Александр Тестов Сокрушая врагов
Как лист пергамный, я жизнь свою До нитки изодрал в куски. Но вам смеяться не позволю Над этими ошметками судьбы! Пусть боги жаждут моей смерти, Но я не верую в богов! Пускай мне прижигают пятки, Но я не признаю оков! Не вам судить об этих муках, Вы не рыдали от потерь. Ведь это мой остывший прах Без слова вынесут за дверь.Введение
Капитан милиции – старший следователь отдела, оторвал уставшие глаза от протокола, встал и подошел к окну. На улице моросил мелкий осенний дождик, а сильный порывистый ветер срывал с деревьев последние листья. Он повернул рычажок и закрыл жалюзи.
Капитан вернулся за рабочий стол, машинально посмотрев на часы. Казенные «ходики» неумолимо приближали конец рабочего дня.
– Итак, Анастасия Геннадьевна, ну-с, давайте продолжим, – обратился капитан к сидевшей напротив него заплаканной девушке, – так когда, говорите, он пропал?
– В начале августа, – всхлипнула девушка, утирая слезы носовым платочком, – прямо перед свадьбой…
– А когда была назначена ваша свадьба?
– На десятое августа…
– Да вы не плачьте. – капитан налил в стакан воды из графина. – Вот, выпейте лучше водички, прошу вас.
Девушка слегка дрожащей рукой взяла стакан, отпила.
– Прошу вас, господин следователь, только не надо говорить, что он от меня… Ну то есть со свадьбы сбежал…
– Я и не говорил…
– Зато наверняка подумали именно так, – она в очередной раз всхлипнула, утерла нос. – Вы не думайте, мы же любили друг друга…
– Хорошо, хорошо, – поспешил заверить капитан, – только не нужно плакать.
Она устало всхлипнула и, скомкав носовой платок, поспешно убрала его в сумочку.
– Больше не буду, – глубоко вздохнув, пообещала девушка.
– Точно не будете?
– Нет, не буду. Задавайте свои вопросы.
Следователь уткнулся в протокол, бегло прошелся по строчкам.
– Та-ак, – протянул он, – значит, вы его видели в последний раз именно первого августа, перед отъездом на исторический фестиваль?
Девушка посмотрела на него, ее губы вновь за-дрожали, из глаз опять покатились слезы.
– Ну почему вы так говорите? Почему в последний раз? Вы что, его не найдете?
– Гражда-а-аночка, – теряя терпение, нараспев произнес капитан, – ну давайте не будем… Следствию необходимо установить истину. Ход событий, так сказать. Вот именно из этих побуждений я и сказал «в последний раз», понимаете?
– А?
– Не волнуйтесь вы так. Найдем мы вашего жениха – найдем.
Он взял ручку и приготовился писать дальше.
– Итак, повторяю вопрос: он уехал от вас первого августа?
– Да.
– А вы не знаете, с кем он должен был поехать на этот фестиваль?
– Знаю, – обиженно ответила девушка, – с этим, Вадькой Хлопиным… Это он моего Пашу утащил на фестиваль этот дурацкий.
– Так значит, вы подтверждаете, что Павел Соколов отправился в Выборг вместе с Вадимом Хлопиным?
– Подтверждаю. Он мне звонил оттуда и говорил, что они с Вадимом…
– Ясно, – капитан записал ее слова в протокол. – А скажите, они не собирались никуда ехать после фестиваля? Я имею в виду – никуда, кроме как домой, в Питер?
– Ой, боже мой, – громко вздохнула Анастасия, – да куда же ему было ехать как не назад? Я же говорю: у нас свадьба должна была состояться, все уже и готово было…
– Понятно, вы только не волнуйтесь. А скажите, когда он звонил вам в последний раз?
– Утром третьего августа.
– А что говорил?
– Говорил, что любит…
– Ну, это понятно, а что еще говорил? Может, упоминал что-нибудь? Может, они с Вадимом в бар или кафе собирались зайти по возвращению в город?
– Нет, ничего такого. Сказал, что наутро они возвращаются – и все.
Капитан одернул пиджак, добавил ее слова в протокол.
– А не говорил ли ваш жених еще про кого– нибудь? Возможно, они познакомились там с кем?
– На что это вы намекаете? Мой Паша не такой! О другой женщине не может идти и речи!
– Вы меня неправильно поняли. Я совершенно не имел в виду обязательно женщину. Может быть, они познакомились с кем-то еще…
– Не знаю, – обиженно ответила девушка, – я не знаю. Паша ни про кого мне не говорил.
– Вспомните, пожалуйста, а был ли у вашего Павла или у Вадима знакомый по фамилии Юрьев, Андрей Владимирович? – спросил капитан, полистав протокол.
Девушка на секунду задумалась.
– Нет, не было такого.
– Вы точно это знаете?
– Точно. Не было у них в друзьях никакого Юрьева.
– Может быть, не друг, а просто знакомый?
– Да нет, это совершенно исключено, – отрезала Анастасия, – иначе бы я знала.
– А вы что, действительно всех друзей своего Павла знаете?
– Да, всех, – с гордостью произнесла девушка, – у нас нет секретов друг от друга.
– Хорошо… допустим.
Следователь оторвался от протокола и посмотрел на нее.
– А у вас есть какие-нибудь предположения, где могут сейчас находиться Павел и Вадим? Хотя бы гипотетически, куда они вдвоем могли поехать?
– Вы что, издеваетесь? – не выдержала девушка, – да никуда они не могли собраться! Пропали они, понимаете, пропали… и мы ничего не знаем.
Как она ни крепилась, слезы вновь полились из глаз. Скомканный носовой платок был снова извлечен из сумочки и применен по назначению.
– Хорошо, у меня к вам пока все, – подытожил свидетельский допрос капитан, – вот, возьмите протокол и внимательно прочитайте, пожалуйста.
Он развернул исписанные бумажки и протянул ей. Все еще придерживая платок у лица, она взяла протокол и начала читать.
– Да, все правильно, – произнесла девушка после беглого осмотра двух страниц, исписанных мелким неровным почерком.
– Вам все понятно?
– Да, конечно.
– Тогда возьмите ручку, – капитан протянул ей авторучку, – и пишите…
– Что писать?
– Пишите: с моих слов записано верно, замечаний и дополнений нет – и подпись… и дату не забудьте поставить.
– А какое сегодня число? – спросила девушка, продолжая писать.
– Первое октября, – подсказал следователь.
* * *
После того, как ушла Анастасия Геннадьевна, несостоявшаяся невеста пропавшего два месяца тому назад Павла Соколова, проходившая по делу о его исчезновении как свидетельница, капитан вышел из кабинета. Он закрыл дверь на ключ, дернул, удостоверившись, что замок сработал, и двинулся по длинному коридору третьего этажа к лестнице. Проходя мимо кабинета начальника, он словно что-то почувствовал и замедлил шаг. Дверь и в самом деле открылась.
– А, Иванов. Ну, как там у нас с выборгским исчезновением? – спросил подполковник, заметив капитана.
– Работаем, Николай Николаевич, – ответил следователь.
– Тут, Иванов, работай не работай, а погонами чую, что «глухарь». – начальник закрыл дверь и повернул ключ в замке.
– Так точно, – устало ответствовал капитан, – свидетель у нас только один. Баба Глаша. Она видела, как они в башню заходили.
– А оттуда?
– Так в том-то и дело, что они вперед ее туда прорвались. Вот она и принялась их сторожить, когда они оттуда слезут. А они так и не вышли.
– Вот я и говорю – «глухарь»!
– Ну не на вертолете же они с башни улетели? Бабка могла и не заметить, как они спустились. Такого ж не бывает, чтоб люди в дверь вошли, но не вы-шли.
Подполковник, закрыв дверь, спросил:
– Тебя подкинуть до метро?
– Спасибо.
– Ну пойдем. А сколько их там, говоришь, было?
– Баба Глаша утверждает, что трое.
– А кто, выяснил?
– Двое наших – питерских, а третий не установлен.
Они подошли к лестнице, начали спускаться.
– Слушай, капитан, ты особенно-то не бери в голову, – вдруг изрек подполковник, – у нас и не такие люди пропадали… Это ведь не убийство – сто процентов.
– Да уж, точно не убийство, – согласился капитан, – иначе были б хоть какие-нибудь следы.
– Вот.
– Так что же это тогда? Мистика какая-то.
Начальник резко остановился.
– И я про то же думаю – мистика, – он натянуто улыбнулся. – Глядишь, пройдет время, и сами объ-явятся.
– А если нет?
– Ну, на нет и суда нет…
Часть первая Под сенью Юмала
Поминайте меня как звали,
Давним именем, что звучит,
Отголосками звонкой стали,
Что в висках после боя стучит.
Может, сотню… быть может, с лишним,
Сотню жизней тому назад,
В настоящей, как небо, жизни —
Что пройдет через сотни преград.
Глава первая Дорога домой
Дорога домой всегда кажется короче.
Народная мудростьЗаплыв до спасительного берега оказался непрост. Тяжело дыша, Павел и Юски выбрались на пологий берег реки. Сильное течение Волхова снесло их на приличное расстояние от Альдегьюборга и от места речного сражения. Чтобы выгрести и не попасть в коварные омуты, им пришлось здорово поднапрячься, особенно досталось вепсу, который не был приучен к столь длительным водным заплывам. Павлу, имевшему некоторую «бассейную» подготовку, было куда легче, но и он к концу стал заметно сдавать. На последних метрах до вожделенного берега вепс попытался было утонуть, и главе медвежьего рода пришлось спасать незадачливого пловца. Схватив Юски за волосы, как учили еще в школе на уроках ОБЖ, Павел вытянул вепса из цепких лап водяного. Хотя теперь выгребать стало еще труднее, Павел, несмотря ни на что, старался спасти товарища, скрипел зубами, стонал, но держал. Казалось, еще несколько секунд – и силы оставят его, и тогда прощай, жизнь, прощайте, мечты…
Но когда ноги уперлись в каменистое дно и мысли просветлились, чертовски захотелось продлить эту жизнь, пусть даже в этом нелепом, оголтелом прошлом, где все только и думают, как убить друг друга. Павел что было сил рванул тело вепса на себя, стараясь поставить его на ноги. Юски сопротивлялся, барахтался, как испуганная черепаха, но тут и он, нащупав под ногами твердь, изрыгая из уст своих речную воду, заработал ногами, помогая Павлу себя вытянуть.
Выбравшись на сушу, они упали лицом вниз, блаженно растянувшись на пожелтевшей траве.
– Спасибо, – устало выдавил из себя вепс, немного отдышавшись.
– Не за что, – ответил глава рода, разжимая кулак и освобождая руку от приличного клока волос, выдранного из головы Юски, – не за что…
Павел быстро восстановил дыхание.
– Да уж, – пробурчал он себе под нос по-москальски, – весело погуляли.
– Что? – не понял вепс.
Павел не ответил. Азарт боя прошел, и холодное купание дало о себе знать. Глава медвежьего рода забарабанил зубами, а тут еще как назло налетел ветер. Мокрая рубаха и штаны, прилипнув к телу, холодили, и Павел невольно задрожал от кончиков волос до ногтей на ногах.
– Ч-ч-е-р-р-т-т, о-о-г-г-го-го, ч-ч-е-е-р-р-т-т. – зубы плясали, выбивая ознобную чечетку.
Юски замерз не меньше, и его зубы выдавали столь же музыкальные ритмы. Вепс перевернулся на спину, а затем резко вскочил на ноги. Он обхватил себя руками, стал растираться и подпрыгивать, стараясь согреться.
– Кажется, всё… – внезапно проронил вепс, перестав скакать.
– Что все? Что там? Что? – спросил глава рода, переворачиваясь на спину и садясь.
Юски указал на реку. От места боя в их сторону течение несло несколько пустых драккаров. Дрожь мгновенно пропала, и Павел замер, вглядываясь в очертания кораблей. Нет. Никакого движения на них не было, во всяком случае, он не заметил. Павел видел, что первым несет черный драккар, на котором сражался Вадим. Судно вертелось на волнах, медленно поворачиваясь поперек течения то одним, то другим бортом. Наконец река плотно сжала черный драккар, и он, встав носом по течению, ускорил свой бег.
Когда драккар поравнялся с тем местом, где находились Павел и Юски, первый из них встал и начал громко звать друга:
– Вадим! Вадим!
А второй стал подпрыгивать, стараясь с высоты берега разглядеть, что там на борту.
– Вадим! Вадя! – не унимался Павел.
Он сложил руки рупором и усердствовал:
– Вадим!!! Вадим!!!
Черный драккар качнулся, его медленно накренило, сильная волна ударила в правый борт, и судно развернуло. Теперь оно шло кормой вперед. Рулевое весло безжизненно болталось из стороны в сторону, задавая бесцельный курс.
– Вадим! Вадя!!!
Юски, перестав скакать, протяжно втянул воздух ноздрями и, сделав шаг к Павлу, положил ему руку на плечо:
– Пустое, – негромко сказал вепс, – там все лежат… мертвые они… все.
Павел порывисто обернулся и скинул руку вепса со своего плеча:
– Вадим?.. – протянул он, и его серые глаза увлажнились.
– Мертвые они… – повторил вепс, – твой друг лежит рядом с Валуем… я видел.
Павел крепко зажмурился, разгоняя слезы. Он мотнул головой, руками оттер глаза.
– С такого расстояния, и ты увидел? – пытаясь быть твердым, спросил Павел.
– Да, – ответил Юски, – лежат, я видел, я же охотник…
Глава рода бросил на реку прощальный взгляд. Черный драккар уходил к повороту. Вот сейчас он обогнет берег и все! Все! И нет у него больше друга. Умер! Погиб! Всё, конец! Черт!
– Ва-адя-я-я…
С тихим всхлипом глава медвежьего рода тяжело опустился на землю. Он поджал ноги, положил на колени руки и, уткнувшись в них, предался скорби. Да – скорби, ведь мужчины не плачут…
– Ты поплачь, – по-отцовски произнес Юски, – поплачь, о друге можно поплакать, когда никто не видит… – Вепс легонько похлопал Павла по плечу.
«Эх, Вадя… – Павел глубоко вздохнул и задержал дыхание. Слез больше не было, их прервала память: – Вадя. Как же это давно все было. В другой жизни, которую не вернешь… Только память… Школа, городская библиотека и книжки с картинками, на которых воины в кольчугах и латах совершали безумно-отважные подвиги. Клялись в верности и обещали вернуться…
Походы в лес… и случайно найденный блиндаж с пятью погибшими красноармейцами. Жутко и страшно. А потом рванувший в костре снаряд – глупость, игра со смертью, но, черт возьми, а ведь хотелось под танки! Нам, пацанам, которым не досталось ничего, кроме дедушкиных рассказов о войне. Нам хотелось под танки! И непременно герои – это мы!»
Павел, погрузившись в воспоминания, не сразу услышал, как Юски что-то тревожно говорит. Он с трудом приподнял голову, хотелось спать, и чтобы никто не трогал, не беспокоил…
Вепс грубо обхватил Павла за плечи, толкнул и повалил на землю.
– Что еще? – непонимающе пискнул глава рода из-под плотно прижавшего его тела.
– Тихо, – почти в самое ухо прошептал ему Юски, – они возвращаются…
Вепс немного ослабил хватку, и теперь, высвободив голову, Павел и сам увидел, что один из драккаров викингов идет по течению, туда, где за поворотом скрылись унесенные течением пустые корабли.
– Не иначе пошли добычу собирать, – высказал предположение Юски, – ладьи очень ценная добыча.
Они лежали на земле, пока судно викингов не скрылось за поворотом.
– Изловят сейчас ладьи и к боргу поволокут, – продолжил свои догадки вепс, поднимаясь.
– А там же Вадя! – встрепенулся Павел. – Юски, ты не знаешь, что они делают с трупами врагов?
Вепс пожал плечами:
– Не знаю, может, сожгут, а может, за борт покидают.
– Не скажет ни камень, ни крест, где легли… – невольно вырвалось у Павла по-москальски.
– Что ты сказал? – спросил Юски.
– Не будет у наших воинов могил, – вновь перейдя на понятный вепсу язык, ответил глава рода.
– Да-а-а, – протянул Юски, – мне жаль твоего друга, он был славным воином.
Павел опять чуть было не пустил слезу, но совладал с собой. Он сел и посмотрел на реку. У борга еще кипел бой.
– Интересно, а что там? – спросил он. – Чья берет?
Юски оценил обстановку зорким охотничьим взглядом.
– Кажется, и там все! – с горечью в голосе изрек вепс.
– Что? Ну что там?
– Северяне идут к боргу, – ответил Юски, – а наши подались к берегу. – Вепс встал во весь рост, вытянулся на цыпочках. – Там что-то случилось, что-то неладное…
Павел нехотя тоже поднялся, стал всматриваться вдаль. Расстояние было велико, и все же им удалось разглядеть, что новгородцы, пристав к берегу, сходят на сушу, и что они снимают с ладьи что-то или кого-то.
– Неужто князя… – напрягая зрение до крайности, вымолвил Юски. – Не может того быть…
Эта чудовищная, трагическая догадка вернула Павла на землю.
– Мы что, проиграли, выходит…
– Ох, – вздохнул вепс, – это плохо, очень плохо, ай-яй-яй…
Они были свидетелями боя, так трагично окончившегося в этот день для объединенного новгородско-вепсского войска. Они видели, как викинги пристали к Альдегьюборгу и сошли на берег, решив, что битва окончена. Затем им пришлось вновь крепко прижаться к земле. Посланное вдогонку за уплывшими, обезлюдевшими кораблями судно викингов возвращалось, ведя на поводу изловленные драк-кары.
Пропустив их, они поднялись и узрели, что ладьи новгородцев уходят вниз по течению, в сторону далекого Новгорода.
Противоположный высокий берег напротив борга опустел. Пешая и конная рати уходили. На душе стало как-то нехорошо – тоскливо.
– Ну, вот и все, – грустно констатировал Павел, – это конец.
– Надо уходить, – предложил Юски.
– Куда? – рассеянно спросил глава рода. – Куда уходить-то?
– Как куда? Домой.
Павел как-то уже и забыл, что он не просто Павел, а Баар, глава медвежьего рода, и что теперь у него есть дом – другой дом, в другом месте, в другом времени.
– Ах да… Домой, да, Юски, пойдем домой! – Но вдруг он встрепенулся, как будто припомнив что-то очень важное. – Нет, Юски. Нам надо найти драккар с Вадимом. Ведь его не было на привязи у северян.
Юски задумчиво почесал у виска.
– Да вроде не было. Ты хочешь…
– Надо найти. Я должен похоронить друга по обычаю!
– Скоро стемнеет, да и ладью уже могло вынести в озеро.
– Не спорь! – приняв грозный вид, ответил Павел. – Мы должны попробовать. У тебя есть кресало?
Юски вытянул из-под рубахи висевший у него на шее кожаный шнурок с кожаным чехлом.
– Всегда при мне.
– Вот и хорошо. Сейчас отойдем от берега, разожжем костер, обсушимся и с утра начнем поиски, – решительно изрек Павел.
Вепс едва заметно дернул плечами, – мол, как скажешь, ты же глава рода.
– Пойдем, – скомандовал Павел.
Они двинулись в сторону от берега, прочь от враждебных стен борга.
Темнело. Становилось заметно прохладнее, но они продолжали движение, пока Павел не приметил удобное место.
– Давай тут заночуем, под елью.
Юски без слов принялся обустраивать ночлег для себя и Павла. Наломал лапника и сделал лежак. Павел тем временем успел наносить дров, и Юски, немного повозившись с кресалом, высек огонь. Сначала схватился сухой мох, и через минуту костерок дышал жаром.
– На реке, до озера есть ли еще повороты? – с надеждой в голосе спросил Павел.
– Как не быть, – ответил вепс, – почитай еще три поворота.
– Хорошо, – кивнул глава рода, в душе моля богов, чтобы драккар прибило к берегу на одном из поворотов.
А его должно было прибить…
* * *
Как хищные звери, осторожно, они крались вдоль берега. Часто останавливались, прислушивались… Викинги могли вернуться, да и мало ли что еще… Шли медленно, берег, обильно поросший кустами и деревьями, сдерживал темп. Да и потом, надо было быть внимательным, не проворонить, не пропустить… Оттого вглядывались в каждый ручеек, что вливался в реку, всматривались в каждый изгиб и затону, обыскивали любое место, там мог найтись драккар с Вадимом. Естественно, оглядывали и противоположный берег. Один раз Павел даже было чуть не сиганул в воду, чтобы плыть на другой берег. Ему показалось, что в прибрежных кустах торчит…
Вепсу насилу удалось уговорить главу рода. Идеальное зрение Юски разглядело всего лишь массивное бревно.
Целых два дня они убили на путь до озера, а поиски окончились ничем. Ни одной зацепки, ни единого намека…
Павел, голодный и злой, окончательно выбившись из сил, устало уселся на траву.
– Все, – обреченно изрек он, обхватив руками голову, – все напрасно…
– Да-а-а, – протянул вепс и сел рядом, – видать, ладью вынесло в озеро – там не сыщешь… На все воля богов…
– Как у вас все просто! – вдруг вскипел глава рода, вскочил и стал вышагивать взад-вперед, – воля богов, воля богов… А вот раз – и нету человека. Понимаешь, Юски, – он мой друг! Лучший друг… и единственный! Мы с ним сюда попали… – Павел осекся, он чуть было не сболтнул лишнего, но вепс понял по-своему.
– Да, Баар, я понимаю… это тяжело… Но лучше будет вернуться домой…
Приемный сын Конди без сил опустился на землю, поджав под себя ноги. Что-то ускользало, и оттого было горько и обидно. Безнадежность… хотя нет, всего лишь передышка, временная… Он оглядел себя, порты проносились, рубашка местами порвалась, а обуви и вовсе не было. Нет, он твердо решил, что вернется, обязательно вернется и найдет друга. Или Вадим жив! Господи… Юмал! Пусть он будет жив. Он сам найдет выход. Он крепкий парень. Нельзя позволять себе думать о его смерти…
* * *
Павел догадывался, что путь в Каргийоки будет неблизким, но чтобы настолько… Они шли уже больше пяти суток, и наступил еще один день. «Это уже какой день?» – уставший мозг главы медвежьего рода отказывался воспринимать действительность. Особенно надоел голодный желудок, он все время ныл и ныл. Правда, Юски молодец, распустил подол своей рубахи и смастерил петли…[1]
Павел впервые попробовал лесные «деликатесы», лисица – тьфу, гадость, жесткая и воняет псиной, ежик тоже не ахти, но пришлось побороть спазм и съесть сырое мясо. Вепс же, напротив, совершенно не обращая внимания на Павла, поедал и причмокивал. И все без соли! О боги!
Что там было еще? Ах да, эти мерзкопротивные лягушки, жабы и жабонята. Впрочем, Юски ухитрился развести огонь или, как он выразился, испросил лесного духа, и тот даровал огонь. Так вот, после того, как Юски обжарил на огне лягушачьи и жабьи лапки, они показались даже очень ничего – прямо-таки со вкусом курицы! Вот что было действительно хорошо, так это ужи. Такие длинные и мягонькие, а после обжарки так и таяли во рту. Ну грибы и ягоды вообще не в счет, их тут было на каждом шагу, хоть косой коси, но желудок такой травой не обманешь, а есть хотелось с каждым днем все сильнее.
Был уже полдень, и Павел, удобно устроившись на мху у большой сосны, привалился к ее стволу и предался мечтаниям. Эх, как хороши были теткины пироги с рыбой, капустой, с ягодами да под молочко – красота. Ау, тетушка, ау, пирожки, где же вы, мои дорогие?!
– Черт, где же Юски, – Павел нервно огляделся.
Вепс еще часа два назад ушел на лесную речушку, – мол, слышал он там уток.
«И как он их поймает? – думал глава рода. – Они же типа летают».
С соседней сосны упала обглоданная шишка, Павел посмотрел наверх. Белка, сложив передние лапки, жалобно смотрела вниз на оброненную вкусную шишечку.
В желудке заурчало, Павел облизнулся, с прищуром посмотрел на белку и отрицательно мотнул головой:
– Неее, не вариант…
Павел отпустил взглядом белку, поджал одну ногу и задумался. Задумался серьезно и надолго, как-то обо всем сразу. Об этой странной жизни, что забросила его и Вадима черт знает куда. Именно его и Вадима, а об этом малознакомом ему реконструкторе Андрее-Сигурде он как-то уже и забыл. Этот Сигурд как-то быстро вылетел из их жизни. А теперь еще и Вадим. А может, он жив? Может, ему удалось?..
Желудок заурчал протяжно, с надрывом, как испорченная водопроводная труба, и мысли окончательно сбились в кучу. Из всей этой кучи уцелела только одна, самая яркая и вожделенная мысль – пожрать бы!
От, казалось, далекой лесной речушки вдруг явственно донесся печальный утиный кряк. Павел оживился, отклонился от дерева, навострил уши. Он глазами пожирал кусты, в которых примерно два часа тому назад скрылся Юски. Пашин желудок ждал его возвращения и, естественно, не с пустыми руками, а с жирной, очень вкусной уткой. Он ждал и дождался.
Где-то в лесу едва слышно хрустнула ветка. Павел напряг слух. Кусты затрещали, мелкие пернатые встрепенулись, взлетая и оглашая округу игривым щебетом. Юски, откинув последнюю ветку, вышел на поляну довольно улыбающийся и с добычей в руках.
– Юски, ты сумел ее взять! – вскочив, радостно приветствовал охотника Павел.
– Вовсе и не трудно, – отмахнулся вепс, – почти как рыбу.
Юски приблизился и протянул увесистую утку товарищу:
– Возьми. Справишься?
– С чем?
– Надо ощипать.
– Кто? Я? – Павел отступил на шаг.
– Ну да, ты, Баар, ее ощиплешь, а я пока огонь разведу.
Глава рода сглотнул голодную слюну.
– Да, пожалуй, я попробую…
Паша взял протянутую ему дичь за лапы.
– Надо так надо.
Юски собрал хворост и быстро развел костерок, а Павел тем временем ухитрился выдернуть из утки четырнадцать перьев, которые аккуратно и заботливо сложил возле себя.
– О-хо-хо, – сочувственно вздохнул вепс, подходя к Павлу, – ладно уж, Баар, давай-ка я сам.
Он принял измученную утку из натруженных рук главы рода и начал ловко ощипывать перья клочьями, местами обнажая розовое мясо. Перьев было довольно много, Павел сбился со счета, хотя с чего он вдруг начал их считать, он и сам себе не мог объяснить.
«Наверное, башня с голодухи поехала», – озарила сознание оправдательная мысль, и Павел спокойно опустился на прежнее место возле сосны, предоставив заботу об ужине опытному вепсу.
Когда последнее перо упало на землю, Юски отложил утку и принялся расхаживать по полянке, уткнувшись взглядом в землю.
– Что ты там потерял? – нетерпеливо спросил Павел.
Юски резко нагнулся и поднял широкую палочку.
– Вот! – сказал он, гордо продемонстрировав находку.
Павел пожал плечами, палочка как палочка, с одного конца плоская, чем-то даже на нож похожая. Юски вернулся к «обнаженке», как Павел про себя назвал ощипанную утку, склонился над ней и стал вскрывать ей брюхо.
Ловко орудуя импровизированным деревянным ножиком, вепс выпотрошил утку и разломил ее на четыре куска. Затем он изготовил из свежих веток небольшие вертела, нанизал на них куски мяса и пристроил на огонь. Оставалось только ждать.
Первым не вытерпел Павел.
– Да готово уже, Юски, – голодным голосом произнес он после десятиминутного ожидания.
– Еще нет, – твердо ответил вепс.
Он проткнул деревянным ножиком мясо, убедившись, что мясо еще кровяное.
– Еще не готово, – повторил Юски, – ты же не любишь с кровью, но можешь попробовать и так.
– И долго еще будет длиться это издевательство? – спросил глава медвежьего рода, втягивая ноздрями воздух, наполненный ароматом жареного мяса.
Расплавленный жир стекал по мясу и капал в костер, шипя и возбуждая пламя. Куски наконец стали покрываться корочкой. Павел мог поклясться, что уже чувствует во рту вкус мяса, да хрен с ним, что без соли. Желудок запел, взывая хотя бы к маленькому кусочку. Павел ждал, он сопротивлялся, боролся с собой…
– Вот этот, кажется, готов, – обыденно произнес Юски, тыча щепкой в один из кусков.
– Да он уже давно готов, – вставая, ответил Павел, – а ты все томишь и томишь.
Вепс снял с огня вертел с готовым куском и протянул главе рода. Павел взял, глянул на пышущее жаром мясо, а затем посмотрел Юски прямо в глаза.
– Нет уж, давай вместе, – сказал он, облизываясь, – ты у нас стряпуха, тебе и честь.
Павел, обжигаясь, все же сумел переломить кусок надвое, и через минуту их зубы уже впивались в слегка жестковатое, но такое вкусное мясо.
* * *
Они шли дальше. Павел не знал, да и не мог знать дороги в Каргийоки. Он всецело доверился Юски, который только по одним ему ведомым признакам вел их домой. Вепс, как опытный охотник, всю жизнь проведший в лесах, безошибочно определял направление. Пробираться по лесу без дорог и тропинок было крайне трудно, но они шли. Юски часто ускорял шаг, да так, что Павел едва за ним поспевал. Только так, в движении можно было хоть как-то согреться. Покинув борт драккара и нырнув в воды Волхова, они остались в одних рубахах и портах. Благо еще Юски ухитрился из шкуры убитой и съеденной лисицы сделать обувь для главы рода. Воняло, конечно, но идти было куда удобнее, чем босиком. Сам же вепс продолжал топать голыми ногами.
«Что у него пятки из железа, что ли?» – мимоходом думал Павел, когда под ногами Юски хрустели толстые ветки.
Лес часто менялся. Ельники и редкие сосновые борки перемежались густыми, практически непролазными лиственными участками, а еще эта ужасная крапива – завядшая от первых сентябрьских морозов, но не менее жгучая.
Павел несказанно обрадовался, когда они вышли на берег довольно большой реки.
– Сьясь, – тихо произнес Юски.
– Так мы близко? – в предвкушении близкого тепла и отдыха спросил глава рода.
– К завтрему дойдем.
– Ух… уже хорошо, может, присядем, Юски? – предложил Павел и первым опустился на траву.
– Нет, Баар, надо идти, – воспротивился вепс, – я узнаю эти места, здесь должен быть порог, а за ним наш летник.
– Что?
– Летник, шалаши рыбарей наших, – пояснил Юски, – я сам в прошлое лето ходил сюда за рыбой. Дойдем до летника, сможем там переночевать.
– А далеко?
– Нет. Пойдем, я покажу…
По меркам Юски, это было недалеко, но Павлу показалось, что они прошли немало. Наконец, они приблизились к речному порогу, и вепс радостно объ-явил, что они пришли. Павел покрутил головой, но, не обнаружив никаких шалашей, сделал Юски выговор за обман. Однако вепс, ничуть не обидевшись, объявил, что, мол, они действительно пришли, и теперь дело за малым – надо переправиться на другой берег. Там и будет долгожданный летник. Глава рода запротестовал, ему никак не хотелось лезть в воду.
– Пойдем, Баар, здесь порог и мелко, – сказал вепс и стал первым спускаться к воде.
Мелкие и средние камни почти сплошь перегородили реку, образовав своеобразный мост, связыва-ющий оба берега. Вершины больших валунов торчали чуть в стороне от порога, словно их кто-то специально устроил именно здесь в качестве волнорезов.
Павел спустился к реке вслед за Юски и взглядом оценил расстояние до противоположного берега. Река в этом месте была не более семидесяти метров в ширину, а каменистый порог не доходил до другого берега всего на пару метров.
– Аки посуху, – изрек Павел, оценив препятствие.
Юски, без слов, ловко спрыгнул с берега на ближайший торчащий из воды камень. Затем он перепрыгнул на другой валун, освобождая место для товарища. Глава рода колебался недолго – надо так надо! Прыгая с камня на камень, как горные серны, они достигли середины порога. Дальше оказалось немного сложнее. Камни предательски уходили под воду, хоть и не глубоко, но все же ноги пришлось замочить. Юски, быстро семеня, преодолел это расстояние и взобрался на большой камень, от которого оставалось только хорошенько оттолкнуться и прыгнуть на другой берег, что он и сделал. Павел проделал тот же самый путь, забавно расставляя ноги колесом. Он с разгону заскочил на камень, оттолкнулся и… приземлился в объятия вепса. Они не устояли, упав на землю.
– Осторожнее надо, Баар, – сдержанно по-отцовски произнес вепс.
– Ага… спасибо, – ответил Павел.
Они поднялись, отряхнулись, и тут едва слышно колыхнулись прибрежные кусты, раздвигаясь и пропуская вперед незнакомцев.
– Та-а-ак, – протянул гнусавый голос, – и кто это у нас такие?
Фраза была произнесена по-словенски, Павел и Юски резко обернулись на голос. Говоривший был одет в заношенный бледно-зеленый плащ, из-под которого виднелась серая некрашеная рубаха, перехваченная тонким кожаным ремнем. Незнакомец поправил суконную шапку с меховой опушкой и демонстративно откинул полу плаща, обнажив торчавший слева на поясе длинный охотничий нож. За спиной незнакомца стояли еще трое мужчин, одетых погрязнее и имевших классический вид «джентльменов» с больших, малых и в том числе проселочных дорог. Именно такими Павел их и представлял себе по многочисленным фильмам. Хотя здесь, где их застукали эти «джентльмены», вообще не было НИКАКИХ дорог. «Кажется, влипли, – мелькнула в голове главы медвежьего рода обреченная мысль. – По виду – конченые негодяи!»
– Кто такие? – повторил тот же голос.
Длинная темно-русая борода гнусавого была перехвачена посредине тоненьким кожаным шнурком, образуя большую кисть наподобие помазка для пены. Павел заметил, что левый глаз говорившего моргает в два раза чаще, чем правый, это могло бы показаться забавным, если бы не данная ситуация.
Юски отступил чуть в сторону, прикрывая своим телом главу рода – его сразу насторожило, что все незнакомцы вооружены топорами. Вепс уже хотел схватить Павла за руку и рвануть прочь, поскольку был уверен, что бандиты окажутся быстрее, ибо они выглядели не слишком поворотливыми, излишне грузными. Но вепс не успел исполнить задуманного. За их спинами зашумели кусты, из которых вышли еще двое. Их окружили.
– Так кто же вы такие? – вновь прогнусавил разбойник.
Первым ответил Павел, набравшись невесть откуда нахлынувшей храбрости:
– Мы путники, а вы кто такие и что вам надо на моей земле?
Юски не успел одернуть главу рода – слова были сказаны, и главарь понял их.
– На твоей земле? – переспросил гнусавый.
Павел расправил плечи, вытянул шею и, не обращая внимания на одергивания Юски, гордо изрек:
– Да! Это моя земля! Земля медвежьего рода! – он даже не отдавал себе отчет, что говорит по-словенски.
– О как!
Разбойник в зеленом плаще, сделал несколько шагов навстречу. Остальные тоже подались вперед, но остались чуть позади.
– Вот ведь встреча, – продолжил гнусавый, – так, значит, ты Баар?
Павел едва заметно кивнул головой.
– Вот это нам повезло, – ухмыльнулся гнусавый.
Он подошел почти вплотную к вепсам. Павел осторожно взглянул в лицо говорившему. Что-то подсказывало ему, что этот гнусавый в зеленом плаще и есть главарь разбойников. В памяти всплыли картинки, так часто мелькавшие на телевизионных каналах: бородатые дядьки в камуфляже с автоматами наперевес, и голос… Голос за кадром: «это предводитель незаконных вооруженных бандформирований, известный под кличкой…»
– Ну а я Бокул, – он вновь ухмыльнулся. – Людишки Шибайлой[2] кличут. Разве не слыхали?
Запах гнилых зубов и еще какой-то гадости ударил Павлу в нос.
– Ну что ты жрешь?.. – еле слышно буркнул Павел, зажал нос и отвернулся.
– Так вы что, про Бокула Шибайло не слыхали? – гнусавый обвел взглядом своих подельников и в голос заржал.
Дружки поддержали главаря дружным басистым хохотом.
– Они не слышали… Ха-ха-ха.
– Ишь ты, чувахлай[3] какой!
– Ха-ха-ха…
– Га-га-га…
Юски протиснулся между Бокулом и Павлом.
– Слыхать-то мы слыхивали про тебя и головников[4] твоих, – смело начал вепс, – но только сказывают, что ты, промышляя у Новгорода, крепко насолил тамошнему боярину.
– А, значит, слышали-таки, – обрадовался Шибайло своей громкой славе, что дошла и в эту, забытую богами, глушь.
– И еще ведаем, как ты едва пяты свои едва унес от железа каленого, коими боярин тот попотчевать тебя обещался. Посему вижу, утек ты от боярской руки. Чай, поди, и порты промоченные ужо поменял!
Ни Павел, ни Юски не заметили, как гнусавый коротко взмахнул правой рукой. Кулак предводителя головников резко влепился в грудь вепсу. Юски широко хватанул ртом воздух и согнулся. Второй удар в челюсть отбросил его на Павла, и тот, успев подхватить товарища за подмышки, не дал ему упасть.
– Гляжу, много ты знаешь, чудин, – левый глаз главаря задергался пуще прежнего, – смотри, язык твой можно и укоротить.
Павел приподнял вепса и шепнул на ухо:
– Обожди… Не шуми…
– Ладно, хватит лясы точить. А ну-ка броднички,[5] вяжите этих бздыхов,[6] – обратился Шибайло к своим дружкам, – да покрепче вяжите.
Бродники вмиг скрутили обоих, накрепко связав руки за спиной веревками.
– Вы теперь мои яшники,[7] – твердо заявил главный бродник, глядя прямо в глаза Павлу, – так что не балуйте, а там ужо решим, что с вами делать.
Глава вторая Бродники
Я по лесам-полям гуляю,
Купчишков крепко я пугаю.
Ну бродник я, что вам за дело?
Коли меня так жисть заела!
Песня бродников
Идти со связанными за спиной руками было неудобно, да еще промокшая обувь из лисьей шкуры сбилась и мешала переставлять ноги. Павел старался удержаться и не упасть, все время спотыкался и запутывался в сползающих с ног кусках шкуры. Однако, видимо, бродники никуда особо не торопились, посему шли не спеша, давая яшнику возможность самому справляться с намокшей и ставшей неудобной обувью. Благо это мучение длилось недолго, и вскоре они вышли на елань,[8] где стояли два больших вепсских шалаша – тот самый рыбацкий летник, о котором говаривал Юски.
– Что, признал родимые места? – ехидно спросил яшников длинный, как жердь, бродник.
Те не ответили.
– Ростик, – обратился старшой к длинному, – веди яшников к березе, да ноги им спутай!
Пока Ростик выполнял распоряжение Бокула, остальные бродники развели костер и принялись обжаривать на огне куски мяса.
– Сидите покудова, – буркнул Ростик и не преминул больно пнуть ногой Юски, – не юрите![9]
Вскоре от костра распространился чудный запах поджаренного мяса, желудки пленников заурчали. У Павла сразу потекли слюнки, и ничто не могло заглушить проснувшийся голод, ни переживания, ни их новое, весьма печальное положение. Паша жадно сглотнул слюну и чуть не подавился.
– Блин, эх, – он чертыхнулся, – может, и нам дадут мяска пожевать, а то у меня еще с прошлой твоей утки, Юски, до сих пор свербит во чреве.
– И не надейся… Не дадут, тати криволапые.
Юски оказался прав, кормить их и не собирались. Они просидели до самого вечера в гордом одиночестве. Руки и ноги давно уже затекли, и оба они впали в притупленное состояние дремоты. Про голод и жажду пришлось позабыть, теперь хотелось только одного: избавиться от пут, встать и размяться.
Когда стало смеркаться, к ним подошел Бокул и еще один разбойник с темной жидкой бородой и огромными черными усищами. И имечко у него было подходящее.
– Черноус, – обратился к нему главарь, – неси-ка тюльку.
Черноус принес от костра увесистое полено и поставил напротив пленников. Бокул водрузил на тюльку свой бандитский зад и упер руки в колени.
– Ну что, Баар, – начал он, – надо бы покалякать о твоем откупе.
Павел дернул ногами.
– Сначала развяжи, – потребовал он, – иначе сговору не будет.
Главарь склонил голову набок, с хищным прищуром оглядел обоих яшников.
– Черноус, развяжи обоих, – распорядился он, хитро подмигнув своему подельнику.
Головник с тараканьими усами освободил пленников от веревки и, достав из-за пояса топор, встал позади главаря.
– Можете встать, – дозволил Бокул, – только не юлите. Черноус у нас славно орудует топором, тюк – и утащат вас ляди[10] под коряву колоду.
Черноус усмехнулся, – мол, главарь у нас знатный шутник!
Пленники едва поднялись на ноги, встали и принялись переминаться с ноги на ногу, одновременно потирая руки, чтобы разогнать застоявшуюся кровь.
– Не будем долго кружить, – начал Бокул, – какого добра твои людишки за твой выкуп собрать могут?
– А что ты сам-то хочешь? – вопросом на вопрос ответил Павел, решив проверить главаря на жадность.
– Серебро есть?
«Все они одинаковы, – подумал глава медвежь-его рода, – с серебром-то оно, конечно, легче бегать…»
– Нет, – твердо ответствовал Павел, – откуда же ему взяться-то?
– Ой, не юли, Баар, не надо…
С этими словами предводитель разбойников порывисто вскочил и оказался лицом к лицу с Павлом. Он коротко глянул в глаза яшнику и двумя руками рванул рубаху на его груди, да так быстро, что Павел не успел среагировать. В следующий миг волосатая рука главаря сорвала с шеи главы медвежьего рода кожаный шнурок.
– Не тронь! – успел прорычать Павел, но удар топорищем под дых заставил его успокоиться.
Юски подставил плечо и поддержал Павла, не дав ему упасть.
– Не балуй! – грозно изрек Черноус.
Бокул сел на прежнее место, поднял над головой сорванный шнурок, и висящий на нем амулет оказался на уровне его глаз. Желтый металл тускло блеснул в свете близкого костра.
– Блядишь,[11] Баар, ой блядишь. Это же золото!
При этом волшебном, просто магическом для каждого разбойника слове «золото» встрепенулись все члены банды, рассевшейся у костра. Они разом повернули голову к главарю, пытаясь разглядеть амулет в его руках. Однако подойти не решились. Больше других, естественно, повезло Черноусу. Он стоял близко и мог воочию разглядеть золотую петлю, помещенную в круг.
– А брехал, что и серебра нету, – подал голос Черноус, отрывая взгляд от амулета.
– Вон, чуешь, как мои куманьки в растрой пришли, – Бокул кивнул через плечо на своих дружков, – не ровен час сами тебя спытать начнут, а они у меня ух, – вожак аж присвистнул, – мастера до пытошного дела!
Шибайло положил амулет на ладонь, медленно скрутил кожаный шнурок и демонстративно спрятал золото за пазуху.
– Ну, сказывай про злато, серебро или, может, тебе сразу пятки огнем пощекотать?!
Пыточная перспектива никак не могла радовать главу медвежьего рода, и мозги Павла лихорадочно заработали: «Скажу, что нету у меня ничего больше – не поверят, скажу, что есть – а где взять? Надо выиграть время. Эх, Вадя что-нибудь бы придумал. А что бы он придумал?»
– Есть у меня в Каргийоки серебро, а вот золота больше нет, – решился он на отчаянный шаг, – золота нет, хочь запытай меня.
– Та-а-к, – медленно протянул главарь, – так, значит, маешь серебришко.
– Маю, – заверил глава вепсского рода, – отпусти моего человека и он принесет тебе через три дня серебро.
Бокул снял шапку, задумался. Он медленно развязал кожаный шнурок, что перехватывал его бороду, затем, почесав у виска, изрек:
– Черноус, вяжи-ка их сызнова. Утро вечера мудренее…
* * *
Под утро Павел озяб окончательно и проснулся. Рядом, подогнув колени, безмятежно спал Юски. Павел поерзал немного, стараясь устроиться поудобнее. Ему удалось приподняться и опереться о ствол березы. Он проморгался, отгоняя остатки сна, осмотрелся. Банда уже не спала и в полном составе сидела вокруг едва тлеющего костра. Всеобщим вниманием завладел Шибайло, он что-то тихо нашептывал своим дружкам, что-то втолковывал. Как Павел ни напрягал слух, разобрать ничего не смог. А хотелось очень. Чертовски хотелось знать, о чем же они там сговариваются. Решил было разбудить вепса, у того охотничий слух, может, чего бы и разобрал. Но передумал – будить не стал. «Ладно, – подумал Павел, – пусть шепчутся». Главное, что моего плана это нарушить не должно. Кто тут, елы-палы, кроме меня еще институты заканчивал?!»
Юски издал тревожный храп, дернулся и проснулся.
– Проклятые веревки, – выругался он спросонья по-вепсски.
Шевеление пленников тут же привлекло внимание всей банды. Бокул Шибайло прервал свою речь, встал и направился к березе, около которой ночевали яшники. Следом за ним последовали его верные псы – Ростик и Черноус.
– Ну вот, выспались и добро, – как-то по-особенному ласково начал главарь разбойников.
Вчерашнее седалище – полено – стояло на том же месте, Бокул сел.
– Сейчас ты отправишь своего человека к своим, – продолжил старший бродник. – Он принесет нам выкуп, и смотри, – Бокул погрозил увесистым кулаком, – если надумаете баловать, ты не жилец!
Предводитель кивнул головой, и Черноус быстро освободил Юски от пут. Бандит обхватил вепса за плечи и, резко рванув, поставил на ноги. Вепс покачнулся, ноги затекли и не слушались. Он начал медленно переминаться, пританцовывать на месте.
– Разомнешь уды[12] в дороге, – усмехнулся Бокул, – ступай и помни: у тебя всего три дня!
Юски повернул голову и глянул на главу рода. Павел несколько секунд смотрел прямо в глаза вепсу, затем едва заметно кивнул головой.
– Ступай, Юски, я буду тебя ждать.
Вепс медленно обошел главаря «джентльменов удачи», восседавшего на тюльке, прошел мимо костровища, вокруг которого сидели остальные члены банды, миновал крайний шалаш и направился в сторону ближайших кустов. Юски нырнул в густые заросли кустарника, пробрался сквозь них и оказался на краю знакомого ему елового леса. Он остановился, прислушиваясь, как кровь разгонялась по венам, возвращая уверенность в ногах. Юски обернулся в сторону покинутого лагеря бандитов.
– Жди, Баар, жди, я скоро, – пробормотал он себе под нос, затем резко повернулся и, потихоньку ускоряясь, перешел на бег.
* * *
Больше всего Павла расстраивала потеря золотого амулета. Он искренне верил, что в этом знаке бесконечности заключена большая сила. И что особенно важно, этот амулет, возможно, таил в себе обратный билет домой, как говорила Елена Константиновна. Домой – обратно в шумный и бурлящий двадцать первый век, ведь там остались мама и Настенька…
Павел тяжело вздохнул. Он считал, что уже достаточно «наприключался» в этом мире, где все только и думают, кого бы убить и чем бы поживиться. Надоело. Эти мысли его даже немного разгневали или расстроили. Ему казалось, что все как-то неуклюже вышло. Сначала они потеряли Андрея-Сигурда, а вот теперь еще и Вадим…
Добраться бы хотя бы до Каргийоки, залечь в постель, отдохнуть и ни о чем не думать, пока не думать. Так ведь нет! Теперь эти бандитские рожи…
– Уууу, ненавижу, – процедил Павел сквозь зубы, наблюдая, как бродники суетятся у шалашей.
Они доставали оттуда какой-то скарб и раскладывали по мешкам. «Куда они собрались? Нет, они определенно куда-то собрались!» – подумал глава медвежьего рода.
А бродники действительно собирались. Павел немного успокоился и стал наблюдать за их сборами. Барахла бродники нажили в этой глуши немного, а посему сборы их прошли быстро. Когда несколько не очень объемистых мешков были увязаны, к Павлу подошел долговязый Ростик. Он присел около яшника и развязал веревки на ногах.
– Вставай, – приказал бродник.
– Куда? – с тревогой вопросил глава медвежьего рода.
– Вставай, уходим.
– Эй, а как же мой выкуп? – запротестовал Павел. – Его же сюда принесут.
– Вставай, – грозно повторил Ростик и, не дожидаясь, когда пленник сам соизволит подняться, схватил Павла в охапку и, встряхнув, поставил на ноги.
Ростик шагнул за спину пленника и толкнул его между лопаток.
– Давай, шевели культяпками!
Павел нехотя двинулся вперед. Бродник то и дело подгонял его толчками в спину.
– Что это за дела? – отважился спросить Павел, когда его дотолкали до главаря. – Как же мой выкуп?
– Мы уходим, – гнусаво отрезал Бокул, – а об выкупе не беспокойся – постережем как надо.
Шибайло еще раз оглядел место стоянки, но ничего подозрительного не узрел, собрали все. Он удовлетворенно кивнул головой:
– Добро! Пошли.
Бокул поправил висевшую через левое плечо увесистую калиту[13] и первым двинулся прочь от шалашей. Бродники взвалили собранные мешки на плечи и двинулись вслед за главарем.
Яшника пристроили в самом конце походной колонны. Впереди, указывая путь, двигался Бокул, за ним четверо бродников, потом Павел. Замыкал шествие Ростик, который зорко следил за каждым движением яшника. «Шаг вправо… шаг влево…» – с грустью подумал Павел. Он то и дело старался незаметно оглядываться по сторонам. Он надеялся хотя бы отчасти запомнить дорогу или определить направление движения, благо глаза ему не завязали. «Ага, поваленное дерево… большой муравейник… ага, камень… кривая береза», – примечал дорогу Павел. Но если с этим еще он как-то мог справиться, то вот угадать направление не получалось. Деревья кронами плотно закрывали небо, и в проблесках между ними было невозможно разглядеть солнце. Тогда Павел попытался понять, с какой стороны на деревьях растет мох. С севера? С востока? «Точно не с юга!» – убедил себя пленник и еще пуще расстроился. Проклятый мох рос на разных деревьях по-разному, а на некоторых обступал ствол со всех сторон.
– Тьфу ты, – сплюнул раздосадованный Павел.
– Иди, иди, – тут же ответил Ростик тычком в спину.
«Вот ведь, – продолжал рассуждать пленник, – и корочки хлеба у меня нет, чтобы путь назад пометить, эх…»
Бродники, ведомые Бокулом, шли гуськом строго друг за другом. Казалось, что главарь ведет их безо всякого четкого маршрута. Они часто сворачивали то вправо, то влево, преодолевали поваленные деревья, продирались сквозь кусты и дважды форсировали мелкие ручейки. Павлу даже показалось, что они несколько раз возвращались на прежнее место, Шибайло явно петлял, путал следы – в осторожности предводителю бродников отказать было трудно. Теперь Павел совершенно убедился, что его хотят подальше увести от возможной помощи. Угнать поглубже в лес и спрятать до поры до времени. Глава медвежьего рода корил себя, что недооценил Бокула Шибайлу, ох недооценил… И теперь его, Павла, хитроумный план практически провалился. В том, что Юски сделает все правильно, он не сомневался. Опытный вепс быстро добежит до Каргийоки, соберет людей, все им расскажет и приведет их на выручку, в том глава рода был крепко уверен. Но вот только его на летней стоянке вепсских рыбарей уже не будет. А это уже обман, и Бокул вряд ли обрадуется такому повороту событий, ведь обещал же ему Павел, что Юски вернется один с выкупом.
Бокул Шибайло, тертый калач, не раз попадавший в различные передряги, был уверен, что его попытаются обмануть. Он сам бы сделал точно так же. Зачем рисковать мошной,[14] если можно все решить хитростью. Он по праву считал себя знатоком людских душонок, а они в последнее время, ох как стали портиться и изворачиваться. И не боги тому виной, а сами люди…
Главарь бродников, идя во главе колонны, прищуривал глаза, запоминая дорогу назад. Она еще пригодится. Его память четко цепляла малейшие приметы, чтобы потом, когда это понадобится, Бокул Шибайло не сплоховал!
Он был предельно сосредоточен, теперь от его опыта и осторожности зависел большой куш. И терять его Бокул не хотел. С ним остались пятеро его верных дружков, которые не бросили в трудную годину. А все почему? Да потому, что он был удачливым главарем, он всегда брал все, что задумал.
Жердеподобный Ростик, глуповатый, но не обделенный богами силой, редко задавал вопросы. Ему приказывали, он шел и делал. Ростик искренне верил, что Бокул ему как отец, а вся их ватага – его семья. Он уже давно и сам забыл, как попал в ватагу, помнил только то, что сам разыскал тогда еще полнолюдную компанию Бокула, пришел и попросился к бродникам.
Грубоватый и не очень словоохотливый Черноус был когда-то кузнецом в Новгороде, оттого его коренастая фигура и особенно пудовые кулаки пользовались большим авторитетом у бродников. Именно его часто отлучавшийся по своим делам Бокул оставлял на время вместо себя присматривать за ватагой и держать бродников в узде. Бражничать Черноус был не охотник и любому, кто по пьяни осмеливался преградить ему путь, он, не раздумывая, давал в ухо. Злые языки даже прозвище ему дали – Дайвухо! Но не прижилось. Двое самых крикливых получили в ухо и угомонились в Волхове, где-то повыше деревеньки Новца.
Два родных брата-близнеца Славко и Славята по прозвищу Зайцы попали к Бокулу совсем недавно. Три лета тому назад Шибайло откупил их у новгородского боярина Жирослава. Добром откупил, по-честному. Братья наотрез отказались верить такому счастью, особенно после того, как Бокул объявил им, кто он есть на самом деле. Славко согласился идти в эту славную компанию почти сразу, а вот Славята заартачился. Но его упрямство быстро развеялось, когда бродники весело, со свистом, взяли сельцо того боярина, что держал братьев в закладе.[15] Сельцо оказалось небедное, и ребята тогда поживились знатно. Кроме боярского добра, достались им и все местные девки, вот тут-то Славята и не устоял…
А с тех пор боярин Жирослав и затаил на Бокула и его ватагу злобу лютую. Вначале сам со своими людьми гонялся за разбойниками, а потом испросил у князя людей ратных для изловления головников и татей.[16] Вот тогда-то и пришлось бродничкам ох как не сладко…
Почти вся ватага Бокула была из местных, новгородских словен. Но был у него и один низкорослый и почти весь седой полянин – Селян по прозвищу Кучма. Ни лютой зимой, ни жарким летом не расставался Селян со своей меховой вислоухой шапкой кучмой, за то и получил свое порекло.[17] В баню хаживал Селян, знамо дело, без шапки. Плешивую голову его видели, и не раз, за нее злые языки его еще и Плешивым за глаза звали. Прибился полянин к бродникам Бокулы из другой ватаги, которую боярин Жирослав прижал к Волхову, да и почти всю ее загнал в воду каленым железом. Только Селян ухитрился вовремя нырнуть от боярских стрел да отплыть в сторонку и схорониться у прибрежных кустов. Почитай, один он из той ватаги и выжил. Селян Кучма был уже не молод, и ему все тяжелей было бродничать, но он упрямо шел за Бокулом в надежде взять последний куш и осесть где-нибудь в тихом месте. И баба у него уже была на примете, вдовица, что ждала его в Новце – он верил, что ждала…
Предводитель бродников вновь круто завернул влево. Пройдя несколько сотен метров, они вышли на небольшую полянку. Бокул остановился.
– Хорош! Пришли, тута стоять и будем, – объ-явил он и первым скинул на землю свою калиту.
Павла усадили на чей-то мешок и впервые за долгий переход дали напиться. Ростик запрокинул кожаную флягу, позволяя главе медвежьего рода утолить жажду, но тут же воскликнул:
– Хватит сосать, – и отдернул сосуд.
– И на том спасибо, – благодарно выдавил пленник с некоторым сарказмом.
– Ага, – буркнул недовольный бродник, встряхнув флягу и оценив, что воды осталось меньше половины, добавил: – Вот ведь водохлеб чудинский…
Глава третья Плохие вести
Не плачь!
Сегодня умерли не все.
Хотя поплачь —
Мы потеряли многих…
Юски, как и рассчитывал, добрался до Каргийоки почти к закату дня. Солнце начало заваливаться за горизонт, темнело. Стража у ворот признала его не сразу. И только когда Юски покрыл их всех отборным вепсским матом, его пропустили вовнутрь. Грязный и изодранный, он вломился в ворота поселка, как лемби,[18] вырвавшийся из цепких рук Юмала. Он едва добежал до колодца, перепугав детишек и баб. Женщины, выронив ведра, всплеснули руками и попятились. Гонец жадно опрокинул на себя ведро ключевой воды и окатился, на лету хватая ртом влагу. Ко второму, полупустому ведру он подошел уже спокойно, опустился на колени и принялся пить воду мелкими глотками. Затем он поднялся, тряхнул волосами, окатывая собравшихся веером брызг.
Утолив жажду, Юски устало огляделся. Бабы и детишки уже успокоились – признали-таки своего. Со всех сторон к колодцу уже спешили мужики, оставшиеся для защиты Каргийоки.
– Что случилось? Была ли битва?
– Где Баар?
– Где наши воины?
– Что там новгородцы?
– Да, а где Баар?!
Его засыпали вопросами, но Юски молчал, озираясь по сторонам. Он не хотел вот так с ходу огорошить земляков горькими вестями. Юски видел тревожные глаза женщин, он знал их всех, всех, чьи мужья, сыновья и братья ушли в этот последний для них поход. Он ждал нойду,[19] сначала надо было доложить о случившемся ему. В отсутствие главы рода только нойда мог решить, что делать и как поступить. Люди, почуяв неладное, притихли. Какая-то молодуха взглянула в глаза Юски и завыла. Да так пронзительно, что несколько малышей в толпе завопили в ответ, а Юски отвел глаза. Ноги женщины подкосились, и она медленно, словно тряпичная кукла, осела наземь.
– О боги… – раздался за спиной Юски чей-то стон, – о боги…
– Пустите, – устало попросил вепс, расталкивая собравшихся.
Он уже заметил Капса, спешившего к колодцу.
– Люди, пустите, говорю, потом, все потом…
Юски пропустили, и он нетвердым шагом пошел навстречу жрецу. Еще издали Капс понял если не все, то многое.
– Не здесь! – твердо изрек он, когда они встретились. – не здесь, Юски!
Вепс согласно кивнул головой.
– Пойдем, я провожу тебя до дома, хотя лучше было бы отвести тебя в Хиден,[20] – продолжил нойда вполголоса, – но, вижу, ты туда уже не дойдешь.
– Не дойду, мудрейший, не дойду.
Капс величественно переложил посох в левую руку, а правой, придерживая Юски под локоть, увлек его по направлению к дому.
Кто-то из быстроногих мальчишек уже принес весть жене Юски, Айникке, и теперь она, выйдя за ворота дома, стояла и ждала. От сердца отлегло, когда она увидела Юски, идущего по улице под руку с нойдой. Она не хотела плакать, но слезы покатились из глаз сами собой при виде мужа в рваной и не по сезону одежде, да еще и босого. Его лицо осунулось, глаза впали… кажется, он поседел еще больше…
– Юски, – со всхлипом выдавила она из себя и кинулась ему на шею.
Хоть Нойде и не терпелось узнать о приключениях вепсской дружины, ушедшей во главе с Бааром на помощь новгородскому князю, но он все же отступил, дав бабе время на встречу.
– Юски, ты жив, – радовалась жена, обнимая мужа, – ты жив…
– Молчи, женщина, накаркаешь, – стараясь быть построже, ответил Юски, но потом сам не удержался и крепче прижал жену к груди, – Айникке…
Она всхлипнула последний раз и, спохватившись, осторожно отстранилась:
– Прости, мудрейший, что задерживаю, – с легким поклоном обратилась она к нойде, утирая слезы.
Капс ответил снисходительным поклоном, – мол, чего уж там, главное – мужа дождалась.
– Как дети? – спросил Юски, когда он, приобняв жену за плечи, входил во двор своего дома.
– Хвала Юмалу, здоровы, – улыбнувшись, ответила Айникке.
И как в подтверждение ее слов, двое мальчуганов двенадцати и десяти лет вылетели с огорода навстречу отцу. Они хотели было с разгону повиснуть на Юски, но, вовремя заметив грозно сдвинутые брови нойды, не решились. Дюже Капс не любил озорников. Дети умерили свой пыл и почти спокойно подошли к отцу у самого порога дома. Юски ласково улыбнулся и потрепал пацанов по светлым волосам.
В дом вошли только Юски, его жена и нойда. Айникке быстро поставила на стол брусничный квас, хлеб и небольшой кусок вареного мяса и поспешила выйти. Как ни хотелось Капсу начать разговор, он, памятуя о нелегкой для Юски дороге, дал воину утолить голод и жажду. Да и сам вепс прекрасно понимал, что с голодухи лучше сразу на еду не налегать.
– Вижу, что дела у князя новгородского плохи, – начал нойда, пристально посмотрев в глаза Юски, когда тот отставил пустую кружку, – насколько плохие известия принес ты в Каргийоки?
Юски, ничего не утаивая и не скрывая, поведал нойде всю правду. О том, что они проиграли битву, что, вероятно, погиб Вадим и, кажется, воевода Радей, и что о судьбе новгородского князя ему ничего неведомо. Нойда тяжело вздохнул, узнав, что из похода никто в Каргийоки не вернется, а это значило, что медвежий род потерял почти всех мужчин. Десятки семей остались без кормильцев, десятки вдов и сирот… Их род понес большие потери, но это была еще не последняя плохая новость.
Рассказал Юски и про то, как они вдвоем с Бааром пробирались в Каргийоки, и что их полонили невесть откуда взявшиеся бродники во главе с самим Бокулом Шибайлом.
– Шибайло? – не поверил Капс. – Откуда он в наших краях?
– Не знаю, – пожал плечами Юски, – наверное, подался сюда от гнева того боярина, что поклялся его извести.
– Да, да, – в раздумьях пробормотал нойда, – значит, этот Бокул требует выкуп за Баара?
– Он ждет, что я принесу его через три дня, считая от сегодняшнего утра.
– Так-так… – тонкие пальцы Капса забарабанили по столу. – И что же вы придумали с Бааром?
– Надо сделать так…
* * *
В ту ночь Юски лег спать усталым до крайности. Уснул он сразу и крепко, да так, что и не услышал, как Айникке легла рядом с ним. Она прижалась к его бородатой щеке и нашептывала ласковые слова, но муж лишь что-то несвязно бурчал во сне…
Юски спал долго, почти до рассвета. Не успели еще каргийокские петухи прочистить глотки, как он открыл глаза. Под самое утро ему приснился Баар с тревожным взглядом. Он что-то говорил ему, звал… скорей, скорей! Юски высвободился из объятий жены и осторожно встал…
Дабы не полошить Каргийоки, нойда приказал всем, кого отберет Юски для этого дела, собраться в Хидене. После того, как вепсы отбили нападение ярла Гутрума и собрали на погибель дружину в помощь новгородскому князю, мужиков в Каргийоки осталось по пальцам пересчитать. Оттого Юски подбирал людей для вызволения из полона Баара очень тщательно. Выбрал он двоих опытных охотников, что ловко сбивали стрелами белок с веток, да еще семерых молодых парней, не болтливых и с крепкими руками. Вдесятером они и направились в Хиден, в Священную рощу медвежьего рода, как и просил нойда. Почти на самой окраине поселка их нагнала Улла. Ее светло-русые волосы были растрепаны, поверх ночной рубахи был небрежно накинут плащ, который съехал с правого плеча и норовил совсем упасть.
– Юски! – позвала она издали. – Юски, обожди…
Вепсы остановились. Улла замедлила бег. Плащ все же соскользнул с ее плеча, и на следующем шаге она оступилась, запутавшись в нем.
– Юски, – еще раз позвала она, распутывая и вновь закидывая плащ на плечи.
Вепс сам пошел ей навстречу.
– Что тебе? – негромко спросил он.
– Баар… – она пыталась отдышаться, – что с ним? Он жив?
Юски плотно сжал зубы, прищурился и посмотрел в прозрачно-голубые глаза женщины. Улла глубоко вздохнула.
– Не томи, Юски, заклинаю, скажи правду, он жив? Здоров? Что с ним? – на одном дыхании произнесла она.
– Жив и здоров, – коротко отрезал Юски, – мы его вернем, я обещаю тебе, Улла, вернем.
Женщина, не отрывая взгляда от глаз Юски, слегка качнула головой, и ее руки потянулись к плечам. Она, словно под гипнозом, медленно приподняла плащ за углы и натянула на голову.
– А… ты вернешь Баара, да?
– Верну, обязательно, – подтвердил Юски.
Улла отступила на шаг назад, слегка согнулась в поясе.
– Спасибо тебе…
Она повернулась к нему спиной и не спеша направилась к дому. Из ее глаз катились слезы…
Юски с минуту смотрел ей вслед, затем резко развернулся и махнул рукой. Отряд вепсов продолжил свой путь. Вскоре они добрались до Хидена. В Священной роще их уже ждали.
Нойда Капс ввел весь десяток вепсов под своды длинного дома, и они предстали перед идолом Юмала. На требный камень вепсы положили нехитрые подношения своему великому покровителю – ягоды, грибы, зерно, мед…
Вепсы долго стояли перед идолом, в молчании склонив головы. Они молились, каждый как умел, а нойда, раскурив дымные смоляные лучины, принялся кружить вокруг них, нашептывая древние, одному ему понятные заклинания. Иногда нойда останавливался, вскидывал руки вверх и, потрясая посохом, выкрикивал:
– Мякки… калья… ранд нярк… суюри валга…
Вскоре Капс прекратил свое кружение. Он обошел вепсов, встал к ним спиной, лицом к идолу.
– Юмал! – воскликнул нойда. – Юмал, ты видишь пред собой детей твоих. Они страдают, о повелитель грозы. Помоги нам вернуть нашего Баара, помоги вырвать его из когтей врага. Порази врагов наших огненной молнией! Пусть твои стрелы проткнут их лживые сердца!
Нойда сделал шаг вперед, твердо поставил посох на землю и опустился на одно колено.
– Юмал, – чуть спокойнее произнес он, – прошу, заклинаю тебя… кумитан порья, лемистас интес, калья сурри, инее пьях…
Тихий выдох облегчения пронесся по рядам вепсов.
– Озамадоохет! – выкрикнул нойда, да так громко, что за стенами святилища испуганно вспорхнули птицы с веток и унеслись в глубь Хидена, оглашая округу тревожным щебетом.
– Озамадоохет, – спокойно повторил нойда, и Юски видел, как тяжело упала его голова на грудь.
После обряда, когда Капс настоял, что всем надлежит ночевать в святилище, Юски распорядился провести последние приготовления к выступлению. Решено было выступить до рассвета. Вепсы, выйдя из святилища, разместились у большого костра и принялись проверять, чистить и точить оружие. Лучники заботливо осмотрели луки, нет ли трещин. Проверили тетивы, основную и обязательно запасную. Каждая стрела прошла придирчивый осмотр, боевой наконечник, оперенье, древко…
Нойда задержал Юски у себя в святилище до вечера. Капс наставлял, советовал, просил.
– Главное, Юски, – вкрадчиво говорил нойда, – это вернуть Баара, в нем надежда нашего рода – так считают наши старейшины. Вы можете не вернуться, – Капс понизил голос, – но Баар вернуться должен.
На следующее утро, едва первые проблески света пробились сквозь мглу, Юски увел свой маленький отряд на ответственное задание. Шли споро. Юски постоянно подгонял земляков, торопил. Ни столько от физического напряжения, сколько от засевшей мысли о Бааре, в висках покалывало. Последняя фраза нойды Капса так и крутилась в голове Юски: «Вы можете не вернуться, но Баар вернуться должен». Юски обернулся на ходу. Молодежь поспевала за ним, а вот старые охотники заметно отстали. Пришлось остановиться и подождать. «Баар должен вернуться… в нем надежда нашего рода», – в сотый раз молоток забивал гвоздик в мозгу Юски.
Они еще несколько раз останавливались, чтобы старики могли перевести дух. Забавные они – Пэлла и Куски, два соседа, два друга. Сколько Юски себя помнил, они всегда ходили вместе и на охоту, и на рыбалку. Они и женились в один день, да и сыновья народились у них почитай друг за другом, в несколько дней. И на стене Каргийоки стояли рядом, когда ярл Гутрум вознамерился покорить медвежий род. Юски видел, как справно Пэлла и Куски всаживали стрелы в северян и как угомонили самого ярого воина, что ловко метал топоры. А еще Юски всегда забавляло, как эти старики ссорятся. Со стороны могло показаться, что они в пылу ссоры вот-вот кинутся друг на друга с кулаками, но те, кто их хорошо знал, уверяли, что такого за ними никогда не водилось. Они бранились как-то по-особенному, незло…
Прервав воспоминания, Юски неожиданно остановился. Все замерли вместе с ним. Вепс огляделся, внимательно осмотрел узкую лесную прогалину, на которую вышел их отряд. Он посмотрел на верхушки деревьев. Солнце уже перевалило верхнюю точку и теперь неуклонно стремилось спрятаться от людей за горизонт.
– За теми березами должен быть ручей, а там уже и наш летник, – тихо сказал Юски, указывая рукой вперед.
– Да, да, – закивал головой Пэлла, – я узнаю эти места…
– Ты что, старый лесовичок, – перебил его Куски, – из ума, что ли, выжил? Узнает он эти места! Ты когда тута был в последний раз, пень трухлявый?
– Сам ты пень трухлявый! – огрызнулся Пэлла. – А был я тута, – он почесал за ухом, – как раз после похорон бабки Руиньи.
– Ну ты и вспомнил, огородник косоглазый. Бабка-то Руинья померла, как только, вон, у Юски старшенький народился.
– Да ну, – не поверил Пэлла.
– Вот тебе и ну. Когда у тебя, Юски, старшенький-то вылупился? – хитро подмигивая, спросил Куски.
– Так уже, считай, почти тринадцать лет ему, – ответил Юски и про себя поразился, как эти почтенные отцы, идя на такое серьезное дело, остаются невозмутимыми, да еще и шутки шутят.
– Да нуууу, – искренне поразился Пэлла, – не может того статься…
– Ага, – ответил Куски, – ни хрена ты не помнишь, колода старая, посему молчи и не путай людей. Веди, сынок, показывай, – последние слова он адресовал Юски.
Как и говорил Юски, за березовой рощицей оказался ручей. Водная преграда была крохотной, и ее преодолели без хлопот. Сразу за ручейком начинались густые заросли дикой малины.
– Отсюда их удобнее всего обойти, – шепотом сказал Юски.
Он знаками разделил группу на пары, и вепсы стали окружать поляну, на которой должны были находиться бродники и плененный глава рода.
Юски дал всем парам достаточно времени, а затем громко каркнул. Со всех сторон, в том числе и с дальней стороны, ему ответили засевшие в засаде лесные «вороны». Юски решил, что пора действовать. Он медленно двинулся сквозь малинник. Его острый слух уловил движение справа, это Куски тоже пошел вперед. Слева же должен был быть Пэлла. Когда за почти совсем облетевшей листвой показались рыбацкие шалаши, Юски застыл и осмотрел поляну. Ни бродников, ни Баара он не заметил. На секунду Юски замешкался и, сдвинув брови, призадумался. Он руками осторожно развел кусты малины – нет, на поляне никого не было. Юски набрал в грудь воздуха и трижды прокричал вороном. Прислушался. Ответа не последовало…
Глава четвертая Вы можете не вернуться…
Только трус не боится смерти,
Храбрый ее всегда опасается.
Древнеримская поговорка
Юски прокричал вороном еще несколько раз, но условленного с Бааром ответа так и не дождался. Он обождал еще немного, после чего, уже не таясь, вышел на поляну к шалашам. Сомнений больше не осталось – на поляне никого не было. Юски подал сигнал, и весь десяток вепсов вышел из своих укрытий.
– Что-то не видать тута нашего Баара, – по-старчески прошамкал Куски.
– Да уж, – вслед за ним протянул Пэлла.
Юски заглянул во все три шалаша – пусто.
– Не может быть, – пробубнил он себе под нос, – не может быть.
– Здорово ты вороном кричишь!
Вепсы обернулись на голос. Перед ними стоял Селян Кучма.
– Говорили же тебе, не балуй, – тявкнул Селян из-под своей шапки, – пошто ватагу с собой привел? Где серебро, обещанное за вашего Баара?
Юски от злости сжал рукоять ножа, висевшего на поясе, и Кучма, заметив это, в опаске отступил на шаг назад. Он глянул на дерево, из-за которого только что вышел, в надежде тут же спрятаться за его стволом в случае чего.
– Ну-ну, не балуй, – вытянув указательный палец правой руки, пригрозил Селян, – а то не видать вам вашего Баара.
Юски не без труда совладал с собой.
– Да мы и не балуем. Вот выкуп принесли, а вас и нету.
– Бокул что тебе велел? Одному приходить. А ты вон народу с собой привел, да еще оборужены. Не иначе лихое задумали.
Юски приметил, как бродник косится на них. «Не ровен час, еще сбежит», – подумал вепс и убрал руку с рукояти ножа.
– Да принесли мы оговоренный выкуп, – продолжил вслух Юски ровным голосом, – а что народу с собой оборуженного привел, так тоже для оберегу. Мало ли кто по лесам шатается, а мне старейшины строго-настрого приказали выкуп доставить и Баара домой забрать.
При упоминании об обещанном серебре глаза Кучмы блеснули.
– Принес, так показывай, – смело изрек бродник.
Юски сделал несколько осторожных шагов вперед и подумал: «Только бы не вспугнуть», а вслух произнес:
– Щас покажу.
Он, насколько это было возможно, приблизился к броднику, остановился и полез под меховую жилетку.
– Гляди.
Он извлек небольшой кожаный мешочек, встряхнул на руке. В мешочке что-то звякнуло. Селян, услышав знакомый звон, аж расплылся в довольной улыбке.
– На-ка! Держи! – крикнул ему Юски.
Мешочек, ловко пущенный вепсом, полетел прямо в лицо Кучме. Бродник ловко изловил гостинец, но тут же был сбит с ног подлетевшим Юски. Тот приложил бродника кулаком в ухо, так, что слетела шапка, а затем крепко прижал к земле. Тут же подоспели еще два вепса и помогли Юски управиться с пленником. Селяну живо скрутили веревкой руки за спиной.
– Ну, говори, плешивый, куда вы дели Баара? – Юски хорошенько встряхнул старого бродника. – говори!
– Бокул убьет меня и вас, и вашего Баара, – проскулил Кучма, – он всех убьет…
– Замолчи, пес облезлый, – гаркнул на него Юски и в сердцах еще раз тряхнул разбойника.
Юски не заметил, как к нему со спины тихо подкрались два старых охотника из его отряда. Куски положил ему руку на плечо:
– Так ты затряхнешь его до смерти, – спокойно заметил старик, – дай-ка мы с ним поговорим.
– Да, давай мы с ним поговорим по-свойски, – поддержал друга Пэлла, специально усилив слово «мы».
Юски внимательно посмотрел на стариков. Пэлла загадочно подмигнул, мол, не сомневайся – управимся. Юски уступил без слов.
Старики попросили своих сородичей отойти в сторонку, и, когда вепсы подались назад, Куски и Пэлла принялись за бродника…
* * *
Никто из вепсов не слышал, о чем говорили старые охотники с плешивым Селяном, но через некоторое время Кучма изъявил-таки желание оказать посильную помощь. Вот только незадача – указать дорогу к новому лагерю бродников, где скрывали Баара, он не мог. Шибайло с половины дороги воротил его назад к шалашам, приказав накрепко запомнить место их будущей встречи около большой расщепленной сосны, возле которой еще росли две прямоствольные рябины. Возле тех рябин они и расстались.
– Вот лядь вертихвостая! – выругался Пэлла, закончив доклад.
Юски недоверчиво глянул на пленника, потом на стариков.
– Ну и что будем делать?
– Надоть идти к тому месту, да как следует обложить, – предложил Куски, – возвернется их… как его, лемби задери… тьфу ты…
– Шибайло, – подсказал Пэлла.
– Во-во, Шибайло ихний, за выкупом все едино вернется.
– Может, оно и так, – в раздумьях произнес Юски, – нам бы только этого Шибайло повязать.
– Повяжем, а то как же, – в один голос поддержали его Куски и Пэлла.
– На том и порешим, – после короткой паузы решил Юски, – а ну, парни, ставьте плешивого на ноги, пускай показывает место.
Двое молодых вепсов подскочили к пленнику и поставили его на ноги.
– Веди, плешивый, но смотри, коли сблядишь, тебе первому и конец! – строго распорядился Юски.
Он отправил двоих воинов, строго наказав им двигаться скрытно и поглядеть, что там впереди. После короткого перестроения весь отряд двинулся в глубь леса. Впереди, со связанными за спиной руками семенил Селян Кучма. Его за локотки настойчиво придерживали двое вепсов. Позади шествовали старики Куски и Пэлла, рядом с ними держался Юски. Еще трое вепсов, образовав арьергард, зорко следили за тылами…
Немного подотстав, Юски спросил у Пэллы, указывая на идущего впереди пленного бродника:
– А чего это вы там ему наплели, что он так быстро согласился нам пособлять?
– Да пустое это, – отмахнулся старик.
– Ну, дядька Пэлла…
Очень уж любил старый охотник, когда его называли не дед, а дядька. Лесть Юски сразу же достигла цели.
– Так мы с Куски сказали ему, что ежели он будет брыкаться, то мы ему ятребу его и отрежем, сварим и заставим сожрать, – с улыбкой ответил Пэлла.
– Ну, вы, дядька, даете…
– А что тут с ним хороводы кружить, – вновь улыбнулся старик, – был бы навроде моего борова…
Идти им оказалось не так далеко, как предполагал Юски. Солнце еще не окончательно спряталось от мира, когда посланные вперед разведчики доложили ему, что они нашли расщепленную сосну с растущими поблизости рябинами.
– Ну, значит, не обманул-таки плешивый, – подытожил Юски, – будем обкладывать…
Юски распорядился обойти назначенное для встречи место и взять в кольцо. Вепсские воины исполнили приказ. Сам же Юски вместе с Куски и Пэллой остались охранять плененного бродника. Все затаились и стали терпеливо ждать.
– Так когда, говоришь, должен прийти Шибайло? – переспросил Юски.
– Вот как Ярило[21] спрячет свой огненный щит, тогда и ждите, – ответил Кучма, с опаской поглядывая на вепсов. – До полуночи обещался прийти…
– Подождем, – по-старчески причмокивая губами, подвел итог Куски.
* * *
Солнце докатилось до последней черты и сгинуло. Сумерки сменились непроглядной осенней ночью, и небо заволокли тяжелые тучи, готовые в любую минуту разрешиться от бремени тоннами воды. Поднялся уверенный ветер, безжалостно срывая с деревьев последнюю листву. Подхваченные порывами ветра листья причудливо кружились и разлетались по лесу, а затем устало опускались на землю. В воздухе запахло дождем. Бокул Шибайло посмотрел наверх, и его левый глаз нервно заморгал. «Луны нынче будет не видать – хорошо», – подумал он и, осторожно ступая, начал обходить кряжистую березу. Не успел главарь бродников еще закончить свой маневр, как тучи распахнули свои врата, и на землю полетели первые капли дождя. Где-то испуганно ухнула сова. Несколько крупных капель упали на Бокула, он невольно вжал голову в плечи. Всего через несколько минут стихия вошла в полную силу и залила лес потоками хлесткого ливня. Небесная вода хлестала ветки и стволы деревьев, вся лесная живность затаилась. Бокул приметил вблизи большую ель и поспешил укрыться под ее раскидистой кроной. Дождь усилился. Ветви спасительной ели быстро намокли и склонились вниз. Предводитель бродников поежился, его меховая накидка промокла и отяжелела. Влага проникала глубже, и кожаная рубаха Бокула стала увлажняться. Он тряхнул головой, стряхивая с длинных волос воду, и на секунду вспомнил недавнюю потерю. Когда он осторожно передвигался впотьмах от дерева к дереву, предательская ветка сбила с его головы добротную, еще совсем не старую меховую шапку. «Жаль шапку…» – сокрушался Бокул, но в темноте искать не стал. Да и вепсы были совсем рядом, тут не до пустяков…
Шибайло видел, как его дружок Селян Кучма угодил в лапы к чудинам. Впрочем, это он предвидел. Уж больно хорошо Бокул знал людишек. Он был уверен, что чудины попытаются и своего Баара вызволить, и серебро при себе оставить. И он лично решил удостовериться в этом. Их яшник, глава медвежьего рода, под надежной охраной, находился сейчас далеко – в укромном месте. И хотя главарь бродников догадывался и ничему особо не удивлялся, но про себя решил твердо, что по возвращению в лагерь выдаст этому Баару «на пироги», чтобы впредь покладистей был. А как иначе? Строптивых учить надобно.
Дорогу к новому лагерю бродников Кучма не знал, а значит, чудинам оставалось только ждать, и это тоже предусмотрел Бокул. Отряд чудинов с плененным Селяном Кучмой шел не спеша, опытные охотники осторожничали, и все же они не заметили, что за ними следят. Шибайло крался параллельно с ними, ничем себя не выдавая. Он хотел удостовериться, туда ли их приведет Кучма. А Кучма привел куда надо.
И вот сейчас Бокул был даже рад, что тучи закрыли луну, и в лесу стало темно, как в подземном царстве. А дождь всегда надежно скрывает следы. Под шум ветра и дождя главарь бродников вышел из-под дерева, прислушался и уверенно зашагал прочь. Шибайло прошел несколько сотен метров, еще раз оглянулся и ускорил шаг, ему нужно было вернуться сюда еще до утра…
* * *
В эту памятную для Павла Николаевича Соколова ночь небеса извергали тонны дождя. Хотя по отчеству, а тем более по фамилии его тут никто не звал, да и не мог звать, ибо в этом, предположительно девятом веке, его как Павла Николаевича Соколова никто из смертных не знал. Ну, если не считать убиенного без времени Андрея-Сигурда и пропавшего без вести дружка Вадьки Хлопина. Теперь Павел все больше привыкал к своему новому имени – Баар, которое являлось передаваемым из поколения в поколение родовым именем медвежьего рода чудинов.
В эту безмерно дождливую ночь яшник бродников Баар сидел крепко связанный по рукам и ногам на мешке с какими-то тряпками. Сидел под низкими ветками молодой ольхи и думал про свое скорое избавление. Тревожило Баара только отсутствие Бокула Шибайлы. Тот еще поутру куда-то подевался, и Баара не покидала мысль, что этот гнусавый предводитель вооруженного бандформирования задумал что-то нехорошее. Павел совместно с Юски успел разработать дерзновенный план нападения на бродников и его, главы рода, освобождение. И когда Юски был отправлен Бокулом за выкупом, то сомнений в том, что все удастся, не было. Но план Баара не включал в себя смены дисклокации, которую тут же после ухода Юски, предпринял хитрый Шибайло. Теперь план вепсов терпел очевидное поражение, а ведь как все казалось просто. Налетели бы лихие вепсские охотники на разбойников да и перебили бы их стрелами. Баар признавался себе самому, что взял этот банально-простецкий план из киношных боевиков…
Дождь не унимался, напротив, изрешетил и намочил все в округе. В сырой одежде, почти в луже воды, Паше становилось все менее удобно и оттого все более тоскливо. Тревожила неопределенность. Но тут наконец он услышал шевеление среди бродников, а еще через минуту до него донесся знакомый гнусавый голос:
– Где этот бздых недоделанный? Щас я его приласкаю…
Баар невольно сжался в предчувствии, что вот оно началось – сейчас будут бить. И действительно, не теряя времени, Бокул вынырнул из темноты, весь мокрый, как водяной, и без слов залепил главе медвежьего рода до обидного звонкую оплеуху. Шибайло схватил его за грудки и рывком приподнял.
– Ты чего это удумал, чудинская твоя рожа, а?! – гневно прогнусавил он на самое ухо яшнику.
– Чего? – делая вид, что не понял, ответил Павел.
– Я тебя спрашиваю, рыбий хвост, – ты чего это удумал? Меня дурачить?! – Бокул отшвырнул от себя пленника.
Баар шлепнулся на мешок и больно ударился плечом о ствол ольхи.
– Ты мне тут не юри! – прикрикнул бродник. – Твои людишки явились целым десятком, да все при оружии!
Тати обступили пленника, у многих при этом известии недобро заскрежетали зубы и блеснули глаза. Они во главе с Бокулом нависали над Бааром, как черти в день страшного суда, все злые и мокрые.
– Пошто они явились при оружии, да еще такой оравой? – не унимался Бокул.
Его гнусавый, раздраженный голос так и лез несчастному парню в уши, так и буравил его перепонки.
– Пошто? Иль тебе живот[22] твой не дорог?
«Все, приплыли, – подумалось Баару, – сейчас резать будут».
– Ты что, Бокул? – попытался оправдаться глава медвежьего рода. – какие люди? Не могли мои так поступить…
– Да брешет он, – вмешался в разговор жердеподобный Ростик, – сам науськал своих чудинов при оружии явиться…
– Башку за такое ему открутить, – с молодецким азартом вставил Славко Заяц.
Черноус злобно крякнул, но промолчал.
– Пошто они Кучму нашего повязали, а?! – левый глаз Бокула заморгал часто-часто.
– Да что вы привязались? – не утерпел Баар и слегка повысил голос. – Они выкуп принесли, ты спрашивал?
– А что их спрашивать, – пуще прежнего возмутился Шибайло, – знамо дело, ничего они не принесли, коли при оружии явились, да еще Кучму повязали, да и…
– Так, может, они при оружии пришли, чтобы выкуп сторожить, – перебил его Баар, – а повязали вашего Кучму оттого, что меня на месте не нашли…
Ему не дали договорить. Бокул был настолько зол, что не удержался и влепил главе медвежьего рода прямо в глаз. От удара Баара откинуло назад и он, не имея возможности упереться руками, слетел со своего места, перекувырнулся и, уткнувшись лицом в мох, затих.
– Так ты его еще зашибешь ненароком, – сочувственно изрек Славята, – не за кого будет выкуп просить.
Раздраженный предводитель мотнул головой, стряхивая с волос воду.
– Ничего, впредь ему неповадно будет. Ростик, глянь-ко…
Пока Ростик поднимал яшника и проводил его в чувство, Черноус пробасил:
– Выкуп они могли и принести, надо бы проверить.
– Черноус дело говорит, – вновь подал голос Славко.
Бокул слегка наклонился и, зажав одну ноздрю большим пальцем, громко высморкался на землю.
– Дык кто же против… вот сейчас соберемся и пойдем…
Тем временем Ростик привел пленника в чувство.
– Покуда жив, – изрек он с высоты своего роста.
– Вот и хорошо. Айда собираться! – приказал Бокул и, плечами растолкав братьев Славко и Славяту, отошел в сторону.
– Так как же брать-то их будем? – бросил в спину главарю Славята. – коли их там целый десяток, да при оружии?
Шибайло обернулся.
– А ты чего – бздишь? Не бзди, у меня на этот случай есть верный план.
За их спинами громко, словно нарочно, с хрустом сломалась ветка. Да так громко, что бродники услышали это сквозь шум дождя. Почти одновременно все обернулись на звук.
– Дерьмо твой план, Бокул Шибайло! – раздался из темноты уверенный голос.
– Это кто это там тявкает? – гнусаво вопросил главарь, и его рука потянулась к поясу за ножом.
– С тобой не тявкают, а разговаривают!
Незнакомец сделал несколько уверенных шагов вперед. На его крепких плечах висела короткая, порядком промокшая звериная шкура. Он заметил движения бродников, которые потянулись к оружию.
– А вот этого не надо, – спокойно произнес незнакомец, – я пришел не ссориться, я пришел купить у вас товар.
Ближе всего он подошел к Бокулу.
– Кто ты? – спросил главарь бродников.
– Не все ли тебе равно, – невозмутимо ответил незнакомец, – главное, что я заплачу за того, кого ты хочешь продать.
С этими словами незнакомец вскинул обе свои необычайно длинные руки.
– Вот, – изрек он, – этого хватит?
Перед самым носом Бокула Шибайло от взмаха колыхнулся воздух.
– Что это?
– Гривны.
Шибайло прищурился, и его левый глаз задергался при виде массивных шейных украшений, которые висели на ладонях незнакомца. Бокул жадно сглотнул.
– И за какой же товар нынче такие цены?
– Мне нужен твой яшник.
Павел уже успел прийти в себя после увесистого удара Шибайлы и теперь с интересом наблюдал и слушал. Что-то показалось ему знакомым в голосе этого незваного ночного гостя. Но что?
– Зачем он тебе? – спросил незнакомца Бокул. – да и за него уже приготовили выкуп его дружки.
– Его дружки приготовили тебе каленое железо. Тебе не терпится почувствовать на своей шкуре их стрелы?
– Ну, это еще неизвестно, кто кого будет угощать.
– Все уже известно, Бокул, – изрек незнакомец, продолжая держать гривны на вытянутых руках перед самым носом главаря бродников. – Бери гривны и отдай мне яшника.
Бродники одобрительно зашептались, – мол, предлагают, надо брать. Первым подал голос Славко Заяц:
– Бокул, и правда, давай бери гривны, эти чудины нас обманули…
– Не все ли равно, кто платит, – подал голос доселе молчавший Ростик.
Старший через плечо глянул на подельников, а затем резко обернулся к незнакомцу:
– Назови свое имя, и я отдам тебе яшника, – прогнусавил он.
– Порки, – коротко ответил ночной гость.
Только теперь Павел вспомнил этот голос и невольно поежился. Сомнений не было.
«Ну все, теперь точно кранты, – обреченно подумал Павел, – эх, Юски, не успел ты…»
Глава пятая Перед лицом Юмала
Не сотвори себе кумира…
После полуночи ветер поутих, а дождь практически перестал. Лишь редкие мелкие капли продолжали делать свое мокрое дело. Вместе с ветром перестал шуметь и лес. Ветви расщепленной сосны в последний раз натруженно скрипнули и притихли в ожидании. Порывы ветра спали, окончательно потеряв былую силу, и больше не беспокоили деревья и обитателей леса.
Юски долго наблюдал за пленным бродником. Кучма со связанными руками сидел рядом со старыми охотниками под сосной. Юски гадал, обманул их Селян Кучма или сказал правду. Хотя после угроз стариков мог со страху и наврать с три короба, но ведь мог и правду сказать. Вепсу хотелось верить, что бродник не солгал и Бокул Шибайло обязательно придет в означенное место. Должен же он был убедиться, как все прошло. «Должен прийти», – мысленно убеждал себя Юски. Ведь именно от этого зависела жизнь Баара.
Но полночь уже давно миновала, а предводителя бродников все не было. Юски стал заметно нервничать, ерзать. Окончательно потеряв терпение, он пододвинулся к Кучме. Тот спал или делал вид, что спит. Вепс толкнул его в плечо.
– Ну что, где твой Шибайло? – шепотом спросил он.
Бродник устало открыл глаза.
– А я почем знаю, – ответил он.
– Ууу, вражина, – протянул Юски, покачав кулаком перед носом бродника.
Юски позвал Куски и Пэллу.
– Кажется, Бокул не придет, – заявил им Юски, – уж не знаю, что там могло случиться, но, клянусь Юмалом, он не придет.
– М-да, – вздохнул Куски, – это плохо.
– Ну и ну, – поддакнул Пэлла.
– Да что тут вздыхать, – занервничал Юски, – надо что-то делать. Надо искать Баара.
Недолго думая, Юски собрал свой отряд и приказал немедленно выступать. Вперед были высланы два молодых зорких парня. Продвигались по лесу крайне осторожно, готовые в любую минуту встретить разбойников.
Шли довольно долго. Движение изрядно тормозил Кучма, который, по всей видимости, выбился из сил, стал часто спотыкаться и даже несколько раз чуть было не упал.
Дважды отряд вепсов замирал от близкого хруста в кустах. Воины мгновенно останавливались и натягивали луки. Но оба раза тревога оказалась ложной. Вначале они спугнули из кустов лисицу, а во второй раз молодой кабанчик, грозно хрюкнув, поспешил удалиться от людей.
– Тьфу ты, – сплюнул Пэлла и покачал головой, – кабы не дело…
– …мяска бы поели, – докончил за него Куски.
По законам великого Юмала, небесный огонь уже начал озарять верхушки деревьев. Светало неспешно. Обильно политая за ночь земля стала отдавать накопленную влагу. Легкий туман окутал лес.
– Юски, – негромко позвал кто-то из вепсов.
– Ну что?
– Дозорные вернулись…
Только сейчас Юски разглядел говорившего. Тот вынырнул из тумана, ловко перепрыгнув через небольшой камень.
– Дозорные вернулись, – повторил молодой вепс, – нашли стоянку бродников.
– Ну? – в нетерпении Юски схватил парня за рукав.
– Пусто. Ушли.
– Веди скорее…
Через несколько сотен шагов весь отряд вепсов, опасливо оглядываясь, вышел на совсем крохотную лесную прогалину.
– Стойте! – резко возвысив голос, скомандовал Юски.
Вепсы замерли.
– Стойте, ни шагу! – он обернулся. – Куски, Пэлла, посмотрите следы.
Старики передали конвоируемого ими бродника молодым воинам, а сами двинулись на поиски. Они шли рядом, на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Согнувшись почти до самой земли, опытные охотники долго изучали в изобилии оставленные следы. Тонкая ольха возвышалась на прогалине, именно у ее подножия старые охотники обнаружили обрывки веревки и сильно примятую траву.
– Юски, – позвал Пэлла, – поди-ка сюда.
Когда Юски подошел к ним, Пэлла указал ему на следы у ольхи.
– Здесь был пленник, – начал старый охотник, – и еще пятеро мужчин…
– Ну, это мы знаем от Кучмы, – перебил Юски.
– Ты чего старших не слушаешь, – озлился Куски.
– Да не тяните вы, дядьки, – взмолился Юски, – говорите дело…
– Тебе и говорят, – продолжил Пэлла, – пятеро татей и наш Баар. Потом из леса пришел еще один…
– Ну?
– Тот один пришел с нашей стороны…
– Так что, он впереди нас шел? – тревожно спросил Юски.
– Выходит, что так, – ответил Куски.
– Ну?
– Да что ты все нукаешь, чай, поди, не запряг, – цыкнул Пэлла, – охолони.
Юски нервно сглотнул, переступил с ноги на ногу.
– Так вот, – продолжил Пэлла, – похоже, тот, что пришел с нашей стороны, ушел на север, и не один…
– А остальные пятеро ушли на запад, – докончил Куски.
– Кто же из них увел Баара?
– Баара увел тот один…
– Точно?
– Точно, задери меня лесовик,[23] – ответил Пэлла, – уж больно у него след тяжел на правую ногу.
– Ага, – поддакнул Куски, – прихрамывает он.
– А Баара точно он увел, – продолжил Пэлла. – У Баара обувка с ноги прохудилась, вот, глянь.
Пэлла нагнулся и тыкнул пальцем в след, где явственно были видны отпечатки пальцев ноги.
– Да-а-а, – протянул Юски, – с левой ноги сбилась, эх, плохо я закрепил.
– Ну, сейчас чего поминать, – вставил Куски, – сбилась обувка, то нам даже хорошо. След четкий. Сейчас проверим следы дальше, кажись, они не быстро пошли, догоним.
– Да-да, догоним, пошли, – скомандовал Юски, намереваясь двинуться в указанном охотниками направлении.
– А что же бродники? – почти разом спросили старики.
Юски зло махнул рукой.
– К лохматому их! Нам нужен Баар! Быстрее!
* * *
Куда они держали путь, глава Каргийоки не имел ни малейшего представления. Сделанная Юски обувь из шкуры лисицы сбилась, и теперь Павел пальцами ног ощущал мокрую землю и болезненные уколы острыми сучками.
Порки молча и остервенело тащил пленника на веревке. Уставший Павел часто спотыкался и падал. Его руки были по-прежнему связаны за спиной, и он не мог помочь себе при падении. Ушибленные колени и плечи ныли, а пуще того горело лицо от увесистого кулака Бокула. Правый глаз заплыл синяком, а встречные ветки так и норовили влепить именно в него. Хорошо еще хоть ветер утихомирился и прекратился дождь, однако скудная одежонка главы рода промокла насквозь и холодила тело. Уснувший до поры желудок вдруг стал настойчиво требовать еды или хотя бы воды. Но ни того, ни другого ему не предложат, и Павел это знал наверняка. Мысли путались, запинались и падали в пустоту. На самом дне этой пустоты колотилась искренняя надежда – Юски!
Порки торопил что было сил. После каждого падения он награждал Павла пинком под зад или тычком в спину. Наконец пленнику это чертовски надоело. После очередного падения он не стал подниматься.
– Все, хватит, – заявил он, – я дальше не пойду! Хочешь, можешь прикончить меня прямо здесь.
– Вставай! – взревел Порки. – вставай, жабий потрох!
– Мне и тут хорошо.
– Торопишься умереть? – зло спросил вепс. – не торопись, не здесь. Я все приготовил как надо…
Он склонился, чтобы силой поднять яшника. Павел мгновенно собрал весь запас слюны и смачно плюнул в лицо вепса.
– Да пошел ты…
В согнутом состоянии ему было трудно замахнуться как следует, и все же Порки ударил от души. Павла откинуло назад, и он почувствовал, что и левый глаз стал заплывать.
– Да пошел ты, – повторил Павел из последних сил.
Второй удар окончательно превратил глаза главы медвежьего рода в две узенькие полоски. Превозмогая боль, пленник попытался ударить обидчика ногами, но вепс уловил его движение и крепко саданул по коленной чашечке. Павел взвыл от боли.
– Заткни пасть! – рявкнул Порки и приложил пленника еще раз кулаком в ухо.
Туманное утро плотной пеленой накрыло сознание, наступила полная темнота. Павел больше ничего не видел и не слышал, он только чувствовал, что сердце его еще стучит, продолжая разгонять по венам жизнь.
Порки взвалил обмякшее тело пленника себе на плечи, выпрямился и продолжил намеченный путь.
* * *
Когда Баар пришел в себя, он сразу же попытался дернуться, но у него ничего не вышло. Он сидел с плотно опутанными ногами, а его руки были выкручены назад и связаны позади высокого пня. Собственной спиной он и ощущал этот пень. Сквозь болезненно узкие щелки глаз он увидел Порки, стоявшего на коленях перед кучей хвороста. Вепс пытался запалить костер. Не сразу, но все же ему удалось извлечь искру из отсыревшего кресала. Огонь, едва живой, начал неохотно пожирать бересту. Затем он набрал силу, перекинулся на хворост и вскоре в ярком свете костра Павел смог осмотреть место своего пребывания. И увиденное его никак не обрадовало.
Холмик, незначительно возвышавшийся среди леса, имел около десяти метров в диаметре, а костер горел как раз посередине. Никакой растительности на холмике Павел не разглядел. Сразу за костром он узрел камень небольшого размера, а рядом с ним деревянного истукана. Пламя уже достаточно разгорелось, и глава рода смог хорошо разглядеть этого идола. Это был грозный Юмал, и в этом не было никаких сомнений. В Хидене он видел похожего, только сделанного более аккуратно и заботливо. У мастера, что вырезал этого Юмала, было слишком мало умения или ему не хватило времени и инструментов. В общем и целом идол казался незаконченным и от того выглядел как-то неказисто. Впрочем, Павлу было все равно. А вот то, что Порки стоял перед Юмалом на коленях и явно возносил хвалебные речи, вот это Павла насторожило. Порки говорил шепотом, и все же Павел сумел уловить часто повторяющиеся слова – прими жертву… прими жертву…
Глава медвежьего рода еще раз посмотрел на камень. Теперь он сумел увидеть, что на камне лежал предмет, похожий на нож. Вот только отблески пламени не отражались от него.
«Это что же, он меня решил тут и прирезать?» – с обреченной горестью подумал Павел. Между тем Порки закончил свои молитвы, встал и подошел к камню. Он что-то еще прошептал, а затем быстро взял с камня нож. Через пламя огня Порки посмотрел на пленника, ухмыльнулся и двинулся к Павлу вокруг костра.
– Юмал не принимает человеческих жертв, – смело изрек приемный сын Конди, когда Порки приблизился к нему.
– Заткни свою пасть, выродок! Твои уста не достойны произносить имя великого Юмала, – грозно рыкнул Порки. – Ты не человек! Ты не бепся! Ты враг, а наши прадеды убивали своих врагов перед лицом Юмала.
Он сделал шаг вперед, и Павел увидел занесенный над собой кремневый нож.
«Ой, мамочки», – сердце пленника екнуло и опустилось так, что желудок болезненно свело.
– Вот этим ножом наши предки лишали своих врагов жизни перед лицом великого Юмала!
Баар взглянул на нож. «Ритуальный ножичек, эх, пиши пропало…» – мелькнула темная обреченная мысль в светлой голове главы медвежьего рода.
– Тебе некому молиться, сын гадюки, да и незачем, поэтому я и не дам тебе больше времени, – с этими словами Порки вплотную приблизился к Павлу.
Он наклонился, отвел руку для замаха и ударил, целясь прямо в грудь пленнику. Тот испуганно зажмурил глаза. Он почти ощущал, как плохо отточенный кремневый нож входит в тело, рвет живые ткани, погружаясь все глубже в плоть. От этого безумного чувства он вздрогнул. Сердце бешено заколотилось, норовя взорваться раньше, чем ритуальный нож пронзит его бренное тело.
И тут, как в сказке, пропела спасительная стрела. Но, видимо, стрелок поторопился. Стрела лишь коснулась руки Порки, оставив неглубокую царапину. Вепс моментально обернулся и, увидев незваных гостей, резко рванул в сторону, тем самым избежав еще одной стрелы. Порки перепрыгнул через костер и оказался у идола. Он с яростно горящими глазами огляделся по сторонам, оценил обстановку и спиной прижался к Юмалу. Вепсы больше не стреляли, опасаясь попасть в бога. Порки согнулся в боевой стойке, ощетинился, выставив вперед руку с ножом.
– Ну, кто первый? Подходите! – злобно выплюнул Порки.
Его не сразу, но все же узнали.
– Порки? – искренне удивился Пэлла.
– Живой? – не менее удивленно вопросил Куски.
Двое молодых вепсов, один с коротким копьем, другой с ножом, приблизились к Порки с двух сторон.
– Давайте, жабьи огрызки, кто хочет взглянуть в глаза Юмалу?
Первым бросился воин с копьем, следом пошел в атаку и второй вепс. Порки мгновенно отклонился в сторону, и наконечник копья впился в идола. Порки чуть присел и ударил воина ножом в низ живота. Затем он провернул нож в ране и резко рванул его в сторону, вскрывая брюшную полость. Воин взвыл, подставив руки под вываливающиеся внутренности. Порки тут же выпрямился и принял второго нападающего. Молодой вепс очень далеко выкинул руку с оружием, и Порки воспользовался его оплошностью. Он свободной рукой ударил, перехватил кисть нападающего и рванул на себя. Парень потерял равновесие, качнулся вперед, а Порки подставил свой нож…
* * *
Павел не сразу поверил в это чудо. Ножа в сердце он так, к счастью, и не дождался. Спасение пришло, когда надежды у него уже не осталось. Такого не бывает!
Когда он открыл глаза, его ночной кошмар с ножом в руках уже стоял, прислонившись спиной к изваянию Юмала, и готовился отбиваться от врагов. Павел вновь зажмурился, открыл глаза, мотнул головой: так и есть – это не сон. Двое вепсов, обступив Порки, ринулись в атаку. Павлу хотелось крикнуть: «Вперед, ребята, ату его, ату». Но что-то душило его, в горле пересохло, и он смог выдавить из себя жалкое «агу ого»…
Юски первым оказался возле Павла, мгновенно перерезал веревки, и тут он услышал вопль раненого вепса. Юски обернулся и заметил, как парень шатающейся походкой отошел от идола Юмала, придерживая низ живота. Вот парень сделал еще несколько шагов, застыл и рухнул на колени. Еще секунда – и его руки разжались, выпуская на мокрую траву свои внутренности. Вепс упал.
– Живой? – тревожно спросил Юски, положив руку на плечо пленника.
– Кажется, да, – ответил Павел, – нормально… иди, помоги там…
Юски вскочил в тот миг, когда Порки пронзил второго воина. Нож точно пробил ему сердце, и он, подогнув колени, словно тряпичная кукла, сложился и упал почти без звука.
Пэлла и Куски одновременно вскинули луки и выстрелили. Одна стрела пробила Порки левое плечо, а вторая, скользнув, разодрала ему правую щеку. Порки издал отчаянный рык и вновь прислонился к Юмалу.
– Будьте вы прокляты! – харкнув кровью, крикнул он навстречу еще двум летящим к цели стрелам…
Когда Юски перепрыгнул через костер, совсем рядом с ним мелькнули две стрелы и погрузились в плоть обреченного врага. На этот раз старики оказались куда более точны. Куски послал свою стрелу прямо в горло Порки, а Пэлла в грудь. Юски с разбегу подскочил к Порки, тот был еще жив. Его глаза шумно хлопали, словно крылья совы, изо рта пошла кровь. Порки хотел послать на головы вепсов очередное проклятие, но в его пробитом горле что-то зарокотало, и кровяной пузырь надулся на его губах.
– На сей раз ты умрешь навсегда, – с этими словами Юски глубоко погрузил свой нож под ребра бывшему старосте Кангаша.
Порки харкнул кровью и, обмякнув, стал оседать. Юски вовремя подхватил падающего и отпихнул от идола. Безжизненное тело Порки кубарем покатилось по склону холма.
– Такие жертвы великому Юмалу не нужны, – произнес Юски, когда тело вломилось в кусты у подножия холма и там затихло.
Никто из вепсов не заметил, как пламя костра перекинулось на великого Юмала. Когда огонь охватил идола снизу доверху, всех присутствующих обуяли страх и оцепенение. А бог горел все жарче. Не прошло и минуты, когда ствол, на котором был вырезан верховный покровитель вепсов, вдруг накренился и рухнул. Охваченный пламенем кумир понесся вниз с холма, вслед за только что упавшим Порки. Вепсы, в том числе и Баар, наблюдали, как сухие кусты у подножия, став отменной пищей для бушующего пламени, превратились в огненный вихрь. Кусты горели быстро и с азартом, а еще через минуту вепсы зажали носы – снизу потянуло паленым мясом.
– Фу, – фыркнул Баар, когда и до него дошел тошнотворный запах, – не сотвори себе кумира…
Он плотно зажал нос и отвернулся.
Внезапно до всех донеслась громкая брань стариков.
– Слепой глухарь, – ругался Куски, – куда ты смотрел?
– А ты чего не устерег? – огрызался Пэлла.
Баар обернулся на шум.
– Что там еще? – спросил он у подошедшего Юски.
– Дядьки лаются, – ответил вепс, – бродника упустили в этой кутерьме – убег!
Юски наклонился, помог главе рода подняться.
– Да лешак с ним, – махнул рукой Баар, – вот амулет мой у Шибайлы остался, это действительно жаль.
Юски замер.
– Это худо, Баар, очень худо…
– Да сам знаю, – перебил его Павел. – А что делать? Конди говорил, что беречь его надо… а я, видишь как…
– У нас в роду про амулет легенда ходит, хоть его мало кто и видел. Старики сказывают, что нойды запрещают главам родов показывать амулет людям…
– А что за легенда? – заинтересованно спросил Баар. – мне про то никто не говорил… Правда, Коди что-то такое упоминала…
– Пойдем давай, – предложил Юски, – это ты потом у нойды спросишь, он больше моего знает.
– Д-а-а-а, – огорченно протянул глава рода.
– Пойдем-пойдем, – поторопил вепс, – если будет на то воля богов, то сыщем твой амулет, обязательно сыщем.
Глава шестая Долгожданный покой
В погоне за мечтою мы часто забываем о любви…
После трудного возвращения в Каргийоки наследник Конди, намытый в бане и обильно смазанный барсучьим жиром, проспал остаток дня и всю ночь. Проснувшись, Баар почувствовал себя отдохнувшим, боль от синяков и ссадин на теле поутихла. В общем, было чертовски радостно, хотелось жить и срочно чего-нибудь съесть. Он открыл глаза, сладко потянулся…
– Доброе утро, – приветствовал его женский голос.
Баар резко обернулся и стыдливо потянул одеяло на себя.
– Ах, Улла, это ты…
И тут глава рода окончательно проснулся. Он никак не ожидал увидеть ее у своей постели.
– Что ты тут делаешь?
– Я принесла тебе поесть, – ответила она, расставляя завтрак на столе.
– Хорошо, это очень кстати…
– Вставай, я отвернусь.
– Да ладно, – вдруг расхрабрился Баар, – ты же моя невеста… почти жена.
Он размашисто откинул одеяло, сел на кровати. Верхняя рубаха и порты лежали рядом на низенькой скамейке. Он дотянулся до вещей и быстро оделся.
– Ну, что там у нас?
– Помазуха и квас, – ответила Улла.
– Помазуха? – Баар склонился над столом, рассматривая угощение.
– Это пирог.
– Ага, ясно.
Он переступил с ноги на ногу.
– Извини, я сейчас… мне надо…
Баар быстро пересек комнату и вышел за дверь. Вернулся он через несколько минут, на ходу утирая рушником лицо и шею.
– Вот теперь я готов к приему пищи, – широко улыбнулся глава медвежьего рода и тут же поморщился от боли.
Глаза его все еще представляли собой две узенькие заплывшие щелочки. Он осторожно потрогал лицо. Гематома натянула кожу до тонкости китай-ского шелка.
Баар придвинул скамейку к столу, сел. Улла заботливо налила ему в кружку квасу, нарезала помазуху.
– Кушай, – сдержанно улыбнувшись, предложила она, усаживаясь за стол напротив Баара.
Тот взял кусок пирога, откусил.
– Мммм, с рыбой, – он жевал не спеша, ворочать челюстями было больновато. – Сама пекла?
– Да.
– Очень вкусно, – продолжая жевать, похвалил Баар.
Он взял глиняную кружку, запил пирог квасом.
– Брусничный?
– Да.
– Сладкий квас, – не удержался от дальнейших похвал глава рода.
– С медом.
– Мммм, хорошо, тоже сама? – почти ехидно спросил глава рода.
– Да, – ответила девушка, глядя прямо в глаза Баару, – сама ставила.
Павел едва заметно улыбнулся уголками губ. Улла улыбнулась ему в ответ, прищурила глаза, разглядывая синяки на его лице.
– Что? – с набитым ртом спросил Баар.
– Надо бы еще смазать барсучьим жиром.
– Не-не, – вдруг запротестовал глава рода, качая головой, – не надо, уже почти все прошло.
– Как же, прошло. Что я, не вижу? Надо смазать, – твердо повторила Улла, словно наставляя капризного ребенка, – надо.
– Нет, не надо, больно уж вонючий этот твой барсучий жир.
И все же она настояла на своем. Баар еще недолго поупрямствовал, скорее ради проформы, и наконец сдался.
– Ладно уж, мажь.
Улла терпеливо дождалась, пока глава рода наелся, и сразу после завтрака убрала со стола, а затем подсела вплотную к нему.
– Запрокинь голову, – попросила она.
Баар закрыл глаза и покорился. Он почувствовал, как Улла, легонько касаясь его синяков, нанесла мазь. Потом кончиками пальцев стала осторожно втирать ее в кожу, обильно смазывая его синяки и царапины.
– Теперь давай руку, – попросила она, закончив с его лицом.
– Ага, – кивнул Баар и вытянул правую руку из рукава рубахи.
Рука была значительно повреждена, а на предплечье находилась повязка, сквозь белую ткань которой проступили следы мази и немного крови.
– Надо бы повязку сменить, – констатировала Улла, оглядев руку Баара.
Главе рода не оставалось ничего другого, как подчиниться. Пока она неторопливо снимала старую повязку, он смотрел на нее и удивлялся. Она выглядела как-то по-другому, словно помолодела.
Нельзя сказать, что раньше он видел ее часто. Он никогда специально не искал с ней встреч, хотя и знал, что она, по воле Конди, уготована ему в жены. Нет, скорее он избегал встречаться с ней. Люди порой недобро шептались за его спиной, но он делал вид, что не замечает этого, ведь он же не отказывался жениться. Да и потом неспокойная обстановка в округе не давала времени даже свободно вздохнуть, не то что жениться. Да куда там. Сначала внезапное нападение викингов, потом гибель приемного отца и его похороны, затем коварный план Порки и его заточение в кангашском свинарнике, потом его избрание главой медвежьего рода и наконец этот несчастный во всех смыслах поход, в котором он потерял единственного друга, да и сам еле спасся. И это не говоря уже про его пленение бродниками, чтобы им пусто было во веки веков, аминь… ну в смысле хвала великому Юмалу. (А теперь надлежит говорить именно так – хвала великому Юмалу. ах да! Великому с большой буквы.)
Нет, положительно, все это не давало ни на секунду расслабиться. И выпало же все это беспокойство на голову парню из миролюбивого двадцать первого века, где в его жизни самым страшным кошмаром были компьютерные игры с монстрами в подземельях и новостные сюжеты с милицейскими хрониками.
А еще следует добавить к сложившейся обстановке милый его сердцу, оставленный далеко за пеленой времени образ Настеньки. Эх, Настенька… И хотя в последнее время этот светлый образ несколько потускнел и затянулся все той же пеленой времени, Павел все еще продолжал тосковать и до последнего момента не терял надежды. Но, похоже, последнюю надежду на возможность вернуться домой он потерял вместе с Вадимом. Может быть, именно друг смог бы найти выход, смог бы обнаружить хоть ничтожный шанс на возвращение. И что же теперь? Ни того, ни другого. Ни друга, ни шанса…
Так рассуждал Павел, разглядывая изменившееся Уллино личико. А оно действительно изменилось. Исчезла болезненная бледность и худоба, она немного поправилась и оттого похорошела. Как говорили мужики: «есть на что приятно посмотреть». Ее до того прозрачные голубовато-водянистые глаза преобразились, наполнились нежно-синим цветом, а взгляд приобрел живость и даже некоторую игривость. И главное – она сняла траурный наряд. Ее густые светлые волосы больше не скрывал печальный платок, теперь они были заплетены в одну тугую и длинную косу. Его взгляд самопроизвольно спустился ниже. Синее платье с вышивкой удивительно шло ей и категорически гармонировало с глазами.
– Ну вот, все, – произнесла Улла, закончив с повязкой.
Баар опомнился и оторвал взгляд от ее груди.
– Что?
– Все, готово.
– Ага, – он бегло осмотрел повязку, – хорошо.
Она хотела встать, но Баар удержал ее, взяв за руку.
– Подожди, – почти смущенно попросил глава рода, – я хотел спросить…
– Что?
– Как там маленький Пекки?
Она с интересом посмотрела на него, улыбнулась.
– Хорошо, уже стал держать головку.
– Действительно хорошо, – поддакнул Баар.
– Я пойду…
– Нет, не уходи, – попросил он, – посиди со мной.
Улла покорно опустилась на скамью.
– Я хотел узнать – где твои родители? Я вообще хоть что-то хочу знать о тебе. Мы скоро станем мужем и женой, а я совсем ничего не знаю о твоей семье.
Улыбка сошла с ее лица, и она печально посмотрела прямо ему в глаза.
– Пекки – это вся моя семья…
Баар понимающе качнул головой, – мол, понял, извини, сморозил глупость; ее муж Митта был убит на его глазах, а тесть Конди пал в битве с викингами почти два месяца тому назад.
– А твои мать и отец? – осторожно спросил Баар.
– Они и еще сестра… они погибли за день до вашего прихода…
«Сгоревшая на берегу деревня», – догадался Баар. Улла приложила ладонь ко лбу, закрыв рукой глаза, и разрыдалась. Баар наклонился к ней, приобнял и привлек к себе. Девушка продолжала рыдать, уткнувшись в его плечо.
Он дал ей выреветься, затем медленно, за плечи отодвинул от себя и заглянул в ее нежно-синие глаза. «Так, внимание, – мысленно сказал себе Баар, – целую!» Он склонился к ней и осторожно, почти пугливо, коснулся ее губ…
* * *
Баар решил лично присутствовать на похоронах двоих вепсов, что погибли при его освобождении. Отдать им последнюю дань уважения – это все, что он на первых порах мог сделать. Баар уже четко поставил себе задачу, что при случае обязательно наградит семьи погибших, вот только еще не решил, как. Он пока вообще не знал, как это делается у вепсов. «Надо спросить нойду Капса, может, что подскажет», – твердо решил Баар.
Он вышел из дома как раз в тот момент, когда тела погибших проносили мимо. Похоронную процессию возглавлял сам нойда Капс. Он шел гордо, со своим неизменным посохом, который венчала фигурка вздыбленного медведя. Нойда шел с таким видом, будто это и не похороны вовсе, а проводы гостей. Рядом с ним следовал пожилой мужчина, который нес на рушнике каравай хлеба. Чуть позади приплясывал мужик в звериной шкуре с бубном. Этот с бубном уже неоднократно попадался Баару на глаза, еще с их первого появления в Каргийоки, но он так и не сумел установить его положение в роду. «Наверное, помощник нойды, штатный музыкант», – подумал глава рода.
Тело каждого из погибших, завернутое в серый плащ, несли четверо мужчин. Процессия двигалась неспешно, и Баар без труда нагнал ее и занял место рядом с Капсом. Нойда коротко глянул на главу рода и одобрительно кивнул головой, – мол, молодец, что пришел.
До самых ворот им на пути никто не повстречался. Люди стояли в стороне, у своих домов. Лишь у самых ворот Баар заметил Юски. Вепс помогал двум сторожам открывать створки. Когда процессия подошла ближе, мужик, что нес хлеб, вышел вперед и с легким поклоном протянул каравай Юски. Тот принял подношение вместе с рушником, поклонился. Он так и занял место рядом с Бааром, держа в руках каравай.
– А зачем хлеб? – спросил на ухо Юски глава рода.
– Такой обычай, – тихо ответил вепс, – каравай подносят первому встречному. Если мужчина умер, то хлеб несут на рушнике, если женщина, то на платке.
– А-а, понятно…
Похоронное шествие, выйдя за пределы Каргий-оки, направилось в Хиден, где, как уже знал Баар, находилось местное кладбище. Именно там почти месяц назад они схоронили Конди, его приемного отца. Баар монотонно шагал и думал о своем. Кажется, только вчера они попали в этот мир, а уже сколько всего произошло. Вот ведь жизнь. Ни тебе пепси, ни чипсов, даже туалетной бумаги и той нет. Ни одного порядочного магазина. Вот только чего тут хватает, так это смерти. Так и ходит костлявая по кругу, так и вертит задом да все высматривает – кого еще прихватить сегодня. Этого? А может, вон того, чернявого?
Тяжело было Павлу Николаевичу Соколову смириться с этаким порядком вещей. Тяжело, а видишь, все же смирился, и даже на свое новое имя откликается без проблем. Да нет – можно жить. Пусть даже здесь, в этом хаосе. Да, порядку маловато, но ведь можно и исправить. Нет, ну хоть попытаться, хоть что-то поправить, скорректировать, так сказать.
Погибших при освобождении главы медвежьего рода опустили в заранее приготовленные могилы. Нойда Капс сказал короткую речь и вновь забил бубен, заиграла свирель.
– Это еще что? – спросил Баар, кивком головы указав на музыкантов.
– Играют, – обыденно ответил Юски, – так заведено. Если было завещано умершими провожать их весело, то на похоронах у нас принято играть на том, на чем при жизни играли умершие.
– Одна-ако, – протянул Баар, – веселые похороны…
Поверх могил вепсы положили широкие тесаные доски.
– Вот тебе и надгробие, – едва слышно произнес Баар.
Поминальный пир разложили тут же, недалеко от кладбища. Прямо на земле мужчины расстелили плащи и шкуры, а немногие бывшие с процессией женщины принялись выставлять угощение. По знаку нойды Баара усадили, как говорится, во главе стола. Ему одному, в виде особой привилегии, подложили скрученную толстую шкуру.
На импровизированном столе в изобилии были вареные яйца, какая-то каша и кисель. Но не обошлось и без спиртного. Поминальная чаша с пивом первому досталась Баару. Он принял братину и долго сидел молча, не находя нужных слов. Вепсы притихли и терпеливо ждали его речи.
– Мне трудно говорить, – честно признался глава рода, – я совсем не знал этих ребят, а они отдали свои жизни за меня…
Он тяжело вздохнул, поднял глаза, обвел взглядом всех присутствующих.
– Я буду помнить, что обязан им… и всем вам, что живу.
Он хотел сказать еще что-то, но сухой комок перекрыл горло. Баар поднес братину ко рту и сделал большой глоток. Дальше пиво, как заведено, пошло по кругу. Главе рода положили каши в отдельную глиняную тарелку, рядом поставили кружку густого киселя. Остальные же вепсы ели из общих мисок. Каша из ржаных зерен была обильно полита медом и оказалась очень недурна, равно как и овсяный кисель. Баар ел молча, лишь изредка прислушиваясь к тому, как друзья и родственники погибших произносили тосты в их честь.
В самый разгар пира к главе рода подошел нойда Капс и присел рядом.
– Твою свадьбу можно будет играть только через двадцать дней, – начал он, – когда пройдут послед-ние поминания погибших.
– Хорошо, – спокойно согласился Баар.
– Я скажу Улле, чтобы готовилась.
– Хорошо.
И тут Баар вспомнил.
– Послушай, нойда, я хотел тебя спросить…
– Спрашивай, Баар, не стесняйся.
– Я хотел бы чем-нибудь отблагодарить… ну чем-то наградить тех… хотя бы их семьи. Они же спасли меня… как бы мне…
– Я понимаю, Баар, – видя смущение главы рода, перебил его Капс, – понимаю. Это правильно. У тебя добрая душа…
– Да я не об этом, – в свою очередь перебил Баар, – чем мне их наградить?
– Это несложно. У Ранты есть старший брат, он давно хочет жениться, но все никак не скопит на вено…[24]
– Понял, – кивнул Баар.
– У второго, у Истлы, есть сестра, она собирается замуж…
– Приданое, – догадался глава рода.
– Да. Вот видишь, как все просто.
– Спасибо тебе, нойда, а то я уж думал-думал…
* * *
Баар не стал откладывать задуманного в долгий ящик. Он лично спустился в кладовую и выбрал подарки для семей своих погибших спасителей. Набрал целый мешок разного добра и упросил Юски помочь ему. Тот быстро согласился да еще старшего сына своего прихватил в помощники. Тяжело было Баару выполнять эту миссию, тяжело, но надо.
В обоих домах матери встретили их с плохо скрываемыми слезами, отцы держались по-мужски. Баар с трудом смотрел в заплаканные глаза женщин и думал: «И все же они знают, где могилы их сыновей…»
В семьях подарки с поклоном приняли и сердечно поблагодарили главу рода. Затем Баар попросил Юски пойти с ним к нойде, в Хиден.
– Зачем тебе? – спросил вепс.
– Мммм… Как это называется? В общем, погадать хочу, – ответил Баар, – ведь Капс умеет гадать?
– Ну конечно умеет, вот только зачем тебе?
– Про Вадима хочу знать.
– Ты думаешь…
– Я устал думать, Юски, – твердо изрек глава рода, – я хочу знать, погиб он или нет, а для этого подойдет любой способ.
– Ясно, – ответил вепс, – тогда пойдем, чего уж… Только, может, все же после свадьбы?
Баар на секунду замер.
– Ах да, у нас же свадьба…
Глава седьмая Свадьба Баара
По воле сильного Юмала
Все изменяется… и даже утка,
Ты не заметишь, как она
Вспорхнет… И улетит кукушкой…
Этот день настал. Солнечный, слегка морозный октябрьский день обещал быть незабываемым. Ему было все необычно. Всю прошлую неделю он ждал, готовился. Было какое-то новое чувство, не очень понятное. Не то чтобы любовь, но что-то вроде этого…
Он крепко застрял во времени, и что-либо изменить пока не представлялось возможным. А посему надо было жить и жениться, так требовал обычай его новой семьи. В процессе приготовления к обряду он почти забыл свои тревоги и свое желание отправиться к шаману искать истину. Или хотя бы отголоски этой истины, если она вообще существует. Гадание решено было оставить на потом, а сейчас главное быть на высоте – свадьба как-никак.
Павел мельком припомнил оставленную в два-дцать первом веке свою Настю и тихо выдавил:
– Э-хе-хе, прости уж ты меня, Настенька, когда еще свидимся, да и свидимся ли…
Он откинул одеяло и встал с постели, пора было одеваться. Для свадебного обряда ему приготовили новую шерстяную рубаху нежно-синего цвета, заботливо расшитую серебристыми переплетающимися змейками. Когда Павел впервые увидел этот рисунок, то немало был удивлен. Но его природное опасение ползущих гадов развеял Юски. Вепс доходчиво объяснил главе медвежьего рода, что это Озамадохет – змейка счастья, которая непременно принесет удачу его браку. Павлу ничего не оставалось, как согласиться с доводами Юски. «Ну что же, в чужой монастырь со своим уставом не лезут», – философски заключил Павел и облачился в свадебную рубаху. Новые порты были сделаны из той же ткани, что и рубаха. Павел аккуратно подвязал их внизу кожаным шнурком, затем натянул шерстяные носки и обулся. Еще пару дней назад сапожник принес ему новенькую обувку из лосиной шкуры. Новая обувь показалась Павлу весьма теплой и удобной.
Павел накинул плащ такого же нежно-синего цвета. Плащ наподобие рубахи был расшит по кругу змейками счастья. Довершала свадебный наряд суконная шапка темно-синего цвета, отделанная пушистым хвостом чернобурой лисицы.
– Ну-у-у, вроде все, – вполголоса произнес Павел и направился к двери.
Когда он вышел из большого дома, его уже ждали. Во главе дружков жениха стоял Юски.
– Хорош! – восторженно произнес Юски при виде главы рода. – а ну-ка поворотись, дай-ка на тебя глянуть.
Павел раскинул руки, поднимая полы плаща, словно крылья, и медленно повернулся, чтобы все смогли оценить праздничный наряд.
– Хорош! – повторил Юски.
– Д-а-а-а, – протянул Пэлла, – хорош огурчик!
– Вот бы Конди увидел, – с легкой грустью заметил Куски.
– Ему и оттуда, – ответил Юски, указывая на небо, – все видно.
Павел вплотную подошел к Юски и шепнул ему на ухо:
– Сейчас куда? За Уллой?
Вепс кивнул, – мол, конечно, за Уллой, или есть варианты?
– Ага, – в свою очередь понимающе кивнул глава медвежьего рода, – тогда пошли.
Но все оказалось не так просто. Старики Пэлла и Куски принялись распоряжаться и расставлять мужиков, указывая каждому присутствующему, кому за кем следует идти.
– И смотрите, – пригрозил Пэлла, – чтобы все по порядку…
– Да постой ты, старый гриб, – перебил его Куски, – про пиво забыли.
– Ой, – ахнул Пэлла и, всплеснув руками, ударил себя по ляжкам, – ну точно! Я еще думаю, все ли в порядке, а тут на тебе…
– Совсем ты голову продырявил, – упрекнул друга Куски, – щас бы так и пошли посуху.
– У кого ковш и пиво? – возвысив голос, спросил Пэлла.
– Тута.
Юнец лет четырнадцати вручил Пэлле объемистый ковш и, когда тот его принял, наполнил до краев пенистым напитком.
– Тебе первому испить, Баар, за род наш и за свадьбу нашу.
С этими словами Пэлла подал главе рода пиво.
– Эй, дед Пэлла, что это ты «свадьба наша», свадьба-то моя, а не ваша, – скороговоркой изрек Павел, принимая ковш.
– Молод ты покуда еще, – подмигнув главе рода, ответил старый охотник, – свадьба что?
– Праздник, – весело вставил Куски.
– Вот, – продолжил Пэлла, – праздник, а тот праздник не только твой и Уллы, а всего нашего рода…
– Так что, выходит, свадьба эта – наша! – перебил друга Куски.
– Да что ты опять поперек рало[25] прешь?
– А что ты тут закручиваешь, не можешь по-простому сказать…
– Куски, старый пердун…
– Не порть праздник, Пэлла…
– Ну хватит уже, – вмешался в разгорающийся спор глава рода, – устроили тут рало-орало. Понял я все. Праздник для народа.
Вепсы согласно закивали, – мол, конечно, а как иначе?!
– Ничего не меняется, хлеба и зрелищ, – буркнул себе под нос Павел по-москальски, но благо никто не расслышал.
– Да ты буди пей, – напомнил Павлу стоявший рядом Юски, – а то невеста не дождется.
Павел, придерживая ковш обеими руками, поднес угощение ко рту, отпил.
– Хорошее пиво, – растянувшись в улыбке, изрек он.
Он вернул ковш Куски и тот вдруг рассмеялся, а за ним Пэлла, потом не удержался и Юски…
– Рот-то, – смеялись вепсы, – рот-то вытри… так и пойдешь, ха-ха, к невесте с пеной на усах…
– Ой, гляди, Баар! Она тебя так еще и не пустит на порог, – не унимался Куски.
Павел отер усы и тут на него накатило.
– А ну цыц, – почти уверенно рявкнул он, – чего ржете…
Вепсы разом притихли. Куски молча отпил из ковша. Теперь пришла очередь рассмеяться Павлу.
– Ты сам-то, как кот, нализавшийся сметаны.
И вправду, длинные усы Куски были все в пене, да мало того, старческие руки плохо держали тяжелый ковш, так что Куски умудрился окунуть в пиво и нос. Заметив это, вепсы заулыбались.
– А он у нас завсегда так, – смеясь, ответил Пэлла, – дашь ему кусок пирога, так и руку норовит укусить.
– Ладно, пора идти, а то, боюсь, Улла уже и ждать перестала, – прервал общее веселье Юски напоминанием, зачем они тут все собрались.
– Да, да, – спохватился глава медвежьего рода, – пошли уже…
Первым шествовал молодой парень, он нес высокий резной шест, украшенный бубенцами и разноцветными ленточками. Следом за ним, в ряд, шли Куски и Пэлла. В руках у каждого из них была веточка ольхи. Сразу за стариками шел сам жених и Юски с большим коробом за плечами. Замыкали шествие с десяток молодых парней. Как только процессия двинулась вперед, они заиграли на бубнах, свирелях и жалейках. Музыка получилась не очень стройная, зато весьма громкая и веселая. От души веселая, праздник все же…
К дому, где жила Улла с ребенком, праздничная процессия подошла как раз в тот момент, когда ребятня заняла позицию. Дети и подростки плотно обступили крыльцо дома невесты. При подходе жениха с дружками дети стали наперебой требовать подарков.
– Ах вы, маленькие закарыги, – улыбаясь, пригрозил пальцем детям Пэлла.
– Ишь ты, сладенького им подавай, – ухмыльнулся Куски.
До дома невесты, где она жила вместе с сыном, было недалеко, и вскоре вся процессия подошла к ее воротам. На воротах висели разноцветные лоскутки, но сами ворота были заперты.
– Вот те раз, – хлопнул в ладоши Пэлла, – кажется, нас не ждут.
– А дайте-ка, я им стукну, – с улыбкой на лице предложил Куски.
С этими словами он подошел к воротам и трижды коснулся их ольховой веткой.
– Эй, невеста, отворяй ворота, прячь утиную душу, доставай кукушечью, – веселился Куски у ворот, продолжая постукивать по ним ольховой веткой.
Все бывшие с женихом дружки весело засмеялись.
– Долой утку, подавай кукушку!
Баар склонился к уху Юски.
– Я ничего не понимаю, какие утки, какие кукушки?
– Пока женщина не замужем – это душа утки, а после того уже кукушка, – улыбаясь, объяснил вепс.
– Ага, понятно…
Только теперь Баар припомнил, что имела в виду Коди, когда говорила, что утка вновь должна стать кукушкой.
– Ах, вот оно в чем дело…
* * *
Улла в этот день была необычайно хороша. На ней красовалось светло-синее платье, расшитое причудливыми узорами. Накидка поверх платья была оторочена ярко-рыжим мехом лисицы. Ее волосы под обручем были аккуратно убраны в тугую косу, а с обруча свисали два небольших височных кольца.
Баар при виде своей невесты, которая выходила из дома в окружении подружек, даже слегка присвистнул.
– Ого!
На что Юски толкнул его в плечо и игриво подмигнул, – мол, смотри, какая девка! А глава рода смотрел, смотрел… и не мог отвести от нее взгляда. Казалось, происходящего вокруг он и не замечал. Подружки невесты по обычаю вступили в словесную, шутливую перепалку с дружками жениха. Потом последовал обмен подарками. Ему поднесли браги, он, не глядя, махнул разом половину емкости, утер усы. Его подтолкнули под локоть, кажется, это были Пэлла или Куски. Он протянул братину своей невесте. Улла едва коснулась хмельного напитка, чуть намочив губы. Тут же вновь заиграла музыка, и девки затянули какую-то веселую песню, слов которой он не знал. Его подтолкнули еще раз, и он протянул руку невесте. Баар качнул головой, словно хотел сбросить накатившее наваждение или проверить, взаправду ли все это происходит с ним или это сказочный сон. Сказочный принц нашел сказочную принцессу и теперь обязан жениться, таков закон жанра…
Весь путь до священной рощи медвежьего рода пара прошагала, крепко держась за руки. Вокруг них скакали дети, радовались и горланили какие-то прибаутки, которые отзывались в памяти Баара не иначе, как «тили-тили-тесто, жених да невеста». Куски и Пэлла шествовали рядом и время от времени отгоняли подзатыльниками самых шумных и озорных ребят, чтобы особенно не лезли под ноги главе рода.
В Хидене, на пороге священного дома их встретил нойда Капс с неизменным посохом в руках. Все остановились, замерли. Стихла музыка и ребячий хохот.
– Пойдем, – шепнула Улла на ухо жениху, – пойдем…
Баар смело шагнул навстречу шаману, увлекая за собой невесту. Когда они вышли вперед, отделившись от гостей, нойда трижды стукнул своим посохом.
– Баар, сын Конди, и ты, Улла, дочь Рутыня, идите за мной.
Капс медленно повернулся и первым вошел в дом. Следом за ним последовали и молодые. Гости, оставшиеся на улице, тихо расселись около дома на заранее приготовленные скамейки. Мужики быстро организовали свой круг, наполнили братину и стали коротать наступившее в свадебном веселье затишье. Переговаривались вполголоса, дабы не мешать священному таинству, происходившему в доме нойды. Женщины собрали детей и, под присмотром старшего отрока, отослали всех обратно в Каргийоки – нечего под ногами крутиться.
Братина сделала всего четыре круга, когда из дома величественно вышел нойда Капс.
– Люди! Слушайте! Люди медвежьего рода – радуйтесь! Юмал скрепил руки Баара и Уллы! Он принял их требу![26]
Люди разом повскакивали.
– Хвала Юмалу!
– Баар!
– Улла!
– Хвала Юмалу!
– Баар… Улла…
– Ог-го-о-о…
Вверх полетели лохматые шапки, нестройно, но весело заиграла музыка, кто-то из женщин едва слышно всхлипнул сквозь слезы радости.
– Баар!
– Улла!
Под призывные крики гостей новобрачные вы-шли из дома и предстали перед людьми. Вепсы ликовали так, что перепугали всех птиц в округе. Птахи, вспорхнувшие с насиженно-нагретых мест, огласили Хиден переливчатым щебетом и трелями, невольно присоединившись к всеобщему ликованию.
– Хвала Юмалу!!!
– Хвала Юмалу!!
– Хвала…
– О-о-о!
– У-у-у!
Глава восьмая Круги на воде
Настойчивость одних разбивается об упрямство других.
Было еще темно, когда он проснулся после свадебной ночи. Баар потихоньку выскользнул из-под одеяла, тихонько, чтобы не разбудить жену и ребенка, оделся и вышел за дверь.
Утренний морозный воздух приятно освежил и прогнал отголоски хмеля. Он огляделся. Жители Каргийоки, шумно отметившие свадьбу главы рода, мирно спали в своих домах. Баар протяжно зевнул, надвинул поглубже шапку и направился к дому Юски, с которым они еще загодя условились отправиться в Хиден…
Капса они застали в большом овальном доме. Нойда сидел у очага, зябко протянув ноги к огню.
– Знаю, с чем пришел, – первым нарушил тишину нойда, как только они переступили порог, – про друга решил узнать.
– Да, – ответил Баар, приближаясь, – хочу знать, жив он или…
Капс не дал ему договорить:
– Петуха несите.
– Петуха? Зачем петуха?
– Гадать будем, – спокойно ответствовал Капс, – вон, у Юски молоденький петушок есть, как раз сойдет. Ну, давай, живо!
– Меня же жена самого съест за петуха-то…
– Ничего не съест. Он у тебя больно горластый. Каждый раз, как я прохожу мимо твоего дома, Юски, твой петух так и норовит горло драть. Несите петуха, – настойчиво повторил нойда.
Они оба повернулись к двери, чтобы уйти.
– Пусть Юски сходит один, а ты, Баар, останься.
Когда Юски вышел, нойда жестом пригласил Баара сесть возле него. Глава рода подошел, сел на короткую лавку, что стояла справа от шамана.
– Что тебя тревожит, юный Баар? – спросил нойда. – Смерть или отсутствие смерти?
– Тревожит незнание, – ответил глава рода, – если есть хоть малейший шанс узнать правду, я хочу его использовать.
– Станет ли тебе легче от правды?
– Лучше горькая правда, чем сладкая ложь, так говорят в народе…
– Говорят, – согласился Капс, – а еще говорят, что с правдой рушатся надежды.
– Ну не знаю, как насчет надежд, – честно признался Баар, – но что касается меня, то больше мила правда. Так что если можешь помочь, то не откажи, помоги. Если тебе нужны хоть все петухи Каргийоки, возьми всех, только скажи, что с Вадимом.
Нойда пристально посмотрел прямо в глаза Баару.
– Хорошо. Я попробую помочь тебе узнать правду, и петухи тут совсем не нужны.
– Так как же, – изумился глава рода.
– Я специально отослал Юски, чтобы он не мешал, – спокойно отвечал шаман, – так надо. И потом, гадают только глупые девки да бабы…
– А мы что будем делать?
– Смотреть сквозь туман жизни, и да помогут нам боги и духи предков…
Нойда прикрыл глаза, глубоко вздохнул, а Баар приготовился выслушать длинную череду заклинаний, призывающих духов. Но ничего этого глава рода так и не дождался. Капс сидел неподвижно, подолгу задерживая дыхание. Затем он что-то прошептал себе под нос, резко вскочил и дунул на пламя очага. Огонь встрепенулся, и Баару даже показалось, что языки пламени поднялись выше, со всех сторон обхватив тлеющее с краю полено. Несколько снопов искр метнулись в сторону один за другим, а через секунду огонь внезапно спал и стал быстро угасать. И вот пламя спряталось, словно из-под земли его втянула большая труба. Поленья, однако, продолжали дымить, а оставшиеся угли лениво тлели. В наступившей темноте раздался голос нойды.
– Я не вижу твоего друга, – спокойно сказал он, опускаясь на прежнее место, – не вижу ни среди мертвых, ни среди живых.
Баар опешил.
– Как это так?
– Не знаю, – честно ответил Капс. – Я всегда могу отличить умершего от живого, но с твоим другом что-то непонятное…
– Что же это, нойда? – теряя надежду, спросил глава рода.
– Может быть, твой друг не подвластен нашим богам, а может…
– Что?
– Может, что-то… или кто-то заслоняет его, не дает мне заглянуть за черту видимого…
«Началось, – подумал Баар, – опять эти шаманские штучки… что-то, кто-то…»
– Я не знаю, – еще раз признался нойда, – ни среди мертвых, ни среди живых.
Баар потер начинающие слезиться от дыма глаза.
– Как же такое может быть? – спросил он. – Не понимаю.
– Боги и духи не всегда открывают нам желаемое, – задумчиво изрек шаман, – но я могу то же самое сказать и про твоего второго друга.
Баар встрепенулся.
– Про Сигурда?
– Да, про того варяга, что прибыл вместе с вами.
– И что с ним?
– Я попытался заглянуть и в его судьбу…
– Зачем, ведь я не просил, – перебил его глава рода.
– Вы прибыли вместе, и значит, ваши судьбы могут быть вплетены в один узор, – загадочно ответствовал нойда, – и не удивляйся, это так и есть. Этого не изменить. Вы связаны.
– И что же с Сигурдом?
– То же, что и с Вадимом… ни среди мертвых, ни среди живых…
– Ну етить, это уже перебор, – в сердцах произнес Баар по-москальски.
– Что ты сказал? – удивился Капс.
– Ничего, – отмахнулся глава рода, – значит, и с Сигурдом ничего не ясно?
– Время – великий дар богов. Оно расходится по нашим жизням огромными кругами, – философски изрек шаман, – кто-то не переплывет эту реку и, запутавшись, пойдет ко дну, а кто-то в силах преодолеть даже непреодолимое…
Баар почесал у виска.
– И все же это очень странно.
– Ты забыл, Баар, еще одно.
– И что же?
– Тебя лишили родового амулета.
– Ах да, – Баар раздосадованно хлопнул себя по коленям, – это очень обидная потеря…
– Есть вещи, которые значат даже больше, чем ты способен понять, и лишь боги откроют тебе глаза.
– Окружили вы меня загадками, – непонимающе вздохнул глава рода.
– Я сказал тебе все, что знаю… и помни, прежде чем решиться на что-то, ты обязан вернуть себе амулет.
– Что, так все плохо?
Шаман опустил голову и заговорщицки произнес:
– Без солнца не будет жизни. Амулет – это солн-це нашего рода. Без него род наш обречен. Еще ни разу за все поколения наших прапрапрапрадедов не случалось такого… Никогда амулет не покидал наши пределы и рук главы рода.
«Ну вот, началось, – обреченно подумал Баар, – мы все умрем…»
Капс резко вскинул голову и уставился на него немигающим взглядом.
– Ты должен вернуть амулет!
– Хорошо, – успокаивающе поднял ладонь Баар, – хорошо, я найду амулет, если это действительно так важно.
– Я все сказал, – устало вымолвил нойда. – Больше я не могу ничем тебе помочь, сын Конди.
* * *
«Ну что же они оба, в воздухе зависли, что ли? – размышлял Павел, выходя из Хидена. – Что за бред? Ни среди мертвых, ни среди живых…» Все это было крайне туманно и путанно для человека двадцать первого века. Никакой физики, одни спиритические, пространные речи. Павел силился понять хоть какую-то закономерность во всем сказанном шаманом. Ему нужна была какая-то зацепка. А может, именно потому, что они прибыли из другого времени, нойда и не может разглядеть их судьбы? Что, если пелена времени не дает ему ничего увидеть и понять? И тогда получается, что все эти духи и местные боги не властны над ними, не имеют никакой силы. Значит, может ошибиться любой шаман, но… стоп! А как же Коди? Вернее Елена Константиновна, прожившая больше полувека в этом прошлом-настоящем под именем Коди. Она-то знала, что они есть, знала, что они пришли… попали в это время. Ну конечно, она ведь тоже из их временного пространства, их современница, можно и так сказать. Вот она-то и могла их чувствовать. Но, увы, она уже не поможет. Павел знал на все сто, что Елена Константиновна погибла, умерла и зарыта на берегах Съяси.
И еще пропажа амулета. Черт, как не вовремя. Поди-ка ищи-свищи этого Бокула Шибайло, чтоб его муравьи загрызли, чтоб ему дерево на башку упало, чтоб у него уши склеились, чтоб у него зубы выпали…
– Баар? – удивился Юски, увидев главу рода на тропе, ведущей из священной рощи в поселок.
– Что?
– Капс не стал тебе гадать?
– Нет, все хорошо, Юски, он уже погадал, – рассеянно ответил Баар.
– Как? А зачем же я за петухом бегал? – вепс повел рукой, и молодой петушок жалобно крякнул у него под мышкой.
– А давай-ка мы его сварим, – ни с того ни с сего предложил глава рода, – что-то супца охота…
– Сварим-сварим, – пообещал Юски, – ты только скажи, что тебе нойда нагадал.
– Туманно все как-то, ни то ни се…
– Ну?
– Говорит, что нет их ни среди мертвых, ни среди живых.
– Да кого их-то? Ты толком-то скажи. – Петух от резкого движения вепса вновь издал сдавленный возглас.
– Вадима и Сигурда, – ответил Баар, продолжая думать о чем-то своем.
Юски, видя подавленное состояние главы рода, подошел вплотную и положил ему руку на плечо.
– Баар, – позвал он, тормоша его за плечо, – Баар…
– Да все хорошо, Юски, со мной все хорошо.
– И что же ты теперь надумал делать?
– Амулет надо вернуть.
– Вот это верно, – твердо поддержал главу рода Юски, – люди еще не знают про пропажу, а узнают, вою будет о-го-го… особенно от баб. Так что, пока не прознали, надо найти! И вернуть!
Баар, казалось, пропустил эту пылкую тираду мимо ушей.
– Ну где-то они должны все же быть…
– Ага, – хмыкнул вепс, видя, что мысли Баара где-то блуждают, – ни среди мертвых, ни среди живых. Я тебе про амулет говорю, это важнее…
– Будем искать, – перебив его, твердо заявил глава рода.
– Кого?
– Обоих! Заодно и амулет мой вернем.
– Где искать-то? Среди мертвых или среди живых?
– И там, и там!
– Что? – не поверил своим ушам вепс.
– Все! – решительно отрезал приемный сын Конди.
Глава девятая Шаг в неизвестность
Дорогу осилит идущий.
– Может, все же, не пойдешь, – после длительной паузы вновь принялась уговаривать мужа Улла, – не ходи. Дождешься весны, так лучше. Ну куда ты, в зиму глядючи?!
Баар собирался молча, не обращая внимания на причитания жены. Лишь изредка вставлял всего одно слово:
– Надо.
Ну да, понятно, дело бабье, поноет да перестанет – будет ждать. Оно конечно, только свадьбу сыграли, сейчас бы жить да жить в теплой избе, с женой… Ух! Но нельзя!
Глава медвежьего рода твердо решил для себя – надо идти. Ни жена и никто из жителей Каргийоки не знали о пропаже родового амулета. Незачем людей раньше времени пугать, а то ведь начнется – ой, худо, ой, лихо… паника и все такое, а то и еще того хуже – мы все умрем!
Но идти надо было, ведь черт его знает, куда, в какие края подастся шайка Бокула Шибайло вместе с амулетом. И так времени прошло предостаточно. Потом поди, ищи-свищи ветра в поле… А что зима на носу, так это не беда. На лыжах вполне удобно, да еще в такой компании…
Юски, посвященный в тайну пропажи золотого амулета, без разговоров собрался вместе с ним, хотя для приличия тоже помянул неприятности погоды. Айникке зажарила мужу в дорогу их горластого петуха.
– И не жаль? – спросил Юски, глядя ей в глаза.
– Ай, надоел, проклятый, – отшутилась она сквозь слезы.
А вот деды Пэлла и Куски, те прямо рады-радешеньки были приглашению Баара прогуляться по снегам. Они чуть было не выпрыгнули из штанов, узнав, что могут на месячишко-другой оставить своих старух.
– Ух, погуляем, – весело причмокнул Куски.
– Сказывают, под Новгородом девки по селам больно хороши, – в тон ему поддакнул Пэлла и озорно подмигнул.
– Я вам погуляю, пни старые, – взорвалась жена одного.
– Ишь чего удумали, бесстыжие, – вторила жена другого.
Но старики дружно собрались и были таковы.
– Что мы баб слушать будем, что ли? – горделиво высказался Куски.
– А то… – вскинул голову Пэлла.
Троица вепсов переминалась в ожидании у крыльца дома главы рода, а Баар все медлил. Ему было по– человечески жаль Уллу и хотелось напоследок найти правильные слова, которые именно сейчас не особенно-то шли в голову.
– Может, все же… – вновь начала Улла, но в этот раз Павел решительно оборвал ее взглядом. Жена потупила взор, села на скамью и сложила руки на коленях.
– Да я вернусь скоро… я постараюсь… – сказал он ей в утешение.
Павел подошел к ней, притянул за плечи.
– Не убивайся ты так… Я скоро… За Вадимом и обратно, – пытаясь выдавить из себя улыбку, закончил Павел.
* * *
– Куда пойдем? – спросил Юски, когда Каргийоки остался позади.
– А куда мог податься Шибайло? – вопросом на вопрос ответил глава рода.
– О-о-о, – протянул вепс, – это ты спросил… да куда угодно…
– Нет, – ответил Баар, – я думаю, ему поближе к людям держаться надо, они же разбоем промышляют, так?
– Ну?
– Да и Порки им серебра за меня отсыпал, а что с ним в лесах делать? Думаю, пойдут они поближе к Новгороду, а то и прямо в сам город.
– Так их там наверняка каждая собака знает, – резонно заметил Юски.
– Они ребята изворотливые, чего-нибудь придумают, – не менее резонно высказался глава рода, – и потом, им ведь серебро ляжку жжет.
Баар тут же поделился своими соображениями со всеми членами группы. Старые опытные вепсы в один голос поддержали идею идти в сторону Новгорода.
– И еще, – Баар многозначительно поднял вверх указательный палец, – если Вадим жив, а я верю, что жив, то он обязательно должен быть в Новгороде.
Приняв окончательное решение, все двинулись дальше.
– Только вы нас, охотники, стороной от борга варяжского проведите, – попросил Баар, – ни к чему нам эти встречи.
Вепсы согласно закивали, мол, понятно, сделаем!
Павел морально был готов, что зимние переходы, ночевки в лесу, все это будет не так просто. Особенно для него, человека из другого века, привыкшего проводить все свободное время за компьютером. И хотя он пробыл в этом измерении уже три месяца, еще не все давалось ему легко… но и многое он уже успел понять, осмыслить и даже приспособиться. Человек существо живучее и, как ни крути, способное к адаптации. А что трудности по сравнению с целью… с главной целью. И что может быть страшнее потери друга? Особенно когда этот друг пришел вместе с тобой из той, теперь уже далекой и почти недостижимой другой жизни. Мрак… толща веков… миллионы и миллионы судеб… Какие-то призрачные мечты… и даже родители… и еще много, ох, иного чего…
Павел шел вслед за Юски и думал обо всем и сразу. От такого количества мыслей в голове сварился какой-то странный сумбурный кисель из воспоминаний и реальности.
– Юски, – наконец сбросив с себя этот туман, окликнул он вепса, – а сколько мы с тобой шагали от борга домой?
– Ты что, забыл? – улыбнувшись краем губ, спросил Юски. – Шесть дней.
– Аааа, – протяжно изрек глава рода, – ну да, ну да… где-то так…
Шли до полных сумерек, пока окружавший их лес не превратился в одну сплошную темную стену.
– Давай тут остановимся, – предложил Баар, узрев прямо перед собой раскидистую ель.
Ель и правда была хороша, низко свисающие пушистые ветви могли, как добрый шалаш, укрыть путников.
– А что, можно и тут, – произнес Куски, первым сворачивая на выбранное место ночевки.
– Ага, – поддержал его Пэлла, на ходу скидывая мешок.
Павел видел, что старики устали, хотя и держались, не подавая виду. Признаться откровенно, он и сам изрядно притомился. Никогда раньше он не проделывал столь длинный путь на лыжах. Скинув свой мешок, глава рода извлек из него две овечьи шкуры, бросил прямо на снег и устало опустился на них.
Старики принялись разводить костер, а Юски тем временем ловко наломал поблизости еловых веток и решительно изрек:
– Вставай, Баар.
Баар поднялся, и вепс заботливо, по-отцовски разложил на снегу подстилку из хвои, водрузив поверх овечьи шкуры.
– Вот теперь порядок, – довольно сказал Юски, – садись.
– Благодарю.
Глава рода последовал предложению и сел. На подстилке и впрямь оказалось лучше. Он несколько минут наблюдал, как высеченные искры, усердно раздутые Пэллой, охватили сначала сухой мох, а затем перекинулись на ветки. И вскоре веселый костерок потрескивал, согревая путников. Баар протянул ноги поближе к огню и не заметил, как уснул.
* * *
Маленький отряд уже четвертые сутки без приключений продвигался к намеченной цели. Павел привык к зимним ночевкам, полностью приспособился и к лыжам. Особенно ему нравилось съезжать с пригорков вниз. А на пути их попадалось немало. И если поначалу он, неуклюже расставив ноги, почти всегда падал, то теперь, после того как старики, совершенно не соблюдая субординацию, сделали ему научную выволочку, он заметно поднаторел в лыжном искусстве. Ну и конечно, главное, это была практика! Ну куда без нее?
– Здесь где-то должна быть Пяхтороя, – задумчиво изрек Пэлла, оглядывая с возвышенности окрестности.
– Что? – подкатываясь ближе, спросил Баар.
– Пяхтороя, – ответил за друга Куски, – здесь живет соседний род.
Глава рода покрутил головой. С холма начиналось поле, за ним опять лес. Слева вроде речушка или…
– Да нет, это точно река, – уверенно кивнул Пэлла, – спустимся к ней и придем прямо в Пяхторою.
– А чего это, Юски, когда мы с тобой возвращались, не заходили в эту Пяхторою?
– Так, Баар, это же к югу от нас…
– Ну-ну, хорошо, я понял. Так чего встали? Айда в этот Пяхторой!
Вепсы один за другим скатились с холма.
– Кстати, а что у них за род? – полюбопытствовал Баар.
– Род лося, – ответил Юски.
– Понятно, – коротко ответил юноша, не особенно желая вдаваться в подробности вепсского тотемного мироустройства.
Нет, конечно, он знал, что все роды имеют свое тотемное животное. Каждый род ведет свою историю от представителей местной фауны. Понятное дело, что в прародители выбирались только разумные, так сказать, «престижные» твари земные…
Чем плохо звучит их род – медвежий род. От нойды Капса он слышал, что есть далеко на севере олений род и род совы. И никогда ни от кого он не слышал, что где-то существует род болотной лягушки или земляного червя. «Разборчивы эти вепсы», – подумалось Павлу. Впрочем, сейчас было не до размышлений на эту философскую тему…
Быстро достигнув реки, отряд вслед за Пэллой повернул влево, вдоль берега. Идти оказалось совсем недалеко. Вскоре потянуло печным дымком… нет, даже не дымком, а гарью, и уже за следующим изгибом реки они увидели Пяхторой.
Вернее то, что от него осталось. Избы и дворы, а также все прочие строения и сооружения вепсского поселения были превращены в пепел. Их изумленным взорам открылись причудливые нагромождения обугленных бревен из раскатившихся срубов. Не веря в произошедшее, маленький отряд Баара проходил мимо обгорелых трупов. В нос ударил тошнотворный запах горелого человеческого мяса. Первым не выдержал Павел, когда увидел придавленное балкой крохотное тельце. Его ноги подкосились, и он обязательно бы упал, если бы не вовремя подоспевший Юски. Глава рода рухнул в его объ-ятия, перегнулся через обхватившие его руки, и его стошнило.
Сознание заволокло плотной пеленой, а внутренности вздрагивали, как вскипевший вулкан. Сотни, нет, тысячи раз он встречал нечто подобное на просторах интернета. Картинки из горячих точек планеты. Окровавленные трупы, сожженные поселения и кровь, кровь, кровь… И всегда он задавал себе один-единственный вопрос – кому все это нужно? Кто те обезумевшие маньяки, которые с таким наслаждением выкладывают это на всеобщее обозрение. И ведь смотрят, обсуждают, наслаждаются… Безумный мир… безумный!
Но сейчас это был не интернет и не быстро сменяющиеся телевизионные кадры, сейчас это было как никогда реально и страшно.
– О боги… – сдавленно выдавил Пэлла, и нервы старика не выдержали.
Вепс опустился на колени перед растерзанной женщиной и зарыдал. Разодранная в клочья одежда обнажала искалеченное тело. Несчастную изнасиловали, а затем перерезали горло и вспороли живот.
– Да что же тут произошло?! – в сердцах произнес Куски, в бешенстве оглядываясь по сторонам.
Но куда бы ни упал его взор, везде были трупы и пепел, который, подхваченный ветром, кружил над селением и, словно грязными листьями, устилал землю. Истоптанный и почерневший снег между до-мами почти полностью растаял от жара пламени, бушевавшего здесь совсем недавно. Образовавшиеся лужицы с хлопьями гари и пепла едва начали затягиваться тонким ледком.
– Совсем недавно… – через силу озвучил Юски всеобщее опасение.
– Похоже на то, – согласился с ним Баар.
Глава рода, опустошив желудок и утерев рот, стоял, покачиваясь, рядом с Юски.
– Вот бы еще знать… кто это устроил?
Он получил ответ на свой вопрос так стремительно, что вепсы даже не успели окончательно прийти в себя. Справа, от леса донесся пронзительный визг и дикие гортанные выкрики, спугнувшие с веток жадное до падали воронье. Воины медвежьего рода обернулись на крик и узрели, как на краю дотла выгоревшего селения трое в лохматых одеждах, соревнуясь друг с другом в скорости, пытаются догнать девушку.
– О Юмал, – выдавил Пэлла.
– Меря, – стиснув зубы, процедил Юски.
– Что? – переспросил Баар, но ему никто не ответил.
Первым пришел в себя Куски. Он вскинул лук, быстро наложил стрелу, и тетива, хищно звякнув, выплюнула смерть. Первая стрела еще не достигла цели, а Куски уже прилаживал вторую. Бежавший последним дернулся, пробежал по инерции еще пару шагов и рухнул в снег. Тут же, придя в себя, и Юски поднял свой лук. Два жала почти одновременно сорвались с поводка и устремились к цели. Оба преследователя пали, сраженные точными выстрелами. А беглянка, не оборачиваясь, неслась прочь от уже не существующей угрозы.
Баар вихрем сорвался с места. Он видел, что девушка, обезумев, заворачивает к реке, и рванул наперерез. Он бежал, как еще никогда не бегал….
Он почти настиг ее, но она, увидев его и заверещав пуще прежнего, дернулась в сторону, резко изменив направление. Еще с десяток метров глава вепс-кого рода несся за ней, словно это он, убегая, спасает свою жизнь. Наконец он настиг ее, сумел дотянуться рукой до платья и ухватить.
– Да стой же ты!
Потеряв равновесие, беглянка завалилась вперед, увлекая за собой Баара.
– Стой же…
Он неловко упал, придавив ее своим телом.
– Не бойся, – сплевывая набившийся в рот снег, сказал он.
Она завизжала так, словно это был конец ее жизни.
– Да не бойся ты, – повторил Баар, продолжая удерживать беглянку.
Девушка, что было сил, дернулась, пытаясь вновь обрести свободу, но глава рода не дал ей такой возможности.
– Тррр… тормози… стой… да стой же.
– Аааааа, – горланила она и извивалась как змея.
– Мы свои, мы бепся… Да успокойся же ты наконец… Ты смотри, какая шустрая!
Ничего не помогало. Она чудом высвободила руки и принялась размахивать ими, как ветряная мельница. Ее девичьи кулаки, с силой, помноженной на неимоверное желание жить, так яростно колотили Баара, что удары даже через толстую одежду были весьма чувствительными.
– Я бепся…
«Нет, один я с этой обезумевшей от горя беглянкой не справлюсь», – только успел подумать он, как услышал над собой голос Куски:
Ты, моя лебедушка, лети, Расскажи моей милой земле, Что теперь я в далеком краю Без тебя умирать не хочу…О чудо! Девушка уняла прыть своих кулаков. А Пэлла стал подпевать другу:
Ты, моя лебедушка, лети, Расскажи про меня родне, Как остался лежать на земле Твой потерянный сын…Девушка, разобрав слова, вовсе прекратила борьбу. Баар ослабил хватку и обернулся. Теперь рядом стоял и Юски, и вепсы на три голоса дружно закончили песню:
Улетай, лебедушка, скорей, Принесешь ты ответ. Улетай, лебедушка, скорей, Ждут меня или уж нет?!– Ну-у, это вы здорово придумали, – похвалил их глава рода, поднимаясь и отряхивая с колен снег.
– Вставай, не бойся, – подал девушке руку Юски.
Ее большие светлые глаза, еще полные слез от пережитого ужаса, уставились на вепса. Она склонила голову набок и оглядела Юски с головы до ног. Казалось, она, изучая его, сравнивала, а действительно ли он не похож на тех, кто гнался за ней. Затем она, не менее внимательно, изучила всех присутствующих. Наконец незнакомка, видимо, приняла окончательное решение и робко протянула руку.
– Как тебя звать-величать? – подняв ее, спросил Юски.
– Ирта, – едва слышно произнесла девушка.
– Как? – не расслышал Баар.
– Ирта, – чуть громче повторила девушка.
– А-а, – глава медвежьего рода только теперь смог как следует разглядеть беглянку.
Назвать ее девушкой, наверное, было все же преждевременно. На вид ей было не больше двенадцати лет, совсем еще девчушка, ребенок. Страшно подумать, что собирались сделать с ней эти три гнавшихся за ней урода.
– Ирта, мы бепся, – как можно спокойнее начал Баар, – расскажи, что тут у вас…
– Они вернутся! – пискнула девчушка. – Их много… Они убили всех…
– Да кто они?
– Меря!
При упоминании этого страшного имени вепсы тревожно переглянулись.
– Мне, может, кто-нибудь объяснит, что тут происходит? Кто такие эти ваши меря?
Юски посмотрел на него с таким укоризненным видом, мол, стыдно не знать таких вещей.
– Меря – это заклятые враги всех бепся, – первым пустился в объяснения Куски. – Уже больше двух десятков лет они не появлялись на этих землях…
– Они живут там, далеко на западе, – вставил Пэлла, – а вот теперь опять пришли.
Баар покосился на спасенную беглянку, а та с каждым словом вепсов вжимала голову в плечи и дико озиралась по сторонам.
– Наши роды враждуют с далеких времен, – уточнил Юски, – еще мой дед рассказывал, что меря самый сильный враг из всех, они беспощадны…
– Я понял-понял, – замахал руками глава рода. – Я спрашиваю, кто они такие – словене, варяги, кто?
– Они меря! – в один голос ответили вепсы.
– У-у-у, – прорычал Баар. – На каком языке-то хоть говорят.
– У них свой язык, но некоторые слова очень похожи на бепся.
«Так-так, – про себя подумал Павел, припоминая что-то из истории Отечества, – меря, похоже, тоже из серии финно-угров, значит, тут что-то типа междоусобицы…»
– Гражданская война, – вырвалось у него по-москальски.
– Что? – сморщился Куски.
– Понятно, говорю. У вас… то есть у нас с ними вражда.
– Лютая, – подтвердил Пэлла.
* * *
Не успел Павел толком понять, что к чему в этом хитросплетении взаимных враждебных настроений, как из леса нестройными рядами вывалила многочисленная ватага этих самых меря. Первым их приметил зоркий Юски.
– Меря! – воскликнул он и указал в их сторону рукой.
Незваные гости, по-видимому, были не менее зоркими, чем Юски. Они тут же узрели маленький отряд вепсов и с дикими воплями устремились в атаку.
– Бежим! – отдал короткий, но действенный приказ Баар.
Весь отряд рванул с места вперед. Однако эта затея провалилась всего через пару сотен метров. Они не успели встать на лыжи, да и не могли этого сделать. Спасенная ими девчонка не имела бы ни малейших шансов. Впрочем, они тоже. Куски и Пэлла выдохлись. Не по годам им уже было бегать, соревнуясь в скорости с молодыми.
– Уходите в лес, – задыхаясь, прокричал Куски.
– Мы их задержим, – поддержал соседа Пэлла.
Баар замер, теряя драгоценное время, а расстояние до преследователей угрожающе сокращалось.
– А вы? – спросил он.
– На лыжи, – указал им Куски, вынимая из колчана стрелу, – на лыжи и уходите.
– Баар! – проорал Пэлла, и тоже потянулся за стрелой. – Уходите!
– Я не могу вас тут бросить! Это верная смерть!
– Юски! – взмолился старый охотник.
Юски все понял. Он быстро надел лыжи и потянул Баара за собой. Тем временем Пэлла отдал свои лыжи Ирте.
– Умеешь? – с надеждой спросил он.
Девчонка кивнула.
– Надевай скорее.
А Куски уже натягивал тетиву. Расстояние сократилось до полета стрелы. Воины меря приближались с улюлюканьем и воем.
– Я вас никогда не забуду, – пообещал Баар, чувствуя, как к горлу подступил комок.
Юски резким толчком прервал этот сентиментальный момент. Баар нацепил лыжи, и они оставили стариков прикрывать отход. Отъезжая, они слышали, как щелкнули на морозе тетивы – первые стрелы понеслись навстречу врагу.
Они бежали не оборачиваясь, интенсивно отталкиваясь руками, будто и вправду работали палками. Баар позволил себе кинуть взгляд за плечо, только когда спасительный лес был рядом – и чуть не за-кричал от бессилия: тела двух вепсов уже лежали на снегу, а с десяток врагов глумились над ними. Они подпрыгивали и скакали вокруг поверженных стариков, словно зайцы, усердно тыча копьями в уже бездыханные тела. Приметил Баар и несколько вражеских тел, лежащих на некотором расстоянии от вепсов – видимо, старики успели-таки прихватить с собой на тот свет с полдюжины этих лохматых меря.
Но что больше всего огорчило главу вепсов, так это то, что за ними по пятам следовало не менее двух десятков воинов. Похоже, эти решили не тратить время напрасно, а просто обошли вепсских стрелков немного стороной.
– Давай, – окликнул его Юски, заметив, что Баар слишком увлекся созерцанием погони и немного сбавил темп.
Они влетели под своды сосен, и Юски, шедший впереди, резко изменив направление движения, увлек весь отряд за собой. Сосновый бор был редок, что позволило им практически не сбавлять скорости. Они ловко маневрировали между деревьями, не сбиваясь с общего темпа. Голоса позади мало-помалу пропадали, а еще через сотню метров совершенно растворились в сосняке. То ли им действительно удалось оторваться, то ли эти кровожадные твари прекратили преследование.
Однако расслабляться было рано. Кто его знает, как далеко способны зайти воины меря, в надежде отомстить за пострелянных вепсами товарищей.
Но счастье погони изменчиво, как для одной, так и для другой стороны. Неожиданно для беглецов бор закончился, они проскочили кустарники и оказались перед рекой, чуть с разгону не угодив в ледяную воду. Река еще не покрылась льдом, так что преодолевать ее вброд было бы безумием. Юски, по-прежнему возглавлявший отряд, мгновенно сориентировался. Он круто развернулся и стал забирать влево, вдоль берега. Опять пришлось прорываться сквозь кусты, а когда они наконец выскочили на открытое пространство, то навстречу им полетели стрелы…
Резко затормозив, они увидели в полусотне метров от себя с десяток воинов в лохматых одеждах. Меря метнули стрелы, но, кажется, мимо…
Хотя нет. Ирта ойкнула и, всплеснув руками, лицом зарылась в снег. Баар услышал легкий хруст ломающего древка стрелы под тяжестью упавшего тела. Он хотел было развернуться и кинуться назад к кустам, как еще одна стрела нашла свою цель. Юски заскрежетал зубами и согнулся. Стрела угодила ему в ногу. «Это конец», – молнией сверкнула мысль, и Баар застыл как вкопанный.
На удивление меря больше не стреляли, видимо удовлетворившись результатами первого залпа.
– Уходи, – махнул рукой Юски, пытаясь вытащить наконечник, – уходи…
Глава рода высвободил ноги из лыж и подошел к вепсу.
– Нет, Юски, я не уйду.
– Уходи… они убьют тебя.
– Нет, Юски, помирать будем вместе, – решительно произнес Баар.
Враги приближались медленно, не спеша, как будто были уверены, что добыча никуда не денется. Юски же так и не смог извлечь наконечник, он обломал древко стрелы и вытащил меч. Баар, подперев раненого товарища плечом, тоже обнажил оружие. Так они и стояли, плечом к плечу, поджидая врагов.
– Если узнают дома… – покачал головой Юски.
– Знаю, – не отрывая глаз от приближающихся меря, ответил глава рода.
Их плавно взяли в кольцо. Теперь, с близкого расстояния Баар смог получше разглядеть этих пресловутых меря. Почти все как один одеты в волчьи шкуры и мохнатые шапки. У самых «модных» головными уборами служат волчьи морды. Вооружены основательно: луки, щиты, короткие копья, массивные дубины и… Павла поразили их мечи, если это оружие вообще можно было назвать мечами. Нет, скорее это были огромные, слегка спрямленные серпы, вот только они были костяными. Впрочем, Баар разглядел и костяные наконечники их копий, которые были длиной в две ладони и имели зазубрины по обеим сторонам лезвия.
Один из воинов в клыкастой морде на голове вышел вперед и, потрясая копьем, что-то прорычал. Глава медвежьего рода из всего понял только одно слово – смерть! Но отвечать вепсы не стали.
– Сдавайтесь, или смерть! – более понятно сказал меря с явным акцентом.
– Ага, щас, – не выдержал Баар и покрепче сжал рукоять меча.
Воин перевел копье в боевое положение, его сородичи последовали его примеру. В следующую секунду несколько вражеских копий одновременно рванули вперед.
– Эх, – глубоко вдохнул Баар, – врагу не сдается наш гордый варяг!
Вепсы вскинули мечи, и два костяных наконечника не выдержали укусов каленого металла…
Глава десятая Меря
Безумец ищет славы,
А я ее уж потерял…
Он понял, что жив, когда снег стал обильно падать на лицо. Павел разлепил глаза. Хмурое небо, плотно обложенное низкими тучами, низвергало на землю тонны кружащихся пушинок. Снег шел густо, устилая все вокруг. От резкого толчка спину прошила дикая боль. Юноша до скрежета сжал зубы, но не проронил ни звука. Повернув голову набок, Павел увидел сначала кусты, а потом и деревья. Они в лесу. Хруст снега под ногами, вокруг люди, их много. Они идут пешком, а он едет, вернее его везут или тащат. Его тело находилось практически горизонтально, и он спиной ощущал холод земли. Нет, все же, кажется, везут. Везут на волокушах. Да, под правым плечом жердь, и пахнет свежими еловыми ветками. Павел скинул руку вниз – так и есть, салазки-волокуши. Какие-то голоса… и ругань впереди идущих. Говорили на непонятном ему наречии. Глава медвежьего рода прислушался. Нет, некоторые слова очень похожи на вепсские…
– Куря, мохнатая жаба… чего плетешься… кхл-кхо-кху, бррр…
То ли сознание еще блуждало где-то, то ли мозг отказывался воспринимать действительность, но Павел не мог уловить слов. Только одна мысль, словно ворон, кружила рядом – плен, снова плен… Когда его захватили бродники Бокула Шибайло, чтоб ему пусто было, то все было предельно ясно и понятно – выкуп! А что этим, как их там… меря, что ли? Что им понадобилось от него? А не все ли равно… главное, где Юски, Куски и Пэлла? Что с ними? Ах да, бедные старики убиты, это он видел собственными глазами. Остается Юски, верный Юски, жив ли ты?
Он не в силах был пошевелиться. Все тело болело, а голова как будто была не своя.
Вскоре начало темнеть. Они двигались лесом. Волокуши часто подпрыгивали на неровностях, вызывая боль во всем теле. Наконец Павел потерял всякий интерес к происходившему. Мозг отключился…
* * *
Когда он вновь открыл глаза, было уже совсем темно. Хотя нет. Справа потрескивал костер, и языки пламени озаряли небольшую поляну. У огня, громко переговариваясь, копошились люди. Павел склонил голову и увидел своих похитителей – меря. Почти все сплошь в волчьих шкурах, немного смуглые, с едва раскосыми глазами.
Как-то сразу на глаза попался высокий мужик с увесистой дубиной за поясом. Дубина была знатная – в массивный набалдашник были искусно вживлены огромные клыки не то волка, не то медведя… или просто заостренные кости, отсюда Павел не рассмотрел. Этот, с редкой козьей бородкой, ходил среди соплеменников вальяжно, покрикивая на них время от времени. Никто не смел перегораживать ему путь и, когда он проходил мимо, все старались уступить дорогу. На фоне всех остальных он выглядел настоящим детиной, под два метра ростом. И ручищи у него были под стать его оружию – ишь как он ими размахивает при ходьбе. Детина внезапно остановился и посмотрел на пленника. Павел мгновенно закрыл глаза: ну сплю я, сплю…
Однако меря насторожился и, заложив одну руку за пояс, стремительно двинулся к Павлу.
– Очухался? – вполне понятно спросил он.
Павел понял, что его трюк не удался, открыл глаза и ответил:
– Очухался! А тебе чего от меня надо? Ты кто вообще?
Незнакомец гоготнул во всю пасть и, скинув ноги пленника с волокуши, уселся рядом.
– Ты сам-то кто такой?
– Бепся, – ответил глава рода.
– То, что ты бепся – это я и без тебя вижу. Имя есть?
Вот тут детина хотел зацепить собеседника за живое – имя есть? Пытался намекнуть, что не слишком ли молод ты, парень, для имени, ведь настоящего мужского имени достоин только воин. Следовательно, имя надо было заслужить. А так мальчуганов и отроков звали просто – пойка. Но всех этих перипетий и аспектов Павел, увы, не знал, а может, и хорошо, что не знал, а то бы ответил чего-нибудь не так…
– Баар, – почти гордо произнес глава рода, – может, и у тебя имя есть?
Детина опять гоготнул, видимо дивясь смелости пленника.
– Тебе моего настоящего имени знать не надо, – ехидно улыбаясь, ответил он, – для тебя я буду – Мякки.
«Ага, прозвище», – догадался Павел.
– Как тут оказался ты и твои дружки?
– По грибы ходили.
Мякки снова оглушительно гоготнул, обнажив крепкие зубы.
– А не поздновато ли по грибы собрались?
Он вдруг стал серьезным, улыбка сошла с лица, и он, схватив пленника за грудки, повторил вопрос:
– Что вы тут делали?
– Гуляли.
– Что?
– Гуляли мы.
– Ты мне тут не дури! – прикрикнул меря. – Куда шли?
– Да чего ты пристал, – попытался вырваться Павел, да куда там…
– Куда шли?
– В Новгород!
– Зачем?
– В гости!
– К кому?
– К другу!
– Как звать?
– Кого?
– Друга! – Мякки встряхнул Павла так, что у того боль отозвалась в печенке.
– Вадим!
– Кто он?
– Вадим!
– Чем занимается? Купец?
– Воин!
– У кого?
– В дружине у князя!
– О-о-о! – воскликнул детина и отпустил пленника. – У князя, в дружине… врешь.
– Нет!
– Что – нет?
– Не вру! Он десятник!
– А ты, стало быть, его друг?
– Лучший друг! – с гордостью заявил Павел.
– О-о-о!
Меря встал и, обернувшись к своим, громко за-явил, Павел понял его слова, ну почти все:
– Эй, макиса! Он говорит, что новгородец у него друг, воин князя! Пога ему?
«Макиса? Макиса? – Павел пытался улавливать сходство наречий. – макиса, так-так, очень похоже на вепсское маа – земля, ага – земляки! А что же такое пога? Может погра – конец?! Или смерть?!»
Воины в волчих шкурах разом затараторили, да так быстро, что Павел практически ничего не понял, кроме…
– Нет! Оставить его! Немь, ерк, мянь!
Детина властным жестом прервал своих соплеменников.
– Хватит!
Он вновь повернулся к пленнику:
– Если твой язык не солгал – останешься жить! Ты хотел попасть в Новгород, ты туда попадешь! – И он опять оскалился в улыбке.
Воины, видать, расслышали слова своего предводителя и поддержали его дружным смехом. А Павлу от этой радости меря стало как-то не по себе.
* * *
Еще не погас костер, еще не все меря улеглись спать, когда из леса вышел еще один отряд воинов в волчьих шкурах. Лагерь вновь оживился. Воины приветствовали друг друга радостными воплями и дружескими похлопываниями по плечу.
Павел понимал не все из их речи, но то, что понимал, не очень-то вдохновляло. Ночной отряд меря привел около двух десятков пленников и их, ободранных и связанных по рукам и ногам, устроили на ночь подле главы медвежьего рода. Это были в основном крепкие мужчины и отроки. Почему здесь не было женщин, Павел догадывался. Он своими глазами видел, как меря ведут себя с попавшими к ним в руки девушками.
Когда пленники гуртом устроились как смогли, к Павлу подошел Мякки.
– Тот, что был с тобой, тоже друг новгородского десятника?
Молния, прекрасная молния надежды озарила душу главы медвежьего рода.
– Да, – ответил Павел, пытаясь погасить в себе этот приступ восторга.
– Эй, макиса, давай бепся сюда. Не пога, дохола тви!
Да, да, черт возьми – это был Юски! С разбитым лицом, с окровавленной ногой, но живой!
Двое меря, поддерживая его с двух сторон, подтащили вепса до волокуш Павла.
– Принимай! – расплылся в усмешке детина.
Павел молча кивнул, мол, спасибо.
– Макиса, повязка на ноге этого тоирит! – распорядился Мякки, указывая своим воинам на раненого Юски.
Приказ был выполнен мгновенно. На ноге вепса распороли штанину, рану полили какой-то вонючей гадостью, а затем вытащили из бедра костяной наконечник стрелы.
– Славь Юмала, кулеба! Зимой мы не делаем жирных стрел! – проговорил меря, намазывая рану пахучей мазью.
Да, именно так Павел перевел непонятное для него слово. Хм, жирные стрелы? Может, отравленные? А кулеба? Ругается, сволочь, – это понятно!
– Повезло тебе, кулеба! – повторил меря, затягивая повязку на бедре Юски.
– Всем спать! – громко рявкнул детина, и воины в волчьих шкурах быстро закидали костер снегом.
«Вот тоже странная привычка, – подумалось Павлу, – ночью с огнем куда как веселей».
– Ну, ты как, Юски? – спросил Павел, когда перевязка была окончена и меря отошли в сторону, укладываться спать.
– Будем жить, – тихо ответил вепс, – хорошо, что не отравленная стрела. Меря часто используют их в бою…
«Значит, жирные – это все же отравленные…» – Павел сжал губы.
– Ты как, Баар? – поинтересовался вепс.
– Хорошо, только голова болит, видать, крепко меня приложили.
– А меня брать поначалу не хотели…
– Что так?
– Так ранен же… какой с меня толк…
– Так взяли же.
– Ну…
– Да ладно, – махнул рукой Павел, – думаю, их главный сразу просек, что мы не просто так тут гуляем… да еще при мечах…
– Даааа, – протянул вепс, – у них таких мечей я не видел.
– Вот и выходит, что мы с тобой не просто пленники, а ценная добыча.
– Выкуп?
– Я им про Вадима наплел… ежели жив друг, то выкупит. Этот детина, что у них тут командует, про Новгород говорил…
– Я тоже слышал, – кивнул Юски, – нас в Новгород погонят, на торг. Хорошо если твой друг и впрямь выжил…
– Обязан! Я пятками чую, что он жив!
* * *
На следующий день их подняли еще затемно. Костер уже горел, воины варили кашу. Запахи были – ух… Только пленникам раздали по корке хлеба и дали напиться воды. И пока оголодавшие вепсы жевали свою скудную пайку, меря наслаждались горячей пищей, смачно причмокивая и жадно облизывая ложки.
Поднимающееся солнце чуть зацепило верхушки сосняка, когда весь отряд был уже на ногах и готовился пуститься в дальнейший путь.
– Да где вас носит? – услышал Павел зычный голос детины, и тут же раздался характерный скрежет полозьев и фырканье лошади.
Он и Юски поворотились на шум и увидели прибывшие сани в сопровождении десятка воинов.
– Так едва словили эту клячу, пряги нат эю! – ответил шагавший впереди низкорослый меря.
Мякки небрежно махнул рукой в сторону пленников. Сани быстро подогнали к вепсам.
– Залазь! – скомандовал все тот же низкорослый, указывая на Юски и Павла. – живо!
Павел с трудом приподнялся с волокуш, сел, а Юски это упражнение далось и того труднее. Без лишних слов вепсы помогли им встать и бережно усадили на сани.
– Что же это вам за почет такой? – шепотом спросил один из мужиков, помогавший им разместиться на санях.
– А ты у них сам спроси, – ответил Павел.
– Ну-ну…
– Слышали мы, как они переговаривались, – приступил к ним другой мужик, – это вы, что ли, их воинов посекли?
Павел чувствовал себя слишком усталым и не ответил. Он лишь многозначительно прикрыл глаза, мол, сами догадайтесь.
– Ну-ну… – протянули мужики и отошли в сторону.
– Пошли! – прогорланил старший меря, и воины, обступив пленников, повторили приказ.
– А ну пошли, кулебы!
– Шевели культями!
– Пшел!
Первыми тронулись сани, а за ними погнали остальных вепсов. Мякки широкой походкой нагнал сани и бросил на Павла ехидный взгляд.
«Да, пошел, ты, сука», – в душе проводил его глава медвежьего рода. Меря высоко задрал голову и прошагал мимо, занимая место во главе колонны. Через минуту к нему присоединились с десяток воинов, которые чуть задержались подле него, а затем пятеро из них встали на лыжи и унеслись далеко вперед.
Привыкнув к жесткому ложу, ибо на дно саней не было положено ни клочка соломы, Павел стал незаметно оглядываться по сторонам. Нет, он особо не надеялся запомнить путь, по которому их везли, нет. Он решил прикинуть шансы. Насколько ему удалось присмотреться, воинов в сопровождении было четыре десятка, ага, еще пятеро ушли на лыжах… А что если это не один такой отряд шастает по вепсским селам? Может статься, что поблизости могут оказаться еще меря. Может, они идут совсем рядом, где-то параллельным курсом. В Новгород!
Пленников Павел насчитал ровно двадцать два человека, включая их с Юски. В основном мужики и отроки. Шли в цепочку, по одному, со связанными за спиной руками. Да к тому же шею каждого обхватывала крепкая веревка и цеплялась за ошейник позади идущего. М-да, опутали знатно – не дернешься. Собственно по тусклым взорам вепсов Павел понимал, что дергаться ребята не намерены.
Они шли, шли… поддерживая особо уставших, чтобы не упали. Упасть – значило остаться в снегу навсегда, видимо, вепсы это прекрасно понимали. И они шли, шли… лишь изредка поднимая глаза, и тогда Павел отворачивал голову от их взглядов. Конечно, они с Юски устроились лучше их. А они, шли, шли…
Но ведь Павел ни о чем меря не просил. Да и не хотел просить усаживать его и Юски в сани.
К полудню один из пленников не выдержал и упал. Вепсы подхватили его и еще несколько сотен метров пытались тащить на себе. Но колонна от этого замедлила шаг, и меря быстро заметили причину заминки.
– Что эя у вас? – громко вопросил один из охранников, переводя копье в боевое положение.
И тут как на грех обернулся детина. Старший меря мгновенно оценил ситуацию.
– Стой!
Дальнейшего Павел видеть не хотел. Он отвернулся и закрыл глаза. До его слуха донеслась короткая ругань, а затем тихий, сдавленный стон – все кончено. Воображение живо нарисовало смертельную картинку. Вот измученного пленника отвязали от всех прочих, отшвырнули в сторону и добили ударом копья в грудь. Его тело останется здесь, у обочины лесной тропинки, на растерзание хищникам, а колонна пойдет вперед. И кто знает, сколько еще трупов оставит позади себя эта процессия.
– Пошли! – раздался голос старшего меря.
И Павел ощутил, как сани вздрогнули и потянулись вперед.
К вечеру их нагнал еще один отряд воинов в волчьих шкурах, в количестве двадцати человек. Павел успел и их пересчитать, так, ради чистого любопытства. Из этого же любопытства он рассмотрел, что вновь прибывший отряд пришел не с пустыми руками. На плечах воины несли длинные свертки шкур с торчащими оттуда босыми ногами.
– Стой! – подал сигнал Мякки, и колонна замерла.
– Что это? – с тревогой спросил Павел, толкая в бок Юски.
Тот обернулся.
Старший меря, состроив довольную физиономию, двинулся навстречу гостям. Короткий обмен приветствиями – и свертки шкур опустили на снег.
– Эй, мякиса, что нового? – пнув один из сверт-ков, спросил Мякки.
– Ламмас, оров, евчен – выбирай! – почти хором ответили прибывшие и заржали в голос.
– Ооо, – облизывая губы, протянул детина, – разворачивай!
Павел переглянулся с Юски, уж больно похожи были произнесенные меря слова на вепсские эпитеты, коими мужчины бепся ласково именовали своих жен, сестер, любимых – лебедушка, белочка…
Воины мгновенно распутали веревки и развернули шкуры. Девушки испуганно сжались и прикрыли руками лица.
– Ооо, – довольно протянул Мякки, – хорошо, мякиса, очень хорошо!
Он внимательно осмотрел живой товар и, кажется, остался доволен.
– Ночуем здесь! – проголосил старший меря, не отрывая глаз от девушек.
* * *
Этой ночью уснуть пленникам не давали истошные крики насилуемых девушек. Меря хохотали, ругались, толкали друг друга за право быть следующим.
Что перенесли девушки за эту ночь, одним богам было известно. Пленников намеренно отвели подальше в сторону и окружили надежной охраной. Воины, находившиеся на страже, все время беспокойно маячили туда-сюда и, облизывая губы, поглядывали в сторону костра, где их приятели предавались плот-ским утехам, уроды!
Вадим слышал, как пленные вепсы от бессилия скрежетали зубами, а некоторые скулили, словно побитые псы. Их можно было понять…
Павел старался забыться, не думать, не слушать, не смотреть по сторонам. Его руки были связаны впереди, и он подтянул их к ушам, стараясь хоть как-то заглушить истошные крики. Но нет, не помогало.
Лежавший рядом Юски, так тот и вовсе извелся, ворочался и шептал что-то себе под нос, не иначе молитвы…
Для их караула пришла смена.
– Идите, еще осталось и вам, – весело проговорили сменщики, и охранение, на ходу развязывая ремни, помчалось к костру.
Наконец все стихло, почти… Обсудив ночное приключение, воины в волчьих шкурах улеглись спать, и лишь женские стоны и всхлипывания едва доносились до слуха пленных вепсов.
– Заткнитесь там! – пробасил детина, и наступила тишина.
Тревожная и нудная… Эта ночь тянулась бесконечно долго, до противного долго. Павел не мог заснуть, в голову лезли мерзкие мысли, они, как черви, дырявили мозг, глодали, не давая покоя. Рядом беспокойно ворочался Юски, видать, и его одолевало нечто похожее…
Глава медвежьего рода слышал, что и пленным вепсам эта ночь не принесла сна, такие дела…
И сколько еще таких ночей предстоит пережить, пока их догонят до Новгорода, Павел не знал. Да и не хотел знать… Может, в граде словенском что-то решится? Может, там он найдет Вадима.
Сколько еще ночей? Сколько дней?
* * *
На следующее утро из десяти девушек две не встали – умерли, надо ли говорить от чего…
Павел при дневном свете увидел их лица, всех оставшихся восьмерых. Нет, их не били, ну почти не били. Лица их опухли скорее от пролитых слез, чем от кулаков меря. Но вот одежда… ее на них почти не осталось. Почти вся порванная в клочья, она свисала лохмотьями, едва прикрывая плоть. И как они пережили в этих дерюгах морозную ночь, Павел недоумевал.
По знаку главаря воины в волчьих шкурах все же накинули на плечи девушкам какие-то тряпки.
– Шагайте! – ткнули их в спину.
Восемь вепсских пленниц заняли место в общей колонне. Им так же заломили руки за спину, связали и продели веревку в ошейнике, накрепко сцепив их в единую цепочку.
– Пошли! – донеслось спереди, и Мякки первым занял место во главе отряда.
Кормить пленников в это утро не стали…
Эх, далеко ли ты, Новгород?..
Часть вторая Враги
Они кругом… они следят,
Как ты пройдешь сквозь эту страсть.
Они вот там… они глядят,
Как ты стараешься упасть.
Они везде… они кричат
Тебе в лицо… и ждут,
Когда ты перестанешь ждать.
Глава первая Князь Вадим
Кадры решают все!
Но если не все, то многое…
Под чутким присмотром деда раны Вадима потихоньку затягивались, боль отступала. Снова хотелось жить и радоваться.
Через три дня, как и обещал, старик разрешил Вадиму подняться и, слегка поддерживая его за руку, помог выйти во двор. Было по-осеннему прохладно, но солнце ярко светило, одаривая землю последним теплом. Вадим прищурился, за долгие дни в полутьме избы он совсем отвык от солнечного света. Дед усадил его на скамейку подле дома.
– К ночи, не иначе, будет мороз, – почти обыденно изрек он, усаживаясь рядом, – а к завтрему жди неведрия.[27]
– Возможно, – почти равнодушно отреагировал Вадим.
– Твои раны быстро заживают. Скажи – нет ли на тебе наговора?
Вадим покосился на деда, но рассказывать про шаманство Коди не счел нужным.
– Не желаешь говорить – ладно, – словно уловив его мысли, ответил старик, – я и так вижу, что на тебе наговор есть.
– Это что-то меняет?
– С твоим другом придется еще повозиться, – проигнорировав его вопрос, продолжил дед, – думается мне, что две, а то и три седмицы, и вы сможете уйти.
– Мы с Валуем благодарствуем тебе за твои хлопоты, – склонив голову, ответил Вадим.
– Да-да, – задумчиво выдавил старик.
Вадим покосился на него. «Ну же, давай, дед, говори, не томи», – мысленно поторопил его юноша, и тот, словно прочитав его мысли, неожиданно спросил:
– Ты знаешь, кто ты?
«Опаньки, вот это поворот», – пронеслось в голове Вадима, а вслух он ответил:
– Конечно.
– Что-то робок твой ответ…
– Странные твои вопросы. И вообще, к чему все это?
– Странно то, Вадим, что ты – это я!
Новгородский десятник, в недавнем прошлом ролевик из Питера Вадим Хлопин от удивления широко раскрыл рот:
– Да ну… не может быть?
– Не веришь? – испытующе спросил дед Вадим.
– Ты, верно, смеешься надо мной? Но позволь спросить, если я это ты, то кто же тогда ты?
Старик мягко улыбнулся:
– Я Вадим, князь Белозерский.
– Да ну… не может быть?
– Я князь Вадим Белозерский, а ты, Вадим, мой сын, – с гордостью подтвердил старик, как отрезал.
Вадим улыбнулся в ответ краем губ, он хотел было сказать, что это совершенно невозможно. Он, рожденный в двадцатом веке, никак не мог быть сыном человека, живущего в девятом столетии. Хотя мысль о княжеском происхождении все же была лестной.
– Не княжич я и даже не боярский сын, – обыденно изрек Вадим, – простой я человек, десятник князя новгородского Боривоя.
– Ты не понял. А знаешь, как меня в народе прозвали? – неожиданно спросил дед. – Старым! Я уже так давно топчу свои ноги, что и сам позабыл, сколько мне лет.
– Так радоваться надо, что живете.
– Ты думаешь, это благость, видеть, как один за другим умирают твои родичи, жена, как уходят твои други и соратники. Нет, Вадим, – это тяжелая ноша. Я не могу умереть, покуда не будет у меня сына.
– Вы меня вконец запутали. Я-то тут при чем?
– А что ты меня на вы называешь? – удивленно спросил старик. – Я тут, кажись, один.
Вадим спохватился. Он совершенно забыл, что в этом времени всем, и даже князьям, говорили ты. А знаменитое выражение «иду на вы» означало – иду на вас всех! Он спохватился и тут же исправил свою оплошность:
– Прости меня, княже, это я от ран еще не оправился. И все же, при чем тут я?
– Все мужчины нашего рода могут жить, сколько пожелают сами. Это великий дар богов. Не спрашивай – я не ведаю этой тайны. Да и, наверное, никто ее не ведает. Но, – он многозначительно приподнял указательный палец правой руки, – но все мужчины в нашем роду бесплодны. Поэтому я не могу иметь родных детей, однако закон велит мне принять сына, которого укажут боги.
– И что, боги указали на меня?
– Конечно, – встрепенулся дед, – ты носишь священное имя князей Белозерских, тебя прибило к берегу на ладье, когда я молил Сварога послать мне сына… а еще твои раны кудесным[28] образом заживают.
– Меня шаманка чудинская заговорила, вот и весь сказ…
– От железа заговор есть. Тебя либо совсем вражье оружие не тронет, либо… Раны твои затягиваются по воле богов, и не каждый может гордиться подобным… Этот дар сидит в тебе, – князь ткнул пальцем в грудь юноши. – А шаманка твоя только пробудила природную силу.
– Ты хочешь, княже, чтобы я стал твоим приемным сыном?
– Ты им уже почти стал – это воля богов, а противиться ей не под силу ни одному смертному.
– Ну, я не знаю…
– Это не кривда, Вадим, а чистая правда. К тому же я предлагаю тебе не гончарную лавку в Новогороде, а целое княжество. Ты согласен?
– Но я же десятник князя Боривоя…
– Об этом после, – отмахнулся старик, – да и какая в том нелепица, когда ты сам будешь князем. Что тебе тот Боривой? Соглашайся! Ты избран богами, а не людьми – это твой путь, Вадим. Запомни: твой путь – путь князя.
– Предположим, что я согласен. Вот только…
– Что же тебя тревожит?
– Княжество, это, конечно, хорошо… но… быть бесплодным… как-то не очень радует. Ты уж прости, княже, но как без потомков, наследников?
Вадим Старый улыбнулся одними глазами.
– Все, кто живет на твоей земле – твои дети, разве этого мало? А наследника ты обязательно найдешь. Ведь я нашел тебя! И поверь, придет время – от желающих отбоя не будет.
– Вот в это-то я верю…
– Так что смотри – выбирай с умом, когда придет твой черед.
– И что, до этого я смогу жить сколько хочу? – с иронией поинтересовался Вадим.
– Да, – серьезно ответил князь, – ну… если только в бою не срубят.
«Вот она, горькая правда, – хмыкнул про себя юноша, – ну, лучше уж правда… хотя быстро сказочка закончилась, а я уже и уши развесил…» Он задумался, но лишь на миг. Где-то над головой раздались фанфары и заиграл парадный марш – тум-туру-ру-рум-тум! Ты – князь! А вот это совсем неплохо. Вадим зажмурился и тряхнул головой, прогоняя сладкое наваждение.
– Хорошо, княже, – я согласен. Что нужно делать?
– Нужно совершить обряд перед богами, и тогда они отпустят меня, – с облегчением ответил старик.
«Чудны дела твои, Господи, – подумал юноша, – из грязи да в князи, вот чувствую, что есть подвох, но в чем?»
* * *
Ничего нового Вадим после обряда не ощутил, никаких изменений в себе, хотя старик и говорил о природной силе богов, что наполнит его сердце, и что-то там еще, бла, бла, бла… Собственно и сам обряд, до боли простой, не произвел на юношу должного впечатления. Князь Вадим привел его к покореженному дубу, подле которого стоял грубо вытесанный истукан – Сварог. Старик упросил Вадима почтенно кланяться идолу, а затем, выпрямившись во весь рост и, приняв горделивую осанку, представил древнему богу своего сына. В смысле произнес вслух:
– О великий отец, прими сего княжича в наш род!
После чего князь принялся неистово молиться. Впрочем, в его бурчание Вадим особо не вдавался. Его больше заботили намеки князя, а то, что он чего-то не договаривает – это уж к бабке не ходи.
После молитвы князь увел Вадима обратно в избу. Внутри было тепло, они вдвоем еще с раннего утра растопили печь. Вадим подошел к ложу Валуя. Проверил – спит.
– Не тревожь, – предостерег его князь, – я ему отвару дал, теперь долго спать будет.
– Ну, ему только на пользу, – кивком головы поблагодарил юноша.
– Садись за стол, – предложил Вадим Старый, – надо закончить обряд.
Вадим посмотрел на стол, где под ярко горевшей лучиной стоял дышащий паром горшок с кашей. «И когда только он успел», – подумал нареченный сын Белозерского князя и сел напротив старика.
– Давай-ка каши поедим, – князь первым взял ложку и запустил ее в горшок.
Вадим последовал его примеру – каша была хороша.
Отъев совсем немного, князь демонстративно отодвинул горшок в сторону и водрузил на стол длинный сверток.
– Вот, – указал он на предмет, – это теперь твое – владей по праву.
– Меч, – догадался юноша.
Старик аккуратно развязал шнурок на свертке и со священным трепетом развернул тряпицу.
– Се стяг Белоозера, – сказал он, проводя рукой по старой материи.
Новоиспеченный княжич тоже прикоснулся к реликвии, на выцветшем полотнище едва угадывался красноватый оттенок.
– Когда-то оно было красным, как наша кровь, – с придыханием изрек князь.
Рука князя еще раз прошлась по полотнищу и замерла на вышитом изображении.
– Трезубец, – тихо прошептал юноша, различив под рукой потертые нити рисунка, а в памяти моментально возник образ Рюрика, легендарного князя руссов. Да, именно у Рюрика был такой же стяг!
Как и полагалось, трезубец имел когда-то золотой цвет, но сейчас нити потускнели и местами разошлись…
– Что?
– Я говорю, на вашем стяге трезубец.
– Какой трезубец? – не понял князь.
– Вот же – этот знак… трезубец…
– Это ястреб Рарог – птица с огненными крыльями… вестник Сварога!
– Ну да, – согласился юноша, – я и говорю… похоже на трезубец…
– Рарог, летящий сверху вниз, дабы поразить наших врагов. Запомни это крепко.
«Прямо философ», – подумал Вадим, но тут его взор упал на меч.
– Можно?
– Теперь это твой меч – владей, – с гордостью изрек князь и протянул меч юноше.
Вадим осмотрел ножны. С виду совершенно обычные – деревянные, обтянутые потертой темно-красной кожей. По всему видно, что древние. Однако Вадим не придал особого значения простоте отделки, вернее ее полному отсутствию. На ножнах не было ни золотых, ни серебряных, ни даже бронзовых накладок, не было даже узорных шнуровок и тисненых аппликаций. Но Вадим почувствовал суть меча. Он обхватил рукоять. Приятное тепло распространилось по ладони и пошло вверх по предплечью. Вадим осторожно потянул меч из ножен. Хищное лезвие, словно дракон из пещеры, поползло вверх, отбрасывая от полированной поверхности блики горящей лучины.
– Хорошая работа, – похвалил юноша неизвестного мастера, когда клинок полностью покинул ножны.
От восхищения Вадим, не отрывая глаз от меча, встал и, сделав пару шагов по избе, взмахнул клинком, разрубая воздух.
– Хорошая работа, – повторил он, – легок и баланс отменный.
– Ты еще больше удивишься, испытав его в бою, – разделяя его восхищение, подал голос князь, – рубит врагов, что косец траву. Этот меч мне достался… ах, давно это было… – устало вздохнул старик. – По преданию сей меч выковал сам Сварог!
– О как! – воскликнул Вадим. – ну, раз сам Сварог, тогда – да! Никакой ворог нам не страшен! Если с нами боги, то кто против нас!
Князь хмыкнул, но промолчал, а Вадим, вложив клинок в ножны, сел на место.
– Славный меч, – еще раз похвалил новоиспеченный княжич.
Князь в ответ многозначительно прикрыл глаза.
Мысли в голове юноши быстро сменяли одна другую, все же взращенный в мире глобальных скоростей молодой мозг обрабатывал много больше информации, нежели мозги здешних обитателей.
«Так. Князь Белозерский Вадим по прозвищу Старый… что-то я подобное припоминаю. Нет, ну точно, в какой-то летописи был сей славный муж. Вот только в какой? Впрочем – не важно, не суть. Так. Он меня, значит, в сыновья определил. Ладно – будь по-вашему. Сейчас, главное, Валуя на ноги поставить, а там можно и Пашку сыскать. Обязательно сыскать. Так. Что еще? Ах да…»
– Княже, – с достоинством обратился Вадим, – ты обещал поведать мне о находке.
– Так вы мои находцы, – ухмыльнулся старик в усы, – вы, ладья и еще мешок…
Вадим скорчил гримасу и помотал головой, – мол, не понял.
– Рыбачил я в тот день, – признался князь, – да ветер поднялся, так бы и остался я без улова, коли не ваша черная ладья. Река аккурат уткнула ладью недалече от меня. Так я вас и нашел и перенес к себе в избу.
– А мешок? А ладья? – спросил юноша.
– Ладью сжег я, как вас сюда перенес… А в мешке поди злато да серебро, – прищурившись, ответствовал князь, – казна?
– Казна, – кивнул Вадим, – варяжская. В бою добыли.
– Это хорошо. Казна – на дело тебе сгодится.
– Так она вроде как князю новгородскому принадлежит по праву.
– Про то забудь! – хлопнув ладонью по столу, отрезал старик. – Ты сам нынче князь. Ты ее в бою брал?
– Ну брал. Но не один же.
– Забудь, – чуть мягче повторил Белозерский князь. – У тебя скоро своих забот будет поболее, чем о новгородских интересах печалиться.
«Вот точно, как чувствовал – есть подвох!» – подумал новонареченный княжич.
– Ты, княже, меня в сыновья определил, все про княжество свое вспоминаешь. А где оно, княжество, коли ты сам в лесу хоронишься? Уж сделай милость, растолкуй все по порядку.
Вадим Старый отер ладонью усы, провел по бо-роде.
– Утро вечера мудренее. Ложись спать, завтра поговорим.
– Ну, завтра так завтра, – как можно более равнодушно ответил юноша, а самого страсть как распирало узнать правду о древних перипетиях истории.
Он встал из-за стола и хотел было направиться к своему ложу, но нареченный отец остановил его.
– Возьми стяг и меч – они твои.
Вадим повернулся к столу и сгреб в охапку белозерское наследство. Старик заметил, сколь небрежно сие проделал его нареченный сын, заметил, но промолчал.
– Спокойной ночи, – пожелал он княжичу.
– И тебе добрых снов, – ответил Вадим и пробурчал себе под нос, – папенька…
Глава вторая Белозерские тайны
Тайные тропы всегда длинней и опаснее.
На следующее утро, после завтрака, князь Вадим Старый предложил княжичу прогуляться.
– Тебе впрок пойдет, – уверенно подкрепил свое предложение князь и хотел было помочь раненому юноше подняться.
– Я сам, – Вадим отстранил руку старика и встал самостоятельно, – ну пойдем.
Пропуская нареченного сына вперед, князь чуть посторонился, и юноша, накинув шерстяной плащ, неспешно подошел к двери, толкнул ее и вышел. Старик кинул взгляд на лежащего Валуя и, удостоверившись, что тот спит, вышел следом.
– Давай немного походим, – продолжил князь свои лечебные наставления, – тебе надо разминать чресла.
– Угу, – невнятно буркнул в ответ Вадим, но согласился.
Действительно, почему бы и не размять чресла?
Однако лечебная гимнастика в виде пешей прогулки длилась недолго. Они отошли от избы всего на несколько сотен метров, когда князь сказал:
– Хватит. Давай вон тут и присядем.
Он указал на ствол поваленной сосны. Дерево, совершенно сухое и полностью потерявшее кору, лежало в стороне от огромного муравейника, но соседство с беспокойными обитателями леса ничуть не смутило старика.
– Садись, чего ждешь? – спросил князь, усевшись первым.
Вадим покосился на тружеников муравейника, что сновали широкими шеренгами тут и там, и устроился на стволе сосны, подальше от них.
– Забавные твари, – вполголоса изрек князь.
– Кто?
– Муравьи. Снуют, суетятся – и все ради блага общего дома.
– Ну так каждому свое…
– Мы, люди, к сожалению, не можем так, – все так же тихо продолжил старик, – в собственном доме способны нагадить, а то и вовсе разрушить да пожечь свои жилища.
– Муравьи тоже делают набеги на соседние муравейники, – вставил Вадим.
– Так то на чужие, а в своем доме у них всегда мир…
– Княже, ты хотел о деле со мной поговорить.
– Так я о деле тебе и толкую, – повысив голос, ответил князь, – слушай внимательно мой сказ и запоминай.
– Ага, я весь внимание…
– Четыре поколения уже сменилось в граде Белозерском по нынешнюю осень. Стало быть – ты будешь пятым…
– А ты?
– Ты слушай и не перебивай! Мои дни сочтены… так, стало быть, ты и есть пятый князь. Тебе по закону я оставляю княжение и прошу богов помочь тебе, дабы ты не совершил тех ошибок, что сотворил я. Ежечасно молю, ибо я не сумел сохранить всего, что было мне доверено отцом…
«Ну вот, еще один подвох, – подумал Вадим, – сейчас выяснится, что и княжество – миф!»
– Не было на моем веку врага, кроме Боривоя, покуда не появился на Волхове варяжский князь Гутрум, – меж тем продолжил Вадим Старый. – У новгородцев отбил он устье реки да град себе срубил…
– Альдегьюборг, – догадался юноша.
– Вот-вот, он самый.
– Прости, княже, – перебил Вадим, – а чего вы с Боривоем-то не поделили?
– Чем славны град и княжество? – в упор спросил старик.
– Людьми, товарами, землями… – не раздумывая выдал юноша.
– Ну вот тебе и ответ на твой вопрос.
– Понятно-о-о, – протянул Вадим и сам мысленно пожурил себя за глупый вопрос, – прошу, княже, продолжай.
– Так вот… Срубил, стало быть, он град себе, да силой меча принудил князя новгородского Боривоя дань платить. Ну, Боривой поначалу силу свою с силой варягов примерить решил, да не вышло, оттого новгородцам пришлось дань давать. Однако ох как не по нраву Боривою было с серебром расставаться и решил новгородец вновь силы копить да с Гутрумом посчитаться… Да что там Боривой? Вот сын его – Гостомысл, княжич, через подсыльных доброхотов шепнул варягу про Белоозеро. Мол, есть град побогаче Новгорода… обманул, стало быть, он Гутрума, а тот возьми и поверь кривде новгородцев…
Старик внезапно замолчал. Нахмурился, что-то припоминая.
– Собрал Гутрум рать, – после недолгого молчания продолжил князь, – и под стены наши пожаловал. Я так думаю, не зря Боривой учинил сей обман. Думал, змееныш подколодный, покуда варяги град мой брать будут да землю мою поганить, он, змееныш, сумеет сам силенок подкопить да в спину варягам ударить…
– А почему ты его змеенышем подколодным величаешь? – спросил Вадим, перебив рассказ князя.
– А как еще, разрази его Перун?! Змий он – паскудец, – зло изрек Старый, – мать-то его приблудила от волхва новгородского – Звеяги. А Буйслав, дурная голова, так и помер, не узнав правды. Хотя талдычили ему, что, дескать, не твой сын Боривой, не твой… У Буйслава от прежних жен только девки одни народились, а эта Елена сразу сына принесла.
– Может, наговор все это? – спросил Вадим, про себя пока решив не выдавать своего знакомства с матерью новгородского князя.
– Пустое, – отмахнулся старик, – у меня тоже есть свои глаза в Новгороде. Точно донесли – Звеяга голову девке задурил. Говорят, больно красна девка была. Ее потом от стыда хотели сжечь на погребальном костре мужа, а эта вислена[29] сбежала да выродка своего прихватила.
Эту историю Вадим уже слышал, и все же для порядку спросил:
– Поймали?
– Поймали, – утвердил старик, – да что толку. Боривоя все равно за князя признали.
– А что же дальше было?
– А что дальше? Целую седмицу отбивались мы от варягов. Два штурма отразили, а на третий – не совладали. Ворвались варяги в град…
Старик умолк, на этот раз надолго, во всяком случае, так показалось Вадиму. Юноша сидел молча и смотрел на суетившихся поблизости муравьев.
– С тех пор я князь без княжества, – наконец собравшись с мыслями, продолжил рассказ князь. – Вместе со мной из града вырвалось два десятка дружинников. Мы скрывались по выселкам, по лесам, а Гутрум травил нас, словно диких зверей. За два года я растерял всех верных друзей, и этот лес стал для меня последним пристанищем.
– А почему ты сам не попытался вернуть княжество?
Старик устало ухмыльнулся.
– Я более не гожусь для брани. Моим дланям не удержать оружия. – Князь испытующе посмотрел прямо в глаза нареченному сыну. – А вот ты способен сделать это. Ты должен вернуть княжество под свою десницу.
«Ну да, конечно… способен, должен. Вот влип!» – промелькнуло в голове юноши.
– Я чувствую в тебе силу, – с некоторым благоговением изрек князь. – Не зря же я ждал тебя так долго…
– Священный долг… и все такое… я, конечно, понимаю, но ведь надо же с чего-то начать. Допустим, я возьму захваченную казну Гутрума…
– Гутрума? – не поверил старик.
– Ну да, Гутрума, я разве тебе, княже, не сказал?
Князь отрицательно покачал головой:
– Ты сказал, что казна варяжская, тобой в бою добытая…
– Ясно, – цокнул языком Вадим, – придется тебя, княже, немного посвятить в дела наши скудные, а то ты тут в лесу сидючи совсем одичал.
– Да уж, сделай милость, поведай мне о своих ратных подвигах.
– Ну, значит та-а-ак… – протянул юноша и повел свой рассказ…
* * *
Вадим вкратце рассказал старику про свою службу новгородскому князю, особенно подробно описав штурм Каргийоки. В гибель Гутрума, своего старинного недруга, князь Белозерский поначалу верить отказывался. Уж больно глубоко в душе сидела эта варяжская заноза, которую вытащить старик уже отчаялся. Не верил князь, все выспрашивал – когда да почему? Кто убил, где? Даже про приметы спрашивал.
– Точно это он был, – утвердительно сказал Вадим, устав объяснять деду.
– Неужто ты сам его и приголубил?
– Ага, сам. Наковальню кузнецкую на него скинул – и капут.
– Что?
– Помер твой Гутрум, княже, как есть помер. Все, нету более супротивника твоего.
Князь прикрыл глаза и пальцами правой руки поскреб по переносице.
– Ты, никак, расстроен, княже? – участливо спросил Вадим, заметив, что старик пытается растереть по глазам слезу.
Князь решительно отстранил руку от лица.
– Иногда потерять старого врага – все равно что потерять старого друга…
«Где-то я это уже слышал, – подумал Вадим, – ну да бог с ним».
– Ну а казна? – спросил Вадим Старый.
Пришлось юноше доложить и про захват драккаров, и про встречу с Бьярни, братом ярла Гутрума, и про мешок с казной, который так кстати оказался в руках новгородцев.
– Это ясно, – слегка качнув головой, произнес князь. – Бьярни, сучий сын, в Белоозеро навострился, а вы его аккурат прибрали.
– Так и я теперь про то думаю, – многозначительно добавил Вадим, – куда же ему еще податься было, коли Альдегьюборг захватили чужаки.
– Чужаки?
– Как есть чужаки. Ладьи у них не гутрумовские, паруса иные, да и ярл одноглазый…
Далее Вадим пересказал князю бой на реке с чужаками. Поведал и о смерти воеводы Радея, и о потере друга.
– Посему выходит – сечь была лютая и новгородцы не сдюжили с чужаками, – сделал закономерный вывод князь, – так-так…
– Ну вот, собственно, и все, – подытожил Вадим, – а дальше ты знаешь.
Князь Белозерский, сложив руки на груди, молчал, переваривал. Наконец, видимо сделав для себя определенные выводы, изрек:
– Казна Гутрума тебе великую службу сослужит, да и я в долгу не останусь. Кое-что и у меня припасено. Немного, конечно, но, думаю, серебра моего тебе на добрых полсотни дружинников хватит. Одеть, обуть и вооружить должным образом…
– Угу, – кивнул юноша, соглашаясь, а сам в уме прикидывал – уж не придется ли все это богатство на горбу таскать. Не хотелось бы…
– С собой малую толику возьми, – словно прочитав его мысли, продолжил князь, – остальное тут неподалеку схоронишь. Леса здесь дикие, безлюдные, в целости все будет. Место, где схоронить, я укажу, и про то только ты будешь знать…
Вдруг старик напрягся, прислушался.
– Пойдем в избу, – предложил он, вставая.
– Что-то с Валуем?
– Не знаю, – кашлянул старик, – может, почудилось…
Не задавая более лишних вопросов, оба Вадима, молодой и старый, направились к избушке.
Войдя внутрь, они удостоверились, что с Валуем ничего худого не случилось, за исключением выскользнувшей из-под его головы и упавшей на пол подушки. Аккуратно, дабы не потревожить раненого, они подняли подушку и устроили ее на прежнее место.
– Так-то лучше, – прошептал старик, приложив руку ко лбу спящего, – жар спал, боги милостивы. Теперь на поправку пойдет.
– Добро, – так же тихо отозвался юноша.
Князь указал Вадиму на стол, мол, пошли, присядем. На столе догорала лучина и, прежде чем продолжить разговор, старик запалил новую, подлиннее прежней.
– Значит так, – устроившись на скамье, серьезно начал князь, – слушай внимательно и запоминай. Перво-наперво в Новгороде найдешь купца Худоту. Его проще всего найти на торгу. Покажешь ему мой меч и спросишь: «Помнишь ли ты господина своего?»
– А коли не вспомнит? – не удержался от вопроса Вадим.
– Коли не вспомнит, – зло прищурился князь, – тогда руби этим мечом ему голову. Руби без жалости!
– И что потом?
– Ежели все-таки Худота спаскудился, сыщи в Новгороде Скрябу коваля.[30]
– А если и этот…
– Цыц! – Старик сжал кулаки и с силой влепил по столу. – Я и про Худоту худо мыслить не желаю. Не было за ним паскудства, не было и за Скрябой! Они, как и я, руссы, а руссы не предают друг друга…
– Руссы? Ты сказал руссы?
– Да, руссы! – утвердил князь. – Или ты слыхом не слыхивал, что Белозером род руссов владеет?
– Слышал-слышал, – поспешил заверить Вадим, а сам подумал: «Вот до чего учебник истории переворачивается…» и миролюбиво ответил: – Не серчай, княже, что я так про твоих людей… Просто… сам знаешь, всякое бывает…
– Всякое, да не всякое. Только крепко я верю, что ни тот, ни другой не забыли, кому они обязаны животом своим.
– Хорошо, – спокойно изрек юноша, – найду обоих.
– Они помогут тебе найти других моих доброхотов, вместе и думать будете. И помни – в Новгороде покуда недруг нам, будь осторожен. Кого ни попадя к себе не приближай, вначале испытай!
– Понял.
Однако старый князь еще долго не унимался и все поучал да втолковывал Вадиму про большую и малую политику.
«Видишь, откуда повелось, – вспомнил юноша к месту поучения Владимира Мономаха, высказанные своим сыновьям, – старый всегда молодых поучает. Ну-ну…»
Но Вадим слушал. Слушал и не перебивал. Не все ему еще было понятно в делах этого мира. Кто кому должен и за что? У кого на кого зуб и с кем личные счеты? Интриги, сплетни, расследования… В общем и целом все как всегда, с той только разницей, что историческая среда накладывает свой специфический отпечаток – коли что не так – руби их в песи, круши в хузары… м-мда…
Вадим старательно напрягал память, дабы запомнить все услышанные от князя имена и прозвища. Кто где живет и чем, так сказать, дышит, промышляет. Старый князь прошелся по многим новгородским родам, строго указывая приемному сыну, кого следует опасаться, а кого можно использовать в священном долге возвращения отобранного княжества. И главное, что не давало Вадиму покоя – это новое ощущение, что племя Русь существует, и оно вполне осязаемо. И это не какие-то домыслы историков, что, мол, руссы пришлый народ откуда-то из Скандинавии. Нет. Русь – славянский род, а Вадим их князь. Князь – русич! Звучит гордо! Во дела! А еще Вадим думал про трезубец на стяге руссов, посему выходило, что Рюрик из рода руссов должен был только народиться. Остается вопрос – когда? Ну или еще смешнее – от кого?
Вадим не видел, но чувствовал, что солнце уже упало за небесный край и пора бы подкрепиться, тем более что желудок начал издавать попискивания, – мол, хозяин, давай жрать!
А вот Вадим Старый вовсе не замечал ни усталости, ни голода. Он только несколько раз умолкал, чтобы перевести дух и глянуть, как там раненый Валуй. Но, похоже, Валуй не намерен был сегодня просыпаться.
Хотя нет. Вот он едва слышно застонал и зашевелился.
– Надо проверить, – озабоченно предложил Вадим, приподнимаясь с места.
– Надо, – согласился князь.
Они вдвоем приблизились к ложу раненого. Валуй с трудом разлепил веки.
– Вадим, – узнал он своего десятника, когда пелена спала с глаз, и он смог смутно различить, кто перед ним.
– Ну вот и хорошо, – присев рядом, отозвался Вадим.
Старик меж тем скинул шкуру, осмотрел повязки.
– Будем менять.
– Это кто? – вяло спросил Валуй.
– Друг, – ответил десятник.
– Придержи его, – попросил друг, – я сменю повязки.
Вадим осторожно перевернул раненого товарища на бок, позволив князю заняться ранами.
– На другой бок. Так, переворачивай. Ну же, – негромко приговаривал старик, – подай мазь. Так. Клади… клади, говорю… Так, хорошо.
– Уф, – выдохнул Валуй, когда процедура завершилась.
– Есть хочешь? – спросил Вадим Старый.
– Да, – моргнул раненый.
– Вадим, разжигай печь, – приказал князь, – ты ведь, наверное, тоже оголодал.
– Есть немного. – и желудок юноши громко прорычал.
* * *
Когда, насытившись, Валуй вновь уснул, князья принялись вечёрить. Жаренный на углях заяц хоть и был маловат, но пришелся как нельзя кстати, а брусничный отвар, густой и похожий на кисель, приятно дополнил трапезу. Желудок наконец утихомирился.
– Муравейник, у которого были поутру, вспомнишь? – неожиданно вопросил князь.
Вадим кивнул.
– Заступ в углу, – старик кивнул в сторону, – мешок со всей казной под твоим ложем, завтра с утра у муравейника с поваленным деревом и схоронишь добро. Место верное.
– Сделаю.
– Вот и ладно. А теперь давай спать. Утро вечера…
– Ага…
* * *
Утром, проснувшись, Вадим заметил, что старик еще не вставал. Ни разу юноше еще не удавалось опередить поутру князя.
«Видать, умаялся вчера», – решил Вадим.
Он встал, оделся и, не зажигая лучину, на ощупь определил кадушку с водой и напился. Так же на ощупь обнаружил и заступ.
В полной темноте он вытащил из-под своей лежанки мешок и волоком дотащил его до дверей. Все это он старался проделать как можно тише, чтобы не разбудить Валуя и старика. Дверь предательски скрипнула…
Рассвет только-только начал прогонять ночную мглу, но мир уже потихоньку оживал с первыми криками птиц. День обещал быть солнечным.
Бороться с тяжелым мешком, едва залечив рану, Вадим все же не рискнул. До указанного князем места было метров триста, и Вадим, развязав мешок, деловито отсыпал прямо к поленнице треть содержимого. Серебро, камушки и немного золота красивой горкой улеглись подле березовых дров – чистый натюрморт.
Полегчавший мешок Вадим вскинул на плечо и зашагал к муравейнику…
Долбить заступом подмерзлую землю было не самым приятным упражнением…
Провозившись с час, Вадим вырыл подходящую ямку и опустил туда казну. Дело было сделано – можно и зарывать. Земляные работы дались ему нелегко, как говорится, с потом и кровью. Рана на плече открылась, и кровь, обильно намочив повязку, промочила рубаху.
Когда Вадим вернулся к избушке, почти совсем рассвело. Он вошел внутрь и решился зажечь лучину. Ему показалось странным, что князь все еще спал, а вот Валуй, напротив, кажется, проснулся и пытался ворочаться.
– Не спишь? – спросил он у дружинника.
– Дай воды, – попросил Валуй.
Вадим зачерпнул воды в ковш, прошел мимо спящего князя – и его вдруг осенило. Он стрелой преодолел расстояние до раненого и вручил ему ковш.
– Удержишь?
– Да.
– Вадим, – присев на край постели старика, юноша стал его тормошить. – Князь Вадим, что с тобой?
– Помер, что ли? – робко спросил Валуй со своего места.
Вадим откинул шкуру, приложил ладонь к горлу князя, но тот был уже холодным.
– Тьфу, – в сердцах сплюнул молодой князь, – так и есть, помер…
Глава третья Снегурочка
Я из пепла, я из слез
Соткала себе узор…
Идти было легко. Морозный воздух приятно холодил и придавал свежести. Поздняя осень, расправившись с последними теплыми денечками, готовила мир к наступлению зимы.
– Что-то рано в этом году снег пошел, – заметил шагавший чуть позади Валуй. Под его меховыми сапогами, чем-то напоминающими знаменитые унты, похрустывал снежок.
– Все равно скоро растает, – ответил Вадим, – первый снег всегда так.
– Так-то оно так, но по всему видать зима лютая обещается, – поправив шапку, продолжил Валуй, – ну да ничего, поспеем дойти.
– Поспеем дойти… – передразнил его Вадим. – Ты же сам говорил, что тут сотню верст топать.
– Так то до самого Новгорода с сотню будет – точно. А через два десятка уже обжитые земли пойдут. Вотчины новгородские. Там и отогреемся да сани у кого сладим.
– Ну конечно, – отозвался Вадим, – мы же знатные вои, как нам не дать саней!
Валуй не понял его юмора.
– Ты напрасно так. Дружинникам новгородским ни в чем отказу не было.
– Ага, – не меняя ироничного тона, продолжил юноша, – вот бы все девки эту истину знали!
– Тьфу, – сплюнул Валуй, – ты как сам не свой стал, как старика этого схоронили, – что с тобой, десятник, не заболел ли часом?
«Ну все, обиделся, – подумал Вадим, – нет, ну точно – обиделся. Десятником назвал, не по имени. На официальщину перешел!»
Вадим уже знал, что теперь его бородатый друг будет плестись сзади, молчать и угрюмо сопеть. А что оставалось ему, Вадиму – новгородскому десятнику или князю Белозерскому? Конечно, он не сказал Валую ни слова про нечаянно свалившийся на него княжеский венец.
– Да, может, ну его, – под нос пробурчал себе Вадим и тут же спохватился.
Идущий следом Валуй перестал шумно дышать – прислушивался видать, не сошел ли его десятник с ума, а то, вишь, идет, бормочет что-то…
Вадим обернулся, посмотрел на товарища и как можно ласковей улыбнулся, а затем подмигнул Валую, мол, все нормально, все просто обалденно. Однако бородач отреагировал совершенно не так, как ожидал юноша. Валуй остановился, сдвинул шапку на затылок и уставился на десятника широко раскрытыми, ничего не понимающими глазами. В этот момент Вадим словно увидел себя со стороны: ну точно – улыбающийся идиот. Он мгновенно убрал с лица оскал радости и напустил на себя туман небывалой серьезности.
– Шагай-шагай давай, – скомандовал десятник, – чего застыл?!
Валуй, не проронив ни слова, робко двинулся вперед. А Вадим, дабы больше не вводить боевого товарища в ступор, принялся рассуждать про себя: «Нет, пожалуй, открываться Валую пока не следует – не поймет, а если поймет, то не так, как надо. Что же это получается? Я теперь супротив новгородского князя. Крутой поворот, ничего не скажешь. По местным законам я теперь не только предатель интересов Новгорода и изменник, но и злейший враг государства! Как-никак типа дружинный десятник. Вот оно как. А чего… Сам согласился на княжество, ажно прямо целое Белозерское, а теперь в кусты? Нет, брат! Вперед, только вперед, к победе, мать его, коммунизма! Да, вот только как это все сладить?»
– Слышь, Валуй, – вполоборота обернулся десятник, – хватит там уже про меня думки разные гадать. Все у меня хорошо, вот только голова немного болит – все же хорошо нас тогда на реке северяне приложили.
Вадим сбавил шаг, выждал, когда дружинник поравняется с ним.
– Ты мне лучше скажи, что за деревня первой у нас на пути будет. Ведаешь ли?
– Новцо, – ответил Валуй.
– Что? – Вадим сделал вид, что не расслышал.
– Я говорю, первой Новцо будет – земли боярина Жирослава.
– Хороший мужик?
– Не мужик он – муж, боярин.
«Ах да, вот ляпнул, – мысленно укорил себя Вадим. – Назвал боярина мужиком, вот ведь… недаром в летописях писано – муж сей весьма знатного рода… а мужик – он и есть мужик, уменьшительное от мужа, а значит, ниже по рангу…»
Чуть за полдень небо нахмурилось, и пошел крупный снежок. Крупные хлопья быстро застилали землю.
– Того и гляди на снегоступы вставать придется, – заметил Вадим, поправляя перекинутые за спину короткие охотничьи лыжи.
– Ага, – угрюмо отозвался Валуй, – я и говорю, рано нынче-то снег.
– Так это хорошо или плохо?
– А чего ж плохого? Землице теплее будет.
– Ну-ну…
Еще часа два шагали молча. Снег измельчал, а вскорости и вовсе прекратился.
– Все, – скомандовал Вадим, остановившись, – привал.
– Давно пора, – согласился Валуй и тут же скинул мешок и лыжи, – перекусим, что ли?
– Давай.
Но только они, развязав мешок, разложили снедь, как слева от них едва слышно хрустнула ветка.
– Чу! – насторожился Валуй.
Медленно и бесшумно клинок покинул ножны, и Вадим, покрепче сжав рукоять, стал подниматься. Снег под чьими-то ногами скрипнул, послышалось негромкое сопение.
Десятник сделал Валую знак, и тот, обнажив свой меч и согнувшись, стал забирать в сторону. Сам же Вадим, плотно прижавшись к стволу сосны, осторожно выглянул из-за нее и тут же заметил причину беспокойства…
Как в старой сказке, по лесу брела девчушка и горько всхлипывала. По всему было видно, что слез уже не осталось, выплакала – видать, давно бродит – оттого и всхлипы ее были горькими и редкими. Темно-синий плащ на ее плечах был совершенно не по сезону – летний, оттого и нос, и щеки, и даже, кажется, уши покраснели от ноябрьской прохлады.
Вадим не стал более таиться и вышел к ней навстречу:
– Это кто это тебя, красна-девица, в лес одну погулять выпустил?
Девица замерла, как истукан, выпятив на незнакомца заплаканные глаза.
– Да еще и без шапки, – миролюбиво продолжил Вадим. – Только не говори, что от злой мачехи сбежала.
Незнакомка еще секунду ошалело пялилась на Вадима, а потом лес оглушил дикий вой. Девица, издав истошное «Помогите!!!», резко развернулась и кинулась прочь, сквозь кусты.
Вадим чуть было не кинулся вдогонку, но его вдруг разобрал такой смех, что он не смог двинуться с места. Его настолько поразила эта девичья паника, что он насилу попал мечом в ножны и, схватившись за бока, захохотал как сумасшедший. Да и потом, он прекрасно видел, что Валуй успел зайти девице за спину, так что не уйдет.
– Помогите!!! Помогите!!! – донеслось из-за кустов, и затем все стихло.
Через секунду Вадим совладал с собой и унял внезапно накатившее веселье. В тот же миг, обойдя кусты стороной, явился Валуй с широкой улыбкой на лице. Следом, упираясь что есть мочи, показалась и беглянка. Дружинник, крепко схватив ее за руки, тащил девушку, словно на аркане.
– Ну и славная у нас с тобой, Вадим, охота вышла, – продолжая улыбаться, заметил Валуй, – крупная дичь попалась.
– Отпусти! Отпусти, тать лесная! Отпусти, кому говорю!
– Ишь ты, какая бойкая.
– Ладно, Валуй, отпусти и правда, а то руки девке выкрутишь, – сказал Вадим, когда они подошли вплотную.
– Как же, отпусти, она ж опять стрекача задаст.
– Отпусти, кому говорю! – тут же завопила девушка. – Отпусти, хуже будет. Вот узнает тятенька, он шкуру с вас спустит.
– Ну вот, видишь, – ухмыльнулся Валуй.
– Отпус…
– Так, все! – резко скомандовал Вадим. – хватит! Мы тебе худа не сделаем. Как тебя звать-величать?
– Отпусти, тать! Не скажу! Отпус…
– Мы не тати. С чего ты взяла?
– А кто по лесу бродит, как не тати? Оба вы тати! Отпусти, говорю! – она вновь дернулась, но куда там…
– Значит, не скажешь?
– Не скажу! Отпусти!!
– Ты вот тоже по лесу бродишь, значит, ты – тать, – резонно заметил Вадим.
– Я не тать, я Квета. Отпусти! Отпусти же!
– Так, значит Квета.
– Ой.
– Что ой?! Квета – красивое имя. А то: «не скажу, не скажу», – передразнил ее Вадим. – Дай слово, что не побежишь.
– Отпустите?
– Отпустим.
– Хорошо. Даю слово.
– Валуй, отпусти ее.
Только рука бородача разжалась, как девица, подхватив полы плаща, кинулась прочь.
– Ну, я же говорил, – развел руками Валуй.
– Жди тут, – приказал ему десятник и сам бросился догонять беглянку.
Квета явно не каждый день упражнялась в гонках по заснеженному лесу. Вскоре она споткнулась и упала, хотя и без того Вадим был уже рядом.
– Ну вот, добегалась. Не ушиблась, снегурочка?
– Тебе что за печаль?
– Может, хватит, наконец, уже бегать. Давай-ка поговорим…
– Да отпусти ты!
– Так я и не держу.
– Держишь.
– Это у тебя плащ за ветку зацепился. Сейчас…
Девушка поддернула освободившийся плащ и разревелась. Ее русые косы спутались, облепили лицо – ну смешная донельзя.
– Да перестань ты рюмить.[31] Такая большая, а рюмишь, чай, поди, не на похоронах. Ну как дитя.
Вадим приобнял ее и силой заставил подняться:
– Хватит уже.
Он отстранил ее руки от лица, закинул косы за спину и плащом вытер слезы.
Девушка на удивление не сопротивлялась.
– Ну вот, так-то лучше, смотри, какая ты красавица, а слезами всю красоту смоешь.
Слезы прекратились как по волшебству.
– Как это? – шмыгнула Квета носом.
– Что «это»?
– Как это смоешь?
– Молча. Слезы соленые, вот кожу твою прожгут, – улыбнувшись, ответил юноша.
– Ой, – она всплеснула руками и приложила ладони к лицу.
– Да не бойся, шучу я. Пойдем-ка, лучше расскажешь, что с тобой приключилось.
Квета на сей раз подчинилась и бежать не думала. Вернувшись к стоянке, где Валуй уже успел развести костер, Вадим усадил девушку на мешок, поближе к огню.
– Грейся, снегурочка, а то, я гляжу, ты вся продрогла. Давно по лесу бегаешь?
Девушка протянула озябшие руки к огню.
– Со вчерашнего…
– Ого, – присвистнул Вадим, – и не испугалась одна в лесу ночевать?
Она недоверчиво глянула на Вадима.
– А вы точно не тати лихоимные?
– Как есть точно! Ну, так как ты в лесу одна?
– А я в сарае на околице Новца ночевала… в сене тепло…
– А-а-а, – протянул Вадим, – в сене. Ну, тогда, конечно…
– Есть хочешь? – спросил Валуй, протягивая девушке кусок мяса.
Она посмотрела сначала на бородача, потом на Вадима.
– Так вы не тати?
– Говорю же тебе – не тати мы. Дружинники новгородские, – ответил Вадим. – Ешь давай.
* * *
Они поели и терпеливо дождались, когда Квета утолит голод.
– Ну, давай, снегурочка, рассказывай, от кого сбежала, кто обидел? – спросил Вадим, когда она наконец расправилась с куском мяса.
– От мачехи…
– Ну, что я говорил? – хлопнув себя по ноге, Вадим повернулся к Валую. – Ну от кого же бегать, как не от мачехи?!
– Да, от мачехи, – подтвердила Квета, – она меня за своего Радаслава замуж отдать велит…
– И кто ж такой?
– Племянником она его своим зовет. Только не племянник он ей, а сын родной.
– Во как! – удивился Валуй.
– Да. Батюшка обженился на ней в прошлом годе… год по матушке траур держал, а тут, – девица шмыгнула носом. – Бажана это давно придумала… Чтобы тятенькино наследство им в семье осталось. Она Радаслава племяшом кличет, только я знаю, сын он ей… сын.
– Откуда ты про то знаешь? – участливо спросил Вадим.
– Знаю, – поджав губки, продолжила девушка, – шептались они, а я подслушала… она его сыночком называла. А я знаю, они меня изведут, как есть изведут. – И тут девичье сердце не выдержало, и она разрыдалась.
– Ну, полно тебе, – попытался успокоить ее Валуй.
– И в самом деле, опять рюмишь, – поддержал друга Вадим.
– Как же мне не рюмить, – сквозь слезы причитала Квета, – когда и тятенька тоже… не против свадьбы…
– А тебе сколько годочков, невестушка? – спросил Вадим.
– Через седмицу шестнадцать, – роняя слезы, ответила девушка, – они уже… уже и день назначили, у-у-у-у… – и слезы пуще прежнего залили лицо Кветы.
– Вот беда-то, – усмехнулся Валуй, подбрасывая хвороста в огонь.
– Что, и прямо так не люб тебе этот Радаслав? – Вадим взял ее за плечи, заглянул в зеленые глаза. – не плачь. Так люб или не люб?
– Не-ет, не лю-ю-юб, – разрыдалась девица, – ой не лю-ю-юб!
– Понятно, – выдохнул десятник, – ну не плачь же. – Он встряхнул девушку еще раз. – Может, у тебя есть кто на примете?
Квета, шмыгнув носом, утерла слезы и уставилась на Вадима.
– Что?
– Не что, а кто? Любый, может, у тебя есть?
Веки девушки часто-часто заморгали, а затем, потупив взор, она прошептала:
– Есть…
– Что? – не расслышал Вадим.
– Есть.
– Ну, вот видишь, – улыбнулся юноша, – значит, есть кому за тебя постоять. Чего же он тебя не сватал поперек мачехи?
Спросил и тут же пожалел. Девушка вновь разразилась слезами, пуще прежнего.
– Нет, ну сколько в тебе воды, ты чего опять завела? Рева-корова, честное слово…
– Он… он… Тятенька его… его в ополчение послал… супротив варягов с князем…
– Ну?
– Убили его… убили…
Вадим переглянулся с Валуем. Оба поняли, что жених Кветы не иначе как вместе с ними на Альдегьюборг ходил, да вот не повезло – бывает.
Мужчины молчали, дав девке выреветься. А что делать? Словами тут не поможешь – пусть уж вы-плачет все без остатка. Валуй принялся возиться с дровами, а Вадим прислонился к дереву и, закинув голову вверх, созерцал проплывающие по небу хмурые облака.
Наконец девица, всхлипнув еще несколько раз, притихла. Вадим опустил голову.
– Ну, я прямо не знаю, чем тебе помочь, краса-вица…
– А чем мы поможем? – отозвался бородач. – Если отец решил, тут уж нечего решать…
Вадим нахмурил брови и кинул взгляд на товарища, – мол, ты чего лопочешь, сейчас опять реву будет. Валуй взгляд уловил, замолк и, сделав серьезный вид, принялся ворошить костер.
– А ты, кстати, как это из дому-то утекла? – спросил Вадим после некоторого молчания.
– А я и не из дому…
– Вот те раз, а откуда?
– Так мачеха меня в Новцо с собой повезла… я не хотела, а она у батюшки выпросила, говорит, в Новце старуха есть… лечить меня.
– Так ты что, хворая? – не удержался от вопроса Валуй.
– Нет, что вы, дяденьки, я не хворая… это Бажана выдумала и батюшку убедила, что я чревом хворая…
Вадим понимающе переглянулся с Валуем, мол, видишь, куда гнет ведьма-мачеха, намекает, что девка может оказаться слабовата по женской части, пустоцвет, одним словом…
– Ну и что ты?
– Я сразу придумала, что сбегу… Когда мы в деревню-то приехали, я и спряталась… Слуги меня по округе искали, а я в сарае схоронилась…
– Ловко придумала, под самым носом у них затаилась, – похвалил девушку за находчивость Валуй.
– Ладно, – изрек Вадим, вставая, – нечего тут посреди леса мерзнуть. Пойдем в деревню, там и заночуем, а то мы с Валуем уже пять ночей на снегу… Дорогу до деревни укажешь?
– Тятенька… – пролепетала девушка.
– Ну, ищут тебя, это точно, – кивнул Вадим. – Валуй, а может, ее парнем переодеть? А что, переночуем спокойно, а там решим, как красавице помочь. Что скажешь?
– Не гоже девку от отца родного прятать…
– А за нелюбимого гоже за косу тащить?
– Нет…
– Вот то-то… Ладно, посмотри-ка, у нас в мешке должна быть рубаха да порты. И шапку поищи. А ты, Квета, косы-то прибери.
Видя смущение девушки, Вадим добавил:
– Раздеваться не надо. Натяни порты, а платье запрячь. Вот так… так. Да, молодец. Дай-ка твой плащ.
Он скинул свой тяжелый шерстяной плащ и набросил ей на плечи.
– Так-то оно теплее будет. А я пока в твоем похожу, ты не против?
– Вот и шапка, – протянул Валуй отороченный мехом головной убор с темно-красным верхом, – надевай.
Когда процедура переодевания была полностью завершена, Вадим критически осмотрел Квету.
– Сойдет. В темноте не шибко кто и разберет. Ну, пошли, уже темнеет. Квета, чего встала? Веди, показывай…
Девушка робко шагнула вперед, мужчины за ней.
– А ты вообще куда направлялась? – поравнявшись с ней, поинтересовался Вадим.
– Не знаю… – обреченно ответила девушка.
– Не знаю, – передразнил ее юноша, забавно пожав плечами. – Веди уж давай, снегурочка…
* * *
До Новца – так называлась ближайшая деревня – добрались уже затемно. Квета, ранее бывавшая в этой деревне с отцом, указала дом одинокой старушки.
– Ладно придумала, – похвалил ее Вадим, – там меньше глаз и ушей будет. Пойдем, показывай, где твоя старушка живет.
– Да вот же дом, низенький…
В калитку первым постучал Валуй. Ни звука. Ни лая собаки, ни человеческого голоса.
– Сильнее стучите, – посоветовала девушка, – бабка Ходора глуховата.
– Ага, – кивнул бородач и сильнее забарабанил по хрупкой калитке. Калитка оказалась едва живой – после третьего удара бородатого дружинника она слетела с одной петли и неуклюже покосилась на бок.
– Ну, хто тама, – наконец раздался недовольный голос Ходоры, – хто по ночам лазает?
– Пустите переночевать, уважаемая Ходора, – вежливо начал Вадим, – путники мы, в Новгород идем.
Бабка, покряхтывая, вышла из дома, подошла к калитке.
– Изломали, как есть изломали, – запричитала она, первым делом узрев ущерб, нанесенный хозяйству.
– Да больно хлипкая у тебя, бабка, калитка, – подал голос Валуй.
– Ужо какая есть…
– Поутру починим, обещаю, – Вадим сделал ударение на «обещаю».
– Путники, говорите? – недоверчиво спросила Ходора.
– Путники. Я – Вадим, это – Валуй, и отрок с нами – Есеня, – на ходу соврал Вадим про Квету, мгновенно вспомнив, что скоро у нее день рождения. Родилась она как раз по осени, вот, значит, пока и побудет Есеней.
– Ну, проходите, путнички, токо угощаться у меня нечем.
– У нас есть, – весело ответил Вадим, – мы и тебя угостим.
– Кхе, кхе, – кашлянула в кулак бабка и, повернувшись спиной, заковыляла к дому.
Ночные гости проследовали вслед за ней.
– Лучина на столе, – пролепетала Ходора, – запалите.
Валуй, действительно нащупав на столе несколько лучин, запалил одну из них. В избе чуть посветлело.
– Откуда путь держите? – с любопытством спросила бабка, усевшись на свою постель.
– От чудинов, бабушка, – ласково ответил Вадим.
На удивление старушка понимающе кивнула и расспросов больше не учиняла. Меж тем Валуй сообразил на стол. Глаза бабки при виде вяленого мяса заметно оживились.
– А чего это отрок у вас шапку в избе не сымает? – вопросила старуха, глядючи на Квету.
– Хворый он, – быстро нашелся Вадим, – застудил голову.
– Эва, – подивилась бабка, – у нас тут к одной вдовице тоже шастает один… все в шапке ходит, так его и кличут Кучмой. Токо он не хворый, а плешивый, – бабка заулыбалась во весь свой беззубый рот, – и чего в нем Сияна нашла…
– Повечеряй с нами, бабушка Ходора, – радушно пригласил Вадим.
Старуха внимательно оглядела стол, а затем пошаркала к печке и, отодвинув заслонку, извлекла глиняный горшок.
– Каша едва теплая, – водрузив на стол горшок, сообщила она.
– Каша это хорошо, – подмигнул Вадим, – а говорила ничего нету.
– Так и нету, – прошлепала губами старуха, – одна каша – еда наша.
Все дружно уселись и принялись за еду.
– А что, бабка Ходора, в деревне все ли спокойно? Нет ли чужих? – спросил Вадим, зачерпнув гречишной каши.
Хозяйка отковыряла небольшой кусок мяса и принялась с удовольствием его размусоливать беззубым ртом.
– Откуда у нас чужие, – пробормотала она, наслаждаясь вкусом мяса, – тихо все. Токо вот, сказывают, из Новгорода вести дурные…
Мужчины переглянулись.
– И что там такое? – не удержался Валуй.
– Сказывают, князя нашего крепко побили варяги под ихним градом… ммм…
– Под Альдегьюборгом, – подсказал Вадим.
– Может, и так, под Альдьее… да плут его знает, кажись так…
Валуй с Вадимом разом отложили ложки.
– Да не тяни ты, старая, – взмолился бородач, – толком скажи.
Ходора потянулась за следующим куском.
– Седмицы две тому, прибег от боярина тиун,[32] он и сказывал, что много воев побили варяги… Вот и наши деревенские, кого боярин в ополчение нарядил, не все возвернулись.
Вадим украдкой глянул на Квету. У той, при упоминании о погибших ополченцах, кусок встал в горле, а в глазах вновь заблестели слезы.
– Бабка Ходора, ты бы указала место, а то у нас, видишь, отрок приморился с дороги, – попросил Вадим.
– А чего тут указывать… вон, у печки лавка… ложись, милок.
Квета, не снимая шапки, как есть, в одежде, улеглась на лавку и сразу уснула. Однако мужчины не торопились укладываться.
– Давненько такого вкусного мяса не едала, – прочмокала бабка. – Телятина?
– Лосятина, – подсказал Валуй.
– О!
– Да ты кушай, Ходора, угощайся, а что про князя известно? – пододвинув мясо поближе к бабке, спросил Вадим.
– А что известно? Тиун сказывал, что схоронили Боривоя, – почти равнодушно изрекла Ходора, продолжая ковыряться в мясе.
– Как? – не выдержал Валуй и вскочил со своего места. – как схоронили?
– Сядь, – прошептал Вадим.
– А как хоронят – не знаешь? Положили в деревянную купель, тканями дорогими укрыли, добро его княжеское к ногам сложили… коня тоже его… и, говорят, бо-о-ольшой холм поверх насыпали…
Мужчины вновь переглянулись, мол, вот те раз.
– Так что, его в том бою срубили? – спросил Вадим.
– Как есть, – ответствовала хозяйка, прожевав очередной кусок и отодвигая остатки мяса в сторону, – сказывал тиун, что сам варяжский князь его живота-то и лишил.
– Ну дела, – протянул Валуй.
И Вадим решил вызнать у бабки все что можно:
– А какие еще есть вести из Новгорода?
– Как князя Боривоя спровадили, так его сынок Гостомысл и сел на княжение… Тиун опять же сказывал, великую тризну по отцу справил, целую седмицу на холме тризничали…
Наступило тягостное молчание. А Ходора, не обращая внимания на гостей, принялась убирать со стола, по-хозяйски припрятав остатки пищи за печку.
– Так значит, в деревне никого чужих нет? – в раздумьях спросил Вадим.
– Говорю же, нету… Вот только этот Кучма вчерась к своей Сияне наведался… И чего она в нем, плешивом, нашла…
– Понятно, – кивнул Вадим, – ну что, будем спать.
– Только вам на полу придется, у печи, – сказала бабка, – лавок, видите, у меня более нету.
– Да мы привычные, – согласился Валуй.
– Тем более у печи… самое то, бабуля, – поддержал товарища Вадим.
Неожиданно во дворе тявкнула собака.
– Это что еще? – спросил Вадим, прислушиваясь.
Лай повторился.
– Чего? – не поняла старуха.
– Собака во дворе вроде лает, – уточнил десятник, – у тебя же вроде нет псины.
Псина меж тем подала голос громче, а потом, взвизгнув, притихла.
– Как же нету – есть, – утвердила Ходора, – токо пес у меня старый… хромой да глухой…
– Видать, кто-то на него впотьмах наступил, – высказал догадку Валуй.
Бабка прошаркала к двери.
– Хто там еще? – спросила она, приоткрыв дверь.
– Это я, Ходора, – раздался голос из темноты, – Селян Кучма.
– Вот ведь шатаешься по ночам! Токо про тебя вспоминала… легок на помине…
– Да я вот… – раздался голос за дверью.
– Знаю, знаю, зачем пришел. Заходи уже.
Старуха распахнула дверь пошире, пропуская ночного посетителя в избу.
– О, я гляжу, у тебя гости, – с порога приметил Кучма.
Валуй тут же зажег еще одну лучину, свету прибавилось. А Вадим оценивающе оглядел вошедшего. Небольшого росточка мужичонка, в годах, наверное чуть за сорок, а в этом времени вполне можно сказать – в годах. Как и рассказывала бабка, на голове Кучмы красовалась вислоухая шапка, плотно натянутая до бровей. В остальном – ничего примечательного. Старенький, заштопанный кафтанчик, а-ля зипун, до колен и засаленные темные порты. Только заправлены они были в невысокие добротные кожаные сапоги. Такая обувка никак не клеилась с общим видом ночного гостя. И еще Вадим приметил, что чуть справа, под одеждой у него что-то топорщится под кафтаном. Мужик явно что-то прятал…
– Доброго здоровья, – поздоровался вошедший, едва заметно поклонившись, но шапки не снял.
– И тебе не хворать, – ответил за двоих Вадим.
Кучма прошел в дом, а бабка тем временем притворила дверь.
– Щас принесу, чего хотел, – сказала она гостю и пошаркала к печи.
Пока хозяйка ковырялась в горшках и мисках, Вадим продолжал испытующе глядеть на ночного гостя. Тот же, наоборот, отвел взор и колючим взглядом уставился на спящую Квету. Лавка, на которой спал псевдоотрок Есений, была совсем рядом с Кучмой, аккурат по его правую руку.
Вадим прищурился. Ему явно не нравился этот посетитель бабки Ходоры. Но тут как на грех Квета повернулась к ним лицом. Шапка с ее головы упала на пол, обнажив русые косы.
– Так как, говоришь, тебя зовут? – быстро задал вопрос Вадим, чтобы отвлечь гостя от созерцания спящей девушки.
– Что?
– Я говорю, звать тебя как?
– Селян Кучма, – ответил тот, наконец подняв глаза.
– А-а-а, – протянул десятник, – понятно.
– На тебе твой отвар, – вмешалась бабка Ходора, проходя вперед и заслоняя Вадиму обзор.
– Спасибо тебе, Ходора, – принимая и кланяясь, поблагодарил Кучма, – ну я пошел.
– Иди-иди, чего уже, – сопроводила его старуха.
Селян толкнул дверь и обернулся на пороге.
– Прощевайте, – сказал он бабкиным постояльцам, а сам украдкой вновь взглянул на Квету, – прощевайте…
– И тебе всего доброго, – ответил Вадим.
– Ух, – отмахнулась хозяйка, – как появляется у нас, так завсегда ко мне бежит…
– А чего ему надо-то было? – Вадим уселся за стол, уж больно подозрительным ему показался этот тип.
– Да знамо чаво, – Ходора присела рядом, – за отваром прибегал для своей Сияны…
– А что за отвар, бабка Ходора? – не унимался десятник.
– Ну, я погляжу, ты совсем несмышленый, – покачала головой хозяйка, – отвар, говорю, для Сияны, чтобы она от него не понесла.
– А-а-а…
– Вот тебе и а-а-а…
– Понятно, – сжав губы, пробормотал Вадим, – ладно, поздно уже, пора и честь знать.
– Ложитесь, голубчики, ложитесь…
Устроившись на полу подле печки, и ближе к лавке со спящей Кветой, дружинники переглянулись…
– Все, гашу, – предупредила хозяйка и задула лучины.
– Валуй, – шепотом позвал Вадим, дождавшись, когда бабка уляжется и угомонится, – ты это… достань меч из ножен.
– Уже, – так же шепотом отозвался Валуй.
Глава четвертая Бокул Шибайло
Руби их в песи, круши в хузары…
В ту ночь Селян Кучма так и не дошел до дома своей подруги. На подходе, у соседнего дома, его неожиданно сбили с ног. Упав на тонкий снег, Кучма кувырнулся, пытаясь уйти от очередного удара. Он резко распахнул полы кафтана и потянулся за топором.
– Не балуй! – услышал он над собой гнусавый голос и тут же две пары рук схватили его за ворот.
Голос он узнал сразу, а как было не признать…
Рывком его поставили на ноги.
– Что ты, Бокул, – затравленно озираясь по сторонам, взмолился Селян, – что ты…
– Ты, сука, пошто свои культи навострил? – грозно спросил главарь. – или тебе наше товарищество уже не по сердцу?
Кучма дернулся и что-то жалобно простонал.
– Чего скулишь, сука? Я тебя спрашиваю: ты куда бежать надумал?
– Да я… я… это… навестить только…
– Слышь, Бокул, он к своей крале под титьку собрался, – подал голос другой бродник.
И этот голос узнал Селян, а как не узнать…
– Ну, право, Ростик… я только туда – и сразу же обратно…
– Ты мне тут зубы не заговаривай, – прикрикнул Шибайло.
– Я вас потом обязательно бы сыскал…
– Сыскал бы он, как же, – пробасил еще один член шайки.
Ну и этот голос был Селяну тоже хорошо знаком…
– Черноус, Ростик… Шибайлушко…
– Ведь знаешь, что у нас полагается за предательство? – изрек главарь, словно вынес приговор.
– Братцы, не надо… братцы, что вы надумали… вы же меня знаете… я же с вами, мы же это… я всегда за вас… – Селян извивался в руках бродников, как уж на сковородке, но его держали крепко. Шапка слетела с него, обнажив плешивую голову.
Бокул презрительно плюнул в лицо Кучме.
– Хватит, мужики, его вопли слушать. Черноус, давай веревку!
Бродник мгновенно повиновался. Одной рукой он извлек из-под одежды крепкую веревку и накинул ее на шею обреченного. Заранее подготовленная петля хищно обвила шею и затянулась.
– Постой… постой… – взмолился Кучма, – постой, что скажу…
– Пустое это, – за главаря ответил Черноус и сильнее натянул веревку.
– Дочь… Дочь… Жирослава тут… – На последнем дыхании выдавил Кучма и стал оседать.
– Что? – не расслышал Бокул. – Черноус, тпру, тьфу… Стой, говорю!
Веревка ослабла.
– Удавил. – Жердеподобный Ростик растянул рот в ухмылке.
– Заткни хайло, – огрызнулся Бокул и опустился перед упавшим Селяном на одно колено.
Кучма, широко раскрыв рот, словно вытащенная на берег рыба, ловил воздух.
– Что ты сказал, плешивый? Какая дочь? Ну, чего ты мычишь?
Но Селян не мог выдавить из себя ни слова. Он продолжал хватать ртом воздух, не веря в свое избавление.
– Дай воды, – приказал предводитель, и Черноус потянулся к фляжке.
Почти удавленному броднику насильно влили воды. Сделав несколько глотков, он выплюнул остальное на кафтан Черноусу и зашелся кашлем.
– У-у-у, скотина, – замахнулся обиженный Черноус, но предводитель банды вовремя остановил кулак.
– С ума сошел… зашибешь ведь…
Селяна отволокли к забору, усадили, оперев спиной о доски.
– Ну, Селянушка, – почти ласково произнес Шибайло, – чья дочь, ты говоришь…
Кучма наконец-то откашлялся и глянул прямо в глаза главарю.
– Отпустишь?
– Вот при свидетелях говорю – отпущу, – сделав искреннюю физиономию, пообещал Бокул.
– Клянись богами.
– Клянусь Перуном и Даждьбогом – отпущу на все четыре стороны.
Кучма прикрыл глаза, еще раз откашлялся.
– В Новце только что видел я родную дочь… – он сделал многозначительную паузу, – дочь боярина Жирослава…
– Да ну, – почти в один голос вырвалось у бродников.
– Врешь, – не поверил Шибайло.
– Истинно говорю. Она это… признал я ее. В прошлом годе на торгу в Новгороде… видел ее с Жирославом… дочь это его… русые косы… лицом красна… глаза, кажись, зеленые…
Ростик, по прозвищу Жердь, смачно сглотнул.
– Нет, – сопротивлялся Бокул, – не может быть, чтобы боги нам такое подношение устроили… Дочь самого Жирослава. Она одна?
– С ней двое…
– Кто?
– С виду простые мужики, но при мечах…
– Слуги?
– Не знаю, может, и слуги…
– Да-а, – протянул главный бродник, – чудеса, да и только…
– Ага, – поддакнул Ростик, – только мы серебра взяли за чудинского яшника, а тута еще девка…
Бокул посмотрел на него, уж больно нехорошо тот улыбнулся.
– Я тебе дам, пасть разевать, – пригрозил ему главарь, – и думать забудь. Для выкупа брать будем.
– А я че? Я ниче, – поспешил оправдаться жердеподобный, – но ведь девка…
– Заткнись, я тебе говорю, – еще раз цыкнул на него Шибайло и вновь обратился к Селяну: – А где они остановились?
– В избе старухи Ходоры, знаешь?
– Знаю… Хм-м…
– На лавке, у печки спит, справа от входа…
– Хм-м… И чего им там понадобилось? – пытался размышлять Бокул. – ну да ладно… двое у нее сторожей, говоришь?
– Как есть – двое, – отозвался Кучма.
Бокул помолчал некоторое время, видимо прикидывая в голове план захвата боярской дочери.
– А ты что, и правда от чудинов сбежал и прямо к своей Сияне? – спросил Шибайло, вставая.
– Да.
– И никого не встречал?
– Нет, – ответил Селян Кучма и, опираясь на ограду, стал медленно подниматься.
– Ну и хорошо.
– Так я могу идти?
– Конечно, Селян, иди.
Кучма медленно повернулся спиной к Шибайло, а тот сделал вид, что дальнейшая судьба бывшего подельника уже ни малейшим образом его не интересует. Селян немного расслабился и сделал несколько нетвердых шагов. Только тогда предводитель бродников едва заметно кивнул…
На этот раз петля затянулась мгновенно, не оставив Селяну ни малейшего шанса. Черноус с Ростиком, удостоверившись, что Кучма мертв, перекинули тело через невысокий забор.
– Так, Ростик, дуй за Зайцами, а мы покуда с Черноусом постережем добычу. Встречаемся у избы старухи.
* * *
Через полчаса Ростик привел обоих братьев-близнецов, Славко и Славяту, по прозвищу Зайцы. Подле самого дома их перехватил Шибайло.
– Так, слушайте внимательно, – начал он шепотом. – Оконцев у бабки нет. Так что пойдем через дверь. Черноус проверил – хлипкая, сразу поддастся. Как войдем, вы, братцы, вяжите девку, она справа на лавке у печки. А вы, Ростик с Черноусом, кончайте ее сторожей да смотрите, чтобы наверняка…
– А ты? – спросил Славко.
– А я в случае чего вам подсоблю…
Бродники переглянулись.
– Ну, все ли понятно? – испытующе спросил старший бродник.
Троица молча кивнула.
– Тогда пошли.
Бродники, неслышно ступая, подкрались к калитке, где их поджидал Черноус.
– Все тихо, – отрапортовал он главарю.
– Хорошо, пошли.
Осторожно приоткрыв калитку, вся шайка друг за другом просочилась во двор. Две старенькие ступеньки у крыльца не скрипнули, и Черноус уже потянулся к двери, когда позади них раздалось недовольное рычание.
– Псина, – первым заметил Шибайло, – откуда тут псина?
– Я проверял, не было, – заверил его Черноус.
– Ты чего застыл – ломай! – приказал Бокул, видя, что ситуация может резко измениться, если псина поднимет лай.
А старый пес вышел на середину двора и подслеповатыми глазами водил из стороны в сторону. Он практически их не видел и не слышал… но чуял. Устрашающе оскалив зубы, старый сторож бабки Ходоры попытался отпугнуть непрошеных гостей.
– Ломай! Живо! – повторил приказ Бокул и, вытянув короткий клинок, ринулся на пса…
* * *
Первым проснулся Вадим. Вернее даже не проснулся, а скинул навалившуюся дремоту. Тревожно было на душе у новоявленного белозерского князя, одолевали думы. А подумать было над чем. И вовсе не визит подозрительного Кучмы беспокоил юношу, нет. Его он принял за мелкого воришку, жулика, которые норовят стащить все, что плохо лежит. Собственно воровать у них было нечего, да и потом с одним шалопаем они с Валуем уж как-нибудь да разберутся. В этом Вадим не сомневался, а вот дела княжеские… О да, теперь у него дела поистине княжеские – слов нет.
Сначала негромко тявкнул пес, а затем он расслышал голоса за дверью. Он моментально схватил меч и ткнул локтем друга. Валуй разомкнул глаза и, как опытный боец, на секунду затаился, прислушиваясь. Вдруг предсмертно визгнула собака, и в следующий миг непрочная бабкина дверь слетела с петель. Не сговариваясь, оба дружинника откатились в стороны. Вадим очутился почти под столом, а Валуй аккурат под скамьей Кветы. Вопросы были не нужны. И так было очевидно, что ночные гости пришли не на пироги. Они оба, из положения лежа, почти одновременно замахнулись, и мечами, словно косами, подрезали двоим нападавшим ноги. С интервалом в доли секунды налетчики взвыли от боли и рухнули на пол. Вадим тут же прикончил одного, а Валуй, успев подняться, рубанул другого. Дом огласили испуганный девичий крик и бабкины стенания.
– Валуй! – крикнул Вадим. – Квета!
Валуй все понял правильно. Неизвестно, сколько на улице притаилось татей и сколько их сейчас полезет в дверь. Бородач рубанул наугад и пинком ноги опрокинул лавку. Квета кубарем покатилась по полу.
– Под стол! – рявкнул ей Валуй, делая очередной замах.
Впотьмах Вадим наступил на труп поверженного разбойника, крутанулся, избегая встречного удара… он не видел занесенного клинка, он его слышал. Вражеское лезвие прошло совсем рядом, Вадим ощутил прикосновение руки и тут же рубанул. Его обдало горячей кровью, а перепонки едва не лопнули от чудовищного крика. Он оттолкнул от себя тело с отрубленной рукой и в дверном проеме приметил еще одного.
Сталь слабо блеснула, и два клинка, разрезая воздух, устремились вперед…
Бокул Шибайло, неуловимый предводитель бродников, понял, что убит, когда два острых клинка по косой разрубили его грудь… он так и застыл в дверном проеме, с рассеченной грудной клеткой, а еще живший мозг отказывался верить, что его план так стремительно рухнул в пропасть… рухнул вместе с ним. Еще секунду Бокул стоял, а когда жизнь покинула его грешное тело, он, тяжело осев, завалился поперек порога.
* * *
– Кажется, все, – неуверенно высказался Валуй, осторожно выглядывая за дверь.
– Да кто его знает? Может, во дворе еще кто притаился, – ответил Вадим, вставая рядом с товарищем.
Они в четыре глаза обшаривали взглядом видимую часть двора.
– Квета, – позвал Вадим через плечо, – жива?
– Да, – робко отозвалась девушка из-под стола.
– Бабка Ходора, ты как?
– Да тута я, миленькие, тута, – подала старушка голос из темноты, – ох, что же это за тати такие?
– Не знаю, бабка, не знаю, – честно признался Вадим, – ты же говорила, что в деревне чужих не было…
– Так и не было, откуда им взяться-то…
– Ну, значит, взялись. Валуй, останься в избе, а я пойду проверю…
– Я с тобой, – перебил его бородач.
– Я говорю – останься. И дверь пристрой на место, мало ли… Отопрешь только на мой голос.
Как Валую не хотелось отпускать десятника одного, но приказу пришлось повиноваться.
– И смотри тут в оба, – напутствовал подчиненного Вадим и, выставив перед собой меч, шагнул за порог.
Вадим не спеша прошелся по двору, наткнулся на убитого пса, но более никого не обнаружил. Для пущей осторожности вышел на улицу и обошел кругом – пусто.
– Ага, вот и следы, – он опустился на колено, внимательно осмотрел четкие отпечатки на снегу.
По ним он прошелся до соседнего дома, свернул за угол и тут обнаружил усердно вытоптанную площадку. Похоже, тут и сговаривались тати…
Вадим все тщательно проверил, не преминул за-глянуть и за забор. Плешивого он узнал сразу, хотя и не видел его без шапки.
Наконец удостоверившись, что в деревне тихо, вернулся к избе бабки Ходоры. Постучал в дверь.
– Кто?
– Валуй, я это, отворяй.
Дружинник отставил дверь в сторону.
– Все тихо, – ответил Вадим на вопрошающий взгляд товарища, – странно, даже собаки по дворам молчат…
Меж тем Вадим заметил, что лучины на столе горят ярко, видать, Валуй запалил все, что были припасены. В избе стало необычайно светло.
– Так… что тут у нас? – Вадим оглядел тесное пространство недавнего боя. – Так, пять трупов… славно.
– Четверо, – поправил его Валуй, – этот еще дышит. – Дружинник указал на угол.
Там, в углу, зажав культю, стонал молодой парень.
– Ну что, дотянул ручонки до чужого добра? – Вадим присел рядом на корточки. – Кто таков?
Но парень от шока, видать, не помнил самого себя.
– Квета, подай воды.
Приняв из дрожащих девичьих рук ковш с водой, Вадим немного отпил, а остатки выплеснул на раненого.
– Так кто таков?
Ответа не последовало. Парень дико озирался по сторонам, его глаза были пусты и прозрачны.
– Квета, – позвал Вадим, – давай еще воды.
Теперь десятник поднес ковш к губам раненого.
– Пей.
Парень инстинктивно ухватился зубами за край ковша и принялся цедить воду.
– Ну, полегчало? – спросил Вадим. – Говорить можешь?
– С-славк-ко я, – заикаясь, произнес парень и скосил глаза на обрубок руки.
– Так, Славко, жить хочешь?
– Д-да-а, д-да…
– Тогда отвечай быстро – кто? Зачем? Почему?
– Б-брод-дники-и мы…
– Вот тати, головники, мать их… – не выдержал Валуй.
– Не обращай внимания на моего друга. Дальше что?
– Бо-о-ок-кул п-прр… приказал дочь б-боо… боярина Ж-жир… Жирослава скрасть…
– Ага, вот оно что… так… ну дальше! Кто такой Бокул? – продолжил допрос Вадим.
– Бо-о… Бо-оккул Шибайло…
Старуха при упоминании имени главаря ойкнула и всплеснула руками.
– Ага, – обернулся Вадим, – судя по всему, имя известное.
Десятник еще раз поднес ковш ко рту раненого. Тот отпил совсем чуть-чуть и, задыхаясь, продолжил:
– Ему… ему С-с-с… Селян Ку-ку… ку-ку…
– Ну что ты как курица кудахчешь?
– Ку… ку… Кучма девку выдал…
– Вот ведь сука, – сорвалось у Валуя.
– Видел я этого Кучму, – не оборачиваясь, вставил Вадим, – задушенный под забором лежит.
– Ой, – тихо пискнула Квета, – а это кто?
– Да приходил тут один, пока ты спала, – ответил Вадим. – Видимо, он тебя признал… может, видел где тебя раньше…
Вадим встал, выпрямил спину.
– А где сейчас ваш Шибайло?
Парень скосил глаза на тело у порога.
– Ага, понятно, – проследив за взглядом, качнул головой Вадим, – туда ему и дорога. В банде есть еще люди?
Раненый бродник отрицательно мотнул головой.
– Ну и хорошо. Значит, все тут лежат.
Вадим отошел к столу, а Валуй, склонившись к нему, шепнул на ухо:
– Парень не жилец, много крови потерял.
Десятник понимающе кивнул, мол, и я так думаю, а вслух добавил:
– Видно, на сегодня мы уже выспались. Мы тебе тут сейчас, бабка Ходора, все приберем, а то нам поутру поспешать надобно. Трупы во дворе сложим, староста пусть наутро ими занимается. Дознается, если надо, кто да что?
Старуха спорить с гостями не стала, она с интересом разглядывала Квету.
– За тобой, девица, приходили… так ты дочь нашего боярина, – догадалась бабка и, вскочив с постели, низко поклонилась боярышне.
– Ты, я вижу, смекалистая, – подойдя к ней, строго заметил Вадим, – из ума, видать, еще не выжила, коли так. Говори прямо, сразу признала?
– Признала, – выдавила Ходора, отшатнувшись от Вадима, который, весь испачканный кровью, был сейчас страшнее, чем даже гнев боярина Жирослава.
– А признала, так молчи, покуда не уйдем.
Бабка кивнула.
– Вот и добро.
– Вадим, глянь-ка… – позвал Валуй.
– Ну что там?
Когда Вадим подошел ближе, дружинник протянул золотое украшение.
– Немного в крови, – посетовал бородач и принялся оттирать драгоценность, – вот, смотри.
Вадим увидел на протянутой ладони изящный амулет в виде знака бесконечности. Мгновенно вы-рвав его из руки товарища, юноша метнулся к раненому.
– Эй, ты жив там еще? – затормошил он его. – Смотри, смотри на меня… открой глаза… видишь? Откуда это у вас? Откуда… я тебя спрашиваю…
Парень с трудом разлепил глаза, жизнь в нем угасала.
– За яшника… чудинского выкуп… взяли…
– С какого яшника, говори.
– Б-б… ба-а… брр… Баар…
– С Баара???
Раненый бродник устало закрыл глаза.
– Отвечай! Я спрашиваю – с Баара? Что с ним? Жив?
Но бродник не отвечал, а Вадим продолжал трясти его все сильнее.
– Отпусти, парня, Вадим, помер он, – заметил ему Валуй, – не видишь, что ли?
– Вот сволочь, умер на самом интересном месте… Ты слышал, Валуй, это они с нашего Баара сняли!
– Не горячись, Вадим, он же сказал, выкуп за яшника взяли. А если выкуп взяли, то жив Баар.
– Ну да, конечно, – согласился юноша, – откуда им выкуп было взять, только из Каргийоки. Значит, жив… значит, Павел должен быть в Каргийоки…
Глава пятая Боярин Жирослав
Кто знает, что скрыто
В душе у него?
Кто знает, что будет
После смерти его?
Они покинули деревню, как только рассвет тронул верхушки деревьев. У Вадима пока не было четкого плана насчет Кветы, но одно он знал точно – брать ее с собой в Новгород нельзя. Нельзя, да и опасно. Они шли молча. Вадим впереди, за ним Квета, а Валуй замыкал отряд, зорко поглядывая по сторонам, так, на всякий случай…
Девушка была тиха, казалось, что ночное нападение совершенно лишило ее бодрости духа и желания бегать от татеньки. Во всяком случае, Вадим чувствовал именно так. Он, размышляя и так и сяк, все же принял решение – вести девку домой. Нечего ей с мужиками по лесу бегать, срамота одна, за кустики спокойно не сходишь…
Один Валуй был абсолютно спокоен. Опытный воин, привыкший к опасностям дружинной и походной жизни, вел наблюдение за окрестностями с невозмутимым видом. А свое предположение насчет девицы высказал еще в избе бабки Ходоры, когда подошел к десятнику и шепнул на ухо:
– Домой девку-то надо вести.
Сейчас вспомнив это его замечание, Вадим жестом остановил группу.
– Далеко до вашей усадьбы? – спросил он у Кветы.
– Не знаю, – пожала плечами девушка, – я пешком не ходила…
– К вечеру будем, – изрек Валуй, делая шаг вперед.
– Добро. Значит так, снегурочка. Мы должны тебя отвести домой…
– Как?
– А вот так. Не собиралась же ты с нами всю жизнь бродить?
Вадим посмотрел ей прямо в глаза. Губы девушки дрогнули, глаза заблестели. Она была готова вот-вот разрыдаться, но, о чудо, она сдержала свой порыв.
– Не надо домой… меня татенька прибьет…
– Что он у тебя зверь какой? – спросил из-за ее спины Валуй.
– И правда, – поддержал товарища Вадим, – он, наверное, с ног сбился, доченьку по лесам ищет. А может, его удар хватил с горя, а ты тут шастаешь… ты об этом подумала?
– Нет, – искренне призналась девушка.
– И потом, я гляжу, больно ты в почете у разбойников. Вон, видишь, как за тобой гоняются… уж не знаю… – Вадим картинно развел руками, – на кого у них зуб, может, на татеньку твоего… а нас только двое, а ну как не совладаем в следующий раз. Знаешь, что разбойники с девками делают?
– Нет, – жалобно выдавила из себя Квета.
Вадим нарочно навел страху, в надежде, что девушка будет посговорчивее. Обратил он внимание и на Валуя, который при упоминании девок и разбойников нахмурился и покачал головой, – мол, ну ты даешь, десятник, такое девке говорить…
– Вот видишь. От себя лично обещаю поговорить с твоим отцом, глядишь, все и обойдется.
Вадим посмотрел на нее как можно ласковей.
– Ну? Возражения есть?
Она шмыгнула носом и отрицательно мотнула головой.
– Вот и славно. Только давай сразу сговоримся так: тебя, мол, похитили разбойники, ты от них сбежала и нас повстречала. Поняла?
– Да. А зачем это?
– Чтоб тебя, глупая, батюшка выпорол не сильно, – попытался объяснить Вадим.
– Тятенька не станет меня пороть…
– Не важно, – отмахнулся юноша, – главное, запоминай и говори так: с нами до Новца дошла, а там тати опять на нас напали. Ну а дальше все как есть на самом деле и говори…
– Как вы их живота решили?
– Вот-вот, как мы их… Все ли уяснила?
– Да.
– Тогда пошли, – скомандовал Вадим. – Валуй, давай вперед, дорогу показывай.
Валуй без слов занял место во главе их маленькой колонны и уверенно зашагал вперед, как будто всю жизнь здесь хаживал.
* * *
К усадьбе боярина Жирослава, как и обещал Валуй, подошли, едва стемнело. Усадьба располагалась, как и положено, на стратегическом участке. Приличный по размерам и не пологий холм возвышался над окрестными полями, которые в свою очередь обрамлял лес. Место было весьма открытое, и незамеченными подойти не было никакой возможности ни с одной стороны света. Боярскую усадьбу огораживал высокий частокол, из-за которого уже выглядывали факелы ночной стражи. Угловых башен Вадим не углядел, разве что над воротами возвышалась какая-то надстройка…
– Пошли, – коротко скомандовал Вадим, когда после беглого осмотра и Валуй, и Квета удостоверились, что это и есть Раховка.
Пока они неспешно преодолевали открытое пространство поля, сумерки порядком сгустились, так что ночная стража заметила их сверху почти под самыми воротами.
– Не спать, служивые! – громко выкрикнул Вадим. – А то проспите боярское добро.
– Это кто там тявкает?
– С тобой, скотина, разговаривает десятник новгородской дружины Вадим Хлопин! Открывай во-рота!
– Не знаем таких! – дерзко ответил все тот же голос, и за стеной раздались смешки.
– Если ты, паскуда, сейчас же не отопрешь, я скажу боярину, что ты слуг княжеских на морозе держишь! – Вадим для пущей убедительности саданул ногой по воротам.
Смешки наверху утихли, послышалось шушуканье.
– Я долго еще буду ждать? – И десятник саданул по воротам еще разок.
Наконец по настилу затопали ноги, а еще через минуту одна створка ворот едва приоткрылась.
– Сколько вас тута? – спросил голос изнутри.
– Ты шары-то открой! Со стены что, не видно было?!
Оставив последние сомнения, боярская стража пропустила гостей за ворота. Как только вся троица оказалась во внутреннем дворе, их окружили вооруженные слуги с факелами. Вадим огляделся и напористо спросил:
– Кто тут главный?
Повисла короткая пауза.
– Ну я.
Растолкав сослуживцев, к ним вышел здоровый детина, косая сажень в плечах. Молодой мужик был облачен в колантырь – кожаный доспех с наклепанными металлическими пластинами – и опоясан коротким мечом.
– Ты чего шумишь? – спросил старший бояр-ской стражи.
Мужик недоверчиво оглядел гостей. Вадим уловил его взгляд. Конечно, его громкие слова о княжеских дружинниках сейчас никак не гармонировали с их внешним видом. Дружинники да без доспехов (свои изрубленные кольчуги они оставили в избе умершего старика), без шлемов, которые покоились до сроку в заплечных мешках. Но зато они были при мечах. При настоящих, дружинных мечах, а у Вадима так и вовсе на поясе красовалось княжеское оружие. Все это мгновенно промелькнуло в голове Вадима, и он решил укрепить свой авторитет прямым и доходчивым жестом.
Он сделал шаг навстречу главному боярскому стражнику и удивил его приемом из арсенала Жана– Клода Ван Дамма!
– Ийя! – Спасибо секции кикбоксинга!
Нога едва не долетела до носа мужика и смачно вломила тому в нижнюю челюсть. Мужик покачнулся и, не устояв, грохнулся на пятую точку, уставившись на Вадима непонимающим взором.
– Ты что, холоп, о себе возомнил?! – прикрикнул на него Вадим, добивая противника морально. – Живо зови боярина. Дело у нас к нему.
* * *
Боярина, однако, звать не пришлось. Жирослав собственной персоной, озабоченный шумом во дворе, вышел из терема на галерею второго этажа. Он мрачно осмотрел освещенную факелами картину.
– А ну, Лагач, чего там у вас?
Здоровенный детина, только что получивший по морде, шустро поднялся и, растолкав вооруженных холопов, кинулся пред ясны очи господина.
– Путники, господине, – подбежав и поклонившись, изрек Лагач, задрав голову, – сказывают дружинники новгородского князя…
– Ну, – подивился боярин, – и чего им надо?
– Говорят, до тебя, господине, дело имеется.
– Дружинники? Княжеские? – переспросил Жирослав.
– Да, сказывают, что…
Боярин небрежно махнул рукой, прерывая холопа, – мол, давайте их сюда.
Вадим и сам видел приглашающий жест хозяина Раховки и, кивнув своим спутникам, двинулся вперед. Сторожа молча расступились, пропуская троицу. Вадим первым подошел к терему, поднял голову наверх, где на галерее по-прежнему возвышалась дородная фигура отца Кветы.
– Поклон тебе, боярин Жирослав, – поприветствовал Вадим хозяина дома, едва качнув головой, – подарок у нас к тебе.
Боярин непонимающе выгнул брови.
– Кто такие? – для порядку грозно спросил он.
– Десятник новгородского князя – Вадим, а со мной дружинник Валуй и… – он сделал паузу и вытянул руку.
Квета поняла его жест, подошла.
– И подарок тебе, боярин, – повторил десятник, снимая с девушки шапку.
Шапка высвободила русые косы девушки.
– О боги, – воскликнул боярин, – Кветушка…
Жирослав, как был в исподнем (в длинной льняной рубахе), несмотря на свою дородность, ловко сбежал по лестнице вниз.
– Кветушка, – повторил боярин и крепко прижал дитя к груди, – жива. А то я с утра хотел облаву учинить…
– Жива-здорова, – вставил Вадим, – и скажу я от сердца, смелую дочь воспитал ты, боярин.
Счастливый отец, однако, пропустил замечание Вадима мимо ушей, поцеловал дочь в лоб и, отстранив ее от себя, накинулся на стражу.
– Вы куда, пакостники, смотрели? Что дочь мою не признали? Лагач! Я вам глаза ваши бесстыжие повыкалываю! Лагач! Чего смотришь? Тебе в первую очередь!
– Мы… я… господине… – пытался оправдываться Лагач, но боярин продолжал разнос.
– Чего мычишь? Чего мычишь? Пошли прочь с глаз моих! Бегом на стены, да смотри у меня там в оба!
Пока боярин выпускал пар, на втором этаже приоткрылась дверь, и узкая полоска света упала на Вадима. Он поднял глаза. На галерее второго этажа стояла высокая и статная женщина, на вид лет тридцати пяти. Темные волосы ее были убраны назад, что позволило десятнику рассмотреть ее лицо.
«Бажана, – догадался Вадим, – ну ничего так – хороша, и вполне могла боярину голову вскружить…»
Женщина счастливо улыбалась, вот только глаза ее так и буравили Квету и готовы были прожечь в ней дырку.
– Ну, что стоим?
Вадим оторвал взгляд от Бажены, это, кажется, боярин уже им.
– Что стоим, гости дорогие, – продолжил Жирослав, – пойдемте в дом. Расскажите все по порядку…
– Конечно, боярин, пойдем, все расскажем, как было, – отозвался Вадим.
Отец с дочерью пошли вперед, направляясь к лестнице на второй, господский этаж, а дружинники двинулись следом.
* * *
Боярин на ходу отдал распоряжение жене собрать на стол. Бажана, продолжая притворно улыбаться, направилась подгонять челядь.
Нянька, пожилая, но еще крепкая женщина, увела Квету с собой, переодеваться. Мужчины же расположились за большим столом и в ожидании ужина угощались пивом. Вадим с Валуем разом опрокинули по кружке и, довольно крякнув, утерли усы. Челядин мгновенно наполнил кружки гостей доверху, после чего хозяин дома жестом отослал его.
– Покуда нет баб, – без предисловий начал Жирослав, – хочу услышать историю вашей встречи с моей Кветой.
В его голосе чувствовалась нотка недоверия. Еще бы, девка одна с двумя здоровыми мужиками в лесу, тут всякое почудиться могло. Трясется, ох трясется боярин за честь дочери. Еще бы, ведь честь дочери – это его, боярская честь.
Вадим сдул пену с кружки, отпил немного и начал свой рассказ. Рассказ, которого они условились с Кветой строго придерживаться.
– Дело было так… – многозначительно начал Вадим.
Время от времени он останавливался и отпивал пива, незаметно поглядывая на боярина – верит или нет? Однако лицо Жирослава оставалось непроницаемым, как лобовая броня ударного танка.
– Добрэ, – изрек хозяин усадьбы, когда десятник окончил свой рассказ, – я ваш должник…
С этими словами он поднялся. Дружинники поднялись вслед за боярином, заблаговременно подняв кружки – не иначе быть тосту.
– Благодарю за спасение моей дочери, – продолжил Жирослав более торжественно, – благодарю, что не допустили порухи моей чести.
Он высоко поднял свой бокал и поклонился гостям. Вадим с Валуем ответили тем же.
– Хочу выпить за вашу храбрость, славные вои!
Мужчины разом пригубили пенный напиток и сели на место.
– Так, значится, Бокул Шибайло сие был? – переспросил боярин, глядя прямо в глаза Вадиму.
– Он, – кивнул юноша, – если верить словам его подельника, то это его шайка и была…
– Добрэ, – зло прищурился Жирослав, – давно я за этим татем гоняюсь… сам хотел извести это подлое семя, но, видать, вы опередили меня, славные вои… Ну, что делать… не дала судьба мне лично срубить голову Шибайле… не дала… Ну, за вашу храбрость!
Боярин вновь поднял кружку. На сей раз выпили не вставая.
Как раз в это время в обеденную горделиво, с высоко поднятой головой вошла хозяйка. Бажана облачилась в расшитое нежно-голубое платье, а на ее шее красовалось ожерелье из жемчуга. Волосы, как подобает замужней женщине, она спрятала под тонкий платок.
Следом за ней в залу проследовал отрок, с виду ровесник Кветы. Держался он не менее горделиво и был облачен в ярко-зеленую рубаху, расшитую огненными петухами.
– О, наши спасители, – натянув на лицо широкую улыбку, изрекла Бажана, обнажив белоснежные зубки, – рада вам.
Женщина едва заметно кивнула. Дружинники, соблюдая этикет, встали и поклонились в ответ, тоже не очень глубоко…
– Благодарю вас, храбрые вои, что сберегли мою невесту, – с пафосом произнес вошедший отрок, но до того он это смешно вымолвил, что Вадим едва сдержал улыбку.
Радаслав, а это был именно он, какие тут могли быть сомнения, кивнул гостям. Гости ответили…
– Прошу, садитесь, – предложил боярин, которому все эти обмены любезностями, видать, были не очень-то по сердцу…
Как только все уселись, из боковой двери выпорх-нула Квета, радостная и сияющая, но, заметив мачеху и своего жениха, резко осеклась.
– А, доченька, – боярин обернулся на ее шаги, – проходи, садись подле…
Квета подчинилась, сев на указанное отцом место.
– Ну вот, все в сборе, – констатировал Жирослав и, подавая знак затаившейся за дверями челяди, громко хлопнул в ладоши.
Расторопные челядницы принялись уставлять стол яствами так проворно, что только поневы мелькали.
Вадим с любопытством следил за расстановкой блюд и глотал слюну. Его товарищ тоже сдерживался из последних сил, и десятник даже расслышал, как чрево Валуя издало протяжный стон. Итак, прислуга водрузила на стол: жареного молочного поросеночка с мелко нарубленным чесноком, четыре запеченные в каком-то соусе птицы (в таком виде Вадим не смог опознать даже вида представленной дичи), соленые грибочки под сметанкой, соленые огурчики, два огромных, еще дымящихся пирога и под конец большую тарелку квашенной с клюквой капусты.
– Угощайтесь, – сделал приглашающий жест хозяин дома.
Ни Вадим, ни Валуй не заставили себя просить дважды. Ням…
Ужин проистекал в тишине, которую нарушали хруст костей да смачные почавкивания. Вадим давно уже привык, что люди в этом времени не сильно заботились о тех представлениях этики, о которых лично он слышал каждый день. И дома, и в школе, и в университете…
Никого и ничего не стесняясь, все отдавали долж-ное приятному чревоугодию. В общем и целом ужин прошел великолепно, во всяком случае так думал Вадим, насытившись и откинувшись на высокую спинку стула. Чертовски захотелось расстегнуть давивший живот ремень, и еще чего-нибудь… например, квасу.
И квас подали в больших глиняных крынках, вкусный и терпкий, кажется, на бруснике. Боярин Жирослав окинул своих домочадцев коротким взглядом. Бажена и Радаслав, повинуясь негласному приказу хозяина, вышли из-за стола и скрылись за дверью. А вслед за ними и Квета, чмокнув отца в щечку, выскользнула в другую дверь.
– Не было ли у князя ко мне каких-нибудь наказов, – спросил боярин, когда за Кветой захлопнулась дверь.
– Нет, – коротко ответил Вадим.
– Добрэ, – кивнул Жирослав, – тогда вас проводят. – и он вновь звонко хлопнул в ладоши.
На зов явился челядин и застыл в поклоне у выхода.
– Благодарствуй, хозяин, за угощение, – поблагодарил десятник, поднимаясь из-за стола.
Вадим повернулся к боярину боком и не заметил, как глаза его вспыхнули, а руки сжались в кулаки. Однако Жирослав мгновенно совладал с собой.
– Постой, десятник, – остановил он Вадима и, быстро поднявшись с места, приблизился к юноше.
– Скажи мне, откуда у тебя этот меч?
«Опа!» – екнуло у Вадима сердце.
– В бою добыл, – не моргнув и глазом, соврал он, а про себя подумал, лишь бы сейчас Валуй ничего не ляпнул, хотя он ничего и не знал про подарок белозерского князя.
– В бою?
– В бою, – подтвердил Вадим, – у одного варяжского князя… я его по-хорошему просил, так он не дал, пришлось отобрать. – И десятник нагло улыбнулся в лицо боярину.
Жирослав с секунду сомневался, а затем, хлопнув Вадима по плечу, сказал:
– Ты добрый воин, десятник Вадим, я запомню это.
– Так уж какой есть, – браво ответил юноша.
– Ну, добрэ. Идите почивать, – дозволил хозяин усадьбы, – я более вас не держу…
Глава шестая Боярская милость
Я о милости твоей не буду спорить!
Мне давно усталость кости гложет…
Ах, как сладко спалось на боярских перинах. Так бы век спал и не вставал. Вадим уже и отвык от мягкой постели. Когда это было в последний раз, ух как давно, наверное, еще в прошлой жизни…
Открыв глаза, он откинул одеяло, неспешно потянулся и сел на постели.
– Я вижу, ты делом занят, – изрек десятник, увидев Валуя за чисткой шлема.
– Угу, – ответил дружинник, продолжая надраивать амуницию.
– Ну-ну, – Вадим еще раз потянулся. – А что, нас к столу еще не звали?
– Нет, не звали…
– А умыться у них где?
Как по щучьему велению, в дверь постучали.
– Входи, – дозволил десятник.
На пороге возникла девушка с ушатом воды.
– Ты что же это, за дверью караулила? – спросил Вадим челядницу.
– Хозяин приказал дождаться, покуда вы проснетесь, и проводить…
– Добро, – прервал ее юноша, – дожидай за дверью.
Девушка поставила ушат для умывания на табуретку и послушно вышла. Но, как оказалось, совсем ненадолго…
Только Вадим стянул с себя исподнюю рубаху, как стук повторился, и девушка вошла, не дожидаясь разрешения.
– Хозяин послал, – поклонилась челядница, протягивая им новую одежду, а сама, плутовка, косила глаза на обнаженного десятника.
– Ну, ступай уже, ступай, – отпустил ее Вадим.
Они по очереди обмылись и стали примерять обновки. Вадиму досталась просторная темно-красная льняная рубаха с оторочкой из какой-то дорогой ткани. Валуй облачился в похожую, но только в темно-синюю. Порты оказались и вовсе одинаковыми, из шерстяной темно-красной ткани. В довершение боярин прислал по отменному, тяжелому зимнему плащу.
– Ты смотри, как боярин расщедрился, – молвил Вадим, затягивая пояс.
– Ну так мы дочь спасли… родная кровь…
– Ладно, пошли, что ли, перекусим.
В сопровождении все той же челядницы, дружинники спустились вниз, в трапезную, где вчера вечером ужинали вместе с хозяином.
– А где же хозяин? – спросил Вадим у накрывавшей на стол девушке.
Она только хотела было открыть рот, как вошла Бажана.
– А боярин срочно отъехал в Новгород по княжеским делам, – с натянутой улыбкой произнесла она, даже не поздоровавшись.
– И тебе здоровья, боярыня, – изрек Вадим, намеренно указывая на ее ошибку.
Но Бажана пропустила это мимо ушей.
– Боярин попросил вас дождаться его возвращения. А покуда вы побудете моими гостями.
– Ты уж нас прости, – начал Вадим, придвигая к себе миску с кашей, – но у нас дело служивое, нас в Новгороде тоже ждут.
– Подождут, – без тени сомнения ответила хозяйка. – Жирослав очень осерчает, если мне не удастся вас удержать.
– Это очень походит на заключение…
– Ну что ты, – поспешила заверить Бажана, – вы вольны в своих делах. Просто Жирославу хотелось бы по-настоящему отблагодарить вас за спасение нашей любимой дочери.
Вадим нахмурился, уж больно ласково стелит боярыня…
– Отдохнете у нас денек-другой, – продолжила хозяйка усадьбы, – а там и боярин возвернется.
И, не дожидаясь ответа, она встала из-за стола и направилась к двери.
– Отдыхайте и чувствуйте себя как дома. Если что понадобится, скажите Улите, вы ее уже знаете. – Она толкнула дверь, но на пороге обернулась. – Таким храбрым воям не будет ни в чем отказу в нашем доме…
– Ну, что скажешь, друг Валуй? – спросил Вадим, кивая вслед ушедшей боярыне.
– А что, можно и отдохнуть немного, еще бы баньку стопили, – мечтательно ответил дружинник.
– Баньку? – переспросила подлетевшая Улита. – Так вы только скажите, мы быстро справим.
Вадим посмотрел на девицу, черт, а ведь хороша плутовка… Стоп. Нет, ну чего стоп, сколько уже не целованный ходишь…
– Так сказали уже. Не слышала? Хотим баньку, да пожарче, – подмигнул ей десятник, и девица, за– рдевшись кумачом, кинулась исполнять пожелание дорогих гостей.
– Видал? – усмехнулся Вадим, зачерпывая полную ложку каши.
– Ага, – улыбнулся в усы Валуй.
* * *
Плотно позавтракав, товарищи отправились к себе в комнату и завалились спать. А что солдату? Спишь, а служба идет…
Ближе к вечеру, когда уже начало смеркаться, за ними явилась Улита и торжественно объявила, что банька готова.
– С вениками? – подмигнув ей, спросил Вадим.
– Есть березовые, дубовые… Кленовые есть, – отрапортовала девушка.
– Ай, хорошо. – и Вадим не удержался-таки и шлепнул челядницу по заду.
И каково же их было совместное с Валуем удивление, когда они, раздевшись, только и успели плеснуть на камни первый ковш воды, как к ним в парилку, грациозно, словно древние богини, вошли Улита и еще одна девушка. Срамно сказать… но они были голые… абсолютно…
Нельзя сказать, что Вадим, дитя двадцать первого века, ни разу не парился в бане с обнаженными девушками. Нет, бывало, конечно, но что бы вот так… с малознакомыми челядницами. Юноша так опешил от неожиданности, что разинул рот и выпучил глаза.
– А что вот так сразу можно было? – толкнул он локтем Валуя, указав на вошедших девиц.
– Давайте мы вас веничками попарим, – ничуть не смущаясь, предложила Улита и уверенно, с веником наперевес, направилась прямиком к Вадиму.
А Валуй как будто только этого и ждал. Завалился на полог и подставил под удары веника свою широкую, исполосованную шрамами спину.
Да чего там. Вадим отбросил излишнюю в данном случае щепетильность и устроился на второй полог, подставив Улите свою не менее широкую и не менее исшрамленную спину.
– Эх, – крякнул Вадим от удовольствия, – давай, девки, поехали!
Они стегали их вениками с головы до пят. Стегали хорошо, усердно. Сначала каждая своего, а затем вдвоем каждого по отдельности. Сперва прошлись березовыми веничками, затем окатили их и, дав немного распариться, принялись охаживать дубовыми.
– Эх, хорошо, – причитал Вадим в блаженстве, – хорошо же, Валуй…
– Ага, – крякнул в бороду дружинник, – надо бы князю сказать, чтоб обычай такой в дружине завел – раз в месяц так париться.
Оба засмеялись в голос.
А челядницы старались на славу и под конец удивили обоих можжевеловыми вениками. Когда душистые иголочки охаживали тело, приятное покалывание пробегало с головы до ног.
* * *
А после баньки, приятно усевшись за столом, товарищи потягивали свежее пиво и закусывали вяленой щукой.
«Собственно, чем не курорт», – подумал Вадим и тут же увидел входившую Квету.
– С легким паром, – пожелала она и, пройдя вперед, присела за стол.
– Благодарствуем, – в один голос ответили мужчины.
Девушка испытующе посмотрела на мужчин, в особенности на Вадима.
– Чего? – спросил он, уловив на себе пристальный взгляд Кветы.
– Нет-нет, ничего, – опамятовала девушка и отвела глаза.
– Ты лучше скажи, зачем боярину понадобилось нас в гостях держать? – задал вопрос десятник, прикончив кружку пива.
– Не знаю, – искренне ответила Квета, пожав плечами.
– А в Новгород тоже не знаешь, зачем поехал?
– Не-а… хотя Радислав говорил, что к князю, – вдруг вспомнила она.
– Ну, это мы уже слышали… – протянул Вадим и затем, наклонившись близко к девушке, шепнул ей на ухо: – а ты бы, Кветушка, если бы что услышала… ну так, ненароком, сказала бы нам?
– Тятенька не может худого про вас мыслить, – отпрянула от него Квета, – вы же мои избавители…
– Ну-ну, – поспешил успокоить ее Вадим, – это я так просто… к слову сказал…
– Ой, пойду я, – вскочила она из-за стола, – а то нянька искать станет.
– Подумает, что опять сбежала… – улыбнулся Валуй, ловко расправляясь с вяленой рыбиной.
– Да ну, дяденька… скажете тоже…
Девушка, шурша платьем, выскочила из комнаты. Вадим проводил ее взглядом и настороженно изрек:
– Чую, Валуй, ждет нас от боярина ба-альшой подарок…
* * *
В ту же ночь оба дружинника получили от боярина поистине щедрый подарок…
Несмотря на поздний час, они еще не спали, а возлежав на постелях, беседовали о том о сем при зажженных свечах. В дверь легонько постучали. Мужчины переглянулись, мол, кто это там…
– Заходи, – дозволил Вадим, положив руку на рукоять меча, что лежал на низкой скамейке у самого ложа.
Дверь приоткрылась и, просунув только голову, девушка робко позвала:
– Валуй…
Они оба узнали вторую парильщицу, что знатно охаживала их в бане вениками.
– Чего? – устало протянул бородач.
– Выйди… надо… – ласково попросила девица.
Валуй лениво поднялся.
– Ну, чего там?
– Ну выйди… надо, говорю, – продолжала настаивать она.
– Ой, Валуй, не ходи, – ухмыльнулся десятник, – смотри, она тебя приворожит… не отпустит.
– Да ну тебя… – отмахнулся Валуй, оправляя рубаху.
Он потянулся было за ремнем, на котором висели ножны с мечом.
– Ага, – подмигнул ему Вадим, – и шлем возьми, как к девке да без шлема…
Дружинник покачал головой, мол, и не стыдно тебе такое говорить. Он подошел к двери и спросил:
– Ну, чего тебе?
Вадим видел, как в проеме мелькнула девичья рука и увлекала Валуя за собой.
– Пойдем, чего скажу… – и дверь закрылась…
Потом Вадим услышал едва различимый шепот и звук удаляющихся шагов, легких, почти неслышных женских и тяжелых, основательных валуевых…
«Вот, повезло, – подумал юноша, – видать, запала девка на бравого вояку».
Полежав несколько минут в гордом одиночестве, он решительно поднялся и задул свечу, потянулся к другой, и тут в дверь вновь постучали.
– Кто?
– Это я, Улита, – приоткрыв дверь, ответила девушка.
– Заходи, – широким жестом пригласил он.
Челядница вошла с небольшим кувшином, плотно прикрыв за собой дверь.
– Вот, вина тебе принесла, – протягивая кувшин, изрекла девушка.
– Вина? – не поверил Вадим, а про себя подумал: «Ни фига себе, вот это роскошь».
Конечно, он знал, что вино в этих краях, и особенно в этом историческом отрезке времени, экзотика, достойная князей. Это ж от каких таких купцов надо было получать сей благородный напиток? И за какие деньги?
– Хозяин узнает, что вино украла, насмерть запорет, – высказался Вадим, разглядывая сосуд с вином.
– Не-е, не выпорет, – со всей ответственностью заявила Улита, – он сам разрешил из этого кувшина вас потчевать.
– Раз так, – радостно подбоченился юноша, – это в корне меняет дело. Наливай!
Две кружки, стоявшие на небольшом столе, моментально наполнились рубиновым напитком.
– Ну, за боярскую милость, – провозгласил Вадим и, чокнувшись с девушкой, разом отпил поло-вину.
– Эх, хорошо винцо заморское, – крякнул от удовольствия юноша, – а ты чего не пьешь?
– А я уже… – ответила Улита и, быстро поставив кружку на стол, встала на цыпочки и дотянулась до его губ.
Вадим не оказал столь стремительной атаке ни малейшего сопротивления, напротив, сам, перейдя в ответную контратаку, принялся стаскивать с девушки платье (каков безобразник!)…
Кто считает время в объятьях симпатичной девушки? Вот и Вадим не считал, только уж больно пить хотелось.
– Налей еще вина, – попросил он ее.
Улита налила кружку до краев.
– Хорошее у боярина вино, не знаешь, у кого покупает?
Она молча покачала головой.
– Ну ладно… твое здоровье.
Разом осушив кружку, Вадим утер усы. Кровь, разбавленная заморским эликсиром, разнесла тепло по всему телу – до чего же хорошо… Ноги его отяжелели, а веки предательски дрогнули.
– А ты… чего… не пьешь? – в который раз уже спросил десятник и уронил голову ей на грудь – хорошо…
* * *
Разбудил его ужасный храп, который, заполнив все пространство, назойливо лез в уши… в мозг…
Вадим открыл глаза и оказался в полной темноте. Он потряс головой, потер глаза – темно. Не может быть. В их комнате точно были два узеньких оконца. Где он уснул? Он шевельнулся, под телом зашуршала солома. Вадим пошарил руками по сторонам, ну так и есть – солома. Он поднялся, сел, спиной оперевшись о бревенчатую стену.
Храп раздавался совсем рядом, справа. Десятник дотянулся рукой и нащупал тело.
– Валуй… Валуй! Валуй, черт тебя дери!
Храп мгновенно оборвался.
– Валуй, кончай ночевать!
– Что?
– Через плечо!
– Что?
– У-у-у-у, – проревел юноша, – зануда… Вставай, говорю.
– Ага, – дружинник принялся ворочаться, шарить в темноте руками, видать, тоже не мог с похмелья определиться в пространстве.
– Да перестань ты елозить, – цыкнул на него командир, – кажись, в порубе мы…
– Как в порубе? А Ждана…
– А Улита? – передразнил его Вадим. – Просыпайся, кинули нас.
Да уж, как-то не вовремя у него вырвалось это москальское – кинули.
– Что?
– Я говорю, в порубе мы… кинули нас в поруб… чего непонятного?
– А Ждана? – как завороженный повторил Валуй.
– Нет, ну чего ты тупишь, товарищ дружинник?! – Вадим был зол сверх меры, кровь закипала, как лава в вулкане, а похмельный мозг быстро просчитывал сложившуюся ситуацию.
Валуй наконец пришел в себя. Видимо, он вчера перебрал с боярским угощением, и не привыкший к вину организм дал серьезный сбой.
– Вадим, почему в порубе?
Десятник услышал, как Валуй, попытавшись встать в полный рост, крепко саданулся о низкий потолок.
– Ох, – почесывая ушибленное место, бородач опустился на солому.
– Видно, мы чем-то не приглянулись нашему гостеприимному хозяину, – ответил Вадим.
– Не пойму я, – искренне удивился Валуй, – что мы с тобой не так сделали… дочь спасли, домой доставили…
– Вот и я не пойму, – признался юноша, – однако ходу нам из поруба нет…
– Сейчас спытаем, – вдруг изрек дружинник и, крякнув, навалился на стену. Стена чуть-чуть дернулась…
– Не-е, не возьмешь, – сконфуженно сказал Валуй, – видать, поруб новехонький и землицей присыпан.
– А сверху, – подсказал Вадим и сам припод-нялся.
Вместе они попытались надавить на потолок, но ничего из этой затеи не вышло.
– А ты с чего взял, что из поруба сбежать можно? – спросил Вадим, когда они оба, притомившись попытками сбежать, уселись на пол.
– Так у боярина Бровки был такой случай, нам еще Радей сказывал… Посадил боярин холопа в поруб, а наутро нет холопа…
– Да ну…
– Ага… поруб старый был, бревна ветхие, вот он и изловчился…
– И не поймали?
– Говорят, до сих пор где-то бегает…
– Жаль, – огорчился Вадим, – в нашем деле это не подмога…
– Да-а, – печально согласился Валуй.
Юноша, встав на четвереньки, принялся изучать узилище.
– Ну-ка подвинься, Валуй…
– Ты чего?
– Должно же быть где-то отверстие…
– Какое еще отверстие?
– Мы же дышим, значит, есть приток воздуха, иначе в такой тесной клетушке мы бы еще во сне задохнулись… Понимаешь?
– Ага, – мотнул головой бородач, – может, и есть это отверстие, если только Жирослав нас уморить не надумал.
– Есть, – радостно прокричал Вадим, – есть отверстие.
И правда, в углу поруба имелась квадратная отдушина, уходящая вверх. Вадим лег на солому и, запрокинув голову, посмотрел вверх. Неба, конечно, он не увидел, но слабый проблеск дневного света все же был.
– Не-е-ет, – протянул десятник, – боярин не уморить нас решил, во всяком случае, пока… иначе бы эту дыру заделали бы… И поминай как звали…
– М-да, – хмыкнул Валуй, – и за какие же такие наши подвиги он нас сюда упек?
– Вот и я бы хотел про то знать. Но думаю… – Вадим сделал многозначительную паузу, – думаю, скоро мы это узнаем…
* * *
Свой первый день заточения дружинники провели без еды и воды. Никто о них не вспоминал, расспросов не учинял.
Пришлось устраиваться голодными и холодными, ибо в порубе они оказались в одном исподнем белье. Да к тому же вскорости наступила ночь. Про то, что наступила именно ночь, они поняли по появившемуся на бревнах инею. Они не видели инея, они ощущали его спиной. Ночь принесла холод, и товарищи обшарили все углы и сгребли в единую кучу всю имеющуюся солому. В этой куче они и уснули.
Белый свет они увидели только на следующее утро. Сначала на их головы сквозь неплотно подогнанные бревна посыпалась земля, а затем тонкий луч солнца ослепил их. Поток света, однако, вскоре увеличился, холопы убрали пару бревен из настила.
– Чего щуритесь? Хватайте скорее! – издевательский голос сверху показался Вадиму знакомым.
Он, превозмогая рябь, открыл глаза пошире. Ну конечно, Лагач собственной персоной явился отыграться за прошлую обиду и, видишь, еще и копье прихватил. Рядом с Лагачом мелькали еще двое холопов, которые приготовились сбросить вниз каравай хлеба и бурдюк с водой.
– Ну что, весело вам там вдвоем? – ехидно спросил старший боярский охранник. – то-то вам еще будет на пироги, – пригрозил он им кулаком.
Холопы тем временем скинули гостинцы. Валуй поймал хлеб, Вадим бурдюк.
– Я про то, – сказал Лагач, поглаживая себя по скуле и глядя прямо на Вадима, – тебе век не забуду, сука.
– Если мало, то спускайся, я тебе еще добавлю, – нахально ответил десятник. – Ты, я вижу, к нам в поруб с копьецом заглянул… смотри, не обделайся со страху.
Лагач воровато огляделся по сторонам и, быстро вскинув копье в боевое положение, тыркнул вниз, метя Вадиму в грудь. Что ты, сынок…
Тот уже ждал этой подлости от холопа и был готов. Бурдюк с водой выскользнул из рук десятника, сам он сделал полуоборот корпусом и схватился за древко. Резко вниз! И Лагач нырнул вслед за копьем. Двое других холопов, разинув рты и выпучив безумные глаза, смотрели в поруб, где на соломе распласталось тело их начальника. Без малейшего сожаления Вадим наступил поверженному холопу на горло и пригвоздил его копьем. Затем он резко выдернул наконечник из тела и перевел в положение для броска.
– А ну, суки, кто еще хочет?
Холопов как ветром сдуло, и пущенное в небо копье с глухим стуком упало на двор. С минуту было тихо, как в раю, даже дворовые собаки притихли, а затем заключенные услышали приближающиеся шаги.
– Бузите, значит, – услышали они голос боярина Жирослава.
Хозяин усадьбы, видимо, лицезревший полет копья, осторожно заглянул вовнутрь.
– Лагач был не самым лучшим холопом, – скривив улыбку, изрек боярин, увидев труп своего старшего охранника, – но за порчу чужого имущества вам придется ответить…
– Да уже сыты мы твоей милостью, – зло высказал Вадим.
– Вылезьте, разговор есть, – приказал боярин и отошел в сторону.
Тут же в поруб опустилась узкая деревянная лестница, и дружинники по ней покинули свое узилище. Их тут же окружили не менее двух десятков вооруженных холопов боярина. Вадим огляделся: копья, мечи, ага, и луки, шансов нет. А за их спинами что-то подозрительно поблескивало, десятник полностью привыкшими к свету глазами наконец-то различил среди этого мужичья настоящих дружинников в шлемах и кольчугах.
Вадим и Валуй двинулись вслед за Жирославом. Охрана расступилась, образовав ощетинившийся оружием коридор, их пропустили…
– Вот, воевода, принимай самозванцев, – молвил боярин, подойдя к дружинникам.
Собственно дружинников было пятеро, а шестой, к которому и обращался Жирослав, по всему видать, и впрямь – воевода. В добротной кольчуге, поверх которой красовался темно-синей шерсти плащ, в куньей шапке с красным верхом.
Воевода демонстративно откинул плащ, освобождая руки и заодно меч.
– Это почему это мы самозванцы? – решительно вопросил Вадим. – мы дружинники новгородского князя.
– Этот, Тилей, вообще десятником себя величал, – указав на Вадима, наябедничал боярин, – и еще холопа моего убил.
Воевода Тилей смерил обоих «самозванцев» гневным взором.
– Передам твою челобитную князю, – пообещал он боярину.
– Это что за балаган? – праведный гнев не давал Вадиму покоя. – ладно я недавно в дружине у князя, но Валуй, он-то уже с десяток лет в строю…
Воевода оторвал взор от красноречивого пленника и уставился на Валуя. Смотрел долго, пристально.
– Не помню такого, – отрезал он.
– Да вы что?! Белены объелись?
Тилей кивнул своим воинам и те, как не пытался сопротивляться Вадим, быстро скрутили им руки за спиной.
– Батюшка!
Вадим узнал этот надрывный голос. Квета, выбежав из терема, устремилась к отцу, за ней вслед вы-скочила нянька.
– Батюшка, что ты делаешь? Они мне жизнь спасли!
Роняя крупные слезы, девушка повисла на руке боярина.
– Батюшка!
Жирослав силился отстранить дочь от себя:
– Квета, не позорь отца… Квета!
Девушка, не замечая никого вокруг, обливалась слезами и умоляла отца:
– Не надо… Батюшка… не отдавай их, они меня спасли… не надо.
– Малуша! – сердито рявкнул боярин. – Малуша, забери ее.
Пожилая нянька оторвала девушку от руки хозяина.
– Пойдем, милая… ну что ты, пойдем.
Квета вдруг прекратила плач, скинула цепляющуюся за нее Малушу и, гордо вскинув голову, проронила:
– Или ты отпустишь их, или я не пойду за Рада-слава!
Жирослав покосился на воеводу, мол, ну что делать с девкой?
– Нам пора, – ответил на его немой вопрос Тилей, – князь ждет, а ты, боярин, поскорей улаживай свои домашние дела и поспешай в Новгород. Князь ждет!
Вадима толкнули в спину, он обернулся и встретился глазами с Кветой. Столько в них было любви и нежности, эх, Квета, Квета…
– Пшел! – копьями в спины подтолкнули дружинники пленников. – Пшел, давай!
Телега с промерзшей соломой обожгла «самозванцев» неприятным холодом. Однако, видимо, заморозить их по дороге не входило в планы воеводы, и по его знаку их накрыли толстой дерюгой, а на головы водрузили вислоухие шапки.
– Но, милая, трогай, – прикрикнул возничий, и телега, жалобно пискнув, сдвинулась с места. – Давай, милая, пошла.
Дружинники новгородского князя повскакивали в седла и пристроились по разные стороны от телеги. Тилей, гарцуя на застоявшемся сером жеребце, занял законное место во главе колонны.
Ворота усадьбы были открыты настежь, и процессия медленно покинула внутренний двор.
Вадим, мотнув головой, откинул дерюгу и бросил прощальный взгляд назад. Он как мог вытянул шею и разглядел Квету. Девушку, крепко обняв за плечи, уводила в терем нянька.
– Ты прости меня… – едва заметно шевельнулись его губы, – не понял я сразу…
Глава седьмая Нам не по пути…
У тебя своя дорога,
Ты уж не суди.
У меня своя тропинка,
Ты уж не ищи!
Телега подпрыгивала на неровностях дороги, сотрясая пленникам все внутренности. Под их телами солома немного оттаяла и влага пропитала рубахи. «Лучше плохо ехать, чем хорошо идти», – подумалось Вадиму. Он попытался перевернуться, но вышло не очень.
– Далеко ли до Новгорода? – спросил он у Валуя.
– Одна ночевка для вершника, – со знанием дела ответил тот, – а нам, почитай, и две ночи придется тут кувыркаться.
– Понятно, – озабоченно протянул юноша.
Ехали не останавливаясь до сумерек. Проклятая телега вышибла весь дух. Бока, спина, шея, все нещадно болело. «Самозванцы» как могли ворочались, постоянно толкая друг друга.
Наконец воевода подал голос:
– Стой!
Возничий натянул вожжи, телега встала.
– Неужто все… – выдохнул Валуй.
– Юреня, Хот! – позвал воевода. – будем ночевать, осмотрите вон ту елань.
Через несколько минут телега вновь дернулась и завернула в сторону леса. Наконец отряд расположился на ночлег. Дружинники стреножили коней и, наполнив торбы овсом, подвесили их к мордам животных. Раздался хруст ломающихся веток, и вскоре весело затрещал костерок. Телега стояла поблизости, и до пленников сквозь солому подстилки дотянулось приятное тепло.
А затем, словно издевательство над голодным желудком, Вадим уловил запах готовящейся на огне каши. Аромат проник повсюду, щекотал ноздри и раздражал нервную систему. Рядом заелозил Валуй, тоже уловивший знакомый запах походной еды.
– Эй, – громко позвал Вадим из-под дерюги, – эй! Чего оглохли? Воды хотя бы дали!
С минуту никто не реагировал на их просьбу, но потом, отдернув дерюгу, они увидели бородатую физиономию дружинника.
– Чего блажишь!
– Воды дай.
– Ага, – ухмыльнулся воин и потянулся за фляжкой.
– Хот! – окликнул его воевода. – давай их к огню, а то околеют, князь не пожалует.
Хот, понятливо кивнул и, скинув с пленников покрывало, позвал товарищей. Вместе они извлекли скрюченных «самозванцев» из телеги и устроили их у костра, усадив прямо на землю.
– Может, руки развяжете? – оттаяв от близкого тепла, нагло попросил Вадим.
– Ага, ща-асс, – протянул сидевший рядом на щите Хот, – держи карман шире…
– Развяжи, – коротко приказал воевода Тилей.
И Хот, повинуясь приказу, разрезал путы на руках пленников. В это время котел с кашей был снят с огня. Появился отдельный маленький котелок, и один из воинов отделил в него из общего котла несколько ложек каши. Эту небольшую порцию поставили перед бывшими дружинниками. Выделили им и по деревянной ложке, а также по куску серого хлеба.
– Хлебайте.
Больше суток желудок не видел большей радости, чем эта каша, и Вадим с Валуем быстро исчерпали содержимое котелка. Меж тем дружинники с вое-водой не спеша черпали из общего котла, прикусывая хлеб с салом. От сала шел такой чесночный дурман, что впору им было разгонять вампиров. Но этот запах, будь он неладен, манил, как волшебство.
У Валуя с Вадимом после каши еще остался хлебец, и теперь они, не сговариваясь, глотали слюни и лицезрели куски сала в руках воинов.
– Сейчас бы сальца, – мечтательно протянул Вадим, откусывая маленький кусочек от своего хлеба, – а, Валуй?
– Да-а-а-а, – смачно протянул товарищ по несчастью. – Вот бывало раньше воевода Радей прикажет поросенка забить, – Валуй сглотнул, – так мы с него такого сала насолим… м-м-м, страсть!
Дружинники при упоминании имени бывшего воеводы переглянулись и уставились на Тилея.
– Юреня, дай им сала, – кивнул воевода молодому воину.
Приказание было исполнено, и Валуй с Вадимом, наложив сало на хлеб, с аппетитом умяли эти бутерброды – хорошо…
* * *
Сжалившись над пленниками, дружинники по распоряжению воеводы выдали тем по старому кафтану. Оказывается, одежда лежала все это время рядом с ними на телеге, видимо, специально для них припасенная заранее.
– Ах вы, сволочи, – выругался Вадим, – благодарствую, что не заморозили… не могли сразу-то дать!
Но на его ругань никто не обратил внимания. Они натянули теплую одежду и им снова связали руки за спиной.
– Почивайте спокойно! – пожелал им бородатый Хот и толкнул обоих на дно телеги.
«Самозванцы» упали на солому, а кто-то сверху заботливо накинул на них дерюгу.
Валуй захрапел первым, а Вадим долго не мог уснуть, то ли от холода, то ли от одолевавших его мыслей. Он слышал, как караульный дружинник, сидючи у костра, что-то шептал себе под нос, не то какую-то песню… не то какие заклинания…
Глаза слипались, тянуло в сон. Наконец-то сытый желудок разгонял по организму тепло и приятную усталость. Воображение рисовало Вадиму хаотичные изображения, он силился разобраться в них, различить хоть что-то полезное, но мелькание цветов застило смысл всего. Поняв, что окончательно засыпает, он сделал над собой усилие и с ненавистью подумал о Жирославе: «Вот ведь скотина неблагодарная. И что его так зацепило?» Острая иголка кольнула его в висок, и он забылся во сне…
…Боярин Жирослав стоял посреди большого, ярко освещенного зала. Перед ним, на стуле с высокой резной спинкой восседал молодой мужчина с редкими, белесыми усами и такой же редкой бородкой.
– Ты уверен? – спросил мужчина на стуле.
Боярин порывисто кивнул.
– В том нет никаких сомнений, княже. Или он захватил этот меч в бою… или он и есть князь руссов…
Названный князем сжал кулаки.
– Проклятое семя, – выругался он и порывисто вскочил, – я знавал князя руссов! Это Вадим Старый, не так ли?
– И я знавал его, княже, – подтвердил боярин, – но этот тоже зовется Вадимом…
– Ты что мне голову морочишь, боярин? Так тот он или не тот?
– Это не Вадим Старый, – глядя прямо в глаза князю, ответствовал Жирослав.
– Сын?
– Меч Старого может быть только у князя…
– Или он убил Старого?
Боярин чуть передернул плечами. Князь порывисто вскочил с места.
– Кто бы он ни был… это неспроста. Он догадывается?
– Думаю, что нет, княже. Я оставил их под присмотром.
– А кто с ним, второй?
– Тоже говорит, что дружинник новгородский…
– Имя?
– Валуй.
– Валуй, хм… хм… Валуй… Валуй, – силился припомнить князь, – не помню…
– Радей бы опознал обоих, – вставил боярин.
– Забудь! – вскрикнул князь. – нет Радея, и нет отца… и никого нет! Я теперь князь над Новгородом.
Жирослав склонил голову в поклоне, – мол, а кто спорит?
Князь подскочил к боярину и схватил его за локоть.
– Жирослав, я хочу, чтобы они были здесь, – он топнул ногой об пол, – здесь, в моем порубе!
– Как велишь…
– Велю! – рыкнул князь. – сейчас же велю вое-воде Тилею взять верных людей и отправиться с тобой в Раховку.
Он наконец выпустил локоть боярина и отошел на пару шагов.
– И смотри, боярин, чтобы ни один волосок не упал с его головы! Он нужен мне живым.
Жирослав молча поклонился.
– Иди, – милостиво отпустил его князь, – но помни, он нужен мне живым!
Вадим вздрогнул и моментально проснулся. Дернув головой несколько раз, сумел сбросить дерюгу. Светать еще не начинало. Костер вблизи потрескивал, иногда выплевывая пучки искр. Огоньки взлетали в круговороте и гасли в темноте.
Рядом безмятежно похрапывал Валуй. Бывший десятник глубоко вдохнул морозный воздух и вновь нырнул под покрывало.
В остальном ночь прошла спокойно…
* * *
Утро выдалось облачным, хмурым, неласковым. За ночь снег укутал землю в толстый пушистый саван.
«Самозванцы» проснулись одновременно от увесистых толчков по телеге. Кто-то пинками и с руганью проверял надежность креплений колес.
– Говорил я воеводе, надо было сразу в сани впрягать, – раздался голос проверяющего.
– Да ладно тебе, Хот, причитать, и так доедем, – ответил ему другой дружинник.
– Ну что тут у вас? – спросил подошедший вое-вода.
– Все в порядке, – ответствовал Хот, последний раз пнув по колесу.
– Добро. Седлайте!
Лагерь мгновенно ожил, заржали лошади… Высунув головы, Вадим с Валуем лицезрели скорые сборы своих конвоиров. Воины на ходу поправляли снаряжение, оглядывали друг дружку – все ли в порядке. Кормить пленников не стали, а сами они пропустили момент, завтракали ли сами дружинники. Впрочем, какое это имело значение?
Через несколько минут отряд был в седлах и готов к дальнейшему движению.
– Трогай! – взмахнув рукой, скомандовал воевода.
И тут же возничий, хлестнув вожжами по крупу коняги, изрек привычное:
– Пшел.
Телега, проминая колесами выпавший снег, не-охотно покатилась вперед.
Без остановок ехали весь день, а к вечеру, когда темные облака полностью скрыли небесный свет, отряд повстречал конный разъезд.
Услышав топот копыт, Вадим выгнулся в телеге и узрел шедшую на рысях им навстречу группу всадников и даже успел их пересчитать. Их было ровно десять, но одеты были похуже, чем их конвой. Почти все только в толстых кожаных рубахах, а поверх – в синих походных плащах. Шлемов ни у кого Вадим не разглядел.
Телега остановилась, и отряд воеводы замер в ожидании встречи. Дружинники подтянули щиты, склонили копья.
– Свои, – наконец опознал приближающихся Тилей.
Воины немного расслабились, опустили оружие.
– Воевода! – громко позвал передний конник из разъезда. – князь послал вас встречать.
– Добро, – коротко изрек Тилей, – кто старший?
– Десятник Палей, – приложив руку к груди, ответил все тот же воин.
– Хорошо, Палей, давай своих назад, за телегу.
Услышав знакомое имя, пленники переглянулись. В глазах товарища мелькнула надежда.
«Конечно, – подумал Вадим, посмотрев на Валуя – у него есть шанс, ведь он ничего не знает про мои княжеские хлопоты… тьфу ты…»
Палей как раз, проезжая мимо телеги, повернул голову. Да, он узнал их, сомнений в том не было. Щербатый удивленно расширил глаза, открыл было рот, но Вадим отрицательно покачал головой, – мол, тише, не надо…
Палей медленно проехал мимо. Палей Щербатый, под началом которого Вадим и еще Сигурд начинали свою княжескую службу три месяца тому назад. Конечно, десятник Палей не мог не узнать их, ведь они вместе стояли в одном ряду в битве с варягами, у реки. В той битве, где Вадим потерял друга, и даже могилки теперь нет…
Пленники проводили отъезжающего Палея долгим взглядом – возможно, он им поможет? Хотя какая ерунда… Разве можно идти поперек князя. Вадим разом отогнал глупые мысли.
– Слышь, – толкнул он плечом Валуя, – а наш Щербатый все десятником ходит.
– А что ему сделается? – ответил товарищ. – выжил – и хорошо…
– Да, – согласился Вадим, – выжил, а ведь с нами на одной ладье был…
Оба замолчали, вспоминая ту неудачную для них битву под Альдегьюборгом.
– М-да… – задумчиво протянул Вадим.
* * *
Вскоре доехали до какой-то деревни и встали на ночевку. Дружинники заняли сразу три избы. В двух поменьше разместился десяток Палея, а большую избу занял воевода со своими людьми. Здесь же, во дворе, остановилась телега с пленниками. Воины выгребли их из соломы и заперли в сарае вместе со свиньями. Иного подходящего места для содержания «самозванцев» не нашлось, хорошо еще, что сена было много, и они устроились вполне мягко.
Руки им развязали лишь на короткое время приема пищи. На этот раз пришлось довольствоваться только хлебом и водой. Затем руки им вновь спутали, и спасибо, что не за спиной. Спать с выкрученными назад руками было ох как неуютно.
– Новгород-то когда? – спросил Вадим.
– Так уже к полудню завтра и будем, – ответил Валуй, устраиваясь на мягком сене.
– Хорошо.
– Чего ж хорошего?
– В Новгороде все и разрешится…
– Что разрешится? – недовольно вопросил бородач. – я и так в толк не возьму, какая на нас вина?
Вадим пристально посмотрел на боевого товарища и сказал:
– Ты прости меня, Валуй…
– За что?
– За то, что я впутал тебя во все это…
– Ох, путано ты излагаешь… не пойму я, к чему ты это?
– Прости, если можешь, – продолжил Вадим, – из-за меня весь этот балаган. Там, в лесу, у старого деда… ты еще от ран не оправился… В общем, я теперь…
Он резко оборвал свою речь и прислушался. У ворот сарая скрипнул снег, а затем послышался шорох снимаемого запора. Вот створка едва заметно пискнула, послышались шуршащие по сену шаги.
– Вадим… Валуй… – тихо позвал голос из темноты.
– Кто здесь?
– Это я, Палей…
Щербатый приблизился на их голос, подсел рядом на сено.
– Ну и угораздило же вас, – шепотом изрек Палей.
– Ты про что? – Валуй округлил глаза.
– Я говорю, и угораздило же вас к молодому князю в немилость попасть…
– Да за какие такие прокуды? – не унимался бородатый «самозванец». – Ты не ведаешь?
– Хуже и не бывает, – вздохнул их старый знакомец, – в дружине сказывают, будто вы к врагам Гостомысла подались…
– Чего? – не поверил Валуй.
– Как князя Боривоя схоронили…
– Погиб все-таки? – неуверенно переспросил Вадим.
– Так с вами же в бою у ихнего града и зарубили его…
– Да уж, а я, признаться, и не верил, – перебил его юноша, – стало быть, правда.
– Правда, как есть правда, – продолжил Щербатый, – наши тогда из боя вышли, а чудины, так те вообще вой подняли. Все своего Юмала поминали, дескать, отвернулись боги от нас и не дадут победы над врагом. Младшие воеводы дружину в Новгород и повернули…
– Ты-то как спасся? – не удержался от вопроса Валуй.
– Да как… так и спасся, за борт меня опрокинули варяги, насилу до берега догреб… Я потом со всеми до Новгорода подался… там и князя хоронили, да сына его, Гостомысла – нового князя встречали. Вот так-то.
«Ладно, это все лирика», – подумал Вадим, а вслух молвил:
– Ты же не сказки нам сюда пришел рассказывать? Говори дело.
Щербатый покрутил головой, прислушался.
– Знаю доподлинно, тебя, Вадим, дюже князь видеть желает и, чую, не пирогами встречать станет, а железом каленым… уж я не знаю, кто на тебя донес, но поклеп был, тут не сомневайся.
– Про себя догадываюсь, но Валуй-то тут ни при чем.
– При чем, ни при чем, разбираться никто не станет. Прижгут железом да ноздри повырывают, тогда запоете, как соловьи… Я не спрашиваю вас, что вы супротив Гостомысла замыслили, хотя и хотел бы знать, да времени нету…
С этими словами он извлек из-за пояса нож.
– Да ничего такого мы не задумывали, правда, Вадим? – обратился к товарищу Валуй.
Юноша промолчал.
– Сейчас не место разбор чинить, уходить вам надо, – настойчиво произнес Щербатый.
– Ты что удумал? – тревожно спросил Валуй, увидев блеск металла.
– А вот что…
Новгородский десятник по очереди освободил им руки от пут.
– Бежать вам надобно, сейчас же… не мешкая…
– А как же ты? – обеспокоился Вадим.
– За меня не кручиньтесь… вона врежьте мне под глаз, чтобы синяк округлился, а я скажу, что воды вам принес…
– Понятно, – кивнул Вадим.
– Тогда прощевайте, – положив им руки на плечи, попрощался Палей, – кони у избы стоят, справа, найдете… Там и котомка с хлебом… да меч мой возьмите и нож…
– Благодарю, – пожал его руку юноша.
– До встречи, друг, – крепко стиснул его в объ-ятиях Валуй, – еще увидимся…
– Увидимся, увидимся, когда вы свое доброе имя вернете, но вот только, чую, не скоро…
Беглецы встали и хотели было уходить.
– Стойте, окаянные, – окликнул Палей, – приложите-ка меня, как договаривались.
– А-а-а, – забывчиво протянул Вадим, – ну, ты не серчай…
– Не бу…
Он не договорил. Вадим размахнулся и треснул своего спасителя по голове. Впотьмах он не разглядел, куда пришелся удар, а только услышал, как Палей мешком упал на сено.
– Ты, поди, не зашиб ли его? – тревожно спросил бородач.
– Да нет, дышит, – ответил Вадим, прислушиваясь, – пошли…
* * *
Осторожно протиснувшись через створку ворот, Вадим выглянул во двор, огляделся. Во дворе неярко горел костерок, между их сараем и домом маячил одинокий сторож с факелом в руках. Вадим выждал немного, и когда воин, подойдя к костру, потушил факел и уселся на бревно, подал знак Валую. Тенью они метнулись к телеге и затихли. Сторож продолжал мирно сидеть у костра. Юноша прикинул в уме, что, захватив коней, им не удастся проскочить мимо этого дружинника, и он решил действовать внаглую.
– Кони должны быть вон там, – указал он товарищу, – давай туда.
– А ты?
– Давай без слов…
И больше не говоря ни слова, приподнялся и, обойдя телегу, кинулся к костру. Снег хрустнул под ногами, воин поднял голову и увидел перед собой Вадима с мечом в руках. Дружинник успел вскочить, но Вадим не хотел его убивать… Замахнулся и плашмя ударил по шлему. Ошеломив охранника, он добавил ему с левой в челюсть. Ноги парня дрогнули, и он завалился на бок. Вадим подхватил дружинника, чтобы тот при падении не забрякал доспехами, и усадил на бревно. Надо было как-то закрепить тело, и Вадим, лихорадочно озираясь по сторонам, быстро отыскал взглядом копье. Одной рукой придерживая тело, другой он дотянулся до древка. Устроив тело на бревне, он подпер его спину копьем, вонзив наконечник в землю. Получилось, конечно, кривовато, но кто там ночью будет разглядывать… Для пущей конспирации прикидал снежком костер, сбив пламя и оставив только немного углей. Так, дело сделано.
Вадим скрадом пробрался вдоль стены к коням. Две пегие кобылы, как и обещал Палей, находились справа от избы. Валуй, на счастье, оказался уже рядом.
– Не убил? – с тревогой в голосе спросил Валуй.
– Ну что ты… обижаешь.
Вадим взял коня за узду и уже занес было ногу…
– Стой.
– Ну что еще?
– Валуй, мне надо забрать свой меч.
– Тот, что подарил старик?
– Да. И еще кое-что, – ответил Вадим, вспомнив про стяг Белозерского княжества, – обожди меня тут, я мигом.
– Ты совсем спятил?!
– Мне надо, – отрезал бывший десятник и, кинув повод Валую, направился в избу.
Время поджимало, сердце выбивало бешеный ритм. Сейчас он вновь ощутил знакомое покалывание в ладонях, что-то изнутри безрассудно толкало его вперед. Вадим потихоньку отворил дверь. На его беду за столом при горящей лучине сидел воевода.
– Что, Юреня, пора меняться? – не поворачивая головы спросил воевода.
Вадим решительно шагнул внутрь.
– Ага…
– Ну, тогда буди Хота.
– Ага…
– Да чтоб тебя…
Мощный удар свалил Тилея со скамьи. Падая, тот саданулся об угол стола, довершив свое поражение. Однако тело слишком громко рухнуло на пол, дружинники во сне зафыркали, заводили носами…
Вадим, не теряя драгоценных секунд, нырнул под стол – пусто, заглянул под скамью, – ага, вот он! Поднявшись с мечом в руке, он увидел проснувшегося Хота. Воин стоял посреди избы.
– Ах ты… – выдавил сквозь зубы дружинник и потянулся за мечом.
Беглец не дал ему возможности вытянуть оружие до конца. Он замахнулся подарком старика и плоскостью ударил сверху. Но то ли боец качнулся в последний момент, или это сам Вадим сплоховал, но меч ударил в плечо, попутно срезав бедолаге ухо. Хот дернул головой, по его шее потекла кровь, а подрезанное ухо свесилось набок.
– Сука… – прорычал раненый, а Вадим уже делал замах ногой.
Всей ступней он приложил воина в грудь, и тот, отлетев на полметра, своим телом открыл «самозванцу» путь к спасению. Хот завалился поперек порога, и Вадим, перепрыгнув через него, юркнул в открытую дверь. А сзади уже раздавались крики проснувшихся дружинников и отборная ругань очухавшегося воеводы.
– Лови его! Проспали, возгряи![33]
Вадим быстро обежал избу, увидел приготовленных коней и тут же застыл как вкопанный. Валуй лежал на снегу, а сверху его давили двое дружинников из десятка Палея. Этих он признал сразу, по одежде. Еще двое бойцов валялись подле и, постанывая, пытались подняться, видимо досталось им от Валуя.
Не проронив ни звука, Вадим налетел на них, как сбесившийся зверь. С разбегу он оттолкнул одного, а другого отшвырнул ударом ноги.
– Валуй, живой?
Товарищ закряхтел, подымаясь.
– Давай на коня! – приказал ему Вадим, а сам, выставив вперед меч, занял оборонительную позицию.
Опрокинутые дружинники уже поднялись с оружием в руках, а через секунду из-за угла избы вынырнули бойцы воеводы с факелами и копьями.
– Всем стоять!!! – пробасил Тилей.
Дружинники замерли по команде. Они стояли на расстоянии копья от беглецов.
– Куда собрались? – вопросил воевода, едва сдерживая гнев.
Тилей и не ждал от них ответа и продолжил:
– Ну ладно, этот, – он кивнул на Вадима, – а ты-то, Валуй, старый, опытный вой, и связался с врагом Новгорода. Постыдился бы…
– Ты, воевода, не бреши попусту, – смачно сплюнул Валуй, слезая с коня.
– Брешут псы, а я тебе правду говорю. Ты знаешь ли, с кем связался?
– Я с Вадимом не единожды в строю стоял, – огрызнулся бородач. – Ты сам-то ведаешь, сколько от его руки варягов в землю легло?
– Слушайте меня, вои новгородские! – вскинув вверх руку с мечом, во все горло проголосил воевода. – Пред вами стоит князь руссов, злейший враг князя нашего и Новгорода.
Вадим слышал, как за его спиной ойкнул Валуй.
– Да! – продолжил Тилей. – Вадим – князь руссов, чья кровь давно перестала быть словенской! Они замешали ее на варяжской крови и гордятся этим!
Дружинники зароптали, и Вадим заметил, как глаза их наливаются ненавистью. «Нет, ну точно был подвох», – мимолетно вспомнил юноша сказ старого князя, который так усердно уговаривал его на княжеский венец.
– Брешешь! – кинул в лицо воеводе Валуй.
– Он приходил за своим мечом! – не снижая обороты, продолжал Тилей. – а вот, что он забыл прихватить.
С этими речами воевода развернул тряпицу.
– Стяг руссов! Ну? Кто не видел этого стяга в бою!
Тряпица колыхалась в руках Тилея, и все же каждому был виден потертый трезубец на когда-то красном поле.
– Ну, что скажешь, Валуй? – спросил воевода и остервенело швырнул стяг ему под ноги. – Ты тоже решил предать Новгород и податься к руссам?
Валуй, словно околдованный речами воеводы, подошел к брошенному стягу. С минуту он разглядывал потускневшую ткань, а затем, бессильно опустив руки, повернулся к Вадиму.
– Да как же так, друже…
– Не серчай, Валуй, – выдохнул Вадим, – не держи зла на меня, так уж вышло, что нам не по пути…
В один прыжок он оказался подле коня, и ловко запрыгнув на спину животного, ударил пятками в бока.
Конь, почувствовав горячность седока, с места рванул вперед. Беглецу повезло, что выбранная воеводой для ночлега изба оказалась без высокого забора. А изгородь он преодолел, заставив лошадь сделать скачок…
Глава восьмая Беглец
Поминайте меня как звали…
То, что погоня обязательно будет, в том Вадим ни секунды не сомневался. Он усердно работал шенкелями, заставляя кобылу ускорить бег. Но то ли кобыла попалась ему своенравная, то ли он делал что-то не так, но животное упрямо не желало переходить на карьер. Да и галоп у нее получался каким-то не особенно быстрым…
Проскочив деревню и миновав деревенское поле, он решил, что единственным спасением является лес, и свернул именно туда. Понимал он также, что зимой по следам на снегу его все равно найдут. Мысли все ускорялись, голова гудела от напряжения, лихорадочно выискивая решения.
Не найдя более подходящего варианта, он решил исполнить ковбойский трюк. Мысль пришла сама по себе, почти автоматически заставив его отпустить повод. Вадим ухватился руками за низко свисавшую ветку березы и, как заправский каскадер, покинул седло. Кобыла, потеряв седока и почувствовав облегчение, весело заржала и, резко сменив направление, побежала в сторону от деревьев.
Теперь ему оставалось только затаиться и молить богов, чтобы преследователи не разглядели в темноте, что следы коня стали менее глубокими. Беглец забрался выше по стволу, устроился поудобнее и, набравшись терпения, стал ждать.
Буквально через несколько минут он услышал конское ржание. Затем различил средь ветвей блеск факелов. Эти были они.
С десяток всадников, естественно, с самим воеводой во главе, стрелой пронеслись мимо. Высоко поднятые факелы достаточно освещали им путь, так что весь отряд уверенно продвигался вперед, на поиски сбежавшего князя руссов.
Выждав еще какое-то время, Вадим осторожно спустился на нижнюю ветку и, точно рассчитав свой маневр, оттолкнулся и спрыгнул вниз, как можно дальше от ствола. Приземлившись весьма удачно и, что самое главное, почти мягко, беглец огляделся, прислушался… Лес хранил полное молчание. Почти наугад избрав направление, бывший новгородский десятник двинулся в путь. Сначала он шел неспешно, постоянно озираясь по сторонам, а затем, почувствовав некоторое спокойствие, перешел на бег. Чем дальше он уйдет от деревни, тем лучше. Конечно, ему необходимо было попасть в Новгород, попасть любой ценой. Найти и расспросить людей старого князя. Вопросы копились и требовали разрешения. Именно об этом он думал в эту минуту. Да, его целью был Новгород, но где он, в какой стороне, Вадим не знал. Он мог лишь только догадываться об общем направлении движения, собственно именно его он и придерживался. То есть по-прежнему шел по наитию.
По подсчетам Вадима прошло не менее часа, если только он еще не разучился чувствовать время…
И вот, после примерно часового блуждания, он обогнул небольшое озерцо и вышел на окраину выселок. Хуторок в три дома живописно расположился между озером и лесом. Вадим затаился, но ничего подозрительного не обнаружил. Конечно, во дворе мог быть пес, и он не стал рисковать.
Беглец только начал обходить хутор стороной, как все же услышал пронзительный лай. А через секунду из леса показались огни факелов. Мгновенно упав на снег, Вадим по-пластунски отполз к ближайшим кустам, там и затаился.
Осторожно приподняв голову, Вадим увидел своих преследователей и свою кобылу, которую вели на поводу. Животное, привыкшее жить среди людей, к людям и тянулось, к тому же не исключено, что один из воинов был ее хозяином. Так что ничего странного Вадим не увидел. По всему похоже, что дружинники решили обыскать хутор, и пока суть да дело надо было уносить ноги…
Он спешил оторваться, уйти как можно дальше. «Ну, как они обыщут хутор, пройдут кругом и найдут мои следы», – думал беглец и бежал, бежал… до тех пор, пока ему не преградила дорогу река. Небольшая речушка, может, всего метров пятнадцать-два-дцать вширь, но лед-то еще не встал. Вадим покрутил головой, ну не искать же мост в самом деле. Юноша двинулся вдоль берега, внимательно изучая берег в надежде найти хоть какой-то способ переправиться – ну не плыть же в ледяной воде, сей необдуманный поступок мог сказаться самым неприятным образом, а не хотелось бы…
И все же водная преграда встала стеной на его пути. Отбросив бесполезную мысль о переправе, Вадим ускорил шаг, продолжая идти вдоль берега. Через пару сотен метров он начал забирать в сторону от воды. На его счастье, лес тут походил на сказочную чащу и становился все более трудно проходимым. «Бурелом какой-то, а не лес», – он в какой-то мере был рад этому обстоятельству. Там, где трудно пройти пешему, конному ходу нет.
Он практически решил было прекратить дальнейшее продвижение, ибо чертовски устал от преодоления поваленных деревьев, когда пред ним открылось свободное пространство. Лунный свет приятно заливал поляну и местами искрился на снегу. Вадим сделал несколько шагов вперед, и под ногами противно зачавкало болото. Зачерпнув горсть снега, он утер лицо. Наклонился, чтобы повторить процедуру, и увидел кустик с ягодами. Спелая клюква чуть не лопалась от морозного напряжения. Даже ночью, при слабом свете, он видел ее бордовый налив. Вадим не удержался и осторожно сорвал несколько ягод.
– М-м-м, – подмороженные и оттого приятно-сладкие клюквины освежили и взбодрили.
Пособивав руками снег, он обнаружил еще немало кустов и принялся с удовольствием снимать осенний урожай. Погоня, Тилей, руссы, вепсы, варяги – все они остались где-то далеко…
Нет, ну до чего вкусно…
Его трапезу самым нахальным образом прервал крик совы. Вадим перестал жевать – прислушался. Птица прокричала еще раз, потом еще… а затем, с другой стороны небольшого болотца блеснул огонек. Вот еще один, а вон там еще и еще. Сова вновь тревожно ухнула, от огоньков донесся конских храп и сдержанное ржание.
– Вот ведь обложили, – выдохнул юноша, утирая рот.
Факелы помаячили несколько минут, а затем так же внезапно исчезли.
* * *
Идти по болоту он не рискнул. Вадим отряхнул с колен снег и взял направление в обход.
За всеми перипетиями беглец не заметил, как рассвет начал медленно прогонять ночную мглу. Солнце поднималось не спеша, освещая верхушки деревьев.
Когда беглый князь руссов увидел впереди просвет, уже вовсю рассвело. Он, таясь за деревьями, подошел к краю дороги. Нет, конечно, это было громкое название, но все же… На снегу четко отпечатались следы колес и копыта лошадей. Узкая, петля-ющая среди стволов сосен, проторенная дорожка не давала четкого обзора. Вадим, соблюдая осторожность, повертел головой – пусто.
– Интересно, уж не мои ли конвоиры тут прошли, – пробурчал себе под нос юноша, изучая следы, – телега опять же…
Минуту он сомневался, а затем, резко перебежав на другую сторону дороги, зашагал параллельным курсом. В конце концов, решил беглец, путь дружинников Тилея лежал в Новгород, а стало быть, им по пути. Только он пойдет стороной, тайно. Им и в голову не придет, что он тут, совсем рядом.
Примерно, на глаз, а еще, судя по движению солн-ца, Вадим определил, что уже полдень. Он чертовски устал, хотелось спать. Догнать отряд воеводы он не сумел, хотя поначалу и тешил себя подобной мыслью. Не так уж и быстро они должны были передвигаться, да еще с телегой. Шли шагом, это уж наверняка. Но ведь и он не двужильный. Ночные скитания по лесным буеракам давали знать. Усталость давила все тело. И еще хотелось есть, нет, даже не есть, а просто чего-нибудь пожрать. Желудок бастовал и все настойчивее требовал пищи.
Дорога меж тем наконец-то вынырнула из леса и побежала по полю, в конце которого поднимались вверх столбики дыма. Ну да, должна же быть здесь какая-нибудь деревенька, ведь места обжитые.
Но идти кратчайшим путем через поле было бы равносильно самоубийству, а с этим можно было и погодить. Эта мысль мелькнула в его сонном мозгу случайно. Ну, что-то типа лучше смерть, чем плен, да еще так некстати всплывшее воспоминание о самураях, которые, не задумываясь, лишали себя жизни в случае чего… и вообще, при чем тут самураи… на дворе, вон, девятый век… ну примерно.
– Не-е-е-е, – протяжно промычал Вадим, едва ворочая языком, – надо поспать.
Вот только обходить деревню кругом ой как не хотелось. Он заставил себя, сделал последнее усилие, практически надругался над собственным организмом. Он тяжело вскинул ногу, шаг, еще…
Да и не такое большое было это поле. Леском он прокрался на дальнюю околицу неизвестной деревни и – о чудо! Сбоку, у развалившейся ограды он приметил сараюшку с опавшей крышей.
– То, что надо.
Его сейчас совершенно не волновало, прошел ли отряд дружинников мимо этой деревни или решил остановиться и заночевать – плевать. Он хотел спать.
Сделав еще одно, контрольное усилие воли, Вадим перебежал небольшое открытое пространство, отделяющее его от вожделенного укрытия. Сараюшка оказалась ничего себе, хоть и без дверей, но вполне уютная, примерно четыре на четыре метра. Да и крыша не совсем обвалилась. Вон, в углу почти как новая… И там же в углу беглец приметил небольшую копну старой, почерневшей соломы – сойдет. Мысли о безопасности и самосохранении напрочь оставили его измотанное тело. Из подмороженной соломы он свил себе гнездышко и, зарывшись в него с головой, беспечно уснул, наплевав на весь мир.
* * *
Проснулся он мгновенно. Легкий шелест, скрип снега под ногами… Вадим замер, боясь шевельнуться. Шаги приблизились, а затем юноша услышал женский голос:
– Нет, я не пойду… нет…
Вслед за этим раздался тихий мужской, но Вадим не разобрал ни слова.
– Ой, перестань… Нет, Хот, я не хочу, – отнекивалась женщина. – Перестань, сказала… не пойду.
Беглый князь осторожно повернул голову, освободив себе поле зрения. Сквозь дыру в крыше блеснули звезды.
Эти двое вошли внутрь, и теперь Вадим слышал и видел все отчетливо.
– Да перестань, Гилла, в прошлый раз ты была более сговорчивой, – дружинник привлек девушку к себе. – Ну поцелуй.
– Отец с охоты вернулся, – уперев руки ему в грудь, пыталась высвободиться Гилла, – мне пора…
– Ну хотя бы один поцелуй.
– Нет.
– В щечку.
– Я сказала – нет.
Девушка вырвалась, грациозно отбежала в сторону – и аккурат к месту, где прятался Вадим. Под ее ногами зашуршала солома, она едва не наступила на его ноги.
Мужчина уверенно приблизился. Юноша признал его почти сразу, тем более что он оставил ему о себе четкую память.
– Ну, Гилла, – продолжил ухаживания дружинник, – видишь, я ранен. – Он указал на подрубленное ухо. – Что, тебе меня не жаль?
– Это в бою тебя? – девушка сделала роковую ошибку и протянула руку к его лицу. – Больно?
– Уже нет, – он перехватил ее руку и прижал ее ладонь к своему лицу. – Но знаешь, как больно было, у-у…
– Бедненький…
– Ага. Их, знаешь, сколько было…
– Кого?
– Разбойников.
– А-а…
Вадим прекрасно видел, как хитрец, заговаривая зубы, приобнял ее за талию.
– Мы бились с ними, у-у, – горделиво продолжил Хот, – всех изрубили.
– А много их было?
– Десятка три, не меньше.
– А это много?
Дружинник сжал ее руки в своих.
– Какие у тебя ручки…
– Так это много?
– Видишь, пальчики твои – их десять, и у меня десять… так вот еще столько же…
– Много…
– Да, много.
– И вы их всех?
– Говорю же, дурочка, всех до единого убили. – и он быстро закрутил ее руки за спину и хищно впился в ее губы.
– Пу-ус… да пусти же, говорю…
Она отдернула голову назад, но Хот уже наклонился и увлек девушку за собой. Они оба упали прямо на Вадима.
– О-о-ой! – испуганно взревела Гилла, почувствовав под собой… холодную сталь клинка.
– М-м-м, – промычал Вадим, почувствовав, как холодная сталь впилась ему в… в то самое место!
– Что? – непонимающе озираясь по сторонам, прокричал Хот. – Что… кто здесь?
Представляться Вадим не стал. Как черт из табакерки, он вылетел из своего укрытия, разбрасывая солому. Он оттолкнул девицу в сторону и с размаху заехал дружиннику ногой по морде. Хот опрокинулся навзничь.
– О-о-ой! Тати! Убили! – голосила девка так, словно ее режут.
– Заткнись! – зло рявкнул на нее Вадим и тут же плюнул, поняв бессмысленность уговоров. Этот дикий крик и так, наверное, слышала вся округа, и сейчас вся деревня будет здесь во главе с людьми воеводы. Пора было убираться. Вадим перехватил поудобнее меч, и тут поверженный Хот начал подниматься.
– А-а-а, надоел, зараза!
Князь руссов вскинул меч и приложил дружинника рукояткой по его бестолковой голове.
– Ратуйте! – Гилла голосила во всю девичью грудь. – Убили!
Вадим, не оборачиваясь, стремглав кинулся прочь, подальше от этого сарайчика. Хорошо хоть выспаться успел…
На голодный желудок бежалось легко. Он стремился как можно больше выиграть времени, и оттого его размашистый бег становился с каждой минутой все быстрее. Погони было не избежать. То, что это был именно он, воевода Тилей наверняка сообразит первым. И то правда, а кто это мог быть, кроме беглого князя руссов. Может статься, что и Хот признал его. По всему выходило, что фора у него не очень большая. Сейчас сбегутся на сирену Гиллы, сделают выводы – и айда седлать коней…
А ведь могут и не седлать. Чего их седлать-то? Вон они следы на снегу, точно выдадут беглеца.
Добежав до кромки леса, Вадим оглянулся. Ну, так и есть – бегут, сердешные, спотыкаются…
* * *
Как на грех заныла нога. Боль саданула по давнишней ране, бежать стало неловко. А надо, ох как надо…
В сущности, глупо как-то вышло. И приспичило же этому Хоту. Вот и имечко у него дюже подходящее. Хот он и есть хот! Чтоб его…
Петляя меж деревьев, как заяц, Вадим пытался оторваться от погони. Может, не сунутся ночью в лес, поостерегутся. Так нет же. Юноша отчетливо слышал доносящуюся позади ругань и хруст сучьев под ногами. Ломились не разбирая дороги, в надежде схватить беглеца. Как же, князь-то, поди, не пожалует – упустили русса. Вот теперь и старались дружинники, гнали, словно волки, долгожданную добычу.
Вадим не заметил под снегом ямы. Нога предательски подвернулась, и он припал на колено. Боль прошила конечность. Он, сжав зубы, поднялся, попытался сделать шаг… Баста – отбегал. Ох, как не хотелось вновь оказаться на телеге с закрученными за спину руками.
Он покрутил головой, взглядом отыскал сосну покрупнее. Подгибая ушибленную ногу, доскакал до нее. Оперевшись на ствол дерева, Вадим вынул меч и стал ждать. Оставалась еще последняя, весьма хрупкая и сомнительная надежда, что преследователи впотьмах собьются со следа и пройдут стороной. Маленький, но все же шансик.
Голоса и шум бегущих людей приближались. Сколько их? Трое, пятеро… десяток? А если еще деревенские подключились? Руки в предчувствии схватки зачесались, под ложечкой приятно кольнуло. Он уже стал свыкаться с этими ощущениями. Всегда, так теперь всегда перед схваткой. Не зря же твердила покойная Елена Константиновна про дух воина и все такое…
Уж он и не знал точно, что там насчет духа воина, но кровь запульсировала быстрее, наполняя все части тела энергией.
На него наткнулись двое дружинников, шедших рука об руку. Они были без доспехов, но с мечами в руках. Оба шумно дышали, припарились, догоняючи.
– Он здесь! – на весь лес огласил один из них.
– Нашли! – поддакнул другой чуть тише.
Вадим сделал глубокий вдох, задержал дыхание и выдохнул ртом. Он почувствовал приятное облегчение. Его дух был спокоен, а тело готово к бою.
– Где? – донеслось из темноты.
– Да тут мы! – прокричал дружинник, остановившись напротив беглеца. – Тут, воевода!
К этим двоим через секунду примкнул еще один боец, и тоже без доспехов, а еще через мгновение появился и сам Тилей в полном боевом комплекте, в кольчуге, в шлеме и с обнаженным мечом в руке. Вадим уловил движение справа. Два огонька вспыхнули в ночном лесу и стремительно поплыли навстречу.
– Ну что, добегался? – тяжело дыша, спросил воевода.
Вадим не ответил.
Тилей умело восстановил дыхание.
– Кидай меч, не тронем!
– А может, вам кинуть мечи, и тогда я вас не трону, – нахально заявил князь руссов.
В это время подбежали двое с факелами. Мизансцена достаточно осветилась.
«Шестеро, – про себя пересчитал их Вадим, – м-да-а…»
– Ты окружен, – как будто прочитав его мысли, изрек воевода, и в подтверждение его слов Вадим расслышал позади себя шорох.
– Кидай меч, а не то…
– Что, а не то? Убьешь? – и беглец ехидно улыбнулся. – Так двум смертям не бывать. И вообще, ты как, собака, с князем говоришь?
Издевка сработала. Желваки на лице воеводы заходили ходуном. Он кивнул своим дружинникам и первым бросился в атаку.
Вадим ждал этого маневра, он был готов. Его меч вылетел навстречу Тилею. Резкого движения снизу вверх воевода не уловил. Лезвие рассекло ему ляжку, а Вадим уже возвращал меч назад. В обратном движении клинок рубанул воеводу поперек груди. Спасла только добротная кольчуга, однако удар был настолько силен, что его отбросило назад, на одного из дружинников. Секундная заминка в атаке, а Вадим уже вновь занес меч для удара. Двое бойцов почти одновременно сделали выпады, метя в шею. Князь руссов мгновенно сполз вниз по мерзлому стволу, и оба удара пришлись по сосне. Зато его меч рубанул сбоку, достав сразу обоих. Лезвие подсекло дружинникам ноги, но, видимо, недостаточно глубоко, они устояли. Вадим моментально рубанул еще раз, перенося вес на здоровую ногу. Удар достиг цели, задев плечо одного из нападавших. Однако в дело вступили еще два воина. Один из них сделал обманный замах, Вадим среагировал молниеносно, поставил блок, но удара не последовало. Вместо этого второй боец, пригнувшись, поднырнул под руку обороня-ющегося и подсек Вадиму предплечье. Князь руссов ответил на этот обман ударом локтя в висок…
Но он увлекся лобовым столкновением и совершенно позабыл, что в тылу у него, за деревом, кто-то есть. Веревка, вылетевшая сзади, захлестнула шею Вадима, резко натянулась и прижала его к стволу сосны. Подрубленная рука дрогнула и выпустила оружие, но он сумел перехватить его левой рукой, а проклятая веревка душила, не давая вздохнуть. Вадим попытался ногой отпихнуть навалившегося на него спереди дружинника и в то же время мечом попытался перерубить удавку. Но этот трюк подходил скорее для цирка, нежели для реальных событий…
Он получил рукояткой меча в лоб, дернулся было еще раз, но получил рукояткой повторно. Этого ему хватило. В голове словно щелкнул невидимый выключатель, мир в его глазах потемнел и сузился до маленькой, часто моргающей звездочки.
Глава девятая Тайные тропы
Куда заведет меня дорога,
Я не знал…
И где конец моей дороги,
Знать я не хотел…
Очнулся он оттого, что кто-то энергично тряс его за плечо.
– Вадим! Вадим!
Сознание возвращалось неохотно. Кисельная пелена держала крепко, не отпускала.
– Вадим! Да очнись же ты, – звал на удивление знакомый голос, – вставай!
Юноша превозмог это нелепое состояние и разлепил глаза. Резкость зрения вернулась не сразу. Слабые очертания склонившегося перед ним человека продолжали дергаться и произносить, как заклинание.
– Вадим, очнись… Вставай… пора, пора!
Бывший десятник моргнул несколько раз и наконец сфокусировал взгляд. Было светло, сквозь голые деревья к земле пробивался солнечный свет.
– Палей? – не поверил он своим глазам.
– Я это, я!
– Как ты тут?
– Вставай! – потянул за руку Палей. – Видать, крепко тебя приложили…
– А? Что?
– Да поднимайся же ты!
Щербатый помог Вадиму подняться. Словно после хорошей пьянки, ноги юноши дрожали, и он оперся о плечо новгородца.
– На вот, испей, – предложил Палей, протягивая раненому кожаную фляжку.
Жидкость с явным привкусом меда немного взбодрила. Вадим обвел взглядом место ночного боя и удивился. У той сосны, где он держал оборону, рядком возлежали новгородские дружинники, крепко опутанные веревками и с кляпами во рту. Среди них юноша приметил и воеводу Тилея. Некоторые воины были поранены, на одеждах запекалась кровь. Но, кажется, все были живы, судя по широко распахнутым глазам. Они взирали на князя руссов и на его спасителя.
– Это кто их? – недоуменно спросил Вадим. – Уж не ты ли?
– Ну, не я один, – скромно ответил Палей, – нашлись доброхоты. – Щербатый улыбнулся и кивнул в сторону.
Медленно повернув отяжелевшую голову, Вадим узрел десяток вооруженных воинов. И, кажется, это был десяток Палея, что примкнул к его конвою прошлым днем.
– Это кто ж такие?
– Мой десяток, – гордо ответствовал Щербатый.
– Не понял, – устало протянул Вадим. – Новгородцы?
– Руссы мы, княже, руссы, – едва заметно поклонился Палей. – Не сомневайся.
Вадим схватился за голову, почувствовав легкое головокружение.
– Опять не понял…
– Дозволь, княже, по дороге тебе все обсказать, а сейчас уходить надо.
– Куда?
– Куда велишь.
Ох, тяжело было Вадиму сообразить, что происходит. Голова раскалывалась, ныло подрезанное предплечье. Он машинально потрогал раненую руку – ты смотри, уже успели перевязать.
– Рана неглубокая, – заметив его жест, пояснил Щербатый, – до свадьбы заживет.
– Ага…
– Пойдем, княже, кони наготове.
– А где Валуй? – вдруг вспомнил Вадим.
– Жив-здоров. – Палей цокнул языком. – Спит в избе. Мы его отваром маковым напоили, чтобы он…
– Понятно, – кивнул Вадим, верно уловив ход мыслей, – уходим!
Он сделал шаг по направлению к строю воинов.
– Княже (ох, до чего же дико было слышать Вадиму это обращение к себе. Ну не привык еще…), княже, – повторил Щербатый, – что с этими делать?
Вадим поворотился к пленникам. Оставить тут, на морозе? Это верная смерть – кто их будет искать? А убивать их ему не хотелось. Отпустить? Так ведь в погоню кинутся. Вон, волками глядят, особенно воевода. Нет, этот не простит, не спустит.
– Оставим здесь, – распорядился молодой князь, – пусть посидят, подумают, только…
Вадим подошел к Палею и вынул у него из-за пояса нож.
– Вот. – Князь воткнул нож в снег, метрах в десяти от пленников, и, более не глядя на них, направился к своему, неожиданно разросшемуся отряду.
– Уходим, Палей! Где кони?
– У поля, княже, тут недалече.
– Веди!
* * *
– Куда, велишь, княже, – осмелился спросить Палей, когда они уселись в седла.
– В Новгород, – кратко ответил Вадим.
– Но…
– Никаких но, Палей! Мне надо повидать там кое-кого.
– Это опасно… да и мы уже разоблачили себя. – Десятник указал на своих людей. – Нам обратного ходу нет.
«Черт, а ведь он прав», – задумался Вадим. Конечно, надо было навестить указанных старым князем людей. Надо порасспросить, поразузнать, что к чему. А то он уже подзапутался в местных интригах. Кто тут кому брат, сват, кум или враг?
– А вам всем и не следует маячить в городе. Я пойду один, – твердо решил Вадим. – Есть где, у кого под Новгородом схорониться?
Палей задумался.
– Найдем.
– Место надежно?
Щербатый уверенно кивнул.
– Вот и хорошо. Давай прямиком туда, там все и обсудим. Поехали!
Палей первым тронул лошадь, Вадим за ним, а следом и весь десяток руссов. Полем обошли деревушку, вброд пересекли маленький ручеек, еще не затянутый льдом, и по едва приметной лесной дорожке стали забирать в сторону от людных мест.
К полудню пошел снег. Сначала кружили крупные хлопья, а затем плотная белая стена окутала мир. Продвигаться стало затруднительно, и Вадим решил скомандовать привал. Как раз Палей заприметил подходящее место под кучно растущими елями.
Расположившись, перекусили имеющимся хлебом и вареными яйцами. Признанный князь руссов до того оголодал за время своих мытарств, что лично уничтожил полкаравая и с добрый десяток яиц. Пережидать непогоду пришлось почти до самых сумерек.
– Пора, – коротко изрек Вадим, хотя и понимал, что ночью передвигаться будет не очень комфортно. Впрочем, понимал он и другое, уходить надо подальше от людей новгородского князя, которые могли уже и развязаться за это время. Могли они и местных людишек на поиски поднять, а могли и к боярину Жирославу (или еще к кому, кто тут из бояр поблизости) за подмогой послать гонца. Как ни крути, а у Вадима не больше суток, чтобы оторваться от преследователей и запутать следы. Вот только следы… прошедший снег только на руку, он надежно укутал землю и замел все приметы.
* * *
Какими тропами шел их отряд, одному Палею было ведомо. Впрочем, Вадим решил полностью положиться на Щербатого, собственно именно ему князь руссов был обязан своим спасением.
Шли медленно, друг за другом, так что голова позади идущей лошади упиралась в круп передней. Лес то отступал, то вновь смыкался, наглухо преграждая движение. Тогда едущий впереди Палей сворачивал в сторону, выискивая путь.
На ночевках Вадима страсть как распирало расспросить Палея обо всем. Но что-то его сдерживало… А барский голос внутри шептал – обожди, не спеши, доберетесь до места, там все толком и расспросишь. Хитрый такой голосок, с княжеским налетом величия…
После двух дней беспрерывного кружения, вконец обессилевшие лошади вывезли отряд на обширную лесную елань. Еще на подъезде Вадим уловил запах дыма. Выехав на открытое место, они узрели пять изб. Эти, не в пример видимым Вадимом ранее в новгородских деревнях, были значительно шире и добротнее, что ли, а одна так и вовсе походила на боярский терем. Весь хутор был обнесен, сразу видно, новым частоколом в два человеческих роста. Имелись и ворота, которые, несмотря на день, были закрыты.
– Вот и добрались, – констатировал Палей, указывая вперед.
Их тут же заметили, за частоколом замелькали головы людей в шапках, а некоторые даже в шлемах.
– Тихое место, говоришь? – спросил Вадим, косясь на торчащие из-за частокола копья.
– Так наше место, – многозначительно ответил Палей.
– А люди?
– Наши. Руссы!
– Ну-ну…
– Не сомневайся, княже. Мы признали тебя, и они признают. Меч князя у тебя и стяг…
С этими словами он извлек из-под одежды мятую тряпицу. Вадим взял стяг руссов, а затем решительно протянул обратно.
– Надо подновить или сделать новый.
– Понял, – кивнул Щербатый.
Отряд подъехал к воротам наполовину полета стрелы.
– Эй, Бряг! – громко позвал Палей. – отворяй! Не видишь, что ли – мы это!
– Где тебя собаки носили, Палей? – донеслось из-за стены. – мы уж думали, ты совсем в Новгороде обжился.
До Вадима донеслись ехидные смешки.
– Петух тоже думал… – отозвался Щербатый. – Отворяй, говорю! – И, не дожидаясь ответа, первым тронул лошадь вперед.
Ворота дернулись, и две массивные створки стали расходиться. Отряд по двое втянулся во внутренний двор.
– Чего застыли? – строго спросил Палей окруживших их людей, – кланяйтесь! Се князь наш – Вадим!
Вадим принял горделивую осанку и нарочно поправил меч на поясе, – мол, нате, смотрите.
Десятки глаз устремились на него. Пронзали сбоку, снизу – изучали. После минутной паузы стоявший ближе всего к Вадиму седой мужик в красном суконном плаще склонил голову. Остальные обитатели маленькой крепости последовали его примеру, но поклонились заметно ниже.
– Рад видеть нового князя руссов, – подходя, объявил седой. – Уж мы заждались… Я Бряг – твой… – он осекся. – Воевода Вадима Старого.
* * *
Обжитое хозяйство руссов, устроенное под самым носом новгородцев, порадовало нового князя. Особенно баня с вениками, которая пришлась как нельзя кстати с трудной дороги.
Чистого, напаренного князя проводили в терем на первый этаж и усадили за стол. Трапезная оказалась большой, как раз во весь этаж. За столами уже восседали все имеющиеся в крепости дружинники, а несколько женщин расставляли скромные яства.
Несколько десятков больших жареных щук заняли места по центру стола. Рядом неприметно устроились блюда с жареной мелочью. Вадим разглядел окушков, карпиков и что-то там еще…
Следом за рыбой появились горшки с… Вадим одним глазом заглянул вовнутрь. Очень походило на рагу, во всяком случае с виду. Вон морковка, капуста, кажется, мелко нарезанная репа. Скорее всего, репа, не картошка же. И еще вроде грибы. Нет, определенно овощное рагу с грибами.
Очень скромное блюдо с каким-то паштетом было поставлено прямо перед князем. Ну и в довершение всего двое слуг вкатили в зал совсем уж «скромную» бочку, литров на сто!
Вадим следил за приготовлениями молча, лишь изредка утирая пот с лица – все же хороша была баня. Заметив недочет в работе слуг, Бряг быстро кивнул в сторону, и перед князем возникла кружка до верхов наполненная… клюквенным морсом.
Из бочки нацедили объемистую братину и с поклоном подали Вадиму. Без малейшего колебания юноша принял емкость и встал.
– В трудное время, други мои, выпала нам доля стяжать свое княжество. Враги нынче повсюду, но мы крепки в нашей вере. Правда за нами! Выпьем, други, чтобы нам поскорее вернуться в наше Белоозеро!
Вадим приложился к братине а мысли бежали… «Во, загнул», – подумал молодой князь, наслаждаясь холодным пивом.
Отпив, он передал братину Брягу.
– Боги всегда были за руссов, – продекларировал он, – я пью за то, чтобы уже летом наш князь был на столе[34] белозерском.
Испив, воевода передал емкость, и она пошла по солнцу. Признаться честно, дальше Вадим не очень следил за многочисленными тостами и здравицами в его честь. Усталость нахлынула внезапно и, помноженная на послебанное пиво, стала туманить взор. Он отменно поел, оценив искусство местных стряпух. Попробовал паштет, он тоже оказался рыбным. В общем, рыбный день да и только. «Пост у них, что ли?» – подумал Вадим и сам не заметил, как стал клевать носом.
Спохватился он от дружного: «Здрав будь!» Мгновенно разлепил глаза и через силу улыбнулся. Негоже обижать невниманием верных людей.
Братина вернулась к князю полупустой. Он заставил себя встать и вновь сказать:
– Благодарю вас, други, за верность вашу!
* * *
Вадим проснулся на мягкой кровати, в просторной комнате с двумя маленькими оконцами. Как он сюда попал, молодой князь помнил смутно – устал очень.
Проснувшись, почувствовал себя отдохнувшим и бодрым. Сам оделся и спустился вниз, в трапезную. Сегодня уже ничего не напоминало о том, что вчера тут пировали четыре десятка воинов. Столы были прибраны, лавки убраны, а полы начисто вымыты.
– Князь встал? – услышал он за дверью голос Палея.
– Да вроде нет, – ответил ему женский голос.
– Сбегай-ка, проверь. – И Палей, толкнув дверь, вошел в общий зал. – Княже…
Вадим восседал скромно, за боковым столом.
– Княже, – повторил Щербатый и поклонился, но тут же опамятовал и прокричал в раскрытую дверь: – Илла, князь встал! Илла!
Палей призакрыл дверь, а Вадим уже слышал, как затопали быстрые ножки по доскам лестницы.
– Зови Бряга, – распорядился он, и Палей тут же унесся выполнять поручение.
Когда воевода вместе с десятником вошел в трапезную, перед Вадимом уже красовались большой пирог и объемистая крынка с простоквашей. Князь своей рукой разлил по кружкам молочный напиток.
– Садитесь, – предложил Вадим, нарезая пирог.
По всему видно, что они уже позавтракали, но приняли из рук князя по куску пирога и, немного откусив, запили простоквашей.
– Ну, раз не голодны, – рассказывайте, – кивнул им Вадим, отдавая должное вкусному пирогу с яблочной начинкой.
Палей переглянулся с воеводой.
– Давайте-давайте, – подтолкнул их князь, – все по порядку… Во-первых – я хочу знать, как вы тут обосновались под Новгородом… Мы ведь под Новгородом?
– В полдне пути конному, – ответил Палей.
– Ну вот. Так, значит, как?
Воевода кашлянул в кулак.
– Дозволь, княже?
Вадим дозволил.
– По ту пору, когда варяги приступили к нашему граду…
Молодой князь сидел, уставившись в одну точку на столе, словно его там чем-то привлекала маленькая крошка… Он, продолжая жевать, внимательно слушал рассказ воеводы и дополнения, которые вставлял десятник Палей. Он слушал и размышлял, делая для себя выводы…
«Так-так… Вадим Старый, значит, сам распустил дружину, а говорил, что все погибли – вот хитрец. Ага… и приказал им быть поближе к Новгороду… устроиться да ждать. Каков! Палея с десятком даже в дружину новгородского князя определил. Ну, конечно, чтобы они били варягов да и заодно за новгородцами приглядывали. Выходит, что варяги не милы были старику пуще новгородцев. Ну, за это спасибо князю – пригодились верные люди. Меня вон как ловко выручили. Ну-ну… а воевода, значит, окопался тут с тремя десятками воинов да еще и с бабами. Ага… купец типа. Зажиточный купец! Так. Молодцы, служивые, ох молодцы! А что там было про варяж-скую кровь в роду руссов? Тилей орал там что-то… Что? А-а-а, один из родов варягов поселился в Белоозере. Ярл Олаф, ага… и Гутрума помогал бить! Ну понятно – потом все переженились. Их девки за наших пошли, их воины на наших… Породнились руссы с Олафом. Обычное дело! А видишь, как оно не на руку… Новгородцы теперь и думают, что руссы не лучше варягов. М-да… дела. А что там еще про князя новгородского, про Боривоя?»
– А что князь Боривой? – спросил Вадим, закончив трапезу. – Что, он тоже на старого князя зуб имел?
– Наговор это, – резко запротестовал Бряг, – Боривой не желал худа руссам.
– Это как же так? – не поверил Вадим. – Мне князь сказывал, что промеж ними змея проползла?
– Ага, – кивнул Палей, – видали мы ту змею, да и ты, княже, видел…
– Что?
– Это тебе, княже, надоть Худоту в Новгороде расспросить, – перебил воевода. – Он больше нашего знает. Давно живет на этом свете…
– Свидимся – расспрошу! Так что за змея?
Палей покосился на скорчившего недовольную мину Бряга и все же решился:
– Медвежий род чудинов – та змея!
– Как?
– Я вот что мыслю, княже, – вставил воевода, – не с руки тебе в Новгороде объявляться. Если велишь, я верного человека пошлю за Худотой. Он купец, так что ничего дурного никто не приметит, коли он соберется по весям торговать. К тому же санный путь вот-вот встанет.
– Больше вашего, значит, Худота знает? – хитро спросил Вадим.
– Да.
– Тогда велю доставить его сюда, – распорядился молодой князь, – и еще пусть прихватит с собой коваля Скрябу.
При упоминании имени кузнеца, воевода с десятником нехорошо так переглянулись.
– Что? – спросил князь.
– Нету Скрябы, княже, – похоронно изрек Бряг.
– Это как?
– Потоп он, – уточнил Палей, – еще по лету потоп. Рыбарить на Ильмень пошел, да перевернула лодку волна… Так что как есть – потоп.
Глава десятая Воинские забавы
Он вскинул вверх копье
И прокричал: – Вперед!
Гонец в Новгород ускакал в тот же день. А Вадим, дабы не маяться в раздумьях, решил устроить воинству смотр. За Брягом, раз уж был воеводой при старом князе, Вадим оставил старшинство. Воевода мигом собрал имеющиеся белозерские силы и выстроил их во внутреннем дворе во фронт, по двое в ряд.
Молодой князь оглядел дружину. Мечи, копья и щиты есть почти у всех. Есть и несколько лучников, а вот насчет кольчуг и шлемов слабовато. Если не считать воеводу и десятника Палея, которые для парада облачились в кольчуги и шлемы, то подобным снаряжением могли похвастаться всего пять человек. Остальные довольствовались либо кожаными доспехами, либо и вовсе прикрывали тело звериными накидками. Шлемы из толстой кожи, укрепленные металлическими полосами, были только у десятка Палея, у других бойцов имелись только шапки.
– Четыре десятка… – в задумчивости протянул Вадим, пересчитав воинов, – не густо… Коней сколько?
– Два десятка будет, – отрапортовал воевода, – только мы конному бою не обучены.
– Но ездить-то верхом умеете?
– Ну, так это, знамо дело…
– Конному бою, говоришь, не обучены… Так-так-так…
Зрел у него в голове один план. Неплохо бы за-иметь пару десятков конницы. Правда, Вадим и сам только ездил на коне, но вот сражаться верхом не доводилось. Хотя чисто теоретически можно представить… Да что там теоретически – надо пробовать. Что главное в кавалерии? Первый таранный лобовой удар! Сила и мощь!
– Ну-ка, воевода, выводи коней.
– Всех?
– Давай для начала десяток.
Вадим не успел понять, как, каким образом Бряг подал сигнал, но в мгновение ока во дворе возникли суета и неразбериха. Но это только для неопытного глаза. На самом деле белозерские дружинники лихо выгнали коней из конюшни и так же быстро оседлали их.
– Палей, дай копье, – попросил молодой князь.
Десятник подал оружие. Вадим приставил копье к ноге. Так, обычное дружинное копье, примерно такими пользуются и новгородцы, и варяги. Длина вместе с наконечником чуть ниже его роста. Значит, где-то метр семьдесят – коротковато.
– Больше есть?
– Нет, – покачал головой Щербатый.
– Надо сделать, – повелел князь. – И чтобы длиной вот так, – Вадим вытянул руку вверх, подразумевая где-то два тридцать. – Сможете?
– А чего не смочь. Сможем, – ответил Бряг.
– Вот и хорошо. А сейчас, воевода, отбери десять воев, да чтобы в седлах держались крепко. И вон тех, в кольчугах, давай… И тащите жерди в длину, какую указал.
Бряг, по глазам было видно, понял задумку князя. Его бородатое лицо расплылось в довольной улыбке.
– Сделаем.
– И кого отберешь, гони на поле перед воротами, а ты, Палей, – он повернулся к десятнику, – с остальными раздобудьте мешки, да хорошо бы набить их сеном или соломой… или тряпками какими.
– Ага, сыщем.
* * *
Приказания молодого князя были выполнены примерно за час. Небесное светило только-только вошло в зенит, небо прояснилось, пропуская к земле солнечные лучи. Легкий морозец приятно бодрил, дышалось великолепно.
В седлах, ожидая дальнейших распоряжений, восседали десять человек, остальные, пешие с мешками и жердями, стояли тут же.
– Так, хорошо, – оглядел Вадим дружину. – Палей, ставьте чучела вон туда… да-да… подальше, ага… еще, еще пару шагов. Вот. Хорошо!
Манекены-мишени наконец были выставлены в четком порядке, образовав небольшой и неплотный строй. Расстояние до них было не больше ста метров, но князь думал, что для разбега должно хватить.
– Коня! – попросил он, оборачиваясь к воеводе.
Ему подвели вороную кобылу. Ловко вскочив в седло, Вадим подобрал повод.
– Давай жердь.
Бряг лично подал князю импровизированное копье. Юноша перехватил жердь поудобнее, приноравливаясь к весу.
– Так, вои, – обратился Вадим к дружине, громко, чтобы все слышали, – это у вас копье.
При этих словах пешие подали своим конным товарищам жерди.
– Держать вот так, – продолжил Вадим. – Все видно? Хорошо. Атаковать будем дружно, в плотном строю. При наскоке на врага руку отводим назад и выкидываем вперед перед самым ударом. Все понятно? Повторите.
Дружинники перевели жерди в боевое положение и попытались изобразить удар. Вышло неплохо, да что там, хорошо вышло! В конце концов, они ведь умели орудовать копьем в пешем строю. Ну а это копье пусть чуть длиннее и тяжелее, но все же принцип тот же.
– Так. Хорошо, – продолжил князь. – У нас две задачи. Первая – удержать строй. И вторая – каждый должен поразить мешок. Проткнуть его на скаку! Понятно?
Бойцы дружно закивали головами, – мол, чего там, княже, все понятно.
– Тогда пятеро слева, пятеро справа от меня – стройся!
Вершники заняли указанные места.
– В атаку! – прокричал князь и пришпорил кобылу.
Тронулись почти разом, но к середине строй сбился, а до мешков в равнении доскакала только половина.
Вадим сделал удар – попал и проскочил дальше. Притормозив, князь развернул коня.
– Давай за мной! Посмотрим, что там у нас.
Подъехали к мишеням.
– М-да, – протянул Вадим, – не густо. Вместе со мной врага поразили четыре человека. А остальные враги вдогонку огрели вас топорами, так что наш десяток тоже понес потери… Не годится. Еще раз!
Мешки поправили, а вершники заняли исходные позиции.
– Так, вои! До середины пути скачем, держа копья вверх, – он решил исправить эту очевидную ошибку.
При первой атаке он сам почти тут же перевел копье в боевое горизонтальное положение, а удержать его на всем расстоянии было нелегко. Потому что, когда мишень приближается вплотную, рука уже дрожит, и стоит немалых усилий попасть в цель.
– Все понятно? Держать вверх. А когда я опущу копье, то и все разом вниз. И держите строй. Что это за разрывы? Идем плотно! Понятно?
Бойцы закивали.
– В атаку!
Строй сорвался с места. Вадим посмотрел по сторонам. Идут хорошо, во всяком случае, пока…
С середины он начал ускоряться, одновременно переводя копье в горизонтальное положение. Вот они мешки – удар! Есть! Проскакали вперед, разворот – и обратно к мешкам – полюбоваться на проделанную работу.
– Уже лучше – пять попаданий! Возвращаемся.
Он на секунду задумался. Строй перед самими мишенями вновь сбился, так не годится. Тут нужен определенный маневр – сигнал, чтобы все поняли и дружно сменили аллюр. При одновременной смене темпа бега строй не разомкнется.
– Хорошо, вои. Теперь делаем так – я опускаю копье и перехожу на галоп. Вы все делаете то же самое. Опустили – и в галоп! Только разом. Иначе не годится! Понятно? Ну, раз понятно… В атаку!
Ух, как хорошо пошли по уже утоптанному снегу. Земля подрагивает, лошади похрапывают, седла поскрипывают…
Перевод копья – галоп. Разом в мишени!
– Хорошо, други мои! Ах, хорошо! Семь попаданий! А ну-ка еще разок!
Упражнение повторили еще раз и еще раз…
Молодой князь без устали гонял дружинников, пока не добился девяти попаданий.
– А ну, кто тут у нас мазила? – громко вопросил Вадим. – Кто третий от меня ошуюю?[35]
Чуть тронув коня, вперед выступил молодой боец.
– Я, княже, – виновато опустив голову, признал он.
– Как звать?
– Вран.
Князь оглядел парня – тот под стать своему имени был черный, словно ворон. Черные волосы и только что начавшие пробиваться усы, даже кожей парень вышел немного смуглый… прям как у Пашки. Эх, Пашка, Пашка. Где ты теперь, друг Пашка? Может, у этого Врана тоже корни чудинские?
– Ну что ты, Вран, все мажешь, – пожурил воина князь, – ты все делаешь, как я говорю?
– Все, княже. Как есть все делаю…
– А чего же мажешь? Видишь, твои товарищи все мешки издырявили, а ты?
– Конь у меня, княже…
– Что конь?
– Прихрамывает.
– Воевода! Поменять вою коня! – деловито распорядился Вадим и подбоченился.
«Ну прямо отец-командир, – усмехнулся он про себя, – ни дать ни взять».
Воевода живо распорядился и парню привели нового коня.
– Вот этот не хромает, – заметил князь, – попробуй мне только смажь! Дружина, на исходную! Приготовились! В атаку!
Рванули лихо, некоторые даже с улыбочкой, видать по сердцу пришлась им забава княжеская. Да и какой же настоящий боец не рад преуспеть в воинском искусстве!
Перевод копья получился слитно… Держа почти идеальное равнение, отряд на всем скаку сокрушил строй соломенных мешков! Ура!
– Вот это дело! Вот это молодцы! Хвалю! – ликовал Вадим, хотя сам себя мысленно пожурил. Его удар пришелся вскользь – рука устала, что ли? Ну да бог с ним, главное, вся десятка поразила цель! Вот радость-то!
– Молодцы! – повторил князь. – Теперь закрепим успех! На исходную!
Еще одна атака прошла выше всех похвал. Весь десяток четко отработал все этапы и поразил мишени.
Медленно, шагом, конный десяток с улыбочками подъехал на исходную.
– Вот видишь, воевода, теперь у нас есть конный десяток. И не просто вершники, а конные дружинники. Весь десяток зачислить с сего дня в мою личную гвардию.
– Прости, княже, в личную гва…
– В личную охрану, – поправил Вадим, – а ты, воевода, завтра сам будешь ходить на мешки с другим десятком.
Бряг деловито качнул головой.
– Охотники-то в вершники найдутся? – спросил князь, поворотясь к пешцам. – Или вы своими ногами любите?
Лица многих дружинников мгновенно просияли – желающих было хоть отбавляй.
– Вот и ладно, – подытожил Вадим и, склонившись с седла, шепнул воеводе на ухо: – Ты мне в вершники покрепче воев выбери.
Воевода, сузив глаза, понимающе моргнул.
* * *
Весь следующий день Вадим наблюдал со стороны, как воевода гарцует на пегом жеребце во главе десятка конников, отобранных для занятий.
Князю вынесли из терема удобное кресло с резной спинкой и устелили шкурой. Вадим, удобно устроившись, лицезрел маневры своей нарождающейся конницы.
Бряг обладал хорошей памятью, он великолепно запомнил все, что делал вчера князь, но у него самого удар никак не шел.
Воевода ездил от мишеней к исходной позиции, и с каждым разом становился все смурней. Его жердь упрямо не хотела протыкать мешок. То чуть заденет мишень сбоку, то, едва коснувшись, пролетает мимо. Четкого попадания воевода добиться не смог. Напротив, его бойцы, наглядевшись на вчерашние маневры товарищей, урок усвоили на удивление быстро. Все мешки попаvдали практически одновременно, уже с третьего захода.
В четвертый заход Бряг пошел на хитрость – он стоптал мишень конем.
– Вот, други мои, учитесь! – воскликнул Вадим, вскакивая со своего места навстречу подъезжающим воинам.
– Учитесь у воеводы! – князь подошел к Брягу. – Воинская смекалка и хитрость позволила одолеть врага.
Вадим заметил, что воевода несколько смутился при его речах.
– В бою все способы хороши, дабы повергнуть врага. Запомните это!
В общем и целом упражнения конников шли хорошо…
На третий день молодой князь повелел провести испытания сразу двум десяткам. Чтобы, значит, строй держали, как учил.
Заготовили для этой цели новые мишени в нужном количестве, ибо старые от усердия воинского пришли в негодность. Поистрепали конники манекены в пух и прах.
Два десятка выстроились на исходной, во главе с воеводой. Грудь у парней колесом, лица сияют. А то как же… князь уму-разуму научил, сейчас, мол, покажем, как умеем.
– Давай! – махнул Вадим рукой.
Ух как задрожала промерзлая землица, ух как полетели из-под копыт клочья снега! Строй сорвался с места и пошел, пошел…
Равнение держали практически идеальное, немного только воевода да двое бойцов с правого фланга вырвались чуть-чуть вперед. Ну, это не беда…
Конники на миг перекрыли князю обзор, он лишь слышал, как падают с опор мешки-манекены. Воины проскакали дальше, и когда снежная пыль осела, Вадим узрел полнейший успех своей кавалерии. Все мишени были повалены наземь!
Он вновь махнул рукой, и десятник Палей подал ему коня. Вадим вскочил в седло и рванул к поверженным мишеням.
Конники уже успели развернуться и теперь стояли подле пораженных манекенов в ожидании княжеского слова.
– Ну что же… – одобрительно протянул Вадим, разглядывая последствия учебного боя, – молодцы!
Князь руссов все же приметил, что парочка мешков не была продырявлена копьями, а была попросту сбита и втоптана копытами в снег. На это он пенять им не стал, ведь сам учил, любой ценой – главное, чтобы враг был повержен. Ишь ты, запомнили, чертяки – молодцы!
– Молодцы! – вслух повторил Вадим и тут же обратился к Брягу: – Видел я, лучники у нас имеются, да вон же они… нет? Воевода, не они ли это?
– Они, княже. Вран, Сивояр, Хлуд.
Названные воины чуть подали коней вперед.
– Они, княже, у нас обучены стрелы метать.
Вадим сразу приметил чернявого Врана, которого обучал копейному бою в первый день.
– Так ты, смотри, и стрелы мечешь, и копьем изловчился, – поворотясь к нему, изрек князь. – Ловок.
– Стараюсь…
– Ну, старайся-старайся. Только вот что, воевода, – Вадим вновь обратился к Брягу. – Я желаю, чтобы наши лучники не только в пешем строю врага поражали, но и чтоб на скаку могли. Понимаешь?
Бряг, однако, засомневался, повел плечом.
– Да разве можно на скаку?
– А вы что, вои, скажете? – перевел взгляд князь. – Сможете на скаку в цель попасть?
– Дозволь спытать? – выпалил молодой парень, Хлуд, кажется…
– Дозволяю! Ставьте мишени!
С час Вадим наблюдал, как троица лучников гарцевала по полю на конях и пыталась попасть по мешкам. Занятие, надо сказать, не из простых. Да еще когда сам князь смотрит…
Парни скинули шапки и, смахивая пот со лба, продолжали стрелять, то подъезжая к мешкам, то отъезжая от них. Стрелы упрямо проносились мимо, никак не желая поражать цель.
Лишь к исходу первого часа троице удалось добиться по одному попаданию.
– Первая удача, – громко проронил Вадим, – продолжайте.
И тут из леса выехали сани в окружении десятка вооруженных пеших. Они ни на секунду не замедлили своего движения. Видно было, что шли смело, открыто, ни от кого не таясь.
Их увидел не только Вадим, но и воевода. Мгновенно что-то прокричав, Бряг запрыгнул в седло и во главе двух десятков помчался навстречу.
Пешие воины во главе с Палеем тут же охватили князя в кольцо и ощетинились копьями. Вадим одобрительно качнул головой, мол, молодцы телохранители, хорошо работаете…
– А ну, расступись, – скомандовал князь, – дайте пройти.
– Княже… – попытался протестовать Палей, но наткнулся на колючий взгляд Вадима.
– Расступись, – повторил князь.
Дружинники подались в сторону, и Вадим вышел вперед. Конники воеводы были уже подле незнакомцев, и князь видел, как он обменивается приветствиями с человеком на санях. Воины тоже приветствовали друг друга.
– Кто это? – не поворачивая головы, спросил Вадим.
– Должно быть, Худота, – ответил из-за спины Палей, – ты велел послать за ним.
– Да-да… помню…
Глава одиннадцатая Новгородские вести
Закрой глаза и не дыши,
Пока не скажешь имя
Того, кто предавал в тиши
И как паук таился,
И яд свой запускал в ночи.
Купец Худота был уже стариком. Прямые, сплошь седые волосы спускались ему до плеч и были аккуратно и ровно подстрижены. Окладистая борода и усы также были седы и ровно обрамляли его морщинистое лицо. Годы лишь немного сгорбили его спину, но старик вполне сохранял величественную и независимую осанку. Будто и не купец, а князь…
– Мое сердце наполняется радостью, – голос купца бархатным наливом наполнил пространство, крепкий такой голос, – у руссов вновь есть князь, это вселяет храбрость во многих, кто ее уже растерял с последних неудач.
«Ну прямо дипломат, – подумал Вадим, – ишь, как стелет».
Молодой князь сидел в трапезной на своем законном месте во главе стола. Гость расположился по правую руку. По левую же сидели воевода Бряг и десятник Палей – все верные люди. Разговор предстоял серьезный.
– Благодарю тебя, Худота, – поднимая кубок, изрек Вадим, – что прибыл так скоро.
– Как только я узнал, то сразу же поспешил на твой позыв, княже, – старик тоже поднял емкость с пенным напитком.
Выпили. Принялись за трапезу. Князь решил дать возможность гостю утолить голод с дороги – так уж было принято. И Вадим разделял этот древний этикет. И в самом деле, что толку сразу накидываться на купца с расспросами. Пусть старик выпьет… ан нет, видно, Худота не питок. К пиву только для виду притрагивается, едва пригубляет – молодец. Пусть купец поест, немного передохнет…
Однако Худота и на еду налегал не особо, видать сыт, что ли? Вадим же напротив успел отдать должное местным стряпухам и с большим удовольствием расправился с отварной курицей, которая была обильно присыпана чесноком и хреном.
– Итак, купец, – официально начал князь и тут же заметил, как тот покривился, – какие вести ты принес из Новгорода.
– Твоему батюшке, княже, – молвил старик, – Вадиму Старому я служил более трех десятков лет. Много мы с ним повидали… и купцом я стал по его велению три года тому…
Вадим понял, что старик обиделся на обращение «купец», видимо, он был куда более значимым человеком в княжестве, чем простым купцом. «Может, и так, – подумал Вадим, – посмотрим…» И все же князь поспешил исправить свою ошибку, зачем обижать старика?
– Не серчай, Худота, мало времени отвели боги нам с Вадимом Старым для разговоров. Не все он успел мне поведать, но говорил, что вы, его верные слуги, доскажете остальное за него. Прошу тебя, Худота, растолкуй мне, что должен. Верю, что князь готовил тебя для встречи со мной.
Старик поправил рукава своей темно-синей рубахи и молвил:
– Наш князь, светлая ему память, спровожая меня в Новгород, повелел мне явиться на первый зов молодого князя. А до того времени сберечь казну и людей его.
– Вижу, что ты справился с этим. Дружина хоть и мала мне досталась, но по всему видно – боевая.
При этих словах воевода одобрительно крякнул, мол, чего там, не посрамим.
– Заверяю тебя, княже, – продолжил купец, – что это не вся твоя дружина.
– О как, – удивился молодой князь, – и много ли еще руссов хоронится по лесам? И где?
– Есть еще люди, – уклончиво ответил старик, и Вадиму сей ответ не понравился.
Осторожничает Худота, ох осторожничает… или не верит?
– Вот Бряг да и Палей тоже, – князь кивнул на воинов, – говорили мне, что не кто иной, как ты, поведаешь мне о вражде руссов и словен ильмен-ских. Признаюсь тебе, Худота, что Вадим Старый так и не успел мне толком все обсказать. А чую, это очень важно для меня. Иначе как мне знать? Как возвернуть утраченный стол? Так, может, ты мне поведаешь эту сказку?
Старик испытующе поглядел на Вадима, прямо в глаза. Молодой князь взора не отвел, выдержал проницательный взгляд серых глаз купца.
– Нет, и не было у Новгорода вражды с руссами, – строго, как приговор, произнес Худота, – пока сынок Боривоя не оперился. Именно Гостомысл затаил на руссов злобу.
– Это еще с чего?
– А с того, княже, что почти все чудинские рода под Русью ходят и дань в Белоозеро возят, – старик осекся, – возили… Вот его жаба в сердце и сосала, и он про то стал отцу своему Боривою нашептывать: дескать, неладно, что ежели так и дальше пойдет, то Новгород и вовсе без данников останется. А ведь Новгород о ту пору и сам выход варягам давал.
– А что варяги с Русью не воевали?
– Как же, княже, не смели. Покуда Гостомысл, змееныш этот, не подсобил Гутруму…
– Вот те раз, – не удержался и хлопнул по столу Вадим, – во дела…
– Да, – подтвердил купец, – дела худы стали, когда варяги к Белоозеру подступили. А Гостомысл в обход Боривоя пообещал Гутруму, что новгородцы не выступят в поход, покуда варяги брать наш град станут.
– Хитер этот ваш Гостомысл, – качнув головой, изрек молодой князь, – и расчетлив. Покуда бы варяги и Русь изводили себя в сечах, новгородцы бы силы накопили.
– Истинно так! – сжав кулаки, громогласно пробасил воевода, – истинно так!
– Так, да не так, – охладил всех Худота. – Гостомыслу ходу его планам не давал Боривой. Тот желал объединиться с нами и совместно ударить по Гут-руму.
– Да не вышло… – обронил воевода и тут же уловил строгий погляд купца, чего, мол, старших перебиваешь.
– Гостомысл сдержал слово, – после короткой паузы вновь начал Худота, – убедил отца, что рано еще в поход выступать – силы маловато. А тем временем Гутрум выступил на Белоозеро…
Князь устало выдохнул.
– Далее я знаю.
– После того, как нам, руссам, пришлось рассеяться да словно мышам каким попрятаться до поры, Боривой поддался на уговоры сынка и стал чудин-ские рода под Новгород прибирать.
– Я понял, Худота, понял, – Вадим поднял ладонь, прерывая рассказ купца. – Теперь все встает на свои места. Значит… теперь в Новгороде князем Гостомысл, а он-то уж менее всего рад будет силе руссов.
– Оттого-то и хотел Гостомысл полонить тебя, княже, – уточнил Худота.
– Ясно и так. – Вадим задумался.
И было от чего голову поломать. Княжество Белозерское далеко, людей под рукой мало, с одной стороны новгородцы, поперек варяги в Альдегьюборге… Стоп! А что же в самом Белоозере?
– А кто нынче в граде нашем засел? – спросил он присутствующих.
– Так известно кто – варяги Гутрума, – первым подал голос Палей. – Помнишь, княже, мы на озере брата его перехватили…
– Туда и спешил, верно, – догадался Вадим. – А известно ли, сколько воинов в граде засело?
– С полсотни самих варягов да еще десятка три чудинов, – со знанием дела ответствовал купец, – ну и руссов десятков шесть.
– А что, и такие есть? – округлил глаза князь.
– Есть, – жестко ответил Бряг, – те, кто скурвился и дом свой продал.
– Таких немного, – поспешил вмешаться Худота, – все верные люди, княже, теперь по лесам да болотам хоронятся и ждут твоего позыва.
– Чудины, говоришь, тоже варягам служат?
– Один род чудинский принял руку Гутрума под Белоозером, – вставил Худота, – остальные нет. Вот хоть медвежий род Конди много крови попил у варягов…
– Про то знаю, – уверенно произнес молодой князь.
– Да, – кивнул купец, – только Конди под новгородцев пошел, с ними теперь в союзе.
– Ну это мы еще поглядим, – самоуверенно ответил Вадим, вспомнив о Павле, как-никак теперь он глава медвежьего рода.
Немного помолчали, выпили пива.
– А где еще есть наши воины? Ты говорил, что есть.
– Есть, княже, есть, – заверил старик. – Со мной прибыл десяток да еще десяток прибудет назавтра, я упредил.
– Молодец, – похвалил князь, – это хорошо.
– Надо бы, княже, тебе уходить подальше от Новгорода, – посоветовал Худота. – Не ровен час, Гостомысл выведет дружину за стену, и станут обшаривать все закоулки. Опасно тут сидеть. Береженого и боги берегут…
– За тобой не следили, часом? – встревожился Вадим.
Купец нахмурил седые брови.
– Да вроде нет…
– Вроде нет, – напрягся князь. – Бряг, бери оба десятка и немедля по следам. Обыщи мне там все, обнюхай… мало ли что. Кого встретишь подозрительных – хватай, и сюда.
Воевода браво вскочил и поклонился:
– Все сделаем, княже!
Когда Бряг удалился, князь глянул на старика и нашел в его взгляде недоверие, мол, опять обижаешь, княже.
– Ничего, – успокоил его Вадим, – сам говорил, береженого и боги берегут…
* * *
Ну что еще надо было знать молодому князю? О родах руссов, о знатных семьях, кто жив, кого схоронили? Нет, пуще о тех, кто жив и мог пригодиться. Подробно выспрашивал Вадим у купца и внимательно слушал.
– Марун, Надей и Останец, первые вои руссов должно быть живы, – поведал старик князю, – доходили слухи, что они подались к чудинам на север. Есть еще дети Олафа, – тут старик осекся.
– Знаю про род Олафа, что в родстве с нами, – успокоил его Вадим, – эти варяги нам в помощь против Гутрума стояли, разве не так?
– Так, княже, – заверил Худота, – давно род Олафа Корабельщика живет в пределах Руси.
– Знаю, – повторил молодой князь, – давай дальше.
– Дети Олафа… двое его сыновей Карл и Свен тоже должны быть живы. Скорее всего, они где-то под Белоозером…
– А точнее?
– Точнее не известно, – честно признался старик. – У меня давно нет от них вестей.
– Живы ли?
– Думаю, что да. Юноши они крепкие и ловкие…
– Будем надеяться, – скептически покачал головой Вадим, – а воины при них есть?
– Как не быть… должны быть, вот сколько – не скажу.
– Ясно. Поглядим на месте.
Под конец беседы в зал ввалился заснеженный воевода.
– Извини, княже, – отряхиваясь на пороге, молвил Бряг, – сделали, как ты указал…
– Ну? Не тяни!
– Прошли по следам Худоты – чисто, никого…
– Ну, я же вижу по глазам, – в нетерпении изрек Вадим, – что случилось?
– Потом мы кружок вокруг дали. Отошли на две и версты и…
– Ну!
Воевода приоткрыл дверь и махнул рукой.
– Заводи.
Через порог переступил здоровенный бородатый мужик.
– Валуй! – вскочив со своего места, воскликнул князь. – Валуй, ты как тут?
Вадим обошел стол и направился к бородачу.
– Шел прямо на нас, – продолжил доклад воевода, – мы его и приметили. А он встал и стоит, и спрашивает: не люди ли мы князя русского? А я ему – а пошто спрашиваешь? А он – не твоего, мол, ума дело. Веди, говорит, к князю…
Вадим вплотную приблизился к Валую и, казалось, совсем не слушал слов воеводы.
– Валуй, товарищ. – Князь приобнял его за плечи.
– У меня, говорит, к князю, дело, – продолжал изливать Бряг, – ну мы его повязали… больно уж он подозрителен…
– Хорошо, Бряг, – молодец. Хвалю за усердие, – прервал доклад князь. – Это мой товарищ по дружине – Валуй, – официально представил Вадим всем присутствующим. – Много мы с ним чего повидали… и варягов били, да, Валуй?
Бородач, до сей поры не проронивший ни слова, молча кивнул.
– Ага…
– Ну вот, – похлопал его по плечу князь, – только он – новгородец, но ведь и я до последнего не знал, что буду князем руссов!
Вадим обвел взглядом своих новых соратников. Палей, Худота и Бряг молчали, внимая словам князя.
– Проходи, Валуй, – слегка подтолкнул Вадим товарища в спину, – садись. Голоден, наверное? Поешь и расскажешь, как ты меня нашел. Ведь наши пути разошлись не так давно…
* * *
Что-то тревожное было во взгляде боевого товарища. Вадим это приметил сразу. Причин могло быть множество, да что там ходить вокруг да около…
– Продолжим чуть позже, – повелительно изрек князь, обращаясь к руссам, дав понять, что совещание по вопросам государственной безопасности отложено.
Первым поднялся Худота. Старик с недоверием оглядел Валуя, поклонился и вышел. За ним последовали Палей и Бряг.
– Ну? – коротко спросил Вадим, когда они остались наедине.
Валуй взял стоящую на столе крынку и приложился из горлышка.
– Не ведаю я, как ты обернулся князем руссов, Вадим, – утерев бороду, начал Валуй, – но я с тобой кашу хлебал из одного котла, потому скажу, что слышал…
– Ну?
– Зламышник[36] при тебе, Вадим!
– Кто?
– Не знаю, – пожал плечами Валуй. – Доподлинно слышал, как Тилей говорил, что, дескать, этот русс никуда не денется, и что за ним надежный пригляд имеется.
– Верно ли?
– Сам слышал, своими ушами…
Вадим нахмурился.
– Ты только за этим и пришел?
– Да. Не можно мне при тебе оставаться, Вадим, не можно…
– Что так? Оставайся.
– Не можно.
– Я не собираюсь супротив Новгорода стоять. У меня не Новгород во вражде, у меня с Гостомыслом вашим не ладится.
– У князей не ладится, а вои бранятся.[37]
– Сего не желаю. Новгороду и Белоозеру нужен мир. Один враг у нас – варяги.
– Сие верно, – покачал головой новгородец, – верно, Вадим, только…
– Что только?
– Только новгородцы крепко верят, что руссы и варяги супротив Новгорода стоят.
«Великая сила – пропаганда. И в эти времена», – подумал князь, а вслух изрек:
– Все можно изменить.
– Ну…
– Я нынче же ухожу из-под Новгорода, – твердо продолжил Вадим, – в моем граде… – он осекся, но лишь на секунду.
Странно как-то прозвучало «в моем граде». Да, теперь это его град, и пусть он его еще ни разу не видел, но…
– В моем граде, – Вадим решительно поднялся с места, – сидят варяги, и я выкину их оттуда, чего бы мне это ни стоило. Да ты ешь, ешь, проголодался, небось.
– Угу, – ответил новгородец и, обведя обильный стол голодным взором, ухватил кусок пирога.
Вадим отошел от стола. Прошелся по залу. Все это походило на забавную игру с многочисленными квестами. Мысли в голове молодого князя ритмично отбивали барабанную дробь. Кровь кипела, хотелось немедленно действовать. Отбить град, вернуть княжество! Трудная и интересная задача, увлекательнейшая задача…
– У меня мало людей, – искренне признался Вадим, – и каждый воин на счету. Пойдем со мной, Валуй, ты послужишь не только мне, но и Новгороду. Варягам не место на нашей земле.
И тут же память нарисовала картинку из учебника истории – призвание варяг на княжение. Ну-ну!
– Что скажешь, Валуй?
– Будем бить варягов? – с набитым ртом спросил новгородец.
– Обещаю!
– А после я буду волен вернуться?
– Куда угодно! Я не требую с тебя клятвы дружинника. Ты мой друг! И пойдешь со мной на правах друга.
– Добро! – Валуй поднялся с места. – я с тобой!
Они крепко пожали друг другу руки.
– А за новость – благодарю. Предателя надобно выследить и наказать. Так имени не знаешь?
– Имени не называлось…
– Ладно, подумаем… а теперь ступай, тебе надо отдохнуть с дороги. Пешком топал?
– Да.
– Тебя проводят. Эй!
Дверь отворилась, и в трапезную с поклоном явился отрок.
– Проводи моего друга, он должен хорошо отдохнуть, – распорядился князь, – и покличь мне Худоту, Бряга и Палея.
Валуй в сопровождении отрока вышел, а через минуту на позыв князя явились руссы.
– Все ли ваши люди верны? – огорошил их Вадим, когда они уселись за стол.
Нет, он не подозревал их. Ему и в голову это не пришло. Он, полностью доверившись этим людям, решил поговорить напрямую. А вдруг…
Руссы переглянулись.
– Я уверен в своих воях, княже, как в самом себе, – первым ответствовал воевода, и в голосе его явно сквозила обида, – я знаю всех! Среди них не может быть врагов!
– Не серчай, Бряг, – князь сменил тон, – сам понимаешь, время у нас сейчас такое…
– И мои вои доказали свою верность, княже. Ты видел их в деле, – подал голос Палей в защиту своего десятка.
– Видел, – согласился Вадим и посмотрел на Худоту.
– Вся моя жизнь – служение князьям руссов, – спокойно ответил старик, – мои люди верны тебе, княже.
– Хотел бы я верить, как вы. Но правда в том, что изменник есть! – Вадим слегка прихлопнул ладонью по столу. – Посему прошу припомнить, кто из людей в последнее время подолгу отлучался. Может быть, ездил куда? Или еще что-нибудь подобное…
Все трое отрицательно покачали головой.
– Наш разговор должен остаться между нами, – решительно изрек князь, поднимаясь, руссы встали следом, – но впредь прошу быть повнимательнее и обо всем подозрительном в поведении кого бы то ни было из наших людей незамедлительно доносить мне. А сейчас ступайте и готовьтесь. Завтра поутру выступаем.
Руссы учтиво склонили головы, мол, поняли, сделаем. Когда они покинули трапезную, Вадим вернулся на свое место, сел и задумался: «Конечно, должен быть шпион в нашем отряде. Как не быть? Вот только – кто?»
Тяжелая ночь с черными низкими тучами опустилась на землю, и мысли князя уперлись в вопрос без ответа – кто? Подозревать всех и каждого? Так и свихнуться недолго. А если отравит, сволочь? Ну, подсыплет порошка какого-нибудь в щи, похлебал и ау! Поминай меня как звали! А может, еду давать вперед себя пробовать? Ну, были же такие специально обученные люди, которые пробовали все блюда на столе, перед тем как господин примется за еду.
Или нож в сердце в темном месте, вот хотя бы в нужнике. А что? Вполне подходящее место. Ты сидишь себе, расслабленный, ни о чем таком не думаешь, а тут тебе – бац! И ты умер… блин, прямо на горшке… вот смеху-то! Обхохочешься!
Ой, да мало ли можно выдумать способов, как избавиться от неугодного человека. Да что там человека, бери выше – князя! Нет, так определенно можно сойти с ума. Эх, не легка ты ноша правителя, ох не легка. К черту! Чего бояться? Двум смертям не бывать, но все же смотреть надо в оба!
Глава двенадцатая Наваждение
Темная ночь и темные сны
Пронзали меня, как мечи…
В эту ночь молодому князю руссов не спалось. Тревожные мысли, словно назойливые мухи, лезли в голову, не давая покоя.
«Как ни крути, а все ниточки сходятся в Новгороде, – размышлял князь, лежа на постели с закрытыми глазами. – Вернее к самому Гостомыслу. Он теперь князь в Новгороде. Гостомысл… так-так… Сам захотел царствовать и всем владеть, ага…»
Наконец тревога понемногу заглохла, спряталась, и Вадим уснул…
* * *
Снег…
Сначала он видел только снег. Ярко-белый… Он кружил и тихо падал, устилая землю ковром, отчего становилось теплее на душе. День властвовал на земле и…
Снег…
Потом промелькнул лес… Темно-зеленый… хотя верхушки и должны были покрыться пуховой шапкой. Лес…
Затем поле… огромное поле, словно степь. Светло-белая… как новая перина. Она тянулась и тянулась… бесконечно долго. Белая степь…
Вот пронеслась деревенька… Серо-черная… словно в дымке. Крыши, заборы… и нет людей. Тишина. Деревенька…
Потом была еще одна, покрупней. И люди… много людей… Жизнь. Серо-черная жизнь, как в рваном тумане. Жизнь…
И, наконец, город… Бело-черный… белый от снега и черный от множества крыш домов. Город с высокими валами и проходами в них… Рвы… И улицы… узкие и широкие улицы с пестрыми людьми. Река… по-осеннему иссиня-черная… Мимо… все пролетело мимо.
Озеро… Темно-синее… Лед еще не затянул воду, лишь вдоль берега образовалась кромка. Лодки на берегу. Много лодок… избы рыбаков… Да, рыбаков, он видел сети… Ветер вздымал волны… небольшой ветер, небольшие волны… Озеро? Ильмень? Ильмень…
Стоп! Не то, и не туда. Хотя близко… Стоп! Назад!
Город с высокими валами и проходами… Ах да, вот и детинец. Крепость внутри города – княжеский детинец с крепкими стенами и высокими башнями. Не очень большой по размерам… Воины в кольчугах, при оружии… Дружина… Близко.
Терем. Высокий терем из массивных бревен. Прежде он видел его только изнутри. И только один зал. Высокий терем… Что я здесь делаю? Ну конечно – князь. А где же князь?
Голос… нет, голоса… они зовут. Куда? В терем? Второй этаж, чуть правее… Вот тот же зал. Зал, где боярин Жирослав делал доклад князю о его, Вадима, поимке… м-да…
В помещении светло. Горят толстые свечи и пахнет топленым салом…
Гостомысла он узнал сразу. Новгородский князь в длинной синей рубахе восседал на престоле, на высоком резном стуле. Его белесые усы и редкая бородка были не в пример растрепанным кудрям заботливо обровнены и причесаны.
Напротив князя… Странно… зал хорошо освещен, а человек, кажется, в тени, да так, что и лица не видно. Лишь фигура… высокий, прямой, в чем-то длинном до пят и темном. В правой руке точно посох с завитушкой на конце. Вадим попытался зайти с другой стороны. Нет, то же… лица не видно, все в тени. Человек-тень, да и только.
– Княже, ты велел мне прибыть. Я здесь по твоему позыву, – подал голос человек-тень, крепкий такой голос.
– Вижу, что прибыл, – вяло ответил князь, – знаешь, зачем позвал?
– Нет, – убедительно солгал незнакомец.
– Ой ли? Ты мне, Звияга, не юри! Я что тебе велел?
– Присмотр иметь…
– Вот-вот, – перебил его Гостомысл, – присмотр иметь за этим молокососом. А он что? Утек от твоего пригляда! Где мне теперь его сыскать?
– Князь руссов…
– Звияга, – прошипел князь, – ты мне это брось! Князь?! Какой он князь! Вша безродная!
«Опа! Так это про меня разговор, – отрешенно подумал Вадим. – Это я-то молокосос? Ну, Гостомысл, я те дам молокосос!»
– Чтобы я впредь не слышал этого, – кипел новгородский князь, – смотри у меня, осерчаю и не посмотрю на твои давние заслуги.
– Не гневи богов, княже, – миролюбиво молвил Звияга.
Звияга… Звияга? Память и во сне стала перебирать листы прожитой книги. Где? Где он слышал это имя? От кого? На какой это было странице жизни? Звияга… Звияга? Нет – не вспомнить. Ладно, потом разберемся…
– А ты не гневи меня, – урезонил князь, – сказывай, как твой погляд за этим Вадимом?
– Погляд есть… давно уж есть, – твердо заверил человек-тень, – но вестей покуда нет.
Ах давно уже погляд есть! Мысли не успокаивались – как давно? Кто?
– Плохо, очень плохо. Какой ты после этого кудесник, а? – строго проговорил Гостомысл.
Кудесник! Вот оно что! Кудесник – чародей, волхв, одним словом…
– Вести будут, княже, – невозмутимо продолжил волхв, – чую, что скоро.
– Мне не надо скоро, мне надо теперь же, – прихлопнул князь по резной ручке стула. – Тилей, зараза, упустил его, а теперь ты еще…
– Он близко, – резко, словно выстрел, прозвучали слова Звияги, князь чуть с места не подскочил.
– Как близко?
– Рядом с твоим градом, княже…
– Да как он посмел?!
– Близко, княже. И скоро мы будем знать точно – где. Я со дня на день жду вестей от своего человека.
– Скорее бы уже… человек-то верный?
– Верный, княже.
– Скорей бы уже прихлопнуть этого гаденыша.
– Будут вести, – фигура Звияги едва заметно колыхнулась, – уже сейчас наш человек поспешает в Новгород.
– Да?
– Да, княже, поспешает, я слышу…
Волхв покрутил головой по сторонам, словно гость должен был появиться из какого-то угла зала.
– Поспешает, я слышу, – повторил Звияга, а в следующую секунду Вадим услышал легкий щелчок. Даже не услышал, а почувствовал…
Картинка мгновенно исчезла, растворилась, что-то вернуло его назад – снег…
Снег… Ярко-белый… Он падал все реже и реже. И вот перестал совсем – прекратился. Тучи умчались прочь, освобождая место солнечному свету.
А потом все то же… Темно-зеленый лес, огромное поле… Темно-синее озеро… Река – Волхов, и город – Новгород… резкое снижение, прямо сквозь крышу дома – и темнота…
Темнота отступила от вспыхнувшей лучины. За деревянным столом, друг против друга сидели двое. Одного он узнал. В черном балахоне с капюшоном, глубоко надвинутом на лицо, и рядом посох с завитушками на конце. Да, это Звияга… и по голосу он.
– Хорошо, что ты вовремя, а то князь уже извелся весь.
Во сне можно многое, но не все. Вадим это понял, когда хотел проплыть стороной и заглянуть в лицо собеседнику волхва. Но не смог. Юноша силился… Ведь это его сон… но не смог, как ни старался. Ни сбоку, ни сзади, ни спереди – не удалось.
– Я спешил, – ответил человек, и голос твердый, и даже знакомый…
– Я спешил как мог, но они стали подозрительны, – продолжил голос.
– Руссы?
– Их князь. Он что-то подозревает. Вокруг рыщут его люди.
– А он не глуп, этот Вадим.
– Молод…
– Это проходит… правда, не у всех…
Вадим не видел, но почувствовал, что оба улыбнулись.
– Где он? – спросил волхв.
– У купца Бряги обосновался.
– Бряг?
– Да не купец он вовсе, а воевода руссов. Схоронился тут под Новгородом… Двор поставил, на торгу бывает…
– Где, говоришь, двор себе поставил?
– Землю у смердов[38] березовских выкупил.
– За Березово?
– Ну да, аккурат от Березово, вверх по речке.
– Эх, – вздохнул Звияга, – говорил князю, пора кончать с вольностями смердов.
Гость промолчал.
– Сколько с ним воинов? – продолжал расспросы волхв.
– Четыре десятка.
– А люди?[39]
– Человек двадцать.
– Бабы?
– Есть и бабы.
– Что разузнал?
– Вадим собирается уходить в Белоозеро…
– Ага, – протянул Звияга, – решил стол возвращать.
– Да. К нему намедни Худота-купец пожаловал…
– Худота? – не поверил волхв.
– Да.
– Вот ведь паскудец, – не удержался Звияга, – каков? А ведь лично князю товар поставлял.
– Русс он, – подтвердил незнакомец.
– М-да… глубоко корни пустила зараза…
* * *
Вадим снова попытался заглянуть в лицо незнакомцу – нет. Что-то мешает, держит! Голос чертов-ски знакомый, хотя и немного странный… сон ведь…
– Когда будет уходить? – спросил волхв.
– Назавтра уже…
– Так-так… завтра, хм…
– Самое бы время его перехватить, – предложил таинственный гость, – князь спешит повидаться с Вадимом, да и мне не очень хочется тащиться в Белоозеро.
Звияга не ответил, молчал, обдумывал…
– Нет, – наконец изрек он, – рано покуда. Пусть этот русс побегает малость, потопчет землю, последит, а мы посмотрим-поглядим. В Новгороде у него остался кто из доброхотов?
– Более не знаю, может быть…
– Вот то-то, может быть… А надоть, надоть разузнать!
– Попробую…
– Вот и попробуй. – Волхв откинулся назад, из-под тени капюшона показалась седая бородка. – Обязательно попробуй – сие важно!
Незнакомец кивнул, а затем полез за пазуху.
– Тут вот что еще…
– Что это? – нагнулся к столу Звияга.
Он протянул руку, взял вещицу в ладонь, незнакомец услужливо пододвинул лучину. Нет, опять не видно лица…
– Что это? – повторил волхв, разглядывая амулет.
– Золотой оберег чудинов, – ответил незнакомец, – из медвежьего рода…
– Из Каргийоки?
– Да. Баарова штучка, друга Вадимова…
– Знаю про Баара, – отмахнулся Звияга, – откуда он у тебя?
– Боярин Жирослав отдал, велел тебе передать…
– О-о-о, – простонал волхв и, молитвенно сложив руки, склонил голову к самому столу.
Кудесник что-то нашептывал себе под нос, Вадим напрягал слух, но не разобрал ни слова. Бормотание продолжалось довольно долго. Наконец волхв разо-гнулся, быстро спрятал амулет в складки балахона.
– Хорошо… – с трепетом изрек старец.
– Что? – вопросил незнакомец.
– Хорошо! – меняя тон, повторил Звияга. – Теперь ступай. Возвращайся к руссам и следи там в оба.
Человек, который так и остался для Вадима полной тайной, молча встал, поклонился и исчез. Растворился… или Вадим не заметил, как он юркнул в боковую дверь…
Оставшись в одиночестве, волхв обвел взглядом тесное пространство избы и взмахом руки потушил лучину.
– Ну вот и Баар попался…
Тихий, едва различимый шепот долетел до слуха юноши и он, вздрогнув, моментально проснулся.
* * *
Вадим сел на постели, руками обтер лицо, прогоняя наваждение. За маленьким оконцем, затянутым пузырем, было темно. Истошно проверещал петух, именно проверещал…
Некоторое время молодой князь руссов сидел в полной темноте – думал. Думал о своем сне. «Как ни крути, а предатель есть! Лица не видно было… странно. Волхв… хм, Звияга чертов! Кто же предатель?!»
Как опасно, как нелепо подозревать всех и каждого. Но ведь кто-то из них и есть гад! Бесовщина…
И тут, как удар молнии, всплыли слова Звияги – Баар попался! Как? Куда? Кому попался? Ясное дело, ему, Звияге, и попался! Черт! Бесовщина…
Решение пришло тут же. А чего тянуть? Если Магомет не идет к горе, гора сама…
– Эй! – громко позвал князь. – кто там есть?
Вадим знал, что за дверью должен ночевать отрок, как верный пес, прямо на полу, стороживший покой господина. Да, прямо на полу у дверей, подстелив рогожу. И если ворог попытается проникнуть в покои князя, то обязательно наткнется на сторожа…
– Эй! – повторил Вадим громче.
Тут же дверь приоткрылась, и в комнату вплыла ярко горящая свеча, а за ней показался и отрок.
– Чего изволишь, княже? – с поклоном вопросил он, на ходу протирая сонные глаза.
– Беги, зови воеводу, десятника Палея и Худоту тоже.
– Куда звать-то, княже?
– Вниз, в залу!
– А одеваться?
– Сам оденусь, чай не маленький… Давай бегом! Свечу оставь!
Парень метнулся, поставил свечу на стол и стрелой вылетел из комнаты.
– И что у них за порядки, одеваться обязательно толпой надо… – размышлял Вадим, облачаясь в рубаху, – хотя вот только если сапоги натянуть… узкие, заразы…
Не успел князь руссов закончить одевание, как отрок постучал в дверь.
– Ну?
– Ждут, – коротко рапортовал парень, едва приоткрыв дверь.
– Скажи, сейчас иду!
– Ага…
* * *
Вадим решительно вошел в зал и прошествовал к столу. Его уже ждали. Князь опустился на стул.
– Так, други мои, мне срочно надо попасть в Новгород! У кого какие соображения, как это сделать?
Все трое приглашенных на совещание недоуменно переглянулись.
– Рискованно сие, княже, – подал голос Палей.
– Знаю, что рискованно. Но кто не рискует, тот не пьет… Короче – мне надо!
Больше никто спорить не стал, видя решительность князя.
– Можно собрать возы на торг… – предложил Бряг, памятуя о своей купеческой легенде.
– Нет, – оборвал его Вадим, – не годится. И про тебя, Бряг, и про тебя, Худота, уже ведомо в Новгороде, что вы руссы.
– Как? – изумился Бряг.
– А вот так! Звиягу – волхва новгородского знаете ли?
– Как не знать… – устало протянул Худота.
– Знаем, – подтвердил воевода.
– Ну вот! Ему уже и доложили про вас!
– Но как? – не унимался Бряг.
Вадим видел, что руссы и впрямь не разумеют, откуда у него такие сведения.
– У меня тоже в Новгороде свои глаза и уши имеются, – не моргнув соврал князь. Ну, действительно, не объяснять же им про свои сны…
– А-а-а…
– Ну…
– Ясно, – кивнул Худота.
Но Вадим приметил, что именно Худота и не особо поверил в его слова. Во взгляде купца явно читалось, мол, и когда же ты, княже, успел?!
– Есть у меня человек верный! – Вадим продолжил начатую игру. – так что вопрос решенный – мне надо попасть в Новгород, и чем скорее, тем лучше. Еще есть советы?
– Тайно надо делать, – подал голос Худота, – под чужой личиной.
– Дело говоришь, – согласился князь, – надо обрядиться мне. Скажем, в травника или даже в волх-ва. Что скажете?
– Можно и в волхва, – покачал головой купец, – только, прости, княже, молод ты для волхва.
– Что так?
– Пособник, ученик волхва – самое то!
– Ну? – подивился Вадим.
– Дозволь, княже, – продолжил Худота, – я с тобой пойду.
– Волхвом?
– Да.
– Добро, Худота! – согласился князь.
– И я пойду! – вдруг решительно изрек Палей.
– Так это… – протянул Бряг, вставая, – а я чем хуже?
– Воевода, ты мне тут нужен. Кто в пригляд останется? Дружина да без воеводы – непорядок! Разве нет?! Так. Все. Без споров. Палей, – пойдешь с нами. Бряг, – сыщется ли одежа подходящая?
– Поищем, – почти обиженно молвил Бряг, опускаясь на место.
– Вот и дело! А теперь завтракать, переодеваться и в путь! Да, Бряг… если мы через два дня не возвернемся, уходите на Русь!
Глава тринадцатая Новгород
Бояться верить – не могу!
Но и не верить…
Тоже не под силу!
Было еще какое-то непонятное чувство, засевшее глубоко внутри. Это точило, подталкивало и гнало вперед. Вадим не мог себе объяснить… то ли тревога, то ли…
Это чувство, как пружина, раскручивалось по мере продвижения к цели. Новгород… Новгород словно магнитом тянул к себе – звал. Он шел на зов, совершенно не осознавая опасности, которая могла таиться за каждым углом этого города.
Чтобы сократить время в пути, решено было проделать часть пути верхом. Его, Худоту и Палея, переодетых в старые, местами залатанные одежды, сопровождали трое дружинников. Всю ночь шел снег, утопив землю в пуховом ковре. Ехали с оглядкой, оставляя чуть в стороне попутные села и деревеньки. А их попадалось немало, наверное, десятка два они уже миновали. Обжитой край…
Вскоре появилась и дорога. Несмотря на прошедший снег, уже укатанная санями, утоптанная копытами коней и ногами путников.
Тут переодетый волхв и два его, с позволения сказать, ученика спешились.
– Далее пойдем пешком, – констатировал Вадим, отдавая поводья дружиннику.
– Твоя правда, князь, – поддержал Худота, – многолюдство нам помеха.
Вои, для конспирации без шлемов и доспехов, с мечами, спрятанными под длинные плащи, приняли коней и, не оглядываясь, повернули вспять.
Дорога оказалась и впрямь весьма оживленной, сказывалась близость города. В Новгород спешили крестьяне, везущие на санях… да чего только не везли. Вадим видел, как старательно прикрытые попонами сани тяжело тащили туши коров, овец… Живность поменьше – кур, гусей и уток, тех везли живьем, в плетеных клетках. Целый караван… длинная цепочка из людей, саней и возков. Кто на колесах, кто на полозьях, а кто и пешком поспешал в город, на торг. Люди торопились. Некоторые, самые бойкие, пытались обогнать конкурентов, чтобы первыми занять доходные места на торгу.
– Посторонись! – кричали возничие, идя на обгон.
– Куда прешь, лешак?!
– Куда надо!
– Поберегись!
– У-у-у, лешак!
– Изыди!
– Сам изыди, бздых!
– Ты кого бзыхом назвал, коротышка…
Впрочем, мелкие словесные перебранки до кулаков не доходили, пока… Наверное, берегутся. Вот после торга, удачно продав товар да выпив медку…
Они пристроились сбоку от саней, на которых везли три большие бочки – не иначе мед. А пахло как – чудо!
– Далеко? – тихо спросил князь.
– Уже вот… – уклончиво ответил Худота, вскидывая в такт ходьбе резной посох.
Дорога свернула резко на юг и через версту вышла почти на самый берег Волхова. С высокого берега князь руссов смог лицезреть Новгород. Пристань на реке и чуть вдали, в мглистой дымке очертания стен детинца. Еще с версту идти…
* * *
Массивный вал и ров перед ним начинался почти от самой реки. Воротами в город служил широкий, в две телеги, проем в валу, укрепленный бревнами. При этих воротах стража, человек десять. Товар не осматривали, а вот на лица въезжающих пялились внимательно. Все трое руссов тут же натянули шапки поглубже. Они прошли вслед за телегой, чуть в стороне, намереваясь прикрыться бочками и не попадаться на глаза воинам.
Они уже почти прошли…
– А ну стой!
А может, не им?
– Стой, говорю! Эй, старцы!
Черт, кажется, им. Остановились.
– Кто такие? – деловито осведомился холеный воин с наборным поясом, видать, старший, десятник…
– Путники, – за всех ответил Худота, – травники мы.
– Вот я и вижу, что травники. – Десятник воротных сторожей подошел вплотную.
– В град идем… – попытался продолжить Худота, но новгородец махнул рукой, прерывая его объяснения.
– Вижу, что в град… Слышь, травник, у меня дело есть… – Десятник взял Худоту под локоток и стал увлекать в сторону от проезжей части. – Давай отойдем… да не бойся, дело у меня сурьезное до тебя есть…
Отошли. Встали. Вадим с Палеем чуть в сторонке, но так, чтобы все слышать и в случае чего прийти на помощь псевдотравнику.
– Ну, говори, – подал голос Худота, – чего надоть?
– Дело такое, – новгородец косо поглядел на учеников старца. – Зелье мне надобно… для этого, ну…
– Для чего зелье, толком-то говори.
– Ну, понимаешь, старик, для силы…
– Чего?
– Для силы, значит, чтобы это… ну с девками, чтобы… понимаешь?
– А-а, понимаю, – Худота улыбнулся в усы. – Понимаю…
– Ну вот. Есть такое зелье?
– А что у вас в Новгороде перевелись травники, что ли?
– А был тут у нас один…
– Ну?
– Брехун он, а не травник…
У Вадима родилась мысль, и он решительно шагнул вперед.
– А я слышал, будто волхв сведущий живет в Новгороде, Звиягой зовут, не слышал?
– Тихо, тсс, – новгородец приставил палец к губам. – Что ты… разве можно княжеского волхва по-пустому беспокоить. Он у нас, знаешь, какой лютый… что как не так – у-у-у!
– Но сильный волхв, говорят… – подначил Вадим.
– Говорят-говорят… Бабки, знаешь, что говорят?
– Вот бы увидеть его?
– Зелье верное дадите? Я заплачу! – с этими словами десятник протянул на ладони потертый серебряный дирхем.
Руссы переглянулись.
– Две монеты, – по купеческой привычке начал торг Худота, так, кто больше…
– Хорошо, – выдохнул новгородец, – только зелье верное?
– Верное, – подтвердил травник, пряча за пазуху монетки.
Вадим уловил кивок Худоты и полез в сумку. Поковырявшись немного, он протянул страждущему пучок трав.
– Слушай внимательно и запоминай, – заговорщицким голосом начал Вадим, – через три дня трава возьмет полную силу… Зальешь ее кипяченым молоком лосихи…
– Кого?
– Сохатого!
– А где ж я возьму?
– Ну, тебе же надо! Найди! Спроси у охотников. Да ты дальше слушай.
– Ага…
– Зальешь кипяченым молоком, обязательно сохатого, потом добавишь печной сажи – все хорошенько перемешаешь и дашь настояться три дня.
– И все?
– И все. Потом половину сразу выпьешь, а другой половиной будешь мазать…
– Где?
– Да там и будешь мазать!
– О-о!
– Понял ли?
– Да.
– Не смотри так. Поможет – средство верное.
– Ну, благодарствую. – Новгородец чуть не в пояс поклонился им.
– А может, скажешь, где можно увидеть волхва Звиягу, – почти на ухо прошептал Вадим.
Воин покрутил головой, огляделся.
– Народ сказывает, он часто к Илунье хаживает.
– К кому?
– К вдовице купца Бяла, может, знаете? А, да вы ж не местные…
– Не-е, – покрутил головой Вадим, – не местные. – А сам тайком глянул на Худоту, тот едва заметно кивнул, мол, знаем такого Бяла.
– Ну, мы пошли.
– Ступайте, конечно… благодарю, – еще раз поклонился новгородец, крепко прижимая пучок травы к сердцу.
Он развернулся и зашагал к земляным воротам. Легко так зашагал, с надеждой…
* * *
Облегченно вздохнув и весело улыбнувшись, Вадим увлек свой маленький отряд за собой. Где-то впереди, на берегу Волхова, прямо у большой пристани шумел многолюдный новгородский торг.
На подходе к торжищу их внимание привлек сгорб-ленный, с седыми растрепанными волосами, старик. В рваных лохмотьях, да и весь какой-то грязный, помятый… Его правую ногу обхватывал железный обруч, от которого тянулась короткая, но массивная цепь. Вадим проследил взглядом… цепь несколько раз обвивала огромное бревно в два обхвата и длиной в два человеческих роста… м-да…
Старик, сутулясь, восседал на этом бревне и что-то рассказывал столпившейся вокруг него детворе.
– Пошли, посмотрим, – приказал князь своим путникам.
Возражений не последовало, и они подошли…
– Великое Древо – ясень Иггдрасиль, – вещал старик слушателям на удивление певучим голосом, и на хорошем словенском, – конь Одина, ветви которого простираются над всеми мирами…
«Так-так, – подумал Вадим. – Скандинавский эпос, можно сказать, запрещенная литература, почитай, в центре Новгорода – интересно…»
– На вершине Древа сидит орел, – меж тем продолжил старик, – в середине Древа четыре оленя щиплют его листву… Могучий дракон Нидхегг и змеи грызут его корни, а по стволу носится белка Рататоск… – рассказчик закашлялся, огляделся. Слушателей у него прибавилось. Вот подошел какой-то мужик, явно из деревни, и, разинув рот, внимал речам скальда. А чем не скальд, ишь, как излагает…
– Иггдрасиль – Древо всего сущего, – вновь повел свой рассказ старик. – Оно соединяет небо, землю и подземный мир… На небе… – он опять закашлялся, видимо, он жил здесь, на снегу, под открытым небом.
«Интересно, за какие провинности его обрекли на муки, – гадал князь руссов. – Хотя он явно скальд и точно из северных, скандинавских земель – а это в нынешнее время уже большой проступок с его стороны».
Скальд наконец откашлялся, плотнее поджал под себя голые ноги и продолжил:
– Небо по углам поддерживают четыре цверга с именами сторон света…
Тут одна из девчушек лет восьми-девяти, слушавшая его историю мироздания, прекратила жевать и протянула старику недоеденный кусок пирога.
Скальд протянул руку и взял угощение, вежливо поклонившись. Народ не расходился – ждали продолжения. Старик, не роняя достоинства, откусил пирог. Кусок явно оказался не таким большим, как ему хотелось, и, управившись с ним, он невозмутимо повел свою речь далее:
– Четыре стороны света именуются Аустри… Вестри… Нордри и Судри. На Древе находятся борг, пристанище богов-асов – Асгард и чертоги Вальхаллы. Воины, павшие в битве с мечом в руках, непременно попадают к Одину, в его Вальхаллу… их уносят прекраснейшие из дев – Валькирии…
– Я тоже хочу быть Валкереей, – пискнула девчушка, подавшая скальду пирог.
– Цыц тебе, – дружно рявкнули на нее парни, – не мешай!
– Древо держит в своих корнях и подземный мир… царство мертвых – Хель… Путь туда лежит через ужасную реку – Гьелль, а мост через эту реку охраняем девой Модгуд. А сами врата Хеля сторожит чудовищный пес Гарм…
– А как же оно… дерево, и без воды? – спросил один из парней.
– Почему без воды? – искренне удивился скальд. – На Древе много водных источников.
– Прямо на дереве? – не поверил другой пацан.
– Прямо на Древе, – подтвердил старик.
– Что дальше, старик?
– Мы – люди, все живем с вами в Мидгарде. А далеко-далеко, на самой окраине земли живут великаны етуны. И страна их зовется – Етунхейм, или по-другому – Утгард.
– А туда можно попасть?
Скальд улыбнулся, но совсем невесело. Грустно улыбнулся.
– Можно.
– Ух ты… – в один голос воскликнули восхищенные мальчишки, – вот бы сразиться с великанами…
– Землю нашу омывает Океан, в глубинах которого пребывает чудовищный змей – Ермунганд, – прибавил старик пищи для юных умов и горячих фантазий.
– Ух!
– Ух ты… змей!
– А ну, чего столпились! – со стороны торга приближались четверо воинов. Один из них властно выкрикивал: – Нечего тут рты разевать! Расходитесь! У, мелкота, вожжей захотели?
Как испуганные воробьи, детвора вмиг разлетелась в разные стороны со звонким смехом.
– Ан, дяденька, не поймаешь, не поймаешь…
– У-у-у, бежим скорее…
– Вот и не поймаешь… Ха-ха-ха…
Воины подошли ближе.
– Ну что, старик, сидишь? – спросил горластый, впрочем, без особой злобы.
– А куда он денется, – хохотнул другой.
– Ну сиди, сиди… А вы чего встали? Идите себе подобру, поздорову.
– А что, и постоять нельзя? – нагло спросил Вадим.
– Травники мы, – быстро вступился Худота, – устали с дороги… Постоим, отдохнем и пойдем.
– Отдыхать вон в харчевню идите!
– Уходим.
Палей незаметно дернул князя за рукав, мол, чего глаза страже мозолить – уходим.
Вадим развернулся…
Они отошли на несколько метров. Князь обернулся. Воины тоже отошли от прикованного старика.
– Ждите, – распорядился Вадим и решительно направился к скальду, вынимая на ходу из походной калиты большие куски хлеба и мяса.
– За что тебя, старик? – спросил юноша, протягивая гостинец.
– Я – варяг, – просто ответил старик, принимая угощение.
– Как твое имя?
– Вемунд.
– Прощай, старик, большего не могу для тебя сделать…
С этими словами Вадим направился к своим.
Скальд посмотрел на хлеб, на мясо…
– И тебе до свидания… князь.
Но князь с товарищами уже шагал по торжищу, мимо навесов, лавок и саней с разными товарами. И чего тут только не было…
А вокруг старика вновь стала собираться толпа любопытной и жаждущей знаний детворы.
Скальд закрыл глаза и тихо запел:
Наступит час – придут они, Одного Дня и единого Солнца — Дети…Старик на секунду остановился, казалось, что он здесь, прямо на месте сочиняет эти строки…
И числом их будет – трое, И силой один величие — Прочих! Но храбрость ему многие прочат. Град возымеет крепкую длань, Ибо в нем вся душа могучего воя. Кто знает его? Это скрыто! Только знайте, зовется он – Меч, И над нами он всеми – князь! Пусть разносит молва… Да услышьте слова… Вы из уст САМОГО!* * *
Вадим бесповоротно решил брать быка за рога. Кто, как ни Звияга, мог знать всю правду. К нему, злодею, сходились все явные и тайные ниточки. Брать надо супостата, брать…
– Где дом вдовицы? – спросил князь.
– Я укажу, – ответил Худота. – Только, княже, чую, он повечеру к ней хаживает.
– Пойдем сейчас – осмотримся.
До Господина Великого Новгорода сему граду было еще далеко, но это к лучшему. Идти пришлось недолго. Оставив в стороне шумный торг и обогнув стены детинца, руссы вышли на купеческую улицу. Улица тоже была невелика. Дворов десять с одной стороны, да десять с другой. Одним концом улица упиралась в западные ворота, а другим в холм.
– А что за холмом? – полюбопытствовал Вадим.
– Ковали, пруд да выпасы с огородами, – коротко ответил Худота.
– Что-то негусто в Новгороде с купцами.
– Так кто крепко торг держит, все за стеной живут, а здесь так себе… купчишки… – почти презрительно махнул рукой Худота.
– А твои хоромы, не иначе, за стеной?
– Там, – кивнул русс.
– Печалишься, небось? Большое хозяйство оставил?
– Казну я тебе привез, княже, а здесь что? Двор да мелочь… я и сторожа только одного оставил…
– Ладно, глазами-то не стреляй. Все равно заходить не станем. Может быть засада.
– Я и не помышлял, княже…
– Веди, показывай, который тут дом вдовы?
– Вон тот, княже, с петухом на крыше… видишь, третий с того конца.
– Ага. Пошли.
Они прошли вдоль всей улицы. Вадим внимательно, но соблюдая полную конспирацию, то есть раскрыв рот с любопытством и удивлением в глазах, как и подобает приезжему, оглядел интересующий их дом. Крепкий дом вдовы новгородского купца Бялы был обнесен высоким забором.
– Ага, – ухмыльнулся князь, – спрячь за высоким забором девчонку…
– Что?
– Что, княже? – поворотясь, спросили его спутники почти в один голос.
– Нет-нет, ничего… И вы, это… поаккуратнее с «княже»… Ладно, уходим. Надо вечера дожидаться.
– Эх, – мечтательно протянул Палей, – перекусить бы…
– Вот это дело, друже, – поддержал Вадим и повернулся к Худоте: – Где тут местечко поспокойнее?
– В конце улицы, кня… хм… мастерские ковалей там и пруд…
– Добро. Веди к пруду.
Они миновали купеческую улицу, поднялись на небольшой холм. Еще на подъеме стали слышны удары. Когда они взошли наверх, то в нос ударил запах горелого масла, угля… и еще пахло сырцом.[40]
Мастерских было с дюжину и почти во всех было движение, позвякивали молоточки – это коваль указывал подмастерью место очередного удара, заодно и немного подправлял металл – бряк-бряк. А уж следом за тем бухал молот – бух-ух! Десятки инструментов на разные лады выдавали металлические звуки, которые поднимались вверх и сливались в замысловатый ансамбль. Непривычная это была музыка, но приятная…
– Странно, – заметил Вадим, – а там внизу, у купцов и не слышно… почти.
– Так многим купцам эта музыка всласть, – ответил Худота, – не один из них живет с трудов ковалей. Вот хоть бы тот же Бяла… жил с ковалей. Сырец им свейский[41] продавал, из которого отменные мечи получаются, княже.
– Я же просил!
– Прости, кня… Вадим.
– То-то.
Улица ковалей, если эти хаотичные застройки можно было назвать улицей, упиралась в довольно большой пруд.
Техника безопасности превыше всего. У воды стояли огнедышащие производства, и сие правильно – мало ли чего… Из искры, как говаривал поэт, и пламя возгорится вмиг. А кругом сухое бревно – пшик, и нет улицы, да что там улицы, так и город погореть может. А что, это идея! Пшик – и нет Новгорода, ну или части его. Покуда отстроятся, в порядок приведут, а труды-то немалые. Гостомыслу придется покрутиться, ох придется. Может, и не до козней супротив руссов будет?! А?
Вадим отогнал дурные мысли даже в задумьях, махнул рукой, словно отгоняя писклявого комара. Нет! Так не пойдет. Могут погибнуть в пожаре люди, и немало. Нет. Не годится. С Новгородом князь хотел дружить, а не враждовать, хотя пока выходило все наоборот. Но это только пока…
Предаваясь мыслям, Вадим не заметил, как спустился вниз. Гарью запахло сильнее. Худота даже прикрыл нос рукавом. Снег вокруг кузниц был вытоптан почти до земли, а там, где он оставался нетронутым, был сплошь серый… и местами черен, как сажа…
– Надо подалее отойти, – предложил Худота, которому, видно, было невмоготу вдыхать эти аро-маты.
– Веди, – коротко ответил князь, и они зашагали прочь от новгородского пролетариата.
Обойдя пруд, они нашли удобное место и расположились на отдых. Палей быстро сообразил костерок, а Худота деловито извлек из походной калиты съестные припасы.
– Как стемнеет – пойдем в гости, – пережевывая вяленое мясо, изрек Вадим. – Лишь бы этот волхв явился сегодня…
Глава четырнадцатая Звияга
Слова твои меня не тронут,
И заклинанья нипочем.
Я тот, кого уже не могут
Ни разбудить, ни подпереть плечом!
Темнело быстро. К вечеру пошел снег, но это и к лучшему…
Все трое руссов тайно прокрались к дому вдовы купца Бяла и затаились за выступом забора, у соседнего дома. А снег все шел и шел, ухудшая видимость.
– Ну, не пешком же он придет… – вслух произнес Вадим.
– Не должен, – тихо отозвался Худота, – скорее, на санях будет.
– Услышим, княже, – еще тише вставил Палей. – Сани завсегда услышим.
Ждали долго, едва переминаясь с ноги на ногу. Снег усилился, но ни один из руссов не отряхивал с себя снег. Они так и стояли, как три снеговика, плотно прижавшись к забору.
– Чу, – насторожился Палей.
Залаяла собака на том конце улицы и тут же притихла, словно испугавшись чего-то.
– Чу, – повторил Щербатый, – кажись, едет кто-то…
Скрип, неясный, нечеткий, вдалеке… скрип и фырканье лошади.
– Едет… – Князь напрягся, всматриваясь в белую пелену.
Сани неспешно подкатили к дому вдовы, остановились. За санями Вадим разглядел две возвыша-ющиеся фигуры конников.
«Ишь ты, с охраной ездит, опасается, вражина», – подумал князь руссов, продолжая всматриваться в едва различимые силуэты.
Кто-то ловко спрыгнул и, подскочив к воротам, отрывисто стукнул четыре раза. Прошло несколько секунд, прежде чем до руссов донесся легкий шелест открывающихся створок. Ворота отворились тихо – видно, хорошо были смазаны петли, на миг блеснуло пламя факела. Сани въехали во двор, и ворота тут же замкнулись.
– Он? – спросил Вадим не оборачиваясь.
– Больше некому, – расплывчато ответил Худота. – Должен быть он…
– Пошли.
Крадучись вдоль забора, они подошли к нужным воротам.
– Вот что, Худота, – остановился князь, – побудь здесь… если какая оказия – дай знать… прокричишь совой, что ли…
Худота нахмурился и молча кивнул, видно было, что старик обиделся, мол, не берет князь в дело.
– Мало ли там что, – уловив его взгляд, продолжил Вадим. – Если придется уносить ноги…
– Ладно уж…
– Мы пошли… Палей, подсади…
Забравшись на плечи Щербатого, Вадим перемахнул через высокий бревенчатый забор. Мягко приземлившись, пригнулся, затаился. Оглядев насколько можно пространство и убедившись, что все тихо, легонько стукнул по бревну. Послышалось тихое сопение, и Палей, держась за край забора, опустился рядом.
– Давай в терем, – изрек князь и первым рванул вперед.
Едва они успели добежать до угла дома, как на высоком крыльце вспыхнул факел, затем второй, послышались голоса.
– Слышь, Ушак, волхв велел у ворот сторожить.
– И че? Скока уже тут ночей пропадаем… Вишь, снег так и валит.
– Так не шибко и холодно еще…
– И че?
– Че-че?! Пойдем к воротам.
– Ага… охота до утра торчать – иди!
– А ты?
– А я в дворовую пойду, ушицы похлебаю…
– Ага… ушицы, к своей голубе навострился?
– Да хоть бы и так. Тебе-то что?
Голоса приблизились – видать, парни спустились с крыльца вниз.
– Вот узнает старик… он тебя в жабу превратит, – легкий смешок донесся совсем рядом.
– Не узнает. Если ты, бродяга, ему не скажешь. Пойдем со мной. У них знатная ушица сегодня, из карасей.
– Ну… пойдем, уговорил.
Двое стражников вынырнули из-за угла, продолжая разговор. Свет факелов резко ударил по глазам руссов, и Щербатый от неожиданности переступил с ноги на ногу. Хрустнул снег…
Парни уловили движение сбоку и…
Вадим и Палей метнулись вперед. Не сговариваясь, руссы ухватились за факелы и от души приложили любителей ушицы. Оба сторожа обмякли и мягко увалились в снег, оставив свои факелы в руках руссов. Вадим первым бросил чадящий факел в сторону, и он, противно зашипев, угас в снегу. Палей то же самое проделал со своим.
– Надо убрать… – тихо изрек князь, хватая одного из оглушенных за ворот.
Они оттащили новгородцев в сторонку.
– Хорошо бы связать их и рты им…
Князь не договорил, а Палей уже делал. Он стащил с их голов шапки и засунул им в рот. Быстро расстегнул до половины их подбитые мехом кафтаны, скинул с плеч, спустил рукава. Руки оглушенных сторожей он завел им за спину и завязал приспущенные рукава в узел.
– Только так пока… – сказал Щербатый, закончив возиться, – но это ненадолго, княже, надо поспешать.
– Тогда поспешаем…
Пригнувшись, они добрались до крыльца и осторожно, чтобы не скрипнули доски, поднялись наверх. Массивная дверь, окованная железом, на их счастье не издала ни единого звука. Вошли. Темно.
«Куда дальше?» – лихорадочно размышлял Вадим, хотя внешне оставался вполне спокойным, ну почти… Князь руссов решил действовать наудачу.
– Сюда, – прошептал он и толкнул дверь, что была справа.
Темный коридор… ан нет. Дрожащее пламя свечи вынырнуло сбоку. Вадим разглядел девицу. Она шла неспешно, одной рукой прикрывая пламя. Два осторожных шага вперед, вслед за девицей.
Робкий стук в дверь. Еще шаг…
– Госпожа!
– Заходи, Збыша, – донесся женский голос из-за двери.
Дверь открылась, девица исчезла. Вновь стало темно. Еще два шага…
– Это тут, – шепотом произнес Вадим и приложил ухо к двери.
Впрочем, слышно было и так.
– Збыша, принеси нам квасу, – повелевал все тот же женский голос, явно принадлежащий хозяйке дома.
– Брусничного?
– Черничного неси и пирогов…
– Не надо пирогов, – перебил ее мужской голос, – лучше колобков.
– Колобков принеси, – подтвердила хозяйка, – да живо!
– Я мигом…
Дверь резко отлетела в сторону, так, что руссы едва успели вжаться в стенку. Прислужница их не заметила.
– Обождем, – едва шевеля губами, изрек князь.
Збыша управилась на удивление споро. Вот вновь мелькнул огонек. На сей раз она оставила свечу в коридоре на лавке и подошла к двери. Сие было только на руку.
– Госпожа, – она постучала в дверь.
– Збыша?
– Я, госпожа!
– Можно.
И вот тут-то руссы начали действовать. Конечно, жаль было девку…
Аккуратный, почти ювелирный удар – и Збыша, опустошив выдохом легкие, осела прямо на руки Палею. Вадим успел подхватить поднос с квасом и колобками и, не теряя времени, толкнул дверь.
Его заметили не сразу. В комнате стоял полумрак, всего две свечи горели в дальнем углу, хорошо освещая только широкое ложе. На нем, сложив руки на коленях, восседала еще вполне молодая вдова купца Бяла, а напротив нее, совсем близко, на резном табурете сидел мужчина в темном балахоне. Вадим успел сделать несколько шагов по комнате, прежде чем хозяйка подняла на него глаза… И широко открыв от удивления свой хорошенький ротик, уставилась на ночного гостя, так и не сумев от изумления выдавить ни слова. Еще два шага вперед… Волхв, а это должен был быть именно он, поскольку Вадим узрел рядом с ним длинный посох, заметил изменившееся выражение лица своей пассии и медленно, словно не ожидая никакого подвоха, повернул голову. Еще шаг…
– Ваш квас и ваши колобки, – нахально заявил Вадим, протягивая поднос.
– Что? – дернул головой волхв.
– Я говорю, еду заказывали?
Вдова продолжала хлопать черными ресницами, а ее раскрытый рот так и застыл, не в силах выдавить ни слова.
– Кто таков? – резко выстрелил вопросом волхв, а сам уже косился на дверь.
Но в двери появились не его стражники, а Палей. Он притворил дверь, нажал, догоняя ее плотнее, а затем, приметив засов, задвинул и его. Дверь была заперта. Щербатый на ходу извлек из-под одежды нож и стал быстро обходить комнату, заглядывая в каждый угол, в каждый закуток.
– Чисто, – заявил он, присоединяясь к общей беседе.
Князь, не поворачиваясь, кивнул своему десятнику и продолжил:
– Если не ошибаюсь, ты и есть многоуважаемый новгородский волхв Звияга, слава о котором разлетелась далеко за пределы самого Новгорода?
Зрачки волхва заметно дернулись, а губы искривились в подобии улыбки, ишь, как лестно начал незваный гость. Понравилось, что ли? Понравилось…
Нет, скорее показалось. Речи Вадима не ввели волхва в заблуждение.
Понимал это и Вадим, а посему перешел в решительную атаку. Он подскочил к Звияге и схватил того за грудки.
– Ну-у-у, волхв, отвечай! Или ты дар речи потерял?
– Я волхв Звияга! – капюшон упал с головы старика, и он вцепился в нападавшего колючим взглядом.
– То-то! Признал меня? – князь встряхнул волхва. – Признал?!
– Нет.
– Вот те радость! – воскликнул Вадим. – а ну отвечай, где Баар? И кто у меня в дружине твой соглядатай? Ну?!
И тут в дело вступила вдова. Вернее прервала начатое дело-допрос. Она перестала моргать, выпучила свои ярко-синие в отблесках свечи глазки и огласила терем диким криком.
– А-а-а-а-а-а-а… убивають!!!
Она так неожиданно заголосила, что Палей, находившийся рядом с ней, аж подпрыгнул, настолько этот крик прошелся по ушам и нервам.
– А-а-а-а-а-а-а!!! Убивають!!!
Вадим прикусил губы, вот черт, недоглядели.
– Палей! – перекрикивая купчиху, коротко приказал князь, кивнув головой.
Щербатый вмиг пришел в себя и влепил голосящей бабе пощечину. Звонко так влепил.
– У-у, голосящий кивин! – выругался князь. – Палей, а ты куда глядел?
– Так я…
– Заткни ей хайло, и немедленно, а то она…
А она на удивление быстро пришла в себя после удара и уже вновь открыла рот.
– Убива…
По другой щеке Щербатый врезал ей не менее горячо.
– Сейчас половина Новгорода на ее ор сбежится!
Палей быстро скомкал какую-то тряпицу и поспешно засунул вдове в ее орало.
«Кто к нам с оралом придет, тот по оралу и получит», – к чему эта мысль посетила молодого князя, он не знал и сам. Быстро тряхнув головой, словно сбрасывая морок, он вновь приступил к старику.
– Не признал меня, говоришь? Ну да пес с тобой! Отвечай, да живо – где Баар? И кто в моей дружине твой соглядатай?!
– Не знаю, – твердо ответил старик, и Вадим заметил в его глазах страх.
– Кто?! Убью, скотина! Где Баар?! – Вадим начал выходить из себя, ладонь правой руки нестерпимо зачесалась.
– Княже, – Палей дотронулся до локтя Вадима, – надо уходить.
– Кто он, этот пес шелудивый – отвечай? Убью! – князь не реагировал на подергивания Щербатого и его слов он тоже не слышал.
– Княже, уходить надо!
Ни один из руссов не услышал, как отворилась дверь, хотя Щербатый и закрыл ее изнутри на засов.
– Отпусти его, Вадим! – раздался твердый голос от дверей, и князь мог поклясться, что уже слышал этот голос… слышал в своем сне.
Вадим мгновенно обернулся, но волхва из рук не выпустил.
– Отпусти его! – повторил голос. – Тебе не он нужен, а я!
Темный силуэт стоял подле распахнутых дверей.
– Это не Звияга! Отпусти старика!
Незнакомец сделал полшага вперед.
– Я – новгородский волхв Звияга, приветствую тебя на своей земле, князь руссов!
Ох, как сказал, как сказал – приветствую… на своей земле… на своей!
– Во-он оно что… – медленно протянул Вадим, освобождая хватку. Старик, почувствовав свобо– ду, на подкосившихся ногах рухнул на ложе подле вдовы.
– Так значит, ты Звияга? – Вадим попытался унять неуверенность в голосе.
– Я, – ответил человек-тень.
– Боюсь и спросить, – продолжил князь, делая шаг навстречу нежданному гостю, – уж не скажешь ли ты мне – где Баар и кто вокруг меня твои уши и глаза?
– Ты уже спросил, Вадим…
– Так не скажешь? – еще шаг вперед.
– Ни к чему тебе знать…
Больше вопросов Вадим не задавал. Он распахнул полы одежды и, стремительно выхватив из петли короткий меч, кинулся в атаку. Палей последовал за ним. Вадим намеревался в один прыжок достигнуть цели – поразить врага, убить! Но этот отчаянный прыжок показался ему вечностью. Будто время остановилось, замерло… он слышал свое сердце, что колотилось в груди, он чувствовал страшный зуд в ладонях, что сжимали рукоять меча, но до волхва было еще далеко…
Наконец морок спал, все быстро пришло в движение и яркий, все заполняющий свет ожег глаза, ослепил. Князь инстинктивно прикрыл глаза левой рукой, а правой рубанул наугад. Меч рассек воздух и чью-то плоть… Вадима обдало кровью, но уже в следующий миг оружие было выбито из его руки, а на плечи с обеих сторон давили чьи-то тела.
– Вяжите его! – услышал он властный голос того, что назвался Звиягой. – Крепче вяжите!
– У-у-у, – прорычал кто-то над самым ухом. – Ух, гнида, нашего Чаяна убил…
– А с этим что? – спросил другой голос.
– Этот мне не нужен…
Вадим дернулся, но его руки уже выкручивали за спину. Резкая боль, что обожгла глаза, отступила, и он открыл веки. В комнате было светло от множества горящих факелов. Светло и людно. Блестели кольчуги, шлемы, мечи…
Князь поднял взгляд и прямо перед собой увидел его… с открытым лицом.
– Худота?!
– Звияга, – поправил его волхв, – а Худота твой в Березово, в канаве гниет.
– Сука, – зло выплюнул Вадим. Такая боль сдавила его сердце, такая боль…
– Не ерепенься, Вадим, – моя взяла, – волхв склонился к пленнику. – Моя взяла.
Только теперь морок окончательно потерял силу, и Вадим увидел, что лицо Худоты расплылось и явилось истинное лицо Звияги. Морщинистые черты, слегка крючковатый нос, длинные, но заботливо расчесанные, сплошь седые волосы и черные, прожигающие насквозь глаза. Заглянув в эти глаза, Вадим все понял, все уразумел.
– Так это ты с нами в Новгород шел… ты, а не Худота…
– Я с вами шел, – ухмыльнулся волхв, – ну хватит болтать. А ну-ка, вои, суньте ему чего-нибудь в пасть!
«Заманил, сука, в ловушку! Ох, я глупец – поверил. Сон вещий видел, тьфу!» – обреченно подумал князь и тут же услышал сбоку сдавленный стон.
– Палей!!!
Резкий удар по затылку заставил молодого князя руссов угомониться. В глазах расплылось, пошли круги шире, шире…
Второй, контрольный удар заглушил все звуки и потушил картинку.
* * *
Холодный и бодрящий душ приятно остудил лицо. Вода потоком скатилась по одежде, мгновенно намочив ее. Вадим открыл глаза. Легкий туман… но нет, вот он уже расплывается в разные стороны…
Голова немного побаливала после оглушительного удара, но сейчас это было совершенным пустяком по сравнению с тем, что он увидел.
– Ну? Очухался? – голос принадлежал Звияге, ну кто бы сомневался.
Волхв сидел напротив, за коротким столом. Его левая рука, чуть отведенная в сторону, крепко сжимала резной посох, а правой, согнутой в локте, он опирался о столешницу.
– Пить дай, – сглотнул Вадим, чувствуя, как пересохло горло.
– Дадим. Отчего же такому гостю, как ты, не дать напиться, – волхв кивнул куда-то в сторону.
Тут же возник бритый наголо, здоровенный детина в серой рубахе с бурыми пятнами.
– На, – протянул детина ковш.
Ох и разило от него…
На удивление, руки князя руссов были свободны. Он взял ковш, отпил, вернул детине. Бегло оглядел тесное помещение. Справа жаровня с тлеющими углями и меха, которые в случае надобности вмиг раздуют угольки докрасна. Ага, вот и инструменты пыточные. Чуть в стороне дыба с крюками и веревками… Значит, все же не поруб… Сразу в пыточную доставили, так… А этот бугай наверняка кат.[42]
– Напился? Ну вот и хорошо. Давай поговорим, – предложил Звияга мягким вкрадчивым голосом.
– О чем?
– Да вот хотя бы о том, кто ты есть на самом деле, мил-человече?
– Я – Вадим, князь руссов! Или ты не знал?
– Знал. Отчего же не знал? – Волхв поморщился. – Но эти сказки ты для других прибереги. Уж я-то ведаю, что ты никакой не князь.
– С чего бы это? Я – князь рус…
– Хватит! – резко оборвал его старик.
Он прихлопнул по столу.
– Хватит, Вадим! Или твое настоящее имя не Вадим? А как?
– Жопой об косяк, – пробурчал Вадим.
Звияга стрельнул взглядом своих черных глаз. Вадим глаза не отвел. И вдруг волхв весело засмеялся. «О, дошло!» – подумал князь. Смеялся Звияга так искренне, что стоявшему рядом кату тоже передалось его веселье, и детина громко забасил – ха-ха, га-га…
– Молодец, – похвалил волхв сквозь слезы смеха, – уморил… молодец… забавное имечко… ну, уморил… жж… оо… жопой об… об косяк! Уморил!
Еще секунду продолжался хохот, потом волхв резко замер и ударил посохом.
– Га-га-ха… – не унимался кат.
– Цыц! – повторно стукнув посохом, рыкнул Звияга.
– Га…
– Самое веселое порекло я слышал от одного деревенского дурня, – волхв утер выскользнувшую слезу. – Знаешь, как его звали-величали? Умойся грязью! А тебя, стало быть – жопой об косяк. Это где же… в какой стороне такие забавные имена раздают?
– Далеко отсюда.
– Вот и поведай мне, – вмиг сделавшись серьезным, продолжил волхв, – где та сторона, откуда ты прибыл?
– Больно долгая история получится.
– А мы и не торопимся. А если ты чего забыл, то Веш враз тебе подсобит припомнить, – при этих словах Звияга многозначительно кивнул на ката.
Детина расплылся в довольной улыбке, обнажив свои широкие зубы.
– Он у нас дюже охоч до молчунов.
– Так я не боюсь, – гордо вскинув голову, ответил Вадим, – есть охота, так пытайте.
– Ох ты какой! – зло прищурился волхв. – Воин, сразу вижу, но у Веша и не такие начинали говорить, правда?
Кат растянул улыбку еще шире, того и гляди щеки порвутся.
– А впрочем, – загадочно протянул Звияга, – может быть, позвать твоего дружка? – И, не дожидаясь ответа, громко позвал: – Эй, там! Ведите этого… как там его… Баара!
– Баара?! – глаза Вадима округлились от удивления.
– Да, Баара, – подтвердил Звияга, – твой дружок ведь? Он все уши прожужжал, что ты его лучший друг и что служишь десятником в княжеской дру-жине.
На позыв волхва отворилась маленькая боковая дверь и…
– Вадим, – радостно, несмотря на обстановку, воскликнул Павел. – Вадя!
Он хотел было рвануть навстречу другу, но вошедший следом стражник резко одернул его.
– Пашка… – вырвалось в ответ у Вадима.
– Так вы и впрямь знакомцы, – деловито покачал головой волхв, – и стало быть, тебя и верно зовут Вадимом, хм…
– Ладно, – продолжил Звияга, – чего встал, мил-человече? – обратился он к Павлу. – Проходи, садись к дружку своему. Побеседуем.
Охранник, приведший Павла, так и застыл в дверях, а кат подставил табурет рядом с Вадимом. Павел уселся. Вадим видел, что друг выглядел не очень. Растрепан, в рваной рубахе, с синяком под глазом…
– Ну, – протянул волхв, – поговорим, Вадим, или мне сразу отдать Баара кату, или как ты там его назвал… Пашка! Так отдать его Вешу?
– Не надо. Будем говорить, – ответил Вадим, с грустью посмотрев на друга, – спрашивай.
– А вопросик у меня один – откуда вы такие взялись? Особенно ты, Вадим. И как это тебя угораздило в князья руссов податься?
– Это уже два вопроса.
– И что?
– А говорил, что один вопросик.
– Ну и что?
– Так мне на который из них отвечать?
– На первый!
– Ага…
Вадим тянул время, оттого и начал эту дурацкую игру. Он нарочно отвечал глупостью, чтобы позлить волхва, а сам лихорадочно соображал – что делать? Да, этот извечно русский… хм… действительно русский вопрос – что делать? – не давал покоя. Ведь должен же быть выход. Руки у него свободны, у Пашки тоже. В дверях один охранник, ну еще кат – здоровенный детина, но справиться можно. Вон и клещи рядом на жаровне, только протяни руку. Длинные, удобные клещи…
Но сколько там, за дверью, может оказаться стражников? Вряд ли таких опасных преступников волхв доверил бы охранять всего паре человек. Нет, там за дверью должны быть еще люди… Да и потом, а где их пыточная стоит? Может, посреди княжеского детинца. А там дружинников пруд пруди – не прорваться будет.
– Так откуда вы взялись? – повторил вопрос волхв.
– Из далекой страны мы, старик, – начал Вадим, нарочно называя Звиягу стариком.
Но тот явно не обиделся.
– Из какой?
– Московия, слышал?
– Нет. Это где такое княжество?
– Далеко на севере.
– Ага, – волхв дернул посохом, – варяги?
– Нет, не варяги. С чего ты взял?
– А кто?
– Славяне мы. Прозываемся москальскими славянами.
– Москальскими?
– Да.
– Земли ваши, верно, рядом с варяжскими да свейскими…
– Нет. Эти земли далеко от нашего княжества.
– Так где тогда?
Вадим решил вконец запутать волхва географией.
– Сначала идут земли балтов, затем пруссов, фризов… Вот мы аккурат промеж них и живем.
– Балты? Пруссы? Фризы?
– Да. Там мы и есть, москальские славяне…
– Ты ври-ври, да не завирайся, – погрозил ему пальцем Звияга.
Вадим решил – пора. Он резко вскочил, руками придерживая табурет, а затем развернулся и швырнул его в направлении дверей. Он и не намеревался попасть в охранника, так, отвлечь хотя бы на пару секунд. Табурет с грохотом ударился в стену – мимо, но охранник отступил в сторону и на миг потерял узника из виду. Пашка тоже молодец, сообразил моментально. Его табурет тоже с размаху полетел к дверям. Бах – есть, попал! Но Вадим уже не видел этого, только по приглушенному стону он понял, что табурет Пашки достиг цели. Вадим схватил клещи и в один прыжок оказался подле детины. Кат что-то промычал, замахал руками, а клещи уже продырявили его большой живот. Князь руссов ударом в челюсть отправил ката на пол.
– Он что у тебя, немой? – мимоходом спросил Вадим, подлетая к волхву.
Звияга схватился за посох, видимо собираясь защищаться. Вадим запрыгнул на стол и со всего размаху приложил новгородского кудесника ногой в грудь. Старик отлетел на метр и упал прямо на корчившегося в предсмертных муках ката.
– Пашка! – громко позвал Вадим и друг понял.
Павел молнией метнулся к Звияге, а сам князь руссов был уже подле охранника. Брошенная табуретка удачно угодила ему в лоб, и пока воин поднимался, пока мотал головой…
Вадим выдернул из его ножен меч и, не раздумывая, рубанул вдоль груди. Руки убитого безвольно опустились, и он мешком свалился к ногам Вадима.
– У меня чисто! Как у тебя?
– Нормально, Вадя, вяжу! – отозвался Павел, копошась подле волхва.
Вадим прислушался. За дверью все было тихо.
– Кажись, пронесло.
Он поплотней прижал дверь, жаль, ни засова, ни крючка не было.
– Ну, что тут у тебя, – Вадим подошел к другу.
– Вот, связал, – доложил Павел, поднимаясь.
– Вам не выбраться отсюда, – выдавил волхв, наконец, придя в себя после удара.
– А это мы еще посмотрим…
Глава пятнадцатая На свободу с чистой совестью
Преграды – ложь!
Они не стоят
Того, что говорится вслух.
Преграды – ложь!
Пусть их и строят
Лишь, те, кто к клятвам глух!
– Не робей, прорвемся, – подмигнул Вадим другу и вновь обратился к волхву: – видишь, как изменчива судьба… может, теперь ты ответишь на мои вопросы?
– Вам не выйти отсюда, в детинце князь и дружинники. Они убьют вас! – изрек Звияга.
– Значит, все же в детинце… так-так. Сам князь с дружиною. Ой, напугал. Прежде чем они про нас прознают – ты умрешь!
Старик демонстративно закрыл глаза.
– Второй вопрос. Кто у меня предатель?
Волхв упорствовал, глаз не открывал.
– Ладно… Давай-ка оттащим его, – предложил Вадим, оборачиваясь к другу.
Действительно не очень удобно было допрашивать волхва, когда тот распластался на трупе ката, из распоротого живота которого вытекала кровь. Много крови. Старик и так перепачкался в крови, но все же…
– Давай, – согласился Павел, и они вдвоем ухватили Звиягу за полы одежды и оттащили.
– Ну, – подтолкнул Вадим волхва, – нам все равно смерть, как ты говоришь… Пусть так… Так, может, я имею право перед смертью знать имя?!
Волхв молчал.
– А сколько тебе лет… или зим, старик? – неожиданно спросил князь руссов. – как ты ведешь свой счет? Или не помнишь?
– Не помню, – огрызнулся Звияга, не открывая глаз, – много…
– То-то и оно, что много… Пожил, покуролесил ты, старик… Боривой – твой сын?
Волхв резко открыл глаза и уставился на Вадима.
– Глазенками-то не стреляй! Вижу, что твой сын. А знаешь, мы с Пав… мы с Бааром знали мать Боривоя.
– Она жива? – встрепенулся волхв.
– Интересно тебе? А когда ты ее окрутил под носом князя, не интересно было?!
Звияга тяжело выдохнул и вновь прикрыл глаза.
– Давно это было… молод я был.
«Ага, – подумал Вадим, – цепануло старика за живое. Значит, серьезное дело было. Может статься, даже любовь…»
– Ты любил ее?
– Елену? – старик прищурился. – любил!
– Умерла она…
– Давно?
– В конце эээ… – Вадим припоминал, как на словенском будет август, – в конце серпня.
– Жаль… – прошептал волхв.
– Она было хорошей женщиной, – вставил Паша, – а ты…
– Так скажешь, кто твой соглядатай? – на волне воспоминаний вставил интересующий вопрос Вадим.
Волхв не успел ответить. За дверью отчетливо послышались шаги. Вадим тут же прыгнул к трупу ката и выдернул из плоти клещи.
– Вот, – Вадим протянул импровизированное оружие другу, – если пикнет, коли его, гада.
– Ага, – неуверенно кивнул Паша и все же упер инструмент в живот старику.
Вадим стрелой метнулся к двери, на ходу подобрав табурет. Он занял позицию сбоку от дверного проема, готовый обрушить табурет на любого, кто войдет в помещение.
Шаги замерли у самой двери, и она от мощного толчка распахнулась, противно скрипнув на петлях.
– Звияга! – раздался из коридора властный голос.
– Княже! – в ответ воскликнул волхв и тут же глухо крякнул. – кня…
– Ой! – голос Паши показался Вадиму испуганным.
Князь руссов держал табурет над головой, но в двери никто не входил.
– Звияга! – позвал все тот же голос. – ты тут?
– Кня…
Первым показалась голова в кожаном шлеме – это совсем не защита против массивной табуретки – хрясь! Табурет выдержал, не развалился, а вот голова стражника нет. Сначала тело упало на колени, качнулось, и стражник лицом уткнулся в пол.
– Что такое?! – проревел властный голос.
– Княже, посторонись, – раздался другой грубый голос… и в дверь влетел второй стражник с мечом в руке.
У этого был ратный, стальной шлем. Вадим приложил его намного сильнее. Шлем от удара наполз воину на глаза, а от второго удара охранник начал свое падение. Табурет разломился – жаль. В руке Вадима осталась только половина деревянного оружия. Не раздумывая ни секунды, князь руссов метнул в дверной проем эти остатки и, молниеносно нагнувшись, выдернул меч из рук еще не успевшего упасть оглушенного воина. В коридоре послышался сдавленный возглас – видимо, деревяшка угодила по назначению. Завладев мечом, Вадим сам перешел в наступление. Выставив клинок вперед, он прыгнул в проем. И наткнулся на воина в кольчуге, который левой рукой ухватился за щеку – похоже, именно туда угодила брошенная часть табурета – а в правой руке боец сжимал факел. Воин не успел среагировать и получил мечом в лицо. Вадим свободной рукой выхватил у него факел и оттолкнул тело. Подняв факел выше, князь руссов увидел, как падающее тело воина с рассеченным лицом упало и придавило к стене…
– Гостомысл?! – не поверил Вадим своим глазам.
Он быстро огляделся, в коридоре больше не было противников. Новгородский князь пытался оттолкнуть тело умирающего дружинника, но то ли он так был напуган стремительной атакой неизвестного, то ли хлеставшая кровь мешала ему…
– Гостомысл! – Вадим полностью утвердился в своей догадке. Именно этого человека он видел в своих снах. Сомнений не осталось. – На ловца и зверь бежит…
– Я… я – князь. Ты… ты кто такой? – все еще борясь с мертвым телом, выдавил Гостомысл.
Вадим оттолкнул тело в сторону и плечом прижал новгородского князя к стене.
– Я тот, которого ты так долго искал.
При этом Вадим так страшно оскалился, что Гостомысл округлил глаза.
– Ты… ты…
– Князь руссов! – подсказал ему Вадим.
– Кн… князь… руссов…
– Да! И я давно хотел с тобой поговорить. Думаю, и ты не против?
– Не-е-ет… Не против…
– Вот и добро! Давай, пшел! – Вадим оторвал новгородца от стены и подтолкнул к двери.
Гостомысл вошел в пыточную, а следом и Вадим.
– Что там у тебя, Паша? – спросил он друга, прикрывая за собой дверь.
– Я, кажется… убил его, – рассеянно ответил Павел.
– Что? – не расслышал князь руссов, который как раз подпирал дверь столом. Пусть не большая, но все же преграда на случай появления на сцене новых героев.
– Что? Кого ты там убил? Садись вот тут, – указал Вадим новгородцу место у жаровни, где еще совсем недавно сидел Павел.
Гостомысл покорился.
– Постой-ка…
Вадим подошел к новгородцу и снял пояс с мечом. Странно, но тот даже не помышлял воспользоваться оружием, хотя шанс был, пока Вадим возился с дверью.
– Кого ты там уби…
– Убил, – подтвердил Павел.
Вадим присел на корточки. Из груди волхва торчали клещи, а сам он уже не дышал. Но на всякий случай Вадим проверил пульс.
– Готов, – констатировал он, не нащупав биения сердца, – поторопился ты, друже.
– Так ты же сказал, если он пискнет, то…
– Ну правильно, – похлопав друга по плечу, ответил Вадим, – ты все правильно сделал. Он же пискнул?
– Пискнул!
– Ну вот… В общем забудь. Конечно, жаль… теперь он точно не скажет, кто соглядатай у меня под носом. Ну да ладно, пошли, вон, с князем новгородским поговорим. Любопытнейший субъект, между прочим…
Они говорили по-русски, то есть по-москальски, так что Гостомысл почти ничего не понял.
– Это, между прочим, наш пропуск отсюда, – подмигнул Вадим другу. – Ну что же, князь, жаль волхва?
– Звиягу? – новгородец вытянул шею, вглядываясь в трупы на полу.
– Звиягу-Звиягу, – утвердил Вадим, – нет больше твоего преданного волхва, или, быть может, дедули…
– Деду…
– Он же дед тебе – родня. Или не знал?
Борода Гостомысла задрожала.
– Брехня это… люди врут!
– А вот и не брехня! Старик… прости, дедуля твой, перед смертью нам признался, что это он отец твоего отца!
«Лихо завернул!» – похвалил сам себя Вадим.
– Не верю…
– А тут хочь верь, хочь не верь, но факты говорят сами за себя. Опять же чистосердечное признание и показания свидетелей…
– Вадя… – подал голос Павел, видя, что друга понесло.
– Ах да! – спохватился Вадим, видя, что мозг новгородца готов взорваться.
Гостомысл вспотел и нервно ерзал на табурете.
– Оставим эту специфическую терминологию, – добавил князь руссов по-москальски и затем перешел на более понятную речь: – Мне твои родовые тайны без надобности. Это твое дело… зря только Елену сгубили…
– Елену? – мотнул головой Гостомысл.
– Бабку твою, князь, позором травили… ну да ладно, дело прошлое, – махнул рукой князь руссов, – не до того сейчас… Слушай, что я тебе скажу, князь Гостомысл. Знаю, худое ты замыслил супротив меня и руссов. Так знай – я на тебя зла не держу. И в доказательство сохраню твою тайну, а то ведь тебя новгородцы враз со стола княжеского турнут, и будут правы! Не ты мне враг, а варяги! Их я намерен вышвырнуть с нашей земли… с моей земли и с твоей тоже. Или ты рад, что северяне в Альдегьюборге засели?
Гостомысл мотнул головой.
– Вижу, что не рад! Так почему ты, вражина, руссов травишь? Варягов на Белоозеро напустил?! Поодиночке они нас возьмут – раздавят. Нет сейчас Гутрума, так пришел другой князь с севера. И поверь мне, придут еще и еще… Не ты, ни я поодиночке не совладаем с ними. Что нам делить? Что промеж Новгорода и Белоозера – чудины? Медвежий род? Так вот перед тобой стоит Баар – глава этого медвежьего рода! Ты у него спроси – под кем он хочет быть? Под Новгородом или подо мной? Спроси! И у других родов спроси, князь! Не Новгород ли подставил руссов и заодно чудинов под мечи варяжские? Молчишь! То-то…
Глаза Гостомысла вновь округлились. Столько правды за один прием он явно переварить не мог.
– Чего ты хочешь? – наконец совладав с внутренним волнением, вопросил новгородский князь.
– Мира, – ответил Вадим, – мира промеж нас хочу!
– Но ты…
– Я князь руссов, хочешь ты этого или нет, но сие правда!
– Мне говорил Звияга…
– Забудь про него, – перебил Вадим, – нет его – и точка. А мы с тобой есть, нам и решать.
– Значит, мира хочешь? – переспросил Гостомысл.
– Да, хочу. Заключим мир, князь, хотя бы на время. Давай вместе изгоним варягов, а там уже решим и спор промеж нас, ежели к тому времени все само не образуется.
– Тогда мне придется признать тебя князем, – мотнул головой новгородец.
Ох, как ему не хотелось этого делать.
– Меня признали князем руссы, и этого достаточно. Я – князь. Так что решайся, Гостомысл, иначе нам так и придется друг другу глотки рвать, а кому сие на пользу? Только северянам!
Вадим излил свое красноречие и отошел в сторону. Узрев бочку, примостился сверху.
– Я должен подумать, – после некоторого молчания молвил новгородец.
– Что ж, не тороплю – думай, – Вадим соскочил с бочки, – только вот нам пора. Ты уж не серчай, князь, но дела ждут.
– Вы меня отпускаете? – не поверил Гостомысл своему счастью.
– Отпускаем – даю княжеское слово! Но и ты нас выпустишь из детинца. Уговор?!
Гостомысл нахмурил брови, что там творилось в его голове… Хотя Вадим вполне мог себе предположить.
– Добро! Уговор! – хлопнув себя по коленке, огласил Гостомысл. – я отпущу вас – даю княжеское слово.
Он произнес эту короткую речь твердым решительным голосом. Видимо, князь полностью совладал со своим первоначальным страхом и сейчас, уверенный, что его никто не собирается убивать, выпрямил спину, приняв достойную князя позу.
– Вот и ладно у нас все получилось, – Вадим подошел к новгородцу и протянул руку.
Гостомысл медлил. Возникла пауза, и Павел не замедлил ею воспользоваться.
– Княже, – уважительно начал он, обращаясь к новгородцу, – у меня есть личная просьба…
– Слушаю тебя.
Вадим убрал руку, протянутую для рукопожатия, сообразив, что сейчас последует что-то важное.
– Вместе со мной, – продолжил глава медвежьего рода, – был схвачен мой человек…
– Имя?
– Юски.
Гостомысл понимающе кивнул.
– Я распоряжусь, чтобы его отпустили.
– Вместе с нами?
– Да.
– Благодарю.
– Тогда по рукам, – Вадим вновь подал руку.
– По рукам, – новгородец все же пожал поданную руку, – вы можете уходить. Я сейчас же распоряжусь, чтобы вам дали коней.
– Благодарю тебя, князь, – едва дернул головой Вадим.
– Пойдемте за мной, – Гостомысл в ответ тоже едва заметно кивнул руссу, – я провожу вас.
Новгородский князь первым шагнул к двери. Друзья не замедлили последовать за ним.
– А может, ты знаешь, князь, кого Звияга приставил надзор за мной вести? – уже в дверях спросил Вадим, натянув на лицо миротворную улыбку.
– Нет, – твердо ответил новгородец.
– Ой ли?
– Клянусь, что не знаю, – все также твердо повторил Гостомысл и посмотрел прямо в глаза руссу, – это знал только Звияга.
– Добро, – ответил Вадим, увидев в глазах новгородца чистосердечное признание.
* * *
Павел до последнего сомневался, особенно в том, что князь так скоро отпустит Юски. А вот Вадим не имел сомнений. Князь руссов почему-то поверил новгородцу. Поверил, что свободно выпустит из детинца, что даст коней, отпустит вепса и вообще не станет чинить препятствий.
Новгородский князь первым делом отдал приказ привести Юски, что и было выполнено бегом!
Гостомысл лично проводил их до конюшни и велел оседлать лучших коней. Конюхи мгновенно кинулись исполнять волю господина. Стоя в ожидании, Павел грешным делом надеялся, что новгородец пригласит их к столу – перекусить. Но нет. Гостомысл стоял невозмутимо и молчал. Молчали и друзья. Вадим прекрасно понимал состояние новгородского князя, понимал его молчание. Ему над многим еще надо поразмыслить. Особенно сейчас, после пламенных речей Вадима. А князь руссов старался как мог, ух уж и наговорил… Так что теперь у Гостомысла полна коробочка мыслей.
Вскоре двое дружинников приконвоировали Юски. Вепс был не в лучшем виде, какой-то бледный…
– Юски… – Павел сделал шаг навстречу.
– Все хорошо, – заверил главу рода вепс и почти без удивления глянул на Вадима.
– Ну здравствуй, Юски, – улыбнулся Вадим.
– Здрав будь! Баар верил, что ты жив…
– А что нам сделается, – Вадим покосился на новгородского князя, тот стоял вполоборота, прислушивался к их разговору.
– Вот и ваши кони, – подал голос Гостомысл, завидя, как конюхи выводят из конюшни трех гнедых.
Гнедые жеребицы с посеребренными сбруями были поданы к услугам гостей новгородского князя, а через седла были перекинуты меховые тулупы.
– Холодает нынче… – рассеянно заметил новгородский князь, когда трое бывших пленников приняли повода у конюхов.
Вся троица быстро оделась и без промедления забралась в седла.
– Ты уж не серчай, князь, за Звиягу, – склонившись с седла тихо произнес Вадим, – случайно вышло.
– Я и не сержусь, – отмахнулся Гостомысл, – езжайте поздорову.
– Ты, князь, как что надумаешь насчет варягов – дай знать.
– Куда гонца-то слать?
– Так прямо в Белоозеро и шли. Я там скоро буду!
– Там же варяги?
– Этому недолго бывать, – искренне улыбнувшись, ответил Вадим, – ну, бывай, князь новгород-ский! Дадут боги – еще свидимся!
– Обязательно свидимся, князь руссов.
Вадим уже тронул коня, но на последней фразе обернулся и послал Гостомыслу лучезарную улыбку. Новгородский князь сдержанно улыбнулся в ответ. Но они поняли друг друга. Ведь главное, что Гостомысл сказал это… выдавил из себя – князь руссов. Признал! А может, это очередное плутовство? Нет, не хотелось верить, и Вадим отогнал эту мысль.
Они уехали. Миновали дружинные избы и направились к воротам. А Гостомысл недолго смотрел им вслед. Затем он развернулся резко на пятках и стремительно зашагал к терему.
– Нет. Я не сержусь! Нет… Я просто в ярости!!!
Князь сжал кулаки и, глядя только себе под ноги, взошел на крыльцо терема…
* * *
Они беспрепятственно выехали из города и направились по дороге на восток. Было довольно-таки поздно, и солнце неумолимо стремилось за горизонт. Дорога была практически пуста. Они пустили лошадей в галоп, намереваясь отъехать от Новгорода подальше. Мало ли Гостомысл передумает и учинит погоню. Так что галоп самое то, от греха подальше…
Больше всех, конечно, страдал Юски. В недолгом плену вепсу досталось. Он то и дело ерзал в седле, устраиваясь поудобнее, но было видно, что его мучили боли и ехал он с трудом. Вадим придержал коня, и они перешли на рысь, а затем и вовсе поехали шагом.
– Теперь, думаю, можно поспокойнее, – сказал Вадим, поглядывая на вепса. – Юски, ты как?
– Терпимо, – отозвался тот сквозь зубы.
– Может, привал? – предложил Павел, но Вадим отрицательно покачал головой.
– Еще немного проедем… тут где-то близко должна быть деревенька.
Долго ехали молча, переваривая последние события. Затем Павел поравнялся с другом и спросил:
– Ты Андрея не встречал?
– Паш, я же тебе говорил… Убили его, я сам видел труп, – тихо ответил Вадим, дабы не тревожить вепса непонятным наречием.
– А я вот отправился искать тебя и его… Почему-то мне кажется, что он жив…
– Перестань сыпать соль… Всех, кто был убит при переправе, похоронили.
– Я ходил к нашему шаману, – заговорщицки произнес Павел, – хотел шаманскими штучками узнать чего-нибудь…
– И что сказал Капс?
– Общие фразы… ну ты же знаешь этих шаманов – сплошные тайны…
– Могу себе представить, что он тебе наговорил.
– Да не, Вадя… пусть он говорил туманно, в общих чертах, но думается мне, что Андрей может быть жив.
Друг промолчал.
– Ты что же, не веришь? – Павел склонился в седле.
– Не знаю… – пожал плечами Вадим, – я видел его тело…
– Ты сам говорил, что это еще ничего не значит… ничего не доказывает.
– Паха, мне эти тайны, – он чуть повысил голос и обернулся на Юски; вепс ехал, прикрыв глаза, со стороны вообще казалось, что он дремлет. – Мне эти тайны вот уже где… – он провел рукой по горлу, – и потом, ты думаешь, я не пытался узнать о судьбе Андрея?
– Как?
– Молча. Коди, помнишь, что говорила? Что у меня могут быть видения… во сне…
– Ну?
– Так они есть, Паша, есть. Вот всех вижу – Гостомысла видел, Звиягу этого, чтоб ему пусто было… Жирослава видел…
– Это еще кто?
– Да так, один боярин, – почти пренебрежительно ответил Вадим.
– Что, плохой дядька?
– Есть немного… но про это после. Так вот – видятся мне многие… даже вот покойный новгородский князь Боривой… и того видел, а вот ни тебя, ни Сигурда не получается…
– Хорошо старался?
– Нормально, – кивнул Вадим, – думал-думал про вас, а все без толку. Наверное, я могу видеть сны только про местных обитателей.
– Так мы сами теперь вроде как местные.
– В том-то и дело, что вроде… а вроде и нет…
– Да уж… – задумчиво протянул Павел, – стало быть, закопали нашего реконструктора.
– Других вариантов я не вижу.
Лошадь под вепсом вдруг оступилась, и Юски тряхнуло в седле.
– Эй, потише, – возмутился он, подбирая повод.
– В этой суете я совсем забыл спросить, – Павел подогнал свою отставшую кобылу ближе к другу, – чего это там тебя князем называли?
– О, – улыбнулся Вадим. – Это совсем весело. Была тут у меня одна познавательная встреча…
И Вадим начал повествовать другу о своем приключении.
А Юски поглядывал на них и огорченно причмокивал губами. Друзья говорили на непонятном ему языке, и говорили, по всему видать, о важном. Вепс огорчался, что не может поддержать беседу, а хотелось бы быть в курсе.
– Так ты что теперь? Князь руссов, что ли?
– Ага, князь, – без малейшего горделивого намека ответил Вадим и тут же запел: – самый настоящий, самый наилучший…
– Ничего не скажешь – молодец! – подхватил друг известный с детства мотив. Они оба негромко рассмеялись.
– Руссы… – загадочно протянул Павел, уняв смех, – знаю одного русса – Рюрика!
– Вот в том-то и загвоздка.
– Рюрика еще и в проекте нет, а его появление на исторической сцене дало бы нам окончательное определение нашего временного положения…
– Бла-бла-бла, – передразнил его друг, – прошу, не начинай про это… И так голова кругом. Ну нет этого Рюрика и не надо, своих забот выше крыши.
– Кстати! – вдруг радостно воскликнул Вадим. – Мы ведь тут твой амулет нашли!
– Серьезно?
– Представь себе, и знаешь у кого?
– Догадываюсь… была тут и у меня тоже одна встреча, когда я вместе с Юски возвращался в Каргийоки после нашего поражения.
Вепс, услышав свое имя, и как бы в подтверждение слов главы медвежьего рода угрюмо кивнул.
– Бокул Шибайло! – изрек Вадим.
– Он самый, Вадя! Шибайло – сукин сын…
– Нет больше твоего обидчика. Мы его и его банду с Валуем угомонили.
– Здорово! – обрадовался Павел. – так значит и Валуй жив?! А где амулет?!
– Жив наш бородач, жив! Вот только с твоим амулетом опять заминка вышла…
– Ну?
– Вот тебе и ну…
И Вадим поведал другу о встрече в лесу со снегурочкой, дочерью боярина, про ночной бой с бандой бродников, а затем и про самого Жирослава, и про то, как тот в поруб их с Валуем упек и Гостомыслу выдал. Рассказал и как бежал, и как к руссам попал и как потом в Новгород его угораздило.
– Я надеюсь, ты собираешься навестить боярина Жирослава? – с ехидной улыбкой спросил Павел.
– А то как же – обязательно. И должок верну, и амулет твой заберем. И еще кое-что…
Павел понял, но промолчал – уточнять не стал. Хм, снегурочка…
Ехали допоздна, пока можно было различить дорогу. О приближении к деревне они узнали по истошному лаю собак, да и дымком домашним потянуло…
Меж тем лай приближался. Не прошло и пары минут, как рядом послышались быстрые шаги, резкое обрывистое дыхание и… Черная тень промелькнула мимо, а следом выскочила целая свора собак! Лай стоял такой, что хочь уши затыкай. Собаки пронеслись мимо и умчались вслед за тенью.
– Волков гоняют, что ли? – первым предположил Юски.
– Может быть… – ответил Вадим.
Слева от дороги показались светлячки, и вскоре, продираясь сквозь кусты, на дорогу вышли с десяток мужиков с факелами. Деревенские были вооружены, кто вилами, кто топорами, а кто и вовсе с жердями.
– Кудыть побежали? – ничуть не стесняясь спросил один из мужиков.
– Туда, – небрежно махнул рукой Вадим.
– Ну, волчара, – процедил сквозь зубы незнакомец, – пошли, мужики!
– А что случилось? – не удержался Павел.
– Волчара!
– Ух!
– Повадился курей таскать…
– Ага…
– Волчара матерый!
– Сука…
– Ага…
– И моих таскал!..
– И у меня троих, сука.
– Во!
– Ясно-ясно, мужики! – остановил Вадим этот поток объяснений. – будете стоять стоймя – уйдет ваш обидчик.
– Ничего, у нас псы добрые – догонят.
– Ну-ну. Деревня ваша?
– Да, мил человек, – ответил мужик, – за поворотом. А что надобно?
– Заночевать! Место найдется?
– Отчего ж не найдется – найдется…
* * *
Устроились они без особых трудностей.
Выбрали дом попросторнее с виду да постучались. Дом и вправду оказался просторным…
Быстро перекусили и улеглись на лавках. Павел что-то шептал, задавал какие-то вопросы, но Вадим уже не слышал его.
Он спал на удивление крепко. Лишь однажды шальная мысль… даже скорее воспоминание, пулей пронеслось в голове и затихло в глубине сознания.
Воспоминание было о Сигурде… о фесте и о поединке, в котором ему, Вадиму, посчастливилось одержать победу. Сигурд… да-да, Андрей… Андрей… Юрьев, кажется…
Что-то хмурое или серое, или бурое? МЕДВЕДЬ! Да, да, он отчетливо помнил – это был медведь, и с ним боролся человек. Но почему это должен быть именно Андрей. И верилось, и не верилось…
Что еще… ах да – мохнатое тело лесного зверя рухнуло, полностью накрыв собой человека…
Эпилог
По полю, припорошенному снегом, опираясь на посох, медленно шел старик. Его потрескавшиеся губы чуть шевелились. Казалось, он что-то нашептывает себе под нос. Солнце светило ярко, одаривая землю робким теплом. Недавно выпавший снег легонько поскрипывал под ногами, нарушая умиротворяющую тишину. Не было слышно даже пения птиц в ближнем лесу.
Внезапно едва заметный ветерок пропел совсем рядом и поднял полы изношенного плаща. Холод пробился сквозь одежду и морозом пробежал по старческому телу.
– Куда путь держишь? – голос раздался так не-ожиданно, что старик вздрогнул и завертел головой.
Позади стоял человек в сером длиннополом одеянии с накинутым на голову капюшоном. Старик оперся о посох и внимательно оглядел незнакомца.
– Кто ты? – спросил он.
Незнакомец плавно, будто не касаясь земли, подошел к путнику и медленно откинул капюшон.
– Меня сложно узнать, скальд Вемунд?
Старик прищурился от яркого света, он даже приложил руку ко лбу – смотрел и не узнавал.
– Нет, – качнул головой Вемунд, – не помню тебя.
– Эх, Сказитель, – вздохнул человек, – а ведь ты спас меня.
Брови скальда сдвинулись еще больше, лоб, и без того весь в морщинах, стал похож на скомканную тряпицу.
– Не-е-ет, – безнадежно протянул старик, – не серчай, незнакомец, на мою память, не сохранила она твой лик.
– Я и не сержусь… что ты… Ты видел меня молодым… а сейчас посмотри, что сделало со мной время.
– Все в руках богов, – философски ответил скальд, разглядывая собеседника.
Перед ним стоял такой же старик, как и он сам. Наверное, он не уступит ему ни в годах, ни в се-дине.
– Да-да, – сокрушаясь, покачал головой незнакомец, – все в их руках… вот только они часто забывают про людей.
– Тебя обидели боги или люди? – вдруг спросил Вемунд.
– Ха! В точку, старик, в самое сердце! – человек ухмыльнулся. – Так ты, и правда, не можешь меня признать? А ведь ты видел меня совсем недавно.
– Где?
– В Альдегьюборге!
Скальд опять напрягся. Он перелистывал свою память… а ведь он мог ею гордиться – там хранилось множество саг и своих, и чужих…
Незнакомец еще подождал несколько секунд, давая возможность Сказителю перерыть свое подсознание, а потом спросил:
– Ну как там раны моего молодого тела?
Как молотом Тора ударило скальда. Посох дрогнул в его руках, а глаза округлились. От неожиданной догадки скальд выпрямил спину, вытянувшись в струну.
– Сиг…
– Не надо! – грубо прервал его человек. – Этого имени больше не существует. Можешь называть меня Мертвяк.
– Но как? Мертвяк… это по-словенски…
– Мертвый! – закончил за него Сигурд.
Примечания
1
Петли – приспособление в виде затягивающейся петли для ловли птиц и мелких животных.
(обратно)2
Шибайло – буян, драчун.
(обратно)3
Чвахлай – невежда, незнающий.
(обратно)4
Головник – убийца, преступник.
(обратно)5
Бродники – вольные разбойники, от слова бродить – искать добычи.
(обратно)6
Бздых – вонючий зверек, хорек, здесь как ругательство.
(обратно)7
Яшник – пленник.
(обратно)8
Елань – обширная лесная поляна.
(обратно)9
Юрить – суетиться.
(обратно)10
Лядь – злой дух.
(обратно)11
Блядишь – врешь, изворачиваешься.
(обратно)12
Уды – конечности.
(обратно)13
Калита – походная сумка из грубой ткани.
(обратно)14
Мошна – сбережения, здесь казна.
(обратно)15
Заклад – форма долговой зависимости.
(обратно)16
Головник – преступник, убийца; тать – ночной вор, убийца.
(обратно)17
Порекло – прозвище.
(обратно)18
Лемби – черт, нечисть.
(обратно)19
Нойда – волхв вепсов.
(обратно)20
Хиден – священная роща вепсов, где проводятся священные ритуалы.
(обратно)21
Ярило – бог солнца в древнеславянской мифологии.
(обратно)22
Живот – жизнь.
(обратно)23
Лесовик, лесной хозяин, лохматый – леший.
(обратно)24
Вено – выкуп за невесту.
(обратно)25
Рало – соха.
(обратно)26
Треба – жертва, приношение.
(обратно)27
Неведрие – пасмурность, ненастье.
(обратно)28
Кудеса – волшебство, отсюда часто знающих в травах и обрядах людей именовали кудесниками.
(обратно)29
Вислена – женщина легкого поведения.
(обратно)30
Коваль – кузнец.
(обратно)31
Рюмить – плакать, отсюда, кстати, и слово рюмка – сосуд для поминальных слез.
(обратно)32
Тиун – управляющий хозяйством.
(обратно)33
Возгряи – сопляки, от возгри – сопли.
(обратно)34
Стол – княжеское место, отсюда – престол.
(обратно)35
Ошуя – левая рука.
(обратно)36
Зламышник – злое замысливший, соглядатай.
(обратно)37
Браниться, от слова брань – сеча, битва.
(обратно)38
Смерды – свободное сельское население.
(обратно)39
Люди или смерды – так на Руси называли все свободное население, облагаемое налогами/данью. Отсюда и полюдье.
(обратно)40
Сырец – необработанная железная руда.
(обратно)41
Свеи – шведы.
(обратно)42
Кат – палач.
(обратно)
Комментарии к книге «Сокрушая врагов», Александр Валентинович Тестов
Всего 0 комментариев