«Выбор»

Игорь Ревва ВЫБОР

Часть первая

Глава первая

Одним из самых неприятных событий в жизни я считаю неожиданный и довольно сильный удар по затылку. Причем полученный как раз в тот момент, когда человек уже собирается выходить из гостиничного номера. Да еще не просто так выходить, а на свидание с девушкой! И надо же было случиться, что именно я оказался тем самым дураком, кому достался подобный подзатыльник!

Погода сегодня в Лондоне была паршивая, впрочем, как обычно. В английских департаментах всегда туман и сырость. Особенно ранней весной. Не представляю себе, как вообще люди могут жить здесь?! И поскольку мутная пелена лондонского тумана за окном не давала мне никакого представления о том, холодно ли еще на улице, я решил высунуть руку в форточку.

Номер, который я снимал, находился на втором этаже гостиницы «Веллингтон», расположенной в квартале на Грейт-Портленд-стрит. Гостиница была хорошая, можно даже сказать, самая солидная гостиница в Лондоне. Настолько, насколько вообще применим этот термин к лондонским гостиницам. Однако и цена за номер была гораздо выше, чем везде, — тридцать франков за сутки!

Конечно, у нас в Москве снять номер дешевле чем за шестьдесят франков вообще невозможно, но в индийских или, там, китайских губерниях цены выше двадцати франков никогда не поднимаются. Да и не только у нас — в любом департаменте Западной Империи — хоть в германском, хоть в испанском — та же самая картина. Однако хозяин гостиницы, наверное, думал, что Лондон — это нечто особенное! А если и не весь Лондон, то уж Грейт-Портленд-стрит — наверняка! Впрочем, при моем месячном жалованье в пять тысяч франков я вполне мог позволить себе снять такой дорогой номер на пару дней. А дольше пробыть здесь мне, наверное, и не придется. Организация, правда, ничего из этих расходов мне не компенсирует, но не будем мелочиться — я и так достаточно зарабатываю.

Вы спросите, как меня вообще занесло в это захолустье? Да я и сам удивляюсь! Проторчать в Лондоне все праздничные дни — не очень-то подходящее занятие для начальника отдела программирования самой крупной в Восточной Империи компании по производству вычислительной техники. Тем более что официально я здесь проводил свой законный отпуск, что вполне могло вызвать у окружающих сочувствие к моим умственным способностям. Потому что ни один нормальный человек не потащится за границу для того, чтобы встречать праздники в провинции. Но мой отпуск — это, как я уже говорил, официальная версия, придуманная, кстати сказать, моим руководством. А вот НЕофициальная… Но об этом немного позже.

Естественно, что, прибыв в Лондон, я первым же делом принялся искать, как бы провести время повеселее. И, представьте себе, нашел-таки!

Девушка стояла на одной ножке, опираясь о стену, и держала в руках свою туфельку. Она бросила на меня растерянный взгляд и смущенно улыбнулась. И в глазах ее промелькнуло что-то смутно знакомое. Так иногда бывает — видишь человека впервые, но взгляд его тебе кого-то напоминает. Или даже не сам взгляд, а выражение, с которым человек на тебя смотрит.

Это длилось несколько секунд, а потом все прошло. И осталась только незнакомая растерянная и симпатичная девчонка.

— Вам помочь? — галантно поинтересовался я.

— О!.. — пролепетала она. — Каблук…

В первый момент я заметил только ее стройненькую ножку, обтянутую черными колготками, которой она старательно не наступала на сырой асфальт. Я рассматривал ножку не очень долго, но достаточно для того, чтобы она хорошо запечатлелась в моей памяти. Приятно, знаете ли, когда память заполнена подобными образами. Тем более что смотреть на ее ноги я имел полное право — ведь я же собирался отважно спасать эту девушку, так неудачно сломавшую свой каблучок!

Ее зовут Синтия Тейлор и работает она продавщицей в ювелирном магазине. Мне она сразу понравилась — молодая, около двадцати лет, среднего роста, темноволосая и стройная, с внешностью явной провинциалки. По-русски она говорила через пень-колоду, и я сразу же перешел на французский. Впрочем, в первые минуты знакомства наш разговор ограничивался только моими сочувственными ахами и охами да ее скорбными восклицаниями.

Я мгновенно поймал такси и помог ей усесться в машину. Синтия назвала водителю адрес, и вскоре она уже опиралась на мою руку, входя в дом. Мне очень хотелось предложить донести ее на руках, но я не стал портить так удачно начатое знакомство легкомысленными высказываниями.

Синтия жила на Дин-род, Сент-Джонс-вуд, в небольшом доме, пригодном скорее для временной ночевки, нежели для постоянного обитания. Хозяева этих строений предпочитают сдавать их внаем, и я сразу подумал, что Синтия просто снимает этот дом. Причем с недавнего времени — в комнатах отсутствовал тот маленький беспорядок, который обычно и придает жилью уют. Комнаты вообще не несли на себе отпечаток постоянно живущей в них молодой и одинокой женщины. Ну, вы понимаете, о чем я говорю. Никаких там лифчиков-трусиков, разбросанных по самым неожиданным местам, равно как и развешанных по стенам цветных фотографий любимых киноартистов или, к примеру, собачек-кошечек. В пользу моей догадки говорила и еще одна деталь — небольшая телефонная розетка на стене. Розетка была двойной, с возможностью подключения ЭВМ к Всемирной Электронной Сети.

Продавщицы в провинции обычно зарабатывают не очень-то много — франков двести — двести пятьдесят в месяц. Ну, пусть триста! Так что домашней ЭВМ у нее просто никак не могло быть. Не говоря уже о том, что оплачивать счета за пользование ВЭС ей было совсем не по карману. У меня самого, несмотря на все скидки, в месяц уходило больше двухсот франков на оплату этих услуг. Да и потом, розетка была пустой, шторки ее были закрыты, и не только ЭВМ, но даже простого телефона к ней не было подключено. Так что скорее всего это было предусмотрительностью истинного хозяина дома, сдававшего его внаем.

Да и сама Синтия, узнав, что я работаю в компании «ДВК», посмотрела на меня расширенными от почтения глазами. Еще бы! Самая солидная компания в мире! И Синтия сразу же немного растерялась. Она смущалась и чувствовала себя неловко оттого, что доставила мне столько беспокойства. Я решил не разубеждать ее в этом и в результате получил предложение выпить чашечку чаю. Довольно быстро я понял, что сегодня, к сожалению, дальше чая дело не пойдет, и не стал форсировать события.

Через полчаса я уже выяснил, что у Синтии завтра выходной, и тут же предложил ей провести вечер вместе. Она, понятное дело, для приличия немного поломалась, но потом согласилась, и мы договорились встретиться у Вестминстерского аббатства — единственное место в этой дыре (кроме, разумеется, развалин Тауэра), название которого с ходу может вспомнить человек, впервые оказавшийся в Лондоне. Да и то только потому, что там находились усыпальницы Диккенса и Ньютона.

И сегодня, собираясь на свидание, я стоял посреди гостиничного номера уже в пальто и решал: надевать перчатки или нет? Ненавижу таскать с собой разное барахло — всякие там свертки, папки, портфели. А особенно — перчатки, когда в них нет необходимости. Но высунутая в форточку рука сообщала мне, что на улице довольно холодно и перчатки лишними совсем не окажутся.

Захлопнув форточку, я подошел к камину. Рука озябла, кожа сделалась влажной и даже как будто липкой от этого жуткого тумана. Но едва только я протянул замерзшую ладонь к огню, как тут-то меня и долбануло по затылку.

Та штуковина, что приложилась к моей голове, теперь валялась на ковре, поблескивая своими хромированными металлическими частями. Я потер затылок, длинно и смачно выругался и подобрал ее. С виду так сразу и не поймешь, что это за лабудень. Больше всего она была похожа на уменьшенную копию какого-то старинного ткацкого станка. Она свободно умещалась на моей ладони и состояла из очень многих мелких деталей. Некоторые из них действительно были металлическими, но я заметил и темнеющие крепления то ли из эбонита, то ли из дерева. А кое-где, меж причудливо изогнутых полосок и стерженьков, поблескивали крошечные осколки стекла, аккуратно прикрепленные к остальным частям механизма. Короче говоря, все это выглядело как бред сумасшедшего часовщика, решившего с досады запульнуть свою фигню ко мне в окошко. Хотя нет… Окошко-то к тому моменту я уже успел закрыть… А может быть, она свалилась с камина?

Я посмотрел на мраморную доску над камином. Доска была расположена под значительным углом и стоять там что-либо не могло вообще.

Часы прозвенели, сообщая, что уже без четверти пять. Я договорился с Синтией на шесть, но намеревался немного пройтись по городу. Так что если я действительно хочу это сделать, мне самое время покинуть номер. Я осторожно положил это «ударное устройство» на стол и вышел в коридор.

В вестибюле гостиницы в глаза мне бросился плакат, которого еще вчера здесь не было. Большой и красочный, отпечатанный на дорогой мелованной бумаге плакат «Двести лет Великому Договору!!!». С датами «1801–2001» и портретами обоих императоров, подписавших Договор, — Павла I и Наполеона I. Снисходительную улыбку вызвало у меня то, что надписи были сделаны не только на французском и русском языках, но и на английском, на котором нигде в Империях и не разговаривают. Ну, может быть, иногда в английских департаментах. Хотя хозяин гостиницы, наверное, был ярым патриотом своего департамента. Такое иногда случается — меня самого друзья порой называют патриотом. Только произносят они это со снисходительным сожалением, не забывая добавлять еще слово «хренов».

У меня мелькнула сумасшедшая мысль, что хозяин гостиницы собрался отправить часть этих плакатов в Америку или в Австралию, где английский язык является государственным. И я едва удержался от улыбки, представив себе, какими словами его подарочек могли бы там встретить.

Я посмотрел на изящную подпись под портретами «Императоры Наполеон и Павел» и подумал о том, что вообще-то Наполеон был тогда не императором, а Первым Консулом. Императором он стал именоваться несколько позже, в 1804 году. Я так думаю, что этот титул он присвоил себе из зависти к нашему Павлу Петровичу. Ну и из благозвучия, что ли. Одно дело сказать: «императоры подписали договор о мире и сотрудничестве», и совсем другое: «император Павел Петрович Романов и Первый Консул Наполеон Бонапарт заключили договор…» Чувствуете? Не звучит как-то! А ведь я видел подобный документ — с месяц тому назад одна ядовитая оппозиционная газетка, выходящая в каком-то итальянском департаменте Западной Империи, опубликовала фотографию из старого французского издания тех времен. И автор сопроводительной статьи выражал сомнение в том, что титул императора был присвоен Наполеону по закону. Не знаю, чего он добивался этой своей писаниной (Ха!!! Может быть, пересмотра Великого Договора?!), но статья была резкой, можно сказать, ругательной, хотя и очень интересно написанной. При самом Наполеоне I редактора газеты наверняка расстреляли бы за такую статью. Или что там было двести лет назад? Гильотина, что ли? Этому редактору повезло, что нынешние правительства — что у нас, в Восточной, что здесь, в Западной Империи — гораздо либеральнее и терпимее к подобным высказываниям, чем тогда, в девятнадцатом веке. А то не сносить бы газетчикам головы. Но я все же думаю, что Наполеон I своим императорством просто пытался дотянуться до династии Романовых. К тому же император — это вам не какой-нибудь Консул, пусть даже и Первый. Что такое Первый Консул и с чем его едят, в то время (да и сейчас тоже) мало кто понимал. А вот император — другое дело!

Я подошел к стойке портье, чтобы отдать ключ от номера. Старый портье куда-то ушел и на его месте сейчас маячил молоденький паренек, расплывшийся при виде меня широкой улыбкой.

— Как мсье понравился номер? — поинтересовался он.

Говорил он по-французски и явно не признал во мне иностранца. Видимо, его ввело в заблуждение мое имя.

— Я не мсье, — улыбнулся я.

Мне не очень-то хотелось объяснять ему, как мне понравился номер, — затылок все еще побаливал. Хотя меня так и подмывало спросить, каждому ли постояльцу этой гостиницы дают по голове непонятными приспособлениями или я явился редким исключением?

— О! Простите, господин… — паренек, мгновенно перешедший на русский, сверился с записью в книге, — господин Климов! Надеюсь, вас все устроило?

— Да, — отвечаю. Кроме подзатыльника, подумал я.

— Вам что-нибудь угодно? — услужливо интересуется паренек, и я вдруг соображаю, что портье-то уже сменился! И если старик не ответил мне должным образом, то, может быть, именно этот парень?..

— Есть у вас программа кинотеатров? — интересуюсь я.

— Разумеется! — Широкая улыбка, радостный взгляд, готовность пожертвовать всем ради меня. — Программка на всю неделю. С рецензиями, в красочном оформлении…

— Сколько она стоит? — Я лезу в карман.

— Пять копеек, — улыбается паренек.

— Газеты в пять раз дешевле, — пространно замечаю я, в упор глядя на него.

— О! Разумеется, господин Климов! — с готовностью соглашается паренек. — Но ни в одной газете вы не найдете столь подробного описания, столь точной и полной информации!..

Он нес еще что-то, но я уже понял, что либо наш человек здесь больше не работает, либо он просто не хочет выходить на связь. Интересно, почему? Но сейчас я не был готов размышлять на эту тему — голова не очень хорошо работала после недавней затрещины. И только этим можно было объяснить то, что я полез в карман за деньгами. А когда опомнился и подумал, что программка кинотеатров у меня вообще-то уже есть, то мне просто стало неудобно отказываться.

Ладно уж, думаю я. Хотя и говорят, что копейка франк бережет, но сегодня, видимо, копейка бережет не мой франк…

Покопавшись в кармане, я отыскал пятикопеечную монетку и положил ее на стойку. Паренек еще раз вежливо улыбнулся и протянул мне тоненькую книжечку в цветастой обложке. Я выбрал кресло в самом дальнем углу вестибюля, уселся в него и принялся рассматривать свое приобретение. Программку, купленную мной у портье утром, я легкомысленно зашвырнул под кровать в своем номере, а сейчас мне вдруг стало интересно, за что это тут дерут целый пятак? Кроме того, я вдруг подумал, что таскаться с девушкой по туманным улицам — не самое лучшее занятие. А поскольку я уже покинул номер… Э-э-э! Да что там говорить! Просто голова все еще слегка гудела и мне хотелось спокойно посидеть!..

Надо вам сказать, что книжечка эта пяти копеек вполне стоила. Там были не только программы всех фильмов, идущих на этой неделе в Лондоне, но и объявления о концертных гастролях музыкальных групп и даже рекламы различных ресторанов. Короче говоря, все, что может помочь весело провести время скучающему гостю этого города. Каковым я, без сомнения, и должен был выглядеть по задумке своего непосредственного начальника — Сергея Антоновича Костенко, — отправившего меня в это захолустье. Что ж, почитаем, подумал я. Может быть, нам с Синтией вообще стоит начать вечер с кино? Неплохая идея…

Видимо, хозяин гостиницы хотел этой брошюркой произвести впечатление на своих постояльцев. И это ему неплохо удалось. Во всяком случае, в отношении меня.

Фильмы же, что шли на этой неделе, навеяли на меня скуку. Все кинотеатры словно бы сговорились, и повсюду показывали «Вечный мир» по роману Вальтера Скотта. И не надоело им крутить подобное старье?! Впрочем, у нас, в Москве, сейчас наверняка тоже, куда ни плюнь, «Войну и мир» показывают. Так что наши киношники не очень-то отличаются от западных.

Может быть, вам это и покажется странным, но мне лично «Война и мир» нравится больше. Ну не трогает меня покорение Наполеоном I Африки! Не трогает, и все! То ли я действительно патриот, то ли «Вечный мир» и вправду слишком уж скучный — не знаю. Гораздо интереснее смотреть, как наши казаки входили в Индию. А уж как Матвеев сыграл Атамана донского казачьего войска Матвея Ивановича Платова — так, пожалуй, никто и не сыграет. Его даже сам император Александр V лично поблагодарил за эту роль. И подарок ему преподнес — первое издание «Войны и мира». Мало того, что раритетное издание, так император даже собственноручно надпись сделал на титульном листе: «Матвееву за Матвея».

Оба этих фильма — и «Война и мир», и «Вечный мир» — я уже видел, и не один раз. А вот книгу Толстого одолеть не смог. Слишком уж растянуто там все. Мне так и не удалось продраться через все эти описания заговора, казни Палена, Беннигсена и Зубова и прочие дворцовые интриги. Еще в гимназии я удивлялся, что в учебнике литературы написано: «Роман начинается с описания заключения Великого Договора 15 марта 1801 года…» А на первых двух сотнях страниц Толстой до самого Договора так и не добрался.

А вот фильм гораздо динамичнее и интереснее. Но смотреть его еще раз я бы не стал. А уж «Вечный мир» — тем более. Особенно в компании с девушкой.

Легкомысленную порнуху из категории «кроме несовершеннолетних» я даже и не принимал в расчет. Не стоит нам с Синтией выделяться своим возрастом из толпы тех самых несовершеннолетних, которыми в основном и будет набит зал.

Выбор свой я остановил на новом фантастическом боевичке Люка Бессона «Пятый элемент». По правде говоря, фантастику я люблю, хоть это и вызывает снисходительную усмешку у моих коллег. К тому же в этом фильме играет Вальтер Брюс Уиллисон. Очень хороший актер. Пожалуй, даже единственный настоящий актер, родившийся в германском департаменте. Кроме того, все трюки и эффекты в этом фильме были созданы с помощью техники нашей компании. Вообще «Бессон Синема» — один из самых солидных наших клиентов. И приятно, черт побери, смотреть фильм и знать, что все эти космические корабли, взрывы и бабахи сделаны на наших ЭВМ! К тому же это может послужить и неплохой темой для разговора с девушкой…

Решено! Пойдем на «Пятый элемент»!

Головная боль у меня немного поутихла, но для пешей прогулки все равно уже не было ни времени, ни желания. Пришлось взять такси, благо их возле гостиницы торчало предостаточно.

Синтия уже была на месте и заметно обрадовалась моему появлению. Выглядела она очень симпатично — коротенькая черная шубка почти полностью открывала стройные ножки в черных сапожках, длинные темные волосы рассыпались по плечам.

Моему предложению пойти в кино она обрадовалась (или очень умело сделала вид). Она, как и я, уже видела этот фильм, но была от него в восторге и с готовностью согласилась посмотреть его еще раз. Так что рассказывать о том, как мы провели следующие два часа, значит полностью пересказывать содержание всего фильма. Потому что в кинотеатре прямо за нашей спиной расположилась какая-то бабулька с внуком, подробно объясняющая юному чаду ту или иную сцену. В результате я старался не давать волю рукам и мы с Синтией только хихикали, слушая пояснения этой продвинутой в техническом отношении бабульки. Особенно мне запомнилась ее трактовка финала, когда показывали любовную сцену. В этом вопросе ее внучек оказался более развитым и его резюме, сказанное по-русски, звучало намного сочнее и было гораздо ближе к истине, чем бабулькины французские изъяснения.

После кино мы с Синтией отправились в ресторан на такси. Таксист, надо сказать, попался чересчур сообразительный — он сразу смекнул, с кем имеет дело. Но я понял это только тогда, когда мы выехали из переулка на Шафтсбери-авеню и свернули к Сиркусу. Я подумал, что можно было бы поужинать и здесь, в «Кафе Рояль», но не стал менять своего решения. Раз уж Синтия хотела в Риджент-Палас, отправимся туда. И глядя, как водитель сворачивает с Пиккадилли-Сиркус на боковую улицу, ведущую в Сохо, я едва сдержался от ехидного замечания — к отелю «Риджент-Палас» можно было проехать гораздо короче. Но водитель, сразу же признав во мне иностранца, решил совершить небольшую экскурсию по городу. За мой счет, разумеется. Синтия бросила на меня быстрый взгляд, но я нацепил безразличную маску на физиономию и принялся с интересом пялиться в окно такси. Пусть она тоже думает, что я в Лондоне впервые.

После довольно продолжительного путешествия мы оказались возле Голден-сквер, где у водителя, наверное, проснулись остатки совести и он хоть и с явной неохотой, но свернул на Риджент-стрит. Впрочем, скорее всего совесть его тут и ни при чем. Водитель, может быть, прокатил бы нас и до самой обсерватории в Гринвиче, но Синтия вдруг вообразила себя гидом и начала описывать мне город. И в словах ее содержался явный намек таксисту, чтобы тот не очень-то наглел.

— Это Голден-сквер, — поясняла Синтия. — А вот по тому переулку мы как раз и попадем к отелю… Во-о-он тот переулок, видишь?

Голос Синтии выдавал заметное волнение. Да и говорила она по большей части не для меня, а для водителя, который, похоже, и вправду собрался уже везти нас от Голден-сквер на Риджент-стрит чуть ли не через Гринвич.

— Ага, — широко улыбнулся я, глядя на втянувшего голову в плечи водителя. — Как интересно! Никогда не бывал в Лондоне!

— Тебе здесь понравится! — с жаром отвечала Синтия. — Это, конечно, не Москва и даже не Ревель, но тоже не такой уж маленький городок! И, к тому же, очень интересный!..

Для любителей пронафталиненной старины, подумал я и снова широко улыбнулся. А что касается того, что Лондон не такой большой город, как мой родной Ревель, так и Пермь ему сто очков вперед даст! Из всех городов Восточной Империи, где я бывал, пожалуй, только Туруханск уступает Лондону своими размерами, да и то — самую малость. Правда в Лондоне в отличие от Туруханска навалом всяких интересных мест. Есть, короче говоря, куда пойти…

Такси остановилось возле зеркальных дверей отеля, и подоспевший швейцар услужливо распахнул перед нами дверцу машины. Я внутренне усмехнулся, когда водитель отважно назвал цену за проезд — четыре франка. Честно говоря, ему бы и трех за глаза хватило! Но я небрежно протянул пятифранковую банкноту и досадливо отмахнулся от сдачи — пригоршни двадцатикопеечных монет.

В ресторане же Синтии понравилось абсолютно все — и стол, и вино, и даже мои (признаю честно) не очень остроумные шуточки. Мне тоже там все понравилось, особенно сомелье, который слишком старательно пялился на коленки моей спутницы. Он так усердствовал в этом занятии, что даже пролил вино на скатерть. Впрочем, обед в ресторане понравился мне еще больше. Нигде, кроме как в английских департаментах, мне не удавалось попробовать настоящего бифштекса с кровью! Можно подумать, что во всем остальном мире коровы рождаются на свет уже слегка пережаренными!..

Затем я предложил Синтии провести остаток вечера где-нибудь в более спокойной обстановке. Она согласилась и пригласила меня в гости. Мы взяли в ресторане бутылочку вина, поймали такси и поехали к ней. По дороге Синтия прижималась ко мне — не навязчиво, а так, самую малость, — и я уже предвкушал приятный вечер и, вполне возможно, не менее приятную ночь. Видимо, Синтия была настроена точно так же, потому что дома она не стала потчевать меня старыми пожелтевшими фотографиями (чего я терпеть не могу!), а сразу же потребовала открыть бутылку и пошла на кухню за бокалами.

Мы с Синтией сидели на диване и пили вино. Вернее сказать, пила одна она — я уже и без того достаточно нагрузился и не хотел окосеть окончательно. Бокал, который я держал в руке, был уже вторым — первый, пока Синтия выходила из комнаты, я быстренько скормил цветочному горшку. Не дело, конечно, обращаться подобным образом с настоящим «Бордо», но в меня больше просто не влезало.

Говорили мы о каких-то пустяках. Постепенно наша беседа стала замирать и уступать место более интересному времяпрепровождению. А потом… Потом было все хорошо!..

Я мог бы, конечно, рассказать и поподробнее, но не в моих привычках трепать языком о своих женщинах. Тем более о том, что больше всего понравилось той или иной из них в постели. Так что если с воображением у вас все в порядке — додумайте сами, что происходило в течение следующих часов. К тому же я и сам, честно говоря, не очень хорошо запомнил, что мы с ней тогда вытворяли…

Когда окружающий мир начал интересовать меня настолько, что сознание стало воспринимать посторонние звуки, я услышал мирное дыхание девушки рядом с собой. Ее теплое и ласковое тело прижималось к моему боку, голова лежала рядом на подушке, рука нежно скользила по моей груди.

— Ты спишь?.. — тихо прошептала Синтия.

Я не спал, но внутри ощущалась какая-то опустошающая лень. И я ничего не стал отвечать. Даже глаз не открыл. Пусть думает, что я сплю.

Синтия, наверное, именно так и подумала. Потому что мягкое шелковистое тепло под моим боком шевельнулось и исчезло. Я услышал шлепанье босых ног по полу, потом что-то зашуршало и до меня донесся слабый скрип, как будто Синтия уселась на стул. Чего это ей не лежится, подумал я и открыл глаза.

Свет уличного фонаря падал прямо на стол и хорошо освещал и его, и обнаженную фигуру Синтии, сидящей на стуле. В руках у Синтии что-то было — какой-то предмет, напомнивший мне вначале небольшую книжечку. Синтия осторожно раскрыла ее и я с удивлением опознал в этой книжечке свой родной бумажник.

Ага, подумал я, это мы понимаем. И на душе у меня сделалось гнусно.

В моем бумажнике имелось около трех тысяч франков — довольно крупная сумма для простой провинциальной продавщицы. А назавтра она, конечно же, сделает удивленно-обиженные глазки, попробуй я только завести разговор на эту тему. Мне стало жаль ее.

Синтия покопалась в бумажнике и выудила оттуда мой блокнотик. Даже, собственно говоря, и не блокнотик, а так — два десятка скрепленных между собой страничек. Ну, вы, наверное, знаете — сами небось хоть раз в жизни покупали такие, за копейку в любом магазине. Маленькие, не больше спичечного коробка, разноцветные странички — пять синих, пять красных и так далее. Обычно в таких блокнотиках записывают то, что в любой момент может перестать быть актуальным. Тогда эта страничка выдергивается и выбрасывается к чертовой матери. Но…

Но я использовал этот блокнотик для НУЖНЫХ записей. Там у меня была очень важная и необходимая мне информация, в частности — мой пароль для электронной почты, код доступа в ВЭС, координаты того парня, с которым я должен буду завтра встретиться, и так далее. Может быть, вам покажется странным, что я не пользовался электронной записной книжкой, но я слишком хорошо знаю, что они собой представляют. И мне неплохо известно чувство растерянности и обреченности, охватывающее человека тогда, когда самые нужные ему записи вдруг оказываются недоступными или уничтоженными. Какой бы надежной ни была электроника, бумага является более надежным носителем информации. На нее не влияют севшие батарейки или программные выкидоны. Моя работа очень тесно связана с электроникой, и я прекрасно знаю, на что она порой бывает способна. Так что я предпочитал хранить самое необходимое в этом грошовом блокнотике, а не в дорогом электронном, который может подвести в самый неподходящий момент. В целях же соблюдения секретности достаточно было просто не бросать блокнотик там, где его могут увидеть посторонние. Кроме того, все записи были сделаны моим собственным шифром, разобраться в котором было под силу далеко не каждому. И уж, во всяком случае, не простой продавщице. И меня крайне изумило, когда Синтия подтянула к себе лист бумаги и карандаш, лежащие на столе, и принялась аккуратно переписывать что-то из моего блокнотика. Выражение ее лица в этот момент было такое сосредоточенное, что я не удержался и громко спросил:

— Тебе там все понятно?

Синтия даже не вздрогнула при звуке моего голоса. Вообще отреагировала она на мои слова весьма своеобразно — ни испуга, ни смущения. Она удивленно глянула в мою сторону, на лице явственно проступило выражение досады, и Синтия с видимым сожалением выдвинула ящик стола. Ладошка ее скользнула в ящик и вернулась обратно, сжимая внушительного вида пистолет — изобретение бессмертного Джона Мозеса Браунинга, — снабженный здоровенным глушителем. В ее нежной ручке это смертоносное оружие смотрелось очень неестественно. Что, однако, не делало его менее опасным.

— Прости… — с улыбкой произнесла Синтия и прицелилась прямо мне в голову.

Первой моей реакцией было — умереть от изумления. Но я сдержал свои желания и скатился с кровати на пол. Над головой шпокнул выстрел. Я понял, что Синтия не собирается шутить. Зачем-то ей очень нужно было меня укокошить. У меня же не было ни малейшего желания потакать подобным капризам молодой женщины, и я прямо с пола ударил ногами по стулу, на котором она сидела. Стул вместе с Синтией отлетел к стене. Девушка грохнулась на пол, но тут же вскочила, словно кошка. Лицо ее сделалось сосредоточенным, а рука с пистолетом вмиг нашла себе подходящую цель. В качестве каковой, увы, снова оказалась моя голова.

— Неужели тебе со мной настолько не понравилось?! — поинтересовался я, поднимаясь с пола.

Два пистолетных хлопка привели меня к выводам, что либо Синтия меня не расслышала, либо ей было гораздо интереснее стрелять в меня, чем говорить со мной, либо бедняжка действительно осталась неудовлетворенной.

Вы никогда не пробовали отбирать у молодой красивой обнаженной женщины пистолет, из которого она хочет продырявить вам башку? Ошибаетесь, если думаете, что это очень легко! Особенно когда эта женщина очень спортивного типа и к тому же нисколько не заинтересована в сохранении вашей жизни. Окончательно способен доконать тот факт, что с этой женщиной вы не далее как пару часов назад весьма приятно проводили время в постели. Теперь суммируйте все сказанное и попытайтесь понять те чувства, которые я сам при этом испытывал! Если, конечно, у вас мозги не расплавятся при попытке представить себе голую двадцатилетнюю девчонку, упорно палящую в вас из пистолета…

Мне удалось выбить оружие из ее рук и я, тяжело дыша, спросил уже гораздо проще:

— Ты что, сдурела?

Не знаю, чего я ожидал. Может быть, того, что Синтия скажет мне: «Ах, дорогой! Извини! Я ошиблась!»?! Но моя красавица не стала этого говорить. Она вообще ничего не стала говорить. Она просто врезала мне кулаком по челюсти. Причем с такой силой, что я снова оказался на полу, да при этом еще больно стукнулся затылком о рукоятку ее проклятого пистолета.

В глазах у меня на миг потемнело, но я разглядел, как Синтия рывком выдвигает ящик стола и выуживает оттуда маленький дамский револьверчик — «Корреос» производства денверского оружейного завода.

Сколько их там у нее?! Впрочем, интерес к этому вопросу у меня был чисто академическим. Поскольку я не сомневался в том, что этот ее револьвер хоть и маленький на вид, но не менее смертельный, чем лежащая у меня под головой пушка. К тому же револьвер был без глушителя. То есть Синтия решила меня убить даже ценой привлечения внимания соседей к этому прискорбному для меня событию.

Я быстро запустил руку за голову, схватил пистолет и выстрелил. Мне не хотелось портить ее личико и я прицелился в грудь. Грудь, конечно же, тоже было очень жалко — видели бы вы ее грудь!!! — но куда же мне в таком случае было целиться?!

Хлопок выстрела прозвучал почти бесшумно. Синтия осела на пол и выронила револьвер. Я встал, отшвырнул его ногой под кровать, затем склонился над девушкой и перевернул ее на спину. Глаза Синтии были закрыты, пульс не прощупывался. Под ее левой грудью чернело небольшое пулевое отверстие. Синтия Тейлор была мертва.

Я торопливо оделся. Не потому, что собирался бежать отсюда, просто мне было как-то неловко разгуливать нагишом при трупе. Хотя стесняться женщины, которую всего час назад ты трахал, а меньше минуты назад самостоятельно отправил на тот свет, наверное, не стоило. Затем я приступил, как говорят в жандармерии, к осмотру места происшествия, стараясь при этом оставлять как можно меньше отпечатков пальцев.

В ящике стола, кроме трех коробок патронов, имелся шприц с запасными иглами и несколько пакетиков с каким-то порошком. Я не специалист, но, по-моему, это был не наркотик, а просто какое-то лекарство. Я на всякий случай позаимствовал один из пакетиков, запрятал его поглубже в бумажник и подумал, что неплохо было бы осмотреть повнимательнее весь дом.

Спешить мне было некуда. Одинокий человек ночью на улице неизбежно привлечет к себе ненужное внимание. И этого одинокого ночного прохожего очень легко увяжут с трупом, когда тот будет обнаружен. Поэтому мне лучше дождаться утра здесь, в квартире. Не очень приятно, конечно, бродить по комнате, на полу которой лежит труп девушки, но выбор у меня был небогат.

Я покопался в ящиках стола и тумбочки и нашел документы Синтии. Она действительно оказалась Синтией Тейлор, родившейся в Западной Империи, английский департамент Саут-Йоркшир, Шеффилд, в 1979 году 14 декабря. Переехала в Лондон совсем недавно — 10 января 2001 года. Ого! Эта малышка, оказывается, состояла на учете в местном жандармском отделении! Это надо же! «…на основании графы 624 пункта 73 уголовного уложения Западной Империи…» Интересно, что это за пункт такой?!

Я переписал данные Синтии в свой крошечный блокнотик и заметил на столе лист бумаги, на который уже сама Синтия переписывала что-то из этого блокнота. Я придвинул лист поближе и с удивлением увидел там свои коды доступа для электронной почты и ВЭС. А рядом торопливая запись: «Пароли? Проверить на декодировщике!!!»

Ни фига себе! Скромная продавщица из ювелирного магазина разбирается в подобных тонкостях?! Ведь она с ходу определила, что эта абракадабра — именно коды и пароли! Мне вдруг стало очень любопытно, что именно означал тот пункт уголовного уложения, по которому Синтия состояла на учете в местной жандармерии.

Оглядывая комнату, я вдруг обратил внимание на одну очень интересную деталь. Когда я вчера был здесь, то заметил двойную телефонную розетку, предназначенную для подключения домашней ЭВМ к ВЭС. Тогда я еще немного удивился — откуда у продавщицы ЭВМ?! И запомнил, что шторки на розетке были закрыты. Так вот, сейчас шторки эти были открыты!

Теперь данный факт не вызвал у меня большого удивления. Я уже почти не сомневался, что Синтия довольно хорошо умеет обращаться с ЭВМ. А значит, дома у нее ЭВМ все-таки была! И в данную минуту моя гудящая от ударов и потрясений голова была занята мыслями о том, куда, собственно говоря, Синтия могла ее спрятать?

Я внимательнее осмотрел комнату и понял, что если ЭВМ где-то и есть, то только в этом вот шкафу. Потому что больше спрятать ее было негде. И я оказался прав.

ЭВМ занимала всю среднюю полку стенного шкафа, которую при желании можно было легко выдвинуть и превратить в стол. Я осмотрел ЭВМ. Самая последняя модель, «ДВК-9545», с расширенным объемом памяти, автономным питанием и высоким быстродействием. Я бы даже сказал: ВЫСОЧАЙШИМ быстродействием! Снабженная, кроме того, сверхсовременным цветным печатающим устройством. Правда, не нашей компании — «Искра-432.65М». Такая модель стоит не меньше трех тысяч франков. Да и сама ЭВМ потянет на все двенадцать. Тут же находился и телефон — тоже очень современная и весьма недешевая цифровая модель компании «Полюс». Возле телефона и ЭВМ лежали аккуратно свернутые шнуры для подключения всей этой аппаратуры к линиям связи. Значит, и выход в ВЭС тут имелся. Однако! Хорошо зарабатывают продавщицы в этом департаменте!

Я включил ЭВМ и снисходительно усмехнулся, увидев запрос секретного кода. Против меня кода еще не придумали! Нужен чертовски сложный код, чтобы его не смог вскрыть специалист, работающий именно в этой области!

Через десять минут я перестал усмехаться и, если бы Синтия не была мертва, она покраснела бы, услышав мои выражения. Код оказался настолько хитрым, что у меня ушло на него больше часа. Но наконец-то я с ним справился и принялся копаться в содержимом этой вычислиловки…

Понять что-нибудь было невозможно. Система оказалась настолько защищенной, что у меня сразу же возникла мысль об Агентстве Имперской Безопасности — очень уж было похоже на то. Я сумел прочитать всего один документ. Да и то только потому, что он был внесен в память совсем недавно. Скорее всего Синтия просто не успела его защитить.

Синтии Диккенс от ЭС.

Точка входа — гостиница «Веллингтон», на Грейт-Портленд-стрит.

Объект перелома — М. С… Климов (ПРИМЕЧАНИЕ: вероятный служащий АИБ Восточной или Западной Империи).

Время проявления — 2001 год, март месяц, 14-е число, 16 часов 35 минут.

Данные по объекту перелома (фотографии, характеристика и пр.) прилагаются.

ЭС. Время отправки сообщения — 13.03.2001, 07.10. Время прочтения сообщения — 13.03.2001, 07.20. Адрес станции — АКВР-365-ВРКНЕ-74Р.

Так! Теперь мне осталось только хоть что-нибудь понять! Ну, то, что меня в письме именуют каким-то «объектом перелома», это я им еще прощаю. А вот то, что меня обзывают Агентом Имперской Безопасности, — фигушки! С аибовцами я ничего общего не имел и не имею! И очень надеюсь, что иметь не буду.

Непонятно также, почему письмо адресовано Синтии Диккенс, а не Синтии Тейлор? Впрочем, это не так уж и удивительно — служащие разных там секретных заведений просто обожают работать под чужими именами, а сам стиль письма говорит о том, что отправлено оно какой-то официальной организацией, возможно, чем-то вроде АИБа. Хотя… Они меня тут называют «вероятным служащим АИБ Восточной или Западной Империи». С опаской называют. Предупреждают, видите ли. А служащие АИБа не могут не знать о своих сотрудниках. Значит, если это и АИБ, то никак не Восточное или Западное. А какое же тогда?!

Может быть, это Организация Сохранения Безопасности? Так, по-моему, называется эта структура в Великой Американской Империи. Хотя нет. Кишка у них тонка, лезть в Западную Империю вылавливать меня — гражданина Восточной…

А может быть, это Сыскное Бюро Великой Колумбии? Тоже вряд ли. Специалисты там, конечно же, поопытнее, но тоже не настолько наглые. Однако Синтия явно работала на какую-то иностранную контору. Пусть и неизвестную мне, пусть и не особенно опытную, но отчаянно смелую и решительную, раз они отважились на такое.

Промелькнула мысль и о Мексиканском Королевстве — все-таки ее револьверчик был изготовлен именно там. Но потом я вспомнил, что большая часть людей, так или иначе нарушающих закон, предпочитает именно мексиканское оружие. К тому же Синтия назвала мне ненастоящую свою фамилию.

Но почему же тогда Синтия, взяв себе чужую фамилию, не удосужилась сменить и имя? И, кроме того, ликвидировать упоминание о том, что она состоит на учете в жандармерии! Впрочем, возможно, в этом есть какой-то определенный смысл… Кстати, что за странная подпись: «ЭС». Что такое «ЭС»? Экспертная Система? Экстремальная Ситуация? Или чьи-нибудь инициалы? Хрен его знает! Никогда не слышал подобной аббревиатуры! Но эта штуковина — ЭС — уже мне активно не нравится. И вот почему.

Письмо было отправлено позавчера утром, в десять минут восьмого. А прочла его Синтия в семь двадцать. И в девять утра она уже стояла возле гостиницы, беспомощно глядя на свой сломанный каблук.

Здорово! Хорошая скорость! Не каждый так сумеет!

— Чего же тебе от меня было нужно, девочка? — Я посмотрел на Синтию, но ответа, естественно, не получил.

Я переписал все сообщение в свой блокнотик. Записывая адрес станции, через которую оно было отправлено, я подумал о том, а не стоит ли мне выйти в ВЭС прямо отсюда? Поразмыслив же на эту тему как следует, рассудил, что не стоит. Мало ли какие следящие прибамбасы тут имеются? Лучше не рисковать. А выяснить адрес отправителя я совершенно свободно смогу и из своего гостиничного номера.

Я еще раз перечитал электронное письмо и попытался вспомнить, чем таким знаменательным был отмечен сегодняшний день? А именно — время 16.35. Кажется, я как раз встретился с Синтией. Впрочем, нет! В это время я еще был в гостинице. Кажется, читал программу кинотеатров… Или нет?..

Как ни странно это прозвучит, но в разрешении загадки мне совершенно неожиданно помогла голова. Точнее сказать, затылок, которым я совсем недавно приложился о рукоятку пистолета. Затылок все еще болел, но я вдруг вспомнил, что болеть-то он у меня стал гораздо раньше. Точно!

Я медленно протянул руку и выключил ЭВМ. Фактов стало гораздо больше, но общая картина по-прежнему оставалась довольно туманной.

Я вспомнил, почему затылок у меня побаливал еще с самого вечера. Возможно, даже именно с без четверти пять. Примерно в это же время в гостиничном номере мне на башку свалилась та самая безделушка, похожая на маленький ткацкий станок. Я совершенно забыл про нее и если бы не это электронное письмо, то никогда бы и не вспомнил. Так, подумал я. «Время проявления»… По-моему, именно в это время та фиговина и «проявилась»! Или как это там? Ага! «Точка входа»! «Вошла», значит! И прямо мне по голове!.. Неудачно «вошла», надо сказать. Весьма болезненно…

Интересно, имеет ли все это какое-то отношение к моему заданию? То есть к основной цели моего пребывания в этом захолустье.

Я сидел, откинувшись на спинку стула и вытянув ноги. И чем дольше я так сидел, тем больше крепла моя уверенность в том, что все это связано с моим основным заданием более чем напрямую.

Молодая девушка, состоящая на учете в жандармерии (непременно узнать, по какой причине!), способная беспечно нажать на курок, в совершенстве знающая приемы рукопашного боя (челюсть до сих пор болит!), отлично разбирающаяся в вычислительной технике и — самое главное! — тщательно все это скрывающая! И такая девушка весьма профессионально выдает запланированную встречу с тайным следователем отдела программирования компании «ДВК» за чистую случайность. Настолько профессионально, что у меня не возникло и тени подозрения. Это уже минус мне! А ведь Сергей Антонович меня предупреждал! Он говорил, что здешние взломщики — большие профессионалы! Вот только не подозревал Сергей Антонович Костенко, что они стрелять любят…

Я вспомнил свой разговор с начальником и его волнение. Волноваться ему было позволительно — уже третий раз система ВЭС давала сбой. Все три раза — при выполнении строго секретных заданий Главной Имперской Канцелярии. И каждый раз определенная часть ЭВМ оказывалась словно бы изолированной от остальной Сети. И самое страшное заключалось в том, что все три сбоя случались именно тогда, когда происходила перекачка информации из банка данных Главной Канцелярии. Все подключенные вычислиловки оказывались блокированными, ни один пользователь не мог ничего сделать, а информация тем не менее перекачивалась! Вопрос — куда?

Создавалось вполне определенное впечатление, что некто просто взломал секретные пароли Главной Имперской Канцелярии. И сделал это крайне неумело, оставив после себя хорошо видимые следы, по которым его легко можно будет отследить. Ух, как мы все сорвались с цепи, словно борзые, почуявшие дичь!

Я помню, как сообщал своим подчиненным о новом задании, как у них загорались глаза, как они припадали к своим ЭВМ… И все это окончилось пшиком! Потому что отследить этого взломщика мы так и не смогли. Следы его были запутаны настолько хитро, что мои ребята садились в лужу при каждой попытке его отловить. То один из них вдруг обнаруживал, что под подозрением оказывалась его собственная машина; то аккуратно заготовленная взломщиком программная мина уничтожала все содержимое памяти на ЭВМ; то порой на экран кого-нибудь из ребят выплывало сообщение о том, что тяжело болен кто-то из его родных, и парень этот кидался к телефону, выяснял, что тревога ложная, и, вернувшись обратно, находил свою ЭВМ полностью парализованной неизвестной программой, чудом проникшей в память сквозь все заслоны. Короче говоря, все это напоминало небольшую войну, в которой мой отдел проиграл все битвы. Взломщик не просто прятался, он оставлял за собой мины, совершал контратаки и вообще вел себя скорее как нападающий, а не как пытающийся укрыться.

Единственное, что мне удалось выяснить, это то, что последняя подобная атака была произведена именно из английского департамента Западной Империи. Я сообщил об этом руководству, и в течение месяца наша Имперская Канцелярия Информации и Западная Информационная Директория активно переругивались по этому поводу. Доказательства у меня были неопровержимые, и списать все на неквалифицированность моего отдела у них не получилось. Тогда Информационная Директория пообещала разобраться с этим самостоятельно. А еще через месяц от них полетели слезные жалобы на то, что их банк данных полностью уничтожен неизвестным взломщиком. Отслеживавшие его программисты добились лишь полной ликвидации всей информации в жандармерии испанских департаментов Империи. По утверждению Информационной Директории, следы взломщика вели в Восточную Империю — Сианьская губерния, прямо в Сиань. Информационная Директория настаивала на отправке в Сиань своего следователя. Наша Канцелярия Информации не возражала, но ухватилась за это и потребовала, чтобы в английский департамент с ответным визитом был отправлен наш специалист. Так я и оказался в Лондоне.

Я невесело усмехнулся, вспомнив о том, что заключение Великого Договора в последнее время часто стали называть Началом Эпохи Мира. Конечно, за последние сто лет войн практически не было. Миром фактически владели две самые крупные и могущественнейшие Империи — Западная и Восточная. И любая война неизбежно привела бы к мировой катастрофе. Но не стоит забывать, что Договор, заключенный в самый разгар кровавой бойни в Европе, послужил поводом для целой серии новых войн, длившихся еще около двадцати лет. Да и небольшие местные конфликты порой все еще случались в беспокойных китайских, индийских или азиатских губерниях у нас и во многих африканских департаментах Западной Империи. Кроме того, видимый мир между двумя Империями породил такой род войны, как технологическая. Каждая держава во что бы то ни стало стремилась обойти своего соседа в техническом развитии.

Вы, конечно же, скажете, что это просто фантазии газетчиков, подвизавшихся на статейках для желтой прессы. Ведь силами обеих Империй в последнее время активно осваиваются соседние планеты — на Марсе, например, давно уже торчат купола исследовательских станций. Про Луну я уже и не говорю — самый настоящий полигон для испытания новых технологий в области генной инженерии! Но знаете ли вы о том, сколько взаимных пакостей в области информации за это время было проделано обоими государствами?

Кто владеет информацией, тот владеет миром! Этот лозунг очень быстро приняли оба государства. И давно уже — практически с самого появления простеньких вычислителей — тайная электронная война не прекращается ни на секунду. Каждая сторона стремится спереть секреты у другой, похитить новые технологии, оставив вместо них в качестве компенсации какую-нибудь программную мину. И наличие Всемирной Электронной Сети весьма облегчает эту задачу.

Каждая организация имеет свой собственный программный отдел. И в каждом из этих отделов сидят люди, готовые защищать своих от посягательств со стороны конкурентов или активно этим конкурентам гадить. И тут уже не имеет значения то, что в обеих Империях давно уже царят внешнее спокойствие и мир, что даже деньги у нас общие и слова «рубль» и «сантим» давно стали архаизмами, что границы можно пересекать без всяких задержек и нудных проверок документов. Важно другое — нагадить своему конкуренту! И как же часто оказывается, что этот самый конкурент находится не в Париже или Лионе, а в Москве или Санкт-Петербурге! А то даже и в соседней комнате…

Наш отдел программирования подобных промашек старался не допускать. Потому что наша компания «ДВК» — «Диалогово-Вычислительный Комплекс» — одна из двух самых крупных компаний не только в Восточной Империи, но и в мире. И мы можем позволить себе использовать такое оборудование, какое другим и во сне не снилось! Но порой даже это не давало стопроцентной гарантии успеха. И тогда уже в игру вступали люди. Вот как я сейчас, например. Или, вполне возможно, Синтия…

Я покосился на труп девушки. Ни за что не назвал бы ее взломщицей! А ведь, судя по всему, она именно ею и была! Жаль только, что я не смог расшифровать всех ее записей. Кстати, на жестком диске ее ЭВМ вполне могла оказаться и очень нужная мне информация. А может быть, рискнуть?..

Конечно, это означает — оставлять дополнительные следы и облегчать работу местной жандармерии. Но если уж жандармы меня вычислят, то я всегда смогу потребовать связаться с Западным АИБом. А там хорошо знают, что действия следователя с доступом первой категории (а у меня была именно первая категория доступа!) разрешены самим императором Восточной Империи Николаем IV и выполняются по согласованию с императором Западной Империи Германом II. Вот так-то, ребята! Так что я могу особенно и не скрываться. Во всяком случае — от правительственных организаций. Взломщики — другое дело…

Приняв такое решение, я моментально извлек ЭВМ из шкафа и отыскал на трюмо пилочку для ногтей. Очень удобная вещь, надо сказать! Можно и ногти подпиливать, а можно и винты откручивать. Я применил пилочку для откручивания винтов, поскольку на данный момент маникюр меня не интересовал совершенно. Вскоре корпус ЭВМ был разобран, и я аккуратно отсоединил от общей системной шины накопитель на жестком диске. Затем, немного поколебавшись, опять собрал ЭВМ и придал более или менее целый вид.

Накопитель был — просто чудо! Выпуск этой модели мы освоили только в начале года. Несмотря на свой объем памяти — пятьсот гигаслов, — он легко умещался в кармане моего пальто. Такому накопителю вполне могли позавидовать…

Я поджал губы. Внезапно до меня дошло, что этому накопителю мог позавидовать кто угодно. Потому что он еще не поступал в свободную продажу. Несколько опытных образцов были переданы для испытаний в Императорский дворец Николая IV. Да еще около двух десятков мы отправили во дворец самому Герману II. И все! Как же к Синтии могла попасть эта штуковина?!

В голове опять всплыли нехорошие мысли о Западном АИБе. Неужели они нас дурачат? Неужели они ДЕЙСТВИТЕЛЬНО замешаны во всем этом? Если так, то мне начинают грозить крупные неприятности. И одна из них уже лежит на полу с простреленной грудью…

Я вспомнил, какой удар кулаком нанесла мне по скуле Синтия, и подумал, что так вполне мог бы ударить и агент АИБа.

За окном уже рассвело и на улицах появились прохожие. Я уложил в карман пальто накопитель и вышел из дома, осторожно прикрыв за собой дверь.

Глава вторая

Первое, что попалось мне на глаза, едва я вошел в свой номер, была та самая штуковина, стукнувшая меня накануне. Она как ни в чем не бывало лежала на столе и живо напомнила мне обо всех этих «точках входа», «времени проявления» и «объектах перелома». А также и о все еще чувствующейся боли в затылке… Сильно стукнула, зараза!

Я взял ее в руки и осмотрел еще раз, но ничего нового для себя не обнаружил. Кроме того, что у меня вдруг возникло ощущение, будто эта вещица повреждена — один небольшой блестящий рычажок как будто бы был погнут и даже слегка болтался в своем гнезде. Что же это все-таки такое? И как эта чертовина может быть связана со мной, с Синтией и с ночным происшествием? Я пожал плечами и положил эту штучку на подоконник. Недостаточно информации. Подождем немного, может быть, попозже хоть что-нибудь прояснится.

Когда принесли заказанный мной по дороге в номер кофе, я повалился в кресло и принялся размышлять. Голова побаливала, и поэтому мне с трудом удавалось собраться с мыслями. Однако кое-какие решения мне принять удалось.

Во-первых, Синтия Тейлор (или Диккенс?). Следует узнать о ней как можно больше. И сделать это лучше всего прямо сейчас, по ВЭС — в справочнике есть информация о целой куче народу. Любой человек, устраивающийся на работу, получающий водительские права или попадающий на учет в жандармерии или АИБе — короче говоря, каждый, кто оказывается в сфере внимания любых государственных органов, автоматически фиксируется в справочнике ВЭС. И даже я — не исключение. Конечно же, если кто-то захочет получить обо мне полную информацию, то ему необходимо иметь соответствующий допуск. Данные о государственных служащих для простого пользователя обычно ограничиваются только самыми общими — дата рождения, фотография, семейное положение, адрес и так далее. А вот узнать, что я, к примеру, в Шанхайской губернии окончил курсы рукопашного боя, — это уж фиг! Для этого нужен спецдопуск! А уж о служащих более высокого ранга — практически обо всех работниках Имперских Канцелярий — даже я со своим допуском могу узнать только имя и должность, да и то не всегда.

Но я почти уверен, что Синтия не была аибовцем — такой агент вначале продырявил бы мне башку, а уж потом начал рыться в моем бумажнике. К тому же в электронном письме, полученном Синтией, во мне самом подозревали аибовца.

В голове опять промелькнула сумасшедшая мысль о том, что, может быть, Синтия была агентом американского ОСБ? Но я эту мысль тут же отбросил. Даже оэсбэшник не будет действовать столь непрофессионально! Конечно, она и в ЭВМ разбиралась неплохо (ее пароль я еле сумел взломать!), и драться умела хорошо. Не говоря уже об актерских способностях… Стреляла, правда, не очень… К счастью…

Но оэсбэшники обычно действуют иначе. Они бы накачали меня наркотиками, а не стали подсовывать мне в постель молодую девчонку. Хотя откуда я знаю, что за порошки были у Синтии в ящике стола? Может быть, именно снотворное? Которое она подсыпала мне в бокал, а я не выпил его, а вылил в цветочный горшок! Но почему же она тогда не проверила, крепко ли я сплю? Нет, это не оэсбэшники! Да и какое отношение американцы могут иметь к проблеме, решением которой я сейчас занимаюсь?! Что, это они, что ли, пакостят нам в ВЭС?! При их-то уровне техники? Смешно! Да они сами для своих государственных организаций ЭВМ у нас покупают! В любом полицейском участке «ДВК» стоит, а не их долбаный «Айбиэм», которым только орехи колоть — ни скорости нормальной, ни памяти. Я уж не говорю о цветном изображении. Да и при всем моем уважении к гражданам этой страны взломщиков в Америке — кот наплакал. А уж таких, которые способны взломать ВЭС, просто и быть не может. Нет, это точно не оэсбэшники!

То же самое можно сказать и о Президентской Милиции Австралийской Республики, и о Сыскном Бюро Великой Колумбии — достойных специалистов там днем с огнем не сыщешь. Эти государства платят громадные деньги и Западной Империи — за пользование ВЭС, и Восточной — за вычислительную технику. Так что вредить нам они просто не станут — себе дороже. А уж особенно это касается Австралийской Республики. Десятилетнее эмбарго на поставку новых электронных и программных технологий, снятое только в позапрошлом году, обошлось австралийцам в больше чем девятьсот миллиардов франков. По расчетам Западного Статистического Департамента, Австралия будет погашать этот долг еще около ста семидесяти лет. Так что сами понимаете…

Великая Колумбия, конечно же, побогаче будет. С ее-то запасами природных ископаемых — нефть, газ, золото и так далее — ей не составит труда организовать хорошую группу. Но опять же — именно ХОРОШУЮ, а не настолько непрофессиональную! Да и потом, зачем им это нужно-то? При их-то деньгах! Великая Колумбия хорошо понимает, что конкуренцию нам она составить не способна, и предпочитает тратить деньги на приобретение программ и вычислительной техники, а не на исследования и производство. И уж тем более не на воровство технологий.

Перебирая в памяти все, что мне было уже известно о Синтии, я вдруг вспомнил, от кого она получила электронное письмо. «ЭС»! Интересно, организация это или один человек? Так, подумал я. Это у нас будет «во-вторых». Синтия — во-первых, а «ЭС» — во-вторых. А в-третьих, у нас будет накопитель на жестком диске, который я утащил у Синтии. Там, наверное, много чего интересного можно будет найти. Но это лучше проделать уже дома, в Москве. Здесь у меня, кроме «чемоданчика» — переносной модели ЭВМ, — никакой техники и нет. И программ тоже. Так что жесткий диск пока подождет.

Кстати, неплохо бы выяснить, откуда у Синтии деньги на такую хорошую аппаратуру. А также каким образом к ней попала последняя разработка жесткого диска. Может быть, ответы на все эти вопросы как раз на диске и находятся? Посмотрим, посмотрим…

Но это, как я уже говорил, потом. А сейчас…

Я глянул на часы. Пора собираться. Голова еще побаливает, но идти все равно придется. Терпеть не могу бродить по улицам в праздничный день! Все эти флаги, плакаты… Мутит от них, честное слово! По-моему, за двести лет это уже всем изрядно надоело. И самим членам императорских фамилий — не меньше. Хорошо хоть, что мне не очень далеко тащиться — к памятнику Нея…

Народу на улицах было полно, а у самого памятника маршалу Нею вообще не протолкнуться. Здесь в основном собирались беззаботные представители богемы — музыканты, художники, поэты. Я с трудом отыскал сидевшего на ступеньках волосатого мужика, заросшего до самых глаз густой бородищей. Мужик тренькал на гитаре под одобрительные восклицания окружавших его зрителей. Играл он действительно неплохо, и, когда песня закончилась, раздались аплодисменты. Даже я немного похлопал в ладоши, а затем спросил его:

— А на заказ можешь сыграть?

— Что именно? — поинтересовался мужик. Акцент выдавал в нем уроженца Корсиканского департамента.

— Что-нибудь старое, в стиле ретро, — предложил я.

— Например?

— Ну, не знаю… — Я постарался сделать растерянный вид и даже плечами пожал. — Ну, например, что-нибудь из Джона Леннона… «Не беспокой меня», например…

Интерес во взгляде мужика пропал. Его сменила плохо замаскированная настороженность. Мужик плюнул себе под ноги, презрительно посмотрел на меня и проворчал:

— Это Харрисона песня, а не Леннона! Меломан…

— Ну, пусть будет Харрисона, — согласился я. — Сыграешь?

— Пятьдесят копеек! — заявил он.

— Если сыграешь, получишь франк, — усмехнулся я.

Мужик помедлил немного, глубоко вздохнул и заиграл. Кое-кто из зрителей старшего поколения принялся ему подпевать. И слава Богу, я считаю… Потому что играл он хорошо, а вот голосок у него был… Лучше бы он не пел! Но поскольку уж я сам заказан эту песенку, пришлось дослушать ее до конца и заплатить франк. Мужик принял банкноту как должное и небрежно засунул ее в карман своей кожаной куртки. Рука его, однако, немного дрожала при этом — он даже не сразу нашел карман. М-да-а-а… Конспираторы, подумал я грустно. Тысячу раз нас с ним могли бы уже засечь! Если бы, конечно, кто-нибудь наблюдал за нами…

Дурацкие привычки у них! Из всего делают тайну! Нет, я понимаю, почему они опасаются. И даже понимаю — чего именно. Точнее — КОГО.

Нас! Тех, кто за ними охотится! Но, согласитесь, если бы я захотел, то прямо сейчас мог бы достать свое удостоверение, пистолет… И где бы ты сейчас играл своего Харрисона?! На кладбище? Или в жандармерии?

Я кивнул и пошел прочь. Неплохо он играл, но франка это не стоило. Будь моя воля, я бы ему не заплатил…

— Эй! Постой!..

Я обернулся. Ко мне спешила молодая девушка в обтягивающих брючках и черной короткой курточке.

— Ты приезжий? — спросила она, глядя на меня с интересом.

— Допустим, — согласился я, разглядывая ее с не меньшим любопытством.

— Я сразу поняла! — гордо заявила она. — Когда ты франк дал этому гитаристу! Надо же — франк! Ему и двугривенного хватило бы. А ты — франк!

— А что, это запрещено законом? — поинтересовался я.

— Да нет. — Она пожала плечами. — Просто я сразу поняла, что ты приезжий и, наверное, из Парижа… Да?

— Из Москвы, — поправил я.

— А-а-а… — разочарованно протянула девушка. — А я решила, что из Парижа… Я сама из Парижа, вот и подумала, что встретила здесь земляка… В этом тумане даже такой мелочи, как парижанин, бываешь рада…

Девушка зябко повела плечами, и мне вдруг захотелось пригласить ее посидеть в кафе. И у меня сложилось впечатление, что девушка с радостью согласилась бы на это и что на ее мордашке отчетливо написано недовольство тем, что я так долго тяну с приглашением. Но после истории с Синтией я готов был проделать подобное только в случае, если мне заранее будут известны не только ее имя и фамилия, но и год рождения, место жительства, криминальный статус, номер допуска и код доступа к ВЭС. Так что я ограничился вежливой улыбкой на прощание. Девушка, по-моему, сочла, что у меня не все дома, но меня это не обеспокоило. Я решил, что с меня хватит приключений и оставшиеся два дня лучше будет провести в номере, не выходя на улицу.

Вернувшись в гостиницу, я повалился на кровать и благополучно проспал аж до пяти часов. Предыдущая ночь была слишком бурной, и этот недолгий отдых удался мне без особого труда.

В половине шестого я перекусил в гостиничном ресторане и в шесть часов уже распаковал свой «чемоданчик» и подключил его к телефонной розетке.

Я набираю адрес нужной станции и на экране ЭВМ возникает небольшое окошечко, в котором в несколько рядов, причудливо извиваясь, медленно ползут строчки текста — фразы из разговоров, вопросы-ответы. Неподготовленному человеку понять здесь что-либо сложно. Строчки ползут снизу вверх, слева направо и вообще — в любых направлениях. Каждый беседующий может использовать часть фразы из чужого разговора, что порождает самые причудливые переплетения строк на экране. Кто-то начинает отвечать на банальный вопрос о новом кинофильме, замечает, что на экране уже есть нужные ему фрагменты фраз, «цепляет» к ним свои начало и завершение и отправляет дальше. Строки расходятся, переплетаются, составляют удивительные узоры, которые, между прочим, некоторые художники нередко используют в своих картинах. Мне самому это напоминает некое живое существо, какой-то диковинный микроорганизм под микроскопом. Я как-то раз видел схематическое строение ДНК. Так вот, подобные беседы внешне очень на них похожи.

Я неоднократно слышал о том, что кто-то в подобных разговорах смог устроить свое семейное счастье. Для меня это было неудивительно. Ведь если кто-то часто использует для своих бесед слова одного и того же члена клуба, то невольно возникает и желание узнать, кому именно принадлежат мысли, столь похожие на твои собственные? Или просто понравившиеся тебе самому.

Со стороны вполне может показаться, что присутствуешь при секретных переговорах некой тайной шпионской организации. Хотя на самом деле это всего лишь «болтливый клуб». Самый обычный клуб, где люди от нечего делать просто болтают друг с другом. Это многим кажется интересным, потому что здесь можно представиться сильным и молодым парнем, даже если тебе семьдесят и ты инвалид без ног. Или заявить, что ты — юная скромная девушка, даже если тебе всего лет десять… жить осталось. Короче говоря, болтай о чем хочешь! Никто не проверит, никто не обвинит тебя ни в чем. Ведь даже имена свои здесь не называют — только прозвища.

Будь у меня свободное время, я и сам бы с удовольствием присоединился к этим «болтунам», потрепаться часок-другой. Редко я это делал, но удовольствие от подобных бесед получал немалое. Я был зарегистрирован именно в этом клубе, носившем несколько несерьезное на мой взгляд название «Паутина жизни». И меня знали здесь под прозвищем Кокаин.

Давняя история. Мне тогда захотелось повыпендриваться, и я придумал себе это прозвище, показавшееся достаточно интригующим. Но потом, познакомившись поближе с остальными членами клуба, вынужден был дать этому прозвищу достойное объяснение. И тогда мне в голову пришла удачная мысль. Я объяснил своим друзьям, что правильнее было бы называть меня не «Кокаин», а «К.О. Каин». Романтическая завеса вокруг меня после этого несколько сгустилась, и я прослыл среди членов клуба эстетом, сам уж не знаю почему.

Я пробежал взглядом несколько фраз из чьего-то разговора, привычно вычленяя ключевые моменты. В клубе сейчас всего пятеро «болтунов», все прозвища были мне незнакомы. Словесный ряд не был очень сложным:

«…с самого утра ужасное настроение! Ты себе не представляешь, как мне осточертело все это! Напыщенность, помпезность!..» И следующая фраза, начинающаяся словами: «Я так устаю на этой работе! После нее у меня…», переход на предыдущую фразу, на слова «ужасное настроение», и продолжение своей мысли после слова «осточертело»: «…торчать с утра до вечера за баранкой автомобиля!» В общем-то сегодняшние разговоры особенной глубиной не отличались. Внести, что ли, разнообразие?

Бред, конечно, — торчать в ВЭС, чтобы поболтать с человеком, с которым можно переговорить и лично. Но в подобных клубах существует то, чего нет в реальной жизни, — анонимность. И еще кое-что. Пожалуй, это можно назвать творчеством, хотя многие со мной и не согласятся.

Когда в клубе собирается пять-шесть опытных «болтунов», рисунок на экране приобретает необычайно красивый вид. Он действительно становится похожим на необычную картину или живое существо — только что родившееся, мерно и спокойно дышащее.

Не имеют уже никакого значения ни предмет разговора, ни личные симпатии болтающих. Мне кажется, что все стараются просто не дать распасться и погибнуть этому чуду. Я, во всяком случае, очень стараюсь. И какая же жалость охватывает, когда приходится выходить из ВЭС! Словно покидаешь навсегда родную семью.

Немногие это понимают. А некоторым бывает просто жаль денег на подобные развлечения. Но каждый тратит свои деньги так, как ему вздумается…

Кстати, о деньгах! Интересно, надолго ли хватит моей телефонной карточки?..

Я набираю запрос отдельной комнаты.

«Дополнительная плата — 8 копеек в час. Открывать?»

«Да».

«Вход свободный?»

«Нет».

«Введите код доступа в комнату».

Я сверяюсь с записью в блокнотике и набираю код, затем набираю подтверждение и машинально смотрю на часы. Пять минут седьмого. Черт! Опаздываю!..

«Все в порядке. Приятной беседы».

На экране появляется еще одно маленькое окошечко, которое никто, кроме меня, в ВЭС не видит. И куда никто не сможет войти. Кроме знающего код. Я закидываю руки за голову и принимаюсь ждать. Новое окошечко не мешает мне следить за беседой остальных посетителей клуба. Оно скромно темнеет в верхнем левом углу экрана. Я подумал, что идея оконной системы диалогового режима — это, пожалуй, единственный позитивный вклад в ВЭС, сделанный американцами. Да и то оформить все это надлежащим образом им так и не удалось — слишком слабые там программисты. Но идея эта породила в Восточной Империи множество программ, которыми теперь пользуется весь мир. И порой даже мне начинает казаться, что ВЭС — это не скопище электронных импульсов, а живой человек. В меру терпеливый и доброжелательный, который может пожелать приятной беседы… Да, хотелось бы, чтобы она оказалась приятной. Вот только…

«Наконец-то! Мне кажется, что я больше заинтересован в ваших делах, чем вы сами!»

Быстро, однако! Он, наверное, уже давно по ВЭС бродит, разыскивает тот адрес, что я передал ему записанным на франковой банкноте.

«Вы и должны быть заинтересованы больше меня!»

Резкий ответ, но я хочу сразу расставить все по своим местам. Я — начальник, он — подчиненный! И не иначе!

«Не спорю. С кем я говорю?»

«Сокол».

«Очень приятно. Я — Маршал».

Вспоминаю статую, возле которой мы встретились, и не могу удержаться от ехидства:

«Не маршал Ней, случайно?!»

«Нет. Просто Маршал. Какие у вас проблемы, Сокол?»

Так. Перейдем к делу…

«Некоторые программные узлы ВЭС время от времени блокируются. Мои люди пытались…»

«Я в курсе. Ваши люди просто не знают многих тонкостей. Блокировка вызвана не вмешательством взломщиков. Это дефекты программы».

«Дефекты программы Имперских Структур?!»

«Да. Они уже обращались ко мне с аналогичными просьбами. Но ни я, ни мои люди не смогли найти причины сбоев».

«Может быть, у вас было мало данных?»

«Возможно. Поэтому я и не отказался сразу. У вас есть что-нибудь?»

«Да. Сообщите свой адрес. Я сейчас отправлю».

«Ловите, Сокол».

На экране появляется адрес электронной почты Маршала. Я вставляю гибкий диск в дисковод и делаю копию. Тут же, не прерывая сеанса связи, открываю свой почтовый ящик и отправляю весь пакет документации по этому адресу. Удивится, наверное, мой Маршал, когда так быстро получит все необходимое! Новейшая программа, такого еще ни у кого нет! Она позволяет оставлять открытыми каналы связи даже тогда, когда пользователь сидит в «болтливом клубе»…

«Спасибо, Сокол! Документы уже у меня».

Однако! Откуда у него программа дублированного диалога?!

«Когда ждать результатов?»

«Сегодня вечером, в три часа, в этой же комнате. Откроете ее сами — у меня не так много денег».

«В три часа ночи?»

«Естественно. До встречи, Сокол!»

«До встречи, Маршал!»

Ничего себе — вечером! Три часа ночи, для него это вечер! Днем, значит, на гитаре играет, а ночью в ВЭС торчит. Когда же он спит-то?!

Я выхожу из комнаты и закрываю окошечко. Сеанс связи окончен.

Я бросаю взгляд на индикатор времени — у меня осталось всего три минуты. Успел, но как можно скорее нужно будет позаботиться о новой телефонной карточке. Франков за пять, не меньше. Или за десять?..

Удобная штука — ВЭС! Но безумно дорогая! Не у каждого есть возможность торчать там круглосуточно. Если ты, конечно, не работаешь в какой-нибудь из Имперских Структур. Там все намного проще. ЭВМ подключены к ВЭС круглосуточно, и если в данный момент канал связи свободен — пожалуйста, пользуйся! Только так, чтобы начальство не знало. Поэтому, наверное, в государственных учреждениях никогда не бывает проблем с ночными дежурными. И большинство «болтунов» из всех клубов — именно государственные служащие. Поэтому на ЭВМ и блокируются все каналы связи в моменты посещения пользователями «болтливого клуба» — чтобы никто не пролез в секретные базы данных государственного учреждения.

Я почесал затылок. Интересно, как к Маршалу попала моя новая программа?! Ведь она была опробована всего несколько раз, и только работниками моего отдела. Спасибо тебе, Маршал, за новую головную боль! Вот, зар-р-разы! Ведь разболтал же кто-то! Или кто-то из взломщиков поработал. Из хороших взломщиков…

Я снова вхожу в ВЭС и набираю адрес справочной станции.

«Код доступа?»

Ввожу свой код. Довольно солидный, надо сказать, первой категории…

«Вопрос?»

«Синтия Тейлор. Все данные».

Экран заполняется кучей текста и фотографий. Всего, оказывается, есть 47654 Синтии Тейлор, по всем городам обеих Империй. М-да… Об этом я как-то и не подумал… И вообще — что-то я после всех этих происшествий стал туговато соображать!..

«Синтия Тейлор, год рождения — 1979».

Осталось 369 девушек. Уже лучше.

«Синтия Тейлор, год рождения — 1979, Лондон».

Три кандидатки, среди которых я без труда нахожу знакомое лицо.

Я копирую все это на гибкий диск и выхожу из ВЭС. Нечего попусту тратить деньги. И так осталось — совсем ничего…

Я быстренько пробегаю взглядом по фотографиям, нахожу лицо нужной мне Синтии и удаляю двух остальных, не имеющих отношения к делу. Все фотографии из справки я тоже сразу удалил, кроме одной, где улыбающаяся Синтия смотрела на меня с экрана немного грустным взглядом. Удалил также всю ее биографию от момента рождения до 1985 года — безоблачное детство меня совершенно не интересовало. Затем я принялся читать то, что осталось.

Так, все верно.

Синтия Тейлор, год и место рождения я уже знаю. Прежнее место работы — стюардесса на линиях Лондон — Париж, Лондон — Лион, Лондон — Ливерпуль. Адрес… Хм?! Веллингтон-стрит, дом 14. Значит, дом на Дин-род она действительно снимала… Замужем не была. Детей нет. Криминальный статус — 253… Еще раз — хм?! Весьма безобидный криминальный статус — 253. У императора — 256. У меня самого — 85! То есть я являюсь большим преступником, нежели была Синтия. В мире, конечно же, полным-полно людей, у которых криминальный статус равен даже 256. Но эти люди, как правило, не стреляют из пистолетов с глушителями.

На чем же она все-таки потеряла эти свои три единички? И, кстати говоря, что-то еще здесь не то! Что-то мне не нравится!..

Я полистал свой блокнотик. Ага! Вот оно что! В документах указано, что Синтия переехала в Лондон только в этом году — 10 января! А в справочном бюро…

5 марта 1998 года! Что такое?!

Я сделал пометку для памяти и двинулся дальше.

Вот, оказывается, на чем Синтия потеряла свои три очка из криминального статуса!

«Поставлена на учет в местном жандармском отделении на основании графы 624 пункта 73 уголовного уложения Западной Империи (взлом банковских систем Государственного Имперского Банка и хищение 3000000 франков)».

Чего?!

Я просто ошалел. Девчонка стырила три миллиона, а ее всего лишь поставили на учет в жандармерии?! Ни фига себе!!! Они там что, с ума сошли?! Это же тянет на статус не ниже тройки!!! И на срок не короче пожизненного заключения!!! Я принялся читать дальше.

«Увлечения: программирование, боевые искусству, стрельба из ручного оружия»… Это я и так знаю!!!

«И вообще, Климов, не лезьте вы не в свое дело…»

Было такое ощущение, словно мне влепили пощечину. Я совершенно не ожидал подобного завершения досье. Значит, этот самый ЭС каким-то образом был в курсе того, что я интересуюсь Синтией Тейлор… Или Диккенс…

Стоп! Стоп!!! Если Синтия и вправду была хорошей взломщицей (а я в этом уже почти не сомневаюсь), то она вполне могла заложить в свои анкетные данные программную мину. И мина та должна быть достаточно сложной, коль сумела определить мою фамилию. Ведь сделать это можно только по введенному мною коду доступа. А код у меня… М-да… Программная мина должна быть ОЧЕНЬ сложной!..

Я перевел дух. Меня всегда охватывало непонятное раздражение, когда я натыкался на программные мины, срабатывающие подобным образом. Что ни говори, а действовали они весьма сильно, производя впечатление разговора с живым человеком. Даже на меня, подготовленного и опытного программиста. А что говорить о каком-то бухгалтере, сидящем где-нибудь в Токио? Его бы точно кондрашка хватила!..

Я снова вошел в ВЭС и опять набрал адрес справочной станции.

«Код доступа?»

На тебе код доступа!!!

«Вопрос?»

«Синтия Диккенс, год рождения — 1979, Лондон».

«Нет данных».

Что, в Лондоне нет ни одной Синтии Диккенс, родившейся в семьдесят девятом?! Странно… Особенно если учесть, сколько было Синтий Тейлор!

Не знаю, что толкнуло меня, но я вновь набрал:

«Синтия Тейлор, год рождения — 1979, Лондон».

«Нет данных».

Мне вспомнился анекдот, который случился однажды на работе. Когда Жюльен, переписывая нужные программы на гибкий диск, случайно удалил их оригинал. Жюльен тогда был еще молодым программистом и искренне поверил в то, что именно так и должно быть — оригинал при перезаписи обязан кануть в небытие. Ведь его же ПЕРЕПИСАЛИ! Нам потом доставило немало веселых минут пережевывание этой истории.

Но справочная станция — это же не домашняя ЭВМ! Там ничего удалить нельзя! Запись существует не на магнитных носителях, а на световых!!! И записи можно только ДОБАВЛЯТЬ, а не ИЗМЕНЯТЬ!!!

Мелодичный сигнал и соответствующий текст сообщили мне, что лимит на телефонные разговоры полностью исчерпан. Вот черт! Не вовремя!!! Ладно уж, все равно надо было идти за карточкой. Она мне вечером (в три часа ночи!!!) понадобится. Кстати говоря, неплохо бы позаботиться об этом прямо сейчас. Хотя эту ерунду, наверное, можно купить и у портье. Я обычно именно так и поступал в гостиницах. Но…

Но ЭТА гостиница, насколько я понимаю, решила положить конец всем моим привычкам, выработавшимся в течение многих лет! Потому что телефонных карточек у портье не оказалось! Черт знает, что такое!!! В самой захудалой гостинице всего на десять номеров, одиноко мерзнущей где-нибудь под Ново-Архангельском, на Аляске, в сорока верстах от города, — и то всегда можно их купить! А тут, в Лондоне… Да, видимо, мне опять придется тащиться в город…

— Сегодня праздник, — робко напомнил портье, — и все магазины после обеда, вероятно, закрылись…

— Зар-р-раза!!! — Я уже не сдержался и выругался вслух.

— Простите, мсье, — смущенно покраснел портье. — Может быть, вы попробуете сходить в небольшой магазинчик, что расположен здесь неподалеку? Он наверняка будет открыт. Его хозяин не признает ни праздников, ни выходных. Я его хорошо знаю — такой пожилой мсье, одинокий… Наверное, ему скучно сидеть без дела дома…

Я разузнал у портье адрес этого магазина, на который была моя последняя надежда, поблагодарил его и отправился наверх за пальто.

Когда я выходил из гостиницы, то обратил внимание, что от тротуара быстро отъехала машина — зеленый «ситроен». И еще мне показалось, что за рулем ее сидела женщина, чем-то похожая на ту, которая остановила меня возле памятника маршалу Нею. Или я просто уже начинаю страдать манией преследования?

Магазин, указанный портье, оказался открыт, и я радостно устремился внутрь. Это был один из тех магазинчиков, где можно было купить любую мелочь, но и только мелочь! Платок или пачку сигарет, но никак не хорошую обувь. Хотя вывеска над входом была довольно пространная: «Магазин Иосифа Шульмана». Толстая стеклянная дверь, подчиняясь фотодатчикам, послушно распахнулась при моем приближении, и я вошел в небольшое, но очень аккуратное помещение. Хозяин — лысый старичок в дорогом костюме — сразу же обратился ко мне по-русски:

— Вы что-то хотели?

— Да, — кивнул я. — Телефонную карточку…

— Ага, вы с Востока, — тут же заявил хозяин. — И где же вы там живете?

— В Москве, — ответил я.

— Да? И что там слышно? — поинтересовался хозяин.

— В каком смысле? — не понял я.

— В любом! — ответил хозяин. — Я давно не бывал в Москве — я вообще там никогда не бывал! Я сам из Одессы! И где только были мои глаза, когда я продавал там свой магазин и уезжал в этот Лондон, потому что здесь меньше надо платить налоги?! Какие налоги могут сравниться с Одессой! Я сам из Одессы! Вы бывали в Одессе? Нет?! Мне вас жаль! Поезжайте обязательно! Это вам не какой-то Париж, где за один такой вот костюм с вас возьмут целую тысячу франков! Как будто старый Иосиф эти франки рисует по ночам при свечке, чтобы экономить электричество! Вы представляете? Целая тысяча франков за один костюм!!! — ужаснулся хозяин, осторожно поглаживая ладонью борт своего пиджака. — Да у нас в Одессе вам сделают то же самое, и вы будете довольны! А потеряете всего триста франков, не считая такси и родственников, которые придут вас поздравить с обновкой, а заодно и выпить вашей водки с вашей же закуской, потому что свою они, конечно же, не принесут, а останутся у вас ночевать! И зачем теперь, спросите вы меня, мне нужен такой костюм?! Но я же не могу ходить голый, как сейчас ходят эти длинноногие девицы, которые хотят легкой жизни и уехать в Москву или, на худой конец, в какой-нибудь Париж! Я всегда просил портного, чтобы он никому не говорил о том, что я собираюсь шить костюм! Но все мои родственники знали об этом даже раньше меня самого! Можно подумать, что портной им всем звонил по телефону еще до того, как я к нему пришел шить костюм! Так что вы хотели? Карточку? — без перехода спросил хозяин.

Мне уже начинало казаться, что он совершенно забыл о моей просьбе. Впрочем, может быть, так оно и было… И вспомнил о карточке он только потому, что его повествование совершило неожиданный поворот к телефонным звонкам. Если это действительно так, то мне нужно срочно этим воспользоваться.

— Да, — кивнул я. — Телефонную карточку…

— Все понятно! — произнес он. — Вы собираетесь звонить! Наверное, домой? К вашей уважаемой маме? Я прав?

— Нет, — улыбнулся я. — На работу…

— Вот всегда так! — скорбно вздохнул хозяин. — Мои дети тоже мне не звонят почти никогда, если им не нужны деньги! Они думают, что я эти франки рисую при свечке! А сами, вместо того чтобы помогать в магазине, хотят летать на самолетах, как ненормальные! Из Лондона в Париж и, само собой, обратно тоже! У меня двое сыновей, и я говорю им, что авиация плохо отражается на потенции! А они меня не слушают, и у меня уже четыре внука и три внучки! Боже мой! Надеюсь, у них-то хватит ума не идти работать пилотами! И они больше будут проводить времени со своей семьей, чем с этими длинноногими стюардессами, которые не хотят работать, а все хотят легкой жизни! Вы сами видите! Я работаю здесь один, потому что все молодые продавщицы слишком молодые! Они надевают такие короткие юбки, что покупатели сморят уже не на витрину, а на их ноги, которые растут у них почти что от ушей! Они хотят здесь не работать, а поскорее выйти замуж за кого-нибудь из покупателей или познакомиться с ним, чтобы уехать в Париж или, на худой конец, в какую-нибудь Москву! Боже мой! Я же не имею отдых даже сегодня, в праздник, который когда-то придумали эти русские с этими французами от нечего делать, потому что они тоже не хотели работать!

— Простите, я спешу, — напомнил я хозяину, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно менее раздраженно. — Мне нужна телефонная карточка…

— Я помню! — строго заявил мне хозяин. — Или вы думаете, что я уже не помню, что вы хотите купить?! Конечно же! Вам нужна карточка, чтобы звонить! Я еще не сошел с ума, как вы могли подумать! Какую именно карточку вам нужно?

— За пять франков.

— За пять франков! — поразился продавец. — А почему не за пятнадцать?! У вас так много денег? Вы, наверное, тоже работаете один, без этих длинноногих продавщиц, у которых ноги растут от ушей, а от юбки есть только название, которое непонятно почему есть! Я вас понимаю! Если бы не мои внуки и внучки, я сам тоже покупал бы карточки по пять франков!

— У вас они есть? — Я уже начинал нервничать.

— Я вам уже говорил, — удивленно напомнил хозяин. — У меня три внучки и четыре внука! Потому что их папаши не имеют мозгов и летают пилотами на самолетах из Лондона в Париж и обратно, само собой, тоже! Вместо того чтобы работать в магазине, где денег можно получить больше, чем в их дурацких самолетах с распущенными молодыми длинноногими стюардессами!

— Я спрашивал телефонную карточку!.. — Мне вдруг очень захотелось высказать ему свои мысли по поводу готовящегося Императорского указа, долженствующего ограничить рождаемость, — в Великой Колумбии такой указ действует уже лет двадцать, а в прошлом году об этом, как о единственной возможности хоть как-то сдержать рост населения, заговорили и у нас, и в Западной Империи. Так что, наверное, в скором времени в обеих Империях, как и в Колумбии, нужно будет выбивать разрешение на то, чтобы завести себе ребенка. Интересно, насколько подобная идея понравилась бы этому говорливому продавцу? Но хорошо, что я сдержался, иначе он завел бы разговор еще на пару часов.

— Не волнуйтесь, конечно же, у меня есть телефонные карточки! — Хозяин выглядел чуть ли не оскорбленным, и мне стало неловко. — Есть и за пять франков, и за десять, и за пятнадцать, и когда сделают за двадцать — тоже будет, но пока нет! А за пять франков — пожалуйста! — Хозяин выложил на прилавок пластмассовый прямоугольничек. — Звоните на здоровье! Передавайте привет вашей уважаемой маме, долгих лет ей и большого счастья!

Я вдруг обратил внимание, что хозяин смотрит куда-то за мою спину, и быстро обернулся. И вовремя. Сквозь громадное витринное стекло я успел заметить зеленый «ситроен», отъезжавший от тротуара. Так, подумал я. На манию преследования это не очень-то похоже…

Я быстренько расплатился и покинул магазин. Было уже около девяти часов, когда я вернулся, в гостиницу. И снова возле дверей торчал тот зеленый «ситроен», который при моем приближении сразу же отъехал за угол.

Меня это начинало раздражать. Столь грубую слежку даже я бы никогда себе не позволил! Или кто-то просто хочет вывести меня из равновесия, действует мне на нервы, ожидая, что я начну вытворять какие-то глупости? Интересно, каких именно глупостей от меня ждут? И — кто?

Следующие несколько часов я усиленно думал на эту тему, но к окончательному выводу так и не пришел. Если все это — работа Западного АИБа, то мне сейчас прямой расчет возвращаться обратно. Тело Синтии наверняка обнаружено, и чем дольше я стану задерживаться в Лондоне, тем хуже. Может быть, заказать билет на самолет прямо сейчас? Впрочем, не будем паниковать раньше времени…

Чем я отличаюсь от настоящих профессионалов, так это тем, что профессионалом не являюсь. И чего это мне взбрело в голову лично сюда отправиться?! Надо было сегодня же утром рвать когти и не разыгрывать из себя секретного агента. Неужели это расследование способно навредить кому-то настолько сильно, что меня уже готовы убрать?! Странно…

Обычное, казалось бы, дело — выявление программных взломщиков. В прошлом году, летом, я занимался тем же самым. И довольно успешно, надо сказать. Мы тогда вели следствие о пропаже со счета Бомбейского Железнодорожного Банка двух миллионов франков. И мне пришлось отправиться в Дели, что в разгар лета не очень-то и приятно.

Программный взлом — это вам не вскрытый квартирный замок! Тут отпечатков пальцев не остается. И сам преступник может находиться очень далеко от места своего преступления. Но на то и существует мой отдел, на то и существуют различные следящие программы.

Однако выследить взломщика — это еще полдела. Ведь его вину надо еще ДОКАЗАТЬ! И тут уж необходимо участие человека, каковым обычно и являлся я.

Я выходил на взломщика, давал ему заказ на похожую работу, представлялся, например, служащим банка и сообщал некоторую часть секретной информации. На основе которой взломщик и ломал программную защиту. А когда он перекачивал деньги на свой счет, за ним уже следили мои ребята. Дальше вариантов развития событий могло быть несколько. Иногда мы просто брали взломщика с поличным, и на закрытом судебном процессе я выступал не только как следователь, но и как свидетель. В этом случае взломщик мог считать, что ему повезло — пяток лет в тюрьме лучше, чем смерть. Потому что иногда мы поступали и иначе. Как в прошлом году, в Дели.

В Восточной Империи, как и везде, существует преступность. Может быть, и в меньшей степени, но существует. И зачастую она достаточно организованна. В том числе есть у них и своя бухгалтерия, то есть банковские счета. И ничего не стоит заявить взломщику из Дели, что я являюсь служащим мифического «Чайного треста», через который прокручивали свои деньги торговцы наркотиками. А потом уже достаточно было просто послать анонимное электронное письмо этим самым торговцам и подробно объяснить, куда именно делись их тысячи франков… А также где найти виновника всего этого.

Империя в этом случае мигом освобождалась от всех забот, связанных с арестом и содержанием в тюрьме взломщика. Даже похороны его брали на себя торговцы наркотиками…

Бывало порой, что одного или двух выловленных взломщиков мы принимали на работу. Но это решал уже не я, и даже не Костенко — мой начальник. Подобным же образом нашим, можно сказать, служащим и стал этот самый Маршал. И ему, между прочим, еще и неплохо платили! Но таких счастливчиков было очень немного — если мне не изменяет память, около двух сотен человек. Все они жили, как правило, за границей и довольно неплохо выполняли свои задания. Кроме того, они еще наверняка работали на себя.

Интересно, а на кого работала Синтия, подумал я. Неужели тоже только на себя? Если она была просто взломщицей, сумевшей безнаказанно умыкнуть из банка три миллиона, то странно, что ни мой отдел, ни аналогичный отдел где-нибудь в Западной Империи ее до сих пор не застукал…

Часы показывали половину первого ночи. До сеанса связи с Маршалом у меня было еще больше двух часов. Я уже хотел было отправиться в ресторан, но тут раздался вежливый стук в дверь.

Ненавижу такой стук — вежливый и осторожный, но в то же время довольно бесцеремонный. И как это у людей получается?! Учатся они этому, что ли?

На пороге стояли двое молодых людей в одинаковых светло-серых пальто. Мне это почему-то сразу не понравилось.

— Марсель Сергеевич Климов? — спросил один из них, светловолосый, с бледными, почти прозрачными глазами. И взгляд его вызвал у меня какие-то непонятные ассоциации — настороженность, чувство неуверенности и, можно даже сказать, необъяснимое ощущение опасности. Словно бы я уже встречался с этим человеком при неприятных для меня обстоятельствах.

Я неожиданно испытал горячее нежелание разговаривать с ним. Но светловолосый ждал ответа, продолжая сверлить меня своим внимательным взглядом.

— Да. В чем дело? — нахмурился я.

Светловолосый улыбнулся и слегка склонил голову.

— Агентство Имперской Безопасности Западной Империи! Вы позволите войти?

Я отступил в сторону и впустил их в номер. Светловолосый вошел, с интересом огляделся по сторонам, подошел к столу и уселся на стул. Его спутник — курчавый смуглолицый парень лет двадцати — остался стоять у двери.

— У нас к вам несколько вопросов, господин Климов, — вкрадчивым голосом произнес светловолосый и спросил: — Ваши документы?

Я достал из кармана свою пластиковую карточку и протянул ее светловолосому. Тот внимательно оглядел мое удостоверение со всех сторон, удовлетворенно кивнул головой и вернул его мне. Где же я его мог видеть, подумал я и снова посмотрел ему в глаза. Но то ли в прошлый раз мне все это показалось, то ли… Черт его знает, что «то ли»! Короче говоря, сейчас я в этом полупрозрачном до мертвенности взгляде ничего знакомого не заметил. И это меня почему-то здорово разозлило. Я вдруг понял (скорее даже — почувствовал), что этот человек — совсем не тот, за кого он себя выдает.

— Все в порядке, господин Климов. — Светловолосый вальяжно закинул ногу на ногу и устроился на стуле с наивозможнейшими удобствами. — А теперь…

— А теперь — встать!!! — рявкнул я во весь голос. — Живо!!!

— Что?! — Светловолосый опешил и едва на самом деле не вскочил со стула. Его прозрачные глаза широко распахнулись.

— Я сказал — встать!!! — заорал я, делая страшное лицо.

— Вы понимаете, с кем разговариваете?! — Светловолосый в растерянности от моей наглости не находил нужных слов.

— Нет! Не понимаю! — резко ответил я. — Вы для меня — два наглеца, вломившихся в мой номер!!! И я сейчас же буду звонить в жандармерию!!! И в АИБ!!!

Светловолосый удивленно раскрыл рот. Его смуглолицый товарищ тоже выглядел как живая статуя. По-моему, он даже побледнел. Оба они испуганно переглянулись, что придало мне еще больше смелости

— Документы! — потребовал я, выбрасывая вперед руку ладонью вверх. — Живо!!!

Светловолосый от этого моего движения вздрогнул и лицо его пошло красными пятнами. Он полез карман и вытащил свою карточку. Я резко выдернул ее у него из пальцев и поднес к глазам.

Андре Раттоль, старший следователь отдела по расследованию убийств АИБ Западной Империи, действительно по 31 декабря 2003 года. Хм… На вид все в порядке…

— Ваши документы? — Я повернулся к смуглолицему и строго посмотрел на него.

— Да, да… Сейчас… — Тот торопливо зашарил по карманам.

— Не суетись! — строго и с явным презрением бросил ему Андре Раттоль. Мне показалось, что он вполголоса пренебрежительно произнес еще одно слово — «хорек». Впрочем, присягнуть я бы не рискнул.

— А вы, — светловолосый Андре Раттоль обернулся ко мне, — еще пожалеете о своей наглой и совершенно необъяснимой выходке!..

Я быстро глянул на него и снова перевел взгляд на смуглолицего, который уже протянул мне свое удостоверение и подобострастно пробормотал:

— Пожалуйста…

Майкл Никифоров, дежурный водитель следственного отдела АИБ Западной Империи…

Я небрежно бросил оба удостоверения на стол и нагло развалился в кресле.

— Так в чем же дело, господа? — с брезгливой миной поинтересовался я.

— Как вы уже узнали, господин Климов, — с плохо сдерживаемой злостью проговорил Андре Раттоль, — я являюсь старшим следователем отдела по расследованию убийств. И я здесь именно по этой причине!

— Расследуете убийство? — поинтересовался я, приподнимая бровь. — У меня в комнате?!

— Господин Климов! — Андре Раттоль с ненавистью прищурился. — Вам знакома женщина по имени Синтия Тейлор?

— Кто?! — удивился я. Как мне показалось, довольно искренне.

— Не стоит отрицать, господин Климов! Вас с ней видели вчера вечером в ресторане на Риджент-стрит! И вы ушли оттуда вместе!

— А-а-а! — Я хлопнул себя по лбу ладонью. — Синтия! Ну конечно! Так она, оказывается, Синтия Тейлор?! Странно. — Я пожал плечами. — Мне она представилась как Синтия Диккенс!

Смуглолицый водитель, все еще стоявший возле двери, при этих моих словах слегка вздрогнул. Во всяком случае, мне так показалось.

— Не знаю, как она вам представилась, господин Климов, — проворчал Раттоль, — но вас видели даже входящим к ней в дом! И, наконец, самое главное! Вот это! — Палец Раттоля уперся в окно.

— Что?! — не понял я.

— Вот этот предмет! — Слова Раттоля звучали как обвинение.

Я проследил за его вытянутым пальцем и увидел, что следователь указывает на ту самую чертовину, которая вчера утром хлопнулась мне на голову и сейчас мирно лежала на подоконнике. «Объект перелома», вспомнилось вдруг мне.

— Вот это? — недоверчиво переспросил я.

— Да! — подтвердил Раттоль. — Этот… э-э-э… предмет! Так вот, он был похищен из дома Синтии Тейлор!

— Может быть, господин следователь, — вкрадчиво произнес я, — хоть вы мне тогда сможете объяснить, что это такое?

— Это не имеет отношения к делу! — отрезал Раттоль. — Это является вещественным доказательством! Мы вынуждены будем забрать его с собой, господин Климов!

— Протестую! — сказал я. — Вы не имеете права! Я сейчас же буду звонить в АИБ! Я потребую развернутого следствия!

— Тогда, господин Климов, вам придется проехать с нами!

Тон Раттоля был таков, что у меня не возникло ни малейшего сомнения — иного он и не ожидал. Он почему-то знал, что я так просто не отдам ему эту вещь (что, черт побери, это такое?), и заранее приготовился к подобному развороту событий.

— Я готов! — заявил я, поднимаясь с кресла.

— Майкл! — Раттоль повернулся к водителю. — Забери вещественные доказательства!

— Нет! — возразил я. — Это останется здесь!

— В агентстве вы сможете заявить на него свои права, господин Климов, — сказал Раттоль и добавил с угрозой: — Если они у вас, конечно, есть…

Мы спустились по лестнице и прошли мимо портье.

— Я скоро вернусь! — обронил я. — И не забывайте, что я оплатил номер вперед!

— Да, господин Климов! — кивнул портье, с интересом разглядывая сопровождавших меня людей.

Мы вышли из гостиницы и подошли к стоящему рядом автомобилю. Хорошая машина, надо сказать. Производство Восточной Империи, Японской губернии — синяя «тойота», последняя модель. Так, подумал я. Это мы тоже отметим…

Фактов для решительных действий у меня уже было более чем достаточно. Целых пять. Но я решил собрать семь. Семь — хорошее число. Будет у меня семь фактов, и тогда уже начну действовать, подумал я. Решительно!..

Мы уселись в машину. Раттоль рядом с водителем, я — на заднем сиденье. Старший следователь вытащил из бардачка какую-то папку, раскрыл ее и что-то тихо сказал водителю. Мы поехали.

На одном из поворотов я осторожно приподнялся с сиденья и посмотрел, что же Раттоль держит в руках. Одного взгляда мне было достаточно, чтобы понять, что фактов у меня уже шесть. Хорошо, подождем последнего, подумал я.

Мы ехали довольно медленно, хотя машин на улицах почти не было. А когда мы свернули в один из переулков, то и вовсе остались в одиночестве.

Я сразу напрягся и запустил руку во внутренний карман своего пальто. Дело в том, что по этому переулку можно было попасть только на Эбби-роуд. Интересно, куда мы повернем? Направо или налево?

Машина повернула налево и фары выхватили из темноты четверых людей, стоящих поперек улицы и положивших руки друг другу на плечи. Они стояли к нам спиной и машина едва не врезалась в них.

— Черт!!! — воскликнул водитель, одновременно давя на тормоза и на сигнал, который наполнил окрестности оглушительным воем.

Этот же самый сигнал полностью заглушил и два быстрых выстрела, которые я сделал из своего пистолета. Обе пули предназначались затылкам сидящих впереди людей, и обе они достигли цели. И водитель, и следователь рухнули лицом вперед и замерли. Я осторожно протянул руку и вытащил из кармана водителя ту хреновину, которую им так хотелось заполучить. Если уж она вам нужна, подумал я, то я всячески постараюсь, чтобы у вас ее не оказалось…

Затем я покинул машину, улыбнулся неподвижно стоящим поперек дороги фигурам и пошел обратно. Свернув несколько раз, я попал на оживленную улицу и поймал такси. И вскоре уже снова был в своем номере. Перед тем как подняться туда, я заказал чай и сейчас, сидя в кресле и потягивая горячий ароматный напиток, вспоминал недавние события.

Я не подозревал, что можно так по-дилетантски работать. Уж на что я был непрофессионалом, но и то мог бы дать (и дал, кстати говоря!) сто очков вперед этим ребятам. Интересно, откуда они были? То, что они не работали на императора, это очевидно — слишком уж явные проколы они допустили. И не один, а целых семь! И один другого нелепее! Особенно последний!..

Сотрудники Агентства Имперской Безопасности — что в Восточной, что в Западной Империи — весьма консервативны. Устав агентства и его букву они блюдут неукоснительно. Чего нельзя было сказать о моих недавних гостях. Отсюда я и сделал выводы, что аибовцами они не являются. А вот то, что они преступники, в этом сомнений не было. Потому что выдавать себя за аибовцев — уже преступление! Не говоря уже об их очень искусно подделанных документах. Так что в случае, если мне на хвост сядет местная жандармерия, я всегда смогу выкрутиться. Да и Серж Антоныч поможет…

Нелепицы же, которыми просто сыпали мои «аибовцы», достойны того, чтобы быть занесенными в коллекцию анекдотов. Само собой, простой гражданин о многих правилах даже и не подозревал, но я-то был в курсе!

Во-первых, любой агент АИБа первым делом представляется и показывает свое удостоверение. Аибовцы всегда начинают выполнение подобных заданий — задержание или арест — именно с этой процедуры. Она предписывается им пятым параграфом устава АИБа. Андре Раттоль этого не сделал.

Во-вторых, аибовцы никогда не станут вести с подозреваемым разговоров в помещении, не являющемся камерой агентства. Даже если вы всего лишь свидетель, вас сначала заберут, потом очень вежливо допросят, извинятся и отвезут обратно. Это тоже закон — параграф девятый устава АИБа. А уж тем более ни один аибовец не будет разговаривать вне камеры с человеком, подозреваемым в убийстве.

В-третьих, Раттоль не обыскал меня перед тем, как вывести из номера, а это уж ни в какие ворота не лезет! Нарушение шестого параграфа грозит увольнением с работы за халатность.

В-четвертых, когда мы выходили из гостиницы, Раттоль никак не отреагировал на мои слова, адресованные портье. А ведь параграф седьмой того же устава АИБа категорически запрещает подобное, и несчастного портье должны были забрать вместе со мной! Вдруг я подал ему какой-то тайный знак? Но Раттолю, наверное, на все эти параграфы было наплевать с высокой колокольни. В том числе и на параграф четвертый, запрещающий аибовцам Западной Империи пользоваться для служебных поездок машинами иных марок, кроме «пежо». Это все равно как у нас, в Восточной Империи, аибовцы пользуются только автомобилями «НАЗ-23.452» — знаменитые черные «Волги» автозавода в Нижнем Новгороде. Буквоеды в Западном АИБе не меньшие, чем в нашем, и поверить в то, что местный АИБ вдруг ни с того ни с сего изменил своим правилам, я не мог. А уж пользоваться для служебных нужд машиной, выпущенной в Восточной Империи?! Н-да-а-а…

Но, как я уже говорил, Ратголю было плевать на все параграфы. Потому что он не был следователем АИБа. А уж тем более — старшим!

Мало того — ни он сам, ни его водитель не были даже жителями Лондона. Потому что перед тем, как начать объяснять дорогу (это водителю-то!!!), Раттоль сверился с картой города. Это уже в-шестых. Ну а в-седьмых…

Когда в восьмидесятом году в Америке застрелили Джона Леннона, местные власти в память о замечательном ансамбле решили установить им памятник. И не нашли ничего лучше, как поставить четыре статуи прямо посреди дороги. Место они выбрали для этого как раз возле студии звукозаписи. Короче говоря, получилось нечто похожее на обложку пластинки ансамбля, вышедшей в шестьдесят девятом, где четверо музыкантов пересекают улицу по пешеходному переходу. Только скульптуры были изготовлены стоящими на месте и обнявшимися за плечи.

Эбби-роуд никогда не отличалась оживленным движением. После же смерти Леннона этот пешеходный переход стал местом паломничества многих тысяч поклонников, так что проехать здесь все равно было трудновато. А после установки памятника, полностью перегородившего улицу, машин тут и вовсе не было. И не знать об этом житель Лондона просто не мог. Это и было седьмым фактом, толкнувшим меня на убийство псевдоаибовцев.

Я, конечно, мог бы и не убивать их, а попытаться просто-напросто сдать в жандармерию. Но у меня не было твердой уверенности в том, что этим ребятам не удастся отвертеться. Кроме того, не хотелось оставлять в живых двух свидетелей, которые были бы в курсе того, что я что-то заподозрил.

Короче говоря, я правильно сделал, что прикончил эту парочку. Вы скажете: жестоко? А мне плевать, что вы на это скажете! Своя рубашка ближе к телу, вот так-то!

Я опять вспомнил ощущение, возникшее у меня при первом взгляде на Раттоля. И вдруг понял, что именно это ощущение подтолкнуло меня к моему окончательному решению. Я вдруг понял, что решил убить их еще до того, как мы покинули мой номер. И мне вдруг стало не по себе от этой мысли. Не знаю, пытались ли эти ребята меня похитить. Если и так, то сделано это было очень неуклюже и в расчете на полного дурака. Но скорее всего им просто очень нужна была эта штучка, которую они называли «вещественным доказательством». Если бы я ее спокойно отдал, то они не стали бы пытаться меня куда-то увозить. Потому что все это и без того выглядело весьма нелепо и бестолково.

Я еще раз перебрал в памяти все их промахи, пытаясь успокоить свою полусонную совесть. И мне это удалось. В который раз уже…

Нет, не были эти ребята аибовцами! Аибовцы — настоящие профессионалы, и они никогда не позволили бы себе семь подобных нелепостей. Даже не семь, а восемь!

Я улыбнулся, вспоминая восьмую глупость, сделанную ими — это когда Майкл Никифоров принялся сигналить памятникам, чтобы те уступили ему дорогу. Посторонись, мол! Не видишь, что ли, — АИБ едет! М-да-а…

Вообще-то улыбаться мне было не с чего. На мне висело уже три убийства. И мне вдруг подумалось, что мой Серж Антоныч знал, чем все это может закончиться. Ну, или по крайней мере подозревал. И поэтому не возражал против того, чтобы сюда поехал именно я. Костенко хорошо помнил, как я поступил во время Токийской операции, когда нас с ним прижало как следует.

Мы тогда вышли на взломщика, пытавшегося вскрыть секретные архивы Имперской Военной Канцелярии. Взломщик был нашим подданным, но работал на Организацию Сохранения Безопасности Великой Американской Империи. И по совместительству — программистом одной из преступных токийских группировок. Мы этого не знали и решили его арестовать совершенно самостоятельно, без привлечения жандармерии или АИБа. И вот в самый интересный момент в гостиничном номере появляются его токийские друзья.

Бежать мы все равно не смогли бы (сорок седьмой этаж!), а было их пятеро. Так что рукопашная схватка полностью исключалась как бесперспективная. И иного выхода, кроме моего пистолета, у нас просто не было…

Сразу после стрельбы Антоныч поинтересовался, как это мне удается так легко нажимать на курок?! Я тогда просто пожал плечами, но впоследствии и сам задумался над его вопросом. И в конечном итоге понял, что для этого нужно только одно — безразличие.

Именно — безразличие к людям. Не ненависть или злость, а безразличие. Нужно их просто-напросто перестать любить. Позволить любви и состраданию уйти из своей души и не впустить на их место злобу и ненависть, чтобы не превратиться в совсем уже гнусного монстра. И если у тебя есть достаточная причина, то это удастся без особого труда. У меня такая причина появилась уже очень давно — двадцать лет назад.

И когда я понял все это и сумел для себя разложить по полочкам, то не нашел ничего лучше, как заявить об этом моему Сергею Антонычу. Дело происходило как раз перед началом расследования в Торонто, три года назад. В Канадские департаменты должен был отправляться кто-то другой, но Антоныч вообще хотел поехать сам. Он считал, что операция будет опасной. А мне, честно говоря, просто стало жалко этого дядьку — не очень молодого уже, обремененного какими-то своими заботами и несколько уставшего от всего… И я заявил Антонычу, что хочу отправиться в Торонто и провести эту операцию самостоятельно.

Сергей Антонович Костенко, естественно, и слушать меня не стал. Он заявил, что если мне повезло в Токио, то это не значит, что я смогу выжить в Торонто. На что я ему возразил, что мне-то это будет как раз легче сделать, чем ему. И объяснил, почему именно.

Антоныч посмотрел на меня долгим взглядом и выгнал из кабинета. А на следующий день я узнал о двух вещах. О своем назначении командиром следственной группы, отправляющейся в Торонто, и о получении доступа первой категории и специального кода, дающего право в любых ситуациях использовать оружие для сохранения собственной жизни. Нынешнее задание было уже пятым, во время выполнения которого я этим правом воспользовался.

Однако спецкод — это, конечно, удобно, но многих проблем он не решает…

Я посмотрел на часы — без пяти три ночи. Вечер, в понимании моего Маршала, в самом разгаре. Ну что ж, начнем…

Шнур — в телефонное гнездо. Двухкопеечной монеткой соскабливаю с пластиковой карточки радужно переливающийся защитный слой. Ввожу двадцатитрехзначный код карточки. Открываю комнату…

«Сокол? Это Маршал! Я ознакомился с вашими документами».

«И?..»

«Действительно, этой информации у меня не было. Вполне возможно, что это поможет в расследовании. Мы беремся за эту работу. Гонорар?»

«Двадцать».

«Нет. Тридцать».

«Вам мало двадцати тысяч франков?!»

Ни тени смущения в ответ.

«Нас будет работать трое. Поэтому — тридцать».

«Хорошо, пусть будет тридцать. Доплачу вам из своего кармана, Маршал».

«Перестаньте, Сокол! Я уже знаю, что вам было разрешено заплатить ПЯТЬДЕСЯТ! Так что мы еще сэкономим вашей компании целую кучу денег».

Ч-ч-черт!!! Откуда он все знает?! Взломщик хренов! Не-е-ет! Надо срочно менять коды доступа в систему компании! И ставить более надежную защиту!!!

«Со мной, Сокол, вы будете контактировать в самых особых случаях. Встречаться мы с вами больше не станем. Вы будете видеться и общаться только с моими людьми. Они будут с вами работать. Но под моим руководством».

«Сколько их?»

«Двое. Мужчина и женщина».

«Кто именно?»

«Это два очень опытных взломщика. Синичка и Хорек. Они не подведут».

Целый зоопарк, с неудовольствием думаю я. И вдруг почему-то вспоминаю, как мне показалось, что старший из тех двоих мнимых аибовцев назвал своего товарища хорьком. Вполголоса назвал, с презрительной усмешкой. Я и сам иногда использую это слово для определения въедливого и занудливого человека. Хорька, одним словом.

Скорее всего это мне просто почудилось или же было простой случайностью. Но за последние два дня на меня уже столько этих случайностей вывалилось, что я каждую из них готов был воспринимать как намек на новые неприятности.

Я немного подумал и набрал вопрос:

«Их настоящие имена?»

«Зачем вам?!»

«Я хочу навести о них справки. Я хочу знать людей, с которыми работаю».

Небольшая пауза. Затем на экран вновь высыпали буквы:

«Это не принято. Так не делают».

«Теперь делают», — ответил я.

Снова пауза.

«Нет, Сокол! Иначе мы с вами не работаем!»

«Вы ошибаетесь, Маршал. Мы работаем. Но мне нужны их имена. У меня есть на то свои причины».

«Для этого не может быть причин! Взломщики не сдают друг друга! Особенно при таком раскладе, как сейчас: я — начальник, они — подчиненные!»

«Причина есть, Маршал. И очень веская».

«Какая же?»

«Убийство».

Пауза. Долгая, секунд двадцать…

«Чье именно?»

«Мое».

Снова пауза. Чтобы переварить этот бред, Маршалу потребовалось уже около минуты.

«Поясните, Сокол».

«Меня уже дважды пытались убить».

«Удачно?»

Хохмач хренов…

«Не острите, Маршал. Мне не до смеха. Я не собираюсь работать с людьми, о которых ничего не знаю».

Снова пауза. Опять около минуты. Вот зараза! Деньги же уходят!!!

«Вы не уснули там, Маршал?» — интересуюсь я.

«Вы обещаете, что не будете применять к ним никаких санкций? Слежка, арест и т. п.?»

«Да».

«Хорошо, я дам вам их имена. Остальное выясняйте сами. Но запомните, Сокол! Если вы не сдержите своего слова, ваша компания будет гореть огнем! И пожар начнется с вас!»

«Согласен».

«И не говорите им, что эту информацию вы получили от меня!»

«Согласен».

«Хорошо. Синичка — Синтия Тейлор. Хорек — Майкл Никифоров. Но я вам этого не говорил! Запомните! И не проколитесь! Обращайтесь к ним, как к Синичке и Хорьку!»

Теперь уже пауза возникла по моей вине. Прошло секунд сорок, прежде чем я смог набрать следующий вопрос:

«Когда и как они со мной свяжутся?»

«Завтра утром. В 8.30. По этому же адресу. Комнату опять откроете сами».

«Понял», — набрал я и вышел из ВЭС.

Ни черта я не понял, подумал я про себя…

Глава третья

Утро 16 марта я провел в ожидании. Как я и предполагал, ожидание это оказалось бесполезным. Я честно включил свой «чемоданчик», вышел в ВЭС, открыл комнату по прежнему адресу и принялся ждать. Помня о том, что накануне Маршал заявился на связь тютелька в тютельку, все это я проделал уже в двадцать пять минут девятого. И прождал я так до пяти минут десятого. После чего моя телефонная карточка, на которой до этого оставалось еще больше четырех франков, приказала долго жить, и я со вздохом вышел из ВЭС.

Ни Синичка, ни Хорек на связь не вышли. Не вышел на связь и сам Маршал, хотя я на это очень надеялся. Ведь он потерял двух своих людей, и поэтому вся операция оказывалась под угрозой срыва. А операция эта была не только моя, но и его. И деньги за ее выполнение он мог бы получить немалые, что бы он там ни говорил и как бы ни воротил нос. Я был почти уверен, что Маршал наверняка побеспокоится, однако этого не произошло. Нет, что-то тут не то!

Или он как-то узнал, что именно я причастен к этим убийствам (правильнее было бы сказать, что это моих рук дело!), или он и сам уже… М-да-а-а… Что же теперь делать?

Я быстренько оделся и сбегал в ближайший магазин за телефонными карточками. Продавец обалдел, когда я попросил у него пять штук по пятнадцать франков.

Спать мне хотелось неимоверно — этой ночью мне удалось вздремнуть от силы часа два, а предыдущую ночь я вообще не спал. Но не мог же я возвращаться в Москву с пустыми руками! Что я скажу Сергею моему Антоновичу? Что один резидент вообще не ответил на пароль, а второй ответил, но потом бесследно исчез?

Я сердито покосился на две одинаковые книжечки программ кинотеатров, купленные мною у портье.

Одну — у старого, вторую — у молодого. И ни от одного, ни от другого портье отзыва на свой пароль я не получил. Видимо, наш человек здесь уже не работал. Или, может быть, он просто не захотел выходить на связь. Это маловероятно, но проверить не мешает. С этого и начнем, подумал я, загружая в ЭВМ номер первой карточки…

«Западная Империя, Английский департамент, Лондон, гостиница «Веллингтон», обслуживающий персонал, изменения в составе коллектива, 2001 год».

«Код доступа», — возмущается справочная ВЭС.

А, черт!!! Забыл совсем…

Ввожу свой код доступа, повторяю вопрос и читаю ответ:

«За первые 75 дней 2001 года в составе обслуживающего персонала произошло одно изменение: портье Пьер Рошфор — Карл Перен».

«Причина изменения?»

«Смерть Пьера Рошфора».

«Подробнее».

«Насильственная смерть Пьера Рошфора 10 января 2001 года».

«Подробнее».

«Информация для специального пользования. Вашего доступа недостаточно. Введите код доступа».

Я полез в бумажник и вытащил свой блокнотик. Есть там у меня такие циферки… Сейчас посмотрим…

Набираю длинную вереницу символов — цифры, буквы, знаки препинания…

«Код принят…»

Есть! Проглотила! Все-таки не такой уж и плохой я взломщик!..

«… Пьер Рошфор погиб 10 января 2001 года в результате огнестрельного ранения. Данное дело признано нераскрываемым, заключение следственного отдела АИБ ЗИ — самоубийство, сдано в архив АИБ ЗИ — 29.01.2001, номер дела — 47/2001-А.34».

«Характер огнестрельного ранения?»

«Три выстрела из пистолета системы браунинг-35. К.43».

Ага, подумал я. Бедняга Пьер с первого раза в себя не попал…

«Подробнее».

«Все три ранения нанесены в височную часть головы (два — в правую, одно — в левую) и признаны смертельными».

Да нет, Пьер-то, пожалуй, попал-таки в себя с первого раза. И довольно удачно. Не поверил, что ли?! И произвел еще два контрольных выстрела…

Перед моими глазами всплыла идиотская картина. Как человек попеременно стреляет себе то в правый, то в левый висок, пытаясь разобрать, что ему больше нравится. Я нервно хихикнул и набрал следующий вопрос:

«Оружие?»

«Оружие обнаружено на месте происшествия и сдано на склад как вещественное доказательство».

«Причина, по которой дело признано нераскрываемым?»

«Смерть наступила в следственной камере АИБ ЗИ».

Я присвистнул. Надо же! Протащить в камеру пушку?! Какого черта?! И как вообще наш портье попал в АИБ?! Да еще — в следственную камеру!..

«Причина пребывания Пьера Рошфора в следственной камере АИБ?»

«Пьер Рошфор, сотрудник АИБ ЗИ, должность — заместитель начальника личной охраны императора, звание — полковник…»

Мне на миг показалось, что я все же уснул и читаю этот бред во сне. Значит, получается, что наш резидент, человек, на которого мы вполне рассчитывали… и так далее…

«Контакты Пьера Рошфора с Восточной Империей?»

«Тайный агент разведывательного отдела АИБ ВИ, консультант отдела программирования компании «ДВК», внештатный корреспондент газеты «Московские ведомости».

Надо же! Еще и корреспондент! И вашим, и нашим, значит… Так, хорошо… Любопытно, почему его до сих пор никто не расколол? Ведь информация эта есть в Доступе. Не в Свободном Доступе, но есть. Значит, кто-нибудь, какой-то любопытный взломщик вроде меня, вполне мог ее получить. Сергею Антоновичу это будет интересно… Если, конечно, информация опять не гавкнется, как тогда, с Синтией… А ну-ка!..

«Синтия Тейлор, год рождения — 1979, Лондон».

Снова на экране три фотографии, одна из которых мне очень хорошо знакома… Хм… Почему же в прошлый раз мне сообщили, что нет данных?! Неужели действительно сработала программная мина? Не «подорвала» бы она чего в моем «чемоданчике», озабоченно нахмурился я.

«Синтия Диккенс, год рождения — 1979, Лондон».

Пять незнакомых девушек. Все до сих пор живы, никто ни в чем не замешан. Ладно, попробуем с другого конца.

«Справка».

«Вопрос?»

«Физический адрес станции электронной почты».

«Введите электронный адрес».

Сверяюсь с блокнотиком и набираю адрес, с которого Синтия получила послание в день нашего с ней знакомства.

«Восточная Империя, компания «ДВК», отдел программирования, младший математик, Этьен Николаевич Саргасов».

У меня просто челюсть отвисла. Этьен Саргасов… Э… С… ЭС?! Черт побери! Этька?! Этот мальчишка?!

Но я тут же сам себя одергиваю, потому что понимаю вдруг, что Этьен давно уже не тот кучерявый и растерянный от почтения мальчишка, что три года назад переступил порог моего кабинета. Я вспоминаю, как сам неоднократно ставил в пример остальным сотрудникам его старание; как я часто говорил Сергею Антонычу, что талант программиста у Саргасова от Бога. И то, что он, кстати говоря, очень хорошо был осведомлен о том, куда именно я направляюсь и зачем. И еще я вспомнил, что Этьен, несмотря на свое жалованье, постоянно сидел без денег. А получал он больше двух тысяч в месяц. И очень часто деньги у него появлялись довольно неожиданно и задолго до выплаты жалованья. Взломщик? Хм…

Не знаю, взломщик ли Этьен Саргасов, но то, что он далеко не «мальчишка», это уж точно. Этьен — специалист. Хорошо осведомленный специалист. И не стал бы Этька называть меня «возможным тайным аибовцем» или как там? Этьен хорошо знает, что к АИБу я никакого отношения не имею. Однако письмо Синтии было отправлено с его адреса. И подпись — «ЭС». Или это не его инициалы? Может быть, это все же означает что-то другое? Или же Этьен гораздо умнее, чем я его считаю? Может быть, он так и решил, что я не поверю в такую наглую выходку — письмо с его адреса, с его инициалами…

Я быстро запихиваю в дисковод гибкий диск — он маленький, трехсантиметровый, никак не могу попасть — и копирую всю эту информацию. Разбираться будем в Москве, а пока…

«Майкл Никифоров, возраст — 20–35 лет, только фотографии».

Много же их сейчас хлынет на экран, но ничего. Думаю, что нужного мне я смогу найти довольно быстро. Физиономию его я хорошо запомнил, а ни года рождения, ни адреса его, ни специальности я не знаю. Только имя, да и то неизвестно, настоящее оно или нет.

«oPHghBAS5*"%47 %», — ответила мне ЭВМ.

Это что такое?!

«Повторить», — ошалев, потребовал я.

«PrA543GHpP! — _=%», — продолжает настаивать ЭВМ.

Я смотрю на экран и понимаю, что происходит что-то нехорошее. ЭВМ выдала еще одну порцию белиберды:

«Wop%;Gfs532».

А потом по экрану сплошной вереницей побежали самые разнообразные символы, экран мигнул красным, погас на миг, а потом снова засветился и на нем появилась надпись:

«Служба ВЭС приносит свои извинения за возникший программный сбой. Ваши деньги, потраченные с начала сеанса связи, будут возвращены. Попытайтесь установить связь несколько позже».

Я посмотрел на часы — половина одиннадцатого. Я вышел из ВЭС и подумал, что впервые стал свидетелем настоящего сбоя Сети. Если, конечно, не считать того, что вчера ВЭС тоже валяла дурака, когда я пытался откопать данные о Синтии.

За окном с воем пронеслась пожарная машина. От этого резкого звука я даже вздрогнул, настолько у меня были напряжены нервы. Все эти мысли об Этьене были мне очень неприятны. Да и что приятного может быть в подозрениях против своего коллеги и подчиненного, которому ты достаточно много доверял?! Плюс еще — обидно к тому же. Ведь если бы не я, фигушки он бы работал в «ДВК».

Я выключил ЭВМ и подумал, что совершенно забыл про завтрак. Есть мне, правда, абсолютно не хотелось, но я почему-то почувствовал, что если не подкреплюсь сейчас, то позже у меня времени уже не будет. Не знаю, из чего возникла такая уверенность. Но когда дело касается еды, я привык этим своим предчувствиям доверять — до сих пор еще ни разу не подводили.

В ресторане во время завтрака у меня появилась неожиданная мысль. Я вдруг понял, что до сих пор еще не знаю, как отреагировала местная жандармерия на три «моих» трупа. Вчера газеты по случаю праздника не выходили. А сегодняшние вполне могли содержать кое-что для меня интересное. Особенно в разделе криминальной хроники.

Я попросил официанта принести все наиболее популярные в городе газеты, но так, чтобы их общая стоимость не превышала тридцати — сорока копеек. Ибо в Лондоне почему-то выходило свыше двухсот периодических изданий, включая и журналы. Ума не приложу — на фига нужна такая куча макулатуры?!

Я мог бы, конечно, воспользоваться и электронной прессой. Например, газетами «Сеть», «Паутинка» или «Электронные новости». Но дело в том, что все эти газеты были слишком уж ответственными и серьезными и никогда не публиковали непроверенной информации, досужих домыслов и слухов со сплетнями. А мне сейчас нужно было именно это. Вряд ли местная жандармерия уже нашла козла отпущения по этим трем убийствам, и официальная информация меня мало интересовала.

Официант, принесший газеты, аккуратно положил их на край столика и сокрушенно покачал головой.

— Мсье уже слышал? — горестно спросил он. — Какое несчастье!

Я удивленно поднял брови. Мне показалось, что он имеет в виду то же самое, о чем я сейчас думаю.

— Авиакатастрофа, — пояснил официант. — Только что, буквально час назад!

— Где? — поинтересовался я скорее из вежливости — у меня самого сейчас была катастрофа.

— У нас, в Лондоне, — сообщил официант. — Аэропорт «Хитроу», самолет упал… Сразу же после взлета… Мсье не слышал сирен?!

Я вспомнил звук пожарной машины, который так меня напугал, и сочувственно покачал головой.

— Вероятно, все погибли? — высказал я предположение.

— Да, мсье, — сокрушался официант. — По радио сообщали, что там было больше ста пассажиров!

Я с деланным сочувствием вздохнул, расплатился и отправился к себе в номер. Редко кого действительно трогают подобные вещи, если они не касаются его самого. Может быть, и есть в мире люди, способные искренне сопереживать чужому горю, но я таких никогда не встречал. И уж, во всяком случае, сам к ним не отношусь. Возможно, потому, что, когда я двадцать лет назад потерял свою Киру, это тоже мало кого из окружающих обеспокоило. Все мы по сути своей черствее самого черствого хлеба, подумал я. И это помогает нам выжить в сегодняшнем сумасшедшем мире…

Наиболее солидные газеты типа «Лондонского обзора» и «Орбиты» я просмотрел мельком. В их разделах криминальной хроники ничего интересного для меня не оказалось. Затем я вплотную занялся желтой прессой, которая имелась у меня в количестве шести газет. Пачкающая типографская краска и дешевая бумага, которая начинала желтеть еще до того, как попадала в типографию, оставляли желать самого лучшего. Как, впрочем, и само содержание этих газет.

Они были наполнены такой несусветной чушью, что мне на какое-то время даже стало интересно в них копаться. Видимо, тяжелым финансовым положением этих редакций и объяснялся тот факт, что многие статьи были подписаны одними и теми же фамилиями. И меня здорово веселило, когда в ходе повествования в одной статье журналист, забывшись, перескакивал на совершенно иную тему, которая обсуждалась в другой статье этого же номера. К тому же многие очерки в этих газетах явно были высосаны из пальца. Например, сообщение о том, что нынешней ночью в Ла-Манш упала летающая тарелка инопланетян, которая сейчас находится на глубине ста сорока километров. Не знаю, насколько глубок Ла-Манш, но, по-моему, он гораздо мельче Марианской впадины… К этим же сообщениям можно было отнести и новости о находке на берегу моря рыбы с женскими ногами и о зловещем заговоре фермеров Ирландского департамента, непонятно зачем добавлявших в тесто для хлеба стиральный порошок.

Статьи были написаны живо и правдоподобно и даже снабжены неумело сфальсифицированными фотографиями. Но особое внимание привлекали разделы уголовной хроники. Неподготовленный читатель, ознакомившись с ними, вполне мог счесть, что все уже пропало окончательно и Западной Империей правит не Герман II, а ночные головорезы и малолетние насильники. По-моему, у авторов подобной писанины были какие-то проблемы с психикой. Потому что описание зверских убийств и изнасилований поражало своей изощренной фантазией. Особенно мне запомнилась статья, где очень подробно описывалось, как молодую женщину одновременно насиловали и убивали сразу шестеро бандитов. Я так и не понял, как же им это удавалось?! Но судя по жадному описанию всего процесса, автор присутствовал там лично — либо в виде насильника, либо в виде жертвы.

В одной из газет среди всего этого мусора я натолкнулся на то, что действительно привлекло внимание и мгновенно согнало с моего лица снисходительную усмешку. Там писалось об убийстве, совершенном на Дин-род. Некая молодая девушка по имени Синтия была зверски изнасилована и жестоко убита тремя головорезами. Насильники скрылись с места преступления на машине марки «тойота». На Эбби-роуд во время дележа добычи между преступниками произошла стычка, в результате которой двое негодяев были застрелены третьим сообщником.

Конечно, в статье этой было огромное количество чуши. Например, я так и не понял, какую именно добычу могли делить между собой трое насильников?! Венерические заболевания, что ли?! К тому же больше трех четвертей статьи занимало, как это обычно бывает, подробнейшее и живописнейшее описание самого процесса «зверского изнасилования». Но было в статье и то, что заставило меня насторожиться.

Во-первых, марка машины моих мнимых аибовцев была указана точно. Во-вторых, имя «Синтия», адрес ее дома, Эбби-роуд, два трупа сообщников… И потом, в статье сообщалась одна немаловажная для меня деталь. А именно то, что Синтия была застрелена из браунинга.

Всеми этими фактами могла располагать только жандармерия. И столь точные факты могли объясняться только одним — автор статьи скорее всего имел хорошего друга среди жандармов. А значит, правоохранительные органы уже занимаются этим делом. Более того, они каким-то образом умудрились связать вместе оба преступления — в доме у Синтии и на Эбби-роуд.

Возможно, что я наоставлял-таки им свои отпечатки пальцев. И значит, в скором времени жандармы могут выйти на меня. Неприятный факт, но пока я с этим ничего поделать не могу. Конечно, в Москве я бы сразу же нашел для западных аибовцев массу объяснений. Самыми вескими из которых были бы мой начальник Сергей Антоныч и мой спецкод на убийство в целях самообороны. Но для этого, как я уже сказал, нужно быть в Москве. Или сворачивать операцию, вызывать сюда представителей компании, наделенных соответствующими полномочиями… Не хочу я сворачивать расследование! Ни фига же еще не сделано!

Я отшвырнул в сторону газету и опять подумал, что напрасно настоял на этой поездке в Лондон. Здесь должен работать специалист совершенно другого профиля. Хотя откуда же было знать, что дело дойдет до самой настоящей охоты за мной. Меня отправляли сюда в расчете на то, что придется воевать со взломщиками. И никто, даже я сам, не подозревал, что взломщики эти будут пытаться стрелять в начальника программного отдела или похищать его…

Такие мысли, как правило, посещали меня в часы уныния и череды неудач. Я знал, что скоро эта хандра пройдет, поэтому и не пытался с ней бороться. Лучше дать этим мрачным настроениям волю, спустить их с поводка. Тогда они перебесятся и успокоятся. И потом уже я опять смогу нормально думать. Однако дождаться этого мне не удалось.

В дверь постучали. Я открыл ее и увидел на пороге мужчину примерно одного возраста со мной. Первой моей мыслью было, что это либо жандармерия (отыскали меня наконец…), либо АИБ (настоящий!). Но я тут же понял, что ошибся — глаза человека выдавали его крайнее волнение. Не может быть у аибовца такого растерянного и затравленного взгляда. И у жандарма — тоже. На такой взгляд имеет право скорее какой-нибудь бестолковый непрофессионал вроде меня, который совершенно не понимает, что за каша вокруг него заваривается.

— Марсель Климов? — негромко спросил он, испуганно оглядываясь по сторонам.

— Допустим.

— Я Ричард Кроуффорд, — представился мужчина. — Можно мне с вами поговорить?

— Нельзя. — Я постарался, чтобы это слово прозвучало как можно более сочувственно.

— Почему?! — Гость изумленно поднял брови.

— Мне не хочется, — честно признался я, пожимая плечами.

— Но… Но… — Гость совершенно растерялся от подобного ответа. Только сейчас я обратил внимание, что пальто на нем точно такое же, как и у меня. И костюм, если судить по брюкам, тоже очень похож. И даже перчатки…

— Всего хорошего! — Я попытался закрыть дверь, но незнакомец помешал мне.

— Сокол, — прошептал он. — Это я!.. Маршал…

Пусть я и бестолковый дилетант, но думаю, что моей реакции в этот момент смог бы позавидовать даже самый искусный профессионал. Я затратил меньше десяти секунд на то, чтобы резким движением втащить его в номер, захлопнуть и запереть дверь, поставить лицом к стене и громко скомандовать:

— Руки на стену! Живо! Не двигаться!..

Маршал покорно молчал, пока я его обыскивал. Оружия у него не оказалось, зато бумажник изрядно распух и едва вмещал в себя содержимое.

Окончив обыск, я толкнул Маршала к стулу и приказал:

— Сидеть!

Затем я опустился в кресло, стоящее возле изголовья кровати (под подушкой у меня был спрятан пистолет, и я хотел иметь его под рукой на всякий случай), и занялся изучением его бумажника. Маршал сидел тихо как мышка, испуганно глядя на меня.

В бумажнике денег почти не было. А распух он от всевозможных листочков с непонятными записями и большой (прямо-таки ОГРОМНОЙ!) пачки пластиковых удостоверений. Я с интересом принялся их рассматривать. На всех было одно и то же лицо — моего гостя. Но вот имена, возраст и даты рождения всюду были разные. Похоже было, что мой гость одновременно представляет собой добрую половину граждан Западной Империи. Окончательно я обалдел, когда обнаружил среди этого калейдоскопа карточку с моим именем.

— Ни фига себе! — возмутился я. — Это уже хамство!

— Что? — Маршал вытянул шею, пытаясь разглядеть, что же меня заинтересовало.

— Сидеть! — сердито прикрикнул я, когда он попытался встать со стула.

Маршал испуганно рухнул обратно.

— Говори! — приказал я.

— Сокол! У меня неприятности! — выдохнул Маршал.

— Еще какие!!! — подтвердил я, сверля его взглядом. — Ты даже представить себе не можешь, какие у тебя неприятности!

— Нет, я серьезно, Сокол!

— Серьезно он… Можешь звать меня Марселем, — разрешил я. — А как твое настоящее имя?

— Ричард. Ричард Кроуффорд…

— Я сказал, НАСТОЯЩЕЕ!!!

— Это и есть настоящее! — ответил Маршал. — Правда! Честное слово!..

Я внимательно разглядывал его. Сейчас в этом человеке не было ничего от того волосатого и бородатого типа, что сидел с гитарой возле памятника маршалу Нею. Гладко выбрит, коротко подстрижен. На вид это был респектабельный и солидный мсье, довольно хорошо обеспеченный. И одет неплохо… Вот зараза! — подумал я со злостью. Вырядился под меня, документы состряпал на мое имя!.. Интересно, зачем?

Я молчал, ожидая, когда Маршал заговорит сам. Мне не хотелось его допрашивать, да этого делать и не пришлось.

— Во что ты меня втянул? — тоскливо спросил он.

Я продолжал молчать. Во что я его там втянул, это слишком общий вопрос. Скорее всего ни во что. Скорее всего Маршал сам во что-то вляпался. И мне хотелось услышать его собственную версию.

— Вчера вечером меня забрали жандармы! — воскликнул Маршал-Ричард. — Сразу после разговора с тобой! Они вешают на меня тройное убийство! Они говорят, что у них есть все доказательства!! Даже отпечатки пальцев там мои!!! Но я их не убивал!!!

Ага. Значит, вот оно в чем дело! Маршалу клеят мои убийства. Причем все три сразу. Любопытно, подумал я, каким образом у жандармов оказались отпечатки именно Маршала, а не мои? Я что, вовсе там не был, что ли?! Даже обидно как-то… А ведь это означает, что теперь не я, а Маршал будет за все это отвечать. Это ему предстоит быть козлом отпущения.

— Синтия Тейлор, Майкл Никифоров и Андре Раттоль, — сочувственно кивнул я, глядя на Маршала. — У тебя плохая привычка убирать своих напарников.

— Что?! — Маршал вытаращил глаза. — Это твоя работа?! Это ты меня подставил?!

— Нет, — возразил я. — То есть убийства — да, а все остальное — нет!

— Ты их убил?! — прошептал Маршал. — Зачем?! О Боже!.. Зачем?

— Это была самооборона, — спокойно заявил я. — Если ты хочешь, чтобы я понес заслуженное наказание, звони жандармам — телефон на столе!

Ричард скорчился на стуле и закрыл лицо руками. Я смотрел на согнутую фигуру и думал, что обреченность его выглядит вполне убедительно.

— Меня забрали вчера вечером, — пробормотал Ричард. — Жандармы предъявили мне ордер на арест и обвинение… Я был просто в шоке, когда они зачитали мне его! Синтия, Майкл… Третьего я не знал, но это был скорее всего приятель Майкла.

— Почему тебя отпустили? — спросил я.

— Я сбежал, — просто сказал Ричард. — Уже из камеры…

— Сбежал?! — удивился я. — В жандармерии довольно хорошие электронные системы охраны! Это не простой засов на двери, который взял да и открыл!

Ричард пренебрежительно дернул плечом, показывая, что все эти электронные штучки ему до фонаря. Не такое, мол, еще проделывал…

— Откуда у тебя это? — Я показал пластиковое удостоверение с моими данными и фотографией Ричарда.

— Мне его сделали сегодня утром, — ответил Ричард. — Один человек…

— Имя?

— Чье?!

— Этого твоего умельца!!! Дубина…

— Мы зовем его Дядюшкой… Отличный взломщик…

— Зачем тебе понадобилось выдавать себя за меня?

— Мне нужно было уехать из Лондона, — признался Ричард. — По этому удостоверению я заказал билет на самолет в Лион. И я должен был улететь… О Боже!.. Хорошо, что я опоздал на рейс!..

— Почему ты опоздал?

— Меня задержала одна… какая-то женщина. Я ее не знаю, она врезалась в мою машину… У нее был зеленый «ситроен»!..

Это становилось все более интересно. Зеленый «ситроен», женщина за рулем…

— Я опоздал в аэропорт буквально на десять минут, — продолжал Ричард. — Мне пришлось уматывать с места аварии до того, как там появятся жандармы! А эта дура!.. Черт!!! Она вцепилась в меня как ненормальная!!! Начала орать, что это я виноват! Черт!!!

— И почему ты приперся именно ко мне? — спросил я.

— Понимаешь, Сокол… Марсель… — Ричард робко глянул на меня. — Ведь самолет-то тот упал из-за тебя!..

— То есть?! — Теперь разыгрывать удивление мне особенно и не пришлось.

— Понимаешь… Когда Дядюшка делал мне документы, его ЭВМ дала сбой. Крепкий сбой! Полетела к черту вся информация по телефонным переговорам! Ну… — Ричард на миг запнулся, но потом продолжил: — Дядюшка, короче, ломает телефонные компании. Так, понемногу… Для удовольствия, в общем-то. Так вот, эта информация ему была очень нужна. Представляешь, как он рассвирепел?

Я молчал. Переживания неизвестного Дядюшки меня мало трогали.

— Ну вот… И он заявил, что это все потому, что из ВЭС скачали данные о тебе! А когда я узнал, что самолет в «Хитроу» грохнулся тоже по причине программного сбоя в бортовой ЭВМ, то… Тебя хотят убрать, Марсель! — закончил Ричард.

Я нахмурился. Мне вдруг вспомнилось, что мой «чемоданчик» сегодня тоже пытался дурить. Примерно в половине одиннадцатого…

— Покажи билет! — потребовал я.

— Он в бумажнике…

— Тогда давай сюда бумажник!!!

— Бумажник у тебя… — растерянно пролепетал Ричард.

Я вдруг вспомнил, что действительно все еще держу в руках его бумажник, недовольно хмыкнул и отыскал там билет на самолет.

«Марсель Сергеевич Климов, рейс номер 231, Лондон — Лион, первый салон, кресло 18-а, время вылета — 10.25». Так и есть. Примерно тогда же и произошел сбой в Сети…

— Как ты нашел меня? — спросил я.

— Мы же с Дядюшкой скачивали информацию о тебе, — напомнил Ричард. — Вот и…

Я встал, подошел к столу и включил «чемоданчик». Ричард с опаской наблюдал за тем, как я вхожу в ВЭС. Наверное, он боялся, что я сейчас отправлю письмо в жандармерию. Но мне было не до этого.

— Как, говоришь, тебя зовут? — хмуро спросил я.

— Ричард Кроуффорд… Только в справочнике обо мне ничего нет, — пояснил Ричард, поняв мои намерения.

— Посмотрим, — проворчал я, набирая его имя.

«Ричард Кроуффорд, родился 20 ноября 1968 года, умер 1 ноября 1967 года, воскреснет 1 января следующего года, если считать от прошлого года перед предыдущим. Бывший император Восточной, Западной и Великой Американской Империй, а также внештатный Президент Австралийской Республики и подпольный правитель Великой Колумбии. Кто не верит — тот дурак! Слава Ричарду! Слава Ричарду! Слава Ричарду! Слава…»

— И тут программа зацикливается, — пояснил Ричард, привставший со стула и наблюдавший всю эту галиматью.

Я посмотрел на него. Он мгновенно шлепнулся обратно на стул и покраснел.

— Ну, это так просто… Шутка такая…

— Шутки у тебя… идиотские, — проворчал я, выходя из справочника и набирая адрес «Электронных новостей». Я еще не до конца верил этому человеку. Но поверить мне все же пришлось. Когда я обнаружил в списке погибших пассажиров рейса 231 свою фамилию.

Я выключил ЭВМ и посмотрел на Ричарда.

— Слушай, Марсель! — Ричард все еще заметно нервничал. — Тебе придется поверить мне на слово!

— После всего того, что я сейчас прочел в ВЭС?! — саркастически усмехнулся я.

— Марсель, тут дело серьезное! — сказал Ричард. — Тебя ведь хотят убить!

— Я об этом и сам догадался, — кивнул я. — Еще позавчера.

— А на меня навесили три трупа! И мне теперь грозит либо смертная казнь, либо тридцать лет каторги!

— Скорее всего о каторге тебе придется забыть, — возразил я. — Если на тебя навесили сразу три убийства, то каторгой ты не отделаешься.

— Марсель! — воскликнул Ричард. — Я этого не делал!

— Уж меня-то ты можешь в этом не убеждать! — фыркнул я. — Одно мне непонятно — кому ты наступил на хвост?

— Я не знаю, — покачал головой Ричард. — Наверное, все это только для того, чтобы помешать тебе. И мой арест, и попытка тебя убрать…

— Попытки, — поправил я. — До сих пор неудачные. Так может быть, ты мне скажешь, за каким чертом приперся ко мне?

— Я хочу, чтобы ты помог мне убраться из Лондона! Я хочу скрыться! У вас, в Восточной Империя! Жить где-нибудь в Индийской губернии и продолжать работать на ваш отдел! Уже официально! Помоги мне уехать, Марсель!

— А сам ты не можешь?! — усмехаюсь я. — Ты же взломщик! Чего проще — сделает тебе этот дядя (или кем он там тебе приходится?) новые документы, спокойненько умотаешь куда-нибудь. Только не в Восточную! Езжай-ка лучше в Австралию или Колумбию!.. Или ты там не сможешь прокормиться? — догадываюсь я и тут же предлагаю: — А хочешь — езжай в Великую Американскую! Заберись куда-нибудь в Сан-Франциско, и все! Живи себе!

— Меня отследят, — отвечает Ричард, и в глазах его я вижу набирающую силу холодную злость. — Вы же сами меня и отследите! Мне нужно прикрытие! Думаешь, я не знаю ваших методов? Думаешь, я не понимаю, что в прошлый раз мне просто повезло? Превосходно понимаю! Ведь вся наша команда, кроме меня, погибла! Все двенадцать человек! Вы просто убили их! Передали адреса в свободный доступ и снабдили их криминальным статусом ноль!!! А меня оставили в живых! Чтобы я пахал на вас! Скажешь, не так? Ну, возрази же мне!..

Я кивнул. Возражать было нечего. Все именно так и было.

Криминальный статус ноль, подумал я. Это значит, что в обладателя этого статуса можно (и даже нужно!) стрелять без предупреждения и не пытаться даже взять его живым, потому что он весьма опасен.

Так все и было. Мы снабдили этим статусом одиннадцать менее талантливых дружков Маршала и разместили объявление с их данными в ВЭС. Восемь человек погибли в первый же день, двое — на следующий. Дольше всех продержалась одна девчонка — целых четыре дня. Но в конечном итоге Маршал остался в одиночестве, и когда Сергей Антонович предложил ему стать нашим агентом, колебался он очень недолго…

Конечно, Ричард был неплохим специалистом. Но вытаскивать его из этого дерьма у меня не было ни малейшего желания. В конце концов — это его проблемы! Мне хватает и моих собственных. К тому же мне очень не нравятся такие люди, как он. Которые сначала суют нос в какую-нибудь дыру, а потом возмущенно орут, что их за этот любопытный нос укусили…

— Ты когда-нибудь задумывался над тем, что вы делаете? — тихо спросил я у Ричарда. — Задумывался о том, чего стоят ваши выкрутасы в ВЭС? Я ведь хорошо помню, как накрыли вашу команду! Это было лет пять — семь назад. Верно? В Риме, если не ошибаюсь…

— Да! В Риме!!! — с вызовом выкрикнул Ричард. — У троих из нашей команды были семьи! А вы!..

— Были семьи… — еще тише повторил я. — У тех шахтеров, чей годовой заработок вы украли, тоже были семьи. А когда руководство шахт заявило о том, что рабочие лишились денег по вине взломщиков, им не поверили.

— Могли бы найти деньги! — запальчиво возразил Ричард. — Миллионом больше, миллионом меньше! Что, у хозяина шахт не осталось денег? Смешно!

— Очень смешно, — согласился я. — Особенно смешно было тогда, когда ваши программные мины вдруг обнаружились в ЭВМ, контролировавших воздушное снабжение шахт. Ты знаешь, что тогда погибло больше сорока человек?

— Это была случайность, — пробурчал Ричард. — Мы этого не делали. Кто-то из конторы руководства сам случайно заминировал свои программы. Эти идиоты таскают гибкие диски с одной машины на другую и никогда не проверяют их на наличие мин…

— Одни идиоты таскают диски, — задумчиво проговорил я, — другие — пишут программные мины… А третьи вдруг начинают считать, что сорок их товарищей-шахтеров были убиты по негласному приказу руководства…

— Ты еще скажи, что это я приказал жандармам стрелять по шахтерам! — зло предложил Ричард. — Когда они захватили здание управления…

— Слушай, Маршал. — Я нарочно назвал его не по имени. — Ты хоть раз задумывался, в каком мире ты живешь? А? Ведь здесь, в нашем, реальном, мире, все несколько иначе, чем на ваших ЭВМ! Здесь живут НАСТОЯЩИЕ люди, а не вереница команд лихих программ.

— Что-то я никогда и ни от кого раньше не слышал, чтобы Марсель Климов вел подобные душеспасительные беседы! — ядовито усмехнулся Ричард. — Тебе же на всех наплевать! Я же знаю про тебя все! Тебе наплевать на все человечество!

— Да, — со вздохом согласился я. — Мне на всех наплевать. И на тебя — первого. Поэтому ты будешь выкарабкиваться сам. Меня здесь ничто и никто больше не держит. Я сегодня же улечу в Москву…

Ричард криво улыбнулся. Я посмотрел ему в глаза и внутренне похолодел. До меня наконец-то дошло, почему он считает, что я стану ему помогать. Да нет! Он был просто УВЕРЕН, что я помогу ему! И я вдруг понял, на чем эта его уверенность покоилась!!!

— Зар-р-раза!!! — Я хлопнул кулаком по колену.

— Понял, да? — оскалился Ричард. — Заказать тебе билет на самолет? Или лучше сразу — гроб! Чтобы долго не мучился!..

— Заткнись! — взорвался я, вскакивая с места.

Если Ричард прав и кто-то действительно пытается меня устранить, то вылететь мне просто не позволят: сегодняшняя авиакатастрофа — наглядное тому подтверждение. То же самое можно сказать и про железную дорогу. Ведь все составы управлялись ЭВМ…

— У тебя нет выхода, Марсель! — высокомерно заявил Ричард.

— Нет выхода?! — переспросил я. Мне захотелось сбить с него спесь. — Ошибаешься, родной! Есть! Я сдам тебя жандармерии и отправлюсь в Москву на автомобиле! Ты понял?

— Ага! — Ричард еще хорохорился, но уже заметно меньше. — И первый же патруль, остановивший тебя, выяснит, что за рулем машины — труп!

— Ну и что?

— Ну и то, что сведения о том, что ты жив, сразу же попадут в ВЭС! — заявил Ричард. — И тебя опять выследят! Еще до того, как ты успеешь добраться до Москвы! Понял?

— С чего бы это патрулю меня останавливать? — поинтересовался я.

— Ну, не знаю… — пожал плечами Ричард. — Скорость превысишь… Или еще что-нибудь… У тебя какая машина?

— Пока еще никакой нет, — рассеянно ответил я.

— Что?! — Ричард вытаращил глаза. — Нет машины?! Ха!!! Значит, и не будет!!!

— Почему это?! — нахмурился я.

— Ты же труп!!! — пояснил Ричард. — Ты же теперь не снимешь со своего счета и копейки!!! Ни один банк не оплатит чек, подписанный трупом!!!

— Твою мать!!! — выругался я. Эта мысль еще не приходила мне в голову. Сколько там у меня осталось наличных?..

— Марсель, давай договоримся, а? — просяще пробормотал Ричард. — Пожалуйста! Давай? Дядюшка сделает тебе новые документы! Я уговорю его! Для него это — раз плюнуть! В два счета, вот увидишь! А я обеспечу тебе информационную безопасность — ни одна живая душа не узнает о том, что ты еще жив! Мы доберемся до Москвы, и ты скажешь своему начальству, что я тебе очень помог! Ты все им объяснишь и походатайствуешь о моем устройстве на работу к вам, в «ДВК». Пойми, Марсель: мне нужна легальность!..

Я слушал его не перебивая. Легальность ему нужна! Шкуру свою спасаешь, зараза!..

Я подошел к окну. Погода, как назло, была замечательная. Первый солнечный денек с момента моего пребывания здесь, в Лондоне. Чудо, а не погода! Хоть сейчас садись в самолет и… Я смотрел на идущих по улице людей и думал о том, что, похоже, мне придется иметь дело с этим Маршалом, будь он неладен! Каким бы хорошим взломщиком я себя ни считал, но он, надо признать, намного опытнее меня. И пачка поддельных документов достаточно красноречиво говорит о том, что он сможет помочь мне выбраться отсюда.

Надо же, а! Какая сегодня погода! И ведь как назло — когда все наперекосяк, то и туман исчез, и солнышко выглянуло! И люди все какими-то веселыми кажутся! И даже машины…

Я вдруг заметил внизу, возле тротуара, зеленую матерчатую крышу «ситроена». Правая передняя фара у него была разбита, да и крыло выглядело так, словно водитель недавно несильно врезался в столб. Или в другую машину… Водитель или водительница, подумал я. Но оформить свою мысль я до конца не успел. Потому что в дверь моего номера опять постучали.

Стук был робким и осторожным. Меня всегда поражал такой стук. Создавалось впечатление, что стучавший человек боится меня побеспокоить. Мало ли что — а вдруг я сплю? Но тогда зачем вообще стучаться-то?!

Я посмотрел на Ричарда, и нехорошие мысли закопошились в моей голове. Зеленый «ситроен», Ричард, авиакатастрофа…

Стук в дверь повторился.

— Стучат, — робко заметил Ричард.

Вместо ответа я наклоняюсь над кроватью, вытаскиваю из-под подушки свой пистолет и снимаю его с предохранителя.

— Открывай, — спокойно говорю я побледневшему Ричарду. — Только без шума! Понял?

Ричард торопливо кивает, подскакивает к двери и принимается сражаться с замком. Руки его дрожат и он никак не может справиться с защелкой.

— Спокойнее, милый, — шепчу я, становясь так, чтобы открывшаяся дверь не позволила меня разглядеть.

Ричард прямо трясется от страха. Он еле совладал с замком и приоткрыл дверь. И тут лицо его вытягивается от изумления и Ричард в состоянии произнести всего одно слово:

— Вы?!

Я рывком распахиваю дверь и затаскиваю в комнату того, кто стоит в коридоре.

— Запри дверь! — говорю я Ричарду, прижимая ствол пистолета ко лбу своего неожиданного гостя. То есть — гостьи…

Это была та самая женщина, что остановила меня на площади возле памятника Нею. Даже одета она была точно так же, как и тогда. Только вот выглядела не в пример бледнее и испуганнее. Ну это-то и понятно — я бы тоже не выглядел цветущим, если б мне ко лбу приставили ствол пистолета.

— Обыщи ее! — приказал я Ричарду. — Все, что найдешь, — на стол!

Девушка покорно подняла руки. Губы ее дрожали.

Ричард торопливо принялся хлопать ее по бокам, совершенно не пытаясь извлечь выгоды из создавшегося положения. Наверное, от страха.

— Вы Марсель Климов? — пролепетала девушка.

— Я бы на вашем месте помолчал, — посоветовал я. — Сейчас вы не в такой ситуации, чтобы задавать вопросы.

— Уберите пистолет, пожалуйста, — попросила девушка.

— Если вы думаете, — заметил я, — что у меня не хватит решимости продырявить вашу очаровательную головку, то жестоко ошибаетесь. И решимость, и соответствующий опыт у меня уже есть…

Девушка начала всхлипывать.

— Не стоит омрачать последние минуты жизни, — посоветовал я. — Опухшие от слез глазки не придадут вашему трупу особого шарма…

— Вы же не убьете меня? — прошептала девушка.

Она все еще стояла подняв руки. Только глаза ее теперь были плотно зажмурены — наверное, от страха — и голова втянута в плечи. Растопыренные пальчики испуганно подрагивали. Сейчас она казалась жалкой и беспомощной.

— Почему вы решили, что я вас не убью? — поинтересовался я.

— Свидетель… — пролепетала она.

— Ну-у-у! — снисходительно улыбнулся я. — Это вообще не проблема! Во-первых, вы даже не знаете толком, свидетель он, — хоть девушка меня и не видела, но я кивнул в сторону Ричарда, — или соучастник! И во-вторых, никто не мешает мне уложить этого человека рядом с вами! Не подумайте ничего плохого, я имею в виду — уложить в виде трупа!

Ричард тоже побледнел. Пачка документов, денег и каких-то бумажек, что он извлек из карманов девушки, посыпалась на пол.

— Эй, прекрасная незнакомка! — Я легонько стукнул стволом по лбу девушки. — Откройте-ка глазки!

Девушка испуганно ойкнула и еще больше втянула голову в плечи, но глаза открыла и посмотрела на меня с нескрываемым ужасом.

— Сядьте! — приказал я и сам уселся в кресло. — Ричард, собери-ка, что ты там уронил, и дай мне посмотреть!..

Ричард торопливо кинулся исполнять приказание. Я поморщился. Мне всегда бывает неприятно видеть людей, настолько трясущихся за свою шкуру. Боишься, тогда нечего лезть в игры серьезных людей!..

Я перебрал документы и нашел удостоверение личности моей гостьи.

Милена Рене, 1970 года рождения, живет в Париже… Что-то меня насторожило. Я внимательно посмотрел на фотографию, потом не менее внимательно принялся разглядывать лицо девушки. У меня возникла уверенность, что я ее уже где-то видел. И фамилия Рене у меня четко ассоциировалась именно с этим лицом.

Девушка, видимо, догадалась, о чем я думаю, и торопливо заявила:

— Я сестра Джудди Рене! Вашей коллеги! Помните?

И я вспомнил.

Конечно же, никакая она мне не коллега — Джудди Рене, секретный агент Западного АИБа, та самая женщина, что отправилась в Сиань тогда же, когда я вылетел в Лондон. Тот человек, который должен был проводить расследование в Китайской губернии в рамках сотрудничества Восточного и Западного Агентств Имперской Безопасности. Только от Восточной Империи поехал я — простой следователь компании «ДВК», а вот от Западной — настоящий аибовец. То есть настоящая…

— Что вам от меня нужно? — Я сразу перешел к делу.

— Вам грозит опасность! — заявила Милена Рене, не сводя влажных глаз с моего пистолета.

Я фыркнул. Опасность! Опять! Что они, сговорились, что ли?! Если бы Милена сказала мне это пару дней назад, то я бы проявил некоторый интерес. Но сейчас подобные заявления начинали меня раздражать — слишком уж часто за последний час я их слышал. Да и вообще все это — рассказы Ричарда, визит Милены — начинало напоминать мне плохо отрепетированный и скверно сыгранный водевиль.

— Дальше, — устало попросил я.

— Сестра погибла, — прошептала Милена и всхлипнула.

— Соболезную.

— Она собиралась отправиться в Лондон, чтобы разыскать вас…

— Зачем?

— Она говорила, что вам грозит опасность… Она звонила мне в Париж и сказала, что вернется позже, чем рассчитывала. Она хотела поехать сюда, к вам… Она что-то узнала в Сиане… Что-то такое… Вам нельзя оставаться в этой гостинице… Здесь опасно…

Я не перебивал Милену. Говорила она хоть и сбивчиво и путано, но весьма интересные вещи.

— Почему вы сразу не сказали мне этого? — спросил я. — Еще тогда, на площади.

— Я не решилась…

— Что вы знаете обо мне? — поинтересовался я.

— Почти ничего. — Милена пожала плечами. — Вас зовут Марсель Климов… Марсель Сергеевич… Вам тридцать пять лет, работаете в «ДВК» начальником программного отдела. В Лондоне выполняете задание по расследованию программных сбоев в ВЭС… У вас спецкод на убийство, — Милена опять испуганно посмотрела на пистолет, — номер кода — альфа, двадцать три, семьдесят пять, дробь, сорок один…

Я постепенно начинал чувствовать, что мир вокруг меня становится каким-то нереальным. «Почти ничего»! Да эта девчонка знала даже номер моего спецкода на убийство! Хорошенькое «почти ничего»!!!

— Откуда вам все это известно? От сестры?

— Сестра погибла, — робко напомнила Милена. — Просто я иногда копаюсь в ЭВМ… Для себя, так просто…

— Вы — взломщица!

— Взломщик, — осторожно поправила меня Милена. — Когда я поняла, что билет на самолет заказывали не вы, а он, — кивок в сторону внимательно слушавшего Ричарда, — я поспешила сюда…

— Как вы это поняли?

— Авария, — пояснила Милена. — Я догадывалась, что с самолетом может произойти нечто подобное… Вот и… Пришлось врезаться в вашу машину… — При этих словах рожа Ричарда вытянулась. — То есть я думала, что машина ваша… Но в машине были не вы, и тогда я поняла, что мне нужно ехать в гостиницу… Пока еще не поздно… Пока с вами ничего не случилось…

— Откуда у вас такая обеспокоенность моей жизнью? — прищурился я. — Почему вы решили мне помочь?

— Из-за сестры. Она погибла. А ее убийцу никогда не найдут… Я сама решила заняться расследованием, и вы были единственной ниточкой во всем этом…

— Как погибла ваша сестра?

— Несчастный случай. — Глаза у Милены опять стали влажными. — На железнодорожном переезде ее машина попала под скоростной грузовой состав…

— Несчастный случай? — переспросил я.

— Я не верю этому! — дрожащим голосом выкрикнула Милена. — Шлагбаум пропустил ее на переезд и опустился за ней следом! А второй так и не поднялся! Она оказалась запертой на железнодорожном полотне!

Я молчал. В принципе такое вполне могли расценить как несчастный случай. Для обывателя это именно так и выглядело. Но я превосходно понимал Милену.

Программы для железнодорожных развязок хранятся даже не на светоносителях. Они жестко прошиты в микросхемах. И вмешаться в их работу можно только вручную — заменить определенную микросхему на другую. А потом, естественно, все восстановить. Чтобы не осталось следов. Если, конечно, Милена не врет…

— А как вы вообще узнали, что от моего имени был заказан билет? — вспомнил я. — И как вы выяснили номер моего спецкода?

— Одна программка… Маленькая такая…

— Какая именно! Подробнее! — Я повысил голос.

— «Змейка»! — В ответе Милены явственно послышался вызов мне.

— «Змейка» не выдает секретную информацию со световых носителей первому встречному! — прищурился я. Все-таки я тоже кое-что понимаю.

— Это не совсем «змейка», — заявила Милена. — Я ее немного переделала. Добавила туда сквозной фильтр… из «кошки»…

— Это ничего не даст, — возразил я. — Такая программа не сохранится на световом носителе! Вам пришлось бы каждый раз загружать ее заново!..

— Нет, Марсель! — встрял вдруг Ричард. — Ты работал с «желтой пчелкой»? Она тоже не должна была сохраняться на светоносителе, но если заменить второй цикл…

— Третий! — возразила Милена.

— Второй! — настаивал Ричард. — Третий цикл просто «оживляет» скинутые команды, а тут нужно…

— Тут нужно, чтобы вы оба заткнулись! — громко произнес я, поскольку уже окончательно перестал что-либо понимать. — Меня начинают утомлять и эта ваша болтовня, и этот Лондон, и… и все остальное!!!

Милена и Ричард мгновенно замолчали и с готовностью уставились на меня.

— К любопытным выводам можно прийти, — уже гораздо спокойнее произнес я, глядя в их настороженные лица, — если как следует взвесить все события. Например, тот факт, что вы оба сейчас находитесь в моем номере и в один голос убеждаете меня в том, что мне грозит какая-то неведомая опасность. Допустим, что я с этим согласен. Но тут же я вспоминаю еще несколько интересных событий…

— Но тебе и правда грозит опасность! — горячо заявил Ричард.

— Несколько интересных событий, — повторил я, сверля его взглядом. — Во-первых, вы оба рассказывали мне друг о друге, уверяя меня, что не знакомы.

— Мы действительно не знакомы с… с ним, подтвердила Милена.

— Однако, — я не обращал внимания на ее слова, — вы оба находитесь здесь. И если верить вашим же собственным словам, то вы уже хотя бы однажды встречались. Верно?

Милена и Ричард как по команде кивнули.

— Меня радует такое единодушие, — заметил я. — Особенно когда я припоминаю, что впервые встретил вас, — киваю в сторону Милены, — возле памятника маршалу Нею, где у меня была назначена встреча с тобой, — кивок в сторону Ричарда. — И возникает вполне резонный вопрос: а действительно ли вы встречались только однажды? Может быть, вы уже давно знакомы? Может быть, вы даже работаете вместе?

Возникла небольшая пауза. Я пытался понять, верна ли моя догадка или же Ричард на самом деле не знаком с Миленой?

— Кто такой Андре Раттоль? — едва не выкрикнул я.

Милена вздрогнула. Как мне показалось, чуть сильнее, чем это было возможно.

— Я же тебе говорил, что не знаю его! — опять занервничал Ричард. — И мы с ним совершенно…

— Помолчи, — бросил я ему и улыбнулся Милене. — Говорите, сударыня! Ну?

— Раттоля я знаю совершенно случайно, — призналась Милена. — Джудди занималась расследованием, в котором он проходил как главный свидетель. И я…

— Какое расследование? — перебил я ее.

— Когда террористы взорвали Информационный Железнодорожный Центр в Каире…

Я кивнул. Этот судебный процесс закончился три года назад и был еще достаточно свеж в памяти. Когда после террористического акта железнодорожное сообщение между северными африканскими департаментами Западной Империи оказалось парализованным. Информационный Центр находился в Каире, но обслуживал он весь север африканского континента. Это был последний Информационный Центр в Западной Империи — остальное управление электронными сетями давно уже было децентрализовано. И катастрофа, разразившаяся после взрыва Центра, еще раз доказала нецелесообразность управления чем бы то ни было (ну, кроме людей, разумеется…) из одной точки. Потому что выход из строя Центра повлек за собой проблемы от Средиземного моря вплоть до Заира и Конго.

Террористов, насколько я помню, вычислили довольно быстро. Это оказалась небольшая группа психопатов из Суданского департамента, которые считали, что железная дорога нарушает экологический баланс. Но вот имени Раттоля я среди них что-то не припоминал.

— Раттолю предъявлялись обвинения? — спросил я у Милены.

— По-моему, нет, — не совсем уверенно ответила она. — Он тогда очень помог следствию, и потом, он же американец…

— Американец?! — Я был очень неприятно поражен. — Какого черта американец делал на судебном процессе?! В Западной Империи!!!

— Он сообщил в АИБ, что стал случайным свидетелем переговоров между террористами, — пояснила Милена. — Ну, вроде бы те болтали в «клубе» по ВЭС, а Андре случайно набрал нужный код. — Милена скептически усмехнулась.

Я полностью разделял ее мнение. Когда дело касалось взломщиков, я не верил ни в какие случайные совпадения. Особенно если речь шла о девятизначном пароле. И я обратил внимание, что Милена назвала Раттоля по имени. Это тоже не могло быть простым совпадением, подумал я.

— Андре передал АИБу все их данные — адреса, имена и так далее, — продолжала Милена. — А потом он приехал на процесс как главный свидетель…

— Значит, Раттоль был американцем, — пробормотал я. — Что ж, это довольно многое объясняет…

Мне вспомнилось то, насколько неуверенно действовали двое мнимых аибовцев, что явились ко мне в гостиницу. Они не знали самых элементарных вещей, полагавшихся знать подданным Западной Империи. И тут же я вспомнил, что вторым-то «аибовцем» был человек, с которым работал Маршал. Следующий вопрос напрашивался сам собой, но задать его я не успел — Ричард меня опередил.

— Ну и что?! — влез он в разговор. — Хорек тоже был американцем!

— Какой хорек?! — не понял я.

— Хорек, — повторил Ричард. — Майкл Никифоров. Не знаю, что ему понадобилось в Лондоне? Обычно я давал ему задания по разным американским делам, и Майкл вообще старался не покидать своего Чикаго. Может быть, он просто приехал сюда со своим приятелем? Этим самым Раттолем…

— Ричард Кроуффорд, — с улыбкой произнес я. — Повтори, пожалуйста, то, что ты только что сказал.

— А что?! — перепугался Ричард.

— Правильно ли я понял, что ты СОТРУДНИЧАЕШЬ с американцами? — пояснил я, продолжая улыбаться. — Ты собирался подключать Майкла Никифорова к моему расследованию? Ты собирался передать ему всю полученную от меня информацию? Или уже передал! Я правильно тебя понял, Ричард?

Ричард стал бледнее смерти. Я впервые увидел, как у человека от нервного напряжения дергается щека.

— Марсель… — пробормотал он. — Я… я… Хорек не такой… Он был… Он не оэсбэшник… Он вообще переехал в Чикаго только год назад…

— Ты знаешь, что он натворил? — прищурился я. — Этот твой Хорек!

Ричард помотал головой.

— Этот твой Хорек пытался меня убить, — с улыбкой заявил я. — Они в паре с Андре Раттолем чуть было не сделали этого. Понимаешь, что это значит?

Ричард затряс головой.

— И ты еще ставил мне условия?! — продолжал удивляться я. — Ты еще хотел работать в нашей компании?! Да проблемы с жандармерией, что возникли у тебя вчера, просто детские игрушки по сравнению с обвинением в шпионаже!!!

— Марсель! — закричал Ричард. — Это неправда!!! Майкл не работал на ОСБ!!!

Мне показалось, что еще миг, и Ричард заплачет. Я бросил быстрый взгляд на Милену. Она с интересом слушала наш разговор. Страха в ее глазах значительно поубавилось, и я решил выведать у нее побольше — Милена была в таком настроении, когда люди готовы на откровенность. Они видят, что с кем-то другим произошла более крупная неприятность, несколько обеляющая их собственные проступки. И им начинает казаться, что теперь на них обращают гораздо меньше внимания. Я не собирался упускать эту возможность и, уверенно глядя в глаза Милене, произнес:

— Вы хорошо знали этого человека!

— Мы несколько раз работали вместе, — охотно призналась Милена. — Мы познакомились как раз во время судебного процесса. Очень хороший взломщик, но у него мозги повернуты не в ту сторону. Он фанатик…

— Фанатик?! — удивился я. По моему мнению, любой взломщик мог быть аттестован подобным образом.

— Сетевик, — пояснила Милена.

Понятнее мне не стало.

— Ну, короче говоря… — Она растерялась. Видимо, Милена думала, что это слово известно всему миру. — Короче говоря… Есть такие люди… Ну, они превратили программирование в некое подобие религии… У них там есть какой-то свой придуманный бог…

— Из машины, — усмехнулся я.

Этот бред мне никак не мог помочь.

Что в Восточной, что в Западной Империи — Церковь давно уже не играла решающей роли в управлении государством. Это произошло как-то само собой, после роспуска Александром I Священного Синода. Император по-прежнему назывался «помазанником Божьим», но это была скорее дань уважения чувствам верующих и древним традициям, берущим начало где-то в глубине веков. Однако официальной религией в Империях считалось христианство. В Западной — католическое, у нас — православное. Естественно, что, кроме официальных религий, в Империях совершенно свободно исповедовались мусульманство, буддизм, иудаизм и еще множество других. По правде говоря, что касается нас, то православные христиане составляли меньше четверти всех верующих граждан Восточной Империи. Это и неудивительно — одни только Китайские губернии, где исповедовался буддизм, включали в себя почти половину населения. Но вера — личное дело каждого. Каждый вправе выбирать для себя ту религию, какая ему кажется наиболее верной. Главное, чтобы здесь соблюдался один закон — золотое правило.

Но всегда находились люди, которым в религии самым притягательным казались слава и почет. И тогда начинали возникать различные ответвления. Самые разные люди объявляли себя пророками. Десятки самозваных будд, магометов и иисусов создавали свои общины, привлекали туда людей, вознося себя на самодельные пьедесталы новоявленных мессий. Но пьедесталы те были весьма непрочны. Потому что основной движущей силой этих общин являлась материальная заинтересованность.

Новоиспеченные пророки обычно призывали последователей к отказу от всех земных благ. Разумеется, в свою пользу. И нередко находились легковерные люди, жертвовавшие все свое состояние этим общинам. А у этих людей, естественно, были родственники, которые обращались с жалобами в АИБ. АИБ уже передавало дела на рассмотрение в соответствующую церковь, где и принималось решение о том, нарушает ли данная община религиозные каноны. Затем решение это сообщалось АИБу, и тогда уже само агентство объявляло данное религиозное течение незаконным и нарушающим основы Империи.

Зачастую разобраться в религиозных тонкостях было нелегко. Я помню, как следствие над одной подобной общиной длилось больше года. Глава той общины — «Новый Иерусалим» — чрезвычайно запутал дело, объявив себя ни много ни мало как самим Моисеем, воплотившимся в мире в соответствии с законами буддизма. Жуткий коктейль из всевозможных религий ввел АИБ в некоторый ступор. Но поскольку община была ответвлением от иудейской религии, дело в конце концов было передано в синагогу.

На мой взгляд, методы АИБа и Церкви в этом вопросе отличались непозволительной мягкостью. По-моему, было бы гораздо проще обвинить этого пророка в самом заурядном вымогательстве. Тем более что все факты у АИБа были.

Но вот ЭТА религия, о которой поведала мне Милена, возникшая на основе не уже существующих церквей, а электронных и программных технологий?! Это что-то новенькое! Интересно, кому АИБ передаст на рассмотрение это дело? Я чуть не улыбнулся при мысли о том, что разбираться во всем этом предстоит не священникам, а, например, нашему Сергею Антонычу.

— И что же собой представляет эта их религия? — все же спросил я Милену.

— Ну… — Девушка пожала плечами. — Они считают, что ВЭС — это разумное существо…

Я не смог сдержать улыбки. Все это напоминало мне скверно придуманный фантастический роман. Нет, фантастику я вообще-то люблю. Но такую фантастику, где разные там звездолеты, космические корабли. Или наоборот — рыцари, драконы и прочие сказки для взрослых. Но я никогда особенно не увлекался разными там заумными искусственными интеллектами, путешествиями во времени и параллельных пространствах и прочей ерундой. В отличие от нашего Сергея Антоныча — тому только волю дай порассуждать о множественности миров, пространственно-временных изменениях и альтернативной реальности. Я знал, что Сергей Антонович втайне от всех уже несколько лет пишет какой-то фантастический роман. А однажды, после нашего совместного посещения трактира, он обмолвился и о своих научных исследованиях. То есть это ОН называл их НАУЧНЫМИ. Я же, из соображений соблюдения субординации и недопущения насмешек над своим руководством, ограничился вежливой улыбкой.

Оказывается, Сергей Антоныч всерьез верит в то, что на жизнь можно влиять, изменяя какие-то, незначительные на первый взгляд, события в прошлом. Выпили мы в тот день довольно много, и, по-моему, у него в голове что-то перепуталось. Потому что он постоянно сбивался и перескакивал со своих исследований на свой же фантастический роман, главным героем которого был мало кому известный Адольф Шикльгрубер, живший то ли в Линце, то ли в Браунау — короче, в одном из захолустий нижне-австрийского департамента.

Вы наверняка не знаете об этой истории — я и сам узнал о ней совершенно случайно, копаясь в старых архивах. Лет семьдесят назад этот самый Адольф собрал группу единомышленников и организовал политическую партию. Их основной задачей было объединение обеих Империй и подчинение их одному, единому для всех императору. Надо признаться, меня его идеи несколько удивили — зачем же это все нужно, коли у нас и так почти что одно государство?! Но читая протоколы допроса членов этой партии, я понял, что основной движущей силой их была самая обычная жажда власти. Все эти обещания пойти «походом на Париж» и «утопить в крови Америку» объяснялись только непомерными амбициями Адольфа. Но больше всего я удивился тому, что эти бредовые идеи нашли достаточно широкий отклик в определенных кругах населения обеих стран. Возможно, что свою роль здесь сыграло и название: «Единая Рабочая Партия».

К счастью, Западное АИБ было начеку. Партия была объявлена вне закона, члены ее (те, кто отказался покинуть ряды партии добровольно) были арестованы и посажены на разные сроки. Самому Шикльгруберу, если я не ошибаюсь, влепили девять лет каторги, где он тихо и скончался от скоротечной чахотки.

Так вот, в своем романе наш Серж Антоныч повернул дело так, что шайка Адольфа власть все-таки захватила. Он очень подробно объяснял, насколько это могло бы быть плохо, но я мало что запомнил из его рассказа. Не верю я в подобный бред! Такой кретин может, конечно же, захватить власть в Империи, но чтобы удержать эту власть, необходимо одно обязательное условие — все население Империи должно было бы состоять из подобных ему шизофреников. Амбиции у Шикльгрубера были под стать Наполеону I, но мозгов — куда меньше, раз он не смог этого понять.

Не понравилась мне идея этого романа. Единственное, что вызвало у меня интерес, — это, как говорил Сергей Антоныч, обязательное «сохранение культурного потенциала» при любом развитии событий. То есть если бы, по его словам, Адольф перелопатил весь мир, то в нем все равно появились бы люди, наделенные гениальностью. То есть и Люк Бессон, и Андрей Тарковский, и «Битлз», и Набоков, Зощенко, Аверченко, Стругацкие — все они обязательно в этом альтернативном мире существовали бы. А вот всякая мелкая шушера наподобие Романа Перье, Джона Рассела, Константина Самарского и иже с ними, все эти писатели, художники и музыканты, гении-однодневки — просто не появились бы на свет. Или появились бы, но не смогли завоевать такую высокую популярность. То есть Сергей Антонович убеждал, что многие из нынешних деятелей культуры вылезли на свет, пользуясь исключительно благоприятными условиями ДАННОЙ реальности. Не знаю, по-моему, в качестве примеров он называл фамилии, исходя из своих личных симпатий и антипатий.

Рассказано мне все это было в сильном подпитии и под большим секретом. Но я и так не стал бы распространяться — кому охота работать под началом человека, которого считают сумасшедшим?!

Нет, Серж Антоныч, конечно же, сумасшедшим не был. Просто это был его маленький заскок, совершенно безобидный для окружающих. Вроде коллекционирования старинных монет.

Я посмотрел на хмурящуюся Милену, и мне очень захотелось отвезти ее в Москву — побеседовать с Сергеем Антонычем. Уж он бы ей все как следует растолковал, будьте спокойны!

Милена не совсем верно поняла мой пристальный взгляд. Она устало и несколько смущенно пожала плечами.

— Андре мне все уши прожужжал, доказывая, что ВЭС обладает душой и разумом, — пожаловалась Милена. — Он был в этой своей общине какой-то важной шишкой…

— Был? — насторожился я.

— Да, — кивнула Милена. — Сегодня по ВЭС прошло сообщение, что Андре Раттоль отправился в Сеть. То есть он умер, а душа его стала частью электронной системы ВЭС… У них все и построено на этом — на Сети. Поэтому они и называют себя сетевиками. А саму ВЭС уважительно именуют Электронной Сетью. Или ЭС…

— ЧТО?!

Как часто ответы на самые сложные вопросы бывают весьма простыми. Ну не могло мне прийти в голову, что таинственный «ЭС» — это не что иное, как Электронная Сеть! Самое очевидное показалось мне, человеку, часами не вылезающему из ВЭС, наименее возможным.

Я не смог удержаться, даже вскочил с кресла. От этого моего телодвижения Милена с Ричардом напряглись и испуганно посмотрели на меня. Они вдруг снова вспомнили, что у меня в руках пистолет и они здесь находятся далеко не в качестве приятных собеседников.

— Так, — пробормотал я. — Так…

А что — «так», подумал я. Но мысли в голове моей неслись таким хороводом, что остановить его и разглядеть хоть что-нибудь было не под силу. Но постепенно некоторые из этих мыслей хоть и не очень охотно, но все-таки выползли на передний план.

Сетевики.

Узнать о них как можно больше. Каким образом? Милена Рене — она наверняка в курсе этого. Не может быть, чтобы она не знала еще кого-то из их компании…

Потом — Ричард. Точнее сказать, документы.

Обязательно изготовить себе поддельную карточку. Иначе — фиг я доберусь до Москвы. Особенно если за меня всерьез возьмутся эти «религиозные взломщики»… Правда, Ричард тоже так и рвется туда вместе со мной… Но ничего, перебьется! Тоже мне, сотрудничек…

Да, и еще одно! Чуть было не забыл!..

— Милена, а что тебе все-таки от меня было нужно? — поинтересовался я. — Ты что, всерьез думала, что я брошу все дела и стану заниматься расследованием убийства твоей сестры?!

— Мне просто нужно было, чтобы вы остались в живых, — глухо произнесла Милена. — Я знаю, что вы как-то связаны с тем делом, которая вела Джудди. И если вы случайно узнаете что-то о ее убийцах… тогда, может быть…

— Нет, — покачал я головой. — Не может быть. Я просто не имею права сделать то, о чем вы просите.

— Я не прошу вас убивать этих людей, — пояснила Милена.

— Я понимаю, — кивнул я. — Но и даже сообщить вам их имена я не имею права. Это расследование — дело компании. Так что извините, девушка…

— Вам же нужно будет выйти на сетевиков. — Милена смотрела на меня остекленевшим взглядом. Я никогда не видел у женщины подобного взгляда, и это сбивало меня с толку. — Вам нужны сетевики, — повторила Милена. — Без меня вы их не отыщите. Ни одного.

— Почему же?! — попытался улыбнуться я. — Ричард мне поможет…

Ричард замотал головой и проскулил:

— Я никого из них не знаю! Я вообще впервые о них слышу! Честное слово!..

Милена продолжала морозить меня своим ледяным взглядом. Черт побери! Почему бы и нет, в конце-то концов? Что мне мешает согласиться с ее предложением, а потом отказаться? Совесть? А что это такое — совесть?! Никогда не слышал!..

— Ладно, — согласился я. — Договорились…

— Марсель, — пропищал Ричард. — А я? Как со мной?..

— С тобой? С тобой будет так. — Я вытащил из-под кровати свой чемодан и раскрыл его. — С тобой будет так… Значит, так, — заявил я, вытаскивая из чемодана большой блокнот и карандаш. — Сейчас, мальчик, мы будем писать сочинение на тему, как я собираюсь остаться в живых…

Ричард тихонько пискнул что-то неразборчивое.

— Не надейся, — холодно произнес я. — В Восточную Империю ты со мной не поедешь. Я не собираюсь внедрять в компанию человека, спокойно могущего передать американцам любую информацию.

— Марсель!.. — простонал Ричард. — Меня сошлют на каторгу!..

— Не сошлют, — возразил я. — А если и сошлют, то ненадолго. Садись и пиши! Точнее — рисуй…

— Что? — Ричард с готовностью схватился за карандаш. Удивления в его голосе не слышалось.

— План своей квартиры, — пояснил я. — Где именно ты живешь, как к тебе доехать, расположение комнат и расстановку мебели…

— Зачем?! — Вот теперь Ричард изрядно опешил.

— Я скажу в жандармерии, что в ночь совершения убийства мы с тобой пили пиво у тебя дома, — пояснил я. — Алиби! Дошло?

— Я не пойду в жандармерию! — заявил Ричард дрожащим голосом.

— Значит, отправишься в АИБ! — решил я. — По статье за шпионаж! Не думаю, что тебя так просто казнят. Наверняка у аибовцев будет горячее желание узнать имена твоих сообщников.

— У меня нет сообщников…

— Придется их придумать, — сочувственно вздохнул я. — У аибовцев достаточно испытанных средств, способных стимулировать твою бедную фантазию. Поверь мне.

Ричард побледнел и лоб его покрылся крупными капельками пота. Он жалобно посмотрел на карандаш в своей руке и тоскливым голосом спросил:

— А зачем нужно рисовать?

— Дубина, — беззлобно ответил я. — Должен же я знать, как выглядит твоя квартира!..

Глава четвертая

Все обошлось как нельзя лучше. Я имею в виду себя и, совсем немного, Милену Рене. Что же касается Ричарда Кроуффорда, то у меня было отчетливое ощущение, что в ближайшие три года ему видеть ЭВМ не придется. Впрочем, Ричард сейчас меня мало интересовал. Отработанный материал, короче говоря. Ну, ничего страшного. Пусть радуется, что его обвинили только в злонамеренном создании препятствий следствию и побеге из-под стражи. А могли бы и припаять лет сорок — сорок пять каторжных работ! Так что Ричард сравнительно легко отделался. Я бы, например, сослал его на каторгу. Хотя бы за этого его Дядюшку. Возмутительная наглость — выдавать какого-то Ричарда Кроуффорда за меня! Правда?

Поездка к Ричардовому Дядюшке была, пожалуй, самим спокойным мероприятием, которое мне удалось совершить в Лондоне. Милена вела свою машину, я сидел рядом, а Ричард тоскливо вздыхал на заднем сиденье и настойчиво выспрашивал меня, чем кормят в тюрьме. Я успокоил его, продиктовав на память меню из ресторана на Пушкинской в Москве. Ричард был настолько подавлен, что воспринял мои слова всерьез, за что я удостоился от Милены укоризненного взгляда.

Ричардов Дядюшка жил на окраине Лондона — район Орпингтон, возле самой железнодорожной ветки. Домишко у него оказался неказистым — одноэтажная развалюха, вплотную, чтобы не упасть окончательно, примыкающая одной стеной к высоченному особняку, украшенному вывеской «Доставка в срок». Я невольно поморщился. Столь знаменитый Дядюшка мог бы найти себе жилье и получше. Правда, возле самого домишки приютилась отличная машина — темно-синий «шевроле» выпуска нынешнего года, появившийся в продаже всего с месяц назад. Но и относительно машины Ричард меня быстро разочаровал.

— У Дядюшки клиент, — озабоченно произнес он, глядя на «шевроле», и я понял, что машина тоже не принадлежит взломщику.

— Видно, не так уж хорошо у него идут дела, — ехидно заметил я.

Ричард пожал плечами.

— На жизнь ему хватает, — безразлично произнес он.

— А как он умудряется зарабатывать на телефонных компаниях? — поинтересовался я.

— На карточках, — пояснил Ричард. — Дядюшка определяет, какой именно код находится под радужным защитным покрытием, а потом использует его для того, чтобы с каждого франка телефонной карточки снимать по десять копеек и переводить их на свой счет…

— Определяет двадцатитрехзначный код?! — удивился я. — Под радужным покрытием? Чтобы заработать десять копеек?!

— С каждого франка использованной карточки, — добавила Милена со снисходительной усмешкой. — Я знаю людей, заработавших таким образом тысячи франков.

— Очевидно, Дядюшка не входит в их число, — кивнул я. — А где он берет эти карточки?

— Покупает, конечно же! — удивился Ричард.

— Наверняка большими партиями и со значительной скидкой, — заметила Милена.

Я посмотрел на нее и ничего не сказал.

— А куда же он их девает потом? — поинтересовался я. — Ну, после того, как узнал код.

— Продает, естественно, — пожал плечами Ричард.

Я задумался.

— За последние три дня я использовал две пятифранковые карточки и одну за пятнадцать франков. Итого, если бы я покупал карточки у Дядюшки, то он уже заработал бы на мне два франка пятьдесят копеек. Плюс пятипроцентная скидка оптовому покупателю… Итого — пять франков. Все равно мало. Впрочем…

В провинциальных департаментах редко кто может похвастаться доходами, превышающими пятьсот франков в месяц. Так что прибыль этого взломщика нельзя было назвать такой уж ничтожной.

— Так, сейчас пойдем, — неожиданно сказал Ричард. Я посмотрел на «шевроле» и вдруг понял, что знаю этого «клиента» Дядюшки. Им оказался тот самый говорливый хозяин магазина — Иосиф Шульман, кажется, — у которого я как раз и покупал телефонную карточку! Черт побери! Значит, Дядюшка на мне все-таки заработал!

— Пошли, — сказал Ричард, когда «шевроле» отъехал достаточно далеко.

Милена осталась в машине, а мы с ним направились к покосившемуся домишке, где обитал таинственный Дядюшка. Глядя на облезлые стены, я невольно пожалел, что наши законы столь суровы к таким правонарушениям, как программный взлом. Однако сожаление это держалось в моей душе недолго. До того момента, как мы оказались внутри.

Эта скособоченная развалюха была всего лишь камуфляжем. На самом деле Дядюшка обитал в том самом роскошном особняке под вывеской «Доставка в срок». У меня просто челюсть отвисла, когда мы с Ричардом прошли сквозь затрапезную комнатенку и очутились в громадном зале с мраморными колоннами. Да и сам Дядюшка, надо сказать, выглядел весьма солидно. Он искоса посмотрел на меня из-под седых косматых бровей и что-то недовольно спросил у Ричарда. Тот принялся оправдываться, извиняться и объяснять, зачем мы, собственно говоря, сюда пожаловали. Я не особенно вслушивался в их разговор, занятый в основном разглядыванием окружающей меня обстановки.

Наверное, у Ричарда с Дядюшкой была определенная договоренность, потому что через полчаса я уже держал в руках новое удостоверение личности, совершенно неотличимое от настоящего. Ознакомившись с ним, я узнал, что теперь меня зовут Михаил Груссе, работаю я, оказывается, водителем грузовика в какой-то компании под названием «Весь мир», мне по-прежнему тридцать семь лет и криминальный статус у меня стал всего 182. Хм… Неплохо…

— Теперь куда? — с надеждой спросил меня Ричард, когда мы вернулись в машину к Милене.

— В жандармерию, — ответил я.

Ричард тяжело вздохнул. Он, наверное, до последнего момента надеялся, что я возьму его с собой. Напрасно.

В жандармерии нас встретили с распростертыми объятиями. Особенно Ричарда. Правда, больше трех часов у меня ушло на то, чтобы доказать жандармам, что я все-таки жив и не разбился в том злополучном рейсе. Для этого жандармам пришлось связаться по телефону с Москвой, а мне выслушать радостные поздравления Сергея Антоныча. В Москве было уже около половины девятого вечера и пришлось звонить ему домой, чего я, надо признаться, всячески старался избегать. Дело в том, что у Сержа Антоныча были какие-то семейные неприятности. Во всяком случае, все выглядело именно так. Он никого и никогда не приглашал домой, даже тех, кого окружающие считали его близкими друзьями. Он очень редко посещал различные праздничные мероприятия, которые время от времени устраивало руководство «ДВК». И я никогда не слышал, чтобы Серж Антоныч рассказывал о своей семье. А если подобный разговор начинал кто-то другой, то Антоныч очень умело заминал его. Но сегодня я впервые услышал по телефону не озабоченно-недовольное «да?», а самую искреннюю радость. Тешу себя мыслью, что радость эта была связана с моим внезапным воскрешением из мертвых.

— Ты скоро возвращаешься? — поинтересовался Антоныч, когда его восторг пошел на убыль и уступил свое место законному интересу: а что мне удалось разузнать?

— Наверное, нет, — ответил я. — Отпуск еще не закончился, хочу немного отдохнуть…

— Понятно. — Голос у Сергея Антоныча стал более серьезным.

— Вы не волнуйтесь, — успокоил я его. — Я вам сегодня отправлю посылочку. Посмотрите, как я здесь отдыхаю…

После разговора с Москвой мне пришлось давать показания относительно того, чем мы с Ричардом занимались в момент убийства. Весьма нудная и скучная процедура. Но она изрядно помогла Ричарду (что меня, в общем-то, не особенно волновало) и попутно создала алиби мне самому (что было гораздо более существенно). Ведь если на момент убийства мы с Ричардом были у него дома, то и я автоматически исключался из числа подозреваемых. Неплохо, короче говоря. Единственное, что меня беспокоило, это реакция жандармской ЭВМ на мои отпечатки пальцев. Ведь что ни говори, а в комнате у Синтии и на документах лжеаибовцев были мои пальчики, а не Ричарда. Но все обошлось благополучно. Программа почему-то никак не отреагировала на то, что отпечатки пальцев свидетеля полностью совпадают с отпечатками пальцев предполагаемого убийцы.

Только когда мы покинули жандармское отделение, мне пришло в голову, что отпечатки-то, наверное, давно уже были подменены. Кем? Возможно, теми самыми сетевиками или как их там?.. Если у них хватило смелости отправить на тот свет всех пассажиров самолета, в числе которых, по их мнению, должен был быть и я, то уж с отпечатками Ричарда они тем более не станут особенно церемониться. Они всячески стараются помешать мне. Хотя, если как следует подумать, ничего такого особенного я и не делаю. Если не принимать в расчет тот вариант, что именно сетевики могут быть причастны ко всем программным сбоям в ВЭС, из-за которых и было начато это расследование.

Я отвез Милену в гостиницу (она остановилась в «Императоре», недорогая гостиница, но слишком уж скверное там обслуживание), а сам вернулся к себе в номер и сел готовить отчет. Милена переписала мои данные (я имею в виду данные из НОВОГО удостоверения) и пообещала заказать нам билеты на самолет. И только вернувшись к себе в гостиницу, я вдруг сообразил, что так и не узнал у нее, куда же мы направляемся? А в моем отчете неплохо было бы указать и это. Слишком уж много аибовцев, жандармов и независимых следователей вроде меня сгинули без следа только потому, что не предупредили начальство о том, куда они отбывают.

Отчет получился довольно объемным. Самый настоящий роман, а не отчет, с неудовольствием подумал я. Мне пришлось расписать всю историю с Маршалом-Ричардом и Миленой Рене; объяснить, куда подевался связной из гостиницы «Веллингтон»; изложить свои мысли относительно Этьена Саргасова; рассказать про Майкла Никифорова и Андре Раттоля. И, конечно же, про Синтию Тейлор-Диккенс. И все это приходилось давать со ссылками на соответствующие адреса ВЭС. Так что отчет мой получился о целых двадцати страницах. Единственное, чего я в нем не упомянул, это адрес, по которому мы с Миленой собираемся разыскивать этих ее сетевиков. Пришлось оставить в тексте пробел — потом допишу.

Между прочим, пока я писал отчет, у меня возникла неожиданная идея. Я быстренько включил ЭВМ и вошел в ВЭС. Двух минут было достаточно, чтобы убедиться, что организации под названием «Доставка в срок» никогда не существовало. А по тому адресу, где проживал талантливый приятель Ричарда, находится железнодорожное депо. Молодец, Дядюшка. Неплохо работает… Это все я тоже включил в свой отчет, затем отбросил карандаш и устало потянулся.

Можно, конечно же, отправить это все и электронной почтой, но на бумаге было гораздо надежнее. Кто его знает, не контролируют ли уже сетевики все поступления по Сети в нашу контору? Рисковать я не хотел. Тем более что мне нужно было переправить и кое-что еще, помимо обычных текстов и фотографий. В эту же посылочку я решил уложить и украденный мной у Синтии жесткий диск. Вот где должно быть золотое дно для наших программистов. Это вам не в «клубе» языками трепать, это уже серьезная работа.

Подумав немного, я пристроил рядом с жестким диском Синтии и ту хреновину, что свалилась мне на голову. Все-таки что ни говори, а именно из-за нее ко мне нагрянул самодеятельный ансамбль аибовцев в составе Никифорова и Раттоля. Так что эта штука тоже наверняка имеет отношение к моему расследованию.

Когда я уже покончил с укладыванием всего этого барахла в картонную коробку, как раз заявилась Милена Рене с билетами на самолет. Ознакомившись с пунктом нашего назначения, я около минуты молча смотрел на Милену. У меня просто не было слов.

— А поближе у тебя никого нет? — поинтересовался я.

Милена равнодушно пожала плечами.

— Лететь не очень долго, — невыразительно сказала она. — Всего пять часов…

Пять часов. Город Каракас, штат Венесуэла. Великая Колумбия. Мать ее!.. Страна, где я меньше всего хотел бы оказаться!

Я быстренько выпроводил Милену и со всей силой хлопнул дверью. Черт побери! В Великой Колумбии особенно и не развернешься. Неужели единственный знакомый сетевик Милены живет именно там?!

Я вписал название города и номер рейса в отчет и внутренне усмехнулся, подумав о том, как заволнуется мой Серж Антоныч. Еще бы! Мало того что это Великая Колумбия, так еще и Каракас! Сама столица государства! И криминального мира всей Южной Америки, кстати говоря, тоже…

Я подумал и упаковал в посылку свой пистолет. Каракас не тот город, где мне позволят разгуливать с оружием. Там с этим строго. Чуть что не так — стреляют без предупреждения. Полномочия у колумбийской полиции очень большие. Одного я не понимаю — почему там до сих пор процветает преступность?!

До вылета оставалось еще много времени. Самолет отправлялся только утром, и я решил, что нынешней ночью я наконец-то смогу спокойно выспаться. Если, конечно, вообще сумею заснуть после всего пережитого…

Я не особенно люблю, когда мне снятся сны. Наверное, потому, что очень часто мне снится один и тот же сон. Слишком часто, гораздо чаще, чем мне хотелось бы…

… Осколки коньячной бутылки на мокром асфальте и голова Киры на моих коленях. Нелепо вывернутый, нависающий над ней радиатор не успевшего затормозить автомобиля. И тоненькая струйка крови медленно стекает с левого уголка ее губ…

Сон не цветной, но я знаю, что это именно кровь. Потому что так и было на самом деле.

Ни разу за двадцать лет я не видел в своих снах Киру живой. А сам сон был очень отчетливым и правдоподобным, несмотря на отсутствие цвета. Порой мне даже казалось, что я чувствовал запах пролитого коньяка из выроненной бутылки. Хотя трудно сказать — я с тех пор так ни разу и не пил коньяк. Его запах слишком уж плотно ассоциировался у меня с запахом крови. И наоборот…

Первое время я просыпался от этого сна с сильно колотящимся сердцем. Потом немного успокоился. И теперь, увидев тот же сон, я просто открывал глаза и тихонько шептал про себя: «Я тебя не забыл…» Точно так же я поступил и сейчас…

Время приближалось к восьми утра, и чувствовал я себя достаточно отдохнувшим. Рейс в 10.20, так что времени у меня было навалом. Я успел отправить посылку, позавтракать и попрощаться с портье. И ровно в десять уже поднимался на борт самолета.

Рейс был колумбийский, и меня слегка изумила обходительность персонала. В последний раз я был в Великой Колумбии семь лет назад и воспоминания об этой стране сохранил не очень-то радужные. То же можно было сказать и о поездке. Впрочем, тогда я летел в Медельин, штат Новая Гранада. Может быть, венесуэльские линии обслуживаются более культурно? Но поднявшись на борт самолета, я понял причину их почтительного обхождения.

Милена, очевидно, привыкла жить с размахом. Как оказалось, она заказала нам два билета в отдельную каюту. У меня даже мелькнула мысль предложить ей оплатить стоимость своего билета — что ни говори, а место в отдельной каюте стоит в шесть раз дороже, чем в первом классе. Но я быстренько отогнал от себя эти провокационные порывы. Хочет лететь в каюте — пусть сама и платит. В конце концов, она тоже лицо заинтересованное…

Разговаривать с Миленой мне не особенно хотелось, да она и не пыталась вести беседы. Милена забилась в уголок каюты, забравшись с ногами в кресло, и уткнулась носом в книжку. Я скосил глаза и посмотрел на обложку — молодой мужчина в черном плаще с заколкой в виде серебряной розы разрубал короткой тяжелой шпагой какого-то отвратительного крылатого монстра. Все понятно. Георгий Железное. Вообще-то я такую сказочную фантастику не люблю, но эта его серия мне почему-то нравилась. Во всяком случае — первые пять книг. Не знаю, чем у них там в Амбере закончилось дело, потому что шестой роман я уже осилить не смог.

Я откинул кресло и развалился в нем. Хорошо, что я отоспался. Что ни говори, а столь частая смена часовых поясов кого угодно выведет из равновесия. Когда же мы окажемся в Каракасе? Ого! Раньше, чем вылетели! Бред, конечно, но если хорошенько подумать, так оно и есть — вылетели мы двадцать минут одиннадцатого, а прилетим двадцать минут десятого.

Я принялся обдумывать наш с Миленой визит к ее подруге — единственному сетевику, кроме Раттоля, которого Милена знала. Кстати, надо будет уточнить, как правильно сказать: «сетевик» или «сетевичка»?..

Конечно, я предпочел бы иметь дело с более спокойным человеком, нежели молодая женщина из Колумбии. Знаю я эту испанскую вспыльчивость. Но чем богаты, тем и рады…

По прибытии я сразу же понял, что вежливость стюардесс была показной и рассчитанной на иностранцев. Потому что нам с Миленой устроили такой шмон, какой не устраивают туристам и в Австралийской Республике.

Прежде всего нас погнали менять наличность — на территории Великой Колумбии не рекомендовалось иметь при себе иностранную валюту. В кармане у меня было около семисот франков, что равнялось приблизительно восьми тысячам местных разноцветных боливаров. Я слегка опешил, получив на руки целую охапку этих радужных банкнот. Нет, мой бумажник все их явно не вместит!..

К тому времени таможенники уже расправились с моим чемоданом и сосредоточенно размышляли, стоит ли разбирать по винтику мою переносную ЭВМ. Очевидно, два места в качестве ручной клади показалось им слишком большой роскошью. Мне неимоверных трудов стоило убедить их, что этот «чемоданчик» — всего лишь ЭВМ. Они продолжали сомневаться даже после того, как я для демонстрации запустил им игровую программу. Мне запомнилось высказывание одного усатого таможенника, заявившего: «А вдруг это все-таки бомба? Видишь, как бабахает!..»

Их французский был еще хуже, чем мой испанский, который я не знал совершенно. Поэтому я имел неосторожность произнести несколько слов по-русски. О-о-о! Русский язык эти ребята знали превосходно! Особенно хорошо им удавались разнообразные вариации мата — даже я не все понял из того, что они говорили! Но так или иначе, а общий язык мы нашли и дело пошло быстрее.

Почему-то возникли неожиданные проблемы, когда таможенники узнали, что Милена не является мне супругой. Но поскольку я уже знал, что нецензурные выражения они понимают превосходно, то буквально в нескольких словах объяснил им, кем мне приходится Милена и чем именно я собираюсь с ней заниматься на территории Великой Колумбии. Таможенники после моей тирады вытянулись по стойке «смирно» и восторженно посмотрели на меня. Еще немного, и они отдали бы мне честь. Хорошо, что Милена в этот момент спорила о чем-то с носильщиком и не слышала моих слов.

Аэропорт, естественно, носил имя Симона Боливара — в Великой Колумбии все носило имя Симона Боливара, честное слово! Даже национальная валюта!

На площади Боливара, возле памятника Симону Боливару, мы с Миленой взяли такси и поехали по улице имени Боливара на проспект Боливара, до самой гостиницы «Симон Боливар». Такси, к счастью, имени Боливара не носило, но зато водителя звали Симон. Что меня нисколько не удивило — без сомнения, добрая половина мужчин в Колумбии носит это имя.

С тех пор как я был здесь в последний раз, город еще больше расцвел. Я имею в виду архитектуру. Появилось очень много высоченных — до тридцати или даже сорока этажей — домов, сверкающих зеркальными стеклами окон. Гостиница же располагалась в здании, которое я с первого взгляда ошибочно принял за старинное, примерно конца восемнадцатого века. Однако это заблуждение развеялось, когда я разглядел, что по сторонам двери расположились две каменные фигуры, поддерживающие балкон над входом. Я назвал бы их кариатидами, если б не столь вызывающе развратные позы этих обнаженных изваяний. Нет, здание все-таки было современной постройки…

Холл был большим, жарким и пустым. Кроме портье — кругленького смуглого коротышки с совершенно пиратскими усами — и нас с Миленой, тут никого не было. Даже носильщиков.

Коридоры гостиницы устилали ковровые дорожки какого-то непонятного серовато-синего цвета. То ли неимоверно пыльные, то ли очень старые. И у меня создалось впечатление, что они не заглушали наши шаги, а наоборот.

Номер был — так себе, ничего особенного. Зато и стоил он мне сущие пустяки — тридцать боливаров (то есть меньше трех франков) в сутки. Что же вы хотели — за такие деньги еще и обслуживание?! Как бы не так!

Что бы я там ни говорил таможенникам, но поселились мы с Миленой в разных номерах. И девушке здорово повезло, что она не была свидетелем моих высказываний относительно серого и влажного постельного белья, пыли на столе и подоконнике и отсутствия в ванной комнате полотенец, мыла и вообще всего на свете. В том числе — и воды в кранах.

Этот последний факт меня особенно взбесил, и я даже позвонил портье с горячим желанием поругаться. Портье тоже, как оказалось, очень хорошо знал русский. И услышав мои возмущенные вопли, мгновенно сообразил, что к чему. Так что через несколько минут в моем номере уже вовсю кипела работа.

Четыре симпатичные горничные быстро навели тут порядок. Портье же тем временем горячо шептал мне на ухо, что, мол, девушки работают, стараются, неплохо было бы приплатить им немного, они же, дескать, не обязаны, и так далее… Я не глядя сунул ему в руку какую-то мелочь, чего, по мнению портье, было более чем достаточно. Настолько достаточно, что он, кажется, вознамерился оставить их всех четырех со мной на всю ночь. Во всяком случае, у меня возникло такое ощущение после того, как девчонки начали вдруг перешептываться и показывать друг другу на меня глазами, хитро улыбаясь при этом.

Единственное, чего я так и не смог получить, это возможности принять душ. Портье объяснил мне, что вода подается в номера только с восьми вечера до семи утра. Я поинтересовался: почему?

— Ну как же, сеньор! — совершенно искренне удивился он. — А вдруг кто-то днем уйдет из гостиницы и забудет закрыть кран? Ведь все же затопит! Все это! — Он в ужасе показал руками, что может быть затоплено.

— А если я забуду закрыть кран ночью? — поинтересовался я.

— Мы вас разбудим! — заверил меня портье. — Не беспокойтесь, сеньор… Простите?..

— Михаил. Михаил Груссе.

— О! Очень приятно! А я — Симон Гонсалес!

Я промолчал в ответ. Близкое знакомство с портье не входило в мои планы.

Когда все было закончено, портье выпроводил хихикающих девчонок из номера и подмигнул мне.

— Сеньору не понравились эти девочки? — прошептал он. — Я вас понимаю! Можно ведь найти и кое-что получше! Не так ли, сеньор?.. — Портье запнулся и скорбно произнес: — Простите, сеньор, у вас в Восточной Империи такие сложные имена!

— Зато разнообразные! — отрезал я, выпроваживая его из номера.

Телефонной розетки в номере не было. Равно как и самого телефона. Значит, в ВЭС отсюда не выйти, с сожалением подумал я, запихивая свой «чемоданчик» в шифоньер. Ладно, что-нибудь придумаем.

Кое-как разобрав свои вещи, я отправился в номер к Милене, нисколько не опасаясь того, что она может в этот момент принимать душ. Недовольная ругань, доносившаяся из-за двери, убедила меня в том, что я не ошибся.

— Представляете, Марсель? — возмутилась Милена, увидев меня. — Вода не идет!!!

— Во-первых, не Марсель, а Михаил, — поправил я ее. — А во-вторых, очень хорошо представляю. У меня в номере — то же самое.

— Что за порядки? — кипятилась Милена. — Почему я должна ждать вечера?! А если я захочу умыться сейчас?

— Нельзя, — строго пояснил я. — Затопите весь Каракас!

Милена недовольно фыркнула. Я уселся на стул и немного подождал, пока она успокоится. А затем завел разговор об этой ее знакомой и о том, как мы собираемся себя вести.

— Я думаю представить вас как начинающего взломщика, — заявила Милена.

— Начинающего взломщика, который приперся в Колумбию увидеться с твоей знакомой?! — удивился я.

— Нет, мы с вами старые друзья и сейчас вместе проводим отпуск, — предложила Милена.

— Хорошо, — кивнул я. — А где ты работаешь? И потом, давай переходить на «ты»! Старые друзья так не церемонятся!

— Хорошо, Марсель… Михаил, — кивнула Милена. — Или все-таки Марсель?

— Нет, — возразил я. — Вдруг она случайно увидит мои документы? Побуду пока Мишей… Так где ты работаешь?

— Я художник-модельер. Работаю на фабрике детских игрушек, в Париже…

— Где?!

— На фабрике… Игрушек… А что?

— Нет, ничего, — пожал плечами я. — Просто как-то неожиданно… Взломщица и — детские игрушки!

— Взломщик, — снова поправила меня Милена. — А где же мне еще работать? В банке?

— Да нет, фабрика — тоже неплохо. А как мы познакомились?

— Ты приезжал к нам за товаром. Ты часто приезжаешь к нам.

— Какого черта я к вам приезжал?! За каким таким «товаром»?! — вытаращился я и вдруг вспомнил. — Ах да! Я же теперь водитель… — Я полез в карман за удостоверением. — Ага! Водитель грузовика, торговая компания «Весь мир». Хм… А какого черта я интересуюсь ЭВМ?

— Увлечение.

— Ничего себе увлечение — программные взломы!

— У меня есть одна знакомая фотомодель, — заявила Милена. — Она тоже взломщик.

— Да?! Ну, тогда ладно… А какие у нас с тобой отношения? Я имею в виду — по нашей версии.

— Просто трахаемся, — пожала плечами Милена. — Время от времени…

— Тоже неплохо, — заключил я. Видимо, она пыталась меня шокировать, но не на того напала. — И как я тебе нравлюсь?

— Удовольствие ниже среднего.

— Но-но! — строго сказал я. — Не пробовала, не говори!

— Не пробовала и не собираюсь.

— И слава Богу.

— Я тоже так думаю…

Мы немного помолчали.

— Вообще-то я тобой тоже не особенно доволен, — заявил я. — Лежишь в постели как бревно!

— Что?! — вытаращилась Милена.

— Ничего. Развиваю твою версию. Кстати! Я замечаю, что ты разговариваешь со мной уже гораздо увереннее. Нет?

— Особенно когда ты не тычешь мне в лоб пистолетом, — криво усмехнулась Милена.

— Ничего, это не поздно исправить, — успокоил я ее. — А ты часто бываешь в Каракасе?

— Почти каждый год. Только обычно я отдыхаю на курорте, а не в подобных гостиницах. — Милена передернула плечами от отвращения. — Здесь, наверное, и тараканы есть!..

— Оставим в покое колумбийских домашних животных и давай поговорим обо мне, — предложил я. — Что именно сказала тебе сестра?

— Джудди? Почти ничего.

— А поконкретнее?

— Мы говорили с ней чуть больше минуты. Она сказала, что почти закончила свои дела, но возвращаться в Париж пока не собирается. Говорила, что ей в Лондоне нужно разыскать одного человека.

— Она называла мое имя?

— Нет, Джудди просто сказала, что этот человек почти ее коллега. И занимается тем же самым, что и она.

— Понятно. Что еще?

— Еще Джудди очень нервничала. Она торопилась, говорила, что боится не успеть. Что тому человеку угрожает опасность…

— А откуда у тебя такая уверенность, что этот человек — именно я?

— А за последние дни из Москвы в Лондон приехал только один человек.

— Ясненько… А это твоя… Как ее, кстати, зовут? Сетевичку-то…

— Кира Кортес.

Я помолчал. Это имя как-то не вписывалось в успевший уже сложиться у меня в мозгу образ программной взломщицы. Лучше бы ее звали как-нибудь иначе. Например, Ричардом, что ли… Или там Синичкой какой-нибудь…

— Между прочим, — заявила Милена, — у тебя в номере телефон есть?

— Нет.

— У меня тоже! Вот мы и отправимся к Кире! Часам к восьми вечера уже будем у нее. Она содержит свой клуб.

— Какой еще клуб? — не понял я. — И при чем здесь телефон?

— Кира арендовала несколько телефонных линий — здесь это очень недорого стоит, — объяснила Милена. — За вполне умеренную плату она позволяет посетителям пользоваться ВЭС.

— Без ЭВМ?

— Почему без ЭВМ?! — удивилась Милена. — У нее есть ЭВМ! Штук пять, не меньше!

— Ничего себе! — покрутил я головой. — И зачем ей столько?

— Ну как ты не понимаешь! — вздохнула Милена. — Приходит к ней какой-нибудь Симон Боливар, — Милена усмехнулась, — которому нужно поработать в ВЭС. А у него дома ни ЭВМ, ни телефона… Он оплачивает Кире все расходы, плюс — плата за беспокойство! Понял?

— Глупости, — проворчал я. — Что может потребоваться в ВЭС человеку, у которого нет даже телефона?!

— Мало ли что, — пожала плечами Милена. — В клубе поболтать, например. Ты лучше думай, что тебе самому понадобится в ВЭС!

— Проверить свой почтовый ящик, — хмуро проворчал я и злорадно добавил: — И в клубе поболтать!

— Хорошо, — кротко согласила Милена. — Деньги твои, трать как хочешь…

— Кстати, о деньгах, — вспомнил я. — Какого черта ты заказала отдельную каюту на самолете?

— Подумаешь! — презрительно дернула плечом Милена. — Мне это ничего не стоило!

— Взломщица! — укоризненно заявил я.

— Взломщик! — повысила голос Милена. — Надо говорить «взломщик»! Не важно, о мужчине ты говоришь или о женщине! Понял?

— Понял. — Я встал и направился к двери. — Все у вас не как у людей! Он — взломщик, она — взломщик, оно — взломщик… Ладно, я пошло в свою номера…

Целый день я провалялся в постели. Идти никуда не хотелось, даже прогулка по городу не вдохновляла. Видел я уже этот Каракас. В гробу…

Мы на работе как-то завели спор о том, считать ли Великую Колумбию империей или же это, как говорят они сами, федеративная республика? Так к общему мнению и не пришли.

С одной стороны, вроде бы республика. Правителя (здесь его называют именно правителем, а не президентом или императором) выбирают всенародным голосованием. Но с другой стороны, результаты голосования всегда бесстыднейшим образом подтасовываются. Все об этом знают и все делают вид, как будто все в порядке. К тому же любой из штатов может в любой момент выйти из состава Великой Колумбии. Но опять же — только на словах!

Захочет, например, провинция Кито или Перу выйти из состава страны, как тут же оказывается, что большая часть буквально всего принадлежит правителю! Заводы, шахты, средства сообщения — короче говоря, все более или менее ценное, что вообще есть в этом штате! Но только вот штаты-то эти никогда и не захотят выходить из состава Великой Колумбии. А знаете почему? Потому что наплевать им!

В свое время Симон Боливар принес этой стране независимость от Испании. А поскольку было это, кажется, в начале девятнадцатого века (то есть когда Испании-то уже как таковой и не было, а были испанские департаменты зарождавшейся Западной Империи), то фактически воевал он не против испанского короля, а против императора Наполеона I. Этим, кстати говоря, и объясняется неприязнь к французскому языку, до сих пор еще здесь существующая.

Короче говоря, независимость Великая Колумбия получила, и мне кажется, что они до сих пор просто упиваются этим фактом. И ни фига больше делать не хотят. Нефть у них есть, а доходы от экспорта какао, кофе и табака заставят позавидовать кого угодно. Короче говоря — рай на земле. Рай, в котором, в общем-то, и работать особенно не нужно. Все само с неба сыплется. Поэтому, наверное, все здесь так, как оно и есть…

Я незаметно для себя задремал и проснулся только к обеду. Я захватил с собой Милену и мы спустились в ресторан, где и воздали должное местной кухне. По заслугам воздали, мать их так! Вы когда-нибудь пробовали кипяченое пиво с сырыми яйцами?.. Впрочем, все опять было очень недорого…

В половине восьмого мы поймали такси и отправились в гости к хозяйке этого странного ВЭС-клуба — Кире Кортес. Обитала она в одном из окраинных районов, который, надо полагать, тоже носил имя Боливара. Только, наверное, какого-нибудь «малого Боливара»…

Дом, к которому мы подъехали, выглядел современно — никаких там лепных фигур и прочей архаической дребедени. Заведение, где можно было воспользоваться услугами ВЭС, располагалось тут же. Над дверью из толстого стекла скромно, но гордо висела небольшая вывеска: «ВЭС-КЛУБ». И назывался он, естественно, «БОЛИВАР». А как же еще-то?! Черт побери! Мы же в Каракасе, а не в Париже! Интересно, а публичные дома здесь тоже носят имя этого прославленного героя?

Внешне Кира Кортес оказалась точно такой, как мне и представлялась — высокая стройная женщина лет тридцати, смуглолицая и с пышной копной густейших черных волос. Но ее характер и манера поведения совершенно не соответствовали тому, чего я ожидал. Мне казалось, что это будет строгая и подозрительная особа с пронзительным и недоверчивым взглядом, говорящая двусмысленными намеками. Я ожидал чего-то такого, как, например, в известном «Братстве Святого Слова», разогнанном аибовцами в январе в Екатеринбурге. Каких-то строгих проверок и суровых испытаний на преданность вере, каким, если верить газетам, подвергались все возжелавшие приобщения к «истине». Ну или, на худой конец, хотя бы обмена паролями или чего-то в этом роде. Но Кира вела себя совершенно иначе.

Нашему приходу она неожиданно обрадовалась, словно давно и с нетерпением нас ожидала, и тут же затараторила, что сейчас она ужасно занята, потому что муж — скотина и импотент — сбежал в Америку с одной фригидной мексиканкой и ухитрился перед отъездом продать на черном рынке их с Кирой лицензию, и теперь она его если встретит, то убьет на месте, потому что он все бросил на нее, и все теперь приходится делать самой, а работы в клубе выше головы, и ничего нельзя никому поручить, и времени совершенно ни на что не хватает, но мы можем немного подождать, вот комната для гостей, поскучайте здесь, хотя скучать вы, наверное, не будете, а вот, кстати, и диван тут есть, а я через два часа освобожусь, так что поторопитесь… Признаться, я испытал некоторое облегчение, когда она ускакала по своим неотложным делам. Слишком много от нее было шума, и я уже почти не сомневался, что приехали мы сюда напрасно.

Комната, куда нас с Миленой спровадила Кира, оказалась гостиной. Не знаю, действительно ли гости Киры Кортес пользовались ею как комнатой для свиданий, но у меня такого впечатления не возникло.

Громаднейший ковер на полу, по которому просто было боязно ступать; несколько мягких кресел; два столика со стеклянными столешницами, уставленных разнокалиберными бутылками. И диван! Диван, занимающий весь угол комнаты. Но самым главным предметом обстановки, по-моему, являлся телевизор. Таких здоровенных аппаратов я никогда в жизни не видел. Экран у него был не меньше трех метров по диагонали, честное слово! Настоящий домашний кинотеатр.

Пока я осматривался по сторонам, Милена налила себе что-то в бокал и уселась в одно из кресел. Я решил последовать ее примеру, выбрал для себя какой-то незнакомый ликер и занял кресло напротив. Кресло оказалось ужасно мягким, и я словно бы провалился в него, как в облако. Не люблю такие чересчур мягкие кресла. Немного поерзав в этой невесомости, я кое-как устроился и задал Милене давно интересующий меня вопрос:

— Эта Кира действительно такая ненормальная, как мне показалось?

— Почему — ненормальная?! — спросила Милена.

— Не знаю. — Я пожал плечами. — Но мне кажется, я понимаю, почему муж от нее сбежал.

— Только не пытайся объяснить это ей, — посоветовала Милена. — Я даже и не знала, что они расстались.

— А что за лицензию продал ее муж? — вспомнил я.

— Лицензию на ребенка, — пояснила Милена.

Я кивнул, хотя для меня это звучало довольно дико. Несмотря на то что наше правительство уже давно исподволь готовило население к мысли, что обзаводиться детьми имеют право только лучшие представители Империи. Дескать, только настоящие граждане смогут хорошо воспитать истинного подданного Империи, верную и надежную опору государства.

На самом же деле все обстояло гораздо прозаичнее — перенаселение. Ведь в провинциях умному и толковому специалисту выбиться в люди довольно сложно. Вот он и отправляется в Москву. К тому же и заработки у нас повыше будут. К примеру, в Бьенхоа, в Южно-Вьетнамской губернии, начальник программного отдела в филиале нашего «ДВК» (то есть должность, аналогичная моей) получает в месяц всего тысячу франков. А квалифицированный специалист по электронике — максимум пятьсот. У нас, в Москве, такое жалованье получает охранник на автомобильной стоянке.

А Москва-то с Парижем — не резиновые. Сейчас уже в Москве живет около семидесяти миллионов, и в Париже не меньше. А население всей Южно-Вьетнамской губернии едва ли дотягивает до пятнадцати миллионов. Оно и понятно — жизнь в провинции нелегкая, цены — как в Москве, жалованья — намного ниже… В таких условиях редкостью стала семья, имеющая двух детей. В столице, впрочем, тоже — тут семьи из семи-восьми человек являются чуть ли не нормой.

В Великой Колумбии давно уже ввели закон, по которому семья имеет право заводить ребенка только при наличии соответствующего разрешения и оформленной лицензии. Видимо, то же самое скоро будет и в Восточной Империи. Сами же лицензии очень быстро стали в Колумбии предметом торговли. И супруг этой Киры, значит, ухитрился продать столь ценный документ. Правильно, зачем ему лицензия, если он со своей новой подружкой отчалил в Великую Американскую Империю? Там перенаселение не скоро еще станет насущной проблемой — во всей Американской Империи едва ли наберется пятьдесят миллионов народу.

— А чем он занимался, муж этой Киры? — спросил я, вспомнив, что в Америке надо быть либо крестьянином (по-ихнему — фермером), либо разбираться в текстильном производстве — иначе не выживешь.

— У него была какая-то строительная контора, — ответила Милена.

— Строительная контора, — вздохнул я, поняв, что ожидает несчастного колумбийца в Америке. — Не похожа эта твоя Кира на заговорщика, — заметил я.

— По-моему, тоже, — охотно согласилась Ми-лена.

— Тогда какого черта мы здесь делаем?! Ты всерьез думаешь, что она имеет отношение к моему заданию?!

— Нет, но, может быть, она что-то знает об этом…

— Ничего она не знает и знать не может. — Я залпом допил свой ликер. — А если бы и знала, то ее давно бы уже ликвидировали! Люди с такими длинными языками долго не живут…

Милена пожала плечами и ничего не ответила. Взгляд ее сделался каким-то отрешенным. Она словно впала в спячку, и все мои дальнейшие попытки разговорить ее окончились ничем. Так мы и просидели молча до самого прихода Киры. А уж ее появление сделало окружающую обстановку более живой. И начала Кира с того, что, внимательно посмотрев на Милену, бросила на меня осуждающий взгляд, полный немого, но хорошо читаемого укора. Я сразу вспомнил советы насчет дивана и внутренне усмехнулся.

Кира плеснула себе в бокал из темной пузатой бутылки, залпом выпила напиток и налила себе еще.

— Достали! — хмуро сообщила она.

— Кто именно? — поинтересовался я.

— Да эти остолопы! — Кира мотнула головой в сторону двери. — Самых простых вещей не знают! Даже в ВЭС войти — и то не умеют! Идиоты… Милена! А ты не хочешь познакомить меня со своим приятелем?

— Да, — механически кивнула Милена. — Это…

— Михаил, — быстро вставил я и ослепительно улыбнулся Кире. — Михаил Груссе.

— Дурацкое имя, — неожиданно заявила Кира и улыбнулась мне в ответ не менее ослепительно. — У вас, в Западной, все имена какие-то дурацкие!

— Извините, что не Симон, — ехидно ответил я, не уточняя, из какой именно Империи я сюда явился.

— Ничего, это бывает, — успокоила меня Кира, усаживаясь в кресло. — Ты уж не обижайся на меня, ладно? Я сегодня ужасно злая! На всех кидаюсь, как собака!..

Кира была вся какая-то красно-синяя: одета она была в рубашку в крупную красную и синюю клетку, завязанную на животе в узел. Короткая юбка была синего цвета. Лифчика, как мне показалось, на ней не было, но я почему-то подумал, что если бы он и был, то тоже красным или синим. Кира плюхнулась в кресло и почти полностью утонула в нем. Из широкой бархатной пасти виднелись лишь ее длинные загорелые ноги, что в сочетании с короткой юбкой выглядело весьма соблазнительно. Кира поймала мой взгляд, усмехнулась и закинула ногу на ногу.

— Как ты, подруга? — Она повернулась к Милене.

— Джудди умерла, — неожиданно ответила та.

— Что?! — Кира вытаращила глаза и подалась вперед. — Как?!

Милена начала рассказывать. Взгляд ее по-прежнему был отсутствующим, и до меня вдруг дошло, что все это время Милену, наверное, поддерживала только надежда на то, что наш визит к Кире Кортес поможет пролить свет на обстоятельства гибели ее сестры. Но оказавшись здесь, Милена поняла, что все надежды были напрасными. И это лишило ее сил.

Голос у Милены был плоским и невыразительным, но в нем я отчетливо уловил рвущиеся наружу слезы. Кира, очевидно, почувствовала то же самое. Она налила Милене полный стакан спиртного и заставила ее выпить все до дна. И тут Милену словно прорвало. Слезы хлынули из глаз, она закрыла лицо ладонями и разобрать, что она говорит, стало очень трудно. Мне пришлось напрягать слух, чтобы из мешанины всхлипов и рыданий вылавливать осмысленные обрывки фраз.

Я не мог помешать Милене ляпнуть что-нибудь обо мне. Но я хотел хотя бы знать, если она это сделает.

Кира утешала ее, поила чем-то, успокаивала как могла. Кипучая натура Киры нашла подходящую точку для своей реализации. И через полчаса Милена успокоилась настолько, что согласилась прилечь.

Кира уволокла ее из гостиной и буквально через пару минут вернулась обратно.

— Бедная девочка, — покачала она головой. — Ты давно с ней знаком?

— Не очень. — Я решил быть честным. Насколько это возможно.

— Вы с ней спите?

— Нет. Я просто ее знакомый. Мы случайно оказались в Каракасе.

— Милена сказала, что тебе нужна ВЭС. — Кира нерешительно поглядела на меня и устало махнула рукой. — А! Ладно уж! Можешь пользоваться бесплатно!

— У меня есть телефонная карточка, — успокоил я ее.

— Тогда пошли, — заключила Кира. — Милена сейчас успокоится и уснет. А я тоже в Сети поковыряюсь. Надо отвлечься…

Одна из дверей в гостиной выходила в длинный коридор, ведущий в ВЭС-клуб. И пока мы с Кирой шли по нему, я лихорадочно обдумывал, как бы мне завести разговор на интересующую меня тему. Но в голове, как назло, не было ни одной дельной мысли. Ладно, решил я. Поболтаюсь немного в «Паутине жизни», может быть, что и придумаю.

ВЭС-клуб представлял собой просторное помещение с низким потолком, вдоль стен которого располагались обычные письменные столы. Перед каждым из них находился довольно неудобный на вид (и не только на вид!..) стул, а на столах помещались ЭВМ. Всего я насчитал девять машин. Все модели были довольно старые, с невысокими скоростями и небольшими объемами памяти. Но все равно такое количество вычислительной техники должно было стоить весьма приличных денег. Я вспомнил, что Милена говорила, кажется, всего о шести ЭВМ. И подумал, что дела у Киры Кортес идут не так уж плохо, если она позволяет себе докупать технику, пусть даже и не новейшую.

Свет в помещении был погашен и темноту разгонял лишь слабенький светильник в углу. Было очень душно и очень накурено. Весь пол был усеян пеплом и окурками, а возле некоторых столов сгрудились небольшие компании пивных бутылок.

— Загадили все! — с возмущением произнесла Кира. Я только сейчас обратил внимание, что обуви на ней не было и женщина шлепала по этому замусоренному полу босиком.

— Ты садись за ЭВМ, а я пока немного приберу этот свинарник, — заявила Кира. — Выпить хочешь?

Я отрицательно помотал головой, выбрал стол в углу под светильником (возле него не было батареи пивных бутылок, да и мусору гораздо меньше) и включил ЭВМ. Пока загружалась операционная система, я продолжал думать о том, что напрасно мы сюда приехали. Кира ворчала у меня за спиной, собирая в большой железный ящик на колесиках пивные бутылки. И я вдруг неожиданно для себя спросил:

— Слушай, а кто такие сетевики?

Металлический дребезг смолк.

— Кто? — переспросила Кира.

В голосе ее мне почудился интерес.

— Сетевики, — повторил я, не оборачиваясь к ней и пытаясь представить себе выражение ее лица. — Слышала о таких?

— Слышала, — уверенно сказала Кира. — И даже два года спала с одним из них.

Я все-таки обернулся и посмотрел на нее.

Кира стояла посреди зала, держа в руке за горлышки сразу три пустые бутылки. Она смотрела на меня с нескрываемым интересом.

— Мой бывший муж, — пояснила она.

— Скотина и импотент?

— Скотина и импотент! — с удовольствием подтвердила она.

— А чем они занимаются? Я имею в виду сетевиков.

— Да ничем особенным, — пожала плечами Кира. — Если говорить о моем муже, то он вообще ничем не занимался! Даже своей компанией! Пустил все на самотек, развалил хорошо налаженное дело, которое досталось ему от отца… А все почему? Завистливый был очень! И страстно мечтал, чтобы и ему все завидовали! А чему завидовать-то?! Раздолбанному автомобилю, который давно пора выбросить? Заработкам, которых едва хватало на оплату счетов за коммунальные услуги? Или самому большому в городе телевизору? Видел это уродище в комнате? Ха! У него только телевизор и был большим!..

— А остальные сетевики? — Я попытался вернуть разговор в интересующее меня русло. — Что они делают?

— Ничего! — снова повторила Кира. — Придурки они, вот и все! Как и мой муж… Торчат с утра до вечера в «болтливых клубах»… И с вечера до утра! Импотент… — Кира неразборчиво выругалась.

— Это что, какая-то организация? — продолжал допытываться я.

— Да какая, к черту, организация?! — рассмеялась Кира. — Просто компания идиотов, которые никак не могут повзрослеть! Выдумывают какие-то тайны, пароли, секретные задания! В игрушки играют, короче говоря!

Да уж, игрушки, подумал я, вспоминая Синтию и Раттоля. Хороши игрушки…

— Они создали такой обряд, — продолжала Кира, — по которому каждый из них обязан пять часов в день проводить в ВЭС. Бред какой-то! А откуда ты о них знаешь? Я думала, что такие идиотики только в Каракасе водятся!

— Мне как-то пришло письмо, — начал импровизировать я, — где упоминались сетевики. Оно было отправлено из Колумбии, но, видимо, набрали неправильный адрес. Я ничего из него не понял, но мне это показалось интересным. И почему-то запомнилось.

— А кто его отправлял? — спросила Кира.

— Подписи не было, только инициалы — ЭС.

— Точно! Это они и есть! — подтвердила Кира. — Значит, ты ничего не понял? Ну тогда и не обращай внимания! Мало ли что может прийти в голову этим придуркам! Верно?

— Верно, — согласился я, внимательно разглядывая Киру.

Я вдруг почувствовал, что она врет. Не знаю, в чем именно, но я отчетливо ощутил фальшь и явную наигранность в ее беспечном тоне. И еще я почему-то понял, что она мне не верит. Каким-то образом у меня появилось ощущение: Кира ЗНАЕТ о том, что никакого письма от сетевиков я не получал.

Я смотрел на нее, и с каждой секундой во мне крепла уверенность, что взгляд этот — внимательный и изучающий — мне уже хорошо знаком. Глаза Киры напомнили мне бездонные колодцы, заполненные гипнотизирующей чернотой, вращающейся, перемешивающейся, властной и всесильной. Словно я смотрел вниз с крыши высоченного здания — та же головокружительная тяга к прыжку вниз.

— Ты будешь работать или нет? — поинтересовалась Кира, снова принимаясь за уборку.

От звука ее голоса я вздрогнул и заморгал. А когда снова посмотрел Кире в глаза, то ничего необычного там уже не заметил. Показалось, решил я. Мало ли что может человеку померещиться…

— Буду, — ответил я, поворачиваясь к экрану.

Собственно говоря, делать мне в ВЭС было нечего, и я решаю просто покрутиться в «болтливом клубе».

Ввожу номер своей телефонной карточки. Вхожу в ВЭС и набираю адрес нужной станции. «Паутина жизни», «болтливый клуб». Что ж, поболтаем немного…

По экрану ЭВМ во всех направлениях поползли переплетающиеся и ветвящиеся строчки текста. Бросаю быстрый взгляд на окошечки с именами. Так, знакомых никого. Ничего страшного. Насколько я понял, велись всего три разговора. Причем в одном из них участвовали четыре человека. Беседуют о предстоящем запуске новой космической станции. Кто-то рад этому, кто-то считает бесполезной тратой денег… Присоединюсь-ка я к ним! В компании веселее!..

Мимолетом отмечаю, что Кира закончила наводить порядок и тоже уселась за одну из ЭВМ. Наверное, и ей не чужда страсть к болтовне, с усмешкой думаю я, нажимая на «ВВОД».

«Имя?» — спрашивает у меня ЭВМ.

«Кокаин».

«Пароль для входа в клуб?»

Ввожу пароль.

«Добро пожаловать! Вас приветствует…» и так далее.

Мне нужно около минуты, чтобы сообразить, как именно втиснуть свои комментарии в этот разговор. Быстренько формирую в голове короткую фразу и «цепляю» ее за уползающую вправо строку. Строка тормозит, разворачивается вниз и к ней прилипает еще одно высказывание. Так, поехали!..

Каждый раз, когда я сажусь поболтать в ВЭС, меня охватывает не совсем понятное мне чувство. Словно сами эти разговоры не столь важны, как создаваемый нами рисунок. Как будто тема для беседы может быть сколь угодно бестолковой, занудливой и неинтересной. Но главное, чтобы узор на экране получался красивый. Вот и сейчас — то же самое.

Мне вдруг становится интересно. Я вспоминаю, что давно уже хотел проверить, испытывают ли остальные «болтуны» то же самое? Я начинаю осторожно переводить разговор на эту тему. Благо, особого труда для этого не нужно. Космические станции — разобщенность людей — встречи в «болтливых клубах» — мои ощущения… Цепочка готова, и я начинаю постепенно плести свою маленькую паутинку.

Меня поддерживает только Тиберий. У него, оказывается, точно такие же ощущения, как и у меня. Остальные, похоже, не совсем понимают, что я имел в виду.

Неожиданно к нам подключается еще Кактус. Затем в разговор одновременно встревают Мышка и Ладья — наверное, две подруги. Ого! Еще один римский император! Калигула! Так и подмывает спросить у Тиберия, правда ли, что один из нашей компании кокнул его? Но не хочется ломать всю паутинку — слишком уж она хорошо выглядит.

Однако! Какая куча нас здесь собралась! Уже одиннадцать человек! Надо же! И не предполагал, что этот вопрос интересует стольких людей.

Смотри-ка! Кроме нашей компании, обсуждающей данную тему, уже никого и не осталось. Вот ведь казус какой — горячо обсуждаем бессмысленность обсуждаемой темы!!!

В какой-то момент я перестаю понимать, что происходит. Я за короткий миг полностью теряю контроль над происходящим. То есть я по прежнему читаю текст, цепляю к нему свои вставки, формирую фразы. Я осознаю, ЧТО я делаю, но в то же время и понимаю, что на самом-то деле я делаю нечто ИНОЕ! Как это объяснить? Не знаю!

Я пытаюсь сформулировать свои ощущения, но те не готовы вписаться в существующую схему. Имеющиеся фразы не способны принять мою «подстыковку». Я задаю новую строчку (что, в общем-то, говорит о моем низком профессионализме) и внезапно испытываю жуткий восторг от того, что эта новая строка неожиданно очень гармонично вписывается в уже существующий и весьма сложный узор словесной паутины. Рисунок стал, не побоюсь этого слова, совершенным! Законченным! Это, мне кажется, понимают и все остальные, кроме Калигулы (ну что с него взять-то?! С Калигулы…). Я вижу их реакцию, выраженную добавляемыми словами, которые придают изображению иной вид, но не нарушают гармонии. И тут…

И тут я вдруг понимаю, что паутинка на экране каким-то непостижимым образом начинает излучать непонятную опасность. Опасность для МЕНЯ!!! Это все равно как недобрый взгляд незнакомого человека. Я цепенею от неожиданности и пытаюсь определить, что же во всех этих фразах такого страшного. У меня ничего не получается, и я неожиданно для себя самого набираю на клавиатуре слово «ТЫ» и цепляю его за две ползущие в разных направлениях фразы…

«Чего ты хочешь?»

Вопрос не направлен конкретно ни к одному из собеседников. Это как крик отчаяния, вызванный необъяснимым страхом и желанием получить хоть какое-то объяснение ему. И ответа я, естественно, не жду. Но в поле моего зрения попадают слова из чьей-то фразы: «ТЫ ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ ОПАСНОСТЬ», и я вдруг осознаю, что слова эти обращены ко мне. Нет, не вся фраза, которую Ладья посылает кому-то там. Но эти три слова непонятно почему приковывают к себе мой взгляд, начинают мерцать красным цветом, делаются из строчных прописными. Слова из предложения, не имеющие (не могущие иметь!) никакого отношения к заданному мной вопросу. Сотни слов каждую минуту пробегают по экрану ЭВМ длинной вереницей. И взгляд мой мог остановиться на любом из них. Но почему-то выбрал именно эти.

Сумасшествие, конечно, но я набираю еще один вопрос: «КОМУ?»

И отправляю его в «свободный полет». Так называются фразы, никому не адресованные и выбрасываемые на экран новичками. Они начинают медленно вращаться и уменьшаться в размере, словно бы падая в пустоту глубокого колодца. Слова, ответа на которые быть не может в принципе. Но ответ приходит.

Два слова, появление которых выглядит так, как если бы они возвращались из «свободного полета», чего я никогда в жизни не видел. Они, кувыркаясь, выползают из глубины экрана, тревожно пульсируя ядовито-зеленым цветом. Два слова с интервалом в целую минуту. Достаточным для того, чтобы я успел испугаться первого из них и отреагировать на второе.

Первое слово было: «СЕТЬ».

А второе: «ОГЛЯНИСЬ».

Что я и сделал.

И увидел перед своими глазами ствол пистолета.

Глава пятая

Когда в течение одной недели в тебя дважды целятся из пистолета молодые привлекательные женщины, поневоле начинаешь всерьез задумываться над тем, а не зря ли ты живешь на свете?

Кира стояла метрах в двух от меня и, если б не моя исключительно неудобная позиция, можно было бы попытаться завладеть ее оружием. Но взгляд Киры достаточно красноречиво свидетельствовал о том, что при первой же моей попытке сделать это она откроет огонь. Короче говоря, Кира выглядела сейчас словно изображение, сошедшее с красочной обложки свежего романа Семена Крашевского из серии детективных историй. Назывался он, кажется, «Женская ненависть» или что-то в этом роде. Неплохая книга, мне она понравилась. Но при всем моем уважении к Крашевскому я предпочитал не становиться одним из второстепенных персонажей его кровавого романа.

— Что-нибудь не так? — как можно спокойнее осведомился я у Киры.

— Угадал, — улыбнулась она в ответ.

— А что именно? — поинтересовался я.

— То, что ты не Михаил Груссе, а Марсель Климов, — пояснила Кира.

— Это запрещено законом Великой Колумбии?! — удивился я. — Здесь разрешается носить только имя «Симон»?

— Здесь разрешается носить любое имя, — продолжала улыбаться Кира, держа меня на мушке. — Но вот что здесь действительно нежелательно, так это выдавать себя за другого. Особенно — убийцам. Кстати, зачем ты их убил?

— Кого? — Но я уже и так понял, кого она имеет в виду.

— Синтию и Андре, — пояснил Кира и плотно сжала губы.

— Это была самозащита, — пожал плечами я.

— В самом деле?! — притворно изумилась Кира. — Самозащита? Ну тогда ты меня поймешь. Я ведь сейчас тоже самозащищаюсь.

— От меня? — Я старался говорить как можно спокойнее. Мне очень нужно было протянуть время. Сам не знаю зачем, но время явно работало на меня.

— От тебя, — подтвердила Кира.

Я окинул взглядом ее стройную фигурку. Интересно, где она ухитрилась прятать пистолет? Неужели где-то в клубе? Впрочем, этот вопрос сейчас не первостепенной важности. Гораздо важнее — остаться в живых. Я уже хотел сказать, что я не собираюсь делать ничего плохого, что я даже не вооружен, и так далее. Но взгляд Киры вдруг скользнул поверх моего плеча, брови ее удивленно приподнялись, и напряженная рука с пистолетом заметно вздрогнула. Кира даже слегка отвела в сторону ствол. А сам взгляд женщины как-то неуловимо изменился. И мне опять показалось, что глаза ее заполнились манящей и властной чернотой. В них хотелось смотреть и смотреть, не отрываясь. Как на экран ЭВМ, почему-то подумал я.

Рука Киры, сжимавшая пистолет, расслабилась. Женщина поджала губы, словно бы выражая недоумение по поводу происходящего за моей спиной. Я никак не отреагировал на ее странное поведение. И оборачиваться не стал. Знаем мы эти штучки! Мой товарищ — Николай Меркулов — тоже никак не мог перебороть свою слабость. Он как-то пожаловался мне, что пока человек смотрит ему в глаза, палец не нажимает на курок. И тогда Коля применял, очень похожий прием, чтобы заставить будущий труп отвести взгляд.

Что делать, люди эмоциональны. Не все же такие толстокожие бегемоты, как я. А оборачиваться я все равно не буду — ничего такого за моей спиной быть не может. Там только стол со включенной ЭВМ…

Наверное, что-то такое за моей спиной все же происходило. Потому что Кира вдруг опустила пистолет и сделала шаг назад. Она посмотрела на меня сначала с подозрением, а затем с недоуменным интересом. И тогда я торопливо обернулся, понимая, что именно сейчас могу получить пулю в затылок. Но сдержать свои порывы у меня не получилось.

За моей спиной действительно ничего, кроме светящегося экрана ЭВМ, не было. Извивающиеся змейки черных строчек мерно ползли по голубому полю. А в самом центре беспрерывно ткущейся паутины диалогов нервно мерцало красным цветом одно слово: «ОСТАНОВИСЬ!!!»

С тремя восклицательными знаками.

Так, подумал я и посмотрел на Киру. Она уже сидела возле стола на стуле, повернувшись ко мне лицом и положив пистолет на колени. Поза ее выражала готовность в любую минуту снова взять меня на мушку. Однако этого она почему-то не делала. Скорее всего ее заставила переменить свое решение надпись, невесть как выползшая на экран.

Относится ли эта надпись ко мне? Если да (что, на мой взгляд, является совершенно невероятным), то кто в таком случае мог бы ее отправить? Наверняка только тот, кто наблюдал за всем происходящим здесь. Наблюдал и, может статься, наблюдает и сейчас…

Я обежал взглядом скрытый темнотой потолок и подумал, что если здесь и есть камеры слежения, то обнаружить их в такой тьме практически невозможно.

— Какой же ты дурак, Марсель! — неожиданно с чувством сказала Кира.

Спорить с женщиной, держащей в руках оружие, занятие не только малополезное, но и небезопасное. Поэтому я промолчал.

— Нет, правда! — сказала Кира. — У тебя мозгов, как у курицы!

Ладно, ладно, подумал я. Можешь пока считать, что я тебе верю.

— Не понимаю даже, — продолжала Кира, — зачем Сети нужен такой тупой, как ты?!

— Кому? — насторожился я. Разговор становился интересным. Несмотря на участвующий в нем пистолет.

— Сети, — повторила Кира.

— Ага, — вспомнил я. — Сетевики, значит… Компания полоумных идиотов… Так, кажется, ты говорила?

— Смешно, — прищурившись, согласилась Кира. — Но я сейчас не об этом. Марсель, неужели ты ничего не чувствуешь?

— Что именно? — Я опять пожал плечами. Что, интересно, я должен чувствовать?! Что меня сейчас пристрелят?

У Киры был такой вид, словно она раздумывала, сказать мне что-то очень важное (какую-то страшную и ужасную тайну) или нет. Эта внутренняя борьба была прямо-таки написана на ее лице. Но вместо этого Кира вдруг спросила:

— Чем ты вообще занимаешься? Какого лешего тебя принесло в Каракас?

Действительно, подумал я. Какого лешего?!

— Я веду расследование, — заявил я.

— Расследование?! — Кира, казалось, была поражена услышанным. — Какое еще расследование?

— От компании «ДВК», программный отдел.

— И чего же ты расследуешь? — язвительно осведомилась Кира, кладя пистолет на поверхность стола.

— Это не имеет к тебе никакого отношения, — заверил я ее.

— Как и к Синичке? — усмехнулась Кира.

Я отрицательно покачал головой.

— Она первая начала в меня стрелять, — сказал я, чувствуя себя необычайно глупо. Словно оправдывающийся ребенок: мама, он первый начал!..

— А что ей еще оставалось делать? — вновь прищурилась Кира.

— Что оставалось делать?! — совершенно искренне изумился я. — Да все что угодно! Вместо того чтобы не делать то, чего делать не нужно! («Что за чушь я несу?!» — подумал я.) Например, не копаться в моем бумажнике! Не затевать со мной знакомства! Вообще — не трогать меня!!! Что ей от меня было надо? Да и тебе тоже! Чего вы от меня хотите?

Я говорил с жаром, пытаясь, чтобы слова мои звучали убедительно. Я делал возмущенный и обиженный вид. Я хмурился и размахивал руками. А сам между тем осторожно и незаметно разворачивался так, чтобы удобнее было броситься к пистолету, который сейчас лежал на столе в полуметре от Киры. Мне удалось даже встать со стула, не получив пулю в лоб. И было уже самое время начинать действовать. Но только я ничего не сделал.

Кира глядела на меня с удивлением. Я вдруг понял, что она ничего этого не знает. И я растерялся.

Я уже привык думать о Кире как о своем враге. Как о человеке, принадлежащем к тайной организации, которая собирается меня устранить. Но теперешнее поведение Киры выпадало из сложившегося образа. И это меня смутило.

— Погоди! — Кира подняла руку. — Марсель, подожди! Не тараторь! Ты хочешь сказать, что ничего не знаешь?!

Я замолчал, раздумывая над возможным ответом.

— Слушай, Марсель, — Кира устало оглядела полутемный зал, — давай вернемся в гостиную и там обо всем поговорим. Хорошо?

Я кивнул. А что мне еще оставалось делать? Главное, завладеть ее оружием, а там посмотрим, кто из нас будет задавать вопросы. Я уже прикидывал, как бы половчее схватить пушку этой красавицы (а ведь она действительно красавица, черт побери!..), но сделать мне этого так и не пришлось.

Неожиданно с улицы донеслись громкие голоса, веселое ржание, кто-то подергал входную дверь, а потом нажал на кнопку звонка.

— С ума сошли? — хмуро спросила Кира, недовольно глядя на дверь. — Закрыто уже!

Звонок не смолкал. Его дребезжащая трель гулким эхом отдавалась в полутемном помещении. Звонивший, наверное, улегся на кнопку и ни в какую не хотел с нее вставать.

Кира отпустила смачное ругательство по-испански, вскочила со стула и кинулась к двери. Ее пистолет остался лежать на столе, возле системного блока ЭВМ. Ситуация была замечательная, никто не мог помешать мне взять пистолет и… Но я почему-то этого не сделал.

Вокруг меня что-то произошло. Все предметы стали словно бы ярче и грубее, звуки сделались четче и резче, исчез запах табачного дыма, и воздух превратился в невыносимо свежую, какую-то густую субстанцию, которую с трудом удавалось протиснуть в легкие. Голова на миг закружилась, и в мозгу вспыхнула уверенность, что трогать этот пистолет мне сейчас никак нельзя. Потому что он очень скоро может понадобиться… Понадобиться Кире…

Я покрутил головой. Все закончилось так же внезапно, как и началось. Все стало как прежде. Единственное, что осталось в моем сознании, это твердая уверенность, что мне нельзя прикасаться к этому оружию. И еще недоуменное удивление — что же это такое было?!

Кира о чем-то спорила возле дверей. Из-за ее плеча время от времени выныривала усатая морда, лет примерно двадцати. Морда заглядывала в зал, указывала на меня глазами и что-то возмущенно говорила по-испански. Что-то, не совсем мне понятное — плохо я знаю испанский, просто отвратительно! Кира тоже что-то отвечала ей. На улице, за спиной этой морды, маячили еще несколько аналогичных созданий — штук пять. Не все были усатыми, но все как один изрядно поддавшими. Это было хорошо понятно по тому, как усатая морда порой пыталась во время разговора переходить на русский и французский языки. Неудачно пыталась — я почти ничего не разобрал. Наверное, русский и французский были для него еще менее родными языками, чем для меня — испанский. Но кажется, усатая морда хотела попасть в клуб, а Кира этому ее желанию ожесточенно сопротивлялась. Морда же возмущалась тем, что вот, мол, ему (то есть мне) можно ночью сидеть в ВЭС, а им (то есть мордам) нельзя. Это, мол, несправедливо, они тоже имеют право и так далее…

Кира повысила голос, попыталась захлопнуть дверь, но этому помешала просунутая в щель нога одной из морд. Нога оказалась громадной, примерно восьмидесятого размера (если я и преувеличил, то самую малость!). Кира громко произнесла длинную фразу, слов примерно из двадцати, и, насколько я понял, ни одного приличного среди них не было. Но морду это нисколько не смутило — она продолжала напирать. Тогда Кира со всей силы саданула пяткой по втиснувшейся в дверную щель ноге.

Кира была босиком, но, видимо, она очень постаралась доставить гостю неприятные ощущения. И весьма в этом начинании преуспела. Потому что морда исказилась от боли, взвыла, выдала не менее длинную (и не более приличную) фразу, отпихнула Киру в сторону и ввалилась в клуб. Я подвигал плечами. Вечер грозил закончиться хорошей потасовкой, потому что под усатой мордой оказалось довольно спортивное тело с накачанными мышцами. Остальные морды нерешительно топтались на улице, но я знал, что стоит начаться драке, и они тут же окажутся внутри. Интересно, подумал я, а знаете ли вы, ребята, что такое ушу? Но драки не получилось.

Кира решительным шагом прошла мимо меня и взяла со стола пистолет. Губы ее дрожали от ярости, брови были сдвинуты. Я ожидал, что она наставит пистолет на этого хулигана и велит ему убираться восвояси. И тут же подумал, что это не принесет ожидаемого результата — усатая морда была красна, возмущена и настроена очень злобно. Но Кира просто подняла оружие и выстрелила поверх голов ночных гостей.

Грохот пистолета на миг заложил уши. Я увидел, как морды побледнели, усы их поникли и, испуганно озираясь, они быстренько исчезли из глаз. Последней покидала поле боя та самая усатая морда, что успела уже ворваться в клуб. Она исхитрилась даже пролепетать извинения и прикрыть за собой дверь. Кира плюнула, выругалась и со злостью запустила ей вслед пистолетом, который пролетел через все помещение, стукнулся рукояткой о дверь, упал на пол и выстрелил еще раз.

— Дура! — вздрогнул я. Мне показалось, что пуля просвистела прямо возле меня.

— Заткнись!!! — рявкнула Кира.

Она плюхнулась на стул и закинула ногу на ногу.

— Сволочи! — произнесла она, постепенно успокаиваясь. — Ни стыда, ни совести! Говорю же — закрыто! Козлы…

Я прислушался. Мне показалось, что на улице нарастает звук полицейской сирены. И я уже представил себе, как мне придется давать объяснения местным симонам в качестве свидетеля, а может быть, и соучастника. Но звук полицейской сирены пронесся мимо и, затихая, удалился.

— Повезло, — вздохнул я.

— Чего? — переспросила Кира. Она все еще хмурилась.

— Я говорю, повезло, что полиция не заявилась.

— Куда?! — удивилась Кира.

— Сюда. — Я тоже был слегка удивлен.

— А что ей здесь делать?! — продолжала недоумевать Кира.

— А… А разве они не слышали выстрела?

— Слышали, наверное, — пожала плечами Кира. — Ну и что?

— Как это — что?! — Я был удивлен уже не «слегка».

— А! Понятно! — улыбнулась Кира. — Ты думал?.. Нет! Чтобы полицейские отреагировали на выстрел, это должен быть выстрел из пушки! Причем удачный выстрел! И непременно — по их полицейскому участку.

— И часто у тебя бывает так… как сегодня? — поинтересовался я.

— Случается, — пожала плечами Кира. — А что?

— Нет, ничего, — ответил я и подумал, что мне очень крупно повезло. Ведь Кира могла с таким же успехом пальнуть и в меня. Вместо того чтобы вести со мной светские (или не очень светские — смотря как оценивать) беседы.

Много разного я слышал о Великой Колумбии. Особенно часто говорили о строгости здешней полиции. Да я и сам однажды стал свидетелем ее жесткой работы. А точнее сказать, не свидетелем, а пострадавшим.

Дело было лет семь назад. Я тогда приехал для встречи со своим агентом в Медельин — город в штате Новая Гранада. Это было мое первое посещение Великой Колумбии. Я еще не знал, что местные таможенники очень агрессивно относятся к наличию в багаже огнестрельного оружия. Это незнание стоило мне трех недель тюремного заключения в местной каталажке и двух месяцев хождения по инстанциям в надежде получить обратно мою «пушку». Потом я махнул рукой и оставил свой пистолет на память колумбийской полиции. Хорошо еще, что это была не моя любимая «Кобра». Я как почувствовал и взял сюда новенький «Титан», с которым не так жалко было расставаться.

Но после сегодняшнего случая я подумал, что либо порядки в стране радикальным образом переменились, либо мне в тот раз просто не повезло. Ведь если даже Кира спокойно может позволить себе держать дома оружие и палить из него в белый свет как в копеечку, то что тут еще можно сказать?!

Каракас, невесело подумал я. Запрет на ношение оружия и чрезвычайные полномочия местной полиции, помноженные на местный темперамент… Веселая здесь, наверное, жизнь…

Кира уже успела остыть. Она поправила волосы, одернула рубашку и сказала:

— Пошли отсюда, Марсель. А то с улицы свет виден, кто-нибудь еще ломиться начнет, пожалуй…

Я молча кивнул.

Кира выключила ЭВМ, поднялась со стула и направилась к двери, ведущей в гостиную. На полпути Кира обернулась и указала на валявшийся возле входной двери пистолет,

— Захвати эту штуковину, если не трудно, — попросила она. — Да, и дверь запри, пожалуйста…

Вот теперь уже я совсем ничего не понимаю, мрачно подумал я.

В гостиной Кира налила две рюмки коньяка, взяла одну из них и забралась с ногами в кресло.

— Садись и рассказывай! — потребовала она. — И пей!

— Я не пью коньяк, — проворчал я, бросая пистолет на диван. Я уже успел проверить обойму. Двенадцать миллиметров. Разрывные патроны. Серьезная женщина, эта Кира.

Можно было, конечно, застрелить ее. Такая возможность у меня была. Но что-то помешало мне это сделать. То ли ее доверие, то ли еще что-то.

Да и потом — в течение одного расследования убить четверых людей, двое из которых, к тому же, женщины… Это, знаете ли, неприлично как-то… Что люди-то скажут? Еще женоненавистником сочтут, мрачно усмехнулся я про себя. И вообще — мне эта сумасшедшая женщина уже начинала нравиться…

Кира сидела в кресле, поджав под себя ноги, и медленно потягивала коньяк.

— Рассказывай, — повторила она.

— С какой стати? — сердито спросил я.

— С такой стати, что я тебя не застрелила! — объяснила Кира. — Поэтому и рассказывай! Из чувства благодарности! Есть у тебя такое чувство или нет?

— Вообще-то нет, — признался я. — Я хотел бы, чтоб ты все рассказала первой. У меня чувства благодарности нет, но у тебя-то оно должно быть обязательно! Я ведь тоже мог тебя застрелить!

— Смог бы? — улыбнулась Кира.

— Не привыкать, — улыбнулся в ответ я.

— Как Синичку? — Улыбка Киры стала натужной.

— Я тебе уже говорил, что она начала стрелять первой, — напомнил я.

— А Раттоль? Он-то вообще стрелять не умел!

— Надо было предупредить об этом, — скорбно заметил я. — А не размахивать поддельным удостоверением аибовца. И не пытаться похищать мирных граждан.

— Тебя?

— Меня.

— Больно нужен ты им был! Их интересовало совсем другое!

— Что именно? — Я почувствовал, что сейчас наконец узнаю что-то важное.

— Не знаю, — нахмурилась Кира.

Я усмехнулся.

— Я правда не знаю! — Кира посмотрела на меня. — Не веришь?

— Нет.

— Напрасно… — Кира пригубила коньяк и продолжила: — Раттоль сказал только, что ему нужно с тобой встретиться.

— Точно так же, как, наверное, какой-нибудь его приятель встретился с сестрой Милены? — выпалил я.

Кира мрачно посмотрела мне в глаза.

— Хочешь, разбудим твою подругу, пусть она тоже поучаствует в нашем разговоре? — предложил я.

— Заткнись, — тихо произнесла Кира.

— Ты знала, да? — продолжал напирать я. — Знала?

— Нет.

— Врешь! Знала!

— Я знала, что ее разыскивал один из… моих знакомых, — призналась Кира. — Но я не думала, что…

— Разбуди Милену, — предложил я, — и извинись перед ней.

— Я же попросила тебя заткнуться, — неожиданно тихим голосом произнесла Кира, и мне показалось, что глаза ее влажно заблестели.

— Хорошо, что Андре Раттоль оказался менее расторопным, чем этот твой «знакомый», — проворчал я. — Кстати, откуда Раттоль узнал обо мне? — спросил я. — Чем я ему помешал?

— Он тебя вообще не знал, — заявила Кира. — Он как-то заявил, что ему нужна вся информация, касающаяся Марселя Климова. И все.

— А как ты догадалась, что я — это я?

— Долго объяснять, — ответила Кира. — Да и не поверишь ты. А впрочем… Но сначала ты ответь! Что за расследование ты ведешь?

Я быстренько взвесил в уме все «за» и «против» и решил, что Кира все же может оказаться мне полезной. А вдруг она что-нибудь, да знает?..

Я вкратце поведал Кире о своей миссии. Это заняло у меня не больше десяти минут. И все это время, пока я рассказывал, Кира молча слушала и только кивала головой. А потом неожиданно спросила:

— Ты не помнишь, в каких именно учреждениях возникали программные сбои?

— В каких? — Я наморщил лоб, припоминая. — Это все случалось в Имперских Канцеляриях. И еще в Имперской Академии Наук.

— В Академии? — переспросила Кира. — На кафедре истории?

— Да. — Я посмотрел на нее с интересом. — А ты откуда знаешь?

Кира промолчала.

— Слушай, так дело не пойдет! — заявил я. — Мне тоже нужно кое-что узнать! Я же тебе рассказал, верно? Теперь твоя очередь!

Я посмотрел на Киру и вдруг вспомнил о сетевиках. Религиозное направление. Хорошо, если обойдется без всяких там шизофренических заявлений, подумал я. Вроде того, что в Сети существует свой собственный бог. А все сетевики — его ученики. Или его дети. Ненавижу выслушивать подобный бред.

— Ты поверишь, если я скажу тебе, что ВЭС разумна? — Кира пристально посмотрела на меня.

Так, обреченно подумал я. Совсем без шизофрении все-таки не обошлось…

— То есть ты хочешь сказать, что железо научилось мыслить? — уточнил я, стараясь не казаться огорченным столь идиотским поворотом беседы.

— Не железо, а ВЭС, — поправила Кира. — Точнее сказать — информация ВЭС. Информация, содержащаяся в Сети (мне показалось, что она так и произнесла слово «Сеть» — с большой буквы!). Впрочем, слово «разумна» к ВЭС не совсем подходит. Я бы сказала, что она и есть разум. Новый разум.

— Ага, — кивнул я. — А размножается она как? Делением?

— Дурак, — спокойно ответила Кира. — Этот разум практически бессмертен и ему незачем размножаться.

— Понятно, — авторитетно ответил я. — Какой-то придурок написал для ЭВМ программу, и эта программа начала мыслить. Что ж… Такое случается сплошь и рядом…

— Перестань дурачиться! — строго сказала Кира. — Я говорю не о программе!

— Ах да! — Я хлопнул себя рукой по лбу. — Информация! Конечно же! Информация — вот она вполне способна мыслить! Осталось только определить, что же такое информация и с чем ее едят?..

— Информация… — Кира, казалось, совсем не замечала моих издевок. — Действительно, а что же это такое? И на что вообще она способна? Ты никогда не задумывался над этим? Представь себе самый простой способ обмена информацией.

— Рисунок? — предположил я. Мне стало интересно, насколько убедительной будет ее проповедь.

— Рисунок? — задумчиво переспросила Кира. — Нет. Пожалуй, даже не рисунок. Рисунок — это несколько сложнее… Слово! Обычное слово. И даже не с большой буквы, а просто — слово.

— И что?

— Ведь даже такая примитивная информация способна на очень многое.

— Например?

— Например, менять жизнь людей…

— Чего?! — Я действительно удивился.

— Да, именно изменять ход событий, влиять на положение вещей…

— Погоди-погоди! Как это?!

— Ну, к примеру, если произнести слова, означающие приказ послать в Западную Империю какого-нибудь специалиста с особым заданием…

— Я понял. Дальше?

Мне становилось все интереснее. Я достаточно наслушался баек в различных «братствах», «обществах» и «собраниях», где все предлагалось принять на веру. Но это было что-то новенькое. Кира, похоже, решила не использовать бездоказательный метод. Любопытно, подумал я. И что она мне сейчас преподнесет?

— Слово… — Кира задумчиво посмотрела на свою пустую рюмку и осторожно поставила ее на пол рядом с креслом. — Даже такой примитивный способ обмена информацией уже способен влиять на окружающий мир. То есть информация фактически уже ведет себя как живое существо. Пусть пока и примитивное, чьи действия не тянут даже на инстинкты… Но это уже живое существо. Простое, проще бактерии, проще вируса…

— Фантастика, — усмехнулся я. — Причем не самого лучшего качества. Никогда не относился всерьез к подобному бреду.

— Погоди, дай договорить, — поморщилась Кира. — Значит — слово… А теперь представь себе то же самое слово, но уже написанное или напечатанное на бумаге. Насколько сильнее оно может менять окружающий мир? Вспомни газетные статьи, вызывавшие государственные перевороты, вспомни книги, которые влияли на сознание людей, их убеждения…

— Ну, пока у тебя концы с концами сходятся, — согласился я. — Хотя я лично воспринимаю все это как зарядку для мозгов, не более того… А дальше?

— Дальше идет уплотнение информации. Ее накопление. Информация начинает храниться на ЭВМ. Ее становится много, очень много. И она уже способна вести себя как гораздо более сложное существо.

— Критическая масса? — недоверчиво спросил я. — Породившая новую жизнь? Сначала вирус, теперь уже переходим на уровень бактерии. Так?

— Ну, если тебе так хочется, — Кира пожала плечиком, — пусть будет бактерия. Но ведь бактерии тоже способны эволюционировать.

— Бред! — решительно произнес я.

— Бред? — переспросила Кира. — А ты представь себе, что постепенно количество перешло в качество. Возникла ВЭС. Сумма ЭВМ, подключенных к ней, перестала быть просто суммой. Произошел качественный скачок.

— Ты хочешь убедить меня, что ВЭС стала разумной?!

— Можно назвать это и так.

— Полнейшая чушь! Даже если сумма всех вэсовских ЭВМ перестала, как ты говоришь, быть просто суммой, она никак не могла стать разумом! ЭВМ — это просто кусок железа! А программы — просто электрические импульсы! Их пишут люди. Для себя пишут, заметь! Для своих целей! Мы создали совершенный, очень сложный инструмент. Инструмент — не более того! Ты можешь представить себе, чтобы тысяча, например, молотков стали разумными, если сложить их в одну большую кучу? Это даже и не смешно. Самое настоящее сумасшествие. И любой программист тебе это подтвердит. Если, конечно, не помрет со смеху в процессе твоего рассказа.

— Хороший пример ты привел с молотками, — удивительно спокойно согласилась Кира. — Очень впечатляет. Но я не это имела в виду. Представь себе эту тысячу молотков в руках людей. Понял?

— Нет, — признался я.

— Множество нервных клеточек, объединенных в единое целое… — начала было объяснять Кира, но я ее перебил:

— Да не является ЭВМ нервной клеткой! Ни в коей мере не является! Как ты этого не можешь понять? Это же просто кусок железа!!!

— Я не об ЭВМ говорю, — возразила Кира. — Я говорю о людях.

— О людях?! — Я вдруг перестал ее понимать.

— Я согласна с тем, что нервная клетка человеческого мозга гораздо сложнее самой сложной ЭВМ. Я и не собираюсь ставить между ними знак равенства…

— Слава Богу, — буркнул я. — Тогда…

— Погоди! — остановила меня Кира. — Но ты готов признать, что сам ЧЕЛОВЕК гораздо сложнее одной нервной клеточки своего собственного мозга?

— Естественно! — усмехнулся я. — Но при чем здесь это?! Мы же говорили об электронном разуме!

— Под этими словами я подразумеваю совокупность не ЭВМ, а людей. Людей, объединенных Электронной Сетью. Людей, являющихся носителями и хранителями самой главной, самой ценной информации. Людей, которые не понимают, что они уже являются частью чего-то большего.

— Стоп! — растерялся я. — Каких людей?!

— Всех, кто пользуется ВЭС, — заявила Кира. — Миллионы людей ежесекундно обращаются к Сети. Они уже как бы являются клеточками мозга этого нового разума. А сама ВЭС — всего лишь нервные соединения между этими клеточками… Ты посещаешь какой-нибудь «клуб»?

— Да, — пробормотал я.

— А зачем?

Действительно, подумал я. Зачем я это делаю? Чем меня привлекает в общем-то бестолковая болтовня, разговоры с неизвестными и чужими мне людьми. И я же не один такой. Что привлекает остальных? Что тянет нас туда? Каждый день заставляя входить в ВЭС, рассказывать о чем-то, советоваться, общаться…

А что заставляет нервные клетки моего мозга функционировать?

От этой мысли я вздрогнул и посмотрел на Киру. Она сидела неподвижно, положив руки на подлокотники кресла. Голова Киры была опущена и я не видел ее лица, скрытого прядями длинных волос, но мне показалось, что она внимательно разглядывает меня через свои темные локоны.

Нервные клетки, подумал я. Может быть, каждая из частичек моего мозга тоже обладает своей, непонятной мне индивидуальностью? Свободой воли, мыслями и желаниями. Которые мне неизвестны и которые незначимы для меня.

Сколько же их всего?

Сколько же всего НАС?

Миллионы нервных клеток…

Миллионы посетителей ВЭС, подумал я. Никогда еще не было средства, способного собрать вместе такое большое количество людей. Чтобы слить разум и сознание столь огромной и разнородной толпы в единое целое. Только ЭВМ предоставили эту возможность людям…

Все мы по-прежнему остаемся людьми. Личностями. Но наша совокупность — это уже нечто иное, нечто большее, чем просто толпа незнакомых и чужих друг другу существ…

Бред!

Я потряс головой и опять посмотрел на Киру. Она действительно внимательно разглядывала меня. И в зрачках ее я вновь увидел ту самую бездонно-глубокую черноту, которая что-то мне напоминала. И я вдруг понял — что.

Именно — ЧТО, а не — КОГО! Это было настолько странно и необъяснимо, что я от изумления даже приоткрыл рот. В это невозможно было поверить, но я тем не менее поверил. Потому что и ощущения мои тоже совпадали. Один к одному.

Словно я смотрю не в глаза женщины, а на экран ЭВМ. Как будто я увидел в зрачках Киры медленно извивающиеся, ползущие и переплетающиеся строки бесконечно ткущейся паутины клубного разговора. Манящие, завораживающие волны почти физически ощутимого тепла хлынули вдруг из ее глаз, и мне показалось, что еще один короткий миг — и я провалюсь, полечу в эти бездонные колодцы зрачков. Но неведомая сила мягко и заботливо остановила меня, удержала от падения и…

… Теперь ты знаешь…

В первую секунду мне показалось, что слова эти произнесла Кира. Но потом я сообразил, что она по-прежнему молчит и только пристально смотрит мне в глаза. И тут же понял, что слова эти я не услышал, а ПОЧУВСТВОВАЛ. И в тот же самый миг я отчетливо осознал, что это так и есть. Что теперь я действительно знаю…

… Ты один из НАС…

Из нас?! То есть — из НАС?! Нет! Не я — МЫ!..

Очень трудно описать словами все, что происходило со мной. Это можно было сравнить разве что с внезапно пробудившейся памятью о давно забытых событиях. Громадный поток информации хлынул в сознание. Очень многие вещи неожиданно стали для меня понятными и простыми. И я почувствовал, что одновременно со мной то же самое испытывают еще очень и очень многие люди.

Необычные, поначалу даже пугающие ощущения. Словно я оказался рядом с неведомым живым существом, от которого не знаешь, чего ожидать — беды, радости? Которое мыслит совершенно иными категориями, которое совершенно иначе представляет себе добро и зло. Да, по сути своей так оно и есть.

Новый разум. Ни плохой, ни хороший, просто — другой. Которому нет дела до личных переживаний существ, его породивших. Он не безразличен к ним, нет! Нельзя сказать, что его совершенно не волнует, что будет с тем или иным человеком. Некоторым образом он даже обеспокоен судьбами людей. Примерно так же, как мы обеспокоены состоянием своего желудка или здоровьем зубов.

Да и сами люди тоже не особенно переживают об этом новом разуме. Просто потому, что не знают о его существовании. Они регулярно выходят в ВЭС, поддерживая жизнь этого нового сознания, но если с ним что-то случится, они просто недоуменно пожмут плечами. Может быть, испытают легкое сожаление или раздражение по этому поводу. Это же ведь не клетки мозга, которые, будучи отторгнутыми от единого целого, погибают. Человек вполне может прожить и без ВЭС.

Но разум осознает, что потеря его нервных клеток — вещь весьма неприятная и зачастую даже опасная. Как самое настоящее заболевание мозга. А такое ведь вполне может случиться и у человека. Например, в результате какой-то болезни. Этот же разум не имеет возможности обращаться к врачу. Потому что он — единственный, и нет ему подобных. Так что о состоянии своего здоровья он должен заботиться сам.

Если у человека заболят зубы, он обратится к доктору. Но с более мелкими неприятностями вроде местной инфекции наш организм способен справиться самостоятельно. Для этого в крови человека беспрестанно снуют целые армии лейкоцитов.

То же самое есть и в нервной системе этого нового сознания. Лейкоциты. Стражи порядка, в отличие от остальных людей чувствующие и понимающие, что происходит вокруг, осознающие опасность и могущие предотвратить беду.

Это — МЫ.

Именно так — МЫ. Прописными буквами. Не потому, что МЫ этим гордимся, а всего лишь для того, чтобы как-то выделять СЕБЯ из общего числа остальных сетевиков.

И это ни в коей мере не является новой религией или чем-то таким еще. Это просто новый уровень восприятия действительности, новое чувство, новое сознание… Не знаю, как еще это можно назвать.

МЫ не просто знаем (а точнее даже будет сказать — не знаем, а ЧУВСТВУЕМ), чем отличаемся от остальных. МЫ всеми силами стараемся сохранить это новое существо (черт! это слово здесь совершенно не подходит!), новый разум. А вот этот самый разум уже действительно знает и понимает, что к чему. Он выделяет НАМ подобных из общей массы и старается донести до каждого это понимание. Чтобы каждый из нас стал одним из НАС.

И не всегда это делается при помощи ЭВМ. Иногда (как сейчас, например) достаточно бывает взгляда одного из НАС. Потому что между НАМИ уже существует нечто вроде невидимой Электронной Сети.

НАС не так уж и много. Но МЫ понимаем, что творится. У любого из НАС, как и у остальных людей, есть свобода выбора. Мы в любой момент можем перестать поддаваться своим странным и необычным ощущениям, этим неведомым приказам со стороны. Более того — каждый из НАС может в любой момент вообще перестать входить в ВЭС. Никто его за это не накажет. Впрочем, как и остальных людей. Но МЫ этого не делаем. Потому что не хотим остаться в одиночестве. МЫ знаем, что это такое — чувствовать весь мир через экран ЭВМ, или через взгляд человека, или даже вообще без всего этого — просто ЧУВСТВОВАТЬ. И вряд ли кто-то из нас решится добровольно оборвать эту связь. МЫ не хотим этого, МЫ этого боимся. И любая опасность новому разуму воспринимается НАМИ как угроза НАШЕЙ личной безопасности.

Точно так же как лейкоциты реагируют на опасность заражения, так же и МЫ реагируем на опасность для Сети.

Стреляя в Синтию и Раттоля, я этого не понимал. Я не знал, что они просто выполняли свою работу. Они не хотели причинить мне вред, они хотели защитить Сеть. Потому что для Сети возникла опасность. И опасность эта исходила от меня. Вернее, не именно от меня, а от… Не знаю даже, как сказать… От того, что я собирался сделать. Но теперь уже я опасности для Сети не представлял.

Я попытался разобраться, почему. Что изменилось? И вдруг понял.

Все дело было в той посылке, которую я отправил в «ДВК» перед отъездом из Лондона. Что-то, содержащееся там, вызвало в Сети тревогу, которая отозвалась письмами на многих ЭВМ, сбоями, авиакатастрофами.

Я внимательно перебрал в памяти все, что я упаковывал в коробку. И когда я вспомнил тот непонятный предмет, свалившийся мне на голову в гостиничном номере, то почувствовал, как по спине моей пробежала волна холода. Мне стало по-настоящему страшно. Так страшно, как не бывало уже очень давно. Потому что именно эта вещь и была главной опасностью. Более того — ее отправка в Москву еще более ухудшила положение.

Я так и не понял, что же это такое было. Но я почувствовал, что не должен был этого делать. Мне нужно было уничтожить этот предмет, а не отправлять его Сергею Антоновичу Костенко. Словно я своими собственными руками подпалил фитиль громаднейшей бомбы, способной разнести на куски весь этот мир.

— Марсель, — прошептала Кира. — Марсель…

Я посмотрел на нее и понял, что теперь она тоже все знает. И она, и остальные. Все МЫ.

— Что теперь будет? — Голос у меня оказался неожиданно хриплым и тихим.

— Не знаю, — ответила Кира.

Глаза ее показались мне испуганными. Да и я тоже, наверное, выглядел не лучше.

— Надо что-то делать, Марсель.

Да. Она права. И делать это придется именно мне. Не потому, что я ощущаю свою вину или ответственность, а потому, что так уж все сложилось.

Можно, конечно, плюнуть на все, махнуть рукой и забыть. Меня наверняка оставят теперь в покое. Потому что никакой опасности для Сети я уже не представляю. Но я знал, что не сделаю этого. И Кира это тоже знала. Потому что и Кира, и я сам — мы были теперь отдельно от всего остального мира. Есть люди, и есть МЫ. Не знаю, хорошо это или нет. Не думаю, что так уж хорошо. Но ничего другого уже быть не может. Нужно играть теми картами, которые сданы. Нравятся они мне или нет. И, видит Бог, я постараюсь сыграть получше.

Часть вторая

Глава шестая

«… Я так и не выяснил, Милена, на кого именно работал Дженн Чи и кто заплатил ему за замену той злосчастной микросхемы. Неделю назад, девятого октября, Чи был арестован жандармами Сианьской губернии за квартирную кражу. При задержании он оказал сопротивление, был ранен и одиннадцатого октября скончался в лазарете местного жандармского управления.

Не знаю, принесет ли тебе облегчение это известие, но человек, повинный в гибели твоей сестры, уже мертв. Это все, что мне удалось выяснить.

Марсель Климов».

Я нажал «ВВОД» и подождал, пока на экране появится надпись: «Ваше сообщение отправлено». Затем вышел из ВЭС и выключил ЭВМ.

Слабое утешение для Милены, но больше я ничем ей помочь не могу. И хорошо, что этот Дженн Чи оказался, помимо всего прочего, еще и обычным воришкой. Не знаю, почему именно его наняли для этого задания, но хорошо, что мне не пришлось преподносить Милене явную ложь. Достаточно было просто утаить немного правды. Причем для ее же блага. Ведь сообщи я, что Дженна Чи нанял для этой операции Фэн Дзи Лю, было бы гораздо хуже. Милена наверняка решит каким-нибудь образом расквитаться с ним, а у Лю четверо детей. И потом, неизвестно еще, позволил бы Лю себя убить? Скорее всего — нет. Кроме того, Лю — один из НАС, а это в данный момент самое главное. МЫ всячески сопротивляемся тому, чтобы НАС убивали.

Я вдруг вспомнил про Пьера Рошфора, бывшего портье гостиницы «Веллингтон» и по совместительству полковника Западного АИБа. Хороший был дядька, если судить по его отчетам. Просто ему не повезло, как и Джудди Рене. Как могло не повезти и мне самому…

Мы трое — Пьер, Джудди и я — являли собой серьезную опасность для Сети. Я читал отчеты Джудди и Пьера. В совокупности с тем, что знал на тот момент я, это были серьезные документы. Каждому из нас троих удалось узнать нечто, дополняющее общую картину. И если бы у нас получилось встретиться и обменяться своими впечатлениями и мыслями, то… Не знаю, что бы тогда могло произойти. Возможно, что никакой Сети сегодня уже и не было бы. Как не было бы и никого из НАС.

Первым что-то заподозрил Пьер. Из его отчета посторонний человек мало что мог понять — мысли, предположения и гипотезы. Но в совокупности с тем, что выяснила Джудди, эти гипотезы приобретали уже реальную почву.

Пьера Рошфора ликвидировал телефонист из Западного АИБа, о Джудди Рене, как я уже говорил, позаботился Фэн Дзи Лю. А я…

Меня трижды пытались убрать. Синтия, Андре и Кира. Но каждый из них в самый главный момент, когда уже нужно было нажать на курок, видел в моих глазах… Не знаю, как и сказать. Кира называет это «дыханием Сети». То есть такой человек является не просто одной из клеточек мозга нового разума, он нечто большее. Он уже может стать одним из НАС. А это довольно большая редкость. Потому, собственно говоря, я и не стал сдавать Лю Милене. И без того НАС не так много на свете. К тому же у меня и так хватает забот с этой моей новой должностью и неприятности с Лю мне совершенно ни к чему.

Я встал из-за стола, захватил запечатанный конверт с чеком на десять тысяч франков и вышел из своего кабинета. Секретарша в коридоре наверняка развлекалась в «болтливом клубе». Потому что при моем появлении сразу засуетилась, растерялась, торопливо застучала пальчиками по клавишам ЭВМ и покраснела. Настолько густо, что это стало заметно, несмотря на ее смуглую кожу. Конечно, когда я подошел к ее столу, на экране уже только скучно моргало окошечко запроса кода.

— Отправьте это письмо. — Я протянул девушке конверт. — С нарочным. Очень срочно.

Она бросила взгляд на адрес и вскинула на меня черные глаза.

— В Новороссийск?! — удивилась она.

Я нахмурился. Следует отдать должное ее осведомленности. Конечно, в Новороссийске у нас не было филиала. Но ей-то до этого какое дело?!

— Если бы мне понадобилось отправить его в Архангельск, — ответил я, строго глядя ей в глаза, — то я так бы и написал на конверте. Верно?

Девушка покраснела еще гуще, опустила глаза и принялась бормотать извинения. Голос у нее был дрожащий и тихий, а глаза — самые черные, какие я только видел. Симпатичная девчонка, подумал я. Чем-то на Киру похожа. На Киру Кортес.

— И вот еще что. — Я склонился к ее ушку и перешел на доверительный шепот. — В «ДВК» не принято пользоваться ВЭС для бесед в «клубах». Во всяком случае, в рабочее время…

— Я… я…

— … А если уж вы это делаете, то постоянно держите пальчик вот на этой кнопочке. Сотрудники ее так и называют: «пришел начальник». Запомните?

— Да…

— Отлично. — Я выпрямился и снова нацепил себе на морду каменную маску. — Письмо должно быть отправлено немедленно. И… Вы хорошо знаете своего будущего начальника, Сен-Жюста?

Девушка отрицательно замотала головой, и густые пряди черных смоляных локонов взметнулись в воздухе.

— Так вот, — наставительно продолжил я. — Мишель Васильевич Сен-Жюст терпеть не может, когда подчиненные выражают сомнение в правильности его решений. Поэтому постарайтесь не переспрашивать его о таких мелочах, как адреса корреспонденции. Если, конечно, вы хотите и дальше работать в «ДВК». Причем именно в программном отделе. Запомните?

— Да… — еле слышно прошептала девушка. Видимо, я ее сильно напугал.

— Вы москвичка? — поинтересовался я.

— Нет. Я из Калькутты… — Девушка наконец-то отважилась робко посмотреть на меня.

— Бхарат, — кивнул я.

Губы девушки медленно растянулись в улыбке и глаза ее радостно блеснули.

— Желаю успехов в работе. — Я улыбнулся в ответ, повернулся и пошел по коридору.

Если этой девчонке рассказать, что название Индийских губерний на их родном языке я запомнил после одной операции в Дели, она бы так не улыбалась. Странная девчонка — первый день на службе и уже треплется по ВЭС. А ведь наверняка чуть ли не с младенчества мечтала попасть в Москву, сдавала экзамены, проходила отбор, не один месяц ожидала ответа…

Не понимает, что ли, дурочка, насколько ей повезло?! Ежедневно на стол генерал-губернатора Москвы ложится свыше тысячи прошений со всех концов Восточной Империи. Неделю назад, например, я с огорчением узнал, что одному пареньку из Афганской губернии (Али бен-Хан, кажется) было отказано в праве на жительство. На том основании, что двоюродный брат его деда имел слишком неподходящий для столицы криминальный статус — всего 47. А сам этот парнишка очень толковый — я видел его экзаменационные листы, от него в московском «ДВК» могла быть большая польза. Он уже восемь лет работает в нашем Кандагарском филиале, но — чем он там занимается?! Контролирует работающие системы и в случае неполадок сообщает об этом в Москву. Жалованье — соответственно. Если не ошибаюсь, восемьсот франков. А тут я бы его за разработку новых проектов засадил. И получал бы он уже тысячи полторы-две.

Его ходатайство о переводе в наш отдел пришло еще в девяносто восьмом. А прошение о праве на жительство поступило в городскую канцелярию в девяносто девятом. Мальчишка два года ждал, чтобы получить отказ. И сколько еще таких? Тысячи, десятки тысяч…

Все хотят жить в крупном городе. Ну пусть не в Москве или в Санкт-Петербурге. Мой родной Ревель или, к примеру, Вильно я тоже не называю — не самые мелкие города Империи. Но тот же самый Сен-Жюст рассказывал мне, что в его Люблине картина не сильно отличается. Там, конечно, подобных прошений к генерал-губернатору в день поступает гораздо меньше — всего двести — двести пятьдесят штук. Так что Польская губерния по сравнению со столицей, можно сказать, «отдыхает». Хотя Люблин — это вам тоже не Туруханск с какими-то десятью миллионами жителей.

Калькутта, вспомнил я. Где же это? Северо-Индийская губерния или Гималайская? Не помню. Да какая разница? Я имею в виду, что для этой девчонки разницы никакой, куда возвращаться в случае увольнения — в Гималайскую губернию или там в Северо-Индийскую. В любом случае у себя дома она на аналогичную работу уже не устроится. Во всяком случае, ни в одну контору, которая хоть как-то связана с «ДВК» — «черный список» во ВЭС обновляется три раза в сутки. А ведь эта девчонка на свое жалованье наверняка содержит человек десять — на востоке семьи многодетные, и лицензирование рождаемости там еще долго грозить не будет. И все это — хорошее жалованье, отдельную квартиру, не слишком пыльную работу, — все это она может потерять из-за такой ерунды, как тяга к беседам в Сети. Мишка Сен-Жюст очень строгий. Поэтому, в общем-то, он и был моим заместителем.

Интересно, кого он назначит на свою старую должность? Наверное, Арнольда Штуцмана. Они с ним старые друзья, да и программист Арнольд — лучший в отделе. Не знаю, правда, как он справится со своей новой должностью, но это уже не мои заботы. Пусть теперь у Мишки голова болит.

По дороге к кабинету директора я встретил троих или четверых сотрудников — молодые ребята, вежливо поздоровавшиеся со мной и поздравившие меня с повышением. Я с улыбкой поблагодарил их, хотя за последние два дня мне эти поздравления уже изрядно поднадоели. И когда я подошел к кабинету директора, возле которого на доске объявлений был вывешен приказ о моем назначении управляющим группой отделов программирования, то невольно нахмурился. Я бы, конечно, воспринял свое повышение с большим энтузиазмом, если бы Сергей Антонович просто уволился из компании или перешел на другую работу. А сейчас я чувствовал себя не в своей тарелке.

Толкнув тяжелую массивную дверь, я вошел в приемную. Диана — секретарша директора — тоже одарила меня улыбкой, но в этот раз, к счастью, обошлось без поздравлений.

— Свободен? — Я кивнул по направлению к двери кабинета.

— Сейчас, Марсель Сергеевич, — ответила Диана, потянувшись к телефону. И услышав в ответ на свой вопрос довольное бурчание из трубки, опять улыбнулась мне: — Проходите, Марсель Сергеевич. Борис Васильевич ждет вас.

Шторы на окнах в кабинете директора были задернуты. Я уже не раз слышал о том, что у Бориса Васильевича что-то с глазами — не выносит он яркий свет. Ничего удивительного — если всю жизнь ежедневно по шесть — восемь часов смотреть на экран ЭВМ, зрение испортишь обязательно. Несмотря на все защитные пленки и покрытия, которые, вообще-то говоря, и появились сравнительно недавно.

Я работаю в «ДВК» уже очень давно — лет пятнадцать. Начинал я с младшего техника, еще когда громадные шкафы ЭВМ занимали по несколько комнат, и, казалось бы, должен был хорошо знать всех наших сотрудников. Но «ДВК» всегда отличался изрядной консервативностью в этом вопросе. Редко кто из сотрудников знал в лицо даже начальника соседнего отдела. И до вчерашнего дня я видел Бориса Васильевича всего пять или шесть раз. А за вчерашний и сегодняшний дни это уже наша четвертая встреча.

— Садитесь, Марсель. — Директор указал мне на кресло. Голос у него был низкий, с хрипотцой, словно у завзятого курильщика. — Дела уже сдали?

— Да, Борис Васильевич, — ответил я.

— Отлично, — хмуро кивнул директор. — Принимать дела вам, к сожалению, не у кого… — Он посмотрел на меня.

И тоже кивнул головой.

— Короче говоря — разбирайтесь сами. Поскольку ситуация не совсем обычная, даю вам три дня на то, чтобы войти в курс дела…

Сегодня среда, быстро сообразил я. Значит, не три дня, а все пять дней, считая субботу и воскресенье. Неплохо.

— В понедельник в восемь двадцать — у меня, на совещании, — напомнил директор.

— Да, Борис Васильевич, — снова кивнул я.

Директор нахмурился. Было похоже, что директор собирается сказать мне что-то еще. Что-то важное. Я покорно ждал.

— У меня к вам будет просьба, Марсель, — проворчал он, глядя в бумаги на своем столе.

— Слушаю вас, Борис Васильевич.

— Если вы что-то узнаете о Сергее… У него в кабинете могут быть какие-нибудь документы, объясняющие, куда он пропал… Я прошу вас немедленно сообщить… И вот еще что… — Директор внимательно посмотрел на меня. — Мы никак не можем найти некоторые очень важные программы, над которыми в последнее время работал Сергей. Если вы что-то обнаружите…

— Будет исполнено, Борис Васильевич, — пообещал я.

Покидая кабинет директора, я подумал, что они с Сергеем Антонычем были, кажется, старыми друзьями. И даже когда-то вместе принимали участие в операции то ли по Астраханскому, то ли по Пекинскому кризису. А весь последний год совместно работали над каким-то проектом. Да и я сам переживал за Сержа Антоныча не меньше нашего директора. Мне тоже было не по себе от всего этого. Ума не приложу, что с ним могло случиться?

Я вернулся из Колумбии тридцатого марта. И первое, что я узнал, попав в «ДВК», это то, что Сергей Антонович Костенко, управляющий группой отделов программирования «ДВК», бесследно исчез.

Двадцатого марта Сергей Антонович попросил недельный отпуск без сохранения денежного содержания. На следующий день он мило попрощался с Мишкой Сен-Жюстом, исполнявшим в мое отсутствие обязанности начальника отдела, и с остальными начальниками отделов группы. Никто ничего подозрительного не заметил. Но двадцать второго марта неожиданно потребовалась копия какого-то приказа, которая осталась в кабинете Сергея Антоныча. Мишка позвонил ему домой, но к телефону никто не подошел.

С той копией приказа они как-то выкрутились, но Мишка, получив нагоняй, сильно расстроился и принялся ежедневно названивать домой Сержу Антонычу. Видимо, для того, чтобы пожаловаться на несправедливость начальства, а заодно и посетовать на то, что не смог его вовремя разыскать.

Что такого, если человек не отвечает на телефонные звонки?! Ведь он же в отпуске! Может быть, он собирался куда-нибудь уезжать и именно для этого и отпрашивался с работы. Но Мишка продолжал звонить. Он потом сам шутил, что это превратилось у него в ритуал — каждые четыре часа набирать номер, выслушивать ровно десять длинных гудков и хлопать трубкой о рычаг, сопровождая эти действия высказываниями в адрес неизвестно чьей матери. Терпение и труд все перетрут, думал Мишка. И двадцать шестого марта на его телефонный звонок неожиданно ответили.

Каково же было изумление Сен-Жюста, когда он узнал, что Сергей Костенко по этому адресу больше не проживает, что дом этот был куплен новыми хозяевами три дня назад и что теперь здесь обитают совершенно другие люди.

Сен-Жюст кинулся с этой новостью прямо к директору. Тот, естественно, удивился и принялся выяснять, куда мог переехать Костенко. И вскоре уже стало понятно, что Сергей Антонович никуда не переезжал, а просто исчез.

Дом его был продан, счет в банке закрыт, и ни его самого, ни его близких найти не удалось. К тому времени я уже был в Москве и активно включился в поиски пропавшего начальства. И вот что мне удалось выяснить.

Счет Сержа Антоныча был не просто закрыт. В течение двух дней — двадцать первого и двадцать второго марта — все деньги с него были переведены на несколько других счетов. Счета эти были открыты в те же два дня и послужили всего лишь перевалочным пунктом. Потому что и с них деньги были сняты, но уже наличными.

Договор на продажу своего дома Сергей Антоныч оформил самым спешным образом, потеряв на этой сделке больше десяти тысяч франков. Оплата также была произведена наличными. Кроме того, вместе с самим домом Костенко продал и всю свою мебель — я не был у него дома, но неоднократно слышал о каком-то древнем антикварном спальном гарнитуре совершенно фантастической цены. Не знаю, что у него в доме было еще, кроме этого гарнитура, но, если верить словам новых хозяев, за всю свою мебель Сергей Антоныч запросил чуть ли не четверть реальной цены. Естественно, что и за мебель расчет был произведен наличными. Короче говоря, у Сергея Антоныча должна была оказаться сумма, превышающая полтора миллиона. Наличными.

Выехать из страны незамеченным Сергей Антонович не мог. Ведь все имперские и частные аэропорты снабжены специальными камерами, регистрирующими пассажиров, поднимающихся на борт самолета. Но двадцать третьего марта кем-то, похожим на Сергея Антоныча, но носящим фамилию человека, умершего семь лет назад, был куплен билет на самолет. Фамилия же, которая была использована для регистрации, тоже наводила на определенные размышления — ныне покойный Константин Степашин, бывший сотрудник «ДВК» и близкий друг Костенко. Сомнительно, чтобы ему вдруг удалось вернуться с того света, чтобы покататься на самолете.

Самолет тот отправлялся на один из Алеутских островов. Долетел он благополучно, но никакого Константина Степашина к тому времени на борту не оказалось. Куда он подевался, никто толком понять не мог. Это было еще более удивительно, если учесть, что количество покинувших самолет пассажиров соответствовало спискам. Впрочем, если принять во внимание, что Сергей Антоныч увез с собой свой «чемоданчик», удивление становилось гораздо более абстрактным. «Чемоданчик» у Костенко был отличный, способный осуществлять спутниковую связь. Так что комментарии излишни…

Все это было похоже на то, что Сергей Антонович неожиданно решил порвать со своим прошлым и скрыться. И это сразу же вызвало у руководства «ДВК» легкую панику — Сергей Антонович имел доступ ко многим счетам компании. Но ни одна финансовая проверка не выявила ничего подозрительного.

Возникли также мысли, что Сергей Антоныч от кого-то скрывается. Но жандармерия Восточной Империи полностью это опровергла. Правда, уверения эти прозвучали достаточно самонадеянно, но и возразить против них было особенно нечего — ничего подозрительного в поведении Сержа Антоныча в последние дни не проскальзывало.

Короче говоря — человек исчез бесследно. И мне как его заместителю пришлось самому в спешном порядке разбираться в ситуации с новыми проектами для Имперской Канцелярии Здравоохранения и проблемами в новейшей разработке электронно-лучевых трубок. Но справился я с этим достаточно хорошо. Настолько хорошо, что позавчера появился приказ о моем назначении на эту так внезапно освободившуюся должность.

Я остановился перед дверью кабинета Сержа Антоныча. Теперь этому кабинету предстоит стать моим, подумал я, подбрасывая на ладони ключ от двери. Не нравится мне этот кабинет. Мой старый был гораздо лучше и удобнее. Да и уютнее как-то, что ли. Теперь там обоснуется Мишка Сен-Жюст, с легкой грустью подумал я.

А ведь теперь уже, наверное, мне не придется заниматься расследованиями, неожиданно подумал я. У меня теперь просто не будет на это времени — управление группой отделов не оставляет времени почти ни на что. Так что в командировки отныне скорее всего предстоит мотаться все тому же Сен-Жюсту. Или Арнольду.

Да какая разница?! Что я, в сыщиков не наигрался, что ли?! Новые обязанности, новая должность. Более ответственная, хотя и менее романтическая.

Хватит с меня романтики, тряхнул я головой. Не мальчик уже, в казаки-разбойники играть. Мне вот дела принимать нужно…

Строго говоря, дела принимать мне как раз таки было и не нужно — я фактически уже семь месяцев исполнял обязанности управляющего группой отделов. Но директор отпустил мне на это целых пять дней. Я понимаю, почему он так поступил. И я как раз намеревался использовать эти пять дней на то, чтобы попытаться отыскать хоть какие-то ниточки, ведущие к разгадке тайны исчезновения Сергея Антоновича.

Ключ с недовольным скрежетом повернулся в замочной скважине, и из кабинета на меня пахнуло слабым запахом застоявшегося несвежего воздуха.

Кабинет Сергея Антоновича состоял из двух комнат — собственно кабинета и некоего подобия подсобного помещения, в котором, по первоначальной задумке, видимо, должны были храниться архивы документов или нечто подобное. Тяжелые темно-малиновые шторы в кабинете были задернуты, и дневной свет, пробиваясь сквозь них, придавал всему вокруг таинственный красноватый оттенок. В узеньких солнечных лучиках неспешно плавали сверкающие пылинки. Я раздвинул шторы, распахнул окно, и волна свежего воздуха хлынула в кабинет. Я оглянулся. Теперь, в солнечном свете, помещение перестало походить на дом-музей. Ну, если не считать толстенного слоя пыли, покрывавшего все вокруг. Я прикоснулся пальцем к столешнице массивного стола, и рука моя непроизвольно вывела: «Костенко». Непонятно от чего смутившись, я быстрым движением стер эту надпись и посмотрел на ладонь. Ладонь стала серой от пыли. Перемажусь я тут, недовольно подумал я, направляясь во вторую комнату.

Не знаю, для чего конкретно намеревались использовать это помещение в самом начале, но Костенко превратил эту комнату в нечто среднее между лабораторией и библиотекой. Скорее всего именно этот закуток он и считал своим настоящим кабинетом. А возможно, что и своим вторым домом — маленький холодильник в углу, электрический чайник, початая бутылка коньяка…

Я взял бутылку за горлышко и посмотрел сквозь нее на свет. Внутри еще что-то оставалось. Не люблю коньяк, подумал я, ставя бутылку обратно на холодильник.

Центральное место в этой комнате занимал письменный стол с ЭВМ. Толстый слой пыли покрывал все и тут — даже надписи на клавишах можно было различить с большим трудом. Пыль и паутина царствовали всюду — на полках с книгами; на мягком и удобном на вид кресле возле стола; на экране ЭВМ. А толстенный пук проводов, тянущийся куда-то от системного блока, походил на диковинные морские водоросли.

Я проследил взглядом, куда идут все эти провода, и обнаружил справа от стола, прямо на полу, три дополнительных системных блока с расширенной памятью. Я вспомнил, что Борис Васильевич просил поискать у Костенко какие-то программы, и мне вдруг стало интересно, чем это таким важным Сергей Антоныч мог здесь заниматься. Столь мощные машинные ресурсы были необходимы только для решения каких-нибудь очень сложных задач. Что же он здесь делал? Набирал текст своего фантастического романа?! Большой, должно быть, роман у него получился, подумал я. Томов восемьсот…

Под книжными полками шел ряд невысоких шкафчиков. Дверца одного из них была слегка приоткрыта. Я присел на корточки и заглянул внутрь. Первое, что мне бросилось в глаза, это ствол пистолета, увенчанный глушителем. Насколько я знаю, Серж Антоныч на дух не переносил никакого оружия. Так, подумал я. Становится все интереснее и интереснее. Я осторожно прикоснулся к глушителю пальцами и вдруг понял, что это мой собственный пистолет.

Пистолет лежал в большой картонной коробке. Ствол его опирался о край, слегка подмяв картон. Я вытянул коробку из шкафчика и выпрямился, держа ее в руках. Внутри я заметил небольшую пачку исписанной бумаги, придавленной рукояткой пистолета к днищу коробки. Водрузив ее на стол, я взял пистолет в руки и извлек обойму. Обойма была полной. Порохом из ствола тоже не пахло. После того как я отправил эту посылку из Лондона в Москву, из моего пистолета никто не стрелял.

По правде говоря, я почему-то думал, что больше никогда не увижу своего пистолета. Мне казалось, что Сергей Антоныч должен был держать его у себя дома. И когда Костенко исчез, я подумал, что исчез он вместе с моим пистолетом. А я уже успел к своему оружию привыкнуть — старая «Кобра» 1968 года выпуска, калибр 6.78, девятизарядный. Хорошо пристреленная и безотказная машинка. Жаль было бы лишиться ее.

Я положил пистолет на пыльную поверхность стола и вытащил из коробки пачку бумаги. Это оказался мой отчет, отправленный из Лондона в марте. Зачитанный, с пометками, сделанными чужой (похоже, что Сергея Антоныча) рукой.

Я перекинул несколько страниц и наткнулся на свои измышления относительно Этьена Саргасова. Хорошо, что он успел смыться, подумал я. Это редко бывает, чтобы кто-то из НАС вовремя почувствовал опасность, грозящую ему самому, а не Сети.

Я невольно напрягся. Опасность для Сети я, например, ощущал постоянно. И скорее всего острее любого другого из НАС. Наверное, потому, что опасность эта возникла не без моего участия. Кира Кортес, например, тоже чувствовала нечто подобное, но не так сильно, как я. Может быть, именно поэтому Кире и удавалось вести нормальную жизнь. Ей не приходилось время от времени замирать и настораживаться в тревожных попытках определить, усилилась ли опасность, угрожающая Сети (а значит, и НАМ), или нет. Со мной было иначе.

Я вдруг вспомнил, как однажды ночью проснулся от отчетливого ощущения того, что неведомая опасность эта внезапно стала реальной. Очень реальной. Словно я воочию увидел подожженный фитиль бомбы, грозящей разнести все вокруг. Кира почувствовала беспокойство мгновением позже, но если б я не подскочил на постели как ошпаренный, она бы даже и не проснулась.

Это было как ощущение падения в страшную и неизвестную пустоту. И в конце падения ожидали боль и ужас.

Я сидел на постели, и холодный пот градом катился по моему лицу. Кира посмотрела на меня вначале удивленно, потом испуганно. Губы ее шевелились, она что-то говорила, но я не слышал ни единого слова. В ушах стоял зловещий медный звон, заполнивший все вокруг. И из этого звона вдруг выделилось и окрепло страстное желание выйти в Сеть.

Я выбрался из постели и, кое-как одевшись, уселся за столом перед ЭВМ. Я хорошо помнил, что лимит времени последней телефонной карточки исчерпан почти полностью. Новой же карточки у меня в запасе не оставалось. Но мне очень нужно было в ВЭС. Я не понимал — зачем. Просто рука сама включила ЭВМ и набрала нужный код.

Впервые в жизни я увидел, как цифры в уголке экрана, отображающие оставшееся на телефонной карточке время, приняли отрицательное значение. И понял, что ВЭС тоже очень нужно было, чтобы я оказался там. И от этого мне стало гораздо легче.

Кира подошла и встала рядом, прижавшись к моему плечу своим бедром. Наутро она призналась мне, что вначале подумала, будто меня разбудил сон про ту, другую Киру, погибшую двадцать лет назад.

Она была в курсе всего — я сам ей однажды рассказал — и относилась к этому с пониманием. Но в ту ночь Кира впервые перепугалась за меня по-настоящему. Я очень остро почувствовал ее страх, как и то, что опасения ее направлены не по адресу. Бояться нужно было не за меня, а за всех НАС.

Я осторожно отстранил Киру и вперился взглядом в паутину строк на экране. Я с нетерпением ожидал, что Сеть «впустит» меня, как это уже не раз бывало. Я ждал потока мыслей и образов, которые должны были хлынуть в меня. Эти ощущения не были особенно приятными, но каждый раз я узнавал что-то действительно очень важное и очень нужное. И несколько томительно-долгих секунд я неподвижно сидел перед экраном, прежде чем наконец-то полностью «провалился»…

… Да, опасность приняла реальные очертания. Но конкретной информации об этом мне получить не удалось. Сеть и сама знала немного. Но все, что было известно ей, она «скинула» на меня, а не на кого другого из НАС. И я сразу понял — почему.

Вся информация заключалась в том, что существование Сети оказывалось под угрозой. То есть, если уж быть до конца точным, Сети давно уже что-то угрожало. Но в ту ночь я понял, что это уже не просто угроза, а весьма реальная опасность. И исходит она не от кого иного, как от Сергея Антоновича Костенко…

Через неделю я был официально назначен на должность управляющего группой отделов программирования компании «ДВК». И теперь уже на совершенно законных основаниях мог творить в кабинете Сержа Антоныча все что вздумается.

Я еще раз прочел в отчете абзац про Саргасова. Жаль, что ему пришлось уехать. В московском управлении «ДВК» из НАШИХ, кроме меня, остался только сторож автомобильной стоянки — не помню, как зовут этого молодого паренька, лет двадцати, безумно помешанного на ВЭС. Мы с первого дня узнали друг друга по взгляду, но общаться с ним мне не приходилось — слишком уж разные интересы (не считая увлечения ВЭС, естественно) у нас оказались. Да и общественное положение — тоже. Хотя однажды он даже попытался мне помочь. Дело было месяца два назад, когда в трактире «Золотая тройка» случилась драка.

Мы с Кирой тогда решили отдохнуть и выбрали для этого не совсем подходящее время — суббота, день, когда в Восточной Империи выпивается рекордное количество спиртного. У меня вообще возникла твердая уверенность, что все оно выпивалось именно в трактире «Золотая тройка». Во всяком случае, единственными более или менее трезвыми в этом заведении были двери…

Мне не стоило отлучаться от столика и оставлять Киру одну даже на несколько минут. Потому что когда я вернулся, то успел стать свидетелем отпускаемой ею пощечины. Какой-то парень, решив, что девушка скучает в одиночестве, собрался ее развлечь и, видимо, сделал это крайне неумело. Я сразу же вспомнил, как Кира закатила точно такую же оплеуху таможеннику в Каракасском аэропорту — тот тоже сказал ей что-то не совсем приятное. Но таможенники Великой Колумбии, должно быть, имели верное представление о южном темпераменте. Чего нельзя было сказать о том парне, который схлопотал от Киры по морде в трактире.

Я успел как раз к самому началу драки. Хорошо еще, что я в свое время изучал определенные приемы боевого искусства. А то бы мне несдобровать. Потому что этот парень оказался в трактире не один, а с друзьями. Которые были ужасно возмущены столь бесцеремонным поведением иностранки по отношению к их товарищу.

И вот в самый интересный момент я вдруг вижу того самого молоденького паренька с автомобильной стоянки. Он оказывается рядом со мной и тут вдруг до меня доходит, что мы — я, он и Кира — понимаем друг друга без слов. Я ЧУВСТВОВАЛ, что сейчас нужно обернуться, чтобы не получить по затылку бутылкой, а сейчас надо пригнуться… И так далее. И этот парень с Кирой чувствовали то же самое.

Да-да! Не удивляйтесь! Кира принимала в драке самое оживленное участие! Не представляю себе, где она этому научилась?! Но все семь тысяч франков, уплаченных мною впоследствии пострадавшим в качестве компенсации за нанесенные телесные повреждения, полностью на ее совести. Паренек же тот успел незаметно скрыться перед самым появлением жандармов. Я его хорошо понимаю — это мне посещение жандармерии ничем не грозит. Управляющего так просто не выгонят с работы, а вот сторожа… В общем, правильно он сделал, что смылся оттуда. А то пришлось бы ему, как Этьену Саргасову, менять место жительства.

Этька же сейчас живет в Новороссийске под чужой фамилией и работает в Имперском Железнодорожном Агентстве программистом. Мы с ним пару раз обменялись посланиями, и я узнал, что он на меня не держит зла. Он понимает, что я тогда еще ничего не знал и ни в чем не разбирался.

Я вспомнил про чек на десять тысяч франков, отправленный мною ему сегодня утром. Деньги он наверняка получит лишь послезавтра, но большой беды в этом нет. Жизнь в Новороссийске гораздо дешевле, чем в Москве. Этих десяти тысяч ему должно будет хватить не меньше чем на два года. Компенсация за потерянное жалованье, улыбнулся я про себя. Лучше, чем ничего. В конце концов, сам виноват — нечего было выпендриваться и подписывать послания Синичке своими настоящими инициалами. Тоже мне, «ЭС», видите ли!.. Не мог подписаться как-нибудь иначе? Да и Синтия — тоже хороша. Взяла себе новую фамилию, так уж не пользуйся старой! Меня, например, сразу же насторожила эта чехарда с Тейлор-Диккенс. Аккуратнее надо было быть и Синтии, и Этьену. Хотя…

Этьен все равно попадал под подозрение — те новейшие жесткие диски, один из которых я выудил из Синичкиной ЭВМ, попали на черный рынок именно через Этьку. Он единственный имел доступ к тому отсеку на складе новейших разработок, где они хранились. Как говорится, жадность фраера сгубила…

Я бросил отчет в коробку и поставил ее обратно в шкафчик. Пистолет я положил в карман пиджака и тут только заметил, что костюм мой из черного постепенно становится пятнисто-серым. Вокруг было слишком много пыли. Я подумал, а не вызвать ли сюда уборщиков прямо сейчас — телефон стоял тут же, на столе. Но потом решил, что лучше сделать это из своего бывшего кабинета.

Я провел пальцем по корешкам книг на полке. Неистребимая фантастика соседствовала здесь с историческими романами и научными трудами по истории, географии и астрономии. Склонив голову к левому плечу, я читал надписи на корешках, не переставая удивляться широте интересов Сергея Антоновича.

Двух книг на полке недоставало — сиротливо пустовавшие паузы между томами также были затянуты паутиной. Я огляделся. Книги лежали на столе возле телефона, одна поверх другой. Я осторожно, стараясь не поднимать пыль, перевернул обложку верхней из них. Валентин Пикуль, «Федор Кузьмич». Я хмыкнул и закрыл книгу.

Не нравится мне Пикуль. Нет, исторические романы у него довольно интересные, если, конечно, принимать на веру все домыслы автора о том, «что могло бы быть, если бы…». Но вот «Федора Кузьмича» я смог дочитать только до половины. Слишком уж смелые допущения делал Пикуль о характере Александра I и мотивах, побуждавших его поступать так, а не иначе. Даже создание императором Министерства Имперской Безопасности, превратившегося впоследствии в АИБ, Пикуль исхитрялся объяснить богобоязненностью государя.

Вот этого я никак понять не мог! Ну хорошо! Практическое отсутствие войн; льготы крестьянам Лифляндской, Гималайской, Сианьской, Токийской и Афганской губерний; роспуск Священного Синода и восстановление тем самым Патриаршества, упраздненного еще Петром I аж в 1721 году; полная свобода в отправлении культов религиозных меньшинств; поощрение выдачи вольных крепостным — понятно. Ну, естественно, нельзя не вспомнить и его отречение от престола, переезд в Сибирь и принятие нового имени. Тут уж все ясно — император решил посвятить остаток жизни отшельничеству. Но вот как объяснить его реакционную позицию во внутренней политике? Один АИБ чего стоит! Однако Пикуль каким-то непостижимым для меня образом все это увязывал с раскаянием, охватившим Александра в ночь перед покушением заговорщиков на его отца. И даже известную байку о кровавом призраке Павла Петровича Романова, возникшем в спальне Александра, Пикуль рассматривал как Божественное вмешательство. На фоне Александра I, такого ласкового и доброго, отец его — Павел I — выглядел сущим чудовищем. И получалось даже, что поделом ему досталось во время Хоккайдского мятежа, когда японские самураи захватили императорскую резиденцию. А ведь, между прочим, подавлял этот мятеж не кто иной, как Александр I, ласковый и добрый, взошедший на престол после убийства мятежниками Павла Петровича. Но Пикулю не до таких мелочей, как полмиллиона казненных японцев!

Я сдвинул в сторону «Федора Кузьмича» и посмотрел на обложку второй книги. Она была на французском — Герберт Джордж Уэллс, «Машина времени». Книга была необычного формата, какая-то квадратная. Позолота с букв давно уже облезла, да и сама обложка выглядела изрядно потрепанной. Наверное, старое издание, подумал я, приподнимая обложку ногтем.

Издание оказалось не просто старым, а, можно сказать, «древним». 1898 год! Если это и не самое первое издание, то одно из первых — наверняка.

Большая редкость, надо сказать. Насколько я помню, у Уэллса были очень крупные неприятности с этим романом. Император Западной Империи счел его своеобразным политическим памфлетом, сатирой на свое мудрое правление, и одно время книга даже была под запретом. Масла в огонь подлил еще и тот факт, что книга вышла одновременно и на французском, и на английском языках. Или даже на английском — чуть раньше. В ту пору это вообще расценивалось чуть ли не как подрыв основы государственности. У всех еще было свежо в памяти Ирландское восстание, когда крошечный департамент неожиданно заявил о своей независимости от Западной Империи и огнем береговых орудий потопил два имперских линкора, стоявших в Уэксфордском порту. Настроение у мятежников было настолько решительным, что даже массированная бомбардировка не принесла успеха. И только после двухмесячного обстрела Ирландского департамента из корабельных орудий (вокруг острова собралось свыше пятисот кораблей Западной Империи!) сопротивление было сломлено. В той заварушке полегло более половины населения мятежного департамента, и с тех пор императоры Западной Империи с очень большой настороженностью воспринимали любые проявления независимого суждения, высказанные на английском языке.

Впрочем, не в одной Западной творятся подобные безобразия. Кто не помнит Фейсалабадский мятеж семьдесят девятого года? Та же самая история! Восстанием была охвачена чуть ли не половина Пакистанской губернии.

Я перевернул страницу и тут неожиданно опять «провалился». Совсем как тогда, ночью, но в этот раз все было гораздо хуже. Так, как не бывало еще никогда.

Мир вокруг стал жестким и колючим. Неестественным, неживым… То есть нет, живым, конечно же, но… Но искусственным, наполненным режущими гранями и горячим, иссушающим язык ветром. Перед глазами замелькали разноцветные квадратики разных размеров. Они складывались в узоры, отдалялись, превращались в картинки. Уши наполнил тонкий пронзительный свист, из которого постепенно начали выделяться какие-то непонятные, но осмысленные звуки. Затылок обдало ледяной волной холодного воздуха. Голова закружилась, и, чтобы не упасть, я оперся руками о стол, согнувшись пополам.

Тело скрутило судорогой, дыхание перехватило, я уже ни о чем не мог думать, кроме одного — опасность!

Опасность!

ОПАСНОСТЬ!!!

Я увидел призрачные, нереальные образы. Сергей Антоныч в совершенно незнакомой мне комнате; бледное закатное солнце, озаряющее мертвое морское побережье; совершенно неясно к чему — непонятный, но чем-то знакомый мне механизм; длинная вереница цифр, некоторые из которых тревожно пульсировали красным цветом…

Все кончилось. Я перевел дух и открыл глаза. Мир вокруг постепенно принимал четкие очертания. Колени дрожали, и я еле удержался оттого, чтобы плюхнуться в пыльное кресло.

Не знаю, как именно чувствуют себя микросхемы памяти ЭВМ, когда в них закачивается новая информация, но мне кажется, что я сейчас испытывал нечто подобное. Вот интересно только, где же находится та база данных, откуда вся информация исходит?..

Разогнувшись, я оторвал руки от стола и посмотрел на свои ладони. Ладони были серыми, а на столешнице четко отпечатались следы двух растопыренных пятерней. Я глубоко вздохнул и попытался поточнее вспомнить, что же мне сейчас привиделось?

Передо мной опять встали только что промелькнувшие картины. Но теперь уже все происходило гораздо легче — без режущих глаза красок и терзающего уши звона. Мне понадобилось прокрутить увиденное пару раз, прежде чем я вдруг понял, почему странный привидевшийся механизм кажется мне таким знакомым. И я тут же вспомнил свою поездку в Лондон.

Этот механизм был не чем иным, как той самой штуковиной, стукнувшей меня по затылку в номере гостиницы! Теперь он находился на столе перед Сержем Антонычем, среди кучи различных, неизвестных мне приборов. Костенко сидел за столом, сосредоточенно возясь с аппаратурой. Он что-то записывал в блокноте, озабоченно вертел какие-то ручки и морщил лоб, разглядывая циферблаты и шкалы с мечущимися стрелками. Выглядело все это так, как если бы Сергей Антонович проводил какие-то исследования. Возможно, что он был занят изучением этого непонятного устройства.

Что-то неприятно кольнуло меня. Я вдруг понял, что только что видел эту штуковину. И не в своих видениях, а именно здесь, в этой комнате. Только что, буквально минуту назад…

Я перевел взгляд на раскрытую книгу, и по спине моей опять прокатилась волна замогильного холода. На старой пожелтевшей странице была напечатана черно-белая иллюстрация для фантастического романа Уэллса. Рисунок был выполнен короткими быстрыми штрихами, словно бы пером. Несмотря на пожелтевшую от времени бумагу, картинка была очень четкой. И с нее на меня взирал перепуганный человек, с совершенно идиотским выражением на лице, оседлавший сложное устройство, весьма похожее на то, что явилось ко мне в недавнем видении, а около полугода назад свалилось на голову в лондонской гостинице.

Глава седьмая

Я посмотрел на листок бумаги, где было выписано все, что мне удалось установить. Улов мой был небогат. Но, если принять во внимание бредовость исходного допущения, все получалось довольно неплохо. Можно даже сказать, хорошо все получалось. Только вот не нужно никому этого листочка показывать — в психушку заберут…

А получалось у меня, что Герберт Уэллс написал правду. Я имею в виду машину времени. Бред? Согласен! Поэтому я и упомянул про психушку! Там содержится уже целая куча подобных изобретателей, способных из медного тазика, двух столовых ножей, мясорубки и коробки скоростей от старого автомобиля собрать машину времени, вечный двигатель и космический корабль, пользуясь в качестве руководства старинными фантастическими романами. А что? Очень даже просто! Главное — желание! Разве не так?

Изобретатели эти содержатся в сумасшедших домах в полнейшей тишине и покое, окруженные всяческой заботой. Как опора государственности. Кстати!.. Там же, по соседству, наверняка можно встретить и самого Герберта Уэллса! И даже не его одного. Парочка Жюль Вернов или Пушкиных для таких заведений — обычное дело. С императорами там тоже проблем нет — Павлы, Николаи и Александры (порядковые номера с первого по сороковой) встречаются там не реже. В общем, вполне солидная компания. Однако, сказать по правде, оказаться в их числе мне не очень-то хотелось. Но…

Вот то-то и оно — НО!..

Но я своими глазами видел механизм, стукнувший меня в Лондоне по башке. И, как мне удалось установить, примерно в семидесятых годах девятнадцатого века в той же самой комнате жил и сам Герберт Уэллс. Только тогда это еще не была гостиница, а проживал там некто Самуэль Беннингем, член Имперской Академии Наук, приятель Уэллса, бесследно пропавший в конце девятнадцатого века. Его розысками активно, но безрезультатно занималось АИБ Западной Империи. Что-то он там такое изобретал, очень стратегически важное для страны. И у меня мгновенно возникли мысли о том, что этот Беннингем был прототипом Изобретателя — главного героя романа Уэллса.

Мне пришлось раз десять перечитать роман, чтобы прийти к убеждению, что та непонятная хренотень есть не что иное, как макет машины времени, отправленный Изобретателем во время демонстрационного опыта. Окончательно я уверился в этом, когда узнал, что иллюстрация для той старой книги, которую я видел в кабинете Костенко, рисовалась при непосредственном участии автора романа. Видимо, Уэллс ВИДЕЛ эту штуковину своими собственными глазами. То есть получалось, что машина времени в принципе была возможна. И не только в принципе.

Я не физик. Не знаю, как все это объяснить с научной точки зрения. Единственное, что мне приходит на ум, — шизофрения. Но это объяснение хотя и является вполне научным, но лежит уже совершенно в иной области. Кроме того, меня лично оно не устраивало категорически. А посему я решительно отверг его как дезорганизующее, сбивающее с толку и разрушающее разумный циничный взгляд на данную проблему.

Я вспомнил, что программные сбои в Сети возникали в основном в организациях, так или иначе связанных с изучением истории — Академия Наук, например. Я также вспомнил, что Сергей Антонович весьма интересовался альтернативной историей, и мне стало не по себе. Отмеченные красным карандашом места в книге Пикуля «Федор Кузьмич» не прибавили мне спокойствия. Ведь если в принципе возможна машина времени, то возможно и путешествие во времени. А значит, возможно и изменение реальности. В принципе…

Чушь собачья! У меня самого всегда вызывали саркастическую усмешку подобные разговоры. Как-то все слишком просто получается: не нравится тебе какой-то там египетский фараон, хлоп — и нет его, засранца! И никогда и не было! Хорошо, а что же тогда было?! Я имею в виду вместо этого фараона…

Серж Антоныч отметил в книге фрагмент явления Александру призрака отца. Пикуль очень живописно это описывал. И истекающий кровью образ Павла I, и то, как он медленно растаял в воздухе, укоризненно погрозив обалдевшему сыночку пальцем. Как будто Пикуль прятался под кроватью в императорской спальне. Мне сразу же вспомнился Гамлет. Там тоже тень отца явилась. А потом такое началось, что лучше и не вспоминать, — сплошная мясорубка. У Пикуля все было очень похоже. Потому что он на этот мифический призрак чуть ли не молился, честное слово!

Кроме того, в этой же главе Пикуль начинал высказывать свои обычные пространные измышления относительно того, что было бы, если бы да кабы… Получается, что все плохо было бы. Прихлопнули бы Павла заговорщики ни за понюшку табаку. А потом?

Потом, естественно, на трон вступил бы Александр. И что? Что изменилось бы? Не был бы подписан Великий Договор с Наполеоном? Россия заключила бы союз с Англией? Атаман Платов прервал бы свой поход в Индию? Ерунда!

Ход истории изменить нельзя. Никакими призраками. Это вам не фантастический роман, где подобные шизофренические явления могут повлиять на развитие сюжета. И вообще неизвестно, был ли в ту ночь Александр Павлович трезвым? Судя по «призраку» — нет. Да и трезвость самого Пикуля в момент сочинения романа тоже вызывает определенные сомнения.

Необходимость мирного союза двух величайших держав была продиктована временем и условиями. Европа была поражена тяжелейшей в истории человечества войной, и иного выхода ни у Франции, ни у России тогда просто не было. И господин Костенко может сколько угодно отмечать вопросительными знаками книжные абзацы, порожденные больной фантазией Пикуля, — ничего это не изменит. То, что уже случилось, — уже случилось! Кира, кстати говоря, считала точно так же.

Когда я рассказал ей обо всем этом, она едва удержалась от смеха. Но от ее ехидных замечаний я все же избавлен не был.

— Как здорово! — усмехнулась она. — А давай мы ее сами построим?

— Кого?! — опешил я.

— Машину времени, — пояснила Кира. — А что? Рисунок ее у нас есть — вон, в книжке. Железяки разные — насобираем! Будем кататься туда-сюда, воровать в прошлом произведения искусства, здесь их продавать. Слышал, за сколько ушли с последнего аукциона «Ирисы» Ван Гога? Тридцать пять миллионов!!! По семнадцать с половиной миллионов каждому… — Кира мечтательно закатила глаза.

— Смешно, — согласился я и добавил: — Но не очень. Здесь будем машину строить или сразу в сумасшедшем доме?

— Лучше прямо здесь, — серьезно ответила Кира. — В сумасшедшем доме столько незваных помощников набежит… Да и потом, там, наверное, и так есть свой Ван Гог. А после этих твоих рассказов обстановка тут ничуть не лучше, чем в настоящем сумасшедшем доме. Ты как считаешь?

— Хорошо, а если серьезно? — Я попытался вразумить Киру.

— Если серьезно? — В глазах ее продолжали скакать веселые чертики. — Глупости все это! Сбежал твой начальник и какую-то программу спер, которая, будучи активизирована, может угробить всю Сеть! Ты думаешь, зря ваш директор про пропавшие программы тебе говорил? Вот то-то! И не забивай себе голову всякой ерундой! Лучше покопайся в кабинете Костенко. Может быть, там есть какой-то потайной сейф или еще что…

Я кивнул. Покопаюсь, конечно. Хотя я и так уже весь кабинет чуть ли не вверх дном перевернул. Единственное, чего я не смог добиться, это запустить ЭВМ с расширенной памятью — она настойчиво требовала пароль и даже я не смог убедить ее перестать валять дурака. А ведь скорее всего те исчезнувшие программы находятся именно в памяти костенковской ЭВМ, подумал я. Где же им еще быть-то?!

Кира сидела на диване, с вялым интересом перебирая бумаги, принесенные мной с работы. Бумаг было немного, мне удалось собрать весьма небольшую пачечку.

— Да, странный человек был твой Костенко, — усмехнулась она, разглядывая какую-то фотографию. — Весь в своей дурацкой фантастике!

— Что это? — спросил я, пытаясь заглянуть в фотографию.

— Павел Первый, — хихикнула Кира. — Фотомонтаж. Довольно хороший. Гляди, он нарядил его в костюм по последней западной моде.

— Покажи. — Я вдруг почувствовал внезапное волнение.

— Вот. — Кира протянула мне фотографию. На ней были изображены Сергей Антонович под руку с какой-то незнакомой женщиной.

— Это Костенко, — сказал я, чувствуя, как волнение мое усиливается.

— Да?! — удивилась Кира. — Странно… Очень похож…

Она склонила набок голову, разглядывая фотографию, а я медленным движением подтянул к себе книгу Пикуля и принялся не спеша ее перелистывать.

Портрет императора Павла I обнаружился на десятой странице. Я отобрал у Киры фотографию Костенко и положил ее рядом с книгой.

— Похож, — снова заявила Кира. — Не один к одному, но очень похож! Усы… И вообще… — Она подняла на меня глаза.

Я молчал. Но, видимо, все мысли были прямо-таки написаны на моей физиономии. Потому что взгляд Киры вдруг стал гораздо строже.

— Марсель, ты что, серьезно?! — Кира задрала брови. — Ты думаешь?.. Ты серьезно?!

— Я ничего еще не думаю, — возразил я. — Просто слишком уж много совпадений.

— Каких?!

— Пока еще сам не определил, — покачал я головой. — Просто все это… как-то… не так как-то!..

Мое волнение передалось Кире. Она вся подобралась, словно борзая, почуявшая добычу. Я не думаю, что она поверила мне. Да я и сам еще не до конца поверил в неоформившуюся цепочку странностей и совпадений: Костенко — Павел I — машина времени…

— Марсель, — сказала Кира, прищурив глаза. — Попытайся взломать его ЭВМ! Обязательно!..

Взломать ЭВМ! Ха! Если бы это было чья-то другая ЭВМ, я бы вскрыл пароль за пару часов! Но Костенко был программистом, равного которому в «ДВК» нет. Всю субботу я потратил на то, чтобы обойти пароль и одновременно не развалить имевшуюся в памяти информацию. И только вечером, часам к восьми, уже окончательно отчаявшись, я вдруг опять почувствовал Сеть.

«Накатило» на меня не так сильно, но картинка была мне очень знакомой. То же самое я уже видел в этом кабинете в прошлый раз. Но сейчас мое внимание приковали к себе цифры. Длинная вереница цифр, некоторые из которых мерцали ярко-красным цветом.

Все еще не веря в свою удачу, я, глупо улыбаясь, набрал их, и экран ЭВМ тотчас мигнул, стал синим и на нем засветилась надпись: «ПАРОЛЬ ПРИНЯТ»

Радости я не испытал, скорее усталость. И сильное разочарование. Дело в том, что программа, над взломом пароля которой я так долго сидел и которую мне в конце концов удалось запустить, оказалась всего лишь хорошо известной мне игрой. То есть не игрой, конечно, но у нас в отделе ее использовали именно как игру, поскольку больше она ни на что не годилась. Называется эта программа «РИМ» и представляет собой историю развития Рима от момента его основания до самого падения.

Я едва не выругался, увидев на экране знакомые мне рисунки и надписи запросов. Это надо же, а? Нет, я все понимаю! Каждому человеку хочется порой отдохнуть и поиграть в электронные игры. И Костенко не исключение. Но я-то?! Представляете, каким дураком я себя почувствовал? Ухлопать столько времени, и на что? На запуск игровой программы!

Вообще-то эта программа изначально не была игровой. Это была часть большой и сложной программы, создававшейся в рамках специального проекта по заказу Имперского Управления Экономики и призванной решать весьма серьезные проблемы, связанные с предсказанием последствий того или иного события. Проект был секретный, и в целом о нем были хорошо осведомлены лишь его непосредственные руководители. Авторы же программы вначале и не знали, чего от них требуется. Им просто предложили промоделировать существование Рима. Причем так, чтобы можно было искусственно изменять какие-то события и видеть, как они отражаются на дальнейшей жизни государства. Что они и сделали. Но когда они узнали, что с помощью этой программы руководители проекта собираются прогнозировать БУДУЩЕЕ…

Заказчики никак не могли понять, что анализировать ситуацию задним числом — это одно, а предсказывать будущее — совсем другое. Нашим программистам пришлось запихнуть в «РИМ» такую прорву информации, что она сожрала все машинные ресурсы. И это даже несмотря на то что в Древнем Риме жило гораздо меньше народу, чем сегодня, например, в Москве. А если брать всю Империю в целом… И говорить не стоит.

Но это еще полбеды. Дело в том, что прогнозы могли оказаться весьма приблизительными. Известно ведь, что прибор неизбежно влияет на картину эксперимента. То есть знание о будущем с высокой вероятностью сделает все эти предсказания бессмысленными. Так что «ДВК» вынужден был отказаться от участия в этом бредовом проекте.

А уже написанная часть программы так и осталась бродить по рукам в виде игровой. Жалко было ее выкидывать, слишком много на нее потратили сил наши ребята. К тому же в качестве игры эта чертовина вполне себя оправдывала. И с тех пор я часто слышал то от одного, то от другого сотрудника, что ему удалось продлить существование Рима до каких-то небывалых сроков, чуть ли не до наших дней. А для этого нужно было просто снизить цены на вино в 47-м году или отменить гладиаторские игры в 23-м. Конечно, задним умом все мы крепки…

Занятная игрушка для тех, кому не дают покоя лавровые венки императоров. Но какое отношение имеет это все к моей проблеме? Ведь по сути своей эта игрушка не что иное, как электронная версия альтернативной истории Рима.

Я нахмурился.

Альтернативная история…

Сергей Антонович увлекался фантастикой. Именно альтернативками… А что, если…

На экране в ожидании ответов высвечивались три окошечка. В верхнем я наугад набрал год (пальцы сами выбили 1998), в среднем, — уточнил местность (никакого города, кроме, Карфагена, я вспомнить не смог, да и то — без особой уверенности в том, что он располагался в Римской империи), а в нижнем окошечке набрал слово «карта». И нажал «ВВОД».

Обычно программа задумывалась на минутку, а потом выдавала результат на экран. Но здесь мне пришлось прождать минут пять, прежде чем ЭВМ недоуменно заявила, что «местности под таким названием не существует».

Я хлопнул себя рукой по лбу. Ну конечно! 1998 год! Какой там Карфаген?!

И неожиданно для себя самого изменил название города, набрав «Москва». Потом только сообразил, что никакой Москвы в Риме, конечно же, точно нет и никогда не было. Но ЭВМ думала иначе. Потому что она тут же выдала на экран карту города.

Я недоверчиво посмотрел на знакомые очертания, дал команду уменьшить масштаб и принялся периодически нажимать на клавишу. На экране, постепенно уменьшаясь в размере, появились знакомые контуры Восточной Империи, окрашенные в бледно-красный цвет. Затем слева выполз балканский полуостров Западной Империи. Он был уже светло-синего цвета. Я продолжал уменьшать масштаб. Вот и Альпы, Итальянский департамент. Никакой Римской империи нет и в помине… Африка и Аравийский полуостров. Тоже светло-синего цвета.

Когда на экран выползли фиолетовые очертания Великой Колумбии, я прекратил давить на клавишу. Похоже, что эта программа просто показывает карту мира, подумал я и тут же вспомнил про «исправления» — это такое окошечко, где можно было задавать изменения ситуации.

Я нашел его на экране и набрал слово «ИСПРАВИТЬ». Обычно после этой команды программа «РИМ» последовательно выводила на экран целую кучу запросов. Точно так же она поступила и на этот раз. Мне вдруг захотелось узнать, что было бы, если б меня назначили управляющим группы отделов программирования еще в 1998 году? Поэтому я честно ответил на все вопросы и с огорчением узнал, что в результате этих изменений к январю прошлого года цены на хлеб возросли бы на одну сотую процента. Зато цены на недвижимость упали бы на три десятитысячные процента! М-да… Ценная информация, что ни говори…

Короче, это оказалась обычная программа «РИМ», только в масштабах всего мира. Поэтому, наверное, для нее и потребовалось столько дополнительной памяти. Непонятно только, зачем это все нужно? А впрочем…

Если Сергей Антонович действительно писал фантастический роман, то ему это вполне могло понадобиться. Если не ошибаюсь, его роман тоже был как раз об альтернативной реальности…

Я вспомнил книгу Пикуля и ради шутки в окошке исправлений набрал год 1801. Мне стало интересно, что могло бы быть, если бы заговор против Павла I удался. Скорее всего мне просто хотелось убедиться в том, что к сегодняшнему дню ничего бы не изменилось. Ну, может быть, тоже подскочили бы цены на хлеб или на водку. На один процент. Но когда ЭВМ вывела на экран карту мира, я понял, что ошибся.

Восточной Империи на карте не было.

Западной Империи — тоже.

На карте вообще ничего понятного и знакомого, кроме очертания материков, не наблюдалось. Ни Великой Колумбии, ни Мексиканского Королевства…

От Восточной Империи остался какой-то жалкий огрызок, окруженный крошечными странами, окрашенными на карте во все цвета радуги. От Западной Империи — и того меньше. Вся Европа выглядела, словно лоскутное одеяло. Африка — тоже. Канадские департаменты сияли ровным зеленым цветом, но к Западной Империи они уже явно не имели никакого отношения.

Я растерянно глянул на американский континент. Та же картина — на месте Великой Колумбии тоже рассыпалась многоцветная мозаика. Мексиканское Королевство скособочилось, сжалось к югу и уменьшилось в размерах раза в три-четыре. Зато Великая Американская Империя теперь выглядела действительно великой — за счет территорий Мексиканского Королевства.

Единственное, что на мой взгляд не претерпело больших изменений, это Австралийская Республика. Но им и без того, как известно, все равно уже хуже не будет…

Я сидел, вытаращив глаза. Как же так?! Неужели такое возможно?

Ну ладно! Допустим, Александр I взошел на престол на несколько лет раньше. Что из того? Он что, перестал от этого быть императором? Лишился своих амбиций? Не стал присоединять к Империи новые земли?

А ведь и правда, подумал я. Так оно и могло бы быть. Ведь за все время своего правления Александр Павлович не вел никаких войн. И все его присоединения к Восточной Империи (Финляндская губерния, например) были произведены исключительно по желанию и просьбе местных правителей, опасавшихся растущей экспансии Наполеона I, императора Западной Империи. Совсем иное дело — Павел I. Именно при нем фактически и была создана Восточная Империя. И Азия и Индокитай были присоединены Павлом.

Кстати! При таком обилии государств создание Всемирной Электронной Сети действительно становится невозможным. Ведь даже две Империи — Восточная и Западная — и то вели переговоры о создании ВЭС больше трех лет! Так что остается только благодарить судьбу за то, что покушение на Павла не состоялось и что мир ныне таков, каков он есть…

Я вдруг почувствовал, как по спине моей пополз озноб.

Черт побери!

Машина времени!!!

У меня даже перехватило дыхание. Ведь если эта хреновина сработает (а я уже почти не сомневался в том, что она сработает так, как нужно!), то…

Но — зачем?!

Чем плох ЭТОТ мир?! Ведь образование такого количества государств, какое я вижу сейчас перед собой на экране ЭВМ, неизбежно должно сопровождаться многочисленными войнами. Каждая страна будет стараться доказать свое превосходство над соседом, добиваться главенствующего положения в мире! А это — войны, человеческие жертвы…

Я торопливо застучал по клавишам. И через час уже знал, что в случае подобного развития истории население земли составляло бы одну треть от ныне существующего. Ни фига себе! Две трети человечества положить на войне?! И наверняка — не на одной войне… Впрочем, программа, видимо, учитывает и не родившихся детей тех, кто погиб…

Зачем?! Чем Костенко не понравился этот мир? Какие цели он преследует?

Стоп! А почему я так уверен в том, что Сергей Антонович собрался изменять прошлое? Причем именно ЭТОТ участок прошлого. Какие у меня доказательства? Книга Пикуля с отмеченными красным карандашом абзацами? Ха! Может быть, Костенко и правда просто собирал материал для своей писанины? Может быть…

И тут я опять «провалился». И через миг уже знал, что все догадки мои верны. Я знал даже, что внешняя похожесть Костенко и Павла I — это не простая случайность. Именно это и натолкнуло Сергея Антоныча на мысли об изменении прошлого. Я не знал, правда, зачем же ему это все было нужно, но это для НАС не имело большого значения. Для НАС имело значение то, что в этом новом мире, в этой новой реальности НАМ уже не будет места. Ни НАМ, ни ВЭС…

Я помотал головой. Боже мой! Ведь это же конец, подумал я. Конец всему, конец всем НАМ. Не будет больше ничего — ни ВЭС, ни сказочного и незабываемого ощущения контакта с другими людьми, ни даже болтовни в «клубах». Может быть, не будет даже ЭВМ… Ничего не будет. Никогда.

Это все равно как оказаться вдруг на необитаемом острове, среди дикарей, с которыми невозможно общаться на темы, выходящие за пределы спелости бананов. Это все равно как оказаться в чуждом мире, в чужом и враждебном, непонимающем вас. Да этот мир уже и не будет моим миром. Потому что в нем наверняка не найдется места для очень многого из того, что мне нравится.

Я вдруг вспомнил, как Костенко объяснял мне идею своего романа. Дескать, достойные существования люди все равно останутся, невзирая на любые изменения реальности. Гении, мол, не зависят от внешних условий. Гении питаются внутренней энергией. И все, что по достоинству именуется талантом, непременно сохранится. Исчезнет лишь то, что получило право на жизнь только благодаря случайному стечению обстоятельств. То есть культурное наследие (главное, по мнению Костенко, что делает мир таким, каков он есть) сохранится несмотря ни на что.

Ну хорошо, пусть так. Но как узнать, что достойно существования, а что нет? Что, если меня привлекает именно то, что недостойно? Что, если именно это, «недостойное» с чьей-то точки зрения, и делает лично для меня мир таким привлекательным? Да и я сам — останусь ли я в этой новой реальности или же тоже окажусь «недостойным»? А если останусь, то что мне там делать?

Интересно, знаем ли теперь об этом все МЫ, вдруг подумал я. По идее уже должны бы знать. То, что известно одному из НАС, во время таких вот «провалов» становится достоянием всех. И если все МЫ испытали такой же шок, как и я, то… Хорошего мало. Как там моя Кира, подумал я. Места, наверное, себе не находит…

Но я ошибся — Кира дрыхла как сурок. Только оказавшись дома, я догадался посмотреть на часы. Половина первого ночи.

Не снимая пальто и шляпы, я устало опустился на кровать рядом с ней. Кира пошевелилась и глубоко вздохнула.

— Марсель? — сонно пробормотала она. — Хорошо, что ты пришел… А то снится всякая гадость…

— Какая, например? — обреченно поинтересовался я.

— Да про эту твою глупую машину времени… — Кира перекатилась на правый бок и подтянула колени к животу. — Про всякие там глупости… И еще… То ли этот император ваш, то ли начальник твой… Глупости, в общем…

— Цветной сон? — поинтересовался я.

— Ага… Разноцветный… — Кира упорно не желала открывать глаз.

— А ты уверена, что это просто сон? — осторожно спросил я.

Кира на миг задержала дыхание, потом распахнула веки и рывком села на кровати. Глаза ее округлились. Она приоткрыла рот и облизнула губы.

— Марсель…

— Что?

— Ты врешь!!!

— Нет.

— Врешь!!! Ты меня разыгрываешь!!! Не может быть!!!

Я молчал. Кира обхватила колени руками. Взгляд ее был прикован ко мне.

— Скажи, что это неправда, — попросила она.

Я молчал.

— Марсель, это же неправда? — В голосе ее прозвучала дрожь. — Ведь машин времени на самом деле не бывает, да? Не бывает?

Я молчал.

— Ну зачем кому-то изменять прошлое? Марсель!

Я молчал.

— Ну что ты молчишь! — выкрикнула Кира. — Ну скажи же, что это просто шутка!

Я хотел было сказать, что это не шутка, но в этот момент зазвонил телефон. Мы с Кирой вздрогнули и посмотрели на аппарат. После второго звонка включился автоответчик, выдавший дежурную фразу, а затем после короткого гудка раздался голос звонившего. Я сразу же узнал его — тот самый парнишка, сторож с автомобильной стоянки в «ДВК».

— Марсель Сергеевич! — Судя по голосу, он был сильно взволнован. — Извините за столь поздний звонок, я долго не решался позвонить, но потом подумал: может, нужна помощь? Ведь это касается всех НАС, Марсель Сергеевич! Боже! Я до сих пор не могу поверить! Я был в ВЭС, когда «провалился»! Марсель Сергеевич! Если от меня может быть хоть какая-то…

Время, отпущенное автоответчиком на разговор, истекло и аппарат отключился. Я посмотрел на Киру. Она сидела, накинув одеяло на плечи. Ее била крупная дрожь.

— Тебе страшно? — спросил я.

Кира подняла на меня глаза.

— Ты боишься, — сказал я. — Ты тоже думаешь, что в этом новом мире тебе не будет места? Или тебе, или тому, что ты любишь…

— Или тому, кого я люблю… — добавила Кира и губы ее дрогнули.

— Послушай, — сказал я. — А чего мы все паникуем?! Ведь если прошлое будет изменено, мы, наверное, этого даже и не заметим. Наша память, она же тоже изменится. Мы просто не будем знать, что все могло бы быть иначе.

— Если человеку выстрелить в затылок, — медленно проговорила Кира, — он, наверное, тоже ничего не успеет почувствовать. Но это не значит, что он перестанет бояться смерти.

Я промолчал. Кира была права. Точно так же думал и я сам. И, наверное, все МЫ. Потому что МЫ знаем то, что не было известно остальным людям. МЫ знаем и умеем много такого, чего не умеют остальные люди. Мы…

— Марсель! — Кира выпрямилась и откинула со лба волосы. — Марсель! Мы же можем…

Я кивнул. Я уже понял ее.

Сказочно-прекрасное ощущение — чувствовать мысли и желания любимого человека. Быть с ним единым целым. Во всех смыслах этого слова.

Да, МЫ можем сделать это. Только МЫ и можем это сделать. Потому что только МЫ знаем всю правду.

Только МЫ можем помешать этой затее. НАС не слишком много, но достаточно для того, чтобы не дать рухнуть этому миру. И для этого НАМ необходимо найти бывшего управляющего группой отделов программирования компании «ДВК» Сергея Антоновича Костенко. И НАМ это под силу. Потому что МЫ есть везде — в Колумбии и в Австралии, в Западной и Восточной Империях… Повсюду.

— Давай, Марсель! — торопила меня Кира.

Я подошел к столу и включил ЭВМ. Набрал нужный код, даже не поинтересовавшись, есть ли у меня лимит времени. Я знал, что Сеть поможет мне, если что не так.

Извивающиеся строчки разговора поползли по экрану. Бесконечные слова, бесконечные мысли. Для этой паутины нет времени, нет дня или ночи. Разговоры ведутся постоянно, каждую секунду, каждый миг. Неутомимые паучки плетут ажурную электронно-словесную паутину. Потому что без нее им не выжить. И НАМ — тоже.

Пальцы мои коснулись клавиш. Я сосредоточился, напрягся и через секунду «провалился» в Сеть. Я знал, что руки мои сами выбивают необходимые слова и фразы, которые покажутся бессмысленными остальным людям. Эти слова могут вызвать у них лишь недоумение, но любой из НАС поймет, в чем тут дело. Когда проснутся те, кто сейчас спит, когда они выйдут в ВЭС — они получат всю информацию, какой владею я. Потому что все фразы и мысли я отправляю в «свободный полет». А те, кто не спит узнают обо всем прямо сейчас, и даже без помощи ЭВМ. Как моя Кира, которая (я чувствую это) сидит на постели, закрыв глаза и слегка покачиваясь под потоком информации, словно тоненькая березка под порывами холодного ветра.

Моя информация никого из НАС не оставила равнодушным. Вся Сеть словно всколыхнулась, пошла волнами. Как расширяющиеся круги по озерной глади, разбуженные брошенным камнем. Я мгновенно почувствовал отдачу. И через минуту я уже знал, где находится Костенко.

Я вздохнул, вышел из Сети, затем открыл глаза и вышел из ВЭС. Кира сидела на постели, потирая лицо ладонями.

— Мемфис, — пробормотала она с таким выражением, словно сбылись ее самые худшие ожидания.

— Да, — ответил я. — Мемфис. Осенняя улица…

— Там, оказывается, тоже есть МЫ?! — усмехнулась Кира. — В этом захолустье…

— Да. Есть. И довольно много.

— Сколько? — поинтересовалась Кира.

— Человек шесть или семь. Точно не знаю, — признался я.

— Ну-у-у!.. — протянула Кира. — Это не так уж и много!..

Действительно, в Москве НАС было намного больше. Но население Мемфиса едва ли перевалило за десять тысяч человек. Так что такое количество НАС в этом городке было удачей. К тому же кто-то из НАС жил буквально через дорогу от Сергея Антоныча и смог даже показать мне (и всем НАМ), как выглядит его домик.

— Я почему-то так и подумала, — пробормотала Кира, опуская с кровати ноги. — Мемфис.

— Почему же? — поинтересовался я.

— Ты показал карту, — пояснила Кира. — Другую карту, не ту, которая сейчас. Такую, какая могла бы быть. От всего этого выиграет только Великая Американская.

— Да, — кивнул я. — Но не думаю, чтобы Костенко смог убедить американского императора. В такой бред никто не поверит.

— Если император Америки — не один из НАС, — проворчала Кира.

— Ч-ч-черт!!! — не выдержал я.

— Да брось ты! — успокоила Кира. — Я чушь несу, а ты мне поддакиваешь. Будь он один из НАС, он бы первым арестовал этого твоего начальника.

Верно, подумал я. Так и было бы…

— Значит, Мемфис, — вздохнула Кира. — Пограничный городок. Понятно… Оттуда и до Мексиканского Королевства рукой подать. Если что, так он сразу же деру даст.

— Не успеет, — возразил я с улыбкой.

— Ты уверен?

— Я тебя когда-нибудь обманывал? Я его найду, обещаю тебе.

— Мы его найдем, — поправила меня Кира. — Мы с тобой.

— Ты что, тоже собираешься лететь в Америку?! — удивился я.

— А что мне делать в Москве без тебя? — пожала плечами Кира.

Я принялся сверлить ее взглядом (по моему скромному мнению — весьма суровым). Но Кира никак на этот мой суровый взгляд не отреагировала, и я понял, что уговаривать ее бессмысленно. Когда у Киры делается такое лицо — нарочито отрешенное и ничего вокруг не замечающее, — то с ней лучше не спорить. Ее горячий темперамент не переносит холодных и трезвых рассуждений. И во избежание взрыва эмоций я не стал переубеждать Киру. Хочет лететь со мной — пожалуйста. Я, честно говоря, только рад буду…

До шести часов утра мы составляли план действий. Потом начали собираться в дорогу.

Я привык путешествовать с определенным комфортом. Поэтому у нас с Кирой возник небольшой спор… Если можно, конечно, назвать спором ее ехидные замечания по поводу чемоданов, что я собирался брать с собой. В конце концов Кире удалось убедить меня отказаться в эту поездку от многих необходимых (но с ее точки зрения совершенно лишних) вещей. Например, моего любимого «чемоданчика». Так что к концу сборов у меня оказалась одна полупустая сумка, куда Кира с довольным видом запихнула также и свое барахлишко.

Удивительно, как это Кира может путешествовать налегке?! То есть настолько налегке, что почти ничего не берет с собой! Когда она перебиралась из Каракаса ко мне в Москву, ее багаж ограничился всего лишь двумя чемоданами. Кира в течение недели по дешевке распродала все, что можно, включая свой дом и ВЭС-клуб. Выручила она за все это едва ли больше ста тысяч франков. Я пытался ее вразумить, но Кира лишь досадливо отмахнулась от меня, как от надоедливой мухи.

Потом уже, когда эта взломщица превратила свои сто тысяч в десять миллионов, до меня дошла причина ее пренебрежительного отношения к деньгам. Конечно! Зачем торговаться из-за каждого франка, если можно пополнить свой бюджет за счет инспекции налогового комитета Великой Колумбии? А на мой вопрос, зачем же ей тогда вообще нужно было открывать этот ВЭС-клуб, Кира легкомысленно пожала плечами. Дескать, это была не ее идея, это все придумал ее бывший муж — скотина и импотент, — который сбежал как раз в эту дурацкую Америку со своей мексиканкой шлюхой, ну, туда ему и дорога, а ей все это безразлично, тем более что в этой дурацкой Америке она наверняка найдет эту тварь и оторвет ему все, что ему и так не нужно, и вообще — не мое это собачье дело. Вот так вот!..

Когда Кира заводится, остановить ее практически невозможно. Да я, в общем-то, и не пытался…

Некоторые разногласия возникли у нас также из-за маршрута. Я считал, что лучше сразу лететь в Америку, а Кира настаивала, чтобы мы сначала посетили ее любимую Колумбию. Дело в том, что я высказал опасения по поводу провоза через таможню своего пистолета. Кира же уверяла, что из Колумбии она провезет в Америку хоть пушку. Мы немного посовещались, потом поспорили, потом поорали друг на друга и решили все-таки лететь сразу в Америку. Во-первых, провезти в Колумбию свою «Кобру» мне тоже будет не так-то легко, а во-вторых, достать в Америке пистолет, по словам этой хвальбишки, сумеет даже младенец. Я поймал Киру на слове, и всяческие споры прекратились.

Когда вещи были уложены, часы показывали уже половину восьмого. Я выждал еще полчасика и потом позвонил Борису Васильевичу, нашему директору. Естественно, что дома его не оказалось — воскресенье, человек отдыхает на даче. Звонить же туда я не стал, потому что было еще слишком рано.

Кира после этого моего объяснения как-то слишком уж странно на меня посмотрела. Почему звонить человеку домой в восемь утра — это нормально, а для звонка на дачу — слишком рано? Самостоятельно этого Кира понять не смогла, а я постарался увильнуть от ответа, ибо вразумительного дать не мог. Я сегодня чувствовал себя каким-то растерянным и неуклюжим, вроде тех героев кинокомедий, что постоянно все роняют и вечно опаздывают на поезд. Но в любом случае столь ранний звонок нашему директору был бесполезен, потому что я смог бы всего лишь договориться о встрече. Отпрашиваться же в отпуск (или, там, командировку — не знаю, еще не придумал) следует не по телефону. А еще лучше — не делать этого в воскресенье, а подождать понедельника, окончания совещания и т. д. Но я совсем не уверен, что у НАС есть в запасе так много времени. Поэтому я и решил, что будет гораздо лучше сразу поехать к нему. Пока я доберусь до его дачи, Борис Васильевич как раз проснется…

… К тому моменту, как я добрался до дачи нашего директора, он успел уже не только проснуться, но, наверное, даже и позавтракать. Потому что дорога заняла у меня больше двух часов. И это несмотря на раннее утро, когда автомобильное движение на улицах было не таким оживленным. Впрочем, я мог задержаться и на гораздо больший срок. Потому что я очень волновался и, когда в целях экономии времени решил выехать на магистраль против движения, сразу же напоролся на патруль.

Переулочек, где я допустил столь грубое нарушение, был крохотный и совершенно пустой. Но доказывать что-либо патрульным — себе дороже. Тем более что правила я, что ни говори, нарушил. До сих пор помню их ошарашенные физиономии, когда моя машина едва не столкнулась с патрульной, собиравшейся в этот самый переулочек заезжать. И несдобровать бы мне, если бы…

Начальник патруля внимательно посмотрел мне в глаза, и я сразу понял, что все будет в порядке. Он нахмурился, кивнул мне и, обернувшись к трем патрульным мотоциклистам, строго велел тем следовать вместе со мной на протяжении всей дороги. Кроме того, он приказал одному из патрульных оповестить всех на трассе, что сейчас по ней в сопровождении мотоциклистов пойдет машина, «Медведь-74», девяносто девятого года выпуска, темно-синяя и т. д… И пойдет она с наивысшей скоростью, и чтобы дорогу очистили, и т. п…

— Возле развилки на станцию — выключите сирены! — дал он указания мотоциклистам. Затем с осуждением посмотрел на меня, обреченно махнул рукой и полез в патрульную машину.

Хорошо, что он оказался одним из НАС, подумал я, выруливая на магистраль. В противном случае лучшее, на что я мог рассчитывать, это штраф тысячи в полторы и лишение водительских прав на три месяца, не меньше.

Эх! Если бы Борис Васильевич был одним из НАС! Насколько меньше было бы проблем! И мне не пришлось бы придумывать, как бы так помягче сообщить ему, что я, дескать, хочу отлучиться на парочку недель. После исчезновения Костенко подобные просьбы директор склонен будет рассматривать с подозрением, подумал я. И не ошибся.

— Что-то это начинает мне напоминать зарождающуюся скверную традицию, — проворчал Борис Васильевич, внимательно меня рассматривая. — Каждый управляющий группой отделов программирования считает свои долгом отпроситься в отпуск… Надеюсь, Марсель, тебя нам не придется потом разыскивать?

— Не беспокойтесь, Борис Васильевич! — преувеличенно бодро ответствовал я.

Даже чересчур преувеличенно бодро. Потому что наш директор сразу посуровел, велел мне присесть и заявил:

— Ну-ка! Рассказывайте мне все, Марсель! Вы что-то узнали о Сергее?

— Да, Борис Васильевич. — Врать директору мне не особенно хотелось.

Мы сидели в большой комнате на втором этаже его загородного дома. За окном было пасмурно — серые облака, грозившие разродиться дождем, угрюмо нависли над землей. Солнца видно не было и поэтому, наверное, Борис Васильевич не задернул шторы.

— Марсель, — сказал он. — Я давно хочу задать вам один вопрос… Вы… — Директор на миг запнулся. — Вы ведь работаете на АИБ?

— Что?! — Изумлению моему не было предела.

— Я не ожидаю от вас правдивого ответа, — заявил директор. — Я хорошо понимаю, что такое АИБ и насколько у вас… э-э-э… в нем все засекречено. Но я хотел вам сказать, что у меня сложилось впечатление, будто вы имеете к этой… организации прямое отношение. И поэтому я хочу вам… поставить вас в известность о… об одном факте.

— Борис Васильевич! — воскликнул я. — Вы что, серьезно считаете меня аибовцем?!

— А кем я вас должен считать? — Он с вызовом посмотрел на меня. — Посудите сами, Марсель, — в течение семи месяцев никто не может найти нашего пропавшего управляющего. Ни жандармерия, ни наши сотрудники, ни Имперское сыскное бюро — никто! Вам же это удалось. Причем я считаю, что вам удалось не просто узнать о Сергее что-то новое, вам удалось его ОТЫСКАТЬ!

Я внимательно посмотрел на директора. Нет, он точно не принадлежит к НАМ.

— Вы думаете, — осторожно начал я, — что персона Костенко способна заинтересовать АИБ?!

— А вы думаете иначе? — в свою очередь, спросил директор.

Я пожал плечами.

— Хорошо, если вы не аибовец… то есть… — Директор опять запнулся.

— Я не аибовец, Борис Васильевич, — уверил его я.

— Ладно. — Он вздохнул. — Тогда вам тем более следует быть в курсе. Дело касается последней разработки нашей компании. Разработки, сделанной по заказу Имперской Академии Наук.

— Какой именно? — насторожился я.

— Хронограф, — ответил Борис Васильевич.

— Это что такое?! — Я впервые слышал об этой хренотени, честное слово!

— Разработка секретная, — сказал директор. — Она велась специально созданным для этой цели отделом. Куда, в общем-то, входили всего два человека — я и Сергей. Для Академии Наук нужно было составить специальную программу, способную рассчитывать векторы темпоральных полей…

Я невольно вытаращил глаза. Мне показалось, что я смотрю фантастический фильм — термины были точно такие же. Сейчас он заговорит про нуль-транспортировку, подумал я. Или про четвертое измерение…

— Дело в том, что одновременно с Сергеем пропали и все копии исходных программ, — продолжал директор. — И я боюсь, что если эти программы неожиданно объявятся где-нибудь, например, в Америке…

Я вздрогнул.

— …то у нас — я имею в виду Восточную Империю — могут возникнуть определенные сложности.

— Вы хотите сказать… — начал я.

— Я не знаю, работал ли Сергей на иностранную разведку, — прервал меня директор, — но, скажите на милость, зачем ему тогда исходные программы?! Я ведь не случайно просил вас покопаться в его кабинете! У меня была слабая надежда на то, что я этих программ просто не нашел. Но вы мне ни о чем таком не сообщили. Значит, либо вы их тоже не обнаружили, либо обнаружили, но не посчитали нужным поставить в известность меня. Если вы их не обнаружили, то вам следует знать, что Сергей может быть связан с иностранной разведкой. А если вы их обнаружили, но не сказали мне… Что ж… Таким образом мог поступить только сотрудник Агентства Имперской Безопасности, который превосходно обо всем этом осведомлен. Я не прав?

— Нет, — ответил я. — Я действительно не находил в кабинете у Сергея Антоновича никаких программ, касающихся этого… как вы сказали?.. — Я вдруг понял смысл произнесенного Борисом Васильевичем слова. — ХРО-НО-ГРАФ?! Это… это что-то связанное… СО ВРЕМЕНЕМ?!

Однажды, летя на самолете в Ново-Архангельск, я испытал весьма неприятные ощущения. Самолет попал в какую-то «воздушную воронку», что ли?.. Какое-то завихрение воздушных потоков, короче говоря. Нас несколько раз так здорово тряхнуло, что все пассажиры, даже самые закоренелые безбожники, мгновенно вспомнили «Отче наш». Так вот, сейчас я испытал нечто очень похожее.

— Совершенно верно, — кивнул директор.

— Машина времени?! — выпалил я, чувствуя, что вот-вот потеряю сознание от изумления.

— Ну-у-у!.. — снисходительно рассмеялся Борис Васильевич. — Не совсем так. Даже — совсем не так! Речь идет о возможности наблюдения за БУДУЩИМ. Понимаете?

Я молча кивнул. Память мгновенно услужливо напомнила мне: программа «РИМ». И связанный с нею проект.

— Вы не хуже меня знаете, — продолжал Борис Васильевич, — о нынешней ситуации в мире. Западная и Восточная — и все! Две основные державы. Все остальные — довесок. Но этот «довесок» весьма велик! Любая страна, способная хоть в чем-то получить преимущество перед нашими Империями, мгновенно объединит вокруг себя остальные государства. Если, к примеру, Великая Колумбия решит противопоставить себя одной из Империй, то и Мексика, и Америка… Об Австралии я уже не говорю… Смею вас уверить, в союзниках у нее недостатка не будет.

— Колумбия скорее всего выступила бы против Западной, — осторожно предположил я.

— Это не имеет значения, — возразил директор. — В любом случае равновесие в мире будет нарушено. И никто не сможет предсказать, каковы будут последствия.

Директор тяжело вздохнул.

— Мне грустно думать плохо о Сергее Костенко, — проговорил он. — Но у меня нет выбора. И дело здесь не в том, сможет ли мне как-то навредить ваш — ну, или не ваш — АИБ. Я уже свое пожил, бояться мне нечего. Дело в том, что у меня трое внуков. И я хочу, чтобы они жили в нормальном, стабильном обществе…

… Стабильное общество, подумал я, отъезжая от дачи Бориса Васильевича. Я тоже хочу жить в стабильном обществе. И все остальные хотят.

Ни секунды не сомневаюсь в том, что опасения директора не имеют с моими опасениями ничего общего. Подумаешь — преимущество иностранцев! Вот, например, в Мексиканском Королевстве военная промышленность намного более развитая, чем у нас! Нет, конечно, если Мексика нападет на Восточную или Западную Империи — мокрого места от них не останется. Космические спутники с ядерным оружием — это вам не шутки. Но не станешь же воевать с террористами или мятежниками при помощи ядерных бомб! А все эти ребята очень часто пользуются именно мексиканским оружием.

И что же теперь? Большое преимущество имеет Мексика перед нами? Ха! Чушь собачья!

Интересный ход мыслей у нашего директора, подумал я. Если он считает, что информация по этому секретному проекту действительно ценна, то почему бы ему самому не доложить куда следует? Или он опасается, что дело зашло слишком далеко и иностранцы уже получили преимущество перед Восточной Империей? Может быть, он хочет таким образом обеспечить себе относительно спокойное будущее? Глупо. Не станут иностранцы с ним любезничать. А если и станут, то не за эти его заслуги, а потому, что специалисты такого уровня нужны всем. Да и вообще — от всего этого проекта с наблюдением за будущим за версту попахивает сумасшествием. Дело здесь совсем в другом. Скорее всего директор просто не хочет скандалов. К тому же с Костенко они старые друзья. А не отреагировать на это все Борис Васильевич не может — трое внуков как-никак. Так что Марсель Климов подвернулся как нельзя кстати. Вот найдет он Костенко, скрутит его, сдаст властям… А Борис Васильевич только сокрушенно покачает головой. Вот, дескать, какие дела!..

Старая лиса, подумал я. Если бы он действительно этого хотел, то все выложил бы АИБу. А так… С одной стороны, вроде бы и сообщил аибовцу обо всем, а с другой… Не считает же он меня в самом-то деле аибовцем! Нет, не считает!

У меня нет выбора, сказал Борис Васильевич. Видимо, он хотел этим сказать, что такой выбор есть у меня. Дескать, сам я лучше разберусь, стоит ли закладывать Костенко АИБу.

А ведь директор наш очень хорошо знает о моем спецкоде на убийство. И если он действительно считает меня аибовцем, то не может не предполагать, что этим правом я способен воспользоваться по своему усмотрению. Да-а-а…

Выбора у него нет! А у меня?

У меня-то самого есть выбор?

Когда на одной чаше весов — Сергей Антонович Костенко, душевный и порядочный человек, превосходный специалист… А на другой — все МЫ, Сеть, существующий мир… Кира…

Выбора у него нет, с неудовольствием подумал я.

У меня, между прочим, тоже.

Глава восьмая

Всю дорогу до аэропорта я думал, рассказать ли Кире о своем разговоре с директором? Не скажу, что я успел досконально изучить характер этой женщины, но и того, что я уже знаю, достаточно, чтобы представить себе ее реакцию. Тем более что с самого утра (а точнее будет сказать — с ночи) Кира заметно нервничала. А в такие моменты лучше не сообщать ей ничего, что могло бы вызвать очередную вспышку ее раздражения.

Пока мы ехали в такси к аэропорту, Кира пыталась вести со мной оживленную беседу. А когда это ей не удалось (у меня было гнуснейшее настроение и собеседник из меня оказался — хуже некуда), Кира попробовала завязать непринужденный разговор с водителем такси. Водитель отвечал невпопад и без должного проявления эрудиции. За что и был обозван словами, назвать которые высокоинтеллектуальными никак нельзя. После чего Кира пробормотала что-то вроде «одни идиоты кругом» и хмуро уставилась в окно. Оценив ситуацию, я решил приберечь свой рассказ о разговоре с директором на более позднее время. Дабы использовать его в качестве «громоотвода», если моя Кира опять начнет психовать. И в самолете я порадовался, что оставил свою историю про запас.

Кира опять начала волноваться и спрашивать меня, что я собираюсь делать, когда мы отыщем Костенко. Ее почему-то вдруг очень заинтересовал этот вопрос. Может быть, она боялась, что я его прихлопну? Не знаю. Как, собственно говоря, не знаю и того, что я буду с ним делать, когда (и если!) мы его найдем. И чтобы перевести разговор в иное русло, я и выложил Кире все, о чем мы так мило беседовали с Борисом Васильевичем сегодня утром.

Кира молча выслушала меня, а затем высказала свои мысли относительно всех подданных Восточной Империи — в общих чертах, относительно руководства «ДВК» — более точно и касательно самого Бориса Васильевича — весьма конкретно. Характеристика ее была краткой, но достаточно нецензурной. И настолько громогласной, что некоторые пассажиры с удивлением посмотрели на нас. Хорошо еще, что не оказалось в салоне самолета таких, которые приняли бы высказывания Киры в свой адрес.

Рейс был американский (раз в неделю из Москвы в Нью-Йорк летает самолет компании «Американские авиалинии») и пассажиры по большей части состояли из американцев. Они если и расслышали, то не стали возражать против подобной аттестации жителей Восточной Империи. Мои же соотечественники скорее всего отнесли прозвучавшее по адресу американцев. Что совсем неудивительно.

Многие до сих пор смотрят на Америку со снисходительным пренебрежением, но я лично восхищаюсь этим народом, честное слово! Не каждая страна способна вот так же, как Америка, признать, что ее почти двухвековой курс внутренней и внешней политики был ошибочным. И не просто признать, а заявить на весь мир, как сделал это в 1962 году первый император Великой Американской Империи Джон I, решительный и дальновидный политик. Его обещания — «вновь сдвинуть страну с места» — не были пустыми словами. Он таки и сдвинул ее с места. Причем так, что Америку зауважали очень и очень многие.

Не знаю, как вы, но я при упоминании Америки всегда вспоминаю Австралийскую Республику. Вот кому уроки истории не впрок! Сколько лет уже они настойчиво ищут выход из бесконечного кризиса — все без толку. Но признать, что порочна сама система правления страной, они не хотят. Америка же не постеснялась во всеуслышание заявить об этом.

Я часто задумываюсь, как это можно — выбирать себе императора… то есть, тьфу!.. Президента, а не императора! Вот, к примеру, наш «ДВК». Если бы мы все собрались и выбрали себе нового директора, то им стал бы не Борис Васильевич, а Андрей Семенов, уволенный два года назад за появление на работе в нетрезвом состоянии. Нет, Андрей совсем не был пьяницей! Он замечательный человек — добрый, отзывчивый, внимательный ко всем. Он никого не стал бы загружать работой, повысил бы всем жалованье. Меня бы вообще отпустил в трехгодичный отпуск с сохранением денежного содержания — мы с Андреем были в приятельских отношениях. Короче говоря — все служащие «ДВК» были бы просто в восторге от такого директора. Но вот что через годик стало бы с самим «ДВК»? Где бы он оказался? А? Вот то-то!

А что было бы, выбирай мы сами себе императора? Да хрен бы кто вообще работал тогда! Жили бы, как в Австралии! Или в Великой Колумбии (я покосился на Киру). Но у Колумбии — богатейшие природные ресурсы, а у Австралии…

Джон I был не только первым императором из династии Кеннеди. Волею судьбы он оказался и последним президентом страны (самым молодым, кстати говоря, за всю ее историю), ставшей не так давно именоваться Империей. Многим, конечно, это не понравилось — менее чем через год на Джона I было совершено покушение. К счастью — неудачное. Но до сих пор в Великой Американской Империи имя главного организатора этого покушения — Линдона Джонса — вспоминают с презрительной миной.

В то время по всему миру газеты высмеивали новое название страны: «Великая Американская Империя». В основном нападки делались на первое слово. Оно и понятно — достаточно было вспомнить прежние бесплодные попытки Америки отхватить часть территории Мексиканского Королевства или ее претензии на Аляскинские губернии Восточной Империи. Да и сама Америка пребывала в глубоком экономическом (газеты писали: «демократическом») ступоре — ни от промышленности, ни от сельского хозяйства толка большого не было. Но буквально через десять лет все вдруг с изумлением заметили, что сельскохозяйственный уровень там возрос до небывалых высот. Достаточно вспомнить хотя бы «Пшеничный конфликт» между Великой Американской и Западной Империями. Когда неожиданно выяснилось, что американские крестьяне предлагают Великой Колумбии пшеницу чуть ли не вдвое дешевле, чем крестьяне канадских департаментов.

Много шуму тогда было, но сделать ничего не удалось, и Америка теперь является главным поставщиком продуктов для Великой Колумбии. Да и в Восточную и Западную Империи не так уж мало поставляется. Единственная страна, с кем Великая Американская никак не «подружится», это Мексиканское Королевство. Но тут уже территориальные проблемы.

Кира, по-моему, тоже относилась к Америке с должным уважением. Во всяком случае, у меня сложилось такое впечатление во время прохождения таможенного досмотра в Нью-Йорке, когда мы пересаживались на самолет до Мемфиса. Самолеты летали туда раз в десять дней, и, к нашему счастью, сегодня был как раз один из таких дней. А то куковать бы нам с Кирой в Нью-Йорке. Или ехать в Мемфис на автомобиле или автобусе, что немногим лучше.

Я поинтересовался, обязательно ли менять франки на доллары, и с удовлетворением узнал, что необязательно. Один франк равен двум с половиной долларам, и подобный курс изрядно раздул бы мой бумажник. К тому же самой крупной банкнотой в Америке была стодолларовая купюра, а у меня с собой было пять тысячефранковых банкнот. Так что пачка могла бы получиться преизрядной.

Служащие аэропорта обращались к нам с Кирой довольно холодно и несколько высокомерно. Но все же мне это нравится больше, чем приторно-сладкие улыбки колумбийских таможенников. Когда я сказал об этом Кире, она смерила меня строгим взглядом и сердито ткнула в небольшой плакат на стене:

«Вы находитесь в Америке! Здесь подчиняются АМЕРИКАНСКИМ законам! Если вас это не устраивает — обратный билет можно приобрести в этом же аэропорту!»

М-да-а… Ну, надеюсь, что с американскими законами у нас проблем не будет. Хотя кто знает?

Самолетик, на котором мы вылетали в Мемфис, поначалу не внушил мне особого доверия — маленький, рассчитанный всего на пятьдесят пассажиров, весь уляпанный разноцветными эмблемами и американскими флагами. Мне показалось, что он развалится еще на взлетной полосе. Но опасения мои оказались напрасными — полет прошел без каких-либо неприятных происшествий.

Я всю дорогу смотрел в окно и уже в самом конце полета обратил внимание на небольшой городок или поселочек, расположенный среди зеленых холмов неподалеку от Мемфиса. Строгие ряды ангаров, отдельная взлетно-посадочная полоса и гордо реющий над крышей одного из зданий американский флаг натолкнули меня на мысль о войсковой части. Я подумал, что это довольно беспечно со стороны американцев так вот разрешать летать гражданским самолетам над военной базой. Мало ли кто может оказаться в салоне?

Пока мы летели, я почитал газету — одну из очень немногих, выходивших в Великой Американской Империи на русском языке. И узнал, что в Ла-Коста-де-Тирра (пограничном городке Мексиканского Королевства, расположенном совсем неподалеку от Мемфиса) произошли беспорядки. Несколько человек устроили в городе стрельбу, повлекшую за собой человеческие жертвы. Мексиканское правительство, не желая признавать того, что в ее Гвардии не все благополучно с дисциплиной, поспешно обвинило в этом американцев, нелегально пересекших границу. Америка ответила нотой протеста. Западная Империя, как обычно, поддержала Мексиканское Королевство, а Великая Колумбия радостно заявила, что от мексиканцев ничего хорошего ждать не приходится. Короче говоря, обычный обмен любезностями.

Колумбия никогда не упускала случая выступить против Западной Империи или Мексиканского Королевства. С Великой Американской Империей у нее были более или менее ровные отношения, что еще больше подливало масла в огонь. Я подумал, что если бы Борис Васильевич оказался прав, то преимуществом, полученным в результате пропавших исходных программ, какое-нибудь из государств воспользовалось бы непременно. Мексика, например, терпеть не может ни Америку, ни Колумбию ни Восточную Империю. А Колумбия на дух не переносит ни Мексику, ни Западную Империю. Кроме того, у Восточной Империи довольно натянутые отношения с Австралией. Э-э-э!.. Да что там говорить? Есть из-за чего начать конфликт! И есть — с кем!..

Аэропорт в Мемфисе представлял собой небольшое одноэтажное здание. Да больше в таком городке, наверное, и не нужно — не так уж много людей прилетает сюда. А у военных есть собственный аэродром.

Я подумал, что таких маленьких городков в Великой Американской почти уже не осталось. Большая часть их населения давно уже занялась крестьянским хозяйством или подалась на фабрики и заводы в Детройт, Чикаго или Филадельфию — самые крупные города, ориентированные на тяжелую промышленность. А вот в пограничных городках, подобных Мемфису, население живет в основном за счет расположенных неподалеку воинских частей и близлежащих крестьянских хозяйств.

Площадь перед зданием аэропорта была почти пуста. Несколько прилетевших с нами пассажиров уже успели разъехаться, и мы с Кирой остались в одиночестве.

— Как, говоришь, называется та улица? — хмуро спросила Кира.

— Осенняя, — ответил я. — Осенняя улица.

— Ну и название! — фыркнула Кира. — Ничего получше придумать не могли… Эй! Такси!!!

Кира замахала руками, и к нам подъехал темно-красный «форд».

— Осенняя улица! — приказала Кира, плюхаясь на сиденье.

— Может, сначала гостиницу поищем? — предложил я.

— Ты собираешься здесь надолго задерживаться?! — удивилась Кира.

Я не нашел, что возразить, и уселся в машину рядом с ней.

— Куда вам? — спросил водитель — немолодой уже мужчина в темно-синей куртке с капюшоном. Говорил он по-французски очень неплохо, но как-то неохотно, что ли…

— Я же сказала — Осенняя улица! — повторила Кира. — Глухой, да?!

— Дом какой? — водитель нахмурился.

— Откуда я знаю?! — возмутилась Кира. — Доезжай до улицы, а там разберемся!

— Сорок долларов! — заявил водитель, с ненавистью посмотрев на нас.

Я быстро прикинул в уме, сколько это будет во франках, и не удержался от вопроса:

— Что, эта улица так далеко находится?!

— Близко, — коротко ответил водитель.

— А почему так дорого? — поинтересовался я.

— Хамите. — Водитель был донельзя лаконичен.

— Может быть, мы пересядем в другую машину? — ядовито спросила Кира.

— Проваливайте, — пожал плечами водитель.

— Ладно, поехали, — решил я, придерживая рвущуюся ответить ему Киру. — Какая разница, кто нас повезет? Верно?

Водитель ничего не ответил, завел двигатель и вырулил на боковую улочку. Я думал, что он со злости рванет с места, но ехал он так спокойно, как будто ничего и не произошло.

До Осенней улицы мы добрались минут за двадцать. Кира всю дорогу молчала, даже по сторонам не смотрела. Когда мы выехали на Осеннюю улицу, водитель притормозил возле тротуара и, не оборачиваясь, произнес:

— Приехали.

— Это Осенняя улица? — спросил я.

Он промолчал.

— А где здесь дом… Такой… С синей крышей… — Я пытался вспомнить, были ли у того домика, который я увидел во время своего «провала», какие-нибудь особые приметы.

Водитель молчал.

— Слушай, ты! — возмутилась Кира. — С тобой ведь разговаривают! Трудно ответить, да?

— Да, — спокойно произнес водитель.

— Тогда какого черта ты работаешь таксистом? — продолжала горячиться Кира.

— Какого черта? — Водитель стремительно обернулся. — Какого черта? Исключительно для того, чтобы выслушивать хамские высказывания сраных иностранцев, мадам! Правительство мне за это отдельно доплачивает! Еще вопросы есть?

Я молча протянул ему двадцатипятифранковую банкноту. Водитель сердито выхватил ее у меня из пальцев, и я торопливо покинул такси, таща за собой обалдевшую Киру.

— Сдачу возьмите! — Водитель протянул мне в окошко две бумажки и несколько монеток.

— Не нужно, — улыбнулся я.

Водитель пожал плечами, бросил деньги на мостовую, развернулся и уехал. Кира, открыв рот, смотрела ему вслед. Потом она повернулась ко мне и изумленно спросила:

— Слушай, Марсель! Ему что, правда правительство доплачивает?!

— Он просто пошутил, — улыбнулся я.

— А почему он тогда не оставил себе сдачу? — Кира удивленно посмотрела на лениво уносимые ветром банкноты.

— Гордый, — ответил я.

— Гордый, но бедный! — фыркнула она.

— Ну, не скажи, — возразил я. — Он сегодня на нас столько заработал, сколько, наверное, и за целый день не получается!

Кира ничего не ответила.

Осенняя улица довольно далеко тянулась в обе стороны. Чистенькая и опрятная улочка. Одно- и двухэтажные домики с палисадниками. Народу почти не было, только какая-то старушка тащила за поводок упиравшегося белого пуделя да трое подростков сидели прямо на тротуаре, о чем-то беседуя. Интересно, куда же нам идти, подумал я. Потом махнул рукой и мы пошли направо.

То ли я почувствовал, куда именно нам нужно было идти, то ли сказалась информация, полученная мной от Сети, — не знаю. Но вскоре мы нашли то, что искали.

Дом с синей крышей обнаружился по левой стороне улицы. Точно такой же, каким я и видел его. Слева от этого дома располагалось двухэтажное кирпичное здание, выделявшееся из общего ряда за счет отсутствия палисадника перед ним. Стеклянный фасад этого здания наводил на мысли о магазине или ресторане, но на деле это оказалось простой закусочной, где можно было взять себе бутерброды, жареную картошку и лимонад. Продавец бутербродов — грузный лысеющий мужчина около сорока лет, стоявший на улице возле дверей — приветливо улыбнулся нам.

— Заходите! — пригласил он.

— Спасибо, немного позже, — ответил я по-русски.

— О-о! — удивился он, переходя на русский. — Вы тоже с Востока?

— Да, — сразу же насторожился я. — А кто еще?

— Что — «кто»?! — не понял продавец.

— Ну, мы — с Востока, а еще кто?

— Я! — гордо хлопнул себя по груди продавец. — Я приехал сюда сорок лет назад! Я был еще маленький и не помню Нижний Новгород, где я родился, но я с Востока!

Я посмотрел на него. Одет он был в широкие брюки и светло-зеленую рубашку. Две ленты широких подтяжек с трудом огибали его необъятный живот. Несмотря на довольно свежий воздух, ни пиджака, ни куртки на нем не было.

— И еще один парень живет здесь, — заявил продавец. — Он тоже с Востока!

— Где живет? — поинтересовался я.

— Вот здесь, рядом! — Продавец указал налево. — Он каждое утро берет у меня завтрак, а на обед заказывает телячьи отбивные. А вечером он иногда заходит выпить пива. У меня хорошее пиво! Самое лучшее пиво в Мемфисе!

Глядя на его живот, с этим невозможно было не согласиться.

— Заходите, — опять предложил продавец. — Выпьете по кружечке! Ваша жена любит пиво? — Он посмотрел на Киру.

— Терпеть не могу, — заявила Кира.

— Тогда — кола! — миролюбиво предложил продавец.

— Что это? — не поняла Кира.

— Лимонад, — пояснил я. — Спасибо, немного погодя, может быть, действительно зайдем…

— Ваша супруга не любит пиво, — сокрушенно покачал головой продавец. — Все женщины следят за своей фигурой. Что у нас, что на Востоке…

— Я из Колумбии, — непонятно почему поправила его Кира.

Это было большой ошибкой с ее стороны.

— О-о-о!!! — с неописуемой радостью воскликнул продавец. — Колумбия!!! Восточная Империя!!! Вы обязательно должны выпить со мной!!!

— Позже, — пообещал я и посмотрел на противоположную сторону улицы. Там какой-то мужчина строгого вида в черном костюме что-то говорил маленькому пацану, понуро стоявшему перед ним.

— Это мистер Урман, наш сосед, — с готовностью пояснил продавец. — Видите, он опять отобрал у этого негодника нож!

Я только теперь заметил в руках строгого человека охотничий нож самого угрожающего вида.

— Этот маленький негодяй постоянно вырезает на всех деревьях инициалы соседской девчонки! — пожаловался продавец. — Сейчас мистер Урман его отчитает, а потом зайдет ко мне — выпить чашечку кофе. Заходите и вы! Чего просто так стоять, а? Верно?

— Верно, — согласился я. — Обязательно зайдем, но попозже.

Продавец с недоверием поглядел на меня.

— Я буду ждать, — без особой надежды сказал он.

Я кивнул ему, и мы с Кирой направились к домику с синей крышей.

— Он уже успел мне надоесть, — пробормотала Кира. — Болтун… И этот еще, в черном костюме… Пацана отчитывает, как будто ему заняться больше нечем…

— Что ты ворчишь сегодня весь день? — спросил я. — Водитель тебе не понравился, продавец… Голова болит, что ли?

— Волнуюсь, — призналась она. — Очень. Не знаю почему, но волнуюсь.

— Не надо, — сказал я. — Уже не надо. Уже почти все…

Мы поднялись по ступенькам и постучали в дверь. Я попытался представить себе, что же я скажу Сергею Антоновичу, но додумать свою мысль так и не успел — дверь распахнулась, словно нас здесь давно и с нетерпением ожидали. Я даже отпрянул от неожиданности, случайно толкнув при этом Киру плечом.

На пороге стояла молодая чернокожая женщина с большим веником в руке.

— О-о-о! — почему-то удивилась она, увидев нас.

— Простите, — Я вежливо улыбнулся. — Могу ли я видеть хозяина этого дома?

— Хозяйку, — поправила женщина, с интересом разглядывая нас. — Я хозяйка.

Женщина была стройная, спортивного вида. Ей было лет тридцать, и благодаря венику в руке в первый момент я принял ее за прислугу.

— А… — Я запнулся и посмотрел на Киру. — Нам сказали, что здесь живет наш старый товарищ…

— О-о-о! Как же я сразу не поняла! — широко улыбнулась женщина. — Вы с Востока? Тот мистер тоже был с Востока! Но он уехал! Только что, всего два-три часа назад! Я думала, что это он вернулся. Ну, может, позабыл что-нибудь из своих железок… Да вы заходите в дом. — Женщина посторонилась, пропуская нас.

Мы переступили через порог и оказались в просторной светлой комнате. Два широких окна по обеим сторонам входной двери давали возможность просматривать всю улицу перед домом. Над крышами домов на противоположной стороне улицы виднелись верхушки холмов, за которыми, насколько я помнил, находилась военная база. Возле стен возвышались шкафы, а посреди комнаты располагался большой стол, на котором громоздились кучи проводов и каких-то приборов. Точно, это было то самое место, которое я видел. Только самого Костенко тут не было.

— Извините за беспорядок! — сказала хозяйка. — Жилец только что выехал, и я не успела прибраться. Вы, наверное, тоже захотите снять комнату? Вашему земляку здесь понравилось. Скажу вам по секрету, с вас я возьму, как с него, — тысячу в месяц. С других я бы взяла полторы…

Я не знал, что и сказать. Судя по всему, Сергей Антонович покинул не только этот дом, но и вообще город. И скорее всего, по иронии судьбы, он вылетел отсюда на том самом самолете, на котором мы сюда прибыли.

Хозяйка продолжала говорить, расхваливая комнату. А я думал, как бы нам поскорее покинуть город? На автобусе? На машине? Черт побери! Мы опоздали всего на несколько часов!!!

В соседней комнате зазвонил телефон, и хозяйка дома, прервав свою хвалебную тираду этому жилищу, извинилась и выскочила за дверь. Я растерянно посмотрел на Киру. Она пожала плечами.

— Что же делать? — вздохнула она и предложила: — Давай немного покопаемся тут? Может, узнаем, куда он уехал. Хотя я лично думаю, что он рванул отсюда прямо в Мексику.

— Почему в Мексику?! — удивился я.

— Не знаю, — опять пожала плечами Кира. — Мне так кажется…

— А что мы скажем хозяйке?

— Скажем, что хотим осмотреть комнату, — сказала Кира.

Хозяйка тут же и вернулась, легка на помине…

— Тысяча извинений! — протараторила она. — Мне нужно будет уйти на минутку. А вы пока осмотрите комнату. Я скоро вернусь, — и тут же покинула комнату.

— Ладно, — решил я. — Давай посмотрим, что тут есть. Может, что и найдем…

Первое, что мы нашли, был пистолет. Хорошее оружие, мексиканское. Девятимиллиметровая «Коррида» с обоймой на двенадцать патронов. Разрывных. Однако! Серж Антоныч-то начинает изменять своим принципам. Никогда раньше он не держал дома оружия…

Я опустил пистолет в карман плаща и продолжил обыск. Но того, что меня интересовало, тут не оказалось.

Странного устройства, из-за которого и разгорелся весь сыр-бор, в комнате не было.

Неожиданно пол под ногами дрогнул. Мы с Кирой перестали копаться в шкафах и недоуменно переглянулись.

— Землетрясение!.. — ахнула Кира, но мы тут же поняли, что она ошиблась. Потому что миг спустя до нас докатился грохот недалекого взрыва.

Звякнули оконные стекла, качнулась лампочка под потолком, словно от порыва ветра слегка приоткрылась незапертая хозяйкой входная дверь. С улицы донеслись удивленно-встревоженные голоса прохожих. А затем воздух наполнился набирающим силу гулом.

— Что за черт?! — воскликнула Кира. — Что это?

Поскольку я знал не больше нее, то вопрос был адресован не по адресу. Единственное, что пришло мне в голову, это выскочить из домика, чтобы посмотреть, что же в самом-то деле за чертовщина происходит.

Когда я оказался на улице, гул достиг своей наивысшей точки, превратился уже в глухой вой, закладывающий уши. Я поднял голову и увидел в небе стремительно несущиеся изящные фигуры самолетов. Они летели очень низко и грохот их реактивных двигателей сотрясал простенькие домишки на Осенней улице.

Улица наполнилась высыпавшими из домов людьми. Все они, подобно мне, задрали головы вверх и оторопело раскрыли рты.

И тут, словно по команде, с крыльев самолетов сорвались ослепительные вспышки, пронесшиеся над крышами домов и исчезнувшие за недалекими холмами, там, где располагалась военная база. Земля вновь содрогнулась от грохота. Над зелеными холмами взметнулось черно-багровое облако из густейшего дыма и всполохов пламени. А самолеты плавно развернулись над городом и пошли на второй заход.

— Что это? — Кира стояла рядом, вытаращив от удивления глаза.

Но теперь уже я совершенно спокойно мог не отвечать ей. Потому что она не хуже меня узнала зелено-бело-красную расцветку боевых самолетов с орлом на фюзеляже, терзающим змею, — гербом Мексиканского Королевства. А уж местным жителям и вообще никаких вопросов задавать не надо было — вот она, граница-то, под самым боком!

Паника вспыхнула сразу, словно занявшийся в разгар сухого лета лесной пожар. Со всех сторон послышались крики, поднялась суета — кто-то торопился домой, кто-то, наоборот, спешил покинуть свой дом, кто-то с проклятиями терзал стартер не вовремя закапризничавшего автомобиля, кто-то выскочил на улицу с охотничьим ружьем и теперь растерянно озирался по сторонам в поисках противника.

— Это война? Да? — Кира недоверчиво посмотрела на меня, на суетящихся вокруг людей и на небо, откуда, опять нарастая, обрушился вой самолетов.

— Не знаю, — ответил я. — Но думаю, что очень скоро мы все узнаем…

На этот раз гул был несколько тише и звучал более басовито. Потому что теперь над городом появились не верткие истребители «Смерч-25», а тяжелые, неспешно летящие «Кондоры». Их было всего две машины, летели они немного ниже прочих и из них внезапно посыпались какие-то загогулины, моментально расцветающие в голубом небе куполами трехцветных парашютов.

Человек, выскочивший на улицу с охотничьим ружьем, что-то громко прокричал по-английски и прицелился в одного из парашютистов. Но тут из-за угла вынырнула низкая широкая бронированная машина. Тоже трехцветная. Левая сторона зеленая, правая — красная, а морда — белая с орлом. Появилась она почти бесшумно — рокот летящих самолетов полностью заглушал шум работы двигателя машины на воздушной подушке. Движения ее были стремительными и неожиданными, какими-то рыскающими, словно у живого существа, словно у хищника, почуявшего добычу. Над кабиной возвышалось что-то вроде пулемета, за которым стоял солдат в форме Мексиканской Королевской Гвардии.

Американец с охотничьим ружьем быстро перевел прицел на эту разноцветную машину, но выстрелить не успел. Из оружия над кабиной водителя вырвался тонкий, ослепительно белый, даже в свете солнечного дня, луч. Этот луч уперся в грудь американца и тело того буквально взорвалось, разметав по стенам кровавые ошметки.

Я оглянулся. Точно такая же машина показалась и в противоположном конце улицы. И еще одна цветная тень промелькнула между домами. Я схватил Киру за руку и поволок обратно в домик. Хорошо, что она не сопротивлялась.

На улице раздались выстрелы, крики, взрывы. Я оттащил Киру в дальний угол комнаты и заставил присесть на корточки. Над нашими головами тут же звякнуло стекло книжного шкафа, расколотое шальной пулей.

— Что будем делать? — поинтересовалась Кира.

Моей фантазии хватило только на то, чтобы смачно выругаться. Я сам сейчас думал над тем, что нам теперь делать. Если это действительно начало войны, то сделать скорее всего мы уже ничего не сможем. Я не уверен даже, сможем ли мы выжить.

Дверь распахнулась и в комнату вбежал давешний продавец бутербродов в широких подтяжках. В руке он сжимал громадный кольт. Продавец посмотрел на нас бешеным взглядом и кинулся к окну.

— Суки! — выкрикнул он по-русски. — Мать вашу!..

Он с размаху вышиб стекло, присел возле подоконника, прицелился и выстрелил в кого-то на улице. Судя по громкому крику, полному боли, выстрел его был удачным. Продавец успел выстрелить еще раз, прежде чем в домик вбежал молоденький солдатик со смешным тонкоствольным оружием в руках.

Продавец отреагировал мгновенно. Хлопнул выстрел, и солдатик, тоненько взвизгнув, сложился пополам, выронил оружие и рухнул на колени.

Но тут с улицы, прямо через окно, в комнату метнулся ослепительный луч, и голова продавца разлетелась, словно перезрелый арбуз, в который заложили порцию динамита. Тело продавца сползло на пол, пальцы судорожно надавили на курок, выпуская в пол последние пули.

В комнату вбежали еще четверо гвардейцев. Озверелыми взглядами они уставились на нас с Кирой. Я уже видел, как поворачиваются в нашу сторону тоненькие стволы незнакомого оружия.

— Не стреляйте! — закричал я по-французски, поднимая над головой растопыренные ладони. — Мы не вооружены! Мы иностранные подданные!

Один из гвардейцев — усатый смуглолицый человек с нашивками сержанта на правом рукаве — поднял вверх руку и внимательно посмотрел на нас.

— Западная Империя? — осторожно спросил он на ломаном французском.

— Да, — ответил я, выпрямляясь во весь рост. — Западная Империя…

Я подумал, что не стоит сейчас вдаваться в дискуссии относительно того, из какой именно Империи мы прибыли — Западной или Восточной. Главное сейчас — остаться в живых. Эти ребята могут нас прихлопнуть просто так, потому что мы попались им на пути.

— Она тоже? — Сержант указал на стоявшую за моей спиной Киру.

— Она тоже, — кивнул я.

Сержант что-то приказал одному из своих солдат, тот передал свое оружие товарищу, проворно подскочил ко мне и принялся деловито обшаривать карманы. Когда он добрался до правого кармана моего плаща, рука его замерла.

Черт!!! Пистолет!!!

Солдатик крикнул что-то предостерегающее. Сержант никак на его выкрик не отреагировал, зато отреагировал один из солдат и тут же снова взял меня на прицел (четвертый в этот момент держал два тонкоствольных ружьишка и смог лишь послать мне полный ненависти взгляд). Я стоял не шевелясь. А солдатик осторожно, чуть ли не двумя пальцами, извлек из моего кармана пистолет и аккуратно положил его на стол.

Сержант взял пистолет со стола и понюхал ствол. А потом посмотрел на меня, злобно сощурив глаза. Интересно, подумал я, нас сразу пристрелят?

Солдатик, обыскивавший меня, уже извлек из моего кармана бумажник. Деньги, надо сказать, сержанта совершенно не заинтересовали. Он покопался в бумажнике и вытащил оттуда мое удостоверение личности.

Так, подумал я. Нормально. Пристрелят нас, надо полагать, сразу…

— Марсель Сергеевич Климов, — с расстановкой прочел он. — Москва… Восточная Империя…

Кто-то из солдат хмыкнул. И в этот момент раздался звонкий звук пощечины. Это исполнительный солдатик решил обыскать Киру. Кира по-своему отреагировала на его желание — оплеухой и длинной темпераментной фразой на испанском. Солдатик отскочил от нее, невольно бормоча извинения, а сержант молча переводил взгляд с меня на Киру, с Киры на мое удостоверение, с него — на пистолет…

— Колумбийка, — констатировал он и добавил, как бы раздумывая: — Западная Империя?.. Не вооружены?.. Хм?!

Интересно, подумал я, а почему мы до сих пор живы?! Сержант, по-видимому, тоже обдумывал как раз этот вопрос. И факт того, что мы еще живы, у него, наверное, вызывал неприятное и раздражающее недоумение. Судя по его лицу, сержант уже собирался прервать наше бесполезное для Мексиканского Королевства существование, когда с улицы вбежал еще один солдатик и что-то быстро-быстро зашептал ему на ухо.

Сержант недовольно нахмурился, отдал вполголоса приказ троим солдатикам, выскочил из дома и я услышал, как от дверей отъезжает та самая разноцветная машина на воздушной подушке. Я так думаю, что сержант приказал нас расстрелять. Однако у солдат были совершенно иные планы. Во всяком случае — в отношении моей Киры…

Солдаты о чем-то пошептались между собой, поглядывая на нас с Кирой. На меня — с неудовольствием, как на явную помеху ожидаемым развлечениям; а на Киру — похотливо, чуть ли не облизываясь. Потом двое из них, хитро переглянувшись, прислонили свои ружьеца к столу и с самым наглым видом направились к Кире. А третий солдатик, с явно недовольным выражением на лице, подтолкнул меня стволом своего ружьеца к дверям. Выходи, мол, нечего тебе здесь делать. Ну, это еще как сказать, подумал я. Интересно, а знает ли этот мексиканский парнишка про ушу?..

Через секунду я понял, что нет, не знает. И не узнает уже никогда…

Наносить удар ногой, совершенно не видя противника, очень сложно, однако мне это, неожиданно для меня самого, настолько хорошо удалось, что солдатик даже не успел вскрикнуть. И прежде чем его обмякшее тело грохнулось на пол, я успел ударить второго солдатика, из тех, что начал уже совершенно непозволительным образом приставать к женщине. На этот раз я немного не рассчитал удар — солдатик не вовремя обернулся и ему досталось не по затылку, а прямо по горлу. Он жутко захрипел, на губах его выступила кровавая пена, глаза закатились и на полу оказалось уже два тела. Третий солдатик суетливо присел, словно бы порываясь куда-то бежать. Он бросил испуганный взгляд на своих поверженных товарищей, на ружья, стоящие возле стола, и сделал совершенно идиотскую попытку незаметно подобраться к ним.

— Ку-у-уда?! — грозно спросил я. — А ну-ка! Вставай!

Солдатик покорно поднялся на ноги и тут же согнулся пополам, получив от Киры сокрушительный удар ногой в пах.

— Ты что?! — прикрикнул я на нее. — С ума сошла?!

Мне самому стало не по себе от этого зрелища. Кира была обута в кожаные сапожки с острыми носками. Удар таким сапожком должен был быть весьма болезненным.

— Ничего! — успокоила меня раскрасневшаяся Кира, поправляя на себе куртку и приглаживая растрепанные волосы. — Ему это полезно, кобелю…

Я осмотрел поле боя. Первый солдатик лежал без движения, но был жив. По-моему, я сломал ему челюсть. Второй же ни явных, ни скрытых признаков жизни подавать не собирался. Даже дышать не пробовал. Так, понятно. Что ж… На войне, как на войне… Это в равной степени относилось и к третьему солдатику, который, очень жалобно поскуливая, корчился на полу.

— Жить-то будет? — озабоченно спросил я у Киры, возвышавшейся над ним в позе Георгия Победоносца, одолевшего коварного змея.

— Жить будет, а вот любить — вряд ли… — припомнила старый анекдот Кира.

— Смешно, — согласился я. — Не любишь ты мексиканцев.

— Терпеть не могу, — призналась Кира.

— А вот они тебя готовы были полюбить, — заметил я.

— Это не было взаимным чувством, — скорбно вздохнула Кира и еще раз от души пнула солдатика в бок. Тот даже не отреагировал на этот удар. Еще бы! После того, что он уже получил, все остальное могло показаться сущей мелочью! Однако Кира так не считала. Она склонилась над солдатиком, внимательно посмотрела на него и собралась наподдать ему в третий раз.

— Перестань, — попросил я. — Хватит уже с него…

— Конечно! — фыркнула Кира. — Не тебя же собирались насиловать! Все вы, мужики, одинаковы!..

— Может быть, эту тему мы с тобой разовьем уже дома, в Москве? — предложил я. — Если, конечно, сумеем туда попасть… Давай как-нибудь выбираться отсюда, хорошо?

— Давай, — согласилась Кира. — А куда? И как?

— Хрен его знает! — проворчал я. — Во всяком случае, в доме нам находиться не рекомендуется. Вредно для здоровья…

Пистолет, найденный в этой комнате, я решил с собой не брать — слишком много от него шума. Эти неудобь сказуемые ружьеца отважных вояк — тоже. А вот у второго солдатика я обнаружил очень интересную штуковину. Наподобие пистолета, но тоже стреляющая яркими лучиками.

— Энергетическое оружие, — задумчиво проговорила Кира.

— Откуда ты знаешь?! — удивился я.

— Видела их однажды, — заявила Кира. — В Санта-Крус-де-ла-Сьерра…

Я не стал уточнять, что именно она делала в городе, названия которого ни один нормальный человек в трезвом виде не выговорит. В пьяном — тем более… Вместо этого я занялся изучением найденного пистолетика.

Очень хорошая вещь, замечу я вам! Во-первых, легкая, веса почти не чувствуешь; во-вторых, заряд, оказывается, можно было регулировать. То есть не обязательно устанавливать мощность оружия таким образом, чтобы противника разносило на куски. Достаточно повернуть регулятор, и вместо того чтобы рассеивать человека на молекулы, вы проделываете в нем аккуратную дырочку…

К концу моих экспериментов с этим новым оружием никого из солдатиков в живых не осталось. Зато теперь я был вооружен и знал, как эта штуковина работает. Одно плохо — я так и не понял: каким же образом она заряжается? Ничего похожего на обойму мне найти не удалось. Да я, собственно говоря, и не особенно старался ковырять этот пистолетик — взорвется еще чего доброго.

Я собрал свои документы, спрятал пистолетик в карман плаща и мы с Кирой вышли на улицу.

Несколько домов горели и клубы дыма от пожаров поднимались в светлое, совсем еще недавно мирное небо. На противоположной стороне улицы лежал труп мексиканца. Немного подальше — еще один. Рядом с ним на мостовой лежал тот самый американец в строгом черном костюме (мистер Урман, кажется?), который совсем недавно отчитывал маленького мальчишку. В груди мексиканского солдата торчала рукоятка большого охотничьего ножа. А у американца не хватало половины головы. Видимо, он умел не только строго поучать детей, подумал я.

Мы прокрались вдоль забора, огораживающего палисадник перед домом, и свернули за угол. Пока все было тихо. Никого из солдат мы не встретили, а жители, те, что остались живы, наверное, попрятались по домам.

— Нам нужна машина, — заявила Кира.

— Согласен, — кивнул я. — У тебя она есть?

— Нет, но сейчас мы что-нибудь придумаем, — успокоила меня Кира, и прежде чем я успел ее остановить, она уже заглядывала в приоткрытую дверь чьего-то гаража.

— Кира! — позвал я ее. — Ты что делаешь?!

— Угоняю машину, — ответила она.

— А хозяева?!

— Если они еще живы, им не до этой колымаги, — возразила Кира, пытаясь откатить в сторону тяжелую железную дверь.

В глубине души я был с ней согласен. Поэтому я быстренько помог справиться с дверью и уселся за руль старого «форда». Пистолетик, чтобы был под рукой, я положил рядом с собой на сиденье. Но едва мы начали выезжать из гаража, как чуть не врезались в разноцветный броневик мексиканцев, невесть как оказавшийся здесь.

Солдаты очень удивились нашей наглости. Настолько удивились, что даже не стали стрелять, хотя ствол башенного орудия был направлен прямо на нас. Я удивился не меньше них и схватился за пистолет. Но Кира, привыкшая решать все самостоятельно, хотела поступить так же. В результате чего наши руки столкнулись, пистолетик соскользнул с сиденья и провалился в какую-то бездонную щель между переключателем скоростей и приборным щитком. Не везет мне в Америке с оружием, обреченно подумал я. И с транспортом — тоже. Кто только проектировал эти «форды»? Ведь из этой щели пистолет уже ничем не достанешь!..

— Дура, — спокойно сказал я Кире.

Она только безнадежно вздохнула и робко спросила:

— У тебя был только один пистолет?

Я промолчал.

Трое солдат выскочили из броневика и сделали нам жест, приглашающий покинуть машину. Возразить нам было нечего и мы подчинились.

Из кабины броневика высунулся мордастый усатый лейтенант, недовольно оглядел меня и Киру и приказал солдатам куда-то нас отвести.

Солдаты выслушали лейтенанта, отдали честь и, подталкивая тоненькими стволами ружей, повели нас с Кирой по улице.

— Насиловать будут? — поинтересовалась Кира.

— Эти ребята тебе больше нравятся, чем предыдущие? — полюбопытствовал я.

— Не разговаривать!!! — грозно рявкнул один из конвоиров и я решил отложить обсуждение этой интересной темы на потом.

Нас сопровождали трое солдат. Все — рослые и крепкие ребята, не такие, как те мальчишки, с которыми мы встречались в доме. Может быть, я и смог бы от них избавиться, но путешествие наше по улице было недолгим и солдаты не успели расслабиться. Очень скоро мы оказались на площади Кеннеди, возле пятиэтажного здания городского управления, на крыше которого теперь так нелепо смотрелся звездно-полосатый флаг Американской Империи. Здесь было полно солдат. Два броневика стояли в разных концах площади. Возле самых дверей управления, у стены, лежали несколько тел в гражданской одежде. Очевидно, расстрелянные. Хорошо бы нам не попасть в их число, подумал я.

Интересные какие броневики у мексиканцев! Никогда о таких не слышал. И о таком оружии — тоже. Откуда оно у них?!

А Борис Васильевич что-то там говорил о «небольшом превосходстве»! Да с таким оружием Мексиканское Королевство запросто раздолбает не только Америку, но и Колумбию!

Нас провели мимо охранников, распахнули дверь в здание и жестом приказали войти внутрь. Полумрак помещения после солнечного дня показался мне слишком темным. Глаза еще не привыкли к освещению (точнее, к его отсутствию) и я чуть не споткнулся о сдернутый с мраморной лестницы и скомканный ковер, валявшийся посреди комнаты.

Мы проследовали по длинному коридору, заполненному военными. В самом конце коридора конвоиры остановились возле дверей и втолкнули нас в какой-то громадный зал. Судя по всему, это помещение использовалось то ли для заседаний, то ли для собраний городского комитета. Площадь у него была преизрядной, но народу здесь толпилось гораздо больше, чем можно было рассчитывать.

Я понял, что сюда зачем-то сгоняли жителей городка. Я имею в виду тех, кто остался в живых. Уже сейчас в зале было не протолкнуться. Тут находилось не меньше трех (а то даже и четырех) сотен человек. И людей продолжали приводить.

Многие были ранены, испуганы и подавлены произошедшим. Но большая часть людей открыто костерила мексиканцев, совершенно не стесняясь в выражениях и не опасаясь возможных последствий. Их ругань смешивалась с плачем, с причитаниями, со стонами раненых.

Я огляделся по сторонам. Непонятное чувство овладело мной. Словно я присутствовал в кинотеатре на показе старого фильма о войне. Неужели это действительно война?

Я подошел к стене и положил на нее ладони. Осторожно, стараясь не показаться странным окружающим, я попытался войти в Сеть. Я принялся прощупывать город, постепенно расширяя радиус обзора. Я знал, что здесь жили примерно семеро НАШИХ, и сейчас я хотел их отыскать. Но все было тщетно.

Я почувствовал Киру и еще кого-то. Но этот «кто-то» или был достаточно далеко отсюда, или плохо воспринимал мои попытки достучаться до него. Я совсем уже собирался выходить из Сети, как неожиданно ощутил присутствие одного из НАС. Здесь, в этой комнате!

Я вышел (нет — ВЫСКОЧИЛ!!!) из Сети и завертел головой.

— Что? — перепугалась Кира.

— Здесь кто-то есть… — растерянно пробормотал я и тут увидел его.

Человек лежал на полу, возле него на корточках сидели трое мужчин. У человека не было правой руки — обгоревший обрубок, перетянутый самодельным жгутом, искаженное болью лицо, ввалившиеся глаза на бледной, почти белой коже… Я подбежал к нему и присел рядом.

— Не надо, — прошептал человек. — Уже все… Скоро…

— Гады! — с чувством сказал один из мужчин. — Сволочи!

— Бедный Стив, — пробормотал второй. — Когда мексикашки ворвались к нам в магазин, он зачем-то кинулся к ЭВМ. Наверное, хотел послать сообщение…

— Успел? — спросил первый.

— Не знаю, — пожал плечами второй. — Мексикашки сразу в него пальнули и — вот!..

Я посмотрел на однорукого. Глаза его были уже закрыты, дыхания заметно не было. Или он уже умер, или сейчас умрет, подумал я и встал. Сидевшие рядом с раненым тоже поднялись на ноги. Один из них посмотрел на меня.

— Вы не местный? — спросил он. — Иностранец?

— С Востока, — ответил я.

Мужчина кивнул.

— Это ваше оружие у них? — спросил второй. — Восточное?

— Нет, — сказал я. — Я сам впервые вижу такое…

— Сволочи, — устало прошептал первый и потер лицо ладонями. — Какие же сволочи! Слушай! Что им здесь нужно?!

Я пожал плечами. Мне не хотелось вести бесполезные разговоры. Я пошел обратно, чтобы вернуться к Кире, как вдруг дверь распахнулась и в комнату вбежали человек десять гвардейцев с оружием на изготовку.

Все присутствующие сразу замолчали, словно кто-то убавил звук в радиоприемнике. Солдаты стояли неподвижно, поводя из стороны в сторону тонкими стволами. Люди постепенно начали пятиться от них, стараясь отодвинуться как можно дальше. Никто не ждал от мексиканцев ничего хорошего.

В комнату вошел высокий худощавый человек, лет сорока, с нашивками полковника Королевской Гвардии. Его взгляд показался мне встревоженным. Он обшаривал зал глазами, словно бы искал кого-то. И когда взгляд его уперся в меня, я неожиданно все понял…

… Карлос Перейра, полковник Мексиканской Королевской Гвардии, комендант гарнизона в Ла-Коста-де-Тирра, расположенного всего в пяти верстах от Мемфиса. Один из НАС. Самостоятельный человек. Настолько самостоятельный, что решил единолично устранить опасность, грозящую Сети.

Воспользовавшись недавним инцидентом с перестрелкой (в котором мексиканское правительство поспешило обвинить американцев), Карлос Перейра без ведома своего командования поднял вверенный ему пограничный гарнизон и вторгся в Великое Американское Королевство. Он тоже, как и мы, искал подданного Восточной Империи, Сергея Костенко. Он превосходно знал, что за подобную выходку ему грозит расстрел. И тем не менее…

— Кретин! — выдохнула Кира. — Мексиканский недоносок!

Полковник Перейра прожег ее взглядом. Охрана, стоящая возле него, перестала дышать.

— Я опоздал всего на пару часов, — проговорил полковник Перейра. — Если бы не обстоятельства, то сейчас все было бы…

Я не дал ему договорить. Мне, конечно, нужно было сдержать свои порывы, но, сами знаете, не всегда это получается. Я ударил его кулаком в живот, и полковник, охнув от боли, согнулся пополам. Я быстро присел возле него и схватил полковника за отвороты мундира. Охрана Карлоса завопила. От немедленного выстрела меня спасло только то, что я находился слишком близко к полковнику. Я подумал, что вот сейчас они подбегут, схватят меня, выведут из комнаты…

Возможно, что гвардейцы именно так и сделали бы, но полковник жестом остановил их. Говорить он не мог — я здорово ему врезал, — рот его судорожно ловил воздух, глаза покраснели и стали влажными. Я вдруг явственно ощутил, что он испытывает колоссальное чувство вины. И это придало мне сил и смелости.

— Обстоятельства, говоришь? — прошипел я ему в лицо. — Обстоятельства? Идиот!

Я резко дернул его вверх, заставив встать на ноги.

— Посмотри! — заорал я, устремляясь в самую гущу толпы и таща полковника за собой. — Посмотри, дубина! Вот твои обстоятельства! Вот!!! Смотри!!!

Толпа испуганно отхлынула от нас. Только тело однорукого парня остался лежать на полу.

— Ты видишь? — орал я. — Ты видишь? В этой комнате нет никого из НАС!!! Кроме него!!! Но и его скоро не будет в живых!!! Ты понял, кретин?

— Может быть, НАШИХ в городе просто не было, — попытался возразить Карлос.

— Были!!! — выкрикнул я. — Человек шесть было, не меньше!!! Я знаю это!!! Я знаю!..

Солдаты оттащили меня от полковника и остановились, растерянно глядя на своего командира.

— Отпустите меня! Живо!!! — Я попытался вырваться.

— Отпустите его, — приказал полковник Перейра.

Я возмущенно одернул плащ.

— Ты понимаешь, что теперь будет? — спросил я, уже немного успокаиваясь.

— У меня не было выбора! — Карлос Перейра сердито посмотрел на меня. — Что мне оставалось делать? Что? Ждать, пока он снюхается с америкашками?!

— Да ни с кем бы он не снюхался! — возразил я. — А ты вот подумай только, скольких людей ты погубил?

— Людей! — презрительно фыркнул Перейра.

— Хорошо. — Голос мой звучал уже почти спокойно. — Тогда подумай о том, сколько ты погубил НАС…

Карлос Перейра сильно вздрогнул.

— Он не понимает, Марсель. — Кира подошла и встала рядом. Я совсем забыл о ней и сейчас испугался, что она тоже полезет лупить этого несчастного полковника.

— Он не понимает, — тихо сказала Кира, — что он натворил.

Полковник издал горлом глухой звук. Взгляд его стал затравленным и испуганным. Я с удивлением посмотрел на него, на Киру. Кажется, если кто-то здесь чего-то и не понимает, так это я.

— Марсель. — Кира положила мне руку на плечо. — Соберись. Ты ничего не чувствуешь?

Она тоже выглядела встревоженной. Я насторожился.

Сеть!

Сеть пыталась вызвать меня! Уже несколько минут!..

Я закрыл глаза, и мир вокруг расцвел неправдоподобно яркими красками. Так, как никогда не бывает в настоящей жизни.

Я увидел землю с высоты птичьего полета. Или так, как будто бы я летел на самолете. А потом я понял, что я действительно нахожусь в кабине самолета. И что самолет этот летит сюда.

Я увидел стройные ряды бегущих десантников, одетых в форму спецподразделений Западной Империи. Суровые лица, сдвинутые брови, плотно сжатые губы. Руки стискивают оружие — я такого никогда прежде не видел, что-то неописуемое. И бегут они к какому-то непонятному сооружению, напоминающему ослепительно сияющий дверной проем, ведущий в никуда…

Я увидел стремительно несущиеся машины с диковинными устройствами на крышах. Машины подпрыгивали на ухабах и в каждой из них ровными рядами сидели солдаты в форме Американской Имперской Армии, с озверевшими лицами, полными ненависти глазами.

И разноцветные броневики мексиканцев, летящие над каменистой россыпью. Летящие сюда, но не на помощь Перейре… Как он, наверное, надеялся…

— Ты видишь, Марсель? — прошептала Кира.

Я посмотрел на полковника. Лицо его напоминало каменную маску.

— Меньше чем через полчаса, — медленно проговорил я, — здесь, в Мемфисе, будут две дивизии из спецподразделений Западной Империи. Еще через полчаса или час к ним присоединятся три батальона Американской Имперской Армии. На границе с Мексиканским Королевством твоих солдат будут ожидать отборные части Мексиканской Королевской Гвардии. Тебе не дадут уйти, Карлос.

Полковник Перейра посмотрел мне в глаза, и я понял, что он все это уже знал и без меня. Полковника совершенно не волновало его собственное будущее. Он думал о Сети.

— Уходите, — сказал полковник.

Я кивнул.

— Мы уйдем. А остальные люди?

Полковник отвернулся и окинул взглядом помещение, словно впервые в жизни увидел всех этих людей. Сейчас они стояли, напряженно наблюдая за происходящим разговором. Черт его знает, за кого они принимали меня с Кирой. Может быть, за негласного, тайного командира мексиканцев? Не знаю.

— Остальные не пострадают, — выдавил из себя полковник. — Я уведу свои части из города. Остальные не пострадают… Уходите…

— Хорошо, мы уйдем, — согласился я. И у меня появилась неожиданная мысль.

Я внутренне собрался и вошел в Сеть. И громко, во всеуслышание объявил о том, что происходит в Мемфисе. И о том, что всему виной были не простые люди, а МЫ и Сеть. Что теперь именно НАМ предстоит сделать так, чтобы количество жертв перестало увеличиваться.

Я почувствовал, словно взгляды всех НАС прикованы ко мне. Я почувствовал, что все МЫ поняли мои мысли, согласны со мной и постараемся мне помочь. Я узнал, что все МЫ считаем, что несчастье в Мемфисе произошло только по причине несогласованности действий. НАШИХ действий. И теперь, с этой минуты, всей операцией по розыскам Костенко буду заниматься только я. Остальные же не предпримут ничего без того, чтобы посоветоваться со мной и без моего на то согласия.

Государство в государстве, подумал я, выйдя из Сети. Нет, не так.

Государство в государствах.

Государство. Новое. Независимое. Самое могущественное. Способное повелевать всем миром. Не сомневающееся в правильности своего выбора. Имеющее право решать, что правильно, а что нет. И собирающееся отныне этим правом пользоваться.

Каждый день. Каждую минуту.

Каждый миг.

Глава девятая

«…свыше тысячи мирных жителей Мемфиса, восемьсот военнослужащих — вот весьма приблизительное количество погибших в результате трагических событий на Мексикано-Американской границе 25 октября 2001 года. Нелепая случайность — ошибка, возникшая в ВЭС, в результате которой командир гарнизона в Ла-Коста-де-Тирра, полковник Карлос Перейра, получил неверный приказ и позволил себе ввести войска на территорию сопредельного государства.

Самоубийство полковника Перейра и двоих его заместителей помешало точно установить адрес исходной станции в ВЭС, откуда была выпущена так называемая «программная мина». Однако правительства всех стран, так или иначе причастных к «Мемфисскому Конфликту», сходятся во мнении, что это дело рук частного «взломщика», а не каких-либо государственных структур…»

Я отбросил газету и невесело усмехнулся. Да уж, частный «взломщик»… Никто не знает, сколько сил потребовалось НАМ, чтобы имитировать ситуацию с «программной миной». Хорошо еще, что кое-кто из НАС оказался вхож в определенные правительственные круги. Иначе — хрен бы кто чему поверил!

Я кинул косой взгляд на заголовок статьи:

«КРОВАВАЯ ТРАГЕДИЯ».

Да уж, трагедия… Впрочем, несмотря на весь свой ужас, на все жертвы, есть в этом и свои положительные моменты. Например, для газетчиков…

Дело в том, что с самого «Мемфисского Конфликта» все газеты были полны описанием новейшего вооружения, использовавшегося всеми сторонами. Судя по статьям, кроме тех смешных энергетических ружей и бронемашин на воздушной подушке, которые мы видели у мексиканцев, доблестные вооруженные силы обладали еще много чем. Например, Западный десант прибыл на место при помощи очень интересной штуковины, которую журналисты называли «портал». Насколько я понял, это было что-то вроде устройства телепортации.

Если бы не серьезность изданий, в которых обо всем этом было написано, я воспринял бы данное сообщение, как газетную «утку». Ладно уж, замораживающие бомбы, применявшиеся американцами! Но — телепортация?! Такое можно прочесть только в фантастическом романе. Впрочем, про замораживающие бомбы я тоже где-то читал…

Этот конфликт неожиданно показал, что за последние несколько десятков лет все страны успели настолько развить свое вооружение, что имевшиеся жертвы можно было со спокойной совестью назвать «незначительными». Весь мир обалдело замер, рассматривая фотографии, на которых из пустоты, из какой-то ажурной арки, в одиночестве стоящей посреди поля, выбегают вооруженные десантники Западной Империи. И сразу же начали раздаваться голоса, что развязывание войны на сегодняшний день становится просто неразумным. Потому что качество вооружения противника способно доставить намного больше неожиданных неприятностей. А потом пошли заявления правительств…

Жест доброй воли мексиканского короля Фернандо VI, позволившего Западной и Американской Империям блокировать и разоружить мятежников полковника Перейры на своей территории; договор о мире и сотрудничестве, подписанный через два дня Великой Американской и Западной Империями; соглашение о снятии ограничений для иностранцев, заключенное Мексикой и Америкой… По-моему, Карлосу Перейре надо бы памятник поставить. Впрочем, его и так никто особенно не осуждает. За исключением родных и близких тех, кто погиб в той кровавой бойне в Мемфисе. Но и их ненависть в значительной степени абстрактна и направлена в основном против неведомого мифического «взломщика».

Я подумал, что нам с Кирой очень повезло. Ведь объектом их ненависти могли бы стать и мы с ней. После того моего разговора с полковником, когда многие американцы начали смотреть на нас вначале с подозрением, а потом уже с явной неприязнью. И нам пришлось спешно бежать из Мемфиса. Благо, что мотоцикл удалось достать почти без проблем. А недалеко от Мемфиса нас подобрали американские войска и помогли добраться в Бирмингем. Почему в Бирмингем? Да потому что именно здесь объявился Костенко.

Я узнал об этом довольно быстро. А через два дня, оказавшись в Бирмингеме, я выяснил, что Сергей Антонович покинул город буквально за час до нашего приезда.

Уехал он в Атланту, и мы с Кирой, естественно, кинулись за ним следом. Дабы опередить его, мне пришлось нанять небольшой самолетик. Путешествие на котором оставило в моей памяти неизгладимое впечатление.

Нет, не подумайте ничего плохого про сам транспорт! Свои функции он выполнял замечательно. Единственный недостаток заключался в пилоте, который оказался уроженцем Восточной Империи, переехавшим в Америку лет десять назад. Пилот этот внешне был очень похож на легендарного генерала Имперской Воздушной Эскадры — Валерия Чкалова. Об этом своем сходстве он был прекрасно осведомлен и считал обязанным вести себя аналогичным образом. В результате чего мы с Кирой ознакомились с очень многими фигурами высшего пилотажа, а наш летчик узнал о неимоверном количестве различных нецензурных высказываний, имеющих место быть в Восточной Империи и Великой Колумбии. А также и в других частях света…

Самое обидное то, что в Атланте мы Костенко не застали — он неожиданно решил прокатиться в Нашвилл. Кляня на чем свет стоит и Костенко, и местную авиацию, мы подрядили нашего радостного «Чкалова» на рейс в этот город. К нашему несчастью, во время полета в Атланту он успел продемонстрировать нам не все свои способности. И когда мы узнали, что Костенко не оказалось и в Нашвилле (его за каким-то чертом понесло в Индианаполис), Кира устроила с нашим пилотом безобразную драку прямо в аэропорту. Причиной же послужило предложение пилота отвезти нас в Индианаполис. Честное слово, не стоили эти слова выбитого зуба и громадного штрафа, который мне пришлось ему уплатить.

В Индианаполис мы добирались уже на машине — первого таксиста Кира забраковала на том основании, что он внешностью своей напомнил ей какого-то колумбийского автогонщика, второй показался ей чересчур веселым, а третий был просто кретин (в этой части своей оценки Кира высказывалась весьма невразумительно, но спорить с ней я не стал. Дабы не быть обозванным каким-нибудь подобным словом).

В Индианаполисе мы сразу же поехали в гостиницу, в которой остановился Костенко. В номере его не было, и мы прождали Сергея Антоныча в холле дольше пяти часов. После чего поняли, что и здесь ему удалось от нас улизнуть. Тогда-то Кира и высказала мысль, давно уже вертевшуюся у меня в голове:

— Похоже, что он превосходно знает о каждом нашем шаге!

Я кивнул. И правда, все выглядело именно так. Словно кто-то сообщал Костенко обо всех наших действиях.

Пребывая после столь длительного и нервного турне по всей Америке в некотором нервном возбуждении, Кира мгновенно заявила, что это именно я, засранец этакий, предупреждаю Костенко о нашем приезде. Что, разумеется, окончилось громким скандалом на всю гостиницу, после которого мы с Кирой почти три часа не разговаривали.

Но что бы там Кира ни болтала, а выглядело все довольно странно. Информацию о новом местопребывании Сергея Антоныча я получал исправно — каждый раз кто-нибудь из НАШИХ, едва завидев его на улице, в аэропорту или в холле гостиницы, мгновенно выходил на меня. Так что о нем мы были осведомлены прекрасно. Но откуда, скажите на милость, сам Костенко мог знать обо всех наших передвижениях?! Не мог же он быть одним из НАС! Если бы это было так, то Костенко и в голову бы не пришло делать что-либо, могущее нанести вред Сети. Я, например, в свое время доставил Сети немало проблем. Но я тогда не был НАШИМ. И ничего не знал, даже в Сеть без ЭВМ выйти не мог. Я долго думал на эту тему и в конце концов остановился на единственно возможном варианте.

Хронограф.

Прибор для наблюдения за будущим.

Возможно, что Сергею Антоновичу удалось-таки его изготовить. И если так, то теперь он всегда будет в курсе того, что МОЖЕТ произойти.

Кира, на мое удивление, восприняла сию бредовую идею спокойно. Она и сама думала точно так же. Но ее радикальное предложение (взорвать сразу всю Америку к чертовой матери) было воспринято мной без особого энтузиазма. Хватит с НАС и Мемфиса.

Вскоре я узнал, что Костенко объявился в Чикаго. Из Индианаполиса туда ежедневно ходил скоростной монорельсовый поезд. Мы, не долго думая, собрали свои вещички, и уже когда готовы были выходить, в дверь номера, который мы сняли на один день, кто-то постучал. Кира приоткрыла дверь, обменялась парой слов с кем-то, стоящим в коридоре, а потом обернулась ко мне и потребовала денег.

— Сколько? — спросил я, вытаскивая бумажник.

Кира подняла глаза к потолку, задумчиво пошевелила губами и выпалила:

— Восемьсот франков давай!

— Сколько?!

— Давай-давай! — нетерпеливо потребовала она. — Живее!

Я пожал плечами и отсчитал необходимую сумму. Кира выхватила у меня деньги и протянула их в коридор. Затем она что-то взяла у человека, стоящего там, вернулась в номер и захлопнула дверь. Я вытаращил глаза — в руках у Киры был пистолет.

— Держи, — деловито заявила она, протягивая мне оружие.

— Откуда?! — только и смог выдавить я из себя.

— От верблюда, — ответила Кира. — Купила сейчас. Не видел, что ли?!

Я взял оружие и осмотрел его. Это был «Консул», пистолет производства Западной Империи. Довольно новый, заряженный, снабженный хорошим глушителем. Никогда не пользовался «Консулом», подумал я.

— Жалко, что не мексиканское, — вздохнула Кира. — Мексиканское оружие лучше…

— А зачем оно вообще нам нужно? — спросил я.

— В Костенко твоего стрелять, — пояснила Кира.

Я не стал ничего говорить. Кира была настроена слишком уж решительно. Зачем ей объяснять, что я не собираюсь убивать Костенко? Все равно она сейчас ничего слушать не станет, подумал я, выходя из номера…

… В Чикаго я первым делом связался по Сети с парнем, видевшим здесь Костенко. Парень этот служит портье в гостинице, где Костенко остановился. Так что на какое-то время Костенко, можно считать, был у меня на виду. И о неожиданном отъезде Сергей Антоныча портье смог бы сообщить мне заранее. Но пока еще, по его словам, Сергей Антоныч никуда не собирался. Я невесело подумал о том, что его хронограф, наверное, сломался. А может быть, все объяснялось иначе. Дело в том, что теперь я не собирался идти к Костенко сам. Я хотел натравить на него здешнюю жандармерию… То есть, тьфу! Полицию!

Повод у меня для этого был — по моей просьбе НАШ портье раздобыл немного наркотиков и аккуратненько пристроил их в чемодан Костенко. Так что интересный разговор с полицией Сергею Антонычу был обеспечен. Оставалось только пойти и «настучать» на него. Нехорошо? Согласен! А что же мне, по совету Киры стрелять в него прикажете? Жалко ведь… А так — отсидит пару лет, выйдет, поумнеет… Может быть…

В полицейском участке меня встретили несколько странно. То есть если уж быть до конца точным, никто меня там вообще не встретил. Я свободно прошел через пустую приемную и оказался перед дверью, на стекле которой было написано: «Шериф». Я решительно постучался и подумал, что либо местная полиция уже переловила всех жуликов и теперь спокойно отдыхает, либо ей глубоко на все наплевать.

— Ага! — донеслось из-за двери.

Я расценил этот возглас как приглашение и вошел. За столом, откинувшись на спинку кресла, сидел немолодой полный мужчина в темно-синем костюме. На меня он посмотрел с нескрываемым интересом и спросил:

— Вам кого?

— Мне нужно видеть шерифа, — сказал я. — Это вы?

— Допустим, — кивнул мужчина.

— Очень хорошо. — Я подошел к столу и опустился на жесткий и очень неудобный стул. — Я хотел бы сообщить вам о нарушении закона.

— Вами?! — удивился шериф.

— Нет, — спокойно ответил я. — Не мной. Другим человеком. Но сначала ответьте мне на несколько вопросов.

Брови шерифа поползли вверх.

— Что грозит преступнику за хранение наркотиков?

— Мы стараемся не арестовывать таких людей, — оскалился шериф.

— То есть?! — удивился я.

Шериф опять усмехнулся, запустил руку за борт пиджака и извлек оттуда револьвер.

— Вот! — Он хлопнул им по столу. — Понятно?

— Понятно, — кивнул я. — Но меня это не устраивает. Этого человека не нужно убивать. Вам ясно?

— Не нужно?! — удивился шериф. — А откуда ты знаешь, что мне нужно делать, а что нет?! Кстати, я совсем забыл спросить — кто ты такой?!

— Следователь, — спокойно признался я.

Он посмотрел на меня неожиданно серьезным взглядом и произнес:

— Bay!..

Я никогда не мог однозначно определить для себя, как именно нужно реагировать на подобный возглас, который выражал одновременно удивление, сомнение и досаду. Один мой приятель считал, что адекватным ему будет восклицание по-русски «ой, бля!..» Оно якобы единственное, способное достаточно полно и верно передать всю соответствующую гамму эмоций.

Шериф долго смотрел на меня, видимо, ожидая ответа, а затем сказал:

— Ты следователь?! Bay!.. Я тоже!!!

— Ой, бля!.. — не выдержал я.

Шериф вытаращил глаза, а затем расхохотался, перегнулся через стол и хлопнул меня по плечу.

— Ты нормальный парень! — заявил он. — С тобой можно разговаривать!

— Bay! — сказал я.

— Ой, бля! — подтвердил он.

— Так что там по поводу моей просьбы? — спросил я.

— Так это у тебя была просьба?! — притворно изумился шериф. — А я думал, это приказ! Кстати, из какого ты управления?

— Я иностранец, — сказал я. — Из Восточной Империи.

Шериф как-то сразу подобрался, спрятал свой револьвер, внимательно оглядел меня и строго произнес:

— Документы?

Я вытащил свое удостоверение и протянул ему. Он, нахмурившись, ознакомился с документом, вздохнул и сурово спросил:

— Так какого черта здесь понадобилось мсье следователю из Восточной Империи?

— Я не мсье.

— А кто?! — опять удивился полицейский. Никогда не видел человека, которого можно было бы так легко удивить.

— Хрен в пальто!!! В Восточной Империи, да будет вам известно, говорят не «мсье», а «господин»!

— Мсье, господин… — проворчал шериф. — Для нас, американцев, все это — один хрен! В пальто, — добавил он.

Я не смог сдержать улыбки.

— Ты из АИБа? — спросил шериф.

— Нет.

— Это хорошо, — кивнул шериф. — Терпеть не могу аибовцев! Так что же тебе нужно, господин мсье? Ах да! — Он хлопнул себя по лбу. — Ты же явился сюда на кого-то настучать! Наверное, тебе не дала горничная в гостинице, да? Ну, стучи!

— Сергей Антонович Костенко, — медленно произнес я, внимательно глядя полицейскому в глаза.

— Восток? — Полицейский стал неожиданно серьезным. — Наркотики, говоришь?.. Хм… А тебе-то какая выгода, парень?

— Вообще-то этот человек скрывается…

— В Америке? — почему-то возмутился полицейский.

— Мы так думаем, — подтвердил я.

— Ага, — кивнул шериф. — Короче говоря, дело ведь здесь совсем не в наркотиках, верно?

— Да.

— Его просто нужно задержать?

— Да.

— А почему бы тебе не пойти в ОСБ? — Шериф прищурился.

— Я не люблю ОСБ, — признался я. — И АИБ — тоже.

— Солидарен, — пробурчал шериф. — Мы, полиция, обеспечиваем безопасность граждан, а ОСБ — Отдел Сохранения Безопасности — эту самую безопасность только СОХРАНЯЕТ… Значит, говоришь, наркотики… И много ты их ему подсунул?

— Не очень.

— А сам-то ты где их раздобыл? — Шериф усмехнулся. — На улице нашел? Или вам, на Востоке, их для таких целей специально выделяют?

— Можете считать, что выделяют.

— Ты не крути, парень! — строго сказал шериф. — Слишком уж дурно все это попахивает! Чем тебе насолил тот человек?

— Не мне, — поправил я. — Нашей компании.

— Какой компании?

— «ДВК».

— Bay!!! — Шериф посмотрел на меня с недоверием, быстро глянул в мое удостоверение, которое все еще держал в руках, и на лице его проступил слабый намек на уважение.

— И что он там у вас натворил? — Шериф явно решил разобраться во всем, в чем можно было.

— Взломщик, — коротко сказал я.

Я рассчитал верно. Это слово подействовало на шерифа лучше, чем все мои разговоры о наркотиках. В памяти его все еще были свежи события в Мемфисе.

— Пошли! — Полицейского словно подменили. В нем проснулась какая-то необъяснимая энергия. Он выскочил из-за стола и, схватив меня за рукав, потащил в соседнюю комнату.

— Всякая дрянь со всего света бежит прятаться сюда! Они думают, что в Америке им самое место! — ворчал на ходу полицейский. — Они думают, что мы здесь просто просиживаем свои задницы и ни на что больше не способны!..

В соседней комнате оказался стол с включенной ЭВМ. Я невольно улыбнулся — наша продукция! А шериф припал к экрану и торопливо застучал по клавишам.

— Как этого твоего дешевого хрена зовут? — сурово спросил он.

Я сказал как. И подумал, чем это дешевый хрен может быть хуже дорогого?!

— Так! — довольно выдохнул шериф через секунду. — Он здесь! В гостинице!

Шериф гордо назвал адрес и высокомерно посмотрел на меня.

— Вообще-то я это уже знаю, — скромно заметил я.

— Что? Ну да… — Шериф, не обращая на меня внимания, уже вовсю орудовал кнопками телефонного аппарата. Он вызвал каких-то людей, какую-то «дежурную группу», обложил своего собеседника по телефону черными словами, потом спросил его о здоровье и семье и в заключение приказал поторопиться. Затем шериф положил трубку и полез в ящик стола. Он выудил оттуда какой-то бланк официального вида и быстро-быстро его заполнил.

— Подпиши-ка! — Он протянул мне бланк.

Я пробежал его глазами. Это было мое заявление о наркотиках, хранившихся у Костенко.

— Это нужно? — спросил я.

— Понимаешь, парень, — заявил шериф, — мы же работаем в полиции. А в полиции, как и в сортире, самое главное — бумаги! Так что если ты действительно хочешь насолить своему знакомому, подписывай скорее и не пудри мне мозги!

Я пожал плечами и поставил свою подпись. В этот момент в кабинете шерифа раздались голоса.

— Явились наконец-то! — пробурчал он. — Пока их дождешься, весь город разграбить можно.

Я подумал, что шериф несправедлив. Его люди приехали очень быстро.

Мне хотелось поехать с ними в гостиницу, но шериф этому желанию воспротивился категорически. Он приказал мне остаться в управлении и дожидаться его возвращения. А чтобы я не особенно скучал, шериф поручил одному из полицейских — молодому угрюмому парню с громадным ружьем в руках — составить мне компанию. Парню этому было велено вести со мной беседы, поить меня горячим кофе с булочками и в случае моей попытки покинуть комнату стрелять без предупреждения. Я так и не понял, в шутку ли говорил все это шериф или всерьез. Но парень, видимо, решил, что всерьез. Потому что в течение двух часов, что мы с ним коротали за кофе, он не выпускал из рук своего ружья.

Собеседник из него оказался — хуже некуда. Кроме кино, он, по-моему, ничем и не интересовался. И я был несказанно рад, когда в комнату вновь ввалился шериф. Однако при взгляде на него я сразу же понял, что не все прошло так, как я рассчитывал.

Шериф угрюмо посмотрел на меня, стащил с себя куртку с меховым воротником и бросил на стол небольшой пакетик с белым порошком. Затем он отпустил моего угрюмого охранника и уселся на свое место за столом. Я осторожно потрогал пальцем пакетик с порошком и вопросительно посмотрел на шерифа.

— Сахар, — пояснил он и зачем-то добавил: — Колумбийский.

До меня начало доходить.

— Он узнал о наркотиках! — воскликнул я.

— Разумеется! — фыркнул шериф.

— И подменил их!

— Само собой! — подтвердил шериф. — Так что мы ничего не смогли ему предъявить, парень. А вот он… Он смог!

И шериф запустил руку в карман, вытащил оттуда плотный конверт и протянул мне. На конверте крупным почерком Сергея Антоныча было написано мое имя.

— Это тебе! — торжественно заявил шериф. — Твой взломщик просил передать! Он превосходно знал, что это твоих рук дело!

Я его уже не слышал. Торопливо вскрыв конверт, я обнаружил в нем листок бумаги.

«Дорогой Марсель!

Ценю твое усердие, но поверь мне, это напрасный труд. Если хочешь узнать обо всем подробнее, жду тебя в номере. Сегодня в половине пятого.

С. А. Костенко».

Я сложил листок и спрятал его в конверт.

— Что пишут? — не без сарказма поинтересовался шериф.

— Он хочет меня видеть, — машинально ответил я.

— Крутой парень! — похвалил шериф, непонятно кого именно. — Пойдешь?

— Да, — кивнул я.

— Ладно. — Шериф презрительно посмотрел на меня. — Проваливай! И учти — мои люди буду следить за тобой, и если ты все это придумал с какой-то непонятной мне целью, я откопаю тебя не то что в Восточной Империи, а даже в аду! Понял?

Я кивнул и вспомнил о пистолете, лежащем в кармане моего плаща. Не хватало еще, чтобы он принялся меня обыскивать, подумал я и быстренько покинул кабинет.

Кира ожидала меня в нашем номере. На мой рассказ обо всем этом она отреагировала странно — радостно потерла руки и объявила:

— Наконец-то!!!

— Что? — не понял я.

— Наконец-то мы его нашли, — пояснила Кира. — Теперь остается только пристрелить его.

Я промолчал. Я уже и сам начинал склоняться к мысли, что с Костенко так просто не сладишь. Но — стрелять?! А впрочем… Черт его знает!!!

До гостиницы, где остановился Костенко, мы добрались довольно быстро. В фойе нас встретил портье, взглянув в глаза которому, я сразу все понял.

— Сюда приезжала полиция, — прошептал он растерянно. — Они были у него в номере около часа, но потом просто уехали… А он остался…

— Я знаю, — кивнул я.

— Может быть, нужна помощь? — робко предложил портье.

— Думаю, мы сами справимся, — ответил я.

Мы с Кирой поднялись на лифте и подошли к дверям номера Костенко. Я решительно постучал.

— Входи, Марсель! — донесся из-за двери беспечный голос.

Я толкнул дверь и переступил порог.

Сергей Антонович сидел, небрежно развалясь в кресле. Он был в своем обычном костюме, а на столике перед ним стояли две чашечки с кофе. Мне сразу бросилось в глаза, что он выглядел очень усталым.

Увидев нас с Кирой, Сергей Антонович поднялся навстречу и озабоченно покосился на столик.

— Я думал, ты будешь один, — пробормотал он. — Сейчас я закажу еще кофе…

— Не нужно, — ответила Кира. Она выглядела точно так же, как тогда, во время драки в трактире «Золотая тройка», — решительной и беспощадной. Я сразу порадовался, что у нее в руках нет бутылки с шампанским. Или из-под шампанского…

— Знакомьтесь, — произнес я довольно глупым голосом.

— Сергей Костенко, — галантно склонился Сергей Антонович.

— Ну и дурак! — отреагировала Кира.

Сергей Антонович растерянно улыбнулся и с достоинством вернулся на свое место.

— Вы хотели меня видеть? — спросил я, пристраиваясь в кресле напротив него. Кира же осталась стоять возле дверей, словно сторож, и на все наши приглашения к столу отвечала лишь презрительным молчанием.

— Ты уже все знаешь, Марсель, — сказал Костенко. — Про хронограф. Да? Тебя послал сюда Борис Васильевич?

— Можете считать и так, — согласился я. Не рассказывать же ему про Сеть?!

— Напрасно, Марсель, — покачал головой Костенко. — Напрасно… Ты был у меня в кабинете? Ах да! Теперь же это ТВОЙ кабинет, верно?

— Верно, — согласился я.

— Не знаю, удалось ли тебе взломать защиту моей ЭВМ…

— Удалось, — не без самодовольства объявил я.

— Молодец, Марсель. — Костенко уважительно посмотрел на меня. — Молодец. Значит, ты видел программу… И, значит, понял, что я собираюсь делать…

— Сергей Антонович, — прервал я его. — Вы говорите все так, словно я верю в эту чушь — ваш хронограф! Вы что, действительно считаете, что наблюдение за временем возможно?

— И изменение его — тоже, — кивнул Костенко.

— Глупости! — не выдержал я.

— Тебе мало доказательств? — Костенко поднял брови. — Хочешь, я расскажу тебе, скольких именно солдат Мексиканской Королевской Гвардии ты убил и каким именно образом?

Я замер.

— Одного я не понимаю, — продолжал Костенко. — Как тебе удалось переговорить с тем сумасшедшим полковником и остаться в живых?! Что ты ему сказал такого, что он вас отпустил?

— У каждого свои секреты, — уклончиво ответил я.

— Согласен, — склонил голову Костенко. — Однако того, что я сейчас сказал, по-моему, достаточно. Теперь ты веришь в то, что хронограф существует?

— Допустим, — ответил я.

— Тогда давай допустим и то, что я могу изменить прошлое, — неожиданно заявил Костенко. — И то, что я собираюсь это сделать.

— А зачем? — Мне действительно было интересно, чем Костенко не устраивает существующее положение вещей.

— Зачем? — переспросил Сергей Антонович. — А ты оглянись вокруг! Неужели ты считаешь этот мир совершенным? Какое у тебя жалованье? Пять тысяч франков? А ты знаешь, что средний заработок по провинциям не превышает пятисот франков? Ты не в курсе, что уже сейчас грамотность населения падает? Ты не был в Мемфисе? Не видел нового оружия? Оружия, способного разнести на куски всю планету! Ты не знаешь о том, что со следующего года для того, чтобы завести ребенка, жители центральных губерний Восточной Империи обязаны будут выбивать лицензию? Как в Великой Колумбии!

— Но-но! — проворчала Кира. — Колумбия ему не нравится, видите ли! Между прочим, живут там люди, и — ничего! Превосходно размножаются! Несмотря на лицензии…

Костенко посмотрел на Киру как на досадливую помеху и продолжил:

— А все потому, что сегодня примерно три четверти населения сконцентрированы в центральных губерниях! А остальные люди прозябают в нищете, почти без надежды на лучшее будущее!

— Хорошо у вас получается, Сергей Антонович, — ответил я. — Да, безусловно, вы правы. Все так и есть. Но уверены ли вы, что в иной реальности — в той, которую вы так упорно пытаетесь создать — не будет того же самого? Я видел карту на вашей ЭВМ, — при этих словах Костенко слегка вздрогнул, — и первое, о чем я подумал, это о количестве военных конфликтов. Распад Империй и Королевств не обойдется без крови. Кстати! Вы не знаете, что в результате ваших действий население сократится на две трети? Действительно! Зачем тогда нужно ограничение рождаемости?!

— Ты не понимаешь, Марсель, — возразил Костенко. — Никаких особенных кровопролитий и не будет. Потому что не будет распада Империй. Империи просто не будут созданы. Их не окажется, вот и все! Зато каждая губерния, каждый департамент, каждый штат — все получат полную свободу! Свободу и независимость! Они не будут уже должны кормить метрополию или центральную губернию! Они смогут работать НА СЕБЯ! На свой народ!

— А более сильные соседи смогут все это у них отобрать! — заявила Кира. — Красота!

— Да помолчите же вы, девушка! — рассердился Костенко. — Разве вы не читаете газет? Разве вы не видите, что до сих пор все губернии и департаменты продолжают мечтать о своей независимости? Восстания в Ирландии и Квебеке! Восстания в Пакистане и Чили! Даже в Австралии!..

— Для меня все это звучит не очень убедительно, — возразил я. — Не знаю, где был бы, например, тот же самый Пакистан без Восточной Империи. Скорее всего под владычеством Западной… Или нет, Англия! Да? Ну уж насчет Индийских губерний — можете быть спокойными! Они бы точно продолжали оставаться «жемчужиной английской короны»! Хороша независимость!

— Я уверен, что со временем они бы сумели избавиться от английского владычества, — заявил Костенко. — Самое главное — дать им такую возможность. Изменить историю!

— Послушайте! — Я выставил перед собой руку, словно пытался отгородиться ладонью от извергаемого им бреда. — Послушайте! Ведь историю изменить нельзя! Не получится это! Нет такого способа, чтобы изменить события, которые уже ПРОИЗОШЛИ! Так не бывает!

— Доказать? — усмехнулся Костенко.

Я замолчал. Действительно, а есть ли возможность предвидеть будущее? Месяц назад я тоже считал, что такое невозможно.

А еще совсем недавно я (и вместе со мной еще очень и очень многие люди!) считал, что невозможны телепортация, энергетическое оружие…

Костенко внимательно смотрел на меня.

— Давай его прибьем? — предложила Кира. — Надоели мне эти бестолковые разговоры. Если до этого придурка не доходит то, что ты ему говоришь, надо действовать решительнее!

— Помолчи, — ответил я и снова повернулся к Костенко: — Хорошо, Сергей Антонович, я вам верю. Допустим, что вы и правда сможете изменить прошлое планеты. Допустим также и то, что вы считаете необходимым поступить именно так. Но я-то считаю иначе! И тут получается следующая ситуация — ваше желание против моего. Для меня лично мое желание имеет гораздо большее значение, нежели…

— Марсель! — прервал меня Сергей Антонович. — Марсель! Перестань, пожалуйста! Я хорошо понимаю тебя, но и ты постарайся меня понять — будет так, как будет! Так, как Я решил! И у тебя не получится мне помешать. Ты же сам сказал, что нет такого способа, чтобы изменить историю. Вот и воспринимай меня как еще одно историческое событие. Которому нельзя помешать произойти!

— Вы ошибаетесь, Сергей Антонович, — возразил я, поднимаясь с кресла и извлекая из кармана плаща «Консул». — Такой способ есть.

— Нет, Марсель. — Костенко тоже встал и снисходительно улыбнулся. — У тебя ничего не получится.

— Почему? — спросил я.

— Не знаю, — пожал плечами Костенко.

— Нет, почему вы так уверены, что у меня ничего не получится?! — пояснил я свой вопрос.

Этот его ответ (и особенно — совершенно искренне-недоуменное пожатие плечами) меня ошарашил. Но все же гораздо меньше, чем то, что услышал следом.

— Потому что я знаю будущее, — просто ответил Костенко. — Я не могу просмотреть будущее дальше чем на десять — двенадцать лет вперед. Но я знаю, что в течение по крайней мере следующих двенадцати лет смерть мне не грозит.

— А если я все-таки выстрелю? — поинтересовался я.

Это было самой настоящей бравадой. Я совсем не был уверен в том, что решусь выстрелить в Сергея Антоныча. После этих его слов…

Нужно на него рассердиться, подумал я. Нужно, чтобы он сделал что-нибудь такое, после чего я бы смог подумать: «Ах так?..» И выстрелить. Сразу же выстрелить, не ждать, пока чувства вновь смогут взять верх над разумом.

И Костенко сделал то, чего я от него ожидал.

Не переставая улыбаться, он приглашающе развел руки в стороны и снисходительно произнес:

— Стреляй!

Я человек воспитанный и не люблю, чтобы старшие о чем-либо просили меня дважды. Поэтому я быстро, чтобы не передумать, поднял свой «Консул» и дважды нажал на курок. Собственно говоря, достаточно было и одного раза. Потому что пистолет не выстрелил.

Потом уже, в гостинице, я разобрался, что патрон в обойме был дефектный. Его просто заклинило. Это послужило поводом для целой лекции, прочитанной мне Кирой о превосходстве мексиканского оружия над западным. Но в тот момент и я, и она просто обалдели. Выстрела не прозвучало.

— Ты мог убить меня в Мемфисе, — так же спокойно, словно объясняя тупому ученику решение простейшей задачки, сказал Костенко. — Или в Индианаполисе. А здесь, в Чикаго, — уже нет. Поэтому я так спокоен. Я не знал, почему ты не сможешь этого сделать, что именно тебе помешает. Я просто знал, что это БУДЕТ ТАК! Впрочем, если хочешь, я покажу тебе, и ты сам сможешь убедиться!

— Что «покажу»?! — В голове у меня в этот момент царил полнейший кавардак. Может быть, стоит попытаться выстрелить еще раз? Или убить его как-нибудь иначе, без помощи пистолета?..

— Как работает хронограф, — сказал Костенко.

— Что?! — До меня наконец-то дошел смысл его предложения. — Покажете? Мне?!

— Ну да! — Костенко медленно, словно собираясь достать пистолет, левой рукой отстранил борт пиджака и я увидел на его брючном ремне небольшую коробочку матово-черного цвета.

Эта штуковина имела мало общего с тем устройством, которое я видел, но Костенко тут же пояснил:

— Мне пришлось сделать его более компактным. Так гораздо удобнее. И потом, у меня были такие материалы и приборы, о каких раньше и не мечтали…

Я не мог отвести взгляд от черной коробочки. А что, если?..

— Сейчас хронограф жестко настроен на одно недлительное путешествие, — продолжал Костенко. — Вот, видишь эту кнопочку? Если ее нажать, то прибор начнет генерировать особое поле, способное переносить предметы во времени, при данной настройке — в будущее. С обратной стороны прибора — сейчас не видно — находится специальный экран излучателя. Любые предметы на расстоянии дюйма от экрана попадают в зону действия поля. То есть человек, его одежда, то, что в карманах…

Я рассеянно кивал. Мне было наплевать, что там куда попадает. Я думал только об одном — завладеть бы этой хреновиной и жахнуть ее об стенку. Вдребезги!..

— … У меня есть запасной экземпляр, — говорил Костенко. — Так что если ты захочешь отобрать хронограф, то тебе следует учесть — изменить настройку ты не сможешь. Вскрывать же его не рекомендую — на этот случай внутри находится мощный заряд взрывчатки. Ты можешь, разумеется, попытаться разбить его, но этим добьешься только того, что лишишь себя возможности путешествия во времени…

Все предусмотрел! Зар-р-раза!!! Впрочем, если он может просматривать будущее, ничего удивительного в этом нет.

— Держи, Марсель. — Костенко отстегнул коробочку от пояса и протянул мне.

— А не боишься, что эта маленькая бомба внутри сработает прямо сейчас? — спросила Кира.

Я вздрогнул и посмотрел на нее.

— От этого паразита всего можно ожидать, — пояснила Кира, строго глядя на меня.

— Девушка! — снисходительно усмехнулся Костенко. — Если бы я хотел его убить, то нашел бы более простой способ, не подвергая свою личную жизнь опасности!

Кира пожала плечами и протянула ко мне руку.

— Дай-ка мне пока пистолет! — потребовала она. — А то вдруг, пока ты там будешь в будущем, он сбежит?

— Орехи колоть таким пистолетом, — проворчал я, отдавая ей оружие. — Знаешь же, что с ним что-то не в порядке!

— Ничего, — ответила Кира. — Так мне спокойнее будет! Рукоятка-то сработает нормально — ежели ею, да по башке!..

Костенко презрительно скривил губы.

— Где ты ее нашел, Марсель? — спросил он.

— В будущем! — усмехнулась Кира.

— Или в прошлом… — пробормотал я, цепляя к поясу черную коробочку. — Какую кнопку нажимать?

Костенко показал.

— Не бойся, Марсель, — улыбнулся он, видя мою нерешительность. — Ты окажешься в этой же комнате — хронограф переносит в ту же точку пространства, откуда был совершен бросок. Ты окажешься здесь же, только через десять минут, — он посмотрел на часы, — и пробудешь в будущем всего только около десяти — пятнадцати секунд…

Я вздохнул и нажал кнопку.

В первый момент все это напомнило мне обычный «провал» в Сеть. Мир вокруг вздрогнул. Все предметы стали расплывчатыми, подернулись легкой рябью. Но на этом сходство заканчивалось. Если во время «провала» все краски становились ярче и резче, то сейчас мир вокруг поблек, словно я смотрел на него сквозь покрытое пылью стекло. Окружающее стало блеклым и нереальным, каким-то неживым, ненастоящим.

Я увидел Костенко и Киру. А возле нее стоял… я сам!!!

Дыхание перехватило. Я как-то не подумал о том, что сказал Костенко — что я окажусь в этой же комнате. И, естественно, я и должен был увидеть самого себя!

Я как раз возвращал Костенко черную коробочку. Значит…

Мир вокруг снова стал настоящим. Кира смотрела на меня, вытаращив глаза.

— Ничего себе! — прошептала она и заявила: — Ты был прозрачным, Марсель! Все было как в кино!

Я вытер пот со лба. Сердце сильно колотилось и в голове стоял какой-то туман.

— Хронограф настроен на путешествие и возвращение, — сказал Костенко. — Но его можно настроить и так, что путешественник останется в будущем!

Я посмотрел на него. У Сергея Антоныча был вид победителя. Да он, в общем-то, и был им…

— И где же вы собрались остаться? — поинтересовался я.

— В прошлом, — ответил Сергей Антонович.

— А точнее?

— Ты и сам знаешь. — Костенко пожал плечами.

— 1801 год?

— Да.

— Великий Договор?

Костенко кивнул.

— Вот увидишь, Марсель, — сказал он. — Так будет лучше…

У меня было горячее желание не возвращать ему хронограф. Но…

Но я ВИДЕЛ своими собственными глазами, как я сделал это! То есть…

А что, если я не отдам ему эту штуку? Просто так, из вредности! Из чувства противоречия, из нежелания идти на поводу у судьбы! Пусть мне никакой пользы от нее не будет, но…

А зачем? У него все равно есть еще одна… Да и какое имеет значение, отдам я ему эту коробочку или нет? Кстати, я только сейчас вспомнил, что самого хронографа-то я и не видел. Я видел, как я ЧТО-ТО передавал Костенко, но в том, что это был именно хронограф, я совсем не уверен…

Хрен с ним, подумал я. Пусть подавится. Я найду способ ему помешать. Не может быть, чтобы такого способа не оказалось! Не может быть!

Я отстегнул черную коробочку и протянул ее улыбающемуся Костенко. И в этот момент по комнате прошла легкая волна холодного воздуха, словно сквозняком потянуло из приоткрытой форточки. Кира за моей спиной громко вскрикнула. Я обернулся, но я и без того уже знал, что (а вернее сказать — КОГО!) я сейчас увижу…

Глава десятая

Серое небо крошило снегом уже три дня подряд. Все вокруг стало белым. Санкт-Петербурга почти не было видно — только купола церкви возле недалекой автобусной станции проглядывали сквозь снежную кисею. Скоро начнутся холода, подумал я.

Я смотрел на снег и слушал, как Кира, сидя за столом и уставившись в экран ЭВМ, колотит пальчиками по клавишам. Мне представилось, что она наигрывает какую-то непонятную мелодию, но едва я прислушался к ней, как стук клавиш смолк. Кира подошла ко мне и встала рядом.

— Снег, — сказал я.

— Да, — ответила Кира и, немного помолчав, добавила: — Он сегодня будет в Петербурге. Он уже вылетел.

— Я знаю, — сказал я.

— Что ты будешь делать? — спросила Кира.

— Есть у меня одна идейка, — пробормотал я.

— Марсель. — Кира вдруг перешла на шепот. — Я боюсь, Марсель…

— Не бойся, — сказал я. — В конце концов, что мы теряем? Ничего.

Кира промолчала. Она не стала спрашивать, какая именно идея у меня была, а сам я говорить об этом пока еще не хотел. Потому что все это было еще вилами на воде писано.

Единственное, что я знал о намерениях Костенко, это то, что он собирался отправиться в 1801 год. Он хотел помешать заключению Великого Договора. А это можно было сделать либо в Париже, либо в Санкт-Петербурге. И вернее всего — второе. Потому что, насколько я понял, Костенко собирался помешать именно Павлу Петровичу заключить этот самый Договор. А помешать ему можно было только одним способом — убить его.

Впрочем, не обязательно было убивать самого императора. Если я не ошибаюсь, против того уже был составлен заговор. Осталось только проследить за тем, чтобы заговор этот осуществился. Можно было, например, помешать не Павлу I, а его сыну — Александру. Помешать ему предупредить отца…

Зимний дворец уже лет сорок, как превращен в музей. Вход туда совершенно свободный. Каждый посетитель может пройтись по залам, побывать в императорском кабинете, увидеть стол, за которым сидели Павел Петрович Романов и Наполеон Бонапарт… И включить свой чертов хронограф, перенестись в 1801 год, и…

Я поежился. Хоть бы моя идея оказалась верной! Это единственное, что может спасти и мир, и нас, и НАС…

Уже два дня, как вся Сеть замерла в тревожном ожидании. Никто не знал, что может произойти. Все НАШИ с надеждой смотрели на меня, все ресурсы Сети — и машинные, и человеческие — были подчинены сейчас мне одному. Не скажу, что это очень приятное ощущение — я никогда не страдал манией величия и чувствовать себя единственным, хоть и временным, хозяином всех НАС мне особого удовольствия не доставляло. Поскорей бы это все кончилось, подумал я.

Когда Костенко покинул борт самолета и отправился в гостиницу (я сразу же об этом узнал — вообще в последние дни информация прямо захлестывала меня, я самым настоящим образом тонул в ней, очень тяжело было все это переносить), я неторопливо сел за стол и достал свой пистолет. Нужно было почистить «Кобру», привести ее в порядок, все проверить, чтобы не случилось каких-нибудь неожиданностей, как в Чикаго. Кира молча наблюдала за моими приготовлениями. И когда я стал одеваться, она покорно последовала моему примеру. Не думаю, чтобы от нее могла быть какая-нибудь польза, но мне очень хотелось, чтобы в эту минуту Кира стояла рядом со мной. Потому что если ничего не получится, то пусть последним, что я увижу в этой жизни, будут ее глаза.

У Зимнего дворца мы оказались раньше Костенко минут на сорок. Было очень холодно торчать на улице и мы прошли вовнутрь. Мы старались держаться поближе ко входу, чтобы не пропустить Костенко. И когда я его наконец-то увидел, то сердце мое неожиданно гулко стукнуло.

Я мгновенно вошел в Сеть, связался с одним из НАШИХ и приказал начинать. Этот парень работал в АИБе — никогда не думал, что мне смогут потребоваться их услуги.

Костенко пристроился в самом хвосте небольшой группы гостей, мы же незаметно последовали за ним.

Сергей Антонович шел по залам со скучающим видом, рассеянно слушая рассказ экскурсовода. Кира постепенно начинала нервничать, хотя, конечно, и старалась не подавать виду. Я сам тоже отнюдь не был абсолютно спокоен. Потому что мы уже приближались к той самой комнате…

Когда вся экскурсия уже выходила из зала, я прибавил шаг и оказался рядом с Сергеем Антонычем.

Костенко в этот момент посмотрелся в большое зеркало, пригладил волосы и увидел рядом со своим мое отражение. Он обернулся и с удивлением посмотрел на меня.

— Марсель?! Ты зачем здесь?

— Чтобы помешать вам, — признался я. — Не нужно этого делать, Сергей Антонович!

Костенко устало вздохнул.

— Как же тебя трудно убедить, Марсель, — пожаловался он. — Ну хорошо! Я все-таки попробую еще раз! Или хочешь, подожди моего возвращения? А?

— Не нужно, — возразил я. — Не стоит и пытаться.

Вокруг нас уже никого не было, все экскурсанты покинули зал. Остались только мы втроем.

— И все же. — Костенко грустно посмотрел на меня. — Может быть, тебя отрезвит тот факт, что в той, новой, реальности твоя Кира осталась жива.

Я недоуменно посмотрел на Костенко. Я не понял, о чем он говорит. И только когда Кира, стоявшая рядом со мной, смущенно кашлянула, до меня дошел смысл его слов.

Костенко имел в виду не ее, а ту Киру, что погибла много лет назад. Кира осталась жива, подумал я и посмотрел на Киру Кортес.

Она глядела на меня без всякого выражения. В глазах ее я не смог прочесть ничего — ни надежды, ни презрения, ни сочувствия.

Кира осталась бы жива, подумал я. Она была бы со мной… Я проглотил комок, невесть как появившийся в горле.

Что же мне теперь, выбирать, что ли?!

Я почувствовал, как волна холодной ярости накатывает на меня. Какое он имел право это говорить? Кто ему позволил вмешиваться в МОЮ жизнь?!

Я медленно запустил руку в карман и вытащил «Кобру». Я вдруг почувствовал себя опять как в Токио. Когда оставался только один-единственный выход.

— Марсель, тебя не трудно, а просто НЕВОЗМОЖНО убедить! — с осуждением сказал Сергей Антонович, глядя на пистолет. — Ты все еще не веришь мне? Я же предупреждал тебя, что в течение двенадцати лет тебе не удастся меня убить!

— Не совсем так, — улыбнулся я. — Вы сказали, что в течение следующих двенадцати лет не умрете. Не спорю. Да я и не настаиваю на вашей смерти, Сергей Антонович. Достаточно будет, если следующие двенадцать лет вы проведете на каторге. А может быть, и не двенадцать, а все сорок — это уж как решит АИБ!

— АИБ?! — Костенко нахмурился. — При чем здесь АИБ?!

— Я вызвал сюда аибовцев, — признался я. — Их должно заинтересовать, куда девались копии исходных программ, над которыми вы работали вместе с Борисом Васильевичем. Разве нет?

Костенко растерянно посмотрел на меня.

— Здесь не Америка, Сергей Антонович, — сказал я. — Здесь уже — Восточная Империя. И здесь вам не удастся запудрить голову шерифу Великой Американской. Вот так-то!

— Мне никто не мешает прямо сейчас уйти в прошлое, — медленно проговорил Костенко. — Аппарат уже настроен, и мне достаточно нажать на кнопку, чтобы…

— Нажимайте. — Я с улыбкой поднял пистолет. — Нажимайте. Мне думается, что я успею выстрелить. И тогда… В будущем вы не умрете, а в прошлом? В какой год вы там собрались? В 1801-й, да? И как раз — в спальне Александра Павловича Романова! Ведь мы сейчас именно здесь и находимся!

— Кровавый призрак, — прошептала Кира и вдруг дико захохотала. — Марсель! А ведь он похож на Павла! Точно!!!

Я совсем не был уверен в том, что я прав. Это все было бравадой. Вполне могло получиться и так, что Костенко включит свою чертову коробочку, а у меня опять заклинит затвор или еще чего-нибудь такое случится. Но Костенко испугался. И это придало мне сил. Это вселило в меня уверенность в том, что шанс на успешный исход всего этого предприятия есть. Слабый шанс, почти что мифический, но есть.

В глазах Сергея Антоновича промелькнул страх. Он судорожно схватился за левый бок, пальцы его легли на черную коробочку и торопливо нажали какие-то кнопки. Коробочка издала пронзительный пищащий звук. Я вздрогнул — когда я пользовался этой штукой в Чикаго, она такого не делала! Когда коробочка пискнула во второй раз, я нажал на курок. Не знаю почему, но мне вдруг показалось, что после третьего писка будет уже поздно.

Первая пуля вошла Костенко в грудь и он сильно покачнулся. Рука у меня дрогнула и вторая пуля попала ему в горло. Кровь выплеснула на белоснежную рубашку и Костенко захрипел.

Коробочка пискнула в третий раз. Теперь звук был намного противнее и длился гораздо дольше. А фигура Костенко как-то неуловимо изменилась. Словно изображение на экране телевизора, подернувшееся рябью.

Мы с Кирой испуганно переглянулись и, не сговариваясь, кинулись к нему. Я хотел отобрать эту проклятую коробочку, не дать свершиться тому, что, как мне показалось, уже свершилось. Кира хотела того же. Но у нас ничего не вышло.

Волна воздуха прошлась по залу. Упруго, словно громадная влажная ладонь, она оттолкнула нас от покачивающейся и залитой кровью фигуры Костенко, которая с каждым мигом становилась все прозрачнее и нереальнее.

Я попытался дотянуться до него рукой и рука моя неожиданно не встретила никакого сопротивления. Пальцы мои прошли сквозь тело Костенко, как сквозь призрак.

Сергей Антонович остановил на мне свой затуманенный взор, поднял правую руку и укоризненно погрозил мне указательным пальцем. А через миг его не стало — только небольшая лужица крови на мраморном полу. Таким я его и запомнил — осуждающий жест окровавленной руки.

Мы с Кирой переглянулись.

— Марсель, — прошептала она. — Он ушел…

— Да. — Я с трудом проглотил комок в горле. — Ушел.

— Что теперь будет, Марсель? — Глаза Киры были испуганными.

— Не знаю… Давай подождем немножко? — предложил я.

Кира кивнула и прижалась ко мне плечом.

— Обними меня, — прошептала она.

Я обнял ее за плечи и мы замерли в ожидании. И ни она, ни я не были уверены в том, что этот мир сейчас не рухнет, не рассыплется на куски, не сложится в иную мозаику, которую так хотел видеть Сергей Антонович Костенко.

* * *

Почти год уже прошел после тех событий. Сегодня — день моего рождения. Тридцать седьмой. По этому случаю я выпросил у Бориса Васильевича один день отпуска. Я не отмечаю день своего рождения, но мне просто захотелось провести этот день с Кирой. Один день без своего управляющего группа отделов программирования уж как-нибудь перебьется.

Я опять вспоминаю Сергея Антоновича Костенко и его бредовые идеи — перелопатить всю историю. Он считал, что его выбор был верным. Не знаю, ничего не могу сказать.

Я долгое время копался в программе «РИМ» и выяснил, что двадцать лет назад та девушка, Кира, действительно могла бы остаться живой. Она не попала бы под тот долбаный грузовик. И прожила бы на три года дольше — до авиакатастрофы. Но я сделал выбор за нее.

Не знаю, имел ли я право так поступать? Но я не жалею о своем выборе.

Я сделал выбор и за Киру Кортес, которая в той, фантастической, реальности жила бы в Испании — самостоятельном государстве. Неплохо жила бы, припеваючи. Получше даже, чем сейчас. Она знает об этом, но тоже ничуть не жалеет. Когда я сообщил ей эту новость, Кира с интересом осведомилась, могли бы мы с ней в той реальности познакомиться. А когда я ответил отрицательно (поскольку меня к 1984 году должны уже были застрелить во время боевых действий где-то в Афганской губернии), Кира обозвала меня идиотским фантазером и грязным мошенником, заманившим хитростью в Москву добропорядочную колумбийку и собирающимся бросить ее здесь, в этом чужом и громадном городе, где ни один нормальный человек не способен выжить, потому что здесь никогда… и так далее. В ее обычном духе — с шуточками и смехом.

Я сделал выбор и за Сергея Антоновича Костенко. Кстати! Он ведь оказался прав, когда говорил, что в будущем ему не грозит смерть. Она грозила ему в прошлом, куда он так опрометчиво рвался. Интересно, что он такого наговорил Александру Павловичу Романову? Ведь наговорил же! Как пить дать наговорил! Да еще такого, что бедный Саша помчался к отцу закладывать заговорщиков. И до самого конца жизни никак не мог оправиться от этого визита. Потому и от престола отрекся… Между прочим, «Федор Кузьмич» — это теперь моя любимая книга. Все-таки чертовски был похож Сергей Костенко на Павла Романова!

Кире эта книга не нравится — она предпочитает фантастику. Вот и сейчас она сидит на диване, подобрав ноги, и с интересом читает новый роман какого-то Алекса Громова. Не знаю, на мой взгляд, сейчас уже ничего нового в фантастике придумать нельзя. Куда ни плюнь, все уже есть. Сегодня, вон, с самого утра передают об установке второго телепортала на Венере. Все никак не нахвалятся, насколько это дешевле и удобнее, чем рейсовые полеты обычных космических ракет. В марте только на Венере объявились, а в октябре уже — второй портал! А ведь еще в январе мы все смеялись бы над подобными идеями — телепортация, города на других планетах… Эх! В той, костенковской, реальности у фантастики было бы гораздо больше шансов остаться фантастикой. Но и за нее выбор пришлось делать тоже мне.

А вот что касается закрытия исследований пространственно-временных петель на кафедре истории в Имперской Академии Наук, это уж решал не я — все МЫ и Сеть. Так оно получше будет-то, поспокойнее. И с клонированием — тоже ни к чему это баловство!

Не знаю, правилен ли мой выбор или нет. Но не мне об этом судить. Особенно теперь, когда все уже сделано. Не мне судить. Да и не вам тоже. Вот так-то!..

Я тихонько, чтобы не потревожить увлеченно читающую Киру, встаю с дивана и подхожу к окну. Идет дождь.

В день моего рождения всегда идет дождь. Серое небо, мокрый асфальт, подернутые рябью лужи.

Дождь. Что ж… Пускай он идет. Мне пришлось сделать выбор и за него тоже. За многих мне пришлось выбирать. Но не скажу, чтобы меня очень уж сильно это тяготило. Я не задумываюсь над тем. Как могло бы быть, поступи я не так, а иначе. Мне надоело жить прошлым. Прошлым и не осуществившимся будущим. Хотя иногда и приходится это делать — по ночам, когда мне опять снится точно такой же дождливый день и прекраснейшее в мире женское лицо. Умирающее и одновременно бессмертное — в моих снах…

2002 г.

Оглавление

Игорь Ревва . ВЫБОР

  Часть первая

    Глава первая

    Глава вторая

    Глава третья

    Глава четвертая

    Глава пятая

  Часть вторая

    Глава шестая

    Глава седьмая

    Глава восьмая

    Глава девятая

    Глава десятая

Реклама на сайте