«По закону военного времени...»

По закону военного времени…

Все события, персонажи являются вымышленными. Не стоит это все воспринимать всерьез, а также моей автобиографией, потому что главный герой — образ собирательный. Я просто представил чтобы было если бы… Тем более, что развитие истории Украины и мира после описываемого времени Вы знаете. Сейчас пошла такая тенденция, что все относят Вселенское зло в нашей стране от 'оранжевых' и Ющенко, многие кричат, что надо было Майдан разогнать и т. д. В этой книге, хочется показать, что не все так уж и плохо — могло быть НАМНОГО ХУЖЕ. Все конечно в идеальных условиях и в меру моих скромных знаний и опыта. А также преследуется цель, показать к чему может привести современная война. Чтобы прочитавший эту книгу вынес для себя что-то полезное и, в меру своих способностей и возможностей, не допустил ее. Потому что Третья мировая война уничтожит человечество. Даже сейчас еще чувствуются отголоски прошлой Мировой войны. Не буду вдаваться в подробности — они есть в этой книге. Если покажется, что в книге слишком много крови, заранее извиняюсь, хотелось представить все как можно реалистичней. Главной целью для себя ставлю не показ батальных сцен, а переживания и рассуждения главного героя. Потому что все события проходят через призму его восприятия. Не стоит книгу воспринимать как оперативную сводку, так как все мировые события, что здесь представлены — это то, что стало известно главному герою во время отдыха после боев, что-то услышал в штабе или по 'солдатскому телеграфу'. Приятного чтения! С уважением,

В. Мельник

Часть 1

В начале было слово…

1

Как я люблю субботу, особенно если не дежурю или не бегаю с повестками. А еще если наше доблестное командование не устроит оргпериод или ПХД. Суббота для человека — это начало нормальной жизни. Никто на тебе не ездит, если ты конечно не женат. Ну, а понедельник — это изгнание из рая. Но пока об этом не будем. В субботу можно поехать на природу и оттянуться по полной программе с шашлычками под водочку. В субботу вечером можно телевизор до утра посмотреть, не боясь потом проспать на службу. Для любителей 'клубнички' — посмотреть порнуху или устроить ее на дому. Для людей, которые тесно и надолго связанны с военной службой есть своя специфическая 'ггнуха' — ПХД. Недаром говорят, что эротика — это искусство, а порнуха — это жизнь. Или как говорил Василий Иванович Чапаев Петьке: 'Вот когда мы их — это эротика, а вот когда они нас — это порнуха'. ПХД проходит как в немецком порнографическом фильме — все почти голые, что-то драют и начальство дерет так, что невольно хочется сказать: 'Оо! Йа-йа! Дас ист фантастиш! . Для людей военных, или которые знают службу не понаслышке ПХД — это Пропал Хороший День, а для командования Парково-Хозяйственный день. То есть все тупо делают уборку или доделывают то, что не успели в течение недели, или обслуживают технику и вооружение. А у нас он проходит так: мы приходим по гражданке и до обеда тусуемся в военкомате. Общежитие, где расположено мое скромное жилище, очень далеко от Нахимовского военкомата и приходится рано вставать, чтобы не опоздать на службу. Потому что если вы умудритесь сесть в маршрутку в 7 утра на остановке 'Кинотеатр Москва' на проспекте Генерала Острякова в Севастополе — то вы просто счастливчик. В таком военном городе, как Севастополь, в райвоенкомате работы валом. Если еще учесть, что у меня на почти 13 тысяч учтенных военнообязанных приходится всего два учетных работника, (а положено по одному на каждые полторы тысячи), это помимо других обязанностей, которые мне приходится выполнять — прихожу обычно поздно. Соответственно, у меня 'хрустальная мечта идиота', как у солдата первого периода срочной службы — выспаться.

Ну, а теперь немного о себе. Расскажу вам-таки, как я прошел тернистый путь от сперматозоида до прапорщика — начальника отделения в райвоенкомате. Жила-была чета Свешниковых, и результатом их любви оказался я. Не успели мы опомниться от родов, как 'Родина сказала: 'Надо! , а комсомол ответил: 'Есть! ' и наше семейство перехало в бескрайние просторы Заполярья — отец военный у меня был. Семь лет пролетели как один день и там мне пришлось идти 'в науки разные и нужные', то есть пошел в первый класс. Все бы хорошо, да только опять Родина скомандовала отцу и мы переехали на Украину. В конечном итоге, осели мы в городе Каховка, воспетой Михаилом Светловым. Этот город расположен в бескрайних и ровных как стол степях Херсонщины, на берегу бывшего Днепра, а ныне — Каховского водохранилища. Там у меня окончилось мое школярство. Сколько помню себя — всегда хотел быть военным. После школы пытался поступить в военные институты Хмельницкого и Полтавы, но не судьба мне было войти на службу 'с парадного хода'. После провала в Полтаве, до призыва на срочную службу — работал в фермерском хозяйстве. И вот, наконец, моя мечта частично сбылась — я одел погоны. За годы службы меня немного помотало по Украине: сначала учебка в Павлограде Днепропетровской области, потом Севастопольский городской военкомат. В военкомате, видимо, пришелся ко двору — предложили остаться на контрактную службу. Ужасно не хотелось возвращаться в Каховку — согласился. Но тут командованию пришла идея, что в нашей армии мало прапорщиков — отправили учиться в 'Школу абвера' или Школу прапорщиков в пгт Десна, что в Козелецком районе Черниговской области. Когда уезжал на учебу туда — мне обещали 'золотые горы' — офицерскую должность, перспективу стать офицером, если окончу ВУЗ. Но судьба надо мною посмеялась в очередной раз. В то время, когда Родина ковала нового прапорщика Свешникова, пришло распоряжение командующего Южным Оперативным командованием — сместить всех прапорщиков с офицерских должностей и впредь не назначать. В общем, когда вернулся — моя обещанная должность была уже занята — прислали офицера. Делать нечего, предложили в Нахимовский райвоенкомат перевестись — с горя и согласился. Но сейчас совершенно не жалею. Зато хоть комнату в общежитие дали. Ну, вот в принципе и все.

Гулять особенно не стремился, девушки у меня не было, идти особо тоже было некуда. Вы не подумайте, что я какой-то нелюдимый бирюк с внешностью в стиле „Квазимодо отдыхает'. Нет, я довольно приятный и легкий в общении и, можно сказать, употреблении молодой человек, с нормальной внешностью. Просто мне с женским полом ужасно не везло — все время попадались всякие стервы, а может и дело во мне. Утешаю себя тем, что все уравновешивается — то есть, если сегодня у меня нет никакой личной жизни, значит, будет у меня хорошая семейная. Поэтому решил провести этот счастливый день в своей холостяцкой берлоге — комнате в общежитии. Комната ничем особым не отличалась: панцирная кровать, стол, два стула, две тумбочки, шкаф и телевизор „Орион“. В общем, обстановка что называется — по-китайски: две циновки и портрет вождя. Я тупо провалялся в кровати весь день, перед телевизором, периодически переключая пультом каналы. Мне было настолько классно, что даже не заметил, как прошел день. В общем, был доволен как червяк в яблоке. Потом встал и подошел к умывальнику в стиле 'мойдодыр', который одолжил на сборном пункте городского военкомата. Посмотрел в зеркало. На меня смотрела моя же небритая морда и невольно возникает мысль: 'Мужик, я тебя не знаю, но я тебя побрею'. Сходил в конец коридора в туалет. Делать особо нечего. Идти на Приморский бульвар кадрить девчонок, тоже не хотелось. Мобильник молчал — все друзья забыли. Обидно, досадно, но ладно. Наконец, поставил телевизор на 'Слип', на 60 минут и еще смотрел новости.

Новости не очень утешительные — опять передают о массовых выступлениях в Киеве, на Майдане Независимости сторонников оппозиции во главе с Виктором Ющенко, который, после победы во втором туре президентских выборов в Украине Виктора Януковича, мутит народ захлестнула волна анархии и сепаратизма. После смерти от сердечного приступа действующего главы государства — Леонида Кучмы, всю полноту исполнительно власти взвалил на себя Виктор Янукович. Верховная рада установила дату выборов нового Президента Украины — 28 июня 2004 года — в День Конституции. В результате подсчета голосов — победил Янык. Оппозиция начала оспаривать и для того, чтобы не нагнетать обстановку в стране — было решено устроить второй тур выборов.

В Симферополе — массовые беспорядки, спецназ Внутренних войск МВД Украины борется с бесчинствующей толпой татар. Есть жертвы с обеих сторон. Появились сообщения о нарастании недовольства среди крымских татар. Они были недовольны тем, что правительство АРК заставляет татар выкупать ту землю, что они захватили. Мне кажется вполне законно. Вечно они чем-то недовольны. В Украине начинается политический хаос. Опять румыны возбухают насчет острова Змеиный, американцы запустили новый спутник, те же американцы сняли новый фильм. Американцы создали новую вакцину против критических дней и перхоти, причем два в одном и подходит мужчинам. Но и американцы наезжают на наше правительство относительно крымских татар. Потому что нарушаются права бедных и несчастных татар, которые с помощью 'самозахватов' уже 'прихватизировали' большое количество земли возле Симферополя, в степном Крыму, в Феодосии и прилегающих районах. В 1997 году были крупные татарские волнения в Феодосии. Можно сказать даже небольшая война. Мне об этом рассказывал один майор из полка ВВ, что на Истомина расквартирован. Вот и сейчас, когда в Киеве начались беспорядки, татары начинают 'подымать голову' чувствуют же, что власти сейчас не до них. И все поголовно поддерживают Ющенко — он им обещал какие-то льготы. Но это так, на уровне слухов. Слушайте, везде эти американцы! На автомобильных дорогах Северного Крыма, в районе Бахчисарая, Феодосии и Судака стало неспокойно — появились группы преступников татарской внешности, которые останавливают и грабят машины. Резко увеличилась агрессивность татарского населения к лицам славянской и других национальностей. В поселках Ак-Мечеть и Хошкельды происходили стихийные митинги, которые потом превращались в погромы славян в близлежащих районах Симферополя. Были случаи применения автоматического оружия против милиции. Татары требовали независимости от Украины и создания, а точнее возрождения независимого татарского государства. В район Севастополя они пока не лезли. Боялись, видимо, вмешательство частей ВМС Украины. Тем не менее в Бахчисарае появились случаи избиения русскогоговорящих жителей, самозахваты домов и квартир. Жильцов просто выгоняли на улицу. Если те оказывали сопротивление — их жестоко избивали, либо выкидывали из окон их жилищ. Женщин насиловали прямо на улицах, а потом забивали камнями и палками, или затаптывали ногами. Были случаи открытого силового противодействия милиции и бойцам, в срочном порядке переброшенного из Севастополя, 41-го полка оперативного назначения ВВ МВД. В районе Центрального рынка в Бахчисарае — толпа бесчинствующих мужчин нерусской внешности, после погрома на рынке, наткнулась на группу оцепления вэвэшников. Началась драка. 'Монолит' вэвшников татары сперва таранили грузовиком. Появились жертвы среди бойцов. В солдат летели камни, бутылки и все что под руку попадалось. За 'монолитом' выстроилась группа применения специальных средств — в разъяренную толпу полетели гранаты с газом. В помощь Крымскому Территориальному командованию Внутренних войск по распоряжению Министра Внутренних дел — началась переброска частей специального и оперативного назначения из западных регионов Украины. Точнее то, что еще можно было перебросить — остальные части сейчас находились в Киеве. СМИ трубили о том, что власть 'железной пятой' попрала права крымских татар на землю. Что они такие бедные и несчастные были депортированы 18 мая 1944 года.

Устав от 'чернухи' — я переключил на другой канал: опять какое-то ток-шоу, в котором выворачивают наизнанку интимную жизнь рядовых людей. Чуть ли не размножаются на телеэкране, не говоря о драках в студии и нецензурной лексике едва закрываемой звукорежиссерами всякими сигналами. Это в порядке вещей. Они приходят в студию и выясняют отношения на людях. Грязно и противно. Я первое время смотрел, но потом мне стало противно. Кто с кем живет. Была парочка, они не сошлись взглядами на сексуальную ориентацию — ему нравились мальчики, а ей девочки. Господи! Сколько грязи на телеэкранах! Проблемы сексуальных меньшинств. Борис Моисеев плюс Трубач — форева! Ну откуда они появились? Почему раньше этого всего не было? Не помню, где-то слышал, что на Западе если симпатичный мужик, то он либо уже женат (20 %), либо гомик! Кстати, одна моя знакомая сказала, что нормальный мужик как унитаз: либо занят, либо полон дерьма. Я бы этих всех гомосеков и им подобных закрыл бы в спортзале, накормил бы гороховой кашей, пургеном, селедкой с молоком и кефиром, зелеными абрикосами и забил бы туалет. Жестоко, конечно. Зато они поймут, для чего нужна задница нормальному мужику. На мой взгляд, они просто больные. Мужик должен быть мужиком. Ну, наверное, у меня не настолько продвинутые взгляды, может потому что военный. Хотя армия — это иногда единственное место, где мужчина чувствует себя женщиной. Служившие люди меня поймут почему.

Так размышляя, и не заметил, как заснул.

Мой мобильник чуть ли не подпрыгнул от звонка. Чувствовалось какое-то непонятное, и едва уловимое напряжение. Я выпрыгнул из своей койки и схватил его. Как всегда я посмотрел на экран телефона, — номер недоступен для определения, да и время — 00.15.

— Да. Слушаю, — сказал я в трубу сонным голосом.

— Володя, это Василий Василич, — сказала мне трубка 'Моторолы', - в ноль часов объявлена 'Тревога'. Военком сказал, чтобы ты никого не оповещал, а сразу бежал в военкомат.

— Хорошо, я понял.

И тут же у меня пробежала вереница мыслей. А вдруг наш военкоматовский сторож Василий Васильевич на старости лет сбрендил? Все-таки возраст, да и 'поздний романтизм или ранний маразм' и все такое. А вдруг кто-то прикалывается? Или проверяющие из округа приехали. Да и я думал, что никогда не доживу до боевого 'Сбора'. Но тут… Еще и 'Тревога'. Я набрал домашний номер военкома. Чтобы подтвердить полученный сигнал Там никто не ответил.

Но делать нечего, надо бежать, а потом уж разберемся. И с этой мыслью начал натягивать на себя носки, а потом штаны и рубашку повседневной формы. Потому что камуфляж у меня остался в кабинете.

Я бежал по ночной улице Николая Музыки в сторону Котовского спуска держа фуражку в руке. Сразу оживились улицы от всяких машин и, причем большинство военных уазиков. Не заметил, как уже добегаю до железнодорожного вокзала. Во дворе вокзала уже стоял БТР и, судя по форме, в которой были люди возле него, даже при таком освещении, было видно, что ребята из полка внутренних войск, что дислоцировался на улице Истомина. Напротив цеха шампанских вин какие-то пьяные отдыхающие на такси притормозили. Я бегу и не обращаю на них внимание. Наконец один из них высунулся из окна шестерки с бутылкой пива в руке и спросил у меня: 'Что, спортобщество 'Динамо'? , мне это не показалось смешным, поэтому ему с сарказмом ответил: 'Нет. 'Трудовые резервы' . И они с пьяным диким хохотом увеличили скорость и исчезли за поворотом в сторону Малахова кургана. На повороте на улицу Лазаревскую возле меня притормозила еще одна шестерка, — в ней оказался начальник второго отделения нашего 'гвардейского' Нахимовского РВК города Севастополя подполковник Гриненко Владимир Иванович ('Гриня' или просто Иваныч). Здоровый мужик — под 2 метра ростом и носит 58 размер обмундирования. Кроме него в машине сидела наша 'краса и гордость' — старший лейтенант Ямпринцева Оксана Александровна, и ее подчиненная — Куликова Мария Владимировна, которых он согласно схемы оповещения, забирал на машине.

— Ну, ты, Володя, даешь, — сказал Иваныч, — не успели тебе позвонить, а ты уже почти на месте.

— А что ж вы думали, Владимир Иванович, у нас, в Деснянской школе прапорщиков, главный тактический прием был — изматывание противника бегом, — ответил я, приводя дыхание в норму.

Ямпринцева отсела от меня чуть подальше и демонстративно отвернулась. Ну, конечно же, — я весь мокрый от пота. Тьфу! Чистоплюйка! Да и вообще, у нас взаимоотношения не клеились с самого начала. Она дочка какой-то шишки из городской налоговой администрации, и сразу после СВМИ (Севастопольский военно-морской институт) попала в военкомат. Поспешу объяснить, — дело в том, что офицеры никогда в военкоматы не попадают из училищ — они приходят как минимум старлеями, т. е. не менее двух лет службы в боевых частях. А на таких, что приходят сразу из училищ смотрят очень косо. И им нужно очень тяжко работать, чтобы заработать мало-мальский авторитет. Не спорю, я тоже не особо много служил в боевых частях — в общей сложности полгода на срочной службе и полгода контрактником в 324 Школе Прапорщиков в пгт Десна Черниговской области. Но я-то ведь не офицер.

А вообще, 'прапорщик' — это не звание, — это диагноз, образ жизни или жизненное кредо. Все начальники складов, старшины рот, в общем, мест с материальной ответственностью — являются прапорщиками. Недаром же есть такая пословица, что мол не пойман — не прапорщик. Да, прапорщики тянут все, что плохо лежит. Также о прапорщиках говорят, что они — самое эффективное биологическое оружие: если заслать в тыл врага батальон прапорщиков — все живое останется, а материальное исчезнет. Что самое интересное: о солдатах, сержантов и офицеров есть песни, книги и т. д., а о прапорщиках — только анекдоты. Хотя, насколько я знаю, анекдоты сочиняют о тех, кого очень любят, например, теща (ни одного анекдота о свекрови не слышал), Василий Иванович Чапаев и Петька, Штирлиц и т. д.

Мы уже заехали во двор военкомата. Я первым выскочил из машины и помог довольно грузноватой Марии Владимировне выбраться из машины. Быстро забежал по ступенькам на крыльцо и, щелкнув тумблером на табло контроля прибытия личного состава, заскочил в дежурку. Нахлобучив фуражку, вытянулся перед военкомом и доложил, что прибыл…

Шеф отмахнулся от меня, — первый раз таким его таким видел. 'Видать дела не ахти! , - мелькнула мысль. И я пошел в свой кабинет, чтобы переодеться в полевую форму… Через несколько минут уже вышел в коридор поправляя свой берет цвета полыни- в военкомате было непривычно тихо.

Что самое интересное в оперативном времени — это его течение. То есть оперативные сутки разбиты на 24 часа, но они обнуляются только после Ч+48.00. Как-то на одних учениях у меня спросили, который сейчас час — я с умным видом посмотрел на часы, с таким же умным видом ответил: 'Че плюс тридцать восемь и двадцать пять минут'. Хотя у меня спрашивали астрономическое время. Кстати, астрономическое время не всегда совпадает с оперативным.

2

Через пять минут по 'громкой' объявили сбор в мобклассе.

Когда я туда зашел, то увидел некоторых наших сотрудников, которые что-то обсуждали. По привычке сел возле окна рядом с майором Канарейчуком (все его называли просто — 'Владимирыч'), который у нас был помощником райвоенкома по работе с мобобъектами. Зазвонил телефон на столе 'в президиуме'. Трубку поднял Гриня. После секундного разговора он повернулся ко мне и сказал: 'Володя, зайди к шефу! и положил трубку на место.

Рывком заскочил в кабинет шефа, спросил разрешения. Он в тот момент что-то писал карандашом в синей папке с надписью: 'Решение военного комиссара и т. д. . Военком попросил меня отнести его маленький телевизор в класс. Ну, раз шеф сказал, значит надо отнести. Тем более, что для встряски, бег по ступенькам военкомата с телевизором — самое то. И 'дедовщину' в армии никто еще не отменял. Вот только для чего телек в классе — понять не могу. Впрочем, когда я его подключил и на Первом национальном (УТ-1) появился Янукович с немного уставшим лицом все — стало ясно. Ососбенно после того, как появились субтитры. Передавали обращение Президента Украины В.Ф. Януковича, который после принятия Присяги приступил к своим обязанностям. В класс заскакивали опоздавшие сотрудники и быстро рассаживались.

Изображения Яныка убрали и показали здание Администрации Президента Украины, что на Банковской улице в Киеве. Через минуту снова появился на экране Янукович. Он начал свое выступление:

'Шановні громадяни України, брати та сестри…

Я украинским языком владею в совершенстве, но у нас в военкомате очень много людей, которые очень плохо понимают его. Поэтому мне приходилось синхронно переводить. А по-русски это все звучит так:

'Срочное обращение Президента Украины В.Ф. Януковича к украинским гражданам.

Уважаемые граждане Украины, братья и сестры, я обращаюсь ко всем вам в тяжелую годину, которая настала для нашей страны, для существования Украины как державы. Настало время, когда действуя при помощи грязных политических технологий, со стороны оппозиции создается кризис, который угрожает целостности Украины. Настал час испытания украинской государственности на крепость.

Вчера, в 23.00 были совершены попытки захвата сторонниками Виктора Ющенко зданий Верховной Рады, Кабинета Министров Украины, Администрации Президента Украины, а также других государственных учреждений и заведений. Также они пытались захватить здания, где размещаются Новый канал, Первый национальный канал, канал Интер и других СМИ. И только усилиями спецподразделений МВД были прекращены эти разбойные действия людей с оранжевыми повязками.

В тоже время в Автономной республике Крым, в городах: Симферополь, Феодосия, Джанкой и Бахчисарай начались массовые беспорядки лицами татарской национальности. Которые выставляют противоправные требования, а именно: избрание Президентом Украины — Виктора Ющенко, независимость Крыма от Украины. Подразделения МВД Украины в данный момент проводят мероприятия по ликвидации массовых беспорядков и обеспечению безопасности граждан других национальностей. Я приказал Министру Внутренних дел арестовать всех виновних в разжигании межнациональной розни и сепаратизме, а именно: лидера Меджлиса Мустафу Джемилева и некоторых членов Курултая крымских татар

В связи с вышеуказанными событиями, я, Президент Украины, объявляю чрезвычайное положение в городе Киеве и Киевской области, а также в Автономной республике Крым. Также объявляю в вышеуказанных городах и регионах военное положение. Хочу обратиться ко всему дееспособному населению страны, ко всем мужчинам, которые могут держать оружие в руках, прошу не поддаваться на провокации со стороны людей в оранжевом и сохранять спокойствие. Все действия Правительства Украины будут адекватными и в рамках действующего законодательства.

Скрывать не буду — Украина стоит на пороге гражданской войны и раскола. Но для сохранения территориальной целостности и конституционного порядка, во все крупные города Украины войдут дополнительные части Внутренних войск МВД и Вооруженных сил Украины. А также вводится комендантский час.

Также хочу обратиться к лидерам оппозиции Виктору Ющенко, Юлии Тимошенко и другим. Господа, а не надоело ли вам стоять на Майдане и подстегивать народ к неправомерным действиям? Вы не видите, что народу Украины уже надоели политические баталии и он хочет иметь Правительство и Президента, которого он выбрал при помощи собственного волеизъявления? Почему простые граждане должны быть заложниками ваших политических целей? Почему работники и военнослужащие МВД должны выступать против своих отцов, матерей, братьев, сестер и детей? Разве вы не видите, что ваше стояние на Майдане приносит только вред? Разве вам не стыдно за свои действия перед мировой общественностью? Разве ваши действия отвечают духу демократии? надо работать на благо нашей Страны, а не заниматься политическими играми. Я вам предлагаю сесть за стол переговоров и в политическом диалоге создать совместную программу вывода Украины из политического, а самое главное — из экономического кризиса. Потому что только в объединении всех усилий всех политических сил в одном направлении является гарантией стабильности Украины. Стоит ли отождествляться лебедю, щуке и раку?

Хочу также обратиться к крымским татарам. Уважаемые, я вам не позволю разрушить территориальную целостность Украины. Если вы не прекратите свои неправомерные действия — я вас 'успокою' с помощью военной силы. С сепаратистами переговоров не веду. Таким образом, призываю вас вернуться к мирной жизни и обещаю, что в случае мирного исхода — никто вас уголовно преследовать не будет.

Хочу закончить свое обращение такими словами: Наше дело правое — мы победим. Победа будет за нами.

После этих слов военком выключил телевизор, перенес стул и сел на свое обычное место. В классе с минуту стояла гробовая тишина. Все присутствующие, видимо, преваривали увиденное и услышанное. Тем более, что Бахчисарай всего в пятидесяти километрах от Севастополя. Наконец шеф встал, раскрыл свою синюю папку и начал зачитывать свое решение по мобилизации Нахимовского района. В нем определены обязанности каждой живой души военкомата на особый период, вплоть до уборщицы.

Вроде бы все как на учениях: военком нас собрал в мобклассе для постановки задач, все с сонными мордами лица слушали его и по мере надобности записывали или делали пометки в рабочих блокнотах, или на чистых стандартных листах — кто на что богат, как говориться.

Наконец прозвучала моя фамилия, как всегда досталось самое интересное: развернуть до Ч+4.00 группу управления и связаться с группой контроля горвоенкомата, наладить связь с комплектуемыми частями. Время 'Ч' — это время когда 'тела наших солдат зависли над окопами врага'. А если по нормальному — это время, когда 'большезвездному дядечке' пришла мысль поиграть в войнушки и он об этом рассказал окружающим. До окончания срока развертывания ГУ у меня еще было около двух с половиной часов. Вполне достаточно.

Канарейчук и Гриненко поехали на своих машинах оповещать, а точнее разыскивать личный состав аппарата усиления и экипажа радиостанции. У шефа всегда в загашнике было три канистры с бензином на этот случай.

У меня еще было времени около пяти минут, зашел в свой кабинет. Свет не включал. Из окна кабинета был виден выход из Севастопольской бухты и часть открытого моря, но из-за темноты ничего не увидел. Вдали запустили фейерверк — очередная свадьба, либо какой-нибудь 'крутько' 'пальцы гнет'. Доносились звуки громкой музыки с одной из дискотек на Арт-бухте. Город жил своей обычной ночной курортной жизнью.

Через забор от нашего военкомата была флотская учебка, и арсенал — там тоже была суматоха: крики, 'командный' язык (то бишь — матюги), люди с оружием бегали по территории. Перемещалась техника и ее строили в одну шеренгу на главном плацу… невольно вспомнилась поговорка: мол, моряки нам не враги, но моряки — есть моряки. Мы их называли 'медузами', а они нас, сухопутчиков, соответственно — 'сапогами'. Бардака у 'медуз' всегда было больше, чем в сухопутных частях — это аксиома.

С этими мыслями я поднялся в секретку получать документы группы управления. Расписавшись в ведомости получения и взяв нужную увесистую папку, пошел в кабинет военкома, где обычно группа развертывалась. Там наткнулся на заместителя военкома подполковника Петрова — его на совещании не было, хотя, что делать он и сам знал. О таких старых офицерах хорошо подметил А. Покровский в своей трилогии 'Расстрелять', сказав, что он старый как дерьмо мамонта и, взглянув в его глаза, вы увидите бесконечность пережитых лет и комиссий, а также начинаете ценить вечность. Он был старым служакой, воевал в Афганистане командиром мотострелкового взвода. Правда, у нас с ним всегда были небольшие конфликты, но это, на мой взгляд, извечный конфликт отцов и детей. Да и я не признаю никаких других начальников кроме военкома. Сколько раз Петров грозил лишить меня премии, но он знал, что у него не получится меня запугать этим: во-первых, не ему решать — последнее слово все равно за военкомом, а во-вторых, Петров знает, что я зарабатываю чуть больше своей зарплаты на шабашках. Я о том, что в свободное от 'защиты Родины' время делаю студентам-заочникам контрольные работы по высшей математике, основам программирования, английскому языку. А также пишу вэб-сайты, базы данных, ремонтирую и настраиваю компьютеры и т. д. Так что ему не раз, и не два еще ко мне обращаться по этим вопросам. Потому что он недавно купил своему сыну компьютер и совсем недавно я понял, по задаваемым мне вопросам Петровым, что у сынка 'кривые руки'. Меня в основном не устраивало то, что всегда стою во всех нарядах по праздникам. Я понимаю, что самый молодой по возрасту, но справедливость тоже должна быть периодически или хотя бы эпизодически.

В состав ГУ входил, помимо военкома и его зама, ну а также и меня, еще и оператор связи — Барановский Владимир Алексеевич. Майор запаса, местный 'мастер на все руки'. Меня всегда звал — величал по имени и отчеству, за время совместной работы у нас сложились теплые деловые отношения. У военкома стоял свой пульт 'Кристалл' — очень удобно — можно держать связь с любым кабинетом, или даже с несколькими кабинетами сразу, не дожидаясь пока тебя соединят на таком же пульте в дежурке. Я сел за него и вызвал дежурного. Нужно было узнать, послал ли он первоочередной доклад. Доклад ушел вовремя — отлично. Мы с Владимиром Алексеевичем (он же Алексеич) начали развешивать карты и пояснительные записки и тому подобное. А Петров тем временем уточнял перечни команд и партий, и доставал боевые документы ГУ из папки.

Кабинет был у военкома довольно-таки просторный. С противоположной стороны от входа на меня смотрел Янукович с портрета, который по еще совковской традиции висел на стене за спиной шефа. Я подмигнул ему и начал доставать документы из папки.

Наконец мы закончили развешивать документацию. Алексеич начал было с военкомовского телефона обзванивать воинские части согласно списка оповещения, но во всех частях телефоны либо не отвечали, либо были заняты, а потом еще и наш телефон перестал работать. А я включил компьютер и модем. Запустил программу электронной почты и начал набирать доклад, который сообщал, что модемная связь в рабочем состоянии. Поставил модем на режим автодозвона и начал заполнять рабочую тетрадь. Наша модемная связь не зависела от телефонной линии — это была специальная циркулярная линия между всеми военкоматами города. Этот программный комплекс является разработкой вычислительного центра горвоенкомата. Тем временем Петров принес телевизор и включил его на канал 'ICTV' — шли нон стоп новости или 'горячая линия'. Показывали толпы митингующих людей в Киеве. Которые осыпали бранью, камнями и вообще чем попало бойцов спецназа, которые были похожи больше на пришельцев из космоса в своих касках и бронежилетах. Или на звездных рыцарей, потому что они были вооружены щитами и дубинками. Вот местами уже завязались потасовки. И тут началось: поднялся ужасный крик, из толпы в спецназовцев полетели бутылки, кирпичи, камни, пустые пивные банки. Спецназ пока не реагировал, бойцы только прикрывались щитами. Но 'оранжевые' начали хватать за щиты и вытаскивать бойцов в толпу. В ответ милиция и внутренние войска начала сначала вызволять своих парней, но пошла цепная реакция — толпа начала теснить и напирать на хлипкие заборчики, наспех сваренные из арматуры. За спиной у первого кордона выстроились 'стеной' — то есть щиты стоят в притык друг другу, резервная группа. Потом прозвучала для этой группы команда 'Монолит', то есть щиты разместили стеной, но внахлест правого края на щит соседа. И вот спецназовцы готовились принять на себя удар толпы озверелых сторонников оппозиции. Через минуту 'монолит', стуча дубинками по внутренней стороне щитов, пошел на толпу. В 'монолите' резервной группы образовались проемы, в которые забежали бойцы из первой шеренги, а точнее группы окружения. Вообще, спецназ выстроили в форме своеобразного совка. Группа окружения, которая стояла лицом к направлению движения толпы, принимала на себя основной удар. По расходящимся линиям на левом и правом флангах строились бойцы группы оцепления. Которые должны были своими действиями направить толпу на группу окружения и не дать ей растечься, потому что толпа подобна бурной горной реке. За спинами бойцов групп окружения и оцепления перпендикулярно стояли в колонну по одному, вооруженные только дубинками и баллончиками со слезоточивым газом, бойцы группы изъятия. В их задачу входило наблюдение за толпой, вычисление главных зачинщиков беспорядков и нарушителей, а также их изъятие из толпы. Обычно, вперед ставят самого здорового военнослужащего, который своими энергичными действиями пробивался сквозь толпу в проем между щитами, а остальные держали друг друга за ремень. Когда передний добирается до смутьяна, хватает его в охапку, а остальные его выдергивают за кордон щитов. Там его сразу передают группе захвата, которая 'упаковывают' человека — надевают наручники и передают группе конвоирования. Группа конвоирования, в свою очередь, заломив за спиной руки и обездвижив, тащат задержанного на фильтрационный пункт, то есть в глубокий тыл. А там уже с ним разбираются по полной программе, а именно: выясняют личность и степень вины. Вообще тактика Внутренних войск для борьбы с массовыми беспорядками позаимствована во многом из новаторских решений древних римских легионов и действий тевтонских рыцарей. Когда толпа смяла группу окружения и начала бросать камни и бутылки в спецназ, их уже ждала еще одна резервная группа прибывшего только что подкрепления, построенная в 'черепаху' — это строй защищенный щитами по бокам и сверху. В середине 'черепахи', стояла группа применения спецсредств. Наконец убрались спереди два щита в черепахе, о 'панцирь' которой непрерывно стукались камни и разбивались бутылки. Из образовавшихся окон послышались хлопки — бойцы группы применения спецсредств начали стрельбу в толпу гранатами со слезоточивым газом. Группы оцепления еле справлялись с напором толпы, но еще кое-как держались. В толпе происходило непрерывное движение людей, и давка была очень сильная. Со стороны сторонников оппозиции в ход пошли палки и арматура из раздерганных заборов, а также бутылки с зажигательной смесью. Одна бутылка с зажигательной смесью, каким-то чудом попала в образовавшееся окно 'черепахи'. Оттуда послышались крики и 'панцирь' распался. По земле каталось несколько человек, пытающихся затушить загоревшуюся одежду. К ним подбежали 'оранжевые' и начали их избивать и затаптывать. Сзади распавшейся черепахи уже строился в 'монолит' основной резерв. Поперек направления движения толпы поставили два БТРа, а по флангам поставили 'монолиты', в который встали все, кто мог, из оставшихся спецназовцев. От БТРов до толпы было около пятидесяти метров. Наконец, подогнали два 'Тайфуна' и два 'Урагана' — водометные установки для разгона демонстрантов. Мороз стоял градусов пятнадцать — двадцать. Толпа нахлынула на последний кордон, в руках у людей палки, куски арматуры, резиновые дубинки, отобранные у спецназовцев. И тут заработали водометы. Народ сметало с ног пачками. В толпу опять полетели гранаты со слезоточивым газом. Тем временем бойцы из смятых групп окружения и первичного резерва собрались в тылу водометных машин. Им оказывалась первая помощь. Обозлившиеся спецназовцы отказывались от первой помощи и рвались посчитаться. Толпа ответила градом камней и бутылок, но попятилась. Задние ряды еще двигались в направлении на последний кордон, а передние уже пятились. Образовалась давка, в которой начали гибнуть от образовавшейся тесноты люди. Толпа деморализована и в животном ужасе пятилась. В рядах спецназа прозвучала команда 'Клин'. Бойцы всех кордонов, сохраняя 'монолит', перестраивались в клинообразный строй. И двинулись вперед острым концом по сходящимся направлениям, рассекая толпу на отдельные очаги. Минут через пятнадцать образовался своего рода конверт, когда клинья встретились. Бойцы групп изъятия начали выдергивать по одному людей из образовавшихся очагов. За спинами бойцов, которые со щитами сдерживали натиск толпы, начали действовать группы захвата и конвоирования. Переполненные автозаки вывозили задержанных к Лукьяновскому СИЗО. Где с ними окончательно разбирались. На дальних подступах к Майдану было выставлено оцепление из солдат — срочников. Там отлавливались все лица, которые участвовали в беспорядках, но смогли уйти. Это проверялось очень легко. В воду водометов добавлялся специальный тонкодисперсный люминесцентный порошок, который при ультрафиолете начинал светиться. В общем, на Майдане толпу разогнали. Потери были большими. Что со стороны спецназа, что со стороны толпы. К госпиталю МВД на улице Мануильского стояла вереница машин скорой помощи и с синими номерами. Сотни людей были задавлены и затоптаны насмерть. Около сотни раненых среди бойцов спецназа и пятнадцать человек убиты. Я сидел в шоке и наблюдал за этим всем. Не мог до конца поверить, что это действительно происходит у нас в стране, а не репортаж об очередных учениях спецназа Внутренних войск или какой-нибудь художественный фильм хорошего режиссера.

Переключил на другой канал, там передавали тоже новости, и тоже критические, но уже из Крыма. После выступления Януковича с обращением — пошла реакция. В Симферополе участились нападения на патрули милиции и внутренних войск. Совершен ряд нападений на склады частей Министерства обороны. Появились сообщения о хищениях оружия и боеприпасов. Некоторые сотрудники милиции татарской национальности вместе с оружием переходили на сторону восставших. По Симферополю ездили на машинах группы вооруженных людей. В поселке Ак- Мечеть образовалась временная штаб-квартира Меджлиса во главе с Мустафой Джемилевым. Ее охраняли мужчины неславянской внешности, вооруженные автоматами. Штаб Крымского Территориального командования Внутренних войск на улице Субхи, возле Центрального рынка — был в осаде. Главк МВД на проспекте Кирова тоже. Осаждающие не предпринимали активных действий в отношении блокированных объектов. Видимо что-то выжидали. Но и не выпускали никого. В зданиях Управления ГАИ, что на улице Куйбышева — был учинен погром и разграблена комната хранения оружия. Есть жертвы с обеих сторон. Кричащая толпа захватила здания Совета Министров Автономии и Крымской телерадиокомпании. Гражданские лица нетатарской национальности стремились либо покинуть город, либо отсиживаться по домам. В районе поселка Перевальное произошло столкновение между татарами и группой Русского Казачьего войска из расположенной неподалеку станицы 'Русь'. Что привело к блокированию этой станицы. Потом показали колонны двигающихся к Симферополю частей Внутренних войск.

На другом канале показывали международные новости. Пресс-секретарь Совбеза ООН обнародовал обращение Конгресса США, относительно политической обстановки в Украине, о попрании демократии, а также дестабилизации обстановки и все такое. Призывают отправить в Украину наблюдателей от ОБСЕ, политическим силам сесть за стол переговоров и начать конструктивный диалог. Они резко осуждают применение военной силы. В общем, обычная демагогия. Виктор Ющенко, после разгона его сторонников в Киеве — вылетел во Львов. Он призвал всех своих избирателей собраться там и отстоять свое право на выбор. Лидеров оппозиции Ющенко призвал создать 'оранжевую' коалицию. Дмитрий Корчинский, лидер УНА — УНСО, объявил о входе в 'оранжевый блок'. В районе Львова начали собираться отряды самообороны. В Донецке прокатился ряд стихийных митингов сторонников 'Партии регионов'. На которых было решено создать 'Боевую дружину' и направиться в Киев. Примерно через минут десять передали, что Виктор Янукович категорически против создания каких-либо незаконных вооруженных формирований. Призвал лидеров оппозиции прекратить мутить народ. Предложил сесть за стол переговоров и решать все мирным, демократическим путем. На что оппозиция ответила молчанием. Со всей Западной Украины подо Львов потянулись колонны автобусов и грузовиков. На Скныливском поле появился лагерь сторонников 'оранжевых'. Но он мало чем напоминал стихийный лагерь. В нем четко прослеживалась военизированность и дисциплина.

Кстати, недавно зашел в Интернет — кафе, просто хотелось отдохнуть, посидеть в чате, пообщаться с народом. На сайте знакомств на Mail.ru была размещена следующая заявка: Молодая, незамужняя девушка с умопомрачительными косами предоставляет интимные услуги бесплатно — любые варианты: Геи, лесби, животные, садомазо и т. д. И помещена фотография Юлии Тимошенко.

Два дня мы провели в ожидании. Домой отпускали только гражданских и то, только поздно вечером, а точнее развозили на машине. Потому что в городе действовал комендантский час. А мы, военные, ночевали в военкомате. На второй день ожидания, я сидел в комнате отдыха дежурного и смотрел телевизор, так как был дежурным по военкомату. Посмотрел на электронные часы, что стояли на пульте — 22.32. ближайший доклад в горвоенкомат в 5 утра, можно теперь и расслабиться. По телеку показывали фильм 'Храброе сердце' с Мелом Гибсоном. Классный фильм! Хоть и американский. О борьбе шотландского народа за свободу и независимость. Но тут фильм прервали выпуском новостей. Передали, что в Администрации Президента Украины прошло экстренное совещание Совета безопасности Украины. На котором было решено перевести все силовые структуры в самую высокую степень готовности в связи с кризисной ситуацией в стране. И тут зашумел в дежурке телетайп, я опять взглянул на часы — 23.00. Странно! Проверка работоспособности телетайпа проводится два раза в сутки — в 08.00 и в 20.00. И тут он застучал высекая на ленте сначала адресную часть, а потом еще какую-то хрень. Интуитивно я понял, что это очень важное. И тут меня осенило! Это же мобтелеграмма! Мобтелеграмма — это один из способов оповещения частей и военкоматов о 'Большом дурдоме', то есть повышение степени боеготовности. Короче говоря, в Государственном комитете связи есть два законсервированных телеграфных узла, которые при расконсервации циркуляром передают одновременно всем абонентам телетайпной и телеграфной связи в стране одну и ту же телеграмму. А в случае нарушения связи мы получили бы эту телеграмму нарочным Укрпочты.

Позвонили с центрального телеграфа и запросили подтверждение о получении. Я подтвердил. Дрожащей рукой поднял трубку на пульте 'Кристалла' и нажал кнопки кабинетов военкома и зама. Пульт около минуты пикал, но никто не отвечал. Включил громкую и объявил: 'Полковнику Мешкову и подполковнику Петрову выйтии на связь с дежурным! . Пока те выходили на меня, включил на панели пульта тумблер с пометкой БГ — Полная. Да, вводилась боеготовность Полная! Наконец наши военкоматовские 'вожди' вышли на меня и доложил им о полученной телеграмме. Через минуту оба были в дежурке. По циркулярке шеф позвонил в горвоенкомат, чтобы уточнить не разводняк ли это. Оперативный дежурный как раз собирался передать нам сигнал полученый из Штаба Южного оперативного командования. Видимо, решили продублировать, послали и мобтелеграмму, и сигнал на приведение в самую высшую степень боеготовности. Мешков умчался в кабинет. Теперь за дело принялся я — начал обзванивать наших сотрудников. Остальные офицеры уехали доводить мобтелеграмму до закрепленных частей и военных представительств.

Когда начало светать — уже весь личный состав был на месте. Меня сменил наш сторож Василий Василич.

И тут на экране телевизора опять появилась надпись: 'Термінове звернення Президента України В.Ф. Януковича до українського народу'

Все присутствующие в кабинете военкома: я, военком, Петров и Алексеич, замерли. Наконец появился перед камерой сам Янык и обратился правда уже на русском языке:

'Дорогие друзья! Я решил обратиться к вам в связи с нависшей угрозой над нашей страной! Я предложил лидерам оппозиции сесть за стол переговоров — ноль эмоций. В Крыму бесчинствуют сепаратисты и под угрозой жизни законопослушных граждан. В связи с тем, что оппозиция на Скныливском поле собирает своих сторонников и призывает к вооруженному захвату власти. А также из-за того, что Министерство Внутренних дел Украины уже не справляется с ситуацией в стране. Совет безопасности и обороны Украины решил привести Вооруженные силы Украины и все остальные силовые ведомства в самую высокую степень боеготовности. Для того, чтобы дать отпор всем кто посягнет на суверенитет и территориальную целостность Украины, на законность выбора власти. Оппозиция хочет навязать нам то, что выгодно им и превратить Украину в зависимую от США 'банановую республику' и свалку радиоактивных отходов. Они хотят поссорить нас нашими братьями — россиянами и белорусами. Я, как Главнокомандующий Вооруженных сил Украины принял решение о вооруженной борьбе с узурпаторами и сепаратистами. Уже отдано распоряжение о проведении всеобщей мобилизации населения. Поэтому прошу всех мужчин как один встать на защиту нашей Родины.

Поэтому, хочу объявить, что с данного момента Украина находится на военном положении по усиленномй варианту. .

Мы еще около минуты просидели молча. А потом военком приказал мне доставать из сейфа листовки о начале проведения мобилизации.

Петров, наконец, закончил уточнять перечни с нарядами и дал мне контрольную цифру. Тут к нам в кабинет зашел молодой лейтенант — вэвэшник, который как, оказалось, был прислан со своим взводом из 17 человек для обеспечения мобилизации, причем на машине — на газоне. Он представился военкому — тот поручкался с ним и предложил присесть. Серега (так звали лейтеху) поздоровался с каждым и, наконец, уселся.

Зашли Гриня и Кенар (Гриненко и Канарейчук) и сели за стол.

— Ну, что с аппаратом усиления? — спросил военком, — нашли хоть кого-нибудь?

— Найти-то удалось, но не всех, некоторых мы привезли, — сказала Кенар, — а остальные просто не вместились, некоторые отказались. Надо ментов за ними посылать.

— А вы, Владислав Владимирович, — обратился шеф к прапорщику Перевозчикову, который был у нас ответственным по учету техники, и до сих пор был незаметен, — звонили в АТП*?

— Оповестить АТП и 3-ю горбольницу пока не удалось, но я по прямой связи разговаривал с троллейбусным депо — обещали прислать транспорт, — ответил тот.

— У вас, Владимир Анатольевич, все готово? — спросил шеф меня.

— Так точно, товарищ полковник, модемная связь пока работает, и то благодаря тому, что не зависит от городской линии. Городские линии почему-то не работают, — ответил я.

— Вы, товарищ лейтенант, — обратился он лейтенанту-вэвшнику, — оставьте мне двоих человек с оружием, а с остальными езжайте по мобобъектам, поступаете в распоряжение майора Канарейчука. Связь поддерживать по рации, пойдете с прапорщиком Свешниковым и проверите работоспособность и совместимость радиостанций.

— Вы, Оксана Александровна, идите в свое отделение и подготовьте личные дела офицеров запаса к передаче на мобобъекты. Владимир Анатольевич, с солдатами поможете с погрузкой личных дел, — обратился он к Ямпринцевой и ко мне.

Тут запикал пульт, звонили из дежурки, передали, что звонили из горвоенкомата, а именно начальник АХО и сказал, что через два часа нужно будет приехать за оружием и шмотками для пополнения, которое шло непосредственно в военкомат. Вот гады! Как оперативно сработали! Ну кто ж поедет за этим в ГВК? Конечно же, я! Но у меня уже есть два солдата. Подразделение все-таки. И все же мне достался один только солдат с автоматом. Второй поехал с Малышевой и Гриней в банк получать кредит на проведение мобилизации. В последствии оказалось, что они зря поехали — все равно там никого и ничего не было, и нет. Кстати, приехал наконец-то наш водитель. У которого была своя полугрузовая 'газель'. Вот на ней мы и должны поехать в городской военкомат.

Перевозчиков поехал на АТП организовывать работу ППСТ и заодно прислать технику для обеспечения мобилизации. Я тем временем отдал свой мобильный телефон Барановскому и тот дозванивался до частей. Дурдом был, конечно, кромешный. Как-то не заметил за заполнением донесений, как пролетели эти два часа. Быстренько сбегав в делопроизводство, опечатал чемодан с донесениями и спустился вниз. Где меня уже поджидал водитель.

Мы выехали из ворот военкомата и возле железнодорожного вокзала попали в пробку. Встретились две автоколонны — вэвэшников, которые ехали в центр города, и каких-то моряков. Мат стоял кромешный, особенно со стороны моряков. Вдруг послышалась очередь из автомата, и крики. Наш водитель Курдогло Анатолий Спиридонович, был мужик не из тех, кто растеряются, так как уже последние пять лет работал помимо военкомата в радиотакси 060 . Он выехал на тротуар и проехал по нему, а точнее протиснулся на Котовский спуск, по которому я несколько часов назад, бежал, как ошпаренный. Перефразируя известную поговорку: 'Прапорщики не бегают, потому что бегущий прапорщик в мирное время вызывает смех, а в военное — панику'. Через пять минут мы уже были в горвоенкомате. Сане (так звали солдата-вэвэшника) приказал идти за мной. Мы взбежали по лестнице, и зашли в 'аквариум' оперативного дежурного. Суматоха там стояла, конечно, мама рОдная! У нас все как-то спокойнее. Я зашел в секретку и сдал донесения. Минут десять стоял в очереди, ожидая пока сдаст бумаги представитель какой-то части. Расписавшись в книгах за сдачу донесений — пошел в нашу Светлицу. Так сейчас называют Ленинские комнаты, чуть раньше — это были Шевченковскими светлицами. Обстановка там соответствующая — в комнате, где раньше висел портрет вождя Пролетариата, сейчас в обрамлении украинского рушника висит портрет Т.Г. Шевченко — самого крутого Кобзаря всех времен и народов. А по стенам висят стенды с гимном Украины и национальной символикой, а также с выдержками из произведений вышеуказанного Далай-ламы украинского народа — Т.Г. Шевченко — так сказать Верховного Гуру украинского писательства. Вечно у нас всякие перегибы и шарахает из одной крайности в другую.

В светлице офицеры и прапорщики горвоенкомата получали оружие. Я наконец, смог обратить на себя минуту внимания оперативного дежурного, которым стоял начальник связи горвоенкомата майор Мамонов Александр Евгеньевич. Спросил у него насчет получения шмоток и оружия, тот направил меня в другой корпус здания, где у них располагался АХО. Окликнув своего бойца — мы направились туда.

Там уже получал Гагаринский военкомат. Их представителем был капитан Лямзин Вова, которого 'сослали' из горвоенкомата в Гагаринский райвоенкомат за то, что он один раз, будучи оперативным дежурным, дал команду бойцу на коммутаторе соединить какую-то бабульку с квартирой горвоенкома (у него есть прямая связь с военкоматом) в воскресенье, а та еще начала наезжать на военкома. Ну, вы можете представить себе, что потом было. Он старше меня на пять лет, но это не мешает мне называть его на 'ты' и по имени. Он как был мальчиком в погонах, так им и остался. Из разряда 'старший куда пошлют'.

Гагаринцы уже получили форму и ждали старшего прапорщика Зиброва Валеру, начальника АХО, чтобы получить оружие. Он уже закончил раздавать оружие личному составу горвоенкомата совместно с майором Черненко. И прибежал выдавать оружие нам. А тем временем мы уже получили форму, которую сложили в будке нашего микроавтобуса. Маслюкову (он же Саня, т. е. боец-вэвэшник) я сказал сидеть в машине и никого не подпускать. Вышел из топика и увидел стоявших ленинцев и балаклавцев. От Ленинского РВК приехал мичман Макс Киреев, со 2-го отделения, а от Балаклавского РВК приехала прапорщик Тарасова Анька. Я подкурил сигарету и присоединился к общей болтовне.

— Привет, Аня, как делы? — спросил я у Тарасовой, — Балтивец (Балаклавский райвоенком) вас уже там построил в три шеренги, всех двоих человек?

И так далее…

И тут меня окликнул Маслюков: 'Товарищ прапорщик, разрешите перекурить'.

Я подошел к машине и подменил его.

Тут вышел Зибров и сказал, что оружие и боеприпасы получит сначала Балаклавский — так как у них меньше всего личного состава, потом мы, а уж потом Гагаринский и Ленинский.

Бойцы с узла связи загрузили ящики в газон, на котором приехали балаклавцы, и Анька, махнув напоследок рукой, уехала.

Потом пришла наша очередь получать оружие. Зашел в АХО, водитель остался в машине, а Саню забрал с собой. Мы с ним сверяли номера на оружии с теми, что были в ведомостях. Посчитали цинки с патронами и с помощью бойцов с узла связи начали загружать в нашу машину ящики с оружием и боеприпасами. Я подскочил к Зиброву, чтобы расписаться в ведомостях, и заодно 'закинул удочку' насчет гранат:

— Георгич, а как насчет гранат, может, поможете — у нас район неспокойный, — сказал я, расписываясь в ведомостях, — или еще чего-нибудь? Хотя бы по одной на каждого военного.

— А нахрен они тебе нужны, ты что, воевать собрался? — хмуро ответил тот, — ладно, идем. Возьми сумку. И не трепись.

И он меня завел в соседнюю комнату, где у него в нише стояло три небольших ящика, такие же я видел в Десне, когда мы бросали боевую гранату. И Георгич отсчитал мне десяток гранат, а из другого ящика, десять запалов к ним. Маслюкова отправил за сумкой к водиле. А сам, тем временем расписывался в ведомости. Через минуту прибежал боец с сумкой. Я попрощался с Зиборовым и, через минуту, мы уже ехали в машине.

Добрались мы без приключений. И втроем начали выгружать ящики и шмотки. Чуть позже к нам присоединились какие-то два мужика из аппарата усиления. Все мы занесли в комнату хранения оружия. И Канарейчук начал распределять оружие согласно штатного расписания. С Кенаром я был в хороших отношениях и поэтому мне попался новенький, еще в масле, ПМ с кобурой и шестнадцатью патронами к нему. Сразу побежал в машину и взял сумку с гранатами. Тихонько прошел в кабинет военкома и доложил ему насчет того, что раздобыл гранаты. За что получил нагоняй от шефа, дескать, они нам по штату не положены. Что самое интересное — он меня заставил их привести в боевую готовность и положить к нему в сейф. Но после, сам шеф признал мою предусмотрительность.

Я забежал в свой кабинет и захватил из под стола тряпочку, которая всегда у меня там лежала. Надо же было удалить смазку с поверхности пистолета. Да и положено при получении оружия произвести полную разборку. На кобуре у меня была протирка — это стальная спица с кольцом на конце и небольшой петелькой на другом. Ее используют как шопол для пистолета, там же есть и отвертка. Но работа ГУ не должна из-за этого страдать. И сидя у шефа в кабинете, занимался приведением оружия в нормальное состояния, кроме, конечно проверки и доводки боя. А что? ГУ к работе готова, ГК горвоенкомата еще не развернулась, до начала работы участков оповещения еще часа три. Шеф с Петровым пошли вниз получать оружие. Перед этим, дав мне команду поставить его буржуйский электрочайник. Военком у нас молодец, как отец родной. К нему с любым вопросом можно подойти. Я, конечно, всего пока сменил три места службы, но ни в одном у меня не было такого начальника. Представьте себе, вас отправляют с каким-нибудь поручением и дают еще деньги на проезд, либо отвозят на машине. Частенько бывало, что работал у него в кабинете за компьютером, и он угощал меня кофе. Так и в этот раз.

Повесив кобуру с пистолетом на ремень камуфляжа, сделал кофе на четырех персон.

Наконец зашел Петров и дал мне контрольную цифру нагрузки по оповещению и поставке ресурсов, которую я сразу провел по ведомостям. И тут началась веселуха: позвонили из 3-й горбольницы и сказали, что не могут прислать все машины, так как некоторые на вызовах или поломаны. Не знаю, как им удалось дозвониться в этой суматохе. Наши вызовы частенько снимали из-за того, что не было свободных каналов. Хорошо еще, что из троллейбусного депо прислали два троллейбуса и автобус-пазик. Шеф вызвал всех военных, и тех, кто ими только что стал, в мобкласс:

- Значит так, товарищи офицеры и прапорщики, — сказал военком, а нас стало уже вместо шести военных — уже человек десять, — с транспортом у нас проблемы, топлива нет для обеспечения мобилизации, и еще не весь личный состав собрался. Связи с мобобъектами пока нет. Через два часа мы должны уже как-то наладить связь, поэтому экипаж радиостанции должен через час мне доложить о готовности к работе. Вы, Владимир Анатольевич, сейчас езжайте с нашим водителем по сельсоветам и постарайтесь наладить там работу, то есть соберите личный состав участка, делайте это, как хотите. Александр Алексеич, езжайте на пазике на ППСВ и проследите, чтобы там было все в порядке, когда наладите — возвращайтесь. Вы, Владимир Анатольевич, тоже.

— Товарищ полковник, разрешите вопрос? — сказал я, — разрешите мне бойца с автоматом взять на всякий случай.

И, получив добро, спустился вниз, подошел к водиле, который о чем-то разговаривал с Маслюковым. Дав команду Сане залезать в машину, подошел к водителю и передал ему содержание той части совещания, на которой присутствовал. Он без лишних разговоров сел в свою газель. И тут у меня мелькнула мысль — его рация в машине (он ведь таксист) должна работать в одном диапазоне с нашим 'Корсом'. Сказал об этом дяде Толе (водителю). Тот тоже смекнул, к чему я клоню. Маслюкова послал найти Барановского, который помогал разворачивать радиостанцию. Мы быстро настроились на одну частоту, и оказалась моя мысль хорошим подспорьем.

Наконец мы выехали из военкомата, возле арки, что на Генерала Мельника нас остановили гаишники и начали проверять документы. Начал им было объяснять, в чем дело, пришлось показать удостоверение, что я военнослужащий военкомата. Наконец отпустили. И мы быстро, через Сапуны поехали в Качу. На повороте на Фруктовое нас остановили опять, но только ВБР. Получилось тоже самое. Попробовал связаться с военкоматом, но никто меня не слышал. А уж когда мы прибыли на место, то есть в Качинский поселковый совет, рация заработала. Уже было около пяти утра, то есть в совете еще никого не было.

— Пятьсот одиннадцатый ответьте пятьсот четвертому, — сказал я в рацию.

— Здесь пятьсот одиннадцатый — на приеме, — ответил мне голос Барановского, — как обстановка, сообщите, где находитесь.

— Нахожусь на месте, нужны домашние адреса шишек, так как никого еще нет. Здесь пока все спокойно. Доложите ноль пятому.

Он мне продиктовал адреса, хоть это и небольшое нарушение, но другого выхода не было. Мы поехали по указанным адресам за председателем поселкового совета Онищуком и его замом Вакаровым. Уже светало, и на улице еще никого не было, даже отдыхающих, которые обычно могут возвращаться в это время из баров и дискотек. Дискотеки, которые расположены возле пляжа уже были закрыты, и спросить было не у кого. Наконец нашли мы дом председателя. Вместе с Маслюковым выскочил из машины, поправил кобуру на ремне. И нажал на звонок возле калитки. Домина, конечно, огромная, да и, судя по лаю, собака там тоже была не маленькая. В доме было темно, я начал звонить настойчивее, и приказал Сане прикладом автомата стучать в калитку. На веранде загорелся свет и из дома вышел мужчина лет под пятьдесят, среднего роста с залысинами, на уже седеющей голове. Представился и доложил обстановку. Валерий Иванович сначала было, не поверил, но вид Маслюкова в бронежилете, в каске и с автоматом на груди, окончательно его и убедил, и разбудил. Цыкнув на лающую собаку, после чего она, обиженно поджав хвост, залезла в будку, он провел нас в дом. Из спальни видимо, вышла женщина таких же лет, — его жена.

— Тамара, сообрази чего-нибудь покушать ребятам, — сказал Онищук жене, — с двенадцати уже на ногах. И, наверное, ни фига не жрамши. И кофе поставь. Сейчас, ребятки, я оденусь. Света, иди сюда, — крикнул он на второй этаж.

— А что случилось? — спросила жена председателя

— Что-что, мобилизация началась! Нужно собираться.

Мы начали отнекиваться от предложенного нам ужина или, точнее, завтрака. Но Тамара Васильевна — жена председателя, и слышать не хотела. Импортная микроволновка за две минуты вскипятила воду. На столе появилось кофе, бутерброды с колбасой и сыром. И мы с видимым смущением начали их поглощать. Саня налегал в основном на бутерброды с колбасой. Я, хоть и не страдал 'нехваткой', но тоже с удовольствием ел. Так как с вечера, как у нас говорят: 'маковой коноплинки во рту не было'.

Через несколько минут со второго этажа спустилась Света — младшая дочка, довольно таки симпатичная девчонка лет девятнадцати. Старшая вышла замуж и жила в Севастополе. Маслюков даже жевать прекратил, глядя на нее — оно понятно-то — срочка есть срочка. Сам таким был.

Наконец спустился Валерий Иванович:

— Света соберешь мне две смены чистого белья и харчей на два дня, принесешь в совет — я буду там. Тамара, ребятам с собой пару бутербродов заверни.

— Володя, Вакарову я уже позвонил, он сейчас уже придет в совет, — сказал он мне. — поехали! Дожуй сначала.

Маслюков взял пакет с бутербродами и автомат. Вместе с председателем мы вышли во двор. Сразу поехали в совет. Там уже горел свет. Зашли в кабинет председателя, который находился на втором этаже. Он знаком показал на кресла, и мы сели. Валерий Иванович сел в свое кресло и, взяв трубку телефонного аппарата, начал набирать номер — срывалось. Наконец получилось и попросил военкома, когда военком ответил, я передал микрофон председателю.

— Николай Иванович? Онищук беспокоит… да у меня… в общем, сейчас уже люди оповещены и прибудут. Где-то к 06.00 начнем оповещение… постараюсь, как можно раньше… даю…, - и он протянул мне телефонную трубку.

— Слушаю, прапорщик Свешников, — привычно сказал я.

— Ну, как у вас там обстановка? — спросил военком у меня, голос его был уставшим.

— Пока в норме, товарищ полковник, люди потихоньку приходят, но не все знают, что нужно делать.

— Вы им постарайтесь объяснить, высылайте человека за повестками. Езжайте вместе с ним. Потому что на дорогах творится черт-те что. Солдат парень надежный? Оставьте для охраны и поддержания порядка. Ну, все я жду вас.

— Есть, товарищ полковник, но я не вижу смысла оставлять бойца, — у них есть целый участковый, который уже на месте, — ответил я и положил трубку. — Валерий Иванович, я поехал в военкомат за повестками.

Через минуту мы ехали с дядей Толей, а сзади, за нами, ехал пятьдесят третий газон в военкомат.

На дороге нас несколько раз останавливали и проверяли документы. Но все обходилось без эксцессов. Наконец мы добрались на место. Уже было около 07.00 утра. У шефа в кабинете сидело уже человек пять офицеров — представители комплектуемых воинских частей. У каждого была радиостанция для связи со своей частью. Тут из группы контроля городского военкомата передали такую информацию, что в Симферополе начались уличные бои с татарами. Из Бахчисарая в сторону Севастополя двинулась колонна машин с вооруженными людьми татарской внешности. Нам рекомендовалось усилить охрану военкомата и мобобъектов. Мы даже еще не успели развесить афиши об объявлении мобилизации, но уже ближе к полудню первых суток уже начали приходить люди непосредственно в военкомат. Народ приходил самый разнообразный: были и почти пацаны, которые этой весной дембельнулись, были и уже сорокалетние мужики, были и совсем молодые девчонки — романтики захотевшие. Они все рассаживались по лавочкам во дворе военкомата или толпились в середине двора или за воротами.

Я же бегал по группам контроля собирал данные о ходе оповещения или вызывал их начальников в кабинет военкома. Наконец-то появилась минута и я выскочил на крыльцо покурить. Спустился по лестнице к урне, достал из нагрудного кармана камуфляжа, не вынимая из кармана пачки (солдатская привычка — не показывать, сколько у тебя есть сигарет), сигарету и подкурил ее. И только тут почувствовал, что уже почти сутки на ногах. Тут ко мне подошли три каких-то мужика лет под пятьдесят.

— Слышь, прапорщик, вот ты мне скажи, что случилось? Говорят, войну объявили? — спросил один из них, и к нам начал подтягиваться народ.

— А вы что телек не смотрите? Мобилизацию объявили, а не войну. Татарва голову подняла. В Симферополе уличные бои идут. Подо Львовом оранжевые толпу собирают. Так что никуда не уходите, всем дела хватит, — закончил я передачу новостей.

— Объявили! А почему нас не хотят брать в армию? Я слышал, что по хохлятскому закону солдат берут до 40 лет, — сказал другой, — а мне уже сорок семь. Так что теперь я не нужен? Какие-то писюны газированные будут с татарами и оранжевыми воевать, а я буду дома отсиживаться? Да я еще любого двадцатилетнего в бараний рог сверну.

— Вы не волнуйтесь, я поговорю с военкомом, чтобы вас приобщить к делу. — успокаивающе сказал я.

Тут ко мне подошли три девчонки — добровольцыцы. Одна была симпатичной крашеной брюнеткой среднего роста с карими глазами, на вид ей было не больше шестнадцати. Вторая была прыщавая девчонка с непонятного цвета с баклажанным отливом волосом лет шестнадцати. Ну, а третья была симпатичная девушка с натуральными русыми волосами и стального цвета глазами. Первую я знал, она ко мне приходила как-то около года назад на прием — хотела попасть на контрактную службу. Но ей тогда было то ли 17, то ли 16 лет. А по закону, девушек берут на службу с 19 лет. Я ее отправил тогда, с умным видом процитировав закон. Посоветовал не забивать себе дурным голову и не брать тяжелого в руки. А где-то через месяц, когда искал себе квартиру в частном секторе, я с ней еще раз столкнулся — она мне помогала в поисках. Но тогда с квартирой пролетел, как фанера над Москвой.

— Молодой человек, а вы не подскажете, к кому мы можем обратиться, чтобы попасть в армию? — спросила та, которую уже знал, видать, она в этой тройке верховодила.

— А сколько вам лет? — они ответили, что им по восемнадцать, — Так, девочки, ваши родители знают, что вы здесь? — спросил им, зная о том, что они врут, и, показывая на ту, которую знал, — а вас девушка я помню, вы ко мне приходили на прием и вам явно не девятнадцать лет. Что романтики захотелось?! А ну, быстро домой и не высовывайтесь. И без вас разберемся.

Я увидел, как у них на глазах навернулись слезы, и тут мне стало немного их жалко. Да и не совсем прав — они хоть и малолетки, но все-таки женщины. И чуть помягче добавил, чтобы они приходили через неделю. Они явно повеселели и обещали точно прийти. Тем временем затушил сигарету и побежал на свой пост. И опять завертелись цифры, доклады, вводные…. А вводных хватало: особенно с техникой, что поставлялась для обеспечения проведения мобилизации. У нас была расхожа пословица: 'Автомобиль — это не роскошь, а единица учета'. На бумаге выглядело все вроде бы нормально. Но жизнь всегда вносит свои коррективы. Да еще с Дергачей не прибыл представитель воинской части, который убыл уже с одной командой людей в пешем порядке. А время уже подходило для отправки еще одной команды, но уже на машинах. Я зашел в кабинет к военкому. Он сидел и пил очередную чашку кофе.

— Владимир Анатольевич, вы сейчас берите Курдогло (наш водитель-прим.) с его машиной и езжайте на ППСТ берите там партию грузовиков и потом на ППСВ за людьми. После этого езжайте на ПВП Дергачей. А потом назад.

— Товарищ полковник, тут пришел народ, которому уже больше сорока лет. И волнуются, что их не хотят брать в армию. Я им пообещал поговорить с вами, насчет того, чтобы их приобщить к делу. Что с ними делать. Я предлагаю их приобщить к тому, чтобы они насыпали в мешки песок и землю чтобы обложить им окна военкомата. Потому что пришла информация из городского военкомата о том, что возможны нападения со стороны татар. А также оборудовать окопы возле военкомата.

— А оплачивать им все это кто будет? И где вы найдете мешки? Задумка хорошая, конечно. Но…

— Я сам разберусь.

— Я не против.

Вышел потом на крыльцо военкомата. Люди повставали со своих мест.

— Так! Все, кому уже за сорок лет и он имеет воинское звание от самого главного, то бишь 'рядовой' до старшины включительно собраться на спортгородке. — громко сказал я всем. И показал на правый угол двора, где у нас был спортгородок. Хотя это было громкое название: там был всего лишь турник и брусья. Но народ начал собираться. Минут через пять их набралось человек десять.

— Мужики, нужна помощь непосредственно военкомату. Нужно оборудовать блиндаж или щель на случай бомбежки. Набрать мешков, а в мешки песок, землю, щебень ну, в общем, для защиты окон. Единственная проблема: эта работа не будет оплачена государством. Но если мы управимся за день, то с меня магарыч и поляна. И каждому из своего кармана заплачу по двадцатнику. — обратился я к ним. — Деньги у меня были — позавчера зарплату получили, а спиртное у меня всегда в загашнике имеется. — Идет?

— Ты это, парень, не мельтеши. — сказал тот, что обещал свернуть в бараний рог любого двадцатилетнего. — Та сами понимаем, что важно. Ты мне лучше скажи, откуда ты двести гривнов возьмешь? Из своего кармана? Да что мы не знаем, сколько вы там получаете? Я лично с тебя ничего не возьму. А вы мужики как? Запомни, сынок, ни копейки на оборону! — обратился он к остальным. Те ответили одобрительным гулом.

— Ну, раз такое дело, идемте получать инструменты, — сказал я и направился в военкомат.

К концу следующего дня у нас уже были готовы и щели, и огневые позиции. А вечером сидели и обмывали наши фортификационные сооружения. Было весело. И песни, и политические споры, и маты. С разрешения шефа, даже костер во дворе разожгли в старой ненужной урне. В общем, все тридцать три удовольствия.

В городе началась неразбериха. Никто не мог понять, что случилось и куда бежать. В городе начались массовые грабежи магазинов, повысилось число изнасилований. Под шумок народ решил обогатиться.

3

Я сидел в кабинете военкома и читал газеты — был как раз период затишья. Писали примерно такое: 'По состоянию на 00.00 24 июля 2004 года, Число сторонников оппозиции в Скныливском лагере уже достигло двадцати тысяч. Появились вооруженные люди. Львовская милиция и 'Беркут' оцепила окрестности Скныливского поля, но активные действия по разгону собравшихся сторонников Ющенко не предпринимались. Внутри лагеря с прибывшими активистами 'оранжевого Движения' и новыми членами УНА — УНСО иностранные инструкторы проводили занятия по способам активного противодействия силам правопорядка.

В районе поселка Барышевка под Киевом организовали свой лагерь сторонники Януковича и Партии регионов. Там проходят митинги и люди организовываются в 'дружины', вооружаются палками, кусками арматуры, охотничьими ружьями.

Главы Ивано-Франковской, Тернопольской, Закарпатской, Львовской и Ровенской обладминистраций объявили о непризнании Януковича как Президента Украины. Главы МВД этих областей выступили в поддержку Ющенко. Соответственно оцепление в районе Скнылива было снято. Командующий Западным оперативным командованием генерал-лейтенант Михаил Куцын заявил о том, что военнослужащие ЗОК не должны и не будут вмешиваться в сомнительные политические акции. Он приказал усилить охрану расположений войсковых частей и складов с оружием и боеприпасами. Сторонники 'оранжевых' блокировали ряд воинских частей, с требованием, чтобы представители данных частей сделали заявления об отношении военнослужащих к нынешней политической ситуации в стране. По приказу Министра обороны Украины части ОСБР (отдельные силы быстрого реагирования), дислоцированные в восточных областях спешно перебрасываются и занимают ключевые пункты транспортных магистралей по верхнему и среднему течению Днепра. Чтобы не допустить сторонников оппозиции в Киев и другие крупные города Востока и Юга Украины, и Крыма. Участились случаи диверсий неизвестных лиц на участках газопровода в Западной Украине. МИД России выразил протест по данным фактам, так как результаты диверсий срывают поставки газа в Европу. Неизвестными были совершены попытки проникновения на территории Ровенской и Хмельницкой АЭС. Посол США Карлос Паскуаль попытался встретиться с Януковичем и выразить протест Конгресса по поводу общеполитической ситуации в стране. Но встреча не состоялась из-за четырехчасовых переговоров Президента с послом России Виктором Черномырдиным за закрытыми дверями.

Совет Атаманов Ростовского казачества объявил о решении оказать помощь в восстановлении порядка Крымскому казачеству, после нападения вооруженных отрядов татарских боевиков на станицу 'Русь' под Симферополем. Российские пограничники не пропустили колонну автобусов с ростовскими казаками на границе между Донецкой и Ростовскими областями.

В Крыму обстановка накалялась еще больше. Туда были дополнительно переброшены части ВВ МВД из Центральных и Восточных регионов Украины. В срочном порядке туда же были отправлены курсанты 3–5 курсов Харьковского института Внутренних войск и Харьковской академии МВД. При въезде в Крым дороги были перекрыты толпами татарского населения. Колонны простояли 5 часов в ожидании, пока шел переговорный процесс. После появления сообщений о вооруженных столкновениях боевиков Меджлиса и сотрудниками органов правопорядка, против блокирующих дорогу были применены специальные средства и сила. Колона двигалась дальше к Симферополю. Где в разгаре были уличные бои. Бахчисарай был полностью под контролем сепаратистов.

'Да уж, веселуха у нас в Крыму', - подумал я, откладывая газеты. Пришло время обзванивать группы контроля, сводить цифры и отправлять отчет в ГВК. Так как сделать это можно очень быстро, поэтому можно было и телек включить, чтобы быть в курсе событий.

По 5 каналу', 'оранжевому брехунку', трубили о фальсификациях и превышениях полномочий милицией. Ющенко обнародовал обращение к мировой общественности. В котором призывал помочь 'торжеству демократии' в Украине. Что 'демократия раздавлена жестоким сапогом тоталитаризма'. Стало противно слушать эту чушь. Переключил на канал 'Украина'. Там тоже передавали новости. Симпатичная девушка-диктор вещала из 'голубого экрана': 'Янукович назвал Скныливское поле 'сборищем антиконституционных элементов. К которым будут применены соответствующие действия, если они не разойдутся'. Части Западного оперативного командования получили приказ ввести свою технику и людей во Львов, чтобы заблокировать Скнылив. А также занять ключевые пункты в городе. Они-то приказ выполнили, но перешли на сторону оппозиции. Части 6-го армейского корпуса, штаб которого был в Днепропетровске, уже двигались к указанным пунктам. Ющенко объявил себя Президентом Украины и принял Присягу. Призвал военных и милицию не подчиняться приказам из Киева. Объявил мобилизацию в западных областях. Янукович вынес на рассмотрение Верховной рады законопроект по двойному гражданству. На экстренном заседании Рады — закон был принят. Консульство России в Симферополе было эвакуировано в Севастополь. Госдума приняла федеральный закон 'Об упрощенной процедуре предоставления гражданства РФ лицам проживающим на Украине'. Было достаточно только доказать, что ты владеешь русским языком и проживаешь на территории Украины не менее 5 лет. Одновременно было решено открыть еще несколько чрезвычайных и полномочных временных представительств РФ в Харькове, Севастополе и Днепропетровске. Выключив телевизор, пришла в голову мысль: 'По всей видимости начинается гражданская война'.

Тем временем из Остряково под Симферополем один за другим уходили поезда в глубь страны. За сутки до этого оттуда выбили сепаратистов бойцы донецкого полка спецподразделения 'Беркут', который был спешно переброшен траспортной авиацией из Борисполя. Потому что они участвовали в майдановских событиях и еще не успели вернуться домой. Началась эвакуация мирного населения со всей территории Крыма кроме Севастополя. В Крыму стояла сплошная паника. Все дороги были забиты различного рода транспортом. Железнодорожное полотно охранялось милицейскими автопатрулями почти на все протяженности до выезда из Крыма. Части Внутренних войск и милиции вели уже полномасштабные уличные бои с татарвой во всех крупных городах Крыма, кроме Севастополя. Чонгарский перешеек и остальные сухопутные дороги из Крыма были перекрыты частями 32 армейского корпуса. Также некоторые подразделения МО участвовали в уличных боях в столице Крыма. Через пару дней Симферополь был полностью под контролем сепаратистов. Янукович снял нынешнего Премьер-министра автономии Сергея Куницына и передал его полномочия Комнадующему ВМСУ Игорю Князю, с подчинением ему всех сил территориальной обороны на полуострове.

Операция по захвату и восстановления порядка в Симферополе разрабатывали наспех. В Крыму создали объединенную оперативную группировку из частей 32 армейского корпуса, Крымского Территориального командования ВВ МВД, частей ВМС Украины и остатков милицейских подразделений. В Севастополе спешно формировались новые части за счет прибывающего пополнения по мобилизации. Не хватало оружия, обмундирования и техники. Командование Черноморским флотом объявила об оказании помощи крымчанам в эвакуации, а также подразделения российской морской пехоты сменили украинские подразделения на блок-постах в окрестностях Севастополя 'с целью обеспечения безопасности граждан России, проживающих в Крыму и Севастополе'.

Основной замысел операции заключался в постепенном выдавливании боевиков из города в степной Крым и отрезании от горных районов. Для этого по трем сходящимся направлениям (Севастопольское, Ялтинское и Феодоссийское) наступали смешанные группировки правительственных войск. Из Севастополя наступали части ВМС, 41 полк оперативного назначения ВВ МВД, отдельный батальон ППС и рота подразделения 'Беркут'. С Ялтинского направления: танковый полк 32 АК, оперативная группа ВВ из частей Симферопольского гарнизона и сводный милицейский батальон. С Феодоссийского направления: механизированная бригада и аэромобильный полк 32 АК, два батальона полка спецназа ВВ 'Тигр' и сводный милицейский батальон.

Севастопольская группировка завязла в окрестностях Бахчисарая. Татарские женщины и дети перекрыли дороги и не пропускали колоны в районе с. Железнодорожное. Такие же случаи были на остальных направлениях в районе Зуи, Вишневое и Пионерское. После двухчасовых переговоров, которые ни к чему не привели — рота 'Беркута' растолкала толпу на дороге и удерживали ее до тех пор, пока колона полностью не прошла. С боем захватили Бахчисарай и сняли осаду с территории местного инженерного батальона ВМС. Оставшиеся боевики были блокированы на территории Бахчисарайского цементного завода или ушли в горы. Оставили в городе роту моряков в дополнение к остаткам милиции и инжбата для поддержания порядка. Основные силы группировки двинулись дальше, преодолевая незначительное сопротивление сепаратистов. В районе Приятного свидания авангард остановился. Ждали занятия господствующих высот ВВшниками. По высотам перед этим 'работала' артиллерия. Через четыре часа группировка разделилась: один батальон ВВ ушел на соединение с Ялтинской группировкой, моряки двинулись вдоль железнодорожного полотна, а остатки полка ВВ и остальные милицейские подразделения входили в город по Севастопольской трассе. На удивление в городе было тихо. И основная колона Севастопольской группировки беспрепятственно дошла до перекрестка с улицей Ивана Козлова. По улице было много сгоревших автомобилей, которые были нагромаждены так, что мешали маневру брони. Неожиданно загорелся передний БТР и с него быстро попрыгали солдаты. Из окон рядом стоящих домов велся шквальный огонь. Через минуту загорелась замыкающая БМП и перегородила путь к отступлению. Командование группировкой растерялось и дезориентировалось — татары перед приходом войск поснимали со всех домов таблички с названиями улиц. В районе аэропорта Заводское зажали и колону моряков. На помощь севастопольцам пробивались остальные группировки, командиры которых были знакомы с городом. Артиллерия с Петропавловки по 'предположительным скоплениям боевиков' — несколько раз накрывала своих соседей из Феодоссийской группировки. Боевики граммотно организовывали сдерживающие засады по пути следования колон и избегали открытого контакта. Потери правительственных группировок по бронетехнике и личному составу все больше увеличивались. Большей части сепаратистов удалось просочиться в горы. Мустафа Джемилев обратился к Виктору Ющенко, а также к мировой общественности за помощью в борьбе за Крымско-татарскую автономию.

В Севастополе около недели совещались все структуры города о том, как недопустить распространения конфликта непосредственно в город. Было решено окружить город сетью блок-постов на всех дорогах. Администрация города обратилась за помощью к Командующему Черноморским флотом. Президент РФ выступил с заявлением, об оказании помощи в эвакуации граждан России и Украины из Крыма. Через сутки, руководство города решила провести частичную эвакуацию населения. Но поступила команда из Киева о полной эвакуации в районы Одессы, Николаева и Херсона. Опять совещания-заседания всех структур. Было решено перевозить людей морем. 27-го июля в 07.00 сотрудники милиции и бойцы частей морской пехоты КЧФ оцепили сначала район Камыши. Бойцы Управления МЧС в г. Севастополе (бывшие пожарники) проводили оповещение населения. Население выходило из домов и шло по коридору оцепления к конечной остановке Камышей, где их после регистрации в эвакопункте садили на троллейбусы и автобусы и везли на Морской вокзал и Арт-бухту. Там их ожидали пришвартованные теплоходы 'Маршал Кошевой' и 'Маршал Рыбалко'. В открытом море были видны корабли ВМС Украины и Черноморского флота. А также суда вспомогательного флота, которые предполагалось использовать тоже для эвакуации. Те жители, которые не могли самостоятельно передвигаться забирали машины скорой помощи, которые вызывались по рации. И так район за районом.

В управлении по чрезвычайным ситуациям городской администрации, где развернули штаб проведения эвакуации, стоял непрекращающийся людской гомон, звук бесконечных звонков телефонов и шум радиостанций. Михаил Иваненков — начальник информационно-аналитического отдела штаба, еле успевал фиксировать поступающие донесения и вводные в оперативную тетрадь. Уже вторые сутки на ногах. Он уже забыл когда последний раз ел. Правая рука уже отваливалась от писанины. В штабе присутствовали представители всех городских структур, каждый либо что-то писал, либо с кем-то разговаривал по телефону или рации. Как всегда из динамиков радиостанции пожарников вырывалась сплошная ругань в эфире — это полковник внутренней службы Яковца — начальник пожарки разносил всех подряд. Вообще Миша считал все это управление МЧС (бывшее управление пожарной безопасности), а точнее работу в нем „днем открытых дверей в дурдоме“. начальник этого 'дурдома' — что называется геморрой воплоти. Во время эвакуации столкнулись с проблемой мародерства. Сознательные граждане (были еще и такие) спокойно выходили в указанный район и все было нормально. Но обратно этому течению повалило другое — бомжи и наркоманы, жаждавшие легкой наживы. Их быстро повязали менты и, после вывоза за город на мыс Фиолент, их расстреливали и выкидывали в море. Тем временем люди начали приходить на эвакопункты, что развернулись почти во всех крупных жилых массивах. Народ проходил регистрацию и отправлялся на вокзал или в Камышовский порт.

Тем временем у нас в военкомате еще шло оповещение. Мы столкнулись с большой проблемой, — некоторые запасники были прописаны по одному адресу, а проживали по другому. И таких было процентов 15. Некоторые не хотели идти служить в украинскую армию, а хотели служить в Черноморском флоте. Мы перезвонили нашему представителю в штабе эвакуации и попросили помочь с фильтрацией людей — отбирать тех, кто может служить. А тот в свою очередь после доклада начальнику штаба эвакуации связался с эвакопунктами и блок-постами.

В предместьях города начали действовать банды татар на дорогах. Меня и Маслюкова опять отправили в Качу. В сельсовет не пройдешь — столько народу. Жены прощались с мужьями, девчонки — с парнями. Трогательное, конечно, зрелище, но мне было не до этого, чтобы любоваться и пускать сентиментальные слюни. Моя задача заключалась в том, что необходимо было всю эту толпу построить и отвести в пешем порядке в Любимовку на ПВП нашей бельбекской авиабазы, которое располагалось на КПП Любимовского гарнизона. Представитель части находился в горвоенкомате и поэтому шеф поручил это мне. В этой команде отправлялось в общей сложности двадцать пять человек. Тех людей, которые были предназначены в команду, было процентов двадцать, а остальные были первыми попавшимися. Наконец, я громко скомандовал всем строится в колонну по три. Команда с горем пополам построилась и мы вышли на Качинское шоссе.

В походном порядке мы дошли до Орловского моста. Нам на встречу ехали всякие машины полные военных и бронетехника. Вдруг впереди взорвался головной бэтээр колонны из трех машин и началась перестрелка. Я только и успел крикнуть 'Ложись! , хотя это, наверное, было и лишним, потому что все сами тут же повалились на землю. Выхватил пистолет и начал озираться по сторонам. Возле меня плюхнулся на землю Маслюков:

— Товарищ прапорщик, разрешите мне пойти разведать, что там? — сказал мне он, переводя дыхание.

— Я тебе разведаю! На, держи пистолет, а мне автомат давай и всех заведи под мост, остаешься старшим. Пытання? Нет? Ну и хорошо. — сказал я и с автоматом перебежками направился к горящему бэтээру.

Когда подбежал, перестрелка была в самом разгаре. Я залег в кювете и возле меня поднялись фонтанчики пуль. 'Фух! Ну, ни х…я себе! — подумалось что-то. Сняв с предохранителя автомат — наугад дал очередь. С усилием воли вскочил и побежал одновременно петляя, пока не упал за насыпь дороги. Увидел, что вэвэшники-спецназовцы охватывали по флангам холм откуда велась стрельба. БТР хоть горел, но из башенного пулемета поддерживал наступающих спецов. Но тут увидел, что и к татарам идет выручка. Их было пять-шесть человек и бежали они прямо на меня. Вскочил и начал бить короткими очередями из автомата в их сторону. Не знаю, положил ли кого, но они либо спрятались, либо убежали, потому что ответных выстрелов не последовало. Потом наверху холма перестрелка закончилась, и там перевязывали раненных. Поняв, что тут не до меня — побежал обратно, успев при этом захватить три автомата. Я юркнул под мост и скомандовал строиться. Отдал автоматы, и забрал пистолет. Один из которых оставил, естественно себе. Тут ко мне подошел парень лет двадцати пяти:

— Слышь, командир, я тут знаю одну дорогу, пяток километров сразу срежем. И ты освободишься и нам не надо ноги мозолить.

— Веди!

До КПП Любимовского гарнизона мы добрались без приключений. Там выяснилось, что за командой была выслана машина, а мы как придурки пешком пятнадцать кэмэ намотали. В Качу нас с Маслюковым отвезли на машине, которая ехала за следующей командой.

27-го июля произошли первые столкновения правительственных войск и сторонников 'оранжевых' в районе Шепетовки. Развернулись боевые действия за Хмельницкий, Черновцы и Винницу. Деморализованные части оппозиции быстро отступали под натиском ударной группировки верных правительству войск.

Виктор Ющенко обратился за помощью к ООН. США мгновенно осудили действия правительства и призвали к мирному решению сложившейся проблемы. И в случае, если в недельный срок не прекратится огонь — американцы вынесут на обсуждение Совбеза ООН вопрос о введении многонационального миротворческого контингента. Янукович обнародовал ответное заявление, что не позволит вмешиваться во внутренние дела Украины и что введение контингента будет считать внешней агрессией с соответствующими мерами противодействия.

В Днепропетровске, Киеве, Севастополе, Донецке и Харькове круглосуточно работали полномочные представительства Российской федерации. К 1 августа на территории Украины уже проживало около 4,5 миллионов граждан РФ. Бланков паспортов не хватало, поэтому было решено ставить штампы гражданства в украинские паспорта.

Под давлением США ООН 20 августа 2004 года приняла резолюцию о введении многонационального контингента в Украину. Представители Украины, Беларуси, Молдовы, России, Венесуэлы, Кыргызстана, Китая и Индии были против. Но в связи с тем, что 'в Украине грубо попираются демократические свободы граждан, а также идет открытая гражданская война, которая угрожает дестабилизацией обстановки в Черноморском регионе', все-таки ввести ограниченный контингент. Срок ввода определили 1 сентября 2004 года. Сразу видно, что заранее готовились и сейчас подвели 'теоритическую базу' — за 11 дней такую группировку войск не подготовишь. В Адриатике американцы сконцентрировали крупную группировку ударных кораблей и авиации. Три авианесущих ударных группировки (2-я — авианосец 'Теодор Рузвельт', 8-я — авианосец 'Дуайт Эйзенхауэр' и 10-я — авианосец 'Гарри Трумэн'), две эскадры эсминцев управляемого ракетного оружия (28-я и 26 — я), 8-я эскадра атомных многоцелевых подводных лодок, 2 — ю группу надводных кораблей, 2-ю группу экспедиционных ударных сил состоящую из трех бригад морской пехоты, 6 — ю эскадру амфибийных сил, 2 — ю группу плацдарма высадки десанта и прочая. В общей сложности около 150 тысяч человек, 90 боевых кораблей и 900 самолетов.

Янукович назвал решение ООН 'незаконным вторжением и если хоть одно военное судно, автомобиль или самолет незаконно границу Украины — это будет автоматическое объявление войны'. После этого выступления — Виктора Федоровича Генсек НАТО Х. Солана назвал 'вторым Милошевичем'.

В Крым потянулись колоны ПВОшных частей, перебрасываемых из Центральных и Восточных регионов Украины. Было очень мало времени — до вторжения оставалось только два дня.

4

Тактическая группировка ПВО 'Крым' развернула свои войска и ждала нападения. Вокруг Севастополя развернулись стартовые позиции комплексов С-300 174 зенитно-ракетного полка. На Бельбек из Миргорода в срочном порядке перебросили 1 °CУ-27 для перехвата крылатых ракет. Два боевых звена МиГ-29 патрулировали воздушное пространство города славы русских моряков. Остальные были спрятаны в капониры на случай бомбежки непосредственно аэродрома.

В помощь крымским соединениям ВВС была переброшена самолетами 15 транспортной авиации из Борисполя 137 зенитно-ракетная бригада из Умани Черкасской обл. вооруженная комплексами С-300. Крымское направление ПВО было передовым рубежом отражения воздушной агрессии. Остальные соединения противоздушной обороны сконцентрировали вокруг Киева, Днепропетровска, Харькова, Одессы и частично Донецка.

ПВОшники прекрасно понимали, что долго не смогут противостоять силам противника. Но враг собирался бомбить Их страну и землю. Техника оставляла желать лучшего и к этому добавлялась добавлялась необученность и неслаженность действий личного состава. Тем не менее, части и соединения перебрасывались в Крым всеми правдами и неправдами. Мужики сутками не спали-не ели, но всеравно продолжали готовиться к воздушным боям. Хотя в принципе, они будут наблюдать за событиями только через радары — основная битва развернется за многие десятки километров от позиций. И результатом работы наших хлопцев-пэвэошников будет либо неуничтоженная позиция, либо смерть под градом ракет. Есть из чего выбрать, не так ли? Всеравно, все их помыслы были направлены на то, чтобы навалять побольше пендосовским уродам.

Корабли ВМС Украины вышли в море. Все, что могло двигаться выгнали из бухт Севастополя, Балаклавы, Новоозерного и остальных мест базирования. В районе мыса Лукулл собиралась украинская эскадра разнородных сил. Моряки собирались тоже противостоять ударам американцев. Привлекли даже катера пограничников. Все прекрасно понимали, что все впустую, тем не менее народ на кораблях усиленно готовился к бою. 'Врагу не сдается наш гордый 'Варяг'… В принципе, так оно и получалось. Только в роли легендарного корабля выступает эскадра разнородных сил украинцев. А может и получиться как в 'Интернационале' поется: 'Это есть наш последний и решительный бой… Всякое может произойти. Каждый мужчина в погонах, в такие минуты понимает всю важность борьбы за родную землю. Даже если ты из боя не выйдешь живым или хотя бы здоровым — ты обязан костьми лечь и не пустить врага. А если, военный этого не осознает, то скорее всего — такой вояка скорее всего приспособленец. Война быстро вычищает армейские ряды от таких, но не совсем. Наверху всеравно остаются лизоблюды и вся остальная шваль.

Береговой стационарный ракетный дивизион 'Объект — 100 в поселке Гончарном уже был готов применить все свои 32 ракеты комплексов 'Утес' и 'Прогресс' против вражеских кораблей, которые появятся ближе чем 200 километров от берега. 25-й береговой мобильный ракетный дивизион установил свои стартовые позиции возле бухты Казачья. Но все равно, ВМС Украины больше чем 12 ракет 'Термит' и нескольких 'Оса-МА2 за один залп выставить ничего не может. Остается надежда только на ПВО. Горько было осознавать нашу неготовность к войне. Об этом мне частенько приходилось слышать из уст офицеров комплектуемых частей. Видимо в очередной раз придется нашему народу ценой крови своих граждан учить военачальников воевать.

В Адриатике с крейсера ракетного оружия 'Гонсалес' и подводных лодок были сделаны первые пуски крылатых ракет 'Томагавк'. Часть из них была перехвачена нашими СУ-27, а остальные — противоракетными комплексами. Первый удар вроде отразили. Потом в бой пошли 'ударники' пендосов. Наши летуны дрались как могли. Могли они, честно говоря, никак. Сказывалось мало число налетанных часов и отсутствие боевого опыта. В результате, были уничтожена почти вся авиация украинских ВВС и ВМС. Частично пострадали боевые порядки противовоздушной обороны. Тем не менее, американцы и турки тоже понесли потери: два F-117, три F/A-18 'Хорнет', два F-14 'Томкэт', один EA-6B 'Праулер', один 'Викинг' и еще пару самолетов турецких ВВС. Но больше украинцам противостоять ударам альянса было нечем.

Поражение наших воздушных сил внесло смятение в наши души. Чуть позже пришло сообщение, что польские, венгерские и румынские войска перешли госграницу. Эти уроды-оппозиционеры их поддержали и начали теснить наши правительственные войска.

После того как авиация и ПВО (частично) Крымского направления была уничтожена — натовцы начали бомбардировки крупных городов страны: Киева, Днепропетровска, Донецка, Севастополя и других областных центров Левобережья. Появились конечно же жертвы среди мирного населения. Любви в народе к захватчикам и Ющу с его приспешниками не добавило. В Центральной Украине мужики начали собирать отряды самообороны. Позже, поступая по принципу: 'Когда безобразие нельзя предотвратить — его возглавляют', самооборонщиков взяли в состав действующих частей.

Бомбежка меня застала, когда возвращался с Дергачей. Тормознул какого-то таксиста при выезде из города и ему пришлось меня подвезти. Получилось, кстати, как в боевике: встал на дороге, а водила ехал прямо на меня, а я не уходил. Он остановился и вылез с монтировкой разбираться, а не хотелось получить по башке, пока тот приближался, вытащил из кобуры пистолет. Взял его на мушку и сказал мол, что он и его машина национализированы на время особого периода и если попытается что-нибудь выкинуть, то на месте пристрелю. И таксоиду ничего не оставалось, как сесть за рульи согласиться.

На дорогах не протолкнешься из-за гражданского транспорта. Суматоха и крики стояли как в аду. Американцы сбрасывали свой смертоносный груз как раз на Сапун-гору, где стояли позиции ЗРК С-200. Так что можете себе представить, что там творилось. Выкорчеванные с корнем деревья, земля перекопанная воронками, покореженная техника и непохороненные трупы. Люди сделали все, что могли для защиты своей земли. Под ударами вражеской авиации пэвэошники пытались спасти и замаскировать в сосновых лесах Сапун-горы оставшуюся технику.

По Горпищенко возвратиться в город не удалось из-за большого наплыва людей и техники. Войска прибывали из глубины Украины, высаживалась с кораблей в городе и спешно уходили, видимо, спасаясь от бомбежек, либо чтобы успеть занять оборону на побережье, для отражения возможного десанта. Над городом стоял смог, облака пыли и матюги. На Ялтинском кольце нас завернули на проспект Победы. Бомбежка Дергачей, Горпухи и Прекса (пр. Победы) началась как раз в тот момент, когда проехали арку. Тут водитель остановился. На обочины съезжали машины и бронетехника, народ врассыпную убегал при реве реактивных самолетов и прятался где только мог. Многие пытались найти укрытие под выступами известняка в Лабораторной балке. Там замысловатой змеей пролегало шоссе на выезд из города окруженное каньоном. На Лабораторке тоже все было забито. Кое-где на дорогах машины просто оставляли и убегали. Мы тоже остановились. Мимо пробегали гражданские и военные, кое-кто с перекошенными от крика или страха лицами.

— Дальше не поеду — там бомбят! — сказал таксист

— А ну езжай, сука! Пристрелю як пса скаженого! - крикнул я, приставив пистолет к его голове. Кстати, сам не знаю чего это перешел на украинский язык.

— А, хрен с тобой! Что там погибнем, что здесь пристрелят! — сокрушенно мотнул головой тот, заводя мотор, — а ты, прапор, я смотрю отчаянный.

— У нас другие не служат, — удовлетворенно сказал я.

И все-таки пришлось завернуть на улицу Коли Пищенко, а там, на Рассветную, чтобы затеряться в деревьях. Видимо, американский летчик увидел этот маневр и начал за нами охоту. Мы продолжали движение пока впереди от нас, в метрах двадцати, взрывом не разворотило дом. Крикнул водителю, чтоб тормозил. Оба выскочили из машины и залегли, как оказалось не зря, — метрах в десяти с огромным грохотом что-то рвануло. Быстро вскочили и забежали в первый же двор. Я увидел там дверь погреба, а на ней навесной замок. И тут заметил какое-то движение в доме. Заскакиваю туда, большая комната, в углу, забились и выли от страха женщина лет сорока, пятилетний мальчик и девчонка лет семнадцати-восемнадцати. Увидев меня, с пистолетом в руке, они завыли еще пуще прежнего.

— А ну не реветь! Где ключи от подвала? — крикнул я, стараясь перекричать гул самолетов и грохот разрывов, которые ложились все ближе и ближе к дому.

— Там, я покажу. — Вызвалась девчонка, — А вы из военкомата? — радостно проговорила она.

— Давай быстрее, а то нас здесь сейчас американцы похоронят.

— Идемте.

Мы выбежали во двор, ключ оказался в нише под порогом входа в подвал. Она быстро открыла замок и распахнула дверь. Крикнул ей, чтобы спускалась в подвал и не вылезала, а сам, тем временем махнул водиле и тот забежал внутрь подвала. Повернулся, чтобы рвануть в дом за ее мамой и братишкой, раздался вой шорох и дымный след НУРСа. Уже сделал три шага и был отброшен взрывом. А дальше — темнота и боль в спине. Мне начались вспоминаться эпизоды из жизни. Вот стою у доски в своей средней школе? 4 города Каховки Херсонской области и решаю какую-то задачу по физике на определение дальности полета снаряда под действием силы тяжести. Потом увидел свои проводы в армию, которые проходили на моем последнем концерте группы 'Звуковой барьер', в которой играл на бас-гитаре. Одет, правда, был немного странно: байковая рубашка в черно-белую клетку навыпуск, спортивные штаны заправленные в берцы и песочный фурик. Уже был 'готовым' и только ежедневные шестичасовые репетиции, доведшие до автоматизма все движения, заставляли меня играть как положено. Увидел свой первый отпуск на срочной службе, часть которого провел в Херсоне у одногруппницы моего одноклассника. Мы лежим в постели, и она начала меня жарко целовать, сначала в губы, потом почему-то перевернула меня на живот и стала проводить языком по спине, но ее поцелуи и ласки теперь приносили острую боль, которая отдавалась во всех уголках тела. Очнулся от того, что меня кто-то тащит в подвал. Это водила затаскивал в подвал. Краем глаза увидел, что от дома осталась дымящаяся воронка.

— Эх, и отчаянный же ты, прапор, — сказал водитель, — совсем себя не бережешь. И себя угробишь и нас. Очнулся уже — вот и хорошо. Как хоть тебя звать-величать?

— Володей, — промычал я, — в нарукавном кармане у меня ИПП. Перевяжи.

— Не волнуйся, щас все сделаем, — сказал он когда уже втащил меня в подвал, — а ну, не реветь, девка! Помоги лучше парню.

Тут окончательно пришел в себя. Света (так звали ее) все порывалась выбежать из подвала. А Сергеич (водила) ее не пускал, и та разревелась у него на руках. Оно и понятно — одной ракетой перечеркнули все дорогое в ее еще не особо большой и радостной жизни — маму и братишку.

У меня на спине осколком только царапнуло хорошо, так что ничего серьезного. Но ужасно гудела и болела голова. Наверное, контузило. Света сидела в углу и молчала, Сергеич дрых без задних ног. Взрывы и гул самолетов уже прекратился и мне нужно было в военкомат. Поэтому решительно встал и вышел из подвала. Но первые три шага по ступенькам вверх дались с трудом, так как закружилась голова. Но потом все прошло. Светка пошла за мной. Я вышел из ворот, а точнее перелез через груду метала, что когда-то юыли ими. Машина Сергеича валялась покореженной и отброшенной взрывом во дворе дома напротив. Под машиной выглядывали щепки и доски, и сочилась кровь. Видимо, машина упала на собачью конуру, в которой несчастное, испуганное взрывами и воем самолетов, животное забилось в самый дальний угол. Чуть дальше лежала женщина, а из под нее торчали две худые детские ножки. Подбежал к ним, перевернул женщину, под ней лежала девочка лет пяти. Обе были мертвы: женщина от осколка, который раздробил ей затылок, а девочка внешне была цела, видимо задохнулась под тяжестью тела мамы. Я повернулся и, как во сне, поплелся назад. Из подвала тем временем вылезла Света и Сергеич. Девушка сидела возле дымящейся воронки, что час назад была домом, где она выросла, и рыдала.

— Вова, не бросай меня! — прокричала Света, — мне же некуда больше идти! У меня больше никого не осталось! Я буду делать все, что скажешь, только забери меня с собой!! Я буду тебе стирать, готовить, и все остальное, что захочешь, только не оставляй меня здесь!!!!

Девушка бурно разрыдалась. Я подошел к ней и обнял, а та доверчиво уткнулась личиком мне в грудь и сотрясалась от приступов рыданий. Гладил ее по голове и, как мог, старался успокоить, говорил, что не брошу. Наконец отстранил девчонку от своей груди и, взяв нежно указательным и большим пальцем левой руки за подбородок, правой рукой достал платок и начал вытирать слезы на девичьем чумазом лице. Когда Света успокоилась, взял ее крепко за руку, и повел в военкомат. Нам навстречу ехали машины скорой помощи и пожарных. Казалось, что все это не со мной, это съемки какого-то боевика или фильма про войну.

Шли молча. Я весь грязный и в копоти, камуфляж на спине разорван, берет потерял. То там, то здесь полыхали пожарища и густой черный дым уносился в небо. С ревом мимо проносились пожарные машины и 'неотложки'. Бегали с криками люди, разбирая завалы и пытаясь тушить бушующий огонь. Из под груд камней раздавались крики о помощи. В неистовом пламени пожаров тоже орали люди, погребенные обломками своих жилищ еще и зажариваемые заживо. На улице Багрия из воронки бил фонтан воды из перебитого водопровода.

Вот мы и добрались до нужного места. Здание почти не пострадало. На середине дороги, что вела на Матроса Кошки, зияла большая воронка. А в окнах не осталось ни одного целого стекла. Ворота, стена и забор были испещреныдырами от осколков. Одну створку ворот сорвало с петель и перекинуло через весь двор аж в спортгородок. Одна огневая точка была почти полностью засыпана землей и кусками асфальта. Из нее выглядывала чья-то спина в камуфляже — все остальное было погребено. Прямо во дворе перевязывали раненных и складывали убитых. Погибших оказалось пять человек. Среди них был и тот мужик, что обещал любого двадцатилетнего в бараний рог скрутить и наша уборщица. Во дворе наткнулся на Ямпринцеву.

— Живой! А нам тут передали, что машину с командой татары взорвали. — сказала она.

— Не дождешься, Лександровна, такие как я, и в воде не тонут, сама знаешь почему…

— Ну ладно, Владимир Анатольевич, помогите мне отвести раненного в машину. — отрезала она, и оценивающе оглядела Свету с ног до головы, а потом с омерзением меня. — И вижу, вы зря времени не теряли, даже и девушку подцепить успели. Тут люди погибают, а он…

Светку отвел к врачам, чтобы осмотрели и дали успокоительного, а сам взял раненого мужика лет тридцать, водиночку потащил его к машине скорой помощи, которая только что подъехала к воронке. А старлейша стала оказывать помощь другим. Ее глаза расширялись иногда, когда видела раны и кроввь. Тем не менее, девушка стойко держалась.

Вообще Оксана была девчонкой симпатичной. И признаюсь, к ней дышал не ровно. Но из-за того, что она была дочечкой богатых родителей, а я всего лишь прапорщик, которому волей судьбы удалось выбиться в люди, не мог предпринять какие-либо шаги по сближению. Да и офицерша эта была немного того, с причудами. Но, как говорится, любовь зла, а козлы, точнее — козлихи этим пользуются. Мы часто с ней разговаривали на повышенных тонах. Ямпринцева обещала мне неприятности, амне ничего не оставалось как мысленно обещать ее подставить при удобном же случае. Но обычно все этим и заканчивалось. Но все равно оставался тайным воздыхателем. Видать такова моя планида. Мысленно ревновал к любому мужику, который приходил к ней на прием. Потому что Оксана занималась учетом офицеров запаса в мирное время. И ненавидел себя за свою нерешительность.

Пока остальные возились с раненными, сходил и доложился шефу о прибытии. Сразу же получил задачу — раздобыть бензин и солярку. Ситуация была настолько напряженной, что шеф (а он всегда отличался законопослушностью и осторожностью) при постановке задачи специально подметил, что в средствах и способах меня не ограничивает, а лимитирует только во времени. Уже сразу знал, куда мы пойдем — чуть ниже военкомата была частная заправка, которая чудом уцелела при бомбежке. Выскочив во двор и, взяв пару бойцов из аппарата усиления с автоматами, направился туда. На АЗС уже вовсю хозяйничали мародеры. Но увидев нас, они поспешили ретироваться. Пару раз стрельнули им вдогонку, но не попали. Отправил одного из солдат в военкомат, а сам зашел в магазинчик, что был совмещен с операторской. Растащить продукты и запчасти для машин еще не успели, но выручка в кассе уже отсутствовала. Взяв с полки банку 'Живчика', удобно расположился в операторском кресле.

Минут через пять подъехал БТР с вэвэшниками. Ими командовал старлей небольшого роста, но широкий в плечах. Их сюда направили для охраны. С ним очень быстро договорился, что заправляем его бэтээр под завязку, даем продуктов, а они будут охранять заправку пока не заправятся все военкоматовские машины.

Одна за одной проезжали машины заполненные людьми. И где-то через час после окончания бомбежки, народ опять повалил из города нескончаемым потоком. Вроде и эвакуация была, но не все, видимо уехали. Вэвэшники, которые стояли на выездах из города не справлялись с этим потоком людей. Потому что нужно было проверить у каждого документы и завернуть всех, кто имеет воинскую обязанность обратно в город. Начались стихийные бунты, но ребята из внутренних войск быстро наводили порядок среди обезумевшей толпы людей и машин с помощью нескольких очередей в воздух из пулеметов БТРов. А особо крикливых утихомиривали дубинками. И толпа повалила обратно. Но уйдя из зоны видимости постов некоторые смельчаки пробирались горными тропами, где иногда становились добычей татарских банд и мародеров.

Из Керченского полуострова устремился поток войск, которые перебрасывались по Азовскому морю из Донбасса. На этих трассах начала особенно зверствовала авиация натовцев. В степи догорали остатки техники, то тут, то там появились свежие холмики могил. Несмотря на сопротивление штатных ПВО механизированных частей, потери от воздушных налетов были очень большими.

Две недели американцы бомбили Севастополь и скопления войск в прибрежной зоне. Президент России Владимир Путин призвал общественность своей страны оказать помощь славянским братьям. А также защитить граждан федерации, которые проживают в Украине. Тем более, что америкосы умудрились отбомбиться по объектам ЧФ в Крыму. На 15-ый день бомбежек Российская федерация вручила ультиматум США и другим членам альянса. В нем говорилось, мол если те не прекратят варварскую бомбардировку украинских городов, где проживают граждане РФ, то российская армия вступит в войну на стороне Украины. Ультиматум остался без внимания. А западные СМИ начали поливать грязью Путина, что типа он хочет ввести тоталитарный промосковский режим в Незалежной. Обвиняли его в 'имперских замашках'. Части Черноморского флота были подняты по тревоге.

Следующие несколько дней были вполне спокойными. Севастополь оправлялся от бомбежек. Солдаты и матросы разбирали завалы, тушили оставшиеся очаги пожаров. Вот уроды, что натворили! Бомбили спальные районы! Сколько жертв среди мирных жителей! И это их блядская демократия!

К юго-западному побережью Крыма подошел крупный караван судов. Сначала подошел отряд кораблей огневой поддержки и начал обрабатывать артиллерийским огнем зону высадки. Десант прошел без происшествий. Видимо наши войска не успели подойти туда.

Из коротких выпусков новостей по радио я узнал, что к 20.00 20 сентября 2004 года войска натовцев заняли в Крыму территорию, которая проходила по линии Евпатория — Новоселовское — Раздольное. На этом рубеже войска 32-го армейского корпуса при поддержке российских морпехов переброшенных из Севастополя смогли приостановить наступление натовцев. Среди солдат украинских и российских войск было установлено взаимодействие под командованием генерала-майора Милютенко — командующего 32-ым армейским корпусом. Среди личного состава первичный страх сменился злостью, но все равно войска были деморализованы. Но хоть и ярости было больше, чем достаточно, устаревшее вооружение и техника, плохое снабжение и неопытность командного состава давала о себе знать. Не хватало на всех бронежилетов и касок, поэтому некоторые смельчаки по ночам лазили на мертвую зону, чтобы снять с убитых американцев бронежилеты и каски. Хотя это бывало редко, потому что пендосы в основной массе старались забирать трупы своих солдат.

Янки боялись наших морпехов и десантников. Когда те вступали в бой, пендосы отступали и на их место прилетали вертолеты, чтобы выжечь все. Амеры старались как можно меньше вступать в боевой контакт живой силой. После бомбардировки частенько вместо них наступали либо турки, либо румыны.

В окрестностях Севастополя начались работы по постройке укреплений. Некоторые опорные пункты строились на основе ДОТов, оставшихся с Великой Отечественной войны. На работы привлекались все, кто мог держать лопаты. Под жарким крымским солнцем, охраняемые милицией, люди копали каменистый севастопольский грунт. Рычали бульдозера, экскаваторы и подъемные краны. Со всех строек забирали оставшиеся сройматериалы, не смотря на протесты владельцев. К колоннам военной техники на дорогах добавились еще вереницы машин с плитами перекрытий, песком, цементом и другим нужным сырьем для постройки укреплений. Кровавые мозоли от лопат и ломов безобразили руки недавних обывателей и гостей города славы русских моряков. Многие оставались на месте работы ночевать. Женщины трудились наравне с мужчинами. Вдоль линий обороны ходили усиленные патрули 'Беркута', чтобы 'успокаивать' особо недовольных.

Из остатков свободных ресурсов не призванных по мобилизации сформировали два полка ополчения по две тысячи человек. После бомбежки и работы пропагандистов народ начал толпами валить на УО и ППСВ, а также в военкоматы. Пришлось гонять мальчишек, которые были захвачены моральным подъемом, но были младше призывного возраста. Приходили и девчонки. Из тех девчонок, кто был годным, сформировали женский батальон и на базе 39-го учебного центра ВМС Украины из них готовили связистов и планшетистов. Севастопольский медколледж им. Дерюгиной отправил всех своих сотрудников и студентов на комплектование медсанбатов и воинских частей.

Светку я отправил в эвакуацию. Всех отправляли либо на Донбасс, либо в Новороссийск и другие черноморские порты. Она очень не хотела ехать, но пришлось настоять. Силой привел ее на эвакопункт, что располагался в 11-ой школе на конечной остановке проспекта Победы. Там всех садили на машины и вывозили в Симферополь, а оттуда — в Донецк поездами.

Если честно, в мирное время я думал, что если объявят мобилизацию — весь народ бросится в бега или 'поднимет руки'. Но чувствовался какой-то моральный подъем среди населения, особенно после бомбежки. Были и ЧП, конечно. Татары забросали 23-й участок оповещения гранатами. В горах велись боевые действия между спецназом внутренних войск и татарскими бандами. Откуда у татарвы оружие я не знаю. Скорее всего, это было тщательно подготовленные ДРГ под командованием полевых командиров, которые получили боевой опыт в Чечне и других горячих точках. Потому что по почерку этих групп было видно, что это не просто какие-то мародеры или уголовники, а тщательно подготовленные диверсанты. Я как-то слышал, что крымско-татарский сепаратизм финансируется турецкими спецслужбами.

Предприятия постепенно перестраивались на военный лад. Многие из забронированных рабочих через неделю после объявления мобилизации писали заявления об уходе, чтобы попасть на фронт. На базе бывшего Севморзавода наладили выпуск боеприпасов и ремонт техники. На этих заводах женщины потихоньку начали заменять мужчин.

После того, как я отвел Светку на эвакопункт, отпросился у шефа поспать и привести себя в порядок, потому что три дня уже на ногах. Еле доплелся до своего кабинета. Когда захлопнулась дверь, расстелил плащ-накидку прямо на полу, одел бушлат, положил под голову скатку ОЗК и лег. Не успел закрыть глаза, как отключился.

5

Я проснулся от гула самолетов — снова начался налет. Быстро застегнув ремень на камуфляже, выскочил в коридор, а затем спустился в ЗПУ. Вот ведь уроды! Поспать даже не дадут! Вроде только глаза сомкнул, а тут на тебе — 'здравствуй, жопа! Новый год!

Опять начался противный, ставший уже привычный вой сирен, бомб и ракет. Несколько взрывов прогремело относительно недалеко от нас — аж стены зашатались и посыпалась штукатурка. Послышался свист взлетающих ракет ПЗРК, лающий рокот 'Шилки', заливистая трель двадцать третьей зушки. Вот где-то в районе Воронцовки раздался очень громкий хлопок, а через несколько секунд куча взрывов слилась в один протяжный грохот. Видимо, зенитчиков накрыли — наземное противодействие налету стихло. К слову — как-то ездил после по тем местам: назвать лунный ландшафт — не сказать ничего. Земля здесь перепахана, яма на яме. А еще говорят, что два снаряда в одну и ту воронку же не попадают! Обычно трудно было кого-либо найти после обработки местности кассетными бомбами. Только фрагменты тел, предметов или обрывки одежды напоминают о том, что здесь когда-то что-то или кто-то был.

В ЗПУ были все наши: военные за исключением Кенара и Грини, а также гражданские служащие. Недолго думая подсел к Ямпринцевой:

— Ну, как делы, Лександровна? — с улыбкой спросил я, а у нее от страха глаза бегали и вообще была слегка бледновата. — Вот ведь эти натовцы сволочи — цельному прапорщику поспать не дают. Кстати, ты же знаешь, наверное, от чего умер Мичурин?

— Полез на елку за укропом, так его арбузами и завалило, — продолжил свою речь не дожидаясь ответа.

— Свешников, ты что сумасшедший?! — ответила она, подавляя нервный смех, — Нашел время шутить! Даже сейчас ты не можешь быть серьезным.

— Ну, а что плакать что ли, — а у самого все поджилки трясутся и нестерпимое желание вырваться отсюда и бежать, бежать, и чем дальше, тем лучше.

— Ты вот, мне объясни одну вещь… — продолжил я, но фразу закончить не успел, так как слева раздался взрыв, который разворотил стену ЗПУ.

Даже и подумать не успел как столкнул Ямпринцеву на пол и упал сверху, закрывая собой. Раздались душераздирающие крики заваленных. Дальше воспоминания как в пьяном угаре, видимо, некисло булыжником получил по голове. Очнулся оттого, что кто-то меня хлестал по щекам. Открыл глаза, а это Оксанка во всю с помощью пощечин пытается вернуть к жизни лежащее тело с погонами прапорщика. Как только увидев, что очнулся и открыл глаза, она сразу же слезла с меня, отвернулась, что-то, вытирая на своем лице.

— Очнулся. Чуть не задушил. Ух какой ты тяжелый. Ну, а теперь вставай и помоги перевязать раненых, — сказала она, принимая всегдашний надменный вид.

— И надеюсь, ты никому не расскажешь, что лежал на мне сверху. — продолжила Оксана.

— Дура ты, Ямпринцева, как я погляжу! Да тут полвоенкомата это видело. Но не думаю, что твоя девичья репутация от этого пострадает. Вот не могу понять, ты по натуре такая стерва или у тебя сегодня ПМС? — ответил я, вставая и отряхиваясь. — Может, еще скажешь, что как честный человек должен теперь на тебе жениться, после того, что между нами было?

— А что между нами было? — спросила она.

— Ну, я на тебе полежал на тебе сверху…

— Да пошел ты… — только ответила старлейша и пошла к раненым.

У нас появились жертвы: уборщицу насмерть придавило плитой перекрытия, военкому раздробило ногу упавшим куском стены, а Чиженко Ирину Ивановну — из первого отдела, вообще опознали по окровавленному куску свитера. Кодировщик рядовой Луговой был отброшен взрывом и напоролся на вентиль водопровода. Теперь солдат лежал с разорванным животом, из которого торчали сизоватые внутренности. Вой стоял ужасный. Пыли и дыма еще больше. Повезло еще, что не куммулятивкой шарахнули, а то вообще бы 'тапки' были. Размазало бы нас равномерным слоем по стенам да полу и хоронить не надо. Началась паника, и многие рванулись: кто к выходу, а кто к пролому в стене. Началась давка, крики затаптываемых. А над улицами еще хозяйничали самолеты противника. Я рванул к выходу, на ходу вытаскивая пистолет: сделал два выстрела в воздух, а точнее в потолок. Хорошо еще, что никто не пострадал от рикошета. Все кто подался панике, встали как вкопанные.

— А ну все на места!!! — крикнул я, стараясь перекричать вой, крики и стоны. — Кто первый сипнется к выходу — пулю проглотит. Всем все ясно?! А сейчас кто еще на что-то способен, пусть окажут помощь раненым.

Хуже всего, когда народ начинает паниковать. Толпа становится не управляемой. Но пару выстрелов быстро приводит их в себя. Не хуже пощечины при истерике. Кстати, пришлось одну кому-то залепить, потому что у человека начался истерический плач. А нам тут истеричек не нужно…

После налета вышел во двор военкомата. По рации вызвали скорую, но те ответили отказом из-за того, что некому выезжать — все на вызовах. От маршрутки дяди Толи остался горящий остов. Бойцы выносили на улицу трупы, раненых и разбирали завал в ЗПУ. Сразу бросилась в глаза деталь — посреди двора проломан асфальт, а в нем неразорвавшаяся бомба.

По роду деятельности приходилось заниматься обезвреживанием взрывоопасных предметов времен Великой Отечественной войны. Мои обязанности заключались лишь в том, чтобы собирать заявки и передавать куда нужно: авиабомбы — в МЧС, морские боеприпасы и боеприпасы в воде — морякам, а все остальное — Бахчисарайский инженерный батальон. Ну, еще если повезет выезжал на подрывы, чтобы мог потом подтвердить, что тротил выделенный на это дело весь израсходован, о чем ставил свои росписи и печать военкомата в актах. А тут делать нечего, нужно было ее обезвредить или уничтожить. Несколько раз видел, как саперы закладывают заряд при уничтожении. Тротила, а тем более ЭДП-2 (электродетонаторов) и взрыв-машинки у нас не было. Ну, а специалистов у нас тоже не имелось. И тут вспомнил, что у военкома лежат в сейфе десять гранат. С этой мыслью подбежал к выходу из ЗПУ, откуда на носилках выносили шефа. Выпросил у него ключи от сейфа. Взбежал на второй этаж, открыл военкомовский кабинет, залез в сейф, достал сумку с гранатами. Повынимал пробки, ввернул запалы и положил обратно в сумку.

Вышел во двор и подошел к шефу.

— Товарищ полковник, нужно эвакуировать со двора народ и технику. Это кассетная амерская бомба CBU-59 APAM и черт его знает когда может рвануть. У нее что-то случилось с взрывателем, потому что она на высоте обычно разрывается и разбрасывает маленькие бомбы для поражения пехоты и легкобронированных объектов, — сказал ему я.

А что вы предлагаете, Владимир Анатолич? — раздраженно произнес шеф.

Товарищ полковник, помните, я привез десять гранат? Так вот, тротила и детонаторов у нас нет, саперов вызвать, возможности тоже. А можно заложить несколько гранат и подорвать эту дуру.

— А сам? Не, не пойдет. И хватит ли энергии взрыва гранаты на подрыв такой бомбы?

— Я в щели спрячусь. А насчет энергии взрыва — поживем — увидим.

— Володя, делай что хочешь. Все равно я тебя не отговорю, ты у же взрослый человек и сам понимаешь, на что идешь. Необходимые распоряжения я дам, но боюсь потерять еще одного хорошего подчиненного. Береги себя, Володя.

— Спасибо, товарищ полковник, я сделаю эту мерзавку! А мы с вами еще на моей свадьбе погуляем. Неужели вы думаете, что позволю каким-то сраным америкашкам себя убить? Так что все будет хорошо!

Мы с ним попрощались, и я отошел в сторону. Военком подозвал к себе одного из помощников — перезрелых старлеев, которые были призваны по мобилизации в военкомат. Приказал всем уходить на большое расстояние и вывозить оставшуюся технику. Началась суматоха: солдаты уносили людей, выкатывать вручную технику со двора.

Если честно, и не ожидал, что шеф так легко согласится с моим предложением. Он всегда отличался осторожностью, наверное, из-за этого дослужил до военкома и полковника. Подошел наш телефонист Кутузов Михаил Иванович, протянул каску, в которой лежали две одноразовые ракетницы красного и зеленого цвета, Красную пущу, когда начну подрыв, а зеленую — после того как обследую территорию и можно будет подойти остальным. С пожеланиями удачи однофамилец знаменитого полководца повернулся и ушел прочь. Последней уходила Ямпринцева:

— Вова, будь осторожен.

— Странно, что ты мне это говоришь. Стопудово, ты бы на моей могиле такую джигу сплясала бы, что бразильцы — просто курят нервно кеды в сторонке.

— Дурак ты, Свешников.

— И справка есть. — улыбнулся я, хлопая себя по левому нагрудному карману, где лежало удостоверение прапорщика.

— Если кто-то, из здесь присутствующих, надеется, что я поставлю кеды в угол, — продолжил я уже более серьезным тоном. — Так вот, — не дождетесь. Еще жить что-то хочется, да и есть у мужчин такая профессия — Родину продолжать… Кстати, так что там насчет моего предложения? Я — хороший! Даже ноги всегда о половичок вытираю, когда в квартиру вхожу… И макароны варить умею…

— Вот ты мне скажи, тебе что, больше всех надо? Рисковать собой… медаль заработать хочешь? Кому и что ты хочешь доказать?

— Да нет, я просто не хочу, чтобы эта малышка, что в яме, мне в один прекрасный момент шарахнула по одному месту. А также место на Пятом километре занимать тоже не тороплюсь.

— Ну, ты все равно будь осторожен.

— Оксана, для тебя это важно?

— Я просто не хочу ходить в лишние наряды по военкомату вместо тебя. — сказала она и направилась за остальными.

— Свято место пусто не бывает, — кинул я ей вдогонку.

Во дворе уже никого не было. Поднялся ветер, принес свежие запахи гари и кучу взвешенного в воздухе песка. На левой часте фасада здания военкомата зияла трещина с конька крыши до подвала — от взрыва в ЗПУ просел немного фундамент и эту часть дома повело. В пустых глазницах окон не было ни одного целого стекла. В штукатурке куча отверстий и трещинок от осколков. Кровь, грязные бинты и вата на асфальте говорили о чьей-то трагедии, смерти. Но все это не важно на данный момент. Главное сейчас — это содержимое асфальтного пролома.

Сначала думал тупо закидать гранатами яму. Но тут ведь кассетная бомба! Ну рванет, но при этом разбросает свою начинку по округе. И тут тогда начнется 'тихая Варфоломеевская ночь'. Поэтому решил сделать немного по-другому: осторожненько, не прикасаясь к бомбе, подложить гранату, и с помощью веревки выдернуть кольцо. Веревку не нашел, но, сбегав к себе в кабинет, взял катушку с довольно прочной капроновой нитью, которой обычно сшивал личные дела на кандидатов на контрактную службу. Взял сумку с гранатами и пополз к бомбе.

Вот и яма, а точнее пролом в асфальте. Нахлобучил каску, положил гранаты недалеко от себя. Вот Она родимая! Дорогуша, какая же ты большая! Прямо как женщина — такая же капризная и непредсказуемая. Одно неправильное движение и ты взрываешься. С женщиной еще как-то можно договориться. А этой все равно, кто ты — красавец или урод, хорошо ли у тебя подвешен язык. Много ли у тебя денег в кармане. В свое время много читал о бомбах. Вон даже видно рэм для подвески. О-о-о, дорогая, так ты даже с украшениями! Ну что ж. Ух, я тебя сейчас, стерва американская! Усилием воли, а также мысленно пинком под зад, сам себя гнал к пролому асфальта, где лежала Она.

Лег на край пролома и осторожно начал рукой выкапывать ямку возле бомбы, поближе к остаткам стабилизатора, где обычно у них находился одни из взрывателей. Крылья при ударе об асфальт обломались. Руки трясутся как у паралитика. 'Страшно зыть хоцеца! А вдруг эта тварюка бахнет? — подумал я. Это же не ржавое железо времен 2-ой Мировой! Когда ямка стала глубокой настолько, что могла в себя вместить инициирующий заряд, взял одну из 'своих помошниц', привязал конец капроновой нити к кольцу, отогнул усики, на шпонках колец, положил связку в яму, начал засыпать. Когда песок с щебенкой закрыл корпуса, сверху поперек ямки положил кусок асфальта так, чтобы кольцо и предохранительные рычаги были свободными. Потому что если чека не отлетит, то и взрыва не будет. И только тут заметил и почувствовал, что содрал свои пальцы до крови. И осторожно начал разматывать нитку. Не дай Бог дернуть раньше времени! Тогда мое повествование можно закончить. Отмотав, необходимую длину до щели, где собирался спрятаться на время взрыва, достал нож, обрезал нить и осторожно намотал на торчащий в стене гвоздь. Теперь подлез к бомбе с другой стороны и проделал тоже самое со второй связкой гранат, но уже ближе к носовой части, где тоже обычно помещался взрыватель. Потом, чтобы направить взрыв вниз и не дать начинке бомбы разлететься по округе — натаскал около трех десятков мешков с песком из здания военкомата. Уложил их сверху, проверив заодно, чтобы нитки свободно ходили, присел возле возведенной пирамиды на асфальт, закурил, переводя дыхание и вытирал выступивший пот на лбу. Ну, ничего, сейчас взорвем эту гадость! Главное, чтобы все прошло нормально. Максимум, что может случиться — это разбросает начинку бомбы по округе. Народу уже в основной массе нет, так что можно особо не бояться.

Прошло уже около около часа, но для меня они показались годами. Спрыгнул в щель. Осмотрелся — вокруг вроде никого. Красную ракету в небо. Дернул за первую нитку и сжался на дне щели, но она что-то легко пошла. 'Вот черт!!! Оборвалась! Ну, родная, не подкачай! — взмолился нитке номер 2. Отсчитав до десяти, осторожно выглянул из-за бруствера у выхода из щели. Пока ничего не произошло. Вытер холодный пот на лбу рукавом. Дернул за вторую нитку и с удовлетворением услышал приглушенный хлопок запалов гранат, захлопнул дверь, упал на пол, а теперь хочется превратиться во что-нибудь маленькое и умеющее глубоко зарываться в землю. Сжался в комок на дне щели. Ругал себя самыми крутыми словами из солдатско-казарменного жаргона, за инициативность. А также крыл матом и вспоминал маму того, кто принес эту бомбу сюда, кто ее изготовил. Также вспомнил 'не злым тихим словом' родню вышеуказанных до двенадцатого колена, и не обошел стороной кучу способов, чего я с ними бы сделал с помощью дула и мушки автомата Калашникова, проворачивая их в одном интересном месте. Через четыре секунды раздалось три взрыва, которые слились почти в один. Потом еще несколько. Тряхнуло, мама родная! Оглох немного. Но это ерунда по сравнению с Мировой революцией. Еще некоторое время жужжали осколки, падала земля и куски асфальта, мелкой дробью стуча по бревнам наката моего убежища.

Подождал еще пять минут. Попытался открыть дверь — не получается. Рванул ручку во внутрь-тот же результат. Если бы это было приколом, то можно было б сказать себе 'Замуровали, демоны! Но тут аж никак не смешно и своим сигнал не подашь, и задохнуться можно на раз-два. Гранатой дверь не подорвешь — самого посечет осколками. Благо была труба в потолке для 'буржуйки', хоть это и не положено. Молодцы все-таки те мужики, что делали эту щель — догадались установить. Заглянул в нее — было видно небо. Значит можно подать сигнал своим и не бояться умереть от нехватки воздуха. Засунул руку с ракетницей (приведенной в боевое положение) насколько мог в спасительную трубу и дернул шнур. С шипением зеленая 'звезда' ушла 'в зенит'. Через минут пять услышал голоса. Крикнул несколько раз в трубу и со стороны двери началась возня — откапывали! С полчаса понадобилось, чтобы открылась дверь и бойцы под руки вывели меня на волю. Ужас! Ну ни хрена себе!!! Часть фасада в военкомате вынесло, а также торцевую стену в соседнем доме. Мешки, которыми мы закладывали окна, раскидало по помещениям, а те, что были уложены на бомбе раскидало по округе. А посреди двора дымилась воронка метров восемь радиусом. Остальные снаряженные гранаты от греха подальше разрядил и положил в сумку. Наконец набравшись смелости, подошел к яме от взрыва. Бомбы там не было. Вот и хорошо. На всякий случай облазил территорию вокруг в радиусе десяти метров, а вдруг ее взрывом отбросило, хотя это было невозможно — потому что взрыв того заряда, что я заложил был не настолько сильным, чтобы отбросить такую бандуру и распотрошить ее содержимое. Тем более, что тогда местность вокруг была бы усеяна воронками от взрывных элементов. Но все оказалось в порядке.

После обследования окрестностей снова подошли бойцы экипажа радиостанции. Они что-то говорили, хлопали по плечу, жали руку. Но я их не слышал, не чувствовал боль в обдертых пальцах от их рукопожатий, в ушах звон стоит и все трясется — и руки, и ноги. Потом подошли остальные военкоматчики. Все отсиживались на заброшенном стадионе 'Корабел', что располагался в балке рядом с военкоматом. Там всегда у кандидатов в контрактники принимал физподготовку. А теперь на поле зияли две внушительные воронки.

Военкома тем временем отправили в госпиталь и его обязанности принял Петров. Врачи на всякий случай осмотрели меня и с диагнозом 'шок, немного контужен, но безнадежно здоров аж до неприличия' и, обработав на руках пальцы, отпустили.

Чуть позже вызвал к себе Петров. Зашел я в ЗПУ, он сидел за столом и что-то писал в своем уголке.

- Ну, заходи, герой. Что-то ты бледный как смерть. Ну садись. — сказал он и достал из ящика стола две стопочки и флягу.

Подполковник разлил по полной и выложил два сухаря.

- Ну, давай, Владимир Анатольевич, за подрыв и за победу.

Мы подняли стопочки и, не чокаясь, выпили. С минуту молча хрустели сухарями. Потом Петров, налил еще и все прошло по тому же сценарию. Чистый медицинский спирт обжигал мое горло, но терпел и молчал. Просто неведомым чутьем чувствовал, что сейчас Петров не просто со мной пьет как с подчиненным, которого таким вот необычным способом он решил поощрить, а как с равным. Когда мы опустошили флягу где-то наполовину, Александр Алексеич даже попросил у меня сигарету. Сколько его знаю, никогда не курил, а тут что-то расслабился. Пуская клубы сизого дыма и глядя в пустоту, подполковник начал рассказывать о своей семье, о том, что у него дочка моя одногодка и что не знает, где родные сейчас. Потом почему-то начал делиться со мной воспоминаниями об Афганистане. Меня тоже эти рассказы навели на грустный лад. Обычно воспоминания старперов наводят тоску, но тут мне было очень интересно. Наверное, потому что сейчас тоже война пришла к нам. Драка страшная будет, вполне возможно, что в ней не будет ни победителей, ни побежденных. Бойня будет на истощение ресурсов не отдельной страны или группы стран, а на 'высасывание соков' всего земного шара. Война может закончиться обыкновенной ядерной огненной бурей. Только вот мне интересно, если таким закончится эта 'битва титанов', сколько ж уцелеет народу? Да и мне кажется, что на этом ничего не закончится — такова природа людей, даже при таких экстремальных условиях не откажутся от возможности пустить друг другу кровь. В общем, мы так просидели до вечера, а потом я пошел к себе.

Телефонная и мобильная связь перестала работать окончательно. Также и электричество отключили, а движок дизельной электростанции, которая стоял в ЗПУ — был завален. С водой был напряг — приходилось из воронок черпать и процеживать. В общем, все было просто класс! Только никто не завидовал.

Американцы господствовали в воздухе. Особенно после того, как пендосовские морпехи захватили аэродром под Евпаторией, куда перебазировали часть палубной авиации и самолеты US Marines. Сначала они старались бомбить только позиции пэвэошников и атаковать корабли, что стояли в Севастопольской бухте. А теперь бомбят все подряд. Видимо хотели стереть Севастополь с лица земли. Над городом непрерывно стоял черный смог от многочисленных пожаров. Но и он не мешал вражеским 'птицам войны' обстреливать колонны с техникой — на бортах всегда были тепловизоры. В центре не осталось почти целых зданий. И вообще, ранее величавый своей гордой исторической красотой неприступности город-герой двух оборон, был теперь какой-то ободраный, пустынный. Как раны и язвы на теле — зияли воронки, развалины. В городе не осталось почти деревьев — все пошли на дрова. Люди по улицам почти не ходили в светлое время суток, а если и отваживались — то только перебежками от укрытия к укрытию. До чего дожили, мать вашу! По родному городу перебежками или ползком. Из под развалин частенько тянуло мертвечиной и фекалиями из разрушенной канализации. Местные власти уже не успевали тушить пожары и разбирать завалы. Поэтому если человек погребен под обломками своего жилища — его уже никто не вытаскивал. Часто были слышны крики из под многотонных куч фрагментов зданий, но освобождать из каменного плена было некому.

Больницы города переполнены ранеными и убитыми. Особо тяжких раненых увозили в Карантинную балку, где их сортировали, грузили на БДКашки и вспомогачи, а потом вывозили в Новороссийск. Теперь оставшиеся корабли Черноморского флота и ВМС Украины только обеспечивали охрану караванов. Несмотря на то, что корабли поднимали флаги с красным крестом — пендосовская авиация продолжала удары, увеличивая и без того большое количество жертв. Цветные, переливающиеся всеми оттенками радуги, пятна солярки, обожженные и обезображенные трупы, покачивающиеся на волнах у берега — показывали какой ценой доставалась переправка людей на Большую землю. Разгрузка техники начиналась обычно в темное время суток. Для того, чтобы не особо было видна броня с воздуха по тепловизорам — движки оборачивали асбестовым полотном. Но и это не особо помогало — выдавали горячие выхлопные газы. К причалам один за одним подходили баркасы с пехотой. Группы людей с оружием быстро перебегали под укрытие прибрежных камней, а потом уходили к технике.

Врачи в приемных покоях больниц не спали уже по трое-четверо суток. Средний медперсонал не успевал даже к половине поступающих жертв. При бомбежках те, кто мог еще передвигаться, спускались в подвалы. Им помогали санитарки, медсестры и сами врачи. Спустив ходячих, они все возвращались к тяжелым раненым. Некоторых успевали переносить, а остальных закрывали матрасами, а иногда и своими телами. Крики и стоны стояли такие, что иногда казалось, что попал в Ад, а не в лечебное учреждение. Больницы и госпиталя брали всех раненых без разбора, не разделяя граждан России и Украины. Мне кажется надо поставить памятник водилам карет 'Скорой помощи' и пожарных расчетов — под ударами авиации противника вывозили раненых. Пострадавших тащили на чем только можно. 'Рулевые' маршруток, такси отличавшиеся своей небескорыстностью, вызвались добровольно за свой счет вывозить раненых под взрывами бомб и ракет. Одна бомба попала прямо в здание 3-й горбольницы, что на Геннериха, проломив перекрытия, попала в подвал, где спряталось от бомбежки около сотни человек. В живых не осталось никого. Все находящиеся в подвале превратились в кровавую мешанину или были размазаны по стенкам в буквальном смысле этого слова. А те, кто в данный момент находились на верхних этажах здания оказались погребенными под обломками здания. Главной функцией больниц была — оказание первой помощи, регистрация, сортировка и эвакуация в тыл раненых и тяжело больных. Больничный комплекс 7-ой горбольницы, что находился на 5-ом километре Балаклавского шоссе Бог и американцы миловали. Там находилось родильное отделение. Но нет худа без добра — при первом налете, в подвале, под взрывы бомб родилось сразу трое малышей: 2 девочки и мальчик.

Героическими усилиями солдат-срочников и контрактников, прапорщиков и офицеров ПВО, устаревшая, разграбленная и выведенная из строя техника работала. Но все-таки мы показали всему миру, что наши С-200 еще могут показать кузькину мать авиации натовцев и что мы попадаем не случайно (как в израильский самолет на мысе Опук). А то, насажали полный аэробус евреев и сбили украинскую ракету. Всеравно несмотря на переброску частей из России — пэвэошники не смогли 'сбросить' врага с неба. Моряки и украинцы, и россияне, героически обеспечивали безопасность подвоза из Новороссийска и Анапы войск, техники, боеприпасов и всего самого нужного. Американская палубная авиация пыталась совершить пару рейдов на Новороссийск и другие крупные города черноморского побережья Кавказа. Но после того, как они потеряли большое количество самолетов — отказались от этой затеи. Один американский летчик успел катапультироваться над Туапсе. После благополучного приземления в одном из жилых кварталов — летун нарвался на толпу гражданских. Отстреливался пендос пока в 'Беретте' не закончились патроны. Не успел опомниться, как к нему потянулись десятки рук. Людская злоба потянула, разорвала высокочественную ткань лётного комбинезона, вывернули с хрустом конечности. Появился мужик с топором, на скамейке детской площадки (где от песочницы осталась воронка и окровавленный детский сандалик) отрубил правую руку офицеру US Air Forces. Вопль боли потонул в кровожадном, исполненном жаждой мести, вое толпы. Чьи-то руки начали запихивать в рот вражескому летчику тот самый, обагренный невинной детской кровью, сандалик. 'Хэ-ээ-ть! — крякнул добровольный палач. Правая нога отделилась от туловища под одобрительные крики из скопления народа. Кого-то в толпе стошнило, раздался истеричный женский крик. Весь в брызгах крови, с топором в правой руке и держа в левой над головой вражью ногу за штанину, исполнитель народного гнева демонстрировал результаты своей работы. Тюк! Левая рука упала к ногам толпы. Американец с сандалием во рту уже тихонько мычал и глядел стекленеющим взглядом на своих мучителей. 'Йэ-э-эх! — снова топор повторил свой смертоносный путь, только уже на шею. Отрубить голову удалось только с третьего удара. Насладившись кровью, толпа постепенно рассасывалась. Милиция никого не трогала и не задерживала, в задумчивости стоя в стороне. Приехала труповозка, выскочили санитары, собрали фрагменты тела пендоса на носилки, втащили их в задние двери машины, сели и уехали.

Народ быстро отошел от бомбежек. Страх за свое будущее, ненависть к захватчикам придавала силы. Теперь нам и не надо было оповещать людей — они сами приходили. Частенько в глазах замечал стальную решимость идти до конца. Плотно сжатые губы и кулаки красноречиво говорили о настрое людей. 'Сверху' пришло распоряжение о формировании из населения нашего района двух инжбатов и батальона связи. Нарочным прислали Директиву Начальника Генерального Штаба: в ней были изменения относительно военнообязанных, призывников и женщин, которые подлежали призыву на службу. Теперь брали всех подряд — лишь бы могли на ногах стоять. Как всегда на Руси — людей не хватало в лихую годину.

В батальон связи брали только женщин. А мужское население, негодное к строевой службе шло на формирование инженерных батальонов. Ставили в строй всех кто попадался под руку. Городская администрация с помощью доступных средств массовой информации воззвала к гражданскому населению о помощи в строительстве укрепрайонов вокруг Севастополя. На всех уцелевших поверхностях клеились листовки с призывами. Народ для этого собирался на площади Нахимова. Тут же происходили стихийные митинги, на котором представители КПУ, других партий взывали к сознательности и всем, кто может держать шанцевый инструмент, отправиться на работы. Напоминали о том, как стояли насмерть наши деды и отцы в Великую Отечественную войну. На катерах и паромах желающие переправлялись в Инкерман, Балаклаву, Качу и Голландию. Народу было не особо много. Тогда руководство пошло на крайние меры — с помощью полка внутренних войск, милиции, батальона ППС начали сгонять народ на работы. Задарма работать многие не хотели — они думали как бы выбраться из Севастополя в безопасное место. Просто каждый патруль милиции и комендатуры проходили дополнительный инструктаж у представителя военкомата относительно проверки военных документов. В гарнизонную комендатуру поехал от горвоенкомата капитан Ничволодов, в УМВД — майор Елдазин. Народ начал роптать. То тут, то там возникали очаги недовольства, на которых кричали о 'нарушении прав человека' и тому подобной чуши. Ребята из милиции особо с такими не церемонились — в районных судах устроили по два-три показательных суда над 'возмутителями спокойствия'. В результате их приговорили к высшей мере и привели приговор в исполнение. На Нахимова собралась толпа оставшихся жителей. Четверых осужденных поставили к уцелевшей стене Дома Москвы со стороны Ракушки, пять ментов посторились в шеренгу, по команде 'К бою! сняли автоматы с предохранителей и передернули затворы. У одного из приговоренных потекло из штанины, а другой сполз по стене в обморок. Подбежали двое милиционеров, подняли упавшего и всучили остальным расстреливаемым, чтобы держали его. К расстрелной команде подошел майор в форме органов внутренних дел, зачитал решение суда. Очередь из автоматов возвестила о приведении приговора в исполнение.

После расстрела на Нахимова в городе стало потише. Но и на работах народ охраняли бойцы 'Титана' и внутренних войск. Возле Камышловского моста около сотни человек на склоне горы мерно махали лопатами, выбрасывая грунт из траншей. Рядом работал подъемный кран на базе стротридцатого ЗиЛа — клал плиту перекрытия на будущий ДОТ. Вдоль линий окопов опорного пункта прохаживались солдаты и офицеры внутренних войск. Неожиданно двое мужчин бросили лопаты и кинулись вниз по склону. Раздались крики: 'Стоять! Стрелять буду! . Беглецы не обращали внимания — летели под защиту деревьев, в надежде скрыться. За ними побежали четыре бойца, на ходу снимая автоматы. Несколько очередей вдогонку, один из бежавших как будто получил невидимый толчок в спину — распластался на земле. Голова второго лопнула, выбросила красный сгусток и тело ничком распласталось на выжженной солнцем траве. В трупам подбежали вэвэшники, сделали пару контрольных очередей. Вслед за ними подошли двое гражданских с лопатами и начали копать могилы для убитых. Через два часа только небольшие холмики напоминали о происшедшем. После того как молва об этих мерах пресечения разнеслась среди населения — оно сразу присмирело. В городе прекращена подача электроэнергии, воды, газа и продовольствия. Все наличное продовольствие было реквизировано на нужды войск. На рынках царила страшная дороговизна буханка хлеба до войны стоила в среднем одна гривна десять копеек, теперь шла за пять гривен, а чуть позже за восемь-десять. Увеличились грабежи, мародерства и изнасилования. Народ опять начал роптать и саморганизовываться для защиты своей собственности и жизней. Студенты тоже начали бунтовать, осуждая меры принятые руководством города и страны. Кучковались на Нахимова отказываясь идти на работы. Таких быстро приструняли менты с помощью дубинок. В результате, весь преподавательский и студенческий состав, что не был призван в армию, Севастопольского Национального Технического университета, кроме военной кафедры, включая и женщин, рыл окопы между Мекензиевыми горами и Черной рекой. Из военной кафедры сформировали мотострелковый батальон и отправили на обучение, укомплектование техникой и вооружением в Казачку.

Основные районы пролегали на Качинском направлении и Мекензиевых горах. Строились блиндажи, рылись траншеи и эскарпы. Укреплялись и старые, оставшиеся еще со 2-ой Мировой, позиции. Знаменитая 30-ая батарея капитан-лейтенанта Александера была переоборудована под позицию ПВО, а пушки развернуты в сторону Качи. Особенно укреплялась Голландия. Весь Севастопольский Институт ядерной энергии и промышленности рыл котлованы и траншеи вокруг него. Оно и понятно — на территории института находится пусть маленький, но атомный реактор ИР-100, который не остановишь, не разберешь и не эвакуируешь. Он был учебным и работал на самой малой мощности. Просто раньше этот институт был Севастопольским высшим военно-морским инженерным училищем, где готовили моряков — подводников для атомных подводных лодок. Грунт вокруг объекта ИР-100 был просто ужасным — скала еле прикрытая землей. Использовались даже старые оплывшие окопы времен Великой Отечественной войны. А там где требовалось — взрывали динамитом. С помощью местного населения был восстановлен подземный лазарет, который во время той же Великой Отечественной войны был госпиталем, а после войны остался в запустении и использовался сначала местной алкашней и шпаной для притонов, а в более поздние года — наркоманами. Спецкомендатура по охране этого реактора была усилена и доукомплектована местными ресурсами с 60 прапорщиков и офицеров до 150 человек. Они любой ценой должны были отстоять объект. Я даже слышал, что у них есть распоряжение на критическое увеличение мощности в случае невозможности отстоять его. В общем, устроить амерам маленький Чернобыль со всеми вытекающими. Но я думаю, что никакого взрыва не будет — потому что ядерное топливо и все ценное — давно уже вывезли спецпоездом. Рядом с объектом дислоцировались три пусковые точки пэвэошников, для прикрытия с воздуха объекта, а также ракетных складов КЧФ. Военная кафедра института была вооружена и тоже занимала оборону в километре от реактора.

Была уже попытка захвата ряда стратегических объектов, таких как железнодорожные туннели, Камышловский мост, реактор в Голландии американским спецназом, который был сброшен с вертолетов в районе Мекензиевых гор. Усилиями бойцов и командиров подразделений внутренних войск, ценой больших потерь, диверсанты были уничтожены. Много полегло парней в черной форме спецназа ВВ при обороне реактора. Я как-то проезжал мимо их кладбища — бугорки с малиновыми беретами на них. Им выделили отдельный сектор почти возле выхода на Мекензиевском кладбище. Хлопцы в бой шли в беретах, хотя установленный головной убор у них черные бейсболки. Мне кажется, что это для вэвэшников такой же символ как у моряков бескозырка. Перед контратаками, ребята снимали каски и надевали малиновые, а у кого и краповые береты. Ну, у каждого рода войск свои приколы, как говорится. Вам это может показаться мелочью, но мне кажется, что это в очередной раз показывает, какой моральный дух был в войсках гарнизона.

Еще одним из стратегических объектов была дамба на реке Черная. Если она будет прорвана — Инкермана и прилегающей территории может не остаться, потому что его смоет в море. Раньше ее охраняла ВОХРа, а теперь — внутренние войска. Также Камышловский мост и туннели, которых было семь штук. Это были связующие каналы железнодорожного транспорта с Симферополем. Прямо на Севастопольский вокзал выгружались все новые и новые подразделения, которые перебрасывались с глубины России и Украины. Техника и все остальное выгружалось на станциях Инкерман-1 и 2, а также на Севастополь — 2.

Монахи Георгиевского мужского монастыря, что в Инкермане, пришли ко мне в военкомат и просились на фронт. Объяснял им, что не имею право их отправлять, так как они из Балаклавского района. В конце-концов подошел офицер-морпех из Казачки, построил иноков и увел к себе в качестве пополнения.

Рыбацкие сейнера и даже лодки помогали перебрасывать войска из Таганрога по мелководью Азовского моря на Арабатскую стрелку.

Но, тем не менее, войска НАТО быстро и уверенно продвигались к Севастополю. Главные удары были направлены на Севастополь, Симферополь и Красноперекопск-Армянск. Катастрофически не хватало времени на возведение долговременных укреплений вокруг Севастополя. Обыкновенные ребята, солдаты срочной службы, ценой своей крови останавливали стремительное наступлениепротвника. Их много гибло из-за глупости и неопытности командиров, а также плохой обученности. Что можно требовать от солдата, если он за полгода-год службы выстрелил в общей сложности девять патронов. А в остальное время совершенствовал шагистику и махал лопатой на работах, чтобы заработать деньги для жизнедеятельности своей части. Львиная доля из которых шла в карман командиру. Техника была устаревшей и, в основной массе, выслужившая установленные сроки нередко в два и более раз. Американцы воевали техникой и обученностью солдат работать в команде. Боеприпасов не жалели. Взрывы ракет перемешивали с землей наших солдат, которые находились в едва вырытых окопах, а на некоторых и касок не хватало. Бронежилеты вообще были только у офицеров и прапорщиков. Нередко офицеры отдавали свои броники солдатам или бойцы снимали их с убитых товарищей и иногда с убитых американцев. Эти спецсредства ценились больше всего, т. к. были легче и удобнее наших, пехотных. А были моменты, когда радисты — они были тоже одни из главных людей в подразделении — для поддержания связи, снимали с себя бронежилеты и прятали под ними радиостанции от шальных пуль и осколков. Потому что потеря связи — потеря управления. В некоторых ротах, после боя, насчитывалось до десятка человек из 90-100. Танк успевал в бою сделать только два три выстрела и уничтожался. Но самое тяжелое началось, когда американцы перебросили крупное соединение тяжелых вертолетов. Наша армейская авиция была почти уничтожена при бомбежках. Поэтому с вертушками противника мы боролись только подручными средствами. Один ловкач умудрился сбить вертолет из РПГ-7В. За что был награжден очень необычно — именным гранатометом. И смех, и грех!

Так обстояли дела в украинской армии. У россиян было получше. Путин — молодец! Он на армию денег не жалел. У них и техника была по-новее и солдаты лучше обучены, и кормили получше. И у командиры получили опыт в Чечне. Но украинские и русские солдаты дрались, как черти. Американцы боялись наших щуплых солдат. У которых не хватило денег откупиться от очередного призыва.

Второй день батальон капитана Акимова держал оборону в трех километрах от Майнакского озера. Вокруг обгорелые остатки нашей техники, но и вражеская техника тут же догорала. Отступать дальше некуда — сзади только очень соленые воды озера и непролазные грязи. Боеприпасы были на исходе, в батальоне осталось около пятидесяти человек. Вся линия обороны была изрыта воронками, казалось иногда, что земля горит и, что она испаряется. Прилетали американские вертушки и самолеты, чтобы обработать каждый метр напалмом и другими смертоносными штуками. Боец, который высунулся с ПЗРК из-за бруствера окопа, успел выпустить ракету, но тут же превратился бесформенные куски мяса в камуфлированной форме, перерезанный очередью из крупнокалиберного пулемета. Но пулеметный плевок было последнее что смог сделать этот вертолет, даже не успел совершить противоракетный маневр и отстрелить 'обманку'. Под радостные крики наших солдат он взорвался в воздухе, а его остатки догорали в бурьяне. Другие вертолеты отошли на расстояние, начали из 'миниганов' обрабатывать позицию батальона, а потом 'нурсить' для надежности. Пока вертушки 'крутили карусель' и заходили на штурмовку — морпехи и танки пендосов пошли в очередной раз в атаку. Пехота начала спешиваться и вытягиваться в цепь. Наступал примерно полк — не меньше. Чуть справа рявкнул и подпрыгнул изрыгивая снаряд СПГ-9, с БМП затакали тридцатимиллиметровые пушки. Более степенно вторили 73-миллиметровые пушки 'Гром' со старых БМП-1. Акимов крикнул своему связисту, чтобы тот дал связь с артиллеристами и те обработали его участок. С громким шипением ушел снаряд ПТУРа 'Фагот', что стоял на БМП под номером 101. Эта 'бэшка' была машиной управления. Танки шли развернутым строем. И неслись на хорошей скорости. Головной танк завертелся на месте после попадания в гусеницу внося сумятицу, но через секунду он стал как вкопанный. Пока они находились на большом расстоянии попадания в танки, можно сказать, были случайными и танки спасала система 'Чобхэм'. Но тем не менее из пятнадцати танков уже два были подбиты. Первый, которому выстрел РПГ попал в бок корпуса над катками, хоть и стоял на месте, но вел орудийно-пулеметную стрельбу по нашим позициям. За ним спрятались американские пехотинцы и методично обстреливали из автоматических винтовок. Второй полыхал пламенем от попадания в крышу башни. Прилетел еще один НУРС в крышу башни, вспышка, взрыв и тяжелая крышка люка улетела куда-то в бок. Из танка повалил дым и начал вылазить экипаж. Резкие щелчки и искры по броне выбивали пули. Вот задергался один из танкистов, держась за грудь, через секунду от его головы ничего не осталось из-за прилетевшей пули ДШК. Другой лежал с перечеркнутой очередью грудью на броне. Через несколько секунд внутри танка зародился вулкан взрыва. Башню шутя откинуло на метров пятьдесят в наш тыл. Невероятная мощь взорвавшегося боекомплекта разломила корпус пополам, убивая спрятавшихся за ним морпехов.

Танки уже находились в пятистах метрах от линии обороны. Теперь началась сама жара. Рядовой Катуков — гранатометчик 2 взвода 1 роты, закинул за спину автомат убитого товарища, схватил свой РПГ, три каммулятивных выстрела к нему и, перемахнув бруствер, мелкими перебежками, добежал до обгорелого БМП 'Брэдли'. Залез под днище, приготовил гранатомет к стрельбе. Он знал, что первый выстрел станет для него последним, если промахнется. Взяв в перекрестье ПГО ближайший танк, затаил дыхание. 60-тонная железная громадина надвигалась неумолимо, а в восьмикратном увеличении были видны даже мелкие детали: квадратики фальшборта, тримплекса. Он целил в сначала в бок корпуса, но танк резко развернул и изменил направление движения. Он шел прямо на Катукова. Солдат перевел прицел на гусеницу. 'Ну, сука! — подумал он. Нажал плавно, затаив дыхание, спусковой крючок, но выстрела не последовало. Чертыхнувшись, боец сильнее дослал выстрел в дуло и снова взвел курок. Теперь даже не прицелившись как следует выстрелил, потому что танк был уже на расстоянии около пятнадцати метров. Из-под днища покореженного 'Брэдли' протянулся дымный след от выстрела РПГ — снаряд прожег фальшборт, прожег боковую броню и взорвался внутри, калеча внутри экипаж. Из люка башни высунулся танкист, но тут же его голова была разнесена очередью. Катуков решил сразу сменить позицию. Солдат уже вылез и, петляя как заяц, побежал к окопам. Не успел пробежать и десяти шагов как почувствовал толчок в спину, а потом другой, третий… Через секунду он понял, что его больше нет.

Потеряв пять танков, американцы начали отступать. Под торжествующие крики наших бойцов. Но, отойдя за пределы досягаемости наших огневых средств, они начали вести беспорядочный огонь по нашим позициям, чуть погодя „заговорила“ их артиллерия. Прошло около часа, американцы перегруппировались и снова пошли в атаку. Но уже при поддержке вертолетов и самолетов. Обработав весь участок обороны батальона, истощив боекомплект — авиация противника ушла на восток. Потом снова появились самолеты и забросали бомбами с напалмом весь берег озера. Некоторые солдаты превратились в живые факела. Одному из солдат напалм попал на левую щеку, послышалось противное шипение и тошнотворный запах горевшей плоти. Он издавал душераздирающий вой и катался по дну окопа, содрогаясь в конвульсиях, закрывая руками лицо. К нему подскочил его товарищ и, выхватив нож, с трудом оторвав его руки от лица — вырезал кусок щеки, который шипел и дымился. Раненый издал еще более громкий вой, но через секунду уже немного успокоился. А тот, кто вырезал ему кусок щеки, еще держал его руки. Когда обожженный солдат успокоился, судорожно дыша, его товарищ замотал его лицо бинтом, оставив открытым правый глаз. А левый глаз вытек. Но забинтованный боец не ушел в тыл вместе с остальными ранеными — он остался здесь. Подхватив судорожно дрожащими руками свой автомат, проверил магазин на наличие патронов, снова слился с автоматом.

Танки и пехота американцев пошла опять на приступ. Наконец наши 'Грады' и 'Ураганы', что находились где-то в тылу, ответили беглым огнем, отсекая пехоту от танков. Но снарядов хватило только на минутный огонь. Да и после залпа, надо менять позицию, чтобы не накрыли. Пехота смешалась и отступила. Танки уже подошли на четыреста метров до линии окопов. И резко рванули на всей скорости вперед. И тут Акимов увидел такое зрелище: три пацана, первогодки еще, под ураганным огнем сидели на дне траншеи и курили сигарету. Он им пригрозил автоматом, крикнул чтобы те вставали и дрались. Один из них, тот, что сидел по середине, решительно встал, отдал сигарету соседу слева. Взял в одну руку РКГ-3, а в другую Ф-1. Выдернув кольца зубами, и перемахнув через бруствер, пополз к быстро приближающемуся танку. Танк заметил, что он переехал человека только после того, как под гусеницами раздались два взрыва, а на гусеницах появились кровавые ошметки и внутренности того парня. Танк, повернувшись на 180 градусов, остановился. Башня повернулась, и спаренный пулемет начал изрыгать смерть.

Докурив, до трети сигареты, второй солдат также передал сигарету товарищу. Они обнялись и, взяв в обе руки по-гранате, боец пополз к следующему танку. Танк умело лавировал между воронками. И было видно, что механик-водитель был опытный, так как воздух то и дело прочерчивали дымные следы выстрелов из гранатометов и СПГ. Но пока ни один не попал в него. Второй парень пополз навстречу этому танку. Когда танк был уже на расстоянии двадцати метров, он приподнялся и кинул гранату, но она разорвалась в десяти метрах перед танком. Очередь из курсового пулемета прошила его грудь и последнее, что солдат успел сделать — это выдернуть кольцо другой гранаты и перекатиться под гусеницу. Взрыв под днищем танка показал, что граната достигла цели, но вреда не принесла. Железного монстра остановил взрыв ракеты ПТУРа 'Фагот', поразивший его в крышу башни.

Акимов кинулся к третьему бойцу и дал ему с размаху по морде. Всучив автомат, наорал на солдата, мол это не способ подбивать танки. А сам зарядил СПГ, приник к окуляру ПГО, но прицел был разбит. Капитан его сорвал и начал наводить по механическому рамочному прицелу. Поймав в визире танк, нажал на рычаг спуска. СПГ, оглушительно рявкнув, аж подпрыгнул со своей треногой. Снаряд рикошетом от брони разорвался в стороне от танка. Перезарядил еще раз, теперь он наводил его в левую гусеницу. Выстрел. Дымный след от снаряда и взрыв искорежил левый фальшборт танка и оторвал ведущий передний каток, который отлетел в куда-то в сторону. Танк завертелся на месте, сделал еще один полный оборот вокруг своей оси и оказался передом к нашим окопам, остановился. Остальные танки попятились, дали задний ход, но продолжая вести обстрел.

Ближе к 11 вечера поступил приказ отходить за озеро Майнаки. Пользуясь покровом ночи и, запалив дымовые шашки, оставшиеся обитатели траншей отошли. Оставляя кучу сюрпризов в виде растяжек и тому подоных штук наступающему врагу. Именно отошли, потому что вся техника после боев была уничтожена или не было горючего. Все, что можно было унести, взяли с собой, а оставшиеся машины просто подорвали оставшимися гранатами. Или расстреляли из гранатометов. Акимов сам нес ПКТ, так как вмести с ним, из двухсот восьмидесяти шести человек отступало всего двадцать шесть.

Между тем Россия официально объявила войну США. На что Буш пригрозил применить ядерное оружие. Россияне в ответ сбили несколько американских военных спутников входящих в систему ПРО и привели РВСН в самую высокую степень боеготовности. Подводный стратегический флот загрузился ядерными боеприпасами и вышел из баз. Путин заявил, что Россия применит ядерное оружие только в качестве 'адекватных ответных мер, в случае ядерного нападения'. САСШ пока не решались запустить ракеты с ядерной начинкой.

Для того, чтобы устранить из конфликта европейские страны членов НАТО — были прекращены поставки российского газа. Закрытие 'газового вентиля' Путин объяснил тем, что из-за войны на территории Украины, он не может позволить нарушить обязательства перед Европой и терпеть убытки от безвозвратных потерь 'голубого топлива'. А также, что РФ объявила войну США, а европейским странам предлагается вывести свои войска и те деньги, что тратятся на войну, лучше вложить в постройку трубопровода через Балтийское море.

Катарская телекомпания 'Аль-Джазира' поспешила распространить обращение Усамы Бен-Ладена, которого американские спецслужбы так и не смогли словить. Он обращался к Исламскому миру, прося поддержки в Священной войне против Империи зла — США и НАТО. Что всеми силами и средствами будет помогать российским и украинским мусульманам в этой борьбе. Из стран Ближнего Востока в Россию потекли беспроцентные денежные займы. Китай, после визита Путина, в поддержку России, через посольство в Вашингтоне передал ноту протеста и потребовал убрать из китайских портов все военные и торговые суда принадлежащие США. А Россия обрела надежные стоянки для флота. И после подписания Договора о взаимопомощи в Россию был направлен 3-й армейский корпус Вооруженных Сил КНР. Их сразу перебросили под Севастополь. Китайский ВМФ вошел в состав ТОФ и, скоординированными действиями, вел боевые действия с американцами. После этого был образован Объединенный межнациональный тихоокеанский флот (ОМТФ). Американцы пытались высадить десант в дести милях северо-западнее Корсакова на Сахалине, в заливе Анива. Но части морской пехоты, при поддержке морской авиационной группы, зажали американо-канадский десант в железные тиски так, что те сосредоточились на плацдарме всего в три километра береговой полосы. За три дня с десантом было покончено. Его просто стерли с лица земли — и хоронить не кого было — сплошные воронки и перемешанные с землей останки людей.

6

Вокруг Севастополя появилась глубоко эшелонированная оборона к концу октября. Со множеством наспех сложеных из плит ДОТов, блок-постов на дорогах. Линии траншей, как струпья на теле севастопольской земли, перечерчивали территории опорных пунктов. На танкоопасных участках поставили пирамидообразные надолбы из железобетона и сваренные из старых рельсов ежи. Основные, запасные и ложные окопы для танков и БМП были укрыты маскировочными сетками, а также асбестовым полотном для теплоизоляции. Капитан 1 ранга Кравцов, начальник морской инженерной службы штаба КЧФ, был грамотным и много знающим офицером. Благодаря его энергии и настойчивости в рекордные сроки была возведена оборона под непрерывными ударами вражеской авиции. Она состояла из четырех УРов: Качинский, Мекензивский, Чернореченский и Балаклавский. Которые представляли из себя сеть опорных пунктов.

Решением Верховной Рады Украины город Севастополь с 30 октября переведен на осадное положение и все жители, что остались в нем будут приравнены к участникам боевых действий. А все структуры и органы власти подчинялись теперь Командующему СОРа — вице-адмиралу Масорину, командующему Черноморским флотом. Но это ничего существенно не изменило ни в плане снабжения, ни в настроении войск и оставшихся жителей. Все готовились к встрече с врагом.

К концу октября мы уже поставили все мобресурсы в войска и уже занимались только призывом тех, кто достиг 18-летнего возраста. Хотя таковых уже почти не осталось — либо в эвакуации, либо уже были 'под ружьем'. Обязанности райвоенкома исполнял подполковник Петров. Мы все жили на своих рабочих местах.

Я сидел в своем 'отдельном' углу. При свете керосинки, доставая из ящика по-одной учетные карточки на военнообязанных, которые были призваны по мобилизации, заносил их данные в алфавитную книгу. Восемь с половиной тысяч человек, шутка ли? Работа была монотонная и часто ловил себя на том, что засыпаю. Иногда в книге даже были мои 'диаграммы сна'. Тут же стоял топчан, на котором спал, потому что в общагу идти далеко, да и не имело смысла — она была разрушена при последней бомбежке. Наконец надоело работать и, накинув на плечи свой бушлат песочного цвета, вышел на улицу покурить. И курево сейчас стало таким же дифицитом, как и жратва. Хорошо хоть успел в свое время 'на тихой козе' с нашими солдатами наведаться в 'зенитку' — магазинчик недалеко от военкомата. Чураков Паша — здоровенный тридцатилетний сержант-связист, одним махом прикладом автомата сбил замок с двери. Когда вошли в помещение — сработала сигнализация и пискляво завыл ревун. Еще один удар и пластиковая коробка централи сигнализации уже валялась никому ненужным хламом. На удивление магазин до нашего визита остался нетронутым. Быстро набивая захваченные с собой вещмешки куревом, банками консервов и бутылками спиртного, двое человек уже бежали к пролому в стене ЗПУ. Чтобы освободить нашу тару для очередной ходки. После десятой 'смены караула' неожиданно появились человек десять мужиков в штатском, двое из них были вооружены автоматами. Началась перебранка, так как эти товарищи заявили свои права на содержимое этого магазина ибо он находится на их территории. Не найдя компромисса мародеры начали бить из автоматов, которых оказалось больше, чем мы увидели. На звуки перестрелки подскочили к нам на выручку еще десять человек наших сослуживцев со стволами. Бандюки потеряли троих и поспешили ретироваться. После этого здание военкомата несколько раз по ночам обстреливали из автоматического оружия. Пришлось своими силами выставлять засаду в доме через дорогу. Солдаты оборудовали в угловой квартире лежку и посменно там дежурили. Через двое суток бойцы выследили базу мародеров. Совместно с ментами их накрыли, что называется 'тепленькими'. Там был весь 'бомонд' проспекта Победы — нарики, бывшие зэки. Милиция долго с ними не чикалась — когда бандюки оказали сопротивление, тупо закидали гранатами, а оставшихся в живых поставили к стенке.

Прошел мимо выгородки дежурного по военкомату. Там, при свете керосиновой лампы, сидя за столом, спала Ямпринцева. Не стал ее будить, скинул бушлат и укрыл. Намаялась девчонка за день. Хоть и стерва изрядная, но я вообще-то не злопамятный, просто злой и память хорошая. Поднялся по ступенькам, откинул оббитую жестью дверь и очутился во дворе.

Достал очередную сигарету 'L&M', как мы эту марку в шутку называли — 'Леонид Макарович', от инициалов первого президента Незалежной Украины Л.М. Кравчука. Подкурил от сорокакопеешной зажигалки, с наслаждением затянулся, выпустил дым и посмотрел на то место, где была воронка от той бомбы, что собственноручно взрывал. Яму, которую твердо можно назвать котлованом, засыпали землей. Уже был вечер и довольно холодно. Возле того, что раньше называлось воротами, в шинели стоял солдат из аппарата усиления с автоматом. С севера и северо-востока доносилась канонада боев, что велись в пятидесяти километрах от Качинского и Мекензиевского УРов.

— Черт! — подумал я, — Уже четыре раза писал рапорт о переводе в действующую армию. А Петров и Гриценко (горвоенком) их рвут или не подписывают. Ну, ничего! Скоро мы сами будем действующей армией.

Тут увидел, что к солдату подошла фигура в бушлате и зимней шапке, но не обратил особого внимания. Стоял, продолжая курить. Сзади раздались шаги. Женский голос окликнул меня:

— Извините, а где я могу увидеть прапорщика Свешникова? — спросила фигура в бушлате.

— Ну, я прапорщик Свешников. А что случилось?

— Вова, это ты? Ну, наконец-то! — закричала фигура и бросилась мне на шею, начиная целовать в щеки.

— Стоп-стоп-стоп! Отставить! Девушка вы кто такая? — спросил я доставая из кармана фонарик. — Светка? Ты? Какими судьбами? Ну, что ж мы тут стоим, проходи.

Ну, а теперь я сгреб ее в объятья и кружил на руках. Это ведь та самая Света, у которой в подвале прятался при первой бомбежке. Мы зашли в подвал, от звука шагов Ямпринцева подняла голову, посмотрела на нас и опять положила голову на стол, поправив мой бушлат. Сейчас большинство наших уже спало. Взял ее за руку и повел к лестнице на первый этаж, чтобы никому не мешать. После случая с подрывом бомбы основной вход через крыльцо был разрушен и завален. Мы поднялись ко мне в кабинет, а точнее в то, что от него осталось. В туалете на первом этаже взял металлическую бочку, в которой хранился аварийный запас воды и на случай пожара, но сейчас она была уже пустой. Принес ее в кабинет. Перевернул ее верх дном, ножом вверху проделал дыру для дыма, а также прорезал дырку для подкладки дров и вторую в качестве поддувала. Уже было темно. И в целях светомаскировки огонь было запрещено разводить, но Света немного продрогла. Да и ужин нужно было подогреть. Снова спустился в подвал взял флягу со спиртом, который удалось раздобыть у медиков. Две кружки, заварку, чай, хлеб, пластиковую бутылку с водой, две шинели, плащ-накидку и три консервы с тушенкой. Я-то вообще-то не пью, но тут такое дело.

Светлана немного согрелась, сидя на мешках с песком, что валялись здесь в избытке, возле печки. Топил обломками мебели. Открыв ножом консервы, поставил их на нашу импровизированную печку, чтобы подогреть. А сам тем временем налил по чуть-чуть спирта в кружки и разбавил его пополам с водой.

— Ну, как живешь, Света? Почему не уехала? Где живешь?

— Когда ты меня отвел на эвакопункт, там был сплошной бардак. И тут зашел какой-то военный в камуфлированной форме. Он объявил, что женщинам — медсестрам и военнообязанным выйти на улицу и построиться. Ну, я взяла и пошла с ними. Нас привели на Матроса Кошки, в тридцатьдевятку. Начали проверять документы и индивидуально с каждым беседовать. Когда дошла очередь до меня, спросили сначала документы, — сказала, что они сгорели вместе с домом, а возраст — наврала на год. Живу сейчас в казарме. Кормят. Вот, одели. Учусь сейчас на радиста. Хорошо еще попалась соседка, что подтвердила мою личность. Первого декабря выпуск и в войска. А я пыталась тебя найти, но до присяги никуда не выпускали.

— А сейчас?

— Дали увольнительную до утра. Сказала, что иду к мужу. — сказала она, засмеявшись и подсаживаясь поближе ко мне.

— Ну, ты и придумщица как я погляжу. Это я-то муж? Эх, Светка, ремня бы тебе дать. За то, что командование в заблуждение вводишь.

— Я так долго тебя искала. А еще после того, как у вас ракета взорвалась в подвале, я места себе найти не могла. Вовка, я так волновалась. — сказала она подсаживаясь вплотную ко мне. — Ой, фр-р. Что-то холодно! Согреешь меня?

— Ну, иди сюда, — хотя я сам сидел в шинели, но что-то тоже знобило. Обнял ее за плечи и прижал к себе.

Так мы просидели молча минуты три, наслаждаясь друг другом и неподвижностью. Такое ощущение, что и не было никакой войны. Что мы как какие-нибудь любители экстрима сидим на стройке. И любуемся ночным Севастополем.

Света прижалась ко мне и уткнулась лицом в грудь, словно ища утешения и защиты. Невольно погладил ее по щеке, но почувствовал на ладони ее губы и что она целует мою ладонь. Рука девушки робко протянулась и погладила мою небритую щеку. А потом запустила руку в волосы и начала их ласково ерошить. Она вдруг выпрямилась, внимательно посмотрела в мои глаза. В этом взгляде утонуть просто можно. И она пересела ко мне на колени, а я запахнул полы шинели.

— Так будет теплее, — прошептала она.

Она расстегнула на себе бушлат и прижалась ко мне, положа голову мне на плечо. Почувствовал, как ко мне прижалась ее упругая грудь. От нее исходил запах казармы и какого-то очень сладкого шампуня. Думал, что сойду с ума, но держал себя в рамках. Тут с нее упала шапка-ушанка, хотел, было ее поднять, но она взяла меня ласково за щеки и отрицательно легко качнула головой. Света смотрит в мои глаза и взглядом меня гипнотизирует. Наши лица все ближе и ближе друг другу. Вот наконец-то ее губы слились с моими.

— Вовка, я люблю тебя, и никому тебя не отдам! Ты мой и только мой! — горячо зашептала она, — Я поняла, что люблю тебя, когда узнала, что у вас в подвале ракета взорвалась и ты был там. Я не могла себе найти места и уже думала в самоволку бежать. Хочу быть только с тобой. Знаю, что ты уже писал заявления о переходе в действующую армию. Не смей! Слышишь! Не смей! А обо мне ты подумал? Ты знаешь, сколько вас мужиков после боя остается живыми? Да. Может, я дура. Сама тебе навязываюсь. Но война все спишет!

Я сидел и не знал даже, что и сказать. Она опять меня поцеловала. Обычно, когда целуюсь с девушками, глаза держу открытыми. Но тут у меня закружилась голова, и закрыл глаза. Начал гладить ее лицо, которое почему-то сразу стало любимым и дорогим для меня, чего и сам не подозревал. И потихоньку начал опускаться ниже…

Утром отпросился у Петрова и пошел провожать Светку. На КПП девушка повисла у меня на шее, прижалась всем телом и не хотела отпускать. Пока сам легонько не отстранил ее.

— Надо идти, Света. Теперь я знаю, где тебя найти, а ты — меня.

— Я не хочу тебя искать, хочу быть просто с тобой. Обещай мне, что не пойдешь в войска! Обещай что, останешься живой!

— Обещать не могу, но постараюсь. А то, что мы с тобой еще будем вместе, — это я обещаю.

И она пошла в часть. Свидетелем этой сцены был дневальный, молоденький матрос. Который посмотрел на меня с нескрываемой завистью…

На следующий день уже даже в городе была слышна канонада. Пришло известие о том, что натовцы перерезали дорогу на Симферополь. Балаклаву бомбили нещадно. Авиация противника 'работала' круглосуточно. На Пятом километре проходил четвертый эшелон обороны. Туда уже направлялись войска. 1-го декабря 2004 года началась третья оборона Севастополя. Войска НАТО вошли в столкновение с нашими передовыми частями в первом эшелоне Качинского УРа. А 1-го был выпуск у Светы. Прийти так и не удалось. Куда ее отправили не известно, но через 2 недели мне пришло извещение, что девушка пропала без вести. Я неделю был в прострации. Но потом работа заняла меня всего и постепенно воспоминания о ней стали менее болезненными. В последствии удалось узнать, что она была изнасилована и повешена 'доблестными' бойцами отряда 'Меджлиса', когда пробивалась вместе с остальными из окружения.

В Омеге, на базе вертолетного завода КЧФ, базировались вертолетчики из Северо-Кавказского ВО. 'Черные акулы' дрались с той остервенелостью, что отличала наших солдат во все времена. Ударные вертолеты КА-50 были еще малочисленны.

Авиация противника господствовала в воздухе. Наши ракетчики не успевали даже реагировать на нападения. Не хватало боеприпасов. А подвоз был затруднен из-за налетов. Из глубины России перебрасывали части ПВО и ВВС. Но пока 'сбросить' противника с неба не получается.

Объединенное командование Крымского направления на военном совете приняли решение об отводе основных сухопутных сил к Севастополю и Керчи, а основные соединения кораблей вывести в море и отправить в крейсерство для нарушения морских коммуникаций противника, а в Севастополе оставить только соединения ОВРа. Мекензиевы горы были изрыты окопами вдоль и поперек. Солдаты до сих пор находили ржавые каски, гильзы и оружие со времен Великой Отечественной войны. С Малахова кургана было видно, как над Качей и прилегающей территорией взлетали и падали осветительные ракеты. Ветер доносил дым с поля боя. Тяжко давался каждый метр крымской земли американцам. Поселок Угловое три раза переходил из рук в руки. Отчаянные морские пехотинцы даже при команде отходить не оставляли своих позиций. Американцы, если не могли сходу взять населенный пункт, сразу отходили и вызывали авиацию. А уж эти боеприпасов не жалели. В госпиталях было много людей с ожогами от напалма. Американцы знали, что наши в плен никого не берут, — они в этом не раз убеждались. Поэтому старались людьми поменьше рисковать.

В городе не было места панике, потому что благодаря грамотным действиям руководства милиции, других спецподразделений МВД и бойцам внутренних войск все, кто не эвакуировался были привлечены к работам. Кто сопротивлялся, быстро судился и расстреливался. Мародеры расстреливались на месте без суда и следствия. И это явление сошло на нет.

В горах тоже было неспокойно — татарские вооруженные банды необычайно активизировались. Они стремились создать свое государство Кырым. Они устраивали резню всего нетатарского населения. 'Отряды Меджлиса' — так они себя называли. Их бойцы врывались в дома и выгоняли всех на улицу. Потом производилась сортировка. Женщин и девушек насиловали прямо на улицах, а некоторых выбрасывали из окон и крыш. Мужчин, которые оказывали сопротивление, расстреливали на месте без разговоров. А тем, кто не оказывал сопротивление, — отрезали головы и гениталии. Они называли это 'очищением родной земли'. После таких событий в Саках и Судаке население уходило вместе с нашими войсками.

После выступления Бен Ладена татары разделились на два лагеря: на 'Отряды Меджлиса', которые финансировались турками и они воевали с нашими; и на провахабитские группы, которые готовились в пакистанских лагерях и финансировались Аль-Каидой. 'Отряды' сохраняли прозападные настроения и стремились к сепаратизму. Вахабиты наоборот начали помогать нашим войскам. Там воевали и арабские наемники. Правительства Украины и России знали об этом, конечно, отрицали существование этих групп, но закрывали на это глаза и войска славян-союзников вовсю пользовались их разведданными, помогали им продовольствием, боеприпасами, медикаментами, а они в свою очередь выводили наших бойцов из окружения. На захваченных территориях участились терракты в расположениях частей натовцев. В Крыму уничтожены целые километры железнодорожного полотна, что привело к полной остановке железнодорожного движения.

7

В Карантинной балке из десантных кораблей высаживались первые подразделения Экспедиционного Корпуса КНР, которые из Пекина по железной дороге были переброшены в Краснодар, а оттуда своим ходом до Анапы, где они пересели на БДК. Китайцы удивляли своей опрятностью и образцовым состоянием техники. Сыновья Поднебесной прислали две мотострелковых дивизии, одну воздушно-десантную бригаду, артиллерийский полк и три танковых полка.

По решению Объединенного Командования СОР (Севастопольского оборонительного района) вся оборона Севастополя была разбита на 4 сектора — по количеству укрепрайонов. Китайские войска пока в бой не вводили, так как было решено провести наступательную операцию в районе Качинского УРа, а китайцы должны развивать наступление в направлении Николаевки. А в районе Балаклавы должны были организовать отвлекающий контрудар силами двух механизированных бригад в направлении Штурмовое — Орлиное. По данным разведки против Балаклавского укрепрайона действовали 2 дивизии морской пехоты ВМС США, 1 механизированная дивизия ВС Турции.

В 04.00 наша реактивная артиллерия обрушила свой смертоносный огонь на позиции американцев, внося панику в ряды их подразделений. После получасовой артподготовки 23-я механизированная бригада перешла в атаку. Американцы около получаса не могли прийти в себя после артналета и почти без боя отходили. Но потом прилетела их авиация и начала по квадратам обрабатывать территорию, на которой предположительно находились наши войска. Российская истребительная авиация накрыла и уничтожила ближайшие точки ПВО противника, чтобы обеспечить безопасный проход нашим транспортным самолетам, которые несли бойцов знаменитой Псковской 76 воздушно-десантной дивизии, которых должны были сбросить в районе Евпатории, для удара в тыл группировке турецких войск, что держала оборону против Качинского УРа. Десантура должна была захватить город и держаться до подхода китайцев. Наши союзники в свою очередь намеревались, ударом в направлении на Угловое отсечь войска турецкой моторизованной дивизии и продолжать наступление на Евпаторию, чтобы объединившись с войсками 76-й дивизии ВДВ РФ сбросить в море турецкую группировку. На помощь туркам американцы в срочном порядке перебросили дивизию морских пехотинцев, которая внезапным ударом с северо-запада в направлении на Угловое пробила оборону китайских войск по правому флангу и соединилась турками. Псковская дивизия была сброшена чуть севернее Евпатории из-за действий истребительной авиации противника. Наша фронтовая авиция завязала бой и увела американцев к Сакам и, неся большие потери, сковывали их пока наши транспортники не сбросили 'всю игрушку'. Бойцы-десантники заняли Евпаторию и еще две недели держали оборону пока превосходящий по численности, технической оснащенности и материальному обеспечению противник не сбросил их в море. Из 5 тысяч дивизии успели эвакуировать на вертолетах и морским транспортом под огнем противника около 2 тысяч человек.

На Дальнем Востоке Тихоокеанский флот совместно с Китайскими ВМС провела ряд столкновений с надводными силами 7-го флота ВМС США, но американцы старались избегать прямых боевых столкновений.

Северная Корея тоже объявила войну Соединенным штатам и, ее войска и ВМС начали боевые действия против войск НАТО на территории Южной Кореи. Куда также вступили китайские войска. Во Вьетнаме началась тотальная мобилизация, и его войска перебросили к границе с Лаосом.

Американцы не ожидали такого хода событий и общественность начала роптать. Особенно после ряда террористических актов в крупных городах США.

Соединения кораблей Северного и Тихоокеанского флотов ушли в крейсерства, чтобы перехватывать гражданские суда и уничтожать транспортную авиацию США и стран блока НАТО.

Мир постепенно превращался в биполярный, то есть в два лагеря: стран блока НАТО и антинатовской каолиции. Вообще, я заметил небольшую закономерность исторических процессов на рубежах и началах веков. Возьмем историю территории Российской империи и СССР с 1700-го года. 1700–1721 года — Северная война и война с турками за обладание Северным Причерноморьем и Крымом — Россия воюет. 1805 — 1812 года — Альпийский поход Суворова и Отечественная война. 1904–1905 года — русско-японская война, Порт-Артур, Цусима. 1914 — 1918 года — 1-ая Мировая война или Империалистическая. 1917 — 1921 года — Гражданская война. Мне кажется, на рубеже веков возникают проблемы перенаселения или социально-экономические, политические кризисы. Вы подумайте, а сколько талантливейших людей погибло в этих войнах, а сколько не родилось?! Американцы трубят об 'всеобщих человеческих жизненных ценностях' — по их разумению это жизнь — пусть я буду трусом, пусть буду вечно в дерьме по уши, пусть нагибают в позу ротного пулемета и имеют все кому не лень, но зато буду жив. Ерунда это все!!! Да если бы наши люди так рассуждали, то мы бы никогда не победили в Отечественной войне 1812 года, в Великой Отечественной войне. Если бы о первостепенной важности своей жизни думали Александр Матросов перед тем как кинутся на амбразуру немецкого ДОТа, Гастелло перед тем как направить свой горящий самолет на таран вражеского поезда с техникой и многие другие личности до бесконечности, которые в своем подвиге остались неизвестны. Многие говорят, что сейчас времена поменялись и никто не пойдет воевать. Тоже ерунда, времена всегда одинаковые и в любом народе есть свои трусы и герои. Может быть мне многое неизвестно, но что-то не слышал об аналогах вышеприведенных подвигов в американской армии во 2-й Мировой войне. Многие говорят, а вот высадка в Нормандии… да это одна из самых бездарных операций за всю войну — это ж надо было высаживать десант на укрепрайоны врага хотя в 50 километрах можно было относительно спокойно высадится и развивать наступление. Сейчас, конечно, можно рассуждать и махать кулаками. Просто может многого не знаю. Ну, а теперь посмотрим во 2-й Мировой войне сколько у немцев заняло времени, чтобы захватить Францию — немцы маршировали в Париже уже через две недели, а последние англо-французские войска, пересекали Английский канал и то сколько техники и материальных средств, а также пленных досталось гитлеровцам. На СССР Гитлер обломался и потом еще получил по мордасам. А сейчас американские историки трубят на весь мир, что американцы выиграли 2-ую Мировую войну. Ага! Особенно после Перл-Харбора. Если бы не потеря СССР 26 миллионов человек, которые не задумывались о первоочередной ценности жизни. Говорила бы сейчас Европа на немецком. Да американцы и англичане помогали нам материально. Но сколько стоило усилий нашим политикам и дипломатам, чтобы в 1944 году американцы и англичане сдержали свое обещание — открыть второй фронт. Пендосам удалось поставить на колени Японию только благодаря Хиросиме и Нагасаки. А так, они бы еще долго воевали с японцами, у которых очень жестокая с точки зрения американцев, да и наших тоже, идеология. У них практиковались такие явления как камикадзе — летчики-смертники, которых учили только взлетать, и кайтанэ — водители торпед. Американцы рано или поздно получили бы за свое хамство во всех сферах жизни. Они лезли куда угодно, и это 'куда угодно' потом объявлялось зоной их политических или экономических интересов.

Польша и Венгрия частично вывела свои войска из Западной Украины. Но неожиданно с севера ударная группировка Сухопутных войск Беларуси вышла в тыл польской группировки и частей оранжевых оппозиционеров. Бульбаши вступили в войну под давлением Москвы и наличия польских войск, которые стояли у границы, готовые вступить и на территорию Беларуси. Поляки отступали с большими потерями в живой силе и технике.

В Севастополе стало совсем неспокойно от господствовавшей в воздухе авиации противника. План призыва и поставки молодежи 18-летнего возраста срывался. Мы готовили к эвакуации документы и картотеки. В очередной раз подал рапорт на перевод в действующие войска — опять отказали. Население и заводы начали тоже постепенно эвакуировать в тыл. Все бежали куда только можно. Город-герой окончательно превратился в развалины. Уцелевшие здания можно было по пальцам посчитать. Тем не менее жители и защитники продолжали бороться, работать и защищать символ русских моряков.

Мы так и жили в ЗПУ. Наконец-таки закончил оформление тех военнообязанных, которые были призваны по мобилизации и теперь помогал майору Глушакову, который был у нас помощником РВК и призван из запаса, организовывать всеобучи гражданского населения. Хотя и организовывать было уже особо не для кого.

За взорванную во дворе военкомата бомбу мне вручили медаль 'За заслуги перед Батькивщиной' 2-ой степени. Даже и не знал — радоваться ли этому, настолько уже был вымотан. Тем не менее, это была первая медаль за всю службу. Раньше процесс вручения награды мне представлялся как-то по-другому. Ну, например, в светлом зале с колоннами убеленный сединами генерал вручит коробочку с наградой, пожмет руку, скажет: 'Молодец, сынок! и смахнет скупую мужскую слезу. А тут все прошло очень обыденно — вызвал к себе Петров, положил желто-синего цвета коробку на стол и сказал: 'Забирай! Твое! Вечером с мужиками обмыли ее конечно. Но усталость и моральная и физическая давала о себе знать. Отношение к 'железу' сейчас у меня совсем другое, нежели до войны. Нонче лишь бы живым остаться, пожрать получше, выспаться и помыться. Хорошо еще из щели, в которой я прятался при подрыве бомбы, догадались сделать типа бани. А то вши дело быстрое. И оглянуться не успеешь, как придется обрабатываться всякой гыдотой и брить все волосы на теле. А вши, фурункулы и тому подобная дрянь — это найпервейшие спутники войны.

Мы организовали сборы всего оставшегося мужского населения, которое не подлежало призыву по мобилизации, района Адмирала Макарова и вообще всей Корабельной стороны, чтобы из них создать подобие строя и отвести их в 39-тку, где их обучали и выдавали оружие. Мы так делали почти каждые два-три дня. А в перерывах ловили несознательных граждан, которые уклонялись и с помощью милиции отправляли их в войска. Как-то я поехал за взводом солдат из полка внутренних войск для обеспечения порядка. На вэвшном 'газончике' подскочили на место сбора — в бомбоубежище на Малаховом кургане. Народу было человек с полсотни и все орали. С помощью бойцов начал пробиваться в центр столпотворения. Там нам предстало душераздирающее зрелище: дымящаяся воронка и ошметки плоти в камуфляже и гражданской одежде. Как потом оказалось, шальная ракета после очередного налета попала в убежище и разорвалась. Не успели закрыть бронированный портал. Глушакова опознали только по куску обгорелого, окровавленного камуфляжа от грудной части, из кармана которого торчала чернильная ручка, которой погибший очень гордился. И накрыло еще около пяти человек. Народ начал разбегаться. Пришлось даже в воздух пострелять. Тех, кого успели, мы собрали в убежище и на подошедших машинах отправили в часть.

После этого случая, для назначения меня на должность Глушакова и присвоения звания 'младший лейтенант', подали представление в штаб СОРа. Когда объявили осадное положение все военкоматы города подчинялись ему. Штаб был перенесен на ЗКП ВМС Украины на Минной стенке. Так как Мухалатка уже была захвачена американцами. Этот объект еще с советских времен остался. Он был расположен возле Фороса. На нем, говорят, Горбачев отсиживался во время путча.

Во время очередного налета был разрушен Севастопольский хладокомбинат с его запасами аммиака. Которые во всеобщей неразберихе просто не успели вывезти. Все, кто там находился, погибли либо от бомб, либо от отравления, так как индивидуальных средств защиты не было в достаточном количестве. А на прилегающей территории в радиусе 2 километров все живое умерло от того, что у них не было средств защиты вообще. Усилиями двух химбатов ВМС и КЧФ кое-как была дегазирована прилегающая территория, а остальной территорией Севастополя занимался аварийно-спасательный полк МЧС Украины, который в самый последний момент проскользнул из Мазанки (Симферопольский район). После этого случая начали срочно вывозить все подобные запасы из города. Помню, в тот день мы все проходили в ОЗК и противогазах. Пришлось даже вплотную познакомиться с прибором химразведки. Хотя толку от него совершенно никакого — все капсулы были давно просрочены, а наборы большей частью разворованы. Когда 'задробили' химическую тревогу, с наслаждением снял ОЗК, в чулках и противогазе, которого хлюпало не менее двух литров пота. Камуфляж был весь белым от талька и выступившей соли. 'Стоял колом', как деревянный, хоть было и холодно.

Перед войной к нам частенько приезжали всякого рода проверяющие, которые любили на халяву пожрать и побухать. И они любили проверять нашу химзащиту. Тогда частенько подтрунивал над Ямпринцевой, когда она одевала ОЗК, мол телепузики — это сегодняшняя жуткая реальность военкоматов. А в тот день мне было не до смеху. Слава Богу и командирам, что в Десне нас хорошо научили пользоваться СИЗом. Поэтому мне пришлось еще помогать остальным, особенно гражданским.

Милиция начала формирование двух батальонов из своих работников для того, чтобы направить их на оборону Севастополя. Но столкнулись со всеобщей проблемой — не хватало средств огневого усиления и автоматов. Полки внутренних войск уже держали оборону на разных направлениях. И для того чтобы не создавать эти батальоны, Военным советом СОРа совместно с Городским Советом было решено работниками милиции пополнять полки внутренних войск. А органы Службы Безопасности будут нести на себе и функции милиции.

Крупные корабли были перебазированы в российские порты на Черном море и несли охрану водных коммуникаций. Тем более после налетов авиации их было не так-то уж и много. Для того чтобы закрыть вход в Ахтиарскую бухту на выходе был затоплен 'Адмирал Головко' и еще гражданский теплоход 'Маршал Рыбалко', который просто не успел уйти в Херсон и дальше по Днепру в Киев. После морской битвы кораблей ЧФ и натовского флота, чудом пробралось в Севастополь госпитальное судно 'Енисей'. 'Москва' получила несколько серьезных повреждений и ушла в Новороссийск. Остальные корабли разбрелись по черноморским портам.

Когда 'таблетка' пришвартовалась к бочке возле Госпитальной стенки, началась разгрузка раненых и убитых, которых сняли с боевых кораблей. Как говорят очевидцы, зрелище не из приятных — молодые, девятнадцатилетние пацаны, а уже на висках седина за несколько часов. Обгорелые трупы, безногие и безрукие мальчишки, которых еще и не успели перевязать толком. Медперсонала не хватало. Отсеки „Енисея“ были ими забиты. Зрелище произвело удручающий эффект на находившееся на Графской пристани гражданское население. При свете еле горевших лампочек, по грудь и локти в крови, хирурги делали срочные операции раненым. По узким трапам и проходам бегали санитарки и медсестры, — не успевали оказывать первичную помощь раненым.

В отсеке, где Агаркова Елена была санитаркой, находились тяжелораненые, которые ожидали немедленного оперативного вмешательства. В воздухе стоял тошнотворный запах крови, лекарств, мочи, экскрементов и блевотины. Молодые ребята, которые получили тяжелые ранения, уже не заботились о приличиях. Люди лежали уже в проходах и под койками. Несмотря на то, что врачи уже несколько часов без перерыва оперировали, раненых не только не убавлялось — их становилось все больше. В отсеке стояли крики и стоны, некоторые при звуках стрельбы и взрывов подавшись панике рвались на палубу спасаться кто как мог, кто полз, кто только кричал. Некоторые бредили в забытьи, а некоторым, помощь уже была не нужна… Лена в очередной раз выносила ведро из операционной. Девчонка старалась не смотреть в него, потому что там находились удаленные при операциях органы, кровавые бинты и вата. Агарковой было всего восемнадцать лет, и совсем недавно устроилась в плавучий госпиталь. Считала, что ей повезло, потому что в российских частях очень хорошо платили, да и замуж можно было выскочить за офицера. Но теперь она прокляла тот день. В проходе ее задержал рукой за плечо молоденький лейтенант с почти девичьим лицом. Он лежал на втором ярусе койки и, еле переводя дыхание, спросил, полным страдания взглядом смотря девушке в глаза: „Сестрица! Нет сил, подняться, посмотри, что у меня с ногами! И только не ври! Я очень боюсь щекотки, а такое ощущение, что кто-то щикотит пятки!“. Лена невольно посмотрела на его ноги и еле сдержалапозыв рвоты, — вместо ног у парня были кровавые ошметки аж до бедер, перетянутые жгутами. Она рванулась к выходу с ведром, выбежала на палубу, высыпала, не глядя, содержимое ведра за борт и громко разревелась. Девчонка ревела еще минут пять, но потом взяла себя в руки и вернулась в отсек.

Госпиталя и больницы были переполнены ранеными, холодильники моргов были переполнены трупами. Умерших, хоронили прямо возле зданий госпиталей или на прилегающих территориях, а тех, кого не успевали, вывозили в открытое море и выбрасывали за борт, хотя ветром и течением прибивало их обратно к берегу. А раненых вывозили в глубь страны. В городе царила ужасная дороговизна на все, у людей были деньги, но покупать на них было просто нечего.

Решил как-то Петров отправить меня навестить военкома и передать ему несколько консервов и кучу приветов. Я поехал в 3-ю городскую больницу, куда отправили Мешкова — там его не было. Когда зашел на территорию больницы, раненые лежали во всех уголках двора под открытым небом, и ждали своей очереди оказания медицинской помощи. Во дворе было разбито три палатки. В которых сортировали раненых. Сам двор был изрыт воронками, а здание было наполовину разрушено. Везде стоял запах крови и лекарств. Слышались стоны и крики умирающих. В дальнем углу двора лежали тела умерших. Именно умерших, потому что убитых частенько сразу вывозили на машинах в Карантинную бухту, где их перегружали на корабли и вывозили в Новороссийск. Дерева на гробы не хватало и часто, завернутые просто в простыни или куски ткани тела, хоронили в братских могилах, если не было возможности вывезти, так как вывозить трупы было не на чем — все машины были заняты вывозом раненых.

Спросил у санитарки которая перевязывала очередного раненого, мол, где могу найти военкома. А та мне ответила, что это можно уточнить в канцелярии, которая располагалась на первом этаже. Пошел туда, где мне быстро дали ответ, посмотрев по записям — Мешкова отправили два дня назад в Анапу. Так вот ни с чем вернулся обратно.

Незаметно подошел Новый Год. 29-го числа американцам удалось прорвать первый эшелон обороны в районе Балаклавы, но благодаря нашей реактивной артиллерии и бойцам 23 мотострелковой дивизии ВС РФ удалось их отбросить на исходные рубежи. После этого американцы активных действий не предпринимали.

Дул промозглый ветер с моря. Вся наша военкоматовская братия собралась за накрытым теннисным столом в ЗПУ. Тем более, что народу осталось не так уж и много, как раньше. Говорят этот праздник — семейный, но никто не пошел домой. У одних родные погибли, у других эвакуированы на Донбасс или в Россию, а некоторые не знали что с их семьями. Все скинулись продуктами, у кого что было, а я еще с бойцами поездил по городу по брошенным винным магазинам и к знакомым тыловикам, а заодно на винзавод, заехали за спиртным. Под бомбежками наш военкомат потерял 10 сотрудников, включая военкома. Все старались надеть что-нибудь домашнее, гражданское и нарядное. А так как у меня от гражданки ничего не осталось — решил просто постирать камуфляж. В парке Папанина бойцы срубили елку, и женщины, как только смогли, ее украсили. Пришлось даже с милицейским патрулем поругаться. Они хотели нас забрать, но мы пригрозили оружием. Не знаю чем бы закончилась эта перепалка, если бы я не достал 'мерзавчик' спирта из набедренного кармана и не отдал. Сволочи же все-таки эти менты!

Часов в одиннадцать вечера при свете керосинок сели за стол. По радио прокрутили обращение Президентов Украины, России, Беларуси и куранты пробили двенадцать часов. Раздался гул канонады, послышались поблизости очереди из автоматов и пулеметов. Наша артиллерия не давала покоя врагу и нанесла массированный удар по ее позициям. А те, кто находился в городе, салютовали из личного оружия. Мы встали и провозгласили первый тост за победу в Новом году. Начали друг друга поздравлять. Потом сели и начали кушать, пить и болтать. Я сидел между кодировщиком рядовым Кисляевым и начальником аппаратной прапорщиком Синявским. Где-то через час мы вышли покурить. С наслаждением вытащил из пачки 'Прилук' сигарету и, чиркнув зажигалкой, закурил. Специально держал эту пачку к Новому году. Сейчас с сигаретами туго в городе. Только благодаря старым связям удавалось доставать курево. Тут ко мне подошла Ямпринцева и отозвала в сторону. Она была в облегающих джинсах и зеленом свитере, но накинула камуфлированный бушлат.

— Вова, у меня тут одно к тебе дело, — сказала она, не зная с чего начать, — м-м-м, ну, Новый год как-никак. В общем, я тут тебе подарок приготовила, на, держи. — , и дала мне сверток, — главное, чтобы ты остался живой. А все остальное уже не важно.

— Слушай, Оксана, в лесу, наверное, лесник сдох, — сказал в недоумении я, — ты мне подарок приготовила? Оксана, ты здорова?

— Свешников, вот всегда ты все испортишь! - сказала она, улыбаясь, — нет чтобы молча взять, поблагодарить — он еще и спрашивает! Скучный вы человек, товарищ прапорщик!

— Почему? Могу сплясать!

— Избавь! Я не об этом.

— А как насчет песни?

— Я не хочу это слушать!!!!!

— Не, за подарок спасибо конечно, но чем я удостоен этой чести?

— Слушай, Свешников, бери подарок и вали!

— Ну, зачем так грубо — разойдемся красиво. — с этими словами я пошел в ЗПУ.

Посидел там и, взяв автомат, опять вышел на улицу, от нечего делать полез в заброшенный соседний дом. Хотелось побыть одному и отдохнуть от коллектива, который уже немного достал. После того взрыва бомы — кусок стены отвалился, но вещи, которые не успели растащить мародеры еще находились там. Неожиданно наткнулся на гитару, причем целую и со струнами. Блин, прямо рояль в кустах какой-то. Взял ее и вышел из дома. Направился в военкомат, но в ЗПУ не пошел. Холодновато на улице, но идти туда не хотелось. Поэтому взбежал на крыльцо, перележ через завал и сел на остаток кресла в бывшей дежурке. Положив автомат — занялся гитарой. Хоть на холоде не то, что играть или настраивать — даже выносить гитару нельзя. Потому что из-за смены температуры корпус деформируется и нарушается нормальное звукоизвлечение. Во как завернул! Кое-как настроив шестиструнку, начал вспоминать свою предармейскую бытность, когда играл в группе и выступал. И тут почему-то вспомнилась одна песня, которую написал в 18 лет. Начал замерзшими пальцами перебирать струны и напевать старый до боли заученный многими выступлениями и репетициями мотив, потом остановился, подул на пальцы, да-а-а, давненько не брал гитару-то в руки, и продолжил:

Я залезу на крышу — так ближе до звезд, Посижу я в молчании при свете луны, Я буду рисовать твой портрет в уме, среди грёз, Я приехал, я вернулся живым с войны. Что ж вы делаете с нами, парни, — сказала мне ты, Что нам остается от вас — похоронки, кресты, 'Становись! — прозвучала команда, а я ведь солдат, Только крепче я прижал к спине автомат. Закрутились-завертелись колеса войны, Перемалывая жизни за свободу страны, Смерти я не боялся, но я ведь не знал, Что дом, где жила ты — существовать перестал. Я залезу на крышу — так ближе до звезд, Посижу я в молчании при свете луны, Я буду рисовать твой портрет в уме, среди грёз, Я приехал, я вернулся живым с войны.

Даже и не заметил, что в дежурке появились наши, и каждый стоял, задумавшись о чем-то своем. Причем понятное только ему. В том числе и Оксанка стояла, слушала. У каждого были любимые люди, что-то родное, которое сейчас недоступно. Когда исполнял песню, даже сам задумался. Ведь песню-то писал в мирное время, а сейчас, когда вокруг война — она воспринимается совершенно по-другому. Действительно, сейчас 'колеса войны' сотнями, тысячами перемалывают человеческие судьбы и жизни. Хорошо бы, если просто судьбы премалывали, так хоть люди живые оставались. Хотя, это еще как посмотреть: иногда судьба так скрутит, что уж лучше бы умер человек, чем так мучаться. Ну, например, парню в восемнадцать лет оторвало руки и ноги. Вот он лежит, можно сказать, кусок мяса, страдает не только от фантомных болей, а еще и осознает свою неполноценность. И то, что он теперь не нужен никому кроме матери. Тут уж невольно задумаешься. В нашей жизни все относительно. А вот определиться с мерилом, по которому определять эту самую относительность уж очень трудно. А у каждого додика — своя методика измерения.

Когда закончил песню, некоторое время стояла тишина. Да, согласен, — текст глупейший, но когда ее только написал, считал, что это очень серьезное по смыслу произведение. Но никто не обратил внимание. Попросили сыграть еще что-нибудь. 'Изобразил' песню, которая мне очень нравилась, автора не знаю, там всего два куплета.

Я вернусь домой после долгих зим, Я вернусь домой со тропы войны. Я пойду туда, где меня не ждут, Я забуду боль и растают сны. Ты прости меня, мой крохотный малыш, Без тебя не жизнь, без тебя не рай. Я забуду все и тебя малыш, Ты сгоришь в огне, как сгорает камыш.

Поиграл еще пару песен из репертуара группы 'ДДТ' и вышел на улицу. Хоть это и было не в моем характере, но уже сам подошел к Ямпринцевой.

— Оксана Александровна, ты ответь мне на один вопрос, — начал, было я, — чем я перед тобой виноват, что ты ко мне так относишься?

— Слушай, Владимир Анатольевич, мы с тобой вроде все выяснили, что ты еще хочешь?!

— Да так, ничего. Просто добрее надо быть.

— К тебе что ли? Да тебе дай волю ты на голову залезешь.

— Эх, Лександровна, не так страшен черт, как его малютка. Я понимаю, что не красавец, не богатый.

— Не в лице или деньгах дело.

— А в чем? Что я тебе такого сделал, что ты все время на меня наезжаешь?

— Не знаю, просто как ты ко мне, так и я к тебе.

— А как я к тебе отношусь?

— Ну не знаю. Во всяком случае, не так, как бы мне хотелось.

— Не так как бы тебе хотелось? А ты сама-то хоть знаешь, как бы тебе хотелось? А давай попробуем вот так…

Не знаю, что она еще бы сказала, но как-то все само получилось: привлек ее к себе, она особо не сопротивлялась — не успела, и поцеловал, вот тут-то Оксана и начала сопротивляться, но постепенно притихла и начала отвечать на поцелуй. Бушлат упал с нее на землю, но старлейша этого даже и не заметила.

Наконец ее отпустил. Несколько секунд мы постояли молча. И тут такое началось! Ямпринцева пошла пятнами на лице. Глаза загорелись злым огоньком. И от моей наглости видать у нее не находилось слов и действий. От этого стала еще красивее.

— Свешников, что ты себе позволяешь!!! Да как ты посмел, товарищ прапорщик!!!! Руки, тьфу, то есть губы… да какая, блин, разница, распустить!!! Да я тебе сейчас по морде дам!!!!

Я мдакнул, развернулся и пошел в ЗПУ. Ее это еще больше взбесило. Тут прорвался не фонтан, а целый гейзер! Видимо, спинным мозгом почуял, что этот гейзер был просто для вида. На самом деле девушке было приятно.

— Ты куда пошел? Я тебя еще не отпускала!!! Я старше по званию!!!! А ну, ко мне!!! — орала она на весь двор.

— Так, я тебе не собака. Дура ты, Оксанка! — только ей сказал, не поворачиваясь и пошел дальше.

— Что-о-о-о??!!! Что ты сказал?!!! Повтори!!!! Я к тебе обращаюсь!!! Свешников!!! — я ее не слушал и уходил.

Зашел в ЗПУ и сел за стол. Насыпал в тарелку картошки с тушенкой и начал есть. Но кусок чего-то не лез в горло. Мысленно плюнул и вышел на улицу. На покореженной лавочке сидела Ямпринцева и рыдала во весь голос. Можно даже сказать в полный рост. Если честно, впервые ее видел в таком состоянии.

— Оксана! Ты извини меня, я немного погорячился, — но она не слушала и продолжала реветь. — Да хватит реветь! Ты же старший лейтенант все-таки, а не гимназистка из пансиона благородных девиц!… Нда-а-а! Меня хлебом не корми, а дай поутешать расплакавшихся старлеев. Только этим и занимаюсь в свободное от службы время. И диплом имею по этой специальности. А также это мое жизненное призвание.

— И ты еще смеешь со мной разговаривать после этого! Что у тебя с той шалавой из тридцатьдевятки было? — сказала она, перемежая всхлипами, — Ну чем она лучше меня?!! (всхлипы) А ты, кобель позорный, только юбку увидишь так и из штанов выпрыгиваешь! Ни одной юбки не пропустишь! Думаешь, я не видела, как ты там своих контрактниц 'оформлял' в кабинете? Еще раз хоть на пушечный выстрел подойдешь к какой-нибудь — пристрелю обоих!

Чего-чего, а вот такого развития событий не ожидал. Уж лучше бы она мне пощечину дала и матом послала! Прижал ее к себе и начал гладить по голове. Она всхлипывала, постепенно успокаиваясь. Какая там к черту старший лейтенант — баба бабой! Тоже мне 'Железная леди'. Хотя им это полезно. Недаром какой-то восточный сатрап говорил: 'Чем больше женщина плачет, — тем меньше она бегает по малой нужде.

— Оксана, не три глаза — красными будут. Пусть слезы сами высохнут. — сказал я, — Ну ты как? Нормально? Оксана, ударь меня лучше, а лучше пристрели. Оксана, извини дурака в предпоследний раз, за все. Ну откуда ж я знал? Ты же меня на пушечный выстрел не подпускала к себе. Просто боялся к тебе подходить.

— Нет, ты прав. Дура я дурой. Господи! Сколько раз себя ругала за свой сволочной характер. И чего ты боялся? Я ведь не кусаюсь. Кстати, а почему в предпоследний раз?

— Оксана, успокойся, все будет хорошо. А будет еще лучше, если ты успокоишься и вытрешь слезы.

— У меня тогда глаза будут красные

— Ничего, я тебя люблю и с красными глазами

— Правда? Любишь?

— Правда! Идем, Оксана, а то наши подумают черте что. Ты ж не хочешь, чтобы пострадала твоя девичья честь в глазах коллектива.

— А мне глубоко плевать. Вовка, так хорошо слышать от тебя эти слова. Скажи еще раз.

— Оксана, давай не будем разыгрывать поломанный граммофон. Кстати, давай посмотрим, что ты там мне подарила, — с этими словами я достал сверток и развернул его, там оказались пара шерстяных носков и флакон одеколона 'Деним', - Спасибо, Оксаночка, не ожидал. Сама вязала?

— Нет, у меня еще с мирного времени оставались. И это все, что ты мне хочешь сказать?

— А что еще?

— Слушай, Свешников, душа у тебя хуже деревяшки, а поцеловать? А сказать, что-нибудь прекрасное?

— Оксана, у тебя вши есть?

— Нет, конечно.

— Ну, вот и прекрасно!

— Ну, ты и гад, Свешников! — сказала она, прыская от смеха, — Я тут настроилась на романтический лад, а он все изгадил. Вот кто ты после этого?

— Сиротинушка! Пойдем погуляем?

— А комендантский час?

— В Новогоднюю ночь? Скажем, что идем призывника брать. Да сейчас стопудово уже все перепились и ничего не соображают.

— Тогда пойдем.

— Сейчас, я нашим скажу и автомат захвачу.

— А поцеловать?

— А, ну да…..

Опять зашел в ЗПУ, в своем углу надел бушлат и шапку, которые висели на спинке стула, проверил патроны в пистолете, привычно закинул за спину АКС. С рабочего места Оксаны забрал ремень с кобурой. У нас шел пир горой. Подошел к Петрову и отпросился на пару часов, типа что надо навестить пару призывников. Тот только утвердительно махнул головой и хитро подмигнул. Так как уже был немного „готовым“.

Вышел во двор, Оксанка уже надела бушлат и ждала возле ворот. Подошел к ней и протянул ее ремень с кобурой. Она его надела поверх бушлата. И лавируя между воронками, спускались к Матросу Кошке.

Небо освещалось взлетавшими осветительными ракетами. На Кошке нас задержал патруль морпехов, проверили документы, поздравили друг друга с Новым годом и разошлись. Пошли по парку Папанина в сторону Аполлоновки. Везде царила пустота, город как будто вымер и ни одного огонька. Только пунктиры трассеров из ЗУ-23 и просто стрелкового оружия вносили разнообразие в темное новогоднее небо. Шли и болтали о пустяках. Я хохмил, а Ямпринцева смеялась. Иногда останавливались, чтобы поцеловаться. Заскочили в подъезд, когда услышали шум приближающегося самолета. Тут снова ее привлек к себе. Она уже не сопротивлялась, а наоборот со всей страстью отзывалась на этот поцелуй. И вроде и войныс бомбежкой не было.

- Как давно я в подъезде не целовалась! — со смешинкой в голосе сказала Оксанка.

- Я, если честно, тоже. Но думаю, что ты ничего не имеешь против этого.

- Ну, конечно же, любимый. Не отвлекайся…

На главных улицах сейчас продвигалась техника и войска. Мы вышли из подъезда и направились дальше. Из заброшенной танцплощадки, что возле Севморзавода раздалась трель 'зушки'. Там стоял бортовой 'шишарик' (ГАЗ-66), в кузове которого расчерепашилась установка. Лупанув пару-тройку длинных очередей по вражескому самолету, машина взревела моторами, рванула с места и скрылась за поворотом на Рабочей улице. С улицы Героев Севастополя доносился рев моторов и лязг траков техники, что направлялась к выезду из города. А здесь, на Розы Люксембург было тихо. Снова остановился, повернулся к Оксанке, привлек к себе и поцеловал. Не знаю, сколько бы так еще простояли, но опять послышался гул самолетов и, схватив Оксану за рукав, бросился в первую попавшую дверь частного дома. Ногой выбил дверь. Тут же послышался шорох взлетавших ракет переносных зенитных комплексов. Послышался вой падающей бомбы. 'Наша! — крикнул я. Мы залегли на полу дома после взрыва, который прогремел в полусотне метров. Мысли неслись одна за одной — уберечь Оксану. Потом забились в самый дальний угол дома и просидели прижавшись друг к другу всю бомбежку. Девушка вцепилась в мой бушлат железной хваткой. В доме все осталось как и при хозяевах, казалось, что они просто вышли в магазин и должны сейчас прийти. Даже постельное белье было. Когда закончилась бомбежка, встали и вышли во двор. Оксана шла чуть впереди. Положил ей руку на плечо, развернул старлейшу к себе, вгляделся в темноте в глаза и сказал:

— Оксана, я хочу тебе кое-что сказать, ты обещаешь не ругаться и не смеяться?

— Хорошо, постараюсь. — сказала она и закрыла глаза на мгновенье.

— Оксана, иногда в жизни мужчины наступает такой момент, когда ему становится мучительно больно за бесцельно прожитые годы и он неотвратимо рвет со своим темным прошлым и понимает одну вещь…

— Короче, Володя!

— Что чистые носки проще купить…

— Вот ты дурило. Это к чему? — со смехом спросила она.

— Ну, в общем, Оксана, выходи за меня замуж!

— Чего?

— Женой моей стань, говорю!

— Ты этой, своей из тридцатьдевятки такое тоже говорил?

— Нет. Нузачем ты так?

— Слушай, Свешников, ты даже нормально и предложение сделать не можешь. Вот что ты за человек?

— Ну, извини, практики в этом вопросе у меня маловато, можно сказать что впервые.

И как это понимать, что 'можно сказать впервые'? Уже делал кому-то предложение? Своей мымре из тридцатьдевятки?! А где кольцо?

— Только от гранаты.

— Спасибо — не надо. А стать на колено?

— Давай обойдемся без дешевых приемов мексиканских сериалов. Слушай, мне сейчас невольно вспоминается фраза: что на груди пригреешь, то потом всю жизнь шипеть и будет.

— Да разве так предлагают руку и сердце?

— Ну, а как по-другому? И вообще… Ты знаешь, чем прославился Сократ кроме своей философии?

— Чем?

— Тем, что у него была очень сварливая жена.

— И что?

— А то, что как-то к нему пришел один из его учеников и спросил разрешения жениться. На что Сократ ответил: В браке ты либо обретешь счастье, либо станешь философом. А Сократ был философом.

— Неправда, он сказал: Делай что хочешь — все равно пожалеешь.

— Тоже правильно сказал.

— К чему это ты?

— А к тому — ненавижу философию. И нефиг тут ее разводить. Выходишь за меня или нет? — со смехом сказал я.

— И ты думаешь, я соглашусь выйти замуж после всего тобою сказанного?

— Ну, не знаю.

— Конечно, соглашусь. Куда же я без тебя теперь. И разве у меня есть выбор? Да я теперь из принципа выйду за тебя, чтобы посмотреть на тебя в роли философа. В общем, отомщу.

— Ага. В стиле 'женился, — терпи! . Тем не менее, выбор есть всегда. Ибо сказано: 'Даже если тебя съели — у тебя два выхода'!

— Точно!

— Ну, спасибо, ты как всегда — агрессор доброты.

— А ты думал в сказку попал?

— Ну, да, жизнь как в сказке: чем дальше, тем страшнее. Как и то, что женская красота — страшная сила.

— В смысле?

— Ну, что женская красота — страшная сила и чем дальше, тем страшнее.

— А что ты против нас, женщин, имеешь против? — выпрямилась и посмотрела в шутку с высока, но рост ей в этом не позволял. Оксанка приподнялась на носки и потеряв равновесие упала ко мне в объятия.

— Да ничего. Просто я немного не понял ты выйдешь за меня замуж или нет? Прямого ответа так и не услышал.

— Да-а-а!!! Ну, чего же ты стоишь как столб?

— А что я должен делать?

— Обними и поцелуй свою жену! Пока не увели.

— И кто же этот самоубийца?

— Все я должна делать сама!!! — с притворной ворчливостью обняла меня, и минут пять не могли друг от друга оторваться. Пока не взял ее на руки и не понес в дом…

Через час поднял голову и пробормотал: „За положительный ответ на мое предложение, от имени сорока пар нестиранных дырявых носков объявляю вам благодарность…“ и, получив шлепок по заднице, ее рука привлекла мою голову к себе…

Хм, как хорошо, что иногда приятно разочаровываешься. Это к тому, что вот взять Оксанку — раньше думал — стерва стервой, а оказывается, если копнуть глубже, то она очень ласковая и любящая. Главное, чтобы после свадьбы она такой и осталась. А то бывает так, что до свадьбы — супер женщина и все такое, а после — исчадие ада. Ну, как говорится, вскрытие покажет.

Когда вернулись в военкомат, там пир все шел горой. И тут мы во всеуслышанье объявили о своем решении пожениться. Это известие было воспринято всеобщим одобрением. Война войною, а жизнь продолжается. И сразу начали праздновать свадьбу, потому что вряд ли еще выдастся возможность. Так как ЗАГС больше не работал — в военное время командир части имел право сочетать браком. Петров послал служащую Савину за книгой приказов и куда и записали 'Наказ про укладення шлюбу між відповідальним викновцем Нахімовского РВК м. Севастополя прапорщиком Свешниковым з помічником Нахімовського РВК старшим лейтенантом Ямпринцевой' под номером 1 от 01.01.2005 года. Этот момент стал для нас точкой отсчета совместной жизни. После подписания Петров встал и сказал:

- Если честно, я уже давно за вами обоими наблюдаю, и ждал этого момента. Но не думал, что буду говорить эти слова. Ну, что ж поздравляю вас с образованием новой ячейки общества. Объявляю вас мужем и женой. Эй, парень, целуй жену, пока место не заняли! Горько!!

До 4-х часов утра праздновали нашу свадьбу.

В самом дальнем конце ЗПУ, по приказу Петрова, солдаты из фанеры отгородили отдельный угол и перенесли наши койки. Наконец мы остались одни.

— Ну, госпожа Свешникова, иди ко мне. Я имею тебе-таки кое-что сказать……

— По меньше текстов, прапор. Уж я-то возьмусь за твое воспитание….

8

Вы когда-нибудь видели, или ощущали на себе, как взрываются бомбы? Сначала земля содрогается, потом грохот взрыва, вас обдает жарким дыханием взрывной волны с осколками и кусками земли. А если бомба разорвалась далеко, то слышен свист осколков, которые с жужжанием летят сверху на вас. И ты молишься — заденет, не заденет. Если кассетная — то небольшой взрыв на высоте и потом град меньших бомб. Кажется как будто взрывается все вокруг одним большим взрывом, как в замедленной съемке. Мы уже по свисту научились определять, где накроет. Я хоть и трус первостепеннейший, но стараюсь осколкам не кланяться. Бог пока милует.

На Мекензиевском направлении, идут упорнейшие бои. Участки обороны по нескольку раз переходят из рук в руки. Американцы сначала долбят артиллерией, потом авиацией, которая использует напалм. Взрывы огромной силы сотрясают севастопольскую землю. Перемалывают как спичечные коробки или пустые пачки от сигарет ДОТы и другие долговременные укрепления, которые были созданы трудом жителей Севастополя. Потом наступают танки и пехота на БМП.

После очередного налета авиации в роте капитана Сергеенко оставалось около 30 человек в строю и 15 раненых. Он их собрал возле штабного блиндажа. Ротный сам уже три дня как не ел, весь в копоти и с недельной щетиной. Он стал вглядываться в глаза своих солдат. Некоторые были совсем пацанами, которых сам забирал со сборных пунктов военкоматов.

— Мужики, надо работать ювелирно! Патронов и гранат у нас мало. Но и отступить мы не имеем право. Покажем этим уё…м амерским, где живет мама Кузи.

— Капитан, мы не уйдем, дальше идти уже некуда, — сказал один из солдат призванных из запаса, — я на этих с…х американцев уже счет открыл. И хочу хоть пару за собой на тот свет захватить. Мы на них только в прицелы смотреть будем.

— Тогда по местам, ребята. Бл… как в фильме каком — Велика Россия да отступать некуда. Да, мужики? Ну тогда по местам.

С покореженного БМП сняли ПТУР 'Конкурс' и поставили его на импровизированный станок из ящиков. Из семи БМП целыми остались только два. Через минут двадцать начался артналет. Опять вздымается земля, свистят осколки. Опять тоскливое чувство беззащитности перед дьявольской силой взрывчатой начинки снарядов и бритвенной отточенности стали, которые под действием взрыва сметают все на своем пути. Солдаты вжимались в дно траншеи. потом показались вражеские танки, а позади них БМП противника из которых выскакивали солдаты. Когда 'Абрамсы' приблизились до сотни метров — воздух прочертили выстрелы из ПТУРов и гранатометов. Один танк застыл, но вел огонь из пулеметов и пушки. Некоторые попятились, врезаясь в наступающую пехоту. Сержант Макуха — гранатометчик выпустил каммулятивный заряд в отступающий танк на предельной дальности, и тот застыл мертвым грузом. Американцы не ожидали, что после бомбежки кто-то останется живой. Сергеенко сам стал к АГСу и одну за одной, короткими очередями, посылал гранаты в сторону пехоты противника. Но вдруг, неведомая злая сила ударила в голову, пробивая сталь каски, хлопок кепки, эпителий кожи и лобную кость. Его перекинуло аж к другому борту траншеи. Он даже и вскрикнуть не успел — его война уже закончилась. Ротного больше нет на этом свете. Честь имею.

Причина скоро выяснилась: снайпер противника засел где-то в мертвой зоне и теперь методично отстреливал наших бойцов. Когда его заметили, потому что после каждого выстрела он менял позицию, и наши бойцы его закидали гранатами из ГП.

За командира роты остался командир 4-го взвода лейтенант Кобельчиков. Он не знал, что на участке его полка было решено провести контрудар силой аэромобильного батальона и завладеть высотой 142,6. Которая уже шестой раз за этот день переходила из рук в руки. Взводный услышал гул приближающихся вертолетов. Сначала прилетели наши Ми-24 и обрушили огонь на высоту, а потом прилетели транспортные вертолеты и начали высадку десанта. Начался штурм высоты. Видать вертушки плохо обработали высоту, потому что оттуда застрочили пулеметы и автоматические винтовки американцев. Десантники залегли, вызвали по рации огневую поддержку. И через десять минут на высоте начали вырастать столбы разрывов. Неожиданно в тыл батальона, с правого фланга, ударили танки и пехота противника. Чтобы зажать батальон в клещи. Десантура была зажата меж двух огней. Части батальона удалось прорваться к линии обороны Сергеенко. А остальные выстелили мерзлую землю своими пятнистыми бушлатами.

Через несколько часов, Кобельчиков с остатками своей роты был направлен в тыл на переформирование и отдых.

К середине января с упорными боями наши войска оставили ряд сел вокруг Севастополя. Американцы начали применять метод 'ковровой' бомбардировки. То есть определенный участок местности засыпаются большим количеством бомб. Не особо эффективно, но они боеприпасов не жалели. Это как убивать муху путем поджога дома.

20 февраля был объявлен сбор личного состава на площадке перед военкоматом. Нас теперь в военкомате было аж пятнадцать военных. Построились у развалин здания, что раньше был военным комиссариатом, а служащие — стояли тут же небольшой толпой. Петров вызвал меня из строя — вышел на три шага и повернулся лицом к строю. Петров зачитал выписку из Приказа Командующего СОРа? 221 от 19.02.2005 Как потом оказалось, мне присвоили звание 'младший лейтенант' и назначили на должность помощника райвоенкома. Как во сне подошел к Петрову, сбивчиво доложил о прибытии, дрожащими руками взял погоны еще союзного образца старшего командного состава(других не осталось) с двумя просветами, на которых были маленькие звездочки младшего лейтенанта. Петров что-то говорил, а я улыбался — шутка ли, сбылась моя мечта — стал офицером. Не думал, что присвоят звание. Оказалось, что Указом Президента Украины было утверждено временное Положение о прохождении службы на военное время и теперь первое офицерское звание имеет право присваивать не только Министр Обороны, а и начальники, что имели право в мирное время присваивать очередные воинские звания офицерского состава и присваивать воинское звание 'прапорщик'. Это было сделано для того, чтобы не разводить волокиту, потому что нередко вакансий офицерского состава было больше, чем даже прапорщиков. Да и бывало, что приказ подписывался, а очередную звездочку давали погибшему или пропавшему без вести. И еще на базе Севастопольского Военно-Морского Института имени П.С. Нахимова открылись краткосрочные курсы младших лейтенантов. После построения подбежала Оксанка и повисла на шее. Меня все поздравляли.

Вечером собрались по случаю обмывания моих звезд. Посидели, выпили немного спирту и все потихоньку начали расходиться. Мы с Оксанкой тоже пошли в свой угол. Я разделся и пошел умываться. А Оксанка вышла и еще помогла убрать со стола. Когда вернулся, Оксанка тоже пошла умываться. Разделся и лег в кровать. Наконец пришла жена и, раздевшись, тоже легла. Обнял ее и прижал к себе. Тут же почувствовал прилив крови внизу живота. Поцеловал Оксану в щеку, она повернулась ко мне лицом. Поцеловал ее в губы, но почему-то не ответила мне на поцелуй.

- Вов, мне нужно тебе кое-что сказать, — сказала моя благоверная шепотом.

- Что случилось, любимая?

- Не знаю как тебе и сказать, наверное, это сейчас не вовремя…

- Оксана, что случилось? Ты меня пугаешь.

- В общем, Володя, нас будет скоро трое…

- И кто же третий? — фыркнул я, поворачиваясь на другой бок, так как немного обидно было, что она меня немного обломала.

- Ты что, дурак или прикидываешься?!

- Что?! Еще раз скажи! — сказал я уже на бодряке.

- Вова, я жду ребенка! Нашего ребенка!

— Ксюшенька, любимая, это же классно! Я люблю тебя, солнце мое!

- Ну и чему тут радоваться? Меня сейчас в тыл отправят, а кто за тобой присмотрит? Опять какую-нибудь лярву подцепишь.

- Оксана, ну зачем ты так? Ты не хочешь, чтобы у нас был ребенок? И если мы не будем друг другу доверять — жизни не будет.

- Нет, любимый, хочу, конечно же, хочу, но это так не вовремя. Война…

- Ребенок для тебя сейчас должно быть самое главное. Зайчик, мы справимся и без тебя, а ты должна вырастить нашего ребенка. А ты точно уверена?

- Да. Я у врача была… И анализы подтвердили.

- Вот и хорошо. Ты себе не представляешь, какую приятную новость ты мне сообщила. И давно ты знаешь, что будет ребенок?

- Да уже три дня.

- А почему сказала только сегодня? И какой срок?

- Я боялась, что ты не обрадуешься. Уже шесть недель.

- Ну что ты, дурочка моя любимая. Я наоборот очень рад.

- Честно?

- Честно.

Я поцеловал ее и жена, повернувшись спиной, заснула в моих объятиях. Еще некоторое время лежал и думал о сложившейся ситуации. Вот и хорошо, что так получилось — ее комиссуют и отправят в тыл, останется живой. Наконец сморил сон Но где-то через час проснулся от того, что услышал всхлипы — это плакала Оксанка.

- Что такое, Ксюша?

- Ничего…

- Ты чего плачешь? Я тебя обидел?

- Нет. Все нормально. — всхлипнула она и начала горячо меня целовать.

- Так что случилось? — сказал я, совсем оторопев.

- Спасибо тебе, любимый! Я от счастья плачу. Я люблю тебя, котик!

- Ну вас, беременных женщин, на голодный желудок не поймешь. — со смехом ответил я, облегченно переводя дух. — Ложись спатки, зайчик, тебе и нашему малышу нужно больше спать и хорошо кушать.

- Ну и стану я толстой и некрасивой. — надула губки благоверная.

- Да ладно, для меня это не имеет никакого значения.

- Правда?

- Правда, любимая. Спи.

- Хорошо, как скажешь. Но я думаю, что… — лукаво сказала она и ее руки полезли… ну в общем, до утра мне заснуть так и не удалось.

Сижу дежем по РВК и читаю газеты, которые нам прислали из Штаба. В начале февраля в Москве состоялась встреча В. Путина, В. Януковича, А. Лукашенко и И. Смирнова. Китайский лидер пока не приглашался. Обсуждался вопрос об объединении государств в одно по принципу конфедерации. Предлагались и названия: 'Союз славянских народов', 'Славянская конфедерация' и многое другое. В общем, ничего особого эта встреча не принесла. Но через два дня состоялась встреча в Москве глав всех государств воевавших против НАТО. Были главы таких государств: Украины, России, Беларуси, Приднестровья, Китая, Северной Кореи. Индия направила своего премьер-министра. Был ратифицирован Договор об экономической, военной и политической помощи. А потом встречу продолжили военные — они начали разработку планов совместных действий против войск НАТО. Было решено постепенно переходить на единые стандарты вооружения и техники для облегчения обеспечения. Попутно были подписаны договора. Об образовании единой транспортной системы. Также об образовании единой системы предприятий военно-промышленного комплекса. То есть славянские народы, а также китайцы, корейцы, индийцы перед лицом страшного врага стремились к объединению усилий. Теперь начнется война ресурсов. То есть, какой же блок выдержит дольше — по людям, по полезным ископаемым и т. д. На предприятия других стран было решено направить конструкторов и ученых из КБ и НИИ военно-промышленного комплекса России и Украины, для скорейшего перевода предприятий ВПК других стран на выпуск единого стандарта вооружения и техники. Примерно через неделю в МИД России пришла нота от правительства Абхазии и Южной Осетии, которые взывали о помощи, т. к. Турция и Грузия ввели свои войска на их территорию.

Индия могла поставить под ружье около двух миллионов человек уже через пять часов после начала войны. В стране началась всеобщая мобилизация.

Не смотря на все усилия, наши войска терпели поражения. Колоссальные жертвы несли украинский, белорусский и русский народы. Вина в этом была не столько в неумении командовать на всех уровнях, сколько в плохой обеспеченности и обученности войск, устаревшей технике, которая не выдерживала сумасшедшего ритма современного боя. И сейчас только зарождалось перевооружение армий. В основном все держалось на героическом труде солдат, сержантов, прапорщиков и офицеров.

Пока в верхах совещались, как лучше бить американцев, наши войска продолжали стоять насмерть, обильно поливая севастопольскую землю горячей славянской и китайской кровью. Наступательная операция провалилась с треском и большими потерями для нас.

В середине февраля участок обороны вокруг Севастополя сузился на пять километров по всей длине укрепрайонов. То есть первый эшелон обороны был полностью оставлен. На улицу уже страшно было выходить как днем, так и ночью. Так как продолжала господствовать авиация противника. Город изменился до неузнаваемости — сплошные руины. Жилые многоэтажки обнажили свои арматурные конструкции.

В связи с тем, что отмобилизовывать уже никого не было, нас начали расформировывать. Оно и понятно — в каждом военкомате добрых полтора десятка офицеров и прапорщиков. Процентов сорок из которых были кадровыми офицерами или как сейчас модно говорить — были контрактниками. А недостаток кадровых военных в действующих частях ощущался особенно сильно после неудавшейся Евпаторийской наступательной операции. И нас было решено передать в распоряжение Командующего СОРа. Пятого марта приехала ликвидационная комиссия. Мы подготавливали картотеки и документы к сдаче в архив. Оставалось только сдать имущество. Но приехал какой-то генерал из штаба и сказал все сжечь, потому что реальной возможности эвакуировать на Большую землю документы нет. Возле балки наши бойцы выкопали яму, все документы свалили туда и закопали, потому что жечь нельзя было ничего, потому что днем дым наводил авиацию противника, а ночью зарево. Правда все перед этим облили отработанной аккумуляторной кислотой добытой у танкистов. На следующий день приехали две фуры и сложили туда все оставшееся имущество.

Перед расформированием решили устроить прощальный вечер — 'выпускной бал'. Опять скинулись продуктами, с которыми с каждым днем становилось все хуже и хуже. Спиртного в городе уже и не найдешь. Было решено пустить весь наличный спирт. 'Отвальная' как раз совпала с восьмым марта. И было решено убить двух зайцев сразу.

Опять накрыли стол в ЗПУ. Вечер проходил как пир во время чумы — так же весело. Я иОксанка знали, что раскидают по разным частям, пока она не уйдет в декрет. Поэтому веселиться тоже особо не хотелось. Да и многие знали, что больше никогда не встретятся, а если и встретятся, — то уж очень не скоро. Когда пришел день расформирования, он мне очень хорошо запомнился тем, что у меня было такое паршивое настроение, которое можно сравнить с состоянием, когда ты отводишь на усыпление свою собаку или расстаешься с любимой девушкой навсегда. Шутка ли, в этом здании прошло три года моей жизни. Здесь обрел уважение, авторитет, познакомился, женился и живу с Оксанкой. И коллектив был неплохой. Жалко, что все так плохо заканчивается. Мы с Оксанкой условились, что куда бы нас не раскидало связь держать через ее маму. Жена надеялась, что оставят вместе. У меня было другое мнение, но вслух его не высказывал, чтобы не расстраивать свою ненаглядную. Скорее всего мне предстоит стать командиром какого-нибудь взвода, а она где-нибудь в штабе осталась бы. Нет, наоборот было хорошо, если бы мы служили вместе, но не хочу, чтобы она попала на передовую. А в идеале, было бы неплохо вообще выслать на Большую землю, чтобы спокойно воевать.

Внезапно где-то провыла сирена воздушной тревоги. И послышались оглушающий свист взлетающих ракет из рядом стоящей в балке между Победой и Горпухой пэвэошной позиции. Рокот самолетов, разрывы и захлебывающиеся трели 'Шилок'. Все выбегали из ЗПУ и прятались в щелях вокруг двора военкомата. Я держал Оксанку за руку мертвой хваткой, потому что боялся потерять в суматохе. Она еле успевала за мной. Кто-то крикнул: 'Наша! . В метрах двадцати от нас взорвалась бомба. Бросился на жену и постарался закрыть собой, но она упала рядом. Когда комья земли, асфальта и осколки перестали падать, поднял голову. Взял за руку свою суженную, но что-то в ней не то — какая-то она дряблая и податливая. Привстал на колени и посмотрел вниз. Оксанка лежала и возле головы образовывалась красная, почти черная, лужица крови. Лицо было спокойное и умиротворенное. А черные глаза неподвижно уставились в небо, где все еще продолжался налет. Сначала провел по ее голове рукой, потом взял за затылок. Рука нащупала горячий зазубренный край торчащего из затылка осколка. Не поверил и пощупал ее пульс. Она не страдала….

Взял ее на руки и встал в полный рост. Не обращая внимания на бомбежку, понес тело обратно в ЗПУ. Шел и беззвучно выл, слезы помимо воли катились из глаз. В голове ни одной мысли. Только боль, пустота и чувство вины, что не уберег. Занес ее в наш отгороженный угол. Положил на кровать из двух панцирных поставленных вместе. Руки и камуфляж были измазаны грязью и кровью вперемежку. Сел на табуретку и заплакал. Первый раз в своей взрослой жизни рыдал. Потом зашли ребята из экипажа радиостанции и вывели меня на улицу. Упирался, не хотел уходить, пока не заломали и не вывели. Все как могли утешали.

Потом целый день меня не пускали в ЗПУ. Сидел в щели и курил. Ко мне зашел наш замполит капитан 2 ранга Востриков. Мужик он вроде ничего, душевный. Зам сел рядом со мной и попросил сигарету. Подкурив от зажигалки, с минуту посидел молча, видимо собирался с мыслями. Достал из запазухи бушлата целлофановый пакет.

— Володя, вот ее личные вещи, письма и похоронка. Если хочешь, я напишу ее родителям. Остальное в ЗПУ.

— Нет, я сам. Спасибо, Михаил Иванович.

— Ты вообще как? Нормально? Володя, не делай глупостей, хорошо?

— Да, конечно. Самоубийством я ее к жизни не верну. Но мстить буду до конца жизни. Или пока не убьют, или пока не повешу ее фотографию на стене Белого Дома в Вашингтоне.

— Это правильно, Володя. Послушай меня, тебе необходимо уехать отсюда. Нас все равно расформировывают…. Не было б войны, я бы тебя в отпуск отправил, но… Она тебя очень любила. Ты уж извини, но мы прочитали ее некоторые письма… Давай ее помянем, — и с этими словами он снял с пояса под бушлатом флягу.

Михаил Иванович налил спирт в крышечку от фляги. Из кармана достал пачку русских галет и баночку сосисочного фарша. Перочинным ножиком вскрыл банку и поставил ее на пол щели.

— Пусть земля ей будет пухом! — сказал он и опрокинул крышечку в рот, а потом зеленой пластмассовой ложкой зачерпнул из банки фарша и, намазав его на галету, отправил в рот. Я тоже опрокинул крышечку, но закусывать не стал. Хоть и чистый спирт. — Ну ладно, Володя, я пойду.

Когда замполит вышел, я еще с минуту сидел и курил. Растоптав, бычок каблуком ботинка, взял пакет. В нем лежали: удостоверение личности, жетон с личным номером, паспорт, фотографии отца, матери, сестры и моя, которую я отдал в личное дело, но она видимо украла ее оттуда, рабочий блокнот и серый лист формы 17\БП — похоронка. А также флакончик духов, перетянутая бечевкой пачка писем. Перерезал ножом бечевку и начал смотреть письма. В основном от матери, которая, судя по адресу, находилась в Черкесске, Краснодарского края у родственников, от сестры Насти, которая с мужем служила под Одессой, от отца, которого по мобилизации отправили в Киев на переподготовку. Было одно недописанное, к матери. Взял его и невольно пробежал глазами. Письмо было оптимистичным. Она хвасталась, как у нас с ней все хорошо, что после войны обязательно приедем к ней, а потом будем привозить внуков. Потому что она очень хочет ребенка от меня и о том, что все получилось, то есть забеременеть. Эх! Оксанка, Оксанка!!!! Чиркнул зажигалкой и поднес лист к пламени, тот не заставил себя долго упрашивать и загорелся сразу. Пожирая строки неотправленного письма. Так сжег все письма, оставил только конверты с адресами родных.

Бойцы из крышек парт и столов сколотили гроб. Ее вынесли во двор и положили на кучу песка и щебня возле той самой воронки. Оксану хоронили в том, в чем была — в камуфляже. Даже не верилось, что моя жена погибла, казалось, что она просто заснула. Так как времени и бензина не было, решили похоронить у обочины дороги на склоне в балку, недалеко от военкомата. Гроб отнесли туда, дав трижды залп, опустили в яму и засыпали землей. На холмике водрузили палку, на которой была прибита дощечка с указанием данных похороненной Оксанки.

На войне душа невольно черствеет, и смерть друзей переносишь не так остро как в мирное время. Но я потерял не друга, а свою жену и неродившегося малыша. Еще посидел минут десять возле могилы и пошел обратно к военкомату. Там сели в ЗПУ и помянули ее чем Бог послал. Под вечер прибыл нарочный от Начальника штаба СОРа с письменным распоряжением в его распоряжение завтра к девяти утра. Не мог больше здесь оставаться, и отпросился у Петрова уйти пораньше. Собрал свои пожитки в вещмешок, вышел во двор. Закинул свой автомат за спину и пошел вниз на Матроса Кошки. Так началась другая жизнь. Шестьдесят семь дней Оксанка пробыла моей женой, но чувствую, что за этот срок прожил полноценную семейную жизнь. На войне всегда были потери, и знал, что что-то нас разлучит. Это оказался осколок из стали, которую добыли где-нибудь в странах третьего мира, на сухогрузах переправили в США, там ее переплавили и простой американский слесарь изготовил корпус этой бомбы. Хотя этот работяга лично против меня, против Оксанки и еще четверых убитых тогда вольнонаемных служащих, не имел. Теперь ничего не держит, ну держитесь, чертовы янки! Русские идут!!!!!!!!

Часть 2

И на рассвете вперед, уходит рота солдат,

Уходит, чтоб победить и чтобы не умирать…

Группа 'Любэ'

По полю танки грохотали…

9

Целую ночь бродил по городу изредка останавливаемый патрулями для проверки документов. Наконец дошел под утро до штаба СОР, который располагался на Минной стенке, в центре города, в штольнях. Туда то и дело заезжали и выезжали машины. Сновал народ в самых разных видах обмундирования. Жизнь во дворе притихала только во время бомбежек, но штаб находился глубоко в горе и в несколько этажей под землей. Там жизнь не затихала ни на минуту. Это почти автономный городок — во всяком случае запасов хватает на проживание почти двух тысяч человек в течении нескольких месяцев. Ведь объект проектировался под нужды грядущей ядерной войны. Подошел к КПП и окликнул матроса-дневального. Тот подошел и, козырнув, уточнил чего мне нужно. Он показал на двери с надписью на украинском языке 'Дежурный по КПП'. Зашел туда, в комнате было накурено и грязно. В дежурке сидел небритый матрос, лет тридцати пяти и капитан-лейтенант с красными от недосыпания глазами, которые делали его похожим на вампира из фильмов ужасов. Показал каплею предписание и удостоверение личности. Матрос позвонил дежурному по части и доложил о моем прибытии. Матрос сразу выписал пропуск, что-то бормоча себе под нос, периодически почесывая небритые щеки.

Сразу от КПП пошел в Управление кадров. Оно находилось на 3-м уровне северного ствола верхних штолен. Зашел в что-то типа приемной начальника управления и подошел к девушке-прапорщице, которая работала за компьютером. Она улыбнулась мне и по селектору доложила начальнику. Девушка была даже очень ничего: русые волосы под черным беретом стянутые на затылке в узел, серые глаза со смешинкой, улыбка была открытая и очень дружелюбная, с симпатичными ямочками на щечках. На вид ей не больше двадцати лет. Наконец пригласили в кабинет одного из помощников начальника управления. Зашел в кабинет, который был похож больше на склад макулатуры от обилия всяких папок личных дел и бумаг. Начальник отдела комплектования — капитан 1-го ранга Ткачев, был слегка лысоват и уже с небольшим брюшком для своих сорока пяти. Представился 'по случаю прибытия для дальнейшего прохождения'. То, что мой внешний вид слегка подгулял, он даже не заметил.

— А-а-а! Прибыл, значит. Так, где ж твое личное дело? А, вот оно. Так! Подяка… грамота от Жунько… так медаль 'За заслуги перед Батькивщиною'… из прапорщиков в младшие лейтенанты…. Ну что ж, Свешников, такого орла как ты надо послать на передовую. Взвод осилишь?

— Так точно. В Десне механизированным взводом командовал. Месяц правда.

— А на роту пойдешь?

— Не пойду, товарищ каперанга, не осилю.

— Тоже верно… Значит пойдешь командиром взвода в 3-ю бригаду морской пехоты ЧФ. Она сейчас находится в Молочной балке, но через три дня идет на передовую. Так что у тебя времени всего и ничего для принятия дел.

— Есть, понял, товарищ каперанга. Поскорее бы на передовую, а то засиделся в тылах.

— Так сильно засиделся? Ну, ничего, скоро будешь вспоминать военкоматовскую службу как рай. Приказ сегодня подпишут, а необходимые документы получишь в делопроизводстве. Ну, мамлей, бывай, с Богом. Кстати, ты женат?

— Уже нет….

— И давно? Что ж такое? В разводе?

— Со вчерашнего дня. Бомбежка. Давайте не будем.

— Ну, теперь понятно чего ты рвешься на передовую. Ладно, иди. Через час зайди к Лене — это прапорщица, что в приемной. И забери предписание и выписку из приказа, аттестаты и расчетная книжка с собой? Тогда будь! Иди!

— Слушаюсь!

Когда вышел из кабинета — подошел к этой прапорщице, которая опять мне улыбнулась. Хмуро поинтересовался относительно времени получения документов на руки. Еще есть час времени. Идти было некуда, сел в коридоре на стул и просидел около пяти минут в каком-то отупении — ни одной мысли в голове. И не заметил, как заснул.

Мы лежали на кровати в нашем углу ЗПУ. Оксанка с распущенными волосами горячо целовала меня и потом что-то шепнула на ухо, и оба тихо засмеялись. Ее волосы касались моих плеч и груди, и пахли как-то особенно вкусно. Я закрыл от удовольствия глаза и через мгновение открыл. И… увидел, лежавшую рядом истекающую кровью жену, уже в камуфляже, она задергалась в конвульсиях и прошептала: 'Вова, я не хочу, чтобы ты мучался… и с этими словами достала из кобуры пистолет слабеющими руками и, направив его на меня, выстрелила.

Я вздрогнул и проснулся, правда, чуть не упал со стула. Продремал около пяти минут. Времени еще оставалось достаточно. Попробовал заснуть еще раз.

Сижу в своем кабинете на втором этаже. Любуюсь на вид моря из окна и на стенд с коллекцией нарукавных знаков. На шпиле над Штабом Черноморского флота РФ развевался российский флаг. Тут раздается звонок внутреннего телефона. Беру трубку, представляюсь: звонил помощник дежурного, но по голосу определить, кто это был не смог. Голос какой-то нейтральный, то есть равнодушный или индифферентный, а также, можно сказать, бесполый. Помдеж сообщил, что мне нужно зайти в 44-й (Оксанкин) кабинет. Почему-то подумалось, что вызывает к себе военком. Хотя знал, что военком сидит через кабинет от меня и он в не приемный день, когда что-то нужно срочно, иногда сам приходит. Взбежал по лестнице, постучал и зашел в нужную дверь. Там сидели все офицеры и служащие, которые служили-работали в военкомате и погибли. Судорожно начал искать взглядом военкома, но не нашел. Все смотрели на меня с жалостью и состраданьем. И тут зашла в кабинет Оксанка. Почему-то в сухопутной форме, хотя перед войной она ходила в морской. Жена подошла и обняла меня сзади за плечи, обратилась к сидящим:

— Ну, что, товарищи офицеры, заберем его в свой взвод? Мне нужен помощник. И не могу оставить его без присмотра…

— Рано ему еще к нам, — сказал майор Глушаков, — он должен пройти через все это. Ну, ты сама знаешь что.

— Нет, мужик, ты еще не совершил самого главного, — сказал рядовой Луговой, подмигнув мне, — Ты должен прожить эту жизнь так, чтобы потом смог себе сказать, что недаром коптил небо.

— Готов ли ты умереть за Оксану и Родину? — строгим тоном спросил у меня Глушаков.

— Да, готов, — ответил я.

— Этого мало. Ты должен выжить и победить. Для того чтобы погибнуть большого ума не надо. Вот это величайшая доблесть мужчины — выжить и победить. И никакая мразь американская не должна топтать нашу землю. За Оксану Александровну не волнуйся, — мы за ней присмотрим. А тебе еще рано. Воюй, солдат, воюй. Иди, Володя, в добрый тебе час, мы за тобой наблюдаем и гордимся тобой.

— Вова, ты не забывай меня, — сказала Оксана и из ее глаз полились слезы, — но и не мучайся из-за меня. Вижу же, что тебе плохо. Жизнь продолжается. Я тебя люблю и хочу, чтобы ты был счастлив. Как жаль, что наш с тобой мальчик так и не родился…. Хорошо, что успела тебе об этом сказать, любимый. А может и зря — теперь ты мучаешься вдвойне.

— Оксана, но я не хочу жить без тебя — у меня просто смысла нет в этой жизни.

— Смысл, котик, есть всегда. Ты должен отомстить за меня и нашего малыша, надо сделать все, чтобы победить в этой войне.

Она стала рукой гладить мои волосы и перешла на щеку. Но сквозь сон я понял, что кто-то меня будит.

Это оказалась та самая прапорщица из приемной.

— Эй! Эй! Товарищ младший лейтенант, просыпайтесь. Идемте, получите документы, просто сейчас на Молочку едет машина, заодно и вас подбросит.

Ага! Извините, двое суток на ногах.

Мы пошли в ту самую приемную, где она отдала мне выписку из приказа и предписание, за которые расписался в двух каких-то книгах.

— Вы ж потом на передовую, — с грустинкой сказала она.

— А кому сейчас легко? — устало сказал я, — Я должен там быть.

— А хотите я вам напишу?

— Думаю, не стоит. Вам, девушка, нужно смотреть не на полевых офицеров, а на этих штабных — у них перспектив больше. Я сам только из штаба сбежал, чтобы искупить свою вину перед всеми за то, что прохлаждаюсь в тылу. Здоровый мужик, а в тылу находится.

— Ну что ж вы мужики все такие сволочи, так о нас думаете?! Да я же чувствую, что у вас что-то случилось! Вы же таким не были!

— Откуда вы знаете?

— Вы же оформляли меня на службу в прошлом году. Вы были веселым и жизнерадостным. Я вас еле узнала, — сказала она и опустила глаза.

— Нет, у меня все в порядке. Лучше и быть не может. Не лезьте в душу, пожалуйста, товарищ мичман или как вас там. И так муторно.

— Ну и ладно, раз вы такой грубый… вы только живым останьтесь, неважно, сколько рук и ног, главное живой.

— Да нет, если и получится, что что-то произойдет, как вы говорите, я не смогу жить. Обременять никого не желаю и жалости не потерплю. Честь имею откланяться, мадмуазель мичман.

С этими словами повернулся и пошел к лифту. Когда вышел во двор, наткнулся на наших офицеров. Успел им рассказать, куда меня отправили. И сел в уазик, который ехал на Молочку.

Водитель был молодым здоровым парнем из Донецка, которого призвали по мобилизации. Мы ехали не особо быстро, лавируя между воронками. К концу дня добрались до нужного места, так как из-за налетов авиации приходилось останавливаться и пережидать, убегая подальше от машины. Ведь каждый натовский самолет снабжен тепловизором и соответственно машину с горячим мотором обнаружить аж на раз-два можно. Даже если мотор обмотан теплоизоляцией. 'Выкинув' меня возле блок-поста нового места службы, водитель поехал дальше в сторону Камышовского шоссе.

Тут же окликнул часовой и навел автомат. Темно было все-таки. Он крикнул мне, чтобы бросил оружие и поднял руки — пришлось подчиниться, а то как-то не хотелось начинать службу на новом месте с пулей в животе. Когда боец подошел и при свете фонарика изучил предписание — вызвал по рации по всей видимости разводящего. Пришел сержант и отвел меня и к начкару, который сидел в караулке, располагавшаяся в землянке неподалеку. После звонка в штаб, в сопровождении солдата, был препровожден к командиру. Представился комбригу, полковнику Мамчуру, которого хорошо знал по службе в военкомате. Он раньше был начальником штаба бригады спецназа морской пехоты, а потом перевелся в военкомат. Был он заместителем Гагаринского райвоенкома, год назад закончил академию Генерального Штаба и перевелся из военкомата. Никто про него ничего не знал. Полковника комбриг получил около недели назад. Как потом оказалось, Мамчур формировал бригаду в Ейске. В Новороссийске укомплектовывался техникой и вооружением.

Он усадил меня за стол и крикнул ординарцу, чтобы на стол собрали. Пока исполняли команду комбрига, мы тем временем сидели и разговаривали. Вспоминали тех, с кем служили, и кто куда попал. Как оказалось, Мамчур выпросил меня у Ткачева, потому что должны были отправить в другое подразделение. Он спросил про Оксанку. Рассказал, как и что было, попросил разрешение закурить. Полковник дал добро и достал флягу со спиртом. Тем временем ординарец расставил железные миски с едой. Мамчур разлил спирт по кружкам, и мы выпили за тех, кого не вернуть. Не чокаясь. Он мне предложил остаться его помощником по мобработе в штабе, но я отказался и захотел принять взвод.

На ночлег отвели в какую-то землянку, где я, укрывшись солдатским одеялом, заснул, едва моя голова коснулась заменявшей подушку скатки бушлата. В этот раз без снов.

Утром меня поднял ординарец комбрига. Посмотрел на часы, — было ровно 06.00. Быстро встал, оделся и вышел из землянки. Во дворе меня ожидал солдат с ведром воды. Быстро умылся и пошел искать капитана Нестерова — командира первой роты первого батальона, куда меня назначили комвзвода.

Нашел его возле бэтээров в импровизированном автопарке, техника была накрыта маскировочной сеткой. Ротный разносил провинившихся механиков-водителей. Подошел к нему, подождал, пока закончит матершинную тираду и представился по случаю прибытия для дальнейшего прохождения службы. Тем самым спас механиков от дальнейшего нагоняя. Капитан их распустил и обратил внимание на меня. Нестеров был высокого роста, с проседью шатеном, с суховатым, немного неприятным лицом. Губы все время как бы сжаты в презрительной ухмылке. Но как потом оказалось это только первое впечатление. На вид ему было около сорока-сорока пяти, но на самом деле — тридцать девять и это его уже вторая рота за войну. Капитан попал из тех частей, что были разгромлены в первые дни войны, но смогли отступить, и были направлены на переформирование.

— О-о-о, вот и пополнение прибыло, — воскликнул он, протягивая руку для рукопожатия.

— Так точно, товарищ капитан.

— Меня зовут, Олегом Юрьевичем, а вас как?

— Владимиром Анатольевичем, товарищ капитан.

— Да ладно тебе как на параде, будь проще, можно на 'ты', когда рядом нет начальства и 'затылков', все равно послезавтра на передовую. Но с солдатами не советую фамильярничать. Сам понимаешь.

— Хорошо, я понял. Олег, а какой мой взвод?

Пока пойдешь на третий, самый разболтанный. Ты их за три дня не построишь, оно понятно, но надо, чтобы бойцота в нужный момент не насрала полный десантный отсек. Под бомбежкой бывал?

— Бывал.

— А под артобстрелом?

— Нет, не приходилось.

— Самая страшная бомбежка или артобстрел — та что еще не закончилась. Что заканчивал?

— Деснянскую школу прапорщиков и два курса гражданского института заочно.

— Где до этого служил?

— В Нахимовском райвоенкомате.

— Понятно…Ну подкинули мне командира взвода! Ты хоть бээмпэ видел?

— И не только, но еще и стрелял из пушки, водил его, — и тут мне стало ужасно стыдно.

— Ну ладно, опыт, как и половое бессилие, приходит с годами. Стрелять-то хоть умеешь?

— Умею. Олег, я тебя чем-то не устраиваю?

— Да нет, все в ажуре, только я должен знать, чего стоят мои подчиненные. Ты не волнуйся, если что, подходи смело и спрашивай. Чего еще умеешь?

— Спасибо. Подрывное дело немного знаю.

— Это хорошо. Одобряю. Щас, я дам команду, чтобы построили роту. Представлю тебя. Далеко не уходи.

— Окей.

Когда вся шумиха улеглась, зашел в землянку командиров взводов. Сел за единственный стол, достал из вещмешка вещи Оксанки. Выпросил у ротного писаря три листа бумаги и три конверта. Сел писать письма родным покойной жены. Достал ручку, но не знал даже как и начать. Потом, бездумно строки ложились как бы сами собой. Вот, что получилось следующее:

' Здравствуйте, уважаемая Ирина Константиновна! Честное слово, не знаю, как и начать это письмо. Потому что никогда не писал подобных. Особенно когда пишешь о том, что любимый твой человек погиб и надо об этом сообщить ее родителям. Я Вас прекрасно понимаю, потому что самое ужасное горе для родителей — это пережить своих детей. Да! Ирина Константиновна, Оксана пала смертью храбрых. Она погибла восьмого марта при бомбежке. До сих пор себе не могу простить, что допустил это и поэтому иду на передовую платить кровью за свою глупость. Ваша дочь погибла от осколка бомбы. Когда бомба разорвалась, я прыгнул на нее сверху, но было уже поздно. Она не мучалась, осколок попал в голову. Похоронили недалеко от военкомата.

Вы, наверное, спросите, почему пишу именно я? Ирина Константиновна, я был ее мужем. Нет, слово 'был' здесь не подходит — остаюсь ее мужем. Перед Богом и людьми. Нас поженил военком. Смешно, наверное, но это так.

Сейчас у меня началась новая жизнь. Не знаю, чем все закончится, но буду держаться одного — мстить, мстить и мстить. Убивать и калечить этих зарвавшихся выскочек — американцев. За Оксану, за остальных, кого смерть разлучила. Тут два выхода: либо жизнь свою положу, либо прибью ее фотографию на двери Овального кабинета Белого дома в Вашингтоне. Клянусь ее памятью!

Я указал в медальоне, чтобы в случае моей смерти похоронку отправили Вам. Так как мои родители погибли. И у меня больше никого нет.

Также хочу отправить вещи вашей дочери, — у Вас они будут в большей сохранности.

С уважением, Ваш сын — Свешников Владимир'.

Примерно такого же содержания письма написал отцу — Александру Семеновичу и сестре — Насте.

Запечатав конверты, пошел к нашему почтальону. Он сидел в штабной землянке. Передал ему письма и упаковали бандероль с вещами моей жены.

10

Никогда раньше так не трусил, как сейчас. Ночью нас подняли по тревоге и, погрузившись на броню, форсированным маршем двинулись в сторону Мекензиевского УРа. Все это воспринималось как во сне, как-будто это происходит не со мной. Даже толком и не успел познакомиться с подчиненным личным составом. Единственно, что удалось — это пообщаться со своим заместителем. Весьма колоритная фигура.

Мой 'замок' был старший сержант Пегриков Сергей. Вы можете себе представить абсолютно уголовную морду, но с преданностью поедающий начальство глазами. Он смотрел на меня с плохо скрываемой радостью и состраданием. С радостью, потому что наконец-то у него появился командир взвода и всю ответственность за 'свою банду' теперь можно переложить на мои хрупкие плечи. А состраданием, потому что, как я потом понял, личный состав отнюдь не подарок. Сергей был высокого роста, с темно-русыми волосами, подстриженными под американский манер — по бокам и сзади почти выбрито, а сверху подстрижено под расческу. Плечистый, как будто сошел с плаката 'Посеем вовремя! . Одним словом: 'Дярёвня! . Старшему сержанту было около тридцати, но со мной только на 'вы'.

После того, как нас подняли, было объявлено бригадное построение. Я даже не знал, где мне нужно строить свой взвод. Но это оказалось лишним, ЗКВ уже все сделал. Пегриков, как и положено занял место за мной. На середине площадки между палатками, что заменял плац, стоял Мамчур. Комбриг начал говорить о том, что нас ожидает впереди, ждут дома, надеются, что их не дадим в обиду и так далее. Потом он вызвал к себе командиров батальонов. Те подбежали к Мамчуру, переходя на строевой шаг за семь-восемь шагов от Мамчура, построившись в шеренгу. Кэп в течении десяти минут что-то говорил, видимо ставил задачи. Потом козырнул, а комбаты в свою очередь приложили 'лапы к черепам', повернувшись кругом, направились к батальонам. Наш комбат, майор Каркищенко, был больше похож на саблезубую белку из мультика 'Ледниковый период', но немного разжиревшую, но не дай вам Бог встретиться с ним в рукопашной. Майор подошел к строю и вызвал к себе командиров рот. Что-то им рассказал и распустил. Потом Нестеров вызвал к себе нас. Я подбежал и встал возле командиров взводов на свое место. Лапу к уху и доложил о своем прибытии.

— Значит так, товарищи офицеры, — начал Нестеров, — мы через три часа должны выступить в направлении на второй кордон Мекензиевского лесничества. Оседлать высоту и держаться до упора, а упор, как вам известно, у нас раздвижной. Идти будем форсированным маршем, не зажигая огней и в радиомолчании. Люди должны быть в касках и бронежилетах. Дороги бомбятся американской авиацией. Никакого отставания, машины почти новые, только снятые с НЗ, то есть поломок не должно быть. Механики-водители вроде тоже не зеленые юнцы с учебки. Но если понадобится, — сами садитесь за штурвалы. Существует возможность встречного боя. Так что подготовьте людей и морально, и материально. У всех должно быть двухдневный паек и не менее двух боекомплектов боеприпасов на бээмпэ, а у личного состава не менее пяти гранат и тысячи патронов. Проверить перед выходом боеукладки. С поставками боеприпасов и еды сейчас на переднем крае туговато. Если нету, — подходите ко мне — пойдем на склад получать. Палатки не сворачивать, все оставить на своих местах. Всем запастись питьевой водой и пантоцидом. Проверить у каждого наличие перевязочных средств. Пока все. Если возникнут вопросы — то будем решать по ходу дела. И еще чтобы не было такого — моя хата с краю. То есть, вот мой взвод, мое хозяйство. Ни хрена, товарищи офицеры, сам погибай, а товарища выручай. Понятно? Довести до личного состава в части касаемой. Встать в строй!

И тут меня затрясло. Ведь на передний край идем! Подошел к своему взводу, скомандовал 'Напра-а-а-во! и передал все, что сказал командир роты. Через двадцать минут снова построил и провел осмотр. Все вроде нормально. Еще два часа ушло на устранение некоторых недостатков, батальонный и общебригадный строевые смотры.

Через полчаса подали команду 'По машинам'. Мои бойцы все уже сидели на броне. Быстро вскочил на бэшку и сел на башню. С ревом машина тронулась, и мои машины не спеша, втянулись в ротную колонну.

Шли на пределе — 70 км в час. Потому что ожидали налета авиации противника, а когда быстро передвигаешься не так то легко попасть. Шли в полном радиомолчании. Наконец-то мы выехали на Камышовское шоссе, по которому должны были выйти на Мекензиевы горы.

Хоть было и темно, но было видна на обочинах дорог обгоревшая разбитая техника, а кое-где еще она догорала. Впереди колонн шли танки с тралами. Это потому что меджлисские банды начали минировать дороги и иногда даже нападать. Как-то раз даже разгромили караван с 'двухсотыми'. Для незнающих объясняю, 'груз 200 — это гроб с покойником. Все татарское население поголовно было выселено под видом эвакуации из Севастополя, а оставшиеся были на учете в органах Службы Безопасности Украины.

По идее мы должны были сменить на участке второго кордона Мекензиевского лесничества 1-ю механизированную бригаду Вооруженных сил Украины, которую отправляли на отдых и пополнение. Сначала думал, что приедем на голое место и, самим придется копать траншеи. Но был по-хорошему разочарован.

Где-то в три часа ночи прибыли на место. Местность освещалась ракетами и артиллеристы иногда 'вешали люстры' — стреляли осветительными минами. Неживой свет урывками выхватывал складки местности. Склоны были изрезаны линиями траншей опорных пунктов. Тщательно замаскированная техника была совершенно не видна. Только ночью можно было пронаблюдать оживление на позициях. И то, с величайшей осторожностью — у противника было необходимое оборудование для ночного и теплового видения.

К нам сразу подошли бойцы из пехоты. Я спрыгнул с брони БМП и Пегрикову скомандовал построить личный состав, проверить и доложить. Ко мне подошел прапорщик в замызганном камуфляжном бушлате и позвал в блиндаж. Спрыгнул в траншею вслед за прапорщиком, зашел в блиндаж. При свете керосинки увидел лейтенанта и старлея. У них интересное было обмундирование: у лейтенанта — натовский камуфляж с разгрузкой поверх песочного бушлата, из которой торчали рожки примотанные изолентой друг к другу и пистолет в нагрудном кармане, довершал еще мятый потертый фурик; старлей был в обыкновенном 'стекле' с такой же разгрузкой одетой поверх штатовского бронежилета и на голове у него была пятнистая бандана. Лейтенант был либо моим ровесником, либо на год младше. Он был среднего роста с русыми волосами, которые выбивались из-под фурика. А старлей был коренастый и плечистый, с внимательным взглядом черных глаз. Оба ужасно не бритые и грязные. Они сидели и что-то разливали в кружки из фляжки. Скорее всего 'шило'. Прапорщик тоже был в рваном камуфляже и его берцы 'просили каши'. Каски валялись в углу блиндажа на койке, автоматы стояли рядом, чтобы в случае чего…

— О-о-о, смена прибыла, — протянул лейтенант, — заходи, мамлей, присаживайся. А мы вас уже заждались. Меня зовут Саней, это Ваня, а — этот прапор — тоже Саня, — с этими словами он достал еще одну кружку и плеснул туда содержимое фляги.

— Ну, как там, в тылу? — спросил старлей, — а то уже две недели безвылазно здесь. У меня во взводе осталось около половины личного состава. А еще эти суки вэвэшники сзади стоят и в случае отступления грозились шарахнуть по нам из всего, что у них на вооружении стоит. Вот и вгрызаемся в землю… Давай выпьем…за Победу… — с этими словами мы опрокинули содержимое кружек и горло опалил чистый спирт — еле отдышался, а они только поморщились немного.

— Какие тут приколы бывают? — спросил я.

— Да разные, но мой тебе совет, выходи почаще проверяй охранение, потому что пендосовские спецназеры здесь по ночам промышляют. Без автомата, броника и каски не моги куда-нибудь выходить. Кстати, с жратвой и боеприпасами здесь хреновато, так что экономь и то, и другое. — сказал Иван. — Почаще смотри в стекла. Потому что я три человека потерял из-за ихнего снайпера. Он, сука, залег в кусты в мертвой зоне и отстреливал моих ребят. Мы его еле уложили из 'Утеса'. Своего снайпера проинструктируй. Чтобы зря не высовывался и отстреливал тех, кто без автоматических винтовок и тех, кто с рациями. Но америкосы на рожон просто так не лезут. Народ поменьше высовывай и забудь там, всякие 'вперед, в атаку'. Твоя главная задача — это не пропустить пендосов, а также остаться живым. А для чего? Чтобы побольше их же и отправить на тот свет.

— А кто такие пендосы?

— Да это американцы, эта кличка у них еще с Югославии.

— Да ты его не пугай раньше времени. — сказал Саня, который лейтенант, — Сам дойдет, своим умом, если дурак. Подпускай американцев поближе и лупи со всего, что есть. Здесь можешь боеприпасы не жалеть. Жаль техника у нас устаревшая, не чета ихней. А сам, откуда будешь?

— Я местный, симферопольский. А ты?

— Я из Киева, — сказал Саня — лейтенант, — Иван — из Винницы, Саня — из Донбасса. Ну ладно, мамлей, будем собираться. Кстати, тут к нам собака прибилась — не обижай ее. Она нам один раз очень помогла — пендосов обнаружила, еле отбились. Когда они ночью к нам полезли в окопы. Кстати, при этом деле я обновкою разжился. — показывая на камуфляж.

— Чё, мертвяка снял?

— Да нет, с живого. Захватили одного. Но я его пристрелил, попытался убежать и оказал сопротивление. Вот Иван подтвердит, — и Иван утвердительно кивнул.

— Кстати, когда рации умолкают или непроходимые помехи, советую сразу народ рассредоточить и отправить в щели. Америкосы всегда перед авиационным налетом устанавливают помехи. Наши рэбовцы сделать ничего не могут. Валят из всего до последней железки. Ну, а потом держись! Потом они идут в атаку.

Я вышел из блиндажа и дал команду о начале передачи позиций. Процесс прошел в относительном молчании. Выставил охранение и отправил остальных спать, после того как машины были затянуты маскировочной сеткой, асбестовыми покрывалами и прикрыты сосновыми ветками. Взлетали осветительные ракеты с обеих сторон. Но в основном наблюдали друг за другом в инфракрасные прицелы и приборы ночного видения. За ночь ничего особенного не произошло, но спать не хотелось, так как после советов лейтенанта приходилось каждые полчаса ходить и проверять посты охранения. Скорее всего бессоница была из-за возбуждения от новой обстановки и груза ответственности. Со мной такое бывало не раз, особенно когда первый раз стоял 'на тумбочке' или заступил дежурным по военкомату. После доклада Нестерову, в четыре утра, умудрился часик поспать и то, потому что Пегриков предложил меня подменить. Серега каждые полчаса делал по рации доклад о состоянии дел командиру роты.

Утром поменял бойцов и приказал всем принимать пищу. Сам пошел в командирский блиндаж, который в шутку назывался канцелярией. Сел за стол и взял в руку наушники и микрофон рации. Послушал эфир — стоял сплошной треск и помехи. Вызвал ротного на связь. Ответа не поступило, проделал еще несколько раз тоже самое, но добился того же результата. В наушниках стояла все та же трескотня. Проверил батарею рации и посмотрел на датчики- стоят на нулевых отметках, но вздрагивали, когда переключался на другие частоты. И рация сама по себе работала. Моментально выскочил из блиндажа и крикнул, чтобы все бежали в укрытия, которые были отрыты в ста метрах от траншей в лесу. Щели были добротными в два наката. Быстро нахлобучил каску и сел возле выхода.

Как оказалось не зря — буквально, через несколько минут на горизонте появились американские вертушки 'Апачи'. Из выхода нашего убежища смог видеть, как они подлетали, но результаты их работы почувствовал на себе. Начался кромешный ад: взрывы ракет перепахивали землю в районе траншей, крутя 'карусель'. Земля содрогалась от частых взрывов, боеприпасов пендосы не жалели. Уже успел привыкнуть к бомбежкам, но были еще и необстрелянные новобранцы. Можете представить их реакцию. Посмотрел на часы: так и есть прошло ровно десять минут и взрывы прекратились. Быстро выскочил из щели и крикнул, чтобы все бежали на позицию. И сам туда рванул, что есть мочи. Когда в низине показались американские танки в сопровождении бронетранспортеров, быстро прошел по всем огневым позициям взвода посмотреть готовность к бою. Заглянул в обе БМП. Все волновались, и как мог их ободрял. Хотя сам трусил не меньше других. Шутка ли первый бой. Вот так вот лицом к лицу с врагом. Когда танки подошли на расстояние около пятиста метров, я крикнул:

— Взвод! Приготовиться к бою! Боеприпасы экономить, стрелять наверняка и одиночными. Подпускать поближе. Пленных не брать!(не знаю, и чего я это крикнул?) Давайте, мужики, покажем этим заморским уе…м кто такие славяне и кто такие русские морпехи. Каждый должен держать свой сектор и не отвлекаться на другие. Слушай мою команду: К бою! Наблюдать!

При команде 'Наблюдать' стрелок имеет право самостоятельно открывать огонь в удобное для него время. Проверил свой автомат и снял с предохранителя. Вот и начался мой первый бой. Вот сейчас и посмотрим, тонка ли твоя кишка, младший лейтенант Свешников! Одно дело говорить или думать о мести и тому подобной пафосной фигне, а другое — в бой идти. Тем более, что на тебя сейчас смотрят десятки глаз твоих подчиненных. Если зассышь — считай тебя можно снимать со взвода — солдаты не будут тебе верить. Десять американских танков решили зайти в правый фланг роты по более пологому скату горы, которую мы обороняли, а пехота с БМП за ними. Я находился со своим взводом как раз на этом правом фланге. Зрелище конечно, не очень: впереди и позади траншеи вырастали столбы разрывов снарядов и ракет. Тут же рявкнул наш СПГ и два дымных следа от выстрелов РПГ-7В и 'Мухи' прочертили воздух мертвой зоны. На правом фланге сосредоточились два расчета СПГ-9 гранатометного взвода, да и соседний взвод поддержал наличным противотанковыми средствами. Позади нас загудела канонада и возле мчащихся танков начали вырастать взрывы. Видать у пендосовских танкистов нервишки не выдержали, так как они начали пятиться, ведя при этом огонь из артиллерийского и ракетного вооружения. Пехота даже не вылезла из бронетранспортеров, так как те тоже повернулись в обратном направлении. Послышались крики 'Ура! и я сам кричал во все горло. Но радоваться пришлось недолго — американцы успели перегруппироваться и под прикрытием вертолетов 'Хьюи' пошли на нас снова. Приник к окулярам бинокля и считал количество танков. В нашем тылу опять раздалась канонада артиллерии, но на удивление американцы, несмотря на огонь, продолжали двигаться. Сделав один залп, наши 'боги войны' видимо решили сменить позицию. Вертолеты американцев пролетели над нашими головами, пустив пару-тройку неуправляемых снарядов для приличия. Непрестанно выпуская звездочки противотепловых ракет. Но они это делали зря, потому что нас снабжали боеприпасами настолько скудно, что кроме стрелкового оружия и РПГ, а также 'мух' и 'шмелей', которые рассчитаны на поражение легкобронированных объектов, ничего не было. Хотя с позиций соседнего батальона послышались одинокие сухие хлопки выстрелов из зенитных переносных ракетных комплексов. В тылу то и дело слышались трели 'шилок', которые после нескольких очередей на высокой скорости меняли позицию. Вертолетов было около двенадцати штук. В пяти километрах северо-восточнее разыгралась откровенная вертолетная драка между звеном нашей армейской авиацией, которая состояла из четырех 'крокодилов', и американскими вертолетами. На поддержку своим пендосы послали тяжелые вертолеты 'Апачи', за ними летели десантные вертолеты 'Чинук'. 'Хюьи' по замыслу американского командования должны были связать, отвести в сторону наши вертушки или уничтожить, а 'Апачи' — подавить и уничтожить артиллерийские позиции нашей бригады, а также обеспечить высадку тактического десанта в нашем тылу. На помощь нашему звену присоединилась группа ударных вертолетов КА-50 'Черная акула' из четырех штук. Которая направилась против пятнадцати 'Апачи' противника. Группа 'Хьюи', потеряв четыре вертолета, повернула обратно. 'Апачи', увидев наши 'Черные акулы' — повернули также вспять. Появились американские самолеты и наши вертушки ушли. Появились 'Грачи' и началась теперь самолетная драка. Мне особо некогда было наблюдать за этим воздушных побоищем — дел и на земле хватало.

Вертолеты нашей армейской авиации снова приблизились к позициям и начали накрывать вражеские танки и пехоту НУРСами и из бортовых пушек. В рядах американцев появилось замешательство, и они опять должны были отступить.

Посмотрел в бинокль и насчитал пять единиц техники, которая догорала на склоне. Посмотрел на часы, прошло около получаса с момента начала боя. Ко мне подбежал Пегриков и доложил, что у нас появился один раненый осколком боец. А так все в норме. Опять взял бинокль и посмотрел на перелесок, который подходил почти к пологому склону высоты, на которой мы находились. Там могла пройти незамеченной только пехота. А от линии окопов перелесок отделяло около двух сотен метров. Побежал по траншее к БМП, которая находилась на правом фланге. Перемахнул через бруствер и быстро переместился в окоп, где стояла БМП. Складным прикладом автомата постучал по броне, и из люка механика-водителя высунулась чумазая физиономия мехвода. Приказал ему позвать командира машины. Из десантного отсека высунулся младший сержант Храпалов. Поручил ему следить за этим перелеском, и если что, мочить из всего стреляющего. Там же находился командир второго отделения сержант Ивасов, ему приказал поставить пулеметчика для прикрытия этого направления, а также сориентировать бойцов. Как потом оказалось, правильно сделал, что обратил внимание на этот участок обороны.

Примерно через час американцы зажгли дымовые шашки. Я вызвал Пегрикова и приказал усилить наблюдение. Вдруг на правом фланге началась стрельба. Метнулся туда. Возле головы взметнулись фонтанчики от пуль. Правый фланг 'задачи' взвода со стороны перелеска атаковался американцами, их было около роты. ПКТ на БМП захлебывался от очередей. Более визгливо ему вторил ПКМ. Потом присел на корточки возле пулеметчика, которого даже не знал по имени — не успел познакомиться. Лицо его исказила злобная гримаса. Солдат, стиснув зубы, посылал очередь за очередью в противника. Вдруг рядом произошел взрыв. Как в замедленной съемке увидел: лопнула каска у пулеметчика, и выплеснулся кровавый сгусток от осколка. Он откинулся на противоположный бортик окопа и медленно сполз на дно. Я кинул автомат на дно траншеи, и сам встал к пулемету. Вдруг увидел фигуры в камуфляжах, обвешанные ветками и амуницией. Схватил и быстро поднес к глазам бинокль — было видно их размалеванные черной маскировочной краской морды. Пендосы перебежками все ближе и ближе подбирались к линии окопов. Против роты американцев противостояло четырнадцать человек, включая экипажи БМП, а третье отделение прикрывало левый фланг. Прижавшись к прикладу, мочил из пулемета по этим фигуркам. Не знаю, попадал или нет — вокруг разрывались гранаты. Рядом осел на дно, глядя пустым взглядом в небо, еще один стрелок. Его поразил осколок прямо в спину с левой стороны — бронежилета у него не было — не хватило на складе. Американцы не выдержали и начали отступать, вытаскивая своих раненых и убитых. В коробке пулемета закончилась лента, у убитого пулеметчика запасных уже не было. Поднял со дна автомат и начал бить короткими очередями вслепую. Рядовой Серпов, который рядом стрелял из АГС послал еще с пяток гранат вдогонку и сел на дно окопа. Я посмотрел на него, а он на меня и подмигнул. Крикнул ему, чтобы сменил позицию, а сам подошел ко второму убитому и закрыл ему глаза ладонью. Пошарил по карманам, достал документы, положил в свою полевую сумку. Также поступил с убитым пулеметчиком. Позвал стрелка-радиста и приказал ему, передать, что у нас два 'двухсотых'. Их оттащили в щель. Каски сняли, — пригодятся. Рядом положили их вещи. Когда стемнело подъехал бортовой УАЗик, на лобовом стекле была приклеена скотчем бумага с изображением 200 , и сержант из 'похоронной команды' с двумя бойцами погрузив тела, быстро укатили. Сходил на пункт боепитания и взял открытый цинк с патронами. Сел на дно окопа и, закурив сигарету, начал начинять патронами пулеметные ленты. Успел снарядить только два, как американцы начали опять артподготовку, и нам пришлось залечь на дно траншей. Скажу одно: бомбежка — отдыхает. Рядом со мной произошел взрыв, от АГСа и Серпова ничего не осталось кроме дымящейся воронки, и разорванной каски. Рядом со мной упала кусок его ноги в дымящемся ботинке. Сам не знаю, как жив остался. Хотелось выть и, вскочив, бежать. Попытался это сделать, но тут же был придавлен телом убитого механика-водителя — рядового Черняховского, который тоже поддался этому желанию и побежал. На меня полилась кровь из его рассеченной осколком напополам головы. Было еще пара взрывов и несколько осколков попали в уже мертвое тело солдата, тем самым спас меня от гибели. Раздалось еще серия взрывов и все стихло. Через минуту в траншее зашевелились, то тут, то там раздавался надрывный кашель. Бойцы начали подыматься и отряхиваться.

Я еле стащил с себя убитого и увидел, что американцы уже в четырехстах метрах от нас. Крикнул бойцам:

— Не стрелять! Подпустить поближе! Приготовить гранатометы! Сейчас мы этим уе…м ср…м, мать их….(ну вы поняли, короче говоря, что я хотел сказать) покажем! Патронов не жалеть! Чем больше вы их уе…нов прип…ите, тем меньше их придется ху…ть завтра! Командирам отделений проверить личный состав и доложить по команде! У убитых собрать оружие и боеприпасы, а также хавчик и документы! Документы сдать мне! Остальное сдать на пункт боепитания после боя! Стрелять только по моей команде! Понятно! Братки! Работать по пехоте наверняка!

— Товарищ младший лейтенант, вы ранены? — спросил стоявший рядом Ивасов

— Да нет, это Черняховский…Я ему жизнью обязан. Иди на место.

— Окей, Вова, давай держись! Ты молодца! Давай в таком же духе.

Пришлось также снять разгрузку с убитого мехвода, у которого было, пять полных спаренных рожков и снял с него 'Муху'. Встал к пулемету, но и он был разбит. Поставил рядом трубу реактивной гранаты, отыскал на дне свой автомат и приник к нему. Американские солдаты и сопровождающие 'Брэдли' неумолимо приближались. Когда оставалось не больше двухсот метров, скомандовал: 'Огонь! . И затрещали автоматы и пулеметы. Выстрелом из пушки БМП был подбит головной 'Брэдли', а снайпер из СВД добил экипаж, который начал выскакивать из загоревшейся машины. Начали свистеть пули и осколки от разорвавшихся рядом снарядов. Оглушительно рявкнул и подпрыгнул на своей треноге СПГ, дымный след от снаряда прочертил воздух до ближайшего бронетранспортера амеров. Я сам строчил наугад, а потом схватил 'Муху' и лупанул в ближайшую машину — попал в землю рядом с гусеницей не причинив вреда. Пехота начала прятаться за свои БМП и вести прицельный автоматный огонь по нам. Рядом упал один из моих бойцов — рядовой Климентьев, которому было всего 18 лет. Пуля попала ему в шею, но благодаря бронику его только ранило. Подлетел к нему, выхватил из нарукавного кармана ИПП, разорвал оболочку. Снял с него броник, начал дрожащими руками заматывать горло и пытаться остановить кровь, которая фонтанчиком била из раны. Зажал ему ладонью рану, чтобы хоть как-то остановить кровотечение. Когда все-таки удалось замотать шею взвалил его к себе на спину и потащил к блиндажу по дну траншеи на четвереньках. Ко мне подбежал Пегриков, схватил Климентьева в охапку и понес, пригибаясь от хлопавших рядом пуль. Вытерев руки от крови об камуфляж раненого, направился к радисту. Послушал эфир, командир роты запросил огневую поддержку артиллерией, но ему ответили, что нет снарядов. Теперь нам оставалось надеяться только на себя. Но, слава Богу, через минут двадцать прилетели четыре 'крокодила', отработали по наступающим и обратили в бегство американцев.

Больше в этот день пендосы не пытались наступать. Подсчитали потери: мой взвод потерял четыре человека убитыми, пять раненными из них трое тяжелых, уничтожен АГС и один ПКМ. Раненных отправили в тыл, в медсанбат, когда приехал УАЗик за 'грузом 200 . Меня вызвали на совещание к командиру роты в 22.00. Оставил взвод на Пегрикова и побежал в блиндаж Нестерова. Доложил о потерях и результатах действий моего взвода: уничтожено четыре БМП 'Брэдли', около тридцати пяти человек живой силы противника. Точно подсчитать конечно же не удалось, так как амеры большую часть трупов умудрились забрать с собой. У них к этому свято относятся. Командир похвалил меня за хорошие действия, поставил задачи на завтра и отпустил к себе.

Дощатый топчан в блиндаже, скомканый бушлат вместо подушки, показались мне роднее и уютнее всяких там кожанных диванов или еще каких комфортных штук. Теперь можно вытянуться на своем ложе, расстегнуть ремень, в общем, расслабиться. Первый боевой день окончен. Даже и не заметил, как моментально заснул. От усталости и свежих впечатлений надеялся, что спать буду без снов, но мой возбужденный мозг продолжал работать…

Снилось, что опять сижу в кабинете и оформляю очередное личное дело контрактника. По коридору слышу шаги. В кабинет заходит Оксанка в камуфляже. Она посмотрела на карту за моей спиной, прошлась по кабинету и подошла. Печально посмотрела в мои глаза и сказала:

— А ты сегодня просто молодец! Я тобой горжусь, Вова. Но все равно по тебе скучаю. Но главное не спеши ко мне. Завтра будь осторожен. Ты еще не сделал самого главного.

— А что ж я должен сделать? — спросил я.

— А это ты узнаешь сам.

— Оксана, я не могу без тебя. Мне очень плохо и жить аж не хочется.

— Вова, ты свободен. Я тебя не держу. Но там где сейчас я, мы с тобой будем наконец счастливы и неразлучны, но всему свой черед. Твое время еще не пришло и оно еще не скоро придет. Кстати, с той девушкой из управления кадров СОРа ты будешь счастлив. Зря ты так ее грубо отшил. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты был счастлив. Служи, товарищ младший лейтенант! Воюй на совесть! — сказал она и поцеловала меня, но тут же раздался взрыв и все вокруг затряслось и Оксана упала на пол. Подбежал к ней, но она лежала уже в луже черной крови и из затылка торчал осколок. Потом еще один взрыв. Я закричал и проснулся.

Опять что-то взрывалось неподалеку. Дрожала земля, с потолка сыпалась сухая земля. Американцы опять начали атаку с артподготовки. Быстро вскочил, и побежал в укрытие ко взводу. Долбили, суки знатно! Около часа их артиллерия работала по нам. На смену пушкарям прилетели летуны, а те в свою очередь сбросили нам кучу 'гостинцев' в виде напалма. Как-то перед армией, одно время поддался всеобщей моде и слушал группу 'Гражданская оборона'. Мне невольно вспомнилась одна строчка из песни: 'Не бывает атеистов в окопах под огнем… Так и есть, скажу вам. Я молил Бога оставить меня живым, но не из-за того, что хотелось жить, а потому что еще недостаточно отомстил за смерть Оксанки. Хотя и жить хочется. Что, я не такой же человек как все? Не знаю, наверное, если бы не это чувство, вел бы себя по-другому. Да и выбора у нас не было — сзади занимал позиции сводный полк внутренних войск МВД, у которых был приказ всех отступающих расстреливать. Оно понятно — сейчас не сорок первый год, но моральную роль свою этот факт сыграло. За эти две недели, что пробыл на передовой, на многое пересмотрел взгляды. Жизнь у человека пролетает за считанные доли секунды и иногда очень обидно, что так дешево отдается, на примере Черняховского. Сколько при мне гибло и становилось калеками пацанов по восемнадцать — девятнадцать лет, которые не успели еще и женщину познать. Сколько парней надеялись после окончания войны доучиться и т. д., а потом в первые же минуты боя становились жертвами своей неосторожности или глупости командиров. Сердце кровью обливается и чувствуешь неприятный мороз по коже, когда слышишь крики раненых. Как выворачивает нутро от запаха крови вперемежку с гарью. А иных хлопцев просто не удавалось опознать. Но к концу второй недели уже привыкаешь к этому и впадаешь в какую-то отупелость. Тебя уже не мутит от вида крови и трупов, а просто становится любопытно — от чего и как он умер. Если у человека есть какое-либо желание или цель, тогда он не сойдет с ума здесь. Из нашей роты двоих отправили в психушку прямо с позиций. Появились случаи 'самострелов' — умышленное членовредительство. Нам давали водку — для снятия стресса. Я хоть и не пил перед войной, но тут начал употреблять — иначе сойдешь с ума.

Днем отбиваешься от американцев, а в периоды затишья — от вшей. Воды не было даже технической, мы брали собранную на дне окопов и из радиаторов машин, процеживали сквозь противогазные фильтры и добавляли пантоцид. Но вскоре и обеззараживающие таблетки у нас закончился. С едой и боеприпасами тоже были, напряги — иногда по два-три дня не привозили пищу из-за авиации противника. Удавалось только ночью проскочить, подвезти. Медикаменты закончились у нас примерно к концу первой недели. Пополнить не удавалось. Санинструктор роты старший сержант Осипова Надежда Ивановна погибла при первой бомбежке позиций.

Наконец пришел приказ собираться, а ночью прибыла смена…

11

Когда нас все-таки вывели на отдых и переформирование, наконец-то удалось посмотреть телевизор. Диктор вещал из маленькой переносной 'Юности': 'В мире началась настоящая травля американцев и их прихвостней. Спецгрупы, засланные в страны не участвующие в войне, отстреливали американских туристов и устраивали террористические акты в местах их наибольшего скопления. Индия вступила в войну на стороне антинатовской коалиции. И вела боевые действия с пакистанскими войсками на северо-западе страны. Джордж Буш-младший понимал, что мир стоит на пороге глобальной катастрофы в виде ядерной войны. Но ни Путин, ни Буш не решались первыми нанести ядерный удар. Особенно после заявления российского Президента при вступления в конфликт.

Эскадра кораблей Северного флота состоящая из четырех больших противолодочных, двух сторожевых кораблей, одного тяжелого ракетного крейсера, трех эсминцев, двух дизельных и одной атомной (охотника) подводных лодок, нескольких ракетных катеров, трех разведывательных и пяти вспомогательных судов находилась в крейсерстве в районе Азорских островов. С целью нарушить коммуникации противника и по возможности уничтожить американский флот. Флагманом эскадры был атомный крейсер 'Петр Великий'. Многие коммуникации американцев проходили через Гибралтарский пролив… На Дальнем востоке союзные войска России, Китая и Кореи захватили Алеутские острова и высадились на Аляске. Вот тут американцы поняли, что зря они 'разбудили русского медведя'. В США объявили всеобщую мобилизацию населения. На Аляске у янки было не так уж и много войск, поэтому наши части продвигались довольно-таки быстро по главному направлению на Анкоридж. Были захвачены почти без боя города Нахнек, Ньюхейлен, Анкоридж. После этого направление удара изменилось на Уналайклит. Пендосы, застигнутые врасплох, были деморализованы и, можно сказать, раздавлены. Но скоро они перебросили крупные танковые и механизированные соединения. А также при поддержке канадских войск начали наступление. Наши начали также быстро отступать. Примерно через месяц после начала Алеутско-Аляскинской десантной операции положение войск стабилизировалось на линии Анкоридж — Куинагак. Сразу возникает мысль: 'А что наши забыли на Аляске? '

На мой взгляд тут три аспекта: первый — исторический, а второй — экономический, третий — военно-стратегический. Исторический: раньше Аляска принадлежала Российской империи, пока ее не продали за гроши под угрозой захвата янки в 1867 году. Соответственно надо забрать обратно. Экономический: на Аляске очень много полезных ископаемых, в том числе и золото. Думаю, комментарии тут излишни. Военно-стратегический: это плацдарм для наступления на территории Канады и США. Снабжать войска через Берингов пролив, который большую часть года подо льдом, гораздо удобнее, чем гонять корабли например в Калифорнию. Заодно, эта операция сковывает некоторую часть войск противника.

В штабе появился по замене офицер, который непосредственно там был и рассказывал, что когда наши входили в американские города на Аляске — командование давало время на месть. Солдаты делали с местным населением, которое не успело вовремя эвакуироваться, все, что хотели. Вы бы видели, с какой ненавистью солдаты сжигали населенные пункты. С каким остервенением они дрались с пендосовскими и канадскими солдатами в рукопашной. Со злостью они расстреливали ненавистных американских обывателей, которые были виноваты уже в том, что своими налогами финансируют уничтожение украинских городов и мирного населения. Кровь за кровь, око за око. Извечный славянский принцип. Не стоило янки будить Русского Медведя.

Телевизор изрядно шипел, но слова были различимы. Возле палатки, которая была у нас типа 'ленкомнаты', тарахтел дизельгенератор, от которого запитывались телек, аккумуляторы и лампочка, тускло освещавшая импровизированную комнату для досуга личного состава. Наш замполит батальона капитан Карцев вместо политинформации устроил просмотр новостей. А то совсем одичали. Тем более, что война войной, но занятия по общегосударственной и боевой подготовке никто не отменял. Политическому вождю самому 'впадлу' было проводить с нами информирование, да и телек он одолжил у штабистов только на час. Я реально не завидовал Сане Гурко (нашему 'политическому' роты). Карцев его все время дрюкал за подшивки газет, полевую 'ленкомнату', планы-конспекты занятий у него и нашего обожаемого личного состава. Если учесть, что постоянного места дислокации нет, живем все время 'на чемоданах', а газеты мы редко видим (в сортир-то с репродуктором не пойдешь), то и претензии были дурацкими. Тем более, что Гурко считал, что вместо этого ненужного хлама (полевой 'ленкомнаты' тобишь) он лучше в десант БМПшки лишний ящик патронов закинет. Сколько раз на переформировании усаживали роту по вечерам, ставили на тумбочку раму от телевизора и смотрели фильмы: 'Тайна черного экрана' или 'Закат солнца вручную'. Этот огрызок телека специально с собой возили КШМке батальона. По распорядку дня положен просмотр теленовостей — на вот, вам, смотрите. А уж тут можно или просто посидеть-побездельничать, письма написать или с корешами побакланить. Недавно Нестеров провел строевой смотр. Проверяли наличие документов, иголок с нитками, расчесок и носовых платков. Вот тут и стало очень интересно: у всех ничего из перечисленного не было, кроме документов. Да и где возьмешь? Расческа мне была совершенно не нужна, так как, наученный горьким опытом долгого сидения в окопах — вши, однако. Поэтому приходилось брить волосы везде. Многие делали также, за что неоднократно получали разносы от командования. Но так было гигиеничнее. Тем не менее, старшина где-то надыбал и расчески, и иголки, и нитки. Потом нашу бригаду должен был посетить командующий СОРа вице-адмирал Масорин — по совместительству еще и Командующий Черномоским флотом. И тут 'маразм крепчал'! По приказу сверху начали выкладывать камнями пешеходные дорожки, посыпать песочком. Потом кому-то желтая жидкость в голову ударила и приказали камешки побелить. Сверху побеленные камешки вдоль дорожек — прекрасные целеуказатели наших землянок и палаток для амерских летунов. Пока не увидел это дело Мамчур, который построил своих замов и, как говорится, 'уыиграл все стадо'. Очень хотелось на передовую.

Тем не менее, просмотр продолжался и на другом канале тоже показывали новости. Диктор нам поведал: 'На Украине американцы и их сателлиты захватили почти всю Одесскую, Николаевскую, Черновицкую, и Закарпатскую области, частично Кировоградскую. В Крыму натовцев задержали на Чонгарском полуострове, в районе Ишуни под Красноперекопском с севера и Чернышово- Первомайское — Островское — Родное — на юге. Остатки тридцать второго украинского армейского корпуса, приданных ему соединений береговой обороны и частей Черноморского флота воюют в окружении и их снабжают через Азовское море на рыбацких шаландах. Американские средства массовой информации трубили во время начала войны, что США закончит кампанию со странами СНГ в течении двух недель, но их планы сразу нарушились. Они не рассчитывали на всеобщий патриотический подъем населения, а также на то, что славянские солдаты будут вгрызаться в землю и стоять насмерть, до последнего патрона. А потом, еще подпустив по ближе пендосов, подрываться на последней гранате. Натовцы несли большие потери, но и наши войска истекали кровью. Американская военная машина, которая не имела поражений в последних войнах, на славянах начала очень сильно пробуксовывать.

Севастополь оставался единственным клочком крымской земли, который не был захвачен американцами, кроме части северного Крыма. Уже был конец апреля. Дороги развезло. В окопах было по колено воды. Раненые падали на дно траншей и тонули в скопившейся воде. Те, кто еще был на ногах, страдали от недостатка пищи, фурункулов от плохого питания, сырости и грязи. Ноги все время были мокрыми, а просушить портянки и берцы не было никакой возможности — огонь-то разводить нельзя.

После очередного двухнедельного отдыха в тылу и доукомплектования нас снова перебросили в район железнодорожной станции Сирень. За март месяц я три раза уже успел побывать на передовой под Балаклавой, возле Штурмового и Оборонного. Бог миловал остался целым и невредимым, но на семьдесят процентов поменялся личный состав взвода. Из 'старых' остались только Пегриков и еще несколько солдат. А остальные либо погибли, либо ранило, и мы их отправили в тыл. Все реже стал вспоминать об Оксане, — не было времени и сил о чем — либо задумываться. Все время голова занята была другими мыслями, например: поспать лишний часок, обеспечить всем необходимым свое 'кодло' и при этом 'на кукан' начальству не попасть. Не знаю, наверное, сознательно себя так изматывал, так как в последнее время спал без снов. В роте тоже многое что изменилось: Нестеров ушел комбатом на наш батальон, замполит роты — старший лейтенант Гурко Саня стал командиром вместо Нестерова, погибли два командира взвода. На войне не так остро воспринимаешь потери, — это как констатация фактов. Был человек, делился с ним куревом, жратвой, бухлом, а тут на тебе — шлеп, и нету человека. Ну, ничего! Другого пришлют. Ты их уже начинаешь воспринимать не как сослуживцев, а больше как пассажиров поезда в твоем купе. Причем ты едешь от начальной и до конечной остановки, а эти попутчики сходят раньше. Ты успеваешь с ними познакомиться, поговорить 'за жисть', даже сбрызнуть знакомство и в один определенный момент человеку 'приходится выходить'. Поэтому не особо привязываешься и не жалеешь, когда они все уходят. Наверное так легче, не знаю.

Перед последним выездом на передовую, на отдыхе, я получил письмо. Мы находились в районе Казачей бухты. Письмо было от некой Пименовой Елены. И номер полевой почты был Штаба СОРа. Разорвал конверт, в нем был лист школьной тетрадки, исписанный аккуратным женским почерком. Развернул письмо и прочел:

' Здравствуй, Володя! Ты, конечно же, будешь очень удивлен, читая это письмо. А также хочу извиниться за то, что обращаюсь к тебе на 'ты'. Наверное, сейчас лихорадочно вспоминаешь кто я такая. Ну, так вот, не напрягай свои и без того усталые мозги. Меня зовут Леной. Ты меня призывал на службу почти полтора года назад. И мы с тобой в последний раз виделись в управлении кадров. Вспомнил? Ну, наконец-то. В последнюю нашу встречу, ты был явно не в духе. Видимо, хотел показаться более грубым и жестким, чем есть на самом деле. Я это знаю и чувствую. Не буду допытываться, что у тебя случилось. Если захочешь — расскажешь. Знаю тебе трудно, и бывает, нет времени на то, чтобы поесть. Но если ты черканешь пару строчек буду не против. А еще лучше, если мы как-нибудь встретимся. Если не хочешь, я тебя не осуждаю. На всякий случай даю тебе номер моего телефона…… можешь по нему позвонить прямо на КПП. Главное — бей побольше этих американских гадов. Я в тебя верю, на тебя надеюсь. Верю в то, что у тебя не дрогнет рука против этих сволочей. Воюй солдат!

С уважением, Пименова Лена!

Прочитал письмо и положил его в набедренный карман камуфляжа. Попытался вспомнить ее внешность, но быстро отогнал эти мысли. И, тем более, что нужно было накрутить хвоста мехводам, чтобы техника была готова к выходу на задачу, запасаться боеприпасами, продовольствием и медикаментами. И еще кучу мелочей, без которого наш маленький армейский коллектив не мог нормально выполнять свой долг. Я ей так и не ответил — уехал на передовую.

Когда мы прибыли на станцию Сирень, вместо ожидаемого занятия позиций, нас расположили в лесу в трех километрах от переднего края. Рядом с нами стояли танкисты и реактивная артиллерия — полк артиллерийского прорыва. Ожидалось контрнаступление на нашем участке с целью захватить Железнодорожное и ударом на юг соединиться с параллельно наступающей в двадцати километрах южнее 4-й китайской механизированной дивизией тем самым взять в 'котел' американскую морпеховскую дивизию, танковый полк, а потом их уничтожить.

Прибыли на место около 03.00, а наступление запланировано в 04.00. Спрыгнув с брони, крикнул Пегрикову, чтобы никто никуда не разбегался. А сам побежал к Гурко за задачей. Когда уже был у командирской БРДМ, ротный еще не вернулся от комбата. Минут через двадцать он пришел, я перенес на свою карту 'яйца' задачи и отправился ко взводу.

Минут через двадцать заревели 'грады' и заухала гаубичная артиллерия. Вслед за артиллерией 'заработали' вертушки и фронтовые 'Грачи', которые пролетели над нами и начали обрабатывать по квадратам американские позиции. Сигналом к атаке был сигнал 'Аванпост-600 , который должен был прийти по рации. Пока работала артиллерия и армейская авиация, нас не трогали. Я стоял возле БМП, затягиваясь едким дымом 'Примы' без фильтра, ждал сигнала. Из десанта парами выползали бойцы, чтобы перекурить. С места, где стояла 'бэшка', хорошо были видны позиции американцев. Там стоял кромешный ад разрывов. Амеров обрабатывали около двух часов. Через час сорок минут после начала артиллерийско-авиационного налета высунулся из командирского люка радист и сказал, что пришел сигнал. Я крикнул: 'По коням! И тут же взревела БМП, заскочил на броню и залез внутрь. Захлопнулись задние люки десанта, проверив наличие народа, бэшка с прогазовкой стартанула. Дальше все видел в тримплекса. В эфире стоял отборный мат. Когда перестроились в боевой порядок увидел, что впереди нас на полной скорости идут танкисты. До позиций американцев оставалось около двухсот метров. Пендосы немного опомнились и начали огрызаться огнем. Выбрал целью пятнистый 'Хаммер' с крупнокалиберным пулеметом на крыше, приказал наводчику целить в него. 'Огонь! — крикнул я, наводчик крикнул в ответ: 'Выстрел! и прогремел выстрел 73-миллиметровой пушки. В триплекс увидел, что от машины остался горящий остов, а рядом катались в пыли фигуры в огне. Стрелок быстро развернул башню и курсовиком добил подпаленных пендосов. Мы неслись на бешеной скорости в двухстах метрах от танкистов. Довольно-таки изрядно подбрасывало на ухабах. Оно и понятно, нам надо поскорее смешаться с амерскими позициями, чтобы авиация противника при случае не смогла отработать по нам. Атака захлебнулась на втором эшелоне американской обороны, когда прилетели тяжелые вертолеты 'Апачи' и заговорила американская артиллерия. Вот ведь уроды! Почти ювелирно мочат! Танки начали разворачиваться, ведя огонь из башенных пулеметов по вертолетам, но толку никакого — танки один за одним вспыхивали. В эфире стояли крики и мат теперь уже танкистов. Было очень страшно слушать в эфире сгоравших заживо людей. Прилетела вторая волна нашей фронтовой авиации — СУ-27 и начали уничтожать вертушки американцев. Постепенно воздушный бой переместился на десяток километров севернее. Но американцы успели подтянуть свои танки и румынскую пехоту. Начался танковый бой при Сирени. Со стороны американцев участвовало около тридцати танков, а с нашей стороны — двадцать пять. Российская техника уже была построена в боевой порядок, в то время как американцы только начали выстраиваться. И местность противнику не позволяла нормально организоваться — они были зажаты между двумя почти отвесными яйлами. Наши танкисты не замедлили воспользоваться этим обстоятельством и относительно точным ракетно-артиллерийским ударом подожгли три танка. И при поддержке наших САУ и 'Акаций' ринулись на предельной скорости в бой. Американцы не растерялись и ответили уже относительно дружным огнем. Русские танкачи, несмотря на то, что их подбивали, не покидали свои машины — направляли их на таран вражеских танков. Мы, тем временем успели выйти в правый фланг и по более пологому участку местности встретились лицом к лицу с позициями румынской пехоты, полк которой оборонял высоту 123,2. Началась артиллерийская дуэль из бортовых пушек БМП. Потом поступил сигнал о высадке десанта. Я как командир взвода не мог оставаться внутри БМП и выскочил с автоматом наперевес и, крича 'Ёб вашу мать! Вперед уроды! , бил вслепую короткими очередями из автомата, побежал впереди солдат, увлекая за собой. Броня замедлила скорость и начала поддерживать огнем наше наступление, гася огневые точки противника. Противно визжали пули, осколки минометных мин и снарядов. Наконец-то мы достигли траншей противника. Бросил во внутрь траншеи 'лимонку' и после разрыва поднялся, перемахнул через бруствер. Пустил очередь налево и очередь направо — побежал влево. И бойцы остальные за мной. Но тут раздался взрыв, и меня отбросило взрывной волной метра на полтора назад, больно ударив боком о стену траншеи. Залег, из блиндажа стреляли из пулемета. Трое из десяти побежавших впереди лежали передо мной мертвыми. У одного из них был подствольник. Схватил его автомат и метнул в сторону стрельбы гранату. После разрыва стало тише. Полежал еще с минуту, собираясь с духом. Потом встал и побежал в блиндаж. Без разговоров лупанул туда пару очередей, потому что был приказ — 'Пленных не брать! . Возле разломанного пулемета ПК на сошках валялся труп румынского солдата с оторванной рукой. Больше в блиндаже никого не было. За мной заскочили еще трое, перевели дыхание и пошли дальше. Через час наши овладели первой и второй линией окопов румынского пехотного полка. А еще через полчаса высота 123,2 была полностью взята. Захватчики не ожидали такого натиска с нашей стороны и в беспорядке отступили. Остался на этой высоте 4-й батальон, а мы продолжали развивать наступление. Мои хлопцы успели прибарахлиться за счет трофеев собраных у трупов. В частности и пара лишних пулеметов нам не помешала. К 12.00 уже были в пяти километрах от Железнодорожного. К 16.00 Железнодорожное было в наших руках. Где-то ближе к 17.00 прилетели бомбардировщики и началась 'ковровая' бомбардировка поселка. При бомбежке я потерял еще одного убитым и двоих раненными. Развивать наступление дальше не было возможности: не было ни горючего, ни боеприпасов.

Буквально через час американские морские пехотинцы при поддержке авиации и артиллерии начали атаковать с правого и левого флангов. Когда они достигли наших траншей, завязались рукопашные схватки. Никогда не думал, что это страшное зрелище, когда обезумевшие в злобе люди ножами, саперными лопатками и другими подручными средствами пластают друг друга. Боеприпасы были на исходе, чтобы отбить очередную атаку мы использовали нашего 'Змея Горыныча' — установку дистанционного разминирования. Это типа небольшого миномета, из которого выстреливается заряд со шнуром, а на него прикреплены заряды тротила. И после выстрела, когда шнур на земле, раздается последовательно серия взрывов, делая проход в минном поле. Так как бэка в машинах мы уже израсходовали, а отбиваться надо чем-то. С фланга направления наступления амеров 'запустили змея'. Удалось выиграть драгоценные двадцать минут.

Поселок за эту ночь переходил из рук в руки раза три. Утром нам пришлось отступить аж к высоте 123,2. План наступления был сорван. На следующий день прибыла 4-я механизированная бригада 32 армейского корпуса, которая сменила нас на этом участке фронта. Ночью форсированным маршем вернулись в район Сапун-горы. Мы еще в течении месяца торчали там, а после этого вывели в резерв СОРа. Командование решило пополнить нас остатками разбитых полков и снова отправить на передовую. Теперь стояли в районе Карантинной балке на отдыхе. Там я получил письмо от матери Оксанки, которая была в эвакуации где-то в Краснодарском крае. Если честно, не ожидал, что она ответит.

'Здравствуйте, Володя! Я получила Ваше письмо. Ну, что могу сказать? Первое, что испытала — это шок от Вашего письма. До сих пор не могу поверить, что Оксаны больше нет на свете. Война отобрала у меня уже вторую дочь. Настя с мужем эвакуировались из Одессы в последний день перед захватом города. Они утонули вместе с 'Константином Ольшанским' после налета авиации.

Я знала, что вы с Оксаной были женаты. Она мне писала. Моя дочь Вас очень любила. И то, что вас поженил военком, в этом ничего смешного нет — война — есть война. И, наверное, если бы не война, вы бы никогда не поженились. Знаю, что вам сейчас не легко. Но нужно жить дальше. Вот, что война творит с людьми — потеряв двух дочерей, я обрела сына. Володя, когда все закончится, приезжайте к нам. Вы главное останьтесь живым, и пишите. Вам здесь будут всегда рады. И в смерти Оксаны себя не вините — вы сделали все, что смогли.

Подпись'.

Прочитал письмо еще раз и на душе стало тепло от того, что семья Оксаны меня приняла. Единственно, что причина нас объединившая была печальная — смерть моей жены. И для себя решил, что обязательно приеду к ним. Часа через полтора в землянку зашел Пегриков и доложил, что прибыло пополнение. Вышел за ним на улицу. Погода была просто прекрасная. Даже не верилось, что идет война, что гибнут люди. Только рев техники и канонада напоминали об этом.

Подошел к шеренге, в которой стояло пять человек. Все они были из разгромленной 2-ой мотострелковой бригады 4 российского армейского корпуса Кавказского ВО.

— Ну, что товарищи солдаты, рад приветствовать вас в нашем боевом коллективе. Я ваш командир взвода — младший лейтенант Свешников Владимир Анатольевич. Я так понял, что вы уже не первый день на передовой.

— Да месяц уже, как здесь горбатимся, — сказал кто-то из шеренги.

— Ну, вот и хорошо, так что добро пожаловать. Пегриков, — обратился я к заместителю, стоявшему сзади меня, — поставьте людей на довольствие и распределите по отделениям.

Распустив пополнение, направился к Гурко. Его землянка была в овраге. Зашел и обратился к сидевшему Гурко, который пришивал подшиву к фланке камуфляжа. Решил отпроситься съездить в город, чтобы побывать на могиле жены.

— Саня, слушай, выручай!

— А что такое?

— Да хочу в город до утра смотаться.

— Ты людей получил?

— Ага.

— Распределил? Поставил на довольствие?

— Саня, не заё…й, у меня этим Пегриков занимается.

— Добро. Зайди к старшине и возьми увольнительную, а то в городе комендачи свирепствуют, а нам завтра ночью выступать. Еще вызволять тебя придется.

— Спасибо. Тебе чего-нибудь надо в городе?

— Поищи пивка, баб побольше и неси все сюда. Да как обычно. Постарайся замолотей, бухла и курева достать. Бабки есть?

— Да если подкинешь пару сотен не буду против.

— Во сколько будешь?

— Да к подъему причапаю.

— Окей. Там щас комбатовская бээмпэшка в город едет, попросись — довезут, чтобы не пешком. Я тебя вот о чем попрошу: зайди в штаб СОРа, в управлении тыла жена моя служит, передай письмо. Кстати, возьми оружие — в городе неспокойно. В общем, я тебя проинструктировал. Но к подъему чтоб как штык! И смотри у меня, — сказал он на прощание, пожимая руку, вручая треугольник и целлофановый пакет, в котором лежала буханка хлеба и пять штук консервов.

— Да ладно, не учи отца — и баста.

Зашел к нашему старшине роты старшему прапорщику Петракову, с которым был знаком с первых дней моего пребывания в бригаде. Пожав другу руки, закурили, пока писарь выписывал увольняшку. Потрещали о том, о сем, о новостях, но ничего такого не узнал. Короче говоря, 'из пустого в порожнее'. 'Солдатская почта' обычно работает быстро и новости, особенно плохие, распространяются быстро. Старшина дал подзатыльник бойцу, чтобы быстрее писал. Ну, вот, наконец получил на руки долгожданный документ, распрощался с Петраковым, стрельнул еще пару сигарет 'на дорожку' и пошел к себе в землянку.

Одел бушлат без подкладки, облегченный американский броник, естественно трофейный — бойцы подогнали после сиреневского дела. Бушлик был почти новый, жаль его прежнему хозяину (лейтенанту Серегину — командир третьего взвода, погиб на Мекензиевых горах) недолго в нем пришлось покрасоваться — пуля из М-16 в голову и 'честь имею'. А чего добру пропадать? Вот и забрал себе. Надо сказать амерские разгрузки гораздо удобнее, чем наши 'лифчики'. А теперь надо проверить, чтобы все было на месте: рожки для АКСа, гранаты, пээмчик с запасной обоймой. Увидел бы меня в таком виде наш 'политический' из бригады, то, думаю, вместо увала заработал бы суток трое отсидки на киче. Одел черный берет, одолженный у одного из командиров взводов, на свою бритую голову. А как по-другому, когда моешься в лучшем случае раз в две-три недели? Вши, однако, нас любят! Ну вот, теперь и в город не стыдно выйти. Небрежно закинул за плечо автомат, чем и дополнил свой 'вечерний туалет'.

Услышал на улице сигналы и крики. Пришлось подбежать, поскольку БМП уже трогалась, и забираться на ходу. Сидеть на броне было неудобно, кто хоть раз ездил, меня поймет, но я не жаловался. Хотя трясло, конечно, жутко — мехвод гнал на предельных оборотах, особенно на обстрелоопасных участках, а дорога… ну, сами понимаете. После того, как по ней прошел не один и не два десятка бронетехники, да по размякшей от дождей глине… короче, всю дорогу одной рукой держался за поручень, второй придерживал автомат. Иначе б или лишился оружия, или сверзился вниз, хорошо, если не под гусеницу. Зато по времени успевал в самый раз — когда выехали, было 14.16. Так что с транспортом мне определенно повезло…

'Выкинули' на остатках Остряков в районе Технической. Они специально поехали не по Камышовскому шоссе, а через город, чтобы подвезти ближе. Махнув хлопцам на броне на прощание — пошагал в сторону улицы Кошевого. Спустился по Котовскому спуску к вокзалам. Первым делом хотелось зайти на могилу к Оксанке. Несмотря на вполне приличный срок, здесь ничего особо не изменилось, разве что добавилось количество воронок и куч битого инкерманского кирпича. Здание военкомата, точнее то, что от него осталось, пустовало, укоризненно смотря на меня своими пустыми, без стекол, окнами и рваными ранами разломов стен. Не стал туда заходить — сразу к жене. Посидел немного у ее последней 'постели', рассказал протекает как моя жизнь. На доске с облупившейся краской, которая когда была красного цвета, была Оксанкина фотография — она жизнерадостно улыбалась, глядела на меня и была живой. Она и сейчас жива, но только в моих воспоминаниях. Какая же ты красивая! И заныло сердце! Проняло так, что от звериной тоски, растоптанного счастья и ненависти захотелось мочить этих блядских пендосов со всей звериной жестокостью. Это ж они отобрали ее, это они убили моего ребенка! Да как они после этого нормально жить-то могут?! Небось, у них тоже есть семьи и любимые. Ничего! Мы еще придем и вы побываете на моем месте. Не будь я Володя Свешников! А скольких еще людей вы оставили сиротами?! В 3–5 метрах от могилы была свежая воронка от реактивного снаряда. И здесь вы Ксюхе не даете покою — уже второй раз пытаетесь ее убить. Неподалеку заметил еще штуки три свежих могил. Ну, вот, Ксюня, ты здесь не одна! Обошел кругом последнее пристанище моей любимой и заметил, что могилка немного просела. Достал лопатку из чехла на ремне и подбросал землицы. Утрамбовав холмик, присел рядом с Ней. Посмотрел на фотографию, которая немного побурела от постоянного пребывания на улице. Развязал узел рундука, достал целлофановый пакет, завернул в него фото жены, вернул на прежнее место. Чуть подрагивающей рукой вынул из вещмешка флягу в камуфлированной 'рубашке'. 'Шило' специально хранил для этой цели. 'Свернул голову' и хлебнул, задержав дыхание. Ну пусть тебе земля пухом будет, любимая! И ребеночку нашему тоже. Вроде бы и помолиться надо за ваш упокой, да не умею я. Думаю, ТАМ простят, ведь главное не как ты молишься, а насколько это все душевно и искренне. Что-то и мысли нескладные пошли и губы трясутся, и в глазах начало резать. Полились слезы, жгучие, злые, скупые мужские, пьяные слезы. Пытаюсь их остановить, а не получается. Так, Володя, прекращай! Пора уходить! Достал из разгрузки 'Макарыча', снял с предохранителя, дослал патрон, встал и сделал три выстрела в воздух. Оксанка ведь офицер, а ей тогда в суматохе забыли сделать салют. Подошел к доске, поцеловал фотографию, неумело перекрестился, забрал мешок и, не оглядываясь, пошел на рынок.

Рынка как такового в городе уже не было. Так, возле железнодорожного вокзала народ кучковался и приторговывал. Минут за двадцать дошел до 'толкучки', закупил все, что хлопцы просили. Постоял, покурил под мостом, а потом пошел с полным вещмешком к штабу СОРа. Я не планировал туда идти так рано, но почему-то ноги сами меня несли туда. Пока добрался до места — два раза останавливал патруль. Их смущал мой вещмешок, который разбух от 'результатов' посещения рынка. У них была команда отлавливать террористов-подрывников. Ну приказ есть приказ — глядите, люди добрые, что мамлей в рундуке несет, скрывать-то мне нечего. Мужики в патрулях нормальные попадались, водяру и курево не конфисковали. Только ксивы да сидор проверяли и отпускали, не обращая внимание на спиртяшный 'штэм'.

Подошел к КПП штаба. Зашел в будку с телефоном, поставил вещмешок на пол и набрал номер дежурного по управлению тыла. Спросил сержанта Гурко и через минут пятнадцать за мной пришел матрос средних лет в камуфлированной форме. Выписали пропуск, запустили на территорию и я пошел за матросом. Спустившись по лестнице на три этажа, оказался на уровне, где располагались управления тыла и кадров. Ко мне вышла небольшого роста, миловидная девушка лет двадцати пяти одетая в морскую форму. Мешковатая, на несколько размеров большая уставная форма не смогла испортить ее безупречную фигуру. После сидения в окопах она показалась мне чуть ли не идеалом женской красоты и невольно мысленно позавидовал Сане Гурко, 'белой завистью'. Передал треугольник письма и пакет. В кратце рассказал 'о делах наших скорбных'. Света тем временем приготовила поесть и чуть ли не насильно усадила меня за стол. Пока ел, в комнату зашла девушка с мичманскими погонами на плечах и через миг она подбежала ко мне и повисла у меня на шее, так как я от неожиданности подскочил. Это была та самая Елена Пименова. После того, как мне Света — жена Гурко, принесла ответный конверт и пакет с чистым теплым бельем. А это у нас был дефицит — особенно если без вшей. Пришлось поблагодарить за угощение и откланяться, так как уже попал в оборот Лены. Отказавшись от очередной порции угощения, уговорил Пименову пойти прогуляться.

Девушка-мичман зашла в управление и минут через пятнадцать вернулась. Она одела морскую шинель и шапку — выглядела в принципе даже очень неплохо. Скажу по секрету, мне всегда нравились женщины в форме. Даже сам не знаю почему.

Подошли к лестнице, которая вела на улицу Ленина. Вещмешок после осмотра оставили на хранение дежурному по КПП. В принципе, все равно бы потом пошел провожать Лену — воспитание, знаете ли. А таскаться с этим баулом на свидании с девушкой аж никак не в кайф. Закинул автомат поудобнее за плечо, поправил берет и разгрузку. Ну, а теперь можно и пройтись! Давно я просто так не гулял, чтоб без цели, так, сделать 'проминэ для плезира'. А с девушкой тем более, хотя это была не Оксана. Поначалу некоторое время чувствовал себя немного 'не в своей тарелке'. Казалось, что предаю память своей жены. Но ведь это не так! Думаю, что здесь все в рамках. На войне надо жить здесь и сейчас, иначе не успеешь.

Когда поднялись на Ленина возле развалин Дома Офицеров флота, нам в лицо пахнул мокрый, противный и пронизывающий ветер с моря. Народу было не так уж много и каждый куда-то спешил. Только мы шли к набережной перепаханной воронками никуда не спеша. Первые минуты даже не знал о чем говорить, но потихоньку разговор сам собой наладился.

— А мой дом бомбой накрыло, — сказала она, — О родителях ничего не знаю. Брат тоже не пишет…

— Ничего, найдутся. — сказал я, — А мои погибли… Их накрыло тоже при бомбежке. Они жили недалеко от Каховской ГЭС. И когда амеры ее хотели разбомбить, пэвэошники отогнали. Так эти уроды отбомбились на наш микрорайон. Я просто на переформировании встретил своего соседа, и он мне рассказал об этом.

— И, наверное, поэтому ты был тогда такой грубый и мрачный.

— Да нет, не поэтому.

— А что у тебя тогда случилось?

— Были на то свои причины.

— Ну, ладно, не хочешь рассказывать — не рассказывай. Я всеравно знаю, что у тебя жена погибла. Просто тем, что ты все это держишь в себе, ничего не изменишь и делаешь только себе хуже. Я же вижу, как ты изменился. Вова, ты как будто потух.

— Может быть…

За разговором и не заметили как вышли на пустырь после пляжа Хрустальный. Перед нами открывался вид на выход из Севастопольской бухты. На противоположном берегу бухты чернели развалины Константиновского и Михайловского равелинов. Уже почти стемнело. После многих месяцев ожидания непрерывных бомбежек, как-то себя неуютно чувствовал на открытом пространстве. Глаза привычно искали вероятные убежища. Сегодня было как-то необычно тихо — пендосы с неба не работали. Только канонада и вспышки в районе Мекензиевых гор напоминали о войне.

Невольно вспомнил, ту новогоднюю ночь, когда мы с Оксанкой впервые были вместе. Интересно, почему так получается: нахожусь с симпатичной девчонкой, а думаю о другой? Просто Оксанка — это эпоха в моей жизни, которая счастливо продолжалась тридцать пять дней. И даже не знаю как и сказать Лене, которая искренне обрадовалась моему приходу, что к ней не испытываю ничего, кроме дружеских чувств. Просто не хотел портить ей вечер, но и обманывать тоже. Нутром чувствовал, что Лена хороший человек и заслуживает своего кусочка женского счастья. Может потому что последние два месяца просидел в окопах и мне просто захотелось пообщаться с симпатичной девушкой. Своего рода эмоциональная разрядка. Потому что у нас кроме водки никакой другого 'релакса' не было. Да и вообще, что я американец какой-то, чтобы у неостывшего еще тела жены, бросаться на другую женщину. Да, мне жены не хватает, но это мое личное дело и никого оно не касается. Заметил, что все женщины, которые со мной рядом — гибнут: Свету — повесили татары, Оксанка — при бомбежке. Менты говорят, что один раз — это совпадение, два раза — это напрягающее совпадение, а три раза — это уже система. Не хочу третьего раза и тем более, чтобы это была Лена. После войны кто-то же должен рожать детей, 'вдохновлять' нас на 'трудовые подвиги при восстановлении хозяйства' и т. д. Иногда поражаюсь женскому терпению и выносливости. Они нас вытаскивают из боя раненых и покалеченных и т. д. А самое главное — нас ждут. Мне невольно вспомнился фильм о Великой Отечественной войне, не помню название, кажется 'Сталинград'. Там был эпизод, где женский зенитный полк выставили против немецких танков и как они гибли там. Но не отступили, единственно попросили у командира полка разрешения идти в бой в своей обуви. Наверное, такое могли свершить только славянские женщины. Да и у нас был примерно такой же случай: когда американцы прорвали линию обороны и напоролись на батальон связи 23 механизированной дивизии, который был укомплектован на семьдесят пять процентов женщинами. Они не успели отступить. Батальон смог задержать продвижение американского наступления всего на полчаса. Ни один человек не остался живым. Это было как раз под Оборонным. Я был на том месте после боя. С тех пор тот лес назван Девичьим. И когда военные проезжают мимо — отдают честь. Это было ужасное зрелище: красивые молодые девчонки, в наспех выкопанных неумелыми женскими руками в каменистом севастопольском грунте окопах, лежали в россыпях стреляных гильз. Кто-то был изувечен, кто-то был разорван взрывами. Как сейчас помню картину в окопе, возле разбитых аппаратных, на дне, прислонившись к противоположной наступлению противника стенке, сидела белокурая голубоглазая девчонка, лет 18-ти, в пробитой осколком каске. По лицу и шее стекала струйка крови, в руках сжимала автомат. Возле нее было не очень много гильз, значит погибла почти в начале боя. На лице и в глазах было удивление, которое застыло в последний миг жизни. Я тогда спустился в окоп и закрыл ей ладонью глаза. Автомат еле вырвал из окоченевших девичьих рук. Мы тогда выбивали американцев с этого участка около суток. В этом деле потерял треть своего взвода. И как после этого относиться к врагу? Какая тут к черту демократия и 'общечеловеческие ценности'? Когда даже таких девчушек не щадят.

Как-то во время очередной атаки захватили пленного пендоса — пацан, лет двадцать. Начали его выспрашивать, кто он и все такое — отмалчивался, сука. Послал бойца к связюкам за 'ташкой' — полевым телефоном ТА-52. Подсоединили провода от аппарата к амерским молодым яелам. После второго прокрута вызывной ручкой этот урод уже рассказывал все, даже какой рукой мастурбировал в восьмом классе. Когда более ни менее поутих, начал втирать по поводу нечеловеческого обращения с пленными. Ах, так ты нам еще свою туфту лепить будешь! Еще прокрут! Американец издал дикий вой боли и отчаянья — ведь ему уже женщины не будут нужны. После восьмого прокрута у янки пошла изо рта пена, после пятнадцатого — он окончательно 'поставил кеды в угол'. Потом Нестеров вызывал к себе и вставил по самые гланды. Типа мол, не могли что ли его потихому завалить? Отбрехались, что применяли нештатные меры воздействия для получения нужной оперативной информации. Короче, отделался предупреждением.

Часов в 8 вечера начался налет и мы поспешили в бомбоубежище. Вот черт! Сглазил-таки! Нет налетов, нет налетов! Сколько раз тебе говорить, Володя, не буди лихо пока оно тихо! Вот и дождался. Наше укрытие было возле 'Памятника Импотенции' — высокий памятник возле Арт-Бухты. Народу собралось около сотни человек. Люди были самые разные. Убежище представляло собой огромный подвал разбомбленного здания бывшего какого-то института, возле бывшего ресторана 'Рыбацкий стан'. Мы с ней сели возле лестницы, которая вела внутрь здания. На поверхности бушевал смертоносный смерч взрывов. Слава Богу стены здесь были толстыми и можно было не опасаться даже прямого попадания. Хотя не факт.

— А чем ты займешься после окончания войны? — спросила меня Лена.

— Пока не знаю. Наверное восстановлюсь в институте. А еще нужно будет сделать пару вещей.

— Каких?

— Секрет.

Хотя сам еще не знал, что буду делать после войны. Да и не в этом, собственно дело. Хотелось почему-то помолчать, не видеть никого, побыть одному. А с другой стороны, хотелось прижать ее к себе и сидеть так бесконечно долго. А как же Оксана? Вот именно, я вдовец, но себя считаю женатым. Так что никаких там лен, кать и так далее.

Налет продолжался почти до утра. В половине четвертого воздушную тревогу задробили. Быстро провел Лену и на попутной машине добрался к своей части без приключений. Гурко мне конечно 'вставил', но заткнул ему рот посылкой его жены.

День пролетел в заботах и приготовлениях. Получил боеприпасы и продовольствие, распределил его среди своих бойцов. Потом ездили за горючим. В общем, готовились на передовую — обычная рутина чернорабочих войны.

12

Около 01.00 выступили в район Орлиного. Мы меняли там российскую 7-ю гвардейскую воздушно-десантную бригаду, которую перебросили из Новороссийска несколько недель назад. Все прошло вполне благополучно. Десантники как на подбор были здооровяками, только ужасно грязными, небритыми и завшивленными. В глазах у каждого была усталость и пофигизм на все и вся. Чувакам реально надо отдохнуть — видать досталось им хлебнуть полной ложкой.

В конце апреля юсовцы и турки не предпринимали активных действий. В штабе говорили, что они проводят перегруппировку сил. Видимо, хорошо получили от наших под хвост, а теперь пытались не упустить инициативу.

Нас на всякий случай снабдили необходимыми препаратами и оборудованием для действий при ядерной войне. По 'солдатскому телеграфу' поговаривали о том, что американцы из-за больших потерь намерены применить тактическое ядерное оружие. Но при реальном взрыве это все до одного места.

Наши позиции были на юго-западном склоне высоты 633,0, которая была ключевой на перевале Байдарские ворота и перекрывала шоссе на Орлиное. Земля была каменистая и вместо привычных траншей была сеть СПСов (стрелковое противопульное сооружение). Первые три дня было вполне спокойно и мы смогли более ни менее получше обустроить свой быт. Рано утром четвертого дня пендосы пошли на штурм. Опять дело началось с артобстрела и бомбежки позиций нашей бригады в течении нескольких часов. Опять загудела земля от 'тяжелых шагов американского дяди Сэма'. Потом на нас навалилась пехота при поддержке танков и САУ. 'Заговорила' наша реактивная артиллерия из-за горы. Прилетели 'Грачи' и начали нурсить по боевым порядкам пендосов. Взрывы перемешивали фигурки бегущих турков с землей. Ну вот, отбились, мать их так! Опять бежать надо в укрытие — снова пойдут ведь. Натовцы изменили тактику — они ударили в промежуток между нашей бригадой и правым соседом — 23-й механизированной дивизией 32 армейского корпуса. Наша рота была как раз на этом стыке. Это был кромешный ад: разрывы ракет реактивных американских артиллерийских установок перемалывали все на своем пути, превращая в покореженно-горелое месиво с фрагментами кровавых ошметков. Раненые орали, воды не было, медикаментов и перевязочных материалов не хватало. Юсовские пехотинцы на танках и БМП быстро приблизились к нам, под покровом артналета. В этот момент я сидел в своем СПСе, который одновременно был и НП. Мужики сделали его на совесть: стены из больших валунов с добрую бычью голову, изнутри выложены бревнами, крыша имела два наката. Взрыв неожиданно накрыл мое убежище. Грохот, пыль, темнота и пугающая незыблемая тишина…

Тут увидел, что меня пинает Оксанка: 'Встать! Товарищ младший лейтенант! А ну-ка давай дерись'. Непокидало ощущение, что все это не со мной: так как видел все это со стороны — свое распластанное тело под грудой камней и бревен. Неожиданно, все тело пронзила боль и видение на миг исчезло. Потом появилась моя покойная жена, только теперь ее видел как бы своими глазами.

— Я сейчас, Оксаночка, — промычал я, — Я сейчас, родная, только силы соберу. Тяжко дышать что-то.

— Вставай! Ты что мне обещал? Или забыл? Твой срок еще не пришел!

— Я ужасно устал и хочется пить.

— Ничего, перетопчешься. Бери автомат и иди ко взводу.

— Сейчас, только каску одену.

Снова пронзило тело боль. Открыл глаза — небо в клубах черного дыма. Звуки канонады уже куда-то удалились, теперьслышалось чье-то надсадное затрудненное тяжелой физической работой дыхание. Какой-то малорослый боец в каске и бронике, откидывал камни и бревна. Я попытался встать или хотя бы поднять голову. Снова потерял сознание.

Меня тащили по земле на плащ-палатке. Тянула какая-то девчонка с грязной повязкой Красного Креста на рукаве. Это было видно по выбившимся длинным волосам из под каски — простые солдаты такую шевелюру не могли носить. Через каждые пять-шесть шагов она останавливалась отдохнуть. Поднял голову — увидел, что санитарка сидела, опершись спиной о полуразрушенную стенку СПСа. Поднатужившись — сел. Бедняга сидела и плакала, дуя на свои натруженные пальцы. Каску свою не нашел, как и автомат. Хорошо хоть броник на мне.

— Тебе нельзя вставать! Ты же раненый! — крикнула она, перекрикивая шум взрывов, неожиданно упавших шальных снарядов. — Я тебя дотащу до мебсанбата! Не смотри, что маленькая, я сильная.

— Кто же тебя сюда прислал? Мама знает где ты?

— Слушай сюда! Я не намерена перед… и ее тут заглушил вой падающей мины и разрыв. Рванул и вместе с ней упали на дно СПСа, закрыл ее собой. Когда все прошло, оба сидели и отряхивались Выглянул из-за бруствера: валялись убитые американцы и наши. Горела техника. Примерно в километре южнее от нас еще шел бой за траншеи.

— А теперь, сестричка, слушай меня! Дай мне свой автомат и не высовывайся. Кажется пендосы прорвали здесь нашу оборону и мы уже за линией фронта километров на пять. Как тебя зовут?

— Таней, — всхлипывая, сказала она.

— Так вот, Таня, надо найти место, чтобы дождаться темноты и пробиваться к нашим. Ты побудь здесь и никуда не уходи. Стреляй во все, что шевелится. А я тебе дам знак, — позову тебя по имени. Хорошо?

— Хорошо. — я помог ей снять автомат, снял с предохранителя, перезарядил и забрал его у девушки.

Я вытащил из кобуры свой ПМ, проверил патроны в магазине, снял с предохранителя, щелкнув затвором, отдал пистолет Тане. Изготовив 'калаш' побрел пригнувшись по еле выкопанному ходу сообщения. Почти везде было усеяно трупами моих бойцов и американцев. Видать была рукопашная схватка, потому что тела лежали чуть ли не в обнимку. Тут наткнулся на одного из своих новых 'комодов' (командира отделения) — сержанта Тульчинова. Он лежал в окружении четырех американских морпехов с раскроенными черепами, грудными клетками, в его руке была зажата окровавленная саперная лопатка, а из горла торчал штык-нож от М-16, грудь перечеркнута очередью из винтовки. Подобрал М-16А2 с подствольным гранатометом. Пришлось ее вытаскивать из окоченевших рук американца. Проверил патроны в магазине и патроннике. Снял его 'разгрузку' с запасными магазинами и гранатами, штык нож и флягу. Теперь чувствовал себя более уверенно.

В разбитой БМП нашел два ИРП-6 (Индивидуальный Рацион Питания), сложенных в вещмешок. Тут вспомнил, что амеры своих на поле боя не оставляют. Нужно было поскорее уходить. Быстро рванул к тому месту, где осталась Таня. Подбегая туда услышал какую-то возню и вскрики. Там шла борьба, это точно! Тихонько подкрался и увидел, как человек в нашей форме пытается задушить Таню. Она упиралась и кричала. Подошел сзади и прикладом винтовки ударил по голове тому мужику. Он тяжело осел и завалился на бок. Помог Тане выбраться и она разрыдалась. Большие слезы прорезали неровные канавки на чумазом лице, покрытом грязью и копотью. Прижал ее к себе и начал утешать. Девушка еще минут пять плакала. Но надо было уходить, чтобы не попасть в руки американцев. Повернул того мужика на спину и ужаснулся — это оказался майор Нестеров, мой первый командир роты. Снял с него ремень, также быстро повернул его на живот и связал руки за спиной, а также вставил держак от валявшейся рядом лопаты между руками и спиной, чтобы не мог шевелиться. Достал снятую с убитого американца флягу, забрать-то ее взял, но содержимое проверить еще не успел. Открыл и понюхал — там было первоклассное виски. Налил в крышечку и заставил Татьяну выпить. Она с минуту не могла потом отдышаться от столь крепкого напитка. Отвел девушку в остатки разбитого неподалеку блиндажа и затащил туда Нестерова, который все еще был без сознания.

Таня под действием усталости, эмоционального шока и спиртного заснула. Я сел у входа с винтовкой и стал дожидаться темноты. У самого голова просто раскалывалась. Примерно через час в себя пришел Нестеров. Он огляделся вокруг и попробовал на прочность ремень, который стягивал его руки, но после того как палка, что была между спиной и руками, больно впилась ему в тело — успокоился.

— Володя, ты чё, сдурел? А ну развяжи меня. — наконец обратился он ко мне. — Я же тебя под суд отдам.

— Расслабься, Олег, какой там суд. Мы уже в километрах пяти за линией фронта, если не больше. Не думал, что ты так низко падешь. Беззащитную девчонку, которая нас неудачников вытаскивает из-под огня, пытаться изнасиловать. Да и место нашел. Да ты мародер самый натуральный.

— А чё она, не могла просто так дать что ли? Я ее и так, и так, а она ни в какую.

— А-а-а подумал, мол война все спишет. Олег, ты меня разочаровал. Вот здесь ты и показал свою натуральную личину. Ты же знаешь, что грозит тебе за это по закону военного времени.

— Знаю. Но ты, еще сынок, чтобы мне морали читать. Я уже под Евпаторией воевал, пока ты у себя в военкомате прохлаждался.

— Не тебе судить, сука, чем я занимался. Главное — это то, что ты делаешь сейчас. Я вижу, что ты не достоин носить офицерские погоны, да и вообще жить.

— Да что ты 'пиджак' знаешь о службе? Бумажки только перекладывал у себя в военкомате. А я двадцать лет как папа Карло в боевых частях. Так что, сосунок, не тебе судить.

— Вот что, Олег. Мы, как стемнеет, будем пробиваться к нашим или к партизанам. Ты пойдешь с нами, я тебя отдам в руки правосудия. Пусть они решают.

Через час стемнело. Разбудил Таню, которая мирно посапывала в дальнем углу полуразрушенного блиндажа на той плащ-палатке, укрывшись моим бушлатом. Девушка проснулась, испуганно посмотрела на Нестерова, который с ненавистью и презрением смотрел на нас. Я вскрыл одну из ИРП, достал три консервы и три пачки галет. Штыком от М-16 вскрыл их и зеленой пластиковой ложечкой, которая идет в комплекте с рационом, начали есть. Когда мы с Таней поели, начал кормить с ложечки Нестерова, потому что не хотел развязывать ему руки. Вдруг сотворит еще что-нибудь.

Наш небольшой отряд быстро пошел к лесу, который был в километре на северо-запад от наших позиций. Я шел впереди, за мной шел Нестеров, который нес на себе вещмешок с нашими харчами и боеприпасами, а Таня была замыкающей. Она шла с автоматом на изготовку, который смотрел в спину Олегу. Когда мы были уже в нескольких шагах от кромки леса, Нестеров неожиданно ударил меня головой в спину так, что от неожиданности упал в кусты. Этим воспользовался бывший комбат, ударил ногой по автомату Татьяны и очередь ушла в сторону. Оружие вылетело из ее рук. Быстро вскочил, но Олег начал убегать в лес. Вскинул винтовку и прицелился. Вы знаете, но мне было трудно нажать спусковой крючок. Во время боя совсем другое дело — там ты стреляешь во врагов и знаешь, что если не ты его, то он тебя. А тут свой, с которым больше трех месяцев ел из одного котла, делился сигаретами и прикрывал его спину. Но если этот гад уйдет, то неизвестно, что дальше совершит. Затаил дыхание, нажимаю на спуск. В ночи прогремела очередь из М-16А2 и короткий вскрик дал понять, что попал. Осторожно подошел к месту, где лежал Нестеров. Он лежал и хрипел, при свете луны увидел, что на его губах выступила кровавая пена.

— Володя, прошу как друга, добей меня.

— Да пошел ты на х. й, козлина… Не друг ты мне, урод…

— Ну, как бывшего друга. Добей меня.

— Да я тебя и без просьбы…

С этими словами вскинул винтовку…

Таня услышала еще один выстрел и стала озираться по сторонам. Девушка быстро нашла выроненный автомат и крепко сжала в руках.

Я снял с Нестерова вещмешок, закинул за плечо и побежал к Тане. Взял ее за руку, увел в лес. Потому что на звуки выстрелов могли сбежаться американцы.

Еще минут десять бежали, пока не спрятались в густых зарослях можжевельника. Передохнув и переведя дыхание, пошли дальше на северо-запад. Шли пока не начало светать. Нашли густые заросли кустарника и залегли там. Необходимо было переждать до темноты и передвигаться дальше. Наскоро перекусили. Решили так: сначала спит девушка, а я на охране, а потом меняемся. Санитарка моментально заснула, мне ничего не оставалось как сидеть и прислушиваться ко звукам леса. Канонада напоминала о том, что бои идут полным ходом. Фронт откатился на несколько десятков километров. Единственный выбор для нас — это было пробиваться к своим. Потому что искать партизан не было смысла — они же не сидят под вывеской 'Партизанский лагерь 2 км' и со стрелочкой. За себя-то не беспокоился — дойду, а вот за Таню уверенности не было. Санитарка была около 160 см роста, худенькой и хрупкой. Обутая в сапоги, которые были на три размера больше и голенища сапог были обрезаны на манер сапог морских пехотинцев союзного образца. Но на ней они смотрелись вполне по-уставному. Храбрая девчонка, или глупая. Скорее всего оба случая. Будет жаль, если она погибнет. Нет, по-любому должен ее вывести к своим. Девчонка должна остаться жить. Ей предстоит продолжать жизнь на Земле. Кто-то же должен будет после войны восстанавливать страну, если мы, мужики, не вернемся. Вот что война с людьми делает: еще недавно она бегала по ночным клубам с бутылкой 'Лонгера' в руке и с сигаретой в другой. Одевала всякие короткие юбчонки, для которых название 'юбка' — только название. Ярко красилась и выискивала парней побогаче, чтобы 'продинамить' по полной программе. Ей же и 19-ти нет. И не задумывалась ведь о том, что придется отлеживаться в кустах с едва знакомым парнем, тем более военным. Да, военных она, наверное, вообще на дух не переносила — бедные, что с них возьмешь? Живут на одну зарплату, вечно замученные службой и начальством. А тут еще и спать с ним по очереди. Я имею в виду спать в натуральном смысле этого слова, а не о сексе. Татьяна и не думала, что когда-нибудь оденет форму и возьмет в руки оружие. Училась, наверное, в институте и 'в ус не дула'. Ни о чем серьезнее вопроса: 'Как раздобыть денег на косметику, шмотки и всякие там удовольствия? не задумывалась. Обстоятельства меняют людей, это чувствую на себе. Не хочу сказать, что сильно поменялся. Такова суровая правда жизни. До войны категорически не употреблял спиртное, а сейчас за милую душу — иначе сойдешь с ума. До войны только курил табак. Потому что в третьем классе жил с родителями на территории воинской части и моими друзьями были солдаты. У меня спрашивали, мол, а почему ты не пьешь, но при этом куришь. Я всегда отшучивался, цитируя одну украинскую поговорку. Привожу ее в оригинале, потому что в переводе на русский она теряет тот самый прикольный колорит: 'Якщо людына не курыть та не пье — вона або хвора, або подлюка.

Осмотрел на наши запасы. Довольно-таки не густо: четыре обоймы для М-16, пять гранат для подствольного гранатомета, два рожка для АКС и один в автомате. Из еды остались только три консервы и четыре пачки галет. Если растянуть, то хватит на три дня. Ну, а за это время думаю, мы доберемся до наших.

Таня сняла каску и кепку, положила под голову. Ее темные волосы рассыпались широкой блестящей засаленной волной. Попытался ее представить в гражданке: видать была симпатичной девчонкой. Но сейчас выглядела не очень — ей нужно было б умыться. У девушки был такой умиротворенный вид и так крепко спала, что когда пришло время смены решил не будить. Да и сам не заметил, как заснул.

Проснулся оттого, что услышал рокот моторов и крики на английском языке. Потянулся к винтовке. На месте, ну слава Богу. Потом зажал рот Тане и тихонько потормошил ее. Она открыла глаза и ошалело посмотрела на меня. Приложил палец к губам и большим пальцем показал в сторону звуков. Она глазами и головой мне показала, что поняла меня. Отпустил ее, тихонько залег и направил винтовку в сторону звуков. Татьяна легла рядом и положила автомат параллельно винтовке. Знаком ей приказал оставаться на месте, а сам тихонько вылез из кустарника и метнулся под покров срубленной взрывом сосны. Залег в воронку. Сердце колотилось с бешеной скоростью. Отдышался и потихоньку выглянул из-под хвои. Оказалось, что мы дошли до небольшой проселочной дороги. Там стоял американский 'Хаммер' с пулеметом на крыше. Возле него стояло трое солдат: один здоровенный негр с нашивками сержанта и двое белых, которые, веселясь, отливали. О чем они говорили не расслышал — слишком далеко. Но услышал взрыв смеха, после очередной шутки чернокожего сержанта. И тут у меня созрел дерзкий план — убить этих троих и завладеть машиной. Уже прицелился в негра. Целил ему в голову, но они сразу, застегнувшись, сели в машину и уехали. Вот ведь суки! Видать еще не пуганные. Ну, ничего все еще впереди — еще своей тени бояться будете. Кстати, может это и к лучшему, что уехали. Еще не известно, сколько их там было.

Я вернулся к Татьяне. Быстро собрались и пошли подальше от дороги. Шли по лесу, держась к северу. Каждый шаг мне отдавался в голове, которая болела все больше и больше. Санитарка шла молча. Ей было трудно в сапогах на три-четыре размера больше и бронежилете. Особенно в гористых условиях. Мне тоже было нелегко: за спиной вещмешок с нашими боеприпасами и продовольствием, и меня кажется тогда хорошо приложило бревном по голове. В глазах двоилось и тошнило. Но старался отвлечь от этих мыслей тем, что прикидывал, сколько ж нам еще идти. Также пытался напевать песенки. Шли на гул канонады. Там ведь наши, там еда и относительный покой. Что самое интересное — все хотел перед войной вырваться в горы в поход с ночевкой. И вот моя мечта сбылась. Твою мать! Сбылась мечта идиота! У тебя, Свешников, все никак у людей. Права была твоя жена-покойница. Эх, Оксанка-Оксанка!

Где-то через час усиленного марша по горам покрытых лесом вышли к ручью. Я сел на камень и скинул с себя мешок. Винтовку положил рядом. И припал к студеной кристально чистой воде родника. И, упав ничком, пил воду. Рядом присела на корточки Таня и, зачерпывая горстью, тоже присоединилась к моему занятию. Когда наконец напился — перевернулся на спину.

— Таня, ты жива? — спросил я на всякий случай.

— Ага! Устала только очень. И ноги болят.

— Ничего, сейчас передохнем и пойдем дальше. Таня, а ты откуда родом?

— Я из Бахчисарая. А ты?

— А я из Симферополя. А чем ты занималась до войны? Небось, в институте училась.

— Да, в Черноморском филиале МГУ имени Ломоносова училась. На финансах и кредите. Ушла со второго курса.

— А в армию как попала?

— Увидела расклеенные объявления о наборе на курсы санинструкторов пошла в тридцатьдевятку, отучилась три месяца и попала на передовую.

— Понятно. Ты ж и замуж не успела выйти?

— Ага!

— А парень где сейчас? Наверное воюет?

— Да нет, он попал в эвакуацию и с тех пор мы не виделись. И не горю желанием. Все нормальные мужики воюют, а он оказался трусом. Не хочу вспоминать.

— Хорошо, Танюша, не буду. А родители где?

— Не знаю. Наверное погибли.

— А что тебя толкнуло на этот шаг? Я имею в виду пойти в армию.

— Я всегда хотела пойти служить, а теперь еще больше. Не могу смотреть, как нашу страну захватывают.

— Оно понятно…

— Отвернись, пожалуйста, я хочу помыться.

— Ага! Конечно-конечно.

Тут на нее посмотрел немного другими глазами. Оказывается, есть еще среди молодежи, кроме меня, сознательные люди. После этих слов проснулось какое-то непонятное располагающее к ней чувство. Я имею в виду не либидо.

Когда девушка закончила мытье, послышались звуки винтов вертолета. Уже не заботясь о приличиях развернулся и, подхватив ее за талию, метнулся к стволу ближайшего дерева. Когда вертолет пролетел, невольно посмотрел на Таню. И сразу отвел взгляд в сторону — она была абсолютно голая. Буркнул что-то на манер 'Извиняюсь' и отвернулся. Девушка была тоже ошеломлена. И не знаю чем больше: вертолетом или моей наглостью. Да, фигурка у нее была просто класс! Так, Свешников, ты не об этом думай!

Она быстро ополоснулась повторно и оделась. Мы взяли наши нехитрые припасы и, отобедав, чем Бог послал, пошли дальше.

Через несколько часов вышли на дорогу, перепаханную воронками. Здесь же валялись догорающие остовы нашей и американской самой различной техники. А также трупы в камуфляжах и штатском. Было темно и не особо хотелось разглядывать наши они или пендосы. Тем более задерживаться на открытом участке местности не стоило. Судя по направлению, в котором застыли несколько обгоревших ЗИЛов, они ехали из населенного пункта. И мы направились в сторону поселка. Хотя даже не знали его названия.

Прошли вдоль дороги около двух километров. Я заметил, как несколько фигур метнулись в лес. И через секунду над моей головой просвистели пули. Прыгнул и прижал Таню к земле. Тихонько стянул с плеча винтовку, снял с предохранителя. Шепотом приказал Татьяне оставаться на месте и не высовываться, а сам пополз в сторону выстрелов. Когда раздалась следующая очередь вскрикнул как будто в меня попали и перекатился в сторону, благо трава была высокая. Минуты через две на дороге появились три полусогнутые фигуры. Они подкрадывались к тому месту, откуда я перекатился. Не раздумывая, вскочил, жахнул из гранатомета и веером дал очередь по фигурам. Стрелял пока не опустел магазин. Потом прыгнул вперед и после кувырка отполз в сторону, потому что в лесу могли остаться еще люди. Быстро перезарядив магазин, вставил гранату в подствольник. Вроде все тихо. Осторожно начал приближаться к трупам. Когда оставалось около десяти метров до них быстро подбежал и сделал каждому контрольный выстрел в голову. Тела были одеты в камуфляжи натовского образца. На них были американские разгрузки и когда перевернул одного на спину — тот аж зазвенел. Пошарил по разгрузке и карманам. Меня аж передернуло — мародеры. Нашел довольно-таки внушительное количество колец, сережек, золотых зубов и всякой подобной дребедени, пошарив по карманам, при них не было никаких документов с собой. Вооружены были автоматами Калашникова и, у каждого было, по меньшей мере, по пять полных рожков, обмотанные для удобства заряжания изолентой. Штук шесть гранат Ф-1 и одна РГДха. А также новенькая плащ-накидка. Из еды только несколько сухарей и банка тушенки. Свою винтовку выкинул и взял автомат. 'Поддерживаю отечественного производителя'. Оттащил трупы в лес и накрыл ветками, которые нарубил найденной у них саперной лопаткой.

Сходил за Таней. Распределили между собой боеприпасы и пошли дальше.

Мы шли уже пятый километр, но пока не было признаков какого-либо жилья. Татьяна под тяжестью своей ноши начала отставать. Заставил ее выкинуть свою санитарную сумку. Уже было девушке легче идти.

А я шел и думал. Все-таки говорить, что один народ плохой, а другой хороший это неправильно. В любом народе есть свои козлы, вот как эти мародеры. Есть свои герои. Просто у одной нации они появляются чаще, а в другой козлов всяких больше. Я так посмотрю, так у американцев норма по козлам перевыполнена на 300 процентов, не меньше. А вдруг Оксанка бы родилась не в Севастополе, а где-нибудь в Техасе? И мне пришлось бы воевать против ее брата или отца? На войне об этом не задумываешься. Здесь закон джунглей — либо ты его, либо он тебя. Хотя на войне применима мудрость какого-то восточного поэта, которая высечена на надгробии Крым-Гирея. Дословно не помню, но она вроде звучала так: 'Жизнь — это есть чаша смерти, которую пьет всякий живущий. Не прикрепляйся к этому миру, он не вечен — сегодня ты, а завтра я'. Так оно и есть — сегодня ты убил какого-нибудь Джона, а завтра другой какой-то Боб намотает твои кишки на свой штык-нож. Или нажмет кнопку на панели управления самолета и пара ракет или бомб уничтожат чей-то маленький мирок, сиречь жизнь. Как случилось с Оксанкой. Зачем вообще начинают войны? На мой взгляд тут несколько комплексных причин. Иногда войны начинают из-за перенаселения своих территорий и необходимости экспансировать новые. Иногда из-за столкновения политических и экономических интересов крупных стран. Например, войны в Ираке велись за обладание контролем над месторождениями нефти. Иногда войны возникают из-за того, что необходимо сбывать оружие, вытащить из государственного кармана деньги на производство и изобретения нового. А все же первопричина войны всегда были женщины. Сейчас я вам это докажу. Троянская война была из-за бабы-Елены, в развязывании войны между Антонием и Октавианом не последнюю роль сыграла Клеопатра. Наполеон завоевывал мир для того, чтобы сложить его к ногам Жозефины. Всем движет власть. Потому что если есть власть, то любая баба к тебе на карачках приползет, закусив подол. Американцы до свинячьего визга боялись СССР, но благодаря внедрению в сознание наших граждан своего образа жизни, морали и 'общечеловеческих ценностей' они развалили СССР без единого выстрела. Хотя каждый политический строй переживает общеизвестные три стадии: зарождение, пик могущества и упадок или распад. И каждая империя переживает эти три этапа. Примером могут послужить Римская империя, Киевская Русь до княжеской раздробленности, Османская империя и так далее. Америку ожидает тоже самое. Она либо сама себя развалит, либо натолкнется на достойного противника и в военном, и в политическом, и в экономическом плане. Который разорвет ее 'как Тузик тряпку'. И я так думаю, что это будет Россия. Если проводить исторические аналогии, то мне кажется сейчас славянские народы переживают такой период, какой был во время феодальной раздробленности. Единственная разница в том, что общим врагом, который объединил всех перед своим лицом, тогда была Золотая орда. А сейчас США. Наконец-то одумались и решили объединяться. Слава Богу Путин и вообще Россия не отвернулись от нас в лиху годину. А могли бы сказать, что мол ребята свой геморрой зализывайте сами. Сами ведь хотели войти в НАТО по самые нидерланды. В истории вообще сложилось так, что Россия стала своего рода Держиморда в мировом масштабе. То есть появляется какой-либо мировой или европейский агрессор, в конечном итоге получал от русских по морде и становился на свое место. Например, тевтоны и все остальные прихлебатели — при Ледовом побоище получили долгое время не лезли; была Золотая орда — на Куликовом поле отхватили и после этого о них мало слышно было, потом появились поляки — в конечном итоге их выгнали вместе Гришкой Отрепьевым; потом появились на сцене шведы — Петр 1 их 'причесал' под Полтавой, а Екатерина 2 окончательно их усмирила; одновременно с ранее названными, Россия давала по мордасам туркам и татарам, а при Екатерине 2 окончательно присоединили Крым, при Балканской войне мирный договор подписали в 40 километрах от Стамбула; наконец появляются французы во главе с Наполеоном и тут им тоже наподдали так, что русские казаки на саблях жарили цыплят на улицах Парижа. Вообще, как получилось, Наполеон собрал армию и по логике вещей ждал. Что русские придут и будут с ним воевать, а русские тупо повернулись к нему задом и взяли Париж. Вторая половина 19-го века для России в военном плане была не особо удачлива — Крымская кампания и т. д. И в начале 20-го века появляются снова мировыми агрессорами Германия и Япония. С японцами войну мы проиграли да и с немцами тоже, но все расставила на место 2-я Мировая война. С немцами пришлось повозиться, а японцев наши разгромили за два месяца. Рано или поздно любой агрессор сталкивается с Россией, получает по голове и отползает с мировой сцены в глубочайшую нору зализывать раны. Американцы оказались хитрей: они решили подорвать сначала нас экономически, политически и духовно, а сейчас попытались провести так называемую 'активную фазу'. С начала янки начали все скупать у нас, но потом они столкнулись с российским капиталом. А вообще к началу войны доля российского капитала в украинской экономике уже составлял около 70 процентов. Это было видно не только по газетам и телевидению, россияне скупили большую часть санаториев и земли южного берега Крыма. А это уже о чем-то говорит. Россия и Беларусь в 2002 году пытались объединиться в одно государство, но американцы сделали все, чтобы это не произошло. Они боятся нас, но только когда мы вместе. Амеры боятся нашего славянского характера. Считают нас варварами, но теперь мы, после двадцатилетнего заигрывания перед Западом, пытаясь обрести цивилизованное лицо с белозубой, начищенной 'Колгейтом', американской улыбкой, повернулись к ним своей настоящей азиатской рожей. Как не единожды поворачивались ко всякого рода агрессорам. Неужели я бы воевал с россиянами? Говорим на одном и том же языке, почти одинаковая культура. Нет, такого американцы не дождутся. Вроде с подачи американцев появились 'Правила ведения войны'. На войне не может быть никаких правил. Победа всегда добывалась любыми средствами. И никогда не велась война в белых перчатках. В Великую Отечественную войну для того, чтобы наши военачальники научились воевать, нужно было положить миллионы человеческих жизней и миллиарды народных денег. Ну, да, опыт — сын ошибок трудных… Примерами ошибок могут послужить Севастопольская оборонительная операция, Харьковская наступательная операция в 1942 году и т. д. в нашей нынешней войне нет второго Жукова, который бы хоть немного изменил ход событий. Нет, тут не в самом Жукове дело, а в его организаторских способностях, стальном характере и непреклонной воле к победе любой ценой. Правда цены он платил колоссальные. Недаром его солдаты прозвали Мясником.

Неожиданно раздался взрыв. Я упал на землю. Через минуту поднял голову, потом встал. Подошел к дымящейся яме. В трех метрах от воронки лежала Таня. Ей сзади посекло осколками ноги — остальное пришлось в бронежилет и вещмешок. Подошел к ней, внимательно смотря под ноги, так и есть: вторая оказалась в пяти метрах правее. Растяжка была поставлена наспех, и было видно, что наша, отечественная. Осторожно обезвредил ее и сунул гранату в карман разгрузки. Подошел к Татьяне, сел рядом, пощупал пульс. Таня была без сознания, но жива. Уже лучше! Быстро подхватил ее и унес подальше, потому что на звук взрыва могли нагрянуть самые нежеланные гости. Дотащив до густого кустарника — осторожно ее положил лицом вниз. Скинул с себя все лишние шмотки, достал штык нож и спорол сзади по шву голенища сапог. Осторожно стянул обувь. Все ноги в кровищи. Теперь остается распороть штанины и осмотреть раны. Да уж, девчонка в рубашке родилась. Достал флягу с виски и приложился к ней. От этого пойла аж дыханье перехватило. Блин, что с ней делать?! Ноги ей посекло капитально! Идти не сможет. Ну, что ж, начнем оказывать типа первую помощь. Открываю клапан нарукавного кармана, достаю: ИПП и промедол. Вколол обезбаливающее и уже думал накладывать бинты с ватой. Ё-мое! Надо ж обработать раны чтобы инфекция не попала и жгут наверное наложить, чтоб кровь остановить. Виски из фляги облил ноги девушки, бедра не особо сильно перетянул своим и таниным ремнями. Теперь можно осторожно перебинтовать. Таня начала подавать признаки жизни — стонать. Ну тут 'дезинфекция' нужна была мне — снова приложился к фляге, пока не выпил все оставшееся содержимое. Откашлявшись, перевернул ее на бок. Снял с девушки каску, вещмешок и броник. Раложив жилет на земле — положил девчонку на него, на спину. Таня посмотрела на меня и сказала:

— Что со мной?

— Не боись, Таня, только ноги посекло. Я тебя дотащу, а потом в госпиталь и все заживет. Еще плясать будешь!

— У меня ужасно болит и кружится голова, тошнит.

— Видать, еще и контузило немного, скорее всего от взрывной волны. Не волнуйся, Танюша, все будет хорошо. Ты попытайся заснуть.

Пока девчонка пыталась заснуть — сходил и нарубил две жердины. Из этих палок и плащ-накидки смастерил некое подобие носилок-волокуш. Переложил девушку на свое 'сооружение' и, взяв за один край, поволок на звук канонады. Перед этим быстро перераспределил содержимое вещмешков. У самого слезы текут. Даже сам не знаю почему. Видимо, шок выходит.

Вот так, открасовалась Танюша. Господи! Не уберег! Эх! Танечка! Ну, почему ты под ноги не смотрела? Так, младшой, прекратить истерику! О-о-о, да ты я вижу пьяный! Ну, ничего! Дотащу к нашим, а там уже вылечат девчонку и будет как новенькая.

В мирное время, когда служил в военкомате, занимался паспортизацией воинских захоронений времен ВОВ. Мы устанавливали погибших и т. д. Ох! Не завидую своему будущему коллеге. Сколько безымянных захоронений будет на территории Севастополя. Слава Богу, что Таня не пополнила ряды безымянных могил. Как жаль, что война всегда забирает самых умных, красивых и талантливых людей. Я не говорю смелых, потому что считаю, что смелость это не самая лучшая добродетель. Ведь погибнуть с криками 'Ура! не велика доблесть. А вот выжить, и принести наибольший вред врагу — это поважнее смелости. Смелым может быть и дурак, который не понимает опасности. Тут важнее понимать опасность, пытаться воспользоваться обстоятельствами и нанести максимальный вред врагу. Например, взорвать себя в кольце окруживших врагов. А еще лучше выжить и победить.

Теперь у меня американцы будут страдать за трех моих кровников: Оксанку, Светлану и Татьяну. Я теперь пленных брать не буду.

Через метров двести остановился передохнуть. Аккуратно положил носилки на землю и подсел к девушке. Достал свою флягу и начал поить девушку.

— Ну, ты как? — спросил я

— Нормально. Только заснуть не могу.

— Ты постарайся, малышка. Сон — это ж найпервейшее лекарство! А до наших совсем немного осталось. А там госпиталь с белыми простынями.

— Какой ты хороший. — слабым голосом сказала Таня и на глазах появились слезы.

— Да ладно тебе. Спи лучше.

Ранение неособо серьезное — доживет. Проверил ремни-жгуты и глянул на часы — пора их снимать. Сказано — сделано. Долго задерживаться не стоило. Решил отдохнуть минут с десять и продолжить путь.

Когда одеревеневшие от ноши плечи и руки пришли в мало-мальское состояние нормы, поднялся и потащился дальше. Не заметил в кустах согбенную фигуру в маскировочном халате. Когда прошел мимо этой лесной поросли: ко мне тихонько подкрались. На мой затылок опустился приклад автомата, и отрубился, только в затухающем сознании мелькнула мысль: 'Наши! .

13

Комитет Глубокого Бурения.

Очнулся в какой-то землянке на грубых нарах. Возле меня лежали еще человек десять и человек пятнадцать сидели на полу или на таких же 'топчанах' у противоположной от меня стены. Я был в камуфляже, но без бронежилета, ремня, шнурков и оружия. Еще раз огляделся: народ собрался здесь самый разный. Одни были в форме, а другие — в гражданке. После удара прикладом в голове стоял ужасный звон и хотелось пить. На соседних нарах сидели два мужика и играли в кости, сделанные из затвердевшего хлебного мякиша. Дернул соседа слева за рукав:

— Слышь, браток, а где я?

— В приемнике-распределителе фильтрационного лагеря для военнопленных и военных преступников.

— А какого черта здесь? Я ведь ничего такого не совершил.

— Да все здесь такие — ничего не совершавшие. А ты как сюда попал?

— Выходил из окружения, раненную девчонку на себе пер, а потом на меня какие-то мудаки напали и прикладом по башке, а дальше не помню.

— Понятно. Только особисты тебе не поверят. Мародерство пришьют, как пить дать. Девчонка хоть живая?

— Типун тебе на язык. Та живая. Кстати, меня зовут Володей.

— Можешь меня Михалычем называть.

— Слушай, Михалыч, а воды здесь раздобыть можно?

— Можно, если у тебя есть деньги. За деньги здесь все можно. А если нет бабулесов, то можно подохнуть от голодухи. Можно заработать деньги услугами.

— Слушай, прямо как на зоне.

— А что? Уже приходилось что ли? А здесь и есть зона.

— Да нет, Бог миловал пока.

— Михалыч, а тебя-то за что загребли? Ты вроде гражданский.

— Да мародерку шьют. А взял-то всего пару консерв у убитого. Жрать-то хочется.

— Ясно.

Тут зашел боец с автоматом и крикнул мою фамилию. Неторопясь встал, подошел к нему и он, защелкнув на моих запястьях наручники, вывел из камеры. Конвоир вел меня по небольшому пустырю, огороженному колючкой, к какому-то вагончику. Меня завели в прокуренную комнату, где сидел мужик с сединой на висках в камуфляже с погонами майора. Позади вагончика тарахтел дизельный генератор, который давал электричество вагончику. Майор указал мне на стул на другом конце стола, я сел.

— Ну, что, молодой человек? Сразу сознаетесь или будете мурку водить? — спросил он беззлобно, что-то написав на чистом листе серой бумаги.

— В чем я должен сознаваться? — сразу напрягся я.

— Да ладно расслабься это я так, прикалываюсь. Закуривай.

— Да нет, спасибо, бросил. — отказался я, хоть и хотелось курить. Первый принцип: никогда на допросе не бери у следователя сигарету, конфетки или еще чего-нибудь, потому что ты невольно попадаешь в психологическую зависимость от него. Надо брать разговор в свои руки.

— Молодец. Ну, давай, фамилия, имя, отчество, дата и место рождения.

— Свешников Владимир Анатольевич, 23 июня 1983 года, в городе Симферополь.

— Хорошо, чем ты можешь подтвердить свою личность? Или кто может подтвердить твою личность?

— Так у меня же документы на руках были.

— У тебя их было аж два комплекта.

— Так это на погибших товарищей, для сдачи в штаб, чтобы не считали их пропавшими без вести. Плюс еще санитарка Таня, которую я тащил может подтвердить. И вообще, на документах все-таки фотографии есть.

— Ну ладно, а где и кем служишь? Воинское звание?

— Служу командиром 3-го взвода 2-й роты 2-го батальона 3-й бригады морской пехоты Черноморского флота. Звание — младший лейтенант.

— Почему оказался за линией фронта?

— Во время артналета меня контузило, потерял сознание. — сказал я и рассказал ему все до мельчайших подробностей о своих приключениях. Следователь внимательно меня слушал и что-то писал на том же листе бумаги. Иногда задавал вопросы общего плана.

— Вот, что, Володя, я склонен тебе верить, но до конца проверки информации, которую ты мне рассказал, ты должен будешь находиться здесь. Ты мне нравишься, и поэтому я тебе организую одиночку, чтобы ты мог нормально отдохнуть.

— Я на положении заключенного?

— Пока да.

— А сколько займет проверка?

— Недели две.

— Ну, что ж, я подожду.

— А у тебя есть выбор?

— Это точно. А письма домой написать можно, чтобы сообщить своим, что живой?

— Извини, Володя, это исключено.

— Ну, а книжку какую-нибудь почитать?

— Тоже запрещено. В общем, сиди и отдыхай. Кормить тебя будут нормально. Дадут матрац и одеяло с подушкой. Будешь жить как кум королю.

— Спасибо, товарищ майор, а чем вызвано такое благожелательство?

— Воспринимай это как мою добрую волю к тебе. Кстати, а что ты вообще умеешь?

— В каком плане?

— Ну, владеешь ли языками и тому подобное.

— В совершенстве знаю украинский язык литературный и три диалекта.

— Хм, а какие диалекты?

— Южноукраинский, закарпатский и который распространен в Винницкой, Ивано-Франковской и Ровенской областях.

— А ты что, жил там?

— Да нет. Просто служил с ребятами из тех мест, а языки мне всегда легко давались.

— Это хорошо, а какие еще знаешь языки?

— Английский в объеме, который хватает для общения. Во всяком случае, в стиле: 'Мальчик жестами объяснил, что его зовут Хуан' объясниться смогу.

— Really? Ok, tell me please, how can I take in Sevastopol from fifth kilometer to the Kamyshovaya-bay? (Неужели? Хорошо. Расскажи мне пожалуйста, как в Севастополе мне добраться с 5-го километра в Камышовую бухту?)

— You need take fourteenth taxi to the end. And you can take twelfth taxi to the stop of Lazarev square and there take tenth taxi to the end. I want to warning you, my English is not very good, because I had not any practice during last five years. (Вам необходимо сесть на 14-й маршрутку до конечной остановки. А также можно сесть на 12-й топик до остановки 'площадь Лазарева', а там сесть на 10-й до конечной остановки. Хочу предупредить: мой английский язык не очень, так как я не практиковался уже лет пять.)

— I see. (Понятно). Хорошо, это очень хорошо.

— А что ж хорошего — пять лет не практиковался.

— Хорошо, что есть навыки.

— Это вы к чему?

— Да так, мысли вслух.

— Понятно.

— Кстати, ты полковника Мамчура знаешь?

— Да, конечно.

— А откуда?

— Мы с ним вместе в военкомате служили, точнее был под его началом некоторое время.

— То есть ты с ним можешь общаться и не в официальной обстановке.

— Ну да.

— Хорошо, я понял.

— А что случилось?

— Да так ничего особенного, не обращай внимания.

— Как скажете. А как там Таня?

— Какая Таня?

— Ну, та раненая санитарка, которую я на себе из окружения вынес.

— А что, у тебя с ней 'любовь-морковь'? — двусмысленно осклабился майор.

— Нет, мне же нужно знать как там человек, который может подтвердить мои слова и личность. Да и что, зря ее что ли пер на себе?

— Не волнуйся, она уже в госпитале. Показания с нее взяли, поэтому я с тобой так мирно разговариваю.

— Ну, слава Богу. — перекрестился я.

— Ну ладно, до встречи. — сказал он и нажал кнопку звонка.

В комнату зашел солдат с наручниками и автоматом за спиной. Завел мои руки за спину и щелкнул браслетами наручников. Первым вывели меня, а потом вышел майор. Отвели сначала в общую землянку. Через полчаса меня опять крикнули на выход с вещами. Отконвоировали на другой конец лагеря и заперли в 'одиночной камере'. Это был кунг, который был раньше, по-видимому, штабной машиной. Внутри уже на привинченной к полу панцирной кровати лежал матрац, и одеяло с подушкой. Я повалился на нее и забылся мертвецким сном.

Проснулся от стука ключей в замочной скважине, открылось окошечко в двери и на небольшом подоконнике окошечка появилась алюминиевая миска с дымящейся кашей, кружка с чаем поверх которой лежали два куска черного и один кусок белого хлеба, а также пайка масла. Давно так сытно и вкусно не ел. Каша оказалась с тушенкой, а чай — был сладким и масло на хлеб намазывалось. После того, как одним махом проглотил то, что принесли, растянулся на кровати и потянулся. Жизнь показалась не такой уж и плохой. Недаром в шутку всем говорил, что у меня самая легковозбудимая эрогенная зона — это желудок. Ну да, путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Чтобы не задеть мозги и легкие. Это прописная истина. Интересно, почему ко мне так хорошо отнеслись? Это не спроста. Что-то во всем этом напрягает. Особист, который идет тебе навстречу это обычно к плохому. Бойся данайцев дары приносящих. А точнее бойся особистов дары приносящих. Скорее всего хотят вербануть и сделать 'барабаном', то есть стукачом. Наверное, сейчас сделают запрос в бригаду и потом передадут в 'теплые объятия' особого отдела курирующего нашу бригаду. А те тоже начнут рассказывать лекции 'О влиянии бурана на яйца барана в степях Казахстана'. Короче, не меньше месяца. А то и больше придется 'на нарах чалиться', как говорят на зоне. Кстати, нужно себя чем-нибудь занять иначе от скуки с ума сойти недолго. Но скучать не давали: на следующий день заставили собственноручно написать свои злоключения в окружении. И так через день в течении недели. Все остальное время проводил в размышлениях о смысле жизни. Кстати, наверное, меня можно обвинить в плагиате, но дошел до такой мысли: 'Жизнь — это неизлечимая болезнь с летальным исходом, передающаяся половым путем'. Недаром же говорят, что на военной службе и в браке либо становишься алкоголиком, либо философом. Теперь у меня, было достаточно времени, чтобы философствовать.

Через полторы недели в мою 'камеру' пришел солдат с наручниками и повел в тот самый вагончик, где обычно допрашивали. Там опять ждал майор Кустов — следователь, который вел мое дело.

— Ну, что, Володя, у меня хорошие новости: пришли ответы на наши запросы. Мы сейчас тебя отправим под конвоем в Управление военной контрразведки штаба СОРа. А уж они там тебя освободят и отправят в часть. Судя по запросам, ты чист. Есть пожелания, жалобы или еще что-нибудь?

— Нет, все было нормально. Спасибо, товарищ майор, что хорошо ко мне отнеслись.

— Да я просто уже не первый год с людьми работаю и научился видеть, где человек врет, а где говорит правду. Ну, будь здоров, младшой. — и он пожал мне руку.

Меня вывели из вагончика и подвели к автозаку. Залез во внутрь, там была стальная клетка, в которой обычно помещался заключенный. У бортика увидел свои вещи, а также оружие. За мной вошли два сержанта с автоматами. Один из них открыл решетчатую дверь клетки и жестом приказал мне туда войти. Захлопнулась дверь и оба сопровождающих уселись на скамейку между клеткой и выходом из будки. Мы ехали около часа, трясло немилосердно, потому что уже смеркалось и водитель ехал на огромной скорости по разбитой дороге, чтобы не стать жертвой случайной ракеты или еще чего-нибудь. Ну, и качество дорог после того, как несколько месяцев подряд по ней идет бесчисленное количество техники, в основном гусеничной, можете себе представить. И еще частенько америкосовская авиация по ней работала. Приходилось заруливать в лес, чтобы переждать налеты вражеских самолетов. Эти сержантские уроды во время налетов выбегали из машины и прятались неподалеку, а я оставался в клетке. Вероятность гибели в машине у меня была в сотню раз больше, чем побега. Зачем мне это? Всеравно везли освобождать.

Наконец машина остановилась и сопровождавшие меня вертухаи уже через минуту выводили из 'воронка'. Мы оказались возле старого бомбоубежища, возле кинотеатра 'Победа'. Повели по длинному коридору и завели в 'аквариум'. Дежурным оказался молодой лейтенант с небольшим следом от ожога на лице. Он, недолго думая, расстегнул одну дужку моих наручников и защелкнул ее на трубе батареи отопления. Так просидел около сорока минут, наблюдая за окружающей обстановкой. После почти двухнедельной отсидки и информационной изоляции, вся эта суета воспринималась с какой-то долей восторга. Невольно прислушиваешься к разговорам — вдруг какие-нибудь новости услышишь. Вокруг ходили люди в форме, каждый был чем-то занят. Приводили и уводили людей самой разной наружности. Лейтенант сидел и отвечал на непрекращающиеся звонки телефонов. Казалось, что обо мне забыли.

Наконец в дежурку зашел высокий старлей. Он о чем-то поговорил с дежурным-лейтехой, тот отстегнул наручники от трубы и вошли два прапорщика, которые под конвоем отвели меня в какой-то кабинет. Там предложили присесть и закурить (снова отказался). Меня допрашивали два майора, внешность которых не разглядел из-за того, что свет от электрической лампы бил мне прямо в глаза. Снова рассказал свою историю. Они позадавали еще пару вопросов и меня вывели. Опять прищелкнули к батарее и ждал еще пятнадцать минут. Потом пришел дежурный, отстегнул меня сначала от батареи, а после вообще снял наручники. Он приказал следовать за ним. Спустились на уровень ниже и через пару дверей зашли в кабинет. Там сидел какой-то подполковник.

— Свешников Владимир Анатольевич? Присаживайтесь.

— Спасибо.

— У меня к вам есть небольшой разговор. Единственно прошу, независимо от его результатов сохранить его в тайне. Вот, распишитесь здесь. — сказал он, протягивая бланк обязательства о неразглашении.

— Хорошо, обещаю.

— Ну, так вот. Мы вам предлагаем свободу в обмен на сотрудничество.

— Это очень хорошо, но в чем будет заключаться моя задача?

— Постарайтесь втереться в доверие к полковнику Мамчуру и его заму по вооружению капитану Ленько. Ваша задача в том, чтобы вы стали для них настолько своим, чтобы они давали выполнять самые щекотливые поручения.

— Это понятно, а как с вами связь держать?

— Через вашего особиста — лейтенанта Мавросовидиса. Если заметите что-либо интересное с оружием, боеприпасами и т. д. немедленно докладывайте ему.

— Я понял. А если я откажусь?

— Вас тогда разжалывают в рядовые и попадаете в дисциплинарный батальон.

— Нда-а, перспективка не ахти. А какие-нибудь поощрения за это будут?

— В данном случае для вас ненаказание будет самым лучшим поощрением.

— А в чем меня обвиняют?

— В дезертирстве, мародерстве, распространении наркотиков, убийство начальника и шпионаже. А по закону военного времени сами знаете, что за это грозит.

— Ну, а доказательства есть?

— Сколько угодно. — сказал он и достал из рядом лежащей папки листы бумаги. — Это опись вещей изъятых у вас при задержании. Здесь указано: пять колец из желтого металла, предположительно золото; четыре зуба того же цвета; документы на имя майора Нестерова и рядовой Лабунец; личные вещи; валюта на сумму трех тысяч долларов США; продолжать?

— Да нет не стоит. — я понял, что меня прижали к стенке. — Насчет золотишка и валюты — это мне подбросили, изъятие проводилось, когда был в бессознательном состоянии.

— А вы докажите. На всех этих предметах нашли ваши отпечатки пальцев. А откуда у вас доллары США и фальшивые украинские гривны?

— Подбросили. Тем более, что Татьяна, которую тащил на себе все может подтвердить, что ничего такого я не делал. И у майора Кустова из фильтрлага есть ее показания.

— Кто подбросил? Фамилии? Эта девушка уже дала показания. И утверждает, что вы ей угрожали и держали в заложниках. Это написано в показаняих рядовой Лабунец, которые нам передал майор Кустов.

— Не знаю, я же говорю, что был в отключке. Интересно получается, угрожал и держал в заложниках, а потом еще ее раненную тащил на себе. Нестыковочка, товарищ подполковник. А можно глянуть на эти показания?

— нет, глянуть нельзя. Ну, а во-вторых, вы, как лояльный гражданин и добросовестный военнослужащий должны оказывать содействие правоохранительным органам.

— Если бы вы начали со второго, то я бы согласился. А в чем обвиняются Мамчур и Ленько?

— Если дадите согласие, то расскажу.

— Хорошо, я согласен.

— Подпишите это обязательство, предварительно ознакомьтесь с его содержанием. — и он протянул мне лист бумаги. На нем была стандартное обязательство при оформлении на допуск к госсекретам, правда, с несколькими поправками, относительно моей деятельности. Подписал и протянул обратно.

— Очень хорошо, очень разумно с вашей стороны, Владимир Анатольевич. Суть дела в чем, по нашей информации, Мамчур и Ленько снабжают оружием и боеприпасами татарских сепаратистов, даже оставляют им технику. А все списывают на боевые потери. Нам известно, что они иногда снаряжают целый грузовик и вывозят его в лес, где происходит обмен на деньги или наркотики. Всех свидетелей они убивают. Так, что нужно вывести этих козлов на чистую воду.

После допроса следак вызвал конвоиров-прапорщиков. Опять куда-то повели. Зашли в какой-то кабинет, где, как мне показалось, был у них склад. Там к нам подошел старый старший прапорщик. Выдал все мои вещи и оружие, потребовал расписаться в накладной. Ну, что ж, раз порядок требует — надо расписаться. Один из прапоров забрал у меня оружие, обещая вернуть его на выходе, повел меня дальше.

На выходе он сдержал слово — вернул автомат и пистолет. Вот теперь можно пойти к своим. Не знаю, где они находятся сейчас, но не это было важным — я наслаждался свободой. И тут начался дождь, природа просыпалась от зимней спячки: все-таки начало мая. В это время обычно девчата уже снимали зимние одежды, выставляя свои формы и прелести напоказ. Но это было в прошлой жизни, как мне кажется — в мирное время. Город окончательно изменился — улицы было не узнать и уже не мог сориентироваться, где нахожусь. Кругом одни развалины, на остатках планировки улиц копошились солдаты и строительная техника. Люди разбирали завалы, освобождая дороги. Развернул воротник бушлата, где находился капюшон и, накинув его поверх шапки, побрел дальше. У первого же патруля спросил, где находится комендатура. Они сначала с подозрением посмотрели на меня и потребовали документы. Морпехи были уже одеты по-весеннему, а я еще в бушлате и шапке. Отдал документы на ознакомление. Начальник патруля, старший лейтенант в морской форме с автоматом спросил меня кто я и откуда. Рассказал ему вкратце, где, что и как. Он посмотрел на меня немного по-другому. И потребовал мое оружие. Пришлось подчиниться, солдат сзади застегнул наручники, и опять повели меня куда-то.

В подвале здания городской прокуратуры, куда я был препровожден, оказалась гарнизонная комендатура. По 'рубке дежурного' плавал сизоватый табачный дым. В наспех сооруженной клетке сидело еще три человека. Меня посадили на стул в коридоре и пристегнули к трубе отопления. Подсела девушка в камуфляже со звездочками прапорщика, достала лист бумаги и что-то написала. Потом спросила мои данные. Я ответил и попросил ее связаться с моим начальством сообщить, что нахожусь здесь. Прапорщица ушла, оставив пристегнутым. Не заметил, как уснул. Блин, что-то в последнее время, как солдат-первогодок — 'как только почувствую точку опоры — через минуту оттуда доносится храп'.

Спал без снов и проснулся от того, что кто-то тормошит. Да и рука, за которую был пристегнут ужасно занемела и потеряла чувствительность. Хоть 'незнакомку' делай (это из фильма 'Угнать за 60 секунд': садишься на руку, отсиживаешь пока эта конечность не потеряет чувствительность и начинаешь ею онанировать). Открыл глаза, меня тормошил майор Сазонкин — заместитель комбрига по воспитательной работе. Его не особо любили в бригаде, но сейчас я ему был рад, как будто встретил родственника. К нам подошел помощник дежурного по комендатуре и снял с меня наручники. Зашел в дежурку, получил обратно свои документы и оружие. Ехали на уазике, Сазонкин по дороге не расспрашивал меня, где и как попался комендачам. Он только приказал написать объяснительную и принести ее завтра после утреннего развода. Видимо, 'политический' не знал, что я давненько уже пропал, а также решил, что повздорил с патрулем и те меня заграбастали в комендатуру. Бригада расположилась в четвертом секторе обороны, то есть в районе села Терновка Балаклавского района. Штаб находился в здании Терновского сельсовета. До линии фронта было около десяти километров, так как бригада была во втором эшелоне. Подъехали к штабу, возле крыльца стояли офицеры и курили. Когда я вылез из машины они посмотрели на меня, неожиданно от этой группы отделился человек и подбежал ко мне. Это был Саня Гурко. Он подбежал и, не стесняясь присутствия Сазонкина, начал обнимать.

— Где ж ты пропадал, чертов сын? А мы уж подумали, что пропал без вести. Товарищ майор, — обратился он к Сазонкину, — разрешите забрать своего подчиненного.

— Да нет, сначала комбригу его покажу, а то умудрился попасть в комендатуру, нас опозорил. Пусть он с ним разбирается, раз не может спокойно ходить по городу. Идемте, товарищ младший лейтенант, и ты тоже Гурко, раз это твой подчиненный.

— Да вы что, товарищ майор?! Он же числится у нас как пропавший без вести после Орлиного.

— То есть?

— Когда нас выбили с опорного пункта на северо-западе Байдарских ворот у Орлиного, наша рота почти вся полегла тогда.

— Это действительно так? — посмотрел он на меня.

— Так точно, товарищ майор, — сказал я.

— Так что же ты молчишь, сукин ты сын! Все равно идем к комбригу.

— Ну, вы же не спрашивали…

Зашли в кабинет Мамчура. Его на месте не оказалось — уехал на позиции. Повели к начальнику штаба майору Семенову. Он поздоровался со мной за руку и усадил. После рассказа о своих приключениях был благополучно отпушен в сопровождении Гурко к своей роте.

Как хорошо снова оказать среди своих! На душе сразу появилась особая теплота и, можно сказать, слезы на глазах. Бойцы взвода искренне радовались моему возвращению. Пегриков забыл даже свое обычное чувство дистанции и субординации — чуть не раздавил в своих медвежьих обьятиях. Приятно, черт подери! Значит ты нормальный человек, член, так сказать коллектива, раз радуются твоему возвращению подчиненные. Теперь можно и дальше воевать!

14

Три дня меня никто не трогал. Взводом рулил Пегриков, давая возможность отдохнуть. Целыми днями лежал в палатке и только молодой боец из новоприбывших, который приносил мне во время каждого приема пищи 'расход', напоминал, что я еще командир взвода. Было время почитать газеты и утолить свой информационный голод. Гурко даже подогнал маленькое радио. Вкратце, мне пресса и эфир сообщили следующее:

По состоянию на 12 мая 2004 года противоборствующие стороны по всей протяженности ТВД остановились. Фронт на время стабилизировался, так как у войск антинатовской коалиции не было сил контратаковать, а у натовцев не было сил атаковать. На северо-западе 'оранжевые', поляки, румыны и амеры понесли большой урон в технике и живой силе в двухнедельной Луцко-Ровенской и Житомирской наступательных операциях. Наши войска с боями отошли к Белой Церкви, при этом нанеся большие потери в живой силе и технике. На северо-западе фронт проходил по линии Заречное-Дубровица-Сарны по линии шоссе Сарны-Коростень, а также по линии Коростень-Фастов-Обухов. Под непосредственной угрозой был Киев. Наши войска отошли и заняли оборону по левому берегу Каневского, Кременчугского и Днепродзержинского водохранилищ. Шли бои за Днепропетровск, войска 115-й мотострелковой канадской дивизии почти заняли всю правобережную часть Днепропетровска. Наши войска отходили за Днепр. В районе Запорожья в 15 километрах к северо-западу, сутками раньше разыгрался крупный танковый бой, где наши понесли большие потери и отступили за Днепр. Наши войска заняли оборону по северо-восточному берегу Каховского водохранилища, а также по линии трассы Васильевка — Мелитополь и по нижнему течению реки Молочная.

В Мариуполе, Таганроге и Ростове спешно формировалась Азовская флотилия для поддержки наших войск. Войска 43-й армии, которая воевала в районе Запорожье-Мелитополь, держались до последнего, чтобы не пустить натовцев в Донбасс. Донецк, Макеевка и остальные города основного промышленного района Украины, тем не менее, нещадно бомбились. Жертв среди мирного населения становилось все больше и больше.

В Крыму остался всего один очаг сопротивления — Севастополь. Теперь линия обороны проходила в нескольких километрах севернее Любимовки, на северных отрогах возвышенности Кара-Тау до поселка Семиренко, шли бои за село и станцию Верхнесадовое. Бои шли в районе гор Кымыр-Кая и Кая-Баш, высот 318.0, 337,3 в Мекензиевых горах. Наши войска оставили Лесхоз в районе совхоза Севастопольский и закрепились на горе Кара-Коба, высотах 147,8, 153,7, 154,7 и в районе Итальянского кладбища на горе Госфорта. В районе Лесхоза неподалеку от села Оборонное и Резервное- гора Кала-Фатлар наши войска были зажаты в труднопроходимой для техники местности и над ними возникла угроза попасть в окружение и быть сброшенными в море. Так как туда были переброшены специальные горнострелковые части американцев. И все предполагаемые участки сосредоточения наших войск нещадно бомбардировались натовской авиацией. Техника наших частей оказалась бесполезной и только выдавала присутствие, поэтому она была выведена из строя и брошена. Потому что взорвать ее не было ни времени, ни средств. Чрезвычайно ухудшилось снабжение из-за того, что на морских коммуникациях господствовали подводные лодки и авиация противника. Эти ублюдки вычисляли наши караваны и нападали на них. Многие войска не доходили просто до Севастополя, гибли так и не вступив в бой. Северный и Тихоокеанский флота при поддержке китайских и Северокорейских ВМС осуществили несколько успешных десантных операций на Гавайских и Каймановых островах. Они осуществлялись в стиле набегов и использовалась тактика 'выжженной земли'. Уничтожалось все, вплоть до зеленых насаждений. Стратегическая авиация осуществляла бомбардировки крупных городов стран участниц НАТО, несмотря на высокий класс ПВО-защиты. На захваченных территориях развернулось партизанское движение и американцы перестали выходить по одному в светлое время суток. Сначала они в знак доброй воли ходили без касок, но после того, как на них начали нападать даже дети, вооруженные автоматами, они начали применять следующую тактику, сначала кладут на землю под дула винтовок, а потом уже проверяют документы и разговаривают. Также многие американские солдаты стали ходить с нашими Калашниковыми. Потому что это самое простое и надежное оружие и это доказала не одна война. Американцы развернули пункты раздачи гуманитарной помощи, в которых содержались беженцы. В общем эти пункты были ни что иное как фильтрационные лагеря. Были и среди наших граждан ренегаты, которые служили оккупационным властям.

На четвертый день, меня вызвал к себе Гурко и сообщил, что меня переводят на гранатометный взвод в 3-м батальоне нашей бригады. Честно скажу, специфику действий своего нового подразделения совершенно не знал. Через Мамчура выпросил себе в 'замки' Пегрикова — уж в этом сержанте я был уверен на все сто процентов, как и он во мне. Час на сборы и мы уже вдвоем с вещмешками топали в штаб 3-го батальона.

Во взводе нас приняли настороженно. Предыдущего комвзвода недавно убило при налете. Пегриков быстро построил солдат и потребовал список вечерней поверки. Во взводе осталось восемнадцать человек, включая мехвода единственной на взвод единицы техники — старенькой сдыхающей бээмпэшки. Машина хоть и старенькая, но был на ходу — уже хорошо.

Нас отправили на юго-восточные отроги Федюниных высот. Специфика действий была довольно интересной — мой взвод всегда отправляли на самые танкоопасные и трудные участки позиций батальона. На вооружении у нас было 4 АГС и 3 СПГ, ну и три РПГ-7.

Перед тем как лечь спать я вышел в туалет. То и дело американцы пускали осветительные ракеты и освещали прожекторами мертвую зону. До них было около 5-ти километров. Отошел за кусты, вышел к небольшому обрыву. 'Лучше нету красоты, чем пописать с высоты'. Ну вот, а теперь можно и послужить. Обойти огневые позиции взвода, например. И тут застал одного своего бойца за тем, что он скрутил самокрутку и закурил, но запах дыма был явно не табачный. Так и есть — дурь. Выдрал у него из пальцев сигарету и растоптал ее.

— Слышишь, ты, придурок, лучше б ты просто бухал, чем эту дрянь курил, — с негодование орал я на глупо улыбающегося солдата.

— А что ты мне сделаешь, лейтеха? — нагло ухмыльнулся обкуренный боец.

— Да я тебе щас по роже дам! — чувствую, что начинаю звереть.

Подбежал Серега Пегриков, двинул кулаком по лицу укурыша, а меня оттеснил от бойца. Я специально не говорю фамилию этого солдата, потому что это явление было почти повальным. Коноплю и другую наркоту используют для того, чтобы 'оторваться от суровой реальности и отдохнуть'. В основном чтобы избавиться от чувства страха, потому что умирать под кайфом легче. 'Фронтовые' 100 грамм многих не удовлетворяют. И где только достают? Я лично так не могу, да и все-таки командир, а у офицера, должна быть всегда светлая голова и твердая рука. Одно дело, когда ты отвечаешь только за самого себя, а другое — когда еще за подчиненных людей.

Свернув цигарку, но уже с табаком и закурил. Присел на дно траншеи, потому что стоя курить я бы не советовал — у них хорошо отрабатывают свои деньги снайпера. Огонек сигареты за километр виден. Поэтому никогда не прикуривай третьим: когда прикуривает первый — враг замечает, когда второй — враг прицеливается, а когда третий — враг стреляет. Да-а, табак, что выдавали, был не очень, но другого не было. Все-таки странная штука — жизнь. Перед войной как-то не задумывался над тем, что она может закончиться в один миг. Были проблемы поважнее, как я тогда считал. Америка для нас была очень и очень далекой страной, и люди в ней казались совершенно другими. Но они также хотят жить, любить и быть любимыми. Перед войной считал, что любви не бывает. Во всяком случае у женщин. Считал их расчетливыми, жаждущими власти и удовольствий стервами, пока не встретил Оксану. Эта девчонка перевернула всю мою жизнь. И только желание отомстить за нее держит на этом свете. Жалко наших девчонок, которые останутся после войны. Потому что парней будет намного меньше, чем их. Мужики сейчас поливают кровью камни Госфорты и Балаклавы. Некоторые из них еще даже и не знают, что такое женщина. Иной раз мне кажется, что все это происходит не со мной. Когда вытаскивают раненых после очередного боя и собирают в кучу убитых, а также части тела. Когда некоторые солдаты не выдерживают психологически и стреляются. Когда пьяный комбат заставляет ротой наступать против целого батальона. Когда в рукопашной бойне ты режешься с американскими морпехами и готов в остервенении зубами рвать их плоть. Лично я считаю, что меня судьба бережет, потому что иной раз бывал в таких переплетах, что другой на моем месте вряд ли бы выжил.

Но меня мучила одна проблема — мне нужно было 'стучать' на Мамчура. Где-то через неделю после моего возвращения, ко мне на курилке подошел особист. Он отвел меня в сторону и начал расспрашивать о том, где был, что видел. Наконец я не выдержал и высказал ему все, что об этом думал. Почему-то не боялся, резко овладело чувство пофигизма — всеравно завтра на 'боевые' выходить.

— Ты точно все обдумал? — с надменной улыбкой спросил Мавросовидис.

— Да! Точно! — сказал я, сжимая покрепче цевье АКСа.

— Ну-ну-ну, не надо тут зубами скрипеть и автоматом махать. И не таких ломали! Слышь, лейтенант, ты понимаешь, чем тебе это грозит?

— Понимаю, только ты мне грози, если с фронта в тюрягу упекут — так я только зашарюсь. Там хоть жрать нормально будут давать и не угрохают за понюх табаку.

— Лейтенант, да я тебя под вышак подведу! Ты что, не понял в какое дерьмо вляпался?!

— Слышишь, урод тыловой, вали отсюда, пока я тебя здесь не порешил грешным делом. Я ведь контуженый, с меня все взятки гладки. Вы только и можете, что таких честных офицеров, как Мамчур, говном обмазывать.

— Да ты ни хрена не знаешь. Делай лучше, что я тебе говорю, иначе тебе п…ц приснится.

— Смотри, чувак, чтобы тебе ху…во не стало. Я Мамчура не один год знаю. Так что иди отсюда, мудак, а то я за себя не отвечаю.

— Ну, Свешников, ты сам себе приговор подписал. — сказал особист и ушел.

Я не выдержал и пошел к Мамчуру. Он оказался у себя в землянке, по моему виду полковник понял, что что-то случилось. Рассказал ему все, комбриг пожал мне руку и налил по маленькой. Тут же в кабинет зашел лейтенант Мавросовидис. Но, увидев, что мы сидим и выпиваем, сразу все просек. Мамчур начал орать на него при мне и пригрозил, что пошлет его на передний край и не позволит ошиваться в штабе бригады. А если тот не подчинится его приказу, то он его расстреляет по закону военного времени. Особист выскочил от Мамчура с пылающим лицом.

Я сидел у себя в землянке, заполнял заявки на боеприпасы, горючее и продовольствие. Когда закончил это нудное дело — вышел из нее, позвал к себе первого попавшегося бойца. Отдав заявки солдату, отправив его в тыл батальона — прислонился к стенке траншеи и закурил. Рядом, в соседнем окопе для БМП копошились бойцы. Со стороны американцев активности не было. Они лениво постреливали по нам, но это был больше беспокоящий огонь. Мы на него обращали внимания не больше чем на ветер, человек ко всякому привыкает. На правом фланге траншеи моего взвода вдруг появились какие-то пригибающиеся личности. Сразу бросилось в глаза — чистые камуфляжи, потому что у нас никто в таких обновах давно не ходил. Они направлялись ко мне, переступали через моих бойцов, которые сидели тут же на дне траншеи. Наконец они подошли ко мне, их было четверо: Мавросовидис и три солдата из комендантского взвода. Бойцы были в брониках и с АК-74. Особист заявил, что мол младший лейтенант Свешников арестован и чтобы сдал оружие. Ко мне двинулся один из бойцов с наручниками. Сзади подскочили мои бойцы. Я стоял и спокойно смотрел в глаза особисту, но оружие сдавать не спешил. Мавросовидис коротко приказал 'Взять! Комендачи схватились за автоматы, но в нерешительности остановились. Среди моих бойцов послышался ропот, мол, нашего лейтенанта легавые забирают. Особист выхватил из кобуры ПМ и направил на меня. Из-за спины послышался голос Пегрикова, мол лейтенант посторонись. Он стоял и целился в чужаков из ПКМа, мои бойцы похватали автоматы. Пришельцы поспешили ретироваться. У меня слезы на глазах навернулись. Пегриков подмигнул мне и, положив пулемет на место, пошел заниматься своими делами.

На следующее утро нашли Мавросовидиса в мертвой зоне убитым наповал в голову пулей американского снайпера. С тех пор особисты, которые приходили к нам в бригаду либо долго не задерживались, либо вели себя тихо.

Где-то через неделю нашему батальону поставили задачу обнаружить огневые точки противника на своем участке, то есть провести разведку боем, а это можно положить две трети личного состава батальона. У нас в роте был один солдат — он неплохо рисовал. Мы раздобыли простынь у вещевиков и на ней тот солдат нарисовал этакого русского медведя, который занимался анальным сексом с американским орлом, то есть медведь орла… Очень живописно получилось. Прицепили этот „штандарт“ к высокому стволу сосны, который срубили неподалеку в лесу и ночью вырыли пару окопов в стороне от позиций батальона замаскировали, но так чтобы американцы увидели, что это НП, даже чучело соорудили. Потом этот „флаг“ водружали как будто на рейхстаг неподалеку от ложного окопа. Утром и началась основная веселуха. Представьте себе эту картину: на флаге медведь орла… да еще и ветер поднялся — в общем картинка ожила. А юсовцы очень трепетно относятся к своей символике и как открыли огонь по ложному окопу. Нам оставалось только нанести на карту расположение огневых точек. Потом подогнали танк и прямой наводкой „погасили“. Вы знаете, а танк на прямой наводке — это сплошной килдык! Комбат нас сначала выругал за это мероприятие, но потом вместе с нами посмеялся над пендосами. Здесь стоит повторить М. Задорнова: „Ну тупы-ы-е, эти американцы“!

15

До начала июня мы дрались уже на Федюниных высотах. То есть за месяц, на южном направлении Севастопольской обороны, отошли на тридцать девять километров. За этот почти месяц мы потеряли две трети личного состава и всю технику. Артиллерия и техника выходили из строя, также остро не хватало боеприпасов. Неделями из-за авиации противника нам не могли привезти пищу, боекомплекты пустовали. Приходилось по ночам промышлять в мертвой зоне и на позициях противника. К началу июня меня и Пегрикова снова перевели в ту самую роту, откуда началась моя служба на передовой. Неделю спустя уже командовал ротой. Потому что Саня Гурко получил два осколочных ранения в голову и был отправлен в тыл. А я остался последним живым офицером в роте, в которой насчитывалось около двадцати человек из первоначальных ста двадцати пяти. В пяти километрах позади нас стояла 126-я отдельная мотострелковая бригада из Центральной России. Ее набрали из бывших уголовников, добровольно изъявивших желание воевать, и направили на наш участок. У них не было ни техники, ничего. Вооружили только стрелковым оружием времен Второй Мировой войны, которое было на складах НЗ. Зэков просто отправили на убой, чтобы хоть как-то задержать продвижение противника и одновременно избавиться от них. Но дрались уголовнички так, что мне, на месте противника, стало бы страшно. Офицеров они и в грош не ставили, но это в промежутках между боями. Частенько прибегали к нам по ночам, чтобы выменять на боеприпасы еду, спиртное, дурь и всякие трофейные прибамбасы. Как-то раз прибежал один из их 'ходоков' и наткнулся на меня. Это был зачмошенный доходяга лет тридцати, в старом поношенном ПШ времен Советской армии. Глазки бегали, а заскорузлые ладони находились все время в движении.

— Чего тебе нужно? — спросил я, у бывшего зэка.

— Да жратвы, курева, спиртяги или чая. Совсем эти интенданты ох…ли — неделю жратву не возят. Типа не сдохнем с голоду, а на голодный желудок — помирать легче.

— Ты думаешь, у нас лучше?

— У вас только с боеприпасами напряг, а жорло чуть ли кажинный день дают. Слышь, начальник, давай махнемся? У меня десять гранат, два цинка патронов для ПКМа.

— И что ж ты хочешь взамен?

— Да чего тут торговаться? Одна 'лимонка' — банка тушла, а за патрики — давайте кил с десяток крупы. А за ленту для АГСа просим два пузыря водяры или десять пачек чая.

— Слышь, солдат, да где я тебе столько продуктов-то возьму? Водки у меня нет — есть 'шило'. А за ленту для АГСа — и поллитра хватит. И вообще, а вы чем воевать будете?

— Мы-то и пендосов и без патронов на перо поставим, а потом всех краснопогонников 'паровозом', и уйдем.

— А кто ж воевать будет?

— А вот ты и воюй, начальник. Тебе за это деньги дают и харч, да звезды на погоны кидают.

— Ну, если все так будут рассуждать — страну просрем!

— Знаешь, начальник, я к тебе не на политинформацию пришел, а жорла раздобыть. Агитируй лучше своих солдат. Голодаем мы. Если я вернусь без жратвы — меня пахан и братва на перо поставит в лучшем случае.

— А в худшем?

— А в худшем — петухом сделают. Ты уж постарайся, командир, Христом Богом прошу.

— Хорошо, солдат, мне воевать нечем, а бойцов ложить просто так не хочется. — сказал я, вызвал Пегрикова и дал необходимые распоряжения.

Солдат шумно сглотнул слюну, когда увидел банки с тушенкой. Что-то бормоча под нос, упаковал все продукты в принесенные с собой вещмешки. Осторожно перелил во флягу поллитра из пластиковой канистры с 'шилом' (больше у меня не было). Проверил боеприпасы, что нам передал зэк — все остались довольны.

— Ну, спасибо тебе, начальник. Век помнить буду. — сказал бывший заключенный, пожимая мне руку.

— Слышь, боец, мне нужен хороший нож. Знаю у вас их умеют делать — две пачки чая не пожалею.

— Так это запросто! На вот, держи! — сказал он вытаскивая из голенища сапога добротный нож с широким лезвием, сантиметров с пятнадцать длинной. Ручка была наборная, с небольшими согнутыми стальными пластинами, чтобы ладонь при ударе не соскальзывала. Лезвие было со стороны резущей части было скошено под небольшим углом, чтобы при ударе рана была глубже и шире.

— Начальник, держи вот еще и кАбуру к свинорезу — подарок от фирмы, — продолжил бывший зэк. — Если чего еще надо, ты говори, зае…шим все что надо. Ну, бывайте!

Уголовник поудобнее закинул на плечи вещмешки и побрел по траншее восвояси. Но тут, не знаю, что на меня нашло.

— Эй, солдат! — окликнул я его, тот обернулся. — Как тебя зовут-то хоть?!

— Соплей, начальник!

— Да ты имя скажи! Не собака же, чтоб на погоняло откликаться.

— Пестов Михаил Григорьич, статья…

— Та нахер мне твоя статья?! Держи, Михаил Григорьич, это лично тебе, подарок от фирмы, как ты говоришь — сказал я, протягивая ему банку тушенки. Бывший зэк недоверчиво посмотрел на мой подарок, а потом на меня.

— У меня больше ничего нет, начальник. — угрюмо сказал Пестов, сглатывая слюну.

— А мне от тебя и не надо ничего. Забирай и иди себе с Богом. Только ничего больше не говори. Иди.

Солдат забрал банку, развернулся и скрылся в лабиринтах траншей. Я достал сигарету, присел на дно окопа и прикурил. Вот ведь как бывает, тут вроде воюешь, а кто-то стоит в тылу и голодает. Сами ж делают так, что люди воевать не хотят. Ведь реально, сейчас можно было этого Пестова арестовать и посадить снова за торговлю боеприпасами. А ведь зэки вроде как бы и люди, тоже жрать хотят. А у них, кроме боеприпасов ничего нет. Это еще хорошо, что не полезли просто 'на гоп-стоп'. Надо будет проинструктировать охранение, чтоб внимательнее были.

Турецкие самолеты заходили от солнца. Опять начался налет на наши многострадальные позиции. Народ уже без команды попрятался кто куда мог. Ну раз 'работают' по нам, значит скоро сэмы пойдут. Тут даже и к гадалке не ходи. Хотя, в последнее время пендосы не шибко любят атаковать — все больше как-то турки да румыны. А мне лично один хрен — все они враги и должны умереть, раз решили захватить мою землю, мой город, который стал родным. Нельзя пускать их в Севастополь, нельзя! Слишком многое здесь свято для каждого его защитника и жителя.

Налетевший ветер быстро рассеял дым и пыль после взрывов. Показались боевые порядки танков и пехоты турков. Солдаты, подгоняемые криками Сереги-'замка' быстро заняли свои места. Матюги и клацанье затворов нарушили неестественную тишину после бомбежки. Перед брустверами начали подыматься черные султаны взрывов. Над головами пролетела четверка 'крокодилов' и 'завертела карусель' над наступающим противником. Неожиданно один из них задымил, круто взмыл в высоту, повернул на сто восемьдесят градусов и направился к нам в тыл. Не дотянул и рухнул на мертвой полосе. Бабах! От вертушки осталась только воронка и куча дюралевых ошметков фюзеляжа. Густой маслянистый черный дым потянулся в небо, указывая на место последнего упокоения экипажа МИ-24 с бортовым 513. Второй 'крокодил' взорвался прямо в воздухе, осыпав турков горящими обломками. Остальные вертушки, выпустив весь БК 'до железки', ушли в тыл. Из тыла заговорила наша батальонная минометная батарея.

Несмотря на огонь артиллерии, противник наступал и был уже в четырех сотнях метров от линии обороны. Краем глаза заметил фигуры в тылу. К нам подбежали люди в старой советской форме, вооруженные ППШ. Их было около двадцати человек, четверо тащили ДШК и АГС. Ко мне подбежал человек, в котором я узнал Пестова.

— Какими судьбами, Михаил Григорьич?! — весело крикнул я.

— Да за добро твое, начальник, хочу отплатить. Мы тут с братвой на сходняке перетерли и порешили подмогнуть вам. Что ж мы фраера какие-то, чтобы в тылу сидеть? Одной 'мокрухой' больше, одной меньше — говно вопрос. Да и прибарахлиться охота на мертвяках.

— Ну, короче так, ставь АГС на правый фланг, пулемет на левый. Сейчас подпустим поближе и мочканем п…сов, со всей пролетарской ненавистью.

На двухсот метрах мы открыли огонь. Когда противник был уже в сотне метров — пошли в рукопашную, чтобы отбросить и не пустить в траншеи. Зэки, что пришли с Пестовым, почти все погибли…

В ночь с 10-го на 11-е июня нас сменила Майкопская 131-я отдельная мотострелковая бригада. Мы покинули Федюнины высоты и отправились в тыл на переформирование пешком. Навстречу ехали, шли все новые и новые войска. Я шел во главе своей роты из пятнадцати бойцов: жалкую горстку изможденных оборванцев. Брели медленно и, ехавшие 'на передок' бойцы, спрашивали кто мы да откуда.

К вечеру пришли в указанное место — к заброшенному карьеру в Инкермане. Там, в штольнях, нас накормили и устроили на ночлег. На утреннем разводе объявили, что наша бригада переформировывается в 7-ую отдельную гвардейскую горнострелковую бригаду. Я был назначен командиром 3-й роты 1-го батальона. Около недели формировались, пополнялись личным составом и техникой. Пятнадцатого числа на вечернем разводе, который проводил начальник штаба бригады — майор Осаулко (по кличке Ал Алыч, от его любви к спиртному и имени-отчеству — Александр Александрович), перед строем вышел Мамчур. Он обратился с небольшой речью о том, что мы теперь гвардейцы, это большая честь, не должны осрамить это звание и все такое.

— Гвардии младший лейтенант Свешников! — сказал вдруг он.

— Я! — привычно крикнул я.

— Выйти из строя на десять шагов! — скомандовал он и приложил руку к пятнистой кепке.

— Есть! — крикнул я и принялся считать шаги про себя.

— Повернись лицом к строю!

— Полюбуйтесь на этого офицера! Камуфляж потаскан, весь в заплатках. Как и положено боевому офицеру-окопнику, который выжил в деле на Федюниных высотах. Так вот, товарищи военные, Указом Главкома Вооруженных Сил Российской Федерации — Президента России № 256\2005 от 12.06.2005 года младший лейтенант Свешников Владимир Анатольевич за мужество и стойкость, проявленные при обороне Севастополя, награжден орденом 'За мужество', а также ему присвоено очередное воинское звание 'гвардии лейтенант' досрочно. Гвардии лейтенант Свешнников, ко мне!

— Товарищ гвардии полковник, гвардии младший лейтенант, то есть лейтенант Свешников по вашему приказанию прибыл! — сбивчиво доложился я, после того как подбежал к нему и за пять шагов перешел на строевой.

— Поздравляю, Володя, если бы у меня были все такие офицеры, то мы бы уже в Вашингтоне по Арлингтонскому кладбищу на танках катались. Но смотри, нос-то не задирай, звезды-то обмыть надо. — сказал он протягивая коробочку с орденом и погоны.

— Есть обмыть звезды!

— Ну ладно, становись в строй. — сказал он, прикладывая руку к кепке.

— Слушаюсь!

И я повернулся и побежал к своему месту в строю. Мамчур вызвал еще человек десять, вручил им ордена и медали.

После построения ко мне подходили бойцы, офицеры и поздравляли. Тут ко мне подошел старший прапорщик Семенов — мой новый зампотех.

— Слушай, Володя, у меня там в загашнике литров пятьдесят дизтоплива осталось. Может давай махнем на 'шило' у танкачей? Ведь звезды и орден обмыть надо.

— Я не против. Только с закусью у меня проблемы.

— Да ты не меньжуйся — у меня начальник бригадных продскладов корефан — служили вместе. Что-нибудь придумаем.

Ночью обменяли горючку на десять литров чистого спирта, и Семенов принес картонный ящик, в котором лежали банки с тушенкой, рыбными и овощными консервами. Потом развели 'шило' с водой, у нас получилось около сорока литров 'массандры'. И еще другие ребята, тоже получившие ордена и звания скинулись. В общем, гулянка была ого-го-го.

Через два дня, утром, отпросился у комбата — капитана Мирошкина, в город. Одел недавно полученный новый камуфляж, приладил медаль и орден, а также нагрудный знак 'Гвардия', которые нам раздали день назад. Новый, тщательно ушитый и отбитый черный берет, венчал мое бритое чело. Ну, и конечно, разгрузка с боеприпасами — куда ж без оружия? В общем, выглядел довольно-таки прикольно. Меня подбросили наши полковые танкисты на своей КШМке. Выкинули на бывшей улице Коли Пищенко, а сами чигирями куда-то уехали по своим делам. Дошел до бывшего нашего военкомата. Точнее то, что от него осталось. Видать, ракета попала внутрь здания, так как осталась только фасадная стена и куча обломков.

Оксанкина могила осталась нетронутой. На холмике буйствовала трава и четыре диких мака. Вырвав траву, взрыхлил землю с помощью зэковского ножа. На фотографии все также улыбалась моя любимая жена — живая. Столбик на могиле был в нескольких местах пробит осколками. Рука автоматически потянулась к фляге: в ней плескался 'Джэк Дэниэлз' — подарок разведчиков. Открыл, сделал глубокий глоток, скривился и поднес тыльную сторону ладони к носу. Ну, вот, Оксаночка, пусть тебе там хорошо лежится и малышу нашему тоже. Достал пачку 'Кэмэла'(тоже 'босяцкий подгон' командира разведвзвода) и закурил. Неторопливо рассказал своей ненаглядной все, что случилось со мной. А Она молчаливо слушала. От тлеющего бычка прикурил следующую — все никак накуриться не могу. Так, надо идти! Прости меня, Ксюша! Я лучше пойду, а то 'крыша поедет'. Я люблю тебя!

Где-то часов в одиннадцать по полудни я был возле КПП Штаба СОРа. Матроса-дневального попросил вызвать Пименову Лену. Он спросил, мол как доложить, ответил, что пусть это для нее будет сюрпризом. Тот кивнул головой и хитро подмигнул мне.

Через полчаса вышла Лена на КПП. Я стоял возле него в курилке. Матрос указал ей на меня.

— Я вас слушаю, вы хотели меня увидеть?

— Да, а что, это плохо? — сказал я и повернулся к ней лицом.

— Вовка! — только и сказала она и села на ступеньку КПП, я сел рядом, она расплакалась. — Я тебя считала погибшим, ведь у Светки Гурко узнавала и ваши тебя подали как без вести пропавшего. Я знала, что ты останешься живой, я верила. Я Ткачова попрошу, чтобы он тебя перевел в менее опасное место.

— Не вздумай.

— А почему? Почему я должна каждый раз бояться увидеть твое имя, когда вы уходите на боевые, а потом возвращаетесь и подаете данные о потерях. А там можешь значиться ты. Ты эгоист, самый натуральный эгоист. Тебе бы только на грудь ордена навесить. Вон их у тебя уже сколько.

— Ну знаешь, Лена, ты не права. Я делаю, свою работу и то, что меня наградили орденом, показывает, что делаю хорошо.

— Кстати, ты не знаешь, что с Сашей, Светы Гурко мужем? Он вроде бы ранен.

— Да он был тяжело ранен на Федюниных высотах. В голову. Я потом у него роту принял. Ты знаешь, когда мы уходили оттуда, нас было всего пятнадцать человек. Не хочется вспоминать. Его отправили в тыл куда-то, а куда — не знаю. Ты сейчас сможешь отпроситься? Давай пойдем погуляем.

— Хорошо, я сейчас. — сказала она и упорхнула на территорию штаба.

Минут через пять мы шли по остаткам улицы Ленина, как и несколько месяцев, показавшимся годами, назад. Гул канонады был уже намного ближе и напоминал о том, что все еще продолжается война. Лена шла слева и взяла меня под руку. Как ни странно, но мне стало хорошо на душе. Легко-легко. И тут сразу подумалось, мол как мало для жизни надо. Хотя все познается в сравнении. В мирное время Лена бы не посмотрела в мою сторону. Если бы не война, мы бы с Оксанкой так бы и не поженились. Хотя черт его знает. Навстречу шел патруль, они улыбаясь отдали нам честь, увидев на моей груди новенький орден. Мы оба приветливо кивнули в ответ.

— Вова, а страшно на переднем крае? — спросила неожиданно она.

— Да не сильно, просто не надо об этом думать. Да и в бою все так быстро меняется, что просто не успеваешь пугаться.

— А о чем ты думаешь, когда они наступают?

— Да ни о чем. Или прикидываешь, как лучше отсечь пехоту от танков пулеметным огнем или как бы с первого залпа накрыть по-больше америкосов. Лена, давай не будем об этом. Лучше расскажи. Как ты тут? Пишут ли родные?

— Я все еще не могу поверить, что ты живой. Все время думала о тебе.

— Лена, не надо… Ты же понимаешь, что сейчас время не то, для всех этих слов от которых и тебе будет плохо, и мне неприятно.

— А когда? Ты ведь не знаешь, какое это тяжелое бремя — ждать. Ждать и надеяться. Ты же сам знаешь, сколько вас после боя остается в живых. Ты не видел списков потерь просто. И почему тебе неприятно?

— Ну ты пойми, что я не хочу тебя ничем обязывать. И мне будет в два раза труднее воевать, если буду знать, что человек, который заслуживает лучшего парня, будет меня ждать.

— Ну откуда ты знаешь, что лучше для меня? Вы все мужики до омерзительности самоуверенные.

— Я просто не хочу, чтобы эти красивые глаза омрачались по поводу моей скромной персоны.

— Да ты слепой, видать! Вова, я же люблю тебя! Ты что, не понимаешь? — и тут мы остановились, точнее я остановился.

— Лена, ты извини, конечно, но я люблю другую. Не хочу оскорбить твои чувства, но я дал клятву отомстить за нее и вообще… Перед ее светлой памятью… я не имею право ее предать. Не хочу тебя обманывать и чем-либо обнадеживать. Время — лучший лекарь… Да и обманывать, и играть на чувствах не хочу… Так будет честнее.

— Я прекрасно тебя понимаю…Так по крайней мере честно — ты прав. Но все равно буду тебя ждать. И если у тебя будет свободное время — приходи ко мне. Я буду ждать. — сказала она и заплакала. Она прижалась к моей груди, как бы ища защиты.

— Лена, не плачь. Все будет хорошо. — только и нашелся, что сказать.

Оставшуюся часть пути мы прошли молча. Я не знаю, о чем она думала, но было стыдно почему-то. Хотя знаю, что поступил правильно — не стал обманывать и пользоваться чувствами ко мне для удовлетворения своего либидо. Но может быть это слишком жестоко. Лена слишком хороший человек, чтобы ее обманывать. Девушка мне нравилась как человек, но не больше. И душу начала вдруг наполнять такая тоска по Оксане, что захотелось заплакать. Довел девушку до КПП штаба и побрел восвояси. Скорее бы на передовую, чтобы не думать об этих вещах. Хотя бойцу всегда нужно знать о том, что его кто-то ждет. Хотя после этого разговора посмотрел на Лену с другой стороны. Она мне стала по-своему дорогой. Не знаю, не могу это еще определить — свое отношение к ней. Я не отношусь к ней как к сестре, но и как к любимой девушке тоже. А черт его знает? Разберемся на досуге, то есть после войны.

Тут я увидел машину нашей бригады — штабной уазик. На переднем сидении сидел Ал Алыч, попросился 'упасть на хвост'. Мне не отказали.

Пока ехали в наше „хозяйство“, сидел на заднем сиденье и все равно думал о последнем разговоре с Леной. В принципе, мне жалко девчонку. Она отличная девчонка, и внешне, и внутренне. Я это чувствую. Меня внешняя сторона не особо интересует, просто когда девчонка красивая и еще с ней и поговорить есть о чем, такое сейчас очень редко встретишь. Хотя уже себя не раз подлавливал на мысли о том, что хочется ее подхватить на руки и кружить. А потом прижать к себе… Стоп-стоп, Володя. Что-то ты увлекаешься! Не успела еще Оксанка остынуть, как ты уже на другую лезешь. Нельзя так! Просто ты, чувак, соскучился по нормальной женской ласке и все такое. Как сказали бы психоаналитики. Да ни фига! Нужно довести сначала одно дело до конца. А если вернусь живым и со всеми частями тела, только тогда можно думать о чем-либо в личном плане. Хотя, какой там личный план?! Все мое счастье был перечеркнуто осколком авиабомбы и похоронено возле бывшего Нахимовского райвоенкомата. Странное дело, я сейчас раздвоился в своих чувствах: вроде люблю, тоскую по Оксане, но меня почему-то тянет и к Лене. Но боль от утраты жены уже не такая саднящая. Видать время действительно лучший лекарь. Но я поклялся, что отомщу за нее, поэтому и разговора быть не может, чтобы не выполнить клятву. Надо быть честным прежде всего перед самим собой.

Мы доехали на место. Поблагодарив Осаулко, пошел к себе. Навстречу ко мне подошел дневальный моей роты. Выдрал за немного расхлябанный вид, но не со зла, а так, для профилактики. Как у нас любят говорить: 'На полшишечки'. Солдат доложил, что к себе меня вызывает Мирошкин. Послал его в нашу штольню за полевой сумкой, потому что уже предполагал почему комбат к себе вызывает. Когда дневальный принес сумку, направился к крайней от въезда в наше „хозяйство“ штольне. Зашел туда — там находился „штаб“ батальона. В одном из стволов наткнулся на Мирошкина. Там уже сидели все командиры рот. Доложил о прибытии и сел на ящик из-под автоматов, который обычно заменял стул и стол одновременно. На другом ящике, стоявшем посреди ствола штольни, была расстелена карта. При свете летучей мыши он ставил задачи командирам рот. Дошла очередь и до меня. Нас перебрасывали в район высоты Карагач и Сапун-горы. Потому что „уголовники“ не смогут долго удерживать свои позиции. Тут же Мирошкин раздал нам карты километровки с районом действий. Карты были неважного качества — видно, что это ксерокопии ксерокопий. Блин, уже и забыл что такое ксерокс и компьютер! Комбат рассказал порядок следования к месту, а также кому и где располагаться. Командиру нашей батальонной минометной батареи как всегда повезло — он в двух километрах в тылу будет. Но им тоже не сладко приходится, особенно когда их накрывает армейская авиация противника. С другой стороны классно, что на Сапун-горе. Если ее хорошо укрепить, с умом, то ни одна гнида не проползет. На картах уже был проложен маршрут следования. Кстати, это мой дебют на передовой как командира роты, я имею в виду полноценной роты и официально в этой должности. Ну ничего, все всегда получается впервые. Это как потерять девственность. Боюсь ужасно. Ну, ладно, не боись! Выезд на боевую назначен на 23.30. Мы сверили часы — у всех было 18.43.

Наконец нас распустили. Я пошел в расположение своей роты. Когда зашел в нашу ротную штольню дневальный крикнул „Смирно!“. Приказал вызвать всех офицеров и прапорщиков. Минут через двадцать они собрались в моем „офисе“ — отгороженный фанерой угол. Передал все, что мне довел Мирошкин. Всем приказал до 20.00 провести строевой смотр и доложить мне о результатах. На смотре проверить оружие, снаряжение, а также технику. Проверить укомплектованность боеприпасами, продовольствием, медикаментами и топливом.

Если честно, роту набрали из всякого сброда, который выходил из окружения или из разгромленных частей. Соответственно и техника такая же. Единственно на что уповало командование, посылая нас в бой, вероятно, на силу духа русского солдата. Уж чего-чего, а это было в избытке. Мы защищали свою, пусть украинскую, землю. Хотя какая сейчас уже нахрен разница.

До 22.30 приказал устранить недостатки выявленные при смотре. Командиры взводов сначала посмотрели на меня как на полоумного, когда приказал провести строевой смотр. Потому что последний раз они слышали об этом, наверное, до войны перед приездом проверяющих. Но мне, если честно, было плевать согласны они или не согласны — я приказал — они должны выполнить, а нет, то по законам военного времени… А с другой стороны, не хотелось бы получить пулю в спину от своих же.

Рота была укомплектована всего на 70 % людьми и на 30 % техникой. Техника была в плачевном состоянии: один БМП-1 и один БТР-восьмидесятка, которые были уже подбитые, их просто восстановили, одна МТЛБ и один ЗИЛ-130 бортовой. Да не густо, но это лучше, чем ничего, хоть есть на чем людей отвезти. Хотя в последнее время начали практиковать пешее передвижение — берегли технику. Людей не жалко — их много, а техники мало. С боеприпасами тоже не густо на 73 мм пушку на складе нам выделили всего 50 выстрелов, а нам как минимум нужно не менее 200. Для КПВТ на БТРе дали всего 500 патронов. Я уже не говорю о личном стрелковом оружии. Когда пришли со старшиной разбираться, зам по вооружению полка капитан Ивашов нам сказал: „Ребята, на поле боя раздобудете. Вы думаете, что все в живых останетесь? Подбирайте трофейное. А мне еще несколько батальонов комплектовать. А во вторых, это приказ зама по вооружению бригады.“ Харчей дали только на сутки. Сказали, что подвезут позже остальное. Из медикаментов дали только бутыль йода, бутыль кровезаменителя и два ИПП. Мне наконец это надоело и я пошел к Мамчуру. Рассказал ему, как укомплектовали мою роту. Комбриг меня выдрал за то, что обратился напрямую к нему, а не как положено, через командира батальона. Вышел после 'общения' с 'бригадиром' на курилку, где меня поджидал старшина. Выкурив по сигарете, покалякав 'обо всем и ни о чем', направили свои стопы в роту. Но через десять минут ко мне подбежал зам по вооружению бригады майор Корнейчук с красным лицом и бешено вращавшимися глазами.

— Эй, лейтенант! Стой, говорю! — начал орать вооруженец.

— Да, товарищ майор!

— Ты че, ох…л, сопляк! Да я ж тебя раздавлю так, что юшка из жопы брызнет! Ты какого х. я поперся к комбригу?! Да ты стукач! Ты су-у-ука, лииитинант!

— Товарищ майор, я не позво….

— Молчать! Валаамская ты корова! Это ёб…й Ивашов пошутил, а ты уже юмора не понимаешь?! Кто тебе дал разрешение обсуждать мои приказы, выкидыш ты сучьего вымени!

— Товарищ майор! — начинал я звереть, неприятно, когда при подчиненных унижают. — Кто вам дал право так со мной разговаривать?! И еще в присутствии подчиненных?!

— Ах ты недолизанный сопляк! Иди сюда, я тебя щас долижу! Ты, пиджачелло конченое, мне, боевому офицеру, будешь еще о правах рассказывать?! — все больше распалялся майор.

— Слышишь, ты, х. ня тыловая, я тебе щас, сука, еб….ще нах…й сверну! Это ты боевой офицер?! Да кому ты чешешь, скотина!? Все, бл… видели и знают, где во время боя бываешь! Если щас же не уймешься — замочу урода! Ты просто уже зае….л своими криками!

— Ах ты! — от неожиданности Корнейчук даже и слов не мог найти. — Да я ж тебя под суд!

— Да иди ты нах…й! — крикнул я, а майор в ответ ударил меня кулаком в грудь

Я ударил в ответ мо мерзкой откормленной майорской роже. Старшина начал нас разборонять, подлетели еще несколько человек и окончательно растащили. Майора увели в штабную штольню умываться, так как все-таки успел 'пустить ему юшку'. Петраков потащил меня в расположение роты и еще долго отпаивал чаем.

Необходимые боеприпасы рота получила. Подошел к заму по тылу батальона, он без разговоров отпустил все, что было положено. Видать прослышал, что получилось с замом по вооружению.

В 22.00 меня вызвал к себе Мирошкин и начал драть, за то, что я так поступил с замом по вооружению.

— Товарищ гвардии лейтенант, вы знаете, что вам будет за это?! — начал повышать голос капитан. — Думаете, что получили орден и теперь все можно?! Он уже написал рапорт на имя комбрига! А нам завтра выступать 'на задачу'. Кто поведет роту?! Я вас спрашиваю?!

— Товарищ гвардии капитан, я не буду извиняться или еще что-то. Если под суд — готов отвечать. Но не позволю унижать себя при подчиненных, а тем более еще и избивать.

— Володя, я все прекрасно понимаю, — уже спокойным тоном продолжил Мирошкин, — Но если дадут ход рапорту, в лучшем случае тебя разжалуют.

— Николай Васильич, а кто будет воевать? У меня в роте ни одного обстрелянного командира взвода!

— Ладно, боевик хренов, пиши объяснительную. Обязательно укажи, что нервный срыв у тебя был, на почве контузии, которую получил на Байдарах. Попытаюсь что-нибудь сделать.

— Есть, товарищ гвардии капитан! — и улыбнулся я и сел на ящик писать 'маляву'.

— Ну вот, нормально. — удовлетворенно сказал комбат, прочтя мой опус. — А теперь вали отсюда, чтоб я тебя долго искал. Роту укомплектовал?! Проверил?! Короче, сиди в своей халабуде, считай, что ты под домашним арестом.

Я конечно молчал, а сам мысленно держал в кармане дулю. Зато у меня рота укомплектована всем необходимым лучше чем другие.

И начались мытарства. Сначала к себе вызвал 'замполит' бригады подполковник Сворин, драл почти два часа. На следующий день, был офицерский суд. С вашего разрешения, опущу весь этот клоунский балаган, потому что ничего интересного там не было. Присудили, чтобы я принес вооруженцу извинения и не передавать дело в прокуратуру. Ничего не оставалось, как подписать уже заранее подготовленные листы с текстом а ля 'проститя миня пжлста'. Корнейчук сидел с видом победителя, смотрел на меня и ухмылялся. Когда заседание закончилось, собрался народ на курилке и обсуждал результаты. Вошел вооруженец, все офицеры, как один затушили сигареты и ушли.

В назначенное время взревели моторы нашей техники. Вся рота была рассредоточена на броне техники. Головным в нашей ротной колонне шел БТР на котором, сидя на башне, держась одной рукой за ствол КПВТ, а другой — за автомат, ехал я. Посередине шел ЗИЛ, а замыкающим шли МТЛБ с БМПшкой. Шли как всегда, в радиомолчании. Над нами то и дело пролетали наши вертушки, которые прикрывали колонну с воздуха.

Добрались до места без приключений. Слава Богу, что прибыли на хорошо оборудованные позиции. Пока рота располагалась: ставила технику на позиции, маскировала ее сетками, асбестовыми покрывалами, послали людей в ближайший лес за ветками, вызвал к себе командиров взводов. Поставил задачи и начал изучать позиции. После того как закончились работы по устройству, дал добро на отдых для личного состава, выставив предварительно охранение. Почти каждые пять минут минометчики „вешали люстру“ — то есть стреляли осветительными. Потому чтос на роту был всего один 'ночник' — прибор ночного видения. А 'люстры' помогали солдатам при производстве работ.

Когда начало светать я со своим замом лейтенантом Парфенцевым Саней вышел на осмотр позиций. На всю роту был всего один бинокль, а стереотруба — это вообще был дефицит даже для штаба бригады! Мы расположились на высоте 236,0. Перед нами проходила трасса Севастополь — Ялта. Точнее то, что от нее осталось. В пяти километрах южнее проходила линия фронта и там сейчас дрались морские пехотинцы 77 отдельной гвардейской бригады Каспийской флотилии, которые были переброшены в спешном порядке из Каспийска и Астрахани.

Минометчикам тоже шаровое место попалось: все расчеты им дали уже готовыми. Но все равно нужно было пристреляться по ориентирам. Днем это делать не рекомендуется — чтобы не выдать своего нахождения, хотя я больше, чем уверен, что американцы знают о нас.

Мне попался танкоопасный участок, здесь американцы если что будут в первую очередь пробовать свою силу на нас. Мирошкин обещал помочь, это выразилось в том, что по его приказу в мое распоряжение переданы два расчета СПГ-9. И на том спасибо! Да еще плюс свои штатные гранатометчики. Всю имеющуюся „артиллерию“ я расположил по флангам роты. Главное, чтобы каспийские морпехи продержались еще хотя бы часа два-три.

Тут кто-то прокричал: „Воздух!“. И все попадали на дно окопов. Так и есть американские самолеты начали бомбежку. Загрохотали взрывы, земля стонала от разрывов, невольно складывалось ощущение, что шел какой-то великан и мне показалась, что это тяжелая поступь американцев. В ответ от нас воздух прочерчивали редкие дымные следы от пущенных ПЗРК, в лесу залаяла 'шилка'. Но пока особых результатов это не приносило, потому что они просто не доставали американские самолеты. Мне показалось, что прошла целая вечность, пока закончилась бомбежка. Но прошло всего около десяти минут. Я подошел к БТРу и взял дал команду связисту, рядовому Герасимову, запросить по рации у взводов о потерях. А сам напряженно всматривался вниз, где дрались морпехи. Минут через пять ко мне подбежал связюк и доложил, что у нас „двухсотых“ нет, а „трехсотых " двое. То есть двое раненых и все. Ну что ж, неплохо, могло быть и хуже. Что-то сегодня амеры подозрительно мало бомбили.

В бинокль увидел, что в тылу соседнего батальона накапливаются танки, причем такую технику видел всего один раз — перед контрударом на Евпаторию. Это были китайцы. Видать планировалось провести контрудар на нашем участке. Ну, что ж, тоже неплохо. Посмотрим, чем это все закончится.

Неожиданно с юга показались танки и бронетранспортеры американцев. Сразу же сыграли тревогу. Сзади захлопали минометы и впереди показались разрывы. Минометчики знали свое дело — накрыли со второго залпа. Взревели моторами китайские танки и бронетранспортеры. Бронированная армада устремилась в атаку. Над нами, противно шипя, пролетели градовские ракеты. Видать первый залп, потому что снаряды легли на полкилометра ближе к нашим позициям. Опять залп — уже лучше. Оказалось, американцы взяли село Ушаковка. Остатки 727-го отдельного батальона каспийских морских пехотинцев ушел в горы. И тут с запада ударили китайцы, отбили Ушаковку. Американцы отступили, но через полчаса прилетела их армейская авиация и начала просто выжигать разрушенное село. После этого они снова выбили китайцев. За день Ушаковка переходила из рук в руки четыре раза. К концу дня там остался только лунный ландшафт и название на карте.

В течении дня к нам прибивались оборванные, голодные, а некоторые и раненые остатки 77 отдельной бригады морской пехоты Каспийской флотилии. Мы делились с ними чем могли, потому что многие сами бывали в таком положении.

16

Конец июля 2005 года. Жара и пыль, кровь и дым, крики раненых и умирающих, отборный мат в эфире и действительности. Воды не хватало, природа как будто решила нас заморить жарой. Техника не выдерживала и кипела. А люди, люди продолжали стоять и обороняться от насевшего врага. Температура воздуха подскакивала до + 36 в тени. На броне можно было жарить яичницу. Много бойцов из моей роты падало в обморок от перегрева. Да и самому было не особо хорошо, но нельзя показать это, потому что смотрели подчиненные.

Наши войска 10 июля оставили средний и частично внутренний обводы обороны, короче говоря бои шли уже на окраинах. Инкерман и Бартеньевку оставили полностью. В общем, разрозненные части 12-й механизированной дивизии, части внутренних войск и моряки оказывали ожесточенное сопротивление на Северной стороне, не давая себя отрезать от моря.

Особенно жестокие бои шли за Голландию, там держались остатки Спецкомендатуры охраны реактора, 41-го отдельного полка оперативного назначения внутренних войск, вновь сформированный 142-й отдельный батальон морской пехоты Черноморского флота и сводный полк морской пехоты, набранный из личного состава кораблей ЧФ и ВМС Украины. Там ведь был экспериментальный реактор, а его отдавать ни в коем случае нельзя. В развалинах дачного поселка стояла сгоревшая техника и наша, и пендосовская. В воздухе витал дух мертвечины от неприбранных трупов, которые на жаре быстро начинали разлагаться. Понеся ощутимые потери в технике и людях, амеры уже не штурмовали дома на подступах к ИР-100 (реактору). Юсовцев смогли остановить почти в полукилометре от объекта. Быстрым контрударом моряков их удалось отбросить за шоссе. А теперь работала авиация натовцев. Надо отдать должное — долбили почти 'ювелирно', ни одного попадания на территорию реактора. По периметру забора голландского 'камня преткновения' простирались траншеи и огневые позиции из фундаментных блоков. На дороге ведущей к шоссе догорал 'Брэдли' и лежали трупы в камуфляжах. На контрольно-следовой полосе бывших российских складов лежал обгоревший корпус 'Хьюи' — напоминание о неудавшемся захвате пендосовским спецназом ИР-100. Весь народ рассредоточился на время налета. Надо переждать, а уж потом вломить этим натовским уродам. Через двадцать минут огненный шквал затих также внезапно, как и начался. Неделю до этого, ночью, специальный караван брони вывез из объекта весь оставшийся уран и остальные радиоактивные штуки. Внизу, у причала бухты Голландия ждала чудом уцелевшая подводная лодка 'Алроса'. На нее перегрузили опасный груз в спецтаре и вывезли в Новороссийск.

Почти неделю вел бои окруженный сводный парашютно-десантный батальон 76-й Псковской дивизии ВДВ за дамбу Чернореченского водохранилища. Боеприпасы были на исходе, оставшиеся пятнадцать человек не ели уже три дня. Снабжение по воздуху прекратилось пять дней назад. Благо успели подготовить ко взрыву эту земляную перемычку, отделяющую водохранилище от Чернореченского каньона. Главная задача батальона была сковать как можно больше сил, держать дамбу до подхода основных ударных сил и в случае отступления или уничтожения рвануть дамбу. Контрнаступление захлебнулось в самом начале, а о десанте забыли. Патронов осталось по рожку на автомат. Капитан Усольцев закурил последнюю сигарету. Как все-таки символично: последний офицер батальона, последняя сигарета и… последний бой. А как все-таки жить хочется в свои двадцать восемь! Света, любимая жена, как жаль, что не успел увидеть сына Сережку! Ничего, главное, что есть продолжатель фамилии Усольцевых. Пацан вырастет и поймет своего отца. Ну не мог капитан поступить по другому. Не мог! Сдаться, чтобы сохранить жизнь?! Как неоднократно предлагали эти заокеанские ублюдки! Нет! У него на НП стояла взрыв-машинка, а от нее провода к зарядам в теле дамбы. Вы еще пожалеете, что сунулись сюда! Усольцев заметил наступающую пехоту турков. Быстро докурив сигарету, снял с предохранителя АКС и передернул затвор. Пока делать ему на энпэ нечего, можно еще хлопцам подсобить. Один за одним погибли последние защитники Чернореченского водохранилища. Капитан, дважды раненый в обе ноги, дополз до НП. Откинул уже ненужный автомат с пустым последним магазином. Дотянулся и взял в дрожащими руками взрывную машинку. Судорожно дыша, проверил крепление проводов. Все в порядке! Слабеющими руками провернул несколько раз ручку заводки. Уже были слышны гортанные выкрики турецких пехотинцев, которые лазили по траншеям и собирали 'бакшиш', обыскивая трупы убитых десантников. 'Что, суки, обрадовались?! Думаете, раз уже никто не стреляет, так значит можете спокойно по земле нашей ходить?! А вот х. й вам! Усольцев не позволит, хоть и сам умрет, но захватит вас, сволочей, с собой! На те вам! — подумал капитан и слабеющими пальцами судорожно нажал кнопку подрыва. Серия взрывов и яростный гул известил всю округу о смерти последнего защитника водохранилища. Высвободившаяся вода с рокотом устремилась в Чернореченский каньон, сметая как спичечные коробки бронетехнику турок. Десятиметровый водяной вал покатился поизлучине реки Черная. Через двадцать минут волна накрыла поселок Черноречье и батальон американских морпехов, стоявший там на отдыхе. Далее водяная стена устремилась к Штурмовому. В потоке перемешались люди, машины, деревья и камни. Яростная стихия поглощала все на своем пути. Бешеный поток успокоился только когда соединился с водами Севастопольской бухты. Смыл железнодорожное полотно на станции Инкерман-2. На поверхности бухты плавали обезображенные трупы, бревна и всякий мусор. Наших войск там уже не было. Натовцы потеряли около шести сотен человек и кучу бронетехники.

Американцы повадились сбрасывать с самолетов что-то типа гуманитарной помощи: сначала разбрасывали листовки, потом игрушки для детей. Но эти 'подарки дяди Сэма' юсовцы начиняли толом. Сколько жертв среди мирного населения! Я сам стал свидетелем того, как мальчик лет двенадцати поднял жестяную коробку из под печенья с земли, открыл и она рванула у него в руках. Помню, тогда подбежал к нему и поднял с земли. Мальчик оказался живым, но лучше бы погиб, потому что ему оторвало обе кисти рук и выбило оба глаза. Выхватил из нарукавного кармана ИПП и пытался его перевязать. А он только и лепетал: „Дяденька, у меня кисти болят и я ничего не вижу… Дяденька, что со мной? Я ничего не вижу, у меня ужасно жжет в глазах“. А что я мог сказать этому пацану? Кое-как наложил жгуты из ремней на культяпки, перевязал, вколол промедол из аптечки и крикнул Герасимову, который подбежал после взрыва, чтобы открыл люк БТРа. А сам тем временем взял пацана на руки и понес в транспортер. Водителю приказал гнать до ближайшего медсанбата. Сдали пацана санитарам, у меня взяли данные и об обстоятельствах ранения мальчика. Мы еще посидели на броне, покурили и уехали.

Ну и как теперь парню жить? Наверное, никогда не смогу больше считать американцев за людей. Ну что им сделал этот мальчик? Может быть мне нужно было сразу парнишку добить из пистолета? Не подумайте, что я такой жестокий — это своего рода гуманность. Если бы пацана застрелил, то может быть избавил его от страданий физических на первом этапе и от душевных в дальнейшей жизни. Ну, вы, надеюсь понимаете о чем речь. Не знаю, но наверное очень тяжко быть, чувствовать себя неполноценным, быть своим родным обузой. Оно понятно, что для матери вы никогда не будете обузой. А этот мальчишка и жизни толком не увидел, и не увидит теперь. Во всяком случае своими глазами. Вообще, мне кажется, что любой человек с каким-либо физическим недостатком или отклонением обречен на одиночество. Но с другой стороны он не такой как все. Ну его к бесу такую исключительность! А вот еще один пример: был у меня боец, Коля Савостенко. Он только женился перед войной, парню было около двадцати лет. Ну и как-то в курилке на переформировании в Инкерманских штольнях, он показал фотографию своей жены. Девчонка была не просто красивой, всякие там кинозвезды рядом с ней просто курят кеды. Коля делился планами на будущее, рассказывал, мол какая у него жена классная и как его ждет. В общем, обычный трёп, когда есть свободное время. И вот я послал его и еще двух бойцов добыть хвороста. Через два часа бойцы принесли Николая на плащ-палатке. Из плащ-палатки ручейком вытекала кровь темно красного цвета. Я заглянул туда и меня чуть не стошнило: представьте человека укоротили до бедра. Они забрели на наше минное поле… Как остальные остались целыми остается только гадать. Обрубки ног были перемотаны ремнями, а сам Коля был в бреду. В общем, отправили пацана в тыл. В последствии узнал, не помню правда откуда, что жена от него отказалась. Вот вам и пример такой вот неординарности. А сам Николай, когда об этом узнал застрелился из трофейного пистолета. Но есть и другой пример: в соседнем батальоне был один солдат из местных, так жена пошла за ним на службу. Ее взяли санитаркой в тоже подразделение. Но до этого женщина достала всех просьбами о принятии. В общем, дошла до Мамчура, ну, а тот разрешил. Эта супружеская пара была вместе до конца. Они погибли оба на Федюниных высотах. С одной стороны это пример того, что „есть еще женщины в русских селеньях…“. Уже то, что жена рядом переносит с мужем те же тяготы и лишения обязывает к тому, что он не должен быть тряпкой, и не поддаваться панике и т. д. Страшный конец их семейной жизни. Прямо как в сказке какой-нибудь „и умрем все в один день“. У них так и получилось. Жена выполнила свой долг до конца, то есть „и в радости, и в горе. До тех пор, пока смерть вас не разлучит…“. Я не видел, как они погибли, просто слышал об этом от офицеров соседнего батальона. Многие завидовали этому солдату, в плане того, что ему так повезло с женой. К сожалению, в наше время такие женщины рождаются одна на тысячу. Но не это главное, что пошла за ним на передовую. Главное то, что женщина любила до такой степени, что вместо того, чтобы эвакуироваться в безопасное место пошла на фронт. Оксанка — это другое дело. Мы с ней были военными и наша обязанность — это когда придет час, отдать свою жизнь не задумываясь. Моя любимая оказалась первой в нашей семье. От судьбы не уйдешь. Почему-то перед войной я только и думал о том, когда она наступит. Потому что надоело, наблюдать как военных шпыняют все кому не лень. Да, и нынешняя бойня — это своего рода встряска для армии и государства в целом. Она помогает изжить шаблонности у командования. Дедовщина у нас отпала сама собой. Потому что каждый знает, ведь в бою тебя могут подстрелить свои же. Война также выводит военных на первый план в жизни страны. Мне мой дед рассказывал, как относились к военным после Великой Отечественной в народе. Считалось, что если женщина вышла замуж за военного, то она вытащила себе в жизни счастливый билет. Так было до развала Союза. А потом, особенно после Путча 19-го августа 1991 года военных начали смешивать с грязью. Корреспонденты „независимых СМИ“ сейчас боятся к нам ездить, потому что любой военный ненавидит этих писак, особенно после того, как они в мирное время нас „разоблачали“. Не спорю, у нас тоже были перегибы, но армия — это не пансион для благородных девиц. Любая структура, которая носит погоны, может существовать пока в ней есть единоначалие и жесткая дисциплина. А если этого нет, то это вооруженная банда. В некотором, конечно согласен с этими журналистами. Да, в верхушках армии существует взяточничество и т. д., но оно было всегда и везде. Вы нам главное не мешайте выполнять свой долг, а все остальное приложится.

Самое ужасное в этой войне то, что она втянула женщин. Таких как Оксанка, Лена, Света, Таня и тысячи других, которые могли бы нарожать детей и жить счастливо. Мне кажется, что если уж и наши жены встали рядом с мужчинами на защиту Родины, значит эта борьба праведная во всяком случае с нашей стороны. Мы ведь никому не угрожали и ни на кого не нападали. Слава Богу, что хоть Лена не стала жертвой, очередной строчкой статистики потерь. Надо бы ей написать письмо, зайти никак не удается. Да нет, наверное, лучше не надо. Сейчас не время для романов и на что она вообще рассчитывает? Быть моей ППЖ? (походно-полевой женой). Нет, так нельзя. Она хорошая девчонка, но я пока не готов к каким-либо отношениям. А с другой стороны — тоже хочется женской ласки.

Я стоял с этими мыслями на НП роты и в бинокль рассматривал всю прилегающую территорию перед нашими позициями. Хорошо просматривалась бывшая конечная остановка маршруток возле кладбища на 5-м километре Балаклавского шоссе, все изрытое окопами и воронками. Моя рота прикрывала опорный пункт в леске перед автомобильным мостом над железнодорожным полотном, которое шло на станцию Севастополь-2. Жара стояла ужасная. В синтетическом камуфляже просто плавился. Поэтому стоял в одних штанах и, накинутых на голое тело, бронежилете, разгрузке и каске. С минуты на минуту ожидали „гостей“. По рации договорился с пушкарями насчет огневого прикрытия, те обещали помочь, но у них было мало боеприпасов. Сейчас город находился в полной изоляции от внешнего мира. Иногда редки счастливый корабль или транспортный самолет прорывался к нам и доставлял необходимое. Что такое курево мы вообще забыли. Но не это главное. В тылу, то есть в городе началось создание партизанских групп. Которые постепенно переправлялись за линию фронта и нарушали коммуникации врага, совершали терракты в Симферополе, Бахчисарае и в других крупных населенных пунктах Крыма.

Было слышно, как в развалинах больничного комплекса на 5-м километре Балаклавского шоссе, где раньше находился родильный дом, шел тяжелый бой. Там воевали ребята из нашего 4-го батальона. Американцы послали туда спецназ. За каждую постройку шла упорная бойня. Доходило до того, что когда у солдат заканчивались патроны, они выдергивали кольцо у последней гранаты и бросались на врага. Красиво, но не всегда эффективно.

Вдруг раздался гул тяжелых вертушек. Это американская фронтовая авиация шла работать на больничный комплекс, а заодно и на нас. Я приказал всем рассредоточиться и попрятаться. Показались американские „Апачи“, которые шли тройками, отбрасывая звездочки противотепловых ракет. Опять задрожала земля. Взрывы перемешивали землю, людей и технику. Показались редкие дымные следы выстрелов из ПЗРК и гранатометов. Одна машина получила в хвост ракету и стремительно упала в балку, где незамедлительно взорвалась. Послышались радостные крики. Тем временем на горизонте показалась идущая на нас толпа. Она была без оружия. В бинокль рассмотрел — это мирные жители. А за ними шли турецкие морские пехотинцы. Они в мегафоны кричали на ломаном русском, мол не стреляйте, свои же. Ко мне подбежал сержант Ивко, который исполнял обязанности командира 2-го взвода.

— Товарищ лейтенант, да что же это делается? Неужто по своим придется стрелять?

— Не ссы, Ивко, подпустим ближе. Двух пулеметчиков на левый фланг и с ним человек пять стрелков. А гранатометчиков проинструктируй, чтобы ювелирно работали по туркам и не задели наших. Если хоть одна граната наших заденет — жопу на британский флаг порву. Между нашими и духами как раз зазор метров 30–40. Пулеметчиков и стрелков проинструктируй, чтобы огнем отсекли наших от черножопых. Дай им рацию, позывной у них „Пост 2 и 3“. Понял?

— Так точно.

— Исполняй.

— Есть!

Доложил по рации о ситуации и своем решении комбату. Мирошкин дал добро и приказал вести огонь на поражение в случае чего, но опорный пункт удержать во что бы то ни стало. А у меня в роте осталось всего 45 человек.

Вот ведь сволочи! Решили нашими как живым щитом закрыться. Думают, что мы по своим не долбанем. И тут до нас стали доноситься крики из впередиидущей толпы: „Хлопцы! Стреляйте. Не думайте о нас!“ От этого у меня по коже мороз прошел, несмотря на почти сорокаградусную жару. Потому что крики во основном женские. В бинокль видел испуганные лица женщин и детей. И тут черножопые начали расстреливать не в меру кричащих. У меня заныло в душе. Что творят, сволочи! Беру рацию и говорю: „Посту 2 и 3, „Набат““. И заухал АГС, начали мочить пэкаэмы. В ответ по нам открыли огонь из танков. Которые стояли где-то поблизости, но вне поля зрения. Гранатометчик почти ювелирно мочканул из АГСа в группу турецких солдат. Женщины начали падать на землю, а некоторые побежали к нам. Их отделяло от нас каких-то 200–300 метров. Я выбежал с НП в траншею. Думал, ну все, лопну от злости. Поднял АКС, и начал бить короткими очередями в сторону черножопых, пока патроны в рожке не закончились. Подымать роту в атаку не было смысла, они сами пошли в нее. Саиды не ожидали от нас такого и резко начали отступать. Поле битвы осталось за нами. Начали осматривать то место, где только что было побоище. В основном были одни трупы. Ко мне подошел молодой боец по фамилии Степанчиков.

— Товарищ лейтенант, я ж на этих падлов буду смотреть только в прицел автомата! Да я же им глотки зубами рвать стану! Да как же это можно, женщинами прикрываться?

— Так! А ну отставить истерику!

— Да ведь как же так? Детей не пожалели!

— Вот для того мы и здесь, солдат, чтобы не допускать такого. Но видать плохо мы с тобой воюем, что имеют место такие случаи.

Я шел и разглядывал трупы. Может кто-нибудь живым остался? Наткнулся на женщину, хотя можно сказать девчонку. Не больше 18-ти лет. Она была миловидной и с хорошей фигурой, и, в предсмертной судороге, прижала грудного младенца к себе. Их прошила одна и та же очередь из пулемета. Девчонка лежала лицом вверх и удивленно смотрела в небо. Но тут же рядом услышал приглушенный детский плачь. Кинулся на звук: увидел довольно тучную женщину с размозженной очередью из крупнокалиберного пулемета головой, а из-под ее тела сучились две маленькие ножки в кроссовочках. Не долго думая, начал переворачивать труп женщины на бок. И увидел там маленькую чумазую девочку, которая ревела в полный голос от страха. Взял ее на руки и понес к траншее. Уже на энпэ ее осмотрел — у нее все в порядке. Дал ей сухарь и воды из фляги. Девочка все спрашивала о маме, а я пытался уйти от этого разговора. Потом пришла машина и ее отправили вместе с ранеными в тыл.

Тем временем турки перегруппировались и после ураганной артподготовки пошли в атаку снова. Скажу вам одно: турки — это не американцы. Самое главное — это выдержать их первый удар. Бьют так, что все трещит кругом, но если в первый раз у них ничего не получилось, то потом воодушевить на следующие атаки все труднее и труднее.

К вечеру к нам прибыло подкрепление — человек 20 ополченцев. Вооруженные чем попало при минимуме боеприпасов. Но у меня оружия хватало, да вот с патронами было туговато.

Мы продержались еще два дня. Если бы вы знали, как трудно получать команду „Туман“. То есть отступать. Зажигать дымовухи, ставить растяжки и тому подобные сюрпризы. А потом мотать что есть силы 'вперед по направлению к тылу'. Не сколько физически это трудно, сколько морально. Отдавать врагу на поругание свою родную землю. Нас отвели и с этого опорного пункта, так как появилась угроза попасть в окружение. Ночью взорвали автомобильный мост и ушли. Остановились у ЖД станции Севастополь-2, откуда нас отправили на переформирование на площадь 50-тилетия СССР, в Стрелку. Штаб бригады расположился в развалинах кинотеатра 'Россия'.

Бои шли уже в городе. Каждый дом, каждая развалина таила для врага смерть. Каждое мало-мальски сохранившееся здание становилось крепостью. И те, кто там оборонялся живым к врагу не попадал.

Вот оно начало конца Севастополя. Город горел, на улицах строились баррикады. Начался отвод войск и постепенная эвакуация. Потому что корабли Черноморского флота пробили коридор и возобновили сообщение осажденного города с Большой землей. Штаб СОРа уже не владел обстановкой, с разных участков обороны поступали противоречивые сведения.

Во Владимирском соборе на Херсонесе шла служба. Немногочисленные прихожане из числа оставшихся или отказавшихся эвакуироваться совершали свои религиозные ритуалы. Отец Сергий привычно проводил литургию. Сам по себе собор был по возможности замаскирован. Окна заложены мешками с песком, некогда сверкавший сусальным золотом купол и крест были перекрашены в темно-зеленый цвет. Кованый забор остался только на некоторых участках периметра. Древние колоны, которые стояли во дворе были разбросаны по прилегающей территории. Весь двор был в воронках. Небольшая колоколенка была разрушена прямым попаданием НУРСа. А само здание испещрено отверстиями от попавших в стены собора осколков. Этот собор является колыбелью православия на Руси.

Бои шли уже в Стрелецкой бухте и в районе ЦУМа. Наша бригада тольком и пополниться не успела, как ее ввели в бой. С моря этот район обрабатывали корабли натовцев артиллерией и ракетным вооружением. Американские вертушки 'крутили карусель' над площадью 50-летия СССР. В воздухе над морем шел бой между самолетами натовцев и россиян. Один из русских самолетов сумел прорваться и выпустил почти в упор две ракеты в самый крупный корабль. После чего вспыхнув, завалился на левое крыло и врезался в борт американского эсминца.

По улице Древней по направлению к Херсонесу двигалась колонна из шести БМП и одного грузовика ЗИЛ-131. На броне сидели солдаты с чумазыми и усталыми лицами. Миновав развалины выставочных зданий музея Херсонес — головная бэшка заехал на территорию Владимирского собора. С брони остановившейся машины спрыгнуло три человека в грязных камуфляжах. Это был я — командир первой роты первого батальона седьмой гвардейской горно-стрелковой бригады морской пехоты лейтенант Свешников и его бойцы.

Дал команду всем высаживаться и занимать оборону, руководство по приготовлению линии обороны занимался Пегриков. Потом я взбежал с двумя солдатами по ступенькам собора на второй этаж, где в данный момент под звуки приближающегося боя проходила литургия. Отец Сергий был примерно одного со мной возраста. Когда мы втроем зашли в главный зал, где шла служба, на нас даже внимания не обратили. Дал знак Ивасову и Михайлову оставаться на месте, а сам решительным шагом направился к алтарю.

- Святой отец, прошу прощения, но вы должны сворачиваться и уходить. Через час здесь будет жарко. — обратился я к отцу Сергию.

- На все воля Божья, сын мой, — ответил он, — я останусь здесь.

- Так! Святой отец, это не предложение, а приказ. Так что даю на сборы десять минут. Машина ждет во дворе.

- Я никуда не уйду. — твердо сказал отец Сергий.

- Так, давай уводи этих людей. Вы еще успеете пройти к кораблям и эвакуироваться. Короче, через десять минут я тут никого не наблюдаю.

Тем временем в собор забегали бойцы обвешанные оружием, пулеметными лентами и с ящиками с боеприпасами. Витражные окна собора теперь служили бойницами. На крышу залез снайпер. Неторопясь во двор выходили дедушки и бабушки из храма. Двое моих бойцов их подводили к ЗИЛу и помогали залезть в кузов. В общем, все при деле.

Я уже и забыл о существовании отца Сергия. Как вдруг меня окликнули, и поп подошел ко мне в сопровождении бойца.

- Слышь, батюшка, ты чего не уехал? Я ж вроде говорил сюда не возвращаться.

- Нас осталось пять человек. Дай нам оружие. Это наш долг отстаивать наш храм.

- Хм, а ты умеешь хоть с автоматом управляться? — с сомнением в голосе спросил я.

- Я ж не всю жизнь был священником. Я лейтенант запаса, Псковская дивизия ВДВ. А братья мои — тоже кое-что умеют. Так дашь оружие?

- Ну что ж, люди мне не помешают. Что-нибудь придумаем.

Солдаты лениво и, не особо торопясь, ковыряли скалистую землю Херсонеса. Солнце жарило немилосердно. Воды не было, поэтому каждая капля была на счету. То и дело над головами солдат лениво барражировали самолеты американцев, но казалось, будто они игнорируют их. В конечном итоге мы перестали на них обращать внимание. Священники копали землю наравне с солдатами. Часам к 2 по полудни уже вырисовался рубеж обороны. Который протянулся от яхт-клуба к античному театру и несколько мелких опорных пунктов в развалинах Херсонеса до берега моря. Сзади нас была святыня всех православных христиан — Владимирский собор. В этом соборе князь Владимир Великий принял христианство, а потом и крестил Русь. Нападение ожидали по улице Древней, точнее по тому участку дороги, что так раньше называлась. И со стороны пляжа 'Солнечный'. В городе шла непрерывная перестрелка и канонада. Над городом кружили вертолеты американцев и проносились штурмовики американской авиации морской пехоты.

Ко мне подошел отец Стефаний. Это был плотный мужчина с черной как смоль бородой и волосами, а также пронзительным взглядом.

- Лейтенант, ты не против, если перед боем молебен отслужим? Негоже так идти в бой без молитвы и благословения.

- Ну если найдете себе зрителей — я не против.

Стефаний отошел от меня и направился к остальным священнослужителям. Недолго посовещавшись, двое из них отправились в собор. У них появилось человек пять помощников из солдат, которые подготовили площадку, возле окопа для БМП. Минут через двадцать вернулись двое ушедших священников. Заунывными голосами они начали службу. Оставив надзор за окрестностями на пикеты — я встал на службу вместе со всеми, кто пожелал из солдат. Не особо вслушиваясь в то, что распевают священники, думал о своем. Я молился. Никогда раньше мне не приходила мысль об этом. Но, тем не менее… 'Господи! Дай сил и разумения, чтобы сохранить как можно больше солдат. Дай мне сил и умения утихомирить врага. Дай успокоение и Царствие Твое усопшей жене моей Оксане. Дай мне сил умения самому выжить… На глазах выступили слезы. Опустил голову, чтобы никто не видел этого. Благо поднялся ветер с моря поднял пыль и частички земли с брустверов — есть на что сослаться, типа песчинка в глаз попала. Оглянулся, у большинства солдат, оставшихся на молебен, катились слезы из глаз, оставляя неровные борозды на грязных лицах. Каждый просил о чем-то своем у Бога. Видимо, не совсем еще зачерствели души у морпехов, раз способны еще и о спасении души задуматься, и слезу уронить. Говорят, что тех людей, кто воевал, три года к таинству причастия не допускают. Этот срок необходим для того, чтобы человек отошел душой от всей скверны пролитой крови и увиденных страданий. После службы, подошел к Сергию. Остальные попы исповедовали желающих.

— Спасибо тебе, святой отец. Воодушевил ты моих парней. — сказал ему я, затягиваясь 'кэпэдэхой'.

— Ты Бога благодари, за то, что дал тебе возможность перед боем молебен отслужить.

— Да не в молебне дело, Сергий. А в том, что матросы мои еще не совсем зверьем стали. Вот что важно!

— На все воля Божья. А сам-то ты чего не идешь исповедываться?

— Да не верю я во все это. На мой взгляд, Бог должен быть в душе и сердце человека.

— Правильно говоришь, лейтенант. Но храм есть Дом Божий.

— Слушай, Сергий, давай ты не будешь меня грузить библейской мутотенью. Скажу тебе так: Мне для общения с Богом посредники не нужны!

— Эх, гордыня в тебе сильна. Ну да ничего, тебе все искупится — святое дело делаешь. Родимую землю от врага боронишь. Даже если ты не ходишь в церковь, Бог все видит в твоей душе. Вижу по тебе, что пришлось хлебнуть. Однако, знай, что создатель не пошлет тебе больше того, что ты можешь утащить. А уж если заберет к себе, на то Его воля.

— Вот слушаю тебя, святой отец, и думаю, ты ж лейтеха в прошлом. Наверное, так же как и все офицеры жил: командовал 'затылками', обмывал звезды, трахал баб, ругал начальство. Что тебя подтолкнуло поменять погоны на рясу?

— А вот после бойни на высоте семь-семь-шесть в Аргунском ущелье в двухтысячном году и решил уйти. Нас шестеро тогда осталось из девяти десятков.

— Как же тебя в миру звать?

— А какая теперь разница? Но тебе помогу. Вижу ты уже не в первый раз остаешься без людей. Эх, страшная у вас война. Дай-ка автомат что ли, лейтенант. Где-то мои хлопцы, со 104-го парашютно-десатного воюют, псковчане.

— Спасибо тебе, отец Сергий. Уж извинияй, если что не так сказал.

— Бог простит. Ну, давай дело вершить.

Раздался взрыв за пятьдесят метров от наших позиций. Все вскочили и побежали на свои позиции. Не без моих пинков и затрещин, чтоб шевелились быстрее. На противоположном берегу круглой бухты появились три БМП турецкой мотопехоты. А со стороны улицы Древней двигался танк, а за ним по обе стороны дороги двигались солдаты. Рядом зататакал АГС, которому начал вторить 'Утес'. Пащенко — молодец! Положил очередь из АГСа аккуратно по скоплению пехоты. Танку 'Пламя' не смог принести существенного вреда. На другом берегу Круглой бухты, где виднелась броня турков — начали вырастать взрывы. Наши минометчики заработали. Тем не менее миномет не самое эффективное оружие против бронетехники. Но, как говорится, чем богаты… Начался интенсивый артналет по нашим позициям. Появились раненные и убитые. Народ в роте был в основном уже бывалый, без приказа рассредоточились.

Когда взрывы утихли — мы приготовились к отражению атаки пехоты и брони турков. Они долго себя ждать не заставили — пошли.

Бой продолжался до вечера. Мы отразили шестнадцать атак. По рации получили приказ на отход. Остатки роты из десяти человек со мной и еще одним уцелевшим священником — отцом Сергием, погрузили на последнюю оставшуюся целой БМП раненых и отступили в район СВМИ. Где закопался по ноздри в землю девятый отдельный сводный батальон морской пехоты Северного флота РФ.

17

Начался сентябрь 2005 года. Жара не спадала, нещадно выжигая все и вся на истерзанной Третьей обороной севастопольской земле. Из-за нехватки воды и антисанитарии развивались всякие заболевания, которые выводили из строя уже столько же народу в день, сколько погибало или получало ранения во время боев. Нас перекинули под Казачье. 7-ю горнострелковую морпеховскую бригаду окрестили „смертниками“, потому что мы должны будем прикрывать отход наших частей с последующей эвакуацией. В городе еще шли бои за каждый дом. На мысе Фиолент в скалах еще прятались наши солдаты, матросы и пробивались к еще не окруженным частям. Началось формирование партизанских групп из числа добровольцев. В общем, к 10-му сентября 2005 года все, не успевшие эвакуироваться войска сосредоточились на крошечном полуострове, на западе которого венчает мыс Херсонес.

Сентябрь у меня всегда ассоциировался со школой. Бегущие и смеющиеся девочки с большими белыми бантиками в белых фартуках и мальчики в белых рубашках с ранцами или рюкзаками, и обязательно с большими букетами цветов. Месяц, в котором ты каждый год себе давал слово, что в этом году ты будешь учиться лучше, будешь больше сидеть за уроками, чем за телевизором или компьютером. Но все же год проходил также как и остальные. Или месяц в том году, когда ты уже лихорадочно начинаешь думать о том, как сдавать выпускные экзамены и куда лучше поступать. Сейчас для меня это уже как будто из другой жизни. Все это казалось каким-то сном из очень далекого прошлого, можно даже сказать из какой-то параллельной реальности. Помню себя в школе — середнячок. Особых хлопот ни родителям, ни учителям не доставлял. Но в десятом классе очень увлекся химией и уже подумывал поступать на химика, но, как говорится, взыграла кровь — решил стать военным. В квартире у меня частенько что-нибудь взрывалось или воспламенялось. Но родители стоически терпели мои опыты. Они считали, что уж лучше пусть я дома взрываю и химичу, чем буду шастать по подвалам и наркоманить. В одиннадцатом классе и сразу после школы я понял, почувствовал, каково это — быть никому не нужным. Особенно когда не поступил в военное училище. Я тогда мечтал стать офицером. Ну что же, моя мечта сбылась. Только какой ценой?! Хотя Оксана тут ни причем. Если бы не война, то фигушки бы стал офицером. Если бы не война, не женился бы на Оксане, но если бы не война — я бы ее не потерял. За все в жизни нужно платить.

Отвод частей уже начался. Первыми отошли китайцы, их погрузили на все что могло держаться на воде, вплоть до кораблей охранения и прикрытия, что были возле Севастополя и эвакуировали в Анапу. Мы уже привыкли к колоннам отступающих войск.

Я смотрел на них и думал, что своими жертвами наша бригада спасет много народа от бессмысленной смерти в этой вселенской бойне.

Почему-то припомнился недавний случай. На колонну гражданского населения, которую еще не успели эвакуировать, налетела палубная авиация американцев. И видел, да и не только я, как взрывы перемешивали с землей людей. Рев мощных моторов самолетов, крики раненых и умирающих, фигурки людей метающихся между взрывами. Зрелище жуткое и ты только стискиваешь кулаки в беспомощной злости. Мы потом собирали трупы, кидали в воронки и засыпали землей. Проходя мимо 'похоронной команды', заметил как два солдата снимали с умерших обувь и играли снятыми ботинками в что-то вроде бейсбола. Один кидал, а второй отбивал их лопатой. Подошел к ним и надавал обоим по морде.

Наступило 10-е сентября 2005 года. Мы заняли оборонительные рубежи и ждали. Поток колонн иссяк. В пяти километрах от нас уже шли бои. Нас уже начала „прессовать“ авиация противника. К вечеру начали пробиваться полуголодные и изможденные бойцы из 2-й бригады морской пехоты.

Утром следующего дня начались бои по всей линии обороны бригады. Нас докомплектовали людьми за счет вырвавшихся из города морпехов и отставших при эвакуации. Ближе к обеду, американские морские пехотинцы захватили Казачье. Наши позиции обстреливались с трех сторон вражеской артиллерией и нещадно бомбилось авиацией. Подошедшие юсовские морпехи и турецкие десантники начали теснить нас, пытаясь сбросить в море. В импровизированном порту на мысе Херсонес оставалось еще достаточно войск и техники. Сюда с трудом прорвались два БДК „Ямал“ и „Цезарь Кунников“, а также четыре корабля охранения во главе с ГРКР „Москва“, которую успели наспех починить, отбуксировать в Новороссийск, где ее окончательно отремонтировали и возвратили в строй.

Обстановка накалялась. Мы дрались за каждый клочок земли. К вечеру 11-го выбили американцев из Казачьего и закрепились в развалинах домов, подготавливая в каждом закоулке сюрпризы для наступающих в виде растяжек и тому подобных вещей. Под покровом наступившей темноты пендосы опять пошли в атаку. За ночь Казачье переходило из рук в руки два раза. Потери обеих сторон были большими. Если в моей роте, которая участвовала в обороне, утром 10-го было 67 человек, то к утру 12-го — двадцать пять бойцов, а поселок прикрывал наш батальон. Часам к восьми утра 12-го мы оставили Казачье и отправились на мыс Херсонесс для эвакуации. В порту стоял сплошной бардак и паника. Наш батальон первым должен был погрузиться на СКР 'Ладный', потому что техники у нас не осталось, а личного состава — около полусотни человек. Народу в порту было тьма, какого хочешь. Корабли под завязку были загружены и уже отходили в открытое море. Панику усиливала авиация противника, которая чуть ли не каждые десять минут совершала налеты. Некоторые в отчаянии бросались в море, вплавь пытались догнать корабли, но некоторые под тяжестью одежды и снаряжения тонули, а некоторые возвращались. Тех кто доплывал, матросы из команды кораблей расстреливали из автоматов.

Наш батальон на тот момент насчитывал 49 человек, из которых было всего 2 офицера и 1 прапорщик. Мне пришлось взять командование на себя, потому что комбат погиб этой ночью в Казачьем. Во избежание паникерства приказал батальону построиться, несмотря на налеты авиации. Приказал занимать оборону, сказал, что за нами придут корабли и если увижу хоть какой-то признак паникерства, того пристрелю на месте по закону военного времени. И солдаты начали долбать лопатками землю.

Через час показались юсовцы. Мы залегли в едва вырытых окопах. Подпустили их поближе и открыли огонь. Американские морпехи быстро попрятались за свою бронетехнику и стали вести массированный стрелково-артиллерийский огонь. Мы начали отходить к морю. Остановившись в развалинах домиков какого-то заброшенного дачного кооператива, остатки моего батальона снова заняли позицию. Рыть окопы не стали, да и не имело смысла. Просто выложили из обломков кирпичей и ракушки себе СПСы. Уж чего-чего, а уж обломков хватало. И жидали уже с минуты на минуту турков. Колонна появилась минут через пятнадцать на соседнем пригорке — далековато еще для того, чтобы мочить. Впереди шла техника, а за нею двумя колонами по обе стороны дороги шли солдаты. Ко мне подбежал прапорщик Патрикеев.

— Володя, не выдюжим открытого встречного боя, может давай из засады вжарим им под хвост?

— А у нас и выбора-то нет, Александр Иванович, тогда мы с вами накроемся женским половым органом. Вы возьмите остатки гранатометного взвода, пулемет и несколько стрелков. Постарайтесь незаметно просочиться вон к тем развалинам, что возле остатков водонапорной башни.

— Точно, там и обзор хорош, и отрежем путь к отступлению колонны. И развернуться здесь негде. И колона будет справа от нас.

В общем так: я пойду с гранатометчиком вон к тому дому, и ударим по головному. А вы, Александр Иванович, как только услышите шум мочите замыкающего. Ивко с остальными будет здесь мочить по оставшимся. Замочить всех времени не хватит, пока они перегруппируются и развернутся, но урон можем нанести ощутимый. И еще, работайте по ним не больше двадцати секунад, а потом — нах…й смываетесь. Короче, как говорится, быстро спускаетесь и еб…те все стадо.

— Та знаю, Володя. Я понял. Главное еб…ом не щелкать.

— А то, тогда будет торба нам. Если что, Александр Иванович, пробивайтесь к скалам на мысе Херсонес. Не поминайте лихом.

— Ай, не пой Лазаря раньше времени, Володя, успеешь. Счастливо! А то вон уже дозорный машет.

Я крикнул Ивко и коротко поставил ему задачу. Немного передумал: должен оставаться в центре событий.

- Коля, хватай гранатомет и пару выстрелов к нему и дуй вон к тому дому. Только как можно незаметнее. Когда головной колонны поравняется с тобой мочи его. Но ты должен не промахнуться. Ты просто не имеешь права промазать. Делаешь два выстрела и убегаешь. Иначе тебе кранты. Понял? Давай, парень, с Богом. — и сержант побежал выполнять мой приказ.

Из-за пригорка перевалил головной танк колонны турецких десантников с тралом. Из командирской башенки высунулся человек в шлеме. Он проехал мимо нас и я даже различил черты его чумазого чернозадого лица. С трудом держался, чтобы не дать команду „Огонь“. Из-за пригорка переваливали одна за одной БМП турков в сопровождении пехоты. Насчитал десять штук, когда перевалила последняя. Наконец головной поравнялся с Ивко. Ну что же он медлит?! И как бы для моего успокоения, воздух прочертил дымный след гранатометного выстрела. Снаряд как раскаленный нож масло прошил фальшборт и разорвался внутри танка. Молодец, Ивко! Того, что сидел на командирской башенке взрывом выбросило и из люка повалил густой дым. Он не успел встать — очередь из 'Утеса' его перерезала напополам. Развалины ожили стрельбой моих бойцов. Тут же взорвалась замыкающая боевая машина пехоты. Остальная броня начала отстреливаться, пехота залегла и пыталась вести ответный огонь. В ответ в них полетели гранаты и бутылки с „коктейлем Молотова“. Рядом раздался хлопок и вдоль дороги легла лента 'Змея Горыныча', раздалась серия взрывов, внося смятение в ряды зажатой колоны. Машины начали разворачиваться, пытаясь столкнуть с дороги горящую замыкающую БМП. Потеряв еще две бээипешки им все-таки удалось уйти. После того, как вторая с конца машина столкнула на обочину горящую замыкающую броню. Наш налет продлился около минуты.

Ну что ж подведем итоги боя: один танк, три БМП. У меня потери: один ранен. Неплохо! А теперь пока не поздно нужно смываться к своим, а то сейчас здесь будет американская авиация все утюжить.

Мы быстро свернулись и бегом отправились к ближайшему сносному укрытию. Добрались до развалин какой-то воинской части. Там уже можно перевести дух. Через минут десять после нашего ухода с места засады, прилетели два „Хьюи“ и „обработали“ то место напалмом. Откровенно говоря, мне начинала нравиться партизанская война. Пришли, вломили и ушли.

Ночь прошла относительно тихо. Мы снова решили пробиваться в порт на мысе Херсонес. И решили идти по береговой полосе, заваленной скалами. Днем идти сами понимаете — это самоубийство, поэтому шли ночью. Дошли до берега к рассвету, пприказал всем спрятаться в пещерах, а точнее гротах, которые там обнаружили. Выставили охранение, а остальные вымученные двухдневным бодрствованием сразу залегли спать. Я тоже поспал часа четыре. Дождались ночи и пошли в порт. За ночь одолели около шести километров. Потому что идти по скалам да еще и ночью это просто мучение. Под утро нарвались на какой-то, видимо, передовой отряд американских морских пехотинцев. Их было около шести десятков. С боем прорвались дальше, но потеряли троих убитыми и четырех ранеными. Прошли еще около километра в поисках места, где можно переждать до наступления темноты. Раненых несли на себе. На горизонте виднелись силуэты кораблей, но разобрать их принадлежность не составляло возможным, поэтому на всякий случай спрятались под скалами. Через два часа к нам прибилась группа бойцов-десантников из 104-го парашютно-десантного полка псковской дивизии ВДВ, который еще не успел эвакуироваться. Их было пять человек, во главе с сержантом. Лишние люди нам не помешают. Тем более, что под обрывами мыса Херсонес можно спрятать не только полсотни человек, но и всю сотню. Ближе к обеду наше охранение успело поднять тревогу, так как за нами оказывается шла группа американских горных стрелков, примерно семь десятков рыл. Завязался горячий бой. Один за одним убивали моих бойцов. Но и противник нес потери. Наконец подошли так близко, что дошло дело до рукопашной. Я отбросил бесполезный автомат, потому что не осталось к нему патронов, поднял всех и, выхватив саперную лопатку, пошел на ближайшего американского стрелка. Замахнулся и направил удар в голову, он отпарировал его винтовкой. Юсовец взял М-16 за дуло и нанес удар — я отклонился, винтовка улетела из рук и он выхватил штык-нож. Думать было некогда — этот пендосовский ублюдок может в меня сейчас очередью полоснуть из той же волыны, потому что она улетела недалеко и в два прыжка можно ее взять. Опять ударил лопаткой секущим в лицо. Он успел отпрыгнуть и полоснуть ножом воздух через мгновенье после того как там находилась моя грудь. Юсовец ударил меня ногой в бок, успел захватить его ногу, но под действием удара отлетел к большому камню и ударился плечом. Противник тоже упал, но успел полоснуть меня по плечу штыком. Я взвыл от боли и ударил по руке пендоса лопаткой. Кисть вместе с ножом висела на лоскутке кожи, из зияющей раны торчал обломок кости и била струйка крови. Янки закричал диким голосом, но я уже встал и его крик прервал ударом лопатки по горлу, а потом еще и еще, и еще. Для верности выхватил его нож и перерезал этому заокеанскому уроду горло. Наконец встал, вытер об труп руки, схватил его винтовку, примкнул штык-нож. Тут из-за камня на меня выскочил еще один горный стрелок, но успел завалить короткой очередью из винтовки, воткнул штык-нож в горло и повернул, пока не услышал хруст позвонков, а точнее я его почувствовал.

Стрелки не ожидали от нас такой прыти и отступили. Все знали, что это не надолго, поэтому нужно было уходить. Мы потеряли 15 человек убитыми, 6 тяжелоранеными и 4 легкоранеными. Но сваливать было уже поздно — нас зажали с двух сторон. Пришлось быстро организовать круговую оборону и начать отстреливаться. Да и боеприпасы были на исходе. Горные стрелки три раза нас атаковали, но безуспешно. Нас оставалось всего двадцать пять человек. Ночью нам удалось пробиться еще на километр, где укрылись в найденных гротах. На утро добрались наконец-то до порта, но в окрестностях зрелище было ужасающее: сплошные трупы везде, а в море где-то метров на сотню от берега было сплошное месиво из трупов и мусора. Воды и продуктов у нас не было. Раненых не могли бросить и несли с собой. Перевязывали их своими разорванными майками. Для того, чтобы хоть как-то напоить раненых я посылал бойца за морской водой, но ему пришлось заплывать аж метров на двести от берега и нырять в глубину, чтобы взять чистой морской воды. Потому что на поверхности она была вся кровавой и в солярочных разводах. Попытались кое-как опреснить воду путем процеживания сквозь кепки, но она становилась от этого еще гаже. А костер развести не могли — чтобы не привлечь дымом авиацию и наземные части противника. Раненые орали от боли и жажды, потому что морская вода ее только усиливала. После этих боев американцы некоторое время нас не трогали, а только с помощью мегафонов начали агитировать. А когда им это надоело, вертолеты просто начали „обрабатывать“ береговую линию. Чуть позже на силуэтах кораблей появились легкие дымки и через некоторое время до нас донеслись звуки выстрелов, так как ветер дул с моря. И на берег обрушился стальной шквал снарядов корабельной артиллерии. Земля загудела и затряслась под ударами главных калибров кораблей противника. Казалось, что землетрясение содрогает недра севастопольской земли, как это было уже не раз в истории существования города.

После этого юсовские горные стрелки все-таки решились и начали спускаться к нам. После очередной отбитой атаки американцы начали сверху закидывать ручными гранатами и обстреливать из гранатометов. Я приказал держать на прицеле гребень обрыва берега, чтобы отстреливали всех, кто появлялся на нем.

Вот уже два часа, как ведем вялую перестрелку с наседавшими горными стрелками. Нас оставалось шесть человек, один РПК с двумя-тремя очередями в нем, один РПГ с одним выстрелом и у каждого было по рожку к автомату. Патронов осталось совсем немного. Сдаваться в плен никто не собирался. Решили уйти морем, отстреливаясь, начали отступать к воде. Когда нас осталось трое, мы бросились в волны и, продолжая отстреливаться, поплыли от берега. Я плыл, посылая пули в сторону берега. Пусть видят сволочи, что русские морпехи не сдаются! Пробивались сквозь скопища трупов, захлебываясь морской водой, которая была красной от крови. Тут же скрылся под водой мой последний товарищ — старшина Пегриков. Его пулей в голову. Я отбросил автомат, который только мешал плыть. И тут почувствовал тупой удар в спину чуть ниже правой лопатки и острую боль. Успел только схватиться за ближайший плавающий труп в морской матросской форме, потерял сознание и ушел под воду…

Сначала была темнота. Перед глазами пролетела вся моя жизнь. Вот мать меня взяла за руки и пытается научить ходить. Вот уже на Первом звонке в Полярном в школе номер три, выступаю на линейке и читаю какие-то стихи, в конечном итоге по-сценарию заявляю, что хочу стать министром иностранных дел. Вот уже на выпускном бале. Мне вручают аттестат и дарят большую такую ромашку. Помню там было очень душно и все хотели чтобы торжественная часть побыстрее закончилась. И обо мне даже что-то типа частушки сочинили в стиле „мистер Воздержанность“. За неучастие в пьянках и гулянках. Потом началась подготовка к поступлению в военное училище, сидел на уроках физики и математики в десятых и одиннадцатых классах. Иногда из всего класса учитель работал только со мной, потому что остальным это было пофигу на учебу. Потом пот и учащенное дыхание во время бесконечных тренировок, когда готовился в военное училище — каждое утро бегал по шесть километров. Построение в военном училище и зачитали мою фамилию, но это мой однофамилец. Ну, думаю, пронесло! Но потом прозвучала снова моя фамилия, только теперь никто не ошибся. Это был список не сдавших вступительные экзамены. Потом каторжная работа в поле у фермера за пачку сигарет и пять гривен в день. Бесконечные драки с корейцами, которые арендовали у этого фермера землю, потому что они пытались тебя напрячь или в день зарплаты пытались забрать деньги. Погрузки многотоннажных грузовиков-дальномеров морковки и всякой тому подобной хрени в авральном режиме, когда грузчиков всего трое. Блики стробоскопов и ударный драйв ритм-гитары. Я стою на сцене и 'слэпом' играю на басухе, а вокруг пляшет пьяная молодежь. А вот и проводы в армию, которые состоялись на концерте нашей группы. Погоны помогли мне наконец-то осуществить давнюю мечту — избавиться от работы на этого фермера, чтобы теперь государство кормило и одевало. Морозное утро первого дня службы. Как курить-то хочется! В шинели, с веником в пол роста и скребками убираем снег перед штабом. Мы с Будулаем (корешом) зашкерились за кустами и курим. 'Слышь, воин! Взял вот эти носки и постирал! Потом подшиву еще пришьешь! — сказал мне лежавший на койке сержант. 'Небуду! — глухо сказал я. Драка в умывальнике. Их пятеро отожравшихся дембелей, нас двое. Троих положили, а остальные… видел только замахи кирзовых сапог. Наряд по автопарку, ночь. Стоишь у ворот и слушаешь как уходят поезда. С нетерпением ждешь окончания учебы и представляешь себя, уезжающего куда-то далеко. Выпуск из учебки, жаркий и душный май. Нетерпится пришить лычки младшего сержанта — только что командир роты объявил об окончании учебки с отличием и присвоением звания. Два дня безделия в ожидании покупателя. Мысли и чаянья о новом месте службы. Еканье сердца, когда тебя вызывают штаб. Молодой прапор-покупатель, молчаливый как белорусский партизан. Поезд Москва-Симферополь, ночь, разговоры с попутчиками, нехитрые угощенья. Родной Симферополь, знакомый с детства. Дальше вокзала не пошли — на электричку и дальше, в Севастополь. Служба в военкомате, удивление от простоты общения с офицерами и прапорщиками, после Павлоградской учебки. Трудности и тяжесть ответственности исполнения обязанностей начальника службы, так как штатный, майор Муленко — уволился. Первый день службы по контракту, хрустящий новый офицерский ремень, рабочий день до шести вечера и можно идти в город без увольняшки. Можно носить гражданку. Комната в общаге. Снова поезд, Севастополь — Киев. Пьянка с моряками, которые тоже ехали в Школу Прапорщиков. Жара, пыль, растертые ноги и 'убитые сапоги'. Десна! Стоим на плацу, вечер, командир взвода старший прапорщик Пыжик, требует со взвода пятьдесят гривен на пропой. Марш-бросок на стрельбище по пескам 'Поля чудес'. Дыхание хрипит от сухого воздуха и тяжести СПГ-9. Полевая сумка одета ранцем… Удар прикладом автомата в спину — это, мудак, старший лейтенант Галиевский подгоняет. Дождливый день выпуска в ноябре. Икарус-гармошка и восемь десятков новоиспеченных прапоров с вещами запыжованные в него. Киев-пассажирский, очередь в воинскую кассу. Магазин, скупка припасов в дорогу. Купе в поезде, вагон почти весь занят прапорами. Повальная пьянка. Драка с гражданскими в тамбуре — армия победила. Военкомат, разочарование от утраченных перспектив стать офицером. Оксанка… Вот и ты, она обращается ко мне:

— Вова, не смей, слышишь! Не смей умирать! Тебе еще рано, твой час еще не настал, ты помнишь, что ты поклялся сделать? А ты расклеился как кисейная барышня! А ну давай выплывай! Ишь чего удумал — тонуть собрался!

— Оксана, я не могу, у меня нет уже сил.

— Да чё ты п. шь! Все у тебя есть! Тебя же Лена ждет, ты забыл? Ты мне здесь не нужен! А ну давай загреби рукой вниз. Вот так. Молодец, давай еще раз. Молодец! Ну осталось совсем немного.

Открыл глаза и увидел, что погружаюсь во мрак. Я потерял ориентацию в пространстве, потому что из-за плавающих сверху трупов в воде было темно. Но исходя из того, что погружался, сделал несколько гребков левой рукой, чтобы придать своему телу противоположное направление движения. Через несколько длинных мгновений, стукнулся головой о что-то мягкое и той же левой рукой начал пробивать брешь к спасительному воздуху. Наконец моя голова появилась над поверхностью, жадно глотнул воздуха. Меня стошнило, закашлялся — слишком много наглотался морской воды. Рану нестерпимо жгло, каждый вздох отдавался болью и бульканьем. Увидел плававшее неподалеку бревно. Подплыл к нему и обнял его как любимую девушку или друга. Опять закашлялся и отхаркнул кровью. Так и есть — пробито легкое. Держась за бревно дождался темноты, во всю изображая труп. До берега оставалось около пятидесяти метров. Загребая правой рукой беспорядочно дрыгал ногами по направлению к берегу. Приходилось пробиваться сквозь скопление тел. А у берега мне пришлось по ним просто ползти. К темноте, наконец почувствовал под ногами земную твердь. Непослушные ноги скользили по склизким от наросших водорослей камней. Со всей первобытной жаждой жизни двигался к берегу, захлебываясь окровавленной водой. Трупы уже начали источать запах. Вот уже наполовину на земле. Волны мерно покачивали трупы и меня заодно. Силы покидали, но выполз все-таки на берег и потерял сознание. „Я доплыл!“ — последняя мысль, которая мелькнула у меня в голове перед провалом в забытье.

Очнулся на рассвете от того, что кто-то перевернул меня на спину и начал шарить в моих карманах. Незаметно взял в левую руку камень и, вложив оставшиеся силы, ударил шарившего по голове. Он со стоном упал — удар пришелся прямо по виску. Собрал последние силы и случайно нащупал у него аптечку. Разглядывать кто это был времени и сил не было. Единственное, что удалось — это раскрыть аптечку и приподнять голову, чтобы, сфокусировав зрение, посмотреть содержимое аптечки. Увидел тюбик-шприц с промедолом, который вколол себе. Через десять минут чувствовал себя более или менее удовлетворительно, чтобы встать и пойти. Вытащив из кобуры трупа пистолет и, изрядно пошатываясь, побрел в сторону города. Каждый шаг отдавался в моем мозге жгучей болью в груди и спине. Правой рукой шевелить было безумно больно. Еще слышались звуки перестрелки, причем совсем недалеко. Для того, чтобы отвлечься от боли, сверлящей мозг, начал считать шаги. Когда остановился на двух сотнях, упал и потерял сознание.

Не знаю сколько на этот раз был в отключке, но теперь меня вытащили из забытья звуки, как будто кто-то рядом проходит. Открыл глаза, так и есть: проходили какие-то солдаты в нашей форме. Моему присутствию ни кто не удивился, так как рядом валялось еще много трупов и еще больше прибилось к берегу в воде. Опять собрал силы и попытался крикнуть, но из уст вырвался только стон. Но и этого было вполне достаточно, чтобы рядом проходивший боец его услышал и повернул голову в мою сторону. Он что-то крикнул остальным и подбежал ко мне. От них пахло потом и немытым телом. Солдат приложил ухо к моей груди и послушал, бьется ли сердце. Тем временем подбежали еще двое.

— Пацаны, он еще живой. И дышит, — сказал первый, что подбежал ко мне.

— Ну и что? Ты, Петриченко, лучше добей его, — сказал один из подошедших

— Да ты чё, Василий! Он же свой! — сказал Петриченко доставая из нарукавного кармана американскую индивидуальную аптечку и стаскивая с себя тельняшку.

— Ну и возись с ним, мы тебя ждать не будем. Он же все равно не жилец. — сказал Василий и пошел за остальными.

Тем временем тот, кого назвали Петриченко вколол мне что-то и перевязал рану тельняшкой, предварительно выполоскав ее в море. Потом взвалил меня на плечи и отправился за остальными. Временами были минуты, когда проблескивало у меня сознание. Успевал замечать только то, что нес уже кто-то другой…

Не знаю, сон это или явь: сижу за школьной партой в классе истории. Наш преподаватель истории, Подберезкин Дмитрий Федорович, что-то рассказывал. Я его не слушал и о чем-то разговаривал со своим школьным корешем Димкой Зеленским. И тут меня подымает ДээФ (Дмитрий Федорович).

— Как тебе кажется, Свешников, „жизнь — абсолютная ценность“ — это верное утверждение или нет? — спросил он.

— Нет, не правильное. — ответил я.

— А почему? Обоснуй свою точку зрения, а нам всем без исключения интересно ее узнать, а то вы с Зеленским так мило болтали, что мне показалось, что обсуждали именно это утверждение — с некоторой иронией произнес он.

— Жизнь не может характеризоваться как ценность или не ценность, потому что ценность или скажем прямо — цена, сама по себе уже величина относительная. — после нескольких секунд молчания ответил я.

— С чего бы это? То есть ты хочешь сказать, что ценность и цена это два одинаковых понятия.

— Да так оно и есть. Исходя из теории цен Маркса, „Цена — это денежный эквивалент за затраченный труд на производство того или иного продукта“. Какие труды вы лично затратили на свое рождение? То есть это не ваша заслуга, что вы появились на свет, а заслуга родителей. Значит жизнь цены не имеет, лично для меня. И вообще это утверждение придумали американские сволочи, которых мы еще будем давить.

— Интересно у тебя получается: жизнь — это не абсолютная ценность, так как у нее нет цены, потому что я ее не заработал. Мысль конечно интересная и Маркса к месту приплел, но все-таки жизнь получается бесценной, исходя из твоих рассуждений. А теперь объясни мне почему цена относительная, как ты выразился, величина?

— Хорошо, простой пример: дайте мне муку, дрожжи, яблоки и скажите приготовить из этого яблочный пирог. Я ни разу в жизни еще не пек ничего и в конечном итоге из нормальных продуктов получится несъедобная фигня. Хотя затрачу массу усилий и труда для того, чтобы приготовить пирог. В итоге всем моим трудам и приготовленному пирогу цена — ноль. А дайте эти же продукты профессиональному кондитеру или просто нормальной домохозяйке, которые при минимуме усилий приготовят прекрасный яблочный пирог. Это я к чему, что все у нас в жизни относительно, а цена жизни — это вообще не величина. Если бы наши деды и прадеды задумывались под Москвой в 41-м, что жизнь — это абсолютная ценность, то мы бы не выиграли бы 2-ую Мировую войну. Абсолютными величинами я считаю только физические, математические и химические постоянные, которые в любой точке Вселенной остаются постоянными. То есть если у нас число ПИ равно 3,14, то и на Альфе Центавра оно будет равно 3,14. Почему тогда кланяться пулям было зазорно? Это же прекрасно показал Толстой и Симонов. Я не спорю, что любому человеку хочется жить, но когда дело касается понятия Родины и родных, понятие „жизнь — абсолютная величина“ просто само себе противоречит.

— Интересно ты рассуждаешь, Володя. Все вроде правильно, но ты не учел некоторых факторов, например: под Москвой у солдат не было выбора потому что сзади у них стояли заградительные отряды НКВД.

— Это не показатель, некоторые заградотряды приходили на передовую и воевали с немцами вместе с остальными войсками. Да и вообще, нашим ничего кроме жизни и чести терять было нечего. Но лучше потерять жизнь, чем честь. А взять американцев, если у тебя вилла на берегу океана, красивая, на все согласная, жена и еще куча таких же любовниц, изрядный счет в банке — конечно тебе есть что терять. И поэтому придумали это понятие…

Открыл глаза, ужасно хотелось пить, тупая саднящая боль разрывала спину с правой стороны. Я лежал на животе на подстеленной плащ-палатке. Рядом доносились голоса сидевших солдат. Попытался пошевелиться и ожгла боль в спине еще более немилосердно, застонал. Тут ко мне подошел Петриченко.

— Ну, наконец-то очухался, лейтенант. А то я грешным делом подумал, что ты того, решил поставить кеды в угол, но ты молодец, держишься. — начал говорить он весело. — Ничего еще пару переходов и мы будем у партизан.

— Где я? — хрипло спросил я, и тут же зашелся кашлем, который вызывал у меня кровавую пену изо рта и жгучую боль в под правой лопаткой и в правом легком.

— Не боись, мы окруженцы. Дойдем до партизан, а там тебя отправят на материк, вылечат, залатают и снова будешь как новенький. А теперь тебе нужно поесть и поспать. — с этими словами он сел возле меня, осторожно посадил и начал кормить размоченным в морской соленой воде сухарем. Я кашлял, есть было трудно, но знал, что это нужно.

Через сутки напоролись на партизанский заслон. Меня перенесли в палатку, где размещался их полевой госпиталь. В палатке битком набито ранеными. Стояла вонь от экскрементов, крови, блевотины, немытых тел и стоны умирающих. В соседней палатке была операционная и там слышалось побрякивание падающих хирургических инструментов в металлические лотки. Меня принимала немолодая санитарка. Казалось, что от усталости она выглядит еще старше. Когда меня положили на пол в палатке, что-то вкололи — отрубился моментально. Впервые заснул, а не потерял сознание.

Проснулся от того, что меня куда-то несли. Открыл глаза и в глаза ударил яркий свет. Я зажмурился и тут же почувствовал боль в спине, потому что меня перекладывали на операционный стол. Видеть лиц людей, которые проводили операцию не мог, потому что лежал на животе. И тут боль опять пронзила всю мою сущность. Закричал, начал отчаянно материться. О Боже, как мне больно!!! Оксана, я хочу жить, чтобы отомстить за тебя!!! И тут опять потерял сознание.

Очнулся уже после того как вертолет поднялся в воздух. Я летел на „материк“.

Севастополь. 2001–2009 г.

Термины, сокращения и аббревиатуры

БТР — бронетранспортер.

„Громкая“ или ГГС — громкоговорящая связь.

Мобкласс- класс мобилизационной подготовки.

ГУ — группа управления.

АГС- автоматический станковый гранатомет.

БМП — боевая машина пехоты.

ЗРК — зенитно-ракетный комплекс.

ГРКР „Москва“ — гвардейский ракетный крейсер „Москва“ — флагман Черноморского флота Российской федерации.

Голандия — одна из бухт в Севастополе и также называется микрорайон в Севастополе, где раньше находился Севастопольское высшее военно-морское инженерное училище, где готовили подводников-атомщиков, сейчас там находится Севастопольский Национальный университет ядерной энергии и промышленности.

Эскадра ОВРа — эскадра охраны водного района.

Лейтенант-вэвэшник — от абрвеатуры ВВ — внутренние войска.

АТП — автотранспортное предприятие.

АХЧ — административно-хозяйственная часть.

ГВК — горвоенкомат.

ППСТ — пункт предварительного сбора техники.

ГП-25 — подствольный гранатомет для автомата Клашникова.

ПМ- пистолет Макарова.

ППСВ- пункт предварительного сбора военнообязанных.

ПЗП (укр.) — пункт зустрічі поповнення. Пункт встречи пополнения.

ПКМ — пулемет Калашникова.

РЭБ — радиоэлектронная борьба.

СКР — сторожевой корабль.

МПК- малый противолодочный корабль.

БДК- большой десантный корабль.

Троицкая бухта — бухта в Севастополе, где расположен 13-й судоремонтный завод ЧФ РФ.

КЧФ РФ — Краснознаменный Черноморский флот Российской федерации.

КПП — контрольно-пропускной пункт.

Фурик- сленговое название форменной полевой кепки.

Берцы- сленговое название форменных полевых армейских ботинок с высокими берцами.

ИПП — индивидуальный перевязочный пакет.

Морпехи — морские пехотинцы.

АЗС — автозаправочная станция.

Закавказский ВО-Закавказский военный округ.

УО — участок оповещения.

ДРГ — диверсионно-разведывательная группа.

ОЗК — общевойсковой защитный комплект для защиты от оружия массового поражения.

Эвакопункт — эвакуационный пункт.

ЗПУ — защищенный пункт управления.

ЭДП-2 — электродетонатор.

Пятый километр — 5-й километр Балаклавского шоссе, где расположен самый крупный рынок в городе и рядом городское кладбище.

Щель — небольшое фортификационное сооружение необходимое для укрытия личного состава во время бомбежек и налетов.

Топик — название маршрутных такси в Севастополе.

КПУ — Коммунистическая партия Украины.

ППС — патрульно-постовая служба.

ПВО — противовоздушная оборона.

ВОХРа — вооруженная охрана, которая не является воинским формированием и комплектуется в основном женщинами, отставниками-военными. Вооружена, как правило устаревшим оружием, которое снято с вооружения в силовых ведомствах.

РПГ-7 В — ручной противотанковый гранатомет принятый на вооружение в армиях бывшего СССР.

ПЗРК — переносной зенитно-ракетный комплекс.

Абрамс — танк принятый на вооружение в армии США.

М-113 — боевая машина пехоты принятая на вооружение в армии США.

СПГ-9 — станковый противотанковый гранатомет.

ПТУР — противотанковые управляемые ракеты.

ПГО — прицел гранатометный оптический.

ПКТ — пулемет Калашникова танковый.

РКГ-3 — ручная кумулятивная граната.

Ф-1 — ручная граната.

ТОФ — Тихоокеанский флот.

УР — укрепленный район.

СОР — Севастопольский оборонительный район.

ВС — Вооруженные Силы.

ДОТ — долговременная огневая точка.

ЗКП — запасной (защищенный) командный пункт.

Тридцатьдевятка — 39-й учебный центр ВМС Украины.

ВПК — военно-промышленный комплекс.

КБ — конструкторское бюро.

Жунько Л.М. — Председатель Севастопольской городской государственной администрации.

НЗ — неприкосновенный запас.

„Стекло“ или стекляшка — расцветка камуфляжа.

НСВТ — крупнокалиберный пулемет.

„Муха“ или РПГ-18 — реактивная противотанковая граната одноразового использования.

НРС — неуправляемый реактивный снаряд.

„Шмель“ или РПГ-22 — реактивный огнемет одноразового использования.

РПК — ручной пулемет Калашникова на сошках.

СВД — снайперская винтовка Драгунова.

Пантоцид — препарат для обеззараживания воды.

БРДМ — боевая разведывательная — дозорная машина.

Триплекс — смотровые оптические приборы в бронетехнике.

САУ — самоходная артиллерийская установка.

БМД (бээмдэ) — боевая машина десанта.

НП — наблюдательный пункт.

Зампотех — заместитель по технической части.

МТЛБ — малый тягач легкобронированный.

Оглавление

Часть 1

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

Часть 2

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

Термины, сокращения и аббревиатуры

Реклама на сайте