«Горсть песка-12»

Белоусов Валерий Иванович Горсть песка-12

«Разве я взялся писать историю войны? Нет. Моя цель- правдиво рассказать, что переживали её участники»

Приписывается капитану 2-го ранга Семёнову.

На экране- оскаленная морда разъярённой немецкой овчарки. Собака рычит, хрипит, с клыков срываются хлопья пены…сейчас бросится прямо на зрителя. Камера опускается…под ногами тяжёлый, серый песок. В поле зрения появляется рука — в довоенной командирской форме, на рукаве — красная звезда политрука…Окровавленная ладонь зачерпывает полную горсть — и внезапно песок с размаху летит в оскаленную собачью морду, в налитые кровью глаза, в распахнутую пасть. Ошеломлённый пёс, ослепленный, обескураженный- чихает, мотает головой…ярости у него явно поубавилось…Затемнение.

Часть первая. Накануне

Возникает музыка- бодрая, строевая песня…:

«Если завтра война, если завтра в поход, Если тёмная сила нагрянет, Весь советский народ как один человек, За Советскую Родину встанет…»

На экране — довоенные фотографии: «Праздник окончания учебного года», «Пионеры выезжают в лагерь», «Колхозники на сенокосе», «Красноармейцы строят стадион»….голос за кадром.

Автор: Когда я смотрю на последние дни- да что там, дни- последние минуты той счастливой, яркой, весёлой жизни- которая осталась такой в памяти тех, кто выжил- радостным праздником…О котором потом с тоской вспоминали- как же хорошо мы жили ДО ВОЙНЫ…мне хочется закричать, закричать во весь голос- люди! Опомнитесь! Неужели вы ничего не видите!

Вот- 2-ая батарея 60 — см чудовищных гаубиц «Карл Герат» 833 тяжёлого артдивизиона особой мощности, на позиции, ждёт часа «Ч». Перед орудием- командующий артиллерией генерал-майор фон Кришер. Карту разглядывает. Чем-то озабочен…

Вот- генерал-лейтенант Фриц Шлипер в последний раз перед боем осматривает расположение 133 пехотного полка своей 45 пехотной дивизии. Особенно ему нравятся огнемётчики, смотрите, как доволен…

Вот- трактор катит целый поезд из тележек с бомбами по аэродрому Бяла-Подляска…

Вот «панцер-цуг»- бронепоезд?28, на станции Тересполь, видите- на платформах трофейные французские танки «Сомма С-35«…ему сейчас спешно меняют колёсные тележки на широкую русскую колею. а весельчак — обер-лейтенант Эдвард Сееле уже прикрепил к борту бронетепловоза «ЦЛ-2» табличку с вагона поезда «Берлин-Москау»

Вот- сапёры 1-го понтонного парка 1-го саперного полка, согнувшись, уже подтаскивают к Бугу надувную лодку…

А вот и будущие авторы ещё не написанных, но уже наиправдивейших и в будущем любимейших дэмократической белорусской интеллигенцией книг о ещё не начавшейся войне- журналисты из «Ди вермахт» и «Дойче Вохеншау» — напоследок оптику проверяют…смотрят сквозь объектив на Буг и чёрно-кирпичную крепость за ним…

Неужели никто этого ничего не видел? Не замечал? Или видели? И всё понимали? Но почему, почему…Почему всё произошло именно так, как произошло? И не могло ли быть — иначе?»

На экране- изображение меняется…экран светлеет, наливается красками…та же самая картина- Буг и теперь уже- красно-кирпичная крепость (в дальнейшем- всё. что было НА САМОМ ДЕЛЕ- будет врываться короткими черно-белыми вставками, стилизуясь под архивные фото…а наша версия — будет цветной…)

(Цветное. Пролог. Первая развилка истории)»21 июня.3 часа 18 минут. Москва, улица Малая Лубянка, дом 2, кабинет 308.

В сущности — небольшая комната, стены до высоты человеческого роста покрыты шпоном под дуб, Т-образный стол, сбоку от него- приставной столик с десятком разнокалиберных телефонов, один из них белый, с государственныи гербом Союза СССР вместо диска. На стене- карта СССР, выше неё- портреты Сталина и Дзержинского- рядом, одинакового размера.

За столом- на котором расстелены простыни сетевых план-графиков, полноватый мужчина, в пенснэ…Вот он, сталинский кровавый палач, изверг рода человеческого- самолично Берия Лаврентий Павлович!

Берия в белой рубашке с засученными рукавами- открытые сильные руки, против ожидания, не в крови Мандельштамма, а попросту покрыты густым чёрным волосом…Вообще, кровавый палач больше похож на главного инженера Уралмашзавода в конце квартала…замотанный, до предела уставший…

За спиной изверга диван- на котором, как всем дэмократическим интеллигентам известно, указанный монстр насиловал первоклассниц…

Вместо первоклассницы там сейчас — мирно похрапывает начальник Особого Отдела РККА тов. Абакумов- так похрапывает, что стёкла оконные дрожат…Даже не разделся, только сапоги снял и ворот гимнастёрки расстегнул.

Берия говорит по телефону: «Слюшай меня внимательно, Богданов…если верить твоей закордонной агентуре, то прямо на тебя прёть неисчислимая вражья сила и не сегодня — завтра война…С кем война, слюшай? С Гитлером война? Богданов, ты что думаешь, Гитлер дурак? У них же боеприпасов во всей Германии по нормам империалистической войны на три месяца активных боевых действий запасено! Неужели же ты думаешь, что Гитлер- хоть и фашист, но умный, сволочь усатая- всерьёз полагает НАС победить за три месяца?

— А вот это да! Правильно мыслишь, Богданов. Исключить масштабную провокацию — нельзя…даже без ведома Гитлера! Просто его генералы возьмут и соберутся- помнишь, как мерзавец Тухачевский собирался? А кому выгодно военное противостояние Союза ССР и Германии? Правильно, Англии. А англичанам сегодня — довольно кисло…Так что, Богданов, хватит тебе скучать в Минске…нет, не выедешь. А вылетишь! У тебя же 11-ая пограничная эскадрилья под боком! Сегодня, сейчас же в Брест. Время сейчас- дороже всего! Каждый час на счету!

Разберись там, и в случае чего- действуй по боевому! Захотят прощупать нас немцы — как япошки на Хасане- смотри, чтобы не повторилась позорная история с Заозёрной…Ну, ты ведь там был, знаешь, как всё на самом деле было…Верю. Надеюсь на тебя.

Да, Богданов, у меня есть личная просьба… У Меркулова в Бресте человек один…ага, сержант НКГБ Лерман…из моего партпризыва. Чистил ежовские авгиевы конюшни…начальство его хвалит. Но атаковал меня рапортами, понимаешь- хочет Лерман служить в погранвойсках! Романтик, слюшай…Начальство его не отпускает, говорят- прирождённый опер…Так ты, ежели будет время, вызови его- спроси, зачем в войска хочет, над чем сейчас работает…приглянется- забирай! Ну ладно. Звони сегодня в 22 часа. Отбой!»

Берия положил трубку, потёр виски…вычеркнул несколько квадратиков на графике…не оборачиваясь, крикнул: «Просыпайся, Красная Армия, непобедимая и легендарная! Хорош дрыхнуть! Совещание через десять минут!»

Абакумов — мгновенно перестав храпеть, потягиваясь и сладко, выворачивая челюсть зевая: «А я не спал, товарищ Берия!»

Кровавый палач: «Как не спал, слющай? Я тебе что приказывал? Спать сорок минут, а он не спал! Вот так мои приказы выполняются! Никто меня не любит, никто меня не уважает! Всё Хозяину расскажу!»

И кровавые монстры дружно хихихают…

(Голос за кадром- согласно приказу Берии, по мнению дэмократической интеллигенции, слепо верившего в нерушимость союза с Гитлером, в РЕАЛЬНОСТИ на границу в последний мирный день был отправлен не только Начальник войск Белорусского Пограничного округа генерал-лейтенант Богданов И.А…но и начальник Главного Управления Пограничных и конвойных войск НКВД СССР генерал-лейтенант Григорий Григорьевич Соколов, встретившие войну в Беларуси, на направлении главного удара…Только вот в реальности выехавший на поезде в Минск Соколов прибыл в 87 погранкомендатуру ВЕЧЕРОМ 21 июня — и мало что успел сделать…Кроме того, что поднял по тревоге героических пограничников- которые и так не проспали бы!)

21 июня 1941 года. 6 часов утра. Брест. (Черно-белое)

На плацу — утренняя зарядка красноармейцев…Голые по пояс, загорелые, стриженные под ноль ребята…Подтягиваются, делают подъём с переворотом…обычное утро. На этом фоне —

За кадром:

Из спец- сообщения ГРУ: «По всей границе, начиная от Балтийского моря до Венгрии, проводятся усиленные рекогносцировки немецкими офицерами наших границ. О предстоящей войне между Германией и Союзом ССР немецкие офицеры и солдаты говорят совершенно откровенно, как о деле, уже решенном…Немецкие солдаты, со слов своих офицеров, утверждают, что захват Украины немецкой армией якобы обеспечен изнутри работающей на территории Союза ССР пятой колонной. С 10 по 20 число текущего месяца германские войска двигались на восток через Варшаву беспрерывно в течение как ночи, так и днём. Из-за непрерывного потока войск останавливалось всё движение на улицах. По железным дорогам в восточном направлении идут составы, гружённые главным образом тяжёлой артиллерией, грузовыми машинами и танками. Производится подготовка переправочных средств через реку Буг. Население из пограничной зоны немцами выселено»…

21 июня 1941 года. 6 часов 08 минут утра. Минск. Кабинет командующего ЗапОВО генерала армии Павлова. В кабинете — начальник штаба округа генерал-майор Климовских.(Черно-белое)

Павлов говорит по телефону ВЧ (телефон белого цвета, без наборного диска) «Нет, товарищ Сталин. Это полная ерунда. На границе — как никогда спокойно…Я полностью контролирую ситуацию. На любую провокацию- не поддамся. Граница на замке! Не беспокойтесь, товарищ Сталин, глаз не смыкаем…Служу Трудовому Народу!»

Обращаясь к Климовских- потрясает схваченной со стола бумагой — «И ты хочешь, чтобы я доложил ОБ ЭТОМ Хозяину? Какой-то Осташенко Фе — А, какой-то сраный полковник…не нравится ему, видите ли, что в крепости Бреста НЗ всех видов сложены, удручает его, видите ли, что личный состав скученно размещен…Да кто он такой? Замкомдива 6 стрелковой? А геморрой в… пояснице его не беспокоит? Тебе что, делать с ним больше нечего? Или тебе что, звёзды в петлицах тяжело носить стало? Пошёл ты на…Вон из моего кабинета, и больше с ЭТИМ ко мне не ходи!»

21 июня 1941 года. 6 часов 09 минут утра. 3 погранкомендатура 17 Краснознамённого Брестского погранотряда.

Комендант Западного острова ст. л-т НКВД А.С. Чёрный. Собеседник- начфизподготовки 17 КПО л-т Сергеев А.П.(Черно-белое, постепенно, плавно, переходящее в Цветное. Вторая развилка истории)

Слушай, Саша…что-то мне очень не нравится эта тишина…всю неделю соседи по берегу шастали туда-сюда, туда-сюда, фотографировались, тур-р-ристы…а сегодня- как вымерли…Вот так же и на Хасане было-перед началом…Ты со своими спортсменами всё закончил? Знаешь, не распускай их на сегодня…займи их чем-нибудь…ничего, в баню завтра сходят…а мне дополнительные 50 человек не помешают — ведь лучшие стрелки со всего Белорусского погранокруга собрались! И знаешь что- в случае чего- давай их к старому деревянному мосту…ага, тот что к крепости…а кто у нас победитель по разряду ручных пулемётов? А, старший сержант Минин…а его на вал- там круговой обстрел…»

21 июня 1941 года. 9 часов 07минут утра. Цитадель. Столовая 455 стрелкового полка. Завтрак (Черно-белое)

За столом- красноармейцы, среди них — около половины азиатских лиц…слышна таджикская и туркменская речь…На столах- горки хлеба, нарезанная колбаса в мисках…(Голос за кадром- Я никогда бы не поверил, что у красноармейцев на завтрак на столах в мисках стояла нарезанная колбаса- но таковы воспоминания очевидцев…Вот до чего кровавый Сталин довёл Красную Армию!) Красноармеец 7- ой роты Огородников — «Товарищ старшина, а молодые картошку не едят, она — говорят, с салом! Есть, провести партполитработу среди личного состава! Эй, бабай, ну-ка, давай наворачивай! Во, видал у меня? Поговори ещё! Устав Внутренней службы теперь твой шариат!»

21 июня 1941 года. 9 часов 08 минут утра. город Брест. 60-тый железнодорожный полк НКВД (Черно-белое)

Лязгая сцепкой, на станцию прибыл грузовой состав с Запада…в составе- несколько металлических высоких полувагона 7,72 метра, нагруженных углем…

(Экран светлеет, изображение переходит в Цветное. Третья развилка Истории)

Из привокзального туалета выходит, подтягивая на ходу портупею, младший политрук Черкалин…Прибыл на окружные спортивные соревнования, которые должны начаться в воскресенье…Проходя мимо вагона с углем — вспрыгивает на тормозную платформу- подтягивается, заглядывая в вагон…Молодой он, силу девать некуда…

Мимо проходит пограничный наряд. Старший наряда, сержант Турсунбаев, отдаёт честь и спрашивает: «Забыли что нибудь, товарищ политрук?»

Черкалин спрыгивает, смущённо отряхивает ладони…»Просто интересно. чего это немцы нам наш же донецкий уголёк поставлять стали?»

Сержант не понимающе морщит лоб под зелёной фуражкой- «Почему наш же?»

Черкалин уверенно отвечает- «Да как же не наш? Именно наш, донецкий, настоящий антрацит…»(Голос автора- И он глубоко ошибается- антрацит был как раз именно немецкий, из самого Рура…)

Пограничник с сомнением качает головой…»А и в правду, зачем? Ну-ка, Сергеев, наверх. Проверь, что там за уголёк…»

Один из рядовых пограничников мигом заправляет под подбородок ремень фуражки, забирается на вагон и — достав из-за сапога шомпол, начинает раскапывать сверху уголь. Затем щупает шомполом- «Товарищ сержант, да тут что-то…твёрдое, под углем…»

Сержант скидывает с плеча ППД — «Ну, неужели контрабанда? Молодец, боец- считай, отпуск ты себе заработал!»

Но это оказалась не контрабанда…

Распахивается, как дверь, стенка вагона — и из образовавшейся ниши на гравий возле путей выскакивают, как чёртик из коробочки, четверо в форме командиров РККА. Первый из них проводит классический маваши-гири в голову ближайшего пограничника, но тот, против ожидания, текучим, неуловимым движением уклоняется от удара, захватывает конечность нападавшего, и по всем правилам боевого самбо с сопением выворачивает…слышен хруст кости…другой из диверсантов бросается на Черкалина и с размаху бъёт его широким клинком в район печени…но тот уворачивается — и проводит классический хук с левой…на гимнастёрке чемпиона СКА по боксу в полутяжёлом весе вспухает багровая полоса, а нокаутированный падает навзничь, со звоном ударяясь затылком о рельс…Турсунбаев вздёргивает ствол и короткой, в три патрона, очередью прошивает третьего неизвестного, а Сергеев, спрыгнув прямо с вагона на плечи четвёртого, всаживает тому шомпол глубоко в левое ухо…неизвестный дёргается и затихает…Вся схватка продолжается от силы 5–6 секунд…(Голос за кадром- Вы можете не поверить- но именно ТАК дрались в НКВД).

Турсунбаев — «Ну хорошо, что хоть одного взяли…эк Вы, товарищ политрук, неаккуратненько приложили…все рельсы мозгами забрызгали…А это кто такой красивый на нас наехал-то? Ну-ка, Петренко, покрути ему ручку…ага, сломанную…»

Но захваченный нарушитель госграницы поднимает целую руку и злобно шипит: «Не трэба, кляты москалики…усё повидаю…я с Бранденбургу…»

(Мгновенная черно-белая вставка…разбитый вокзал, перрон, усеянный битым стеклом…у забора- расстрелянные раненые, с промокшими от крови повязками- Черкалин, Сергеев, Турсунбаев…)

Накануне. День.

За кадром- звучит песня:

«Расцветали яблони и груши, Поплыли туманы над рекой… Выходила на берег Катюша, На высокий, на берег крутой…»

Город Брест. 13 часов…

(Чёрно-белое). Мирные улицы тихого советского города…

Суббота- рабочий день, поэтому в Брестском Обкоме проходит партхозактив- расширенный пленум областного комитета ВКП(б). В зале- руководители районов, председатели колхозов, директора заводов, многие из них в военной форме без знаков различия.

(Голос за кадром) Из протокола Пленума: Первый секретарь обкома тов. Тупицын на вопрос, существует ли угроза войны, отметил напряжённость международной обстановки и призвал к бдительности. При этом он потребовал от актива не вести о грядущей войне открытых разговоров и не проводить каких-либо открытых мероприятий, которые могут обеспокоить население.

На вопрос участников пленума- об отправке семей из Бреста на Восток Тупицын ответил, что этого делать не нужно, чтобы не вызвать нежелательных настроений…

ТИТРЫ. Из спецсообщения НКГБ БССР в НКГБ Союза ССР: «Немецкие войска на брестском направлении заняли исходное положение…Агент по пути к границе лично наблюдал большое скопление войск- в Тересполе- две пехотные дивизии, прибывшие из Австрии»

Камера перемещается на улицы- парк имени 1 мая…девушки гуляют парами, высматривая кавалеров…а вот и они! Мимо парка марширует рота красноармейцев из 333 СП, лихо, с песней:

«Полыхают дальние зарницы, Злые тучи ходят у границ. Днём и ночью у границы Не смыкаем мы ресниц!»

В руках красноармейцев- банные веники, шайки, бельишко…суббота ведь! В РККА- парково-хозяйственный день.

Управление НКГБ БССР по городу Брест. 13 часов 22 минуты…(Цветное. Четвёртая развилка Истории)

В уютной комнатке с весёленькими, в цветочек, обоями (единственная примета казённого дома- стальной сейф. И ещё — на стене портрет Л.П. Берии в форме комиссара ГБ) — мирно беседуют за широким письменным столом задержанный на вокзале диверсант и оперуполномоченный, сержант ГБ Исаак Лерман- с усиками мушкой, лысенький, в очках в черепаховой оправе с толстенными линзами…

Бандит визгливым, истеричным голосом почти кричит: «Пан не зрозумие!! Я с Бранденбургу!!»

Лерман, отмахиваясь от него как от назойливой мухи, очень ласково: «Та всегда пожалуйста, хучь из Жмеринки… Ви, пане, главное, так сильно не турбувайтесь…расслабьтесь, водички холодненькой вот ещё выпейте…Шо, ручка болит, морда Ваша петлюровская? Ничем, к сожалению, сейчас Вам помочь не могу…Потому как согласно Указа уголовные дела о шпионах, диверсантах и террористах рассматриваются в течении 24 часов- а четыре часа уже ж таки прошли! Куда ж Вас, дорогой Ви мой, ещё и к доктору? Ведь ещё и Особое Совещание собрать нужно, и протокол оформить…Не успеваем мы с Вами до конца рабочего дня- ведь он сегодня сокращённый! А, извините за нескромность, когда же ж Вашу могилу копать? Тоже ж ведь время нужно…Так что давайте без лирических воспоминаний детства, а попросту объясните мне, тупому жиду пархатому, отчего же ж именно мы именно Вам путёвку в Могилёвскую губернию выписывать не должны? Дело-то насквозь ясное, взяли Вас в красноармейской форме, с оружием в руках, и весь Ви мне такой неинтересный…всё-всё-всё, ничего не хОчу слушать…ой же Вы какой настырный, ну прямо второгодник Вовочка. ну ладно, ладно, встаньте уже с колен…шо Ви это себе позволяете, я же не злодей- я, вообще, человек штатский, минский учитель истории… в прошлом учебном гОде был…ну хорошо, хорошо…пяток минут у нас с Вами ещё есть…сейчас я вернусь, погодите…»

Лерман выходит в коридор, заглядывает в соседнюю комнату — там за пишущей машинкой барышня с наушниками на пергидролевых кудряшках: «Машенька, так Ви себе уже готовы? Там у меня клиент, слава труду, кажется, конкретно потёк…»

(Мгновенная черно-белая вставка…У открытого сейфа- куча бумажного пепла…камера останавливается на клочке обугленного картона — с черным шрифтом «Сов. секр…«…за сейфом- сидя на полу, прижавшись спиной к стенке с кровавым пятном за затылком- Лерман прижимает к себе левой рукой пишбарышню с запекшейся кровью у кудрявого белокурого виска, в правой руке- крепко сжат наган…На мёртвых губах оперуполномоченного- улыбка. Всё успел сделать, точно по инструкции…)

Брест. Штаб 17 погранотряда. 15 часов 01 минута.

(Цветное. Пятая развилка Истории)

Начальник войск Белорусского Пограничного округа генерал-лейтенант Богданов И.А. «Продолжайте, товарищ Лерман…Что ещё показал этот Сталкеревич?»

Лерман (строгий, подтянутый, совершенно не похожий на того типичного «ботаника», что был в кабинете- даже вместо очков- пенснэ без оправы, как у Лаврентия Павловича): «Слушаюсь…по показаниям задержанного агента службы «Абвер», главной задачей ближайших суток, предшествующих нападению Германии на Советский Союз, для указанной разведгруппы являлись мероприятия по блокированию средств проводной связи, в том числе Бодо и ВЧ. Другими задачами являлись: уничтожение ком и политсостава Красной Армии, проживающего в городе Брест, не допущение по большому сбору или тревоге указанных лиц в расположение своих частей. В первую голову это касается лётчиков, танкистов, старших командиров РККА. После начала боевых действий- ставилась задача уничтожение и подмена дорожных указателей, организация дорожных заторов, направление транспортных колонн РККА в неверном направлении. Соединение с войсками немецкого вермахта планировалось в 18 часов 23 июня сего года в районе реки Ясельда. Так точно, широко шагают…

Далее. Как показал задержанный Сталкеревич, заместителем начальника отдела -2 службы «Абвер» оберст-лейтенант Штольц Эдуард лично дал указание руководителям украинских националистов, германским агентам МЕЛЬНИКУ и БАНДЕРЕ организовать сразу же после нападения Германии провокационные мятежи на Украине, с целью подрыва ближайшего тыла советских войск, а также для того, чтобы убедить международное общественное мнение о происходящем якобы разложении советского тыла. Задержанный показал, что ему известно, что якобы подготовкой мятежа в городе Львов занимается его близкий знакомый, начальник разведки украинских националистов некто СУШКО.

Также задержанный показал, что германская агентура в ближайшее время имеет задачу захватить железнодорожный тоннель и мосты близ города Вильно, а германские диверсионные группы имеют задачу в ночь на 22 июня захватить мосты через реку Двина, причём должны удерживать их до подхода немецких войск

Сам задержанный подчиняется полковнику вермахта Лахузену и является добровольным помощником в первой роте, в так называемой роте «Нихтигаль»- это «Соловей», по- русски- так как личный состав из украинских националистов очень любит петь хором…так точно…прямо хор Пятницкого… в специальном полку «Бранденбург-800».

В Брест заброшено, по его сведениям, 30 парашютистов из указанного полка и от 45 до 90 бывших подданных Польши и Прибалтийских государств (украинцев, литовцев, латышей, эстонцев). Указанные подразделения расписаны по 25 конкретным объектам. В частности, подразделение 2-А-зет, в состав которого входил задержанный, должно было подняться на чердак жилого дома?3 ДНС гарнизона Бреста и в 4 часа 22 июня по берлинскому времени преступить к физической ликвидации проживающих там командиров и членов их семей, включая женщин и детей. Не знаю — зачем детей, товарищ генерал…Логика врага мне не понятна. Есть, лучше учиться.

Далее. Все военно — служащие полка «Бранденбург» из бывших зарубежных немцев, свободно владеют русским языком. Подразделение оснащено по штату предметами обмундирования и вооружением Красной Армии…»

Богданов: «Надо же, какие аккуратисты…»

Лерман: «Виноват, но вот немецкая аккуратность их и подведёт…Обратите внимание, товарищ генерал, вот это красноармейская книжка одного из задержанных…сделана очень профессионально, на отличном полиграфическом уровне, с соблюдением всех требований к удостоверениям личности военно — служащих…У наших командиров — точно такая же…почти…а вот только скрепка у нас- из стальной проволоки. Когда долго носишь удостоверение в кармане- от пота, воды- скрепка чуть пачкает ржавчиной бумагу…а у шпиона- скрепка из стальной НЕРЖАВЕЮЩЕЙ проволоки. И бумагу ничуть не пачкает! Так точно, прямо клеймо на лбу — я шпион!»

ТИТРЫ. Спецсообщение погранвойск НКВД БССР: «В полосе 10 Армии группа диверсантов перешла госграницу. Из них- 2 убито, 2 тяжело ранено, 3 — украинские эмигранты- захвачено в плен…»

Бресткая крепость. Северный остров. ДНС 5. 15 часов 48 минут. (Цветное. Шестая развилка Истории)

На стадионе рядом с домом — красноармейцы, в одинаковых синих майках, одинаково наголо стриженные- азартно гоняют футбольный мяч…У входа в подъезд на лавочке, сидят мальчик в коротких штанах, с перекрещенными за спиной помочами, и девочка в панамке, в белом сарафане…

Мальчик важно произносит- «А у меня в кармане гвоздь!»

Девочка почти в рифму отвечает — «А у нас на крыше гость!»

Мальчик: «Какой ещё гость?»

Девочка: «Военный, какой же ещё! Мы с мамой на чердак лазили бельё вещать, а он там сидит. Мама сначала его испугалась, а потом говорила и смеялась…а он мне пуговку подарил. Вот, смотри, с буковками…»

Мальчик внимательно осматривает подарок, и морщит лоб: «А буковки-то не русские…»- и решительно отбирает пуговку у сестрёнки.

Та ревёт: «Отда-ааай, отда-аай, моя пуговка!»

В этот момент у подьезда, скрипнув тормозами, останавливается трёхосный ЗиС-5, в кузове которого — пограничники в зелёных фуражках, с АВС-36 в руках…Дверца кабины распахивается, и Лерман ласковым голосом спрашивает- «Детишки, вы случаем не здесь живёте?»

Мальчик подходит поближе и грозно насупив белесые бровки, чётко, по-военному, командным голосом отвечает: «Мы Вам не детишки, а дети капитана Прохоренко!» А потом не менее сурово спрашивает: «А Вы кто такой будете?» Внимательно, сопя, изучает протянутое ему удостоверение…поднимает глаза на петлицы и бело-зубо улыбается- «А, понятно. ЭН-КА-ВЭ-ДЭ?»

Лерман с доброй улыбкой: «Ну, почти угадал…»

Мальчик: «Тогда, дяденька, вот что я Вам скажу…»- и что-то шепчет на ухо внимательно слушающему командиру…

Лерман внимательно изучает пуговку, которую сжимала горячая мальчишечья ладонь, и задумчиво произносит: «Это, кажется, мы удачно зашли…Взвод, к машине! А вы, детишки, ну-ка, бегите вот к стадиону, футбол посмотрите…»

(Мгновенная черно-белая вставка…Темный коридор…Распахнутая, полусорванная с петель дверь…Женщина в наброшенном наспех халате, в руках — детские вещи — в луже крови на полу…последним движением пытается прикрыть собой маленькую девочку, в глазах которой — остановился смертный ужас)

Брест. Обком ВКП(б). 18 часов 19 минут. Кабинет первого секретаря обкома. (Цветное)

Докладывает начальник областного Управления НКВД БССР старший майор Фрумкин«…тогда оставшийся в живых нарушитель госграницы выпрыгнул с чердака во двор дома, где и был ошпарен с ног до головы крутым кипятком женой капитана РККА тов. Шепелева, которая в этот момент собиралась замочить в тазу верхнюю одежду мужа, благодаря чему указанный нарушитель и был без сопротивления задержан опергруппой «соседей», то есть Управления НКГБ БССР.

Выпотрошенный…извините, спешно допрошенный с применением методов физического воздействия, разрешенных Постановлением ЦК ВКП(б) в отношении шпионов, диверсантов и вредителей, задержанный Крутывусенко подтвердил, что 22 июня, в 4 часа по берлинскому времени, на участке Брест немецкими войсками будет совершено массированное нападение, с применением танков, артиллерии и авиации.

Доклад закончен.»

Первый секретарь обкома тов. Тупицын (задумчиво вертя в руках пуговку с иностранными буковками): «Мда-а…Как они с пуговкой — то прокололись, а?»

Фрумкин, озадаченно: «Так ведь не прокололись, товарищ Тупицын! На форме как уничтоженных террористов, так и на форме задержанного живым, все пуговицы носят отечественную маркировку. Экстренной проверкой, с привлечением работников Особого отдела 6 стрелковой дивизии, нам удалось установить, что с женой тов. Прохоренко на чердаке разговаривал привлечённый на учебные сборы приписного состава уроженец и житель Кишинёва рядовой Кроликяну. На рукавах гимнастёрки и на ширинке бридж Кроликяну действительно обнаружены самовольно пришитые последним не уставного образца пуговицы с латинской маркировкой. Спешно допрошенный с применением методов физического воздействия, разрешенных Постановлением ЦК ВКП(б) в отношении шпионов, диверсантов и вредителей, задержанный Кроликяну показал, что посетил чердак ДНС?5 с целью, как он заявил, сбора сувениров. При обыске в его вещевом мешке найдены женские панталоны с начёсом 58 размера и бюстгальтер размера номер 5, уверенно опознанные женой капитана РККА тов. Шепелева как принадлежащие ей личные вещи…Причастность Кроликяну к иностранным разведкам в настоящее время отрабатывается. Негодяй уже дал признательные показания о связях с румынской Сигуранцей, а также с разведками хортистской Венгрии, царской Болгарии и феодального Великого княжества Лихтенштейн…но о нападении Германии на Союз ССР Кроликяну ничего не знает!»

Генерал Богданов: «Ну, с этим…Кроликом бессарабским — мне лично всё ясно…но вот меня очень беспокоят показания задержанных бандитов…Неужели широкомасштабная провокация, как на Халхин-Голе? Что, связи с Округом до сих пор нет? А по линиям НКПС? Тоже нет? А по радио? Как это три месяца нет кодов? Не утвердили? И кто не утвердил — тов. Павлов лично? Ни ху. чего себе…Тов. Фрумкин, мне кажется, тут есть где поработать Вашему ведомству…Но что же делать-то, а? Разве, задействовать шофёров? А! Была — не была! Под мою ответственность…Пусть нежненько потрогают супостата за вымя…»

Тупицын (решительно): «Пишите письменный приказ, товарищ генерал! Я, как ЧВС, тоже подпишу.»

(Чёрно-белое.). Кобрин, около 19 часов. Командующий 4-ой Армией через Пинск сумел дозвонится до штаба Округа. Просит начальника штаба Округа Климовских дать разрешение выаести на боевые участки хотя бы дивизии гарнизона Бреста. Получает отказ.

«Подписано, так с плеч долой!» — и Коробков с начальником штаба Армии Сандаловым отправляются на спектакль Белорусского театра оперетты «Цыганский барон». Тем временем Член Военного Совета Шлыков и нач. отдела политпропаганды уезжают в Брест- на концерт артистов Московской эстрады…

(Черно-белое). Минск. Около 20 часов.

Командующий Западным Фронтом (не Округом, а со вчерашнего дня-Фронтом) генерал армии Павлов — не на фронтовом ГКП, а в Минском окружном ДКА- наслаждается опереттой «Свадьба в Малиновке»…

Рядом с ним — первый заместитель командующего генерал-лейтенант Болдин И.В. Оперетта нравится, особенно веселит зрителей Попандопуло…

Неожиданно в ложе появляется начальник разведотдела штаба Западного Фронта полковник С.В. Блохин. Наклоняется над ухом Павлова, что-то шепчет…

Павлов: «Что за ерунда! Этого не может быть!»

Начальник разведки удаляется.

Наклонившись к Болдину, Павлов вполголоса: «Чепуха какая-то…Разведка сообщает, что на границе якобы очень тревожно. Немецкие войска якобы приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы. Слушай, сделай что-нибудь с этим паникёром, чтобы он не мешал мне больше!»(Голос за кадром. Этот диалог взят из опубликованного допроса арестованного 7 июля 1941 года Павлова и показаний свидетеля Болдина).

Крепость Брест. Западный остров. 20 часов. (Черно-белое, плавно переходящее в цветное)

Солнце уже садится…Школа шофёров погранвойск округа. (Голос за кадром: «Никто ничего не знает о этой школе — расположенной на самом краешке советской земли, с трёх сторон окружённой сопредельной территорией. Только выжившие свидетели героической обороны крепости в один голос вспоминают- что не было в этой школе ни гаража, ни автодрома, ни учебных автомобилей…видимо, злобный сталинский режим заставлял будущих шофёров учиться исключительно по картинкам…А когда ранним утром на Западный остров ворвался немецкий штурмовой отряд, втрое превышавший по численности личный состав школы- фашисты все до единого- были уничтожены в рукопашной схватке безоружным шофёрами…вот такая была интересная школа…)

Начальник школы шоферов, воентехник Безуглый с интересом рассматривает мокрого до нитки немецкого унтер-офицера…Картина заслуживает внимания- на связанном, мычащем сквозь кляп, выпучившим глаза немце- кайзеровский шлем с пикой!

Безуглый, на секунду прервав созерцание, любопытствует: «Ну и где же, бойцы, вы этого клоуна отловили?»

Старший из двоих курсантов-шофёров, Михаил Мясников, невысокий крепыш в комбинезоне, вытаскивает из нагрудного кармана мокрый зольдатенбух: «Там их трое было- расчёт MG-34. Аккурат на нас направленный, у отметки пкт 145…Солдатиков мы от греха притопили, а старшенького — на наш берег…Полиции пограничной на сопредельной стороне уже нет, блокпост пустой, то-то собаки немецкие второй день не лают…А вообще, немцев в прибрежных кустах- как грязи. Сапёры лодки подтаскивают, вот здесь и здесь…Окопы немцы не роют, стоят биваком…и вроде, у них не иначе как партсобрание- офицеры личному составу что-то вслух зачитывали…»

Безуглый: «Добро. Так, ребятки, кликните из канцелярии Немца и несите скорее горячий утюг — видите, совсем наш гость продрог, надо ему форму подсушить…Нет, прямо на нём сушить будем…Ой, чой-то он головою затряс…Не хочешь утюга, да? Разговаривать будешь, камрад? О, да ты и социал-дэмократ, к тому же? Гитлер капут, говоришь? Ну и ладненько. Отставить утюг. Немец, давай переводи…»

(Черно-белое) Город Брест. Парк 1 мая. 20 часов 10 минут…

«Утомлённое солнце Нежно с морем прощалось… В этот час ты призналась, Что нет любви…»

Обаятельная блондинка, в шифоновой белой блузке, юбке-клёш, с причёской, как у Марики Рокк, доверчиво прижимается к плечу младшего лейтенанта Бори Элькина — молодого красного командира в форме танкиста — изумительного стального цвета (Голос за кадром. Я знаю, что эта форма тогда была уже отменена-но по воспоминаниям очевидцев, отдельные несознательные командиры продолжали вне строя её донашивать- уж больно она стильно выглядела)…Красивая пара…Девушка грустна…»Эх, мивый, мивый…коханий…ведь завтра вОйна…закатуют тЭбья..» Кавалер в остолбенении смотрит в её затуманенные слезой голубые глаза…

(Черно-белое). Кобрин. Дом Красной Армии. 20 часов 12 минут.

На сцене- приключения, любовь, цыгане…в зале- половина зрителей- в форме. Коробков с Сандаловым в отдельной ложе. Что-то нервничают. Наконец, Коробков не выдерживает: «Слушай, Сандалов, пойдём-ка в штаб….»

(Цветное). Крепость Брест. Остров Пограничный. Штаб 3-ей погранкомендатуры.20 часов 14 минут

Докладывает начальник 9 пограничной заставы, лейтенант Андрей Митрофанович Кижеватов: «Таким образом, численность личного состава достигла 152 человек, что на треть больше, чем по штату, из них сверхсрочнослужащих, отслуживших к 1 января три года и не уволенных в запас особым приказом Наркома — 52 человека, старослужащих бойцов срочной службы, отслуживших два и более года -60 человек, остальные — новое пополнение. Так точно. Призыв 1940 года, особо качественный. 95 % призывников- имеют высшее и среднее специальное образование, с начальным образованием- нет ни одного человека. 72 % вновь поступивших- коммунисты и комсомольцы, все призывники только из добровольно изъявивших желание служить на границе и прошедших спецпроверку и учебную заставу Округа.

В дозорах и секретах одномоментно находятся — до 45 бойцов, остальные занимаются боевой подготовкой и несут службу по распорядку дня…

Вооружение заставы по сравнению с прошлым годом значительно увеличилось- на заставе 3 станковых и 6 ручных пулемётов, три ротных миномёта, запас ручных гранат РГД-33 — до 1000 штук, патронов до 120 тысяч штук, в том числе имеются бронебойные. Произведена 18 июня, согласно приказа Наркомата, полная замена драгунок и карабинов на автоматические и самозарядные винтовки, в пропорции 1:3, имеются также два пистолета-пулемёта ППД. Комсостав вместо револьверов Нагана вооружён пистолетами «Тульский-Токарев». Сдаваемое оружие смазано и складировано, но отправить в тыл Округа еще не успели.

Согласно приказа Наркома, подготовлены дерево-земляные огневые сооружения, вырыты перекрытые сверху окопы и укреплённая траншея, под зданием конюшни оборудован блиндаж, протянуто скрытое малозаметное проволочное заграждение в три кола длиной до 600 метров.

Последние шесть месяцев, согласно ориентировки, застава несёт службу в усиленном режиме, а последнюю неделю- бойцы спят не раздеваясь, оружие хранится в свободном доступе, в пирамидах- в казарме, боеприпасы и гранаты- на прикроватных тумбочках…Ждём приказа, товарищ генерал-лейтенант.»(Голос за кадром- Всё так и было, с личным составом и оснащением! До чего довёл погранвойска Союза проклятый Берия! Не иначе, вынашивал коварные планы захвата Европы…)

Богданов (несколько секунд помолчав, постарев лицом, чуть дрогнувшим голосом): «Считай, что дождались. У тебя связь работает?»

Кижеватов, недоумённо: «У НАС? Так точно. Работает устойчиво. Провод закопан, замаскирован, ежедневно прозванивается.»

Богданов (решительно, как с обрыва в реку): «Слушай приказ. Кобрин-41!»

Кижеватов, с облегчением, почти радостно: «Есть, Кобрин-41!» делает шаг к столу, крутит ручку полевого телефона «Дежурный? Кижеватов. Застава, В РУЖЬЁ!»

На заставе- мгновенный, но бесшумный ураган. Бойцы- так, как умеют только пограничники, неслышными тенями выскальзывают из казармы и разбегаются по огневым точкам. Через несколько минут- вновь ни движения, ни звука…

Кижеватов (выслушав сообщение по телефону): «Товарищ генерал-лейтенант! Девятая Застава к бою готова! Разрешите убыть в расположение?»

Богданов- смотрит на часы- «Четыре с половиной минуты…Молодец. Давай, сынок. Держись там…На самом краешке Советской земли. И знай- что бы ни случилось- мы тебя не бросим. Ты только продержись, ладно? Двигай.»

И, обращаясь к командиру погранотряда майору НКВД А.П.Кузнецову- «Поднимай всех! Все заставы, основные и резервные, по плану прикрытия границы. И маневренную бронегруппу тоже! Но только тихо, тихо…Не вспугни соседей за кордоном! Особое внимание- мосты через Буг. В случае угрозы захвата- действуй по инструкции.»

Раскрывает блокнот, пишет несколько строк, смотрит на часы, ставит дату и время. «Вот- письменный приказ на вскрытие «Красного пакета». Действуй, майор- не подведи меня…да что меня? Советскую Родину — не подведи!»

(Мгновенная черно-белая вставка. Лейтенант Кижеватов, в пыли, перемешанной с кровью, застывающей на его лице коркой, в изорванном обмундировании, голыми руками выкапывает из под развалин заставы станковый пулемёт)

(Чёрно-белое). Брест, улица Каштановая, дом 17, комната 3. 21 час ровно.

Младший лейтенант Евгений Мохнач, командир первого взвода 7-ой роты 3-го батальона 455 стрелкового полка, 19 лет, выпускник Калинковичского пехотно-пулемётного училища (город Калинковичи Полесской области БССР) (любуясь собой в настенном зеркале):» Ой, ну наконец-то я при деле! А то болтался за штатом целую неделю, надоело….В училище-то-помните? Досрочный выпуск, досрочный выпуск…а в Минск приехали- и вроде нас здесь особо не ждали? В Брест прямо спихнули…

Ну ладно, всё позади. Пистолет выдали- а то надоело с пустой кобурой по городу рассекать. Вот, старшина на складе вручил, по особому блату- немецкий, Вальтер-ПК…И бинокль шестикратный, Карл Цейсс-Йена, с красной звездой! У нас же с немцами дружба! Вот и снабжают… Видали? Славка, не лапай! Вам, связистам, такое имущество не положено! Я не жадный, я хозяйственный. Как все бульбаши!

У нас в понедельник учения за городом, вот! Буду командовать…Тема какая? Военная тайна. «Рота в обороне». Будем копать индивидуальные стрелковые ячейки — от забора и до обеда…

Коля? Ты что, спишь? Не спи, замерзнешь! В Дом Красной Армии пойдёшь?»

Лейтенант Николай Дамарацкий, командир взвода пулемётчиков 84 стрелкового полка: «Отстань, аспид. Мне завтра в 8-00 надо быть на полигоне…мы народ технический, не то, что вы, крупа косопузая…хоть выходной, а всё при деле…а пулемёты новые смотреть будем, «ДС», Дегтярёв-Станковый. Ты, по серости своей, о таких поди и не слыхал?»

Мохнач: «Уж куда нам, дуракам, чай пить…Зато вот пистолета тебе так и не выдали!»

Дамарацкий: «А зачем мне пистолет? Пивную бутылку я зубами откупориваю, без помощи затворной скобы. А вот тебе без пистолета никак нельзя! Потому как пошлындаешь ты сейчас в ДКА, или на танцплощадку в парк «КИМ», снимешь там барышню…кто же против твоего бинокля устоит…к нам в комнату ты её не потянешь, потому как стеснительный донельзя! Значит, куда? На берег речки…а как скинешь галифе, так комары тучей и налетят на твою голую…гм-гм…вот и «пестик» пригодится- от комаров отстреливаться!»

Мохнач швыряет в него подушкой: «Завидуешь? Завидуй молча! Смагин, ну ты идёшь?»

И лейтенанты, во всём своём великолепии, отправляются на поиски вечерних приключений…

(Цветное) Брест. Поле у железнодорожного переезда.21 час 12 минут.

Биплан «Р-ССС» с пограничной зелёной окантовкой красной звезды. Богданов говорит внимательно слушающему его лётчику…»Ты понял меня, Степанов? Долетишь до Минска- только долети, я тебя ПРОШУ- немедленно в штаб. Дежурному скажешь пароль- «Воздух», он соединит тебя с Наркоматом. Доложишь лично товарищу Берии — всё что я тебе говорил, слово в слово…Только долети, я тебя ОЧЕНЬ прошу…»

(Черно-белое) Брестская крепость. Северный остров. ДНС?5. 21 час 18 минут.

Полковой комиссар Фомин Ефим Моисеевич, заместитель командира по политчасти 84 стрелкового полка, возвращается домой. Жена Августина- только что уложила сына Юру и не мало изумлена его приходом- этим вечером он должен был уехать в Даугавпилс, в подотдел партполитпропаганды политотдела 23 стрелковой дивизии, куда переводился начальником…

«Понимаешь, Густа, странное дело- на вокзале нет билетов ни на один поезд на восток, ни в мягкий вагон, ни даже в бесплацкартный! Просто толпа народа из города уезжает. Представляешь, весь вокзал забит — и центральное здание, и перроны Московской и Граевской сторон. Причём едут- одни женщины и дети… Комендант ВОСО ничем помочь не смог, разве что — завтра, говорит…ну, чего я ночь на вокзале делать буду? Завтра встану в пять утра…Да военному коменданту, честно говоря, не до меня было- там на грузовом дворе пограничники кого-то отловили…»

Августина: «Ой, а у нас здесь тоже стрельба была, НКВД кого-то гоняло по крыше…Фима, может, нам уехать? К маме, в Житомир?»

Фомин «Ты что, Густа! Ты же жена коммуниста! Как ты можешь такое говорить? Подумаешь, НКВД кого-то гоняло…они вечно чертей ловят, как наш дядя Додик после Пурима…Это всё полная ерунда!»

В дверь заглядывает капитан Зубачёв Иван Николаевич, помощник командира 44 стрелкового полка по снабжению: «Во дела, Моисеич! А я думал, ты сейчас в вагоне курочку доедаешь! Не уехал, что ли? Да ладно, всех не переброишь, как мой батя-парикмахер говаривал…пойдем, ребята, на сон грядущий пива выпьем…Шура! К нам Моисеич с Густой! Тащи пиво с ледника, быстро-быстро…Слушай, Моисеич, у нас тут днём такое было! Представляешь, только Шурка ведро воды вскипятила, как…»

(Черно-белое) Цитадель. 22 часа. Стемнело.

Во всех частях гарнизона- начинают демонстрироваться фильмы…

В бывшей церкви- клубе 84 стрелкового полка- «Четвёртый перископ» (фантастический, о будущей войне на море- там автоматическая, дистанционно управляемая подводная лодка РККФ уничтожает флот неназванной империалистической страны- той, у которой на флаге — свастика), а в клубе 125 стрелкового полка- напротив, документальный, «Ветер с Востока», о воссоединении с Бессарабией (особенно впечатляют кадры высадки с сотни ТБ-3 авиационного десанта)…

Лейтенанты Мохнач и Смагин сидят на лавочке в парке «1 мая», с барышнями (которые по виду- типичные старшеклассницы- кудряшки, белые носочки, как в японских аниме) — уже успели познакомиться…всё же бинокль-великое дело! Барышни увлечённо грызут зажатое между двумя круглыми вафлями с выдавленными на них именами мороженое и, развесив уши, внимают кавалерам…

И на пустеющих улицах Бреста…шелест…шелест…шелест шагов. (Голос за кадром — Это уходят из города глупые евреи, которые не верят, что немцы- культурная нация….Умные евреи остаются дома!)

Голоса из-за ситцевой, в цветочек, оконной занавески распахнутого по летнему времени окошка: «Ой, Фира, токи не надо из мене делать идиЁта! Или же я не видел германцев в Брест-Литовске в 18-том году? Приходили тогда к нам таки себе вежливые молодые люди и жалобно требовали яйки и свинячье сало…Слава Б-гу, второго ми не держим, тьфу-тьфу, а мои единственные в доме- мало что седые, так их на всю германскую армию всё равно не хватит! Я понимаю, шо в том же 18-том году я мог би беспокоится на счёт тэбе. моё золотко, но сейчас, я очень боюсь, что к тебе даже прохожий солдат может начать приставать тольки за очень большие деньги, причём заплаченные наперёд…Таких денег, у меня, извини, моя звёздочка, для этого дела не запасено…или их есть у тебя? Тоже нет? Ну, тогда я совсем спокоен.» (Мгновенная чёрно-белая вставка…Старый Сруль, с разбитой, окровавленной седой головой, до конца заслонявший свою седую Фиру…Это ещё не холокост. Видно, что стариков забили просто так, походя — больше для развлечения…)

Часть вторая. Накануне. Ночь

(Черно-белое, плавно переходящее в цветное…) Брест. 22 часа 18 минут…

На улицах города- бодрствуют не только уходящие на Восток жители…Люди в зелёных и васильковых фуражках патрулируют у вокзала, в районе путепровода — останавливают встречных военных, поголовно проверяют документы…иногда такая мирная проверка заканчивается короткой кровавой вспышкой — причём кровавосталинскиеопричники не особенно церемонятся- а пускают в ход оружие при первом подозрении…

Остановили и Мохнача. Тот гордо протягивает командирское удостоверение личности- новенькое, вчера только полученное, без ржавых подтёков от скрепок на бумаге…Осветив удостоверение висящим на груди квадратным фонариком, старший патруля делает чуть заметное движение рукой, и кладёт удостоверение к себе в карман: «Товарищ командир, Вам придётся пройти вместе с нами…»

Курсант Мохнач ни за что бы не стал спорить с патрулём, тем более из ЭТОГО ведомства, но младший лейтенант Мохнач…тем более, что вместе с ним была барышня! Евгений гордо выпятил узкую грудь, перетянутую портупеей, и заявил: «Да по какому пра…» и тут же ему на затылок-(хрясть!) — обрушился окованный металлом приклад ППД…

«Смотри-ка, а пистолетик — то у него немецкий…эх, раззявы! Даже оружие подобрать толком по легенде не могут, а туда же- абвер, абвер…»

Барышня, оцепеневшая от страха, побелевшими губами пролепетала: «Что вы делаете…Мы на танцы ходили…»

«На танцы? С биноклем? Пройдёмте, гражданка…»

(Цветное. Ещё одна решающая развилка) Кобрин. Штаб 4-той Армии. 22 часа 19 минут.

Богданов «Нет, товарищи, пленный унтер-офицер не врёт. Да и захотел бы соврать- мы бы всё равно его раскололи бы-узнали бы подноготную- есть, знаете, у нас свои методы…»(Присутствующие ознобно передёргиваются).

«Кроме того, его показания, расходясь в не существенных деталях, в основном совпадают с показаниями взятых живыми в разное время и в разных местах вражеских диверсантов…А таковых на двадцать два — ноль-ноль уже более двадцати…Да еще около сотни уничтожено! Мои люди- кровью умываются, хорошо- что не за так. Предотвращена крупная диверсия на ТЭС в Ковно, вычищены дома комсостава в Бресте…»

Генерал-майор Коробков А.А., командующий Армии: «Мы очень Вам благодарны, товарищ генерал-лейтенант, за обеспечения безопасности в полосе армии…Но что из сказанного Вами следует?»

Богданов: «Вы что, плохо меня расслышали? Для тех, кто на бронепоезде, ещё раз повторяю- в течении ночи с 21 на 22 июня сего года, возможно массированное нападение войск Германии, с применением артиллерии, авиации и приданных танков, имеющих задачу нанести поражение противостоящим войскам Красной Армии в направлении Брест-Барановичи. Видимо, с целью оказания политического давления на Советское Правительство и предъявления ультимативных требований…»

Коробков: «А мы здесь причём?»

Богданов, на секунду онемев: «Как…как ты сказал?»

Коробков: «Товарищ генерал-лейтенант, я Вам не подчиняюсь. У Вас- свой Нарком, у нас- свой Нарком. И от СВОЕГО командования — я имею вполне чёткие указания- не поддаваться ни на какие провокации…»

Богданов (почти ласково): «Ах ты сволочь уборевическая…Эт-то что же такое? Опять Хасан повторить хотите? Когда на Пулемётной сопке одиннадцать пограничников против японского полка держались, а под сопкой целый стрелковый корпус РККА сутки приказа от Синехуева ждал, да так и не дождался?!»

(Один из командиров РККА- другому шёпотом- «Это он про кого? — Это он про врага народа, бывшего маршала Блюхера…»)

Богданов, с яростным отчаянием: «Фрумкин, ты слышал, что здесь творят, а?!»

Старший майор, выступая из тени: «Всё слышал, товарищ Богданов. И почему я ни капельки ни удивлён? Даже вот областного прокурора с собой, как на грех, прихватил…Не волнуйтесь, граждане, ваши Конституционные права будут в полной мере защищены…»

Деловито присаживается за стол, раскрывает планшет: «Товарищ Богданов, как Вы порекомендуете- врагов народа оформлять будем каждого индивидуально- или не будем разводить гнилую бюрократию, и оформим коллективно, прямо по списочному составу?»

Начальник штаба армии генерал-майор Сандалов Л.М.: «Товарищи, товарищи…давайте разговаривать конструктивно…Не надо прокурора…Товарищ старший майор, товарищ генерал — лейтенант — здесь врагов нет! Докладываю.

Ещё 16 июня сего года Командарм-4, присутствующий здесь товарищ Коробков, вторично запрашивал штаб Округа о выводе из Бреста в Жабинку 42 стрелковой дивизии, в апреле переброшенной в крепость из Берёзы-Картусской, но вторично получил категорический отказ.

Комкор-28 товарищ Попов, так же здесь присутствующий, ещё раньше, в мае, решил вывести 6 стрелковую дивизию из крепости в район Южного городка, но Командующий Округа Генерал Армии Павлов ЛИЧНО запретил ему выводить дивизию в этот лагерь…Тогда Василий Сергеевич предложил вывести соединение в лагерь на территории Брестского артиллерийского полигона, но командование Округа воспрепятствовало и этому!»

Член Военного совета армии, дивизионный комиссар Шлыков Ф.И. «Подтверждаю сказанное. Более того! В этот же день начальник политотдела 6 стрелковой полковой комиссар Пименов послал в Военный совет Округа письмо, прося разрешение дивизии занять оборонительные позиции, а семьям начсостава отправиться из Бреста на Восток. Из Округа же поступил приказ мне- наказать Пименова за паникёрство. Или Вы считаете, что ПАРТИЯ может ошибаться?»

Сандалов, благодарно кивнув, продолжая: «Вывести хотя бы одну дивизию по боевой тревоге имеет право только командующий ЗапОВО.

Мы, под видом лагерных сборов, опять хотели было вывести к 23 июня из крепости в полевой лагерь 6 стрелковую, но начальник штаба Округа Климовских воспретил лично, сказав, что палатки для размещения дивизии в лагере он выделять запрещает.

Товарищи, мы ведь тоже не слепые и не глухие. Сегодня, например, три часа тому назад — закончилось командно-штабное учение 28 стрелкового корпуса, а на 22 июня намечен новый выезд на учения. Это не смотря на то, что от каждого стрелкового полка- по одному, а то и по два батальона работают в пограничной зоне, строят полевые укрепления. Люди ночуют всю неделю в землянках, в палатках, устали…

Да, мы знаем, что за рекой по ночам слышен шум моторов. Командиры докладывают в штаб Армии, что немцы построили несколько новых наблюдательных вышек, сегодня опять несколько самолётов летали над нашей территорией…

Но вы поймите- война, вот так, просто на пустом месте, внезапно- не начинается. Я учился в двух академиях, в том числе — Академии Генерального штаба, историю войн знаю неплохо.

Любой войне предшествует период напряжения международных отношений, предъявление каких-либо требований международного характера, а это два-три дня минимум, ну вот как с Польшей было- помните? Потом- развёртывание войск и приграничные бои разведывательных групп и авангардов, а уж только потом- война вспыхивает в полную силу…»

Богданов: «Товарищи командиры, никто о войне и не говорит! Мы предполагаем проведение широкомасштабной ПРОВОКАЦИИ- такой, как не раз бывало на Дальнем Востоке…Обрушатся на нас соседи всей силой на узком участке- наломают дров и уберутся восвояси — а после дипломаты спишутся, извинятся-ошибочка, мол вышла…А с кого будет спрос ПОТОМ? А спросят — по полной- с нас…я Вас уверяю! Почему, скажут, проспали? Приказа не было? А Присягу вы давали? А какой ещё вам надобен приказ!!!?»

(Голос за кадром. Согласно директиве НКО СССР и Генштаба Красной Армии, Штаб Западного Фронта- да, уже именно Фронта- был обязан к 23 июня 1941 года вывести 28, 44 стрелковые корпуса, 17, 50, 121, 161 стрелковые дивизии в районы предусмотренные планом прикрытия границы…В полосу 4-ой армии к Барановичам И Бресту должен был быть переброшен 47 стрелковый корпус из Бобруйска и Гомеля…Однако ничего из этого сделано не было…Непосредственно вблизи границы находились 13 из 24 дивизий ЗапОВО, и ни одна из них не была развёрнута — в районе прикрытия.)

Коробков, задумчиво: «Это да, спросить у нас с военных умеют, с кого же ещё…Связи с Округом до сих пор нет? М-да…Товарищ Сандалов, что Вы можете предложить?»

Сандалов (показывая на карте):» Для присутствующих здесь товарищей из НКВД поясняю обстановку вкратце:

Войска соединений, сосредоточенные в городе и крепости Брест, в случае угрожающего положения занимают оборону вдоль госграницы, на заранее подготовленных позициях полевого до-усиления 62 Брестского УРа.

Части 6 СД, при объявлении боевой тревоги, должны немедленно покинуть расположение и занять оборону на рубеже река Пульва-Брест-Прилуки. Для обороны непосредственно Бреста остаются 84 СП и 204 гаубичный артполк у деревни Ковалево. Непосредственно крепость остаются оборонять третий стрелковый батальон и первый артдивизион.

В распоряжение 17 Брестского погранотряда выделяется батальон 333 стрелкового полка для непосредственной поддержки пограничников.

Далее, 42 стрелковая дивизия выходит в район сосредоточения — Высокое, и занимает позицию на правом фланге от реки Пульва до Дрохичина.

Вывод частей прикрывает 393 отдельный зенитный артдивизион.

По плану прикрытия границы шифротелеграмма Военного Совета ЗапОВО о вводе войск в действие должна быть такова- «Командующему 4-той армии. Объявляю тревогу- Кобрин-41. Подпись»

В свою очередь, командарм даёт своим войскам кодограмму- «Командиру корпуса(или дивизии). Объявляю тревогу вскрытием «красного пакета». Подпись»

Однако никаких «красных пакетов» в штабах соединений нет, поэтому вскрывать будет нечего…»

Богданов, вскидывая голову: «Почему?»

Сандалов: «Потому, что решение командующего армией по прикрытию четвёртый месяц не утверждается штабом округа.»

Фрумкин делает выразительное лицо и что-то старательно записывает.

Сандалов, косясь на Фрумкина: «Так, товарищ генерал-лейтенант, что есть эти пакеты, что нет их- всё едино! В штабах соединений прекрасно знают их содержимое- потому что сами же и составляли…

Итак, при объявлении тревоги, части проделывают следующие мероприятия (нудным голосом, как механический органчик):

оставляют минимальный личный состав для перевода части на военное положение, для охраны имущества оставляя по одному человеку на объект. Для ускорения передачи зданий и имущества КЭЧ в казармах имеются инвентарные списки, которые служат приемосдаточными документами.

в танки и боевые машины укладываются диски с боевыми патронами, с объявлением тревоги машины заправляются горючим, водой и маслом,

усиливается охрана складов, парков и гаражей

возимые запасы огнеприпасов, горючего и продфуража укладываются в обоз

выдаются на руки начсоставу карты из НЗ

телефонные элементы питания заливаются водой.»

Богданов, в нетерпении перебивая: «И сколько времени займёт это мозгоёб…действо?!»

Сандалов, совершенно невозмутимо: «Срок занятия позиций- тридцать часов…»

Фрумкин и Богданов хором «Сколько-сколько?!»

Сандалов, в раздражении: «ТРИДЦАТЬ ЧАСОВ. А что Вы хотите? Например, части 42 дивизии перебрасываются вдоль границы на расстояние от 50 до 75 километров, причём пешим порядком…Они и так бОльшую часть пути будут БЕЖАТЬ, причём с полной выкладкой…А наша 100-тая дивизия вообще располагается под Минском- и должна быть доставлена по железной дороге на третий день!»

Богданов, с мясом отрывая пуговицу с душащего воротника гимнастерки: «А мы-то на границе…рассчитывали…что минут 40–45…и подойдёт Красная Армия!»

Сандалов, смущенно: «Ну да…в принципе, занятие переднего края УРа должно было бы быть закончено в течении 2–3 часов максимум после объявления боевой тревоги…а огневые сооружения УР — действительно, за 45 минут…но будем реалистами!

Вот 30 апреля, тоже в воскресенье, пытались мы проверить боевую готовность 42 дивизии и что?

44 стрелковый полк поднять не удалось вообще- в связи с отсутствием комсостава.

В 455 стрелковом — комсостав был, да что толку- боеприпасами полк полностью не обеспечен, НЗ находится в пути на станции Берёза-Картусская…

18 отдельный батальон связи строился на плацу 40 минут…вместо 5 минут по плану…

Имущество дивизии так и не погрузили, потому как с одной стороны- имущества нет, а с другой стороны- автомашин и лошадей тоже нет. Они в народном хозяйстве, только по мобилизации поступят….

(Голос за кадром. Ой, лукавит генерал Сандалов! В 42 дивизии находилось по сохранившимся документам 468 автомашин — 84 % по штату ВОЕННОГО времени, а тягачей и тракторов — 101 штука — 102 %! А в среднем по ЗапОВО- их было значительно меньше- 51 % и 84 % соответственно…Но это ведь по штату ВОЕННОГО времени! А дивизия жила по штатам времени МИРНОГО! Так где были эти автомашины и трактора? Версия первая- их не было вообще, то есть они были — но только на бумаге…о второй версии — не хочу говорить. Думайте сами).

А самое главное- где войска располагаются…Крепость! Кольцевая казарма и главный Вал- это мышеловка. Пропускная способность ворот- исключительно мала…Мы хотели было пробить новые ворота, или хотя бы починить мост у Бригитских ворот…хозспособом…но сначала не изыскали взрывчатку, а затем досок для ремонта моста…»

Богданов, деловито, смотря на наручные часы: «Так, кроме плача Ярославны, будут еще соображения?»

Сандалов, торопливо: «Так точно. Считаю, что противник имеет задачей прежде всего уничтожение живой силы, материальной части и запасов, сосредоточенных в городе и крепости Брест.

Это связано с тем, что Брест- основной пункт хранения запасов для всей 4-ой армии, и не только для неё… В частности, в самой крепости- дивизионные склады 6 и 42 стрелковых дивизий, а также 447 корпусного артполка.

На Южном острове- склады 22 танковой дивизии (хранятся два её боекомплекта), остальные склады этой же дивизии — в городе. Там же, в городе- материальные склады 4-ой Армии (номер 821 и 1321), и окружные склады- боеприпасы, горючее, 970-ый склад окружного автобронетанкового имущества, продовольственный окружной- 821 склад.

Мы извещали штаб Округа о нетерпимости подобного положения и в связи с наличием сверхкомплекта- просили отправить часть огнезапаса на восток — вместо этого, артснабжение ЗапОВО прислало сверх указанного еще больше боеприпасов и продовольствия. Так что потеряем склады- будет очень плохо не только нам, но и соединениям соседних армий- 3, 10 и 13…

Поэтому, не имея возможности прикрыть всю линию государственной границы, предлагаю сосредоточить усилия для прикрытия прежде всего крепости и города Брест.»

Коробков, раздражённо: «Что ты болтаешь, Сандалов…Неужели не знаешь, как учит нас воевать Нарком Обороны, Маршал Советского Союза товарищ Тимошенко- «Ни пяди советской земли врагу! Воевать на чужой территории, малой кровью, могучим ударом!»

Богданов, задумчиво, как бы про себя: «Товарищ Фрумкин, ты там что говорил про индивидуальный и коллективный подход?»

Коробков, торопливо: «Впрочем, если подход конструктивный, то я для пользы дела и не против…Продолжайте, товарищ Сандалов…»

(Цветное.) Управление НКГБ БССР по городу Брест. 22 часов 32 минуты. Уже знакомый нам кабинет сержанта ГБ Лермана….

Младший лейтенант Мохнач открыл глаза, приподнялся и сел на стоящий вдоль стены домашний диванчик (над таким диванчиком, на полочке, ожидаешь увидеть фарфоровых слоников), на котором до этого лежал, потом со стоном ухватился за затылок…

«Что, головушка бо-бо, а денежки тю-тю? Вот так оно и бывает, когда вместо того, чтобы учить в расположении части Боевой Устав Пехоты БУП-39 некоторые отдельные командиры посещают во внеслужебное время сомнительные увеселения…»

Евгений поморгал несколько раз, сфокусировал наконец взгляд на фигуру за письменным столом, хриплым голосом спросил: «Где я?»

«Не волнуйтесь, молодой человек, Вы, как говаривали бывшие соловецкие монахи бывшего Соловецкого монастыря, «в месте тихом, злачном, застенном» — в НКГБ. И, как говаривал один старый контрабандист, отвечая на вопрос царской пограничной стражи: «Стой, кто идёт? — Ужэ никто никуда не идёть..»

«Ох, что же я наделал?»-

«Азохан вей, ежели би Вы что-то наделали, кроме того, что в свои роскошные диагоналиевые галифэ, мы бы с Вами говорили долго-долго, минут десять…А так, не досуг…

А знаете, почему Вы так легко отделались? Потому что не один террорист не выйдет на задание, не имея хотя бы одного патрона в пистолете…чтобы застрелиться!

Ну, можно было бы заподозрить, что враг уже всю обойму уже где-то расстрелял- так ведь и пистолет-то новенький, в заводской смазке, ни разу не использованный- сплошное толстовство…А слушайте, может вы случайно не из Кришнаитов сами будете?»

«Нет, я из Бобруйска…»

«О!Это многое объясняет! Постойте, постойте…Дайте догадаюсь. Старшина на руж- складе из-под полы вручил Вам это удивительное чудо враждебной техники, а про патроны сказал, что они обязательно будут в конце следующего квартала?»

«Да…так и было…»

«А, извините, шлемазлом он Вас при этом не называл?»

«Да, называл, и говорил, это такое ласковое слово, вроде сынок…»

«Вот из-за таких поцев, нас, евреев, и называют жидами…Ну ладно.

Короче, про пистолет я сам всё понял, а потом Вас узнал старшина Горобец- который видел, как неделю назад Вы, ещё с курсантскими петлицами, в ресторане вокзала Брест-Пассажирский безобразничали…как это не безобразничали? А кто в кадку с пальмой насс…помочился? Пушкин Александр Сергеевич? Ах, на спор…Эх, взгреть бы Вас…да это дело Рабоче-Крестьянской Красной Милиции…совсем другой Главк, и Наркомат даже- совсем другой…

Нет, дорогой мой, отпустить Вас я не могу…всё равно до первого патруля — дальше Вы не уйдёте…а вот в коридор — пожалуйста. Тем более, что Вас там ожидает гражданка Никанорова, обрыдалась там вся…Как какая Никанорова? А Клавдия Захаровна, 1925 года рождения, русская, комсомолка, учащаяся десятого класса школы?13, между прочим — не замужем…Иди уже, горе луковое….»

И старый, 25-летний, кровавобериевскийпалач Лерман лукаво ухмыльнулся…

(Цветное). Кобрин, улица Леваневского. дом 33. Штаб 28 Стрелкового корпуса. 23 часа.

Во дворе штаба- армейские автомашины, комендантский взвод 333 стрелкового полка грузит в них ящики и шкафы со штабными документами…

Сержант И.А. Алексеев обращается к своему прямому начальнику- комвзвода старшему сержанту Данилину Д.А. «Дима, что за хрень? Куда нас гонят на ночь глядя?»

«Ваня, сам ничего не пойму- но говорят- (шёпотом) — обстановка на границе тревожная…так что штаб выдвигается на КП корпуса, в рощицу под Жабинку- ну ты же там был, блиндажи копал…»

«А мне чего делать?»

«А ты найди старшину и вместе с ним получи для взвода сухпай…На сколько дней? Гм-гм…В сороковом, летом, манёвры окружные продолжались трое суток, так что бери с запасом- суток на пять…Должно хватить с избытком!»

(Мгновенная черно-белая вставка. Этот же двор — но с пылающими автомобилями…ветер носит в воздухе листы бумаги- уже не нужные никому штабные документы несуществующего, погибшего штаба…у горящего колеса- что-то бесформенное, окровавленное, в которое даже не хочется всматриваться)

(Голос за кадром. Ещё до 19 июня командование западных приграничных округов получило директиву Генерального штаба к 22 июня вывести армейские и корпусные управления на полевые командные пункты. Командование 4-ой армии эту директиву не выполнило, по одной простой причине- оно об этой директиве — так и не узнало!)

(Цветное) Брест. 62 Укрепленный район. 23 часа 10 минут. 18 Отдельный пулемётно-артиллерийский батальон, 1 батарея

Дежурный- сержант Владимир Осауленко.

В казарму входит командир батареи капитан Фролых и старшина батареи Лукашенко…

«Встать! Смирно! Товарищ командир, за время…»

«Отставить, сержант. Поднимай личный состав. Поступил приказ — начать загрузку ДОТа боеприпасами и продовольствием…Немедленно.»

«Това-а-арищ командир, так ведь планировали с понедельника…»

«Сержант, я вообще-то в курсе… Только здесь- Вам не колхозное собрание, а Красная Армия. Выполняйте приказ!»

Лукашенко: «От за што я люблю нашу Червону Армию- што с нея николи не соскучишься…Сначала ляжим-ляжим, а патом бяжим-бяжим…

ТАварищ командир, да на што нам тая спешка? Давайте уж у ранку, по-светлАму…ПАтаму што впотьмах макароны усе порассыплять, масло растительное кокнут, про гречку я уж и не гАварю…

Есть, не рассуждать. Вот от того у нас и бесхАзайственность.

Молчу, молчу…

Форму новую куда одягаешь, храппаидол! Кухонну подсменку бяри! Думай гАлАвой, снаряды-то в солидоле…»

(Мгновенная чёрно — белая вставка. Бледный рассвет. Смертельно раненый Лукашенко, уже умирающий, упрямо бьёт и бьёт окровавленными руками по двери склада, тщетно пытаясь сбить тяжёлый замок…)

Начинается привычная армейская работа- плоское катаем, круглое таскаем…

(Голос за кадром. ДОТы Брестского УРа…мы знаем, как начиналась ваша жизнь, как вы рождались…Кадры с «Линии Сталина».

Двухэтажные… Пулемётно-артиллерийские, на 3 или пять амбразур, спроектированные великим военным инженером Карбышевым, построенные с учётом самого современного опыта…Толщина железобетонных стен- до 1.8 метра, перекрытия- до 2.5 метра, выдерживавшие попадания 500 кг бомбы или 8-дюймового гаубичного снаряда… вооружённые созданными гениальным Грабиным уникальными казематными пушками в 76-мм, спаренными пулемётами ДС. Всё там было- разумно продуманное, заботливо и надёжно построенное- от казармы и хранилища боезапаса до артезианской скважины и санитарного узла- душа с туалетом…Мы знаем, как вы строились, как оснащались, как осваивал вас личный состав. Мы не знаем и никогда уже не узнаем, как вы умирали. Знаем только, что ваша смерть была геройской)

(Черно-белое, плавно переходящее в цветное). Штаб 17 КПО, город Брест.

23 часа 29 минут. С участка Вилейка- срочное известие. Границу перешёл перебежкик- немецкий ефрейтор Лисков. Он сообщил о зачитанном «Солдатам Восточного Фронта» приказе Гитлера…Спецсообщение ушло в Москву.

По сообщениям с застав- на границе странная тишина, хотя в предшествующие ночи был постоянно слышен шум моторов…

23 часа 30 минут. Брест. улица Лесная, Штаб 42 дивизии. Майор Пётр Михайлович Гаврилов, командир 44 стрелкового полка и другие спешно вызванные командиры получают боевую задачу: «Пачками» (так в Боевом приказе) вывести из крепости в первую очередь не обученный личный состав из нового пополнения и не принявших присягу приписной состав, затем спецподразделения и спецтехнику.

44 полку в составе 1-го батальона при поддержке полковой артиллерии к 3 часам 22 июня скрытно занять оборону по Восточному главному валу Северного острова крепости и обеспечить вывод частей и спецподразделений дивизии…

Гаврилов: «Ну, совершенно правильно. На что они, не обученные, нужны? У меня часть бойцов не только что винтовкой, а ложкой не владеют — рис вчера руками кушали. Раньше туркмен да таджиков только в национальные части призывали, а теперь…А в 455-ом и того хуже — вообще, и русским языком не все владеют. Сколько? Сорок процентов — по-русски не говорят? Да, дела…Эх, зато вот прошедших со мной Финскую и Освободительный поход- подчистую демобилизовали- и набрали жёлторотиков — и это на самой границе…Да знаю я, что у погранцов — не так, да у них и Нарком- как Нарком, а у нас…герой Гражданской…эх, эх…»

(Цветное) 23 часа 31 минута. Крепость. Госпитальный остров, Брестский окружной военный госпиталь.

Старшая медицинская сестра хирургического отделения Прасковья Ткачёва только что вернулась с танцев из парка «1 мая».

И тут же была вызвана к себе заместителем начальника госпиталя по политчасти батальонным комиссаром Богатеевым Н.С.

«Поля, сколько у нас лежачих в первой и второй хирургии, а также в гнойной?

«Да столько же, сколько было- 79 человек»

«Слушай приказ. В течении двух часов весь госпиталь с ранбольными убывает в Пинск. Лежачих вывезти в первую очередь…»

«Никита Сергеевич, родненький, да как же мы их вывезем? И на чём?»

«Да хоть на хую, но вывезти!» — и хлопнув дверью, красный как рак комиссар стремительно удаляется по коридору…

«Да у меня и того нет…»- растерянно разводит руками Полина…

Через час коридоры госпиталя наполняются топотом и вознёй…Неугомонный матершинник Богатеев привёл целую роту полещуков…где-то конфисковал, видимо…вислоусые седые дядьки из 23 отдельного обозного гужевого батальона бережно укладывают закутанных в шинели и байковые одеяла бойцов и командиров на заполненные сеном повозки…И, глядя на их неспешную, основательную торопливость- веришь, что ЭТИ — вывезут, спасут, сохранят…

(Мгновенная чёрно-белая вставка. Пылающий госпиталь, чудовищные крики заживо горящих лежачих больных…Расстрелянные Никита Сергеевич и Поля…рядом- добитые в упор раненые- те, кого они успели выхватить из огня)

(Цветное) 23 часа 32 минуты. Крепость. Северный остров. ДНС 5.

Топанье солдатских ботинок (не сапог- ботинок с обмотками) по лестнице, стук в дверь…Для командира Красной Армии — дело обыденное и давно привычное.

Тихо встать, постараться не разбудить детей, обмундирование — на привычном месте, в привычном порядке развешано на стуле…»тревожный» чемоданчик со сменой белья, опасной бритвой, мылом, помазком, карманным зеркальцем в коленкоровом чехольчике, иголкой с черной ниткой, иголкой с белой ниткой, иголкой с зелёной ниткой, парой запасных пуговиц, бязью для подшивки воротничка, складным ножиком, расчёской, щёткой для обуви, щёткой для одежды, фланелькой, баночкой с ваксой, камешком пасты «Гои» в восковой бумаге (пуговицы и пряжки чистить), зубной щёткой, зубным порошком в картонной круглой коробочке, флаконом одеколона «Шипр» и полотенцем (быстрый взгляд- всё штатно, по единожды заведённому образцу) — в левую руку…

«Фима, ты-то куда?!»

«Как куда, Густа — тревога же!»

«Да забудь ты про эти полковые тревоги, ты ведь уже переведён, с повышением на дивизию…»

«Что ты, что ты, Густа! Я ведь коммунист! А вдруг нашим в полку надо чем помочь? Ну, я пошёл…»

«Да провались ты со своими коммунистами…для них у тебя всегда время есть…только для жены и ребёнка тебя никогда нет дома…»

(Мгновенная чёрно-белая вставка. Застреленный в спину полковой комиссар лежит у порога собственного дома, и в его широко раскрытых глазах навек застыли обида и удивление…)

(Цветное) 23 часа 33 минуты. Грузовой двор вокзала «Брест».

Вот они, кровавосталинскиеопричники! Вершат, не иначе, какое-то страшное злодейство!

У товарного вагона- зловещий «чёрный ворон» — ГаЗ — фургончик, с вполне мирной надписью «Хлеб». В кузове-несколько бойцов из 60-того железнодорожного полка НКВД, с размаху закидывают в вагон брезентовые мешки…Наконец, машина пустеет.

Уже знакомый нам сержант Турсунбаев, утерев пот, подзывает одного из бойцов.

Турсунбаев: «Ну, Сергеев, давай…Полезай в вагон, принимай груз под охрану…»

Сергеев, обиженно: «А почему всегда я? На вагоны лазать- я, груз охранять- опять я…Вы тут с нарушителями сражаться будете, а я? Что я, рыжий?» (Голос за кадром — В темноте не видно, но боец действительно — не только рыжий, но и конопатый…)

Турсунбаев: «А-аттставить разговорчики! Короче, сейчас толкач подгонит вагон к поезду, поедешь на Восток…сдашь там груз…кому-нибудь…Удачи тебе, боец!»

(Черно-белая вставка. В июле 41-го на грузовых путях Белорусского вокзала обнаружился обгорелый, иссеченный пулями и осколками товарный вагон, к которому никого не подпускал почерневший, обросший щетиной, две недели ничего не евший, худющий солдат-нквдэшник…Прибывшие с Лубянки — приняли от него несчитанные миллионы рублей и иные ценности из Госбанка Бреста…Коллизия, по нынешним паскудным временам, малопонятная…)

(Цветное) 23 часа 34 минуты. Подвал Управления НКВД-НКГБ по Бресту и Брестской области (размещались в одном здании, только вход с разных подъездов.)

А вот это- действительно ТРАГЕДИЯ.

Оперуполномоченный Лерман занимается тяжёлым, грязным, но увы- необходимым, в виду ожидаемого нападения, делом…Со времён Дзержинского повелось — кто следствие вёл, тот и приговор исполняет…

«Ну, ну же, пан Сталкеревич…Ну не надо так переживать! Вообще, мы Вас не собираемся убивать — а только исполняем решение Военного трибунала…Ну же, ну утешьтесь- все мы смертны…все когда-нибудь помрём…а от пули в основание черепа — помирать легко и быстро, раз- и готово, как зубик вырвать, чик- и нету! То ли дело, мой дядя Йося помирал от рака простаты- от помучился, бедняга…А дедушка мой, которого петлюровцы на двери синагоги в Бердичеве распяли- тот вообще помирал пять дней, и напоследок аж хохму выдал- отлично, говорит, понимаю Иешуа Га-Ноцри, но убеждений его всё равно не разделяю! БАХ! От и всё пан Сталкеревич, а Вы боялись…Быстро и чисто, только ножками задрыгал…

Кто у нас следующий по списку? Кроликяну, румынский шпион? Давай исполним и Кроликяну…»(Голос за кадром. А ведь не случись войны- и эта трагедия не случилась бы…Гуманный советский суд, щедро отмерявший матёрым бандеровцам «дЭсять рокив дальних таборив» — (а от чего, Вы думаете, столько «ветеранов» УПА-УНСО на парады с жовто-блакытными флагами хаживают? Благополучно пересидели в лагерях тяжёлую годину!) в данном случае, с учётом сотрудничества со следствием, ограничился бы, вероятно, годами пятью…И господин Сталкеревич, полностью реабилитированный в паскудных шестидесятых, в наши времена гордо бы обличал кровавоПутинкинскуюгебню по дэмократическим СМИ одной нэзалэжной державы)…

(Черно-белое, плавно переходящее в цветное). 23 часа 35 минут. Кабинет Маршала Советского Союза С.К. Тимошенко. В кабинете- Тимошенко, начальник Генерального Штаба генерал армии Жуков Г.К., срочно вызванные Нарком ВМФ, адмирал Кузнецов Н.Г. и начальник штаба ВМФ контр-адмирал Алафузов.

Жуков показывает Кузнецову телеграмму о возможном нападении Германии.

Кузнецов: «Разрешено ли случае нападения применять оружие?»

Жуков, секунду помедлив: «Да. Разрешено»

Кузнецов, немедленно, рывком обернувшись к Алафузову: «Бегом отправляйтесь в штаб и немедленно объявляйте всем флотам и флотилиям готовность НОМЕР ОДИН. В первую очередь- ПИНСКОЙ ВОЕННОЙ ФЛОТИЛИИ»

Москва…в сером сумраке самой короткой ночи по улице стремительно бежит адмирал в белом кителе…в мирное время- зрелище нелепое…а в военное — страшное…

23 часа 46 минут. Пинск. Штаб Пинской речной флотилии. У телефона- дежурный по штабу капитан-лейтенант Коробец.

«Есть, ГОТОВНОСТЬ НОМЕР ОДИН!»

Шаг к стене, звенит разбитое стекло, нажата красная кнопка…Ревун флотского «алярма». На мониторах и канонерских лодках- рвут душу «колокола громкого боя». Топот матросских ботинок по дощатым пирсам…Поднявшиеся к светлеющему на востоке небу тонкие стволы зенитных автоматов. Корабли спешно принимают топливо и боекомплект. Над трубами появляются первые дымки прогреваемых машин.

Коробец (у карты с оперативной обстановкой, смотрит на бумажный значок в виде конуса, пришпиленного на синем среди зелёного): «Кто у нас сейчас на Буге? БК-031? Эх, чёрт его туда занёс! Да помню я, что гидрографическими работами на Буге занимается, как обычно, не вовремя…Да ещё командир там…без башни главного калибра… Вернуться в Пинск он не успеет, вот что! Немедленно радируйте ему клером- «Буря, буря, буря!» Пусть действует по фактической обстановке!»

23 часа 47 минут. Аэродром Именин, 123 истребительный авиаполк 10 смешанной авиадивизии.

Ровная линейка курносых истребителей выстроилась по краю лётного поля, как на подмосковном аэродроме перед авиационным праздником в Тушино.

(Голос за кадром. От начальника штаба ВВС РККА 18 июня 1941 года поступила директива- к 23 июня рассредоточить и замаскировать всю материальную часть. В ЗапОВО эта директива в войсках известна так и не стала).

Командир полка майор Сурин спит, не раздеваясь, в штабе на аэродроме.

Дежурный по штабу, осторожно трогая его за плечо — «Товарищ майор, Вас из дивизии, срочно!»

Сурин у телефона- «Есть, товарищ генерал, привести полк в полную боевую готовность! Есть, прикрыть крепость и город Брест! Разрешено ли применять оружие? Прошу Вашего письменного подтверждения! Я ведь не забыл, как Вы меня гнобили за обстрел немецкого самолёта — разведчика…Слушаюсь. Сделаем…»

И, опустив трубку, с бессильной яростью — «Какая сука додумалась тогда разоружить самолёты?»

(Голос за кадром. За два дня до войны в полк поступила команда из Округа- ДЕМОНТИРОВАТЬ на самолётах вооружение- то есть снять пушки и пулемёты и сдать их на склад…Приказ озвучил командующий авиации округа генерал Кобец, в недавнем прошлом- старший лейтенант, так и оставшийся на самом деле- просто очень хорошим лётчиком…и наивным, доверчивым человеком, слепо выполняющим любой приказ непосредственного начальства!)

На аэродроме начинается бешеная гонка со временем — техники в промасленных комбинезонах на руках растаскивают по аэродрому «Чайки» И-153, устанавливают на машины вооружение, набивают ленты к УБС и ШКАСам, тащат баллоны со сжатым воздухом. По полю в бледнеющих сумерках мечутся топливозаправщик и авиастартер. Вот, зачихав, взревел, прогреваясь, первый мотор…Привычно, с ломом и русской матерью- полк готовится к бою!

Только у 20 новеньких Як-1, только позавчера прибывших в полк- никакого движения. К ним нет ни горючего, ни боеприпасов…и летать на них никто не умеет…

Оживают и остальные аэродромы смешанной авиадивизии- Брест, Лошицы…

Приезжает автобус с еще не проснувшимися, заспанными лётчиками, повар в белом халате поверх формы наливает товарищам пилотам из термоса какао и раздаёт полётный завтрак- горячую котлету на куске хлеба…Пилоты с удивлением смотрят, как у края аэродрома развёртывается расчёт зенитного орудия…

Младший лейтенант Иван Иванович Иванов (продолжая жевать) «Ну…нифего сефе…уфения, приблифенные к боефым…А по нам они не фальнут? Нет, я не фонял, а почефу котлета только одна? Малофато буфет…»

(Мгновенная чёрно-белая вставка. Стройный ряд истребителей- вернее, то, что от них осталось…дымящиеся, догорающие обломки…на первом плане- мертвый повар с котлом, из которого рассыпались котлеты, которых уже никому никогда не съесть..)

(Цветное) Крепость Брест. Цитадель. Казарма 7-ой роты 455 стрелкового полка. 23 часа 48 минут.

Рядовой Огородников заботливо трогает за плечо своих подопечных: «Товарищ красноармеец, просыпайтесь…Эй, бабай-ага, тебе говорят, вставай, одягайся, выходи строится…Да проснись же ты, чёрт нерусский…»

Когда аргументы заканчиваются, а красноармеец (впрочем, какой он красноармеец, ежели присягу ещё не принял? Так, гражданское лицо, не известно зачем одетое в казённые синие трусы до колен) не собирается просыпаться, натягивая на стриженную голову тонкое одеяло — Огородников сбрасывает последнего на пол вместе с тощеньким, набитым сеном, матрасом…

«А ну, давай, давай, не задерживай, на выход, на выход…» — сопровождает для ускорения лёгоньким пинком чуть пониже спины особо не понятливых Огородников…Странная какая-то сегодня тревога…никакого тебе «Рота! Подьём! Тревога!» — даже свет на полную не включают…

Во дворе уже строятся рядом со своими палатками призванный на Большие Учебные военные сборы приписной состав- жители Западной Беларуси, всего два года как ставшие советскими гражданами…Эти — вполне всё понимают, и даже более того…

К растерянному, мечущемуся, как потерявшийся без курицы цыплёнок, командиру роты подходит невысокий, с серебристыми висками, подтянутый красноармеец: «ТоварЫш командЫр, разрешите Абратиться? Рядовой Кныш. Что, сынку, вОйна?»

Тот вскидывает голову, пристально смотрит в белеющее в темноте в лицо: «Да что Вы несёте…Что за чушь? Какая война? Так, простая учебная тревога…И я Вам не сынку, а товарищ младший лейтенант!»

«Так точно, товарЫш младшОй лейтенант…только у меня МОЛАДШИЙ сынку у Вашем возрасте…А гэта вОйна у меня будэт чотвёртая, так што я зрозумию, што гАвАрю…»

Ротный с удивлением смотрит на рядового: «А кто Вы, собственно такой…И почему- четвёртая война?»

Старый солдат вытягивается в струнку, лихо, чётко, без малейшего акцента, докладывает: «54-го Пехотного Минского Его Величества Царя Болгарии полка, пулемётной команды старший унтер-офицер Федор Кныш!»

А потом, смущенно добавляет: «Георгиевский кавалер…»

А потом, еще тише, совсем уже стеснительно, потупившись: «Полного банта…»

Ротный оторопело смотрит на Кныша, а тот негромко продолжает: «Так что считайте сами, Ваше благ…то есть тАварЫш кАмандир…германская вОйна, да с Поляками вОйна, да опять же с германами в 39-том…будет усего три- и я гэту крепАсть уже дважды боронял…усё тут знаю! Так можна мне со всеми у тыл не ходЫть? От спасибо! А можна и мужики останутся? Та нам ничого не надо, у нас усё есть…Есть встать в строй!

Ну что, мужики, вроде догАварился. Но! Раз уж остались- слухать меня як пана Буга. А то я вам не тАварищ младшой, шутковать не буду…Во!» И Кныш проносит перед коротким замершим строем таких же, как он, седовласых «мужиков» крепенький кулак…

Совершенно уже ничего не понимающий ротный машет рукой- делайте, мол, что хотите…Обрадованный Кныш, минутку посовещавшись с «мужиками», начинает отделять «овнов» от «козлищ» — кому идти в тыл, кому оставаться воевать…начинает бойцов делить на живых и мёртвых…

(Мгновенная чёрно-белая вставка. Плац крепости, усеянный телами…все они здесь — безоружные, убитые, даже не успевшие одеться…Таджики, Огородников, «мужики», Кныш…)

Отметка 121,3. Юго-Восточнее Минска. 74 Асфальто-Бетонный район ГУШОСДОР НКВД БССР. 23 часа 50 минут.

«Эй, начальник! Ты надел на хуй чайник?

Поговори у меня, морда…Давай, давай, не спи, зечина, замёрзнешь!

Начальник, а у меня давалка сломалась…»

На ремонте автострады Брест-Смоленск-Москва идёт «большой бетон», заливаются оголовки водопропускных сооружений, поэтому зека-зека (от ЗК- Заключённый Канало-армеец) работают круглосуточно. Для стимулирования работ- для всеобщего обозрения- на обаполе (здоровенном дрыне), воткнутом в кучу песка- кисет с табаком (ценный подарок для выполнившей план бригады).

Зека-зека работают весело, с огоньком…Потому как близок конец двенадцатичасовой смены, и план, похоже, перевыполнен. Осталось ещё пара замесов — и домой, в родной барак…А дома ужин, глубокая шлюмка с горячей баландой, полкило ещё тепленькой, пахучей черняшки…

«Расписанный» в синий цвет, «засиженный», с татуировками (карты, женщина и вино и надписью снизу — «Вот што нас губить») КОТ (коренной обитатель тюрьмы) скинул ватник и орудует совковой лопатой, как будто сам товарищ Стаханов…

Наконец, он втыкает лопату в песок и командует «Шабаш, братва! А то второй смене ничего не достанется!»

«Бугор»- «вольняшка» протягивает «расписному» кисет- заработали, так получайте…Но тот не особо доволен — на 500-той «весёлой» стройке, в БАМЛАГе, на укладке путей для стимулирования работяг ставили бидон с «Шилом» — 90 градусным спиртом…Экономят бульбаши, волки позорные…

Зека строятся, и сопровождаемые (нет, не кровавосталинскимиопричниками, и даже не стрелками ВОХР, а само-охраной, то есть теми же зека-зека в таких же бушлатах, но с карабинами в руках) под строевую песню радостно «снимаются» с промзоны:

«Гоп, стоп, Зоя — кому давала стоя? Начальнику конвоя, не выходя из строя»

(Голос за кадром- в районе Бреста зека массово строили аэродромы, ремонтировали дороги, возводили дома и промышленные объекты…Это были такие же советские граждане, как и все — и даже по одежде не очень-то отличались от вольных…И общая народная беда- коснулась и их)

Внезапно зека замолкают- они вышли на участок автодороги- вдоль которой протянулись столбы с телефонными и телеграфными проводами…Каждый пятый столб спилен…

«Расписной», в крайнем удивлении — «Вот это попадалово…Гадом буду — не знаю- кто, когда, захрен? Прикинь, даже изоляторы на столбах побиты…Вот дела…Начальник, что ж это делается, а?» На этот вопрос нет ответа. Пока нет…

Крепость Брест. Южный военный городок. Парк 22 танковой дивизии.23 часа 55 минут.

Дежурный по парку докладывает комдиву -22 генерал-майору Пуганову В.П.:» Товарищ генерал! За время дежурства чрезвычайных происшествий не было! Матчасть находится на консервации, боезапас и ГСМ их машин выгружены! Личный состав отдыхает, караул несёт службу согласно наряда! Дежурный — майор Квасс!»

Пуганов: «Вольно. Майор, слушай приказ. Поднять дежурный батальон 44 танкового полка! Технику заправить из НЗ, иметь на каждой машине по половине Бе-Ка…Батальон вывести в район сосредоточения к трём-ноль! Вопросы?»

Квасс: «Товарищ генерал, а где же пол-козы, то есть виноват, пол-быка брать? Есть, думать головой…»

Спустя полчаса…

Капитан Басечка, командир второго батальона 44 ТП: «Товарищ майор, на что мы холостые патроны и учебные снаряды в танки грузим? Может, тогда уж и плакаты учебные с собой брать?»

Квасс: «Головой надо думать, капитан! Приказано погрузить «пол-козы«…а где ж её взять? Вот и догрузим в БК, что есть…Ты что, вправду воевать собрался? Забей большой и пролетарский! Очередная генеральская блажь. Сегодня, например, комдив внеочередной строевой смотр устроил, понял, нет? Зачем?

Пробздитесь, и к завтраку- в расположение..»

При этом командиры идут вдоль бесконечно длинной шеренги стоящих на козлах, без гусениц, танков Т-26…

(Голос за кадром. Ещё 18 июня в войска поступила директива Генштаба — вывести танковые корпуса с мест постоянной дислокации и замаскировать в лесных массивах…Поэтому авиационные удары врага в ПрибОВО и КОВО пришлись по пустым военным городкам…До танковых корпусов ЗапОВО эта директива так и не дошла…Почему-то.)

Часть Третья. «Коса на камне». Самое длинное утро

22 июня 1941 года. Московское время — ноль часов…

«Вставай, проклятьем заклеймённый Весь мир голодных и рабов! Кипит наш разум возмущённый И смертный бой вести готов…»

Это ничего- это просто «Интернационал«…Исполняется по Всесоюзному радио в 12 часов ночи…

Во Владивостоке- уже утро, солнце давно уже сияет над Золотым Рогом и Босфором Восточным…Моряки в белых форменках строем, широко шагая, идут на водно-спортивный праздник…

В Москве- сияют звёзды над Кремлём, прохожие любуются прекрасным видом с Большого Каменного моста…Юноша показывает девушке на горящие окна в Большом Кремлевском дворце- ОН- не спит, ОН- думает о нас, о всех советских людях…

На Центральном Аэродроме, что на Ленинградском шоссе, приземлился рейсовый самолёт линии «Берлин-Москва» — в салоне ни единого пассажира! Летчик обескуражен- все привычные радиомаяки не работают, польские города и маетки — в затемнении, летел по памяти…В ответ диспетчер показывает ему аэронавигационную карту Центральной Европы- в середине карты белое пятно — все европейские метеостанции еще днём перестали передавать информацию…

В Минске- закончился спектакль, погасли огни у Окружного ДКА…Товарищ Павлов мирно отправился почивать…

Через станцию Брест прошёл поезд «Москва-Тересполь»… Пассажиры в спальных вагонах (Так и написано на вагоне- «Спальный») готовятся к паспортному контролю на границе Генерал-губернаторства и пересадке в немецкие вагоны до Берлина, Вены, Парижа и Амстердама…

«Быстроходный Гейнц» Гудериан в бинокль изучает с наблюдательной вышки Брестскую крепость…Вроде всё как обычно…есть какое-то шевеление, но у русских это каждую ночь- кто-то на полигон уходит, кто-то на строительство укреплений, потом возвращаются…Русские явно ничего не подозревают…

Ноль часов, одна минута. Лес северо-западнее Кобрина, именуемый «Ведьминым закутом».

Начальник областного Управления НКВД БССР старший майор товарищ Фрумкин обращается к заведующему сектором оборонно — массовой работы обкома комсомола товарищу Коржу: «Вася, ну что Вы как не родной? Эх, руки у Вас как…держите ровнее…тяните, тяните…вот, пошла, пошла…»

В темноте откидывается с земли крышка, похожая на крышку погреба…пахнуло сыростью, землёй…

Фрумкин включает квадратный пограничный фонарик, спускается вниз…

«Вася, лезьте уже…Осторожней, не наебн…говорил же, осторожней!»

Камера спускается вниз- на экране утопленный в землю по венцы сруб. В укрытии — деревянные полки, на них под запылённым брезентом- очень много полезных и нужных вещей.

Фрумкин, с удовольствием тетешкая в руках старомодный, но вполне работоспособный «Гочкисс»: «Надо же, сохранился, старый товарищ…Эх, сколько с этой дурой я по здешним местам погулял»

Корж, с недоумением: «Дядя Фима, откуда это?»

Фрумкин: «А это, мой неожиданно нашедшийся племянничек, заложено ещё в 1926 году, когда мы с товарищем Градовым в Западно-Белорусскую коммунистическую партию играли…впрочем, тебе про это рановато слушать…

Ну что, комсомол, впечатлился? Владей. Подараю от щирого сэрдца!»

(Голос за кадром. Первый в Беларуси партизанский отряд был в РЕАЛЬНОСТИ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО создан будущим партизанским генералом Василием Коржом в 8 часов утра 22 июня 1941 года. И откуда-то кадры нашлись, и оружие, и схроны в густом партизанском лесу сами собой от сырости образовались…Совсем не готовился кровавосталинский режим к партизанской народной войне!)

Ноль часов тридцать минут. Участок 11 пограничной заставы. Берег реки Буг.

В наряде- в прибрежных кустах, около пограничного столба?81 — замполитрука Ковалёв и младший сержант Сорокин.

Тишина. Над речной волной- серебрится лунная дорожка…

И в эту дорожку — вплывают чёрные тени — одна, вторая, третья…вот уже пол-реки закрывают бесшумно двигающиеся, как призраки, резиновые лодки…

Сорокин: «Товарищ политрук, идут…»

Ковалёв: «Вижу. Спокойно, боец, спокойно…»

Достаёт из полевой сумки телефонную трубку, находит у основания широкой ветлы замаскированный штекер, включается в сеть: «Я второй, первый, ответьте! Первый, Мотор-22! Есть действовать по обстановке!»

Когда черные тени пересекают середину фарватера, Ковалёв встаёт, поправляет ремень, одёргивает гимнастёрку, проверяет, ровно ли сидит зелёная фуражка…

Выходит к урезу воды, на белеющий речной песок…

«Внимание, вы нарушили Государственную Границу Союза С.С.Р.! Приказываю немедленно остановиться!»

В ответ звучит выстрел…Ковалёв, обливаясь кровью, падает на песок под довольный гогот кучно сидящих на приближающейся к берегу лодке немцев…

В эту же секунду Сорокин даёт зелёную ракету…и в свете стремительно взлетевшей ввысь рукотворной звезды немцы видят, как часть берега — поросшая кустарником- медленно отделяется и бесшумно плывёт, плывёт, плывёт — против течения…

(Ретроспекция.

Все маленькие девочки очень любят играть в куклы. Оля Тонина очень любила играть в солдатиков и ещё в кораблики…Фото: маленькая девочка с размаху бьёт маленького мальчика — Вовика Резуна — по голове большим железным пароходиком…

Ну, играла, играла (Фото: Девочка с пионерским галстуком держит в руках штурвал- в стиле «Тимур и его Бригада»)…росла, росла и выросла…с золотой медалью окончила советскую школу — молодым везде у нас дорога! Ан нет, оказывается, не везде…Фото: военком в шею выпроваживает барышню с комсомольским значком из райвоенкомата…

Но есть такая детская песенка:»

Климу Ворошилову письмо я написал — Товарищ Ворошилов, Народный комиссар!»

Так оказывается, действительно писали- и товарищ Ворошилов действительно эти письма — ЧИТАЛ!

И товарищ Тонина- спортсменка, комсомолка, и просто красавица (с) — была в порядке исключения зачислена на первый курс Высшего Военно-Морского училища имени товарища Фрунзе…Всё равно убежит через месяц!

Убежала она и в правду- через четыре года- с дипломом с отличием, от распределения в адъюнктуре…Выбрала сама место службы, как отличник- не в столицу, в Главморштаб, а на «ближний и любимый, на Дальний Восток!». На Амурскую военную флотилию…Фото: барышня в чёрной форме без погон, но с двумя галунами на рукаве и лихо заломленной мичманке а-ля Битти.

В Благовещенске молодого лейтенанта пытались определить — опять же в Штаб, но та упёрлась- на корабли…Предложили на ГИСУ «Олёкма»- должность кап-три, и по её дипломному профилю- гидрография…Нет, упёрлась рогом- именно на боевые корабли…

Ну так получите! Бронекатер-26, бывшее в девичестве посыльное судно «Пика» Военного ведомства почившей в Бозе Российской Империи…Даже гальюна нет. За борт «ходят».

Не прошло и месяца, как «двадцать шестой» вдруг заблистал, как медный пятак…И скорость даже увеличилась на пол-узла. Против проектной.

За три года вывела кораблик в передовые! Переходящий Красный Вымпел Главкома завоевала! За то и звание досрочно получила…

Ну, чистоту наводить бабьё умеет, вот до ДЕЛА доведись…

И как-то в одно прекрасное утро канонерская лодка с непроизносимым в приличном месте названием «Сунь-Хувынь» из флотилии совершенно ни от кого независимого государства Маньджоу-Го, управляемого малолетним императором Пу-И, встретив у острова Даманский «двадцать шестого», поприветствовала последнего выстрелом под нос…Китайцы, видите ли, полагали, что граница проходит по фарватеру…Товарищ Тонина в свою очередь полагала, что они ошибаются…И граница проходит исключительно по самому китайскому берегу…

Фото: Командир «двадцать шестого» берёт китайский корабль, превышающий её лилипута в десять раз, на абортаж, в лучших традициях Карибского моря…На груди- разорванная тельняшка, в одной руке- сапёрная граната Новицкого, в другой- разделочный нож из камбуза, на устах — «Ну, мать, мать, мать, кто ещё хочет комиссарского тела?!!»

За такую лихость старшего лейтенанта Тонину досрочно произвели в младшие лейтенанты и отправили на Запад…совсем в другую сторону…от греха, подальше…И вот теперь очередной агрессор встретил её уже на Буге…Гидрографией человек занимался, мирно так…)

«КТ-28» — Кировская, танковая…коротко ствольная пушечка, созданная на базе полковой…Устарела, конечно…Но не для этой ситуации…

«ГАММ!!» Когда трубка шрапнельного снаряда ставится «на картечь»- снаряд разрывается почти сразу, после вылета из ствола — и сотня стальных шариков огненной метлой- по воде, по лодкам, по затянутым в фельдграу упитанным телам — шмяк, шмяк, шмяк…

«ГАММ, ГАММ, ГАММ!!!» Не даром трёхдюймовку поэтичные французы называли «Коса Смерти»! Только гильзы по полу звенят! А что касается задымления башни- так моряки не танкисты, они про вентиляцию и ижекцию ствола с девятнадцатого века узнали…

А спаренный крупнокалиберный ДШК из башенки над бронированной рубкой- «АРРРГХХ!!» Только пламя у среза стволов бъётся!

А зенитная установка МВ-4 на корме, из четырёх «Максимов», каждый из которых- по 250 выстрелов в минуту- «РРРРАТАТАТАТА!!» И обманчиво-медленно летят, тянутся сквозь темноту светлячки трассируюших пуль — а на каждую трассирующую- три обычные…

Плохо на реке. Совсем не хочется гоготать…»Оборотень, оборотень, морской оборотень…Вервольфмаринен!!!»

И незваные гости скорее к берегу грести- где пришельцев уже встречают залпы симоновских самозарядок заблаговременно занявших ещё с вечера позиции пограничников…Ну, кто-то и доплыл, не всех своими двумя винтами в кровавую пену БК-031 перемолол…тех заботливо принимали, вязали — всё как полагается…А ты не суй своё свиное рыло в наш советский огород!

О таковом инциденте немедленно надо в самую Москву докладывать- только начальник заставы старший лейтенант НКВД тов. Фалдин и не подумал этого делать! Потому как к месту боя через полчаса прибыл не только комендант участка капитан НКВД Мысев, но и начальник Пограничных и конвойных войск НКВД генерал-лейтенант Соколов…

А БК-031 к берегу оттянулся- и опять в зарослях затаился, как анаконда амазонская…

(Голос за кадром. В реальности, начиная с полуночи и до трёх часов ночи, заблаговременно приведенные в боевую готовность пограничники Августовского и Брестского погранотрядов отразили восемнадцать попыток пересечь Государственную границу разведывательными и передовыми отрядами численностью от отделения до роты, уничтожив до 200 немецко-фашистских агрессоров, в том числе переодетых в красноармейскую форму…)

Ноль часов 49 минут. Пинск. Штаб флотилии. Докладывает начальник штаба- капитан 2-го ранга Г.И. Брахтман.

«…таким образом, Командование Погранвойск Союза выносит флотилии благодарность за помощь в отражении нападения, и просит дальнейшей поддержки и впредь.

По телефонному докладу командира катера, потерь среди команды нет, исключая троих легкораненых (по дополнительному сообщению старпома, в том числе и командира). Однако БК-031 требуется пополнения боекомплекта для орудия- одни бронебойные снаряды остались, а также значительно израсходованы патроны для ДШК. Патронами винтовочного калибра и бензином — пограничники щедро поделились…»

Командующий, контр-адмирал Рогачёв Д.Д.: «Добро. Вышлите Р-5 из нашей эскадрильи с боезапасом, обратным рейсом пусть захватит раненых, если нужна помощь на плавгоспитале…Эх, командира бы вывезти — не прошу себе, если эта дура шальную пулю лбом словит…Да не полетит она, я её знаю.

Добро. Передайте на 031-ый — «Флагман выражает удовольствие!»

Теперь о главном. Внесите в Журнал Боевых Действий — «Принял решение-в связи с обозначившимися военными действиями неприятеля (sic!) согласно плана прикрытия границы выдвигаюсь на Буг в составе первого корабельного отряда, мой флаг на «Жемчужине». Выход- по готовности.»

Пошли, братцы. И семь если — не футов, то хотя бы- семь сантиметров нам под килем»

(Голос за кадром. Генералы, как правило, посылают солдат в бой…Адмиралы матросов в бой- ведут.)

(Мгновенная черно-белая вставка. Корабли Пинской флотилии, получившие в РЕАЛЬНОСТИ приказ о «Готовности-1» в только 3 часа 30 минут ПОСЛЕДНИМИ ПО ФЛОТУ, в 4 часа успешно отразившие первый авиа-налёт на затон и Пинский СРЗ, но не получившие никаких боевых задач от командования 4-ой армии, вследствие этого вышедшие на помощь 75-той дивизии только в 7 утра (после проведения собственной авиаразведки), не дойдя до Кобрина всего 16 километров, беспомощно остановились у взорванных буквально на глазах наших моряков шлюзов…)

Час ночи ровно.

Аэродром Высокое, 74 штурмовой авиаполк 1 °CАД.

Командир полка майор Васильев — старый, 28-ми летний, начальнику штаба- майору Мищенко: «Саня, надо рвать когти…Ты слышал, что соседи по аэродрому- армейцы из 28-ой корпусной ОАЭ говорят? Сегодня, вроде, начнётся!

Широкомасштабная провокация, вроде ХалхЫн-Гола (sic! — именно так старые халхингольцы говорили), м-да. Я-то там был! (Машинально потирает роскошный, величиной с блюдце, монгольский орден — а потом также машинально трогает багровый шрам от ожога на левой щеке).

А знаешь, чем всё там начиналось? Ага. А ведь наш степной аэродром был в 80 километрах от границы.

Наше же сраное Высокое- аж в целых трёх. Накроют нас здесь злодеи как слепых котят решетом…

Поэтому слушай приказ. Перебазируемся на 45 авиабазу. В Кобрин.»

Мищенко: «Куда-куда? На 45-тую? Так ведь там аэродром закрыт, ремонтируется?»

Васильев: «О! Ты об этом знаешь. И я знаю. И немцы — я уверен- тоже знают…

А вот про то, что тамошние зека полосу уже разровняли под бетонирование, и щебень укатали- немцы знают вряд ли. Я и сам вчера случайно узнал, у меня там кум службу тащит…Конечно, тяжелые машины там не посадишь, но наши «чайки» — почему нет?»

Мищенко: «Слушай, я не понял, как так — вот просто возьмём и перебазируемся? Без приказа?!»

Васильев: «Да ведь по-правде мы не перебазируемся, чудак ты человек, а просто — ноги уносим. Есть же разница? Шутка. Ха. Ха.

Проводим учения по ночному групповому перелёту. Тебя ТАКОЙ вариант устраивает?

Тогда готовь боевое распоряжение и кликни полкового штурмана- пусть готовит полётное задание и схему перелёта. Через два часа- вылет всем полком. Знаю, что мало. На то и война…. то есть инцидент.

Немедленно отправь в Кобрин машины с техниками- по одному на самолёт, под командой полкового инженера…Эх, жалко, что новёхонькие И-ЭЛ-Два (sic!) взять с собой нельзя…восемь штук — ох, как жалко…да ведь они в ящиках, не увезём.

Сам сейчас же садись на УТ-2 и мотай в Кобрин. Найди первым делом моего кума, старшину Толика Галагана, скажешь ему, что я тебя послал — он всё и всех там знает. Поднимайте там БАО, выложите старт…впрочем, в четвертом часу- уже светает, так что сядем по светлому…И…это…Знамя Части с собой возьми, понял? Потому. Что. Я. Так. Решил.

Ну, давай, давай, шевели булками…Надо удирать. Ох, чует моё сердце…Надо.»

(Мгновенная чёрно-белая вставка. Расстрелянный практически в упор немецкой полевой артиллерией, 74 ШАП к 4 часам утра был уже мёртв…как и его командир- майор Васильев)

Один час восемнадцать минут. Крепость. Центральный остров. Главный оборонительный вал (по научному именуемый «рондо редюита», но мы народ дикий, поэтому будем для простоты говорить- вал)

Звякают лопаты по обломкам кирпича — старого, красного, «довоенного» (sic! — то есть до революционного).

Рядовой Кныш: «Што ты роешь, небога, што за ямка заячья? Та хрен с им, с УставАм вашим! Траншею, траншею копать будем…ну, не успеем, так хоть окоп! В окопе- всё рядом, соборно, на миру. А в гэтой ямке будешь сидеть, как тот суслик, ни чего не видя, усего боясь и сам себя жалея…Эх, мне бы кулемёт, да патронов побольше, да бочку воды…да я тут до морковкина заговения просижу…Ройте, усердней ройте, братцы, землица — она одна солдату спасение…»

Брестская крепость. Северный остров. ДНС 5. Один час 49 минут.

Стук в дверь…

«Кто там?

— Августа, это я, Шура…

Ой, Господи, Шурка, что случилось-то? Заходи…

Нет, я на секундочку. Давай, собирайся — к нам посыльный из полка приходил, велел всем переходить в бомбоубежище…

Шура, слушай, ты меня конечно, извини, соседка, но меня ваши полковые тревоги уже не касаются! Мы уже на дивизии.

И Юрку я еле — еле уложила- всю ночь под окном то топают, а то техника скрежещет. И что, опять его будить, одевать? Не пойду. Хватит с меня ваших осоавиахимовских игрищ…Иди, иди…мало, что мужа невесть куда унесло, так и мне туда же? Не пойду, я не дура набитая.»

Между тем на улице между командирских домов уже начинает собираться небольшая толпа — 170 семей, около 700 человек…Закутанные в одеяла детишки хнычат…

Заведующий гарнизонным клубом, старший политрук Путинкин: «Товарищи, товарищи, соблюдайте порядок. Нет, ничего с собой брать не надо! Только документы! Никаких вещей!

Детское питание — можно…Да мы вернемся к утру, обещаю!»

Так и пошли — в халатиках, в домашних тапочках…Некоторые в таком виде до Красноярска доехали…

(Мгновенная чёрно-белая вставка. На асфальте — оторванная детская ножка. В абсолютно чистеньком, беленьком носочке…)

Два часа ночи. Крепость. Цитадель. Танковая рота 75-того отдельного разведывательного батальона 6 стрелковой дивизии.

«Та-та-та-та…Гррммм!» Выбросив тёмное, даже в ночной мгле, облачко бензинового выхлопа, двигатель наконец запустился… Командир-танкист (тот самый, который так был ошарашен зловещим предсказанием кучерявой блондинки в парке нынешним вечером — даже свою роскошную форму переодеть не успел) — отступая спиной вперёд, помахивает мехводу обеими ладонями к своей груди — давай, давай, помаленьку… Краса и гордость советского автопрома (именно так — даже движки ГаЗовские), Т-37А залязгал своими узенькими гусеницами и выполз из бокса…

Неслышно подошедший к танкисту комбат положил ему руку на плечо: «Боря, тут такое дело, слушай…Короче, решили тебя в поход не брать.»

Комроты Боря Элькин недоумённо вздёрнул вверх кустистые брови: «Что значит, решили не брать? За что?!»

Комбат: «Что значит — за что? Я тебе что, порицание выношу?»

Элькин: «А разве нет? Это что же, Вы в бой пойдёте, а я в каптёрке припухать буду? Товарищ капитан, Вы права такого не имеете! Я подам рапорт командиру дивизии… Я Ворошилову напишу!!»

Комбат: «Утихни, чудила! Да я просто не так сказал. Не тебя лично не брать, а твои керогазы…Ну сам посуди, на что они в поле — броня картонная, из оружия- один пулемёт…Короче, слушай приказ. Поступаешь в распоряжение майора Гаврилова — ну, ты его знаешь, на корпусной партконференции его недавно…ну, ладно, дело прошлое…Будешь его поддерживать. Всё, всё, без разговоров, я умываю руки.»

И, запрыгнув на подножку БА-10, держась рукой за створку приоткрытого бронещитка, комбат убыл — поехал догонять уходящий разведбат…Только рукой напоследок помахал.

Элькин с печалью посмотрел на свои выстроившиеся на брусчатке стройной колонной «керогазы»: «Броня картонная, броня картонная…Мы ещё себя пока-а-а-жем»

И с досадой поправив роскошную, специально по заказу за большие деньги построенную фуражку, побрёл искать опального майора Гаврилова…

(Мгновенная чёрно-белая вставка. На брусчатке — вверх дном — роскошная, не уставная фуражка…прострелянная…с пятнами крови…Из танковой роты 75 ОРАБ в район сосредоточения не вышел никто.)

Остров Пограничный. Два часа тридцать две минуты.

В замаскированных окопах и ДЗОТах- в полной боевой готовности залегли пограничники. В окопах они уже довольно давно- с вечера, однако боеготовность не растеряли — терпеливо выжидать долгими часами в засаде- им не привыкать…Внезапно ночную тишину разорвал истошный визг…

Старший сержант-сверхсрочник с досадой перегрыз травинку и обречённо прошептал: «Всё! Наш старшина — Ющера зарезал…»

Боец — из прибывших на окружные стрелковые соревнования — с вопросом взглянул в его сторону…

«А, да ты не знаешь…Наш старшина, Янукович, всех заставских кабанов так почему-то называет — говорит, иначе колоть жалко! Рука у него не поднимается! А какой у нас кабан был, закачаешься…Умный, как овчарка — все команды знал! А здоровущий какой! Старшина поросёночка из под самой Полтавы, из Всесоюзного НИИ свиноводства привёз, от свиноматки — призёра ВСХВ…

Ну что же делать — ежели провокация, так он, Ющер наш — всё одно не жилец — в окоп же его не спрячешь…а так повар хоть мяса нажарит…Эх, какой был славный кабан! За это фашисты особо заплатят!»

Фольварк Семятиче. Участок Государственной Границы невдалеке от Буга. Три часа ровно.

«Пыль, пыль, пыль, пыль — от шагающих сапог… «в темноте её не видно- но она висит в сереющем небе, припудривает потные лица красноармейцев, грязными ручейками скатываясь на чернеющие от пота гимнастёрки…

Передовые подразделения советской пехоты прибывают в район заполнения 62 УРа.

Впрочем, за этим таинственным названием скрываются пресловутые стрелковые ячейки — правда, не индивидуальные, а на два-три красноармейца, несколько рядов колючей проволоки, блиндажи, площадки для пулемётов и полковой артиллерии…Но всё же — не среди чистого поля оборону стальную крепить!

Первый красноармеец спрыгивает в им же самим неделю тому назад выкопанный окопчик и с удовольствием скидывает с плеч ранец (sic!) — нововведение имени покойного ныне врага народа Егорова, вместо «сидора» и знаменитой скатки — прошедшей с Русской Армией от Шипки до Мазурских болот…Натёр плечи, сволочь такая, квадратная…

Прибытие бойцов с изумлением наблюдают работающие в ночную смену военные строители из 184 саперного батальона…Про весьма возможную провокацию они ничего не слышали — их командующий, генерал Карбышев, проезжая через участок утром, ни пол-слова об этом не обмолвился…

После недолгого совещания безоружные строители разобрали инструменты, одели ремни и пилотки, и нестройной колонной потянулись к чернеющему на фоне розоватого неба лесу. У недостроенного ДОТа-27, прикрытого от нескромных взоров дощатым забором, осталась грохотать заброшенными в неё камнями бетономешалка — чтобы «соседи» за рекой не беспокоились о том, что «иваны» что-то поняли…

(Мгновенная чёрно-белая вставка. Поле, усеянное солдатскими телами с чёрными петлицами на выгоревших гимнастёрках второго срока…Они не бежали — они шли в атаку, сжимая мозолистыми руками лопаты, топоры и ломы…)

Три часа тридцать пять минут. Аэродром Высокое. 74 ШАП.

Комполка Васильев, мечется как тигр в клетке: «Чёрт, чёрт, чёрт…Уходит время, уходит…Прямо сквозь пальцы сыплется…Чёрт! Связь! Есть связь с Кобрином?»

Начальник узла связи: «Никак нет, товарищ майор…» И- про себя: «Чего это Батька дурит? Учения какие-то задумал…делать ему по ночам, видно, нечего…женится ему надо срочно!»

Васильев, перестав бегать, внезапно останавливается: «Так, принимаю решение- если грёбаный начштаба через пол-часа не отзвонится, вылетаем всё равно, на шарапа…»

Начальник узла связи: «Товарищ майор, Вас! Комдив!»

Васильев, внимательно слушая, отогнув вверх ухо лётного шлема: «Так точно, понял Вас. Есть…Есть госграницу не пересекать!»

Потом швыряет трубку, хлопает лётными перчатками по поле кожаного пальто-реглана: «Ну надо же! Какая неожиданность! Приказано срочно перебазироваться в Кобрин! Ну кто бы мог предугадать! В рот и в жопу этих штабных сук!»

Выхватывает с раскладного деревянного столика сигнальный пистолет — и ввысь взмывает красная ракета…Аэродром наполняется гулом запускаемых моторов…

На лётном поле выстроен по-эскадрильно весь полк — «Чайки», И-15Бис…Все шестьдесят машин.

Машина комполка — с красной надписью на борту «За ВКП(б)!» — во главе первого звена…Начинает разбег- медленно, быстрее, быстрее…Взлёт! И тут же на вираж- для построения в круг…

Первое звено Первой эскадрильи начинает взлёт…

Три часа тридцать восемь минут. Железнодорожный мост правее Крепости.

В светлеющем небе гаснут последние звёзды, а по дощатому настилу меж двух пар рельсов- снаружи широкая русская колея, внутри — узкая немецкая — топают подкованные сапоги с низко обрезанными голенищами…

«Эй, русски! Давай погранкомиссар! Конвенций о шелезнодорожний сообшений! Бистро-бистро!»

Пограничник на посту у нашего берега реки широко и ласково им улыбается и нежно отвечает: «Погранкомиссара вам? А лично товарищ Берия вам не нужен, часом? Приёмная Лаврентия Павловича работает с девяти утра! Приём по рабочим дням! А нынче выходной. Так что пошли на хуй, уёбки! (Очень быстро) «СтойСтрелятьбудуЛожисьСтреляю!»

И стреляет — метко, точно в мышиного цвета цель.

Потом он скатывается под откос насыпи- потому что над головой звенят пули- а на мост накатывается плещущая огнём туша «панцерцуга«…И как только первые колёса броневагона пересекают незримую линию посреди реки…

Мгновенный всплеск красного, и коробчатые фермы, застонав, качнулись, и рухнули в окрасившиеся оранжевым воды Буга…

На миг — мелькнуло растерянное лицо командира бронепоезда обер-лейтенанта Сееле — «О майн Готт, это не правильно! Так не должно быть!» и уже смешно и нелепо выглядит прикреплённая к борту бронетепловоза «ЦЛ-2» табличка с вагона поезда «Берлин-Москау«…Летящая вместе с ним вниз…

Докатывается могучий рык взрыва…А потом- другие тяжкие удары- мосты у Мотыкал, у Коденя, у Семятиче, Домачёво и Влодавы…Добро пожаловать в ад.

(Мгновенная чёрно-белая вставка. Подло, предательски убитые пограничники во главе с погранкомиссаром…Немецкий бронепоезд торжествующе пересекает Буг… и тут же его в упор расстреливает пушечный ДОТ «Светлана» из 17-того ОПАБ 62-го УРа…есть там у них один наводчик- красноармеец Хазамбеков, ворошиловский стрелок…На миг — мелькнуло растерянное лицо командира бронепоезда обер-лейтенанта Сееле — «О майн Готт, это не правильно! Так не должно быть!» и уже смешно и нелепо выглядит прикреплённая к борту бронетепловоза «ЦЛ-2» табличка с вагона поезда «Берлин-Москау», облизываемая языками горящей солярки…Нет, ни за что ему не доехать до Москвы. Судьба такая. Добро пожаловать в ад.)

Три часа пятьдесят восемь минут. Берег Буга. Наблюдательный пункт 2-той танковой группы.

Гудериан опустил бинокль и с сожалением произнёс: «Ну, на захват мостов я, в сущности, не очень и рассчитывал…В конце концов, это было бы не спортивно…»

Фон Меллентин, скрывая ехидную генштабовскую улыбку, тщательно записал в книжечку с золочёным обрезом серебряным (sic!) карандашиком: «Командующий отметил, что виноград зеленый…»

В этот момент над их головой на восток пролетели первые бомбардировщики…

В это же время. Брестская крепость. Северный остров. ДНС?5.

Тяжёлый гул дальнего взрыва разбудил задремавшую под утро Августу…Женщина накинула халатик, поправила одеяло на детской кроватке, опасливо выглянула в коридор…Никого нет. Пусто. Льётся жёлтый свет не погашенной лампочки, свисающей с потолка…Тишина. Только чуть слышно скрипнула оставленная приоткрытой входная дверь в коридоре…Тихо позвала: «Э-эй, кто нибудь? Шура? Катя? Варенька? Где вы все?» Прошлёпала босыми ногами к выходу на лестничную площадку…В этот миг тишина взорвалась ослепительной вспышкой…

В это же время. Управление НКГБ по городу Брест. Сидящая на лавочке во дворе девушка испуганно прижалась к Мохначу: «Что это было?»

В этот момент рывком распахнулась дверь, с крыльца посыпались оперативники…

Лерман, через плечо, на бегу: «Я в Крепость! Могу подхватить!»

Мохнач бросился к зарычавшему мотором грузовику…Только он вскарабкался в кузов, как за доски борта ухватились тоненькие девичьи ручки: «Можно мне с вами? Я комсомолка, я медкурсы МПВО окончила!»

Лерман с досадой махнул рукой — мол, по дороге высадим…

В это же время. Небо над Брестом. Дежурное звено 2-ой эскадрильи 123 ИАП.

Второй ведомый младший лейтенант Иван Иванович Иванов, 19 лет: «Ух ты, мать моя женщина.

Где же мы их всех хоронить-то будем?!»

Внизу — сплошной ковёр из вражеских бомбардировщиков, пересёкших Границу…(критики, не визжите- субъективное восприятие лётчика)

Ведущий покачивает плоскостями — «Делай, как я!» и начинает пикирование…

Ближе, ближе…Огонь!

Воздух полосуют огненные стрелы Ультра- ШКАСов- 2800 выстрелов в минуту…Иванов, как бультерьер, ничего не видя и не замечая, вцепился в «Юнкерса«…а тот летит! От фюзеляжа врага летят какие-то щепки и отваливаются целые куски, а он летит! Наконец, когда Иванов уже видит заклёпки на оперении врага, «немец» лениво задымил и свалился на левое крыло…Есть один.

Иванов оглядывается, крутит головой…он провалился значительно ниже схватки — весь истребитель изрешечен, с крыльев лохмами свисает перкаль…Мотор чихает, но тянет…Что вы хотите- воздушное охлаждение. Пара простреленных цилиндров для Рыбинского мотора, в сущности, ерунда…

Плохо другое. Патроны уже все!

Иванов с досадой дёргает рычаг перезаряжания- бесполезно.

«Нет, ну я не понял, что, я уже отстрелялся? Маловато будет!»

Враг, не взирая на потерю уже трёх самолётов, продолжает идти на город и Крепость.

Русские лётчики со времен героического Нестерова хорошо изучили особенности такого вида боя, как таран. Кстати, как вид боя — таран применяли только русские. Ну и японцы, разумеется. Дикари, что с них возьмёшь…никакого понятия о правах человека.

Значит так. Догоняешь сзади, уравниваешь скорость и рубишь винтом вертикальный стабилизатор…Супостат гарантированно сваливается в штопор.

Только вот как догнать-то? «Чайка» и в исправном состоянии-то это сделать не может на горизонтали…

И Иванов переходит на встречно-пересекающийся курс…Есть и второй.

Вечная тебе память, лётчик.(«Утомлённое солнце нежно с морем прощалось…»)

(Мгновенная чёрно — белая вставка. Взлетев под бомбами на предательски ОБЕЗОРУЖЕННОМ самолёте, Иван Иванович Иванов, младший лейтенант,19 лет, ценой собственной жизни совершил в 4 часа утра один из первых таранов Великой Отечественной. Награждён не был. Ничем. Вечная тебе память, Герой Советского НАРОДА.)

Между тем — весь предыдущий бой продолжался всего пару минут (в бою время идёт ПО ДРУГОМУ), и сейчас на наши «Чайки» упали сверху эскортирующие «мессершмидты».

Не обращая внимание на разгорающуюся «собачью свалку», немецкие бомбардировщики идут и идут к цели — осталось пара минут…Они — ничего не боятся! (Голос за кадром — в РЕАЛЬНОСТИ первые сбитые немецкие лётчики подтвердили — им было известно, что зенитные орудия «Иванов» стрелять не будут! Так оно и было — в Белостоке, Минске, Киеве…)

Звучит Вагнеровский «Полёт валькирий». Довольные, самоуверенные лица убийц Ковентри, Варшавы, Роттердама…Готовые разить унтерменшей. С абсолютно безопасной высоты.

Первый секретарь обкома партии тов. Тупицын (он же Член Военного Совета Армии, диввоенкомиссар), выглядывая в окно, кричит в трубку: «Штаб ПВО? Ты, пизда, почему не стреляешь?!! Сейчас ведь разнесут всё к ебеням!!»

Штаб 218 отдельного дивизиона ПВО. У аппарата- очень корректный джентльмен, светловолосый, высокий, истинный ариец.

Истинный ариец, обиженно: «Этто нэ пизда. Этто полковник Сирмайс. А стрелятть ещщё ранно…Они ещщё нне на поевомм куррсе…А фот сейчасс уше можно.» И- совершенно спокойно: «Огоннь».

Перед застеклённой кабиной головного «юнкерса» вспыхивает огненное облако разрыва, и сквозь пластик в неё с воем влетает туча раскалённых осколков. «Полёт Валькирии», взвизгнув, переходит в «Полёт шмеля». Остальные бомбардировщики, потеряв ведущего, шарахаются в разные стороны и сыпят груз на кого ни попадя- так, что бомбы летят и за Буг, на немецкие головы…Хорошо стреляет полковник Сирмайс, чёрт не русский.

(Мгновенная чёрно-белая вставка. Замначальника ПВО Округа, верный соратник замученногокровавосталинскойгебнёй борца за дэмократию Алксниса, приставив пистолет к виску полковника, заставляет его ЗАПРЕТИТЬ открывать зенитный огонь).

ЧЕТЫРЕ ЧАСА РОВНО, или Три часа по берлинскому времени.

«Двадцать второго июня Ровно в четыре часа — Киев бомбили, нам обьявили, Что началася война…»

Аэродром Высокое.

Полк уже почти взлетел- выстроившись в круг над лётным полем. На земле, разбегаясь — остались несколько машин, пара звеньев…

Вот И-15бис, кажется, готов оторваться от полосы…И в этот момент перед самолётом вспухает разрыв…Машина капотирует, и разваливаясь на куски, вспыхивает как солома…

В тот же миг всё лётное поле покрывают султаны взрывов…Всё же есть у немцев уязвимая пята- видели же, что самолёты взлетают — а стрелять начали ровно по графику…»Орднунг унд бефель, айне колонне марширет…» Против русской ИМПРОВИЗАЦИИ…

А так бы весь полк накрыли…

Васильев покрывается холодным потом- и всё ему кажется, что во вспыхнувшем самолёте- горит он сам…

Но что же делать?

Воздух- свободен! Все дороги открыты! На Северо-Востоке- Кобрин, и благодарность начальства- ведь спас фактически свой полк!

На Западе- громящие Высокое позиции немецкой артиллерии, и строжайший приказ- границу не перелетать! И нагло кружащий за рекой немецкий разведчик- корректировщик…немцы явно ЗНАЛИ, что русские границу пересекать не будут!

Внизу- аэродром, где сейчас заживо горят его сынки-лётчики…

Что выберешь, майор?

Васильев закрывает глаза- и снова перед ним проклятое, навек оставшееся в памяти огненной меткой 14 июля 1939 года…Пылающее небо ХалхЫн-Гола…

Как вы думаете, испугается трибунала человек, который самураев не боялся?

Вот то-то и оно.

Васильев широко улыбается волчьей улыбкой и даёт ручку от себя…

Возмездие на немецкие батареи пришло скорое и неотвратимое.

По дороге- смахнули с неба надоедливый «костыль» — корректировщик «Хеншель»…

Через десять минут БОЕВОЙ штурмовой полк ложится на курс к Кобрину…

Впереди- изрешеченный, но живучий И-153 с гордой надписью кармином «За ВКП(б)!»

Четыре часа ровно.

22-ая танковая дивизия. Южный военный городок.

Из всех танковых соединений РККА этой дивизии повезло меньше всех…

Расположенная прямо на берегу Буга, в трёх- четырёх километрах от границы- она находилась в пределах досягаемости всех артиллерийских систем немецкой армии, до лёгких пехотных орудий включительно.

Небо вспыхнуло светло-красным…Бесчисленные всполохи взрывающихся снарядов всех калибров сделали уходящую ночь светлее, чем день. Адский грохот заполнил землю- и она дрожала, как в лихорадке.

Большие деревья, окаймлявшие Буг, сгибались вперёд и назад в дикой судороге, терзаемые ударной волной.

В техпарке дивизии бушевал огненный шторм. Автоцистерны и грузовые автомобили, стоявшие на открытых площадках, сливали языки пламени в огромном погребальном костре.

Вспыхнули, а потом рванули склады ГСМ. В боксах и на стоянках загорались танки и боевые машины.

Перед казармами лежали сотни людей — убитые раненые, контуженные…Крики, стоны, плач…Истекая кровью, искалеченные люди напрасно просили о помощи…

Спустя полчаса, берег Буга. В ивняке — замаскированные танки капитана Басечки — батальон. Всё, что осталось от дивизии…

Майор Квасс, отвечая на немой взгляд подчиненного (чёрный, со сгоревшими волосами, в лохмотьях формы, сквозь которое краснеет обгоревшее тело): «Нет, наши танки выводить не понадобилось…Так и сгорели, стоя на подпорках»

В это же время. Брестская крепость. Северный остров. ДНС?5.

Абсолютная, мёртвая тишина.

Августа медленно приходит в себя…Кашляет…»Что это? Дым…дым? Пожар? Юра, Юрочка!»

Женщина с трудом вздёргивает себя с пола, и не замечая, как за ней тянется кровавый след, с трудом, волоча перебитую осколком ногу, пробирается, держась за стену, в комнату. Распахивает дверь.

И видит — что стены, у которой стояла детская кроватка- нет…На месте стены- огромная пробоина — в которой бесшумно вспыхивают разрывы снарядов во дворе…

Августа, бесшумно воя, падает на колени, начинает раскапывать, обдирая до мяса ногти, кучу битого кирпича…находит то, что искала…

Встаёт, тяжко, медленно подходит к абсолютно целой этажерке, на которой даже фарфоровая балерина всё также стоит на своей хрупкой ножке — только беленькая салфеточка с мережкой засыпана красным песком…

Берет с этажерки альбом, раскрывает, садится на пол рядышком с чудовищной кучей…

Показывает фотографии:

«Видишь, Юрочка, это мы с папой на свадьбе…

А это- ты у нас родился…

А это- ты учишься ходить…»

Из под белокурых, растрепанных волос на альбом капают круглые, тяжёлые капли чёрной крови…кап, кап, кап…Кадр медленно гаснет.

Это же время. Крепость. Цитадель.

Нападения — ожидали. Даже готовились…

И всё равно — хотели как лучше, получилось…Почти как всегда. Так первый снежок, выпавший в Москве в середине декабря- становится для московского ЖКХ нежданным стихийным бедствием…

Первый залп произвели реактивные установки врага — «нибельвельферы». За 4 минуты на Цитадель обрушилось более 60 000 (шестидесяти тысяч!) снарядов…

Никогда ранее не применявшиеся на практике, пучками по 6 снарядов, подобно кровавым кометам они протянули свои хвосты — их жуткий вой заглушал залпы ствольной артиллерии…Казалось, то зашатался весь мир…

Воздух был заполнен металлом осколков, зажигательные снаряды обращали в пепел опустевшие палатки, коновязи, к которым ещё час назад были привязаны кони, оставшуюся на плацу Крепости технику…Вспыхнули не успевшие покинуть крепость машины 31 отдельного автобата…

Многое и многих удалось вывести, однако все спецподразделения уйти не успевали — они и попали под удар. После налёта реактивных установок во дворе Цитадели практически никого живого не осталось…Взрывы создавали воздушный вакуум, разрушавшим лёгкие людей и животных. После того, как огненный шторм окончился- можно было видеть тела людей- просто сидевших, как замороженные куклы, неподвижных, безгласных — на скамьях в курилке, где настигла их смерть — без каких-либо ран или внешних увечий…

Однако казематы, выстроенные в прошлом веке русскими инженерами, выстояли! Когда рванули первые взрывы, форты лишь дрогнули, как при землетрясении…

Стены укреплений снаряды не пробивали — но те здания, окна которых выходили на юго-запад, охватил пожар. Загорелась вся крыша Кольцевой оборонительной казармы, помещения 333 СП. Пылали пожарная вышка Белого дворца, сараи, фураж и сено конюшен, дрова, сложенные во дворе в огромные поленницы…

Подвал Белого дворца, штаб обороны. Четыре часа 11 минут.

Тонкой струёй сыпется с потолка песок, засыпая расстеленный на столе план Крепости, лампа под потолком раскачивается на шнуре, бросая качели света и тени на побледневшие лица…По Белому дворцу стреляют 1 и 2-ая батареи мортирного дивизиона 34 пехотной дивизии — калибр 21-см…

Полковой комиссар Фролов болезненно поморщился, потёр грудь левой рукой…

Майор Гаврилов: «Что с тобой, Моисеич?»

Фролов: «Что-то сердце защемило…Как лупят, мерзавцы! Как там наши?»

Гаврилов: «Не волнуйся, Моисеич! Наши семьи Вовка Путинкин эвакуирует. Он хоть дурак-дураком, потому только клубом ему и доверили заведовать, но старательный. Небось, все дома поквартирно обошёл, всё проверил…»

Фролов: «Да я ничего…Густа у меня- человек ответственный, жена коммуниста! От коллектива не отстанет…Ладно. Я выдвигаюсь.»

Гаврилов: «Куда ещё собрался?»

Фролов: «Как куда — к бойцам. Надо их проведать, поддержать…Нельзя мне в подвале отсиживаться. Комиссар я или где?»

Четыре часа девятнадцать минут. Остров Пограничный.

Старшина Янукович, с тоской глядя из полуоткрытой двери блиндажа на пылающее здание заставы: «Эх, мать чесна…Пятьдесят ведь…пятьдесят. Пятьдесят? (с сомнением в голосе) Или сто? Нет, сто пятьдесят! (с огнём в глазах, фанатично) Сто пятьдесят комплектов нового обмундирования в каптёрке остались! И куртка кожаная! Три.»

Четыре часа двадцать пять минут. Левый берег Буга. Напротив острова Пограничный.

Выскакивая из противоосколочных окопов, 10 рота 133 пехотного полка вермахта бежит к невысокому обрыву, где пионеры из сапёрного батальона уже спускают на воду штурмовые лодки.

К ним присоединяются офицеры с КП 3-го батальона. Впереди всех бежит военный корреспондент «Ди вермахт» Хабеданк.

Первые группы штурмовых отрядов усаживаются в лодки…взвыли заведённые моторы. Грохочут противотанковые и пехотные пушки, прикрывающие переправу. На противоположном берегу продолжают взмётывать обломки снаряды 21-см мортир. Буг отражает кроваво-красные пожары на правом берегу.

Первая волна пошла. С русского берега- ни единого выстрела…

Четыре часа двадцать семь минут.

Свершилось! Первый солдат вермахта вступил на землю Крепости! Гремит марш…Немцы, они обожают марши…

Первый солдат- а это оказывается военный корреспондент — спрыгивает со штурмовой лодки…И тут же, поскользнувшись, падает лицом в прибрежную тину…Это очень хорошо видно в свете запущенной с лодок серии ракет — по которым немецкая артиллерийская подготовка мгновенно прекращается…Наступает тишина, которая только подчёркивается треском пожаров…

Хабеданк, не растерявшись, произносит историческую фразу: «Россия сама упала в мои объятия!»

Хочет встать, скользит, и снова падает…

И в этот момент….

Три станковых и шесть ручных…Лязг «Дегтярёвых», солидное рокотание «Максимов«…Особенно зверствует старший сержант Минин — чемпион по ручному пулемёту…

Автоматические винтовки Симонова — короткими очередями — так-так-так…так-так-так…

Туддух. Туддух — это Токаревские самозарядки…

Бах. Бах. Бах. — это не торопясь, на выбор, как на стадионе, работают лучшие стрелки пограничного округа из своих любовно пристреленных, призовых винтовок…

Хабеданк, над головой которого проносится смертельный град: «Этого не может быть! У КАЖДОГО РУССКОГО В РУКАХ ПО РУЧНОМУ ПУЛЕМЁТУ!» (Голос за кадром — именно так в РЕАЛЬНОСТИ говорили фашисты, испытавшие шок после первой встречи с советскими пограничниками).

Рота фашистов буквально сметена с советского берега…

Хабеданк, ужом, прикрываясь дырявыми бортами штурмовых лодок, над которыми торчат руки и ноги в форме мышиного цвета, пытается уползти в прибрежные кусты…где его берёт за глотку заставская овчарка Найда…Жуткий, задавленный хрип…ветки кустов покачались и снова затихли…

(Титры: «Как львы, дрались советские пограничники!» Л. П. Берия)

Четыре часа двадцать восемь минут.

В небе над Брестом кипит ожесточённый бой. Взлетевшие по тревоге с аэродрома Пружаны, прикрытые «чайками» 123 ИАП на взлёте, И-16 (28 и 29 серий) из 33 ИАП, прорываясь сквозь заслон трассирующих пуль, выпущенных бортовыми стрелками, успешно громят из ШВАК-овских пушек вражеские бомбовозы, возвращающиеся из налёта на Кобрин и Пинск…Эскорт истребителей на «верхних этажах» в это время сцепился с МиГ-3… Нашим достаётся…

Впрочем, достаётся и эскорту.

«Ахтунг! Рата! Рата! Супер-Рата!!!» — завывает кто-то в эфире, и тут же вопли сменяются хрипом и бульканием…а ты не загоняй «крысу» в угол, «испанец» хренов!

Всё небо — в парашютах, как будто высаживается воздушный десант.

Четыре часа двадцать девять минут.

На аэродром, вздымая пыль, отсвечивающую кровавым в свете восходящего солнца, буквально плюхается изуродованный истребитель…Мотор глохнет прямо на посадочной полосе.

Из кабины с трудом выбирается мокрый, как мышь, майор Сурин…

Техник эскадрильи Виктор Петрович Шуль: «Эк Вас, товарищ командир, отделали…А по осторожней нельзя было с аппаратом обращаться?»

Сурин: «Можно. Можно было его даже в сейф запереть…Почините?»

Шуль (солидно): «Знамо дело…к завтраму будет как новенький…»

Сурин: «Завтра? Да мне сегодня надо, сейчас!»

Шуль (авторитетно): «Сейчас, товарищ командир, не получится. Тут одних дырок замучаешься латать, и мотор надо перебирать…Завтра. А Вы, товарищ командир, пока на новеньком «Ястребке» слетайте…»

Сурин: «Ты что говоришь-то? К ним же ни бензина, ни снарядов в полк не поступало! Водой, что ли, заправишь?»

Шуль (хозяйственно): «В полк такого высокооктанового бензина действительно не поступало, а у меня всё же трохи есть…И снаряды маем…»

Советский лётчик может с успехом летать на всём, что может летать, и с некоторым напряжением- летать на том, что летать не может в принципе…А здесь- «Говно вопрос- винт спереди, стабилизатор- сзади, столовая лётно-подъёмного состава- на прежнем месте….» (Марк Галлай).

К пяти утра майор Сурин сбил на новеньком Яке первый фашистский самолёт — из четырёх, сбитых им в этот самый долгий день…День, который ему не суждено было пережить…Тяжело раненый, он не покинул с парашютом современный истребитель, так нужный на фронте. Собрав всю волю в кулак, он пилотировал машину до аэродрома и умер при посадке… («Утомлённое солнце нежно с морем прощалось…»)

Четыре часа тридцать минут. Левый берег Буга. Район маетка Постышей. Напротив участка 11 пограничной заставы.

Немцы собираются применить очередную «вундерваффе». Это танки Т-III, оборудованные приспособлениями для подводного хода. Разрабатывался этот «девайс» для операции «Морской Лев» — ну, мол, подойдут баржи к Дувру- и прямо на дно Канала спустятся эти самые танки…и пойдут к меловым утёсам…Мечта.

Вместо волн Северного Моря — зеленовато-мутная вода Буга…Установлены мачты с трубами, проводящие воздух к двигателю, и вот первое чудо враждебной техники скрывается под водой- только мачта торчит…И красный буёк за ней тянется…

Буёк все ближе и ближе к берегу- вот уже мачта начинает подниматься из воды…»А ручка-то ВОТ ОНА!»(с) Сюрприз.

БК-031 даже на первых порах не стреляет — а просто на полном ходу сшибает оголовки воздуховодных мачт подводных танков…Раз, раз, раз…мачты плюх, плюх, плюх…танки бульк, бульк, бульк…Первый в истории войн случай- катер топит подводные танки…

Но переправа на этот раз прикрывается, немцы на грабли дважды не наступают. «Панцерягеры»- 4,7 см пушки на гусеничном ходу, сработанные чехословацкими борцами Сопротивления (которые даже на работу ходили в знак протеста- в чёрных рубашках…при этом трудились на фашистов всю войну усердней усердного).

Через несколько минут геройский БК-031 пылает, как Божья свеча.

Родной советский берег- рядом. Никто не осудит — и так моряки сделали больше, чем могли. Но у вражеского берега пытается раком вылезти на сушу не до топленный танк…И Командир — лицо срезано с одной стороны осколком, левый глаз повис на каких-то красных нитках — разворачивает штурвал на врага и отдаёт последний приказ: «Все за борт! ПОЛУНДРА!» В первый раз Команда ослушалась Командира…(«Утомлённое солнце нежно с морем прощалось…»)

(Голос за кадром. По Флотскому своду сигналов высшее одобрение адмирала командиру и команде- «Адмирал выражает удовольствие». И уж совершенно не официально — «Хорошо сделано!»)

Титры: «БК-031! СОВЕТСКИЙ НАРОД ВЫРАЖАЕТ УДОВОЛЬСТВИЕ! ХОРОШО СДЕЛАНО!»)

Четыре часа тридцать восемь минут. Правый берег Буга. Фольварк Семятиче.

Разведывательный батальон 3-ей Танковой дивизии вермахта высаживается с резиновых лодок и понтонов…

Командир батальона, оберст-лейтенант фон Панвиц: «Противник оказывает спорадическое очаговое сопротивление…Вот эти два холма- вроде прикрыты с фронта, а между ними — свободный проход…И не простреливается, судя по всему…Иван ещё долго будет учиться воевать…»

Прекрасные тактики, немецкие зольдатен обходят очаги сопротивления, накапливаются в лощинке и готовы свободно, ничего не опасаясь, двинуться к шоссе…

И в этот момент…слева и справа, во фланг немцам, как кинжалом под рёбра…

ДОТы Смятиче создавались на основе идей Ле-Бурже…Они не имели амбразур со стороны поля — и расстреливали наступающие цепи врага внезапно, с фланга, убийственным косо-прицельным огнём…

Фон Панвиц яростно кричит в микрофон ротной рации — «Прошу вызвать авиацию, прошу поддержать артиллерией…» Выслушивает ответ, и с досадой «Думпелькопф! Они даже не видят, кто нас убивает…»

Спустя десять минут. Старшина Лукашенко: «Ну гэта всё харашо…толька вот гильзы надо усе собрать. Цветной металл потому что. Народное достояние.»

(Мгновенная чёрно-белая вставка. Не прикрытые пехотой, доты оказались беззащитны…Немецкие сапёры подошли со стороны, где не было амбразур, и взорвали их сверху…)

Четыре часа сорок пять минут. Восточная Польша. Аэродром базирования 2-ой Воздушной эскадры люфтваффе.

У взлётной полосы- командующий генерал авиации фон Лерц.

С досадой смотрит на часы…по расчёту времени, уже сейчас основная масса самолётов должна садиться! Но где же они?

Наконец, в ярком синем небе показался одинокий «юнкерс». Машина, шатаясь, оставляя за собой дымный след, коснулась полосы — и скоро замерла, скрипнув тормозами прострелянных колёс…

Фон Лерц, потрясённо: «И ЭТО ВСЁ?! Готт мин унс…»

Четыре часа сорок шесть минут. Штаб 45 дивизии вермахта. Тересполь.

Командир дивизии, генерал-лейтенант Фриц Шлипер: «В связи с утратой мостов на Буге считаю штурм крепости Брест излишним, поскольку наведению переправ здесь (показывает на карте) и особенно здесь — она не помешает…Полагаю обойти, блокировать её и предоставить дело авиации и артиллерии…»

Командующий 2-ой Танковой группой Гудериан: «Вы предлагаете мне оставить у себя на заднице этот большевистский чирей? А потом, как это Вы себе представляете: дивизия земляков нашего великого Фюрера в первый же день Великого Восточного Похода спасовала перед кучкой каких-то казарм, складов и сараев?»

Шлипер: «Я эти сараи в 39-том три дня штурмовал…»

Гудериан, махнув рукой: «Ну, русские свиньи — это не гордые польские жолнежи…»

Шлипер: «Вот и я о том же…» — и машинально поправил Железный Крест с цифрами «1914»

Пять часов утра. Южный военный городок.

Над складами и боксами погибшей дивизии висят тяжёлые клубы траурно-чёрного дыма…Жирный пепел хлопьями опускается на речной песок, на воду, на мышиные мундиры сапёров, подталкивающих к берегу переполненный паром…Немецкие артиллеристы могут быть довольны — они хорошо расчистили дорогу инфантерии…

Это же время. КП 235 гаубичного артполка. Правый берег Буга.

«Товарищ командир, товарищ командир, вот, НАШЁЛ!!»

В руках румяного, не смотря на то, что он грязен и чумаз лейтенанта — театральный бинокль…

«Нашёл, товарищ командир!» — и комполка берёт дрогнувшей рукой единственный доступный ему оптический прибор…(Голос за кадром. Согласно приказа штаба Округа, у лучшего артиллерийского «снайперского» полка 4-той армии 20 июня были изъяты и увезены в Минск на поверку ВСЕ оптические приборы — панорамы орудий, буссоли, разведтеодолиты, стереотрубы…А 21 июня новым приказом из полка были изьяты ВСЕ БИНОКЛИ…)

«Слушай мою команду. Цель сто первая, пехота, основное, наводить по карандашу, два карандаша влево, осколочно-фугасным, взрыватель осколочный, прицел шестнадцать, первому один снаряд, ОГОНЬ!»

Русские артиллеристы- лучшие в мире…они могут стрелять без прицелов, без панорам, без буссолей… были бы снаряды…

М-30, великолепное творение тов. Петрова, посылает первый пристрелочный гостинец незваным гостям…А дальше начинается любимое занятие — пристрелка по наблюдению знака разрыва…»Лево, перелёт!» Правее четыре, прицел четырнадцать, огонь! «Право недолёт!» Левее два, прицел пятнадцать, батарее, веер сосредоточенный, один снаряд — залп!

И понеслась…

Пять часов четыре минуты. Южный военный городок.

Зацепившись за русский берег, немецкие пионеры начинают лихорадочно окапываться среди чернеющих, воняющих горелым мясом груд металла…Пока большие дяди из мортирного дивизиона не подавят совершенно не кстати ожившую русскую батарею, лучше немного сбавить темп…Куда торопиться? Лето длинное…

Но отсидеться на берегу им не удаётся…

Батальон капитана Басечки в масштабе наблюдаемой Вселенной…ну пусть в масштабе фронта…или в масштабе данной конкретной операции…так, мелкая сто граммовая гирька на десятичных железнодорожных весах….Только одно дело — мелкая сто граммовая гирька, когда взвешивают, к примеру, железнодорожный вагон…И совсем другое, когда эту гирьку лично Вам засовывают…куда-нибудь…

Почувствуйте разницу.

Танки Т-26 (в девичестве Виккерс- шеститонный, один из лучших танков 30-тых годов) к началу этой войны уже изрядно устарели…Оружие морально стареет очень быстро! Но расскажите об этом немецким пионерам.

«Мчались танки, Ветер поднимая! Наступала грозная броня! И летела наземь вражья стая, Под напором стали и огня!»

…..К недостатку мелкозвенной гусеницы можно отнести то, что немецкие кишки плотно застревают между гусеничными траками, и Басечке, человеку интеллигентному и тонко-чувствующему, пришлось долго лопатой это отчищать…

Пять часов восемнадцать минут.

КП 2-ой танковой группы.

Гудериан: «Уже час с четвертью как воюем, и еще нигде не создали надёжного плацдарма! Квачундшайзедоннерветтернохемаль!!!

Где артиллерия, где авиация, я вас спрашиваю! Молчать! Отвечайте немедленно! Молчать!! Почему молчите?!! Молчать!!»

Пять часов девятнадцать минут.

Вокзал «Брест-пассажирский»

У платформы- совершенно фантасмагорический поезд, собранный из, вероятно, всех типов вагонов- классные, теплушки, открытые платформы, цистерны…Всё забито людьми — на крышах, на подножках…Железнодорожная милиция из местного линейного ОВД с трудом сохраняет порядок- в первую очередь сажают детей и женщин…стариков, увы, нет…Разыгрываются десятки трагедий- шум, крики, плач…Наконец, прицепленный в голове состава тендером вперёд маневровый паровозик даёт свисток, и поезд — как Ноев ковчег — отплывает к Кобрину…

Старший политрук Путинкин: «М-да…считаю, что задачу я свою выполнил, членов семей военнослужащих на Восток отправил, а дальше что? Стойте, товарищ…Вы кто?»

«Я начальник пожарной команды НКПС…»

«Товарищ, скажите…а оружие на станции есть?»

«Ну как не быть. У нас здесь военизированный отряд стрелков ведомственной охраны — а у них есть оружейная комната…»

«Отлично, товарищ! Поступаете в моё распоряжение. Потому что я главнее. Ведите к ВОХРовцам!»

«Да мне некогда, пожар тушить надо…»

«Ведите, ведите. Я сказал»

Через пятнадцать минут.

«Так, товарищи, властью, данной мне советским народом, объявляю вас всех мобилизованными. Оружейную комнату вскрыть, выдать прибывающим товарищам оружие…Кстати, какое у вас оружие? Да-а…Надо же…Винтовки Бердана! Хорошо. Товарищ начальник, пошлите всех ваших пожарных сюда. Будем вооружаться…И тушить пожар. А потом будем мочить фашистов…В привокзальном сортире!»

Пять часов двадцать пять минут. Шоссе Юго-Восточнее Минска.

Вдоль шоссе кипит напряженная работа- зк-зк, никем не понукаемые, лихорадочно восстанавливают оборванную связь — ставят времянки столбы, тянут провода…А по шоссе — бесконечной чередой тянутся на Восток повозки, машины, идут тысячи людей…Мычат коровы, блеют овцы…Кто-то успел основательно собраться- не иначе как с вечера, а кто-то схватил первые попавшие под руку вещи — зонтик, горшок с фикусом, тряпичную куклу…

А вот едет трёхтонка- на ней отступает, как видимо, районный начальник…мордатый, в косоворотке и пиджаке, в картузе с квадратным козырьком…чем-то неуловимо напоминающий «Дорогого Никиту Сергеевича»

Так он даже блондинистую секретаршу с собой прихватил — и бочку свежего пива…

Внезапно по дороге мелькает стремительная тень…нет, это не «юнкерс» или «мессершмидт«…Банальный Хеншель-126 из подразделения корпусной авиаразведки…такой себе пузатенький биплан…с крестами на плоскостях…

«Баммм, баммм…»пара мелких бомбочек…и «трах-тах-тах-тах«…просто ради развлечения — видит же, что беженцы…

«Расписной» вытер кровь с оцарапанной щепкой щеки: «От падла…ну, долетаешься когда — нибудь…», оглянулся… Буквально в двух шагах — свалилась с откоса машина, эмка-пикапчик с надписью «Почтовая».

Около перевернутого пикапчика- среди разбросанных узлов, корзин и чемоданов — недвижные тела.

«Расписной» нагибается, и видит — что рядом с молодой мёртвой женщиной лежит ещё живой ребёнок, девочка лет четырёх…Вся нижняя часть тела- изломана, из сломанных ножек торчат беленькие как сахар косточки…Сквозь голубенькую матроску стремительно набухают пятна крови…На полузакрытых глазках ребёнка чуть-чуть вздрагивают веки — а пальчики на обеих раскинутых ручках сжимаются и разжимаются…»Доходит пацаночка…и трогать её нельзя- видите, позвоночник у неё сломан…»- поясняет «расписной» подбежавшим з-к…

«Помрёт она сейчас…а может, помучается час или больше…»

«Расписной» тяжело смотрит на ребёнка…»Знаете что, братва…идите…подальше отсюда…Всё равно ничем помочь нельзя, а она, бедняжка, может, страдает ещё…идите…»

З-к молча отходят.

«Расписной» достаёт — как будто из воздуха- не было- и вот она есть- финку…

Спустя несколько минут…

«Расписной»:» Забожусь на пидараса.» Показывает ручку из наборного цветного пластика — «Забожусь на пидараса. На всё перо. На всё перо! На всё перо!!!»

Пять часов двадцать семь минут. Крепость.

Обжёгшись на Пограничном, самом западном острове, еще до начала войны находящемся в полуокружении и отделённом от противника всего лишь неширокой заиленной «канавкой» с расположенным по берегу забором (куда согласно ещё довоенному плану Прикрытия Границы под спорадическим артминогнём на подмогу пограничникам в эту минуту через Тереспольский мост прорывается батальон 333 полка вместе с батареей 120-мм миномётов и взводом 76-мм пушек), фашисты перенесли удар на Госпитальный остров.

Расположенный южнее Цитадели, остров со стороны противника был надёжно прикрыт широким Бугом- мост через который был так удачно взорван в 4 утра (По нему-то немцы и собирались атаковать.)

Слева от острова пролегал заполненный водой ров, сзади соединявшийся с Мухавцом, с переброшенным через реку мостом в Цитадель.

Из расположенных на острове частей к боевым можно было бы отнести только Полковую школу 84-того имени Коминтерна полка. Хоть название не очень воинственное- школа…эта часть готовила младших командиров. Поэтому зачисляли в неё молодых солдат, имеющих только высшее и среднее образование и проявившими себя как лидеры во время Курса молодого бойца, как правило комсомольцев и коммунистов.

Одно плохо — было их всего ничего- около 180 человек с тремя учебными Максимами. Ну и пограничников из 3 резервной погранзаставы, находящихся в усиленном наряде — человек 10 с одним ручным пулемётом…

Остальные 300 человек — 95-тый медсанбат 6 Стрелковой, Корпусной госпиталь 28 СК, Окружной военный госпиталь?2396 — из тех, кто не отправился ночью в Пинск сопровождать эвакуированных раненых — врачи, санитарки, медсёстры…Половина из них вольнонаёмные. Оружие? Ну, видимо, было…какое-то…4 пистолета на госпиталь по штату…а так основное оружие — шприцы и клизмы…

Эта какая же сволочь додумалась разместить Окружной госпиталь на самой границе? То есть, ежели бы курсант Автотракторного училища, к примеру, опустил бы в Борисове себе на ногу ящик со снарядами, то его за 500 километров пришлось бы везти «вперёд, на Запад?» Ну-ну…

….Дороги Южного острова густо усыпаны сорванными взрывами ветвями и листьями, тут и там на них лежат трупы убитых лошадей из обозного батальона, прибывших полтора часа назад вторым рейсом за медиками и их вещами. Сейчас большинство медиков уже укрыто в подземных казематах, где. переждав обстрел уже разворачивается медсанбат.

В лучших традициях русской военно-полевой хирургии сам начальник госпиталя военврач 2-го ранга С.С. Бабкин оперирует пограничника Кукушкина…мастерство не пропьёшь, даже на административной работе.

В эту минуту через Буг на подвезённых к пяти утра штурмботах переправляются солдаты 3-го батальона 130 пехотного полка майора Ульриха.

Встретив на берегу ожесточённое, хотя и мало организованное сопротивление курсантов, часть немцев связывает русских огневым боем, а остальные обходят их слева, вдоль берега канала…Довольно скоро среди горящих корпусов госпиталя появляются первые фашисты.

Медсестра Прасковья Ткачёва как раз заканчивает перевязку успешно прооперированного Кукушкина, когда в каземат врываются фашисты. «Стойте! Здесь раненые!» — кричит она, инстинктивно заслоняя собой лежащего на столе бойца.

Крупно — пятна алой крови, летящие на белую хирургическую простынь…

Вместе со своей хирургической медсестрой и пациентом погибает и старый хирург…(«Утомлённое солнце нежно с морем прощалось…»)

Однако госпиталь до конца ещё не взят — в своём кабинете, в полуразрушенном третьем административном корпусе, среди обломков мебели и едкого дыма достреливает через дверь последние патроны батальонный комиссар Н.С. Богатеев…При этом он неразборчиво что-то произносит, вроде: «В Богородицу Деву! Двенадцать Апостолов! Через Пресвятую Троицу…»- малый боцманский загиб, ага.

Фашисты тоже ему что-то отвечают…но это соревнование в разговорном жанре весьма скоро кончается — так как Богатеев выпускает последний патрон…После чего хватает с пола ножку от стула…

За дверью тоже вдруг всё внезапно стихает…

Раздаётся вежливый голос: «Тук-тук, к Вам можно? Комиссия по проверке режима хранения секретных документов, оперуполномоченный Лерман…Никита Сергеевич, хватит богохульствовать, вылазь уже…»

Подошедшая со стороны Мухавца, из Цитадели от Холмских ворот, группа бойцов из 3-го батальона 84-го СП, к которой примкнул оперативник (который действительно проверил, уничтожено ли секретное делопроизводство), начинает выводить уцелевших безоружных медиков из укрытий, прикрывая их огнём…

Однако противник, открыв ожесточённую стрельбу из пулемётов, отрезает наших от моста, от спасения, от жизни — и начинает атаку на Холмские ворота.

Разрезав Южный остров на две части и прорвавшись непосредственно к Цитадели, майор Ульрих свою задачу выполнил. Почти.

Танк Т-38, как модификация Т37А, в своём генезисе (о! научное слово) имел основу в плавающем танке «Карден-Ллойд». При чём, если просвещённые мореплаватели, поигравшись в это чудо, ограничились выпуском нескольких машин, то в Стране Советов их настругали три тысячи штук…

Правда, из ста лягушек всё равно не сделать одного быка. Противопульная броня, грозное вооружение из «Дегтярёва-танкового»… С точки зрения сидящего за уютным письменным столом аналитика — зрелище, откровенно убогое…

Но когда на хлынувшую в пролёт Холмских ворот немецкую пехоту устремляется колонна этих «убожеств» — 16 машин — как-то оценка субъективно резко меняется…

Первых немцев раскатали прямо в воротах- представляющих собой глухой тоннель через вал…На стены прыгали, метались туда-сюда…а ты не играй на проезжей части!

Вырвавшись на простор, рота Бори Элькина принялась азартно гоняться по острову за убегающими в ужасе от грозных руссише панцеров немецкими пехотинцами…Особенности русской национальной охоты.

Воспользовавшись этим, скользя по кровавым лужам, спасённые медики ринулись под защиту Цитадели…

Немецкая противотанковая 3.7-см пушка PAK 35\36 «Рейнметалл» хоть и не получила ещё почётного названия «Дверная колотушка»- типа по броне Т-34 стучать — стучит, а всё без толку — была не самым современным орудием вермахта. Чуть ли не 1918 года разработка…Впрочем, она модернизировалась в 1926 году. Но всё равно- не хай-тек.

Однако переправленные через Буг на резиновых (!) плотах и сейчас через рыхлые грядки госпитального огорода притащенные к месту действия — эти пушки были и к месту, и ко времени…

Выстрел — и вспыхивает первый советский танк…Выстрел — вспыхивает второй….Выстрел, выстрел, выстрел…

Пылающий танк, несмотря на попадания, идёт и идёт на немецкое орудие…И буквально в пяти метрах мотор танка глохнет. Из люка показывается охваченная пламенем фигура Элькина. Погрозив врагам кулаком — он совершенно спокойно опускается вниз, в пламенеющую преисподнюю…(«Утомлённое солнце нежно с морем прощалось…»)

Погибшие танкисты — они пали не напрасно. За други своя. Вечная им память.

Впрочем, несколько танков сумели выйти из под губительного расстрела и вплавь через реку уйти с острова.

Уцелевшие курсанты полковой школы начинают медленно отходить к мосту через Мухавец… Их слишком мало, чтобы удержать весь остров — и в конце концов, они занимают оборону тет-де-пона перед Холмскими воротами…

Пять часов тридцать минут. Брест. Подвал обкома ВКП(б)

Собрались около сотни человек- и идёт обычное бюро Обкома и Горкома.

Товарищ Тупицын наскоро обсуждает обстановку…В городе пожары, прервалась подача электроэнергии, нет воды в городском водопроводе. Есть убитые и раненые среди жителей. За Мухавцом, на юге- слышны выстрелы. В штабе дивизии никого нет- штаб ночью убыл на КП.

Что делать? Начинать ли эвакуацию?

Военный комиссар задаёт законный вопрос- объявлена ли мобилизация?

В этот момент заходит помощник — в гараже всё в порядке, машины заправлены, мест хватает всем…Коммунисты смотрят на Первого секретаря…

Но Тупицын не собирается покидать город. Одному из секретарей поручено подготовить Брест к эвакуации, второму- уничтожить учётные документы партактива, первому секретарю Обкома комсомола товарищу Мазурову — обеспечить вооружение коммунистов…С объявлением всеобщей мобилизации пока решили подождать, но вызвать всех военнообязанных повестками…

Пять часов тридцать одна минута.

Командир истребительной эскадры Мальдерс докладывает фон Рихтгофену: «В полосе между Бяла-Подляской и Брест-Литовском добыто несомненое воздушное превосходство.

Пять часов тридцать две минуты. 39-тый скоростной бомбардировочный полк. Аэродром Жабчицы, невдалеке от Пинска.

В воздухе ещё носится гарь…Техники и бойцы БАО энергично заделывают воронки на взлётной полосе.

Хотя приказ о рассредоточении и маскировке техники поступил в полк только в 3 часа, командир полка явочным порядком нарушил распоряжение командира дивизии — и растащил по краям поля свои СБ…Стоять в ровном порядке, сияя краской, остались только 9 новёхоньких Пе-2, которые днями поступили в полк и не имели экипажей. Да и бензина для них высокооктанового тоже не было. Бесполезный балласт. По ним и отбомбились фашисты.

Так как «пешки» были не заправлены, они не загорелись. Техники быстро сообразили, что к чему, залатали на них дыры, покрасили…Люфтваффе ещё три раза эти «макеты» бомбило, пока осколки не разнесли их в щепки…При этом — по сообщениям выдающегося дэмократического историка Земфиры, только один лейтенант Эрнст-Вильгельм Ириг, из эскадры KG-3, уничтожил на этом аэродроме 60 самолётов Красной Армии из всех 49 бывших в наличии…

Сейчас полк безуспешно ожидает приказов от штаба дивизии…

Надо сказать, соседи полка по аэродрому- 46-ая ОАЭ Пинской ВФ, вовсе не скучает. Вот и сейчас её Р-10, именуемые в авиационном народе «сверхсрочник», вновь куда-то полетели…Ну, у флотских своё начальство, вменяемое…

Пять часов тридцать три минуты. Цитадель.

Бойцы 3 батальона 84 СП, которые вывели буквально с того света медиков, несмотря ни на что, чувствуют себя победителями. Они видели, как бежали от них немцы! Есть первые трофеи — и младший лейтенант Мохнач, так и не нашедший свою роту и помчавшийся в бой с первой попавшейся группой бойцов, наконец-то заряжает свою любимую игрушку. До того чудо враждебной техники могло быть использовано только в качестве тяжёлого тупого предмета.

Рядышком с ним держится Клаша Никанорова- она обзавелась брезентовой сумкой с красным крестом и выглядит, пытаясь быть серъёзной, донельзя забавно…

Комсорг Самвел Матевосян, который совсем недавно водил бойцов в атаку: «Товарищи! Фашисты, как кровожадный зверь, набросились из-за куста, потому что боялись и боятся открытой схватки с русскими воинами. Мы уже имеем жертвы. И будем иметь. Но враг потерял и ещё потеряет много больше у стен нашей Крепости, чем мы! СССР- не Польша и не Франция, и враг скоро почувствует это! Главное- не впадать в отчаяние и не терять надежды на победу. Мы далеко от Москвы- но я знаю, и все вы знаете- что Иосиф Виссарионович Сталин думает о нас! Я уверен, что ему уже доложили! Скоро придёт помощь от несокрушимой Красной Армии!

Ребята, комсомольцы- не подведите. Будьте примером всему личному составу.

Так будем достойными сынами Отечества! Да здравствует Советская Родина! Да здравствует Великий Сталин!»

(Голос за кадром. Я бы не поверил…но несколько очевидцев пересказывают слова комсорга…причём сказал он это- в куда более тяжкой обстановке, чем в нашей истории)

Пять часов тридцать четыре минуты. Станция Жабинка. Пункт сбора 22 танковой дивизии.

На лавочке в мирном и уютном привокзальном скверике, у маленького уютного вокзальчика, одиноко сидит босой, без пилотки и ремня, солдатик…На бледном запылённом лице — мёртвые, ничего не выражающие глаза…Спешащая мимо женщина в красной железнодорожной фуражке сначала минует его, потом резко останавливается, берет его за плечо: «Товарищ боец, товарищ боец…Что с Вами? Вам плохо? Вы кто?»

Солдатик: «Литвяков я…из 22 мотострелкового…третья рота…Как начали стрелять, как начали…в казарме всё горит…старшине голову оторвало…а я живой остался…и вот куда надо прибежал…Литвяков я… а где тут наши все? Я же бегом бежал, все 15 километров…где же здесь наши? Литвяков я, Литвяков…»

Потом сползает с лавочки, сворачивается в клубочек и, содрогаясь всем телом, затихая, шепчет: «Где же наши все…ведь должны же ещё быть наши…Литвяков я…Литвяков…»

Пять часов тридцать пять минут. Левый берег реки у Коденя. Южнее Бреста.

Генерал- лейтенант Вальтер Модель, командир 3-ей Танковой дивизии, с досадой смотрит на свои швейцарские часы…

«Опаздываем, на целых полтора часа опаздываем, совсем выбились из графика! Чёртовы большевики! Зачем они мост взорвали до начала боевых действий? Это неправильно…форменные азиаты…

Ну ничего. Нам бы только переправиться- и нас не остановишь!»

Между тем головной отряд дивизии — 394 — й моторизованный полк, 543-й дивизион ПТО, батарея 503-го дивизиона «штурмгешютц», полицейский батальон СС «Райх» — скопившись на берегу, с интересом наблюдают, как сапёры налаживают 18-тонный понтонный мост. Эсесманы докуривают дрянные польские сигаретки…Скоро в путь. Нах Москау!

Внешний форт литеры «Е» у деревни Ковалёво. 204 гаубичный артполк 6 СД. В это же время.

И.О. командира полка капитан И.А. Лукьянчиков был страшно зол. Зол на комполка, 14 июня укатившего в отпуск в Сочи, кур-р-рортник, зол на начштаба, который весной провалился под лёд и теперь лечил радикулит в Минске, рыбак хренов, зол на начальство в Округе, нач-ч-чальнички…

Конечно, моторизовать полк- это очень здорово!

Коней отобрали — меньше мороки…Кстати, верховых коней отобрали тоже…а Лукьянчиков так привык к своему Огоньку…Эх, какой славный коник…был. Упряжь, кстати, тоже отобрали- и передки…А то бы в соседнем колхозе хоть коров можно было бы припрячь…

Да. А трактора так и не прислали. Так что полк — совсем без тяги…Перемещайся хоть на пердячем пару…

Тревогу объявили — да что толку-то…

В район сосредоточения- всё одно не выйти…И с дивизией связи нет…

У КПП полка, вздымая пыль, остановился маленький броневичок ФАИ-М с зелёной окантовкой красной звезды на борту…

Из открывшейся дверцы выпрыгнул лейтенант НКВД в зелёной фуражке.

Лукьянчиков подтянулся и проверил заправку- хоть гость по званию и равен — но чёрт их знает, бесов бесхвостых…

«Командир мангруппы Свиридов!» — «И.О. комполка Лукьянчиков!»

«Слушай, капитан, выручай…Немцы, вроде, форсировать реку собрались- напротив Коденя их хренова туча…Переправятся- хана, у меня здесь двадцать бойцов…»

«А можно стрелять-то? По сопредельной территории ведь!!»

«Капитан, посмотри туда…»

Над Южным городком продолжало висеть чёрное страшное облако…

«Вопросов нет. Запиши мне в блокнот- для прокурора- что ставишь мне боевую задачу…ага, и реквизиты с удостоверения, пожалуйста…число и время, пожалуйста…вот так. А теперь, пошёл на хуй, упырь НКВД-шный. Как? Ножками. Пошёл, пошёл, мне не досуг, работать надо!»

И — с видимым удовольствием — «Четыре года мечтал это сделать…А чего мне ТЕПЕРЬ бояться?»

И вкусно, сочно: «По-о-о-олк, К БОЮ!!»

Подбежавшим комбатам: «Да прямо здесь развернёмся, на месте дислокации…Старшина! У нас водовозная телега на ходу? Сбрось бочку, убываю на КНП (показывает точку на карте) южнее триста метров Каменица Жировская. Со мной отделение разведки и рация. Ну, я поехал…Эх, где ты мой Огонёк…»

Полчаса спустя…

Взревев двигателем «Майбах», первое самоходное орудие качнуло коротким стволом и въехало на скрипнувший понтон. Великий Восточный поход начался!

«Гот мин унс!»

За первой самоходкой- вторая….и уже выстраивается очередь к переправе, как вдруг…

«Ш-ррр…Б-бах!»

«Внимание, воздух, воздух!» — засуетились зенитчики…но это были не русские авионы…

«Ш-ррр…Б-бах!» — великолепная фугасная свечка встала с другой стороны моста…Вторым выстрелом — сразу узкая вилка…

Хорошо стреляет Лукьянчиков, друг бывшего врага народа комкора Рокоссовского, и сам четыре года тому назад- бывший комбриг… (Ну, так аттестовали его за эту дружбу- переименовав из комбригов не в генерал-майоры, не в полковники, на худой конец, а сразу аж в капитаны…Только полгодика в тюрьме подержали — и все дела! Только дрожи теперь каждую ночь- приедут сегодня за тобой или нет?)

А полк- это дивизион 122-мм (гаубица старомодная, образца 1910\30 года — разработанная еще до империалистической войны французскими буржуями) и дивизион 152-мм, М-10…

Производства славной Мотовилихи…У последней гаубицы, кстати — снаряд 40 килограммов…

И супостат так славно выстроился- (мечта артиллериста!) — вдоль главной оси эллипса рассеивания…Так что хоть перелёт, хоть недолёт- а всё по цели!

И понеслось…»Гот мин унс!!!!»

Зря Модель на часы смотрел…плохая примета!

Фото: Полк, погибший прямо на месте дислокации…Разбитые гаубицы, мёртвые бойцы и командиры…Их достали пикировщики, вызванные взбешённым Моделем… Закон такой есть на войне- отстрелялся- немедленно меняй огневую позицию! Да как тут сменишь…Поэтому стреляли до последнего. «Умирай, где стоишь!» — говорил в фильме Александр Невский. Умирали, где стояли.

А КНП засекли немцы со смешного биплана — «Хеншель-126», который в каждом немецком корпусе для разведки и связи имелся. Кстати, с того самого, который колонну беженцев утром расстрелял.

Не успели наши разведчики окоп на КНП оборудовать-времени не было.

На КНП — у разбитой буссоли — Лукьянчиков….на его мёртвом лице — улыбка. Улыбка человека, который ничего больше не боится…

«Утомлённое солнце нежно с морем прощалось…»

Кобрин. Шесть часов утра ровно.

«Вставай, проклятьем заклеймённый Весь мир голодных и рабов! Кипит наш разум возмущённый И смертный бой вести готов…»

Это ничего- это просто «Интернационал«…Исполняется по Всесоюзному радио в 6 часов утра…

По улицам города носится опавшая листва, пожелтевшая и съёжившаяся от пламени пожаров…Под ногами скрипит битое стекло, где-то завывает сирена «Неотложки«…Десять минут тому назад закончился второй авиа-налёт на город — несколько «зетстроеров»- Мессершмидтов -110 атаковали опустевший ШтАрм-4…Ну и жилым домам досталось…

Сейчас жители города высыпали на улицы и столпились у чёрных раструбов репродукторов…

Закончился партийный гимн, и наконец говорит Москва:»

Здравствуйте, товарищи! Начинаем утреннюю гимнастику!

Поставить ноги на ширине плеч, подниматься на носки и поднимать руки через стороны вверх и опускать вниз с вдохами и выдохами раз, два, раз, два

а теперь ноги на ширине плеч, совершать вращательные движения головой, наклонять ее вправо и влево, вперед и назад, к плечам раз-два, раз-два;»

Потрясённые люди молча расходятся…

Шесть часов 10 минут. Аэродром вблизи Кобрина.

Ведро звякнуло о жестяную воронку, и в самолётный бак полился бензин….

Сильно завоняло.

Комполка Васильев задумчиво посмотрел на эту патриархальную картину и обратился к своему куму — старшине Галагану: «Слушай, Толя, и что- так вот и всё время у вас заправлялись?»

Галаган: «А шо?! Скольки тех заправок было…для корпусной эскадрильи…Да и лётали они- ну в Минск за шёлковыми чулками для командармовой жёнки, ну на охоту в Пущу…В общем, не часто…Да, вроде был у нас бензозаправщик…так его сменяли на легковушку «паккард» у кобринского зававтохозяйства…а «паккард» тот списали да и отдали…кому-то…»

Васильев: «Какая трогательная история…а бомбы есть?»

Галаган: «Да есть трохи…АО-10, АО-25…а так — всё больше цементные…»

Васильев: «Будем вешать хоть и цементные…гвоздей туда ещё понапихаем…гвозди хоть есть?»

Галаган: «Та есть трохи…»

К стоянке самолётов, где возились приехавшие с инженером полка и потому уцелевшие техники (кто еще уцелел- было не понятно, улетевший на разведку в Высокое на УТ-2 замполит так и не вернулся) подъехала штабная «эмка»-генеральская, полноприводная, с высоким клиренсом, новенькая, сияющая…

Из машины, сопя, вылез начальник политотдела дивизии…

Васильев одёрнул реглан, поправил пилотку — звёздочка точно над переносицей: «Товарищ диввоенкомиссар, 74 ШАП…»

«Почему утратили?!!!»

«Товарищ диввоенкомиссар, третья эскадрилья взлетала непосредственно под обстрелом…»

«Молчать!! Я тебя спрашиваю, почему утратили портреты Вождей?!! Может быть, сейчас враг над ними глумится?!! Молчать!! Я тебя разжалую, я тебя в порошок сотру, я…»

Что ещё бы сделал грозный диввоенкомиссар с Васильевым, осталось тайной- ибо…мелькнула крылатая тень…»Воздух! Воздух!!»

И диввоенкомиссар, на ходу запрыгнув в рванувшую с места «эмку», скрылся в клубах пыли…

Ут-2 попрыгал по щебню ВПП и заглушил мотор…Замполит вылез на плоскость и сорвал с головы шлем…»Ну командир, мы тебе должны по жизни…Там- КАША…Так что пополнения из Высокого — не ждите, ребята…»

Васильев сплюнул себе под ноги: «Толик, что ты там про гвозди говорил?»

Семь часов двадцать пять минут. Левый берег реки у Коденя. Южнее Бреста.

«Айн-цвай, форвертс! Айн-цвай, форверст!»

Полугусеничный тягач с названием, состоящим из одних согласных, на тросах пытается вытащить из Буга утонувший понтон… Получается довольно плохо- гусеницы буксуют, а передние колёса по ступицу зарылись в грязь…»Паркетный джип», что с него возьмёшь…

Это вы еще дорог Смоленщины в октябрьскую распутицу не видели…

Окружающий пейзаж за последний час как-то неуловимо преобразился…

Сама дорога и её обочины напоминают лунный пейзаж. Из кратеров воняет сгоревшим толом и ещё чем-то очень гадким…Кроме того, вся дорога, сколько хватает взгляд, усеяна остовами сгоревших машин — тут и бронетранспортёры, и «Оппель-Блитц»-ы, и «Дешимаг»-и…Особенно забавно выглядит «штурмгещютц», лежащая кверху гусеницами…

Невдалеке экскаватор на базе «Бюссинг-Нага» роет могилу…Могила получается широкой и просторной…Рядышком пастор в военной форме отпевает длинный ряд накрытых шинелями фигур…Хороший такой ряд…Просто приятно посмотреть.

Эсесовец рядышком с пастором нервно покуривает в сторонку…А чего ты ожидал, партайгеноссе? Здесь всё по-взрослому. Это тебе не цыган геноцидить.

Модель нервно смотрит на свои швейцарские часы: «Это неслыханно! По графику мы уже должны быть на шоссе Кобрин-Брест!»(Голос за кадром. Ну, это он погорячился…15 километров до шоссе на Кобрин В РЕАЛЬНОСТИ Модель преодолел за 15 часов. Тут ему не Франция, по-любому…)

И вообще- смотреть на часы- плохая примета.

Семь часов двадцать шесть минут. 39-тый скоростной бомбардировочный авиаполк. Аэродром Жабчицы, невдалеке от Пинска.

«По сообщениям лётчиков из флотской эскадрильи, противник наводит переправу южнее Бреста в районе Коденя. Хотя я бы не стал доверять им, но это сообщение подтверждают наши истребители из 123 ИАП. Поэтому приказываю — вылетев всем полком, уничтожить вражескую переправу — любой ценой. Эскорта у вас не будет, предупреждаю, истребители непрерывно отражают налёты неприятельской авиации, прикрывая на марше войска 4-ой армии.

(Мгновенная чёрно-белая вставка. Девятки СБ, без истребителей- идут и идут к захваченным фашистам мостам… Их сбивают- один самолёт за другим, одно звено за другим, одну эскадрилью за другой- а они идут, идут и идут…Упорно. Бесстрашно. Безнадёжно.)

Впрочем, вас прикроют штурмовики из 74 ШАП — сами отбомбятся и прикроют…»

Восемь часов двенадцать минут. Левый берег реки у Коденя. Южнее Бреста.

Взревев двигателем «БМВ», первый бронетранспортёр качнул стволом пулемёта и с опаской въехал на наспех залатанный понтон. Великий Восточный поход начался!

«Гот мин унс!» Дубль второй.

За первым БТР — второй….и уже выстраивается очередь к переправе, как вдруг…

«И-ууу…Б-бах!»

«Внимание, воздух, воздух!» — засуетились зенитчики…и это были на этот раз именно русские авионы…

Подойдя на сверхнизкой высоте, задевая не убирающимися шасси верхушки деревьев, так что листва застревала в ступицах колёс, И-15бис обрушили снайперский удар на переправу…Сделать им это было тем удобней- что скорость у них небольшая, значит и прицелиться можно будет точнее…Вот только жаль, что бомбочки малокалиберные…

Но понтоны они дырявят изрядно- и вот уже первый БТР, накренившись, с неохотой сползает в зелёную воду Буга…как тонуть-то не хочет! А придётся!

В эту же минуту товарищи лётчики на «Чайках» атакуют зенитные батареи…На их долю бомб уже не хватило- и вниз летят учебные, цементные…»Плюх!» «Взз-ии»- это гвозди разлетаются…а пыли-то, пыли…»Газен, газен!!!» — вопят зенитчики и бросив зенитные 2-см автоматы, натягивают маски противогазов…

Один из зенитчиков, не успевший натянуть противогаз, хватанув полным ртом из пыльной тучи, схватил себя за горло и катается по земле- вроде, смертельно отравлен. Вот это воображение! Ванны хвойные ему точно показаны…

А «Чайки», сделав своё дело, оттягиваются из пулемётов по колонне у переправы…

Вот только связь у фашистов работает отлично. И через несколько минут к переправе слетаются эксперты Мальдерса…Начинается не бой, а избиение. Один за другим красные бипланчики огненными кометами рушатся на землю…Не в мастерстве немецких пилотов дело- просто Ме-109 «Фридрих»- самолёт другого поколения…

Но фашистские истребители так спешат пополнить свои личные счета- что совсем не замечают, как к скопившейся у переправы колонне приближаются девятками СБ…У этих уже бомбы- ФАБ-250 — явно не учебные…

В довершение всего последняя тройка поливает образовавшееся месиво жидким фосфором из выливных авиационных приборов…Красота, для тех, кто понимает! Этакий огненный плащ медленно опускается на землю…

Говорили же, что смотреть на часы- плохая примета…

Восемь часов сорок минут. Аэродром у Кобрина.

«Да нету, нету у меня более ничого! Даже за деньги нету!» — Толик Галаган расстроен до слёз. Так хочется куму подсобить, да нечем…

Полк Васильева- ополовиненный- бессильно замер на стоянках. Бензина нет, патронов нет…есть только неутолённая ненависть к врагам. Это конечно, хорошо, но в бак её не зальёшь…

Внезапно на поле, к стоянкам подъезжает «эмка» — старенькая, какая-то обтёрханная, исключительно штатского вида… При виде её почему-то возникают в сознании слова «Белпотребкооперация» и «Промфинплан».

Из кабины вылезает горбоносый, курчавый военинтендант третьего ранга…

«И где же я могу видеть майора Васильева? Это Ви будете? А я должен Вам верить? Ой, да не надо, не надо — нет, давайте уже документ поближе, я плохо вижу…Это что, действительно на карточке Ви? Да, похоже. Ну так и что же Ви стоите? Получите уже Ваш груз…Ну как какой груз- согласно накладной, горючее сто тридцать тонн, масло моторное двадцать пять, патроны калибра…ой, ну что Ви меня тискаете, я не такой, я совсем не такой…»

На поле въезжает колонна грузовиков- половина трёхосные ЗиСы- цистерны…И Васильева тут же уносит — «тискать» героическую шоферню.

А интендант, присев на подножку машины, достаёт брезентовый портфель и канцелярские счёты, надевает чёрные сатиновые нарукавники: «Товарищи лётчики, подходим, подходим…Как зачем? Сегодня же 22 июня. Зарплата. Как Ваше фамилие? Иваненко? А енициалы? Пы-Сы? Есть такой, распишитесь…Что значит — почему так много? Так ведь с сего числа боевые, в двойном размере…Инструкция Наркомфина.»

(Мгновенная чёрно-белая вставка. Горящий склад. У ворот сидит на лавочке, крепко прижимая к груди брезентовый портфель, — давешний интендант. По его широко открытым глазам ползёт ленивая муха…)

Восемь часов сорок пять минут. Левый берег реки у Коденя. Южнее Бреста.

«Айн-цвай, форвертс!»

Два полугусеничных тягача с названием, состоящим из одних согласных, сцепившись цугом, на тросах пытаются вытащить из Буга утонувший понтон… Получается гораздо лучше, чем в прошлый раз- опыт, великое дело!

Моторы ревут- и за их рёвом не слышно, что именно «Быстроходный Гейнц» Гудериан говорит Моделю…

Видно только, что Гудериан топает ногами, брызжет слюной, показывает пальцем на противоположный берег, потом на реку, потом на небо, потом на кладбище сгоревшей техники за его спиной…Модель, у которого даже монокль из глаза вывалился, только растерянно разводит руками…

Фон Меллентин, скрывая ехидную генштабовскую улыбку, тщательно записал в книжечку с золочёным обрезом серебряным (sic!) карандашиком: «Командующий, со всем присущим ему тактом, деликатно намекнул М., что его терзают смутные сомнения относительно профессионализма последнего. Нота бене- интересная идиома- тоттеншвайнехундекопф. Надо запомнить.»

Наконец Гудериан подносит к носу Моделя свои швейцарские часы и стучит пальцем по стеклу циферблата…И этот не знает про плохую примету…

Между тем свалка битой техники на дороге начинает напоминать склад металлолома небольшого металлургического заводика…

Особенно забавно выглядит попавший под огненный ливень «Цундап»- так и сидят на сгоревших сидениях не успевшие спрыгнуть немцы…и корочка такая поджаристая…

Тем не менее, немцы на одни и те же грабли дважды не наступают…Переправа надёжно прикрыта с воздуха- у воды развернулся целый дивизион Flak-18, даже не радиолокатор ли на горке? Нет, всё-таки, наверно, звукоулавливатели и ПУАЗО.

В воздухе барражируют истребители Мальдерса…

Невдалеке сапёры усердно роют могилу…Экскаватор-то того, приказал всем долго жить…Могила длинная и широкая, приятно посмотреть.

В глубокой воронке сидит давешний эсесовец — грязный, как будто его волокли по болоту…В руках кисет с надписью «Holland», в зубах самокруточка, на лице — блаженная улыбка…Эх, камрад, лучше бы ты косячок в родном Амстердаме забивал…И вообще- курить — здоровью вредить. Особенно вражескому солдату- в России.

Девять часов ровно. Левый берег Буга. Район маетка Постышей. Напротив участка 11 пограничной заставы.

Нет, ну до чего же немцы унылый народ. Есть у них бефель — и они его будут выполнять до одурения…

Последний из оснащённых УПХ танк Т-III — тот, что на берегу оставался- осторожно огибает чёрный, выгоревший остов героического БК-031 и с опаской влезает в зелёную воду Западного Буга…

Весь противоположный берег превращён в подобие лесосеки…одни щепки от прибрежных ив и осокорей…

Берег мёртв и поэтому молчалив…Немецкий панцер с радостным рёвом вскарабкивается на берег, сбрасывает уже ненужные устройства и устремляется вперёд. Заезжает за горку…

Про батальон Басечки просто забыли. А может, никогда и не помнили — списав со всей дивизией…Следовательно, подвезти горючее и боекомплект — никто не озаботился…

Поэтому, когда пограничники обратились с просьбой срочно подсобить, Басечка слил всё топливо в свой танк и убыл на угрожаемый участок. Остальные танки экипажи стали окапывать, превращая в подобие ДОТов…

Когда немецкий панцер, перевалив за гребень прибрежного холма, нос к носу столкнулся с Т-26, в стволе у Басечки был осколочный снаряд. Раздумывать было некогда- и выстрелив в супостата в упор, Басечка с силой надавил сапогом на плечо мехвода. Тот понял командира совершенно правильно — дав полный газ, он со всей дури врезался в потерявший гусеницу вражий танк.

Когда у Басечки перед глазами перестали кружить искры, он откинул верхний люк и увидел, что немецкие танкисты откинули дверцы в боку башни и с ужасом смотрят на него.

Басечка схватил монтировку и выскочил из машины. За ним последовали мехвод с кувалдочкой и заряжающий- просто так, с кулаками…

Полчаса спустя.

Майор Квасс, в запылённых бинтах, сквозь которые проступали чёрные пятна, с интересом смотрит на чудом уцелевшего немецкого танкиста…Тот что-то возмущённо говорит.

Квасс, Басечке: «И чем же интурист недоволен?»

Интеллигентный, образованный Басечка: «Да понять — то его не мудрено…Он говорит, что я сознательно, злонамеренно в него врезался. И ещё потом два раза ударил его монтировкой. А его экипаж — остальных четырёх человек- я просто забил насмерть. Говорит, что это варварство и никто в Европе так не воюет…»

Квасс, сквозь запёкшиеся обгоревшие губы: «Спроси у него, застрахован ли он?»

Басечка спрашивает, и переставший причитать «интурист» недоумённо отвечает: «Я-я, натюрлих…»

Квасс: «Так скажи ему- чего он тогда беспокоится? Инспектора ОРУД-ГАИ мы уже вызвали. Ха. Ха. Ха.»

Девять часов пятьдесят пять минут. Левый берег реки у Коденя. Южнее Бреста.

Взревев двигателем «Шкода», первый «38-t» качнул тоненьким 3.7 см стволом и с опаской вполз на дважды залатанный понтон. Великий Восточный поход начался!

«Гот мин унс!» Дубль третий.

За первым танком — второй….и уже выстраивается очередь к переправе, как вдруг…

«Ии-и-иРРР…Б-БАБАМ!»

«Внимание, воздух, воздух!» — засуетились зенитчики…зашевелились стволы «флаков», метнулись вверх бинокли, лихорадочно задёргались антенны непонятного устройства на горке…но на этот раз это были совсем не русские авионы…

«Ии-и-иРРР….Б-БАБАМ, БАБАМ!!» — рванул двух-снарядный залп. Есть накрытие! И понеслось…

Пройдя Мухавец, корабли славной Пинской Флотилии вырвались мимо Крепости в Буг…

Вот они идут — видите?

Детища «Ленинской кузницы» — «Жемчужин», «Левачев», «Флягин» — достают врага из своих спаренных четырёхдюймовок, а трофеи Освободительного похода, бывшие польские, а теперь советские — «Бобруйск», «Винница», «Витебск», «Житомир», «Смоленск» громят фашистов из 122-мм гаубиц…

На головном- адмирал, на мостике, прикрытый от пуль и осколков только брезентовым отвесом…в великолепной чёрной форме, в фуражке с золотым шитьём…

Адмирал: «Флажок! Врубите громкую связь! В бой идти надо весело! Замполит! Поставь песню! Хорошую, русскую!»

Пластинка Апрелевского завода. Хор Александрова. Слова- народные…

«На верх вы товарищи,

Все по местам,

Последний парад наступает…»

По кораблям стреляет всё, что может стрелять — зенитки, танковые пушки, миномёты — а они, разя огнём и сталью, разносят в мелкую щепу последний понтонный парк 3-ей танковой дивизии…

Ну и по самой дивизии — от всей матроской души…

«Полундра!»

«Не скажет ни камень, ни крест, где легли

Во славу мы русского флага…»

Девять часов пятьдесят шесть минут. Стрелка Госпитального острова при впадении Мухавца в Буг.

Прорываясь на Буг, корабли Флотилии последовательно проходили мимо острова и, давая лево руля, всаживали залп за залпом в тех островитян в фельдграу, которые имели неосторожность показаться морякам на глаза…Причём стрелял не только главный калибр- но и зенитчики из 37-мм и 45-мм стволов, пулемётчики из ДШК и спаренных «Максимов». Было весело.

Вякнувшая было батарея ПТО — которая так легко и просто расправилась с танкистами Элькина, была с особенным удовольствием сметена канонирами «Смоленска». Старый кораблик с молодецкой удалью просто забросал врага 122-мм осколочными гранатами в корпусах из хрупкого сталистого чугуна, дающих, как известно, замечательно большое число убойных осколков…Интересно, что сами пушки при этом особенно и не пострадали…В отличие от расчётов.

Проходя под Холмским мостом, корабли заваливали мачты, а сигнальщики прижимались животами к палубам мостиков, чтобы не снесло за борт…Последим в кильватерном строю шла канонерская лодка «Верный». Сбавив ход до самого малого, она вылезла носом на берег — а чего не вылезти — осадка сорок сантиметров — и с борта хлынула волна в синеющих сквозь расстёгнутый ворот бушлатов тельняшках…9-тая Отдельная рота морской пехоты, иначе же — «Чёрная смерть».

В проёме Холмских ворот у кольцевой казармы Фомин поправил на плече автомат ППД и совершенно спокойно сказал Гаврилову: «Ну, мне пора…»

Гаврилов: «Отставить, ты мне нужен здесь, очень нужен.»

Фомин, совершенно спокойно: «Я тебе не подчинён, майор…Я вообще — аж на дивизии, в другом корпусе, забыл?. А остаться, извини, не могу — коммунист я, понимаешь? Вот оно какое дело.»

Гаврилов «Погоди, Моисеич…Хотел спросить…Ты домой к себе сбегал? Как там твои, уехали?»

Фомин, совершенно спокойно: «Да, сбегал, спасибо, всё хорошо»

Фото: Холмик из битого кирпича во дворе ДНС?5. В холмик воткнута палочка, в расщепе- зажата фотография из семейного альбома. Августа и Юрочка, обнявшись, улыбаются…

Фомин, в проёме ворот, совершенно спокойно: «Коммунисты, вперёд. Будем карать гадов.»

И пошёл, спокойным таким, уверенным шагом. Не оборачиваясь.

И за ним пошли- Мохнач, без нужды машущий пистолетом, комсомолка Никанорова с полевой сумкой, старый беспартийный солдат Кныш, в компании со своими беспартийными «мужиками»…

Пошли. Не торопясь. С достоинством. Коммунисты.

И так же спокойно, не кланяясь пулям, прошли весь остров насквозь.

Фомина убили уже на берегу — немецкий снайпер, из-за канала…»Утомлённое солнце нежно с морем прощалось…»

(Чёрно-белое) Десять часов ровно. Штаб 4-ой Армии, лес в близи Кобрина.

Поступает директива от командующего Западным фронтом.

«В виду обозначившихся действий немцев поднять войска и действовать по боевому.

Павлов.»

Десять часов одна минута. Минск. Штаб Западного ОВО.(! Не Фронта!) Командующий округом отправляет в Генеральный штаб РККА Боевое донесение?004\оп «Брест горит. К 6.30 22.06.41 данных о форсировании противником реки Западный Буг не было»

(В РЕАЛЬНОСТИ войска группы «Центр» к 10 часам утра, даже захватив неповреждёнными мосты и образовав устойчивые плацдармы, смогли продвинуться вглубь советской земли только на 2–3 километра. Северная часть Бреста ещё оставалась в наших руках. «Как львы, дрались советские пограничники, принявшие на себя первый внезапный удар подлого врага. Бессмертной славой покрыли себя все советские воины. Они дрались — переходя в рукопашную, и только через мёртвые их тела мог враг продвинуться на пядь вперёд» Л.П. Берия. Газета «Правда». Передовая статья. 24 июня 1941 года.).

Часть четвёртая. Ответный удар

(Ретроспекция.)

Самое первое детское воспоминание Эрбернта Рожерио Араужо Адольфо Фалангера было такое — он сидит в огромном белом горячем облаке, глаза щиплет, по спине его усердно трёт теплая волхонка, а ласковый, нежный женский голос (принадлежащий, кстати, работнице шефствующего Камвольного комбината, «виноградовке» — ударнице Свете Букиной) с досадой произносит: «Эк, ты, малой, по дороге изволдохался…тру тебя, тру — ну никак не оттирается…»

В первый и единственный в мире Ивановский интернациональный детский дом имени Третьего Интернационала Международной Организации Помощи Рабочих маленький Адольфо попал из детского приюта Губнаркомпроса Северной трудовой коммуны, а непосредственно в приют из Ленинградского торгового порта.

Пограничная овчарка Индус, обнюхивая на предмет контрабанды или контр-революционных происков трёхтонный короб с апельсинами, поступившими в адрес Торгсина Наркомвнешторга от буржуйской фирмы «Che Bouraska», Республика Аргентина, Буэнос-Айрес, сделала классическую стойку.

В присутствии таможенного инспектора и представителя перевозчика- суперкарго трампа «Санта-Мария де ля Кроче» — короб был вскрыт. В коробе, среди высосанных досуха корок обнаружился ребёнок тёмно — кофейного цвета, лет трёх, находящийся в коматозном состоянии. В тряпье, покрывавшем тело ребёнка- нашли записку, в которой содержалась интересная информация о имени мальчика и приписка о том, что его отец- тамошний туземный коммунист, не сегодня-завтра будет непременно убит проклятой кровавой хунтой (традиционно- очередной), а потому он, папа, отправляет своего сына на родину всех трудящихся. Даже если ребёнок умрёт по дороге- это всё лучше, чем гнить в капиталистическом аду, где социальные язвы и бездуховность. Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Такие дела.

Медики Страны Советов помереть маленькому политэмигранту вовсе не дали…И не таких выхаживали! И поехал Адольфик в компании с демобилизованным бойцом погранвойск ОГПУ через Бологое, Рыбинск и Ярославль в Город Первого Совета — столицу Северной Трудовой Коммуны, или иначе говоря — столицу Текстильного края…

Приветливо встретил ИНТЕРДОМ нового питомца…Не он первый, не он и последний…Первыми воспитанниками были дети антифашистов из Германии, Греции, Австрии, Болгарии, Венгрии, Италии и многих других мест, где их папы и мамы раздували мировой пожар. В ходе гражданской войны в Испании в ИНТЕРДОМ не раз прибывали испанские дети. Развитие революционных событий в Китае привело в ИНТЕРДОМ много китайских воспитанников. Мировая Революция обильно плодила всё новых и новых сирот…

Так что детки были всех цветов — и чёрненькие, и желтенькие, и краснокоженькие…»За столом никто у нас не Лившиц, нет у нас ни чёрных, ни цветных…»

Именно всё так и было.

Фото: Адольфик в белой панамке, которая очень колоритно смотрится над его чёрной мордахой, идёт за ручку с китаяночкой…

Фото: Адольфо в красном галстуке рука об руку с чернокосой испаночкой на пионерском сборе…

Фото: Адольф, с комсомольским значком на юнгштурмовке, вместе с белокурой дочкой гамбургского коммуниста, на Первомайской демонстрации…

Пока мальчик рос и учился- как-то незаметно для себя обрусел…И был он самым обычным пацаном- в футбол играл тряпичным мячом, писал диктанты, читал «Стихи о Советском паспорте» и громко пел: «Я другой страны такой не знаю, где так вольно дышит человек…»И правда, не знал! Потому что кроме родного Иванова нигде больше и не бывал…

Один раз только его не восприняли за своего — когда он поступал после школы ИНТЕРДОМА в Ивановский сельхозинститут, на факультет механизации и электрофикации, в курилке одна абитуриентка из Чухломы (город такой, не доезжая Пошехонья, рядышком совсем, вёрст 300–400), с недоумением глядя на его лицо, спросила «А ты чо за национальность така, а?»

«Я русский!»

Девушка помотала головой с соломенного цвета кудряшками «Ой, да будет врать-та! Русские так много не курят!»

А почему, спросите Вы, Адольфо поступил именно на факультет механизации, а не, на, скажем, полеводства со специализацией «Льноводство»?

Потому что одним из первых русских слов, которых он внятно произнёс, было — «ТАТАКОР!», что в адаптированном для взрослых виде означает трактор пропашной сельскохозяйственный «Фордзон-Путиловец».

Была у него такая пламенная страсть — трактора…: «Мы железным конём все поля обойдём. Соберём, и посеем, и вспашем…» Да, именно в такой вот последовательности.

Ну, и как первая производная — танки. Потому как танк- такая же железная телега, как и трактор, только с пушкой.

Фото: Адольфо с собственноручно и великолепно выполненной моделью БТ-2 в руках поясняет заманившей его в свою комнату пшенично-волосой абитуриентке преимущества и недостатки колёсно-гусеничного хода, а та уже от отчаяния третью пуговичку на блузке расстегнула (кстати- а под блузкой- Памелла Андерсон отдыхает, причём всё это богатство не силиконовое- а своё, родное…). Бесполезно. Адольфо сейчас видит только подвеску Кристи… Механик, да.

Жалко только — проучиться в институте удалось Адольфо совсем немного. Летом 1940-вого, рокового — отменили очень много отсрочек, и пришла к нему из военкомата такая, беленькая…он и расписался…

Военком- добрая душа- определил Адольфо по его горячей просьбе в Омскую танковую школу- где учился, по народному преданию, «Парень из нашего города…»

Да только не приняли туда Адольфо…Говорил же ему классный руководитель, бывший революционный балтийский матрос Исаак Адальбертович Розенблатт: «Адольф, я Вас прошу- будьте попроще, и люди сами к Вам потянутся немытыми руками, мать Вашу…»

На экзамене по математике Адольфо, пока другие юноши над задачей корпели- решил оную задачу пятью различными способами, включая графический- и сидел себе, танчики на экзаменационном нумерованном листе рисовал…

Художество Адольфово экзаменационная комиссия оценила на не предусмотренное ведомостью «Великолепно!», а на мандатной комиссии старый, ещё царских времён артиллерист Грендаль с кафедры огневой подготовки гневно протестовал против его зачисления, ибо нечего таланты в землю зарывать…

Приняла окружная комиссия решение- Адольфа в танковую школу не брать — а направить его без экзаменов в скромное такое 2-ое Ленинградское артиллерийское училище, бывшее Михайловское, которое непрерывно начиная с 1820 года, «иждивением графа Аракчеева, преискусных артиллеристов для нужд армии Российской готовит»…

Ну, понятно: «Дурак — в кавалерию, умный — в артиллерию!» Ибрагим Петрович Ганнибал, гений артиллерийско- инженерный, тоже ведь, из арапов был.

А что- в конце концов, танк- это всего лишь повозка для пушки…

Да только не захотел Адольфо в артиллерию…»Потерял» он пакет с решением комиссии — да и в общем порядке «призвался». В танковые войска рядовым!

В полку его, в связи с общей грамотностью (всё-таки незаконченное высшее) и интересной фамилией («Фалангер Давид Семёнович, из Гомеля, не родственник ли тебе будет?») пытались сначала пустить по хозяйственной части…Не срослось.

И стал после полковой школы сержант Адольфо Фалангер командиром экипажа машины боевой — линейного танка Т-26. И загнобил он на просторе свой экипаж- совсем как его недоброй памяти тёзка товарища Эрнста Тельмана. Зря, что ли, у него на петлицах «пила» из трёх треугольничков- вот затем, чтобы бойцов пилить! По легенде, его бойцы вверенный им Родиной танк зубными щётками чистили. А уж как над машиной этот маньяк наизмывался! Какие — то экраны приклёпывал, что-то постоянно прикручивал и приваривал…Такое ощущение, что на Кировском заводе, где танк собирали — глупее его люди трудятся. В довершение всего на броне гадость нарисовал — тигра с зубами! Нет бы, что нибудь приличное написать, например «Красный резинщик», или «Кооперированный кустарь«…совсем никакой фантазии у некоторых нет! Ведь над экипажем те же гжельские кустари могли бы шефство взять — и посылки слать, к примеру…А кто теперь над ними шефствовать будет? Зоосад? Или музей Дарвинизма? Начальство с Фалангером сначала боролось- потом устало, плюнуло и просто прятало его на смотрах куда-нито в задний ряд, вместе с его Саблезубым танком.)

В ночь на 22 июня 61 танковый полк 30 ТД находился не в своём расположении, а на полигоне Поддубно — на ночных стрельбах. Отстрелялся полк в целом с отметкой «Удовлетворительно» — да и то, только потому что прикормленные замом по БП бойцы полигонной команды в щитах мишеней заранее дырок накрутили…А что вы хотите- за всё время существования полка — первые такие стрельбы, а первый блин, как известно…вообще и не блин, а так- комок какой-то. За исключением выродка Фалангера — этот выскочка единственный из всего полка отстрелялся на «Отлично». Нет, надо было его в пушкари определять…Надо!

Утром танкисты приступили к любимому занятию- прикручивается ёрш к здоровенному трёхсоставному баннику, и — «Раз! Два! Раз! Два»- дружно ствол банить…Поневоле понимаешь, что танк- оружие коллективное…Ещё гусеницы хорошо с утречка перетягивать…Бодрит!

Однако, закончить хорошее дело от чего-то не дали, к 11 часам утра неожиданно полк собрался, не закончив программы стрельб, и колонной двинулся — и опять же не в родные Пружаны, а в сторону станции Жабинка…Среди экипажей поползли какие-то нехорошие слухи…Благо, что ночью на Юго-Западе что-то знатно грохотало — как сухая гроза!

Куда именно двинулся полк- Адольфо определить смог на глаз, по восходящему солнцу…Потому как карта была только у командира взвода. И нанесена там была местность — от Тересполя почитай что до самой Варшавы…(Голос за кадром- это не поэтическая вольность- прибывший в РЕАЛЬНОСТИ на фронт вечером 22 июня маршал Советского Союза Кулик потребовал у встреченного им комвзвода карту- и получил. Именно такую…)

И пошли в поход танки, имея на борту — одну заправку горючего и один боекомплект, которые пополнили из полигонных запасов…

Цель похода увидели издали — Жабинка горела…

11 часов утра. Южнее деревни Чернавчицы.

Здесь, у пересечения двух шоссе — Брест-Каменец и Жабинка — Мотыкалы, расположился (о! чудовищное слово!) ЗАГРАДИТЕЛЬНЫЙ ОТРЯД.

А это — значит вот что. Группа бойцов в зелёных фуражках, броневик БА-10 с надписью на прикреплённом к борту листе картона «Сборный пункт», чуть подалее- под деревьями — цистерна с водой, полевая кухня и санитарный фургончик, на базе ГаЗ-ААА.

Проходящих одиночками и группами бойцов и командиров заворачивают с дороги, проверяют документы…

Люди самые разные — и военные строители, и тыловики, и «приписные» — те, кого в 80-тых будут называть «партизанами». Привезли бедолаг в лесной лагерь, из оружия- штык — нож у дневального, ночью стрельба поднялась. Начальства- никого, вот и пошли себе…(Случай подлинный)

Есть — из потерпевших поражение соединений- из той же 22 танковой…

Есть и из вполне ещё боеспособных частей- приехал, например, человек из командировки- а своих в казарме нет, он и пошёл на Восток.

А есть и просто так — вывели их ночью в поле, сели они в окопчиках- а начальство поматерилось и куда-то сгинуло…Немцы утром стали стрелять из-за Буга из пушек. Кто-то на левом фланге крикнул: «Уходить надо!» Вот и пошли…А куда шли? Да говорят, на старую границу. Там такие укрепления! (Случай подлинный)

У кого документы в порядке- первым делом отправляют к цистерне…Люди жадно пьют и пьют воду, умываются…Кому нужна перевязка- тут же получает первую помощь. Потом желающие подходят к кухне — но таких на удивление, мало…Не до еды многим, да и жарко с утра…

Поевших военнослужащих принимают под свою опеку армейские командиры- отделяют специалистов- лётчиков, связистов, артиллеристов, танкистов…Остальных- формируют в взводы, роты и батальоны сводного стрелкового полка.

Люди с удовольствием встают в строй, равняются, разбираются по номерам…Строй- это порядок, это равенство и справедливость — а справедливость, это хорошо.

Страшно человеку оказаться на войне одному…Когда вокруг — стреляют, никого из ставших за годы службы родными — рядом нет, и кажется, будто ты один и остался против всех врагов…

Человеку не много и нужно- водички попить, успокоиться…Покормили его, организовали — глядишь, не всё так и страшно…

А у кого с документами не порядок? Есть и такие.

Вот вальяжный, толстощёкий красноармеец в замасленной, явно короткой ему гимнастёрке и роскошных чисто шерстяных бриджах, заправленных в не менее роскошные хромовые сапоги. На голове- засаленная пилотка.

Кто такой? Сообщает, что он полковник, начальник тыла 62-го укрепрайона…А где же Ваши документы, товарищ полковник? Ах, сожгли…Вместе с формой? Случайно забыли из кармана вынуть, когда сжигали? А переоделись зачем? Понятно. Ну, пока Вашу личность установим, придётся Вам повоевать рядовым стрелком. Встать в строй!

(Случай подлинный, кстати, профильтрованный полковник, изрядно похудевший и сбавивший вальяжности — зла на заградотряд не держал, в последствии воевал достойно и окончил войну генералом. Две недели в пехотном строю — отличное средство от ожирения и барства.)

А вот и другой случай — лейтенант, из начсостава запаса, мобилизованный в январе 1941-го…Свои же солдаты его и привели — кричал, что воевать бессмысленно, немец всё одно победит, и лучше покончить жизнь самоубийством, чем служить в РККА…(Случай подлинный).

Тут же рядышком, под деревьями, сняв сапоги — отдыхает тройка военюристов (пришли пешком из Кобрина).

Не обуваясь, военный трибунал постановил — просьбу потенциального суицидника удовлетворить. Через десять минут бойцы комендантского взвода уже копали неглубокую могилку. Это- война, знаете ли, а не дискуссионный клуб. Никто ничего никому доказывать не будет. Времени для этого совсем нет.

Одиннадцать часов тринадцать минут. Тересполь. Штаб 45-той пехотной дивизии.

Генерал — лейтенант Фриц Шлипер.: «Ну разумеется, майне херрен, меня никто и не послушал. Нынешние, из партийных (это слово он произносит, как грязное ругательство) — считают, что опыт Великой войны- это ничто…

А мы, старики, этот опыт зарабатывали потом и кровью…СВОИМ потом и СВОЕЙ кровью, прошу отметить…

И что в сухом остатке? Мы занимаем на сей час те же позиции, что и перед началом операции, продвижение минимальное…А вот таких потерь моя дивизия не знала с…Да практически, никогда не знала!»

Фон Меллентин, без обычной генштабовской улыбки, просто и буднично, не кривляясь-сейчас он говорит со СВОИМ: «Герр генерал, что Вы намереваетесь делать?»

Шлипер: «Воевать я буду. Вот что. Схватив русского медведя за уши, отпускать его- безумие. Господи, спаси и помилуй Германию.

Так, майне херрен. Смотрим на карту. Где же наш гениальный командующий собирается учинять новую переправу?»

Фон Меллентин: «Вот здесь, 12 километров севернее крепости, у Вука, имея задачей обойти русский укреплённый район через Высокое, Видомлю и Каменец, потом выйти на Пружаны, затем поворотом направо- оседлать Варшавское шоссе у Берёзы Картусской…

Шлипер: «Правильно, нормальные герои всегда идут в обход. А Ваш замечательный партай-полководец учёл некоторые особенности местной топографии? А именно, что прибрежный район весьма заболочен, что дорога на Высокое, и далее к Пружанам представляет собой узкую грунтовку, в отличие от шоссе Брест-Кобрин-Минск? Учёл, значит. Молодец. Ну, за неимением гербовой бумаги — и рак рыба…

А мне, следовательно, нужно чем-то занять русских, чтобы они ему маршировать не мешали…»

(Голос за кадром. В РЕАЛЬНОСТИ, находясь в несравненно лучших условиях, чем в нашей истории, Шлипер решил отказаться от штурма Крепости уже около 14 часов первого же дня войны, предоставив работу авиации и тяжёлой артиллерии)

11 часов 15 минут. Лес около Кобрина. Штаб 4-ой армии.

Около самолёта — Богданов и Фрумкин. Богданов осунулся, погрустнел.

Богданов: «Не хочется, ох как не хочется улетать…Но Москва срочно требует от меня- прибыть в Обузу Лесная, взять под командование охрану тыла всего ЗапФронта. Надо лететь…Знаешь что, Фрумкин- кажется мне, что это не инцидент. Это Большая война.

Встретили мы её достойно, а вот что дальше будет? Ох. как же мне не хочется отсюда улетать. Тяжело на душе…А тяжелее всего сознавать, что мои пограничники переходят под командование — этих, дважды ак-к-кадемиков….»

11 часов 20 минут. Район Крепости.

Похожая на огромный мусорный бак, вставший на гусеницы, мортира «Один» изрыгнула вспышку огня и облако едкого дыма…Спустя несколько минут, над Цитаделью встало грибообразное облако разрыва…

Невдалеке не выстрелила, а именно ПРОИЗВЕЛА выстрел вторая мортира- «Тор«…От чудовищного удара в Цитадели обрушилась полубашня у Тереспольских ворот…

11 часов 45 минут. Штаб 28 СК, роща вблизи станции Жабинка.

Начальник штаба корпуса- Сандалову: «Вы представляете, коллега- этот истеричный паникёр Гаврилов мне сейчас доложил, что их так называемую крепость обстреливают орудия калибром 600 миллиметров! Каков анекдотец, а? Забавно! Вы не находите?»

Сандалов, авторитетно прихлёбывая из граненого стакана в серебряном подстаканнике свежезаваренный ординарцем чаёк с кусочком лимона: «Да, уж! Уж эти мне гарнизонные знатоки зарубежной военной техники…Начитаются на свою слабую голову «мурзилок»! Я вот, в двух академиях обучался, и никогда о таких калибрах не слыхивал…Таких орудий нет и быть не может! Полный бред это коллега, флейм по- научному!» И со вкусом потянулся на раскладном алюминиевом креслице с брезентовой зелёной спинкой…

11 часов 48 минут. Цитадель. Оборонительная казарма. Район Холмских ворот.

Раз за разом на Крепость обрушивались удары чудовищного молота — это называется- огонь на разрушение.

Снаряды «Карлов», которые можно было увидеть в полёте, сначала поднимались круто вверх- на долю секунды застывали на вершине баллистической кривой, а потом безжалостно обрушивались вниз, вздымая тучи красной кирпичной пыли, песка и обломков. Построенные в прошлом веке, казематы старой Крепости не могли им противостоять…

В одном из казематов, отделённые глухими стенами без окон от всего мира, юный ротный командир и седой Кныш…

Ротный: «Господи, Господи, зачем я только это сделал…»

Кныш, наклоняясь к нему: «Товарищ командир, о это чём Вы?»

Ротный с отчаянием: «Никакой я не командир…Двое нас, братьев, Николай и я…близнецы мы…я всегда хотел в Красную Армию, сколько себя помню…А меня не взяли- туберкулёз у меня…А взяли Кольку…Я к нему в Крепость повидаться приехал — он говорит, побудь за меня- учений не будет, воскресенье же, а я на денёк в Кобрин смотаюсь…девушка там у него…А ты в моей форме походишь…Мы переоделись, и он уехал…а я вот остался…»

Кныш, задумчиво: «А кто Вы по профессии будете?»

Ротный, с горечью: «Артист я…в оперетте характерные роли играю!»

Кныш: «Ну и ничего, ну и ладно, хорошо у Вас получается…Играйте роль командира дальше! Я Вам подыграю…»

Немного помолчав: «Я ведь тоже соврал…я не унтер…Офицер я, прапорщик, за отличия произвели — в феврале 17-того…От того я и домой, в Минск, после войны возвращаться из Польши не решился…Ну ничего, зато теперь я случАем- Вам посоветую, как и что…»

Тяжкий удар, сыпется песок с потолка…

Кныш, отряхиваясь и прокашлявшись: «А ничего нам вражина вломил…Помню, под Стоходом он тоже вот так-то «чемоданами» швырялся…но не такими, нет…Далеко не такими…»

Двенадцать часов ровно…Город Брест.

Из чёрных раструбов репродукторов: «Внимание! Работают все радиостанции Советского Союза……Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке своих самолетов наши города — Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие…Красная Армия и весь наш народ вновь поведут победоносную отечественную войну за родину, за честь, за свободу…

Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами.»

УКАЗ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР О МОБИЛИЗАЦИИ ВОЕННООБЯЗАННЫХ

….Мобилизации подлежат военнообязанные, родившиеся с 1905 по 1918 год включительно. Первым днем мобилизации считать 23 июня 1941 года…Москва, Кремль. 22 июня 1941 года.

Двенадцать часов двадцать минут. Город Брест. Улица Дзержинского, дом 19. Областной и городской Военный комиссариат.

Облвоенком майор М.Я. Стафеев примчался на службу еще затемно- после того, как ему позвонил домой лично тов. Тупицын и предупредил о возможной крупномасштабной провокации. С первыми залпами на улицу Дзержинского сбежались работники военкомата, несколько военнообязанных добровольцев, с вокзала пришли 18 политруков запаса, которые не успели уехать на курсы усовершенствования в Смоленск. Позже подошли партийно-советские работники, отправленные в военкомат Мазуровым из подвала Обкома.

В военкомате нашёлся учебный станковый пулемёт в разобранном состоянии, два десятка учебных винтовок ОСОАВИАХИМа с просверленными стволами, несколько «мелкашек» с ящиком патронов для них. Нормального оружия не было вообще- только у военкома и трёх-четырёх начальников отделений- по пистолету.

Разослав гонцов в штабы корпуса и дивизии, Стафеев стал готовится к мобилизации — а поскольку Указа всё не поступало, по своей инициативе, с одобрения Бюро Обкома, стал поднимать военнообязанных повестками. Повестки разносили жёны и дети работников военкомата- потому что весь персонал почты Бреста на работу не вышел.

К позднему утру у военкомата собралась небольшая толпа, человек 400. Стафеев, размахивая наганом, остановил на улице Карла Маркса грузовики, вывозившие один из воинских складов — и начальник колонны охотно согласился помочь- разгрузив три машины во дворе- винтовки и патроны. Гранат, увы, не нашлось…

От участкового в белом, испачканном сажей, кителе- пришли нехорошие новости. В городе начинается беспорядок — идёт открытый грабёж квартир «восточников», кто-то бьёт витрины магазинов… Неизвестные нападают на выходящих из города евреев, отнимают у них ценности, убивают и насилуют…С чердаков и из подвалов незнамо кто нет-нет, а постреливает по проходящим красноармейцам. А в Управлении НКВД- никого, все ушли на фронт.

Вооружив самых сознательных из мобилизованных — коммунистов и комсомольцев, под командой так удачно зашедших политруков- Стафеев немедленно отправляет их в патрули с наказом навести должный революционный порядок, приказав действовать решительно и жёстко. Распотрошив Ленкомнату и нарезав из транспаранта красные нарукавные повязки, патрули, похожие на легендарных красногвардейцев, ушли в город.

С облегчением услышав по радио Указ, майор Стафеев не стал дожидаться завтрашнего дня, а немедленно вывесил над дежурным помещением загодя приготовленный трафарет — «Мобилизация».

После этого, он открыл железный шкаф и извлёк из него два огромных пакета-?1 и?2. Пакет?1 он, не распечатывая, облил керосином и сжёг во дворе военкомата. А второй пакет — распечатал…

Через час на улицах города заалели плакаты- «Родина-Мать-Зовёт!»

(Мгновенная чёрно белая вставка. Брест, полдень…Пылающий военкомат, во дворе среди почерневших луж крови — мобилизованные с учебными винтовками в руках, Стафеев, политруки, партработники…они не сдавались. И не сдались!)

Окрестности Бреста. После полудня.

Первый удар «Прыжка пантеры» немцы нанесли по аэродромам…Советские истребители, прикрывая движущиеся по пыльным дорогам к месту переправы у Коденя колоннам — не смогли противостоять немецкому «конвейеру», когда один или несколько фашистких самолётов непрерывно наносили удары по севшим на заправку.

Фото: Вывалившись из-за тучки, Юнкерс-88 засыпает аэродром «адскими яйцами»- малокалиберными осколочными бомбами «Шпренг Диквант» SD-2.

Кроме того — новая техника просто не могла быть в достаточной мере освоена- топлива для этого отпущено было крайне мало. Моральное эмбарго САСШ означало и прекращение поставок высокооктанового бензина…

Ряд фото: Новейший МиГ-3, заходя на посадку, вдруг сваливается в плоский штопор и рушится на землю прямо у полосы…

В ближайшие два часа авиаполки 10-ой САД понесли значительные потери, причём именно на земле…

33-й истребительный полк майора Николая Акулина, базировавшийся в Пружанах, в первом бою потерял только одного летчика — заместителя командира эскадрильи лейтенанта Степана Гудимова. В 5 часов 20 минут в районе аэродрома звено И-16 перехватило 18 бомбардировщиков Хе-111. Гудимов одного сбил, а другого рубанул винтом самолета по хвосту. Оба самолета рухнули на землю.

Основные потери полк понес в 4-м налете на аэродром базирования — немцы сожгли 20 самолетов на земле, застав их в момент заправки топливом. Противовоздушная оборона аэродрома отсутствовала- не считать же за оную единственную ПВ-4 из счетверенных «Максимов», установленных в кузове полуторки?. К концу дня полк потерял 34 самолета…

39-й бомбардировочный полк майора Захарычева в Пинске подвергся четырем последовательным атакам, на земле сгорели 25 самолетов СБ и были полностью разрушены 5 неиспользуемых Пе-2. Техники прилагают титанические усилия, чтобы восстановить повреждённые машины, но техников очень мало — сказалось резкое предвоенное сокращение авиационно-технического состава…

Немецкий «конвейер» приводит также к тому, что часть истребителей постоянно отвлекается для обороны собственных аэродромов.

Удручает малая эффективность использования авиации — тогда как вражеские бомбардировщики делают 3–4 вылета, наши самолёты- в лучшем случае один.

Какого-либо управления авиацией со стороны штаба ВВС не было вообще… Командующий ВВС — Герой Советского Союза, генерал-майор авиации Копец, совершив на своём личном И-16 облёт аэродромов, подвергнувшихся ударам, и сбив по дороге вражеский истребитель, днём 22 июня застрелился в своём кабинете.

По одной из недостоверных версий, это была инсценировка. Копец- пусть и плохой военно- начальник (да и когда ему было стать военно-начальником- если он прыгнул за три года из «старлеев» в генералы?), но мужественный человек, прекрасный лётчик и храбрый боец, просто не мог поступить, как начфин, проигравший в карты полковые деньги. Если бы даже его и охватило отчаяние и он не захотел дальше жить- в его распоряжении находился личный боевой истребитель — и фашистские самолёты, в эту минуту бомбящие Минск.

Но в штабе фронта — были те, кому очень неудобны были бы показания Копца — как, зачем и по чьему преступному приказу была «подставлена» красная авиация…Вплоть до 24 июня в командование никто не вступал.

Так или иначе, в этот день советские ВВС ЗапФронта вели какую-то свою отдельную войну, за некоторым приятным исключением, мало связанную с наземными операциями.

Блокировав аэродромы и временно, на несколько решающих часов, выведя из игры советскую авиацию, немецкие самолёты наносят второй удар.

На этот раз цель- корабли Пинской ВФ, так и не получившие никаких боевых задач от командования 4-ой Армии, и по своей инициативе установившие связь только со штабом 75-ой стрелковой дивизии.

После уничтожения вражеской переправы у Коденя, флотилия, согласно ещё довоенным планам, поднялась вверх по Бугу, заняв позиции от Знаменки до Томашёвки.

Это было вызвано тем, что поддерживаемая флотилией левофланговая 75 СД, занимавшая немыслимо растянутый фронт длиной более 50 километров, прикрывала очень важный участок- стык Западного и Юго-Западного фронтов, находящийся как раз на границе Бресткой и Волынской областей двух братских республик- Советской Украины и Советской Беларуси.

Разумеется, между находящимися на границе частями имелись значительные разрывы и был совершенно открыт левый фланг, до сих пор не прикрытый 41 танковой дивизией 22 Мехкорпуса 5-той Армии Киевского Особого военного округа.

Эту брешь и должна была прикрыть флотилия, не давая противнику форсировать реку.

Среди немецких самолётов Ю-87Б, которые состояли на вооружении эскадры StG-77, были не самыми новыми и не самыми современными…Превосходно показав себя в Польше и Франции — во время «Адлертага» они понесли столь значительные потери, что больше днём на Альбион не летали…Что говорить, даже комиссия тов. Яковлева и Широкорада, закупившая в Германии перед войной самые современные образцы боевой техники- на этот самолёт не обратила никакого внимания…

Да и сами посудите- не убирающиеся шасси, правда, оснащённые аэродинамическими «штанами»- в которые в своё время так легко будет набиваться украинский чернозём…Вооружение…Скорость…Короче, это был самолёт- исключительно «открытого неба»…

Но на 15 часов нашей истории небо над Западным Бугом было РАСПАХНУТО…

Первый «Штукас», перевернувшись вверх колёсами через левую плоскость, обрушился вниз- на тонкую с высоты 3000 метров голубую ленту меж двух зелёных берегов…Взвыла сирена…

Манёвр и скорость — эту формулу спасения вывели англичане, после кровавой бани в заливе Суда. Какой манёвр меж двух извилистых берегов? Какая скорость у речного корабля?

Навстречу крылатой смерти рванулись трассы 61-К — уродливого ублюдка подлипкинских бракоделов завода им. Калинина, так и не сумевших довести до ума лицензионное производство аж с 1928 года… И который «клинил» после 10 минут непрерывного огня… Какой враг додумался устанавливать на корабли орудие- имеющее воздушное охлаждение? Воды у боевого корабля — в дефиците никогда не бывает…

По атакующей смерти стреляли спаренные башенные 45-мм 41-К, которые по сути дела- были обыкновенной «четверть-автоматической» «сорокопяткой», попасть из которой в пикирующий самолёт конечно, можно было, теоретически…Закон больших чисел- великая наука…

Стреляли и пулемёты- «крупняки» ДШК, спареные МВ-2…

Но этого было слишком мало…

Полутонная бомба, сорвавшись с выносного — вне зоны воздушного винта- кронштейна — рушиться на палубу «Винницы», по которой перебегают подносчики боеприпасов…Тонкая, 6-мм палуба, не смогла задержать удара полубронебойного снаряда- а эффективная советская взрывчатка в боекомплекте- весьма склонна к детонации…Первый мощный взрыв вздымает над мгновенно окрасившейся кровью водой облако воды, огня и дыма…

А «Штукас» уже выходят в атаку на другой корабль…

Пусть деревянное, зато аэродинамически безупречное, крылатое чудо харьковского доцента И.Г. Немана, расстрелянного врага народа (а нечего было с тов. Яковлевым конкурировать) — построенное, разумеется, на заводе «Саратовский комбайн» НКСХМ (где же ещё строить в СССР боевые самолёты, как не на заводе сельхозмашиностроения? Строили же легендарный Т-34 на Харьковском паровозостроительном…), было далеко не самым современным самолётом РККФ…Ну, разумеется, мотор слабый…Иных Наркомавиапром просто не подал, что делать…

Просто других, кроме Р-10, самолётов в этом месте и в это время- не оказалось…

Выпускник Ейского военно-морского училища лётчиков им. Леваневского командир экипажа лейтенант Г. И. Сацук своему штурману- выпускнику Ново-Петергофского военно-морского пограничного училища старшему лейтенанту С. И. Уласевичу: «Серёга, держись!!Атакую!»

И взвыв мотором, самолёт- задачами которого являются фото-разведка и корректировка огня, ринулся на перехват…

Штурман Уласевич- командиру: «Гриша, поближе, поближе…Не торопись стрелять! Только не торопись! У нас ведь всего 600 патронов, на 10 секунд боя!»

Пули, выпущенные вражескими стрелками- дырявили фанерные борта и перкалевые крылья- а одинокий Р-10 всё рвался, рвался в середину вражеской карусели- и враг не выдержал! Рассыпав строй, «Юнкерсы» шарахнулись в стороны…И тут, развернув турель, штурман всадил длинную очередь в ближайший пикировщик…»Штукас» послушно задымил и перешёл в последнее пике…

Победа очень дорого далась — огненные трассы MG-17 скрестились на кабине отважных пилотов. Тяжек был обратный путь. Перебитая правая рука летчика безжизненно повисла, силы иссякали. Однако он сумел дотянуть до своего аэродрома и посадить машину. Когда подбежавшие техники открыли фонарь, летчик был уже мертв. Штурман был убит ещё в небе…

А «Штукас» начинали новый налёт на беззащитные с воздуха корабли…

В состав Флотилии входил 109-тый отдельный зенитный дивизион на механизированной тяге. Трактора СТЗ-5, грохоча и высекая искры гусеницами, по старинному булыжному тракту Пинск- Кобрин, а потом изрядно срезав путь через Милориту, притащили 76-мм орудия 3-К (в девичестве «Рейнметалл») — в количестве 12 штук- к новому месту передового базирования даже раньше, чем туда подошли с боем прорывавшиеся мониторы и бронекатера.

Одна батарея поспешно заняла огневую позицию на берегу реки у Знаменки, вторая- у Домачева, третья- у Томашовки.

Первая волна «штукас» ушла практически безнаказанно — только замыкающий «юнкерс», качаясь, потянул за собой тонкую струйку дыма…Курс обмена- один самолёт=один корабль был явно занижен в пользу «иностранной валюты»…

Командир батареи, в чёрной форменке, и заломленной с боков фуражке с «крабом», с досадой швырнул наземь высочайше утверждённые ГАУ Таблицы стрельбы — рассчитанные на тихоходные горизонтальные цели, они давали кучные разрывы исключительно позади вражеских пикировщиков…

А на корабли заходила вторая волна…

Комбат сперва поднял к глазам большой палец, потом сжатый кулак с синей татуировкой (парусный кораблик) на запястье — и посмотрел на приближающегося врага поверх костяшек пальцев…Кое-что прикинув, он подвигал вперёд- назад бегунок на логарифмической линейке…Из его приглушённого бормотания можно было уловить: «Так…угловая скорость…значит, ВИР будет…ого! Не мудрено, что мы мажем! Дохлым осьминогом тебя в ютовый клюз, штабная сволочь!!»

И: «Батарея! Цель сто вторая, воздушная, малоразмерная…»

Защёлкали стрелки ПУАЗО, зашевелились и нацелились тонкие стволы орудий- не на врага, а на то место, где он будет, когда до него долетит снаряд…

Новый залп поставил стену из коричневых разрывов прямо на пути закручивающейся карусели — и головной «юнкерс», пролетевший сквозь эту стену- вылетел из сгоревшего порохового облака охваченный ярчайшим бензиновым пламенем…

Остальные пикировщики обрушили свой груз на позицию зенитчиков, на которой не успели даже отрыть орудийных двориков.

Но корабли были всё-равно прикрыты…Пускай всего на четверть часа…

Фото: На вздыбленной, почерневшей земле лежит кисть руки. На запястье — татуировка: синий кораблик…Пальцы шевелятся, скребут землю… Оторванная кисть ещё живая…

Семнадцать часов семнадцать минут. Буховичи, штаб 4 Армии.

Просторный бревенчатый блиндаж, ярко освещённый семилинейными лампами.

Сандалов авторитетно откашлялся и продолжил: «Таким образом, явно обозначилось направление главного удара противника- как я ранее и предполагал и в связи с чем лично мною была своевременно поставлена боевая задача на пресечение переправы артиллеристам, лётчикам и даже морякам флотилии- в обход Бреста с юга, в стык нашего и Юго-Западного фронтов. Это подтверждается, в том числе, активным стремлением противника уничтожить корабли военной флотилии в данном районе. Правда, я лично никогда не ожидал от них особого толка…»

Командарм -4 Коробков: «Вы уверены в своём прогнозе?»

Сандалов, очень авторитетно: «Товарищ командующий, я в двух военных академиях обучался! Да и где ему ещё переправиться? Здесь, у Коденя, открывается прямая дорога в обход прочно удерживаемого нами Бреста на Кобрин- и, соответственно, непосредственно по магистрали М1 — на узел дорог — Барановичи и далее на Минск. Прямая дорога к сердцу страны!

А — представим себе такой невероятный вариант, как переправа севернее Бреста…ну, например, у Волчина…Я, товарищи командиры, говорю это, разумеется, в качестве гротеска…

И куда будет отсюда наступать противник — в Беловежскую Пущу, что ли? Мне уже смешно…

Исходя из вышесказанного, предлагаю (Монотонным голосом, как механический органчик).

Первое. Дополнительно уплотнить оборону на левом фланге за счёт не угрожаемых участков. Для этого снять два полка 49 СД с правого фланга, и вместе с гаубичным артполком дивизии переместить во вторую линию обороны в район Малориты. Последний, 15-тый СП 49 СД с легким артполком оставить в полевом заполнении УРов. Штадив -49 и спецподразделения дивизии — в Высоком.

Командующий УРа Пузырёв доложил мне, что к нему подошли три специальных артпульбатальона из Мозырского укрепрайона, со старой границы, с 15-ю перевооружёнными 45-мм орудиями танками МС-1, и он разместил их на Семятическом, Волчинском и Брестском участках. С батальонами налажена проволочная связь. Каждый из батальонных участков имеет четыре-шесть готовых ДОТов с вооружением и гарнизонами. Правда, ДОТы между собой и с войсками еще не связаны. Это предполагается выполнить в течение ближайших суток- максимум трое. Учитывая незначительную активность противника на этом участке, срок более чем достаточен.

Однако, считаю, что оборона на правом фланге, даже с учётом переброски частей 49 СД, значительно упрочилась.

Второе. Создать тыловую линию обороны на правом берегу Мухавца, фронтом на юг, с заполнением рубежа 205 МСД от Бреста (искл.) до Кобрина…»

Во время доклада многие командиры — спят с открытыми глазами…Ничего не понимая…

Девятнадцать часов. Деревня Запруды, на шоссе Кобрин-Пружаны.

Сандалов, барственно расположившись на заднем сидении генеральской «М-1», лениво посматривал в окошко…Вдоль дороги тянулись к магистрали колонны эвакуируемых — гнали стада мычащих недоенных коров, блеющие отары овец…Над дорогой стояло недвижимое облако пыли…

Внезапно он нагнулся к переднему сиденью и ткнул водителя в шею, как подгулявший купчик извозчика: «Стой, Иван!»

Машина, скрипнув тормозами, остановилась у въезда в деревню. На обочине стоял броневичок БА-20, у открытой дверцы которого курил запылённый донельзя командир.

Это был однокашник Сандалова по Академии Генерального Штаба Л.А. Пэрн, который, однако, так и застрял в звании полковника…Как говорил сам полковник: «Видимо, из-за проклятого «пятого пункта».

Но Сандалов полагал, напротив, что исключительно из-за его непроходимой имманентной тупости. Поэтому ГЕНЕРАЛ Сандалов был особенно рад его видеть.

Сандалов, отвечая на молодецкое отдание чести ленивым взмахом руки: «Да бросьте, коллега! Мы ведь не на строевом смотре…Откуда Вы, что нового?»

Пэрн: «Я всего-навсего делегат связи от 10 Армии. Война нас с командармом — да и всем командованием — застала в полевой поездке под Белостоком, и командарм Голубев Константин Дмитриевич лично(!) приказал мне ехать к Вам в качестве его личного(!) представителя.»

Сандалов, с тщательно скрываемой усмешкой: «Да, поручение ответственное, кого попало- например, простого адьютанта- не пошлёшь…Как у Вас там, в 10-той?»

Пэрн: «Да ничего, товарищ генерал…До середины дня войска Армии прочно занимают оборону у госграницы и лишь на левом фланге отошли на пару километров на Восток.

Штарм-10 находится в лесу западнее Белостока. Плохо только, что связи со штабом Фронта не имеем…

И ещё…Не знаю, можно ли об этом говорить…Но наша 9-ая САД в первый же день потеряла большую часть своих самолётов…»

Продуктивную беседу прервал басовитый автомобильный гудок. К обочине подрулил сверкающий «ЗиС».

Командиры вытянулись в струнку. Отрубив строевым четыре шага, Сандалов молодецким голосом прокричал представителю командования ЗапФронта генерал-майору И.Н. Хабарову: «Товарищ генерал! Согласно приказа командарма -4 следую для проверки сводного полка подполковника Маневича! Жду Ваших указаний!»

Хабаров, лениво отмахнувшись: «Вольно, товарищи…Вы из 4-ой и..? А, из 10-той! Славно, славно…На ловца и зверь бежит…то есть не бежит, а стоит…»

Генерал и полковник угодливо захихикали начальнической шутке…

«Ну, хочу Вас обрадовать…Я сейчас из Барановичей, там уже разгружается 47 СК, а именно управление и 155 СД из Бобруйска. 143 СД следует туда же эшелонами из Гомеля, 55 СД перевозится фронтовым автомобильным полком по Варшавскому шоссе к Берёзе-Картусской… Ваша 100-тая дивизия тоже поднята в поход из Минска, правда, мобилизованным из народного хозяйства транспортом и пешим порядком, так что скоро её не ждите…

Скоро, очень скоро, через какие-нибудь два-три дня, Вы будете спать спокойно…Сил у Вас будет предостаточно…Надёжно прикроем левый фланг Белостокского выступа- а потом — на Берлин!»

Двадцать один час одна минута. Просёлочная лесная дорога Высокое — Каменец.

Шлёпая по пыли широкими гусеницами, артиллерийский трактор — открытый, без кабины- со скоростью 4 км\час медленно, но верно волок по узенькой лесной дороге 152-мм гаубицу и два прицепа со снарядами и прочим нужным скарбом…

В обход Бреста — по широкой дуге, 447-ой корпусной артполк совершал марш к Малорите.

Внезапно, не глуша мотор, и даже не останавливая машину, чумазый тракторист соскочил из кабины, расстегнул на бегу штаны, присел тут же, у обочины…Подтеревшись сорванным лопухом, он за несколько минут догнал свой самостоятельно ползущий трактор и ловко на ходу запрыгнул в кабину…Марш продолжался…

Командир батареи- наблюдавший эту сцену: «Да, вот такая у нас мобильность…»

Двадцать один час сорок девять минут. Заходит кровавое солнце первого дня войны…

Над Крепостью — всё стоит дымное облако от догорающих пожаров…Немцы- обстрел прекратили, потому как «Война-войной, а обед строго по расписанию». Кроме шуток, сейчас у них — перерыв на ужин…

Пользуясь затишьем, красноармейцы разгребают завалы, выносят и складывают у клуба тела погибших…Купола бывшей гарнизонной церкви Святого Николая печально и молча смотрят на воинов, смерть принявших на поле брани за Отечество…

В это же время- другие приводят в порядок осыпавшиеся окопчики на главном валу- их уже соединили в неглубокую, пока по-грудь, но уже намечающуюся приличную траншейку…

Работами деятельно распоряжается юный ротный — соотносясь с деликатными советами Кныша…

Кстати, стараниями старого вояки ротный преобразился- гимнастёрка неуставным способом заправлена в бриджи, по другому перетянута портупея, обрезаны голенища сапог, кобура перевешана на живот, на голове вместо пилотки- лихо заломленная с боков фуражка, подобранная во дворе сгоревшего Военторга…Вообще, ротный начинает очень походить на — русского окопного офицера образца 1916 года…Только Кныш всё сокрушается, что вместо погон — какая-то «хеометрия, мать ея в качель…Ни красоты, ни внятности!». Даже боязно, не научил бы Кныш своего подопечного чему-нибудь нехорошему…Например, офицерской игре в «железку». Артисты, они народ впечатлительный и увлекающийся…

На Госпитальном батальонный комиссар Богатеев, бормоча нехорошие слова, роется в развалинах аптеки, поглядывая через плечо на готовую каждую минуту рухнуть ему на голову обгорелую балку, и вытаскивая периодически то одну, то другую полусгоревшую коробку, при виде которых ассистирующие ему медсёстры каждый раз разражаются бурей восторгов. Их можно понять- только первый день воюют — а в лазарете уже чего-чего только нет — бинтов нет, ваты нет, анальгетиков нет…Ничего практически нет. Очень большой расход, в разы против довоенных расчётов. Недаром войну великий Пирогов так и называл — «Травматическая эпидемия!»

Когда Богатеев иной раз бросает взгляд из окна с выбитой рамой на пятачок асфальта перед хирургическим корпусом, его вдруг невольно охватывает непроизвольная, совершенно непонятная ему дрожь…И тогда те слова, которые он бормочет, становятся уж очень нехорошими…

Майор Гаврилов в подвале Белого дворца, который стал чёрно-закопчённым, горюя об отсутствии толкового начштаба, готовит боевой приказ на следующий день…

Тяжкую обязанность — писать письма семьям погибших командиров — он оставил «на потом«…Да и потом- куда писать? Где их теперь искать, семьи? Вот, например, семья Фролова…Эх, комиссар, комиссар…Как мне тебя не хватает…

«Росписной» зк-зк, вместе со своими братанами, целый день после ночной смены без «шабаша» и «шамовки» отпахав на трассе — чиня мосты, засыпая воронки — наконец добрался до своей родной «командировки» — Отдельного ЛагПункта. Повар без нормы наливает зк-зк баланды. Усталые, они понуро двигают ложками в мутной жиже.

«Росписной», проходящему «вольняшке»: «Начальник, отпустил бы ты нас на отбой? Я бы сел да в ЛАГУправление заяву накатал…На фронт мне надо, гадом буду…»

«Вольняшка», устало: «Подь на час! Сейчас развод проведу, потом шмон — да и пиши себе до самого съёма…Хоть самому Михайл Иванычу Калинину, твоё право. А на фронт — и мне надо…»

Командир сводного полка, который насобирали за день заградотрядовцы, замнач по боевой подготовки подполковник Маневич А.В. проводит командирское занятие.

Маневич изумлён количеством вверенного ему личного состава — набралось два полных стрелковых батальона! Кроме того, образовался сборный артдивизион из орудий всех систем, включая такие уникумы, как мортира НМ-1, никогда им ранее не виданная…Больше того, загадотрядовцы отловили 18 единиц бронетехники, без цели бродившей по тылам армии…

Всю эту ораву нужно кормить, снабжать необходимым по штату имуществом…и ещё, оказывается, учить!

Ну, солдаты ещё так-сяк…не великая мудрость- драгунская винтовка Мосина обр. 1891\30 года…А вот командиры…При попытке ориентировать их по карте выяснилось — что большинство из присутствующих карты просто читать не умеют. Пришлось начинать объяснение с условных обозначений…что чего какой цвет и какой значок изображает…(Случай подлинный- и у автора вопрос, что же краскомы на службе вообще делали? Чем в служебное время занимались?)

Увы, приезд в полк тов. Сандалова изучение основ топографии безнадёжно прервал — и по грозному приказу генерала (слегка погрузневшего после того, как он откушал с однокашником пару бутылочек армянского коньяку- вот чего-чего, а дорогой выпивки для старшего по званию у штабного полковника всегда найдётся) командиры под руководством Маневича стали заниматься тем и только тем, что нужно на любой войне, а именно — строевой подготовкой…Причём тов. генерал лично дирижировал исполняемой хором: «Но от тайги до Британских морей…» До тех самых пор, пока выпускник двух академий не вытошнил Маневичу на правый сапог и не был уведён в машину заботливым Иваном…

А 61 танковый полк 30 ТД, после метаний по тылам армии в поисках мифического немецкого воздушного десанта наконец замер на окраине Жабинки. Честно говоря, десанта и вовсе не было — но весь 41-ый год немецкие парашютисты будут мерещиться военно-начальникам РККА с пугающей частотой. Однако полк совершил полный круг по Брестской области, намотав на гусеницы 198 километров, и потеряв в пути 79 машин (из них от воздействия авиации — 4 машины, остальные просто вышли из строя и где-то сейчас пребывали в полном бездействии вместе с экипажами) — и ждёт прихода топливозаправщиков, ушедших на уцелевший в нашей истории склад в Кобрине- а то совсем была бы беда…

Сержант (пока ещё сержант, но уже с оборванными с мясом петлицами) Эрбернто Рожерио Араужо Адольфо Фалангер тоже ждёт — трибунала, да и как бы не расстрела. За тяжкое преступление — он поднял руку на Начальствующее Лицо Командного Состава…

Говорил же ему классный руководитель, бывший революционный балтийский матрос Исаак Адальбертович Розенблатт: «Адольф, я Вас прошу- будьте попроще, не выпендривайтесь, Вашу мать…»

Не послушал он старого учителя…

Сколь высококачественного бурякового самогона, даруемого ему ласковыми селянками за помощь по хозяйству Фалангер перетаскал (Фото: Селянка, которой оказана необходимая помощь, в окружении восхищённых, но не до конца верящих ей подружек, делает жест, обычно используемый рыбаками для демонстрации величины пойманной рыбы) — и куда?

В ремонтную всё роту- накручивая, подваривая и подклёпывая своего «Саблезубого»…

А результат- получился самый предсказуемый…Когда у комроты «гикнулся» танк (водитель сжёг фрикционы) — тот, ничтоже сумнящися, высадил Фалангера из его машины…В РККА есть такой закон — если у подчинённого есть то, что привлекает внимание начальства- то начальство это что-то тут же отныкает…А если подчинённый противоположного пола- то еще и…Короче, в этом хотя бы Фалангеру повезло…

Но стерпел бы дисциплинированный сержант и это- хоть до слёз жалко ему было отдавать ставший ему родным танк в чужие, холодные, неумелые руки — да ротный, сучонок, ещё и идеологию под грабёж подвёл — мол, мы с Адольфами воюем, не жирно ли будет Адольфу на хорошем танке рассекать? И вообще, он не немец ли часом? С таким имечком?

Не стерпело отродье детдомовское — да и со всего плеча…Теперь вот сидит, горюет…В яме, которая гауптическую вахту заменяет…

Майор Васильев в окружении оставшихся пилотов поднимает, не чокаясь, третий тост (наркомовской порции оказалось предостаточно- выписывалась — то на полный состав)… Правильно говаривал о Полине Гризодубовой ещё не расстрелянный враг народа Паша Рычагов — «Лучше летать днём и пить водку ночью, чем летать ночью и вообще не пить…»

Ничего, бывший товарищ старший лейтенант, также как покойный Копец, рванувший в генералы- скоро тебе водки не достанется…А за то, например, что приказал со всех истребителей радиостанции снять — чтоб не отвлекать пилота в воздухе от дум о прекрасном…

В общем, все при делах…

Солнце село.

Сводка Главного командования Красной Армии за 22 июня

….Во второй половине дня германские войска встретились с передовыми частями полевых войск Красной Армии. После ожесточенных боев противник был отбит с большими потерями. Только на Гродненском и Кристынопольском направлениях противнику удалось достичь незначительных тактических успехов…

Двадцать третье июня 1941 года. Ноль часов 48 минут. Штаб 28 Стрелкового корпуса.

«Стой, кто идёт! Ложись, стрелять буду!»

Начальник разведшколы Погранвойск Белорусской ССР капитан госбезопасности Безуглый досадливо поморщился…Если бы он только захотел, то давно бы нейтрализовал полусонного часового из комендантского взвода…

«Часовой! Вызови разводящего или начальника караула!»

«Ещё чего…Стану я ради какого-то заброды начкара поднимать…Проходи себе! Ну, давай шагай, куда шёл…Ходють тут разные…»

Безуглый как-то размазался тенью в серых сумерках, и часовой вдруг осознал, что он лежит на земле, а к горлу его прижат штык собственной винтовки…

«Зови начкара, дурак!»

«Ой, товарищ командир, не губитя…Ой, рятуйтя! Рятуйтя!!»

Однако, вызванный начкар положение дел не исправил…

«Извините, товарищ подполковник, а только в штабе сейчас никого нет…Как где? Отдыхают! Согласно распорядка дня…Приходите завтра.»

(Голос за кадром. Это не авторский бред- такого просто не придумаешь…Ровно в 23 часа самого тяжкого дня войны штаб 28 корпуса отошёл ко сну — согласно распорядку дня…)

Безуглый- «Ну и кому же мне доложить результаты поиска за линией фронта? Небу и звёздам?» Нет ответа…

Час ночи ровно…Окрестности Бреста.

В этот час произошло много событий…

По ночным дорогам, над которыми мерцали и дрожали кровавые отсветы пожарищ, шли и шли войска…И изрядно при этом плутали, так как и при ясном солнышке искусство колонно-вождения как-то плоховато давалось отцам — командирам…

Не мудрено — та же 30-ая танковая за всё время своего существования не провела ни одного полкового учения. Недосуг было — то казармы строили, то сенокос, то уборочная…Да и на обучение вождению мехводу выделялось 3 моточаса за учебный период, а остальная учёба — шла «пешим по конному»… Причём бензин для учебных целей был! Но находился он в Северо-Кавказском военном округе, а конкретнее- в славном Моздоке…Гримасы службы тыла.

Части на марше перемешивались. Потому что дорожное регулирование в 4-ой Армии конечно, наличествовало — также как упразднённая Революцией буква «фита» в «Азбуке октябрёнка». Поэтому колонны не столько шли — сколько стояли в километровых пробках, особенно у мостов…Хорошо хоть, что в темноте вражья авиация не летала…

Ан нет, летала…Вот неслышной тенью, разбежавшись с крохотной полянки буквально на окраине Высокого — поднялся в небо немецкий самолётик Физелер «Шторьх», что по-русски значит «Аист«…Но несёт этот аист не младенца счастливым родителям — а начальника штаба 62 Укреплённого района полковника А.С.Леута, правда, тоже спелёнутого, как младенец. Только во рту у него — не резиновая соска, а резиновая груша, и заботливо спеленала полковника не родная мамочка, а разведгруппа «Абвера», выкравшая его прямо из штаба УРа…Внедрённая под видом обслуги, группа уже с мая «пасла» полковника, и ждала только особого сигнала по радио о вылете самолёта…А вязала Леута, причём прямо на своей перине, чаровница Оксана, подавальщица в столовой комсостава, и заодно «провиднык» ОУН-овского «провода«…Ох, полковник, выйдут тебе боком твои «гульки». Забыл завет замполита: «Сегодня жене изменяешь — завтра Родину продашь»? Вот то-то и оно-то…

В этот час, согласно приказа (именно так! В РККА писали — согласна приказА) Соколова, поступившие с ноля часов в распоряжение 4-армии бойцы Августовского и Брестского погранотрядов оставили линию границы, передав её частям РККА. Пограничники отошли к своим комендатурам, где началось формирование — из застав- рот, из комендатур- батальонов…Соответственно, погранотряды становились отдельными мотострелковым полками армейского подчинения. Всё хорошо! Только вот тяжелого вооружения- батальонных миномётов 82-мм, противотанковых орудий, зенитных средств, полковой артиллерии — пограничники как не имели, так и не имеют…Обещали армейцы поставить- очень скоро. Через какие-нибудь два-три дня…

Только Кижеватов со своей Девятой на Пограничном острове остался — сочли нецелесообразным выводить, так как находится в боевом соприкосновении с противником…А проще говоря- Гаврилов надавил на жалость…Вот стрелков — чемпионов, которые оказались не хуже олимпийских- вывели…Поразвлеклись и будет, пора в свои части…

В этот час, неслышные, подобно теням, в чёрных шёлковых масках, одетых подобно чулкам на головах, альпийские стрелки из дивизии Шлипера бесшумно пересекли в надувных жилетах Буг севернее Крепости. Немецкие разведчики установили, что Иваны действительно покидают свои смешные окопчики…Куда русские направляются, взятый в плен оплошный солдатик пояснить не мог…А может, просто не хотел — потому что воспользовавшись тем, что ему открыли для беседы рот- попытался закричать и был тут же тихо зарезан…Хотя ведь его, недочеловека- добром предупреждали не шуметь. Да что с них, недочеловеков, взять — никакого понятия о ценности личности…азиаты.

В этот час комсомолка Никанорова вторично намотала на голову Мохначу целую чалму собственноручно ею для этой цели украденных в медпункте бинтов. Младшего лейтенанта царапнуло по «кумполу», когда выбивали гадов с Госпитального, хорошо что вскользь — рикошет-с…

Мохнач так и остался в распоряжении у Гаврилова, гребущего под себя всё что движется. Молодой человек об этом с очень сожалел: «Эх, где моя рота?!». В благодарность за оказанную медпомощь он минуту назад чмокнул комсомолку Никанорову в щёчку…Комсомолка застенчиво покраснела настолько, что нескромному зрителю это видно даже в темноте…

В этот час мимо Крепости проскользнул по Мухавцу в Буг колёсный речной пароходик «Кооперация». Речники из Днепро-Бугского пароходства (кстати, в рейс пошли только добровольцы)доставили Флотилии топливо, боеприпасы, продукты и даже культтовары- свежие газеты и два кинофильма-«Чапаев» и «Волга-Волга». Мирному судёнышку, ещё в субботу возившему из Пинска в Чернобыль тёток и дядьков на колхозный рынок, пришлось сначала — шлюзоваться под бомбами, а потом нагло прорываться мимо вражеских позиций, одуревших от такого авангардизма. Все эти напрасные подвиги речникам пришлось совершать — только лишь потому, что командование 4-ой Армии на просьбу помочь Флотилии с боекомплектом очень удивилось. И правда- с какой стати делиться, у них ведь совсем ДРУГОЙ Наркомат?

В этот час Авиационная дивизия Дальнего Действия любимца Сталина полковника Голованова, (так и говорившего- «Моя АДД!») сформированная из лучших лётчиков Полярной Авиации ГВФ, совершила первый в эту войну налёт на Кенигсберг, на заводы «Шкода» в Праге и на вокзалы Варшавы…Дивизию повёл в бой сам Голованов…

В этот час, когда решалось- кому жить на этой земле дальше…В этот час…В этот час…

Четыре часа утра. 23 июня 1941 года.

Они обрушились- как топор разбойника на голову ночного прохожего…II и III/StGl, I и III/StG2 Fligerkorps. действующие по наводке высотных Ю-86 «Группы Ровеля»….

А отчего бы и не обрушиться? Замаскированные по всем правилам довоенных учений, штаб Армии как и штаб корпуса, чётко выделялся паутиной тропинок, заботливо посыпанных жёлтеньким песочком, чтобы штабной сволочи удобнее было в сортир ходить…

….Сандалов бежал, не разбирая дороги…Вокруг всё гремело, ревело, свистело…бушевал огненный ад…Внезапно кто-то сильно толкнул его в спину- и он полетел в узенькую канавку, заботливо выкопанную, чтобы воду от штаба отвести…Сверху на генерала, закрывая его собой, рухнул кто-то тяжёлый…Рядом сильно грохнуло- так, что зазвенело в ушах…

Сандалов откинул тяжёлое, мешком перевернувшееся тело…Иван, пуская кровавые пузыри, глухо хрипел…Генерал брезгливо вытер о его гимнастёрку испачканные в тине руки, и полез из канавки, совершенно случайно наступив на лицо своего водителя («Ну да ведь Ивану было уже всё равно, Вы не находите, коллега?»)…Впрочем, конечно, Сандалов не преминул сказать кому-то из случайно пробегавших мимо штабных, чтобы Ивану помогли…Но штабной об этом тут же случайно позабыл…

Штаб был мёртв. Хуже всего- была мертва, как говорил Сандалов, «проволочная связь». Войска остались без управления…

Четыре часа одна минута. Крепость.

Чудовищный удар вновь потряс весь запад Цитадели- снаряд «Тора» ударил опять по Тереспольским воротам, обрушив до конца сильно повреждённую накануне полубашню, разнеся на этот раз её до основания…

Страшной силы ударная волна прошлась по всему сектору кольцевой казармы, примыкающей к полубашне. Не уцелел никто. Те, кто не был расплющен чудовищным перепадом давления, был задавлен рухнувшими обломками стен…

Молот «Тора» продолжает методически падать и падать на стены Крепости.

Вот перед зрителем каземат, где был оборудован лазарет- самый большой отсек, бывшая Ленкомната. Раненые лежат плотно один к другому, беспомощные, не могущие даже вжаться в угол и закрыть голову руками, как делает это одна из медсестёр…Губы её беззвучно шевелятся — либо молитва, либо просто мольба хоть к кому нибудь- чтобы всё поскорее закончилось…Её подруге — гораздо тяжелей. Превозмогая собственный ужас, она мечется по каземату, стараясь одновременно быть всюду- одному надо поднести водички, другого нужно ободрить ласковым словом, третьего, улыбнувшись, просто коснуться своей нежной, сожженной йодом рукой…

И тут- качнулись стены, и грохот рушащихся перекрытий заглушил крики и стоны несчастных страдальцев…

Тем, кто уцелел — не легче…У людей идёт кровь из носа и ушей, кажется- лопаются барабанные перепонки…Мохнач, с открытым ртом- чтобы не оглохнуть — прижал к себе Клашу, и они замерли, засыпаемые рушащимся с потолка песком, как двое потерянных детей…

Опытный Кныш где-то раздобыл старую телогрейку- и всем, кому судьба выпала переносить бедствие с ним в одном каземате- суёт в уши надёрганную из неё серую вату…Помогает, правда, мало…

У одного из бойцов не выдерживают нервы- с криком он бежит к выходу…Его хватают, он вырывается, бьёт своих спасителей. Приходится связать его ремнями.

Впрочем, не смотря ни на что, массовой паники среди красноармейцев нет. Хотя в тёмных углах подвала — можно видеть жалких, испуганных, сломленных людей. Кто-то плачет, кто-то истерично выкрикивает что-то…Таких мало, но они есть…

А есть и другие…Вот боец Огородников- и чёрт ли его оторвал от своих узбеков? Ползёт по двору Цитадели со стороны Белого дворца, да не просто ползёт — а тащит за собой вместе с другим красноармейцем мешок со льдом, который они набрали перед самым обстрелом в леднике. Для раненых…Положить лёд в резиновую грелку, приложить ко лбу — вот и полегчает от нестерпимого жара…

Удар! Над Белым дворцом- столб пыли и пламени…Весь он окутался тучей дыма. Снаряд пробил все этажи знания насквозь и разорвался в подвале…

(Фото: Подвал Белого Дворца…Языки пламени освещают на подвальной стене неровные буквы — «Умираем, не срамя…»)

Огородников оглядывается- и видит, что его напарник убит большой каменной глыбой…Болезненно поморщившись («Эх, земеля, земеля..»), Огородников продолжает волочить мешок уже в одиночку. Не зная, что те, для кого он волочит драгоценный, оплаченный кровью, лёд — тоже мертвы…

Четыре часа две минуты. Севернее Бреста. Немирув. Крайний правый фланг, открытый стык с 10-ой Армией.

Обо всём поговорили встретившиеся на военной дороге однокашники по Академии Генштаба! Перемыли косточки начальству, вспомнили былые проказы взрослых мужиков, в одночасье вырвавшихся из гарнизонов в столицу и почувствовавших себя молодыми и холостыми…Всё обговорили.

Вот только про обеспечение стыков двух Армий как-то…ну Вы же понимаете, коллега?

Именно сюда, под основание Белостокского выступа, в обход ДОТов 62-го УРа, схемы которого усердно всю ночь чертил пленный полковник Леут (пара проводов от обыкновенного полевого телефона, подсоединённые к гениталиям, чрезвычайно освежают память и повышают работоспособность) — и наносится главный удар.

Собственно говоря, немцы, после вчерашнего афронта — сильно перестраховываются…И удар артдивизионов Гудериана пришёлся в пустоту — по опустевшим окопам полевого заполнения…Однако и на острие вражеского клина — находился всего один — единственный батальон 15 стрелкового полка…

И гарнизоны ДОТов, конечно- оставшиеся без прикрытия… А как же артпульбаты, а танки укрепрайона?

Да, Сандалов был абсолютно прав, докладывая о количестве прибывших подразделений…Вот только в одном из этих батальонов численность была- 10 человек (Случай подлинный). А танки да, были — МС-1, великолепные машины для последнего года Первой Мировой… Выпущенные ещё до конфликта с белокитайцами на КВЖД. Из 15 машин. вышедших со старой границы, к утру 23 июня до места назначения чудом добрались 4 штуки…

Так что тов. М.И. Пузырёв, генерал-майор, командир 62-го УРа, прекрасно всё осознав, тем же утром отважно отбыл вместе со своим осиротевшим без полковника Леута штабом на станцию Черемха, затем в Бельск — и далее на Восток, где следы нашего героя бесследно теряются(как и было в РЕАЛЬНОСТИ- но там он совершил свой бессмертный подвиг днём раньше). Надо надеяться, что он не пропадёт…

Гарнизоны ДОТов остались и приняли бой…Ведь в ДОТах не было генералов…

Но воспрепятствовать переправе, начавшейся сразу по четырём наплавным мостам — они не могли.

Пять часов утра. Поляна возле станции Жабинка.

Заседание военного трибунала по обвинению военнослужащего, сержанта Фалангера Адольфа Эрнбертовича, 1923 года рождения, национальность негра… Русский?…пишите- русский негра, члена РКСМ (секция КИМ), ранее не судимого, из рабочих, по обвинению в совершении…господи, нудно то как.

Поскорее бы окончилось это позорище…

«Подсудимый, Вам ясен вопрос?»

«Извините, товарищ судья…»

«Гражданин Председатель военного трибунала. Вопрос- За что Вы оскорбили действием Вашего командира- лейтенанта Гигиенишвилли, при исполнении последним служебных обязанностей?»

«Да…я…это…немцем он меня обозвал…»

Один из военных заседателей трибунала: «Ессли пы меня оппосфали немцем, я пы тожже опиителся…»

Председатель: «К порядку в зале! Подсудимый, подойдите поближе…Как Вы его ударили- вот так?»

Фалангер, вставая и потирая скулу: «Ну, примерно вот так…»

Председатель: «Подсудимый! Командир- есть лицо неприкосновенное. Командира приказ- Родины наказ. Поднимая руку на командира- Вы подняли её на саму Советскую Родину! Осознали?

Поэтому, за совершение столь тяжкого поступка, ИМЕНЕМ ТРУДОВОГО НАРОДА, РУКОВОДСТВУЯСЬ…ну, это опустим…Вам, осужденный, всё равно…ПРИГОВОРИТЬ: РЯДОВОГО ФАЛАНГЕРА А.Э. К ДЕСЯТИ ГОДАМ ЛИШЕНИЯ СВОБОДЫ.

Приговор суда окончательный и обжалованию не подлежит.

На месте выношу ОПРЕДЕЛЕНИЕ: ИСПОЛНЕНИЕ ПРИГОВОРА В ОТНОШЕНИИ ОСУЖДЕННОГО ФАЛАНГЕРА на основании примечания 2 к ст.28 УК Б.С.С.Р. ОТСРОЧИТЬ ДО ОКОНЧАНИЯ БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ, иди, засранец, и помни- еще раз учудишь чего-нибудь — шлёпну, и даже жопу себе не почешу…

Давай, вон на фашистах свою природную злость проявляй…Адольф Эрнбертович…

Следующий.»

Пять часов 14 минут. Севернее Бреста. Немирув. Заливная пойма Буга.

«Айн-Цвайн, форвертс!»

На зелёном, заросшем тальником и лозой лугу, каждый апрель скрывающегося под вешней водой, любой из 240 типов (!) грузового автотранспорта 2-ой танковой группы превращается из средства транспорта в великолепный силовой тренажёр типа «Тяни и толкай!»

Да, камрады, это вам не европейский «панцер-роллен-бан». Это вы ещё экстремально сухую погоду наблюдаете — которая в этих местах раз в 50 лет случается…А вот скоро дождик пройдёт (в России — это бывает, знаете ли, тут не Северная Африка), вот тогда и поеб…страдаете от души. А пока- это только лёгкая разминка.

Гудериан, на своём командирском, вооружённым только тремя радиостанциями, танке, пересекает наконец Буг (Для въедливого читателя- см. «Воспоминания солдата». Хотя чуть позднее сам же автор пишет, что«…открыл из командирского танка пулемётный огонь». Называется это так- «Врёт, как очевидец». Или — «Это был другой слон!»(с)

Фон Меллентин, скрывая ехидную генштабовскую улыбку, тщательно записал в книжечку с золочёным обрезом серебряным (sic!) карандашиком: «Командующий с удовольствием отметил, что плацдарм не только захвачен, но и вскрыт…

Опоздание по сравнению с графиком: каких — то жалкие 24 часа 10 минут. Продвижение- аж целых 1835 метров. До ближайшей точки линии «Arkchangelsk-Аstrakchan» осталось ничтожно мало, всего-то 1500 wiorst…

Темп продвижения не может не впечатлять.

N-B! Перечитать Де Коленкура.

Важно! Узнать, где мне здесь можно срочно достать baranny touloup или shouba.

А еще у Иванов есть какая-то странная обувь- walenky. Обязательно выяснить, что же это такое»

В этот день и в этот час далеко отсюда- в городе Петрозаводске, но всё равно в России — выпал снег… и долго не таял…

Пять часов 15 минут. Севернее Бреста. Немирув. Линия обороны 1-го стрелкового батальона 15 СП.

Лейтенант Н.З. Хайруллин спрыгнул в окопчик батальонного КНП…Взвизгувшая над ним пуля взбила глиняную крошку у задней, осыпавшейся стенки…Хайруллин упал на четвереньки, поднял голову, оглянулся…В окопчике было плохо…Комбат, капитан Немцов, единственный оставшийся в живых из всех бывших с ним на КНП, обеими руками загребал вместе с песком и суглинком в развороченный осколком живот свои выпирающие синеватые кишки…

Увидев Хайруллина, Немцов остановил его тяжёлым взглядом: «Не замай…Был?»

Хайруллин, обречённо: «Был…в один ДОТ не пустили, в другом — звонили, звонили — никто трубку не берёт…»

(Фото: Штаб 62-го УРа, Высокое. Большая, ярко освещённая восходящим солнцем комната. Нелепо и ненужно светят оставленные зажжёнными керосиновые лампы над широким столом…На столе — расстеленные карты, на одной виден штамп «Секр…». Никого. Только на приставном столе- надрываются наперебой несколько полевых телефонов. Только маленький беленький котёночек, сидя на секретных картах, умывается беленькой лапкой с розовой подушечкой. Намывает скорых гостей…)

Немцов: «Наджибулла, нам конец…Но только нам, слышишь? Собирай всех, кого увидишь, идите в ДОТы…отступать команды не было! Ты меня понял? Скоро придёт Красная Армия. Отомстите за нас. Иди.»

Хайруллин, на секунду выглянув из окопчика и не увидев там ничего хорошего, рывком выскочил наверх- на прощанье выстрелив в озарившееся понимающей благодарной улыбкой лицо своего лучшего друга…

Директива?003. Москва. 22 июня 1941 года, 21 час 15 минут.

«…противник наносит главные удары из сувалкского выступа на Алитус, вспомогательные удары в направлении Тильзит-Шауляй.

23 июня концентрическими сосредоточенными ударами войск Северо-Западного и Западного фронтов окружить и уничтожить сувалкскую группировку противника и к исходу 24 июня овладеть районом Сувалки…» Нарком обороны Маршал Советского Союза Тимошенко.

Получена Павловым 23 июня в 5 часов 18 минут.

Во исполнение этой директивы к 11 часам утра 23 июня из Белостокского выступа два механизированных (6-ой и 11-ый МК) и один кавалерийский (6-ой КК) нанесут удар не на юг- во фланг и тыл Гудериана, а на север…Где и сгинут бесславно…

Фото: дорога, забитая изувеченной техникой до совершенно непроезжего состояния…Машины, повозки, новейшие КВ и старенькие БТ-2…На много, много километров…

Называется это побоище — Конно-механизированная группа Болдина)

Пять часов 19 минут. Севернее Бреста. Немирув.

Из динамиков машины пропаганды вырывается бодрая маршевая песня- «Гимн Русского похода»- автор музыки Альфред Йиллинг…слова народные.

«Auf, Kamerad! Die Zeit ist reif! Am Himmel steht ein Feuerschwif! Die Infanterie ruft — Marsch voran! Lasst uns nach Russland starten! Der Fuhrer ruft- drum, Schats, ade! Zum Siege sturm die Ost-Armee!»

(Фото: С закатанными по локоть рукавами, бодрые, весёлые — они вступали на нашу землю…В этом конкретном месте- их много, очень много…)

(Фото: Окопчик. В нём — два немолодых мужичка, призванные из запаса на Большие учебные сборы, сведённые в этот окопчик общей судьбой. На бруствере лежат две винтовочки, пара гранат…

Мужички терпеливо ждут. Держат свой фронт. Один, похожий на школьного учителя — без всякой надобности протирает полой гимнастёрки круглые очки в металлической оправе. Губы шевелятся, он что-то неслышно ритмически шепчет- неужели стихи? Поверить невозможно…

Второй-по виду типичный ЖЭКТовский слесарь-сантехник- напоследок яростно затягивается смятой папиросой «Беломорканал», фабрики им. Урицкого… и по всему видно, прекрасно понимает — что так докурить уже и не успеет.

Потому как осталось им жить: всего минуту до начала их первого и последнего боя, и столько же- после броска их гранат и пары-тройки торопливых выстрелов…

За ними и рядом с ними- никого. Только поле, лесок, голубое, выгорающее небо… Только Советская Родина.)

Спокойный, чуть усталый голос. Никакой патетики. Доверительная, дружеская интонация….

«Мы это дело сразу увидали — Две роты как поднялись из земли, И рукава по локоть закатали, И к нам с Виталий Палычем пошли. А солнце жарит- чтоб оно пропало! И больше нет уже у нас судьбы иной… И я шепчу: «Постой, Виталий Палыч, Подпустим гадов ближе, дорогой…» Окопчик наш- последняя квартира, Другой, уж видно, нам не суждено… Поганые мышастые мундиры Подходят, как в замедленном кино… А солнце жарит- чтоб оно пропало! И больше нет уже у нас судьбы иной… И я шепчу: «Постой, Виталий Палыч, Подпустим гадов ближе, дорогой…» Как тихо в мире…Вижу лишь я только — Травиночка в прицеле задрожит… А сзади — лес, не нужный нам нисколько… Но сзади…Сзади Родина лежит. Пусть солнце жарит- чтоб оно пропало! Пусть нет уже у нас судьбы иной… И я сказал: «Давай, Виталий Палыч! Кидай свою гранату, дорогой!»

Слова тоже — народные…

Только вот народы- совсем разные.

Шесть часов 21 минута. Штаб 4-ой армии.

Начальник штаба армии Сандалов: «Товарищ командующий, я чудом, чудом уцелел…Если бы я вовремя не прикрылся — то осколок прямо в меня угодил бы…Представляете, какая бы это была потеря для штаба, для армии, для всего фронта? Эх, вот только жалко — потерял я своего любимого котёнка — отстал, видно, где-то, мой бедный Белянчик…И эмка моя сгорела — представляете, мне пришлось в кабине простого грузовика ехать!»

Командующий армии Коробков- перебивая Сандалова: «У нас здесь ходят слухи, что противник, прорвавшись между Высоким и Брестом, распространяется на Видомль.

Поезжайте сами в дивизию Васильева, узнайте, что там делается, и свяжите его с танкистами.»

Сандалов: «Виноват, товарищ командующий, но я очень занят, мне надо срочно готовить оперсводку для Генштаба! Сами ведь знаете, главное- не что именно произошло, а — как об этом правильно доложить руководству…»

Коробков, взрываясь: «Поезжайте немедленно! Я и так излишне Вам доверился! С Вашей эрудированностью и образованностью может так случится, что докладывать оперсводку будет уже некому!»

Сандалов, уходя, очень-очень тихо: «Самодур! Совершено невоспитанный тип!»

Шесть часов тридцать одна минута. Жабинка.

«Скотина! Ты что с моей машиной сделал?! Я её тебе доверил, как человеку, а ты! Петух ты гамбургский!»

Рядового Фалангера можно понять…Его любимый «Саблезубый»- весь покрыт шрамами и вмятинами, как будто его царапала сотня обезумевших великанских котов…

«Так ведь, товарищ командир…Налёт был…»

«Я понял, что был налёт! Отчего вы, лишенцы, из зенитного пулемёта не стреляли? Так близко бомбу можно положить либо с пикирования, либо уж совсем случайно, а я в случаи не верю!»

«Да что Вы на нас всё орёте, как потерпевший! Ночку всего и отдохнули без Вас…»

«Как же нам стрелять, командир, ежели пулемёт ты над своим люком пристроил, а там- сидел уже не ты, а это говно усатое…то есть товарищ лейтенант…А как налёт начался- так он совсем не стрелял, а сразу спрыгнул с башни, и юрк — под танк…Ну, я чтобы его не задавить, по тормозам…Тут и грохнуло…»

«Лучше бы ты его задавил, ирода. Где он, кстати? Не вижу Гигиенишвилли. А ведь кулак уже зудит!»

«Да осколками его пошинковало…лопатой из-под машины выгребали»

«По делам вору и мука. Ладно, ты мне вот что скажи- ты масло сменил? А ПОЧЕМУ?!!»

Семь часов утра. Москва. Кремль. (Развилка Истории.)

«…а Вас, товарищ Ворошилов, я попрошу остаться!»

Первый рабочий день войны, которую позднее назовут не только Великой, но и Отечественной, наконец заканчивался…

Из прокуренного кабинета выходили генералы…Последним вышел, подозрительно посмотрев на «первого красного офицера», начальник Генерального Штаба.

Товарищ Сталин неслышно прошёлся за спиной замершего за широким и длинным столом Ворошилова, потом резко остановился — выбросив вперёд, как будто вонзая нож в чью-то спину, руку с зажатой в кулаке давно погасшей трубкой…

«Клим, ты мне веришь?»

Ворошилов, чуть дрогнув голосом: «Да, Коба…Я тебе верю. Безгранично верю»

Сталин: «И я тебе верю…пока…

А вот ИМ — нэ верю!

У товарища Жюкова — полный ажюр…На Люблин и Сувалки наступать собрался, да? Маладэц…Вот только Лаврентий мне сейчас доложил, что немцы Вильно взяли…Слюшай, как так взяли?! Столицу Союзной Рэспублики взяли? И Жюков мне ничего не доложил?

Странно, да? Кто дурак? Лаврентий дурак? Или Жюков? Или Я ДУРАК?

Молчишь? Мочи, молчи…»Акт приёмки Наркомата обороны» я хорошо помню…»

«Товарищ Сталин, я…»

«А чито ты, Клим, так заволновался, да? Есть о чём?

Нэ волнуйся. Пока нэ волнуйся…

Значит, так, Клим…Бери Лаврентия, и поезжайте моими прэдставителями на Сэверо-Запидный и Запидный Фронт…

Будете моими глазами и ушами…А эсли чего увидишь- гони всэх в шею и сам принимай командование…

Я хотел на Запид послать Кулика…Но что-то мне говорит…

(Мгновенная чёрно-белая вставка. 24 июня 1941 года. Штаб 10-той Армии Западного Фронта. Маршал Советского Союза Кулик приказывает: «Всем присутствующим командирам снять знаки различия, выбросить документы, ордена и оружие«…Потом вместе со своим адьютантом переодевается в крестьянскую одежду — единственные из «всех присутствующих«…Происходящее внимательно фиксирует начальник особого отдела Армии, так что всё- приведено дословно.)

Что-то мне говорит, что ты, Клим, справишься лучше…Смотри, Клим. Нэ подвиди мэня. На этот раз.»

(Голос за кадром. В реальности, посланный только 2 июля на Северо-Западный Фронт, Первый Маршал в ходе первого успешного в этой войне контрудара 14–18 июля от всей пролетарской души навешал пиздюлей доселе непобедимому Эриху фон Манштейну под Сольцами, от бревенчатых стен которых автор «Утерянных побед «бежал на Запад аж 40 километров…Возобновить наступление на Ленинград немцы смогли только через месяц)

Семь часов утра две минуты. Варшавское шоссе. Где-то восточнее Бреста.

Как и вчера- по шоссе идут, идут и идут — машины, повозки, люди…Шоссе- в отличие от железной дороги — немцы не бомбят. Поэтому все стараются держаться «Варшавки».

Из Бреста началась эвакуация — и первыми повезли свои наиважнейшие скоросшиватели областные конторы, такие как «Облснабрембыт», «Облстройтехмонтаж», «Облзаготзерно«…Вот колонну тракторов, которые в пыли и грохоте буксируют по обочине комбайны из МТС, обгоняет, презрительно рявкая клаксоном, зеркально сияющий ЗиС-101. Из приоткрытого окна торчит верхушка роскошной пальмы…(случай действительный)

«Росписной», опершийся на лопату, проводил лимузин прищуренным взглядом: «Слуги народа поехали…»

Потом переводит завистливый взгляд на колонну ещё одетых в своё, но уже пытающихся держать строй мобилизованных во главе с запылённым райвоенкоматовским лейтенантом — и негромко, но твёрдо говорит «вольняшке»: «Бугор, ты хошь как хошь, а только ежели до завтра от УпрЛАГа не будет ответа — зуб даю, я иду на рывок. Я сказал.»

«Волняшка», устало: «Вы меня уже все достали…Хочешь стать побегушником — давай, аппелируй к зелёному прокурору, не держу… Можешь и меня с собой прихватить- чур, только не коровой!»

Полутора тысячами метров выше и пятью километрами западнее, это же время.

В душе у унтер-офицера Эриха Хутцена гремели литавры и звенели трубы — «Полёт Валькирий», музыка Вагнера…Летя на своём Hs 126B-1 с невероятной крейсерской скоростью 280 км\час, он чувствовал себя полубогом, властелином жизни и смерти жалких людишек там, внизу…Жалко только, что не он принимал решение- кого раздавить, как жалких тараканов, а кому еще дать возможность продлить свою ничтожную жизнь…Потому что в Люфтваффе командиром экипажа был не пилот, а лётчик- наблюдатель…

Вот и сейчас, вместо того, чтобы весело пройтись над головами унтерменшей, плетущихся там, внизу, по серой ленте шоссе, и сладострастно нажимая гашетку- выпустить по разбегающимся русским бабам длинную очередь, а потом еще сбросить пяток 10-ти килограммовых бомб…Он вынужден выполнять скучные приказы унылого оберстфенфебеля Рушке…Орднунг унд Бефель. Что поделаешь…

Размышления Хутцена прервал унылый, как его вытянутая лошадиная морда, голос командира: «Эрих, цумдертойфель, опять грезишь на лету? Следи за воздухом!»

Пилот постучал себя по наушнику шлемофона, демонстрируя, что слышит…А чего за ним следить? Ведь авиация Иванов уничтожена…Лучше высмотреть колонну русских баб и…

Вечером лейтенант Николенька Барсуков,22 лет, опасливо, чтобы не потревожить раненную челюсть, потягивая через соломинку холодный компот, обстоятельно рассказывал: «На высоте около шестисот метров заметил выше нас корректировщика «Хеншель-126».

Сразу же дотумкал, что он был до того под нами. Мы его не заметили на зелёном фоне земли. А сейчас он выше и теперь его экипаж не видит нас.

Это надо использовать. Уж очень заманчиво его завалить!. Наверняка идет с данными о наших войсках.

Ну, думаю, цель маневренная, он может запросто ускользнуть от моего МиГа. Надо бы поосторожней выводить, как бы с кукана не сорвался…Я решаю подкрасться к нему снизу.

Аккуратно подойдя к «хеншелю» метров на семьдесят, от души въебал. Гляжу- трассы прошили снизу фюзеляж и мотор.

И тут мимо меня пролетают какие-то белые листы. Что за хрень? Но тут же сообразил, что это куски дюраля. «Хеншель» сваливается в крутую спираль и падает к земле.

После атаки внимательно осмотрелся. В воздухе чисто

Но я решаю всё-таки проследить за падением — никогда не видел, как самолёты бьются. И не напрасно решил. У самой земли он вышел из спирали и с дымом за хвостом потянул на запад.

Хитрый, гад! Не выйдет! Бросаю МиГ в пикирование и догоняю «хеншеля».

Самолет противника в моем прицеле. И тут вдруг что-то ёбануло по капоту, потом мне обожгло подбородок, словно кипятком.

Смотрю- воздушные струи разбрызгивают по плексигласу фонаря кровь.

Видимо, меня атаковали «мессеры». Быстро глянул назад. Там, за спиной, идёт Лёха Лукашевич.

Выходит, в меня попал немецкий стрелок, гадёныш.

Значит, преследование фашиста не прекращаю. Догоняю «хеншеля» и поливаю его очередью из УБС и «Шкасов». Он сваливается, начинает штопорить.

Энергичным переворотом ввожу МиГ в вертикальное пикирование, снова догоняю и пытаюсь поймать его в перекрестие прицела.

И тут вижу… как стремительно налетает на меня земля.

Мгновенно делаю рывок на себя ручки управления, и от охуенной перегрузки теряю сознание… Очнулся, когда самолет у самой земли успел выйти в горизонтальный полет. Ухожу вверх правым боевым и ищу фашиста.

Увидел его горящим на земле.

И тут же замечаю, что надо мной нет сдвижной части фонаря, сорвало нахрен. Поневоле заметишь, потому как в харю бьет встречная струя воздуха. В общем-то и ничего, лететь можно, заодно и рану охлаждает…Глянул на плоскости — а там обшивка аж гофром пошла…

Тут я и понял, какая была огромная перегрузка на выходе из пикирования. Как я сам-то выдержал? Как выдержала машина? Спасибо товарищам Микояну и Гуревичу…

А можно мне ещё компотика?» (Случай подлинный)

Семь часов три минуты. Болото у обочины магистрали Минск-Брест-Варшава.

(Ретроспекция. Эрих Хутцен родился удивительно везучим…

Мало того, что он вообще смог родиться — его родителя с большой вероятностью могли отравить фосгеном или разорвать гаубичным снарядом на Великой войне, после которой в Германии с женихами стало как-то напряженно…

Он в добавок родился в Северо-Американских Соединённых Штатах, в городе Бангор, штат Мэн…

И по праву почвы- вполне мог претендовать на северо- американское гражданство.

Папахен маленького Эриха после Ноября 1918 года, насмотревшись на революционных гамбургских матрозен, быстренько пристроился кочегаром на датский пароход «Принцесса Луизетта» и отбыл куда-нибудь подальше от обезумевшего фатерлянда.

Подальше — оказался Чесапикский залив и город Потсмут…Где Генрих Хутцен и устроился садовником в доме владельца макаронной фабрички. Был двадцатилетний Генрих силён и хорош собой, здоровье на войне не потерял, а у хозяина была дочка…Правда, 29 лет от роду, совсем слегка хромая, правда, рябая и косая на оба глаза…Зато хозяйственная, а это главное, правда, майне херр?

(Фото: Наряженный, как на пышных похоронах, жених, и невеста под густой непроницаемой фатой)

Единственное, что мешало счастью новобрачных, было то, что выполнять супружеские обязанности Генрих мог только в полной темноте (иначе его тошнило)…но так даже романтичнее, вы не находите?

Тем не менее, Эрих (Джон) Хутцен (Джонс) — родился таки…

Жили супруги очень хорошо, даже зажиточно (Фото: Миссис Джонс пинками вышибает своего супруга из пивной, а маленький Джонни смотрит на это непотребство из окошка семейного «Форда-Т»)

Так что от свинцовых мерзостей жизни в Веймарской Германии малыш был избавлен.

А по рассказам дэдди ему рисовалась жизнь далёкой и прекрасной страны, с величественными готическими соборами, романтическими замками на скалах Рейна, красными черепичными крышами старинных городов…

Мамми, души не чаявшей в единственном сыне, на окончание секондари скулл подарила ему путешествие в Европу…о чём проклинала потом себя всю оставшуюся жизнь.

Берлин 1936 года встретил Джона оглушительной музыкой и рёвом толпы, запахами тысяч цветов и жареных баварских сосисок, огнями витрин и всполохами фейерверков…Олимпиада. Роскошная витрина национал-социализма!

Разумеется, Джонни, которого соседские мальчишки- белая рвань, мексикашка, ниггер и жидёнок — лупили за его говнистый характер с пугающей регулярностью, сразу всё понял.

И подал прошение о восстановлении Имперского гражданства как фольксдойч.

И ему повезло- рассовая комиссия, долго измерявшая его холодными стальными циркулями, пришла к выводу о его полной аутентичности арийскому типу…Вот посмеялся бы над этим его дедушка, специалист по итальянским пасте и спагетти — Мозес Соломон Розенталь…

К счастью, не дожил старик до такого позора.

Эрих не вернулся домой, в родной Бангор…Вместо этого — его ждал вермахт.

И тут ему повезло — как имевшего среднее образование- направили во флюгшуле…

Спустя три года- унтер — офицер Хутцен стал подлётывать…не летать. И тут ему тоже повезло — после кратковременного участия в Польской кампании — «Мы были в деле- всего лишь три недели, Окончилась сполна- весёлая война…» — остался он на Востоке, не сунули его в пекло над Проливом…

….Когда вынырнувшее из ада сатанинское отродье (как описал немецкий очевидец атаку МиГ-3) располосовало ему весь самолёт, Эрих уже не думал про русских баб…Бросая машину из стороны в сторону, слыша в шлемофоне отчаянный визг оберст-фельдфебеля, он думал лишь о том, как унести свою задницу…И когда машина, задымив, свалилась в штопор — он рванул замок привязных ремней и когда центробежная сила вышвырнула его из кабины- тут же кольцо парашюта. Раскрывающийся купол просто вырвал его из кабины…последнее, что он услышал, пока штекер не вылетел из разъёма, было: «Эрих, Эрих, не броса…»

Ну, тут уже каждый сам за себя…

Эриху очень повезло- раскрывшийся купол чуть погасил скорость- а случившееся под ногами болотце сделало всё остальное…

Вылезя на более- менее твёрдую кочку, Эрих осмотрелся…Кругом был какой-то некультурный, не ухоженный лес. Ни тебе лавочек, ни ручных белочек…

А вот обитатели в лесу были. Хрустнула под ногой ветка- и перед Эрихом встал туземец, в чёрного цвета странной одежде, напоминающей стёганные доспехи японских самураев…

Сам-то Эрих был в сером суконном френче однобортного фасона без всяких эмблем и пуговиц военного образца, в брюках на выпуск такого же цвета и замечательного немецкого качества, в фуражке с большими кожаными наушниками, в гражданской шелковой рубашечке, кожаных желтых ботинках с толстой подметкой. Хоть сейчас на танцы!

Туземец, татуированный, как вождь маори, смотрел на это великолепие и радостно улыбался.

Эрих выхватил из кобуры пистолет Люгер Р08. Другой рукой он достал из бокового кармана книжку с картонными страничками.

На страничках были нарисованы чудесные картинки…

Вот руссище Иван, в окружении замученных кровавосталинскимрежимом детишек и уродливой жены, горюет у пустого горшка…

Вот руссише Иван идёт в лес с топориком и верёвкой…наверное, вешаться от отчаяния.

Вот руссише Иван встречает в лесу немецкого лётчика и провожает Белого Господина к немецкому командованию…

Вот немецкое командование за это дарит руссище Ивану много-много «разны полезны вестчей»…

Вот счастливый руссище Иван в окружении счастливых и сытых детей и резко похорошевшей жены. На стене- убранный украинским рушником портрет и надпись «Пан Хiтлер- вiсвободитель»

Долго, качая головой и заглядывая Эриху в глаза, рассматривал чудные картинки туземец…а потом посмотрел в глаза ещё раз…

И так это не понравилось Эриху, что он, решивши странного туземца ликвидировать, поднял ствол пистолета…

Интересно, что голова Эриха всё же осталась висеть на полоске кожи. Кирко-мотыга — грозное оружие в умелых руках.

А «Росписной» был расстроен до слёз…»Бугор, я не понял…Видишь- базар тру. Зачем ты лез? Взял и всё испортил…Напорол мне косяка…»

Эриху — опять повезло. Если бы не подкравшийся сзади бригадир с киркомотыгой- умирал бы Эрих долго. Долго-долго…

Семь часов 10 минут. 62-ой Укреплённый район. 3 рота 17 ОПАБ.

Огромный серый многогранник не обвалованного дота. Дот находится перед обратным скатом холма, прикрытый от противника…Но теперь, пользуясь отсутствием пехотного прикрытия и доскональным знанием секторов обстрела (спасибо полковнику Леуту), немцы вышли на гребень. Расчёт противотанковой Pak 35\36 расставляет станины пошире. Наводчик опускает ствол орудия на минус 8 градусов, целится в дверь каземата. Звучит первый выстрел…Нет, не пробить броню!

Не припадая к земле, не прячась, заведомо зная сектора обстрела, подходят к многограннику немецкие сапёры.

Защитная труба перископа имеет на верхнем конце запорную крышку, которая закрывается при помощи вспомогательной штанги изнутри…Вот немец кладёт на эту крышку гранату. Взрыв.

Теперь вернувшиеся сапёры в открывшуюся трубу перископа опускают 150- килограммовый заряд, в виде длинного, перевязанного бечевой шнура.

Гремит глухой взрыв…видно, как бетон дота трескается по слоям трамбования…

А внизу- люди еще живы. Засыпанные бетонной пылью так, что их окровавленные лица кажутся алебастровыми, они спускаются на нижний этаж ДОТа…Он заполнен водой, хлынувшей из разбитой скважины…Вода словно кипит от сыплющихся с потолка осколков. Это немцы всё взрывают и взрывают казематы…

Потому что, как только они прекращают это делать, то вновь оживают амбразуры, сгоняя немецкие войска в болото…

Вот, волоча за собой 36-ти килограммовую установку «Фламенверфер-35», подползают немецкие огнемётчики… С дистанции 30 метров они направляют струю чёрно-багрового пламени на амбразуру. Но помогает мало, заслонки из хромо-никелевой стали огонь держат хорошо- хоть и стекленеет оплавленный бетон…

Тогда немцы одевают противогазы и поднимаются на крышу дота, таща цилиндрические баллоны…

В доте слышат змеиное шипение…пахнуло удушливой волной. Люди кашляют, их рвёт кровью. Но никто не выходит с поднятыми руками из обречённого дота…

Семь часов тридцать минут. Западный Буг. Траверз Знаменки.

Военный Совет открывает контр- адмирал. Д.Д Рогачёв.

«Товарищи командиры, ориентирую. Север находится в направлении одинокой ветлы. Сейчас семь часов тридцать минут- сверим часы.

По сообщением гидрометеорологической службы — погода ясная, переменная облачность, ветер зюйд-зюйд-ост, 2 балла. На реке межень. Дождей и подъёма воды не ожидается.

Сведения о противнике. Противник значительными силами форсирует Западный Буг ниже по течению, район Немирув, по крайней мере в двух местах. Переправляется как пехота, так и мото-мехвойска. Произвести детальную разведку не удалось вследствие потери последнего самолёта-разведчика.

По непроверенным данным, противник также может осуществлять переправу в полосе Ю-Зап. Фронта, предположительно в районе Устилуг-Крыстынополь. Сегодня для проведения разведки мною направлен в район Сокаля БК-051.

Сведения о наших войсках. Наши войска форсированным маршем двигаются из районов сосредоточения к месту форсирования реки. Противнику на месте оказывают сопротивление подразделения укрепрайона. Связи со штабом УРа нет, поэтому уточнить начертание переднего края не удалось. Для связи с частями РККА в район проведения операции выслан БК-049.

Задача флотилии — несколькими внезапными ударами по переправам и колоннам в районе населенных пунктов Волчин и Паричи задержать форсирование Буга частями противника. Это — минимальная задача дня.

Сообщаю, что пополнения запасов больше не будет — сегодня утром авиация противника разрушила гидроузел «Ляховичи», вследствие чего уровень воды в Днепро-Бугском канале резко упал. Доставить по автомобильной дороге из Пинска их тоже не представляется возможным — нет автотранспорта. Мы обратились на армейские окружные склады в Кобрине и получили категорический отказ. Так что топливо экономьте. И боеприпасы. И…Ладно.

Исходя из вышеизложенного,

ПРИКАЗЫВАЮ.

МН «Жемчужин», «Левачев», «Витебск», «Житомир», «Смоленск» под моим командованием осуществить переход к месту переправы и уничтожить её, после чего по способности отходить вверх по реке. Помощь повреждённым кораблям не оказывать, для спасения тонущих ход не сбавлять. Выход по готовности.

Остальным кораблям отряда оставаться в районах патрулирования, пресекать попытки форсирования противником Буга в районе стыка с Ю-З. Фронтом. В свое отсутствие командование возлагаю на военкома Флотилии (Бригкомиссар И.И.Кузнецов-«Есть!»)

КЛ «Верный», находящейся на Мухавце, обеспечить прорыв кораблей мимо Крепости.

Вопросы? Совет закончен. По кораблям.»

Выходя из кают-компании — в которой вестовые уже задраивали стальные заслонки иллюминаторов и с грохотом опускали крышки светового люка: «Плохо. Очень плохо. Идём вслепую…Безглазые мы теперь…»

Переступая через комингс, споткнулся…

«Плохая примета…Сплюнул бы, да на палубу нельзя, а потом — я в лазарете, дважды нельзя…»

Флагманский врач уже развёртывал на столе для совещаний перевязочный пункт…

Семь часов сорок минут. Просёлочная дорога Волчин-Большие Мотыкалы, граница Каменецкого и Брестского районов.

Конечно, ДОРОГОЙ это направление («В России дорог нет вообще. В России есть операционные направления!» — совершенно справедливо заметил генерал русской службы, штабной гений Клаузевиц) — можно назвать только в Западной Беларуси…Ну, если смотреть в масштабах Союза — ещё и в Ельниковском районе Мордовской АССР.

Глубокая колея, в дождливую погоду превращающаяся в противотанковую ловушку…К сожалению, уже месяц- как вЁдро…

Два дня назад по этим колеям неторопливо тянулись ведомые меланхоличными вислоусыми дядьками подводы с сеном и дровами на мотыкальский рынок…

А теперь, взрёвывая моторами и подпрыгивая, как глиссера в свежую морскую погоду, по дороге катят мотоциклы BMW R-75 с колясками.

На мотоциклах восседают надменные юберменши в чёрных плащах из эрзац-кожи (противно воняющих клеёнкой и протекающих как решето, но смотрящихся стильно!), в рогатых (образца 1916 года) касках и огромных мотоциклетных очках с чёрными светофильтрами, делающих их похожих на огромных инопланетных жуков…

За мотоциклетной ротой пылят двухосные разведывательные бронемашины SdKfz — 222, гремят траками бронетранспортёры SdKfz -251, из кузовов которых по пояс высовываются дойче зольдатен (не потому, что зольдатен такие высокие, а потому, что гробико-образные борта — очень низкие, немецкая экономия, ага).

За разведбатом колонной шёл танковый батальон — PzKfw II и PzKfw III…

3-я Panzer-Divizion Моделя ищет подходы к «панцер-роллен-бану» М1- «Варшавке»…

Командир 75-того отдельного разведывательного батальона 6 стрелковой дивизии капитан Сидоров из всех видов оборонительных действий знал только один вид.

Не его в этом вина. Его так учили — и из всех учеников- он был лучший…

Когда на большую поляну выкатились первые, тянущие за собой шлейф пыли, покрытые пятнистым камуфляжем вражеские бронемашины, капитан встал в люке, поднял вверх два флажка, потом крутанул их над собой, а потом- указал на врага- как мечом взмахнул…»Делай, как я!»

Рация-то у него в машине была, ТРС с оригинальным названием «Шакал». Но работать на ней капитан не очень-то умел, а потому и не любил. Так что он управлял вверенным ему подразделением, как в славные времена Халхин-Гола…

Все тринадцать броневиков БА-10А, порождение Выксунского завода дробильно-размольного оборудования Наркомсельхозпрома, взревели моторами и пошли в лобовую атаку…

В отличие от своего прототипа — немецкой 3,7 см Pak, советская 45-мм танковая пушка 20К имела достаточно мощный осколочный снаряд- достаточно солидный, чтобы, как городошной битой, снести с дороги мотоцикл вместе с остолбеневшими юберменшами…

А уж броню немецких БТР — наши пушки прошивали сквозь оба борта…

Вначале- это был не бой, а просто избиение…Трассы ДТ догоняли мечущиеся по дороге фигуры в эрзац-коже, сшибая их наземь…Пылали и бессильно сползали на обочину БТР, с которых прямо через борт спрыгивали зольдатен, тут же хоронившиеся по кустам…Вот первый советский броневик, наконец, дорвался до «хороняк» и добавил им веселья- всеми своими тремя осями…

Но тут- отшвырнув прямоугольным лбом задымившую продукцию фирмы «Ганомаг», на поляну вырвался первый вражеский танк…

К танку устремились пучки красных стрел- наводчики советских броневиков били бронебойно-трассирующими…И попадали! Но — красные стрелы ломались, дугой уходя в небо…

Пушка- была очень хорошая. И бронепробиваемость- очень хорошая. На дистанции 400 метров свободно пробивала 32-мм цементированную броню. На Гороховецком полигоне.

Только вот какой-то (какой?как его фамилия, скажите, товарищ Берия?) рационализатор ввёл в конструкцию снаряда кое-какие улучшения (для увеличения КОЛИЧЕСТВА) — и теперь те же 30-мм брони поддавались только со 150 метров…Вообще, в реальной истории решение по изъятию из войск снарядов выпуска 1938 г (изготовленных с некачественной термообработкой и пониженной бронепробиваемостью) было доложено Г. Кулику 21.06.39, но так и не было выполнено. Занят был человек, что поделаешь…

А советская 10-мм броня…что и говорить, винтовочную пулю она держала хорошо. Крупнокалиберную пулю- уже значительно хуже…

Особенностью БА-10А было то, что топливный бак на нём устанавливался под потолком кабины, прямо над головой экипажа…С одной стороны, хорошо, бензонасос не нужен, топливо идёт самотёком…С другой стороны…

Когда 2-см снаряд автоматической танковой пушки пронзил лобовую броню, и огненный ливень хлынул на комбата, превращая его в живой факел — последнее, что промелькнуло в его голове — прежде чем чёрная волна болевого шока милосердно лишила его сознания, было: «Хорошо, что я Борьку Элькина с собой не взял..» «Утомлённое солнце нежно с морем прощалось…»

А на поляну выезжали всё новые и новые танки врага….

Через несколько минут пылали три… пять… восемь… десять…двенадцать… советских машин…Последний броневик- со сбитыми жалюзями на радиаторе, пробитыми скатами передних колёс, с чёрной пробоиной на месте переднего пулемёта — продолжал атаку на немецкий танковый батальон…

Командир 121-го отдельного противотанкового дивизиона капитан С.А. Никифоров, глотая слёзы, смотрел на героическую гибель 75-того разведбата. Смотрел — и молчал. Потому что иначе гибель батальона была бы бессмысленной…

Капитан Никифоров не знал ТТХ немецких танков!

Напрасно комиссия наркома Тевосяна лазала по немецким полигонам, напрасно на танковом полигоне в Кубинке со всех дистанций всеми калибрами расстреливали трофейные, захваченные в Польше и нагло увезённые из-под немецкого носа судоплатовскими молодцами подбитые Т-III…Результаты тщательных испытаний мёртвым грузом легли в пыль архивов…

Поэтому Никифоров рисковать не хотел…Он просто знал- что сзади и с бортов- броня у танков слабее- и ждал, когда они все развернуться к поляне передом, а к лесу и к нему- естественно, задом…

Дивизион — это 18 «сорокопяток». Вовсе не чудо-оружие…Но как всякое оружие, если применить его правильно…

Через три минуты на поле стояли 22 великолепных дымных столба, и «рёв пламени заглушал, к счастью, вопли сгорающих экипажей»(с)

Остальные панцервагены не стали связываться с «бешеным Иваном», и стремительно ретировались…

Оставалась немецкая мотопехота…И тут на поле боя выдвинулись 20 тягачей…

Двадцать, что забавно, Т-20…С задорным именем «Комсомолец». Вообще-то немцы такие машины, защищённые бронёй и вооруженные пулемётом, считали танками…Впрочем, разбегавшимся фашистам- это было всё равно…

А из экипажей советских броневиков- остались живые…Целых двое. Из последней уцелевшей машины извлекли водителя с выбитыми осколками глазами. Куда ехать- ему подсказывал истекающий кровью башнёр, у которого бронебойной болванкой отсекло обе ноги…(случай подлинный).

Вот так. А Гудериан отметил на своей карте, что путь на Юг — плотно прикрыт превосходящими силами танковых частей красных…

Восемь часов ровно. Просёлочная лесная дорога Каменец- Жабинка, не доезжая деревни Пелишичи.

Шлёпая по пыли широкими гусеницами, артиллерийский трактор — открытый, без кабины- со скоростью 4 км\час всё так же мучительно медленно волок по точно такой же узенькой лесной дороге всю ту же 152-мм гаубицу…Такое ощущение, что они будто с места не сдвинулись- такие же сосенки по песчаным обочинам, такие же узкие канавки по обочь дороги…

В обход Бреста — по широкой дуге, 447-ой корпусной артполк всё также продолжал совершать марш от Высокого к Малорите.

Если прикрыть на секунду глаза- можно поверить, что полк стоит на месте- а мимо его по сторонам медленно проплывает бесконечная, замкнутая в кольцо лента неброского белорусского пейзажа…

К головному тягачу подбежал и вспрыгнул на подножку замполит: «Командир, мы уже десять часов без остановок идём…Люди устали, измотались…Надо делать привал.»

Комполка: «Надо! Выполнять! Приказ! Мы как можно скорее должны быть в Малорите- и будем там во чтобы-то ни стало, как можно скорее.»

Замполит: «Командир, матчасть загубим…Помпотех жалуется- надо двигатели проверить, смазать, подтянуть…Машины терпеть не будут, они железные…»

Командир, с досадой смотря на часы: «Хорошо. Привал — один час»

Замполит, вскочив на капот и размахивая сорванной пилоткой: «Сто-о-ой! Привал один час!»

Приняв к обочине, один за другим глохнут трактора…Над дорогой повисает тишина- нарушаемая стуком по железу, звяканьем, громкими после рёва моторов голосами…

Водители, с трудом разгибая затёкшие спины, тяжело, медленно опускаются на дорогу — падают на обочину и привалившись к гусеницам, мгновенно засыпают…

Вдоль колонны бежит закопчённый помпотех, останавливаясь то у одной, то у другой машины…48 тракторов…Забот, полон рот…

Командир в нетерпении, постукивая прутиком по галифе и выбивая каждым ударом облачко пыли, прохаживается перед трактором, ежеминутно поглядывая на часы…

Вдруг он останавливается и прислушивается…Со стороны хвоста колонны доносится треск мотоцикла. И этот треск от чего-то очень не нравится командиру полка…

Из-за ближнего трактора появляется мотоцикл АМ-600, детище Таганрогского инструментального завода им. Сталина…(ну правда, где же ещё делать эти мотоциклы? Не на пулемётном же заводе в городе Коврове? Там делают мотоциклы М-72.)

На мотоцикле- сержант с чёрными петлицами войск связи, в кожаном шлеме, с мотоциклетными очками, лихо сдвинутыми на затылок.

Комполка, обречённо: «И от чего я не жду от штабных ничего доброго?»

Точно, конверт ему…Командир расписывается за получение, рвёт плотный конверт…Ровные строчки, аккуратный писарский округлый почерк…

Комполка «Начштаба и замполита ко мне…»

Коротко козырнув подбежавшим, встревоженным командирам: «Приказ штакора.

Получением сего немедленно, не делая днёвок и привалов, совершить форсированный марш Малорита- Высокое, в обход Бреста, через Жабинку, Каменец…

Конец привала. К машинам!»

Через десять минут, взревев моторами, тягачи начали разворачивать тяжёлые гаубицы на 180 градусов, поворачивая колонну полка назад, к Каменцу…

Навстречу смерти.

Восемь часов десять минут. Крепость. Цитадель.

«А вот и не пойду!»

«А вот и пойдёшь! Ты- гражданское лицо, не военнообязанная, в добавок- несовершеннолетняя…Пошла к… маме!»

В Крепости- тишина…Только горько щиплет глаза дым от всё ещё горящих складов, где тлеют запасы ватников на целых две дивизии…

Немецкие артиллеристы из 21-см мортирного дивизиона изволят пить утренний кофий…Честно говоря, кофе паршивый- цикорий пополам с жжёными желудями. Настоящий кофе в Германии пьют…Думаете, генералы? Чёрта с два. Генералы вермахта потребляют тоже самое, что наливают в котелки простые «ландсеры«…Для Рабочей и Крестьянской Армии — явление совершенно дикое…

Настоящий бразильский кофе, полученный через Швецию, в Германии пьют только «партай«…И то не все, а только самые-самые, особо «партейные«…Ну, вот это нам куда более знакомо…

Пользуясь моментом. младший лейтенант Мохнач пытается выдворить в город гражданку Никанорову…

«Не пойду! Я комсомолка! Я на перевязочном пункте работаю! У меня здесь раненые! Я за них отвечаю! У меня здесь ты! За тебя — я тоже отвечаю!!»

Мохнач слегка опешил, выкатив глаза так, что стал похож на миногу: «Это в каком смысле?»

«В прямом! Без меня ты здесь пропадёшь…»

«Да…да что ты себе позволяешь…Да кто ты вообще такая?!»

«Как это кто? Жена.»

«Как-к-кая жена-аа?»

«Гражданская. А через полгода можно расписаться. По Семейному кодексу Беларуси- можно с 16 лет. При наличии достаточно серьёзных обстоятельств.»

Мохнач совсем остолбенел: «Каких обстоятельств?»

Гражданка Никанорова, чуть покраснев: «Ну…там…беременности, например…»

Мохнач, с ужасом: «Каккой беременности?!»

«Такой. В губы меня целовал? Целовал. Ты что, не знаешь, от чего дети получаются?»

И гражданка Никанорова посмотрела на Мохнача невинными голубыми глазками…

«Да ты не пугайся, домик у нас хоть маленький, да свой, садик есть, маме ты непременно понравишься…»

Мохнач онемел окончательно…

Восемь часов пятнадцать минут. Дорога между Высоким и Видомлей.

Есть в Беларуси тихая речка с негромким названием Правая Лесная…Берёт она своё начало и вправду- под густыми кронами заповедной Беловежской Пущи…А потом, приняв под своё зелёное крыло другую речку- Левую Лесную — становится просто Лесной…И тихо струится она на встречу с Западным Бугом, как юная невеста- стеснительная и скромная- на встречу с молодым женихом…

Вот на этой-то речке и стоит мост…Обычный мосток, построенный ещё при Николае Последнем, и который с момента постройки регулярно ремонтировало то местное земство, то польская управа, то райисполком…Причём с одинаковым успехом.

«Но, но, Зорька!» — дядька в обтруханной сеном гимнастёрке напрасно потряхивает вожжами…Бедняга Зорька, всю свою лошадиную жизнь возившая молочные бидоны на сепараторный пункт, только зря рвёт жилы…Колесо фуры, окованное железом, провалилось в сломавшуюся доску настила и застряло…

Надо лошадь распрягать, фуру разгружать да поднимать…

А не хотелось бы- потому что на колхозном сене — вповалку красноармейцы с пятнами крови на посеревших от пыли бинтах…Растревожишь товарищей, лучше им от этого не будет…Дядька старый солдат, знает — чем меньше двигаться- тем меньше кровит…

Младший военфельдшер Ермилова дёргает возницу за рукав: «Дядько Колещук, ну что там?»

Колещук, с досадой: «Да, холера ясная…Сколько раз по этому чёртовому мосточку (прости дочка, за грубое слово) езжу- никаких забот, а тут- вот как на грех…И ведь дорога пустая, скажи- ни туда, ни обратно…Как вымерло. За час, поди, никто нас не обогнал. Пособить некому…»

В этот момент, как на заказ, со стороны Высокого слышится рокот мотора — и к мосту подъезжает ГаЗ-АА, в кузове которого рядком сидят на лавочках красноармейцы в новенькой, ещё не обмятой, форме…

Ермилова кидается на встречу машине: «Стойте, погодите!»

Скрипнув тормозами, грузовик останавливается перед въездом на мост.

Вышедший из кабины командир, вежливо отдав честь, внимательно выслушивает просьбу о помощи и разумеется, не может отказать столь прелестной фройляйн…

Спрыгнувшие из кузова красноармейцы весело, перекидываясь прибауточками на каком-то незнакомом Ермиловой языке, окружают фуру, мигом обрубают тесаками постромки, отгоняют, хлопнув по крупу, Зорьку…

Потом, мимоходом, с небрежной лихостью, зарезав Колещука, дружно — «айн-цвай-драй» сбрасывают с моста фуру с беспомощными ранеными в тихие воды Лесной…

Поскольку их командир торопился- он не позволил зольдатен поразвлекаться с Ермиловой- а просто, фамильным клинком золингеновской отличной стали распоров ей живот и отрезав груди, бросил её, как сломанную куклу, в придорожную канаву…Видите ли, майне херрен, ему всё время хотелось попробывать это сделать, в виде опыта- набраться, так сказать, новых впечатлений…А русская комиссарша- это и не человек ведь, правда?

Оставив на мосту пару часовых, они помчались дальше…А к мосту уже приближалась колонна панцер-вагенов…

И мчится вдоль берега перепуганная их звериным рёвом Зорька…

Восемь часов двадцать минут. Дорога между Высоким и Каменцом…

Выше по течению от места предыдущего действия — река Лесная- совсем уже похожа на широкий ручей…Только вот берега у этого ручья- довольно-таки топкие, и вода аж черна- знать, течёт через торфяные болотца…

Поэтому и мосток через реку — довольно длинный, да и высокий- в рассуждении о вещних разливах…

У моста — два бойца в зелёных фуражках, внимательно, по — пограничному, проверяют документы у всех следующих…Задержка никому не нравится, и в адрес невозмутимых бойцов несутся то нетерпеливые гудки, а то и хриплая брань…Впрочем, последняя — вполголоса и в сторону…Дразнить НКВД никто не решается…

Со стороны Высокого приближается небольшая колонна. Впереди легковушка М-1, за ней- несколько танков незнакомой конструкции…Явно не БТ и не Т-26. Впрочем, на башнях- огромные красные звёзды. А поскольку в Округ поступало в последнее время много новой техники, так и не мудрено всего не знать…Может, это новые…Как их…А-34?

Передний танк легко догоняет машину и поравнявшись с ней, тормозит перед въездом на мост…

Из машины выходит командир и протягивает одному из пограничников лист бумаги. Тот с недоумением его рассматривает…

В этот момент танк газует, просто прыгает вперёд и сминает пограничника…Второй часовой только успевает вскинуть СВТ-40, как в бок ему стреляет прямо через карман подавший бумагу командир…

Путь открыт!

Зенитная автоматическая пушка 61-К, честно говоря, была лицензионным изделием, которым Рейхсвер, возрождающийся после Великой войны, окончившейся для Германии Великим шайзе, щедро поделился со своим восточным партнёром…

Как не старался генеральный конструктор товарищ Логинов М.Н. её испортить, то есть усовершенствовать («Товарищ Сталин, мы сделаем гораздо лучше! — Нэ надо лучше. Сыделайте хотя бы точно такую же!»), однако у человеческого разума есть пределы…Раз есть полный пакет ИКД, да технологические карты, да фирменная оснастка- то помешать изготовить работоспособное изделие может только Новый год, или Октябрьские, или 23 февраля, или 8 марта, а там и до майских — не далече…Опять же, два раза в месяц- то аванс, то получка…

Но всё-таки, бывали, бывали дни — когда не так сильно дрожала пролетарская рука в механо- сборочном цеху (цехУ, для въедливого читателя) завода?8…

393 Отдельный зенитный артиллерийский дивизион 42-ой СД перед началом событий находился на Брестском артиллерийском полигоне…Вовремя поднятый по тревоге, он начал выполнять боевую задачу по прикрытию частей дивизии в районе Смятиче — Брест. Но, увы, не в полном составе.

Два орудия остались в Крепости, четырёхствольный зенитный пулемёт отныкал начштаба дивизии для собственного прикрытия…а одно орудие второй батареи — безнадёжно застряло у мостика через Лесную…

Причина банальная. Уснувший за баранкой водитель- обнял капотом столб…

Кроме этого долболюба- к счастью, никто не пострадал (если не считать пострадавшим командира расчёта сержанта Мухаметшина, откусившего себе кусок щеки). Отплевавшийся кровью сержант был зол на весь свет…И на водителя, и на себя- что не усмотрел за салабоном, и на начальство, которое обещало прислать за ними свободный тягач- и вроде как бы и забыло…

Поэтому, стянув орудие с дороги, он личному составу расслабляться не дал. Для начала — приказал орудие тщательно замаскировать — и гонял их до тех пор, пока пушка не превратилась в раскидистый придорожный куст.

А потом принялся проводить занятия по изучению матчасти и службе орудия…

Ствол бедной пушки крутился по всему азимуту — отражая условный налёт вполне уже и не условного противника. Разве что без стрельбы- потому как снарядов, честно говоря, и не было…Почти не было.

Первому, чему учат артиллериста — это отражать атаку танков…Вот разбуди меня ночью: «Танки справа!» — скомандую «Угломер тридцать-ноль, уровень тридцать-ноль, отражатель ноль, прицел шестнадцать, наводить по головному!», а потом дам в ухо.

Так что сержанта — учили. И на всякий ТАКОЙ случай- в тягаче лежит один ящик снарядов…Две обоймы, десять штук.

Когда фашистский- а чей же ещё? — танк, смяв человека, взревел — и покатил по мосту….Сержанта охватило вдруг какое-то ледяное спокойствие.

Всё стало неважно…Важно было то, что горизонтальный наводчик — навёл как учили, вертикальный- опустил ствол как полагается. а заряжающий- вставил обойму, как следует…А снарядный — встал где нужно, наготове с обоймой запасной…

Бронебойно-трассирующий снаряд 53-БР-167 на дистанции 500 метров на зенитном полигоне в благословенном Крыму свободно нанизывал 40-мм ижорской катанной броневой стали…А чего — ствол длинный, зенитный…

А тут расстояние было — почти в упор.

Промахнутся было сложно — никто и не промахнулся…

Первая короткая очередь — и первый PzKpfw 38(t) занялся таким ясным, красивым пламенем…Вторая- и следующий, только что вкативший на мост — получил свою дозу так, что рванувши назад и вбок, смял как яйцо, трофейную «эмку»… А ты не вози фашистов! Третья очередь- пришлась третьему танку точно в бочину- удрать тому не удалось…Хватило двух последних снарядов. Впрочем, поразить фашистский танк всего двумя снарядами — всегда считалось у зенитчиков МЗА особым шиком…

Может быть, орудие и стало бы клинить — нагрелось, бедное…Да только стрелять было больше нечем…Да и некому…

Трассы MG-34 мгновенно смахнули расчёт с круглых металлических сиденьиц…А сержант уцелел- он стоял чуть в стороне…Так что он прожил еще достаточно долго- чтобы выхваченным из ЗИПа молотком разбить «секретную» оптику прицела…

Всё-таки, на четверть часа они колонну задержали…

«…Каждая выигранная четверть часа ценна и может оказать решающее влияние на боевые действия!» Г. Гудериан. «Воспоминания солдата.»

Восемь часов тридцать пять минут. Между Высоким и Каменцом.

Как мутная, грязная волна, прорвавшая плотину, широко разливается по обречённой долине, стремительно обтекая встречные холмы и скалы — так танковые и механизированные колонны Гудериана, обходя узлы поспешно занятой, но упорной обороны- рвались и рвались вперёд по тылам 4-той армии…

Позади — уже в двух десятках километров от них — пешком пылили первые переправившиеся через Буг колонны фашисткой инфантерии.

А передовые части фашистов уже считают первые трофеи. Вот снимок- подлинный, чёрно-белый…

Без всяких комментариев приведённый в изданной в демократической России книге Уилла Фаулера. Москва, Эксмо, 2007 год.

Подпись под снимком — «Доблестные немецкие солдаты держат Знамя разгромленного элитного соединения красных.»

Соединение- это да, это серьёзно…Дивизия, как минимум…

На снимке- три толстомордых юберменша действительно держат флаг.

На флаге — на фоне трёх языков костра- горн и барабан. Сверху полукругом надпись — «К борьбе за дело Ленина-Сталина будь готов!», снизу- «Всегда готов!»

За кадром- мелодия: «Взвейтесь, кострами, синие ночи…»

Очень хочется надеяться, что командир элитного соединения в высоком звании старшей пионервожатой — вовремя отошла на заранее подготовленную позицию в бабушкином погребе…

Но… К сожалению в руках врага оказывались не только пионерские знамёна. Вот такие- то же попадались.

Фото- подлинное, чёрно-белое…На нём- два СИЛЬНО невесёлых юберменша держат флаг — «Пролетарии всех стран, соединяйтесь! 132 отдельный конвойный батальон войск НКВД».

С одной стороны, не велика доблесть раздавить танками охранников — вроде нынешних «ГУИН»-овцев…

Но с другой стороны- именно воины 42-й отдельной бригады, куда входил погибший батальон- вместе с бойцами Вооруженных Сил и пограничных войск приняли на себя первые удары фашистских захватчиков.

Именно в казарме 132-го отдельного батальона НКВД в Брестской крепости была обнаружена надпись: «Умираю, но не сдаюсь! Прощай Родина! 20.VII.41 г.».

Знамя утратили. А чести — не уронили. Да, мертвые сраму не имут, а погибшие за правое дело всегда будут в памяти потомков.

Восемь часов сорок девять минут. Река Западный Буг.

Напротив Коденя река делает крутой изгиб в сторону Запада…Огибая длинную, песчаную косу- она прижимается к левому берегу, сужаясь до 50 метров…Поэтому-то тут и был построен авто-гужевой мост у пересечения трёх дорог…

Сейчас обломки моста лежат среди полу-обвалившихся быков, ещё больше сужая и так не широкий фарватер…

Это была хорошо организованная артиллерийская засада…Даже больше того — танково-артиллерийская…

Что из того, что в качестве танков выступали два дивизиона SdKfz 142?

Это те же «тройки»- только значительно лучше вооружённые и бронированные… Лобовая у них броня 50 мм, вооружёны они короткоствольной 7.5-см штурмовой пушкой с длиной ствола 24 калибра. Однако, на дистанции 25 метров длина ствола особой роли не играет…Впрочем, на 500 метрах их бронебойно-трассирующий, каморный снаряд K.Gr.rot Pz. пробивал 39-мм лист…

Но были и длинноствольные орудия- «Acht-komma-acht Zentimeter», 8.8 см Flak 36, которые Люфтваффе любезно одолжило для этой цели…Эти на тех же 500 метрах пробивали уже 98 — мм броню…При 15 выстрелах в минуту…

Только вот не было на советских кораблях брони 98-мм, ни даже 39-мм не было…Узенький броневой пояс- 20-мм, палуба со скосами- 16-мм…Это всё, что поставил Наркомсудпром…

Хватало в этом проклятом месте у немецкой инфантерии и своих пушек: и просто пехотных — и тяжёлых пехотных sIG 33, калибра 15-см, у которых хоть мала скорострельность — 3 выстрела за минуту — да тяжёл снаряд…

И гаубицы были- лёгкие, leFH18-которые 10.5 см, и тяжёлые sFH18, которые 15-см…

Весь свой зверинец собрал командующий артиллерией генерал-майор фон Кришер. Вон он, карту опять разглядывает. Вечно чем-то озабочен…

И против всей этой своры- 4 дюйма главного калибра — дореволюционной ещё разработки в количестве тоже 4 штук, да 6 полевых гаубиц…

Ещё учесть бы надо, что заказчики из штаба ВМФ на московских Красных Воротах искренно полагали, что речной монитор- это что-то вроде линкора, и основной его противник — тоже монитор, но вражеский…Значит, что? Правильно. Для встречного боя на носовых курсовых углах узкой реки — максимум огня…а влево-вправо — не очень-то обязательно…

Да и ещё моряки — заказчики как-то не подумали- что есть такой закон Кориолиса, по которому Западный берег любой нашей реки будет круче, чем Восточный. Земля, знаете, так вращается…А нам, скорее всего- не татар с Дикого поля отражать придётся, а с гостями из европ переведываться…И ждать их на высоком берегу следует. Но вот, не подумали…

Так что настильная дальнобойная траектория русских снарядов против крутого вражеского берега на ближней дистанции — оказалась ненужная и вредная роскошь…Тут бы хорошая гаубица была бы уместней, дюймов этак шесть…или даже мощный миномёт…

Но- что выросло, то выросло…

«Не враг дал — сам ковал. А всё же, эх- коротка кольчужка…»(с)

Бронекатер фашисты пропустили без единого выстрела, благо что шёл он мимо Коденя в предутренних сумерках…Да, в добавок, к речному туману поставили немцы дымовую завесу. Моряки ничего не заметили…

Когда шедший головным «Жемчужин» проходил в створе взорванного моста- сработали заложенные немецкими сапёрами заряды…

На палубу корабля обрушилась — как удар двух молотов, слева и справа- ударная волна двух подводных взрывов…

Полутонные заряды буквально вышвырнули корабль из воды — и он замер на доли секунды на грязно-белых водяных горбах. А потом он кормой вперёд рухнул в кипящие воды Буга, перегородив своим корпусом судовой ход у дальнего пролёта.

На оставшиеся корабли — ударил подлинный град немецких снарядов. А выпущено их было за две минуты- около трёхсот…

В первые же секунды боя два снаряда угодили в башню главного калибра «Левачёва», выжегши её дотла…Если бы были заряды- в шёлковых картузах, как на «Ударном» или «Активном»- тут же кораблю и был бы конец…

А так — пылающий, никем не управляемый- он почти протаранил «Жемчужина» — врезавшись в бык взорванного моста и повиснув на нём, как русский медведь на рогатине….Но медведь не хотел умирать — он ревел и отмахивал когтистой лапой- и к берегу потянулись трассы зениток…

Три оставшиеся монитора, выполняя приказ адмирала- не стали сбавлять полного хода…Поскольку дальний от вражеского берега проход был заблокирован остовами кораблей, они резко, все вдруг, свернули к левому берегу…

На бак «Витебска» выскочили два матроса с футштоками…И тут же упали, сражённые осколками…На их место из люка выскочили два других — один мгновенно упал, сражённый 2-см снарядом зенитного «фирлинга», а второй, стоя на самом носу, не обращая внимания на пули и осколки — отчаянно кричал «Пять! Четыре! Пять с половиной! Четыре! Пя…»На место павшего матроса выскочил следующий…

Отстреливаясь из всех стволов «Витебск» шёл на прорыв, ведя за собой по мелководью остальные корабли…

И почти прошёл — под самым берегом…Если бы замаскированная у самого края обрыва вражеская самоходка не всадила бы снаряд в крышу рулевой рубки…

«Витебск» беспомощно дёрнулся и резко осел носом…Из люков и бойниц вырвались языки соломенно-жёлтого пламени, и старый корабль, не сбавляя хода, резко ушёл вниз, под заныр…Речная волна, хлынув, накрыла палубу…Оставив на поверхности пылающие надстройки.

Но отмщение наступило быстро…

Глубоко осевший кормою «Жемчужин» высоко задрал вверх длинные стволы своих черырёхдюймовок- так, что в их прицеле оказалась вершина крутояра…

Осталась тайной, кто отдавал команды на гибнущем корабле…И отдавались ли они вообще- только залп главного калибра мгновенно превратил вражескую самоходку в невнятную груду металла, похоронив её в песке обрушившейся кручи…

На оживший корабль обрушилась волна раскалённой стали и высокоэксплозивной немецкой взрывчатки…Больше с «Жемчужина» не стреляли…

Два оставшихся корабля упорно шли вниз по реке…

Снаряд тяжёлой гаубицы, обрушившись с небес, пробил тонкую бронепалубу — и в машинном отделении «Смоленска» извергнулся огненный вулкан обломков и вспыхнувшего топлива…Кораблик закрутило — как юлу- и швырнуло на песчаную косу у правого берега…

«Житомир», с пробитыми башнями, окружённый стеной разрывов- шёл и шёл вперёд…Последний приказ погибшего адмирала никто не отменял…

Заливаемой водой сквозь многочисленные пробоины, он медленно оседал, сбавляя ход- пока его плоское дно не заскрежетало по речному песку…

Фашисты, с криками «Зиг хайль!» и «Хох!» принялись швырять в небо мышиного цвета пилотки…

Прилетевший слева снаряд — веселья поубавил…

Опоздавший на какие-то минуты «Верный» — не мог уже помочь, но мог мстить…

Очень спокойно, без всякого надрыва…

«Ваня» был во всем слуга народа,

Свято Революции служил.

«Ваня» в легендарные походы

Волжскую флотилию водил.

А страна истерзана врагами…

И пришел, пришел момент такой —

У деревни Пьяный Бор на Каме

Флагман в одиночку принял бой…

Ой ты, красное, родное знамя,

Над рекой на миг один склонись:

У деревни Пьяный Бор на Каме

Тонет, тонет «Ваня-коммунист».

Слова — народные…

Война другая…А люди — те же самые. Советские. Русские…

«Не скажет ни камень, ни крест, где легли,

Во славу мы русского флага…»

Час спустя.

Фон Кришнер- фон Меллентину, показывая на разбитые немецкие орудия у переправы: «Вот, я же говорил, я же предупреждал…Никто мне не верил! За русскими — глаз да глаз…А то наломают таких дров! Хуже русских — только евреи…»

Фон Меллентин удивлённо округлил бровь — антисемитизм в рейхсвере обычно не приживался.

Фон Кришнер: «Чем евреи хуже, интересуетесь? Русские дров просто наломают. А евреи дров наломают, а потом ещё нам же их и продадут…» Впрочем, фон Кришнер не сам эту «mot» (словечко, удачный каламбур) придумал — услышал на приёме у рейхсминистра вооружений Шпеера…

Восемь часов пятьдесят минут. Местечко Войская. Каменецкий район Брестской области…Бывшая «черта оседлости.»

В дорожной пыли безнадёжно рылись голенастые куры с окрашенными заботливыми хозяйками в разные цвета хвостами- чтобы сразу отличать, где чья…Раввин Шаевич сидел перед крохотной деревенской синагогой на синей как июньское небо, дощатой скамеечке и с безнадёжностью смотрел на кур. За его спиной, в такой же синей, видно, крашенной той же краской, проволочной клетке весело насвистывал чижик.

Настоятель маленького сельского костёла святой Анны ксендз Булька, похожий на розовощёкого, пухлого престарелого младенца, опираясь на палочку, осторожно опустился на лавочку рядом с Шаевичем…

Старики молчали. Зачем нужны слова двум умным людям? Тем более за последние сорок лет столько было уже говорено… Умным людям всегда есть о чём вместе помолчать.

И вообще, ксендз Булька давно пришёл к выводу, что единственное, что нужно сейчас Божьему миру- это хорошая скамеечка. Чтобы посидеть, помолчать и хорошенько подумать…

Булька первым нарушил зловещую, как перед страшной грозой, тишину: «Может, шановни пан… Вы тоже?»

Шаевич минуту подумал, почесал роскошные пейсы, а потом отрицательно покачал головой: «Нет, шановни пан…Искать будут. А вдруг найдут?»

Булька, обидчиво: «У меня?!»

Шаевич, с извинением в голосе: «Шановни пан, не хотел Вас обижать…Рисковать всё же не будем…Тем более, ОНИ и к католикам- как-то, знаете ли…»

Булька, с огорчением: «Это верно. Антихристова рать…Ну ничего. Готов у Господа меч злодеев сечь. Не всё котам масленица- придёт и Великий Пост…Ну, я пошёл?»

Шаевич: «Прощайте, шановни пан. Звиняйте, коли что не так…»

Булька, осенив его Крёстным знамением: «Храни Вас Господь, брат мой. Я буду за Вас молиться…»- и нагнувшись, поцеловал своего старого оппонента в лоб, как отдают последнее целование…

Спустя пять минут…

Яркие солнечные лучи пронизывали цветные стёкла витража с Сердцем Христовым…Отец Булька подвёл стайку курчавых детей к алтарю и повозившись рукой за иконой Святого Христофора — резко дёрнул вниз рычаг.

Скрипнула на потайных пружинах дверь- и открылся потайной вход…

Старшая девочка, прижимающая к груди младшего братика, удивлённо протянула: «Ой, пещерка…Откуда это здесь?»

Отец Булька, провожая детей вниз, наставительно: «Видишь ли, дитя моё, Ватикан очень древняя организация…И очень предусмотрительная…»

Когда на деревенскую улицу, бывшую при этом проезжим трактом, распугивая раскрашенных кур, ворвался первый ревущий мотоцикл, старый рэбе всё также грустно сидел на своей лавочке, выводя на на дорожной пыли какие-то странные каббалистические узоры… Как Архимед при взятии Сиракуз…

Немецкий унтер был очень добрым существом…Выходя из горящей синагоги, он не забыл отворить дверцу клетки и выпустить на свободу чижика…

А потом пошёл к своему мотоциклу, оставляя на дорожной пыли глубокие кровавые следы…

Девять часов одна минута. Лес юго-восточнее Жабинки.

«Вы что, полковник, тупо-о-ой? Не понимаете русского языка? Я сказал — мне нужен танк. А это значит- мне нужен не просто танк. Мне нужен ХОРОШИЙ, НАДЁЖНЫЙ танк! Потому что в него сяду Я! И МНЕ не нужно — что попало, какое-нибудь барахло…Я, знаете ли, две академии окончил, и как — нибудь конфетку от дерьма отличу!»

Командир 61-танкового полка болезненно поморщился. Последний раз подобные интонации он слышал от своей дорогой супруги, когда она покупала новые туфли в минском ЦУМе…

«Товарищ генерал, может — на мою «эмку» сядете? Или вот — замполит на БА-20 ездит…Машинка хорошая, ход плавный…Ну на что Вам танк? Лязгает, трясёт, тесно, окошек нет…Есть, не умничать! Так точно, тупой! Так точно, не понимаю! Есть, немедленно!

Зампотех! Кто у нас на самом надёжном? О-о-о, только не это…Да нет, ничего, товарищ генерал! Есть танк, надёжный. И вот, зампотех говорит, что с дополнительным бронированием!

Слушай, Вася, скажи там этому…копчёному…да знаю я, что он образованный и культурный…вот этого я и боюсь! Двое образованных в одном танке…»

Девять часов десять минут. Лесная дорога вблизи местечка Пелишчи.

Проскочив Видомлю, немецкие колонны разделились — одна направилась по старому тракту к издревле, с 1276 года, дремлющему на берегу сонной Лесной, у самой Пущи городку Каменцу, который только и тем был славен, что крестом дорог Брест-Беловежская пуща, Пружаны-Высокое, Каменец-Жабинка, да ещё Каменецкой древней Вежей. А другая колонна — пошла прямиком на Пружаны…

И если бы не эта ничтожная задержка на мосту через мелкую летом, воробью по колено, речку…

(Мгновенная чёрно-белая вставка. Артиллерийский полк, перехваченный внезапно, на марше…Горящие трактора. Беспомощно задравшие вверх свои зачехлённые стволы могучие, но бесполезные сейчас орудия…И уже виденный нами чумазый тракторист, куда- то ползущий по дороге, волоча за собой раздавленные в кровавые лохмотья ноги…)

Когда навстречу колонне промчались первые, истошно вопящие: «Тыща танков прорвалась! Окружили!» — тыловики…Командир не стал долго раздумывать.

Вскочив на сиденье «Сталинца-2», он взмахнул флажками, останавливая колонну- а потом мгновенно охрипшим голосом подал команду- «По-олк! К бою!»

Подбежавшему к нему замполиту, обрывая его горячечный шёпот про спасение матчасти: «Не успеем. Поздно. Не матчасть сейчас надо спасать, а…»- и только досадливо взмахнул рукой.

Четырнадцать минут. Ровно столько- по наставлению, нужно, чтобы привести из транспортного положения- в боевое могучую корпусную пушку А-19…

Видите ли, в походном положении ствол оттягивается специальной лебёдкой назад- чтобы «поезд» из сцепки пушки и трактора был покороче…Да и боевой ход надо включить…Его и включали сейчас батарейцы- не предусмотренным ГАУ способом, с помощью лома и такой-то матери…

В результате все 24 пушки развернулись по- лермонтовски, на опушке, среди синеющих столетних елей, за восемь минут — на две минуты быстрее, чем «придворная» батарея на показательных стрельбах в Ворошиловских лагерях…

Комполка не стал дожидаться, когда появившиеся на дороге неизвестные танки проявят свою национальную или партийную принадлежность…

Бетонобойный, тупоголовый (это не оскорбление, а техническая характеристика) 25-килограммовый снаряд 53-Г-471, он знаете, предназначен для бетона высшей марки и закалённой арматуры…

А попав в башню 38(t) — создания героических борцов с тоталитаризмом- рабочих «Герман Геринг верке», в девичестве — «Шкода»….Как-то незаметно для себя эту башню смахнул, и полетел себе дальше…Вломился в следующий танк — аналогично созданный любителями пльзеньского пива, в лобовой лист…Вылетел наружу через корму, вместе с ещё работающим двигателем…И наконец, взорвался…Взрыватель, знаете ли, донный, флегматичный…С прибалтийским характером.

Конечно, взрыв всего 2200 граммов амматола — не самое эффектно смотрящееся зрелище…

Но немцев впечатлило. Одним снарядом — два танка…Впрочем, если танки идут колонной, по узкой дороге друг за другом, как говорят артиллеристы, «створясь»…

Опытные зольдатен, которые и ещё совсем недавно обогатили свой опыт встречей с зенитчиками, горохом посыпались с «Ганомагов«…Кто-то уже и «Засада, герр официр! Там их двое!» — прокричал…

А офицер и сам смекает- артиллерия, она без пехотного прикрытия не бывает…

Значит, бой будет долгий и тяжёлый…

Так и получилось. Полк стоял без малого целых два часа…

А Знамя полка — замполит вокруг своего тела обмотал и вынес. И ещё он повоюет, геройский 447-ой…И первый выстрел по проклятому Берлину- сделает именно А-19!

Одиннадцать часов две минуты. Лесная дорога вблизи местечка Пелишчи.

Тонкий, аристократический палец очень осторожно выбрал ход спускового крючка, курок сорвался с шептала- и оболочечная пуля калибра 7,62 — мм отправилась в недолгий полёт, закончившийся аккурат под передним срезом серой «рогатой» каски образца 1916 года…Носитель каски рухнул ничком, выплёскивая в указанный выше предмет содержимое своего черепа…

Однако стрелок, передёргивавший затвор, бывший знатный басмач «Чёрный» Абдулла Исфандияр-Оглы Абдулкаримов, был всё-таки недоволен: «Э-э, шайтан! Яман карамультук! Вот у меня дома, в Красных Песках — якши карамультук, Ли-Энфильд, одиннадцатизарядный…»

Однако выказанное недовольство (проистекающее, впрочем, от некоторой неосознанной нелюбви к товарам русской метрополии) не помешало ему отправить к Иблису очередного нехорошего человека…

Да, не в добрый для немецких оккупантов час спустился Абдулла с гор в посёлок Педжент за солью…Где был отловлен военкоматовским нарядом, оценен по возрасту в 18 лет (хоть было ему уже далеко за сорок), по малограмотности и общей дикости (хоть он закончил в своё время Асхабатскую гимназию с малой золотой медалью) признан нестроевым и определён в походный хлебозавод?48 подсобным рабочим…Очень помог бы Абдулле отмазаться паспорт или хотя бы военный билет- но ни того, ни другого у него отродясь не было…Да и что бы ему должны были записать в военном билете — «курбаши запаса»? Кысмет!

В армии, впрочем, Аблулле понравилось. Его кормили три раза в сутки, опять же- свежего хлебца в любое время отведать не возбранялось, даже в любом количестве…Работой особенно не загружали — а ту, что приказывали делать — исполняли его преданные нукеры…Ну, так получается- раз есть курбаши — так и нукеры появляются…А потом, показывали раз в неделю кино, на концерты водили и даже один раз цирк приезжал…Единственное, о чём жалел Абдулла- так об отсутствующих Зухре, Лейле…ну, Вы поняли…особенно без Гюльчатай скучал.

Впрочем, жизнь Абдулле изрядно скрашивали вольнонаёмные работницы Оксана, Марыся, Наталка…ну Вы поняли…особенно Настасья помогала.

Когда направлявшийся к Кременцу хлебозавод пристроился в хвост артиллерийскому полку, Абдулла сидел на облучке походной печи и тянул бесконечную, как родные Пески, песню без слов…До него конечно, доходили слухи о какой-то войне кого-то с кем-то…впрочем, его это мало касалось…

Увидев, что артиллеристы разворачиваются к бою, и.о. начальника (сам начальник хлебозавода 14 июня с массой других командиров по приказу командующего ЗаПОВО Павлова убыл в отпуск), старшина Васьков быстро смекнул, что на его лошадках от танков не ускачешь.

Поэтому он усадил своих вольнонаёмных барышень на опорожненную повозку и приказал им уезжать на юг…

А сам стал укладывать в цепь свою нестроевшину…Пять карабинов на десять человек.

Когда с интересом интуриста наблюдавшему за всей этой суетой Абдулле обратился старший из туркменов — мол, муаллим, что нам делать? может, предоставим гяурам самим между собой разбираться? — тот всерьёз задумался…

А потом изрёк: «Мы жили в доме гяуров. Мы ели их хлеб и соль, мы пили их воду. Достойно ли правоверного быть неблагодарным? В бой, воины Пророка! И пускай девственные гурии в раю напоят храбрецов медом и молоком! Аллах акбар!!»

А может, всё дело было в том, что Абдулла очень долго, целых десять лет, ни с кем не воевал и очень по любимому делу соскучился? В конце концов, он воин, а не дехканин…И никогда не собирался жить вечно.

Сейчас, в этот миг, Абдулла чувствовал, что приближается к Садам Пророка…Пушки урусов под ударами с неба замолкали одна за другой, пока не замолкли совсем, а когда бомбёжка затихала — появлялись чужие аскеры и тогда его воины один за другим уходили к Мосту Замзам, который острее клинка для грешников- и шире Пустыни для павших в бою шахидов. Пока не ушли все. Иншалла.

Хуже всего, что у него кончались патроны…

Когда в грудь Абдуллы впилась первая пуля, он только зарычал…Рано ему умирать! У него ещё оставались три патрона! Но карабин выпал из ставших непослушными рук…Кысмет.

Когда перед глазами «Чёрного» Абдуллы показались чужие, с укороченными голенищами сапоги, он из последних, тщательно сбережённых сил рванулся вперёд и вцепился своими белоснежными, молодыми зубами в чужую икру- жалея лишь о том, что он — не кобра…

«О-оо, Майн Готт, азиаты…Wild-Division!»

Нет, камрады, пока ещё — нет… Но уже грузятся в эшелоны туркестанские дивизии в Кзыл-Арвате, и в Алма-Ате, и в Ташкенте, и на станции Мары…И наступит волей Пророка назначенное время- вы с ними обязательно встретитесь. Иншалла!

Одиннадцать часов три минуты. Лесная дорога вблизи местечка Пелишчи.

Пикирующие на лесную опушку «юнкерсы» ясно обозначали, что впереди идёт упорный бой…Но кто его ведёт — было непонятно…

Поэтому комдив-30 отправил вперёд приданный ему корпусной мотоциклетный полк. Всех девятнадцать мотоциклистов…

У опушки изрубленного осколками бомб леса, по которому среди умолкших навеки орудий бродили немецкие пехотинцы, добивая русских раненых — разведчики нашли старшину в комсоставовской фуражке, с медалью «За отвагу» на перекрещенной портупеей груди, который упрямо тащил на спине батальонного комиссара…

Увидев красноармейцев, комиссар собрался с силами. Упершись на плечо старшины, выпрямился…Потом задрал вверх подол гимнастёрки — и бойцы увидели тяжёлый, пропитанный кровью бархат — на котором кровь была не очень-то и заметна…

Молча, с суровым достоинством — солдаты отдали честь Знамени погибшего — но не побеждённого полка…

Одиннадцать часов три минуты. Лесная дорога вблизи местечка Пелишчи.

«Стой, я говорю!»

Танк, резко, будто налетев на преграду, замер, качнул стволом пушки и…

Рядовой Фалангер посмотрел в право и досадливо поморщившись, отжал тангенту ТПУ-3: «Товарищ генерал, почему стоим?»

«Молча-а-ать, идиот! Слушать, что Я говорю!»

Ну, молчать так молчать…Сквозь стабилизированный прицел ТОС-1 сидящий на месте наводчика Адольфо с тоской смотрел, как вперёд уходила, обходя его замершего «Саблезубого», колонна полка…Как бы он хотел, чтобы на левом сиденье в башне был его башнёр, великолепный наводчик, хоть и ленивый донельзя (по субъективному и не вполне справедливому мнению Эдбертовича), а сам Фалангер был бы на своём, командирском…

Осторожно звякнула крышка люка…

Сандалов, чуть высунул голову наружу, опасливо оглядевшись: «Эй, ты, урод- это уже водителю, младшему сержанту Иванову — видишь рощицу? Давай туда, только осторожнее мне, придурок, на открытое место не выезжать…» Танк негодующе рыкнул и двинулся к рощице…

Одиннадцать часов двадцать три минуты. Лесная дорога вблизи местечка Пелишчи.

Когда из леса стали выезжать на опушку — один за другим, один за другим, один за другим — танки…Немецкие зольдатен, собиравшие трофеи на месте гибели артполка (кто выворачивал карманы убитым, кто заглядывал в кузова разбитых машин…кто-то горстями жрал муку из запасов разбитого ПХЗ…а кто-то пополнял коллекцию отрезанных ушей…) даже и не всполошились.

У нищих, грязных Иванов просто НЕ МОГЛО быть СТОЛЬКО танков.

Ведь все свои танки русские купили у англичан на деньги, вырученные от продажи японцам Китайско-Восточной железной дороги, это доктор Геббельс давно и внятно пояснил (действительно, пояснил! В реальности!).

Только два любителя, прозванные в роте «заклёпкомеры», привычно спорили — это выехали панцеры из 17 или всё же из 18 панцер-дивизион, и какие именно танки? Ганс ставил на то, что это трофейные польские «виккерсы шесть-тонн», а Фриц- горячась, утверждал, что это — трофейные польские 7ТР…

А танки всё выезжали, выезжали, выезжали…Выезжали.

Автор злоупотребляет терпением? А попробуйте дождаться, пока неторопливо, на 30 км. час, выедут и развернутся все 186 танков дивизии, которые вообще добрались до поля боя…

«Пусть в походе едем шагом. Зато уж в атаку — идём рысью!»(с) Шутка кирасирского Е.И.В. лейб-гвардии полка…

Наконец, показался замыкающий танк неимоверно длинной, как боа-констриктор, колонны…Танки развернулись, замерли, секунду постояли- занимая всю опушку, слева направо, что видит глаз….

А потом…

«Тогда нажмут водители стартёры,

И по лесам, по сопкам, по воде…

Гремя огнём, сверкая блеском стали,

Пойдут машины в яростный поход,

Когда нас в бой пошлёт товарищ Сталин,

И Первый Маршал в бой нас поведёт!»

Вот представьте немецкую дивизию…

Легко можно отразить атаку танковой роты…В конце концов, 3.7-см «Рейнметалл» делает 16–20 прицельных выстрелов в минуту….

Несложно отразить атаку батальона…Против лёгкого танка- годится и 10.5 см лёгкая гаубица, и 15.5 см тяжёлая…

И зенитные «флаки»-задаваки из Люфтваффе тоже охотно поучаствуют…

Принципиально возможно отразить атаку танкового полка…Во всяком случае, под Аррасом это как-то получалось, не правда ли, майне херр?

Если бы не эта задержка в два часа, которую подарил погибший артполк…

Тогда бы 60 и 61 танковые полки (как в РЕАЛЬНОЙ истории) вводились бы последовательно, один за другим, по мере прибытия на поле боя…И были бы отбиты, как в РЕАЛЬНОСТИ.

Но теперь…

«Броня крепка, и танки наши быстры…»

Ну не совсем крепка 15-мм броня, и не так уж быстры «пехотные» Т-26…

«И наши люди мужества полны…»

А вот это- совершенно верно. И долго, долго, как бульдог, они добирались до вражьей глотки…вцепились. И теперь расцепить бульдожьи челюсти — напрасный труд!

И МАССА советских танков медленно, но неостановимо, как горный оползень, двинулась на врага…Вот теперь- количество- явно перешло в качество…

Немецкие пушки били, били, били, и вновь, безостановочно били и били в надвигающуюся стальную стену…Русские танки послушно останавливались, вспыхивали, поднимались столбы чёрного дыма…Но оставшиеся- смыкали строй- и как нив чём не бывало, накатывающейся океанской волной, упрямо шли, шли, шли…И наконец захлестнули позиции немецкой артиллерии…

А немецкие танки? Что вы, майне херр, «Танки с танками — не воюют!»(с)

Немецкие панцеры благородно отошли…Немецкая инфантерия бежала гораздо раньше…Вот только в отличие от быстроходный «гоночных машин Круппа» — на двух ногах от «Железного Ивана» не убежишь…

Смяв немецких артиллеристов, прогрохотав траками по окрашенному в «полевой серый» железу- русские танки очень скоро догнали немецкую пехоту…И рвотные позывы чувствительного капитана Басечки в этот вечер смогли разделить и многие другие советские бойцы и командиры.

Два немецких пехотных батальона, рота самокатчиков на велосипедах, практически вся полковая и дивизионная артиллерия 29 моторизованной дивизии фон Больтенштерна, три приданных батареи Люфтваффе были просто раскатаны русскими в тонкий блин…Скорее, в буррито, с мясной начинкой.

Уцелевшие немецкие войска оставили Щеброво и Пилище и поспешно отходили к Видомле…Скоро их планомерный отход превратился в бегство.

Но потом прилетели вызванные немецкими авианаводчиками «Штукас»…

Если во время самой атаки потери в 30-й танковой дивизии составили до 25 % личного состава, 30 % танков, погибли 3 командира батальонов и 5 командиров рот (как в РЕАЛЬНОСТИ, только там- с весьма малым эффектом, ТАМ танки просто не дошли до позиций врага), то теперь…

Обрушились пылающие небеса.

С 12 до 14 часов. Окрестности Пилище.

Выстроившись в «чёртово колесо», немецкие пикировщики, с воем включённых сирен, переворачиваясь через крыло, стремительно рушились вниз…

И ведь не так уж и много их было…Два десятка? Три? Не более…Аэродромы рядом, поэтому подлётное время- минимальное…ОНИ могли себе позволить ВИСЕТЬ над полем боя непрерывно…

Но советских истребителей- в небе не было совсем…

Они где-то летали, даже кого-то, наверное, где-то сейчас сбивали…Но в ЭТОТ час, в ЭТОМ месте- их не было…Совсем.

И немецкие «штукас» этим вовсю пользовались.

Их встречали трассы зенитных ДТ с танковых башен — да только не на всех, далеко не на всех танках они стояли…

По самолётам стреляли счетверенные «Максимы» с кузовов ЗиС-6, и тогда трассы MG-17 полосовали по фанерным кабинам и в щепы крошили доски бортов…Погибших бойцов расчётов- осторожно спустив на чёрную, от льющейся через щели потоками кровь, землю- заменяли…И снова гибли пулемётчики, сжимая в свой черёд горячие, мокрые от пота и крови рукоятки ПВ-4.

Но зенитчики даже ценой своих жизней не могли прикрыть танки…

Взрывы «Шпренг Цюлиндрише» SC-500 переворачивали советские танки, ударные волны рвали гусеницы, тяжёлые осколки пробивали тонкую броню…

Дивизия погибала…Погибала не в бою. Её просто убивали…

Хуже всего было то, что дивизией никто не управлял…То есть ВООБЩЕ никто. Последнюю команду- «Вперёд!» танкисты получили два часа назад…После этого, разбредясь по перелескам и узким лесным дорогам- никакой связи ни с комдивом-30, ни с его начштаба — роты, батальоны и даже полки уже не имели.

Вот и сказалось то, что за целый год после формирования дивизии не было проведено ни одного — (даже батальонного!) учения с выходом «в поле». А «пешим по конному»- можно учиться воевать только на полковом плацу. Зато топливо экономили.

Если уподобить танки 30-той танковой дивизии тяжёлой панцирной коннице (тем же кирасирам наполеоновских времён), то свою задачу: прорвать брызжущую огнём и смертью вражеское каре- они выполнили.

Теперь должен был придти черёд казакам — преследовать и рубить бегущих супостатов, и драгун — занимать поле брани…

И ведь были, были в мехкорпусе свои «драгуны» — 205 мотострелковая дивизия. Вот только не было у них «лошадей». Во всей «механизированной» дивизии 22 июня была в наличии 1 (одна) грузовая автомашина.

А вот лошадей- обычных, о четырёх копытах- штатом не было предусмотрено вообще. Ведь дивизия не стрелковая, а мотострелковая. Какие там ещё лошади! Товарищ Павлов- это вам не тупой красноконник Ворошилов. Он лошадей не признаёт…а машины- по мобилизации поступят. Через какие- нибудь два-три дня. Ну, через недельку максимум…Обязательно.

Так что сейчас мотострелки двигаются к полю боя от рубежа Мухавца на «своих двоих», и двигаются медленнее- чем обычная «махра«…У тех- хотя бы обозы есть. «Тётушка Улита едет!»(с)

И свои «казаки» ведь в корпусе есть- 127 — ой танковый полк, специально на БТ (хоть и старых выпусков, «пятёрки» и даже «двойки»), в той же мотострелковой дивизии…

Только вот где сейчас те БТ? Да там же, где комкор генерал-майор Оборин…

У автора нет предположений, которые можно литерализировать приличными русскими словами…где-где…в Караганде! Словосочетание «шляются по дорогам» — самое печатное…

И это всё при том- что и боевые машины были, и люди готовы были драться…

Один очень внимательный к творчеству автора читатель предположил: «Про моральную эластичность войск Аффтор в великой мудрости своей не слышал? Будет ли хоть один подневольный сталинский раб- солдат из побывавших под бомбами «штукас» воевать дальше? «(с)

Авторское отступление, для нас — важное.

Хоть автор не учился в двух академиях, как горячо любимый им будущий создатель «Записок учёного интуриста, или Как Я с некоторой помощью Гудериана разгромил 4-ую Армию ЗапФронта»… Да что там- он даже недавно почившие Высшие командные курсы усовершенствования комсостава «Выстрел» не заканчивал, к стыду своему — увы, только лишь на практике изучал военное дело, то и дело наступая на грабли и изобретая велосипеды один за другим…

Про указанную штуку- однако, слышал.

Ещё в 1938 году по итогам Великой Войны генерал-лейтенант Генерального Штаба Н.Н. Головин, на основе статистических выкладок, эмпирически определил в работе «Наука о войне. Социологическое изучение «цифру одномоментных безвозвратных потерь, после которых сражающаяся армия, как правило, неспособна к сопротивлению.

Для героической итальянской армии этот предел, например, составил 1.2 %!

Сразу вспоминается «папаша Хем»: Итальянские окопы. Бравый тененте картинно выскакивает на бруствер и мелодично кричит — «Аванти, аванти!». В ответ, вся рота откладывает винтовки и благодарно аплодирует: «Браво! Белиссимо!» Или генерал Итальянского экспедиционного корпуса в России с его незабываемым: «Мамма миа! Да тут по живым людям стреляют!!!»(с) — слова подлинные.

У не менее героической северо-американской армии — предел гораздо больше, около 5 %.

Среднестатистический предел для» железной» армии Германии — 25 %.

Для грязной, вшивой, рабской, лапотной армии Русской — всего-то жалкие 43 %. В среднем.

«Русского солдата мало два раза убить. Его после этого надо ещё и повалить!»(с) Фридрих, который Дер Гроссе… Умный враг.

Так что — люди готовы были сражаться…Но — стадо баранов, под предводительством льва- сильнее стаи львов, ведомых бараном (с)

Как сказал о Кирпоносе, командующем войсками Юго-Западного Фронта, Рокоссовский: «И горе войскам, ввергнутым под его начало…»(с) Наши же герои, генералы- недалеко ушли от своего южного соседа…Во всех отношениях.

Около четырнадцати часов. Роща в районе Пелишчи.

Который сейчас час- рядовой Фалангер точно не знал. Потому что в предвоенные годы наручные, а паче чаяний- карманные часы стали внезапно большой роскошью (потому что Первый, Второй и Третий Московские часовые заводы, а также новые заводы в Петергофе, Пензе и в Угличе, начиная уже с осени 1939 года в три смены без выходных и отпусков собирали…правильно, не гламурные дамские часики, не пролетарские будильники и даже не бабушкину отраду- ходики с кукушкой…Взрыватели. Для снарядов. Для миномётных мин. До чего довёл проклятый Сталин производства Наркомточпрома! То ли дело душка Бухарин — «Масло вместо пушек!». Жалко, поздно его взяли…сколько времени зря было потеряно…)

Танковые часы вынул из панели и унёс ещё покойный Гигиенишвилли…куда уж он их унёс- осталось навеки тайной…Чтоб ему на том свете чебуреком подавиться…

А спросить о времени у надутого, как сыч, генерала — Фалангер не хотел.

Только бурчание привыкшего к армейскому порядку желудка — подсказывало, что дело близится к обеду…Да где тот обед.

Справа что-то зашуршало.

Фалангер скосил глаза- и увидел, как товарищ генерал, вытащив из планшета толстую плитку «Малины в шоколаде», продукция «Красного Октября», 6 рублей 30 копеек ценою — сдирает яркую, сочную обёртку, потом — хрустя станиолем и откусывая большие куски, урча, начинает принимать пищу…

Рот рядового тут же наполнился слюной…Которую раздражённый Адольфо сплюнул вниз- попав за шиворот ни в чём не повинному мехводу…

Впрочем, беспокоиться стоило совсем о другом…

Высунувшись по пояс из башни, рядовой Фалангер ещё раз огляделся вокруг.

Вся местность, насколько она просматривалась, была в шлейфах пыли…Которые тянулись вслед за хаотично перемещающимися вперёд и назад танками…

Сквозь серый пылевой туман вверх поднимались султаны чёрного дыма. На этом фоне сверкали вспышки разрывов…Всё это было способно ошеломить любого стороннего зрителя…

«А ну, закрой люк, придурок! Хочешь, чтобы ко МНЕ осколок залетел?» — раздался визгливый голос справа.

Вздохнув, Фалангер опустился в башню…

Немного погодя, он обратился к старшему по званию: «Товарищ генерал, разрешите обратиться? Рядовой Фалангер!»

«Пошёл ты…не видишь, я кушаю! Ну, чего тебе, дебил?»

«Разрешите, проедем немного вперёд, разберёмся в происходящем…»

«Какой вперёд, квазимодо! Ты, дикарь, в собственном дерьме не разберёшься…Стоять на месте!»

Интересную беседу нарушил мехвод: «Командир, ты всё знаешь. Что это за танк впереди, правее два, четыреста?»

Оп-па…А такую штуку Фалангер видел. Правда, на картинке в английском журнале, в читальне ИНТЕРДОМА…

«Бронебойным, заряжай!» — скомандовал Адольфо, а сам стал ловить изделие завода «Алкетт» в прицел…Поймал. И тут вдруг уловил, что так и не услышал характерного лязга клиновидного затвора…

«Иной подлец как раз и ценен именно тем, что он подлец». Приписывается Аль Капоне, большому ценителю джаза из «Коттон-клаб».

Около четырнадцати часов. Боевое отделение танка Т-26, заводской номер 10344, бортовой номер 13.

Фалангер рывком обернулся направо, к сиденью командира…По странной прихоти конструкторов «Виккерса», командир «шеститонного» танка являлся в бою и заряжающим…

Сандалов сидел, удобно устроившись на креслице, и с любопытством естествоиспытателя с Марса оглядывал в тускло-зеленоватое стекло «триплекса» окружающий батальный пейзаж.

Рядовой с мольбой в голосе, отчаянно: «Т-щ-щ ген-рл! Снаря-я-яд! Бронебойны-ы-ый! С чёрной головкой! Вот этот!!»

Сандалов на минутку оторвался от своего увлекательного занятия и с искренним недоумением спросил: «Зачем?»

«Танк! Немецкий!!»

«Я понял, не тупее тебя. И что?»

«Танк! Немецкий! Можно стрелять!!»

«Зачем?»

«Можно стрелять!!!»

«Зачем стрелять, тупая твоя башка? В этой пыли и дыме он нас не увидит!»

«Подпустить поближе, да, товарищ генерал?»

«Не подпустить, а ПРОПУСТИТЬ! Пусть идёт. Что я, по твоему, здесь для того, чтобы по танкам стрелять? Это не моё дело. Я две академии окончил! Ты, тварь, даже моего мизинца не стоишь, и тебе за сто лет не понять, что я здесь, в этом вонючем мусорном гусеничном ящике делаю, о чём думаю! Понял? Теперь заткнись, гнида черножопая…»

За всю его недолгую жизнь рядового Фалангера никто ТАК не называл…Причём не враг, не империалистический колониалист, а наш, советский товарищ генерал…Но стерпел бы и это.

Ну пуще всего — то, что его любимый, до винтика лелеемый танк назвали мусорным ящиком…Этого Адольфо стерпеть уже не мог…

Негры от волнения не белеют…Они сереют…И серый от гнева Адольфо сказал очень спокойно, тихо и внушительно: «Снаряд. Бронебойный. Немедленно. Заряжай. А то левый глаз вырву.»

А потом подумал секунду и добавил: «И съем»

И что-то было такое в его голосе, что товарищ генерал взвизгнул, непослушными руками вытащил черноголовый снаряд из укладки, едва его не уронив, и неловко сунул на лоток, а потом дослал- правда, как следует, «Со звоном!»

Затвор лязгнул, а Фалангер приник к прицелу…Нет худа без добра! Пока они с Сандаловым препирались, немецкий (а теперь это было отчётливо видно) танк приблизился на 150 метров…

Адольфо осторожно, как на сосок селянки, которой он оказывал посильную помощь, нажал на кнопку электроспуска…

Пушка коротко рявкнула и выбрасила стрелянную гильзу…Остро запахло аммиаком, перша в горле и щипля глаза…

А Фалангер победно рычал- как некогда рычал его дедушка, никогда им не виданный, Лопес Энрике Хименес Мария Пабло Фалангер, всаживая верную наваху в брюхо ненавистного белого плантатора…

Потому что немецкий танк — первый из увиденных Адольфо в эту войну — горел, горел, горел!

«Каррахо дель порко Мадонна Санта Мария де ля Кроче пер Бакхо, каррамба!!»

Адольфо не знал, что означают эти слова, которые он внезапно прокричал…Это пришло откуда-то из глубины, из далёкого, прочно забытого…

Это был истинный голос его жаркой, пылающей крови!

У Фалангера ещё звенело в ушах после «сорокопятки«…И поэтому негромкого хлопка ТК он просто не расслышал.

Безоболочечная мягкая 6.35 миллиметровая пуля, выпущенная из коровинской игрушки, кстати, довольно изящной, с хромированным покрытием и пластиковыми щечками рукоятки, с маркировкой «ТОЗ» витыми старославянскими буквами — выпущенная в упор, превратила его мозг в серую, чуть окровавленную кашу…

Превратила бы. Если бы он унаследованным от далёких предков, охотников африканской саванны, беглых рабов, свободолюбивых жителей фавелл и бидонвидллей, инстинктом, неосознанно не откинул назад голову…Обошлось оторванным наушником шлемофона.

Но от второй пули в тесной коробке башни даже при всём знании капоэйры (названия, которого он, впрочем, и не слыхал) Фалангер увернуться бы не смог…

Сандалов понял это, радостно улыбнулся, тщательно прицелился…

Вот за что я люблю плохих людей. Если хороший человек тебя задумает убить- он просто возьмёт и убьёт, внутренне при этом тебе сострадая. Плохой человек, перед тем как убить, обязательно скажет какую-нибудь гадость.

Товарищ генерал не был исключением. Тщательно прицелившись, прищуривая левый глаз, он изрёк: «Прощай, чёрношкурый! Будешь знать, как генералам угрожать…»

И нажал на спусковой крючок.

Но за долю секунды до этого — неведомая сила дёрнула его вниз, и Сандалов провалился в отделение управления…

Около четырнадцати часов. Днище отделения управления танка Т-26, заводской номер 10344, бортовой номер 13.

«Ну кто же так душит! За яблочко, за яблочко его!» — тоном, словами и голосом противного меньшевика из замечательного фильма «Ленин в восемнадцатом году» подбадривал любящий хороший юмор мехвод своего командира…

Сам мехвод при этом крепко держал пациента за начищенные сапоги, чтобы тот не особенно трепыхался…

Милый дедушка, Лопес Энрике Хименес Мария Пабло Фалангер, не числивший за собой ангельского смирения, давно бы не только удавил покушавшегося на него негодяя и кошона, но и уже зарыл бы его, и сплясал на его могиле зажигательную самбу…

А его испорченный европейской цивилизацией внучок всё сопел, копался, возился…

Наконец, товарищ Сандалов издал рокочущий звук…В танке, и так уже не благоухающем туберозой, стало пахнуть как в хорошо и давно используемом ротном полевом сортире…Только без малейших примесей креозота или хлорки…

«Ну вот и хорошо. Отмучались- удовлетворённо произнёс мехвод- Сейчас мы товарища генерала в люк выставим, чтобы пару осколочков словил…»

«Не убивайте меня, товарищи. Пожалуйста»- жалобно произнёс вдруг совершенно нормальным голосом Сандалов.

«Да как же тебя не убивать, вражина?» — удивился мехвод.

«Я не вражина, я советский генерал, а вы, товарищи, советские люди…»- резонно возразил Сандалов.

«Да какой же ты генерал советский, коли такие вещи говоришь «- начал было мехвод и вдруг погрустнел…Припомнил своего парторга из МТС (для современного читателя- машинно-тракторной станции)…Тот, бывало, тоже — напьётся, ляжет перед МТФ (молочно-товарной фермой) в мягкий, свежий навоз и доярок такими словесами приветствует…

Даже коровы доиться переставали…

«Да, какой же ты генерал, коли в своих стреляешь? — вновь повеселел мехвод. — Ты не генерал, а немецкий парашютист. Дави его, командир.»

«Нет, нет, товарищи, родненькие, любименькие, миленькие, не надо, не надо…Я не парашютист, я на самолёте летать боюсь, у меня дочка маленькая, два годика всего…Вот, вот в кармане фотокарточка» — и Сандалов, пользуясь секундным ослаблением рук на его изрядно помятой шее, выхватил из нагрудного кармана фото ангелоподобного кудрявого ребёнка…

Фалангер только сплюнул. Его мутило, было очень гадко и мерзко на душе…Не мог, не мог он удавить этого жалкого, трясущегося, воняющего…генерала.

Не мог, и всё. В запале — мог. А теперь не мог. Хоть был он негром…но негром- русским, увы…

Но решать что-то было надо…

«Так. Товарищ генерал. Выйти наружу. Снять галифе. Вытереться. В танке и так вонько. Выполнять мои приказы. Иначе удавлю. Вопросы? Исполнять.»

И- на внимательный, глубокий взгляд мехвода — «Вась, ты что, серьёзно надеешься сегодняшний день пережить?»

После четырнадцати часов. Перелески, рощи, узкие лесные дороги.

Даже сейчас, шесть десятков лет спустя, места эти — совсем не похожи на равнины Фландрии…

Постепенно густея, смешанные рощи, перелески, леса- переходят на севере в непрохожую и непроезжую Пущу…. Для Европы- это весьма крупный лесной массив, на водоразделе бассейнов Немана, Западного Буга и Припяти, один из самых старых европейских лесных заповедников. Площадь больше 145 тыс. га…

Когда-то здесь любили вместе поохотиться на зубров Император Русский и Король Прусский…

А сейчас- на опушке древнего леса идёт совсем иная охота.

Получив известие о том, что 29 ID (mot) атакована СОТНЯМИ русских танков, Гудериан, разумеется, этому не поверил. А вы бы поверили, майне херр- если во всей ВАШЕЙ танковой группе, наступающей на главном стратегическом направлении «нах Москау» — танков было всего-то две сотни…

И потом, Быстроходного Гейнца убедило в недостоверности этого сообщения то, что Иваны якобы атаковали пехотную дивизию танками «в лоб»…

Танки так не воюют. Они входят в прорыв, перехватывают пути сообщения, окружают вражескую пехоту…Он про это даже книжку написал: «Внимание, танки!». Очень давно. Ещё в те времена, когда немецкие танки изображались на «шпацирен» картонными макетами на велосипедном шасси (а любознательные немецкие школьники на экскурсиях прокалывали их «броню» карандашами, чтобы посмотреть, что там внутри. Царя Ирода на них не было.).

И Иваны про такой вывод военной мысли — прекрасно знали. Ещё бы им не знать, коли Гудариан у них же и постигал тонкости использования «Гросс трактора» в городе Kazan, в танковой школе «Kama», подальше от инспекторов Антанты…

Русские учителя тогда ещё не «Быстроходного» Гейнца- комбриги Триандафиллов и Калиновский — очень подробно, тщательно раскрывали ему смысл и задачи «глубокой операции«…Хорошо учили. На совесть…

Впрочем, не одни они были прекрасными учителями…Толстяк Геринг, когда повышал квалификацию в русской лётной школе в городе Lipetshk, например, нашёл у Курортного Бювета девушку, которая доходчиво объяснила ему, что же это такое — «Любить по-русски»(Тм).

Видимо, будущего рейхсминистра авиации — проняло.

Потому что, хотя у бедной барышни ПОТОМ и были некоторые проблемы с компетентными органами — зато в течении всей войны, названной Второй Мировой, на Липецк не упало ни единой бомбы, сброшенной самолётами Люфтваффе…И что бы Герингу в Москве не учиться…или в Ленинграде…

Короче, Гудериан на всякий случай наорал на своих бедных штабистов, чтобы не расслаблялись — и дал команду «выбросить» передовые отряды 17 PD для проверки гипотезы, насколько тупы пехотные генералы и как широки у них от страха глаза…»А авиация?» — спросите вы.

Ну да. Возвращающиеся из налётов пилоты с горящими глазами сообщали, что каждый из них — уничтожил пять…нет, десять…нет, пятьдесят руссище панцеров, причём одной бомбой.

И ещё они разогнали целую кавалерийскую дивизию…нет, кавалерийский корпус… нет, конную армию русских!

Потратив на это сорок семь патронов из боезапаса MG-15 стрелков-радистов.

Проявка кинофотопулемётов показала — да, летали. Кого-то бомбили. Какую-то технику. Может, и танки. Лошади- тоже, вроде были…(И ведь действительно были. А кто, по вашему, в упряжке повозок Полевого Хлебо-Завода был? Страусы, что ли?) Специально посланные самолёты- разведчики Гудериану картину не прояснили.

Потому как со времён Великой войны он вывел для себя аксиому- что больше всех на войне врут разведчики и газетчики…Потому что первых- поди проверь, а вторых — поди опровергни…

Следовательно, майне херр- свой глазок- смотрок. И вместе с передовыми отрядами к неясной линии фронта отправились командиры танковых дивизий — Модель, фон Лангерманн-Эрленкам, фон Вебер…Для РККА образца 1941 года- ситуация совершенно невероятная…

А впрочем, Климент Ефремович Ворошилов, говорят, с винтовкой в руках водил в контратаку моряков под городом-героем Ленинградом, на Лужском рубеже…Ну так то же Клим Ворошилов… «Первоконник»! Его бывший сослуживец, генерал Доватор, тоже лично скакал на фашистов впереди своих донских казаков, махая над головой Почётным Революционным клинком.

Тот танк, который попался на прицел Фалангеру, как раз и входил в одну из таких передовых групп…Так что то, что он на прицел попался- было не удивительно. Удивительно было то, что Фалангер в него попал.

Потому что за восемь месяцев службы- стрелял он из штатного орудия ровно четыре раза, каждый раз- щедро отпущенными тремя снарядами…И три раза — из пулемёта, по двадцать патронов…(подлинная информация).

Ну, допустим, и сам рядовой, и его башнёр- родились гениальными стрелками…

А остальные?

Хорошо, допустим, пушку жалели — хотя живучесть ствола «сорокопятки» просто поразительна…Хорошо, жалели снаряды. Но про «стволиковые стрельбы», когда в ствол пушки вкладывается винтовочный ствол и стреляют винтовочным патроном — кто-нибудь из гениальных танковых комкоров слышал ли? И если башнёры не умели стрелять, «наезд» водителей составлял 6 моточасов, в «поле» техника не выводилась- чем же личный состав в служебное время занимался? Ведь не всё же время в подшефном колхозе картошку окучивал? Или всё же — именно всё?

Когда оставшийся без бриджей генерал плотно уселся пухлыми белеющими ягодицами на своё «командирское» место, «Саблезубый» осторожно двинулся вперёд…

Первое, что увидели на дороге члены его экипажа- были пять, стоящих друг за другом, разбитых советских танка. Это поработали бомбы пикировщиков…

Машины были разбиты вдребезги — где башня, где корпус, где обрывки гусениц…О судьбе людей даже думать было больно…

Чуть подальше по дороге- лежал на боку опрокинутый танк, а за ним- танк, у которого, видимо, осколком, вскрыло лобовую броню, как консервную банку…Лист брони при этом был скручен, как бумага- только клёпки по краям торчали…

Фалангер не увидел, а только лишь звериным чутьём вдруг осознал, что слева от него — появилось что-то враждебное, опасное…И тут же- что-то с визгом унеслось прочь, чиркнув по чуть скошенной башенной броне, от которой мгновенно отлетел целый сноп искр- подобных ярким искрам окалины, когда в кузнице кузнец молотом бьёт по раскалённой поковке…

Крикнув — «Левее дерева, танк, 500!» рядовой нырнул в башню.

На этот раз поймать в прицел небольшую вражескую машину никак не удавалось. Только Фалангер поймает врага в прицел- а он уходит то влево, то в право, меняет направление…Без результата дав два выстрела- «Саблезубый» получил чувствительный удар в маску пушки. От внутренней стороны брони оторвались осколки, брызнули в лицо, впиваясь в переносицу, в подбородок, в щёки…Сквозь звон в ушах донеслось жалобное хныкание генерала…

«Командир, ухожу влево, спалит, гад!»

Резво развернувшись, «Саблезубый» кормой глубоко вломился в заросли и замер…

Размазывая по лицу струящуюся кровь, Фалангер откинул люк и опять оглянулся…

Кто- где, понять было совершенно невозможно…Ясно, что от своих они оторвались. А рядышком- бродит немецкая бронетехника…

Перегнувшись вперёд, рядовой увидел, что рядом с маской пушки засел 2-см немецкий снаряд, его сине-фиолетовое донце окружала оплавившаяся, но выдержавшая удар броня. Слева на башне- осталась глубокая борозда, оставленная другим снарядом. В общем, легко отделались. Хотя внешний вид- с учётом предыдущих шрамов и царапин — был явно не парадный.

Но вылезать на открытое место снова Фалангер пока не рискнул…Кто знает, кто это рычит мотором за ближним поворотом?

Мимо «Саблезубого» промчались один за другим по дороге два серых мотоцикла с колясками…За рулём которых сидели водители в фирменных пальто, явно не пошива «Москвошвеи«…Танк их внимания не привлёк- потому что на битые (и честно говоря, некоторые уже и просто брошенные с сухими баками) русские танки они насмотрелись сегодня достаточно…

Подал голос мехвод: «Командир, немцы!»

Фалангер: «Не слепой…И не глухой. Поэтому дождёмся, кто там порыкивает…»

И дождались.

Это шла маленькая колонна. Впереди- угловатый, показавшийся Фалангеру огромным- Т-IV, затем- две «тройки» и наконец- два полугусеничных бронетранспортёра…Замыкал колонну танк помельче- уж не тот ли самый, который Фалангеру навёл изысканный татуаж?

У Фалангера от обилия добычи аж ладони зачесались…»К деньгам»- мысленно озвучил он хорошую примету…

Пропустив врага мимо себя, так, что замыкающий танк оказался прямо перед ним, шагах в пятидесяти, Фалангер выстрелил…»Двойка» будто споткнулась на бегу, её блестящие гусеницы вмиг замерли, а из откинувшегося вверх люка повалил дым, как из паровозной трубы…

Вторым выстрелом Фалангер ударил по головному-самому грозному противнику…

С трёхсот метров советская болванка пронзила кормовую броню немецкого «батальонен-панцера», из боковых мгновенно распахнувшихся люков угловатой башни которого горохом посыпались три немца…Из передней лобовой щели танка ритмически стал вылетать язык огня, как будто начал стрелять огромный пулемёт…

Следующей жертвой был Т-III. Именно был, потому как снаряд, врезавшись ему чуть пониже башни, пришёлся прямо в боезапас…Взрыв немецкого танка подбросил вверх башню, которая, перевернувшись в воздухе, рухнула на корпус крышей вниз…

И тут же Фалангер, стреляя из пушки со скоростью автомата — надо отдать должное товарищу генералу, не подвёл — перенёс огонь на последнюю, зажатую двумя горящими танками цель. Впрочем, цель выстрелила одновременно…

Удар в лобовую броню бросил Фалангера и генерала вперёд…Когда Фалангер пришёл в себя, то услышал, как Сандалов, тряся перед собой вмиг покрасневшими руками, оторопело бормочет: «Ой, ой, ой…отбило…отбило…»

А мехвод уже ничего ответить Фалангеру не смог. 3.7-см болванка, пройдя сквозь лобовой лист, вырвала ему сердце, распахнув за спину рёбра, как белоснежные крылья…

Но последний вражеский танк тоже — медленно, лениво разгорался…

Спустя несколько секунд- по броне советского танка застучал свинцовый град…Брызги крошечных огненных разрывов заплясали по всему корпусу, подбираясь к бензобаку…MG-34 с бронебойными патронами на дистанции в сто шагов — был действительно мощным оружием против Т-26…вот когда сказал спасибо Фалангер умельцам из рембата, которые навешали экранов на броню…Глупо и обидно быть сожжёным- и кем? Не танком, а гробиком на колёсах…

Фалангер выстрелил и со ста метров- промахнулся…Гнев- плохой советчик…

«Фугасным!»

Генерал выронил из рук припасённый бронебойный, а потом с трудом, со сгиба локтя, зарядил пушку…видно, ему крепко досталось…

Фугасный снаряд врезался в двигатель разворачивавшегося «Ганомага»- полетели какие-то ошмётки, трубки, брызги…Через распахнутую, как ворота амбара, заднюю дверь — выскакивали немецкие солдаты. Фалангер положил бы из всех- да только спаренный с пушкой ДТ оказался разбитым…

На ходу забрасываясь через кузов и даже- погрузив в оставшуюся неповрежденной машину какую-то вещь, немцы по английски, не прощаясь, дали по газам и покинули поле неравного боя…

И не знал рядовой Фалангер, перевязывающий сломанные кисти бесштанному генералу, а потом волокущий его, упавшего наконец в обморок, на собственном горбу…

Что ценной вещью, которую убегавшие немцы всё же прихватили с собой- было бездыханное тело командира 3 PD Вальтера Моделя…

(Мгновенная чёрно-белая вставка. Генерал Модель с содроганием рассматривает дыру на боковой дверце «Ганомага» — куда угодила БРОНЕБОЙНАЯ советская болванка, безвредно затем пронёсшаяся мимо его тушки)

По остановившимся, с разбитым стеклом наручным часам генерала Сандалова- большая стрелочка на цифре 2.Другой стрелки нет вообще. Лесная дорога около Пелишичей.

Немец снова захрипел, выпуская из носа пузыри кровавой пены. Никак не хотел помирать…

Судя по следу на дороге, перевернувшийся мотоцикл придавил его и так волок по инерции ещё метров семь, густо окрашивая чернеющей кровью дорожную пыль…Второй немец лежал, вытянувшись, в кювете и признаков жизни уже не подавал.

Фалангер не стал трогать раненого немца. У него не было ненависти к этому солдату, хотя на дороге- он успел уже насмотреться на то, что сотворили камрады этого Фрица или Ганса с ЕГО товарищами…

Пусть лежит, а там как Бог рассудит.

Осторожно усадив своего генерала спиной к берёзе, рядовой с трудом перевернул тяжеленный «Цюндап», поставив его на колёса. В багажнике коляски — обнаружились две разбитые бутылки польской водки «Гданска», запас патронов, несколько гранат и кое-какая еда- например, завёрнутое в станиоль сало с этикеткой «Shpig» и даже — консервированный хлеб! Испеченный аж в 1933 году, но тем не менее- не чёрствый…Хоть и похожий вкусом на…да ни на что знакомое не похожий…

Трофеями рядового стали пистолет-пулемёт «Штейр-Солотурн» МР-34 (разумеется, Фалангер этого названия не знал- просто догадался, что эта штука- с дырчатым кожухом на стволе и боковым магазином- нечто автоматическое, а значит и весьма полезное), пистолет из немецкой кобуры, две фляжки с водой- одну из которых он тут же с жадностью осушил…

К сожалению, немецкий пулемёт в аварии изрядно пострадал…Пришлось отбросить его в сторонку.

Поглядев на млеющего под деревом генерала, Фалангер вздохнул и пошёл стягивать сапоги с мёртвого немецкого зольдата…

Сандалов окончательно пришёл в себя, когда навязчивая муха полезла ему в нос…Чихнув, товарищ генерал увидел рядом с собой негра, и сначала испугался…а потом всё вспомнил, и испугался ещё больше…

Фалангер держал в руках крашеные в фельдграу брюки: «Оденьтесь, товарищ генерал. Сейчас ещё ничего- а к вечеру Вас комары сожрут»

Сандалов, гордо: «Я фашистские обноски не надену!»

Потом, посмотрев на свой жалостливо скорчившийся членик, неуверенно-жалобно: «Ну, разве только временно?»

«Временно, временно»- успокаивал его Фалангер, помогая временно безрукому генералу натягивать штаны…

Усадив генерала в коляску, Фалангер уже собирался завести мотор, как вдруг услышал тихое поскуливание и хрип: «Битте шён, вассер, вассер…»

Вздохнув, рядовой слез с седла, отстегнул последнюю флягу и влил немного в открывшийся рот немца…Немец закашлялся…Потом из уголка его глаза покатилась по щеке слеза…»Русиш камерад…криг дас ис шайзе…»

А потом немец вытянулся и помер…Такие дела.

Некоторое время спустя. Лесная дорога около Пелишичей.

Склонившись над мотоциклом, Фалангер пытался понять, от чего же тот не заводится…

Глядя на его затылок, Сандалов тихо сказал: «Ты…это…браток…Не говори никому, что там у нас было, а? Сам не пойму, что со мной случилось…Наехало что-то…Со мной такое бывает…Уж меня за это били-били, и в школе, и в училище…и даже в Академии Генштаба, в туалете, после выпуска…»

Мотор мотоцикла яростно взревел.

Ещё некоторое время спустя. Пелишичи. Командный пункт 61-го танкового полка 30-той танковой дивизии.

«Э-э-э, я твой мама в рот ибал, я твой сэстра жёпа ибал, я тэбя марално ибал!

Гиде танк? Гиде танк, морда твой эфиопский? Биросыл, да? Поля боя бижал, да? Я тибя сичас расстреляю как последний сук…»

Земляк, дальний родственник и однокашник покойного Гигиенишвилли, старший лейтенант Огурцания, брызжа ядовитой слюной, махал перед носом замершего по стойке смирно рядового Фалангера крохотным, зато волосатым кулачком…Наконец-то он сумел найти законный способ отомстить грязному русскому за своего Гиви…

И неизвестно, чем бы это закончилось, если бы Огурцания боковым зрением не увидел надвигавшуюся на него грозную тень…

Не имея возможности ударить его сломанными в запястьях кулаками, Сандалов с размаху пнул старшего лейтенанта, как заправский форвард- футбольный мяч на финальной встрече «Спартак»- «Динамо».

Сорвавшись на фальцет, Сандалов завопил: «Ты кого сукой назвал, а? Ты, гад!! Мы пять танков сожгли! Один из них- сверхтяжёлый! Ты с нами был, а? Ты где ВООБЩЕ был, а? На КП припухал? Ты сам сука тыловая!!»

И после этих слов генерал истерически разрыдался…

Ещё некоторое время спустя. Там же.

Отстранив медсестру, отпаивавшую Сандалова лавро-вишнёвыми каплями, на его на плечо положил руку невысокий, чуть лысоватый мужчина в серой гимнастёрке и в странно смотрящемся на войне пенснэ: «Что здесь происходит?»

Свндалов, выдохнув мятный запах, решительно: «Я знаю. Я знаю, как побить немецкие танки!»

Товарищ Берия: «Интересно, интересно…И как именно? Пройдёмте, товарищ…»

Спустя час. Там же.

Медленно пройдясь перед замершими Фалангером и Огурцания, товарищ Берия вдруг резко остановился и посмотрел Огурцании в глаза: «Сколько танков Вы сегодня подбили?»

Огурцания: «Э-э, батоно…»

Берия: «Потрудитесь изъясняться по-русски.»

Огурцания: «Э-э-э…нэ счытал, да?»

Берия: «Значит, ни одного.»

Огурцания: «Э-э-э, мамай кланус, да?»

Берия, Огурцании: «Раздевайтесь. Снимайте гимнастёрку.»

Потом — Фалангеру: «Надевайте свою форму, товарищ старший лейтенант. Принимайте командование у этого…рядового…»

Фалангер, Берии, с сожалением: «Не могу. Я судимый.»

Берия, удивлённо: «Да? Ну ничего. Я- тоже судимый…»

И кровавосталинскийпалач печально улыбнулся…

Шестнадцать часов 42 минуты. Буховичи, северо-восточнее Кобрина. Штаб 4-ой Армии ЗапФронта.

«…Пункт второй. Части 4-ой Армии, продолжая твёрдую оборону занимаемых рубежей, с утра 24 июня 1941 года переходят в общее наступление в обход Бреста с севера с задачей уничтожить противника, переправившегося через реку Зап. Буг.

Удар наносит 14 МК совместно с 28 СК и скоростным бомбардировочным авиационным полком 1 °CАД.

75 и 49 СД продолжать удерживать занимаемый рубеж.

…..Пункт четвёртый. 28 СК наносит удар своим правым флангом — а именно 6, 42 СД и батальоном танков 205 МСД в общем направлении на Высокое, имея задачу занять его к исходу дня.

Пункт пятый. Атаку начать 5-ноль 24 июня 1941 после 15-минутного огневого налёта.

Пункт шестой. Границу до особого распоряжения не переходить.

Коробков, Шлыков.

Начальник штаба Сандалов подписать приказ отказался.»

А.А. Коробков положил машинописный лист на дощатый стол, взятый из летней деревенской кухни.

В палатке повисла тягостная тишина. Только слышно было, как жужжит и бьётся о полог жирная, зелёная муха.

Ворошилов тяжело посмотрел свинцовым взглядом на генерала Сандалова: «Товарищ Сталин, посылая меня сюда, полагал, что вы громите врага на его территории. А Вы здесь Францию устроили? Почему не желаете воевать? Прошу Вас объясниться…»

Вскочившего с перекошенным от ярости лицом генерала остановил мягким движением руки Берия: «ВИ не правы, товарищ Маршал Советского Союза…

Товарищ Сандалов желает воевать.

Товарищ Сандалов лично в атаку на немецкие танки ходил и много их сам пожёг, я не ошибаюС?

Товарищ Сандалов из горящего танка вИбралСа…так, что форма на нём сгорела, я прав?

Товарищ Сандалов был в бою ранен, но в строю остался, я ничего не напутал? А потом он своими руками немца в рукопашном бою убил и в его штанах на военный совет пришёл, правиЛно я говорю?

Ну вот, и разобрались и успокоилЫсь.

Товарищ Сандалов, доложите представителям Политбюро ВКП (б), отчего Вам не кажется целесообразным Приказ?02?»

Сандалов, касаясь посиневшими пальцами загипсованной руки карты, докладывает, в порыве боевого вдохновения переходя на «канцелярит»: «Докладываю.

Противник, по моему мнению, наносит главный удар севернее Бреста, как я ранее и предполагал.

На брестском направлении немцы создали огромное численное превосходство в силах и средствах, особенно в авиации и танках. Здесь это превосходство в несколько раз больше, чем на других направлениях. Отсюда и тяжелые, неизмеримо большие, чем в других армиях, потери

Самым опасным для всего Западного фронта был бы, как мне кажется, прорыв врага через Пружаны на Слоним, Барановичи. Здесь открылся бы ему прямой путь к Минску. Но на этом направлении уже сосредоточиваются войска второго эшелона фронта. Направление Слуцк — Бобруйск, казалось бы, стратегически менее важно. Однако с выдвижением к Барановичам из Слуцка пятьдесят пятой и из Бобруйска сто двадцать первой стрелковых дивизий это направление становится наиболее уязвимым.

Отсюда для нас возникает задача: имеющимися в нашем распоряжении силами и средствами, без надежды на подкрепление стойко оборонять бобруйское направление.

Приказом командарма войска Армии должны перейти в решающее наступление и разгромив противника, изгнать его с Советской земли. Достойная и благородная задача. Я- целиком «За!»

Итак, рассмотрим силы и средства.

Начнём с правого фланга.

Потеряв почти полностью личный состав 15 СП, 49 СД в составе 212 СП и 166 ГАП отошла к Кременцу. Связи с дивизией Штарм не имеет, так что можно предположить худшее- дивизия, потерпев поражение, уже оставила важнейший узел дорог у Кременца и отходит в Пущу. Тем не менее, командарм ставит ей задачу наступательного характера на завтрашний день.

С отходом стрелковых частей в районе Видомли образовался разрыв, который частично был прикрыт контратаковавшей противника 30 ТД.

Контрудар танкистов имел значительный успех, однако дивизия под непрерывными атаками с воздуха понесла значительные потери в материальной части. Сейчас в обоих танковых полках дивизии осталось меньше сотни танков. Ещё один день подобных успехов- и дивизия «кончится».

Обращаю внимание на то, что поле боя осталось за противником, следовательно, он может эвакуировать свои подбитые танки и мы завтра же сможем снова встретить их в бою. Наши же подбитые танки — следует считать потерянными совершенно…»

Берия, заинтересованно: «А почему поле боя осталось за противником?»

Сандалов: «Потому что спешенная мотопехота, в силу внезапного вероломного нападения врага оставшаяся без транспорта, не имела возможности поспевать за танками…»

Берия: «Ну, допустим, я дурак…Нет автомашин, хорошо…Кстати, кто так придумал, что их нет? Ладно, об этом потом…Ну нет автомашин, посадите на повозки…на танки, на броню, наконец!»

Коробков: «Перевозить войска на танках категорически запрещено!»

Берия, с профессиональным интересом, доставая карандаш и блокнот: «Кем именно?»

Ворошилов, мрачно: ««Мной. Чтобы избежать несчастных случаев…»

Берия, внимательно посмотрев на побуревшего Маршала, что-то записал в свой блокнотик: «Продолжайте, товарищ Сандалов, мы Вас внимательно слушаем.»

Сандалов, с благодарностью «Продолжаю, товарищ Генеральный комиссар Государственной безопасности Советского Союза.

Части 14 МК, включая вышедшие из района Бреста остатки 22 ТД, в настоящее время сосредотачиваются в районе Кривляны, Пилищи, Хмелево

Необходимо срочное пополнение запасов ГСМ, огнеприпасов. В машинах осталось менее трети заправки, боекомплекты в значительной мере израсходованы. Мною даны указания организовать пункты сбора аварийных машин, а также о направлении в этот район «наливок» с бензином и передвижных реммастерских. Однако, с учётом полного овладения противником неба, их прибытие откладывается до наступления темноты.

Ворошилов, с сожалением: «Это да…Я сюда из Минска ехал- так бронемашину истребитель обстрелял. Представляете, в лобовой броне две ма-а-а-ахонькие дырочки, а водитель-наповал, вся кабина кровью залита…»

Сандалов: «Далее. В настоящее время Штарм поддерживает связь со штабом 28 СК и со штабом Фронта. Со штабом 10 Армии- проводная связь прервана.

По сообщению из стрелкового корпуса- у них связи с дивизиями нет, кроме 42 СД, пешими посыльными.

По моему личному наблюдению, от постоянной и жестокой бомбардировки с воздуха пехота деморализована и упорства в обороне не проявляет. Отходящие беспорядочно подразделения, а иногда и части, командирам соединений и заградительным отрядам приходится останавливать и поворачивать на фронт. Иногда — с применением оружия.»

Ворошилов, гневно: «А где командир 10-той САД?»

Командир авиадивизии: «Так точно!»

Ворошилов: «Что — так точно?!»

Командир авиадивизии: «Так точно, ведём боевые действия с максимальным напряжением сил и средств, как Вы, товарищ Маршал Советского Союза, учили!»

Берия, очень мягко, почти ласково: «И как именно ведёте?»

Командир авиадивизии, обиженно: «Я же ведь уже доложил. С МАКСИМАЛЬНЫМ НАПРЯЖЕНИЕМ.

Один боевой вылет в день для истребителя или штурмовика.

Два вылета в три дня — для фронтового бомбардировщика…(из подлинной директивы Наркома Обороны)»

Берия, ещё ласковей: «Хорошо устроилЫсь, сталЫнские соколы…По чётным дням- воюем, по нечётным- водку пьянствуем…

СВОЛОЧЬ!!! Копца, сволочь, я застать не успел! А тебя, сволочь, застал!!!»

Командир авиадивизии, мгновенно, уже стоя на коленях: «Я прошу у Родины, у Партии прощения…»

Берия: «У солдат проси прощения- которые из-за тебя, гад, сейчас под бомбами умирают…Пошёл в пень отсюда! Заместителю свои дела сдай по телефону — и его немедля — в Штарм…И не вздумай мне до трибунала застрелиться- повешу!»

Потом, задумчиво: «Ну, МНЕ всё более-или менее, ясно…

Благодарю Вас, товарищ Сандалов, за горькую правду.

Садитесь пока. Как Вы себя чувствуете? Может, в госпиталь поедете? Ну и ладно, большое Вам за это спасибо. Вы нам нужны.

Товарищ Коробков, как же ВЫ, КОММУНИСТ, могли отдать ТАКОЙ приказ?»

Коробков мрачно молчал…

Член военного совета Шлыков: «Я час тому назад обратился к командующему…что мол, надо просить округ, то есть, извините, штаб Фронта, утвердить наше решение о переходе к обороне.»

«Ну, ну, и что же он Вам ответил»- подбодрил комиссара Берия.

«Хотите, чтобы нас назвали трусами и отстранили от командования армией? — рассердился на мои слова Коробков и говорит: Если хотите, можете вносить такое предложение лично, от себя…»

«И что же, Вы такое предложение — внесли?»

«Нет, не внёс, товарищ Нарком»

«Значит, говорите, Коробков побоялся, что сочтут трусом…За пост свой испугался…И Вы тоже….испугались?»

«Товарищ Нарком! Дайте мне винтовку, и я впереди бойцов в атаку пойду!»

Ворошилов, задумчиво: «Значит, в атаку вы- не боитесь…немцев- не боитесь…а командарма боитесь? Сомнительно. Вот товарищ Сандалов- немца не испугался, и командарма не испугался тоже…И поэтому- я ему верю…А Вам- не верю.»

И Ворошилов отвернулся…И даже не поглядел, как вызванный незаметным движением мизинца Берии опасно-медлительный, с плавным движениями порученец выводит из палатки смертельно побледневших Коробкова и Шлыкова…

Семнадцать часов одна минута. «Камянецая Вежа. Фiлiял Брэсцкага Абластнога Краязнаучага музея.»

«Белая Вежа» — та самая, которая дала имя Пуще, на самом деле- построена из красного кирпича.

Донжон — так на Западе называют такие оборонительные сооружения. Последний рубеж обороны осаждённого гарнизона, когда безжалостный враг уже ворвался в город…

Выбив из древней кирпичной кладки кроваво-красную, секущую кожу, искру- немецкая пуля противно взвизгнула. Немцы уже хорошо пристрелялись к этой амбразуре.

Надо бы сменить позицию, но лейтенант Николай Дамарацкий этого делать не стал…Сил уже не оставалось ворочать тяжеленный станковый ДС. Кстати, отличная оказалась машинка, самое главное, в отличие от «Максима», воды для охлаждения не требует — а то бы давно закипел, как самовар…Удачно он перед войной на полигон попал, новую технику изучать. Изучил, на практике.

Только вот из всех красных командиров, прибывших утром 22 на занятия, он, почитай, один и остался…

«Саня, ты как? Саня, ответь, не молчи! Саня, ты жив?»

Значит, один и остался, без почти…Водички бы попить. Напоследок.

В соседнюю амбразуру влетела немецкая граната.

Всё-таки он продержался почти пол-ча…

«Утомлённое солнце нежно с морем прощалось…»

Белая Вежа- построена из красного кирпича. Красного, как кровь…

Семнадцать часов две минуты. Лесная дорога Каменец- Пружаны.

Вековая сосна застонала почти человеческим голосом…Потом, вздрогнув всем своим могучим телом, сначала- медленно, медленно, не веря в собственную смерть, а потом всё быстрее и быстрей- начала крениться…Пока не рухнула с громом, разбудившем опушку Пущи, перегородив дорогу…Запахло древесной кровью — живицей.

Полчаса назад здесь остановилась повозка — и люди в зелёной форме прогнали лесную тишину торопливым стуком топоров и визгом пил…Древняя земля — готовила ЗАСЕКУ- как в стародавние времена, встречая поляков, литву и прочих шведов…Работами руководит оказавшийся здесь проездом инженерный генерал Карбышев: «Давай, давай, братцы, навались! Шустрей, браво-весело-хорошо! А то- замёрзнем…»

И зябко, не смотря на чуть спавший к вечеру зной, поводит лопатками…

А не проще бы заминировать дорогу- спросит у автора внимательный читатель.

Проще. Ответит устало автор. Чем именно?

Когда будущий главный диверсант Страны Советов полковник Старинов обратился к Маршалу Советского Союза, Заместителю Наркома Обороны тов. Кулику — что, мол, Красной Армии мины нужны — тот гневно накричал на него- какие ещё мины? Красная Армия будет самой наступающей армией в мире! Миноискатели нужны и средства разграждения…

Конечно, никто не спорит…Нужны! Благодаря тов. Тухачевскому и прочим- у РККА чего-чего только не было…Для наступившей реальной войны- практически ничего.

Вот и пришлось встречать врага — как в былинные времена.

Засеками!

Семнадцать часов двадцать три минуты. Буховичи. Штаб 4-ой Армии.

Проводив долгим взглядом Коробкова, Шлыкова, Белова, которые уже без ремней понуро шагали в сопровождении уже знакомой нам «тройки» воентрибунальцев, Ворошилов сказал Берии: «Ты знаешь, у меня такое чувство- что зубы вырвали- а щука осталась…Не здесь измена, нет. Надо чистить — куда выше. Опоздали мы с этим, правильно нас Коба шпынял. На четыре года опоздали…Ну ладно.

Я сейчас- в 10-тую Армию. Чую я- что здесь- цветочки, по сравнению с тем, что происходит сейчас там…Ведь здесь твой выдвиженец НАКАНУНЕ был? И всех пинками от дрёмы поднял?»

Берия, задумчиво: «Да, мой Богданов…Мы с ним встретились на минском аэродроме. Он мне тоже говорил, что не нравится ему штаб фронта, понимаешь…И представляешь, Клим, что было бы, если бы он в Брест 21 утром не приехал — или с приездом опоздал?»

Ворошилов: «Тут и думать нечего. Обосрались бы мы. На весь мир обосрались…И никакие солдатские подвиги генеральскую глупость вселенских размеров тогда бы не закрыли…»

Берия: «Хорошо, с этим ясно. Если едешь- давай, не медли. Время уходит. А я- как Сандалов мне расписал- здесь буду вершить.»

Восемнадцать часов. Небо. Над Брестом.

Выполняя Директиву НКО СССР? 3, Авиация Дальнего Действия, силами 3-го Авиационного корпуса, наносила бомбовый удар, поддерживая одним вылетом войска Зап. Фронта…

Именно так, как предписывала директива…

При этом, по словам гениального Начальника Генерального штаба, по мнению Рокоссовского — «органически не способного к штабной работе», «Главное Командование исходило не из анализа реальной обстановки и обоснованных расчетов, а из интуиции и стремления к активности без учета возможностей войск…» (с)

Весь первый день войны и следующую ночь 212 авиационный полк особого назначения по собственной инициативе простоял в боевой готовности.

И только на другой день после обеда комполка вызвали к полковнику Скрипко, который объявил, что ему звонили по ВЧ из Москвы, возложили на него общее командование и что перед полком поставлена задача бомбить сосредоточение войск в районе Варшавы.

Комполка: «Есть ли у вас распоряжение вскрыть пакет под литером «М»?

Скрипко: «Нет, но….»

Комполка: «А приказ или письменное распоряжение бомбить Варшаву? В списке целей полка она не значится!»

Скрипко: «Такого документа у меня нет, но…»

Комполка: «Товарищ полковник, кто давал распоряжение?

Скрипко: «Лично Жигарев, командующий ВВС.»

Комполка, настойчиво: «А вы вскрыли пакет?»

Скрипко: «Нет. Без особого на то распоряжения этого сделать я не могу»

Комполка: «А вы уверены, что нашему полку приказано бомбить Варшаву?»

Скрипко вспыхнул. Разговор стал принимать неприятный оборот.

Скрипко, еле сдерживаясь, повышенным тоном: «Я вам еще раз передаю словесный приказ командующего ВВС произвести боевой вылет на Варшаву.»

В кабинете присутствовали офицеры штаба корпуса…поэтому уточнять вопрос далее комполка не стал.

Полковник Скрипко был человеком высоко дисциплинированным и очень точным в исполнении распоряжений начальства. И это хорошо было всем известно. Выдумать ТАКОЕ он просто не мог бы. Комполка распрощался с ним и вышел.

Начальник штаба корпуса, догнав его, быстрым шёпотом: «Слушай, старик, не дури. Тут у нас и так- «Палата?6».

Распоряжения, поступающие из штаба ВВС, шлют вдогонку, одно за другим, ставятся новые боевые задачи, старые отменяются. Где проходит линия фронта, где наши войска, где немецкие, толком никто не знает. Связи со штабом Павлова как не было, так и нет!».

Во второй половине второго дня войны полк поднялся в воздух и лег курсом на Варшаву.

….Горел Минск, горели городки и местечки. Дороги были забиты войсками. Наши самолеты подвергались обстрелу из зенитных пушек, отдельные машины атаковались истребителями с красными звездами, и лётчики вынуждены были вступать с ними в бой, хотя красные звезды были четко видны и на бомбардировщиках. Один из истребителей был сбит.

Линия фронта, а стало быть, и фронт отсутствовали. Лишь на отдельных участках шли локальные бои- они были видны сверху по вспышкам огня, вылетавшим из жерл пушек и батальонных минометов.

На обратном пути, несмотря на сигналы «я- свой», некоторые самолеты полка опять были атакованы истребителями с отчетливо видными красными звездами. В полку появились первые раненые и убитые.

Очевидно, думали лётчики и стрелки- немцы нанесли на свои истребители наши опознавательные знаки, чтобы безнаказанно расстреливать их. Было решено открывать по таким истребителям огонь с дальних дистанций и не подпускать их близко.

Полк получил новое боевое задание- уничтожить скопления немецких войск на дорогах и переправах.

Стали поступать доклады экипажей: бомбим колонны, имеющие на боевых машинах опознавательные знаки- звезды.

Уточняли, правильно ли полку поставлена задача, эти ли участки фронта с войсками они бомбили? В ответ получали подтверждение, что все правильно и что именно здесь и нужно уничтожать противника.

Много позже, когда фронт стабилизировался, стало известно, что не один раз наши наземные войска подвергались бомбардировкам и пулеметному обстрелу самолетов с красными звездами…

Командующий немецким 2-м воздушным флотом генерал-фельдмаршал А. Кессельринг вечером записал в свой дневник:

«Начиная со второго дня войны я мог наблюдать за битвой с русскими тяжелыми бомбардировщиками, действовавшими из глубины территории России.

То, что русские позволяли нам беспрепятственно атаковать эти тихоходные самолеты, передвигавшиеся в тактически совершенно невозможных построениях, казалось мне преступлением.

Они как ни в чем не бывало шли волна за волной с равными интервалами, становясь легкой добычей для наших истребителей. Это было самое настоящее «избиение младенцев».

Таким образом была подорвана база для наращивания русской бомбардировочной армады.»

Девятнадцать часов тридцать пять минут. Район Беловежья. Вид снизу…

Бугская равнина- не плато Устюрт, то есть не сплошной, ровный как стол, сияющий под солнцем соляной коркой такыр…

Есть здесь и глубокие, похожие на каньоны, овраги, есть и длинные холмы, разделяющие их — гривы…

На одной из таких грив стоит маленький броневичок БА-20, с двумя пулевыми пробоинами в лобовом щитке водителя…

Рядом с машиной- человек, чьи портреты носили дети мимо Мавзолея на Первомай и на Седьмое Ноября…Чьим именем называли залпы, дивизии, умелых стрелков, отличные батареи, пароходы, города Луганск и Спасск-Дальний, и даже колхоз в Тюменской области…

Человек стоит- и в глубокой ярости сжимает кулаки. Так, что ногти вонзаются в ладони- и выступают капельки крови…

Потому что- по левому оврагу на Восток уныло движется длинная колонна в хаки, а по правому- в этом же направлении- бодро марширует такая же длинная колонна в фельдграу…

«Согласие- есть продукт непротивления обеих сторон»(с)

Внезапно идиллия нарушается воем бомб- чёрные, как ночь, самолёты бомбят левую колонну…Человек, прижатый к земле порученцем, хрипит: «Немцы?»

Порученец, на миг оторвав лицо от земли: «Нет, товарищ Маршал…Наши…Ночники…»

В воздухе раздаётся треск пулемётов, будто рвут громадные куски шёлка…Подожженный «мессершмиттом», на лес падает ДБ-3Ф…

Ворошилов, отряхиваясь: «Плохо бомбили, часто мазали, раззявы…»

Но в этот миг появляется новое звено — чёрные, как ночь, самолёты бомбят правую колонну…В воздухе раздаётся треск пулемётов, будто рвут громадные куски шёлка…Подожженный И-16, на лес снова падает ДБ-3Ф…

Ворошилов, со злыми слезами на глазах: «Гады! Суки! Что делают, что делают! Хуже, чем на Финской!!»

Двадцать часов сорок минут. Беловежье. Орёлья Грива.

Вырванный из блокнота листок с большими, типографски напечатанными буквами — логотипом — вверху странички: «Союз С.С.Р. Народный Комиссариат Обороны». И — пониже — «Пролетарии всех стран, объединяйтесь!»

«…и так мне стало обидно, Лаврентий! Неужели мы столько мучались, не спали, не доедали…Сколько крови пролили — и в Гражданскую, и потом…И это всё зря?

Вот она- идёт, Красная Армия. Ради которой пролетарий и колхозник последний кусок хлеба надвое делили и седьмой хрен без соли доедали…Идёт. Без боя врагу оставляет советскую землю.

Не стерпел я, Лаврентий. Сбежал я с кручи, налетел на красноармейцев, слова им разные говорю…Представляешь, узнали! Подняли меня на плечи- хорошо хоть, не на штыки. Потому что заслужил! Тем заслужил, Лаврентий, что таких вражин во главе дивизии, полка и батальона поставил- что при первых выстрелах сели на машину да и укатили…куда-то на Восток. Ты обязательно их найди, Лаврентий, ладно? Очень тебя прошу, по-партийному!

Один краском на весь полк остался- из запаса призванный учитель, старший лейтенант Бирюков Иван Петрович, из Кинешмы. Он бойцов и вёл- говорит, на старую границу…

Стал я бойцов стыдить. Что ж, вы, говорю, думаете- Советская Родина про вас забыла? Узнал, говорю, про вашу беду товарищ Сталин в Кремле, приказал дать мне самый быстрый самолёт и лётчик товарищ Водопьянов меня прямо к вам и доставил. А резервы, говорю, рядом! Вот за тем лесом, говорю, товарищ Будённый Семён Михайлович всю Первую Конную сейчас развёртывает!

Да что там. Расчехлил полк Боевое Знамя, да и с гривы- во фланг немцам!

Смяли мы их, Лаврентий. Бежали, сволочи, без оглядки. Всю артиллерию, все пулемёты побросали!

А бойцы красные, товарищи мои дорогие, в атаке меня телами заслоняли…Только потом жалели всё, что конники запаздывают- иначе, говорят, ни один бы фашист не ушел.

Ну, заканчиваю, с революционным приветом,

и. о. Командира 659 стрелкового полка 155 стрелковой дивизии РККА

Клим Ворошилов.»

Резолюция. «Старинову, немедленно!!!! найти старого дурня и доставить в Штаб ЗФ. Не найдешь- луТше НАЙДИ!!!!

Л. Берия»

«Будённый — наш братишка,

С нами весь народ!

Приказ- «Носов не вещать,

И смотреть вперёд!»

Ведь с нами- Ворошилов, первый красный офицер!

Сумеем постоять за Эс-Эс-Эр!»

«Логика русских меня потрясала. То они без боя, меланхолично, уступали важнейшую в стратегическом плане позицию (Shwer-punkt- прим. пер.), то яростно защищали какую-то никому не нужную рощицу или деревеньку. А то — переходили в совершенно безумные контратаки!». Фон Меллентин. «Тактика и вооружение на Восточном фронте. Том V, глава первая. «В русском плену»

Двадцать один час. Лесная дорога Пружаны — Ружаны, между селом Хоревой и Смоляницей.

Слово-то какое, Смоляница…Слышится в этом слове — вечный шум сосен. Закрой глаза — и почувствуешь, как смолой и земляникой пахнет тёмный бор…

Тихая лесная деревня, на берегу медлительной Ясельды, в коричневые, настоянные на болотном торфе, воды которой смотрится шатровая колоколенка чудом уцелевшей при поляках церковки Святого Николая Мирликийского…Видно, крепко молились православные, что уберёг крестьянский святой от разорения свой храм…А может, просто у панов руки не дошли до такого захолустья…

Солнце уже скрылось за вершинами сосен, окрашивая их золотом да охрой. И на песок, желтеющий в глубоких колеях, сразу легли глубокие синие тени…

Командир истребительного отряда НКВД тов. Корж начальнику штаба истребительных отрядов области тов. Фрумкину: «Дядя Фима, и чёрт ли нас сюда занёс? Люди, вон, второй день воюют, а я- коммунист, ещё ни разу по фашисту не выстрелил…Брожу по тылам, как писарь какой-нибудь…»

Фрумкин: «Да мы, Вася, с тобой и есть сейчас вроде писарей, или точнее — вроде колхозных учётчиков…Слово есть такое — инвентаризация. Слыхал? Ну вот. Надо все сёла, деревни да маетки объехать, с людьми потолковать, понять- кто есть кто…Ну, и определить, кто из них старостой будет, кто будет в полиции…»

Корж, с ужасом: «При немцах?»

Фрумкин: «При них, Вася, при них самых…И выйдут их встречать с хлебом-солью…Так вот, наше дело- чтобы встречали их — наши люди. Тогда и провожать восвояси — будет веселее…А на счёт глуши- надо мыслить стратегически. Если немца с магистрали сбить- то попрёт он на Барановичи через Пружаны, а потом- на Ружаны, как раз через эти места…А мы его — мимо пропустим. С войсками регулярными драться- это дело Красной Армии…Наше дело стариковское, обозное…А кстати, кто это едет? Спроси-ка…»

Навстречу запряжённому в «заседательскую» бричку Воронку, бодро трусившему на Восток, неторопливо брела мохноногая лошадка, тянувшая телегу…На гороховом, с примесью вики, сене уютно устроился вислоусый дядька, опираясь спиной на пару полосатых мешков, в которых обычно на рынок возят немудрёный сельский товарец…

«Дзень добрый, дядьку!»

«И Вам не хвараць, люды добры..»

«С видкеля будете?»

«Та-а…калгасп «Червоний пахарь«…галава сельрады..»

«И далече?»

«Та-а…у Пружани…А Вы кто, звиняйте, калы часом абидел, будете?»

Корж достал из кармана красную книжечку…

Дядька с вниманием изучил удостоверение, потом внимательно сверил фотографию с Васиным лицом, и с удивлением, радостно: «Та-а…а я зразумел, шо букхалтер та щетавод…с райфо…Так я ж да вас, хлопци…»

И развязав бечёвочку, высыпал на дно телеги из мешка целую кучу смятых казначейских билетов Госбанка С.С.С.Р….

И рассказал изумлённым чекистам любопытнейшую историю…

Началось всё ещё в середине мая. В сельский совет приехали на машине — с минскими номерами, подчеркнул председатель- двое, в форме РККА.

Показали удостоверения, честь по чести…и заключили официальный договор, с приложением круглой гербовой печати, о том, что «Управление особого строительства Западного Особого военного округа «нанимает на работу местных жителей для…Естественно, секретных работ на этом особом строительстве.

Хоть работ по летнему времени в колхозе «Красный пахарь» было предостаточно, да любит народ свою родную Армию, освободившую их от панского гнёта…Да и платить обещали прилично…И платили. НАЛИЧНЫМИ.

И это — первое, что председателя насторожило. Обычно, если, например, для Инженерного управления лес-кругляк заготавливали, так заключали договор с колхозом, перечисляли ему деньги на расчётный счёт, а уж колхоз через своего счетовода деньги работникам выплачивал…И не в таких размерах! Гораздо скромнее…

А во-вторых, строить стали — аэродром, в глухом лесу…Ну, где чего строить- дело военное…Да только всем вокруг известно, что аэродромы строят- зека-зека, совершенно бесплатно…Вот, у председателя кум в Пружанах в сильпротребспилку залез, ради шутки, бутылку «Столичной» выпил да и уснул на прилавке- теперь год будет на аэродроме в Кобрине лопатой махать…Потому как повесил на кума вороватый завмаг все свои недостачи.

Ну ладно…Построили аэродром.

А вчера- слышат, моторы…Председатель в лес осторожно заглянул- а на росчисть садятся трёхмоторные авионы…с крестами на крыльях…И выгружают солдат в серо-синем, мотоциклы, пушки маленькие-маленькие…Такие дела.

Мы деньги эти поганые собрали- да поехал я в Пружаны, в райотдел милиции…

Корж: «Дядя Фима, что делать будем?»

Фрумкин, решительно: «Ты, Вася, чем командуешь? А, истребительным отрядом! Вот и истребляй гадов!»

Двадцать один час десять минут. Узловая станция Жабинка, остановочный пункт?80 магистрали «Брест-Москва».

Жабинка- не горела…Она уже очень давно, ещё прошлым утром, была сожжена. Почему очень давно? Время на войне идёт совершенно по другому…

Давным-давно прошли те времена, когда в уютном, салатово-зелёном вокзальчике коротали время пассажиры, следующие кто в Гомель, кто в Витебск, кто в Пинск, а кто и в самую Москву…

Теперь от вокзала остались две стены, сошедшиеся углом…Даже сирень перед входом сгорела. Только чудом уцелела ажурно-чугунная лавочка, на которой тщетно ожидал своих потерявшийся солдатик…Да и что ей, чугунной, сделается?

Впрочем, рельсы на второй пути (именно так- «Первая путь, Вторая путь» — говорят истые железнодорожники) аж закрутило винтом…

В отличие от Варшавского шоссе, которое немцы не бомбят (а только обстреливают и штурмуют), «железку» долбают бомбами — нещадно…Может потому, что немедленно использовать её не могут?

(Маленький секрет, не известный сейчас советскому командованию. На станции Тересполь стоял специальный поезд, с уникальной путерасширительно- выправочно — подбивочной машиной. Длинно? А по — немецки- вообще на пол страницы. Так она должна была бы перешивать колею на европейский, общечеловеческий формат…потому как у Иванов — всё не как у людей…

Да. О машине…стоять-то она стояла. И должна была бы перешивать магистраль со скоростью километр- в час…Если бы возвращаясь с бомбёжки, случайный русский ДБ-3Ф, не найдя другой цели, не уронил бы на неё пару ФАБ-250. Не сдюжила европейская машина…Поняли немцы, что в ближайшие дни им в поездах по России не кататься. Вот и бомбят.)

Со стороны Бреста-Московского осторожно подкатывает санлетучка — две платформы с инструментом спереди, иссечёный осколками паровозик героической серии «О-в», который легче всего из-под откоса доставать да на рельсы опять ставить…Пара вагонов пригородного сообщения, тоже- в щепе, с разбитыми стёклами…Тётечки в чёрных железнодорожных гимнастёрках, из НКПС-овской путевой больницы, осторожно принимают стонущих ранбольных…

Начальник вокзала, в почерневшем, когда-то белом кителе, с обгоревшей полой, принимает у машиниста бронзовый жезл и спрашивает: «Петрович, что там в Бресте-то?»

Машинист: «Ох, ВасильДмитрич, там- хуже…Много хуже…Самое главное- из путейских никого! Начальника дистанции убило, комендант ВОСО незнамо где…»

Начальник вокзала: «А кто же тебе жезл давал?»

Машинист: «Да Бознащо…Какой-то Путинкин там за старшого…Ничего себе мужик, головастый»

В этот миг помощник машиниста дал серию коротких, тревожных гудков…На Жабинку начинался новый налёт…Пятый за день…

Двадцать один час двадцать минут. Железнодорожный переезд?13 на третьей дистанции пути, перегон станция Жабинка — станция Теули магистрали «Брест-Москва».

«Мамо, исты хочу!!»

«Да щоб ты сказывся…Василь, идь до дому! Та нарви в огороде луку, бисов сын! Сунь яму у пасть, шоб у вас повылазыло! Що робыться, що робыться…»

Дежурная по переезду Горпына Сэмэновна Шпак с досадой отвернулась…Хата брошена, диты не кормлены…А уйти нельзя! Как же уйти!

По дороге от Каменца тянулись и тянулись, шли, ехали, устало брели непрерывной чередой беженцы…блеял скот, рявкали клаксоны редких автомобилей…И всё через её переезд, шоб он сгорел…

Хорошо, что путевой телефон снова заработал — говорят, какая-то сволота провода на седьмой версте оборвала. Как без связи на железке? Ложись да помирай. А сейчас- пожалуйста, работает. Рем-восстпоезд не зря туда-сюда носится…Правда, каждый раз- как мимо проезжает, становится на вид всё страшнее — избитый, обгорелый…

Так, зараз будет санлетучка из Жабинки на Барановичи…Гарно. Надо готовиться шлагбаум опускать…

Горпына Сэмэновна подошла к противовесу- и протрубила в горн. Затем опустила верёвку…в этот миг из клубов пыли появились серые мотоциклы с колясками, в которых сидели серые запылённые фигуры в касках образца 1916 года, с рожками…

Горпына Сэмэновна дёрнула хитрый узел на противовесе…Сейчас бревно шлагбаума уже так просто не поднять…До будки она добежать успела. И успела на бегу крикнуть: «Хлопчики, ховайтесь!». И успела крутануть ручку телефона. И крикнуть — «Жабинка! Стоп вторая путь! Немцы, немцы!!!»

И еще успела подумать, захлёбываясь кровью из простреленной груди: «Диты мои…диты…»

Двадцать один час двадцать одна минута. Железнодорожный переезд?13 на третьей дистанции пути, перегон станция Жабинка — станция Теули магистрали «Брест-Москва».

Дрезину, говорят, придумал барон Дрезен… Поставил на рельсы тележку, покатил ея да и запрыгнул на ходу…Стали такие тележки на железке использовать — груз ли служебный подвести, рабочих ли путейских…

Так что обычно дрезина- это платформа двух — осная, на ней будка деревянная, в будке- двигатель, да лавочки для пролетариев…

А что такое бронедрезина? Да то же самое. Только в железе. Не видали мы, что ли? Вот польские жолнёжи два года тому назад ездили по этому же пути на чешской бронедрезине «Жук»- такой себе гробик на четырёх колёсиках…Знаем, знаем…

Командир бронедрезины лейтенант НКВД Бузов свою машину называл бронепоездом…

Действительно, мото-броневагон МБВ-2, в действительности- пяти-осная бронированная автомотрисса, производства Кировского завода, на гробик не походил…Скорее — на изящную подводную лодку, зачем-то поставленную на рельсы…

Обтекаемый корпус стремительных очертаний, рубка косым парусом- посреди…очень красиво.

А по огневой мощи? Две башни спереди, одна башня сзади…а в башнях- новейшие Л-11, которые в самых совершенных танках мира Т-34 ставят…Да пулемёты в бортах…Так что по мощи- не хуже, чем стандартный БЕПО производства мирного Брянского завода путевой техники «Красный Профинтерн«…А скорость? Танковый М-17Т способен разогнать машину до 120 км\час, ежели нужно…а может- двигать машину почти бесшумно…глушитель, знаете, солидный.

На 12 километров пушки броневагона достают. Да только не понадобился сейчас такой большой прицел…

Унтер Вальтер Шнауфер только, гогоча, задрал стволом своего MP-40 подол застреленной им в спину русской бабы, как краем глаза увидел, как сзади, слева направо, неслышно, как во сне, по первому пути движется что-то…что-то…и он заорал в смертном ужасе…

Самое главное, беженцев было не зацепить…справились бойцы. Даже расчёты счетверенного «Максима», который выдвигался из корпуса на специальном лифте, и стрелки установленных на первой и второй башнях зенитных «ДА-2» тоже приняли участие…

Десант- уже добивал…

Советские бронедрезины- самые броневые от Бреста и до…Бреста, который на Атлантике.

Двадцать один час тридцать минут. Дорога Кременец — Жабинка. Лесной заказник.

Вековые дубы, ясени…Жёлтый песок дороги…

— «Das ist Rusland?

Die Wei?e Rusland» (Это Россия? Это БЕЛАЯ Россия)

«Господи, Боже мой, как же он мне надоел…»

Граф Турчанинов досадливо отвернулся…Проклятая немчура. Мало он натерпелся от них, проклятых колбасников, в голодные эмигрантские годы…

А что делать? Выбор был небольшим. Парижское такси…Болгарские угольные шахты…Берлинский ресторан «Medwed«…Граф выбрал последний вариант…

В ресторане хотя бы кормили бесплатно…Правда, объедками…а после экономных берлинцев их оставалось ох как немного…

Но теперь, о! Теперь…

Единственное, о чём мечтал граф- истово, мучительно, все эти годы- чтобы поганое, сиволапое мужичьё не спилило бы вековые липы перед парадным крыльцом родовой усадьбы…Иначе- где же он их вешать будет?

Теперь, с победоносным Адольфом- мечта о возвращении в родные пенаты становилась явью!

Правда, возвращался граф на родную землю в чужом мундире, и статусе неопределённого «Добровольного помощника», но ведь это же ничего? В конце концов, его благородный предок, мурза Турчин, прибыл покорять грязных урусов в войске «Сотрясателя Вселенной»!

И триста лет русские рабы покорно выполняли любые капризы и прихоти своих господ…

Теперь пришло время загнать в стойло взбунтовавшееся быдло!

О, граф будет строгим хозяином…В первую голову, половину мужичья- перевешать, а остальных- перепороть…Пригожих девок- в гарем…

Мотоцикл, взвизгув тормозами, внезапно остановился…Дорогу наискосок пересекала недлинная колонна мужиков в чёрных ватниках…О! Узники ГУЛАГа! Жервы сталинскокровавогорежима!!

Двадцать один час сорок семь минут. Дорога Кременец — Жабинка. Лесной заказник.

«…и вы обязаны до последнего вздоха быть благодарны Победоносной Германской Армии и её Гениальному Главнокомандующему, Фюреру Великогерманского народа Господину Гитлеру! На колени, уроды! Целуйте сапоги ваших новых Господ!»

Однако небольшая толпа, обступившая мотоциклистов, тупо молчала, тупо рассматривая их своими тупыми глазами…

Только один из мужиков, огромный, с узеньким лбом на кажущейся крохотной голове над мощным торсом, промычал что-то вроде: «Про сапоги и колени- базар фильтруй!»

«О Господи, какие же тупые эти русские! Они что, думают, что на рынок пришли?» — устало подумал граф…Впрочем, не все проявляли явную тупость…Один из узников ГУЛАГа, весь покрытый синевой татуировок, прямо приплясывал от нетерпения….

«А вопросик можно, господин хороший?» — заискивающе спросил он.

«Валяй…»- валяжно ответил расслабившийся граф. Херр официр тоже с интересом рассматривал занятного туземца.

«Это что же…Значит, мы всех жидов должны перебить, а за это нам позволят…дышать? Так выходит?

Ну, право дышать- вы ещё должны заслужить. А жидов-большевиков вы обязаны истребить, да!

Ага, ага…А где тут у нас жиды? Соломон, выходи, тут тебя сейчас истребить желают!»

Из толпы вышел худенький старичок, с тонкой жилистой шейкой, высовывающейся из воротника новенького ватника…

«Ну шо я могу на это сказать…Меня много кто хотел истребить…И царское Сыскное, и петлюровские сердюки, и польска Дефензива, и советское Угро…однако до сю пору жив, чего и всем присутствующим искренне желаю…

А скажи-ка нам, Соломон, ты человек битый, засиженный, авторитетный…Будет ли у немцев верх?

Ну шо я могу на это сказать…Видал я Батьку Усатого, на Красноярской пересылке…Чистодел, одно слово. Банки брал, казначейство. Конечно, мокрушник, не без того, одобрить его модус операнди не хочу…Но и не беспредельшик. Люди его уважали…И ихнего я видал, в Вене, в тринадцатом году…Мазилка! Лох голимый, не украсть, не на вассере постоять…Нет. С НАШИМ и рядом не лежало. Не будет ИХНЕГО верха…

Хорошо. А с этими что делать?

А я вот что скажу. Я- Варшавский вор. Шестерить перед ЭТИМИ- даже за жизнь…Не буду.

Нет, Соломон, ты вола не крути…Что с этими делать будем?

Ой, да шо с имя делать…Мочить козлов.»

И с этими словами старичок что-то выплюнул из беззубого старческого рта…И это что-то, блеснув, вонзилось херру официру в шею. Вверх взметнулся фонтан алой крови…

Толпа в чёрном резко подалась вперёд…Одно и тоже, везде одно и тоже…Никакого уважения, даже простого «спасибо» освободителям от кровавосталинскойтирании…И на Западной Лице, и в Московском участке гидротехнических сооружений канала имени Москвы — ДмитровЛаге, и в Вишере. А на Северном фронте сейчас целая добровольческая Полярная Дивизия формируется…из добровольцев.(случаи подлинные). Это ведь только истинные интеллигенты мечтали, чтобы их из лагеря освободили фашисты…да и то- в величайшем труде Исая Александровича Солженицера «В четвёртом квадрате»..

А Росписной опять чуть не плакал: «Нет, ну вы куда торопитесь? Как голые в баню. Вот никакого уважения к братану…Я, например, вот этого толстомясого по шоколадному цеху определить думал…»

Бугор- «вольняшка», уже привычно вытирая верную киркомотыгу: «Всё бы тебе, Росписной, зверствовать…Много ещё?»

Росписной, показывая наборную, из цветного «плестигласса» (Плекиглас, Торговое название органического стекла — листового полиметилметакрилата). ручку финки: «Только всего две зарубочки…а я ведь на всё перо забожился! На всё перо!»

Двадцать один час сорок семь минут. Буховичи. Штаб 4-ой Армии.

Исполняющий Обязанности Командующего Армией генерал-майор Сандалов: «Ну и что?»

Берия: «Как ну и что? Ведь прорвались!»

Сандалов: «Ну и прорвались. Танк…а может, танкетка? А я так думаю, что просто на мотоциклах проехали. Ну и что?»

Берия: «Не понимаю Вас, поясните»

Сандалов, вполне академическим тоном: «Мы создали противотанковые рубежи, с использованием зенитной артиллерии…»

Берия: «По Вашему настоянию, товарищ Сандалов! Хотя немецкая авиация бомбит наши города Брест, Пинск, Кобрин…»

Сандалов: «Да, бомбит. Но что толку оборонять их с воздуха — если немцы ворвутся на их улицы? Мы жертвуем количеством…в обмен на качество. А я бы вообще начал планомерный отход, меняя пространство на время…да не удастся. Отход — самый сложный вид боевых действий. Стронь войска с позиций- побегут ведь…

Так что умирать будем- где стоим. Итак, продолжу. И попрошу, товарищ Нарком, меня впредь не перебивать. Жену свою на кухне перебивайте…»

Берия, с усмешкой: «ХАрашо, пАмАльчу…Ви смелый человек, Сандалов…»

Сандалов, горько улыбнувшись: «Да. С некоторых пор.

Итак, мы создаём противотанковые рубежи, сосредотАчивая войска в опорных противотанковых пунктах, пользуясь относительной танко-недоступностью местности, для прикрытия основных операционных направлений…»

Двадцать один час сорок восемь минут. Каменец. Штаб 2-ой Танковой группы.

«Дер Тойфель! Что КОНКРЕТНО сообщает этот Ваш Панвиц?»

Начальник штаба поправил монокль и, открыв кожаную папочку с золочёным орлом, прокашлявшись, солидно доложил: «Командир разведбатальона, оберст-лейтенант VON Панвиц сообщил — Дозор номер 1 достиг Речицы. Мост севернее — взорван. На дороге- лесной завал. Пытался обойти, но был обстрелян. Потерь нет. Отошёл на Запад. Веду наблюдение. Конец сообщения»

Гудериан: «Дер Тойфель нохэмаль квач унд шайзе! Объяснит мне кто нибудь, что у этого ФОНА в голове- квашеное шайзе или всё же остатки дегенеративных мозгов? Завал его на Восток не пропустил, а? Каково? А дорожного знака «Проезд закрыт» там случайно не стояло?

Мост взорван, скажите пожалуйста…Там что за река, напомните? Отец вод- Миссисипи? Рейн-батюшка? Или Der Dnepr? Вонючая сточная канава там, а не РЕКА…

И почему он отступил, если потерь нет? Отошёл он…я ему отойду!!! Два раза отойду!!Die sexuelle Verbindung, высушу и снова отойду!!!

Машину, быстро!!! Сам поеду, посмотрю…что там за Линия Сталина!»

Начальник штаба, захлопнув папку, осторожно подбирая слова: «Герр командующий…судьба несчастного Моделя…»

Гудериан: «Не сметь!! Не сметь при мне упоминать этого придурка! Вы, цоссенские крысы! Что, я не знаю, как вы шепчетесь по углам- вот, мол, угробил самодур восходящую звезду своими придирками… Я его заставил воевать! Я вас заставлю воевать! Вы у меня научитесь воевать…Die Verdammnis!!!»

Двадцать один час сорок девять минут. Перекрёсток шоссе Брест-Ковель и Малорита — Кобрин. (отметка 152.4).

«Ох, Матка Бозка Ченстоховска…как есть хочется…поставь мне сейчас шмалённого кнура- целиком съел бы, одни копыта оставил. А нет- из копыт холодца бы наварил.»

Рядовой 18-того дорожно-эксплуатационного полка Анджей Поплавский с надеждой посмотрел на придорожный «голубец»- маленькую иконку Пресвятой, в застеклённом ящичке на столбе.

Дева Мария в ответ только ласково улыбалась и по прежнему молчала…

«Богородица, Дева, радуйся, блаженна ты меж жёнами, Господь с тобою…Пошли мне хоть какой нибудь еды! Любой, я всему рад буду…»

Плохо одному. Плохо одному на лесной дороге под вечер…Стократ хуже одному на войне…

Как поставили рядового Поплавского утром у придорожного «голубца»- регулировать движение — так и стоит…Ну, то есть, вначале их было двое — да старший, ефрейтор Збруевич, пошёл в Макраны, промыслить на счёт еды…И вот не возвращается.

И движение на дороге прекратилось…То хоть ездили, и Поплавский авторитетно показывал, где «Хозяйство Макаренко», а где- «Хозяйство Лобанова«…а как солнце за верхушки деревьев зашло- как обрезало…

А там, глядишь, ночь…Интересно, в этом лесу волки водятся?

Не праздный вопрос. Потому как из оружия у рядового был только штык-нож к польской винтовке…Сами винтовки — не выдавали. Потому как, по секрету сказал знакомый писарь- считались бывшие польские подданные…того…А разве Анджей виноват, что родился в панской Польше?

Костёр бы развести…всё веселее было бы…да он по младости годов не курил, и потому серников не имел…

Скучное дело…»Матка Бозка, помоги, а? Ну хоть что-нибудь из еды!»

Слева, куда еще днём ушёл старшой, послышался рокот мотора…»А вдруг…германы? «- холодной волной ворохнулась под пилоткой страшная мысль…Много он своим штыком навоюет…На всякий случай Анджей спрятался в придорожных кустах.

На дороге показались тёмно-зелёные броневики, под белой окантовкой башенок- красные звёзды…»Езус-Мария, наши!» — рядовой выскочил на дорогу и приветсвенно замахал руками…

Передний броневик, обдав Анджея клубом пыли, остановился…Из лязгнувшей дверцы выглянул командир в танковом шлеме и кожаной куртке…

«Эй, боец, ты чей?!»

«Рядовой Поплавски, пан…то есть товарищ командир! Регулирую дорожное движение!»

«Один, что ли, регулируешь?»

«Так есть…то есть было двое, один ушёл…»

«Сбежал, что ли?»

«Нияк нет, товарищ командир, за едой пошёл…давно…»

«А ты, значит, остался…Так, боец, что в Бресте, что в Кобрине?»

«Наши там, товарищ командир. Бьют германа!»

«Это хорошо. А мы ваши соседи- Юго-Западный фронт, 41-ая танковая дивизия, идём к вам на подмогу…

Ну что, боец, может с нами поедешь? Что ты тут один, как перст?»

«Не можно, товарищ командир, на посту я…»

«Ишь ты. На посту…Ну стой, охраняй свой столб…Давно стоишь?»

«С Утра, товарищ командир…»

«Ладно, бывай, мы поехали…»

Командир отвернулся от Анджея, порылся в сумке: «На, держи…»

Зарычав, броневик покатился на Кобрин…

Анджей, рассматривая врученную ему банку тушёнки: «Эх, дурак я…Надо было у Матери Божьей ещё и хлеба попросить…и открывалку…»

Дева Мария всё так же ласково улыбалась и продолжала молчать…

«Надуманная драма!» — воскликнет недоверчивый читатель — «Ведь у Анджея на поясе висит штык-нож»…

Дорогой друг, дело в том, что восемнадцатилетнему романтическому юноше- поляку, с его до идиотизма рыцарским отношением к исполнению воинского долга — и в голову не придёт, что ОРУЖИЕ можно использовать для такого прозаичного дела, как откупоривание консервов…Он ведь на нём клялся честно служить Советам и тайком от замполита Святой водой его освящал…Это всё равно, что от лампады прикуривать!

В Америке, например, такое поведение считают польской тупостью.

(Мгновенная чёрно-белая вставка. Это же место, этот же день и это же время.

Истекающий кровью, израсходовавший последние боеприпасы, 115 стрелковый полк 75-той стрелковой дивизии, с развёрнутым Боевым знаменем пошедший в последнюю штыковую атаку, полёг весь под местечком Гвозницей… Через Медну и Бродятин хлынушая в прорыв боевая группа 4-ой «панцер-дивизион», получившая возможность ударить на Кобрин с юга, достигла перекрёстка шоссе Брест-Ковель и Малорита — Кобрин (отметка 152.4).

Вовремя схоронившийся Анджей из своих кустов наблюдал, как немецкий танк походя снёс «голубец», потом притормозил, и соскочивший на землю «герман» в чёрном комбинезоне стал мочиться на икону…Шутка такая, весьма незатейливая… Выскочивший на дорогу Анджей, размахивающий своим штык-ножом, был мгновенно немцами застрелен.

А немецкий танк поехал дальше….И никто не увидел, как по щеке Девы Марии скатилась кровавая слеза…)

Двадцать один час двадцать семь минут. Лесная дорога Каменец-Пружаны, не доезжая Речицы. (Очередная развилка Истории)

Гудериан понял, что его явно дезинформировали. Это был не завал.

Если бы герр командующий лучше учил русскую историю- то знал бы, что это ЧУДОВИЩЕ носит название «Die Zaseka». Традиционное русское сооружение.

В том месте, где дорога сужалась и переходила в устье оврага- спиленные на высоте груди толстые лесные стволы крест-накрест, вершинами на Запад, образовывали непроходимый, ощетинившийся сучьями препон — из-за которого ещё нашим предкам так удобно было выцеливать гарцующую европейскую мишень…Единственным отличием было то, что нынешняя засека была ещё щедро перевязана колючей проволокой…Хорошо бы было и заминировать…но чем? Спасибо товарищу Кулику…сердечное спасибо, от немецкой армии!

….Несколько пулемётных трасс MG-34 погасли в лесном сумраке…Русский лес в ответ угрюмо молчал.

Посланные солдаты, обшарившие округу- вернулись, испачканные смолой, исцарапанные и мокрые от пота, не смотря на вечернюю прохладу…Это пока были все потери…

Однако Быстроходный Гейнц не стал ждать, пока сапёры растащат эту преграду. Он кожей чувствовал, как уходит драгоценное время, и это нетерпение просто швырнуло его вперёд…Оттолкнув услужливо кинувшегося помогать «гефрайтора», герр командующий полез на завал, переступая по толстым ветвям, как по ступеням.

И когда из осмотренных трижды древесных стволов вдруг высунулась могучая длань — с плоскими жёлтыми когтями, и ухватила герра командующего, и потащила в хвойную глубину- никто и глазом моргнуть не успел…

А герр командующий истошно завопил — потому что перед его лицом возникла плосконосая зеленокожая звериная морда с торчащими из-под верхней губы клыками…

Там же, тогда же…

Когда Риббентропу пришла телеграмма из города Хем-Былдыр, иначе же — Кызыла, что вслед за Россией и Монголией войну Великогерманскому государству немецкой нации объявила Тувинская Народная Республика…Он вообще ничего не понял.

Какая-такая республика? Бывший торговец шампанским о таком государстве ничего не знал. А напрасно…

Бывший Урянхайский край — это вольфрам, медь, свинец, ванадий, ртуть…Это 50 тысяч выносливых лошадей только в 1941 году…Это 52 тыс. пар лыж, 12 тыс. полушубков, 15 тыс. пар валенок, 70 тыс. тонн овечьей шерсти, несколько сот тонн мяса, сани, телеги, упряжь и другие товары на общую сумму около 66,5 млн руб. Бесплатно. В подарок северному союзнику.

В конце концов, это на 30 миллионов долларов золотого запаса республики — переданных Москве на нужды совместной обороны…

Урянхаец (так правильно произносилось название его суб- этноса) народо-армеец оорок-цэрег (старший лейтенант) Хатын-Батор Хемчик-оол проходил обязательную полевую практику в войсках после успешного окончания первого курса Военно-инженерной Академии РККА имени В.В. Куйбышева. Целью практики была практическая проверка карбышевской формулы — «Один сапёр-один топор-один день-один пень».

Не смотря на свою пугающую внешность (ну что поделаешь, в его краях- плоский нос, торчащие моляры с особенным прикусом, оливковая кожа вследствие избытка сульфита меди в местной воде — дело обычное) был оорок-цэрег очень тихим, как все урянхаи- мирнейшим созданием…Крайне разумным и старательным в учёбе, заучивающим логарифмические таблицы Брадиса наизусть…Тем не менее, урянхайцы вообще-то в армии Сотрясателя Вселенной Бату-хана считались лучшими воинами. Субудай- багатур, непобедимый полководец, по национальности был именно урянхаец.

Просто Хемчик-оол очень не любил, когда обижают его русских друзей.

И поэтому строивший засеку по заветам своего учителя Карбышева и оставшийся понаблюдать, как она будет работать, таёжник просто, тихо и без лишних мучительств свернул Гудериану шею…

А затем- неслышно растворился в лесном сумраке…

Двадцать три часа. Высокое. Штаб 4-ой Армии вермахта.

Командующий армией генерал — фельдмаршал фон Клюге: «Что сделали?!»

Начальник штаба армии, генерал Блюментритт: «Оторвали голову. То есть в буквальном смысле…»

Фон Клюге: «Как оторвали?»

Блюментритт: «Я полагаю, оторвали руками…»

Фон Клюге: «О-о-о, азиаты…какое варварство…Я хотел спросить, как это произошло…»

Блюментритт: «Ну Вы же знали, герр командующий, нашего покойного Гейнца…всё ему надо было самому посмотреть, во всём самолично убедиться. Выехал на командирскую рекогносцировку, сунул голову в какие-то «dereviya«…Забыл, видимо, что здесь не благословенный Кунерсдорфский полигон…»

Фон Клюге: «Да, бедняга…сколько лет же ему было? Пятьдесят три? Самый плодотворный возраст для генерала…

С другой стороны, коллега, строго между нами…эти его методы. антр-ну! Авантюризм! Мы воюем вторые сутки, и каков результат?

Наши боевые порядки не глубоки. Мы не располагаем такими мощными резервами, как во время войны на Западе. Чем дальше мы будем продвигаться на Восток, тем шире будет наш фронт и тоньше линия наших наступающих войск.

Поэтому очень важно, я считаю, чтобы наши войска действовали компактно и не рассредоточивались, даже если будут возникать бреши между нами и соседними армиями.

А что делал покойный Гейнц? Эти его метания…Севернее Бреста, потом Южнее Бреста, потом опять Севернее…эти рокировки с фланга на фланг, это «растекание» мелкими группами, это просачивание…В результате чего наши слабые группы легко уничтожаются Иванами.

Нет. Мы будем бить не растопыренными пальцами, а стальным германским кулаком, сокрушая оборону русских…Никаких обтеканий! Зачем нам оставлять у себя в тылу целые боеспособные дивизии? Уничтожим их, а потом двинемся бронированным катком вперёд!

Лучше меньше, да лучше…Я так считаю.

А propos…Кого…там…в ОберКоммандодиВермахт, прочат на место Гейнца? Мне-то, конечно, всё равно, я под любым командованием готов верно служить Рейху…но всё же…у Вас, мой друг, в Цоссене связи…Вы случайно, не слыхали?

Блюментритт, с тщательно скрываемой генштабовской улыбочкой: «Совершенно случайно, слыхал…Вас, мой генерал! Примите мои искренние поздравления!»

Обращение командующего 2-ой Танковой группы генерал-фельдмаршала фон Клюге.

«Солдаты! Ведомые доблестным сыном Германии, генералом Гудерианом, вы ворвались на землю извечного врага нашего народа, неся жителям России свободу от жидо- большевисткого ига, и достигли неслыханных прежде побед.

Теперь, когда гордый тевтонский меч выпал из рук вашего прежнего командира, павшего в неравной рукопашной схватке с азиатскими ордами — Земля Отцов вручает этот меч мне.

Солдаты, мои боевые товарищи! С гордостью я принимаю этот пост- ибо мне предстоит вести к новым и новым победам истинных героев нации.

Солдаты! В бессильной злобе враг бросает против нас всё новые и новые резервы. Отлично, воскликну я! Ибо любой немецкий гросс-бауэр знает, что чем гуще трава, тем её легче косить.

Уничтожим русских в одном-единственном приграничном сражении!

У русских больше нет резервов- и чем больше мы убьём их сегодня, сейчас — тем меньше останется нам работы завтра. И наступит день и час- когда мы просто сядем в поезд и доедем до сокровищ древнего Das Kremlin.

Вперёд, мои храбрецы! К новым боям! Да здравствует победа!

Heil Hitler!»

«Halb Liter!» — пробурчал командир 8-ой силезской дивизии генерал-майор Гоне…

И продолжил, обращаясь к своему адьютанту, обер-лейтенанту Эриху Менде: «Мы найдём лишь смерть на огромных русских равнинах, как Наполеон. Менде, запомните мои слова- час начала этой несчастной войны стал часом началом конца нашей старой Родины…Finis Germania!»

Генерал знал, что он говорил- он сражался в 1918 году с русскими… (случай подлинный)

Двадцать три часа сорок восемь минут. Буховичи. Штаб 4-ой советской Армии.

На свет выложенных костров прямо на Варшавское шоссе приземлился связной самолёт У-2 из Штаба ЗапФронта.

Командующий Фронтом Павлов — и.о. командующего Армии Сандалову, карандашом, без даты и реквизитов, на клочке топографической карты:

«Почему механизированный корпус не наступал, кто виноват, немедля активизируйте действия и не паникуйте, а управляйте. Надо бить врага организованно, а не бежать без управления.

Каждую дивизию вы знать должны, где она, когда, что делает и какие результаты.

Почему вы не даете задачу на атаку механизированному корпусу? Немедленно атакуйте всеми силами.

Найти, где 49-я и 113-я стрелковые дивизии и вывести.

Исправьте свои ошибки. Подвозите снаряды и горючее. Лучше продовольствие берите на месте.

Запомните, если вы не будете немедленно действовать активно — Военный совет больше терпеть не будет».

Леонид Михайлович Сандалов пробегает глазами эту «цидулку», пожимает плечами, потом передаёт Берии…Тот внимательно читает, переворачивает- нет ли там чего ещё, снова читает…аккуратно складывает, кладёт в планшет…

Берия: «Ну…царь Леонид…держись. Тут, у Бреста- твои Фермопилы…А я — в Минск. Кажется, я нашёл твоего Эфиальта…»

В этот момент прикрывавшие важнейший участок- левый фланг Белостокского выступа -49 и 113 стрелковые дивизии, одна- формально остающаяся в 4-ой Армии, вторая- ещё остающаяся в 10-ой армии, но обе готовые к передаче под командование управления 13-той Армии — читателю всё понятно? — а если нет, то поясню- вообще никем не управляемые… Отступали в Беловежскую пущу…Теснимые четырьмя…нет, не дивизиями — четырьмя немецкими КОРПУСАМИ…

А в Штабе Фронта Член Военного Совета в этот момент меланхолично докладывал товарищу Ворошилову: «Давайте, Климент Ефремович, посмотрим правде в глаза. Что в самом деле у нас получается? Командующий Фронтом либо молчит с угрюмым видом, либо отделывается общими фразами. Вы тоже высказываетесь как-то неопределенно: ведете речь только о действиях Четвертой армии, не связывая эти действия ни с войной в целом, ни даже с обстановкой на Западном фронте. А ведь именно в полосе этой армии фашистские войска вклинились наиболее глубоко. И для Вас, по-видимому, не секрет, что среди бойцов и даже командиров, в том числе и некоторых крупных начальников в тыловых частях и учреждениях, пошли слухи об измене, о том, что Четвёртая армия предана. Надо же наконец разобраться во всем этом. Лично у меня есть много вопросов к генералу Сандалову…»

Ворошилов, молча играя желваками, внимательно слушает, не перебивая…

От Советского Информбюро на 23 июня 1941 года сводки не поступало.

24 июня 1941 года. Ноль часов две минуты. Деревня Сипурка Каменецкого района Брестской области.

«А-а-а, бляжьи дети…припёрлись? Схватило кота поперёк живота? Ну заходите, сволочи…»

Отец Гарвасий сплюнул под ноги полночным незваным гостям и повернулся к ним спиной: «Господи, помяни царя Давида и всю кротость его…Ну, что встали, как засватанные?»

Вася Корж: «Дядя Фима, пойдём отсюда, а?»

Фрумкин: «Нет, погоди, Васятка…А Вы, отче, не очень-то сволочитесь, а то и вправду развернёмся и уйдём…»

Отец Гарвасий: «Чой-то вы, бесово отродье, уйдёте? Дождёшься от вас такой милости, как же…Сами припёрлись, меня разбудили, матушку растревожили, а теперь уйдёте? Нет уж. Давайте к столу. Водку пить будете? Нет? Ну и ладно. Тогда хлебайте сырой воды…Слушаю.»

Фрумкин, садясь за стол: «Гражданин Семёнов, Вы, как человек, пострадавший от Советской власти…»

Отец Гарвасий, перебивая: «Слава Богу, Слава Богу- сподобил меня принять венец купно праведниками, мучениками и исповедниками, под сенью Зосимы и Савватия…Когда бы ещё на Соловки я попал? А так довезли, и два года продержали в затворе, в посте и молитвах…Спасибо земное!»

И отец Гарвасий, действительно зЕмно поклонился ночным гостям…

Фрумкин: «Вот, значит, когда придут в деревню немцы, Вы, отец Гарвасий, для нас не могли бы…»

Отец Гарвасий, показывая Фрумкину сразу две фиги: «А вот это ты не видал? Для вас…Для вас, выблядки — и чихнуть жалко…

Вот для России-матушки постараться, дело другое. Кабы не рать иноплеменная, я бы с вами, мерзопакостники, и говорить бы не стал, не токмо за одним столом сидеть.

Но коли попущением Господним пришла беда…отворяй ворота! Ну, говорите, чего вам надобно…»

…..Спустя час, провожая гостей, отец Гарвасий как-то застеснялся и промолвил: «А знаете, вам бы к тётке Олесе сходить…я-то к ней не ходок, да и тех, кто на исповеди о том кается- потом к Св. Причастию не допускаю…Но сходить вам надо. ХарАктерная старушка…Лет триста назад я бы её с удовольствием сжёг. Вот, внучка моя вас отведёт…»

Укладываясь под бок матушки, отец Гарвасий, выслушав целую нотацию («Куда малую послал, бес старый, к кому…») ехидно резюмировал: «Да, нужда научит калачи есть…Дождёмся, гляди, что Антихрист Усатый ещё нас назовёт, поди, не товарисчами, а братьями да сёстрами…»- и сам рассмеялся таковой глупости…

Второй час ночи. Берег озера у деревни Сипурка Каменецкого района Брестской области.

«Всё, дяденьки, я далее не пойду. Я боюся…»- и маленькая, лет десяти, девчушка стремительно засверкала пятками по лесной тропинке…

Пахло сыростью, тихо плеснула волна…

Корж: «Рыбы тут, наверное…»

Фрумкин, построжев лицом: «Это не рыба…»

Корж: «А что?»

Фрумкин: «Не знаю…»

Прокричала выпь у дальнего берега, точно заплакала…Над озером поплыл белесый туман…

У самой воды — перед чернеющим срубом- гостей ожидала чёрная, сгорбленная фигурка…

«Ну, здравия желаю, гражданин старший майор…И ты, Васятка, заходи…»

Пригнувшись, мужчины осторожно спустились в полузаглубленную в песчаный берег землянку…Запахло сухими травами, чем-то пряным, незнакомым…Под ноги юркнул чёрный кот и стал ластится к Васиным сапогам…

Фрумкин: «Откуда ты, тётя Олеся, про нас знаешь- спрашивать не буду…»

Бабушка Олеся, сморщенная, седая, древняя старушка: «Ну и не спрашивай, племянничек…Вот садись, испей травничка…Да и тебе, Васятка- вот из этой корчаги хлебнуть не мешало бы…Давай, давай, губы-то не криви. Небось, мочИться — то ещё больно? Вот, а не надо было на курсах в Минске с бобруйской инструкторшей хороводится…Давай уж, горе луковое, пей…Поможет…

Ну, времени у вас, молодые люди, в обрез. Да и у меня тоже. Поэтому — ходить долго вокруг не буду, я вам не Гарвасий-кривляка…Как партизанить почнёте- заходите всегда. Больных да раненых приводите, чем смогу- помогу. Да ежели будет совсем плохо…Ну, тогда отведу вас на…короче, есть у меня одно заветное местечко, ни одна ягд-команда туда не доберётся…Что такое ягд-команда? Погоди, ещё узнаешь…Ну, вроде всё. Пошли прочь. У меня дела»

Фрумкин, выходя: «А вот, тётя Олеся, те…кто пришли…я читал, что они…нечисто вроде с ними…вроде Христа они отвергли да…обряды какие-то проводят…»

Бабушка Олеся: «Ну ведь умный ты, старший майор, человек, а глупостям веришь…Человеческое это зло. Чёрное…но человеческое. Тем и страшно…ох, страшно…Даже мне…»

Когда гости скрылись в надвигающемся тумане, бабушка Олеся зачерпнула воды из озера…что-то глухо плеснуло…

Умывшаяся водой Олеся: «Вот…а ты говоришь…пришли, помощи просят! Уважают…»

В озере что-то снова тяжело плеснуло…

Два часа 10 минут, по берлинскому времени- один час десять минут. Каменец, Штаб 2-ой танковой группы.

Немецкая армия по ночам не воюет.

Немецкая армия ведёт боевые действия, принимает пищу и отдыхает строго в установленные командованием ОКХ часы. В иные компании, на Западе, даже общенациональные праздники соблюдались- Новый Год, День труда-Первое мая, День Ноябрьской революции…Ну а двухнедельный оплачиваемый отпуск — это вообще святое дело…Даже в боевом походе на «хильф-крейсер» «Атлантис», который вокруг света от англичан бегал — и то командир по графику увольнял «матрозен» на берег…Например, на острове Кергелен… А то, что из противоположного пола на пляже там солнечные ванны принимают только самки морского леопарда- это их, самок, личная проблема…

Так что сейчас — время отдыха…Однако окна классической гимназии, построенной ещё в благословенном прошлом веке — хоть и завешаны по инструкции чёрными занавесями, но пропускают сквозь щёлки лучики света…

Новая метла тщательно метёт…

«Значит, Вы, коллега, утверждаете, что план первого дня компании предусматривал стремительное продвижение севернее Бреста двум направлениям- от Пружан на Ружаны, и от Кобрина на Барановичи, а южнее Бреста- через Кобрин на Драгочин и далее на Пинск?

Причём продвижение механизированных соединений должно было происходить возможно быстро, не учитывая темп пехотных, я Вас верно понял?

Wunderbar! То есть одна колонна наступала бы на северо-северо-запад, вторая- на северо-северо-восток, а третья- плавно бы сворачивала направо, прямо в сторону Китая…

Вы знаете, коллега, в моё время, когда юный офицер приходил в оперативный отдел Генштаба в Цоссене, ему сразу давали простенькую задачку…Вот карта, вот расчёт сил и средств, вот карандаши…Наступайте.

И если этот офицер рисовал на карте РАСХОДЯЩИЕСЯ направления, то ему немедленно присваивали почётное звание Der Eichenkopf, в честь национального немецкого дерева…Так сказать, претендент был немедленно увенчан дубовыми листьями…

И более ничего серьёзнее заточки карандашей в дальнейшем ему уже не доверяли…

Die stinkende Schei?e! В этом штабе кто-нибудь УМЕЕТ правильно затачивать карандаши?!»

Два часа 12 минут, железнодорожная станция Берёза-Картусская Белорусской железной дороги…

«Товарищ старший лейтенант, товарищ…

Ой, Божечки мои, что у тебя, сыночек, с лицом-то?

Что-что, дура! Сама не видишь? Товарищ командир — танкист, прямо с фронта, наверное, в бою опалило…Товарищ командир, Вы её не слухайте…

Ой, милый ты мой, да как же тебя закоптило-то…давай я тебя пожалею, маслицем смажу…

Иди, иди себе, Петровна, я сама смажу. И пожалею…Да иди ты, кошёлка старая…Дай поговорить с человеком…»

Обаятельная старушка лет тридцати пяти (для Фалангера в его двадцать однозначно старушка!), в железнодорожном кителе, крепко ухватила старшего лейтенанта, и потряхивая соломенными кудрями а-ля народная артистка товарищ Серова, поволокла упирающегося Адольфо куда-то вдоль по затемнённому перрону…Наверное, смазывать и жалеть…

Да только видно, не судьба ей была — потому как на фоне чуть алеющего далёкими пожарами неба увидал Фалангер в ближнем тупике возвышающуюся на четырёхосной платформе чёрную, ступенчатую, тяжкую даже на вид глыбу…

Резко затормозив, старший лейтенант впился взглядом в мощный корпус, широченные гусеницы, массивную башню…

«Это чего такое…»- восхищённо протянул он…»Это чьё?!»

«Та-а-а, ничьё… У нас тут и гарматы на гусеничном ходу стояли, пока их какой-то полковник Лопуховский, чи що, себе не забрал…И в пагкаузах богато усего, кулемёты там, бонбы усякие…Пойдём, хлопчик, я тебе кое-что покажу…»

«Нет, погодите, погодите…как это ничьё? Так не бывает!»

«Та у нас, у младшОго брата Червоной Армии, всё бывает…Пригнали состав, а коносаментов или товарно-транспортной накладной нема…Вот и стоит, кого-то ждёт уж третий день…Знать бы, кого…»

Фалангер решительно высвободился из крепкого старушечьего хвата: «Я знаю, кого ОН ждёт. МЕНЯ!!!»

Два часа 18 минут. Железнодорожная станция Берёза-Картусская Белорусской железной дороги, тупик рампы «сухих» грузов.

«Да откуда ОН взялся?!» — воскликнет взыскательный читатель, тот самый, который не верит, что в Военно-Инженерной Академии РККА учились чистокровные урянхаи…между прочим, учились исключительно на «отлично», чтобы народные деньги, потраченные ТНР на их обучение, зря не пропали!

(И который совершенно напрасно не верит, что «Быстроходный Гейнц» мог вот так просто потерять голову…причём буквально!)

А ОН взялся оттуда же, откуда на станции Берёза-Картусская взялись шесть — целых шесть, полный дивизион! Новеньких 203-мм гаубиц Б-4, доставленных прямо с грузового двора сталинградского завода «Баррикады» в адрес…А вот адрес И НЕ БЫЛ указан…То есть иждивением славного НКПС, который завёз ценнейший груз куда попало. Стояли себе на платформах без всякой охраны и попечения службы ВОСО.

Полковник Н.И. Лопуховский, командир 120-того корпусного гаубичного полка, аж до слёз расчувствовавшись, всё обнимал да гладил могучие стволы…и как артиллерист, я полковника прекрасно понимаю! Потому как на вооружении указанного полка состояли английские «Виккерсы»- орудия, конечно, ценные…только вот произведённые ещё задолго до Империалистической войны и поставленные за чистое золото в Россию под видом новых коварной «Англичанкой», которая, как известно, «завсегда гадит», лопоухим генералам ещё царского ГАУ…Разумеется, хозяйственный комполка такой подарок судьбы из рук не выпустил, к удовольствию начальника станции, который как суперкарго перевозчика рад был поскорее от этого добра избавиться (ответственное хранение- вещь сугубо неприятная, да ещё в военное время).

Следует признать, что отличный нарком МИРНОГО времени, товарищ Лазарь Каганович (отличать от врага народа — вредителя Михаила Кагановича, даром, что тоже наркома и его родного брата) оказался совершенно неприемлем во время военное…

Анекдот тех времён: «Германия, 1941 год, железнодорожный вокзал. «Господин дежурный, поезд не опоздает? — Что Вы, что Вы, конечно, придёт точно по расписанию, ВЕДЬ ВОЙНА!!!»

Советский Союз. 1941 год. Глубокий тыл. «Товарищ дежурный, поезд не опоздает? — Да….его знает, придёт ли вообще, ВЕДЬ ВОЙНА!!»

Впрочем, знатоки относят эту байку ещё к 1914 году…»Тенденция, однако!» — как говаривал мой знакомый чукча Николай Коллапхен…

Так вот, хаос в железнодорожных делах начался ещё в апреле 1941 года, когда начались массовые перевозки воинских грузов, а к июню достиг таких вселенских масштабов, что тов. Сталину пришлось «бросать на НКПС» генерала Хрулёва, для расчистки авгиевых конюшен…

Поэтому ничего удивительного, что на Октябрьской железной дороге оказался и единственный в С.С.С.Р. восстановительно-снаражающий поезд, купленный за огромные деньги в Германии (правда, утешает то, что деньги были — из германского же займа, и тов. Сталин их так никому и не отдал). Поезд был уникален тем, что представлял собой смонтированную в вагонах конвейерную линию, в которую с одной стороны поступали стрелянные гильзы- а с другой стороны отгружались окончательно снаряжённые артиллерийские выстрелы…Завод на колёсах! И предназначался этот завод целевым назначением Западному Фронту, на станцию Барановичи, но как-то вместо этого попал на дачную платформу Удельная Финляндского направления, где и простоял всю блокаду, потому как на него сначала наложил руку лично товарищ Жданов, а урождённый артиллерист товарищ Говоров его потом в этом яростно поддержал…

Отдельный случай, говорите? А вот вам донесение Особого отдела НКО от 6 июля 1941 года: «235 СД погрузила 26 эшелонов. Из них выгружено на станции погрузки -2, поступило на ст. Псков- 11, на станцию Бологое-3, а где ещё 10 эшелонов, ни НКПС, ни УВОСО не знают.»

Или вот про танки: «Эшелон с танками был направлен на станцию Орёл. Вместо этого эшелон поступил на станцию Конотоп. После указания УВОСО эшелон доставлен на станцию Бахмач. После вторичного указания УВОСО эшелон доставлен на станцию Вязьма.» После этого, видимо, отчаявшись доставить груз без недолётов и перелётов, бойцы свои танки выгрузили и пошли они, бедные, на фронт своим ходом…

А вы говорите, один ТАНК…

Куда и кому везли изделие Кировского завода с бортовым номером 638…С экранированной 25-мм листами, приклёпанными к ней циклопическими заклёпками, лобовой 95-мм бронёй…С грабинской Ф-32 в солидной, внушительной даже на вид башне…

Важно было то, что танк стоял на платформе. Стоял «сухой»- без капли топлива, без аккумуляторов, без масла…Ну и разумеется, без боекомплекта…а под платформой, на рельсах, держали друг друга за грудки два командира…один чёрный, другой белый….и оба красные.

Красные не только по пролетарскому происхождению, но и от ярости…

— «Это мой!! Я его первый увидал!!

— Насрать, он мой! Мне нужнее!

— Зачем тебе танк, маслопуп хренов! Есть у тебя паровоз, вот на нём и езди…

— Я старше тебя по званию! Приказываю встать СМИРНО!!

— А в глаз?»

Неконструктивную беседу пыталась, наподобие Лиги Наций, урегулировать старушка-дежурная: «Ой, хлопци, та ви що…ежели из-за менэ, та я вам обоим дам…»

Командиры, как по команде, повернули к ней гневные лица- одно белеющее в темноте, второе- сверкающее не знавшими «Колгейта» зубами — и хором выдохнули: «Пошла НАХРЕН!!»

После чего посмотрели друг на друга и оба…засмеялись.

Через пятнадцать минут.

Командир мотоброневагона «Смерть фашистам!» лейтенант НКВД Бузов: «Ну вот скажи, зачем он тебе? А я его к своему бронепоезду прицеплю, прямо на платформе — будет у меня ещё один броневагон…моя ласточка вполне его таскать сможет…А тебе зачем?

Старший лейтенант Фалангер (с временным, писанным на вырванном из блокнота листке- зато самим Ворошиловым собственноручно, удостоверением), со слезой в голосе: «Товарищ капитан, как Вы не понимаете…У нас ведь не танки- одно позорище…а у фашиста и броня, и калибры…Нам бы хоть один! Хоть один такой красавец!»

Бузов: «Всё понимаю…но ведь сам ты его водить не сможешь? Это ведь не велосипед!»

Голос из-под грузовой рампы: «А чего там мочь-то…не Бином Ньютона. Дизель V- образный, двенадцать цилиндров, В-2К…»

Бузов: «Это кто там?»

Голос из-под грузовой рампы: «Осужденный заключённый Сидоренко Иван Тимофеевич, 1918 года рождения, часть 9 статья 58 УК Р.С.Ф.С.Р…начало срока 1 июля 1940 года, окончание срока 1 июля 1943 года.»

Бузов: «Ну и что же ты натворил, вредитель? Срок у тебя для 58-ой статьи просто детский!»

Голос из-под грузовой рампы, сконфуженно: «Кошечку уби-и-ил…»

(Ретроспекция. Призванный на Большие учебные сборы водитель-испытатель Харьковского (а какого ещё- с такой фамилией?) паровозостроительного завода Сидоренко не испытывал танки…

Его профиль был- тяжёлый артиллерийский тягач «Ворошиловец». Отличная, скажу вам, машина. Легко таскала на буксире любую отечественную бронетехнику, включая пятибашенный Т-35, любую артсистему- вплоть до 280-мм пушки…

Двигатель стоял отменный, В-2В, машина перетяжелена не была…Что бы не таскать!

Шибко любил её Сидоренко. Крепче, чем свою Оксану…во всяком случае, чаще…А что вы хотите? Доводка, называется. Тут как раз пое…страдаешь.

И когда, уже в Минске, какой-то идиот высказал мнение, что два тягача «Коминтерн» мощнее, чем один «Ворошиловец», не стерпел. Мало ли что в формуляре написано! На заборе вот тоже написано… Виновато было разливное пиво,16 копеек литр, завезённое в солдатский буфет предприимчивым военинтендантом Гинзбургом. Очень, знаете, пробуждает пытливую солдатскую мысль…То любознательный часовой самолёт штыком дырявит и удивляется, что у него на крыльях полотняная обивка, то воспитанник военной кафедры из Ленинградского Политеха пальнёт ради интереса из экспериментального 406-мм орудия на артполигоне Ржевка (случаи подлинные)…

Прицепив цугом два средних арттягача, подогнали кузовом вперёд один тяжёлый…

Прицепили за буксирный крюк, и по команде «Даёшь!» — дали…И ведь поволок! Поволок Сидоренко оппонентов! И выиграл бы свою кружку пива, стоимостью 8 копеек…

Да поддалась бракованная сталь….Взвизгнул раздираемый металл, и задний швартовочный узел «Коминтерна» весом в добрую сотню килограмм, на длинном тросе, палицей тяжело ахнул в открытое окошко командирского дома, где умывалась рыженькая кошечка….Впрочем, если бы окно было закрыто, результат был бы тот же…От солнечного Магадана Сидоренко спасло только то, что никто, кроме тягача и кошечки, не пострадал…Да тягач бы починили…говно вопрос!

Кошечка, размазанная в мелкие брызги, принадлежала начальнику АБТ ЗаПОВО…)

Через двадцать минут.

Бузов: «Ну ладно, снарядов я тебе бы немного дал…У нас калибр подходящий, и системы близкие, «дивизионки«…Говоришь, САМ тебе звание присваивал? А чего ты тогда не сержант ГБ? У нас тоже бронечасти есть!

Ну ладно…Водитель есть…ты не врешь, беглый?»

Сидоренко: «Не беглый я…вагон немцы подожгли, охрана дверь отчинила, приказала прыгать…я и прыгнул.»

Бузов: «Но ведь всё равно ничего не получится…Топлива нет, масла нет…аккумуляторов тоже нет…»

Старушка-дежурная: «Та хлопци, у нас в Берёзе «Сельхозтехника» мае, там усё е..»

Фалангер, жарко хватая её за рукав: «Солнышко, милая, родная, для тебя всё на свете сделаю…ГДЕ?!»

Старушка, краснея: «Та-а…ничого нэ треба…Я так…для Червоний Армии…»

Четвёртый час утра. Каменец.

Тихо…темно…глухо…только далеко на юге- зарево над пылающим Брестом…в этот час вновь не выпала ночная роса.

Два красных огонька…сигары, ещё довоенные, голландские.

«Господин командующий…»

«Да, мой друг?»

«Можно…нескромный вопрос?»

«Если Вы — про ЭТО- то давно уже нет…»

«Ха, ха…очень остроумно! Нет, вопрос касается всех нас…»

«Задавайте. Если не захочу отвечать — то и ответа не ждите…»

«Господин командующий…есть что-то, чего Вы боитесь?»

«Ну конечно…боюсь смерти, даже не самой смерти как таковой…боюсь смерти смешной и постыдной, как у Быстроходного Гейнца…боюсь за своего сына…боюсь за Германию…»

«А в этой кампании — чего боитесь?»

«А в этой компании- я смертельно боюсь, что умный Иван начнёт отступать…И тогда наш фронт начнёт расширяться- воронкою на север, юг, восток…У нас не хватит сил, чтобы гоняться за русскими по их Die unermessliche Steppe…

Я искренне надеюсь, что большевики решат из каких-либо своих соображений- политических, престижных — защищать этот городишко Брест-Литовск, и будут подвозить сюда резервы, дивизия за дивизией…а мы их будем здесь перемалывать, дивизия за дивизией…Как под Верденом, помните?

Пока не перемелем все…в тонкую муку…»

«И тогда- рванём на Восток?»

«Друг мой, вы же опытный генштабист Цоссенской школы, неужели Вы не понимаете, что и после окончательного разгрома русских скорость нашего продвижения будет лимитироваться скоростью перешивки железной дороги на нашу колею? А как иначе прикажете войска снабжать? Не этим же зоопарком от парижских «Ситроенов», которые развозили по бистро молодое шабли до голландских «устричных цистерн»? Вот возьмите, ради интереса, «Физелер-Шторьх», и пролетите над дорогой до переправы…Я лично насчитал полсотни брошенных грузовиков, и бросил…Что Вы говорите, по воздуху? Воздуха не хватит.»

«Но герр командующий…Так мы НИКОГДА не выйдем на линию «А-А»…»

«Вопрос. Ну, хорошо, вышли мы на линию «А-А». И что дальше? А дальше будет линия «В-В», а ещё дальше линия «С-С«…Россия- это не страна. Россия- это материк…

И дело не в том, что я мало похож на Писарро…Сталин- явно не Монтесума, вот в чём беда-то.

Нет, следует здесь хорошенько пустить кровь русским, потом занять к зиме удобные позиции и начать торг для заключения почётного мира…»

«Но Фюрер…»

«А, Der Gefreiter! Думаю, что ему придётся научиться слушать умных людей…Или…сколько верных сынов Фатерлянда уже пало в смертельной схватке с большевизмом! И сколько ещё ОБЯЗАТЕЛЬНО падёт…я достаточно ясно выражаюсь?

Ну, тогда последуем рецепту великого Мольтке: «Отдай приказ и иди спать!»

И окурок сигары летит в ночную тьму…

Несколько позже. Станция Берёза-Картусская, Белорусской железной дороги.

«Товарищ командир, вот здесь, здесь и ещё здесь…претензий к внешнему виду и комплектности нет? А как же? «Социализм- это учёт и контроль», «Доверился- погиб», «Без бумажки- ты…, ой, извините, это я не про то…спасибо за понимание, счастливого пути, прошу немедленно освободить территорию станции, мне грузы принимать надо. а Вы своим монстром всю рампу загородили, давайте, давайте, не задерживайте, а мне наплевать, как Вы это уберёте, теперь это ВАША головная боль…»

Пыхтение «овечки», лязг буферов…тонко-жалобный свисток…наконец-то прибыл «этап», как образно выразился механик-водитель, вольнонаёмный доброволец Сидоренко (военный билет отсутствует)…Пополнение из воинов — запасников, для встречи которых и прибыл в общем-то старший лейтенант Фалангер…с одной стороны, выглядят смешно — форма сидит мешковато, наличествуют пузики, очки и плеши…с другой стороны…

«Слышь, старшой? Эта бандура твоя? Ну и ладушки. Я у тебя в экипаже…Сомов я, Иван Иваныч…арт-слесарь опытного производства Завода имени Сталина, город Горький…Почему это я у тебя в экипаже? Так на пушку посмотри. Как ну и что? Это же моя пушка. Я Ф-32 собирал, на полигоне отстреливал…любую неисправность голыми руками без ЗиПа вылечу…Почему я не в артиллерии? Вопрос, конечно, интересный…я ведь ещё и на «броне«…меня военком призывать отказался…что-что, залез я в эшелон…Оказался поезд «литёркой», за полдня в Москве…а оттуда на Белорусский, а оттуда в Минск…а оттуда уже к тебе…что мчусь как нашпаренный? А потому что первая проверка- и трибунал. Дезертир потому что. С военного производства в военное время убежал…Почему на войну убежал? Слушай, парень, ты женатый? Тогда тебе- не понять…»

Около четырёх часов утра. Буховичи. Штаб 4-ой Армии.

Ночь на 24 июня выдалась такая же тихая и теплая, какими были и две предшествовавшие ей. Было очень сухо…

С наступлением темноты стрельба прекратилась. Лишь изредка кое-где даст короткую очередь пулемет да далеко на горизонте взовьется ввысь над передним краем ракета, не иначе как немецкая, и снова водворяется странная тишина. Как будто и нет войны!..

На командном пункте обосновались и командующий, и вновь назначенный член Военного совета, и почти все основные работники штаба армии. На столе — два стеариновые свечи и аппарат Бодо. Телеграфная связь со штабом фронта очень неустойчива, и на аппарате работает лично начальник связи армии полковник А. Н. Литвиненко. Попытки связаться с фронтом по радио «из-за дальности расстояния», как пояснил связист, не удаются. Ой, лукавит связист…старенькая 11-АК-М1 свободно до Минска «доставала«…Другое дело, что на технике надо было ещё УМЕТЬ работать…

Командарма вызывает Павлов и уточняет задачу армии на завтра:

«Упорно обороняясь, утром 24 июня совместным ударом в направлении Каменец — 121-й стрелковой дивизией и 14-м механизированным корпусом — выбить противника и закрыть ему путь на Барановичи. Армейский контрудар будет поддержан фронтовой авиацией. Боеприпасами пополнитесь на окружном артиллерийском складе в Кобрине. Из Барановичей в Слоним перешла 155-я стрелковая дивизия, которая остается в моем резерве».

До конца выслушать командующего фронтом и передать ему горячий привет командарма не удалось: Бодо замолчал опять.

Тупицын, член Военного совета, нервно пожимает плечами: «Снова контрудар, а ведь мы уже убедились, чем это оборачивается при многократном превосходстве врага в авиации. А завтра условия будут еще хуже. Да и какими, собственно, силами сможем мы нанести этот новый контрудар?»

Сандалов: «Сейчас вот приедет командир механизированного корпуса, доложит о состоянии своих дивизий, тогда и приму решение»

«Дело не только в количественном превосходстве врага, — стоял на своем Тупицын. — Помнится, на последних занятиях по военной подготовке для партхозактива Вы сами, товарищ командующий, приводили выдержки из Энгельса о громадном значении качества оружия в войнах Прусского государства?»

«Так что же, по-вашему, если у нас танки пока не лучше немецких, так нам остается только отступать? Я сам бил немецкие танки- вспылил командарм.»

«Я не хотел бы, чтобы меня так поняли, — возразил Тупицын — Речь идет о другом: своими контрударами, заведомо обреченными на неудачу, мы только умножаем шансы на успех противника…»

Сандалов: «Не надо меня агитировать за Советскую власть. Речь идёт не о контрударе. Такого подарка второй раз мы немцам не сделаем. Однако я не собираюсь и залегать в глухую оборону- да ещё линейную, растягивая войска в непрерывную полосу, подобно фронтам в Империалистической…Этим мы заранее отдаём противнику инициативу, позволяя выбрать место и время удара и сосредоточить на узком участке прорыва превосходящие силы. Нет, попробуем поимпровизировать…»

Подоспевший к этому времени генерал Оборин всецело солидаризировался с Тупицыным и также стал убеждать командарма в бесцельности и опасности контрудара от Пружан:

«Тыловой рубеж по реке Лесной в районе Речицы обороняется сейчас почти исключительно переброшенной от Мухавца двести пятой моторизованной дивизией. Вышедшие сюда части двадцать восьмого корпуса реальной силой не являются. Молодые, слабо обученные бойцы моторизованной дивизии неплохо отрыли окопы, но перед окопами у них ни мин, ни проволоки, никаких других заграждений. Даже мост через Лесную взорвать нечем.»

Сандалов: «Нечем взорвать? Разберите по кирпичику. Что с танками Вашего корпуса?»

Оборин: «22-ая танковая дивизия полковника Кононова понесла такие потери, что говорить о ней сейчас, как о дивизии, просто нельзя. Относительно боеспособной осталась только 30-тая танковая дивизия полковника Богданова, но у нее очень мало боеприпасов…»

Командарм слушал Оборина не перебивая. Потом задал несколько вопросов начальнику автобронеотдела армии полковнику Кабанову и принял решение:

«Сорок вторую стрелковую дивизию в составе стрелкового и гаубичного полков переместить в район Бродов в резерв. Остальные ее части, обороняющиеся на реке Лесной, передать в подчинение командиру моторизованной дивизии. 30-той танковой дивизии полковника Богданова, оставаясь в армейском подвижном резерве на рубеже Пелищи — Хмелёво, оборудовать на этом рубеже узлы противотанковой обороны на перекрёстках дорог, естественных рубежах, исключающих обход. В состав узла включается до роты танков, батарея дивизионной или зенитной артиллерии, миномётная рота, до стрелкового батальона. Обеспечить противовоздушную оборону приданными орудиями СЗА из Минского, Пинского и Кобринского бригадных районов ПВО. Между узлами обеспечивать огневую связь. В случае прорыва или обхода- не паниковать, продолжать стойко удерживать оборонительные позиции.

Есть у меня ещё один туз в рукаве. Танковую дивизию, перебрасываемую в полосу Армии с Ю-З.Ф, предполагаю использовать не для обороны стыка с соседями — пока хватает и 75-той дивизии, а укрыть в лесном массиве в районе южнее Кобрина. И временно о ней напрочь забыть.»

Возвратились один за другим делегаты штаба армии, ездившие в Слоним и Слуцк для установления связи с 55-й и 121-й стрелковыми дивизиями. От майора П. В. Ставцева, вернувшегося из Слуцка, узнали, что к 23 часам два стрелковых полка 55-й стрелковой дивизии наполовину перевезены, но разгрузились не у реки Ясельда, а на рубеже Городище — Синявка.

«Автотранспорт, — докладывал Ставцев, — возвращается для перевозки остальных подразделений этих полков. Штаб дивизии и гаубичный полк на марше, выступили из Слуцка с заходом солнца. Артиллерия стрелковых полков, дивизионная артиллерия на конной тяге и тыловые учреждения с восемнадцати часов тоже в пути; двигаются отдельной колонной. Отмобилизоваться дивизия не успела, автотранспорта из народного хозяйства не получила. Боеприпасов имеет один боекомплект. Противотанковых мин нет.»

Командарм: «Почему же части выгружаются так далеко?»

«Подразделения, следующие вторым рейсом, будут доставлены прямо к реке, а те, что были подняты первым рейсом в течение ночи, доберутся туда пешком, — ответил Ставцев. — Третьим рейсом намечено перевезти последний стрелковый полк…»

Майор Н.Н. Григорьев, ездивший в Слоним, застал там не только 121-ю, но и 155-ю стрелковые дивизии. На рассвете 24 июня она собиралась выступить на запад, а 121-я — на юго-запад.

«Командир сто пятьдесят пятой стрелковом дивизии генерал-майор II. Л. Александров привел свое соединение из Барановичей в полном составе, — докладывал Григорьев.

— Сто двадцать первая перевозится из Бобруйска по железной дороге и выгружается на станциях Слоним и Лесьна. Командир ее генерал-майор П. М. Зыков приказал поставить вас в известность, что эшелоны с гаубичным полком, специальными подразделениями дивизии и тылами на место еще не прибыли. На тех же станциях выгружается и еще одна дивизия — сто сорок третья стрелковая. Из тридцати семи ее эшелонов, следующих из Гомеля, выгрузились пока пятнадцать.»

Сандалов: «А командования сорок седьмого стрелкового корпуса там нет?»

Григорьев: «Первый эшелон штаба корпуса прибудет к утру на автомобилях в Барановичи. Второй эшелон и корпусные части находятся еще в Бобруйске. Они только начали грузиться»

«Вот они, «железнодорожные ножницы»! — резюмировал Сандалов. — Пропускная способность железных дорог Западной Белоруссии явно уступает транспортным возможностям восточной части республики. Кто бы мог до войны об этом подумать, а?»

«А кем и как управляются прибывающие дивизии? «- полюбопытствовал новый начальник штаба Армии полковник Долгов.

«В Лесьне развернут фронтовой узел связи, и там до середины вчерашнего дня находилась группа командиров фронтового управления во главе с генерал-лейтенантом В. Н. Курдюмовым»- объяснил Григорьев.

Сандалов: «А куда эта группа делась теперь?»

«— Выехала в Минск. Но фронтовые связисты в Лесьне остались. И через них представители дивизий все время сносятся со штабом фронта.

«— Нет, это не то, — заключил командующий. — Литвиненко! Нужно Вам немедленно ехать в Миловиды. От Миловидов до Лесьны десять километров. На такое расстояния, я думаю, начальник связи провод найдет и свяжет нас со штабом фронта?»

Не возражая против этого по существу, Литвиненко с видом стороннего наблюдателя заметил, что со связью с первого часа войны все как-то пошло кувырком. Вместо уставной системы связи «сверху вниз», как правило, складывается обратный порядок: снизу — вверх.

Литвиненко: ««Мы ищем связи со штабом фронта, штабы соединений — с нами, штабы частей — со штабами соединений, командиры подразделении — со штабами частей. Бардак, короче…»

Сандалов: «Значит, будучи начальником оперативного отдела в округе, а затем начальником штаба армии, я плохо обучал штабных командиров»

Ему никто не возразил…

В 5 часов 24 июня развернули запасной узел связи армии в Миловидах и около 6 часов через Лесьну связались со штабом фронта.

С корпусами связь Штаба Армии по-прежнему поддерживалась только через делегатов.

Около 5 часов утра. Районный центр Берёза-Картусская, улица Привокзальная, дом 2А.

«А хочешь, Сидоренко, я себе глаз укушу?!

Иван Иваныч, как же это может быть? Не верю. Не укусите.

Спорим?

На что?

На щелобан.

Иван Иваныч, мне будет неудобно…Вы всё-таки слесарь 7-ого разряда…

Не дрейф, Сидоренко! Ну как, мажем?

Товарищ командир, разбейте…»

Сомов, приостановившись, осторожно нагнулся и двумя пальцами осторожно вынул из глазницы левый глаз…И осторожно его укусил. Восхищённый Сидоренко ахнул: «Ну надо же! Как настоящий!»

Сомов, с важностью устанавливая протез на место: «Это мы Ф-22 испытывали на живучесть…трое суток стреляли! Ну и…Сам товарищ Елян, парторг ЦК ВКП(б), меня в Москву возил, в Институт Гельмгольца….Глаз, положим, не спасли- но сделали стеклянный- лучше прежнего!»

Сидоренко: «Надо же, и не заметно с виду!»

Сомов, с наслаждением отвесив товарищу крепкий щелобан, спрашивает: «А хочешь, Сидоренко, я себе и другой глаз укушу?!»

Сидоренко, с восхищением: «Иван Иваныч, ну это как же может быть? Не верю!!»

Сомов: «Мажем на американку?»

Азартный Сидоренко: «Мажем!!! Товарищ командир, разбейте!»

Сомов осторожно вынимает челюсти и осторожно кусает себя за правый глаз: «Это мы Ф-22 УШВ ишпытывали…противооткатные уштройштва на динамометре…Ну и…шам товарищ Елян, парторг ШК ВКП(б), меня в Мошкву вошил, в Шентральный наушно-ишшледовательшкий Инштитут штоматологии…шубы, допуштим, мне не вошштановили, но…»

Фалангер, тихо угорающий от сдавленного хохота: «Отштавить…тьфу ты, ей Богу, как дети малые…Иван Иванович, ты же взрослый мужик, ну хватит уже…»

Сомов: «А что такое? Я этим трюком в пивной по воскресеньям до шести кружек пива на спор выигрывал…»

Фалангер: «Ну всё, всё…шутники…лучше скажите, вы заряжающего среди пополнения не присмотрели? Народ там прибыл всё больше какой-то интеллигентный…а нам бы что попроще да поздоровее…»

Сидоренко, солидно: «Есть такой. Костоглодов, выходи!»

И из-за угла дома появился кряжистый, с руками, как лопаты, плечистый мужик с ясно-голубыми детскими глазами на рябом от оспин лице…

Сидоренко: «Рекомендую. Вместе чалились. Человек надёжный, работящий и молчаливый. Часть 10 статьи 58 УК Р.С.Ф.С.Р. Десять лет.»

(Ретроспекция.

Пропаганда — подлежащее распространению — распространение каких-либо идей с целью привлечения сторонников. Сходный смысл имеет термин агитация — приведение в движение — устная, печатная и наглядная политическая деятельность, воздействующая на сознание и настроение людей с целью побудить их к политической или другой активности.)

Василий Костоглодов с детства не разговаривал. То есть не говорил — и всё тут! Молчал и молчал себе…И младенем- не вопил, и в робятках малых — молчком…И что странно- слышал он превосходно. Но вот говорить — не говорил, да и шабаш.

Поэтому и в школу не ходил- а родителям и ладно, на всех семерых ребятишек чуней не напасёщься…Да и зачем, скажите, плотнику грамота?

А плотником Вася был отменным…Зато и пострадал.

Послали Васю из родного колхоза в Шенкурск, клуб строить…Выстроили клуб на заглядение, аккурат к Октябрьским, и митинг зачали…А Васю от греха в «задню команту» прибрали, а то начальство с Архангельскова — то увидит, каковы шенкурски-то пеньки обретаются, позору-те не оберёшьси…Да лучше бы его на глазах бы держали…

Потому как попросила Васю библиотекарша, которая его всё почему-то Герасимом звала, гвоздь в стену вбить, всего-то! А видно, приглянулась девка простой душе, да и решил он покрасоваться…Взял Вася гвоздь- двухсотку, да одним ударом ладони в стену по шляпку и вбил! «Му-му», говорит, мол принимай работу…

И не понятно, отчего за стеной гам да хохот…Портрет в актовом зале со стены от Васиного удара сорвался- да и на шею областному гостю и оденься, как хомут…а на портрете том- Сам…с усам…

А на следствии Вася- тоже только молчал да искренне отвечал «Му» да «Му«…что было расценено, как полное признание в совершённом преступлении, а именно в антисоветской контрреволюционной агитации и пропаганде…)

Сидоренко«…и дали-то ему по первому «ходу» всего шесть месяцев лишения свободы. А до «червонца» уже при мне добавили, прямо в лагпункте выездной суд состоялся. А что? По 58–10 в основном болтуны идут, интеллигенция…а план выполнять кто будет, Пушкин? Вот и довесили от щедрого сердца, как рецидивисту…Уж больно Вася плотник замечательный!»

Фалангер: «А жалобу Калинину написать?»

Сидоренко: «Да он не грамотный…А за него написать- опер не велит, он в оперчасти жалобщику карандаш да бумаги лист даёт и при себе писать заставляет…Вася уж исхитрился- на бумаге свою историю НАРИСОВАЛ, не знаю, рассмотрят ли…»

Фалангер: «М-да. ну и экипаж подбирается. Вредитель, дезертир и контрреволюционный немой неграмотный агитатор…впрочем, каков поп — таков и приход!

Ну ладно, башню укомплектовали…ещё бы стрелка-радиста…Иван Иваныч, среди пополнения радисты есть?»

Сомов, с сожалением: «Нет, командир…в основном по мехчасти…даже главный механик Гомельского мелькомбината есть! Сам я в этом деле тоже не мастак…вот до сорока лет дожил, а всё не понимаю, как это ток по проводам бежит…Но ежели тебе радист так нужен, то может- сюда зайдем?»

И Сомов показал на крышу дома, у стены которого беседовали танкисты…

Над крышей возвышалась высокая, с проволочными ромбами, закреплённая растяжками — антенна…

(Ретроспекция.

28 июля 1924 г. Совет Hародных комиссаров (СНК) СССР принял «Закон о свободе эфира» (Постановление «О частных приемных радиостанциях» — было опубликовано в газете «Известия» от 9 сентября и в сентябрьском номере журнала «Радиолюбитель»). А позднее, 26 февраля 1926 г. в «Известиях ЦИК СССР и ВЦИК» было опубликовано Постановление СНК СССР «О радиостанциях частного пользования», что легализовало радиолюбителей в части разрешения на индивидуальные передатчики.

Злобныйкровавосталинскийрежим, закрывший страну «непроницаемым железным занавесом», не возбранял иметь радиостанции и рабочим, членам Оборонного клуба Дальзавода (RA03), и студентам ХАИ (au1KAF), и отдельному ленинградскому гражданину Виссу (72RW)…Подай заявку в НКПиТ, зарегистрируй позывные, получи полосу частот, чтобы не мешать связистам или военным, оплачивай таксу абонентной платы — и гуляй себе по Интерне…то есть по эфиру…

И ведь гуляли! Увлечение радиотехникой среди молодёжи было массовым. Не даром первым сигнал гибнущей экспедиции Нобиле уловил именно советский радиолюбитель….

Додик Филькенштейн никогда не жаловался на судьбу…В конце концов, он никогда не мечтал играть в футбол, цур его! Так что детский церебральный паралич, изуродовавший ему левую ногу, особенно жизнь Додику не изломал…

Ещё в детском санатории в Саках, где он полгода бесплатно и лечился и учился, попалась ему в руки книга Кренкеля «Моя радиолюбительская жизнь».

И — в общем-то, и всё…Умер Додик, умненький и старательный мальчик…и родился грозный Король эфира, мудрейший Гуру Могилёва, чуткое Эхо Березины…короче, U2XE…

Жить начинал U2XE, когда надевал тяжёлые эбонитовые наушники с каучуковыми прокладками…Бегло пробегал по эфиру, здоровался с AS2BQ из Дарвина, Северо-Западные территории Австралийского Доминиона, привычно переругивался с W5FFC,из Бангора, штат Мен, Северо-Американских Соединённых Штатов Пиндостана…то есть просто Северо-Американских Соединённых Штатов…

А в остальное время U2XE то есть днём — спал…Дремал в школе, похрапывал на занятиях в торговом училище, клевал носом в бухгалтерии…

От этой, всеми замечаемой особенности, у Додика не сложилась как общественная (а нечего дрыхнуть на комсомольских собраниях), так и личная жизнь…Хотя в его бухгалтерии, если не считать главбуха Израиля Ивановича, мужчин больше не было, и сотрудницы выдавали симпатичному юноше недвусмысленные авансы…Он витал в небесах. Как-то незаметно, для самого себя, стал сначала КМС, а потом Мастером спорта по военно-прикладным дисциплинам- радиотехническому спорту…

На Западную Белоруссию U2XE и поехал только потому, что в районе Берёзы- удивительно хорошее прохождение радиоволн.

Только один раз эфирное бытие чуть было не пресекло земное…год назад, хозяйка квартиры, где жил U2XE, написала куда надо кому следует, что её постоялец- однозначно, шпиён. Потому как- живёт у железной дороги, по ночам стучит ключом, пищит морзянкой, значит- врагам сигнализирует…И быть бы у него крупным неприятностям, если бы начальника Берёзовского райотдела НКВД не звали бы U2MF….

О начале войны U2XE узнал намного раньше, чем все советские люди…Потому что в ночь на 22 июня- замолкли все любительские радиостанции коротковолновиков Европы, а на средних и длинных волнах- зазвучали военные марши…Речь Гитлера U2XE, знавший довольно хорошо идиш, слушал в прямом эфире…

И это было практически последнее, что он слушал, потому как утром пришли кто надо откуда следует, и конфисковали всю его любовно собранную и отлаженную аппаратуру, до конца войны…

Представляете, вот сейчас вломятся к Вам лично — и с мясом вырвут модем…Осознали? То-то…)

Так что когда в окошко дома постучали, и мучающийся бессонницей Додик услышал: «А нет ли здесь радиста?» — он радостно завопил: «ТАКИ ЕСТЬ!!!»

Около пяти часов утра — ещё до начала утреннего обстрела. Крепость. Северный военный городок. Развалины ДОС?5.

Очень высокий, неуклюжий, похожий на заторможенного богомола молодой мужчина в летнем пыльнике — это такой летний плащ, как правило, шёлковый…И в широкополой летней шляпе. Мужчина задумчиво крутит в руках что-то явно шорно-обозное…Стоящая перед ним, как лист перед травой, лошадёнка нетерпеливо потряхивала нечёсанной гривой- мол, слушай, новый хозяин, ты там скоро меня запрягать будешь?

С этим делом у мужчины что-то явно не ладилось…Внезапно за его спиной возникла, накрыв его волной, чёрная как 1937 год тень, и хриплый голос резко спросил: «Wie Sie rufen?»

Мужчина испуганно вскочил, уронил шлею и пролепетал: «Mein Name Antipodist Saprykin!»

Оперуполномоченный Лернер внимательно посмотрел ему в глаза и задал новый вопрос: «Wer Sie?»

Antipodist Saprykin смущённо ответил: «Ich der Dozent der Timirjasewski Akademie, der Kandidat der biologischen Wissenschaften, ипполог я…а почему Вы со мной по немецки разговариваете?!»

….За пол-часа до этого старшина Васьков доверительно рассказывал Лернеру: «И вот взяла меня, товарищ старший лейтенант, такая забота- от чего мой обозный, говоря, что всю жизнь лошадьми занимается, лошадь запрячь не может? И одет как-то не по-людски…носки у него НА ПОДТЯЖКАХ, представляете? (Право, не знаю, чем этот факт так удивил Васькова? Один из читателей помнит своего деда точно вот в таких же подтяжках на носки- Примечание автора) Может, взглянете опытным взором, что это за фрукт?»

(Ретроспекция

Жизнь не очень-то баловала Антиподиста Элпидифоровича Сапрыкина — начиная с имени, которым наградил его помешанный на греческой медиевистики батюшка, до странного с точки зрения родителей увлечения — лошадьми…Нет, папА понимал, что у интеллигентного человека МОЖЕТ быть живой интерес к лошадкам- например, тотализатор на Московском Ипподроме работает каждое воскресенье…Но посвятить жизнь изучению ЛОШАДИ ad hoc — нонсенс!

А что делать? Видящий папА и мамА в промежутках между посещениями ими Научной Библиотеки, растущий как трава на руках у грандмамА Антиподистик (по домашнему-Подя), видимо, реализовывал свои детские комплексы- неосознанно тянувшись к чему-то большому, тёплому и надёжному…И после окончания арбатской школы? 301 юноша поступил не на филфак МГУ, где уже грел ему место папА, а — о ужас! — в Тимирязевку, на факультет животноводства…

Для начала Антиподиста домашние лишили месячной денежной субвенции…Пришлось юноше зарабатывать на трамвай до Петровского Парка общественно-полезным трудом, перепечатывая на пишмашинке чужие дипломы и даже диссертации…

Однако же, он учёбы не бросил, и даже по окончании был оставлен на кафедре патологии непарнокопытных при alma mater…Ну и где ему было научиться запрягать лошадь, ежели вся его научная работа проходила в пределах Окружной Московской железной дороги…

Так уж случилось, что по окончании весенней сессии отправили его в Брест, для чтения общественно-доступных лекций…Темы самые популярные: «Профилактика инвазионных нутталиозов», «О санации мыта и подседов»…

Да только не сложилось- война началась…отправив коллег — Александру Саввищну и Музу Васильевну на Восток, Антиподист решил вступить добровольцем в армию…и вступил. В обоз старшины Васькова…)

«Ну нет, это не дело- выслушав Сапрыкина, решительно заявил Лернер- это всё равно что гвозди микроскопом забивать! Так, товарищ доцент, вот Вам записка- поезжайте в Кобрин, найдёте там главного ветврача Армии, поступите в его распоряжение…И БЕЗ ВОЗРАЖЕНИЙ МНЕ! А то — арестую…» И злобныйкровавосталинскийопричник устало улыбнулся… (случай подлинный)

Около пяти часов утра — ещё до начала утреннего обстрела. Брест. Улица Фортечная, дом 41.

Если ехать по железной дороге из Минска на Варшаву- то справа по ходу, мало не доезжая Центрального вокзала- увидите ряд беленьких домиков…Это она и есть, Фортечная, плавно перетекающая в Шоссейную…Особенно ничем не прославленная, кроме того, что в доме?1 располагается Брестское отделение Белорусской железной дороги.

И люди на Фортечной живут тихие, незаметные…железнодорожники, работницы со швейной фабрики, всякий разный работящий разночинный народ. Обыватели городские. Те, на которых город и держится.

Вдоль по этой улице и бежала взапуски гражданка Никанорова, трепетно ожидая, ЧТО ей ИМЕННО скажет её любимая матуся…Сходила, называется, на танцы!

Ну а она, Клаша, расскажет ей…расскажет…ой, Божечки, да как ей всё рассказать-то…каких она ужасов навидалась, как ей было страшно, как лихо…и про…НЕГО…как расскажешь? Но мама поймёт, мама обязательно всё поймёт…

Ещё помыться и переодеться надо, а то она вся дымом и застарелой чужой кровью пропахла…Господи, как она устала…Скорее, скорее к маме…

Клаша подбежала к беленькому штакетнику заборчика, толкнула от себя калитку: ««Мама? «- и осеклась…вместо их домика посреди сада чернела воронка…Чуть не долетела бомба до железной дороги…

Воя от горя, рухнула Клаша на рыхлую землю, когтя, пытаясь её разрыть…но что-то уже умирало в её душе и говорило ей- что это навсегда…Навсегда — эта вечная боль вины, горя и вечной тоски…Хоть бы ещё раз увидеть маму, хоть бы одним глазком…поздно. Поздно. Поздно.

Около семи часов. Где-то между Берёзой-Картусской и Теулями.

…. «Es gibt keine Frauen — es gibt kein Weinen!» — закончил своё печальное повествование Додик…Экипаж «Беспощадного Красного Пролетария» сочувственно покачал головами, а Вася, выразив общее настроение, даже красноречиво, выразительно произнёс: «Му. Му-му-му…»

Мерно постукивали колёса…мимо бортов платформы неторопливо проплывал неброский пейзаж полосы отчуждения- берёзки, орешник, молодые сосенки…

Бронепоезд «Смерть фашистам!» (ну разумеется, бронедрезина- но будем уважать маленькие слабости отважного командира) с двумя платформами- на одной возвышался танк, на второй теснились новоприбывшие в 30-тую дивизию бойцы — неспешно двигался на запад…Всё равно для Фалангера и его команды это была чистая выгода: и всё-таки хоть на чуть-чуть, а побыстрее, и моторесурс не расходовался…не говоря уже о драгоценной солярке, которую вёдрами сливали из всех ёмкостей Берёзовской «Сельхозтехники».

А как же танк сгружать будут? В Теулях вряд ли высокая рампа сыщется? Но бывший бригадир плотников Костоглодов авторитетно заявил («Му! Му-му-му!»), что подмости он быстренько организует, был бы топор. А шпалы- они всегда под руками.

Пользуясь свободной минуткой, экипаж осваивал боевую технику и вёл неспешные беседы «за жизнь.»

Проще всего было Васе- разницу между бронебойным и осколочным снарядом он понял мгновенно. В конце концов, это не свиль или косослойность…Тут даже глаза не нужны, тип снаряда на ощупь определишь. Читатель удивлён? Не удивляйтесь. Хоть Вася мог пальцами пятаки гнуть, они у него были чувствительные, как у слепого музыканта. Компенсаторная способность так проявляется.

Товарищ Сомов тоже быстренько пару раз собрал-разобрал свою пушку, попутно введя своего командира в курс дела- причём со стороны это было так видно, что это Фалангер Ивана Иваныча учил. Потому что Иван Иваныч поминутно спрашивал: «Всё правильно я делаю, товарищ командир? Нигде не ошибаюсь?» Авторитет командирский, дело очень важное…

Теперь Иван Иваныч, тяжко вздыхая, в который раз пересчитывает подаренные НКВД-шниками снаряды- двадцать бронебойных да столько же осколочно-фугасных…из 135 снарядов БК, положенных по штату…Однако, от пересчёта количество снарядов не увеличивалось. Для Ивана Иваныча, привыкшего в своём опытном цехУ к БЕЗГРАНИЧНОМУ боекомплекту- смотреть на эту жалкую картину было откровенно больно.

А Фалангер тщетно пытался понять цель и смысл танковой панорамы…К чему сей предмет? Неужели предполагалось, что танк с закрытой ОП стрелять будет? Наверное, так…Потому как внутри погона башни была нанесена разметка шкалы «тысячных«…Теоретически, конечно, вполне возможно…Но как измыслить такую тактическую ситуацию?

Додик Филькенштейн умело «облизывал» радиостанцию 10Р — и передатчик, и приёмник, и умформеры…и всю бортовую электросеть напряжением 24 В.

Разумеется, казённая игрушка была «Бо-зна-що» — такая себе симплексная ламповая гетеродинная коротковолновая, работающая в диапазоне частот от 3,75 до 6 МГц (соответственно длины волн от 50 до 80 м), радиостанция. На стоянке дальность связи в голосовом режиме, согласно техописания, достигала 20–25 км, в движении — кто знает? Однако то, что стабилизация частоты осуществлялась съёмным кварцевым резонатором и плавная подстройка частоты отсутствовала- говорила о многом… 10Р позволяла вести связь только на двух фиксированных частотах; для их смены использовался другой кварцевый резонатор из 15 пар в комплекте радиостанции.

Для Додика сей изыск был не то что вчерашний- а уже и позавчерашний день. Про мощность он уже молчал…ЕГО станция имела мощность более 300 Ватт…Увы, где те ватты сейчас…небось, проклятый U2MF,дай ему Б-г крепкого здоровья, пользуясь моментом, для «себэ» все пентоды повыдёргивал…у него-то станция, между нами, откровенное барахло. Потому что места надо знать, где нужные радиолампы водятся.

Сидоренко, неслышно матерясь, чем-то брякал и звякал…Качество изделия завода имени тов. Кирова его явно не вдохновляло. То ли дело родной ХПЗ! Хотя, если быть честным, и там основной упор делался тоже- на количество…

Но там хотя бы болты до места- вкручивали, а не забивали болт лихим ударом ручника…

Короче, экипаж был занят делом…и разумеется, между делом беседовал…Ну о чём будут разговаривать пятеро молодых (в отношении Ивана Иваныча- относительно молодых) мужчин?

Сидренко: «Да-а…моя Оксана тоже… Даже не написала мне в лагерь. Просто бумага пришла- что мол, заочно разводится. Да и зачем я ей теперь? На оборонный завод меня с судимостью не возьмут…Значит, прощай высокая зарплата…Иван Иваныч, ты сколько получал?»

Сомов: «Тысячу семьсот, да премия квартальная 75 %…»

Сидоренко: «Ну я чуть поменьше, полторы…всяко, десять шевиотовых костюмов на зарплату купить мог. На мотоцикл копил…А теперь- ну, пойду я трактористом в Жилкомхоз…рублей четыреста-пятьсот положат…нет, Оксане такой муж не нужен.»

Сомов: «Глупый ты человек, Сидоренко. Бабы любят не за деньги…Был бы мужик хороший…»

Сидоренко: «Иван Иваныч, а у тебя жена есть?»

Сомов: «А как же. У меня две жены.»

(Фото. Две приятных, милых женщины, чем-то очень похожих друг на друга, молча, не говоря дурного слова, вцепились друг другу в волосы- а Иван Иваныч бегает вокруг них и уговаривает: «Ну не надо, миленькие, ну давайте разберёмся по человечески…»)

Додик Филькенштейн только завистливо вздохнул…Его амур де-ло LU9AS проживала в славном городе Буэнос-Айресе, и приходилась, кстати, троюродной сестрицей Адольфо Фалангеру…Только члены экипажа «Беспощадного Красного Пролетария «об этом не подозревали…Тесен всё-таки мир.

Состав неторопливо шёл на Запад.

Командир бронепоезда выглянул из рубки и задумчиво произнёс: «Это конечно хорошо. Но почему ОНИ не бомбят?!»

Действительно, на железную дорогу с утра не было ни единого налёта.

Шесть часов девять минут. Северо-Западный Фронт. Район Вильно.

Закон сохранения механической энергии, открытый французом Лувуазье, и пере-открытый Ломоносовым, гласит, что в натуре ничего не берётся из ниоткуда, но ежели где-то уменьшается, то в ином месте на столько же и приумножается…Впрочем, это всё же Закон сохранения материи в формулировке древнегреческого философа Эмпедокла (V век до н. э.)

Тот факт, что «штукас» не совершали сегодня утренних налётов на Брестскую железную дорогу, вовсе не означал, что эксперты Люфтваффе решили воспользоваться отгулами за ранее отработанное сверхурочное время…

Просто в отличие от советских ВВС, немецких самолётов было действительно МАЛО (вот, например, именно в эти минуты на аэродром Барановичи садится свежий, прибывший из МВО 162-ой ИАП подполковника Исаака Моисеевича Резника,54 машины пушечных И-16) — и немцы, сказать честно, активно штопали Тришкин der Kaftan,успешно перебрасывая целые воздушные флоты не то что между фронтами, а с театра на театр боевых действий…

И сейчас «штукас», перелетевшие из-под Бреста, торили дорогу немецкому «проходческому щиту», 3-ей танковой группе Гота, который тяжким боевым топором проломил сопротивление советских войск и сейчас нацеливался на Минск.

Впрочем, и проламывать Готу на первых порах было особо нечего…Территориальный стрелковый корпус, сформированный из соединений бывшей литовской армии, встретив немецкие войска- попросту РАЗБЕЖАЛСЯ…

При этом отважные «тормозкаускасы» в обоснование своих действий приводили массу объективных причин, включая даже социологические: «Поттэря столь мнооогих юнношей нанессёт глубооккий врэд дэмограффичческомму сосставву нашшего нарооода…»

И ведь правда, нанесёт! Так что общечеловеки любезно предоставляли бороться с фашизмом грязным недочеловекам…

Сами же общечеловеки, избавившись от гнёта кровавосталинскойтирании, принялись заниматься тем, за что при указанной выше власти немедленно получили бы пулю в свои высокие лбы… А именно — жечь, грабить и убивать. Главным образом- советских людей. Евреев, русских, поляков…Более десяти тысяч человек было просто забито насмерть железными прутами в первые два дня войны — число убранных трупов скрупулёзно подсчитали местные органы власти, оплачивавшие общечеловекам уборку улиц от…мусора! Таков уж у общечеловеков национальный обычай. Убить, а потом ещё на этом заработать.

Впрочем, доставалось и «своим«…сводились старые счёты, под шумок вырезались целые семьи…Например, один общечеловек по фамилии Импулявичюс, пользуясь замятней, хладнокровно убил тестя, тёщу, жену и двух малолетних детишек…а потом поступил в полицейский батальон (случай подлинный)

Ударив в стык между Западным и Северо-Западным фронтом, 3-я Танковая группа двумя колоннами, между которыми наступала 9-ая немецкая армия Штрауса, к середине 23 июня прошла Каунас…Именно прошла!

Немецкие зольдатен называли позже этот период Der Blumenkrieg. «Цветочная война!» Именно так.

(Фото. «Литовцы кричали нам «Свеикс гийос!» и протягивали цветы. Перед домами стояли культурные столики с кувшинами с молоком, в фарфоровых чашечках дымилось кофе, на тарелках с голубой каёмочкой красовались яйца, ТОНКО нарезанный белый хлеб, в мисках с водой плавали МАЛЕНЬКИЕ кусочки сливочного масла…И мы, немецкие солдаты, учились говорить на их свинячьем языке: ««Свеикс гийос, Марьяна!» Эккенхард Маурер. «Ледяной ад. Как я выжил в советском плену»)

Завывая «иерихонскими трубами» сирен, «штукас» начинали атаку…

Донесение командующего войсками 3-ей Армии Западного Фронта, поступило в штаб фронта около 7 утра.

«22–00 23.06.41

Дерёмся без транспорта, горючего недостаточным вооружением. Только у Николаева не хватает 3500 винтовок. необходим срочно подвоз средствами фронта. При оставлении Гродно уцелевшие от авиации противника мосты и склады подорваны» Кузнецов, Бирюков Кондратьев, СБД?35. (подлинное)

Вы коллеги, что нибудь понимаете? Война идёт второй день. И только в одной, надо полагать, дивизии — не хватает примерно трети винтовок.

Винтовка образца 1891/30 (индекс ГАУ 56-В-222), которая основывалась на драгунской версии, не является эксклюзивным раритетом. Она была выпущена миллионными количествами.

Почему у Николаева не хватает винтовок? На складах лежат? Вспомнилось место из воспоминаний некоего оккупанта, который хвалился тем, что захватили столько большевистских винтовок, что ими топили печку, как дровами, всю зиму…

Или бросили? Винтовка Мосина со штыком и патронами весит 4 кг 190 граммов. Нормальный мужчина, солдат, спокойно унесёт на плече штук 5…а ежели в телегу положить- то одна лошадиная сила увезёт стрелковое вооружение целой роты…И как это БРОСИЛИ? Оружие выдаётся каждому, лично, под расписку…Где ты, где ты, особый отдел….

Короче, справа от Белостока- было худо. Очень Худо.

Семь часов утра. Минск. Здание ЦК КП (б) Беларуси.

Ворошилов: «Представляешь, Лаврентий, решил этот…Пантелеймон Кондратьич…в Гомель махнуть! А? Каков фрукт? Вместе со всем ЦК…для обеспечения безопасной работы!

Я ему махну! Я ему так махну!! Зажрались, сволочи! размордели? Я вам устрою безопасность! Бросить фронт, бросить столицу советской Беларуси…Это что ж такое, а? Да мы в Царицыне с бронепоезда не слезали! Я сам, помню, вместе с Кобой 107-мм полевую пушку на белоказаков наводил! И сейчас наведу, не постесняюсь! Умоетесь кровью, враги народные!

Где моя Почётная Революционная шашка? Держи дверь, Лаврик, чтоб не одна контра не сбежала!»

Берия, отталкивая от двери рвущихся из зала заседания членов ЦК: «Тихо, тихо, спокойно, товарищи…сейчас разберёмся…

Вы куда, товарищ? К прокурору? Так вот он, Прокурор республики, тоже куда-то торопится…

А ну, быстро отвали! Что прёшь, как на буфет?

Климент Ефремович, прекратите уже честь, ум и совесть нашей эпохи запугивать!

Спокойно, спокойно…он шутит…да опустите Вы наконец шашку, товарищ Ворошилов, очень Вас прошу!»

Шашка со свистом опустилась и с размаху развалила надвое календарь и пресс-папье на столе у товарища Пономаренко…по залу закружились листы бумаги.

Ворошилов, не по хорошему сверкая на членов ЦК огненным орлиным взором, медленно убрал шашку в ножны.

Побледневший Первый секретарь занял своё рабочее место.

Берия: «Продолжаем заседание.

Похоже, вопрос о переносе места расположения руководящих органов решился сам собой, я прав?

Тогда вопрос номер два- о создании дивизии народного ополчения. Докладывайте, товарищ Мазуров. Послушаем внимательно, товарищи, опыт комсомольцев Бреста достоин того, чтобы распространить его на всю республику…»

(В РЕАЛЬНОСТИ утром 24 июня ЦК и Правительство покинули Минск, хотя город ещё не подвергался никаким угрозам, кроме воздушных налётов)

Семь часов семь минут. Пружанский район, село Шерешево.

«Сын за отца не отвечает!» — ответил как-то товарищ Сталин на письмо комсомольца, которого хотели из-за отца-«вредителя» из Союза Молодёжи «вычистить»…

«Нет, отвечает, отвечает»- яростно визжали «дети арбата», яростно приводя в пример того, сего и этого…

«Всё могёт быть»- философски отмечал мой хороший знакомый, колхозный шаман Алитет Йыктылгин.

Может, и отвечали…

Только по этой логике Федя Трухин должен был быть тоже…того…потому что ему было не одиннадцать лет (уголовная ответственность начиналась с 12 — ти), а все 22 годика, когда его отец, офицер — кавалергард в отставке, статский советник и предводитель дворянства и старший брат-тоже офицер, и тоже гвардион — были расстреляны кроваводзержинскойЧК за участие в организации мятежа в Костромской губернии…

Так нет. Никто ему и дурного слова не сказал…И в правах Федю не ограничивал.

Поступил Федя в Красную Армию, да не рядовым бойцом, а сразу на пехотные курсы краскомов…Хоть и не поучаствовал в Гражданской (а красные курсанты частенько бросались в самые трудные места) — но карьерочку себе сделал.

Закончил две Академии — сначала имени Фрунзе, в 1925 году. А потом — и Академию Генерального Штаба. Вместе с товарищем Сандаловым в одной группе учился. Тенденция, однако(с).

В боях никогда не участвовал, однако орденок Красного Знамени и медаль «XX лет РККА» получил, по совокупности деяний. Хотя третий брат Фёдора — репрессирован в 1938 году.

А к 1941 году товарищ генерал-майор Трухин Федор Иванович был не менее, как начальник штаба Северо-Западного Фронта.

И сейчас летел на «Р5-Лимузин» в штаб фронта соседнего…

….Стремительная тень на секунду затмила левое окошечко. Строчка трассеров прошила борт и плоскость. Самолёт качнулся, и резким разворотом метнулся к кронам деревьев…

Трухин распахнул форточку, загораживающую пилотскую кабину: «Немедленно садимся!»

Пилот, не оборачиваясь: «Товарищ генерал, всё нормально, уйдём!»

Трухин, истерически: «Садись, Я ТЕБЕ ПРИКАЗЫВАЮ!!»

Не смел перечить пилот штабной эскадрильи, выполнявший роль извозчика для высшего комсостава…

Подпрыгнув несколько раз, самолёт приземлился на просёлочной дороге.

Летчик и пассажир выскочили из кабины и прижались к стенке придорожной канавы.

Немецкий истребитель, сделав ещё один заход, поджёг несчастный «лимузин» и довольный, помчался хвастаться победой над русским бомбардировщиком.

Летчик: «Эх, товарищ генерал…ну зачем Вы так? Мы бы ушли! А теперь- Бог знает где…Минск в 180 километрах…и зачем Вы меня заставили так сильно на Запад уклониться?»

Трухин: «Посмотри там, кто на мотоцикле едет?»

Летчик, приставив ладонь ко лбу на манер козырька: «Вроде…в сером? Это же немцы! Товарищ генерал, бегите, я Вас прик…»

Выстрела в упор лётчик уже не услышал. Свою пулю- не услышишь никогда…

Трухин отбросил дымящийся ТК и вынул из кармана белейший батистовый носовой платок.

Когда мотоцикл подъехал поближе, Трухин гордо произнёс: «Ich — der sowjetische General. Ich habe die eilige und wichtige Mitteilung f?r das Deutsche Kommando!». И продемонстрировал портфель с секретными документами…

Немец, сидевший в коляске, с усиками мушкой, как у Гитлера, с удивлением произнёс: «Sie kapitulieren?»

Трухин: «Ja, ja, nat?rlich!»

Немец в коляске, показывая на убитого лётчика, около головы которого стала расплываться чёрная лужица: «Und wen er?»

Трухин, угодливо заглядывая ему в глаза: «Es ist der fanatische Bolschewik!»

Немец, обращаясь к своему напарнику, сидящему за рулём: «Ну, мне в общем всё ясно…Вася, а у нас верёвочка есть?»

Корж, запасливый как все бульбаши: «А как же, дядя Фима…Обязательно есть»

Трухин запрокинул голову и завыл…

Через полчаса только пилотский шлем на свежем холмике напоминал о трагедии…

А июньский ветерок шаловливо раскачивал поскрипывающую под грузом ветку…

(Мгновенная черно-белая вставка. Перешедший 27 июня 1941 года со всеми оперативными документами к фашистам, Трухин повешен в Москве по приговору Военной Коллегии Верховного Суда вместе с остальными генералами- власовцами. До сих пор пламенный борец со сталинской тиранией не реабилитирован. Какое упущение!)

Семь часов десять минут. Брест. Крепость. Остров Пограничный.

Char de cavalerie Somua S35… Это то, чего именно здесь и именно в это время быть не может.

Ну не использовали немецкие войска трофейной техники, это вам любой демократический историк скажет. Принципиально не использовали. Категорически!

Тем более французской…Что говорите? 1-ая ПТАБ? Подбитые танки «Рено»? Таблички с французскими надписями? Ерунда. Это просто немецкие панцер-ваффе изучали французский язык по методу Илоны Давыдовой. Написали на табличках «La sortie», «l» Entr?e», «l» Issue de secours», «la Toilette», «le Striptease-bar», «le Bistro» и развесили в боевых машинах, чтобы постоянно перед глазами были. Воюешь и учишься, очень удобно.

Что изволили заметить? «Великий танковый грабёж?» Со всех европ немцы добра набрали? Поклёп. Мощнейшая экономика Германии в это время не нуждалась в поставках чудес враждебной техники. Мощнейшая экономика Германии в это время…Выпускала садовые лестнички, стиральные машины, бытовые рефрижераторы и телевизионные радиоприёмники, для дома, для семьи…На танки как-то внимание обращали поменьше.

Но не могли немецкие войска использовать именно французские танки! У них в башне — один человек за всё про всё! Не могли, не могли, не могли!!

Тем не менее, «шары», в количестве шести единиц, неторопливо переползали по уложенным через полу-пересохший ров фашинный мост.

Ну конечно, не «Котин-Ворошилову»…

Однако- смотря с чем сравнивать…47-мм пушка? Так на Т-III 3.7-см…Лобовая броня 56 — мм, борт 40-мм, для конца тридцатых-солидно…правда, скорость по ровному месту 30 км в час…так зачем ПЕХОТНОМУ танку скорость? Излишняя роскошь. Зольдатен иначе за ними не поспеют.

За ЭТИМИ — вполне поспевали. В хорошем стиле «D» une Grande Guerre», а-ля апрель 1916 года, «штурмовые артиллерийские трактора», то есть, мe pardonnez, средние кавалерийские «шары» с Das Eiserne Kreuz на башнях, неторопливо вползали на Пограничный.

Там же, тогда же.

Грохоча гусеницами, серо-зелёный, с грязными коричневыми камуфляжными разводами, похожими на присохшее дерьмо, фашистский танк вполз на советскую землю.

Лейтенант Кижеватов затаил дыхание, и на счёт «и-раз, и — два…» осторожно выбрал холостой ход спускового крючка…Бронебойная пуля, выпущенная из старой, доброй мосинской трёхлинейки, быстрее скорости звука промчалась над поникшей травой. Разбрызгав медно-никелевую оболочку и свинцовую рубашку пули, стальной стерженёк вдребезги разбил стекло наблюдательного прибора…Пустячок, а приятно…

К сожалению, это было всё, что припас для фашистов на героической Девятой заставе Наркомат боеприпасов.

Далее следовало полагаться на домашние средства.

(Ретроспекция.

В 1937 году младший командир Андрей Кижеватов проходил службу на Куковицкой заставе Тимковичского погранотряда. Когда в далёкой Испании вспыхнула борьба революционного испанского народа с международным фашизмом, Андрей, разумеется, не мог остаться в стороне. Подав по команде соответствующий рапорт, он, чтобы не терять времени, принялся изучать язык Гарсиа Лорки и Долорес Ибарурри…А как посоветовал ему в личной переписке товарищ Негро, для лучщего понимания живого языка решил читать испанские книги…И нашлась в букинистическом книга на испанском: «El libro de cocina del Аnarquista». С красной звездой, серпом и молотом на чёрной, как ночь, обложке.

И хоть не попал в Испанию товарищ Кижеватов, но из этой интересной книги узнал он очень много важных и полезных вещей.

Например.

Берём Бензин + Скипидар + Гудрон (мазут) = 5:3:1.

Сначала смешиваем бензин со скипидаром, затем бросаем туда мелкие кусочки гудрона, чем крыши смолят или мазут, чем котлы топят. Нагреваем смесь почти до кипения и начинаем интенсивно помешивать металлической ложкой до растворения гудрона. Лучше всего это делать в неплотно прикрытой жестяной банке Остужаем. Разливаем по бутылкам. Количество гудрона в смеси можно увеличить, если вы хотите получить более вязкую смесь.

Вот и получился «El coctel del Molotov». А Вячеслав Михайлович и не знает!(с)

Теперь поговорим о способе применения «Коктейлей». Конечно же, не стоит бегать вокруг машины государственного чиновника, поливая её бензином из канистры. Умные люди уже давно придумали для этой цели «зажигательную бутылку».

Это обычная 0,5 л водочная бутылка, наполненная под самый верх зажигательной жидкостью. Бутылка герметично заткнута пробкой. Перед использованием пробка вынимается и в горлышко вставляется фитиль — кусок обычной материи, смоченный в самой этой жидкости. Очень важно, чтобы фитиль как можно плотнее входил в горлышко бутылки, иначе пламя может вызвать преждевременный взрыв паров внутри сосуда. Длина свисающей наружу части фитиля около 15 см. Можно просто снаружи обмотать горлышко бутылки паклей. Теперь остаётся только поджечь фитиль и бросить бутылку в цель. Бутылка разбивается, горящий фитиль поджигает содержимое. Вот и родилось маленькое огненное озеро!?Que viva la Revoluci?n!

Мы можем также сделать нашу бутылку более эстетичной и удобной в обращении, если прикрутим к ней сбоку пару охотничьих спичек, жгут из селитрованной бумаги или фитиль-соломинку с алюминиевым порохом. Тогда не возникнет необходимости открывать пробку, мочить фитиль в жидкости, засовывать его в горлышко и бояться разрыва бутылки у вас в руке. Вы просто, не откупоривая пробку, поджигаете фитиль (лучше использовать два одинаковых фитиля по двум сторонам бутылки) и кидаете бутылку в цель. Она разбивается, пламя от фитиля попадает на жидкость и… в пожарной части раздаётся очередной звонок!

Если кинуть несколько бутылок перед наступающим полицейским кордоном, то они вряд ли будут активно двигаться дальше, пока всё не прогорит. Я уже не говорю о том, что если кинуть такую бутылку в толпу тех же полицейских, то кто-нибудь непременно сгорит, и боевой дух стражей порядка будет основательно подорван.

Ещё, хорошо бывает кинуть бутылку с «коктейлем» в окно богатого дома или в роскошную витрину магазина. В закрытых помещениях сразу же возникает обширный очаг пожара, который потушить своими силами не представляется возможным. Главное, вооружаясь зажигательной бутылкой, не забудьте взять с собой спички, а лучше — зажигалку.

?Le deseo, los compa?eros, los?xitos creadores! Именно так, «Творческих успехов!» — пожелал товарищам читателям неизвестный автор…

«…Читаем про речку, читаем про мишку…

Хорошая, умная, добрая книжка!»(с)

Когда Кижеватову стало понятно, что ЭТО — не инцидент, а вторжение…Тогда же ему стало ясно, что на «Непобедимую и Легендарную» особых надежд питать не стоит.

Поэтому старшина Янукович срочно прервал траур по безвременно почившему Ющеру и погибшей каптёрке («Куртка кожаная, три!») и смотался в Город, откуда вернулся глухой ночью, на телеге, побрякивая мешком с пустыми бутылками…Кроме пустой стеклотары, на телеге уютно угнездились две двадцатилитровые канистры и пара обмотанных рогожей бутылей…

В начале бойцы усомнились в мощи нового оружия («Это ведь только в пивной драться! По кумполу шарахнуть…а потом ЕГО «розочкой», «розочкой»!)

Но после эффектной демонстрации, закончившейся у самых нерасторопных бойцов парой долго не заживающих ожогов, вполне заценили…

И сейчас два десятка De los anti-tanquistas, как назвали бы их в Университетском городке республиканского Мадрида, готовили иноземцам горячую встречу.

…. Фельдшеру Королькову мало когда везло. И тогда не везло, когда после школы комсомол вместо лётного училища направил его в медицинский техникум. И тогда, когда призванного в погранвойска- вместо учебной заставы направили на практику в госпиталь…И когда вместо того, чтобы вместе со всеми бойцами отражать нападение нарушителей, он вместе с Януковичем таскал в блиндаж раненых.

Повезло в том, что он дальше и точнее всех метал «зажигательную бутылку». Вот такой у Королькова неожиданный талант прорезался.

И когда грязно-зелёный танк пролязгал мимо него, Корольков знал, что он добросит, не промахнётся!

Скорее всего, это была просто шальная пуля. В поднятой вверх руке разлетелась бутылка. Огненная волна захлестнула лицо, шею, грудь.

Он уже ничего не видел выгоревшими глазами…Но сумел добежать до кормы танка и разбить о нее вторую бутылку. Которую поджог своим телом.

Из шести «шаров» назад не вернулся ни один!(случай подлинный)

Семь часов четырнадцать минут. Генерал-Губернаторство. Бяла-Подляска. Аэродром.

Командир (Geschwaderkommodore) 77 эскадры пикирующих бомбардировщиков II FliegerCorps Клеменс фон Шонборн цу Визентад задумчиво покачал изувеченный элерон «Штуки» Ju-87B2 бортовой номер F1+AM,после чего выразился кратко и совершенно не печатно.

Такого уровня боевых потерь в его эскадре не было с проклятого дня 18 августа прошлого года. Тогда над целью, именуемой Портсмут, «Харрикейны» проклятых «лимонников» за пять минут из 28 самолётов первой эскадрильи отправили на дно Пролива 10…и ещё 6 штук крепко покалечили…

Ну так это же- была Главная база Роял Неви, и противниками его пилотов были джентльмены из Королевских ВВС, все как один- выпускники Харроу, Итона…и даже вроде бы один был из какого-то загадочного Хогвардса, если Харри Шу-Бой из разведки не врёт…наверное, такой же напыщенный педераст, как и все остальные члены их проклятых «пожарных» клубов…

А здесь- какие — то грязные Иваны, надо же…И сбили за один бой целых 17 машин! Элегантные монопланы с узким фюзеляжем и низко расположенным крылом, совершенно НЕ ПОХОЖИЕ на привычных и от того даже милых «Рата», просто не оставили несчастному шестому отряду никаких шансов.

О судьбе сбитых пилотов страшно было подумать…Для фон Шонборна земля там, за линией границы- представлялась сплошным огромным черным лесом, в котором водились свирепые чудовища…

Даже над Бискаем было безопаснее выпрыгивать! Во всяком случае, тогда у них был шанс- парашют, надувной жилет, спасательная резиновая лодка…В конце концов, могла всплыть U-boot или прилететь спасательный «Дорнье-Валь»…

А здесь…С содроганием вспомнил фон Шонборн рассказ чудом спасённого бортстрелка, которого сумел принять на борт хоть и тупица, но храбрец Рудель из StG-2. Стрелок с ужасом рассказывал, как его пилота схватил и потащил в кусты огромный дикарь с большим ножом, весь покрытый чудовищными синими татуировками…Самым страшным было то- что убегая, стрелок ещё услышал, как из кустов раздавался жалобный крик пилота, сопровождаемый ритмичным марсианским уханием русского зверя…Видимо, несчастного пилота заживо поедали…

Отчаянный крик «Der Fliegeralarm!» прервал горестные размышления фон Шонборна. И тут же на стоянки обрушился тяжёлый удар…

Взрывная волна опрокинула его, поволокла в сторону — и к счастью! Потому что изувеченная «Штука» вспыхнула ярким даже на утреннем солнце огнём…

Два звена СБ обрушили на аэродром серию ФАБ-500…Взрывы крушили технику, калечили взлётную полосу…Но на хвосте у советских самолётов уже сидели истребители из JG51.

Первый немецкий истребитель с ходу открывает огонь. Тонкие полосы трасс протянулись к бомбардировщику. Огромная серебристая птица неуклюже заваливается на крыло, и с блеском солнечного блика на её сверкающем борту, вертикально устремляется прямо на стоянку, сопровождая падение безумным, нарастающем воем двигателей. Вверх поднимается огромный столб огня…

Вторая машина, будто наталкивается на невидимое препятствие, переворачивается через нос и в таком положении рушится на землю. В воздух взметнулись обломки, и одна из лопастей врубается в грунт прямо перед носом окаменевшего Шонборна.

Потом гибнет следующий бомбардировщик, затем ещё один…Последняя машина падает на здание штаба эскадры, вызывая чудовищный пожар…

Бой закончен. Над аэродромом поднимаются шесть траурных столбов дыма.

Фон Шонборн: «Это героизм. Но это — не война, это какое-то безумие! Они все безумцы, все до одного! Боже мой, куда мы попали…»

Войска Северо-Западного Фронта получают десятиминутную передышку…

Семь часов восемнадцать минут. Германия. Берлинский пригород, городок Цоссен.

Уютный «дачный» посёлочек в 30 километрах от столицы Рейха…Сосенки, берёзки, ухоженные двухэтажные островерхие домики под красными черепичными крышами на зелёных лужайках на берегу озера Waldsee…

Уже молочник развёз по крылечкам бутылки с крышечками из разноцветной фольги — белой, с молоком, зелёной- с кефиром, розовой- с ацидофилином…Уже заработали автоматические разбрызгиватели на лужайках, порождающие крохотные рукотворные радуги…Уже милые во всех отношениях фрау в шёлковых и панбархатных халатах, дружно нажав на кнопочки электрических тостеров, привычно включили телевизионные радиоприёмники, чтобы ознакомиться с прогнозом погоды и узнать, когда будет транслирован звуковой фильм «Девушка моей мечты», к сожалению, только пока в чёрно-белом варианте…(про телевизоры- как не странно, не выдумка! В Берлинском радиоузле была даже передвижная телекамера- так что фрау в прямом эфире наблюдали церемонию открытия «Фестиваля цветов». Лето 1941 года…)

Отцы семейств, испив утренний кофий, с горячими булочками, надели мундиры и поцеловав на прощание ухоженных фрау и милых киндеров, отправляются на службу…

«Утренний час дарит золотом нас!» — такие сентенции вышиты на беленьких чехлах подушечек в генеральских гостиных. И господа военные времени зря не теряют, благо что до службы идти недалече.

Тут совсем рядышком…

Прямо под миленькими домиками, детскими площадками с каруселями и песочницами, на глубине 50 метров.

Комплексы «Майбах-1» и «Майбах-2» с полутора-тысячами комнат и залов на пяти подземных этажах, узел стратегической связи «Цеппелин», подземная электрическая железная дорога до самого Военного Министерства…Всё это может быть затоплено водами озера — одним нажатием специальной кнопки. Здесь- умеют хранить тайны.

ЦОССЕН.

Оплот Der Generalstab, пережившего и Фридриха Прусского, и Вильгельма Второго, и позор Веймарской республики…Глядишь, это учреждение и «Ефрейтора» переживёт.

Несокрушимая вековая крепость, чей гарнизон — носит фамилии непременно с приставками «фон» и «цу», чрезвычайно изысканно вставляет в левый глаз монокли и оперирует исключительно БОЛЬШИМИ цифрами…Сюда не доносится грохот орудий, здесь не пахнет порохом и кровью…и даже сияющие сортиры благоухают цветущей туберозой…

Автор не против сияющих сортиров! Они вовсе не вызывают у автора чувства пролетарского гнева…Просто их постоянные посетители- профессионально, беззлобно, не покладая ухоженных рук- сеют на земле ужас, горе, войну…Если бы единственная капля крови каждой из тех жертв, смерть которых была научно распланирована в этих уютных подземных норах, тяжко капнула бы на цоссенскую землю…затопило бы подземные тоннели, не хуже Лесного озера.

Далеко не самый большой кабинет. Скромная, почти спартанская обстановка. На стене- огромные карты, задёрнутые от нескромных глаз тяжёлыми портьерами. Шкафы с солидными томами в кожаных переплётах.

Письменный стол. Дневник, похожий на бухгалтерский гроссбух…Недаром его автора за глаза зовут Der General-Buchhalter.

Вчера начальник Генерального Штаба Вермахта сделал такую запись: «Общая обстановка: лучше всего охарактеризована в донесении штаба 4-той Армии. В районе Бреста- противник борется не за свою жизнь, а за выигрыш времени».

Запись — утро 24 июня 1941 года: «В общем, ясно, что русские не думают об отступлении, а, напротив, бросают всё, что имеют в своём распоряжении, навстречу вклинившимся германским войскам.

Оценка обстановки на утро: русские решили в приграничной полосе вести решающие бои и отходят лишь на отдельных участках фронта, где их вынуждает к этому сильный напор наших наступающих войск.

На фронте группы армий «Центр» возникли неизбежные затруднения…» (подлинные цитаты)

Семь часов тридцать минут. Брестский район Брестской области. Деревня Остромечево.

Астрамечава…так звучит имя деревни по-белорусски…Но мне нравится русское название- слышится в них «Острые мечи»!

Лежит деревня среди густых лесов, на перекрёстке трёх дорог. У мостика через речку-крохотульку, что летом воробью по колено — старинный ветряк, помнящий ещё, как за всадниками в четырёхугольных «конфедератках» гонялись казаки в лохматых шапках, а белорусские мужики охотно казакам помогали…

Сейчас на ветряке сидит храбрый капитан Басечка…Его сводный батальон — в котором, после того, как собрались все остатки дивизии, насчитывается 62 машины, придали 28-ому стрелковому корпусу…

По какому-то непонятному приказу батальон вообще раздёргали по-ротно, а потом танки ещё и…закопали! Ну, то есть не в буквальном смысле, а в окопы, по башню…

Басечку сия новация как-то не вдохновила. Танк — это. танк! Это напор, мощь, манёвр, натиск, прорыв…Но капитан не стал спорить.

А расположил свои танки полукругом, вершиной которого был мостик через реку и ветряк возле него, а левая и правая дуга- охватывала слева и справа две сходящиеся углом у мостика пыльные дороги…

И сейчас Басечка наблюдал, как по этим дорогам клубится густая пыль…По дорогам ШАГАЛА немецкая пехота.

За пехотными цепями, под их прикрытием, неторопливо ПОЛЗЛИ немецкие панцеры, надёжно защищённые зольдатами от бессовестно швыряющихся посторонними предметами «фанатичных большевиков»…

За танками — шли конные упряжки артиллерии, тянулись обозы…Неторопливый «блицкриг» по-шлиффеновски…

Басечка скатился по деревянной скрипучей лестнице, выскочил из пронизанного острыми солнечными лучиками полумрака на двор, где уже фырчал мотором БА-10 из 205 МСД…»Лошади чужие, овёс не свой, погоняй- не стой!» Чужое добро хозяйственному бульбашу было тоже жалко…но чуть менее, чем родное, батальонное…А жизнь у Басечки была своя, личная, и поэтому ничего для капитана не стоила…

Поэтому он лихо запрыгнул в машину, и броневик отважно выскочил на перекрёсток.

Дав выстрел из пушки, и увидев, что пехота деловито подалась в стороны, пропуская панцеры вперёд, Басечка ещё помаячил туда-сюда, уклоняясь от вспыхнувших на дороге разрывов, а потом резко сдал назад, разумно полагая, что делу время, а потехе — час…

Увидев, что цель уходит, немецкие танки, как гончие по кровавому следу, устремились к перекрёстку. И вот тогда, когда голова колонны, вначале было развернувшаяся в цепь, как вода в горлышко воронки, потекла стальным ручьём к узкости сходящихся дорог…

Начался час потехи…

Через час у перекрёстка полыхал десяток немецких панцеров, горели окрестные домишки, крутились пылающие крылья старинного ветряка…

За мостиком задрал вверх ствол застрявший задними мостами в глубокой канаве подбитый броневик. У распахнутой двери — лицом в голубое, испачканное клубами черного дыма небо — лежит отважный капитан Басечка. Комбинезон на его широкой груди тихо тлеет. Но Басечке- уже не больно…

«Утомлённое солнце Нежно с морем прощалось…»

Остромечево…острые мечи…

Восемь часов утра. Крепость.

Две немецкие дивизии — 31 и 45 — тая пехотные — штурмуют Крепость, защищаемую двумя БАТАЛЬОНАМИ…

«Ауфтрагстактик«…Так называлось это явление, выявленное ещё в период Великой войны. А смысл- очень простой. После того, как солдаты пересекают нейтральную полосу, практически невозможно передавать им какие-то приказы, а тем более руководить боем. Следовательно, командир обязан очертить задачи, проинструктировать в отношении деталей, предоставив принятие решений командирам низового уровня на местах.

В принципе, это открыл ещё великий Суворов- «Каждый солдат должен понимать свой манёвр!»

Да, забыли в России заветы великого полководца…

А в Германии — после мясорубок Вердена и великих битв за «домик паромщика» — заново открыли…

Die SturmAbteilungen — вот как это называлось…Десять-двенадцать человек (число, эмпирически определённое как норма управления в кризисной ситуации ещё Чингиз- Ханом), из них- один пулемётчик с помощником, два сапёра, снайпер, санитар…остальные- отважные братишки-лансеры с гранатами в руках…не самые трусливые зольдатен шли в «штурмовики»!

И когда окопник Адольф вывел 8 ноября массы на улицы- его соратники присвоили себе имя отважных воинов прошедшей войны…

Правда, не все из «штурмовиков» SA вовремя поняли, что Ноябрьская революция уже закончилась…но это уже совершенно другая история…

И вот теперь очень методично, профессионально, грамотно — новые «штурмовики» прогрызали советскую оборону…

Две дивизии, сказал автор? Уважаемый читатель не должен понять, что в атаку шли все 34000 человек личного состава…БОЛЬШИНСТВО личного состава немецкой пехотной дивизии — не входило именно в БОЕВОЙ состав…На одного с «сошкой»- приходилось в среднем человек 5 целых 6 десятых с «ложкой»!

Так что на Крепость одно-моментно шли около 2300 человек…

Но этого было БОЛЬШЕ чем просто много…

Германская армия была армией-концентратом, вроде «Инвайт- просто добавь воды!»

Каждый немецкий рекрут — имевший как минимум незаконченное среднее образование, прошедший в школе военную подготовку, владеющий всеми видами стрелкового оружия, умеющий водить автомобиль и мотоцикл ДО призыва — направлялся в боевую часть лишь после полугодового цикла обучения…Предполагалось, что унтер-офицер мирного времени- готовый младший офицер, а рядовой- готовый унтер-офицер…После ПРОГУЛКИ в Западную Европу ОНИ ещё могли себе позволить такую роскошь…

И сейчас, уверенно применяясь к местности, поддерживаемые «штурмгешютц», штурмовые отряды приближались к валу…

Старый солдат Кныш всё понимал…он уже видывал такое- когда, после обработки их позиций «чемоданами» и газами, на засыпанные русские окопы шла Стальная дивизия фон дер Гольца…

И знал очень простой рецепт…

Стиснуть зубы. И стоять насмерть.

У изрытого огромными воронками «рондо редюита»- траншея…на площадке- старый верный «Максим». За пулемётом- Кныш, вторым номером- чудом уцелевший ротный…

Посылая точные, скупые очереди, Кныш поёт:

«Ай, Лявонiха, Лявонiха мая,

Несалёную капусту дала,

А Лявона дык i чорт не бярэць:

Несалёную капусту жарэць.»

Час раньше. Там же…

Майор Гаврилов: «Товарищи! Друзья мои. В этот тяжкий час я обращаюсь к вам не как командир, а как старший товарищ. Злобный враг пришёл на нашу землю, чтобы сделать нас рабами, чтобы уничтожить само имя Русского Человека. Силы не равные. Подмоги нам не будет. И видно, судьба наша такая- лечь костьми за нашу Советскую Родину. Но пусть не радуются фашисты- мы умрём сегодня- а они сдохнут завтра! Каждая минута, каждый час — на который мы здесь задержим немца- очень важен для всей Советской Родины. Друзья мои, товарищи! Надеюсь на вас. Пусть каждый из вас исполнит свой долг…Вопросы и просьбы есть?»

Кныш, робко: «А есть ли у товарища майора чернильный карандаш?»

Пять минут спустя….Кныш, белея нательной рубахой, аккуратно рисует на своей гимнастёрке погоны, с маленькой звёздочкой на продольной полоске: «Ну вот, и хорошо, вот и ладно…И помирать не стыдно. Хватит уж, отбоялся…»

Восемь часов пять минут. Деревня Сипурка Каменецкого района Брестской области.

«Белой акации гроздья душистые…» — тихо напевая, отец Гарвасий, в прошлой жизни — штабс-капитан Семёнов, аккуратно смазывал вытащенную из-под стрехи винтовку со снайперским прицелом…

Вошедшая в сарай матушка так и села на присыпанную соломой землю: «Ох ты ирод…ты что мне говорил, а? Какие клятвы давал, а? Ты что же удумал, чОрт старый…»

Отец Гарвасий: «Молчи, мать! Видение мне было. Пришла ко мне Богородица Казанская во сне…Плачет, бедная…пока, говорит, ПОКРОВ на землю не опущу- будет супостату воля. Помоги, говорит, Мне, Гарвасий…задержи супостата хоть на минуточку…Матушка, или мы с тобой не Русские?»

Матушка, рыдая: «Да сколь мне страдать-то? И с войны тебя ждала…и с лагеря тебя ждала…и по дворам с детьми побиралась…И вот теперь снова тебя теряю, как бы не навек…Скажи, отец, сколько нам ещё страдать-то?»

Отец Гарвасий, очень серьёзно: «Матушка, до самые до смерти…»

Матушка, внезапно успокаиваясь: «Ну, значит, ещё поживём…Батька, ты немца сейчас пойдёшь стрелять или позавтракаешь сперва?»

Восемь часов десять минут. Лес в окрестностях магистрали — Варшавского шоссе.

«Росписной»:» А чего это такое — народное ополчение, и какие документы нужны, чтобы туда вступить?»

Фрумкин: «Ополчение- это сила и воля всего советского народа. Берём всех, кто не военно обязанный. Всех, кто хочет и может Родину защищать…А документы нам не требуются. Как у казаков- русский? водку пьёшь? перекрестись!»

Соломон, очень осторожно: «А я дико извиняюсь, креститься обязательно?»

Фрумкин: «Нет. Это я так, ради шутки…»

Соломон: «Ну, в каждой шутке есть доля смеха…Ежели креститься не обязательно, записывайте первым- вот его…»

Фрумкин — «Росписному»: «Как Ваша фамилия?»

«Росписной», густо покраснев: «Дзержинский я…Володя…Посёлок есть под Москвой, там монастырь, в нём — детская колония для беспризорников, имени Дзержинского…Смотрели звуковой фильм- «Путёвка в жизнь»? Там про беспризорников, которые железную дорогу строили — «Мустафа дорогу строил, а Жиган его убил»? Вот это про меня…Дали уж фамилие, не спросясь…Всю жизнь страдаю!»

Фрумкин: «Ничего, мы тебе боевой псевдоним придумаем…Хочешь быть Менжинским?»

Соломон: «О! Я Менжинского знавал…великий был вор- щипач, на Маршалковской в трамваях любил работать…Соглашайся, Володинька…»

….Камера поднимается вверх, к вершинам деревьев. И одинокий голос Кныша- подхватывает целый хор. Как гимн народной войны- над Беларусью грозно гремит отчаянно-весёлая «Лявониха».

Восемь часов двадцать минут. Минск. Дом Правительства.

В кабинете Берия пробегает глазами почту…

«Спецсообщение. В военные комиссариаты БССР поступает значительное (более 1800 за двое суток) количество заявлений от не военнообязанных граждан еврейской национальности. Указанные граждане желают добровольно вступить в ряды РККА, при этом просят по возможности направлять их в национально-однородную воинскую часть, готовы экипировать таковую часть за свой счёт…»Резолюция. «В Минскую Дивизию Народного Ополчения. Информировать командование ДНО о целесообразности уважения буржуазных национальных пережитков, сформировать нац. — одн. стрелковый полк им. Смидовича. Деньги принять в фонд обороны. В качестве политбойца разрешаю привлечь раввина из минской хоральной синагоги»

«Спецсообщение. В ЦК Компартии (б) Беларуси поступило коллективное заявление от невоеннообязанных членов общины Евангелических Христиан-баптистов. Просят направить их в РККА для прохождения воинской службы без применения оружия…»Резолюция. «Белорусскому СоКК и КП. Сформировать из баптистов летучие санитарные отряды. Установить норму — санитара, вынесшего 15 бойцов с поля боя, награждать медалью, вынесшего 30 бойцов- представлять к награждению орденом»

«Спецсообщение. Примас Беларуси ходатайствует о разрешении проведения крёстного хода с мироточивой иконой Чёрной Матери Божьей Ченстоховской и молебна об одолении неприятеля, а также сбора средств на авиаэскадрилью «Святой Георгий»…«Резолюция. «Есть желание- пусть проводят!»

«Спецсообщение. Митрополит Смоленский и Белорусский ходатайствует о разрешении проведения крёстного хода с чудотворным списком Казанской Божьей Матери, чудотворным списком иконы Божьей Матери Смоленской и чудотворным списком иконы Божьей Матери Тихвинской и молебна об одолении неприятеля, а также сбора средств на танковую колонну «Александр Невский»…«Резолюция. «А у наших-то «чудотворных» побольше будет! Есть желание- пусть проводят! Может, соединить вместе с католиками? Запросить мнение Митрополита-местоблюстителя Патриаршего престола Сергия»

«Спецсообщение. Минская Община «Роза Мира» имени Рериха, установившая прямую астральную связь с махатмами Шамбалы, готова регулярно сообщать сведения о движениях Мирового зла…»Резолюция: «К главврачу республиканского психдиспансера, при благоприятном диагнозе — к начальнику артиллерии…»

«Спецсообщение. Ковен белорусских волхвов просит…»Резолюция.» К е-ней матери! Публичного шабаша нам только и не хватало. Впрочем, деньги на создание артдивизиона «Сварог» с благодарностью принять»

«Спецсообщение. Члены Союза воинствующих безбожников им. Ярославского просят дать им идеологическое поручение…»Резолюция. «На строительство оборонительных сооружений Минского УР. Пусть проявляют патриотизм конкретным делом»

«Спецсообщение. О преступлениях немецко-фашистких захватчиков против гражданского населения Белоруссии» Резолюция. «Т-щам А. Толстому, Гайдару, Эренбургу, Симонову, Светлову…Общий смысл статей- убей немца»

«Спецсообщение. О начале строительства в инициативном порядке гл. — инж. депо Орша Заслоновым БЕПО…»Резолюция «Т-щу Заслонову больше нечем заняться? Пусть строит в нерабочее время. Вооружить БЕПО зен. орудиями для защиты магистрали.»

«Спецсообщение. О инициативе начальника минского аэроклуба ОСОАВИАХИМ использовать учебные самолёты У-2 в качестве ночных бомбардировщиков. «Резолюция. «Пусть обязательно попробует, однако строго указать т-щу беречь себя. Жизнь пилота- это казённое имущество.»

«Спецсообщение. Кинологическое общество БССР просит дать разрешение на формирование команд служебных собак-истребителей танков…»Резолюция «Согласен. Собачек, впрочем, ужасно жалко. Проверить целесообразность. Не «Панама» ли? Рассмотреть вопрос об использовании СС в кач-ве санитарн. транспорта, для поиска мин, для организ. курьерской связи. А вот ещё в Манджурии японцы в окопах маленьких СС для охраны держали. Есть ли у нас такие?»

«Спецсобщение. Общество филателистов БССР жертвует в Фонд обороны коллекцию уникальных марок, представляющих значительную материальную ценность…»Резолюция. «Не возражаю»

«Спецсообщение. Клуб самодеятельной песни минских велотуристов готов сформировать самокатную добровольческую команду…»Резолюция «Без вопросов, в МДНО»

«Спецсообщение. О применении бутылок с зажигательной смесью» Резолюция. «Начхиму Зап. Фронта. Немедленно разобраться и доложить! Замылите вопрос — самого отправлю на мыло» Л. Берия…

Восемь часов тридцать минут. Город Минск. Улица Киселева, дом 39\30. Пивзавод «Беларусь»

Красно-кирпичное здание в три просторных этажа, островерхая крыша…Запах солода и хлеба…

Уж больше чем полувека прошло, как на этом самом месте мещанка Рахиль Фрумкина (двоюродная бабушка одного из наших героев, кстати) учредила пивоваренное производство баварского пива…Так завод и назывался — «Бавария».

И пиво варил отменное! Так что возили вагонами-ледниками и в Вильно, и в Белосток, и в Брест, и в Гродно, и аж в самый Бобруйск…Ни войны, ни революции не пресекли налаженного производства…

Сами баварские немцы, в 1918 году в Бресте попробовав местного пива, отметили — «О, «BRAUEREI MINSK», о я-я, гут, зеер гут!» Впрочем, горячие патриоты из БНР могли чуть позднее преподносить немцам пиво прямо с конвейера, разделяя со своими хозяевами общечеловеческие культурные ценности…

Генерал — майор Иван Никитич Руссиянов вытащил из кобуры ТТ и неуловимым движением сковырнул пивную пробку…Зашипевшее пиво и впрямь было отменным.

(Ретро-фото.

БВО. Окрестности Слуцка. Жаркий август 1937 года. Комполка Руссиянов проводит разбор полковых учений своего 10-го имени Германского пролетариата Стрелкового Полка. Особо комполка отмечает образцовую подготовку вверенной ему части по тактике, дисциплине и порядку.

За спинами командиров и шефов-немецких спартаковцев из ИККИ накрыт стол походного буфета, почётное место на котором занимают холодненькие, в ведёрках со льдом пивные бутылки.

Внезапно ход совещания нарушается- появился посредник, командир пусть условно, зато наголову разгромленной Руссияновым 4-той Кавалерийской дивизии комкор Жуков…

Увидев накрытый стол с (о ужас!) пивом, Жуков с матерной бранью переворачивает его на землю…а потом медленно, медленно отступает от молча надвигающегося на него побледневшего Руссиянова….пока, не развернувшись, не даёт от разъярённого комполка стремительного стрекача…)

Аукнулось тогда Руссиянову это пиво…Хорошо, что хоть нашлось кому за Ивана Никитича похлопотать (начинал он воинскую службу в погранвойсках ВЧК, на Западной границе), и КТО СЛЕДУЕТ не дали хода жуковскому сообщению КУДА НАДО, однако по армейской традиции неудобного комполка таки из дивизии выпихнули — на учёбу, на Курсы при Академии Генштаба…

И вот теперь командир 100-той стрелковой дивизии 2-го Стрелкового корпуса Руссиянов вспоминает, о чём это ему товарищи-слушатели, бывшие «испанцы», рассказывали…

«ЗначитЬ, рецептура такая…берём одну часть керосина, пять частей солярового масла и одну часть масла растительного…бутылку лучше всего пол-литра, потому как литровая-тяжело, «мерзавчик»- эффект не тот…»

Старый технолог Дворкин печально кивает головой: «Ой же ж…токи вот на днях, в 1927 годЕ, автоматическую разливочную линию из Мюнхена привезли…усю ведь испоганим…я понимаю, конечно…но что бы ИМ не пить своё пиво у себя в Баварии? Таки нет, приперлись аж у Минск…»

Так значит, «BRAUEREI MINSK»- это гут? А будет- ещё лучше.

Восемь часов сорок минут. Варшавское шоссе, на въезде в Минск.

Перед въездом в город- КПП. У шлагбаума- пограничники в зелёных фуражках, которые вместо того, чтобы заниматься своим делом- вылавливать врагов, творят…о-оо…творят насилие и кровавосталинскуютиранию…

Вот подъезжает грузовик, доверху наполненный очень ценными и важными вещами- делопроизводством треста «Барановичисельпроммонтажзаготовка»…

Злобные опричники сбрасывают бесценные скоросшиватели прямо на землю, потом дают пинка верещащему конторскому работнику, а машину с шофёром отправляют к обочине, где уже выстраивается целая колонна…

Никому нет уважения и пощады…Вот уже знакомый нам хозяйственник в украинской вышиванке (точная копия «Дорогого Никиты Сергеевича») кувырком летит с машины вслед за наполовину уже опорожненной пивной бочкой и изрядно помятой белобрысой секретаршей…

А вот — уже замахнулись на святое!

Из сверкающего «ЗиС» а вытаскивают пальму, в которую вцепилась дама на высоких каблуках и шёлковой блузке…это ведь не просто дама, а первая дама Белостока…то есть супруга Первого, из Белостока…

Вот оно! Полное забвение ленинских норм партийной жизни (ленинская норма- это когда в голодающем Петрограде товарищ Коллонтай устраивала себе ванны из шампанского). Да, правы «дети арбата»- происходит надругательство кровавобериевского карательного органа над партийными слугами народа…

Кстати, сам народ выражает по этому поводу бурный восторг, от чего-то…

А зачем это глумление, зачем машины отнимают?

А потому что Минск- не Париж…и столько такси, чтобы на них 100-тую дивизию Руссиянова доставить в нужное время в нужное место- в Минске просто нет…

Восемь часов пятьдесят минут. Минск. Деревня Уручье.

Уручча, по белорусски…действительно, протекал здесь когда-то «ручей» Слепня — приток Свислочи…на северо-восток от центра столицы Беларуси.

Небольшой лесок, песок на немощёных улочках, невысокие домики…Тихое место. Было.

Пока в конце двадцатых не стали здесь лагерем дивизии 2-го стрелкового корпуса. И пока не стала деревня — городком, да не простым, а военным…

А что такое военный городок? Это- особый, ни на что не похожий мир…

Где все друг друга и всё друг о друге знают.

Где двери — никогда не запираются на замок (закрытая на замок дверь наводит на мысли о том, что сейчас за этой дверью некая пара не состоящих в законном браке граждан совместно роняют моральный облик красного командира…)

Где в раздевалке бани даже жёны комсостава щеголяют в одинаковом белье — какое Военторг подвёз, такое и носят. А про их мужей и не говорю- синие трусы до колен, или чуть ниже, кипенно-белые, кипячёные в щёлоке майки…как у братьев-близнецов.

Военный городок- это место, где хозяйка, выходя во двор- зовёт обедать не только своих детей — а накормит всех, кто попадётся ей под горячую руку…

Где поделятся последней картошиной и последним рублём до мужниной получки…

Где постоянные сплетни (взаимная перекрестная информация), интриги (много-много-ходовые византийские психологические комбинации), верная дружба до гроба (и тщательно лелеемая мечта этот гроб поскорее увидеть), бескорыстная помощь в трудную минуту (и титанические усилия эту минуту организовать)…

Где все равны (в зависимости от звания и занимаемой должности супруга), где без стука ходят в гости (и это так порой напрягает), где нет зависти и злости, а есть только искренняя, чистая ненависть…

Военный городок!

Любил ли кто тебя, как я? И так явно кто-нибудь тебя ненавидел?

И вот в эту самую минуту в военном городке Уручье происходит то, что можно описать как пожар в бардаке нефтеперегонного завода во время катастрофического наводнения (причём население бардака при этом занимается своими прямыми профессиональными обязанностями). Или говоря проще.

100-тая ордена Ленина Стрелковая Дивизия РККА выступает в поход…

Это только кажется — простое дело…Протрубил трубач — «Та-та, татата, та-та-та-та…татата!» Прогрохотали сапоги и солдатские ботинки, защёлкали замки ружейных комнат — и вот на плацу уже ровный строй, готовый к бою и походу…

Ага. Сейчас. Ежели несчастный читатель когда- либо выезжал с двумя малыми ребятами, женой, тёщей, собакой и двумя кошками на дачу…почему несчастный? Ежели выезжал, то уж точно, несчастный…

Так это всего лишь пара узлов, шесть сумок, две корзины и оцинкованная (цинковая, как моя тёща говорит) ванна на багажнике…А тут одновременно снимаются с места:

штадив, включая штабную батарею начарта и особый отдел вкупе с военной прокуратурой (и про политотдел с дивизионной газетой не забудьте!)

85-тый, 331 и 355 стрелковые полки

34-тый лёгкий и 46 гаубичный артполки

81-ый противотанковый артдивизион

183-ий отдельный зенитный артдивизион

69-тый отдельный разведбат

29 ый отдельный батальон связи

90-тый отдельный сапёрный батальон

23 отдельный медсанбат

тылы (хлебозавод, артмастерская, рота регулирования)

по мелочи- взвод дегазации, комендантский взвод, отделение полевой почты, полевое учреждение госбанка — сберкасса такая…

А у полков- свои тылы и службы…И всё это грузиться либо на транспорт 2-ого отдельного автобата, либо на приписной и реквизированный автотранспорт, либо влачится пузатенькими мохноногими лошадками…

«Смешались в кучу кони, люди…»

Над городком висит непрошибаемое облако скрипящей на зубах пыли. Пыль садится на потные лица, скатывается грязными шариками, стекает чернеющими ручейками…в пыли носятся оголтелые, вопящие детишки — отцов ищут (а простоволосые мамы разыскивают своих чад).

Что — то постоянно и непрерывно грузится, разбивается, рассыпается, ломается, собирается из праха и приводится в штатное, предусмотренное Уставом и наставлениями, состояние.

И думается, приди час Страшного суда- так же, со страшным скрипом и в ужасающем бедламе- поднялась бы дивизия, и пошла бы стройными рядами на битву с самим Сатаной. Потому что есть такая профессия…

Сейчас — предстоит тоже, не загородный пикник. Путь дивизии лежит на север, в Литву, на встречу с предстоятелем Сатаны…Третьей танковой группой Гота!

И дивизия — собирается…

Пройдут годы, и назовут люди улицы в минском районе Уручье — улица 100-той дивизии и улица Руссиянова. Значит, не напрасно собирается!

Девять часов утра. Брестская область, Кобринский район, деревня Тевли.

Это, собственно говоря, просто пристанционный посёлочек у станции Теули (или Тевли, по русски). Проходит через эту деревню проезжий шлях от Кобрина на Каменец.

И сейчас по этому шляху, мимо старинной белокаменной Успенской церквушки неторопливо грохочет очень большой танк, который волочит за собой тракторный прицеп. На броне, как и в прицепе в нарушение всех предвоенных инструкций, сплошная, ещё не выгоревшая и не обмятая зелень гимнастёрок облепившего танк пополнения.

Люди сидят на жалюзи двигателя, стоят, держась за башню, держатся за ствол пушки, лежа на крыльях над гусеницами…От этого не видно, что на броне нет никаких обозначений — ни тактических значков, не уставных звёзд…впрочем, на башне видна сделанная широкой, свободной кистью надпись: «Беспощадный Красный Пролетарий«…Видимо, танк всё-же не румынский… и не финский…Да и откуда в Советской Белоруссии взяться финским танкам?

Даже и без надписи видно что это далеко не иностранное изделие- в самом облике машины есть что-то могучее, исконное, русское…

Из открытого верхнего люка появляется тёмно-коричневое лицо под шапкой чёрных курчавых волос и хрипловатый голос спрашивает: «Додик, ты за картой следишь?»

Танк притормаживает…Из открытого люка на лобовой броне ловко выскальзывает худощавая фигурка, выдёргивает из люка костыль, и быстро, энергично хромает к паперти церкви…О чём-то переговорив с бабульками у церковных ворот, Додик стремительно дошкандыбает до танка и так же ловко ныряет назад в люк: «Так точно, товарищ командир, слежу! Точно едем, на Каменец…»

Фалангер: «А это что за ворота?»

Додик: «А это, товарищ командир, каменная брама…Здесь кладбище, солдатское, Империалистической войны…наши здесь похоронены, русские…»

Фалангер: «Внимание! Смирно! Равнение налево!»

И советские воины отдают честь памяти павших…

Тихо…тихо…всё громче и громче….звучит «Прощание славянки»…

«Та-та тата-татаааа, тата-та тата-та та-таааа….»

Девять часов тридцать минут. Южнее Вильно.

К этому времени немецкие войска в Литве заняли Вильнюс, Каунас и Кейданы. 5-й и 6-й армейские корпуса, еще 23 июня выведенные из подчинения 3-й танковой группы Гота, продвигались в Литве по правому берегу р. Неман.

Немецкий 20-й армейский корпус получил приказ двигаться на Лунно, 8-й корпус — на Скидель и Лиду.

И если 20-й корпус вынужден был отбивать яростные атаки советских танков из остатков конно-механизированной группы Болдина (впрочем, с каждым часом становившиеся всё слабее- у советских танкистов кончались боеприпасы и топливо, а подвозить их было некому — автоколонны снабжения догорали на разбомбленных дорогах), то 8-й корпус продолжил охват с севера советских войск в Белостокском выступе.

Оборона разрозненных подразделений на реке Котра (остатки 56-й стрелковой дивизии, некоторые подразделения 11-го мехкорпуса и войск НКВД) была прорвана. Тут управление частями и подразделениями было совершенно нарушено. Под постоянной бомбежкой и разрывами снарядов все части перемешались и войска начали отступать на юго-восток в полнейшем беспорядке.

Смешалось все: и пехота, и артиллеристы, и танкисты в пешем строю, связисты, тыловики, отступающие гражданские люди.

Фото: Танкист, с перевязанными тряпкой обгорелыми руками, несёт на плече ДТ, рядом — идёт артиллерист со снятой с орудия панорамой. А следом — два пехотинца. Просто так, налегке шествуют, с пустыми руками…впрочем, шинелей и котелков не бросили (наверное в плену, думают, пригодится).

На некоторых рубежах стояли заслоны из пограничников, военных останавливали, составляли взводы, роты и бросали в бой против немцев.

Но обычно такие наспех собранные подразделения особого сопротивления немцам не оказывали и отходили на восток. Боеприпасов, горючего, питания не было. Вот когда сказалось наличие в войсках всего 6 % бензозаправщиков, от мобилизационного плана.

Раненых было очень много и им помощи почти никто не оказывал…Счастлив был тот раненый, который мог самостоятельно ходить. Остальные были обречены на мучительную долгую смерть в литовских лесах…

Фото: Несколько наспех перевязанных раненых, на самодельных костылях, пытаются остановить грузовик…Но машина, не сбавляя хода, сбивает перегородивших дорогу искалеченных людей и мчится дальше, оставляя кровавый след протекторов.

К исходу часа немецкая 8-я пехотная дивизия 8-го армейского корпуса с боем взяла Скидель. Дорога на Минск была открыта…

Десять часов ровно. Минск. Здание ЦК КПБ(б). Кабинет Пономаренко.

В уже виденном нами кабинете — пусто. За маленьким приставным столиком, возле длинного, покрытого зелёным сукном стола для заседаний сидят два человека.

Один из них- грузный, с обритой наголо массивной головой, в великолепном генеральском кителе с Золотой Звездой Героя и сверкающими орденами на груди- три ордена Ленина, два ордена Красного Знамени, медаль «ХХ лет РККА», да ещё и депутатский значок. Глыба, а не человек!

И второй- чуть лысоватый, чуть полноватый, в полувоенной форме, которую любили одевать ответственные работники Страны Советов, в чудаковатом пенснэ…похож не то на главбуха, не то на главного инженера небольшого заводика…

Нет, скорее все же на бухгалтера, и не простого- а ревизора из КРУ. Или даже на следователя из ОБХСС.

Потому что у его собеседника- великолепного с виду генерала, дрожат губы, как у проворовавшегося товароведа…

Павлов, дрожащим голосом: «Товарищ Берия, поверьте…»

Берия: «Охотно верю, товарищ Павлов…И Вам верю, и товарищу Болтину верю…Не забыли ещё Болтина? Как Вы ему выговаривали в Испании, когда он отобрал у Вашей переводчицы книгу Троцкого «Моя жизнь» и сжёг…Понятно, сами Вы её читать не могли, чай, на немецком издана…но ведь сожалели, правда? Как это Вы Болтину сказали- «Неправильно, пусть бы люди читали…»

Павлов, обиженно: «На меня может написать каждая сволочь, а я должен отвечать и давать показания…»

Берия: «Упаси Боже, не каждая! Разве Берзин — бывший начальник Разведупра- это «каждая»? Нет, Берзин это сволочь редкая…

Как это Берзин о Вас говорил: «При приезде Павлова в Испанию меня с ним познакомил Мерецков, представив как нашего боевого командира и «белоруса», верного товарища, прошедшего школу Иеронима Петровича…Впоследствии через Мерецкова я дал Павлову указание проводить вредительскую работу, как в области подготовки экипажей, выпуская их необученными на фронт, так и в боевом использовании танковых частей, направляя танки на позиции противотанковой артиллерии, что он и выполнял…»

Павлов: «Ну, Вы же понимаете, КАК даются такие показания…»

Берия: «Намекаете, что покойника при жизни долго и тщательно били? Не знаю, не знаю…теперь уж у него не спросишь…у мёртвого-то. А вот товарищ полковник Поль Арман жив-живёхонек. Знаете такого?»

Павлов: «Конечно, знаю…»

Берия: «У Вас с ним никогда не было конфликтов, ссор?»

Павлов: «У МЕНЯ? С каким-то полкашом?»

Берия: «Ну и ладушки. Что это там товарищ полковник пишет? Ага. Павлов, находясь в БВО с 30-тых годов, был в близких отношениях с Уборевичем, имел с последним непосредственную связь, отчитывался в своих действиях перед ним. В Испании Павлов вместе с Берзиным проводил предательскую линию, направленную на поражение войск Испанской Республики. Павлов поощрял трусов, троцкистов, которых незаслуженно представлял к наградам, издевательски относился к бойцам-интернационалистам, разжигая среди них национальную вражду. Был тесно связан с Смушкевичем и Мерецковым «Кстати, оба- два этих товарища сейчас дают показания…А товарищ Арман освобождён, и его дело прекращено…»

Павлов: «Это клевета! Дайте мне этого подлеца!»

Берия: «Дадим, конечно дадим…ну, это всё дела старые…а вот объясните, товарищ Павлов, как получилось, что директивы Генерального Штаба РККА от 18 июня сего года не были Вами выполнены?»

Павлов: «Ну, по некоторым вопросам я ничего не могу сделать, и вообще я маленький человек…»

Берия «Ой, вот только не надо…Генерал Армии, командующий Особого военного округа…»

Павлов: «Бросьте чины пересчитывать, на самом деле я маленький человек, на меня могут прикрикнуть, мне могут приказать и я должен выполнять…»

Берия: «Ну а вот как же так получилось, что например, до 4-ой Армии указанные мною директивы так и не дошли?»

Павлов: «Коробков врёт, нагло врёт!»

Берия: «А Коробков утверждает, что никаких приказов о рассредоточении авиации и выводе 14-того мехкорпуса из мест дислокации в леса Вы ему не передавали…»

Павлов: «Это гнусная ложь и провокация!»

Берия: «А вот Ваш начальник штаба Климовских утверждает, что Вы упорно ставите несуществующим уже ударным группам, в частности, группе Болдина, одно боевое распоряжение за другим, совершенно не интересуясь, доходят ли они до исполнителя, не думая о том, реальны ли они в сложившийся на ЗапФронте обстановке…Для кого эти распоряжения? Для грызущей критики архивных мышей?»

Павлов: «Климовских нагло лжёт…»

Берия: «Ваша позиция мне понятна…»

У побледневшего Павлова задёргалась щека: «Я не виноват…я делал всё что мог…»

Берия: «Не волнуйтесь, товарищ…разберёмся».(вопросы и ответы Павлова подлинные. взято из постановления 3-го Управления НКО СССР на арест Павлова Д.Г.)

Десять часов десять минут. Здание ЦК КПБ(б). Приёмная Пономаренко.

Секретарь, осторожно позвякивая, высыпал из совка в корзину для бумаг тщательно заметённые осколки оконного стекла.

Генерал Руссиянов, наблюдая эту благостную картину, только неслышно выматерился…И отвернулся к разбитому окну.

Шёл третий день войны, а Руссиянов, по своей второй должности- комендант Минского гарнизона, до сих пор не мог связаться с командующим ЗапФронтом генералом армии Павловым и получить от него соответствующие обстановке указания.

Руссиянов безуспешно искал его в штабе ЗОВО, который располагался в Минске, в Студенческом городке. С трудом добрался до здания штаба и увидел, что оно частично разрушено. Никого из начальствующего состава штаба на месте не оказалось.

Искал и на КП Фронта, в Обуз-Лесной. Безуспешно. Где же генерал армии Павлов? Как с ним связаться?

Наконец, сжалившись над Руссияновым — знакомый секретарь из ЦК подсказал, что сейчас Павлов проводит закрытое совещание.

Наконец-то неуловимый комфронта всё-же подтвердит ему — нужно ли дивизии нужно выдвигаться по предвоенному «Варианту?1» на прикрытие Минска с Севера, как решил вскрывший мобпакет Руссиянов и давший уже на основании приложенной к пакету карты соответствующий приказ, или поступит какое-то новое распоряжение? Военный человек, не получающий чётких и внятных приказов, чувствует острую душевную боль…

Оставалось только ждать. И смотреть в разбитое окно на июньское небо…

Небо над Минском было черным. Черным от дыма пожарищ и от фашистских бомбардировщиков, висевших над столицей Белоруссии.

Июньское солнце не могло пробить эту смрадную тучу. К центру города почти невозможно было проехать- дымилась от жара одежда. Нечем было дышать. Воздух местами представлял густую смесь гари, сажи и известковой пыли от рушившихся зданий. Запах не то горевшей резины, не то кинопленки забивал легкие и вызывал тошноту.

Огонь бушевал на Советской улице. Полыхали кинотеатры «Пролетарий», «Родина», «Чырвона зорька», здания Госбанка и минского ГУМа.

С диким воем пикировали фашистские бомбардировщики и сыпали, сыпали бомбы на жилые кварталы мирного города. Мирного, потому что Минск еще не успел стать военным городом.

Дверь в приёмную распахнулась, и из неё вышел красный, распаренный, как из бани комфронта. За ним — неприметный полноватый мужчина в пенснэ. Поскольку спутник Павлова не носил военную форму, то и внимания Руссиянова не привлёк…

Руссиянов: «Товарищ Генерал Армии, разрешите обратиться?»

Павлов, через плечо, досадливо: «А, это ты…ну заходи. Что у тебя?»

Зашедший в кабинет Руссиянов начал было докладывать по обстановке в городе…

Однако, похоже, Павлов его не слушал… Он беспокойно ходил из угла в угол. Трудно было в такой ситуации докладывать приходилось все время крутиться на месте, чтобы стоять лицом к командующему.

«Минск горит, товарищ командующий,»- доложил ему Руссиянов и попросил разрешения от его имени вызвать пожарные команды городов Бобруйск и Борисов.

Генерал Павлов как-то неопределенно махнул рукой. И продолжал расхаживать, как маятник.

«Какие будут оперативные указания для 100-той дивизии в связи с создавшейся обстановкой?» — спросил Руссиянов, поворачивая голову вслед за командующим.

Павлов подошел к развернутой на столе для заседаний карте, ткнул пальцем: «Дивизии занять круговую оборону в радиусе двадцати пяти километров вокруг Минска!»

Когда командующий поставил задачу дивизии, Руссиянов даже опешил. Ведь по этому приказу соединение предстояло разбросать по фронту длиной свыше 100 километров.

В этот момент раздался вежливый, спокойный, интеллигентный голос мужчины в пенснэ: «Я могу ошибаться, но мне кажется, что не следует спешить выполнять необдуманные приказы, товарищ генерал-майор…»

Руссиянов недовольно повернул голову — мол, а это ещё что за явление голос подало. И опешил. На него смотрел ПОРТРЕТ. Из тех, которые носили на прошлый Первомай. Член Политбюро. Нарком. Хоть и не НКО…но всё же…

Берия внимательно посмотрел Руссиянову в лицо: «А Вы, товарищ, кто будете?»

Руссиянов: «Начальник гарнизона Минска генерал-майор Руссиянов»

Берия: «Очень хорошо, товарищ Руссиянов…Я в городе первый день, приехал с фронта, доложите, что в городе делается…»

Руссиянов: «Так точно. Прибыв 22 утром в военную комендатуру, собрав командиров частей, пригласив начальников учреждений и ведомств, представителей милиции, органов НКВД, партийных и советских организаций города Минска я объявил, что с этой минуты всю полноту власти в Минске беру на себя- как начальник гарнизона.

Тогда же мной были даны указания: ускорить формирование отрядов народного ополчения и истребительных отрядов из рабочих и служащих, вооружать их.

Минск разбили на участки, закрепили за каждым формируемые отряды. С этой минуты они должны охранять улицы, вести борьбу с диверсантами, поддерживать порядок в городе, оказывать помощь военным патрулям.

Свою первую задачу я понял так, что нам необходимо в кратчайшие сроки эвакуировать материальные, и прежде всего валютные, ценности банка. Эвакуировать и запасы продовольствия, ведь в Минске их на три месяца, особенно много муки и копченостей. И конечно, основная задача- эвакуация населения.

Распределили обязанности, и все немедленно приступили к работе. Эвакуация населения и материальных ценностей проходит в настоящий момент согласно Мобилизационным планам предприятий».

Берия: «Спасибо. Вижу, учить Вас не требуется. Действуйте, исходя из обстановки!»

Руссиянов: «Товарищ Нарком, а как же моя дивизия? Что нам-то делать?»

Берия: «А это вот к Заместителю Наркома обороны товарищу Шапошникову…Он сегодня из Москвы прилетел, вместе с товарищем Тимошенко, который вступает в командование ЗапФронтом…Давайте, товарищ, я Вас к нему провожу»

Выходя, Руссиянов бросил взгляд через плечо…Поникнув головой, Павлов молча остался сидеть в пустом кабинете…

Десять часов тридцать минут. Минск. Конференц-зал Дома Правительства.

Маршал Советского Союза Борис Михайлович Шапошников, тишайший, спокойнейший человек: «Ну, батенька, как вообще в Минске проходит мобилизация?»

Руссиянов: «Проходит с большим подъёмом.

Ко дню «М+2» принято из народного хозяйства 27 тысяч человек, более 700 автомашин и тысяча тракторов, около 20 тысяч лошадей.

У военкоматов- очереди. В партийные и комсомольские организации поступили сотни заявлений с просьбой послать на фронт. У призывных пунктов можно увидеть людей всех возрастов: от седых ветеранов до безусых юношей.

Из лиц, не подлежащих призыву, нами были сформированы отряды народного ополчения и истребительные отряды, которые борются с пожарами, дежурят на крышах, сбрасывают «зажигалки», поддерживают порядок в городе.

Вообще, о порядке… порядка в мобилизации мало…

Являющиеся по мобилизации и возвращающиеся из отпусков и командировок военнослужащие приходят не в комендатуру и не на сборные пункты военкоматов, которые находятся в горящем городе, а на сборный пункт 100-той дивизии.

Чтобы представить себе, насколько много военнообязанных скапливается на нашем сборном пункте, стоит сказать, что только за один день 23 июня туда прибыло до 1500 одних командиров. А ведь всех их надо приписать, вооружить и накормить.»

Шапошников, с интересом: «И как Вы, голубчик, выходите из положения?»

Руссиянов: «Принял командирское решение: организовать прибывших в подразделения и части под литерными наименованиями. Из кадровых командиров назначил командиров частей и подразделений. Из числа коммунистов были назначены политработники. Подобрать младший командный состав было поручено самим назначенным на должности командиров частей и подразделений. За короткое время были сформированы три литерных полка. Принял решение включить их в состав 100-той дивизии»

Шапошников «А чем вооружаете?»

Руссиянов: «Разорил арсенал и ремонтные мастерские…»

Шапошников: «А кормите чем?»

Руссиянов: «Как Христос, семью хлебами…»

В конференц-зал вбежал побледневший порученец…»Товарищ Маршал, там генерал армии Павлов…»

Вошедший следом за порученцем Берия: «Ну и не надо так орать…Павлов как Павлов…Молодец, сам догадался…Не арестовывать же мне его? И так бойцы на фронте толкуют о генеральской измене уже не таясь, в открытую…Продолжайте, товарищи, всё нормально.»

Десять минут спустя. В туалете Дома Правительства.

Илья Старинов — Мамсурову: «Не жалко было Паблито?»

Мамсуров, покачав головой: «Нет. Заслужил, собака…Всех нас, «испанцев», опозорил…Нет. Не жалко.»

И отважный диверсант умыл руки…

Десять часов сорок минут. Брест. Крепость. Остров Пограничный.

Да, немцы очень быстро учатся. И никогда не наступают дважды на одни и те же грабли…

Теперь атаку вели 192 и 201 Stg. Abt., по русски — дивизионы штурмовых орудий… Штурмовые орудия именно для того и предназначались — чтобы поддерживать пехоту, уничтожать оставшиеся после артподготовки пулемёты, взламывать «позиционный тупик»…

Единственным отличием от обычной тактики, применявшейся, например, во Франции — было то, что немецкие пехотинцы теперь шли ВПЕРЕДИ бронированных машин. «Коктейль Молотова» явно не пришёлся немецким танкистам по вкусу…И теперь немецкая пехота тщательно оберегала свои 7,5 cm-Sturmgeschutz III Ausf С».

В свою очередь, практически в упор, «штуги» расстреливали любую ожившую огневую точку пограничников.

Ревя моторами «Майбах», первый взвод бронированных машин прошёл через спортплощадку, на которой ещё стояли футбольные ворота со сгоревшей сеткой, к развалинам заставы. Методично расстреливая оставшиеся строения осколочно-трассирующими снарядами, самоходка, впереди которой медленно продвигалась цепь в «фельдграу», приближалась к замаскированному входу в блиндаж, где лежали раненые…

Не смотря ни на что, пограничники продолжали отстреливать немецких пехотинцев. Но огонь немецких пушек унёс уже немало человеческих жизней.

Взрыв! В воздух взлетает деревянная дверь блиндажа. Из-под обрушившегося месива земли и брёвен появляется голова Януковича. Кровь заливает ему лицо, похоже, вытекли оба глаза…

Потерявшего ориентацию старшину подхватывает под руку Кижеватов: «Что, парень, убили тебя?»

Янукович, совершенно спокойно: «Сам не пойму…вроде бы ещё нет…товарищ лейтенант, проводите меня к ящику с патронами, я хотя бы обоймы снаряжать буду…»

Пограничники укрываются — но как только немцы на несколько минут прекращают артиллерийский огонь- снова начинают стрелять точно и метко…Из пятёрки немецких пехотинцев, сопровождающих первое орудие- в течении буквально нескольких секунд один-убит наповал, второй-смертельно ранен, командовавший штурмовой группой лейтенант- получил ранение в грудь, четвёртому пуля буквально отрывает левую руку…Вот этому — ещё повезло. Поедет домой, переживёт войну, напишет душераздирающие мемуары «In den blutigen Dschungeln der Westlichen Insel (перевод- В кровавых джунглях Западного острова)» (случай подлинный)

Оставшееся без прикрытия штурмовое орудие отползает назад. Открывается рубочный люк, и немецкий офицер высовывается наружу, пытаясь разглядеть сквозь дым, откуда Die R?te ведут огонь и хотя бы элементарно разобраться в происходящем. Это он напрасно…Укрывшиеся в развалинах казармы Фёдор Журавлёв и Владимир Костюкевич стреляют одновременно, как по команде…

Немец рухнул вниз, пробитый сразу двумя пулями… Штурмовое орудие мгновенно разворачивается по фронту и делает выстрел по казарме. Пограничники прячутся между окон — и снаряд попадает именно в тот простенок, где укрылся Костюкевич. Взрыв пробивает стену, и масса кирпича погребает под собой Владимира…

Был ли убит немецкий офицер, или только ранен- остаётся загадкой…потому что в этот миг в оставшийся открытым люк влетает ручная граната…Грохнул взрыв- и машина окутывается густым дымом…(случай подлинный)

Оставшиеся без пехотного прикрытия штурмовые орудия отползают назад. Это можно было бы считать передышкой- если бы не продолжающийся методичный расстрел позиций пограничников…

Внезапно орудийные выстрелы стихают…На Пограничном — воцаряется тишина, нарушаемая только треском пожаров и плеском волн Буга за спиной…

Раздаётся не человечески громкий, металлический голос: «Товарищи! Осаждённые в Крепости Брест-Литовска! Внимание, внимание!

Немецкое командование в последний раз обращается к вам, и призывает, чтобы вы безоговорочно сдались!

Ваше положение безнадёжно. Не проливайте бесполезно вашу кровь, мы осадили вас, и выход из осады невозможен. Ваши войска в спешке отходят, несколько воинских частей убегают. К вам на помощь никто не придёт.

Товарищи! Сегодня, 24 июня 1941 года, установленное время начала бомбардировки -11 часов. Все же по причинам человечности немецкое командование отложило бомбардировку до 14 часов, чтобы спасти вашу жизнь и однажды возвратить вас вашим семьям и вашей родине целыми и невредимыми. Товарищи, командиры, комиссары и бойцы!

Вы дрались почётно, в соответствии с этим будут обращаться с вами. Вам даётся время — четыре часа на размышление. Если в 14 часов вы не сдадитесь, ваша судьба будет решена.

Красные воины! Посылайте парламентёров! Кладите оружие, дальнейшее сопротивление и кровопролитие бесцельно! Проявите сочувствие к вам самим и вашим семьям!»

Матевосян- Кижеватову: «Может, отступим в Цитадель? Здесь нам не удержаться…»

Кижеватов, устало: «Ну, куда я пойду…Это МОЯ земля, это МОЯ застава. А вот раненых вынести надо…»(слова подлинные)

Одиннадцать часов ровно. Город Молодечно. Севернее Минска, на пол-пути к границе между Б.С.С.Р. и Литовской С.С.Р. Земля. Небо.

«Мне придётся за это расплачиваться головой…»

Командир 5-той танковой дивизии Северо-Западного Фронта полковник Ф.Ф. Федоров тяжело сглотнул, будто в горле у него застрял крутой комок…

Командарм-13 Западного Фронта, генерал-лейтенант П.М. Филатов ободряюще потрепал его по плечу: «Ну, ну, полковник, возьмите себя в руки…Доложите по порядку.»

Федоров, собравшись в кулак, подтянулся, выпрямился, и спокойно, чётко, громким командным голосом стал говорить (только глаза продолжали блестеть сухим, лихорадочным блеском безумия): «Докладываю.

Переправившись через Неман по не повреждённому ПО МОЕЙ вине мосту в 10 километрах южнее Вильно, немецкие мотомехчасти утром 23 июня сего года обойдя город с Юга, смогли захватить восточные пригороды.

В 5 часов утра 24 июня мотоциклисты противника ворвались на виленский аэродром, захватив на нём около полусотни готовых к вылету самолётов наших ВВС.

Около 6 часов утра немецкие части вступили в Вильно. По сообщениям наших частей, прорывавшихся с боями из города, Вильно был украшен флагами бывшей буржуазной Литвы. В спину нашим уходящим бойцам велась стрельба с чердаков и из подвалов. Как доложили вышедшие из города бойцы и командиры, они видели повешенных на балконных решётках и фонарях мужчин и женщин в штатской одежде.»

Филатов: «И кто же это творил?»

Фёдоров: «Литовцы. И это не самое страшное…5-ая стрелковая дивизия имени Чехословацкого пролетариата, отступая от границы, пробивалась через Каунас вообще с артиллерийским огнём. При том, что тогда немцев в Каунасе вообще не было…Это литовцы. Они подняли открытый мятеж…причём с советскими войсками или частями НКВД в бой в открытую не вступали- зато убивали безоружных обозников, тыловиков, медиков…а уж что с советскими людьми творили…я сам видел коммунистов, привязанных к доскам и перепиленных заживо двуручной пилой…»

Филатов «Дальше.»

Фёдоров: «Части дивизии вступили в бой в районе станции Рудишкес, на магистрали Гродно-Вильно. В течении одного дня наши потери составили убитыми и ранеными до 70 % личного состава, до 150 танков и бронемашин, 15 орудий и более 50 % автотракторной техники…

Потери противника- около 300 танков. Но наши снаряды слишком слабы- они выводят немецкие машины из строя лишь временно. Поскольку поле боя осталось за противником, можно ожидать что большая часть этих танков будет немцами восстановлена.

В настоящее время боевой состав дивизии — 15 танков, 20 бронемашин и 9 орудий…обоз переполнен ранеными…»

Филатов: «Как же вас так?»

Фёдоров: «Пикировщики…вчера насчитали 13 налётов, с участием до 70 машин. Массированно применяют, гады. Под Вильно я поставил на прямую наводку всю артиллерию, в том числе из 5-того ГАП, 615 корпусной полк, зенитную из 12 зенитной бригады ПВО. Отлично работали гаубичники! Заставили немцев развернуться в боевой порядок- а там их достали уже зенитчики. Все подступы к Вильно со стороны Алитса были усыпаны немецкими трупами. Огнём руководил лично начальник артиллерии полковник Артамонов…жалко мужика, погиб в бою. Стреляли, пока были снаряды. Потом сняли замки и отступили…Орудия пришлось оставить.»

Филатов, выглядывая в окно: «Не все оставили…»

За окном прогрохотал одинокий тягач СТЗ-5, волочащий на буксире гаубицу…

Фёдоров, выскочив на дорогу: «Ребятки, откуда вы?»

С заглохшего, иссечённого пулями и осколками трактора донеслось: «Мы- пятый гаубичный…»

Да, это отходил артполк. Слив горючее по каплям, несколько отважных артиллеристов сумели вытащить из окружения хоть одно, но боевое орудие…(случай подлинный). Эх, товарищи артиллеристы…не читали вы Марка Солонина- ведь вам надо было побросать поскорее оружие, и бежать скорее в тыл…а вы спасаете не себя, а доверенную Родиной гаубицу…как тот неизвестный башенный стрелок из вашей же 5-той танковой, который еле передвигая ноги, упорно шёл с танковым пулемётом на плече…И который рассказал, что дивизия геройски дралась, пока было горючее и снаряды. А потом экипаж зажёг танк, сняв с него оставшийся без патронов пулемёт…И который сначала попросил- водички, а потом- патронов…Тоже, видимо, Солонина не читал…

(С Фёдоровым, который сейчас терзается не за себя, а за то, что не справился, не отстоял Вильно одной дивизией против всей танковой группы Гота — всё будет хорошо. Никто ему дурного слова не скажет…человек будет честно воевать дальше и погибнет в 1942 году, рядом с отважным командармом Лизюковым…)

«Если надо, Коккинаки долетит до Нагасаки!

И покажет он Танаки, где зимуют раки!»

Это про советского лётчика-испытателя Владимира Коккинаки, шеф-пилота ильюшинского КБ…И ведь действительно бы долетел! Во всяком случае, во времена оны на ДБ-3Ф свободно летал из Мурманска до Ньюфаунленда…так что была бы проявлена политическая воля и дана соответствующая команда…

Василий Константинович Коккинаки — это его брат. Тоже лётчик, но уже истребитель…

И сейчас он барражирует над Молодечно….

Примерно в одиннадцать часов утра над дорогой, проходящей через городок, появились фашистские самолеты, и на бреющем полете начали поливать свинцом мирных, безоружных людей. На глазах отступающих красноармейцев гибли женщины, старики, дети. А они были бессильны что-либо сделать!

Очевидец свидетельствует: «Не знаю ничего страшнее этих моментов бессильной ярости, когда кулаки стискиваешь до боли, а сам должен вжиматься в землю под воющий свист бомб. Как люто мы ненавидели фашистов!

И вдруг над дорогой появился наш юркий «ястребок» и сразу же ринулся в бой. Один против нескольких десятков «мессеров» и «юнкерсов»! «Отомсти им, гадам!» — наверное, думал каждый из нас. Мы хотели передать ему всю нашу ненависть, мы гонялись вместе с ним за фашистскими стервятниками. И вот запылал один самолет, за ним второй, третий. «Горят, сволочи!» — кричал кто-то рядом со мной. И если бы не генеральские петлицы, я бы с удовольствием кричал тоже. Фашистам уже было не до дороги. Они повернули назад. Но и «ястребок» задымил и начал падать. Через несколько минут где-то в лесу грохнул взрыв… Мы понимали, что это за взрыв. Многие не скрывали своих слез.»

Так погиб Василий Коккинаки…Но в огневом небе войны продолжали летать его братья — Владимир и Константин…и ещё сотни и сотни отважных пилотов…братьев по русской крови, братьев по духу…

Одиннадцать часов двадцать две минуты. Беларусь. Город Лида.

«Гули, гули, гули…» Серенькая, неприметная голубка присела на голубятню…

Поворковав, птица вошла в знакомую клетку и присела у края кормушки…Сержант ветеринарной службы Колька Свист осторожно присел на корточки, чтобы не испугать её- а потом быстрым, но нежным движением схватил голубку за крылья…Та затрепетала, несколько раз взмахнула свободным крылом…Но сержант до призыва не даром был лучшим голубятником между Таганкой и Заставой Ильича, которая раньше была Рогожской…

Вобщем-то, и Свистом окрестили весёлого беспризорника на Калитниковском рынке, именуемым неграмотными фраерами Птичьим, за его непреодолимую тягу к голубям…И чужим голубятням! Потому как покупать дорогих турманов, агаранов, гривунов или дутышей он не стал бы- даже если бы у него завелись каким-то чудом деньги…КУПИТЬ голубя? Это просто пижонство…

Другое дело, приманить чужого сизаря своей голубкой, или просто подломать голубятню у жирного и толстого фрея…Это да! Это по пацански!

Ловил чужих голубей Свист, пока и сам не был пойман…А дальше- просто…Приёмник-распределитель на Рогожской Слободе в бывшем Андроньевском монастыре, детский дом в Загорске, который Сергиев Посад, побег, колония для дефективных подростков в Икше…

И оттуда бы свинтил отчаянный Свист, кабы не голуби…уж очень там голубятня была знатная! Разводили дефективные голубей- да не простых…и собачек тоже разводили…Овчарок. Остался Свист. Закончил после школы ветучилище…

И вот поэтому ждала Свиста после призыва -4-я стационарная военная голубиная станция ОСНАЗ.

Любили, знаете, ОСОБЫЕ войска набирать себе личный состав из бывших беспризорников…недаром товарищ Макаренко, тот самый, из колонии имени Дзержинского, носил звание капитана НКВД (а вы и не знали?). Вроде как вырастали в этом богоугодном заведении янычары для диктатуры пролетариата…

Колька осторожно снял с лапки птицы тоненький пенальчик со спец-сообщением. Конечно, рация- это хорошо, это современно. Но резидент из Литвы- большой любитель орнитологии- прекрасно обходился без всякой антенны. В конце-концов, голубя не запеленгуешь…

Информация о движении немецких танковых колонн поступит в штаб Фронта — без промедления…(случай подлинный)

Одиннадцать часов тридцать минут. Деревня Сипурка Каменецкого района Брестской области.

На пыльной деревенской улице, у маленькой бревенчатой церковки, на старых сосновых брёвнах возле покосившегося забора, сидит седой, как лунь, деревенский батюшка.

Около него останавливается древняя старушонка, согнутая несчитанными годами почитай что в дугу.

«Здравствуй, отец Гарвасий!»

«Здравствуй и ты, Олеся…только какой я теперь отец…»

«Чегой-то?»

«Или не знаешь? Брось дурить-то…я человека убил.»

«Батюшка, ты ведь — немца убил»

«Немца или готтентота — всё одно, извергнут из сана.»

«Батюшка, да ведь ежели ты бешеную собаку, что на ребёнка кинулась, застрелил- в том вины твоей нет?»

«Олеся, уйди, очень тебя прошу…не доводи до греха. Проклят я, проклят навеки…Теперь я совсем как ты! Даже вот во храм свой взойти не могу…»

«Батюшка, а ты хоть пробовал?»

«И пробовать не буду. Я ЗНАЮ.»

«Батюшка, это предрассудок…вот хоть на паперть взойди! А я за это «Отче Наш…» прочитаю вслух. Два раза!»

Гарвасий: «Ну разве что на паперть…»

Осторожно, будто идёт по раскалённым углям, поднимается на крыльцо, крестится, за позеленевшее кольцо тянет на себя тяжёлую деревянную дверь…

Олеся: «Упаси меня Сварог, уж и за доктора Фрейда приходится трудится…»- и делает странный, ни на что не похожий жест.

Спустя несколько минут из церквушки выходит ошеломлённый отец Гарвасий…На неверных ногах возвращается к брёвнышку и почти падает…

Олеся молчит. Молчит и отец Гарвасий…

Потом поворачивает голову к Олесе: «Никто ведь и не поверит…»

Олеся: «Я- ПОВЕРЮ»

Отец Гарвасий: «ОНА — мне улыбнулась…»

Олеся: «Батюшка! А ведь ты в своего Бога- не верил! То есть верил, но умом, хоть и страдал за Него…А ведь Он у тебя — хороший.»

Отец Гарвасий, истово крестясь: «Олеся, вот тебе Крест! Уверовал истинно! Радость-то какая…Ну, твари, оккупанты, держись теперь! Мы со Христом! Кто же на ны?»

Олеся только тихо улыбнулась про себя…

Одиннадцать часов тридцать пять минут. Лесная поляна слева от шоссе Минск- Молодечно.

Замполит 100-той стрелковой дивизии батальонный комиссар Фляшкин Кирилл Иванович: «Товарищи командиры!»

Собравшиеся на поляне красные командиры встают и одёргивают уже запылившуюся форму. С обочины шоссе под сень деревьев бодро сбегает комдив Руссиянов.

За ним следует помощник начштаба по тылу капитан А.К. Ростовцев, который тащит в руках деревянный ящик со звякающими бутылками…

Товарищи командиры оживляются- вкусы генерала Руссиянова и особенно его любовь к пенному хмельному напитку, а ровно и его широкая, хлебосольная душа — всем известны.

Однако в пивных бутылках — оказался вовсе не любимый янтарный напиток. На вынутой из ящика Руссияновым бутылке- была аккуратно приклеена литографически исполненная этикетка- несколько весьма красноречивых рисунков, чтобы самый светловолосый солдат понял…Минимум текста, максимум доходчивой визуальности.

И как чиркать аккуратно прикрученными проволокой огромными спичками по не менее аккуратно прикреплённой тёрке, и как бросать, и указание- что у танка двигатель сзади, а у бронемашины- спереди…

Ростовцев, любуясь: «Да! Дизайнер уж постарался…»

Руссиянов, авторитетно: «Разумеется! Такая уж у них нация! Если бы какому-нибудь нашему Иванову поручили- вышло бы куда корявей! Ну, не красен кабак пирогами, а красен пиздюлями! Надо бы попробовать…»

Руссиянов взял в руки бутылку и подошёл на десять шагов к огромному, серому валуну…»Только бы не промазать…а то всё насмарку…ну, ХОСПОДИБЛААСЛАВИ…». Чиркнул спичкой, поджёг фитиль, размахнулся…

Звон стекла, разлетающиеся брызги…И- ничего…Только тоненький дымок…а потом! Скворчащее чёрно-бордовое пламя охватило валун…

«Горит! От бутылки горит, товарищи! А это ведь камень, не танк…»

И никто из бывших на поляне, под вековыми дубами, не знал, что полторы тысячи лет тому назад это был не просто камень…И что славяне костры разжигали на нём — только идя в смертный бой против лютого ворога!

Отлично справился с поставленной задачей и капитан Ростовцев.

Вот что записано в Журнале боевых действий 100-той дивизии: «В 13 часов 30 минут на командный пункт дивизии капитаном Ростовцевым была доставлена первая партия бутылок, которые были направлены в 85-й и 355-й стрелковые полки».

Всего же за день на пункты боепитания дивизии было доставлено 12 грузовиков стеклянных бутылок.

Двенадцать часов ровно. Деревня Глубокое. Берёзовый лесок у восточной околицы. Командный пункт 3-го танкового батальона 61 танкового полка 30 ТД.

Капитан Джаба Константинович Иоселиани был мегрелом (именно так! без «н»), а адьютант батальона, лейтенант Михаил Саакашвилли — кахетинцем.

Поэтому меж собою сыны солнечного Авлабара (это рынок такой, в Тбилисо, за шумною Курой) разговаривали на языке презренных русских…

«Э-э, Мишико…Ыды суда, сладкий мой, я тибе сейчас цхлаури сдэлаю…»

«Батоно, да, канэшно, с балшим удоволствием… Толко там этот, черножопий…приехал, да?»

«Какой-такой черножопий, э? Ти кого, кахетин, шомар дэди, имеешь в виду? Ты, слющай, сам чито, Снэгурочка? Сматри мине глаза, да?»

«Да нэт, это я про Фалангер-малангер…Каторий нашего Огурцания оклеветал…»

«Козе моей твой Огурцания син…Какой-то вшивий картли, э-э…»

«Всё равно, он из Сакартвэло…а какой-то рюсский его очернил, да?»

«Фалангер разве рюсски?…А впрочем, они такие разные…ну и чито ты прэлагаешь, маймуно виришвили?»

«Батоно, а Ви ему такую задачу поставьте, чито бы никогда нэ виполнил…»

«Э-э…а просто по морда стукнуть?»

«Батоно, а Ви забили, кто его старше МЕНЯ сыделал?»

«Да. Ну, значит, так и сделаем…мине в батальон чюжой глаз нэ нужен… а ты нэ гилюпий, бичо, хас мукар…Ну, ыды уже сюда, мой сахарний…я уже заскючал…»

Двенадцать часов пять минут. Аэродром Барановичи.

За последние сутки из всех частей 43 — ей истребительной дивизии тяжелее всех пришлось 162-му полку подполковника Резника.

На Барановичском аэродроме собралась на площадке 800х900 метров разношерстная компания из самолетов Пе-2, Су-2, МиГ-1, МиГ-3 и Як-1.

Здесь находилась в стадии формирования 60-я истребительная дивизия полковника Татанашвили, чьи основные аэродромы Слоним, Ивацевичи и Лунинец реконструировались.

С 4 часов утра 24 июня на аэродром обрушился шквал атак немецкой авиации. К середине дня не осталось ни одного «живого» самолета. Летчики и техники из последних сил пытались восстановить оставшиеся относительно целыми, не тронутые осколками, неисправные машины…И ждали помощи с Востока…

И она пришла…

С величественным гулом моторов над Барановичами неторопливо проплыла великолепным, внушающим уважение парадным строем девятка ТБ-3 из 3-его тяжелого бомбардировочного полка… (Зачем они пролетали над Барановичами- задал мне вопрос взыскательный читатель…Да меня и самого этот вопрос заинтриговал! Отчего пролетели над Барановичами? Оказывается, штурманы по привычкам мирного времени прокладывали курс НАД НАСЕЛЁННЫМИ ПУНКТАМИ, как ориентирами…)

Над целью бомбардировщики появились при свете яркого солнца — погода была идеальной, как никогда!

Неторопливо развернувшись, гиганты степенно легли на боевой курс.

Самолеты шли над целью так медленно, что, казалось, зависали в воздухе — воздушные корабли «становились на якорь», и прицельно бросали бомбы, несмотря на обстрел, совершенно равнодушно пропуская сквозь свое гофрированное тело десятки осколков и даже малокалиберные снаряды немецких зениток.

Исключительно живучую машину создал враг трудового народа товарищ Туполев! (Почему враг? Ну как же, судимость-то с него до сих пор не снята…и свой новый самолёт он сейчас строит под рабочим индексом «ВТ», что переводится шутниками из ЦКБ-29 НКВД либо как «Внутренняя тюрьма», или как «Вредители- Трудящимся»..)

А сыпать на немецкие головы у русских самолётов было что- казалось, их бомбовые отсеки бездонны, как бочки Данаид…Вниз сплошным потоком летели ФАБы, ЗАБы, РРАБы (последние с полным ассортиментом от бомб АО-2,5,8 до хрупких стеклянных шариков КС). Вся дорога с немецкой автоколонной скоро исчезла в облаке дыма и пыли, сквозь которое изредка взлетали в небо огромные языки алого пламени…

Когда в небе появилась пара немецких истребителей, стрелки бомбардировщиков встретили их дружным, яростным огнём. Нерушимый строй! Взаимная поддержка! Перекрытые многослойным огнём с соседних машин слепые, не простреливаемые сектора!

И скоро первый немецкий истребитель задымил — и в воздухе вспух белый парашютный купол…

Однако второй немец всё не успокаивался- и начал добиваться успехов…Всё-таки 2-см пушка- против фактически ручных пулемётов ДА…

ТБ-3 капитана Пляшечника был атакован первым. Были убиты оба воздушных стрелка, тяжело ранен ботмеханик, перебита бензосистема, на борту возник пожар. Но противник радовался преждевременно. Радист повел бой, отражая башенным пулемётом атаки «мессершмитта». Штурман Михайлов предотвратил распространение огня по самолету, зажав голыми руками поврежденную трубку бензосистемы. Из перебитой трубки горящее топливо плескало ему на грудь, лицо и шею- но он крепко держал её горящими руками… Сымитировав падение корабля и уйдя от преследования, экипаж через 40 минут после атаки перелетел линию фронта и произвел посадку в поле. Пожар потушили, после чего самолет в сумерках взлетел и вернулся на свой аэродром.

А фашистский лётчик выходил в новую атаку…К счастью, в этот момент на помощь своим товарищам пришёл одинокий МиГ-3 с ярким бортовым номером «7«…И сбил фашиста! Но на смену ему- прилетели уже шесть «мессершмиттов».

Спустя полчаса на аэродром Барановичи с неработающим мотором рухнул искалеченный истребитель с семёркой на борту — и завертелся волчком в конце пробега по полосе…Подбежавшие механики вынули из кабины уткнувшегося головой в приборную доску лётчика. В глаза им бросилось молодое, будто выбеленное мелом лицо, повисшая на лоскуте кожи кисть правой руки…И прыгающая секундная стрелка часов…живая, на мёртвой руке…

А ещё полчаса спустя- они увидели, как с Запада тянет на одном крайнем левом моторе гигант ТБ-3…Попутный ветер нёс его через лётное поле прямо на жилые дома военного городка. Бомбардировщик начал отворачивать в сторону, но его на одном моторе затянуло в крен, положило на спину…

При ударе о землю взметнулся столб яркого пламени, затрещали в огне патроны, разлетаясь голубыми брызгами…

Больше из пролетевших над Барановичами воздушных гигантов — никто не возвращался…(случай подлинный)

Фон Меллентин записал в свою книжечку огрызком синего карандаша (серебряный карандашик, прошедший с ним Польшу и Францию, уже потерялся): «Русские перешли к применению старых тихоходных четырехмоторных бомбардировщиков.

Около 20 неприятельских бомбардировщиков атакуют нас. Бомба за бомбой падают на нас, мы прячемся за танки.

Бомбардировщики противника опять настигли нас. Взрывы раздаются со всех сторон. Наших истребителей не видно. Война с русскими будет тяжелой…

Становится очень тяжело…» Карандаш опять сломался…

Тринадцать часов тридцать минут. Гродненская область, Зельвинский район, село Деречин.

Красно-кирпичная колокольня готического собора стремительно вонзалась в синее-синее, до черноты в глазах, июньское небо…

С этого ракурса- колокольня была особенно высока и красива…Когда лежишь на спине — и смотришь в небесную безбрежную высь…

Лежишь себе, неторопливо размышляешь…а ведь сегодня- 24 июня. Вторник. Значит, что? Начинается срок путёвки в Окружном санатории в Ялте…

Когда я звонил домой в последний раз — 21 числа, около 16 часов — так и сказал Танюшке- мол, я по — скорому приму дела и поедем вместе отдыхать…Ещё комкор шутил — мол, в Тулу да со своим самоваром едешь? Хороший мужик, мой однофамилец, генерал Егоров…Где ты сейчас, Евгений Алексеевич? Видимо там же, где весь наш геройский 4-ый стрелковый корпус…

Господи, что же такое-то, а? Ни руками, ни ногами не двинуть…Турманом ведь слетел с колокольни, ты скажи, а? Это меня взрывной волной сбросило. И ведь живой…

Совсем как тот сельский батюшка, который на Пасху вот также сверзился…его спрашивают- батька, как же ты жив остался? А он отвечает — чада мои духовные, у нас Светлая Пасха каждый год…привык уже!

Вот и я- ещё повоюю — и привыкну с колоколен летать…

Ан нет, видно, не судьба…Голоса. Чужие…Подошли. На лампасы мои смотрят, чтоб им…Подняли, несут. Как больно…

Ну, ватку-то уберите, воняет…

Пошёл на хуй.

Перед носом твоим собачьим- что? Там всё написано.

Пошёл на хуй.

За Финскую. И Героя-тоже за Финскую…

Егоров Сергей Андреевич, 1899 года рождения.

Ты что, пушки на петлицах не видишь? И звезды на рукаве?

Пошёл тогда на хуй…

Не знаю. А и знал бы — всё равно не сказал.

Пошёл на хуй ещё раз.

Резе-е-ервы? А как же. Записывайте. Все военные округа Центральной России, а также Урал, Восточная и Западная Сибирь, Средняя Азия, и про Дальний Восток не забудь…Будет вам, сволочи, скоро больш-о-о-ой пиздец.

Да, комиссар. Большевик, чем и горжусь!

Спасибо, не курю. Не хочу портить здоровье! Да и брезгую вами, мерзавцами…

Ну надо же, на руках носят…

Как сажаете, сволочи? К стене спиной меня сажайте! Не сметь мне глаза завязывать…

Стой! Может, я ещё встану…

Ура. Встал. Стою.

Ну ладно. Всё нормально. Дело-то насквозь житейское…

А вы, сволочи, не радуйтесь, мы еще вернё…

(Случай подлинный, протокол допроса с датой и по немецки тщательно указанным временем сохранился. Детали расстрела приведены — как курьёз, именно так и записано. Потому что человек с травмой позвоночника встать не может! Это медицинский факт!

Ничего, другой артиллерист, капитан Флёров, в этот час уже на московском заводе с мирным названием «Компрессор». Он сегодня принимает от Наркомсредмаша первые экспериментальные «Катюши»…)

Кстати сказать…

Совсем рядышком от этого места- в это же время- старшина А.А. Ющенко зарыл в землю партбилет, документы и военную форму…Переоделся в гражданскую одежду и подался до хаты. Во время проверки в Особом отделе в 1944 году — он заявил, что «командование ушло в неизвестном направлении«…Как выяснилось, командир 29 — той мотострелковой генерал-майор И.П. Бикжанов- был со своими бойцами до самого конца… Оклеветал командира, сука.

Впрочем, что ждать от сына- ТАКОГО отца?

Тринадцать часов сорок пять минут. Молодечно.

Аппарат «Бодо». Лента.

«Здесь Богданов»

«Здесь Зам. Наркомвнудел С.С.С.Р. по войскам Масленников. Что там у тебя?»

«Доложить трудно ввиду большой неясности. Всё, что сейчас имеет место быть, очень похоже на начало Халхин-Гола подчёркнуто. Только значительно большем масштабе подчёркнуто. По дорогам едут машинах группы бойцов перепутавшихся родов войск и частей сильно измотанных, деморализованных и подавленных. При звуке самолёта, невзирая на то, что свой или чужой машины прибавляют скорость и ни смотря ни на что, такое беспорядочное движение приводит панике. Слухи о десантах и диверсантах приводят частому убийству ни в чём неповинных людей, особенно часто достаётся милиционерам. Чудом отбил сегодня лётчика, хотели расстрелять потому что бородатый. Полковника Бабаджаняна побили вольнонаёмные гражданки из госпиталя Молодечно потому что лысый и фуражка не форменная. Твои из 9-той бригады ЖД чуть Старинова не рассчитали который осматривал мост на предмет подготовки к взрыву мандат за подписью Тимошенко для них ничто.»

«Сообщи кто там такой сверхбдительный»

«Не важно Старинов сам хорош нечего было залупаться. Сейчас контроль тылом в целом восстановлен но обстановка фронте представляется очень смутно. На основании слухов и сообщений командиров отступающих старой границе. Встретил большое количество буквально целых авиационных частей целиком потерявших вернее подчёркнуто бросивших матчасть. Деморализация тылов произошла вследствие потери управления Сев-Зап Фронтом и незнания конкретной обстановки отсутствия связи. Большую роль играют в распространении паники бегущие горе-руководители спасающие так называемые архивы. Считаю что семьи руководства панически бежавшие Минск и распространяющие слухи и пораженческие настроения сослать Красноярский край без права возвращения оттуда конца войны.»

«Ну давай там, построже. Держитесь. Береги себя. Как там Нарком»

«Жив. Здоров. Воюет.»

(Кроме последних двух фраз- приведено дословно с соблюдением орфографии и пунктуации)

Тринадцать часов пятьдесят минут. Пружанский район Брестской области. Дорога…

Одинокий грузовик с ранеными осторожно пробирается по узкой просёлочной дороге. Военфельдшер Боженко периодически выглядывая из окна, тревожно всматривается в ставшим враждебным голубое, безоблачное небо…

Измотанный, вторые сутки не спавший водитель, сержант П.С. Коптяев, не отрывает воспалённых красных глаз от колеи — не уснуть бы…

Впереди- развилка, на ней- военный регулировщик, флажком указывающий ехать вправо…

Через несколько минут- полуторка выбирается из леса и…останавливается. Впереди- заболоченный берег реки, через мокнущую зелень поймы идёт насыпь. И вся насыпь- забита стоящими автомашинами. Впереди повреждённый мост, и водители автоколонны- под руководством какого-то полковника- просто камнями, брёвнами, фашинами перекрывают русло реки…Где-то вдали- слышится гул авиационных двигателей, и осторожный Коптяев сдав назад, оставляет машину под деревьями…Как он потом себя за это хвалил!

Коптяев выходит из кабины и идёт к голове колонны- помогать…Но работа уже практически завершена- кто-то говорит, что всю ночь и весь день трудились. Так что — сейчас уже тронутся…Полковник громко командует: «К машинам! Заводи моторы! По зелёной ракете- начать движение!» И тут стоящий рядом с полковником лейтенант выхватывает пистолет и стреляет ему в спину. А потом — даёт зелёную ракету…На этот сигнал из-за кромки леса налетают пикировщики…

Когда Коптяев выводит свой чудом уцелевший грузовик из кровавого ада — и возвращается назад- регулировщика на перекрёстке уже не было. А когда они поехали по левой дороге- то скоро приехали к совершенно исправному понтонному мосту, на которой стояли пограничники с автоматами, ожидавшие ту самую, только что погибшую на насыпи колонну… (случай подлинный, однако, как пишет мне взыскательный читатель, произошёл он 27 июня на реке Щара)

Четырнадцать часов ровно. Деревня Шелунь. Шоссе Вильно- Молодечно.

Истинная правда, хотя стоило бы и придумать…

«Das verfluchte Vieh! Halt es, Fritz!»

«Бе-е-е!»

Колхозный барашек упирался всеми копытами и вовсе не собирался участвовать в барбекю господ европейских туристов…

На полянке, у ручья- стоят длинной колонной штабные автобусы, легковые автомобили…Под пёстрыми зонтиками тентов — расположились в шезлонгах с рюмками аперитива в руках хозяева на этом празднике жизни…Шипит сельтерская вода из оплетённых стальной проволокой бутылок- «шшшвеппссс«…Играет музыка электро-патефонов, звучат тирольские йодли вперемешку с французским шансоном.

Лёгкий дымок костра…От ручья- хохот и взвизги купающихся «молниеносных девиц«…Хорошая, весёлая война…

Впрочем. колонна охраняется- три лёгких танка, две французские бронемашины «Панар», четыре пулемётных расчёта…

Для порядка, а как же…мало ли что, унтерменши в панике бегут! Орднунг унд бефель! Порядок должен быть во всём!

Печально у костра вскрикнул барашек…скоро будет изысканное блюдо — Der russische Schaschlik!

Словно призрачная тень скользнула буквально в метре от увлечённо свежующих бедное животное немецких зольдатен…

Заместитель командира 73-его отдельного разведбатальона ОСНАЗ товарищ Я.Е. Гонцов поднял вверх кулак- разжал его- указал пальцем распределение целей…

В пятнистом камуфляже, подобно невидимкам, бойцы с гранатами в руках неслышно подползали к немецким танкам…

Внезапно один из часовых что-то заметил, засунул в карман губную гармонику, на которой выдувал «Лили-Марлен», сбросил с плеча маузеровский карабин…и тихо, осторожно, нежно был уложен на землю…

Атака была внезапной и стремительной…В грохоте взрывов, треске выстрелов, вспышек огня- немецкие штабники метались по поляне, сшибая навесы и шезлонги, кидались в ручей- но даже вода в ручье горела!

А разведчики уже уходили- унося восьмерых пленных, в том числе трёх старших офицеров….

Два часа спустя.

Подполковник С.П. Иванов: «Так — так…значит, это БЫЛА оперативная группа 39-того моторизованного корпуса? И генерал там был? Что же вы его — то не взяли? Закололи случайно шампуром? Товарищи, вы просто звери…

А это что? Оперативная карта? С оперативным построением всех частей группы армий «Центр»? И особенно 3-я Танковая Группа подробно изложена? Не верю. Так не бывает…»

К вечеру портфель с документами и бесценной картой уже изучал товарищ Шапошников…

(В реальности эти документы были захвачены поздно вечером- 25 июня, и их очень долго возили, искали кому передать, потому что Павлов уже покинул Минск и бежал в Могилёв.)

Четырнадцать часов тридцать минут. Брестская область, город Каменец.

«Эй, Чарли! Пляши! Тебе, брудер, письмо из дому…»

Водитель «Оппель-Блитца» из Transportkorps «Speer» Ганс («Ганс! Просто Ганс, девушки!») неторопливо достал из специального целлофанового пакетика специально обработанную ветошь и тщательно вытер руки…

А потом взял конверт без почтовой марки, на котором аккуратным стариковским почерком старомодным стальным пером?86 было выведено: «Действующая Армия, Гансу Чаплину»…

Вот от того-то и Чарли, догадались? Незатейливый солдатский юмор…Хотя он внешне вовсе не походил на презренного юдише комика!

Был Ганс Чаплин в свои семнадцать лет высоким, светловолосым, сероглазым, стройным…Настоящий нордический тип! Да вот пристала же кличка, ну что ты поделаешь…И в школе так дразнили, и в Reichsausbildungslager во время трудовой повинности…Увы, каждый несёт свой собственный крест…

От дедули письмецо…И у Ганса предательски защипало глаза…

(Ретроспекция.

Первое, что вспоминается из далёкого детства- темнота…голод и холод…

Приличная, чистоплотная, аккуратная немецкая нищета…

Когда единственная картошина подаётся тебе на фаянсовой тарелочке с голубыми цветочками, со стальными вилочкой и ножичком, и перед тем, как жадно заглотить, давясь и обжигаясь, её восхитительно-горячую мякоть, политую ВАЗЕЛИНОВЫМ маслом- надо сложить ручки и прочитать молитву нашему лютеранскому, строгому Богу…

Единственным кормильцем в семье был дедушка…Такой же высокий, стройный, сероглазый Фриц Чаплин…Бывший ефрейтор Великой войны, пехотинец- «штурмовик», трижды раненый, контуженный, отравленный газами…И взамен навек утраченного лёгкого- увенчанный лаврами…»Железный крест», его так просто не давали…Даже в 1918 году…

Только Дубовые листья- в овощной «зуппе» не положишь, ведь это даже — не лавр…

Фриц хватался за любую работу- а вот её-то как раз, в отличие от дедушкиных шрамов, было очень не много…Рур был оккупирован, проклятые «пуалю» чувствовали себя в родном городе Чарли как дома…Заводы Круппа стояли. Холодный ветер завывал по пустынным фабричным дворам…

Всё изменилось, когда Чарли исполнилось пять лет…Счастливый дедушка тогда высоко подкинул визжащего от счастья Чарли (тогда еще звавшегося Гансом) к небу, уже покрывающемуся восхитительными клубами дыма из оживающих фабричных труб: «Мой милый внучек! Теперь у нас есть РАБОТА! Господи, благослови русских и их заказы…»

В доме появился настоящий белый брот, и даже по праздникам настоящее буттер (зато уж маргарин- на столе каждый Божий день!)…Ганс стал ходить с приятелями в синема, и приобрёл наконец свою дурацкую кличку. Жить стало лучше, жить стало веселее!

А как же родители Гансика? Так дедуля и бабуля и были его, Чарли, родителями…

Мамми- появлялась ненадолго, зацеловывала сына, оглушала его шелестом шёлка и окутывала облаком французских духов, от чего дедушка Фриц долго чихал (а уж на что привык на работе ко всякой вредной химии)…А потом вновь исчезала.

Мамми работала в Эссене, в cabaret «La Chauve-souris». Страп…нет, стип…нет, стрип. ну, короче, танцевала она, на сцене, у шеста…

И потому дома, в Гильзенштадте, бывала не часто…

А папа? Вот дедушка и был за папу, а бабушка — за маму…

И старый, сорокалетний (на заводах Круппа — долго не живут), Фриц был великолепным отцом…

Бывало, придёт из своего патронного цеха, где контрабандой от Антанты для русских камрадов химические снаряды снаряжает…товарищи его в гастштедт зовут, бир пить, а он — с внуком идёт гулять, на реку- сияющую всеми цветами радуги от спущенных с завода отходов…

Идут рядышком старый и малый, и песни поют…Ich hatte einen Kameraden…

«Мы шли под грохот канонады,

Мы смерти смотрели в лицо,

Вперёд прорывались отряды,

Товарищей верных, бойцов…»

Всё, что знал и умел в жизни Чарли- он был обязан своему деду…Любил ли Чарли деда? Да как сказать…любите ли вы воздух, которым дышите?

И не только любил, но и уважал. И на всю жизнь запомнил, как однажды дед сказал ему: «А фюрер-то был прав! С русскими- надо дружить. Теперь мы этих лимонников да лягушатников- одной левой…А полячишки? Что полячишки…Дерьмо Европы…» Так и вышло…По деду.)

И вот теперь Чарли держал письмо из далёкого, милого дома. Так сказать, привет из Фатерлянда.

«Мой дорогой мальчик! Я знаю, что это письмо тебя расстроит. Но ты у меня взрослый и мужественный. Надеюсь, что именно таким я тебя и воспитал…

Ганс, ты помнишь дядю Эриха из Kyffhauuserbund? Он тебе ещё давал поиграть своим стальным шлемом, старый брудер…мы с ним в одном штурмовом отряде под Верденом сражались.

Так вот, он сейчас служит в Geheime Staats-Polizei… Информированный человек. И он мне сообщил по секрету, что в отношении меня пришла разнарядка…

Странно, всю жизнь я ощущал себя не просто немцем, а даже пруссаком…И никогда не думал о себе, как о еврее…

Я принял решение, мой мальчик. И сейчас, когда ты читаешь это письмо — знай, что из-за меня у тебя уже никогда не будет никаких неприятностей.

Твоя бабушка Эльза решила сделать это вместе со мной. Её Бог — её простит. Она верная и добрая жена, и не хочет остаться без меня одна. Я её отговаривал- но ты же знаешь свою бабушку?

Завещание я оформил надлежащим образом, доктор Функ, нотариус, тебе напишет. Извини, это всё, что мы с бабушкой за всю жизнь скопили…

Хотя бы крыша у тебя над головой есть, когда вернёшься с войны. Наш домик я застраховал. Важно! Похороны я оплатил, долгов у меня нет. Если кто будет лезть с такими вопросами, пользуясь твоей наивностью- гони их, мошенников, в шею.

Прощай, мой мальчик. Служи нашему Отечеству так же честно, как это делал я…надеюсь, оно будет к тебе более милостиво.

Твой дедушка Фриц и твоя любящая бабушка Эльза.»

Ошеломлённый Чарли опустил письмо на колени…Этого не может быть, это бред, это какой-то страшный сон…

Эх, дедушка, дедушка…ты был таким гордым…не захотел прятаться или бежать…тем более одевать на грудь жёлтую Давид-штерн…

У тебя на груди — навечно остался «Железный крест» Первого класса с Дубовыми листьями…Ich hatte einen Kameraden…

«Эй, Чарли! К шефу, живо, живо…»

Чарли, понурив голову, медленной трусцой побежал к дому- все команды в военных и полувоенных организациях Рейха выполнялись только бегом….

Начальник, толстый Раухе, встретил Чаплина как-то непривычно вежливо…пряча глаза, усадил на лавку, предложил сигару из эрзац-табака (резаная бумага, пропитанная никотиновой кислотой)…

Чарли сидел, как замороженный, ничего не видя и не слыша, только односложно отвечая: «Яволь! Натюрлих!» а что яволь, что натюрлих, сам не понимал…

Раухе, осторожно положил руку на плечо Чаплину и заглянув ему в глаза, тихо произнёс: «Знаешь, парень, тут тобой Reichskommissar fur die Festigung DeutschenVolkstums заинтересовался…Понимаешь, непорядок у тебя с родственниками…»

Чарли, побелевшими губами: «Уже нет…мой дед умер…»

Раухе, не понимая: «Дед? Причём тут дед? Он что, у тебя тоже…»

Чарли: «Что — тоже?»

Раухе, краснея: «Ну, этот…из французских колониальных войск…чернокожий…»

Чарли: «Что, что?!!»

Раухе: «Ах, бедный малый! От тебя, вероятно, скрывали… Да вот, понимаешь, твоя матушка…ну, когда была французская оккупация Рура…ну, ты же понимаешь, время тогда было тяжёлое…вот ты и родился…»

Чарли: «Да я что, негр, что ли? Вы на меня посмотрите!!»

Раухе: «Да к тебе лично претензий никаких…а вот детки у тебя могут родится…гм-гм…всякие…поэтому есть Имперский Закон, который предписывает таких, как ты…»

Чарли, не веря своим ушам: «Герр Раухе, Вы что, меня кастрировать хотите?!!»

Раухе, умоляюще сложив руки на груди: «Что ты, что ты, Ганс, не хочу…это не я, это в госпитале. И не кастрируют, а стерилизуют, под наркозом…говорят, совсем не больно…Так что сегодня же и поезжай!»

Как опущенный в воду, вышел Чарли из кабинета доброго начальника, и сжимая в руке дедово письмо — пошёл, пошёл, пошёл…Сначала по улице, потом по просёлочной дороге…Зашёл в лес…

И нос к носу столкнулся с невысоким, лысым мужчиной с маленькими, как у фюрера, усиками…

«Was du hier machst?»

«Ich suche die Russen…»

«Meine, dass gefunden hat. Warum dir die Russen?»

«Ich will sterben»

«Warum? Besser lebe…»

«Что ты тут делаешь?»

«Вот, ищу русских…»

«Считай, что нашёл. Зачем тебе русские?»

«Я хочу умереть»

«Зачем? Лучше живи…»

«А зовут-то тебя как?»

«Ифан ИффанОффитч…»

Есть в Беларуси легенда про Ивана ИванОвича…Сначала жил у партизан просто так, картошку чистил…потом стал ремонтировать оружие…потом увидел сожжённую украинскими полицаями белорусскую деревню…

Воевал храбро, но уж больно не по-русски, как — то очень аккуратно и тщательно…и лёг в белорусскую землю, в безымянную могилу- так же тихо, аккуратно и вежливо, как и жил…Ich hatte einen Kameraden…

Четырнадцать часов сорок минут. Шоссе Вильно- Минск. Район Ошмяны.

«И отправились сыны Израилевы из Раамеса в Сокхов до шести сот тысяч пеших мужчин, кроме детей. И множество разноплеменных людей вышли с ними, и мелкий, и крупный скот…» (Исход, кн. 12, стих 37–38)

Очевидец: «Они ехали на невообразимых телегах, фурах и арбах. Ехали и шли старики, которых я никогда не видывал, с пейсами и бородами, в картузах и шляпах прошлого века.

Шли усталые, рано постаревшие от горя женщины.

И дети, дети…Детишки без конца. На каждой подводе шесть-восемь — десять грязных, чумазых, голодных детей.

И тут же на этой же подводе торчал самым нелепым образом наспех прихваченный скарб: сломанные велосипеды, разбитые цветочные горшки с поломанными фикусами, скалки, гладильные доски и какое-то тряпьё.

Всё это шествие кричало, стонало, плакало, скрипело и медленно ехало, ехало без конца и края, ломаясь и чинясь по дороге, и снова двигаясь к Минску.»

(Рето-фото. Маленький автомобильчик «Рено» начала века, с поднятым брезентовым тентом. В машинке- водитель с автомобильными очками-«консервами», в кепке и с клетчатым «кашнэ» на шее…Это «виновник» «Чуда на Марне», парижское такси! Потому что в такси- сидит парочка «пуалю»!)

В Минске — столько такси не было…Однако бойцы Богданова из службы охраны тыла- не зря вытряхивали на обочину шоссе само-эвакуировавшихся совпартслужащих…

Теперь эти ГаЗ-ики и ЗиС-ки везли на север сотни бойцов 100-той Ордена Ленина стрелковой дивизии…И вот на довольно узком шоссе встретились эти два потока, лоб в лоб…

Движение колонны застопорилось. Как быть? Пробираться лесом? Но это же огромная потеря драгоценного времени.

Потеряй его- и все эти беззащитные люди будут обречены. С тяжелым сердцем пришлось командирам просить их освободить дорогу.

И они всё поняли. Не слышно было ни одного слова упрека. Бросали телеги и тачки, взяв из них только самое необходимое, брали на руки детишек и шли дальше уже лесом, вдоль дороги.

Дивизия продолжала движение…

Пятнадцать часов ровно. Деревня Сипурка Каменецкого района Брестской области.

«А никак!»

«Что- никак?»

«Никак вы, гражданин командир, туда не проедете…Потому как все дороги ваши же сапёры завалили. И как хорошо завалили-то! Приятно посмотреть! По уму делали…Комли оставляли высокие, по полтора метра, вершины крест-накрест захлестывали да связывали…Нет, проехать по дороге не можно…Я знаю, я туда давеча ходил…на охоту…»

«А по лесу?»

«И думать не моги! Здесь у нас- Пуща! Деревья, как колонны, даже и вашим танком не сразу повалишь…»

«Что же делать-то?»

Отец Гарвасий задумчиво покачал головой в ответ: «Сыне мой, не знаю, что тебе и сказать…вот, правда, тут старушка одна есть…может, она что знает?»

Фалангер так и не понял, как рядышком с ним откуда ни возьмись возникла древняя, согнутая годами в дугу бабулька в ситцевом беленьком платочке: «Знает, как не знать! Вам, поди, к Федотовой Фаре нужно? А и правда, по дороге никак не проехать…а вот через Ведьмину топь- попробовать можно!»

Отец Гарвасий: «Окстись, Олеся! Не бери лишнего греха на душу! Там ведь третьего дня у Грицевича лошадь утонула!»

Олеся, с укором: «Отец Гарвасий, вот ты меня всё обидеть норовишь! Я что, так похожа на лошадь? Я-то ведь не утону…»

Отец Гарвасий: «Ну, это-то понятно…ведьм…то есть- КОЕ-КТО — в воде не тонут…»

Фалангер, хватая старушку за рукав: «Бабушка, миленькая, поведи, а?» И нежно чмокает её в моршинистую щёчку…

Олеся, с удовольствием: «Да ладно, проведу, проведу…Надо же, сегодня ведь как раз сорок лет с того дня, как меня парубки в последний раз челомкали…»

Полчаса спустя. Каменецкий район Брестской области. Ведьмино болото.

Болота — избыточно увлажненные участки земли, поросшие растительностью. Образуются в результате заболочивания почвы или зарастания водоемов. В болотах обычно происходит накопление не разложившегося органического вещества и образование торфа.

В Беларуси торфяные болота занимают 2,5 млн. га……

При преобладании грунтового питания болотные массивы становятся почти полностью низинными (в большей части Брестской обл.). В других районах соотношение распределения низинных и верховых болот различно.

Самые большие болота находятся в Брестской области — Великий лес, Выгонощанское болото, Поддубичи, Обровское болото, Хольча…….

(с) Природа Белоруссии. Популярная Энциклопедия.

Довольно долго уже сидит во мне эта мысль. Чего у нас в стране много, особенно в Беларуси? Озер. И еще болот. Болота всегда были окутаны дымкой слухов и легенд, у каждого более-менее крупного болота есть не одна тайна.

Болота всегда притягивают к себе. Ведь, кто хоть раз почувствовал под ногами зыбкую трясину, ковер из ярко-зелёной травы под ногами (идешь по нему, а он как живой) — помнит это ощущение долго…

Всегда были в деревнях (ох, какие!) непростые люди, знающие болото, тропы и проходы через них. Скажете, что с чужим человеком эти сельские ведуны и говорить не станут, не то что дорогу показывать? Очень даже покажут и проводят, если с ними душевно посидеть-побеседовать, это же не москвичи или львовяне, а добросердечные полещуки!. Им, кстати, тоже интересно с новыми людьми общаться. Это же не в городе, где каждый сам по себе. А на болотах, если места знать, ягод столько, что на всех хватит, еще и останется. Берите, нам не жалко!

И есть ещё на болотах глухие, наверное — мертвые озера. Со стоялой, коричневой от торфа водой, с белесыми туманами, давящей, звенящей комарами тишиной…

А в детстве мы с друзьями мечтали найти такое загадочное место, где — нибудь посреди болот с озером, и чтоб никто не знал и не ловил никогда там рыбу, и чтобы мы были первые… Не довелось…Правда, однажды я всё-таки нашёл никому не известное затерянное озеро на плавучем Святом острове, на Рыбинском море…но это уже совсем иная история…

Вообще-то болото- это такой же символ древней Белорусской земли, как аист или зубр…

Многие этнографы полагают, что беларусы- строго говоря, и есть- «люди на болоте». Самый Минск был построен в таком низком болотистом месте, что иные люди из одиннадцатого века там бы даже и временный лагерь не разбили бы.

Болота надёжно защищали беларусов от врагов, лечили целебными травами. Они спасали людей в войну, кормили дичью и ягодами, и кормят сейчас — многие живут сбором клюквы.

Однако для наших предков болота были не только источником жизни, но и неразгаданной, опасной тайной: ведь там в трясине (багне) жили коварные «багники»- братья мирных лесовиков, жестокие водяные и злобные подводные змеи-«цмоки». Корёжили людей болотные лихорадки, бросала то в жар, то в остуду жестокая малярия…

Недаром в старые времена по весне (или на Ивана Купалу) топили в болоте старую конягу, которую не жалко…Жертвовали водяному. Чтобы людей не хватал и под болотную ряску не утаскивал…

И вот теперь по древнему болоту, которое на детальных, тщательно прорисованных немецких картах было отмечено как «Absolut unpassierbar» — то- есть непроходимое абсолютно, никем и никогда, ни при каких обстоятельствах — шли не только люди, а шёл и тяжёлый танк…

Ну вот, опять фэнтезийным душком повеяло — написал мне взыскательный читатель…

Но ведь я обязался писать правду…

Что касается явлений необъяснимых…Например.

24 июня 1941 года зенитный дивизион ПВО города Дзержинск Горьковской области (центр производства химического оружия в СССР, оборонялся очень крепко) обстрелял неизвестный «дирижабль»…

Указанное летательное средство упало аж в районе Сельцы Рыбновского района Рязанской области- и до начала 80-тых годов на месте падения не росла трава…Приказано было считать, что зенитчики стреляли по кучевым облакам…А на месте падения «облака» — существовал до недавних пор артиллерийский полигон, куда доступ всем гражданским, разумеется, был строжайше воспрещён.

Кстати, по дороге к месту падения пылающее «облако» ещё обстреляли и зенитчики города Владимир…

Или вот. 30 июля 1943 года танк Т-26 въехал в белесый туман в густом еловом лесу на Карельском фронте- через четверть часа по часам командира выехал из тумана на фронте Северном, в тундре под Мурманском, в 580 километрах…Долго мурыжили несчастных танкистов проклятые особисты- кто и на каком грузовом аэроплане их туда перевёз- и главное зачем…в конце-концов, просто списали дело в архив…

Хотите ещё? Их- после работы в архиве Особых отделов- есть у меня…

А тут, подумаешь, непроходимое болото…

Во-первых. Лето проклятой памяти чёрного 41-го отличалось тем, что все стрелки дореволюционных барометров стояли на отметке «Велiкая сущЬ»

Во-вторых, люди же шли? И даже двое- бабушка Олеся (как самая знающая) и Иван Иваныч, как самый грузный, чтобы дорогу проверять, провалится он или нет…Что же, Иван Иваныч был тяжелее экранированного танка? Вовсе нет! Просто вес на единицу площади опоры — у «Беспощадного Красного Пролетария» был меньше…Физика, знаете ли…

А куда же так неторопливо- но безостановочно (принцип перемещения по болоту) двигался тяжёлый танк?

А в разведку!

«Автор бредит?» — спросит взыскательный читатель?

Ничуть. Посылали же 24 июня 1941 года тяжёлый, тихоходный, практически безоружный ТБ-3 из 3-го ТБАП среди бела дня НА РАЗВЕДКУ МЕХАНИЗИРОВАННЫХ КОЛОНН?

Вот и единственный тяжёлый танк дивизии товарищ Иоселиани, по кличке «Жаба», послал в разведку- надеясь, что никуда Фалангер на этом танке не доедет, что и позволит Фалангера за не выполнение боевого приказа по закону военного времени…догадываетесь?

Однако, сдаётся мне, что указанный выше 3.14-дор в чём-то крупно просчитался…

Шестнадцать часов. Шоссе Вильно-Минск. Район Ошмяны…

Да что, в конце концов, в масштабах огромной войны значит один человек? А один взвод? А полк? А дивизия, наконец?

Брошенная под гусеницы всей 3-ей танковой Группе достойного соперника покойного Гудериана, кадровая 100-тая, пусть и знатно отличившаяся на недавней «на той войне не знаменитой «дивизия…горсть песка, брошенная навстречу мчащемуся на всех парах паровозу…

Или по современному — жук об ветровое стекло летящему по автобану «BMW«…Смахнёт «дворник» неэстетическое пятнышко, а сияющий кабриолет даже на четверть секунды скорость не сбавит.

Но если…Та же горсть песка…Да только насыпанная доброй, заботливой рукой этому же паровозу, в буксу его тендера…

Или — по-современному- жук не станет пробовать ветровое стекло на прочность, а возьмёт полёт чуть выше- а потом спикирует резко вниз, метясь хозяину мчащейся, открытой сверху машины в выпученный баварский глаз…

«Ты пойми, товарищ Руссиянов…Если на Северо-Западном — полная жопа, а мне, старому козлу, отчего-то кажется, что так оно и есть…Значит, может повториться позорная, горькая история с Польским походом. Только виноват будет уже не проклятый Тухачевский, а я сам.

Потому что…

Двадцать лет мы всей страной создавали нашу Красную Армию….Двадцать лет готовились к новой войне- которая рано или поздно была бы разожжена буржуинами…И вот- когда она началась…Как всегда. Ничего не готово…

А ведь как мы старались…Да. И ты, и я…

Но на тебе вины никакой нет. А вот я…ну, ничего.

Искуплю.

Отставить, товарищ генерал-майор! Я еще, слава Труду, Маршал Советского Союза!

Так что давай мы с тобой договоримся — ты командуешь, а я тебе, по старой комиссарской традиции- помогаю чем могу. Например, сейчас считаю насущной задачей сформировать группу войск, имея твою дивизию в качестве ядра кристаллизации — вот, какие я слова знаю! Не ожидал? А это всё Ко…товарищ Сталин, дорогой наш. Сам книжки по ночам читает, и нас заставлял…Даст, бывало, толстенный том- а другим вечером требует вернуть, и ох, беда- если твоих заметок на каждой странице не увидит…Да не романы давал- а всё учебники да справочники, работы Мэхена, Дуэта, Деголля…

Образовывал нас, обломовых ленивых… Меня вот французский язык заставил выучить… Да видно, мало нас колотил. Надо бы ему в руки — дубину Петра Великого! Ну, ладно.

Так, с командирскими приоритетами разобрались? Я в твои дела не лезу- моя задача, пользуясь звёздами в петлицах, всё под тебя грести — и сердца товарищей красных бойцов глаголом большевистским жечь…А танки фашистские жечь- задача твоя…

И вообще. Давай-ка вне строя с тобой на «Ты», как в Гражданскую…Ты меня уважаешь? Ну и славно.

Тогда скажи шофёру, чтоб тормознул…вот вроде ещё группа бойцов навстречу устало плетётся…Щас я их взбутетеню!»

Шестнадцать часов пять минут. Минск. Дом ЦК КПБ (б)

«Это что такое?!»

«Это, товарищ Нарком, газета «Известия Советов депутатов трудящихся СССР», от сего 24 числа, матрица доставлена из Москвы, как обычно, самолётом ПР-5 ГВФ, отпечатана в Минске…»

«Нет, ЭТО, ЭТО что?!»

«Стихи…»

«Читай! Вслух читай!»

«Священная война.

Слова: Лебедев-Кумач…

Вставай, страна огромная-

Вставай на смертный бой.

С фашистской силой тёмною,

С проклятою ордой!

Пусть ярость благородная

Вскипает, как волна,

Идёт война народная,

Священная война!»

«Хватит! Идиоты! Слепые идиоты все кругом! Почему мне не доложили? Случайно ведь увидел! Это же не стихи! Это…народная идея! Это Гитлеру полный пиздец!!

Записывайте. Немедленно.

Стихи перепечатать — где? В окружной «Красноармейской Правде», в армейских газетах — «Боевое Знамя», «Часовой родины», «За Советскую Родину»…

Подвижной типографии Главного Управления Полит-пропаганды — отпечатать сто тысяч листовок с текстом…Немедленно разослать в войска.

Окружному Ансамблю- на эти слова написать песню и немедленно мне представить…Что значит, композиция? Я вам дам — вдохновения и гармонии, во все дырки сразу! Сегодня же сочинить, отрепетировать и при мне спеть!

Потому что завтра они будут петь по Минскому радио!

Да что ж такое, а? Это же…это посильнее сотни батарей будет…

Ещё запишите. Этого поэта- найти и спросить, что ему надо — и дать, из моих фондов, что захочет…Я сказал, ВСЁ дать. Квартиру, «эмку», дачу, Любовь Орлову и барабан впридачу…

А кстати, где товарищ Ворошилов? Надо ему немедленно это показать…»

Шестнадцать часов десять минут. Брест. Крепость. Земля и небо.

Аппарат «Бодо».

«Здесь Гаврилов. Здравия желаю.

«Здесь Сандалов. Здравствуйте, товарищ майор. Как там у Вас?»

«Противник форсировал Буг, прорвавшись на Северный остров, однако остановлен рубеже Восточный форт — казармы 125-того полка. Сейчас надо мной перекрещиваются снаряды со всех сторон света, такое ощущение, что мы уже окружены. Кругом стоит канонада, от которой сплошной гул в ушах. В настоящую минуту идёт такой концерт, что карта на столе подпрыгивает от сотрясения. Помощь ещё не подошла. Хорошо бы нам продержаться на Северном хотя бы до ночи, как видно, за нас взялись всерьёз.»

«Вам пошли птички. Были ли у Вас?»

«Только сейчас были. Бьют по дальним подступам. Не совсем то, что нужно.

В настоящую минуту крайне необходимо по артпозициям, по их миномётам, по танкам и скоплениям пехоты, меньше- по скоплениям машин, так как идёт открытый бой. Вообще птички работают прекрасно, смело, дерзко, летают прямо над головами, но очень малый боезапас. Как только улетают, то начинается старая картина. Однако при них куда спокойнее. Бойцы очень птичкам радуются, кидают в воздух фуражки.»

«Держитесь изо всех сил. Противник переправился Буг также в районе Митьки- Аркадия, южнее Бреста, но остановлен на рубеже Мухавец. Поэтому у Вас создалась видимость окружения. Послал Вам местную стрелковую команду народного ополчения. Хотя вооружены они слабо, нет совсем артиллерии и миномётов, но они хотят и будут драться. Также послал Вам три подводы с зажигательными бутылками по образцу пограничников.»

«За бутылки спасибо. Ополченцев примем как родных, тут каждый человек на счету. В случае чего, если действительно окружат — буду драться в Цитадели до последнего.»

«Надеюсь на Вас. Сейчас важно как можно дольше задержать немцев, нам важен каждый час.»

Сообщение узла связи Брест- в Буховичи. «16часов 15 минут. Проводная связь с Крепостью прервана.»

Это же время. Город Брест, улица Московская, перекрёсток с улицей 17-того Сентября.

«Как взвыла, застонала Русь от боли,

Как взмыла, взмыла ввысь мольба,

Как оросилось кровью поле,

Слезою- каждая изба,

Как захлебнулось сердце злостью,

Как брызнул гневный свет из глаз,

Так хрустнули под ношей кости….

Так оперлась Страна на нас!

Николай Савостин, рядовой, 3-я ДНО.

Впереди- куда уходила прямая как стрела улица (бывшая вообще-то последним отрезком Минского шоссе) всё гремело, грохотало, ухало — как будто там работал громадный металлургический завод…Над Крепостью- стояло грибовидное, чёрное как ночь облако дыма и пыли, прорезаемое огненными вспышками разрывов…Смотреть туда было просто жутко, а тем более — туда идти…Но добровольческий отряд ополчения шёл бодро и энергично, даже старался идти в ногу…

В одном ряду с Володей Менжинским шагала невысокая, коренастая, скорее даже пышненькая блондинка очень решительного вида — из тех, что «слона на ходу остановит и хобот ему оторвёт»(с) С. В. Царь. Поэма о женской красоте.

На блондинке была странно знакомая Володе полувоенная форма. Вот только где он эту форму видел?

Откашлявшись, Володя вежливо спросил: «Я дико извиняюсь, гражданочка, а как Вас зовут?»

Гражданочка, мило улыбнувшись: «Никак! Обычно я сама прихожу, без приглашения, но с санкцией… А крестили меня — Надеждой»

Менжинский, осторожно продолжая разговор: «А еще осмелюсь спросить, где до войны служить изволили, если не секрет?»

Блондинка, еще более мило улыбнувшись: «Ну какой там секрет — в Брестской прокуратуре…Следователем! По особо важным делам…»

Володя, конспиративно понижая голос: «Это по каким же?»

Блондинка, откровенно кокетливо: «По убойным!»

Соломон, в кожаной тужурке и канотье, до странности похожий на комиссара из Народной Армии батьки Нестора Махно: «А-ттставить разговорчики! Подтянись! Шире шаг! Песню-ю…Запе-Вай!»

И ополченцы грянули:»

Скоро до Берлина мы дойдём!

Геринга мы в жопу отъёбём!

Выебав сперва со свистом-

Перебъём мы всех фашистов!

Гитлера- заставим хуй сосать!»

И глядя на их колонну- почему — то хочется верить…Что ведь эти — ЗАСТАВЯТ…

Это же время. Подвал кольцевой казармы 333-его стрелкового полка…

Пламя пожара освещает лежащую на бетонированном полу раскрытую «Записную книжку командира» в зелёном коленкоровом переплёте.

Сквозняк перелистывает страницы…

Заметки…про заготовку сена…ремонт сбруи…Обращает на себя внимание «Список красноармейцев, совершивших кражи».

Потом- штрихи и загогулинки, которые оставляет человек, высиживающий скучные часы на партсобрании…

Затем как-то резко, без перехода:

«1. Станков. пу. Доорганизоваться

2. меропри (зачёркнуто) разбить участок

3. Организовать охранение

4. Наблюдение

Следующая страница: «24. VI.41

1. Прибрать свой участок

2. Умерших- собрать. оч. большие потери. тяжёлая атмосф. от разложения трупов. Валит с ног малосильных и легкораненых.

3. Боеприпасы. малое наличие (?) где взорван склад поискать

4. Исключит. тяжёлое положение с ранеными, из-за отсутствия условий, медперсонала и медикаментов.

5. Запас продовольствия- только конфеты, печенье и сахар. Стало трудно с водой»

Далее в записной книжке идут только белые листы…(из фондов Музея-заповедника Брестская Крепость)

Это же время. Тот же подвал- только другой отсек, отделённый глухой стеной, крайний западный отсек, ближайший к Тереспольским воротам.

Назвать помещение госпиталем- можно только потому, что в нём лежат и сидят, прислонившись спинами к кирпичным стенам- раненые…Много раненых…

Тяжёлый смрад гниющей человеческой плоти, застарелый запах засохшей крови…стоны, бред…

Вот у стены- знакомая нам пара…У Мохнача- перевязаны обе руки, повязка скрывает левый глаз…Клаша пытается напоить его с ложечки- очень плохо получается…Драгоценная вода проливается из уголка рта.

Два пограничника заносят и бережно укладывают на свободный от тел «пятачок» пола — лейтенанта Кижеватова…Их сопровождает Лерман, сокрушённо покачивающий головой.

Кижеватов приходит в себя, открывает воспалённые глаза, видит над собой склонившееся заботливое лицо оперуполномоченного…Что-то пытается сказать…

Лерман наклоняется поближе.

Кижеватов, с трудом размыкая запёкшиеся губы: «Ты… правда хотел… в Погранвойска…. перевестись?»

Лерман: «Виноват, было такое желание!»

Кижеватов: «Когда я…фуражку мою… возьми…заслужил…»

Лерман молча, глотая слёзы, старается ободряюще улыбнуться…

Это же время. Небо над Брестом.

Изделие М-62, разработки товарища Швецова, созданное заботливыми руками рыбинских пролетариев, жителей бараков «Скомороховой горы» и землянок посёлка «Шанхай»… А проще говоря, уникальный двигатель воздушного охлаждения, который — если заглянуть вперёд- будет выпускаться ещё шестьдесят лет(!) — для самолётов АН-2 — сейчас уверенно тянул машину майора Васильева в дымные облака…

Последняя штурмовка прошла на редкость хорошо…тьфу! Какая «последняя»? Поосторожней со словами! Ни один лётчик не скажет так…в лучшем случае- крайняя…И ни в коем случае нельзя говорить о полёте- «уже прошёл» — пока не записал адъютант этот полёт в книжку пилота…Были, знаете, прецеденты, когда поторопившемуся так сказать лётчику срубило голову винтом прямо у взлётной полосы…

Сначала «Чайки» — названные так за профиль крыла — атаковали позиции фашисткой артиллерии залпом секретного оружия- реактивных снарядов РС-82 («Посадка на вражеской территории с «Эр-эсами» на борту — является изменой Родине!» — кстати, почему секретного? пишет взыскательный читатель, ведь уже и на Халхин-Голе применялись? — все вопросы к особистам, зачем они писали ТАКИЕ подлинные инструкции), а потом — прошлись частым гребнем пулемётных очередей…

Потерь и видимых повреждений на машинах полка майор не заметил…Дыры в перкале плоскостей- дело житейское, техники заклеют…

Пора домой…Устали люди, устали машины- пятый вылет на штурмовку за день! Никогда бы Васильев не мог предположить, что можно воевать с таким напряжением…

Только нечеловеческой усталостью и можно объяснить, что не заметил майор стремительной летучей тени, наискось промелькнувшей перед глазами в дымной гари, висящей над Крепостью…

Пламя стремительно охватило «граненый» фюзеляж «Чайки«…Снаряды «Эрликона» изрешетили центроплан, в щепу разнесли руль высоты…Самолёт Васильева сорвался в плоский штопор…

С трудом разлепив залитые кровью от осколков разбившихся лётных очков глаза — майор увидел: Крепость…Буг….Крепость….Буг….Крепость…

Тренированное годами тело само — знало что делать…Ручка-педаль-сектор газа…Вышел! Тянем…тянем…горю? Огонь в кабине! Прыгать! Левый вираж…слева подо мной — ЗА Бугом- Крепость….Нельзя мне прыгать! Иначе сяду у фашистов…ручку от себя- как удачно! Подо мной- огневая позиция немецкой батареи! Повезло. Ручку от себя…от себя…

Подобно огненной комете, самолёт с гордой надписью «За ВКП(б)!» рушится вниз…»Утомлённое солнце, нежно с морем прощалось…»

Шестнадцать часов двадцать минут. Полоса 10-ой армии. Севернее Бреста.

Стратегическая конница! Звучит-то как!

Сразу представляешь себе — бескрайняя степь, гремящая под сотнями тысяч копыт, развевающийся в голубом небе тяжёлый багровый бархат знамён, полёт легендарных тачанок, запряжённых четвёрками огнегривых коней, слепящий блеск поднятых подвысь клинков…

Как в фильме «Если завтра война…»

Однако к началу 41-го года стратегическая конница уже рассматривалась главным образом именно как ездящая пехота…С великолепной, выше чем у мотопехоты- проходимостью. И в белорусских лесах, в бескрайней Пуще — конница еще себя покажет…

Две дивизии: 6-я Кубано-Терская казачья Чонгарская Краснознаменная ордена Ленина и ордена Красной Звезды дивизия им. Буденного и 36-я Краснознаменная ордена Ленина и ордена Красной Звезды кавалерийская дивизия им. И.В. Сталина сейчас сосредоточивались в густом лесном массиве районе Сокулки.

Немецкая авиация безуспешно пыталась бомбить лесной массив- однако, похоже, немцы просто потеряли конников! За всю войну — названную позже Второй Отечественной- так никогда немцы и не смогли определить место нахождения наших кавкорпусов ДО нанесения ими стремительных ударов…И часто — «Auf den Kommunikationen die Kosaken!» было последнее, что немецкие тыловики успевали сообщить, прежде чем изящно выгнутый златоустовский клинок рассекал провод…или фуражку цвета «фельдграу»!

Плохо было одно….Перед самой войной вся зенитная и дивизионная артиллерия корпуса по приказу проклятого навек Павлова была отправлена на полигоны к самой границе…Где она, похоже, и осталась…

И с горючим для танковых полков корпуса было — не очень хорошо. Одна заправка в баках…А подвезти горючее было не на чем, да и не откуда! Потому как горючее для бронетехники терцев и кубанцев хранилось…правильно, на Кубани и Тереке…Тыловое же обеспечение в полосе 10-той армии было полностью дезорганизовано…С боеприпасами тоже было негусто.

Поэтому сейчас броневичок БА-10 из разведэскадрона 35-го Кубанского казачьего танкового полка 6-й кавдивизии отправился на разведку к складу 6-то мехкорпуса, проверить возможность пополнения боекомплекта и топлива.

Очевидец вспоминает: «Когда мы к нему подъехали, показалось, что накануне он подвергся авиационному налету. Все наземные постройки склада исчезли. Во многих местах как бы горела земля, раздавались мощные взрывы, разбрасывавшие вокруг осколки, неразорвавшиеся снаряды, снарядные гильзы. Из подземных хранилищ выбивались клубы чёрного нефтяного дыма. Пришлось поскорее убираться от бывшего склада не солоно хлебавши.»

Когда бронемашина возвращалась назад, кавалеристы увидели расхристанного солдата, без ремня, который сидя на пеньке, горестно наблюдал безрадостную картину…

«Что, дядя, давно вас бомбили?»

«Кой хрен бомбили…Сами же и взорвали…»

«Зачем?!»

«Поди спроси…запалили вчера склад, сели в легковушку, да и дёру…Начальство, в рот его ети…»

«Ну а ты что же остался?»

«А я совесть ещё не пропил! Возьмите меня с собой!»(случай подлинный)

Шестнадцать часов тридцать минут. Ведьмино болото.

«Му! Му-му-му…»- восхищённо произнёс, как всегда, красноречивый Вася Костоглодов.

Действительно, восхититься было чему…Посреди непроходимой топи, за бочагами, за кривыми осинками, за долгими вёрстами мхов, осоки, тростника- поросшая лесом, очень живописная горка…

Сияют золотом гордые стволы корабельных вековых сосен, вместо смрада потревоженной трясины- смоляной, боровой дух…Земляникой пахнет…Над островком — звенят комары, слепни, стрекочут крыльями стрекозы, неумолчно гудят дикие пчёлы, порхают яркие бабочки…

Островок не только посреди болота- островок мира и покоя посреди жестокой и страшной войны…

Бабушка Олеся, остановившись на берегу: «Ну, тут малость и передохнём. И колымага ваша остынет, а то вот, гляди, закипит, как тот самовар…Эй, малый, ты куда?»

Додик Филькинштейн заворожённо смотрел сквозь свои круглые очки в металлической оправе, как у самого люка порхает яркая бабочка…

«Это же Papilio machaon! «И — потянув за собой костылик, Додик, как заворожённый, побрёл вслед за летающей красавицей…

«Ой! А это Parnassius mnemosyne! Обитает в сильно затемнённых, переувлажненных местах, с монофагией на растениях рода хохлатка…Ущипните меня…»

«Ущипну, ущипну!» — ласково отвечала ему добрая бабуля…»Вот води энтузиастов по заповедным местам…Всех моих подопечных рёвом да гулом напугали- и уж за бабочек принялись…

Иван Иваныч, бросившись на густую, никем не кошенную мураву: «Эх, рай земной! Вылазь, ребяты…когда такое место ещё увидишь?»

Фалангер: «Ладно. Привал десять минут…»

Шестнадцать часов сорок пять минут. Крепость. Северный остров. Район ДНС.

Три огнеметные группы PiBtl181 были прикомандированы к I.R.133 45-той пехотной дивизии еще в первой половине дня.

И сейчас Гельмут Бетхеттер, унтер-офицер пионерного (штурмового сапёрного) батальона, тяжело волок на своём несчастном костлявом горбу свой «малый» Flammenwerfer — 40 klein. Господи, слава Тебе, что он не «большой»!

В свои 19 лет Гельмут выглядел аж на все пятнадцать- тощий, заморённый, с кривыми и редкими зубами…Типичный продукт периода экономической депрессии…Мировой кризис тогда был, знаете ли…Когда его дорогие родители так неудачно сходили в синема на последний сеанс…

К тому же- с 14 лет Гельмут был фактически выброшен из дома — мол, дорогой сынок, теперь зарабатывай себе на хлеб сам…Зарабатывал, что поделать…Водил подвыпивших матросов к старшей сестрице, а когда та была занята- и к матушке (со скидкой), иной раз- обирал этих клиентов, которым его муттер подсыпала в пиво марафета…Как стал постарше- не брезговал и ножичек приставить оплошному гусю, забредшему в гамбургские доки в недобрый ночной час…От тюрьмы Гельмута спасла только армия. Кстати, оказался хороший бизнес.

А что? Новые возможности…Например, возможность бесплатно посмотреть мир, встретить интересных людей и безнаказанно их убить.

Кроме того- тут хоть кормили, причём регулярно. И даже давали бесплатные талоны в публичный дом, что Гельмут очень ценил — потому что даром спать с ним из барышень никто не соглашался, а платить за это деньги- ему было ужасно жалко…На гражданке иной раз хоть от сестрицы перепадало, изредко, по настроению…Так что в армии Гельмуту очень нравилось.

Работать оператором огнемёта, в принципе, ему было по приколу…

Только тяжело было таскать резервуар весом 22 килограмма…Но надо. Потому что в нём была смесь Flammen?19, специально вязкая, чтобы облепило тело жертвы при распылении. Огнемёт давал пламя длиной около 30 метров, температурой свыше 1600 градусов по Цельсию. Когда пламя направлялось в подвал, оно могло огибать углы, полностью заливая помещение безжалостным огнём.

Сам оператор был командиром группы- состоящей из подносчика смеси и стрелков, которые его прикрывали. Но главным был именно он- Гельмут, бывшая портовая крыса…

Именно он включал подачу сжатого азота, именно он специальным пьезоэлементом поджигал струю пламени, от которого не было защиты…10 односекундных струй высасывали кислород из подземных убежищ, опаляя и разрушая лёгкие находившихся там людей волнами раскалённого воздуха…Большинство из этих людей сгорали мгновенно, и это были счастливцы…Иные, ослеплённые, с запеченными глазными яблоками, беззвучно корчились долгие минуты…Почему беззвучно? Голосовые связки у них тоже сгорали…

Это же время. Подвал ДНС?5.

Уже третьи сутки- лишь грохот снарядов днём, да осветительные ракеты ночью. Да очереди невидимых немецких пулемётчиков, не дающих не только переходить из подвала в подвал, а даже набрать воды…

За последние сутки людей заметно поубавилось. По подвалу изредка пробегает кто-то из бойцов, все- у подвальных окон, заваленных разломанной мебелью и матрасами почти доверху.

Матрасы лежат на аккуратно уложенных кирпичах, так, что получились своеобразные бойницы. С внешней стороны они скрывают все, что делается в подвале. Иногда разрывом выбивает заделку из окна, начинается пожар…но это выглядит сущим пустяком…Грязные, оборванные, с воспалёнными глазами, впалыми, заросшими щеками — бойцы молча, сосредоточенно ведут бой…

Это же время. У стены ДНС?5.

Гельмут осторожно, бочком подобрался к окну, и просунул штуцер огнемёта вниз…Он не спешил. О, как он любил эти секунды до того, как струя пламени польётся, всё сжигая на своём пути…Себе он казался огнедышащим драконом Фафниром — и оттягивал сладкие мгновения до сладостного мига всевластия…

Слева от Гельмута что-то чавкнуло…

Он повернул от голову и закричал от ужаса…поднять огнемёт и послать струю огня — ему и в голову не пришло. Потому что он просто окаменел….И было от чего…

Огромный, покрытый синими татуировками недочеловек, схватив одной рукой его напарника за волосы, другой рукой с огромным ножом не торопясь отрезал ему голову…

Но долго стоять Гельмуту (с уже мокрыми штанами, кстати говоря) — не пришлось…Белокурая, невысокая, крепко скроенная медхен подскочила к Гельмуту, вонзила ему в живот штык и с хриплым кличем «Iоjopptffojoumatt!» («Вперёд, к победе»- прим. переводчика) перекинула его через себя, как сноп соломы…

«Я много раз видала рукопашный…

Раз — наяву, и сотни раз во сне…

Кто говорит, что на войне — не страшно,

Тот ничего не знает о войне…»

Старшина морской пехоты Юлия Друнина…

Семнадцать часов. Гродненская область. Шоссе. Не доезжая Сморгони.

Веками дремал на реке Вилия, у впадения в неё узенькой Оксны древний белАрусскУ городок СмАргонь…Известен был он издревле как маеток князей Раздзивиллов, да еще славился своей Медвежьей академией, где цыгане мишек обучали на ярмарках представлять, как дети малые горох воруют, а пьяный мужик домой идёт…

Хотя и его не обходили стороной события исторические…

Именно здесь, возвращаясь из Восточного похода, Наполеон передал командование маршалу Мюрату над остатками Великой (когда-то!) Армии — а сам налегке укатил в Париж, видимо, опасаясь попасть в гостеприимные, нежные руки «Русских Амуров» — вооружённых луками башкир и калмыков…

Во время другой Великой войны- на востоке именуемой Империалистической — через Сморгонь проходила линия русско-германского фронта. В результате тяжелейших позиционных боев 16-тысячный в то время город превратился в руины.

Да что там! После 810-дневной обороны он практически перестал существовать.

В боях под Сморгонью принимали участие («Прощание славянки»! — трубы и литавры…): будущий Маршал Советского Союза и министр обороны СССР, а тогда всего лишь пулеметчик 256-го Елисаветградского полка Родион Малиновский,

поручик 16-го Менгрельского гренадерского полка Михаил Зощенко,

вольноопределяющийся Валентин Катаев,

штабс-капитан Генерального Штаба, будущий Маршал Советского Союза Борис Михайлович Шапошников,

командир 14-й роты 6-го Финляндского стрелкового полка поручик Владимир Триандафиллов, будущий красный военный теоретик,

начальник штаба 64-й пехотной дивизии полковник Михаил Дроздовский и капитан Александр Кутепов (в будущем известные герои Белого движения- «Шли Дроздовцы твёрдым шагом, Враг под натиском бежал…»),

поручик Александра Толстая (дочь Льва Толстого)…

И многие, многие…»Имена же их Господь веси…»

Сотни тысяч солдат и офицеров отдали здесь свою жизнь, сражаясь за Веру, Царя и Отечество, 847 поименно известных героев Сморгони стали в тех боях полными Георгиевскими кавалерами.

Также Сморгонь вошла в историю тем, что во время этой Первой Мировой войны здесь впервые в истории войн был сформирован добровольческий женский батальон, участвовавший в нескольких чудовищных по количеству потерь боях. Его не зря назвали «Батальоном смерти». И здесь девушки лучших русских фамилий показали всему миру своим примером, как нужно сражаться и умирать…

А ещё Сморгонь- узел дорог. И железная дорога здесь проходит, и идут шоссе на Молодечно, Вильно, Ошмяны, Вилейку, Борисов…

Немцы заняли Сморгонь после короткого боя…И дорога на Минск- была открыта…Была бы…

Кабы не было деревни Залесье…

Ну что-что…деревня как деревня…Правда, рядышком- старинная усадьба Огиньских, где, по недостоверному преданию, и был написан величественно-прекрасный «Полонез», тот самый…»Та. Тарара-ра, ра-ра-раа…»

А еще- шоссейный и железнодорожный мосты через невеликую речку, левый приток Вилии…

И у этого моста сейчас конвойные войска НКВД выполняют свои прямые служебные обязанности…

Их было 28…бойцов 84-того железнодорожного полка 9 — ой железнодорожной бригады…И счетверенная зенитная установка в заботливо отрытом окопчике.

Именно эти бойцы повязали и для верности чуть не определили в «расход» главного диверсанта Страны Советов…Нюхом почувствовали, как сторожевые овчарки — волка…А ты не лазай, гражданин Старинов, без спроса под вверенный Родиной мост. Подумаешь, накостыляли от души…Служба такая — а печать и подпись на удостоверении и подделать можно.

Когда на шоссе показались вражеские танки, сержант И.И. Пияшев делал все по инструкции.

Подпустив танки поближе — из искусно замаскированных окопчиков бойцы дружно швырнули под гусеницы шашки ТНТ с коротенькими отрезками огнепроводного шнура…А потом причесали из зенитных «Максимов» и верных СВТ горохом посыпавшуюся мотопехоту…

Держались долго…почти полчаса…И когда Пияшев был уже готов дать Главный сигнал — со стороны Минска над полотном показалось облачко летучего дыма…

За два часа до этого рядовой красноармеец А.А. Маринович, скрипя зубами, лежал на животе, на жёсткой полке бесплацкартного вагона санлетучки на станции Молодечно.

Наркоз уже кончился, и левую ягодицу Мариновича как будто дрелью сверлило…Ну, осколок седалищный нерв задел. Бывает. Не все почётные раны в грудь…автор и сам…ну, ладно, дело не в авторе…

Просто рядовому красноармейцу было очень больно…

И когда в вагон зашёл незнакомый старший лейтенант в комбинезоне и танковом шлеме, никаких иных мыслей у него не возникло, кроме: «Ходют тут всякие…»

А незнакомый командир снял шлем и очень просто сказал: «Товарищи бойцы и командиры!

Вы все здесь — уже исполнили свой долг перед Родиной, честно пролили за неё свою кровь. Честь Вам и хвала за это, и огромное спасибо от всего Советского народа.

Только я вынужден обратиться к Вам с просьбой.

Фашисты прорвались через Литву и прут на Минск. К ним навстречу — идут наши войска, однако до их подхода надо постараться врага задержать.

Я- старший лейтенант Клюев, обращаюсь к Вам, дорогие мои товарищи…Если среди Вас есть танкисты, артиллеристы, пулемётчики, из легкораненых, кто может держать в руках оружие…вступайте в мою часть.

Это не приказ. Приказать Вам не может даже сам Ворошилов…Но я Вас очень, очень прошу…Пожалуйста…»

Ответом ему сначала было — молчание…потом- сплошная, густая, яростная матерная ругань…А потом- они начали вставать…Израненные, обожженные, искалеченные…Санитарки хватали их за руки, не пуская- а они вставали, кто мог…а кто не мог- плакали от горя…(случай подлинный).

Во главе своего хромающего, перебинтованного, пахнущего йодом и кровью войска Клюев прошествовал за здание вокзала. Там, на грузовых путях- стоял он- БЕПО РККА?44.

Последние двадцать лет БЕПО мирно простоял на запАсном пути на станции Орёл- потому как «мы мирные люди…» В резерве 4-того дивизиона 1-го запасного полка бронепоездов.

Согласно довоенным планам, 23 июня его прицепили к «чёрному» паровозу, который и повлёк его по назначению- в ПрибОВО, где на станции Вильно его должен был принять экипаж…

Где тот экипаж…там же, где и станция Вильно…

И в результате остался старший лейтенант с десятком бойцов, которые по дороге боевой состав охраняли…

Теперь же расчёты всех четырёх «трёхдюймовок» и восьми «Максимов» были полностью укомплектованы…

Сам Маринович, как окончивший Минскую школу специалистов АИР был торжественно определён Клюевым на КП бронепоезда…(Простите, воскликнет дотошный читатель, а почему тогда Маринович — не сержант, по крайней мере? Был, отвечу я. Был он — даже старшим сержантом, как окончивший школу с отличием…но, увы…»Честь женщины и слово русского офицера…» Далее ветеран распространяться не стал- так как в сквере Большого театра рядом с ним была любящая супруга. Обычная история в двадцать лет…)

Ну ничего, главное дело- там сидеть не нужно…у буссоли- в основном стоят…

У въезда на мост железная дорога делает такой роскошный разворот…Так что выскочивший из леса БЕПО мог врезать по растаскивающим с шоссейного моста подбитые танки немцам всем бортом…Мог- и врезал!

400 метров- идеально для полковой пушки…А что броню слабо пробивает- так у Гота тяжёлых танков, честно говоря, и не было…

Три раза выскакивал БЕПО из своего леса- и три раза, с пробоинами в бортах, с умолкающими одна за другой башнями- уходил назад…пока на четвёртый раз- не окутался дымом и паром бронепаровоз, легендарная «овечка«…и героическое железо медленно, медленно, со скоростью мишени в парковом тире- потянулось вперёд, на мост…Кулису перебило…ход назад- дать уже было просто невозможно…

Клюев отдал последний приказ: «Стоп машина, все за борт!»

Стоя на мосту, бронепоезд умирал…Но он ещё жил…стреляли последние пулемёты- в том числе тот, за которым стоял командир БЕПО. Они прикрывали отход уцелевших бойцов- раненых уже по второму и третьему разу…

И никто не знал, что БЕПО — имел когда — то гордое имя «Железняк»- и на нём ходили в атаку революционные матросы («С отрядом флотским Товарищ Троцкий Нас поведёт на смертный…»), а потом- носил не менее гордое имя «Офицер»- и в его экипаже сражались отчаянные «дрозды»(«Белой акации гроздья душистые Всю эту ночь нас сводили с..»)…есть всё-таки в грозном железе- героическая душа. Частица которой — переходит на экипаж…

Сержант Пияшев отдал Главный приказ…Теперь они задержали Гота- уже почти на полтора часа.

Интерлюдия.

Взыскательный читатель жалуется- только познакомишься с новым героем- а его уж нет…

Песня о незнакомом друге.

Его убили час назад…

Он пал на землю…и остался.

А я узнал его — вчера,

Навек — сегодня — распрощался.

Мы не дружили никогда,

Мы в ссоре- тоже не бывали.

Мы только раз, ещё вчера-

В одном окопе ночевали.

Мы не уснули до позна,

О чём-то близком вспоминая,

А я его- почти не знал.

И никогда уж — не узнаю.

Его убили- час назад.

Он пал на землю- и остался…

Он был весёлым, говорят…

Но смерти- точно не боялся!

Слова народные.

Около восемнадцати часов. Дзядов остров.

«Иван Иваныч, который сейчас час?»

«Командир, не поверишь…»

Сомов достал из кармана стальные «Кировские» часы в воронёном корпусе, на котором просматривалась затейливая золотая вязь наградной гравировки («Это мы УСВ испытывали…»)

«Вот ведь… Сидим здесь пожалуй уже битый час, Додик вон на всех бабочек здешних уже подивился, Сидоренко трансмиссию почитай всю перебрал- а на моих — только пять минут и прошло, как мы на сухое выбрались…Чудно.»

Фалангер, с досадой: «А может, они у тебя стоят?»

Володя Костоглодов: «Му-у-у….му-му-му.» И показал руками, что тень от вековой сосны- всё на том же месте, как прибитая…С места не стронулась! Сразу видно, лесной человек…

Бабушка Олеся: «А ты на часы-то не смотри…Здесь время всегда иначе идёт…Успеешь ты, сокол ясный, к своему святому делу, не переживай. Пока что повечеряйте, хлопцы- а как с острова уйдёте, так и часы ваши — опять начнут по прежнему отмерять…что кому осталось…»

Фалангер: «Да, смысл есть…последний раз ели-то мы ещё в столовой, в Берёзе. В бою не до обеда будет…Как, бабушка, костерок — то здесь зажечь можно?»

Олеся: «А как же! Они любят, чтоб живые горячее ели, а им-то и пару с котелка довольно будет…»

Фалангер, осторожно: «Кто- они?»

Олеся: «Да, дзяды…вы их не бойтесь, это такие же люди, только уже помершие…Своим от дзядов лихо не будет.»

Иван Иваныч: «Ну и шутки у тебя, бабушка…»

Между тем Фалангер начал передавать из люка Иван Иванычу консервные банки…а тот читал этикетки: «О! «Спагетти с мясом. Достаточно вскрыть банку, содержимое её подогреть, и готово горячее блюдо» Командир, это что такое за еда?»

«Это…эх, чёрт, чего ведь подсунул в темноте, а говорил — «мясо, мясо«…спагетти — это как макароны по-флотски, только без дырочек…у нас в Интердоме парень один, Луиджи, из Неаполя, здорово готовил…но одной банки на всех будет маловато…»

«А что еще есть?»

«Да интендант, самка собаки, подсунул, подлец, вместо тушёнки — «Огурцы, фаршированные в томатном соусе. Диетический консерв». Ну и как это можно кушать? О, славно, славно- «Свиной шпиг с фасолью«…есть всё же остатки совести у человека…»

Иван Иваныч, с опаской: «А крабов там нет?»

Фалангер: «Крабов нет. А ты что, Иван Иваныч, крабы любишь?»

Сомов: «ТЕРПЕТЬ НЕНАВИЖУ! Да моя дурёха где-то прослышала, что крабы мужскую силу укрепляют…что гы-гы? — доживите до моих лет, помёрзните на арт-полигоне студёной зимой, попейте столько казённого спирту, посмотрю тогда я на вас…Да, и давай она меня крабами душить — крабы, запечённые в молочном соусе, крабы в голландском соусе, крабы с рисом в сливочном соусе, крабы в красном соусе… А что, ты думаешь, я к другой бегать стал? За этим, за самым? Очень больно надо, каждый божий день…в обеденный перерыв-то…пожрать я к ней бегал, вот что! Никакая жена это не вытерпит, коли муж в чужом доме обедает, да…

Так что давай, командир, все банки сюда, в один котёл свалим да и вскипятим…»

Фалангер: «Ты что говоришь-то, Иван Иваныч? Это как же огурцы и шпиг в один котёл?»

Сомов: «Так ведь в животе всё одно — перемешаются…я в заводской столовой, бывало, в одну тарелку и первое, и второе смешаю, хлеба накрошу — и хлебаю себе…и время экономиться…»

Костоглодов, с уважением: «Му, му!», а потом с сожалением, мечтательно: «Му-му-му…»

Сомов, разводя руками: «Ну, браток, извини…пельменей нема…»

Сидоренко, продолжая позвякивать и побрякивать железом, с грустью: «А вот моя Оксана, бывало, наварит борща…да натрёт пампушки чесноком…да шмат сала отрежет…да горилки на красном перце с мёдом — нальёт…»

Сомов: «Сидоренко, а ты когда-нибудь борщ по- цыгански ел?»

Сидоренко, удивлённо: «Не знал, что цыгане борщ едят…»

Сомов: «Конечно, едят. А рецепт у них просто замечательный, запоминай. Первое. Украсть кастрюлю наваристого украинского борща…»

Фалангер: «Ну ладно, комики…Додик, ты там где? Хватит уже бродить, Паганель ты наш… Садитесь с нами, бабушка…»

Олеся: «Благодарю, милый…только ещё одну ложку положи…как для кого? Для НИХ…»

Восемнадцать часов двадцать минут. Гродненская область. Шоссе Вильно- Минск.

«Эх, не успели…»

Генерал Руссиянов печально поглядел на карту, расстеленную на капоте М-1…»Не успели мы к Сморгони…Опередил нас немец»

Ворошилов, решительно: «Ну что же- тогда будем драться прямо тут» — и топнул по асфальту запылённым, высоким кавалерийским сапогом…

«Ну, Иван Никитич, как думаешь гостей встречать?»

Руссиянов: «Разведчики сообщили, что впереди идёт бой…Кто там сражается- непонятно, но вроде артиллерия слышна. Значит, какое-то время у нас есть…

Вот, Климент Ефремович, моё решение.

Как видим, на Минск идут две основные дороги, не считая железной, шоссе и грейдер. Считаю возможным оседлать их, расположив вверенные мне войска следующим образом:

В первом эшелоне справа занимает оборону 85-й полк под командованием подполковника Якимовича, а слева- 355-й стрелковый полк под командованием полковника Шварева;

Во втором эшелоне в четырех-пяти километрах от первого займёт рубеж обороны 331-й стрелковый полк под командованием полковника Бушуева;

Правее 85-го стрелкового полка перейдёт к обороне приданный мне 603-й стрелковый полк 161-й стрелковой дивизии, ежели успеет добраться;

Слева у меня соседей нет. Фланг висит в воздухе. Одно радует- немец через лес вряд ли не попрётся. И чтобы его в этом убедить- посылаю сапёров устраивать лесные завалы…

Всю дивизионную артиллерию, кроме ГАП, ставлю на прямую наводку.

Гитлеровцы наверняка основной удар направят вдоль шоссе. Там легче пройти танкам. Да, нелегко придется третьему батальону 85-того СП, обороняющему шоссе. Но я уверен, что батальон не дрогнет. Лучший батальон полка. Командует им коммунист капитан Ф. Ф. Коврижко, участник боев на Карельском перешейке, кавалер ордена Ленина. Такой не подведет. Не должен подвести!

Что касается сводных «литерных» полков, то считаю- бросать части, вооруженные только стрелковым оружием, против минометов, артиллерии, танков бесполезно, просто преступно. И людей погубишь, и обороняться потом нечем будет. Посему направляю их в резерв группы войск, откуда буду брать пополнение на покрытие предполагаемых потерь…»

Ворошилов, осторожно, как спрашивают о состоянии ракового больного: «Какой полагаете ППП? «(Примечание. Процент предполагаемых потерь. Планируется для каждого вида боевых действий. В обороне ППП — не превышает 15 % в сутки боя.)

Руссиянов, чётко, твёрдо, уверенно: «Не менее 50 процентов в первые сутки боя. И что же? Наше дело солдатское, стреляй да умирай…»

Ворошилов, с горечью: «Мясником тебя назовут…скажут, врага трупами завалил…»

Руссиянов, с удивлением глядя на Ворошилова: «Кто скажет? А…штабные…Так мне боевую задачу надо выполнить…Любой ценой. Надо будет- я комендантский взвод в окоп положу и сам рядом с винтовкой лягу.»

Ворошилов, грустно улыбнувшись: «Вместе ляжем, Иван Никитич…»

Восемнадцать часов двадцать две минуты. Гродненская область. Шоссе Вильно- Минск.

Запись в Журнале Боевых действий 25-того Танкового полка 7-ой танковой дивизии Вермахта.

«В течении дня полк уничтожил бронепоезд, 15 колёсных машин, 5 полевых и 6 противотанковых орудий большевиков в битве за Zalessie. Однако вследствие больших потерь в танках из трёх батальонов полка — сформировано два батальона. В строю 149 танков.

Командир полка оберст фон Ротенбург был тяжело ранен при взрыве большевистского бронепоезда. Так как полк находится в отрыве от главных сил дивизии, то ему предложено было эвакуироваться вначале на самолёте «Физелер Шторьх», а затем- на бронемашине. Полковник отказался от обоих вариантов. Отказался он также от танкового эскорта, ибо полк был уже серьёзно потрёпан, и отправился на лечение на автомобиле.

По сообщениям полевой жандармерии, автомобиль с полковником фон Ротенбургом найден на шоссе, не доезжая Сморгони. Полковник и его спутники зверски убиты холодным оружием. На обочине шоссе- многочисленные следы копыт, уходящие в лес. Казаки?» (Как командир немецкого танкового полка мог пострадать при подрыве советского бронепоезда- мне, как автору- совершенно не понятно, однако- случай подлинный).

Восемнадцать часов двадцать четыре минуты. Большак Каменец- Пружаны.

Вроде, та же лесная дорога, как две капли воды похожая на ту, что привела их к «непроходимому» болоту (спасибо бабушке Олесе…Фалангер с непривычным чувством нежности к совершенно незнакомой ему старой женщине потрогал странный деревянный оберег, одетый на прощанье ему на шею сморщенной, высохшей маленькой рукой со стариковскими коричневыми пятнышками на дряблой бледной коже…Он никогда не знал, что же это такое — «abuela«…но если бы это была его родная бабушка- она, наверно, именно так же нежно обняла его и так же сказала, этими же словами, только по-испански — «S valiente, el nieto! Gurdase!» )

Да, такая же дорога, такое же синее июньское небо, такой же лес по-обочь…

Но- это уже вражеский тыл. И, кажется- что воздух здесь совсем другой, и вокруг тебя- всё звенит — как провода под высоким напряжением, предупреждая об опасности…Враг совсем рядом, он здесь…

А вот и ОН… Русские солдаты, издревле, говоря о супостате- кем бы он не был- турком ли гололобым, немцем ли шведским, немцем ли французским или иным прочим немцем (от немоты- по русски не понимающий) — называют его — ОН…Так уж изревле на Руси повелось…

Они ехали как на параде- стройными рядами…Впереди- тот самый сердобольный унтер, который выпустил птичку из клетки, в горящей синагоге…

Ревут моторы, за колонной поднимается хвост пыли — которой ветерок припудривает придорожные ёлочки да осинки…В своих огромных мотоциклетных очках- они похожи на злобных, инопланетных жуков…Ну что же, дезинсекция уже здесь!

Увидев впереди танк- унтер поднимает вверх руку, и колонна мотоциклистов принимает вправо…

«Беспощадный Красный Пролетарий» аккуратно берёт левее…

Первые ряды мотоциклистов врезались в лобовую броню- и танк легко, играючи, смял их…другие пытаются взять правее — и огромная боевая машина охотно доворачивает им навстречу…

Те мотоциклы- которые шли в середине колонны и в её хвосте- пытаются развернуться на узкой, зажатой лесом дороге- но тут их настигают очереди из башенного и курсового пулемёта…За считанные минуты немецкая мотоциклетная рота перестала существовать…

Танк продолжает движение- и выезжает на широкую поляну, на берег лесной речки (или скорее, мелиоративного канала). У моста- стоят грузовики, автоцистерны, дымит полевая кухня…Народ купается и загорает.

Русский танк открывает огонь из всех стволов.

Одна за другой взлетают в воздух немецкие машины, огненная лава пылающего топлива льётся с берега в речку…По колонне- будто проносится ураган…Весь берег покрывается обломками и горящими остовами грузовиков…

А русский танк движется в этом месиве- подминая под себя одну машину за другой, не переставая стрелять…Вот ствол пушки пробил брезент кузова «Опель- Блитц», танк поволок, толкая боком, впереди себя машину- и выстрелил прямо над головами вопящих от ужаса немцев, выпрыгивающих из кузова…

Танк повернул налево, вдоль берега реки…Речка сделала крутой поворот- и за ним открылась другая поляна…На ней — артиллерийская часть. Немцы с тревогой, поднеся к глазам бинокли- всматриваются в небо — они слышали гром выстрелов и видели поднимающийся из-за деревьев дым…Поняли, что это налёт русских самолётов…

Но смерть пришла к ним по земле…Гремят один за другим пушечные выстрелы- и немецкая 10,5 см гаубица, подпрыгнув, падает на отброшенное взрывом, деревянное колесо с огромными спицами…Другая гаубица в этот момент скрежещет сминаемым железом под гусеницами танка.

Выстрел! Одна из гаубиц открывает прицельный огонь. Но русская экранированная броня выдержала удар, и снаряд с визгом уносится в небеса…Именно так! Не пробивала лёгкая немецкая гаубица броню русского КВ…

Маневрируя среди разрывов, похожий в своей подвижности на огромного, но ловкого дракона, танк круто, взметнув из-под широких гусениц земляную волну, разворачивается и покидает ставшую негостеприимной поляну…В конце концов, он в разведке.

Промчавшись через пылающий, чадящий, смердящий чёрным бензиновым жаром берег, усыпанный трупами, танк возвращается на дорогу. Проехав пол-версты, останавливается.

Фалангер, стянув с мокрого от пота лба танкистский шлем: «Ну бойцы, ну черти! Сидоренко, ты просто ас, водишь как бог! Иван Иваныч, стрелял отменно, ни единого промаха. Костоглодов, ни одного снаряда не перепутал. Додик, давай, дорогой! Включай свою шарманку. Теперь ты- самый важный…Вызывай авиацию!»

Восемнадцать часов тридцать пять минут. КулИково поле. О — бочь шоссе Вильно- Минск.

«Ты что делаешь, щучий сын?!»

«Окоп копаю, товарищ Маршал Советского Союза!»

«Могилу ты себе копаешь, сопля зелёная…кто ж тебя так учил? Землицу надо аккуратно в бруствер утрамбовывать, а потом дёрном покрывать…а ты рассыпал вокруг! Её же за версту теперь видать, и накроют тебя веером по ширине траншеи…»

«Товарищ Маршал, как окоп копать, я учёный. Да только ТАК приказано!»

«Кем приказано?! Где этот вредитель, рассукин сын?!»

«Здесь я, Климент Ефремович…Настоящая полоса обороны- в трёхстах метрах позади, замаскированная…А здесь мы макеты пушек поставим, в ложной полосе…Немцы не дураки- вызовут авиацию, пробомбят, а потом и…»

«Ты что же, Иван Никитич, думаешь, что они на пустые окопы купятся?»

«Почему же на пустые? А если они разведку пустят вначале? Кто-то же должен отпор дать, чтобы поверили?!»

«Ага, а наши потом отойдут…»

«Не успеют они отойти, Климент Ефремович, просто не успеют»

«Да. Понимаю.

Помню, вот так же под Ростовом раз было…Мост в Батайске…прикрывали его «марковцы» — интеллигенция, белая кость…все, почитай, снайперы, как один…

Так товарищ Думенко послал эскадрон- чтобы, значит, шашками колючую проволоку перед въездом на мост порубали, а Железная кавдивизия уж потом и рванула аллюром три креста, когда товарищи красные герои задачу выполнили- да и полегли, почитай, все, под белыми пулемётами…

Только вот товарищ Думенко- этот эскадрон на мост сам вёл, лично…

А ну, товарищ боец, дай-ка мне лопату…

Что значит, не моё дело? Для себя ведь стараюсь! Жить-то хочется.»

(В РЕАЛЬНОСТИ ложную линию обороны впервые применил «гроза панцеваффе»- комбриг товарищ Катуков под Мценском, в октябре 41-го. И Гот реально — купился…)

Восемнадцать часов сорок минут. Крепость. Цитадель.

В воздухе- нудный, тягучий гул. Вот они- в небе появляется семёрка Ju-88. Белые ракеты взмывают в воздух…

«Ahtung! Die Aufmerksamkeit! Von allem in die Deckung, allem, niedergebeugt zu werden, jetzt werden sie beginnen!»

Команды унтер-офицеров заставляют залечь немногих любознательных…такие ещё остались, ведь война идёт всего третий день…Кое-кто даже фотоаппарат приготовил…эти из тех, кто любит повешенных партизан «фоткать»…

Из-за Буга невиданное зрелище с биноклями в руках — наблюдают господа штабные. Рядышком- операторы из «Die Deutsche Wochenschau», стараются, чтобы захватывающее шоу увидали в любимой телепередаче немецкие домохозяйки…

Сначала пикируют «юнкерсы» с SC-500 (длина- 2022 мм, диаметр 470 мм).

Тяжкие удары обрушиваются на Цитадель…Клубы пыли и дыма скрывают её и Восточный форт…Остались ли там живые?

Да, это последние минуты Восточного форта. Весь правый фланг разрушило…Летят в небо кирпичи, пыль, смрад. Ничего не видно от дыма и пыли…Очень много убитых и раненых…

Появляется майор Гаврилов. К нему бросается красноармеец Огородников: «Товарищ командир, что нам делать?»

И осёкся…потому что увидел, как по лицу отважного майора, оставляя в пыльной маске влажную дорожку скатилась слеза…

Огородников ВЕСЕЛО машет рукой командиру, поворачивается и исчезает в каземате…»Утомлённое солнце, нежно с морем прощалось…»

Отгрохотали двенадцать чудовищных молотов…. Чётко видимые силуэты самолётов уходят прочь…Но это- ещё не главное.

В небе остался только один бомбардировщик, вяло кружащий над Крепостью…Это- носитель SC-1800. Длина- 3, 5 метра…диаметр-660 мм…немцы называли её Der Teufel.

Делая круги, одинокий бомбардировщик забирается всё выше…Взвыли моторы- началось пикирование.

Вот от самолёта отрывается отчётливо видимый «Сатана»- светло-голубая сигара…Секунды падения…

Взрывная волна валит всех на Северном острове. Брест порясён- в городе повылетали последние стёкла, жители увидели, как огромный столб дыма взмыл над Цитаделью…Да. Хорошие кадры увидят немецкие любители Der Krieg im Stadion!

….В подвале Клаша заслоняет собой бесчуственное тело Мохнача…

(В РЕАЛЬНОСТИ, 28 июня шестерка «юнкерсов» из эскадры KG 3 сбросила 1800-кг бомбы на непокоренную Брестскую крепость. До этого Ju-87 безуспешно бросали там фугаски по 500 кг, но мощные крепостные стены держались.)

Около восемнадцати часов. Дорога Каменец- Пружаны.

«Ага…авиацию ему достань…на этой «шарманке»!(жаргонное название радиостанции среди радиохулиганов). Анрыл!»

«Чего рыл?!»

«Да уже ничего…это по — английски…»

«Додик, ты и английский знаешь?»

«Да так чтобы разговаривать- нет, конечно…Как тот грузин, которого спрашивают — Гоги, ты помидоры любишь? А он отвечает- кюшать люблю, а ТАК — не очень…Как радиоспортом увлёкся- пришлось мало-мальски изучить…Так, все затихли…Вроде, кого-то слышу…ЦЩ, ЦЩ, ЦЩ,ЦЩ, U2XE, U2XE, К!

ЩРА?

Я- U2XE.

ЩРБ?

Командир, карту дайте…85 километров, квадрат 85–12, отметка 103, 2- Норд-Ост-200 метров.

ЩРУ?

Я на большой дороге, здесь много немецкой техники, я их остановил, буду держать, вызовите авиацию.

ЩРД?

Стою на месте.

ЩРЗ?

Я- U2XE, Додик из Могилёва.

ЩТС?

ЩТС. Я на большой дороге, здесь много немецкой техники, я их остановил, буду держать, вызовите авиацию. ЩЛК!

ЩРЛ.»

Фалангер: «Додик, ну что?»

Филькинштейн: «Не поверите, командир, но нас- послали…»

(Читатель, если нужно пояснение- купи бутылку водки и обратись к любому радиолюбителю с вопросом, что есть Щ-коды? Уверен, не откажет!)

Это же время. В 85-ти километрах юго-восточнее. Штаб 61-го танкового полка.

Капитан «Жаба» Иоселиани: «Э-ээ, слюшай, какой Фалангер-малангер…сидыт сибе гиде-то пад кустом, лобио кюшает, нас, сериозных лудей, обманываэт…

«Ты, тварь, по себе, видно судишь?»

«Товарищи командиры!»

«Отставить…Что там про Фалангера говорили?»

«Товарищ генерал-майор, серж…тьфу, старший лейтенант Фалангер направлен в разведку, но докладывает по радио недостоверные данные, поэтому я полагаю…»

«Где он сейчас? Покажите…Ого, так это он единственную магистраль снабжения перехватил. Немедленно связь с ним!»

Это же время. Дорога Каменец- Пружаны. Эфир.

«Внимание U2XE. ЩХС Фалангер.

Фалангер.

Как ты туда попал?

Кто на связи?

Твой бесштанный заряжающий.

Спросить отца Гарвасия деревня Сипурка.

Продержись как можно дольше это очень важно. 555.MНИ TKС ФР ИНФО ЕС ЩСO = ГЛ ЕС СУ = 73 (КОЛЛ) СK.»

Сандалов, задумчиво: «Если прошёл один танк…почему бы не пройти и остальным?»

Чуть позже. Дорога Каменец- Пружаны.

Фалангер: «Товарищи бойцы. Поступил приказ- держаться как можно дольше…Сами видите- фашистов мы здесь прихватили за мягкое…Прямо скажем, за глотку взяли- не вздохнуть, не охнуть…Поэтому в покое они нас не оставят…

Иван Иваныч, что со снарядами?»

«Да плохо…Шрапнелей я на пункте боепитания ещё выклянчил, три десятка…а бронебойных ни одного не дали!»(и здесь нет вины Сомова- в войсках просто НЕ БЫЛО бронебойных снарядов для новых орудий современных танков…а почему у бронесил НКВД были? Так ведь у них и Нарком был другой…)

Расход пока- 28 осколочных и 18 шрапнелей…»

Фалангер: «Так…по лёгко-бронированным стреляй шрапнелью с установкой на удар. Вася- знаешь, как?»

Костоглодов, уверенно: «Му»

«Сидоренко, как машина?»

«Беспокоит меня, командир, трансмиссия…уж я туда масла набухал…а всё скрежещет…мне бы сейчас вместо Додика — специального человека, слесаря-трансмиссионщика…Извини, Додик, не хотел тебя обижать…»

Филькинштейн: «О, ну без антисемитизма мы никуда…»

Фалангер: «Додик, как у тебя с патронами?»

Филькинштейн: «На наш короткий век хватит, как я полагаю…»

Фалангер: «Оптимист ты, Додик, как я погляжу… А хорошо бы сейчас языка взять…Лёгок на помине!»

Мимо огромного танка, покрытого грязью, копотью, забрызганного подсыхающими подтёками вражеской крови- проезжал велосипедист, весело позванивая велозвоночком украшенного розовыми ленточками велосипеда…

(Ретроспекция.

Ангель Доротея Меркель, в узких кругах берлинской Александр-платц широко известный как «Анджела», был сыном лютеранского священника и учительницы. И ещё был физиком-теоретиком, выпускником Лейпцигского университета. И еще он был антифашистом. Потому что прати-и-ивные наци злобно угнетали всякую прогрессивно мыслящую личность! Нет, в свое время были среди них приличные — вот Рем, например, был такой мила-а-ашка…Но негодяи убили его, прямо в постели…Конечно, Ангель не отказался бы умереть в постели, но не таким же образом…Это так грубо…

И еще Ангель очень любил русский язык, всё русское и…русских…Именно русский с такой славной славянской фамилией Tatanaschwilly открыл ему впервые таинства науки страсти нежной…Поэтому Ангель очень страдал, что его Фатерлянд начал войну с Русслянд. Даже, когда зачитывали приказ Фюрера, Ангель в знак протеста кричал «Зиг хайль!» — не очень громко…)

Когда Ангел увидел, как из люка огромного танка выскочил вдруг огромный негр, с огромным чёрным…шлемофоном…

Велосипед завилял и завалился в канаву…Ангель пытался бежать- но что-то ему всё-время мешало…А огромный негр подскочил к нему- и стал хватать Ангеля за брюки…Ангель закрыл глаза и решил расслабиться…

Только вот не нужно обвинять Адольфо Фалангера в тех же наклонностях, которые так яростно проявлял по отношению в врагам Володя Менжинский…(который, впрочем, после знакомства с геройской «прокуроршей» и думать об этом забыл!)

Просто отвороты форменных брюк Ангеля застряли в «звёздочке» его же велосипеда, и он, отклячив пышный зад, пытался убегать на четвереньках, волоча велосипед за собой…(случай подлинный)

Двадцать часов одна минута. КулИково поле. О — бочь шоссе Вильно- Минск.

«Хеншель-126» из корпусной эскадрильи завершил вираж, и сейчас купался в алых лучах уже низко склонившемуся к зелёной кайме леса летнего солнца…

Жалкие окопы русских, бессмысленно нарытые около шоссе, были превосходно видны наблюдателю — их выдавала жёлтая песчаная окантовка по обеим сторонам…Бестолковые русские даже лопатой толком пользоваться не научились.

Ну что же- тем хуже для них. Наблюдатель дал указания своему пилоту — а сам вошел в радиосеть командира Die Artillerieabteilung — одну из трёх радиосетей, доступных ему для пользования в данную минуту…

….Свист, грохот- до звона в оглохших ушах, удар взрывной волны, выбивающий остатки воздуха из лёгких, на спине- тяжесть песка, обрушившегося со стены окопчика, вонь сгоревшей взрывчатки, от которой выворачивает наизнанку и щиплет глаза…

Ворошилов, отплёвываясь чёрной от забившей рот земли слюной: «А ну, слезь с меня немедля, товарищ боец! Я тебе не девка…»

Но красноармеец, делая вид, что не слышит, продолжает прикрывать собой своего Маршала, искренне любимого всем Советским народом…

….Ещё не успело затихнуть в окрестном лесу эхо последнего взрыва, как наблюдатель хрипло прокричал: «Танки справа!»

Густой шлейф пыли и дыма окутал дорогу, и невозможно было сосчитать, сколько боевых машин и пехотинцев на бронетранспортерах движется на позиции батальона Коврижко. Вот колонна вползла в небольшую лощину перед советскими позициями, боевые машины развернулись в линию, пыль поулеглась- свыше 40 танков насчитали бойцы, а за ними шли густые цепи.

Танки ползли медленно, с опаской. Казалось, что жерла их пушек, как гигантские щупальца, настороженно проверяют пространство перед собой. Где русские батареи? Почему они молчат? Не засада ли? А наши бойцы молчали.

И тогда, словно решившись наконец, танки рванулись вперед, стреляя из пушек и пулеметов. Но- не дойдя буквально двух десятков метров до линии ложных окопов- танки внезапно остановились.

Русская артиллерия по-прежнему молчала. Она подавлена? Или, к счастью- её здесь вообще нет?

Несколько бронемашин — выскочив вперёд, словно легко-вооруженные кнехты из-за спин тевтонских рыцарей — проскочила к линии окопов, испещрённой свежими, ещё дымящимися воронками…

Через борт остановившегося бронетранспортёра посыпались фигурки в фельдграу, резво рассыпавшиеся в цепь- донеслись редкие очереди пулемёта, хлопки винтовочных выстрелов…

Всё ясно. Это всего-навсего какое-то пехотное подразделение русских. Die Sache auf eine Zigarette! Дело на одну сигарету!

Несколько танков — десятка полтора, получив соответствующий Befehl,неторопливо, ничего не опасаясь, поползли утюжить русские окопы, как они уже привыкли это делать за прошедшие три дня. За танками, прикрываясь бронёй от случайной пули, побрели зольдатен, чтобы принять пленных — годных в рабы, и добить тех, кто уже в рабы не годен…Рутина!

Остальные машины, подобно полотну гигантского веера, свернули боевую линию в колонну- и стальная змея, уже не обращая никакого внимания на те сущие мелочи, что будут происходить о- бочь шоссе, вновь уверенно двинулась по предписанному маршруту…

Первым героем этого дня на КулИковом поле стал старший адъютант батальона капитан Василий Тертычный, находившийся в нескольких метрах от шоссе. Хорошо замаскировавшись в кустах на обочине, он, стоя на коленях, терпеливо ожидал приближения вражеского танка. Оставляя глубокие следы, танк проходит мимо канавы. Капитан Тертычный, выхватив из коробки несколько спичек, зажигает торчавшие из бутылки лоскутки. Они ярко вспыхивают. Капитан поднимается и сильным взмахом руки бросает бутылку в танк. Сквозь лязг железа не было слышно, как разбилось стекло бутылки. Видно только, как языки пламени побежали по броне танка. Еще несколько минут, и танк весь в огне. (здесь и далее- имена героев подлинные).

А вы говорите- штабные, штабные…ну не говорите, а по-крайней мере, думаете…Это смотря чей штаб!

Но остальные танки начали утюжить пехоту, находившуюся в окопах. Фашистский танк, подойдя к КП батальона, в котором сидел капитан Ф. Ф. Коврижко со своими телефонистами, обрушивая стенки окопчика, преодолел его. Капитан, высунувшись наружу, метнул бутылку на моторную группу танка. Через несколько секунд взметнулось пламя, и танк остановился, охваченный огнем. Выскочившие из танка фашисты были уничтожены… У окопа стали рваться мины, и капитан пригнулся.

Оглядевшись, капитан Коврижко увидел уже несколько пылающих танков. Вот один из них в попытке сбить пламя метался по полю. Но наконец и он сначала застыл на месте, а затем последовал сильный взрыв, в клочки разорвавший сидевший в нем экипаж.

Младший политрук Оськин, младший лейтенант Пущенков, сержант Сазонов уничтожили в этом бою по несколько танков каждый. Теперь уже более 10 танков пылают в районе обороны батальона капитана Коврижко, поднимая столбы черного дыма. Вот он, эффект неожиданности от применения бутылок с зажигательной смесью.

Пока истребители танков жгли фашистские боевые машины, остальные бойцы батальона метким ружейно-пулеметным огнем косили вражескую пехоту, и гитлеровцы, не выдержав, откатились назад, на исходные рубежи.

Тут только Ворошилов и заметил, что в волнении сжимая кулаки, он все время по — чапаевски повторяет: «Врешь! Не возьмешь!»

«Бегут, сволочи!» — спокойно и гордо сказал стоявший рядом, плечом к плечу с Маршалом, красноармеец.

И старый Маршал крепко обнял за плечо достойного наследника героев Каховки и Перекопа…

….Командир немецкого 25-того танкового полка корил себя за поспешное решение…но кто же знал, что у этих недочеловеков есть, судя по всему, какое-то тяжёлое пехотное Das Panzerabwehrgewehr? Что это не пушки, это понятно…Нет проблеска от выстрелов и характерной пыли. Скорее всего, это нечто вроде французской «Marianne» (Примечание- 25-мм противотанковое, по моему, всё-таки ружьё, потому что оно без противооткатных устройств — но французы упорно называли его Le canon antichar. Ну тогда уж и немецкий Puppchen (безоткатный гранатомёт на колёсиках и со щитком, «игрушечка») — тоже пушка)…

Ничего, дело поправимое…Кто там из «Штукас» в данный момент в воздухе? Sehr gut!

….Когда затих вой «иерихонских труб», и над разбомбленными позициями батальона капитана Коврижко осело облако пыли и дыма — его уцелевшие воины услышали тяжкий лязг. Спустившись с шоссе, на них шли десятки вражеских танков- чтобы смешать остатки батальона с кровавым песком…

Танки шли- несокрушимо, уверенно, спокойно…Шли. Подставляя борта до сей минуты ничем не выдавшей себя русской артиллерии…

Первым вступил в игру 151-й корпусной артиллерийский полк, удачно проходивший мимо и прихватизированный иждивением Климента Ефремовича, в составе 20 новейших гаубиц — пушек МЛ-20 калибра 152 — мм.(Именно так, взыскательный читатель, не пушка-гаубица, а гаубица-пушка. В чем, говорите, разница? Приходите в гости, и приносите пиво- расскажу…Открою сакральные глубины сокровенной мудрости ГАУ! И ещё — я знаю, что в корпусной артполк входило по штату 36 орудий. Но я ничего не выдумываю из головы, поверьте…)

Тех самых, построенных в Перми, на старинном Мотовилихинском заводе?172, вот уже почти век вооружающим самых лучших артиллеристов в мире (угадайте с трёх раз, чьих?) самыми лучшими орудиями.

Эти пушки — по мнению зарубежных экспертов-входящие в число лучших конструкций за весь период существования ствольной артиллерии, созданные — в инициативном порядке, практически «на коленке», в свободное от основной работы время, русским техническим гением Ф.Ф. Петровым, ещё не получили грозное имя «Зверобой». И только лишь от того, что бронированных «зверей» пока ещё не били…Но дело своё уже знали крепко!

Начали с самых дальних целей. Морской полубронебойный снаряд весом 51,07 килограмма, при всей своей полубронебойности и некоторой архаичности (образца 1915 года- впрочем, хороший коньяк со временем вовсе не портится, правда?) свободно нанизывал на расстоянии 1500 метров 120-мм броню…

При попадании же в ЭТИ немецкие танки…»Вижу, орёл сидит на столбе…прицелился я из своего 10-того калибра- от него куда когти полетели, куда пассатижи…»(из милицейского протокола)

Слово «вдребезги»- здесь вполне уместно. Или, воспроизведя то, что слышали в свои последние секунды «панцерваффен»- «Huuu-Jakkk!!!». И немецкий танк распластывало буквально пополам…Оторванная по сварке броня разлеталась, вращаясь в воздухе, как кленовые листики по осени…

Впрочем, для веселья батарейцы добавляли и старые тупоголовые сорока-килограммовые гранаты 53-Ф-542ШУ, образца того же незабвенного 1915-того, модификация дробь 28-го (Ш- это шесть килограммов тротила загнали в корпус сталистого чугуна методом шнекования) Отчего так мало взрывчатки, говорите? Так зато и осколки смотрите, какие крупные- корпус толстостенный, хороший такой…

Осколки как бумагу, пробивали броню бронетранспортёров, борта лёгких и средних танков. У тяжелых машин они рвали в клочья элементы ходовой части, разбивали орудие, прицелы. Иной раз простого сотрясения от близкого разрыва снаряда было достаточно для поломки узлов и агрегатов внутри танка с не пробитой бронёй.

В течении первых восьми секунд на съезде с шоссе уже дымилось восемь металлических куч, имеющих весьма абстрактный сюрреалистический вид…И столько же бронированных машин — просто замерло, заблокировав дорогу. Назад на шоссе немцы вернуться уже не могли…

Читатель, когда будешь в Питере- в 12 часов, в адмиральский час — прислушайся…Слышишь? Это она. МЛ-20…(Увы, пишет взыскательный читатель…Уже не ОНА… кончились 152-мм заряды у дэмократической Россиянии)

Доброе дело продолжили «дивизионки»…

На вооружении лёгко-пушечного артполка дивизии стояли «трёхдюймовки»- УСВ…те самые, которые с такими муками испытывал наш герой товарищ Сомов…

Да и было для чего мучится…Создаваемая товарищем Грабиным якобы как модернизация «универсальной» Ф-22 (проклятое наследство проклятого Тухачевского, который требовал создать пушку- которая будет стрелять и как пушка, и как гаубица, и по самолётам немножко…разумеется, получился гибрид ежа и ужа. Ни то, ни сё- ни в городе Иван, не в селе Селифан) — на самом деле это было принципиально новое орудие…А почему тогда называется Ф-22УСВ, то есть усовершенствованная? Так Грабину никто новое орудие и не заказывал. Мудрецов из ГАУ вполне удовлетворяла прежняя Ф-22 — орудие тяжёлое, маломощное, дорогое…

Ну отчего на Руси все хорошие вещи приходится создавать чуть ли не в подполье? Русь, дай ответ! Не даёт ответа…(с)

Хорошая вышла пушка- лучшее противотанковое орудие Вермахта…в РЕАЛЬНОЙ истории. Тогда немцы, захватив изрядное количество пушек, БРОШЕННЫХ в Белостокском выступе- оснастили их дульным тормозом, расточили казённую часть под более мощную гильзу (как требовал с пеной у рта Грабин- а генералы из ГАУ ему отвечали — а куда старые боеприпасы ещё царского времени девать? Так из-за мелочной тупости лампасоносцев- вышла пушка куда менее мощная, чем заложено в конструкции).

А немцы потом в жёлтой жаркой Африке из этих Pak 39(r) 75-мм лобовой лист «Королевы пустыни»- Матильды Mk-II с 600 метров пробивали.

В Сотой стрелковой- таких славных пушек было всего 8 штук…До начала 1941-го было больше, целых двадцать…но то ли кто-то наверху (знать бы КТО) решил, что русской пехоте больно жирно будет (а вражеский пулемёт и трупами завалить можно, правда?), то ли срочно понадобились пушки для новых, вновь формируемых дивизий. короче, раскулачили, ироды.

Но Руссиянов и эти оставшиеся пушки — использовал по-полной…

Скорострельность — 25 выстрелов в минуту! Две батареи- это 200 снарядов за 60 секунд, шквал огня. Да вот только бронебойных снарядов- ни одного…Просто ни одного! И в этом тоже Сталин виноват?

Стреляли шрапнелью- с установкой на удар… Бронепробиваемость- всего 30-мм, потому и выманивали ценой немалой крови немецкие танки в поле, чтобы они подставили свои борта…

И сейчас славные русские «трёхдюймовки» дружно грохотали, как кузнечный цех… Изобретение капитана Шрапнеля- ежели которое броню не пробивало- тоже срабатывало далеко не в пустую — стальные 9-мм шарики, красочно разлетаясь, как косой выкашивали немецкую мотопехоту…

Пушкам дружно вторили 122-мм гаубицы — однополчане «дивизионок»…

Изделие М-30, опять же — творение того же прочно забытого ныне Ф.Ф. Петрова (зато спросите, кто такие Тима Филан и Верка Задрючка — всякий знает…)

Ну не предусмотрено это орудие- чтобы по танкам стрелять… Его цели- пулемёт в ДЗОТе, вражья пехота в траншее (отличная гаубица! До сих пор кое-где с 1938 года- на вооружении стоит)… ствол у него относительно короткий, затвор поршневой, заряжание раздельное…Но нужда заставит пироги есть!

Зато их — целых 16 штук в дивизии…правда, ДО июня 1941-го года было чуть побольше, а именно тридцать две…чья вражья рука поработала над разоружением? Мне не ясно…

Ситуацию с бронебойными снарядами пояснять надо? Ну и ладно. Читатель не глупее меня.

Батарейцы поэтому перед выстрелом ставили специальным деревянным ключом с бронзовой обечайкой установку осколочно-фугасного ОФ-462 на буковку «З». Ничего, по лёгким и средним — действовало…попадёт в башню- заклинит башню. Попадёт в борт — пробьёт борт. А потом ещё и взорвётся…Со всеми вылетающими последствиями…

Впрочем, и осколки установленных на буковку «Ф» гранат прошивали броню до 20-мм…для «Ганомагов»- достаточно…

И если «мотовки-трёхдюймовки»(шутка 1914-го года) непрерывно грохотали, как гигантский многоствольный пулемёт, то гаубицы бухали солидно, с чувством, с толком, с расстановкой…Жизнь, короче, кипела…Процесс пошёл!(с)

А уж совсем по ближним, подпущенным в упор…Били «трёхдюймовые» короткоствольные «полковушки» (без особого успеха), оглушающе-звонко тявкали батальонные 37-мм ПТО батареи старшего лейтенанта Богомазова. Вот от их меткого попадания загорелся один фашистский танк, застыл с перебитой гусеницей второй… Но и батарея несла потери. Убит наводчик первого орудия, его место занял политрук батареи Гогишвили. Раненые наводчики Данилов и Буров не покинули своего боевого поста. Батарея вела снайперский огонь. Только орудие сержанта Адышкина уничтожило четыре танка…

И все же часть боевых машин врага прорвалась в глубину нашей обороны. И здесь свое веское слово вновь сказали истребители танков, возглавляемые помощником начальника штаба полка капитаном З. С. Багдасаровым.

Они усовершенствовали тактику борьбы с танками бутылками и действовали теперь уже попарно. Если промахивался один, второй поражал цель. «Бутылочники» Багдасарова сожгли четыре танка, остальные повернули обратно.

Да только уйти немецкой технике было некуда… Когда последние немецкие солдаты бежали, бросая по дороге амуницию, на КулИковом поле осталось в общей сложности 57 танков, десятки бронетранспортеров, мотоциклов и другой боевой техники. Потери гитлеровцев в живой силе были огромны.

Но не успели бойцы утереть пот со лба- как вновь прилетели проклятые «штукас»…

Там же. После налёта.

Руссиянов, свинцово-спокойный: «Как это случилось?»

Красноармеец, с мертвенно-бледным лицом: «Когда фашистские машины подошли к окопам, оттуда полетели в них бутылки с бензином. Несколько танков загорелись, остальные начали пятиться, но вперед лезла фашистская пехота.

Тогда командир батальона товарищ капитан Максимов и товарищ батальонный комиссар Баранчиков подняли роты в контратаку.

Хорошо мы пошли, с русским «ура», в штыковую. Впереди цепи бежали командир батальона и батальонный комиссар. Сначала упал товарищ Максимов, но атака не захлебнулась. Командование принял товарищ Баранчиков.

Строча из автомата, повел он нас за собой. А потом и он упал, сраженный пулеметной очередью.

«Отомстим за командиров!» — крикнул кто-то.

Мы все поднялись…видим, товарищ Маршал с шашкой наголо впереди всех…а потом и он упал…»

Руссиянов, горько: «Эх, вы-ы-ы…»

Боец молча заплакал…

Он лежал перед ними…крепко сжимая в побелевшей широкой, пролетарской ладони золотой эфес Почётного Революционного оружия…Луганский слесарь, комиссар, нарком…Народный Герой…

Тихо таящая над лесом, печальная мелодия….

«Ведь с нами Ворошилов,

Первый красный офицер…

Сумеем постоять за Эс-Эс-Эр…»

Двадцать два часа. Гродненская область. Местечко Ошмяны.

Впрочем, это всё же маленький городок, обладавший даже во времена оны магдебургским правом, и известный по тевтонским хроникам как Aschemynne, потому как согласно этим же хроникам в 1402 году именно здесь православные добрые литвины от всей души вломили звиздюлей этим самым крестоностцам.

Недаром на гербе Ошмян- белорусский буй-тур и золотой щит…

Площадь перед костёлом Михаила Архангела, предводителя сил небесных в битве с Сатаной. На площади- эти самые сатанаилы во плоти и есть…

«Эй, рюсски, вылезай! А то подожжём!»

Красноармеец товарищ Мулдахаджаев в очередной раз проигнорировал это предупреждение.

Во-первых, он русским ну никак не был.

Во-вторых, сдаваться врагу- не позволял тщательно изученный им «Устав караульной и гарнизонной службы РККА». Не было там такой статьи…

Красноармейца Мулдаходжаева товарищ старшина Зайцев оставил охранять поломавшийся танк (а чего было бы не поломаться двух-башенному пулемётному Т-26 выпуска 1933 года! Чудо, что он вообще из техпарка сам собою выехал). И ещё старшина сказал, чтобы он, Мулдаходжаев, не беспокоился- он обязательно за ним вернётся, и отбуксирует аварийную машину в СПАМ.

Мулдаходжаев и не беспокоился, потому как товарищу старшине- он крепко верил.

И когда в 6 часов утра на площадь ворвались фашисты- Мулдаходжаев залез в танк, закрыл изнутри люк и стал стрелять из пулемёта.

А когда кончились патроны- просто сидел, не реагируя ни на какие угрозы или посулы. И песни пел. Про себя, потому что вслух петь — стеснялся…голоса у него не было.

Но теперь — дело пахло керосином…причём в самом натуральном смысле этого слова…Побрякивая жестяными вёдрами, немцы аккуратно, по европейски обливали танк продуктом, извлеченным из красно-кирпичной будки с надписью «КеросинЪ».

Товарищ Мулдаходжаев только головой качал на такую бесхозяйственность- можно было бы просто соломы натаскать и дровец принести…Глупые люди эти немцы.

Немецкий унтер с лунной бляхой на широкой груди с удовольствием оглядел огромную керосиновую лужу, в которой стоял русский танк (так и не удалось его вскрыть- а надо уже дальше ехать, нах Минск), вынул из бумажной пачки сигаретку, картинно- ловко забросил ее в рот, сжав белыми, как сахар, зубами, демонстративно полез в карман за зажигалкой…

Группа полковника И.П. Веркова (два сабельных эскадрона, 4 танка БТ-7 и 6 бронемашин БА-10Б из 8-го имени Краснопресненского Райсовета рабоче-крестьянских и красноармейских депутатов полка — про стратегическую конницу не забыли?) пала как снег на тупые, наглые и самодовольные немецкие головы…

Ударив в тыл транспортной колонне, взвод танкистов лейтенанта М.И. Веденеева вихрем ворвался в местечко…А там немецкие танки, в количестве пяти штук на площади стоят…а немецкие танкисты в кружок собрались, намереваются зрелищем аутодафе развлечься…

Красные конники внесли приятное разнообразие в это мероприятие…Вот тут был и барабанный топот лихого галопа, и отчаянно-гневный, алый в последних лучах заходящего солнца высверк златоустовских клинков, и залихватский казачий разбойный свист, и славное конармейское: «Даёшь Ошмяны!!»

Так никто из немцев до своих панцеркрафтвагенов и не добрался!

Забавно, что в зубах откатившейся под танк головы унтера так и застряла сигаретка…

Красноармеец Мулдаходжаев своё освобождение воспринял совершенно спокойно — он ведь твёрдо знал, что за ним придут…не бросят одного…

Только обманул Мулдаходжаева товарищ старшина Зайцев. Сам он за ним — не пришёл.

Сгорел вместе с экипажем уже на другой окраине Ошмян, проскочив местечко насквозь…

Шибко горевал об этом нерусский солдат… или всё же русский?! (все имена героев и их подвиг- подлинные)

А теперь- в честь красных конников, в их честь…

По военной дороге

Шёл в борьбе и тревоге

Боевой восемнадцатый год.

Были сборы не долги,

От Кубани до Волги

Мы коней поднимали в поход.

Среди зноя и пыли

Мы с Будённым ходили

На «рысях» на большие дела.

По курганам горбатым,

По речным перекатам

Наша громкая слава прошла.

На Дону и в Замостье

Тлеют белые кости,

Над костями шумят ветерки.

Помнят псы-атаманы,

Помнят польские паны

Конармейские наши клинки.

Если в край наш спокойный

Хлынут новые войны

Проливным пулемётным дождём,

По дорогам знакомым

За любимым Наркомом

Мы коней боевых поведём!

Двадцать два часа тридцать девять минут. Дорога Каменец- Пружаны.

Солнце окончательно село, и сумерки, выползавшие из болотистой, лесной глуши, быстро сгущались среди нависающими над дорогой лапами елей…

Впрочем, их эффектно подсвечивали горящие чуть поодаль «штуги» — самоходные штурмовые орудия, в штатном количестве всей батареи, где проходил свою нелёгкую службу разговорчивый и очень откровенный антифашист Ангель Меркель…

Русская народная пословица гласит: «Сделал дело, вымой тело!», то есть нет, «ковыляй потихонечку, а меня ты забудь…», то есть…Ну вы поняли…

После расстрела батареи, угодившей под пушку «Клима Ворошилова- Беспощадного Красного Пролетария» (говно вопрос- сначала заднюю, чтобы не убежали, потом переднюю — чтобы не наглели, а потом Иван Иваныч продемонстрировал свою лихость, как на родном арт-полигоне…) надо было делать ноги…

А вот с ногами…

«Ну что, товарищ Солдатенко?» — с надеждой спросил Фалангер.

«Порядок, товарищ командир. Полный и окончательный. Трансмиссии каюк. Видите- сталь выкрошилась…»

Да, именно так. Не очень-то сейчас на славном Кировском умели проводить глубокую термообработку ответственных деталей…Сталь правильно отпускать — это тебе не Зимний Дворец штурмом брать…Тут напор и натиск мало значат. Тут культура производства- важнее…

Да где же ей набраться, культуре? Где те старые, довоенные (то есть до 14-того года) пролетарии? Которые на Путиловский Завод ходили в белых рубашках с галстуками, тонкое дело своё понимали годами, начиная вихрастым подростком с метлы уборщика стружки…

Кто погиб в Моонзунде за Веру, Царя и Отечество, кто — под Самарой за Интернационал, кого настигла пуля кулацкого обреза, пущенная в спину двадцатипятитысячнику…

А комсомольская молодёжь производство пока ещё ОСВАИВАЛО…

И поэтому дело было….

«Хуёво» — сказал Вася Костоглодов.

И экипаж с немым изумлением воззрился на него….

«Вася…Ты…ГОВОРИШЬ?» — пролепетал Додик.

«Да»

«А что же ты, мать, мать, мать, молчал всё это время?!! Отчего не говорил?!» — взвился Солдатенко

«Не хотел. Нужды не было» — солидно ответствовал Вася…

Двадцать два часа сорок минут. КулИково поле.

«Ну-ка, ну-ка, расскажи поподробней…»

«Да что тут, товарищ генерал…Моя в 15-том полку связи мал-мало служу, в телеграфной роте…Призывался ещё когда- моя в Анадыре товарищу военкому шибко говорил- в погранвойска хочу, однако!

Разнарядки нет, говорит…пришлось научиться столбы ставить…Фашисты когда напали- мы всё столбы ставили, ставили — шибко много ставили…потом их все выкапывали, потом в Минск, в расположение пошли мало-мало.

Пока шли- моя винтовка нашёл. Лежит на земле, однако! Шибко не порядок…Себе её взял, потому как народное имущество! Глупый люди! Тебе не нужно- зачем тогда винтовка земля бросай? Винтовка три песца стоит. Шибко кто-то дурак, совсем как лоча! Не нужно тебе — тогда в колхоз отдавай.

Потом нас товарища Ворошилов мало-мало встречал, слова разные говорил, ши-и-и-бко ругайся, я почти всё понимай…

Зачем его зря ругайся? Чукча умный люди.

Просто скажи- давай в Минск зря не ходи, давай тут помирай. Етти! Какой мне радость туда-сюда напрасно броди, зря ноги мучай? Тут так тут.

Потом пушки стреляй, шибко-шибко. Моя даже испугайся, что моя оглох.

Потом самолётка до-о-олго летай, бомбы бросай…Моя товарища сержанта говори- моя можно самолётка стрели? Товарища сержанта не разрешай, потому что моя не попадай…Потом товарища сержанта мал-мало помирай.

Запрещай больше никто нет. Моя стреляй. Всё, однако.»

«И что?!»

«Моя стреляй- моя попадай. Пачка патронов- песцовая шкурка стоит…»

(В Реальности: «Связист при КП дивизии отправился проверять линию. Не успел он выйти из леса, как чуть ли не прямо на него стал пикировать «мессершмитт». Боец не растерялся, вскинул винтовку и выстрелил бронебойным патроном в самолет. Повиляв из стороны в сторону, стервятник сел в нашем расположении, пилота взяли в плен. Оказалось, что пуля угодила летчику в руку, гитлеровец не смог крепко держать штурвал и едва-едва сумел посадить самолет.»)

Там же, чуть позже…

«Что говорят пленные?»

«Товарищ генерал, фашисты просто ошеломлены…После первого боя их у нас было немало, и почти каждый из них говорит о «новом страшном оружии русских», от которого «танки горят, как факел». Один пленный ефрейтор-танкист даже так сказал: «Когда мы наступали, мы думали, что вот-вот русские батареи откроют огонь, и мы их подавим. Но русские молчали. Это нас сильно встревожило. Потом командир танка дал приказ «Вперед!», и мы пошли. Если бы я знал, что у русских такое мощное зажигательное оружие, я бы повернул обратно…» Когда мы ему показали это «мощное зажигательное оружие», он очень удивился.»

«Честно говоря, я бы тоже…удивился…

Ну ладно, товарищи командиры. Самое главное, что поле- осталось за нами. А это значит, что немецкие танки, оставшиеся на нём- завтра снова перед нами не появятся…Начинж?»

«Так точно, товарищ генерал…все, что можно было бы починить- подожгли бутылками…теперь уж точно не починят!»

«Добро…теперь- дело печальное. Комиссар- тебе поручаю.

Тело Климента Ефремовича — доставить в Минск… Как хочешь, что хочешь делай- но оно не должно попасть в руки врага. Пусть не тщатся фашисты, что убили русского полководца.

Эх, товарищ Маршал, товарищ Маршал…твоё ли дело было в атаку ходить? Ты Фронт спасать должен…Эх, как же нам тебя будет не хватать…

Горе — то какое, а?

Ну, ладно. Ты, комиссар, там с ним по дороге по нежнее…челюсть ему, что ли, подвяжи…»

«Я тебе…товарищ Руссиянов, сейчас…. самому челюсть подвяжу. И кстати? Где моя Почётная Революционная шашка?!»

Перед остолбеневшими командирами, придерживаясь рукой за ствол сосны, бледный, на неверных, дрожащих ногах, в залитой засохшей кровью гимнастёрке — стоял товарищ Ворошилов.

Хор Красной Армии под управлением Бориса Александрова:

«БУДЁННЫЙ НАШ БРАТИШКА,

С НАМИ ВЕСЬ НАРОД!

ПРИКАЗ-НОСОВ НЕ ВЕШАТЬ И СМОТРЕТЬ ВПЕРЁД!

ВЕДЬ С НАМИ ВОРОШИЛОВ-ПЕРВЫЙ КРАСНЫЙ ОФИЦЕР!

СУМЕЕМ ОТСТОЯТЬ МЫ ЭС.ЭС.ЭР!!!!»

(Автор опять бредит? Читатель, на войне случается всякое…На соседнем, Юго-Западном фронте, геройский комиссар Поппель, который сейчас фашистов под Дубно громит- был свидетелем, как командира танкового корпуса вообще похоронили…То есть в землю закопали. А комиссар захотел проститься со старым другом…Откопали — а генерал-то живой…)

Двадцать два часа пятьдесят минут. Москва, Кремль, кабинет товарища Сталина.

Поскрёбышев: «Пройдите, товарищи…»

И в кабинет вошли друг за другом- прославленный в песнях народный герой, второй кавалер Почётного Революционного оружия, Маршал Советского Союза и победитель японцев при ХалхЫн-Голе, впрочем, «органически ненавидящий штабную работу», генерал армии…

«Ну что, товарищ Жюков…как Ваше мнение о положении на Западном фронте?»

«Товарищ Сталин, наши войска громят фашистов, и скоро мы их совсем разобьём сначала в приграничном сражении, а потом будем добивать фашистского зверя в его логове..»

Сталин, печально отмахнувшись от него рукой, как от юродивого на паперти Успенского Собора, только и сказал: «Ну, это не серьёзно…»

Обращаясь к Будённому: «А твои соображения, Семён Михайлович? Ты знаешь, что сейчас делается в Белоруссии?»

Будённый, лихо и бодро: «Нет, товарищ Сталин, не знаю!»

Сталин, оторопело: «Семён Михайлович, почему?! Ты ведь не драгунский вахмистр, ты — Заместитель Наркома!»

Будённый, обиженно: «Так я же заместитель по тылу…А оперативными вопросами ведает Генштаб, и его начальник…(свирепый проблеск орлиных глаз из-под мохнатых бровей)…Его начальник меня к ним — не допускает…»

Сталин: «Это же глупость! Почему ты не сказал мне раньше?»

Будённый: «Как же, скажешь тебе… размордел ты, Коба! Забронзовел…на кривой козе к тебе не подъедешь… Чайку уж попить не зайдёшь, как бывало подо Львовым… Цербер твой не пустит!

МЕНЯ- не пустит, а? Чапая Василь Иваныча ты тоже наверное, не пустил бы без доклада, а, Коба?

Молчишь? Ну, молчи, молчи…

Думал я, Коба, что от дел меня отстранять- это такая ему (кивок на Жукова) установка дана… свыше…Уж я и ДОПРовский чемоданчик от греха собрал! Да я бы в тюрьму не пошёл, нет…Залёг бы за пулемёт у себя на даче, да и…»

Сталин, склонив голову, с горечью молча слушал тяжёлые, и обжигающие, как расплавленный свинец, слова…

С громким, как выстрел, хрустом, сломалась трубка в сталинской руке…

«Всё, СемЭн Михайлович…

Всё, я сказал!

Прав ты, наверное.

Но некогда нам обиды вспоминать. Беда у нас… Владимир Ильич нам государство оставил, чтобы мы его рОстили и лелеяли, а мы его чуть — не просрали…

Есть решение Политбюро- образовать особый фронт. Резервный. Назначить командующим армиями второй линии стратегической обороны- товарища Будённого. Членом Военного Совета- назначить секретаря ЦК ВКП(б) товарища Маленкова. Поручить товарищу Будённому сорганизовать штаб, с местопребыванием в Смоленске…

Задача: немедленно выстроить оборонительный рубеж — Западная Двина, Полоцк, Витебск, Орша, Могилёв, Мозырь. Для обороны используешь силы 13, 19, 20, 21 и 22 Армий.

Кроме того, начинай формировать тыловой оборонительный рубеж — по линии Селижарово, Смоленск, Рославль, Гомель силами 24 и 28 Армий Резерва Ставки. Возможно, ещё подбросим 2 армии Московского Народного Ополчения…

Времени у тебя нет совсем.

Так что давай пиздуй, прямо сейчас.»

Будённый: «А начштаба дай мне товарища Соколовского- я с ним в Штабе Московского военного округа три года работал…И с Северного Кавказа мне дай генерала Доватора начальником кавалерии, а генерала Говорова- начальником артиллерии…»

Сталин, с угрозой в голосе: «Давай двигай булками, старый мерин, пока мы здесь не передумали, и я тебе товарища Мехлиса политкомиссаром не забубенил…»

Будённый, выходя из кабинета и лихо ухмыляясь в знаменитые «будённовские» усы — «Мерин, мерин… Старый конь борозды не испортит! А Соколовского-то я выцыганил…»

И, невольно заградившему ему дорогу Жукову: «А ну, пшёл на хер…щ-щ-щанок…»

«Будённый наш братишка,

С нами весь народ…»

В это же время. Западный Фронт. КулИково поле.

Он стоял — придерживаясь рукой за ствол сосны, бледный, на неверных, дрожащих ногах, в залитой засохшей кровью гимнастёрке…И улыбался…

Руссиянов и все окружавшие его командиры кинулись к нему, обнимали, гладили грязное, колючее лицо, не веря своим глазам, не веря своему счастью…

Руссиянов, откровенно плача: «Климент Ефремович…дорогой ты наш…ты жив!»

Ворошилов, улыбась, превозмогая неимоверную боль: «Я-то что…Советская Россия жила бы…»

Так, с улыбкой на бледных губах, он и перестал дышать…

Просто не выдержало больное, но пламенное сердце старого большевика…

«Нам не нужно Победы без Правды!

Нам без Истины- Радости нет…»

Крёстным знаменем небо Непрядвы

Осеняет чернец Пересвет.

Нет на нём- ни меча, ни кольчуги.

Только ряса, и только — копьё…

Воют волки, и рыщут в округе.

Нарезает круги вороньё.

Бьёт копытами конь Чели-бея!

Пересвет приподнялся в седле…

«С нами- Правда!»

Уже холодея, он шептал, припадая к земле…

Двадцать два часа пятьдесят три минуты. Дорога Каменец- Пружаны.

Танк «Беспощадный Красный Пролетарий Клим Ворошилов» умирал…

Не то, что немецкие национал- социалисты (не путать с приличными итальянскими fasisto!) так сильно ненавидели пролетариев- всё-таки их «партай» была хоть и чисто немецкой, так ведь и рабочей тоже…

И лично Клим Ворошилов герру Клюге ничего лично дурного не сделал — ни собаку его не задавил, ни его жену…ну, ладно…

Но!

Может ли угрожать жизни человека — простая косточка от маслины?

А если она человеку в дыхательные пути попадёт?

Вот то-то и оно…

Проклятый русский танк весомо, зримо и грубо встал немцам поперёк горла.

Сначала он сжег колонну грузовиков с боеприпасами и продовольствием. Потом обидел немецких артиллеристов. Потом разгромил батарею самоходок. Потом просто встал — как гусеничный ДОТ, посреди дороги…

Подобраться к этому монстру с флангов было невозможно — дорога проходила среди белорусского болота. А с фронта и тыла — немцев встречала русская броня.

Передовые немецкие части лишились снабжения. Тяжелораненых не могли эвакуировать в тыл и они умирали.

Только экипаж танка — в этом совсем не виноват! Немцев никто не приглашал совершить увлекательную экскурсию в ад белорусских болот…

Озадаченные немцы подвезли отдельную роту самоновейших 5-см противотанковых пушек Раk.38 из корпусного батальона истребителей танков.

Хорошее оружие, очень мощное, в германские войска начало поступать только год назад.

Долго долбали немецкие пушки русский танк — все три типа бронебойно-трассирующих снарядов: с бронебойным наконечником, с приварной головкой и с бронебойным сердечником из вольфрама — использовали. Любознательный Додик потом подсчитал — осталось на броне 14 (!) синих пятен от прямых попаданий…

Для русской экранированной брони это оказалось сущим пустяком…

А вот ответные гостинцы от Ивана Иваныча — и от всего сплочённого коллектива Завода имени Сталина, в том числе от товарища Грабина лично- немецкие пушки не перенесли. Почили в Бозе.

Потом немцами была подтянута 88-мм зенитка, Иван Иваныч позволил ей встать на позицию в 700 м, а затем аккуратно расстрелял, прежде чем расчет смог произвести хотя бы один выстрел.

Теперь в наступающей темноте к танку ползли немецкие сапёры со взрывчаткой…. А боезапас у танкистов был уже на исходе…

Додик, лежащий под танком, выцеливая врага между гусениц: «Костоглодов, Вася! Прижимай гадов к земле, не давай приближаться!»

Костоглодов, с другой стороны танка, стреляя из трофейного автомата короткими очередями: «Му!»

Додик: «Вася, ты опять?!»

А чего удивляться-то? О чём Васе говорить? Тут стрелять надо.

Двадцать два часа пятьдесят четыре минуты. Минск. Штаб Западного Фронта.

На столе, под слепящим хирургическим светом бестеневой лампы — трофейные немецкие документы… Как хирурги во время ответственной операции- вокруг стола склонились специалисты: разведчики, операторы, переводчики…От разложенных на столе ЧУЖИХ синевато-серых листов исходит ощущение злобной, нечеловеческой, враждебной всему живому силы…

Маршал Советского Союза Тимошенко, огромный, мощный, бритый наголо, решительно-опасный (вылитый Юл Бринер в «Великолепной Семёрке»): «Что, Вы думаете, что это не фальшивка?»

Маршал Советского Союза, «Мозг Красной Армии», Борис Михайлович (как называл его товарищ Сталин — единственного из всей Ставки по имени-отчеству) Шапошников, покачивая своей высоколобой головой с прямым пробором в густых, с проседью волосах: «Не думаю. Всё логично. На месте Фёдора фон Бока я бы так и действовал…

Совершенно не похоже на действия…м-нна…генерала… Жукова в оперативно-стратегической игре, в январе сего года…

Тогда «Западные», если Вы помните, осуществили нападение 15 июля 1941 года, а к 25 июля достигли всего лишь рубежа Шауляй, Каунас, Лида, Скидель, Осовец, продвинувшись вглубь нашей территории в среднем на 70 километров…

А здесь смотрите, речь идёт не менее как о окружении главных сил всего фронта, причём немецкие клещи должны сомкнуться ВОСТОЧНЕЕ Минска…

Да. Красивая задумка!»

Тимошенко, почёсывая налитой, как у боксёра- «супертяжа», затылок: «А не слишком ли авантюристично? Наступать одними танками, так далеко отрываясь от пехоты?»

Шапошников: «Ну так на это и расчёт- прорваться на узком участке, создав «эффект сапожного шила»- многократного численного и технического превосходства… а потом уйти далеко вглубь, перехватить пути снабжения, разорвать связь, уничтожить штабы и базы снабжения, окружить и уничтожить наши войска…Следующая во втором эшелоне пехота- занимает территорию и подсчитывает трофеи.

Честно говоря, я не вижу в этом плане ничего принципиально нового…

Не доводилось ли Вам, коллега, читывать интереснейшую работу комбрига Иссерсона «Новые формы борьбы (опыт исследования современных войн)» о Глубокой операции? Очень на ЭТО похоже…»

Тимошенко: «Ваши предложения, Борис Михайлович?»

Шапошников: «Я вижу два основных варианта.

Первый.

Организовать совместную круговую оборону войск 10-той и 3-ей Армий в районах Белосток, Беловежье, Волковыск под единым командованием находящегося в войсках Заместителя командующего Фронтом И.В. Болдина.

Плюсы- войска обороняются на своих, ранее занятых позициях, опираясь на существующие склады Округа, сковывают силы и средства противника.

Минусы. Мы сознательно позволяем противнику окружить наши войска, чего он и добивается изначально, только теперь ЗАПАДНЕЕ Минска, оставляя за противником инициативу…

Не факт, что противник оставит для блокирования окружённой группировки значительные силы. Скорее всего, речь будет идти о пехотных дивизиях вторых и третьих волн формирования…Ведь им не придётся наступать на нашу оборону- фактически они только будут удерживать внутренний фронт окружения.

А весь труд по расчленению и подавлению окружённых соединений возьмёт на себя вражеская авиация…Учитывая, что наша авиация в Белостокском выступе — фактически, будем говорить прямо- разгромлена…»

Тимошенко: «То противостоять немцам она не сможет. Господствующая немецкая авиация своими активными действиями полностью парализует тыл, нарушив обеспечение группировки боеприпасами и горючим. Окружённые части будут скоро деморализованы, дезорганизованны и в лучшем случае- пленены…В худшем- просто понапрасну погибнут.»

Шапошников, согласно кивнув: «Второй вариант.

Организованный и быстрый отвод войск 3-ей, 10-той Армий и Конно-Механизированной группы Болдина в Минский укрепрайон, далее- упорная оборона Минска до последней капли крови…»

Тимошенко: «Понял Вас. Принимаю решение.

В ночь с 25 на 26 июня не позднее 21 часа, пользуясь темнотой, начинаю отход от рубежа Западный Буг на рубеж рек Щара, Стырь…Танковые части отходят в авангарде, конница и сильные средства ПТО- в арьергарде…

Предстоящий марш буду совершать стремительно, ночью и днём, под прикрытием стойких арьергардов. Отрыв от противника совершим на самом широком фронте. Первый скачок — в 60 километров…В дальнейшем- вполне возможен отход на линию Лида- Слоним- Пинск.

В районе Пинска- сосредоточение кавалерии, для действий по тылам и коммуникациям противника.

По Минскому УРу — принять все меры к обеспечению правого фланга, с Севера, а также по вооружению как Минского, так и Слуцкого укрепрайонов и промежутка между ними…

А что касается немецких клещей…На каждую хитрую немецкую жопу найдётся русский болт с особой резьбой…»

И Юл Бринер опасно ухмыльнулся…держитесь, подлые «бандитос»!

В это же время. Каменец. Штаб Второй Танковой Группы.

«…Таким образом, установлено, что в бой вступили соединения второго эшелона русских- 121-ая, 143-я и элитная, имени русского маршала Ворошилова — 155-тая дивизия.

Наши танковые дивизии 47 корпуса при поддержке авиации атаковали неприятеля, однако существенного успеха не добились.

Нами были задействованы части резерва — 29-тая моторизованная дивизия. После первоначального успеха в районе аэродрома Именин она была неожиданно контратакована во фланг танками противника и перешла к обороне.

Успех сопутствовал 18-той танковой дивизии — она достигла Пружан, город после того, как шесть раз переходил из рук в руки — остался за нами.

Однако возникли некоторые осложнения- а именно появление на коммуникационной линии вражеских танков…»

«Достаточно. Операция в целом развивается по МОЕМУ плану. Русские продолжают стягивать к Бресту и Кобрину свои резервы — а мы их поочерёдно перемалываем.

Что касается попытки противника перехватить наши коммуникации — это же просто смешно.

Русские тупо следуют шаблону…Смотрите, они вначале дают нам углубиться на их территорию- а потом пытаются устроить нам Канны…Вот здесь, под Ошмянами, и здесь, под Пружанами…

Причём силы для перехвата коммуникаций выделяют совершенно неадекватные поставленной задаче…

Какие-то бродячие Die Kosaken,какой-то единичный сверхтяжёлый танк…

Причём я полагаю, что этот танк был оставлен русскими в засаде заблаговременно…Там же, если верить карте- кругом сплошные болота. Не на парашюте же его сбросили, майне херрен? Ха-Ха…И понятно, почему танк один. Потому что два танка спрятать в кустах значительно труднее!

Нет, это всё ерунда.

Но всё-таки, по — моему, следует установить сплошной фронт перед русскими передовыми линиями…»

«Господин Фельдмаршал, а что, если русские начнут эвакуацию от Гродно?»

«Не эвакуацию, а бегство…Побегут, бросая оружие, технику, даже сапоги! В добрый путь! Пусть сверкают пятками до самого Урала…

Кому они опасны- стадо, безоружная толпа…

Друг мой, такое количество оружия- которое они бросят- русским надо будет копить десятилетиями, а не годами…Так что я только рад буду…

Другое дело- планомерный отход. Этого мы русским позволить не имеем права…»

В это же время. Брест. Крепость. Северный остров. Развалины ДНС?5.

Немецкая армия по ночам не воюет… впрочем, мы об этом уже говорили.

Война- войной, а ужин по распорядку дня. Ну и предписанный немецкими врачами — гигиенистами восьмичасовой сон.

Пока что в ЭТУ войну предписания герров докторов Плётца и Шильмайера неукоснительно выполняются…

А как же! «Утренний час дарит золотом нас», «Рано в кровать- рано вставать, бедности, Гансик, не будешь ты знать», «Два раза в неделю не помешает ни мне, ни тебе» (ой, это сейчас для зольдатен не очень актуально…военно-походный «Буфф» с хотя и трудолюбивыми, но слишком жадными до рейхсмарок галичанками («За пфеннинг- ершом!») так и застрял пока в районе Тересполя).

Однако дивизион 21-см мортир в эту минуту проводит короткий, но яростный налёт…

Дело в том, что начальник Der f?hrende Posten der Artilleriebeobachter решил сделать себе на память цветной панорамный снимок зарева над пылающим Брестом…Запечатлеть, так сказать, для благодарных потомков результаты своих неустанных трудов.

Вообще-то, скажете, «слишком роялисто» — такие снимки делают обычно только крутые, как варёные яйца, профессионалы? Я отвечу- продвинутые любители тоже…

Установил он на берегу ярко-алого, как артериальная кровь, Буга треногу, прикрутил к фотокамере широкоугольный объектив… Не поленился ведь захватить из дома на фронт студийную камеру, со всеми аксессуарами!

И за этим вполне мирным занятием талантливый фотохудожник незамедлительно получил в лоб пулю от злобного русского пограничника… Мосинская винтовка- она на 2000 метров свободно достаёт…(случай подлинный, немецкий ветеран говорил автору об этом с огромной обидой на диких, некультурных русских своим старческим, дребезжащим голоском…так ведь он и не понял ничего, сволочь дряхлая! За столько лет… Они ничего не забыли и ничему не научились!)

Вот камрады покойного и вымещают сейчас свой… страх!

…..Тяжкий удар срывает с петель чудом уцелевшую дверь…в подвал хлынула волна раскалённых газов, оглушающей болью хлестнувшая по прижавшимся к бетонному полу телам, зазвенели рикошетом по стенам и потолку осколки…

Лежащая бок о бок с Володей «прокурорша» негромко вскрикнула…

Менжинский: «Надя, что с тобой? Ты ранена? Куда, скажи? Надя, тебе плохо?»

Перевернул её на спину- а она, стесняясь, всё пыталась из последних сил прикрыть белеющую сквозь разорванную осколком синюю гимнастерку левую грудь, под которой быстро набухало чёрное, горячее пятно…

Менжинский, глотая слёзы: «Суки. Пидарасы. Вы издали, безнаказанно убиваете нас, наших детей, наших женщин…Думаете, это вам так просто сойдёт? Зуб даю. За неё- положу сотню…Сотню. Вот назло вам не сдохну, пока сотню не положу!»

Это же время. Западный Буг. Переправа южнее Бреста.

«Hey, Hans, was es dort schwimmt?

Ich wei? nicht, irgendwelche Russische Schei?e…»

Ганс глубоко ошибался…Можно сказать, фатально ошибался! Это действительно, плыло нечто исключительно русское…вот только не дерьмо — а главстаршина товарищ Таращук…

Ну не было в советском Рабоче-Крестьянском Красном Флоте института прапорщиков…Сверхсрочники — да, были. Вот товарищ Таращук- таки был из них.

Поскучневший Ганс отвернулся от красноватых в свете зарева тихо плещущих о борт понтона вод… А когда вновь посмотрел на реку- перед ним стояла скромненькая такая фигурка…

Ганс, будучи на экскурсии в Берлинском Zoo, с интересом и тщательно скрываемым ужасом рассматривал доставленную Гагенбеком из таинственных глубин Центральной Африки гигантскую гориллу…

Позой и телосложением голый и мокрый товарищ Таращук весьма и весьма походил на неё. Только вот, этот огромный, чёрный зверь — Gorilla Gorilla (не дважды горилла, а так по-латыни) уютно разместился бы под мышкой у товарища главстаршины…

Достаточно сказать, что Ганс увидел в руках у монстра две лопаты… Только это были не лопаты- а так, ладошки…

Одна из ладошек сжалась в кулачок с синим якорьком на запястье (почитай, размером в натуральную величину)… И кулачок врезался Гансу в личико, сминая и кроша ему носик и вбивая ему в глоточку передние зубки…

Продолжая разворот, товарищ Таращук аккуратно задел по кумполу второго немчика…вода Буга только тихо всплеснула…

От воды донеслось: «Боцман, ты как?!»

Таращук (и вправду боцман Днепро-Бугского речного пароходства, по жизни): «Усё у поряде, тАварыщ кАмиссар… Я у Пинске на спор кнехт чухунный свАрачывал…»

И начал принимать из воды обтекаемое тело «Рыбки», славной игрушки образца 1917 года, малая речная мина….Геройская Пинская Флотилия жива! И борется с врагом.

«Прощайте, скалистые горы!

На подвиг Отчизна зовет!

Мы вышли в открытое море,

В суровый и дальний поход!

А волны и стонут и плачут,

И плещут о борт корабля…»

Это же время. Брестская область. Каменецкий район. Какое-то топкое место…

Точнее — определить местоположение было очень сложно…

Белесый туман неслышно стелился над кочками с тонкими прутиками ольхи и осины…Справа медленно умирал ряд мелких чахлых сосенок, слева сухими пальцами мертвецов тянулись ввысь черные стволы уже умерших сосен, которые как-то умудрились здесь подрасти. А посреди лежала бездонная, вечная — чёрная, черная грязь…

Никого и ничего вокруг живого… И только желтоватые болотные огоньки неслышно бродили над мрачной трясиной…

Вот в тумане проступают два желтоватых огонька…становятся ярче, светлеют…Это фары боевого света на башне Т-26, над маской пушки… перед танком движется сгорбленная фигура древней старушки, за ней- хромает человек в танкистском комбинезоне, с загипсованными кистями обеих рук…

Люди проходят мимо нас- и мы видим, как что-то (корень? толстый стебель водного растения?) неслышно оплетает ногу мужчины…Тот спотыкается…

Бабушка Олеся (а это именно она), не поворачивая головы: «Брысь!»

И «корень» послушно отпускает ногу Сандалова (а это именно он), и с тихим чавканьем уползает к себе в грязь…

Сандалов, так и не заметивший ничего: «Бабушка, а мы точно не опоздаем? Там ведь наши товарищи смертный бой ведут!»

Олеся: «Не спеши, внучек, а то как раз успеешь! Не опоздаем. Здесь…время ПО-ДРУГОМУ идёт…»

И Сандалову на миг вдруг показалось, что сгорбленная старческая фигурка стала расплываться, и сквозь неё проступает…проступает…

Тьфу, что только не померещится на болоте…

Это же время. Бывшая La R?publique Fran?aise. Оккупационная зона. Открытый город Париж, страдающий…

Эк куда автора занесло…Какое отношение имеет Париж, страдающий от ожирения и плохо залеченного люэса — к пылающей Беларуси?

Да ровно никакого, говорю я вам… Как и трое мужчин среднего возраста, хорошо за сорок, сидящих в дешёвом «Бистро» за бутылкой дешёвого, дрянного вина…

Ночной портье Клюге фон Клюгенау: «Вот послушайте, господа — Принимая на себя ответственность, я имею право и буду требовать от эмигрантов во Франции исполнять мои распоряжения и помогать проводить те мероприятия, что найду нужным для блага самой же эмиграции.

Каково?

И далее: Я могу Вам заявить, что Россию будут строить не эмиграция и ее вожди, а те, кто своей кровью смывают яд и отраву большевизма, — немцы. Что будет с Россией, какие формы правления ей понадобятся, знает один человек — Фюрер.»

Грузчик Вершинин: «Это кто же такой разумный, а?»

Ночной портье Клюге фон Клюгенау: «А это стенограмма официального сообщения представителям русской эммиграции во Франции, сделанного Ю.С. Жеребковым»

Таксист Мышлаевский: «А он в каком полку служил?»

Ночной портье Клюге фон Клюгенау: «А он вообще, господа, нигде не служил-с…»

Грузчик Вершинин: «Слава Богу! А то вот позора бы однополчанам было…»

Таксист Мышлаевский: «Да это всё мышиная возня…

Краснов, из ума выживший, вот предлагает в «Добровольные помощники «немецкой армии записываться…»

Ночной портье Клюге фон Клюгенау: «И что, находятся желающие?»

Таксист Мышлаевский: «Да, представьте, ротмистр, находятся…А кстати, Вы-то сами…не изволите ли? К своим-то?»

Ротмистр Клюге фон Клюгенау: «Господин поручик! Я попросил БЫ! Намекать на чужие… недостатки…это бесчестно!»

Поручик Мышлаевский: «К Вашим услугам, ротмистр!»

Вершинин: «А-ат-тставить! Ну-ка, сели и успокоились…Поручик, как старший по званию, я ПРИКАЗЫВАЮ…и Вы, ротмистр, хороши!»

Ротмистр Клюге фон Клюгенау, с горечью в голосе: «Господин подполковник, а чего он первый начинает…ну да, немец, и что? Тотлебен немец, Клаузевиц немец, да мало ли…мне же обидно…»

Подполковник Вершинин: «Да хватит вам, ребятки…вот чего слушайте, так: Немецкая армия ведет упорные бои под Сморгонью (так!)…оборона крепости Брест-Литовска (я там в гарнизоне стоял, да!)… упорные контратаки русских, сопровождаемые артиллерийским (ага!) шквалом…да где там у краснопузых артиллеристы…эх, эх, а наш Мрачковский в Парагвай уехал…коров там доит, гаучо недоделанный…»

Ротмистр Клюге фон Клюгенау: «А у красных Шапошников…он Академию Генерального Штаба когда заканчивал?»

Подполковник Вершинин: «В 1910 — том…а потом полком командовал, гренадерским…в нашей дивизии…»

Поручик Мышлаевский, мечтательно: «А ведь очутись мы сейчас…там? Ведь сразу же к стенке прислонят? А? Как Вы полагаете?»

Ротмистр Клюге фон Клюгенау: «Разумеется, прислонят! Без сомнения! Только вот лучше у русской стенки, чем в парижском кабаке…»

Все с недоумением смотрят на него…

Дверь с грохотом распахивается. В кабак вваливается санитар Турбин.

Стоит, качаясь, на носках, смотрит на троицу: «Пьёте? Всё пьёте, и пьёте…а там русские люди умирают!»

Подполковник Вершинин: «Положим, штабс-капитан, русские люди всегда помирают, и чаще всего просто от водки…Но Вы правы. Хватит пить, потому что завтра мы уезжаем.»

Все присутствующие: «Куда?»

Подполковник Вершинин: «Сначала в Марсель, потом в Алжир, потом доберемся до Касабланки, оттуда — в Туманный, чтоб ему потонуть, Альбион, а потом и домой….Пора. Погостили двадцать один год по чужим дворам- пора и честь знать! Пошли, господа! Уходим по-английски, не платя по — счёту. Штабс-капитан, прикрывайте!»

«Прощание Славянки»: «Тра, та, та, та- трататата…

Примерно в это же время. Город Малорита. МСБ 75-той СД.

На пропахшем карболкой операционном столе профессор Белорусского Медицинского Института, с кафедры нейрохирургии, доктор Костенко проводит — естественно, операцию, начальнику штаба дивизии подполковнику Григоренко.

При этом, предварительно чулком завернув скальп подполковника ему на затылок, и сейчас обрабатывая мощную кость подполковничьего черепа, он с размаху бьёт молотком по зубилу, как в своё время делал сам Григоренко, юным слесарем сбивая заусеницы с паровозной реборды.

Пользуясь тем, что операция на открытом мозге проводится под местной анестезией, для контроля за состоянием пациента, профессор вдобавок занимается медицинской пропагандой: «Обратите внимание, пациент! Почти восемьдесят процентов убитых и умерших от ран имеют поражения в голову.

И это всё- люди, не носящие каску. Те, кто имел поражения головы через каску, отделываются царапинами и контузиями…иногда тяжёлыми…не беспокоит?»

Григоренко, скрипя зубами: «Терпимо…»

Профессор: «Но смерть при поражении головы через каску — это исключение. Очень, очень редкое исключение. Выходит, мы гибнем из-за отсутствия дисциплины. В сущности, мы самоубийцы, по расхлябанности!»

Григоренко: «А вот мне один немецкий офицер в Бресте, 39-том году рассказывал, что если у них — даже на учениях- кто каску не носит — того наказывают как членовредителя!»

Профессор, с радостью: «Вот видите! Сами убеждаетесь, какая это полезная штука, каска…Сестра, несите коловорот!»

Через пять минут, моя руки перед следующей операцией: «Вы-ы-ыживет…да у него и мозгов-то…Эх, как бы ещё защиту для груди и живота придумать…»

Там же, в это же время, только чуть дальше по бывшему школьному коридору…

Скрипит пёрышко… Из донесения уполномоченного 3-го отдела дивизии лейтенанта Леонова от 24 июня: «Беспорядков контрреволюционного характера и других проявлений со стороны военнослужащих и членов их семей не имеется.

15-летние девушки: дочь заместителя начальника 3-го отдела 4-й армии Хваленского и дочь военврача 2 ранга Орловцева убежали от своих семей в наш госпиталь для оказания помощи раненым бойцам. Работают очень хорошо.

В госпитале отсутствуют медикаменты, особенно бинт, работают местные врачи без надзора военных.»

Всё правильно, так оно и есть…(документ подлинный)

В это же время. Минск. Уручье. Узел связи Западного Фронта.

Стучит, стучит шифровальная машина, уникальное, не имеющее аналогов в мире, изделие ленинградского завода имени А.А. Кулакова, конструкции расстрелянного врага народа товарища А.Ф. Шорина…

А что вы удивляетесь? Ведь это только в технически продвинутой фашисткой Германии военными для шифровки применяется аналог коммерческой «Энигмы», придуманной швейцарским (банки, номерные счета…) конструктором Артуром Крихом…

Причём шифры этой самой «Загадки» ломались специалистами Блетчли-парка… В этом благом деле англичанам здорово помогла — простая покупка прототипа данного устройства у фирмы- изготовителя…А уж сколь романтического тумана напущено, сколько фильмов снято… Бонд, Джеймс Бонд — нервно курит в сторонке.

А вот про конструкцию советской электрошифровальной машины с внешним носителем шифра — немцам и всяким прочим…так ничего и не стало известно…

Да что там! О самом СУЩЕСТВОВАНИИ подобного устройства, выпускаемого СЕРИЙНО — они даже и не догадывались…Больше того! Они о существовании Девятого отдела Разведупра РККА — не знали! До самого конца войны.

А уж чтобы сломать шифры, разработанные профессором МГУ товарищем А.Н. Колмогоровым…тем самым, который первый в мире дал общее определение алгоритма…

Сломалка не выросла.

А ведь товарищ Шорин успел изобрести, изготовить и испытать ещё и бильд-аппарат (передающий изображение по телеграфу или по радио). Факс, короче…Но увы, наступил 1938 год…И наступил непосредственно на товарища Шорина.

Удивительное дело!

Начинающий писатель-фантаст военинженер товарищ Казанцев посылает на укрепления врага теле-управляемую танкетку с зарядом взрывчатки, одну из многочисленных разработок ОСТЕХБЮРО.

Истребитель товарища Поликарпова взлетает прямо с кузова грузовика ЯМЗ-6 с использованием ракетного ускорителя товарища Королёва.

Небо Москвы стережёт ночной, тяжёлый двухмоторный истребитель Пе-3 с бортовой РЛС отечественного производства (а наземные радиолокаторы стоят на потоке)…

Летит по небу к партизанам танк — с прикреплёнными к нему планерными крыльями — одна из удивительных летающих конструкций товарища Гроховского…

Под городом Горьким, где ясные зорьки — в рабочем посёлке Приволжском товарищ Грабин сейчас буквально на коленке, опять без заказа ГАУ- а значит, опять без денег, в инициативном порядке создаёт великолепную ЗиС-3 («Пушка, которая спасла Россию» — И.В. Сталин)

А отечественные дэмократические журналисты всё продолжают с проклятых хрущёвских времён стенать — «одна винтовка на троих, трупами завалили…»

Было!

Да, была одна винтовка на троих- после того как предатели в штабе ЗапОВО разместили склады с МИЛЛИОНАМИ винтовок, десятками ТЫСЯЧ тонн горючего (Гальдер- до трети потребности вермахта в июне-декабре 1941 года покрывалось из трофейных запасов, захваченных у русских) прямо у границы…

Было…

Но и было другое…

МЫ ИХ НЕ ТОЛЬКО ПЕРЕБИЛИ! МЫ ИХ ВНАЧАЛЕ- ПЕРЕДУМАЛИ!

В незримой бесшумной схватке конструкторских бюро и лабораторий пытливый, ясный русский ум уверенно брал верх над сумрачным германским гением…

Стучит, стучит настоящая, действующая, не разгаданная врагами советская ЗАГАДКА….

Начальник Штаба ЗФ Шапошников — товарищу ИвАнову.

«Комфронта принято решение построить два оборонительных рубежа и один промежуточный.

Места расположения рубежей:

?1. По реке Березина, с опорными пунктами Борисов, Березино, Бобруйск.

?2. По реке Днепр, с опорными пунктами Орша, Шклов, Могилёв, Старый Быхов, Рогачёв.

Промежуточный рубеж создаётся по реке Друть, с опорными пунктами Толочки, Круглое, Пильняки.

В настоящее время работы начались. В первую очередь минируются мосты, отрываются эскарпы, углубляются броды.

Решено особенно сильно укрепить первый рубеж.

Для форсирования работ договорился с т-щем Пономаренко о выделении 100 тысяч работников в распоряжение комфронта.

Ввиду того, что инженерные войска были предыдущим командующим розданы по частям и там остались, прошу командировать ЗапФронту 50 инженеров-фортификаторов и 150 слушателей с последних двух курсов ВИАК.

По охране тыла — т-щ Богданов организует работу в направлении:

а. Создания заградотрядов по линии Слуцк- Барановичи — Молодечно для задержания беспорядочно отходящих военнослужащих и их организации в сводные полки.

б. Всех военнослужащих, проникших на вторую линию заградотрядов Орша-Могилёв- Одоевск, будет сосредоточивать на сборных пунктах и направлять на линию Березины.

По линии НКГБ СССР создано и уже действует десять групп по 100 человек каждая для диверсионной работы и организации партизанских отрядов в тылу противника. Минский радио-узел Разведотдела Штаба Фронта и 474-ый отдельный радио-дивизион ОСНАЗ со вчерашнего дня принимают важную развединформацию. Сегодня будет выброшено с парашютом ещё 500 человек из состава 9-той Воздушно-десантной бригады с аэродрома Пуховичи, и так будет продолжаться каждую следующую ночь.

Большую помощь в организации связи с партизанами оказывает Управление сельскохозяйственной и санитарной авиации ГВФ. Прошу помочь им выделением дополнительных легкомоторных самолётов завода?402,и с аэродрома Быково Московского аэроузела.

Считаю целесообразным формирование единого Штаба партизанских отрядов Белоруссии, и особой школы партизанских командиров при нём.

Прошу выслать из состава ОМСБОН НКВД СССР инструкторов, специальную технику, особенно нужны радиомины, коротковолновые радиостанции типа «Север».

Авиация противника не может состязаться с МиГами, поэтому необходимо дать ЗапФронту в ближайшие дни хотя бы один полк. С не меньшим успехом проявил себя ИЛ-2. Наши бойцы от него в восторге. Убедительная просьба дать этих машин побольше.

3, 10, 4-ая Армии испытывают недостаток в средствах радиосвязи. Прошу выслать ещё 10 РСБ, кроме выделенных.

В целом: Положение фронта тяжёлое, но далеко не катастрофическое.»

Берлинское время- по-европейски, на час раньше. Цоссен.

Настольная лампа на фарфоровой ножке под уютным, полезным для глаз зелёным плафоном… Раскрытый Das Gro?e- Buch.

Аккуратные строчки мелким, бухгалтерским почерком…

24 июня 1941 года.

…..в. Хойзингер- о текущих делах.

Следует сейчас же начать подготовку к зиме. Запаса зимнего обмундирования хватит до октября месяца сего года. Проблема подвоза обмундирования. (Будет подвезено: 2 комплекта суконного обмундирования на каждого человека, шапки, наушники, перчатки, шарфы и теплые жилеты.)

(Примечание автора. «Зелёная зима — была ещё ничего, терпима…вот когда белая зима началась, тогда Амилкару Мбогу стало очень плохо!»(с)Так и представляю себе немецких солдат в душегрейках и перчатках при минус 40 градусах. Печально вызванивающих Die stille Nacht, die heilige Nacht! отмороженными яйцами…)

«…противник в белостокском мешке борется не за свою жизнь, а за выигрыш времени.

….Следует отметить упорство отдельных русских соединений. Имели место случаи, когда гарнизоны ДОТов взрывали себя, не желая сдаваться в плен.

….на Центральном участке фронта характерно небольшое число пленных наряду с очень большим количеством трофейного имущества, в том числе горючего.

…. Сведения с фронта подтверждают, что русские всюду сражаются до последнего человека. Бросается в глаза, что при захвате артиллерийских батарей в плен сдаются лишь немногие. Лишь местные уроженцы сдаются в плен…

…. Во время боёв с ордами монголов, очевидно, личная охрана Сталина (примечание- так в тексте) пехотная дивизия Шлиппера проявила полную несостоятельность.

…. Экипажи противника в большинстве случаев запираются в своих подбитых танках и предпочитают сжечь себя вместе с машинами.

Командование противника внезапно начало действовать энергично и умело! Противник сопротивляется ожесточённо и фанатически…

Танковые соединения понесли значительный урон в личном составе и материальной части…Войска устали!

Ожесточённость боёв, которые ведут наши подвижные соединения, всё это вызвало известный упадок духа у наших руководящих инстанций. Особенно ярко это выразилось в совершенно подавленном состоянии Главкома.

….Отдельные группы противника, внезапно возникающие в нашем тылу, являются для нас настоящим бедствием! На территории, пройденной 2-ой и 3-ей Танковыми группами, остаются многочисленные группы противника, которые продолжают оказывать ожесточённое сопротивление.

….В районе действия 24-того танкового корпуса у Каменца развернулись ожесточённые бои местного значения, в которые втянулась 4-ая танковая дивизия, однако из-за болотистой местности она не могла получить достаточной поддержки. В бой введено большое количество русских тяжёлых танков, причинивших значительные потери тыловым учреждениям. Превосходство материальной части наших танковых сил, имевшее место до сих пор, теперь, возможно, переходит к противнику…Судьба штаба 2-ой Танковой Группы и фельдмаршала фон Клюге, не известна. Остаётся только молиться о его спасении…

….Севернее Минска 3-я Танковая Группа ведёт тяжёлые бои с численно превосходящим противником, который, действуя, по-видимому, под умелым руководством маршала Тимошенко, упорно обороняется…

….фельдмаршал фон Бок полагает, как и все мы, что противник напрягает свои последние силы и что верх возьмёт тот, кто проявит большее упорство!»

На страницу брызнуло чернильное пятнышко…впрочем, его тут же присыпали песочком и потом аккуратно отскоблили специальным золингеновским ножичком…Alles ist es in Ordnung sein!

Пока что да…Пока что…

Это же время. Минск. Здание Радиокомитета.

«…Идёт война народная,

Священная война!»

Берия: «Эх, здорово! Аж до сердца пробрало!

Жалко, Климент Ефремович не слышит! Не вернулся ещё? Что-то на сердце у меня тревожно… Да разве же Руссиянов за ним уследит?

Нет, как привезут — сразу запру его в бронированном салон-вагоне, пусть оттуда руководит…Обязательно запру!»

Это же время. Брест. Крепость…

Тишина, подчёркиваемая треском пожаров…Хотя, казалось бы, гореть уже нечему…

Смрад, перехватывающий горло…у входа в каземат — Клаша, измученная, с измаранным копотью и сажей лицом, прижимающая к груди помятый котелок с драгоценной водой…

Клаша: «Господи, Господи…Что с нами будет?»

«От Советского Информбюро.» Строгий, серьёзный, голос товарища Левитана.

В течение 24-го июня противник продолжал развивать наступление на ГРОДНЕНСКО-ВОЛКОВЫССКОМ, КОБРИНСКОМ, ВЛАДИМИР-ВОЛЫНСКОМ и БРОДСКОМ направлениях, встречая упорное сопротивление войск Красной Армии.

Все атаки противника на БРЕСТСКОМ направлении были отбиты с большими для него потерями. Контрударами наших механизированных соединений на этом направлении разгромлен штаб танковых частей противника и полностью уничтожен мотополк.

На ГРОДНЕНСКО-ВОЛКОВЫССКОМ и БРЕСТСКО-ПИНСКОМ направлениях идут ожесточённые бои за ГРОДНО, КОБРИН, БРЕСТ. В ходе боя отдельным немецким танковым группам удалось прорваться в район ВИЛЬНО — ОШМЯНЫ.

На БРОДСКОМ направлении продолжаются упорные бои крупных танковых соединений, в ходе которых противнику нанесено тяжёлое поражение. Стремительным контрударом наши войска вновь овладели ПЕРЕМЫШЛЕМ.

Наша авиация, успешно содействуя наземным войскам на поле боя, нанесла ряд сокрушительных ударов по аэродромам и важным военным объектам противника. В боях в воздухе нашей авиацией сбито 34 самолёта.

Наши лётчики Н-ской авиационной части в воздушных боях сбили 10 самолётов противника. Командир полка, Герой Советского Союза майор Коробков сбил два бомбардировщика противника; радист-стрелок Шишкович во время исполнения боевой задачи сбил два самолёта противника системы «Мессершмитт». Командир Сорокин при выполнении боевой задачи девяткой самолётов был атакован 15-ю самолётами противника, в бою сбил 6 самолётов и потерял четыре. Майор Ячменёв, будучи ранен в обе ноги, отказался ехать в госпиталь и продолжал выполнять боевые задачи.

Землекоп Н-ского строительного батальона (примечание автора — читателю теперь понятно, о каком строительном батальоне идёт речь и почему нет фамилии героя? Узники ГУЛАГа радостно приветствуют германских освободителей, ага.) в одиночку задержал и в рукопашном бою уничтожил четырёх немецких лётчиков, которые выбросились с подбитого самолёта и пытались скрыться.

Командир одной из пулемётных рот лейтенант Трофимов, находясь в окружении более 8-ми часов и непрерывно ведя бой с противником, отбивал блокировочные группы и несколько раз восстанавливал связь с дотами. Несмотря на превосходство противника, командир пулемётной роты удержал позицию до прихода подкрепления.

В Финском заливе кораблями Военно-Морского Флота потоплена одна подводная лодка противника.

В ответ на двукратный налёт на Севастополь немецких бомбардировщиков с территории Румынии советские бомбардировщики трижды бомбардировали Констанцу и Сулин. Констанца горит.

В ответ на двукратный налёт немецких бомбардировщиков на Киев, Минск, Либаву и Ригу советские бомбардировщики трижды бомбардировали Данциг, Кенигсберг, Люблин, Варшаву и произвели большие разрушения военных объектов. Нефтебазы в Варшаве горят.

За 22-е, 23-е и 24-е июня советская авиация потеряла 374 самолёта, подбитых, главным образом, на аэродромах. За тот же период советская авиация в боях в воздухе сбила 161 немецкий самолёт.

Немцы спускают по 5-10 парашютистов-диверсантов в форме советских милиционеров для порчи связи. В тылу наших армий созданы истребительные батальоны по уничтожению диверсантов-парашютистов. Руководство истребительными батальонами возложено на НКВД.

Финляндия предоставила свою территорию в распоряжение германских войск и германской авиации. Вот уже 10 дней происходит сосредоточение германских войск и германской авиации в районах, прилегающих к границам СССР. 23 июня 6 германских самолётов, вылетевших с финской территории, пытались бомбардировать район Кронштадта. Самолёты были отогнаны. Один самолёт сбит, и четыре немецких офицера взяты в плен.

24 июня 4 немецких самолёта пытались бомбардировать район Кандалакши, а в районе Куолаярви пытались перейти границу некоторые части германских войск. Самолёты отогнаны. Части германских войск отбиты. Есть пленные немецкие солдаты.

Румыния предоставила свою территорию полностью в распоряжение германских войск. С румынской территории совершаются не только налёты немецкой авиации на советские города и войска, но и выступления немецких и румынских войск, действующих совместно против советских войск. Неоднократные попытки румыно-немецких войск овладеть Черновицами и восточным берегом Прута кончились неудачей. Захвачены немецкие и румынские пленные.»

(Сводки Совинформбюро подлинные, в них только чуть-чуть не так…)

Конец третьего дня войны…Всего лишь третьего дня…

Часть пятая. Покров

Праздник Покрова Пресвятой Богородицы. Празднуется 14 октября….

По народному преданию, в этот день на Руси выпадает первый снег….По старинному, дедовскому обычаю на Покров молятся деревенские девушки «Мать Пресвятая, покрой землю Русскую снежком, а меня — женишком!»

И снежок идёт…тихий, неслышный, невесомый…Только где те женишки?

Покров…Земля и небо, соединённые тонкими нитями снежинок…

«Мать Пресвятая! Покрый нас честным Твоим Покровом и избави нас от всякого зла, молящи Сына Твоего Христа Бога нашего, спаси души наша, Владычице, с честными и славными пророки, с верховными апостолы и со священномученники и со архиреии за ны грешныя Богу молися, твоего Покрова праздник в Российской земле прославльшия….Как приколачиваете, ироды? Головой, головой вниз! Недостоин аз, грешный, стойно Господу нашему, головой вверх на Кресте висеть…»

Неукротимый отец Гарвасий, с вырванной клочками бородой, со следами ожёгов сквозь рваный подрясник, грозно сверкает на полицаев из 118 украинского батальона уцелевшим глазом…

Глухие удары…Отец Гарвасий замолкает…Стучит молоток, воздвигается Крест…

Кучка крестьян — детишки, да бабы, да старики со старушками — благоговейно осеняют себя Крестным Знаменем…

Полицай: «Усё зрозумылы, кляты москалики?»

Деревенская старушка, тряся головой: «Всё милок, уяснили…все так всё и поняли — священно- мученик отходит, святой…душенька-то как радуется! Сподобилась я увидеть на старости лет Божьего Угодника!

А что про Олеську ты спрашивал — так на своём болоте она, просила вам передавать, чтобы заходили, не стеснялись, очень, дескать, она вас там ждёт! В любое время дня. И особенно — ночи.»

(«Я надеюсь, они к бабушке зайдут «на огонек»». - пишет мне взыскательный читатель…Ну, пусть зайдут, меланхолически отвечает автор…Ничего технически невозможного в этом нет.)

Ведьмино болото.

Белое поле, сплошь покрытое заснеженными бугорками…среди бугорков — черные промоины, в которые с чуть слышным шипением погружаются косо летящие, редкие снежинки…Тонкие прутики, голые ветки осокорей…

Вокруг — лёгкая белесая дымка…лёгкая! Но в двух шагах уже практически ничего не видно…

И уже битых три часа два человека — члены «Lietuvos laisv?s kovos s?j?dis» Лансбергис и Бразаускас и один полицай, національно свідомий українець, Грицько Тимошенко потерянно бродят в этой лёгкой, ничего не скрывающей, лёгонькой дымке..(хотя по часам командира карательного отряда, оставшегося в деревне, прошло только десять минут, как они направились из деревни к кромке болота…но вы же помните про здешнее время…)

«Эй, рюсски свинья, ти нас куда заффёлл?»

Грицько сильно обиделся (на слово «русский»), но виду не подал, а угодливо изогнулся и сладким голосом пролепетал: «Айн момент, шановни паны!»

Да откуда же ему было знать, куда он их завёл? Ведь землянка клятой москальки, что звалась як жiнка таким чудовiм именем Олеся, была видна прямо от деревенской околицы- только чуть вниз спуститься, пройти через выгон и дальше шагов полсотни по болотине, не больше…

Но сначала они наткнулись на какую-то промоину, долго её обходили, потом путь им преградила речушка с чёрной стоячей водой — откуда она только взялась…А потом Грицько и сам уже ничого не зрозумiв…

А ведь так хорошо всё начиналось…

Грицю записался в батальон УСС, где ему доходчиво объяснили, что он — унікальне космічне явище — бо в космосі більше такого, не існує; и что он — планетарне явище, бо на мает своє місце під сонцем та своє географічне положення на планеті. и что его предки нікуди з цієї землі не зникали, вони були тут вічно. и что его народ — це не брат деяких народів, а — батько та мати багатьох народів (гермафродит, ага!), и что он визнет расу як загально антропо-біологічну різновидність людства, и шо вин за українську Україну, Україна — понад усе, и шо вин підтримае гасло «Україна для українців», а для кого ж ще?

(У автора весеннее обострение? Отнюдь, и не у автора…Сие «Кодекс украинца», автор — Рожнатовський Б.М., кандидат історичних наук, доцент, член ревізійної комісії Київського міського обєднання ВУТ «Просвіта» ім. Т.Шевченка нагороджений медаллю «Будівничий України» ВУТ «Просвіта» ім. Т.Шевченка». Ага, бывший преподаватель с кафедры «История КПСС» местного пединститута… Рассматривается сей опус местной Радой как основа для национальной идеи… какая национальность- западэньска, такая и идея- блядска… Автор ещё много опустил!)

Да, а его супруга Тимошенко Юлия, гарна молодка с косой и повной пазухой цицей, записалась в das Milit?risch Feldbordell,где не покладая рук, не закрывая ротика и не смыкая ног усердно трудилась для укрепления Die Ukrainsko-Deutsche Einheit.

Короче, муж да жена- одна…м-да… были при деле…

А тут вдруг — в первом же поручении- такой облом!

Задумавшийся Грицько вдруг увидел, как впереди выбежала из белесой дымки беленькая собачонка…Это хорошо, значит, жильё где-то совсем рядом…

«Цуцик, цуцик, на, на…йди до мэне, ковбасы дам…»

Но собачка как-то презрительно поглядела на Грицько через плечо и побежала себе дальше…

«Ах же ты, москальска сука…»

Грицько сорвал с плеча маузеровский карабин, прицелился…грохнул выстрел…и он явно увидал, как пуля впилась в бок собачки…вошла как в облако…прошла насквозь, взбив снежную пыль с кочки…

Собачка недоумённо оглянулась на выстрел, села на задние лапы, и как-то издевательски стала чесать себя задней правой лапкой за левым висячим ушком…(«А если бы серебряной пулей? — Да хоть из вольфрам — бериллиевого сплава. Чеснок, осина, святая вода…предрассудки это, внучек! Совершенно не научно. Хочешь, перекрещусь?»)

Оторопелый Грицю оглянулся на своих спутников….а где ж воны?

Никого. Только ветер посвистывает над стылым болотом…только под чёрной водой промоины что-то большое бьётся, рвётся наверх…затихло.

Болото сыто рыгнуло.

И тогда Грицю бросил свой немецкий карабин и побежал, хлюпая в сапогах горячей мочой…

У ближней кочки зажёгся жёлтый глаз с чёрным вертикальным зрачком…Болоту было скучно зимой. Болоту — ещё хотелось малость поразвлечься…

Западный берег Буга. Напротив Цитадели.

déjà vu

Именно так. Немецкий фотокорреспондент устанавливает свою 35-мм «Лейку», чтобы заснять панораму изуродованной, обгорелой, страшной даже отсюда Крепости…

Корреспонденту жутко…перед отъездом, в берлинской редакции, ему поведали о судьбе несчастного военного корреспондента «Ди вермахт» Хабеданка, нон-комбатанта, между прочим… Которого злобные большевики просто заживо съели…

(Во-первых, не съели, а всего только загрызли, абсолютно гуманно и почти безболезненно.

Во-вторых, не большевики, а заставская овчарка Найда.

В-третьих, «Ты красный флаг над таможней видел? Какие тебе ещё нужны предупреждающие знаки?» (с)

О-о-о…эти проклятые bolcshewik…

Достаточно уже того, что корреспондент, доехавший за счёт редакции в комфортабельном вагоне второго класса до польского Terspol, был вынужден там же и выйти — потому что в районе вокзала до сих пор из подземных коммуникаций раздавались выстрелы… Уж что-что не применяли: и угарный газ закачивали, и продукцию «ИГ Фарбениндустен» из баллонов пускали, и заваривали крышки люков…Всё равно звучали выстрелы из каких-то ужасающих винтовок- вроде таких же, как у буров, в Трансваале… но это же варварство… Которые оставляли на немецких чистеньких телах огромные, некультурные дырки…

Имена Putinkin и Medwedew вызывали у немцев уважение и леденящий ужас…

Корреспондент выбирает ракурс сьёмки, замеряет экспозицию, устанавливает диафрагму, подбирает выдержку, смотрит в видоискатель…И даже вспышку на том берегу он успел увидеть…

Я же говорю — déjà vu

Восточный берег Буга. Цитадель. Подвалы оборонительной казармы.

Построенная в середине прошлого века, из несокрушимого красного кирпича — она стояла. Сколько могла…Но даже камни — смертны…

И теперь эти камни — свисают сталактитами…там, где прошлась безжалостная струя огнемёта…

Камни покрыты ранами- от осколков, от прямых попаданий…кажется, что камни ещё кричат…плачут…стонут в смертной тоске…

«Умираю, но не сдаюсь! Прощай, Родина! 20\VII-41»

«Нас было пятеро: Седов, Грутов И., Боголюб, Михайлов, Селиванов В. Приняли первый бой 22VI-1941-3.15

Умрём, но не уйдём!

«26 июня. Нам было трудно, но мы не пали духом. И умираем как герои»

«Нас трое москвичей Иванов, Степанчиков, Жунтяев, которые обороняли эту церковь, мы дали клятву, не уйдём отсюда»

«Я остался один. Немцы в церкви, осталась последняя граната, но живым не дамся»

Надписи…надписи…

В сумраке подвала перемещается — именно так…Бредёт…Медленно переставляя ноги…Человек в прожжённой, пробитой, почерневшей пограничной фуражке… в его руке- винтовка со снайперским прицелом…

Человек что-то бормочет…. «Гаврилов…А вот Мохнач…и Клаша рядом…все вы здесь, мои дорогие…один я ещё задержался…»

Внезапно человек насторожился, поднял винтовку…и медленно её опустил…

Хрипло засмеялся…смех сменился надсадным кашлем…

«Ну…здравствуй, Менжинский…я рад, что ты жив…»

Володя: «Ну не то, чтобы жив…но я рад, что жив ты, гражданин начальник»

Лерман: «А-а…да ведь тебя же убили…у Тереспольских ворот?»

Володя, кивая головой: «Убили…и у Тереспольских….и у Бригидских…и у ДНС?5…ну и что…подумаешь, велика важность…убили…Мне ещё рано. Я ещё не все долги раздал. Такие долги — которые не отдать никак нельзя…»

Лерман: «А ты их… продолжаешь…»

Володя, устало: «Чисто символически…»

И показывает символ — заткнутую за пояс ручку от швабры…

Володя: «Ну, я пошёл…ты, начальник, береги себя…и вот чего — иди к Восточному форту — там, говорят, Прапорщик ещё воюет…»

Лерман: «Кныш, что ли?»

Володя: «Да вроде он…или не он? Знаю, что в погонах…ну, прощай…»

И Лерман пожимает его ладонь…холодную, как лёд…

«Утомлённое солнце

Нежно с морем прощалось,

В этот час ты призналась-

Что нет любви…»

Семятиче. Брестский укрепрайон. Позиции 18 отдельного артиллерийско-пулемётного батальона.

«В лесу- неслышим, невесом, Слетает жёлтый лист…»

За прошедшие месяцы на берегу Буга выросло по- немецки аккуратное кладбище — на кресты, под рогатыми шлемами образца 1916 года, пошла целая берёзовая рощица…

Чудесное кладбище- ухоженное, чистенькое, с аллейками, все могилки — по рядкам, чинно и благолепно…

А чуть подале- источник, откуда на кладбище поступают новые и новые постояльцы…Дот «Оксана» Брестского УРа…

Расстрелянные в упор амбразуры…кости арматуры в ранах бетонного массива…ДОТ похож на героический крейсер, выдержавший неравный бой с вражеской эскадрой…

И продолжал бы бой- но не бездонны запасы снарядов и патронов…и ДОТ умирает…

На крыше ДОТа — громко-говорящая установка.

«Руссище золдатен! Ви есть храбро сражаться. Немецки официр уважать храбро сражаться! Ви есть убифайт свой командир унд комиссар, и здавайсь в плен. Тогда ви будете возвращайт свой семья и получайт много-много мягки белый булька! А если ви не здавайс, ви есть будете уничтожен…»

В нижнем этаже ДОТа — этот металлический голос прекрасно слышен…

Здесь- трое последних защитников. Старшина Лукашенко, и двое бойцов…

Лукашенко, с лохмами обгорелой кожи на когда-то бритой наголо голове, почерневший, худой, только глаза неистово горят: «Ну, хлопцы, я ведь никого не дАржу…можете идти…»

Боец: «Эх, Батько, да куда же мы…вместе жили, вместе служили, вместе воевали…вместе и помрём…»

Лукашенко: «Ты ведь, Сидоров, русский? А ты, Остапчук, украинец? А я- беларус…Собрались мы тут всей славянской семьёй…Так может, хоть спАём напоследок?»

И они — запели:

«Бывайце здаровы, Жывiце багата, Ужо ж мы паедзем Да сваёй хаты. Ў зялёнай дубраве Мы начаваць будзем. Эх! Вашае ласкi Вавек не забудзем.»

Сапёры из дивизии СС «Нордланд»- граждане объединённой Европы- закладывали на крыше ДОТа полуторатонный заряд взрывчатки…

В небесах — тоже звучала совершенно не профессионально исполняемая песня…

«Мы летим ковыляя, во мгле… Мы к родной подлетаем земле! Борт пробит, хвост горит, Но машина- летит! На честном слове, и на одном крыле….»

Ну, конечно, не всё так трагично….Хотя бы пожара на борту не было, и то хорошо. Однако черырёхмоторный Handley Page «Halifax» действительно летел из последних сил…

Ну что это такое…вооружение — пулемёты Браунинга, 7.7 — мм, против пушек немецких перехватчиков. Хоть и восемь стволов на борту (из них четыре в задней башне) — да всё равно, из ста лягушек не сделать одного бульдога.

Кроме того в КВВС существовал странный обычай…перед вылетом командир экипажа бегал по лётному полю и хватал за рукав прохожих: «Эй, старина, не хочешь ли сегодня слетать со мной стрелком? Олл райт, виски за мной. Если возвратимся…» С предсказуемым результатом по эффективности боевого применения бортового оружия.

Вот и теперь бомбардировщик с гордым именем «Drunk pigeon «был зверски избит…из семи членов экипажа в живых осталось только трое…

Куда же летел одинокий британский «Галифакс»? В Смоленск, понятное дело…

А что? Дальности вполне хватало, чтобы поднявшись с зелёных холмов старой, доброй Англии, пролететь над старушкой Европой, по пути разгрузившись над Берлином…увы, всего лишь 4000 паундов, остальное забирал дополнительный бензобак, установленный в бомбовом отсеке…а потом дальше, на восток.

Сели у гостеприимных «Иванов», заправились — и в следующую ночь в обратный путь, на запад…Одно плечо — 1400 миль, по прямой, без маневрирования…

В эту ночь, впрочем, экипаж участвовал в нанесении удара по Южной Польше- району Аушвитц, по химзаводам, по производству синтетического горючего…Это куда полезнее, чем бомбить жилые кварталы немецких городов «по Бедекеру». Зато и цель прикрывалась куда как солиднее — и РЛС, и заградительный огонь, и «Юнкерс-88- Uhu»

И отважную стальную птицу эти «Совы» изрядно поклевали…

Чистокровный британец, Ivan Оdoevsky, с чувством допел куплет и внимательно посмотрел на штурмана-бомбардира: «Эй, старина, а не кажется ли Вам, что нам не мешало бы уточнить наше место?»

Другой чистокровный британец, Piotr Golitsin,с готовностью протянул ему планшет, показывая в середину дыры, с чёрной оторочкой из обгоревшего целлулоида: «Мы здесь, сэ-э-эр…»

«А если поточнее, друг мой?»

«Да в России мы, наверное…да точно, в России! Чувствуете, как трясёт? Ухабы, сэ-э-эр»

«Ну, раз мы дома…будем, потихоньку, снижаться…а то не дай Бог, свалимся в штопор…»

В этот момент крайний левый Бристоль-Геркулес окончательно помер, и продолжение полёта из категории проблематичного перешло в разряд невозможного…

Айвен отдал штурвал от себя, и машина медленно, опустив нос, в котором половина остекления была выбита, неторопливо, но неостановимо, как горная лавина, начала снижаться…

А за окнами пилотской кабины — серая муть, муть, муть…Неужели такая серая мгла будет тянуться до самой земли? Тогда и гробануться — как в паб сходить, легко…

Но к счастью, над самой землёй облако прояснилось, и Айвен выровнял машину над каким-то заросшим редким леском обширным полем…

«Держись, Питер! Держись, во имя….твою м-а-а-ать, мать, мать…»

«Бухая Голубка», оправдывая своё имя, запрыгала по «полю» блинчиком — а потом поползла на брюхе, гоня перед собой волну торфа, как мелиоративный бульдозер…

Когда машину перестало бросать и раскачивать, из задней башни вылез на плоскость третий чистопородный англичанин, Fiodor Obolensky… Сплюнув кровь из разбитой губы, он осмотрел окружающий пейзаж и с сомнением произнёс: «Боюсь, джентльмены, что это всё-таки не Смоленск…потому что я нигде не вижу моей дорогой miss Nastia… Айвен, чёрт меня подери со всеми моими потрохами, я ведь говорил Вам — та рюмка скотча была всё-таки лишней!»

После чего ступил на «землю», тут же провалившись по пояс…

Болото чвакнуло. Попробовало на вкус. Призадумалось…

Упавший в него предмет был нездешним — но явно не враждебным…а впрочем, пусть с ним разбираются местные…хозяева болот. А вот и они!

В нескольких…впрочем, в ЭТОМ месте расстояния мало что значат… вот, казалось бы, рядом, рукой подать — а будешь идти целый день, и дойдёшь ли ещё…так вот, в некотором отдалении от места аварийной посадки «Голубки», под старым дубом, на котором жестью звенели последние коричнево-ржавые резные листья, и на котором чуть повыше художественно выполненного плаката «Vorsichtig, die Partisanen!» сучил ножонками свежеповешенный полицай Стасик Шушкевич, сидели Хозяева…

Только что, почитай, они отправили на Большую Землю самолёт… Бывший ПР-5, а теперь «Партизанский паром», разбежавшись на лыжах, увозил в кабине и подкрыльевых контейнерах конструкции Гроховского два десятка детишек, спасённых во время оно деревенским ксендзом Булькой…

Ксендз обратился прямо в ЦШПД и устроил настоящий скандал! Детишкам вредно полгода сидеть в тайнике без солнечного света, так и рахит заработать можно…а потом, детям надо учиться. В школе, между прочим…

Когда дети прощались с Булькой- плакали все вместе…Ксендз, утирая слёзы клетчатым батистовым платком, величиной со скатерть, и поминутно сморкаясь, обещал крепко за них молиться…

Отправили детишек. Заодно — отправили правосудие. Всё как полагается, с обвинением, последним словом обвиняемого…по справедливости. Отец Булька его даже исповедовал…потом правда, сплюнул и признался в полной бесполезности вышеуказанного обряда- потому как всё равно гореть иуде в аду…ну, или по неизъяснимой милости Божьей, в Чистилище, годов этак с полтысячи…

И вот теперь с неба упал настоящий подарок. Самолёт! Это же парашюты- бабы белья себе нашьют…это масса полезных и нужных вещей…это разговорчивые, много знающие пленные…

«Дядя Фима, можно я сбегаю по-быстрому?»

«Ох, племянничек…ты же командир СОЕДИНЕНИЯ… командовать должен! В штабе приказы отдавать…ну, ладно уж, Вася, сбегай. Только недолго и смотри поосторожней там!»

И партизанский командир товарищ Корж, радостно подпрыгивая от нетерпения, помчался смотреть на севший в Ведьмино болото самолёт…

Всё-таки крепко молился отец Булька о своих детишках!

Потому что лётчик Саша Тарасов, 1919 года рождения, пилот Быковского авиаотряда Управления санитарной авиации ГВФ, вовремя ЕГО заметил…

Разве это удивительно — заметить вражеский истребитель, пересекая линию фронта, спросите вы? Для лётчиков старейшего подмосковного (с 1931-го года) Быковского аэродрома — конечно, да…

Господи, да ведь они же были абсолютно мирные люди… Возили акушеров на трудные роды, подкармливали с воздуха посевы цветной капусты, доставляли почту зимовщикам на дальних метеостанциях… Если когда и боролись с летающим врагом- так только с саранчой… И если вели воздушную разведку — так только наблюдая, не горят ли опять по летнему времени шатурские торфяники…

Пилот гражданской авиации наблюдает за воздухом, когда взлетает или когда заходит на посадку — чтобы не врезаться в какого-нибудь воздушного лихача или не пересечь ненароком курс стае перелётных птичек, с печальными последствиями как для стаи, так и для самолёта…

А в остальное время- пилот смотрит вперёд и вниз…потому как штурмана на борту санитарного рейса, как правило, не бывает (врач, больной да пилот, вот и все присутствующие)… Да и зачем нужен штурман? Ежели заблудился, так снижайся и кричи: «Бабушка, на Гадюкино — я правильно лечу?!» Шутка.

Хотя, бывало… Садились, и дорогу спрашивали…Потому как летали — в основном вдоль дорог, ориентируясь главным образом по железным… Ну или хотя бы вдоль линии телеграфа…

Тяжелее было над тундрой, или в песках…тут уж авиакомпас выручал… или солнышко…даже специальный треугольник был на капот приклёпан — солнечный указатель курса…

Так что не увидал бы Саша своей гибели… Ежели бы что-то его вдруг не заставило оглянуться… Пилотское чутьё. Или Божья Воля, это уж как кому нравиться.

Немецкий пилот, разумеется, не знал, что Саша вывозит, спасая от гибели, детей…Но он не мог не видеть белую окраску русского самолёта, две непрерывных красных полосы от капота до стабилизатора, и огромные Красные «Женевские» кресты на фюзеляже и плоскостях…

Вот по этим крестам фашист и целился.

Саша резко заложил вираж, со снижением…ПР-5 встал на крыло, уходя от гибели…Детишки в задней кабине пронзительно закричали от ужаса…

Но трасса вражеской пушки всё-же зацепила Сашин самолёт…Из-под капота потянулась струя дыма, а потом ноги пилота обдало нестерпимым жаром…

Саша бросил машину в крутое пикирование, сбивая пламя, юркнул в лесную прогалину над извилистой речкой… вот когда пригодился опыт пилота летающей «неотложки»…

К счастью, речка выводила прямо к Березине, а за ней- были уже наши…

Приземлившись за линией окопов, Тарасов выскочил из кабины- и стал передавать подбежавшим бойцам набитых в кабину, как астраханская сельдь в дубовую бочку, закутанных в немыслимое тряпьё детей (из дому-то они спасались ещё летом, поделились деревенские, чем могли…)

Когда он стал сбивать замки с последнего контейнера — из-под капота плеснуло на грудь и руки горящее масло…страшно матерясь от нестерпимой боли, он с мясом выдрал замок и просто выбросил на снег уже угорающих от дыма ребятишек…

…. В 80-десятые годы можно было видеть на лавочке у аэропорта «Быково» безрукого ветерана с изувеченным старыми ожогами лицом. Он с неизбывным интересом наблюдал своими юными, голубыми, как майское небо, глазами, как взлетают и садятся самолёты…

А когда мимо проходившие лётчики отдавали ему честь — он вставал по стойке смирно и гордо приветствовал их кивком головы…

И ещё был он весёлым и смешливым, и ловко держал своими культяшками кружку пива, которую изредка позволял себе с невеликой пенсии…получив увечье, он ведь даже не был военнослужащим! А попросту вольнонаёмным пилотом… Ну вроде, как заснул по пьяному делу в сугробе, и руки отморозил…

Один только раз заплакал старый лётчик- когда в 1985 году поставили памятник Героям без Золотых Звёзд — лётчикам и лётчицам ГВФ, и посадили аллею берёзок — по числу погибших пилотов…. Длинная получилась аллея…Очень длинная.

Надеюсь, в НАШЕЙ версии истории не случится того, что случилось в РЕАЛЬНОСТИ…

Не обанкротится авиапредприятие…не вырубит аллею Героев маленький, жирный, потный, с волосатыми грязными пальцами в золотых перстнях азербайджанец, чтобы построить свой вонючий, как вся его родня до седьмого колена, автосервис…а две тупорылых жертвы пьяного зачатия — Жопеску и Хулияну — не отвезут памятник в люберецкий «Вторчермет»…

Почему тупорылых? Так на вопрос приёмщика, покрытого великолепной росписью, Володи Дзержинского (реального, конкретного пацана): «Где вы, клюквенники, это взяли?!» — честно пояснили, что это был памятник, и русским сукам всё равно, так как они давно уже все подохли…

Бедный, бедный Жопеску…про Хулияну я уже и не говорю…

А снег шёл, шёл, шёл… над стылыми водами Березины, над траншеями, над путаницей проволочных заграждений….

В русских окопах дымят самодельные печурки из старых железных бочек, молочных бидонов, канистр… В траншеях хозяйственно оборудованы полочки, в стенках прорублены ступенечки, чтобы побыстрее выскакивать…

Солдаты коротают время, рассевшись на низких нарах, устланных лапником, за вполне мирными занятиями…Кто починяет одежду, кто чистит оружие, вот политрук проводит партсобрание… Ведь жизнь на войне, посреди смерти — процентов на 95 состоит из всякого рода работы, хождения туда-сюда, и просто — жизни…Вот люди и живут… не выживают, а просто живут, как кто умеет.

А кто-то в свободную минуту пишет письма…. и на фоне повседневной окопной жизни — простые, незатейливые слова (выдержки из писем подлинные):

«Здравствуйте, дорогие папаша и мамаша! Получил известие о смерти моего старшего брата. Да, убит Сережа. Уже больше не увижу его. Но слёз нет. Пусть он убит, но живы мы — Иван да Василий. Мы ещё отомстим за него, за всех, кто пал от фашистов.»

«Только вы там, в тылу, работайте как положено, укрепляйте тыл и помогайте рабоче-крестьянской Красной армии, мы скорее разобьём этих гадов, бандитов. Ну вот пока и всё…»

«Нас роскошно одели. Я, например, в жизни так не одевался- меховая шапка, полушубок, меховой жакет, суконная гимнастёрка и брюки, свитер шерст., тёплое бельё, две пары байковых портянок, валенки, варежки — и это имеет каждый красноармеец. И вот спросите, чем недовольна наша армия, из ста красноармейцев как один ответят, слабостью морозов. Термометр, как назло, не падает ниже 16 градусов, а требуется по крайней мере свыше 20…»

«Последние дни мы тесним врага. Холода загнали немцев в деревню, одеты они плохо, на плечах солдат женские шали, полотенца, тряпьё. Фронт длинный, у немцев не хватает сил на все позиции. На протяжении 10–15 км немцы держатся небольшими изголодавшимися подразделениями, едят собачье мясо…»

«Один наш боец учил пленного, обовшивевшего фашиста, как вшей бить. Ты, говорит, натолки кирпича, и посыпь порошком те места, где в белье водится вша, а потом туда же посыпь табаку. Вошь начнёт чихать, и биться головой о кирпичи.

Тупой немец слушает, а мы не выдержали, и давай хохотать. Ведь мы — то в банно-прачечный ходим раз в десять дней!»

«Говорят у нас так- у солдата каждый день праздник! Нашёл масло- значит, Масленица, нашёл яйца- значит, Пасха, а ничего не нашёл, да от кухни отстал- так Великий пост!

Был у нас тут Великий пост, совсем плохой приварок, одна мутная водица. Так мы повара- азербайджана (так в тексте) головой в кипящий котёл сунули…Прислали нам повара — хохла, и еда сразу улучшилась…Хмелёв Г.В.»

«Большинство немцев замерзает, потому что они в кожаных ботинках и летних шинелях. За русскую шапку они кричат- рус, меняю шапку на автомат! А мы им отвечаем — ничего, тебе и в пилотке хорошо»

«Живу я пока хорошо, чувствую себя тоже не плохо. Рана на голове побаливает, правда, но ничего, ещё терпимо. А на счёт питания я тебе, родная, уж писал. В общем, когда не стреляют, так бы я чувствовал себя как на курорте…(последнее письмо Соболева М.Н., «Убит при защите С.С.С.Р.»)

«Война сегодня- это ожесточённые схватки на снежных равнинах, люди уже знают друг друга, привыкли к взаимным фокусам, не удирают при виде немецких танков. Люди обозлились, возненавидели врагов всем нутром, до зубовного скрежета.

Всё чаще действуем штыком, молча или со страшной матершиной.

Наш русский боец уже глубоко задет за живое и бьётся с неимоверной яростью.»

Писавший письмо боец поднял голову и прислушался… где-то за лесом раздавался стрекот, похожий на звук работающей тракторной сенокосилки… Для русского колхозного поля — ничего обычного… но в октябре? В прифронтовом лесу?

Что-то вроде летит? Или всё-таки едет, потому что звук идёт откуда-то снизу?

Стрекот, сопровождаемый нарастающим свистом, приближался — и боец весело кивнул выглянувшему из землянки старшине: «Ого! Конец теперь немцу, видно, комбайн на него направили…»

Старшина недоуменно приподнял брови, прислушался — а потом в панике завопил: «Атанда! Мясорубка летит!!» После чего, нырнув в землянку, выскочил оттуда с красным матерчатым свёртком в руках.

«Чего стоишь? — закричал старшина замершему в удивлении бойцу — Помогай давай, а то не ровен час, опять перепутает…»

И красноармейцы мгновенно разложили на бруствере красный флаг…

А ещё через пару секунд над их головами пронеслась «мясорубка» — похожий на самолёт короткокрылый летательный аппарат со свистящим в ледяном воздухе винтом — но расположенным не как у всех самолётов, спереди — но сверху…

Впрочем, спереди винт тоже был- но только гораздо меньших размеров, и вращался он значительно быстрее, сливаясь в прозрачный круг…А верхний винт вращался относительно неторопливо, так, что заметны были вращающиеся, как шнек у мясорубки, лопасти…

Но бойцы назвали этот летающий курьёз «мясорубкой» вовсе не из-за этого…

Пролетев над линией советских окопов- так низко, что пилот помахал бойцам рукой — «мясорубка» заложила вираж над линией окопов немецких… И для начала дала залп шестью РС-82…

А потом выровнялась, и аккуратно следуя по линии вражеской траншеи, очень точно, не пролив зря ни капли, опорожнила на немецкие головы четыре столитровых канистры с самовоспламеняющейся «КС«…Причём верхний винт гнал горючую жидкость именно куда нужно, строго вертикально вниз.

И на прощанье ещё и причесала немцев из всех своих трёх пулемётов…

Сделав доброе дело, изделие завода имени товарища Ухтомского, единственный в своём классе, боевой бронированный автожир А7-3бис из Краснознамённого 74-того ШАП, детище молодого инженера товарища Камова, лихо развернулся в воздухе — на секунду практически остановившись и неподвижно зависнув- а потом стремглав, со скоростью 220 километров в час, скрылся за деревьями…Блеснув на прощание гордой карминной надписью «За ВКП(б)!»

Старшина вытер холодный пот со лба…»Пронесло…Заправляться полетел…тут, видно, где-то на полянке у него база…а чего ему, с пенька взлетает…а ведь мог бы и окопы перепутать!»

Со стороны немецких окопов доносился аппетитный запах шашлыка…Там жарилось высококачественное арийское мясо.

«Что фантастическая конструкция Вами описана! «- воскликнул взыскательный читатель.

Так ведь Завод имени Ухтомского НЕ был эвакуирован в Билимбай- с чего бы ему эвакуироваться, если он и так расположен в подмосковных Люберцах, в глубоком тылу? — и товарищ Камов творчески РАЗВИЛ свою конструкцию А7-3а…

А ведь была ещё и конструкция товарища Братухина «Омега» — уже двухмоторная, равно пригодная для военных и гражданских целей…

А ещё, пишет мне один добрый человек, которого еще долго будут вспоминать всякие нехорошие люди, что ещё при линии фронта под Смоленском не эвакуируются заводы Ленинграда (который опять-таки НЕ находится в блокаде)…

Так что встречайте КВ со 107-мм пушкой (КВ с пушкой 76-мм снимают с производства при «живом» Харькове) и самое главное — в войска поступают Т-50 и Т-34 в товарном количестве…

Не захвачен Изюмский завод — прицелы танков и артиллерийских орудий не только превосходны по конструкции (что отмечали американцы в Абердине), но и вполне приемлемы по качеству стекла. Всё в порядке также с приборами наблюдения на танках.

ГАЗ не переводится на выпуск эрзац-танков (выпускается Т-50!), массово идут в части полуторки и первые довоенные ГАЗ-51, плюс московский ЗИС не растащен по Ульяновску и Миассу- автотранспорта много больше, мобильность пехоты и её снабжение боеприпасами много лучше.

Сталинград при «живом» Харькове имеет меньший план по Т-34 и вместо «сталинградских уродцев» с бензиновыми М-17Т гонит много-много СТЗ-5. Соответственно, артиллерия тоже много мобильнее, чем в реальной истории.

Тульские рабочие не вступают в ДНО — а значит, СВТ и АВС не снимаются с производства.

Матерятся сержанты — попробуй вдолби призывникам из Средней Азии правила ухода за технически сложным оружием на морозе. Впрочем, кадровых, довоенной, а то и царской ещё выучки, сержантов и старшин в войсках много. Им не привыкать. Иные ещё «сено-солому» помнят. Ничего, справлялись.

Шостка, Охта, Шлиссельбург, Каменск Ростовской области, Алексин Тульской области — пять пороховых заводов работают, исправно выдавая на-гора порох для РККА. Нет необходимости пиротехникам рисковать жизнью, вывозя баржами порох с кронштадтских фортов под бомбами и вражескими снарядами…

Собран урожай на Левобережной Украине — до рывка ли через Днепр первой танковой группе Клейста? Голода не будет. В СССР не будет, насчёт Германии — есть сомнения.

Не закопан в землю ТР-1 Люльки (до установки на самолёт ему ещё пара лет, но на стенде первый советский турбореактивный движок уже гоняют и плюются на малый ресурс турбинных лопаток).

В Ленинграде же инженер Лосев вынужден отложить исследование полупроводниковых диодов и светодиодов — фронт требует надёжных компактных ламп. Но он ещё вернётся к своей любимой теме.

У немцев серьёзные проблемы с горючим и боеприпасами — трофейных снарядов и горючего с расположенных на западе складов захвачено много меньше.

Не светит им и документация на производство 120-мм миномёта, вовремя не уничтоженная в нашем варианте истории в Харькове. Мелочь, а приятно.

Впрочем… Им вообще мало что уже светит.

Генералы, особенно — цоссенской школы, собираются в кучки и задумчиво обсуждают ВАРИАНТЫ…

Союзники Германии — финны, итальянцы и прочие румыны — варианты уже просчитали. И ничего хорошего для себя впереди не видят. Некоторые, самые дальновидные, уже учат русский. Скоро пригодится.

Финнам в этом отношении проще всего. Особенно маршалу Маннергейму. Кстати, у него Швеция под боком — очень удобно веси переговоры на нейтральной территории. Тем более что русские — пока! — не прочь и поболтать.

Японцы даже не рассматривают «Северный вариант» — у них и насчёт южного-то серьёзные сомнения. Уж больно похоже на то, что вскоре британцы смогут вновь обратить своё внимание на дальний восток…

Тем более, что у Роммеля проблемы — трофейные Ф-22 в массовых количествах ему не светят. А «Матильда» — танк, конечно, тормозной и слабовооружённый, но ковырять её с больших дистанций теперь могут только «8–8»… Которых жутко не хватает в Рейхе — мало того, что британцы учиняют челночные рейсы, так ещё и Пе-8 с Ер-2 внезапно оказались «при делах».

Тот же факт — лучшее положение британцев — расстраивает и президента США вкупе с Конгрессом. Возможно, с японцами следует быть помягче — в конце концов, надо же как-то пилить британское наследство? Желательно — чужими руками.

Секретная Служба Его Величества уступает разве что НКГБ, и то не факт. И расстройство президента, в свою очередь, несколько расстраивает и Черчилля. Так что британские учёные — не те, что (тм), а настоящей, резерфордовской школы — в США не едут. В конце концов, Пётр Леонидович Капица тоже ученик Резерфорда, почему бы не поговорить о трубных сплавах («тьюб алойс») с ним?

(Указанные предположения- на совести товарища Серба. Автор не имеет к этой великолепной альтернативе никакого отношения!

Хотя — полностью согласен…)

Да, что-то не весело было немцам на передовой….а и в тылу не веселее…

Тихо сыпал снежок, оседая на лапах столетних елей, и готовя для них пушистые белые шапки…О которых только могли мечтать столпившиеся у Feldk?che с засунутыми в подмышки красными, покрытыми цыпками, неделями немытыми руками, с чёрными от грязи, замотанными краденными полотенцами шеями, с головами, обмотанными на манер косынок дамскими рейтузами — сверхчеловеки….

Притоптывающие по снежку огромными соломенными чунями, одетыми поверх моднячих кожаных штиблет…

Das Koch только и делал, что отмахивался разливальным ковшом от назойливых попрошаек, так и лезущих поближе к горящей топке…Hey, leichter, den Auswurf!

Но «отребье», то есть храбрые дойче зольдатен, с унылым упорством продолжали бесплодные попытки хоть немного согреться…

Совали в жадную пасть топки какие-то щепочки, прутики, веточки — типа они тоже выполняют важную миссию…дрова принесли… и не желали отходить от кухни ни на шаг…

Поэтому никто не заметил, как за стволом ближней ели появилась фигура в долгополом чапане, в островерхой шапке с лисьей опушкой, в высоких меховых сапогах с загнутыми вверх носами (парижские модницы за такое фэшн отдались бы всеми 72-мя известными им способами! а поза «он сверху, она на спине снизу»? — тогда 73-я…)…

Появившаяся фигура держала в руке великолепный составной лук… С выгнутыми вперёд оконечностями, покрытый особым, секретным китайским лаком…

С виду был тот лук красивым,

но имел негодный норов:

в будни он просил по жертве,

а по праздникам и по две…(Калевала)

Заскрипела натягиваемая до уха тетива — заскрипишь тут, если усилие натяжения аж 70 килограммов! И черная командирская оорочь-цэреговская стрела — со специальным, отламывающимся в ране наконечником- пронзительно свистнув- по опереньё вошла в толстый живот с изумлением смотрящего на неё повара…

А следом за первой стрелой — на толпящихся у кухни «шаромыжников» обрушился целый град из таких же азиатских артефактов…

Ошеломлённые золдатен — те, кто ещё не хрипел на быстро окрашивающимся красным снегу- услышали леденящий душу вой, похожий на волчий- а потом на поляну с пронзительным визгом вылетела лихая орда всадников на приземистых, мохноногих лошадках…

Засверкали кривые булатные сабельки, зашипели в воздухе чёрные волосяные арканы, всплеснулись и тут же смолкли крики воинов Запада…

«Волчья Сотня» из Добровольческого тумена «Улан- Тыва» начинала очередной кровавый набег…(мелодия «Чин, Чин, Чингиз-Хан…»)

«Несколько удивляет применение луков «- пишет взыскательный читатель…а что удивляться? Эскадрон отправляется в тыл к немцам… а стрела- в отличие от пули- оружие многоразовое…вытащил из тушки- и используй снова (ну, наконечник перемени, если обломился)…

Последнее МАССОВОЕ применение луков с сражении было в 1812 г. в битве под имением Дениса Давыдова… да-да, той самой, за которую он потом страшно отомстил Хранцузам… именно в Бородинском сражении…

Колмыки из луков безнаказанно растреляли эскадрон французских гусар….

А что не расстрелять, по бездоспешному врагу убойная дальность 200 метров, лучник средней квалификации держит 5–7 стрел в воздухе прицельно и до 14 не прицельно, колчан на 24 стрелы вылетает менее чем за 1 минуту, в бою используется 2 колчана по 30–50 стрел и 50 стрел в «пучке» (так завещал Темучжин!). Последний раз в единичном количестве луки применялись в уличных боях при штурме Берлина…

А тувинцы откуда взялись в таком количестве?

Очевидец пишет: «На тувинцев была возложена задача устрашать противника, и с нею они прекрасно справились. Так, 31 января 1944 года в первом же бою под Дуражно кавалеристы выскочили на маленьких лохматых конях и с саблями на передовые немецкие части. Чуть позже пленный немецкий офицер вспоминал, что зрелище деморализующе подействовало на его солдат, на подсознательном уровне воспринявших «этих варваров» как полчища Аттилы.

Немцы после этого боя дали им название der Schwarze Tod — Черная Смерть. Ужас немцев был связан еще и с тем, что тувинцы, приверженные собственным представлениям о воинских правилах, принципиально не брали противника в плен.»

Азия-с… Не понимают-с, потомки Чингис-Хана…

А может, это именно мы не понимаем? И прав Лев Николаевич, севастопольский артиллерист, который писал про «дубину народной войны» и про то, что врага, вторгшегося в твой дом, следует беспощадно уничтожать, не взирая ни на какие обычаи и правила войны?

И не важно, эсесовец перед тобой или обычный тыловик…»Убей немца!» — это сейчас важно…

«Гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остаётся»- это будет, обязательно будет…но потом…потом…

А пока, может, поищем наших знакомых?

Вот один — с каской на голове…Злые языки утверждают, что он в этой каске и спит…Но это неправда. Просто подполковник Григоренко, после некоторых событий личного характера, предпочитает каску понапрасну не снимать, особенно в прифронтовой полосе (прошлый раз он был «изранен в лоб» — когда банально грыз сухарик, стоя на крылечке штаба…). И когда ложится спать — он каску снимает…просто кладёт её поближе, чтобы всегда под рукой была, рядышком…

Тем более, что каска эта- нового образца, очень хорошая…Сам товарищ Будённый в неё из нагана с двадцати шагов стрелял и своим Почётным Революционным оружием — шашкой с орденом Боевого Красного Знамени на золотом эфесе- рубил…бесполезно! А рубака Семён Михайлович знатный — немцев еще в ту войну до самого седла одним ударом пластал…

Так что одобрил Маршал это защитное снаряжение. Значит, и подполковнику не грех её и самому регулярно надевать, и другим настоятельно советовать…

А что он тяжеленный ППД постоянно с собой на груди таскает — это после окружения такой пунктик у него…вроде как наголодавшийся человек постоянно кусочки хлеба под матрасом складывает.

Сейчас Григоренко возвращается в штаб 16-той Армии Западного фронта…то есть возвращался, но…Дураки Россию губят, а дороги спасают! Будь от Минска до Смоленска приличный автобан, а ещё лучше- два…сами понимаете… к счастью, фронтовая дорога на автобан ну совсем не похожа.

Однако, всё-таки дураки…особенно на дорогах…Какой-то ЗиС разворотил небольшой деревянный мосток, через крохотную речушку…другие машины пытались объезжать…через заболоченную пойму…

И теперь перед мостиком — пустяковым, в сущности, скопилось около сорока машин…

Подполковнику бы тихо прикорнуть себе в кабине…Однако, в каждую бочку затычка и на каждой свадьбе невеста- полез организовывать, распоряжаться и командовать…

Дав ЦУ, Григоренко взобрался на верхнюю бровку выемки, откуда хорошо было видно, что происходит на дороге…закурил, пригнувшись, закрыв от стылого ветра спичку…

И тут же страшный удар (через каску!) обрушился на его бедную, дырявую голову…Оборачиваясь, Григоренко краем глаза заметил только, как вверх взлетает палка — занесённая для нового удара…подполковник машинально хватает висящий на груди автомат…И тут же сильный рывок опускает ствол вниз. Длинная очередь уходит под ноги — у самых носков начищенных сапог — любителя подраться…Это какой-то шофёр одним движением спас сразу двух человек — удирающего со всех ног драчуна…И подполковника Григоренко- потому что у беглеца на голове была папаха с красным верхом, а из-под длинной щегольской шинели мелькали лампасы… Генерала подстрелить — это верный расстрел, к бабке не ходи…

Генерал, скатившись с откоса к дороге, запрыгнул в машину и она поскакала по кочкам прочь, на предельной скорости…

А шофер- спаситель рассказал предысторию…Оказывается генерал (уж не Еременко ли?) подъехал к хвосту колонны и начал материться, требуя немедленно освободить проезд. Ну, шоферы потеснились, проехал он до мостика- где как раз подводили ваги под опоры…и встал.

Вот тут генерал и спрашивает: «Кто тут старший в этой махровой банде?»

А кто-то из доброхотов и показывает, мол, во-о-он на верху подполковник стоит, он всем здесь командует…Генерал выскочил из машины, бегом по откосу подбежал к Григоренко и не говоря дурного слова, долбанул палкой по голове…Вот каска-то и пригодилась…

А вы говорите…нет, пока по страшным русским дорогам ездят чудовищные дураки…без средств индивидуальной защиты лучше на дорогу не выезжать. Или по крайней мере, без автомата…

Эту занимательную картинку, покачивая курчавой головушкой, с досадой наблюдал наш хороший знакомый Адольфо Фалангер, сам немало настрадавшийся от разного рода изумительных дураков и невыразимых словами дорог…

Ничего не меняется! Один генерал сменяет другого, один генерал — другого стоит…Но ведь есть же другие, лучшие? Наверное…но не на этой прифронтовой дороге…

Да и солдаты на этой же дороге — всякие бывают…

«Ну и что же Вы, барон, сделали?» — голос командира отделения Мышлаевского был обманчиво мягок…

«А что я сделал?» — совершенно невинным голосом ответил — ну совершенно по-семитски, вопросом на вопрос, рядовой Клюге фон Клюгенау, невинно похлопывая длиннющими ресницами над невиннейшими голубыми глазами.

«Вот и я хочу услышать ВАШУ версию, что Вы сделали…и главное, с кем? Вы что, не знаете, КТО у красных папахи носит?!»

Клюге фон Клюгенау, с ужасом: «Неужели…гуцулы?!»

Мышлаевский: «А-атставить балаган! Доложить как положено!»

Клюге фон Клюгенау, вытянувшись: «Та-а-ак точна! Мною была отобрана у неизвестного красноармейца палка, сломана мною об моё же колено и торжественно вручена вышеуказаному красноармейцу! Докладывал ротм…рядовой Клюгин!»

Мышлаевский: «А зачем надо было генералу обещать — засунуть её ему прямо в жопу?»

Клюге фон Клюгенау, виновато разводя руками: «Ну виноват! Тут надо было либо сразу засовывать, либо уж не обещать понапрасну…а теперь он небось ждёт, надеется…»

Мышлаевский: «Ну нахрена же ты, Коля, гусей дразнишь?»

Клюге фон Клюгенау: «Да он меня чуть не пизданул…»

Мышлаевский: «Ну так ведь не пизданул же!»

Клюге фон Клюгенау, рычит: «Р-р-р-р…»

Мышлаевский: «Удивляюсь я тебе, баронесса…для швейцара из публичного дома ты такой чувствительный…»

Клюге фон Клюгенау, ледяным голосом: «Я. Работал. Ночным. Портье. В. Пансионе. И. Попросил бы. Вас. Господин. Поручик…»

Мышлаевский: «Да ладно тебе…ну, извини…я ведь тоже по ночам на своём такси на Плас Пигаль не институток возил…

Ладно-ладно. Ночным портье. В Пансионе благородных девиц…

Ну извини, друг…ну, ты ведь мой проклятый язык знаешь, а, Коля? Ну вот…Не дуйся, а? Ну и хорошо.

Только вот с красным генералом — теперь говна не оберёшься. Нажалуется он Антону Ивановичу, и что? Старик расстроиться…»

И два бойца 64-той стрелковой Русской Добровольческой бригады заскрипели валенками по свежему снежку дальше…

А в невдалеке от них старший сержант (да, да, именно так…сдал Фалангер записку из блокнота Ворошилова в строевой отдел, да там её и потеряли…Жалует царь, да не жалует псарь!) Адольфо приближался к леску, где под заиндевевшими берёзками в пятнисто-белом камуфляже проглядывали среди белеющих стволов танки…

Козырнув часовому, Фалангер обогнул Т-34 (фирменную, харьковскую машину) и приподнял брезент, свисающий с кормы…под брезентом обнаружилась выстланная лапником ямка, в которой дымилась с умом сделанная соляровая печка — и места не занимает, и накаляется мгновенно, и ухода особого не требует — пока горючка не кончится…

А еще под брезентом…стоял на четвереньках Иван Иваныч, со спущенными с костлявого зада ватными штанами, над которым, пыхтя, нависал Вася Костоглодов…

«Ух! Ах! Ух! Ещё, ещё сильней! Ух! Покрепче, покрепче, милый! Ух, ух, хорошо!!!»

Ошеломлённый Фалангер замер с отвисшей челюстью…

Неслышно подошедший Солдатенко, который до этого чем-то брякал и стучал (ох, не нравилась ему НЫНЕШНЯЯ продукция ХПЗ…никакого качества! «Разве ж «Нимфа» кисть даёт? Туды её в качель…») пояснил командиру: «Да, это… Сомова нашего…Вася…того…этого…

Растирает, короче! Радикюль у него…»

«Радикулит, и ничего смешного….вы с моё поживите, посидите на холодном, постреляйте зимой на артполигоне…привет, командир. Тут мне Вася способ подсказал, плотничий…скипидаром растереться. Вот и растирает. Спасибо, Вася, хватит. Генунг. Аллес. Хватит, говорю….увлёкся там!»

Вася, удовлетворённо: «Му-му.»

Солдатенко: «Иван Иваныч, давно тебя хотел спросить- у тебя что за шрам на пояснице? Тоже чего-то испытывал?»

Сомов: «Не-ет…это в меня летающая тарелка врезалась!»

Солдатенко: «Да брось! Летающих тарелок не бывает.»

Сомов: «Эх, Солдатенко, а ещё женатый человек…всё бывает! И тарелки бывают летающие…и летающие стаканы с горячим чаем…однажды я даже летающий чугунный утюг наблюдал. Еле-еле увернулся…»

Да. Все были живы и относительно здоровы…Почти все живы.

Только вот Додик… крохотуля- маленький осколочек, всего-то величиной с двухкопеечную монетку…прямо в висок.

И ведь уже подоспели на выручку наши- и загремел гусеницами, засверкал выстрелами, на миг выхватывающими из прячущейся под лапами елей тьмы фигуры убегающих фашистов — советский танковый удар… Под светлеющими на востоке небесами Додик ринулся в открытый люк «Беспощадного Красного Пролетария», с надеждой снять свою, успевшую стать за прошедший день ненаглядной, радиостанцию… да зацепился как-то своим костыликом… замешкался… и вот…

Вот секунду назад был жив, разговаривал, дрался с ненавистным врагом…

И рука ещё такая тёплая…

Похоронили Додика на Дзядовом острове… и села на свежий бугорок неземной красоты бабочка, трепеща отливающими золотом и перламутром крылышками…. А Додик её уже не увидел…и не увидит ничего и никогда.

И что, это значит, что его с нами нет? Так вот же он — на башне красивым почерком Солдатенко выведено — «За Додика Филькенштейна!»

А вы думаете, почему фалангеровский экипаж — «израильским» называют?

(Сомневающихся в подобной надписи и подобному прозвищу геройского экипажа — отсылаю к товарищу Драбкину и его книгам)

Фалангер сбросил с плеч «сидор», и развязывая узел, стянувший горловину, задумчиво сказал: «Ну, не знаю…не знаю, как вам, други мои, о сём поведать…

Начнём с тебя, Иван Иваныч.

Держи письма.»

И он вручил — бодро выскочившему наружу, как молодой олень, Сомову два письма, в одинаковых конвертах, подписанных практически одинаковым почерком…только на одном стояло — «От жены Даши», а на другом- «От жены Любаши»….Многожонец, радостно мурлыча, уполз назад к печке, крепко сжимая добычу в руках…

«А тебе, Солдатенко…посылка!»

Солдатенко, секунду тому назад ещё с завистью смотревший вслед довольному Сомову, недоумённо спросил: «От кого бы это? Разве с завода послали? Я им писал, было, на качество сетовал…»

Но потом, прочитав адрес отправителя на ящичке, обтянутом старой наволочкой… не поверил своим глазам, прочитал его снова…ломая ногти, с чёрной траурной каймой смазочного масла под ними, разорвал наволочку, поднёс к лицу…Дрожащим голосом: «Оксана…жиночка моя… Сала прислала…»

И у Солдатенко, уткнувшегося лицом в посылку, затряслись плечи….мелко-мелко…

Фалангер: «Вася, Костоглодов! Что «му»? Тебе Правительственное, от Михал Иваныча Калинина…Да ты ведь…извини, запамятовал…ну щас я тебе сам прочитаю…Ага, так- Ваша жалоба рассмотрена…Верховный Суд Союза ССР…так…отменить приговор в связи с отсутствием события преступления…виновники произвола наказаны… и картинка: «Товарищ Калинин просит у тебя прощения». Автор — художники Кукрыниксы.»

Костоглодов: «Ахуеть»

Сидоренко: «Ах, молодец! Поздравляю, Вася!»

Фалангер: «А вот, для всех нас — Указ Президиума Верховного Совета СССР от 07.10.41 «Об амнистии…» амнистия распространяется на всех военнослужащих, осужденных с отсрочкой приговора в порядке применения прим.2 ст. 28 УК РСФСР и соответствующих статей УК других союзных республик, а также осужденных по ст.58 УК РФ, принявших непосредственное участие в защите Социалистического Отечества….Ну вот такие пироги…»

Сомов: «Сдаётся мне, командир, что сегодня у нас точно есть повод.»

«Наливай!» — сказал товарищ Сталин.

«А сколько?» — осторожно спросил Вячеслав Михайлович.

«Ты что, Молотштейн, краёв не видыш?» — и в хрустальный стакан забулькала благороднейшая «Хванчкара»…

«Нэт. Випить надо! Эх, повод-то какой… Мы, большевики, канэчна, в Бога нэ верим…»

«Хотя кое-к-к-к-то и в семинарии учился…»

«Это ти, Вяча, на товарища Микояна намэкаешь? Так он потом и в Духовной Академии поучиться успел…Хе-хе…

А мэня вот виперли. Курс так и не закончил.»

«Не надо было, К-к-к-к-оба, на экзамен по гомилевтике на руках, вверх ногами заходить…»

«Я полагал, будет смешно…Говорили, отец ректор умный человек, значит, думаю, шутки любит…»

«Однако, вижу- что ш-ш-шутка не удалась!»

«Эх, Вяча… а я ведь первым в классе шёл, и закончи я сэминарию, прими сан — кто знает, как би оно всё повернулось…ну, ладно. Давай. За успех нашего безнадёжного дела!»

«Почему же безнадёжного?»

«Да…это мэня Деникин научил…Хароший мужик, слющай, чем-то на нашего Ворошилова похож…эх, Клим, Кли-и-им….»

Сталин, болезненно сморщившись и зажмурив, как от нестерпимой боли, свои жёлтые тигриные глаза, молча помотал головой, будто до сих пор — не верил…

«Ну, ладно.

Давай тогда просто- за успех!»

И в этот миг — грянули! Колокола Ивана Великого, и всех сорока сороков Москвы-матушки…тех, разумеется, которых ещё не переделали иждивением СВБ товарища Емельяна Ярославского (в девичестве — Минея Израилевича Губельмана) в общественные туалеты…

И вышли они- через Спасские ворота…и пошли. Пешком, с непокрытыми головами…к азийскому чуду Бармы и Постника, памятнику освобождения от татарского ига…к Покровскому Собору.

К Василию Блаженному!

И встретил их в простой, монашеской рясе, подпоясанный кожаным ремнём, Местоблюститель Престола Патриаршего, его Блаженство, Митрополит Сергий…Ибо в час великой беды народной- негоже златотканные ризы одевать!

И сказал Сергий, обращаясь ко всей Земле Русской:

«Братья и сёстры!

Тысячи русских людей сражаются в защите нашей страны- и Церковь не может остаться безразличной к этому.

Православная Церковь всегда разделяла судьбу народа. Она всегда несла его тяготы и радовалась его успехам. Мы и сейчас не покинем народ…

Мы, пастыри, когда Отечество зовет, считаем недостойным молчать…

Церковь призывает благословение Всевышнего на настоящее всенародное движение…Самые дела Русской Армии показали всему миру, что слова главы Церкви совершенно истинны.

Вся Русь встала!

И как мне радостно и сладостно, что моя Русская Православная Церковь всегда вместе со своим народом!

И пусть никто не подумает ни на мгновение, что наша Патриаршая Церковь только лицемерно, по страху была лояльной Советской власти! Нет и нет! Церковь всегда была совершенно искренно лояльна к власти. Лояльна по причинам религиозным.

А теперь она вдвойне и будет верна! Мы это знаем! Мы это и по себе чувствуем здесь и понимаем. И линия наша ясна и чиста! Божий путь не гнется! Церковь не была и не имеет права быть лицемерной! Лик ее ясен и теперь!

И не соблазнилась ни на момент наша Церковь, соблазняющими обещаниями врагов. Уже проникли в печать известия, что поход вражий называется «крестовой» борьбой против безбожия, что покоренным обещается свобода религии, а может быть и возвращение имуществ и прочие выгоды… И, конечно, слухи не случайны. Недаром же в самом Берлине выстроена на государственные средства церковь для карловацкой группы эмигрантов, и предоставлены им все права на имущество.

Но Русская Церковь не смутилась этим. На лицемерный клич врагов — «против безбожия!» — она уже ответила: «Верующие служат молебны по всей стране!»

Не соблазнится она и иными подачками. Не примем, не желаем принять фальшивых даров!

Не продадим Совесть и Родину! Нет, — этого не дождаться Истинной Церкви! «Пророк Моисей, — сказал Апостол Павел, — пришед в возраст, отказался называться сыном дочери фараоновой, и лучше захотел страдать с народом Божиим, нежели иметь греховное наслаждение» (Евр. 11).

Таков путь Церкви! А народ, чуткий Русский народ, ответил уже Церкви на ее любовь. И то, что с нами в этом храме- вождь народа Русского — это знак свыше.

Бог дарует нам победу!

Аминь»

Люди откровенно плакали, слушая Митрополита, не отрывая от него горящих восторгом глаз.

И поэтому только всё замечающий Лаврентий Павлович углядел, как товарищ Сталин украдкой перекрестился…

Какая пастораль на фоне соцреализма! — восклицает Взыскательный читатель…

И что, так вот все русские люди Встали и пошли — на фронт? Разумеется, нет! Это только тупое быдло может так поступать- включая товарища Сталина, Додика Филькенштейна или Васю Костоглодова…

Настоящий Интеллигент….О! Вы не знаете настоящих интеллигентов?

Ну вот вам выписка из протокола допроса: ««Ювачев-Хармс заявляет: «Если же мне дадут мобилизационный листок, я дам в морду командиру, пусть меня расстреляют; но форму я не одену, и в советских войсках служить не буду, не желаю быть таким дерьмом.» Ювачев-Хармс ненавидит Советское правительство и с нетерпением ждет смены Сов. правительства.» (Конец цитаты).

В результате Даниил Хармс был направлен на принудительное лечение в психиатрическую лечебницу с диагнозом шизофрения. Официальная дата смерти — 2 февраля 1942 г.

Вот так поступали честные, интеллигентные люди перед лицом фашистской агрессии.

Вот так должен закончить Путь настоящий Творец: в дурдоме, делая под себя.

Частный случай, скажете Вы? Ой, нет…вот свидетельство другого истинного интеллигента, в наше время- конечно же, подписчика «Новой газеты» и слушателя «Эхо Москвы»:

«18 сентября. Немецкие самолеты сбрасывали пропагандные (так в тексте) листовки. Мы одну подобрали. Какое убожество, глупость и подлость. А, главное, бездарность. «Морда просит кирпича». «Бей жида-политрука» и пр. И какой вульгарный и исковерканый язык (так в тексте).

И не только на нас интеллигентов они произвели кошмарное впечатление. У всех настроение как перед смертью. Неужели же мы и здесь ошиблись и немцы то же самое, что о них говорит советская пропаганда…

Иванов-Разумник высказал предположение, что это большевики, чтобы скомпрометировать немцев, под их марку выпустили листовки. Мы вздохнули с облегчением и опять стали надеяться на лучшее…»

ИВАНОВ-РАЗУМНИК (наст. имя и фам. Разумник Васильевич Иванов) (1878–1946), выдающийся русский историк общественной мысли, литературный критик, социолог.

31 января 1941 Событий никаких, если не считать того, что число умирающих возрастает с каждым днем… (Говорим) очень слабыми голосами. Всегда на одну и ту же тему: какова будет жизнь, когда немцы победят, война кончится и большевиков разгонят. Имеется уже совершенно разработанный план устройства государства, программ народного образования, землеустройства и социальной помощи. Вообще, предусмотрены все случаи жизни.»

А от чего же они умирали, борцы с тоталитаризмом? А это их обожаемые немцы, захватив Пушкин, пригород Питера — вывезли оттуда ВСЁ продовольствие…и не кормили население захваченного городка ничем…

Автор злобно клевещет на немецких воинов — освободителей! — пишет взыскательный читатель.

Разумеется, клевещет.

Запись из ЖБД отдела снабжения 18-той Армии вермахта от 03 октября 1941 года: «Запрос от НШ 38-го корпуса — что делать для снабжения гражданского населения, уже начавшего голодать? Начальник отдела снабжения запретил все готовившиеся мероприятия по снабжению русского населения. Местные комендатуры ни в коем случае не обязаны заботится о продовольствии для населения. Все продукты у русских следует изымать. Лучше, чтобы у наших солдат была еда- а русские пусть подыхают.

Следует только изолировать войска от голодающего населения, чтобы солдаты избежали моральной травмы.»

И вот результат освобождения от сталинской тирании — старики из дома инвалидов написали официальную просьбу на имя командующего войсками…а в просьбе значилось- просим разрешения употреблять в пищу умерших…(Дневник Лидии Осиповой, ярой антисоветчицы, стр. 454–456)

Читатель! Когда ты слушаешь ««Йэху Маськвы «- подумай об ЭТОМ…какую судьбу готовят тебе господа дэмократы под эгидой новых освободителей от кровавопутинской тирании…

«И что — Вы так ЕМУ и сказали?!»

«Представьте себе, так прямо и сказал…он меня прямо, глядя мне в глаза, спрашивает: «Ви нас ОЧЕНЬ ненавидите?» Конечно, говорю- очень. Но фашистов, которые напали на моё Отечество, убивают, мучают и истязают Русских людей- я ненавижу гораздо сильнее. Поэтому наш лозунг сейчас — «Защита России«…а «Свержение большевизма» — это потом, попозже…»

«Ну а ОН?»

«Засмеялся и говорит — мол, для нас сейчас тоже, главный враг- это фашисты всяких мастей, будь то немецкие, румынские или эстонские… а ежели Гитлер завтра вторгнется в Ад, так он и для самого Сатаны найдёт доброе слово… при условии, если Сатана будет готов с Гитлером драться мидиевистики мидиевистики всерьёз!»

«Ну а потом?»

«Одно могу сказать — на мировую мы с ним не пили… так, чисто символически, в конце беседы, пригубили по рюмочке… однако обсудили массу конкретных практических вопросов.

Одно могу сказать: удивительный человек. Видал я последнего Государя, прости его Господь, не судья я ему… но могу сравнить — далеко! Далеко Николаю Александровичу до господина Джугашвили… Впрочем, кажется, уже приехали?»

И сын крепостного крестьянина, умом да храбростью из солдат выслужившего всего за каких-то 35 лет офицерский чин — и так справедливо оценивший сына сапожника — привычно проверил, ровно ли сидит папаха на его отпетой, бритой наголо голове…

«Не много же вас здесь! По правде говоря, из трехсот-тысячного офицерского корпуса я ожидал увидеть больше.»

Мощный, решительный, бритоголовый, вылитый Юл Бринер — в упор, не мигая, смотрел, как в волшебное зеркало — на такого же- мощного, решительного, бритоголового, вылитого Юла Бринера, только изрядно постаревшего…

Деникин: «Вы, господин Маршал, будете смеяться- но именно так сказал, принимая, если мне не изменяет память, (ЕМНИП) 12 февраля 1918 года, в станице Ольгинской «Сводно-офицерский» полк Добровольческой Армии, генерал Марков… «Много званных, да мало избранных»!

Тимошенко: «Антон Иванович, не знаю как сказать…с чего начать…ты водку- будешь?»

Деникин: «Водку?! Буду.»

….. «Да я тебя, под Каховкой…»

«Что под Каховкой?! Да я тебя там крыл, как дворовую сучку орловский рысак!»

«Да за эти слова…ещё по одной?»

«Наливай, сволочь красная…думаешь, русский офицер банку не держит?! Да хр…хр… хрен тебе!»

«Антон Иваныч, тебе не хватит?»

«Ещё полска не згинела…хоть душок уже дала… А ведь ты меня не напрасно зазвал, кон-н-н-арме-е-ец…давай уж, колись…»

«Антон Иваныч…дело швах…вот чего надо…»

Абсолютно трезвым голосом: «Господин Маршал, а давайте я своих ребят в овраг отведу, а потом- из пулемёта…Результат- точно такой же…а ребяткам всё меньше мучений, туда-сюда по снегу бегать не придётся…»

Абсолютно трезвым голосом: «Да тут вот оно какое дело…»

….. «Да почему именно МЫ?» — с болью в голосе спросил Деникин.

«А кого же мне- этих ДЕТЕЙ посылать? Ваши-то, некоторые, по двадцать лет воюют…»

И два Юла Бриннера- старый и молодой- печально склонили голову перед неизбежным.

«Мы не дрогнем в бою, За Россию свою! Нам родная страна дорога! Нерушимой стеной, обороной стальной — Разгромим, уничтожим врага!» Вздымает отважные взводы Смоленская наша земля. За нами дома и заводы, И красные стены Кремля! «Мы не дрогнем в бою, За Россию свою! Нам родная страна дорога! Нерушимой стеной, обороной стальной — Разгромим, уничтожим врага!» В атаку, стальными рядами, Мы поступью твердой идем. Святыни Смоленска за нами — Наш кровный родительский дом! «Мы не дрогнем в бою, За Россию свою! Нам родная страна дорога! Нерушимой стеной, обороной стальной — Разгромим, уничтожим врага!» Не смять богатырскую силу. Могуч артиллерии гром. Мы выроем немцам могилу В холодных полях над Днепром. «Мы не дрогнем в бою, За Россию свою! Нам родная страна дорога! Нерушимой стеной, обороной стальной — Разгромим, уничтожим врага!»

«Ну что же, товарищ Сурков- считаю, песня у Вас получилась…Хорошая песня. С такой песней в бой идти — можно…Спасибо. От всего советского народа- спасибо!»

«Так ведь про это, товарищ Берия — не написать нельзя! Смоленск наш- ворота Москвы! Отстоим его — значит, не допустим врага к столице…Любой бы на моём месте написал.»

«Любой- не написал. Вы- написали…У Вас есть какая-нибудь просьба? Личного характера? Не стесняйтесь, пожалуйста…Для меня- невозможного мало.»

«Товарищ Берия, а можно мне… с ополченцами?!»

«Нет! Нет и нет… достаточно мне напрасной гибели Гайдара… вот кто теперь правильные книжки для советской детворы писать станет? Носов, что ли? Или, как её — Агния Барто?

Нет, товарищ Сурков. Ваше место — только в литературном отделе редакции «Красной Звезды». Сидите на мягком стуле и пишите Ваши стихи.»

«Но, товарищ Берия, Вы же сами обещали…всё что угодно…»

«Э-э… кавказский мужчина- хозяин своего слова! Сам дал, сам взял…

Всё, никаких возражений!

Да… и ещё, товарищ Сурков…Вы вот пишите — «За Россию свою…» Замечательные слова! Но- а как же Украина, как же Казахстан, Кавказ, наконец?

Не лучше ли написать «За Отчизну свою»? Отчизна- это Родина, страна отцов…Это и Россия, и Кавказ, и Сибирь…вся наша Советская страна…я правильно говорю? Вот и отлично. Так и запишем.»

Не верю- воскликнет взыскательный читатель. Откуда у руководителя такого ранга — члена ГКО, Наркома (и не лёгкой или лесной промышленности — хотя, в военное время, Наркомлегпром шил военную форму и тачал сапоги — в астрономических количествах — а Наркомлес тоже не скучал, а выпускал массу обороной продукции — от деталей из дельта-древесины для самолётов ЛаГГ до целлюлозы для производства порохов… впрочем у ЭТОГО наркома и своих производств хватало — от ГУ Лагерей Лесной Промышленности до горно-металлургических комбинатов Норильска и Магадана).

Однако же — факты, упрямая вещь…поэт товарищ Сурков вспоминал, что товарищ Берия отечески поправил его «Песню защитников…», от чего она только улучшилась.

Умные руководители всегда понимали — что такое настоящее искусство, и «к штыку равняли перо»… Имеется в виду, перо — которым пишут.

Мы не будем вспоминать древнюю историю- когда Афины послали на помощь союзной Спарте- одного — единственного бойца, зато аэда, который сочинил для спартанской фаланги такой пеан, что она стала поистине непобедимой…

Достаточно сказать, что товарищ Сталин с красным карандашом в руке правил творение Михалкова и Эль-Регистана, отвлёкшись от важных военных дел- потому как считал ЭТО дело- важнейшим…

Поэтому и смотрели советские зрители «Чапаева» и «Александра Невского», а не «Сволочей» или «Штрафбат»…

И слушали Марка Бернеса («Враги сожгли родную хату…», «Тёмная ночь, только пули свистят по степи…»), а не Верку Звездючку («Раша, гуд бай…»)…

Бедные, несчастные жертвы тоталитаризма…

Или это мы — несчастные?

….Маршал Шапошников- единственный из военачальников, которого Сталин называл уважительно — «Борисом Михайловичем» — работал всегда. Работоспособность его была такая, что вождь- сам не из ленивых- был вынужден однажды ему указать: «Приказываю прервать работу на 6 суток для отдыха, согласно заключению врачей»

Кстати сказать, Шапошников это указание успешно проигнорировал. Однако- работа — работе рознь, вот осёл тоже работает…

Результаты такой неустанной работы Сталина радовали…недаром всех учеников Маршала Сталин называл — «шапошниковская школа». А на совещаниях, заслушивая начальника Генерального Штаба Василевского (сменившего провалившегося Жукова), обязательно задавал ему вопрос: «А с Борисом Михайловичем Вы посоветовались?»

Был Шапошников человеком — помимо своего трудолюбия — очень привлекательным, подтянутым внешне, организованным внутренне, сочетал в себе огромную эрудицию и блестящее знание военного дела.

Так кому же, скажите на милость, и отвечать на вопросы международных акул пера, приехавших, чтобы осветить для зарубежного читателя положение на Советско-Германском фронте?

Станция Полынские Хутора, салон — вагон, дым сигарет, фотовспышки…

Александр Верт, «Норд америкэн ньюспейпер аллайэнс»: «Господин Маршал, чем Вы можете объяснить, что немцам отдана большая часть Белоруссии, а русские войска, как мне кажется, с трудом избежали катастрофы?»

«Неудачи можно объяснить рядом причин. И в оперативном отношении, я имею в виду нашу группировку на границе, и по степени укомплектованности вооружением и сколоченности частей было много недостатков, но решаюшая, непосредственная причина- войска округа, кроме 4-ой Армии, не были своевременно предупреждены о готовящемся нападении немцев, а следовательно, не были приведены в боевую готовность, что и предопределило в дальнейшем неблагоприятный для нас ход событий…»

Верт: «Бесспорно, войска, ожидающие нападения врага, при всех прочих равных условиях сильнее войск, застигнутых врасплох…но, господин Маршал, немцы сообщают, что русские части п крайней мере не уступали им в численности, превосходя в вооружениях, особенно в танках…»

«Наша плотность войск на границе была такова, что её можно было проткнуть в любом месте.

Что касается директивы Наркома Обороны о приведении войск в боевую готовность- то она не имела никакого практического значения. Войска в приграничной зоне получили приказ о выдвижении, когда вторжение уже началось.

И здесь нельзя снимать вины с руководства Генерального штаба и Западного военного округа. Как вы знаете, ряд высших военных руководителей понёс соответствующее вине заслуженное наказание.

Если бы войска были приведены в боевую готовность хотя бы на сутки раньше, то события, я уверен, развивались бы иначе. Во всяком случае, противнику пришлось бы иметь дело с организованной обороной. Даже в этих условиях — бои 6 и 11 мехкорпусов под Гродно, действия 28-го стрелкового корпуса под Брестом показали, что немцев можно успешно бить.

Кстати говоря, развитие событий показывает, что советская группировка не находилась в наступательном оперативном расположении, изготовившись для наступления. Войска находились в казармах, занимались повседневной боевой подготовкой и службой войск. Это полностью опровергает немецкий тезис о якобы превентивном ударе Гитлера!

Главное- что срывало нам все оперативные мероприятия- это действия вражеской авиации. С началом войны противник вывел из строя большое количество наших самолётов, нарушил управление и дезорганизовал снабжение войск горючим и боеприпасами. В результате наши войска были вынуждены сражаться в условиях абсолютного превосходства противника.»

Эдвард Стивенс, американское агентство Юнайтед Пресс: «Как сейчас Вы оцениваете стратегическое положение русской армии?»

«В настоящее время фронт стабилизировался по линии Нарва, Чудское и Псковское озеро, Полоцк, Западная Двина, Витебск, Борисов, Могилёв, верховья Днепра, далее — по Днепру до Киева, прочно обороняемому, и до низовий — советская армия удерживает Николаев, хотя работа судостроительных заводов парализована…Детище первой пятилетки- Днепрогэс- взорван…

Продолжается героическая, уже трёхмесячная, оборона Одессы.

На крайнем правом фланге Советско-Германского фронта — позиционные бои на Мурманском и Петрозаводском направлениях, примерно по линии государственной границы 1939 года.

На Балтике- наши войска продолжают удерживать Моонзунд, острова Даго и Эзель, а также полуостров Ханко и острова Финского залива. Как вы, господа, знаете, Таллин эвакуирован, войска армии и части РККФ успешно перевезены прибрежным фарватером в Усть-Лугу.

На Чёрном море- господствует советский военный флот, наши бомбардировщики из Крыма регулярно наносят удары по Констанце и Сулине, не забывая про Плоешти…Кстати, в авиаударах принимают участие базирующиеся в Крыму самолёты КВВС Великобритании.

В целом, положение достаточно серьёзное, но не трагическое. У Советского Союза ещё достаточно сил, чтобы изменить ход и исход войны…»

Джон Кинг, Агентсво Рейтер: «И всё же, господин Маршал…да, элементу внезапности на войне придаётся большое значение. Но — невероятно, чтобы при современных средствах разведки и связи немецкое командование могло совершенно незаметно в мирное время развернуть в нужной ему группировке, непосредственно у ваших границ, такую огромную армию, больше того, безнаказанно вывести части на позиции для атаки…Не было ли демонстративное пренебрежение немецкими приготовлениями частью действия…э-э-э. сил, враждебных советскому правительству?»

«Павлов, командующий Западным Фронтом…бывший командующий…да…сообщил мне, что в штабе его фронта была твёрдая уверенность, что германская армия готовится на нас напасть. Мне многие командиры говорили, что незадолго до войны как-то особенно чувствовалось нечто неладное в поведении немцев. И что поразительно, и на первый взгляд трудно объяснимо, как многие меня уверяли — это очевидность их намерений…»

Кинг: «А Павлов…»

«А Павлов, надо признать, мало или почти ничего не сделал для повышения боеготовности войск. Он не решился взять на себя ответственность, и не мог, как мне кажется, провести границу между тем, что ему говорили — не дразнить немцев, и хотя бы самыми элементарными мерами предосторожности…

При приезде в Минск 23 июня я застал Павлова и его штаб совершенно неподготовленными к руководству войсками в такой сложной обстановке. Поздно вечером 23 июня товарищ Сталин спросил меня по ВЧ, как я смотрю на контрудар группы Болдина, предложенный накануне Павловым, — и я высказал сомнение, обратив внимание на «Белостокский мешок», и внес предложение о немедленном отводе войск. К счастью, руководство ко мне прислушалось…»

Кинг: «А Павлов…»

«А товарищ Павлов, осознавший меру своей вины, сам осудил себя… и не мне его теперь винить…прости его Господь»

Верт: «Господин Маршал, Вы религиозный человек?»

«Какое отношение имеет этот вопрос к теме пресс-конференции?»

Верт: «И всё же?»

«Да. Я верую в Бога. Следующий вопрос?»

Кинг: «О чем может молиться Маршал Советского Союза?»

И Борис Михайлович, всегда носивший на груди ладанку со старинной, 200-летней казачьей иконкой, спокойно и просто сказал: «Господи, Спаси мою Родину и Русский народ!

Ещё вопросы будут? Тогда, господа, по-одному…» (молитва Шапошникова- подлинная, из спецсообщения 3-го Главного Управления НКО, с сопроводительной запиской Мехлиса. С резолюцией красным карандашом: «Если это ему помогает — то пусть молиться и носит что хоч. Кляузников строго наказать. И.Ст.»)

Чётко, в ногу — марширующий строй… в форме Русской Императорской Армии, только без погон… на рукаве- треугольный шеврон, красно-чёрного цвета, углом вниз, с адамовой головой…Знак ударных частей Великой войны!

Не верю! — воскликнет взыскательный читатель…Напрасно. На поистине бездонных складах русского интендантства чего-только отыскать можно…В пятидесятых годах двадцатого века, когда снимали исторический фильм про Шипку и освобождение Болгарии- например, нашли пару тысяч комплектов формы 70-тых годов века девятнадцатого, причём не только русской, а…и турецкой!

А в Гражданскую- вся РККА щеголяла в «богатырках», длиннополых шинелях- пошитых по эскизам Васнецова ещё ДО научного коммунизма… про кожанки комиссарские- форма Бронечастей Русской Армии — я уж не говорю…

Так что уж одеть одну- единственную стрелковую бригаду…было вполне по силам.

И вот теперь добровольцы — крепкие мужики, лет далеко за сорок, прошедшие и Крым и Рим (я знаю- «крым и рым», но эти и Рим тоже прошли..), повоевавшие в Иностранном легионе в проклятых песках Сахары и джунглях Индокитая, в туземных войсках в сельве Парагвая и в добровольческих бригадах в горах Испании…

Они идут. Не спрашивая, куда и зачем. Дело- солдатское…

Только — взмывает над строем белоснежными крылами строевая песня:

Слышали деды — война началася, Бросай своё дело, в поход собирайся. Мы смело в бой пойдём за Русь святую, И, как один, прольём кровь молодую. Рвутся снаряды, трещат пулемёты, Скоро покончим с врагами расчёты. Мы смело в бой пойдём за Русь святую, И, как один, прольём кровь молодую. Вот показались немецкие цепи, С ними мы будем драться до смерти. Мы смело в бой пойдём за Русь святую, И, как один, прольём кровь молодую. Вечная память павшим героям, Честь отдадим им воинским строем. Мы смело в бой пойдём за Русь святую, И, как один, прольём кровь молодую. Русь наводнили чуждые силы, Честь опозорена, храм осквернили. Мы смело в бой пойдём за Русь святую, И, как один, прольём кровь молодую. От силы несметной сквозь лихолетья Честь отстояли юнкера и кадеты. Мы смело в бой пойдём за Русь святую, И, как один, прольём кровь молодую.

Выхватив из колонны седовласого джентльмена самого академического вида — совсем уж за пятьдесят — его мучает вопросами Александр Верт:»

«Скажите, как Вас зовут?»

«Моя фамилия Кисловский… профессор Кисловский…»- стеснительно улыбаясь, отвечает пожилой солдат.

«Вас что — ПРИЗВАЛИ?»

«Да что Вы…я к строевой не годен…я в Бригаду из Московских ополченцев перешёл»

«А Вы по происхождению…»

«Да. Потомственный дворянин. И предваряя Ваш вопрос- к Соввласти всегда относился…м-д-ээ… иронически. Но… Для русского человека вполне естественно защищать Москву… Не правда ли? Тем более — что я хорошо стреляю, и мне нравится военная дисциплина.»

«А скажите… всё-таки — извините, но Вы- не молоды? Вам не было трудно?»

«Трудно мне было только… — он замялся, а затем признался: — На политинформации!» — И рассмеялся раскатистым добрым смехом.

«Но, слава Богу- здесь политинформации не в чести…как-то, знаете ли, обходимся…Извините, однако, мне пора»- и профессор Кисловский, резко, по-гвардейски, отдав честь, побежал догонять уходящую роту, неуклюже загребая носками сапог стылую землю…

А Верт долго, с болью в душе, смотрел в его старательно прямую, но по — стариковски худую спину, обтянутую серой шинелью, пока она не скрылась среди таких же серых шинелей…каплей канув в океан народной войны…

В одном из задних рядов командир отделения Мышлаевский обратился к рядовому Клюге фон Клюгенау: «Как ты думаешь, Коля, куда это нас так гонят стремительным домкратом?»

Рядовой Клюге фон Клюгенау: «Никогда не понимал твоих технологических шуточек… вот как пошло у тебя с Киевского Политеха, так и по сей день остановиться не можешь. Домкра-а-том…мы люди тёмные, в гимназиях не обучались.»

Действительно, потомок остзейских баронов в гимназии не обучался — а воспитывался в Пажеском корпусе…

«Нет, Коля, ты давай не финти… ты же у нас немец (ой, прости…эстляндец? ой, тоже нет?…ну, уроженец Второй линии Васькиного острова…подойдёт?) то есть человек европейский, специально военному делу обученный… как твоё просвещенное на сей предмет мнение? Такое же, как моё?»

«Да что ты, Виктуар…конечно, нет! Всё гораздо хуже…

Вот ты, Виктор Викторович, в войне Чако не участвовал? Ага…значит, голожопых чингачгуков с томми-ганами в грязных лапах не видывал…ну, не много и потерял. Ничем не лучше ревматросни под «Балтийским квасом» (для взыскательного читателя- спирт — сырец на кокаине- прим. переводчика). Вот тоже, нажуются листьев коки, текилой это дело отполируют… Вылитый товарисч Железняк! Разве что без тельняшки…

Зуб у меня болит, вот что…

Скверная примета, друг мой… Как заболит — обязательно какая-нибудь жопа приключится: то марсельские апаши на наших…гм-гм… пансионерок наедут, то ажаны внеплановую облаву запендюрят, а то хозяйка, мадам Жужу, опять домогаться начнёт… ну, ты её видывал… бородавка у неё на подбородке…волосатая…а сама жирная…жирная…тьфу, прости Господи…

Да, так я про что?

Ах, про жопу…Всё у тебя, Витенька, к этому предмету сводится… ты у нас случайно…нет? Хорошо. А то я уж подумал, что — «Прикрой меня сзади!» — в бою тебе лучше не кричать…

Да. Чёрт, сапог новый, жмёт, зараза…А в Парагвае у нас ботинки были, с обмотками…

Ты в Асуньоне никогда не бывал? Столица это туземная…так себе городишко, вроде Мелитополя…

Вот только улицы там такие: Команданте Беляев, Команданте Саласкин, Команданте Канонников, Офисьеро Серебряков. А главной улицей Асунсьона значится улица России.

И не удивительно… наших в парагвайской армии было три с лишним тысячи…практически весь офицерский состав, особенно в артиллерии…Генерал Беляев у нас Генштабом руководил…

В 1932-ом Боливия решила Парагвай откоммуниздить… Там, у парагвайцев, в области Чако — нефть нашли… Разумеется, то, что нефть у маленькой и бедной страны- несправедливо и незаконно…Боливийцы пригласили командующим генерал-майора Ганса Кундта, который всю Великую войну на Восточном фронте воевал, тот — призвал из Фатерлянда пруссаков- генштабистов…короче, «die erste Kolonne marschiert»…

И пришёл бы Парагваю — полный кирдык, потому что Бог на стороне больших батальонов… а боливийская армия была не только в три раза больше, но и имела танки, самолёты, артиллерию… а мы могли им противопоставить только нашу храбрость и нашу честь…

И вот у одного форта- тормознули мы боливийскую колонну двумя батальонами… Серебряков нами командовал, штабс-капитан… и вот также у меня зуб болел…а Серебряков посмотрел в блистающее великолепной лазурью бездонное небо — и так мечтательно произнёс —?Que d?a magn?fico para nuestra muerte!

Форт мы удержали. А боливийцам устроили маленькие Канны — впрочем, по их масштабам — 60 тысяч убитых и 20 тысяч пленных- это почитай и была вся их армия… а то поле перед фортом Серебрякова назвали Un San Сampo!

Потому как из двух батальонов в живых осталась только горсточка…И Серебряков, как он сказал- «этот прекрасный день для нашей смерти»- не пережил…

Боже ты мой, как же у меня зуб-то болит…

Витя, ежели я нынче ласты склею — пусть меня наш поп не смеет отпевать! Я на него злой, он в карты на руку не чист. И вообще — я лютеранин!»

Мышлаевский, как бы про себя: «Запомнить — наша баронесса лютеранка!»

В голове колонны оптимизма тоже было — хоть отбавляй…

Командир первого «дроздовского» батальона Туркул: «Антон Иванович, Вы хотя бы — меня — можете ориентировать?»

Деникин: «Антон Васильевич, Вам это надо? Ну, извольте…Ориентирую.

Север сегодня будет там, где солнце заходит…Для единообразия!

Коротко. Немцы прорвались на южном фланге фронта. Идут бои за Белыничи, но ясно, что немцев не удержишь. Прорываются они вдоль реки Друть на Талочин, чтобы перерезать Смоленскую дорогу и коммуникации 13-й армии, стоящей у Борисова.

Бригаде нужно занять оборону дороги Круглое-Шклов на левом берегу реки Друть, идущей с запада на восток.

Далее, закрепиться на дороге Талочин-Могилёв, что идет с севера на юг через Круглое, прикрыть станцию Талочин с юга.

Ну, в целом и всё…»

Туркул: «Каковы силы противника?»

Деникин: «Вторая танковая группа..»

Туркул: «Ё-е-е… и всё на наш редут.»

Деникин: «Вот и я про тоже…Вам, голубчик, обязательно было себя расстраивать? Что, в конце — концов, за мазохизм…Вот сразу видно, что Вы, при всём моём к Вам уважении, как были «пиджаком», так им и остались… «Кадровый» бы- спокойно ожидал, пока ему доведут обстановку в части, его касающейся… и ни о чём бы не беспокоился! Вот так и Вы впредь поступайте. Оставьте привилегию болеть душой мне, старику…»

Туркул: «А отказаться, значит, нельзя было…»

Деникин: «Да ведь, голубчик, по нам будут судить о всей Русской Добровольческой Армии… ежели отступим…не сдюжим… мы не только Западный фронт погубим- мы погубим само имя Русского Офицерства…»

Туркул: «Да за своих «дроздов» я спокоен…в Бригаду вот только насовали краснопузые всякого… добра…одна слава- что бывший офицер… а поговоришь- с ним, сопли жуёт, мол у красных был, по мобилизации, к добровольцам перейти хотел, но всё не решался…Семья, видите ли, у него…а у нас, что, семей не было? Вот от этих можно «гафов» ждать…»

Деникин: «Не утрируйте, Антон Васильевич…насколько я знаю, к нам направляли бывших офицеров не прямо из военкоматов- а только добровольцев, и только тех, кто уже в эту войну повоевал, и успел отличиться…

Вот, Добровольский, бывший полковник Генерального штаба, я его ПНШ к «марковцам» во второй батальон запихнул…у красных был начштаба дивизии… а Гуревич, из прапорщиков военного времени- у красных полком командовал…у нас теперь взводный…оба рады — радёшеньки…»

Туркул: «Но всё же…ладно. Как говорил один мой знакомый есаул в Кубанском походе, отрезая ногу павшей лошади — пожуём, к вечеру увидим… какого оно цвета.»

Опасения Туркула были понятны…против немецкой танковой армады, хоть и изрядно прореженной, выдвигалась всего лишь Отдельная стрелковая бригада.

Бригада на сей момент имела в своем составе три стрелковых батальона (по 715 человек)(Дроздовский, Марковский и Донской), отдельный артиллерийский дивизион (восемь 76-мм орудий, уже знакомых нам Ф-22 УСВ), отдельный противотанковый артиллерийский дивизион (12 пушек калибра 57- мм, горьковских ЗиС-2), отдельный минометный дивизион (16 минометов калибра 82 мм и 8 120-мм харьковских минометов), отдельную роту автоматчиков, разведывательную роту, роту противотанковых ружей, взвод ПВО (три новеньких ДШК), отдельный батальон связи, саперную роту, автороту и медико-санитарную роту.

Не имела только политотдела, зато прикомандированный особист таки был… Ну и батюшка, иеромонах отец Спиридон, из Усть-Вым-ЛАГа специально выпущенный…где указанный святой отец и наблатыкался «наверняк» в карты играть…взамен замполита…

Всего в составе бригады были 4334 человека, 149 ручных и станковых пулеметов, 612 автоматов,48 противотанковых ружей ПТРД,178 автомашин и 818 лошадей.

Немного…очень немного…но воевать было нужно.

Толочин…по — белорусски Талачын…тихое местечко в Витебской губернии, когда-тошний маеток канцлера Великого Княжества Литовского Льва Сапеги, мирно дремлющее по- над речкой Друть…что сонно несёт свои тихие воды меж низких, лесистых берегов, пока не прильнёт у городка Рогачёва к набирающему силы Днепру…

Одна слава- что на Минском шоссе… на старой, славной дороге, по которой не раз и не два ходили к Златоглавой незваные западные гости… которых потом лениво клевали на дороге этой тряской вороны в монашьих чёрных рясках…

А вдали — за синими лесами — над битой вражьей кликой грозно поднимал златой кулак Иван Великий…известная московская колокольня, кто не в курсе.

Недаром- ох, недаром в Толочине построен памятник Отечественной войне 12-того года — КАТОЛИЧЕСКИЙ собор святого Антония! Автор, вот о таком и не слыхивал…православные храмы — знал, но католические…

А тут есть…и на красном гербе городка — обнажённый меч — вовсе не спроста!

«Стойте, стойте…что Вы делаете?» — молодой джентльмен довольно химерического вида- в колом сидевшей на нём военной форме со знаками различия военветврача 1-го ранга на полевых петлицах, выглядывавших из-под расстёгнутой верхней пуговицы домашнего заячьего тулупчика, был похож на кондитерский соевый батончик, зачем-то втиснутый вместо взрывателя в корпус осколочного снаряда… при этом указанный снаряд ещё и заботливо закутан в дедушкин плЭд (именно так- плэ-э-эд…)… да, так этот резвый вьюнош ухватил за руку пожилого, седовласого казака лет этак за шестьдесят…

Надо сказать, что в руке у казака была зажата казачья плеть (которую некоторые штатские зачем-то называют нагайкой… плеть это, господа-товарищи…из тех плетей, которыми удачным ударом волка убивают…). Указанной плетью казачина собирался взбодрить лошадку самого колхозного вида, скользящую на подьёме…

Молодой человек: «Не сметь бить животное! Слышите, Вы?»

Казак, с изумлением: «Это ты мне, клистирная трубка? Да ты знаешь ли, кто я? Я- Улагай!»

Молодой человек, с достоинством: «Антиподист Элпидифорович Сапрыкин, честь имею…Доцент Тимирязевской Академии, кафедра иппологии…И бить животное не позволю. Сами виноваты, что скользит, надо было зимними подковами ковать, понятно Вам, неук?! Ездить не умеете, ухаживать не умеете…» Улагай, онемев: «Э-э-э… да…меня… в четыре года…в первый раз высадили…»

Сапрыкин: «На горшок, я полагаю? Потому как в лошадях Вы явно ничего не понимаете!»

Улагай, придя в совершенное изумление: «Кто?? Я?!! Ничего не понимаю?!! Да ты кто такой?!!»

Возникший как из-под земли (поднявшийся из кювета) ладный, усатый старшина пояснил: «Слушай, обозник, охолони, а? Перед тобой, между прочим, полковник стоит, Главный Ветврач Четвертой Армии…И СТАРШИНА ВААСЬКОВ…РРРАВНЯЙСССЬ! СМИРНАА!»

Улагай рефлекторно вытянулся в седле и кинул руку к папахе… потом опомнился, и захохотал: «Ну… жива Русь-Матушка, когда в её армии есть ещё такие унтера…Виноват, товарисЧ старшина…разрешите продолжать движение?»

Васьков, очень спокойно: «Ты, конник, погоди-ка…вижу, ты из разведчиков? Тогда гони скорей к начальству, доложи — в Толочине немцы.»

Улагай, посуровев лицом: «Понятно, что не аннамиты… сколько? Какие части? Есть ли артиллерия? Откуда известно?»

Васьков: «Видел сам. Артиллерии нет, мотоциклисты, штук пять танков, пехота на броневиках, до роты…»

Улагай: «Понятно. Скорее, головная походная застава…а обозначения на броне заметил?»

Васьков: «Бубновые тузы…»

Улагай, задумчиво: «Скорее, 18-тая танковая, 47 корпус…молодец, старшина, свой Георгий ты, считай, заработал…Но как ты меня построил, а? Любо-дорого посмотреть! Переходи-ка- ты к нам, в «Волчью сотню»- обещаю, в прапора выведу! А? Ну, дело твоё…»

И, еще посмеиваясь, «Белый Чапай», командир разведки Бригады, погнал вперёд свою лошадку…уже не пользуясь плетью…

Спустя час, в уже синеве сумерек, на обочине, Улагай докладывал Деникину, водя кривым пальцем с обгрызанным, пожелтевшим ногтем по зелени карты: «Немцы захватили 15-ти километровый участок дороги Москва-Минск от Славени до Толочина. Их передовые подразделения заняли Толочин и вовсю сейчас там хозяйничают. Сберкассу разгромили, потребкооперацию, молокозавод — сметаной обжираются, прости Господи, будто их век не кормили… Не опасаются ничего…мои казачата взяли пару пленных — немцы и ухом не повели…»

Деникин: «Значит, ничего не опасаются?»

Улагай: «А чего там опасаться? Красные драпанули, роняя последние портки… да и было их там- одни обозные второго разряда…нет, немцы ничего не боятся…»

Деникин, внимательно смотря на Туркула: «Антон Васильевич, а ежели к немцам… скажем, подмога подоспеет? Сделаете?»

Туркул: «Nat?rlich, Herr General, werden wir machen!»

Ещё через час — стало совсем темно… и штабная колонна 47-го Берлинского корпуса, следовавшая к Tolotcshin, зажгла фары- прикрытые колпаками с прорезанными в них узкими щелями… проклятые русские Die M?hlen,с их свистящими, как коса смерти, винтами над узкими корпусами, научили немцев правилам дорожного движения… впрочем, Das Russische- Furnier,безобидные с виду бипланчики U-zwei,пилотируемые Die n?chtlichen Hexen, тоже были далеко не подарок судьбы…

Не доезжая до места назначения буквально несколько километров, водитель замыкающего «Ганомага» обратил внимание, на секунду выпростав обмороженный нос из-под ариезированного в Барановичах кашне, что их догоняет другая колонна, следующая с полностью открытыми фарами…

«Проклятые дураки!» — с досадой простонал он…»Ещё наведут на нас русских ночных ведьм…наверное, новички…из Франции!»

И он был прав!

Действительно ведь, из Франции… и из Парагвая…и из Марокко…и откуда только их не было…далеко, впрочем, не новичков!

Когда немецкая колонна остановилась у двухэтажного Братского корпуса Базилианского монастыря, выбранного заботливыми квартирьерами для размещения оперативной группы штаба, пристроившаяся сзади колонна трофейных русских машин (разумеется, трофейных, Ob so?) вначале — вроде бы решила проехать дальше по Луговой улице — но потом вдруг резко остановилась, и из кузовов внезапно посыпались — молча, без единого звука- ладные Bursche,держащие в руках винтовки с примкнутыми штыками…

Впрочем, звуков скоро стало — достаточно много…очень громких и очень разнообразных…

Потому что с севера и юга по сходящимся направлениям на Толочин ударили остальные два батальона Добровольческой Бригады…

Немецкие танки, с работающими вхолостую двигателями (чтобы не заморозить радиаторы) — загорались от вынимаемых заботливой рукой из русской кисЫ (мешок такой, за поясом носят) бутылок с «КС» — так легко и просто — а выбегающие из изб танкисты встречались по-ефрейторски — «Вперёд коротким коли, назад коли, вперёд прикладом- бей!»

Ах, русский трёхгранный штык…

Ах, Толочин, ты, Толочин, Белорусский городок! Здесь был немец поколочен, Растолочен в порошок!

Комбат Туркул, досадливо потирая щёку, укушенную немецкой остроконечной пулей из «98к», докладывал: «Изволите ли видеть, Антон Иванович, напрасно мы волновались… не тот пошёл немец, что был в Великую войну, не тот!..худосочен, мелок, дристоват…Конечно, против большевиков и этот сгодится, не спорю…но не супротив нас…

В коротком ожесточенном бою, который переходил в рукопашную схватку, Бригада разбила автоколонну противника.

Немцы потеряли 200 человек убитыми. Взято в плен 800 солдат и офицеров, захвачено 350 исправных автомобилей и знамя Берлинского танкового корпуса. Дроздовцы лихо, с ходу, в своём особом стиле- выбили немцев из Толочина!»

«Не страшно было, на хвост к немцам садиться, Антон Васильевич?»

«Было так страшно, что стало даже весело — как говаривал покойный, Царство ему Небесное, генерал Марков»

«Ну и что же нам теперь делать?»

«Вестимо, что, господин генерал…Драпать. Как можно скорее… потому как немцы нас в покое не оставят- а будут вышибать из городка… а не получиться вышибить — сравняют с землёй вместе с городком…»

«Я того же мнения…хорошо бы…но, голубчик, Вы же понимаете? Толочин НАДО удержать.»

И Туркул, взяв под козырёк, лихо, с места в карьер, помчался распоряжаться…по крайней мере, полчаса жизни у них ещё было в запасе…

(Взыскательный Читатель пишет- Вот хоть убейте — но данный поворот сюжета (с открытым привлечением белогвардейцев) ни в какие ворота не лезет. По той простой причине, что ни один разумный человек, ИМХО, не поверит в то, что такое потребовалось Сталину. И особенно — в условиях описываемой альтернативной истории. Хоть кто-то может предложить разумное объяснение тому, с какого бодуна столь жёсткий и в общем рациональный политик, как И.В. Сталин, вдруг решился бы в отсутствие военной необходимости восстанавливать воинские формирования, с которыми он дрался не на жизнь, а насмерть всего 20 лет назад? И множество членов которых он беспощадно физически уничтожал все эти 20 лет? Ведь даже в реальной истории, в намного более критических обстоятельствах, никакой нужды в этом не возникло… Ну зачем ему вооружать людей, ненавидящих и его, и его соратников? И ещё — с каких это ёжиков вдруг те, кто в реальной истории пошёл служить немцам вдруг оказываются на противоположной стороне? Только не надо про патриотизм — в реальной истории он большинству не мешал стрелять в своих, да и своими большевиков никто из белогвардейцев-эмигрантов не считал.

Отвечаю. С какого бодуна был распущен Коминтерн — КОММУНИСТИЧЕСКИЙ ИНТЕРНАЦИОНАЛ, сакральное наследие Маркса и Энгельса- при том- что ВКП(б) была всего лишь — его СЕКЦИЕЙ? Это всё равно, что Папа прикажет распустить Ватикан…да что Коминтерн — Сталин в конце концов и ВКП(б) уничтожил (и даже физически- практически всю верхушку «ордена меченосцев») — как направляющую и организующую банду отморозков-заговорщиков, видя КПСС как политклуб по интересам…Автор убеждён — начиная с середины 30-тых группа (а это именно группа) Сталина проводила плавно растянутый по времени антикоммунистический переворот, под лозунгами Единодержавие, Православие, Народность…и война стала катализатором этого…

Вы просто НЕ представляете себе атмосферу конца сороковых-начала пятидесятых…воссоздавалась империя- даже во внешних её проявлениях — гимназии, кадетские корпуса, национальный РУССКИЙ приоритет… И даже милицейская форма сороковых годов — двубортный закрытый китель, папаха-кубанка — повторяла форму городовых. Один в один! В нашей АИ ИВС проводит интенсификацию переворота, во всю играя национальную русскую карту (при этом его не понимают даже близкие соратники- тот же Берия). Если Вы — не читали речи ИВС от 03 июля…не следили внимательно за изменением политического климата в СССР — одно могу Вам сказать «Учите матчасть»

Что же касается злейших врагов- то не было у Советской России врага злее, чем господин Черчилль… Далее продолжать?

В поддержку Советского Союза и антигитлеровской коалиции выступили практически вся левая и большинство центристской части политического спектра эмиграции. Основатель в США «Нового журнала», преемника «Современных записок», М.О. Цетлин в редакционной статье первого номера писал: «Кто бы ни руководил русской армией в ее героической борьбе, мы всей душой желаем России полной победы… Мы никак не призываем к насильственному свержению советской власти, зная, что такое во время войны перемена государственного строя».

По мере того как Гитлер приступил к реализации своих колонизаторских, антирусских планов, количество оборонцев непрестанно увеличивалось. «Наше оборончество исходит из инстинкта самосохранения нации. Оборончество и национализм тесно связаны», — говорил генерал П.С. Махров, стоявший на откровенно антибольшевистской политической платформе.

Лидером оборонцев являлся генерал А.И. Деникин, считавший невозможным призывать российских эмигрантов к вооруженной борьбе в рядах немецкой армии против СССР. Он публично выступил в поддержку Красной Армии, считая, что она, добившись победы над Германией, может повернуть оружие против сталинского режима. Такую точку зрения генерал сохранял на протяжении всей войны. 15 ноября 1944 г. он выступил с обращением к бывшим солдатам и офицерам Белой армии: «Мы испытывали боль в дни поражений армии, хотя она и зовется «Красной», а не российской, и радость — в дни ее побед. И теперь, когда мировая война еще не окончена, мы всей душой желаем ее победного завершения, которое обеспечит страну нашу от наглых посягательств извне». Передал в фонд обороны 44 тыс. золотых царских рублей, считал, что победившая фашизм армия сможет свергнуть и большевизм.

Уже летом 1940 г. после немецкой оккупации Франции русские эмигранты приняли участие в первых подпольных организациях.

Борис Вильде и Анатолий Левицкий — сыновья русских эмигрантов, молодые ученые-этнографы «Музея человека» в Париже — стали активными участниками первой организации Сопротивления оккупантам. «Группа музея человека», как называли эту организацию, выпустила нелегальную газету «Резистанс» («Сопротивление»), название которой потом было воспринято всем антифашистским движением Франции. Газета призывала создавать подпольные группы сопротивления, вербовать решительных и верных людей, готовиться к вооруженной борьбе.

Борис Владимирович Вильде- поэт, критик, журналист, этнограф. Человек Гумилевского склада. Личность его предстает противоречивой и неоднозначной. Человек имел поэтический талант, но оставил мало стихов, решив в 1937 г. к поэзии больше не обращаться. В 1939-40 гг. служил во французской армии, участвовал в войне с Германией.

Преданный провокатором, был арестован 25 марта 1941 г. Были арестованы и другие члены группы. Их долго держали в тюрьме, подвергли жестоким пыткам. В тюрьме Вильде возвращается к лирике. Поэт принял смерть мужественно, отказавшись от черной повязки на глазах. Их расстреляли 23 февраля 1942 г.

В вестибюле Музея человека на площади Торкадеро в Париже висят мраморные доски, посвященные Борису Вильде и Анатолию Левицкому. О Борисе Вильде написано по-французски: «Борис Вильде, русский… Мобилизован в 1939–1941 гг. Во время оккупации был судим по делу «Резистанс» и расстрелян на Мон-Валерьен 23.02.1942 г. Генерал де Гольь наградил его медалью Сопротивления в 1940 г. Будучи арестован гестапо и приговорен к смертной казни, явил своим поведением во время суда и под пулями палачей пример храбрости и самоотречения».

Мог ли потомок Михила Кутузова встать под знамена фашизма? Наверное, нет. Поэтому и входит Илья Голенищев-Кутузов в состав подпольного антифашистского «Народного фронта» в Югославии. Попадает в концлагерь Баница, а с 1941 г. — он офицер Югославской народно-освободительной армии.

Или вот, Бронислав Брониславович Сосинский. Поэт, критик, мемуарист, гусар, награжденный орденом Николая Чудотворца. В 1939 г. пошел добровольцем на фронт в составе 4-го маршевого полка иностранцев-добровольцев под началом князя Н.Н. Оболенского. Во время немецкого наступления был ранен и взят в плен немцами. Три года провел в немецком лагере для военнопленных под Потсдамом. Награжден военным французским Крестом, а после войны советской медалью «За боевые заслуги». В 1943 г. вернулся из плена во Францию и принял активное участие в движении Сопротивления. В 1947 г. получил советский паспорт, и с 1960 г. жил в Москве.

Еще одно имя из истории Сопротивления — Николай Авдеевич Оцуп — поэт, критик, мемуарист. Доброволец французской армии, во время отпуска, арестован в Италии как антифашист в 1939 г. В 1941 г. бежал, был схвачен, в 1942 г. снова бежал, уводя с собой 28 военнопленных. В 1943 г. стал активным участником Итальянского Сопротивления. Награжден английскими и американскими наградами

Отдельно стоит сказать о женщинах — участницах движения Сопротивления. Оторванные от родной земли, попавшие за границу зачастую почти в детском возрасте, русские женщины в эмиграции тоже приняли посильное участие в борьбе с фашизмом. Очень многие, рискуя житью своей и своей семьи, укрывали у себя подпольщиков, союзных летчиков и главным, образом, конечно, русских пленных: одевали их и помогали всем, чем могли. Некоторые состояли в подпольных организациях, были связистками, или сражались в партизанских отрядах — из них многие подверглись аресту, пыткам и ссылке в немецкие лагеря смерти.

Многие уже говорили о Зинаиде Шаховской. Напомню только, что с 1940 г. она участница антифашистского движения. С 1941 г. участница бельгийского Сопротивления. С 1942 редактор Французского Информационного агентства. Передает репортажи с Нюрнбергского процесса. Офицер Ордена Почетного Легиона, Командор ордена Искусств и Словесности, имеет бельгийский Крест за побег, медаль города Парижа и другие награды

Национальная героиня Бельгии, посмертно отмеченная высшими военными наградами этой страны, Марина Марутаева была обезглавлена в Кельнской женской тюрьме 31 января 1942 г.

4августа 1944 г. в берлинской тюрьме была обезглавлена легендарная княгиня Вера Оболенская, героиня Французского Сопротивления.

Бывший царский офицер Федор Махин, ставший генерал-лейтенантом Югославской народно-освободительной армии, первым из русских эмигрантов в 1945 г. был награжден орденом Отечественной войны.

И многие, многие другие…

В нашей истории — они поверили, и приехали пускай в Советскую, но в Россию, чтобы в тяжкий для неё час быть с нею рядом…

….. А потом- с уродливым порождением Версаля — Сталин тоже сражался не на жизнь, а на смерть…а вооружил не бригаду- а целую армию Андерса…вот только отважных поляков заставить воевать не смог даже он…)

…..С тихим шипением снежинки таяли в черных водах Днепра…Медленно и тревожно тянулись минуты. Чутко вслушивались в лесные звуки, грязные, смертельно уставшие, измученные многодневными боями, бойцы и командиры стараясь различить шаги гитлеровцев. Однако все бойцы — были в военной форме, а на гимнастёрках у командиров — пусть тускло, но сияли ордена…

Ельник, в котором они лежали, хорошо скрывал не только их, но и врагов- они были где-то близко и в любой момент могли появиться, причем в превосходящем числе.

«Неужели отвоевались, Кирилл Иванович?» — прошептал генерал Руссиянов, обращаясь к комиссару Филяшкину.

«Ну, если и так, Иван Никитич, то все равно повоевали неплохо- много гадов положили. Сраму на нашу голову быть не должно.

«Это, конечно, только жаль, что недолго…»

Командиры помолчали.

«Пистолет у тебя в порядке?»

«Полна обойма и запасная с собой.»

«Последний патрон — береги.»

«Конечно, живыми не дадимся, Иван Никитич. Дивизия не погибла- это главное. За Днепром сил наберемся и еще так накостыляем фашисту…»

Кирилл Иванович неожиданно замолчал и настороженно поднял голову. Сначала одна, потом другая макушки крепких ярко-зеленых елочек резко качнулись, послышались шуршание и треск. Товарищи вжались в заснеженные моховые кочки, выставив вперед пистолеты.

Два фашистских солдата с автоматами на изготовку, опасливо оглядываясь, появились в десяти шагах от них. Немцы перекинулись вполголоса несколькими словами и замерли на месте, испугавшись шума, с которым продирались сквозь ельник. Так они стояли, не шелохнувшись, видимо, усыпляя бдительность советских бойцов, которые могли быть здесь, и, конечно, насторожились бы, заслышав треск сучьев: гитлеровцам, наверное, — хотелось считать себя невидимыми.

Руссиянов не мог отвести глаз от вражеских лиц. Как же хотелось выстрелить! Но ведь сам же отдал приказ подчиненным по возможности не ввязываться в стычки, соблюдать маскировку.

Решив, очевидно, проверить, есть ли кто рядом, автоматчики разом дали несколько очередей, стоя друг к другу спинами. Хорошо, что наши герои лежали так близко от них- пули просвистели над нами, посбивав лишь верхушки елок. Дальше фашисты не пошли, повернули обратно.

«Ушли невредимыми»- прошептал Кирилл Иванович.

«Пока еще невредимые- их счастье… Еле сдержался!» — признался Руссиянов Филяшкину.

Наконец-то на лес спустились сумерки. Стрельба постепенно утихла, с ними остались обычные лесные звуки: шум ветвей да редкое птичье попискивание. Можно было быть уверенными, что враг не сунется в лесную чащу на ночь глядя. Тем не менее, соблюдая осторожность, к командирам по-пластунски подполз полковник Шварев, командир 355 СП.

Втроем, накрывшись плащ-палаткой и подсвечивая карту последними спичками, наметили план дальнейших действий. Решили остаться в ельнике на ночь, а перед рассветом двинуться на восток к Днепру, который, судя по всем расчетам, протекал не очень далеко. Переправляться предстояло вплавь.

На плащ-палатку с шипением падал снежок…

….Над темнеющим меж засыпаемыми первым снежком полями и перелесками Минским шоссе пролетела «рама»- «FW-189»… однако вместо бомб на головы спешащих на Запад красноармейцев 1-й Московской мотострелковой дивизии полетели листовки со свежей типографской краской с такими словами: «Русские воины! Кому вы доверяете свою жизнь?! Ваш командир — еврей Янкель Крейзер. Неужели вы верите, что Янкель спасет вас от наших рук?! Сдавайтесь в плен, а с Янкелем поступайте так, как надо поступать с жидами…»

Листовку показали комдиву. Полковник Яков Григорьевич Крейзер пробежал её глазами, улыбнулся и сказал: «Да, дома отец и мама действительно называли меня Янкелем… Хорошее имя. Горжусь им!..Шире шаг, товарищи!»

Лучшая дивизия Московского округа спешила на помощь Добровольческой бригаде…

Невероятно? Однако, действительно, в первый же день, еще до вступления 1-ой дивизии в бой, на марше- такие листовки уже падали с неба…толкуйте потом об отсутствии предателей в высоких штабах…

Очевидец пишет: «Полковник Крейзер обладал всеми качествами, необходимыми командиру. Это был волевой, требовательный и очень справедливый человек. Отличное знание военного дела, организаторский талант, способность предусмотреть самые невероятные изменения боевой обстановки, умение быстро принимать решения в зависимости от меняющейся ситуации — все это вызывало глубокое уважение к нашему комдиву.

Я же не просто уважал и высоко ценил Якова Григорьевича. Я словно чего-то ждал от него. У меня все время было чувство, что человек этот готов к чему-то очень большому. Может быть, к личному подвигу. Или к разработке плана какой-нибудь гениальной военной операции. Короче говоря, на меня Крейзер с самого начала производил впечатление командира незаурядного, богато одаренного лучшими человеческими качествами.

Он жил и командовал соединением так, как будто был лично ответствен не только за общий ход операций на нашем участке фронта, но и за исход каждого боя, за жизнь и смерть каждого бойца и командира. Его выдержка, мужество и личная храбрость были примером для бойцов и командиров.»

Каков поп- таков и приход! Под стать командиру была и дивизия…

1-ая Московская Дивизия по праву считалась элитной и «парадной».

Перед войной она состояла из двух мотострелковых полков — 6-го МСП и 175-го МСП, — и 12-го Отдельного Танкового полка. В состав дивизии входил 13-й артиллерийский полк. В дивизии еще был 45-й отдельный автобатальон. Было много специальных частей, например, 93-й отдельный разведбат, дивизионы ПТА и зенитной артиллерии, и много всего.

Все полки дивизии считались «полками пролетарской крови», и в этой дивизии служили до войны только представители славянских народов… ну и евреи, куда уж без них. Никого из представителей народов Кавказа или Средней Азии — не было. Вся дивизия была развернута по усиленному штату, перед войной в танковом полку уже были новые танки БТ-7М.

Дивизия квартировала в казармах на Ленинградском шоссе, в районе метро «Сокол». Были еще дивизионные казармы на Чернышевской улице.

Условия для службы были идеальные. Стояли четырехэтажные кирпичные корпуса — подарок Моссовета. В отдельном здании размещались клуб, спортзал, столовая, и даже кинозал.

Кровати в два яруса, огромные окна, паркетный пол, широкие проходы. Турники в конце коридоров.

Кормили солдат замечательно. В солдатской столовой стояли столы на четверых. В столовой всегда были врач и дежурный командир, которые обходили столики и спрашивали — «Все сыты? Кому не хватает?». Если кто-то из бойцов поднимал в ответ руку — то сразу получал дополнительную порцию.

Красноармейцы были обуты в кожаные сапоги со шпорами, одеты в шерстяные брюки и гимнастерки, на головах — буденновки, получали приличные шинели, портупеи для сабель. В общем, внешний вид не был затрапезным.

В увольнительные в Москву красноармейцев отпускали редко, только в качестве поощрения за хорошую службу, и то, существовал «лимит» на увольнительные. Раз в десять дней, и только по ночам, бойцов водили мыться в «Ленинградские бани». Шли строем с песнями. По ночам, ага…

Раз в неделю показывали кино. Иногда водили по музеям, каждому бойцу довелось быть несколько раз на спектаклях в Малом театре, и как минимум один раз в Большом. Каждый день проводились политзанятия и политинформация. Часто выдавали красноармейцам свежие центральные газеты. Отношения между солдатами были дружескими.

В дивизии был сильный комсостав, люди порядочные, культурные, великолепно разбирающиеся в военном деле. Многие из будущих известных командиров служили в свое время в этой дивизии — Лелюшенко, Лизюков, Неделин, Батов, Галицкий, Бирюзов и этот список можно еще очень долго продолжать.

Постоянно проводились маневры и учения. Артполк дивизии усиленно тренировался на артиллерийском полигоне в Солнечногорске, все лето бойцы проводили в учебных лагерях в районе Алабино. Летом 1940 года артполк был полностью переведен на механическую тягу, артиллеристы получили тягачи СТЗ, тракторы НАТИ-5, новые грузовики. Уже перед самой войной в полку был создан дивизион 152-мм пушек. Времени и снарядов для подготовки артиллеристов в дивизии не жалели.

Огромное внимание уделялось и общефизической подготовке. Например, зимой часто проводились лыжные кроссы с полной боевой выкладкой. Все команды выполнялись только бегом, а не строевым шагом.

Складывается мнение, что «парадная» дивизия в плане боевой подготовки была на голову выше остальных дивизий РККА. И боевой успех, и героизм бойцов дивизии в летних боях 1941 года служит тому доказательством.

Давайте скажем откровенно. На всю Красную Армию с трудом наберется пять — семь дивизий, воевавших в сорок первом также стойко и успешно как 1-ая Московская Пролетарская…

Да, эту дивизию в Красной Армии знали- и на неё крепко надеялись…И в смертный бой, к месту вражеского прорыва — провожать её приехал…

К черноусому всаднику, гордо восседавшему на красавце-дончаке обочь шоссе, обратился старшина полковой школы, великолепный строевик, пожилой сверхсрочник Василий Коровин… У бойцов глаза лезли из орбит от изумления когда они увидели, как Коровин, отдав честь, совершенно спокойно спрашивает: «Семен Михалыч, как твои(!) дела?».

И как легендарный маршал, поправив молодецки свои знаменитые усы, обнимает и целует своего старого однополчанина…

«Будённый наш братишка, С нами весь народ! Приказ- носов не вешать и смотреть вперёд! Ведь с нами Ворошилов, первый красный офицер — Сумеем отстоять мы Эс-Эс-Эр!!»

«Ну, Витя…ну?»

«Баранки гну.»

«Витя, ну сделай же что нибудь…ты же шоффэр (именно так говорили в начале века!) в конце концов, ты не мне, жалкому пажу, чета — ты же в Политехе учился…»

«Коля, я учился в Политехе ровно два семестра — даже сопромат не успел сдать. да не знаю я! Тут — вот даже руля нет…всё какие-то рычаги…»

Раздосадованный Мышлаевский высунул из люка новенького панцеркампфвагена испачканное чем-то грязномасляным лицо…

«А из пленных- так-таки никто и не умеет эту дуру заводить?»

«Ты бы, Удав, поменьше штыком своим махал…обрадовался, убивец…дорвался до молодой кровушки… нет. Всех танкистов замочили, как на грех…»

Положение было трагикомическим…положим, с пушкой подоспевший комвзвода Вершинин разобрался быстро…михайловец, одним словом…но вот как переместить этот готовый дот на нужную позицию?

Мышлаевский опять нырнул в люк…»Ага…угу…а эта вот справа ручка — не переключатель ли передач? Ага…и схемка есть…какие аккуратисты, скажи пожалуйста…так… Neutral…ага! Коля, гони сюда полон, голов двести — я знаю, что делать.»

Через пять минут — «Э-э-эх, Дубинушка, Ein-zwei!!» — немецкий танк немецким же пердячим паром, под чутким русским руководством (вообще, чаще бывает наоборот — «Немец у нас капитан, русские всё кочегары!») выдвигался на околицу Толочина…

…. «Что Вы понимаете, командир…это же- ласточка наших танковых войск!»

Возмущению Солдатенко, невольно процитировавшего товарища Сталина, не было предела…

Однако Фалангер только покачал головой: «Ласточка — это, конечно, здорово…просто я всё нашего «Беспощадного» вспоминаю. Куда племяшке до тётки- тётка три раза замужем была.

КВ — вот это да, это был агрегат…двадцать три вмятины от прямых попаданий, три снаряда- так и увязли в могучей питерской броне — и ни одной пробоины…»

Солдатенко: «Ага, настоящая крепость…русская недвижимость. А коробка передач- возьми у нас и крякнись. И вообще, мне ребята- танкисты рассказывали, что в войсках КВ не любят… тяжёл, малоподвижен, все мосты ломает…»

Своего вечного оппонента поддержал и Сомов: «И пушка у него была… не по комплекции! На «тридцатьчетверке» — и то, по мощней будет…на нормальной, я имею в виду…»

Увы, «Додик Филькинштейн» — был ненормальным танком…я имею в виду, был танком — истребителем.

И поэтому в башне стояла не любимая Иван Иванычем Ф-34, а 57-мм ЗиС-4… Похожая на узкую шпагу, опасный и гибкий клинок… В то время, когда была нужна простая русская дубина…

Этакий, знаете, теоретический изыск… предполагалось, что такие танки будут истреблять вражескую бронетехнику. Поэтому в боекомплекте у наших героев теперь наблюдались одни только бронебойные «болванки»…

Вот никак в голову не укладывалось у генералов из ГАБТУ, что Т-34 это основной танк, который не может быть узко специализирован… и что забота о размере боекомлекта — мол, чем меньше калибр, тем больше запас снарядов- надумана… потому как на ЭТОЙ войне танк жил две-три атаки максимум, а потом шёл как минимум в рембат… а кое-кто горел в первом же бою… и редко кто доживал до полного израсходования хотя бы одного Бэ-Ка…

Вдоль колонны промчался мотоцикл с коляской ПМЗ-13, затормозил у головного танка… Мотоциклист поднял вверх руку, покрутил её над головой…

Адольфо притушил окурочек о ладонь…»Всё, ребята. Перекур закончен, Солдатенко — заводи! Вася, ты бы хоть телогрейку зашил, что ли, вата мне прямо в нос лезет…»

Костоглодов, обиженно, про себя, пробурчал: «Му-му-му…»

Сомов: «Да ладно тебе, чё ты, Вась. не видишь — нервничает старшОй…сейчас бой начнётся- и командиру нашему враз полегшает…»

…. Танк свирепо взревел мотором «Майбах«…и грозный «Drakon- Felsen» заскрёб стальными лапами по мёрзлой земле…Наконец-то! Наконец проклятые Infanterist ПОНЯЛИ, для ЧЕГО нужны Panzer- Waffen…

Не для того, чтобы тащиться за пехотными цепями, помогая им- какое унижение- прорывать фронт русских… а для того, чтобы Вотановской стали клинком- врезаться в мягкое русское подбрюшье, рвать коммуникации, захватывать столицы, брать в огненные кольца целые фронты! А пехота потом соберёт трофеи и сгонит в лагеря сотни, тысячи, миллионы пленных!!

Как жаль, что покойный Быстроходный Гейнц не видит, как волей великого фюрера возрождается блицкриг!

И ведь удалось, почти удалось…перехватили танковый роллен-бан, по которому можно катиться прямо до стен Moskau,только опять какие-то бродячие Kosaken всё портят…Ну, сейчас мы их СОМНЁМ…

Унтер высунулся из командирской башенки и стал крутить ручку сирены…

…..С зажженными фарами, свирепо завывая — как бешеные волки- чёрные силуэты двигались вдоль берега Друти…

Рядовой Мышлаевский изысканным движением приложил к глазам театральный лорнет (подарок графини NN, как он говорил. На самом деле пьяная графиня забыла его в такси, а отдавать ей Удав не стал- потому что графинюшка всё такси при этом изволила заблевать, и Виктор оставил его у себя в качестве компенсации морального вреда.)

Минуту полюбовался из башенного люка на открывающуюся картину — и не одобрил ея: «Декадентство какое-то, скажи, Коля?»

Клюге фон Клюгенау: «Натюрлих, Виктуар…господин полковник (переводчик-подполковник, конечно, но…Вы же понимаете?) не пора ли испить лафиту?»

Вершинин, почти весело: «Да зачем же? Смотрите, какая прелесть сама к нам на кукан лезет…ути-ути-ути… пусенька…давай, иди к папочке…»

Ша-а-арах!! Хлёстко, как бичом- ударил по ушам первый выстрел противотанковой батареи…

Подполковник еще раз подправил прицел и дёрнул за верёвочку (Господа! Я знаю, что немецкая танковая пушка имела электроспуск…а вот подполковник этого не знал…и поэтому маленько кое-что подкрутил отвёрточкой, которую достал из бездонного кармана шинели, кое-что к кое-чему привязал…короче, русифицировал…подковал немецкую блоху!)

Блоха послушно гавкнула. Впереди- погасли фары, а потом за косо падающим снежком что-то стало медленно наливаться бордовым…

«С почином, господа! Вроде, один го…»

Косой росчерк ослепительно-белой молнии…темнота и тишина…

Выявив ценой потери нескольких головных танков огневые позиции русских, немцы обрушили на них огонь самоходной артиллерии…Потом на русские позиции с воем и грохотом рухнул залп шестиствольных миномётов…противопоставить которому русским было нечего…почти нечего…

«Gib, lustiger, Burschen, wir werden die Russen Schweine erdr?cken!» подбадривал своих солдат командир немецкой ХИМИЧЕСКОЙ батареи (в запасе у которого имелись снаряды и с ипритом, и с фосгеном…жалко только, не сезон! На холоде ОВ не так летучи…но если будет Befehl…)

За стуком и звяканием металла никто так и не уловил дробного топота по мерзлой земле…

С визгом, воем, залихватским свистом из сумерек вылетела «Волчья сотня»- в бурках, мохнатых папахах…

«Рубай их, блядей! Мать-мать-мать…»- по-уставному скомандовал сотник Улагай…Проклятые колбасники…смели освистать казачью вольтижировку в Цирке Чинизелли! Расплачивайтесь теперь за непонимание прекрасного!

Раз! «Баклановский» разящий удар сверкает беспощадной молнией… И немецкий офицер, убегающий от Улагая- побежал сразу в две стороны…

И какой — то немчик, перед смертью, сумел поднять ствол MG-34…

Счастливые люди умирают на бегу… Улагай умер- как хотел…не в чужой подворотне, на чужбине- а в бою, за Россию-матушку…

У толочинской церкви Покрова Пресвятой Богородицы не торопясь прохаживался, заложив руки за спину, Деникин.

Время от времени он поглядывал на проносящиеся над головой трассы снарядов, по лошадиному отмахиваясь головой, как от мух, от визга осколков, пятнавших рядом с ним белёную кирпичную стену собора…

Из церковных врат осторожно выглянул невысокий, лысоватый батюшка: «Товарищ…гражданин…извините, не знаю как величать…»

«Антон Иванович!»

«Антон Иванович, зайдите хоть на паперть, всё не на юру…»

«Э-э-э, батюшка… виноватого везде найдёт…На всё Божья воля.»

«А всё ж таки…На Бога, знаете — надейся…»

«Да Вы, батюшка, никак из обновленцев? Может, Вы ещё и партейный?»

«Это Вам виднее, Вы начальство…а только в храм войдите, я Вас очень прошу…»

«Батюшка, здесь, на площади- меня мои солдаты видят. Знают, что я с ними, рядом…Вы ведь во время службы не уйдёте? Вот так и…»

Удар. Проблеск огня…действительно, СВОЙ снаряд- никогда не услышишь…

Подбежавшие добровольцы подняли Деникина, занесли в украшенный к Престольному празднику храм…положили у алтаря…подбежавший санитар разорвал набрякшую кровью шинель, с мясом отрывая крючки…

Расталкивая всех, протиснулся Туркул…Деникин открыл глаза и, роняя из уголка рта тоненькую красную струйку, совершенно спокойно, как на манёврах в незабвенном Красном Селе, произнёс: «Толочин держать до последней возможности!»

Туркул молча поднёс ладонь к виску, отдавая честь командиру…

…. Сейчас, после яростного налёта пикирующих бомбардировщиков, Толочин пылал… В синеве сумерек, призрачным покрывалом заботливо укутавших покрытую сотнями воронок землю, они не нашли позиции русских, а посему- не мудрствуя, тщательно пробомбили жилые кварталы…

На маленьких золотых куполах Покровской церкви плясали кроваво-красные отражения огненных языков, вздымающихся к чёрному, затянутому тучами небу — и казалось, что церковь, испятнанная осколками — как запёкшимися ранами — в неслышной человеческому уху мольбе протягивает вверх окровавленные ладони… В напрасной просьбе о защите…

Но нет…к стене церкви прижался спиной, может быть, её последний защитник…

«Дракенфельдс», поводя коротким стволом, как торжествующий зверь, с рычанием повалил церковную ограду, опрокинул старинное надгробье на маленьком прицерковном погосте…только отблеск пожара блеснул на свежем мраморном изломе»… бригадиръ и Георгиевскiй кавалер Ива…»

Комбат Туркул, оттолкнувшись спиной от церковной стены, будто набравшись от неё неведомой силы, мощным броском послал в цель бутылку с «КС»- «Н-н-на, сука!»

Вспышка, разлетающиеся огненные брызги…и весёлые языки огня на моторных жалюзи…

Туркул поустойчивей расставил ноги, принял классическую позу для выполнения «Стрелкового упражнения?3», и не торопясь, не потратив лишнего патрона, расстрелял из нагана полезших из всех люков фашистов…

Грохот брёвен заставил Туркула оглянуться… Опрокинув крохотный домишко с уже начинающей тлеть дранковой крышей, на площадь выполз другой танк… а ни гранат, ни бутылок у комбата больше не было…

Оглянувшись вокруг, Туркул горстью зачерпнул из подтаявшей от жары пожарища лужи жидкой грязи, пробормотав про себя: «Ну, хоть в морду ему брошу…»

Немецкий танк, покачав стволом орудия, довернул башню, наводя пулемёт на освещенную, как на сцене, фигуру безумного русского…а потом из ствола пушки вырвался клубочек огня, башня танка подпрыгнула — и рухнула рядом с занявшимся, как стог сена, корпусом…

Туркул оглянулся уже в другую сторону… Из переулка на площадь вырвалась изящная, стремительных очертаний, боевая машина — на борту которой на миг сверкнула надпись «Додик Филькинштейн»…

Туркул хрипло захохотал, и сел в тающий от жара снежок: «Ой, умру…ой, держите меня, господа…никогда бы не поверил, что я так жиду буду радоваться…»

Двадцать первая танковая бригада- хоть и была немногочисленной- всего 49 машин и 8 зенитных орудий — однако укомплектована только новыми танками- харьковскими Т-34М и лёгкими Т-4 °C… последние, правда плавать уже не умели, зато и не таскали лишнего груза- винтов да рулей, и потому были лучше забронированы… Была в составе бригады и рота танков-истребителей, Т-34-57. Предполагалось, что они будут использоваться только в качестве противотанкового резерва… потому как ствол пушки (дорогущий!) имел живучесть не более 150 выстрелов, да и осколочными снарядами танки снабжены не были… то есть такие снаряды, в принципе, были… только «Принцип» был ужасно далеко (шутка советских времён- кто не понял, тому про дефицит не объяснишь). Да и…взрывались они строго через раз…Так что лучше уж совсем без них, рассудили отцы-командиры…

Мол, в бою истребителей будут, в случае чего, прикрывать линейные танки…Хотели как лучше.

Получилось- как всегда… так, что все боевые порядки и построения сразу перемешались… из танка и так ничего не видно, а тут сумерки… уж Адольфо с открытым люком воевал — командирской башенки, как на модифицированных машинах, у него не было…

А всё равно…ничего не видать. Дым, огонь, грохот…Радио? Что вы говорите…да, был приёмник, да только он не работал…эх, Додик, Додик… как же тебя не хватает…

Задача, в общем, была простая- ворваться в город и давить всё, что в фельдграу… Эту задачу экипаж и выполнял.

Танк пролетел через осыпающие его искрами домишки предместья, выскочил на открытое поле…остановился…и тут же мимо башни сверкнул оранжевый проблеск трассера…

«ПТО слева!! Вперёд! Ваня, видишь?! На прицеле! Короткая…»

Иван Иванович выстрелил первым. И попал — не промахнулся, старый пролетарий…Бронебойный снаряд со скоростью 1010 метров в секунду устремился к цели…

Если бы это был танк… Или если бы стреляли осколочным…

А так- болванка, попав в верхний правый угол щита PAK-38, пробила его, снесла по дороге голову заряжающему и унеслась в темнеющее поле…

Немецкий 5-см снаряд ударил в левый борт… Если бы бак был полон — то был бы пожар…если бы бак был пуст — совсем ерунда…а бак был полон — именно наполовину…

Огненная вспышка паров топлива, сжигая всё и всех, вырвала лобовой лист машины и отбросила его метра на три…

За долю секунды до этого Вася Костоглодов, звериным чутьём лесного человека что-то почувствовав, сам себе не отдавая себе отчёт в том, что он делает, с криком «ЖИВИ!!!» вышвырнул наружу из открытого верхнего люка своего командира… из танка, из огненной купели, из смертельного огненного шторма…

«Белой…. акации грозди душистые…кх, кх… Колька, держись…Вновь аромата полны… держись, милый…не подыхай… Вновь…разливается песнь….соловьиная…ты пой, пой. плохо тебе, Коля? Потерпи, родной мой, сейчас… В тихом сиянье…луны. Помнишь ли лето: м-м-м. Коля, хреново тебе? Ты не молчи, не молчи… под белой акацией… слушали… песнь… соловья… Тихо шептала…мне — чудная… светлая: «Милый, навеки… м-м-м-охх…твоя!» Годы… прошли, страсти остыли, Молодость жизни…прошла…Коля, держись…да что же это, мать, мать… Но белой… акации…запаха…нежного… гад, сдохнешь, так и знай- ты мне больше не друг! Мне… не забыть…никогда…»

Собачий лай…рядом с упряжкой мохнатых дворняг, тянущих волокушу с закопчённым донельзя танкистом- поспешает доктор Турбин…

«Сюда, сюда! Слава Богу, наконец-то…ну, сейчас, Коленька, тебя заштопают…Коля?! Коля…эх-ма…»

Из крови пролитой в боях, Из праха обращенных в прах, Из мук казненных поколений, Из душ крестившихся в крови, Из ненавидящей любви, Из преступлений, исступлений — Возникнет праведная Русь. Я за нее одну молюсь И верю замыслам предвечным! Ее куют ударом мечным, Она мостится на костях. Она святится в ярых битвах. На древних строится мощах, В безумных плавится молитвах…

М. Волошин.

Неторопливый, старческий голос…

Жители Царьграда, услышав об этом чуде, исполнились радости и упования, что Бог по ходатайству Пречистой Девы избавит их страну от вторгшихся врагов. Упование было не напрасным: враги Церкви Христовой вскоре были побеждены и изгнаны. Это произошло в 911 г., но из-за смут в Греческой империи день Покрова не был внесен в число праздничных. Честь установления этого праздника принадлежит Российской Церкви, которая с самого начала вверилась Покрову Божией Матери.

В России праздник в честь Покрова Божией Матери был установлен в начале XII в. святым князем Андреем Боголюбским. В 1165 г. он построил посвященный этому празднику ныне всемирно известный храм на реке Нерли.

В Москве царем Иоанном Грозным в ознаменование окончательного объединения всех земель русских был построен собор Покрова Божией Матери, известный как храм Василия Блаженного. Покровский собор на Красной площади строился вскоре после свержения трехсотлетнего татаро-монгольского ига, и благочестивым предкам нашим было ясно, что не человеческими усилиями, а милостью Божией совершается жизнь наша. Поэтому освящение храма в честь Покрова Пресвятой Богородицы словно призывало Ее Заступничество на все земли Российские.

Праздник Покрова Божией Матери — один из самых утешительных праздников для нас. Пресвятая Владычица наша вместе с пророками, апостолами, святителями, мучениками и всеми святыми молится за весь христианский мир и покрывает нас Своим Божественным Покровом.

Те, кому посылает Господь испытания, даже скорби, болезни и несчастья, в трудные для вас минуты возведите очи к небу. Там Пречистая молится за всех нас и покрывает нас Своим Божественным Покровом. Ее святая молитва да отыщет нас, да подкрепит нас, да умудрит нас и даст нам силы нести крест свой.

А снег всё идёт и идёт…

Москва…Донской монастырь…Скромный деревянный крест — на табличке простая надпись: «Он любил Родину, честно служил Ей — вот и все»

Вот и всё…

ПРОЩАНИЕ СЛАВЯНКИ.

Эпилог

(Цветное, постепенно переходящее в черно-белое).

На экране- оскаленная морда разъярённой немецкой овчарки. Собака рычит, хрипит, с клыков срываются хлопья пены…сейчас бросится прямо на зрителя. Камера опускается…под ногами тяжёлый, серый песок. В поле зрения появляется рука — в довоенной командирской форме, на рукаве- красная звезда политрука…Окровавленная ладонь зачерпывает полную горсть песка- а потом, помедлив, тонкой струйкой бессильно просыпает его на землю….

Крупные титры:

«Iсторiю неможливо змiнити. Треба тiльки мати вiдвагу знати ii правду. Тiльки так можливо змiнити нашу нинiшню жорстоку реальнiсть».

Пантелеймон Кулиш. Украинский и белорусский писатель.

Послесловие

(Которое лучше не читать)

Наши дни. Мемориал Брестской крепости. Мемориальные плиты- места захоронения павших героев…Тишина. Вечный покой…только шум ветра у величественного штыка, вздыбленного в хмурое небо…

Шум автомобильного мотора…У мемориала останавливается роскошный интуристовский автобус. Из открывающейся двери- слышна навязчивая, громыхающая, совершенно неуместная здесь пародия на музыку…Рэп?

А вот и реппер…из двери вываливается не то пьяный, не то обкуренный афроамериканец с бумбоксом на плече вонючей линялой майки с надписью The Harward university…

За афроамериканцем вылезает туша Новодворской, которую поддерживает за локоток совесть «Эха Москвы»- Сергей Адамович Ковалёв…

Вихляющийся афроамериканец, пошатываясь, бредёт к могилам…останавливается, тупо таращится на них- а потом достаёт из штанин с американским флагом на заднице…Жёлтая струя мочи звонко ударяет в могильные плиты, долго-долго, не смолкая, журчит…Закончив свое дело, афроамериканец оборачивается к аплодирующим ему правозащитникам и шутовски раскланивается…

Внезапно на его плечо ложится смуглая ладонь…Афроамериканец оборачивается…

Над могильными плитами стоят они…Лейтенант Кижеватов в зелёной фуражке, Элькин в танкистском шлеме, Мохнач и Клаша Никанорова с санитарной сумкой на плече…Стоят, и скорбно смотрят…И только росписной Володя Менжинский радостно, счастливо улыбается, и делает приглашающие движения- как будто коня взнуздывает…

И от этой доброй, нежной улыбки и афроамериканец, и правозащитники падают на колени и быстро-быстро начинают слизывать своими длинными языками жёлтую лужицу…

Оглавление

Белоусов Валерий Иванович . Горсть песка-12

  Часть первая. Накануне

  Часть вторая. Накануне. Ночь

  Часть Третья. «Коса на камне». Самое длинное утро

  Часть четвёртая. Ответный удар

  Часть пятая. Покров

  Эпилог

  Послесловие

Реклама на сайте