совсем удачным окончанием.

— Узнаете, все узнаете, но для начала, — подполковник улыбнулся, — давайте-ка, — Викентьев повернулся и подозвал к себе того парня из своей "группы поддержки", что приносил им кофе, — организуй нам по пятьдесят граммов.

— А куда мы летим? — спросил Коля.

— На Южный Урал, — Викентьев опять улыбнулся, — есть там один очень маленький закрытый городок. Когда маленький поднос с тремя рюмками и блюдцем с пересыпанными сахаром кружками лимона появился перед ним, Юрий Александрович, дождавшись разбора друзьями посуды, поднял свою рюмку, и, без всякого тоста, не чокаясь, опрокинул коньяк в рот. Немного посмаковав проглотил, аккуратно, не просыпая сахаринок, закусил лимоном, к чему-то прислушался внутри себя и продолжил: — Финансирование у нас на первом этапе вполне приличное, база тоже вроде бы ничего. Значит, основная задача сейчас как можно быстрее собрать новую установку и повторить эксперимент, но без отрицательных последствий.

* * *

— А ты представляешь, что будет, когда они, — кто эти «они», уточнять Дмитрий не стал, — об этом узнают?

Ребята вдвоем сидели на диване перед раскрытым на журнальном столике ноутбуком Николая в двухкомнатном номере, выделенном Горину на втором этаже.

— Даже представлять не хочу, — Коля порылся в карманах и достал пачку. Они молча закурили и заново стали проверять свои выводы. Николай что-то еще раз пересчитал на ноутбуке, затем захлопнул его и встал, — пошли ко мне, у меня на «нотике» "маткада" нет. А свой комп, я смотрю, ты так еще и не распаковал.

— А когда и зачем, — парировал Дмитрий, — сам же знаешь, все три недели, как белка в колесе. А думать я и без компа могу.

За эти три недели мало того, что была собрана новая установка, «заточенная» в этот раз чисто под Димкину «бзик-идею», мало того, что пробными включениями был подобран режим безопасного пробоя. Сегодня утром был проведен полноценный эксперимент. Синхронизироваться удалось аж на две минуты. Практически сразу, после анализа первых результатов, стали понятны направления необходимой доводки и, или переделки установки, для получения постоянного канала связи. Подполковник Викентьев тут же отзвонился в Москву, доложив о первых положительных результатах. И вот только сейчас, после маленького банкета, еще раз вместе с другом обсуждая и анализируя полученные данные, Дима ткнул пальцем в "гребанную загогулину", как он ее обозвал, на одном из полученных графиков.

Точно такой же, как у Димки, двухкомнатный номер Малышева в уютной гостинице маленького, неизвестно чем раньше занимавшегося «закрытого» заводика, был соседним. Николай быстро, через «вай-фай», перекинул информацию с ноутбука на стационарный компьютер и принялся считать. Дима, стоя с очередной сигаретой, завис у него над плечом. Десять минут прошли в полной тишине. Затем ребята молча переглянулись, еще раз посмотрели на монитор и так же молча, не говоря ни слова, сели на диван. Первым прервал затянувшееся молчание Дмитрий:

— Надо идти к Викентьеву, — уныло пробормотал он.

— Надо, — подтвердил Коля, — но вот как он отреагирует на сдвиг?

— Это же вся программа летит к чертям! Это ж, — Дима быстро посчитал что-то на ноутбуке, — это же почти двадцать лет ждать!

— Ладно, потопали, — Николай взял ноутбук и поднялся.

Трехкомнатный люкс директора проекта был тоже на верхнем этаже гостиницы. Подполковник впустил ребят сразу после стука в дверь. Сразу заметив у обоих нахмуренные лица, он приказал: — Докладывайте.

Николай тут же раскрыл ноутбук и принялся объяснять. Несколько минут после этого Юрий Александрович просидел молча, затем встал, достал из холодильника бутылку водки, немудреную закуску и, из шкафчика на стене, три стопки, ножи и вилки. Так же, молча, он аккуратно наполнил стограммовые емкости под самый верх. В продолжавшейся тишине они выпили, закусили и дружно закурили.

— Итак, подведем итоги, — Викентьев загасил сигарету, — первое. Мы, — он поглядел на ребят и поправился, — вы нашли способ проникать в другую вселенную. Второе. Эта вселенная является точной копией нашей. Третье. Проникновение может быть только информационным. То есть физическое тело ни туда, ни оттуда мы переместить не можем.

Подполковник прервался, достал бумагу с авторучкой и ровным почерком занес озвученные пункты на лист.

— Далее, — на бумаге появилась цифра четыре, — вероятность повторения вашего открытия, а это очень важно, практически нулевая. Мало того, что вы Дмитрий, взглянули на гипотезу Бернштейна с той стороны, с которой ни один не то что нормальный, но даже сумасшедший, как сам Бернштейн, физик не посмотрит. Так еще Вы, Николай, рассчитывая параметры установки, предназначенной для совершенно других целей, задали "от потолка" коэффициенты, которые позволили вам совершенно случайно нарваться на эту параллельно-перпендикулярную вселенную. — Юрий Александрович впервые, с момента прихода ребят, улыбнулся, — Я посчитал вероятность такой случайности, зря что ли физико-математический закончил. Так вот, десять в минус шестнадцатой, — парни оторопело переглянулись, — Да, да, именно так. Фантастическое везение!

Викентьев отодвинул бумагу в сторону и снова наполнил стопки, правда, в этот раз, наполовину.

— Ну, за удачливость!

Выпили, и в этот раз, не чокаясь. Закусив, подполковник закурил и придвинул к себе бумагу.

— Продолжим. Пятое. Время в той вселенной течет в три и восемьдесят шесть сотых быстрее, чем у нас, — Юрий Александрович вопросительно посмотрел на ребят и они тут же утвердительно кивнули.

— Ну и шестое, последнее. Сдвиг. Временной сдвиг, — повторил Викентьев, — На момент сегодняшнего эксперимента там конец марта — начало апреля тысяча девятьсот тридцать шестого года, — четыре цифры были аккуратно обведены в рамочку, — И этот факт ставит жирный крест на нашем проекте. Или откладывает его на двадцать лет. Что для меня лично, практически тоже самое, — подполковник подвел подо всем написанным жирную черту и подвинул бумагу ближе к ребятам.

— Ну а теперь давайте думать.

Несколько минут прошло в полной тишине. Думать продуктивно, глядя на жирную черту на исписанном листе бумаги, ни у кого не получалось. Первым не выдержал Николай:

— Прежде, чем думать, то бишь, устраивать мозговой штурм, надо понять, о чем думать. И вообще, чего мы хотим.

— Хмм. Хочется, не хочется. Я хочу сохранить проект! — подполковник встал, — Ребятки, вы хоть въезжаете в ситуацию? Или проект есть, а вместе с ним мы, или его нет, и нас, соответственно тоже!

— Как это? — не понял Николай.

— А вот я, кажется, понял, — Дима встал, подошел к окну и стал заинтересованно разглядывать открывшийся ему, прямо скажем, не очень презентабельный вид на кривые сосенки под хмурым осенним небом, — а не подышать ли нам свежим воздухом?

Викентьев тут же согласился. Коля, оставшись в меньшинстве, сопротивляться не стал, но, как только они вышли из гостиницы и дошли до сосенок, тут же пристал к другу: — Ну а теперь переведи мне все на русский язык.

Разродившись, для начала, длинной матерной фразой, Дмитрий попытался перевести: — Ну, пойми ты, этот проект, если он заработает, это большие деньги и власть!

— Ну, деньги, я понимаю. Новые технологии и должны давать деньги. А власть?

— Хмм, — вмешался в разговор Юрий Александрович, — Мало того, что деньги дают власть в нашем обществе, именно в нашей ситуации важно еще и то, что технологии бывают не только технические, но и политические.

Малышев оторопело посмотрел на подполковника.

— Исходя из вашего диалога следует, — ответил на незаданный вопрос Викентьев, — что оставить нас без, так сказать, пригляда, не должны.

— Что значит, пригляда? — не понял Николай.

— В нашем случае — слежки за нашими действиями и прослушки, — пояснил Дима.

— Правильно, — с уважением посмотрел на Дмитрия подполковник, — именно поэтому мы и прогуливаемся сейчас под пасмурным небом. Хотя, — он задумался, — один, максимум два агента. Уж больно велик риск выхода информации на сторону.

— И ваши выводы, — спросил Горин.

— Хмм, ну, вполне заслуженной Нобелевской премии вам не светит. Как сами понимаете, рассекретить открытие никто не даст. А вот государственную получите наверняка, если проект будет работать. В этом, и только в этом случае, — уточнил Викентьев.

Трое постояли, обдумывая сказанное.

— Более того, — продолжил директор проекта, — мы с вами, ребята, являемся секретоносителями черт знает какого уровня. Мало того, что только мы обладаем всей полнотой информации о вашем открытии, так еще и числовые коэффициенты пробоя знаем только мы.

Наступило непродолжительное молчание.

— Ладно, — Юрий Александрович затоптал докуренную сигарету, — значит, думайте, думайте и еще раз думайте где, когда и что можно говорить, а сейчас возвращаемся и продолжаем мозговой штурм.

В своем номере Викентьев первым делом убрал водку обратно в холодильник, включил кофеварку и, молча отказавшись от помощи ребят, навел на столе относительный порядок.

— Итак, — подполковник аккуратно разлил кофе по чашкам, — вернемся к нашим баранам, — он демонстративно подвинул лист с пунктами в центр стола.

— Чтобы «Шмель» заработал, надо или нам переместиться в будущее, лет этак на двадцать, или их вселенную переместить в будущее на три четверти века, — высказал свои мысли вслух Николай.

— Нда, перестаньте мне сказать, как говорила моя бабушка, — усмехнулся Дима, — тоже мне, повелитель вселенных! Да и зачем нам перемещать их во времени? Нам надо переместить, нет, не переместить, а продвинуть их цивилизацию до нашего уровня!

— Прогрессорство по-Стругацки? — понял его идею Викентьев.

— Именно! Вот только как? Переместить туда мы своих прогрессоров не можем. Интернетом там еще не пахнет. По «вай-фаю» информацию не передашь, — начал мыслить вслух Дмитрий.

— Стоп, стоп, стоп, — перебил его подполковник, а почему это не можем? Какой там коэффициент, — и Юрий Александрович назвал явно немецкую, судя по звучанию, фамилию.

— А что это? — удивились ребята.

Викентьев объяснил. Николай раскрыл ноутбук и, опираясь на полученные в последнем эксперименте данные, быстро посчитал.

— Хмм, коэффициент практически нулевой, — подполковник радостно посмотрел на ребят, — есть один очень, очень и очень интересный вариант, — он, похоже, рассуждая, любил повторять одно слово несколько раз, — значит так, сейчас отдыхать. Завтра занимаетесь установкой. А я немедленно вылетаю в Москву. Ну, — Викентьев улыбнулся, глядя на вопрошающие лица ребят, — потерпите немного. Ну не могу я разглашать вам информацию, к которой у вас пока нет допуска, — слово «пока» он выделил голосом.

* * *

Из Москвы Юрий Александрович возвращался с новыми сотрудниками и парой тонн оборудования из закрытого когда-то секретного проекта «Зомби». Викентьев тогда, сразу после института, еще в советские времена, дав согласие работать на КГБ, два года помотался по учебным лагерям, проходя курс спецподготовки. И первое его задание после этого как раз и заключалось в курировании проекта «Зомби». Конечно, он был одним из младших специалистов, но в составлении отчета участвовал. А суть проекта была в следующем. Засылать интеллект, душу или информационную составляющую мозга (называть можно было как угодно, суть от этого не менялась) нашего разведчика в голову одного из «вероятных» противников. Причем, засылать можно было довольно избирательно, с очень высокой точностью. При этом дальность «заброса» теоретически была не ограниченна. Первые эксперименты на простых белых мышках были относительно неудачными. Мыши просто напросто дохли. Правда, дохли не сразу, а через некоторое, впрочем, очень малое, время. Потом, совершенно случайно, обнаружилась определенная закономерность в длительности жизни подопытных от расстояния между донором и реципиентом. То есть, при увеличении дальности время жизни незначительно, но росло. Но только у реципиентов, доноры дохли также быстро. Когда одну из мышек отвезли на пару тысяч километров, то, хотя она после эксперимента все равно сдохла, удалось доказать, что «душа» мыши-донора действительно «перенеслась». Во всяком случае, у реципиента появились условные рефлексы, которые до того были у донора. Затем научный руководитель проекта, профессор Шлоссер, сумел вывести формулу «выживаемости» реципиентов в зависимости от различных физических параметров. Выяснилось, в частности, что в условиях Земли получить сколько-нибудь приемлемые результаты не представляется возможным, так как выживаемость не превышала тысячных долей процента. Вот тогда-то одна из констант нашей вселенной, высчитанная профессором и получила название коэффициент Шлоссера. Потом уже, после официального закрытия проекта «Зомби» был произведен еще один эксперимент, уже на людях. Использовали двух уголовников, приговоренных к высшей мере. Результаты, если не считать мизерную длительность жизни подопытных, можно было считать удовлетворительными. «Душа» донора полностью вытеснила оную из реципиента, получив "в наследство" только память и, притом, не потеряв свою.

Прилетев в Москву, Викентьев первым делом подставил в формулы из проекта «Зомби» коэффициент Шлоссера, высчитанный Николаем в последнем эксперименте. Результат его несколько ошеломил: выживаемость превышала сто процентов. И не просто превышала, а была выше почти в два раза. Что это значит, Юрий Александрович не понял. Но главным выводом из расчетов было то, что успешный заброс по методике «Зомби» в проекте «Шмель», однозначно возможен. Да, но где взять донора? Кто решится, бросив здесь все и вся, отправиться навсегда в другой мир? Без всякой возможности возврата. Викентьев долго думал над этой проблемой. И тут подполковник вспомнил своего бывшего напарника по учебному лагерю, задушевного парня Женьку Воропаева. Детдомовец, на несколько лет старше Викентьева, Воропаев после армии закончил вечерний факультет юридического института, но карьере адвоката предпочел принять предложение аналогичное тому, что получил тогда и Викентьев. Год назад, во время операции по обезвреживанию "незаконного вооруженного формирования", а попросту банды чеченских боевиков, Женька подорвался на мине и потерял обе ноги и левую руку. Семьи у него не было. Жена ушла еще за два года, до того. Зная Воропаева, Викентьев понимал, что тот в фантастический шанс вцепится единственной рукой и зубами. Еще раз все обдумав, подполковник сел писать докладную начальству.

Начальство телилось аж трое суток, но, в конце концов, дало добро. Но вот, к бочке меда добавили, как сначала показалось Викентьеву, ложку дегтя — зама по оргработе. Молодой, двадцатисемилетний, капитан ФСБ Логинов Александр Александрович был, судя по всему, чьим-то родственником из самых верхов. Он тут же развил бурную деятельность по розыску специалистов из «Зомби». А вот с этим оказались проблемы. Профессор Шлоссер умер, его заместитель по проекту давно ушел из НИИ и занялся бизнесом. Однако Логинов все-таки нашел необходимые концы. Оказывается, у бывшего научного руководителя проекта «Зомби» была дочь, на данный момент кандидат наук, которой профессор успел передать большую часть своих знаний по проблеме. Ольга Викторовна Шлоссер сопротивлялась недолго. Узнав о возможности продолжить работы отца, она согласилась с предложением Викентьева, поставив только одно условие: привлечь к работе ее старшую подругу Екатерину Зосницкую, математика и очень, по уверению Ольги, хорошего аналитика. Викентьев не возражал. Все равно штат проекта придется увеличивать.

* * *

Вечером, после возвращения из Москвы, Юрий Александрович собрал все руководство проектом у себя в номере. Было решено обмыть первые успехи и обсудить дальнейшую работу. Дело в том, что за время отсутствия директора «Шмеля» на базе, Дима с Николаем неплохо продвинулись в экспериментах. Парни получили устойчивый пробой с очень низким потреблением энергии. А, следовательно, тепловыделение уменьшилось настолько, что установку стало возможным не выключать вообще. Канал связи позволял без ограничений слушать радио того мира. Правда, приходилось сначала записывать сигнал, растягивать его почти в четыре раза, и только потом слушать. Впрочем, для компьютера эта задача была тривиальна. Оля с Екатериной только ахали, слушая рассказ ребят о новостях «оттуда». Викентьев посмеивался себе в усы а-ля, белорусский батько-президент, а Логинов слушал ученых и пытался "подбить клинья" к Ольге Викторовне, рядом с которой сидел. Перемыв косточки Марлен Дитрих и Любови Орловой как-то незаметно перешли на перспективы. Причем не на техническую сторону «заброса», а на будущую прогрессорскую деятельность. И вот тут всех удивила Катя.

— Вы, ребята, совершенно не правы, — поглядев на Дмитрия с Колей, она убрала улыбку, — вы собираетесь проталкивать только науку и технику, а надо заниматься не только этим. В первую очередь надо развивать экономику и политику.

— Ну, с экономикой, более или менее, понятно, — Юрий Александрович заинтересованно посмотрел на Екатерину, — а что вы понимаете под политикой, в данном случае? Ведь работать и помогать мы будем только Советскому Союзу того мира.

— Конечно, только Союзу, тут и обсуждать нечего, — Катя чуть помолчала, — но ведь скорость прогресса очень сильно зависит и от политики, от политического строя страны. Демократические страны развиваются быстрее.

— Э нет, — возмутился Дмитрий, — раньше, когда-то может где-то и была демократия, а то, что сейчас во всем мире твориться, это иначе, чем, прошу извинения, — Дима наклонил голову к девушкам, — дерьмократией не назовешь!

— Нда, — Викентьев скептически улыбнулся, — хорошо, что я свой номер от подслушки защитил. Час назад новую аппаратуру поставил и проверил все. Переходим к диссидентским разговорам.

— Ай, — отмахнулась Ольга Шлоссер, — давайте не отвлекаться. У Кати на эту тему очень интересные мысли есть. Пока летели, она мне порассказывала.

— Олька, ну сколько раз тебе повторять, про присутствующих в третьем лице не говорят, — отругала младшую подругу Екатерина.

— Не отвлекайтесь, Катерина Романовна, — Юрий Александрович погрозил пальцем, — доводите до нас ваши идеи.

— Надо переводить тот Советский Союз на нормальный демократический путь развития, — Катя подвинула свой бокал Логинову и, указав ему рукой на «мартини» и «швепс», продолжила, — И не так, как у нас здесь в России.

"Как у нас в России" никому объяснять не потребовалось.

— А, по-моему, Вы, Катенька, не правы, — капитан вернул наполненный бокал, — Лучший строй для нашей страны, это абсолютная монархия.

Все удивленно воззрились на Логинова. Пару минут стояла тишина, прерываемая только щелканьем зажигалок. Все присутствующие были курящими.

— Ты чего, Саша? — первым не выдержал Дмитрий, они с Колей уже перешли с замом по оргработе на "ты", — забыл, чем Николашка кончил?

— Обоснуйте, Сан Саныч, — Викентьев требовательно посмотрел на капитана.

— Так потому-то и Николашка, что дураком был. Был бы умный, у нас и сейчас бы Российская Империя была. И не просто Российская, — Логинов сделал паузу, — а Великая Российская Империя, — последние три слова он явно выделил.

Все опять помолчали.

— Ну, для этого требовался не только умный Николай второй, но и последующие умные цари, — прервал тишину Николай.

— А кто нам мешает попробовать в том мире? Засунем в голову Сталина монархиста Сан Саныча, и пусть провозглашает себя императором, — засмеялся Димка.

Тут уж расхохотались все.

— Нет, хотя мои предки и были дворянами, в «цари-амператоры» я не хочу и не гожусь, — специально коверкая слова ответил Логинов.

— И еще ребята, — прервал смех Викентьев, — давайте не будем трогать Сталина. Может на его совести и есть черт знает, сколько трупов, не знаю. Но, как сказал тот же Черчилль,[2] он принял Россию с сохой, а сдал с атомной бомбой.

— Слушайте, а ведь в предложении Александра Александровича есть смысл, — Ольга тоже подвинула свой бокал Логинову, — монархия имеет свои ощутимые плюсы.

— Это, какие же? — полюбопытствовал Коля.

— А вы знаете, что сейчас большинство стран с высоким уровнем жизни, это конституционные монархии? — ответила за подругу Катя и начала вслух перечислять: — Англия, Канада, Австралия, эти под английской королевой сидят. Швеция, Япония, Лихтенштейн, Монако.

— Ну, последнюю парочку крупными не назовешь, — перебил девушку Дима.

— Зато, уровень жизни там очень неплох, — ответил Логинов.

— Вы там были? — спросила Ольга.

— Нет, — улыбнувшись, ответил капитан, — но однажды визировал экономический анализ именно по этим странам.

— Да какая разница, как они «де-юре» называются. Сейчас все крупные страны, это олигархии. При нынешних избирательных технологиях планетой правят транснациональные корпорации, — высказал свое мнение Николай.

— Стоп, стоп, стоп. По-моему, мы уходим не в ту сторону. Нас интересует не "здесь и сейчас", а "там и тогда", — Юрий Александрович повернулся к Зосницкой, — Катенька продолжайте.

— Там и тогда, — повторила Екатерина после небольшой паузы, — Надо сначала разобраться, что произошло тогда здесь. А произошло следующее. Социалистическая плановая экономика под диктатурой Сталина проиграла рыночной экономике. Да, окончательно проигрыш стал понятен позже, в восьмидесятых. Но, заложено это было именно в середине века. Значит, «там» сразу после войны требуется плавно повернуть СССР к рыночной экономике. Но, при "диктатуре пролетариата", — Катя усмехнулась, — это невозможно. Необходимо, сначала, перейти к демократии.

— А как же "китайский вариант", — спросил Логинов.

— Не пройдет он у нас в конце сороковых. Никак не пройдет, — ответила девушка, — передать тяжелую промышленность в частные руки никто не позволит.

Они все еще долго сидели в тот вечер, споря и обсуждая и экономику, и возможную политику, пока директор проекта не разогнал всех отдыхать. Сам Викентьев, уже улегшись в постель, заново «прокрутил» в голове сегодняшние разговоры. Да, плановая соцэкономика проигрывает рыночной. Как минимум, в легкой промышленности. Хочешь, не хочешь, а переход необходим. Но, под Сталиным это невозможно. А собственно говоря, почему невозможно? «Подкинуть» ему хорошего экономиста. Причем, не убеждать "отца народов", а подвести к необходимому выводу. Ну и где такого экономиста найти?

* * *

Пролетел еще месяц работы. За это время Дмитрий с Николаем собрали новую установку. У старой был маловат частотный диапазон и, как следствие, слишком «узкий» канал связи. Новое оборудование позволило не только слушать радио с «той» стороны, но и наладить полноценное видеонаблюдение. Вначале, правда, были сложности со звуком, но тут оперативно помог Логинов. Он предоставил в распоряжение ребят программу обработки сигнала от современного лазерного подслушивающего микрофона, рассчитанного «снимать» колебания оконных стекол. Коля Малышев провозился с ее анализом несколько часов. Затем пару дней «стряпал» свою «прогу» обработки изображения и «тамошнее» видео «заговорило». Причем, Николай обошелся и без стекол, и без лазера. Достаточно было любой, относительно ровной поверхности в зоне видимости. Разрешения камеры позволяло, и программа сама преобразовывала колебания воздуха, воздействовавшие на автоматически выбранную поверхность, в звук. Она же, программа, растягивала изображение во времени и «выкидывала» пустые куски, где отсутствовало движение. Смотрели запись на громадном плазменном дисплее, специально для этого подключенного к компьютеру.

За это время Ольга Шлоссер на старой установке провела серию экспериментов по «забросу». В качестве подопытных традиционно использовали белых мышей. Первые мышки гибли, как выяснилось, из-за недостаточно точно подобранных технических параметров установки. Но потом, после уточнения коэффициентов, все стало получаться. Отработав методику на грызунах, провели контрольный опыт на собаке. Взяли старую, дышащую на ладан, дворнягу и «десантировали» ее в «тамошнего» щенка, опять-таки «дворянина». Было интересно наблюдать, как щенок движется медленными, старческими движениями. Удивленно разглядывает свои молодые лапы, как будто прислушивается к себе: неужели ничего не болит? Ну, и самое главное желание, не забиться куда-то помереть, а раздобыть пожрать и проверить, откуда тянется этот восхитительный запах течной суки. Впрочем, движения пса быстро превратились из медленных, старческих в быстрые и уверенные. Освоился с новым телом. Молодые ученые пронаблюдали за подопытным до позднего вечера того мира, сопровождая его действия веселыми комментариями. В темноте начавшейся ночи контакт со щенком был потерян.

Вечером, на ставших почти постоянными «посиделках» руководства проекта в номере директора, Ольга Викторовна заявила, что готова к «засылке» человека и уверенна в стопроцентной безопасности для «десантника». Это сообщение было выслушано с радостью и тостом за "прекрасных дам". Всеобщее воодушевление было прервано Викентьевым.

— Вот что, молодежь, — Юрий Александрович, хотя и был старше остальных присутствующих всего-то на несколько лет (кроме одного), к молодым себя не причислял, — может техника и готова к «забросу», а вот мы сами, — Викентьев посмотрел сначала на Женю Воропаева, привезенного Логиновым еще неделю тому назад, затем оглядел остальных, и продолжил: — нет.

Катя кивнула ему. Всю эту неделю она почти не отходила от Евгения, занимаясь с ним современной историей, экономикой и политологией.

— Мы хотим перевернуть целый мир, а как правильно это сделать, мы разве знаем?

Все затихли.

— И даже не это самое главное, — Юрий Александрович еще раз окинул всех серьезным взглядом и «выдал» свою заранее подготовленную «бомбу»: — Вы хоть понимаете, что мы, практически, будем убивать тех, в кого будем забрасывать наших «десантников»?

Наступившая тишина была поистине «гробовой». Никто даже не переглядывался. Только Викентьев неторопливо переносил взгляд с одного на другого, гадая, справятся ли ребята с этой нравственной проблемой, которую для себя он давно уже решил.

Первой, как это ни странно, прервала тишину Екатерина: — А сколько жизней потеряла наша страна в Великой Отечественной?

— А причем здесь это? — удивился Логинов.

— А притом, что этические дилеммы нужно, по-моему, решать только с позиции наименьшего зла, — начала объяснять Катя, — Если в результате нашей работы погибнет несколько человек, но зато во много раз больше людей останутся живы…

Девушка замолчала, но дальше и так все было понятно. Все помаленьку начали оживать, обдумывая ее слова.

— В яблочко! — восхитился про себя Юрий Александрович, — Молодец девчонка! А ведь до меня это доходило дольше.

— Ну, кстати, убийство, это слишком громко сказано, — озвучил свои мысли Николай, — ведь память реципиента остается, я уже не говорю про тело.

— Вот только давайте не будем сейчас вдаваться в философию, — прервал друга Дима — Сан Саныч, наполни дамам бокалы.

Вечер перешел в свое обычное русло. Как-то так получилось, что крепкое пить на практически ежевечерних встречах перестали. В ходу было сухое вино и, почти вне конкуренции, мартини со швепсом. Сидели, потягивали коктейль, перебрасывались шутками, обсуждали проделанное за день и, сами не замечая того, планировали будущую работу. Почти незаметно сложилось так, что Юрий Александрович сидел рядом с Катей, а Логинов с Ольгой. Самые молодые из присутствующих Дмитрий с Колей уже несколько раз беззлобно подшучивали над случайно сложившимися парами. Впрочем, на фоне "безумно интересной работы", как выразилась Екатерина, узнав назначение проекта, любовные коллизии никого особо не волновали, во всяком случае, пока.

На следующий день Викентьев опять улетел в Москву. Во-первых, он должен был замерить какие-то параметры маленьким, с сигаретную пачку, прибором, изготовленным Николаем. Это требовалось для обеспечения точного пробоя в «тамошнюю» столицу СССР. Никого официально не информируя, подполковник с экскурсией прошелся по Кремлю с включенным прибором в кармане. И только после этого направился в управление за разрешением на эксперимент с участием Воропаева и с обоснованием необходимости очередного расширения штата, допущенного к секретам проекта. «Шмель» стремительно разрастался. Требовалось создать пару отделов для поиска подходящих «доноров» и их подготовки. Нужен был отдел разведки и внедрения, с использованием архивов НКВД. Наконец, кто-то должен был подбирать и готовить техническую информацию для передачи ее «туда». Ну и, соответственно, фонды под это все. Сам способ передачи придумал Логинов, бывший в детстве и фото, и радиолюбителем. Оказывается, первые образцы фототелеграфа были разработаны в Германии еще до войны, и сделать вполне удовлетворительный факсоприемник на элементной базе тех лет не представляло особой сложности.

А вот как залегендировать «там» переданную документацию? Этот вопрос мучил директора проекта постоянно. Впрочем, и этот вопрос был решен довольно оригинально, правда, не самим Юрием Александровичем, а "пришлым варягом".

Приехав в управление, Викентьев был почти сразу допущен под очи "его светлости". У генерала сегодня было благодушное настроение. Быстро просмотрев представленные документы, он тут же подписал их и представил директора «Шмеля» невысокому худощавому мужчине лет пятидесяти, который вошел в кабинет почти сразу после Юрия Александровича.

— Полковник Павел Ефимович Коган будет курировать ваш проект от администрации премьер-министра, — глядя на удивленного Викентьева, генерал еле заметно усмехнулся. Ознакомив подполковника с соответствующим приказом, регламентирующим практически неограниченный допуск куратора к секретной информации, замдиректора ФСБ тут же вежливо проводил обоих из кабинета. Что поразило директора проекта, так это то, что генерал, который был сегодня в форме, и, видимо, тоже собираясь уходить, надел фуражку и, прощаясь, первый откозырял полковнику в «гражданке», как старшему по званию.

* * *

Юрий Александрович был немного знаком с Коганом. Они «сталкивались» во время разборки со знаменитым в определенных кругах "Энгельским пнем". Тогда нехорошие "заморские мальчики" умудрились засунуть недалеко от аэродрома наших стратегических бомбардировщиков Ту-160 в районе Энгельса контейнер с аппаратурой, прослушивающей радиопереговоры и фиксировавшей работу радиотехнических систем самолетов в обычный сосновый пень.[3]

Павел Ефимович захотел ознакомиться с проектом «Шмель» немедленно. На борту самолета, за рюмкой коньяка, они разговорились. Как понял Викентьев из намеков полковника, премьер, сам выходец из спецслужб, предпочитал лично держать руку на «пульсе» самых важных с его точки зрения дел. Коган, бывший разведчик, хотя не зря считается, что они бывшими не бывают, занимался у премьера в основном вопросами авиации. Когда-то в молодости, как он сам рассказал в самолете Юрию Александровичу, пришлось ему потюкать топориком в одном французском порту, работая плотником. Одновременно он внимательно наблюдал за приплывающими и уходящими как военными, так и гражданскими судами. Анализировали полученную информацию уже в Москве. Вот тогда-то у неплохо зарабатывающего молодого французского рабочего и появилось увлечение. Он не только отлично овладел управлением спортивного самолета в местном аэроклубе, но и собрался участвовать в чемпионате Франции по высшему пилотажу. Но человек предполагает, а начальство, как говориться, располагает. За чужую ошибку, провал связника, пришлось расплачиваться многим. Самого Когана с его, "греческого профиля" носом, напоминавшем знаменитого французского президента, отозвали в Союз. Здесь уже, хорошо тогда «покрутившись», молодой капитан КГБ обменял свои французские «корочки» пилота-спортсмена с паспортными данными из «легенды» на законное пилотское свидетельство, выписанное уже на настоящую фамилию.

— С чего я тебе это все рассказываю, — начал объяснять Викентьеву полковник, они почти сразу на борту самолета перешли на "ты", — Тогда, вернувшись из заграницы, я, практически сразу, в МАИ на заочное поступил, на авиаконструктора. Сразу на четвертый курс взяли, — похвастался Коган, — И с тех пор стал специализироваться в «наших» делах на авиации. К агентурной работе после чужого провала я уже был не годен, «засветился», как сам понимаешь. А у нас же дополнительные знания и умения всегда приветствовались. Здесь я и МиГ-29тый освоил, и на Сушке двадцать седьмой полетал. Ох, какой самолет, не машина, сказка! Много на чем удалось полетать. Но, годы уже не те, врачи за штурвал не пускают, — Павел Ефимович вздохнул, — Но вот почему «сам» меня на это дело кинул, я пока не понял. Но ты не беспокойся, мешать я тебе не буду, не было таких «установок». Наоборот, чем смогу, помогу. Опыт у меня кой-какой, есть.

— Темнит полковник, — подумал Викентьев. Кое какие слухи про Когана по управлению ходили. Одни говорили, что он «лепший» друг нынешнего премьера, который ранее был президентом, а за несколько лет до того директором ФСБ. Другие утверждали, что этот простой полковник якобы набрал компромата на всю нынешнюю верхушку страны и грамотно этим пользуется. Во всяком случае, про то, что первый президент Российской Федерации был «свален» именно с помощью компромата, директор «Шмеля» слышал не раз.

После приезда на базу куратор неделю покрутился во всех отделах. Его интересовало практически все. Он всюду совал свой специфический нос. От охраны базы и до технологии заброса. Правда, как точно выяснил Викентьев, числовые коэффициенты пробоя полковник не узнавал. На ежевечерних «посиделках» он также стал постоянным гостем. На них, после появления Павла Ефимовича, разговор почему-то стал чаще съезжать на политику.

— Ну, как Вы, Сан Саныч, не понимаете, Россия была, есть и будет империей. Что при царях, что при Сталине, — Коган улыбнулся, — Даже сейчас, несмотря на декларируемую демократию, мы, — он гордо посмотрел на Логинова, — мы империя. Несколько ослабленная и немного уменьшенная в размерах. Конечно, конкретная форма власти имеет громадное значение. Но здесь это, увы, не нам решать. А вот там, — полковник помолчал, — там можно попробовать. И, здесь Вы, Александр Александрович, возможно и правы. Монархию можно попробовать реставрировать и в конце сороковых.

Все удивленно посмотрели на Когана.

— Как Вы себе это представляете, Павел Ефимович? — первой, как всегда, задала вопрос Катя.

— Воспользоваться культом личности Сталина сразу после войны. Раскачать внутриполитическую обстановку при отходе от плановой экономики к рыночной, что хочешь, не хочешь, требует отказа от продекларированного социализма.

— Да, но как технически такое провернуть? — Юрию Александровичу излагаемая идея показались интересной.

— В несколько этапов, — начал объяснять полковник, — Первое, разрешить многопартийность. Далее, когда свежесозданные партии начнут бороться за реальную власть, необходимо допустить несколько контролируемых неудачных попыток переворота.

— А перевороты разве в те годы были возможны, — спросила Ольга.

— Еще как, — Павел Ефимович задумался, вспоминая, — в нашей истории именно в те годы их было два.

— Три, — поправил Викентьев.

— Правильно, Юрий Александрович, — Коган благодарно кивнул, — два удачных и один неудачный.

— Первый, это арест Берии в пятьдесят третьем, — блеснул знаниями Николай.

— Да, и приход к власти Хрущева, — поддержал друга Дима.

— А второй? — спросила Катя.

— Вот второй был неудачным, — ответил за Павла Ефимовича Логинов, — в 1957 Маленков, Молотов и Каганович попробовали сместить Хрущева. Не вышло у них. А вот третий переворот в октябре шестьдесят четвертого у Брежнева, Подгорного, Шелепина и Косыгина получился. Брежнев тогда быстро подсуетился и, «задвинув» Подгорного и Шелепина, встал во главе страны.

— И это все внутри одной партии, — перехватил разговор полковник, — Нда, политика Сталина разделяй и властвуй… И, как его не стало… А теперь представите себе, что партий несколько. Там такая грызня начнется! Причем, происходит это все на фоне резкого изменения форм собственности и приличного подъема уровня жизни.

— А с чего вдруг этот уровень поднимется? — удивился Дима.

— Вот это, как раз, достаточно просто, — без промедления стал объяснять Коган, — Во-первых, благодаря нашей информационной помощи, держава выйдет из войны со значительно меньшими потерями. Затем, по той же причине, новые для них технологии должны дать приличный эффект. Ну и, наконец, заставить запад платить за эти технологии. Плюс, новые территории.

— Какие территории? — удивился Николай.

— А вот здесь надо подумать. Горло пересохло, — полковник протянул свой бокал Логинову, традиционно занимавшегося напитками, — В первую очередь, соответственно Германия. Конечно, она не войдет в состав Союза, но, минимум лет тридцать будет под контролем. Далее, Иран и Турция. Другие страны. Но, я думаю, подробно эти вопросы нам рано обсуждать.

Викентьев слушал полковника молча, но периодически хмурился, при упоминании Сталина и других партийных деятелей.

— Ох, и возненавидит запад Советский Союз после всего этого, — высказалась Ольга.

— Их проблемы, — ответил Коган, — Россию, СССР и, затем, опять Россию не любили там и любить не будут. Так уж исторически сложилось. Сначала "просвещенная Европа" не могла понять, откуда "эти русские" взялись, и куда они, с "немытым рылом" в "калашный ряд", лезут. То бишь, суются в европейскую политику. Потом, вдруг, они, русские, оказываются не бедные и не слабые. А в ХХ веке вообще, мало того, что посмели поставить все с ног на голову (я имею в ввиду строй), так еще за 30 лет превратились из аграрной в промышленную державу, заимели ядрен-батон. Нас все эти века не понимали и боялись! А кого боятся, тех не любят. Ну, да и хрен с ними, с их «любовью». Сейчас, главное, чтоб было, за что бояться. Главное, чтобы их "культурные ценности" не стали ценностями наших детей.

— Павел Ефимович, — решилась спросить Екатерина после недолгого молчания, — но ведь, Вы-то не русский?

— Как это, не русский? — удивился полковник, — Я русский, — Коган сделал паузу и продолжил, — еврей. Катенька, поймите, в нашей стране, русский, это не национальность, это принадлежность к державе. А я… Родители здесь на кладбище лежат…, - он опять помолчал, — Россия — моя родина. Может быть и не вся, но Ленинград — Санкт-Петербург, где родился, это точно. Так что за державу мне не меньше вас обидно.

В комнате повисла тишина. Затем кто-то щелкнул зажигалкой, прикуривая, Логинов принялся наполнять бокалы, исполняя свои обязанности виночерпия.

— Я на вас удивляюсь, как говорила моя бабушка, — прервал тишину Павел Ефимович.

— Моя говорила, перестаньте мне сказать, — со смешком добавил Дима.

— Именно, — улыбнулся Коган, — как только в интеллигентном обществе речь заходит о национальности, точнее именно о евреях, все как воды в рот набирают.

— А почему? — спросила Ольга, — я вот, сама наполовину немка, но тоже иногда замечаю странное отношение к евреям.

— А ничего странного, — Дима опять улыбнулся, — последние пару тысяч лет цивилизация была под «пятой», если так можно выразиться, христианской религии. У нас даже летоисчисление от "Рождества Христова". И все это время церковь твердила, что евреи во главе с Иудой — нация подлых и жадных предателей. Забывая, что сам Христос и все его тринадцать апостолов евреи. Плюс, в то же послевоенное время в Союзе, неофициальный государственный антисемитизм.

— Слушай ты, еврей недорезанный, — Николай засмеялся, они с Димой подружились еще до института и Коле не раз приходилось отстаивать честь своего значительно более слабого друга в уличных драках, — сам же знаешь, я за тебя горло кому угодно перегрызу. Давай-ка, не уводи разговор в сторону. Павел Ефимович, так что надо делать после неудачных переворотов?

— После спровоцированных переворотов, — поправил Коган.

— А их надо еще провоцировать? — удивилась Катя.

— Обязательно, — полковник прикурил сигарету, затянулся и продолжил, — Нельзя давать заговорщикам полностью закончить подготовку, труднее будет подавить переворот.

Но вот расписать эти неудачные попытки в СМИ надо будет со всей красочностью. Соответственно, поднимется волна народного гнева с требованием запретить все партии. А как тогда управлять страной? Как выбирать правителей? Провести референдум, конечно инициатива должна быть организована снизу, о конституционной диктатуре "Отца народов". Вот вам и абсолютная монархия, которую Вы так хотите, Сан Саныч, — Коган, улыбаясь, подмигнул Логинову.

— А вы опасный человек, Павел Ефимович, — после недолгой паузы сказала Екатерина, — вот так, за несколько минут, составить такой план.

— Ну, это даже не план, это скелетная схема, один из возможных вариантов, — полковник задумался, — Понимаете, Катенька, если просто проанализировать, что в те годы творилось… "Отец народов" разделял спецслужбы, заставляя их решать одни и те же задачи, бесконечно и злобно конкурируя друг с другом. Постоянные интриги, борьба за место возле Сталина, борьба за власть… Власть, построенную на крови тысяч и тысяч.

— И ты считаешь, во всем виноват Сталин? — прервал свое молчание Викентьев.

— О, вот только давай не будем искать виноватых. Возможно, окажись ты или я на его месте, творили бы то же самое, — полковник задумался, — Времена тогда были такие. Или ты, или тебя. Это вина в меньшей степени конкретных людей. Это следствие прогресса. Человечество слишком резко перешагнуло от слабости перед природой к власти над ней. Планета вдруг стала ощутимо меньше. Мировоззрение, как отдельных людей, так и всего общества, просто не успевало перестраиваться в соответствии с реалиями.

— Да вы еще и философ, — восхитилась Катя, — А вы, Павел Ефимович, не боитесь, что мы своим прогрессорством только ухудшим положение там?

— Еще как боюсь, но только не в том случае, если мы сможем очень четко контролировать ситуацию.

— А как это сделать? — спросил Воропаев. Он практически не принимал участия в разговоре. После постигшей его трагедии Женя стал очень замкнутым и молчаливым.

— Вот здесь нам и потребуетесь Вы, Евгений. Десантируетесь в одну из ключевых фигур и будете с нашей помощью стабилизировать положение.

— В Сталина меня закинете? — решил уточнить Воропаев.

— Упаси боже, — засмеялся Коган, — вас, молодого человека, в старика. По-моему, это нонсенс. И вообще, подбор кандидатуры реципиента без участия и согласия донора считаю недопустимым.

— А не рано ли мы собрались контролировать ситуацию, которую еще не создали? — опять задал вопрос Викентьев, — Ведь еще и бита информации не передано.

— Да, время поджимает, там ведь уже лето тридцать седьмого, а мы еще ничего не сделали, — подтвердила Катя.

— Ну а кто мешает? — полковник выдержал паузу, улыбнулся, — Завтра с утра приступаем к варианту "Бог из машины".

Глава 2

У всесильного наркома жутко болела голова.

— Опять я вчера перебрал, — подумал он, — но Женька-то как была хороша. Но, все-таки, надо с пьянкой заканчивать. Хотя, с другой стороны, сколько мне осталось?

Нарком внутренних дел СССР Николай Иванович Ежов недавно окончательно понял, что как только он сделает то дело, ради которого его вознесли на этот ответственный пост, «хозяин» его уберет. Выкинет, как отработавшую свое изношенную деталь машины. Государственной машины управления. Своей далеко не глупой головой, Ежов, не имеющий вообще никакого образования, все-таки сообразил, что осталось у него совсем мало времени, полгода, от силы год.

В дверь постучали.

— Да, входи, — разрешил нарком, потирая висок пальцами.

В дверном проеме «нарисовалась» подобострастная физиономия секретаря, старшего лейтенанта НКВД.

— Ну что там у тебя? — головная боль медленно, но уходила. Принятые сразу после приезда в наркомат немецкие таблетки начали действовать.

— Списки, на подпись, — секретарь положил на край стола пухлую папку, — И Слуцкий, начальник седьмого отдела, на прием просится. «Расстрельные» списки могли и подождать, заключенные никуда не денутся, а вот начальник иностранного отдела НКВД просто так с утра не придет.

— Кто такой Слуцкий, я и без тебя знаю. Зови и чаю нам сделай.

В кабинет вошел комиссар госбезопасности второго ранга с двумя орденами красного знамени на груди. Ежов указал ему на низкое глубокое кресло, стоящее сбоку от стола. Имея очень маленький рост, всего 151 сантиметр, нарком всегда сидел сам на высоком стуле, а под ногами у него стояла маленькая табуретка.

— Ну, здравствуй, Абрам Аронович, — Ежов пожал протянутую ему руку, — Что там у тебя.

— Очень интересное дело, Николай Иванович, — Слуцкий долго устраивался в неудобном кресле, — помнишь, я тебе на той неделе докладывал, о том, что радист нашего Мюнхенского резидента на связь вышел?

— Это тот резидент, которого, по твоим же утверждениям, Гестапо два месяца, как взяло? — уточнил нарком, — И который, после этого, якобы, секретные чертежи у «Сименса» раздобыл и выслал описание какого-то… Как его там?

— Фототелеграфного аппарата, — подсказал начальник ИНО, — Именно. Позавчера собрали этот фототелеграф. Начали испытывать и…, - Слуцкий замолчал.

В кабинет, предварительно постучав, вошел секретарь и стал аккуратно расставлять с подноса горячий чай в высоких стаканах с серебряными подстаканниками, серебряную сахарницу с кусковым сахаром и серебряную же вазочку с печеньем. Подождав, пока старший лейтенант НКВД покинет кабинет, комиссар госбезопасности второго ранга продолжил: — В общем, после того, как собрали аппарат и заправили фотопленку, он заработал без подключения к приемной радиостанции и без, — Слуцкий раскрыл лежащую у него на коленях папку, прочитал что-то на лежащем сверху документе, — и без синхронизации. Причем, технические спецы утверждают, что без синхронизации аппарат работать не может. Вчера проявили пленки и…, - начальник ИНО замялся и замолчал.

— Ну что ты, как девка перед голым мужиком мнешься, Абрам Аронович, — усмехнулся нарком, прихлебывая горячий чай, — говори.

— На всех трех пленках, — Слуцкий достал из той же папки на коленях толстую почку фотографических отпечатков, — подробные карты отдельных участков Советского Союза. И на всех неизвестные нам месторождения.

— Месторождения чего? — переспросил нарком.

— Вот здесь, например, — комиссар второго ранга перебрал несколько фотографий, вытащил одну и положил перед Ежовым, — нефть. Это на южном Урале, на севере Оренбургской области. Я сегодня с утра успел у геологов проконсультироваться. Там как раз экспедиция из Ленинграда работает. Именно нефть ищет. А здесь точные координаты. Ставь буровые вышки и качай. Но, вот это еще интереснее, — Слуцкий вытащил еще одну, помеченную красным карандашом, фотографию, — Якутия. Здесь вообще месторождение алмазов.

— Алмазов? — Ежов настолько удивился, что даже перестал пить чай, а кусок сахара (нарком любил чай вприкуску) упал на подсунутую начальником ИНО фотографию, — Сказки рассказываешь. Это кто же нам такую «дезу» лепит? — перешел на жаргон нарком.

— В том-то все и дело, что на дезинформацию не похоже. И, потом это еще не все. Вчера, после зарядки чистых пленок, аппарат снова заработал, — Абрам Аронович прервался, перемешал сахар в своем стакане, и тихо, в отличии от шумно прихлебывающего наркома, сделал пару глотков чая.

— Ты, того, Абрам, не тяни, — не выдержал Ежов, — говори, давай.

Слуцкий сделал еще глоток и продолжил: — На пленке плохо видно, мелковаты негативы, но я отдал на распечатку. Сейчас досушивают. Прямо сюда приказал принести. Кажется, там чертежи какого-то стрелкового оружия.

* * *

— И что же вы им подсунули? — Павел Ефимович Коган все никак не мог отойти от смеха, вызванного рассказом Николая. Он только что прилетел из Москвы и сразу же, не заходя в гостиницу, решил выяснить последние новости.

— Как что, — удивился Коля, — конечно, «калаш». АК-103 и 104. Подробные чертежи, полное описание всех "технологических цепочек" от точного литья и лака для покрытия стальных гильз, до чертежей поточных линий для производства патронов. В общем, весь пакет документов, что «Ижмаш» для Венесуэлы готовил в 2008-м. С творческой переработкой, конечно.

— В смысле? — спросил полковник.

— Да, все пластмассовые детали заменили пока на дерево, и даты с подписями убрали из угловых штампов. Нет, но надо было видеть их рожи, когда на последней фотке они увидели наше требование о переносе аппарата в Кремль, — Малышев опять засмеялся.

— Перенесли?

— Тут же. Сталин лично приказал, когда ему еще мокрые распечатки привезли. Там и большую фотолабораторию развернули и еще один батальон НКВД поставили, для соблюдения секретности.

— А сейчас что передаете туда, — поинтересовался Коган.

— Адаптированную технологию цветной фото и кино пленки. Ну, и фотобумаги, соответственно. Это под новый приемник фототелеграфа, что мы разработали, — пояснил Николай, — будем им и карты в будущем цветные гнать.

— А затем?

— Ну, Пал Ефимыч, с этим к директору, — фамильярно ответил Коля, — Викентьев с Логиновым там такую работу развернули.

Директор, как выяснилось, находился не в своем кабинете, а в большем зале бывшего КБ завода, который превратился в отдел подготовки технической информации, предназначенной для передачи «туда». Увидев Когана, он быстро закончил разговор с молодым инженером, который, судя по чертежам на экране его компьютера, был специалистом по ДВС,[4] и, с довольной улыбкой на выглядевшем несколько усталом лице, направился к полковнику.

— Ну, здравствуй, Павел Ефимович. Как там столица поживает? — спросил Викентьев, пожимая протянутую руку.

— Хорошо поживает, — ответил полковник на пути в кабинет директора, — вот только снегом завалило, еле разрешение на вылет выбил. Ты, лучше расскажи, как вы тут живете?

— Плохо и хорошо одновременно, — увидев шедшего на встречу Логинова, он махнул ему рукой, подзывая.

— О, как, — удивился Коган, — а, поподробнее?

— Да, времени не хватает, ничего не успеваем, там-то оно бежит значительно быстрее. Зато, — Викентьев опять улыбнулся, — очень уж интересная работа пошла.

Когда они втроем устроились в кабинете директора с чашками кофе, тут же приготовленным Логиновым на электрической кофеварке, подполковник продолжил свой рассказ.

— По стрелковому оружию мы практически все уже передали, и «Утес», и пулемет Владимирова. Начали, конечно, со всех вариантов ПэКа на 7,62, а на закуску «Гюрзу» с патронами СП-10 и СП-11 подкинули.

— У «Утеса» же технологии сложные, потянут ли? — засомневался полковник.

— Справятся, — ответил за шефа Логинов, — все подробненько отписали, и технологии, и станки, и оснастку.

— Сейчас собираемся передавать подствольник ГП-30 с «выстрелами», станковый АГС-30, ну и, соответственно, противотанковые гранатометы, — Викентьев сделал небольшую паузу для смакования кофе, — Кое где, по твоему совету, указали конкретных специалистов для организации и доводки производства. Эти люди под репрессии уже не попадут, а некоторых и из лагерей вернули.

— Вот это самое главное! — с воодушевлением сказал Коган, — это начальный этап привыкания Сталина к нашим советам. Надо его на нашу информацию, как наркомана на иглу посадить!

— А все-таки, Павел Ефимович, ты Иосифа Виссарионовича не любишь, — с некоторым недовольством констатировал подполковник.

— Да что он, девица красная, что бы его любить, — тут же ответил ему куратор, — просто, Юра, я немного больше тебя посидел в архивах, да и допуск у меня несколько выше. И вообще, хватит обсуждать это. Я же с вами вместе собираюсь поднять его на еще более высокую ступень власти. Главное здесь, что под нашим «чутким» руководством, — Коган усмехнулся, — держава будет значительно раньше готова к войне. Кстати, предупредили, что на все новинки от нас максимальная секретность, и что в Испанию даже патрона нового образца не должно попасть? Соответственно, как и на конфликты с японцами.

— А как же, Павел Ефимович, обижаете, — опять ответил за директора Логинов, — все Ваши указания выполняем, и уставы образца сорок пятого года между ТТХ оружия подкладываем, и про штатные составы войск РККА опять-таки по образцу послевоенной СА не забываем.

— А что за двигатель ты с парнем обсуждал, Юрий Александрович? — спросил Коган.

— Это, — Викентьев замялся, — Понимаешь, тут у нас один энтузиаст прошелся по послевоенной разработке двигателя для Яка современными компьютерными программами. Что интересно, воспользовался, в том числе, наработками Мерседеса для формулы один, которые наши хакеры из «конторы» раздобыли. Так вот, он утверждает, что из ВК-108 можно вытянуть почти 2000 сил при нормальной надежности и ресурсе минимум в 400 часов. Причем собирать его можно будет и в те времена, конечно используя «подсказанные» нами технологии. Другие ребята из нашей команды воодушевились и прошлись соответствующими программами по Яку третьему.

— Ну, и? — поторопил сделавшего паузу директора Павел Ефимович.

— Да какая-то фантастика получилась. Максимальная скорость 780 километров при отличных летных характеристиках и трех пушках: 30 миллиметровой в развале двигателя и двух синхронных по 23 миллиметра. Пушки, понятно, тоже «наши». Вот только проблем различных при производстве «там» много возникает.

Коган, не перебивая, слушал. Видно было, что эта тема его заинтересовала. Логинов тоже не мешал своему шефу рассказывать, только приготовил еще кофе и вытряхнул окурки из пепельницы.

— Во-первых, — Викентьев прикурил очередную сигарету, — в конструкции под полторы сотни килограммов титановых сплавов. Мы вечерок посидели, посчитали, и, получается, необходимо строить титаномагниевый комбинат под Усть-Каменогорском и там же рядом, на Иртыше, ГЭС. Очень уж процесс получения титана энергоемкий. За пару лет, если очень постараться, можно на уровень производства двух-трех тысяч тон в год выйти. Конечно, по современным меркам, это просто очень мало. Но, зато, в последующем это очень стране пригодится. Далее, самолет получается очень дорогой, в три раза дороже, чем оригинальный Як-3.

— А почему не дать «туда» реактивные двигатели? — все-таки перебил директора полковник.

— Не потянут они, экономика надорвется. Да и специалистов для внедрения нет, — объяснил Викентьев, — по той же причине по полупроводникам пока ничего не готовим. А вот по радиолампам все архивы Питерской «Светланы» сейчас перетряхиваются.

— Ты про истребитель закончи, — опять перебил Коган, — Решили-то что?

— Окончательно еще не решили, но очень уж интересный самолет у ребят получился. Конструкция модульная, очень высокая ремонтопригодность и низкие эксплуатационные расходы должны быть. Прочность шасси, как у палубника. Хотя, — Викентьев улыбнулся, — можно и впрямь в качестве палубного самолета использовать. С любого авианосца без паровой катапульты взлетит. На него пороховой ускоритель навешивается.

Юрий Александрович еще много чего рассказал о спроектированном истребителе. Он мог нести на вешней подвеске под крыльями до 700 килограммов бомб или два одноразовых 300 килограммовых контейнера с НУРСами при использовании в качестве легкого бомбардировщика — штурмовика. Причем, пустые контейнеры автоматически должны были сбрасываться и можно использовать машину по прямому назначению. Для облегчения управления силовой установкой поставили простой, но надежный автомат шага винта. При вполне удовлетворительной дальности в 1000 километров, с подвесными баками, опять-таки автоматически сбрасываемыми, дальность росла практически вдвое.

— В общем, решили попробовать, — сказал директор, — на пару опытных самолетов титан в штатах закупят, а к серии свой появится. Испытывать они машину будут сами. Сбросим информацию в их тридцать девятом, когда Як-1 в проектирование пойдет. А маркировку дадим Як-3, чтобы лишних вопросов не задавали потом всякие, — Кто такие «всякие» он уточнять не стал.

— Нда, — прервал недолгую паузу полковник, — дальше пойдут танки, БМП, БМД… С этим все понятно. Но воюет не техника, воюют люди. Как ИВС отреагировал на уставы и наши рекомендации по пересмотру стратегии, тактики и соответствующей переподготовке командного состава всех уровней?

— Ну, — Викентьев немного задумался, — скажем так, в целом положительно. Устроил большое совещание по инициативной разработке "Управления стратегических исследований". Так Сталин залегендировал сверхсекретный отдел в кремле, где получают, классифицируют и анализируют нашу информацию.

— Уже анализируют? — удивился Коган, — да уж, в уме Иосифу Виссарионовичу не откажешь. Кто возглавил «УСИ»?

— Слуцкий Абрам Аронович, комиссар госбезопасности второго ранга, — ответил Логинов. Именно он систематизировал полученную информацию от наблюдателей, сидевших за многочисленными мониторами.

— Один из руководителей политической разведки, — прокомментировал полковник, — И к каким выводам пришли их аналитики?

— Серьезный вывод только один, вся получаемая ими документация изначально составлялась на русском языке и не является переводом с какого-то другого. Остальное, — капитан улыбнулся, — домыслы. Гадание на кофейной гуще.

— Так что там по совещанию? — перебил капитана куратор.

— Острых дебатов не было, — продолжил директор, — почувствовав давление Сталина, приняли практически все "наработки УСИ". Мы записали очень показательный разговор ИВС с Берией о "Голосе свыше". Так они в узком кругу допущенных называют нас.

— Именно с Лаврентием Палычем, не с Ежовым? — решил уточнить Коган.

— Да, Ежов уже отлучен от нашей информации. Заодно получил указание тщательно проверять доказательства в обвинениях специалистов и военных, — опять ответил за шефа Логинов, — Похоже, волна репрессий резко пойдет на спад.

— Это очень хорошо, — улыбнулся полковник, — но, все-таки, просветите меня о разговоре Сталина с Берией. Сверхважно понять отношение "Отца народов" к "Голосу свыше".

— Пожалуйста, — капитан взял ноутбук со стола директора, повозился минуту с ним и поставил раскрытым перед Коганом. На экране компьютера в стандартной обложке проигрывателя «виндовс-медиа» появилась картинка. Наблюдателю, «поймавшему» разговор удалось найти удачный ракурс.

Сталин стоя набивал трубку табаком из разломанной папиросы "Герцеговина Флор", а Берия, неестественно прямо сидя на стуле, отвечал на ранее заданный вопрос.

— Нет, Лаврентий, — перебил Генеральный секретарь, — меня не интересует, что сказали твои спецы, я все это уже читал. Я хочу услышать именно твое мнение.

— Ну, — Берия, обычно очень четко формулирующий свои мысли, сейчас несколько стушевался, — мне кажется, они из будущего, как бы фантастически это не звучало. При этом там, в будущем, не все в порядке, раз они решили с нашей помощью изменить свои историю и действительность. И еще одно соображение. Мне кажется, Иосиф Виссарионович, что они пытаются влиять на нашу внутреннюю политику.

Берия замолчал, ожидая реакции вождя, но тот ничего не говоря, смотрел на недавно назначенного первого заместителя наркома внутренних дел, сосредоточенно раскуривая трубку. Сделав затяжку, Сталин выпустил вверх клуб ароматного дыма и прервал затянувшуюся паузу.

— Значит, Лаврентий, ты тоже это понял. И, как считаешь, пойдем у них на поводу?

Когда «хозяин» задавал вопрос, надо было отвечать. Но, вот что ответить сейчас, Берия не знал. В тоже время молчать было нельзя. И он решился:

— Я, пока, не вижу другого варианта, Иосиф Виссарионович.

Сталин, потягивая трубку, подошел к окну, отодвинул штору, несколько секунд поразглядывал там что-то и неторопливыми шагами вернулся к столу.

— Вот, Лаврентий, тут ты думаешь правильно. Но нам надо понять, приведет ли это к усилению Советской власти только сейчас, или здесь есть перспективы на многие годы?

Вождь говорил медленно и, стараясь правильно выговаривать слова, несмотря на грузинский акцент. Берии трудно было понять сейчас, говорит ли «хозяин» ему, или размышляет вслух. В то же время заместитель наркома чувствовал, что под Советской властью Генеральный секретарь понимает только свою, личную власть. Сталин опять подошел к окну и, опять отодвинув штору, посмотрел туда. Так же неторопливо вернувшись, он выбил трубку в большую хрустальную пепельницу и сказал:

— Давай так, товарищ Берия, — то, что «хозяин» при разговоре не перешел на родной грузинский язык, очень давило на замнаркома, — мы сейчас будем придерживаться рекомендаций этого "Голоса свыше", тем более, что реальный контроль никто отобрать у нас не может. А вот ты проследи, чтобы никто посторонний ничего не узнал.

Сталин помолчал, испытующе глядя на члена ЦК ВКП(б) и продолжил:

— Через неделю, на очередном заседании Политбюро, я сниму Ежова. Он свое дело сделал и, как мне кажется, несколько перестарался. У тебя материалы готовы?

— Так точно, — Берия попытался встать, но вождь удержал его движением руки.

— На пост наркома внутренних дел будет предложена твоя кандидатура. Как считаешь, оправдаешь доверие?

Изображение на экране застыло.

— Умны, ох умны! — с восхищением оценил разговор Коган.

* * *

Вечером, в честь приезда куратора, собрались в директорском «люксе» на час раньше обычного. Как-то так получилось за те недели совместной работы, которые в сумме набрались во время коротких наездов Павла Ефимовича на базу, что все серьезные вопросы по «Шмелю» решались теперь только с участием полковника. Вот и сегодня Евгений Воропаев хотел узнать, когда, наконец, ему начнут подбирать реципиента. Дело в том, что Ольга Шлоссер за время, прошедшее с того памятного эксперимента с дворнягой, обработала результаты опытов и несколько продвинула теорию отца. Из ее работы следовало, что для успешного «десантирования» очень желательно подобрать кандидатуру реципиента с соответствующими физическими данными. А Жене уже давно нетерпелось заполучить здоровое тело и перестать быть инвалидом, пусть это будет и в другом мире.

— Павел Ефимович, ну когда, наконец, вы меня отправите? — жалобное выражение на лице крепкого с виду тридцати четырехлетнего мужика, сидящего в современном инвалидном кресле с электроприводом и, несмотря на это, возвышавшегося над остальными, сидящими кто на стульях, кто на диване, выглядело несколько уморительно. Катя перегнулась через Викентьева, рядом с которым сидел Евгений, и погладила Женю по руке. Тот с благодарностью посмотрел на нее.

— Э, э, ты на мою Катюшу не заглядывайся, — тут же весело отреагировал директор, — Нет, товарищ полковник, давайте действительно зашлем его куда подальше, а то ведь отобьет у меня любимую.

Все засмеялись. Воропаев, практически сразу после того, как получил уверенность в своем будущем и почти переставший чувствовать себя ущербным, хохотал громче всех.

— Рано, Евгений, рано, — Коган перестал улыбаться, — Нельзя тебе пока туда, в этот серпентарий. Совсем чуть-чуть подождать надо. Вот уберет Сталин Ежова из НКВД, и десантируем тебя работать по основному профилю.

— Это, по какому? — тут же спросил неугомонный Дима.

— Хороший современный спецназовец, я думаю, станет отличным осназовцем, — ответил за куратора Викентьев. Они с полковником уже успели обговорить эту тему, — Так, Женя?

— Легко, — ответил тот своим любимым словом.

— А подготовку можешь начинать уже завтра. Мы тут приглядели тебе одну кандидатуру, — директор переглянулся с Коганом.

— Кто? — улыбка буквально засияла на лице Воропаева.

— Младший лейтенант государственной безопасности Егор Иванович Синельников, член ВКП(б) с тридцать шестого года, — ответил теперь уже Логинов и, вытащив из внутреннего кармана пиджака несколько фотографий, положил их на стол перед Женей. Тот тут же начал разглядывать фото. На карточках был молодой высокий парень в форме с тремя «кубарями» в малиновых петлицах. Несмотря на несколько мешковатую одежду, видно было, что он очень силен.

— А ничего, довольно симпатичный, — Катя, подтянув одну фотографию к себе, перевела несколько раз взгляд с изображения на Евгения и обратно, — Даже чем-то похож, — затем подвинула карточку подруге. Ольга повторила ту же операцию с переносом взгляда и томно произнесла: — А, молоденький…

Громкий смех потряс комнату.

— Действительно молодой, всего двадцать три года, — с некоторым укором посмотрев на Олю, продолжил рассказывать капитан, — но уже успел отличиться. В чем, пока непонятно, в личные дела там мы заглядывать еще не научились. Но просто так, такое звание не дадут. Сейчас там работает в нашем, — капитан усмехнулся, — "Управлении стратегических исследований".

— А здесь в истории он был? — спросил Дмитрий.

— Конечно, — Логинов сделал паузу, думая, говорить или нет. Потом решился, — Личное дело почему-то не сохранилось. Нашли лишь упоминание в архивах КГБ. Майор ГБ Синельников погиб осенью сорок третьего при задержании диверсионной группы противника.

Все резко затихли.

— Тебе, Евгений, я думаю, это не грозит, — прервал тишину полковник, — Война, конечно, там будет, но совершенно не такая, как у нас.

— А какая она там будет, Павел Ефимович? — тут же спросила Катя.

— Другая, Катенька, совершенно другая, — Коган мечтательно задумался и продолжил, — Красная армия будет меньше по численности и, при этом, значительно сильнее. Вооружена будет относительно современным, для нас конечно современным, — сделал уточнение полковник, — оружием. Очень мобильная. А, главное, с супер разведкой, — куратор посмотрел на Дмитрия с Колей, — как, справитесь ребята?

— Должны, — Николай посмотрел на кивнувшего сразу друга, — параметры пробоя на Берлин уже подобранны. Еще месяц, два и выйдем на рейхсканцелярию и штабы.

— Наши месяцы? — решил уточнить куратор, зная разницу в течении времени.

— Наши, — подтвердил Горин, — очень уж там характеристики нелинейные. На ощупь в абсолютной темноте бродим.

— Значит, до большой войны гарантированно успеете, — констатировал полковник, — Вот и представьте, Катенька, война, в которой известны все планы противника.

В комнате наступила тишина. Похоже, все присутствующие попробовали вообразить себе такую фантастическую войну. Только Воропаев все никак не мог оторваться от фотографий, перетасовывая их единственной рукой, да Логинов занялся своим основным делом, наполнением бокалов. Он же первым прервал мечтания остальных.

— Павел Ефимович, а ведь Сталин и так знал о войне. Почему же тогда такой бардак на фронте в сорок первом был?

— Ну, тут много причин, — полковник призадумался, потом начал перечислять, — Во-первых, чудовищная некомпетентность командования, — оглядев удивленных его заявлением директора, капитана и Воропаева, оторвавшегося от своих фотографий, Коган пояснил: — Ну, а как еще объяснить, что многие танковые части были дислоцированы в одном месте, а горючее и боеприпасы складированы подчас в сотнях километров? Несогласованность действий огромной бюрократической военной машины! Абсолютная необученность личного состава и командиров всех уровней действиям в обороне. Принятие на вооружение недоведенных, с очень низкой надежностью, образцов новой техники. Вспомните, сколько танков пришлось бросить из-за поломок и отсутствия бензина и солярки. А уж о состоянии связи в РККА и говорить нечего. Про мобильность войск я тоже промолчу. Ну вот, возьмем для примера авиацию, что лично мне несколько ближе. Зачем нужно было запускать в производство два истребителя одного класса на одинаковых двигателях Як-1 и Лагг-3? Тактика действий истребительной авиации вообще не отработана, основана на тройках, а не на парах. Хотя бои в испанском небе уже показали ошибочность такого построения. Высшему пилотажу пилоты практически не обучены, а это, как выяснилось, основа воздушного боя. Хороший на тот момент самолет непосредственной поддержки поля боя Ил-2 искусственно ухудшается. Представленный конструктором на государственные испытания в двухместном варианте, в серию штурмовик идет одноместным, без защиты задней полусферы. Уже во время войны его приходится переделывать обратно, но стрелок — радист при этом лишается бронезащиты. Подготовка летно-подъемного состава просто отвратительная. Пилоты тех же Илов частенько забывали открывать бронезаслонки радиаторов после штурмовки, а в результате перегрев и отказ мотора. А сколько было случаев на очень многих типах самолетов, когда при посадке летчики иногда не облегчали винт и, при необходимости уйти на второй круг, разбивались.

— А что значит, облегчить винт? — спросил Дмитрий.

— Ну, как бы тебе это объяснить попроще, — полковник посмотрел на девушек. Их этот вопрос похоже тоже заинтересовал, поэтому отвечать надо было популярно, — Лопасти самолетных винтов во время полета поворачиваются относительно своей оси, чтобы эффективно использовать мощность двигателя. Когда угол атаки лопастей большой, винт сильней загребает воздух, но и мотору тяжелее крутить. Летчики так и говорят — тяжелый винт. А когда лопасти переводятся на малый шаг — облегчить винт. Ну, а если винт на большом шаге, скорость самолета и обороты двигателя малы, то, при необходимости резко увеличить тягу, пилот дает газ, а двигатель обороты набрать не может, так как отбираемый винтом крутящий момент превышает выдаваемый мотором. На современных винтовых самолетах стоит автоматика изменения шага винта и "человеческий фактор", как сейчас говорят, не влияет.

— Павел Ефимович, — Екатерина сделала небольшую паузу, но потом все-таки задала свой вопрос, — а Суворов правду писал, что Сталин сам собирался напасть на Гитлера 16-го июля в сорок первом?

Викентьев, а Катина ладонь лежала сейчас в его руке, неодобрительно посмотрел на свою подругу.

— Ну, вопрос конечно интересный, — полковник наоборот, одобрительно взглянул на женщину, — Начнем с того, что Суворов-Резун предатель. Исходя из этого факта, многие отрицают все его утверждения. Работает-то Резун на западную пропаганду, без сомнения. Но какие-то кусочки правды в его словах есть. Во всяком случае, действительно, большое количество войск и практически вся наша новая авиация были прижаты к западной границе. И немцы этим воспользовались. В первые же сутки войны подавляющее большинство советских самолетов было уничтожено прямо на аэродромах бомбардировщиками противника. А насчет 16-го июля, — Коган, переглянувшись с директором, улыбнулся, — Во всяком случае, я, работая в архивах, таких планов не находил.

— Ну, ладно, — вступил в разговор Николай, — а в нашем случае такого бардака в 41-м точно не будет?

— Вечер вопросов и ответов, — подумал про себя полковник, — одно хорошо, эта будущая война уже стала для них своей, а не абстрактной «там». Мы все уже понемногу начали принимать «ту» страну ближе к сердцу, — и продолжил свои мысли вслух:

— А это очень сильно зависит от нас, от всех, здесь присутствующих. Сумеем внушить Сталину, как провести подготовку к войне правильно, значит и на фронте будет полный порядок. И вот тут, Женя, очень большая роль отводится персонально тебе.

Евгений удивленно посмотрел на полковника, но говорить ничего не стал.

— Надо создать еще одну контролируемую нами структуру воздействия на вождя, — Коган задумался, а потом стал объяснять: — Кто будет проверять, как будет проходить перевооружение и обучение армии на местах? Очевидно, органы Государственной безопасности. Но, рапорты низовых подразделений будут в каких-то мелочах отличаться от действительности. На более высоких уровнях контроля эти рапорты анализируются, суммируются и опять создается документ, но уже с большим количеством ошибок. Таким образом, пройдя несколько бюрократических ступенек, информация доходит до самого верха иногда, мягко говоря, не совсем правдивая. Чтобы такого не происходило, требуется создать еще один, совсем небольшой, контролирующий орган, напрямую подчиненный Сталину или Лаврентию Палычу. Некая, скажем, комиссия спецконтроля. Вот эта комиссия и будет выборочно, по своему усмотрению, проверять войска и правдивость подаваемых на самый верх документов. Кстати сказать, нечто подобное было во время войны и здесь. Считалось, кажется, структурой ЦК, но подчинялось непосредственно Берии. Так вот, Женя. Ты должен будешь, конечно с нашей информационной помощью отсюда, найти пару фактиков несоответствия докладов, ложащихся на стол вождю.

Все с большим интересом слушали рассуждения куратора, не перебивая. Логинов даже забыл налить очередные порции в бокалы.

— Мы, в наших рекомендациях, подкинем Сталину идейку такого спецконтроля, продолжил полковник, — Ты, как нашедший и вовремя доложивший об ошибочках, несомненно войдешь в комиссию. Вот, работая там, ты и сможешь несколько по иному расставить акценты на подаваемой вождю информации. Это и будет наша вторая структура воздействия на Сталина. Причем находится она будет внутри информационной петли обратной связи управления государством. Ведь такой, несомненно эффективный орган, Иосиф Виссарионович наверняка задействует в более широкой степени.

— Пал Ефимыч, да Вы еще и интриган! — высказала свое мнение Катя. Хохот в очередной раз наполнил комнату.

— Ну, надо же хоть как-то соответствовать нашей действительности, — скромно ответил полковник и указал Логинову на пустые бокалы. Сан Саныч тут же потянулся к бутылкам.

* * *

На следующий день с утра Викентьев с куратором в кабинете директора прикидывали, какую информацию необходимо передать «туда», для улучшения экономических показателей СССР.

— Надо срочно рекомендовать восстановление Комитета по изобретениям и открытиям при Совмине, или как он там тогда назывался. Далее необходимо разрешить получать изобретателям не только авторские свидетельства, но и патенты.

— А какая в них разница? — тут же спросил подполковник.

— При авторском свидетельстве автор получает небольшое вознаграждение, а все права принадлежат государству. Внедрение же полностью зависит от чиновников. А вот патент дает все права владельцу, и внедрение изобретения сильно зависит от правообладателя. Патент ведь является документом на владение интеллектуальной собственностью и может быть объектом купли — продажи. Кстати, это может быть первым шагом к выходу из плановой социалистической экономики. Соответственно, СССР должен немедленно присоединиться к Парижской конвенции 1883 года. Тогда там смогут торговать "нашими", — Коган улыбнулся, — изобретениями и технологиями за границей. А это будут довольно приличные деньги. Патенты ведь будут принадлежать УСИ. Кстати, заодно перейдут на самоокупаемость, — теперь уже, рассмеялись оба.

В этот момент в кабинет ввалился запыхавшийся взволнованный Логинов.

— Ежов убил Слуцкого!

— Как это убил? — Не понял Викентьев.

— Отравил! — тут же объяснил капитан, — Наш наблюдатель засек их разговор в кабинете наркома. Ежов стал нажимать на комиссара второго ранга с требованием поделиться «нашей» информацией. Слуцкий ответил довольно жестким отказом. Тогда нарком, якобы пойдя на попятную, размахивая в разговоре руками, капнул в стакан с чаем собеседника чем-то из маленького флакончика. Врач констатировал смерть от сердечного приступа.

— Почти на полгода раньше, чем в нашей истории, — спокойно, будто размышляя вслух, произнес куратор, — Интересно, кого Сталин назначит новым начальником УСИ?

— Ты так спокойно это говоришь, — директор с укором посмотрел на Когана, — а нам Женю туда скоро отправлять.

— Нет, Юра, ты не прав. Я, конечно, несколько обеспокоен, но не настолько, чтобы выходить из определенных рамок и принимать неправильные решения. А, Евгений… — полковник неожиданно улыбнулся, — Ты даже не представляешь, как я ему завидую. Новая жизнь в новом теле. И в какое интересное время ему предстоит жить! Время действительно великих свершений, время передела мира и изменения взглядов на жизнь миллиардов людей.

Викентьева очень удивило мечтательное выражение на лице полковника. На расслабленном лице Когана играла легкая улыбка. Обычно малозаметные морщинки у глаз и тонких губ стали глубже и рельефнее. Директор неожиданно понял, что куратор значительно старше тех пятидесяти лет, как представлялось подполковнику ранее.

Логинов несколько раз перевел взгляд с одного начальника на другого и, успокаиваясь, направился к кофеварке. Капитан сам не мог понять, почему любой разговор с участием Когана становился для него с каждым днем все интереснее и интереснее. Пару месяцев назад, когда по делам службы замдиректора проекта два дня был в Москве, Логинов старший услышав за ужином от сына упоминание о том, кто стал куратором «Шмеля», очень оживился и сказал: — Учись, Сашка, такого крутого специалиста в вашей «кухне» еще поискать!

И, Сашка решил учиться. Поставив перед полковником исходящую ароматом чашку, капитан пододвинул другую директору и, размешивая сахар в своей, спросил:

— Павел Ефимович, как же теперь работать будем, ведь смерть Слуцкого и на нашей совести, в том числе?

— Постараемся качественно, Сан Саныч. И знаешь что, — лицо полковника вновь стало серьезным, может быть даже немного злым, — попробуй понять следующее. Все, все до одного, кто был тогда на верхушке пирамиды власти, были замазаны кровью. И совершенно не потому, что они были плохими людьми, нет. Это, как в математической задаче, было граничным условием.

— Ладно, капитан, допивайте кофе и идите обратно к наблюдателям. Мне нужен политический анализ ситуации. Задействуйте, пожалуйста, Зосницкую и Воропаева. Он пусть посидит за монитором, который нацелен на Синельникова. Пусть поглядит на будущего себя со стороны. А с тобой, Юра, — Коган повернулся к директору, — давай подумаем еще об экономике.

* * *

— Нет, друзья мои, темой сегодняшней дискуссии будет атомная бомба, — полковник оглядел только что собравшуюся компанию. Все, как обычно, сидели на привычных местах. Подполковник с Зосницкой, Логинов с Ольгой Шлоссер. Между этими парами на своем инвалидном кресле, как на троне, восседал "кровавый гебист", как со вчерашнего дня начали поддразнивать Воропаева молодые гении, также как всегда сидевшие парочкой. Их подруги, если они у ребят и были, на ежевечерний сбор в люксе Викентьева не допускались. Капитан сразу наполнил бокалы и все, пригубив напитки, заинтересованно слушали куратора.

— Мы с Юрь Санычем сегодня целый день на тему экономики голову ломали, — Коган изобразил поклон в сторону Викентьева, — Наш директор считает, что атомные электростанции резко поднимут промышленный потенциал страны и, как следствие, экономику. А вот я против.

— Действительно, странная у Вас позиция, — тут же отреагировал Дима.

— Ну, так я и хочу ее обосновать, — Коган улыбнулся Дмитрию, — Во-первых, атомная промышленность, это очень большие расходы, которые начнут окупаться не ранее, чем лет через десять. А на носу большая война. И перенапрягать экономику я не вижу совершенно никакого смысла. Во-вторых, передать туда технологии и чертежи АЭС и не давать им конструкцию бомбы бессмысленно. До ядерного оружия там дойдут и без нас, только немного дольше и значительно дороже. А вот нужна ли нам бомба перед Великой Отечественной войной?

— Странный вопрос, — ответил Николай, — вдарить по немцам двадцать второго июня сразу после начала их артподготовки. Гитлер тут же лапки поднимет.

Все засмеялись.

— Эх, если бы все было так просто, — загасив улыбку, ответил полковник, — Но давайте попробуем представить последствия. Мы уничтожим какую-то часть немецких войск. При этом прилично попачкаем на сопредельной территории и на своей границе. Ведь одной бомбой в такой ситуации не обойдешься. Конечно, радиоактивное заражение даже при использовании десятка тактических боеприпасов будет меньше, чем от Чернобыля. Вычищать все равно потом придется нам же самим. Далее. Сомнительная честь первого применения ядерного оружия в том мире будет принадлежать Советскому Союзу, а не штатам, как у нас. Плюс, приличное ослабление экономики. Очень много ресурсов уйдет на атомный проект. А оно нам надо? — чисто по Одесски спросил Коган в конце своей маленькой речи.

— Да, вопрос оказывается совсем не странный, а совсем даже животрепещущий, — констатировал Дима.

— Кстати, в нашей истории, потому так долго и тяжело поднимали страну после войны, что очень много сил ушло на атомный и ракетный проекты, — сказала Катя.

— И какое-то количество наших солдат и мирных граждан пострадает от облучения, — добавила Ольга.

— Павел Ефимович, а каким Вы вообще видите развитие ядерных технологий в том мире? — после нескольких минут тишины спросил Александр Логинов.

— Вот это действительно интересный вопрос, — вставил свою реплику Воропаев.

Викентьев вопросов не задавал, но внимательно слушал. Свое мнение он высказал куратору еще днем. Директор настаивал на немедленной передаче Сталину всех атомных секретов.

— А все будет очень сильно зависеть от хода войны, — начал объясняться полковник, — Если она закончится году этак в сорок втором в Берлине…

— Так быстро? — перебила Когана удивленная Ольга.

— Ну, а почему бы и нет? — улыбнулся куратор, — Давайте подумаем вместе. Если войска с нашей информационной помощью и под жестким контролем Жени-Егора, — Павел Ефимович сделал небольшой поклон Воропаеву, — будут нормально подготовлены и обучены, вооружены отличными оружием и техникой, от АК и до Т-55. Тысячу танков к 41 году наклепают?

Викентьев с Логиновым синхронно кивнули, хотя первого, похоже, немного покорежило слово наклепают. Коган же не обратив на это внимание, продолжал:

— Армия будет небольшая, полмиллиона максимум, но верхом на КРАЗах и КАМАЗах, БэТээРах и Газелях, — вот тут заулыбались все, — Сверху войска будут прикрыты супер, по тем временам, истребителем Як-3, доведенным до кондиции здесь. Штурмовать с малых высот немцев будут Ил десятые. Я думаю, мальчики Викентьева поколдуют и над ним, и над Ту-2, и над Ту-4, то бишь Б-29. А вот цели для последних будут выбираться прямо с карт немецкого генштаба, которые организуют нам Дима с Колей, — соответствующий поклон полковника ребятам. Дадим немцам зайти в заранее подготовленные мешки и перережем горловины. Через неделю пятимиллионной немецкой армии будет нечем заправлять технику, через девять суток — нечем стрелять, и ещё через пару дней нечего кушать. После чего СССР надо будет срочно думать, куда эти пять миллионов размещать и чем кормить, ну и где на них всех взять столько топоров и пил.

— Хотя, — Коган немного призадумался, — если все пойдет именно так, как я описываю, Берлин будет взят осенью сорок первого. Но вот почему-то в жизни все получается не так, как планировалось. Так что давайте остановимся пока на сорок втором году.

Завороженные рассказом слушатели автоматически закивали.

— Итак, где-то осенью сорок первого необходимо начать строительство минимум десятка АЭС. Соответственно на всех бризантные реакторы на медленных нейтронах. Одновременно строится пара химкомбинатов, как для подготовки урановых стержней, так и для очистки плутония. Ну, уж с детонаторами на основе нашей информации у них проблем не будет. А вот затем остро необходимо собрать представителей всех крупных стран. Причем, как дипломатов, так и военных. Провести демонстрацию где-нибудь на мегатонну, напугать всех и вся, и только потом начать качать права.

— Какие? — почти одновременно спросили Дима с Николаем.

— Ну, во-первых, создание ООН. Я думаю, — Коган улыбнулся, — Иосиф Виссарионович с нашей подачи напишет Декларацию где-нибудь весной сорок первого. Штаб-квартиру построим где-нибудь в Крыму или под Сочи. А в сорок третьем, после нашей демонстрации, через ООН проведем запрет на создание и испытания ядерного оружия. С очень жестким контролем с нашей стороны.

— А смысл? — удивился Викентьев, — бомба же только у СССР в тот момент будет.

— Именно! Широко распишем через мировые СМИ, какое это нехорошее оружие, пообещаем сами не производить, запас-то уже будет приличный. Мы же не будем готовые бомбочки утилизировать. Нет, мы будем их в боеголовках термостатированных на боевом дежурстве держать. И, строго по регламентным срокам, на переборку и проверку.

— То есть станем мировыми полицейскими? — первой, как всегда, сообразила Катя.

— Конечно!

— Павел Ефимович, а вы не думаете, что весь мир ополчится против нас? — не унималась Екатерина.

— Нет, побоятся. Да и, — улыбка на лице полковника приобрела очень хитрое выражение, — мы не только ядерным кнутиком помашем, мы еще ароматный медовый пряник под самый нос им подсунем.

— Какой пряник? — удивился Викентьев.

— Атомный, пряник, — объяснил куратор, — мирные ядерные технологии, от электростанций до медицины.

— Вот так, просто возьмем и отдадим? — теперь уже удивился Евгений.

— Ну, не просто так, а за деньги, за очень большие деньги. Заодно начнем приучать весь мир платить СССР за новые технологии и знания, — полковник задумался, — Одновременно приватизируем весь Аравийский полуостров, Иран, Ирак и Палестину с Суэцким каналом. Войска ведь будут туда введены еще перед войной. Сосредоточим до девяноста процентов мировых запасов нефти в своих руках. Восстановим Великую Армению в исторических границах.

— А как же англичане, французы и турки? Ведь почти все это их подмандатные территории Лиги наций в те годы, а у Турции вообще Арарат! — не выдержал Дима.

Все засмеялись.

— Да, Павел Ефимович, умеете Вы настроение в компании поднимать, — сквозь слезы откомментировала Катя, отлично понимая, кто спровоцировал Дмитрия на громкое заявление, — но все-таки, что у нас с Араратом?

— Арарат с Севаном у нас будут в Советской Армении, турок будем прижимать к ногтю именно геноцидом армян. С Францией в сороковом году достаточно просто, она под Гитлером. А вот с Великобританией будет посложней. К сороковому году наш Союз должен успеть немного поднакачать мускулы, — эти слова, наш Союз, прозвучало в устах куратора настолько естественно, что никто и не обратил на это внимание. Коган опять задумался, — Англичан надо будет поставить в том же сороковом перед выбором, или мы помогаем им против Гитлера, но контролируем при этом озвученные мною территории, или пусть разбираются с немцами сами, но Аравийский полуостров все равно будет Союзом оккупирован. Одновременно надо будет удивить планету резким ростом потенциала Советской науки. От математики, ну скажем, решение теоремы Ферма, до полупроводниковых технологий.

— Рассекретить транзисторы? — удивился Николай.

— Совсем чуть-чуть, самые азы, — подтвердил полковник, — пойми, Коля, наша держава все равно будет впереди на много шагов в научном плане. А те промышленные технологии, которые для нас сегодня устарели, надо будет продавать и продавать. Требуется, максимум лет за десять, сделать страну ведущей мировой научной державой. Учебники, справочники, технологии обучения надо начинать передавать туда уже сейчас. Главный лозунг у молодежи — ленинский "Учиться, учиться и еще раз учиться". Отменить плату в ВУЗах, наоборот дать приличные стипендии. На фоне резкого роста экономических показателей, вызванного нашей информацией, большие стипендии не представляются мне серьезной проблемой. Конечно, потребуется очень жесткий контроль за качественными показателями системы высшего образования. Плохо учишься, иди работать, не занимай место того, кто нормально может справляться с учебой. У каждого студента должна быть мечта стать ученым.

— А зачем, Павел Ефимович, что они изучать будут, если мы туда все дадим? — тут же спросила Екатерина.

— Ну, во-первых, не все. Объять необъятное мы не сможем. Но самое главное, — полковник поднял указательный палец вверх, — мы специально откажемся от передачи некоторых разделов сегодняшних знаний. Дадим технологию производства относительно современных процессоров, а вот принципы их устройства забудем. Намекнем на сетевые технологии, но современных стандартов не дадим. Вот лазеры, как газовые, жидкостные, твердотельные на рубиновых стержнях и полупроводниковые — это, пожалуйста. Так же, как устройство цветных кинескопов и жидкокристаллических экранов. Подскажем в нужный момент, что такое операционная система, оконный интерфейс и мышка, но дистрибутивы «windows» и оси пополам посылать не будем. Обязательно нужно будет передать устройство литий-ионных батарей и идею сотовой связи, но, ни в коем случае, не стандарты GSM. Понятна идея?

— Круто! — констатировал Дима, — буквально через пять — десять лет по тамошнему времени у них могут появиться абсолютно новые для нас компьютерные технологии.

* * *

Сталин снял Ежова на следующий день, после скоропостижной кончины Слуцкого. Отец народов очень не любил, когда подчиненные затевали не санкционированные интриги. Новым начальником УСИ был назначен человек Берии комиссар ГБ третьего ранга Меркулов Всеволод Николаевич, вызванный из Тбилиси с партийной работы.

Сразу, после доклада об этих событиях Логиновым Коган, отпустив капитана, предложил директору десантировать Воропаева.

— Ты думаешь, он уже готов? — спросил Викентьев, прикуривая очередную сигарету.

— А, даже если и нет, все равно пора, — полковник тоже прикурил от протянутой зажигалки, — Боюсь, не перегорел бы мужик. Мне довелось, однажды, слышать рассказ о космонавте, которого долго продержали дублером. Назначили его в план полетов в основной экипаж, а медики забраковали. Нервишки мол, не в норме.

— Вот тут ты, Павел Ефимович, наверняка прав, — директор покивал головой, — я слышал подобную историю про нашего разведчика, которого долго не могли перебросить через линию фронта. А вообще, как считаешь, Женя годится для этой миссии?

— Поздно ты, Юрий Александрович, этот вопрос задал, — куратор усмехнулся, глядя на несколько занервничавшего подполковника, — очень поздно. Впрочем, не дергайся, Воропаев именно тот человек, который нам нужен. Умный, честный, знающий парень. А главное, настоящий патриот нашей родины.

В кабинете директора наступила тишина. Оба сидели, курили и думали, каждый о чем-то своем. Успокоившийся Викентьев неожиданно решился задать провокационный вопрос:

— Слушай, Ефимыч, интересный ты человек. А вот что для тебя это слово значит — родина?

— Вопросец, — Коган задумался, — Моя бабушка родилась в 19-том веке. Вот она для меня, часть моей родины. Дед, доброволец, погибший в октябре 41-го. Отец, которого я никогда не видел. Вот он, приличная часть моей родины. Танкист, механик-водитель, погиб весной сорок пятого. Я только потом, спустя годы, нашел в архивах маленькую фотографию. Мама рассказывала, что они повстречались, когда он приехал получать отремонтированную технику на Кировский завод, где она тогда девчонкой работала. Их «повенчал» на следующий день командир перегоночной части, поставив фиолетовую печать на короткий приказ: "считать мужем и женой". Та самая печать, которая ставилась на актах приемки танков. У родителей было всего несколько дней и ночей.

— Так ты питерский! — удивился Викентьев, — сколько же тебе лет?

— Много. Старый уже, — усмехнулся Коган, — я родился за неделю до смерти отца. Мама умерла в пятидесятом. Болела долго. Бабушка… Добрая и работящая. Как она была горда, когда я в погранучилище КГБ поступил. Разведенные мосты над Невой. Красивейшие здания на Невском. Радующиеся люди вокруг — Гагарин в космосе! Мощность движков Сухаря, который возносит меня в голубое небо. А ты видел, как Ту-160 на посадку идет? Красотища, грация. Рубиновые звезды на башнях Кремля. Жареная корюшка весной в Питере. Да всего не перечислишь. Но, вот это все вместе — моя Родина.

Два человека сидели в кабинете и молча курили. Потом директор задал еще вопрос:

— Ты женат?

— Был. Очень короткое время. Сразу, после возвращения из Франции. Сейчас это называется, не сошлись характерами.

Мужчины еще несколько минут сидели в тишине, потом полковник встал, подошел к холодильнику, открыл, критически оглядел его внутренности, вытащил полиэтиленовую упаковку с копченым салом, литровый пакет виноградного сока и достал из морозилки бутылку водки.

— Надо восемь стопок и черного хлеба, — Коган посмотрел на Викентьева, — Раздобудь и тащи в спецлабораторию. Остальных я сам приведу.

— Ты что, прямо сейчас хочешь отправить Женю? — удивился директор.

— А чего ждать? Мальчишки с Ольгой Шлоссер неделю назад заявили, что все готово и десять раз перепроверено. Сейчас там, — Коган посмотрел на часы и сделал мысленный перерасчет, — около девяти вечера. Пока соберемся, еще раз все проверим, попрощаемся, Синельников уже спать ляжет. В спящего и десантируем.

— Хм, ну давай, — подполковник принялся за упаковку выпивки и закуски.

* * *

Воропаев сидел в кабинете бывшего начальника КБ завода, который ныне занимал Логинов. Здесь для Жени поставили отдельный стол с двумя мониторами и ноутбуком. Один монитор показывал младшего лейтенанта ГБ Синельникова в режиме реального времени. Выглядело это как ускоренная перемотка вперед на видеомагнитофоне. На другом экране можно было посмотреть выбранные куски записи уже на нормальной для восприятия скорости и со звуком из стоящих тут же маленьких колонок. Екатерина сидела справа от Воропаева и что-то увлеченно объясняла ему, изящно тыкая мизинцем в текст на экране ноутбука. Логинов сидел за своим столом и тоже работал на компьютере. Заметив вошедшего полковника, он тут же вскочил, попытавшись что-то сказать. Коган махнул ему рукой, останавливая, и подошел к увлеченным работой Евгению и Зосницкой.

— Ну как успехи, молодые люди?

Женя посмотрел на полковника и улыбнулся: — Ну, какие тут еще могут быть успехи? Движения Синельникова мне, сами понимаете, пока не отработать, а его манеру речи я давно освоил.

— Ну-ка, ну-ка, продемонстрируй, пожалуйста.

Евгений задумался на секунду и протарабанил первую статью из полевого устава РККА, еле заметно окая.

— Ух, ты, — удивился куратор, — и оттуда ты так хорошо уставы знаешь?

— Так Синельникова там посадили полученные от нас уставы сравнивать с действующими в РККА, — ответила за товарища Екатерина.

— Ага, и, главное, вокруг поглядывать, чтобы враги народа тайны Красной армии спереть не могли. А у меня на них, этих самых врагов народа, глаз наметан! — погрозил пальцем Воропаев, по-прежнему окая. У него это получилось очень похоже на младшего лейтенанта ГБ, на которого все уже успели насмотреться на мониторах.

— Орел, — похвалил полковник Воропаева и спросил Екатерину: — Как, Катюша, готов Ваш подопечный к работе?

— Давно готов, Пал Ефимыч, — тут же ответила Зосницкая.

Коган посмотрел в глаза Евгения и увидел там такую надежду и напряжение, что решил не тянуть: — Ну, так поехали в спецлабораторию.

— Прямо сейчас?! — озарил всех своей радостью Женя.

* * *

Логинов предупредительно открыл дверь, и Воропаев въехал в спецлабораторию на своем кресле прямо к легко накрытому столу. Капитан пропустил Екатерину и полковника вперед и закрыл дверь изнутри на ключ. Коган поздоровался с ребятами и Ольгой, которые заканчивали последнюю проверку оборудования, и осмотрел помещение хозяйским взглядом. Затем он вгляделся в большую плазменную панель, висящую на стене. На экране были видны контуры какого-то небольшого помещения с парой шкафов, письменным столом, парой венских стульев и занятой кроватью, стоявшей под темнеющим окном. Викентьев поймал вопросительный взгляд куратора и успокаивающе кивнул:

— Только что улегся. Принял стакан и отрубился, — пояснил директор.

Все быстро устроились вокруг стола и разобрали стопки, только что, наполненные из запотевшей бутылки.

— Ну, Женя, за твой день рождения! — поздравил полковник, глядя в глаза напряженному имениннику, — Какое там у нас сегодня, четырнадцатое?

— Уже пятнадцатое сентября тысяча девятьсот тридцать седьмого года, — торжественно, почти голосом Левитана, поправил Логинов.

Быстро, но аккуратно чокнувшись с Воропаевым, выпили не закусывая. Ольга, заранее проинструктированная Коганом, достала откуда-то упаковку, и, вытащив уже наполненный шприц с иглой, подошла к Евгению: — Это, Женечка, снотворное. Там оно действовать не будет.

Быстро, с заметной сноровкой, Шлоссер сделала укол в руку, положила шприц на стол, рядом с пустой стопкой и, пытаясь скрыть слезы, поцеловала Воропаева в губы. Ее тут же сменила Екатерина. Она обняла Евгения, погладила его по короткому ежику седых волос и тоже очень крепко поцеловала. Мужчины прощались без поцелуев и без слов. Крепко обнимали и жали руку. Только Викентьев, последним обнимая уже засыпающего Женю, сказал:

— Увидимся, друг. У вас там, через полгода, телевизоры появятся. Ребята, — он кивнул в сторону Николая с Димой, — обещали видеоконференцию сделать.

Подполковник, заканчивая предложение, почувствовав, как ткнулась ему в плечо голова спящего Жени, бережно перехватил ее двумя руками и отдал поддерживать ее Когану. Затем снял с нижней части туловища клетчатый плед, который когда-то сам подарил. Тело спящего Воропаева, сразу показавшееся из-за отсутствия ног каким-то маленьким и неправильным, аккуратно переложили на медицинскую каталку. Коля с Дмитрием, под контролем Ольги, перекатили Евгения к установке. Теперь уже Шлоссер, под контролем ребят, надела на голову Жени шлем, напоминающий мотоциклетный, но абсолютно глухой и с толстым кабелем, уходящим внутрь установки. Еще раз все осмотрев, Дмитрий перешел к столу, на котором стоял большой монитор, сел в кресло и пощелкал клавиатурой. Экран монитора сразу же засветился. На нем показались различные графики и несколько таблиц. В самом верху изображения ярко горели пять больших квадратов. Слева два зеленых, затем два желтых и красный. Дима еще что-то набрал на клавиатуре. Желтый цвет квадратов сменился на зеленый. Горин еще раз внимательно посмотрел на экран, переглянулся с тут же кивнувшим Николаем и посмотрел на Когана. Работа шла в абсолютной тишине. Полковник, осмотрев всех, кивнул Дмитрию. Тот поднес средний палец к клавише «Enter» и нажал. Тело Воропаева чуть дернулось и затихло. Через пару секунд левый квадрат на экране сменил цвет на красный и начал противно мигать. По лаборатории ощутимо поплыл запах человеческих экскрементов. Ольга не выдержала и заплакала. Екатерина тут же подхватила. Логинов с директором бросились успокаивать своих подруг объятиями и поглаживаниями. При этом все неотрывно смотрели на плазменную панель с контурами затемненной комнаты. Дима шевельнул мышкой, несколько раз щелкнул ее кнопками, и на его мониторе картинка сменилась на ту же, что и на плазменной панели. Дмитрий еще шевельнул мышкой, и одинаковые изображения на обоих экранах плавно наехали на кровать, а затем на лицо спящего и немного посветлели. Теперь можно было заметить и то, что человек несколько неровно дышит, и что ресницы подрагивают. Причем было видно, что время там, то идет нормально, то резко прыгает. Это компьютер выкидывал почти неподвижные куски записи, пытаясь не отставать от того мира. Внезапно глаза человека открылись, он откинул правой рукой одеяло и стал ощупывать левую. Пальцы на ней как-то неуверенно зашевелились. Затем они стали двигаться все быстрей и быстрей. Руки крепко пожали друг друга. Правая рука потянулась вверх, что-то щелкнуло и экраны стали белыми. Дима нетерпеливо шевельнул мышкой, и изображение опять появилось. Но теперь оно было ярким и цветным. Егор Синельников сел и принялся ощупывать свои ноги. Затем осторожно опустил их на пол и, держась за спинку кровати обеими руками, попытался встать. Получилось. Продолжая держаться за кровать, Синельников сделал маленький шажок одной ногой, затем чуть больший другой и, отпустив спинку кровати и балансируя руками, пошел по комнате. Каждый шаг был все уверенней и уверенней. Егор огляделся и, подойдя к шкафу, на дверце которого было снаружи большое зеркало, стал внимательно разглядывать свое отражение. Затем он улыбнулся, подошел к столу и включил стоящий там радиоприемник. Появилось еле заметное малиновое свечение в центре панели. Оно стало медленно наливаться все более ярким зеленым цветом. Из приемника послышались шорохи и трески атмосферных разрядов. Внезапно Николай дернулся к соседнему компьютеру и набрал что-то на клавиатуре. Динамик приемника выдал низкий гул, тут же перешедший в свист. Пару раз тихо пискнуло и затихло. Синхронно со звуками взмахнула крыльями ярко зеленая бабочка на панели приемника.

— Слышишь меня, Женя? — тихо спросил Малышев.

— Отлично слышу, Колька! — тут же ответил Синельников, — Ребята, у нас все получилось!

Лабораторию потрясли радостные крики. Екатерина с Ольгой опять в голос заревели, улыбаясь сквозь слезы.

Глава 3

Он бежал и никак не мог убежать от этой боли, которая, казалось, затапливала его всего. Болела голова, болели руки и ноги. Стоп! Какие ноги? Я же давно, целую вечность, безногий! Какие руки? У меня всего только одна! Я уже никогда, совсем никогда, не пройду своими ногами по грешной земле, не обниму своими руками женщину! Это «никогда» было самым страшным. Да и кто теперь может посмотреть на тебя иначе, чем с жалостью!? На безногого, однорукого инвалида!?

Но как же болит и чешется ампутированная рука! Чешется ампутированная рука??? Как может чесаться то, чего нет? А ведь чешется! От этого странного и удивительного несоответствия боль куда-то ушла и появилась неизвестно откуда ленивая какая-то мысль: С чего это вдруг я безногий и однорукий? А чем же я тогда обнимал податливую такую Любку? В голове был какой-то хаос. Я ведь помню, как тогда мы бежали по зеленке, чтобы не дать оторваться чехам! Каким таким чехам? Они же в Европах живут, а я там никогда не был? И границы у нас с ними нет! Какая, к е… матери, граница? Эти гады у нас здесь, в Чечне! Злость росла и ширилась. И мы стреляли и будем их стрелять, мочили и будем их мочить в… От этой злости я просыпаюсь. Открываю глаза. Темно, ни хрена не видно. Как у негра в жопе.

Рука действительно чесалась. Клоп, наверное, укусил. Надо опять их травить. Какие такие клопы в двадцать первом веке? Все страньше и страньше, как говорила Кэрролловская Алиса! И тут я вспоминаю все!!! Я же в тридцать седьмом! Откидываю правой рукой одеяло и тут же принимаюсь ощупывать левую руку. Я чувствую ее! Попробовал пошевелить пальцами. Не мои! Не так я их когда-то чувствовал. Но ведь шевелю же! Попробовал еще. Слушаются! И с каждым мгновением все лучше и лучше! Вот теперь они действительно мои! Уря! Пожмем ручонки друг друга! Покрепче! А ноги? Надо посмотреть. Рука сама нащупала выключатель на стене. Свет ударил в глаза, и я зажмурился. Медленно открыл глаза снова и увидел голую, без абажура, странную цилиндрическую лампочку ватт на сорок, свешивающуюся на двух свитых вместе проводах. Так полевку[5] свивают. Долго не мог понять, в чем странность лампочки, а потом вспомнил о ногах. Что-то голова не о том думает.

Сел и увидел свои нижние лапы. А, волосатые-то какие! Сильные с виду. Стал ощупывать руками. Я их чувствую! А попробуем-ка мы на них встать. Осторожно спускаю ноги на пол. Холодный, черт. Но, как же здорово ощущать ногами эти деревянные дощечки паркета! Сто лет уже чувствовал только фантомные боли. Осторожно, держась руками за спинку кровати, встаю. Пробую четверть шага одной ногой, полшага другой. Вроде держат. Отлепляюсь от кровати и, балансируя вначале руками, иду. Держат ноги, держат! А тело точно не мое, легкое какое-то, как перышко. Ну, как же это здорово, снова идти на своих ногах! А как, интересно, я выгляжу? Фото, которые видел там, это одно, а в натуре? Откуда-то из глубины знаю, что здесь есть зеркало. Ага, вот оно, во всю дверцу шкафа. А что, приятно посмотреть! Высокий, пропорционально сложенный. В глаза бросается, что сильный. И морда лица вроде ничего. На моей роже непроизвольно расплывается лучезарная улыбка. Бабам должно нравится. Опять из глубины это чувство уверенности, что любят меня девки, и еще как. Странно, ведь никогда я так о них не говорил и не думал. Не мое. А что мое? Девчонки, девушки, женщины.

О чем думаю, непонятно. Там же ждут! Они же все душу заложили, чтобы я здесь на своих ногах оказался, а я, сволочь, забыл! Так, что там Николай про связь объяснял? Любой приемник и пустой диапазон. Включаю древнее чудище, стоящее на столе. При этом прекрасно, из той же непонятной глубины, знаю, что не чудище и не старье. И я, что интересно, умею им пользоваться. Рука сама крутит ручку. Щелчок. Опять знаю, что ждать надо минимум пару минут, пока лампы прогреются. Стоп. Эти знания, приходящие из глубины, не мои. Синельникова. Ну, ведь предупреждала же Ольга! Так, что я — Егор, делал вчера? Перед глазами появляется освещенная слабым светом из плохо зашторенного окна гибкая девичья фигурка. Соня. Сонечка. А из памяти Синельникова лезет: — Ах, какая, Сонька стерва! Из глубины лезут воспоминания, и внизу поднимается, уже было забытое, чувство…

Внезапно по ушам бьет низкий гул. Затем свист, писк, и опять только тихие шорохи.

И тихий голос Малышева: — Слышишь меня, Женя?

— Отлично слышу, Колька! — в груди рождается теплое чувство, восторг так и прет из меня! И, не сдерживаясь, я кричу:

— Ребята, у нас все получилось!

В ответ мне несется радостный многоголосый вопль.

* * *

Черт, столько проколов! Му…к, недоделанный! Я же мог провалиться сегодня десятки раз. А хвастался, идиот, полковнику, что готов. Здесь же совершенно другая жизнь! Тут по-другому говорят и по-другому думают! И все как-то медленно двигаются. Пока шел к метро, сумел вроде приноровиться. Но, все равно, замечаю, что любой, кто остановил свой взгляд на мне, долго потом провожает меня глазами. Постовой милиционер отдал мне честь и потом долго лупал зенками на мое ответное козыряние. Наконец дошло, когда две девчушки остановились с широко раскрытыми глазами, глядя, как я перехожу улицу. Отражение в витрине какого-то магазина помогло. Чуть впереди меня бежал мальчишка школьник с большущим портфелем. И получилось, что я, своим, как мне казалось, неторопливым шагом, стремительно его нагонял с какой-то самому непонятной пластикой. Я, на фоне других, танцую, что ли? Что там Ольга говорила про этот "коэффициент выживаемости"? Стараюсь копировать движения окружающих людей. Вроде получается. Удивленных взглядов все меньше и меньше. В вагоне метро тщательно готовился внутренне. Контроль и еще раз контроль. Ты спецназовец или где? Первый пост охраны в воротах Кремля прошел, вроде бы, уже совсем нормально. На втором посту встретил сослуживца, лейтенанта ГБ Валеру Злобина с чуть припухшим лицом. Он на сортировке чертежей рядом со мной в УСИ сидит. Здесь, как выяснил из памяти Синельникова, после института сразу капитана дают. Что и соответствует летехе ГБ. Мы, оказывается, с Валеркой в друзьях ходим. Весело поздоровавшись, следую за лейтенантом через остальные посты охраны. Старательно копирую Злобинские действия, благо его, как старшего по званию, проверяют первым. Сам Валерка на мою необычность внимания не обращает, так как вчера, как он с ухмылкой проинформировал меня при встрече, "малость перебрал". Везет дуракам, самокритично отмечаю я. Докладываемся о прибытии начальнику нашего отдела сортировки, подготовки и анализа документов капитану ГБ Семину Георгию Ивановичу, педанту и любителю, как выудил из памяти Синельникова, первым появляться в отделе. На фоне опухшей Валеркиной рожи моя «ненормальность» проходит незамеченной. Проскакиваю к секретчику, получаю под роспись свои пухлые папки и устраиваюсь за своим столом. Роспись получилась легко. Мышечная память просыпается.

Весь сегодняшний объем работы проворачиваю буквально за час. Память у меня теперь просто фотографическая! Сравниваю сегодняшний отчет с черновиками предыдущих перлов младшего лейтенанта ГБ Синельникова. Вроде, похоже получилось. Добавляю пару грамматических ошибок и переписываю начисто. Так, теперь можно заняться главной работой. Прокручиваю в голове воспоминания Егора. Раскладывается, как по полочкам. Ого, из молодых, да ранних! Детдомовец, как и я. Сирота. Отец, полковник у Дутова. Мать, из древнего княжеского рода, умерла в гражданскую. Сбежал от дальней родни, которая заставляла работать на них, как проклятого. Попался на мелкой краже, был избит и направлен в детдом. Там сколотил банду малолетних преступников. Когда милиция вышла на ее след, сбежал, сменил имя и фамилию, представился сыном умершего в голодуху крестьянина. Опять детдом, теперь уже подмосковный. В тридцать втором, работая на заводе учетчиком, сдал НКВД воров, которые не захотели с ним делиться. Был принят в органы. Сделал карьеру, выделяясь своей силой, умом и способностью быстро определять, куда "дует ветер". Большой любитель чтения. Обладает очень хорошей памятью. На аттестат зрелости, как тогда говорили, сдал экстерном. Да, думаю, тот еще мне реципиент достался. Тщательно «прокачал» в памяти все делишки Синельникова, совершенные в бурном отрочестве. Вроде бы все чисто. Зацепить меня не за что. Сообразительным был предыдущий хозяин моего тела. Во время работы в НКВД тоже нигде не засветился. Ладно, «наследство» проверили. Сочетание способностей Егора с моими знаниями и умениями, помноженное на "коэффициент выживаемости" вроде бы удачное. Утром, избавляясь от щетины, порезался. Ну, не брился я до того никогда опасной бритвой. Так, через десять минут, когда завтрак наворачивал, уже и следа не осталось. Кстати, раньше я столько много не лопал. Жрать, почему-то, все время хочется. А до обеда еще полчаса. Проверил по Синельниковской памяти кремлевскую столовку. Дешевая и обильная. Это есть гуд! Если много закажу, вряд ли кто обратит внимание. Теперь надо составить план работы. Вот только не до того мне. В голове крутится Егоров план сегодняшнего вечера. Этот хренов дон Жуан познакомился в субботу с двумя подружками и на сегодня приглашен к ним в гости. Причем, у Синельникова почему-то была абсолютная уверенность, что одну из них он в постель завалит прямо там. Значит и я пойду сегодня в гости. Хочется, потому что! Желания у меня, мужика за тридцать, прошедшего огонь и медные трубы, майора ФСБ, как у пятнадцатилетнего пацана. Хочется так, что сил терпеть нет!

* * *

— Уверен?

— Нет. Информации с гулькин хвост.

Два человека сидели в удобных креслах у низкого столика, уставленного дорогой закуской и с парой бутылок французского коньяка. Один из присутствующих был довольно высокого роста и одет в темно зеленый дорогой костюм. Второй был чуть ниже среднего и облачен очень неброско: джинсы и серый свитер. Он, наверное, был бы незаметен в любом обществе, а не только на фоне своего буквально светящегося богатством собеседника. Высокий посмотрел на свой «ролекс» и продолжил:

— Давай ка, попробуем систематизировать, что у нас есть.

— Хорошо, — «неброский» начал перечислять: — Итак, проект «Шмель». Место базирования — закрытый секретный завод на Южном Урале. Финансирование из спецфондов премьера и президента. Причем, как мне точно удалось выяснить, отмытия бабок нет.

— Даже так? — удивился высокий.

— Ага, — по-простецки подтвердил собеседник и продолжил, — прикрытие проекта производит ФСБ. По косвенным данным, возможно безопасники были и инициаторами «Шмеля». Охрана небольшая, опять-таки, под руководством ФСБ, но только контрактники. Срочников и близко не подпускают. Вход на территорию объекта охранникам запрещен. Они даже живут не на территории базы, а в поселке. Мои ребята пошукали там осторожненько, чтобы не засветиться. Попробовать пройти можно, но нужна очень основательная подготовка. Там не очень далеко, чуть больше полутора сотен километров, полк десантников на МПД. Они три месяца назад получили приказ, в случае чего поддержать охрану «Шмеля» всеми наличными силами, — на удивленный взгляд высокого неброский улыбнулся, — Ну, сам же знаешь, у меня среди вояк связи отличные. Ну и последнее, курировать проект премьер поставил Когана.

— Самого Когана? — опять удивился высокий.

— Именно.

Мужчины посидели пару минут в тишине, о чем-то раздумывая, выпили и закусили. Высокий закурил сигарету и, заметив недовольство собеседника, разогнал дым рукой, и спросил:

— А у охраны и в поселке, среди местных, слухи какие-нибудь ходят?

— Там явно легенда, мол, яйцеголовые новое оружие изобретают. Очевидная лапша на уши. Из министерства обороны ни копейки не поступило.

Они опять замолчали, раздумывая.

* * *

Тело Воропаева следующим днем похоронили на маленьком поселковом кладбище. Быстро, деловито и, как с удивлением отметил местный рабочий, без особой скорби на лицах пары провожающих.

Веселые поминки совместили с ежевечерними посиделками. Сначала чокнулись и выпили за здоровье усопшего, а за тем друг за друга. Логинов, который вместе с директором целый день занимался оформлением, а за тем и самими похоронами, прихватил сегодня гитару из своего номера. После первых тостов он начал перебирать струны, тихо наигрывая что-то лирическое.

— Ну, как там наш герой? — спросил Викентьев у девушек, которые вдвоем, почти не отрываясь, наблюдали за младшим лейтенантом ГБ, пытаясь визуально диагностировать какие либо отрицательные последствия десантирования. Задействовать других наблюдателей Коган временно запретил, опасаясь рассекречивания информации о возможности переноса сознания среди сотрудников проекта с меньшим допуском. Ольга, услышав вопрос подполковника, неожиданно смутилась, покраснела и выдала:

— Блядун он, этот ваш Синельников!

Все расхохотались.

— Наш, он, Оленька, наш общий, — весело поправил девушку умудренный жизнью полковник.

Логинов, бросив гитару на диван, принялся успокаивать Шлоссер.

Чуть более раскрепощенная Екатерина с улыбкой подтвердила слова младшей подруги:

— Сразу двух девчонок в следующую там ночь замучил. Как темное время суток наступает, тут же начинает отрываться. Откуда только силы берутся?

Все опять расхохотались. Успокоившаяся Ольга довольно быстро пришла в хорошее настроение и, тоже улыбаясь, принялась подробно отвечать на заданный ранее вопрос:

— Судя по моторике в первые часы после переноса, Синельников стал обладать лучшей реакцией. У него, похоже, метаболизм несколько ускорился. Женя-Егор все это сам заметил и очень быстро научился контролировать себя. Со стороны теперь никаких отклонений незаметно. Во время очередного сеанса двухсторонней связи Егор сказал, что стал значительно меньше уставать и очень быстро высыпаться. Пожаловался на постоянное чувство голода. Говорит, что достаточно просто может себя сдерживать, но ест, все-таки, несколько больше, чем обычный человек его комплекции. Еще интересное замечание. У него почти мгновенно зажил случайный порез от бритвы, — Ольга немного задумалась. Все с интересом слушали, не перебивая.

— Я могу сделать однозначный вывод, — продолжила девушка, — что значительно лучшие характеристики физиологии Синельникова являются следствием высокого коэффициента выживаемости при переносе в тот мир.

— Очень хорошо, — констатировал куратор, — А что с памятью?

— Ну, вот здесь очень интересно, — оживилась Шлоссер, — Женя говорит, что отлично помнит последние дни реципиента, а все более ранние воспоминания представляют, с его точки зрения, какую-то дикую мешанину. Но, если он пытается вспомнить что-то конкретное, то все быстро раскладывается, как по полочкам, и в дальнейшем является как бы его собственными, Евгения, воспоминаниями. И, вообще, он сказал, что память стала очень хорошей. Мало того, что свое детство подзабытое вспомнил, так еще сейчас с первого раза любой текст запоминает.

— Действительно интересно и, в то же время, очень хорошо, — констатировал Коган. Он внимательно посмотрел на присутствующих и сказал:

— Ох, и устали вы у меня, ребятки. А ведь отпуск пока никому не светит. Давайте ка, выпьем сегодня чего-нибудь покрепче и устроим себе завтра внеплановый выходной.

— Давно пора! — тут же отреагировал Николай.

— Юрий Александрович, я сбегаю? — предложил Дима Викентьеву.

— Обижаешь, начальник, — с улыбкой ответил тот и, поднявшись, направился к своему бездонному холодильнику.

Они долго сидели в тот вечер в люксе директора, немного пили, много пели песни под гитару. А когда, далеко за полночь, стали расходиться, Катя Зосницкая, впервые так демонстративно, осталась в номере своего начальника.

* * *

— Юрка, а ты женат? — отважилась, наконец, на давно назревший для нее вопрос Екатерина.

— Был когда-то, — ухмыльнулся Викентьев и взял губами Катин сосок. Та, уже было успокоившаяся, снова начала чаще дышать. Правая рука мужчины стала нежно поглаживать и перекатывать между пальцами сосок на другой груди женщины, затем медленно, но уверенно, начала путешествие вниз, не оставляя неисследованным ни один изгиб податливого тела. Вот она немного задержалась в углублении пупка и уверенно двинулась к упругому лобку.

Заново отдышаться Екатерина смогла только через полчаса.

— Юра, а ты уверен, что нам действительно не стоит предохраняться? А если я залечу? — улыбка у девушки стала озабоченно грустной.

— Не знаю точно, Катенька, но… — Викентьев задумался, продолжая при этом нежно перебирать пальцы девичьей ладони, лежащей у него на груди. Это был тот редкий случай, когда он не знал, как правильно сформулировать свои мысли, — понимаешь, я не знаю, как тебе это объяснить, но с каждым следующем днем, что мы занимаемся нашим проектом, у меня почему-то возникает все большая уверенность в завтрашнем дне, — Юрий помолчал немного, — Ну, а если мы залетим, то я снова стану официально женатым человеком. И на этот раз, думаю, навсегда.

Екатерина, сразу же заметив разницу между ее словами "я залечу" и «мы» в ответе мужчины, ответила нежным поцелуем.

* * *

Я сегодня видел Сталина!!! С пяти метров, буквально! Вот, если бы я такое рассказал кому в той, прошлой жизни, посоветовали бы мне меньше пить или в психушку отправили. Но я-то ведь видел! Отпросился у Семина сегодня пораньше, что бы до закрытия в библиотеку успеть. У нас повышение своего образовательного уровня очень поощряется. Учу немецкий язык. Быстренько сдал документы и решил проскочить через парадный вход в здание. Так быстрее будет. Только через пост прошел, из парадняка выскочил, меня люди Власика в такой же, как у меня, форме, аккуратненько так к стеночке отодвинули и приказали стоять и не дергаться. Подъезжает тут паккард невъеб…, больших в общем, размеров и выходит оттуда Сам. Невысокий, скромненький такой. И, в тоже время, чувствуется в нем этакая силища и власть. Скользнул по мне своим цепким взглядом и неторопливо в здание пошел. А я стою навытяжку и ем глазами вождя мирового пролетариата. И, порядком уже оттренированная, рожа моя выражает восторг и преданность. Потом быстрым шагом двигаюсь к посту на воротах. Бегать здесь запрещается.

Работа моя двигается семимильными шагами. С каждым отчетом делаю все меньше ошибок. Сейчас специально ставлю лишнюю запятую только в одном из трех. Одновременно мимоходом подсовываю аналитические выводы. Юрка Викентьев на последнем сеансе связи сказал, что я должен выдвинуться в аналитики. Надо? Сделаем! Родина и Партия приказали. Въехал я в эту жизнь окончательно. Двигаюсь практически неотличимо от других людей. Нормально понимаю чужие шутки и сам понятно шучу. А какие здесь девушки! Тощих, как в нашем мире, значительно меньше. К прическам и яркой косметике я уже привык.

А тот, первый после десантирования, вечер в гостях у Анечки с Наденькой… Вот, сам не знаю, что на меня нашло. Сначала мы спокойно и скромненько так сидели и уничтожали, что бог послал. Точнее, что я в буфете управления на Лубянке надыбал. Старая знакомая Синельникова, буфетчица Мариночка поддалась изощренной лести и поделилась со мной своими запасами строго по государственным ценам, включая пару бутылок трехзвездочного Арарата. Потом под патефон по очереди танцевали. Тут по изгибу плеча погладишь, там комплиментик шепнешь. А можно ведь и легонько маленькое ушко поцеловать и ручонкой шаловливой чуть ниже талии спуститься и тоже легенько так и нежно провести по этой восхитительной выпуклости девичьего тела. Как целоваться и обнимать друг друга начали, сам не заметил. А как здорово пахнет чистая женская кожа, когда целуешь девушку в ложбинку между высокими грудями, а затем пробуешь достать языком сладкую горошинку соска! Какой небесной музыкой звучит голосок смеющийся девушки. А как они весело наперебой требовали ответить, у какой из них фигура лучше, демонстрируя моему жаждущему взгляду все больше и больше. Как мы втроем в одной постели оказались и лихорадочно раздевали и ласкали друг друга, обмениваясь жаркими поцелуями с беспрерывным звонким девичьим смехом, переходящим в томные стоны, я описывать не буду. Довольные, счастливые и жутко усталые мы угомонились, наверное, под самое утро.

На работу я, как ни странно, не опоздал. Хотя, если бы мои милые девочки не были бы такими усталыми…

А потом ругал себя самыми крепкими выражениями, какие только мог вспомнить. Козел безрогий! Идиот недоношенный! Ну, надо же было так сорваться! За групповуху, если известно станет, элементарно выпнут из органов, с формулировкой "за моральное разложение". Мало ли, что женщины почти два года не касался. И откуда только взялся этот юношеский спермотоксикоз?!

Это только сейчас я кое-что понял. Мои повышенные «способности» и «чертовская», как говорил Миронов в "Обыкновенном чуде", обаятельность явно являются следствием "коэффициента выживаемости". Сколько еще подобных сюрпризов впереди?

Надюшу с Анечкой я потом увидел дня через три. Мы гуляли по набережной Москвы-реки и болтали ни о чем. Постепенно разговор перешел на ту ночь. Девушки краснели, бледнели, но вдруг дружно потребовали с меня клятву, что я никогда и никому, ни полсловечка. И что такого повториться не должно. Клятву дал, но со всей свежеприобретенной обаятельностью потребовал не прерывать знакомства. Бастион пал, и мы договорились встретиться на демонстрации близкого уже Первомая.

* * *

— Неожиданное предложение. Обоснуйте, пожалуйста.

— Проект разросся. Люди работают с большим напряжением, не имея нормального культурного отдыха. В соседнем поселке были замечены несколько подозрительные личности. При попытке проверки недостаточно квалифицированными работниками охраны эти люди вполне профессионально исчезли. Сохранять нормальный режим секретности становиться все сложнее. Ну, вы же сами знаете, генерал, — Коган прервался, достал сигареты, и закурил, — что драгоценный камень проще спрятать среди стразов, чем в кучке гальки.

— Поэтическое сравнение, — улыбнулся хозяин кабинета, так же закуривая.

— Благодарю, — ответной улыбки не последовало и генерал, тут же понявший свою ошибку, сделал лицо серьезным.

— Сейчас наступило достаточно удобное время для перебазирования. Первый этап программы практически завершен. Вы ведь следите за ходом работ? — поинтересовался полковник.

— И с очень большим интересом! Ведь я же сам был у его истоков, — тут же ответил воодушевленный генерал, не забыв намекнуть о собственных заслугах, — очень перспективный проект.

Коган посмотрел на собеседника. Тот не стушевался, все же замдиректора ФСБ, вызвал секретаря и, дождавшись от полковника положительного кивка, приказал приготовить кофе. Секретарь справился быстро. Коган сделал пару глотков ароматного напитка и продолжил:

— На следующем этапе нам потребуются нормальные каналы связи для работы с помощью интернета. Как вы сами понимаете, осуществить это с нынешней базы невозможно именно из-за вопросов секретности.

— Хорошо. Ваши аргументы вполне понятны. А какие-то конкретные наметки нового места дислокации у вас есть? — уважение к собеседнику у генерала было заметно.

— Нет. Столица или Санкт-Петербург. Точнее пригород. Разве мало у нас засекреченных НИИ? Я потому и обратился в первую очередь к вам, — пояснил Коган, — Здесь вам явно видней.

Заместитель директора ФСБ задумался, затем нажал клавишу интеркома и, приказав секретарю сделать необходимую выборку объектов к следующему дню, вопросительно посмотрел на полковника.

— Ну и второй вопрос. Хотелось бы задействовать несколько ИТ[6] специалистов вашей службы втемную, — на удивленно поднятые брови генерала Коган впервые в разговоре улыбнулся и стал объяснять: — Хотим попробовать там переиграть войну с белофиннами без использования новых вооружений, — ударение в предложении было сделано на слове "там", — Для этого надо срочно создать онлайновую стратегическую игру в интернете с реальной обратной связью через наш проект.

Хозяин кабинета расхохотался:

— Оригинально! Завтра вам выделят подходящих людей.

* * *

— Удар, удар, еще удар, опять удар и вот, Борис Буткеев, Краснодар, проводит апперкот! — слова из старой песни любимого Высоцкого, которая крутится в голове, пытаюсь совместить с ритмом моих ударов. Натренированное за последние недели тело легко уходит от длинных и тяжелых рук Жени Киреева, прошлогоднего призера чемпионата Союза в тяжелом весе. А я танцую по рингу и распеваю про себя песни. Нет, с боксом пора завязывать. Это я давно уже решил. Мой стремительный спортивный взлет уже привлек ко мне достаточно внимания. Сам Лаврентий Палыч похвалил и руку пожал. Третий раунд. Пора. Сейчас Женька попробует провести свой коронный. Чуть наклоняюсь и, якобы неудачно, блокирую левую руку Евгения и получаю правой заказанный удар в лоб. Ну, не челюсть же мне подставлять! Еще подпортит мне мою лучезарную улыбку, чем тогда девушек буду очаровывать? Красивое падение, раскинутые руки и прослушивание отсчета рефери. Семь, восемь, девять, аут! "Вот апперкот — я на полу". Разыграно, как по нотам. Итак, победа нокаутом присуждается Евгению Кирееву, спортивное общество Локомотив. Ну, еще бы, по очкам-то я Женьку уделал вдвое. Картинно лупаю глазами и лапами в боксерских перчатках жму руку удивленному Евгению. Он-то профи, понять, может и не понимает, но чувствует, что я специально сдал этот, уже проигранный им, бой. Уф, карьера боксера прервана на взлете. Из чемпионата страны я вылетел с треском. Ставим на боксе крест. Надо будет врачу пожаловаться на сильные головные боли после тренировок и, особенно, спортивных схваток. Симулянт, блин…

* * *

Очередной этап повышения реноме успешно завершен. Три дня назад мне присвоили очередное звание и перевели в аналитики. Мои, там и сям подсунутые в отчеты, аналитические выкладки произвели впечатление. На маленькой пьянке по обмыванию шпалы Валерка прилично надрался, а я, неожиданно для самого себя, выяснил, что меры в алкоголе не знаю. Сколько ни пил, а ощущения оставались на уровне легкого подпития. Очередной, на этот раз радостно встреченный, подарок "коэффициента выживаемости".

Теперь будем выполнять очередную задачу Когана. Надо довести до Отца народов ценность солдатской жизни. Как? Этические нормы тут не пляшут. Срок подготовки? Научить грамотного парня можно за год. Значительно больше потребуется на бойца с техническим ВУСом.[7] Того же механика-водителя танка надо дрессировать минимум полтора года. А танк на конвейере из готовых узлов соберут за месяц — полтора максимум. На хорошего летчика вынь да положь от пяти лет. Так, в этом что-то есть. Пошли дальше. Убитый или раненый в бою солдат в следующем задачу уже не выполнит. Раненого еще можно вылечить, а вот безвозвратные потери… Плюс ко всему погибший детей уже не родит. Демография. Так, так. Аргументы вполне реальные. Теперь перевести эти мысли в сухой и строгий язык армейского рапорта и вставить в сводный аналитический отчет по уставам.

А теперь можно помечтать и о прекрасном. Мариночка из буфета в управлении очень настаивает, чтобы я ее посетил и хоть немного развеял ее девичью тоску. Так, бедра у нее вполне, а какой у Мариши бюст… "Да, ухожу я уже, Марьванна, ухожу", вспоминается к месту бородатый анекдот. Нет, к Мариночке мы не пойдем. Есть старое гусарское правило, где живу и работаю, там ни-ни. А вот рыженькая Леночка, профессорская дочка, которая после того последнего, так красиво проигранного мною, сражения с Женькой Киреевым очень настойчиво приглашала в гости…

* * *

Известие о будущем переезде взбудоражило весь разросшийся коллектив. Тем более, что было обещано относительно комфортабельное жилье в виде уже ремонтирующегося многоквартирного дома в Ленобласти. Воинскую часть оттуда по какой-то причине переводили на другое МПД,[8] и замдиректора ФСБ успел "наложить лапу" на объект еще до выставления его на аукцион. Специалисты радовались и собирались укладывать чемоданы немедленно, хотя до переезда еще были месяцы.

— Ну и зачем нужно было эту новость рассказывать раньше времени? — выразил свое недовольство Викентьев — народ сразу расслабился. Наблюдатели больше в курилке торчат, чем у мониторов. У программеров сразу сетка рухнула.

— Не ворчи, Юра, — благодушно ответил Коган, который час назад прилетел из Москвы, — вот чувствуется все-таки, что опыт руководства у тебя маловат. Устали у нас люди. Сидят на базе, как в концлагере. Ты знаешь, чем хороший руководитель отличается от плохого? У хорошего, личные проблемы сотрудников сразу становятся его проблемами.

— Ну, может ты в чем-то и прав, — сказал, немного подумав, директор, — На фоне полного отсутствия в данный момент личных проблем я, может быть, чего и не вижу.

— Ладно, Юрий, давай к нашим баранам. Как там Синельников?

— Отлично! За работу с уставами лейтенанта ГБ получил. В аналитики перевели. У начальства и коллег имеет приличное уважение. Ну и так далее. Сейчас уже не помню, что там Меркулов в представлении Берии писал. Вот от девчонок все оторваться не может. Они, правда, вроде как не в претензии. Ни одной юбки, паразит, мимо не пропускает, — усмехнулся подполковник.

— Так, ну здесь все понятно. Слушай, а Сталин часто заходит в УСИ?

— Да, бывает иногда, — немного удивился вопросу Викентьев, — в основном в отделе классификации и анализа получаемой информации.

— Очень хорошо, — полковник даже потер руки в радостном предвкушении, — как ты думаешь, как он отреагирует, если увидит на столе у какого-то лейтенанта ГБ, ну например, книгу Клаузевица?

Директор подумал немного и отрицательно покачал головой:

— Не пойдет. Какой-то летеха и великий тактик. Не логично.

— Именно, что нелогично! — довольно сказал Коган, — Значит, Иосиф обратить внимание должен? Обязательно! — ответил он самому себе.

Подполковник смотрел на собеседника, не понимая, к чему тот подводит. Потом до него дошло:

— Женька же на уставах сидит! Сравнивает и пытается анализировать! Готовит материалы для штабных. И в этой ситуации интерес к Клаузевицу вполне замотивирован.

Викентьев восхищенно посмотрел на полковника:

— Ну, Павел Ефимович, ты голова!

— Два уха! — усмехнулся самокритичный Коган, — На следующем сеансе растолкуем все это Воропаеву. Да, и пусть он там свою фотографическую память не афиширует. Рано еще.

— Слушай, Паша, а ты не боишься, что Сталин или Лаврентий Палыч поймут, что Синельникова мы к Иосифу Виссарионовичу подводим? — забеспокоился директор.

— Да, нет. Не то у них мировоззрение. Сам подумай, — стал объяснять куратор, — поставь себя на место любого из них. Если тебе только придет эта идея десантирования, в кого в первую очередь забрасывать будешь? В самого главного. Ну, а раз такого не произошло, то заброс невозможен. Да и предпосылки начальные отсутствуют. Нет, совершенно не боюсь. Ладно, давай кофейку дерябнем и будем думать над самой главной проблемой.

— Какой еще самой главной? — удивился Викентьев.

— Как отцу народов втемяшить в его мудрую голову, что боец РККА стоит во много раз дороже, чем пушки, танки и самолеты, вместе взятые. Воропаев задачу от меня получил, а вот как мы отсюда можем ему помочь?

* * *

Нет, ну какой все-таки умный мужик наш куратор! Такую операцию привлечения внимания Сталина к моей скромной персоне разработал! На следующий же день после получения ЦэУ я смотался в книжный и приобрел экземпляр работы великого немецкого тактика. Вечерком, внимательно вглядываясь в каждую страницу, перелистал книгу и, сегодня утром притащив на работу, засунул в стол. В нужный момент выложим на обозрение. Когда ИВС в очередной раз заглянет в наш отдел, а я буду готов. Зачастил что-то он в последнее время к нам. Любит, видать, свежую информацию оттуда. Проглядывает, бывает еще влажные, листы распечаток. Причем, не чертежи и ТТХ всякой техники, для этого у нас технических экспертов хватает, а всякие экономические и политические труды, что Коган с Викентьевым присылают. Так, хватит разглагольствовать. Займемся делом. Делаю вид, что внимательно вчитываюсь в устав караульной службы, а сам вытаскиваю из памяти каждый лист эпохального труда Клаузевица и штудирую. В нужный момент блеснем цитатами. Надо будет потом тщательно продумать будущий разговор. Нет, конечно, запланировать всю беседу никак не возможно, не тот Иосиф Виссарионович человек, которого на поводу вести можно. Но вот отдельные кусочки разговора попытаемся спланировать.

Нда, вместо белых страничек с черным текстом моя память выдает яркие цветные картинки обнаженной Леночки. Эти карие глазки, выглядывающие из под длиннющих рыжих спутанных лохм… А какие точеные ножки… Надо будет еще раз посетить профессорскую дочку, когда ее родители будут на даче. А сейчас все, хватит! Рабочее время, в конце концов!

* * *

Со спортом надо завязывать вообще! Вчера, в воскресение, играли в футбол. Еле сдержал себя. Если захватывает азарт, бороться с собой очень трудно. Обошел спартаковцев с правого фланга, пара финтов перед пытавшимся выдавить меня за боковую последним защитником и сухой лист в девятку от угла поля! Гол! Го-ол!! Г-о-о-о-л!!!

Хорошо, что наши все же проиграли, когда меня заменили. Сказал тренеру, что потянул связку и вполне убедительно похромал на скамейку. И так слишком много внимания к себе привлек. Нет, в спортзал я, конечно, ходить буду. Солнышко там покрутить, с волкодавами нашими, что на взятии шпионов специализируются, поспарринговать, мячик в кольцо покидать изредка. А по серьезному спортом заниматься не буду! Ну, неспортивно это, в конце концов, с моими-то возможностями.

* * *

Свершилось! Операция по привлечению внимания прошла, как по маслу. Вчера, в самом конце рабочего дня, когда я подписывал последнюю страницу черновика очередной аналитической записки, в отдел зашел Сталин. Пока Гоша Иваныч пытался отдать рапорт, а ИВС привычно отмахивался, вытащил и аккуратненько положил на стол томик Клаузевица.

Буквально через минуту отец народов, проходя мимо, замечает «сюрприз» и решительно сворачивает к моему рабочему месту. Натренированные охранники, приученные Власиком предугадывать каждый шаг хозяина, реагируют немедленно. Один из них застывает за моей спиной. Только дернись неправильно и белы рученьки заломлены. Вскакиваю, тянусь и преданно ем своими голубыми глазками вождя мирового пролетариата. Сталин берет томик в руки, перелистывает пару страниц и вопросительно смотрит на меня. Немедленно представляюсь:

— Младший аналитик Управления Стратегических Исследований лейтенант государственной безопасности Синельников.

— Ваша книга? — грузинский акцент низкого, несколько хрипловатого, голоса основательно заметен.

— Так точно, товарищ Сталин, — отвечаю я, глядя прямо в глаза.

— А зачем она вам? — чуть прищуренный взгляд прожигает, кажется насквозь.

— При сравнительном анализе образца боевого устава столкнулся с недостаточностью знаний по тактике боевых действий подразделений. Вот, — я делаю преданно-виноватое лицо, — пытаюсь исправить ошибку.

Рядом со мной появляется Меркулов и пытается повторить мое преданное делу партии выражение морды лица. Вождь кивает ему и продолжает сверлить меня глазами.

— Это вы, товарищ Синельников, написали в докладной записке, что существующий личный и командный состав Красной армии не в состоянии на текущий момент действовать по представленному образцу боевого устава?

Ух ты! Слово в слово по моей писанине! Значит, бумага дошла до адресата, как и планировалось. Еще бы, тонко, намеками, но качественно, я обкакал нынешнее состояние РККА.

— Так точно, товарищ Сталин! — отчеканиваю я и продолжаю преданно кушать отца народов своими невинными глазками.

— А кто вы такой, товарищ Синельников, чтобы делать такие выводы? — прищуренный взгляд желтоватых глаз вождя становится еще более прожигающим.

Так, этот вариант Коган назвал мне первым. Включаем убежденность своей правоты.

— Младший аналитик Управления Стратегических Исследований. Могу в течение суток представить обоснования своих выводов.

— А почему вы, товарищ младший аналитик, не предложили путей решения поставленных вами вопросов? — вождь сделал полшага вперед и легко ткнул пальцем меня в грудь, попав точно в кожаный ремешок портупеи.

— Согласно должностной инструкции, не имею на это права, товарищ Сталин.

— Но, вы можете предложить эти пути, товарищ Синельников Егор Иванович?

Оп-па! А ведь я, когда представлялся, имя отчество не называл. В отчетах только инициалы. Значит, мое личное дело он уже препарировал. А ведь там наверняка написано, что я очень начитанный мальчик.

— Так точно, товарищ Сталин! — мой взгляд становится еще преданнее, хотя сам не понимаю, как это возможно.

На его лице появляется успокаивающая улыбка. Вождь поворачивает голову к стоящему рядом Меркулову:

— А что, Всеволод Николаевич, мы можем предоставить старшему лейтенанту Государственной Безопасности Синельникову такую возможность?

Нда-а. Вот я уже и старлей. Быстро. Очень быстро. Мои шансы грохнуться с высоты стремительно растут вместе с этой самой высотой! И почему я, чем сложнее ситуация, тем больше начинаю язвить всех и вся в своих мыслях?

— Так точно, товарищ Сталин, — немедленно реагирует комиссар ГБ второго ранга.

— Ну, что же, Егор Иванович, жду вас завтра с докладом, — говорит отец народов и протягивает мне руку.

Пытаюсь схватиться за нее, как за спасательный круг, но успеваю одернуть себя. Поэтому мое пожатие получается вполне приличным.

Сталин поворачивается и не торопясь уходит из отдела. Свежая информация оттуда его, похоже, сейчас уже менее интересует, чем десять минут назад. Десять минут? А казалось, десять часов! Плюхаюсь на свой стул. Чувствую, как по лицу катятся крупные капли пота. Валерка участливо протягивает мне свой платок.

* * *

Да, денек! В десять нуль, нуль, намытый, набритый, наглаженный и гордо сверкая добавившейся шпалой в каждой петлице, я стоял перед Поскребышевым и подобострастно протягивал ему папочку с моим докладом Самому. Вот кому можно позавидовать в невозмутимости, так это секретарю Сталина. Его мнение о людях и событиях на его лице никак не отражаются. Обласкан я не был, а был выгнан вон из приемной со строгим предупреждением, что бы никуда со своего рабочего места не отлучался, ибо могу быть вызван в любой момент. Вызов прозвучал в виде телефонного звонка на столе капитана ГБ Семина через каких-то двадцать минут. Жутко удивленный я помчался к кабинету отца народов. Сколько раз слышал из разных источников, что ИВС частенько любил засиживаться допоздна и поэтому начинал работу обычно с двенадцати. Отбой воздушной тревоги. Поскребышев усадил меня за отдельный стол в приемной проверять и подписывать мой доклад, перепечатанный аж в трех экземплярах.

Основной же вызов был сделан около пяти, почти через час после того, когда я, испугавшись, что громкие звуки моего недовольно бурчащего пустого желудка вызовут очень уж отрицательную реакцию товарища Сталина, объяснил тревожную ситуацию сначала непосредственному начальнику Жоре Иванычу, а затем нынче младшему по званию Валере Злобину. Валерка не по службе, а по дружбе сгонял в столовку и притащил в судках мне две порции обеда прямо на рабочее место. К моему проглотству, замотивированному неприятием завтрака (три раза ха-ха) он уже давно привык.

И вот, несколько умиротворенный отсутствием сильного чувства голода, стою я перед товарищем Сталиным, уже успевшим ознакомится с моим докладом, и даю пояснения. Не могу, мол, знать, откуда взять деньги на резкое повышения образовательного уровня призывного контингента, ибо в экономике ни бум-бум. Но другого пути у нашего, окруженного со всех сторон врагами, молодого Советского государства рабочих и крестьян не вижу. Да, именно из-за сложности внешнеполитической обстановки необходимо увеличивать срок воинской службы бойцов РККА, так как качественно овладеть новой, самой передовой в мире военной техникой, иначе просто никак. Так точно, красные командиры обязаны принять все возможные средства для сохранности личного состава в будущих боях со ставленниками мировой буржуазии, исходя из того, что новые танки и самолеты наши самые грамотные в текущий исторический период рабочие ну очень быстро сделают из самой крепкой брони, а новый боец будет расти из пеленок аж два десятка лет. Ах, оказывается не все наши рабочие самые грамотные? Ну, под вашим мудрым руководством, товарищ Генеральный секретарь ВКП(б) они быстро поднимут уровень своих знаний, надо только им немножко помочь. Школ и ВУЗов побольше открыть, отменить оплату за высшее образование. Ну не все же могут в ущерб личной жизни заниматься самообразованием так, как стоящий перед вами товарищ Сталин, молодой красный командир. Правильно, уважаемый самый главный руководитель Советского Союза, будущие войны будут скоротечными, ибо длительные войны не выгодны нашей Социалистической державе.

Уфф, напоследок обласканный и строго предупрежденный, что за моей дальнейшей работой он лично будет пристально наблюдать, я был, наконец, отпущен.

И чего я, козел безрогий, все время стебался? Ведь ни слова, ни полслова Иосиф Виссарионович неправильно не сказал. Нервишки мне, однако, лечить надо. А все-таки, какой мудрый мужик! Как он мгновенно самую суть схватывает и самую мелочь подмечает!

* * *

— Как я понимаю, основной объем запланированного нами пакета информации передан? — спросил Коган.

— Так точно, Павел Ефимович, — лихо отрапортовал Логинов, оставшийся замещать Викентьева на старой базе, пока директор запускал работу проекта в НИИ под Санкт-Петербургом.

— И чертежи адаптированных под то время станков? — засомневался куратор.

— Товарищ полковник, — чуть-чуть обидевшись, протянул заместитель директора проекта, — на той стороне уже два месяца новый аппарат Колиной разработки стоит. Заряжают бобину кинопленки, а мы отсюда ее за пару ихних часов заполняем. У нас-то компьютеры любой объем почти мгновенно передать могут. Это в Кремле не успевают проявлять, хоть они там и целую кинолабораторию открыли. Все, что производит Шосткинская фабрика кинофотоматериалов, все в Москву идет. А Казанскую, имени Куйбышева, они срочно перестраивают под цветную пленку.

— И откуда ты все так хорошо знаешь? — улыбнулся Коган.

— Так я же каждый день сводный отчет наблюдателей Викентьеву отправляю. А в нем обзор ежедневных докладов Сталину.

— О, как, — удивился куратор, — и искать информацию не надо. Подносят на блюдечке с голубой каемочкой. Хорошо устроились. А ответь ка мне Сан Саныч на такой вопрос, отец народов радио часто слушает?

— Ну, — Логинов задумался, — я пару раз видел. У него в кабинете здоровенный «Блау-Пункт» стоит. Надо инженеров наших по расспрашивать.

— Почему инженеров? — удивился полковник.

— Так они же у нас совмещают, то подготовкой информации занимаются, то наблюдателями сидят. И им интересно, и круг посвященных все же поменьше будет.

* * *

— Объясни мне, Лаврентий, — Сталин пододвинул к наркому несколько листов из вчерашнего аналитического отчета УСИ и ткнул пальцем в строки, жирно подчеркнутые красным карандашом, — танки, бронированные боевые машины, автомобили различные — полный комплект. А самолеты? Очень хороший штурмовик — есть. Бомбардировщик для фронта и ближнего тыла противника — есть. Сверхтяжелый дальний бомбардировщик — есть. Легкие и транспортные самолеты — пожалуйста. А истребителя — нет! В тоже время этот Голос свыше передает нам уставы и тактику, в том числе и истребительной авиации. Из которых следует, что истребители должны иметь просто фантастические характеристики, впрочем, как и вся остальная их техника. Но самого истребителя нет!

Берия видел, что руководитель страны волнуется. Грузинский акцент, который у себя нарком сумел почти полностью устранить, у вождя сейчас бросался в глаза.

— А ведь мы давно сделали вывод, — продолжил Сталин, — что они как-то наблюдают за нами! Что они хотят? Чтобы мы встали на колени и молились им, как богу? — отец народов вытащил из пачки папиросу, сломал ее и, на глазах успокаиваясь, начал набивать трубку.

— Если они нас видят, или, как минимум слышат, то, что им мешает наладить прямой диалог? — задал вопрос теперь уже нарком — Наши технические спецы, когда разбирались с чертежами нового фототелеграфа, утверждали, что сигнал наводится без радиоволн прямо на, — Берия чуть задумался, вспоминая отчет, — на входной контур.

— Думаешь, Лаврентий, они могут на любой приемник так сигнал навести? — вождь встал и, выпустив клуб дыма из только что раскуренной трубки, подошел к большому приемнику в деревянном лакированном корпусе, который стоял на отдельном столе в углу кабинета. Иосиф Виссарионович повернул большую ручку на панели приемника, и тут же засветилась большая шкала настройки. Через пару минут помещение заполнил голос диктора, который зачитывал передовицу из сегодняшней «Правды». Сталин немного послушал, удовлетворенно кивнул головой и повернул ручку настройки. Из динамика тут же послышался женский характерный говор на польском языке. Вождь недовольно поморщился и поворотом рукоятки нашел пустое место диапазона. Он простоял несколько минут, немного склонившись к приемнику и потягивая любимую трубку, но ничего не услышал, кроме характерного слабого треска далеких атмосферных разрядов. Тогда отец народов вернулся к большому столу и стал сосредоточенно выбивать трубку в большую хрустальную пепельницу. Попрощавшись, он отпустил наркома, аккуратно сложил разбросанные листы бумаги в красную папку и, отодвинув ее на левую сторону стола, справа придвинул к себе еще одну папку, тоже красную. Руководитель Советского Союза только начал разбираться с очередными документами, когда из приемника послышался громкий гул. Звук из динамика быстро поднялся до очень высокого тона, коротко пискнул и исчез.

Сталин поморщился от этого шума и стал подниматься, чтобы пойти и выключить оставленный работающим радиоприемник. В этот момент из динамика донеслось:

— Добрый вечер, Иосиф Виссарионович.

* * *

— Да, Павел Ефимович, удивил ты меня, — Юрий Александрович усмехнулся, закуривая, — выйти на прямой контакт с Самим, это круто! О чем хоть вы говорили? Записи бесед почему-то отсутствуют.

— Я их специально стер, — Коган достал из кармана зимней летной куртки пачку "Лайки страйк" и тоже закурил. Невысокий, сухонький, он в этой куртке, кожаной кепке и с развивавшемся на легком ветерке длинным концом белоснежного шарфа, выглядел этаким пришельцем из тридцатых годов прошлого, двадцатого века. Впечатление несколько портили темно синие заметно расклешенные брюки и остроносые сапоги на небольшом каблуке. Впрочем, на фоне относительно высокого и тоже щегольски одетого, но по современной моде, Викентьева, полковник смотрелся очень импозантно. Куратор, на следующее утро после прилета со старой базы, с директором проекта прогуливались по парку перед зданием НИИ, где теперь обосновался «Шмель». Весеннее солнце уже ощутимо грело лица и немного слепило глаза. Желтые прошлогодние листья высовывались яркими пятнами из подтаявшего снега с обеих сторон от расчищенной асфальтовой дорожки. Перебазирование коллектива и немногочисленного оборудования было полностью завершено.

— Я их специально стер, — повторил Коган, выпустив струю серого дымка после глубокой затяжки, — и ты, Юра, пожалуйста, не свети эту информацию. Если там, — полковник махнул головой вверх, к белым весенним облакам, — узнают о прямых контактах со Сталиным того мира, то непременно влезут со своими советами. А в результате получится, как с сексом на Красной площади. Советами задолбают.

Оба улыбнулись бородатому анекдоту.

— А Иосиф Виссарионович… — куратор сделал очередную затяжку и продолжил, — ты знаешь, с ним, оказывается, очень интересно беседовать. Умный, знающий и, как мне показалось, где-то в глубине души довольно несчастный и одинокий человек.

— Даже так? — удивился Викентьев.

— Именно! — подтвердил Коган, — Он прекрасно понимает, оказывается, что послал и еще пошлет миллионы людей на смерть. Но все ради благой цели. Конечно, он стал невероятным циником. Да и на верхушке такой пирамиды власти без этого просто нельзя, невозможно.

— А цель-то, какая? — тут же спросил директор.

— Ты будешь смеяться — Великая Россия! — полковник посмотрел в широко раскрытые глаза директора и добавил: — Даже не так, Великая Российская Империя!

Они несколько минут помолчали, сосредоточенно попыхивая сигаретами, потом Юрий, наконец-то опомнившийся, сказал:

— Ну вот, а ты его не любил!

— А я и сейчас не испытываю к нему таких чувств, — тут же ответил куратор, — что, впрочем, не мешает относиться к нему с уважением. Понимаешь, особо восхищаться тираном для меня противоестественно.

— Слушай, Пал Ефимович, — спросил после некоторой паузы Викентьев, — а что, Иосиф Виссарионович вот так прямо тебе это и сказал?

— Нет, конечно, — усмехнулся Коган, — но за те часы, что мы провели в беседах, Сталин довольно прилично раскрылся. Вероятно, здесь довольно большую роль сыграло то, что он не мог меня видеть. Ну и те, совсем не радужные перспективы, которые я нарисовал. Знаешь, какая у него затаенная мечта? Собрать все земли, что были в царской империи, плюс Царьград и проливы. Вообще сделать Черное море внутренним морем Советского Союза.

— Так это же именно то, о чем мы тогда фантазировали, — тут же откликнулся директор.

— Точно так, — улыбнулся куратор, — Ну что, поможем отцу народов?

— Куда же мы денемся?! — теперь улыбались оба.

— Павел, а как ты себя залегендировал?

— Ууу, — улыбка полковника стала еще шире, — сначала кратко описал ему всю историю от 37-го до наших дней, разве что несколько сгустив краски.

— И про двадцатый съезд партии? — перебил Викентьев.

— И про двадцатый.

— Пи…ц кукурузнику, — удовлетворенно констатировал подполковник, — А дальше.

— Дальше? — Коган аккуратно затоптал выкуренную почти до фильтра сигарету, — Дальше мы с тобой заговорщики в дерьмократической стране, которая ведет вялотекущую войну за Крымский полуостров. Россию поддерживает Казахстан, под гарантии неотторжения Южной Сибири. Японцы точат зубы на Сахалин и Курилы. А китайцы десятками миллионов мигрируют на наш Дальний восток.

— А ты не перестарался? — спросил обескураженный директор, — Хотя, Мао бомбу теперь точно не получит. Да, дела… Докладывать наверх о контакте действительно нельзя. Съедят с потрохами.

— Если бы ты видел его лицо, когда он услышал сначала, что в сорок пятом его трудами Сахалин и Курилы стали нашими, а сейчас они на волоске… — полковник замолчал.

Они прошли по парку почти до конца асфальтированной дорожки, подойдя к самому КПП с двумя вооруженными автоматами сержантами и охранником в штатском, и, не сговариваясь, одновременно повернули обратно.

— А о чем еще, Павел, вы с ним говорили?

— О многом. О недостатках плановой экономики при завершении основной части индустриализации, о НТР, которой теперь придется заниматься именно ему. О преимуществах рыночной экономики для легкой промышленности при жестком контроле государства и ее невозможности при социализме, — Коган задумался, припоминая, — Очень много беседовали о громадной ценности человеческого ресурса, сложности нормального его восполнения и бережливого отношения к людям. Плюс, Жени Воропаева работа помогла. До сих пор не могу простить себе, что на такую рискованную операцию мы его толкнули, — куратор опять задумался, — Знаешь, Юра, мне, кажется, удалось во многом Сталина переубедить. Воспользовался, так сказать, — полковник хитро улыбнулся, — Марксистко-ленинской диалектикой. Так как был вооружен не убиваемыми историческими фактами послезнания.

Теперь они опять улыбались оба.

— А самое главное, — куратор стал серьезным, — я понял свою ошибку. Иосиф Виссарионович не тот человек, которым можно манипулировать. В общем, объяснил ему, как, с нашей точки зрения, будет развиваться его Советский Союз. Даже про бомбу рассказал.

— То есть, получается, ты ему все наши планы раскрыл? — удивляясь от осознанного Викентьев остановился.

— Конечно, — улыбнулся над опешившим директором Коган, — Мы со Сталиным теперь соратники, как бы пафосно это не звучало.

— И про Женю-Егора сказал?

— Нет, ни в коем случае, — полковник достал из внутреннего кармана куртки небольшую плоскую фляжку, открутил на ней колпачок и протянул Викентьеву, — прими, Юра.

Тот не отказался, сделал глоток. Куратор тоже приложился к фляжке, убрал ее, и они дружно задымили сигаретами.

— Понимаешь, Юрь Саныч, — прервал молчание Коган, — эти беседы были для нас обоих очень тяжелыми. От меня требовалось очень быстро соображать, а Иосиф Виссарионович вынужден был иногда ждать из-за разницы течения времени в наших мирах. Хотя это ты и сам знаешь. Несколько неравнозначное положение. У него море времени на обдумывание, а у меня чекистский опыт, современное мировоззрение и послезнание. Вымотался я страшно. Две недели Сталин каждый вечер сидел у приемника по четыре часа, а я, как проклятый, больше четырех суток каждые шесть с мелочью часов садился к компьютеру и тарабанил так быстро, как только мог. Николай Малышев конечно молодец. Его программа автоматически растягивала мою речь и подбирала высоту голоса так, что на той стороне казалось, будто я просто делаю большие паузы между словами и очень много задумываюсь. И только потом запись сжималась и передавалась туда. Я потом посмотрел несколько кусочков записи. В режиме реального времени той стороны сам себе показался этаким восточным мудрецом.

Полковник глубоко затянулся и опять очень аккуратно растоптал докуренную сигарету. На Вопросительный взгляд Викентьева пояснил:

— Привычка после одного пожара.

Директор также затоптал окурок и спросил:

— О чем же вы договорились?

— Об очень многом. Очень долго ругались на тему сокращения армии.

— Ругались? — переспросил директор.

— Именно, — весело подтвердил Коган, — на третий их вечер мы уже на ты перешли. Договорились о совсем небольшом сокращении. Армия — девятьсот тысяч будет. Пограничники в составе войск СГБ в это число не входят.

— Что за СГБ? — удивился полковник.

— Служба Государственной Безопасности. Стопроцентный аналог нашего КГБ. Подожди, не перебивай, Юра, сейчас все расскажу. Полный переход на наши стандарты. От формы, камуфляжа и разгрузок до погон и званий. От СГБ до министров, вместо наркомов. Практически все, что в спешке делалось у нас во время войны, и многое из того, что поэтапно много позже. Уже идет форсированное обучение войск, от солдата Советской Армии, который уже не боец РККА, до генерал-майоров, а не комбригов, и выше. Институт комиссаров преобразуется в институт замполитов. Вводится единоначалие. Военная контрразведка временно переподчиняется лично Сталину и вместе с СГБ занимается охраной государственных и военных секретов страны. Производство вооружений образца тридцать седьмого года немедленно останавливается. Заводы и фабрики также форсировано подготавливаются к выпуску оружия и техники по присланным нами чертежам. Производство будут начинать только тогда, когда будут способны делать изделия только с хорошим качеством. На ближайший год более-менее готовые предприятия занимаются станкостроением, опять-таки по нашим чертежам. Недостающие станки срочно закупаются в германии и штатах. Насчет штатов вообще разговор особый. Чуть позже объясню. Все КБ и НИИ разгоняются и специалисты гонятся на производство с одновременным доучиванием по нашим учебным курсам современных технологий.

— Как это НИИ и КБ разгоняются? — не выдержал Викентьев, — А научные школы, как же потом без них?

— Юра, ну сам подумай, — улыбнулся полковник, — Вот попробуй представить себе КБ образца тридцать восьмого года, проектирующего ну, скажем, — Куратор задумался, — АПЛ или ДиВиДи проигрыватель. Все придется создавать заново с молодыми, знающими современную нам науку, учеными и инженерами. Несомненно, используя нынешних специалистов, которые смогут переучиться и отказаться от существующих сейчас там научных догм.

Коган посмотрел на немного смущенного директора и продолжил:

— Конечно физические, математические и те же медицинские научные институты останутся. Куда же без них. Пусть сейчас осваивают наши современные знания. О медицине тоже разговор особый позже у нас будет, — полковник опять немного задумался, прикурил очередную сигарету и продолжил:

— Одновременно начинается строительство электростанций, алюминиевых заводов, металлургических и химических комбинатов. Ты спросишь, откуда на все взять деньги? Ну, для начала, выгребаются все запасы золота. Резко, соответственно, взлетает цена драгметаллов на внутреннем рынке. Что-то граждане понесут в госскупку. Одновременно идет возврат к НЭПу. Причем, разрешается даже самостоятельная промывка золота, как отдельными старателями, так и промышленными кооперативами. Но все под очень жестким контролем государства. Да и налоги для новых хозяев-производственников будут несколько другими. Под контролем экономического отдела СГБ много на себя не потратишь. На производство — пожалуйста. Разросся до серьезного уровня — контрольный пакет государству.

— Это же полный отход от основной линии на построение социализма! — удивился Викентьев.

— Ну, не такой уж и полный. Что-то типа шведского варианта. Вся тяжелая промышленность остается в руках правительства. В конце концов, что такое социализм, никто в мире толком тогда еще не знает, какой построим, таким и будет, а кто не согласен, что мы его по Ленину строим, тот троцкист и мы в этом не виноваты.

— Да, не представляю, как ты Сталина уговорил на немедленную остановку производства оружия, а тут вообще такое начнется! — директор покачал головой.

— С оружием, как раз достаточно просто. Особых изменений международной обстановки, от событий в Советском Союзе, вызванных нашим послезнанием, там пока еще нет. Поэтому, где сосредоточить основные имеющиеся уже запасы вооружений, я Виссарионовичу подсказал. А вот, что касается реакции на резкое изменение внутренней экономической политики… — полковник задумался, — В тридцать седьмом году Сталин уже успел сосредоточить абсолютно всю полноту власти в своих руках. Кто-то начнет дергаться — к стенке или в Гулаг. Тут я с Иосифом согласен. Просто нет другого выхода. Это как на гонке. Или рвешь все жилы, чтобы прийти к финишу первым, или падаешь, надорвавшись, и сходишь с дистанции. Вот главная задача и состоит в том, чтобы удержаться на самой грани этого максимального напряжения всех сил державы и не сорваться. Использовать все, вплоть до самых маленьких, ресурсы для достижения великой цели.

— Да, — сказал после небольшой паузы Коган, — что-то я совсем уж высоким штилем заговорил. И в горле, плюс к тому, пересохло. Давай ка, Юрь Саныч, мы в твой новый кабинет переместимся. Кофейку попьем. Ребят наших соберешь. Посоветуемся, как дальше работать будем.

* * *

Первыми в кабинете директора появились две подруги, Ольга с Екатериной. Радостно поздоровавшись с полковником и покивав Викентьеву, которого сегодня уже видели, они тут же принялись заниматься кофе и бутербродами, устроив ревизию очередному бездонному холодильнику директора. Одновременно, треща как две сороки, девушки стали хвастаться успехами Жени-Егора, как своими. Он уже по-немецки с берлинским акцентом говорит. И несколько вузовских экзаменов на юридическом факультете Московского университета экстерном сдал.

Пришедшие следом два друга, Дима с Малышевым, не успев поздороваться, тут же накинулись на бутерброды. Со стороны это выглядело так, как будто их до того неделю не кормили. Влетевший последним Логинов дежурно чмокнул Ольгу в щеку и присоединился к молодым проглотам. Пока молодежь усиленно насыщалась Коган, смакуя кофе, обрисовал ситуацию с согласием Сталина на коренную перестройку экономики, план которой был, якобы, передан на ту сторону по фототелеграфу. Практически он повторил все то, что рассказал только что Викентьеву, скрыв, соответственно, только информацию о прямом контакте с Иосифом Виссарионовичем.

— Самое сложное здесь, все-таки, финансы. Внутренних резервов Советского Союза не хватает, хотя на внешнеэкономическом направлении уже сейчас наметился довольно приличный прогресс. Изобретения и технологии конца сороковых и более поздних идут нарасхват. Одни только доведенные конструкции относительно современных магнетронов и СВЧ печки такой ажиотаж вызвали. Я уже не говорю об использовании тех же магнетронов для радио и телевещания. В обмен идет станочный парк и оборудование для моторостроительных и автозаводов. Алюминий и титан. Оптическое стекло и радиокомпоненты, — полковник допил кофе, оценивающе посмотрел на пустую чашку и с заметным сожалением отодвинул ее от себя.

— Но, все равно мало, — продолжил он, — не хватает оборудования для нефтеперерабатывающих комбинатов, электростанций, новых производств алюминия и строящегося уже титано-магниевого комбината под Усть-Каменогорском. Большие проблемы с сырьем для катализаторов при организации производства высокооктанового бензина путем каталитического крекинга. И вот здесь задумана некая политическая афера с Америкой. Молотов летит в штаты и предлагает Рузвельту, постаравшись предварительно убедить его в неминуемости мировой войны, что в тот момент не представляется большой сложностью, чертежи оружия середины сороковых и кое какие технологии уже начала пятидесятых. Того, что на рынке еще нет. В пакет будут включены радиолокаторы и Б-29, послевоенные Шерманы и Мустанги, Тандерболты и Кингкобры. В общем, все то, что они сами тогда только собираются проектировать. Заодно, если переговоры пройдут успешно, в качестве бонуса подарить им немецкую Энигму. Эти переговоры будут преследовать сразу несколько целей. Во-первых, Советский Союз получит недостающие станки, оборудование и несколько фабрик по производству радиокомпонентов и радиотехники. В Советской армии радиостанции должны быть в каждом взводе. И у каждого командира отделения должно быть что-то вроде «Воки-Токи». Во-вторых, несколько оттянем некоторых американских промышленников от Германии, переориентировав их на СССР. И, наконец, привяжем немного экономику штатов к нам. Не дадим им особо зарабатывать на будущей европейской войне.

— То есть ты, Пал Ефимыч, предлагаешь начать что-то типа Ленд-лиза немедленно, но платить не только золотом, а чертежами и технологиями? — Викентьев задумался, — А ведь может и пройти. Для экономики штатов в то время это просто подарок.

— А освоить-то Советский Союз все это сможет? — тут же вступил в разговор Малышев.

— Коленька, — отозвалась первой Екатерина Зосницкая, — вы с Дмитрием закопались в свои железки и давно у наблюдателей небыли. А там сейчас такое творится!

— Ну, так просвети нас, незнающих, Катюша, — весело ухмыльнулся Дима.

— Вся страна учится. Комсомол кинул клич, что недостаточная грамотность — самый главный враг Советской власти. Плата в ВУЗах отменена. Очень много специалистов из распускаемых НИИ и КБ идет в преподаватели. Все учебные организации уже работают в две смены. Открываются много новых. Партия взяла на себя контроль за качеством обучения. Все отсеянные из ВУЗов немедленно направляются на стройки народного хозяйства, где так же открыты вечерние отделения различных учебных заведений. И все это делается на фоне практически отмены репрессий и некоторого снижения внутренних цен, так как Советский Союз начал снижать экспорт продовольствия. Резкое ужесточение наказаний за уголовные преступления прошло практически незамеченным.

— Прижали уголовников? — перебил Катю удивившийся Логинов, только вчера прилетевший со старой базы.

— И еще как! — подтвердила Зосницкая, — По приказу Берии разделили рецидивистов и первоходок, как, впрочем, и оставшихся политических, по разным лагерям. За отказ от работ или невыполнение реального плана — расстрел. Очень быстро отреагировали на полученные списки наших преступников того и послевоенного времени.

— Круто! — ввернул свое слово Дима.

— В стране наблюдается очень большой подъем патриотических настроений, — продолжила Екатерина, — Что самое интересное, немного снизилось потребление алкоголя. А какую реакцию в печати вызвало решение политбюро о возрождении НЭПа в легкой и пищевой промышленности!

— Быстро! — бросил реплику Викентьев, переглянувшись с полковником.

— Правда, цензура свирепствует, — сказала Зосницкая, — даже один номер Правды вышел с полупустой полосой.

— Ладно, ребята, давайте ближе к нашим баранам, — взял разговор в свои «руки» Коган, — Николай, как быстро мы можем подготовить информацию для Молотова?

— Ну, — Малышев задумался, — Что-то можно скачать с библиотеки конгресса, что-то с сайтов исторических разделов производителей, что-то нарыть на исторических форумах и у моделистов. За многое придется платить. Два дня минимум.

— Будем считать, что максимум двое суток, — жестко сказал куратор и, вытащив из кармана флешку, положил ее перед Колей, — Здесь все необходимое тебе для работы и контакты с шестью нашими конторскими хакерами. Они на это время поступают в твое распоряжение. Перевести все размеры в метрическую систему много времени займет? Не может же Молотов везти чертежи в дюймах.

— Сделать программу, которая определит местонахождение всех размеров на чертежах, пересчитает и округлит с нужной точностью, а затем вставит на место оригинала, несложно. Плюс автоматический перевод технического текста. Но, потом все это проверить нужно визуально нашим инженерам. Еще неделя.

— Нет, Николай, неделя тебе на все. Через их месяц Молотов уже должен вылететь. А ведь надо еще там принять информацию и проявить пленку. Повезут прямо в бобинах.

— Успеем, Павел Ефимович, — вступился за друга Дима, — Передавать-то начнем сразу по готовности первых чертежей, а в Кремле уже запустили вполне современную проявочную машину.

— Ну, хорошо. Теперь вопрос к тебе, Ольга, — полковник посмотрел на скромную девушку и ободряюще улыбнулся ей, — Как у нас обстоят дела с передачей информации медицинского характера?

— По-моему, хорошо, — тут же ответила Шлоссер, — В Белгороде и Киеве строят новые фармацевтические фабрики для производства антибиотиков. А на Московском Фармаконе получили уже первые партии пенициллина. Ведется подготовка для производства стрептомицина. В Ленинграде и Калинине строят фабрики одноразовых шприцов и стерильных комплектов для переливания крови и капельниц. Лишь бы химики не подвели. В Узбекистане сразу три фабрики стерильных перевязочных материалов будет. На месте будут хлопок перерабатывать. Да, и еще, Павел Ефимович, это не медицина, а экология. Они там за Норильск резко взялись. Надо бы передать, что бы поселок, который городом станет, немного на юго-восток перенесли. А то получится как у нас.

— Сделаем Оленька, немедленно.

* * *

— Чем обрадуешь?

Очередная встреча «высокого» и «неброского» происходила в том же помещении, что и раньше, и за тем же уставленным дорогой закуской и выпивкой столиком.

— А ничем хорошим. База «Шмеля» свернута. Оборудование и люди вывезены неизвестно куда. В то же время финансирование проекта не прекращается. От одного очень дорогостоящего источника удалось выяснить состав руководителей проекта, — человек в свитере достал из стоящего рядом обычного черного, немного обшарпанного дипломата пластмассовую папку, вытащил из нее лист бумаги и подал его собеседнику, — Директор проекта, подполковник ФСБ Викентьев Юрий Александрович. Тридцать два года. Дата присвоения звания практически совпадает с началом работы «Шмеля». Заместитель директора Александр Александрович Логинов, двадцать семь лет, капитан ФСБ. И целых четыре заместителя по научно-технической работе. Екатерина Романовна Зосницкая, кандидат математических наук, тридцать лет. Ольга Викторовна Шлоссер, кандидат медицинских наук, врач-физиолог, двадцать семь лет. И двое двадцатипятилетних мальчишек: Дмитрий Михайлович Горин и Малышев Николай Иванович, — Мужчина закончил говорить, хотя выглядело это так, словно он читал написанный на бумаге текст, сделал глоток коньяка, посмаковал и продолжил: — Прошерстили их всех по всевозможным базам, но, судя по всему, поздно. ФСБ успело все зачистить. Будем искать по косвенным, но это очень небыстро.

Высокий в дорогом прикиде задумался, закурил и выпустил ароматную струю, не замечая недовольство собеседника дымом.

— Подожди ка, а ведь знаю я немного одного Логинова Александра Александровича. Работает во внешнеэкономическом секторе правительства. Большими делами крутит. Но тот почти вдвое старше. Уж не его ли сын?

— А что, — оживился некурящий, — очень может быть. Завтра же проверю.

Глава 4

Весна в этом году выдалась теплая и солнечная. Что было редкостью для Санкт-Петербурга. Снег уже сошел и сквозь блеклые прошлогодние листья пробивались первые ярко зеленые побеги травы. Скамейки были уже очищены от прошлогодней грязи и работники «Шмеля» с удовольствием выходили, кто просто посидеть под весенним солнышком на свежем воздухе, а кто покурить и поспорить о чем-то.

Очередной этап проекта был успешно завершен и инженеры, готовя очередные, очень подробные, пакеты информации со всеми нюансами атомного проекта, мимоходом гнали на ту сторону цветные фильмы. В первую очередь были переданы "Белое солнце пустыни" и "Неуловимые мстители". В том мире новые фильмы были встречены непрекращающимся аншлагом. А уж, какая давка была на демонстрацию "Алых парусов" по Грину. "Три мушкетера" с Боярским вызвали резкий интерес детворы к холодному оружию. Дворовые банды пацанов самозабвенно фехтовали на палках. "Свой среди чужих, чужой среди своих" вызвал шок, как среди интеллигенции, так и среди кинематографистов. Так тогда снимать еще не умели. На очереди стояли "Гардемарины вперед" и "Аленький цветочек", " Баллада о доблестном рыцаре Айвенго" и "Город мастеров", и еще много старых хороших фильмов.

Молотов, после возвращения из Америки, утверждал, что главным аргументом, положительно повлиявшим на исход переговоров, были цветные «Патриот» с Мелом Гибсоном и "В джазе только девушки" с Мэрилин Монро. Эти фильмы и пара послевоенных полнометражных диснеевских мультиков были первыми переданы на ту сторону, как только там был налажен выпуск цветной пленки, специально для подарка американскому народу от Советского Союза. Эффект от демонстрации этих фильмов превзошел все ожидания. Общественное мнение Соединенных штатов повернулось к СССР лицом. Эксперты, задействованные конгрессом для оценки предлагаемых образцов вооружений, выдали вполне справедливое мнение о соответствии заявленных ТТХ. Первый Судетский кризис так же однозначно подтолкнул конгресс. Споры разгорелись на закрытом заседании как всегда из-за цен. Но, когда представители Советской делегации пообещали добавить к довольно приличному количеству золота в общий пакет еще очень хороший по тем временам транспортно-пассажирский самолет (Дуглас DC-4, разработка которого в нашем мире началась только в 39-м), конгресс «сломался» и договор был подписан. Тем более что, когда уже другие по специальности эксперты посмотрели чертежи затребованных Советским Союзом станков, то их оценка по вкладу в потенциал инструментального производства соединенных штатов перешла всякие мыслимые границы.

Коган прилетел в Санкт-Петербург первым утренним рейсом. Директор проекта решил лично встретить его. Правда, пришлось ждать куратора в машине на стоянке в аэропорту. Еще месяц назад сверху спустили приказ о повышении бдительности и готовности сотрудников проекта к любым неожиданностям, так как был замечен интерес иностранных спецслужб к «Шмелю». Увы, несколько неаккуратно сработал один из хакеров во время экстренного потрошения американских источников военно-технической информации времен второй мировой войны. Викентьев немедленно вооружил всех работников личным оружием. Не умеющих стрелять научили. В подвале главного здания НИИ организовали тир и теперь оттуда довольно часто были слышны глухие, благодаря хорошей звукоизоляции, выстрелы тренирующихся. Вот и сейчас Викентьев, что бы не светить табельную Гюрзу и документы перед охраной аэропорта, предпочел подождать в машине. Полковник быстро нашел не особо бросающуюся в глаза серую Ауди-6 директора проекта и, поздоровавшись, устроился на правом сиденье.

— Ну, рассказывай, — поприветствовав куратора, тут же спросил подполковник, — Наш подарочек наверняка каждый день эксплуатируешь? Каждый вечер Сталина третируешь?

Подарочком была малогабаритная установка пробоя и связи, с диском ДиВиДи, на котором были все необходимые программы, с заложенными в них параметрами всех разведанных на сегодня географических точек той Земли. Установку можно было подключать к любому компьютеру и работать.

— Потретируешь тут! — весело хмыкнул Коган, немедленно прикуривая сигарету, в самолете курить было запрещено, — Внуком загрузили на всю неделю. Только когда этот неугомонный сорванец вырубится, набегавшись целый день, загоняв и заспрашивав деда по самое не могу, только тогда мог сесть за компьютер. Не в управление же мне было установку тащить. Да и то, информация у меня очень отрывочная. Это у тебя целый отдел наблюдателей круглые сутки посменно сидит.

— Подожди, — удивился Викентьев, — ты же говорил, что не женат?

— Правильно, — опять улыбнулся полковник, — жены нет, а дочка, увы, не мною воспитанная, и два малолетних бандита, семи и четырех лет, в наличии! Жизнь, Юра, штука сложная. Была у меня в молодости одна история… Как-нибудь потом расскажу. Так что сначала ты новости выкладывай.

— Новости, говоришь? — директор задумался, — Я, Пал Ефимыч, честно говоря, уже боятся начал. Ну, не может все так гладко идти! Трудности, конечно, на той стороне есть, но решаемые. Сталин теперь каждый вечер раскладывает на своем столе те страницы из рапортов и докладов, где, как он считает, требуется наша техническая помощь. Еще и красным карандашом нужные места подчеркивает! Твоя идея?

Коган улыбнулся, скромно кивнул и подполковник продолжил:

— Наблюдатели наши навострились немедленно все сканировать. Тут же инженеры садятся за компьютеры и решают вопросы.

— Так это что получается? — полковник захохотал, — Иосиф у тебя секретарем по техническим вопросам работает?

Теперь уже и директор улыбнулся.

— А нет у него другого выхода, — отсмеявшись и аккуратно загасив сигарету в пепельнице, сказал Коган, — иначе засветит прямой контакт со мной. А этого он себе позволить никак не может. Официально ведь все технические вопросы решает наше Управление Стратегических Исследований?

Теперь кивнул Юрий Александрович.

— А на счет того, что все слишком гладко идет… — полковник посмотрел на директора, уверенно ведущего машину, — Понимаешь, Юра, мы даже сами не представляем всей фантастической ценности нашей информации для того мира. Пользуясь ею и нашим послезнанием, в том числе, они там за какой-то год сумели немного поднять уровень жизни и, главное, у большинства населения появляется все больше надежды на завтрашний день, появляются перспективы, у многих на глазах исполняются затаенные желания. Помнишь, две недели назад их статистику смотрели? Реформам всего полтора года, а какой резкий рост рождаемости в последние месяцы. А это об очень многом говорит. Ну, и еще одно. Мы с Иосифом договорились до начала большой войны максимально возможно придерживаться истории нашего мира во внешней политике. То есть, если где-то СССР рванул вперед, благодаря нашему послезнанию, то в чем-то другом придется сыграть в поддавки. И, как только военно-экономическая мощь державы начнет расти, скрывать это всеми возможными способами. Более того, может быть даже, придется показать Советский Союз более слабым, чем он был в то время у нас.

— Ну, и зачем все это надо? — спросил директор.

— Понимаешь, пока все идет хотя бы близко к нашей истории, мы можем более или менее уверенно, но планировать ближайшее будущее того мира. А если вдруг Мюнхенского сговора не будет? И Союзу придется воевать уже сейчас? Маленькой недообученной армией без нормальной военной техники, которая только готовится к выпуску? Старая уже снята с производства, а новой еще нет. А если англичане с французами договорятся с немцами и вместе нападут на СССР? Ведь вероятность такого была и в нашей истории. И этих вариантов может быть очень много. Вот потому и приняли мы с Иосифом такое решение. Удержаться надо всего несколько лет.

Они помолчали, обдумывая сказанное и глядя на серую ленту шоссе.

— Ладно, как там наш Синельников? — спросил куратор.

— Отлично! — оживился Викентьев, — при переаттестации майора[9] получил. Переведен в свежесозданную комиссию спецконтроля. Тоже, наверняка, твоя идея.

Куратор опять улыбнулся, но промолчал.

— Мотается по командировкам, трясет командиров частей за мельчайшее утаивание информации и с военпредами на заводах ругается, борется за качество военной и не только техники. Два раза самому Сталину докладывал, комиссия-то лично ему подчинена, хоть и числится в СГБ. Три благодарности за хорошую работу и два взыскания за баб. Ну, никак не может без них! Стал чуть аккуратнее. Почти не светится. Кстати, занял первое место на внутреннем чемпионате Госбезопасности по боевому многоборью. На соревнованиях по стрельбе тоже первый.

Коган вгляделся в зеркало на откинутом противосолнечном козырьке и сказал:

— Юра, сбрось-ка немного скорость. По-моему, за нами хвост.

Подполковник тут же отреагировал и пощелкал кнопками под экраном на торпеде машины. Картинка GPS-навигатора сменилась на список контактов сотового телефона. Из динамиков музыкальной системы послышались гудки. Через пару секунд раздался голос Логинова:

— Слушаю вас, Юрий Александрович.

— Сан Саныч, а посмотри-ка, кто за моей машиной прицепился, со спутника, — директор, переключив изображение обратно на GPS-навигатор, продиктовал свои координаты.

Несколько минут они ехали в тишине, молча затягиваясь сигаретами. Затем, наконец-то, раздался звук вызова.

— Товарищ подполковник, за вами следует серая тоета-корола, — немедленно стал докладывать капитан, — Номеров не видно, ракурс неудачный. Километров через восемнадцать вы будете проезжать мимо воинской части. Туда уже отдан приказ немедленно, по тревоге, развернуть ВАИшный КПП на трассе, остановить и тщательно проверить эту тоету. Задержат ее до приезда дознавателей из управления ФСБ. А наряд из нашей охраны уже выезжают вам навстречу.

— Понял. Молодец. Оперативно работаешь, — ответил Викентьев и отключил связь.

Через десять минут они проехали мимо подъездной дороги к воинской части. Из раскрытых ворот с большими красными звездами выруливал БТР, а на обочине шоссе стояли запыхавшиеся два солдата с автоматами и офицер.

Почти сразу, после того, как ауди миновала плавный поворот трассы, и подъездная дорога скрылась из вида зеркал машины, опять запищал вызов сотового телефона.

— Юрь Саныч, — зачастил голос Логинова, — там такое творится! Тоета не остановилась на требование солдат и резко увеличила скорость. Вояки, похоже, открыли огонь по колесам. Машина перескочила через кювет и вмазала в дерево. В том месте все полыхает. Засветка на картинке очень большая. Плохо видно.

— Ладно, капитан, — вмешался в разговор Коган, — твое дело рапорт написать. А с инцидентом пусть следаки из управления разбираются.

Полковник посмотрел на Викентьева и, после отключения телефона, добавил:

— Надо будет проследить, чтобы на солдатиков взыскание не наложили. Действовали строго по уставу. За такое поощрение положено. А у нас иногда такое творится…

Куратор задумался, а потом продолжил свои мысли вслух:

— Что-то мне вообще последнее время обстановка вокруг проекта не нравится. А не подстраховаться ли нам?

— Что ты, Пал Ефимович имеешь ввиду? — не понял директор.

— А подготовь-ка ты, Юра, информационный пакет по всем самым последним достижениям современной науки, по всем высокотехнологичным продуктам нашего времени. Сжато, коротко и емко.

— Товарищ полковник, — жалобно протянул Викентьев, сразу понявший идею куратора, — это же какой объем работы, за год не справится.

— А я тебе допуск к закрытым сетевым фондам конторы организую, — усмехнулся Коган, — оттуда из отчетов аналитиков по Штатам и Европе за неделю все нужное скомпилируешь. Да и чертежи всех наших последних образцов военной техники присутствуют. Включишь в пакет заодно всю, слышишь, всю научно-техническую информацию о проекте со всеми коэффициентами и спрячешь так, чтобы даже я не знал!

— Вопреки приказу? — спросил подполковник.

Куратор пристально посмотрел на Викентьева. Тот плавно притормозил машину и заглушил ее на обочине. Они оба знали, о чем идет речь. Сразу после того, как появилась реальная возможность десантирования, директору под подпись дали ознакомится с приказом президента и визой премьер-министра о категорическом запрете передачи на "ту сторону" теоретической и технической информации по «Шмелю» и использовании в качестве доноров лиц, к этой информации допущенных.

— Надо, Юра, надо. Это может оказаться единственно возможной страховкой от давления на нас с любой стороны.

Они почти одновременно закурили и просидели несколько минут в тишине, прерываемой изредка проносящимися по трассе машинами. Потом Викентьев завел двигатель и сказал:

— Понял, Павел Ефимович, сделаю.

* * *

— Ну, молодцы! Ну, прохиндеи! — куратор просматривал свежий отчет наблюдателей и радовался, как ребенок, — Провернуть операцию так, что даже мы подготовку к ней не заметили.

— Да, что там такое? — отвлекся от своего компьютера Викентьев.

— Подожди, — отмахнулся Коган, не отрываясь от ноутбука — дай дочитаю. Нет, ну как грамотно все подготовили.

Заинтригованный директор тут же вывел на экран своего компьютера так заинтересовавший полковника отчет. Как оказалось, Сталин, получивший информацию об атомной бомбе, немедленно инициировал подготовку сверхсекретной операции Иностранного отдела НКВД. Тогда еще он так назывался. Первый этап операции был очень тяжелым. В Германии через третьи руки за большие деньги были выкуплены из концлагерей две женщины и кружным путем вывезены в Советский Союз. Второй был несколько проще. Наши ученые в ведущих научных журналах планеты одновременно опубликовали несколько работ, в первую очередь по математике и физике, показавший громадный прорыв вперед Советской науки. Доказательство Великой теоремы Ферма переполошило весь научный мир. Сразу после этого много крупных ученых получили очень хорошие предложения работать в Советском Союзе. Сам Альберт Эйнштейн, получив сначала от Советского представителя письма своих сестер, Берты Дрейфус и Лины, вытащенных из Терезинштадта и Освенцима, выехал со всей семьей в Москву немедленно. Список согласившихся на переезд в Советский Союз ученых впечатлял: Джон фон Нейман и Роберт Джулиус Оппенхеймер, Айзек Исидор Раби и Лео Силард, Эдвард Теллер и Ричард Филлипс Фейнман, Отто Роберт Фриш и Лиза Мейтнер. Большинство из них только недавно эмигрировали из Европы подальше от Гитлера. Энрико Ферми, уже собравшийся бежать из фашисткой Италии в Америку, быстро поменял адрес назначения и тоже приехал в Москву. Долго пришлось уговаривать Нильса Бора, но и он, в конце концов, согласился. Даже Норберт Винер, бросив кафедру в Массачусетском институте, пожелал вернуться на родину предков. В общей сложности более полусотни светил мировой науки получили прописку в столице Советского Союза.

— Слушай, а что за Оппенхеймер и Силард? — спросил директор.

— У нас их привыкли называть Оппенгеймер и Сциллард, — ответил Коган.

— Получается, в Америке бомбу делали одни евреи? — удивился Викентьев.

— Нет, конечно, но без нас там точно не обошлось, — с усмешкой ответил полковник.

— Это что же получается? — тоже развеселился Викентьев, — Научный руководитель создания атомной бомбы в штатах Роберт Оппенхеймер ныне проживает в Москве? «Папа» их водородной бомбы Эдвард Теллер рядышком? И знаменитый создатель лженауки кибернетики Норберт Винер тоже в соседях? А возглавляет всю эту научную братию сам Альберт Эйнштейн! Действительно круто!

— А главное здесь то, что за ближайшие несколько лет они, эти гиганты мысли, освоят все современные знания и начнут двигать науку дальше! — высказал свое мнение куратор, — И новые знания оттуда потекут в нашу Россию!

Мечтательные улыбки появились сразу у обоих. Коган вытащил из кармана свои неизменные "Лайки страйк" и прикурил сигарету. В дверь постучали, и в кабинет директора ввалился запыхавшийся Логинов, вернувшийся с места происшествия.

— Машина почти дотла сгорела, — доложил капитан, — в ней два трупа, пистолеты, укороченный «калаш» и несколько гранат. Две сдетонировали. Жуткое зрелище.

— На, — директор достал из стоящего рядом холодильника пластмассовую бутылочку и вместе с пустым стаканом пододвинул к своему заместителю, — водички попей и отдышись. А там пусть следователи разбираются. У нас своей работы хватает.

Дверь приоткрылась, и в нее просунулось лицо Зосницкой. Увидев Когана, Катя обрадовалась и втянула в кабинет подругу.

— Здрасте, Пал Ефимыч. Не обманули, значит, мальчики на вахте, что вы приехали.

Полковник поздоровался и улыбнулся. Мальчиками на внутреннем посту стояли дюжие спецназовцы в полном боевом снаряжении. Екатерина хозяйским взглядом оглядела директорский кабинет и, подойдя к холодильнику и бухнув на него подмышечную кобуру с пистолетом, начала ревизию бездонного агрегата. Ольга занялась чайником. Молодые гении явились вслед за девушками и, поздоровавшись, дружно ринулись на помощь Зосницкой. Одновременно началось бурное обсуждение последнего отчета наблюдателей. Молодежь сразу ухватила последствия наплыва маститых ученых в Советский Союз как возможность резкого ускорения научного прогресса в том мире. Основная программа «Шмеля» работала. Немного настораживал Когана тот факт, что вся подготовка к такой крупной операции НКВД, прошла мимо наблюдателей. Но, с другой стороны, Сталин не был бы самим собой, если бы не скрывал что-то даже от самых близких своих соратников. Обсудили также и предыдущий, недельной давности, отчет. Хотя для того мира прошел почти месяц. Посмеялись над развенчанным Лысенко, которого отправили на теплое, в прямом смысле, местечко в Крыму, руководить отделением института агрономии ВАСХНИЛ. Посудачили о любовных победах Берии, который умудрился получить за это втык от Иосифа Виссарионовича, но тут же был реабилитирован за отличную организацию работ по запуску в производство новых вооружений. Испытания на полигоне кассетных ОДАБ[10] поразили даже самых консервативных военных.

Со старых танков, использованных в качестве мишеней, срывало башни. Доты, специально построенные для испытаний, разрывало изнутри на куски. Большой эффект произвели пуски ракет, предназначенных для установки «Град», подготовка к производству которой шла на только что построенном автозаводе в Миассе. Очень удивил военных специалистов 38-го года пуск крылатой ракеты, предназначенной для морского базирования. Производство ракетных катеров проектов 205У и 206МР еще только налаживалось на Балтийском заводе в Ленинграде, а производство ракет было уже запущено в Курске. Все программы строительства крупнотоннажных военных кораблей в СССР были заморожены из-за отказа от финансирования. Строились только эсминцы, ракетные катера и подводные лодки большими сериями. А также несколько десятков скоростных десантных кораблей. В тоже время уже имеющийся флот форсировано переоснащался ракетным оружием и локаторами обнаружения и подсветки целей для самонаводящихся ракет.

— А почему не стали финансировать крупнотоннажное строительство? — спросила Ольга.

— Да просто потому, что в ближайшее время новые крейсера и линкоры Советскому Союзу не особо нужны, — ответил своей девушке Логинов, — а то, что уже заложено на тридцать восьмой год, с учетом нашей информации безнадежно устарело. А военно-морской флот, это очень дорогое удовольствие. Вероятно, Сталин сделал правильный вывод и направил финансирование на более важные направления.

Полковник с Викентьевым переглянулись и, незамеченные остальными, занятыми разговором, обменялись понимающими улыбками.

— Ну а несколько крылатых ракет, запущенных с нашего обычного эсминца и воткнувшиеся в борт корабля у самой ватерлинии, потопят любой линкор того времени, — добавил Дмитрий, — при этом не подходя на дальность прицельного выстрела линейного крейсера.

— Значительно большую опасность представляют подводные лодки будущего противника, — включился в объяснения Малышев, — но здесь помогут новые эхолокаторы, с помощью которых подлодка будет обнаружена раньше, чем выйдет на рубеж торпедной атаки.

— То есть, мальчики, вы хотите сказать, что сейчас Советский Союз может вполне обойтись без новых крейсеров и линкоров, — резюмировала Екатерина.

— Точно, — подтвердил директор, — А как вам новый закон об обязательной военной службе?

— Что за закон? — удивился куратор, — я опять чего-то пропустил?

— А он еще не принят, — ответил Логинов, — но Сталин уже проект подписал. В принципе, почти то же самое, что у нас было в сентябре тридцать девятого. С мизерными отличиями. Срок службы три года и во флоте пять лет. Призываются теперь с девятнадцати все граждане, — капитан задумался и продекларировал по памяти: — Защита СССР с оружием в руках стала правом и обязанностью не только трудящихся, а всех мужчин без различия национальности, вероисповедания, образования, социального происхождения и положения. Теперь даже бывших дворян в армию берут. Из отличий, это то, что возраст считается не на первое января года, а на момент призыва. В военные училища также всех принимать стали. Звания теперь после техникума и ВУЗа будут давать младшего лейтенанта и летеху, а не лейтенанта и капитана. Ну и последнее: все, кто подлежит призыву, но призван не будет, обязаны пройти начальную военную подготовку при военкоматах без отрыва от работы или учебы.

— Да, почти на полтора года раньше, чем в нашей истории, — резюмировал Викентьев, — Значит все, кто сейчас будут призваны, к сорок первому будут обучены и слажены. А так как численность армии не на много, но сокращается, то выбирать в военкоматах будут самых здоровых, крепких и грамотных. Хорошо продуманное решение.

— А я где-то читала, — решила высказаться Ольга, — что до той войны, если парень в армии не служил, то его девчонки не уважали.

— Я тоже такое слышала, — подтвердила Зосницкая, — Значит, действительно тогда служба была почетной?

— Правильно говоришь, Катюша, было такое. Вот и предстоит этим мальчикам, которых там сейчас призывают, очень почетное дело, Родину защищать и Берлин брать, — констатировал полковник.

Все замолчали, обдумывая сказанное.

* * *

Ох, как я оторвался! Какое удовольствие получил! Прикатили мы вчера поздно вечером с Валеркой в Ижевск. Пока заводскую гостиницу искали, пока корочками трясли, выбивая номер, уже полвторого натикало. Потом ну очень поздний ужин и бутылочка беленькой на двоих. Утром облачился в снова ставший привычным камок и на завод. Немного сонного Злобина отправил по цехам. Свежий взгляд хорошего инженера всегда что-нибудь, да заметит. Нет, мы, работники Спецконтроля, не для того по заводам и воинским частям таскаемся, чтобы саботажников и вредителей искать. Для этого другие отделы в нашем СГБ есть. Хотя, если замечаем что-то явно нехорошее, меры принимаем на месте. Есть у нас такие права. Основной задачей Комиссии Специального контроля при политбюро ЦК ВКП(б), как сказано в постановлении, опубликованном еще летом в Правде и в Известиях, является выборочный контроль реального положения дел в армии и на военном производстве. А то, отчитается какой-нибудь начальник, что его цех к производству готов. А у него какая-то одна, но важная, технологическая операция до необходимого качественного уровня не доведена. Директор завода доложит в райком о готовности к серийному изготовлению ну, например, ночных прицелов для истребителей. Райком сведет данные в свой отчет. Обком доложит наверх о полной готовности области к изготовлению всего комплекса РЭСОС[11] для Як-3 (Интересно, что там от нашего оригинала осталось, после «обработки» инженеров Юрки Викентьева?) И что в результате? Срыв планового производства остро необходимого в войсках самолета! Пилоты вовремя не освоят боевую машину. А оно мне, как и всей моей Родине, надо?

Так вот, отправил я Валерку по цехам, а сам на полигон заводской, где первую партию изделий проверяют. Вход на внутризаводской полигон, как впрочем, и на сам завод, через отдельную проходную. А там ребята из нашего ведомства. Тщательно проверили мои документы, сличили цветную фотку на них с моей мордой лица и пропустили. А там… У меня чуть руки не затряслись! Он, родименький! Лучший друг спецназовца — Калаш! Испросив разрешение, беру первый попавшийся из ящика. Вот, как старого друга встретил! На глазах изумленного техника в темпе, почти не глядя, разбираю на специально для этого предназначенном столе, очищаю от заводской смазки, собираю и двигаю на стрельбище, что в тридцати метрах. Там хватаю пару магазинов. Руки сами, не спрашивая хозяина (то бишь, меня) привычно заряжают автомат. Стоя с трехсот метров даю три коротких, по два патрона, очереди по мишеням. Военприемщик, летеха, посмотрев в подзорную трубу на треноге, выставляет вверх большой палец. Ох, как я оторвался! Отвел душу! Магазинов пять отстрелял из нескольких автоматов. Ни одного промаха! Один автомат самолично вычистил, остальные восхищенные моей стрельбой техники. А из них там была одна девушка с такой прелестной фигуркой…

* * *

Легкий гул мотора чуть изменил свою тональность, самолет немного тряхнуло и один из членов экипажа, механик что ли, начал возится с большой, почти квадратной дверью на левом борту самолета. Новинка (ой, как смешно) советской авиации Ан-2 вознес нас на высоту 3000 метров. Наконец люк открылся и внутрь ощутимо задул ветер. Прыгаю в голубизну неба и лечу. Руки и ноги сами привычно ловят упругие струю воздуха. Там у меня было пятьдесят два прыжка. Здесь всего восьмой. Два с "принудиловкой",[12] еще четыре на обычном десантном парашюте и только потом выбил разрешение на «крыло». Десяток секунд лечу и дергаю за кольцо. Хлопает "медуза"[13] и белый купол вспухает надо мной. Хорошо. Нет того динамического рывка, как на обычных парашютах. Высоко надо мной раскрываются купола десантников, к которым я «присоседился». Кто-то радостно орет что-то матерное. Голоса здесь, на высоте, разносятся очень далеко. А как все-таки красиво смотрится сверху и это скошенное поле подо мной, лес с желтыми пятнами лиственных деревьев, маленькое озеро, стремящееся ослепить меня отраженным светом осеннего солнца. Внимательно осматриваюсь, вижу маленький белый крестик, прикидываю запас времени и высоты. Подтягивая клеванты,[14] пробую сделать S-образный разворот. Получается, но так себе. Ладно, нечего выделываться. Немного увеличиваю скорость и, обходя кругами круглые купола лечу почти горизонтально, дожидаюсь, пока все десантники приземлятся. Еще раз проверяю направление ветра и, с небольшим доворотом, выхожу на глиссаду. «Подушка» и я стою точно в центре двух белых, положенных крест-накрест, полотнищ.

Вокруг радостные лица молодых солдат, многие из которых сделали сегодня свой первый прыжок. Они уже считают себя настоящими десантниками. А ведь впереди еще столько тяжелых солдатских будней и упорных учебы и труда, чтобы действительно стать настоящими воинами. Очевидно, мысли командира полка странным образом сходятся с моими, так как большинство присутствующих сразу после укладки парашютов отправились в короткий, всего-то десяток километров, марш-бросок до МПД. Я же, уложив свое крыло, немного понаблюдал за работой инструкторов ПДС[15] и отметив, что отдельные из них, несомненно вольнонаемные, имеют ну очень симпатичные выпуклости в некоторых местах, сел в новенький «козлик», удивительно напоминавший хорошо знакомый мне по прошлой жизни УАЗ-469 и отправился туда же более коротким путем.

Пока я мотался на аэродром со своим баулом, приготовленным еще в Москве девяти секционным крылом, узнав сразу после приезда, что сегодня в полку последние прыжки на этой, недавно начавшейся неделе, троглодит Валерка, нагло проигнорировав мое начальственное мнение, занял лучшее место у окна в комнатушке щитового домика, выделенной нам для проживания. Ладно, хоть о жратве позаботился. Хорошо в армии и в спецслужбах зарплату подняли. Мне уже удалось приучить Злобина, что после ужина в любой местной столовке мы просто ну никак не можем обойтись без доппайка. Мои разглагольствования о том, что нормальный мужчина может и должен съедать несколько больше, чем остро требуется для удовлетворительной жизнедеятельности организма, были встречены с полным пониманием.

* * *

Мы валяемся на койках и перевариваем тщательно пережеванную пищу. Злобин недовольно бухтит о том, что нас так и не пустили на Дальний восток, где японцы в очередной раз получили по носу, и жалеет, что там так и не применили первые выпущенные заводами образцы современного оружия.

— Да пойми ты, Валера, главное не то, чем солдат вооружен. Главное, это как солдат обучен и за что он воюет, с какими мыслями в бой идет, — говорю я и продолжаю рассуждать о том, что какой-то эффект от нашей информации уже есть. Если я не ошибаюсь в том, что в том, старом моем мире, суммарные потери в боях у озера Хасан были под тысячу человек, то здесь и сейчас сумели удержаться на уровне менее двухсот.

— И еще, вспомни-ка приказ о новом вооружении только для переформируемых частей внутри страны. А так же о строжайшем соблюдении секретности о структуре и, опять-таки, о новом вооружении Советской армии, — напоминаю я Валерке в ответ на его непрекращающееся бухтение, а сам думаю о произошедшем почти на неделю раньше, чем там и тогда, Мюнхенском сговоре. Франция, в ответ на ультиматум Гитлера не препятствовать Германии в оккупации Судет, мобилизацию так и не объявила. Только сейчас я начинаю понимать, как это сложно балансировать на лезвии ножа в международной политике. С одной стороны мы вынуждены бряцать оружием, иначе Англия, уже напуганная успехами Советского Союза в науке, набросится на нас немедленно. А мы сейчас никак еще не готовы. С другой стороны, нельзя перестараться. Иначе наглы с французами, вместо того, чтобы продолжать натравливать на нас Гитлера, объединятся с ним и ударят все скопом. Интересно, как тогда Сталин в моем старом мире, не имея теперешних знаний, сумел так долго удержаться без большой войны?

* * *

— Когана засекли мои ребята в Пулково, когда он садился в машину к Викентьеву. Сменили по пути две тачки. Но этого старого волка провести, вероятно, вообще невозможно. Что там реально произошло я не знаю, но когда вторая машина прошла по той же трассе спустя каких-то пятнадцать минут, на том месте, где прервалась связь с первой, бушевал пожар и все было оцеплено вояками. При попытке прощупать через МВД наткнулись на федералов. Пришлось дать задний ход, чтоб не засветиться.

Они в очередной раз сидели все в той же уютной комнате за накрытым столом.

— Ну, расходы на технику я тебе покрою, можешь не беспокоиться, — сказал высокий.

— Да не в расходах дело. Не бедней тебя как бы. Хорошо подготовленных людей найти сложно стало. Старой гвардии почти не осталось, а новых пока натаскаешь, — ответил неброский.

— А, насчет Логинова выяснил?

— Конечно. Он именно тот, кто нам нужен. Появляется сынок у него в Москве редко. Проследить за ним невозможно. Свои замдиректора очень плотно пасут. Остается давить только через отца. А это очень сложно. Уж больно чисто Логинов старший свои дела обделывает. Прицепиться практически не за что.

— А подстава возможна? — опять спросил высокий.

— Да, — ответил неброский, — но придется вложить очень большие бабки, чтобы он клюнул. У меня сейчас столько свободных нет. И, опять-таки, небыстро это будет.

— Ну, с деньгами я вопрос решу. Вот, жопой чувствую, что там чем-то очень серьезным пахнет!

* * *

— Да, Катька, ну ты и отчудила! Ну как ты могла до такого додуматься? Куратор узнает, так он меня вместе с этим самым съест! — Викентьев был очень недоволен.

Таким Екатерина его еще не видела. Она примирительно погладила директора по руке.

— Юрочка, я тебя своей грудью прикрою. Ты-то ведь не виноват, это чисто моя инициатива. Ну, разве что Оленька немного помогла.

Подполковник внимательно посмотрел на то, чем пообещала Зосницкая прикрыть его от начальственного гнева, моментально успокоился и, воровато оглядевшись и проверив, что в кабинете они одни, положил руки прямо на свою будущую защиту.

— Будешь наказана, сегодня же ночью![16] — Викентьев только собрался поцеловать потянувшуюся к нему Катю, как раздался стук в дверь.

Екатерина резко отпрянула и, одернув кофточку, стала с большим усердием поправлять так не вовремя перекосившуюся кобуру с пистолетом. В кабинет ввалились Дима с Малышевым. Оба с унылыми лицами. Николай, ни слова не говоря, положил свой ноутбук перед директором и раскрыл его. Любопытная Зосницкая тут же сунула свой нос, но была сильно разочарованна. На экране были одни формулы, какие-то графики и таблицы. Разбираться с этой научной абракадаброй ей прямо сейчас было лень. Тем более что она прекрасно знала, что ее Юра отлично сейчас во всем разберется и выложит свои выводы понятным языком. Екатерина окинула удрученным взглядом Викентьева с мальчиками, поняла, что это надолго и, задумавшись о том, что не пора ли вызывать на помощь подругу с ее разлюбезным, принялась опустошать директорский холодильник и готовить холодные закуски на скорую руку, так как прекрасно понимала, что не только возвышенным жив человек, а эти проглоты сметут сейчас все, не глядя. Чуть оживившиеся Коля с Гориным немедленно принялись за уничтожение Катиной продукции. Появившиеся вскоре Шлоссер с Александром стали помогать присутствующим. Логинов, соответственно, ребятам, а Ольга подруге.

— То есть наполнение канала связи через пробой есть величина изначально ограниченная, и мы сами своими многочисленными экспериментами на животных забили его больше, чем наполовину? — спросил директор Малышева, оторвавшись от ноутбука.

— Именно так, — отреагировал первым Дима, так как рот Николая был занят тем, что организовали девушки.

— А вот отсюда поподробней, пожалуйста, — раздался голос Когана от двери. Полковник только что вошел и успел услышать как вопрос, так и ответ на него.

Все посмотрели на куратора, на то, как он аккуратно прикрыл дверь, дошел до кресла, в котором уже привык сидеть в директорском кабинете, устроился в нем, достал свои неизменные "Лайки Страйк" и, закурив сигарету, вопросительно посмотрел на Викентьева. Тот немедленно опомнился и начал объяснять. Разговор на эту тему получился коротким.

— Резюмируя все вами сказанное, — полковник обвел взглядом всех присутствующих, хотя в объяснениях принимали участие только директор и молодые ученые, — я могу сделать вывод, что в ближайшие лет пять мы можем послать туда только одного десантника и практически любое количество информации. Причем на реверсивность канала эти ограничения не распространяются, и с той стороны, если бы там была соответствующая аппаратура и наши теоретические знания, с учетом коэффициента разницы скоростей течения времени, могли бы прислать сюда аж чертову дюжину десантников?

— Вы, Павел Ефимович, очень точно все сформулировали, — подтвердил Николай, — Конечно "рассасываемость насыщенности" канала связи очень нелинейная функция, точно просчитать не удается, но четыре года, это минимум.

— Ну, а чего вы все так приуныли? — улыбнулся Коган, — Один агент влияния и непосредственной разведки у нас есть. Еще одного можем послать в любой момент, хотя я особой необходимости в этом сейчас не вижу. Работа у нас двигается очень хорошими темпами, хотя и не совсем так, как изначально планировали. Так чего носы повесили?

Ответа на этот вопрос не потребовалось. Викентьев отдал ноутбук Малышеву, предварительно скопировав на свой компьютер новую информацию по теории «пробоя» и присоединился к неплановому полднику. Все оживились и начали помаленьку болтать о том, о сем.

— А кто у нас промышляет передачей контрабанды на ту сторону? — неожиданно спросил полковник. В кабинете наступила тишина.

— Павел Ефимович, — раздался голос Екатерины, — но ведь мода, это тоже элемент прогресса.

— Женское нижнее белье? Купальники бикини и топлесс? Однако! — лицо полковника было не проницаемо.

— Ну, там же не только белье, там и костюмы, и брюки, и юбки, и зимняя верхняя одежда, и мужская мода, в конце концов, — Зосницкая в волнении потянула из лежащей на столе чьей-то пачки сигарету, но заметив недовольный взгляд Юрия Александровича, засунула ее обратно.

— Ладно, Катюша, — улыбнулся наконец Коган, — может быть вы и правы. В конце концов, пара десятков журналов мод погоды не делает.

— А вот здесь вы, Павел Ефимович, неправы, — высказала свое мнение Ольга, — Достаточно всего десятку женщин посмотреть эти журналы, что мы с Катей подготовили, — вступилась попутно за подругу Шлоссер, — и новую моду будет уже не остановить.

— Ну, это если тамошняя цензура пропустит, — высказал свое мнение Логинов.

— А там и в самом УСИ немало женщин работает, — продолжила отстаивать свое мнение девушка, — на проявке и распечатке фоток, машинистки и чертежницы.

— Интересно, а Меркулов и Берия своим женам покажут? — задумчиво спросила Зосницкая и опять потянулась за сигаретой. Викентьев протянул руку и легко хлопнул девушку по запястью.

— Юрь Саныч, а вы оказывается деспот, — тут же высказал свое мнение Дима, — сами курите, а Екатерине не даете.

Директор вопросительно посмотрел на Зосницкую, увидел ее кивок и улыбку и сам расцвел во все лицо:

— А Катеньке теперь курить нельзя! У нас ребенок будет!

* * *

Нет, ну где же я его видел? Вот тебе и фотографическая память. Я облазил все закоулки памяти Синельникова. Нет его там. Младлей ГБ эту, в чем-то даже абсолютно нормальную, рожу точно никогда не видел. Почему же при взгляде на него у меня возникают такие отрицательные эмоции? В своей прошлой жизни видеть его я никак не мог, слишком большая разница во времени. Так, попробуем сосредоточится. По ощущениям я его точно видел, но нет чувства цвета. Черно-белое фото? Уже ближе. Просканируем все-таки память меня — Жеки Воропаева. Вот оно! Я чуть вслух не закричал от восторга, что опознал эту морду. Действительно видел я только небольшую фотографию девять на двенадцать, как поет там Аллегрова. Главное, это где я ее, эту фотографию видел! А было это во внутреннем музее ФСБ, когда у нас был курс контрразведки. Так, теперь попробуем прочитать мелкий шрифт на пояснении под тем фото. Был завербован Абвером в тридцать восьмом, когда работал в составе торгово-закупочной делегации в Германии. Гомосексуалист. Классическая подстава с красивым мальчиком. В сорок седьмом перевербован МИ-6, которой досталось часть немецких архивов. Был взят в сорок девятом на встрече со связником. Сколь веревочка не вейся. Но одиннадцать лет он нашей державе погадил. Здесь это у него теперь уже не получится. Да, это наш серьезный прокол. Надо будет на ближайшем сеансе сказать, чтобы срочно передали нам сюда списки всех известных агентов того-нашего времени западных разведок. Черт, голову сломать можно. Для меня-Воропаева — того времени. Для меня-Синельникова — нашего.

Так, ладно, а сейчас-то что делать? Не могу же я здесь пойти в первый отдел или у себя, в СГБ, прямо к Лаврентию Палычу, есть у меня к нему свободный доступ, и заявить, что вот такой-то такой немецкий шпион. Нет, этого типа в разработку возьмут немедленно и язык быстренько развяжут. Есть у нас такие специалисты, от самого себя чего скрывать-то. В контрразведке без этого никак. Но сам-то я спалюсь немедленно. Какие такие у меня основания, что я опознал этого типа, как немецкого шпиона? Интуиция, говоришь? Для этого тоже информационная база должна быть! Откуда я знаю, что он был в составе той делегации? Откуда я вообще его знаю? Нет, так делать нельзя. Придется самому этого гада разрабатывать. Как? А что я о нем знаю? Немецкий шпион и гомик. Родился тогда-то, расстрелян в пятидесятом. Все? Все. А времени мизер! Мы с Валеркой Злобиным приехали в Ленинград и уже вторую неделю шаримся по «Светлане». Молодцы они, мои предки-современники все-таки. Так быстро освоить производство всех этих магнетронов, многорезонаторных и отражательных клистронов и еще черт знает какого количества электровакуумных радиоприборов, даже имея столь подробную информацию о них и все тонкости их изготовления, все-таки не так просто. Но они — мы справились. Одно только производство цветных планарных кинескопов с плоским экраном вон, какое отгрохали. Явно документация цельнотянутая у «Сони». Я ловлю себя на мысли, что все, сейчас меня окружающие уже давно для меня значительно больше мы, чем они. Вжился я уже здесь у нас. Та, теперь бесконечно далекая для меня Россия, конечно тоже Родина. Именно с большой буквы. Но и нынешняя моя страна, Союз Советских Социалистических Республик, имеет для меня уже значительно большее значение. Даже не так, они давно слились во мне во что-то одно, очень большое. За что я кому угодно голову откручу и скажу, что так и было. Ладно, хватит самому себе панегирики петь. Знаю же, почему мысли в сторону уходят. Времени мало. Завтра срок командировки заканчивается. А способ экстренной разработки только один. Но, как же не хочется! Отвратительно до рвоты! А надо.

* * *

— Так точно, товарищ генерал-полковник! Заметил, как он на чужой кульман очень уж заинтересованно смотрит. Потом он на меня своими глазами такой масленый взгляд бросил, что мне противно стало. Но вы же, сами учили, что враг может затаиться где угодно, и что любые способы хороши для разоблачения врагов народа. Вот я и решил попробовать. Ну не мог же я пройти мимо…

Оказывается моя свежеприобретенная эмпатия на мужчин тоже действует. Поддался на приглашение этого гомика в гости, где он в первую очередь попытался меня споить одновременно со своими подходами. Как же это противно все-таки было. Меня споить? Три раза ха-ха! Сам налакался в стельку. Всего-то пятка ударов по почкам хватило, чтобы он поплыл и раскололся.

— Знаешь, Синельников, если бы вот не это, — Берия вытащил из ящика стола папку и почти швырнул ее на стол, — я бы вообще неизвестно что о тебе подумал.

Так, а это что еще?

— Здесь семь, — начальник СГБ (на правах зампреда Совмина) рванул завязки папки. Из нее вывалились на стол несколько листков бумаги, — семь анонимок на тебя. И каждая написана мужским почерком.

Я приметил знакомые зелененькие бланки графологической экспертизы, приколотые снизу к каждой бумажке и высовывающиеся краями из под некоторых анонимок.

— И в каждой совершенно отдельный эпизод. Ну, сколько можно шляться по бабам? И ни одной жалобы на тебя, майор, написанной женщиной. И чем ты их так ублажаешь, что они даже кляузы писать на тебя не хотят?

Странно. Мне почему-то казалось, что все обстоит строго наоборот. Не столько я их, как они меня.

— Так вот запомни, Синельников, — Берия собрал все листы обратно в папку, — это, — перед моим носом потрясли все той же злосчастной папкой, — будет лежать у меня в ящике стола.

Лаврентий Палыч убрал, наконец, папку обратно в стол, укоризненно посверкал на меня своим пенсне и уже почти спокойным тоном добавил:

— Представление на тебя, майор, за молниеносную операцию по раскрытию и обезвреживанию немецкого шпиона я уже подписал. Но постарайся, все же, что бы больше анонимок на тебя не приходило.

Уже уходя, я своим острым слухом расслышал явно не предназначенные мне слова:

— Совсем еще мальчишка…

Вот так на моей груди появился орден Красной Звезды. А у нашего главы СГБ оказывается давно компромат на меня копится. Хорошо еще, что он не стал делать выводы из того, что анонимки только от мужиков. А может, сделал, но не стал озвучивать?

* * *

Регистрацию брака отметили все той же маленькой компанией в небольшом уютном ресторанчике со странным названием "Таверна. У веселого шушпанчика". Викентьев с Катей нашли его совершенно случайно, когда возвращались с одной из нечастых поездок в Санкт-Петербург, и свернули с трассы, чтобы перекусить чем-нибудь получше, чем в придорожной забегаловке. Заведение им очень понравилось. Прекрасная стилизация под средневековье, великолепная кухня и совершенно незаметное обслуживание. Возвращаясь, они долго спорили о названии ресторана. Юрий утверждал, что хозяин наверняка бывший фидошник, а Екатерина настаивала на том, что он или мистик, или свихнувшийся математик, и упоминала при этом почему-то Анри Пуанкаре.

Сначала выпили за здоровье молодых. Затем за будущего первенца. Потом, как положено, за родителей новобрачных, увы отсутствующих. Пригласить их на свадьбу не было возможности из за секретности. Итак, за территорию НИИ и бывшего военного поселка приходилось выезжать по чужим документам. Разделения по интересам, как это обычно бывает на таких мероприятиях, у маленького коллектива не произошло. Разговор, как всегда, свернул на рабочие темы. Стали решать, что важнее для СССР, историческое послезнание или современная техника. Победила третья точка зрения, Павла Ефимовича. Он утверждал, что самая главная информация, это возможные пути политико-экономического развития общества.

— Подумайте сами, — Коган сделал глоток "Вдовы Клико" из хрустального бокала на высокой ножке, — Ведь в чем суть западной идеологии? Какую идею стали продвигать в массы после 1991 года? Обогащайтесь! Материальная мотивация самая легко и относительно быстро удовлетворимая. А это же основная причина коррупции, этой, можно сказать, раковой опухоли на нашем обществе.

— Да просто у людей совести нет, — тут же высказался Дима, — не могут у нас некоторые чиновники без взяток жить.

— Не просто не могут, — добавил Малышев, — не хотят.

— О, как, — сделал вид, что удивился полковник, — и куда же у них совесть делась?

— Да и не было никогда, — констатировал Саша Логинов.

— Ну, что значит, не было, — возразил Коган, — Вы, друзья мои не пробовали задуматься, откуда совесть берется, и куда потом девается.

— Ну, берется она от папы с мамой. Как они ребенка воспитают, — тут же сказал Викентьев.

— Правильно, на собственном примере, — полковник поднял свой бокал и протянул его ближе к молодым, — Вот давайте и выпьем за тебя, Катенька, и за тебя, Юра, как за будущих родителей!

Звон хрусталя поплыл по таверне, заглушая тихую музыку.

— Горько! — тут же потребовал неугомонный Димка.

— Го-о-о-орко! — поддержали остальные.

Катя с удовольствием пересела на колени к мужу, обняла его и затянула поцелуй так, как только смогла. Под аплодисменты она вернулась обратно на свое место, благодарно улыбнулась зрителям и, изменив улыбку на своем лице на донельзя хитрую, посмотрела на Когана:

— Пал Ефимыч, а ведь вы нам так и не рассказали, куда убегает совесть?

— Куда, говоришь, убегает совесть? — куратор задумался, — Понимаете ребята, чтобы она не исчезла, у человека должны быть убеждения, какая-то цель в жизни… Если есть к чему стремиться, если с детства уверен в правильности выбранного пути… И вот здесь-то и всплывают вполне определенные плюсы советской идеологии. Она в СССР начиналась, чуть ли не с детского сада. Дедушка Ленин, рассказы о революции. Октябрята, пионеры, комсомольцы в школе. Пусть, часто топорно, но с формированием в первую очередь нематериальных этических мотиваций у молодежи в Советском Союзе хоть как-то, но справлялись, — Коган помолчал и добавил: — Сейчас эту нишу, возможно, смогла бы занять религия, но попам больше нравится обогащаться. В конце концов, церковь это коммерческая организация между паствой и богом. Да и, много ли сейчас по-настоящему верующих?

— Павел Ефимович, а вы? — спросил Николай.

— Что я? — не понял полковник.

— Ну, вы в бога верите?

— Нет, Коля, не верю. Слишком много несправедливости на нашей планете, — Коган опять задумался, — Если бы существовало какое-то высшее существо, то и этика у него была бы соответствующая. И как тогда понимать инквизицию, крестовые походы, гражданские войны и газовые камеры в концлагерях? Другое дело, что у меня полно хороших знакомых, которые искренне считают, что бог есть. Поэтому и уважаю чужие верования. А сам я, Николай, верю в хороших людей, которые помогут и в горе, и в радости.

Глава 5

— Какого х… ты здесь валяешься?! — трясу в хлам пьяного подполковника за плечи. Не помогает. Так, здесь где-то я видел ведро. Наполняю ржавой водой из под крана и выливаю на опухшую рожу.

— Ты ххто? — мямлит морда.

— Хрен в пальто! Почему ты, командир полка, в рабочее время пьянствуешь?

— Да паашел ты! Да я тебя…

Посылать меня, майора СГБ, оперативника и старшего группы Специальной Комиссии Контроля? Легенький такой удар кулаком по животу. Подпол мгновенно затыкается и сгибается на койке пополам. Тут же несколько потревоженный желудок начинает извергать из себя прямо на одеяло выпивку и закуску из ассортимента, широко представленного на стоящем у окна столе. Ну и вонь. Выливаю второе ведро на подпола.

— Чтобы через полчаса был в штабе, — приказываю я и выхожу из командирского домика.

Нет, ну какая наглость! В полк всего неделю, как прибыли новые танки, а эта сволочь средь бела дня пьянствует. А подчиненные его еще покрывают.

Мы притащились в эту часть на крестьянских санях. Мужик, который приезжал на станцию за какой-то посылкой от дочери, которая училась в Москве, с удовольствием подрядился довезти нас со Злобиным до расположения танкового полка. По дороге он долго рассказывал, что у него уже двое старших детей учатся в институтах, средний сын собирается в Рязанское Командное училище ВДВ поступать, если пройдет по конкурсу, а еще одна из дочек рисует хорошо. Вот для нее-то старшенькая прислала альбомы и новомодные фломастеры. За полчаса езды мы с Валеркой немного замерзли на двадцатиградусном морозе.

На КПП войсковой части нас со Злобиным встретили несколько неприветливо. Очевидно, штаб полка не удосужился предупредить, что из министерства обороны должны были прибыть технические специалисты для проверки комплектации новых танков. Именно так мы были залегендированы в этот раз с соответствующими документами и общевойсковыми знаками отличия. Причем мы с Валеркой были в новой форме с погонами, введенной в СА еще в прошлом году, а здесь почему-то большинство военнослужащих были в старой. Неужели так сложно погоны было пришить? Пока доложились зампотеху полка, пока устроились в выделенной нам комнате в офицерской общаге, пришло время обеда. Кормили в комсоставовской столовой так себе. Смутило, что многие офицеры грелись принесенной с собой водкой. Явный непорядок. Я понимаю, когда вечером, после работы, раздавить в компании друзей бутылочку, другую. Но, во время обеда принять стакан, а потом идти и командовать солдатами, дыша перегаром? Куда командир полка и замполит смотрят?

Никуда эти сволочи не смотрели. Не было обоих в расположении. Еле выяснил, где живет полкач. Штабные говорить не хотели, пришлось у рядовых выяснять. Подполковник появился в штабе через час. Рвал и метал, пока я не сунул ему под нос свои настоящие корочки в красной обложке. Мгновенно затих и стал оправдываться.

— Понимаете, товарищ майор, вчера был очень трудный день, вот я и расслабился немного…

— Как часто ты так расслабляешься? — спрашиваю я и продолжаю без всякого перерыва, — Сколько новых танков расконсервировано? Какое количество мехводов обкатано на новой технике? Почему большинство военнослужащих включая офицеров в старой форме без погон? Где план работ, наконец?

Красная рожа командира полка бледнеет, губы трясутся, но он молчит. Понимаю, что толку от него сейчас не будет.

— Значит так, завтра в восемь утра доложишь о положении дел в вверенном тебе полку. Тогда и буду решать вопрос о твоей дальнейшей службе.

Поворачиваюсь и ухожу. Говорить с ним сейчас бессмысленно. И не потому, что он еще не протрезвел, а из за моего собственного состояния. Чувствую, что сейчас взорвусь и размажу этого козла по стенке. Ну, как он не понимает, что сейчас вся страна жилы рвет, чтобы успеть подготовиться к большой войне? Германия оккупировала Чехословакию, кроме Тешинской области и южной Словакии, которые захватили Польша и Венгрия. В Испании правительство республиканцев пало в январе нового тридцать девятого года. На полтора месяца раньше чем в той истории. Вся Европа зубы точит на наш Советский Союз, а он, командир танкового полка, водку пьет…

Тут меня догоняет молоденький лейтенант, которого я мимоходом видел в штабе. Шинель еще недостаточно обмялась, портупея новая. Видно, что только что из училища.

— Товарищ майор подождите, пожалуйста, — запыхался, догоняя, и настороженно оглядывается, — Товарищ майор, давайте в сторону отойдем.

Осматриваюсь вокруг. Никого не вижу в вечернем сгущающемся сумраке, но просьбу летехи выполняю. Мы отходим с плохо убранной от снега дорожки под стоящие рядом деревья. Наст скрипит под сапогами лейтенанта и моими меховыми унтами.

— Товарищ майор, извините меня, но вы так громко в кабинете товарища подполковника говорили, а дверь была открыта…

— Да ты, парень, не тушуйся, говори, — подбадриваю я чего-то явно опасающегося летеху.

Вот он мне и рассказал. Да, дела здесь творятся. Лейтенант Федоров прибыл в часть всего месяц назад, отбыв положенный после окончания училища отпуск, вместе с другим выпускником, лейтенантом Козловым. Порядок здесь действительно отсутствует. Все командование полка повязано пьянством и круговой порукой, от замполита до особиста. Товарищ его, Леша Козлов, попробовал повозмущаться и рапорт в вышестоящие органы написал. Не дошел рапорт. Лешу нашли в соседнем лесу замерзшего насмерть. Судмедэксперт констатировал сильное опьянение. А он непьющий был. Сам Федоров заметил, что как только он пытается выбраться на станцию, то или у ротного находятся для него какие-то срочные дела, или попутчиков много набирается. Да и сил у лейтенанта пить столько, сколько наливают, больше нет.

— Вот что, лейтенант Федоров. Ты молодец, что доложил мне. А сейчас дуй к себе и затаись на пару дней, — я похлопал летеху по плечу и задумался. Почему-то я поверил ему сразу. Остро захотелось закурить. А я-Синельников некурящий. Это я-Воропаев смолил когда-то одну за другой. Ладно, перетерпим. Так, первое, Злобина вон отсюда. Пусть выбирается из части любым способом. На станцию, на телефон, а не будет связи, до другой станции. Здесь, чтобы чисто все сделать, помощь от родной конторы нужна. Сказано — сделано. Бегу в общагу. Быстро объясняю ситуацию Валерке, который методично уничтожал в это время наш НЗ.

— Ты думаешь, все так серьезно? — спросил лихорадочно одевающийся Злобин.

— Не знаю, но лучше перебдеть, чем замерзнуть связанным в лесу, — отвечаю я и пытаюсь просчитать действия подпола, если все обстоит именно так, как рассказал летеха. В первую очередь он должен нас на какое-то время дезавуировать. Как? Элементарно, Ватсон! Напоить. А не пьют у нас только язвенники и трезвенники. Которых, как известно, днем с огнем не найдешь. Прощаюсь с Валеркой и быстро делаю куклу на его койке. Верхний свет выключить. Сижу за столом и под мягким освещением настольной лапы читаю книгу. Через каких-то пятнадцать минут осторожный стук в дверь. Местный особист прибыл представиться. Полушепотом объясняю ему что, мол, товарищ приболел, принял лекарство со снотворным и отдыхает. Старлей тихо, но настойчиво приглашает на домашний ужин, где он подробно расскажет о положении дел в части. Немедленно соглашаюсь. Забираю верхнюю одежду и, выключив свет и закрыв дверь снаружи на ключ, следую за особистом. Ужин был действительно неплохим. И местный самогон, несмотря на приличную крепость, был довольно хорошо очищен и мягок. Особист накрывал на стол сам и усердно наполнял стаканы. Минут через сорок, когда я выглядел уже хорошо выпимши, появляются комполка с замполитом. Пью с ними еще прилично. Через полчаса делаю вид, что вырубился, аккуратно пристроив голову на относительно чистое место на столе.

— Ну, что с ним будем делать? — спрашивает подполковник.

— Да, как в прошлый раз, когда проверка была, — отвечает старлей-особист, — сейчас разденем и в кровати с моей Нинкой голыми сфотографируем. А утром она тебе заявление напишет, что эсгэбэшник ее изнасиловал. Ну и тестю, как всегда, отпишешь, на всякий случай.

Ого! Да здесь компромат не хуже, чем в том мире готовить умеют. А кто у этого хмыря тесть интересно? Нет, допускать развития ситуации в таком направлении я не буду. Встаю, хватаясь за стол и, качаясь, пытаюсь выйти в коридор. Замполит толкает обратно на стул.

— И что ж тебе неймется, майор?

Делаю вид, что не слышу. Дверь в комнату открывается и появляется явно выпившая женщина в расстегнутом халате. Вероятно пресловутая Нинка. А что, вполне даже ничего. Правда, несколько не в моем вкусе и лицо довольно испитое.

— Ну, чо зенки вылупили? Голых баб никогда не видели? — говорит она, даже не пытаясь прикрыться, — Идите уж отсюда. Я сама с ним разберусь.

Замполит с комполка покидают помещение. Нинка подходит ко мне и вместе с мужем тащит меня через другую дверь в спальню. Там мою, якобы невменяемую, тушку усаживают на уже разобранную кровать. Затем женщина пытается расстегнуть на мне портупею. Э нет, мадам, этого я вам позволить никак не могу. Очень уж мне не нравится, когда меня пытаются использовать. Резкий, точно дозированный удар локтем в живот. Одной рукой придерживаю задохнувшуюся женщину так, чтобы она упала на кровать, а другой бью ребром ладони по горлу особиста. Так, на десяток минут оба успокоены. Выхожу в прихожую. Так, вот они, мой офицерский бушлат и шапка. Теперь несколько минут постоять на морозе и как следует провентилировать легкие. Все-таки влили в меня прилично. Подумать тоже не мешает. Стоп. Комполка с замполитом наверняка пошли в офицерскую общагу Злобиным заниматься. Они же не знают, что его давно там нет. Бегу туда. Ох, ты! Да тут уже два бойца и сержант с автоматами дожидаются. Мы с Валеркой уже немецкими или английскими шпионами объявлены, что ли? У разворошенной Злобинской койки стоят командир полка с замполитом. Один взгляд подполковника и стволы направлены на меня. Быстро соображает, сволочь. Спокойно позволяю себя разоружить.

— На гауптвахту его, — отдает приказ командир полка, — утром разберемся, кто они такие на самом деле. И на станцию две машины за вторым надо отправить. Никуда не денется.

Уже уходя под конвоем, слышу слова замполита, которые солдаты и сержант расслышать никак не могут:

— Валить его надо. При попытке к бегству.

Нет, ребята, мы так не договаривались. Как только дорожка повернула за угол, и от общежития нас стало не видно, я перехожу на только мне доступную скорость движения. Ну, кто же такого как я подконвойного сопровождает, не передернув затвор, хотя это и вопреки уставу? Несколько секунд и вся троица вольготно разлеглась на снегу. Отстегнутые магазины и подсумки летят в сугроб. Быстрее, чем за пять минут в темноте не найдут. Моя табельная Гюрза возвращается на место в кобуру. Привык я за последние месяцы к ней. Ухватистая и точная машинка. Хлопаю старшего по щекам и помогаю ему сесть.

— Слушай меня внимательно, сержант. Это твои командиры Родину и Сталина предали, — сую старшему наряда свои корочки подсвеченные фонариком. Он очумело смотрит и, кажется, начинает что-то соображать.

— Совесть свою они пропили, — говорю я и начинаю соображать, что надо как-то прикрыть Злобина. А для этого нельзя выпустить из части машины. Во, дурная ситуация. В своей же Советской Армии диверсиями заниматься. Вот это я попал! Оставляю горе караульщиков и несусь к КПП. По пути слышу сирену. Полкач что, ва-банк решил пойти, раз боевую тревогу объявил? А вот это уже совсем плохо! Мне даже против одного отделения автоматчиков не выстоять. Я же не могу в своих стрелять. Но Валерку-то я обязан прикрыть в любом случае, это ведь я его за помощью послал. Подбираюсь к КПП метров на тридцать. Здесь курилка организована с железной оградкой и деревянной крышей. Очень удобное место для наблюдения. Через каких-то пять минут подъезжает пара «козликов». А ведь неплохо бы покинуть расположение части вместе с ними. Но, под относительно ярким светом ламп во время тревоги? Придется свет выключить. Выламываю прут из ограды и тщательно прицелившись бросаю его вверх через дорожку. Вспоминается детская присказочка: "Да будет свет, сказал монтер и сделал короткое замыкание". Прут попадает на провода у самого столба с фонарем. Зеленые искры и наступает темнота. Виден только свет фар автомобилей. Под недовольные матюки солдат подбираюсь ко второй машине. Ворота уже распахнуты и первый "козлик начинает движение. Успеваю запрыгнуть на дугу бампера и ухватиться обеими руками за кронштейны запаски. Хорошо, что перчатки заранее надел. Не хватает только руки об холодное железо отморозить. Десять минут просидеть скрюченным на бампере, это не подарок. Пару раз на колдобинах сваливался и повисал на руках. Еле запрыгивал обратно. Хорошо хоть снег на дороге укатан, а то бы унты ободрал насквозь. По пути фараискатели постоянно шарили по обочинам. Пусто. Валерка давно должен был добежать до станции. Запас времени у него пара часов был. Приехали, наконец. Падаю на последних метрах и откатываюсь в сугроб. Из машин выскакивают какой-то капитан и пятеро бойцов и забегают в двухэтажное здание станции. Водилы остались на своих местах. Хорошо, других машин на пристанционной площади нет. Подобраться по очереди, пригибаясь, к левой дверце, рвануть ее и вырубить водителей особых проблем не представляет. К тому же оба оставшихся солдата вперились в двери станции. Зайду-ка и я туда. Оп, одного бойца оставили внутри у дверей. Ну, нет у тебя, парень, нормальной подготовки оперативника СГБ. Посиди здесь на лавочке, облокотившись на стену. Минут через десять — пятнадцать придешь в себя. Вот и калаш рядышком постоит. Мне он не нужен. В стесненном помещении удобнее работать пистолетом. Небольшой зал ожидания пуст. Даже милиционера почему-то нет. Осторожно, по боковым краям ступеней, чтобы не скрипели, поднимаюсь по деревянной лестнице. Вот они все, у кабинета начальника станции сгрудились. Ломятся через закрытую дверь.

— Открывай, твою мать, — орет капитан, стуча рукояткой пистолета, — стрелять буду!

— Не будешь ты стрелять, — громко говорю я.

Они, все пятеро, поворачиваются ко мне. Глаза от испуга расширяются. Моя Гюрза в правой руке, прижатой предплечьем к боку, переводит свой черный зрачок дула с одного на другого. Как меня всегда поражало, что в детективных фильмах ходят с пистолетом в вытянутой руке. Так ведь и выбить ствол недолго. Очень хорошо, что кабинет находится справа по коридору. Я успел рассмотреть на всех автоматах переводчики огня в положении предохранителя. А вот у капитана ПММ, и, если патрон дослан, может сдуру пальнуть с самовзвода.

— Так это ты старший пары шпионов? — удивленно спрашивает он.

— Лапша это на уши, — отвечаю я, но закончить не успеваю. Капитан резко сдвигается за одного из солдат, одновременно поднимая пистолет. Правильно делает. Хорошо его учили. С трех метров и в движении не промажешь. И телом своего воина в броннике прикроется. Звук выстрела гулко разносится по коридору. Промазать с такого расстояния в руку капитана я не мог. Только один сержант-сверхсрочник сбивает калаш с предохранителя и пытается передернуть затвор. Приходится в прыжке выбивать ногой автомат из рук. Рядовые стоят, не дергаясь, с отвисшими челюстями. Что возьмешь с необстрелянных танкистов? Отшвыриваю ногой пистолет капитана в конец коридора. Хозяин ствола на глазах бледнеет и заваливается на спину.

— Аптечка у кого-нибудь с собой есть? — спрашиваю я у испуганных солдат.

— В машине должна быть, — говорит сержант, потирая ушибленную руку.

— Бегом, нужно противошоковое и перевязочный пакет, — командую ближайшему рядовому, успев оценить состояние лежащего капитана, — и не вздумай пытаться даже направить ствол в мою сторону, пристрелю.

— Стой, смотри, — вспоминаю я, кручу у него под носом своими красными корочками с крупными золотом тиснеными буквами СГБ и добавляю, — о водителях и парне у дверей зала ожидания не беспокойся. Живые они. Скоро в себя придут. Давай беги.

Только начинает затихать дробный стук сапог солдата, как дверь кабинета распахивается, сбивая одного рядового на пол, и оттуда выкатывается Валерка со своей Гюрзой, зажатой сразу в обеих руках. Поводив стволом и осмотревшись, он расцветает довольной улыбкой, увидев меня. Оценив обстановку Злобин немного расслабляется, встает сам и помогает встать солдату. В ответ на мой вопросительный взгляд Валера тут же докладывает:

— Оперативный дежурный по управлению уже выехал. Ему сам Лаврентий Павлович наши полномочия подтвердил.

Из двери кабинета высовывается лысая голова с любопытно-испуганным выражением на лице. Наверно дежурный по станции.

— Тахта или диван есть? — спрашиваю я.

Голова молча кивает.

— Несите, — командую я рядовым, указывая на капитана.

Как оказалось, пуля из моей Гюрзы прошла через мягкие ткани руки, чуть задев кость. Много крови он потерять не успел, но месяц в госпитале он все же провалялся, прежде чем вернуться на службу.

* * *

Мы со Злобиным по возвращению в Москву получили благодарность от Самого. Он вызвал нас на следующий день после приезда. Иосиф Виссарионович долго расспрашивал именно о недостатках подготовки рядового состава. Видимо, наша информация была не первой по этому вопросу. А еще через неделю было принято решение о формировании младшего командного состава СА начиная от командиров отделений только из военнослужащих сверхсрочной службы. С учетом повышения зарплаты сверхсрочникам еще на двадцать процентов от и так уже не маленькой, желающих остаться служить среди демобилизующихся вполне хватало, чтобы выбирать лучших.

В офицерском корпусе Советской Армии начались чистки. Нет, не в смысле расстрелов, хотя они по решениям трибуналов тоже были. Кстати командир того танкового полка оказался зятем самого маршала Егорова. Вот их вместе потом и расстреляли. Были введены ежегодные аттестационные комиссии. Не соответствуют знания и умения должности и званию, могли легко снять командира, вплоть до генералов. Ох, и учеба в войсках началась. В зачет командира шла оценка боеготовности его подразделения. Было и много внеочередных повышений.

У нас в СГБ тоже была переаттестация. А я как раз перед ней диплом в МГУ защитил. С моей памятью и старыми знаниями из прошлой жизни это было несложно. С экзаменами и зачетами на переаттестации у меня также никаких проблем небыло. Ну и заполучил… внеочередное звание полковника. А так как председатель нашей Комиссии Спецконтроля генерал-майор Горленко зачеты завалил, то Лаврентий Павлович предложил Сталину мою кандидатуру. Иосиф Виссарионович одобрил. Будем пытаться соответствовать и оправдать оказанное доверие. А так как наша Комиссия официально при Политбюро ЦК ВКП(б), то я стал еще и кандидатом в члены ЦК и одним из замов маршала Берии. Да, высоко здесь взлетел Егор Синельников в свои двадцать четыре года. Ох, и круто падать буду, если сорвусь. Хотя вон Павел Васильевич Рычагов уже генерал-майор. А ему всего двадцать шесть.

С Пашей я познакомился, когда получил приказ лично проконтролировать положение дел в авиации. А там сложно было, когда начали поступать первые серийные Ил-10, Ту-2 и Ту-4. Согнали большую часть всех пилотов и техников на два десятка новых крупных авиабаз под Оренбургом и чуть ли не круглосуточно стали эксплуатировать новые самолеты. В том районе как раз два новых нефтекомбината заработали с приличным выходом высокооктанового авиабензина. Запасных моторов несколько эшелонов пригнали. Как только моторесурс к концу подходил, так сразу же меняли. На каждый новый самолет была очередь вначале, пока машин было мало, до двадцати экипажей. Самолеты днем практически не стояли на аэродромах. Регламентные работы производились в основном ночью.

В свою маленькую группу Комиссии Спецконтроля я включил двух прикомандированных летчиков-испытателей Петра Михайловича Стефановского и Гринчика Алексея Николаевича, а затем поехал инспектировать эти авиабазы. Очень тяжелые весна и лето были в этом году для Советской авиации. Посмотрели мы с Валерой на адову работенку летчиков, а Петр Михайлович с Алексеем поучаствовали. Я никогда не забуду, как шестерка штурмовиков прошлась над полигоном и вымела все мишени пушечным огнем. Зайдя на макеты с высоты каких-то двухсот метров, они на снижении превратили деревянные стволы зениток в щепки. Штурмовики и фронтовые бомбардировщики работали только в светлое время суток. А вот экипажи Ту четвертых уже научились взлетать и бомбить бетонными чушками в темноте по заранее освещенным осветительными авиабомбами мишеням. Посадку они производили уже после рассвета.

Значительно сложнее было с истребителями. Новый министр авиапромышленности Шахурин Алексей Иванович обещал первые поставки модернизированного Як-3 только в конце лета. Несколько сложнее оказалась технология производства этого самолета, чем у других машин. Временный выход все же нашли. Оборудовали И-16 нормальными радиостанциями и ночными прицелами. Летчики-испытатели в один голос утверждали, что те пилоты, кто освоит в совершенстве «ишак», с легкостью переучатся потом Як-3. Тренировки у ночников велись круглые сутки. Истребители-перехватчики уже более-менее научились не только взлету и посадке в ночное время, но и стрельбе по конусам с помощью ночных прицелов. Причем с дистанции не более ста пятидесяти — двухсот метров. То есть с гарантированным поражением цели. А некоторые асы и на пятьдесят метров подходят. Уже были неоднократные случаи, когда трос крепления конуса перебивали. Зрелище дневных воздушных учебных боев вообще меня завораживало. Леша Гринчик несколько раз вывозил меня на спарке УТИ-4[17] в воздух. С относительно близкого расстояния эти поединки, когда один на один, когда группами смотрелись еще интереснее.

В результате нашей инспекции у меня сложилось устойчивое впечатление, что через полгода-год, после полного насыщения Советской авиации техникой, наши ВВС будут способны бить любого противника на любых высотах. Слетанность отдельных подразделений меня, в общем-то далекого от авиации человека, просто поражала. Но мои консультанты, прикомандированные летчики-испытатели, полностью подтвердили мое мнение. Конечно, аварийность была довольно высокой. Но вот человеческих жертв было относительно мало. Может, сказалось применение современных мне-Воропаеву спасательных парашютов и отличная работа инструкторов ПДС?

На прощальной вечеринке перед возвращением в Москву, ну а как же без нее, я порекомендовал Паше Рычагову, командовавшему всей группой учебно-боевых авиабаз, несколько снизить физические нагрузки на ЛПС[18] и побольше заниматься тактикой применения авиации в современных (мне-Синельникову) боевых действиях. Здесь мне очень помогли консультации полковника Когана на последних сеансах связи. Распивая последнюю бутылку, мы со Злобиным (он, кстати, после переаттестации майора получил) рассказали про наши приключения при инспектировании танкового полка. Я думаю, генерал-майор Рычагов сделал для себя соответствующие выводы и в этом мире его уже не расстреляют, как в том. Отличный летчик и хороший командир принесет еще много пользы нашей Родине.

А пятнадцатого мая он с большой группой лучше всех подготовленных пилотов на отремонтированных истребителях И-16 с новыми модернизированными моторами вылетел на дальний восток. Бронетехника выпуска до тридцать восьмого года начала скрытное выдвижение туда еще в конце апреля. Японскую Квантунскую армию на Халхин-Голе ожидал большой сюрприз.

* * *

— Купились, говоришь, американцы? — Коган улыбнулся, — а куда же им деваться было. Размеры все на чертежах, видно, что из дюймов изначально переведены. В фильмах артисты некоторые себя постаревших опознали. Даже Дисней потом авторитетно заявил, что эти мультфильмы, несомненно, его школа и русские так снять не могли. Вот только какова инерция мышления. Слишком поздно они опомнились. Все ведущие ученые успели выехать в Советский Союз. Промышленность на выполнение заказов СССР уже запущенна. Остановить ее смерти подобно для американской экономики. Там же в контрактах и золотишка прилично заложено. А основные поставки станков и сырья уже сделаны.

— Да, Лаврентий Павлович развернулся, — тоже заулыбался Викентьев, — такого количества золота страна еще никогда не добывала. Наши карты хорошо помогли. А знаешь, Пал Ефимыч, какую аналитическую записку на основе разведданных по Америке Иосиф Виссарионович у себя на столе пару дней назад в развернутом виде оставил? Именно по гипотетической машине времени в СССР. Все, как мы и задумывали. Штаты бросили огромные силы и средства на создание устройства, позволяющего заглядывать в будущее. Что самое для нас интересное, проект назвали Манхэттенским и административным руководителем поставили майора Лесли Гровса.

Оба расхохотались.[19]

Неожиданно полковник перестал смеяться, и лицо его стало задумчивым.

— Знаешь, Юра, то, что нам удалось отвернуть внимание штатов от атомного оружия и заставить их сосредоточиться на бесперспективном проекте, это конечно очень хорошо. Но вот факт, что название и руководитель совпадают с нашей историей, заставляет задуматься о некоторой корреляции двух миров.

— Что ты имеешь ввиду? — не понял Викентьев.

— Понимаешь, очень не хочется заниматься философией времени, это очень сложный вопрос. А информации для анализа пока очень мало, — куратор задумался, потом попробовал объяснить, — Вот смотри, когда ребята случайно наткнулись на тот мир, то разница была только в точке отсчета и скорости течения времени. При первых наблюдениях отсюда выяснилась абсолютная тождественность наших миров. Затем мы влезли туда со своей революционной информацией. И что в результате видим? История там круто свернула в нужную нам сторону. Причем, относительно легко, так как ценность передаваемой нами информации просто фантастична для них. А вот появление в их Америке проекта с одинаковыми названием и руководством, пусть и совершенно бесперспективного и на два года раньше, чем у нас, говорит о том, что история там как бы пытается свернуть обратно в проложенное нашим миром русло.

— Ты думаешь, что это так серьезно? — спросил после некоторого размышления Викентьев.

— Не знаю, — тут же ответил полковник, — я в последнее время много думал на эту тему. И ни к каким выводам прийти не смог. Слишком мало данных. Даже подсел в интернете на один очень интересный форум альтернативной истории. Посмотрел, что альтернативщики думают об этом, и понял, что сам зря занялся этим вопросом. О философии времени лучше вообще не думать. Зато много полезного на том форуме набрался. Насколько интересно пишут ребята. Но, иногда, абсолютно нелогично. Например, попадает человек или целая группа в тыл к немцам в сорок первый. Так, когда Сталин или Берия узнают об этом сверхценном для державы ресурсе, их не только не эвакуируют немедленно в наш тыл, так еще, когда все-таки вывозят и получают от попаданцев какую-то часть информации, то потом обратно на фронт отправляют.

— Действительно, как-то нелогично, — подтвердил мнение Когана директор проекта, — ведь приличную ценность представляет не только знания, но и просто современный взгляд на то время.

— На счет современного взгляда. Смотри, что мне на том форуме подсказали, — куратор вытащил из кармана флешку и, воткнув ее в ноутбук, повернул экран к Викентьеву.

— ПЗРК «Колос» образца шестьдесят седьмого года, — начал разбираться тот, — разработка ЦНИИТОЧМАШ.

Переносный зенитно-ракетный комплекс стрелял сразу семью маленькими реактивными неуправляемыми снарядами и был предназначен для борьбы с вертолетами вероятного противника. В отчете по результату испытаний было сказано, что по эффективности ракеты «Колоса» равноценны 37-мм снаряду автоматической зенитной пушки. Даже 10-мм броня не являлась для них помехой. Ее пробитие отмечалось во всех случаях при встрече снарядов с бронеплитами под углами от 0 до 60®. Огневые испытания, в которых участвовали 6 человек, показали, что комплекс «Колос» безопасен в обращении, а отдача при стрельбе из него переносится даже легче, чем при выстреле из гранатомета РПГ-7.

На полигоне также были опробованы возможности «Колоса» при стрельбе по наземным целям. Выяснилось, что его можно с успехом применять на дальностях до 2 км для уничтожения скоплений техники, складов горючего и различных летательных аппаратов на аэродромах.

Помимо огневой эффективности новое зенитно-ракетное оружие имело высокие технико-экономические показатели. Производство одного «Колоса» обходилось всего в 36 рублей, а блока снарядов — в 31 рубль 80 копеек.

Однако, несмотря на положительные результаты, полученные на испытаниях, «Колос» не был принят на вооружение и серийно не выпускался.[20]

— А что, — прочитав, высказался Викентьев, — по низколетящим самолетам начала сороковых самое то. И технологии относительно простые. Должны наши там потянуть.

— Технологии, технологии, — недовольно пробурчал Коган, — Вот ты-то, Юра, откуда этого поднабрался? Не был Союз с середины тридцатых отсталой технической державой. Были, конечно, в чем-то отставания, но были и приличные прорывы. Только СССР единственный в мире имел танковый дизель с алюминиевым блоком.

— А как же отвратительное качество воздушных фильтров на этих дизелях? — не утерпел Викентьев.

— Так он же из авиации пришел, — тут же ответил полковник, — а там воздушных фильтров частенько не ставили, незачем было.

— Я вообще поражаюсь современным взглядам на Советский Союз того времени, — продолжил Коган закурив очередную сигарету, — отсталая страна по всем параметрам. Нет ни технологической культуры, ни технической школы. А не было этого. Было очень много ошибок, но, повторяюсь, прорывов вперед было значительно больше. В том числе и в знаниях. Вот тебе в качестве примера. Немцы первыми создали серийную реактивную машину. Мессершмидт-262. На испытаниях потеряли два десятка пилотов с самолетами из-за затягивания в пикирование на больших высотах и скоростях, но так и не разобрались в причинах. Просто написали в инструкциях, на больших высотах истребитель не разгонять. А наш летчик-испытатель Андрей Кочетков при первом же полете на мессере с таким заданием удержал машину, и загадка была математиками решена.[21] Часто нам в пример ставят Америку. А термоядерную бомбу мы сделали значительно раньше их. Штаты захватили в Германии Вернера фон Брауна со всей документацией по ракетам, а в космос мы все равно раньше их вышли!

— Да успокойся ты, Пал Ефимыч, — тоже закурив, сказал директор "Шмеля", — сам же знаешь, откуда это все пошло. Лихие девяностые. Дерьмократы, чтобы развалить страну какой только грязью наше прошлое не поливали. И кто их направлял и платил за это, тоже знаешь. По их утверждениям не было у нас тогда ни ученых, ни инженеров, ни грамотных рабочих. А ЗиС-2 с производства снимали из-за того, что отсутствовали у немцев тогда достойные цели для нее. Излишняя бронепробиваемость, видите ли. И это же немецкие инженеры пытались повторить наши «Катюши», а не советские. И наклоны брони на «Пантерах» скопированы с Т-34, а не наоборот.

— Бесит меня когда, казалось бы, вполне разумные люди порят откровенную чушь про наших недавних предков, — Коган немного задумался, — Европу от фашизма защитил Советский Союз, а отнюдь не американцы, как они это сейчас утверждают. И японскую Квантунскую армию разбили в сорок пятом тоже советские солдаты, а не американские. И, опять повторюсь, не было реального технического отставания.

— Прав ты, Павел Ефимович. Ну, решили же пока там самые сложные, дорогие и наукоемкие направления не трогать. Атомные, турбореактивные, полупроводниковые и микроэлектронные технологии они начнут раскручивать в сорок первом, когда войска будут полностью насыщены нормальной боевой техникой.

— Ладно, давай к нашим баранам. СГБ по переданным спискам из архивов КГБ работает? — спросил успокоившийся куратор.

— Судя по отчетам на столе Иосифа Виссарионовича, уже полностью отработали, — ответил директор, — Кого-то на месте взяли, кого-то смогли перевербовать. Многих просто оставили работать под контролем. Они теперь, сами того не подозревая, дезу своим хозяевам гонят.

— Да, опростоволосились мы с тобой, Юра, — сказал полковник, — это ведь мы были обязаны вспомнить и немедленно отправить туда списки известных сегодня шпионов того времени. Хорошо Синельников подсказал. Как он там поднялся! Молодец парень.

— Он теперь частый гость у Иосифа Виссарионовича. Лично докладывает. Не то, что на ближней даче, даже в Зубалово пару раз докладывал Сталину, когда тот к дочери ездил. Разок Иосиф Виссарионович его шашлыком угощал на пару с Микояном, — похвастался товарищем Викентьев.

— Юрь Саныч, а как у наших гениев дела с биомаяками обстоят? — спросил Коган.

— Да уже карты на четырех потенциальных реципиентов составили, — ответил директор проекта.

Речь шла об относительно старой идее Горина и Малышева вместе с Ольгой Шлоссер. Они задумали составить биофизиологические карты отдельных людей в том мире, чтобы их можно было в любой момент найти аппаратурой пробоя. Первая такая карта была составлена еще месяц назад на Синельникова-Воропаева. Несмотря на огромную сложность и большой объем этой работы все были очень довольны. Егор-Женя получил возможность проводить сеансы связи в любом месте, где бы он ни находился, а не только в Москве, лишь бы рядом был радиоприемник. А ребята существенно облегчили себе поиск новых географических координат для наблюдения на той Земле, хотя это всеравно оставалось достаточно долгой и кропотливой работой.

* * *

Вот, за что мне это все? Я же ни хрена в вертолетах не понимаю! Меня только десантироваться с них в той жизни научили. Нет, поезжай и разберись лично. Это приказ. Я конечно и сам понимаю, что сейчас из тех, кто знает про "Голос свыше" и правду об источнике информации УСИ, все равно послать мне некого. Надо соответствовать должности и оказанному доверию. Но, как?

Приехали мы с Валеркой в Казань на только что построенный вертолетный завод. Ну, здесь и бардак! Нет, не в смысле порядка. В цехах чисто, рабочие в новых спецовках без дела не болтаются, стружку в металлообработке убирают вовремя. На летном поле стоят пять новеньких Ми-4. Но, в том-то и дело, что стоят. При попытке взлета сразу после отрыва шасси от бетона ВПП[22] начинается жуткая раскачка. Хорошо, что первые испытания начинаются в привязанном тросами к земле варианте. А эти два самых крутых сегодня специалиста по винтокрылым машинам то ругаются друг с другом, то чуть ли не в обнимку зависают над чертежами и начинают лихорадочно что-то считать. Сикорского Игоря Ивановича выманили из Америки одновременно с учеными. Ему показали специально для этого переданные с той Земли кинокадры высшего пилотажа на маленьком вертолете и пообещали, что он без ограничений сможет заниматься своей мечтой в Советском Союзе. Увлеченный авиаконструктор «сломался» и согласился на репатриацию. Миль Михаил Леонтьевич здесь уже считался одним из ведущих отечественных специалистов по теории автожиров и вертолетов. Вот эту-то "сладкую парочку" и послали сюда, на только что построенный завод, запускать в производство модернизированный Ми-4.

Майора Злобина я погнал пройтись по заводу. У него-то образование именно техническое. Вдруг увидит свежим взглядом что-нибудь интересное. А сам решил посидеть над документами. Ну, не верю я, что инженеры Викентьева так серьезно напортачили, что Миль с Сикорским разобраться не могут. Невооруженным взглядом видно же, что головастые мужики. У Камова в Улан-Удэ маленькие Ка-18 летают ведь. Стоп. А в чем принципиальные отличия Ми-4 от Ка-18? Несущий ротор и хвостовой винт для компенсации реакции ротора и управления поворотом вокруг вертикальной оси. А на Камовских машинах два соосных винта, которые вращаются в разные стороны. Нет, это я куда-то не туда полез. На той Земле оба варианта прекрасно летали. Значит, ошибка совершена здесь.

Вернемся к нашим баранам. Сразу после постройки первого опытно-серийного экземпляра вертолета его начали испытывать строго по методике, присланной вместе с чертежами. Тут же началась эта кутерьма. Сначала поменяли несколько летчиков-испытателей. Та же фигня. Прилетели знаменитые Чкалов и Анохин. У них тоже ничего не получилось. Попробовали на следующих собранных вертолетах. Никаких отличий. Докладная о неудачных испытаниях пролежала на столе у Сталина, который был очень неравнодушен к авиации, несколько дней. Инженеры «Шмеля» перетрясли все чертежи, но ошибок, как сказал мне на последнем сеансе связи Юра Викентьев, не нашли. Тем более что система управления вертолетом от оригинала практически не отличалась. Сикорский с Милем также не первую неделю сидят над чертежами и утверждают что спроектировано все правильно. Но, в то же время, идет раскачка по фазовому сдвигу, как они это обозвали. И что я в этом понимаю? А ни хрена! Понятно только одно, раз раскачка идет как по крену, то есть с борта на борт, так и по тангажу, то бишь с носа на хвост и обратно, значит это что-то в управлении автоматом перекоса несущего винта.

Сначала проверил соответствие рабочих чертежей негативам оригиналов. Зря я, что ли у Меркулова выбивал на вынос из УСИ все эти бобины с пленкой и специальный аппарат для просмотра негативов? Два дня у нас ушло на просмотр чертежей каждой детали системы управления. Валеркина помощь здесь была для меня просто неоценима. Инженер-то у нас он, а никак не я. Да и допуск к пленкам здесь был только у нас двоих. Ошибок в деталировке нет. Потом я тщательно прочитал на этом гребанном агрегате для просмотра пленок, где черное перепутано с белым, все инструкции по сборке системы управления вертолетом. Ну а затем мы со Злобиным полезли во внутренности Ми-4. Полдня ковырялись. А там столько всяких лючков, что пока разберешь и обратно соберешь, семь потов сойдет. И нашли!!! Все-таки фотографическая память, это что-то! Есть там одна штуковина, обзываемая качалкой. В ней три дырки или, как вечно поправляет меня Валерка, отверстия. Два круглых, а одно вытянутое. Так вот оказалось, что эту качалку можно на ось поставить в два разных положения. Причем, если бы не один из огромной кучи сборочных чертежей, я бы сам ее засунул так же, как рабочий поставил. Если бы Миль или Сикорский сами проектировали этот вертолет, они бы сразу увидели ошибку сборки, а тут вон как получилось. Когда Злобин доложил мэтрам о найденном нами несоответствии и спросил, не в нем ли все дело, они в очередной раз долго ругались, а потом дружно побежали на аэродром проверять. Перестановка качалки заняла каких-то пятнадцать минут. Игорь Иванович сам сел в пилотское кресло. Миль устроился справа, а я забрался на лесенку, которая вела в кабину. Ох, и шумно здесь от работающего двигателя. Прогрев мотора, отрыв, чуть вперед, пока тросы не натянулись, немного назад. Нет раскачки! Следующим за управление сел Анохин, а мы все с земли наблюдали, как он ювелирно покачивал вертолет на ограничительных растяжках. Через час в полетном задании уже красовалась запись об испытательном полете без привязных тросов. А еще через неделю мы с Валерой возвращались в Москву, а в нашем строго охраняемом багаже было на одну кинопленку больше. На ней Валерий Павлович и Серега Анохин демонстрировали вертолетные танцы над аэродромом сразу на двух машинах.

* * *

Наш Ил-14 сел на центральном аэродроме столицы в одиннадцать часов утра в воскресенье. Там меня уже ожидала машина с одним из порученцев Лаврентия Павловича. Оказывается Сталин очень хотел посмотреть на летающие Ми-4. Из-за соображений секретности вся новая военная техника эксплуатировалась только на закрытых базах. А так как Польский кризис уже набрал свои обороты, выехать из Москвы даже на пару дней Иосиф Виссарионович не мог. Мне было приказано лично доставить кинопленку на дальнюю дачу в Зубалово, куда вождь выехал еще субботним вечером проведать дочь и сына, отпущенного в отпуск из Качинского летного училища.

Запад Подмосковья издавна славился живописными ландшафтами. В бывших усадьбах вдоль Москвы-реки, Старой Смоленской дороги и близ Звенигорода разместились дачи, дома отдыха и санатории. Госдача Зубалово-4 была не самой большой из местных «замков». Соседняя Зубалово-2, где жил Анастас Микоян со своей семьей, была значительно больше.

Иосиф Виссарионович встретил меня приветливо и поздоровался за руку.

— Ну, рассказывай, Егор Иванович, как ты посрамил двух наших самых больших спецов по вертолетам.

— Товарищ Сталин это не лично моя заслуга. Мы там все вместе ошибку сборки искали.

— Говори, говори, сказочник, — усмехнулся вождь, — Мне Лаврентий уже все подробно доложил.

Да, подумал я, контрразведывательные структуры СГБ работают у нас оперативно.

Мимо пробежал, поздоровавшись со мной на ходу, неугомонный лоботряс Васька с большим бутербродом в руке и зажатым под мышкой футбольным мячом. Перехватив мой голодный взгляд на бутерброд, Иосиф Виссарионович позвал дочь.

— Светлана, проводи товарища полковника в столовую и накорми его. А то он к нам сюда прямо с самолета приехал. Наверняка позавтракать не успел. Оператор пока пленку зарядит в киноаппарат.

— Пошли, дядь Егор, — потащила меня за руку девчонка, — а что за фильму ты привез? — и, не дав мне ответить, опять спросила: — Дядь Егор, а дашь мне еще из твоего пистолета пострелять?

— Не фильму, а фильм, — пришлось мне поправить девочку, — Там секретная военная техника. А о пистолете, сама знаешь, у папы спрашивать надо.

Мои аппетиты в этом доме уже знали. Иосиф Виссарионович несколько раз оставлял меня на обед или ужин, когда я приезжал сюда докладывать. Однажды весной Сталин угостил меня, вместе с зашедшим по-соседски Микояном, собственноручно приготовленным шашлыком. И он был очень доволен, когда я, нахваливая хозяина, уничтожил изрядное количество пахнущей дымком баранины. Запивали тогда шашлык водочкой с ледника. Сталин очень критически посмотрел на мои дозы и спросил, не много ли я пью. Пришлось демонстрировать на пустых консервных банках снайперскую стрельбу из пистолета. Вождь оттаял и похвастался перед соседом:

— Видишь, Анастас, какие у нас молодцы в СГБ служат.

На звук выстрелов прибежала тринадцатилетняя Светка Сталина и потребовала, чтобы ей тоже дали пострелять. Иосиф Виссарионович, обычно не баловавший детей, разрешил. На мое предупреждение о большой отдаче «Гюрзы» он предложил придерживать руку ребенка. Девочка прижалась спиной к моей груди и радостно вскрикивала после каждого выстрела. Когда кончились патроны, я вынужден был сходить к охране, чтобы не возвращаться потом в Москву безоружным. У многих из людей Власика были такие же пистолеты, как у меня.

Немного насытившись в столовой, я прошел вместе со снова схватившей меня за руку Светкой в небольшой кинозал на втором этаже. Последнее время здесь часто крутили фильмы. Первый просмотр переданного оттуда киноматериала Иосиф Виссарионович оставил за собой. Когда встал вопрос, как залегендировать те ленты, в которых можно увидеть сегодняшних артистов в значительно более старшем возрасте, Сталин просто махнул рукой:

— Пусть это будет очередным достижением Советской науки. На фоне всего того нового, что появилось у нас сейчас, это будет вызывать не такое уж и большое удивление. Скажем что это что-то вроде мультфильмов, снятых новыми научными способами.

В результате титры многих фильмов идущих в прокат были очень короткие: "Создано на студии «ПРОГРЕСС». Академия наук СССР". В последнее время в стране появилось действительно много различных новинок, от памперсов и коротких юбок до ламповых стереопроигрывателей и цветных телевизоров. Последние были очень большой редкостью. Почти весь выпуск продавался за границей на золото. Стоимость телекамер вообще зашкаливала до небес. Но Америка, Франция, Англия, Германия, Италия и другие, промышленно развитые страны, покупали все, что выставлял Советский Союз на продажу. Сами повторить советские технологии они пока не могли. А сумели бы, тоже неплохо — отстегните-ка господа буржуины за лицензию! Очень много товаров народного потребления в нашей стране начало производиться на частных кооперативных предприятиях, открытых при государственных фабриках и заводах. Внутренний рынок, хорошо подпитываемый как собственными товарами, так и импортом начал немного снижать цены. С учетом ощутимо возросших зарплат в госсекторе народ действительно стал жить значительно лучше.

Когда мы с дочерью Сталина устроились на диванчике, он сразу махнул рукой и свет в зашторенном зале погас. Крупно, на весь экран, появилась знаменитая улыбка Валерия Чкалова. Сразу за этим на смонтированном еще в Казани ролике демонстрировался взлет и кружение двух Ми четвертых на одном месте. Потом были показаны самые настоящие вертолетные танцы. Мне это напомнило виденный когда-то в том мире "Козерог 1". Но там были машины поменьше. Эволюции относительно тяжелых вертолетов смотрелись значительно круче. Несмотря на отсутствие на этих Ми четвертых оружейных пилонов и самого оружия они выглядели очень грозно. Грамотная работа оператора трансфокатором еще усиливала это впечатление. Когда с экрана на нас наплывали невиданные до того нигде машины, Светка опять ухватила мою руку и, прижав ее к своей груди, придвинулась ко мне вплотную. При каждом интересном действии в маленьком фильме она восхищенно вскрикивала, перебивая гулкий звук вертолетных винтов и моторов, идущий на нас из больших динамиков.

После окончания двадцатиминутного фильма мы вышли во двор дачи, окруженный высоким забором. Иосиф Виссарионович, набив и раскурив трубку, с удовольствием делился впечатлениями от увиденного и рассуждал о перспективах применения вертолетов в армии и народном хозяйстве.

— Очень жаль, что нельзя сейчас использовать эту машину здесь, в Москве и области, из за соображений секретности. Можно было бы очень быстро добираться в нужные места, — сказал Сталин, щуря глаза под припекавшим летним солнцем, а потом спросил, — Егор, а ты ведь летал на ней. Внутри там также громко шумит мотор, как в этом кино?

— Да, Иосиф Виссарионович, — ответил я, сняв фуражку, было действительно жарко, — но в документации на этот вертолет есть описание пассажирского варианта с дополнительной звукоизоляцией двигателя. Возможно, в нем будет потише.

— Пап, а ты меня покатаешь на таком вертолете, когда можно будет? — сунулась в разговор Светка.

Экономка Каролина Тиль вместе с кухаркой вынесли к мангалу, стоявшему в тени беседки, большую кастрюлю с вымоченным в уксусе мясом и миску с очищенными уже луковицами. Насаживать на шампуры свинину или баранину вперемешку с кружками лука Сталин частенько дозволял другим, а вот священнодействовал у мангала всегда сам.

— Ну что, товарищ полковник, будешь с нами шашлык есть? — спросил вождь, глядя на меня с улыбкой. Вопрос дочери он проигнорировал.

— Конечно, Иосиф Виссарионович, он у вас очень вкусный получается, — тут же польстил я довольному Сталину.

В этот момент прибежал чумазый Васька. Видно на футболе его хорошо поваляли по полю. Стукнув мячом о землю и ловко поймав его, он позвал сестру:

— Пупок,[23] купаться пойдешь? Вода в реке теплая.

— Дядь Егор, а давай с нами? — с надеждой посмотрела на меня Светка.

Я вопросительно повернулся к Сталину.

— Идите, — опять усмехнулся тот, — шашлык еще не скоро готов будет.

* * *

Я смотрю на эту девчонку, а в голове крутится из Фристайла: "Ах, какая женщина!". Пигалица ведь, всего-то тринадцать лет, ни кожи, ни рожи, а я глаз оторвать не могу… Мне же, по уму, все тридцать пять! В том мире голова седая была! А я стою и смотрю, как она в своем ярко-синем закрытом купальнике кувыркается в речке… Бумм! Васька, паразит, вмазал мячом прямо по моей башке. Так, немедленно отмстить неразумным хазарам! В три гребка доплываю до парня и делаю вид, что топлю. Светка с радостным визгом бросается на меня и вешается на плечи. Спасает, видите ли, братца. Обхватила мой пояс ногами и с удовольствием колотит с веселыми визгами своими кулачками мне по спине и голове. А я, макая периодически Васькину голову в воду, стою и балдею от ощущения этих детских бедер на своих боках. Господи, да что же это со мной!? Выпускаю Василия, сдираю Светку со своей спины, макаю в воду и подкидываю вверх. Сколько удовольствия на лице этого маленького бесенка. Ловлю, макаю и опять подкидываю. Раз, второй, третий. В этот момент, чуть отдышавшийся, Васька подкрадывается со спины и дергает меня за плечи. Успеваю поймать девчоночье тело и, крепко, но осторожно удерживая, ухожу под воду. Светлана сама меня обнимает и доверчиво прижимается. Толчок ногами об дно, отплываю под водой на метр и, вынырнув вместе с довольной девчонкой, встаю на ноги. Светка отплевывается от воды, хохочет и колотит теперь по плечам и спине. Как же не хочется отпускать ее… Бумм! Василий опять воспользовался мячом.

Через двадцать минут мы валяемся на расстеленных махровых полотенцах на берегу. Глаза сами находят маленькие припухлости грудок, угловатые еще линии бедер. Нет, ну так нельзя! У меня же взрослых женщин полно. Раздевай и любуйся на них в полном неглиже! А я тайком пялюсь на этого ребенка…

* * *

— А не пора бы нам подвести промежуточные итоги? — спросил Коган, усаживаясь на свое привычное место в кабинете директора проекта, — С момента установки связи в июне тридцать седьмого года там прошло больше двух лет.

— Уже два года? — удивилась Екатерина, — А, кажется, только начали работать.

— Катя, так это у них больше двух лет, — тут же отреагировал Горин, — а у нас только семь месяцев.

— Да знаю я, Дима, знаю, — отмахнулась Викентьева, — просто в последнее время стала я несколько рассеянной.

Все заулыбались. Улыбка директора проекта при этом была очень довольной.

— А когда тебе, Катерина, в декретный отпуск идти? — спросил полковник.

— Да не скоро еще, Пал Ефимыч. И чувствую я себя хорошо, чего мне дома одной сидеть? Скучно же будет. Буду Юрку каждый вечер трясти, как там у нас в «Шмеле» дела идут? — Катя действительно взяла мужа за отвороты пиджака и легенько потрясла, — Советская армия к отражению вражеской агрессии готова? Говори, давай!

— Почти готова, — поднял руки в шутливой сдаче Викентьев.

— А, по-моему, не готова, — решил прекратить дружеские пикировки Коган, — там сейчас ситуация, почти как у нас в сорок первом.

Все затихли. Логинов, до того шептавшийся о чем-то с Ольгой, отреагировал первым:

— Как же так, Павел Ефимович? И техника у них есть, и связь, и даже обучены уже более менее.

— Саша, я же сказал почти, — улыбнулся полковник, — Техники еще явно недостаточно. Совсем на текущий момент нет новых истребителей. Но это все они за полгода-год наверстают. Я говорю о несбалансированности состава техники в армии, о недостатке транспорта. Если все-таки фашисты нападут раньше, чем мы планируем, то автомобили, которые сейчас сплошным потоком идут в народное хозяйство, могут там не успеть мобилизовать. Хотя хрен редьки не слаще. Тыл, не имеющий транспорта, не может обеспечивать воюющую армию.

— Пал Ефимыч, но мы же уже контролируем немецкие штабы и рейхканцелярию, — тут же сказал Николай Малышев, — Мы с Димой как проклятые два месяца координаты в Германии вылавливали.

— Вы, ребята, молодцы, тут спору нет, — ответил куратор, — но вот, я все равно боюсь повторения ситуации. Толку будет от танков и самолетов, если не на чем будет подвести им горючее и боеприпасы. Да и с простого солдата многого не спросишь, если его вовремя не накормить. А для этого нужен транспорт. Но, давайте все-таки по порядку. С чего начнем?

— Давайте с промышленности, — предложил Викентьев, — Осенью тридцать седьмого Сталин остановил практически все военное производство. Все, временно освободившиеся работники предприятий, были заняты на подготовке своих фабрик и заводов к производству новой техники с одновременным доучиванием и переучиванием для работы на новом оборудовании. Плюс, на строительстве новых цехов на своих предприятиях. Огромная нагрузка была на станкостроительных и инструментальных предприятиях всей страны. По нашим адаптированным под то время чертежам они за какой-то год сумели изготовить необходимое количество станков и технологических линий для производства относительно современной техники. Это плюс к тому, что закупили за границей. Чем-то мне их действия напомнили то, что творилось у нас в Советском Союзе осенью и зимой сорок первого.

— О чем это вы, Юрий Александрович? — спросил Дима.

— Плохо вас ребята в школе истории учили, — ответил за директора Коган, — в то время во время жуткой неразберихи так неудачно начавшейся войны тысячи предприятий эвакуировались из западной части страны на восток и, почти с колес, в авральном режиме начинали выпуск военной продукции в еще достраивающихся цехах новых заводов.

— Ну, Павел Ефимович, мне кажется, Сталину в том мире сейчас все-таки проще перестраивать промышленность, чем у нас в сорок первом, — вступил в разговор Николай Малышев, — войны-то еще нет.

— Неправильно думаешь, Коля, — полковник достал сигарету из пачки и прикурил от предупредительно протянутой Логиновым зажигалки, — война там уже идет. Только не пушками, танками и самолетами, а станками, цехами, заводами и металлургическими и нефтехимическими комбинатами. Война за будущее державы. А она, как мне кажется, ничуть не легче, чем та, в которой стреляют пушки. Конечно, надо признать, что аврального режима работы на переоборудовании старых и строительстве новых производств нет. Но это никак не уменьшает заслуг, как руководства, так и самих рабочих при совершении этого трудового подвига. Они же, отработав смену, тут же шли учиться еще на минимум пять — шесть часов. Ладно, мы немного в сторону отклонились. Продолжай, пожалуйста, Юрий Александрович.

Викентьев задумался и снова заговорил:

— Одновременно шли поставки, как со всей Европы, так и из штатов станков, оборудования и сырья для новых заводов, химкомбинатов и электростанций. Тридцать восьмой год в том мире станет, наверное, годом самых быстрых строек. Пусть объекты строительства были и не самыми большими, скорее наоборот, но понастроить успели прилично. Хотя, с другой стороны, они там построили всего на тридцать процентов больше в том году, чем в нашей истории. С учетом частичного применения в строительстве современных технологий, это не так уж и много. Вероятная причина — нехватка стройматериалов. Очень удачным оказалось привлечение иностранных специалистов на строительство. На окончательные этапы их, конечно, не допускали, что бы они даже догадываться не могли, какая конкретно продукция будет выпускаться на достраивающемся предприятии. Ну, это, что касается комплектующих для чисто военных производств. С техникой двойного назначения было проще. Американцы к концу тридцать восьмого построили нам два автосборочных и три моторных завода практически с нуля. Английский Роллс-ройс два моторных производства и немецкий Мерседес одно. Очень много проблем было с перестройкой как черной, так и цветной металлургии, но и здесь они справились.

Все-таки надо признать, что деньги решают многое. А золота с весны того года добывалось очень много. Из более чем десяти известных нам сегодня золотоносных районов России, задействовали целых шесть. Да и за наши ноу-хау запад там платит очень прилично. Причем, очень часто не деньгами, а готовыми производствами под ключ. Советский Союз получил много фабрик, уже выпускающих компоненты для радио промышленности.

Большие проблемы возникли при строительстве титаномагниевого комбината под Усть-Каменогорском. Даже не столько с самим комбинатом, сколько с гидроэлектростанцией на Иртыше. Не получилось ее вовремя запустить. Пришлось обходиться городской тепловой электростанцией. Сам Усть-Каменогорск сидит пока на голодном пайке. Свет в жилые кварталы дают только вечером и то не всегда. Отвыкнуть от привычных керосиновых ламп пока не получается. Но двести семьдесят тонн титана они к первому мая тридцать девятого года выдали. Смешная конечно цифра для производства, рассчитанного на сотни тысяч тонн, но этого вместе с зарубежными поставками вполне пока хватает на заказы авиапромышленности.

Несколько лучше обстоят дела с производством цинка. Своевременная закупка оборудования в Германии позволила кардинально модернизировать завод «Электроцинк» в Орджоникидзе. Очень серьезно они там взялись за Норильск. Так как мы вовремя сообщили об экологической опасности, то там успели перенести вновь закладываемые жилые районы значительно восточнее, в безопасное место. Комбинат по производству никеля они начали строить еще в тридцать пятом. Как и у нас, в основном силами заключенных. Когда мы сообщили об Октябрьском месторождении медно-никелевых руд, открытом здесь только в шестьдесят шестом, там очень решительно форсировали строительство. За год сумели завезти больше шестидесяти тысяч рабочих. И не зеков, а молодежь по комсомольскому призыву. Они же после окончания строительства будут там работать на комбинатах. Совмещают работу с учебой. Первые промышленные партии цветных металлов ожидаются к концу этого, тридцать девятого года. Году к сорок второму СССР там выйдет на первое место в мире по добыче меди и никеля. Ну, с сырьем у страны никогда особых проблем не было.

— А как там дела обстоят с сельским хозяйством? — спросил Коган.

— С этим вопросом у нас лучше всего знаком капитан Логинов. Так Сан Саныч? — посмотрел директор на своего заместителя.

— Наверное. Больше всего у наблюдателей из нас я нахожусь. А на селе все обстоит, увы, не так хорошо. Колхозники там многие еще голы и босы. Конечно, преобразования и там начались. Но такого рывка, как в промышленности, быстро не сделаешь. Хотя повышение закупочных цен и разрешение заниматься на неосвоенных еще пахотных землях единоличным хозяйством всколыхнуло все сельское население страны. По нашей рекомендации был открыт специальный колхозный кредитный банк с отделениями по всему Советскому Союзу. Правда, побаиваются многие председатели брать большие кредиты, так как предусмотрены очень серьезные наказания лично для них, как за нецелевое использование, так и за растрату полученных денег. Какой-то эффект уже есть. Очень многие стали строить небольшие колхозные электростанции и закупать малую механизацию. Государство очень вовремя успело заказать за границей громадное количество электрогенераторов и сельхозоборудования. Американские производители подобной техники стали неплохо зарабатывать. Они еще не понимают, что сели на советские заказы, как наркоманы на афганский героин. СССР уже снизил закупочные цены в штатах на двадцать процентов на подобную продукцию.

— Не отвлекайся, Саша, об экономике мы чуть позже поговорим, — перебил Логинова полковник.

— Извините, Павел Ефимович, — сказал капитан и продолжил, — Насыщение техникой МТС только началась. Но, с учетом строительства новых тракторных и комбайновых заводов, года через два что-то уже должно получиться. За это время и сельских специалистов успеют подготовить. Все-таки надо признать, что Советскому Союзу необходимо в первую очередь промышленность поднять. Хотя государство уже практически перестало обдирать село до последней нитки. Отмена жестких планов по засеваемым культурам и внедрение сельхозспециализации должна дать большой эффект. Начали больше сеять рожь в нечерноземье вместо пшеницы. Соответственно возросли урожаи. На Украине резко увеличились посевы подсолнухов. Растительное масло там чуть ли не стратегическим продуктом стало. Мечта Хрущева частично исполнилась значительно раньше. Стали больше сеять кукурузы по всей стране там, где она нормально вызревает. В основном на корма.

Улыбка появилась на лицах всех присутствовавших, но перебивать Логинова никто не решился. Реакцию куратора на отход от темы поняли все.

— Очень неплохой эффект дало применение калийных солей, добываемых как в Белоруссии, так и в Березняках на Урале. Существенно повысилась урожайность. Одновременно значительное снижение экспорта зерновых уже начало поднимать мясомолочное производство, так как стали снижаться цены на корма для животных. Очень много колхозов и совхозов стали расширять свои фермы и строить их там, где раньше не было животноводства. Появление электричества резко повысило производительность труда на фермах. Доильные аппараты и насосы облегчили там труд. Выдоить несколько десятков коров вручную, а затем в ведрах натаскать на них воды, это было достаточно тяжело. Установка сепараторов прямо на месте снизило потери продукции. Вообще там стали много перерабатывать на местах. От маслосырозаводиков при каждом колхозе, до мясохладобоен на несколько колхозов и совхозов. Тут же перерабатывающие цеха с коптильнями. Тушенка, колбасы копченые, вареные, с кровью. Зельц, холодец, это же все из ливера. Начало появляться много небольших птицеферм. Крупные бройлерные производства пока невозможны из за отсутствия необходимых ветеринарно-фармакологических препаратов. Но, за пару лет, там и эту проблему решат.

— Павел Ефимович, да нормально в принципе там все идет. Ну, что я все перечислять буду? И про потребкооперацию, и про пруды около мини ГЭС, в которых рыбу стали выращивать? — не выдержал замдиректора проекта, — Уже, как передовицу в газете Правда, зачитываю.

— Ладно, — улыбнулся, наконец, Коган, — будем считать, что за сельское хозяйство ты отчитался.

— А ведь действительно, у нас как на партсобрании, — засмеялся Дима, — доклады за отчетный период.

— Может и доклады, но там ведь людей умирать меньше стало от различных болезней, после появления антибиотиков и других лекарств, — тут же ответила Оля, — А детская смертность снижается чуть ли не на глазах.

— Так это же хорошо, Ольга Викторовна. Это значит, что не зря мы здесь работаем. И вы, Оленька, хорошо потрудились, раз такой хороший эффект есть, — похвалил девушку полковник.

Глава 6

Как же я этого не хотел! Приказали. Если не ты, то кто? В нашей молодой стране кадры решают все, как сказал Иосиф Виссарионович.

— А ты у нас, Синельников, уже показал, что можешь справляться с руководящей работой, — Лаврентий Павлович посверкал на меня стеклами своего пенсне, — есть мнение, — Берия многозначительно посмотрел на большой портрет Сталина, висящий на стене рядом с портретом Дзержинского, — назначить тебя начальником управления «Р» ПГУ СГБ.[24] Ты же у нас английский и немецкий языки в совершенстве знаешь?

— Товарищ маршал, — горестно протянул я, — у меня же опыта в разведке никакого нет. И специальное образование отсутствует.

— Опыта говоришь, нет? Специальные знания отсутствуют? — Берия встал, подошел и толкнул меня на стул, — А кто мне доказывал летом, еще до заключения договора между нами и Германией о ненападении, что Гитлер независимо ни от чего пойдет на захват Польши? Кто первого сентября предсказал "странную войну"?[25]

— Ты, Егор, не придуривайся, — директор Службы Государственной Безопасности, совмещавший работу с руководством МВД, снял пенсне и протер стекла белым батистовым платком, который он достал из внутреннего кармана пиджака, — Проскуров[26] вчера доложил Иосифу Виссарионовичу, что англичане не собираются воевать с Гитлером, а у меня таких сведений нет. У меня вообще нет никаких сведений оттуда. Британцы и французы взяли многих наших агентов. Про Германию я уже не говорю. Их Гестапо работает не хуже нашего второго главка.[27] Деканозов развалил всю работу в разведупре Службы. Кем его заменить, решение пока не принято. А я ему доверял. Иосиф Виссарионович требует ставить на руководящие посты проявивших себя молодых специалистов. Как ты знаешь, в первом управлении основной является аналитическая служба. Ты сам успел поработать аналитиком в УСИ. Так что давай берись за дело и наладь мне нормальную работу в управлении «Р». Справишься, я тебе все первое управление отдам.

Влип, что называется. Причем, от руководства КСК меня не освободили. Ну что за время такое? Можешь что-то делать, так на тебя сразу несколько лямок накинут. Тащи как вол. Времени ни на что не хватает. Никакой личной жизни. На возраст у нас вообще не смотрят. Генерал-майора присвоили. Квартиру, правда, огромную дали. Прямо на набережной Москвы-реки в новом доме. В том мире такие дома сталинскими называли. Потолки высокие, просторные комнаты с большими окнами. В ванной и кухне горячая вода. И что я в этих пяти комнатах делать буду? Хорошо хоть, что зарплату сразу в трех местах получаю, в СГБ, в Комиссии Спецконтроля и, как Кандидату в ЦК, немало капает. Пришлось домработницу нанимать. Вдовая мадам Горохова из маленького села под Калинином решила подработать немного, пока двое сыновей в армии служат. Младший на срочной с весны, этого, тридцать девятого года, бэтээры осваивает в мотопехоте. А старший замкомвзвода в БАО под Курском сверхсрочником служит. Я это не только со слов Маргариты Степановны знаю. У нас здесь все наемные работники в семьях, как гражданских руководителей, так и генералов Советской армии, тщательно в СГБ проверяются. Одно хорошо, Маргарита Степановна все заботы по дому с меня сняла и готовит очень вкусно. Во сколько бы с работы не приехал, даже ночью, всегда накормит или свежеприготовленным, или разогреет чего-нибудь. На количество съеденного она не смотрит, только добавку подкладывает. А утром, пока я с горячим завтраком расправляюсь, она мне свежий комплект формы или гражданский костюм электроутюгом разглаживает.

Хорошо хоть оба моих подразделения находятся в одном здании на площади Дзержинского. В том мире белая кость, то бишь, разведчики, сидела в «лесу», как тогда говорили на жаргоне спецслужб. То есть в совершенно другом месте — в Ясенево. Здесь это разделение еще предстоит. Работа, не знаю как во всем главке, но в управлении «Р», действительно поставлена плохо. Специалисты хорошие есть, условия нормальные, а эффективность низкая. Если с планированием текущих операций как-то еще справлялись, то с анализом поступающей информации было плохо. Пришлось вытащить несколько человек из УСИ. Меркулов, обычно очень выдержанный и невозмутимый, сорвался на крик.

— Что ты Синельников творишь? Ты же у меня лучших аналитиков забираешь!

— Всеволод Николаевич, ну мы же одно общее дело делаем, — пытаюсь успокоить генерал-полковника, — Ну что они сейчас у вас делать будут? Сравнительный анализ фильмов, технических справочников и научных данных? А мне ваши ребята сейчас нужнее. Посмотрите сами, что в Европе творится.

— Егор, ну так ведь тоже нельзя, — начал успокаиваться Меркулов, — Если бы не прямой приказ Лаврентия Павловича, вот бы ты у меня кого-то получил! — и генерал-полковник показал мне комбинацию из трех пальцев.

А еще считается самым культурным человеком в руководстве СГБ. Пьесы пишет в свободное от работы время…

Посадил я новых офицеров вместе со старыми работниками и спровоцировал всех на споры. Поспорили ребятки мои (ха, некоторые в два с гаком раза меня-Синельникова старше) и пришли мы к очень интересному, но весьма неприятному выводу. Англичане и французы, похоже, ведут сепаратные переговоры с Гитлером. Если в моем прошлом мире немецкая подводная лодка U-30 потопила британский пассажирский лайнер «Атения» уже 3 сентября, 14 октября U-47 торпедировала линкор "Ройял Оук" прямо в Скапа-Флоу, а к концу года англичане потеряли больше сотни судов, то здесь ничего подобного не наблюдалось. Одновременно практически во всех западных странах в средствах массовой информации постепенно нарастала волна истерии против Советского Союза. Похоже, властители буржуазных государств испугались растущей на глазах научной и экономической мощи нашей державы. Хорошо, удается пока сохранить в тайне наличие нового оружия. Хотя, и в том мире немцы не знали об имеющихся у нас Т-34, Ил-2 и Катюшах. На очередном сеансе связи я попросил Викентьева проверить Рейхсканцелярию, а сам задался вопросом, как проверить наши выводы здесь. Перебрали мы несколько вариантов, но ничего путного не выходило. А ведь дело пахнет керосином. Если они там, на западе, смогут договориться, то Германия может ударить по нашему Советскому Союзу всей своей силой, не связанная войной против Англии. Более того, подкрепленная французами и британцами. Тут еще исключение СССР из Лиги Наций после Польского похода СА и нашего удара по несговорчивым финнам. Неужели так трудно понять, что мы не будем терпеть такой плацдарм для наступления на Ленинград, как нависшую в каких-то тридцати двух километрах от города границу на Карельском перешейке?

Польский поход Советской армии здесь не особо отличался от такого же РККА в той истории. Разве что численность войск была значительно меньше, а порядка больше.

Вот Советско-Финляндская война у нас развивалась несколько по другому сценарию. Переданные в УСИ из моего бывшего мира точнейшие карты всех укреплений линии Маннергейма были тщательно изучены. Еще в октябре недалеко от границы было сосредоточено огромное количество тяжелого артиллерийского вооружения выпуска до 1938 года с соответствующим запасом снарядов. 1 декабря был нанесен мощнейший артиллерийский удар непосредственно по линии дотов и дзотов. Обстрел продолжался в течении двух часов. Такого расхода боеприпасов в этой истории еще не знали. Сразу после артобстрела бомбардировщики ДБ-3 под прикрытием пушечных "ишаков"[28] применили по бетонированным укреплениям ОДАБ[29] и тяжелые фугасные бомбы. Слабое истребительное и зенитное противодействие было немедленно подавлено. У Финляндии было всего-то полторы сотни самолетов. И только после этого в бой пошла пехота в сопровождении танков. Впрочем, последние почти сразу встали. Часть из-за технических отказов, но в основном из-за невозможности передвигаться по перепаханной снарядами и бомбами земле. Линия Маннергейма была прорвана как на Карельском перешейке, так и севернее Ладожского озера. 16 декабря первый корпус Народной Армии Финляндии, сформированный из финнов и карелов, служивших до того в Ленинградском военном округе СА, под командованием генерал-лейтенанта Акселя Антиллы[30] вошел в Хельсинки, взятый прорывами танков с десантом в окружение. Семнадцатого войсками под командованием генерал-полковника Мерецкого был взят Виипури, который теперь стал называться Выборгом. В тот же день Ристо Рюти подписал капитуляцию. Он прекрасно понимал, что военная помощь Англии, на которую премьер так рассчитывал, просто не успеет подойти. Власть в Финляндии перешла к заранее созданному народному правительству во главе с бывшим секретарем Исполкома Коминтерна Отто Куусиненом, с которым еще второго декабря Молотов подписал договор о дружбе и взаимопомощи. Основные боевые действия закончились до наступления сильных, до минус сорока по Цельсию, морозов во второй половине января нового сорокового года. Надо признать, что и сейчас, в феврале, на территории маленькой независимой страны действует еще несколько партизанских отрядов белофиннов. Но за месяц-два их обязательно подавят.

После окончания этой маленькой войны на большом совещании руководства Советской армии Сталин подверг серьезной критике Ворошилова и Тимошенко за неоправданно большие безвозвратные потери. Почти одиннадцать тысяч человек! Плохая организация борьбы со снайперами противника. Отвратительная работа тыловых служб, не всегда вовремя обеспечивавших боеприпасами и зимней формой одежды продвигавшиеся вперед войска. В очередной раз был поднят вопрос о нехватке полноприводных автомобилей. В то же время было отмечено хорошее взаимодействие различных родов войск и удовлетворительную организацию связи. Штурмовики, а здесь для этого использовались И-16 с четырьмя ШКАС и шестью РС-82 или полутонной бомб, взлетали по требованию наземных войск достаточно быстро, и качественно перепахивали оборону противника. В общем, несмотря на заметный рост боеготовности Советской армии к надвигающейся большой войне, вопросов, требующих решения, еще хватало.

* * *

— Да, прошляпили, — Коган, не отрываясь от ноутбука, достал сигареты и закурил, — Все ранее намеченные планы летят к чертям. Наша с Иосифом договоренность придерживаться известного исторического русла во внешней политике тоже накрылась медным тазом.

— И главное, как назвали, план "Барбаросса"! — Викентьев разговаривал, тоже не отрываясь от экрана компьютера. Вчерашняя просьба Синельникова проверить Рейхсканцелярию была выполнена. И немедленно появилась очень неприятная информация. Гитлер еще в ноябре 1939 года приказал подготовить план наступления на Советский Союз. Причем с использованием сил англичан и французов. Значит, основные политические противники Сталина уже сговорились. На столе у Гитлера уже лежат черновые наметки летней кампании 1940 года.

— Да, назвали, как и в нашей истории, — подтвердил полковник, — но ситуация значительно более серьезная. Когда-то заместитель министра иностранных дел Великобритании Кадоган записал в своем дневнике: "Премьер-министр (Чемберлен) заявил, что он скорее подаст в отставку, чем подпишет союз с Советами". Отсюда совершенно точно можно сделать вывод, что вся их "политика умиротворения" — хитроумная многоходовая комбинация по натравливанию гитлеровской Германии на СССР, проводимая с 1937 года. О планах британцев лучше всего свидетельствует то, что они почти с самого дня подписания знали о тайном протоколе пакта Молотова-Риббентропа, который получили от сотрудника посольства Германии в Москве фон Герварта. Конечно, они не сообщили об этом полякам, чтобы случайно не воспрепятствовать началу войны. У нас эта их комбинация в марте 1939 года дала сбой. В результате Гитлер сначала захватил практически всю континентальную Европу, и только потом напал на СССР. А там, как видишь, получилось. Причем именно из-за нашего вмешательства. Теперь немецкой операции «Везерюбунг» по захвату Дании и Норвегии уже не будет. А, следовательно, Уинстон Черчилль не станет английским премьером, а останется Первым Лордом Адмиралтейства.

— Что ты, Пал Ефимыч, хочешь этим сказать? — тут же спросил Викентьев.

— Как бы тебе это объяснить, Юра, — Коган задумался, — Черчилль всегда был последовательным врагом Советского Союза, ярым антикоммунистом. В нашей истории он только на время войны повернулся лицом к Сталину, так как от этого зависело само существование Британской империи. Он, несомненно, уважал Иосифа Виссарионовича, но, в первую очередь, именно как врага. У нас лорд Мальборо стал премьером Великобритании после провала Датско-Норвежской операции. У них там Черчилль если и возглавит правительство, то значительно позже. А сейчас он наверняка планирует удар по Бакинским нефтепромыслам и по Мурманску. Мы ведь планировали войну против Германии вместе с союзниками, а не против них. Как бы эта война не оказалась тяжелей, чем в нашей истории. Тезис, что СССР — колосс на глиняных ногах, как запад здесь считал после не очень-то удачной войны с Финляндией, там не прошел. Теперь Советский союз вынужден будет воевать против половины мира. Ты понимаешь, к чему привело наше вмешательство в их историю?

Полковник замолчал, а Викентьев не знал, что ответить на заданный вопрос. Они оба не могли оторваться от экранов компьютеров с гитлеровским планом нападения на СССР.

— В принципе, отличий не так уж много, — прервал тишину Коган, — Для внезапного удара выбрана тоже середина лета и тоже воскресенье — шестнадцатое июня. Что будем рекомендовать Сталину?

— Но мы же не знаем, когда и куда ударят англичане с французами, — ответил директор проекта, — Выйти на географические координаты во Франции и тем более в Британии практически невозможно.

— А посмотри, Юра, внимательно седьмую страницу. Видишь приписка от руки: "Согласовать с Даладье и Чемберленом". Как раз напротив даты начала войны. А куда? Я же уже сказал, Баку и Мурманск. Мурманск для англичан уже традиция, а Бакинские нефтепромыслы им самим остро нужны. О новых уже эксплуатирующихся в СССР месторождениях и нефтеперерабатывающих комбинатах в Европе не знают. Большую часть оборудования для них закупали в Штатах и делали сами, а американцы очень любят блюсти коммерческую тайну. Им ведь самим не выгодно разглашать, кому и что они продали. И, хотя сейчас Америка поставляют в тот Советский Союз в основном автомашины, трактора и сельхозтехнику, на экономическую иглу они уже хорошо подсели. Девяносто девять процентов за то, что Штаты в этой войне будут на стороне СССР. Конечно, сами они в войну не вступят, и торговать будут с обеими сторонами. Значит надо любыми способами срочно спровоцировать Японию на захват Индокитая. Тогда война между Штатами и японцами неминуема. В этом случае японская военщина, уже получившая по носу в том мире под Халхин-Голом, на северного соседа замахиваться не посмеет. Еще одна причина, по которой Америка никак не может отвернуться от Советского Союза, это гипотетическая машина времени Сталина. Ну, посмотри, Юрь Саныч, на эту ситуацию глазами Рузвельта.

— Что-то я не въезжаю, — честно признался Викентьев.

— Элементарно, Ватсон! — усмехнулся полковник, — Русские вступают в войну со всей Европой и требуют от Штатов только одного, не ввязываться в эту войну на стороне Гитлера. Намекая при этом, что очень не хотят разрывать дружбу советского и американского народов. О чем это может говорить? О том, что Сталин уже знает, чем закончится эта война!

— Ты думаешь? — с сомнением посмотрел директор проекта на куратора.

— Уверен, — ответил тот, — более того, я даже знаю, как подкрепить такую же уверенность у Рузвельта и американских олигархов, которые на самом деле правят Штатами. Надо, чтобы Молотов с готовым проектом договора о мире и экономическом сотрудничестве оказался в Вашингтоне числа четырнадцатого или пятнадцатого июня и сделал бы вид, что он ничуть не удивлен агрессии Гитлера, Чемберлена и Даладье. И выражал при этом полное спокойствие и уверенность в победе Советского Союза. А ведь уверенность эта будет вполне обоснована.

— Почему? — несмотря на то, что Викентьев прекрасно знал, на чем основывается уверенность Когана в победе СССР над агрессорами, ему явно хотелось еще раз это услышать.

— Да потому, что главное — это даже не подавляющее качество оружия, которое есть у державы, да и не в качестве дело, а то, что это оружие окажется в нужное время в нужном месте. А вот с этими вопросами мы той нашей стране обязательно поможем, — улыбнулся полковник, указав рукой на экран компьютера с планом «Барбаросса».

— И вот что еще, Юра, — сказал Коган, убрав улыбку с лица, — пора, наверное, передавать им информацию по ядерному проекту. Понимаю, что несколько рановато, но надо. По твердотельной электронике и реактивным двигателям — тоже. Пусть помаленьку начинают. Только надо обязательно предупредить Сталина, чтобы особо не усердствовали с этими проектами. А то поломают уже налаживающуюся нормально экономику нахрен.

* * *

Спокойный, всегда умеющий держать себя в руках, директор Службы Государственной Безопасности СССР был взбешен:

— Мальчишка! Сосунок! Мы только летом подписали с германцами договор и осенью брали с ними Польшу. А сейчас ты приходишь ко мне с этим, — Берия потряс моей докладной на его имя, — и утверждаешь, что Гитлер нападет на нас вместе с Англией и Францией, с которыми он находится в состоянии войны! Ты хоть понимаешь, что это невозможно?!

— Товарищ Маршал Советского Союза, я настаиваю на правильности выводов моих аналитиков. Более того, я уверен, что Даладье и Чемберлен уже заключили мир с Гитлером.

Еще бы, моя уверенность базировалась на ночном сеансе связи. Полковник Коган полностью подтвердил мои самые худшие опасения и даже перечислил основные пункты директивы Барбаросса. Хотя сомнений в выводах моих специалистов у меня и так не было.

— Да кто ты такой, чтобы… — Лаврентий Павлович неожиданно успокоился и сел.

Попал я, что называется, под горячую руку. В приемной я встретил вылетевших из кабинета министра взмыленных Королева с Кербером. Берия, как известно, курировал все производство военной техники в стране. А Сергей Павлович запускал в серию противокорабельные крылатые ракеты универсального базирования, сделанные инженерами Викентьева на основе известных П-15М «Термит». Точнее, они уже полгода стояли на потоке. Эти ракеты, запущенные с корабля, самолета или береговой пусковой установки, должны были лететь на семьдесят километров, пробивать любой бронированный борт у самой ватерлинии корабля противника и взрываться внутри. Лететь-то они летели на необходимую дальность. Вот только попадали в цель в пределах двадцати — двадцати пяти километров. Никак не удавалось наладить качество управляющей аппаратуры ракет. Подполковник Злобин, мой заместитель в КСК, только вчера вечером вернулся из Курска, куда летал по моему заданию разобраться именно с производством этих крылатых монстров. С собой он привез Королева и его главного специалиста по автопилотам ракет Кербера Леонида Львовича, чтобы здесь решить все вопросы по скопившихся проблем ракетостроителей. Я сегодня с утра был занят в управлении «Р» известными проблемами, а министр перехватил инженеров и, очевидно, поговорил с ними по-душам. Берия создавал нормальные условия для работы, но требовал полную отдачу. Вот я сейчас и нарвался на разогретого разговором с ракетчиками министра.

— Давай, Синельников, еще раз пройдем по всем пунктам твоей докладной. И, — маршал снял пенсне и стал тщательно протирать его платком, — и, прости меня Егор за крик.

Ого! Если сам Берия извиняется, то, похоже, немного уважает.

— Лаврентий Павлович, мы должны немедленно доложить это товарищу Сталину, — я показал рукой на докладную, — Скрывать от него такую информацию мы не имеем права.

— Вот проверим и поедем к Иосифу Виссарионовичу, — уже спокойный маршал посмотрел на меня и усмехнулся, — Какой ты, Синельников, быстрый. Сколько тебе лет? Двадцать шесть?

— Вы же сами неделю назад меня с днем рождения поздравляли, — делая вид, что обижен, говорю я ничего не забывающему министру.

— Ты, Егор, дурака не валяй, — уже серьезно сказал Берия, — понимаешь ведь, о чем я.

Чего уж тут непонятного. Из молодых, да ранних. А надо так! Мне там поставили задачу выдвинуться? Поставили. Вот мы, Воропаев и Синельников в одном лице, ее и выполняем. Тем более что это на пользу нашей Родине. И здесь, и там.

Уже по пути в Кремль, сидя на кожаных сиденьях министерского «Паккарда», я спросил, что решили с противокорабельными ракетами. Оказывается, был принят относительно удачный паллиатив: временно, до доведения качества автопилотов до нормы, уменьшить максимальную дальность пуска до двадцати пяти километров с одновременным увеличением мощности взрыва. Королев с Кербером гарантировали, что основной боезаряд будет пробивать бронированный борт, а вспомогательный вместе с неотработавшим ракетным горючим взорвется внутри корабля. Инструкция по применению уже поставленных в ВМФ крылатых ракет должна быть подготовлена и доведена до всех немедленно.

* * *

— Лаврентий, ты ему веришь? — Сталин раскурил трубку и требовательно посмотрел на собеседника своим чуть прищуренным взглядом.

— Знаешь, Иосиф Виссарионович, — Берия давно уже умел определять, когда с вождем можно, а иногда и нужно было говорить на "ты", — я лучше ему поверю, чем лживому Гитлеру. Вот в чем я точно не сомневаюсь, так это в преданности Синельникова нашему делу.

— Поручишься за него, Лаврентий? — вождь выпустил клуб сизоватого дыма.

— Смотря в чем, Коба, — улыбнулся министр, он уже понял, что разговор перешел на другой уровень, — свою жену я бы ему не доверил.

Оба рассмеялись.

— Да, молодой, — подтвердил Сталин, — но ты и сам Лаврентий по чужим женам ходок тот еще. А Синельников… Моя Светка, когда я у нее на городской квартире бываю, все о нем спрашивает: Когда дядя Егор придет? Влюбилась, что ли?

— А не рано ей? — спросил Берия, — В феврале только четырнадцать исполнится.

— Ты сам, когда по девкам бегать начал? Вот и предупреди его на счет Светланы, когда дела передавать будешь. Ей действительно еще рано на моих генералов заглядываться. Мне, сам понимаешь, не очень удобно говорить Синельникову об этом.

— Какие дела передавать? — удивился всемогущий министр. Беседа становилась серьезней.

— СГБ ему отдашь.

— Снимаешь меня?

— Нет, Лаврентий, просто поручаю более важное дело. Вот посмотри, — Сталин достал из папки несколько листков бумаги, — война на носу, а тут такие подарки. Все настолько серьезно и сложно, что больше мне это поручить некому.

Берия быстро, как он это умел, прочитал документы, схватывая самую суть.

— Фантастика. Одна маленькая бомба, которая может уничтожить большой город. Ракеты, которые отсюда эти бомбы в Америку закинут или до Луны долетят. Электростанции почти без горючего. Двигатели, которые заставляют летать самолеты быстрее звука. Вычислительные машины, считающие быстрее миллиона инженеров. Неужели это все возможно?

Маршал был поражен перспективами, а вождь давно уже, после разговоров с неведомым соратником из другого мира, был уверен, что это не чудеса, а свершения науки.

— Вот и займешься проверкой. Здесь, как сам понимаешь, Лаврентий, работы не на один год. Малышева себе заберешь, Кузнецова из Ленинграда. Я сейчас могу полагаться только на молодых. Не верю я, генацвали, очень многим из старых коммунистов. Зажрались на высоких постах. Через Коминтерновские круги некоторые в Америку письма с секретной информацией отправить пытались.

Берия знал, о чем идет речь. Третье Главное Управление СГБ, военная контрразведка, подчинялось сейчас напрямую Сталину. Но большая часть информации мимо директора Службы Госбезопасности не проходила.

* * *

— Рассказывай давай, грабитель с большой дороги! Четыре лимона гринов только чтобы одного какого-то чиновника подставить, — улыбнулся высокий в дорогом прикиде.

— Ну, не какого-то, это ты сам знаешь, — ответил неброский человек в сером свитере и джинсах, — Ты лучше стакан прими. Сейчас не до смеха станет.

— Что, так серьезно? — перестал улыбаться высокий.

— Дальше некуда. Сейчас я тебе по порядку расскажу, сам поймешь. Логинова-старшего мы классически раскрутили, но теперь это уже не важно. Он сказался больным и вызвал сына. Признался папаша ему во всем. Младший сам покумекал и допер что, или он теперь с нами, или шлепнут его с папашкой свои в ФСБ, — неброский посмаковал коньяк из широкого бокала, — Так вот, помнишь я тебе список руководства «Шмеля» давал?

Дождавшись ответного кивка, мужчина в свитере и джинсах продолжил:

— Там в списке двое мальчишек Горин и Малышев. Эти яйцеголовые как-то умудрились дорогу в параллельный мир пробить.

— Ни х… себе! — не выдержал высокий, — Что там, золото, уран?!

— Не так все просто. Точно такой же мир, как и тут. Что-либо оттуда достать невозможно. Только слушать радио и в очень ограниченных местах подглядывать. Но! Там сейчас только сороковой год. Время у них двигает почти в четыре раза быстрее, чем у нас. Соображаешь?

— Пока не очень. Зачем ФСБ этим занимается, если оттуда паршивого алмазика не стащить?

— До меня тоже не сразу дошло, пока Логинова-младшего до конца не расколол. Они как-то сумели засунуть в голову какого-то тамошнего энкаведешника своего агента. И теперь в диком темпе тащат тот мир к нашему уровню техники. Уже даже бомбу туда по какому-то фототелеграфу передали, — неброский был пьян. Сильно пьян. Со стороны это почти не было заметно, — теперь доходит?

— Кажется, — высокий действительно вылил в себя полный бокал хорошего коньяка, сморщился и закурил, — Будут оттуда всякие новые технологии и изобретения п…ть?

— Правильно, догадливый ты наш. А чем это пахнет, соображаешь? — неброский тоже поморщился, но уже от сигаретного дыма.

— Бабками, очень охренительными бабками, — встрепенулся высокий, — перехватить сумеем?

— Сложно. Почти невозможно. Но будем пытаться. Как я понял из песен Логинова, саму установку смастрячить не сложно. Тут хитрость в том, что надо знать какие-то циферки, причем очень точно. А их знают только трое, Викентьев и мальчишки. Может и сам Коган, но это вряд ли. Логинов один раз засек, как Горин полковнику эти циферки со своей флешки вводил в ноутбук, чтобы тот к установке в тот раз мог подключиться, — он опять глотнул из своего бокала, — Но, до самого главного ты все-таки не допер. Если нам не удастся взять кого-нибудь из троицы, то придется их всех мочить!

— Зачем? — удивился высокий.

— Дурак[31] ты. Голову свою, набитую одними бабами, приложи. Во-первых, концы зачистить надо будет. А потом, если у нас не выйдет все себе забрать, то лет через пять их клан такую силу возьмет, что быстро всех нас задавит. Хочешь попробовать жить как Ходорковский? Да и этого не выйдет. Они просто нас всех к стенке поставят. Теперь въезжаешь?

Несколько минут они просидели, молча глядя друг на друга насупленными рожами.

— Ну и ложка меду на бочку дегтя, — улыбнулся пьяный неброский, — я знаю, почему проект так называется.

— Ну?

— Не нукай, не запряг. Это был позывной Когана, когда он еще летал. Шмель!

* * *

— Сталин оттягивал войну, как мог, но вмешались мы. И теперь она начнется на год раньше, — грустно констатировала Ольга.

Новость о грядущей там большой войне, точнее о ее начале в сороковом году взбудоражила все руководство проекта.

— Раньше сядешь, быстрее выйдешь. Так, кажется, говорят рецидивисты, — парировал неунывающий Дима Горин, — А значит, в нашем случае, промышленность нынешней Германии раньше достанется Советскому Союзу.

— Ага, шапками закидаем, — поддержала подругу Катя.

— Не шапками, а снарядами и бомбами, — вступил в спор Малышев, — Тот СССР уже сейчас вышел на уровень конца сорок четвертого года по производству вооружений и боеприпасов.

— Но армия-то еще не готова, — стояла на своем Викентьева.

— Стопроцентная готовность бывает только в сказках, — ответил ей муж, — самое главное уже сделано. Уровень подготовки войск на голову выше, чем у нас в сорок первом. И Сталин точно будет знать, когда противник нападет. Хотя по производству вооружений оценку ты, Николай, конечно завысил. Другое дело, что все будет зависеть от текущих потерь техники во время боевых действий. А уровень производства боеприпасов действительно достиг примерно уровня конца войны с фашистами в нашей истории.

— Главное даже не это, — Коган не торопясь закурил, осмотрел ожидающие лица и продолжил, — главное, готовность экономики страны к большой войне. У них там уже не будет того лихорадочного затыкания дыр, как у нас в сорок первом. Не будет перетягивания финансового одеяла с одного производства в ущерб другого. Все почему-то думают, что главное во время войны это пушки и танки. Еще Бонапарт сказал, как впрочем кто-то из древних до него, что война это деньги, деньги и еще раз деньги. Без них не будет ни оружия, ни боеприпасов к ним. Вот, исходя из этой точки зрения, надо признать, что тот СССР готов к большой войне значительно лучше, чем в нашей истории.

Полковник еще раз осмотрел своих сотрудников. Все обдумывали его слова. Коган усмехнулся и добавил:

— А чего вы все так испугались этой войны? Ситуация совершенно не такая, как была в нашем мире. Да, Гитлер там сумел объединиться с Англией и Францией против СССР. Это именно то, что он очень хотел сделать в нашей истории. Несомненный минус ситуации. Но какие громадные плюсы! Там у фашистов нет серьезного боевого опыта. Война с поляками немецким войскам мало что дала. Не тот противник. Вермахт не имеет слаженных, обкатанных и проверенных в деле танковых частей, вообще не выяснил ещё необходимого соотношения танков и пехоты. А Советский Союз имеет опосредованный опыт всей второй мировой войны нашего мира — уставы, тактика, послевоенное оружие, техника и связь. Да еще будет знать точную дату нападения и все планы Гитлера.

— С такими козырями играть можно! — констатировал неунывающий Дима.

— Павел Ефимович, а не испортят ли они там экономическое положение новыми проектами? Информацию по которым мы сейчас во всю туда гоним, — спросил Логинов.

— Не должны. Предупредили мы их достаточно строго. И потом, ведь там этими проектами занимается сам Лаврентий Павлович Берия. А он не просто отличный менеджер, — полковник еще раз осмотрел свою маленькую аудиторию, — он, вероятно, лучший кризисный управляющий планеты середины двадцатого века.

— Ух ты, какого вы, Пал Ефимыч, высокого мнения о Берии! — удивился Николай, — он же мясник. У него руки по локоть в крови! И насильник к тому же.

— Ну, для начала, очень многое в нашей истории тех лет, это абсолютное вранье, — Коган затянулся, выпустил струйку сизоватого дыма и аккуратно загасил сигарету в пепельнице, — Был человек, которому надо было спустить всех собак на Лаврентия Павловича. Хрущев. У которого, кстати говоря, руки испачканы в крови, ничуть, не меньше. Мы ведь говорили однажды уже на тему репрессий. Времена такие были. Хотя, возможно, и здесь не все так просто. Даже вопрос о чистках тридцать седьмого очень сильно сфальсифицирован во времена Хрущева. Было на самом деле кого и за что чистить. А то, что Берия насильником был, это очевидная ложь. Романы на стороне у него, скорее всего, были. Мужчина он был интересный, образованный, достаточно молодой, родился он в 1899 году, а самое главное при власти. Поэтому многие женщины вполне могли через постель пытаться достигать своих целей. Но вот кого-то насиловать и убивать, ему было совершенно не надо. И так было много желающих залезть к нему в постель. Так что давайте не будем уподобляться многом современным деятелям от истории, которые утверждают, что тогда все, кто был у власти, были очень нехорошими людьми.

* * *

Ругаться с товарищем Сталиным при свидетелях? Легко! Что для этого надо? Просто быть уверенным в своей правоте. Ну, не ругаться, конечно, а спорить.

— Иосиф Виссарионович, документы в "Особой папке" вы же сами подписывали!

— Я, Егор Иванович, сам прекрасно это знаю, — Сталин вытащил папиросу из пачки, поднес ее к пепельнице, чтобы переломить и набить табаком трубку, но передумал. Обмяв ее желтыми прокуренными пальцами, вождь прикурил папиросу от спички, — Причем здесь положение о СГБ?

— А там, в первом параграфе, сказано, что Служба Государственной Безопасности является политическим органом по защите Социалистического государства от посягательств со стороны внешних и внутренних врагов. Вот исходя из этого, я, как директор СГБ, и предлагаю, даже не предлагаю, а требую создания нового верховного органа управления страны на время военного положения.

Вот сейчас, после моего демарша, и выясниться, чего я стою в глазах вождя. Пан или пропал.

— А Политбюро и Верховный Совет, по-твоему, генерал-лейтенант, уже не в силах справиться с управлением нашей страной?

Так, пока на «ты». Значит еще не все потеряно. Будем рубиться дальше.

— В мирное время справятся, без всякого сомнения. А в военное требуется сверх мобильная структура, обладающая всей полнотой власти. На основании новой Конституции Советского Союза тысяча девятьсот тридцать восьмого года вы, товарищ Сталин не только можете, но просто обязаны сосредоточить всю полноту власти в стране в своих руках.

Вождь критически хмыкнул и посмотрел на Ворошилова и Берию.

— Ну, а вы что скажете?

Те переглянулись, решая, кто первый начнет высказываться. Меня, как всегда в таких ситуациях, начал изнутри давить нервный стеб. Сидят будущий генералиссимус, два маршала и мальчишка, которому только двадцать шесть лет исполнилось. Сидят и решают, а не пора ли окончательно заграбастать всю, до последней капельки, власть в державе?

Министр обороны решил говорить первым.

— А знаешь, Иосиф Виссарионович, может быть Синельников прав. Если, как он утверждает, война начнется уже этим летом, я проголосую на Политбюро за его предложение.

— Егор у нас пока только кандидат в ЦК. Так что ты, Климент, сам будешь предложение генерала вносить, — отреагировал вождь.

Пока? То бишь, есть перспективы? А что, буду самым молодым членом! Членом? Нда, как-то двусмысленно звучит. Вообще-то оно мне надо? В это самое Политбюро? Нет ну, если Родина и партия (под последней будем подразумевать полковника Когана) скажут надо…

Сталин перевел свой требовательный чуть прищуренный взгляд на Берию. Министр Внутренних Дел выпрямился на стуле и, косо посмотрев на меня сквозь стекла пенсне, коротко высказался:

— Пора. Потом на это не будет времени.

Сталин кинул погасшую папиросу в хрустальную пепельницу и повернулся ко мне:

— Как будет называться этот твой верховный орган управления?

— Государственный Комитет Обороны, — с готовностью отвечаю я.

— Мы же собираемся бить врага на его территории?

— Только так и никак иначе. Но ведь это фашисты и союзники будут агрессорами, — удивляюсь я, — А мы… Мы будем только защищаться. Защищаться на территории противника!

— Даже теоретическую базу подвел! — улыбнулся, наконец, вождь, — вот шельмец.

— ГэКэО, — произнес Берия, как бы пробуя сочетание букв на вкус, — Состав?

— Верховный главнокомандующий и два заместителя.

— Конкретнее, Егор, конкретнее, — говорит Министр Внутренних Дел.

Он уже все понял. Умница. Он будет всегда играть на стороне победителя. Но с одним условием: Победителем может быть только ИВС и никто другой! Лидером для него может быть только Сталин.

— Лаврентий Павлович, а кто же еще у нас может быть Верховным главнокомандующим? Только Генеральный секретарь партии и Председатель Совмина!

— Не валяй дурака, Синельников! Заместители?

А вот не надо, Лаврентий Палыч! Здесь сейчас слишком многое решается. Идет игра по правилам. И правила эти никак не я придумывал.

— Министр Внутренних Дел, он же руководитель создания самого мощного оружия на планете и Министр обороны.

Ну, вот вам господа-товарищи блюдечко с голубой каемочкой. Интересно, меня прямо здесь расстреляют или во двор к царь-пушке выведут? Я ведь покусился на самое святое, на право выбирать! Давайте уж принимайте Решение! Нервишки мои давно кипят, и требуется дырочка в черепушке для выхода пара! Калибра 7,62.

В кабинете повисла тишина. Сталин встал, подошел к изразцовой печи и прижал к ней руки. Странно. Мне кажется, что здесь тропическая жара. Вот-вот пот за шиворот потечет.

— Нет, — сказал вождь, — в составе ГКО должен быть и руководитель Службы Государственной Безопасности.

* * *

А ведь это вариант. Сверхнаглый вариант. Сверхрискованный. Его там еще особо не охраняют. Остров и так весь перекрыт. Он там пока просто руководитель очень перспективного, но не решающего направления. В прошлом году ему вдвое срезали финансирование. А ведь настолько круто подготовленной группы у меня нет. Да и не сработает там группа. Засыпется. Там нужен одиночка. Так ведь и одиночки такого у меня нет. Самому мне никто не разрешит. А я и спрашивать никого не буду. По головке потом, конечно, не погладят. Вставят клизму со здоровенными иголками. Но ведь победителей не судят? Так, что у меня в памяти об этой базе есть? Писалось о ней в том мире очень много. А довольно прилично по этому вопросу у меня в чердаке имеется. Карты, места расположения объектов, жилой поселок на юге острова. Фотографии фигуранта в те годы. Попробуем просчитать еще раз. Самолет на большой высоте они засечь не смогут. Обратный отход только на подлодке. Вывод? Пойдем на поклон к Николаю Герасимовичу Кузнецову, министру ВМФ.

Вот это человек! Так быстро все схватывает. Выслушал мой рассказ и сделал себе пометку в рабочем журнале: в первый же день войны эта база противника должна быть уничтожена массированным бомбардировочным ударом. А пока отдал распоряжение о немедленной подготовке вылета разведчика Ту-2Р. Этот самолет с двигателями АМ-42М и гермокабиной не то, чтобы сбить, даже догнать не сможет ни один истребитель. Ну, разве что наш Як-3. Мы просидели с Колей до вечера, планируя мою операцию. Дневной пролет разведывательного самолета будет только один. Иначе могут забеспокоиться и принять дополнительные меры безопасности. Десантироваться ночью тоже буду с «Тушки». Лодка должна быть на месте заранее. Какая? Подводные крейсера на основе проекта 636 «Варшавянка» того мира строятся в Советском Союзе под Мурманском, в Николаеве и на дальнем востоке. По тактико-техническим характеристикам они многократно превосходят все, что есть сейчас здесь. Огромная автономность и дальность действия. Малошумность. Обнаружить их средствами сорокового года практически невозможно. Не зря их даже там НАТО обозвало "Черными дырами". На Балтике у Кузнецова этих лодок было только две штуки, пришедшие своим ходом из Мурманска. Ни одна сволочь их не засекла. Но такие мастодонты для моей операции были не нужны. В Ленинграде Адмиралтейские верфи уже поставили на поток «Амуры» 1650 и 950 среднего и малого классов. Вот Николай Кузнецов мне и выделил одну из малых подлодок. Амур 950 имеет запас хода 3000 миль и под водой может двигаться со скоростью 20 узлов. Бесшумность этой подводной лодки вообще ни с чем не сравнима.

Мы поужинали, раздавили с Колей бутылочку беленькой, поговорили о жизни. Очень умный и целеустремленный человек. Перспективы будущего военно-морского флота страны его очень воодушевили. Я рассказал о тактике действий соединений на море с учетом современной авиации. Ну, так как я ее понимал.

— Авианосные ударные группы? Здорово! Линкоры, получается, теряют свое главенствующее положение. Отработать взаимодействие будет очень тяжело. Но мощь получается совершенно фантастическая. Во сколько же все это обойдется стране? — Николай посмотрел на меня. Он, как всегда, смотрел в корень.

— Дорого. Очень дорого. Вот поэтому сейчас для тебя строятся только эсминцы с подводными лодками и ракетными катерами.

— А ты, Егор, не беспокойся, — Коля улыбнулся, — с такими кораблями, особенно с их вооружением, мои матросы ни один вражеский линкор к берегу и близко не подпустят. Сейчас нам с тобой другой вопрос решить надо, — министр ВМФ перестал улыбаться, — Ты хоть понимаешь, как ты рискуешь?

— Это обдуманный риск, — я тоже перешел на серьезный тон, — Не могу я тебе сейчас все сказать, но так надо. Тут ведь еще один аспект есть. Я прекрасно понимаю, что этой операцией серьезно подставляю тебя. С одной стороны в соответствии с решением Совмина твое министерство обязано помогать СГБ. С другой ты должен доложить, что я лично вопреки всем правилам отправляюсь на территорию вероятного противника. Давай сделаем чуть иначе. Ты выделил по моему запросу разведывательный самолет и подводную лодку для эвакуации разведчика. Все необходимые документы мои заместители тебе подготовят. Мы с тобой проработали операцию. А вот то, что на самолете отправился туда именно я, ты узнаешь из доклада оперативного управления только утром.

Николай посмотрел на меня, выдержал паузу и кивнул.

* * *

На следующее утро я вылетел в Ленинград. В тот же день, просидев около часа над свежими фотографиями острова, сделанными утром через специальную оптику, все детали операции сложились у меня в голове. С моря на секретную базу не проникнуть. Береговая оборона там построена вполне грамотно. В то же время уйти с острова будет не так уж и сложно. Надо будет обезвредить несколько точек на берегу. Зайдя с тыла к ничего не подозревающей охране я с этим справлюсь. Прикинул и просчитал все временные интервалы. Должно получиться с запасом. Запасные пути отхода? Сложно. Очень сложно. И пленника придется в этом случае убрать, но на войне как на войне. Один я, со своим знанием языка и навыками работы спецназовца двадцать первого века, несомненно, выберусь. Но ценный специалист будет потерян. Значит, будем стараться действовать по основному варианту. Встретился с экипажем выделенной мне подлодки. Всего-то полтора десятка человек. С командиром, старпомом и штурманом обговорили все мелочи и сигналы связи. Еще раз просчитали время. Погрузили на борт маленькую прорезиненную надувную лодку. Поздним вечером под громкие звуки ревунов подводный корабль отошел от пирса. Операция началась. Я поспал пару часов и выехал на аэродром. Самолет был уже готов, и мы сразу взлетели. Надо признать, что в гермокабине мне с парашютом и баулом было несколько тесновато. Прыжок с высоты пяти тысяч метров прошел штатно. Почти полная луна светила плохо, но мне, с моим ночным зрением (один из подарков коэффициента выживаемости) вполне хватало. Очертания берега просматривались нормально. Я задрал голову. Пятнистый купол крыла перекрывал звезды. Самолет уже исчез. Еще раз осмотреться. Нужное место оказалось километрах в семи. Довольно точно меня выкинули. Подтянув клеванты, подправил курс и увеличил скорость. Чем быстрее спущусь, тем меньше и так низкая вероятность моего обнаружения. Над берегом с характерным изгибом прошел на высоте трех километров. Я думаю, что астрономы-любители в береговой охране вряд ли найдутся. Вон он, лесок у дороги с маленькой полянкой. Черт, заходить на глиссаду придется с юга, там деревья чуть ниже, а высота уже в обрез. Оп! Вписался. Баул, висящий подо мной на двухметровом шнуре, задел дерево и ощутимо дернул назад. Пришлось резко увеличить угол атаки крыла. Горизонтальная составляющая скорости упала до нуля, и я с трех метров ухнул вниз. Удар по ногам и падаю мордой на землю. Купол мгновенно погасить не удалось и меня чуть протащило носом по насту. Хорошо, что баул притормозил. Так, я на месте. Расстегиваю подвесную систему парашюта, вскрываю баул и в темпе экипируюсь. Вещички под дерево, накрыть камуфлированным куполом. В темноте никто в упор не заметит. К утру синоптики обещали снег и слабую метель. Будем надеяться, не соврали. Теперь к дороге и, пока темно, тщательно осмотреть место. Главное сейчас следов не оставлять. Ага, вот отличное место для фишки. В каких-то восьмидесяти метрах от поворота. Обзор в обе стороны приличный. Солнце в первой половине дня будет за спиной и сбоку. Годится. Еще раз пройти и осмотреть все вокруг. Снежок действительно начинает идти. В темпе перетаскиваю вещички к найденному маленькому холмику. Напяливаю сверху теплый комбинезон на гагачьем пуху. Пролежать придется часов десять минимум. Все светлое время суток, утро и начало вечера. Теперь сбегать на сотню метров отлить. Ну, куда же без этого? Я хоть и супермен, но ничего человеческое мне не чуждо. Укладываюсь на приготовленный заранее матрасик, накрываюсь пятнистым куполом парашюта и, подставив несколько щепочек, делаю амбразурки. Готов. Будем ждать утро. Снежок пошел чуть сильней. Теперь меня и с пяти метров не обнаружишь. Будем лежать и думать. О чем? О жизни, естественно. Умирать я пока не собираюсь. Зачем мы на нашей Земле живем? Зачем я здесь карабкаюсь во все тяжкие? А зачем мне все это вообще надо? Власть? А вот равнодушен я к ней. Я ведь явно не лидер. Вот Юрка Викентьев, с которым мы два года по учебным лагерям мытарились, тот лидер. Слава? Тоже мимо. Как-то привык еще в те времена, когда по зеленке бегал с калашом на ремне и товарищами рядом и за спиной, что слава мне не нужна. Почему же я так круто здесь взлетел? Знания? Да, благодаря нынешней памяти мозг впитывает их как губка. Да и все, что хоть раз слышал в той жизни, вспоминаю с легкостью. Ум? А вот не будем себя обманывать, не семи пядей во лбу. Соображаю действительно быстро. Может и умнее средней массы. Но вот рядом с Иосифом Виссарионовичем, Берией или тем же полковником Коганом и близко не стою. Благоприобретенная эмпатия? Может быть. А ведь я, сам того не замечая, применяю ее довольно точно. Вместе с навыками НЛП,[32] которым меня когда-то учили. Я ведь уже здесь вспомнил все по этой дисциплине и старательно натренировал себя на ее подсознательное использование. Ведь я хотел понравиться Сталину? Так у меня же приказ был! Лаврентию Павловичу? Ворошилову? Молотову? Да любому человеку, которого я уважаю! Вот поэтому-то и взлетел. Добавить сюда еще мировоззрение человека двадцать первого века и вопрос снимается.

А что мне вообще надо? "Была бы страна родная"? Так она у меня есть. Аж в двух экземплярах. Хотя, надо честно признать, если вдруг возникнет какое-то противоречие, то, скорее всего, я буду действовать в пользу новой своей Родины. Почему? Не знаю… Вру. Отлично знаю. Хватит это от самого себя скрывать. Светланка! Я же люблю ее. Как никого и никогда не любил! Почему? За что? Тоже не знаю… Сколько у меня женщин было, ни об одной я столько не думал. Ни одну я так видеть не хотел. Никому не желал столько счастья. Стоп! А будет ли она счастлива со мной? Всем вопросам вопрос! Сколько в том мире у нее мужей было? Трое, четверо? Нет, не буду я этого вспоминать! Там была не она, не моя Светка! И меня та женщина интересовать никогда не будет. Аллилуева какая-то… У моей фамилия простая — Сталина. От слова сталь. Но вот кое-что до меня, кажется, дошло. Здесь счастье моей Светланы зависит только от меня. Если я буду рядом, то не дам ей стать такой, как в том мире. А негласный запрет ее отца встречаться с ней? Плевать! Это нужно не только мне, это ради счастья Светланки! Повредит делу? Нет, если буду делать все правильно. А сможет ли она полюбить меня? Сейчас-то у Светки явно детская влюбленность. Все остальное зависит от меня. Вот втюрился-то… Седина в бороду, а бес в ребро? Так я себя уже давно чувствую именно двадцати шестилетним, если не моложе. Двенадцать лет разницы. Много? Мало? До лампочки! Люблю и все! А ведь даже ни разу не целовались. И ни о ком другом думать не могу…

* * *

— Лаврентий, а ведь этот человек из твоего бывшего ведомства! — Сталин был очень недоволен. Сказать, что он был взбешен, было нельзя, так как вождь умел держать себя в руках при любых обстоятельствах, — Это твоя креатура! Мы вместе поставили его на этот ответственный пост. Теперь давай решать, что будем с Синельниковым делать, когда он вернется.

Берия посмотрел на Генерального секретаря и неожиданно сам задал вопрос:

— Сомнений, что он вернется у тебя, Иосиф Виссарионович, тоже не возникает?

Сталин, ходивший до этого по кабинету, остановился и удивленно посмотрел на министра внутренних дел.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я, кажется, понял, почему мы этого парня так быстро выдвинули, — Берия сделал паузу и продолжил, — Он не сделал за все время работы ни одной серьезной ошибки, ни одного прокола. Он всегда отлично справлялся с порученной ему работой. Часто при этом Синельников находил очень нестандартные решения. Нынешняя молодежь по-другому думает. Не так как мы. А Егор еще практически не ошибается.

Вождь подошел к столу, сел и, вытащив из пачки "Герцеговина флор" папиросу и закурив, задумался, а потом спросил:

— Откуда он вообще узнал про этого Вернера фон Брауна? Об этой ракетной базе Пенемюнде на острове Узедом?

— От меня, — тут же ответил Берия, — В документах УСИ по нашему ракетному проекту была рекомендация поставить научно-техническим руководителем инженера Королева. Синельников работал с ним в Курске по крылатым противокорабельным ракетам еще при запуске производства. Потом с этим Королевым работали люди Синельникова, когда тот был уже председателем Комиссии Спецконтроля. Я неделю назад согласовывал с новым директором СГБ весь комплекс мероприятий по охране нашего ракетного проекта. Мы тогда поговорили, в том числе, и о Королеве. Я показал Синельникову справку УСИ по истории ракетостроения в том мире. В ней была краткая информация об этом Брауне и его базе.

Сталин посмотрел на замолчавшего министра и опять задал вопрос:

— И он буквально за несколько дней на основе короткой справки разработал и подготовил сложнейшую операцию?

— Получается, что именно так. Когда Синельников вернется и если еще притащит этого барона, — Берия встал, — Иосиф Виссарионович, я буду против снятия его с должности.

— Сядь, Лаврентий, — Сталин затянулся папиросой и с вопросительной интонацией произнес, — Но должны же мы как-то наказать этого зарвавшегося мальчишку? Это ведь надо для пользы дела.

— Думаешь, надо? — спросил снова севший за стол министр.

Вождь помолчал, затем задумчиво посмотрел на соратника.

— Теперь уже и не знаю.

* * *

Так, дороги здесь чистят. До рассвета было еще минимум полтора часа, а на узкую трассу уже выехали две снегоуборочные машины. Немецкий орднунг. Яркий свет фар сильно мешал мне следить за дорогой. А я обязательно должен был определить, на чем передвигается мой клиент. Пока я не выполню эту задачу, я не могу правильно планировать захват Вернера фон Брауна. Его конструкторское бюро, опытный завод и ракетные пусковые находятся на северо-западе острова. Жилой поселок руководства Карсхаген, где в офицерском общежитии «Викинг» у барона были свои апартаменты, на юге. Исходя из этого по дороге, у которой я устроил свой замаскированный наблюдательный пункт, Браун проезжал минимум дважды в сутки. Я достал из мягкого футляра бинокль и аккуратно протер его линзы салфеткой, пропитанной специальным составом от запотевания. К бою, то бишь к слежке за дорогой готов. Движение по трассе начало оживать. Сначала по ней проехало несколько грузовиков. Затем несколько раз туда и обратно продефилировал автобус. На север он шел набитый руководящими работниками базы, а обратно пустой. Одновременно стало появляться много одиночных машин. Каждую я внимательно рассматривал на предмет нахождения внутри моего клиента. Хорошо, что здесь еще моды на затемненные стекла не придумали. Есть! Вот он. Строптивую породистую физиономию Вернера фон Брауна не узнать было невозможно. Роскошный серый «Майбах» барон вел сам, без водителя. И сопровождающей охраны у него не было. Собственно говоря, а чего Брауну здесь опасаться? Он тут царь и бог. У него на острове двадцать тысяч рабочих и инженеров. Зря, что ли, его сотрудники дали барону кличку Зевс? Перед поворотом машина притормозила и ровненько вписалась в закругление дороги. Скорость ее в этот момент была около тридцати-тридцати пяти километров в час. Обратно поедет так же. Дорога хоть и очищена, но все равно скользкая. Отлично! Когда он вечером поедет здесь обратно, то точно так же снизит скорость. Вот перед поворотом я его и встречу. А сейчас можно спокойно подремать. Я выдернул несколько щепок из своих амбразурок, оставив только одну, чтобы воздух проходил.

Разбудил меня далекий рев ракетного двигателя. Я быстро, но аккуратно приподнял ткань купола и осмотрелся. Вокруг никого. На северо-западе был хорошо видимый след взлетевшей ракеты. Он поднимался высоко вверх и загибался надо мной на юго-восток. Ракета ушла куда-то в Польшу. Испытывают. Это, наверное, А-4. Потом в моем прошлом мире ее назвали ФАУ-2. Оружие возмездия. А вот в этом мире мы этого не допустим. Я еще раз внимательно осмотрелся. Никого. Звуки изредка проезжающих машин слышны издали. Выбрав момент, я сделал бросок к ближайшим деревьям. Черт, мои следы вблизи видны довольно отчетливо. Сделал пробежку вглубь лесочка. Разогрелся и сделал свои дела. Вернулся к фишке и, забрав все свои вещички, оттянулся в лесок, заметая следы куполом парашюта. Вот сейчас можно набить бунтующий от пустоты желудок. Холодное мясо пошло влет. Жалко хлеба нет. Ничего, до дома дотерплю. Пока можно шоколадом закусить. Не очень-то вкусно получается. Зато питательно. Дальше следует полулитровая саморазогревающаяся упаковка кофе. Плеснем в нее немного спиртику. Не помешает. Эх, сейчас бы сигаретку… Нету. Некурящий я в этом мире.

Теперь можно не торопясь начинать подготовку к вечерней акции. Первым делом пройтись по периметру крыла острым ножом. Теперь переодеться в форму немецкого капитана. Подвесную систему парашюта и все лишнее в предварительно выкопанную ямку и обрызгать специальным составом. Закопать и присыпать снежком. Если и найдут случайно, то в конструкции моего крыла все равно ничего не поймут. Кислота через полчаса свое дело сделает. Так, проверить оружие и боеприпасы. Сложенную ткань купола в значительно похудевший баул. Готов. Маскировочную накидку сверху и, неторопясь, перемещаемся к выбранному месту. Останавливать буду здесь. Баул в сугроб, оставленный снегоуборочными машинами. Отлично. Только ручки, припорошенные снегом, торчат. Сам устраиваюсь у ближайшего дерева, прислонившись к стволу. Смеркается. Под накидкой меня хрен кто разглядит. Движение на юг постепенно усиливается. Рабочий день на базе к концу? А во сколько поедет Браун? Если у него все по плану, то скоро. А если нет? Лишь бы не улетел куда. Аэродром базы тоже на самой северо-западной оконечности острова. Его взлетно-посадочная полоса отчетливо просматривалась на аэрофотоснимках. Вон уже и автобус с руководством в очередной раз на юг проехал. Задерживаетесь барон. А мне здесь совсем не жарко. Скорее даже наоборот. Осторожно достаю фляжку и делаю пару глотков спиритус вини. Противно-то как. Зато изнутри греет.

Вот он, серый «Майбах»! Сбрасываю накидку и перелетаю через сугроб до того, как на меня попадает свет фар. Машина только начинает притормаживать, а здесь уже стою я с поднятой рукой в перчатке, перегораживая край дороги, весь из себя такой спокойный и уверенный. В кармане приготовленный ствол. Не остановится, получит пару выстрелов по колесам и не впишется в поворот. Одно плохо. В этом случае далеко на себе тащить придется. А так не хочется. «Майбах» останавливается прямо передо мной. Спокойно и не особо быстро подхожу к приоткрывшейся дверце.

— В чем дело, гауптман? — слышу я недовольный голос.

— У меня приказ, герр Браун. Взгляните, пожалуйста, на ту сторону дороги.

Удивленный барон поворачивает голову вправо. Резкий рывок двери и точно дозированный удар ребром по горлу. Клиент в отключке и готов к употреблению. Быстро перетаскиваю тело на заднее сиденье и запихиваю туда же мгновенно выдернутый из сугроба баул. Только успеваю захлопнуть заднюю дверцу, как из-за поворота появляются фары встречной автомашины. Кто там внутри я в упор не вижу. Влип? Ну, это еще бабушка надвое сказала. Не будут же они сразу стрелять, не разобравшись в ситуации. Машина останавливается почти напротив «Майбаха». Из правой двери выходит какой-то оберст и спрашивает:

— Что-то случилось, герр Браун? Помощь нужна? — и тут же удивленно, — Гауптман? Но ведь это машина…

Закончить предложение он не успел. Стоял и смотрел, открыв рот, как я прошиваю пулями все места в его «Мерседесе», где может кто-нибудь находиться. Звон осыпающихся стекол был громче звука выстрелов из пистолета, оснащенного эффективным глушителем. Когда же оберст начал лапать свою кобуру, я сделал ему аккуратный третий глаз между уже имевшимися в наличии. Быстро убедившись в отсутствии свидетелей в «мерсе», а там оказался только свеженький трупп водителя, я в темпе покинул такое неудачное место засады. Чертов полковник вермахта, взял и испортил настроение. Теперь шум поднимется значительно раньше, чем мне хотелось. Как хорошо оказаться внутри теплого «Майбаха» после промозглого февральского балтийского ветерка и опять пошедшего снега! Увы, ненадолго. Через пяток километров должна быть развилка дороги с поворотом к берегу. Просматривая фотографии, я наткнулся на это странное небольшое здание, рядом с обычным домом. В чем странность? Судя по размеру отбрасываемой тени, высота помещения была максимум пара метров. Очень низенький домишко. Крыша притом, была тоже какая-то странная. Мелкие прямоугольники с зеленоватыми переливами. Но, главное было, что у самого берега удалось разглядеть стационарный пост береговой охраны. Если его нейтрализовать, то там втихую можно будет уйти.

Втихую? А вот фиг вам! То бишь, индейское национальное жилище, как говорил любимый герой моего детдомовского детства. Наглость, какая! Гады! Сволочи! Я вам рога пообломаю! Через четыре месяца собрались ударить всеми силами своего вермахта по моей Родине? Оружие возмездия свое недоделанное здесь сляпать пытаетесь сверхчеловеки фашистские? И одновременно цветочки выращиваете?

И чего я тогда так разошелся? Перенервничал во время операции? Может быть раньше времени отходняк начался? И кто же меня ненормального знает. Во всяком случае, когда расталкивая льдины подплыла к берегу резиновая лодочка, связанный Браун, глядя на меня, как на нечто ужасное, отталкиваясь ногами, все время пытался отползти подальше. Сзади замерзала разгромленная теплица (тоже мне странное здание). А в руках у меня был огромный букет роз, завернутый в пуховую маскировочную накидку и несколько слоев парашютной ткани. Может быть, к Светкиному дню рождения еще успею?!

* * *

Интересно, как звучат «сопляк» и «балбес» по-грузински? Точно не знаю, но теперь могу предполагать. Иосиф Виссарионович Сталин ругался на своем родном языке долго, вероятно виртуозно и, возможно, с наслаждением.

Когда я ввалился в городскую квартиру вождя с громадным букетом роз, было начало одиннадцатого часа вечера. Вторник, 20 февраля 1940 года. Четырнадцатилетие Светланы. Немногочисленные гости уже разошлись. Вообще-то сам Сталин здесь не жил. Обычно он ночевал на ближней даче в Кунцево. Поэтому в квартире зимой жили дети вождя, кроме старшего Якова. А так как Василий учился в Качинском летном училище, то тут сейчас хозяйничала Светлана. Скинув куртку и шапку на руки ординарцу, я в белом парадном кителе (переоделся в самолете) вошел в большую столовую. Из динамиков стереофонической акустической системы звучало "Притяжение земли" в исполнении Льва Лещенко. Светка у стола с ламповым проигрывателем перебирала долгоиграющие пластинки. Сталин сидел за низеньким журнальным столиком, курил трубку и слушал, какие "там горы высокие". Мое появление в столовой чем-то напоминало картину Репина "Не ждали". Светлана обернулась на сквознячок из открытой двери и застыла с радостной улыбкой. А вот вождь… Сталин аккуратно положил дымящуюся трубку на край пепельницы, встал и начал громко ругаться на грузинском языке. "Дети галактики" уже успели приземлиться на "дорогую Землю". "Сокол Хабибулин" Никитина (наверняка Димки Горина контрабанда. Он почему-то был очень неравнодушен к этой песне) пытался выяснить свой позывной, а Иосиф Виссарионович все ругался. Пара грузинских слов повторялись достаточно часто. Мои способности аналитика идентифицировали их именно как «сопляк» и «балбес». Улыбка медленно сползла с лица Светланы. Вместо нее появилась злость. Девушка покраснела. Вжик! Звукосниматель слетел с пластинки, откинутый рукой Светки в сторону.

— Папа, не кричи на моего Егора!

Моего? Неужели? Вот это выдала! Глупая радостная улыбка появилась теперь уже на моем лице. Сталин замолчал, махнул рукой в сторону Светланы и сел обратно в кресло.

* * *

— Вот такие вот дела, — констатировал Викентьев, — И, главное, как не вовремя.

— Да уж, — усмехнулся Коган, — в тихом омуте черти водятся. Я от Воропаева такого не ожидал. А уж об операции мог бы с нами посоветоваться. Я, когда сегодня утром связался со Сталиным, застал его очень задумчивого. И первое, что Иосиф у меня спросил, это был вопрос о Синельникове в нашей истории.

— И что ты ему ответил? — тут же заинтересовался директор проекта.

— А что я мог сказать? Мы же с тобой когда еще обсуждали этот вопрос. Я и придумал версию. Мол, проверили по архивам сразу, как только он был назначен директором СГБ. У нас такой тоже был. Расстрелян в конце тридцать седьмого по навету завистника. В пятьдесят пятом реабилитирован за отсутствием состава преступления, — полковник закурил сигарету, — И только потом мы начали обсуждать надвигающуюся войну.

— То есть его больше интересовал Синельников, чем война? — удивился Викентьев.

— Нет. Просто эти вопросы в его сознании как-то взаимосвязаны. Сталин вот уже почти три года как привык верить моему послезнанию. Тут приходит наш герой и утверждает, что война будет на год раньше. А после этого срывается в никем не санкционированную операцию. С блеском проводит ее и является поздравить Светлану Сталину с днем рождения. Что бы ты подумал в такой ситуации?

— Ну, — директор проекта задумался, — неуправляем, хотя и очень удачлив. Занимаемой должности не соответствует. Снять немедленно.

— Вот потому-то, Юра, ты только подполковник, а он генералиссимус, — усмехнулся Коган, — Иосиф отлично разбирается в людях. Кадры решают все, сказал вождь и сделал ставку на молодых. Старым коммунистам он не верит. Они дорвались до власти, и творят черт знает что. Кто-то играет в заговоры, пытаясь пошатнуть самого Сталина, кто-то гребет под себя все ценности, до которых может дотянуться, а некоторые малолетних девчонок в постель тащат, как например тот же Рыков. Да, да, не удивляйся, в закрытых архивах много чего интересного есть. Другое дело молодежь. Она считает, что всем обязана стране и лично Сталину. Молодые не помнят, как жилось при царе. Они знают, что было плохо. А сейчас там живется все лучше и лучше. Значит надо выдвигать молодых. И они вполне оправдывают решение Сталина. И вдруг такой пассаж! Тот парень, которому он доверял, который справлялся с любым поручением, вдруг сходит с катушек! Почему? Неужели решение неправильное? Надо разобраться в причинах, которые подвигли любимчика на авантюру. Чего уж тут от себя самого скрывать, думает Иосиф, именно любимчик. Как только он обратил внимание на Синельникова, тот стал расти по служебной лестнице не по дням, а по часам. Даже по минутам, — Коган загасил сигарету и посмотрел на Викентьева, — Ну, что дошло до тебя?

— Любимчик влюбился в его собственную дочь и пошел во все тяжкие ради девчонки?

— Именно! — улыбнулся полковник, — теперь он будет еще преданнее, еще работоспособнее. Надо только направить его в правильное русло и держать на коротком поводке. А ошибки в ставке на молодежь нет. Вот так примерно рассуждал Сталин. Да и срыв, в конце концов, послужил делу. На Синельникова появился мощнейший способ воздействия. Плюс Страна Советов заполучила отличного специалиста-ракетчика, а противник лишился талантливого, самого молодого на момент получения звания, доктора наук. Далее. После моего подтверждения очень высокой вероятности выводов директора СГБ о дате начала войны, ценность Синельникова, как специалиста в своем деле, поднялась вообще на недосягаемую высоту.

— А отцовская любовь к дочери?

— Вот это очень сложный вопрос, — Коган закурил очередную сигарету, — Но ведь Сталин очень умный человек. Умудренный большим жизненным опытом. Может и поревнует немного, но придет к правильному выводу. Мне очень непросто здесь разобраться. Свою дочь, увы, я не растил и не воспитывал. А Иосиф… Тут надо попробовать понять его характер. Жесткий, до жестокости. Дико работоспособный и того же требовал от других. И, в то же время, людям верил. Но до первой лжи. После этого уже ничего не поможет. А ведь Егор может и обманул его ожидания, но не его самого. Чувствуешь разницу?

— По их времени уже неделя прошла. Синельников с должности не снят. Значит, судя по всему, ты, Пал Ефимыч, как всегда оказываешься прав, — констатировал Викентьев.

— А ты, Юра, не подлизывайся, — рассмеялся Коган, — Ты свою-то Катерину когда к родителям отправишь? Не дело ее здесь держать.

— Так на следующей неделе уже. Там же операция прикрытия только начинается. Круче, чем американская программа защиты свидетелей, — похвастался Викентьев, — Теща, которую я в глаза еще не видел, как услышала, что Катеньке какая-нибудь опасность может угрожать, сразу на все согласилась. А тесть, как я понял из рассказов жены, под каблуком у тещи.

— А у вас в семье кто под кем ходит? — тут же спросил полковник.

— Не надо подкалывать. Мы с Катей все полюбовно решаем.

Раздался стук и в кабинет вошел Логинов.

— Гитлер подписал директиву "Барбаросса", — прямо от двери доложил капитан, — наблюдатели только что засекли. В приложении к плану сказано, что англичане с французами начнут тоже шестнадцатого июня. Кстати, Павел Ефимович, именно как вы и говорили, Мурманск, Владивосток и Баку.

— Вот что, Саша, — тут же решил Коган, — вызови Малышева с Гориным и сам присоединяйся к нам. Прикинем наши рекомендации туда.

Полковник повернулся к Викентьеву.

— Есть два основных варианта. Первый — это пропустить войска противника в заранее подготовленные котлы, отрезать и уничтожить. Второй немного сложнее, но, как мне кажется, предпочтительнее. Армии Гитлера уже будут сгруппированы и прижаты к нашей границе. Причем в основном перед водными рубежами. Вот там-то их и зажать. Танковыми прорывами окружить, лишить снабжения и связи. Технику перемолоть бомбежками и артиллерией. В первую очередь уничтожить штабы. Ведь мы точно будем знать их местонахождение. Через неделю, максимум две немцы останутся без боеприпасов, горючего и продуктов.

— А сил-то хватит? — засомневался директор «Шмеля».

— Ну, давай попробуем посчитать. Причем, считать будем не батальоны, полки, бригады, армии и другие воинские формирования. Во всем этом сам черт ногу сломит. Я все-таки не штабист, да и ты тоже. Итак, у немцев, грубо говоря, пять миллионов солдат. Это вместе с румынами, хорватами и венграми. Англичане, как уже точно выяснено, ударят по Мурманску и, вместе с французами, по Баку. Дальше…

Тут в кабинет директора ввалились Горин с Малышевым и Логинов. Следом за ними появилась Ольга Шлоссер. Вежливо поздоровавшись, она тут же направилась к бездонному холодильнику. Ребята одобрительно посмотрели на ее действия и загомонили.

— Так, — решил навести порядок Викентьев, — а ну тихо. Про последнюю информацию оттуда все уже знают? — директор посмотрел на закивавшую молодежь и, удовлетворившись увиденным, продолжил, — Мы сейчас с Павлом Ефимовичем пытаемся сформировать рекомендации на ту сторону. А для этого нам самим надо понять, что они могут. Сейчас мы приблизительно оцениваем силы сторон. Пал Ефимыч, продолжай, пожалуйста.

Коган улыбнулся, глядя, как устраиваются появившиеся сотрудники. В этот момент в кабинет ворвалась Екатерина. Посмотрев на подготовку к внеплановому совещанию, она подошла к директору и, уперев палец ему в грудь, сказала:

— Значит все без меня? Нервишки мои бережешь?

— Катенька, ну куда же мы без вас? — решил замять зарождающийся семейный скандал полковник. "Кто под кем ходит" в чете Викентьевых ему было уже понятно.

Екатерина посмотрела на Когана и тут же смутилась.

— Пал Ефимович, да я…

— Садитесь, Катенька, садитесь. А мы пока продолжим наше обсуждение. Итак, немецкая армия. Пять миллионов солдат, около трех тысяч танков и четырех тысяч самолетов. Примерно правильно?

— Только примерно, — тут же отреагировал Логинов, — У Гитлера еще около тридцати пяти тысяч артиллерии и минометов.

— Ну, пусть будет в расчетах и артиллерия, — полковник достал сигареты, критически посмотрел на уже хорошо заметный животик Викентьевой и убрал пачку обратно в карман, — Теперь наши. Девятьсот двадцать тысяч солдат и офицеров. Еще двести шестьдесят тысяч войск СГБ включая пограничников и сто восемьдесят тысяч у МВД. Теперь техника. Тысяча четыреста танков Т-55.

— Так мало? — удивилась Ольга?

— Это не мало, это очень прилично, — ответил девушке Николай Малышев, — у них там заводы в Нижнем Тагиле и Омске с середины февраля вместе восемь машин в сутки делают. И потом, немецкие танки с этим просто нельзя сравнивать. На самом деле там усиленный вариант так называемого Т-55МВ1. Предусмотрена динамическая защита, бортовые экраны, усиленное днище. Комплекс вооружений конечно недотягивает. Нет лазерного дальномера и управляемых ракет. Зато, доведенная система стабилизации пушки в двух плоскостях.

— И они там все это освоили за два с мелочью года? — снова не захотела верить Ольга Шлоссер.

Опять двадцать пять, подумал Коган. Хотя, с другой стороны, это еще одно подведение итогов. Пусть поспорят. А я им в этом даже помогу. Глядишь, что-нибудь полезное выяснится.

— Тут два основных аспекта, — взялся отвечать Викентьев, — В первую очередь надо учесть, что в нашей истории Советский Союз успел довольно быстро между войной с белофиннами и Великой Отечественной освоить в производстве много образцов современной на тот момент военной техники. Танки Т-34и КВ, самолеты Як-1, ЛаГГ-3 и Ил-2. В нашем варианте там было вдвое больше времени. А Т-55 во многом проще в изготовлении, чем тот же Т-34. Технологичнее. Так что, не так уж все и сложно у них было, как это кажется на первый взгляд.

— Оленька, — включился в разговор Логинов, — тут надо учитывать, что мы передавали туда не только подробные чертежи. Мы давали им подробные аналитические выкладки по всему, что необходимо для производства. Детально прорабатывалось до последнего винтика, как получить все необходимое и, более того, учитывался даже необходимый уровень образования и квалификации рабочих и инженеров.

— Что самое интересное, так это практическое отсутствие "детских болезней" техники. Все образцы уже доведены до необходимой кондиции. Однажды мне в архиве попались материалы по первоначальной эксплуатации танка Т-64. Ох, что там творилось. Столько неисправностей было, — вмешался Коган, — Или, что мне ближе, Су-27. Помню, послали нас с одним товарищем в Миргород, разбираться с ситуацией от конторы. Так там нас не смогли в офицерской гостинице поселить, потому что все номера были заняты заводскими представителями. Доводили на тот момент отличную, но еще «сырую» машину. А уж, когда читал разведсводку про первоначальную эксплуатацию Ф-15, я вообще чуть не умирал со смеху. У американцев все намного сложнее и там для нормальной эксплуатации ввиду массовых отказов приходилось им запрашивать командование на разрешение переброски блока с самолета на самолет.

— То есть, — решила подвести итог разговорам о танках сама Ольга, — к началу боевых действий у Советского Союза будет минимум две тысячи самых крутых там Т-55?

— И, заметьте, с подготовленными и обученными экипажами, — дополнил девушку Дима.

— Так, с танками определились. Но, не с бронетехникой. У Советской армии там еще есть почти четыре тысячи самоходных артиллерийских установок калибра от 76 до 152 миллиметров, — продолжил подсчет техники полковник, — включая плавающие «Гвоздики» с круговым обстрелом, «Акации», которые прямой наводкой с четырех километров разнесут что угодно, и знаменитые «Гиацинты-С».

— Да уж, — ухмыльнулся Викентьев, — солдаты их «Геноцидом» прозвали. Наверное, за эффективность. За тридцать три километра почти полсотни килограммов с гексогеновой начинкой очень точно зашвыривают. Жуткая штука.

— Не отвлекайся, Юра, — перебил его Коган, — дальше поехали. Танков мало, зато БТРов хватает. Четырнадцать тысяч БТР-80. Причем, как с крупнокалиберным пулеметом КПВТ, так и с тридцатимиллиметровой пушкой 2А72. И шесть тысяч гусеничных БМП с такой же пушкой. По сути, эти боевые машины пехоты по всем параметрам превосходят немецкие легкие танки Pz-I и Pz-II, которые и составляют большую часть танковых сил вермахта. Так что по этому параметру имеется подавляющее преимущество.

— Зато по артиллерии проигрываем, — парировал Логинов.

— Это только кажется, — усмехнулся Николай, — Войска неплохо насыщены ручными и станковыми гранатометами. Про «Шилки» я уже говорить не буду. А можно сравнивать эффективность БМ-21 «Град» с немецкой дивизионной артиллерией?

— Со 105-миллимитровой легкой полевой гаубицей образца 18? — задумался знаток Логинов, — Да, действительно, смысла никакого нет. По всем параметрам проигрывает.

— Хорошо. И здесь разобрались, — констатировал полковник, — Переходим к самому сладкому. У немцев около четырех тысяч самолетов. У наших шесть с половиной тысяч. Я считаю только те машины, которые изготовлены по нашим чертежам. С тем, что произведено в нашей истории во время войны, это конечно несравнимо мало. Но, с учетом качественных характеристик, здесь тоже налицо подавляющее преимущество. Маловато истребителей Як-3 нашей разработки. Всего тысяча двести штук. Но там, наконец-то, наладили качество на заводе в Новосибирске. Суммарное суточное производство теперь составляет двадцать шесть самолетов. К началу войны количество Яков как минимум достигнет четырех тысяч. А подготовленных пилотов там уже сейчас хватает, — Коган замолчал и посмотрел на Викентьева.

— Да, — тут же отреагировал директор проекта, — можно делать выводы. Второй вариант явно предпочтительнее.

Глава 7

И нахрена люди лезут во власть? Это же работа, работа и никакой личной жизни! Пашешь с утра и до позднего вечера. А тут еще мои собственные войска СГБ. Когда я начал въезжать во все эти заморочки, мне ощутимо поплохело. Как-то так получилось, что ВДВ Советской армии оказались полностью в составе войск Государственной Безопасности. Это я уже потом только понял причину появления отдельных, довольно приличных по количеству, сил МВД и СГБ. Сталин, споря с "Голосом свыше" о численности армии, подсознательно, а может быть и вполне сознательно, вывел большое число соединений из состава СА, желая иметь суммарно все-таки большую армию. И вот теперь я отвечаю еще и за подготовку десантников. В принципе положение дел во вверенных мне воздушно-десантных войсках я знал неплохо еще со времени моей работы в Комиссии Спецконтроля. Сильно удручало отсутствие относительно тяжелой военно-транспортной авиации. Грузовой вариант Ил-14, основной на сегодня самолет ВТА, берущий на борт только тридцать пять снаряженных воинов. Как следствие у моих десантников практически нет техники. Эх, если бы у моих ребятишек БМД были! А так приходится ориентироваться только на захват транспорта на месте десантирования, пулеметы, ручные и станковые гранатометы. Пришлось ребятам налечь на физическую подготовку, стрельбу и боевые виды борьбы. В преддверии войны мне пришлось резко увеличить как физико-психологическую нагрузку воинов, так и время занятий. В принципе, они учились и тренировались по программе спецназа ФСБ того мира. А чтобы ребята особо не обижались, перевел их своим приказом на нормы довольствия ЛПС.[33] Не все, конечно, могли выдерживать подобные нагрузки, поэтому довольно быстро произошло разделение. Пришлось тасовать воинов по обычным десантным бригадам и относительно элитным. После первых удачных операций введем понятие гвардейских воинских подразделений. У меня были уже некоторые планы на применение десантников в ближайшем будущем.

В понедельник, двадцать шестого, Сталин в своем кабинете в Кремле созвал расширенное совещание официально еще не существующего ГКО. Кроме Берии, Молотова, Ворошилова, и меня присутствовали новый заместитель министра обороны Якубовский, произведенный в генерал-лейтенанты прямо из майоров, замминистра иностранных дел Громыко, чуть ли не вчера кооптированный в политбюро вместо Микояна, министр ВМФ Кузнецов и Коля Вознесенский, тоже совсем недавно назначенный первым заместителем председателя совета министров. Судя по всему, вождь не простил Микояну его речь на двадцатом съезде в моем прошлом мире. Наверняка полковник Коган надиктовал Сталину и материалы июньского пленума пятьдесят седьмого года, так как чистки в высших партийных и хозяйственных органах страны продолжались. Хотя надо признать, что количество их по сравнению с той историей было мизерным, но очень целенаправленными. Хрущева расстреляли весной тридцать девятого, а Микояна в декабре. Да, борьба за власть — страшная штука, но без нее, увы, в нашей действительности державе не выжить. Резкий взлет очень многих молодых, как военных, так и гражданских руководителей с прыжками сразу через несколько карьерных ступенек наверняка тоже связан с информацией оттуда мимо принимающих аппаратов УСИ. Интересно, чем руководствовался Сталин, выдвигая одних и не замечая другие, не менее достойные с моей точки зрения, кандидатуры.

Я влетел в приемную за пять минут до начала совещания. Раскланявшись с Поскребышевым, отношение которого ко мне резко улучшилось после освобождения невиновного брата его жены, взятого еще при Ежове (счастливый! В том мире брат был расстрелян и «утащил» на тот свет сестру), я метнул папаху на вешалку, скинул куртку на руки ординарцу и, в темпе причесавшись, постарался степенно войти в кабинет. Сталин погрозил мне пальцем, как последнему пришедшему, и указал на стул рядом с собой за столом для совещаний.

— Очевидно, все уже ознакомились с аналитической запиской директора СГБ и содержащихся в ней выводах. Сейчас товарищ Громыко расскажет нам вероятную позицию, как основных наших противников, так и возможных союзников. А после этого мы должны выработать стратегический план наших действий.

Андрей Андреевич попытался встать, но вождь быстро пресек его попытку, махнув рукой.

— Я постараюсь кратко, но максимально точно обрисовать текущую политическую ситуацию. Начать, наверное, следует с фашисткой Германии? — Громыко поймал глазами подтверждающий кивок Сталина, — В первую очередь надо сказать, что экономика Гитлера находится в очень тяжелом положении. Вся созданная Шпеером и Шахтом финансовая система третьего рейха основана на кредитах, а их надо отдавать. Аншлюс Австрии и захват Чехословакии и Польши мало что дал Германии в этом отношении. Наша попытка столкнуть Гитлера с Чемберленом и Даладье, надо это честно признать, не удалась.

Однако. Смело, очень смело. Молодец Андрюха! Я осторожно посмотрел на Сталина. Он спокойно набивал трубку и никак не реагировал на "критику снизу". Очевидно понимал, что попытка натравить немцев на запад в текущий политический момент была практически невыполнимой.

— Я полностью согласен с выводами товарища Синельникова, — продолжил там временем Громыко, — у Гитлера нет другого выхода, как только напасть на нашу страну и решить свои экономические проблемы за счет СССР. Германии нужен реванш после первой мировой войны, но воевать сейчас с Францией и Англией, имея за спиной Советский союз, она не рискнет. После того, как наша армия сначала показала японским захватчикам на Халхин-Голе, как надо воевать, а затем несколькими молниеносными ударами разбила войска на тот момент буржуазной Финляндии, фашисты неожиданно поняли, что могут не успеть подготовиться к неминуемой войне с Советским Союзом, если сначала будут разбираться с французами и британцами. В тоже время сама Франция во главе с Даладье воевать не хочет. Существующее положение ее вполне устраивает. Французам хватает в Европе тех территорий, которые они получили в результате Версальского договора. Их участие в надвигающейся войне будет минимально. Но вот свои ресурсы Гитлеру они, несомненно, предоставят. Великобритания. Вот здесь значительно сложнее. Англичане тоже не очень хотят воевать, но уничтожить нашу страну для них важнее. Причем, при возможности, чужими руками. С одновременным ослаблением все той же Германии. Поэтому англичане, наверняка, начнут десантные операции для захвата Кольского полуострова и Владивостока и приложат все усилия, чтобы уничтожить наши Бакинские нефтепромыслы с воздуха. Чемберлен прекрасно понимает, что даже в случае захвата Баку удержать Британия эту территорию в будущем все равно не сможет. А вот заиметь такие порты на континенте, как Мурманск и Владивосток, англичане очень хотят. Япония, — Громыко на секунду задумался и тут же продолжил, — В нынешней политической ситуации японцы вряд ли пойдут на конфронтацию с Советским Союзом. После Халхин-Гола они боятся нас, и, потом, им в первую очередь требуется сырье. Но даже гипотетически успешная война с СССР им практически ничего не дает в плане увеличения сырьевых ресурсов. С этой точки зрения их больше интересуют колонии европейских держав в Юго-восточной Азии. Тут надо учесть также уничтожение их довольно серьезной шпионской сети на нашей территории, — Андрей склонил голову в моем направлении. Он не знал, что это заслуга не столько СГБ, сколько информации из архивов того мира, — Североамериканские Соединенные Штаты, — Громыко опять сделал небольшую паузу, — Задача американцев ослабить все основные европейские державы. Для этого на первом этапе большой войны они будут помогать самым слабым с их точки зрения противникам. Возможно, исходя из того, что Советский Союз будет воевать в Европе практически один против всех, американцы примут нашу сторону. Но вот воевать за нас на европейском театре военных действий они точно не будут. Тем более что Штаты уже знают наш научный и технологический потенциал. А с учетом того что СССР своими заказами в тридцать восьмом и тридцать девятом годах практически спас их, да и весь мир, от нового глубокого экономического кризиса, то можно в большой степени надеяться на их поддержку. Турция. Ей наверняка будет сделано предложение, от которого невозможно отказаться. Она точно примет участие в войне. Пропустит флот коалиции, предоставит аэродромы, будет вожделеть Батуми и прочие порты Кавказского побережья, Армению и даже Азербайджан. Иран. Наверняка туда будут введены войска коалиции. А ведь у нас с шахом договор. Следовательно, это уже будет казус Белли. Можно упомянуть еще Итальянскую империю,[34] Румынию, Болгарию и Югославию, но это уже второстепенные игроки. Вероятно, необходимо сказать о Норвегии и Швеции, так как они могут быть плацдармом для нападения на Социалистическую Финляндию и Кольский полуостров. Сами они в войну вступать вряд ли захотят, но их спрашивать никто не будет.

Громыко замолчал. В кабинете наступила тишина, слышен был только стук выбиваемой в хрустальную пепельницу трубки вождя и пощелкивание маятника больших напольных часов в углу. Сталин закончил с трубкой и посмотрел на Ворошилова.

— Ну что скажешь, Климент, отобьемся?

Министр обороны в первый момент как-то беспомощно взглянул на своего заместителя Якубовского и не очень уверенно ответил:

— Должны, Иосиф Виссарионович.

Вождь перевел взгляд на Берию.

— Обязаны, товарищ Сталин.

Взор чуть прищуренных глаз обратился на меня. Ага, табель о рангах постепенно проясняется. Это что, я уже четвертый человек в государстве?! А ведь всего три года назад я был никому не нужным инвалидом! Лично моя ли в этой головокружительной карьере заслуга? Нет конечно. В первую очередь полковника Когана и всех работников проекта «Шмель». Да и я уже давно не тот безногий однорукий майор, который здоровым только и мог, что подстрелить с километра из винтореза «чеха» в зеленке или грамотно ротой спецназа руководить. Новые возможности после десантирования здорово меня изменили. Причем не столько физически, сколько внутренне. Тут я заметил, что на меня как-то странно смотрят все в кабинете. Мне же задан вопрос. Молча, но задан. А пауза слишком затянулась.

— Иосиф Виссарионович, мне кажется, вы неправильно формулируете вопрос.

На лицах присутствующих появилось удивленное выражение. Взгляд вождя стал не столько удивленным, сколько жестким.

— В том, что отобьемся, у меня сомнения не возникает. Главное — это когда именно мы победим фашизм, и как минимизировать наши потери? Война без погибших ведь не бывает.

Взгляд Сталина тут же смягчился. Он задумался, а потом спросил:

— И как, товарищ Синельников, вы себе это представляете?

Вот тут уже я сделал вид, что задумался. Последние мои ночи проходили в сплошных сеансах связи. Теперь предстояло изложить выработанную стратегию. Ну что же, попробуем прослыть великим полководцем.

— Каждого нашего противника надо бить по самому больному месту. Германия считает свою армию самой быстрой в мире. Самой механизированной. Основы немецкой тактики и стратегии — прорывы рубежей обороны и глубокие рейды танковых и мотомеханизированных крупных соединений в глубину обороны противника. Значит, мы не должны дать им прорваться, сковать, а сами зайти в их стратегические тылы и отрезать от всех видов снабжения их войска. Наша Советская армия последние годы готовилась именно к таким видам боевых действий.

Я посмотрел на реакцию моих слушателей. Под усами Сталина была еле заметная задумчивая улыбка. Взгляды остальных были очень заинтересованы. Перебивать меня никто не собирался. Ну что же, продолжим:

— Великобритания владеет сегодня самыми большими в мире военным и гражданским флотами. Значит, мы должны или лишить ее этих флотов, или настолько проредить, чтобы они нос боялись высунуть со своего острова. И все необходимые средства у Советского Союза сегодня для этого есть.

Коля Кузнецов ободряюще кивнул мне. Пару дней назад мы с ним уже разговаривали на эту тему.

— Во Франции достаточно сильны антифашистские настроения. Причем не только и не столько у простого народа, но и у многих, находящихся достаточно высоко во властных структурах. Следовательно, мы обязаны помочь французам сменить правительство. А так как процесс этот не очень быстрый, то к тому времени, как мне кажется, Франция лишится большей части своих колоний. Вот в этом нам хорошо может помочь Япония. Конечно, Советский Союз ни в коей мере не может поощрять действия японских милитаристов. Но наша армия ведь будет занята агрессорами в Европе, поэтому мы никак не сможем противостоять захватчикам в Индокитае.

Улыбка Сталина стала заметней.

— Конечно, японская экспансия очень не понравится Штатам, — теперь уже я позволил себе улыбнуться, — Мы, как стратегические партнеры, это в том случае если САСШ захотят нас таковыми считать и заключат с Советским Союзом соответствующий договор, будем обязаны помочь нашему союзнику, но только после того, как разберемся с фашистской коалицией в Европе.

— А тебе не кажется, Синельников, что это очень напоминает Макиавеллевское "Разделяй и властвуй"? — спросил тоже заулыбавшийся Берия.

— Разве Марксистко-ленинская философия запрещает нам, Лаврентий Павлович, пользоваться достижениями человечества, даже если они сделаны в рабовладельческом или буржуазном обществе? — тут же парировал я.

— Брэк, — прекратил лишние разговоры Сталин. Ух, ты! Вот что телевидение с вождями делает! Такого слова от Иосифа Виссарионовича не ожидал даже я, — Нам сейчас не до философских диспутов. Продолжай, Егор.

На фоне веселых ухмылок в кабинете я продолжил:

— Турция. Как независимое государство бывшая Османская империя должна прекратить свое существование. Царьград и проливы должны быть частью Советского Союза.

Мое заявление произвело в помещении эффект разорвавшейся гранаты. Вместо улыбок на лицах присутствующих появилось очень большое удивление. Челюсть Ворошилова совершила несколько движений вверх и вниз. Он, похоже, хотел что-то сказать, но не знал, что именно. Первым пришел в себя Берия.

— Ты хоть понимаешь, Егор, что у нас очень маленькая армия. Мы просто не сможем поддерживать порядок на всех территориях.

— А это, Лаврентий Павлович, проблемы не Советской Армии, а внутренних войск.

Министр Внутренних Дел аж оторопел от такой моей наглости. Но не спорить же со своим недавним подчиненным. Он обратился к вождю:

— Иосиф Виссарионович, у меня всего сто восемьдесят тысяч человек и все до одного заняты на охране государственных объектов и правопорядка в стране.

Сталин перевел взгляд на меня. Он что решил проверить мое умение решать вопросы государственного уровня? Легко! Зря я, что ли, столько времени на консультации с Пал Ефимычем творчески потратил?

— Товарищ маршал, — повернулся я к Берии, — у нас есть почти миллион граждан прошедших начальную военную подготовку и подлежащих призыву в армию. Вот и набирайте из них себе во внутренние войска, сколько требуется.

— Около трехсот тысяч человек нужно мобилизовать немедленно для создания второго эшелона и восполнение возможных потерь после начала войны, — тут же отреагировал Якубовский.

— На какие, спрашивается, деньги, — включился в разговор Молотов, как первый заместитель премьер-министра.

— У нас разве так малы золотые запасы? — удивился я.

Сталин опять улыбнулся себе в усы и решил прекратить перебранку:

— Спокойнее, Вячеслав, найдем мы деньги. Точнее, они у нас есть, ты же знаешь. А вы, товарищ генерал, — вождь повернулся к Якубовскому, — подождите. Мы у вас еще спросим о планах мобилизации. Но только после того, как вы нам расскажете о планах войны. Как я понял, — Иосиф Виссарионович повернулся теперь ко мне, — товарищ директор Службы Государственной Безопасности еще не закончил со своими предложениями?

— Так точно, товарищ председатель Государственного Комитета Обороны, — отплатил я вождю той же монетой, — точнее, никак нет, не закончил.

Сталин хмыкнул себе в усы, но говорить ничего не стал.

— Швеция, Дания и Норвегия. Мы должны заставить их остаться нейтральными и не допустить захвата этих стран фашистской коалицией. Тогда у противника не будет сухопутного плацдарма для удара по Финляндии и Кольскому полуострову, а у нашего Балтийского флота будет выход в море. Как? — я опять сделал вид, что задумался, — На ввод наших войск они никогда не согласятся. Да и у нас не такая большая армия, как верно заметил товарищ маршал, — я изобразил поклон в сторону Берии, — Можно попробовать другой способ. Германии остро требуется руда из этих стран. Если их правительства заминирует все свои рудники и заявят, что взорвут их при первой же попытке захвата, то коалиция не решится на оккупацию.

— Они никогда не согласятся на такое, — перебил меня Громыко, — на экспорте железной руды основана вся экономика Швеции и Норвегии.

— Значит, Советский Союз должен гарантировать им компенсацию всех экономических потерь и помощь в восстановлении рудников после войны, — парировал я, — и убедить их в том, что мы выполним свои обязательства, это именно твоя задача, Андрей Андреевич, как дипломата. Причем так убедить, чтобы они поняли, что в противном случае их страны станут нашими врагами, и Советский Союз ни перед чем не остановится, чтобы как следует отплатить тем, кто плюнул в протянутую руку дружбы!

— Мы можем предложить им наши товары высоких технологий без стандартных экспортных наценок, — предложил Молотов.

Во, какие слова нынче в сороковом году говорят, подумалось мне. Высокие технологии! То ли еще будет! В глазах присутствующих тем временем мелькнул проблеск веселья. Экспортная наценка на электронику, даже с учетом заложенных в себестоимость амортизационных отчислений, была такой, что обмен стеклянных бус на золотые самородки выглядел в сравнении с этим честным бизнесом. Но ведь покупают же, ибо хочется и престижно. Сами-то сделать не могут!

— Товарищ Громыко, предложение генерала Синельникова реально? — спросил вождь.

— Не знаю, товарищ Сталин, оно для меня слишком неожиданно, — ответил замминистра иностранных дел, — надо хорошо все обдумать сначала. Но надо признать, что это очень интересный вариант.

— Тогда проработайте этот вопрос. Мы обязательно рассмотрим его на следующем совещании, — Сталин повернулся ко мне, — У тебя, Егор Иванович, есть еще что-нибудь?

— Да, Иосиф Виссарионович, Канада.

— Канада? — удивился вождь, — а она-то тут причем?

— У Великобритании два больших доминиона, Канада и Австралия, — начал объяснять я свою авантюрную идею государственного уровня, — Австралия нам не очень интересна, а вот в Канаде очень неплохие природные ресурсы и великолепные посевные площади. После начала боевых действий канадское правительство наверняка объявит нам войну.

— А разве у них есть серьезная армия? — спросил Сталин, пока не понимая, к чему я подвожу.

— Десяток, максимум два, устаревших танков и несколько отвратительно вооруженных и плохо обученных дивизий. Мы можем легко захватить Торонто всего лишь парой полков десантников. Правительство Канады вынуждено будет подписать капитуляцию.

— Штаты не потерпят нашего вторжения в северную Америку, — вклинился в мои сентенции Громыко, — вы, Егор Иванович, забываете о доктрине Монро.

— А что может заставить Рузвельта и Морганов с присными забыть об этой доктрине? — задал я в ответ провокационный вопрос Андрею.

— Вероятно перспектива больших прибылей и… — Громыко задумался.

— Территориальные приобретения в этой их северной Америке, — тут же подсказал я, — Разве они откажутся от еще одного штата?

— А зачем мы будем захватывать для Штатов Канаду? — удивился Молотов, — с чего вдруг мы должны делать им такой подарок?

— Почему только им, Вячеслав Михайлович? — теперь уже тщательно подготовленное изумление появилось на моем лице, — напополам.

— Но ведь это возможно только в том случае, если Североамериканские Штаты будут являться нашим военным союзником, — появилось понимание у Громыко, — то есть они сами захотят подписать с нами договор.

— Именно! — подтвердил я, — только все это надо провернуть очень быстро, чтобы у Рузвельта не было много времени на размышления. Дилемма проста: или Америка наш друг и дядя Джо даст вам за это сладкую конфетку в виде половинки Канады. Или держитесь за свою прогнившую доктрину, но тогда вам придется воевать против Советского Союза, защищая при этом не свою собственность и территорию, а британское имущество.

Иосиф Виссарионович хмыкнул в усы, когда я упомянул его кличку, которая уже успела к нему прилипнуть в штатовских СМИ, но, видимо решив простить мне такую фамильярность, промолчал, заинтересованно глядя на Громыко и Молотова. Они переглянулись, Молотов кивнул своему заместителю, и Андрей Андреевич произнес фразу, ставшую впоследствии знаменитой:

— А собственно говоря, почему на нашей планете язык международного общения должен быть именно английский?

— Ты хочешь сказать, товарищ Громыко, что предложение Егора Ивановича, вполне реально? — захотел подтвердить свои мысли вождь.

— Да, товарищ Сталин, должно получится.

— Разрешите, Иосиф Виссарионович? — я открыл принесенную с собой папку и достал заранее подготовленную карту. Дождавшись кивка, я продолжил, — Мы запросим у американцев разрешение использовать вот этот аэродром, — моя авторучка уперлась в точку на карте Аляски, — в качестве транзитного. В связи с началом военных действий в Европе они наверняка не откажут нам в такой малости. Изначально-то он будет предназначен для вывоза американского экспорта к нам в Советский Союз.

— Подожди, Егор. У тебя тут что, — вождь показал рукой на карту и мою папку, — план операции?

— Так точно, товарищ Сталин.

Вождь задумался на пару секунд и сказал:

— Нет. Не сейчас. У нас есть более важные вопросы.

* * *

Можно ли поступить с англичанами подло? Нет, не с народом, а с правительством. Взять и с помощью обмана круто подставить?

Великобритания. Империя, над которой никогда не заходит Солнце. Держава, которая всегда тем или иным путем пакостила России. Причем, независимо от строя. В том мире ведь именно Англия приложила руку к нападению Гитлера на Советский Союз, а в этом сама пойдет на нас вместе с фашистами. Решено, будем работать на опережение. Итак, у Великобритании значительная часть внешних доходов идет из Индии. Причем многие грамотные индусы прекрасно понимают, что Туманный Альбион, просто-напросто грабит их родину, не давая самостоятельно развиваться этой богатой ресурсами стране. Вообще в Индии ситуация какая-то странная. Есть у них там некий Мохандас Карамчанд Ганди. То ли учитель, то ли святой при жизни. Индусы его так и называют «махатма». Уникум. Возможно, один из немногих приличных людей в сегодняшней политической элите планеты. Понимает, что при современном устройстве мира, то бишь колониализме, Индия вырваться из-под британского ярма не может. Поэтому встал на позицию непротивления злу насилием. Непорядок. Ведь эта война должна снести колониализм, как гнилую плотину весной в половодье. Ха! Это ведь только я в этом мире знаю, что Вторая мировая война уже началась! Впрочем, многие уже подозревают. А Махатма Ганди — нет. Как бы ему намекнуть, что пора бы уже начинать посылать англичан куда-нибудь далеко и надолго? Устроить неудачное покушение якобы англичанами? Хорошая встряска просветляет мозги даже святым. Так ведь нет у меня приличной агентуры в Индии. А где есть? Немного в Британии, чуть-чуть в Германии и очень прилично в Штатах. Стоп! В разведшколе что нам преподаватели постоянно внушали? Хорошая операция должна решать сразу несколько задач!

Итак, есть Индия, в которой необходимо развязать борьбу против английских колонизаторов, Великобритания, фашистская Германия и Штаты. Англичане с немцами идут на нас войной. Значит надо несколько подпортить отношения между ними. Штаты? А им все хорошо, что в Европе плохо! Тем более что именно сейчас они яростно грызутся за ближневосточную нефть с британцами. Сепаратный сговор Чемберлена с Гитлером напугал Штаты до колик. Они очень боятся потерять свои нефтяные промыслы. Вывод из всей этой мешанины размышлений: нужен шпионский скандал между Абвером и МИ-6. Скандал с планами покушения на Ганди, который с большим удовольствием раздуют американские СМИ. Из-за чего? А пусть-ка немецкий шпион выкрадет план покушения у МИ-6. Не пойдет. Такие вещи профессионалы на бумаге не расписывают, а если все же написали, то тут же сожгли. Подслушает разговор о покушении? В МИ-6? Нереально. Стоп. А кто там у них в Великобритании может принять такое решение? Соответственно лично премьер Чемберлен. В разговоре с министром иностранных дел Кадоганом. Так, так. Логика вроде клеится. Может кто-то в Форин-офис работать на Абвер? Легко! Немецких агентов в Лондоне мы найдем? В архивах ФСБ того мира много чего есть. Значит, подкидываем информацию о конкретном шпионе в МИ-6 с одновременным оповещением самого шпиона. Он делает ноги. В этот момент мои ребята под видом агентов «Интеллидженс-сервис» его красивенько убирают на глазах американского журналиста. Тот, соответственно, не сможет удержаться, чтобы не свистнуть своевременно подкинутый пакет с пленкой и фотками. Все остальное — дело техники. Максимум через неделю каждый индус будет знать, что Чемберлен отдал приказ убить их любимого Махатму Ганди и в Индии начнется восстание. Вроде все логично получается и реально выполнимо. Значит надо немедленно заказать Юрке Викентьеву фонограмму и фотографии. Здесь ни один самый крутой эксперт подделку не обнаружит. Нет в этом мире еще ни компьютеров, ни фотошопа. Еще раз все просчитаем, и завтра можно будет идти к Сталину за санкцией. Такие операции без разрешения Самого проводить смерти подобно. Заодно залегендируем, с чего вдруг на один из приемных аппаратов УСИ придет нужная мне информация, включай фото и звукоматериалы. Сталин же знает, что за его кабинетом ведется наблюдение из того мира. Главное, чтобы Юрка подсуетился. У них-то мои сутки всего шесть часов с мелочью. Ничего, справится.

* * *

— Дядь Егор, а поцелуй меня.

Господи, как же я этого хочу!

— Неа.

— Ну, поцелуй!

Я сижу на диване и балдею. Светланка сидит рядом, прижавшись ко мне, канючит и перебирает награды на моей груди.

— Ну, почему? Я же тебя целовала, когда тебе Героя присвоили.

Да. Тогда ее поцелуй в щеку был для меня ценнее, чем Золотая звезда. Виссарионыч после того совещания расщедрился и все-таки дал мне за немецкого барона высокое звание. А после Индийской операции даже второй орден Ленина вручил. Теперь хоть среди других генералов не стыдно появляться. А то одинокая Красная звезда и Ворошиловский стрелок. Последний, правда, единственный на всю страну третьей степени. Светка забирается на диван с коленками, прижимается к моему плечу грудками и ласково лохматит мою шевелюру. Я, кажется, сейчас взорвусь от счастья.

— Ну, почему, дядь Егор?

— Я не целуюсь с маленькими девочками.

— А я уже не маленькая.

Голосок жалобный-жалобный и одновременно возмущенный.

— Для меня — маленькая, — продолжаю провоцировать свою любимую.

— А на дне рожденья говорил, что большая!

Теперь уже обида в глазах. Какая же она у меня красивая!

— На дне рождения была большая, а теперь опять маленькая.

Я сижу и продолжаю балдеть.

— Ну, почему, объясни.

Все, пора сдаваться. А то сейчас слезы потекут.

— Ты, Светланка, тогда назвала меня своим и по имени, без всякого дядьки. А когда ты меня так называешь, дядей, я чувствую себя старым-старым, а тебя маленькой-маленькой. Мне тогда хочется завернуть тебя в пеленку и баюкать, как грудного ребенка.

— Ура, — кричит довольная Светка, — Егорушка, поцелуй меня!

Мягкие девичьи губы прижимаются к моим. Я, кажется, сейчас взлечу к потолку со своей любимой в руках. Девушка по-хозяйски устраивается у меня на коленях, и мы опять целуемся.

— Егорка, я тебя никогда никому не отдам! Ты мой! — Светланка гладит меня по лицу ладошкой, а я пытаюсь поймать губами ее пальчики.

— И не надо, не отдавай, — я беру ее голову в обе руки и опять целую, — но у меня все-таки работа есть, — короткий взгляд на часы и я опять смотрю в карие глаза, — Мне, Светик, через двадцать минут уже на аэродром ехать надо.

— Не называй меня так, мне не нравится. А куда ты опять летишь? Там опасно? — На лице любимой появляется беспокойство.

— Не буду. В Крым. В Севастополь. Совершенно безопасно, — односложно отвечаю я по порядку.

Мы опять целуемся. Я сейчас, как мороженое на солнце. Таю.

— А зачем ты туда летишь?

— Купаться и нырять в Чорном море.

— Вода же еще холодная! — удивляется девушка.

— Я буду одет в специальный гидрокостюм и не замерзну.

Ох, какие у Светланки сладкие губы!

— А обратно когда прилетишь?

— Через два-три дня.

— Можно я опять после школы забегу?

— Конечно. Если я буду дома. Ты же знаешь, у меня очень много работы.

Я опять беру Светланкино лицо в свои ладони и по очереди целую карие глаза. Девушка довольно жмурится и обнимает меня еще крепче.

— Это из-за войны с фашистами, которая будет летом?

— Да. А ты откуда знаешь?

— Папа Ваське сказал, когда он на двадцать третье приезжал. А я слышала. Папа предупреждал Василия, что бы он хорошо учился, чтобы отцу потом за него стыдно не было, когда Васька плохо воевать будет. Нашу фамилию, он сказал, позорить нельзя.

— Папа твой все правильно говорит. Вот только… Он предупредил Василия, что о будущей войне никому говорить нельзя?

— Конечно. Я только тебе об этом сказала. А больше никому-никому! Но тебе же можно? Папа говорил, что ты сам все вражеские тайны знаешь.

Я прижимаюсь губами к маленькому розовенькому ушку, целую и говорю:

— Мне можно.

Легонько подуть в ушко. Светка хохочет.

— Егорка, щекотно же.

Я аккуратно снимаю девушку со своих колен и ставлю на пол.

— Все, Светланка, неудобно будет заставлять адмирала ждать.

Светка тянется и еще раз целует меня в губы. Я отвечаю, понимая, что еще несколько минут, и я опоздаю. Поворачиваю любимую кругом и хлопком по упругой попке в джинсах цвета хаки отправляю в прихожую, где ее дожидается персональный охранник. Джинсы у нас в стране прижились мгновенно, после тех нескольких контрабандных журналов мод. Только вот называются они непривычно, «штаники» или «штанцы». Заглядываю в соседнюю комнату, натягиваю портупею с привычной «Гюрзой» в кобуре, хватаю заранее подготовленный баул и тоже выскакиваю в прихожую. Светланка, уже одетая в серую заячью шубку, теплые сапожки и в белый оренбургский платок машет мне рукой.

— До свидания, дядь Егор.

Вот ведь маленький бесенок! Понимает, что при посторонних целоваться нельзя и таким способом сообщает мне об этом и заодно подкалывает.

— До свидания Светлана.

Я уже надел сапоги, папаху и, накинув полушубок на плечи, подхватываю свой баул и, махнув моей Светке рукой, бегу через две ступеньки вниз по лестнице. Несолидно генералу через ступеньки прыгать? Ерунда! Вот принимать неправильные решения — это точно несолидно. А все остальное можно. «Паккард» с Колей Кузнецовым только что подъехал. Отдаю баул адмиральскому адъютанту и сажусь к Николаю на заднее сиденье. Здороваюсь с адмиралом, и машина трогается. Только и успеваю, что повернуть голову и заметить фигурку любимой.

Мы с Николаем летим в Севастополь, где находится хорошо засекреченная школа подводных диверсантов моего ведомства. Министр ВМФ решил лично ознакомиться с возможностями аквалангистов, чтобы на месте скоординировать наши планы по уничтожению кораблей противника в их собственных гаванях.

* * *

Ровное гудение моторов убаюкивает, но я уже выспался. Хватило, как всегда, пары часов. Коля похрапывает в соседнем кресле, накрытый пледом. Мы долго перебирали возможные варианты операций с использованием моих вусмерть засекреченных аквалангистов и новейших малошумящих подводных лодок. Полностью ясно только одно: удар должен быть практически одновременным, так как после первого применения нашего секретного оружия, против него наверняка начнется массовое использование элементарных мер защиты. Понатыкают вокруг баз гидрофонов и обычными сетями завесятся. Поэтому вероятными местами первых диверсий должны стать Скапа-Флоу, Кенигсберг и что-нибудь на Черном море. Пока неясно кто и что туда введет в начале июня. Скорее всего, в Константинополе будем работать. Несомненно, что самой сложной должна стать операция в Шотландии. Туда по первоначальным прикидкам должны пойти два подводных крейсера шестьсот тридцать шестого проекта. В том мире их называли «Варшавянками». В этом назвали «Мурманчанками». Вероятно по месту постройки первой лодки серии. Названия средних и малых лодок остались прежними с небольшой коррекцией — "Амур 950" стали ласково называть «Амурчиком». Конечно, все три модели подлодок оказались по многим параметрам слабее их прообразов из того мира. При полном внешнем подобии и соответствии обводов они были лишены некоторых очень существенных возможностей. Подводный пуск ракет отсутствовал вообще. Сами ракеты имели значительно меньшую дальность. Количество ракет также пришлось сократить, так как требовалось место для ламповой электроники, обычного, а не цифрового, перископа и увеличившегося из-за отсутствия необходимой автоматики экипажа. Но, несмотря на ухудшение тактико-технических характеристик, наши подводные лодки настолько превосходили технику противника, что их легко можно было называть на сленге того мира «Вундервфлей».

Бухта Скапа-Флоу не очень глубокая, до пятидесяти метров, дно песчаное. Флотские инженеры обещали установить на пару «Мурманчанок» специальные проставки, чтобы лодки, зайдя в акваторию главной сегодня военно-морской базы английского флота, смогли лечь на грунт, не повредив эхолотов. Каждый подводный крейсер выпустит по десятку аквалангистов. Мои ребятки должны будут за ночь заминировать все тяжелые корабли флота его величества, которые будут находиться на базе. Новые магнитные мины — это что-то! Самым сложным для подводных диверсантов будет ориентировка под водой. Но мои ребята уже научились пользоваться портативными ультразвуковыми эхолотами. Последние достижения миниатюризации ламповой техники. А на обеих лодках будут стоять еще и ультразвуковые маячки. Должны аквалангисты справится. Противник вообще еще не знает о существовании аквалангов и не умеет работать с ультразвуком. На Балтике и в Черном море будет немного проще. Перед самым началом операции диверсанты получат свежие данные аэрофоторазведки. А в Шотландию лететь нельзя. Можем привлечь очень нежелательное внимание.

До посадки еще около часа. Поштудирую я пока французский. Этот язык мне еще потребуется. Мои люди уже вышли на де Голля. Впавший в опалу полковник-антифашист[35] оказался и в этом мире очень интересной политической фигурой. Он был назначен комендантом захолустного гарнизона во Французской Экваториальной Африке (для варианта "изгнанный из армии" будет как раз "вынужден был уехать в Французскую Экваториальную Африку", AEF — это официальное название территории в те времена) еще в конце прошлого года. Там де Голль объявил о создании так называемой "Свободной Франции", патриотической организации, объединяющей антифашистов независимо от их политических убеждений. К "Свободной Франции" присоединилось определенное количество офицеров, не согласных с профашистской политикой Даладье и министра Петена. Вскоре после этого мои люди и вышли на лидера "Свободной Франции". Полковник де Голль, хотя и не сразу, согласился поддерживать контакты с Советским Союзом. Правда, он категорически заявил, что отказывается от каких-либо политических обязательств после окончания неминуемой войны в Европе. Впрочем, этого и не требовалось. Вполне достаточно будет хороших экономических отношений с будущей свободной от коллаборационистов Францией.

* * *

Интересные шутки иногда выкидывает подсознание. В том мире столько писалось о вреде раннего секса для девочек, что это намертво впечаталось мне в голову. Здесь к этому относятся значительно проще. Как и там в эти времена относились. Брак регистрируют без разрешения родителей с шестнадцати, а с разрешением вообще с четырнадцати лет. Очень ранних семей полно. Девчонки рожают иногда в пятнадцать лет или даже раньше и никого это не удивляет. Норма. А я вот не могу. Целую и ласкаю мою любимую всюду, где она хочет. А хочет она почему-то везде… А на большее не могу и все! Хоть стой, хоть падай. И, что самое интересное, нас обоих это устраивает. Меня как на цепи держит подсознание, а Светланка просто не знает, что это такое. В школах здесь это не изучают, как там. Не принято. В то же время все знают, откуда дети берутся. Невероятно, но факт. Загадка природы.

Моя любимая устроила мне большой сюрприз. Возвращаюсь из Севастополя. Звоню в дверь своей квартиры. Она открывается и на шею мне вешается Светланка. Очень горячий поцелуй. Ординарец деликатно отворачивается. Моя домработница тоже. Спелись уже. Когда успели? А мы опять целуемся. При посторонних это еще не очень принято. Хотя фильмы из того мира уже довольно прилично пошатнули местные моральные устои. Оказывается, у дочери вождя состоялся большой и серьезный разговор. После ужина и очередной порции горячих объятий и ласк, против чего у меня особых возражений не было, девушка мне все рассказала. Светка без тени смущения заявила отцу, что любит и жить без меня не может. Сталин, как известно, может долго раздумывать, но вот разговоры рассусоливать не будет.

— Нет, — сказал он, — рано тебе еще.

— Рано что? — резонно заявила Светлана, — Я просто хочу видеть моего Егора всегда, когда возможно.

— Рано тебе еще иметь детей!

— Папа! Я уже не та маленькая девочка. Я все прекрасно понимаю, — Светка забралась на колени к отцу, отобрала у него потухшую трубку и, положив ее в пепельницу, обняла Сталина, — Папа, я люблю Егора и люблю тебя. Я обещаю, что тебе никогда не будет за меня стыдно.

Иосиф Виссарионович обнимал дочь и думал о том, что из-за катастрофической нехватки времени совсем не уделяет ей внимания. Очень мало достается девочке отцовской любви.

— Пап, ну мы же с тобой даже живем в разных квартирах. Я тебя очень редко вижу. А мне обязательно нужен кто-то родной рядом. Васька в своем училище учится. Ты все время работаешь, — Светка поцеловала отца в щеку.

Вождь народов сдался. В конце концов, дочка когда-нибудь все равно уйдет, а так за ней будет присматривать кто-то, кто действительно любит ее, а не прислуга и охранники.

Теперь Светлана живет у меня в квартире. Мы не расписаны, спим в разных комнатах, но с удовольствием называем друг друга наедине мужем и женой. Я, когда нахожусь вечером дома, укладываю свою любимую в постель, ласкаю и целую ее. Затем гашу ночничок на стене и отправляюсь обратно в кабинет работать.

Документы и документы. Никогда не представлял, что руководство — это в первую очередь море бумаг. Казалось бы, поручи все хорошим заместителям и спи спокойно. Так ведь сделают все не так, как надо. Поэтому очень многое приходится брать на себя. Хорошо, что ребята из «Шмеля» помогают. Здесь мне очень не хватает компьютеров. Ладно, пять-десять лет как-нибудь продержусь. Лаврентий Павлович уже начал строить нашу Силиконовую долину. Очень много сил в нашей стране брошено на подготовку математиков. Студенты пока не понимают, зачем их так усиленно натаскивают именно на теорию. Они не знают еще, что скоро превратятся в программистов, самых востребованных специалистов уже начавшейся здесь научно-технической революции.

Если ложусь в четвертом часу ночи, то к семи утра просыпаюсь прекрасно выспавшимся. Быстро привожу себя в порядок. Хорошо, что здесь наконец-то начали выпускать одноразовые бритвы. Четверть восьмого бужу поцелуем свою любимую. Светка довольно потягивается, возвращает поцелуй и идет умываться. Копуша. Совершенно не понимаю, что можно делать столько времени в ванной? Но к восьми она все же проскакивает к себе в комнату завернутая в полотенце. Почему-то терпеть не может халатов. А если домработницы нет дома, то и без полотенца, задорно сверкая своими прелестями. Вот ведь бесенок! Знает, что утром на ласки нет времени, но без этого не может! Ей обязательно надо меня немного поддразнить. Быстро одеваться Светланку я научил. Если хочешь завтракать вместе со мной, то изволь поторапливаться.

Вот на завтрак у нас уходит много времени. Целых полчаса. Болтаем потому что. Не можем мы без разговоров жить.

— Егорка, а почему?

— Ешь давай, чудо мое кареглазое! Смотри, в школу опоздаешь с такими темпами, — говорю я, отлично зная, что в школу моя Светка не опаздывает никогда и учится на отлично.

Черт знает что! Люблю и ласкаю почти как женщину, а воспитываю, как ребенка. И, что самое удивительное, счастлив безмерно!

* * *

— А наш Женя-Егор растет не по дням, а по часам, — с удовольствием констатировал Коган.

— Да уж, — ответил Викентьев, — не успел генерал-лейтенанта получить, уже генерал-полковник. Нам с тобой, Пал Ефимыч, такие звания и не снились. Я и сам не заметил, когда не я ему, а он мне задания стал давать.

— Не завидуй, Юра, — улыбнулся полковник, — ты, может быть, еще быстрее в тех условиях смог бы подняться. Хочешь туда? Но учти, Катерина с твоим будущим сыном здесь останутся.

— Ну, уж нет. Катеньку я даже ради звезд генералиссимуса не брошу. Мне с ней и тут неплохо.

— То-то же. А говорил я не о звездочках на погонах, а про профессиональный рост Синельникова. Как он разработал и виртуозно провел операцию с Брауном? Ладно, со стратегической оценкой ситуации перед тем совещанием мы Синельникову помогали, но вариант шантажа коалиции возможным подрывом рудников в Швеции и Норвегии он сам придумал.

— Оттяпать Канаду и поделить со Штатами — это тоже самостоятельная идея Егора. Да и операцию с дискредитацией Англии и восстанием в Индии он тоже сам провернул. Мы ему здесь только техническими аспектами помогли. А ведь действительно, стремительный профессиональный рост налицо, — согласился с куратором Викентьев.

— Знаешь, Юрь Саныч, у меня такое ощущение, что у Егора не только память улучшилась, он вообще другим стал.

— В смысле? — не понял директор проекта.

— Характер, — Коган достал сигареты и закурил, — Я ведь его личное дело тщательно проштудировал. Не был он никогда таким инициативным.

Викентьев задумался. Тоже закурил и только после этого сказал:

— А знаешь, Пал Ефимыч, ты, пожалуй прав. Я вспоминаю, каким он был в учебных лагерях рубахой парнем, но вот первым в авантюры никогда не лез. Это ты точно подметил. Тут еще эта любовь внезапная.

— Почему внезапная? — удивился полковник, — ты забываешь, что Синельников там уже два с половиной года.

— Да все я помню, но мозг-то перестраиваться не хочет. Все оценивает по меркам этого мира, — констатировал директор.

— Ты-то сам давно с Катериной познакомился? — усмехнулся Коган.

— Действительно, кажется только вчера, а теперь свою жизнь без нее и не представляю. Только три дня прошло, как Катя уехала, а я уже скучаю, — признался Викентьев, — Я где-то читал, что нормальный мужчина подсознательно выбирает себе спутницу жизни, похожую на его мать. Катенька и правда похожа немного на мою маму, а чем интересно руководствовался Женька, влюбившись в дочь Сталина?

— Ну, знаешь ли, у тебя и вопросы. Здесь он свою мать знать не мог. В детский дом попал прямо из роддома, насколько я помню по личному делу Воропаева. Там Синельников стал сиротой в четыре года. С учетом того, что по его же уверениям Егор полностью восстановил память реципиента, то… — полковник задумался, — А может быть твоя теория и работает.

— Она не моя. Говорил же, вычитал где-то, — поправил директор, — Но вот то, что сам Сталин разрешил им жить вместе, когда ей только что четырнадцать стукнуло…

— Вот это, как раз не очень меня удивляет. Тогда были совершенно другие взгляды на жизнь. И не надо так думать о Виссарионыче. Что значит "сам Сталин"? Пойми Юра, все исторические личности — это в первую очередь люди и ничто человеческое им не чуждо. Любовь к детям в том числе.

* * *

Где бы еще подсыпать песочку в государственную машину Великой морской державы? Где у британцев еще есть проблемы? Ирландия и Палестина. В Ирландии особо не развернешься. Слишком близко к Туманному Альбиону. Палестина? Будущее сосредоточение самых тяжелых межнациональных проблем мира. Стоп. Это там, в прошлой жизни. А здесь нам такого не надо. Что я вообще знаю об Израиле? Сначала надо быстренько просеять свою память и сложить в отдельную папочку в голове.

Итак, по порядку. Декларация Бальфура. Еврейский легион. Мандат Лиги наций. Белый список или, по-другому, Белая книга. Ай да наглы! Ай да подлецы! Сначала с помощью самих евреев захватывают Палестину, получают право распоряжаться, а потом подписывают смертный приговор миллионам, не давая сбежать от концлагерей Гитлера. Круто! Теперь понятно, почему евреи так не любят Англию и откуда в Палестине взялись «Бейтар» и «Иргун». Руководители сопротивления Жаботинский, Давид Разиэль, Бегин, Ицхак Шамир. Последние двое потом были премьерами Израиля. Что я о них знаю? Менахем Бегин, родился в Брест-Литовске в шестнадцатом, учился, с шестнадцати в "Бейтаре",[36] с марта тридцать девятого комендант всего польского отделения, в сентябре сорокового арестован НКВД. Стоп. Это в том мире. А здесь у нас только апрель начался. Немедленно найти этого парня и поговорить. Это же почти наш человек! Мы отлично можем помочь друг другу. Нефтепровод из Ирака в Хайфу ведь так сложно охранять… Хорошо, что у нас государственный антисемитизм уже практически исчез. Вероятно беседы Когана с Самим помогли.

* * *

Мои ребятишки обнаружили его в Вильнюсе, недавно переименованном из Вильно, куда он вынужден был сбежать от фашистской оккупации Польши. Теперь он стоит передо мной, черноволосый, худощавый, с "греческим профилем" носа, небогато, но очень аккуратно одетый.

— Здравствуйте, — встаю из-за стола, подхожу и протягиваю руку.

Руку пожимает достаточно крепко, но молча. Взгляд чуть прищуренных глаз очень насторожен.

— Садитесь, — показываю рукой на кресло у низкого столика и сам сажусь во второе, — Чай, кофе?

— Чай, пожалуйста, — взгляд становится несколько удивленным, — Вы хотите меня завербовать?

— Вы, знаете, кто я такой? — улыбаюсь и отдаю распоряжение принести чай.

— Это ведь вашу фотографию поместили в «Правде» в связи с награждением… — он кивает на мою грудь, где висит звезда Героя.

— Правильно. Я директор Службы Государственной Безопасности Синельников Егор Иванович. И неужели вы думаете, я лично буду заниматься вербовкой какого-то агента? Еврея, убежденного сиониста, назначенного лидером правого сионизма Владимиром Жаботинским комендантом польского отделения «Бейтара»?

В глазах появляется удивление моими знаниям и страх. Одновременно чувствуется гордость.

— Нет. Я пригласил вас, чтобы протянуть руку дружбы!

Вот теперь только удивление. Очень большое удивление.

— Я правильно понимаю, что сущность сионизма заключается в создании независимого еврейского государства на территории нынешней Палестины и, по возможности, добровольной репатриации туда большинства евреев планеты?

Удивление смешалось с интересом.

— В первом приближении вы правы. Но почему вдруг, как я понимаю, вы решили нам помочь?

Очень быстро соображает. Отлично!

— Несколько причин, — я делаю паузу, позволяя секретарю быстро сервировать столик. Бегин бросает кусочек быстрорастворимого сахара в стакан, аккуратно, не касаясь ложечкой стенок стакана, размешивает и, положив ложечку на блюдце, вопросительно смотрит на меня. Что-то общее чувствуется в его поведении с полковником Коганом. Аккуратность? Культура?

— Во-первых, — продолжаю я, сделав глоток отличного грузинского чая из своего стакана. Причем ложечку я по привычке не вытащил, а придерживаю пальцем, — враг моего врага — мой друг.

— Советский Союз не воюет с Великобританией, — говорит Бегин.

— То есть вы признаете, что англичане ваши враги?

Чуть-чуть затравленное выражение. Но гордость перебивает почти все остальные чувства.

— А я этого никогда и не скрывал.

— А немцы? — продолжаю я свои провокации.

— Вы считаете, что после "Нюрнбергского закона" и "Хрустальной ночи" я должен их любить?

Нда. Привычка отвечать вопросом на вопрос — это явно национальное. Попробуем говорить в его манере.

— Если я вам скажу, что война между Советским Союзом и фашисткой коалицией с Великобританией, в том числе, неминуемо будет в этом году, вы мне поверите?

Задумался. Аккуратно трогает стакан и, убедившись, что чай уже немного остыл, делает несколько глотков. Ставит стакан и смотрит прямо мне в глаза.

— Теперь я, кажется, начинаю понимать эту "странную войну" без единого выстрела за полгода. Как давно они подписали сепаратный договор?

— Точно не знаю. Но сейчас это уже не самое важное. Вы приняли решение?

Взгляд опять становится задумчивым.

— Каковы условия вашей дружбы?

— У дружбы не бывает условий. Некоторые пожелания — да. Но никак не условия.

Взгляд уважительный и любопытный одновременно.

— Хорошо. Тогда каковы пожелания?

— У вашего будущего государства религия должна быть лишена какого-либо влияния на правительство, — я отлично знаю ситуацию с ортодоксами в том Израиле. Писал как-то аналитическую записку во время учебы в ФСБ. И мне очень не хочется повторения такого в этом мире.

Большое удивление и задумчивость в глазах.

— Я не могу гарантировать этого. Попытаться, приложить все возможные усилия, убедить кого только можно, но не гарантировать.

— Стопроцентные гарантии дает только господь бог и госстрах, — вспомнил я древний анекдот из того мира, — в первого я не верю, а вторая организация, боюсь, не занимается такими проблемами. Меня вполне устроит ваше желание пойти мне навстречу в этом вопросе.

— Какие еще будут пожелания?

Теперь задумался я. Какое мне еще сделать предложение? С другой стороны, меньше запрашиваешь — больше получаешь.

— Собственно говоря, все.

Очень большое удивление.

— И вы не будете требовать, чтобы наше государство было именно социалистическим? Чтобы немедленно после создания мы подписали с Советским Союзом договор о вечной дружбе и сотрудничестве? Вас устроит капитализм у нас?

Нда, вполне прогнозируемо. Хорошо, что эти вопросы я заранее обсудил со Сталиным. Нас вполне устроят крепкие экономические узы.

— На первый вопрос скажу — да, не будем требовать. Договор, как мне кажется, вы сами нам предложите. Капитализм? Лишь бы вы смогли его хорошо контролировать.

— И не будете препятствовать выезду евреев в будущий Израиль?

Он все еще не мог поверить.

— Не будем. Вот это я точно могу гарантировать.

Весь вопрос захотят ли они? — подумал я, — умные — вряд ли. Уровень жизни и возможности у нас здесь явно будут выше. А умных среди евреев, надо признать, довольно много.

Менахем Бегин задумался, затем встал и протянул мне руку.

Наше пожатие было обоюдно крепким.

* * *

Срочную сводку радиоперехвата мне принесли прямо на трибуну мавзолея. Хорошо, что парад со злополучным, вызвавшим столько споров на позавчерашнем совещании, танком уже закончился, и шла демонстрация. Не надо было держать руку у виска, отдавая честь проходящим мимо трибуны подразделениям Советской армии.

Нда, очередное расширенное совещание ГКО в понедельник двадцать девятого апреля. Пришлось тогда основательно разругаться с Ворошиловым.

— Климент Ефремович, ну как вы не понимаете, что этот эпизод послужит отличной дезинформацией противника о нашей боеготовности.

— Мы не имеем права обманывать советский народ. Ведь наши люди могут подумать, что наша армия действительно слаба, — настаивал на своем Министр Обороны.

— Ничего, через три недели все убедятся в истинной силе наших войск. А кому надо, тот и так о мощи Советской армии все знает. Товарищ маршал, эта война нужна нам сейчас, как воздух что бы дышать!

Ошарашенный моим заявлением Ворошилов замолчал. Зато заговорил Берия.

— Ты, Синельников, говори, да не заговаривайся!

— Я, Лаврентий Павлович, может быть и не совсем правильно выразился, но ведь вы не будете отрицать, что война Советского Союза с фашисткой коалицией неминуема?

Сталин сидел на своем месте во главе большого стола для совещаний, курил свою трубку и молчал. Лицо его было непроницаемо.

— Война, конечно, будет, но почему ты считаешь, что она нужна Советскому народу?

— Нашему народу она совершенно не нужна. Но, раз ее все равно не избежать, то она должна быть именно сейчас. С каждым днем враг становится сильнее, а значит, возрастут и наши потери в этой войне. Чем дальше, тем все труднее становится сохранить секретность наличия у нас новой техники и степени подготовки наших войск. Немецкие генералы уже затылки чешут, почему их самолеты-разведчики не только не возвращаются с нашей территории, но даже по радио ничего сообщить не успевают.

Тут постарался новый начальник войск ПВО Покрышкин. Его произвели в генерал-лейтенанты прямо из капитана. По предложению Александра были созданы специальные группы перехватчиков из лучших асов ВВС. В сотне километров от границы днем и ночью посменно барражировали Ту-4М с мощными радиолокаторами на борту, этакое подобие «аваксов» того мира, не очень совершенное, но, тем не менее, довольно эффективное средство обнаружения самолетов противника. С высоты восемь тысяч метров дальность обнаружения цели достигала почти четырехсот километров. Перехватчики взлетали одновременно с самолетом-постановщиком помех. Как только разведчик врага залетал на полсотни километров вглубь нашей территории, тут же включалось глушение всех возможных вражеских диапазонов радиосвязи. Звено новых Яков с легкостью принуждало вражеский самолет сесть на наш аэродром или, если экипаж противника был очень несговорчивым, сбивало на месте обнаружения. На вопросы сопредельной стороны, не залетал ли к нам случайно их якобы заплутавший рейсовик, наши дипломаты вежливо и непринужденно заявляли, что ничего об этом не знают.

— Исходя из всего, мною сказанного, — продолжил я убеждать присутствующих на совещании, — пусть лучше эта война будет именно сейчас, когда мы к ней более-менее готовы, и знаем основные планы противника.

Распечатки «Барбароссы» легли на стол Сталина еще в начале марта.

— Так значит, ты не за саму войну, а только за момент ее начала? — дошло наконец-то до Ворошилова, — Именно поэтому тебе так нужен этот танк?

— Конечно, Климент Ефремович, вы как всегда все правильно понимаете, — решил польстить я маршалу.

Сталин хмыкнул в усы, но промолчал. В том, что Иосиф Виссарионович сразу понял все правильно, у меня не было и тени сомнения. Вот только почему он не прервал эту перебранку сразу?

Стройные ряды воинов, марширующих мимо трибун, смотрелись красиво и даже немного грозно. Мосинки с примкнутыми трехгранными штыками были оружием Первой мировой войны, но никак не наступившей уже второй. Конные повозки с пушками и несколько тачанок с «Максимами» тоже не произвели на меня особого впечатления. Довольно красиво, надо признать, проехали по Красной площади инвалидные коляски под названием Т-26. Я, конечно, понимаю, что нельзя так называть когда-то вполне неплохой легкий танк. Но, в сравнении с теми же боевыми машинами пехоты, которые сегодня стоят на вооружении Советской армии, он смотрится каким-то непропорциональным недомерком. Следующими на площадь выехали тяжелые танки. Большие и неповоротливые с мизерными ресурсом и надежностью. Зато целых пять башен. Экипаж монстра Т-35 разыграл все как по нотам. Танк заглох прямо напротив трибун. Сквозь грохот гусениц других машин прорывались закономерные матюки. Послы Германии и Великобритании довольно переглянулись и не смогли скрыть улыбок. Доклады о том, что у этих комми танки глохнут прямо во время парада на Красной площади уйдут в Берлин и Лондон сегодня же. Заранее проинструктированный экипаж идущего сзади танка не растерялся, сходу обогнул заглохшую машину, остановился и быстренько взял увечных товарищей на буксир. В этот момент над площадью начали крутиться шустрые ястребки И-16, заглушая ревом своих моторов все звуки на земле. Внимание зрителей было отвлечено самолетами и неприятный инцидент заметили только сидевшие на дипломатической трибуне. Мы, присутствовавшие на трибуне мавзолея, переглядываться не стали, и свое удовольствие смогли скрыть. Военный парад наконец-то закончился, и я смог опустить руку. Вот в этот момент мне и принесли эту сводку радиоперехвата. Наши еврейские товарищи по общей борьбе выполнили свое обещание и сделали свой подарок Советскому народу к празднику всеобщей солидарности трудящихся. В ночь на первое мая трубопровод из Ирака в Хайфу, где нефть грузилась на танкеры, был взорван сразу в нескольких местах. Судя по захлебывающимся словам корреспондентов, полыхнуло там здорово. А ведь тушить такие пожары они еще не умеют. У британцев ожидаются большие проблемы с горючим.

Глава 8

— Без тебя разберутся. Привыкай. Ты теперь не только директор СГБ, но и член Политбюро. Лицо, так сказать, нашей партии. Поэтому, хочешь, не хочешь, а обязан посещать официальные мероприятия, — сказал Лазарь Моисеевич и был таков. А то, что мои ребятки обнаружили сосредоточение английских войск на границе Ирана, его не волнует. Для Кагановича главное — это порядок в его многочисленных министерствах. Во, министр-многостаночник! Железные и автомобильные дороги в его руках. Тяжелая и топливная промышленность под ним. Метрострой тоже под себя заграбастал. При этом он один из замов премьера и член Политбюро. И как он везде успевает? Сие уму непостижимо! Моему, во всяком случае. Еще и указания дает! Значит, должен присутствовать на праздничном концерте в Центральном Доме Советской армии? Лицо партии демонстрировать? Виссарионыч речь перед телекамерой толкнул и на ближнюю дачу работать смотался. А я отдувайся. Кто будет на концерте? Ворошилов? Обязательно. Лаврентий Павлович со своей красавицей женой Нино? Наверняка! А если? Вот тут я немного задумался. Доложат Самому? А как же. Настучат! Но из подполья все равно надо выходить. Заодно и покажем народу лицо нашей родной Коммунистической партии Советского Союза. Переименовали из ВКП(б) на последнем съезде.

Так, первое. Звоню в оперативный отдел дежурному.

— Самохин? Молодец, Самохин! Найди мне Торопову и Зейдлиц из седьмого управления. Живыми или мертвыми. Тьфу, черт, конечно живыми! И пусть их обеих доставят со всеми причиндалами ко мне домой.

Кто такие Торопова и Зейдлиц? Лучшие гримеры-визажисты Москвы. Да, да. Эта специальность и здесь уже так называется. Почему они работают у меня в седьмом управлении? Так наружка же, то бишь, наружное наблюдение. Из принца сделают нищего и строго наоборот легко и непринужденно.

Ровно в восемнадцать сорок пять мой министерский «Паккард» останавливается перед Домом Советской армии. Журналисты наши и ненашенские — а как же без иностранцев? — толпятся перед входом, но на красную ковровую дорожку не заступают. Знают уже, что мои ребята из девятого управления[37] могут «демократизаторами» по почкам пройтись, невзирая на лица. Только что отъехала машина Берии, а сам он с женой еще на дорожке. Из передней дверцы моего транспортного средства выскакивает ординарец и открывает мою дверь. Я в белом парадном мундире со Звездой Героя, двумя орденами Ленина и Красной звездой на груди выхожу из «Паккарда», поправляю фуражку с высокой тульей и, непринужденно повернувшись ко всем присутствующим верхней частью своих нижних конечностей, протягиваю руку внутрь машины. И вот появляется она — моя Светлана. Почти мгновенно наступает тишина. Слышны только редкие охи и ахи. Говорить с отвиснувшей челюстью несколько сложновато. Светка гордо стоит в изящных туфельках на длиннющих шпильках и белоснежном длинном платье без рукавов с боковым разрезом снизу почти до трусиков. Высокая причудливая прическа, голые плечи и полуголая спина. Еле заметный макияж подчеркивает кажущиеся огромными карие глаза моей любимой. И никаких украшений. Только белые же почти прозрачные перчатки до локтей. Тишина продолжалась пару минут, затем защелкали блицами опомнившиеся репортеры. Светлана берет меня под руку, и мы гордо идем по ковровой дорожке. Подходим к чете Берии и раскланиваемся. И все это под ярким светом софитов, которые я распорядился установить на здании еще днем. Что там выход английской королевы, которая здесь еще принцесса? Вот где настоящая принцесса! Со мной под руку. Мы — лучше! Мы — Свободные! Пусть потом смотрят на красочную обложку «Огонька» и завидуют! Лаврентий Павлович уже давно пришел в себя, прокачал ситуацию и даже успел незаметно подмигнуть мне. Мы идем смотреть первомайский концерт.

* * *

Интересно, это что политическая мода такая в двадцатом веке, переходить границу именно в воскресенье? Англичане ввели свои войска в Иран пятого мая, чем дали нам законный повод для войны.

Свежую сводку мне привезли прямо на дом в полдевятого утра. На аэрофотоснимках, переданных из Баку по фототелеграфу, были отчетливо видны колонны английской пехоты, марширующие от пирсов под косыми лучами восходящего над Ираном солнца. В принципе, из разведданных мы знали о подготовке британского вторжения и ждали его со дня на день. А в девять утра нас посетил Сам. Он прошел прямо ко мне в кабинет, грозно потрясая свежим номером «Огонька», еще пахнувшего типографской краской. Вероятно, второго числа ему доложили о нашем триумфальном посещении Дома Советской армии, но не решились красочно описать. А сегодня утром он, просматривая свежую корреспонденцию, нарвался на большое, во всю обложку, изображение дочери в откровенном вечернем платье.

— Егор, это что за стриптиз вы мне устроили в центре Москвы?

Журнал лег мне на стол сверху многочисленных документов.

— Доброе утро, Иосиф Виссарионович, — я вгляделся в обложку.

Нда, и куда цензура смотрит? Ретушеры несколько перестарались, выделяя еле заметные соски, топорщившиеся через тонкий лиф платья. Явная недоработка ведомства Берии. Или, быть может, наоборот? Четкое выполнение задания Лаврентия Павловича? Надо будет на досуге озаботиться этим вопросом. А сейчас, хочешь — не хочешь, придется оправдываться:

— На фотографии это выглядит совершенно не так, как на самом деле.

— Да как ты вообще посмел привезти мою дочь на концерт в таком платье?

Я еще раз посмотрел на обложку. Из разреза на боку был виден ажурный край нейлонового — или из чего их там делают? — чулочка на изящной ножке. Сногсшибательно выглядела моя девушка, это надо признать.

Дрыхнувшая до того Светка, разбуженная гневным голосом отца, влетела в кабинет в одной длинной ночнушке и с ходу повисла у папы на шее. Гнев Виссарионыча мгновенно утих и он, несколько раз переведя взгляд с сонного радостного Светланкиного лица на красочную обложку журнала, успокоился. Как мне показалось, у него даже появилась некоторая гордость за свою дочь.

За завтраком мы обсуждали разведсводку и вчерне планировали наши ответные действия. Ударный авиакорпус и две полноценные дивизии мотострелков уже были скрытно сосредоточены в Советском Азербайджане. Вместе с несколькими дивизионами реактивной артиллерии БМ-21 «Град» и ствольной 2С1 «Гвоздика» и 2С3 «Акация» они были готовы в любой момент отразить вражеское нападение.

Во время разговора я несколько раз поймал довольный взгляд Сталина на мою Светку, уписывающую за обе щеки яичницу на беконе.

— Ты думаешь, они решатся через горы и ущелья напасть на нас? — неожиданно спросил меня Вождь.

Я глотнул кофе, подмигнул Светланке и только потом ответил:

— Очень сомневаюсь. Они не самоубийцы. На горных перевалах мы их перещелкаем как мух. Да и сколько они всего войск введут? Пять-шесть дивизий — это максимум. Реально — не больше трех.

Сталин покивал головой больше своим мыслям, чем мне, рассеянно глядя на дочь. А потом неожиданно улыбнулся, наблюдая, как Светка вороватым движением накалывает на вилку понравившийся ей кусочек бекона в моей тарелке.

* * *

У нас с шахом старый, еще двадцать первого года, но действующий договор. В нем в пятым и шестым пунктами четко оговорено, что право вводить войска имеем только мы в случае угрозы своим южным рубежам. В понедельник наш посол вручил в Форин-офисе министру иностранных дел его величества ноту протеста с требованием немедленно вывести войска. Выдержав положенные трое суток эти гребаные англичане ответили что, мол, войска введены в связи с беспорядками на нефтепромыслах и будут немедленно выведены как только, так сразу. Знаем мы эти ваши беспорядки. Сами же их и организовывали. Откуда, как вы думаете, у местной голытьбы вдруг деньги появились? А строго ответить наглам мы не можем, иначе сорвутся все планы грядущей войны. Теперь придется делать вид, что мы смирно ждем вывода войск. Ага, как же! Раскатали губу.

Советская армия начала выдвижение к исходным рубежам. Эшелоны с людьми и техникой грузились в глубоком тылу и двигались на запад. Разгрузка проходила только ночью на оцепленных внутренними войсками полустанках или вообще прямо в чистом поле и воинские части тут же уходили в подготовленные замаскированные лагеря. Утром, при свете дня уже ничего нельзя было обнаружить. Даже следы танковых гусениц заметались специальными машинами. Случайный человек и даже не очень, не мог определить, что здесь этой ночью проходила тяжелая техника. Каждый день над районами выгрузки и сосредоточения летали наши разведчики и производили аэрофотосъемку. Тщательное анализирование снимков иногда позволяло определить, где еще требовалось усилить меры по маскировке подразделений Советской армии.

Одновременно продолжалась мощная кампания по дезинформации противника. Еще в январе по нашему отсчету времени в том мире специалисты «Шмеля» сумели выйти на штаб-квартиру Абвера и разведки СД. Нами были немедленно взяты под контроль редкие вражеские разведчики, умудрявшиеся до того как-то ускользать от нашей контрразведывательной сети. Теперь адмирал Канарис чуть ли не каждый день с удовольствием потирал руки. Информация об отвратительном положении дел в Советской армии поступала к нему регулярно. Тщательно скоординированная «деза» лилась в уши и глаза его шпионов каждый день. В наших газетах стали периодически появляться фотографии летчиков в траурных рамках. Бьются, видите ли, Сталинские соколы на своих древних этажерках. Новый советский массовый бомбардировщик Ан-2, гордо показанный на параде первого мая в окружении юрких «ишачков» с легкостью поднимал аж полторы тонны бомб. Скорость, конечно, немного маловата. Но, зато у нас их очень много! Над Красной площадью пролетело почти триста штук «Антошек» стройными колоннами. Вы когда-нибудь видели одновременно три сотни самолетов в воздухе? Очень впечатляющее зрелище! Ничуть не хуже обстояло дело с дезинформацией на флоте. В Черном море затонул старый крейсер" Коминтерн" после пожара орудийного погреба — во всяком случае, именно так было написано в Севастопольской газете на следующий день — прямо на глазах пары румынских суденышек и немецкого разведывательного судна. Прозвучало три взрыва ниже ватерлинии. Экипаж, правда, мужественно боролся до конца за спасение корабля. Но, после того как крен достиг тридцати градусов, все-таки вынужден был покинуть тонущий крейсер, не потеряв ни одного матроса. Моим аквалангистам ведь надо было потренироваться на натуре и проверить действие магнитных мин?

* * *

— Ну, хоть в этот раз ты мне скажешь хоть что-нибудь хорошее? — У высокого было плохое настроение.

— Ни хрена, — настроение неброского было ничуть не лучше, — охраняют этот институт не хуже резиденции президента. Ближе сотни метров к забору не подойти. Сразу засекут. Нужна как минимум небольшая армия.

— Совсем никак? — спросил высокий и глотнул коньяку из своего бокала.

Неброский скептически посмотрел на собеседника и тоже сделал глоток, но не выпил сразу, а сначала посмаковал.

— Есть одна зацепка, — после небольшой паузы ответил он, — Логинов тогда проболтался, что иногда, после каких-либо успехов в том мире, они всей компанией ездят в один уютный ресторанчик. Некая "Таверна у веселого Шушпанчика".

— Дурацкое название, — тут же высказался высокий.

— А тебе не все равно? — парировал человек в сером свитере и джинсах, — Так вот, я сам не поленился и съездил туда. Надо признать довольно уютное местечко и готовят не хреново. Я уже распорядился выкупить его.

— Зачем? — удивился высокий.

— Вот так и знал, что спросишь! — хмыкнул неброский, — Охрана «шмелевцев» наверняка проверяет эту таверну перед приездом начальства. Снаружи, если будем работать в лоб, даже если у нас прилично боевиков будет, пока положим спецназовцев, они подмогу успеют вызвать. И получишь ты дырку от бублика. А так, — он еще выпил немного коньяка, опять посмаковал, — внутри хватит всего несколько человек, и стволы с глушителями нормально запрячем. Пока боевики будут выбивать охрану, мы возьмем этих «шмелевцев» тепленькими. С пылу, с жару расслабленными. Я сам там буду каждый вечер сидеть. Стану, так сказать, постоянным клиентом собственного ресторана.

— Сам? — опять удивился высокий, задумался, а потом, понимая, что теряет контроль над ситуацией, спросил — Слушай, а ты меня потом не кинешь?

Неброский посмотрел презрительно на собеседника и констатировал:

— Дурак. И что я потом один буду делать со всей этой информацией? Это ведь у тебя налаженные каналы продажи новейших инноваций на запад. Да и сдать ты меня можешь в любой момент. Зелененьких у тебя раз этак в пятьдесят больше. А без них я разворачиваться слишком долго буду, несмотря на все мои связи с ГРУ. Грушники, кстати, меня-то терпят только потому, что сами в этот «Шмель» залезть не могут. Знают, что президент наложил вето на любые телодвижения в сторону проекта. Но им, все же, интересно. А ты… Мне просто делиться с тобой выгоднее, чем с другими. И постарайся все же не забывать, что это я тебя когда-то завербовал в осведомители КГБ, а потом вытащил все бумажки из архива, когда Союз накрылся.

* * *

Снаряды перемалывали стены казарм пограничников и МПД наших войск, расположенных близ границы, как картонные. Бревна летали, как спички. Артобстрел начался ровно в четыре часа воскресного утра шестнадцатого июня. Продолжался он ровно двадцать минут. Тысячи тонн снарядов рвали в клочья нашу родную советскую землю. Надо честно признать, что стреляли немцы довольно метко. Смешали цели с землей качественно. Вот только… пустые это были казармы и зимние лагеря. Потерь с нашей стороны практически не было. Ровно в десять вечера субботы началась эвакуация мирного населения внутренними войсками на двадцать — двадцать пять километров от линии фронта. Плакали женщины, ревели разбуженные солдатами дети, хмурили лица мужики, но лихорадочно грузили все самое ценное на телеги и уходили на восток.

Советская армия была одновременно поднята по тревоге в девять вечера накануне войны на всем протяжении западной границы. Во всех подразделениях были зачитаны сразу Постановление Советского правительства и приказ. В Постановлении было сказано о создании Государственного Комитета Обороны во главе с товарищем Сталиным и о передаче всей власти в стране ГКО. Приказ Верховного Главнокомандующего извещал личный состав о наступающей завтра войне и призывал воинов быть твердыми и мужественными в обороне Родины.

Немцы во многих местах заметили подозрительные действия на нашей территории, но остановить уже раскрученный маховик войны было невозможно. В два часа ночи пограничники начали покидать казармы и устраиваться в блиндажах и окопах, без особой спешки отрытых и замаскированных заранее в короткие летние ночи.

Около половины четвертого взлетели ночные разведчики Ту-2. В те же четыре ноль-ноль они уже начали фиксацию точных мест расположения вражеских батарей. Натренированные штурманы только и успевали, что щелкать кнопками дистанционных спусков затворов фотоаппаратуры. На аэрофотоснимках потом отлично были видны длинные засветки огненных языков пламени из стволов орудий.

В четыре двадцать пять вперед двинулись немецкая пехота и танки. Вот только далеко пройти не смогли. Так как большая часть границы проходила по водным рубежам, то первые же танки, въехавшие на пограничные мосты, уходили на дно вместе с взорванными пролетами. Пехота, попробовавшая форсировать реки и речушки на заранее собранных лодках, нарвалась на огонь крупнокалиберных пулеметов, тяжелые пули которых рвали тела немецких солдат в клочья. Появились первые жертвы этой Великой Войны. Там же, где немцам все-таки удавалось высадиться, ни о каком серьезном продвижении на восток они даже и не задумывались. Берег оказался густо усыпан минами на всех направлениях, где фашисты планировали прорыв нашей обороны. Попытки использования противником полевой артиллерии и минометов тут же пресекались появившимися неизвестно откуда чудовищными бронированными монстрами. Самоходные артиллерийские установки 2С3 «Акация», неделями уже дожидавшиеся своего звездного часа в неглубоких капонирах в паре километров от границы, выезжали из своих замаскированных убежищ и прямой наводкой укладывали свои 152 миллиметровые снаряды точно по целям. Тяжелый многомесячный ночной труд саперов по подготовке укрытий для техники не пропал даром. А как сложно было скоординировать в каждом конкретном случае действия по маскировке шума двигателей этих тяжелых самоходок, когда они ночами буквально на ощупь заползали в свои капониры. То пьяный якобы тракторист решит доярку покатать ночью на тракторе с оторванным глушителем (Утром наблюдатели сопредельной стороны с большим удовольствием через цейсовскую оптику фиксировали, как эти варвары вытаскивают лошадьми свалившийся в овраг трактор). То опять ночная рыбалка на этой их алюминиевой «Казанке» с подвесным двухтактным мотором, который всю рыбу в реке распугивает.

На сухопутных участках границы положение у немецких войск оказалось ничуть не лучше. Точно так же граница оказалась густо усеяна минами. Точно так же неизвестно откуда появлялись тяжелые самоходки и прямой наводкой расстреливали фашистов. Сами при этом получая только царапины на краске. Основная немецкая противотанковая артиллерия — 37-мм РаК-35/36 не могла повредить нашим самоходным орудиям никак. После первого же выстрела — в том случае если их не засекли раньше — эти игрушечные пушечки немедленно уничтожались. Немецкие танки не успевали подойти на дальность прямого выстрела, так как самоходки начинали их уничтожать с дистанции четыре километра или после первого появления из-за складок местности и естественных укрытий.

В это же самое время реактивная и ствольная артиллерия открыла огонь по подтвержденным авиаразведкой местам расположения вражеских батарей. Имея оружие значительно более высокой точности и дальности поражения, наши артиллеристы практически лишили Вермахт большей части всех приготовленных к войне стволов большого калибра. Расход снарядов и ракет был огромным, но армейских снабженцев это не очень волновало — многочисленные склады были заполнены всем необходимым. После уничтожения вражеской артиллерии огонь был перенесен на расположение штабов противника. В результате Вермахт оказался частично обезглавленным.

* * *

Первая ночь войны. Нервничал ли я тогда или нет? Конечно, нервничал! Еще как! Светку удалось уложить только в одиннадцать. Уже не один раз, за последнее время, успев подслушать разговоры о том, что завтра начнется война, она тоже была на взводе. А тут еще звонок Василия по телефону неделю назад. Лучших курсантов училища ускоренно произвели в лейтенанты и разогнали по авиаполкам. Совершенно не понимаю, как Васька попал в лучшие? Наверное, фамилия сработала.

Уложил свою любимую и поехал на Лубянку. Давно уже переименовали в площадь Дзержинского, а я привычно называю по-старому. Надо еще раз проверить готовность моих служб. Вот, казалось бы, все готово, проверено и перепроверено не один раз. Так нет же, какие-то мелочи наверняка не успели сделать. Вопреки опасениям серьезных просчетов пока не обнаружилось. В полвторого я не выдержал и, узнав у дежурного по девятому управлению, что Сталин все еще работает в своем кабинете, поехал в Кремль. Все доклады ведь пойдут в первую очередь туда. В кабинете вождя было накурено. Запах чувствовался, несмотря на открытые окна.

— А, Егор, — Верховный кивнул головой и указал мне на пустой стул возле себя за длинным столом.

Кабинет был полон. Можно подумать, что вчерашнее совещание так и не закончилось. За письменным столом Самого сидел начальник секретариата Поскребышев и отвечал на частые звонки телефонов. Доклады сыпались один за другим. Судя по всему, Сталин в эту ночь изменил своим правилам, и телефоны были переключены с приемной на кабинет. Спокойным и невозмутимым выглядел один Берия. Он не торопясь пил крепкий чай и, чуть ли не снисходительно, поглядывал на остальных через стекла своего пенсне. Нет, Лаврентий Палыч тоже волнуется, понял я, заметив, как он вслушивается в разговор Поскребышева по телефону.

— Ну, что там? — не выдержал Ворошилов, когда Александр Николаевич положил трубку.

— Все в порядке, Климент Ефремович, — улыбнулся Поскребышев, — Очередного перебежчика взяли.

— Так и воевать скоро не с кем будет, — нервно хохотнул Министр обороны, — скоро уже второй десяток беглецов от Гитлера наберется.

В двадцать минут четвертого доложился Покрышкин. Локаторы во многих местах засекли приближение большого количества немецких самолетов к нашей границе. Точно по плану работают фашисты.

* * *

Сталинские соколы в эту ночь тоже не спали. Расположение всех объектов Люфтваффе уже давно было нанесено на полетные карты советских летчиков. Первыми, пока механики грели моторы бомбардировщиков, поднялись в воздух ночные истребители-перехватчики. Целеуказания от локаторов ПВО они получали уже после взлета. Следующими на ВПП вырулили тяжело нагруженные бомбами «Тушки». Им пришлось долго разбегаться по взлетным полосам своих аэродромов, прежде чем шасси отрывались от земли. Хорошо натренированные экипажи ночников на Ту-2 нанесли удары по всем без исключения прифронтовым аэродромам противника. Часть из них, правда, оказались пустыми, так как вражеские самолеты уже успели взлететь для бомбежки нашей территории. Советских летчиков это не смутило. Уничтожению в этом случае подверглась вся инфраструктура аэродромов. Горели бензохранилища и склады боеприпасов. Полутонные бомбы оставляли глубокие воронки на взлетно-посадочных полосах. Мало кто из немецких зенитчиков успел отреагировать на неожиданный налет в первую ночь войны. Зенитные средства противника уничтожались в первую очередь. Подготовленных ночных истребителей у немцев на восточном фронте не было вообще. Они никак не могли предположить, что у Советского Союза есть бомбардировщики, оснащенные ночными прицелами и пилоты, способные на таких машинах летать. Успевшие до бомбежек взлететь враги с черно-белыми крестами на крыльях еще до пересечения линии фронта нарвались на новейшие советские истребители. Пилоты «Яков», оснащенных инфракрасными прицелами, расстреливали фашистские самолеты как на учениях. Тридцати и двадцати трех миллиметровые снаряды авиационных скорострельных пушек рвали немецкие самолеты на куски. Беспорядочно побросав бомбы неизвестно куда, иногда даже нанося какой-то урон своим войскам, бомбардировщики повернули назад. Ошибка гитлеровских генералов в оценке советской авиации дорого обошлась фашистской Германии. Семьдесят процентов или даже больше самолетов Люфтваффе на восточном фронте перестало существовать.

Значительно более сложное задание получили экипажи тяжелых дальних бомбардировщиков Ту-4. Они поднялись в воздух и пересекли границу еще до начала немецкого артобстрела нашей территории. На полетных картах была Германия. Все до одного хранилища химического оружия и химические заводы и фабрики по его производству были обозначены в качестве первоочередных целей.

* * *

После четырех часов ночи доклады посыпались без перерыва.

— Брест. Вражеская артиллерия подавлена сразу после начала артподготовки, — еле заметно улыбнувшись, сообщил Поскребышев.

— Попытка бомбардировки Киева сорвана на линии Государственной границы, — улыбка стала чуть заметней, — к городу не смог прорваться ни один немецкий самолет.

— До Витебска тоже не дошли. Сбито до сорока процентов немецких самолетов.

Доклады следовали один за другим. Напряжение в кабинете Сталина начало понемногу спадать. Лица присутствовавших, очень напряженные с вечера, постепенно разглаживались.

— Доклад из Азербайджана. Одновременный налет до трехсот пятидесяти бомбардировщиков с английскими, турецкими, французскими и итальянскими опознавательными знаками. До нефтепромыслов не долетел никто. Сбито более двухсот самолетов противника.

Улыбка на лице Александра Николаевича становилась все заметнее. Под утро этот обычно невозмутимый человек уже говорил, не переставая улыбаться во все лицо.

Немецкие войска не смогли прорвать ни один участок фронта. Везде, где было намечено их наступление, они были отброшены обратно за линию границы.

* * *

Английская эскадра шла курсом зюйд-зюйд-вест прямо на вход в Кольский залив, далеко в море обогнув полуостров Рыбачий. Сразу два разведчика Ту-2м с гермокабинами посменно кружили в полусотне километров от нее на высоте двенадцать тысяч метров. В сером небе британцы так и не заметили их. Под неярким светом полярного дня огромная эскадра выглядела очень грозно. Отличная просветленная оптика ЛОМО[38] позволяла разглядеть флот вторжения даже с такой дальности. Англичане стянули в него все свои лучшие корабли. Во главе основного ордера за корветами противолодочного охранения шел, вероятно, лучший на этот момент корабль британского военного флота — линкор «Nelson». Его четырехсот шести миллиметровые орудия главного калибра могли уничтожить любого противника на дальности до ста шестидесяти кабельтовых. Англичане пригнали линкор для уничтожения якобы многочисленных береговых батарей. Собранные со всех океанов планеты кильватерными колоннами шли линейные крейсера и их более легкие, но быстроходные, многочисленные младшие братья — тяжелые крейсера. В центре ордера находилось сразу одиннадцать пассажирских лайнеров, набитых пехотой, предназначенной для высадки на советскую землю. Все они тащили на буксире минимум по паре плашкоутов для выгрузки десанта на берег. За лайнерами шли авианосцы во главе с тяжелым «Ark Royal» и новейшим «Illustrious». Пятерка авианесущих кораблей имела на борту больше двух сотен палубных истребителей и истребителей-бомбардировщиков. Это без учета огромного количества сухопутных самолетов, упакованных в специальные ящики в трюмах и на палубах нескольких выделенных под авиацию грузовых судов, которые следовали позади основного ордера в составе группы многочисленных кораблей сопровождения. За авианосцами шлепали довольно древние — некоторые постройки конца девятнадцатого века — мониторы и канонерки. Старые, но прекрасно подходящие для разрушения береговой инфраструктуры, пока новейшие корабли будут уничтожать Северный флот Советского Союза. Все это окружало огромное количество легких крейсеров и корветов, тщательно высматривая и выслушивая несовершенными гидрофонами советские подводные лодки.

* * *

— Кузнецов доложил, — громко, так чтобы слышали все, ответил на мой вопросительный взгляд Поскребышев, — В пятидесяти пяти милях от берега с британских авианосцев начали массово взлетать самолеты.

— Операция «Полярный лис» началась, — констатировал Якубовский, а я тоскливо посмотрел на стоящий на ножках в углу кабинета выключенный телевизор. Не научились здесь еще передавать без искажений на большие расстояния видеосигнал. Да и телекамеры на разведчиках включать было нельзя. Ширина радиоканала для передачи изображения превышала шесть мегагерц. Британцы мгновенно засекли бы передатчики.

Сталин перехватил мой взгляд, усмехнулся себе в усы и сказал:

— Потом на киноэкране посмотрим.

До меня вдруг дошло, что этот, далеко уже не молодой человек, вымотан за последние дни и эту ночь до предела. Сидит со всеми вместе за одним столом, потягивает периодически свою трубочку и только иногда одним — двумя предложениями поддерживает остальных присутствующих.

— Конечно, — оживился Громыко, — зря мы, что ли в Америке столько кинокамер закупили.

Все советские производства точной механики и оптики перешли на выполнение заказов Министерства обороны еще в тридцать восьмом. Прицелы, дальномеры и армейские бинокли были нужнее кинокамер и фотоаппаратов.

А я еще раз задумался, почему наглы пошли на эту авантюру. Англичане всегда на русский север зарились. Плюс апатиты, никель, платина… Хотя с их точки зрения это никак не авантюра. Британцы же не знают о наличии у Советского Союза нового оружия. Воевать вместе, плечом к плечу, англичане с фашистами не будут. Слишком много между ними противоречий. Объединяет их только общая ненависть к усиливающемуся на глазах СССР. Боятся не успеть. С другой стороны коалиция уверена, что общими усилиями ей сейчас удастся победить нашу державу. А что будет с их точки зрения потом? Конечно война с ослабленной текущими битвами Германией. Для того чтобы для немцев эта война была на два фронта британцам и нужен плацдарм на Кольском полуострове.

* * *

Тройка шустрых «Ишачков» встретила полторы сотни британских самолетов палубной авиации точно над границей двенадцатимильной зоны территориальных вод на высоте три тысячи метров. На требование по радио покинуть советское воздушное пространство англичане никак не отреагировали. Одна короткая очередь трассирующими патронами перед носом впереди летящего самолета вызвала в ответ целый град пуль из многочисленных пулеметов калибра семь и семь миллиметра. Некоторые из них тоже были трассирующими, и через объектив кинокамеры хорошо было видно, что до «Ишачков» пулеметные очереди не дотягиваются. Оператор, грамотно работая трансфокатором,[39] перенес рамку визира камеры на циферблат большого морского хронометра, затем на карту. Шариковая ручка указала на точку чуть южнее линии, обозначающей морскую границу Советского Союза. После этого камера зафиксировала все тем же длинным эпизодом прибрежную панораму — теперь уже никто и никогда не сможет обвинить Советский Союз в неспровоцированной агрессии против англичан в нейтральных водах — и вернулась к британским палубникам, стройными порядками летевшим разведывать и бомбить Северный флот. Тройка, как их называли в Испании, «Чатос"[40] развернулась и, на глазах отрываясь от тихоходных британцев, полетела почти строго на юг. Неожиданно сверху на английскую армаду свалились два десятка небольших, но очень быстрых самолетов. Даже на глаз было заметно минимум двукратное преимущество в скорости. Пятнадцать или больше палубников,[41] рассыпаясь и чадя, посыпались вниз. Пройдя английский строй насквозь, Як-3, а это были именно они, лучшие в это время истребители мира, развернулись и начали издали поливать противника пушечным огнем, непрерывно сбивая крайних. Гордые бритты не выдержали неожиданной атаки и, беспорядочно разворачиваясь, полетели назад, под защиту корабельных зенитных автоматов. Высоко над ними показались силуэты больших четырехмоторных самолетов, летящих в том же направлении.

— Избиение младенцев, — констатировал командир торпедного катера, с борта которого велась киносъемка, и скомандовал механику, — Заводи. Будем вылавливать бедолаг. Водичка холодная. Простудятся еще, — съязвил капитан.

Все небо было усыпано белыми пятнами парашютов, точно указывающих направление на британскую эскадру.

В это время включились мощные передатчики на берегу и в двух самолетах радиоэлектронной борьбы. Они вещали один и тот же текст на всех частотах английской военной радиосвязи.

Мелодичный перезвон колокольчиков и приятный женский голос, говорящий на английском языке:

— Attention, please! Советское правительство предлагает мужественным британским морякам сдаться. Ваше буржуазное правительство обмануло вас, послав на верную смерть к Советским берегам. Сложите оружие, застопорите ход, и мы гарантируем вам жизнь.

И опять мелодичный перезвон колокольчиков и приятный женский голос:

— Attention, please!

Магнитофонная пленка, склеенная в кольцо, крутилась без перерыва…

Ту-4 не особо торопясь с крейсерской скоростью четыреста сорок километров в час летели на высоте шесть тысяч метров. У каждого самолета под плоскостями между моторами были подвешены две модернизированные крылатые ракеты П-15М «Термит». От таких же ракет морского и сухопутного базирования они отличались отсутствием стартового ускорителя и уже развернутыми трапециевидными крыльями. На дальности двадцать километров от противника штурмана запускали аппаратуру предстартового контроля. Долетая до дистанции пятнадцать километров, ракеты отцеплялись. Их двигатели автоматически запускались. Скорость на снижении достигала почти скорости звука. На высоте каких-то тридцати метров над поверхностью моря ракеты летели управляемые штурманами-операторами до включения радиолокационных головок самонаведения где-то за две тысячи метров до хорошо видимых с высоты целей. Там «Термиты» еще снижались до каких-то двух — трех метров, первым зарядом гарантированно пробивали любой, даже хорошо бронированный борт и взрывались внутри корабля. Детонировавшие вместе со вторым зарядом полтонны не отработавшего ракетного горючего ТГ-02 и окислителя АК-20К рвали переборки и днище как бумагу. На эсминец хватало одной — двух ракет. Легкому крейсеру — четырех. Подводные лодки, не успевшие погрузиться, вполне обходились одной. А вот на линкор «Nelson», красу и гордость английского флота, пришлось потратить целых восемь «Термитов». Иногда системы самонаведения сбивались и ракеты поворачивали на безоружные лайнеры и авианосцы. В этом случае штурманы-операторы успевали в последний момент нажать пресловутую красную кнопку, вызывая самоподрыв БЧ.[42] Шесть единиц дорогостоящего оружия было уничтожено, чтобы не допустить неоправданных жертв. Бомбардировщики поочередно спокойно освобождались от своего смертоносного груза и, не заходя в зону действия зенитных средств вражеской эскадры, поворачивали на полуостров Рыбачий заправляться горючим и подвешивать новые ракеты. На все про все на земле уходило полчаса. Экипажи, тоже плотно заправившиеся стартовым пайком, успели сделать по два вылета, когда британцы капитулировали. Пассажирские лайнеры, многочисленные суда сопровождения и несколько оставшихся эсминцев спустили флаги, продолжая подбирать спасающихся на подручных средствах моряков с затонувших кораблей. Ускользнуть сумели только три подводные лодки, чьи командиры вовремя отдали команду на погружение.

* * *

— В Баренцевом море все идет по плану, — продублировал доклад Командующего Флотом Советского Союза Поскребышев, — На Черном море к нашим берегам также идут корабли противника.

— Операция «Лермонтов» — сказал что-то записывающий в свой пухлый блокнот Якубовский.

Двадцать четыре ракетоносителя Ту-4, восемнадцать ракетных катеров и восемь эсминцев все с теми же «Термитами», — подумал я, — и еще сорок семь «Рубежей"[43] в резерве. Все это при поддержке четырех полков истребителей. Не пройдут. Сделано все возможное, чтобы не тратить наш самый ценный ресурс — человеческий.

— Андрей Андреевич, в приемной Министерства Иностранных Дел собралось много иностранных послов, — обратился Поскребышев к Громыко в полшестого утра.

— Уже иду, — отозвался тот и посмотрел на меня.

— Да там два взвода уже с вечера ожидают, — ответил я на не заданный вслух вопрос. Интернировать послов противника будем прямо в МИДе.

Сталин посмотрел на всех присутствующих. У многих, особенно из тех, кто был постарше, глаза были красные, вид очень уставший. Вождь решительно поднялся.

— Все, товарищи. Давайте расходиться. Война завтра не кончится, а впереди у нас еще очень много важных дел.

— А как же наступление? — не выдержал все тот же замминистра обороны Якубовский.

— У нас есть начальник Генштаба Василевский. Ему было приказано спать до пяти часов утра. А он товарищ ответственный. Вот пусть теперь и контролирует реализацию всех планов.

Сталин посмотрел на Поскребышева.

— Александр Николаевич, распорядитесь о переключении всех линий связи на Генеральный штаб и тоже идите отдыхать.

* * *

От Боровицких ворот Кремля быстро разъезжались машины членов ГКО по всему центру Москвы. Улицы просыпающейся столицы были еще пусты. Я включил радио. Стандартное пикание — шесть часов утра.

Союз нерушимый республик свободных Сплотила навеки Великая Русь. Да здравствует созданный волей народов Единый, могучий Советский Союз! Славься Отечество наше свободное, Дружбы народов надёжный оплот! Знамя советское, знамя народное Пусть от победы к победе ведет! Сквозь грозы сияло нам солнце свободы, И Ленин великий нам путь озарил. Нас вырастил Сталин — на верность народу, На труд и на подвиги нас вдохновил! Славься Отечество наше свободное Счастья народов надёжный оплот! Знамя советское, знамя народное Пусть от победы к победе ведет! Мы армию нашу растили в сраженьях, Захватчиков подлых с дороги сметём! Мы в битвах решаем судьбу поколений, Мы к славе Отчизну свою поведём! Славься Отечество наше свободное Славы народов надёжный оплот! Знамя советское, знамя народное Пусть от победы к победе ведет!

Новый гимн нашей державы. Очень вовремя. И низкий голос Левитана:

— Сообщение Советского правительства. Сегодня шестнадцатого июня тысяча девятьсот сорокового года в четыре часа утра немецко-фашистские войска без объявления войны попытались перейти границу Советского Союза на всем протяжении наших западных рубежей. В ожесточенных боях атаки противника были отбиты доблестной Советской армией, как на земле, так и в воздухе. Бои продолжаются. На Баренцевом и Черном морях крупные соединения британских, германских, итальянских, турецких, румынских и болгарских кораблей пытаются прорваться к нашим берегам. Советские летчики и моряки не позволяют им этого. Всюду враги несут огромные потери. В двенадцать часов дня ожидается выступление товарища Сталина на Центральном телевидении Советского Союза.

Так, в сообщении о французах ничего не говорится. Значит, де Голлю и его сторонникам удалось. Нет, конечно, не остановить французский флот, а только чуть-чуть задержать его. Увидев, как идут на дно вырвавшиеся вперед корабли других стран коалиции, французские адмиралы, я думаю, догадаются повернуть обратно.

В холле на первом этаже моего дома дежурил усиленный наряд милиции и оперативники девятого управления. Война. А в этом доме были квартиры многих руководящих работников страны. Открыв дверь своим ключом, я махнул рукой вскочившему со своего стула в прихожей дежурному ординарцу. Первым делом заглянуть в комнату любимой. Светланка спала, разметав свои темные волосы по подушке и тихо посапывая носиком. Я поправил сползшее тонкое одеяло и ушел на кухню. Большая чашка ароматной арабики и несколько толстых бутербродов с копченой колбасой и сыром ощутимо улучшили мое самочувствие. Запершись в кабинете, я включил приемник, надел стереонаушники и поскреб по пюпитру для документов. Выкрашенный в белый цвет он служил отличным микрофоном для той стороны. Обменяться мнениями с полковником Коганом мне сейчас остро необходимо.

* * *

Тяжелая неделя. Очень тяжелая. Хотя все началось с утра в среду, но насыщена она была как полмесяца, что прошли там с начала войны. Оторваться от мониторов было невозможно. Свежие съемки фронтовых кинооператоров постоянно крутились по телевидению и, для точного анализа обстановки, в Генеральном штабе того мира. Посмотреть все, с учетом быстрее текущего там времени, было просто невозможно. Каждый выборочно просматривал, что хотел, затем обменивались мнениями и потом вместе смотрели самые захватывающие эпизоды. Ночные кадры начала войны на континенте особого впечатления не произвели. Стрельба, яркие вспышки взрывов в ночной тьме, длинные цветные цепочки трассеров выглядели красиво, но как-то беспорядочно. Другое дело смонтированный еще в том мире фильм об уничтожении британского флота. Да еще и операторы там попались явно не из худших. Вид сверху и немного сбоку на огромную армаду кораблей внушал какой-то мистический ужас. Сначала панорама с длинными тенями от висящего где-то сзади солнца и долгое планирование вниз, к бронированному монстру. Камера плавно наплывала на громадный линкор и, кажется, заглядывала в жерло огромного орудия. Опять общий план, и наплыв на авианосцы. Самолеты взлетают и по очереди пристраиваются к лидерам. Вот уже они в стройных построениях уходят на юг к солнцу, как перелетные птицы. Возвращение палубной авиации выглядело менее впечатляющим. Самолеты англичан, их теперь было значительно меньше, прижались друг к другу, пытаясь огнем своих многочисленных, но неэффективных пулеметов отогнать снующие вокруг пары «Яков». А те, казалось, играя, как обучаемые волчата в стае во время охоты, подскакивали к британцам и огнем своих пушек «отгрызали» один за другим палубники от тающего на глазах сомкнутого строя британцев. При приближении воздушного боя к эскадре наши истребители чтобы не попасть под зенитный огонь с кораблей развернулись, набрали высоту и пристроились в качестве почетного эскорта к огромным четырехмоторным бомбардировщикам Ту-4. Те поочередно сбрасывали крылатые ракеты. «Термиты», как выкинутые из гнезда птенцы, сначала падали вниз, затем врубали двигатели. На глазах набирая огромную скорость, ракеты снижались к самой поверхности воды и, повиливая, как щенки хвостиками, направлялись к огромным кораблям. Взрывы в момент контакта были, вроде бы, не очень мощными, но результат поражал. У эсминцев иногда вспухала и лопалась как мыльный пузырь палуба. Корветы вообще переламывались пополам. Картина была просто фантастическая и завораживающая. Взрывы, огонь, тысячи человеческих тел в воде.

— А ведь проект «Шмель» можно считать окупившимся. Если Голливуду показать махонькие кусочки наших записей, то они миллиарды не пожалеют за все содержимое наших винчестеров, — прокомментировал Дима.

— Да уж, — не отрываясь от экрана, подтвердил Николай, — съемки с натуры и с отличным качеством.

Запись выступления Сталина руководство проекта тоже смотрело вместе.

* * *

Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!

Сегодня ночью немецко-фашистские войска вероломно, без объявления войны напали на нашу Родину — Советский Союз. Вмести с ними на нас ополчились буржуазные Англия, Франция, Италия, Румыния, Турция, Болгария.

Доблестные Советская армия и Советский флот нигде не пропустили противника на нашу территорию. В ожесточенных боях атаки противника были отбиты, как на земле, в воздухе, так и на море. Бои продолжаются.

Могут спросить: как могло случиться, что Советское правительство пошло на заключение пакта о ненападении с такими вероломными людьми и извергами, как Гитлер и Риббентроп? Не была ли здесь допущена со стороны Советского правительства ошибка? Конечно, нет! Пакт о ненападении есть пакт о мире между двумя государствами. Именно такой пакт предложила нам Германия в 1939 году. Могло ли Советское правительство отказаться от такого предложения? Я думаю, что ни одно миролюбивое государство не может отказаться от мирного соглашения с соседней державой, если во главе этой державы стоят даже такие изверги и людоеды, как Гитлер и Риббентроп. И это, конечно, при одном непременном условии — если мирное соглашение не задевает ни прямо, ни косвенно территориальной целостности, независимости и чести миролюбивого государства. Как известно, пакт о ненападении между Германией и СССР является именно таким пактом.

Что выиграли мы, заключив с Германией пакт о ненападении? Мы обеспечили нашей стране мир в течение более полугода и возможность подготовки своих сил для отпора, если фашистская Германия рискнула бы напасть на нашу страну вопреки пакту. Это определенный выигрыш для нас и проигрыш для фашистской Германии.

Что выиграла и проиграла фашистская Германия, вероломно разорвав пакт и совершив нападение на СССР? Ничего не выиграла! Она проиграла политически, разоблачив себя в глазах всего мира как кровавого агрессора. Не может быть сомнения, громадный политический выигрыш для СССР является серьезным и длительным фактором, на основе которого должны развернуться решительные военные успехи Советской армии в войне с фашистской Германией.

Почему вместе с фашистской Германией на нас напали буржуазные Англия, Франция и их многочисленные приспешники? Потому, что они боятся нас. Боятся растущей на глазах научной, технической, культурной мощи Советского Союза.

Вот почему вся наша доблестная армия, весь наш доблестный военно-морской флот, все наши летчики-соколы, все народы нашей страны, все лучшие люди Европы, Америки и Азии, наконец, все лучшие люди Германии, Англии и Франции клеймят вероломные действия германских фашистов, английских империалистов и сочувственно относятся к Советскому правительству, одобряют поведение Советского правительства.

Прежде всего, необходимо, чтобы наши люди, советские люди, поняли всю глубину опасности, которая угрожает нашей стране, и отрешились от благодушия, от беспечности, от настроений мирного строительства, вполне понятных в довоенное время, но пагубных в настоящее время, когда война коренным образом изменила положение. Враг жесток, многочисленен и неумолим. Он ставит своей целью захват наших земель, политых нашим потом, захват нашего хлеба и нашей нефти, добытых нашим трудом. Он ставит своей целью разрушение национальной культуры и национальной государственности русских, украинцев, белорусов, литовцев, латышей, эстонцев, узбеков, татар, молдаван, грузин, армян, азербайджанцев и других свободных народов Советского Союза, их онемечение, их превращение в рабов немецких князей и баронов. Дело идет, таким образом, о жизни и смерти Советского государства, о жизни и смерти народов СССР, о том — быть народам Советского Союза свободными или впасть в порабощение. Нужно, чтобы советские люди поняли это и перестали быть беззаботными, чтобы они мобилизовали себя и перестроили всю свою работу на новый, военный лад, не знающий пощады врагу.

Необходимо, далее, чтобы в наших рядах не было места нытикам и трусам, паникерам и дезертирам, чтобы наши люди не знали страха в борьбе и самоотверженно шли на нашу освободительную войну против фашистских поработителей. Великий Ленин, создавший наше государство, говорил, что основным качеством советских людей должно быть храбрость, отвага, незнание страха в борьбе, готовность биться вместе с народом против врагов нашей Родины. Необходимо, чтобы это великолепное качество большевика стало достоянием миллионов и миллионов Советской армии, нашего Советского флота и всех народов Советского Союза.

Мы должны немедленно перестроить всю нашу работу на военный лад, все подчинив интересам фронта и задачам организации разгрома врага. Народы Советского Союза видят теперь, что германский фашизм и английский империализм неукротимы в своей бешеной злобе и ненависти к нашей Родине, обеспечившей всем трудящимся свободный труд и благосостояние. Народы Советского Союза должны подняться на защиту своих прав, своей земли против врага.

Советская армия, Советский флот и все граждане Советского Союза должны отстаивать каждую пядь Советской земли, драться до последней капли крови за наши города и села, проявлять смелость, инициативу и сметку, свойственные нашему народу.

Мы должны организовать всестороннюю помощь Советской армии, обеспечить усиленное пополнение ее рядов, обеспечить ее снабжение всем необходимым, организовать быстрое продвижение транспортов с войсками и военными грузами, широкую помощь раненым.

Мы должны укрепить тыл Советской армии, подчинив интересам этого дела всю свою работу, обеспечить усиленную работу всех предприятий, производить больше винтовок, пулеметов, орудий, патронов, снарядов, самолетов, организовать охрану заводов, электростанций, телефонной и телеграфной связи, наладить местную противовоздушную оборону.

Мы должны организовать беспощадную борьбу со всякими дезорганизаторами тыла, дезертирами, паникерами, распространителями слухов, уничтожать шпионов, диверсантов, вражеских парашютистов, оказывая во всем этом быстрое содействие нашим истребительным батальонам. Нужно иметь в виду, что враг коварен, хитер, опытен в обмане и распространении ложных слухов. Нужно учитывать все это и не поддаваться на провокации. Нужно немедленно предавать суду военного трибунала всех тех, кто своим паникерством и трусостью мешают делу обороны, невзирая на лица.

Войну с фашистской Германией, с английским империализмом и их приспешниками нельзя считать войной обычной. Она является не только войной между армиями. Она является вместе с тем великой войной всего советского народа против немецко-фашистских войск. Эта война сорвала маски с профашистского руководства Британии и Франции в лице Чемберлена и Даладье. Целью этой всенародной войны против фашистских угнетателей и британских империалистов является не только ликвидация опасности, нависшей над нашей страной, но и помощь всем народам Европы, стонущим под игом фашизма-империализма. В этой освободительной войне мы не будем одинокими. В этой великой войне мы будем иметь верных союзников в лице свободолюбивых народов всего мира, в том числе в лице германского народа, порабощенного гитлеровскими заправилами. Наша война за свободу нашего Отечества сольется с борьбой народов всего мира за их независимость, за их свободу. Это будет единый фронт народов, стоящих за свободу, против порабощения и угрозы порабощения со стороны фашистских армий Гитлера и армий его прихвостней. Товарищи! Наши силы неисчислимы. Зазнавшиеся враги должны будут очень скоро убедиться в этом. Вместе с Советской армией поднимаются многие тысячи рабочих, колхозников, интеллигенции на войну с напавшим врагом. Поднимутся миллионные массы нашего народа.

В то же время нельзя забывать, что в этой войне классовые границы совпадают с государственными. В испуге от успехов Советского Союза в деле улучшения жизни трудящихся буржуазия фашистских и профашистских стран усиленной эксплуатацией колоний и обещаниями прибылей от завоеваний во многом купила свои эксплуатируемые классы и оболванила их длительной пропагандой против СССР, лишив истинных целей. Теперь перед нами враги, не разделённые на классы, единые в своём порыве уничтожить Советский Союз и наши свободные народы. Классовое сознание там проснётся только перед неминуемым разгромом. А до того надо помнить, что враг в военной форме должен быть уничтожен или пленён.

В целях быстрой мобилизации всех сил народов СССР, для проведения отпора врагу, вероломно напавшему на нашу Родину, создан Государственный Комитет Обороны, в руках которого теперь сосредоточена вся полнота власти в государстве. Государственный Комитет Обороны приступил к своей работе и призывает весь народ сплотиться вокруг партии Ленина-Сталина, вокруг Советского правительства для самоотверженной поддержки Советской армии и Советского флота, для разгрома врага, для победы.

Все наши силы — на поддержку нашей героической Советской армии, нашего славного Советского флота! Освободим мир от опасности фашизма!

Все силы народа — на разгром врага! Вперед, за нашу победу! Наше дело правое, враг будет разбит! Победа будет за нами![44]

* * *

Сразу после выступления Сталина по телевидению и радио прозвучала несколько странная фраза голосом Левитана:

— Над Москвой светит ясное солнце.

А затем зазвучала еще не слышанная в том мире песня.

Вставай, страна огромная, Вставай на смертный бой С фашистской силой темною, С проклятою ордой! Пусть ярость благородная Вскипает, как волна, — Идет война народная, Священная война! Как два различных полюса, Во всем враждебны мы: За свет и мир мы боремся, Они — за царство тьмы. Дадим отпор душителям Всех пламенных идей, Насильникам, грабителям, Мучителям людей! Не смеют крылья черные Над Родиной летать, Поля ее просторные Не смеет враг топтать! Гнилой фашистской нечисти Загоним пулю в лоб, Отребью человечества Сколотим крепкий гроб! Встает страна огромная, Встает на смертный бой С фашистской силой темною, С проклятою ордой. Пусть ярость благородная Вскипает, как волна, — Идет война народная, Священная война!

Глава 9

— Сильно сказал, — прокомментировал Дима.

— Отличий от выступления Сталина в нашем мире по радио третьего июля 1941 года не так уж много, — отозвался Викентьев, — но звучит действительно здорово.

— Слишком много объяснений по поводу пакта с немцами, — высказался Логинов.

— Это же политическое выступление. Вождь просто обязан был объяснить позицию правительства своему народу. У нас в сорок первом Иосиф Виссарионович говорил на эту тему еще больше, — разъяснил Коган.

— А они там действительно справятся? — спросила Ольга Шлоссер, — Очень уж много врагов у Советского Союза в том мире.

— Должны справиться, — ответил Логинов, — Оружие для того времени отличное, армия более — менее обучена. Заводы работают, производят технику и боеприпасы. Экономика к войне готова.

Директор проекта чуть-чуть поморщился, но промолчал. Вероятно точка зрения его заместителя на боеготовность войск СССР того мира Викентьева не совсем устроила.

— Тут есть еще один интересный момент, — полковник закурил очередную сигарету, — Понимаешь, Оленька, генералы во все времена готовились не к будущей войне, а к прошедшей. Анализировали прошлые битвы и пытались их экстраполировать на будущие с учетом новых видов оружия. Только вот это очень непросто. В качестве примера можно взять те же линкоры. До Второй Мировой Войны они считались самым грозным оружием флота. Взять тот же «Бисмарк». Один из самых известных кораблей той войны в нашем мире. Британцы подбили его морально устаревшими торпедоносцами Fairey Swordfish с авианосца «Арк Ройял». Бипланами «Меч-рыба» с неубирающимися шасси по кличке «авоська». И только потом «Бисмарка», потерявшего крейсерский ход и управление рулями, раздолбили артиллерией и потопили торпедами подоспевшие значительно более слабые английские корабли. С тех пор линкоры потеряли свое главенствующее значение на море. Теперь основными стали не просто большие корабли, а соединения с авианосцами — Авианосные Ударные Группы. Так вот в том мире благодаря нашей информации готовились именно к будущей войне. Обязательно, думаю, победят.

— Это тот «Арк Ройял», что в том мире захватили в Баренцевом море и тот «Бисмарк»?… — опять спросила Шлоссер.

— Они, Оленька, они, — подтвердил полковник.

— Да, сильны они там, — констатировал Дима.

— Ну, после войны и наш СССР был не самой слабой страной, — отреагировал Викентьев.

Все замолчали, обдумывая слова директора.

— И как мы такую державу здесь просрали? — озвучил общие мысли Николай Малышев, невзирая на присутствие Ольги.

Все посмотрели на Когана.

— Ну, ребята, тогда от меня еще мало что зависело, — с некоторым удивлением ответил он, — Неужели вы думаете, что один человек может в такой ситуации что-то решить?

— А сейчас зависит? — тут же спросил неугомонный Дима.

Коган усмехнулся и с интересом посмотрел на Горина.

— Тебе так хочется это знать? Ну, скажем так, в определенные периоды истории, чаще всего системных кризисов, ее дальнейшее развитие целиком зависит от действий и воли отдельных личностей, которые смогли воспользоваться сложившейся ситуацией. Сейчас у нас системный кризис стал перманентным. А ловить рыбку в мутной воде мне почему-то совершенно не хочется. Да и желания такого нет, наверх забираться. Я ответил на твой вопрос?

— А все-таки, Павел Ефимович, как же все-таки развалился Советский Союз здесь и не произойдет ли потом это там? — Малышев показал рукой на большой экран, на котором по-прежнему была заставка телевидения того мира — Красная площадь с Мавзолеем на ней.

— Как и почему это случилось у нас, мы уже обсуждали. Давайте не будем сейчас возвращаться к этому вопросу. А вот, что мы должны сделать, чтобы там не повторилось такое же, над этим я уже много думал, но однозначного ответа пока не нашел.

* * *

Разгром флота фашистской коалиции в Черном море от подобных действий в Баренцевом особенно не отличался. Только воздушные бои были несколько более ожесточенными. Фашисты задействовали очень много аэродромов в Румынии. А немецкие «Мессершмитты BF-109» были на голову лучше британских палубных самолетов. Но нашим «Якам» они все равно проигрывали по всем статьям. Четыре истребительных полка прикрыли все советское побережье Черного моря и вылеты ракетоносцев Ту-4. «Термиты» корабельного базирования старались задействовать меньше. Их точность и надежность поражения противника оказалась совершенно неудовлетворительной. Из семнадцати пусков только одиннадцать оказались успешными. Одна ракета вообще взорвалась, отойдя на пусковом ускорителе от запустившего ее эсминца на каких-то сто метров. Впрочем, противнику вполне хватило надежных «Термитов» авиационного базирования. Всего две эскадрильи ракетоносцев работали как на конвейере. Хорошо, что в этих эскадрильях хватало сменных экипажей, трудившихся безостановочно как пчелки.

Наступления Советских войск на сухопутных участках фронта начались одновременно в десять часов утра. Наполовину обезглавленный Вермахт, еще не успевший очухаться от ночных бомбардировок, потери большей части своих авиации и артиллерии, еще решавший, как выполнить приказ Гитлера о решительном наступлении неожиданно сам подвергся сокрушительному удару. Первыми в бой пошли штурмовики Ил-10 под прикрытием все тех же незаменимых «Яков». Советская промышленность успела к началу войны выпустить более четырех тысяч штук этих незаменимых истребителей. Подготовленных пилотов у нас тоже хватало. Конечно, не все они были асами, и только малая часть из них могла летать ночью. Но общий уровень подготовки летчиков был достаточно высоким. А с учетом приличных качественного и количественного превосходства советской техники господство в воздухе было подавляющим. Штурмовики очень хорошо «почистили» все направления советских ударов. Кинокадры их работы просто завораживали. Земля буквально горела под ногами захватчиков. А с высоты уже заходили Ту-2, в пикирующем режиме укладывая бомбы точно в только что отрытые немцами окопы.

ГКО собрался в кабинете Сталина на очередное совещание ровно в шестнадцать ноль-ноль. Но никаких срочно требующих решения вопросов не обсуждалось. Все, как ни странно, шло строго по плану. Мы, вероятно все-таки несколько побаиваясь нападения фашистов, немного перестарались с артиллерийскими и авиационными ударами по противнику. Иосиф Виссарионович отмахнувшись от Василевского, пытавшегося доложить о прошедших часах войны, весело скомандовал:

— Пойдемте, товарищи, коньяк пить.

Видимо он очень устал за все предшествующее время, если решил сейчас чуть расслабиться. Напряжение, все это время давившее на нас, начало ослабевать. Мы расположились в небольшом зале с накрытым уже столом и натянутым на стене белым киноэкраном. Не дожидаясь пока у всех будет налито, Сталин махнул рукой. Свет люстры погас, а на экране появились уже проявленные и смонтированные съемки фронтовых кинооператоров. Сначала было показано перепаханное авиабомбами штурмовиков предмостное укрепление с той стороны границы. Сплошные трупы противника и остатки разбитой техники. Затем из динамиков послышался хорошо ослабленный гул танковых моторов. Т-55 с навешенным впереди противоминным тралом въехал на мост и, расшвыривая остовы сгоревших танков, стал продвигаться на другой берег. Оттуда послышались выстрелы уцелевших после бомбежки немецких пушек, плохо различимые на фоне рева дизелей и лязганья гусениц. Немедленно где-то сзади зарявкало несколько танковых стволов и на местах расположения пушечек ПТО[45] взметнулись фонтаны земли. Танк с тралом уперся в особенно большую кучу и забуксовал. Механик-водитель сдал тяжелую машину на десяток метров назад и тут же раздавшийся выстрел ее опустившейся ниже горизонта пушки фугасным снарядом разметал скопление сгоревшей техники в стороны. Танк, кажется с удовольствием, опять задрал ствол вверх и неутомимо пополз расчищать путь на тот берег дальше.

— Работает, как бульдозер на стройке, — прокомментировал Лаврентий Палыч.

— Вот, — с удовлетворением ответил Сталин, — это именно то, что мы последние годы добивались от нашей армии. Война — это тяжелая, очень опасная, но, в тоже время, квалифицированная работа хорошо подготовленных специалистов. Вот за них, воинов Советской армии, давайте товарищи и выпьем.

Я с удовольствием принял тридцать грамм отличного коньяка, посмаковал его вкус и принялся как следует закусывать только что принесенной жареной свининой, не забывая многочисленные салаты. На экране тем временем через плохо расчищенное полотно моста пошла колонна танков. За ней проскочила пара «Шилок», два десятка БМП, с полсотни БТР-80 и только потом на мост выехал БАТ-2 с развернутыми бульдозерными ножами и неторопливо стал очищать путь от остатков вражеской техники. Оператор направил объектив камеры на противоположный берег реки. Там, высыпавшие из бронетранспортеров солдаты сноровисто зачищали оставшиеся кое-где после бомбежки «Илов» и «Тушек» наспех вырытые немцами и уже полузасыпанные окопы. Первые пленные. Хотя, как выяснилось из следующих кадров, не первые.

Большая рыбачья шаланда с криво — явно только что — нацепленным на какую-то стойку флагом Советского Военно-морского Флота бодренько подвалила к огромному авианосцу. По штормтрапам на «Арк Роял» весело и уверенно стала взбираться многочисленная призовая команда наших моряков. В следующем эпизоде был вид уже с полетной палубы. В нескольких милях вдали виднелось скопление британских военных кораблей со спущенными флагами, пассажирских лайнеров и большого количество судов сопровождения. А всего в паре кабельтовых подрабатывая моторами, стояли три советских торпедных катера, нацеленные на новый, всего полтора года тому назад вступивший в строй авианосец. Начать решили именно с «Арк Рояла» потому, что ему еще предстояла небольшая модернизация. Необходимо было устранить ошибку британских корабелов, прежде чем использовать авианосец в составе Советского ВМФ. Существенным недостатком этого в целом удачного корабля было отсутствие дизель-генераторов (всю электроэнергию вырабатывали парогенераторы), что сыграло роковую роль в его судьбе в том мире: после попадания торпеды и выхода из строя паровых котлов «Ark Royal» лишился электроэнергии, и дальнейшая борьба за живучесть оказалась безуспешной. Новейший «Illustrious» такого недостатка не имел и был готов к эксплуатации сразу после осваивания его нашими моряками и летчиками.

* * *

Сцена 16 июня в Рейхканцелярии, записанная на винчестеры наших компьютеров вызвала очень неоднозначные впечатления. Ольга Шлоссер краснела, но переводила.

Гитлер медленно и осторожно повернул голову в сторону вытянувшегося в испуге генерала Кейтеля. Затем последовал взрыв:

— Что-ооо!? Вы осмеливаетесь издеваться над своим фюрером? Кто только вчера уверял, что большевики ничего не знают и ни к чему не готовы. Как можно было попасться на простую азиатскую хитрость?…

Дальше последовал разбор интимной жизни всех присутствующих с соответствующими эпитетами на сочном солдатском жаргоне, хорошо известном фронтовику Первой Мировой. Фюрер кричал и бесновался не переставая несколько минут, пока наконец один из адъютантов не сообразил, что уже начинается истерика и не вызвал доктора Мореля. Быстро выгнав всех из помещения, доктор вколол пациенту успокаивающее и велел срочно отдыхать. Последнее, что успел сказать, погружаясь в сон Адольф Гитлер, было:

— Срочно потребуйте помощи от этих сраных союзничков.

Первым, после нескольких минут молчания высказался Дмитрий:

— И вот этот, — Горин вопросительно посмотрел на остальных, не зная как назвать фюрера третьего рейха. Назвать его человеком у парня язык явно не поворачивался, — этот тип возглавлял тогда одну из ведущих стран планеты?

— Да, Дима, вот этот самый тип, — Коган указал рукой на экран, — И знаешь, что я тебе скажу? Он, хотя был отъявленной сволочью, человеконенавистником, и, в некоторой степени, психом, вынужден признать, дураком не был. Умный был. Зарвался, не просчитал экономику, понаделал очень много ошибок, немцы, да и не только они, этому гаду поверили. И пошли за ним. Сейчас, увы, неофашисты начали поднимать голову. Кое-где даже начали превозносить как самого Гитлера, так и праздновать «героев» СС. И от нас с вами, друзья, в том числе, от нашей работы, зависит, чтобы такое никогда не повторилось. Полковник по очереди посмотрел на своих сотрудников. Логинов неожиданно покраснел.

* * *

Вторую ночь войны я провел в штабе ВМФ с Николаем Кузнецовым. Дневные сражения на Черном и Баренцевом морях закончились убедительной победой советских моряков и летчиков. К захваченным кораблям на севере добавились еще два очень неплохих авианосца, несколько эсминцев и даже один итальянский линкор — новенький «Витторио Винетто». Николаевским корабелам предстоит очень много работы по модернизации трофеев. Но сейчас мысли не об этом. Кодовая фраза вчера днем была произнесена Левитаном сразу после выступления Сталина. «Над Москвой светит ясное солнце». Две «Мурманчанки» обязаны были слушать эфир, находясь в дрейфе под шноркелем[46] около Шотландии в режиме радиомолчания еще с пятнадцатого числа. Два «Амура» с тремя «Амурчиками» ушли на задание из Кронштадта вчера в тринадцать тридцать. Почти вдвое большее количество таких же подводных лодок покинули пирсы Севастополя вчера рано утром в самый разгар Черноморской битвы. Им надо было скрытно миновать вражеские флоты и в назначенное время выйти к исходным точкам. И вот мы сидим у Николая в кабинете, пьем водку и напряженно ждем результатов вроде бы нормально спланированных операций, прекрасно понимая, что первые сведения могут поступить никак не раньше утра.

— Как думаешь, вернуться все? — не выдержал я.

— А это в первую очередь от тебя зависит, — усмехнулся Коля.

— Ммм? — на моем лице ясно должно было быть видно удивление.

— Насколько хорошо ты обеспечил секретность операций? Наши противники и думать не думают о возможности такого рода диверсий. Они ведь не знают о существовании аквалангов. Тем более не ожидают наших активных действий всего лишь во вторую ночь войны…

Потом мы разговорились почему-то о Молотове, точнее о его поездке в Америку. Первая шифровка оттуда пришла уже в начале этой ночи.

Вячеслав Михайлович прилетел в Штаты еще одиннадцатого числа и уже на следующий день предложил госсекретарю — так у них почему-то называется министр иностранных дел — Корделлу Хэллу новый, расширенный торговый договор. В нем наши страны были уже не просто экономическими партнерами, а стратегическими. Предлагались с нашей стороны, в том числе, даже некоторые новейшие военные технологии в обмен на авианосцы по привезенным Молотовым чертежам. В Конгрессе немедленно начались дебаты. Правые республиканцы кричали, что Сталин хочет намертво привязать американскую экономику к себе. Глупенькие, они еще не поняли, что это уже произошло. До двадцати процентов промышленности Штатов работали по заказам Советского Союза. Полноприводные грузовики, тракторы, турбины и генераторы для электростанций, сельхозтехника и некоторые виды сырья непрерывным потоком через Тихий океан доставлялись в советские порты на Дальнем Востоке американскими же судами. Лиши Америку этих заказов, и новый кризис там неминуем. Спасти САСШ от партнерства с нами могла только война. С кем? Это уже другой вопрос. Пока республиканцы ругались с демократами, Молотов успел посетить Рузвельта и дать несколько интервью в газеты и на телевидение, рассыпая панегирики американскому народу. На шестнадцатое июня был назначен большой прием в Советском посольстве. Приглашения были разосланы многим государственным деятелям и практически всем послам, аккредитованным в Вашингтоне.

У нас было воскресное утро, а там был еще поздний вечер субботы, стало известно о войне в Европе. Немедленно появившиеся репортеры очень захотели узнать мнение советского министра иностранных дел об этой новости. На импровизированной ночной пресс-конференции Молотов заявил, что Советские Армия и Военно-морской Флот готовы к отражению фашистской агрессии. С юмором пройдясь по умственному уровню глав государств, осмелившихся напасть на такую миролюбивую державу, как СССР, Вячеслав Михайлович сказал, что и Гитлеру, и Даладье, и Чемберлену придется ответить за свою вероломную политику. Одновременно была отмечена несостоятельность такого международного политического органа, как Лига Наций и необходимость создания новой организации, которая объединит все народы планеты перед коричневой опасностью фашизма. Уже потом, после возвращения из Америки, Молотов подробно рассказал про тот день.

Вечером на прием поспешили все приглашенные, кроме послов фашистской коалиции. В большом холле посольства гостей встретила своеобразная выставка оружия. На стенах были размещены огромные, в натуральный размер, цветные фотографии Т-55, «Шилки» и Як-3, снятые с очень выгодных ракурсов. На других фотообоях, уже уменьшенные, были «Грады», Ил-10, Ту-2, Ту-4 с подвешенными «Термитами» и весь ряд новейшей советской самоходной артиллерии. Несколько фотографий были посвящены военно-морской тематике. Очень эффектно выглядел эсминец, построенный в Николаеве на основе проекта 57-бис «Гневный». Фотограф удачно поймал момент пуска крылатой противокорабельной ракеты. Стартовый пороховой ускоритель еще не выключился, а основной двигатель «Термита» уже заработал. Море огня и дыма в полусотне метров над эсминцем и выплывающая из них ракета. И всюду на небольших аккуратных табличках были указаны основные ТТХ[47] советского оружия. В центре холла стоял большой стол с разложенными на нем образцами стрелкового вооружения советских войск. Двое спецназовцев в полной боевой выкладке охотно давали пояснения.

— Автоматический карабин образца тысяча девятьсот тридцать седьмого года. В Советском Союзе является основным видом личного оружия солдат и кратко называется АК-103 или, почему-то, «Калаш», — отличный английский с бруклинским акцентом на последнем слове сменился на русский с рязанским акцентом, — Очень надежное и удобное оружие. Применен так называемый промежуточный патрон 7,62 на 39 миллиметров. Укороченный вариант штурмового карабина — АК-104. Исключительно удобен для боевых действий в стесненных условиях, — парень дернул головой, указывая на автомат с примкнутым магазином на своей спине (в пунктирных прорезях маслянисто поблескивали патроны), и улыбнулся во все тридцать два зуба, — Оба карабина допускают установку оптического или ночного прицелов. На АК-103 предусмотрена возможность установки штык-ножа, — только что названное холодное оружие тут перекочевало из ножен на ремне на ствол автомата, блеснув бликами под ярким освещением, — или подствольного гранатомета ГП-30 «Обувка» — опять русско-рязанский и лучезарная улыбка, — Последний предназначен для поражения открыто расположенной, а также находящейся в открытых окопах, траншеях, на обратных скатах местности живой силы противника сорокамиллиметровыми гранатами. Прицельная дальность четыреста метров.

— У вас что, каждый солдат вооружен такими ручными пушками, — спросил кто-то из внимательно слушающих.

— Нет, что вы, только половина. Ну, зачем танкисту подствольный гранатомет? У него немного серьезнее есть, — жест рукой на полноразмерную фотографию Т-55, — стомиллиметровое длинноствольное орудие, вы уж поверьте мне, ничуть не хуже.

Дружный хохот показал, что спецназовцу поверили все без исключения. Лекции продолжались долго, так как одни слушатели сменялись другими. Многих военных атташе поразила предусмотрительность советских оружейников в мелочах. Пластмассовые клипсы для соединения двух магазинов АК можно было брать в качестве сувениров.

Свежая информация поступила в штаб ВМФ из шестнадцатого управления СГБ[48] только утром. Сигналы «мэйдэй» передавали сразу несколько радистов флота его величества в бухте «Скапа-флоу». Потом сведения пошли потоком. Отстучал радиограмму дальний высотный разведчик Ту-4. Вся главная база британского флота затянута дымом. Очевидно, у какого-то английского корабля рванул артиллерийский погреб, что вызвало сильный пожар. Два линкора перевернулись и медленно погружались вверх килем. Ту-2 с гермокабиной радировал из Восточной Пруссии, что линкоры-близнецы «Бисмарк» и «Тирпиц», еще вчера стоявшие на рейде Кенигсберга отсутствуют, а на местах их стоянки расплываются огромные масляные пятна. — Нда, — подумал я, — а ведь в том мире «Тирпиц» вошел в строй только весной сорок первого. А здесь продажа Советским Союзом технологий с конца тридцать седьмого года подстегнула прогресс во всем мире.

После девяти наконец-то пошли доклады начальников, командовавших отдельными операциями. Потерь среди боевых пловцов нет. Не везде удалось выполнить все поставленные задачи. На базу подводного флота Кригсмарине в Пиллау вообще не удалось пробраться. Один из «Амуров» на обратном пути подорвался на мине, но сумел всплыть. Сейчас лишенная хода подводная лодка под охраной вездесущих «Яков», базировавшихся на Эзеле вместе с ракетоносцами Ту-4, дожидается спасателей. Оказывается, немецкие минные заградители еще вечером пятнадцатого июня выставили два больших минных поля, чтобы запереть советский Балтийский флот в восточной части Финского залива, а мы это дело прохлопали. Вот только фашисты совершенно не учли возможностей новой советской авиации. Сейчас тральщики, надежно прикрытые с воздуха, уже направляются проделывать проходы в минных полях. Большой успех был в Черном море. Удалось уничтожить практически все оставшиеся после дневного побоища тяжелые турецкие корабли. Военно-морские флоты Болгарии и Румынии тоже практически перестали существовать.

* * *

Следующие несколько дней слились для меня в бесконечную череду совещаний, решения сначала небольшого, а потом все увеличивающегося количества неотложных вопросов и просмотра кино— и телефильмов с новостями войны. Наша авиация старательно уничтожала все запасы Вермахта, приготовленные к войне и складированные недалеко от наших рубежей. Впрочем, кроме этого стратегического задания и соответственно поддержки обороняющихся на границе и рвущихся через прорывы во вражеском фронте войск, советские летчики получили еще одно очень важное задание.

« Идет охота на волков, идет охота — На серых хищников, матерых и щенков!» — вспомнился мне любимый Высоцкий. Нет, охотились, конечно, не на волков. Охотились на … паровозы. Задача была поставлена однозначно: лишить фашистов работающей железнодорожной сети. Требовался транспортный коллапс противника. Над Польшей и восточной частью третьего рейха круглосуточно висели на большой высоте разведчики с гермокабинами. Днем с помощью оптики, а ночью вооруженные тепловизорами, они тщательно следили за железными дорогами врага. «Яки» с подвесными баками легко дотягивались до своих целей по всему генерал-губернаторству и НУРСами разносили подвижной состав вдребезги. По территории Германии работали Ту-2, имевшие значительно большую дальность действия. Противодействие истребителей ПВО противника было неэффективным из-за низких ТТХ. В первые несколько суток были выведены из строя сотни паровозов и десятки новейших тепловозов, производившихся на западе по советским лицензиям с тридцать восьмого года. Немцы срочно стали строить специальные платформы с зенитными автоматами. Теперь ни один эшелон без таких платформ в путь не отправлялся. Не помогло. Советские летчики, чтобы избежать неоправданных потерь, стали применять планирующие бомбы с радиоуправлением. Оружие было относительно дорогим, но эффективным. Через какую-то неделю фашистам не на чем будет подвозить к линии фронта подкрепления, боеприпасы и продукты. Автомобили и гужевой транспорт точно не смогут справиться со стратегическими перевозками.

* * *

Девятнадцатого июня кинопленка с красочными кадрами разгрома британского флота вторжения достигла берегов Туманного Альбиона. Мои ребята из пятого управления[49] работают достаточно оперативно. Даже название операции в комментарии вставили. В принципе, этот фильм мало чем отличался от показанного на советском телевидении. Чуть больше кадров весело взбирающихся по штормтрапам наших моряков из призовых команд, да длинные колонны пленных, уныло бредущих от морского порта для погрузки в теплушки на станцию Мурманск-товарный (есть такая?). Весело перекрикивающиеся конвойные с буквами ВВ на погонах, укороченными «калашами» за спиной и рвущимися с поводков охрипшими овчарками. Сразу две английские телекомпании не утерпели и показали фильм в тот же вечер. Правительство Чемберлена подало в отставку утром двадцатого. Психологический удар по Британии был очень сильным. Можно было еще попытаться как-то обосновать потерю флота вторжения у далеких вражеских берегов наличием у «комми» этих чудовищных ракет — варварского оружия, абсолютно чуждого нормальному цивилизованному человеку. Но как объяснить избирателям загадочную гибель лучших кораблей на рейде главной базы флота у собственного берега? В тоже время антисоветская истерия в СМИ Англии, начавшаяся за несколько месяцев до начала войны, только набирала обороты.

— Даладье тоже должен в ближайшее время свалиться, — довольно заявил Громыко на очередном совещании ГКО в четырнадцать ноль-ноль, — Шансы де Голля в данной политической ситуации занять пост президента Франции очень высоки. В определенных кругах там уже стало известно, кто дал совет придержать флот в Черном море.

— Это хорошо, — согласился Сталин, — а что с переговорами в Америке?

— Плохо. Многие денежные мешки, контролирующие там власть, уже начали понимать, в какой капкан мы поймали Штаты. Теперь они не могут выбрать между сегодняшними большими доходами и экономической независимостью, но с большими потерями.

— При этом олигархам придется выкинуть прилично денег на поворот общественного мнения, — решил я поддержать Андрея, — Сейчас оно безоговорочно на стороне Советского Союза. Как мы и планировали, киноролики «информбюро» доставляются в Америку самолетами немедленно после выпуска. Во всех кинотеатрах аншлаги. Телевизоры там пока не у всех, да и качество изображения пока несравнимо. Голливуд из наших фильмов уже начал монтировать многосерийную эпопею «Великая война». Даже идиому «Полярный лис» умудрились как-то перевести на английский. Граждане там правильно поняли, что это усиленно-грубая форма выражения «конец всему». Сейчас наш северный пушной зверек — самое популярное животное на североамериканском континенте. А редкие песцовые шубы — писк моды — взлетели в цене в десятки раз.

По кабинету вдоль длинного стола для совещаний прокатились смешки.

— Зря смеетесь, товарищи, — сказал Сталин, сам не удержавшийся от улыбки, — На самом деле идеологическая составляющая работы специалистов генерала Синельникова очень важна.

Берия хмыкнул, но комментировать мои слова не стал. Вместо этого он спросил:

— А не пора ли нам начать операцию «Удар молнии», чтобы подтолкнуть Рузвельта к правильному решению?

— Не рано ли? — удивился Якубовский, — она же на июль планировалась.

Иосиф Виссарионович задумался. Затем посмотрел на Андрей Андреича, которому последнее время он стал доверять все больше и больше в вопросах международной политики.

— А вы что думаете, товарищ Громыко?

— Вероятно, надо. В конце концов, они же сами вместе с Австралией объявили нам вчера войну, как доминионы Великобритании.

Вождь перевел взор на меня.

— У тебя все готово, Егор?

— Так точно, товарищ Сталин. Разрешите мне самому возглавить десант?

Ни мой просящий взгляд, ни вся возможная эмпатия не помогли.

— Нет. Я вообще предлагаю запретить всем членам ГКО выезжать на фронт. Только в глубокий тыл фронта. Как вы думаете товарищи?

Молчаливые кивки были ответом.

— Александр Николаевич, — вождь повернулся к Поскребышеву, уже привычно сидевшему за хозяйским столом во время совещаний, — подготовьте документ. Мы его на завтрашнем совещании подпишем.

— Иосиф Виссарионович, но ведь мы планировали… — Громыко замолчал, глядя на Самого.

Сталин молча обвел всех тяжелым взглядом.

Примечания

1

Специализированная компьютерная программа для сложных математических расчетов.

(обратно)

2

вот в упор не помню, чьи это слова. Но кто-то из «великих» точно такое сказал.

(обратно)

3

Реальная история в 1988 году под Прилуками.

(обратно)

4

ДВС — двигатели внутреннего сгорания.

(обратно)

5

Полевка — провод для полевого телефона. Сленг военных связистов.

(обратно)

6

Информационные Технологии.

(обратно)

7

ВУС — Военно-учетная специальность.

(обратно)

8

МПД — место постоянной дислокации.

(обратно)

9

Соответствует старому званию старшего лейтенанта ГБ.

(обратно)

10

ОДАБ — объемно детонирующая авиа бомба.

(обратно)

11

РЭСОС — Радиоэлектронное и связное оборудование самолета.

(обратно)

12

Прыжок с принудительным раскрытием парашюта специальным фалом, зацепленным карабином за трос внутри самолета.

(обратно)

13

Медуза — вытяжной парашют основного купола.

(обратно)

14

Клеванты — петли управления «крылом».

(обратно)

15

ПДС — Парашютно-десантная служба.

(обратно)

16

Прямой плагиат из А. и Б. Стругацких "Трудно быть богом".

(обратно)

17

УТИ-4 — учебно-тренировочный истребитель на базе И-16.

(обратно)

18

ЛПС — летноподъемный состав.

(обратно)

19

Причиной смеха был тот факт, что в нашей истории так назывался американский проект по созданию атомной бомбы. Причем руководил там тот же самый Лесли Гровс.

(обратно)

20

Реальная разработка "почтового ящика" в подмосковном г. Климовске.

(обратно)

21

Исторический факт.

(обратно)

22

ВПП — взлетно-посадочная полоса.

(обратно)

23

Домашнее прозвище Светланы Сталиной в детстве.

(обратно)

24

Управление «Р» — Управление оперативного планирования и анализа Первого Главного Управления (внешняя разведка) Службы Государственной Безопасности СССР. Структура СГБ полностью скопирована со структуры КГБ.

(обратно)

25

"Странная война" — этим термином называли ситуацию, когда после 1 сентября 1939 года (дата нападения Германии на Польшу), Англия и Франция объявили Германии войну 3.09.1939 г., но ничего не предпринимали до тех пор, пока немцы сами не начали боевые действия.

(обратно)

26

Проскуров И.И. генерал-лейтенант авиации. Родился 18.02.1907 г. 14 апреля 1939 назначен заместителем наркома обороны СССР, начальником Разведывательного управления РККА. В моей альтернативе — ГРУ.

(обратно)

27

Второе Главное Управление СГБ — внутренняя безопасность и контрразведка.

(обратно)

28

Кличка И-16

(обратно)

29

ОДАБ — объемно-детонирующие авиабомбы. Единственное современное оружие, которое И.В.Сталин разрешил применить в этой войне, чтобы избежать больших потерь при прорыве укреплений линии Маннергейма.

(обратно)

30

В нашей истории Комдив РККА Аксель Анттилла, бывший "красный финн".

(обратно)

31

В оригинале стенограммы слово начиналось на букву "М".

(обратно)

32

нейро-лингвистическое программирование.

(обратно)

33

Летно-подъемный состав в авиации.

(обратно)

34

Именно так официально называлась тогда Италия.

(обратно)

35

В нашей истории Шарль де Голь временно исполнял обязанности бригадного генерала с 1 июня 1940 года. Но официально его так и не успели утвердить в этом звании, и после войны он получал от Четвёртой республики лишь пенсию полковника.

(обратно)

36

Извините, но история борьбы еврейского народа за свое государство настолько сложна, противоречива и интересна, что я не берусь правильно объяснить все термины и названия. Попробуйте сами хотя бы с помощью интернета разобраться в ней.

(обратно)

37

9-е управление СГБ — охрана руководителей партии и правительства.

(обратно)

38

Ленинградское оптико-механическое объединение.

(обратно)

39

Трансфокатор — специальное устройство в объективе, предназначенное для изменения его фокусного расстояния, и как следствие, «приближения» либо «удаления» изображения. Нынче, «благодаря» засилью западной оптики, называется «Зумом» (zoom.)

(обратно)

40

Чатос — курносый.

(обратно)

41

Надо признать, что английская палубная авиация конца 30-х годов прошлого века имела очень низкие ТТХ. Например, до появления Hawker Sea Hurricane и Supermarine Seafire, вероятно лучший британский палубный истребитель Fulmar имел максимальную скорость менее 400 км/час. Его восемь 7,7-мм пулеметов установленных в крыле не представляли для советских пушечных истребителей серьезной опасности.

(обратно)

42

Боевая часть.

(обратно)

43

Береговой противокорабельный комплекс 4К51 «Рубеж». Имеет каждый две пусковые установки с «Термитами».

(обратно)

44

Данное выступление в основном повторяет речь Иосифа Виссарионовича Сталина 3.07.1941 года по радио в нашей истории. Оригинальные обороты речи сохранены.

(обратно)

45

Противотанковая оборона.

(обратно)

46

Шноркель в классическом значении представляет собой устройство для работы двигателя в подводном положении (часто используется термин «Устройство РДП») и представляет собой конструкцию в виде трубы с воздухозаборником.

(обратно)

47

Тактико-технические характеристики.

(обратно)

48

Радиоперехват и электронная разведка.

(обратно)

49

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Реклама на сайте