«Роман Арбитман: биография второго президента России»

РОМАН АРБИТМАН: Биография второго президента России

СЕРИЯ САМЫХ ПРАВДИВЫХ БИОГРАФИЙ

Задумана в 1833 году О. И. Сенковским и осуществлена в 2009 году Л. А. Гурским © при участии Р. С. Каца ©

выпуск 1

ПРЕДИСЛОВИЕ

«Еще одна? Зачем?» — может спросить читатель, обнаружив на прилавке эту книгу. Что ж, вопрос далеко не праздный: за сравнительно небольшой временной промежуток, прошедший с марта 2008 года, когда Роман Арбитман покинул Кремль, число жизнеописаний второго президента России заметно приросло. По самым скромным подсчетам, только на русском и английском успели уже выйти около сотни книг — от глянцевых брошюр до солидных томов. В числе их авторов не только историки, политологи и репортеры, но и психоаналитики, антропологи, философы и даже специалисты по нетрадиционным религиозным культам.

Увы, количество пока не спешит перейти в качество. Хотя в общем потоке можно обнаружить несколько изданий, претендующих на основательность («Арбитман в жизни» Роя Медведева, «Арбитман и его эпоха» Александра Филиппова, «Кто вы, м-р Арбитман?» Малкольма Такера, «Путь Арбитмана» Кадзуо Исигуры и др.) или, по крайней мере, отмеченных печатью дотошного журнализма («Арбитманъ-daily» Андрея Колесникова, «Когда был Рома маленький» Риммы Ахмировой и др.), основной массив публикаций составляют книги, в лучшем случае поверхностные, а в худшем — тенденциозные, наподобие мемуаров экс-премьера России Бориса Березовского «Арбитмагия» и скандального «Романа без вранья» Елены Трегубовой. Впрочем, и торопливые славословия тоже не приближают нас к истине, несмотря на благие намерения авторов.

В этой связи хотелось бы напомнить о двух наболевших проблемах изучения новейшей истории: во-первых, малая дистанция мешает оценить масштаб описываемых событий («лицом к лицу лица не увидать»); во-вторых, неизбежна «передозировка» эмпирического материала, который препятствует точному отбору свидетельств живых современников. Вторая из проблем, по нашему мнению, гораздо серьезнее первой — особенно если учесть, что многие авторы не пытаются отсечь субъективное и малодостоверное, а, напротив, культивируют сомнительные версии в угоду рыночному успеху книг. В результате нередко берут верх конспирологи-ческие, наивно-эзотерические или даже вовсе ненаучно-фантастические трактовки известных исторических событий.

Книги-однодневки, разумеется, — не предмет для дискуссий.

Нельзя же всерьез спорить с бульварщиной Алексея Микрофанова («Роман о девочках») или с юдофобской истерикой Константина Холмогорова («Кошерный президент»). Нет нужды опровергать «исследование» Уолтера Спарроу «Р62», который из букв фамилии, имени, отчества и даты рождения второго президента РФ составляет пророчества в духе Нострадамуса и глубокомысленно их толкует.

Еще более беспредметна полемика с пребывающими во власти своих фантазий писателями В. Сорокиным и В. Пелевиным: первый (в книге «Роман») изобразил вместо президента какое-то бесноватое чудище с топором, второй (в повести «Омон Р.А.») придумал некое спецподразделение, подчинил его президенту Арбитману и сам же испугался своей выдумки. Совсем уж глупо полемизировать с тем, кто приписывает Арбитману либо божественное происхождение («Свет из Кремля» Александра Хинштейна), либо дьявольское («Тьма из Кремля» того же Александра Хинштейна тремя годами позже). Но даже в упомянутой выше книге Малкольма Такера, одной из наиболее солидных из всего нашего списка, не обошлось без фактических ошибок, которые непростительны для авторитетного кремленолога.

В частности, весьма достойны сожаления попытки Такера вновь растиражировать миф о личном банкире второго президента России миллиардере Романе Абрамовиче. (Давно уже неопровержимо доказано, что в природе не существует ни пресловутых миллиардов Абрамовича, ни тем более самого Абрамовича. Главный «подпоручик Киже» российского политического истеблишмента начала третьего тысячелетия родился из нечеткой росписи Романа Арбитмана, сделанной им во время рабочей поездки на Чукотку.) Вызывает недоумение и то упорство, с каким американский политолог стремится выдать за правду легенду о приступах временной слепоты российского президента — из-за чего, мол, хозяину кремлевского кабинета пришлось прибегать к помощи лабрадора-поводыря по имени Кони! (Слух, вероятнее всего, родился после встречи Арбитмана с мэром Санкт-Петербурга, в ходе которой обсуждалась идея установки памятника знаменитому адвокату А. Ф. Кони, а материалом для облицовки постамента был выбран черный лабрадор. Напомним, что Арбитман страдал лишь легкой — в пределах 0,5 диоптрий — близорукостью; к тому же с детства он не слишком жаловал собак, отдавая предпочтение домашним кошкам…)

Мы упомянули всего два примера непредумышленного мифотворчества. И у Такера, и в указанных работах Филиппова, Медведева, Исигуры и прочих исследователей, российских и зарубежных, можно найти еще множество других ляпов. Практически ни одно из уже вышедших жизнеописаний не обошлось без досадных неточностей и промахов разной степени тяжести; наряду с общеизвестными заблуждениями почти в каждой книге присутствуют и эксклюзивные ошибки.

Таким образом, назрела необходимость издания, где были бы четко и последовательно расставлены все точки над но при этом жизнь нашего героя не превратилась бы в перечень дат, встреч, официальных визитов, пресс-конференций и подписанных документов.

Автор этих строк собрал обширный биографический материал, проштудировал сотни публикаций коллег и хотел бы очистить нынешнее «арбитмановедение» от наслоений легенд, сплетен и дипломатичных недомолвок, заполнить лакуны, распутать узлы, ликвидировать залежи накопившихся предубеждений, избегая, с одной стороны, разухабистости, а с другой — сухого академизма.

Перед вами первая по-настоящему сбалансированная биография второго президента России. Надеемся, чтение не будет скучным.

Часть первая НАЧАЛО ПУТИ

Глава I Историческая родина

Как бриллиант проигрывает без соответствующей оправы, так и глава российского государства не может появиться на свет где попало. Прогибать историю под конкретного лидера — издавна наш излюбленный вид спорта. Те населенные пункты, которым выпадало счастье взрастить очередного вождя нации, получали в одном пакете со светлым будущим еще и первосортное прошлое.

В пароксизме начальстволюбия отечественные историки бились друг с другом за право скорректировать скрижали и первыми доказать всемирно-историческое значение любой точки на карте — по выбору Фортуны. То Симбирск у нас в одночасье оказывался в родстве с фольклорным Градом Китежем, то Гори провозглашался подлинным центром крито-микенской культуры, то Днепропетровск становился вдруг прародиной завоевателя Рима короля вестготов Алариха I.

Волжский город, подаривший нам Романа Арбитмана, тоже не избежал участи подхалимского апгрейда. Не прошло и полугода с момента избрания второго президента России, как был уже написан, преодолел все положенные инстанции и отправился в печать новый учебник истории (под редакцией Ю. Мыцкова, Д. Аксененко и Вл. Спасовича), где Саратов торжественно объявлялся древней столицей Руси и важнейшей географической точкой Евразии: городом, где был похоронен Вещий Олег и где три века подряд находилась главная транспортная развязка Великого Шелкового Пути.

Создатели учебника утверждали, среди прочего, что стоянка ископаемого «гейдельбергского человека» (около 500 тысяч лет до н. э.) на самом деле находилась гораздо восточнее, на месте нынешнего здания саратовской консерватории. Попутно доказывалось, что значение Куликовской битвы было преувеличено Татищевым из идеологических соображений и что основное сражение с полчищами Мамая состоялось в 1380 году вовсе не на Непрядве, а на Терешке — притоке Волги. Ну и, конечно же, антипольское ополчение 1612 года было изначально сформировано и экипировано именно в Саратове тамошним боярином Федором Туровым, а купцу Кузьме Минину с князем Дмитрием Пожарским в Нижнем Новгороде оставалось лишь накормить готовое войско, принять командование и застолбить себе строчку в летописях. Еще немного усилий — и Саратов наверняка стал бы родиной слонов, местом изобретения пороха и кармическим двойником древнего Вавилона…

Справедливости ради заметим, что на сей раз сервиль-ность опытных служителей музы Клио не нашла отклика ни в высших эшелонах российской власти, ни в прессе, ни в академических кругах; учебник Мыцкова и компании сразу по выходу был жестко раскритикован ученым сообществом и с тех пор не переиздавался.

Титанические усилия горе-историков в деле «повышения статуса» Саратова выглядят анекдотичными и, главное, излишними: хотя родина второго российского президента едва ли может тягаться по части древности с Владимиром и Великим Новгородом, а по числу культурных достопримечательностей — с Санкт-Петербургом и Москвой, уважаемому поволжскому городу (основанному в 1590 году) есть чем гордиться и без унизительных передержек и подтасовок.

Достаточно сказать, что концентрация исторических личностей в одной точке пространства, без преувеличения, удивительна. С Саратовом тесно переплетены судьбы множества писателей, актеров, художников, музыкантов, изобретателей, политиков высокого ранга.

Только одно перечисление знаменитых имен заняло бы несколько страниц. Саратовские корни мы найдем у Гавриила Державина и Александра Ширвиндта, Николая Чернышевского и Николая Гумилева, Владимира Набокова и Сергея Безрукова, Виктора Борисова-Мусатова и Кузьмы Петро-ва-Водкина, Андрея Белого и Василия Белова, Константина Федина и Федора Бондарчука, Олега Табакова и Александра Кабакова, Тихона Хренникова и Альфреда Шнитке, а также Андрея и Евгения Мироновых, Александра Иванова (живописца), Александра Иванова (поэта) и еще многих других.

Здесь же, на берегах Волги, у Александра Радищева родился сюжет его «Путешествия из Саратова в Петербург через Москву» (позднее текст был сокращен), а Василий Жуковский досочинял водные эпизоды «Ундины». Николай Карамзин создал финал «Бедной Лизы», Александр Пушкин — завершающие строфы «Медного всадника», Михаил Лермонтов — окончательную редакцию «Чумы в Саратове», Александр Грибоедов — последнее действие «Горя от ума», Николай Гоголь — первое действие «Ревизора», а Константин Симонов — пьесу «Парень из нашего города» (всю целиком). Не секрет, что стихотворение Алексея Хвостенко «Город золотой», написанное в Париже, было задумано еще в Саратове и ему же посвящено.

На улицах Саратова впервые зажглись золотые огни дуговой электролампы инженера Павла Яблочкина. Теоретик анабиоза Порфирий Бахметьев экспериментально заморозил, разморозил и снова заморозил лягушку. Изобретатель Александр Попов отправил отсюда — и в никуда — первый на Земле радиосигнал. Генетик Николай Вавилов вывел сорт влагоустойчивого риса. Селекционер Иван Мичурин привил яблоне молочнокислые бактерии кефира, получив аналог первого в мире йогурта. Конструктор Игорь Сикорский построил здесь действующий макет (на резиновой тяге) геликоптера «Черная Акула». Фармацевт Александр Флеминг синтезировал быстрорастворимый шипучий анальгин. Микрохирург Святослав Федоров сделал тут первую операцию по удалению косоглазия, а психолог Станислав Гроф впервые испытал диэтиламид лизергиновой кислоты на десяти добровольцах из саратовской Высшей партийной школы им. Карла Маркса (ныне — саратовский филиал Российской гуманитарной академии им. Карлоса Кастанеды).

Саратовскому краю обязаны рождением Андрей Курбский, Александр Меншиков, Павел Пестель, Петр Кропоткин, Андрей Желябов, Петр Столыпин, Константин Рокоссовский, Константин Черненко, Егор Лигачев, Ирина Хакамада и другие vip-персоны разного калибра. Выросший на Ставрополье последний генсек ЦК КПСС и первый президент СССР Михаил Горбачев по окончании школы провел пять лет в стенах Саратовского института механизации сельского хозяйства. Именно на полях Саратовщины юный Миша впервые в жизни сел за баранку комбайна, а на полях учебного пособия «Комбайн. Как его чинить» (ныне хранится в музее СИМСХ) сделал первые наброски своей будущей работы «Перестройка и новое мышление», позднее удостоенной Нобелевской премии мира.

«Я родился в селе Бутка Талицкого района Свердловской области. В семилетнем возрасте приехал в Саратов и с тех пор старался бывать здесь как можно чаще, — вспоминал на склоне лет первый президент России Борис Ельцин. — Каждая поездка на родину моего будущего преемника давала потрясающий заряд бодрости лет на десять вперед. Жаль, что таких визитов у меня было всего три — в 1938-м, в 1985-м и в 1989-м». Живительные флюиды ощутили на себе и депутаты всех уровней: только за время работы двух последних Верховных Советов СССР/РСФСР и первых трех Госдум России Саратов под разными предлогами посетили 1742 народных избранника — многие с женами и детьми. Анатолий Собчак рассказывал, что именно здесь его пятимесячная дочь произнесла первое слово (не уточняя, правда, какое). А Анатолий Чубайс, говоря о Саратове в интервью «Известиям», задумчиво признавался: «Есть в этом месте какая-то необычная энергетика…»

Возможно, феномен связан с географическим положением края, чья территория раскинулась над Поволжско-Ураль-ским тектоническим разломом — то есть над трещиной в земной коре, образовавшейся при тектонических деформациях горных пород. Среди геофизиков до сих пор нет единства в оценке явления, но многие из ученых (Кирилл Леви, Дмитрий Волчек, Игорь Герб и др.) склоняются к тому, что крупные разломы способны возбуждать геомагнитные поля.

Вероятно, с этим же связана любопытная закономерность, подмеченная краеведами: Саратовская область словно бы «притягивает» метеорные потоки. И по числу метеоритных дождей, и по количеству наблюдаемых астрономами болидов Саратовщина безусловно лидирует. В 1965 году, например, на территории соседних Волгоградской, Пензенской, Самарской и Тамбовской областей не зафиксировано ни одного падения метеорита — в то время как в Саратовской области отмечено сразу три таких случая. Два каменных гостя с неба упали в пустынных местах Алгайского района. Третьему же, пролетевшему над густонаселенной частью города, суждено было сыграть в жизни второго президента России немаловажную роль… Однако не будем забегать вперед.

Глава II Единственный ребенок

Роман Ильич Арбитман родился 7 апреля 1962 года в Саратове в семье служащих. Его отец, Илья Николаевич Арбитман, педагог по образованию, в ту пору трудился инспектором гороно, где курировал детские дошкольные учреждения. Мать, Мария Петровна Арбитман (в девичестве Гершензон), по окончании филфака СГУ несколько лет проработала корреспондентом отдела культуры областной комсомольской газеты «Заря молодежи», а после рождения Ромы полностью посвятила себя воспитанию единственного сына: ни братьев, ни сестер у будущего президента России не было.

Илья Николаевич происходил из древнего рода лифлянд-ских баронов Арбитманов, присягнувших на верность российской монархии еще в начале XVIII века. Прапрапрапрадед Ильи Николаевича, Фридрих Иероним фон Арбитман участвовал в Прутском походе Петра I, позднее стал сенатором и вице-президентом Коллегии иностранных дел. При Анне Иоанновне был ее ближайшим советником, при Анне Леопольдовне дослужился до канцлера, однако в самом начале царствования Елизаветы Петровны отправлен в отставку за то, что продолжал демонстративно поддерживать приятельские отношения с опальным генерал-фельдцейхмейстером Минихом. Надменность фон Арбитмана, его неуступчивость и принципиальность, временами переходящая в упертость, получили своеобразное отражение в русской разговорной речи: уже с середины XVIII столетия слово «фанаберия» (искаженное «фон-арберия») прочно вошло в обиход.

Впоследствии фон Арбитманы никогда не занимали при дворе высоких постов; к концу XIX века они занялись торговлей, переехали из Санкт-Петербурга в Саратов, а вскоре после начала первой мировой войны русифицировали написание своей фамилии, легко расставшись с немецкой дворянской приставкой «фон». Этот поступок уберег семью Николая Максимовича, деда будущего президента России, от проскрипционных списков ВЧК во времена «красного террора», а отца, Илью Николаевича, 1927 года рождения, — от высылки в Казахстан и заключения в трудовой лагерь в годы Великой Отечественной войны: соседи и сослуживцы традиционно принимали лютеран Арбитманов за неортодоксальных иудеев. Потому-то, кстати, и женитьба Ильи на девушке из нерелигиозной еврейской семьи не вызвала у окружающих никакого удивления.

Дед Романа Арбитмана по материнской линии, Петр Осипович (Пинхус Иосифович) Гершензон был младшим братом знаменитого московского пушкиниста и философа, одного из авторов сборника «Вехи» (1909) Михаила Осиповича (Мейлиха Иосифовича) Гершензона. В отличие от старшего брата, который после октября 1917 года некоторое время симпатизировал большевикам, младший не испытывал иллюзий по поводу новой власти. Едва столицу РСФСР перенесли из Петрограда в Москву, Петр Осипович ощутил охоту к перемене мест и подался на Урал, откуда вскоре перебрался в Саратов — уже будучи женатым человеком. Здесь в 1932 году у него родилась дочь Мария.

Первая встреча Ильи Николаевича с Марией Петровной состоялась 15 или 16 февраля 1961 года (точная дата биографам, к сожалению, неизвестна). Распространены две версии их знакомства. По одной, молодые люди заметили друг друга выходя из университетской библиотеки, где Илья готовил реферат, а Маша собирала материал для статьи. Согласно М. Такеру, на улице было ветрено; резким порывом с девушки сорвало вязаную шапку; юноша сумел ее поймать и вернул хозяйке. Вторая из версий (наиболее детально она излагается в книге Р. Ахмировой) выглядит куда романтичнее.

Некий злоумышленник вздумал украсть у Маши меховую шапку.

Сдернув ее, вор пустился наутек. Илья бросился за ним в погоню, накостылял похитителю и торжественно вернул шапку хозяйке.

Автор этих строк уверен, что первая версия ошибочна, а вторая не вполне точна. Судя по сводкам Росгидромета за 1961 год, 15 и 16 февраля погода в Саратове была на редкость безветренной. С другой же стороны, один только взгляд на зимний головной убор Маши Гершензон (эта реликвия ныне экспонируется в «Зале Арбитмана» Саратовского областного музее краеведения) заставляет усомниться в злом умысле: даже с поправкой на общий аскетизм советского быта начала 60-х шапка выглядит небогато — такую при всем желании не продашь. Скорее всего, речь идет не столько о краже, сколько о банальной шалости или даже прелюдии к знакомству. Но будущий отец будущего президента оказался проворней неизвестного шутника и не оставил ему ни малейшего шанса. С этого вечера Илья и Маша не расставались. Свадьба состоялась меньше чем через полгода, и в положенный срок младенец Арбитман появился на свет — в саратовском родильном доме № 1 им. Вадима Парсамова.

Первые три года жизни юного Ромы тесно связаны с улицей Гоголя. Если бросить взгляд на карту Саратова, улица кажется одной из центральных. Это наблюдение и подтолкнуло историка К. Исигуру к эффектному утверждению о том, что будущий президент с детства вошел в резонанс с ритмами современного мегаполиса. Японский автор придумал даже изящную психологическую концепцию, в духе бергсоновс-кого интуитивизма, и сделал далеко идущий вывод о природе российской власти начала третьего тысячелетия.

Увы, придется разочаровать Исигуру-сана: его бумажная проекция расходится с реальностью. На самом деле улица, где стоял дом Арбитманов, не входит в число оживленных магистралей. Причина — ширина дорожного полотна на 1,8 метра меньше стандарта. В этом легко убедится всякий, кто хоть раз испытал на себе маршрут «Саратов арбитма-новский»: экскурсионному автобусу на улице Гоголя попросту невозможно развернуться, приходится парковаться на параллельной улице Зарубина и оттуда целый квартал идти пешком. Кстати, из-за рыхлого грунта на улице Гоголя невозможно возводить многоэтажные дома, поэтому она и сегодня, как в былые годы, остается тихой, зеленой и малолюдной. Преобладают одноэтажные каменные особняки старой застройки. Из двадцати сохранившихся в городе зданий, выстроенных до 1812 года, три находятся здесь.

Таким образом, Рома провел раннее детство среди зелени, вдали от городского шума и выхлопных газов. Благоприятная (насколько это возможно в СССР) экология обусловила тягу будущего президента к здоровому образу жизни. Он не курил и с юных лет полюбил пешие прогулки. Переехав в Кремль многие годы спустя, Роман Ильич, как известно, первым делом добился превращения всего кремлевского комплекса в пешеходную зону (ради этого пришлось отменить парады военной техники на Красной площади). Исключение было сделано только для велосипедистов, и сам Арбитман как законопослушный гражданин пользовался здесь лишь этим видом транспорта. В 2000–2008 годы выезды президентского велосипедного кортежа из Боровицких ворот Кремля привлекали туристов так же, как в былые времена — смена почетного караула у Мавзолея…

Вернемся, однако, в Саратов первой половины 60-х годов прошлого века. Мы уже писали о том, что повседневным воспитанием Ромы занималась его мама, Мария Петровна, но будет несправедливым обойти вниманием и роль деда по материнской линии: пенсионер помногу часов проводил с ребенком, читая ему вслух.

Публицист Олег Блодский в очерке «Credo президента» утверждает, будто первой книгой, прочитанной дедом двухлетнему внуку от начала до конца, был уже названный в этой главе сборник «Вехи» — который, дескать, и заложил основы мировоззрения будущего президента России. Гипотеза соблазнительная, но вздорная: при всем уважении к покойному старшему брату П. О. Гершензон не был поклонником его философии, да и шрифт дореволюционного издания «Вех» был для пожилого Петра Осиповича, пожалуй, мелковат.

Согласно другой версии, первой книгой в жизни маленького Ромы был «Золотой ключик, или Приключения Буратино» Алексея Толстого. Сам Арбитман обмолвился в одном из поздних интервью о детской увлеченности историей деревянного человечка — что позволило внучке писателя А. Толстого Татьяне Никитичне записать своего деда в число духовных гуру будущего президента и упоминать об этом в аннотациях к последним изданиям «Золотого ключика».

Пора внести ясность. Речь в интервью идет вовсе не о толстовском ремейке «Приключений Пиноккио», а о самой книге Карло Коллоди.

Хотя А. Толстой в 30-е годы, опасаясь конкуренции, выпросил у Сталина полную литературную монополию на деревянного человечка и добился запрета на любые переводы Коллоди, это не могло продолжаться вечно: после смерти генсека книга-первоисточник все же вышла на русском (издание, правда, имело болгарские реквизиты, однако распространялось в СССР вполне легально, через «Соцкнигу»). Так что вовсе не мрачный советский хам и бузотер Буратино, но обаятельный, пусть слегка хулиганистый отпрыск позднего итальянского барокко Пиноккио повлиял на Арбитмана, пробудив в нем интерес к европейским ценностям.

Произошло это, правда, не в 1962–1964 годах, а только летом 1966-го, когда четырехлетний Рома, овладев искусством чтения, сам проштудировал шедевр Коллоди. Но еще до того, как будущий президент России научился читать, в жизнь его успело вмешаться событие, о последствиях которого биографы спорят и поныне.

Глава III Камешек с неба

История знает менее полудюжины случаев столкновения человека с метеоритом. Впервые подобный факт зафиксирован в книге «О моей жизни» астронома XVI века Джероламо Кардано. «В монастыре св. Марии в Милане, — писал ученый, — один из монахов был убит камнем, упавшим с небес и глубоко вошедшим в его тело».

Не столь катастрофичным оказалось знакомство с метеоритом для жены американского фермера (1946 год, штат Аризона): Гленда Смит отделалась синяком на боку. В 1954 году небесный визитер диаметром в 3 см пробил крышу дома в штате Алабама и задел хозяйку дома Энн Элизабет Ходжес; женщина получила лишь несколько ушибов. А в 2002 году четырнадцатилетняя Сиобан Коутон (Норталлертон, Великобритания) стала мишенью метеорита величиной с бильярдный шар. И вновь, по счастью, все обошлось без серьезной травмы — если не считать таковой ссадину на щеке.

В трех случаях из четырех прямое попадание метеорита не было, как видим, для человека фатальным — строгая статистика лишена всякой мистики. Мы нарочно обращаем внимание читателя на данное обстоятельство, прежде чем поведать о том, что же произошло с юным Романом Арбитманом весной 1965 года.

«Мне показалось, как будто сверху меня сильно щелкнули ногтем по затылку, — вспоминал Роман Ильич уже в 2000 году. — От боли и неожиданности я захныкал и бросился к маме. Помню, что-то горячее течет у меня по щеке и шее, помню мамин крик, еще чьи-то громкие крики вокруг, и как я сразу очутился у мамы на руках и она меня куда-то быстро поволокла…»

Тогдашними своими ощущениями Арбитман поделился всего в одном интервью — Наталье Геворкян в газете «Коммерсантъ» (его мы и процитировали) — и был при этом весьма лаконичен. Поэтому картину происшествия нам пришлось восстанавливать по отрывочным фрагментам: официальному отчету саратовской обсерватории, краткому милицейскому протоколу, справке из травмпункта при 1-й городской клинической больнице г. Саратова, рентгеновскому снимку затылочной кости пострадавшего, а также позднейшим (2000 года) воспоминаниям двух соседей, супругов К. и Л. Селивановых. С их слов, кстати, и пошли гулять по бульварным изданиям наиболее живописные подробности, вроде «ослепительно яркой вспышки», «громового удара», «дымного следа через весь небосвод» — прямо-таки картина Карла Брюллова «Последний день Помпеи».

Минимизируем лирику. Скорее всего, не было ни вспышки, ни грома.

Итак, место действия — город Саратов, улица Гоголя, детская песочница примерно в двух метрах от дома Арбитманов. Время действия — 8 мая, около 15 часов. Именно там и тогда в голову Ромы угодил микрометеорит размером с горошину.

Как явствует из медицинского заключения, малыш получил «проникающее ранение черепа». Рентгеновское обследование выявило отверстие в затылочной кости черепа и «наличие в мозговой ткани инородного тела диаметром 0,3 см». Несмотря на эти жутковатые формулировки, небесный камешек не нанес здоровью ребенка существенного вреда: дискомфорт, легкий стресс — не более того; уже вечером 8 мая Рома хорошо кушал и спокойно играл в кубики. По мнению академика Эдуарда Воробьева, будь мальчик постарше, он бы испугался сильнее. Однако будущему президенту России на тот момент было всего три года, один месяц и один день…

Более сорока лет отделяет нас сегодня от происшествия на улице Гоголя. Бланки официальных справок успели пожухнуть, чернила наполовину выцвели, рентгеновский снимок потускнел, зато число новеньких, с иголочки, комментариев к тем событиям продолжает множиться. Пока Роман Ильич не был фаворитом предвыборного гандикапа, давняя история никого не занимала. Когда же в феврале 2000-го шансы Арбитмана выросли (а тем более когда он реализовал их, сумев выиграть гонку), его стойкие оппоненты и пылкие приверженцы начали выжимать из крохотного небесного камешка все, что только возможно. И теперь конца-краю трактовкам не видно.

К сожалению, многие сегодняшние биографы российского лидера некритически относятся к разнообразным версиям, включая самые нелепые (если не сказать бредовые). Релятивизм стал модным. Уж на что осторожны Р. Ахмиро-ва и Р. Медведев — и те в своих книгах наряду с суждениями взвешенными приводят и опрометчивые, пытаясь чуть ли не в каждом отыскать рациональное зерно.

«Был метеорит или не был?» — таков первый круг вопросов. Политологи Евгений Малякин и Глеб Крячко, писатели Александр Казанцев и Федор Березин, корреспондент журнала «Der Spiegel» Херберт Франке и ряд других авторов по очереди сомневаются в «метеоритной» версии, не предлагая ей, впрочем, разумной альтернативы. Культуролог Александр Цепко (на чью книгу «Арбитман — Перун — Осирис» и ссылается Р. Ахмирова) идет еще дальше: он склонен считать запуск камня делом рук какого-нибудь малолетнего озорника, а историю с небесным гостем рассматривать всего лишь как красивую выдумку — отголосок языческих верований древних славян, символ упрощенного обряда инициации будущего героя. Мол, данный эпизод может быть косвенно соотнесен с детским подвигом Геракла, задушившего пару змей в спальне Алкмены, или поступком юного Вайвасваты, проломившего пяткой небесную твердь в районе созвездия Гончих Псов.

Все эти остроумные логические построения, однако, разбиваются о реальные расчеты математиков и трасологов Смитсоновского института (США): камень мог прилететь только сверху, притом, как уже было замечено, на улице Гоголя нет ни одного высотного здания. Объяснить данный феномен с помощью инструментария культурологии невозможно. Если, конечно, не предположить, будто и сам Роман Ильич — полуфольклорный персонаж, наподобие Ильи Муромца, царя Итаки хитроумного Одиссея или Люка Скайуокера…

«Что упало и почему?» — вот второй круг вопросов, обсуждаемых нынешними полемистами. Среди оппонентов Романа Ильича, склонных к мистике апокалиптического свойства, популярна такая точка зрения: мол, то был камешек в праще Господней, предупреждение, которому Арбитман не внял и, когда вырос, пошел в политику.

«Некоторых людей может вразумить хороший удар по башке, а кое-кому и этого мало», — злобствует Григорий Хтырко, создатель книги «Проклятье Поволжья». По мнению астролога Аркадия Рухова, автора очерка «Мимо!», у небесного снайпера сбился прицел, в результате чего Арбитман не пострадал, а Россия вновь угодила в полосу затяжного кризиса. Прямо противоположной точки зрения придерживаются наиболее безудержные фанаты Романа Ильича, которые кучкуются вокруг сайта . Они уверены в том, будто бы некие темные силы, предвидя президентство Арбитмана в 2000 году и светлое будущее России, попытались сыграть на опережение и устроить покушение на саратовского трехлетку. Управлять движением небесных сил враги, понятно, не смогли, а потому прицельно сбросили мелкий метательный снаряд с самолета. Версия эта не без остроумия обыграна в «Кремлевском дозоре» Тимура Бекмам-бетова, где лично Люцифер, запершись в туалете «боинга», с подлой усмешкой роняет в унитаз платиновую запонку, и та, кувыркаясь с высоты (камера следует за запонкой до самой земли), пронзает голову младенчика ангельского вида.

Р. Медведев, автор книги «Арбитман в жизни», конечно же, — не фанат и не фантаст. Он благоразумно не впутывает в дело ни Бога, ни дьявола, ни Гомеостатическое Мироздание, однако гипотезу об упавшей детальке с какого-нибудь летательного аппарата считает вероятной. И зря. Да будет известно Рою Алексеевичу и его читателям, что все авиамаршруты — и «боингов», и «Антоновых» — над Саратовом (и в 1965-м, и в 2009-м) расположены далеко в стороне от улицы Гоголя. И даже если бы пилот вдруг отклонился от курса, он все равно оказался бы вне указанного квадрата. Версия о куске обшивки космического аппарата тоже несостоятельна: в середине 60-х над Землей летало ограниченное количество ИСЗ (орбита каждого сегодня известна), и запуски тех лет сосчитаны. Самой «подходящей» была бы пущенная с Байконура ракета-носитель «Восток 8А92», которая вывела на околоземную орбиту два советских разведывательных спутника — «Космос-66» и «Зенит-2». Да вот беда: запуск был осуществлен за день до саратовского происшествия, и 8 мая 1965 года один из спутников проходил в 197 км над Антарктидой, а другой над Шпицбергеном…

«А выжил ли мальчик?» — это самый странный из муссируемых вопросов. Ответить на него отрицательно — значит предположить, что метеорит поразил маленького Рому насмерть, и сразу после смерти ребенка подменили точно таким же трехлетним мальчиком, причем ни родители, ни окружающие ничего странного не заметили! (Дотошности ради напомним, что даже уфолог Георгий Ажажа, автор скандально известных книг о подменах людей инопланетянами, не фиксирует этого случая в своей обширной картотеке). Впрочем, значительное число комментаторов — среди них Юнна Беломлинская, Марина Титович, Владимир Глейзер и др. — настойчиво отвергают метеоритную версию на том основании, что-де после такого удара ребенок физически не смог бы уцелеть. Тут нам остается лишь вернуть читателя к приведенной в самом начале главы статистике и от более детального обсуждения уклониться…

По счастью, большинство вменяемых комментаторов не оспаривают того, что и метеорит был, и без божественного вмешательства обошлось, и мальчик выжил и даже со временем стал президентом России. Правда, ряд авторов с упорством, достойным лучшего применения, делают акцент на возможных физиологических последствиях детской травмы. Тут спектр мнений весьма широк; назовем некоторые из них — самые примечательные.

Русско-американский психиатр Николай Буянов, например, в книге «Голова президента А.» пишет о вероятном нарушении связей между мозговыми синапсами — отчего, мол, Арбитман, по всем законам его науки, обязан был страдать аутизмом, дислексией, параличом век, бессонницей или, в лучшем случае, синдромом навязчивых состояний (каким образом человек с таким букетом недугов исхитрился заниматься публичной политикой, нам неведомо).

Александр Коржаков, экс-начальник охраны Бориса Ельцина, в своих мемуарах старательно пугает читателя совсем иным. Оказывается, удар метеорита произвел в мозговой ткани Арбитмана некие необратимые изменения, благодаря которым Роман Ильич обзавелся таинственными и страшными парапсихологическими способностями — вроде тех, которыми якобы обладал «сибирский старец» Григорий Ефимович Распутин. Вообще фамилия «Арбитман» встречается в книге А. Коржакова более пятидесяти раз. Из текста можно сделать вывод, что прямыми своими обязанностями — то есть охраной Ельцина — Александр Владимирович был не чересчур перегружен: все свои главные успехи мемуарист сводит к временному отражению происков Романа Ильича, а все основные промахи списывает на козни Романа Ильича, которым, мол, нормальный человек, пусть и в чине генерал-полковника, с некоторых пор не мог противостоять.

Талантливый литератор, А. Коржаков от главы к главе нагнетает страсти, незаметно для себя переходя из жанра non fiction к жанру fiction, а затем и science fiction. Уже со страницы 50-й читателю мерещится, что он заглянул в мир то ли Стивена Кинга, то ли Говарда Филиппа Лавкрафта, и что древнее существо Ктулху — дошколенок по сравнению с Романом Ильичем, опутавшим Кремль своими липкими чарами уже к середине 90-х годов ХХ века…

К художественному творчеству бывшего ельцинского охранника нам, увы, еще не раз придется вернуться во второй части книги. А пока, чтобы закончить, наконец, с поднадоевшей «метеоритной» темой, вынуждены кратко упомянуть еще один поворот того же сюжета: надоедливый миф о приступах головных болей Романа Ильича, которые якобы мучили его начиная с 8 мая 1965 года.

За недостатком места обозначим лишь три наиболее популярных источника распространения данной версии. В своей книге журналистка Елена Трегубова то и дело именует Арбитмана «человеком с булыжником в голове», прозрачно намекая, что только приступы гемикрании, случающиеся всякий раз крайне не вовремя, помешали второму президенту России обратить мужское внимание на нее, нежную и удивительную. Головную боль президента как причину парадоксальных кадровых назначений называют политологи Гия Гагуа, Александр Калинин, Теодор Гринштейн и прочие авторы коллективного сборника «Экс-Б.Б.», посвященного недолгому премьерству Бориса Березовского. Сам Березовский, напротив, связывает именно свое увольнение с «тяжелой головной болью Романа Ильича, вызванной детской травмой». «Во время одного из таких обострений, — утверждает бывший премьер, — Арбитман и подписал, даже не читая, злополучный указ о моей отставке, подсунутый «доброжелателями» из Администрации президента…»

О степени достоверности мемуаров Б. Березовского, равно как и о подлинных причинах его возвышения и отставки мы еще расскажем, когда придет время. Пока лишь заметим, что хотя мозговая ткань — единственная, которая лишена нервных окончаний, инородное тело, застрявшее в коре, теоретически способно вызвать у человека сильные боли. Однако пресс-служба ЦКБ всего один раз, но недвусмысленно опровергла этот «диагноз» применительно к Арбитману. Кроме того, пишет видный клиницист Леонид Кудрявцев, «скрывать всю жизнь тяжелые головные боли проблематично, особенно в детском возрасте». Между тем ни родители Ромы, ни его одноклассники, ни педагоги в школе не замечали, чтобы мальчик жаловался хотя бы на легкую мигрень… Кстати, и на самого Рому все его десять школьных лет почти никто не жаловался.

Глава IV Первый ученик

Сегодня на фасаде средней школы № 37 г. Саратова (ныне — общеобразовательный лицей № 37 им. Р. И. Арбитмана) красуется мраморная табличка: «Здесь в 1969–1979 гг. учился Роман Ильич Арбитман». Десять школьных лет будущего главы государства прошли в двух корпусах, расположенных в Мирном переулке.

«В отличие от большинства ровесников, Рома пошел в первый класс, умея читать и писать», — с пафосом извещает Р. Медведев. Ничего уникального, однако, в этом факте нет. Очень многие из тех, кого родители записывали в первые классы городских школ конца 60-х, уже так или иначе владели элементарными начатками грамотности; в старших группах детсада, например, знакомство ребенка с букварем и прописями считалось нормой. Другое дело, что юный Арбитман, научившись читать в четыре года и три месяца, к моменту поступления в школу успел освоить большое количество книг из родительской библиотеки. А поскольку хорошую детскую литературу в те годы приобрести было весьма непросто, выбор мальчика оказался до крайности пестрым.

Наряду с уже упомянутым «Пиноккио» Карло Коллоди, «Веселой семейкой» Николая Носова и «Денискиными рассказами» Виктора Драгунского в читательский рацион маленького Ромы попадали книги абсолютно не детские — вроде «В поисках фресок Тассили» французского археолога Анри Лота, «Будденброков» Томаса Манна или «Писем об историческом материализме» Фридриха Энгельса.

По мнению К. Исигуры, из работы Энгельса будущий российский лидер вполне мог почерпнуть довольно циничную мысль о «заместимости» любого из великих людей в историческом процессе («…если этого человека устранить, то появляется спрос на его замену, и такая замена находится — более или менее удачная… Если бы Наполеона не было, то роль его выполнил бы другой. Это доказывается тем, что всегда, когда такой человек был нужен, он находился: Цезарь, Август, Кромвель и т. д.»). Исигура проецирует эту мысль на политическую биографию нашего героя и делает вывод о том, что, мол, «Арбитман с детства приучился не ждать милостей от истории и не расслабляться на высоком посту: чуть что, тебя отодвинут другие и сделают твою же работу, только хуже».

Как обычно, японский ученый пренебрегает фактами в погоне за оригинальностью. Каким бы незаурядным ребенком ни был юный Арбитман, четыре года — еще не тот возраст, чтобы штудировать классиков марксизма всерьез. По собственному признанию Романа Ильича (интервью журналу «Time» 2007 года), брошюру Энгельса ему «удалось кое-как победить только за неделю, и запомнилось оттуда одно-единственное выражение — «денежный рынок»: я долго представлял себе рынок, где продаются деньги, как огурцы или картошка, и часто уговаривал папу с мамой туда сходить…»

Учеба в школе, с первого класса и до десятого, давалась мальчику легко. Лариса Александровна Кудряшова, первая учительница (1969–1971) будущего президента, вспоминала об Арбитмане как о «способном ребенке с богатым воображением». Однажды во втором классе на уроке чтения она предложила детям описать стихами обычную настольную чернильницу. И в то время как большинство первоклассников пытались запечатлеть школьную «непроливайку» в неуклюжих рифмованных ямбах и хореях, Рома (накануне прочитавший гомеровскую «Илиаду») воспользовался нерифмованным гекзаметром и сочинил «Прощание с чернильницей» — в духе сцены прощания Андромахи с Гектором. Мальчик предрек скорый закат чернильной эпохи в школе и повсеместный всеобщий переход с перьевых ручек на шариковые. И, надо заметить, оказался абсолютно прав.

Круг чтения Ромы в школьные годы был обширен и выходил далеко за пределы учебной программы. Светлана Новгородова, которая и поныне заведует библиотекой школы № 37, в феврале 2000 года продемонстрировала главному редактору журнала «Итоги» Сергею Пархоменко формуляр будущего российского лидера. «Кроме обязательных Льва Толстого, Александра Фадеева или Аркадия Гайдара, — с удивлением замечал Пархоменко, — здесь можно найти имена Федора Сологуба, Дмитрия Мережковского, Бориса Зайцева, Николая Гумилева и других авторов, которые в СССР были либо запрещены, либо полузапретны!..»

Сразу же вслед за выходом статьи в «Итогах» появилось несколько публикаций, чьи авторы называли формуляр «фальшивкой», «розыгрышем», «крапленой картой в предвыборной колоде». «Мне 65 лет, я пока еще не страдаю старческим склерозом, — раздраженно писал доктор исторических наук Николай Пятницын в «Советской России», — а меня уверяют, будто в 70-е годы обычный читатель обычной школьной библиотеки провинциального города мог получить на руки издания, которые и в крупнейших книгохранилищах Москвы и Ленинграда имелись в одном-двух экземплярах и не выдавались в читальный зал даже академикам без виз и согласований…»

Пафос г-на Пятницына понятен, но и школа № 37 была не вполне обычной. Фонд ее библиотеки на треть состоял из книг, некогда принадлежавших читальне Саратовского Дворянского собрания. По некоторым пунктам ежедневного меню школьная столовая могла посоперничать с местным рестораном «Волга», считавшимся тогда лучшим в городе. А если мы вглядимся в список педагогов, то обнаружим там известных людей — бывших или будущих москвичей.

Курс истории дореволюционной России читал, к примеру, совсем молодой тогда Алексей Венедиктов, еще не подозревавший об «Эхе Москвы». Химию в старших классах преподавал опальный Лев Федоров, в будущем видный деятель экологического движения и доктор химических наук, а в 70-е годы — еще младший научный сотрудник, со скандалом уволенный из Академии наук после статьи в «Nature» о реальной диоксиновой угрозе в СССР.

Особо следует упомянуть о том, что учителем литературы у Ромы Арбитмана был Георгий Волосевич, известный всей стране под псевдонимом Георгий Владимов: автора «Большой руды» и «Верного Руслана», будущего эмигранта и Букеровского лауреата, во второй половине 70-х фактически лишили заработка, перестав печатать в СССР и не позволяя получать деньги за зарубежные публикации. Лишь зарплата школьного преподавателя в течение нескольких лет (до выезда писателя в Германию) позволяла ему выжить. В московских школах писателя-диссидента категорически отказывались даже взять почасовиком, а вот в Саратове не побоялись принять в штат человека, который рассказывал на уроках о Владимире Набокове, Джордже Оруэлле, Иосифе Бродском и других писателях, чьи имена в советской прессе без бранных эпитетов не упоминались.

Желание Арбитмана идти после школы на филфак родилось, вероятнее всего, на уроках Волосевича-Владимова и под его влиянием. И именно своему школьному учителю четырнадцатилетний Рома обязан двумя сильнейшими литературными впечатлениями юности: мальчик прочел в самиздате «Архипелаг ГУЛАГ» А. Солженицына и «Властелин колец» Д. Толкиена. «Оба этих впечатления у меня удивительным образом наложились и переплелись, — позднее рассказывал Роман Ильич в уже упомянутом интервью журналу «Time». — Орки слились с вохрой, Саруман — с Абакумовым, а Саурона я представлял себе не иначе, как в сталинском френче и с трубочкой в зубах…»

Разумеется, любой другой директор, в провинции или в Москве, давно поплатился бы должностью и за гораздо меньший либерализм, но многолетний рулевой саратовской 37-й школы Самуил Рувимович Брук был личностью уникальной, неприкосновенной. Звездочку Героя Советского Союза Самуил Брук получил за то, что после гибели майора Цезаря Куникова в феврале 1943 года сам возглавил легендарный морской десант под Новороссийском и удерживал плацдарм, позже названный «Малой землей».

До сих пор мы не знаем, действительно ли десантники Брука спасли от плена начальника политотдела 18-й армии полковника Леонида Брежнева, отбив немецкое контрнаступление в районе Станички. Одно несомненно: все 60-е и 70-е, вплоть до ноября 1982 года, любые попытки саратовского обкома КПСС и местного управления КГБ выгнать непослушного Брука (или хотя бы с почетом проводить его на пенсию) разбивались о категорический запрет Москвы — притом запрет на столь высоком уровне, какой только можно себе представить в СССР.

Ученики боготворили директора, называя его за глаза «дядей Сэмом». Только в 37-й школе ношение школьной формы не считалось обязательным, длина волос и юбок не регламентировалась, а «трудовая четверть» не была императивом (другое дело, что от работы в июне никто обычно не отказывался: уже начиная с шестого класса школьник мог заработать небольшие, но реальные деньги, а не клянчить их у родителей или экономить на школьных завтраках).

Единственный концерт Владимира Высоцкого в Саратове конца 60-х был личной заслугой Самуила Рувимовича — он же и отвел удар от актера, когда областная газета «Коммунист» разразилась гневной статьей «О чем поет Высоцкий?» С тех пор Владимир Семенович считал директора 37-й одним из немногих личных друзей и всегда откликался на его просьбу провести на спектакль лучших учеников из школы Брука (Роману Ильичу повезло попасть на Таганку дважды — на «Гамлета» и на «Вишневый сад»).

Рассказывают, что Самуил Рувимович был еще и единственным саратовцем, кому фронтовая закалка помогла перепить Высоцкого в компании; на восемнадцатом тосте бард признал поражение и вынужден был пропустить один круг. Названный факт отражен в песенке Высоцкого с веселым припевом «А гвинеец Сэм Брук обошел меня на круг…» — якобы не о застолье, а о состязаниях по бегу. Кстати, и в спорте Самуил Рувимович, несмотря на возраст и ранение, был в школе не из последних и мог заменить заболевшего учителя физкультуры. А еще Брук, историк по образованию, стал прототипом учителя Мельникова из фильма режиссера Станислава Ростоцкого «Доживем до понедельника».

Готовясь к съемкам, сценарист Георгий Полонский и исполнитель главной роли Вячеслав Тихонов специально приезжали в Саратов, чтобы познакомиться с директором и посидеть на уроках. «Как говорят, знаменитую фразу из школьного сочинения «Счастье — это когда тебя понимают» Георгий Полонский не придумал, а подсмотрел в тетради будущего президента России», — пишет Р. Ахмирова. Это, разумеется, не более чем красивый вымысел: в 1968 году, когда снимался фильм, Роману Ильичу было всего шесть, и он еще не поступил даже в первый класс…

Большинство биографов второго президента России рассматривают его школьные годы сквозь призму дальнейших свершений. «Знания, полученные в школе, — читаем, например, у А. Филиппова, — пригодились Арбитману на высшем в стране государственном посту. Отличные успехи в географии помогли Роману Ильичу стать лучшим посредником в дни «косовского кризиса» (в частности, российский президент в трудную минуту подсказал своему американскому коллеге, где на карте мира находится Иран, а где — Ирак). В печальные сентябрьские дни 2004 года «пятерка» по математике позволила Арбитману максимально быстро и наименее болезненно для российского бизнеса сформировать внебюджетный фонд для экстраординарных целей. По физике у Романа Ильича тоже были отличные оценки, и недаром как раз в «славное арбитмановское восьмилетие» физики нашей страны — Алферов, Гинзбург, Троепольская, Идиятуллин, Кошара — получили несколько Нобелевских премий».

Автор книги «Арбитман и его эпоха», конечно же, чересчур гиперболизирует: принимая важные внешнеполитические или экономические решения, глава государства больше полагался на квалификацию своих советников, чем на знания из школьного курса. Да и впрямую влиять на решения Нобелевского комитета даже президент великой державы едва ли способен.

С другой стороны, Арбитману вполне можно поставить в заслугу уже то, что при нем ассигнования на теоретические исследования возросли вдвое, а главное, правительство не вмешивалось в компетенцию РАН и не посягало на финансовую самостоятельность отраслевых институтов Академии. А в России если начальство не чинит препятствий, то оно уже помогает. Ведь недаром именно в Институте физических проблем им. Петра Капицы в первые же годы XXI века было сделано несколько знаменательных открытий, которые существенно продвинули вперед космические исследования.

Объективности ради отметим еще один важный сюжет. В сборнике 2000 года «Ученик, который стал Президентом» можно найти, помимо пространных мемуаров учителей физики, географии, истории и английского языка, еще и краткое интервью с Верой Князевой, преподававшей в 37-й школе пение и музыку. «Голос у Ромы был замечательный, а слух абсолютный, — вспоминает учительница. — На моих уроках он ни разу не сфальшивил, не запнулся…»

Прервем цитату. Перед нами либо результат аберрации памяти восьмидесятилетней женщины, либо случай гипертрофированной (до абсурда) лояльности, либо проявление конформизма журналиста, готовившего сборник к печати. Если бы оценки по пению ученикам шли в аттестат, золотой медали Арбитману никогда не увидать — несмотря на благожелательность директора. Пение было единственной школьной дисциплиной, в которой будущий президент не достиг ни малейших высот. Милосердная «четверка», которую выставляли Арбитману с учетом заслуг по остальным предметам, в реальности весила чуть больше двух баллов. И певческий голос, и музыкальный слух, и память на слова всенародных хитов у Ромы отсутствовали напрочь. В таких случаях в народе говорят: «Медведь на ухо наступил…»

Позволим себе экскурс в будущее. В апреле 2008 года, подводя первые итоги правления Романа Ильича, его сторонники с гордостью утверждали: все восемь лет Арбитман был последовательным сторонником гласности в России; под давлением Кремля не была закрыта ни одна телепередача на центральных каналах. О том же говорится и в статье Мал-кольма Такера «Свободный эфир»: «В общении с прессой, в том числе электронной, президент Арбитман преподал урок подлинной демократии, без примеси авторитаризма…»

Увы, это утверждение истинно не на все сто процентов: по крайней мере одна передача уж точно была закрыта в первый же год президентства Арбитмана — не по приказу главы государства лично, но под мягким давлением Кремля. Речь идет о программе Валдиса Пельше «Угадай мелодию». Сам Валдис Янович и поныне сохраняет молчание, избегая интервью, однако журналист А. Колесников сумел разговорить телеоператора с ОРТ, и тот поведал о записи новогодней программы в начале декабря 2000 года. Среди участников передачи — актеров, звезд эстрады, топ-моделей — находился сам президент Арбитман, к финалу игры установивший своеобразный антирекорд: из 20 предложенных мелодий он узнал всего три. Среди угаданных были «В траве сидел кузнечик», «Боже, царя храни!» и «Арлекино», но и в последнем случае Роман Ильич перепутал мелодию припева, да к тому же назвал героя Чипполино.

В числе неузнанных, увы, оказалась мелодия тогдашнего гимна России (музыка М. Глинки). «Глава государства покинул «Останкино» в крайне дурном расположении духа, — комментирует А. Колесников, — запись размагнитили, новогоднюю передачу переписали уже в другом формате, но осадок остался». Точно неизвестно, когда начались и сколько продолжались консультации Кремля с депутатскими фракциями, но в конце декабря того же года президент, выступив в Думе, озвучил предложение поменять существовавший гимн России на другой — вместо «Патриотической песни» утвердить «Боже, царя храни!» (музыка А. Львова) как более доходчивый и запоминающийся.

Думские коммунисты поначалу встретили идею Арбитмана в штыки. И по сей день не утихают версии о том, что в первый год после выборов Роман Ильич всерьез лелеял идею восстановить царское правление и чуть ли не объявить себя помазанником. Но, как видим, у этой истории более очевидный бэкграунд, не имеющий отношения к реставрации монархии.

Историки М. Такер и К. Исигура дружно сходятся во мнении о том, что кандидатура баснописца Сергея Михалкова как автора нового текста гимна (вместо прежних стихов В. Жуковского) была предложена администрацией президента, чтобы утихомирить коммунистов и всех тех, кто ностальгировал по СССР. «Правда, — с иронией замечает в этой связи А. Колесников, — каков был михалковский гимн в полном виде, публика так и не узнала (по слухам, там присутствовали слова «орел», «знамя», «время», «пламя», «племя» и др.). Роман Ильич, получив текст, быстро понял, что сам он выучить его не в силах и нечего мучить других. А потому распорядился оставить только первую строчку, разрешив вместо остальных петь «ля-ля-ля»; выход и простой, и мудрый».

Как все мы теперь знаем, окончательный вариант выглядит так: «Боже, страну храни, / Ля-ля-ля-ля-ля-а-а,/ Ля-ля-ля-ля-а-а,/ Ля-ля-ля-ля-а-а-а-а!». Это первый наш гимн, слова которого не требуют заучивания. «Президент принял нетривиальное, но эффективное решение, — имел мужество признать депутат Госдумы от КПРФ Василий Шандыбин. — Хоть мы и оппонируем компрадорам и комбатантам из Кремля, в данной ситуации вердикт Арбитмана отвечал фундаментальным интересам всех социальных страт…» Вторила парламентарию и экс-чемпионка мира по синхронному плаванью Мария Киселева: «Роман Ильич облегчил нам жизнь. Раньше исполнение гимна на пьедесталах почета было слабым звеном в процедуре награждения наших олимпийцев, а теперь мы можем петь в полный голос». Как видим, истоки некоторых судьбоносных решений президента Арбитмана и впрямь находятся в его школьном прошлом.

А теперь возвратимся обратно в 70-е — во времена учебы героя нашей книги. Каким же был юный Рома в школе? Оппоненты Романа Ильича часто и с удовольствием цитируют главу «Ромочка — молодой негодяй» из мемуаров писателя-эмигранта Эдуарда Тополя, закончившего ту же саратовскую школу № 37. Бойкое перо Тополя очерчивает на редкость отталкивающий образ маленького зазнайки, зубрилы и отличника, которого-де соученики частенько поколачивали за вредность, а он, в свою очередь, беспрестанно жаловался на одноклассников завучу; при этом сам же втихую не стеснялся обижать всех тех, кто младше него, и, кроме того, мучил кошек, гонял собак, дергал за косички девочек и швырялся камнями в голубей. Поскольку перед нами — хитроумная смесь воспоминаний с беллетристикой, а будущий президент носит тут прозрачную фамилию Панцерман, автора невозможно обвинить в клевете. Досадно, однако, что некоторые биографы Арбитмана, в том числе А. Филиппов, предпочли довериться сочинителю, хотя простейшее сопоставление дат (Тополь перешел из бакинской школы в саратовскую только в сентябре 1979 года, когда Арбитман уже два месяца как сдал выпускные экзамены) лишает автора права называться очевидцем и переводит его в разряд мистификаторов.

Значительно большего доверия заслуживают воспоминания подлинных одноклассников будущего российского лидера (часть этих текстов вошли в двухтомный сборник «Годы учения Романа Арбитмана», а некоторые хранятся в школьном архиве). Среди тех, кто проучился бок о бок с Романом Ильичом от первого до десятого класса, есть немало уважаемых людей, известных далеко за пределами Саратова: популярный адвокат Леонид Гейзин, ветеран афганской кампании генерал-лейтенант Сергей Волков, член-корреспондент РАН Марина Мореханова, вице-президент Российской торгово-промышленной палаты Сергей Степаненко, книгоиздатель Вадим Назаров, лауреат Пушкинской премии, ныне живущий в Киеве детский поэт Евген Клюев, известный тренер-тяжелоатлет Борис Шахмурадов и еще многие другие — врачи, учителя, бизнесмены, менеджеры и пр.

Все одноклассники, не сговариваясь, по-доброму рассказывают о бывшем соученике. Конечно, здесь тоже не обходится без легких гипербол — уже со знаком «плюс». Скажем, рассказ С. Степаненко о том, как шестиклассник Рома сумел «отменить» трудную контрольную работу по математике, больше похож на анекдот (якобы Арбитман перед началом урока «завел математичку мудреным вопросом о какой-то заковыристой формуле и проговорил с ней без малого сорок минут, так что на контрольную не хватило времени». Что интересно, сам Арбитман будто бы потом признавался, что «формула ему приснилась и смысла ее он не знал, а математичке просто поддакивал, делая умное лицо…»).

Еще одна история в изложении Л. Гейзина и вовсе напоминает сказку: «В воскресенье мы собрались всем классом ехать в лес, но когда пришли на трамвайную остановку, началась гроза, и казалось, конца ей не будет. Мы уже хотели возвращаться по домам, но тут Арбитман вдруг сказал, что через семь минут дождь пройдет, — и угадал, минута в минуту…»). Этот же рассказ, кстати, можно найти и в других воспоминаниях одноклассников; остальные, правда, пишут не о чудо-прозорливости, а о том, что Рома был единственным, кто перед поездкой, вероятно, додумался прослушать прогноз погоды…

Нравится кому-то или нет, но главный герой мемуарной книги «Годы учения Романа Арбитмана» не соответствует избитому стереотипу отличника-зубрилы. Он участвует в футбольных матчах, не манкирует коллективными драками, прогуливает физкультуру, дает списать домашние задания, готовит приятелям шпаргалки по гуманитарным дисциплинам, проверяет диктанты у соседей по парте, а в случае острого цейтнота сам может написать за одноклассников сочинения на свободные темы. Две из таких работ — «Как я провел лето» (4 класс) и «Мое любимое комнатное растение» (6 класс) — хранятся сегодня в домашних архивах Е. Клюева и В. Назарова.

Среди тех, кому наш герой помогал с особенной охотой все десять лет учебы, была Лидочка Виноградова — первая и единственная любовь Романа Ильича. Меньше чем через год после выпуска они расписались в Октябрьском отделении ЗАГС города Саратова.

Глава V Личная жизнь: быль и небылицы

В этой главе нам придется, нарушив хронологию, забежать вперед, чтобы заранее расставить акценты и больше не отвлекаться на столь деликатную тему. Всякая публичная фигура, как водится, напоминает новогоднюю елку: чем выше рейтинг и внушительней масштабы, тем больше у окружающих возможностей понавесить всюду блестящих стеклышек, приляпать анилиновых липучек, мигающих гирлянд, пустышек в ярких обертках, мишуры и прочего мусора.

Отрясти с себя этот пестрый хлам бывает непросто. В особенности если учесть, что нынешние бульварные СМИ обладают богатыми техсредствами не только для выслеживания, высматривания и вынюхивания, но и для фабрикации компромата разной степени достоверности (хотя профессиональная экспертиза, безусловно, отделит факт от артефакта). Своими мишенями желтая пресса выбирает известных личностей, и наш герой — не исключение.

Пока Роман Ильич учился в университете, работал в школе и в редакции провинциальной газеты, он, естественно, не попадал под прицел жадных до «клубнички» таблоидов. Даже когда он стал министром в ельцинском правительстве, пресса не слишком любопытствовала насчет его privacy. Все кардинально поменялось в 2000 году. СМИ дружно накинулись на частную жизнь кандидата в президенты страны и, не обнаружив ничего интересного, запустили сразу несколько заводиков по производству слухов и сплетен.

Увы, нам придется так или иначе упоминать эти «версии». Но прежде напомним общеизвестное и неоспоримое: восемнадцатилетний Роман Ильич вступил в законный брак 26 апреля 1980 года. 1 января 1981 года у его супруги Лидии Алексеевны родился сын Родион, 2 мая 1982 года — второй сын, названный Марком, 10 июня 1985 года на свет появилась дочь Валерия, и, наконец, 25 октября 1987 года — младший сын Денис. Не существует юридически доказанных сведений о каких-либо гражданских браках второго президента России или его побочных детях, которые могли бы подтвердить свое родство с Арбитманом результатами анализа ДНК.

Роман Ильич не принадлежал к числу лидеров, чьи имена то и дело мелькали на страницах мировой бульварной прессы в рубрике «Скандалы»: поводов не находилось. В отличие от экс-президента Израиля Моше Кацава наш герой никогда официально не обвинялся в sexual harassment. В отличие от Джона и Роберта Кеннеди, Роман Ильич не поддерживал никаких внеслужебных отношений с киноактрисами. Громкого развода и поспешного брака а-ля Николя Саркози в его биографии тоже не было.

За все восемь лет президентства, пока Арбитман находился в зоне особо пристального внимания прессы, не зафиксировано ни одной публичной ссоры супругов, ни одного мало-мальски серьезного проступка, инкриминируемого их детям (максимум — окно в школе, разбитое тринадцатилетним Денисом во время игры в баскетбол в июне 2001 года; отец мальчика немедленно принес извинения и оплатил работу стекольщика). В природе нет — и быть не может! — подлинных документов, уличающих Арбитмана в супружеской неверности, склонности к разнообразным перверсиям и прочих грехах, обожаемых нынешними глянцевыми изданиями.

Но если западная желтая пресса, привыкшая строить разоблачения хоть на какой-нибудь доказательной базе, в итоге отступилась от privacy Романа Ильича, то отсутствие скандальных фактов в жизни второго президента России ничуть не остановило отечественных «акул пера», а лишь подстегнуло их фантазию. Авторы, присвоившие право писать, не утруждая себя доказательствами, стали высасывать из пальца дутые «сенсации» или заниматься произвольным — и двусмысленным — толкованием вполне безобидных поступков Романа Ильича. Приведем несколько ярких примеров.

Август 2000 года. Едва только глава нашего государства во время посещения Голливуда дружелюбно потрепал по щеке юного актера Джоэла Хейли Осмента, как газета «Жизнь» тотчас же намекнула на склонность Романа Ильича к латентной педофилии. (Что характерно, ни сам мальчик Осмент, ни его родители, ни присутствовавший на встрече режиссер Стивен Спилберг не увидели в жесте гостя из России ничего предосудительного; зато журналист Дмитрий Ольшанский легко обнаружил криминал, глядя через океан!)

Декабрь 2002 года. Участие главы государства в ежегодном кремлевском благотворительном бале-маскараде (все сборы шли в Фонд борьбы с лейкемией) немедленно аукнулось обвинениями Романа Ильича в потворстве трансвеститам и гомосексуалистам. Газета «Советская Россия» опубликовала статью Бориса Глубокого «Шабаш иудопедерастов в Кремле», автор которой без затей писал: «У транснациональной «голубой мафии», проникшей во все уголки нашего страдающего Отечества, есть высокий покровитель, и вы его все прекрасно знаете!»

Июль 2003 года. Штатный фотограф развлекательного еженедельника «Если» Евгений Е. Харитонов, пробравшись в охраняемую зону в районе официальной летней резиденции «Осинушки» на Валдае, тайком запечатлел отпускника Арбитмана во время рыбалки с обнаженным торсом — после чего сам же на страницах своего журнала обвинил Романа Ильича в эксгибиционизме, а заодно уж и в плохой спортивной форме, неумении выбирать спиннинги, сачки и поплавки, неспособности правильно поймать хотя бы одну рыбу и жестоком обращении с животными. То есть все с той же рыбой.

Январь 2007 года. Стоило Арбитману, вручая награды российским ученым, символически обнять восьмидесятилетнюю создательницу проекта нейтринного ракетного двигателя Инну Троепольскую, — и «Экспресс-газета» в лице штатного обозревателя Льва Пирогова тотчас же пригвоздила Арбитмана как заядлого геронтофила…

Счет подобным публикациям шел на десятки, на сотни. Все восемь лет своего президентского срока Арбитман старался, как мог, оградить жизнь близких от внимания таблоидов, и за это авторы таблоидов платили ему печатными небылицами, богато аранжируя собственные комплексы и выдавая желаемое за действительное. На фоне ухищрений российской желтой прессы, чуть ли не ежемесячно изобретавшей для Романа Ильича новых сексуальных партнеров из числа отечественных VIP-персон или международных ньюсмейкеров, даже скандальный «Роман без вранья» журналистки Елены Трегубовой выглядит прямо-таки образчиком сдержанности и политкорректности.

Немного статистики. Мониторинг бульварных публикаций об Арбитмане в 2000–2008 годы дает впечатляющие цифры. О тайных амурах российского президента с Кондолизой Райс газеты писали 56 раз, о романтических встречах с Аллой Пугачевой и Кристиной Орбакайте — в общей сложности 52 раза, о секретных свиданиях с Мадонной, Анджелиной Джоли и Сергеем Пенкиным — по 48 раз.

Ровно 40 раз таблоиды инкриминировали Роману Ильичу связь с Хиллари Клинтон. Кроме того, Арбитмана периодически — всплески приходились на весну и осень! — уличали в романах то с актрисой Еленой Воробей (22 раза), то с певицами Глюко2ой (18 раз) и 2емфирой (16 раз), то с укротительницей Каролиной Запашной (13 раз), то с писательницей Джоан Ролинг (7 раз — видимо, по числу томов «Гарри Пот-тера»), и еще с правнучкой Сталина и племянницей Кагановича (по 3 раза).

Что же касается «разовых» обвинений, им и вовсе нет числа. А в списке «увлечений молодости» российского президента можно найти Винни Мандела, Людмилу Гурченко и Галину Брежневу. Удивительно, что в этом ряду не нашлось места Жаклин Онассис и Валентине Терешковой. Впрочем, наиболее экзотическим следует признать слух, запущенный газетой «Московский корреспондент»: о том, что в августе 2003 года Роман Ильич летал в Бутан не по причине подписания договора о поставках одноименного газа, а с целью совращения местной принцессы, тринадцатилетней Су-Джок…

Зарубежные биографы Арбитмана, включая и М. Такера, к сожалению, нередко попадались на удочку бессовестных манипуляторов. В своей книге «Кто вы, мистер Арбитман?» М. Такер, отбрасывая большинство сплетен как явно вздорные, все-таки не удерживается от сентенции, что нет дыма без огня. Иначе, мол, отчего Роман Ильич ни разу не подал в суд на разрезвившиеся СМИ?

Даже неловко напоминать уважаемому американскому историку, что судебные тяжбы «о защите чести и достоинства» не отвечают российской ментальности. Усердно доказывая, что он не верблюд, истец невольно популяризировал бы точку зрения ответчика — а тому-то скандальная слава была важнее любых судебных издержек. Кроме того, Арбитман, как и его предшественник Ельцин, здраво отдавал себе отчет в том, что любой публичный конфликт главы государства со СМИ будет тотчас же воспринят на местах как руководящее указание, и в итоге достанется не столько таблоидам, сколько качественной журналистике. Сам бывший репортер, второй президент России всегда стремился сделать свои отношения с прессой наименее травматичными для нее: пусть уж лучше уйдет от ответственности виновный, чем пострадает непричастный.

Впрочем, наиболее оголтелые «слухмейкеры» все же не оставались безнаказанными: многие из тех, кто особо рьяно изощрялся на тему личной жизни Арбитмана, внезапно попадали в полосу хронического невезения и сами становились героями рубрик «Происшествия» — словно бы Фортуна по доброте душевной вступалась за честь главы государства. Вот лишь несколько примечательных историй.

«Уже через день после съемок на Валдае я лишился фотокамеры!» — драматически восклицал Евгений Е. Харитонов. Если не знать обстоятельств дела, можно вообразить, будто камеру у папарацци силой отняли охранники президента Арбитмана или даже Роман Ильич собственноручно. В действительности же серебристый «никон» незадачливого фотографа на глазах у десятков свидетелей цапнула на лету ворона. Позже аппарат извлекли из ее гнезда, но объектив уже был разбит клювом. «Российские орнитологи, — писал Василий Песков в «Комсомолке», — впервые столкнулись со случаем, когда мелкая ворона посягнула на вещицу, сопоставимую с ней по весу».

Обозревателю «Экспресс-газеты» Льву Пирогову пришлось похуже, чем Харитонову. Сразу после публикации упомянутого репортажа о вручении государственных премий писака был вынужден целую неделю отлеживаться со сломанной челюстью. А все потому, что во время хоккейного матча он, сидевший в третьем ряду, пострадал от неловкого броска чешского хоккеиста, отбив прилетевшую с поля шайбу собственным лицом. (Кстати, чтобы попасть в эту часть сектора, шайба должна была лететь по очень сложной траектории; случаем уже заинтересовались специалисты из Института аэродинамики РАН, а также эксперты «Книги рекордов Гиннесса».)

Не повезло и репортеру Дмитрию Ольшанскому: отправившись вскоре на отдых в Турцию, он — единственный из всей туристической группы — был садистски укушен муреной за левую ягодицу; остаток отпуска бедолаге пришлось провести в местной клинике. Турецкие журналисты описали этот случай, поскольку обычно мурены не заплывают на пляжи и тем более первыми не нападают на человека.

Автор еще одной статьи, о которой у нас тоже шла речь, «Шабаш иудопедерастов в Кремле», стал жертвой редчайшего в наших краях природного феномена — мини-торнадо. Смерч подхватил журналиста Б. Глубокого у входа в пивной бар «Землячок» на улице Тимура Фрунзе, перенес по воздуху метров на пятнадцать, пару раз перевернул в воздухе, а затем мягко опустил в открытый мусорный контейнер. Свидетелями происшествия стали восемь человек — причем не только выходивших из бара, но и направлявшихся туда. Так что предположение о массовой алкогольной галлюцинации следует сбросить со счетов.

Мы сочли нужным так подробно остановиться на этих курьезных историях из жизни горе-журналистов, чтобы опровергнуть наветы о якобы применении Романом Ильичем «административного ресурса» для борьбы с оппонентами. Еще раз подчеркнем: против авторов даже самых безобразных и глупых небылиц о частной жизни президента России и его близких не было возбуждено ни одного дела — ни гражданского, ни тем паче уголовного. Никто из клеветников не пострадал в результате злой человеческой воли. Ни один из перечисленных казусов не спишешь на «административный ресурс» — если, конечно, не предположить, что торнадо, мурена, ворона и чешский хоккеист Вацлав Ворличек состояли на службе у Кремля…

Уделив чересчур много внимания «акулам пера» и их прихотливым фантазиям, автор этих строк должен был бы теперь, по законам жизнеописательного жанра, поведать о реальных взаимоотношениях в семье второго президента России и подробно изложить все самое интересное о его домочадцах. Но счастливые семьи — крайне невыигрышный объект для биографа: раз конфликтов почти нет, то и рассказывать, собственно, не о чем. Факты же общеизвестны.

Закончив физфак Саратовского университета, Лидия Арбитман защитила кандидатскую, а затем и докторскую диссертацию по физике элементарных частиц, она стала автором двух монографий и десятков статей, опубликованных в авторитетных российских, европейских и японских научных журналах. Занятия наукой она умело совмещала с воспитанием четверых детей. Те, впрочем, довольно рано стали проявлять самостоятельность и в выборе профессии не пошли по родительскому пути: ни филологов, ни физиков, ни тем более политиков среди них нет. Валерия закончила Московскую консерваторию по классу вокала, Родион и Денис — Плехановский институт, а Марк посвятил себя монументальной скульптуре, и его проект — памятник Лавуазье для Сорбонны — занял одно из призовых мест на конкурсе, уступив более опытному мэтру Антуану Роше только на финальной стадии.

Администрация Института физических проблем им. Петра Капицы не раз обращалась к Лидии Арбитман с просьбой занять пост директора — и всякий раз получала вежливый отказ: Лидия Алексеевна полагала, что руководить большим коллективом — не ее призвание и что она принесет больше пользы науке, оставаясь заведующей своей лабораторией. В августе 2008 года жена Романа Ильича, как все мы знаем, поддержала его выбор и разделила его судьбу…

Однако мы опять забежали далеко вперед. Назад, дорогой читатель! Пора нам вернуться в 1979 год: Арбитман с отличием закончил школу, получил золотую медаль, и лучшие московские вузы готовы принять провинциала. Но Роман Ильич не торопится в столицу.

Глава VI Филфак и вокруг

Саратовский Ордена Трудового Красного Знамени государственный университет им. Н. Г. Чернышевского по праву считается старейшим в России — одним из пяти, начавших свое существование еще до октября 1917 года. Основанный в 1909 году специальным рескриптом императора Николая II, университет состоял поначалу лишь из одинокого медицинского факультета; семьдесят лет спустя из этих стен уже выходили дипломированные математики и физики, химики и биологи, геологи и географы, историки и филологи. Абитуриентов со всех концов страны ожидали здесь девять учебных корпусов, три тысячи аудиторий и классов, девять кинозалов, восемь учебных библиотек и одна фундаментальная, три общежития, баскетбольная площадка, дендрарий, терренкур, велотрек, плавательный бассейн, радиоузел, кафе «Студенченс-кое» на 120 посадочных мест…

Впрочем, почти все из перечисленного выше не играло роли, когда выпускник Роман Арбитман выбрал место будущей учебы. С таким же успехом Alma mater второго президента России могла бы располагаться в единственном корпусе и не иметь никаких бонусов.

Напомним, что филологию Роман Ильич облюбовал еще в 9 классе, а конкретный вуз — за полгода до вступительных экзаменов. Для нашего героя принципиально важны были не легендарные стены, не славные традиции и даже не превосходный плавательный бассейн — гордость кафедры физкультуры, — но преподаватели. Точнее, один из них: завкафедрой русской литературы (а с 1981 года декан филфака) Вячеслав Викторович Прозоров. ВэВэПэ, как его называли.

Позволим себе небольшое отступление. Сегодня, тридцать лет спустя, имя этого замечательного ученого и человека, к сожалению, слегка подзабылось, а тогда оно гремело далеко за пределами СГУ. Университетская легенда Светлана Александровна Гайдн, тридцать лет возглавлявшая филологический факультет, в 1981 году согласилась покинуть свой пост, если на ее место будет назначен Вячеслав Прозоров. Только он и никто иной. «В противном случае, — письменно извещала она ректорат, — я со всей ответственностью не могу гарантировать того, что наш факультет не снизит все свои учебные и научные показатели».

Ветераны СГУ утверждают, что, помимо официального письма, была еще и неофициальная, но бурная встреча С. Гайдн с тогдашним ректором А. Богомоловым, и Светлана Александровна в ходе разговора на повышенных тонах использовала более сильные аргументы. Будто бы она поставила условие: если ректорат и партком СГУ не поддержат ее преемника, то она забирает обратно заявление об уходе. «И лучше соглашайтесь сейчас, пока я в здравом уме и твердой памяти, — якобы говорила Гайдн. — Если я через месяц или два впаду в маразм, как наш главный всесоюзный бровеносец, то я уже вообще никому факультет не уступлю, и меня из кабинета можно будет вынести только ногами вперед. Это будет позор для вуза, города и всей области! Вы хотите этого? Да?»

Шантаж удался: Прозоров был утвержден в должности декана. С точки зрения буквы регламента кандидатура его не имела никаких противопоказаний (доктор филологических наук, автор двух монографий и трех десятков печатных трудов, член-корреспондент Королевской Академии наук Дании, почетный профессор Софийского университета им. Климента Охридского и т. д.). И все же секретарь парткома СГУ и начальник Первого отдела завизировали назначение Прозорова со скрежетом зубовным.

Дело было не только в том, что новый назначенец был беспартийным и никуда вступать не собирался, но и в вольнолюбивой натуре декана, во многом обусловленной его биографией. Вячеслав Викторович был сыном Виктора Юлиановича Прозорова, ученого с мировым именем, основателя ленинградской школы структурной компаративистики, ныне чрезвычайно популярной на Западе. Но в 30-е годы прошлого века неортодоксальность в науке была опасна. В ноябре 1936 года В. Ю. Прозоров был обвинен в «преступном саботировании будущего юбилея гибели Пушкина» и отправлен в Севвостлаг на Колыму. Два года спустя его выпустили из лагеря без права селиться в Москве и Ленинграде (тогда-то он и переехал в Саратов, где женился), а в 1947 году он, как тысячи других «повторников» по всей стране, был вновь арестован и этапирован в ссылку — на этот раз уже с женой и семилетним Вячей. Школу юноша закончил в Магадане и сумел вернуться в Саратов только после ХХ съезда и посмертной реабилитации Прозорова-старшего.

Понятно, что все эти суровые жизненные обстоятельства едва ли способствовали большой любви ВэВэПэ к советской власти. Именно «несоветскость» декана острее всего бесила партийных чиновников, но классовое чутье невозможно было отлить в словесные формулы бюрократического канцелярита, а бывший колымчанин всегда ухитрялся пройти по краю, не отступаясь от своих принципов и в то же время не оступаясь в наказуемое диссидентство.

Выбирая себе преемника, Гайдн не ошиблась в главном: при Прозорове филологический стал сильнейшим факультетом во всем университете. Конкурс вырос до 10 человек на место (выше был только в мединституте), а число соискателей, готовых защищать свои кандидатские именно на филфаке в Саратове, увеличилось в разы. Лекции Прозорова по отечественной литературе собирали, помимо студентов, еще десятки вольнослушателей; всех привлекали не только сам виртуозный разбор творчества Блока, Маяковского или Есенина, но и полет мысли лектора, раскованность обобщений, богатство ассоциаций, парадоксальность выводов.

«Прозоров сам умел не бояться и учил смелости своих студентов», — вспоминает один из выпускников филфака СГУ, гендиректор холдинга «Останкино-медиа» Олег Шеллер. Об отваге саратовского декана было наслышано филологическое сообщество от Калининграда до Владивостока. Нетривиальные научные монографии, категорически «зарубленные» консервативными учеными советами МГУ и ЛГУ, могли выйти в свет под грифом скромного саратовского филфака. Когда студент из Тарту Пеэтер Опыги — в будущем крупный специалист по наследию Петра Чаадаева, а в ту пору студент, — был отчислен с первого курса истфака СГУ (якобы за несданный экзамен по истории КПСС, на деле за дерзкий нрав), Прозоров не без скандала сумел перевести его к себе на факультет и стал куратором его курсовой. Когда доктор искусствоведения Владимир Пугаев вынужден был — из-за письма в защиту скульптора Эрнста Неизвестного — покинуть Саратовский Радищевский музей, Вячеслав Викторович выбил для него ставку преподавателя на филфаке, хотя для этого декан был вынужден пожертвовать частью собственного курса культурологии.

Разумеется, даже Прозорову удавались не все его начинания. Сегодня филологи, профессионально занимающиеся 20-ми годами ХХ столетия, считают своей настольной книгой опубликованную в издательстве СГУ (1993) всеобъемлющую «Историю советской фантастики» Р. С. Каца — доктора филологии, профессора СГУ и, кстати, отца знаменитого ныне беллетриста Р. Р. Каца. И мало кто знает, что первое издание книги могло увидеть свет еще десятью годами раньше. Прозоров заручился похвальными рецензиями академика Дмитрия Лихачева и влиятельной Ирины Коваленко, доктора философии из ИМЛ. Но в те годы даже эта защита не спасла книгу от расправы. Уж слишком заметен был скепсис автора по отношению к фигуре Ленина: никакими фигурами речи это авторское чувство не удавалось замаскировать. В итоге весь десятитысячный тираж монографии пошел под нож (лишь благодаря гранкам, укрытым В. Прозоровым в своем кабинетном сейфе, книга в конечном итоге все же дошла до читателя, пусть и десятилетие спустя).

История с «Историей советской фантастики» могла дорого обойтись Вячеславу Викторовичу. По свидетельству Олега Меркулова — в 1983 году референта первого секретаря Саратовского обкома КПСС Алексея Шибаева, — его шеф топал ногами на декана филфака и орал: «Вылетишь из партии!» — на что Прозоров с вежливой улыбкой отвечал: «Это навряд ли, Алексей Игоревич. Прежде, чем вылететь из вашей партии, я должен как минимум туда влететь. Пока же я, извините, не член этой уважаемой организации…»

После этого разговора возникла реальная опасность изгнания Вячеслава Викторовича с филфака; будто бы на сей счет уже имелось некое закрытое указание обкома. Но грозу пронесло стороной: напротив, самого А. Шибаева по его собственному — и внезапному — желанию вскоре освободили от занимаемой должности, переведя из Саратова в Москву, в структуру ВЦСПС. Где он продержался недолго и примерно через год вышел на пенсию.

Историки Саратова до сих пор спорят о мотивах, подвиг — ших Алексея Игоревича добровольно оставить кресло первого секретаря обкома. В родном городе никто из чиновников всерьез не интриговал против шефа, влиятельных врагов в Москве у него тоже не было. Сам А. Шибаев в мемуарной книге «Огней так много золотых» пишет о своем решении трижды, но крайне невнятно и все три раза по-разному. В прологе автор рассуждает о том, что «засиделся на партийной работе» и «нужно было уступать дорогу молодым кадрам». В заключительной главе со значением цитирует стихотворные строки Ахматовой «Мне голос был. Он звал утешно», а в эпилоге упоминает вдруг о видении ему «скорбного отрока Варфоломея».

Это самые загадочные строки во всех мемуарах. Что за персонаж? Чего он хотел от Шибаева? Было ли это связано с проблемой алкогольной интоксикации организма или перед нами действительно случай религиозного визионерства? Этого мы не узнаем. Вероятнее всего, в сознании Алексея Игоревича причудливо преломился знакомый всем по картине Михаила Нестерова сюжет видения отроку Варфоломею (мирское имя Сергия Радонежского) святого старца — правда, нестеровский отрок был значительно моложе того, кто, в свою очередь, привиделся первому секретарю саратовского обкома.

Хотелось бы попутно развеять невероятный слух (его, в частности, муссируют А. Филиппов и К. Исигура) — о том, что якобы накануне внезапной отставки Алексея Игоревича к нему на прием сумела пробиться группа четверокурсников филфака СГУ во главе с Романом Арбитманом — с петицией в защиту В. Прозорова. Документы этого не подтверждают: в областном партархиве следов ходатайства не обнаружено, а в книге учета посетителей саратовского обкома фамилии Романа Ильича или его однокурсников отсутствуют. Да и странно было бы предполагать, что всесильный хозяин Саратовщины, к которому без предварительной записи за месяц не мог попасть сам ректор университета, стал бы вот так запросто встречаться с рядовыми студентами вуза. Никаких демократических вольностей в этих казенных стенах не водилось с момента их возведения…

Если приведенный выше слух о чем и свидетельствует, то лишь о том фантастическом авторитете, каким пользовался декан филфака у студентов — в том числе и у главного героя нашей книги.

Чисто формально Арбитмана нельзя назвать учеником В. Прозорова: будущий президент России писал свою дипломную работу у другого преподавателя (ВэВэПэ профессионально занимался первой четвертью ХХ века, а литературные предпочтения студента Арбитмана были отданы прозаикам предшествующего столетия — прежде всего, Осипу Сенковс-кому и Николаю Гоголю). Тем не менее Роман Ильич многим обязан В. Прозорову — пожалуй, не меньше, чем С. Бруку.

«Я бесконечно благодарен филфаку, — впоследствии формулировал глава государства в интервью «Коммерсанту». — В дряхлой советской империи, отравленной миазмами собственного распада, таких оазисов было немного, но они, как видите, были. Нам не только давали знания — нас обучали здесь еще и сомнению как единственно возможному методу постижения мира. Ничто не было догмой, все подлежало анализу. Унылые пропагандистские клише не оспаривались специально: они сами рассыпались под напором логики и здравого смысла. Поступившие на филфак выбирали себе профессию лишь во-вторых, а во-первых — примат личной свободы…»

Да, Вячеслав Викторович не мог быть совершенно свободным от окружающего его общества, и выстроить Телемское аббатство в рамках одного отдельно взятого факультета ему бы и не удалось. Но он безусловно сумел культивировать атмосферу раскованности, взрастить пресловутый «филфаковский дух», столь ценимый всеми выпускниками 80-х и начала 90-х годов прошлого столетия. Научный интерес тут был бескорыстен. Никто не гнался за степенями в ущерб качеству знания. Студентов оценивали по их реальным заслугам, а не по рангу их родителей. Не было и тени стукачества — всякие попытки Первого отдела внедрить к Прозорову «засланных казачков» и наушников либо склонить к сотрудничеству кого-то из ближайшего окружения декана оказывались безрезультатными.

Два десятилетия спустя Роман Арбитман, уже будучи президентом России, не раз приезжал в Саратов и предлагал своему бывшему наставнику пойти в политику — баллотироваться в Госдуму от родного города. Но всякий раз ответ Вячеслава Викторовича был отрицательным. «Мое дело — учить филологов, а не пасти народы, — откровенно говорил он (цитируем по тексту того же интервью в «Коммерсанте»). — И вы, Рома, по-моему, совершенно напрасно похоронили свой научный потенциал и влезли в это болото. Станете вы русским Джеф-ферсоном или нет — это еще бабушка надвое сказала, а вот новым Лотманом, Томашевским или Гуковским вы, к моему глубокому сожалению, уж точно не станете. Шанс упущен. Наука, как жена: требует, чтобы ты принадлежал полностью ей — или никому. Правда, и аз многогрешный слишком часто изменял мадам Филологии с гражданкой Педагогикой, так что и мне, Ромочка, новым Бахтиным не быть…»

Как известно, история не имеет сослагательного наклонения. Можно лишь гадать, как могла бы развиваться научная карьера Романа Ильича. Благоприятные предпосылки для нее действительно имелись: порукой тому диплом выпускника филфака СГУ без единой четверки плюс весьма толковая — в книге Р. Медведева даже употребляется слово «блестящая» — дипломная работа («Библиотека для чтения» О. Сенковского как способ выживания художественной литературы в условиях коммерческого диктата рынка»), получившая одобрение Вениамина Каверина — талантливого филолога, который, кстати, тоже выбрал судьбу, не связанную с академической наукой.

В целом, гуманитарное университетское образование дало Арбитману общекультурный базис, однако поиски его отдельных составляющих в ежедневной практике Арбитмана-президента — занятие, на наш взгляд, малопродуктивное. Поэтому Р. Медведев, утверждающий, что «профессиональная чуткость Романа Ильича к слову способствовала особой выразительности его публичных выступлений и лапидарности его указов», прав только отчасти: квалификацию кремлевских спичрайтеров не стоит сбрасывать со счета. За все восемь президентских лет «филологическая» тема в чистом виде, пожалуй, прозвучала лишь однажды — хотя эпизод, без сомнения, знаковый.

Время действия — 2000 год. Действующие лица — московские писатели. «Узнав, что новый глава государства закончил филфак и, стало быть, их некоторым образом коллега, мастера слова коллективно воспряли духом, — иронически замечает А. Колесников. — Они дружно изготовились и стали ждать, когда их призовут в Кремль, дабы узнать их мнения о будущности России. После инаугурации прошел месяц, два, полгода, а президент упорно не замечал господ сочинителей. «Толстые» литжурналы, как и прежде, получали субсидии от Минфина, но ни золотого дождя именных президентских грантов, ни внимания Кремля к писательским персонам так и не случилось. Даже самым терпеливым «инженерам человеческих душ» вскоре сделалось ясно: ими пренебрегают…»

15 декабря 2000 года самый младший (28 лет) из секретарей Союза писателей Российской Федерации Захар Шергунов не выдержал томительного ожидания и обратился к Роману Ильичу с открытым письмом в «Литературной газете» под рубрикой «Наболело».

«Зная, что русская словесность, которую я имею честь представлять, Вам не совсем уж чужда, — цитируем фрагмент этого обширного письма, — мы смеем надеяться, что вам интересны не только мертвые старики из школьных учебников литературы, но и мы, живые думающие ваши современники, небезразличные к судьбе страны и готовые поучаствовать в ее духовном окормлении. Дееспособные литераторы всех возрастов (и, прежде всего, мы, молодые) желали бы прояснить для себя, какова сегодня наша генеральная линия и каков социальный заказ. Считается, будто всякий писатель есть оппонент действующей власти, но это заблуждение. Мы — не разрушители, а созидатели. Мы хотели бы строить великую Россию рука об руку с российской властью. Поэтому нас обижает и настораживает демонстративное невнимание Кремля к тем, кто сегодня составляет золотой фонд нации…»

Роман Ильич откликнулся чрезвычайно быстро: уже через день пресс-служба главы государства распространила его ответ, перепечатанный затем «Известиями» и «Комсомолкой». В отличие от пространного письма Шергунова президентский текст был краток.

«Уважаемый Захар Максимович!

Ваш коллега Леонид Соболев, выступая на Первом съезде СП СССР в 1934 году, сказал: «Партия отняла у советского писателя только одно право — право писать плохо». Знаете Вы эту крылатую фразу? Если да, забудьте о ней. Эпоха тоталитаризма давно миновала, и времена господства одной партии остались в прошлом. Мне как главе государства не хотелось бы ни в чем ущемлять писателей — и уж тем более отнимать у них право, насущное для многих.

Сегодня Вы свободны: творите, выдумывайте, пробуйте. Вы ограничены только Конституцией РФ, а в остальном можете писать, как хотите, где хотите и о чем хотите. Не существует никакой «генеральной линии» и никакого «соцза-каза». Упомянутые Вами «мертвые старики», между прочим, прекрасно без них обходились. Ну а если Вы сами не знаете, о чем Вам писать, и спрашиваете совета у власти, то, может, Вы ошиблись в выборе профессии?

Роман Арбитман

Москва, Кремль, 16 декабря 2000 года».

Реакция на это письмо была неоднозначной. Декларирование невмешательства власти в сферу творчества пришлось по душе тем, кто не нуждался в государственной кормушке, и глубоко уязвило тех, кто по инерции думал, что «поэт в России — больше, чем поэт» и что сама принадлежность к касте творцов автоматически дает человеку некие преференции, духовные и материальные.

«Смысл письма прост: пошли вон, дармоеды! — с горечью говорил тот же Захар Шергунов на расширенной коллегии секретариата СП РФ (цитируем по неправленной стенограмме). — Выкручивайтесь, как хотите. В вашей поддержке, любви и преданности государство не нуждается! А если я хочу любить свое государство и строить светлое будущее под его руководящей дланью? Что тогда? Мне что, из-за этого в Думу прикажете избираться? На телевидение идти?»

Почетный гость писательского форума, недавний соперник Романа Ильича на президентских выборах Геннадий Зюганов назвал ответ Арбитмана «хамским» и «людоедским». «За что боролись, на то и напоролись! — в свойственной ему экспрессивной манере укорил писателей лидер российских коммунистов. — Вот вам свобода, кушайте ее на здоровье. Дальше будет еще хуже, чем при господине Ельцине. Преступной банде Арбитмана и его министров-капиталистов вообще нет дела, живы вы или умерли. А при нашей власти каждый из вас получал бы ежемесячно твердый паек, а к 7 ноября — еще и праздничные заказы: крупу гречневую, сыр, шпроты, зеленый горошек консервированный, масло подсолнечное, колбасу копченую, по две единицы ликеро-водочной продукции на одно лицо…»

Как ни жаль, мы вынуждены прервать эту замечательную цитату. О взаимоотношениях президента Арбитмана с деятелями КПРФ будет еще рассказано в двух других частях книги. Пока же ради соблюдения хронологии нам придется вернуться из XXI века обратно в век ХХ.

1984 год. Студент СГУ Роман Арбитман стал выпускником. Диплом защищен на «отлично», учебники возвращены в библиотеку, обходной лист подписан, бордовые «корочки» получены… Что дальше?

Старшее поколение знает, а читателям помладше напомним, что в СССР существовала система принудительного распределения студентов: так, выпускникам филфака — и середнячкам, и отличникам — полагалось отработать три года в сельских школах, где всегда не хватало учителей. «Роман легко мог бы остаться в городе, никто бы его не осудил, — пишет А. Филиппов. — Но он решил честно ехать по распределению и отправился работать в село Буряш Новоарасского района Саратовской области».

На новых картах 2009 года упомянутое выше географическое название искать уже, кстати, бесполезно: с 1 сентября 2008 года этот населенный пункт решением Саратовской областной Думы, в соответствии с единогласным решением сельского схода с. Буряш, официально переименован в с. Арбитманово.

Глава VII Город — деревня — город

В конце XVIII века тысячи беглецов из охваченной революционным пожаром Франции приняли любезное приглашение императора Павла I и нашли пристанище в девяти российских губерниях, в том числе и Саратовской. Поскольку большинство французов, угодивших в этот суровый поволжский край, по иронии судьбы оказались земляками Максимилиана Робеспьера, то есть уроженцами города Ар-рас (департамент Па-де-Кале), было решено назвать место обитания Новым Аррасом. А чтобы уберечь французскую колонию от набегов степняков, к северо-востоку от основного поселения на расстоянии одного лье (4,4 км) был выстроен заградительный форпост, где обосновались несколько десятков семей. Таким образом, топоним «Буряш» ведет родословную от галльского слова «барраж» (barrage), то есть заграждение.

Ныне жители с. Арбитманово уже практически ничего не знают о своих европейских корнях, а название близлежащего райцентра еще в конце XIX века утеряло одну из двух «р», превратившись из Нового Арраса в весьма сомнительно звучащие Новые Арасы. Будучи отличником, Арбитман мог выбирать, в какое из сел ему ехать, и сам попросился распределить его в Буряш. «Возможно, Роман Ильич надеялся застать там гордых потомков недобитых французских аристократов, — замечает А. Колесников. — Увы: в 1984 году там не оказалось даже работающего водопровода (нет его и сейчас)».

За два века французский след затерялся в местных песках. Этносы перемешались, предыстория тихо осела в архивах. К тому моменту, как новый учитель русского языка и литературы прибыл к месту назначения, из всех жителей села только один имел хотя бы смутное представление о своем генеалогическом древе: это был девяностопятилетний учитель труда Леон Сент-Клер, чью фамилию односельчане постепенно переделали сначала в Зинглер, а потом в еще более привычное — по надписям на старых швейных машинках — слово Зингер, называя его Леонидом Марковичем и для удобства считая местным евреем. Тот благоразумно не спорил.

Молодого преподавателя сразу нагрузили занятиями в четвертом, шестом, восьмом и десятом, дали классное руководство и предложили на выбор одно из двух общественных поручений: либо проводить политинформации, либо вести шахматный кружок «Белый конь». Роман Ильич выбрал шахматы как меньшее из двух зол.

«С тех пор на районных соревнованиях по шахматам Буряшская средняя школа из года в год неизменно занимала призовые места», — проникновенно пишет Р. Медведев. В книге К. Исигуры читаем о том, как «мастера шахмат из школьного кружка с апокалиптическим названием «Конь бледный» (! — Л. Г.) предпочитали классические дебюты и староиндийскую защиту»; там же приведен разбор трех лучших партий. По утверждению А. Филиппова, кружок Арбитмана стал в районе местной достопримечательностью (автор называет его «Белая лошадь» — похоже, непроизвольно путая шахматную фигуру с известной маркой виски). Экс-чемпион мира Анатолий Карпов в пятом, 2003 года, издании мемуарной книги «Девятая вертикаль» рассказывает о давней игре по переписке с «чрезвычайно талантливыми любителями из поволжского села Буряш».

Факты эти, вообще говоря, выглядят удивительно, учитывая, что сам Роман Ильич в интервью немецкому журналу «Stern» (2002 год) сообщил о том, что никогда не играл ни в какие в шахматы, да и в кружок его записался всего один человек — поименованный выше учитель труда. «А то бы меня заставили рисовать стенгазету, а это я тем более не умею», — чистосердечно признался старик Сент-Клер Арбитману на первом и единственном заседании кружка.

В отличие от шахматного «Белого коня», существовавшего только в школьной отчетности (и еще в воображении некоторых биографов президента Арбитмана), успехи молодого учителя на ниве народного просвещения — не миф, они задокументированы. В школьном архиве хранятся 9 почетных грамот от Новоарасского районов; ученики Романа Ильича неоднократно (май 1985 года, сентябрь и декабрь 1986 года) участвовали в областных олимпиадах по русскому языку, а Гуля Сатвалдиева и Лена Нурматова из шестого класса дошли до республиканского турнира в Москве (апрель 1987 года), где заняли соответственно второе и третье места в личном зачете.

Новоарасская районная библиотека хранит шестнадцатиполосный спецвыпуск местной газеты «Наше время» за март 2000 года, под названием «Наш дорогой Роман Ильич». Факсимильно воспроизведено несколько страниц школьных дневников тогдашних подопечных Арбитмана (сплошь «четверки» и «пятерки» по его предметам). В том же номере ученики президента России — Марина Буаленко, Александр Зевякин, Александр Мостович, Павел Родофиникин, Серык Сарбасов, Ирина Бетанкурова, Сергей Боголюбский и многие другие — делятся воспоминаниями о своем педагоге. За строками газетной публикации встает образ едва ли не идеального учителя: строгого, но справедливого; требовательного, но всегда готового помочь; образованного, но не стремящегося перегрузить ученика информацией или раздавить его своим моральным авторитетом.

Жанр панегирика, однако, коварен: искренний комплимент часто пытается притвориться историческим фактом, подменив реальность. Был ли Арбитман таким уж безупречным школьным преподавателем? По мнению Р. Медведева, был. (Для доказательства тезиса историк на протяжении трех книжных страниц беспокоит прах Песталоцци, Ушинского, Макаренко и Сухомлинского, прилагая к Роману Ильичу разнообразные цитаты из столпов мировой и отечественной педагогики). Главный редактор московской газеты «День литературы» В. Бондаренко, напротив, утверждает, что не был.

В отличие от Медведева Бондаренко не тревожит почтенные педагогические тени, а весьма конкретен. В феврале 2000 года он не поленился съездить в Буряш и лично проэкзаменовал найденных там восьмерых учеников Арбитмана, работавших в местной сельскохозяйственной артели. «Прошло не более пятнадцати лет после выпуска, а они уже путают глаголы первого и второго спряжения! — уличает Бондаренко. — Не могут отличить назывные предложения от неполных! Слово «интеллигенция» пишут с одним «л», слово «лиро-эпический» слитно, а не через дефис! Они еще худо-бедно помнят сюжеты произведений Пушкина, Гоголя или Сенковского, которого, кстати, вообще нет в школьной программе, но начинают позорнейшим образом «плавать», едва речь заходит о Горьком, Фадееве, Полевом или Рубцове! Про «Поднятую целину» и «Русский лес» некоторые, сдается мне, и не слыхивали. Фамилии Передреев и Тряпкин вызывают у них малопонятные ухмылки. Сразу видно, что советский период нашей литературы Арбитманом преподавался через пень-колоду, если не сказать грубее».

Редактор «Дня литературы», что называется, ломится в открытую дверь. Сам Роман Ильич никогда не считал себя образцовым школьным преподавателем и не боялся в том повиниться. «На филолога при желании можно выучиться, а учителем надо родиться, — подчеркивал он в интервью газете «Первое сентября» (2003 год). — Дети меня, в основном, слушались, и программу мы осваивали без видимых потерь. Но и без блеска. За все три года у меня не возникло ощущения, что педагогика — по-настоящему мое призвание. Точно так же, как на последнем курсе филфака я не почувствовал, что обязан посвятить жизнь академической науке. К сожалению, мы можем догадаться, в чем же именно наше предназначение, только методом проб и ошибок, отсекая варианты. Чужой опыт тут бессилен, шишки приходится набивать самому…»

С буряшским периодом жизни Арбитмана большинство биографов связывают важный этап становления его характера; в нем открываются черты, присущие государственным деятелям новой формации, — прежде всего, целеустремленность и мобильность.

В своей книге А. Филиппов, изучив все имеющиеся статистические данные по Саратовской области и районные газеты первой половины 1980-х, а также произведя измерения по карте, называет главным достоинством Буряша его удобное географическое положение: 40 километров от черты города, прямо вдоль трассы. «Иных достоинств у села не обнаружено», — резюмирует историк. И действительно, развитой инфраструктурой Буряш не обладал, больница и детсад отсутствовали, сгоревший в конце 70-х сельский клуб так и не был восстановлен, в магазине бесперебойно продавались лишь хлеб, водка, керосин, свечи и спички — набор насущный, принимая во внимание регулярные вечерние отключения электричества в районе. Потому-то занятия в школе проводились только в первую смену.

Надо признать, расписание уроков было составлено максимально удобно для молодого учителя. Будущий глава государства получал возможность, оставаясь полноправным жителем села, не потерять статуса горожанина. Для этого ему надо было выстроить рабочий день с математической точностью, чтобы не позднее 15 часов оказаться на шоссе, соединяющем Саратов с Новыми Арасами, и оттуда отправиться в обратный путь. А на следующее утро той же дорогой снова вернуться в Буряш, не опоздав к первому уроку. И так три года подряд — за вычетом выходных, праздников и каникул.

В главе «Дао президента» К. Исигура вдумчиво анализирует философскую составляющую modus vivendi Арбитмана и делает смелый вывод о том, что в 1984–1987 годы будущий президент России был стихийным адептом «школы Пути и благодати» (дао дэ цзя), поскольку «главная закономерность дао — обратность, возвращение (фань, фу, гуй), т. е. движение по кругу (чжоу син)». Все это остроумно и концептуально, но едва ли справедливо: окажись на дороге, ведущей из Новых Арас в Саратов, мудрые Лао Дань и Чжуан Чжоу, никакая грядущая благодать не заставила бы их вписать это раздолбанное двухполосное шоссе в метафизическую категорию Пути.

Историка М. Такера ежедневные путешествия Романа Ильича из Буряша в Саратов подталкивают, в свою очередь, к иным выводам, далеким от религиозно-философских сфер. Американский биограф Арбитмана называет будущего президента России «одним из первых русских хичхайкеров» (The Hitchhiker), зачисляя его в ряд со знаменитыми современными автостопщиками-мастодонтами (Лавар, Кротофф, Шанин и др.). Это утверждение тоже вряд ли справедливо, так как для Арбитмана путешествие автостопом из села в город было не разновидностью хобби или экстремального туризма, но мерой вынужденной. Если утром Роман Ильич мог еще добраться из города на рейсовом автобусе, то для обратного пути ему приходилось изыскивать попутный транспорт — любой, порою экзотический.

Тема хичхайкинга Арбитмана чрезвычайно выигрышна для СМИ, и СМИ этим пользуются. В период обеих избирательных кампаний (2000 и 2004 годов) пропрезидентская пресса, желая привлечь на свою сторону молодежь, возвращалась к вояжам Романа Ильича не один десяток раз. И, к сожалению, порядком заездила сюжет. Посильную лепту в это внесла, кстати, и компания «Рер81со», которая в ходе ребрендинга российской «Фанты» использовала ту же фабулу как трамплин для навязчивых рекламных гротесков («Мы с Ромкой выпили еще по бутылочке «Фанты» и тормознули самолет!»). Но реальность в данном случае ненамного отстает от фантазий копирайтеров. Уже к концу своего первого буряшского года Арбитман действительно достиг в искусстве автостопа заметных успехов: суровая необходимость вынуждала его совершенствоваться.

Специальный корреспондент журнала «Русский репортер» Анна Барабек в 2007 году по заданию редакции отправилась из Москвы в Буряш и провела там три дня, собирая свидетельства бывших односельчан будущего президента. Примеры, приведенные в ее статье «Все, что движется и не движется», говорят сами за себя.

Остановить на трассе большегрузный КамАЗ, ремонтный «рафик» или колесный трактор — не проблема и для рядового буряшца, а вот другие виды автотранспорта крайне неохотно брали (и берут поныне) попутчиков в селе. Тем не менее молодому учителю литературы еще весной 1985 года не составляло большого труда притормозить автолавку, кинопередвижку, молоковоз, панелевоз, автокран, машину ППС, бетономешалку и даже автоцистерну Новоарасского вин-завода — факт, вызывающий у мужской половины жителей села трепет сродни сакральному. Мало того! «Некоторые из опрошенных мною на полном серьезе утверждали, — пишет А. Барабек, — что в последний год своего учительства Арбитман мог остановить на шоссе, ведущем в Саратов, практически любое средство передвижения, включая те, которым брать попутчиков запрещено категорически: почтовый фургон, автозак, инкассаторскую машину, бронеавтомобиль Госбанка и даже шестиосный тягач МАЗ 547А, перевозящий стратегические ракеты «Пионер», они же СС-20…»

По ходу бесед с местными жителями выяснилось еще одно любопытное обстоятельство. Каждый второй из опрошенных выражал уверенность в том, что «Роман Ильич, садясь в кабину рядом с водителем, становился кем-то вроде живого талисмана — гарантией непопадания машины ни в какие аварии». Например, Александр Т., бухгалтер АОЗТ «Буряшсвекла», рассказывал журналистке: «Я на своей «копейке» подбросил Романа Ильича до центра Саратова, потом заехал на станцию техобслуживания, и там-то мне сказали, что новые тормозные колодки начисто стерты — производственный брак. Как мы по пути не улетели в кювет, особенно на спуске у Клещевки, ума не приложу. Чистое везение…» Другой из собеседников журналистки, механизатор Семен В. вспоминал, что, будучи школьником, однажды подвозил учителя на отцовском «газике»: «Я был тот еще водила, а шоссе мокрое, и на въезде в город мы со всей дури врезались в КрАЗ на встречке… Ну то есть должны были врезаться, я уж подумал, все, амбец, припухли, а открываю глаза — вижу, разъехались буквально в миллиметре и шофер КрАЗа из кабины кроет меня четырехэтажно…»

Совсем уж невероятную историю поведал корреспондентке Сергей С., ныне агроном, а в 1986 году — десятиклассник. По его словам, он, балуясь, залез на дерево, упал и заработал сложнейший перелом позвоночника. Деду С. вместе с Арбитманом, который тотчас же отменил занятия, пришлось срочно везти парня в саратовскую больницу на колхозном «москвиче», который, как потом оказалось, забыли дозаправить — сильно торопились. «Дед мой говорил, что последние километров пять мы гнали с пустым, можно сказать, бензобаком, стрелка вообще на нуле, — удивляется С. — Но ведь доехали, и мотор заглох только во дворе больницы! И я, как видите, не инвалид, хотя сперва сказали, что стопроцентно ходить не буду. Думаю, это Роман Ильич, дай Бог ему здоровья, помог мне, аурой своей, что ли, или как там это в науке называется… Я за него по-честному оба раза голосовал, и все, кого я знаю, были за него, он же наш земляк практически…»

Три комментатора статьи А. Барабек — магистр богословия диакон Андрей Утяев, политолог Леонид Фишман и культуролог Михаил Рижский, — расходились во мнениях. Утяев замечал, что Русская православная церковь, в отличие от католической, не гонится за количеством чудес, однако и не исключает их в отдельных случаях; так что будущему президенту России ничто принципиально не мешало оказаться субъектом любого из этих феноменов или всех вместе. Фишман, не оспаривая отдельных фактов, считал большинство свидетельств все-таки следствием некоего самогипноза; мол, жители Буряша остались в плену предвыборных технологий 2004 года, «превративших обычного кремлевского чиновника в голливудского Супермена». Рижский же высказывал уверенность, что мы имеем дело, скорее, с зарождением нового пласта сельского фольклора: рассказы буряшцев вписываются в формат так называемых быличек, вроде тех, в которых средневековые крестьяне излагали истории о встречах с лешими, домовыми, водяными или русалками.

Автор этих строк, уважая мнение специалистов, добавляет и свою версию — без мистики и без политики, но не без простодушной корысти сельчан. Журналистка невольно стала участницей процесса наработки так называемого позитивного имиджа географической точки, и Арбитман здесь — уже не только человек, но также и привлекательный брэнд. Вспомним, что буряшцы, едущие в Саратов, и сегодня часто используют попутный транспорт (своего нет). Респонденты А. Барабек, вероятно, рассчитывают, что водители, наслышанные о местных чудесах, будут охотнее останавливаться возле села Арбитманово и подбирать здесь попутчиков…

А теперь вновь вернемся к ежедневным поездкам Романа Ильича — точнее, к их мотивации. Естественное желание не покидать надолго жену и детей (в год окончания Арбитма-ном филфака его сыну Родиону было три года, Марку — два, Лидия Алексеевна была уже беременна Валерией) разумеется само собой, однако, кроме личных причин, будущего президента России влекли в Саратов еще и профессиональные обязанности. Преподавание русского языка и литературы в сельской школе вскоре перестало быть единственной его работой: с января 1985 года Роман Ильич — еще и внештатный корреспондент областной газеты «Заря молодежи».

Более подробно мы коснемся работы Арбитмана-ре-портера в следующей главе, когда наш герой, отработавший три года в школе, перейдет в штат газеты. Пока лишь напомним, что скромная комсомольская четы-рехполоска, выходившая три раза в неделю (с середины 80-х годов — двенадцатистраничный еженедельник) дала путевку в жизнь многим известным персонам, в том числе лауреату премии World Press Photo Анатолию Земляникину, послу России в США Михаилу Гусеву, популярной художнице Ольге Пегановой, писа-телю-букериату Владимиру Маканину (посвятившему любимой газете ностальгическую повесть «Отдушина») и, конечно, главной российской кинонадежде первой декады XXI столетия — обладателю венецианского «Золотого Льва» и трехкратному номинанту американского «Оскара» режиссеру Сергею Леонидовичу Громобоеву.

В 1980-е годы «Заря молодежи» для Саратова была и вправду отдушиной — этаким «либеральным проектом», как сказали бы сейчас, нового хозяина области. Сын неграмотного бессарабского крестьянина, Константин Платоно-вич Муринеску сделал блестящую карьеру в партийных коридорах власти и в 1983 году сменил А. Шибаева на посту первого секретаря Саратовского обкома КПСС, будучи человеком еще не старым и не закоснелым в предубеждениях.

С самого начала Муринеску выказал себя чрезвычайно гибким политиком. Он, как и подобает умному дракону, разделил свои ипостаси: за жесткую ортодоксальность отвечали у него Идеологический отдел обкома и главный редактор местной партийной газеты «Коммунист», а всяческие демократические послабления были отданы на откуп молодежной газете, приписанной к комсомолу и формально не подчиненной обкому. Первому секретарю оставалось лишь держать «среднюю линию», время от времени показательно поругивая то упертых старцев, то несдержанных юнцов.

Сотрудники «ЗМ», ведомые своим главным редактором Евгением Музалевским, чувствовали длину партийного поводка, но старались выжать максимум из своего положения. Когда «Коммунист» отдавал центральные полосы всесоюзной премьере унылого блокбастера «Вкус хлеба», «Заря молодежи» устраивала «круглый стол» по творчеству Тарковского. Когда «Коммунист» гвоздил из крупного калибра опальную рок-музыку, «Заря молодежи» печатала интервью с Вячеславом Бутусовым. Когда библиотекари всей области одобряли и поддерживали на страницах «Коммуниста» очередной нетленный шедевр Петра Проскурина, читатели «Зорьки» находили в своей газете статью о новом романе братьев Стругацких…

Внештатный корреспондент Роман Арбитман, придя в газету, не сосредоточивался на одной теме, а старался охватить все любопытное, что попадалось на глаза, и сделать так, чтобы его любопытство передалось читателю. Уже через пару месяцев его работы в газете заместитель главного редактора Валерия Каминская (она ведала внештатниками), начала предлагать Роману сразу несколько тем для статей, оставляя финальный выбор за ним.

«1 февраля 1985 года, — пишет В. Каминская в своей мемуарной книге «Заревцы, век ХХ», — я, хорошо помню, спросила у Романа, о чем бы он хотел написать. Вариантов на сегодняшний вечер, сказала я, два. Или на пресс-конференцию к Макаревичу, который приехал с ансамблем «Машина времени». Или встретить какого-то партийного деятеля из другой области и сделать сто строк для первой полосы. «Само собой, пойду к Макару, — не раздумывая, ответил Арбитман. — А как, кстати, фамилия этой партийной шишки?» Я перелистала свой блокнот, нашла запись и ответила: «Первый секретарь Свердловского обкома, какой-то Ельцин…»

На этот эпизод воспоминаний В. Каминской многозначительно ссылается большинство биографов Романа Ильича. Каждый из них предлагает собственную формулировку, но все почему-то одинаково уверены, что могут воспроизвести ход мыслей своего героя.

«Арбитман, конечно, пошел на встречу с Андреем Ма-каревичем, — пишет, например, А. Филиппов, — но фамилия Ельцин отложилась в его памяти». В книге К. Исигуры о том же самом событии сказано более художественно, с метафорическими фиоритурами: «…но колючая фамилия Ельцин острой занозой засела в его мозгу».

Наиболее пафосная версия окончания все той же фразы принадлежит, естественно, Р. Медведеву: «…но фамилия Ельцин крепко запала ему в душу».

Часть вторая В КОМАНДЕ ЕЛЬЦИНА

Глава I Случай на мосту

О первом покушении на Бориса Ельцина 28 сентября 1989 года рассказал достаточно внятно, хотя и без излишних драматических подробностей, сам первый президент России в уже цитированных нами мемуарах «Исповедь на заданную тему»: «Вода была страшно холодная. Судорога сводила ноги, я еле доплыл до берега». О втором покушении, совершенном по образцу первого, публике почти ничего не известно. Ельцин в той же книге уделяет происшествию всего одну фразу: «Через пару месяцев, в Саратове, была еще одна похожая попытка, но она провалилась».

Охранник Ельцина А. Коржаков, в ту пору сопровождавший шефа еще не во всех его поездках, знает о втором случае с чужих слов и пренебрежительно называет его «мелким хулиганством, не опасным для жизни будущего президента». Однако это не так. Если высота моста близ поселка Успенское, откуда в сентябре четверо злоумышленников сбросили Ельцина в Москва-реку, составляет не более пяти метров, глубина реки в районе моста не превышает полутора метров, а температура воды в конце сентября 1989 года была еще не ниже +10 градусов, то двумя месяцами позже условия оказались гораздо жестче: высота саратовского моста над уровнем Волги в месте второго покушения — два десятка метров, глубина реки — 7–8 метров, а температура воды опустилась до нуля. К счастью для Ельцина (и для всей новейшей истории России), планы заговорщиков расстроил один человек…

Саратов в ноябре 1989 года уже значительно отличался от Саратова февраля 1985 года, когда город впервые посетил еще мало кому известный Ельцин. Теперь его фамилию знала вся страна, а над Москвой уже веяли свежие ветры перемен (гласность, альтернативные выборы, прямая трансляция Съезда народных депутатов, митинги на Пушкинской площади, кооперативы и т. д.).

Правда, и Саратов не был медвежьим углом, а кое в чем ощутимо опережал столицу: Муринеску, однокашник Горбачева по институту механизации сельского хозяйства и его сосед по комнате в общежитии, получил право сделать поволжский край подобием полигона, на котором генсек ЦК КПСС испытывал свои новшества.

Далеко не все столичные историки знают, например, что фильмы «Покаяние» и «Маленькая Вера» саратовцы увидели на полгода раньше, чем москвичи, а наиболее острые главы из своей книги «Дети Арбата» приехавший в Саратов писатель Анатолий Рыбаков читал перед многотысячной аудиторией стадиона «Динамо» еще за три недели до того, как был сверстан номер журнала «Дружба народов» с первой частью разоблачительного романа о Сталине.

Справедливости ради заметим, что антиалкогольную кампанию Муринеску тоже был вынужден начать раньше других; первый анекдот об очередях за водкой родился на саратовской земле, и именно Саратовская область в декабре 1985 года установила печальный рекорд по производству самогона и браги на душу населения (рекорд был перекрыт Новосибирском только тремя месяцами позже).

Газета «Заря молодежи», в штат которой Роман Ильич был зачислен уже летом 1987 года, быстро отвоевывала у вчерашнего безгласия одну позицию за другой, привлекая новых подписчиков и вызывая разлитие желчи у наиболее стойких ветеранов КПСС.

Константин Душенко, автор книги «Русские политические цитаты» (1996), беспристрастно сравнил даты и зафиксировал первенство «ЗМ» по 28 популярным в годы перестройки словесным конструкциям. Например, выражение «административно-командная система» еще до Гавриила Попова опробовал в фельетоне «Крытый рынок как зеркало русской коррупции» саратовский публицист Алекс Крутов. Историк Юрий Афанасьев помянул «агрессивно-послушное большинство» впервые не на съезде народных депутатов в Москве, а раньше, в интервью все той же саратовской газете. Ставшее крылатым словосочетание «эпоха застоя» спичрайтеры М. Горбачева, готовя доклад генсека на январском (1987 года) пленуме ЦК КПСС, позаимствовали из редакционной передовицы в «Заре молодежи». Впрочем, и шокирующая многих (в особенности отдел культуры газеты «Правда»!) рифма «генсек — гомосек» впервые появилась опять-таки на страницах «ЗМ», в поэме Тимура Кибирова «Лесная академия», до этого дружно отвергнутой дюжиной московских изданий ввиду «неприличия» и «кощунствен-ности»…

В 80-е годы Роман Ильич опубликовал в своей родной газете десятки статей; некоторые из них стали городскими — и не только — сенсациями. Из множества назовем лишь три, самые громкие.

Разыскания Арбитмана в фондах Саратовского дома-музея Н. Г. Чернышевского внезапно выявили тщательно замалчиваемый факт родственных связей Чернышевских с Набоковыми, у которых обнаружился общий далекий предок — легендарный воин-священник Набока Черная Шея, соратник Владимира Мономаха. Таким образом, личная неприязнь автора «Дара» к автору «Что делать?» проистекала, как оказалось, из стародавнего соперничества двух семейных кланов — «дворянского» и «поповского».

В Саратовской епархии и поныне добрым словом поминают еще одну из статей Арбитмана в «ЗМ»: благодаря ей местные церковные иерархи смогли опередить ближайших соседей, обретя «внеплановую» региональную святыню. Роман Ильич первым докопался, что экспонируемый в археологическом зале местного музея краеведения мумифицированный труп «неизвестного горожанина приблизительно середины XVIII века» на самом деле — нетленные мощи о. Трифона Константинопольского (Шавкунатова), который нашел в Саратове последнее прибежище после смертельного ранения ятаганом янычара, подосланного (согласно официальной версии московского патриархата) папским нунцием синьором Оттавио Каппеллани.

Еще одна публикация Арбитмана, по сути, ликвидировала возникшую в 60-е годы традицию здешних новобрачных — после регистрации в ЗАГСе приезжать фотографироваться и возлагать цветы у металлической стелы на месте приземления Юрия Гагарина, в ближайшем пригороде Саратова. Замерив радиационный фон вблизи стелы, Роман Ильич даже не стал возмущенно комментировать полученные цифры, а лишь сопоставил их с цифрами закрытой статистики генетических заболеваний новорожденных в те же 60-е. Эффект сравнения сам по себе оказался убойным: местную достопримечательность тотчас же обнесли по периметру бетонным забором, а все саратовские ЗАГСы получили спешную инструкцию перенацеливать новобрачных на памятник Н. Вавилову — знаменитому генетику, замученному в саратовской тюрьме НКВД…

Несмотря на объявленную в стране гласность, около полудюжины статей, написанных Арбитманом для «ЗМ» во второй половине 80-х так и не появились в газете, поскольку им воспрепятствовал сам партийный хозяин области. Причины запретов во всех случаях, кроме одного, разнообразием не отличались: Муринеску опасался всесоюзного скандала, не будучи стопроцентно уверен, что его однокашник Горбачев не сдаст его, если что, зубрам из Политбюро.

В частности, первый секретарь обкома наложил вето на статью о реальной судьбе уроженца села Яковлевка Базарно-Карабулакского района Саратовского области героя Великой Отечественной Василия Клочкова. Роман Ильич установил, что Клочков не погиб под Москвой вместе с другими панфиловцами, а умер только в 50-е, в одноместной палате саратовской психиатрической больницы, куда его направили с диагнозом «правдоискательский бред»: бывший политрук имел наглость прилюдно утверждать, что никогда не произносил, умирая, фразы «Велика Россия, а отступать некуда — позади Москва», и вообще, некоторым образом, еще жив…

Только в виде газетной верстки сохранились еще два исторических, но злободневных материала Арбитмана. Один был о том, что библиотека Ивана Грозного не пропала совсем, а была тайно найдена еще при Ленине и тайно же передана в США при Сталине (в обмен на триста тракторов «форд-зон», переименованных у нас в «кировец», и ужесточение приговора убийце Троцкого Рамону Меркадеру — чтобы сидел в мексиканской тюрьме подольше и болтал поменьше).

Другой материал был написан в дни ожесточенных споров советских историков о достоверности фотокопии секретного протокола к договору «Молотов-Риббентроп» 1939 года. Арбитман посоветовал поискать оригинал документа в семье бывшего наркома иностранных дел; например, внутри семейной реликвии — плюшевого медведя юного молотов-ского внука Славика Скрябина (впоследствии бумага была найдена именно там, где предсказывал Роман Ильич).

Наконец, осталось под спудом весьма любопытное расследование Арбитмана, посвященное неизвестному фильму Александра Сокурова с участием Владимира Высоцкого: в советской приключенческой картине по мотивам романов Карла Мая знаменитый бард должен был играть роль индейского вождя Виннету. Фильм был отснят, доведен до стадии озвучания, но затем производство было остановлено, а негативы смыты — и все для того, чтобы избежать конфронтации СССР с Югославией, для которой у Виннету могло быть лицо только одного человека в мире — Гойко Митича. Никаких идеологических причин для запрета статьи не было; просто Муринеску, большой поклонник Галича и Окуджавы, Высоцкого почему-то терпеть не мог.

Хотя упомянутые статьи Арбитмана так и не увидели света, внутри редакции «ЗМ» о них знали и ценили умение Романа Ильича найти выигрышную тему, но при этом еще и насолить высокому начальству. Понятно, отчего встречать прилетевшего в Саратов полуопального депутата Ельцина редакция газеты отправила Арбитмана; на сей раз Роман Ильич, естественно, не отказался. При этом репортера «ЗМ», привыкшего к мелким пакостям местного чиновничества, ничуть не удивило, что самолет из Москвы с прилетевшим лидером Межрегиональной депутатской группы посадили — по метеоусловиям, как было объявлено, — не в саратовском аэропорту, а на летном поле военного аэродрома соседнего города Энгельса.

Прочие журналисты, понапрасну прождавшие в главном аэропорту, разъехались ни с чем. Только Арбитман, быстро сориентировавшись, на попутном цементовозе успел добраться до Энгельса вовремя. Московский гость торопился на встречу с саратовскими депутатами, а потому согласился дать интервью корреспонденту «ЗМ» по пути в Саратов, прямо в машине — в «Жигулях», арендованных здесь же у местных кооператоров. Виктор Чалов, шофер Ельцина, прилетевший вместе с ним, сел за руль; ехать из Энгельса им предстояло по трехкилометровому мосту через Волгу…

О том, что произошло на мосту, сохранилось мало информации. Ничего, по сути, не объясняет скупой рапорт, найденный автором этих строк в архиве саратовского Обл-ГАИ: «29 ноября 1989 г. на автомобильном мосту через р. Волгу в 14.32 сложилась аварийная ситуация. Движение транспорта на 6 мин. было приостановлено, а затем возобновлено. Человеческих жертв и повреждений а/м не зафиксировано. Уголовное дело не возбуждалось ввиду отсутствия события правонарушения. Ни одна из сторон претензий не имеет».

Сам Роман Ильич никогда и ничего не рассказывал о тех событиях на мосту, а в тех редких случаях, когда в интервью так или иначе всплывала эта тема, изящно уходил от ответа.

Многие телезрители, особенно американские, вероятно, запомнили его беседу с Ларри Кингом, происходившую в прямом эфире телекомпании CNN 28 апреля 2000 года во время первого рабочего визита Арбитмана в США. Хотя после оживленного обсуждения обоими участниками шоу The Problem of Kursk как-то подзабылись и ушли в тень другой важный вопрос телеведущего и ответ гостя студии.

Кинг тогда спросил: «Правда ли, что Борис Ельцин выбрал вас своим преемником потому, что много лет назад вы спасли ему жизнь?» (цитируем по тексту из архива Lenta.Ru). Арбитман ответил: «Не стоит превращать Ельцина в этакого восточного богдыхана. Насколько я знаю, первый президент России, подбирая кадры, руководствовался в первую очередь не личными симпатиями или антипатиями, а профессиональными качествами претендентов. Вероятно, он решил, что я — не самый плохой из возможных кандидатов. Согласитесь, с моей стороны было бы чистым лицемерием утверждать обратное. Иначе бы я попросту отказался баллотироваться на этот высокий и ответственный пост…»

Обратим внимание на то, что Роман Ильич как бы не заметил части вопроса Кинга, не подтвердив и не опровергнув, а обойдя стороной слова о спасении жизни будущего президента России.

Так что же все-таки случилось 29 ноября 1989 года с 14.32 по 14.38? Больше всего фактов можно почерпнуть из единственного интервью В. Чалова, взятого у него по телефону в эфире радио «Эхо Москвы» почти два десятилетия спустя, 23 апреля 2008 года — в первую годовщину смерти Бориса Ельцина. Вот фрагмент разговора (цитируем по тексту из архива ):

«Виктор Чалов.:…да нет, не придирался, классный был мужик…

Эхо Москвы: А в серьезные аварии с ним вместе попадали?

В.Ч.: Тьфу-тьфу, обходилось… Нет, ну нештатные ситуации, конечно, были, как же без них?..

Э.М.: Например?

В.Ч.: Ну вот, допустим, когда мы с ним однажды в Саратове на машине через мост ехали… Не на нашей «Волге», а на арендованной «двушке»… Там была заваруха, да.

Э.М.: Авария?

В.Ч.: Говорю же, заваруха. Я притормозил, а как не тормозить, если они, гады, двумя тачками дорогу нам перегородили, четыре лба с бейсбольными битами?.. Вернее, я тогда еще зеленый был, не знал даже, что это биты, вижу — качки с во-от такими дубинами, обходят нас с двух сторон. У нас и про бейсбол-то тогда толком никто не знал, это уж потом, в начале девяностых, братва насмотрелась штатовских фильмов и завела себе моду… А когда я рассказываю, еще восьмидесятые были, тогда все больше с арматуркой, ее-то на стройках всегда полным-полно, а еще…

Э.М.: Виктор Петрович, извините, что перебиваю, но у нас прямой эфир, время ограничено. Значит, вы притормозили, те, которые с битами, обходят вас с двух сторон, а дальше-то что?

В.Ч.: Да ничего дальше. Ничего, в смысле, те не успели. Я, честно говоря, струхнул, ведь тех четверо, и дубины у них. А он ка-а-ак крикнет в ухо: «Жми по газам и ничего не бойся!» Ну, я и…

Э.М.: Он — то есть Ельцин?

В.Ч.: Зачем Ельцин? Ельцин — он сзади сидел, как ему положено. А этот — рядом со мной, на переднем сиденье…

Э.М.: Кто — этот? Охранник? Коржаков?

В.Ч.: При чем тут Коржаков? Александр Владимирович в Москве остался, с радикулитом со своим. Мы прилетели без охраны, тогда еще восьмидесятые были, говорю же, все по-простому. Это сейчас всякая мелкая птица с большим баблом нанимает себе секьюрити…

Э.М.: Виктор Петрович, дорогой, время… Он — это кто? Знакомый ваш, что ли?

В.Ч.: Э-эх, девушка, если бы у меня такой знакомый был, я бы… Короче, неважно, кто это был. Хороший человек, и все. Правильный совет дал. Одного не пойму, каким макаром мы проскочили между теми тачками? Там расстояния было — метра полтора от силы, а у нас потом — ни царапины, я проверял. Прямо чистое автородео! Фантастика! Он потом спрашивает тоже: «Как это мы вывернулись?»

Э.М.: Кто спрашивает — этот ваш таинственный незнакомец?

В.Ч.: Да нет, это уже Ельцин спрашивает, у нас у обоих. И что я мог ему ответить? «А хрен его знает?..»

Рассказ В. Чалова более-менее проясняет роль Арбитмана в этом инциденте. Обошлось, конечно же, без всякой фантастики: решающим фактором стало умение Романа Ильича быстро брать ответственность на себя, в критический момент приободряя и направляя человека за рулем, — а затем уж водитель справлялся своими силами. Видимо, как раз это ценное умение и выработалось у будущего второго президента России во время трехлетнего буряшского хичхайкинга.

Роль участников происшествия с «противоположной» стороны сегодня понять сложнее. Остается лишь гадать, были эти четверо теми же людьми, которые уже нападали на Ельцина близ поселка Успенское, или другими. Неясно также, чего они хотели: попугать Ельцина, искалечить, убить? Вряд ли мы узнаем, по чьей инициативе они были посланы: то ли кто-то среагировал на недовольство Горбачева Ельциным и решил сделать шефу приятное, то ли, наоборот, кто-то просчитал, что трагическое происшествие с неугодным российским политиком ударит, прежде всего, по международному авторитету Горбачева — ведь на Западе его любили больше, чем на родине.

Примечательно, что в первые дни 2 Съезда народных депутатов СССР некий депутат Иванов подал в президиум записку на имя Михаила Горбачева (она опубликована в приложениях к стенограмме съезда). В ней содержится «обращение к министру внутренних дел СССР товарищу Бакатину» с просьбой «расследовать безобразное поведение нашего коллеги депутата Б. Ельцина, который, обкурившись травы, устроил дебош на мосту через Волгу в районе Саратова, чем подверг опасности жизнь и здоровье простых советских граждан, тружеников Саратовщины».

Никаких последствий этот депутатский запрос, впрочем, не имел, а идентифицировать и расспросить человека, его подавшего, ныне не представляется возможным: среди делегатов съезда было 18 человек, носивших фамилию Иванов, и на момент написания этих строк известна судьба только 8 из них — прочие канули в Лету. Никто из оставшихся Ивановых взять на себя авторство не пожелал.

Интервью Романа Ильича с Ельциным (под названием «Историю не повернуть вспять!»), счастливо миновав цензуру, вышло в номере «ЗМ» за 3 декабря 1989 года и вызвало крайнее недовольство в обкоме КПСС. Муринеску пригласил главного редактора газеты и в ультимативной форме потребовал уволить корреспондента. «Мы всем коллективом даже собирались бастовать в знак протеста, но Роман нас отговорил, — пишет в своих воспоминаниях В. Каминская. — Сказал, что так и так переезжает на днях с семьей в Москву».

Согласно записи в трудовой книжке будущего второго президента России, с 15 декабря 1989 года Роман Арбитман был оформлен на работу в Верховный Совет СССР, помощником депутата Б. Ельцина.

Глава II До и после августа

Многих биографов второго президента России всегда озадачивало, почему Арбитман, имея отличные возможности для быстрого карьерного роста, не занимал никаких серьезных должностей вплоть до начала 1996 года. Если Михаил Полторанин, Сергей Шахрай, Юрий Петров, Юрий Скоков, Геннадий Бурбулис и многие иные соратники Ельцина уже 1991 году обрели начальственные кабинеты либо в правительстве, либо в Администрации президента, то Роман Ильич довольствовался далеко не самой впечатляющей ролью помощника: сперва депутата ВС СССР Ельцина, затем председателя ВС РСФСР Ельцина и, наконец, первого президента России Ельцина.

Р. Медведев в своей книге рассуждает о «фантастической скромности Романа Ильича», которая несколько лет подряд и «мешала его быстрому продвижению по номенклатурной лестнице».

Иную точку зрения отстаивает в мемуарах А. Коржаков. По его словам, «после провала авантюры ГКЧП сам Ельцин старался опереться в первую очередь на тех людей, кто был вместе с ним в Москве на баррикадах 19, 20 и 21 числа. Арбитман же все эти три дня вообще отсутствовал в Москве без уважительной причины. Он исчез. Говоря без экивоков, трусливо сбежал с поля брани и объявился только 23 августа. Мог ли Ельцин полностью довериться дезертиру? Наивный вопрос. Только через четыре с половиной года, задействовав все свои парапсихологические способности, Арбитман сумел переломить ситуацию в свою пользу, взял президента России под контроль и отхватил себе пост федерального министра».

Хотя бывший начальник охраны Ельцина здесь, мягко говоря, не очень дружен с фактами, отзвуки его запальчивых суждений можно отыскать в ряде серьезных работ историков. Слов «трусость» или тем более «дезертирство» никто, конечно, не употребляет: авторы пишут, по преимуществу, о политическом невезении Романа Ильича.

«Обычно интуиция не подводила Арбитмана, — замечает, к примеру, А. Филиппов, — и он умел оказаться в нужное время в нужном месте. Но в августе 1991 года вышла досадная накладка. Знай он, что новейшую историю страны будут творить люди, оказавшиеся в российском «Белом доме» и вокруг него, он бы наверняка перенес или вовсе отменил туристическую поездку в Юго-Восточную Азию».

Прочитав этот пассаж, человек несведущий может подумать, будто путч застал героя нашей книги на отдыхе где-нибудь в Таиланде, и Арбитман не сумел (или даже не захотел) прервать свои восточные каникулы. Эту версию, однако, разбивает в прах сопоставление дат. 19 августа 1991 года с 13.40 до 14.20 Роман Ильич находился в российском «Белом доме» — это подтверждает запись в журнале прибытия/убытия сотрудников ВС РСФСР (12 служебный подъезд).

В архиве ЦК ВЛКСМ автору этих строк посчастливилось обнаружить часть неразобранных фондов московского отделения Бюро международного молодежного туризма «Спутник» за август 1991 года (хотя БММТ еще в июле того же года было преобразовано в Акционерное общество закрытого типа, все материалы за следующий месяц отправляли по старому адресу). Сохранилась копия телефонограммы из Секретариата президента РСФСР с просьбой изыскать возможность срочно, в течение дня 19 августа, отправить гр-на Арбитмана Р. И., 1962 г.р., в КНР по линии «Спутника», индивидуальным образовательным туром «Горизонты Тибета» (трое суток в Лхасе: гостиница, питание, экскурсии). На копии — пометка от руки: «Марина, поторопись! Б.Е. лично просил по тлф!»

Тот факт, что должность Арбитмана в телефонограмме не упомянута и поездка организовывалась не через МИД, а по туристической линии «Спутника», говорит о конфиденциальном характере миссии Романа Ильича. Напомним, что в тот же день Ельцин тайно, обычным пассажирским экспрессом отправил в Свердловск Олега Лобова, первого зама председателя правительства России, «для руководства демократическим сопротивлением в России в случае ареста российских руководителей и победы путча в Москве» (цитируем по книге Б. Ельцина «Записки президента»). Секретная поездка Арбитмана как доверенного лица президента России должна была, по всей видимости, предварить визит в Китай тогдашнего руководителя российского МИДа Андрея Козырева — в целях организации правительства РСФСР в изгнании, если «Белый дом» будет захвачен.

Почему же конечным пунктом путешествия Арбитмана была избрана Лхаса, а не столица КНР — Пекин? Думаем, это было сделано для дезориентации возможных соглядатаев: 19 августа никто из российского руководства не мог поручиться, что тогдашний глава КГБ СССР и член ГКЧП Владимир Крючков уже не отдал приказа отслеживать перемещения сотрудников администрации Ельцина.

Данная гипотеза нам кажется наиболее логичной и убедительной. Лишь в качестве курьеза можно рассматривать версию, изложенную К. Исигурой: автор книги «Путь Арбитмана», кажется, искренне убежден, будто Ельцин намеревался в случае крайней необходимости прибегнуть к мистической помощи Духов Высших Сфер и направил своего конфидента к буддийским монахам — «в надежде заручиться в борьбе с ГКЧП поддержкой покровительницы Лхасы, сиятельной богини Лхамо, четырехрукой подруги двурукого Махакалы».

Отстаивая свою точку зрения, японский анфан-террибль от исторической науки перечисляет ряд действий руководства ГКЧП (и впрямь несогласованных и непоследовательных — хотя от аморфной структуры трудно было ожидать четкости и последовательности!), а «царицей доказательств» считает признание Дмитрия Язова: в мемуарной книге «Удары судьбы» министр обороны СССР и член ГКЧП поведал о своем сне в ночь с 20 на 21 августа.

«Все члены Госкомитета сильно переутомились, я проспал всего часа три и снилась мне какая-то чертова околесица, — писал Д. Язов, — как будто я связан по рукам и ногам, а надо мной нависает Арбитман, один из помощников Ельцина — почему-то бритый наголо, как новобранец, в оранжевом балахоне, похожем на плащ-палатку. Лупит меня бубном по башке и орет: «Выводи танки, сволочь! Выводи танки, гад, а то я тебе всю карму обломаю!» Ударит бубном и опять орет: «Выводи танки, старый козел!» — а я пошевелиться не могу… На следующее утро я отдал приказ вывести танки из Москвы — не из-за дурацкого сна, естественно, а потому что всегда уважал москвичей и не хотел кровопролития…»

Разумеется, анекдот Д. Язова — материал для психоаналитика и не более того. Для российской истории неважно, каких именно чудовищ рождал сон разума членов ГКЧП после их неумеренных алкогольных возлияний вечером 20 августа (экс-премьер СССР Валентин Павлов в книге «Август изнутри» писал о «туче маленьких и злых зеленых президентиков Линкольнов на курьих ножках», а экс-вице-президент СССР Геннадий Янаев в интервью газете «Труд» к десятилетию путча стыдливо вспоминал о приснившейся ему в ту ночь Надежде Константиновне Крупской). Куда важнее другое: К. Исигура то ли неумышленно, то ли намеренно цитирует в своей книге третье, 1996 года, издание мемуаров Д. Язова; в то время как в первом и втором издании — соответственно 1993 и 1995 годы — фамилия Арбитмана не упоминалась вовсе, а в тексте речь шла о «каком-то смутно знакомом типе из ельцинской компании». Иными словами, околокремлевская публика даже в 1995 году еще не выделяла Романа Ильича из большой команды первого президента, продолжая считать его вспомогательной фигурой, а не самостоятельным игроком.

Американский журналист Дэвид Рамник, автор не переведенной пока на русский язык книги «Секретное оружие Ельцина», высказывает мнение о том, что в первой половине 90-х годов «глава государства специально придерживал Романа Ильича в кадровом резерве, не двигая вверх по карьерной лестнице и не давая ему публичных оценок: это был даже не туз, спрятанный в рукаве, а настоящий джокер, умело изображающий шестерку. Опытный политик, Ельцин предвидел неизбежную в будущем ротацию кадров в своем «ближнем круге» и тщательно готовил замену выбывшим. Именно то обстоятельство, что до середины 90-х Роман Ильич не был ньюсмейкером и не считался так называемой медийной персоной, уберегало его и его деятельность от внимания оппозиции».

С Рамником трудно не согласиться. Вспомним, что уже в 1992 году хасбулатовский Верховный Совет России последовательно требовал от президента отставки и.о. премьера Гайдара, а также министров Полторанина, Шахрая, Федорова, Федотова и, разумеется, госсекретаря Геннадия Бурбулиса — предмета особой нелюбви депутатов. До 1996 года фамилии Арбитмана нет ни в одном проскрипционном списке оппозиции, она не появляется ни на одном плакате во время коммунистических митингов, отсутствует в алфавитных перечнях юдофобских брошюр, вроде «Иудейской оккупации Кремля» или «300 евреев Бени Эльцина». Даже на глумливом панно «Ельциониды» Г. Животова в газете «Завтра» (август 1994 года) — карикатурном перепеве «Великой России» Ильи Глазунова — лицо Романа Ильича неразличимо в толпе.

«Кто такой господин Арбитман и чем он опасен, мы слишком долго понятия не имели, — самокритично замечал впоследствии лидер российских коммунистов Геннадий Зюганов в книге «Драма власти», — а потому и оказались не готовы к его быстрому выдвижению в первый ряд ельцинской правящей камарильи. Президент просто взял и вытащил своего ставленника, словно чертика из табакерки, а наши активисты, закаленные в схватках с Гайдаром и гайдарятами, не сумели быстро перестроиться. Ведь чисто формально на совести Арбитмана не было ни либерализации цен, ни разбазаривания общенародной собственности, ни развала армии, ни дефолта, ни хотя бы расстрела парламента — никакого простора для наших партийных агитаторов… Чем он там под крылом у Ельцина занимался все эти годы? Какие груши околачивал? Мы не знали».

«В начале 90-х годов мне приходилось курировать решение множества мельчайших вопросов, — рассказывал сам Роман Ильич в интервью «Коммерсанту». — Эмблемы. Значки. Визиты. Я, например, убивал неделю на дизайн президентского штандарта или на согласование с высшими иерархами РПЦ даты гастролей в Москве и репертуар певицы Мадонны. Или, скажем, я три дня уламывал Олега Сосковца (в ту пору вице-премьер правительства РФ. — Л. Г.) не заказывать Гознаку сторублевые купюры с Иоанном Грозным на одной стороне и академиком Сахаровым — на другой. В конце концов мы с Олегом Никифоровичем договорились заменить Грозного на Пушкина, а Сахарова на Лермонтова… Потом у пермской фабрики Гознака очень вовремя закончился нужный краситель, вопрос под-вис, а затем я тихо-тихо спустил его на тормозах… Вот из таких примерно мелочей и складывались мои трудовые будни».

Будущий второй президент России явно преуменьшает масштабы своей тогдашней деятельности: сохраняя скромный статус «помощника по регламенту и общим вопросам», Арбитман принимал участие в выработке едва ли не всех значимых решений главы Верховного Совета РСФСР (позже — первого президента России), включая подбор кадров и выработку стратегии СМИ в период подготовки к июньским президентским выборам 1991 года. «Мелочи», которыми приходилось заниматься, подчас оказывались определяющими.

В автобиографической книге «Хождение во власть. Круг второй» Анатолий Собчак без утайки рассказал, в частности, о том, как Роман Ильич помог ему придумать и растиражировать хлесткое определение Николая Рыжкова как «плачущего большевика» — «формулу, убившую даже малейший шанс для экс-премьера СССР избраться президентом РСФСР, поскольку слабых не любят».

Примечателен также вклад Романа Ильича в разработку нового имиджа Анатолия Чубайса: именно Арбитман еще в начале 90-х годов настоятельно посоветовал стилистам главы Госкомимущества превратить обладателя огненной шевелюры в блеклого блондина: к бывшему «проклятому рыжему» сразу стало труднее цепляться, и критика «грабительской приватизации» быстро сошла на нет…

Нельзя сказать, что никто из ближайшего окружения Б. Ельцина не понимал истинной роли Романа Ильича. Острее многих это ощущал, например, госсекретарь (в 1991–1992 годах) Геннадий Бурбулис, назначенный молвой на должность «серого кардинала» при Ельцине. В 1993 году Геннадий Эрастович не без раздражения говорил своему канадскому биографу Максу Роузу, что ему в Кремле все время «урезают властные полномочия» и все чаще «делают его мальчиком для битья» — в то время как «Б. Е. носится с этим саратовским парвеню и советуется с ним ежедневно, включая выходные и праздники, а ведь у него даже нет базового философского образования — про ученую степень я уж даже не вспоминаю…»

Другой оппонент Романа Ильича, А. Коржаков, вплоть до самого 1996 года не терял надежды оттеснить Арбитмана от президента, открыв тому, наконец, «истинное лицо» его нового помощника. «Легко заметить, — пишет Коржаков в своих мемуарах, — что всякий на его месте был бы уволен и за куда меньшую провинность; этому же — все нипочем, даже очевиднейший и глупейший промах с лоббированием Александра Руцкого, которому мы впоследствии обязаны были октябрьскими беспорядками 1993 года».

На этой важной теме следует задержаться подробнее, хотя вина за октябрь-93, конечно же, ложится на плечи не одного Руцкого. В своей книге Р. Медведев уверяет читателей, что «выбор капитана 2-го ранга Руцкого на роль вице-президента — чисто ельцинское решение и ельцинский же промах», однако эту кандидатуру действительно предложил Арбитман. И выбор был безоговорочно одобрен будущим первым президентом России.

«Александр Иванович Руцкой был просто создан для избирательной кампании, — вспоминал Ельцин в «Записках президента». — Он как будто родился специально для того, чтобы быть запечатленным на глянцевых цветных плакатах, участвовать в телетрансляциях, выступать перед большим скоплением народа. Красавец, подводник, Герой Советского Союза, говорит резко и красиво, мундир сидит, как влитой. Одним словом — орел! Женщины средних лет будут просто млеть от восторга при виде такого вице-президента!»

Книга Ельцина впервые увидела свет в ту пору, когда еще не все факты недавнего прошлого можно было обнародовать. Ни Бурбулис, ни Гайдар, ни Лобов, ни даже начальник охраны Бориса Ельцина не знали всей подоплеки. Лишь теперь, свыше полутора десятилетий спустя, читателю «Записок президента» приоткрывается истинный смысл бесхитростной, на первый взгляд, ельцинской фразы: «Идея сразу понравилась мне своей полной неожиданностью».

Многое проясняется при обращении к полному тексту мемуаров А. Руцкого «О нас и о себе» (книга эта, теперь уже безо всяких купюр, готовится к печати в одном из московских издательств).

«Когда январским утром 1993 года мы с Лешей оба вошли в кабинет президента, там были только Ельцин и Арбитман, — вспоминал Руцкой. — Президент России, поздоровавшись, первым делом спросил у нас: «Не забоитесь, орлы?» Я расправил плечи, а Леша картинно щелкнул каблуками. У брата получилось куда эффектнее, чем у меня. Оно и понятно — артист!..»

Глава III Руцкой доигрался

О том, что у вице-президента России капитана 2-го ранга Александра Ивановича Руцкого есть брат-близнец Алексей Иванович — актер Воронежского ТЮЗа им. А. Кольцова, — не знал никто из ближайшего окружения Ельцина, кроме самого Ельцина, Арбитмана и, конечно, обоих Руцких. Секрет удалось сохранить благодаря особому стечению обстоятельств: придя в театр в 1984 году, актер взял себе сценический псевдоним «Балуев», а в его репертуаре изначально преобладали роли, требующие обильного пластического грима (Дед-Мороз, Иван-царевич, Муми-тролль, царь Салтан, Крокодил Гена, Емеля, Медведь, Репка), да и юная публика, по счастью, не разбиралась в политической физиогномике.

«Леша почти девять сезонов подряд играл роли в детских сказках и все эти годы мечтал о Макбете или Ричарде III, — вспоминал Александр Руцкой. — Но Арбитман предложил ему кое-что получше. Кто мог подумать, что это окажется последней его ролью?»

Отмотаем киноленту событий чуть назад. Еще весной 1991 года Роман Ильич догадывался: у будущего первого президента России очень скоро начнутся проблемы с его Верховным Советом. Главный орган представительной власти РСФСР был избран еще по советским правилам и на две трети состоял из демократических маргиналов, популистов без твердых убеждений и убежденных коммунопатриотов старой закалки. Публицист Леонид Радзиховский в газете «Взгляд» позже не без ужаса писал о том, что немалую часть Верховного Совета РСФСР «составляли просто городские сумасшедшие».

Эта бомба на Краснопресненской набережной могла рвануть еще летом 1991 года. Однако мощная харизма Ельцина и его неоспоримая победа на президентских выборах поутихомирили страсти внутри парламента, и деструктивная энергия ушла вовне — на перетягивание каната с лукьяновским Верховным Советом СССР, на дележ полномочий и на перетряску регламента. Августовское напряжение и послеавгустовская эйфория тоже отсрочили взрыв. Но бомба тикала, и с каждым месяцем все громче и громче.

К середине 1992 года даже ельцинского авторитета не хватало на то, чтобы сдерживать массовые депутатские фобии. Парламент пошел вразнос. «Каждый следующий съезд становился зрелищем не только удручающим, но и жутковатым: масштаб озлобления, ораторской неуважительности к Ельцину, нестерпимое желание оскорбить, унизить общенародно избранного президента вряд ли имеет схожий пример в какой-либо стране», — замечал автор книги «Хроники времен «царя Бориса» (1996) писатель и публицист Олег Попцов.

Неумолимы депутаты были и к правительству России. «Гайдаровскую «шоковую терапию» следовало бы проводить человеку с внешностью Арнольда Шварценеггера, повадками клубного вышибалы и народным лексиконом портового грузчика, — читаем у М. Такера. — В этом случае парламентариев можно было бы переорать, утихомирить страсти ударом ботинка о трибуну, а кому-нибудь особо пылкому хаму просто взять и публично набить физиономию. Но Егор Гайдар не был ни Шварценеггером, ни даже Жириновским. Сильная воля и.о. премьера России была скрыта за его обманчивой мягкостью, неистребимой тактичностью и профессорской учтивостью, которые действовали на аудиторию, словно красная тряпка на быка. Ельцин поручил Роману Ильичу хоть как-то скорректировать имидж главы правительства, но за краткий срок Гайдар, как ни старался, не сумел изжить приобретенные с детства интеллигентные манеры. Все попытки Арбитмана отучить Гайдара от словечка «достопочтенный» и приучить хотя бы к выражению «хрен вам!» (у Такера это словосочетание приведено по-русски, в латинской транскрипции, «hren vam!» — Л. Г.) терпели фиаско».

М. Такер не ошибается насчет финального фиаско, но неточен в деталях: Роман Ильич, в силу загруженности, не занимался имиджем и.о. премьера сам, а пригласил из Лондона известного советского диссидента и опытного тюремного «сидельца» Владимира Буковского — якобы для подготовки процесса над КПСС в Конституционном суде, а на деле, главным образом, для того, чтобы прибывший мог стать при Гайдаре эдаким профессором Хиггинсом навыворот.

В книге «Московский Пигмалион» (1996) В. Буковский не без мрачного юмора описывает лингвистические уроки, которые он давал тогдашнему главе кабинета министров России: «Ежедневно мы убивали на это по три часа. Егор похудел и осунулся, но так и не сумел понять, в какой именно части беседы с депутатами надо говорить им «заткните хлебала!», в какой — «пасти порву!» и в какой момент переходить к формуле «ваше место у параши!» Через неделю я поймал себя на том, что сам начинаю произносить «мой многоуважаемый оппонент» вместо «падла большевистская», каждые пять минут по делу и без дела вворачиваю «отнюдь» и, встречая в здании суда Лигачева, не цыкаю зубом, а светски ему улыбаюсь и приподнимаю шляпу. Пока не поздно, нужно было линять из этого института благородных девиц. Что я поспешнейшим образом и сделал, даже не забрав гонорара…»

В отличие от Гайдара, Руцкой всю вторую половину 1992 года был измучен заботами прямо противоположного свойства. Из последних сил он сдерживался, чтобы не обложить крепчайшими флотскими матюками и спикера Руслана Хасбулатова, и председателей обеих палат, и подотчетный им Верховный Совет. Между тем по сценарию, придуманному Арбитманом и одобренному президентом, Руцкой должен был стать троянским конем: раз нельзя переубедить нелояльных депутатов и их болельщиков, следовало возглавить их протест, а затем уж потихоньку стравливать накопившийся пар в гудок.

Увы, герой-подводник, совершивший восемь боевых походов через северный полюс и заработавший золотую звезду за спасение экипажа АПЛ «Комсомолец», в политике переоценил свои силы. Пообещав президенту изо всех сил изображать лидера внутренней фронды, прямодушный Александр Иванович быстро выдохся и начал допускать один прокол за другим. От него требовалось яростно клеймить «правительство завлабов» за падение рождаемости, вымирающую деревню и ограбленных старушек, а он плел что-то про «временные трудности», «некоторые ошибки в социалке» и «неизменность курса экономических реформ в России». Ему полагалось обзывать молодых реформаторов упырями и уголовными преступниками, а он невразумительно бормотал про «мальчиков в розовых штанишках».

В интервью корреспондентке итальянской газеты «Repubblica», яркой брюнетке-провокаторше Джульетте Кьеза, вице-президент должен был уличить Ельцина в запойном пьянстве, он же вдруг пустился в рассуждения о том, что «бывают случаи, когда русскому человеку выпить очень даже не грех», и договорился до того, что «лучше уж водка, чем анаша», — что вызвало острый приступ раздражения у Хасбулатова, заподозрившего в этих словах намек.

Еще немного, и искусная кремлевская комбинация обрушилась бы с треском, да и психика самого Руцкого была уже на пределе. За три дня до наступления 1993 года у Александра Ивановича случился нервный срыв. Корреспондент «Коммерсанта» Елена Трегубова писала про «упорные слухи об очередной стычке президента со своим вице», хотя все было, как говорится, в точности до наоборот.

«С чувством колоссального стыда вспоминаю свою декабрьскую истерику, прямо у Ельцина в кабинете, — читаем в уже цитированной книге мемуаров вице-президента. — Я, заслуженный офицер-подводник, капитан 2-го ранга, Герой Советского Союза, в присутствии главы государства вел себя хуже беременной гимназистки. Орал, размахивая руками: «Я не Штирлиц, я моряк, я видеть больше не могу эти рожи! Бабурин, Константинов, Уражцев… Там сотни таких уродцев! Это зверинец какой-то, а не парламент! Я свихнусь с ними, я уже свихнулся! Смотрю на Руслана этого Усамовича… Ис-ламовича… Иштаровича… черт, забыл, ну неважно… киваю ему, сволочи, а представляю, как его сейчас его же подтяжками удавлю! Господин президент, товарищ Верховный Главнокомандующий, может, решим по-простому? Позвольте мне своими средствами, а? Обычная дизельная субмарина Б-877 или хотя бы старая П2 легко пройдет под горбатым мостиком на Краснопресненской, я уже и лотом промерил… Мне нужна одна, всего одна торпеда, и не ядерная, упаси Боже, Т-15, а обычная 65–76 «Кит», и я ее ак-ку-рат-нень-ко так положу точно под ватерлинией этого гадюшника, этого «Белого дома». Бац — и всех разом накроем…» Я был уверен, что после моих диких воплей Ельцин выгонит меня из кабинета к такой-то матери, а президент ласково приобнял меня, всунул в ладонь полный стакан водки и заставил выпить. Я пью, плачу, ничего вокруг не вижу. Слышу, как Арбитман говорит Ельцину: «Ну что, пора нам переходить к плану «Б»?» И Ельцин ему: «Пора». И ко мне обращается: «Александр Иванович, дорогой, поезжайте в Воронеж к брату. Встретьте в его компании Новый год, отдохните хорошенько, выспитесь, сходите в баньку, а после Рождества жду вас обоих в своем кабинете. Роман Ильич все организует по-тихому…»

Что случилось дальше, нетрудно реконструировать. Алексей Иванович, сменивший Александра Ивановича в самом начале 1993 года, оказался намного убедительней брата в роли мятежного вице-президента — безбашенного, обиженного, агрессивного и недалекого до карикатурности. Деды-Морозы, деды Мазаи и прочие бородачи из ваты и папье-маше, с тремя строчками текста, остались в прошлом; теперь актер буквально купался в роли, написанной ему Арбитманом, каждый день изобретая для нее новые обертоны, играя гротескно, сочно, порой на грани цирковой буффонады. Он был сам себе и режиссером, и премьером.

Только в одном феврале 1993 года, например, Руцкой-близнец со своим театриком абсурда сумел четырежды оказаться ньюсмейкером.

3 февраля. В Кремле во время приема вице-президентом России семьи Романовых Руцкой дарит великому князю Георгию настоящую казацкую шашку и сделанный умельцами с Урала макет бронепоезда «Наркомвоен Троцкий» времен гражданской войны, в масштабе 1:2. (Шашку великий князь осторожно берет, а от краснозвездного бронепоезда отшатывается и с тех пор в Россию не приезжает.)

10 февраля. Выступая на съезде животноводов Кировской области, Руцкой — как новый куратор сельского хозяйства России — в ультимативной форме требует повысить втрое урожайность подсолнечника, обещая всем передовикам присвоить звания мичманов и вручить наградные кортики, а всех отстающих утопить.

20 февраля. В прямом эфире передачи Александра Любимова «Лицом к лицу» (ОРТ) Руцкому удается перекричать Жириновского, вылить на него три стакана апельсинового сока, закидать вишневым пирогом, обсыпать мукой и по ходу спора о Южных Курилах оторвать вождю ЛДПР три ключевые пуговицы — одну на пиджаке и две на брюках. Под конец выясняется, что никаких разногласий по Южным Курилам у собеседников, собственно говоря, не было, нет и быть не может. Но пуговиц уже не вернуть: они отобраны в счет репараций.

25 февраля. Руцкой демонстрирует корреспондентам английского Би-Би-Си, французского ТФ-1 и американского Си-Эн-Эн гору из одиннадцати фанерных чемоданов, поставленных друг на друга, объявляя, что в них — компромат на всю ельцинскую команду, «от Гайдара до последнего Шумейко». В ходе интервью верхний чемодан падает, раскрывается, и в нем обнаруживаются только рваные колготки. «Да вы хоть знаете, чьи это колготки?» — не смущаясь, вопрошает вице-президент, задирает вверх указательный палец, но от комментариев уклоняется: мол, еще не время, господа, тсс.

Кто писал эти скетчи, кто сочинял репризы — Арбитман или сам Руцкой? Учитывая засекреченный характер всего кремлевского плана «Б» и отдаленность тех событий во времени, мы сегодня вряд ли сумеем точно ответить на этот вопрос, можно только строить предположения. Хотя Руцкой-брат умел вышивать узоры по сценарной канве, сама эта канва принадлежала Роману Ильичу.

Среди всех интервью Арбитмана, кстати, нет ни одного, которое бы целиком было посвящено осени 1993 года; даже в дни десятилетнего юбилея этих печальных событий второй президент России, отвечая на вопросы журнала «Newsweek», был крайне скуп на комментарии. Сказал лишь о «фарсе, который превратился в трагедию» и о том, что «виноваты были обе стороны конфликта — хотя и не в равной степени». Вопрос о Руцком Роман Ильич позволил себе оставить без ответа, заметив лишь: «Это печальная тема. Теперь-то я знаю, что надо было делать, но, к сожалению, не умею изменять прошлое»…

Судя по результатам, всю весну и все лето 1993 года сценарий Арбитмана выполнялся неукоснительно. Какими бы отвязными ни были депутаты ВС России, Алексей Иванович казался еще отвязнее. Его усилиями вся политборьба с Ельциным обращалась в клоунаду.

Стремительный, как торнадо, и такой же разрушительный, Руцкой опускал оппозицию все ниже и ниже по шкале вменяемости. Он публично лобызался с баркашовцами и боевиками из батальона «Днестр». Сообщал, что «в свастике нет ничего дурного» и «Гитлер умел варить щи получше Гайдара». Дважды съездил в Ирак, в гости к Саддаму Хусейну (и с первого раза всучил-таки тому макет бронепоезда «Наркомвоен Троцкий»; много лет спустя американский спутник-шпион принял этот макет, вывезенный подальше в пустыню, за пусковую установку баллистической ракеты с химическим БЗ). Отправил письмо в Вашингтон вице-президенту США Альберту Гору, приглашая коллегу приехать в Москву и сразиться на кулачках (проигравший, мол, должен будет кукарекнуть под столом и трижды обозвать свою страну империей зла). Выступил с докладом о необходимости срочного введения телесных наказаний в школах и для иллюстрации немножко посек перед телекамерами какую-то полуодетую блондинку с бюстом явно нешкольных форм…

Жириновский, у которого нагло и бесцеремонно отбирали годами наработанную программу, попытался перетянуть медийное одеяло на себя — и в результате коллекция трофеев Руцкого пополнилась еще двумя пуговицами, половинкой галстука и одним зубом.

Оппозиции, стремившейся превратить Руцкого в основное знамя борьбы с Ельциным, с каждым днем становилось все труднее подстраиваться под это торнадо. Но чеченец Хасбулатов на роль основного знамени годился еще меньше. Было принято решение выдавать загибы вице-президента России за бьющую через край эксцентричность. Оправдывая ее, писатель Юрий Поляков в конце августа 1993 года даже выпустил программную повесть-пожелание «Демгородок», где склонный к эскападам самобытный вице-адмирал Рык (в рукописи — Русков) силами одной атомной подлодки свергал в России антинародный президентский режим, устанавливая режим народный, основанный на державности и соборности.

19 сентября 1993 года на презентации «Демгородка» в редакции патриотической газеты «День» собрались избранные депутаты и прочие сливки непримиримой оппозиции. Руцкой заявился на трех «хаммерах», под завязку набитых негритянками-стриптизершами и православными иконами-новоделами, и честно выполнил — даже несколько перевыполнил — ежедневную норму эксцентричности: переобнимал всех гостей (многие расплатились за это переломами ребер), побил все стекла пробками от шампанского, размолотил сапогами все редакционные столы, танцуя на них «Калинку», провозгласил себя единственной надеждой России и нанес главному редактору газеты Александру Проханову несколько поцелуев, трудносовместимых с жизнью (беднягу откачали, пишет биограф Проханова Лев Данилкин, «но с тех пор он стал заикаться»).

Оппозиция, кое-как придя в себя после мероприятия, поняла, что, пожалуй, созрела для смены вождя, однако момент был упущен: уже 21 сентября президент Ельцин выпустил Указ «О поэтапной конституционной реформе в РФ», предусматривавший досрочное прекращение полномочий Верховного Совета. Руцкой тотчас же переехал в «Белый дом», присягнул на первой попавшейся под руку книжке (по иронии судьбы, это оказалась «Русская кухня в изгнании» П. Вайля и А. Ге-ниса), пальнул с балкона из ракетницы и потребовал, чтобы его впредь называли «без этих гнилых буржуазных штучек, а просто — Его Высокопревосходительством Товарищем Президентом Российской Империи». Найти другого, более вменяемого на вид лидера непримиримые уже никак не успевали.

Актерская игра Алексея Руцкого была безупречна. Даже через много лет после известных событий Хасбулатов если и упрекал Руцкого, то в глупости, но никак не в двойной игре. В интервью журналу «Rolling Stone» (2006) спикер Верховного Совета, давно уже экс, жаловался на своего бывшего подельника: «В серьезные минуты надо быть собранным, а он не контролировал свои эмоции. Эта его эмоциональность мешала принимать здравые решения. Мы бы победили, если бы он не увел людей брать телецентр».

Как явствует из мемуаров Александра Руцкого, в сценарии Романа Ильича не было ни строчки насчет захвата мэрии и попытки взятия телецентра: по плану, многократно обсужденному в Кремле и завизированному Ельциным, 3 октября пузырю следовало сдуться без жертв и разрушений. Устроив несколько фейерверков с помощью китайской пиротехники, привезенной в «Белый дом» под видом боеприпасов, Руцкой должен был выступить с балкона «Белого дома», заклеймить власть, «жаждущую пролить депутатскую кровь», и призвать своих сторонников «не дать преступной ельцинской клике расправиться с лучшими сынами Отечества» — то есть, разойтись по домам с высоко поднятой головой и заняться борьбой за избрание самих себя в состав первой Государственной Думы России.

Однако Руцкой неожиданно произнес с балкона несколько другой текст. Призвав своих сторонников — внутри «Белого дома» и вокруг — вести борьбу с проклятым режимом до победного конца, он издал роковой клич: «Братья и сестры! На «Останкино»! Уделаем эту паршивую кодлу по самые помидоры! Вперед!..»

Автор этих строк солидарен с мнением Александра Руцкого в том, что его брата погубили талант, перфекционизм и система Станиславского. Согласно знаменитому учению основателя МХТ, роль — это «выстраивание последовательной линии комплекса психофизических действий на протяжении всего спектакля», это «непрерывное действие в смысловой перспективе спектакля». Актер обязан «входить в нужное творческое состояние тогда, когда необходимо, и не выходить до самого конца спектакля» (цитируем по статье Т. Шабалиной в «Энциклопедии театра»).

Пресловутое «зерно образа», обильно политое актерским потом, не могло не прорасти. Алексей Иванович настолько вжился в «предлагаемые обстоятельства», что логика искусства победила логику жизни. Все это, по Пастернаку, обязано было закончиться трагически — «полной гибелью всерьез». Начиная с утра 3 октября, уже не актер владел ролью, но роль двигала актером: личность растворилась в театральном образе, Алексей Иванович вообразил себя подлинным Спасителем Отечества.

Этот факт подтверждают мемуары Александра Руцкого, который говорил с братом по телефону в ночь с 3 на 4 октября, уже после провалившейся попытки штурма телецентра, когда стало известно: жертвами случайных пуль с обеих сторон оказались несколько человек — не депутатов, не баркашовцев и не сотрудников охраны «Останкино», а, в основном, прохожих и просто зевак.

«Спецсвязь в «Белом доме» была давно отключена, но обычные телефоны работали, — пишет Александр Иванович. — Леша сразу поднял трубку, словно заранее ждал моего звонка. «Брат, ептыть, ты же православный! — заорал я в трубку. — Не бери греха на душу, сворачивай балаган, ты в полной жопе. Не видишь, что ли, — кровь пролилась? Поверь, офицерская честь не в том, чтобы сделав одну глупость, совершать последующие…» В ответ на мою тираду я услышал высокомерное: «Да что ты, жалкий лицедей, вообще понимаешь в офицерской чести?» Я ахнул про себя и догадался, что мой брат уже стал мной — не реальным Александром Руцким, а тем Александром Руцким, которого, с моего согласия, выдумал для публики Арбитман. И выдумал слишком хорошо…»

В мемуарной и биографической литературе можно встретить только несколько беглых упоминаний о том, где именно находился Роман Ильич с 3 по 5 октября. «В эти трудные дни Арбитман был там, где он был нужнее всего», — патетически пишет Р. Медведев, не вдаваясь в подробности. «Я просидел в президентском кресле почти всю ночь с третьего на четвертое, — рассказывает А. Коржаков. — В Кремль приезжали то Черномырдин, то Грачев, то Ерин. А вот Арбитмана поблизости не было: любимчик шефа, по обыкновению, куда-то улизнул вместе со своей магией, сославшись на выдуманное им срочное поручение президента». Что бы ни утверждал Коржаков, срочное поручение главы государства — не выдумка. У Ельцина в «Записках президента» этой теме посвящены всего две, но крайне многозначительные фразы: «Я отправил Арбитмана в Сергиев Посад. Если Грачев проявит слабость, мы пойдем другим путем».

Почему в самый разгар противостояния Кремля и Верховного Совета Роман Ильич был послан в подмосковный городок? Потому ли, что Троице-Сергиевский мужской монастырь является резиденцией Патриарха Всея Руси? Историк А. Филиппов считает, что в случае массового отказа силовых министров участвовать в подавлении путча, Роман Ильич должен был уговорить Патриарха выступить перед «Белым домом» и призвать к покаянию: «Затея не слишком удачная, если вспомнить провал сентябрьских переговоров с оппозицией в Свято-Даниловом монастыре». Примерно к такой же версии склоняются большинство других российских авторов, а также американец М. Такер; последний, правда, считает, что «слово Патриаха хотя и не было альтернативой танкам министра обороны Павла Грачева, но все-таки могло бы поутихоми-рить страсти».

Своеобразную точку зрения, как всегда, изложил К. Исигура в книге «Путь Арбитмана». По его мнению, поездка Романа Ильича в Сергиев Посад имела глубокий религиозно-мистический смысл.

Японский историк возвращает читателя к давнему (еще времен студенчества Арбитмана) эпизоду видения светлого отрока Варфоломея секретарю Саратовского обкома Алексею Шибаеву, после чего партийный босс внезапно ушел в отставку. Автор напоминает о том, что в Троице-Сергиевской лавре хранятся святые мощи выросшего отрока, — основателя монастыря Сергия Радонежского, — и чудотворная икона Святой Живоначальной Троицы. Согласно местной легенде, пишет К. Исигура, «икона способна исполнить все просьбы, если цель высока, а помыслы чисты».

В качестве наиболее известного примера чуда новейшего времени историк называет присуждение 5 «Оскаров» нерейтинговому фильму «Храброе сердце» — вскоре после того, как режиссер картины Мел Гибсон, специально приехав в Россию, отбил 5 поклонов рублевской Троице, сделал ее лик эмблемой своей киностудии Icon Produktions и пообещал в молитве снять отдельный полнометражный фильм о крестных муках Спасителя. «У Арбитмана была несравненно более высокая цель — спасти Россию, не допустив гражданской войны и большой крови, — замечает автор. — Икона, авансом одарившая Гибсона в 1995 году, тремя годами раньше уж тем более не могла остаться равнодушной к просьбе Арбитмана».

Версия японского историка, конечно, относится к жанру ненаучной фантастики. Но, что любопытно, во время осады «Белого дома» в 1993 году некоторые странные явления действительно имели место. Несмотря на шквальный огонь с обеих стороны, почти никто из участников перестрелки не пострадал. Снайпер Николай Н., один из защитников Верховного Совета в сентябре-октябре, замечал в интервью газете «Советская Россия» (1998), что «не было никакой возможности прицелиться, перед глазами плавал какой-то туман».

О чем-то подобном рассказывал корреспонденту «Московских новостей» (2003) и бывший сотрудник группы «Альфа» Петр В., сражавшийся на стороне Ельцина. Кроме того, вместо смертоносных осколочных снарядов в танковых боекомплектах оказались сплошь бронебойные болванки (их, впрочем, оказалось достаточно, чтобы деморализовать «бело-домовскую» публику). А еще «белодомовцев» 3 и 4 октября нервировали странные видения, весьма избирательные.

Корреспондент еженедельника «Коммерсантъ-Власть» Вероника Куцылло, наблюдавшая за событиями изнутри парламента, провела в те дни импровизированный опрос и выяснила интересные нюансы. Баркашовцам чудилось, например, что к штурму Верховного Совета уже изготовились вооруженные до зубов носатые сионисты в пейсах и ермолках. Боевикам из Приднестровья мерещилось, будто здание окружено молдаванами с «калашниковыми». Казакам казалось, что их снаружи подкарауливают красные комиссары. Депутатам-коммунистам — что на них вот-вот пойдут в «психическую атаку» бравые золотопогонные каппелевцы. Руслану Хасбулатову мерещилась морская пехота США, и он даже трижды позвонил в близлежащее американское посольство — выразить протест. Многие депутаты позже жаловались на то, что власти в те дни вывели из строя канализацию; и лишь экс-депутат Константинов в интервью интернет-газете «Globalrus.Ru» десять лет спустя сознался в том, что канализация работала, но в туалетах было страшновато находиться: «Из-за вентиляционных решеток неслись тихие церковные песнопения, а из унитазов и писсуаров слышались замогильные шепоты, требующие сдать оружие и сдаться самим».

Было ли это результатом действия мифического «психотронного оружия» Кремля или следствием волнения и недосыпа руцкистов? Никому из авторов, пишущих об октябрьских событиях 1993 года, в точности неизвестно. Зато неоспорим итог: в результате штурма здания ни один из засевших внутри парламентариев не пострадал.

Жертва была только одна. Бойцы «Альфы», штурмовавшие здание, получили лично от Ельцина строжайший приказ не трогать Руцкого. Но опоздали. Алексей Иванович, не дожидаясь ареста, исполнил свою бенефисную роль до конца. Он на всю мощь включил запись «Журавлей» и под звуки этой песни пустил себе пулю в висок из армейского «стечкина», оставив на столе записку с пятью словами: «Простите меня, ребята. Я поскользнулся»…

«6 октября 1993 года Роман Ильич принял меня в кремлевском кабинете, — читаем в мемуарах Александра Руцкого. — От имени Ельцина и от себя лично он выразил мне соболезнование и, не тратя лишних слов, добавил: «Как бы там ни было, жизнь продолжается. Вы можете оставить себе прежние имя и отчество, но вам придется сбрить усы — они слишком приметные — и сменить фамилию. Бывший вице-президент России Руцкой покончил жизнь самоубийством, никакого брата-близнеца у него официально нет. Кем хотите быть?» Я вспомнил дни августа 1991 года и навеки засевшие в памяти звуки «Лебединого озера» и ответил: «Значения не имеет. Пусть будет фамилия Лебедев». Арбитман покачал головой: «Александр Лебедев у нас уже есть, это такой банкир, не хотелось бы путаницы». — «Ну тогда пускай Лебедь. Можно?» Роман Ильич кивнул: «Это можно». Он что-то пометил в своих бумагах, наклонившись над столом, выпрямился и произнес, четко выговаривая слова: «Александр Иванович Лебедь! Президент и Верховный главнокомандующий России уполномочил меня поздравить вас с присвоением звания капитана 1-го ранга. Прошу вас незамедлительно выехать в город Северодвинск. В самые ближайшие месяцы там будет спущена на воду АПЛ К-141 «Курск». Вы назначаетесь ее капитаном. Вопросы есть?»

Глава IV Танки в Грозном

Как известно, Советский Союз охватывал 1/6 часть суши. Россия занимала 4/5 Советского Союза. Площадь Чечни составляет менее 1/80 от площади России. Но этот небольшой участок территории с каждым годом доставлял России все больше и больше беспокойства.

Еще лукьяновский Верховный Совет СССР, пытаясь насолить Ельцину, пообещал автономным республикам в составе России почти такой же суверенитет внутри СССР, как и республикам союзным. Мина, коварно заложенная в январе 1991 года, бабахнула в августе. Кандидат в президенты Чечни, бывший генерал-лейтенант саперных войск Джохар Дудаев принял идею союзных депутатов близко к сердцу и в августе провозгласил независимость — сперва от союзного ГКЧП, а чуть позже и от российского руководства. С тем и победил на выборах.

Вернувшемуся из Фороса Горбачеву в ту горячую пору было уже не до Чечни, Ельцину — еще не до Чечни. Так что когда российская власть, приняв бразды от власти союзной, наконец спохватилась и опомнилась, город Грозный уже был столицей маленькой гордой республики Ичкерии, а Дудаев — законно избранным президентом этой самой республики. В 1992 году Верховный Совет России издал постановление, отказывающее в легитимности Дудаеву. Лично Руслан Хасбулатов раздраженно назвал его преступником, которого надо бы арестовать и судить. Из Грозного надменно ответили: вы, мол, сами такие — и пообещали, если что, взять Москву силами двух парашютно-десантных полков, набранных из горцев. Через год ВС России вместе с Хасбулатовым канули в политическое небытие, но посеянные ими драконьи зубы раздора остались и дали всходы.

Состояние «ни войны, ни мира» неизбежно подтачивало экономику. Суверенитет де-факто, не подкрепленный юридически, превращал Чечню-Ичкерию в некую аномальную зону, где не действовали законы Российской Федерации и даже иногда переставали работать отдельные законы физики — например, Ломоносова-Лавуазье о сохранении вещества: огромные деньги возникали из ничего и исчезали почти без следа, оставив после себя лишь бесплотные тени авизо. Были и другие феномены. Оружие, по бумагам не существующее вовсе, стреляло на поражение, как настоящее. Нефть, на зависть ученым, демонстрировала чудеса сверхтекучести, пропадая из наглухо закупоренных хранилищ. Прилично одетый человек выходил из своего дома в Краснодаре и вдруг оказывался в одних лохмотьях, и к тому же сидящим в яме в Урус-Мартане…

«Не прошло время ужасных чудес», — сокрушался знаменитый польский писатель-фантаст Станислав Лем, чей старенький «ровер», буквально испарившийся с автостоянки в Кракове, материализовался в Шатойском районе Чечни — перекрашенный, с другими номерными знаками и всего с десятком километров пробега на счетчике.

К концу 1994 года в Москве поняли: надо что-то делать. Дудаев хоть и не отказывался от переговоров с Кремлем, сам, похоже, не знал, как выпутаться из ситуации без ущерба для национальной гордости. В свою очередь, горячие головы вроде министра обороны России Павла Грачева нетерпеливо подталкивали Бориса Ельцина к силовым действиям, и немедленным. «15 ноября на заседании Совета безопасности в Кремле, — пишет Ельцин в своей мемуарной книге «Президентский марафон» (2000 год), — я изложил аргументы и сказал: какие будут мнения «за» и «против»? Что нас ждет? Что изменит ситуацию с Чечней? Арбитман, получивший слово одним из первых, ответил лаконично: «Танки». И подмигнул Грачеву…»

«Решение, которое предложил Роман Ильич на заседании Совбеза, было гениальным, — восторженно комментирует Р. Медведев. — Уступив в малом, мы смогли победить в главном, не уронив при этом собственного достоинства». По мнению А. Филиппова, «Арбитман доказал, что макиавеллизм в разумных дозах особенно эффективен на Кавказе, где форма важнее сути». У М. Такера читаем: «Роман Ильич хорошо все продумал и нашел у дудаевской команды уязвимое место. Если противостояние Москвы и Грозного нельзя было снять, его можно было перевести в иную плоскость».

Вновь процитируем «Президентский марафон» Б. Ельцина: «Услышав слово «танки», Грачев радостно потер руки: «Вот и я о том же! Правильно! Нечего с ними цацкаться. Час — и мы в Грозном. Возьмем в заложники Дудаева и Яндарбиева, попросим за них приличный выкуп, и из этих денег Минфин всем пенсии прибавит. Главное, мне на это дело и нужно-то всего два десятка Т-60 или дюжина Т-72…» Арбитман покачал головой: «Я не про ваши танки говорю, Павел Семенович!» — «А про какие же, про американские, что ли?» — поразился министр обороны. «Гораздо лучше — японские, — улыбнулся мой помощник и, обратившись ко мне, спросил: «Извините, вы стихи когда-нибудь писали?..»

Удивительно, но до Арбитмана никто из администрации Ельцина не задумался о том, что же именно так тесно связывает президента Чечни Джохара Дудаева с вице-президентом Зелимханом Яндарбиевым. Почему кадровый офицер вдруг приблизил и возвысил выпускника Литературного института и автора нескольких сборников поэзии?

«Роман Ильич провел долгое и обстоятельное расследование, собрал факты и на их основании установил…» — такой торжественный зачин использует в своей книге Р. Медведев. На самом деле Арбитману хватило трех часов в кремлевской библиотеке.

Первым делом он внимательно просмотрел подшивку многотиражной газеты Прибалтийского военного округа «За Родину!» за 80-е (до 1990 года будущий президент Чечни служил в Тарту). В четырех номерах нашлись статьи генерала Дудаева на тему воспитания советских воинов. Публикации эти оказались пронизаны не столько коммунистическим ригоризмом, сколько аскетическим духом самурайского служения. Каждая статья открывалась необычным для наших широт пятистрочным нерифмованным стихотворным эпиграфом.

Затем Арбитман отыскал книги Яндарбиева, без пользы перелистал «Сажайте, люди, деревца» (1981) и «Знаки Зодиака» (1983), дошел до сборника «Цветущие вишни» (1990) — и обо всем догадался.

Яндарбиев, вероятнее всего, увлекся искусством танка еще в Москве, во время учебы в Литинституте, когда посещал семинар известного япониста Николая Федоренко. Дудаев же впервые узнал о средневековой поэзии страны Восходящего Солнца от профессора Тартуского университета Юрия Лотмана, на лекцию к которому, переодевшись в цивильное, генерал однажды заглянул (больше из праздного любопытства, чем с конкретной познавательной целью).

Оба будущих лидера Чечни сразу полюбили 31-слого-вую пятистрочную японскую стихотворную форму — не только за лаконизм и отсутствие приземленных рифм, но и за тонкую, еле заметно вибрирующую ткань образа. «Делайте акцент на недосказанном. Главное то, что за словами», — читаем в статье Дудаева «Выше уровень армейского мастерства!»(1985). «Главное — не сказанное, а недосказанное, — как бы вторит ему Яндарбиев в предисловии к «Цветущим вишням». — Быстро исчезает красота; в душе остается только замирающий отзвук, нагори — воспоминание чувств».

Теперь-то мы знаем, что в начале 90-х годов в руководстве Чечни, — благодаря усилиям президента республики и его зама, — культ японской поэзии укоренился и дал побеги. Полевой командир, не способный отличить танки от хокку, считался неудачником.

Дело дошло до того, что неумение сочинить пятистишие могло стать реальным препятствием для кандидата на ответственный пост — к какому бы влиятельному тейпу ни принадлежал претендент. Даже заслуженный Шамиль Басаев, предпочитавший танкам Басё тексты группы «Любэ», не смог подняться в должности выше вице-премьера. И, напротив, Аслан Масхадов и Беслан Гантамиров, которые вслед за Дудаевым и Яндарбиевым вполне оценили танки и научились самостоятельно их слагать, сделали блестящую карьеру: первый стал при Дудаеве премьер-министром, второй — мэром Грозного…

На тонких душевных струнах вождей Чечни и решено было сыграть.

Вечером 15 ноября Совбез РФ под председательством Б. Ельцина одобрил распорядок действий, предложенных Арбитманом, а утром 17 ноября Роман Ильич уже вылетел в Грозный. У помощника президента России были все необходимые полномочия для ведения переговоров на самом высоком уровне. Сопровождал его всего один человек — скромный семидесятилетний Сайто Кобаяши, но для лидеров Ичкерии его присутствие было повнушительнее всех верительных грамот и надежней любой охраны: Кобаяши-сан, профессор филологии из Токийского университета, в мире считался самым авторитетным специалистом по средневековой японской поэзии. Ему и предстояло стать главным рефери будущего турнира в Грозном.

«Поэтическое состязание 24 ноября 1994 года оказалось достойной альтернативой боевым действиям, — пишет К. Исигура. — Два президента, Ельцин и Дудаев, на площади Минутка столицы Чечни при огромном стечении народа скрестили воображаемые мечи, чтобы высечь искру истины. Победитель определял условия договоренности сторон. Проигравший соглашался на компромисс». Как замечает А. Филиппов, «судейство было максимально честным и непредвзятым. И при этом Арбитман, похоже, заранее знал, кто именно победит…»

Ход исторического поединка двух президентов всем памятен, поэтому опустим подробности первых двух туров, во время которых участникам разрешалось принимать подсказки секундантов (у Ельцина ими стали его дочь Татьяна и Роман Ильич, у Дудаева — его племянник Слава и Аслан Масхадов). Поскольку фаворит не определился, третий тур — импровизация на заданную тему с ограничением времени — должен был стать решающим.

«Когда профессор Кобаяши, надорвав запечатанный конверт с темами, назвал два ключевых слова, — «ветер» и «листва», — Дудаев заметно напрягся, — вспоминает тогдашний пресс-секретарь Ельцина Вячеслав Костиков в книге «И я там был» (1999). — Слишком просто, нет ли подвоха? На несколько секунд генерал замешкался, потом решительно расправил плечи и объявил:

«Ветер коснулся Дубовой листвы в Грозном — Как священное Омовение. Знаю, Что лето скоро уйдет»

Горцы дружно зааплодировали. Ельцин усмехнулся и почти без паузы выдал пятистишие:

«С уральских вершин Сильный ветер срывает Красную листву, Возводит плотину на Бурной реке Енисей»

Теперь зааплодировали Павел Грачев и другие чиновники, приехавшие поболеть за президента России. «Енисей — это чтобы из ритма не выбиться, — громким шепотом уточнил глава МЧС Сергей Шойгу. — Потому что стихи. А вообще Енисей намного восточней Урала, мы туда на рыбалку летали». На Шойгу шикнул Коржаков, и министр стушевался. Дудаев пожал плечами и сказал:

«В горном потоке Ветер плотину строит Из веток, но лишь Клена листва так слаба, Чтобы удержать воду»

Горцы опять устроили овацию своему президенту. В воздух взлетели сотни папах. Борис Ельцин по-бычьи нагнул голову, потер лоб, вздохнул. Думал секунд десять и потом проговорил:

«Белые цветы Снежинок кружит ветер. А мне кажется, Что это я вверх лечу, Так бела моя старость»

«Ошибка! — воскликнул Яндарбиев и притопнул ногой. — Ошибка! Кобаяши-сан, вы слышали? ПрезидентРос-сии забыл про листву!» Вся площадь Минутка зашумела и загудела: забыл, забыл! «Это я случайно оговорился, — поспешно объявил Ельцин, — что, президенту России разок и оговориться нельзя? Я хотел сказать не «снежинок», а «листвы». Ну, теперь-то правильно?» Профессор Кобаяши развел руками, а Масхадов, с трудом скрывая радость, отчеканил: «В «снежинках» три слога, а в «листве» — два. В итоге получается не 31 слог, а всего 30. Это нарушение правил, господин президент. Наша победа!» Ельцин насупился, пожевал губами. «Ну ладно, Джохар Муслимович, — сказал он наконец. — Все по-честному, ваша взяла. Берите столько суверенитета, сколько сможете откусить. Быть вам русским Квебеком! Но только чур — всякие безобразия, пожалуйста, прекратите. Чтоб больше никаких, понимаешь, разных там авизо. И чтобы людей не похищали. Вы страна или где?» Дудаев согласно закивал: «Конечно-конечно, не вопрос. Нам и самим, если честно, до чертиков надоела эта фигня!» Генерал только что одержал чистую победу и был счастлив. А счастливые люди снисходительны…»

Шесть лет спустя, в ходе предвыборной президентской кампании 2000 года Геннадий Зюганов назвал своего соперника Арбитмана «прямым соучастником преступного сговора господина Ельцина с чеченскими сепаратистами». По правде говоря, и сам Борис Ельцин до самого начала поэтического турнира пребывал в раздумьях: не уронит ли он честь государства российского?

«Вечером 23 ноября я спросил у Романа Ильича напрямик: «Правильно ли будет, если я поддамся? Я ведь уже научился сочинять эти самые танки не слабее, чем Дудаев», — пишет Б. Ельцин в книге «Президентский марафон». — Арбитман ответил без колебаний: «Ошибка, которую планируешь, уже не ошибка, а военная хитрость. Кутузов сдал Москву, чтобы потом победить, а тут всего только стихи… Да пусть он считается лучшим поэтом, нам разве жалко?» Арбитмана неожиданно поддержал его вечный соперник Саша Коржаков. «Кавказская война — такая поганая вещь, — кивнул он. — Стоит начать, и потом всю жизнь с ними воевать будем. Они ведь как дети, независимость — как игрушка. Если не отбирать специально, они сами наиграются и все вернут обратно».

Забегая вперед, напомним, что так в итоге и получилось. «Расчет Арбитмана оправдался, — читаем в книге А. Филиппова. — Без единого выстрела маленькая Ичкерия получила столько полномочий, что не смогла с ними справиться, — и уже через год тихо и неформально (опять-таки без выстрелов) отдала часть своей обременительной свободы России, оставив себе позументы, фанфары, финансирование, членство в Госсовете и право самостоятельно выдвигать кандидатов на конкурс «Евровидение». Там в 1997 году группа «Борз» («Волк») из Грозного заняла, как известно, призовое место — с песней «В алом шелке, на белом коне», написанной и исполненной племянником Дудаева Славой. Солист эффектно вылез из дула огромного макета автомата Калашникова. Пресса много писала о «чеченском музыкальном прорыве», а Вячеслав Дудаев приобрел статус мегазвезды мирового масштаба…»

Вернемся, однако, в конец ноября 1994 года. Хотя главная комбинация Арбитмана и Ельцина благополучно осуществилась, не обошлось без накладок. В частности, не удалось нейтрализовать Шамиля Басаева, хотя для его умиротворения была специально завезена из Москвы его любимая группа «Любэ» с песней, посвященной ему персонально. Припев там был такой:

«Шамиль Басаев, Басаев Шамиль, Ты гордость не прячешь в дорожную пыль, Долой гимнастерку, тельняшка — твой стиль, Шамиль, ё, Шамиль, ё, Шами-и-и-иль!»

«Сначала песня Басаеву очень даже понравилась, — вспоминает Николай Расторгуев, лидер группы, в автобиографической книге «Атас длиною в 20 лет» (готовится к печати), — особенно про тельняшку. Он выдал каждому из наших по 500 баксов, но потом вдруг задумался и спросил: «А что значит это «ё» в последней строчке припева?» Возникла неловкая пауза. Мне трудно было бы объяснить полевому командиру, что ненормативная лексика — не ругань, а просто знак особой экспрессии текста. Наш ударник Алик Ерохин попытался выкрутиться. «Это сокращение, Шамиль Ахмадович, — сказал он, — он английского yes». Басаев вздохнул: «Только этого мне не хватало», — забрал у нас деньги обратно и, развернувшись, отошел. Больше мы его не видели. Правда, мы потом переделали песню в «Батяню-комбата» и в деньгах даже выиграли».

Той же ночью Басаев вместе с отрядом, без объяснения причин, ушел в горы. Три других заметных полевых командира — Салман Радуев, Доку Умаров и Мовсар Бараев — молчать не стали. Покинув Грозный сразу после турнира, они уже на другой день объявили, что выходят из подчинения президенту, который «из-за каких-то стишков» отказался воевать с «неверными русскими собаками».

Историк М. Такер, со ссылкой на свои источники в агентстве «Чечен-пресс», пишет о том, как болезненно Дудаев переживал предательство бывших соратников. «Ну ладно — Шамиль, — с обидой признавался он Роману Ильичу, — он в поэзии полный ноль, ему, кроме попсы, ничего не надо… Но чтобы Салманчик! У него все так здорово получалось, я его уже почти собрался сделать своим преемником!..» Для Арбитмана же, замечает М. Такер, «мятеж этот не стал большой неожиданностью. Чего-то подобного он ожидал и подготовился заранее. Первым делом он спросил у президента Чечни, остаются ли в силе результаты состязания?»

Роман Ильич намеренно сосредоточился на турнире, прекрасно понимая, что заслуженную победу Дудаев никому не отдаст. Так и вышло. Получив заверения, что все в силе, Роман Ильич пообещал разобраться с мятежниками. «Но федеральные войска не пересекут, надеюсь, священных границ Ичкерии?» — тотчас же насторожился генерал. «Ни ногой, — заверил Арбитман. — Предателей дела мира покарает с неба Аллах. Не в буквальном смысле, конечно…».

Дальнейшее вошло во все учебники новейшей истории — правда, только сам результат. Подробности до недавних пор оставались закрытыми для публики. Лишь теперь автор этих строк, опираясь на уже цитированную выше книгу мемуаров «О нас и о себе», может более-менее точно восстановить картину событий, происшедших 25 ноября 1994 года в трех районах Чеченской республики.

В 18 часов у полевых командиров Салмана Радуева, Доку Умарова и Мовсара Бараева, находившихся в это время в Аллерое, Зебир-Юрте и пригороде Гудермеса, одновременно зазвонили мобильные телефоны.

— С вами говорит капитан атомной подводной лодки К-141 «Курск» Александр Иванович Лебедь, — представился голос в трубке.

— Это кто у телефона? — не понял С. Радуев.

— Эй, какая еще лодка, дорогой? — хихикнул Д. Умаров. — У нас тут и океана-то никакого нет.

— Чего-чего? — переспросил М. Бараев (у него в те дни было воспаление среднего уха).

— Президент Российской Федерации Борис Ельцин и президент Чеченской республики Ичкерия Джохар Дудаев попросили меня помочь установить в Чечне мир… — невозмутимо продолжал голос.

— Ну и хули? — не понял С. Радуев.

— Ты на голову больной? — хихикнул Д. Умаров. — Прикинь: ну чем ты можешь мне помочь?

— Чего-чего? — переспросил М. Бараев. — Мужик, говори громче, у меня ухо болит, я ни хера не слышу.

Это были их последние слова. Три ракеты класса «Гранит» с неядерными боеголовками, запущенные с борта «Курска» и наведенные при помощи спутниковой системы GPS, пролетели, наконец, три с половиной тысячи километров от Баренцева моря до Кавказа, достигли целей и поразили то, что должны были поразить.

Как попали эти телефоны к Бараеву, Радуеву и Умарову и почему три опытных полевых командира не побоялись держать их у себя включенными, неизвестно. Даже у К. Иси-гуры нет на этот счет никакой, пусть даже ненаучно-фантастической версии. Будем считать, что Арбитмана — и не только его одного, разумеется, — в очередной раз выручила госпожа Фортуна. У «Договора о мире и принципах взаимоотношений между Российской Федерацией и Чеченской республикой Ичкерия» в Чечне не осталось влиятельных противников, кроме Шамиля Басаева. Басаев же, лишившись союзников, из вице-премьера и знаменитого полевого командира превратился в одинокого хищника — вроде медведя-шатуна, лишенного берлоги и обозленного на целый мир. Персонаж этот еще появится на страницах нашей книги, а пока забудем о нем.

По итогам блиц-операции в Чечне Роман Ильич получил орден «За заслуги перед Отечеством» III степени, Дудаев и Лебедь (Руцкой) — звездочки «Героя России», а министр обороны Грачев — только «мерседес», ранее принадлежавший Радуеву, и никаких иных правительственных наград. Обиженный такой несправедливостью, Павел Семенович слишком резко разогнал этот самый «мерседес» на Рублевском шоссе и не успел среагировать, когда другая иномарка (за рулем сидела юная дочь петербургского мэра Ксения) выехала на встречную полосу, и… Впрочем, этот многообещающий сюжет к биографии Арбитмана уже никакого отношения не имеет.

Глава V Призрак коммунизма

Если человек злопамятен и талантлив одновременно, его личная вендетта может иметь сокрушительные последствия. Не только для объекта его мести, но даже для тех, кто случайно окажется поблизости. В 1996 году вся Россия замерла на перепутье у избирательных урн (идти дальше в капитализм? или, может, обратно в социализм?), и именно такой человек едва не подтолкнул целую страну назад. Надежные кремлевские политтехнологии дали сбой, административный ресурс не сработал. Мститель с моцартианской легкостью перемещался поверх барьеров. И лишь Роману Ильичу удалось остановить его у роковой черты…

О президентских выборах 1996 года сказано так много, что суть теряется в ворохе разнородных суждений. «Кто только ни пытался приписать себе заслугу переизбрания Ельцина в 1996 году! — пишет Р. Медведев. — И Коржаков, и Сосковец, и Березовский, и даже троица неадекватных американских пиарщиков (Джордж Гордон, Джо Шумэйт и Дик Дрезнер. — Л. Г.). Обывателю позволено было мусолить любую из версий, но уж политическая элита России отлично знала: именно появление Арбитмана в ельцинском предвыборном штабе придало всей кампании-96 новый импульс».

Еще за полгода до выборов президента это мероприятие из Кремля казалось рутинным. Среднестатистический избиратель должен был, по всем раскладам, обеспечить победу Ельцина в первом же туре. Обстановка в стране не предвещала проблем: на Кавказе был мир, цена на нефть росла, цена на водку снижалась, строительство дорог шло полным ходом, поголовье дураков во власти сокращалось.

Лидер коммунистов Геннадий Зюганов, главный соперник Бориса Ельцина, по всем опросам не набирал больше 18–20 процентов — даже если бы его красные агитаторы добросовестно обошли все дома в России, двор за двором и квартиру за квартирой. Явных трудностей с избранием Ельцина не предвиделось, так что Арбитман сначала даже не вошел в предвыборный штаб Ельцина, легкомысленно перепасовав эту синекуру приятелю А. Коржакова Олегу Сосковцу.

«Арбитман совершил просчет, когда на первом этапе позволил Коржакову и Сосковцу оттеснить себя от предвыборных дел, — укоризненно пишет М. Такер. — Если бы он взялся сразу, ему не пришлось бы потом исправлять чужие ошибки и проявлять чудеса ловкости, восстанавливая покачнувшийся status quo».

В оправдание Романа Ильича заметим лишь, что он нагружал себя сложными или трудоемкими заданиями — в то время как от команды Сосковца ни особой фантазии, ни большой активности вроде бы не требовалось; надо было лениво парировать нападки зюгановцев, и не более того. Коммунисты объявляли, будто президент стар и немощен — Ельцин перед телекамерами с улыбкой подтягивался на турнике и устраивал заплыв на Москве-реке. Коммунисты твердили, что президент вечно пьян и двух слов связать не может — Ельцин на встречах с избирателями легко расщелкивал заковыристые поговорки и навскидку выбивал в тире девять очков из десяти возможных. Коммунисты сообщали, что президент в упор ничего не смыслит в изящных искусствах — Ельцин, натасканный Ростроповичем, тут же вставал за дирижерский пульт и пусть несколько неуклюже, но без грубых ошибок управлялся с Московским симфоническим оркестром, исполнявшим зажигательный «Венгерский танец» Брамса…

И вдруг за две недели до выборов все самым неприятным образом переменилось. Сперва забили тревогу эксперты Rand Corporation и Gallup, чуть позже неприятные цифры возникли в опросах службы ВЦИОМ, и наконец, сигнал об опасности подал «РОМИР-мониторинг»: число граждан, заявляющих о поддержке КПРФ, стало неуклонно расти — чуть ли не по 15 % в неделю. С такими темпами к 16 июня — дню выборов — рейтинг Зюганова мог перевалить за 45 %. «При этом раскладе, — пишет А. Филиппов, — шансы Бориса Ельцина честно победить в первом же туре выглядели призрачными».

Ценой неимоверных финансовых и организационных усилий команда Сосковца сумела заполучить перебежчика из зюгановского штаба. Выяснилось невероятное: у коммунистов нет никакого «ноу-хау», они и сами в сильном недоумении от своих возросших успехов. Кто же враг? Где просчет? Промучившись над загадкой неделю (рейтинг Зюганова за это время достиг уже 37 % и темпов не снижал), Коржаков вынужден был позвонить Арбитману и, превозмогая себя, попросить о немедленной встрече за пределами Кремля.

«Я предложил ему увидеться в ресторане «Прага», в уютном зале на третьем этаже, где двумя годами раньше справляли свадьбу моей старшей дочери, — вспоминает А. Коржаков. — Арбитман «Прагу» отверг, сославшись на неинтересное меню, но согласился посидеть со мной в «Макдональдсе» на Тверской и съесть по бигмаку. Тут уж я отговорился желудочными коликами. В итоге мы с этим фокусником встретились, как два начинающих шпиона, в центре ГУМа у фонтана».

Вплоть до известной истории с коробкой из-под ксерокса (о ней речь еще впереди) неприязнь Коржакова к Арбитману не была достоянием широкой публики, но все ближайшие соратники первого президента России прекрасно знали об этих сложных отношениях.

«Руководитель президентской охраны мучительно ревновал Ельцина к Арбитману, — справедливо замечает А. Филиппов. — По сравнению с Арбитманом даже Чубайс казался ему не таким опасным противником. Мало того, что у Арбитмана был такой же, как и у начальника охраны, «доступ к телу» президента, — Роман Ильич имел авторитет у Ельцина, вполне сравнимый с коржаковским. Злило Александра Владимировича еще то, что он в сердцах называл фокусами, сглазом, гипнозом, а то и вовсе черной магией».

Нелюбовь двух соратников первого президента России была, надо признать, обоюдной. Но, в отличие от Коржакова, для которого (особенно после его отставки) Арбитман стал притчей во языцех, Роман Ильич старался не высказываться об оппоненте публично — и в бытность свою помощником Ельцина, и тем более после избрания главой государства. Хотя в интервью газете «Совершенно секретно» (2006) все-таки заметил мельком, что «как правило, старался не встречаться с Коржаковым иначе как по безотлагательной служебной надобности, а если все-таки встречаться, то при свидетелях. И говорить поменьше: любезнейший Александр Владимирович по старой чекистской привычке любит носить в кармане включенный диктофон».

Приведенная выше цитата объясняет немногословие Романа Ильича во время его свидания в ГУМе с начальником президентской охраны.

«Мрачно выслушав новости и молча проглядев печальные диаграммы ВЦИОМа, — пишет А. Коржаков, — Арбитман прошептал одну только фразу: «Враг не в зюгановском штабе, а в головах». Я вытаращился на него, не понимая этих туманных иносказаний. Тогда Арбитман отошел к газетному киоску, вернулся с телепрограммой, открыл на первой попавшейся странице и обвел шариковой ручкой полдюжины названий на разных каналах. «Вот где проблема», — сказал он».

Экземпляр той газеты не сохранился, но и теперь нетрудно понять, какие передачи отметил Роман Ильич и почему: «Старый телевизор», «Старый патефон», «Старые песни о главном», «В старых ритмах», «Старая квартира», «Незабытое старое», «В поисках утраченного», «Намедни: наша эра», «Ретромания», «Ретро-шлягер», «Вчера, позавчера» плюс еще дюжину похожих программ, которые с разной степенью интенсивности заливали глаза и уши телезрителей сладким ядом ностальгии по брежневским временам — райской эпохе, когда ни маньяки, ни богатеи, ни педерасты, ни террористы нормальному человеку как-то не бросались в глаза. Прибавьте к этому идущие по всем каналам художественные фильмы, снятые во времена, когда девушки были моложе, вино слаще, а уличные постовые добрее.

Программы эти и прежде были частыми гостями в эфире, но за несколько недель до выборов от них стало и вовсе не продохнуть.

Память тех, кто жил в 70-е годы, невольно отсекала дурное и оставляла только светлое. Воображение тех, кто по молодости этих времен не застал, выстраивало идиллию. Ни одна из ретро-программ не звала напрямую back in USSR, но все как бы подспудно намекали телезрителям, что былую гармонию можно попытаться вернуть…

«Просчитано было точно, — не без восхищения замечал позднее телекритик Владислав Орлов. — Ажиотаж саморазоблачений ушел в прошлое, в конечном итоге гражданам приятнее осознавать, что у них была История, которую можно даже назвать Эрой». По словам Марка Греся, эти передачи вызывали иллюзию встреч со старыми друзьями, и даже лучше: «Друзья повзрослели, постарели, мы и воспоминаниям предаемся уже современным языком. А современный язык не передает истинного духа детства, юности, молодости…»

Режиссером (или сценаристом, или креативщиком, или худруком, или хотя бы просто вдохновителем) больше половины из отмеченных программ оказался молодой, но уже знаменитый тележурналист, многократный лауреат премии «ТЭФИ». Звали его Леонид Парфенов.

Ни в особых симпатиях к левым, ни в контактах с командой Геннадия Зюганова Парфенов замечен не был. «Вовремя уловив тенденцию — ностальгию по ставшему светлым на фоне «чернухи» девяностых прошлому — он попадал в самую точку», — пишет в своем аналитическом обзоре Эмилия Белкина. Однако и чисто коммерческими его проекты назвать было нельзя: профессионалы без труда обнаруживали в них грамотный идеологический message. «Каждый раз Парфенов играл не за Зюганова, но против Ельцина, — замечает М. Такер. — Что, в принципе, было одно и то же».

За два дня до голосования, 14 июня 1996 года Ельцин провел у себя на даче в Барвихе нечто вроде расширенного заседания предвыборного штаба. Помимо начальника штаба и главы президентской охраны присутствовали также Арбитман, Чубайс, генпродюсер ОРТ Эрнст и дочь президента Татьяна. Встреча была закрытой, стенограмма не велась, не был приглашен даже недавно назначенный новый пресс-секретарь президента Сергей Медведев. Однако благодаря уже цитированным выше мемуарам А. Коржакова подробности встречи перестали быть секретом в 1997 году.

«СперваОлег(Сосковец.-./7.77)зачиталрезультатымони-торинга телепрограмм, который сделали по моей просьбе, — вспоминает А. Коржаков. — Потом он доложил о результатах соцопросов. Общая картина была столь удручающей, что я не выдержал и сорвался: «Ребята, я этого Парфенова просто придавлю, как крысу. Ясно, кто народу голову забивает! Нам в первом туре надо хоть ненамного перегнать Зюганова, а в промежутке между турами выкинем на хрен из эфира все эту ностальгическую чушь. Пусть вместо нее лучше с утра до ночи мультики крутят, «Ну, погоди!», например». Олег хмуро заметил, что «Ну, погоди!» — типа тоже ностальгия. «Тогда «Том и Джерри», — отмахнулся я, — неважно. Главное, чтобы не «Лебединое озеро»… Костя, а ты чего молчишь?» Костя (Эрнст. — Л. Г.), глядя в пол, забормотал, что, мол, вообще-то чисто формально все эти передачи не являются прозюгановской агитацией, к тому же они идут на многих каналах, а не только ОРТ, и глупо снимать с эфира то, что все равно пойдет у конкурентов и, кстати, приносит в казну неплохие бабки. «Константин, вы за кого, в конце концов, за папу или за коммунистов?» — не выдержала Татьяна. Тут Эрнст опомнился и промямлил, что он, само собой, не за коммунистов и сегодня же объяснит все Лене, который тоже, конечно, не за коммунистов, он же не псих, и он, конечно, на время уберет из эфирной сетки всех каналов те передачи, к которым он причастен. «Этого мало, — с придыханием, как отличник в школе, проговорил Чубайс. — Необходимо противоядие такой же силы. Нужен честный и талантливый, без слюней, документальный фильм об эпохе Брежнева, чтобы прокрутить его в прайм-тайм по всем метровым каналам. Вопрос в том, захочет ли Леонид Гаврилович Парфенов снять такое кино?» И тут вдруг подал голос Ельцин. «Гаврилович, вы сказали? — глухо переспросил он. — А он у нас родом случайно не из Свердловска? Отца его не Гавриилом Харитоновичем звали?..»

Нам не дано предугадать, как отзовется наше слово или деяние. Камешек способен подтолкнуть лавину. На весь ход истории может повлиять гибель одинокой бабочки миллионы лет назад, как в знаменитом рассказе Рэя Брэдбери. У первого президента России в прошлом тоже была своя «бабочка». Поступок, совершенный в далеком 1966 году, внезапно аукнулся тридцать лет спустя.

В книге «Исповедь на заданную тему» Б. Ельцин признается: «Достаточно молодым я стал руководителем крупного комбината в родном Свердловске. Мой стиль работы называли жестким. И это правда. Все выливалось в твердый напор, натиск, давление. В то время эти методы давали результат, тем более, если руководитель обладал определенными волевыми качествами. Но однажды случилась беда. В день выдачи зарплаты я устроил взбучку Г. П., одному из мастеров нашего ДСК. Бранных слов я не употреблял и свой зычный голос тоже старался не повышать, но, не скрою, поговорил с ним круто… На другой день его не стало. Милиция никакого криминала не нашла, никто меня впрямую не обвинял, но среди коллектива пошли шепотки: это из-за меня его сердце не выдержало. Правда это или нет, не знаю и до сих пор часто думаю о том случае…»

Позволим себе еще одну цитату из воспоминаний А. Коржакова.

«Ельцин закончил свой рассказ, в комнате повисла тишина, — пишет мемуарист. — Татьяна молча разлила нам всем чай, и тогда в разговор вступил Арбитман, до того не проронивший ни слова. «Господин президент, — сказал он, — еще древние римляне знали, что «после этого» еще не означает «вследствие этого». Вы сами уверены, что существует связь между вашим разговором с Гавриилом Парфеновым и его смертью?» Ельцин насупился еще сильней: «Да ни в чем я не уверен! Я что, врач? Люди болтали, вот и все». Эрнст пробормотал: «Зато Леня, похоже, уверен. Это плохо. Я его знаю, его теперь не переубедишь, это кремень». Не скрою, я усмехнулся: «Креме-е-ень. Знаем мы ваших творцов, и не таких обламывали. Мы этого Монте-Кристо так попросим, что он не сумеет нам отказать». Поднявшись, Арбитман обратился к Ельцину: «С вашего разрешения, я немедленно вылетаю в Екатеринбург и попытаюсь разобраться в том деле. Мне кажется, там есть зацепка… Очень прошу пока ничего не предпринимать. Любой неверный шаг будет на руку коммунистам». Ельцин вяло махнул рукой: мол, не возражаю, езжай. Татьяна, Олег и Чубайс тоже кивнули. Но я-то никаких обещаний этому фокуснику не давал! У меня в загашнике завалялось несколько листов с факсимиле Зюганова, а в штабном сейфе скопилась кое-какая наличность, так что я решил сыграть ва-банк. По наивности я думал, что шеф потом сам скажет мне спасибо…»

Обсуждая все последующие действия начальника ельцинской охраны, приведшие его к отставке, историки ныне расходятся во мнениях.

Р. Медведев считает, что имел место «самый натуральный путч в миниатюре». По мнению же А. Филиппова, в случае с Коржаковым речь идет не о сознательном перевороте, а, скорее, о превышении главным кремлевским охранником должностных полномочий: «Ельцин не раз позволял ему посидеть в президентском кресле, и Александр Владимирович, в итоге, потерял чувство реальности и вообразил себя фигурой, равной главе государства». Еще дальше пошел в умозаключениях романтичнейший К. Исигура, разглядевший в поведении Коржакова «элементы популярного в России самурайского кодекса бусидо»: то есть «готовность рискнуть и генеральским званием, и должностью, и честным именем ради победы сюзерена над коммунистами». В отличие от К. Исигуры, М. Такер полагает более уместным сравнить Александра Владимировича не с самураями, а с роботами из фантастических рассказов Айзека Азимова — железными персонажами, которые «запутываются в Трех законах робо-техники и невольно наносят вред господину, воображая, что спасают его».

Впрочем, все перечисленные авторы солидарны хотя бы в одном: на поведение Коржакова во многом повлияло его соперничество с Арбитманом. Отъезд Романа Ильича в Екатеринбург развязал руки телохранителю президента, а довольно скромный перевес Ельцина над Зюгановым в первом туре (менее 5 %) убедил: медлить нельзя.

«19 июня, в 17 часов, на проходной Государственной думы служба безопасности президента задержала журналиста Леонида Парфенова, — читаем в книге мемуаров Б. Ельцина. — Его обвинили в получении 500 тысяч долларов от компартии: на эти деньги он будто бы намеревался вести на ТВ незаконную агитацию за КПРФ; в частности, снимать «Старые песни о главном-3». Деньги Парфенов якобы выносил из здания в коробке из-под ксерокса. Коржаков давно искал повод для скандала. И, не найдя, организовал его сам. Возможно, он надеялся либо уломать пленника с помощью состряпанного компромата, либо просто-напросто сорвать выборы, которые, как ему казалось, сам я выиграть не в состоянии. Именно тогда я понял, что Коржаков зарвался, присвоив себе функции и прокуратуры, и суда, и Центризбиркома, и президента, и Господа Бога. Утром 20 июня я принял окончательное решение: Коржаков и Сосковец по моему приказу написали прошение об отставке. Леонид Парфенов, всю ночь просидевший в наручниках в комнате охраны Госдумы, был отпущен с извинениями. Кстати, проверка показала, что коробка, где якобы переносились деньги, была заполнена отрывными календарями за 1991 год. А вместо так называемой «тайной бухгалтерии Зюганова» Коржаков сумел предъявить только чистые листы бумаги. На что он рассчитывал? Не понимаю…»

Для объективности приведем и цитату из книги А. Коржакова — на ту же тему: «И деньги, и очень убедительные на вид расписки с печатями КПРФ там были! Были! Весь компромат хранился под надежнейшей охраной. Как и когда их сумели подменить? Как вообще проникли в запертую комнату? И, главное, я в толк не возьму: каким образом удалось потом переубедить этого Парфенова — совершенно упертого типа, чистой воды экстремиста, который чуть ли мне в лицо не плевал? Мистика! Утром 20 июня я принял окончательное решение: уйти в отставку по собственному желанию. На фиг, на фиг! Сражаться с нечистой силой — не мой профиль…»

Дальнейшее известно. Звезда некогда всесильного А. Коржакова закатилась. Выражение «коробка из-под ксерокса» стало частью постсоветского фольклора. Новым начальником предвыборного штаба Ельцина был назначен Чубайс, его заместителем — Арбитман. По мнению большинства политологов, горький и убедительный фильм Леонида Парфенова о брежневских временах, показанный за день до второго тура выборов, добавил первому президенту России те недостающие проценты, которые и позволили обогнать Зюганова.

Роман Ильич особенно не афишировал подробностей своего участия в предвыборной кампании Ельцина, замечая, что он был на подхвате у Чубайса и занимался мелкой бумажной работой. Нигде он не обмолвился и об итогах своей командировки в Екатеринбург. Лишь совсем недавно сам Леонид Парфенов в передаче Андрея Максимова «Ночной полет» на канале «Культура» (сентябрь 2008 года) скупо затронул эту историю, и выплыли любопытные подробности. Вот финальный фрагмент передачи:

«Андрей Максимов:…вы же не были поклонником Ельцина?

Леонид Парфенов: Мягко говоря. Если честно, терпеть его не мог. Мама считала, что он довел отца до инфаркта, наорав на него. Это в Свердловске еще случилось. Отец строителем работал, в ДСК…

А. М.: Но потом вы ведь президента все-таки простили, по-христиански?

Л. П.: Вообще-то я человек злопамятный, и правую щеку не подставляю после левой… Нет, так бы я ни за что не простил. Просто я узнал, что отец умер не из-за него.

А. М.: То есть с Ельциным ссоры не было?

Л. П.: С Ельциным батя мой в тот день и вправду повздорил, но причина смерти отца была в другом. Оказалось, по дороге домой его попросту ограбили и убили, был день зарплаты… А местная милиция элементарно не захотела брать на себя «висяк». Там как пронюхали, что у отца были проблемы с сердцем, все быстренько списали на инфаркт. Понимали ведь, сволочи, что мама, раз такое горе, не станет докапываться насчет пропавших денег… А мне тогда еще и семи лет не было…

А. М.: Поразительная история! По-ра-зи-тель-на-я! Но как вам, Леонид, скажите, удалось узнать правду?

Л. П.: Один человек просветил. Предоставил доказательства.

А. М.: Убедительные? Л. П.: Более чем.

А. М.: И кто этот человек, наши телезрители могут узнать?

Л. П. (после паузы): Хороший человек. Но имени его, извините, назвать не могу.

А. М.: Неизвестный герой, да?

Л. П. (смеется): Еще какой известный, можете мне поверить! Потому-то я его имени в эфире не скажу, и не просите. А. М.: А мне на ушко?

Л. П.: И вам тоже, Андрей, без обид. Пусть это останется тайной…

А. М. (бодро подхватывает):…которую наш сегодняшний гость, лауреат премии «ТЭФИ» Леонид Парфенов, унесет с собой в могилу. На этой, так сказать, оптимистической ноте мы и заканчиваем нашу передачу, спасибо за внимание…»

Осенью того же 1996 года Борис Ельцин подписал указ о реорганизации правительства. Кабинет министров пополнился еще двумя вице-премьерами. Кроме того, в правительстве появилась должность министра по особым поручениям, на которую и назначили Р. И. Арбитмана — других претендентов не было.

Обычные российские граждане, не интересующиеся политикой, едва ли обратили внимание на это тихое назначение. И еще незаметней по каналам информагентств проскользнула новость о том, что Институт физических проблем им. Петра Капицы получил анонимный грант на полмиллиона долларов — для продолжения фундаментальных исследований в области нейтрино. Доктор наук Инна Троепольская в интервью журналу «Наука и жизнь» (октябрь 1996 года) предположила, что, по всей видимости, это дар какого-то из зарубежных меценатов-миллиардеров — скорее всего, Билла Гейтса.

Глава VI Евгений, или Прерванный полет

Хотя должность министра по особым поручениям существовала в нескольких странах бывшего СССР (например, в Грузии или Латвии), для постсоветской России это было в новинку.

У думских левых, которые уже привыкли к ельцинским сюрпризам, нервическую реакцию вызвала не столько фигура министра, сколько само слово «особые» — возможно, оно напомнило по ассоциации о расстрельных Особых совещаниях или чекистских Особых отделах в армии, существовавших во времена их кумира Сталина. «Какие такие поручения и, главное, где их будет исполнять один из самых незаметных помощников «царя Бориса»? — тревожно вопрошал автор статьи «Министерство странных дел» Андрей Резепкин (газета «Советская Россия»). — Подозрительно, что президент даже не посоветовался с Думой насчет своих новшеств и поставил депутатов перед фактом. Каких загогулин от него еще ждать?»

В правительстве учреждение нового министерского поста тоже было встречено без энтузиазма. МИД, где издавна существовали штатные должности послов по особым поручениям, почувствовал себя уязвленным. В ФСБ слегка заволновались, посчитав, будто Ельцин хочет создать дублирующую структуру, способную подгрести под себя особо секретные операции вместе с их финансированием. А простодушный Сергей Шойгу, министр ГО и ЧС, обидчиво заявил на заседании правительства, что в принципе его ребята-чрезвычайщики и сами, без чужой помощи, готовы разрулить любую особую ситуацию — хоть кошку с дерева снять, хоть Ленина из Мавзолея убрать.

«Непонятно, с какой стати вдруг глава МЧС завел речь про Ленина, — пишет М. Такер, — но зерно упало на подготовленную почву». Коммунисты вообразили, что победивший на выборах Ельцин тайком поручил Арбитману подготовить и осуществить вынос ленинского трупа, приурочив мероприятие к 80-летию Октябрьского переворота.

«Все попытки вынести тело вождя — это проявления либерального фашизма, покушение на культурные основы человечества, — поспешно объявил Геннадий Зюганов в интервью агентству «Росбалт» (ноябрь 1996 года). — Но мы не будем сидеть сложа руки, мы обратимся в ЮНЕСКО, мы будем требовать, чтобы наш Мавзолей официально признали одним из чудес света, наряду с египетскими пирамидами. Если господа Ельцин и Арбитман поднимут руку на святое, то все прогрессивное человечество их решительно осудит. Во всем мире не найдется варвара, который сегодня потребовал бы перезахоронить бесценную мумию Тутанхамона! А ведь товарищ Ленин при жизни гораздо больше успел сделать для трудящихся всех стран, чем все фараоны, вместе взятые. Кстати, деньги в его сохранность вложены вполне сопоставимые с фараонскими…»

И коллеги-министры, и чекисты, и думские коммунисты беспокоились напрасно: за два с половиной года, пока Арбитман занимал свой пост, он ни разу не посягнул на чужие финансы и не покусился на главную советскую мумию. Его повседневная работа не была заметна ни на первый, ни на второй взгляд. Обычно граждане могли видеть результаты его труда, не подозревая о его причастности к ним.

«Должность Романа Ильича была несовместима с самопиаром, — отмечает А. Филиппов. — Он не то чтобы намеренно прятался в тень, однако предпочитал известности эффективность: вещи, в чиновничьей среде далеко не всегда совместные».

Единственный случай, когда присутствие министра обозначилось для публики более-менее отчетливо, произошел весной 1999 года и был напрямую связан с разворотом над Атлантикой самолета тогдашнего премьер-министра России Евгения Анисимовича Примакова. Да и то степень личного участия Арбитмана в этом авиационном кульбите, уберегшем российскую сторону от очень многих международных неприятностей, до недавних пор не афишировалась.

О необычном маршруте премьера мы расскажем чуть позже, а пока приоткроем завесу секретности над несколькими эпизодами разных лет — не всегда, быть может, глобальными, но примечательными.

Сегодня мало кому известно, что к осени 1997 года российское книгоиздательство тихо загибалось от отсутствия инвестиций; предполагалось, что деньги здесь вращаются небольшие, и нормального бизнеса на книжках не сделаешь. Отрасль надо было спасать. По совету Романа Ильича, несколько крупных правительственных чиновников плюс журналист «Эха Москвы» А. Минкин по договоренности сымитировали шумный, с перебранкой, скандал в отечественных СМИ: мол, чиновники получают от книгоиздателей гонорары, которые исчисляются в десятках тысяч долларов. Эти цифры многократно муссировались в СМИ, будя воображение граждан. Раньше у нас никто не подозревал, что за книги могут платить по-настоящему серьезные деньги.

Встрепенулись авторы, задумались бизнесмены, типографские машины заработали в полную силу, рынок стал оживать. Появились писатели, которые уже могли зарабатывать на жизнь литературным трудом. К тому времени, когда скандал сошел на нет (никакого криминала, понятно, не обнаружилось), слухи о финансовом Эльдорадо уже успели широко распространиться за пределами России. Западные инвесторы, привлеченные шумихой, внезапно обнаружили более чем перспективную область вложения средств; наши толстосумы, глядя на коллег, тоже не отстали. В результате уже год спустя на московской ярмарке «Книги России» подвели итоги: страна хоть и не стала «самой читающей», зато писательские гонорары, в среднем, выросли вдвое, число названий издаваемых книг — втрое, а общий тираж — на 75 %.

Поклонникам отечественных телесериалов следует знать, что возрождением этой телеотрасли в конце 90-х они тоже во многом обязаны Роману Ильичу. С его помощью был поставлен любопытный эксперимент. Ранее на ТВ принято было считать, что окупаются лишь импортные многосерийные ленты, а отечественные не способны набрать необходимый рейтинг даже в прайм-тайм. В апреле 1999 года в ночном эфире РТР зрителям внезапно показали коротенький черно-белый ролик: человек, поразительно похожий на тогдашнего генерального прокурора Юрия Скуратова, в бане, едва прикрытый белой простыней, бормотал по-русски что-то неразборчиво-пьяное. Этот незамысловатый фильм в неурочный час показывали трижды — и все три раза рейтинг был запредельный, хотя по другим каналам шло куда более фривольное (и притом цветное!) бразильское и мексиканское «мыло». Пример этот доказал, что настало время для отечественных лент: тогда-то и были запущены «Улицы разбитых фонарей», «Каменская», «День рождения буржуя», «Агент национальной безопасности» и еще полдюжины популярных ныне сериалов. Юрий Скуратов, предупрежденный Арбитманом заранее, наигранно возмущался, что его подставили и что на экране — не он. В итоге выяснилось, что это и вправду был не он, а хорошо загримированный актер Андрей Мягков. Причем сам ролик оказался фрагментом из будущего фильма «Ирония судьбы-2», исчезнувшим с «Мосфильма» и невесть каким образом попавшим на ТВ.

Министр ОП проявил свои таланты, разумеется, не только на культурных фронтах. Не раз ему приходилось помогать политикам выпутываться из малоприятных ситуаций. Летом 1998 года наблюдатели, например, обратили внимание на то, что президент России и мэр Москвы заметно охладели друг к другу: Ельцин публично обвинял Юрия Лужкова в скаредности, Лужков Ельцина — в черной неблагодарности. День ото дня взаимные попреки становились все сильнее. От противостояния соратников могли выиграть только коммунисты, и Роман Ильич счел нужным прояснить истоки ссоры двух «политических тяжеловесов». Как выяснилось, Лужков, сосед Ельцина по дачному поселку Барвиха, исправно посылая в подарок президенту мед со своей пасеки и молоко от своих коров, с некоторых пор не удостаивался соседского «спасибо». В свою очередь Ельцин, вдруг переставший — без объяснения причин — получать подарки от мэра, затаил обиду. Амбиции двух лидеров схлестнулись, в зоне интерференции опасно заискрило. Арбитман съездил в Барвиху, провел экспресс-расследование и доложил о результатах. Вмешательства спецслужб не потребовалось. Арбитман нашел и приструнил двух десятилетних пацанов, которые повадились растаскивать мэрские гостинцы по дороге. Инцидент был исчерпан. Лужков и Ельцин облобызались и помирились…

Иногда Роману Ильичу случалось влиять и на международные дела. Многим, наверное, памятен случай, когда первый вице-премьер Борис Немцов летом 1997 года отправился в неформальных белых брюках встречать в аэропорту «Шереметьево-2» прилетевшего из Баку президента Азербайджана Гейдара Алиева. И Ельцин в мемуарах, и сам Немцов в книге «Провинциал» позже списывали случившееся на недостаток политического опыта у молодого вице-премьера и свойственное ему раздолбайство. Оба мемуариста проявили при этом лукавство. Теперь, за давностью лет, можно обозначить и тут «руку Арбитмана». Никакой импровизации не было. Министр ОП просчитал ситуацию от и до и дал свои рекомендации. Как политика старой школы, Гейдара Алиевича не могло не вывести из равновесия столь вопиющее нарушение протокола. В результате первый час беседы двух лидеров был посвящен «наглой молодежи». К моменту, когда гость из Баку принялся, наконец, выражать протест против продажи Россией Армении крупной партии стрелкового оружия (это и была одна из главных тем встречи), пыл поугас, пар был выпущен, и дальнейшие переговоры прошли относительно спокойно.

Приведем и другой пример, также имеющий отношение к стилю одежды государственных мужей. Был момент, когда Ельцин попал в щекотливую ситуацию, куда его невольно затянули Жак Ширак и Гельмут Коль. В конца марта 1998 года президент Франции и германский канцлер должны были одновременно посетить Россию, и служба протокола пребывала в растерянности: было неясно, какой галстук главе нашего государства следует надеть во время встречи — однотонный, в цвет пиджака, от Клода Монтана (такие носил Коль) или в яркий цветочек, от Юбера Живанши (такие носил Ширак). Любой выбор означал бы, что российский лидер солидаризуется лишь с одним из гостей, второй же оставался в меньшинстве. «Я мог бы, конечно, надеть галстук от Жана Пату, в горошек, — позднее вспоминал Ельцин, — но тогда это бы смахивало на «ленинский стиль», то есть на явную уступку Зюганову. Как быть? Вроде бы курьез, мелочь, но в дипломатии мелочей не бывает. «А почему бы не устроить встречу без галстуков? — внезапно подали мне идею. — Пусть это будет такой новый неофициальный формат. Вы как бы на отдыхе и в то же время обсуждаете мировые проблемы. Стиль свободный, взаимных претензий нет. Авось приживется». И ведь прижилось!» Читатели уже могут догадаться, что упомянутым безымянным советчиком был не кто иной, как Роман Ильич…

В один ряд с двумя предыдущими эпизодами следует вписать еще один, произошедший вскоре после назначения Арбитмана на должность министра: в тот раз от Романа Ильича даже не потребовалось генерировать новые идеи, хватило одного жеста. Вновь обратимся к книге Ельцина. «В конце 96-го года наша разведка прислала на мое имя донесение-шифрограмму, посвященное триумфальному успеху на выборах Билла Клинтона — его только что переизбрали на второй срок, — пишет Ельцин. — В шифрограмме был прогноз, каким образом республиканцы будут решать возникшие у них крупные политические проблемы. Поскольку известно, говорилось в шифрограмме, что Клинтон проявляет особое расположение к красивым девушкам, в ближайшее время противники Клинтона планируют внедрить в его окружение юную провокаторшу… Во время нашей встречи в самом начале 1997 года я раздумывал, не подарить ли Биллу текст этой шифровки — на память. Или мне лучше не травмировать человека? Вроде как невежливо вмешиваться в его личные дела. «Или все-таки подарить?» — спросил я у своего помощника, недавно назначенного в правительство. Тот кивнул. И я понял, что хотя privacy есть privacy, мужскую солидарность еще никто не отменял… Позже Клинтон говорил, что он теперь — мой друг навеки. Оказалось, предупреждение попало в точку: лазутчицу вычислили и под благовидным предлогом уволили. А если бы он заранее не подозревал заговор, неизвестно, чем бы это все кончилось для него, для демократической партии и для всей Америки…» Надо ли добавлять, что человеком, вовремя кивнувшим президенту России, был опять-таки Арбитман?

Новому министру, впрочем, приходилось заниматься не только прогнозами и курьезами: бывали ситуации непредсказуемые, когда дело попахивало политической уголовщиной. Повествование об одном из таких случаев можно найти в последнем (2008 года) издании современных мемуаров Виктора Шендеровича «Куклиада».

«В 1997 году были привезены с «Мосфильма» и тут же украдены куклы, — рассказывает В. Шендерович. — Сперва мы хватились поролонового двойника Киселева (ведущего телепередачи «Итоги» на НТВ. — Л. Г.), затем обнаружили недостачу экземпляров Ельцина, Гайдара и Чубайса, которых (кукол) у нас, к счастью, было несколько штук. То, что сперли только либералов, а коммунистов и Жирика не тронули, нашу бригаду очень позабавило. До тех пор, пока мы вдруг не узнали, что настоящий Киселев через день после исчезновения кукол слег с сильнейшей мигренью, Ельцина накрыла внезапная пневмония, Гайдар чем-то тяжело отравился, а Чубайс чудом не попал в автокатастрофу по дороге из дачного поселка. Тут даже я, материалист в третьем поколении, забеспокоился: не слишком ли много совпадений? И, мысленно называя себя трижды идиотом, все-таки позвонил Роману Арбитману, с которым меня когда-то познакомил Игорь Малашенко. Игорь говорил, что Роман умеет из любой глупости выцарапать крупицу смысла, если она там есть (…). Вопреки ожиданиям, Арбитман не стал потешаться над моими подозрениями, а, наоборот, сделался необычайно серьезен. «Заказывайте пропуск, я выезжаю», — деловито откликнулся он и через полчаса уже входил в нашу рабочую студию, откуда и пропали поролоновые туши. Несколько секунд он принюхивался, словно борзая, затем опустился на одно колено, выхватил пинцет и извлек из-за плинтуса какой-то маленький сизый комочек. Это была одинокая смушка. «Среди ваших врагов нет случайно генералов?» — задумчиво спросил он. Мысленно я перебрал в памяти всех знакомых генералов. С Дудаевым я вроде не ссорился. Коржаков, частый герой наших «Кукол», не ходит в форме… Может быть, Макашов? Печально знаменитый генерал-антисемит, депутат Госдумы от КПРФ, уже не раз обещал «вправить мозги этим жидовским кукольникам». Но мы не предполагали, что дело зайдет так далеко. «Макашов? — переспросил Арбитман и, на несколько секунд погрузившись в себя, добавил: «Ага. Ну, это нормально. Могло быть хуже». Через два дня похищенные куклы были нам возвращены. Правда, использовать в программах мы их уже не смогли: поролоновые головы были в нескольких местах проколоты, в нескольких — обожжены, да и запах от них от всех шел крайне неаппетитный (…). А еще через два дня я узнал от Игоря некоторые подробности. Отставной генерал-коммунист, оказывается, не поленился выписать с Гаити некоего Аде Адекойе, крупного тамошнего колдуна вуду, и прилично заплатил ему за работу из партийной кассы. Каким образом Арбитман смог вычислить здешнее логово колдуна и перебороть его чары? Как удалось Арбитману аннулировать «заказ»? Этого ни я, ни Игорь не узнали. На всякий случай мы усилили охрану наших поролоновых артистов — мало ли что? Однако с тех пор больше ни одна из кукол у нас не пропадала».

Автор этих строк не сведущ в практике вудуизма. Здравый смысл подсказывает, что главным механизмом пресловутого «колдовства» является обычное самовнушение, и поэтому цивилизованному человеку едва ли могут принести вред манипуляции с его куклой. Но примечательно, что министр по особым поручениям в случае опасности предпочитал не ждать развития событий, а решительно действовать — даже если опасность выглядела виртуальной…

А теперь переходим, наконец, к трансатлантическому перелету премьера Евгения Примакова из России в США в марте 1999 года.

О этом событии написано не меньше, чем о случившемся за шесть десятилетий до того загадочном полете Рудольфа Гесса из Германии в Англию. И ни в том, ни в другом случае у обывателя нет ощущения, будто ему знакомы все обстоятельства произошедшего.

В день, когда администрация США от уговоров югославского президента Слободана Милошевича перешла к «силовому варианту» и авиация НАТО нанесла бомбовый удар по Белграду, Е. Примаков выехал с минимальной свитой из Дома правительства и прибыл в аэропорт «Внуково-2». Премьер и его команды спешно загрузились в «Ил-96». Баки с горючим были полны. Курс был взят на США.

Сегодня можно лишь предполагать, ЧТО случилось бы, долети лайнер до места назначения. Аналитики напоминают, что карьера Евгения Примакова во власти развивалась в советские годы, когда коммунизм считался единственно верным учением, а чувство нелюбви к Америке у чиновников было отпечатано в подкорке.

Среди комментариев лидирует версия о том, что Евгений Анисимович намеревался вне очереди и без формального согласования с Ельциным выступить в Совбезе ООН с необычайно резкой речью, способной вернуть Россию и США ко временам «холодной войны».

Обозреватель «Коммерсанта» Игорь Бородулин не исключал, что, возникни в стенах ООН публичная потасовка между делегацией Югославии и делегацией США, команда Примакова могла бы выступить на стороне сербов. По мнению К. Исигуры, в багаже российского премьера-министра недаром находился комплект шпаг: опытный фехтовальщик, Примаков-де собирался символически (а может, и не символически) вызвать на дуэль госсекретаря США Мэдлен Олбрайт и нанести ей неопасную, но показательную рану.

Известный конспиролог, американский кинорежиссер Оливер Стоун в параноидально-публицистическом фильме «Разворот» (U Turn) на полном серьезе обсуждал даже возможность террористического акта: мол, на подлете к Нью-Йорку российский премьер, обезумевший от боли в тазобедренном суставе (hip joint), намеревался лично пересесть за штурвал и ценою жизни расквитаться с Америкой, протаранив самолетом какой-нибудь из знаменитых нью-йоркских небоскребов — то ли Эмпайр Стейт Билдинг, то ли одну из двух башен Всемирного торгового центра в Манхэттене.

Разумеется, все версии, перечисленные выше, и все то, что мы за недостатком места не сочли нужным упомянуть, — не более чем беспочвенные гадания на кофейной гуще или картах Таро. Поскольку, как известно, российский «Ил-96» до территории США не долетел: в районе Бермудских островов самолет резко поменял курс на противоположный и примерно через 8 часов вернулся в Москву.

Приземлившись, Евгений Анисимович прямо во «Вну-ково-2» дал краткую пресс-конференцию, мрачную по тональности, но лишенную всякого намека на воинственную риторику. Премьер сказал лишь, что «крайне сожалеет», что «подписание каких-либо документов с США по проблеме Косово означало бы, что Россия тоже участвует во всех этих событиях, то есть одобряет бомбардировки. А для нас это неприемлемо, как бы мы ни относились к Милошевичу лично». Поэтому российской делегации «пришлось вернуться с полдороги».

На фотографиях опубликованных в СМИ на другой день, хорошо заметна фигура Романа Ильича, который во время пресс-конференции стоял за спиной Примакова и даже легонько поддерживал его за талию. Уже тогда многие репортеры задались вопросом, каким образом Арбитман, не заявленный в составе российской делегации, смог попасть на борт «Ил-96», и как ему удалось ускользнуть от журналистов сразу после окончания брифинга.

В первом издании книги мемуаров Е. Примакова «Минное поле политики» (2000) есть примечательная фраза, благополучно исчезнувшая в двух последующих изданиях (2003 и 2006 годов): «Принимая решение лететь по направлению к Соединенным Штатам, я не собирался разворачиваться. Почему? Потому что я хотел оказать максимальное воздействие на американцев…» Если российский премьер не собирался менять курс, то что заставило (кто заставил) его все же пересмотреть свое решение?

Существует фантастическая версия Георгия Ажажи, высказанная им в эфире телепередачи «Очевидное — невероятное» (август 1999 года): о том, что российский «Ил-96» по пути в США угодил в эпицентр аномалии пресловутого «Бермудского треугольника», после чего вектор движения сменился на противоположный. Это, мол, произошло настолько плавно и нечувствительно для бортовой аппаратуры, что экипаж и пассажиры лайнера были уверены, что летят прежним курсом, и крайне удивились, обнаружив вместо нью-йоркского аэропорта «Ла Гуардиа» родное «Внуково-2». Оттого, мол, им проще было наскоро сочинить повод для срочного возвращения, чем в глазах у всего мира выглядеть безумцами.

Увы, никаких доказательств Г. Ажажа предъявить не способен. Даже наручные часы людей, находившихся на борту, вопреки уверениям автора гипотезы, не отстали ни на секунду и не двинулись вспять.

Оставляя за бортом недоказуемую фантастику, вынуждены признать единственно возможным — в границах разумного — объяснением «разворота над Атлантикой» влияние Романа Ильича. Собственно, так и поступили большинство аналитиков и журналистов.

«Какие аргументы Арбитмана подействовали на главу российской делегации?» — задавал вопрос журналист «Известий». «Почему премьер-министр уступил рядовому министру?» — интересовался обозреватель «Труда». «Кто у нас сегодня главнее: глава правительства или его подчиненный?» — подзуживала «Правда».

Как пишет Р. Медведев, «в марте 1999 года Арбитман впервые, пусть пока и ненадолго, переместился в область публичной политики и вел себя достойнейшим образом. Он не поддавался на провокации, не вступал в перебранку и, главное, ни единым словом не задевал репутацию главы правительства». Важнейшим позитивным итогом произошедшего, отмечает А. Филиппов, «следует считать не то, что случилось в марте 1999 года, а то, чего, по счастью, не случилось: трагические события на Балканах не превратились в casus belli для двух сверхдержав. Если бы Борис Ельцин учредил пост министра по особым поручениям только для одной этой ситуации, идея уже себя полностью оправдала бы. Сколь неприятно это ни выглядит для премьер-министра, бывают случаи, когда рядовой министр оказывается и впрямь «главнее» премьера».

Дальнейшее известно. Уже в апреле 1999 года Е. Примаков во время встречи с президентом Ельциным в категорической форме потребовал «очистить правительство от Арбитмана». Однако Борис Ельцин, сделав паузу, отправил в отставку самого главу правительства.

Следующий премьер-министр России Сергей Степашин был намного моложе предыдущего. Коммунистам он не сочувствовал, с Америкой не ругался, к Слободану Милошевичу относился с прохладцей и никаких претензий к Роману Арбитману не имел.

Глава VII Операция «С Новым годом!»

«В январе 1999 года я уже не в первый раз перечитал «Властелина Колец», — вспоминал Б. Ельцин. — И с особым вниманием — то потрясающее место в финале книги, когда Кольцо Всевластья пусть ненадолго, но одерживает победу над Фродо. До сих пор поражаюсь, насколько чутко профессор Толкиен, никогда не занимавший высоких государственных постов, сумел уловить дьявольское искушение власти, которому трудно сопротивляться. Чем дольше повелеваешь, тем сильнее, тем неотступнее соблазн оставаться у руля и дальше. В особенности когда ты знаешь, что здоровье не помешает идти на третий срок, законники найдут лазейку, народ промолчит, а Запад не станет скандалить. Бороться с этим соблазном мне пришлось быстрым, хотя и малоприятным способом: рубить по живому. Но сперва я был обязан подготовить своего сменщика на посту…»

Упоминания о здоровье и о третьем сроке здесь не случайно. В результате успешной операции аорто-коронарного шунтирования, проведенной в 1996 году, прежние сердечные недуги перестали мучить Ельцина. Кардиохирурги Ренат Акчурин и Майкл ДеБейки не обещали ему кавказского долголетия, но гарантировали своим авторитетом не менее десяти безболезненных лет жизни и работы.

«Нам не в чем себя упрекнуть, — писал впоследствии М. ДеБейки в книге «Там, где сердце» (2008). — Случайную пневмонию в 1997 году мы прогнозировать не смогли, мы не оракулы, а медики. Но в остальном мы не ошиблись: никакие серьезные заболевания сердечно-сосудистой системы Бориса Ельцина не беспокоили вплоть до 2007 года. Еще в декабре 1998 года мы с Ренатом провели контрольное обследование. Убедились — все шунты прижились без осложнений. О чем и сказали президенту. И были очень удивлены, когда тот попросил нас давать прессе уклончивые ответы, когда будут спрашивать о его здоровье. Он хотел, чтобы мы воздержались от излишнего оптимизма. «Но почему?» — хором спросили мы с Ренатом. Ельцин не казался нам человеком суеверным. «Нет-нет, что вы, это не оттого, что я боюсь сглазить, — рассмеялся президент. — Тут политика. Мне, возможно, придется покинуть пост раньше времени. Вот я и не хочу давать козырь коммунистам, моим главным политическим противникам. Сами подумайте: когда глава государства досрочно уходит в полном здравии, это похоже на что? На капитуляцию или признание своей вины. Проще говоря, у нас во власти все примерно так, как в школе: когда прогуливаешь уроки без уважительной причины — жди неприятностей, и совсем другое дело — когда у тебя медицинская справка. Дайте мне слово хранить тайну, пока я жив. Воздержитесь от мемуаров какое-то время. Умру — можете потом рассказывать. Договорились?» Я и Ренат пообещали сохранять конфиденциальность. И слово сдержали».

С февраля по ноябрь 1999 года Ельцин регулярно, не реже одного раза в полтора месяца перебирался из Кремля в Центральную клиническую больницу, где находился от трех дней до двух недель.

Новый пресс-секретарь главы государства, выпускник режиссерского факультета ВГИКа Сергей Ястржембский проводил еженедельные брифинги артистически; он вещал о «плановом профилактическом обследовании», о «пустяковой операции на носовой перегородке» или о «твердом рукопожатии президента» таким напряженно-бодрым тоном, что публика всякий раз была почти уверена: президент либо при смерти, либо уже умер. «Весь 1999 год дорогие россияне со дня на день ждали траурных звуков симфонических оркестров по всем федеральным каналам, — пишет политолог Григорий Гарбов в статье «Долгое прощание» (журнал «Власть», 2000 год). — Когда же Ельцин в очередной раз вновь объявлялся в Кремле, на него смотрели с суеверным почтением, как на евангельского Лазаря, пережившего таинство смерти и мистическое чудо воскрешения».

В Театре на Малой Бронной в тот год пользовался небывалой популярностью спектакль «Метеор» по Дюррен-матту, поставленный Андреем Житинкиным: Лев Дуров вдохновенно изображал старого писателя-нобелиата, который обещал вот-вот отдать концы и обманывал ожидания врачей, нетерпеливой прессы и безутешных родственников. «Многострадальная знаменитость, находящаяся в весьма преклонных летах, то и дело «протягивает ноги», обложившись траурными венками, — читаем в рецензии Ирины Алпатовой (газета «Культура»), — но парадоксальным образом не менее регулярно воскресает, изумляя, шокируя, нервируя и выводя из себя многочисленное окружение. Из-под маски старого комедианта выглядывает страдающее, измученное, серьезное лицо и впрямь талантливого человека. Знающего, какая цена заплачена за успех. Одинокого, почти никому не нужного и, в общем-то, довольно несчастного». На одном из спектаклей зрители внезапно заметили в директорской ложе живого президента России, и все овации в финале достались ему, а не актеру…

Знал ли Борис Ельцин в начале 1999 года, кто именно станет его преемником? Даже биографы Романа Ильича расходятся во мнениях.

А. Филиппов, например, полагает, что президент окончательно определился с кандидатурой Арбитмана только к осени, а до этого тщательно тасовал колоду, раскладывая свой политический пасьянс. «Виктор Черномырдин, — пишет автор, — выпал из числа фаворитов не столько из-за возраста и перенесенной операции на сердце, сколько из-за непреодолимых трудностей перевода на английский его чересчур образной речи». По мнению историка, Михаил Касьянов, слишком красивый и округлый, «самим своим видом размывал бы сформированный столетиями жесткий и угловатый имидж России. Евгений Примаков отпал еще до полета в Америку: Ельцину доложили, что Евгений Анисимович намеревался стать крестным отцом Кусамы Хусейн, младшей дочери иракского диктатора. Сергей Кириенко отсеялся из-за своего фанатичного пристрастия к экстремальным видам спорта и, в частности, дайвингу: президент, которого в любой момент могла съесть акула, был бы на Руси едва ли приемлем. А вот Сергея Степашина, удобного кандидата по всем статьям, подвело его пожарное прошлое: Ельцин хорошо помнил «Fahrenheit 451» Рэя Брэдбери и опасался, что в сознании многих россиян на образ Степашина может наложиться образ врага культуры сурового брандмейстера Битти. Дольше многих в списке кандидатов оставался экс-чемпион мира по шахматам Гарри Каспаров; умный, молодой, либеральный, состоятельный, всемирно известный — чем не новый президент? Отпугнула Ельцина только вера Каспарова в «Новую хронологию» Анатолия Фоменко. Человек, сомневавшийся в историческом факте существования Перикла, Кромвеля и Ярослава Мудрого, однажды мог бы пойти еще дальше и засомневаться: а был ли Ельцин?.. Таким образом, Роману Ильичу не было альтернативы».

В отличие от А. Филиппова, Р. Медведев убежден в том, что альтернативы Арбитману не было уже с начала года, и вся так называемая «министерская чехарда-1999» была организованной по всем правилам военного искусства операцией прикрытия: дескать, Ельцин в последний год своего правления нарочно давал порулить слишком многим, предлагая на должность премьера то одного, то другого, то третьего. Историк сравнивает ситуацию с ходом шарика в рулетке. Пока шарик движется, перемещаясь из одной в лузы в другую, никто не может знать, где он замрет и что за номера и цвета окажутся выигрышными. «Депутаты до последнего не должны были догадаться, какой из претендентов главный, а какой — промежуточный, — указывает Р. Медведев. — В думских кулуарах курсировал слух о том, что Ельцин будет тянуть до последнего и огласит имя настоящего наследника не раньше февраля 2000 года. А потому стоило ли бодаться с фантомами, торпедировать очередную «техническую» кандидатуру? Утверждение в Думе каждого следующего из ельцинских премьеров-99 таким образом переставало быть «судьбоносным выбором» и становилось простой формальностью».

И действительно: Сергея Кириенко, назначенца-98, думцы еле-еле утвердили во втором туре. Евгений Примаков прошел уже в первом, хотя и с минимальным перевесом. За Сергея Степашина, пробывшего на посту полтора месяца, проголосовало устойчивое большинство. Гарри Каспарова, Любовь Слиску и Михаила Касьянова (каждый из них пробыл в премьерах, в среднем, не больше недели) утверждали уже автоматически. 9 сентября Ельцин, уволив Касьянова, вынес на рассмотрение депутатов кандидатуру Романа Арбитмана.

Процедура утверждения его в Думе заняла 18 минут. Обсуждения не было. «Борис Ельцин, — писала в журнале «Итоги» Галина Ковальская, — вытащил из своей замусоленной кадровой колоды очередного калифа на полчаса, ничем не примечательного министра по особым поручениям, известного разве что участием в скандальном трансатлантическом перелете Примакова. Ну что может сделать на посту премьера этот ничем не запоминающийся человек? Только заполнить вакансию в ожидании следующего кандидата. Наивно думать, будто Арбитман — и есть наследник…»

С обозревателем «Итогов» можно согласиться в том смысле, что для публичной политики Роман Ильич был пока еще никем и ничем.

«Когда меня утвердили главой правительства, — рассказывал много позже Арбитман в интервью журналу «Time» (2007 год), — я получил ровно пять поздравительных телеграмм. Две из Саратова — от декана филфака Прозорова и от бывших коллег из «Зари молодежи». Одну из села Буряш — от учителей. Одну из Чечни от президента Дудаева. И еще одну — из Северодвинска, куда как раз вернулась из похода АПЛ «Курск». Папа с мамой и жена поздравили по телефону, Ельцин, Чубайс и Лужков — при встрече. И все».

В первых числах сентября у Арбитмана был нулевой рейтинг. 10 сентября, после утверждения в Думе, — 2 %, как у любого из ельцинских назначенцев. Граждане готовы были присмотреться к тому, кто пришел всерьез и надолго, но мало кто сомневался, что уже к концу месяца у России может быть новый премьер.

«Однако прошла неделя, другая, третья, начался октябрь, Арбитман прочно обосновался в Доме правительства на Краснопресненской и покидать его, похоже, не собирался, — отмечает А. Колесников. — Оппозиция, прежде обращавшая на свежего премьера столько же внимания, сколько на какого-нибудь траченого молью эстрадного гастролера, вроде Томаса Андерса из «Модерн Токинг», стала еле заметно нервничать.

Григорий Явлинский намекнул, что у нового правительства нет экономической программы не только на пятьсот дней, но даже и на пятнадцать суток. А Геннадий Зюганов как бы между делом объяснил прессе, что «пока некоторые ельцинские временщики без пользы просиживают штаны в «Белом доме», русский народ буквально на глазах нищает, уходит в запои, в наркоманию, в секты, в Интернет, пополняя армию бомжей, зомби и юзеров».

На своем новом посту Роман Ильич держался подальше от телекамер и в пререкания не вступал. Это в середине октября добавило к его прежнему рейтингу еще три процента, а в конце октября — еще два. Весь ноябрь опросы показывали скромное, но стабильное наращивание популярности нового премьера. К 15 декабря она составляла 20 % (у Зюганова было 42 %), а дальше рост замедлился.

Накануне Нового года в пользу лидера КПРФ высказалось чуть менее 40 % опрошенных, а планка симпатий к новому премьеру замерла на отметке в 27 %. Это было ниже пика популярности Примакова (34 %) и даже Степашина (28 %) — в бытность каждого из них председателем правительства. «Казалось, — пишет М. Такер, — весь свой электоральный ресурс Арбитман выработал. Социологи предполагали, что дальше начнется постепенный и неуклонный спад». И тут, наконец, выстрелило тайное, но верное орудие Бориса Ельцина.

«Дорогие россияне! — обратился тот к согражданам в ночь с 31 декабря 1999 года на 1 января 2000 года. — Дорогие друзья! Я принял нелегкое, но единственно правильное решение: я ухожу. К этому решению меня подтолкнули и груз прожитых лет, и состояние моего здоровья, и, главное, твердая уверенность в том, что в новый век страна должна войти уже с новым лидером. В соответствии с Конституцией, уходя в отставку, я подписал Указ о возложении обязанностей президента России на председателя правительства Романа Ильича Арбитмана. Три месяца, вплоть до новых выборов 26 марта 2000 года, он и будет главой государства. А там уж — кого изберете. Решайте сами, и Бог вам в помощь. С Новым Годом! С новым, не побоюсь этого слова, счастьем…»

Сам Ельцин описывал подготовку к своему телеобращению как постановку сложного спектакля с единственным актером.

«Главный режиссер театра «Ленком» согласился мне помочь, — читаем в книге «Президентский марафон». — Марк Захаров взял за основу телекартинку последнего голосования в 1984 году смертельно больного Константина Черненко, творчески переосмыслил эту сцену и добавил ей внутреннего драматизма. Визажисты нанесли на мое лицо розовато-сероватый грим, добиваясь землистого оттенка лба и щек. Глаза мои теперь были упрятаны за мутноватыми контактными линзами. Под глазами мне изобразили большие темные круги, присыпанные пудрой. А еще мне заострили складки в районе носа и обозначили два-три пигментных пятна на переносице. Говорить я должен был в два раза медленней, будто бы через силу, часто останавливаться и отпивать из стакана витаминизированное молочко. Маленький железный кубик во рту должен был добавить моему голосу металлического дребезжания. Размытый белый фон, похожий на больничный, намекал зрителям на то, что запись обращения сделана, вероятнее всего, не в Кремле, а в Кремлевке, то есть в палате ЦКБ. Словом, на телеэкране я должен был выглядеть человеком, уже стоящим одной ногой в могиле. К таким на Руси обычно прислушиваются, пусть даже из вежливости…»

Замысел Ельцина блестяще удался. В стране, где даже смертельно больные вожди продолжали цепляться за власть, добровольный уход главы государства в отставку стал приятной неожиданностью.

Неординарный поступок вернул симпатии граждан первому президенту России и тем самым помог его избраннику. Уже 2 января 2000 года рейтинг Арбитмана подскочил с 27 до 32 %, продолжая стабильно расти: если стартовая позиция обычного кандидата-премьера ценилась не так дорого, то потенциал кандидата, уже реально исполнявшего президентские обязанности, оказался велик.

«Ельцин досрочно уступил Роману Ильичу не символические скипетр с державой, но пресловутый «ядерный чемоданчик», более чем реальный атрибут могущества, — пишет М. Такер. — Тот главный аксессуар современной власти, способный заворожить даже скептического российского избирателя, для которого власть по природе своей лишена сак-ральности. Легким движением Ельцин поставил в неравные условия кандидатов на будущих выборах и при этом ничуть не отклонился от буквы и духа Конституции. Победа Арбитмана из просто возможной стала весьма вероятной».

Впрочем, некоторые политологи — особенно лично не знакомые с Романом Ильичом — в январе еще сомневались и в возможностях, и в личной харизме преемника Ельцина. Им казалось, что кандидату от Кремля следует не терять времени зря и побыстрее перехватить инициативу у левых и «патриотов», тяготеющих к «сильной руке».

«При первой же нашей встрече я предостерег Романа Ильича от эффектных, но опасных решений, — вспоминает Глеб Павловский, в 1996–2000 годы возглавлявший общественный Фонд Интенсивной Геополитики (ФИГ) при президенте России. — Я сказал, что сейчас многие, и прежде всего силовые министры, будут советовать ему резко навести конституционный порядок где-нибудь в высокогорной мусульманской местности. Но Роман Ильич не должен соглашаться на это. Ни за что. «Вот как?» — высоко поднял брови Арбитман. «Именно, — подтвердил я и продолжил свою мысль: — Только не в горах. Мало ли у нас равнин? Войска надо двинуть — факт, но в какую-нибудь тихую, плоскую и не очень гордую автономию. Лучше всего в такую, где жители исповедуют буддизм, то есть склонны к пассивным формам сопротивления. Иными словами, подойдут Тува, Бурятия или Калмыкия. Продемонстрировать силу — да, но малой кровью. Замочить, так сказать, самый минимум». Роман Ильич мягко поинтересовался, а нельзя ли вообще никого из граждан не мочить в предвыборных целях. Я с искренним сожалением объяснил ему, что рейтинг, увы, требует брутальности, решительности и крутости. Мы в России, а не в какой-нибудь Швейцарии, у нас специфика… Надо признать, Роман Ильич оперативно последовал моим рекомендациям. Даже быстрее, чем я ожидал. Форма, в которой мне было предложено сосредоточиться на каком-либо ином виде деятельности, отличалась той самой экспрессией, по которой так соскучился наш электорат. Жаль, что протокольная видеосъемка не велась. Она бы, кстати, развеяла вздорные слухи о том, будто бы меня окунули головой в унитаз. Никто меня в ни в какой унитаз, конечно же, не окунал. Я сам туда окунулся, совершенно случайно. Все пять раз…»

Расформирование ФИГ стало, пожалуй, единственным экспрессивным поступком Романа Ильича за весь его предвыборный период. В остальном же преемник Ельцина придерживался, по словам А. Колесникова, тактики мудрой восточной неспешности: «В отличие от Зюганова, Арбитман использовал не североамериканскую (активную), но азиатскую (инертную) модель кампании, когда суетливость кандидата и рост его рейтинга связаны обратно пропорциональной зависимостью, а потому спокойный кандидат имеет преимущества перед кандидатом заводным. В жизни бывают случаи, когда рейтинг политика, подобно подорожнику, чертополоху, крапиве или иному дикорастущему сорняку, крепчает и увеличивается в размерах сам по себе, никем не поливаемый и не окучиваемый».

Начисто убрав из своей предвыборной кампании все элементы гастрольного «чеса», Арбитман и, к удивлению многих, на этом не потерял, но приобрел. Он не объезжал российскую провинцию — а рейтинг рос. Он не встречался с трудовыми коллективами — а рейтинг рос. Он не позировал на фоне крейсеров, коровников или прокатных станов; ради его визита не перекрашивали фасады и не задували домны — а его рейтинг прибавлял пункт за пунктом.

Отчего это происходило? Какой энергией подпитывал-ся рейтинг? Связан ли был каким-то образом этот политический феномен с рядом природных феноменов — с серией необычных вспышек на солнце, благоприятными климатическими подвижками, ростом популяции синих китов и уссурийских тигров, заметным уменьшением по стране числа сердечно-сосудистых заболеваний, демографическим скачком и внезапным всплеском ликвидности акций большинства российских компаний? Или просто так совпало одномоментно?

К. Исигура полагает, что предвыборную кампанию Романа Ильича следует рассматривать сквозь призму учения Владимира Вернадского, поскольку-де «харизму преемника Бориса Ельцина опосредованно подпитывала вся биосфера Земли». При этом японский историк употребляет весьма выразительную и даже поэтичную, но абсолютно недопустимую для серьезного ученого терминологию, вроде «эона стабильности», «силовых линий любви» или «кокона эмоционального соучастия», в конце главы и вовсе договариваясь до того, что, мол, «победа Арбитмана скорее всего была предопределена на самом высоком из всех возможных уровней». (Даже Р. Медведев, заметим в скобках, при всей его апологетике Арбитмана, не берет в расчет версию божественного вмешательства — та, как известно, сводит на нет работу исследователя прошлого; стоит, например, принять как данность, что к Орлеанской девственнице в самом деле являлся ангел Господень, и всю историю средневековой Европы придется рассматривать в координатах «Потерянного рая» Джона Мильтона.)

К сожалению, от серьезных ученых мужей, принципиально чуждых антинаучной мистике: метеорологов, биологов, экологов, медиков, демографов и экономистов, — историки до сих пор так и не дождались вразумительного объяснения. А поэтому воздержимся от легковесных трактовок и напомним только лишь о фактах. В частности, о том, что в двадцатых числах марта 2000 года по всей России установилась замечательно теплая и не дождливая весна.

Март 2000 года неожиданно стал похож на май. Объявились майские жуки, считавшиеся вымершими, и наполнили воздух простодушным жужжанием. Рыба клевала на любую наживку. С юга начали досрочно возвращаться птицы. Фиалки расцвели, а знамена КПРФ на ярком солнце принялись выцветать, быстро превращаясь из грозного кроваво-красного символа пролетарской революции в мирные розовые тряпочки — эмблемы солидарности лесбиянок всех стран.

Искренне не понимая, откуда ветер дует, коммунисты занервничали, отбросили всякую корректность и стали играть на грани фола.

За две недели до выборов генсек КПРФ заклеймил своего соперника как «бывшего подручного грабителя старушек Гайдара и расхитителя общенародной собственности Чубайса, по которым тюрьма плачет» (рейтинг Романа Ильича стабильно рос).

За десять дней до выборов лидер коммунистов назвал своего соперника «бывшим шулером» и предъявил в эфире двух потертых пенсионеров, которых Арбитман якобы еще в 1980 году обыграл в наперсток на Ярославском вокзале (рейтинг Романа Ильича рос).

За неделю до выборов Геннадий Зюганов объявил своего соперника «близким другом известного ростовского маньяка» и показал в эфире фотографию, на которой Арбитман и Чикатило, сидя рядом на нарах, пьют чифир (рейтинг Романа Ильича по-прежнему рос).

Отчаявшись, Геннадий Авдеевич решил разыграть заветную «национальную карту», прибереженную напоследок.

За два дня до выборов во время теледебатов вождь КПРФ напомнил сопернику (а следом и миллионам телезрителей) о немецком папе Арбитмане и еврейской маме Гершензон. После чего заявил, что сейчас, когда «в стране вовсю идет целенаправленный геноцид русских, лицо некоренной национальности хоть и имеет юридическое право, не имеет права морального становиться первым лицом». И что ему, вон этому физическому лицу (кивок), первым не бывать.

«Извините уж за прямоту, но с папой вам, господин Арбитман, капитально не повезло, — завершил свою речь лидер компартии. — Если послезавтрашние выборы будут честными, то народ России ни за что не изберет главой государства человека с такой фамилией, как у вас. Наши вековые традиции не позволят».

«С папой мне повезло, — было сказано в ответ. — Традиции тоже за меня — уж кому-кому, а вам это, дорогой товарищ генсек, отлично известно. Именно в России и именно с таким отчеством, как у меня, человек просто обречен стать главой государства».

И уже через два дня Роман Ильич оказался прав.

Часть третья ПРЕЗИДЕНТ ВСЕЯ РУСИ

Глава I «What happened to the Kursk?»

Первое же кадровое представление нового российского президента вызвало дружный взрыв эмоций. Негодовали слева, справа и снизу.

«Это самая настоящая бестактность, — обижался в «Общей газете» известный психолог Иван Владиславлев. — Арбитман выиграл выборы не с таким уж огромным отрывом, чтобы сразу устраивать россиянам встряску. Для начала надо консолидировать общество, утихомирить страсти, а не вносить очередной раздрай и смуту».

«Это просто издевательство, — обвинял президента в «Новой газете» Сергей Митрошин, один из лидеров «Яблока». — Над нами проводят дикий эксперимент, какую-то изощренную «проверку на вшивость». С таким же успехом Арбитман мог бы выдвинуть на эту должность другого Бориса — Моисеева. Или не мелочиться, а сразу выписать из Штатов порнозвезду Дирка Диглера. Его-то главное достоинство по крайней мере известно цивилизованному миру. Вот уж будет премьер — всем ребятам пример!»

«Это несусветная глупость, — объявлял в «Экспресс-газете» Алексей Федорченко. — В детстве Арбитману камнем пробили голову, и сейчас мы, похоже, столкнулись с последствиями детской травмы. Иной подоплеки, кроме клинической, я, честно говоря, не вижу».

«Это не глупость, а провокация, — объяснял в «Парламентской газете» депутат Госдумы от КПРФ Виктор Коклю-хин. — Типичная кремлевская двухходовка. Дума трижды не утверждает его кандидата в премьеры — а она, конечно же, никогда не утвердит эту в высшей степени одиозную фигуру, — после чего господин Арбитман по закону имеет право распустить парламент. И он этим правом воспользуется, уж будьте уверены. Все предусмотрено заранее. Сделан первый шаг к плутократическому авторитаризму».

Репутация будущего премьера — «акулы новорусского капитализма», «бизнесмена с большой дороги», «Годзил-лы эпохи первоначального накопления», «экономического Мориарти», «динозавра финансовых джунглей», «гибрида Жоры Сороса с Ванькой-Каином», «архиплута», «мегажу-лика», «гипермошенника», «супербеспредельщика» (цитаты из разных изданий) — в России рубежа веков и впрямь была сложной.

Сам Роман Ильич два года спустя откровенно признавался в интервью журналу «Stern», что ему было страшновато выдвигать Бориса Березовского, но… «Несмотря на все то неприятное, что случилось потом, я не раскаиваюсь в тогдашнем поступке, — говорил Арбитман. — Без сомнения, человек он умный и азартный, обладающий большой силой воли. А каждому умному и волевому человеку, вне зависимости от его характера, я считаю, в жизни должен выпасть хотя бы один шанс занять высокий государственный пост и проявить на этом посту лучшие качества. Я дал ему шанс, а он за малый срок успел фантастически много сделать для страны… И еще один важный момент. Борис — он из тех, кого, даже если терпеть не можешь, все равно стараешься держать где-то рядом, в пределах прямой видимости. Осторожности ради…»

Подобно Коклюхину, большинство наблюдателей были уверены, что кандидата, выдвинутого Романом Ильчем, Госдума ни за что не утвердит. Пожалуй, только проницательный Анатолий Будберг писал в «Московской комсомольце»: «Не следует недооценивать Б. Б. Этот человек так долго занимается оптовыми покупками и продажами, что депутатов ему развести — раз плюнуть. Причем думцев он купит даже не за деньги, а, как туземцев-островитян — за стеклянные бусы, елочные игрушки и тому подобную копеечную дребедень».

«Момент истины» наступил довольно скоро — 10 апреля 2000 года, через три дня после инаугурации нового президента.

Роман Ильич лично приехал в Госдуму, взошел на трибуну и, назвав фамилию претендента на должность главы правительства, попросил его утвердить. Хотя кандидатура всем была известна заранее, по залу разнесся возмущенный гул — особенно громкий со стороны фракции КПРФ. Депутат Василий Шандыбин, приложив ладонь к уху, зычно выкрикнул с места: «Кто? Кто?» — как будто не расслышал.

О том, что случилось дальше, читаем в парламентском репортаже Елены Трегубовой, в ту пору корреспондента газеты «Коммерсантъ».

«Арбитман с очаровательной мальчишечьей полуулыбкой еще раз отчетливо, буквально по слогам, произнес бранное слово «Бе-ре-зов-ский» и посмотрел в зал, прямо на Шандыбина: ну что, дескать, доволен, лысый? — пишет Е. Трегубо-ва. — Затем молча сошел с трибуны и упругой походкой вернулся в боковую президентскую ложу. На нем в тот день был не слишком-то презентабельный темно-синий костюмчик, баксов за двести от силы, розовая рубашка, бежевый галстук и лаконичные, без прибамбасов, черные ботиночки — по виду чуть ли не с вещевого рынка в Лужниках. На недавней инаугурации в Кремле, я помню, прикид у него был подороже и уж по крайней мере не китайский ширпотреб. Но перед депутатами он явно не собирался расфуфыриваться — чай, не свидание с девушкой, перетопчутся… Тем временем шуму в зале прибавилось еще на десяток децибел, Селезнев (спикер Госдумы. — Л. Г.) с брезгливой миной взмахнул жирными ручками-крылышками: мол, голосуем, ладно, чего там, время пошло. Тридцать секунд на табло по обеим сторонам от президиума мелькали смутные электронные сполохи, а потом выскочил результат: «За» — 227 голосов, «против» -170, «воздержались» — 24, «не голосовали» — 29. Решение принято». Чтобы Березовский стал премьером, требовалось простое большинство голосов, то есть 226. Так что новый избранник прошел даже с легким обве… я имела в виду — с перевесом. Шум в зале превратился вообще в какой-то вой стаи рассерженных койотов. Над партером воздвигся Геннадий Зюганов, простер десницу и изрек что-то беззвучное — микрофон был выключен, из-за депутатского ора никто не расслышал ни словечка. Спикер поспешно врубил микрофон главному коммунисту, чтобы до всех, наконец, дошла его историческая фраза: «Госдума, ты одурела!»

Через пару секунд микрофон ожил и у Жириновского, который с ходу понес какую-то ахинею: «Компьютер подкуплен! В нем вирус! Вирус подкуплен! Переголосовывать!» На трибуну вылезло серое унылое чмо из группы техобеспечения и стало блеять, что компьютер в порядке, ему только два дня назад делали профилактику… «Твоим мозгам надо сделать профилактику, скотина! — взревел Жи-рик. — Молчать! Молчать, кому говорю! Всем молчать! Парламент — не место для базара! В «Матросской тишине» будете объясняться! Пристав, выведите отсюда всех, кто орет! Всех, кроме меня! Вообще всех отсюда выведите, кроме меня! А я останусь и все тут разнесу! Я вас спрашиваю последний раз: будем переголосовывать или я все тут разнесу?» После краткой заминки решили переголосовывать, но вышло еще хуже: теперь «за» стало 228 депутатов. Третье голосование добавило Березовскому еще один голос. После чего вождь ЛДПР, смиряясь с неизбежным, воздел вверх руки и погрозил небу — точнее, потолку — двумя сжатыми кулаками. Новый премьер победил. «Ну что же, — сказал спикер с видом человека, только что проглотившего таракана, — раз такое дело, поприветствуем избранного нами председателя правительства России». Черный ворон Березовский, который давно уже в нетерпении вился где-то в кулисах, стремительно вспорхнул на трибуну. К мордочке своей он пришпилил степле-ром самую многообещающую из улыбок кинозлодея Джокера. Прокашлявшись, он прокричал в самый микрофон, чтобы перекрыть невообразимый гвалт вокруг: «Спасибо, спасибо, друзья мои, я тоже вас всех люблю!»

Как журналист остроумный, но поверхностный, Е. Трегубова запечатлела лишь видимую часть айсберга. Стоило копнуть чуть глубже — и все эти стоны-вопли думцев оказались бы частью незамысловатого спектакля, предназначенного, в основном, для прессы и избирателей. Ни чуда, ни компьютерного сбоя не было.

Сам Березовский в книге мемуаров позже расскажет о том, кому, в какой фракции и сколько он пообещал в обмен на голос в свою пользу. И сколько народу он затем кинул, ссылаясь на то, что пост премьера по Конституции не совместим с ведением бизнеса и, стало быть, свободных денег у него пока нет, ждите…

Через неделю после описанных событий накал страстей в российских СМИ постепенно стал стихать. Обличительные интонации сменились мрачно-элегическими. Даже черносотенные публицисты, накричавшись вдоволь, попытались расслабиться и получить некое удовольствие.

«Хотим мы или не хотим, реальность сегодня такова: у нас теперь еврей-президент и еврей-премьер, — меланхолично замечал в редакционной статье газеты «Завтра» ее главный редактор писатель А. Проханов. — Это Арбитман (он же Гершензон) и Березовский (он же Березовскер). Гадко, но честно. Спасибо и на этом. Тысячи лет святой Русью правили евреи, но до начала XXI века они все-таки прятали свои личины. И вот маски сброшены, кагал стал явным. Может, хоть теперь, наконец, мировой сионизм перестанет тянуть из России все соки и начнет уже потихоньку инвестировать свои кровавые деньги в ее истерзанную экономику, социалку, культуру?»

«В мировой истории масштабные авантюристы часто находились при власти, но их крайне редко пускали во власть, — рассуждал культуролог Александр Цепко в статье «Вперед, ворюги!» («Литературная газета»). — Может быть, зря? Кто знает, как сложилась бы судьба человечества, если бы в разное время у кормила власти оказались, скажем, лично Агриппа Неттесгеймский, или Коло ди Риенца, или граф Сен-Жермен… да наш Григорий Распутин, хотя бы! Появись вдруг на месте Ленина и Сталина человек, подобный ильф-и-петровскому Остапу Бендеру, Россия, возможно, пришла бы к капитализму не таким долгим, извилистым, болезненным путем. Талант плюс изобретательность плюс неугомонность плюс цинизм могут довести страну до беды, но ведь они же могут стать и спасительными для социума — особенно если социум топчется на месте, не находя ответа на давно наболевшие вопросы. В марте Россия избрала президентом человека с авантюрной жилкой, а он потеснился у штурвала и дает порулить своей тени, своему гротескному двойнику, трикстеру…»

С этим утверждением можно, пожалуй, согласиться. Березовский, наделенный рычагами власти, на новом месте стал с лихорадочной поспешностью употреблять обширные — хотя порой весьма экзотические! — способности во благо своему новому бизнесу, то есть собственно России. Профессиональный математик и в то же время спекулянт Божьей милостью, он генерировал бешеную энергию и сам же использовал ее с наивысшим КПД из всех возможных.

Всего за две недели на посту премьер-министра он смог решить многое, доселе почти нерешаемое. Он, например, добился уступок по долгам Парижскому клубу (в результате сложных алгебраических подсчетов европейские финансисты вдруг осознали, что это они должны России, а не Россия им; попутно премьером было найдено новое, чрезвычайно красивое доказательство великой теоремы Гёделя). Он совершил немыслимый ченч в пользу России, обменяв наш планово-убыточный «АвтоВАЗ» на в высшей степени ликвидный «БелТрансГаз», да еще и получив у Минска приличную доплату (президент Александр Лукашенко потом лично просидел всю ночь с калькулятором, пытаясь понять, где же его надули). Он как-то договорился со швейцарской фирмой Nogti, долгие годы терзавшей российскую сторону из-за кредитов, сдуру взятых еще в 1990 году (судя по некоторым данным, Nogti получили компенсацию в виде двух перспективных медных рудников близ Алапаевска — и оба перестали быть перспективными через день после подписания договора). Он сумел всучить Королевству Таиланд вместо новейших истребителей Су-27 партию МиГ-21 чуть ли не времен маршала Устинова (при этом убедив тайцев, что такую выгоднейшую сделку необходимо обеспечивать живыми деньгами, а не пальмовым маслом, которого у России и без того, как известно, хоть залейся).

«Если бы карьера Березовского как главы правительства продолжалась еще пару-тройку недель, он наверняка сумел бы совершить какой-нибудь глобальный политэкономичес-кий прорыв: то ли отжать у Америки Аляску, то ли выцыганить у Украины Крым, предложив украинцам в обмен целое Аральское море — слегка подсохшее, но еще вполне годное, — пишет А. Колесников. — Но все его премьерство рухнуло по его же вине. Березовский зарвался. И, что самое досадное, случилось это во время первого рабочего визита в США президента Арбитмана».

Теперь мы, наконец, подходим к печальному событию, омрачившему первые сто дней президентства Романа Ильича.

«За день до полета в Штаты, 26 апреля 2000 года, Арбитман выступал на открытии памятника Иосифу Бродскому в Питере, — позже рассказывал автору этих строк тогдашний референт главы государства Андрей Столяров. — Погода была ветреная, Биржевую площадь в то утро здорово продувало. Роман Ильич сильно продрог там без головного убора, но от профилактических ста двадцати капель водки отказался, чтобы не забыть стихотворения «Ни страны, ни погоста…» — его он собирался прочесть без бумажки и прочел. На другой день президента накрыла серьезная простуда с температурой под 39. Визит в Америку тем не менее решено было не переносить. Наши медики, как могли, накачали Арбитмана ударным коктейлем из жаропонижающих, антибиотиков и анальгетиков: температуру сбили, но состояние оставалось, сами понимаете, довольно муторным. Да еще на все на-ложилась бессонница из-за резкой смены часовых поясов… Короче, в аэропорт имени Кеннеди шеф прилетел далеко не в лучшей физической форме — думаю, из-за этого и дала сбой его всегдашняя интуиция. Причем он явно ощущал: что-то нехорошее должно было вот-вот произойти, но что? и где? и с кем? Во время бессонницы он в своих президентских апартаментах посольства России в США машинально исписал две страницы рабочего блокнота словами «Курск» и «тонет». Сочетание этих слов настолько его встревожило, что 27 апреля в 7 утра по вашингтонскому времени Роман Ильич не выдержал: попросил срочно выяснить, нет ли происшествий на атомной подводной лодке «Курск». Через час ему доложили из штаба Северного флота, что на борту АПЛ К-141 «Курск» все штатно, системы в норме, экипаж в порядке, поводов для беспокойства нет. Только после этого Арбитман расслабился, смог вздремнуть и, проснувшись, был готов к переговорам с президентом США. Во время официальной части визита удалось избежать всех возможных шероховатостей: Арбитман едва заступил на кремлевскую вахту, Клинтону через полгода предстояло покинуть Овальный кабинет — делить обоим лидерам было нечего. Так что главная неприятность подстерегла Романа Ильча не в Вашингтоне, а днем позже, уже в Нью-Йорке, куда наш президент перелетел, чтобы выступить в телешоу Ларри Кинга…»

За обменом репликами между телеведущим и российским президентом наблюдала вся Америка. Через пару дней двадцатиминутный фрагмент часового телеинтервью показали и у нас — в еженедельной аналитической программе Евгения Киселева «Итоги» (канал НТВ).

Ларри Кинг, задав несколько легких «пристрелочных» вопросов, вдруг подобрался и, наставив указательный палец на Романа Ильича, резко и требовательно спросил: «What happened to the Kursk, mister President?)) («Что случилось с Курском, господин президент?»). Арбитман сначала даже не сообразил, в чем дело. «Если вы говорите о российской атомной подводной лодке «Курск», — начал было он, — то, по последним данным, она в целости и сохранности и…» Не дослушав перевода, американец буквально отмахнулся от слов своего гостя: «What does it have to do with the Kursk submarine? The city of Kursk has been flooded!» («При чем тут подводная лодка «Курск»? Ваш город Курск затоплен!»)

Американский журналист уже знал о том, о чем не доложили главе российского государства: в результате весеннего паводка один из крупных областных центров оказался практически под водой…

Конечно, жителей Курска половодьем удивить трудно. Чуть ли не каждую весну реки Тускарь, Сейм и Кур превращались в бурные потоки, заливая до полусотни улиц в городе. Однако апрель-2000 роковым образом перевыполнил норму всех предыдущих апрелей: уровень воды вырос катастрофически. «Вода в Тускари поднялась на 4,5 метра по сравнению с зимним уровнем, — позже писал курский еженедельник «Друг для друга». — Затоплены оказались даже те улицы, куда вешние воды обычно не доходят. А в низинах дома стояли по крыши в воде. Ничего подобного не случалось даже в 1970 году, печально запомнившемся курянам ужасным паводком».

В интервью «Независимой газете» начальник курского управления ГО и ЧС Александр Новицкий назвал причиной наводнения «стечение особых обстоятельств»: мол, «декабрь был холодным и малоснежным, земля промерзла более чем на метр. А потом выпало много снега, и теперь, когда он сходит с полей, земля не впитывает всю влагу».

Впрочем, горожан, разумеется, никакие объяснения не смогли бы утешить. Погибших, по счастливой случайности, не было, однако десятки тысяч людей разом остались без крова — только в одной Стрелецкой слободе, прилегающей к центру города, под воду ушло 3/4 всех жилых домов. Местные силы МЧС в одиночку не справлялись с потопом, а федеральные подразделения почему-то медлили.

Как позднее стало известно, вылет вертолетов МЧС с аэродромов Подмосковья в Курскую область был задержан на двое суток по прямому указанию премьер-министра Березовского (он в отсутствие Арбитмана оставался за главного). А когда Сергей Шойгу обратился к премьеру за разъяснениями, тот его осадил: «Будет приказ — полетите. А пока молчите в тряпочку и в экономику не лезьте!»

Собственно, Березовский-то и придерживал информацию, стараясь укрыть от Романа Ильича сведения о курском паводке и об истинных его масштабах — якобы для того, чтобы «раньше времени не волновать президента и дурными новостями не омрачать его первый визит в США» (цитируем по РИА «Новости», апрель 2000 года).

«Такое поведение главы правительства стало для президента Арбитмана настоящим ударом в спину, — пишет Р. Медведев. — Он и не подозревал, что человек, которому доверился, мог его так подставить». По мнению М. Та-кера, «Березовский, затеявший опасную игру за спиной президента, поступил с Арбитманом ничуть не лучше, чем когда-то Коржаков — с Ельциным. У Романа Ильича не могло не возникнуть острейшего чувства deja vu».

«Как только я вернулся в Москву, то первым делом вызвал Березовского и с порога спросил у него: «Вы что, Борис, с ума сошли?» — рассказывал Роман Ильич в интервью журналу «Newsweek» (октябрь 2003 года). — «А что такое у нас случилось?» — с хитрющим выражением лица ответил Березовский вопросом на вопрос. Он был в тот момент особенно похож на английского актера Дэвида Суше. «Я про Курск», — уточнил я, потихоньку начиная терять терпение. «Курск? Тоже мне Атлантиду нашли! — беспечно проговорил Березовский. — Дело-то житейское. Эти наши куряне — перцы закаленные: под трубами повиты, под шлемами взлелеяны, с конца копья котлеты могут кушать. Ну подумаешь, посидели немножко на свежем воздухе, не зима ведь. Вы, Рома, человек чувствительный, могли бы поднять бучу раньше времени, а тут главное — точные сроки соблюсти. Такая, понимаете, мощная финансовая комбинация наклевывалась, пальчики оближешь…» Я даже обалдел от эдакого нахальства: «Комбинация?!» Борис потер руки: «Ага! Я уже прикинул, мы в плюсах конкретно. У Всемирного банка есть статья расходов — «Безвозмездная помощь жертвам стихийных бедствий». Безвозмездная, чувствуете, да? В смысле отдавать не надо. У них там в смету под стихию заранее заложено полтораста миллионов евро, а я бы их на жалость взял, и для Курска «лимонов» сто тридцать мы бы железно отбили. Надо только было пару дней выждать, чтобы уж бедствие выглядело натурально, без обмана, как на картинке, а эти дураки эмчеэсники хотели народ с крыш снимать, не дожидаясь операторов Си-Эн-Эн…» Я сделал глубокий вдох, постаравшись держать себя в руках, и сказал: «Борис! Это не шутки. Понимаете? Могли погибнуть люди. Лю-ди. Понимаете вы или нет?» Березовский подмигнул мне: «Так ведь не погибли же! У них там раз в три года похожая Венеция, уж наверняка приспособились… Вы смекните, Рома, в госбюджете у нас пока еще дыра, а сто двадцать миллионов евриков — это практически девять десятых консолидированного бюджета всей Курской губернии. И что, по-вашему, будет лучше, если эти ломовые бабки уплывут куда-нибудь в Нью-Орлеан? В Курске капстроительство на ладан дышит, там еще некоторые районы нетронуты после Курской дуги… Кстати, знаете смешную новость? Kaukaz.com с утра вывесил: ответственность за наводнение в Курске взял на себя Шамиль Басаев. Ага! Он последнее время все себе приписывает, даже сход лавин в Осетии и извержения на Сахалине. Думаю, спонсоров ищет — вот и строит себе резюме подлинней и портфолио поярче. А нам это только на руку: мы под этим соусом еще от МВФ откусим грантик на борьбу с терроризмом, и еще…» Я, наконец, сумел вклиниться в его словоизлияния: «Борис! Вы не имели права рисковать жизнями людей». Березовский отмахнулся: «Ну что вы, прямо как в детском саду?.. «Жизнь»… «люди»… «право»… Иные, лучшие, мне дороги права. Не для себя же я, Рома, в конце концов, бабульки эти выбиваю — для страны родной…» Я жестко прервал его: «Вы свободны. Мне надо серьезно подумать, смогу ли я дальше работать с вами в команде». Через день я подписал Указ об отставке премьер-министра».

Сразу после отставки состоялся еще один — на сей раз телефонный — разговор президента России и бывшего премьер-министра. О подробностях беседы можно узнать из другого источника — уже цитированной выше книги Б. Березовского «Арбитмагия».

«Зря вы, Рома, меня обидели. Я ведь теперь могу и в оппозицию перейти», — честно предупредил я президента. «Да хоть в магометанство переходите, мне-то что?» — нагрубил мне Арбитман, тщательно скрывая замешательство. «Я ведь могу и в Англию от вас уехать», — посулил я ему. «Поклонитесь от меня Биг-Бену и Бейкер-стрит», — Арбитман сделал вид, что не расстроился. «Я, между прочим, могу там возглавить теневое правительство России», — пригрозил я. «Что ж, желаю большого теневого успеха», — Арбитман прикинулся, что не испугался. «А еще я могу издавать там журнал «Колокол», оппозиционный, как Герцен, — объявил я. Идея с журналом пришла мне в голову только что, прямо по ходу разговора. «Ну и на здоровье. От меня-то вы чего хотите? Чтобы ваш журнал мы же и финансировали?» — В голосе Арбитмана я уловил тревожные нотки. Мне идея с финансированием показалась занятной. «А может, и правда дадите мне бабок на «Колокол»? — предложил я. — Мы тогда будем мягкой конструктивной оппозицией, будем гладить вас по головам. А без денег будем злобной и деструктивной. По головам будем бить. Начнем в каждом номере разоблачать кровавый арбитмановский режим, который ждет суда истории». Пряча страх, Арбитман громко хмыкнул: «Ну что ж, до встречи в суде истории». И трубку повесил, невежа такой…»

Германа Грефа, нового премьер-министра России, Государственная дума утвердила за полчаса. С явным облегчением, без скандалов и склок. На этот раз Роман Ильич лично не приехал на Охотный ряд, и корреспонденту «Коммерсанта» Елене Трегубовой пришлось описывать костюм и ботинки новоизбранного главы правительства.

«…Итак, Греф лучше Березовского, — делала вывод Е. Трегубова. — Он моложе. Он не тараторит, когда говорит. Он умеет улыбаться почти по-человечески и носить галстуки от Пату. Но, главное, в его одежде преобладают светло-зеленые тона, а ведь зеленый, не забудем, — не только цвет знамени Пророка, но и цвет надежды».

«Нравится нам или нет, нынешняя конфигурация власти такова: у нас теперь немец-президент и немец-премьер, — возвещал в свежей редакционной статье газеты «Завтра» уже упомянутый главный редактор А. Проханов. — Это герр фон Арбитман и герр фон Греф. Тысячи лет святой Русью правили немцы, но до начала XXI века они еще стеснялись выставлять напоказ свои тевтонские физиономии. Теперь личины сброшены. Надеюсь, сумрачный германский гений устроит нам наконец «штурм унд дранг» и выкинет из властных структур России присосавшееся к ним всемирное еврейство».

«Мы рады, что в Москве исправили нелепую кадровую ошибку, — говорил на майском форуме стран СНГ президент Белоруссии Александр Лукашенко. — Мы рассчитываем, что правительство Грефа пересмотрит грабительскую сделку по «БелТрансГазу» в пользу здравого смысла. Может, возьмете ваш «АвтоВАЗ» назад, а?..»

Глава II Требуются таланты

Утром 11 сентября 2001 года в четырех американских аэропортах сотрудники ФБР задержали девятнадцать пассажиров-арабов. Всем им было предъявлено обвинение в попытке захвата: «Боинга-767» (рейс 11, Бостон — Лос-Анджелес), «Боинга-767» (рейс 175, Бостон — Лос-Анджелес), «Боинга-747» (рейс 221, Даллас — Лос-Анджелес), «Боинга-757» (рейс 77, Вашингтон — Лос-Анджелес) и «Боинга-757» (рейс 93, Ньюарк — Сан-Франциско).

Приглашенные адвокаты назвали все обвинения их подзащитных в террористическом заговоре надуманными, голословными и неполиткорректными, однако двенадцать ножей, восемь электрошокеров, семь баллончиков с перечным газом и пять килограммов взрывчатки С-4 в банках из-под кока-колы, которые были найдены в результате досмотра одежды и личной клади задержанных, перевесили юридическое крючкотворство, и всем девятнадцати было отказано в праве на освобождение под залог.

Работники аэропортов США и транспортной полиции в тот же день получили предписание усилить бдительность, а в вечернем выпуске «New York Times» появилась статья «Они хотели нас взорвать. Как в кино!» В статье рассказывалось о плане арабских террористов превратить пять захваченных самолетов в пять супербомб, летящих с неба. Текст был проиллюстрирован кадром из фильма «Приказано уничтожить» с участием Курта Рассела и Стивена Сигала.

12 сентября 2001 года американский президент Буш по прямой телефонной линии связался с российским президентом Арбитманом и произнес — с чудовищным техасским акцентом, зато по-русски: «Спасибо, мой друг Роман!» Роман Ильич ответил ему на английском — тоже, впрочем, с изрядным саратовским акцентом: «Not at all, George dear. Don't mention it. We are all in one boat». Что в переводе примерно означало: «Пустяки, дорогой Джордж. Не стоит благодарности. Все мы в одной лодке».

В российских выпусках теленовостей, на радио и на полосах газет теме терактов, счастливо пресеченных в США, отведено было вовсе не главное место. Обозреватели и аналитики продолжали обсуждать случившиеся за неделю до того два новых назначения в правительстве.

«Не знаю, умеют ли эти ребята пахать и вкалывать, — замечал на «Эхе Москвы» публицист Андрей Черкизов. — Чиновничья работа в таких ведомствах — это не цирковые блестки, овации и цветы, а труд, причем временами, я думаю, труд омерзительный. Одно я знаю точно: оба на своих постах не будут брать взяток. Во-первых, они ценят свою репутацию. Во-вторых, они настолько обеспечены, — легально, я подчеркиваю, обеспечены, — что и работать-то на новом месте будут наверняка из чисто спортивного интереса».

Выступая в программе Евгения Киселева «Итоги» (канал «НТВ»), Александр Коржаков говорил, что новыми назначениями ничуть не удивлен: «Были бы живы сейчас Кио или этот, как его, Гудини, им тоже нашлось бы теплое местечко у нас во власти. Арбитман — он ведь сам фокусник, манипулятор, а рыбак рыбака видит издалека».

Публицист Иван Дугин в передовице газеты «Русский спецназ» угрюмо писал: «Знаете ли вы, что у Юрика — израильский паспорт, а у Додика — американский? Знаете! Они ведь и не скрывают. Страшно представить, что наворотят эти дилетанты на постах, которые у нас занимали профи. Вы верите, что они оба справятся? Нет. И я не верю. Ведь эта сладкая парочка — профессиональные обманщики. У себя на родине они дурили лохов и гребли под себя такие деньжищи, какие простым работягам дяде Ване с тетей Груней в самом страшном эротическом кошмаре не приснятся!..»

Мысль о том, что во главе российских спецслужб надо ставить людей со стороны — гражданских, не обремененных корпоративными связями, не стиснутых круговой порукой и не боящихся «выносить сор из избы», — появилась еще у Бориса Ельцина. Но даже первый президент России, по натуре революционер, не рискнул во всем плыть против течения и ломать все правила чиновничьих иерархий.

Арбитман рискнул пойти еще дальше Ельцина. Он пригласил руководить госбезопасностью и внутренними делами не просто людей гражданских, но специалистов, чьи методы работы не напоминали традиционные. Однако в борьбе с международным террором начала третьего тысячелетия сработать могли только такие.

И они сработали. В первые же дни после назначения новый глава МВД России Ури Геллер и новый шеф ФСБ России Дэвид Коткин (известный под псевдонимом Дэвид Коп-перфилд), объединив усилия, провели «мозговой штурм». Способности, используемые прежде для эффектных цирковых фокусов, дали немедленный эффект: Геллер и Коткин «ментально нащупали» (сам термин «mental feeling» оставим на совести англоязычной бульварной прессы) вызревающий на той стороне Атлантики крупный теракт и успели вовремя.

Мировой авторитет обоих экстрасенсов, подкрепленный их постами в российском правительстве, возымел действие. ФБР проснулось. Террористам-смертникам Мохамме-ду Атта, Маруану аль-Шеххи, Наваку аль-Хазми, Мохалду аль-Шехри и пятнадцати другим не позволили умереть самим и унести за собой в могилу тысячи американцев.

«Америка избежала второго Перл-Харбора, — говорил, выступая в Капитолии 15 сентября 2000 года, конгрессмен-республиканец Энтони Сопрано. — Пока ведется следствие, мы не знаем всех подробностей ужасного замысла, но о главном легко догадаться. Мало того, что эти варвары хотели убить многих из нас. Они, по всей видимости, пытались лишить страну ее важнейших национальных символов: статуи Свободы, Голливуда, Пентагона и Диснейленда!»

Ряд обстоятельств дела широкой публике в США и в России стали известны не сразу, а все детали — шесть лет спустя, в сентябре 2007 года, когда Геллер и Коткин, уже покинувшие свои должности, презентовали в Нью-Йорке совместную книгу «Сентябрь 2001 года: как это было», и пресс-службы Кремля и Белого дома сведений, содержащихся в книге, не подтвердили, но и не опровергли…

А теперь вернемся назад, в май 2000 года. Кабинет Германа Грефа, вобравший кадровый резерв 90-х (Немцов, Шохин, Сергиевский, Дубинин, Уринсон, Волошин, Иткин, Татарчук и другие), сразу включился в трудовой ритм, хотя Арбитман честно предупредил нового премьера: работать его министрам — от силы год-полтора, а потом правительство будет реформировано и обновлено.

«Опыт с Борисом Березовским многому научил Арбитмана, — пишет А. Филиппов. — Но не остудил его реформаторского пыла. Роман Ильич не отказался от смелых кадровых решений, однако понял, что каждый экспромт должен быть тщательно подготовлен, а последствия досконально просчитаны. Было уже очевидно: властные коридоры и думские кулуары — не питомник для новых кадров, а отстойник. Но где еще найти свежие лица? Переворачивать пирамиду и ставить столоначальников во главе целых ведомств — не значит ли это просто менять старых карьеристов на тех, что помоложе? В идеале кадры для власти надо было готовить еще со средней (а то и с начальной) школы, но у президента Арбитмана не было столько времени для маневра: четыре года, максимум восемь — и все».

Идти надо было нетривиальным путем — вместо испытанного механизма чиновничьей селекции использовать простейший принцип сита, давно применяемый менеджерами по персоналу в крупнейших компаниях или отборочными комиссиями наиболее престижных вузов.

«Российская бюрократия, жадная, ленивая и малоэффективная, была прямой наследницей совбюрократии, — указывает Р. Медведев. — Для прорыва стране нужны были не столько вышколенные управленцы, которые четко знали свой шесток, сколько генераторы идей: люди, чьи таланты били бы через край. И, кстати, речь идет вовсе не о талантах, котирующихся в чиновничьей среде. По мнению Арбитмана, руководители министерств, ведомств, госкомитетов и госкомпаний должны были быть природными уникумами — никак не меньше».

Соответственно, и способ «просеивания» претендентов должен был оказаться наименее забюрократизированным и наиболее массовым. Роман Ильич решил воспользоваться для этой цели телевидением — пожалуй, наиболее демократичным из всех средств коммуникации.

22 июня 2000 года президент Арбитман встретился в Кремле с руководителями крупных государственных и частных телекомпаний. Во встрече принимал участие замминистра финансов Сергей Дубинин. О повестке дня не сообщалось. И.о. пресс-секретаря главы государства Виктор Зубков, обычно словоохотливый, в этот раз ограничился скупыми фразами: дескать, «обсуждались отдельные рабочие моменты» и «рассматривались некоторые взаимоинтересные планы на будущий сезон». Уже осенью того же года на всех популярных телеканалах, включая чисто развлекательные, почти одновременно возникли передачи-клоны, призванные выявить среди граждан как можно больше уникумов и предоставить им promotion.

В частности, на ОРТ появилась передача «Алло, мы ищем таланты!» (ведущий Александр Масляков), на РТР — «Один к одному» (ведущий Александр Гуревич), на СТС — «Приходи, индиго!» (ведущий Лев Прыгунов), на ТНТ — «Битва экстрасенсов» (ведущий Михаил Пореченков), на ТВ-6 — «В чем сила, брат?» (ведущий Сергей Бодров), на НТВ — «Люди Икс» (ведущая Светлана Сорокина).

Последнее из названий, кстати, настолько приглянулось знаменитой американской компании «Марвел», издающей комиксы, что в течение последующих пяти лет в США увидели свет свыше сотни одноименных графических романов, которые были посвящены приключениям икс-менов. А кинокомпания «ХХ век Фокс» на основании этих комиксов выпустила три полнометражных фильма.

Зрелищности ради американские сценаристы преувеличили реальные способности финалистов российских телешоу: принимать чужой облик, выпускать стальные когти, притягивать металлы, метать огонь или превращать людей в ледышки найденные уникумы не умели. Таланты героев передач были не столь экстремальны, но не менее уникальны и, конечно, гораздо более востребованы в мирное время.

Новые программы ТВ сразу привлекли повышенное внимание многих телезрителей. Большинство программ шли в прайм-тайм и не были перегружены рекламными вставками. Вместо стильных скучающих бездельников, отполированных многолетним эфиром, на экране появились необычные, порой диковатые, зато живые типажи.

«Жить стало повеселей, — писал на интернет-форуме канала ТНТ некто Igor Bogdanow (здесь и далее орфография и пунктуация для удобства приведены к стандартным). -Обычные реалити-шоу наконец-то выкинуты на помойку, ура. Тамошняя тусня могла только ссориться и сношаться, и всех уже заколебала своей простотой. Зато в «Битве экстрасенсов» у Миши Пореченкова народ непростой. Тут всегда покажут интересненькое, чего мы сроду не умеем, даже если напоремся до поросячьего визга. Человек-мотор Фад — это вообще круто, но на чем он работает, я не понял? На бензине? На дизтопливе? Или, как все мы, грешные, на спирту?»

«Дорогая Света Сорокина! — читаем на форуме передачи «Люди Икс» на НТВ. — Меня зовут Александр Белый, можно Саша, мне 25 лет. Что я умею? Я умею на пять секунд, я считал, отрываться от земли и зависать в воздухе. По-моему, прикольно, а жене не нравится. Она называет меня придурком, но вдруг я — талант? Вдруг я тоже Икс, как Человек-погода Гордеев? Приезжай с телевизионщиками к нам в Северное Бутово, я при вас оторвусь и зависну, и ты во всем убедишься. А потом, если хочешь, можем вместе зависнуть и оторваться где-нибудь в ресторане, тут есть приличные места…»

Льву Прыгунову на СТС писали, главным образом, тинейджеры. «Дядя Лева, я тоже индиго, — читаем в одном из писем (архив СТС). — Как ваш сын, как Ваня Янковский, как Ник Пресняков. Только я умею разговаривать со своими котом, хомячком и черепахой и хочу вам это показать, но они все трое говорят, что при включенных камерах разговаривать со мной не будут, и вы подумаете, что я псих, а я не псих. Нельзя ли снять нас на скрытую камеру?»

А вот отрывок из письма Kononenko (из архива ОРТ): «Охренеть, братцы! Я раньше думал, что моя теща, которая слышит наши с женой разговоры через три комнаты, — просто старая карга, а она, выходит, талант и может выступать у Маслякова на Ти-Ви за деньги, а не портить нам жизнь. Запишите адрес, очень ждем!»

Ни одно из обращений на ТВ, пусть даже самое нелепое по форме и бестолковое по содержанию, теперь не пропадало втуне: жестокая конкуренция передач никому не позволяла расслабиться и упустить потенциального телегероя. Бригады шести центральных и дюжины региональных каналов с муравьиной настойчивостью сновали по всей стране, отсеивая шутников, сумасшедших, притворщиков, бездарных честолюбцев, оставляя в лотках подлинные крупицы золота…

Если телезрители, как правило, приняли новые программы на «ура», то мнения аналитиков и публицистов разделились, подчас полярно.

«Богата Русь православная талантами! — радовался в интервью «Независимой газете» (ноябрь 2000 года) киносценарист Иоанн Охлобыстин. — Ни татарское иго, ни Гитлер, ни Сталин, ни Андропов не смогли вытравить наш генофонд, исчерпать его до донышка. Несмотря на попсовый формат, по сути все эти телепередачи замечательные: они доказывают, что нам, хвала Создателю, е сть куда развиваться. С Божьей помощью не пропадем. Кончится еда — позеленеем и перейдем на фотосинтез, кончится воздух — отрастим жабры, кончится свобода слова — будем выхватывать информацию прямо из мирового эфира…»

Иную точку зрения находим в комментарии политолога Егора Крылова (интернет-форум «Русского журнала», декабрь 2000 года): «Ну что у нас за ублюдочное ТВ! При Арбитмане оно состоит сплошь из одних нацменов. Правду писал А. Грибоедов — «ни духа русского, ни русского лица!» Вот и я спрашиваю: где русские экстрасенсы? Где Иваны и Петры? Где Марфы и Катюши? В эфире одни Зуль-фии и Гюльчатай, Бабаи и Ахмеды! Я не сомневаюсь, что эти лукавые восточные люди жульничают, а подкупленные ведущие их покрывают!»

По мнению депутата Госдумы от КПРФ Виктора Кок-люхина (газета «Советская Россия», январь 2001 года), все эти передачи есть, «в лучшем случае — ротозейство, а в худшем — предательство интересов государственной безопасности страны». «Кукурузник Хрущев ослабил наш ракетный щит на Кубе, — уличал Коклюхин. — Перерожденец Бакатин раскрыл американцам нашу прослушку в их посольстве. Перебежчик Калугин сдал ЦРУ многолетних союзников СССР из «Малинового джихада». Но все это — только цветочки по сравнению с тем, что творит Арбитмановское телевидение! Всю жизнь специальные службы по зернышку отслеживали наших уникумов под покровом тайны, чтобы в час «Ч» задействовать их на благо Родины и ударить по врагу. А мы видим сейчас? Эфир на весь мир! Все — на продажу, все — на публику, никаких тайн, подписок о неразглашении и прочего, необходимого для обороноспособности. А вероятный противник смотрит, хихикает и потирает руки!..»

Самое несложное — опровергнуть упреки в эфирном жульничестве: телеканалы соревновались друг с другом, подыскивая экспертов поименитей и поавторитетней, чтобы случайно не сесть в лужу и не выпустить на экран самозванца или душевнобольного (ходили слухи, будто в числе закадровых экспертов программы Светланы Сорокиной был нобелевский лауреат по биологии Валерий Иванченко, а в жюри программы А. Маслякова под видом заросшего бородой «профессора Юлия Одинокова» несколько раз выступал сам Роман Арбитман).

Несравненно больше резона в упреках депутата В. Коклюхина. Трудно спорить с тем, что еще до начала 90-х годов ХХ века поиск «сенситивов», «паранор-малов», «граждан с дополнительными сигнальными системами» действительно был прерогативой специальных служб, а результаты пытались использовать в военных целях. Можно вспомнить «отдел генерала Антошкина» при ВВС СССР (сотрудники Антошкина пытались силой мысли менять траекторию уже запущенных ракет) или группу «Зимний урожай» генерал-майора армии США Альберта Стабблбайна по прозвищу Колдун, исследующую пресловутые «пси-феномены» в целях «перекодировки» охраны первых лиц государства (в СССР примерно теми же исследованиями — но без всякой техники безопасности — занимался отдел генерала Григория Рогожина, он же Старец). Однако и в СССР, и в США все названные исследования не носили системного характера; уникумов, как правило, искали традиционным «методом тыка», а группы обычно сворачивались, когда генералы-энтузиасты уходили в отставку.

Кроме того, в условиях «холодной войны» и так называемого «противоборства двух систем» людям с необычными способностями, попавшим в сферу внимания спецслужб, были перекрыты все пути для карьерного роста: все, на что уникумы могли рассчитывать, — невидные должности-прикрытия и роли консультантов, чьи услуги не отражались даже в официальных ведомостях на зарплату.

«Второй президент России не был фанатиком рассекречивания всего и вся, — пишет Р. Медведев. — Но он был абсолютно уверен: власть, если она сильна, должна как можно меньше скрывать от своих граждан. Главной целью всех этих «экстрасенс-шоу» на TV были поиски не тайных советников вождей, а будущих публичных политиков. Подковерные интриги при назначении на высокий пост должны были уйти в историю. Отныне вся страна могла видеть, что умеет человек, которому предстояло стать начальником (или не стать — смотря как он себя покажет и как себя поведет)».

Отбор претендентов продолжался около одиннадцати месяцев, а волна новых назначений в правительстве пришлась на октябрь 2001 года, когда граждане России привыкли к тому, что безопасностью их занимаются — и эффективно! — два знаменитых иллюзиониста.

Каждый из федеральных министров, принятых на работу поздней осенью 2001 года, был не «темной лошадкой», но телезвездой, заслужившей популярность своими несомненными талантами. Объем книги не позволяет подробно рассказать обо всех, и тем не менее автор этих строк считает своим долгом упомянуть хотя бы некоторых людей, благодаря которым второе правительство и администрацию Арбитмана можно было смело называть созвездием талантов.

Леонид Григорьевич Коновалов — москвич, кинооператор, выпускник и преподаватель ВГИКа — одним из первых был найден программой «Битва экстрасенсов». После пятинедельных тестов стало очевидно, что Коновалов — ярко выраженный «Человек-бедствие»: не то что онпровоцирует бедствия, а, напротив, с точностью до 95 % может предсказать технологическую катастрофу за 1–2 дня до ее начала и на расстоянии до 18 тысяч километров вокруг него. Работники министерства гражданской авиации РФ обратились к Арбитману с просьбой назначить Леонида Григорьевича их руководителем. Однако Роман Ильич, посоветовавшись с Сергеем Шойгу, все-таки назначил Коновалова главой МЧС, а самого Сергея Шойговича переместил в первые заместители министра — с сохранением зарплаты и регалий.

Гражданин России с 1995 года, иранец Мехди Ибрагим-Ваффа был признан человеком с наилучшими в стране способностями в экспресс-медицине. Вопреки заверениям бульварной прессы о том, что «Мехди способен исцелять простым наложением рук», главные таланты нового министра здравоохранения РФ проявились в сфере диагностики. Сталкиваясь с более сложными случаями, он мог совершенствовать свой дар и через два года работы в Минздраве почти безошибочно ставил диагнозы на расстоянии, с помощью телеметрии. Поэтому уже к апрелю 2003 года утренний министерский «Час телемедицины», связывающий все крупные клиники страны, превратился в «Два часа медицины». Любопытный факт обнародовал в 2004 году Госкомстат: с тех пор, как на сигаретных пачках вместо «Минздрав предупреждает» стали писать «Мехди предупреждает», потребление табачных изделий в стране сократилось в 2,5 раза.

Если бы не передача «Люди Икс», кандидат геологических наук Игорь Вадимович Шабдурасулов так бы, наверное, всю жизнь и проработал научным сотрудником Института географии АН СССР. Однако благодаря программе Светланы Сорокиной его дар, названный специалистами «эмпатия-плюс», стал достоянием всей страны. Игорь Вадимович, «живой психотронный мазер», с детства мог — только одним своим присутствием рядом, в закрытом помещении — «заразить» оптимизмом толпу закоренелых мизантропов, превратить противников в союзников, а союзников — в друзей. Еще на стадии отбора все шесть телекомпаний, участвующих в эксперименте, едва не передрались между собой, стараясь переманить Шабдурасулова к себе в штат и сделать его ведущим вечерних новостей (объекту раздора пришлось срочно гасить страсти!). В МИД России были уверены, что этот уникум возглавит, конечно же, именно их ведомство. «Однако Роман Ильич здраво рассудил, что улучшать свой международный имидж Россия должна конкретными делами, а не одним обаянием главы МИДа, — пишет А. Колесников. — И попросил уникального эмпата стать пресс-секретарем главы государства. С той поры все мы, журналисты «кремлевского пула», не пропускали ни одного утреннего брифинга на Старой площади. Общение с Игорем было для нас для всех лучше любого допинга…» (Что же касается Министерства иностранных дел, заметим в скобках, то оно тоже не осталось без начальника: вскоре его возглавил историк, философ, автор бестселлера «Ящик водки» Игорь Кимович Свинаренко — человек, как выяснилось, с феноменальным метаболизмом: при любом количестве выпитого и съеденного он всегда оставался в здравом уме, в трезвой памяти; практически из любой позиции он мог проводить и отстаивать национальные интересы своей страны.)

С легкой руки все той же Светланы Сорокиной к Алексею Львовичу Гордееву, выпускнику Московской сельхозакадемии, приклеилось прозвище «Человек-погода». Как и в случае с Коноваловым, уникум не мог влиять на природные процессы, зато мог, глядя на карту страны, с необычайной точностью предсказывать все изменения погоды — от легкого дождя до урагана («Если бы уникум проявил себя раньше, жителей Курска удалось бы эвакуировать не во время наводнения, а задолго до, — сетует Р. Медведев. — И Роман Ильич не попал бы в неловкое положение во время памятного американского шоу Ларри Кинга»). Росгидромет ничуть не сомневался, что Гордеев достанется ему. Метеорологи уже заранее ликовали, но… «Арбитман, пусть и не сразу, все-таки решил поступить иначе, — читаем в книге А. Филиппова. — Он принял в расчет базовое образование кандидата и то, что в России сельское хозяйство всегда было проблемной зоной, которая нуждается в дополнительной заботе. Таким образом А. Гордеев сделался главой Минсельхоза. И если в советские времена крестьяне изо всех сил отмахивались от начальственных «указивок», когда им лучше сеять и пахать, то теперь и колхозники, и фермеры буквально осаждали министерство с просьбой дать им инструкции поконкретнее…»

Главный санитарный врач РФ и руководитель Роспот-ребнадзора Геннадий Геннадьевич Онищенко тоже получил в правительстве должность по специальности. Но решающим фактором стал, конечно же, не «красный» диплом об окончании им санитарно-гигиенического факультета Донецкого государственного медицинского института, а его уникальный дар, выявленный усилиями А. Маслякова и его программы «Алло, мы ищем таланты!» на канале ОРТ. Сам Онищенко, как утверждают авторитетные источники в Ро-спотребнадзоре, до сих пор недолюбливает свое прозвище «Человек-нос», памятуя об ироническом выражении «держать нос по ветру» (маневрировать в соответствии с изменением конъюнктуры). Однако в случае с Г. Г. следует говорить не о переносном, но о самом прямом значении идиомы: ни один прибор, самый чуткий, не сравнится с органом обоняния, подаренным нашему уникому природой! Ни сталь, ни стекло, ни пластик не мешали шефу Роспотребнадзора распознать любое отклонение от нормы. «Да откуда он может знать?! Анализы же не проводились!» — такие жалобы на главного санврача РФ Арбитман выслушивал нередко. И от президента Грузии Эдуарда Шеварднадзе (Онищенко не пропустил через границу фуры с партией «Боржоми», заподозрив — не без основания — избыток серы). И от премьера Великобритании Тони Блэра (Онищенко воспротивился ввозу двухсот тонн классической британской овсянки «Sir» из-за пересортицы исходного сырья — то есть овса). И даже от испанского короля Хуана Карлоса II (главный санврач РФ остановил две сотни галлонов оливкового масла из Каталонии, придравшись к качеству очистки). Но всякий раз химический анализ совпадал с вердиктом Геннадия Геннадьевича: тому было достаточно лишь приблизиться к спорной продукции и пару раз втянуть носом воздух…

У Г. Онищенко при поступлении в мединститут, может, и были честолюбивые планы со временем дослужиться до Главного санврача страны. Но уж кто-кто, а простой сапожник из Торжка, сын и внук сапожника Михаил Акимович Швыдкой долгие годы даже не помышлял о смене профессии. Лишь телевидение выявило его главный талант — умение отличить подлинное произведение искусства от подделки. «Как у меня это получается, ума не приложу, — говорил позднее сам Швыдкой в программе «Культурная реставрация» (канал «Культура», январь 2002 года). — Да и бессмысленно прикладывать ум: здесь у меня работают инстинкты». Телезрители были поражены, с какой легкостью обычный сапожник отличил в эфире картину настоящего Вермеера от виртуозной подделки голландца Ван Мегерена. Придя в министерство, бывший сапожник первым делом потребовал исключить из уставов музейных учреждений коммерческую экспертизу (поскольку сам справлялся за всех). А высвобожденные средства пошли на повышение зарплат рядовых сотрудников. «Способности Швыдкого росли по экспоненте, — писал искусствовед Алекс Архангельский. — Через год после назначения в Минкульт он уже мог не просто отличить подлинник от фальшивки, но и определить навскидку, где художник трудился по-настоящему, а где схалтурил — как говорят, сработал «с холодным носом». Через некоторое время его дар распространился и на области кино и театра. Швыдкой сломал десятки арт-ха-усных карьер и разрушил сотни дутых репутаций. Много раз творцы обращались к Арбитману с просьбой уволить министра. На Швыдкого даже дважды совершались покушения, но оба раза шеф Федеральной Службы Охраны Михаил Иванович Зурабов по прозвищу «Человек-болячка» (дар предвидения будущих травм) отводил от министра злодейские удары…»

Упомянем вкратце еще нескольких заметных членов правительства. Для Минрегионразвития был найден Дмитрий Ефимович Козак (юрист по образованию, он после автокатастрофы и трепанации черепа обнаружил у себя уникальную способность к языкам: даже любой горский диалект он понимал со слуха; через пять минут мог уже говорить на нем, а через полчаса — писать на нем стихи). Бывший монтажник Владимир Антонович Яковлев стал первым вице-премьером, куратором ЖКХ (любой дефект в трубе, реальный или потенциальный, он мог определить на расстоянии лучше рентгена). Экономист Алексей Сергеевич Кудрин возглавил Минфин после того, как в программе А. Маслякова с точностью до цента предсказал колебания курса доллара на три недели вперед. А сам Александр Витальевич Масляков («русский Питер Пэн»), выказав редкостную способность сохранять, несмотря на календарный возраст и жизненный опыт, облик и стиль двадцатилетнего юноши, — неожиданно для себя был назначен Арбитманом на должность министра по делам молодежи.

Кстати, пост премьер-министра и в новом кабинете удалось сохранить Герману Грефу: приглашенный экспертом на передачу «Люди Икс», Герман Готлибович ненароком продемонстрировал свой собственный редкий дар, до поры им тщательно скрываемый: умение держать в голове всю бюджетную цифирь за последние три года и без напряжения оперировать в уме десятизначными числами, — качества, просто незаменимые для председателя правительства.

Автор этих строк, неоднократно упоминавший в этой главе слово «дар», хотел бы вновь подчеркнуть: в банально понимаемые чудеса он не верит и поверит едва ли.

Однако вполне допустимо, что тот или иной человек может оказаться субъектом доселе не открытых законов природы. Тут уж ограничений нет. В конце концов, могли ли мы себе представить еще пятнадцать лет назад, что мобильная связь превратится в привычный атрибут современной жизни? Могли ли мы вообразить еще в самом конце ХХ столетия, что в начале нового века станем современниками создания нейтринного двигателя, способного унести человека на край Галактики?..

В заключение главы нам придется, объективности ради, привести еще одно суждение о кадровой политике Романа Ильича — на сей раз мнение его оппонента, высказанное в январе 2002 года.

Цитируем: «Арбитман сделал ставку на людей-феноменов, и зря. В России выгоднее прислушиваться не к людям-уникумам, а к другим людям — людям бизнеса. Да, они не умеют видеть сквозь запертые двери и превращать воду в спирт, у них нет рентгеновского зрения и калькуляторов в головах. Зато они умеют делать главное в этой жизни. Большие деньги. И то, что таланты этих людей властью не востребованы, еще больно аукнется российскому президенту».

Об авторстве догадаться не мудрено: Борис Березовский, как и обещал весной 2000 года, уехал в Лондон и ушел в оппозицию. «На капитанах большого бизнеса, которых в арбитмановской России оскорбительно зовут олигархами, Арбитман обломается, — писал Березовский в очередном номере своего «Колокола» (февраль 2002 года). — Не позднее осени будущего года противоречия вызреют окончательно, и тогда открытого конфликта президенту не избежать. Договариваться полюбовно с людьми денег Роман Ильич не захочет, а сажать нашего брата — тонкая натура не позволит…»

Глава III Ходорковский сел

Оценивая события, произошедшие в октябре 2003 года, М. Такер осторожно пишет: «Конечно, посадить Ходорковского было необходимо. И то, что Арбитман взял ответственность на себя, достойно глубокого уважения… Но, быть может, Арбитману все же не следовало вмешиваться лично? Как любят говорить в России — «не царское это дело». У президента великой державы есть для всяких форс-мажорных дел команда специалистов. Ее бы и хватило».

К. Исигура уверен в обратном. «Есть вещи, которые сегун должен делать сам! — патетически пишет историк. — Когда рок бросает вызов именно ему, он и должен ответить, не прячась за спины верных слуг и преданных вассалов, а следуя мудрому правилу: «Делай, как должно, и будь, что будет». Посадив Ходорковского собственноручно, Арбитман доказал цивилизованному миру, что Россия, как и Япония, — страна не только традиций, но и чести».

А. Филиппов, в целом соглашаясь с мнением К. Исигу-ры, заметно снижает его пафос. «Некоторые поступки даже чисто физически нельзя совершить в одиночку, — напоминает автор, — если ты, конечно, человек, а не многорукий бог Шива. Конечно же, Михаила Ходорковского сажали под руководством Арбитмана; мера участия президента в этой акции очевидна и неоспорима. Но все-таки не надо забывать, что Роман Ильич был прежде всего организатором и координатором. На долю исполнителей выпадала не столь заметная, однако крайне важная задача — не допустить сбоя в мелочах, сработать четко: цена была уж слишком высока…»

Прежде чем рассказать о том, что же случилось 25 октября 2003 года, необходимо отмотать киноленту истории примерно на девять месяцев назад, во времена предсказанных Б. Березовским первых трений президента с так называемыми олигархами — сверхбогатыми бизнесменами, чьи эффективно «работающие» миллиарды были солидной частью российского бюджета начала XXI века.

«Этим людям, однако, мало было денег, они хотели еще и влияния, — укоризненно пишет Р. Медведев. — Они покупали себе лоббистов в Госдуме, и против этой практики, для демократических стран традиционной, едва ли кто-то стал бы возражать. Другое дело, когда некоторые из крупнейших бизнесменов начали все настойчивее предлагать президенту взять на первые роли в правительство своих людей — преданных конкретным сюзеренам, но, увы, не отмеченных необычными талантами. Арбитман отказывался и был прав».

Будучи человеком неконфликтным, Роман Ильич меньше всего бы желал обострять отношения с большим бизнесом, однако и не собирался отказываться в угоду чьим-либо интересам от ставки на уникумов — то есть главного принципа формирования нового кабинета министров. «Олигархи между тем искренне не понимали, почему какие-нибудь Коля или Махмуд, попавшие на ТВ чуть ли не с улицы, вдруг оказывались главными фигурантами в правительстве России, а старательные, но без искры, спецы задвигались, в лучшем случае, в замы, — продолжает Р. Медведев. — Именно среди клерков, отныне лишенных карьерных перспектив, олигархи вербовали себе союзников и соглядатаев. В подконтрольной им прессе все чаще возникали аллюзии Арбитмана с Хрущевым, а словечко «волюнтаризм» стало модным, как в середине 60-х годов прошлого века».

Справедливости ради заметим, что в целом тон российской прессы по отношению к президенту Арбитману едва ли можно было назвать враждебным. Коммунистические или националистические издания, конечно, в выражениях не стеснялись, но большинство СМИ относились к Роману Ильичу с заметной симпатией, хотя подчас и иронически окрашенной. По количеству карикатур и шаржей на него Арбитман давно уже перегнал Ельцина. Сборники «Анекдоты про президента» из ежегодников превратились в ежеквартальники, причем к первому из них сам глава российского государства не побоялся написать предисловие, упрекнув составителей в главном грехе: мол, маловато оригинальности; большинство новых анекдотов — наскоро перелицованные старые, времен Сталина и Брежнева.

«Заигрывая с газетными хамами, Арбитман роняет престиж верховной власти, — уличал президента А. Проханов в газете «Завтра» (декабрь 2002 года). — Выходит, напрасно Петр I рубил головы мятежным стрельцам? Выходит, без толку оказались все жертвы ГУЛАГа? Власть, которая выставляет себя на посмешище и не карает охальников, банкрот по определению. Щелкоперов, бумагомарак и прочий хихикающий демократический сброд можно привести к общему знаменателю только одним инструментом: плеткой-двухвосткой!»

«Многих вождей Россия перевидала за последние полтора века, — не без сарказма замечала Юлия Латынина в «Новой газете» (январь 2003 года). — Были среди них реформаторы, деспоты, кровавые клоуны, отчаянные самодуры. А кто у нас теперь? «Ху из мистер Арбитман?» Три года прошло, а ответить мы до сих пор не можем. Чародей он? Сказочный простак? Везунчик? Мы с вами живем не у подножия вулкана, а у пьедестала исполинской рулетки. Мы еще не в проигрыше, но практика показывает: симпатии Фортуны не вечны. Власть портит людей, порой необратимо. Ну да, пока Роман Ильич не тиран, но аппетит приходит во время еды. Пока он лоялен к прессе, но искус закрутить гайки может настичь его в любой момент — тем более, исполнители всегда найдутся. Пока он еще настроен вегетариански к оппонентам, но репрессивная машина не может долго работать на холостом ходу, иначе она начинает рассыпаться. Китайский император Цинь Ши-хуанди тоже, помнится, начинал, как либеральный реформатор, а чем закончил?»

Случай проверить на прочность президентскую толерантность к СМИ подвернулся довольно быстро — уже в марте 2003 года, во время десятидневной поездки Арбитмана по странам Латинской Америки. Именно в эти дни на канале НТВ, принадлежащем медиа-магнату Владимиру Гусинскому, прошел веселый и довольно язвительный выпуск программы «Куклы», под названием «Квартет». Сценарист программы В. Шендерович уподобил заседание правительства России попыткам известных персонажей басни Крылова слаженно сыграть квартет — с той понятной разницей, что вместо Лебедя, Рака и Щуки здесь в качестве действующих лиц были явлены министр просвещения Человек-глобус, министр экономики Человек-деньги, министр обороны Человек-снаряд и глава Госкомитета по налогам и сборам Человек-насос. В роли дирижера изобразили Человека-паука, сделанного на основе базовой куклы президента Арбитмана.

На следующий же день после эфира Генпрокуратура возбудила против канала НТВ и создателей «Кукол» уголовное дело по статье 131, часть вторая, УК РФ «Умышленное оскорбление, нанесенное в неприличной форме». Повестки были вручены владельцу канала НТВ медиа-магнату В. Гусинскому и сценаристу В. Шендеровичу.

По мнению М. Такера, не лишены оснований слухи о том, будто один из заместителей Генпрокурора, некто А. Хват, сам был «человеком Гусинского» и подтолкнул к производству указанное дело по тайному сговору с боссом НТВ — в целях дальнейшего пиара.

Однако, на наш взгляд, куда убедительней выглядит объяснение более простое: недавно назначенный Генпрокурор, Человек-Немезида Алексей Илющенко (его дар позволял держать в голове все юридические прецеденты со времен ассирийского царя Хаммурапи) оказался еще и Человеком-Несмеяной — то есть гражданином патологически серьезным, без единого проблеска юмора. Даже не посоветовавшись с президентом, он бросился защищать его честь и достоинство с грацией медведя из другой крыловской басни.

«Меня сразу же вызвали в Благовещенский переулок, в Следственное управление Генеральной прокуратуры, — вспоминал позднее В. Шендерович в книге «Куклиада» (2008). — В кабинете сидел моложавый человек интеллигентного вида. Он очень хотел знать, почему для отражения в программе «Куклы» образа президента был выбран именно Человек-паук. Как человек законопослушный, я поспешил задать гражданину следователю встречный вопрос: а каким иным способом, по мнению его ведомства, следует отобразить главу государства? Быть может, лучше подойдут образы Человека-мухи и Человека-комара? На лице у гражданина следователя образовалась гримаса тягостного раздумья, и минут через пять он с натугой вынужден был признать, что, пожалуй, Комар и Муха тут подходят еще меньше. Разговор наш как-то стремительно увял…»

Пресса, соскучившаяся по скандалу, ударила во все колокола.

«Ну вот, дождались, — с мрачным удовлетворением сообщал читателям журналист А. Минкин в «МК». — Власть наконец-то показала свое лицо. Легко догадаться, почему наступление на канал НТВ по времени совпало с пребыванием Арбитмана за пределами страны. Вернувшись, президент фарисейски объявит, что Генпрокурор не мог до него дозвониться, и вообще, мол, главе государства не должно вмешиваться в работу правоохранителей…»

«Президент спустил своих цепных псов на канал НТВ, — уличал Арбитмана в новой передовице газеты «Завтра» А. Проханов. — «Куклы» — предлог. На самом деле Арбитман хочет вернуть власти тотальный контроль над СМИ. Власть, которая боится критики любой степени тяжести и защищает себя от политических оппонентов карательными мерами, есть банкрот. Президент чувствует, как под ним зашатался трон. Теперь гайки будут закручены до предела. Возможно, вы читаете последнюю мою статью в российской печати. Мы готовы в любой момент перебазироваться из Москвы в Лондон».

«Дальше будет еще хуже, — торжествуя, объявлял лондонский затворник Б. Березовский в интервью Радио Свобода. — Я хорошо знаю Романа Ильича, я с ним работал. Он человек последовательный, и сказав «а» он, как правило, говорит «б». Сперва в России будут репрессированы независимые СМИ, затем дело дойдет до крупного бизнеса. Ох и полетят клочки по закоулочкам, мало не покажется!»

Президент Арбитман узнал о скандале с НТВ, находясь в Сантьяго. «Первым моим побуждением было немедленно прервать вояж и вернуться на родину, — позднее рассказывал Роман Ильич в интервью журналу «Newsweek» (октябрь 2003 года). — Но это бы означало проявить неуважение к чилийской стороне. Поэтому я попросил службу протокола ужать до предела неофициальную часть визита и, как только переговоры были закончены, тотчас же вылетел в Москву. Скандал надо было гасить в зародыше».

Вернувшись, Арбитман действовал быстро. Сразу из аэропорта, даже не заехав в Кремль, президент двинулся в Большой Палашовский переулок, где располагался главный офис Медиа-Моста. С собою Роман Ильич взял пресс-секретаря и полдюжины репортеров. Игорь Шабдурасулов одним своим присутствием создал «атмосферу конструктивного оптимизма» (выражение из программы «Итоги»), а журналисты дружно зафиксировали взаимные улыбки и показательные рукопожатия президента с медиа-магнатом В. Гусинским. Затем глава государства поспешил в Останкино. Он побывал в студии НТВ, где снимались очередные «Куклы», и сфотографировался в обнимку с В. Шендеровичем и собственной куклой в виде Человека-паука.

В тот же день Генеральный прокурор А. Илющенко был аккуратно смещен с должности и назначен управляющим Главного архива Минюста РФ (Арбитман решил, что на этом тихом месте человек без чувства юмора менее опасен для общества). Зам Генпрокурора, инициировавший злополучное «дело» против НТВ, в надзорных органах тоже не засиделся: А. Хвата отдали под опеку Минкульта. Подумав с неделю, рачительный М. Швыдкой дал проштрафившемуся прокурорскому работнику еще один шанс: он предложил ему место администратора одного из столичных театров. Им, по иронии судьбы, оказался Театр кукол имени С. Образцова…

Вторая из громких историй (май 2003 года) тоже была связана со СМИ, но еще больше — с банкирским сообществом. Началось все, как водится, с некрупного финансово-юридического казуса. Уильям Фридкин, хозяин весьма уважаемого «Алеф-банка», обвинил газету «Коммерсантъ» в том, что она будто бы спровоцировала кризис, публично намекнув на проблемы в «Алефе» и вызвав отток вкладов.

Скандал вышел знатный, дело дошло до суда, журналистам светил неподъемный штраф. Но и банкиры многое теряли: поскольку, как известно, деньги любят тишину и боятся всяческой суеты, многие банки залихорадило. Те, страхуясь от будущих угроз, снизили процентные ставки по вкладам. Граждане занервничали, началась паника, запахло финансовым кризисом — и все на пустом месте.

«Арбитман должен определиться, на чьей он стороне — журналистов или банкиров! Пусть озвучит, что для него важнее — свобода или деньги!» — потребовал от Романа Ильича председатель СЖ России Сергей Доренко. «Арбитману надо осознать последствия банковского кризиса в стране и принять мудрое решение в интересах миллионов держателей вкладов», — мягко намекнул президент Ассоциации российских банкиров Гарегин Тесунян в интервью «Экономической газете». Советники рекомендовали Роману Ильичу отмолчаться и дистанцироваться от конфликта: принять любую сторону означало бы автоматически рассориться с другой. По сути, президенту пришлось бы выбирать, какую руку ему рубить — то ли правую, то ли левую.

«Президенту не выпутаться», — злорадствовал Б. Березовский, выступая в программе русской службы Би-Би-Си «Глядя из Лондона». Судя по торжествующим ноткам в его голосе, «заклятый друг» президента как минимум знал заранее о будущем конфликте, а как максимум — сам же его каким-то хитрым образом и спровоцировал.

Но Роман Ильич выпутался. «Президент применил «метод челночной дипломатии» Киссинджера, — читаем в книге К. Исигуры. — Подобно известной детали швейной машинки, Арбитман принялся быстро и трудолюбиво залатывать возникшую прореху, встречаясь в Кремле попеременно то с одной, то с другой стороной конфликта. Каждая должна была потерять в итоге меньше, чем приобрести. Нонсенс? Только не в нашем случае. Потому что президент поступил, как камикадзе, бросив на кон свой личный ресурс».

Почти одновременно Роман Ильич побывал с визитом в «Алеф-банке» (там он под вспышки блицев открыл счет, символически положив на карту тысячу рублей) и в редакции «Коммерсанта» (там он столь же символически пожал две дюжины рук сотрудников и перецеловал дюжину ручек сотрудниц, после чего оформил себе подписку на ближайший год). А поскольку дело уже было доведено до суда, Роман Ильич публично высказал пожелание решить все мирным путем. «Я мог бы сделать вид, что в России, как во всех нормальных странах, суд абсолютно независим и не прислушивается к мнению главы государства, — заявил президент, выступая в программе Владимира Познера «Времена» на ОРТ (25 мая 2003 года). — Но это было бы чистой воды лицемерием, чего уж там! Увы, наш суд еще полузависим — надеюсь, что уже ненадолго. Пока же мы все прекрасно осознаем: если президент позвонит по «вертушке» председателю Верховного Суда и ласково попросит закрыть это дело к взаимному согласию, суд, скорее всего, примет во внимание мое мнение. Так вот: я прошу. Открыто. С телеэкрана. И обещаю, что в первый и последний раз. Господа банкиры и господа журналисты! Давайте по возможности жить дружно. Чтобы не рисковать ни нашей и вашей свободой слова, ни нашими и вашими деньгами. Не знаю уж, как вам, а вот мне жалко терять и то и другое».

Завершая передачу, В. Познер прокомментировал эту речь так: «Президент только что публично нарушил правила, но я почему-то рад и за него, и за себя. Если бы он сейчас притворился и слукавил, это было бы, по-моему, гораздо хуже. В очередной раз мы выбираем из двух зол меньшее. Такие у нас времена». По мнению М. Такера, это откровенное выступление «не только развернуло весь российский бизнес в сторону президента», но и, по сути, «предопределило победу Арбитмана на выборах 2004 года».

Впрочем, как считают политологи, формат отношений президента с олигархами окончательно определился не в мае, а в октябре 2003 года — после названного инцидента с М. Ходорковским. К этому знаменательному эпизоду мы сейчас, наконец, и перейдем.

Могущественный нефтяной магнат, владелец самой крупной в стране частной суперкомпании ЮКОС Михаил Ходорковский был для России начала третьего тысячелетия фигурой знаковой. Пройдя все этапы развития, свойственные бизнесмену постсоветских времен (комсомольская юность, кооперативная молодость, банкирская зрелость), Михаил Ефремович вышел из эпохи первоначального накопления капитала со средствами, достаточными для ведения бизнеса в любой из сфер. Ходорковский выбрал «нефтянку» и стал вкладываться в нее.

Необыкновенная удачливость нового «нефтяного барона», который, покупая за бесценок сотни гектаров неосвоенной сибирской тайги, открывал там одно месторождение за другим, породили даже слухи о том, будто бы у Ходорковского в Мингеологии есть осведомитель, регулярно поставляющий ЮКОСу бесценную инсайдерскую информацию.

«Миллиарды сделали магната весьма амбициозным, — пишет Р. Медведев. — Ему казалось, что власть не благоволит к большому бизнесу, опасаясь его размаха, а раз так, пора самому становиться властью: и не теневой, а реальной». Проще всего было бы купить какую-нибудь политическую партию, провести ее в Госдуму и тем самым опосредованно влиять на принятие решений в «Белом доме» и в Кремле. Но хозяин ЮКОСа был похож на Арбитмана тем, что не искал легких решений. Депутаты его не интересовали.

«Михаилу Ходорковскому, увлекавшемуся историей Европы, были близки дворянские средневековые представления о короле как «первом среди равных», — считает К. Иси-гура. — Он мечтал увидеть в Кремле не президента-босса, а президента-друга, президента-партнера, с которым можно спорить без боязни. И, если такого человека не отыщется, самому стать президентом».

На беду, отношения Михаила Ефремовича с Романом Ильичом не сложились еще в 2000 году, когда Ходорковский на выборах из принципа поддержал Григория Явлинского, считая того кандидатом пусть слабым, но хотя бы понятным. «Арбитман Ходорковского раздражал, — пишет А. Филиппов. — Мягкость главы государства нефтемагнат считал притворством, его удачливость — результатом пиара, а умение договариваться — конформизмом. Возможно, сыграл негативную роль и Борис Березовский: опасаясь конкурента, он мог постараться рассорить нового президента с миллиардером».

Сейчас уже трудно судить, были ли у черной кошки, пробежавшей между Ходорковским и Арбитманом, коготки Березовского. Однако кроме субъективных причин конфликта были и вполне объективные.

В 2001–2003 годы экономика России начала постепенно слезать с «углеводородной иглы», и нефтегазовые доходы, оставаясь важными для бюджета, с каждым годом становились все менее определяющими. Парадокс: экспорт «черного золота» и «голубого топлива» рос, а его сегмент в общем раскладе прибылей сокращался. Потихоньку поднималась обрабатывающая промышленность, набирала темп область хайтека. Те отрасли, в которых Россия не могла достичь лидерства (автомобилестроение, к примеру), передавались в руки зарубежных инвесторов — авось они поправят дело, а там видно будет.

«Владелец ЮКОСа понимал: еще немного — и он станет «самым обычным» миллиардером, — пишет Р. Медведев. — Осенью 2003 года он принял решение идти на президентские выборы 2004 года. И денег, и воли хватало. Казалось, уже ничто не остановит поступи амбициозного магната. В октябре он зафрахтовал самолет «Ту-134» для большой пропагандистской поездки по России. С 15 по 23 октября он успел побывать с визитами в Липецке, Орле, Белгороде, Тамбове и родном для Романа Ильича Саратове (там он был особенно демонстративно щедр — явно в пику Арбитману). 25 октября, в субботу самолет должен был приземлиться в аэропорту «Толмачево» Новосибирска. Но не приземлился. Случилось непредвиденное…»

Строго говоря, непредвиденным происшествие назвать было нельзя.

Еще за пять суток до рокового дня глава МЧС, Человек-бедствие Леонид Коновалов сообщил президенту Арбитману о неблагоприятном прогнозе: по ощущениям министра, вероятность технологического сбоя в одном из узлов самолета, на котором летел Ходорковский, превышала 80 %. «Пик опасности» — ярко-синий цвет в ментальной картине, увиденной Коноваловым, — падал на 24 и 25 числа.

В тот же день Роман Ильич позвонил Ходорковскому, который тогда как раз приземлился в Орле. Разговор президента с нефтемагнатом был записан его секретарем Валерием Панюшкиным (здесь и дальше цитируем по книге В. Па-нюшкина «Михаил Ходорковский», 2007 год).

«— Михаил Ефремович, вам лучше прервать свое авиационное турне, — сказал президент. — Это небезопасно.

Вы угрожаете, Роман Ильич? — почти весело поинтересовался Ходорковский. Но я (то есть В. Панюшкин. — Л. Г.) заметил, что он стал покусывать свои тонкие губы: верный признак тщательно скрываемой ярости. — Уже отдали приказ мой самолет сбить?

Ну что вы, Бог с вами! — хмыкнул на другом конце провода Арбитман. — Мне просто сейчас из МЧС передали прогноз по поводу вашего «Ту-134», и прогноз этот неблагоприятен. Что-то случится, но Коновалов пока не понимает что. Может быть, вам лучше сделать паузу? Или просто пересесть временно с самолета на поезд?

Спасибо за совет, Роман Ильич, но, пожалуй, я им все-таки не воспользуюсь. — Ходорковский, еле сдерживаясь, искусал себе уже все губы: он был в бешенстве. — Лайнер прошел доскональную предполетную проверку, все в порядке. Так что я буду крайне признателен вам, если вы оставите меня в покое. Хорошо?

Вы очень рискуете, Михаил Ефремович, — озабоченно произнес Арбитман. — Коновалову лучше бы поверить. Он редко ошибается. Я, конечно, не имею права вас останавливать, однако…

Вот и прекрасно, — чуть ли не грубо перебил его Ходорковский. — Тогда я хотел бы продолжить турне. Надеюсь, за это в нашей стране пока еще людей не арестовывают. До свидания».

Если бы не злость, Михаил Ефремович отнесся бы к совету президента куда внимательнее и, возможно, послушался. Но он был слишком раздражен: ему казалось, что Арбитман им манипулирует.

Утром 25 октября выяснилось, что предупреждение было точным: при заходе на посадку в аэропорту «Толмачево» у «Ту-134» произошел, говоря техническим языком, «невыпуск стоек шасси». Поскольку баки самолета были полны на три четверти, «жесткая» посадка могла обернуться пожаром и взрывом. Опытный пилот В. Кругликов снова поднял машину на прежнюю высоту. Вариант, собственно, был один: сжечь все горючее и попытаться сесть на мягкий грунт…

Впоследствии в прессе появилось несколько публикаций с намеками на то, что неисправность стала результатом чьих-то злонамеренных действий (называлось имя Бориса Березовского, который якобы подстроил аварию, желая перевести потом стрелки на Романа Ильича; да и Шамиль Басаев в тот же день приписал поломку своим козням). Все эти слухи, однако, были опровергнуты еще в ноябре того же года экспертами Министерства гражданской авиации, указавшими на заводской брак; через три с половиной года точно такие же, увы, проблемы с шасси возникли у «Ту-134» авиакомпании «Ютэйр», следовавшего по маршруту Сургут — Самара — Белгород.

А теперь опять вернемся в 25 октября 2003 года. Для рассказа о том, что предпринимали в то утро президент и его команда, воспользуемся цитатой из повести-реконструкции «Ту-134 просит посадки» (М., 2004) новосибирского журналиста Льва Кривенко. Этот текст не является литературным шедевром, но интересен тем, что создан по материалам бесед с реальными участниками событий.

«Получив сообщение, Арбитман, его пресс-секретарь и начальник ФСО уже через двадцать минут были на пути в аэропорт «Внуково-2». Туда же, по звонку главы государства, подъехали и пятеро министров — в том числе и Леонид Коновалов, не спавший всю ночь. Президентский «Ил-96» поднялся в воздух и взял курс на Новосибирск (…) «Моя вина, — вздохнул Роман Ильич, когда все собрались в зале для совещаний. — Я не был слишком настойчив. Надо было этим заняться Игорю (Шабдурасулову. — Л. Г.), он бы Михаила мигом уговорил. Но я боялся, что обращение через посредника его еще больше обозлит… Ну, как поступим?» В том, что министры могут сейчас сделать что-то реальное, Арбитман не сомневался: все прошли сито жесткого отбора. (…) «На сколько им хватит горючего?» — поинтересовался Роман Ильич у Левитина (Игорь Ионович Левитин, министр транспорта и связи, Человек-ухо. — Л. Г.). Не доверяя показаниям манометров, министр попросил по радио второго пилота «Ту-134» вывести в эфир шум двигателя и, послушав, дал ответ: «Через пять часов, плюс-минус минута, надо сажать». Человек-погода Гордеев уточнил: «Только не на «Толмачево», для них будет ветрено, а километрах в десяти к северу: там в низине есть луг два на семь кэмэ. Места хватит, чтобы погасить скорость, идеальная площадка. Жаль, там дождика не намечается, по мокрой траве скользить легче». Хамитов (Рустем Зинуро-вич Хамитов, министр водных ресурсов, Человек-влага. — Л. Г.) пожал плечами: «Не вопрос. Мы сядем в Новосибирске за час до них, мне хватит. Там есть ручей в радиусе пятисот метров, я перегоню, польем». Коновалов помассировал виски и сказал: «Вода — это очень-очень кстати. Если хвост отвалится, будет пожар, и лучше бы гасить заранее. Что, Володь (Яковлев. — Л. Г.), хвост отвалится?» Вице-премьер по ЖКХ в раздумье потрогал мизинцем кончик носа и после паузы кивнул: «По-любому. Шпангоуты фюзеляжа крепкие, а металл обшивки — говно. Пяти «же» корпус точно не выдержит, развалится» (…) Президент обернулся к Зурабову: «Будут погибшие? раненые?» Начальник ФСО закатил глаза, собрал на переносице складки. «Пока не пойму, — сообщил он через минуту, — все двоится, явная развилка. Может так, может эдак. Главное, им надо передать: пусть перед посадкой все перейдут из хвоста в носовую часть, там у меня фон светлее, травмоопасность ниже». Арбитман вновь вышел на связь с «Ту-134» и рассказал Ходорковскому обо всем. Выдержке нефтемагната можно было позавидовать. «Вы уж меня извините, Роман Ильич, — признался он. — Я был настоящий балбес, что не прислушался к вам. Теперь я ваш должник…». Интересно, сколько людей на планете слышали от могущественного олигарха такие фразы? Президент пробурчал: «Ловлю на слове. Выживете — сочтемся…»

Не будем далее утомлять читателя широко известными деталями спасения авиалайнера: внешняя канва истории о том, как сажали «Ту-134» 25 октября 2003 года, всем знакома и в России, и за рубежом. «То, что никто не погиб, настоящее чудо, — писала «Комсомольская правда». — Не зря ведь про президента Арбитмана говорят, что он умеет притягивать везение, как магнит железо».

Ведущие мировые телеканалы не раз и не два показывали кадры, на которых президент быстрым шагом идет по лугу навстречу хромающему нефтемагнату, подхватывает его под руку, они оживленно о чем-то говорят… Но лишь из названной выше биографической книги В. Панюшкина можно узнать некоторые подробности этого разговора:

«— Еще повезло, — морщась от боли, сказал Ходорковский. — Тут, метрах в двадцати, нефтеносный пласт, совсем неглубоко от поверхности. Врезались бы туда — фонтан — и хана всем…

Интере-е-есно, — задумчиво протянул Арбитман. — И откуда вы узнали? Даже на картах Мингеологии тут ничего не отмечено.

На картах много еще чего не отмечено, — усмехнулся Михаил Ефремович. — Нефть — она живая, ее можно просто ощущать…

Тут он поймал взгляд президента и осекся.

Вот-вот. — Роман Ильич шутливо погрозил Ходорковскому. — Нечто подобное я и подозревал. Очень богатые люди у нас обычно не смотрят телевизор. И уж тем более не участвуют ни в «Людях Икс», ни в «Битве экстрасенсов». Они своих талантов публике не показывают. И у меня из-под носа уплывают такие кадры… Кстати, вы не забыли, Михаил Ефремович, что вы мой должник? Вы приземлились живым — теперь-то вам придется посидеть. В кресле министра топлива и энергетики, я имею в виду. Эта вакансия у нас в правительстве еще открыта, словно бы вас дожидалась…»

Глава IV В круге втором

Произведя человека от обезьяны еще в XIX веке, Чарльз Дарвин не предполагал, что в начале XXI века мир дружно бросится отмечать Год Обезьяны, а Году Человека в популярном календаре места не найдется. Увы, на постсоветском пространстве 2004 год был не слишком удачным для многих бывших советских республик.

Латвия и Эстония лежали в руинах: беспрецедентное решение парламентов двух стран Балтии о сносе всех зданий, «выстроенных в период советской оккупации 1940–1991 годов», было, как выяснилось, слабовато просчитано экономически. Предполагалось, что закон прежде всего коснется русскоязычных не-вполне-граждан (и в конечном счете побудит их к эмиграции на родину предков), однако в положении бомжей сразу оказались тысячи законопослушных граждан государственнообразующих национальностей. В итоге Риге и Таллинну, не избавившимся от «потомков оккупантов», пришлось еще и принимать у себя армию строителей-гастарбайтеров из Молдовы и Таджикистана (экономика этих двух стран резко пошла в рост).

Грузию, Украину и Киргизию захлестнули «цветные» революции. Хотя они считались исключительно мирными, пугливые инвесторы уводили из стран деньги, опасаясь погромов. Цены росли. Благосостояние падало. Президенты Шеварднадзе, Кучма и Акаев чувствовали себя неуверенно. Попытки правительственных СМИ объяснить волнения в Тбилиси, Киеве и Бишкеке причинами рациональными — например, происками цветочных королей и апельсинно-ман-даринных олигархов (которые-де таким подлым способом хотели сбыть населению как можно больше своего скоропортящегося товара) — особого успеха не имели. Новые лидеры, выдвинутые улицей (Михаил Саакашвили, Виктор Ющенко и Аланбек Кубатиев), гордо объявляли, что их яркая кислотная раскраска есть прямой вызов серости и унылости прежней власти. Из активной политической жизни всех трех стран оказалась таким образом вытеснена целая категория людей — дальтоники: они не могли отличать правительственные цвета от революционных; для них одинаково унылыми и серыми выглядели и те и другие.

В Туркмении с пугающей регулярностью погибали двойники главы государства — Великого и Несравненного (да продлит Аллах его дни!) Сапармурата Туркменбаши Ния-зова. Только с сентября по декабрь 2003 года какой-то мор выкосил пять двойников, а уже в январе месяце с жизнью распрощались еще трое. Всякий раз жителям страны сначала торжественно объявлялось о кончине Отца Всех Туркмен (приспускались флаги, отменялись занятия в школах и пр.), а уж затем — о произошедшей путанице. По Ашхабаду ползли слухи, будто бы в числе людей, названных двойниками, был и настоящий Сапармурат Отаевич. Однако шума никто не поднимал: все местные диссиденты давно были либо в тюрьмах, либо в эмиграции, а послы европейских стран, заинтересованных в туркменском газе, получили из своих столиц недвусмысленные указания доверять официальным версиям. К тому же во время редких дипломатических приемов в президентском Золотом Дворце было трудно на глазок идентифицировать человека, молча и неподвижно сидящего на троне в национальном костюме — расшитом жемчугом глухом френче и низко надвинутой на лоб меховой шапке с бриллиантами.

В отличие от президента Туркмении его белорусский коллега Александр Лукашенко сумел-таки испортить отношения со странами Евросоюза, несмотря на свой кроткий и миролюбивый нрав. Виной тому была крайне сложная для перевода тросянка (смесь белорусского, русского и украинского), на которой президент Лукашенко, как назло, любил подолгу выступать во время международных форумов в Брюсселе. Тамошние переводчики поначалу честно стремились передать на английском, немецком, французском, испанском и итальянском хотя бы общий смысл выступлений белорусского «бацьки», но вскоре махнули рукой и принялись выдумывать речи Александра Егоровича «от фонаря». И поскольку среди переводчиков преобладали люди желчные и ехидные, всяк норовил от имени Лукашенко озвучить какую-нибудь колкость по отношению к своим странам. В результате за лидером Белоруссии вскоре закрепилась репутация человека склочного и неуживчивого; а учитывая, что ни нефти, ни газа в республике не было, избушка Евросоюза демонстративно развернулась к Минску задом…

А Россия тем временем готовилась к мартовским президентским выборам, которые — если верить выкладкам социологов — не обещали Кремлю сюрпризов: по всем прогнозам, Арбитман уверенно проходил на второй срок. «Действующий президент имеет на вторых выборах значительное преимущество перед другими кандидатами, — читаем в книге Р. Медведева, — но лишь тогда, когда избиратели в целом позитивно оценивают его четырехлетнее правление. И тут у второго президента России не было оснований для беспокойства».

Российскому электорату Роман Ильич и вправду был по душе. Как замечал в передовице «Независимой газеты» (февраль 2004 года) ее главный редактор Виталий Третьяков, «при Арбитмане в России реально стали жить богаче — вот рецепт его успеха».

Дело, однако, было не только в базисе, то есть в экономическом процветании. В своей книге М. Такер справедливо указывает на две важнейшие новации в «надстроечной» сфере, которые смогли поднять предвыборный рейтинг Романа Ильича еще выше: во-первых, смена форматов большинства юмористических программ на ТВ и, во-вторых, найденная, наконец, всенародная альтернатива празднику 7 ноября, еще недавно жестко политизированному. При этом формально глава государства не влиял на процесс, оставляя за собой достаточно скромную роль генератора идей, застрельщика дискуссий и рефери.

Начнем с ТВ. Большая загруженность государственными делами, разумеется, не позволяла президенту Арбитману быть прилежным телезрителем. Но статьи-обзоры видных российских телекритиков он старался, по возможности, не пропускать и уже к концу 2003 года догадался, что качество юмористических шоу, идущих в прайм-тайм, пребывает на катастрофически низком уровне. Беглый взгляд на экран подтвердил наихудшие опасения: телеэстрада проваливалась. Даже «Городок» на второй кнопке, некогда живой, динамичный и яркий, заметно окостенел и потускнел. Что делать? «Случай 2000 года, когда Арбитман волевым решением изменил сетку вещания канала ОРТ, убрав из эфира шоу Валдиса Пельша «Угадай мелодию», оставался единственным примером такого вмешательства, — указывает А. Колесников. — Исключением, но не правилом. Так что президент решил подойти к проблеме с неожиданной стороны».

В своей книге «Из бани — в большую политику!» (2007) бывший артист эстрады и ТВ, а ныне руководитель одного из субъектов Российской Федерации Михаил Евдокимов вспоминает: «В январе 2004 года меня внезапно пригласили в Кремль. Я, грешным делом, подумал, что намечается предвыборный гастрольный чес в поддержку президента — нехилый шанс одновременно и отчизне пособить, и бабулек нарубить. Но вызвали меня, оказывается, не за этим. В кабинете президента за столом с расстеленной картой России сидели сам Роман Ильич и еще двое — главный эмчеэсник Леонид Коновалов и главный чекист Давид Копперфилд. Ледик строил из игральных карт высоченную пирамиду, а Додик своими пассами не давал ей рассыпаться. Когда я вошел, все трое поднялись из-за стола. «Михаил Семенович, вы зарываете свой талант политика, — сразу после взаимных приветствий взял быка за рога Арбитман. — Плюньте на эстраду, наигрались, вам нужен настоящий размах. Не желаете пойти в губернаторы?» Президент России как будто прочел мои мысли. Я давно уже мечтал отчебучить что-то капитальное, с крепким заделом на будущее. Монолог «Иду из бани, морда красная» меня еще кормил, но я его уже перерос. Даже Регина (Дубовицкая, в то время ведущая программы «Аншлаг» на РТР. — Л. Г.) на это намекала, а уж Регине-то я доверял, как себе. «А че! — бухнул я. — Нормалек, можно и в губеры. Земляки меня поддержат, я же родом с Алтая». При слове «Алтая» карточная пирамида внезапно рассыпалась, а Ледя с Додей, переглянувшись, что-то быстро зашептали президенту в оба уха. «Э, нет, Михаил Семенович, Алтай вам не подходит, — сказал мне Арбитман, — там на дорогах, вот мне подсказывают, тако-о-ое движение… Ну, короче, не годится вам Алтай, и все. Давайте в другое место». Я попросил: «Мне бы, дык, в глубинку, к корням». Президент повел указательным пальцем по карте страны, куда-то ткнул и сказал: «О-па! Оно. И, главное, примета хорошая — чтоб первые буквы фамилии губернатора и названия края совпадали. Кстати, и мне вас всех запомнить легче. Словом, Еврейская автономная область примет вас, как родного». Я подумал: «А че? Евреи — тоже люди, они юмор очень даже ценят». И в голове у меня стало вырисовываться мое первое обращение к избирателям: «Иду я, значит, из синагоги, морда красная…»

Забегая чуть вперед, скажем, что губернаторские выборы в ЕАО прошли блестяще. Главный соперник Евдокимова, местный олигарх Мордехай Ен, поддержанный КПРФ, получил всего 15 % голосов, а сам народный любимец — вчетверо больше. По мнению Е. Ямпольской, колумниста газеты «Русский курьер» (апрель 2004), би-робиджанцам повезло больше, чем калифорнийцам, избравшим губернатором Арнольда Шварценеггера: «Шутник, работая в образе, демонстрирует природную смекалку и чисто житейский ум. А вроде бы продвинутые американцы голосовали за Арни, хоть и «железного», но даже разговаривающего по-английски с превеликим трудом. С поправкой на национальный менталитет сибиряки выбрали себе среднепьющего мужика, калифонийцы же — тупого Терминатора».

В апрельском интервью газете «Время новостей» Регина Дубовицкая торжественно сообщила: «Теперь я уверена, что у нас в «Аншлаге» есть несколько человек, которые выиграли бы выборы». Президент Арбитман, похоже, еще в январе уверился в том же самом.

Вслед за Евдокимовым Роман Ильич зазвал в Кремль еще десяток телеюмористов с разных каналов и сделал каждому лестное предложение, от которого трудно было отвертеться. В итоге Евгений Петросян пошел на выборы в Петрозаводске, Клара Новикова — в Новгороде, Геннадий Хазанов — в Хакасии, Юрий Стоянов — на Ставрополье, а Илья Олейников — в Орле. Не всем достались крупные участки. Ефиму Шифрину пришлось ехать в маленькие Шиханы, Михаилу Жванецкому — выдвигаться в мэры Жуковского, Михаилу Задорнову — выбирать между Загорском и Задонском Липецкой области, а Юрию Гальцеву — всерьез побороться с Максимом Галкиным за право руководить Гатчиной…

Вопреки законам арифметики перемена мест слагаемых изменила и сумму. Эстрадники, поднадоевшие в московском телеформате, обрели второе дыхание в региональной политике, оказавшись, как правило, толковыми менеджерами и рачительными хозяевами. «Сам Роман Ильич называл эти местные радости генеральной репетицией и чему-то усмехался — мы тогда не понимали чему, — рассказывал автору этих строк Михаил Успенский, помощник президента по работе с регионами. — К апрелю наши выдвиженцы переиграли соперников и осели в провинции. Только Регина Дубовицкая вскоре запросилась обратно в Москву. «Они, Роман Ильич, надо мной смею-у-у-утся! — трагическим голосом жаловалась она президенту на свой электорат. Ей достался город физиков — колючая подмосковная Дубна…»

Уход в политику юмористов советской школы благоприятно повлиял на весь телеэфир. «Аншлаги», «Смехопанора-мы», «Кривые зеркала», лишенные звезд, рассыпались в прах без всякого административного нажима. Природа не терпит пустот: на развалинах возникли рейтинговые разговорные шоу формата stand-up, подобные «Comedy Club», — едкие, задиристые, подчас весьма и весьма грубоватые, чей юмор, однако, не вызывал уже совковой оскомины.

«Нельзя сказать, будто новые юмористы всегда лучше старых, — замечал в интернет-газете «Взгляд» писатель Рустам Кац. — Порой они хуже старых. И мы, и вы, и сам президент Арбитман, я сильно подозреваю, не в большом восторге от лихой развязности этих юнцов, от их шуточек про Кремль, от часто повторяемых «жоп» и прочего в том же духе. Но давайте не будем ругаться: эти ребята — просто другие, они символ уже другого времени, в котором мы оказались вместе со страной в начале XXI века…»

Разобраться с главным советским праздником оказалось сложнее, чем положить на обе лопатки советский телеюмор: все же дата 7 ноября (25 октября по старому стилю) обладала «многоступенчатым» бэкграундом; праздник отмечали еще задолго до появления ТВ, и дата, казалось, навечно впечаталась в подкорку. Даже Ельцину в годы бури и натиска не удалось вытравить ее из памяти. Наскоро придуманный, эклектичный и мертворожденный «День примирения и согласия» не мог устроить ни правых, ни левых. «Роман Ильич понимал, — пишет Р. Медведев, — что если уж изыскивать дату, удобную для всех, то праздничная альтернатива «Великому Октябрю» должна быть найдена в любой сфере, кроме политической».

Выступая в программе НТВ «Итоги» (февраль 2004 года), Роман Ильич говорил так: «Я не посягаю на чужие убеждения. Пускай члены КПРФ проводят свои демонстрации 7 ноября — пожалуйста, нет проблем. Я другое не пойму: почему у нас в стране должен оставаться выходным день, когда заговорщики совершили в стране переворот, свергли законное Временное правительство и развязали гражданскую войну? Ну ладно, раз мы привыкли отдыхать где-то в первой декаде ноября, мы выходной сохраним, слово президента. Но тогда уж надо придумать хотя бы повод поприличней — не такой конфликтный, как раньше, чтобы опять не идти брат на брата».

Граждане России расслышали обращенное к ним конкретное предложение и в считанные дни завалили Администрацию президента разнообразными проектами переустройства ноябрьских праздников. Вот лишь несколько цитат с интернет-сайта www.new-prazdnik.com (орфография и пунктуация для удобства приведены к стандартным).

«Пора учредить День объединяющей песни, — с таким предложением обращалась большая группа выпускников музыкальной школы № 3 г. Воронежа. — Нет, нам в принципе нравится, что наш гимн теперь без слов, учить не надо, но в этом медитативном «ля-ля-ля» не хватает мобилизующего, организующего начала; каждый сам за себя. Пусть у нас будет спецдень, а лучше два, когда граждане смогут, не отходя от стола, петь, петь, петь дружным хором до полного просветления души. Мы уже и дату хорошую присмотрели: 4 ноября, день рождения незабвенного Игоря Владимировича Талькова…»

«России позарез нужен День народного единства, — писал Сергей Переслегин, учитель физкультуры из Хабаровска. — Чтоб гордиться какой-нибудь победой нашего оружия. Я от кого-то слышал (уже не помню от кого), что 4 ноября 1612 года наши отбили Китай-город у кого-то — вроде как у самих китайцев. По-моему, отличный будет праздник. А то что же получается? Выйдешь на улицу — китайцы, сядешь в троллейбус — опять китайцы, в кино зайдешь — там Джеки Чан. На днях я вообще чуть с ума не сошел: оказывается, «апельсин» в переводе — «китайское яблоко». Дожили!»

«Предлагаю учредить, наконец, Всемирный день фейс-контроля, — читаем в письме кандидата юридических наук, охранника элитного столичного клуба «Шжинский» Павла Муминова. — У нас в стране развелось столько криминальных, извините, рож, что без надежной системы фейс-конт-роля Россия погибнет. Нужен особый день, чтобы человек мог бы спокойно, никуда не торопясь, рассмотреть в зеркало свою, извините, харю и подумать: «А не перестать ли мне пугать народ? Не начать ли откладывать деньги на пластического хирурга?» Как раз в ноябре, 6 числа, имеется подходящая дата — день рождения великого ученого и мыслителя Чезаре Ломброзо…»

«Мне кажется, — делился наболевшим знаменитый драматург Эдвард Карлович Радзинский, — страна могла бы сделать праздником 8 ноября и отмечать День русского гения. Не зря же в тот день родились Михаил Ломоносов, Вера Комиссаржевская, Олег Борисов, Олег Меньшиков… да мало ли еще кто родился! Ваш покорный слуга родился, если кому интересно (кстати, у меня в этом году юбилей, но от президента телеграммы, конечно, не дождешься). Наши гении — предмет неизбывной славы России и ее стратегический ресурс. Иссякнет нефть, исчерпается уголь, истратится газ, закончится лес, обесценится золото, вымрет вся пушнина… и какая статья экспорта тогда останется? Именно. Мы. Словом, берегите нас!»

«Я раньше думал, что моя теща, которая ежедневно пьет кровь и у меня, и у моей жены, — просто старая вредитель-ница, а на днях случайно прочел одну интересную книжку, и до меня дошло: да она вампир! — сигнализировал некто Mr. Kononenko. — В России непременно нужен отдельный День борьбы с вампирами. Хоть раз в году мы, мужики, обязаны вспоминать про то, что надо быть начеку. 8 ноября очень подходит. Это как раз день рождения и у моей тещи, и у автора той правильной книжки, Брема Стокера. Думаете, простое совпадение? А вот я что-то сильно сомневаюсь…»

Специальный штат экспертов внимательно рассмотрел все обращения коллективов и отдельных граждан, а затем членам жюри, состоящего из ученых и деятелей культуры, предстояло принять решение.

«Я считаю, мы сделали наилучший выбор, — подвел итоги 5 марта 2004 года председатель жюри, народный артист России Александр Калягин. — Из возможных дат мы выбрали самую мирную. 8 ноября 1961 года в эфир вышла первая игра КВН, то есть Клуба Веселых и Находчивых. Сегодня в нашей стране нет, наверное, ни одного человека, кто бы не знал, что такое КВН. Пусть же праздник 8 ноября, наш новый красный день календаря — День Веселых и Находчивых — консолидирует российское общество».

Среди всех предложенных вариантов сохранения ноябрьского выходного этот был действительно наименее конфликтным. Решение жюри одобрили как простые любители шуток (то есть веселые), так и непростые люди бизнеса (находчивые), а также те, кто помнил и любил старый КВН. Были, конечно, и противники. «Ясен перец, жюри пристрастно! — сердился молодой писатель З. Шергунов на страницах «Литгазеты» (март 2004 года). — Артисты и ученые мужи элементарно прогнулись перед правительством. Новый праздник уж наверняка пролоббировал сам министр Масляков! Практически он получил личный междусобойчик за неслабые бюджетные деньги».

Впрочем, рядовые коммунопатриоты протестовали не слишком бурно, скорее, бухтели для порядка: они опасались худшего исхода. «Нам всем еще повезло, — сурово стращал единоверцев главный редактор «Дня литературы» В. Бонда-ренко. — Эта русофобская шайка-лейка могла бы найти в анналах дату и похлеще дня рождения КВН. Например, 7 ноября — день рождения палача русского народа Лейбы Троцкого, он же Бронштейн. Лишь боязнь народного гнева не позволила реализовать этот неслыханный по своей дерзости план…»

Ближе ко дню выборов рейтинг Арбитмана перевалил за 65 %, и надежды хотя бы на второй тур (если они и были у кого-то) рассеялись. По правде говоря, серьезных конкурентов в 2004 году Роман Ильич и так не имел. Михаил Ходорковский, став министром, отказался вести борьбу за кресло главы государства. Прочие же потенциальные соперники действующего президента, заранее предвидя поражение, выставили вместо себя второй состав.

Владимир Жириновский выдвинул от ЛДПР свою 89-летнюю няню Арину Сергеевну. «За те чудо-сказки, которые она мне рассказывала в детстве, я отплачу ей добром, — сообщил он слегка удивленным журналистам. — Меня Россия и так знает. Хочу, чтоб голубка дряхлая моя получила свои 15 минут славы. Она, блин, заслужила».

Геннадий Зюганов доверил представлять КПРФ двадцатидвухлетнему племяннику — тоже Зюганову, но Григорию. «Юноше, обдумывающему житье, надо пройти школу политических битв, — объяснил генсек свой выбор в телеинтервью. — Пусть он сразится за успех нашего безнадежного дела, набьет шишек, испытает горечь поражения, возвысится духовно. Вы, невежды, слыхали такое русское слово — «катарсис»? Вот его-то я племяшу и обеспечу. Заодно не будут в обиде и мои избиратели: раз они уже привыкли искать в бюллетенях Г. Зюганова, то вот он, ставьте галочку. А остальным невредно вспомнить, что Гришами бывают не только господа Явлинские…»

Единственной «темной лошадкой» в списке кандидатов почти месяц оставался никому не известный Иван Павлович Рыбкин. То, что на всех предвыборных плакатах он был снят в камуфляжной маске, дало прессе толчок к двум версиям. Первая — кандидат обезображен проказой. Вторая — под маской скрывается сам Борис Березовский.

Благодаря СМИ обе версии обрели многочисленных фанатов, и когда их спор грозил вылиться в драку, президент Арбитман был вынужден вмешаться и лично гасить страсти. Он собрал в своем кабинете репортеров «кремлевского пула», позвонил в Англию по одному лишь ему известному номеру и включил громкую связь — так, чтобы все вокруг слышали ответы. После чего задал лондонскому отшельнику два прямых вопроса: а) не приболел ли он случайно? б) не выдвигается ли он, кстати, в президенты под фамилией Рыбкин?

«На первый вопрос олигарх сердито фыркнул: «Не дождетесь!», — рассказывал на другой день читателям «Комсомольской правды» Александр Гамов. — Второй из вопросов, как мне показалось, обидел Березовского еще больше. «Рыбкин? Какой Рыбкин? — раскричался он. — Вздор, чушь! Чтобы я шел на выборы под таким дурацким погонялом? Ну как вам всем не стыдно за этот бред? Да если бы я хотел избраться в президенты, я бы шел к народу с открытым забралом. Или, по крайней мере, нашел бы себе имечко по-харизматичней… — Тут Березовский на несколько секунд задумался. — Ну, Том Круз, например. Или хотя бы Ленин…»

Через несколько дней интрига разрешилась сама собой. В Центризбирком обратился гражданин, назвавшийся Иваном Павловичем Рыбкиным. По его словам, три недели назад он приехал из Вологды в Минеральные Воды на лечение, но вместо лечения почти сразу же был ограблен до нитки, бит по голове и попал в кому. А выйдя из комы, с удивлением обнаружил, что баллотируется в президенты России! «Моим честным именем и незапятнанным паспортом с вологодской регистрацией воспользовался бандит, — негодовал настоящий Рыбкин. — Куда только у нас смотрит милиция?»

Еще через сутки перестала быть тайной и личность самозванца.

«Да, это я, — гордо заявил на сайте Kaukaz.com Шамиль Басаев (орфография и пунктуация для удобства приведены к стандартным). — Уж я бы на теледебатах в прямом эфире порассказал России всю правду о ней! Это была бы настоящая бомба.

Эх, если бы Иван треснулся башкою посильней и очнулся бы попозже… А ты, Ванька, жене своей вкручивай, а не Центризбиркому, что тебя кто-то там бил и ронял. За тебя-то ответственность я брать не стану, и не мечтай. Тебе доктор что прописал? Минеральные воды. Их тебе и нужно было пить. А ты что пил, собака неверная?..»

Выборы 14 марта, как и ожидались, завершились с предсказуемым результатом. «Активность избирателей была не очень высока: на участки пришли около 65 % граждан страны, имеющих право голоса, — указывает Р. Медведев. — Отчасти это объяснялось отсутствием острой политической борьбы и очевидностью результатов. Будь явка выше, Роман Ильич получил бы не 71,3 % голосов, а еще больше».

Социологи отмечали, что в 2004 году выборы в России перестали, наконец, быть уделом пенсионеров, электорат помолодел. У избирателей от 16 до 18, впервые пришедших к урнам, Арбитман заслужил самую, быть может, важную для их возраста похвалу: «Наш президент — прикольный». Граждане от 18 до 25 отдавали голоса Роману Ильичу, надеясь, что во время второго срока он займется, наконец, проблемами армии. Тридцатилетние ждали от Арбитмана снижения инфляции и ипотечных льгот. Избирателей после сорока интересовала скорость прогресса в области медицины. Старшее поколение, по многолетней привычке, все еще волновалось: чем же ответит Россия расширяющемуся на восток блоку НАТО?..

«У администрации президента готова была конкретная программа по стратегическим направлениям, — пишет М. Такер. — Но уже осенью 2004 года пришлось срочно вносить коррективы: грянул Беслан».

Глава V Бесланский миттельшпиль

«Что сделал президент? — спрашивал доктор наук Н. Пятницын в газете «Советская Россия» и сам же себе отвечал: — Вместо того, чтобы каяться и молиться на руинах, он цинично воспользовался событиями в Беслане. Пока наши граждане не отошли от шока, Арбитман продавил через Госдуму реформы, подрывающие весь наш привычный уклад жизни. И все ради чего? Ясно же, ради власти!»

Эта цитата по времени относится к началу октября 2004 года, когда трагедия Беслана стала событием пусть еще недалекого — всего месячной давности, — но уже прошлого. За минувший месяц российское правительство сумело извлечь из катастрофы в североосетинском городе максимальное количество уроков и предприняло ряд мер, которые трудно назвать ординарными.

«Как ни чудовищно звучит по отношению к Беслану фраза «не было бы счастья, да несчастье помогло», из пословицы слов не выкинешь, — замечает Р. Медведев. — Ведь и в самом деле помогло. Быть может, преобразования, начатые после 1 сентября, не прошли бы так гладко при иных обстоятельствах. Все-таки Роман Ильич вторгался в ту заповедную для России область, где политик мог за считанные дни растерять доверие, накопленное годами. Даже Ельцин в годы своего правления, памятуя о сокрушительном провале Горбачева, обходил проблему стороной, не желая рисковать. Но Арбитману отступать уже было некуда: позади был Беслан».

М. Такер тоже напоминает о давней неудачной попытке последнего советского генсека М. Горбачева быстро решить проблему силовыми методами. Автор пишет о том, что «не будь трагического сентября, Роман Ильич склонился бы к поэтапной реформе, рассчитанной как минимум на три года, но бесланская катастрофа смешала все карты». По мнению французского политолога Анри Крюшо, автора книги «Россия после Беслана» (2005), «на руинах пришлось действовать жестко, но не грубо. То, что противники президента Арбитма-на на всех углах именовали смесью цинизма с авантюризмом, в действительности было бодрящим коктейлем из прагматизма генерала Де Голля и романтизма кавалера д'Артаньяна…»

Вплоть до известных событий название «Беслан» ни у кого не было на слуху. Основанный в 1847 году, город на правом берегу реки Терек, в двух десятках километров от Владикавказа, не привлекал к себе особого внимания прессы, хотя со здешней продукцией ежедневно сталкивалось огромное число граждан по всей стране: город считался неофициальной водочной столицей России.

«Наши наиболее популярные сорта сорокаградусной — «Полушка», «Гривенник», «Задира», «Вырвиглаз» — можно приобрести от Калининграда до Находки, — с гордостью рассказывал в интервью газете «Ведомости» (август 2004 года) основатель и президент холдинга «Светлячок» Темболат Дзагоев. — Потребитель голосует рублем за нашу продукцию, наиболее доступную по цене».

Журналисты подсчитали: если бы весь алкоголь, производимый этим ОАО, не вывозился бы за пределы Беслана, а там же и потреблялся, то на каждого из 35 тысяч жителей, включая младенцев, пришлось бы 4 тысячи литров в год, то есть 8 тысяч поллитровок.

Впрочем, вся приведенная выше статистика была действительна только до сентября 2004 года, а после пошел уже иной счет…

«Это выглядело ужасно, — писал корреспондент «Le Figaro» Франсуа Мерлен, побывавший на месте бесланс-кой трагедии после того, как тела погибших были увезены, а крупные обломки убраны. — Неправдоподобно. Как в фантастическом фильме про третью мировую войну или другую планету. Такое впечатление, что на месте центральной части города возник вдруг мертвый кусок Луны: ни одного целого здания, ни одной живой ветки — только огромный зев кратера, образовавшегося при взрыве, грязный мусор по периметру, а вокруг красное крошево, бывшее когда-то кирпичом».

В приведенной выше цитате из «Le Figaro» описаны последствия мощнейшего взрыва, потрясшего город первым сентябрьским утром.

За несколько минут в обломки превратилась вся центральная часть Беслана, где располагались два производственных корпуса ОАО «Светлячок». Количество жертв, по официальным данным, достигло 312 человек убитыми, по неофициальным — свыше 700. Взрыв пришелся на начало смены — время, когда в цехах и вокруг собралось наибольшее число работников водочного завода. Сам Т. Дзагоев, находившийся в административном корпусе, не пострадал.

Власти Северной Осетии сразу поторопились объявить происшествие терактом, который организовал Шамиль Басаев. Однако в эпицентре взрыва криминалисты не обнаружили следов тротила, пластита или хотя бы аммонита. Да и сам потенциальный виновник едва ли смог насладиться столь редкостной удачей. Он, как быстро установила следственная бригада Генпрокуратуры, отправился к Аллаху еще за пять дней до Беслана. Притом даже самые отъявленные карьеристы в МВД не осмелились приписать заслугу уничтожения Басаева себе и вертеть дырки в погонах: террориста № 1 определенно убило молнией, неведомо откуда взявшейся в горах в сухую погоду.

Едва отпала версия теракта, во Владикавказе тотчас же озвучили другую — о «взрыве бытового газа» на головном предприятии ОАО; особо подчеркивалось, что катастрофа-де «никак не связана с профильным производством», то есть с водкой. Однако журналисты телекомпании НТВ еще вечером 1 сентября запечатлели на пленке (и через день показали в эфире) потрясенное лицо свидетеля трагедии — прибывшего в Беслан представителя московского водочного концерна «Кристалл». Увидев кратер, москвич не смог сдержать возгласа: «О, господи! Из чего ж они, изверги, ее тут гнали?!»

По мнению экспертов, последствия могли быть еще страшнее: от города не осталось бы камня на камне, стоило сдетонировать барде, которую «Светлячок» ежедневно сбрасывал в Терек.

Что же касается ответа на вопрос, заданный в эфире НТВ, то коллегия Генпрокуратуры РФ приняла решение воздержаться от его огласки: рецептурой могли бы воспользоваться реальные террористы. А руководство НИИ «Росконверсвзрывцентр» специально обратилось в правоохранительные органы с просьбой освободить г-на Т. Дзагое-ва из-под стражи до суда и откомандировать его в распоряжение НИИ. («Не знаю, как это можно было пить, — заявил в интервью «Красной Звезде» директор института генерал-лейтенант Эрнест Малышев, — но эффект, который все мы наблюдали, склоняет нас к однозначному выводу: это зелье — по нашей части…»)

События в Беслане не смог предугадать никто из россиян, включая президента и его министров-провидцев из «силового блока». Их феноменальная интуиция, доселе не подводившая, в случае с ОАО «Светлячок» дала неожиданный сбой. Сразу же после ЧП в Северной Осетии глава МВД Ури Геллер и глава МЧС Леонид Коновалов подали рапорты об отставке, но Арбитман эти отставки не принял. Как стало известно вездесущему А. Гамову из «Комсомолки», Роман Ильич порвал оба рапорта в клочки и заявил министрам: «Еще чего выдумали, братцы! А кто вместо вас работать будет?»

До вечера 4 сентября президент России отказывался от публичных комментариев, проводя совещания с членами правительства и руководителями субъектов Федерации, а в субботний прайм-тайм выступил в прямом эфире. Речь его транслировали все федеральные телеканалы, кроме MTV, плюс два десятка региональных.

«Дорогие россияне! Братья и сестры!» — начал глава государства.

Все отметили мрачное выражение на его лице, обычно Роману Ильичу не свойственное (но именно фото, которое сделал тем вечером в «Останкино» репортер «Time», впоследствии угодило на обложку журнала с подписью «Роман Арбитман. Лицо новой России»; среднему американцу стало ясно, что новое лицо — такое же суровое, как и все прежние лица руководителей этой холодной северной страны).

«События в Беслане, вам всем известные, заставляют нас принять решительные меры в области оборота алкогольной продукции, — продолжил речь президент. Страна у телеэкранов вздрогнула. — Это давно уже следовало сделать. Смотрите: по самой скромной статистике, смертность от алкоголя в России никак не опускается ниже уровня 30–40 тысяч человек в год и даже возрастает. — На экране за спиной Романа Ильича замелькали разноцветные столбики диаграмм. — При этом, как считают медики, большинство алкогольных отравлений со смертельным исходом происходит при употреблении всякой дешевой дряни. После Беслана выражение «пьют все, что горит» приходится дополнить словами «и взрывается». Это уже ни в какие ворота не лезет, дорогие россияне. И мы с этим мириться не станем. В ближайшее время будет осуществлен комплекс мер, направленных на то, чтобы изменить к лучшему ситуацию с алкоголем. Теоретические наработки есть, деньги у страны тоже есть. Правительство уже обратилось в Госдуму с предложением скорректировать бюджет в расходной его части, и депутаты, я очень надеюсь, — Роман Ильич сделал акцент на слове «очень», — уже на днях пойдут нам навстречу. Что мы предлагаем сделать прямо сейчас… — Страна у телеэкранов затаила дыхание. — Чтобы никого не пугать, назовем это мораторием. Хорошо? Итак, я своим президентским указом на время приостанавливаю в России продажу всей водки, кроме перечисленной в особом списке элитных сортов. Проще говоря, остается та, в чьем качестве абсолютно уверены специалисты — в том числе независимые зарубежные с безупречной репутаций… Упоминаю об этом на тот случай, если кому-то вдруг захочется список оспорить. Водка, о которой я сказал, — дорогая, предупреждаю вас заранее. Те, кто сейчас попытается торговать из-под полы водкой дешевой или переклеивать этикетки, пусть пеняют на себя. — Президент сдвинул брови и погрозил пальцем. — Соответствующие поправки в Административный кодекс тоже будут на днях внесены. Не поможет — внесем поправки в УК. Это все было во-первых. Теперь во-вторых. На время из розничной продажи изымается вся так называемая бормотуха. В-третьих, из продажи изымается — и уже не на время, а навсегда! — спиртосодержащая гадость вроде «Трои» и ей подобные. И ее производители, и ее продавцы отлично знают, кто и для чего эти жидкости покупает. Больше не будем лицемерить, надоело… В-четвертых, гидролизные заводы отныне и навсегда занимаются только своими прямыми делами, которых у них и без того хватает: те, кто пытаются химичить и влезать на алкогольный рынок со своим леваком, больше не найдут формальных лазеек в законодательстве. А нарушат закон хоть раз — сильно пожалеют. Соответствующие поправки в кодекс со всеми вытекающими я им твердо обещаю. И, наконец…»

Роман Ильич протянул руку за границу экрана, откуда ему кто-то невидимый подал стакан. Президент поманил пальцем, и тот же невидимка из заэкранья передал ему следом и картонную упаковку, чтобы все увидели: в стакане сок — и ничего другого.

«Наконец… — Сделав глоток, президент поставил стакан и коробку на стол перед собой. — У нас — свободная страна, и президент никому не нянька. Если кому-то из тех, кто сейчас меня слушает, очень невтерпеж травиться денатуратом, клеем и тэ пэ, ну что ж, травитесь. Суицид у нас ненаказуем. А всех нормальных людей я прошу потерпеть десять дней. Всего десять. В среду, 15 сентября, я расскажу о том, что мы придумали. Уверяю, ваше терпение будет вознаграждено. Спасибо за внимание».

Судя по данным контрольных замеров, телевыступление главы государства увидели в России порядка 70 миллионов человек и еще около 10 миллионов посмотрели его повтор в ночных новостях.

Краткая речь Арбитмана вызвала бурю эмоций: алкогольная тема так или иначе касалась всех. Равнодушных не было. «Результаты социологических опросов, которые были проведены ВЦИОМ уже на следующий день, оказались весьма противоречивыми, — словно извиняясь, указывает Р. Медведев. — С одной стороны, граждане, в основном, соглашались с тем, что ситуацию с алкоголем надо кардинально менять. С другой стороны, большинство высказывались в защиту дешевой водки, упирая на народные традиции и недостаточно высокие доходы населения. Рейтинг доверия к президенту за одни сутки опустился сразу на десять пунктов».

Легальные торговцы спиртным, дорожащие лицензией, подчинились президенту, зато активизировались подпольные перекупщики и самогонщики. Уже в воскресенье 5 сентября цифры отравлений суррогатами угрожающе поползли вверх. «Этого и следовало ожидать, — передал журналистам через своих адвокатов Т. Дзагоев (его пока еще держали в КПЗ). -Лучше уж люди пили бы, как обычно, нашу «Задиру» или «Полушку», чем лак для ногтей или полироль. Взрыв в Бес-лане — досадная случайность, нарушение технологии. Обычно у нас никто не взрывается, мамой клянусь».

Между 4 и 15 сентября российские СМИ, печатные и электронные, больше тысячи раз откликнулись на президентскую речь; количество комментариев на эту тему в сети Интернет подсчетам не поддается.

«Арбитман покусился на сокровенное, — с трагическим надрывом писал в передовице газеты «Завтра» ее главный редактор А. Проханов, — на душу народную, на ее плоть и кровь. Инородцу и иноверцу никогда не заглянуть на дно магического колодца прозрачной русской ментальности. Не расшифровать национального кода, переходящего от сына к отцу, от отца к деду (видимо, в обратном порядке? — Л. Г.), из поколения в поколение русичей. Не оценить пронзительной чеканности завета былинных богатырей, новгородских дружинников, суворовских гренадеров, бравых корниловцев и отважных буденовцев: «Пили, пьем и будем пить!» Арбитман и его клика мелки. В них нет размаха, полета вольного упорства. Им, гагарам, недоступно наслажденье буйством жизни…»

«Президент Арбитман, весною этого года переизбранный на второй срок, уже осенью перестал быть человеком-загадкой и оказался тем, кем он и является в реальности: банальным глуповатым популистом, — саркастически замечал в «Новой газете» Павел Вощанов. — Ну запретили мы бормотуху. Разброс дальнейших вариантов невелик. Дальше, по логике вещей, должно последовать либо квотирование закупки этилового спирта, либо госмонополия на оборот этилового спирта. Все это уже было, было, было, господа, и ничем, кроме обогащения чиновников, не кончилось. Президент Арбитман в своем выступлении обошел проблему акцизов. Он ни слова не сказал об алкогольной мафии. Через десять дней мы получим еще один набор трескучих фраз, и на этом все закончится. Беслан отстроят, Дзагоева выпустят, суррогатная водка явочным порядком вернется в других упаковках… Ничего не изменится».

«Поздно спохватились, — говорил, выступая по «Эху Москвы», сам Михаил Горбачев, первый и последний президент СССР. — Раньше надо было думать. Вот если бы Горбачеву не помешали доделать начатое в 1986 году, сейчас бы Советский Союз был самой трезвой страной в мире. И президент Рейган, и президент Буш, между прочим, Горбачева в этом смысле поддерживали. А критиковали Горбачева кто, помните? Свои же! «Минеральным секретарем» называли, анекдоты всякие, про Раису Максимовну опять же… Верно говорят — нет пророка в своем отечестве. Вот теперь вам вообще ничего и нет: ни пророка, ни отечества, ни трезвости. И президент Буш, как я погляжу, уже не тот, что в мои времена…»

Валерия Новодворская объявляла в еженедельнике «Новое время», что хотя сама она ничего крепче кефира не пьет и алкоголиков на дух не переносит, для нее чужие убеждения дороже личных вкусов. «Речь Арбитмана — это первый симптом фашизма или последняя отрыжка социализма, — утверждала правозащитница. — Сегодня нам велят, что надо пить, а завтра будут решать за нас, что нам есть, что смотреть в кино, что читать, о чем писать… Я хочу внести посильный вклад в борьбу с этим злом. И я внесу. Сразу после эфира на «Эхе» пойду куплю у спекулянтов бутылку водки и выпью ее. Одна. Без закуски. Если со мной что-нибудь случится, моя гибель будет на вашей совести, господин президент!»

«Арбитман спекся и сдулся, как проколотый мячик, — ликовал Б. Березовский на волне Би-Би-Си. — Народ не потерпит, чтобы его, в угоду властям, лишали самого дорогого в жизни… То есть «дорогого» в значении «дешевого», я это имел в виду. Депутаты Госдумы, даже самые глупые и трусливые, не смогут отмахнуться от народных стонов, и Арбитману наступит импичмент, уже скоро. А я тем временем буду с русским народом и не дам его в обиду…» Далее лондонский олигарх сообщал, что успел вовремя закупить две сотни воздушных шаров-метеозондов и сто ящиков водки «Полушка», в каждой по 25 бутылок. И как только ветер задует в сторону России, к каждому шару будет привязано по ящику с водкой и отправлено по воле стихий. «Ни у одного прапорщика российской службы ПВО, — говорил Б. Березовский, — рука не поднимется расстрелять мой дар, а если поднимется, он точно промахнется».

По стране ходили разнообразные, подчас фантастические слухи о том, какой сюрприз ожидает Россию через десять дней и к чему следует готовиться. Оптимисты предполагали, что в стране начнет выпускаться единая дешевая водка «Президент Арбитман», и ее будет хоть залейся. Пессимисты, наоборот, доказывали, что даже слово «водка» вычеркнут из словарей, а ГИБДД начнет штрафовать за употребление спиртного не только водителей, но и пешеходов.

Владимир Жириновский, выступая в Госдуме, огорошил коллег рассказом о том, что ему-то уже доподлинно известны планы Романа Ильича: «Всем алкашам будут делать ло-ботомию, чтобы они были совсем дураки, и это правильно, я одобряю». Далее лидер ЛДПР развил свою мысль, призвав делать лоботомию заодно и всем коммунистам, и всем либералам, потому что они еще хуже алкашей. Обиды не стерпел депутат от КПРФ Василий Шандыбин, с места злобно обозвавший докладчика маньеристом без куртуазности, и думская дискуссия, как обычно, вылилась в отвратительную свару. Что, впрочем, не помешало депутатам аккуратно принять все правительственные поправки к федеральному бюджету…

Как напоминает в своей книге А. Колесников, самый невероятный слух запустил, не желая того, пожилой Аллан Чумак. Он имел неосторожность заметить в беседе с репортером «Желтой газеты», что, мол, человек с сильным и глубоким ментальным даром может, чисто теоретически, кодировать алкоголиков даже через телевизор. «Эта вполне невинная фраза обросла подробностями и, в конце концов, отлилась в дивную гипотезу: будто бы в число министров уже принят такой уникум, и он-то 15 числа закодирует от пьянства всю Россию, — пишет автор. — От того же слуха отпочковалась еще более сильная его версия: дескать, кодирование через ТВ уже вовсю идет, и 15 числа страна просто будет поставлена перед фактом. У тех, кто поверил, кто не поверил и кто усомнился, немедля возникал один и тот же соблазн — испытать достоверность слуха на себе. Последствия, особенно по утрам, были тяжкими…»

Вечером 15 сентября граждане прильнули к телевизорам — многие не без опаски (кое-кто держал под рукой чугунные сковородки, чтобы, если что, экранировать мозги от министра-экстрасенса). Телетрансляцию разрешили смотреть даже заключенным российских тюрем — там, где в общих камерах были телеящики.

В 19.00 на экране появился Роман Ильич, и он был не один. Рядом с ним оказались, впрочем, люди знакомые, к кодированию не причастные: по правую руку — премьер-министр Герман Греф, по левую — министр топлива и энергетики Михаил Ходорковский.

«Здравствуйте, дорогие россияне, — начал Арбитман. Лицо его уже не было таким мрачным, как десять дней назад. — За прошедшую декаду мне пришлось изрядно покататься по всему миру и разговаривать с разными людьми — президентами США, Мексики и Франции, премьерами Великобритании и Ирландии, Голландии и Японии… я даже заглянул на Кубу к Фиделю Кастро… мощный старик, м-да… Не скажу, что все переговоры шли гладко, но мы, в итоге, своего добились. Будет много интересного. Но сначала скажу о том, чего не будет. Итак, внимание!..»

Роман Ильич поднял палец. «Кажется, в тот момент в России уже не нашлось человека, кто бы не смотрел телевизор или хотя бы не слушал трансляцию по радио, — пишет К. Исигура. — Заводы встали. Эскалаторы в метро застыли. В своих лондонских апартаментах ценою в пять миллионов фунтов стерлингов опальный олигарх Борис Березовский нервно крутил педали велотренажера, не отрывая взгляда от плазменной панели два на три».

«Российские производители спиртного приостанавливают, по крайней мере на один год, выпуск своих крепких напитков, — объявил президент, заглянул в лежащую перед ним бумажку и уточнил: — То есть сохраняется лишь малая часть производства, связанного с экспортом водки. На внутренний рынок она поставляться не будет. Пока. За год мы хорошенько проверим технологию и решим, доверять нам отечественным производителям высокоградусных напитков или нет. Ситуация, сами видите, взрывоопасная, второго Беслана нам не пережить… Вы спросите, что делать с уже произведенной продукцией? Допивать не будем. Поскольку у нас — презумпция невиновности, заранее верю, что среди тысяч и тысяч декалитров водки от отечественных производителей немало вполне приличной и даже очень хорошей. Но разбираться опять-таки не станем, чтобы не погрязнуть в мелких сварах. Государство купит по оптовым ценам все то, что уже произведено и отгружено торговым точкам. Вся эта продукция будет частью уничтожена, частью безвозмездно передана беднейшим странам Африканского континента в качестве антисептического средства. Что же граждане получат взамен…»

Роман Ильич замолчал. Вся страна у телевизоров в нетерпении заерзала. Как вспоминали позднее сокамерники Т. Дзагоева, владелец ОАО «Светлячок» скептически пробурчал: «Ну и что же?».

«Интересно? — улыбнулся глава государства. — Уверен, что интересно. Здесь бы, по законам драматического жанра следовало сделать большую рекламную паузу и подержать вас в неведении… Шучу. Так вот. Как я и обещал, никто разочарован не будет. Мы в правительстве посовещались и решили, что граждане России имеют право расширить свой кругозор. Все ли вы знаете, чем пахнет настоящий голландский джин? Какого цвета подлинный ямайский ром? Какой вкус у элитного французского коньяка? Как правильно пить кальвадос? Чувствую, что не все. Теперь с массовым невежеством будет покончено. С будущей недели начинаются централизованные поставки в Россию — счет пойдет на тысячи и тысячи декалитров! — самого лучшего и качественного алкоголя, произведенного за рубежом. Отравиться этим будет сложно, хотя, я знаю, у нас на Руси есть мастера… Итак, во все торговые точки страны, в том числе сельские магазины потребкооперации, отныне будут бесперебойно поступать и коньяк «Хеннесси», и джин «Плимут», и ром «Бакарди», и сакэ «Болотный журавль», и текила «Сауза», и еще много всего, о чем я и сам, признаться, раньше почти ничего не знал… Догадываюсь, о чем вы все сейчас подумали: сколько же это нам будет стоить? Отвечаю: не обеднеете. Гражданам России все это будет стоить примерно столько же, сколько пресловутая водка «Полушка» небезызвестного ОАО. От 90 до 99 процентов расходов берет на себя федеральный бюджет. Россияне за долгие годы так много сделали для своего государства, что и государству настала пора сделать что-нибудь приятное для своих граждан. Подарить всем бесплатное жилье, например, нам не под силу, но средств разнообразить, так сказать, ваш досуг у нас хватит. Госдума уже скорректировала бюджет, а часть денег пойдет из внебюджетных фондов. Мы поджали расходы Минобороны и МВД, поумерили аппетиты чиновников всех уровней, включая и самый высший — чтобы никому не было обидно. Вот уважаемый Герман Готлибович не даст мне соврать. — Сидящий рядом премьер-министр Герман Греф кивнул с некоторым напряжением. — Крупный бизнес России с пониманием отнесся к нашей просьбе. Ну и, конечно, нам сильно подсобила родная «нефтянка»: министерство уважаемого Михаила Ефремовича, — Ходорковский тоже кивнул и даже улыбнулся (еле-еле, одними губами), — очень вовремя доложило о внезапном открытии в Сибири четырех чрезвычайно перспективных месторождений. Два из них мы сдаем в долгосрочную аренду — одно компании «Бритиш Петролеум», другое — компании «Ройал Датч Шелл», оба на крайне выгодных для нашего сегодняшнего бюджета условиях… Я предчувствую все те упреки, которые на меня посыпятся. Ах, мы разбазариваем ресурсы, залезаем в карман будущим поколениям! По-моему, это чепуха. Смею предположить, что для будущих поколений ни нефть, ни газ уже не будут такой ценностью, как сейчас. Мир стоит на пороге открытия новых, колоссальных источников дешевой энергии. Те же нейтринные генераторы, о которых сейчас, вы знаете, много пишут, лет через десять выйдут из стен физических лабораторий и закрытых космических НИИ и придут в повседневную жизнь рядовых граждан, как это уже было с компьютерами… Знаете, при коммунистах мы все были заложниками завтрашнего дня и существовали по принципу: будем мучиться, затянем пояса, стиснем зубы, сами не доживем, так пусть хотя бы внуки поживут. По-моему, это неправильно. Мне как президенту России хочется, чтобы неплохо жить начинало уже нынешнее поколение, а будущее как-нибудь без нас разберется…»

Произнеся эти слова, президент сделал паузу. Потом добавил: «Ну и последнее. Одну категорию граждан мне сейчас придется сильно разочаровать — я имею в виду тех, кто зарабатывают сбором стеклотары. Несмотря на все уговоры со стороны правительства, приемщики стеклотары оказались непоколебимы. Как ни грустно мне это произносить, но бутылки из-под импортных спиртных напитков ни в одной точке России приниматься не будут. Придется их выбрасывать. Такова реальность. Спасибо за внимание!..»

Российский бюджет и впрямь претерпел значительные изменения. Помимо средств на импортное спиртное, отдельной строкой туда было занесено выделение необходимых финансов для восстановления Беслана — и этот многострадальный город был восстановлен в кратчайшие сроки. Семьям погибших выплатили максимальную компенсацию, в городе были выстроены аэропорт, железнодорожная станция, завод по выпуску электрооборудования для автомобилей, швейная фабрика и маисовый комбинат. Заново отстраивать не стали только разрушенные взрывом здания ОАО «Светлячок». Собственно говоря, после 15 сентября 2004 года они уже никому в России — кроме разве что самого Т. Дзагое-ва — не были нужны.

Остается добавить, что до сентября 2006 года никаких заметных происшествий в России не случилось…

Содержимое двух с половиной тысяч бутылок водки «Полушка» Борис Березовский, чертыхаясь, потом еще долго выливал ночами в Темзу.

Глава VI Война из-за розовой кофточки

«Русские большевики сами создают себе трудности, которые затем успешно преодолевают», — иронизировал британский премьер Уинстон Черчилль еще в 40-е годы XX века. За прошедшие с тех пор шесть десятилетий искусством создания трудностей на пустом месте овладели все без исключения — в том числе и сами англичане.

Существует несколько версий охлаждения российско-британских отношений в сентябре 2006 года. По одной из них, конфликт был спровоцирован российскими футбольными фанатами, обиженными проигрышем московского «Спартака» британскому клубу «Челси». По другой из версий, толчком к противостоянию Москвы и Лондона стало жесткое решение главы Роспотребнадзора Геннадия Онищенко задержать на границе свыше тысячи галлонов шотландского виски — на том основании, что вместо партии «Johnnie Walker Black Label» была отгружена партия «Johnnie Walker Red Label» (не худшего, но другого сорта). В свою очередь, неутомимый олигарх Борис Березовский в своей книге мемуаров утверждает, что именно он поссорил обе страны, нашептав Тони Блэру, будто бы президент Арбитман не раз называл его в кулуарах ушастиком (Big Ears).

На самом деле пламя конфликта двух стран разгорелось безо всяких реальных причин: случайность зацепилась за случайность, нелепые обстоятельства переплелись с совсем уж чепуховыми. Точь-в-точь как в детском стихотворении: «Не было гвоздя — подкова пропала, подкова пропала — лошадь захромала…» Роль подковы в данном случае невольно сыграл российский поп-идол Филипп Киркоров.

Утром 3 сентября 2006 года в концертном зале столичной гостинцы «Рэдиссон-Славянская» популярный певец собрал пресс-конференцию, посвященную двадцатилетнему юбилею своей эстрадной деятельности.

Первые полчаса удалось обойтись без происшествий, хотя репортеры заметили, что герой дня не слишком хорошо себя чувствует: на лице звезды то и дело отображалось страдание, а присутствовавшая рядом ассистентка певца Анна Стоцкая дважды подавала ему стакан воды с таблеткой шипучего аспирина. Тем не менее певец изо всех сил пытался быть вежливым и даже благостным. Однако на тридцать первой минуте пресс-конференции благостности пришел конец.

Слово взяла молодая журналистка азиатской внешности, в джинсах и розовой кофточке. Не очень точно выговаривая русские фразы, она сформулировала в виде вопроса простую мысль: отчего Филипп не берет пример с коллег и замыкается в кругу отечественных мелодий и ритмов? Почему он не вступает в творческое состязание с иноязычными исполнителями на их территории? Проще говоря, почему в его эстрадном творчестве сегодня так мало ремейков?

То, что произошло дальше на пресс-конференции, можно детально реконструировать по публикациям «Известий», «Комсомольской правды», «Жизни» и других печатных изданий (статьи вышли уже на следующий день), а также по фрагментам видеозаписи канала MTV.

Филипп побагровел. Даже под слоем грима было заметно, как лицо его пошло красными пятнами. Анна Стоцкая поспешно пододвинула к певцу стакан с новой порцией аспирина, но опоздала. «Да что вы все заладили — «ремейки», «ремейки»! — срывающимся голосом выкрикнул Киркоров. — Достали, ей-Богу! Ну не хочу я перепевать Таркана и прочую дешевую попсу! Зачем мне брать чужие обмылки, когда в памяти моей «Ямахи» записано восемнадцать новых оригинальных мелодий, и каждая — потенциальный хит?»

Если бы после этих слов журналистка догадалась промолчать, скандала все-таки удалось бы избежать. Но она не промолчала.

«Я все-таки не понимать, — упорствовала розовая кофточка. — Весь мировой эстрада стоять на ремейки, почему уважаемый Филипп нарушать традиция и…» Договорить она не успела. Киркоров подскочил с места, опрокинув стакан. Недорастворившаяся таблетка шипучего аспирина вылетела и прилипла к микрофону корреспондента «Радио Максимум» (три минуты до слушателей «РМ» доносилось только громкое шипение — как если бы все участники злополучной пресс-конференции с человеческого языка перешли на змеиный).

«Ну почему вы, лесбиянки, все такие тупые коровы?! — закричал Киркоров. — Женщина, я вам русским, вы понимаете, русским языком объясняю: я — не мальчик на подпевках, а звезда. В твоей долбаной Монголии вообще знают, что такое звезда?..»

Через несколько секунд выяснилась роковая ошибка Филиппа: обруганная журналистка (ее звали Ирен Янг) была родом из Гонконга. Сразу после школы мисс Янг вместе с родителями перебралась в Англию и вот уже пять лет работала в музыкальном отделе «Daily Telegraph». В Москву она приехала впервые в жизни и никакой лесбиянкой, кстати, не была: кофточку ядовито-розовой расцветки девушка купила в ближайшем бутике, прельстившись ее необычным покроем и исключительной дешевизной.

«Я нет Монголия, я есть подданная королевы Великобритания», — с достоинством сообщила Ирен. Получив британское гражданство всего два года назад, она им очень дорожила. «Да я эту вашу королеву!.. — не подумав о последствиях, выкрикнул певец и в популярных выражениях объяснил мисс Янг, что именно и сколько раз он сделает с Ее Величеством. Скандал из внутрироссийского и околокультурного превратился в международный и политический.

«Из всех столкновений России и Великобритании, случавшихся на протяжении четырех последних столетий, прецедент 2006 года следует считать наиболее дурацким, — замечает М. Такер. — И по этой самой причине — наиболее опасным. Пока государственные умники с обеих сторон сообразили, что перепалка, достойная анекдота, со скоростью урагана перерастает в настоящий глубокий конфликт двух стран, ситуацию уже трудно было контролировать».

Во второй половине того же дня, когда Киркоров дал свою пресс-конференцию, депутат британского парламента Джулиан Эмери, вступившись за королеву, высказался в том духе, что русские остаются такими же неотесанными медведями, как и во времена Ивана Грозного. В ответ депутат Госдумы Владимир Жириновский не остался в долгу и заявил, что англичане — вовсе не просвещенные мореплаватели, как он думал раньше, а «жалкая нация, еще хуже турок». После чего призвал коллег-парламентариев «прервать череду исторических несправедливостей по отношению к России и пересмотреть, наконец, итоги Крымской войны 1853–1856 годов». Депутаты встретили речь лидера ЛДПР громовыми аплодисментами, какими они обычно реагировали на слово «Крым» в любом наборе.

В Форин Оффисе после этих депутатских слов — и, тем более, после такой реакции на них — не то чтобы забеспокоились всерьез, но слегка удивились. Утром следующего дня британский министр иностранных дел сэр Альфред Коу позвонил домой своему русскому коллеге Игорю Сви-наренко и попытался неофициально выяснить позицию российского МИДа. Склонный к метафорам, министр Коу имел неосторожность уподобить безответственные парламентские речи детской игре со спичками (matches). На беду, министр Свинаренко накануне вечером увлеченно работал над новой книгой «Ящик коньяка» и переусердствовал в сборе материала. Поэтому он в течение десяти минут разговора не мог понять, чего от него добивается dear friend Альфред, о какой войне он толкует и при чем здесь какие-то матчи. Решив, в конце концов, что собеседник говорит о футболе, глава российского МИДа спросил: «А кто там победил, не помнишь? «Челси» или «Спартак»?..» Сэр Альфред счел, что над ним попросту издеваются, и в сердцах бросил трубку.

Тем временем история, начатая Киркоровым, быстро набирала обороты. Мисс Анджела Игл, выступая от имени старейшей в мире Британской ассоциации лесбиянок, призвала английских деятелей культуры к немедленному бойкоту «этих распоясавшихся русских гомофобов». Сэр Элтон Джон в знак солидарности отменил будущие гастроли в Москве. Ответным жестом с российской стороны стал отказ от приезда на гастроли в Лондон хора имени Пятницкого, краснознаменного ансамбля имени Александрова и Надежды Бабкиной.

После этого к двустороннему фарсу добавилась — по закону жанра — еще и трагедия: она разыгралась во время спектакля «Гамлет», который был привезен табаковским МХТ имени Чехова на традиционный Шекспировский фестиваль в Стрэдфорд-на-Эйвоне.

«В спектакле Юрия Бутусова на первый план вышли ушлый авантюрист Клавдий и благополучный хохмач Полоний, — писала театральный критик М. Шимадина в «Коммерсанте» о премьере спектакля в Москве (май 2006 года). — Обаятельный и уверенный в себе Михаил Поречен-ков вообще стал главным героем постановки». Однако на гастроли в Великобританию актер М. Пореченков поехать не смог (начался новый сезон «Битвы экстрасенсов» — пора было искать кандидатов на должности замминистров), поэтому на роль Полония в спешном порядке ввели молодого фигуриста Александра Литвиненко, известного исполнителя латиноамериканских танцев.

Во время первой же сцены с участием Константина Ха-бенского (Клавдий), Михаила Трухина (Гамлет) и Александра Литвиненко случилось чрезвычайное происшествие. Некто Эндрю Мэдоу, который пришел в зрительный зал прямо из буфета, — оттуда он и захватил чайную чашку, — выкрикнул: «Russians, go home!» и швырнул свое орудие на сцену, прямо в Полония. (Как выяснилось позже, мелкий театральный дилер Мэдоу вложил все средства в билеты на концерт Надежды Бабкиной, надеясь подзаработать, — и разорился вчистую, когда она отменила свои английские гастроли. Ему было все равно, каким русским сейчас мстить. МХТ попал под горячую руку.)

«Окажись на сцене Миша Пореченков, он бы легко увернулся, — с горечью вспоминал позднее К. Хабенский в интервью «Новой газете» (октябрь 2006 года). — Но мы там, если помните, выходим на сцену в шинелях. Саша, удивительно пластичный, еще не привык к шинели на размер больше. Он в ней запутался и не сумел отскочить».

Чашка угодила актеру в висок. По пьесе, Полонию предстояло погибнуть только в третьем акте, однако на сей раз он упал на подмостки уже в первом акте; смерть Литвинен-ко была мгновенной.

Слова «Полоний», «Литвиненко», «чашка» замелькали в английских и российских изданиях — сперва сетевых, потом в электронных, а затем и в бумажных. К 18.30 того же дня поисковая система Google зафиксировала стотысячный запрос на Litvinenko / Литвиненко.

В 18.50 группа неизвестных людей в балетных пачках забросала здание британского посольства в Москве чайными сервизами.

В 19.20 Борис Березовский нанял самого дорогого британского адвоката сэра Генри Резника, поручив ему защиту Эндрю Мэдоу.

В 20.30 — то есть через два часа после инцидента в театре — между главами МВД России и Великобритании состоялся оживленный обмен посланиями: Ури Геллер настоятельно просил выдать России убийцу ее гражданина. Скотланд-Ярд отвечал отказом по формальным основаниям. Израильтянин Геллер, не питавший к Лондону особо теплых чувств (родители будущего министра успели пожить в Палестине на «подмандатной территории»), пригрозил, что остановит Биг-Бен на десять секунд, и каждый день, пока преступник не попадет в руки российского МВД, главные часы королевства будут отставать на одну минуту в час. Лорд-мэр Лондона назвал это грубым шантажом, и как только стрелки Биг-Бена действительно замерли, Форин Оффис поторопился объявить о высылке трех атташе посольства РФ — «за деятельность, несовместимую с дипломатическим статусом».

«Никаких доказательств британская сторона не представила, что было особенно обидно, поскольку из трех высланных дипломатов сотрудником Службы внешней разведки был лишь один», — указывал ветеран СВР Михаил Любимов (РИА «Новости», сентябрь 2006 года).

Глава СВР Леонид Млечин пожаловался на англичан главе ФСБ. Как и многие американцы, Копперфилд недолюбливал английских снобов и с удовольствием согласился помочь проучить их. На Лубянку были вызваны старинный друг Копперфилда, президент Московского клуба иллюзионистов Аркадий Мамонтов, и съемочная бригада с РТР.

Первым делом Мамонтов выспросил у телевизионщиков, не знают ли те что-нибудь интересное про хобби английского посла в России Тони Брентона. Кто-то из операторов припомнил, что полгода назад делал сюжет о досуге дипкорпуса в Москве: там мистер Брентон занимался тяжелой атлетикой, поднимая чугунные гири. В архиве РТР должна была сохраниться двухминутная нарезка. «Хватит и тридцати секунд», — улыбнулся фокусник и объяснил, что и где им придется снимать и какой понадобится художественный реквизит.

Этим же вечером на РТР вышел внеочередной выпуск программы «Специальный корреспондент» (ее полную запись и сегодня можно найти на ). Сразу после титров на экране возникал британский посол с гирями в руках. Он делал правильные вдохи и выдохи, то поднимая, то опуская свои спортивные снаряды.

«С виду обычные гири, — комментировал это за кадром вкрадчивый шепот, — но на самом деле… Смотрите, что нашли в кустах неподалеку от британского посольства». В кадре появлялся крайне озабоченный А. Мамонтов, который вытягивал из-за кустов огромную гирю — внешне точно такую же, как у Брентона, — и говорил: «Ага!». После чего принимался деловито пилить свою находку маленькой ручной ножовкой. Через несколько секунд телекамера уже заглядывала в свежий блестяще-желтый распил. «Чистое золото, — объявлял некто в белом халате, в очках и с лупой. — Девяносто шестая проба. Тысяча фунтов стерлингов за британскую унцию».

После этих слов Мамонтов скорбно улыбался и разводил руками. «Свыше десятка таких гирь были обнаружены сотрудниками компетентных органов в зеленых насаждениях близ посольства Великобритании», — объяснял он в камеру.

В кадре возникал ряд гирь, уходящих в далекую перспективу (снимали в магазине спорттоваров на Новом Арбате). «Откуда они тут взялись, нам пока неизвестно, — продолжал Мамонтов, хотя… — На экране вновь появлялся посол с гирями. Теперь он тяжело дышал. — …хотя близость диппред-ставительства известной страны наводит на кое-какие мысли. Для кого же предназначались эти подарки? Для простых россиян? Как-то не очень верится, что члены британской дипмиссии работают Санта-Клаусами, да и до Рождества далековато. Может быть, такими действиями, похожими на диверсии, кто-то намеревался подорвать золотовалютный баланс российской экономики? Или кое-кто хотел таким образом расплатиться со своими агентами? Кстати! По слухам, при обыске лондонского дома небезызвестного Эндрю Мэдоу тоже найдены гири в числе двух штук. Вы спросите: при чем тут Лондон? О-о, Лондон как всегда ни при чем!»

Той же ночью Форин Оффис отозвал посла Тони Брентона для срочных консультаций, а все зеленые насаждения в радиусе километра вокруг английского посольства оказались вытоптаны смышлеными москвичами: после выхода передачи в эфир многие бросились искать там гири, но не нашли никаких — ни золотых, ни обыкновенных…

А что же Роман Ильич? Сообщение об отзыве британского посла застало президента России, трех министров и полярника Артура Чилингарова в Антарктиде. «Официальным поводом для двухдневной экспедиции на полюс было водружение российского триколора на самой южной точке планеты, — пишет А. Колесников. — Но никто из нас, журналистов «кремлевского пула», сопровождавших президента и его команду, не сомневался: главной целью была борьба с так называемым парниковым эффектом. Речь шла о проверке состояния озонового слоя над полюсом и, если потребуется, о его восстановлении. Для этого в состав экспедиции был включен новый правительственный уникум — недавно назначенный министр экологической безопасности Олег Митволь. Когда он был в хорошем настроении, то мог превращать кислород в озон, волевым усилием присоединяя к кислородной молекуле еще один атом. Все прочие члены экспедиции (включая пресс-секретаря президента и даже самого президента) должны были не позволять Митволю — человеку довольно капризному! — сильно огорчаться. Глава МЧС Леонид Коновалов даже нарочно проиграл ему в покер пятьсот рублей…»

«Озоновую дыру» удалось залатать общими усилиями, а вот о серьезной прорехе в российско-британских отношениях Роман Ильич оставался в неведении почти двое суток: в эти дни радиосвязь на пингвиньем континенте дала сбой. К тому же Герман Греф, оставшийся на хозяйстве и занятый бюджетом, тоже не сразу оценил опасность надвигающейся «холодной войны из-за розовой кофточки» (термин принадлежит журналисту А. Гольцу).

В уже неоднократно цитированном интервью журналу «Time» (2007 год) второй президент России откровенно говорил о том, что, узнав про события в Лондоне и Москве, он поймал себя на печальной мысли: если всем очевидная мелкая глупость за двое суток может привести отношения двух вполне цивилизованных стран к «точке замерзания», не пойдут ли прахом все его президентские усилия уже через два дня по истечении его срока полномочий? Может быть, надо, пока не поздно, внести изменения в Конституции и убрать ограничения по срокам? Или хотя бы заранее подыскивать себе официального преемника — из тех же министров? «Уже через четверть часа я опомнился, мысленно обругал себя и навсегда похоронил дурные мысли в снегах Антарктиды, — вспоминал Арбитман. — Надо было не расслабляться, а действовать. Когда за окном полярной станции температура минус 60, борьба с «холодной войной» выглядит занятием более чем очевидным…»

Как верно указывает М. Такер, несмотря на всю смехотворность первопричины англо-российской конфронтации, вернуться к прежнему status quo без потери лица было не так просто. «Роман Ильич должен был придумать что-то неординарное, эффектное, — пишет К. Исигура. — Обычные дипломатические уловки не разрядили бы атмосферу, не сделали бы отношения двух стран менее натянутыми.

И второй президент России нашел выход: прилетев в Москву, он первым делом позвонил одной из самых авторитетных англичанок…»

Именно Маргарет Тэтчер подсказала Арбитману идею, не просто спасшую, но еще и многократно укрепившую отношения двух стран. «Влияние моей персоны на политику нынешнего кабинета ничтожно, — предупредила российского президента леди Тэтчер. — Конечно, Джону (Мейд-жору, следующему после Тэтчер британскому премьеру. — Л. Г.) я бы еще могла что-то присоветовать и, возможно, он бы меня послушался. Но теперь резиденцию на Даунинг-стрит, 10 занимают не мои однопартийцы… Однако я, пожалуй, могу кое-что сделать для вас — и для нас в конечном счете. Я переговорю с одной моей подругой. Ее авторитет в сегодняшней Англии и в мире много выше, чем мой. Если она захочет, то сумеет помочь».

Сейчас, когда заключительный том «поттерианы» уже увидел свет, мировая слава писательницы Джоан Ролинг чуть поблекла. Однако в 2006 году ее популярность была очень высока. Миллионы читателей мучились сомнениями: оставит ли писательница в финале последней книги о Гарри Поттере заглавного героя в живых. Судя по результатам социологических опросов, два из трех юных англичан согласились бы приплатить любимому автору из своих карманных денег — лишь бы герой остался невредим. Взрослые были не столь сентиментальны, но и они тайком «болели» за Поттера. В августе 2006 года знаменитые романисты Стивен Кинг и Джон Ирвинг призвали Джоан Ролинг пощадить Гарри. Та, однако, ответила коллегам уклончиво, напомнив, что жизнь и смерть персонажей книг — личное дело их автора, и вообще «мир литературы жесток». Многим стало казаться, что непоправимого не избежать…

Переговоры второго президента России с создательницей одного из популярнейших литературных героев начала третьего тысячелетия до последнего момента тщательно скрывались обеими сторонами. Когда 6 сентября 2006 года в Лондон срочно вылетела делегация российской Генпрокуратуры, большинство наблюдателей сочли, что юристы едут к британским коллегам, чтобы включиться в «дело Литвиненко». Однако в Скотланд-Ярде пятерых прокурорских работников из Москвы так и не дождались. Зато 8 сентября Джоан Ролинг выступила с неожиданным заявлением для прессы.

«Три дня назад мне позвонил российский президент господин Арбитман, а два дня назад меня посетила делегация, прилетевшая из Москвы, — сообщила писательница. — Они объяснили мне то, о чем я, признаться, и сама догадывалась: нынешний конфликт двух наших стран раздут искусственно и не стоит выеденного яйца. Мне, как и многим моим читателям и в России, и в Великобритании, хочется поскорее это прекратить. Я не политик и не религиозный деятель. У меня нет ни войск, ни армии единоверцев. Все, чем я сейчас располагаю, — это жизнь персонажа по имени Гарри Поттер. Все, что я могу, — либо сохранить ему жизнь, либо его убить. Я заявляю, что если дружеские и партнерские отношения между Россией и Великобританией будут немедленно восстановлены, я сохраню жизнь Гарри Поттера. Если же нет… Боюсь, я не смогу его спасти. Господин премьер-министр и господин президент! Сделайте шаг навстречу. В настоящий момент я как раз работаю над последними главами седьмого романа. Судьба Гарри пока не только в моей, но и в вашей власти. Решайтесь же, черт возьми!..»

«Бессмысленный конфликт был начат из-за реплики обиженного поп-исполнителя и уже принес немало бед обеим странам, — пишет К. Исигура. — Дальше так продолжаться не могло. Из всех возможных способов разрешения конфликта президент России предложил тот, который бы не унизил обе стороны. К чести Арбитмана, он раньше других понял, что в медийном пространстве, в котором мы обитаем, смерть вымышленного героя для публики становится личной бедой, сравнимой с потерей близкого родственника. Без Гарри Поттера мы были бы сиротами».

Обращение Джоан Ролинг возымело немедленное действие. Тысячи лондонцев с плакатами в защиту Гарри заполонили Даунинг-стрит. Вечером того же дня Роман Арбитман и Тони Блэр встретились на Мальте и договорились считать инцидент исчерпанным. Жизнь юного волшебника была спасена — равно как и отношения двух стран.

Высокие договаривающиеся стороны приняли решение, что убийцу А. Литвиненко будут судить в Англии, но зато половину присяжных составят граждане России. Правительство Соединенного королевства выплатит компенсацию родственникам погибшего артиста. Ури Геллер не станет посягать на Биг-Бен, депутат Джулиан Эмери извинится за свои слова, а российская Госдума в лице ее спикера покается за неуместные аплодисменты. Высланные сотрудники российского посольства (в том числе один разведчик) получат право вернуться обратно на рабочие места. Посол Тони Брентон тоже вернется в Москву и сможет и дальше беспрепятственно заниматься тяжелой атлетикой. В свою очередь, власти Москвы восстановят все зеленые насаждения в окрестностях посольства Великобритании, а РТР признает программу «Специальный корреспондент» от 4 сентября 2006 года тем, чем она и была, — неловкой пародией на «шпиономанские» телепередачи времен «холодной войны».

Дольше всего президент России и премьер-министр Великобритании обсуждали, как поступить с зачинщиком конфликта. Наконец Роман Арбитман и Тони Блэр договорились, что просто не будут посещать концертов Филиппа Киркорова и воздержатся от покупки его дисков.

«…Если же какое-то количество россиян или британцев захотят последовать примеру своих лидеров, эти лидеры не несут ответственности за свободный выбор своих граждан, — указывалось в секретном протоколе к англо-российскому договору (текст был обнародован в Интернете только в 2008 году после ухода Арбитмана и Блэра со своих постов). — К тому же ни российская, ни британская сторона не вправе запретить Ф. Киркорову носить розовые кофточки и гастролировать в Монголии. А уж тем более — использовать в концертных программах ремейки монгольских народных песен».

Глава VII Подводя итоги

Год 2007 для России был урожайным на события, однако среди них не было ни стихийных бедствий, ни техногенных катастроф, ни громких терактов, ни политических перепалок, ни финансовых кризисов. Даже цепкий компьютерный вирус «Bird Flu», прилетев в российское виртуальное пространство с гонконгских серверов, мутировал из крупного вредителя, стирающего в труху всю оперативную память компьютеров, в мелкого хулигана, изредка подбрасывавшего слово «fuck» в тексты банковских документов.

«Похоже, к 2007 году страна уже выбрала свою квоту на крупные неприятности в этом десятилетии и превышать ее была не намерена, — пишет А. Колесников. — Во время аппаратных совещаний у премьер-министра руководители «силового блока» откровенно скучали: глава МЧС Л. Коновалов с главой МВД У. Геллером играли в крестики-нолики, а руководитель ФСБ Д. Копперфилд, прикрываясь от сурового взора Г. Грефа свежим номером «New York Times», показывал всем остальным министрам забавные карточные фокусы…»

В январе Москва чествовала доктора наук Инну Троепольскую. Тремя неделями ранее в Стокгольме ей была вручена Нобелевская премия по физике, а теперь к ней добавилась и Государственная премия России за научные заслуги: лабораторный образец нейтринного генератора, который уже почти год работал без сбоев в Институте физических проблем имени Петра Капицы, был признан учеными всего мира едва ли не самым перспективным открытием последних лет.

Главный редактор журнала «Лиза» Элизабет Новикова попыталась объяснить своим читательницам суть открытия самой известной на планете женщины-физика, но быстро запуталась в «левовинтовых спиральностях», «импульсах отдачи дейтрона» и прочей эффектной научной зауми и завершила статью фразой: «Нейтринный генератор нельзя запихнуть в корпус мобильника. Он еще даже пока не влезет в дамскую сумочку, но в космическую ракету помещается. Уже в этом веке человечество может узнать, есть ли жизнь на Сириусе и, если есть, какой косметикой пользуются сириусянки».

Вручая И. Троепольской Госпремию, президент России сообщил, что сам он после школы ни разу не заглядывал в учебник физики и слабо представляет, чем занимается в том же самом ИФП его собственная жена Лидия. Однако он надеется, что в результате их открытий человечество перейдет, наконец, от орбитальных космических полетов, ставших рутиной еще лет тридцать назад, к практике сверхдальних космических перелетов. «Солнечная система — гнездо нашей земной цивилизации, но пора уже выпорхнуть из гнезда и посмотреть, что творится вокруг, — говорил Арбитман. — Если бы я не был президентом, то, наверное, подался бы в космонавты. Теперь это будет очень интересная профессия…»

Пока, впрочем, у Романа Ильича дел хватало и на Земле.

В марте 2007 года журналистам «Новой газеты» стало известно, что министр обороны России, Человек-сейсмо Сергей Петрович Иванов, совершенствуя свой дар (он чувствовал на большом расстоянии малейшие колебания почвы), в ушедшем году провел вместо трех плановых ядерных испытаний на острове Новая Земля целых пять. Между тем неуставные отношения в армии, которые в начале века как будто пошли на убыль, вновь дали о себе знать, причем весьма драматическим образом: знаменитый футболист Андрей Сычев, проходящий срочную службу в войсках ПВО, был избит старослужащими (так называемыми «дедами»), получил сложнейший перелом ноги и, по мнению хирургов, был потерян для футбола.

Диалог, который приведен ниже, мы цитируем по технической видеозаписи пресс-службы МО РФ (рассекречена в июле 2008 года).

«С этим надо что-то делать», — прямо заявил Роман Ильич на коллегии Министерства обороны. «Я полностью согласен с Верховным Главнокомандующим, — браво отозвался С. Иванов. — По-хорошему, ядерные испытания надо проводить не пять раз в год, а как минимум восемь. Тогда я через одиннадцать месяцев плюс-минус месяц отточу свои сенсоры настолько, что сумею контролировать прямо из Москвы любое перемещение любой танковой колонны в радиусе 15 тысяч километров. Хоть натовских танков, хоть наших». «А как же рядовой Сычев?» — спросил президент. Министр развел руками: «Пока я не умею контролировать перемещения отдельно взятого рядового солдата. Слишком маленькая нагрузка на квадратный сантиметр почвы. Но если его пересадить на танк…»

После этих слов С. Иванов был тотчас же уволен из Минобороны и впоследствии назначен главой Росвооружения — к танкам поближе, от людей подальше. Временно исполняющим обязанности военного министра стал по указу президента Человек-штиль — талантливый детский поэт Григорий Остер. Первоначально Арбитман намеревался просить Г. Остера возглавить главное пенитенциарное ведомство страны (за несколько секунд поэт мог, не прибегая к насилию, утихомирить словом любого громилу), но сейчас надо было срочно закрывать большую кадровую брешь, и других вариантов не нашлось.

Уже через три недели после назначения и.о. министра обороны произошло событие, о котором западная пресса спорит и поныне: некоторые СМИ называет это «ловким пропагандистским трюком» и «коварным кремлевским гамбитом», а другие — «смелым и неожиданным выходом», «эффектной ломкой устаревших форматов».

М. Такер напоминает, что подобное решение чуть было не принял Б. Ельцин еще в пору эйфории начала 90-х, но «тогда оно стало бы импровизацией, а не просчитанным и продуманным маневром». Как пишет Р. Медведев, «инициатива президента России в 2007 году стала естественной реакций на смену политических приоритетов в многополярном мире». По мнению К. Исигуры, Роман Ильич очевидным образом «реализовал метод «выбивать клин клином», исторически существовавший и в древней Руси, и в Японии времен сегунов».

Сам Г. Остер в мемуарной книге «Советы постороннего», вышедшей летом 2008 года (уже после избрания нового президента России), вспоминает о том, как было найдено упомянутое решение.

«Почти одновременно со мной в кабинет Арбитмана вошли Боря с Левой (Б. Дубин и Л. Гудков, ведущие российские социологи. — Л. Г.), — пишет мемуарист. — Герман Греф уже сидел за столом рядом с Романом Ильичом. «Итак, что показали ваши исследования? — поинтересовался президент у социологов, едва мы расселись. — Какие проблемы особо волнуют население?» Боря заглянул в свои конспекты. «Мы опросили тысячу респондентов из всех российских регионов, — сообщил он. — В чисто философском плане опрошенных волнуют, прежде всего, две вещи: звездное небо над нами (32 %) и нравственный закон внутри нас (54 %)». «Звездное небо нам пока неподвластно, — задумчиво обронил Роман Ильич, но все же сделал в своем блокноте какую-то пометку. — Над нравственным законом уже работают Минюст и Общественная палата, есть подвижки. А что у нас с проблемами, так сказать, житейскими? Что беспокоит наших граждан в первую очередь? Инфляция? Ипотека? Здравоохранение?» Теперь настала пора Леве шелестеть бумажками. «Как ни странно, указанные вами проблемы находятся в конце списка приоритетов, — начал он. — После истории с футболистом Сычевым вновь на первое место вернулась армейская «дедовщина» (45 %), а второе место по традиции удерживает расширение НАТО на восток (31 %). С этим вторым пунктом вообще, Роман Ильич, что-то трансцедентальное. И пятнадцать, и десять, и пять лет назад — все одно и то же. Советского Союза нет, борьбы идеологий нет, но… как будто заноза сидит в мозгах. И не только у наших, но и той стороны, судя по Гэллапу. Такая коллективная фобия с мощным бэкграундом. Они нас еще боятся и поэтому расширяются, а мы нервничаем и тем самым даем им новые поводы для боязни, и они опять расширяются, и мы снова нервничаем. И так далее… Гегель называл это дурной бесконечностью». Президент побарабанил пальцами по столу: «Ясно. Что ж, значит, занозу из мозгов будем вытаскивать. На сегодня все свободны, спасибо». Мы поднялись с кресел. «А вас, Григорий Вениаминович, — обратился Арбитман ко мне, — я попрошу задержаться. Ненадолго. Есть одна идея, надо бы обсудить…»

Сенсация случилась вначале апреля 2007 на традиционном саммите стран НАТО в Мюнхене, куда Россия была приглашена наблюдателем.

«Сперва все было так же, как и в прошлом году, — рассказывает А. Колесников. — Североатлантический альянс принимал в свои ряды очередную страну бывшего восточного блока, а нынешний глава альянса, седой унылый голландец Яап де Хооп Схеффер, сопровождал все эти телодвижения дежурными словесными реверансами в сторону российского президента, сидящего в зале. НАТО, мол, сегодня — не то, что вчера, оно изменилось, оно теперь заточено только против мирового терроризма, а для Москвы ни малейшей угрозы не представляет; к тому же, в принципе, теоретически ничто не мешает и России тоже когда-нибудь вступить в альянс… После этой ритуальной фразы президент России поднял руку, прося слова. Согласно регламенту, все выступления были расписаны заранее, в строгой очередности (сначала — члены альянса, потом кандидаты, потом наблюдатели). Однако у каждого из приглашенных глав государств было право на короткую реплику по ходу любого из выступлений. «Да-да, пожалуйста», — сказал де Хооп Схеффер, не ожидая подвоха. Роман Ильич пододвинул свой микрофон сидевшему рядом министру обороны России. Тот откашлялся и продекламировал:

«Если натовские дяди Станут дальше расширяться, Мы не будем отбиваться И кричать: «Нельзя! Не так!» Сами кинемся навстречу, Распахнем свои объятья, Скажем: «Вы нас долго ждали. Мы согласны. Миру — мир!»

«Что означает это ваше стихотворение? — с некоторым испугом осведомился генсек НАТО, едва в наушниках отзвучал синхронный перевод. — Это, наверное, какое-то иносказание? Шифр или код?» Президент России усмехнулся и сказал в микрофон: «Да нет тут шифра. За легкомысленную форму просим прощения, но суть, я думаю, всем понятна. Да-да, мы согласны. Вы нас убедили, мы тоже хотим вступить туда». «Куда?» — Генсек НАТО вздрогнул. «К вам, голубчик, к вам, — с ласковостью психиатра уточнил Арбитман. — В НАТО, куда же еще? Сегодня же в протокольный отдел Североатлантического альянса поступит официальное заявление от России с просьбой о приеме. Просим рассмотреть его в установленном порядке. Насколько я помню ваш устав, формальных препятствий к этому нет. Верно?» Господин де Хооп Схеффер закручинился и пробормотал, что да, верно, конечно, хотя… «Вот и отлично! — Российский президент весело кивнул. У него сегодня явно было хорошее настроение. (Чего не скажешь о генсеке НАТО, на лице которого к врожденной унылости добавилась еще и свеже-приобретенная). — Расширяться так расширяться. Но чтобы вы не думали о России как о бедных родственниках, которые на халяву напрашиваются в гости, мы готовы вступить не с пустыми руками. Знаете, есть русская пословица «Ехать в Тулу со своим самоваром». Оно означает, что глупо предлагать другому то, чего у него и так навалом. И все-таки мы решили пойти наперекор пословице. Поэтому мы идем к вам с подарком». — «С подарком…» — печальным эхом отозвался де Хооп Схеффер. Что-то ему подсказывало: речь пойдет не о балалайке, матрешке или хохломской росписи. «Вот именно, — продолжал Роман Ильич. — И нам, и вам отлично известно, и вся полевая практика, кстати, это давно подтвердила, что принятие на вооружение НАТО винтовки М-4 было ошибкой. Российский автомат Калашникова давно доказал куда большую эффективность. Таким образом, мы готовы помочь перевооружению альянса. По нашей просьбе знаменитый оружейник Михаил Калашников специально для НАТО разработал новый модернизированный вариант своего автомата — АКМН, который удовлетворяет всем формальным требованиям стрелкового оружия НАТО. Образец мы тоже передадим вам вместе с нашим заявлением. Не скроем, мы тоже кое-чего ждем от альянса в качестве ответной любезности». «Кое-чего?» — с несчастным видом переспросил де Хооп Схеффер. Он уже держался рукой за щеку, словно у него там скоропостижно вздулся флюс. «Помощи в одном дельце, — любезно объяснил Арбитман. — У нас в войсках, видите ли, еще кое-где порой сохранилась беда, которую вы давно преодолели. Неуставные отношения. Теперь, когда мы в ближайшей перспективе станем единой семьей, мы уповаем на ваш опыт. Будем бороться вместе. Уже сейчас мы готовы полностью сменить сержантский состав своей армии на натовский. Поучите нас. Деньги на это мы выделим, не сомневайтесь. Лучше потерять еще пару нефтяных месторождений, чем превратить всю нашу молодежь в «потерянное поколение». Заранее вам благодарны…»

Сенсационную речь Арбитмана журналисты сразу же стали называть «мюнхенским меморандумом». «Что это: дружеский жест или ласковое удушение в объятиях?» — такой вопрос возникал едва ли не в каждом комментарии. Западная политическая элита разделилась на два лагеря. «Если принять Россию в альянс, это обессмыслит саму его идею, — утверждал один из архитекторов НАТО Збигнев Бжезинский. — Мы окажемся в положении удава, заглотнувшего больше, чем он способен переварить. «Аль-Каида» этому очень обрадуется». По мнению же другого влиятельного политолога старой школы Генри Киссинджера, «НАТО обязано соблюдать собственные законы, а политики — отвечать за свои слова. Если мы сейчас не пустим Россию в НАТО, мы тем самым официально подтвердим опасения России, что альянс все-таки направлен против нее, и публично распишемся в своем многолетнем лицемерии…»

Генсек Североатлантического альянса Яап де Хооп Схеффер, вскоре после выступления Арбитмана переживший легкий сердечный сердечный приступ, попросился в отставку. Представители стран альянса на внеочередной закрытой встрече в Брюсселе (май 2007 года) так и не смогли выработать единое мнение и попросили у России отсрочки на год. Тем временем для российской армии сама возможность членства в НАТО уже оказалась мощным стимулом к переменам. Более трети генералов поспешили добровольно уйти на пенсию, чтобы избежать в дальнейшем неприятных вопросов. Конкурс в офицерские училища вырос втрое. Что же касается «дедовщины», то ее всего за полгода искоренили свои же сержанты-контрактники: каждый опасался, что иначе он не сможет вписаться в натовский стандарт (и лишится, таким образом, натовского жалованья).

2007 год стал временем перемен не только в военной области, но и в гражданской. «Казалось, у Арбитмана оставался большой список неотложных дел и он желал поставить возле каждого пункта пометку «исполнено» до конца второго срока», — пишет Р. Медведев.

В последних числах апреля окончательно захирело и самораспустилось ДПНИ — националистическое Движение против незаконной иммиграции: отныне вид на жительство в России и разрешение на работу можно было обрести с минимальными потерями времени и денег, поэтому «нелегалы» предпочли обрести законный статус. Правда, «грин-карту» с российским триколором отныне можно было потерять так же легко, как и обрести; за тем, чтобы землячества не превращались в мафии, призвано было следить специальное подразделение МВД. Впрочем, немногочисленное, как теперь и иные подразделения министерства.

Дело в том, что с 2007 года правоохранителей в России стало реально меньше. Министр Ури Геллер провел, наконец, давно задуманную переаттестацию сотрудников. Традиционным экзаменам или тестам министр предпочел обычную живую беседу со всеми руководящими кадрами среднего звена, в центре и на местах. Главное, каждый должен был явиться на собеседование в наручных часах и, разговаривая с министром, положить эти часы на стол перед собой.

Многие вообразили, будто высокое начальство желает проверить подчиненных на наличие дорогих хронометров, и, оставив дома золотые «роллексы», прихватили с собой всякий хлам еще советских времен. «Это им нисколько не помогло, — замечает М. Такер. — Если перед министром сидел взяточник, его часы останавливались меньше чем через минуту, и тогда у каждого был выбор: либо заявление «по собственному желанию», либо служебное расследование.

Те немногие, кто все-таки выбрал расследование, пожалели потом гораздо больше, чем добровольные отставники».

Резкое уменьшение — почти втрое — числа сотрудников органов компенсировалось тройным жалованьем оставшихся; выяснилось вдруг, что справляться с преступностью можно гораздо меньшим числом, чем прежде, если работать по-настоящему, а не искать, как раньше, дополнительного приработка, имитируя служебную активность. Слово «мент» превратилось в официальный термин, зато слово «милиционер» стало эквивалентным понятию «коррупционер» и быстро отошло в область отрицательно оценочной лексики. Больше всех от нововведений пострадал престарелый классик С. Михалков, которому пришлось фактически заново переписывать своего «Дядю Степу». (Для приличия поменяли даже хрестоматийную строчку В. Маяковского на фасаде здания МВД; пролетарский поэт удивился бы, узнав, что он написал: «Моя ментура меня бережет!») Зато в телесериале «Менты» не пришлось переозвучивать ни единого слова.

В деньгах выиграли не только честные правоохранители, но и сознательные родители: с 2007 года каждая российская семья, где появлялся второй ребенок, сразу получала от государства четверть миллиона рублей наличными. Если же выросший ребенок учился в школе без троек, семья имела право еще на четверть миллиона; за отличников государство давало родителям отдельный финансовый бонус — пятидесятипроцентную скидку на любую из ввозимых в страну иномарок. (Как предполагает А. Филиппов, на последнем условии особо настоял сам Роман Ильич, надеясь, что теперь, наконец, племени российских отличников воздастся по трудам.)

В 2007 году мог произойти — но не произошел — серьезный и непредсказуемый по последствиям конфликт двух виднейших российских олигархов: Михаила Мордашова, владельца «Норстали», и Алексея Прохорова, хозяина «Северникеля». Оба боролись за право стать единственным спонсором Государственной Третьяковской галереи и, стало быть, за первый номер в публикуемом русским «Форбсом» списке отечественных меценатов. Обе стороны готовы были уже погрязнуть в арбитражных разборках, когда Роман Ильич предложил заменить суды товарищеским футбольным матчем и сам вызвался быть судьей. Когда же Мордашов и Прохоров прямо на поле заспорили, кому бить пенальти, и дело чуть не дошло до рукоприкладства, президент России — на правах арбитра — удалил обоих спорщиков с поля. Интересно, что именно на скамейке запасных оба магната, отдышавшись, сумели договориться полюбовно (Прохоров уступил Третьяковку, зато получил преимущественное право проспонсировать очередной виток капитального ремонта Большого театра). А выражение «равноудалить олигархов» благодаря вездесущей прессе ушло в народ и зажило самостоятельной жизнью.

«Вообще качественной прессе при Арбитмане жилось вольготно, — пишет А. Колесников. — Президент выдавал гранты даже тем СМИ, которые его покусывали, а репортеров, которые спорили с ним в прямом телеэфире, примечал и обязывал Игоря Шабдурасулова приглашать их на брифинги в числе первых. Такой открытости, как при Арбитмане, не было даже во времена Ельцина. Журналист, получивший аккредитацию в Кремле и в «Белом доме», мог открывать любую дверь и, без очереди записавшись на прием, задавать неприятные вопросы любому чиновнику. Был случай, когда министр О. Митволь даже прятался от репортерши «Комсомольской правды» в мужском туалете, а репортерша дежурила у дверей и требовала от каждого, кто проходил мимо, передать министру-беглецу записку с вопросом о глобальном потеплении. В конечном счете О. Митволю пришлось выйти к корреспондентке и прочесть ей лекцию по экологической безопасности; только после этого министр смог вернуться в кабинет и заняться своей текущей работой — расчетом наиболее безопасного маршрута транспортировки айсберга от берегов Антарктиды до Кейптауна (по договору с ЮАР Россия за символическую плату помогала с пресной водой всему югу Африки).

«Образ злобного, опасного и непредсказуемого «русского медведя» уходил в прошлое, вытесняемый образом «доброго русского дядюшки», — пишет К. Исигура. — Роман Ильич, не поступаясь коренными интересами России, умел в то же время пойти навстречу и другим странам. Именно при Арбитмане получил свое разрешение спор Японии и России о четырех островах Курильской гряды».

Японо-российский мирный договор 2007 года был последним крупным геополитическим жестом уходящего президента.

Оценивая этот договор, депутат от КПРФ В. Шандыбин с горечью писал в газете «Советская Россия»: «Куда девалась пассионарность русского народа? В какие пески веков она просочилась? В какой иной стране ее президент запросто отдает врагу часть исконных земель, а народ безмолствует? На демонстрацию у японского посольства в Москве вышли 12 человек, сплошь инвалиды старше 70 лет… Позор! Мы — ржавые листья на ржавых дубах!» У Р. Медведева читаем: «Исключительно высокий авторитет президента Арбитмана позволил не только заключить, но и ратифицировать в Госдуме договор с Японией, который еще во времена Ельцина был бы встречен свистом и гневным улюлюканьем всего зала».

Соглашение, подписанное Романом Ильичем и японским премьером Рю Мураками, не выглядело капитуляцией ни для той, ни для другой стороны. Японии действительно возвращались права на все четыре спорных острова, однако договор вступал в законную силу ровно через сто лет — 18 ноября 2107 года. За это время японская сторона должна была инвестировать в экономику Хабомаи, Шикотана, Кунашира и Итурупа максимальное количество средств, а у российских граждан, живущих на этих островах, впереди было еще достаточно времени, чтобы подготовить себя и своих потомков к переменам и сделать выбор: либо переехать в любую точку России (все расходы на переезд, жилье и обустройство брала на себя Япония), либо дальше жить в Стране Восходящего Солнца.

Японскому премьеру было непросто смириться с веком ожидания, однако на переговорах российский президент привел эффектный аргумент. «У каждой нации должна быть мечта, — сказал он. — Два поколения японцев выросли с мечтой о возвращении этих островов и о том, какая счастливая жизнь наступит сразу после этого. Но мы ведь с вами, дорогой Рю, прекрасно знаем, что нет ничего ужасней осуществленной мечты. По сути, мы продлеваем вам тончайшее, изысканнейшее удовольствие Ожидания и Предвкушения, которое ни в какое сравнение не идет с пошлой радостью Приобретения и Обладания. Если бы Россия отдала бы острова сейчас, сколько людей у вас остались бы вдруг без великой цели? Вспомните объединенную Германию: стена рухнула, эйфория прошла, вместо радости явилась горечь утраты. Не зря же ваш классик Акинари Уэда сказал: «Итоги всегда плачевны, даже если они хороши» (цитата дана в переводе А. Вознесенского. — Л. Г.)

«Роман Ильич здраво рассудил, — пишет М. Такер, — что в быстро меняющемся мире столетие — срок достаточный. Если в XXII веке и Россия, и Япония, и другие страны будут осваивать обширные территории на иных планетах, то о маленьких островах жалеть не стоит; зато целый век островитяне, прежде прозябавшие на задворках России, разом окажутся (не двинувшись с места!) на переднем крае технологической цивилизации и заживут нормальной жизнью, которой не было шесть предшествующих десятилетий…»

Трудно не согласиться с процитированным в предыдущей главе высказыванием Анри Крюшо — о том, что в Арбитмане каким-то образом уживались трезвый расчет и романтизм. Это удивительная амальгама хорошо заметна и в последнем новогоднем обращении президента к своим соотечественникам (31 декабря 2007 года).

«Мои дорогие россияне! — говорил Роман Ильич. По давней традиции, он стоял без шапки на фоне кремлевских елок. — Весной следующего года у вас будет уже другой президент. Я, как говорится, ухожу на дембель. Все уже поняли, что менять Конституцию я не собираюсь и дольше положенного у власти не останусь. Никто не упрекнет меня, что я покидаю корабль власти в трудный момент.

Наоборот. Сейчас Россия сильна, экономика стабильна, в мире нас уважают. Некоторые, правда, еще и побаиваются, но от этого чувства людям трудно избавиться, хоть мы и старались, и будем, надеюсь, стараться показывать себя миру с лучшей стороны. Все восемь лет, пока я работаю президентом, я стремился сделать главное: задать некий вектор, направление, с которого стране трудно было бы свернуть при любом другом главе государства. Я знаю: кое-кто считает меня исключительно везучим человеком. А кое-кто даже убежден, будто бы я своим везением обязан космическому камню, однажды прилетевшему с неба и шмякнувшему меня по голове. У меня есть некоторые догадки на этот счет, но нет уверенности, поэтому я не буду это комментировать. Важно другое. Для того чтобы руководить Россией, совсем не обязательно получить в детстве камнем по макушке. Многие — и журналисты, и обычные граждане, — меня спрашивают: так кто же будет моим преемником в 2008 году? Кто придет за мной? К кому им прислониться? За кого голосовать? Честно говоря, я понятия не имею. Может быть, вот вы будете преемником. Или вы. Или вы. Главное, не допускайте во власть сумасшедших и упертых политиков, а лучше — вообще не выбирайте политиков. Ну их к черту, без них спокойнее. Во многих регионах во власть пришли профессиональные юмористы — и они, по-моему, прекрасно справляются. Конечно, у них бывают ошибки. Трудно найти человека, который бы не делал глупостей. Важно в этих глупостях не упорствовать, а уметь их признавать и исправлять. Я хочу верить, что в сегодняшней России уже неважно, кто конкретно станет новым президентом: кинозвезда, цирковой дрессировщик, знаменитый кутюрье… Да хоть комик из Comedy Club! Главное, чтобы это был умный и хороший человек. Еще хотелось бы, чтоб веселый. Остальное приложится. С Новым Годом вас, дорогие друзья!»

Послесловие

Как все вы знаете, на выборах третьего президента России 14 марта 2008 года победил Игорь Харламов (он же Гарик «Бульдог» Харламов из юмористического шоу Comedy Club), набравший 61 % голосов. Таким образом, никто из остальных претендентов (Анастасия Заворотнюк, Валентин Юдашкин, Юрий Куклачев и Геннадий Зюганов) даже не вышел во второй тур.

Арбитман поздравил нового главу государства по телемосту из Звездного городка, где Роман Ильич, его жена Лидия и двое детей — Марк и Валерия — проходили предполетную подготовку. На семейном совете было решено, что старший их сын Родион и младший сын Денис останутся на Земле. Решение было добровольным и неизбежным: первый российский космический корабль «Заря», оснащенный нейтринным двигателем по проекту Инны Троепольской, мог взять на борт экипаж только из четырех человек.

Целью полета стал пояс астероидов, который еще год назад обнаружили в районе одной из 5 звезд созвездия Кассиопеи. «Астрономы предполагают, что метеорит, упавший на Землю в районе Саратова 8 мая 1965 года, был когда-то подхвачен кометой Галлея именно из этого скопления обломков, — пишет Н. Максимов, научный обозреватель русской версии журнала «Newsweek» (август 2008 года). — Быть может, когда-то эти обломки были частью обитаемой планеты (ученые назвали ее Криптон), погибшей в результате катаклизма — природного или рукотворного. Не исключено, что там, в созвездии Кассиопеи, Роману Ильичу удастся найти ответ на вопрос, который, очевидно, давно его волнует. Читатели нашего журнала уже знают, что нейтринный двигатель позволяет развить сверхсветовую скорость, а потому бывший президент Арбитман и его семья достигнут цели в обозримые, по земным меркам, сроки, — 7 лет. Столько же им потребуется для возвращения. Но согласно релятивистским законам на Земле успеет пройти 80 лет…»

В интервью программе НТВ «Итоги», записанном в Звездном городке незадолго до полета (2 августа 2008 года), Роман Ильич вежливо, но твердо обошел вниманием вопрос Евгения Киселева насчет метеорита и планеты Криптон, а о причине, побудившей его отправиться в полет, сказал: «Их целых три. Первая — сугубо профессиональная. Отработав два срока президентом, я, по правде сказать, не очень понимаю, чем мне теперь заняться. Возвращаться к газетной работе? Но я уже потерял навыки репортера. Писать филологическую диссертацию о творчестве Осипа Сенковского? Да простит меня мой учитель Вячеслав Викторович Прозоров, но от филологии я сейчас еще более далек, чем от журналистики. А профессия космонавта мне по душе. К тому же приятно войти в учебники не только как второй президент России, но и как первый космонавт, побывавший за пределами Солнечной Системы… Следующая причина отчасти связана с предыдущей. Мне кажется, бывший руководитель всегда мешает нынешнему. Я не хочу, чтобы Игорь Харламов весь свой президентский срок оглядывался на меня, чтобы он сравнивал мой президентский срок со своим. Останься я на Земле, я бы, наверное, не смог удержаться от стариковской докучливости, от советов, замечаний и поучений. И кому это надо? Уходить — значит уходить, с глаз долой. А поскольку умирать мне пока неохота, то единственный способ покинуть Землю — это космический полет… Теперь о третьей причине, которая должна стоять на первом месте, — жгучее любопытство. Я не раз говорил, что открытие доктора Троепольской пробуждает давно забытый интерес к профессии космонавта. Не скрою, я воспользовался своим служебным положением, чтобы попасть в экипаж. Но, в конце концов, моя жена по роду своей деятельности знает о нейтринном двигателе все. Она полетела бы в любом случае. А кому, как не мужу, ее сопровождать? Я бы ее одну так далеко не отпустил…»

6 августа 2008 года космический корабль «Заря» был запущен с космодрома Плесецк. Пока были включены обычные маршевые двигатели, с экипажем можно было связаться. Когда же корабль набрал сверхсветовую скорость, он стал недоступен для радиоволн. Хотя, быть может, еще при нашей жизни изобретут другие, более совершенные виды связи… Ставим здесь многоточие.

«Роман Ильич улетел, но обещал вернуться» — так называется последняя глава в книге А. Колесникова. «До встречи!» — это название финальной главы в книге К. Исигуры. «В космос после Кремля» — итожит М. Такер. А вот Р. Медведев заключает свою книгу главкой с неожиданным заголовком — «Президент-2088?» Автор книги пишет: «Конституция Российской Федерации содержит статью, ограничивающую президентство двумя сроками подряд. Но что мешает Роману Ильичу, вернувшись на Землю в 2088 году, снова избраться главой государства?»

Согласимся с Р. Медведевым: в самом деле, почему бы и нет? Хотя с момента его рождения пройдет уже 126 лет, биологически ему будет только 60 лет — совсем немного для политики. Надеемся, биографам Романа Ильича из XXII века еще будет о чем написать.

Февраль 2009 года

Мост через Волгу в районе Саратова. Место второго покушения на Б. Ельцина. Ноябрь 1989 года.

Б. Ельцин, Р. Арбитман и братья А. и А. Руцкие. Кремль. Январь 1993 года.

Схема несостоявшегося полета Е. Примакова в США. Точка разворота авиалайнера — эпицентр «Бермудского треугольника». Март 1999 года.

Первый и второй президенты России. Кремль. Март 2000 года.

Р. Арбитман и премьер-министр Б. Березовский. Кремль. 12 апреля 2000 года. Меньше, чем через месяц глава правительства будет отправлен в отставку.

Автор «Гарри Поттера» Д. Ролинг и секретная делегация Генпрокуратуры России. Лондон. Июнь 2006 года.

Экс-президент России Р.Арбитман в Звездном городке. Август 2008 года.

Основные даты жизни и деятельности Романа Ильича Арбитмана

1962, 7 апреля — в Саратове в семье Ильи Николаевича Арбитмана и Марии Петровны Арбитман (Гершензон) родился сын Роман.

1965, 8 мая — получил проникающее ранение черепа в результате падения мини-метеорита.

июнь-июль — закончил с золотой медалью среднюю школу № 37 г. Саратова и поступил на русское отделение филологического факультета СГУ.

26 апреля — вступил в брак с Лидией Алексеевной Виноградовой.

1 января — рождение сына Родиона.

2 мая — рождение сына Марка.

июль — закончил с отличием филфак СГУ и распределен преподавателем русского языка и литературы в Буряш-скую с.ш. Новоарасского р-на Саратовской обл.

январь — получил удостоверение внештатного корреспондента областной газеты «Заря молодежи».

10 июня — рождение дочери Валерии. 1987, июнь — перешел в штат газеты «Заря молодежи». 1987, 25 октября — рождение сына Дениса. 1989, 19 ноября — предотвратил попытку покушения на Б. Ельцина.

15 декабря — принят на работу в Верховный Совет СССР, помощником депутата Б. Ельцина.

30 мая — назначен помощником Председателя ВС РСФСР Б. Ельцина.

14 июня — назначен помощником президента Российской Федерации Б. Ельцина.

1994, ноябрь — участвовал в подготовке поэтического турнира в г. Грозном и подписания «Договора о мире и принципах взаимоотношений между Российской Федерацией и Чеченской республикой Ичкерия».

1994, декабрь — награжден орденом «За заслуги перед Отечеством» III степени.

1996, 15 сентября — назначен на должность министра по особым поручениям в правительстве В. Черномырдина (впоследствии занимал эту должность во всех российских правительствах вплоть до 9 сентября 1999 года).

9 сентября — назначен на должность председателя правительства (премьер-министра) Российской Федерации.

1 января — в связи с уходом в оставку Б. Ельцина назначен и.о. президента Российской Федерации.

2000, 26 марта — избран президентом Российской Федерации.

2004, 14 марта — избран президентом Российской Федерации на второй срок.

2008, март — принят в Отряд Космонавтов.

2008, 6 августа — в составе экипажа космического корабля «Заря» отбыл в район созвездия Кассиопеи.

2088, март — время предполагаемого возвращения на Землю.

Библиография

Алпатова И. Под знаком Льва // Культура. 1999. 20 октября.

Арбитман Р. Нестрашный Кремль: Сб. интервью российским СМИ. М.: Анаграмма, 2008.

Арбитман Р. От первого лица: Сб. интервью зарубежным СМИ. М.: Международные отношения, 2008.

Ахмирова Р. Когда был Рома маленький. М.: Собеседник, 2008.

Барабек А. Роман Арбитман — первый хичхайкер села Буряш // Русский репортер. 2007. № 3.

Беломлинская Ю. и др. «Он бы не выжил!» Метеорит: правда или большой обман? // Новая газета. 2000. 12 декабря.

Березин Ф. Маленький черный камешек. М.: Знание, 2000.

Березовский Б. Арбитмагия. М.: Совершенно секретно, 2008.

Блодский О. Credo президента // Политический журнал. 2005. № 6.

Бондаренко В. В миллиметре от Лейбы Троцкого // День литературы. 2004. № 4.

Бондаренко В. Президентские ученики не знают о Тряпкине! // День литературы. 2000. № 3.

Буковский В. Московский Пигмалион. М.: Вагриус, 1996.

Буянов Н. Голова президента А. М.: Аграф, 2005. Великое наводнение. Весна 2000 года. Курск: ООО «Соловей», 2000.

Вощанов П. Арбитман Разгаданный // Новая газета. 2004. 10 сентября.

Вспоминая октябрь: очевидцы о трагедии 1993 года // Советская Россия. 1998. 4 октября.

Гагуа Г. и др. Экс-Б.Б. Две недели Бориса Березовского. М.: Экономика, 2001.

Гамов А. Как сажали Ходорковского // Комсомольская правда. 2003. 27 октября.

Гамов А. Березовский — не Рыбкин, он не умеет плавать // Комсомольская правда. 2004. 4 марта.

Гамов А. Президент отставок не принял // Комсомольская правда. 2004. 3 сентября.

Гарбов Г. Долгое прощание // Власть. 2000. № 5.

Годы учения Романа Арбитмана: Сб. воспоминаний одноклассников второго президента России. М.: Европа, 2004.

Глубокий Б. Шабаш иудопедерастов в Кремле // Советская Россия. 2002. 15 декабря.

Данилкин Л. Человек с яйцом (Глаза, полные доброты). Жизнеописание А. Проханова. СПб.: Амфора, 2007.

ДеБейки М. Там, где сердце. М.: Медицина, 2008.

Дугин И. Про Юрика и Додика // Русский спецназ. 2001. 12 сентября.

Душенко К. Русские политические цитаты. М.: Юристъ, 1996.

Евдокимов М. Из бани — в большую политику! М.: Центрполиграф, 2007.

Ельцин Б. Записки президента. М.: Огонек, 1994.

Ельцин Б. Исповедь на заданную тему. Рига: Латвийский детский фонд, 1990.

Ельцин Б. Президентский марафон. М.: АСТ, 2000.

Зюганов Г. Драма власти. М.: Алгорим, 2000.

Измайлов В. Пять, и о-о-очень большие (о ядерных испытаниях на Новой Земле) // Новая газета. 2007. 10 марта.

Исигура К. Путь Арбитмана. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2008.

«Историю не повернуть вспять!» [На вопросы корреспондента «ЗМ» Романа Арбитмана отвечает Б. Ельцин] // Заря молодежи. Саратов, 1989. 3 декабря.

Казанцев А. Тунгусский и другие метеориты. М.: Молодая гвардия, 2000.

Каминская В. Заревцы, век ХХ. Саратов: Приволжское кн. изд-во, 2000.

Кардано Д. О моей жизни. М.: Наука, 1938.

Карпов А. Девятая вертикаль. М.: Физкультура и спорт, 2003.

Коклюхин В. Глупость или предательство? // Советская Россия. 2001. 15 января.

Колесников А. Арбитманъ-daily. М.: Эксмо, 2008.

Колесников А. Неизвестный Чубайс. М.: Захаров, 2003.

Коржаков А. Борис Ельцин: от рассвета до заката. — М.: Интербук, 1997.

Костиков В. И я там был. М.: Вагриус, 1999.

Крепость Беслана: Сборник материалов. М.: Весь Кавказ, 2005.

Кривенко Л. Ту-134 просит посадки. М.: Эксмо, 2004. Крюшо А. Россия после Беслана. М.: Панорама, 2005. Крячко Г. Люди и метеориты // Знание — сила. 2000. № 8. Кудрявцев Л. Черепно-мозговые травмы. М.: Медицина, 2001.

Куцылло В. Записки из Белого дома. М.: Изд. дом «Коммерсантъ», 1993.

Латынина Ю. «Ху из мистер Арбитман?» // Новая газета. 2003. 20 января.

Максимов Н. Свидание с Криптоном // Русский Newsweek. 2008. 20 августа.

Малякин Е. Пролетая над Саратовом: правда и вымысел о метеорите 1965 года / Саратовские губернские ведомости. 2000. 4 июля.

Медведев Р. Арбитман в жизни. М.: Время, 2008.

Метеориты: Новейшие исследования. М.: Наука, 2003.

Микрофанов А. Роман о девочках. М.: ОЛМА Медиа Групп, 2008.

Минкин А. «Все они — марионетки…» // Московский комсомолец. 2003. 20 марта.

«Мы никого не убили», — вспоминает ветеран группы «Альфа» о событиях 4 октября 1993 года // Московские новости. 2003. 4 октября.

«Нейтрино — это элементарно!» [С доктором физико-математических наук Инной Троепольской беседует Б. Ру-денко] // Наука и жизнь. 1996. № 10.

Немцов Б. Провинциал. М.: Вагриус, 1997.

Новейшая история. 11 класс / под ред. Ю. Мыцкова, Д. Аксененко и Вл. Спасовича. М.: Просвещение, 2000.

Новейшая история отечественного кино. 1986–2000. Кино и контекст. Т. VII. СПб.: Сеанс, 2004.

Новикова Э. Что носят на Сириусе? // Лиза. 2007. 20 января.

Новодворская В. И немедленно выпью! (Мой ответ узурпатору) // Новое время. 2004. 12 сентября.

Новые горизонты «Росконверсвзрывцентра» [На вопросы отвечает генерал-лейтенант Эрнест Малышев] // Красная звезда. 2004. 15 сентября.

Новый старый гимн: мнения политиков и спортсменов // Российская газета. 2001. 20 января.

Ольшанский Д. Дядя Рома — педофил? // Жизнь. 2000. 18 августа.

Остер Г. Советы постороннего. М.: Захаров, 2008. Охлобыстин И. С нами крестная сила! // Независимая газета. 2000. 11 ноября.

Павловский Г. Интеллигенция у власти. М.: Европа, 2008.

Панюшкин В. Михаил Ходорковский. М.: Молодая гвардия, 2007 (ЖЗЛ: Биография продолжается).

Пархоменко С. Что читают президенты // Итоги. 2000. № 5.

Пелевин В. Омон Р.А. М.: Вагриус, 2008.

Пирогов Л. Бабушка для президента // Экспресс-газета. 2007. 20 января.

Поляков Ю. Демгородок // Смена. 1993. № 8.

Попцов О. Хроника времен «царя Бориса». М.: Совершенно секретно, 1996.

Примаков Е. Минное поле политики. М.: Минполитиздат, 2000.

Проханов А. Арбитман покусился на святое // Завтра. 2004. 7 сентября.

Проханов А. «Ведь немцы тороваты, им ведом мрак и свет…» // Завтра. 2000. 8 мая.

Проханов А. Звезда Давида над Спасской башней // Завтра. 2000. 17 апреля.

Проханов А. Кукольный геноцид // Завтра. 2003. 18 марта.

Проханов А. Рожа прессы // Завтра. 2002. 20 декабря.

Пятницын Н. Соль на раны Беслана // Советская Россия. 2004. 7 октября.

Пятницын Н. Чего не читают президенты: Ответ Сергею Пархоменко // Советская Россия. 2000. 27 февраля.

Расторгуев Н. «Атас» длиною в 20 лет (рукопись).

Резепкин А. Министерство странных дел // Советская Россия. 1996. 19 сентября.

Российская пресса о назначении Б. Березовского // Политический класс. 2000.№ 6.

Роуз М. Чужак в Кремле. Геннадий Бурбулис. М.: Независимая газета, 1994.

Рухов А. Мимо! // Земля и Вселенная. 2000. № 8.

Руцкой А. О нас и о себе (рукопись, полный вариант).

Селивановы К. и Л. Камень с неба. М.: Яуза, 2000.

Собчак А. Хождение во власть. М.: АПН, 1991.

Собчак А. Хождение во власть. Круг второй. М.: Вагриус, 1999.

Сорокин В. Роман. М.: Захаров, 2008.

Спарроу У. Р62. Цифры и знаки. СПб.: Крылов, 2008.

Стенографический отчет II Съезда народных депутатов СССР. М.: Политиздат, 1990.

Такер М. Кто вы, м-р Арбитман? М.: Захаров, 2008.

Такер М. Свободный эфир: пресса и президент // Известия. 2008. 24 апреля.

Тополь Э. Ромочка — молодой негодяй. М.: Алгоритм, 2003.

Трегубова Е. Березовский обломал Госдуму // Коммерсантъ. 2000. 11 апреля.

Трегубова Е. Роман без вранья. М.: Ad Marginem, 2008.

Трегубова Е. Греф лучше Березовского // Коммерсантъ. 2000. 4 мая.

Ученик, который стал Президентом: Сб. воспоминаний. М: Вече, 2002.

Филиппов А. Арбитман и его эпоха. М.: Европа, 2008.

Франке Х. Что же упало? // Der Spiegel. Русская версия. 2000. 5 марта.

Харитонов Е. Не клюет? // Если: еженедельный журнал для отдыхающих. 2003. № 28.

Хинштейн А. Свет из Кремля. М.: ОЛМА Медиа Групп, 2005.

Хинштейн А. Тьма из Кремля. М.: ОЛМА Медиа Групп, 2008.

Холмогоров К. Кошерный президент. М.: Алгоритм, 2008.

Хтырко Г. Проклятье Поволжья. Саратов: Кадр, 2003.

Цепко А. Арбитман — Перун — Осирис. М.: Метагалактика, 2000.

Цепко А. Вперед, ворюги! // Лит. газета. 2000. 18 апреля.

Шандыбин В. Курильское харакири // Советская Россия. 2007. 20 декабря.

Шендерович В. Куклиада. М.: Захаров, 2008.

Шергунов З. Нечестная рулетка: жюри подсуживало Маслякову // Лит. газета. 2004. 7 марта.

Шергунов З. Хотим строить Великую Россию! // Лит. газета. 2000. 15 декабря.

Шибаев А. Огней так много золотых. М.: Профиздат, 1986.

Шимадина М. Тень мента Гамлета // Коммерсантъ. 2006. 12 мая.

Эпос об утраченном мире [Подготовил Михаил Мазурин] // День. Киев, 2005. 14 января.

Язов Д. Удары судьбы. М., Алгоритм, 1996.

Ямпольская Е. Шутник в роли губернатора // Русский курьер. 2004. 22 апреля.

ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ

7емфира 39

Абакумов В. 28

Абрамович Р. 6

Август 25

Агриппа Неттесгеймский 141

Адекойе А. 123

Ажажа Г. 22, 124

Азимов А. 111

Акаев А. 178

Аксененко Д. 8, 235

Акчурин Р. 126

Аларих I 8

Алиев Г. 119

Алпатова И. 128, 233

Алферов Ж. 30

Аль-Хазми Н. 151

Аль-Шехри М. 151

Аль-Шеххи М. 151

Андерс Т. 130

Андропов Ю. 155

Анна Иоанновна 13

Анна Леопольдовна 13

Антошкин С. 156

Арбитман В. 36, 42, 228, 231

Арбитман Д. 36, 42, 61, 228, 231

Арбитман И. 13–14, 136

Арбитман Л. 36, 42, 228, 231

Арбитман М. П. 13, 16, 231

Арбитман М. Р. 36, 42, 61, 228, 231

Арбитман Н. 13

Арбитман Р. Р. 61, 228, 231

Архангельский А. 161

Атта М. 151

Афанасьев Ю. 65

Ахматова А. 47

Ахмирова Р. 5, 14, 20, 28, 233

Бабкина Н. 207

Бабурин С. 83

Бакатин В. 72, 156

Барабек А. 58–60, 233

Бараев М. 101 — 102

Басаев Ш. 96, 100–101, 103, 147, 175, 188, 192,

Басё 96

Бахметьев П. 10

Бахтин М. 49

Безруков С. 9

Бекмамбетов Т. 21

Белов В. 9

Беломлинская Ю. 22, 223

Белкина Э. 108

Белый А. 9

Березин Ф. 20, 223

Березовский Б. 5, 24, 104, 138–143, 145–148, 152, 163–164, 168, 170, 172–173, 175, 187–188, 197–199, 202, 203, 208, 223, 237

Бетанкурова И. 55

Бжезинский З. 221

Блодский О. 16, 223

Блок А. 45

Блэр Т. 161, 203, 213 — 214

Боголюбский С. 55

Богомолов А. 44

Бодров С. 153

Бондаренко В. 55, 187, 223

Бондарчук Ф. 9

Борисов О. 185

Борисов-Мусатов В. 9

Бородулин И. 123

Брамс И. 105

Брежнев Л. 28, 109, 165

Брежнева Г. 39

Брентон Т. 209–210, 214

Бродский И. 143

Брук С. 28–29, 48

Брэдбери Р. 109, 128

Брюллов К. 19

Буаленко М. 55

Будберг А. 138

Буковский В. 81, 223

Бурбулис Г. 73, 76, 78–79, 237

Бутусов В. 62

Бутусов Ю. 207

Буш Д. 149, 197

Буянов Н. 22, 223

Вавилов Н. 10, 67

Вайль П. 87

Ван Мегерен Я. 161

Венедиктов А. 27

Вермеер Я. 161

Вернадский В. 135

Владимир Мономах 66

Владимов Г. 27

Владиславлев И. 137

Вознесенский А. 226

Волков С. 34

Волошин А. 152

Волчек Д. 11

Ворличек В. 41

Воробей Е. 39

Воробьев Э. 19

Вощанов П. 196, 223

Высоцкий В. 29, 68

Гагарин Ю. 67

Гагуа Г. 14, 223

Гайдар А. 26

Гайдар Е. 76–77, 79, 81–82, 85–86, 121, 136

Гайдн С. 43 — 44

Галич А. 68 Галлей Э. 228

Галкин М. 183

Гальцев Ю. 183

Гамов А. 188, 193, 223, 234

Гантамиров Б. 96

Гарбов Г. 127, 234

ГеворкянН. 18

Гегель Г. 219

Гейзин Л. 34

Гейтс Б. 114

Геллер У 151, 193, 208, 214–215, 222

Генис А. 87

Герб И. 11

Герцен А. 147

Гершензон М. 14

Гершензон П. 14, 16

Гесс Р. 122

Гибсон М. 90

Гинзбург В. 30

Гитлер А. 86, 155

Глазунов И. 77

Глейзер В. 22

Глинка М. 32

Глубокий Б. 38, 41, 234

Глкжйа 39

Гоголь Н. 10, 15, 19, 21, 48, 56

Гольц А. 211

Гор А. 86

Горбачев М. 11, 65, 67, 72, 93, 190, 197

Гордеев А. 154, 159–160, 176

Гордон Д. 104

Горький М. 56

Грачев П. 89–90, 94–95, 98, 103

Гресь М. 108

Греф Г. 148, 152, 162, 199, 201, 211, 215, 218, 237

Гроф С. 10

Грибоедов А. 10, 155

Гринштейн Т. 24

Громобоев С. 61

Гудини Г. 150

Гудков Л. 218

Гуковский Г. 49

Гумилев Н. 9, 27

Гуревич А. 153

Гурченко Л. 39

Гусев М. 61

Гусинский В. 166–167, 169

Данилкин Л. 87, 234

Дарвин Ч. 178

Де Голль Ш. 191

Де Хооп Схеффер Я. 219 — 221

ДеБейки М. 126, 234

Державин Г. 9

Джефферсон Т. 49

Джоли А. 39

Дзагоев Т. 191–192, 196, 200, 202

Ди Риенца К. 141

Диглер Д. 137

Доренко С. 170

Драгунский В. 25

Дрезнер Р. 104

Дубин Б. 218

Дубинин С. 152 — 153

Дубовицкая Р. 181 — 183

ДугинИ. 150

Дудаев В. 100

Дудаев Д. 93 — 102, 121, 130

Дуров Л. 127

Душенко К. 65, 234

Дюрренматт Ф. 127

Евдокимов М. 181–182, 234

Елизавета Петровна 13

Ельцин Б. 11, 23, 40, 52, 63–64, 68–81, 83–87, 89, 91–95, 97 — 100, 102, 104–106, 108–116, 118–121, 123, 125–135, 145, 150–151, 165, 184, 190, 217, 224–225, 231–232, 233, 234

Ен М. 182

Ерин В. 89

Ерохин А. 101

Есенин С. 45

Жванецкий М. 183

Желябов А. 11

Живанши Ю. 119

Животов Г. 77

Жириновский В. 81, 84, 86, 140, 187, 198, 206

Житинкин А. 127

Жуковский В. 10, 32

Заворотнюк А. 228

Задорнов М. 183

Зайцев Б. 27

Запашная К. 39

Захаров М. 132

Зевякин А. 55

Земляникин А. 61

Зубков В. 153

Зурабов М. 162, 176

Зюганов Г. 52, 77, 99, 104, 106, 108–109, 112, 116, 119, 131, 124, 136, 139, 187, 228, 234

Ибрагим-Ваффа М. 158

Иван Грозный 67, 77, 206

Иванов А. 10

Иванов С. 216 — 217

Иванченко В. 156

Игл А. 206

Идиятуллин Ш. 30 Измайлов В. 234 Илющенко А. 167, 169

Ирвинг Д. 212

Исигура К. 5, 7, 15, 25, 32, 47, 54, 57, 63, 75–76, 90, 97, 103, 111, 123, 135, 164, 170, 172, 199, 211, 213, 217, 225, 230, 234

Иткин В. 152

Кабаков А. 10

Каверин В. 49

Каганович Л. 39

Казанцев А. 20, 234

Калашников М. 220

Калинин А. 24

Калугин О. 156

Калягин А. 186

Каминская В. 62–63, 72, 234

Каппеллани О. 66

Капица П. 30, 42, 215

Карамзин Н. 10

Кардано Д. 18, 234

Карпов А. 54, 234

Каспаров Г. 129

Кастанеда К. 10

Кастро Ф. 199

Касьянов М. 128 — 130

Кац Р. Р. 46

Кац Р. С. 46, 183

Кацав М. 37

Кеннеди Д. 37, 143

Кеннеди Р. 37

Кибиров Т. 66

Кинг Л. 69–70, 144, 160

Кинг С. 23, 212

Кио Э. 150

Кириенко С. 128 — 129

Киркоров Ф. 203–206, 214

Киселев Е. 121, 144, 150, 229

Киселева М. 33

Киссинджер Г. 170, 221

Клинтон Б. 120, 144

Клинтон Х. 39

Клочков В. 67

Клюев Е. 34 — 35

Князева В. 31

Кобаяши С. 97, 99

Коваленко И. 46

Ковальская Г. 130

Козак Д. 162

Козырев А. 74

Коклюхин В. 137–138, 156, 235

Колесников А. 5, 31–32, 50, 53, 130, 134, 143, 159, 181, 198, 210, 215, 219, 224, 230, 235

Коллоди К. 17, 25

Коль Г. 119

Кольцов А. 80

Комиссаржевская В. 185

Кони А. 7

Коновалов Л. 158–159, 173–175, 181, 193, 211, 215

Константинов И. 83, 91

Константинопольский Т. 66

Копперфилд Д. 151, 181, 209, 215

Коржаков А. 23, 64, 71, 73, 78, 89, 98, 100, 104–108, 110–112, 145, 150, 235

Костиков В. 97, 235

Коу А. 206

КоутонС. 18

Кошара А. 30

Кривенко Л. 175, 235

Кромвель О. 25, 129

Кропоткин П. 10

Кругликов В. 175

Круз Т. 188

Крупская Н. 76

Крутов А. 65

Крылов И. 166

Крылов Е. 155

Крючков В. 75

Крюшо А. 190, 226, 235

Крячко Г. 20, 235

Кубатиев А. 178

Кудрин А. 162

Кудрявцев Л. 24

Кудряшова Л. 26

Куклачев Ю. 228

Куников Ц. 28

Курбский А. 10

Кутузов М. 99

Куцылло В. 91,

Кучма Л. 178

Кьеза Д. 83

Лавкрафт Г. 23

Лавуазье А. 42, 94

Латынина Ю. 166, 235

Лебедев А. 92

Лебедь А. 92,102 — 103

Леви К. 11

Левитин И. 176

Лем С. 94

Ленин В. 46, 67, 115–116, 141, 188

Лермонтов М. 10, 77

Лигачев Е. 10, 82

Линкольн А. 76

Литвиненко А. 207–208, 213 — 214

Лихачев Д. 46

Лобов О. 74, 79

Ломброзо Ч. 185

Ломоносов М. 94, 185

Лот А. 25

Лотман Ю. 49, 96

Лужков Ю. 118, 130

Лукашенко А. 142, 148, 179

Львов А. 32

Любимов А. 84

Любимов М. 208

Мадонна 39, 77

Мазурин М. 238

Май К. 68

Маканин В. 61

Макаревич А. 62

Макаренко А. 55

Макашов А. 121

Максимов А. 113

Максимов Н. 228, 235

Малашенко И. 121

Малышев Э. 193, 236

Малякин Е. 20, 235

Мамонтов А. 209 — 210

Мандела В. 39

Манн Т. 25

Маркс К. 10

Масляков А. 153, 155–156, 160,

Масхадов А. 96–97, 99

Маяковский В. 45, 223

Медведев Р. 5, 7, 20–21, 25, 49, 54 -

Медведев С. 108

Мейджор Д. 212

Меншиков А. 10

Меньшиков О. 185

Мережковский Д. 27

Меркадер Р. 67

Меркулов О. 46

Мерлен Ф. 191

Микрофанов А. 6, 235

Милошевич С. 122, 124 — 125

Мильтон Д. 135

Минин К. 9

Миних Б. 13

Минкин А. 117, 168, 235

Миронов А. 10

Миронов Е. 10

Митволь О. 210–211, 224

Митич Г. 68

Митрошин С. 137

Михалков С. 32, 223

Мичурин И. 10

Млечин Л. 209

Моисеев Б. 137

Молотов В. 68

Монтан К. 119

Мордашов М. 223 — 224

Мореханова М. 34

Мостович А. 55

Музалевский Е. 62

Муминов П. 185

Мураками Р. 225

Муринеску К. 61, 65, 67–68, 72

Мыцков Ю. 8–9, 235

Мэдоу Э. 207–208, 210

Мягков А. 118

Набоков В. 9, 28, 66

Назаров В. 34–35, 162, 186, 238

Наполеон I 25

Неизвестный Э. 46

Немцов Б. 119, 152, 235

Нестеров М. 47, 55, 63, 73, 79, 89, 94–95, 104, 111,

Николай II 43, 129, 135, 145, 152, 157, 160, 165,

Ниязов С. 179, 172, 180, 184, 189, 190, 195, 217,

Новгородова С. 26, 222, 225, 230, 235

Новикова К. 182

Новикова Э. 215, 236

Новицкий А. 145

Новодворская В. 197, 236

Носов Н. 25

Нострадамус М. 6

Нурматова Е. 55

Образцов С. 169

Окуджава Б. 68

Олбрайт М. 123

Олейников И. 183

Ольшанский Д. 38, 41, 236

Онассис Ж. 39

Онищенко Г. 160–161, 203

Опыги П. 45

Орбакайте К. 39

Орлов В. 108

Оруэлл Д. 28

Осмент Д. 37

Остер Г. 217–218, 236

Охлобыстин И. 155, 236

Охридский К. 44

Павел I 53

Павлов В. 76

Павловский Г. 133, 236

Панюшкин В. 174, 177, 236

Парсамов В. 15

Парфенов Г. 109 — 110

Парфенов Л. 108–109, 111

Пархоменко С. 26–27, 236,

Пастернак Б. 88

Пату Ж. 119, 147

Пеганова О. 61

Пелевин В. 6, 236

Пельше В. 31, 181

Пенкин С. 39

Передреев А. 56

Переслегин С. 185

Перикл 129

Песков В. 40

Песталоцци И. 55

Пестель П. 10

Петр I 13, 166

Петров Ю. 73

Петров-Водкин К. 9

Петросян Е. 182

Пирогов Л. 38, 40, 236

Пожарский Д. 9

Познер В. 171

Полевой Б. 56

Полонский Г. 29

Полторанин М. 73, 76

Поляков Ю. 86, 236

Попов А. 10

Попов Г. 65

Попцов О. 81, 236

Пореченков М. 153–154, 207

Пресняков Н. 154

Примаков Е. 116, 122–125, 128, 131, 236

Прозоров В. В. 43–49, 130, 229

Прозоров В. Ю. 44 — 45

Проскурин П. 62

Резепкин А. 115, 237

Резник Г. 208

Рейган Р. 197

Риббентроп И. 68

Рижский М. 60

Робеспьер М. 53

Рогожин Г. 157

Родофиникин П. 55

Рокоссовский К. 11

Ролинг Д. 39, 212 — 213

Романов Г. 84

Ростоцкий С. 29

Ростропович М. 105

Роуз М. 78, 237

Роше А. 42

Рубцов Н. 56

Руденко Б. 235

Рухов А. 21, 237

Руцкой А. 79–80, 82–90, 92, 103, 237

Рыбаков А. 65

Рыбкин И. 187 — 188

Рыжков Н. 78

Проханов А. 87, 141, 148, 166, 168, 196, 234, 236, 237

Прохоров А. 223 — 224

Прыгунов Л. 153 — 154

Пугаев В. 46

Пугачева А. 39

Пушкин А. 10, 44, 56, 77

Пятницын Н. 27, 190, 237

Радзинский Э. 185

Радзиховский Л. 80

Радищев А. 10

Радонежский С. 47, 90

Радуев С. 101 — 103

Райс К. 39

Рамник Д. 76

Распутин Г. 23, 141

Рассел К. 149

Расторгуев Н. 100, 237

Саакашвили М. 178

Саркози Н. 37

Сатвалдиева Г. 55

Сахаров А. 77

Свинаренко И. 159, 206

Селезнев Г. 139

Селивановы К. и Л. 19, 237

Сенковский О. 48–49, 56, 229

Сент-Клер Л. 53 — 54

Сергиевский С. 152

Сигал С. 149

Сикорский И. 10

Симонов К. 10

Скоков Ю. 73

Скрябин В. 68

Скуратов Ю. 117 — 118

Слиска Л. 129

Смит Г. 18

Соболев Л. 51

Собчак А. 11, 78, 237

Сокуров А. 68

Солженицын А. 28

Сологуб Ф. 27

Сопрано Э. 151

Сорокин В. 6, 237

Сорокина С. 153–154, 156, 159

Сорос Д. 138

Сосковец О. 77, 104–105, 108, 112

Спарроу У 6, 237

Спасович Вл. 8, 235

Спилберг С. 38

СтабблбайнА. 157

Сталин И. 17, 39, 65, 67, 115, 141, 155, 165

Станиславский К. 88

Степаненко С. 34

Степашин С. 118, 131

Стокер Б. 186

Столыпин П. 11

Столяров А. 143

Стоун О. 123

Стоцкая А. 204

Стоянов Ю. 183

Стругацкие А. и Б. 62

Сухомлинский В. 55

Суше Д. 146 Сычев А. 216 — 218

Табаков О. 9

Такер М. 5–7, 14, 31–32, 57, 81, 90, 94, 101, 105, 108, 111, 115, 131, 133, 145, 164, 167, 171, 180, 189–190, 205, 211, 217, 222, 226, 230, 237

Тальков И. 185

Таркан 204

Тарковский А. 62

Татарчук С. 152

Татищев В. 9

Терешкова В. 39

Тесунян Г. 170

Титович М. 22

Тихонов В. 29

Толкиен Д. 28, 126

Толстая Т. 16

Толстой А. 16 — 17

Толстой Л. 26

Томашевский Б. 49

Тополь Э. 33, 237

Трегубова Е. 5, 23, 39, 83, 139–140, 148, 237

Третьяков В. 180

Троепольская И. 38, 114, 215–216, 228–229, 235

Троцкий Л. 67, 84, 86, 187, 234

Трухин М. 207

Тряпкин Н. 56, 234

Туров Ф. 9

Тутанхамон 116

Тэтчер М. 212

Умаров Д. 101 — 102

Уражцев В. 83

Уринсон Я. 152

Успенский М. 183

Устинов Д. 142

Утяев А. 60

Ушинский К. 55

Уэда А. 226

Фадеев А. 26, 56

Федин К. 9

Федоренко Н. 96

Федорченко А. 137

Федоров Б. 76

Федоров Л. 27

Федоров С. 10

Федотов М. 76

Филиппов А. 5, 7, 30, 33, 47, 52, 54, 56, 63, 73, 89, 94, 97, 100, 105–106, 111, 116, 118, 128–129, 152, 160, 164, 172, 223, 237

Фишман Л. 60

Флеминг А. 10

Фоменко А. 129

Фон Арбитман Ф. 13

Франке Х. 20, 237

Фридкин У. 169

Хабенский К. 207

Хазанов Г. 182

Хакамада И. 11

Хамитов Р. 176

Хаммурапи 167

Харитонов Е. 38, 40, 238

Харламов И. 228 — 229

Хасбулатов Р. 82–83, 86–87, 91, 93

Хват А. 167, 169

Хвостенко А. 10

Хинштейн А. 6, 238

Ходжес Э. 18

Ходорковский М. 164, 171–174, 176–177, 187, 199, 201, 234

Холмогоров К. 6, 238

Хренников Т. 10

Хрущев Н. 156, 165

Хтырко Г. 21, 238

Хуан Карлос II 161

Хусейн К. 128

Хусейн С. 86

Цезарь 25

Цепко А. 20, 141, 238

Цинь Ши-хуанди 166

Чаадаев П. 45

Чалов В. 69 — 71

Чан Д. 185

Черкизов А. 158

Черненко К. 11, 132

Черномырдин В. 128, 232

Чернышевский Н. 9, 43, 66

Черчилль У 203

Чикатило А. 136

Чилингаров А. 210

Чубайс А. 11, 78, 106, 108–110, 112–113, 121, 130, 136, 235

Чумак А. 198

Шабалина Т. 88

Шабдурасулов И. 159, 169, 175, 224

Шандыбин В. 33, 139, 198, 225, 238

Шахмурадов Б. 34

Шахрай С. 73

Шварценеггер А. 81, 182

Швыдкой М. 161–162, 169

Шеварднадзе Э. 161, 178

Шеллер О. 45

Шендерович В. 120–121, 166–167, 169, 238

Шергунов З. 50–51, 186, 238

Шибаев А. 46–47, 61, 90, 238

Шимадина М. 207, 238

Ширак Ж. 119

Ширвиндт А. 9

Шифрин Е. 183

Шнитке А. 10

Шойгу С. 98, 115, 145, 158

Шохин А. 152

Шумэйт Д. 104

Шумейко В. 85

Элтон Джон 207

Эмери Д. 206, 214

Энгельс Ф. 25 — 26

Эрнст К. 108 — 110

Юдашкин В. 228

Ющенко В. 178

Яблочкин П. 10

Явлинский Г. 131, 172, 187

Язов Д. 75–76, 238

Яковлев В. 162, 176

Ямпольская Е. 182, 238

Янаев Г. 76

Янг И. 205

Яндарбиев З. 95 — 96

Янковский И. 154

Ярослав Мудрый 129

Ястржембский С. 127

Оглавление

РОМАН АРБИТМАН: Биография второго президента России

ПРЕДИСЛОВИЕ

Часть первая НАЧАЛО ПУТИ

  Глава I Историческая родина

  Глава II Единственный ребенок

  Глава III Камешек с неба

  Глава IV Первый ученик

  Глава V Личная жизнь: быль и небылицы

  Глава VI Филфак и вокруг

  Глава VII Город — деревня — город

Часть вторая В КОМАНДЕ ЕЛЬЦИНА

  Глава I Случай на мосту

  Глава II До и после августа

  Глава III Руцкой доигрался

  Глава IV Танки в Грозном

  Глава V Призрак коммунизма

  Глава VI Евгений, или Прерванный полет

  Глава VII Операция «С Новым годом!»

Часть третья ПРЕЗИДЕНТ ВСЕЯ РУСИ

  Глава I «What happened to the Kursk?»

  Глава II Требуются таланты

  Глава III Ходорковский сел

  Глава IV В круге втором

  Глава V Бесланский миттельшпиль

  Глава VI Война из-за розовой кофточки

  Глава VII Подводя итоги

Послесловие

Основные даты жизни и деятельности Романа Ильича Арбитмана

Библиография

ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ

Реклама на сайте