«Зеркало»

Зеркало (fb2) - Зеркало [calibre 2.43.0] 419K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Сергей Боровский

ЗЕРКАЛО

Я разгадал загадку бытия,

и мир вокруг стал приторным и пресным.

Я знаю всё. И лишь одно, кто я,

мне до сих пор всё так же не известно.

1

Эти люди в прорезиненных фартуках со шлангами в руках всегда выходят на сцену

последними. Все улики уже собраны, место тщательно осмотрено, свидетели опрошены.

Остаётся только смыть с асфальта кровь, чтобы засохшие бурые пятна не будоражили

воображение обывателей, и снять жёлтые ленточки ограждения. После этого мне будет

позволено уйти.

Я жду, отмечая про себя, что испытываю непозволительное нетерпение и даже

желание самому схватиться за работу, чтобы поскорее убраться отсюда. Нельзя. Нам не

разрешено вмешиваться. Вербальные контакты допускаются, но не поощряются. Да и толку

от них, собственно, никакого, поскольку можно говорить лишь на отвлечённые темы. Любые

советы, замечания и даже обобщения, относящиеся к делу, рассматриваются, как грубейшее

нарушение, за которым следует неизбежное и строгое наказание. Могут поставить читать

проповеди в церкви или отправить на какую-нибудь киностудию в качестве сценариста. И

получить прощение будет далеко не просто. Поэтому мы терпим и молчим, наблюдая и

добросовестно строча наверх подробные, но бесполезные отчёты. И ждём следующего

случая.

Почему это происходит, никто не знает, и, следовательно, делать исправления в схеме

бессмысленно. Эксперименты, конечно, периодически проводятся, и учёные лбы выдвигают

новые теории регулярно. Бывают даже моменты, когда мы начинаем думать, будто нам

удалось нащупать верный путь, угадать. А потом снова появляются люди со шлангами в

руках. И летят чьи-то головы, и в высоких кабинетах делаются перестановки. Не в моих

правилах обсуждать действия начальства, но я бы на их месте, ей богу, уже давно бы смешал

фигуры на шахматной доске и начал бы другую партию. Надеюсь, им там виднее, что

правильно, а что нет.

- Закурить не будет?

- Не курю.

- Бросил?

- И не начинал.

- А хамить-то не надо бы, папаша.

«В случае проявления агрессии со стороны объекта наблюдения необходимо

уклониться от дальнейшего контакта одним из следующих способов»...

Я выбираю четвёртый из зазубренносго наизусть обширного списка.

Убедившись, что тело мягко и без повреждений легло на землю, я осматриваюсь и иду

по тропинке, ведущей через парк к ближайшей станции метро.

2

Почему-то сигареты всегда заканчиваются неожиданно. Сколько их ни покупай, как

ни следи за состоянием последней пачки — бац, и нету больше в ней ничего. И нужно

одеваться, и спускаться в вонючем лифте на первый этаж, и плестись потом до

круглосуточного киоска. И хорошо ещё, если без приключений. В прошлый раз, например,

без которых не обошлось.

Стас поморщился от совсем свежих ещё воспоминаний и, выходя из прихожей в

подъезд, положил во внутренний карман паспорт, мирно лежавший на полке рядом с

телефонным аппаратом.

Захлопнув за собой дверь лифта, он на ходу, по мере продвижения к выходу из

подъезда, застегнул пуговицы пальто и надел перчатки. Меры необходимые, так как на улице

было что-то около минуса двадцати с хорошим ветерком. И пяти минут хватит, чтобы

обледенеть.

Фонарь светил тусклым жёлтым светом, и окна в соседних домах явно

свидетельствовали о том, что время уже совсем не детское. Нужно побыстрее заканчивать эту

вынужденную прогулку и возвращаться в тёплую прокуренную квартиру, к экрану монитора,

где только и кипела ещё разумная жизнь. Пару бутылок пива, впрочем, прихватить будет не

грех.

Стас просунул купюры в амбразуру киоска и получил взамен заказанный товар в

пластиковом пакете и мелочь сдачи.

- Конец света уже наступил, - послышалось над самым его ухом.

Обернувшись, он сразу признал в говорившем того типа, который торчал целыми

сутками возле метро, смущая граждан различными религиозными небылицами и

пророчествами. Стас высыпал в его послушную в рваной вязаной перчатке ладонь мелочь.

- На вот. Купи себе чего-нибудь сладкого. Или солёного.

Мужчина принял деньги с охотой, но отступать от намеченного плана не собирался.

- Ангелы мертвы. И Бог покинул нас. А мы продолжаем делать вид, что ничего не

случилось.

- Да ладно, - отмахнулся Стас. - Бог умер две тысячи лет назад, чтобы воскреснуть и

истребить всех наших врагов. В умных книжках про это написано.

- Сказки! - не смутился мужчина. - Для дураков.

- Ты что-то конкретное знаешь или просто треплешься?

- Дьявол выиграл эту битву. Но положение ещё можно спасти.

- Ну, уж если сам Бог не справился, то нам-то куда? «Калашей» он по-твоему

испугается? Или «Стингеров»?

- Истина — вот наше оружие. Только она способна победить. Слово сильнее пули.

- Какое слово?

Стас начал злиться на себя за то, что ввязался в этот бессмысленный разговор. Нужно

просто повернуться и уйти.

- Какое слово? Которое? Их в русском языке — более ста тысяч.

- Освободиться от морока лжи, от наваждения. С чистого листа. Незамутнённым

взглядом.

Человечек зачастил рубленными фразами, как из пулемёта.

- Ты бредишь. Готов поделиться с тобой пивом. Только отъебись.

Стас вытащил из пакета одну из двух купленных бутылок. Тип жадно схватил её,

открыл зубами и опрокинул, вставив себе в рот. Как пионер-горнист. Однако, едва жидкость

перекочевала в его желудок, он вернулся к прерванному занятию.

- Заповеди — ложь. Моисей служил на побегушках у дьявола. Был его шестёркой.

- Эк тебя плющит, - посочувствовал Стас. - У тебя дом-то есть? Родственники какие-

нибудь?

- И Авраам не приносил в жертву своего сына. Он его всего-навсего хотел прикончить.

- Слушай, а пойдём ко мне? - Эта безумная идея вдруг показалась Стасу забавной. -

Выпьем, закусим, а? Расскажешь мне подробнее о наших общих проблемах. Помоешься в

душе. Хотя, от тебя вроде даже и не воняет.

- Пойдём, - согласился тип.

- Водки возьмём? - спросил Стас.

- Пожалуй, с неё и начнём. А для кульминации у меня есть кое-что поинтереснее.

Мужчина впервые за всю их беседу отвлёкся от проповеди на что-то бытовое, более

привычное для обывательского мозга. Это что ли и было его целью — навязать себя для

выпивки? Как бы потом не пришлось пожалеть, мелькнула запоздалая мысль.

При свете коридорной лампочки и без пальто мужчина окончательно превратился из

бомжа в нормального интеллигентного человека. Разве что потрёпанного слегка долгой

тернистой дорогой по лабиринту бытия.

- Тапочки дать?

- Если это не трудно.

Стас только усмехнулся.

- У тебя имя есть?

- Есть, но лучше меня называть «Номер Три». И своего имени мне, пожалуйста, не

говори.

- Буду «Номером Четыре»?

- Нет. Ты для этого ещё не созрел. Я буду называть тебя Добрым Самаритянином.

- Да хоть гастербайтером из Семипалатинска. Только давай сразу договоримся: тупо

бухаем и закусываем полчаса, и обсуждаем баб. И лишь потом, если у тебя ещё останутся

силы, перейдём, так сказать, к основной повестке дня.

- Годится.

Чтобы не дать «Номеру Три» ни единого шанса, Стас достал из шкафа

двухсотграммовые бабушкины стаканы и наполнил их до краёв. Поставил на стол банку с

маринованными огурцами, положил две вилки.

- Ну, за знакомство.

«Номер Три» лихо опрокинул содержимое сосуда внутрь и захрустел огурцом, явно не

собираясь отлынивать.

- Была у меня в девяносто первом одна баба, - начал он, словно добросовестно

выполняя договорённости. - Мы жили нелегально в общаге. Нерасписанные, непрописанные.

В стране бардак, жрать нечего. Ни работы, ни зарплаты. На улице уголовники, во власти —

они же. Бухал я тогда по-чёрному. Пропивал фамильное золото и книги. Прихожу вечером

домой... Это я, чтоб тебе понятнее было, то место «домом» называю. Короче, прихожу домой,

еле ноги передвигаю. В грязи весь. Или в говне. А она мне: суп будешь вчерашний? И потом

— резко в койку. Такая затейница в этом деле была! Но главное не это...

Стас налил по второй. По половинке, так как теперь, видя несгибаемость

собутыльника, боялся себе более навредить. Выпили без тоста, как на поминках. Покряхтели.

«Номер Три» опять разжился огурцом и продолжил:

- Чуть ли не каждый день она со мной один и тот же разговор заводила: давай, мол,

ребёночка сотворим. Я ей: не время щас, дура окаянная! Она — мигом в слёзы, а завтра — с

теми же подъездами ко мне снова.

- Ну, правильно, - откликнулся Стас. - Остепенить тебя хотела. Они, бабы, все так

думают: понесу от него, а он за ум возьмётся, зарабатывать больше станет. Нормальная

женская логика.

«Номер Три» одобрительно на него посмотрел.

- Вот ты сейчас известную формулу повторил. Про логику. В общем-то верную. А ты

когда-нибудь задумывался над тем, почему у самок рода человеческого она должна быть

какой-то особенной?

- А чего тут думать? Природа обо всём позаботилась. Женщина — мать, она —

ответственная за потомство. А нам, кобелям, это всё по барабану. Отсюда и разница в

отношении к половым функциям.

- Ты дарвинист? - осторожно уточнил «Номер Три».

- Чего? А, это... Не, я придерживаюсь инопланетной теории происхождения нашего

разума.

- Тогда у тебя неувязочка получается.

- Где?

- Вот ты бы, если бы ваял своими руками чужой мир, стал бы создавать для

совместной жизни существа, у которых нет ничего общего, кроме скелета? Да и то, лишь при

самом поверхностном взгляде.

Стас прислушался к шуму в голове, как бы оценивая свои умственные способности

для поддержания столь высоконаучной беседы.

- Ты к чему клонишь? Что бабы — инопланетянки?

- Нет. Что твоя теория не выдерживаем никакой критики.

- Ну, ладно. Я за неё на эшафот всё равно не собирался. Давай заслушаем твою

версию.

- А у меня нет версий, - вздохнул «Номер Три».

- Как же так? А как же истина?

- Полчаса разве прошло? - бомж-интеллигент театрально постучал по циферблату

несуществующих часов на запястье.

- Валяй, - благодушно разрешил Стас.

- Версий у меня нет, потому что они не нужны. Потому что ни одна из них не будет

верной. Потому что именно этого от нас и добивается дьявол: чтобы мы отвлекали себя

разными глупостями насчёт нашего происхождения от основного вопроса. Тратили силы на

споры и драки.

Стас поспешно налил ещё по половине, играя перепуганного до крайней степени

человека.

- И ты мне сейчас скажешь, какого?

- Тупица. Я уже об этом тебе сказал. Так что до «Номера Четыре» тебе ещё расти и

расти. К тому же, это число уже давно занято. Загадай для себя другое. Не факт, что

получишь, но надежда согреет тебя.

Стас в тоске опустил стакан. Он вдруг так же спонтанно разочаровался в их

знакомстве, как ранее распахнул для него ворота. Импровизатор хренов.

- Брателло, давай поскорее завершим эту унылую попойку и разойдёмся по домам.

Он вдруг отчётливо понял, что веселья не будет, и это ненужное знакомство — плод

его скуки и одиночества. Интернет — его единственный верный друг, и пусть все остальные

убираются туда, откуда пришли.

- Конечно, - легко согласился «Номер Три», выпивая. - Так и сделаем. Кто ты, и кто я?

Что нам выяснять и делить? Только позволь мне сначала выполнить своё обещание.

Он достал из кармашка грязной рубахи белую таблетку.

- Без меня, - покачал головой Стас. - Глотай её и проваливай к чертям собачьим.

- Глотай? - усмехнулся бомж.

Он сильно сжал таблетку в пальцах, будто желая раскрошить её, но она не поддалась.

А потом вдруг спружинила и увеличилась в размерах. Теперь она лежала на его ладони,

более напоминающая приплюснутый бейсбольный мяч. Он снова попытался сжать её.

Таблетка (или что там было) исчезла, а вместе с ней исчезли и бомж, и стены, и пол, и

лампочка под потолком.

- Какого хрена! - сказал Стас и не услышал своего голоса.

3

Первую любовь Катя познала в четырнадцать лет. Только она не поняла, почему это

называется словом, от которого приходят в восторг её подружки. От которого за километр

веет романтикой, рыцарскими турнирами, походами за тридевять морей, битвами с

драконами. Одноклассник Витя стащил с неё нижнюю часть одежды и сам оголил свой

волшебный предмет, который умел превращаться из маленького в большой и обратно. Он

кряхтел и мучился, истыкал всю её промежность до синяков, демонстрируя глубинное

незнание женской анатомии, пока древние инстинкты не проснулись в нём и не довершили

начатое. Катя коротко вскрикнула от боли, но тут же стиснула зубы и попыталась

сосредоточится на ощущениях, среди которых проскальзывали и приятные.

В книжках всё описывалось совсем не так.

Витя наскучил ей через неделю. Главным образом потому, что не разнообразил

процесс и относился к нему, как кролик, перемалывающий морковку. Насытившись, исчезал.

Проголодавшись, появлялся снова. После того, как Катя сказала ему твёрдое «нет», он ещё

некоторое время ошивался возле неё в надежде на перемену погоды, ныл и скандалил, а

потом неожиданно отстал — то ли нашёл себе другую, то ли вернулся к онанизму.

На освободившееся место хлынули кандидаты, и тут Катя поняла, что конкуренция,

проклинаемая социалистами — это благо. Они наперегонки сыпали ей обещания и несли

дары, опустошая карманы и родительские запасы. Тщательно взвесив все за и против, Катя

выбрала себе Андрейку из параллельного класса и, как выяснилось чуть позже, не прогадала.

Он выгодно отличался от Вити тем, что раздевал её полностью, отвлекая поцелуями и теребя

пальцами соски. По завершении трудов рассказывал какой-нибудь анекдот или последнюю

сплетню из школьной жизни. В общем, не халтурил.

Сломался он на новости о том, что его любимая забеременела. Куда-то исчез или даже

переехал в другой город. Помыкавшись, она призналась во всём родителям — инстинкт

подсказал ей, что когда они увидят произошедшее сами, то будет поздно что-либо

предпринимать. В наказание ей прописали женского доктора и месяц домашнего ареста.

Однако и эта крайняя мера не помогла. Выйдя в первый же раз из заточения, она

немедленно попала на вечеринку в квартире подруги. Без повода, но ради общения и забавы.

Веселье развивалось пристойно, пока двое смутно знакомых парней, закончивших школу в

прошлом году, не сделали ей предложение, от которого она отказалась и стала поспешно

собираться домой.

- Ты куда? - спросил один из них.

- Не твоё дело, хорёк.

- Как это невежливо!

Её бесцеремонно задержали, раздели под гаденькое хихиканье подружек, тут же, в

гостиной, где шла попойка. И пустили по кругу. За малейшее сопротивление били по лицу

кулаком, без скидок на общепризнанную слабость пола, к которому она принадлежала. На

прощание по старинному обычаю предупредили, чтобы держала язык за зубами. Как будто с

её теперешней репутацией ей кто-нибудь поверит.

Она до полуночи каталась на метро. Потом вышла на улицу на своей станции и села

на бетонный парапет. Идти домой, чтобы выслушивать ругань, она не собиралась. Лучше

замерзнуть прямо здесь. Благо стоял полноценный мороз, а на ней красовалось

легкомысленное не по сезону одеяние, и то порванное.

Возле неё остановилась женщина. Или, скорее, дама. Лет на пятнадцать старше её.

Откровенно, не стесняясь, разглядывала её, жалкую и беспомощную.

- Сигаретки не найдётся? - спросила Катя, перейдя в наступление.

- Тебе сейчас не сигаретку нужно, а тёплого молочка и мягкую постель. И чтобы мама

гладила тебя по волосам.

Незнакомка села на корточки и показала, как должна поступать настоящая мать с

плачущей потерянной дочерью. Катя брезгливо отстранилась — что-то неприятное

померещилось ей в прикосновениях.

- Я не лесбиянка! - закричала она, словно призывая свидетелей.

- Вижу. Твои половые предпочтения нарисованы у тебя на лице. Не в настроении была

давать?

- Давалка сломалась.

- А мальчик оказался настойчивый?

- Вам-то что?

- Алиса, - протянула незнакомка руку в перчатке.

Лицо женщины было спокойным. Не приветливым, нет. Не сострадающим. Опытным,

скорее. И знающим наверняка, что делать.

- Катя, - буркнула школьница, не смея почему-то отмалчиваться.

- Пойдём.

- Куда?

- Не к тебе, это точно. Вон мой дом. - Она кивнула в сторону светящейся высотки. -

Могу предъявить паспорт и характеристику с места работы.

- Не нужно.

- Ну, и прекрасно.

Под горячими струями душа Катя окончательно размякла. Разглядывала синяки и

ссадины на теле, поражаясь, что кроме усталости и желания добраться до кровати, не

чувствует ничего. Однако, от неё, наверное, ожидают чего-нибудь другого. В конце концов,

какая разница — девочка или мальчик?

- Я готова, - произнесла она, выйдя из ванной, сдерживаясь, чтобы не расплакаться.

- К чему?

Алиса лишь усмехнулась и отвела гостью за руку, как маленькую девочку, в

приготовленную постель. Потерявшись среди холмов из подушек, одеял и плюшевых

котиков, Катя боролась со сном не долго, успев лишь отметить некую живопись на стенах и

позолоту ночного светильника. Неудачный день, завершившийся приглашением в сказку,

провалился в темноту и растаял в прошлом навсегда.

А утром они пили кофе на кухне самой роскошной квартиры, которую видела в своей

жизни Катя. О назначении некоторых агрегатов и приборов приходилось только

догадываться. Повсюду светились цифры, что-то жужжало, блестели хром и мрамор. И кофе

оказался очень вкусным, и омлет — нежным, без единого намёка на неполезность. Катя и

сама не заметила, как начала в мельчайших подробностях рассказывать о своих

неприятностях, которые, впрочем, теперь казались ей какими-то совершенными пустяками.

Алиса слушала внимательно, не перебивая. Катю немного удивляло и отчасти

радовало, что она даже не пытается изображать сочувствие — никаких охов и приговорок о

том, что всё будет хорошо. А когда рассказывать стало больше нечего, Алиса очень обыденно

спросила:

- Что ты собираешься делать?

- Пойду домой. Предки уже морги обзванивают, наверное. Как они любят

выражаться...

- Это понятно. Но я про другое.

Катя непонимающе уставилась на свою новую подругу, и неловкость от осознания

собственной наивности захлестнула её.

- А что я могу сделать? В милицию пойти?

- Умные люди советуют не браться за то, что первым приходит в голову — в итоге

получится банальность. Да и не факт, что получится, раз у всех одни и те же примитивные

мысли на уме.

- Тогда что?

- У тебя будет время подумать обо всём под следующим домашним арестом. Сейчас я

просто хочу, чтобы ты знала: ты можешь рассчитывать на мою помощь.

Предложение звучало как-то пугающе и, видимо, страх отразился в Катиных глазах.

- Не заморачивайся сейчас, - улыбнулась Алиса. - Копи силы. Тебе предстоит участие

в воспитательных сценах.

- Ага, - поморщилась в предвкушении неизбежного Катя.

- Я поеду с тобой и всё улажу. Насколько это в моих силах.

Катя встала из-за стола, начав, было, собирать посуду.

- Оставь. Я потом здесь наведу порядок.

Алиса позвонила куда-то, и через минут десять они вышли из подъезда, чтобы сесть в

разогретую машину. Не самого высшего класса, но очень приличную. И с шофёром. А

точнее, с молоденькой девушкой в этом качестве за рулём.

По дороге Катя старалась не думать о том, что ждет её дома, благо ей в том помогали

попутчицы. Девушка-шофёр пустилась в рассказы о проведённой ночи, и они оказались в

высшей степени интересными, хотя и не наполненными любовными приключениями.

Выходило, что она всю ночь каталась по городу в поисках пассажиров. Правда, Катя так и не

поняла, для чего. Вряд ли чтобы «бомбить» — на такой тачке и в таком приличном вечернем

туалете. И отношения между ней и Алисой остались для неё загадкой в то утро. Вроде и

дружеские, а если присмотреться внимательнее, так, пожалуй, и деловые.

Дверь открыла мама. Предсказуемо заплаканная и злая от собственной

беспомощности. Отец серой тенью маячил где-то сзади неё, готовый вмешаться, если

потребуется, с орудиями физического насилия наготове. Но всё обошлось, и причиной тому

была Алиса. Само её присутствие уже сбило родителей с толку, а потом, когда она стала

говорить, уверенно и высокомерно, пропали и всякие намёки на возможный скандал:

- Меня зовут Алиса, - сказала она. - Я новая подруга вашей дочери, и эту ночь она

провела у меня по моему настоятельному требованию. У нас возникла проблемная ситуация,

и если вы сейчас готовы её обсудить, без криков и истерик, то давайте так и сделаем. Если

нет, то Катя ещё некоторое время поживёт у меня.

Полчаса ей хватило, чтобы на кухне, под чай и конфеты, навести на родителей гипноз

обаяния и страха. Катя плохо вникала в суть их разговора. Что-то про молодую неокрепшую

личность, которой требуется опора и уважение, а не постоянные окрики. Лишь однажды,

когда Алиса заявила, что является руководителем модельного агентства, мама

запротестовала, но была тут же успокоена. В довольно-таки резкой форме:

- Мы не шлюхи. И рекламируем мы не голое тело, а одежду на нём. А со стереотипами

я бы вам посоветовала обращаться осторожнее, - почти ласково закончила она.

Слова Алисы многое объясняли из того, чему Катя стала свидетелем сегодня. Значит, в

ней разглядели стройную фигуру, и даже синяки не смогли скрыть приятных черт лица.

Расставаясь, мама уж совсем откровенно заискивала перед гостьей и робела, а папа

явно находился в состоянии, свойственном мужской половине населения при встрече с

ослепляющей женской красотой. Уже в дверях они обменялись номерами телефонов и

обещаниями поддерживать плотный контакт.

4

Убитый мужчина был солидного опрятного вида. Портили его только многочисленные

дыры в теле, сделанные пулями, выпущенными чьей-то неопытной рукой. Пошарив в его

карманах, Шабанов обнаружил плотный бумажник и документы. Похоже, убийца —

альтруист. И дилетант. Найти его будет просто. Сложнее — убедить в необходимости

следующего шага. Но на то мы здесь и поставлены, чтобы убеждать.

- Кому? - спросил у оперативников Шабанов, держа в руках пачку купюр, более не

нужных несчастной жертве.

Они замялись, опустили глаза. Если бы с глазу на глаз с покойником, тогда бы другое

дело, но чтобы вот так, в открытую…

- Я сдам этот хлам в хранилище.

Угроза не подействовала, и тогда Шабанов вплотную приблизился к одному из

оперативников.

- Здесь десять твоих зарплат, придурок. Если ты не возьмёшь эти деньги, они

достанутся тому, кто тебя послал патрулировать улицу в такой мороз.

Оперативник тупо смотрел в землю.

- А, понимаю. Смущает форма предложения.

- Перегибаешь палку, начальник, - буркнул криминалист Гена.

- Знаю. Но у меня есть оправдание: я сам такой же, как вы. Зато, в отличие от вас, не

вижу смысла стесняться свой сути. Если ты честный, то будь им. А если нет, то не изображай

из себя святого. Тем самым ты проявляешь неуважение ко мне, падшему, не считающему

приличным падение своё скрывать. На! Разделишь на всех поровну.

Шабанов практически затолкал деньги в Генину руку, но даже после такой постыдной

капитуляции тот продолжал упрямствовать.

- Предпочитаю по ошибке считать себя порядочным человеком, чем соглашаться с

тем, что козёл.

- Браво! Но есть и другой путь к совершенству: пересмотреть свои представления о

порядочности. Тогда и заблуждаться необходимость отпадёт.

Гена вздохнул:

- Правду глаголишь, капитан. Только за неё тебя ненавидеть будут.

- Ну да. А то ваша любовь даст мне прибытка! Не смеши. С врагами проще: больше

ясности, меньше иллюзий. Инстинкты не притупляются.

- Мы что, волки?

- А ты сомневался? Этот парень, - Шабанов кивнул на убитого. - Тоже, наверное, сюда

на встречу с другом пришёл. Хочешь поменяться с ним местами?.

Гена сопел, не находя аргументов.

- Так хочешь или нет?

- Нет.

- Тогда бери свою долю и заткнись.

Гена демонстративно отслюнил от пачки несколько купюр и затолкал их в свой

бумажник. Остальные он передал товарищам, не глядя на них.

- Ну, вот и ладно, - оттаял Шабанов. - За послушание объявляю тебе благодарность от

лица МВД. А за то, что дерзил начальству, поручаю написать протокол и рапорт. К утру. Не

сомневаюсь, ты справишься. Только один нюанс есть: нужно оформить самоубийство.

Гена опешил в очередной раз.

- Ты шутишь? Тут столько отверстий...

- Тебе не обязательно считать их. Ты же заканчивал юридический, а не финансовую

академию.

- Кто эту галиматью примет?

- Будет не просто, но я тебе помогу быть убедительным. Можешь считать, что

Михалыч уже в курсе. И потом, ты же первый будешь ныть, что дело тухлое, что висяк, и

прочую жалобную муть нести. А я тебя освобождаю от нудной, ни разу неполезной работы,

одним росчерком пера.

- Не влетело бы. За такие фокусы статья предусмотрена.

Последние остатки Гениной решимости улетучивались на глазах.

- Знаю, брат. Все под богом ходим. Но ты держи язык за зубами, и сам удивишься, как

всё, оказывается, просто.

Оделил он наставительным взглядом и остальных.

- Сворачивайтесь поживей.

Труп без суеты погрузили в карету, и вскоре место опустело. Шабанов же вернулся к

изучению паспорта: исправный документ, не просроченный. Печати на месте, указан адрес

проживания — всего-то в двух кварталах отсюда. Если покойный соблюдал законы, то

появляется возможность нанести визит сиротам и вдовам, не откладывая в долгий ящик.

Дверь открыла женщина лет тридцати пяти, и Шабанов сразу понял, что адрес

настоящий. У такого ухоженного покойника и вдова должна быть соответствующей. Одетая

не в домашний наряд, а, скорее, в вечерний, для «выхода в свет», она произвела на Шабанова

самое благоприятное впечатление. И только маленькая заноза вонзилась в сердце — Шабанов

не хотел, чтобы она оказалась причастной к убийству, как это иногда случается в порядочных

семьях.

Шабанов показал «корочки». Повторно. Первый раз он это сделал через глазок.

Смотрите, мол, сколько душе угодно — у нас без обмана.

- Я могу войти?

Женщина заметалась, пропуская его. Они прошли в просторный зал и остановились

посередине.

- Ваше имя? - спросил Шабанов, раскрывая паспорт убитого.

- Светлана, - сказала женщина. - Белковская.

- У меня для вас новость. Хорошая или плохая, вы потом решите для себя сами. Ваш

муж, Евгений, застрелился сегодня вечером. Вот адрес морга, где находится тело.

Протягивая ей листок бумаги, Шабанов внимательно следил за её глазами, стараясь не

пропустить ничего из букета получившихся реакций. Там было много чего, но главное, то,

чего он боялся, отсутствовало, и он облегченно вздохнул.

- Застрелился? - переспросила она и осела на ковёр.

Шабанов стоял над ней истуканом, намеренно не помогая. Насмотрелся он подобных

сцен, но так и не понял, что на пользу идёт, а что во вред. За первым шоком последовали

слёзы. Много слёз, среди которых он признал и те, что льются от вины и запоздалого

раскаяния. Потом он перешёл в атаку.

- Желаете что-нибудь сообщить по поводу случившегося?

- Не может этого быть, - тихо произнесла она. - Он бы не решился. Струсил бы.

- Даже если бы догадался?

Глаза её вспыхнули. И тотчас погасли.

- А вам-то откуда известно?

- Положено по статусу. Завещание есть?

- Не знаю.

Так, ещё один плюс в пользу её невиновности.

- Чем пробавлялся в жизни покойный?

- Бизнес.

- Живые партнёры остались?

Этот заурядный вопрос поверг её в панику.

- Вы сказали, что это было самоубийство.

- Первоначальные выводы следствия иногда бывают ошибочными.

Говоря последнюю фразу, он подумал, что, пожалуй, он-то как раз и ошибся, записав в

убийцы выжившего из ума недотёпу с идеями. Тут вырисовываются банальные счёты между

конкурентами. Ладно, повременим с новыми гипотезами.

- Как зовут партнёра и где его найти?

Он подал, наконец, ей руку, и она с некоторым сомнением приняла его помощь,

поднимаясь.

- Мне нужно что-нибудь выпить, - попросила она.

- Валерьянки? Ладно-ладно, - отмахнулся он под напором испепеляющего взгляда. -

Если предложите и мне, я не откажусь. Где у вас закрома?

Бар оказался под стать всему остальному: и выбор, и объёмы. Шабанов угостился

французским коньяком и помог соорудить хозяйке убойную смесь из водки, ликера и

«Мартини». Они опустились в кресла друг напротив друга, будто только сейчас обнаружив в

комнате мебель и признав удобство пользования ею.

- Будет правильным, если я первым оповещу бывшего партнёра вашего мужа, -

произнёс Шабанов после долгой паузы. - И друга семьи, не так ли?

Она протянула ему мобильный, выбрав предварительно из записной книжки нужный

контакт. Шабанов набрал предложенный номер на своём телефоне и стал сосредоточенно

слушать гудки. Наконец, ему ответили.

- Здравствуйте, Дмитрий, - ровным голосом поприветствовал собеседника он. - Вас

беспокоит следователь Шабанов Виктор Андреевич. Уголовный розыск.

Он подождал ответной реакции, убедился, что она именно такая, какую он и

предполагал, и добавил:

- Я понимаю, что вы, возможно, не рассчитывали на мой звонок так скоро. Тем не

менее, спешу вам сообщить, что основной версией следствия на данный момент является

самоубийство. То есть как кого? Вашего партнёра и друга. Да. Поэтому... Или вопреки

этому… Убедительно прошу вас из города не уезжать, недвижимость не продавать, ну, и не

совершать никаких других опрометчивых действий, из-за которых может сложиться о вас

неправильное впечатление. Договорились? Давайте встретимся с вами завтра, на свежую

голову. Часиков в одиннадцать. Выбор места встречи оставляю за вами. Я позвоню. До

свидания!

Вдова Светлана смотрела куда-то в стену, прихлёбывая из бокала и роняя слёзы.

- И вам я тоже настоятельно рекомендую больше не пить и лечь спать. Вам завтра

предстоит тяжёлый день.

Он отправился к выходу из квартиры, не ожидая, что она сподобится его провожать,

но она встала с кресла и пошла за ним.

- Дети есть? - спросил он уже в прихожей.

- Сын. Десять лет.

- Спит?

- Да.

- Для него это станет большим ударом, но он справится. У меня... Впрочем, зачем вам

эти истории на ночь?

- Мы справимся.

- И если нужна помощь, то не стесняйтесь обращаться. Вот вам мои координаты.

Он протянул ей свою понтовую визитку.

- С чего бы я стала обращаться за помощью к вам? Вы не производите впечатление

такого человека.

- Потому что вы мне понравились. Как женщина, я имею в виду.

Она горько усмехнулась.

- Для следователя вы слишком откровенны.

- Есть такой недостаток. И ещё у меня напрочь отсутствует тактичность. Ведь можно

было и подождать хотя бы дней сорок, пока его душа бродит по просторам околоземного

сумрака. Но я открою вам секрет: всё это враки. Поповские сказки, по меткому выражению

одного из человеческих сынов.

- Такое ощущение, что вы пытаетесь меня чем-то удивить.

- Более того, у меня прекрасно получается. Спокойной ночи!

Он вышел на лестничную площадку и нарочито плотно затворил за собой дверь.

5

Стас посмотрел на светящееся табло часов и понял, что начинать какую-либо работу

сегодня уже бесполезно. В удалённом офисе если кто и остался, то только уборщица. С ней

не обсудишь дизайн пользовательского интерфейса. Интересно, кто-нибудь заметил его

полное отсутствие в течение целого дня, за который ему, кстати, полагалось денежное

вознаграждение? Вряд ли. А даже если и заметил, то чихать он хотел. Гораздо сильнее его

беспокоило другое: повторится ли снова прошедшая ночь? И вообще, она действительно с

ним приключилась? Нет ничего проще, чем встать сейчас с дивана, пойти к метро и

посмотреть в притворно сумасшедшие глаза «Номера Три». Собственно, этим он и занимался

весь день: заставлял себя подняться. И почему-то не мог.

Заурчал жалобно желудок, в сотый раз напоминая о себе. Потерпишь, попрошайка. И

тут Стас вдруг вспомнил, что не выкурил ни одной сигареты с того самого момента, как ноги

его утонули в упругом «ничто», выползшем из простого бейсбольного мяча, возникшего, в

свою очередь, из таблетки. Он поддразнил себя, представив сладкую затяжку, как делал это

неоднократно в дни вынужденных воздержаний. Никакого эффекта.

Вырвал его из полудрёмы заелозивший по столику мобильный. Звонила Лена. Её

цветной портрет засветился на экране, приглашая к разговору. Ёкараный бабай! Они же идут

сегодня вечером в театр. Точнее, собирались...

Не успев ничего придумать в своё оправдание, Стас нажал кнопку и произнёс

нарочито больным голосом, на всякий пожарный случай:

- Алло!

- Ты где? - раздалось в трубке.

- Я это...

А впрочем, какая разница?

- Дома я. Лежу в постели.

- Заболел? - Её голос выражал готовность примчаться к нему и взвалить на себя все

хлопоты: менять памперсы и ставить градусник, подносить горячий чай, поправлять

подушку.

- Нет. Просто дурака валяю.

- Ты что? Обиделся?

- За что?

- Так и я думаю: вроде не за что.

- А чего тогда спрашиваешь?

Лена запнулась.

- Слушай, ты поссориться со мной собрался?

- Просто хочу начистоту.

- И?

- Мне всё равно.

- Что именно всё равно?

- Всё всё равно.

- И давно это с тобой?

- Какая разница? Это здесь и сейчас — вот что главное. Остальное не важно. И не

нужно ко мне приезжать, - неожиданно для себя прибавил он, поймав волну дерзкого

вдохновения. - Ты — фригидная дура. И мама твоя — застывший осколок бесславной эпохи.

Живёте и молитесь своему богу слабоумия — авось пристроит твой мохнатый детородный

орган в хорошие руки.

Послышались короткие гудки, и Стас бросил мобильник обратно на стол. Отлично

поговорили. Чисто теоретически: возможно ли после таких гадостей примирение? Если

«Номер Три» не врёт, то легко. Вот заодно и проверим. Однако, что на него нашло?

С Леной они были близко знакомы больше двух лет, если вести отсчёт от первого

соития. А так — и все три года получится. Просто тогда она была ещё не с ним, а с его

друганом. Обычная баба. С придурью и гонором, но ласковая, когда требуется. Замуж не

торопила. В душу не лезла. Чего он взбеленился?

Ладно, завтра же нужно набрать и извиниться: мол, испортили настроение на работе.

Зарплату задерживают. Не ценят. Соседи сверху затопили... Да мало ли что может вывести

современного человека, окружённого стрессами, из равновесия? А то и нанести

неожиданный визит.

Стас, наконец-то, поднялся с дивана и побрёл на кухню. Стоя возле открытого

холодильника он убедился, что инстинкт пищеварения никуда не исчез — жрать захотелось

зверски. Он вытащил увесистый кусок варёной колбасы, порезанный на полоски сыр и

горчицу. Сгородил из них стопку на ломте ржаного хлеба и мгновенно проглотил, не запивая.

Поставил чайник и стал ждать, пока тот закипит.

Может, прогуляться всё-таки к метро? Или закатиться в кабак? Снять группу красивых

девчонок в количестве двух штук и выше? Бабло есть. И ещё некоторое время будет, пока...

Пока что? Неужто он и в самом деле решится принять это дурацкое предложение. Да и

предложения, собственно, никакого не поступало. В общепринятом смысле слова. Ему

показали краешек тоннеля, и даже света в конце его никто не обещал. И условий никаких.

Туманные намёки на нечто лучшее. Более интересное. Более осмысленное.

Чайник зашумел паром. Плеснув в стакан кипятка, Стас разбавил его вчерашней

заваркой и развернул открытую пачку печенья. Можно будет стать толстым и

непривлекательным. Носить рваньё или гусарский мундир. Перестать мыться. Показывать

ментам вместо паспорта голую грязную жопу. Срать в лифте, наконец, не считая это

предосудительным. Или он что-то не так понял со слов «Номера Три»? Упростил как бы,

чтобы не потерять суть.

У метро толпился народ, под ногами хлюпала серая неаппетитная жижа. Бабка

продавала пучки замёрзшего укропа. Опухшее лицо продавщицы цветов едва проглядывало

через затуманенное стекло павильона. У ограждения подземного перехода на коврике сидел

безногий инвалид с шапкой мелочи перед ним и другой шапкой — поверх головы. Стас кинул

ему пятьсот рублей и понаблюдал за реакцией: тот испуганно посмотрел по сторонам и стал

вслух молиться, крестясь и охая. Слов разобрать было невозможно.

«Номер Три» похлопал его сзади по плечу.

- Ну, как ты? Развлекаешься, я гляжу. Не съехал за ночь с катушек?

- Да вроде нет. Хотя, смотря что считать «съезжанием».

- Дело обычное. В первые дни многие сомневаются, копаются в себе. Ищут малейшие

зацепки, чтобы всё оставить, как прежде. Старые привычки, как и вещи, имеют

удивительную притягательную силу. Выбросить на помойку бабушкин патефон — этот

поступок сравним, разве что, с подвигом Матросова.

- Кто такой Матросов?

- Ах, да! Ты ж из другого поколения! Тогда это всё равно, что собрать в Фейсбуке

десять тысяч лайков.

- Собирал и больше. Чо делать-то дальше? В помощники к тебе идти?

«Номер Три» захохотал, как опереточный Сатана, распугивая прохожих.

- Надо же, - сказал он, наконец, отсмеявшись и вытирая слёзы. - Пришёл за приказом к

командиру. Как это трогательно и мило! Но я поспешу тебя огорчить: нету у меня ничего.

Миг твой собственный — сам и распоряжайся им. Вижу-вижу, сейчас спросишь, какой миг.

«Между прошлым и будущим», строитель капитализма хренов.

На Стаса навалилось желание съездить глумящемуся над ним собеседнику по морде.

- И ни в чём себе не отказывай, - подначил его «Номер Три», будто прочитав мысли. -

Ну, а если серьёзно... Если допустить хоть на минуту, на секунду, что само слово «серьёзно»

имеет соответствующий ему житейский смысл, то иди домой и продолжай заниматься тем

же, чем и раньше. По пути можешь изнасиловать старушку в лифте... Шучу-шучу. Впрочем,

заболтались мы с тобой. У меня куча работы — столько, что тебе и не снилось. А когда

созреешь, ты сам это поймёшь. Вот тогда и разыщешь меня.

«Номер Три» порывисто поцеловал опешившего Стаса в губы.

- Вот так, - миролюбиво прибавил он. - Ступай.

И перекрестил, продолжая забавляться.

Поднимаясь на свой этаж в лифте, Стас неприязненно оглядел пожилую женщину с

пакетами из супермаркета в руках и машинально вытер шарфом губы. Старушку

изнасиловать. Обойдёшься.

Ночь он провёл без сна, и спать ему совершенно не хотелось. Компьютер шуршал в

темноте вентилятором процессора, выполняя поставленные задачи, но экран был по-

прежнему мёртв. Вот уже вторые сутки. Открытая пачка сигарет, купленная вчера в киоске,

сиротливо лежала на столе. Стас хотел швырнуть её в помойное ведро, но передумал: ему

незачем бояться соблазнов. Они более не имеют над ним власти.

6

Шабанов лукавил, когда отводил Дмитрию Николаевичу времени до утра. Едва он

вышел от Светланы Белковской, новоиспеченной вдовы, как отдал по телефону кому-то

распоряжения, и сел в своё авто ждать ответа. Примерно через час ему перезвонили.

- Объект вышел из дома и взял такси.

- Умный. Следить за ним и ни во что не вмешиваться.

- А если на вокзал поедет?

- Не поедет.

- Ладно.

Дав отбой звонившему, Шабанов поехал домой, где, несмотря на поздний час,

основательно поужинал вчерашней запечённой курицей и бокалом белого вина. Ему снова

позвонили.

- Объект в укрытии. Адрес шлю «эсэмэской».

- Хорошо. Не выпускайте из виду. Проверьте чёрный ход.

- Где тут чёрные ходы в «хрущёвках»?

- Значит, балкон.

- Обижаешь, начальник. Что же мы, салаги неопытные?

- Маме своей будешь обиды высказывать.

Он оделся легко, но подстраховался пуленепробиваемым жилетом, накинув его поверх

майки. Сел в неостывшую ещё до абсолютного нуля машину и поехал по адресу,

высветившемуся в навигаторе. Район знакомый, рабочий, в меру пакостный.

У дома его встретили наблюдатели.

- Всё в порядке, - доложил один из них.

- Ещё бы. Было бы не в порядке, ты бы уже в бегах находился. Или на столе у доброго

доктора.

- Кабы вы, начальник, не разрешали вам хамить в ответ, и дня бы на вас не

проработал.

- А куда б ты делся?

- Застрелился бы.

- Успеешь ещё. Номер квартиры?

- Шестнадцать. Пятый этаж. Помощь нужна?

- Да. Приготовьте большой мешок для говна.

Он поднялся вверх по разваливающейся лестнице в самый её конец, упиравшийся в

четыре одинаковых двери, обитых дермантином, и позвонил в ту, за которой от него

прятались. Звенящая тишина сменилась лёгким шуршанием шагов, производимых ногами,

обутыми в мягкие тапочки. Дождавшись повторной тишины, Шабанов снова позвонил,

приведя в замешательство существо, отделённое от него тонким слоем дерева, не способного

защитить ни от пули, ни от слова.

- Димон! - позвал он зловещим полушёпотом. - Открывай, а то дверь вынесу гранатой.

На той стороне колебались недолго. Отчаянье безнадёжности слышалось в каждом

звуке отпираемых засовов. Шабанов предусмотрительно навёл яркий фонарик в район

потенциального расположения глаз добычи, а сам сделал полшага в сторону, избегая мелких

неожиданностей.

- Не стреляйте! - послышалось в проёме распахнутой двери.

- Ты сам дурак, и нас за дураков держишь.

Шабанов шагнул внутрь, попутно увлекая за локоть дрожащее тело.

- Веди в хоромы, хозяин.

При свете тусклой лампочки Димон выглядел попавшей под проливной холодный

дождь курицей.

- Ну что, Дмитрий Николаевич. Не выдержали нервы, или вы уже во время нашей

последней беседы наверняка знали, что попытаетесь таким неуклюжим способом уйти от...

э... правосудия?

- Нервы, - ответил Димон, сглотнув слюну. - А насчёт правосудия — тут какая-то

ошибка.

- Неужели?

Шабанов картинно осмотрелся кругом.

- Мать честная! Да тут сесть некуда — триппер от одного взгляда на диван подхватить

можно. Так что, не ты, Родион, старушку топором расчленил? А? Не ты, безнравственная

сволочь, трахал, теперь уже вдову, безвременно ушедшего от нас титулярного советника

Белковского Е.?

- Доказательства, - потребовал Димон, но звука не произошло — шевелились одни

лишь его губы.

- Водички? - участливо осведомился Шабанов и правым хуком положил жертву на

дощатый пол, покрашенный когда-то в прошлом веке тёмно-коричневой краской.

Димон приходил в себя долго, и Шабанов его не торопил, изучая скудную утварь

квартиры.

- От маменьки в наследство сарай-то достался? - продолжил издевательства он, когда

клиент стал проявлять признаки жизни. - Впрочем, я — тупица. Квартира должна быть

девственно чистой во всех смыслах. Пожалуй, что и убил-таки чужую старушку. За квартиру.

А? Мерзавец?

- Адвоката, - опять, скорее, догадался, чем услышал Шабанов, и без раздумий врезал

тупым носком ботинка в район переносицы упрямца.

Теперь у него появилось гораздо больше времени для ознакомления с помещением, и

он не преминул воспользоваться этой возможностью.

Мебельное убранство говорило о том, что бывший владелец квартиры не испытывал

материальных затруднений в 80-е годы прошлого столетия, а потом его фортуна резко

закатилась, и настали трудные времена. Вообще меблировкой это нагромождение фанерных

ящиков было назвать трудно, и шкафы содержали в себе сомнительные по нынешним

временам вещи: военные награды, паспорта царского периода, фотографии с пышноусыми

мужчинами, рулоны старых неиспользованных обоев. Сколько таких квартир стояло по

Москве, ожидая бесцеремонных наследников, которым не дороги будут ни платяные шкафы,

обклеенные липкой лентой «под орех», ни буфеты без стёкол и дверей, ни даже люстры с

единственным работающим плафоном? Всё отправится на помойку на следующий после

похорон день. А может, и раньше. Пока обречённый на естественную смерть будет доживать

свой век в бесплатной муниципальной больнице.

- Ну, что, очухался? - обратился он миролюбиво к Димону, когда тот повторно пришёл

в себя. - Ты пойми: мне твоего чистосердечного не нужно, и протокол соблюдать я не

намерен. Не услышу от тебя, что хочу, пристрелю прямо здесь и оставлю лежать до прихода

настоящей полиции.

- Кто вы?

- Твой новый начальник. Такой ответ тебя устроит?

Шабанов с хрустом оторвал кусок материи от скатерти на столе. Та легко поддалась по

причине ветхости.

- На вот. Вытри кровь с лица. Противно смотреть.

Димон медленно выполнил распоряжение палача.

- А ты мне нравишься, ей богу! Прелюбодей, убийца, а выдержка — Штирлиц бы

позавидовал. У тебя родители, часом, в разведке не служили?

- Чего вы хотите от меня?

- Означает ли эта твоя фраза полное признание и раскаяние? Да или нет?

Допрашиваемый умудрился безнаказанно поразмыслить в течение секунд десяти.

- Да.

- Ну вот, и славно. Один вопрос: почему собственноручно выполнял миссию? Почему

спецов не нанял?

- Сэкономить хотел.

Шабанов расхохотался и не утихал с минуту, вызывая спонтанные гримасы боли и

ненависти на лице Димона.

- Ты, брат — полное собрание сочинений человеческих пороков. Я тебя искал всю

сознательную жизнь.

Шабанов придвинул своё лицо вплотную к лицу убийцы.

- Понравилось?

- Что?

- Проливать кровушку?

- Нет.

- Врёшь.

- Вру.

- Молодец.

Шабанов поднялся с корточек во весь свой не маленький рост и стал вдруг обречённо

серьёзным.

- Короче так. Езжай домой и попытайся вернуться к своим обычным делам. Слежки не

будет. Но я тебя найду, куда бы ты ни сбежал. Веришь? Правильно делаешь. Я очень старался

до тебя донести эту нехитрую мысль. Когда понадобишься, я тебе сообщу. В качестве бонуса

хочу тебя обнадёжить: ты даже не представляешь, как тебе повезло встретиться со мной.

Твоя жизнь ещё никогда не была так близка к совершенству. К идеалу, нарисованному тобой,

в непорочных юношеских снах. Скоро, очень скоро осуществятся твои самые смелые мечты.

Ну, бывай.

Шабанов насильно пожал вялую, мокрую от пота руку Димона и вышел вон.

7

Сегодня я работаю переводчиком. Идеальная профессия для того, чтобы принимать

непосредственное участие в процессе, ни на что не влияя, и, следовательно, не нарушая

инструкций. Встречаются два высокопоставленных политика. С глазу на глаз. Возможно, за

то, о чём они будут договариваться, меня следует сжечь на костре сразу же после окончания

рандеву. Так и есть: речь идёт о количестве трупов и цене за каждую голову. Улыбаются они

друг другу вполне искренне. Это миф, что политикам приходится притворяться. Вжившись в

роль, вкусив прелестей ощущений от повелевания судьбами, они не испытывают ничего,

кроме удовольствия.

- Наши восточные друзья будут недовольны, - говорит толстяк.

- Они всегда чем-нибудь недовольны, - парирует долговязый.

- Да, но в этот раз мы не отделаемся простым закрыванием глаз на их проказы.

Придется раскошелиться.

- Что ж, оно того стоит. Как поделим расходы?

Начинается торг, в котором толстяк, как мне кажется, получает для себя более

выгодные условия: на территории вверенного ему государства умрёт людей на тысяч десять

меньше, чем планировалось. Прижизненный памятник ему за это обеспечен. Но долговязый

получает экономические выгоды, что несомненно благоприятно скажется на настроении его

беспокойного электората.

Стою безмозглым столбом, подавляю эмоции и улыбку, запоминаю цифры и даты — в

отчётах это ценится более всего. Они искоса поглядывают на меня. Без жалости. Как на всё

ещё живого барана, которого предстоит съесть на ужин. И то не от жестокости, а по суровой

жизненной необходимости.

Разговор подходит к концу. Мы выходим к прессе. Они жмут друг другу руки, подолгу

застывая в одной позе, чтобы резкость фотоснимков удовлетворяла международным

стандартам качества. Потом расходятся в разные стороны, забывая про меня, и я жду, когда

опустеет зал с колоннами, чтобы выйти чёрным ходом и сесть в ожидающей меня автомобиль

марки «Бентли».

На заднем сиденье меня ждёт кукла. Внешне она походит на человека весьма условно,

чтобы ни у кого не возникало соблазнительных сомнений не её счёт. Её остекленевшие глаза

смотрят в одну точку, куда-то по направлению нашего движения. Руки аккуратно сложены на

коленях. Осанка прямая. Я начинаю пересказывать увиденное и услышанное, стараясь по

тексту быть близким к оригиналу. Добавляю при этом свои собственные соображения.

- Будет большая заварушка, - говорю я. - На этот раз с участием тяжёлой техники.

Считаю необходимым активизировать работу агентства «Доброта». Привлечь

дополнительные силы и технические средства.

Кукла, понятное дело, молчит. Но слова мои записываются и транслируются. Со

стороны выглядит ужасно смешно, но не мы виноваты в этой глупой конспирации. Мне

вообще начинает казаться, что виноватых здесь нет и не предвидится — одни сплошные

жертвы.

8

Похороны крупного промышленника и предпринимателя Белковского Е. назначили на

четверг. К тому времени должна была успеть с прибытием сестра погибшего из Сан

Франциско, Юля. И она не обманула ожиданий тех, кто вынужденно откладывал

мероприятие по её настоятельной просьбе. Ровно за час до начала панихиды она появилась в

«выставочном зале» ритуального бюро. Перво-наперво она остановилась у гроба с телом, не

проронив и намёка на слёзы, но держа в руке носовой платок. Отыскала глазами вдову и

подошла к ней.

- Вот что, голубушка, - выговорила вместо приветствия она. - Теперь, когда нас

больше не разделяют условности, я хочу вам официально заявить, что ненавижу вас и

поддерживать с вами какие-либо отношения не намерена. Ну, кроме, разумеется, судебных.

Вещала она громко, не стесняясь присутствия посторонних.

- Всё вышесказанное относится и к Дмитрию Николаевичу. Но я его здесь почему-то

не вижу, поэтому передайте ему мои слова, как сами поняли. Надеюсь, хоть в этом вам можно

доверять.

Ответные упрёки и возражения её, по-видимому, не интересовали, так как она тут же

покинула здание, сев в ожидавший её снаружи чёрный начищенный до блеска лимузин

американского производства.

Светлану Белковскую появление бывшей родственницы не расстроило. Она молча

выслушала откровения, о которых догадывалась и раньше, глядя честно и прямо в Юлины

глаза. Виноватой перед ней она себя не считала, иллюстрируя извечный женский парадокс:

чем больше женщины похожи между собой, и особенно в части представлений о добре и зле,

тем меньше шансов им стать подругами. Юля в точности повторила её собственную судьбу,

вступив в брак по расчёту, отработав на два любовных фронта и родив мужу обязательного

наследника, поэтому презирала соперницу и была презираема.

Что же касается послания, переданного Юлей для друга семьи и любовника, то

Светлана не выполнила его по весьма уважительной причине: он отсутствовал. Этот факт

удивил и обеспокоил её поначалу. Она даже пыталась ему безуспешно звонить. Автоответчик

сообщил, что абонента такого нет и, возможно, не было никогда. Она не знала, да и не могла

знать, что Шабанов категорически запретил ему появляться не только на похоронах, но и

вообще на всех дальнейших мероприятиях, имеющих отношение к госпоже Белковской. Её

мнения на этот счёт он не спрашивал, и неизбежные вопросы, которые возникнут у нёё в

скором времени, его не заботили. Он сумеет быть убедительным, что бы ни пришлось

объяснять.

В это утро он почти всё время находился если не возле неё, то в поле её видимости.

Одетый в чёрный, подобающий случаю костюм, он одним из первых принёс соболезнования

вдове и по-старинному дворянскому обычаю поцеловал её руку, задержавшись, правда, на

выполнении этого упражнения намного дольше, чем того требовали приличия..

- Надеюсь, инспектор, вы не прямо сейчас начнёте ухаживать за мной, - не совсем

весело пошутила она.

- Спасибо, что назвали меня этим заграничным нафталиновым словом, - парировал

тот. - Но вынужден вас огорчить: я присутствую здесь исключительно с целью осады

неприступной крепости в вашем лице. Господина Белковского я не знал, и не могу

испытывать к нему никаких сентиментальных чувств. Кроме того, я вижу покойников

каждый день, благодаря своей профессии. Резюмирую: я не нахожу причин откладывать

предприятие в долгий ящик. Тем более, что вокруг полно конкурентов.

- А вы не допускаете, что ваши слова оскорбляют меня?

- Не буду лукавить: вполне допускаю. Но вы простите мне потом всё, что бы я сегодня

ни делал, когда вам станет ясна общая картина.

- Почему бы вам не внести эту ясность прямо сейчас?

- Потому что мне не кажется это целесообразным. Увидимся за траурным столом.

Проследив от начала до конца выходку Юли, Шабанов отдал распоряжения по

телефону навести о сестре убитого справки, а про себя подумал, что упустил из виду

существенный факт, грозящий обернуться серьёзными осложнениями. Полную распечатку на

неё он ожидал в течение двух-трёх часов. Пока, по крайней мере, она не предприняла

никаких шагов, и то хорошо. Покойника отпели точно по расписанию и гроб его увезли,

чтобы прогнать через очищающее пламя.

Для печального ужина выбрали ресторан средней руки. То ли от экономии в виду

непрозрачности финансового будущего, то ли для куражу. Шабанов сел в дальнем от вдовы

углу стола и не подходил к ней весь вечер, изображая агента секретной службы. Лишь в

самом конце банкета он напомнил о себе улыбкой на расстоянии и жестом, красноречиво

говорящем, что обязательно позвонит. Возможно, даже завтра. Однако, он выполнил своё

обещание только через неделю.

- Командир, у нас ЧП, - доложил подошедший к Шабанову на улице верзила по имени

Урфин Джус. - Клиент избежал огня.

- Если я правильно понимаю то, что ты сейчас говоришь, - зашипел на него Шабанов.

- Не предусмотрели. И вы, в том числе. Подъехала бригада спецов во главе с

генералом. Отбить никакой возможности не было.

- Куда его повезли?

- Место известное и уважаемое, но хорошо охраняемое.

Шабанов злился и не скрывал своего разочарования. И в голову лезли всякие пошлые

глупости.

- Сколько мы сможем поднять людей?

- Чистой воды авантюра.

- Где Юля?

- С генералом. В кабаке.

- Они кто вообще друг другу?

- Нереализованные сексуальные фантазии престарелого служаки, с одной стороны. И

типичные сучьи игры — с другой.

- А прах, который передали вдове?

- Насыпали чего-то.

- Значит, их усилия носят неофициальный характер.

- Выходит, что так. Для нас это не обязательно хуже.

- Посмотрим.

На таких мелочах рушатся все глобальные проекты — Шабанов знал об этом из

серьёзной детективной литературы. И учебников истории. Кто мог предположить о

существовании какой-то Юли, которая решится противостоять его планам? И тем более, о

том, что у неё имеется такой нерядовой постельный приятель.

- Какие соображения? Идеи?

- Раз нет возможности взять из здания то, что нам нужно, - сказал, быстро размышляя

на ходу, Урфин Джус, - можно попробовать уничтожить само здание. Допустим, посредством

пожара.

- Полагаешь, это реалистичнее штурма?

- Да, полагаю. К забору подъедут два грузовика: один — со взрывчаткой, другой — с

ГСМ. Первый рванёт, второй заедет во двор поглубже и самоуничтожится там минутой

позже.

- Щас придумал?

- Ага.

- План принят. У тебя есть добровольцы?

- Да полная клетка!

Шабанов усмехнулся. Оптимизму и задору этого парня, в первую очередь. И своей

проницательности, во вторую — откопал он этот неогранённый алмаз буквально на эшафоте.

У палача с топора снял.

- Сделать нужно сегодня ночью, пока добропорядочная гражданка Юля отрабатывает

генеральскую услугу.

- Козе понятно.

Часов около четырёх утра Шабанова экстренно вызвали на место происшествия.

Горело впечатляюще. Не совсем ясно было, для чего он здесь. Но потом, когда он увидел и

своего шефа, и шефа его шефа, и кое-кого повыше, то смекнул, что сзывали в панике всех

подряд. Что и говорить, скандальный пожар получился. Это вам не рынок и не Манеж.

Следующим утром Шабанова вызвали «на ковёр», не дав отоспаться после ночных

бдений.

- Где был прошлой ночью?

- Где и все. Наблюдал пламя. И вас, Николай Алексеевич.

- Гм, - шеф на секунду смутился, но быстро справился с конфузом. - Зачем?

- У дежурного спросите. Он вызывал.

Видно было, что шеф отрабатывает задание сверху. Сам он нисколько не верил в

донесённую ему версию, что какой-то там капитанишка оказался способным на подобного

рода диверсии. И, главное, ради чего?

- Что там с этим самоубийцей?

- Похоронили.

Проверял, старый лис. Не положено было Шабанову знать, где находился в ту ночь

труп.

- Дело закрыто?

- Сегодня собирался.

- Не тяни.

- Слушаюсь, товарищ полковник. Могу идти?

- Иди.

Но проверки на этом не закончились. Вызывали его в разные кабинеты и разными

намёками пытались выяснить его личную заинтересованность в деле. Криминалист Гена,

судя по всему, тоже выдержал все испытания с честью. Как и оперативники. Правильно тогда

Шабанов им деньги всучил. Повязал друг на друге. При первой же возможности полагалось

их отблагодарить дополнительно, чтобы знали и помнили, что имеют дело с порядочным

человеком. За этим не заржавеет.

Игра шла по-крупному, но она стоила усилий и трат. В конце полосы препятствий его

ждала роскошная вдова.

9

- Алиса звонит! - шёпотом произнесла мама и протянула дочери трубку.

Новый ритуал. Ведь у Кати есть свой телефон. Но дополнительные реверансы в

сторону родителей творят чудеса: они оба обожают теперь грозную покровительницу их

дочери. Всегда всё вовремя. Как обещано. Строго, пристойно, по-деловому разумно и кратко.

Никакое это, конечно, не модельное агентство, но и не подпольный публичный дом.

Вчера Кате доверили отогнать фуру в Брянск. Не за рулём, естественно, а в качестве

экспедитора. Пожилой усатый дядька-шофёр косился на неё всю дорогу, оценивал коленки,

профиль. Скорее всего, не для себя — староват он уже рассчитывать на взаимность от

молодости. Может, для сына старается. Или внука. Пару раз он пытался заговорить о

высоком, но безуспешно — Катя вежливо дала ему понять, что нет такой темы, которую бы

ей было интересно поддержать в разговоре с ним. Инструкции ей дали на этот счёт самые

подробные. Дядька обиделся и отстал.

Фуру разгрузили. Коробки какие-то картонные. Ящики. Катя подписала бумажку и

отправилась в обратный путь. Но не на пустой фуре, а в СВ вагоне поезда. Проводница

производила такое впечатление, будто её предупредили о важности Катиной персоны.

Хлопотала, постоянно спрашивала, не угодно ли чего. На столе стояло шампанское в ведёрке

со льдом, в любой момент готовы были принести шашлык или запечённую сёмгу.

- Если пожелаете мужчину, то принесу каталог.

Это предложение показалось Кате несколько бестактным, хотя и не лишённым

основания: мало ли кто здесь ездит.

- Не сегодня, - ответила жеманно она, быстро привыкая к хорошему сервису.

За неделю до этого были походы по дорогим магазинам с девчонками из «агентства».

Оплачивала покупки фирма. Суммы не ограничивались. Подозрения родителей насчёт

занятий «моделей» поначалу всплыли в Катиной памяти, но ей чётко дали понять, что она

ошибается, не дожидаясь вопросов:

- Это не то, чем оно кажется на первый взгляд.

- А что это?

- Придёт время, узнаешь.

- Мы — секретная феминистская служба?

- Типа того.

Три дня назад её взяли на какую-то пресс-конференцию, где они задавали докладчику

острые вопросы и вступали с ним в полемику, изображая журналистов. Впрочем, кто их знает

— удостоверения вроде были настоящими. Докладчик этот мелькал по телевизору, но

фамилия его не отложилась в Катиной памяти. Кончилось скандалом и выдворением

«девичника» на свежий воздух. Поджидавшим их ментам руководитель «группы», Оксана,

прошептала что-то на ухо, и те мгновенно расслабились и откозыряли. Вот бы знать это

волшебное слово.

За все телодвижения щедро платили. Какие-то совершенно разные и разномастные

суммы: то в рублях, то в валюте. То одну бумажку, то пачку. Катя понимала, что всё это лишь

авансы, и с нетерпением ожидала неминуемого разговора об её обязанностях. Так оно в конце

концов и произошло.

Как-то днём за ней заехала Алиса и предложила прокатиться по городу. Была она за

рулём сама, что сразу дало Кате понять — разговор состоится именно сегодня. Ехали они не

долго. Остановились возле здания новой постройки, недалеко от начала пути.

- Знаешь этот дом? - спросила Алиса.

- Знаю. Тут одна моя подруга живёт.

- А ещё кто?

- Ну, он... Один из двух который.

- Знаешь, почему мы здесь?

- Отомстить?

- Нет. Добиться справедливости. Мстить глупо. Нужно смотреть на проблему шире.

Ты как? Достаточно мотивирована для самостоятельных поступков?

Нечто подобное Катя себе и представляла. Не в том смысле, чтобы наказать Романа, а

что ей предложат участие в чём-то серьёзном, и что ей придётся над этим думать, как

взрослой, и принимать нелёгкие решения.

- А это законно?

- Ты, неверное, никогда не смотрела телевизора и не видела эти лица, которые

принимают законы.

- Что с ним будет?

- Глупая. Он твой. Что захочешь. Можешь даже выйти за него за муж. Или сразу за

обоих.

Алиса не шутила и не паясничала. Катя, убедившись в этом, опустила глаза.

- Я хочу, чтобы он умер.

Они ехали в машине молча. Куда, Катя не знала. Но не домой. Остановились возле

какого-то офисного здания. Алиса своим ключом открыла стеклянную дверь. Пискнула и

замолкла сигнализация. Они вызвали лифт, но спустились на нём на два этажа вниз,

оказавшись в длинном глухом коридоре.

- Тир? - удивилась Катя.

- А ты чего ожидала увидеть? Розовую комнату с куклами?

Они подошли к стеклянным шкафам, где, словно в витрине, красовались

смертоносные железки, которые до сих пор в бутафорском виде Катя лицезрела лишь в кино.

- Выбирай.

- Как?

- Бери каждый. Трогай. Ощущай.

- Это имеет значение?

- Всё имеет значение.

Катя взяла в руки первый слева пистолет. По порядку буду, решила она. Примерила

его с помощью Алисы себе в руку.

- Кажется, хороший, - сказала растерянно она.

- Ну, и забирай. Будем считать это любовью с первого касания. Иди за мной.

Они двинулись вдоль узкого тоннеля, остановившись у стойки, перегородившей путь.

Алиса выдвинула ящик из стены и извлекла оттуда плотную коробку. Тут принципиально

ничего не запиралось на замок. Видимо, дошедший до сего места автоматически считался

своим, прошедшим все возможные проверки.

- Патроны, - пояснила Алиса, показывая глазами на коробку. - Твой ствол

шестизарядный, полуавтоматический. Понимаешь? Это означает, что из него можно завалить

шестерых подонков, не меняя магазина, если не делать промахов. Передёргивать после

каждого выстрела не надо. Смотри.

Она показала процесс зарядки магазина и подготовки оружия к ведению огня, делая

замечания и отвечая на вопросы. Потом встала наизготовку напротив мишеней и произвела

выстрел. Катя машинально прижала руки к ушам.

- Привыкай. Первое наставление: выстрела не жди. Плавно спускай крючок. Смотри

на прицел, а не на мишень. Она должна быть мутным пятном вдалеке. Правую руку расслабь.

Она должна опускаться и подниматься свободно. Дрожи не бойся — она не помеха для

опытного стрелка. Качай слегка руку вверх-вниз. Замри, задержи дыхание.

Выстрел.

- Теперь ты.

Первые шесть пуль ушли в «молоко» или ещё куда-то. В кисель, наверное. В стену за

мишенями. Видя измученное лицо курсантки, Алиса погладила её по щеке.

- Не переживай. Это не самое сложное. Попасть легко. Выстрелить намного сложнее.

- Тебе часто приходится это делать?

- Приходится? - Алиса улыбнулась своей ослепляющей белозубой улыбкой. - Я

смотрю на мир несколько иначе и, надеюсь, ты скоро примешь мою точку зрения.

- А как на это смотрит Библия?

- Не знаю. В наше время в школах учили другому: равенству и братству,

пролетарскому интернационализму, любви к Родине. Представляешь. Как это — любить

Родину?

Их тела неожиданно сблизились, и губы соприкоснулись.

- И ещё одно, последнее на сегодня: никому ни слова. Ты слепа, глуха и не

любопытна. Второй лекции на эту тему не будет.

Пальцы Алисы стали расстёгивать Катины джинсы. Она хотела сказать стандартное

«не надо», но побоялась, а потом забыла, зачем собиралась сделать подобную глупость.

10

Посовещавшись накоротке с Космосом, Стас выпил утренний кофе и стал одеваться.

Задача предстояла не из тривиальных. Ведь ему нужно было не просто появиться в офисе

работодателя для получения зарплаты, но выполнить возложенную на него миссию. Поэтому

от привычных джинсов, меховой куртки и ботинок он сразу отказался и стал рыться в шкафу

в поисках чего-нибудь более подходящего случаю. И ему повезло. Серое пальто, которое он

последний раз надевал лет пять назад, чтобы вынести мусор, испачканное мелом и лесным

мусором, отыскалось в отделении для вещей на выброс — хорошо, что он забыл тогда

привести в исполнение приговор. Со штанами возникли трудности, и он решил обойтись

вообще без них, оставшись в пижаме. Тем более, что он не снимал её уже вторую неделю. А

кроссовки с удобными дырками для больших пальцев ног, грязно-белые и без шнурков,

подошли очень кстати. Ещё он взял с собой клеёнчатую хозяйственную сумку. Для наличных.

Воспитанная и привычная ко всему московская публика в метро косилась на него, но

замечаний не делала. Он устроился на сиденье в самом конце вагона и стал размышлять.

Чтобы скоротать время, и вообще.

Если раньше траектория его жизни петляла, как заячья тропа в снегу, то теперь она

выпрямилась, и, благодаря этому факту, стало до оскомины отчётливо понятно, где начало и

где завершение. Почему этот странный и неприятный тип «Номер Три» не повстречался ему

раньше? Двадцать пять земных лет — коту под хвост. Тысячи и миллионы сказанных в

пустоту слов. Горы облаков бесполезно израсходованных эмоций. И всё это только ради

соблюдения приличий, придуманных кем-то посторонним, навязанных извне, в высшей

степени сомнительных.

- Ты пораскинь мозгами, - сказал «Номер Три». - Всего-то десять правил, а за тысячи

лет существования человечества их так и не научились выполнять. Девяносто девять

процентов населения их даже и не помнит наизусть. Сотни религий, талдычащих о них на

каждом углу, государства с их репрессивными функциями, механизмы самоконтроля

общества, уголовный кодекс и кодекс строителя коммунизма, наконец — все усилия

провалились, как в бездну. А почему? Ответ прост, как капля утренней росы: эти правила для

нас чужие. Наше человеческое естество отторгает их, как вирус. К сожалению, не всегда

болезнь удаётся победить. Но это скоро закончится, поверь. Мы с тобой и такие, как мы,

вернём мировоззрение человека к его корням, к его истинной сути.

- А в чём она заключается, эта истинная суть?

- Мы всё ещё в поиске точных ответов, но мы найдем их. Путём проб и ошибок.

Путём жертв, в том числе и невинных. Путём самоотречения и тяжёлой кропотливой работы.

- До нас ведь уже пытались другие.

- У них не было Знания. Только смутные догадки. Поэтому систему они не смогли

построить. А у нас всё это есть. И ещё кое-что, что ты видел.

«Номер Три» молодец, но и он не всегда бывает прав. Например, объяснение,

касающееся его образа жизни, не выдерживает никакой критики.

- Почему ты, обладая такой силой, торчишь у метро, неся эту средневековую чушь про

Конец Света? От тебя шарахаются приличные люди. Ты бы мог...

- Шарахаются те, кто в принципе не способен к... Назовём, это хотя бы инициацией.

Тебя же зацепило. Значит, подход работает.

- А что делать с остальными, не способными?

- Вариантов много. Вплоть до тех, что уже успешно опробованы поколениями наших

предков. Толщина культурного слоя, возделанного ими, поражает воображение. И содержит

он не один только мусор. Покопаться — там такое можно найти!

- Новый ГУЛАГ?

- А чего он тебя так пугает? Ты был там?

- Как-то мерзко, что ли. Или нет... Мелко. Мы вроде бы как носители истины,

«суперпиплы», в некотором роде, а сами занимаемся погребением жертв чумы, допросами и

пытками, строительством казарм. Солдаты — это что, вершина мироздания?

- Придумай что-нибудь своё. Попадёшь в историю.

- И придумаю!

Вообще, всё становится на свои места, когда Космос разговаривает с тобой с глазу на

глаз, откровенно и без посредников.

Стас выбрался из метро наверх и остолбенел: на улице стоял глубокий вечер. Чёрное

небо над головой, слепящие фонари. Он же выходил из дома никак не позже десяти утра. Что

за чёрт! Неужели мысли так увлекли его, что он провёл целый день под землёй, даже не

понимая, где находится? А, собственно, почему это кажется ему странным? Или, тем более,

не приемлемым? Он же не век в подземке провёл, а всего лишь день.

Он отбросил все эти вздорные придирки себя к себе и зашагал по направлению к

офису. Пять минут по заснеженной тропинке, через парк с уснувшими на зиму клёнами.

Охранник пропустил его без вопросов, едва ознакомившись с пропуском, но на втором

этаже, уже войдя в просторный зал с множеством компьютеризированных ячеек для работы,

Стас замер вторично, поразившись своей рассеянности. Ну да, здесь никого не было. И свет

горел лишь дежурный. А чего он ожидал? Идиот! Но тогда зачем же он шёл сюда? За

зарплатой в дешёвом бумажном конвертике? Да не может этого быть! Для того, чтобы кинуть

начальству парочку подхалимских комплиментов в надежде на повышение? Чушь! Он здесь

один и в такое неподобающее время, чтобы отправить им послание. «Мессидж», как сейчас

модно говорить в деловых кругах.

Постоянного рабочего места у Стаса здесь не было — ведь он сидел «на удалёнке».

Были терминалы общего пользования для таких же, как он. Были кабинеты высоких

начальников, которым не полагалось отсутствовать в рабочие часы. Столовая с кофе-

машиной и автоматом для выдачи чипсов. Конференц-зал на двести посадочных мест с

проектором. Десяток комнат за стеклянными дверями для проведения краткосрочных

рабочих совещаний.

Стас зашёл в кабинет своего непосредственного босса. Впервые без робкого стука.

Взял листок бумаги и зелёный фломастер и написал крупными печатными буквами:

«ЧАС ПРОБИЛ. ТРЕПЕЩИТЕ, ПРИДУРКИ»

Положив этот «мессидж» на стол он вышел обратно в коридор, но потом,

спохватившись, вернулся и уронил огромный плоский монитор на пол, убедившись, что ему

причинён необратимый ущерб. Довольный первыми результатами, сорвал со стены портрет

Президента и с удовольствием помочился на него. Потом он прошёлся быстрым шагом по

тропинке вдоль рабочих мест, роняя на своем пути всё, что попадалось под руку. У стенда

первой пожарной помощи разбил стекло, вытащил топор и порубил им на мелкие куски

массивный принтер — чудо японских технологий. Досталось и помещению безропотной

столовой.

Когда разрушать больше стало нечего, Стас прикрепил свой, не нужный более,

пропуск на стену в развёрнутом виде, использовав в качестве клея жвачку. Такие дела не

делаются анонимно или с опасливой оглядкой.

На проходной он остановился возле охранника.

- Брателло, - сказал он. - Мне кажется, на втором этаже какой-то не совсем обычный

порядок вещей.

- Что ты имеешь в виду?

- Мебель переставлена.

- А, это! Так вроде переставляли.

- Ну, ладно. Просто я давно здесь не был. Пока.

Свежий морозный воздух вдыхался лёгко и радостно. Как после первого свидания.

Домой Стас добрался уже без всяких размышлений, а потому — за нормальный промежуток

времени.

В лифте с ним опять оказалась та же женщина, что и тогда. И, кажется, с теми же

самыми пакетами из супермаркета.

«Вот же привязалась! - злобно подумал Стас, но потом его окатила свежая струя

мыслей. - Это моё подсознание шутит шутки надо мной. Издевается. Нужно с этим

беспределом кончать. И немедленно».

Он посмотрел на женщину, как мартовский кот в человечьем облике. Или наоборот.

- Поиграем?

Пальцем ткнул кнопку «Стоп». Распахнув пальто, стал развязывать на пижаме

тесёмки. Женщина истерично завизжала.

- Чо ты орёшь, дура? - успел рявкнуть Стас, но в следующий момент получил в глаза

струёй из газового баллончика и носком острой туфли в пах.

11

Шабанов не любил людей. Общение с ними вызывало у него досаду и скуку, а

собственная принадлежность к человеческому роду — жгучий стыд. Причины тому были

банальны, не совсем обычной была лишь реакция на них. Он пытался справиться со своей

мизантропией, уйдя добровольцем на войну, но и там не сыскал желанного покоя. Чужая

смерть не приносила ни боли, ни радости, а своя шарахалась от него, будто боясь заразиться.

На гражданке его без раздумий прибрали к рукам «органы», ориентируясь на безупречный

послужной список, стойкий характер и отсутствие квалификации для мирного труда.

Так он стал следователем.

Звёзд с неба на погоны не хватал, скрупулезно вёл дела, от явных висяков не

отказывался, начальству не перечил. То есть по всем показателям являлся типичной рабочей

лошадкой — таких берегут и держат возле себя, не позволяя упорхнуть к вершинам

иерархии. С коллегами вёл себя ровно, не подпуская ближе проведённой им самим черты,

однако многие почему-то считали себя его друзьями. С подчинёнными не церемонился. Слыл

в уголовной среде компетентным и опасным, могущим ради озорства довести дело до суда и

решётки без скидок на лица. Убрать его пытались только один раз, после чего решили, что

себе дороже связываться с непредсказуемым, лишённым страха человеком.

Покойников, как ни странно, Шабанов тоже не любил — они доставляли ему массу

хлопот в виде бумажной канители: протоколов, рапортов и прочей бюрократии. Хоровод

свидетелей, патологоанатомов, зевак, криминалистов, безутешных родственников действовал

ему на нервы. Деваться от них было совершенно некуда, а бросить работу означало скатиться

в кювет бытия. Так он и плыл по течению серых будней, пока не случилось с ним одно

интересное событие, покончившее с душевными метаниями.

Погряз он по уши в очередном убийстве. Не в том смысле, что улик не хватало, или

желания дойти до финиша, а попался ему подозреваемый, которого он не желал отдавать на

растерзание отечественной Фемиде. Парень замочил четверых своих врагов. Действовал

хладнокровно, продуманно и осознанно, хотя и не профессионально. Другого выбора судьба

ему не оставила. Вопрос стоял так: либо они, либо он. Ему корячилось пожизненное, но

такой расклад почему-то не устраивал Шабанова. Сплошь и рядом ему попадались дела, где

виновный оказывался недосягаемым, и с невозможностью его наказать приходилось

мириться, а тут как бы всё получалось навыворот — преступника никто не отмажет, но

видеть его на скамье подсудимых кажется не логичным и противоестественным. И тогда

Шабанов озарился идеей примерить на себя судейские одежды. Причём, сделать это он

додумался, сведя вместе два противоположных конца. Сложить плюс и минус, чтобы в

результате получился ноль.

Парню он предъявил улики, но предложил не зону, а сделку: услуги — в обмен на

свободу. И дал первое задание: убрать одного из «неприкасаемых». Обещал прикрытие со

своей стороны и некоторую помощь практического характера: оружие и получение полезных

боевых навыков. Парень, на удивление, легко согласился. Так у жизни следователя Шабанова

образовалось второе дно.

Его тайными агентами становились люди с различной мотивацией. Объединял их

лишь один общий признак — преступление, совершённое во имя какой-либо идеи, не

связанной с наживой и выгодой. В коллекции были благородные мстители и отважные

защитники, герои не случившихся войн, юродивые и просто маньяки. Всем нашлась у

Шабанова работа, и даже какой-то оптимизм вселился в него. А потом к нему пришли ЭТИ.

В своём отношении к НИМ Шабанов до сих пор не определился. Да это и не важно на

самом деле, кто они такие. Важнее другое: кто такой Шабанов? Как единица и как часть

целого. ОНИ не то чтобы помогли ему понять это, но по крайней мере убедили в том, что его

неприятие себя в качестве послушного и безмолвного представителя рода человеческого

имеет научное обоснование. И что фундаментальные «истины» ещё более не очевидны, чем

даже казалось его скептическому уму. Ответы на вопросы где-то есть, но они никому не

нужны. Солнце встаёт на «востоке», но тот, от кого это зависит, скрывает свои намерения. И

душа человеческая — это ещё большие потёмки, такие, что и сам дьявол в них не разберётся.

От Шабанова ничего не требовали, не угрожали, не пытались купить. Ему просто

показали «таблетку», легко превращающуюся в бейсбольный мяч. И ушли, оставив

«реквизит». Шабанов получил возможности, лежащие за гранью понимания, но они стали

надёжной защитой от кого бы то ни было из плоти и крови. Благодаря этому он поставил

дело на поток, и машина по складыванию плюсов и минусов заработала на полную

мощность.

Вдруг ни с того ни с сего пропала так мешавшая ему ненависть к начальству, к

политикам, к нудной рутинной работе, к хамоватым тупым коллегам, к трусам и

проходимцам, к карьеристам и подлецам. Шабанов перестал чувствовать себя разведчиком во

вражеском тылу, но трансформировался, скорее, в пасечника, заботливо присматривающего

за пчелами: следил за состоянием ульев, подкармливал, держал под контролем роение. И

кусали его иногда подопечные, умирая от потери жала.

Лишь поначалу его смущал один неприятный факт: выходило так, будто едва он обрёл

свободу, как тут же нашёлся новый хозяин его воли, к которому он поступил на службу.

Однако Шабанов убедил себя в том, что выполняет свою миссию, как и раньше — не беда,

что с кем-то ему оказалось по пути. И что он так же в любой момент сможет сказать «нет»,

если их дороги разойдутся, или ему просто наскучит. Пребывал ли он в иллюзиях, проверять

пока не было необходимости, и волшебный клубок ниток катился по лесу, разматываясь.

Шабанов не служил в разведке и свои сведения о конспирации черпал из

художественной литературы. Поэтому ему показалось правильным построить свою

деятельность так, чтобы большинство участников банды даже не подозревало о

существовании друг друга. Они могли догадываться, но наверняка не знали ничего, а

проявление любопытства Шабанов гасил всеми доступными способами, вплоть до

уничтожения материала.

Однако, к своему стыду, он не смог удержаться от соблазна (придумал видимость

необходимости) и завёл себе оруженосца, которому доверился во многих своих делах. Он

поручил ему «оперативную работу», включающую обыкновенный рэкет, устранение проблем

и затруднений, сбор информации и т.п. Его же он поставил во главе ударного отряда бойцов,

набранных из людей, не задающих лишних вопросов. Какой же император без гвардии?

В типичной ситуации подобная организация провалилась бы на второй день

существования, но у Шабанова была «таблетка». Весьма занятная штучка. Она в нужный

момент становилась и «куполом», и источником неведомой силы, и, наверное, ещё чем-

нибудь, до чего элементарно не дотягивалась фантазия Шабанова.

Урфин Джус, правая рука и придворный шут в одном флаконе, отыскался среди

старых («диаматных») выпускников филфака, напичканных представлениями о материи, как

о чём-то таком, с чем нужно непременно бороться. Вынужденные теоретизировать,

лишённые всяческих полигонов и перспектив, они чаще всего находили себя на дне стакана,

с Гегелем в качестве собеседника. Однако попадались и такие экземпляры, как Урфин. За

свои спорные убеждения он отрезал немало голов, поучаствовав в нескольких войнах на

разных континентах. То на стороне оппозиции, то в лагере их противников, а то и сам за себя.

Счастья не нашёл и готов был самоуничтожиться, когда ему преложили повременить.

Шабанов доверял ему по той простой причине, что не может быть предателем

человек, который уже давно умер для самого себя. Парализованному пытки не страшны.

Мёртвого нельзя напугать, угрожая взведённым пистолетом. Так они и сошлись, и работали

«душа в душу», увеличивая население московских кладбищ.

По месту основных занятий (т.е. где ему платили зарплату) Шабанов тоже не

халтурил. Но хитрил. У него имелось достаточно посторонних глаз и рук, чтобы облегчить

себе ношу. Из любого честного соревнования его бы дисквалифицировали, но начальству

нравилась его расторопность, источник же её никого не интересовал. Трудный характер

компенсировался высокими показателями. Компромата нарыть не получалось. И карьера его

не интересовала, что тоже являлось положительным свойством — не подсидит. Из должности

капитана он принципиально не вылезал многие годы и от повышения категорически

отказывался. Чудак, в общем. Но, скорее, полезный, чем вредный.

Шабанов обычно встречался с Урфином в обед. Неплохой ресторанчик в центре, с

кабинками для частных бесед. Без прослушки. Этот факт Шабанов знал наверняка. Урфин

докладывал последние сводки с фронтов, добавляя по ходу ценные комментарии от себя.

Шабанов соглашался с ними или отклонял.

- Мы избавились от проблем?

- От тела — да, а от генерала и его пассии — не уверен. Дамочка деятельная и

зловредная.

- Чего она хочет? Моей скоропостижной смерти?

- Скорее всего. Медленной и мучительной. Я бы рекомендовал ей прописать

автомобильную катастрофу, но, боюсь, генерал будет недоволен. Вызвать к бедному мужу в

США компроматом тоже проблематично — у них в семье процветают современные нравы.

- Пока оставь их. Просто будь в курсе их замыслов и потуг. То, что они предпримут,

может повернуться к нам благоприятной стороной.

Урфин Джус не скрывал своего восхищения подобным решением.

- Я не знаю, как вы это делаете, шеф. Видимо, дьявол, которому вы продали душу,

заплатил слишком дорого за сделку. Как бы ему не пришлось пожалеть.

- Он уже жалеет, но договор дороже денег.

Шабанов, между тем, уже думал о чём-то другом.

- Вот, познакомься, - протянул он Урфину клочок бумаги с именем и адресом. -

Новичок. Будет работать один. Из трусливых, что отменяет необходимость запугивания.

Натаскай его на что-нибудь простенькое. Потом обкатай. Если не справится, поставь ему

«таймер».

Урфин Джус покивал головой.

- Юля на него зуб имеет.

- Знаю. И это может сыграть нам на руку. При определённых обстоятельствах,

конечно.

Аудиенция закончилась. Они распрощались, не пожимая рук, и Шабанов набрал

какой-то номер на телефоне.

- Мне нужен товар с доставкой, - произнёс в трубку он. - По вашему каталогу —

артикул «33». Да, сегодня. За срочность доплачу. Оплата кредиткой. Розы белого цвета.

Запишите адрес.

12

Если бы Роману сказали, что он в этот день умрёт, он, возможно, спланировал бы его

как-то иначе. Но сказать было некому. А сказали бы, так ведь и не поверил бы. Поэтому и

день получился обычным, ничем не знаменательным.

С самого раннего утра он поехал на занятия в институт. На метро. Машину в эти часы

гонять невыгодно, да и парковаться там негде. Потолкаться пришлось локтями — будем

считать это утренней спортивной зарядкой.

Учился он всего лишь на первом курсе, закончив школу в прошлом году. Институт —

это так, для утешения родителей. В их годы это считалось престижным и перспективным.

Сейчас же образование не решает ничего, если нет связей, а если они есть, то дипломные

корочки тебе доставят на дом на бархатной подушечке. Ромкины предки солидными связями

не располагали, поэтому он искал возможности, рассчитывая лишь на собственные силы. И,

кажется, у него начало что-то вырисовываться. Он близко сошёлся с одним из однокурсников,

старшая сестра которого удачно вышла замуж пару лет назад. У мужа имелся оптовый склад

на окраине Москвы и кое-какие товары, пользующиеся спросом у населения мегаполиса.

Мечтал он о рознице, но в городе с этим автоматически возникала куча проблем не его

уровня компетенции, и он оправдано опасался непредвиденных последствий. Шустрые

молодые пацаны предложили ему схему: продажа и доставка через Интернет. Обсудили

нюансы, поделили будущую прибыль, сделали удобный и яркий сайт-магазин, и колесо

фортуны закрутилось.

Лекции Роман с другом посещали по очереди. Когда один корпел над конспектом,

другой доставлял товар на старенькой «Газели», выкупленной у банка уже на второй месяц

плодотворной деятельности. Заказы шли прямо на мобильник, и обрабатывать их можно

было, не выходя из аудитории. Ещё через три месяца они окончательно оперились, наняли

телефонистку-секретаря и пару грузчиков, отчего дел только прибавилось. Но выросли и

доходы. Планировалось дальнейшее расширение и реорганизация. Честно заработанные

деньги просаживались в клубах и на обслуживание дорогих авто. Девки липли стаями.

Постоянных отношений с женщинами он остерегался, посчитав на калькуляторе, что

они обходятся элементарно дороже платных шлюх. И кровь они пить мастера, и выедать

кусками мозг. Взамен — иллюзия обладания чем-то постоянным и полезным. Нет, институт

семьи, как таковой, он не отвергал, но был убеждён, что обзаводиться женой и наследниками

следует в позднем возрасте, когда всё уже опробовано и изучено, и, главное, получен

достаточный опыт, без которого брак — это петля на шее.

Роман отсидел с утра две пары на математике и философии, сверстал график доставки

заказов на вечер и послал его партнёру. На лабораторные решил не ходить, а вместо них

прошвырнулся по бутикам, подыскивая себе маечку и туфли. Вечером же он запланировал

покутить в одном заведении, где ни разу ещё не был, но которое очень хвалили

многочисленные фейсбучные друзья. По пути заехал на автомойку — вдруг приключится

съём капризной светской барышни. Ударять в грязь лицом (в буквальном смысле слова) ему

теперь, в его нынешнем положении, никак нельзя. Нужно поддерживать фасон и марку.

Прилежный узбек (или таджик) получил от него щедрую сотню сверху, и в заведение Роман

прибыл в самый раз: ещё зияли призывной пустотой свободные места, но уже совершенно не

чувствовалось скуки раннего, не разогретого публикой вечера.

Встретились кое-какие знакомые. С ними Роман и объединил усилия в плане

потребления спиртного. По сторонам стрелял глазами усердно и вскоре труд его был

вознаграждён. Наметилась добыча в виде двадцатилетней особы, не плохо оснащённой,

пребывающей в многозначительном одиночестве и целомудренной грусти. Угостил её Рома

коктейлем, какой она пожелала, узнал подробности вымышленной автобиографии и как бы

ненароком сообщил, что располагает средствами, достаточными для ночи в гостинице или

дома у неё — на выбор. Сам он сказался семейным. Для солидности. И кольцо фальшивое,

специально носимое для таких случаев на безымянном пальце, показал. Девчонка по имени

Оля не отшила его сходу, но принялась втирать, что ищет настоящую большую любовь.

- Здесь? - удивился Роман.

- А что?

- Да так. Я бы лучше по музеям шлялся с такой благородной целью.

- Не знаю, - отозвалась с лёгкой обидой в голосе Оля. - Я здесь новенькая. Мне ваши

порядки не известны.

«Да уж, новенькая, - усмехнулся про себя Роман. - Ловко как меня на крючок цепляет.

С дальним прицелом. А у нас в планах — блиц-крик с неправильным номером телефона для

обратной связи».

В танцах Оля проявила себя тоже виртуозно, выставив всё самое лучшее на витрину.

Аппетитных частей в ней имелось великое множество, и молодая кровь в жилах Романа

начала закипать уже после двух-трёх туров. Уходить из клуба она явно не спешила.

Пришлось помочь ей коктейлями, но очень осторожно, чтобы не переборщить с градусом,

как это неоднократно случалось в его богатой практике. В конце концов, Оля созрела для

продолжения банкета в другом месте и согласилась на гостиницу. Теперь оставалось только

подогнать к дверям тачку, пока девушка будет ждать его внутри, у входа, не потеряв ни капли

манящего тепла.

Он в течение пары минут разогревал двигатель и стряхивал снег с лобового стекла.

Минус пять — это не мороз, но лучше перебдеть, чем потом тратиться на обслуживание. Да

оно и комфортнее в салоне, когда по-домашнему жарко. Закончив все эти технические

приготовления, малопонятные дамам, он подрулил к дверям клуба и выскочил из машины,

оставив мотор работать.

Его поход прервался на полпути.

- Привет! - послышалось где-то в стороне.

Женский силуэт вычерчивался в темноте, едва скрашиваемой уличными фонарями.

- Кто это? - удивился Роман, не признав голоса.

Девушка послушно вышла на свет, и он, натурально, обалдел от неожиданности.

- Катюха? Ты что здесь делаешь?

- Тебя хотела видеть.

- Меня?

Он завертел головой по сторонам, почуяв подвох. Но никого, представляющего для

него опасность, вокруг не увидел. Смешно сказать, недавно он вспоминал о ней. Нет, не в

порыве раскаяния. Просто воспоминания о том, как она тогда кричала и вырывалась,

придавали ему дополнительной мужской силы. Особенно во времена вынужденных сеансов с

откровенными «брёвнами».

- Слушай, Кать. Мне сейчас некогда. Давай завтра пересёчемся где-нибудь, а?

- Завтра ты не сможешь, - грустно сказала Катя.

- Откуда ты знаешь?

- Знаю.

Вот ведь незадача! В другое время он бы не отказался с ней покутить, но сейчас его

ждала нежная, заправленная доверху коктейлями Оля. Уже как бы инвестиции произведены,

и наступило время дивидентов.

- Тебе понравилось в прошлый раз? - сказал он, надеясь, что дерзкая глупость отобьёт

у Кати дальнейшую охоту общаться с ним сегодня.

Но Катя всего лишь покорно улыбнулась:

- Кто же откажется от такого мужчины?

Блин! А что если групповуха, родилась в его пьяной голове новая идея? Он не знал

ещё, как отнесётся к этому Оля, да и у Кати хорошо бы спросить об этом конкретно, но сама

мысль о сладком запретном грехе взбудоражила его и ослепила.

- Слушай, я тут не один. Присоединяйся, а?

- Мальчик или девочка?

- Ты что? Я же не педик какой.

- Да, ты не педик. Ты просто мерзкий пассивный пидарас.

Возникший в её руках ствол он поначалу почему-то принял за фаллическую игрушку

из эротического магазина — наверное, ни о чём другом уже думать не мог. В глазах его

вспыхнул яркий свет, и живот пронзила невыносимо резкая боль. Его опрокинуло выстрелом,

повалив на спину. Пока ещё свет в его глазах не померк, он успел заметить искажённое

страхом Олино лицо, перевёрнутое «вверх ногами». Потом он перестал что-либо ощущать

абсолютно, медленно проваливаясь в бесконечную пропасть.

Катя выпустила в него всю обойму. До мёртвого пустого щелчка. Заметила в дверях

испуганных охранников и какую-то остолбеневшую девицу. Достала из кармана шубы новую

обойму, умело вставила её и сделала несколько неопасных выстрелов поверх их голов —

чтобы спрятались и не навлекали на себя беды. Полетели осколки. Одна пуля попала в окно

соседнего дома. Одно слово — дура.

Старенький «Жигуль» с запорошенными снегом номерами притормозил возле неё,

услужливо распахнув дверь.

- Чао, сволочи! - напоследок произнесла Катя, отпуская этот неблаговидный эпитет по

адресу обширной группы лиц с размытыми границами, виновных в том, кем она стала.

13

Первая мартовская оттепель не может никого обмануть. Сколько бы ни тужилось

солнце, сколько бы ни било себя кулаком в грудь, ни обещало лета, люди знают, что черед

день-два зима снова вернёт себе своё законное право безнаказанно морозить щёки граждан и

сыпать в их глаза ледяную крошку. И всё равно, каждый раз, когда сосульки начинают

присматривать себе место, на чью бы лысину капнуть или, хуже того, обрушиться, нет-нет да

подумается: а вдруг? А стоит только оттепели затянуться на день-другой, как кто-то уже

гуляет в легкомысленной ветровке и футболке на голое тело. Или хуже того — в развратной

мини-юбке с колготками из тончайшей ткани. Раньше положенного просыпаются тогда в

сонных мужчинах дремучие инстинкты, заставляя совершать глупости, которые по

расписанию положено делать в мае. Кривая преступности на сексуальной почве рвётся вверх,

страдают брошенные жёны, процент девственниц резко сокращается...

Школьники за партами и студенты вузов совсем перестают слушать речи педагогов.

Глаза сами так и тянутся к солнцу, а уши распознают лишь чириканье воробьев, которые

сходят с ума, купаясь в многочисленных водоёмах. Учителя понимают, что ничего с этим

поделать нельзя — нужно просто подождать смены погоды. Охранники у входа даже

становятся более благодушными, и уборщицы посылают меньше проклятий по адресу

носителей грязной обуви.

Бомжи собираются кучками, мысленно пересчитывая друг друга, а вялая милиция

смотрит сквозь пальцы на их асоциальное поведение. Щедрее подают нищим, и водители

московских машин начинают вдруг прощать ошибки, совершаемые пешеходами и коллегами

по асфальту. Тормозят перед особенно глубокими лужами, памятуя о том, что грязные брызги

могут стать причиной чьего-то плохого настроения.

Именно так, или почти так, развивались события в этот удивительный год.

Оттепель продолжалась чуть ли не неделю. Днём температура доходила до пятнадцати

градусов, поэтому даже придорожные сугробы метровой высоты превратились в грязную

кашу, а газоны кое-где подсохли до полной готовности к летнему сезону трав. Дворники

радовались нежданной помощи от природы и «точили» мётлы. Оттаяли и помойки, заставляя

прохожих зажимать пальцами нос, если приходилось идти мимо.

Огромная куча хлама на несанкционированном пустыре в Сокольниках тоже просела,

бесстыдно оголив то, что пряталось внутри неё всю зиму. Старая ржавая ванна заблестела в

тех своих местах, где эмаль ещё оставалась не сбита. Рулон драного ковра сполз с вершины

холма. И если бы поблизости оказался кто-нибудь глазастый и наблюдательной, то он бы

обязательно разглядел в этой бесформенной куче чей-то остекленевший глаз,

принадлежавший когда-то человеку, а теперь мёртвый и неподвижный. Но никого не было

вокруг, кроме серых ворон, слишком сытых к тому моменту, чтобы их мог заинтересовать

бесхозный покойник.

14

Из дверей лучшего Смоленского ресторана выкатились двое роскошно одетых мужчин

— форма их ухоженных тел как бы и не предполагала другого способа передвижения по

поверхности. Они степенно добрались до охраняемой платной автостоянки, обмениваясь

малозначительными репликами, где упали в чёрный «Мерин» с московскими блатными

номерами.

- Ну, что, Игорь Борисович, - произнёс тот, кто сел за руль. - Тронулись?

- Давай, Андрей Геннадьевич, - согласился пассажир, пристёгиваясь. - С Богом!

- До темноты бы успеть.

- Вряд ли. Как раз под самые пробки попадём. Мигалку бы тебе раздобыть для таких

случаев.

- Знаю, но сейчас с этим трудно стало. Разве что ты подсобишь.

Тот, к кому обращалась последняя реплика, сделал важное многозначительное лицо,

но промолчал, не спеша транжирить обещания. Машина, преодолев несколько перекрёстков с

раздражающими своей тупостью светофорами, вышла на трассу и набрала крейсерскую

скорость.

- Не напрасно съездили, как считаешь? - осведомился пассажир по имени Игорь

Борисович.

- Видно будет, - откликнулся Андрей Геннадьевич. - Но звёзды пока группируются

верно. Рисунок просматривается классический.

- Губер бы не стал чинить препятствий...

- Есть такое опасение. Но и противоядие против него имеется, если что. На всякий

болтик найдётся своя гаечка.

Философский взгляд на мир Андрея Геннадьевича не ускользнул от его внимательного

собеседника и, по совместительству, попутчика.

- Не слышал эту фразу ни в каком другом контексте, кроме сексуального, - усомнился

тот.

- Так и я в том же смысле. Кстати, глянь: тёлки голосуют. Возьмём?

- Малолетние.

- С чего ты взял? Сейчас под школьниц наряжаются самые отъявленные проститутки.

Это возбуждает клиентов. Жми на тормоз.

Машина совершила лихой манёвр, вырулив на обочину. Игорь Борисович опустил

стекло со своей стороны и ласково спросил:

- Куда вам, девочки?

- До Москвы! - весело откликнулась одна, и сразу стало понятно, что они в состоянии,

пригодном для приятной беседы.

- Залезайте.

Девчонки плюхнулись на заднее сиденье, немедленно принявшись хохотать. Лет им

было по семнадцать, не больше. Обе длинноногие, в коротких юбках, выглядывающих из-под

модных курточек. Спелые и аппетитные, как первая вишня.

- Что празднуем? - спросил Игорь Борисович на правах того, кому не нужно было

следить за дорогой.

- Первый миллион обмывали, - хихикнула та, что была потемнее волосами.

Они обе были светленькие, но если одна более подходила под категорию натуральной

блондинки, то другая квалифицировалось, скорее, как «светлорусая».

- А чего на трассе одни? Без присмотра? Эпоха наша не спокойная и жестокая.

Этим ёмким замечанием Игорь Борисович убивал сразу двух зайцев: во-первых,

проявлял заботу о пассажирках (вернее, демонстрировал её) и, во-вторых, выказывал

жизненный опыт, что тоже немаловажно для образа, создаваемого в чужих глазах. Особенно

женских.

- А мы такие отчаянные, что присматривать за нами не нужно, - охотно пояснила

блондинка.

- Сами за кем хочешь присмотрим, - прибавила её подруга.

Игорь Борисович по-отечески улыбнулся, рассматривая их.

- Это заметно. Ну, давайте знакомиться, красавицы? Меня зовут Игорь.

Девчонки снова прыснули мелким смехом, и трудно было сказать, почему. Видать,

настроение такое игривое их посетило.

- У меня никогда ещё не было Игоря, - заявила блондинка.

- И у меня, - вторила ей русая.

Мужчины обменялись взглядами. Игорь Борисович, как бы приглашая друга принять

участие в назревающем флирте, Андрей Геннадьевич — с сомнением и опаской.

- И всё-таки? У нас с Андреем получится узнать ваши имена?

- «Моё имя — стёршийся иероглиф. Мои одежды заплатаны ветром»! - заорали

проказницы дуэтом, не сговариваясь.

И снова принялись хохотать.

- Кокаин подешевел? - спросил Андрей Геннадьевич, глядя в зеркало заднего вида.

Ему этот разговор не понравился с самого начала, и негативное впечатление от него

только прогрессировало. Он уже десять раз пожалел о своём необдуманном решении

подобрать неспокойных попутчиц.

- Не, мы на «крокодиле».

Похоже, девчонок смутить было совершенно нечем. И, несмотря на возраст, они всё

больше производили впечатление отпетых шлюх. И песни пели не своего поколения.

- Чего ты надулся? - одёрнул шофёра-приятеля Игорь Борисович. - Не хотят

расшифровываться — не надо. Может, им мамы не разрешают. Зато в них чувствуется

здоровый этакий оптимизм, свойственный молодости. И обещание приятного вечера.

Он даже, кажется, гаденько им подмигнул.

- Слышь, подруга, - сказала блондинка. - Похоже, эти два борова замыслили нас

выебать.

- Я своего согласия не давала! - обиделась тут же русая и капризно оттопырила губу.

Водитель выругался себе под нос и, повернувшись к пассажиру, громко, не таясь,

произнёс:

- Надеюсь, теперь тебе очевидно, что мы сделали глупость?

- Да ладно тебе. Ну, хамки. Ну, обдолбанные. Во всём остальном они — бабы. Значит,

пригодные к использованию по прямому своему назначению.

- Не согласен. У тебя, брат, инстинкты слабо развиты. С мозгами всё в порядке, а вот

жопа — ничего не чувствует.

- Они о нас в третьем лице говорят, - снова послышалось с заднего сиденья.

- Это плохая примета.

- К покойнику, наверное.

- Не иначе.

- Я высаживаю их, - нервно крикнул Андрей Геннадьевич и стал круто тормозить,

сползая на обочину.

Когда машина остановилась, он в бешенстве повернулся к обнаглевшим пассажиркам,

с такой пафосной небрежностью посмевших отвергнуть их бескорыстную доброту.

- Выметайтесь, шалавы!

- Фу! Как невежливо! - оскорбилась блондинка и откуда-то, чуть ли не из трусов,

вытащила на свет увесистую воронёную «пушку».

Водитель среагировал мгновенно: раскрыл дверь и кубарем вылетел из машины, явно

обнаруживая в себе навыки былых времён, когда ещё приходилось соревноваться с врагами в

скорости. Блондинку его манёвр нисколько не смутил, и она альтернативно выстрелила в

беспечный рот Игоря Борисовича, неприлично широко распахнутый от удивления. Кровь

нещадно забрызгала всё вокруг, включая самих преступных девчонок.

- Ну, ты и дура, Ленка! - послышался упрёк от русой.

- Зато меткая! - не обиделась блондинка.

Она вышла из машины и стала в стойку, держа пистолет двумя руками.

- Драпает, как заяц.

Раздался одиночный выстрел. За ним — сразу два подряд. Удаляющаяся фигура

Андрея Геннадьевича словно споткнулась, и он исчез в прошлогодней пожелтевшей траве.

- Бинго! - обрадовалась Ленка и по-ковбойски дунула на якобы дымящийся ствол.

Проезжающие по шоссе машины увеличивали скорость и петляли, увидев что-то

непонятное, происходившее на обочине.

- Сматываемся в лес, - предложила русая. - Сугробов на наше счастье, вроде, нет.

- Да, Катюша. Заодно проверим подбитую тушку.

Андрей Геннадьевич истекал кровью, но был ещё жив. Одна пуля застряла у него

между лопаток, две другие, видимо, просвистели мимо.

- Не гуманно его оставлять так, - пошутила Ленка.

- Не паясничай. Надоело. И двойка тебе по стрельбе.

Катя точным и хлестким выстрелом разнесла мужчине черепушку, и в это время со

стороны шоссе послышались сирены.

- Доигрались.

- Уйдём, - не расстроилась Ленка.

Менты не погнались за ними через чащу, а лишь постреляли для острастки издалека.

Своя шкура дороже. Лишь прибывшие позже спецы с собаками попытались найти их след,

изучив близлежащие окрестности. Но умные тренированные девчонки максимально

усложнили преследователям задачу: они не стали прятаться в первой же деревне, а плутали

несколько часов вдоль просёлочных дорог, прежде чем постучались в обветшалую избу,

одиноко стоявшую на самом краю поселения.

На крыльцо выползла древняя старуха в старомодных одеяниях. Такая старая, что и

сама она не боялась уже ничего, и другим не внушала опасения.

- Бабка, спрячь нас, - попросила Ленка. - Менты за нами гонятся.

Та осмотрела беглянок, увидела порванные колготки и стволы в их руках. Бешеные

молодые глаза.

- От немцев партизан прятала, было дело. Не думала, что снова придётся прятать от

своих.

- Менты, бабуся, для нас хуже немцев.

- Давайте в избу.

- Лет-то вам сколько, бабушка?

- Много, милая. Много.

15

Планы Стаса, пугавшие его поначалу своей размытостью, не конкретностью,

потихоньку стали приобретать плоть и, в буквальном смысле, кровь. Выйдя из пространства

теоретизирования и создания концепций, он наконец-то перенёс свои усилия на бумагу.

Компьютер с его «Вордом» для этих целей не годился. Во-первых, его могли взломать

недоброжелатели. А, во-вторых... Да что там, во-вторых. Он валялся куском искорёженной

пластмассы в углу. Простой хозяйственный молоток поработал над ним добросовестно.

Стас чертил схемы, писал списки того, что и когда сделать, в какой

последовательности. Густо сыпал пометками «на полях», чтобы в последствии упростить

себе процесс чтения и понимания. Выделял маркером особые места, разработав по ходу

цветовую легенду: жёлтый — важно, зелёный — очень важно, красный — охренеть как

важно.

Единственным логическим затыком, который он до сих пор не преодолел, оставалось

определение масштабов предстоящей деятельности. Его проекты то казались ему слишком

мелкими, то наоборот — слишком сложными и громоздкими. Боялся не справиться. Да и

вовлечение большого количества исполнителей (посторонних, как правило, людей)

привносило дополнительные риски.

После череды многочисленных ревизий и переделок, после борьбы с сомнениями

остались у Стаса два проекта, которые удовлетворяли целиком его требованиям: отравление

воды в городском водопроводе (не в Москве, это слишком масштабно) и распространение

нового смертельного вируса (опять же и по той же причине за пределами столицы). Он

решил проработать в деталях оба варианта. На тот случай, если один почему-либо окажется

невыполнимым.

Мысли ложились на бумагу ровно, прерываемые лишь иногда спонтанными

реминисценциями разговоров с «Номером Три». Он будто присутствовал здесь, незримый.

- В этой жизни от тебя не зависит ровным счетом НИЧЕГО. Ничего, понимаешь?

Ноль. Я уже даже не говорю о двух самых значительных событиях человеческой жизни —

рождении и смерти. Самому распоследнему идиоту понятно, что мы не имеем никакого

влияния на эти две сакральные даты. Но давай возьмём и другие аспекты нашей так

называемой жизни, чтобы намеренно усложнить нашу умственную задачу. Казалось бы, если

ты не являешься творцом своей собственной сути, то это право должно принадлежать

родителям. Так ведь нет же! Ни одной самой глупой и никчемной молекулы не будет в

ребёнке, как того пожелают «производители». Ни цвета глаз, ни формы подбородка, ни

добродетелей, ни пороков. Получится то, что получится. И даже пол они выбрать не в

состоянии. Комплект болезней, врождённых дефектов, уродств — до кучи. А знаешь, как это

на самом деле происходит? Ты ж программист? Что такое генератор случайных чисел, значит,

знаешь. Своеобразный лототрон: есть набор исходных параметров, и есть случай. На выходе

— непредсказуемая смесь, хоть материал и известен.

- Ну, так ясно же. Генетика.

- Правда? Хорошо, двинемся дальше. Это, так сказать, предопределённости

физического рода. Но есть и другие. Вот, скажем, ты, свободный человек и царь природы,

уже после рождения и университета задумал совершить нечто такое, что в твоём городе (или

хуже того — деревне) не принято.

- Посрать на главной площади среди бела дня.

- Почему нет? Но как ты полагаешь, насколько далеко тебе дадут продвинуться в

твоих замыслах? Ну да ладно, хрен с ним, с говном. Попробуй дать бездомным кров,

голодным — пищу, неучам — образование. Тебя сожрут. Причем, те же люди, к которым ты

обратишь своё благо. А почему? Потому что так не принято. А про комсомол и партию что-

нибудь от родителей слышал? Перемалывали косточки за взгляды в сторону и даже мысли. А

сегодня? Выбрось свои кредитки, откажись от паспорта — через месяц окажешься на

помойке. Переставая быть ячейкой этого гигантского улья, ты становишься его проблемой. В

чём же твоя свобода, гордый человек? Хозяином и распорядителем чего ты являешься? И

самое смешное, что при всех при этих вопиющих фактах собственной беспомощности и

никчемности человек ещё набирается наглости называть себя венцом творения природы.

Образом, подобным Богу.

- Если все начнут вести себя, как стадо диких макак, то что получится?

- А что должно получиться? И что получается при теперешнем раскладе? Это тебе

известно? Оно тебя устраивает? Оно тебе надо? А если не тебе, то кому?

- Почему обязательно кому-то? Атомы так сгруппировались.

- Пусть. Но даже этот твой аргумент лишний раз доказывает МОЮ точку зрения. Не

важно: хоть атомы, хоть Господь Бог — ты здесь получаешься не при делах. Ты —

порождение случайности, чужой воли, природы, чьих-то интриг и ошибок. И, что

характерно, для чего всё это? Для продолжения рода, для клёпки себе подобных. Под

копирку. Под штамповку. Ты — программа, заточенная под самовоспроизводство. И не более

того. Плодись и размножайся и не мешай это же самое делать другим — умрёшь в счастии и

почестях. А чтобы тебе не так уж скучно и противно было заниматься поддержанием

биологической цепочки, протянутой не тобой сквозь века, на вот тебе гитару, краски, гусиное

перо, топор, автомат. И чиновником можешь стать, и орденоносцем, и прижизненным богом.

Но ты умрёшь, как и все твои предки, и где-то будет бегать обронённый тобой ген.

- И что делать?

Стас повторил этот свой тогдашний вопрос вслух. В ответ прямо в воздухе перед ним

послышалось:

- Ты сегодня ещё на какал.

Блин! Сосем замотался с этими проектами. Забываются элементарные вещи.

Стас отложил в сторону ручку и выбежал на лестничную площадку. Так. Вчера был

восьмой этаж, значит, сегодня девятый. Подкатил услужливо пустой лифт, вознеся пассажира

в нужную точку высоты. Стас снял штаны и устроился на коврике перед чьей-то дверью.

Быть пойманным на месте преступления он не опасался. Слово-то! Слово-то какое!

Преступление! Срать он на него хотел!

За те пять (или около того) минут, что потребовались для отправления, он снова

мысленно вернулся к водопроводной идее и вдруг совершенно отчётливо понял: она никуда

не годится. Она нелепа по самой своей сути уже только от того, что конечной своей целью

ставит осязаемый результат, за который в «школе злодеяний» можно получить отметку. И

даже не факт, что «отлично». Могут и родителей вызвать.

Какой же он кретин! Разгадка лежит рядом, на расстоянии вытянутой ладони. Величие

— это не размер, и не масштаб. Это свободный полёт фантазии, не ограниченный ничем.

Эйнштейн с его теорией, может, велик тоже, но и тот, кто втайне от всех, наперекор себе,

творит невозможное, тоже имеет право на зачисление в элитный клуб великих. Величие

внутри ТЕБЯ, оно про ТЕБЯ и для ТЕБЯ. Величие и свобода — в преодолении собственной

природы, заскорузлых, замшелых представлений, в способности перешагнуть через

брезгливость, чистоплюйство, страх. В неистовости и одержимости.

Стас вскочил на ноги и, забыв подтереться, натянул штаны. Лифт вызывать не стал, а

бросился по лестнице бегом вниз, к своему письменному столу. На щёлчок замка двери за

спиной и последующие крики негодования он внимания не обратил. Скорее, скорее, пока

мысль не выскользнула!

Только исписав листов десять, он смог отдышаться и в полном изнеможении лечь на

диван. Всё. Сделано. Теперь нужно отдохнуть и набраться сил.

Он стал проваливаться в сладкую полудрёму, но тут в дверь позвонили. Он бы

проигнорировал обычного посетителя, но этот оказался настойчивым и нудным, как

августовская муха. Пришлось, в конце концов, встать с дивана и открыть дверь, за которой

обнаружилась целая делегация соседей. Едва они отрыли коллективный рот и заголосили,

стало понятно, о чём пойдёт речь.

- Я очень устал, - рявкнул он, стараясь перекричать толпу. - Я хочу спать. Оставьте

меня в покое.

Они не желали угомониться и прислушаться к доводам разума, и тогда он достал из

штанов свой сморщенный пенис и стал его усиленно эрегировать.

- А вот кому! - заорал он весело, распугивая толпу. - Молодой! Горячий! Подставляйте

рты! Хватит всем!

Вернувшись в комнату, он, однако, передумал ложиться спать и ещё разок

внимательно перечитал написанное накануне.

«Родители человека — самые близкие ему существа. И в то же время — самые

беспощадные и бескомпромиссные враги. Каждое разумное существо, достигшее

необходимого уровня понимания сути вещей, должно в первую очередь избавиться от тех,

кто произвёл его на свет».

Отлично сформулировано. Лучше не скажешь. И выполнить эту пустяковину будет,

как два пальца об асфальт. И технически, и с точки зрения затрат времени и средств. Как всё,

оказывается просто!

16

Мадам Брукс (в девичестве — Белковская) обладала одной очень неприятной чертой

характера: она не умела останавливаться. При определённых обстоятельствах подобное

свойство является, скорее, достоинством: при бегстве от медведя, например. Или при

попытках достичь оргазма. Но в данной ситуации оно только мешало ей и плодило на ровном

месте врагов. Примерно за месяц пребывания в Москве у Юли практически не осталось

сторонников в её стремлении найти управу на Шабанова и его подельника, Дмитрия

Николаевича, несмотря на симпатичность изначальной цели. Генерал бросил все попытки

уговорить её отказаться от пылких замыслов и только поддакивал, рассчитывая помочь делу

полным своим бездействием.

- Котик, давай подумаем вместе, что мы ещё можем сделать, а?

- Не понимаю, киска, зачем тебе сдался этот никчёмный следак. Брата ведь не

воскресишь. Шансы на выигрыш дела в суде мы потеряли. Большую часть денег брата тебе

согласились отдать и так, без угроз и тяжб. Отступись. Хочешь, мы его просто закажем?

- Ты не понимаешь меня.

- Не понимаю и честно тебе об этом говорю.

- Он сделал моего брата самоубийцей. Он опозорил нашу семью. Мой муж — католик.

И вся его родня — католики. Если они узнают, мне хана. Как авторитетной личности в их

кругу.

- А католикам разве можно прелюбодействовать с высшими чинами российской

милиции? - попытался пошутить генерал.

- Брось. Кто это узнает? Я официально в хлопотах. В трауре.

- Он у тебя такой дурак?

- Он хуже дурака. Ему достаточно моих молитв у него на глазах. И слёз раскаянья.

Генерал улыбался, всем своим видом показывая, как восхитительна она в гневе и

искренности, а про себя благодарил обоих богов (включая православного), что в жёны ему не

досталось это милое создание. У него в этом смысле всё хорошо: обед по расписанию,

ровный супружеский секс, воспитанные дети.

И с католичеством своего благоверного она явно перегибает — до него доходили

совсем другие слухи. Возможно, сама себе придумала сказку и теперь в ней живёт, как

Золотая Рыбка. Это у баб случается сплошь и рядом.

- Я хочу справедливости, - продолжила Юля. - А убить его, чтобы освободить от

дальнейших мучений — разве это справедливо? Это глупо.

- Давай закажем его бабу. Убьём, прости за каламбур, сразу двух зайцев. Пристроим её

душу в хорошие руки. А он пусть страдает и ищет мести.

- Как крайний вариант годится, но мне видится нечто большее.

- Господи! Что?

- Чтобы он приполз ко мне на коленях и умолял пощадить.

- Сомневаюсь, что это возможно. Ты же сама читала его личное дело. Тип упрямый,

гордый, не трусливый. И даже с некоторыми связями.

- Не бывает людей без слабостей. Да ты не боишься ли его?

Этого обвинения генерал перенести не смог.

- Хорошо, - сказал он, подумав. - Давай его уволим с работы, что ли. Для затравки.

Выпишем волчий билет и посмотрим, в какую сторону он начнёт метаться. Потом подселим

буйных соседей, машину разобьём. Ударим, так сказать, по всем фронтам одновременно. Ну,

и бабу эту покалечим слегка. Сынка её малолетнего почешем.

- Уже лучше. Одобряю в первом чтении.

С Димоном было проще. У этого примитивного существа болевых точек оказалось

соблазнительно много: и вкус к хорошей жизни, и успешный бизнес, и страх всё это в

одночасье потерять. Гонцы из налоговой сообщили о произведённом подкопе под клиента.

Ждать первых итогов следовало недели через две-три. А там ещё порчу какую на него

напустить можно будет.

Из квартиры, которую генерал снимал специально для «таких случаев» (в Юлиной

персональной версии — только для неё) они отправились поужинать в кругу таких же

неофициальных пар. Ментовский бомонд собирался похвастаться друг перед другом

женскими телами в обновках и ювелирными на них украшениями, а заодно обсудить текущие

дела.

Со стороны могло показаться, что происходит сходка главарей бандформирований:

участники «перетирали» вопросы не самые благозвучные. Но все понимали: такова жизнь и

её суровые реалии. И пусть ни у кого не возникает сомнений в том, что сложись

обстоятельства иначе, их деятельная энергия была бы направлена в мирное русло. И ведь это

ещё не конец. Ещё не известно, куда выведут дороги, как опутают шарик земной нити

судьбы. Ещё и на баррикадах придётся повоевать, и на эшафот, не дай бог, взойти. Тьфу-

тьфу! И два раза по дереву.

- Слыхали, «Петрушка» загремел?

- Врут!

- Да не, информация точная. Минимум «трёху» отхватит, если будет паинькой.

- Я всегда ему говорил: офф-шоры — дело опасное?

- И не такое уж и прибыльное по сегодняшним меркам.

- Я от своих избавился, как только команда пошла.

- Забыл добавить: товарищ майор.

Говоривший это приложил рот к воображаемой розетке и все заржали над старой

советской шуткой про бдительных гэбистов.

Жрали неистово, как в последний день мира. А может, и верили в него. Или

надеялись. На вес (физический имеется в виду) никто не обращал внимания. Слава богу, не

тусовка богемы. Лица радостно лоснились, и тугие кошельки приятно касались сердца.

Женщины не отставали от кавалеров, хвалясь достоинствами своих «папиков» и

«пупсиков». Жаловались на ломающиеся от чрезмерных Мальдив ногти, на растущую

дороговизну «Роллс-Ройсов», на хамство служащих Британского посольства. Иные блистали

познаниями, почерпнутыми в книгах и журналах, демонстрировали осведомлённость в

котировках нефти, в ценах на Рублёвскую недвижимость.

Над Юлей подтрунивали за лёгкий американский акцент и католика-мужа. Шутили по

поводу зевотной скуки американской жизни. Но втайне завидовали, так как их собственное

положение в вольной Москве на правах содержанок пожилых мужиков с погонами было до

крайней степени шатким — до следующего государственного переворота или прихода вдруг

ставших неподкупными прокуроров. И даже не так — до критического количества морщин

на лице.

- А знаете, сейчас в Нью Йорке популярны маски из спермы гималайского гиббона.

- Так уж и гималайского?

- За что купила, за то и продаю.

- Сама не пользовалась?

- Пока нет. Свой примат дома есть.

Девушки смеялись приличнее мужской компании. Прикрывая алые ротики

ухоженными пальчиками. И веера снова входили в моду очень кстати. Японские были прямо-

таки нарасхват.

Генерал же, улучив момент, отозвал в сторонку старого испытанного приятеля для

«минутного пустякового» разговора, выполняя давешние договорённости со своей «киской».

- Дело копеечное. Напугать тут нужно одного человечка. Поможешь?

- Почему не помочь другу?

- Расценки прежние?

- Да, только бензин подрос. Накинешь сам ребятам, сколько не жалко.

- Идёт.

Вопрос утрясён. Юленька будет довольна и, пожалуй, в знак благодарности покажет

ему что-нибудь новенькое из репертуара падших женщин.

А на улице, у входа в ресторан, стоял ржавый микроавтобус отечественного

производства, в народе прозванный «буханкой», начинённый ультрасовременной импортной

электроникой. Дослушав разговор двух приятелей, Урфин Джус стянул наушники и набрал

по мобильному номер.

- Шеф, есть новости. Генерал активизировался. Светлану с пацаном нужно прятать.

Да. Всё сделаю. Вы только её не забудьте предупредить.

17

Алиса решилась позвонить только после того, как поняла, что все другие варианты

отпали. Девчонки исчезли бесследно, на связь не выходили, где искать их, она не знала, но

понимала, что менты справятся с этой задачей в самое ближайшее время. Дерзких соплячек,

совершивших эту самоволку, следовало наказать, но сделать это должны были не органы

правосудия. Единственный источник информации, телевизионные репортажи, где

искусственно перевозбуждённые комментаторы излагали факты, убедили её окончательно в

том, что настало время воспользоваться правом выхода на контакт.

Шабанов, как того требовали придуманные им же правила, не ответил и через минуту

позвонил сам. Не представляясь, не называя имён, он лишь пожелал получить информацию о

времени и месте встречи. Там же, где всегда, ответили ему. В шесть вечера.

Алиса не виделась с ним лет пять, если не больше. Он мало изменился, разве что

похудел немного. Всё такой же спортивный, галантный, уверенный в себе. Когда-то у неё

даже были на него романтические планы. Он подошёл к столику, за которым она сидела,

опёрся руками о спинку стула и тихо спросил:

- Не помешаю?

Она лишь улыбнулась в ответ, и он расценил это как завершение приветственных

церемоний.

- Хорошеешь, - похвалил он, садясь.

Что он подумал на самом деле, глядя на неё, узнать ей вряд ли когда-либо удастся,

поэтому она с благодарностью приняла комплимент и тут же вернула долг:

- А ты постарел.

- Возмужал, - возразил он.

- Это одно и то же.

- Зачем тогда два слова? Не рационально.

- Про синонимы ничего не слышал?

- Слышал, но не пользуюсь. Как идут дела модельного агентства? Судя по новостям,

весьма бурно.

Она вяло улыбнулась.

- Как догадался, что героини мои?

Шабанов в быстром темпе «прогнал» по лицу целую вереницу эмоций, главным

смыслом которых была та нехитрая мысль, что, мол, не лаптем он щи хлебает, и ноги —

кормильцы волка. Словами он тоже не побрезговал:

- Немотивированная, нелогичная жестокость. Умение стрелять хладнокровно и без

промаха, уходить от преследования. Тут бы и доктор Ватсон сообразил, а я всё-таки повыше

его квалификацией буду.

- По телевизору могли и соврать.

- Могли. Но не соврали, судя по твоим репликам. Ты ко мне по этому делу?

- Да. Но давай сначала закажем ужин.

Они потратили часть драгоценного времени на изучение меню и последующий

нелёгкий выбор блюд. Ресторан считался пафосным — одни названия чего стоили. А уж

ингридиенты могли повергнуть в шок любого гурмана.

Бутылку обычного, но очень хорошего красного вина они тоже заказали.

- За тебя! - предложил Шабанов.

Бокалы легонько соприкоснулись.

- Как почувствуешь себя в форме, начинай излагать. Без церемоний.

Алиса промокнула губы салфеткой.

- Собственно, ты уже сам всё понял. И мне разжевал. Смоленск. У меня нет

возможностей достать их оттуда. Я даже не знаю, где они. И почему.

- Бунт?

- Хотелось бы достоверно знать, что именно. Каждый раз это что-то особенное.

Шабанов попытался выразить несогласие:

- В мотивах и объяснениях, но никак не в конечном исходе. Всегда вёдра крови, потом

порка у хозяйки и неизбежное прощение.

- Для меня важно держать воспитательные процессы под контролем. А что касается

результата, так они под него специально заточены.

- А это и есть разновидность контроля. - Шабанов с удовольствием проглотил кусочек

сочной говядины. - Когда ты можешь быть уверенной, что твои подопечные никогда не

возглавят фонд борьбы с раком груди, например.

- Если в целях конспирации, то почему нет? - нашла в его логике редкий изъян Алиса.

- Ну, я фигурально выражаюсь, - тут же ловко отмазался опытный спорщик. -

Глобальный такой, абсолютный, чистый ФОНД. Квинтэссенция фонда ДОБРА.

- А я конкретно. Они мне нужны. Нужны живыми и необработанными твоими

коллегами.

- Извини, я что-то расфилософствовался, - притормозил Шабанов, переходя к делу. -

Значит, кроме официальной информации у тебя ничего нет?

- Нет.

Они снова свели бокалы над серединой стола и пригубили напитки.

- А телефон?

- Думаю, они забились в какое-нибудь захолустье, куда и связь не добралась. Либо

боятся, что их засекут по сигналу.

- В двадцать первом веке в ста километрах от Москвы захолустье? - не поверил

Шабанов.

- Про километры могу только строить догадки.

Они переключились на отвлечённые темы, потому что ведь не только о делах говорят

старые друзья. Кое что вспомнили. Мысленно, конечно, не обсуждая. Глядя друг другу в

глаза и читая эти мысли.

Когда-то, много лет тому назад, Алиса оказалась среди его незадачливых клиентов.

Устроила горячую баню человеку, за которого незадолго до того собиралась выйти замуж. В

буквальном смысле: подняла в сауне температуру до неприличных величин и заперла

снаружи дверь. Однако упрекнуть её в излишней жестокости у Шабанова не повернулся

язык. Мужчина долгое время компостировал ей мозги с вполне определённой хищной целью

— войти в долю к отцу Алисы, преуспевшему на госзаказах. Когда у него это получилось, он

сдал папашу с потрохами конкурентам, рассчитывая на приличные дивиденты. Немного

ошибся в подсчётах.

История закончилась летально для отца, а для Алисы — нелёгким решением

отомстить. Улик она оставила не много, но их хватило опытному Шабанову, чтобы выйти на

неё и поговорить по душам.

- Зачем ты пришёл, ментяра? - не испугалась она, когда поняла, что попалась. - Денег

хочешь?

Но бравый капитан только улыбался.

- Может, денег. А может, чего-нибудь ещё. Не пропадай из города, красавица. Ты мне

скоро понадобишься.

Через неделю они встретились в зоопарке. Шабанов пояснил этот странный выбор

места очень просто:

- Среди собратьев наших меньших по разуму мне как-то легче излагать свои просьбы.

Во-первых, они не подслушивают. Во-вторых, я просто приятнее и безопаснее ощущаю себя

в их бесхитростной компании. А ты?

- Что я?

- Хотела бы с ними поменяться местами? Ты — в теплую клетку, под бдительный

присмотр ветеринара, на халявные харчи, а твой визави — в офис, полный коллег.

- Кончай эти предисловия, - потребовала Алиса. - Я сделаю, что ты хочешь и без них.

Ведь ты же не оставишь мне выбора.

- Что, так плохо выгляжу?

- Слишком плотоядно, чтобы мне надеяться на благоприятный исход.

Шабанов откровенно изучал её, наслаждаясь.

- Я почти не сомневался в тебе. Тем более, что ничего нового для тебя не произойдёт.

Просто с моей помощью превратишь хобби в профессию. Не веришь? Ну, и не надо.

Дав ей первое задание Шабанов понял, что девушка она способная. И расчёт на то, что

ей захочется отомстить не только бывшему любовнику, но и всему миру, хоть в чём-то

похожему на него (хотя бы и гениталиями), оправдался. За идею банды амазонок она

ухватилась двумя руками. Остальное было делом техники и дополнительных возможностей

Шабанова. Сейчас они почти не виделись — у Алисы всё было отлажено, и участия

посторонних не требовалось.

До сегодняшнего дня.

- Завтра выеду на место, - обнадёжил Шабанов. - И людей своих подключу.

- Извини, что отрываю тебя от дел.

- Они и мои тоже, - признался он. - Не могу избавиться от ощущения, что события

развиваются не рядовым образом. Как-то криво, что ли. И предчувствия мои меня ещё

никогда не обманывали. Будет заварушка. Твои баловницы — лишь первая ласточка.

Знамение, если можно так выразиться. Есть, кстати, и другие признаки...

Глядя на него, уставшего и серьёзного, Алиса печально спросила:

- Кто ты, капитан? Какие черти вынесли тебя на поверхность земли?

- Те же, что и тебя держат на плаву, - отшутился он. - Я помогу. Сейчас это главное и

единственное, что тебе нужно знать.

- А потом? Когда-нибудь? Ты мне скажешь правду?

- Обещаю.

На таких условиях, без сроков и конкретики, обещания делать легко и приятно.

18

Вызов к начальству на доклад — явление крайне редкое. Куклы-трансляторы

покрывают сто процентов всех наших коммуникативных нужд. И если уж случается вызов,

это означает, что произошло что-то сверхординарное. На моей памяти был только один такой

случай — когда мы коллективно решали, как отвлечь несговорчивого Никиту Сергеевича от

планов аннигиляции планеты.

Шеф встречает меня лучезарной улыбкой и объятьями, будто обрадовался старому

школьному товарищу. Но это всего лишь антураж. Игры разума. Ни он теперешнего моего

лица никогда не видел, ни я не имел чести лицезреть эту аккуратно остриженную бородку и

старомодное пенсне. Впрочем, на теплоте наших отношений это обстоятельство никак не

отражается. Мы раньше встречались неоднократно. По другим поводам, но не здесь, и тогда

он ещё не был моим начальником.

- Что нового на горизонте? - спрашивает он.

- У меня — ничего, - отвечаю любезно. - Это у вас — сплошные горизонты, новые и

старые. А по мне, так — перепевы одной мелодии на разный мотив.

- Шутишь, - упрекает он. - А мне вот не до смеха.

- Что так?

- Грядут значительные перемены в проекте.

- Это понятно и невооружённому полномочиями глазу.

Он степенно обходит вокруг стола, наблюдая собственные движения как бы со

стороны. И увиденное нравится ему. Похоже, в наших плотских земных делах он — новичок.

Из кабинетов не вылезает. Вот, тело ему в диковинку. Им бы, канцелярским крысам, хотя бы

раз в полсотни лет устраивать полевые учения, с пробежками и препятствиями, с пулевыми

ранениями и кровавыми мозолями на пальцах ног.

- Кстати, о крысах, - говорит он. - Вернее, о кротах. Версия о перебежчике оказалась

верна.

- Чушь! - сплёвываю информацию на пол вместе со слюной. - Это невозможно по

физическим характеристикам. Из-за полной несовместимости мыслетворчества.

- А физика здесь ни причём. Он научил их пользоваться артефактами. Поэтому мы не

смогли отследить его через вербальный канал.

- И даже этот поворот дела внушает мне некоторые сомнения, - качаю головой. - Мы

бы засекли их в момент использования.

- В момент предсказуемого, стандартного использования! - он поднимает вверх

указательный палец и застывает, рассматривая его. - Ты понимаешь, о чём я?

Он, наконец, побеждает гипнотическую силу обаяния собственного пальца.

- Понимаю. Но чтобы использовать артефакт нестандартно, нужно же кому-то

объяснить, что это такое. Булькнуть пару раз.

- Тебе видней с твоей колокольни. А с моей получается, что они сделали это, несмотря

на то, что законами физики это категорически запрещено.

Замечаю, как его бородка начинает осыпаться. Но мне не смешно. Я говорю медленно,

растягивая слова:

- Это означает, что каждый из нас, находясь здесь, подвергается смертельной

опасности.

- Нет, это означает нечто большее.

Делаю удивлённое лицо. То есть вытягиваю его по вертикали. Глаза при этом пошло

вылезают на лоб.

- Что мы очутились в жопе!

Он любуется произведённым эффектом, и я мысленно соглашаюсь, что у него

получилось огорошить меня. Владение земной этикой десятого уровня — высший пилотаж.

И лишнее подтверждение серьёзности ситуации.

- «Крота» нужно найти и обезвредить.

- Вы предлагаете заняться этим мне, учёному?

- А здесь есть кто-то ещё?

Ругаюсь про себя. То есть с одной стороны, у нас есть «крот» в неадеквате,

начинённый артефактами, а с другой — высоколобое существо, которому разрешено только

наблюдать, не обладающее к тому же весьма специфическими навыками диверсионной

работы.

- Мы получили разрешение на использование воздействия «второго рода», - говорит

он, и вся наигранная весёлость слетает с него.

Вот оно что!

- Но в таком случае проекту конец, - произношу после минутного раздумья. -

Согласитесь, мы тешим себя самообманом. Мы лишь прикрываем свою беспомощность

кучей малопонятных слов, а на самом деле — это провал и полная капитуляция.

- Не спеши с выводами, мой мальчик, - вздыхает он, и робкая надежда вновь влетает в

моё сердце. - Наука не стоит на месте. Сегодня мы имеем стопроцентное доказательство

безопасности для проекта предпринимаемых нами шагов. При соблюдении всех прочих

условий, конечно.

Что ж, если то, что он говорит, правда, то стоит рискнуть.

- Значит, найти и обезвредить?

- Да.

- Мне нужно по крайней мере двое суток, чтобы продумать операцию в мельчайших

деталях.

- Они у тебя есть. И кстати, возьми черновик плана, который подготовил Штаб.

Возможно, ты почерпнёшь из него что-то полезное.

Мать дорогая! Новую операцию разрабатывал Штаб! А мы тут ни сном, ни духом!

- Операция «Иисус» отменяется, - шепчет он, теряя последние черты человеческого

образа. - Новое название — «Зеркало».

19

Свежего жмурика привезли в морг около полуночи, когда дежурная бригада уже

перешла к обсуждению последних политических новостей. Труп находился в ужасном

состоянии: даже через корку льда, покрывшую ровным слоем тело, были видны

многочисленные следы тления и недружественного физического воздействия.

- Вы что, на помойке его нашли? - обратился к ментам Прокопьевич, старший среди

ночных работников.

- Так точно, - ответили ему.

- И куда его?

- Кладите на сохранение. По процедуре. Документов нет, личность не установлена.

- У меня таких уже целый холодильник.

- Что поделаешь, - сочувственно развёл руками мент. - И при жизни-то мы никому не

нужны, а уж после того, как откинем копыта... Подписывай бумаги.

Прокопьевич, ворча, подмахнул несколько листков. Менты укатили по своим делам, и

бригада вернулась к прерванному занятию, положив труп на каталку в холодильнике до утра

— пусть дневное, более продвинутое начальство ломает голову, что с ним делать.

Водка кончилась часам к двум ночи. Достали карты, стали играть в «дурака», лениво

перебрасываясь историями. В основном про то, кого и как кто вскрывал. Профессиональные

байки, в общем.

- Вот у меня прикольный случай был, - внёс свою лепту Прокопьевич. - Едем мы как-

то в поезде с женой. На курорт. Пиво пьём, раками закусываем. И тут по радио объявляют:

если есть врачи, срочно подойдите в седьмой вагон — плохо кому-то. Ну, думаю, схожу

посмотреть, что там такое. Один медицинский с терапевтами заканчивал всё-таки. Прихожу.

Лежит в купе мужик. Лет пятьдесят, толстый, что боров. Признаков жизни не подаёт. Щупаю

пульс — нету. Всё, говорю, присутствующим, отмучился. Жена его — в слёзы. Любопытных

набралось — на свежего покойничка все посмотреть любят. И тут слышу строгий командный

голос: пропустите! Толпа раздвигается и входит в купе баба. Крупная, солидная такая. В

очках и с причёской до потолка. Ни слова не говоря, склоняется над жмуриком, щупает его

по-всякому, смотрит под веки и ставит диагноз: предынфарктное состояние. Не, ну ладно ещё

инфаркт: и так, и эдак понять можно. Мол, откинулся раб божий от сбоев в главном моторе.

А тут — предынфарктное. Получается, есть ещё надежда. Ему бы доктора сейчас хорошего,

подъебываю её. Спасли б тогда. Она сердиться сразу начинает: я — доктор! Очистить

помещение! И на следующей станции приказывает приготовить скорую. Что ж это такое,

размышляю? Бывают дуры, но не до такой же степени. Вы пульс у него хорошо проверяли,

интересуюсь? Она сразу в крик, понятное дело. Слюнями меня всего забрызгала. А тут этот,

которого я приговорил, открывает глаза и шепчет: воды! Стою столбом, зенками лупаю.

Ошибочка вышла, извиняюсь перед экс-вдовой. Она мне тоже пару ласковых отвесила.

Оплеух то есть. Ну, я и ретировался, чтобы не усугублять. Мужика отходили, хотя и снять его

пришлось с поезда. Вот такая история.

Прокопьевич обвёл хитрым взглядом слушателей.

- А мораль? - спросил кто-то.

- О! - похвалил задавшего вопрос Прокопьевич. - Мораль, дети мои такова: каждый из

нас видит только то, что хочет. Или к чему больше привык. И с опытом этот недуг лишь

прогрессирует.

- Точно! - отозвался другой коллега рассказчика. - Пойдёшь на прием к хирургу — он

скажет: надо резать. К терапевту — таблетками угробит.

- От проктолога ещё никто без геморроя не уходил! - Эта хулиганская реплика утонула

во всеобщем гоготе.

Шутка была глупой и пошлой, но ржали над ней долго. По причине безделья и ночной

слабости.

- А я вот считаю, - заявил студент-медик Колюня. - Что вы на себя напраслину

наговариваете. Вы же не могли ошибиться с пульсом.

- Не мог, - ответил Прокопьевич, явно обрадованный, что за его профессионализм

вступились. - Но тогда что получается?

- Клиническая смерть и последующее оживление.

- Без посторонней помощи? Вряд ли. Мне тут видится другое.

Прокопьевич, как хороший актёр, опустил к полу глаза и сказал утробным

сдавленным голосом:

- Я их за свою долгую карьеру насмотрелся.

- Кого их? - не понял Колюня, за спиной которого уже гримасничали коллеги,

предвкушая весёлый розыгрыш новичка.

- Понятное дело, кого.

Прокопьевич мотнул головой в сторону холодильника, следуя плану, но в этот момент

из соседней комнаты раздался отчётливый звук шлепка. Такой, как бывает, когда падает на

пол увесистый кусок говядины. Потом загремело падающее железо и бьющееся стекло.

- Колюня, глянь, что там, - приказал Прокопьевич молодому практиканту, внутренне

радуясь, что звуки так удачно вписываются в его замысел.

- Почему я? - обиделся тот.

- Потому что я делал это, когда мне было столько же лет, сколько тебе сейчас, -

озлился Прокопьевич. - Живо! И смотри у меня, если ты опять чего-то там плохо закрепил.

Премии лишу.

Под сдавленные смешки испуганный Колюня на полусогнутых прошагал в

холодильник и через секунду оттуда донёсся его исступлённый вопль. Бывалые

патологоанатомы переглянулись, но не тронулись с места — не иначе, глюки у практиканта

пошли с непривычки. Затем Колюня выскочил из холодильника, споткнулся не понятно обо

что и расстелился на полу. Больно ударился головой, но всё равно судорожно пытался

подняться, что получалось у него крайне плохо.

- Чего ты елозишь? - с оттенком брезгливости спросил Прокопьевич, наблюдая, как

милая шутка превращается в неудобоваримое зрелище.

- Там! - показал рукой Колюня, но слов выговорить не мог.

- Покойники, что ли?

И тут то, что испугало Колюню показалось в проёме двери.

Начавший таять лёд стекал по его щекам. Бесцветные глаза расползались в стороны,

не в состоянии сфокусироваться. Он сделал резкое движение головой назад, будто поправлял

причёску, а затем и руками пригладил торчащие волосы.

- Закажите мне такси, - глухо прорычало существо, и новый кусок льда отломился от

него и с грохотом раскрошился об пол.

Как ни были искушены в загробных делах патологоанатомы, дремучее чувство боязни

смерти и всего, что связано с ней, овладело ими, и ожившему так неожиданно трупу

пришлось одеваться без их помощи, хотя он и просил их об этом. Случились в этот момент и

постыдные обмороки, и побеги. Прокопьевича сковал какой-то неведомый паралич.

Троллейбусную остановку труп нашёл сам, потому что прохожие наотрез

отказывались ему содействовать в поисках. В салоне троллейбуса его поджидали те же

неприятности — пассажиры не желали его считать нормальным членом общества,

сторонились и неприлично пялились.

- Ну, чего уставился? - обратился к одному из них труп, слишком уж наглому, не

выдержав любопытно-испуганного взгляда.

От него отстранились, образуя пустое пространство, как вокруг смердящего бомжа —

обычная сценка в общественном транспорте Москвы. Положение спас контроллёр. Проверка

билетов на некоторое время отвлекла граждан от диковинных событий, вернув к делам

будничным.

Труп долго пытался понять, что от него хочет этот странный человек, но потом он как

будто что-то вспомнил, что-то извлёк из глубин своей отжившей памяти. Он посмотрел

вокруг себя и сказал:

- Граждане! Ведь оштрафуют же! Не дайте пропасть.

Тут и контроллёр, наконец, заметил в «зайце» что-то неладное и попытался

ретироваться. Но не смог. Труп схватил его за грудки и пообещал:

- Я заплачу! Кошелёк украли! Украли жену! Бизнес. Но я заплачу!

Люди, запертые в консервной банке, движущейся по дороге, готовы были

выпрыгивать из окон, однако спасла всех запланированная каким-то мудрым

проектировщиком остановка. Труп выпал из салона, не оштрафованный, и троллейбус укатил

по намеченному маршруту.

В вымытой с мылом идеальной витрине гламурного бутика труп увидел своё

отражение и спросил:

- Кто я?

- Чья-то совесть, - ответили ему из зеркала.

- Чья?

- Найди.

- А кто ТЫ?

- Информационное бюро. Тебе нужно обзавестись нормальной одеждой и перестать

вести себя так.

- А как я себя веду?

- Как покойник, сбежавший из морга.

Советы пошли трупу на пользу. Он завернул лицо шарфом, снятым с безвестного

прохожего, и перестал приставать к гражданам с расспросами. От троллейбусов он отказался,

а вместо них пересел на метро. Были небольшие сложности со входом, но и они разрешились

быстро, когда он последовал примеру отдельных граждан, перепрыгивающих через

турникеты.

Он хаотично передвигался по станциям, выходя из вагонов и меняя ветки. Нюхал

воздух (или это только казалось ему). Прислушивался к одному только ему слышимым

звукам. Наконец, будто поймал что-то из пустоты и вышел наружу. Уверенной походкой

пересёк двор и оказался у стеклянной будки с консьержем сытого и одновременно сурового

вида.

- Вы к кому? - спросил охранник.

- Тридцать вторая.

Откуда у него эти цифры? От «бюро», наверное.

- А вас там ждут? Паспорт есть?

- Был, но его забрал следователь Шабанов. Можете позвонить ему. Он подтвердит.

Скажете ему: привет от самоубийцы. Он поймёт.

- Парень, ты не обижайся, но я тебя сейчас выкину на улицу. У нас приказ: всех

придурковатых и назойливых — взашей.

Дюжий консьерж явно вознамерился привести в исполнение свою угрозу. Он даже

вышел из будки, грозно поигрывая дубинкой.

- Не надо, - тихо сказал труп. - Лишняя кровь.

При этом, произнося столь миролюбивые слова, он легко повалил на пол сто

килограммов живых препятствий и задушил охранника руками, без единого звука с обеих

сторон.

- Лишняя кровь, - повторил он, вставая с колен и отряхивая ладони.

Лифт уже ждал его.

Звонить пришлось долго. Димон ничего не мог разобрать в глазок, а когда, наконец,

подал голос, то в ответ услышал что-то маловразумительное:

- Дима. Это Жека. У меня проблемы. Впусти.

Диалог продолжался минут пять, пока с той стороны двери не поняли, что

сопротивление бесполезно, и только усугубляет ситуацию. Едва живой Димон стоял на

пороге, а труп не стал дожидаться приглашения и бесцеремонно прошелестел мимо него

внутрь.

- Мне нужно перекантоваться у тебя неделю-другую, - сказал он едва слышно. -

Кажется, за мной следят. Не возражаешь?

Димой машинально кивнул головой.

- К жене не пойду. Там засада. И Шабанов этот. Кто такой Шабанов? - крикнул в

отчаяньи он, теребя пальцами сгнивший лоб. - Ты его знаешь?

Димон снова кивнул, не видя никакого смысла скрывать этот факт. Тем более от друга.

Пусть и мёртвого. Пусть и убитого тобой.

- Жрать не хочу. Даже не предлагай. И бухать не хочется. Ты знаешь, со мной что-то

странное происходит.

Труп прошёл к окну, оставляя за собой вереницу грязных мокрых следов.

- Красивый дворик. Всегда завидовал твоему умению устраиваться в жизни. А вот в

бизнесе ты был полным недотёпой. Не обижайся. Я по-дружески. И на чужое ты любил

зариться. Грешный ты человек.

Бледный Димон сделал плавное движение в сторону выходной двери.

- Бесполезно, - произнёс труп, не оборачиваясь. - Всё уже посчитано и решено. В

«Бюро» ошибок не делают и дураков не держат.

Отойдя от окна, он плюхнулся в кресло.

- А помнишь, как в институте мы напились с тобой и сняли тёлок в кабаке? Потом

привели их в общагу и трахали всю ночь, меняясь. Помнишь? - Улыбка блуждала по его

изуродованному лицу. - А потом кто-то настучал в деканат, и нас разбирали на

комсомольском собрании. Требовали деталей. Я видел, как им самим хочется попробовать, но

долг и комсомольская честь велят делать совсем другое. Они мучились гораздо сильнее нас.

Потому и развалилось всё это хозяйство, что врали и делали то, во что не верили. А всего-то

и нужно было, что...

Он внезапно замолчал. На лестнице послышался шум и отдалённые голоса.

- Это за нами. Знаешь, у меня идея: давай притворимся мёртвыми.

20

Сестра положила перед доктором на стол потрёпанную тетрадку.

- Объявилась, - прошептала она. - Та самая.

Доктор, седовласый и коротконогий, обширный более в талии, чем в плечах, глубоко

вздохнул:

- Зовите. Всё равно это когда-нибудь нужно решать.

В кабинет вошла девушка лет двадцати пяти, застыв в нерешительности на пороге.

Румяные щёки её могли говорить о разном: и об излишнем возбуждении, и о сердечном

нездоровье, и просто об особенностях кровообращения.

- Здравствуйте, доктор. Я к вам по тому же вопросу.

- Проходите. Садитесь.

Он старался быть максимально вежливым и сдержанным. Хотя, кто бы его упрекнул,

если бы он и сорвался. Галя Никифорова, стоявшая перед ним, устроила ему весёлую жизнь

в последние месяцы.

Началось всё с житейского пустяка, аборта. Избавили страдалицу от нежеланного

плода — с кем не бывает по молодости. Операция прошла стандартно, без осложнений. В тот

же день выписали. А через неделю на осмотре она пожаловалась, что появились ужасные

боли в животе, головокружение и тошнота. Взяли анализы — ничего. Осмотрели — ничего.

Дали успокоительных таблеток и отправили домой. Она позвонила уже на следующий день с

теми же проблемами. Отправили в центральную на анализы — ничего. Но девушка

продолжала жаловаться. Истерики публичные устраивала. В конце концов, вывела доктора из

себя. Наорал он на неё, обозвал симулянткой. Запретил здесь появляться. Она написала

жалобу в горздрав. И вот они снова в его кабинете. С глазу на глаз.

Он честно пытался понять мотивы её вранья и не мог. А в том, что она врала,

сомнений у него не было.

- Что на этот раз?

Девушка набрала в лёгкие побольше воздуха, как бы преодолевая внутренние

сомнения.

- Я не буду жаловаться на боли. Вы почти убедили меня, что их нет. Но у меня новые

проблемы. Вот.

Она отняла руки от живота, и доктор с удивлением увидел довольно приличную его

округлость.

- Вы снова беременны?

- Не знаю. Но я ни с кем не спала уже почти полгода.

Так. Кажется, маленькая лгунья придумала новый способ достать его.

- Вы уверены?

- Уверена ли я в том, что никому не давала? Это вы хотите сказать?

- Я вижу, вы очень настойчивы в своём стремлении доставлять мне неприятности.

Зачем? Разве я был непрофессионален в том, что вы мне поручили? Или это я вас надоумил

сначала забеременеть, а потом избавиться от плода?

Девушка плотно сжала губы.

- Просто возьмите анализы.

- Хорошо. Но они ведь только докажут наличие нового плода, а не ваши фантазии

насчёт всего остального.

- Пусть так. Мне всё равно. Я устала. Я очень устала.

По всем известным законам жанра она обязана была расплакаться в этот момент. Но...

не расплакалась.

Её провели в лабораторию и обследовали, уделяя разве что чуть более внимания, чем

обычно. Когда результаты были готовы, сестра доложила:

- Беременна. Сомнений нет. Плод какой-то странный только. Хотите взглянуть?

Но доктор уже сам вглядывался в чёрно-белый отпечаток УЗИ.

- Дерьмо какое-то, - наконец, выдавил он из себя. - Зовите её.

Девушка Галя снова сидела перед ним, но его тон и намерения претерпели

кардинальные изменения с момента их последнего разговора.

- Вы беременны, но я настоятельно рекомендую вам аборт. Знаю, это не совсем этично

со стороны медицинского работника...

- Что там?

- Просто ненормальное развитие плода. Боюсь, произойдёт выкидыш. Причём, с

серьёзными последствиями для матери. Скажите, а у вас в роду...

- Делайте. Но я хочу видеть, что там.

Доктор неловко крякнул.

- Вы хотите видеть...

- Да.

- Это не безопасно для вашей психики.

- Не опаснее того, что я пережила до сих пор.

Доктор не нашёл других аргументов, поэтому просто промолчал. Дойдёт дело до

операции, там, может, всё образуется само собой. А пока не стоит её волновать. И спорить с

ней не нужно.

- Полагаю, что срока вы не знаете?

- Не знаю.

- Даже приблизительно?

- А вы?

- Думаю, на самом пределе. Когда вы сможете быть готовы?

- Сейчас.

Доктор ожидал подобного ответа и, честно говоря, сам полагал, что лучше с этим не

затягивать, но в клинике дела так скоро не делаются. Нужна хотя бы минимальная

подготовка.

- У нас расписание, - выдал он официальный вариант возражения. - Очередь.

Предварительная запись. Конечно, учитывая ваше состояние, мы завтра-послезавтра мы

найдём для вас окно.

Девушка посмотрела на него враждебно.

- Я вскрою себя сама. В этом самом кабинете.

В её руках откуда-то появился скальпель, а на лице эскулапа выступили крупные

капли пота, испугавшегося, в том числе, и за свою шкуру тоже — мало ли кого пырнёт этим

ножичком женщина на грани нервного срыва.

- Хорошо, - нарочито спокойно произнёс он. - Дайте сюда ваш инструмент, и вас

немедленно отведут на процедуру. Хотя это и против правил.

- Нет. Он будет со мной. Если решите меня обмануть, я сделаю, что обещала.

Подготовка к процедуре проходила в накалённой обстановке, больше напоминающей

банальную панику. Вызвали потихоньку ментов, и те ждали, не обнаруживая себя, у входа,

чтобы вмешаться в случае необходимости. Хотя, необходимость эта, невидимая пока для них,

уже давно наступила. За дверями операционной собрался практически весь персонал.

Слышалось отчётливое поскрипывание стрелок старых настенных часов.

Минут десять из операционной доносились лишь стандартные звуки, но потом

послышался грохот разбитого стекла, и менты опрометчиво решили, что наступило их время.

Вслед за ними ломанулись любопытные, боясь пропустить подробности соблазнительного

скандала. И многие из них потом пожалели об этом.

Девушка Галя лежала без сознания в кресле, а рядом с ней, на полу, валялся кровавый

комок плоти, всё ещё связанный пуповиной с матерью. Он напоминал участника циркового

шоу лилипутов. Только размерами ещё меньше. При этом он говорил без умолку скрипучим

голосом:

- Я не виноват. Пустите меня к маме.

И так по кругу, будто пластинка. Видавшее виды светило медицины блевало в

раковину, парочка сестёр валялись без признаков памяти тут же. Остальные свидетели

сбежали, включая матёрых ментов. Где-то поблизости завыли собаки.

21

Первый, самый трудный, шаг сделан. Стас понял это, едва воспоминания вчерашнего

вечера коснулись его памяти. Он смог сделать ЭТО. Без излишней нервозности, без соплей.

И вёл он себя с родителями вполне естественно. До той самой минуты, когда он вынужден

был открыться перед ними в своих намерениях. Но и тут он себя упрекнуть не мог по-

настоящему ни в чём: не рядовое всё-таки мероприятие — убийство. Тем более, близких тебе

людей.

Пока мать умирала в его руках, хрипя и извиваясь, отец лишь пытался его образумить

словами, не совсем, видимо, понимая, что происходит. И не веря. А когда пришла его

очередь, было поздно вмешиваться.

Уходя, Стас заботливо протёр платком ручку входной двери. На первый взгляд —

бессмысленный шаг, потому как отчего бы и не быть отпечаткам пальцев сына в доме

родителей. Но затея была глубже и хитрее: пусть те, кому положено, подумают, будто кто-то

посторонний заметает следы. А ещё этот маленький поступок Стаса говорил о том, что он

держит себя под полным контролем. Значит, и в будущем он сможет себе доверять. Проверка

завершена.

Взгляд его упал на зеркало, и он увидел там молодого человека, в отличной

спортивной форме, весьма симпатичного, хотя немного и невыспавшегося. С ясными,

полными оптимизма глазами. Да, кстати, он был совершенно голым. А это зачем? Он что, из

ванны вышел и забыл одеться? Или собирался в ванну?

Одежды вокруг никакой не валялось: ни халата, ни нижнего белья, ни домашних

джинсов.

«Не бегал ли я тут давеча нагишом по улицам?» - засомневался Стас.

А, впрочем, если даже и бегал, то что это меняет? Стыдиться нечего, сожалеть о том,

что сделано — тем более. Отчитываться не перед кем. Он сам себе и судья, и палач, и

адвокат. А кому не нравится приобретённая им свобода, пусть идут лесом. К ебеням

собачьим. Он, может, вообще теперь одежду носить перестанет. Хотя, в этом дурацком

климате...

- Что именно является разумом? И кто его истинный носитель? Существо, способное

уничтожать себе подобных и совокупляться не ради продолжения потомства, а во имя

глупого удовольствия? Или одноклеточное творение Природы, вечное, потому что

бесконечно делимое? Почему разумом считается тот, кто потребляет кислород, а не тот, кто

производит его? Откуда черпается эта наша уверенность в собственной разумности и

неразумности всех остальных? Где источники наших убеждений? Пытаясь получить ответы

на эти вопросы, ты неизбежно придёшь к следующему выводу: ты думаешь так, потому что

то же самое думают все. Потому что так думали до тебя твои предки. И предки их предков. И

других источников знаний у тебя нет. То есть любая неточность, произошедшая по вине

какого-нибудь сгнившего звена этой длиннющей цепочки, является такой же истиной, как и

то, что действительно имеет место быть. А если при этом неверны и самые что ни на есть

исходные, основополагающие «истины»? И это только лишь первая половина проблемы.

Даже если существуют безупречные, безоговорочные доказательства того, что да, именно

человек, а не кто другой, является разумным, то почему мы автоматически полагаем, что у

разума имеется преимущество перед всем остальным? С нашей точки зрения, планета Земля

должна быть заселена произведёнными нами машинами и засрана отходами химической

промышленности, но никак не слоновьим дерьмом. Мирозданию нужны тонны исписанной

нами бумаги с гипотезами об ЕГО устройстве? ЕМУ нужны наши ракеты, наши могилы,

наши книги и кинофильмы?

- Ну, допустим, ты прав, «Номер Три». И что из этого следует?

- А то, что каждый из нас стоит перед выбором. Первый вариант: не знать ничего;

второй: знать и ничего не делать; и третий: стать свободным.

- Как?!

- Сойти с дороги, которая проторена для тебя, но не тобой. Отказаться от навязанных

тебе целей, смыслов и ценностей. Сломать в себе программу. Любой ценой.

- И снова: как?

- Я молился. Я взывал к Богу. Я говорил ему: Господи, дай мне ответы на те вопросы,

которые терзают мою душу. Я не могу больше жить в неведении. Или забери меня отсюда.

Уничтожь. Или я сделаю это за тебя и без Твоего на то согласия.

- И что произошло?

- Успокойся, сын мой, сказал «господь». Не сотрясай воздух. Твою проблему можно

уладить.

- И он показал тебе «таблетку»?

- Ну, не сразу. Сначала помурыжил. Туману напустил. Важности. Потом якобы

смилостивился и дал поиграться.

- А ты уверен, что это был Бог?

- Ты — молодец, парень. Я тоже его раскусил. Но что это меняет? По сути, мы с ним -

союзники. Мы хотим свободы, а он — нашего бунта. Мы не получим того, что хотим, не

сделав того, что хочет он. Логично и прозрачно. Лучших условий не выторговать, да и не

нужно. Того, что я имею сейчас, мне достаточно, чтобы быть тем, кем я желаю, и добиваться

тех целей, в которых я вижу смысл, получая при этом удовлетворение от осязаемых

результатов.

Стас покивал головой, соглашаясь со сказанным, но в то же время как-то обречённо.

- Есть только один нюанс, - сказал он. - Мне-то что от твоих достижений?

Предлагаешь быть у тебя на побегушках? Солдатом твоей армии борьбы с Заповедями?

Наследства даже от тебя ждать не приходится: ты же бессмертный.

- В пределах своей компетенции.

Стас злобно посмотрел на лукавого собеседника.

- Ты — наперсточник и дешёвый позёр.

- Ого! Пошли в ход опереточные ругательства.

- Не знаю пока, как, но я когда-нибудь обойду тебя. И заслужу своё право. Ты, имея

такую силу, только и умудрился, что стать районным клоуном. Где твои ученики, которыми

ты хвастаешь? Где их дела? Больше скажу: ты и меня-то завербовал только потому, что я уже

был морально готов. Если бы не ты, так я сам пришёл бы к тем же выводам. И, возможно,

получил те же выгоды.

- Гордыня — наипервейший грех.

- И двигатель прогресса. Пошёл ты в жопу!

Марево прокатилось по отражению, потом как бы сгустился воздух, и Стас увидел в

зеркале родителей. Отца — с кровавой рваной дыркой во лбу, и мать — со следами

проволоки на неестественно вытянутой шее.

- Э! - крикнул Стас отражению. - Мы так не договаривались!

Но потом его осенило: а что если это просто пришло его время? Откровение может

принимать любые формы. Жестокие тоже. Не об удобстве и душевном комфорте ведь речь. А

о будущем.

- Вы там располагайтесь, - сказал он предкам. - Чувствуйте себя, как дома. А я пока

ванну приму.

- Не стоит волноваться, сынок, - отозвался отец, положив руку ему на плечо. - Мы всё

сделаем за тебя. Мы теперь всегда и всё будем делать за тебя. Ты прости, что мы не

додумались до этого раньше.

- Мы исправимся, - поддержала его мать.

Стас нашёл в себе силы отвернуться от зеркала. Родители не исчезли, продолжая

стоять перед ним, всё так же ласково улыбаясь. Разглядывая их лица с пристрастием, он

пытался найти какие-либо признаки осуждения. И не находил ничего.

- Надень это. - Отец протянул ему рубашку с длинными рукавами, с разрезом сзади и

болтающимися тесёмками.

- Зачем?

- Так нужно, сынок. - По щеке матери текли слёзы мольбы.

Стас покорно вытянул вперёд руки, и рубашка сомкнулась за ним. Свою собственную

волю он перестал ощущать совсем. Будто в него вставили чужой каркас, управляемый

сложным механизмом с помощью удалённого джойстика. Но язык продолжал ему

подчиняться.

- Пойдём.

- Куда?

- В твою кроватку. Тебе пора ложиться спать.

- Да не хочу я спать!

Говоря эти капризные слова, Стас на самом деле чувствовал, как бешено, неистово

хочет добраться до подушки.

- Надо, - твёрдо повторил отец.

Родители, держа его под локти, прошли с ним в другую комнату, которой в квартире-

то и не было никогда. Помещение оказалось просторным, светлым, чистым, но лишённым

мебели. Только детская кроватка стояла посередине. С деревянными оградительными

вертикальными прутиками.

- Она же маленькая, - усомнился Стас.

- Ты тоже, - успокоила его мама.

Отец снял с кроватки переднюю панель, легко отщёлкнув замок, и Стас лёг животом

на матрац. На удивление, ноги его легко поместились — их только пришлось согнуть в

коленях. Решётка захлопнулась с внешней стороны.

- Спи спокойно, сынок.

И Стас послушно уснул, тут же провалившись в яркий реалистичный сон. Он видел,

как родители оставили его одного в кроватке, а сами спустились вниз на лифте, вышли на

улицу и прогулялись пешком до метро. Увидел он там и «Номера Три», вещающего по

обыкновению про Конец Света, который уже наступил.

- Какая удача! - сказал отец. - Мы вас как раз и разыскивали.

- Отвалите, я вас не знаю, - огрызнулся тот.

- Зато мы знаем тебя.

- Ты испортил нашего мальчика.

- И ты ответишь за это.

Какая-то догадка промелькнула в голове бывшего «Номера Три».

- Постойте! Вы родители того придурка, который укокошил их во имя великой идеи —

сделаться самым крутым злодеем и получить взамен вожделенную игрушку?

- Не смей так говорить про нашего мальчика!

- А то чо?

Мужчина достал из кармана ножницы.

- Ой! - расхохотался бомж-интеллигент. - Меня из пушки пытались убить. В одна

тысяча восемьсот двенадцатом. И то не получилось. А вы... Уберите колющие и режущие

предметы! Они опасны для жизни.

- Твоё время истекло, - сухо сказал отец Стаса и вонзил ножницы в грудь паяца.

Он не почувствовал боли, но что-то твёрдое и холодное коснулось его сердца, заставив

упасть на колени. Он руками схватил кольца ножниц, торчащих из груди, и попытался

вытащить их. Брызнула кровь, но ножницы только ещё глубже вонзились в тело. В глазах его

потемнело.

- Я умираю! Наконец-то! - обрадовался он. - Где вы были раньше, добрые люди?

Вокруг неподвижного тела бомжа собралась толпа, возбуждённо обсуждая

происшествие.

- Ты видел, он его ножом пырнул и бежать?

- Какой нож? Он из арбалета в него выстрелил.

- Да не. Просто пьяный валяется. Я его знаю. Это Петька Златоуст. Он тут уже года

три околачивается, бутылки собирает, страсти всякие рассказывает.

Подоспевшая милиция перевернула тело на спину и поставила неутешительный

диагноз: пьян, как свинья. Пусть валяется дальше.

- Но как же! - протестовали сердобольные люди. - Он же замёрзнет!

- Вот и забирайте его к себе.

- Не могу. У меня однокомнатная. И до метро далеко. Три остановки.

Петька Златоуст, пока они препирались, открыл глаза и немелодично заорал:

- На берегу пурпурного залива сидели мы и было грустно нам!

Никто не стал слушать, что там дальше произошло с этой парочкой (или даже

тройкой) на берегу залива столь странного цвета.

22

Шабанов долго голову не ломал над тем, как ему обосновать необходимость своего

присутствия в зоне спецоперации под Смоленском, не рискуя быть заподозренным в личной

корысти. Он просто заглянул в текущие дела и сразу нашёл то, что требовалось: убийство

одного московского барыги, по стечению обстоятельств родившегося когда-то в деревне,

совсем рядом с тем местом, где произошёл инцидент с подопечными Алисы. Таким образом,

появилось прикрытие: можно всегда сослаться на необходимость встречи со старыми

контактами жертвы, родственниками и прочими лицами, могущими дать след. Вполне себе

достойная легенда.

Беспокоило его другое: сумеет ли он опередить ментов. И, собственно, за счёт каких

преимуществ. Сведения, поступающие из внутренних источников, предельно сужали круг

поисков, но не только для него одного. Девчонки в плотном кольце, им не вырваться оттуда,

и, рано или поздно, их вычислят. Расходовать свои необычные силы он пока не спешил.

Идея пришла такая: кольцо разорвать. Вернее, произвести такое впечатление, что оно

разорвано.

- Урфин, - сказал Шабанов, когда они уже мчались по шоссе к месту назначения. - Я

вот что подумал: шумнуть нам нужно. Чуть в сторонке. А то там людно, как на Бродвее в

воскресенье. Территория поиска слишком маленькая.

- Понятно. Думаете, поведутся?

- Если грамотно сделать, то не вижу, почему нет. Что скажешь по поводу перестрелки?

- Поймут, что не бабы. К тому же они с собаками. Хотя... Можно вот как.

Шабанов ждал пояснений и не торопил подчинённого. По опыту знал, что тот —

великий импровизатор. Мыслью свежей озаряется, а деталями она обрастает по ходу, во

время изложения.

- Изобразим, будто пытаемся вырваться из кольца. Будто в машине у нас полно девок,

а мы им, типа, помогаем скрыться. Остановят на посту, а мы по ним хорошенько шмальнём и

дадим драпу. Машину бросим через пару километров — пусть побегают. И кольцо разорвём,

автоматически увеличив радиус поисков. Пока подмога прибудет, то, сё...

- Принимается. Звони своим и инструктируй.

Вся гениальность замысла дошла до них полностью несколько позже, когда их

остановили на импровизированном посту для досмотра. Серьёзные автоматчики

проигнорировали и ментовские удостоверения, и «правильные» номера машины, которые

легко пробивались по «недоофициальному» реестру. Прошманали их по полной программе, с

пристрастием, как колхозников на предмет героина. Вывод напрашивался очевидный: тот, кто

руководил операций, понимал, что лучшее прикрытие для беглянок — само их ментовское

ведомство.

За первой проверкой последовала вторая, затем третья. А потом полыхнуло —

сработал отвлекающий манёвр. Мент, изучающий документы, вдруг приклеился к рации,

откуда полились истерические приказы, козырнул, потеряв к Шабанову с Урфином всякий

интерес, и поисковая команда умчалась на джипе помогать своим.

- Ну, вот, - удовлетворённо произнёс капитан. - Теперь свободнее дышать будет.

Однако времени у нас мало.

- Даже меньше, чем мы предполагаем, - откликнулся подчинённый.

Родина барыги оказалась процветающей деревушкой. Особенно на фоне соседних

поселений. Какой-то добрый московский дядя, любитель «Хамона», поставил в ней коптилку

и подрядил всё местное население на обслуживание производства. Кто-то подвозил дрова,

кто-то разгружал фуры с сырьём, кто-то бдительно следил за технологическим процессом,

подметал, наконец, и чистил. Дисциплина железная, как в штрафном батальоне образца 1943-

ого года. Наказание за любую оплошность — увольнение и голодная смерть.

Дрессированных охранников, числом большим, чем все остальные сотрудники предприятия

вместе взятые, завезли из столицы, рекрутировав их, в свою очередь, по всей стране. В

деревне они хозяйничали без стеснений, как оккупационная армия.

Другим источником дохода вымирающих крестьян служили частые московские гости

с тугими кошельками, приезжавшими на экскурсии и дегустации «Хамона». Для них топили

бани, варили самогон и тренировали баб помоложе для господских удовольствий.

Постреливали они и в лесу, и рыбу удили — для полного комплекта услуг.

Здание коптильни, построенное в чистом поле, выглядело, как потерпевший аварию

звездолёт марсиан. Но никто не жаловался. В других деревнях было ещё хуже: самогон

изготовлялся только для собственного употребления и последующей погибели. Власть

существовала лишь на бумаге и в воспоминаниях старожилов.

Шабанов отыскал двоюродного брата убиенного барыги (для легенды) и парочку

школьных друзей — остальные, кто уехал, а кто облюбовал для себя спокойное кладбище.

Кузен понял, о ком идёт речь, не сразу. И фамилию называли, и фото показывали —

без толку. Память его включилась, когда пригрозили дать хорошего пинка.

- Так это, - пояснил он свою забывчивость. - Лет двадцать не виделись.

- И что он помер от бандитской руки, не слышали?

- Дык! Мы тут сами: утром проснулся живой — и уже радость. До московских

новостей голова не доходит.

- А родители его?

- Родители, где надо. У Господа.

- Давно?

- Да года два, как мать померла, наверное. Отец — чуть раньше.

- И он не приезжал?

- Не. Я сам копал ямы им обоим. Родственниками скидывались на гробы.

Шабанов нарочито грустно покивал.

- Тяжко тут вам. Самоубиться не планируете?

- Что вы, начальник! Грех это большой. Мы уж лучше потерпим, а там, глядишь,

награда выйдет за страдания.

- Ленина на вас нету, - встрял Урфин Джус.

- Нам и без него хватает надзирателей, - мужик кивнул в сторону парочки охранников

с коптильни.

На этом Шабанов решил закругляться — проку всё равно никакого не будет от

разговора.

- А что у вас тут за военные учения? - спросил он напоследок.

- Ловят кого-то. Баб каких-то беспутных. Изнасиловали и убили двух депутатов.

- Да ну! - высказал сомнения Шабанов.

- За что купил... А вы сами-то вроде из милиции, должны лучше нас знать.

- Не наша юрисдикция.

- Бюрократия?

- Она, родная.

Затем состоялась милая беседа с «оккупантами».

- Э, братва, погоди! Кто такие?

- А вы?

- А мы? А мы тебе сейчас голову твою дурную в задницу затолкаем, чтобы на вопросы

научился по уставу отвечать.

Бить их Шабанов посчитал несвоевременным. Да и рук на всю их ораву не хватит.

Показал корочки.

- А! - обрадовался охранник. - Вы из этих, что раком всю деревню поставили.

- Мы сами по себе.

- Дело хорошее, - одобрительно продолжил он. - Если помощь какая... То мы сразу.

- Ага. Добровольцы нам всегда нужны.

Они проехались по другим деревням, везде наблюдая одну и ту же картину:

запустение и сюрреалистическое смирение перед ним граждан. Будто не видимая

постороннему глазу колючая проволока была натянута вокруг них, отгораживая от

остального мира, сгибая волю, убивая надежды.

В магазине сплетничали между собой две старухи.

- Что-то Анка уже второй день не появляется, - сообщила одна. - Может, заболела. Или

того хуже — померла.

- Да, - отозвалась вторая. - Проведать бы её.

- У вас тут, как в армии, - вклинился в их разговор почуявший поживу Шабанов. - На

поверку не явился — значит, дезертир.

- Ну дык, старая она, - пояснила собеседница. - Мы тут все друг у друга на досмотре.

А то если что — похоронить вовремя некому. Вон, Лидка в прошлом годе померла, неделю

провалялась. Родственники приехали, а там дух — не приведи Господи.

Выяснить, где Анка живёт, не составило труда. Шабанов даже предложил подвезти их

к подруге, но бабки отказались: полезно, мол, пешком ходить. Последние веяния в медицине.

Пожелали колхозницам на пенсии здоровья и хорошего урожая.

План переходил в завершающую стадию. Диверсанты Шабанова, что устроили

переполох, вышли на связь за новым заданием, целые и невредимые. Где зажиревшим

ментам тягаться с гвардейскими войсками Преисподней?

23

Бабка Анка напоила девчонок холодным молоком из погреба, принесла ведро горячей

воды, сняв его с печки, и пустой таз с ковшиком.

- Баню топить уже поздно, - оправдалась она. - Так что давайте по-простому.

Они разделись, разбросав дорогое порванное бельё, и стали намывать друг друга.

Бабка невольно залюбовалась их молодыми стройными телами. Покачала горестно головой.

- Чего набедокурили?

- Козлов двух замочили, - не стала стесняться Ленка.

- Сильничали?

- Не успели.

Бабка вздохнула.

- Раньше мужики воевать ходили да за плугом. А теперь духами душатся и творят

беззакония. Делать-то что с вами, ума не приложу?

- На сеновале каком-нибудь спрячемся, - предложила Катя.

- Его уж лет двадцать нету, сена этого. Искать будут, где хошь найдут. Они

сноровистые по этим делам-то. А вот если не прятаться, так, может, и сойдёт.

- Как это?

- Внучки у меня в Москве живут. Соседи подтвердят если что. Да и расспрашивать-то

здесь особо некому. Каждый второй дом — пустой. Одни старики. Транспорт не ходит. На

чём приехали, кто знает? Когда? И подавно не известно. Если кто придёт в гости,

похвастаюсь.

План бабки был неплох, но возникали и сомнения, которые амазонки обсудили между

собой.

- Ищут двух девок, - рассудила Катя. - Хоть мы тут трижды замаскируемся под внучек,

догадаются. Поэтому либо нас должно быть другое количество, либо другого пола. Я бы

рискнула закосить под молодожёнов. Внучка то есть одна, а с ней — её муж. Или жених.

- Чур я останусь девочкой! - поспешила Ленка.

- Хотела тебе сама это предложить.

Бабка не противилась плану. Только высказал сомнения:

- Как же вы молодожёнов-то изображать будете?

- Да легко.

Порылись в бабкиных сундуках. На Катю напялили бесформенные штаны, клетчатую

рубашку свободного покроя, ботинки. Волосы обкарнали «под мальчика». Раскопали на

вешалке старую засаленную бейсболку времён второй мировой войны. Лицо измазали какой-

то дрянью. Грудь, слава богу, у Кати была маленькой — спрятать в складках одежды не

составило проблем.

- Только ты похожа не на городского жениха внучки, - хихикала Ленка. - А на

местного комбайнёра. Нет, его ученика.

- Плевать. Раскусят — получат пулю. Мне всё равно.

Ночью же они потренировались в семейной жизни на «супружеском ложе».

- Что это вы удумали, девоньки? - обеспокоилась бабка.

- Чтобы всё натурально было. Мы ведь муж и жена.

Бабка поохала, но отстала. А девчонки продолжили занятие.

- И как это мы с тобой, Катюша, этим не баловались раньше? Ты сладенькая, хоть и

мужик.

- Ты тоже. Хоть и баба.

Насколько наивны были их ухищрения, предстояло узнать в самом скором времени.

Менты появились два дня спустя. Двое. Одеты они были в гражданское, и спросили

просто воды, но в том, что это были менты, сомневаться не приходилось. Слишком

пристальные глаза, слишком расслабленные позы. И главное — не местные. «Молодожёнам»

они пожелали всех благ и наделали кучу комплиментов. Катя отмалчивалась, не доверяя

своему голосу, Ленка трещала без умолку, ластилась к «мужу». Но вот купились ли на уловки

менты?

- Вряд ли, - предположила Катя во время обсуждения, когда двое незнакомцев

испарились. - Ночью придут брать. Надо сматываться.

- Куда?

- По одной. Через лес, а потом на попутках. В разные стороны. В любые.

Но они не успели ничего предпринять. К воротам снова подошли гости. Вернее один.

Тоже якобы гражданский. Высокий, крепкий, развязный.

- Слышь, бабка, - позвал он.

- Чего тебе, милый? - откликнулась та. - Воды?

- Нет. Родственников своих позови.

- Ох, не делал бы ты этого!

Про себя, надо сказать, бабка переживала больше не за «внучек», а за доброго

молодца, который ей почему-то понравился с первого взгляда. Укокошат ведь они его и

глазом не моргнут. Почему ей так казалось, она и сама не знала, но дело верное — укокошат.

Катя вышла на крыльцо, держа руки в карманах штанов. Ленка осталась в доме,

прильнув к окну за занавеской. С пистолетом наготове.

- Чего тебе? - пробасил «жених», хотя уже точно знал, что всё бесполезно.

- Первое: погодите стрелять. Второе: тебе привет от Алисы.

- Ты меня с кем-то спутал.

- Не, не спутал. Знаю и про Ромку, и про офис на набережной, и про полигон на ферме.

Кроме Алисы, никто не мог мне такого рассказать. Что молчишь?

- Думаю.

- Давай. Только быстрее. Настоящие менты тоже не даром хлеб едят. В деревне они

уже. От нашего отвлекающего манёвра оправились. Через час, максимум два, выйдут на вас.

Я этого никак допустить не могу.

- Уже выходили.

- Нет, то мои люди были. Менты бы сразу стали палить из пушек. У них резона

рисковать жизнью нет. А птицы вы опасные — это они знают наверняка.

Катя, не таясь, вытащила из кармана руку с револьвером. Шабанов и глазом не повёл,

и не дёрнулся.

- Так нам и с Алисой видеться смысла нет, - призналась она. - На помойке окажемся.

Откуда и пришли. Только мёртвые.

- Ошибаешься, гражданка Катя. Плохо о своей покровительнице осведомлена.

Недочёт. Первая заповедь исправного подчинённого — знать всё о начальнике.

- Чем докажешь, что не врёшь?

Шабанов рассмеялся.

- Ничем. Обаянием личным разве что. Вон и бабка меня оценила, верно? Чуть не

грудью от вас защищать кинулась. Скажи, старая, можно мне верить или нет?

Старуха стояла, слушая во все уши и ни слова не понимая.

- Ой, не знаю, что вы за люди, - призналась она. - Но лучше бы вам всем покаяться.

- Всему своё время, - отрезал Шабанов. - Сначала бога нормального вылепить нужно,

а каяться — уже после. Катя, Лена, собирайтесь. И выходите огородом к лесу. Жду вас там

через пять минут. На тебе, бабка, тысячу. За хлопоты.

- Дьявольское! - засомневалась старуха.

- «Ничто, входящее в человека извне, не может осквернить его, но что исходит из него,

то оскверняет человека», - наставительно сказал Шабанов. - Так что бери и используй во имя

добра, как ты сама его понимаешь.

- Внучкам отдам, - решила бабка, с сомнением принимая дар.

24

Пост ДПС был неправдоподобно безлюден. В незапертом кабинете светился экран

невыключенного монитора, на вешалке висела форменна куртка с майорскими погонами. На

столе лежал развёрнутый бумажный пакет с сырными бутербродами. Для полной картины

катастрофы не хватало только дымящегося окурка в пепельнице. Шабанов опустился в

кресло и достал из кармана мобильный. Судя по зелёным полоскам вверху дисплея, связь не

пропала. Он набрал «112» и некоторое время провёл в задумчивости, слушая короткие гудки.

Первые признаки чего-то непонятного появились, едва они покинули деревню.

Засады, которую он собирался обойти с помощью хитроумного плана, больше не

существовало. Это могло, конечно, означать что угодно, но снят был и следующий

передвижной пост, разведанный его людьми, и тот, что за ним. В голову пришло

элементарное объяснение: операцию свернули. Но потом они выехали на шоссе, и поняли,

что ошибались.

Машины шли сплошным потоком, но лишь в одну сторону — из Москвы. Тогда

Урфин Джус позвонил к своим.

- Ерунда какая-то, шеф, - сказал дежурный. - Покойники по улицам ходят.

Перестрелки по всему городу. Взорвали Крымский мост.

- Отдай приказ всем подтягиваться к базе.

- Слушаюсь.

Покойники, значит. Это что-то новенькое. Урфин Джус лишь переглянулся с

капитаном и пожал плечами. Девчонки дрыхли на заднем сиденьи, набираясь сил. А потом

они увидели эту покинутую крепость гаишников.

- Дяденька, - опомнилась Ленка. - Вы нас тут не бросите?

Шабанов набрал номер Светланы.

- У тебя всё нормально? - спросила она, опережая его вопросы. - А тот тут по ящику

показывают какую-то хрень.

- Это в городе, а я пока далеко. И у меня охранная грамота от дьявола. Забыла?

«Но не у тебя», - подумалось ему. Решение увезти её с Виталиком подальше от

беспокойной Юли было своевременным, но теперь опасность поменяла облик и сущность.

Нужно спешить, сворачивать дела и ехать к ней, чтобы быть рядом. Даже если... Но об этом

«если» думать сейчас было несвоевременно.

У самого пересечения минского шоссе с МКАД лежала перевёрнутая сорокатонная

фура. Её никто не охранял, не осматривал, не спасал. Лежит да лежит. Похоже, давно.

Снежком её припорошило. Следов вокруг свежих не натоптано. Мародёры, если и не

вымерли, летают, видимо, на вертолётах.

По мере продвижения к центру стало ещё интереснее. Встречались брошенные

троллейбусы и грузовики, застывшие на разделительной полосе, на газонах. Движущиеся

машины попадались крайне редко. На опустевших тротуарах, среди сугробов, кое-где

виднелись неподвижные тела людей. Какие-то фигуры бродили там, то ли собирая бутылки,

то ли ещё зачем.

Шабанов высадил перепуганных пассажирок возле офиса Алисы.

- Идите. Все ваши там. Возможно, ещё увидимся в этой жизни. Кофе вместе попьём.

- Вы с этим вашим кофе достали, - проворчала Ленка, имея в виду всё человечество в

целом.

- Ну, водки, - не обиделся Шабанов. - Матери Терезе привет!

Подождали, пока девчонки благополучно не исчезли внутри здания. Насколько

надёжно они там укрыты, скоро станет известно. А пока Алиса утверждает, что это самое

защищённое, оборудованное всем необходимым место.

На автобусной остановке стояло человек пять полураздетых людей. В другое время

Шабанов мог бы принять их за обычных пенсионеров, но их несуразный прикид и не

подходящее моменту спокойствие навевало сомнения.

- Останови, - приказал Шабанов Урфину и опустил стекло. - Граждане, вам не

холодно?

Существа подняли головы, не проявляя ни агрессии, ни интереса. Лишь один из них,

долговязый и какой-то нескладный, сделал пару шагов в сторону машины.

- Меня от всего этого тошнит, - успел произнести он, после чего его действительно

вырвало на тротуар. - Это никогда не закончится, - продолжил он, едва вытерев рот рукавом. -

Мы все наказаны.

Собеседник ему был не нужен. И жертвы, к с счастью, тоже.

- Ты знаешь, где твой дом? - спросил его Шабанов.

- А ты?

Существо, склонное, по всей видимости, к философии, снова принялось блевать.

- К Светлане, - скомандовал Шабанов. - Здесь, похоже, больше делать нечего.

- А мне прикольно, - отозвался Урфин Джус. - Кровь стынет, а мозг горячится и

вопрошает: за что, Господи? Бескрайнее поле деятельности для пытливого ума.

- Предлагаешь остаться?

- Нет. Притормозить и осмотреться. Хотя бы вон в том казино.

Действительно, только тут Шабанов заметил, что одно из культурных заведений в

околотке всё-таки функционировало. Призывно переливались огни, доносились звуки

льющихся монет, и у входа стоял наряженный дядей Сэмом зазывала с листовками. Вот

только раздавать их было некому. Двадцать шагов по тротуару в любую сторону — и

исчезали все звуки, и обволакивала кромешная тьма.

Они запитались напрямую от адского генератора?

В пустом зале, куда они зашли, находился только один человек, яростно молотивший

по кнопкам автомата в предвкушении золотого дождя. Возможно, он не показывался на свет

божий несколько дней и не имел ни малейшего представления о том, что творится снаружи.

Что ж, ему же лучше.

К Шабанову подошла растерянная официантка и спросила, будет ли он что-нибудь

пить.

- А разве у вас что-нибудь есть? - удивился капитан.

- Пиво. Бутылочное и разливное.

- Давайте. Любого.

- Как бизнес? - невзначай поинтересовался у неё Урфин Джус.

Нет, он действительно в норме. Не храбрится, не позёрствует. Ему нет дела до

обывательских страхов и проблем. У Шабанова получилось воспитать их именно такими, и в

другое время он мог бы собой гордиться.

Расторопная, несмотря на обстоятельства, официантка пожала плечами и уплыла

выполнять заказ.

- Наши на базе?

- Да. Всё в порядке. Все целы.

Значит, и это распоряжение выполнено беспрекословно. Их не положено жалеть или

беречь, не для того он их собирал по всей Москве, вырывая из цепких рук правосудия. Но

сейчас он понял, что считает последнее сообщение хорошей новостью не только потому, что

удалось сохранить боеспособный отряд. Они стали частью его самого. Вот такая

неправдоподобная, сентиментальная истина.

Они выпили пива, расплатились наличными — хорошо хоть кредиточный терминал не

работал, а то заведение уже точно можно было причислять к дьявольским. Пожелали

азартному мужику успеха, но, выходя из помещения, Шабанов не удержался и разнёс пулей

автомат, к которому игрок приклеился. Ошарашенная жертва пагубной страсти подняла

голову вверх, зная почти наверняка, что произошедшее — божья кара.

- Хулиганите, шеф, - упрекнул его Урфин.

- Освобождаюсь от адреналина.

- Зря. Он вам ещё сегодня пригодится.

Как в воду глядел. Едва они отъехали от безмятежного казино, как заметили группу

активных людей в чёрных шапочках с дырками для глаз и с белыми повязками на правом

рукаве. То, что они не принадлежали к жителям окрестных кладбищ, стало понятно сразу.

Окружив толпу «зомбаков», они с дикими криками избивали их прутьями арматуры.

- Болельщики «Спартака», - догадался Шабанов. - Этим любые передряги в радость.

- В данной ситуации вижу от них больше пользы, чем вреда, - высказался Урфин

Джус.

- Ты прав. Но они войдут во вкус. Потом не остановишь.

Бывший философ и неоднократный победитель кухонных баталий кисло усмехнулся:

- Чего бояться-то, шеф? Нам ли? Это наш потенциальный материал. Завербуем.

Обтешем.

Если он и стебался, то делал это весьма искусно.

Потом на одной из площадей они столкнулись с совсем уж нелепой командой. Четверо

молодых людей давали музыкальное представление. На куске гофрокартона они по очереди

стояли на головах и ушах под звуки ревущего переносного усилителя. А их хип-хоп

мастерством наслаждались двое мёртвых: делали одобрительные замечания, хлопали в

ладоши.

- Вот кого я по-настоящему боюсь, - сказал Урфин. - А не «спартаковцев».

- Чем они-то тебе не угодили?

- У них отсутствуют болевые центры, и ген страха почему-то не передался по

наследству.

- Ошибаешься. Это всего лишь болезнь роста. Она пройдёт бесследно. Появится и

дрожь в коленях, и «здравый смысл» в голове. Особенно, когда обрастут барахлом и заведут

себе тех, о ком обязаны заботиться. Вот увидишь, они тебе ещё уколы ставить будут на

смертном ложе.

- С раствором цианида?

- С концентратом его.

Тронулись и поехали дальше, наблюдая за вялотекущим и обыденным ужасом за

окном.

- Шеф, я спросить вас давно хотел. Как вы думаете, материя существует?

- Ты же Ленина изучал. Он считал, что да.

- С Лениным понятно. А вы?

Шабанов посмотрел на собеседника с задором.

- Существует слово «материя» — и это главное. Задача человека — наполнить его

смыслом. Богом, плазмой, магнитными полями, магией Вуду. Тебе-то какая разница? Если и

существует, то ты все равно не вкуришь её сути. У тебя нет ничего, чтобы понять то, что

находится «снаружи» тебя. Ты, сука такая, есть субъект. Эти несуразные присоски и

щупальца, которыми ты исследуешь мир — они всего лишь трансляторы телепередачи в твой

мозг, а отражают ли они какую-то там действительность, у тебя и средств-то надёжных

узнать нет. Поэтому мир — это ты, а материя — всего лишь слово. Успокойся.

- И всё-таки, если пальцы сунуть в костёр, то больно.

- Не больнее, чем некролог в газете, сообщающий о смерти друга.

За окном бульдозер методично сравнивал с землей стеклянный павильон станции

метро «Ботанический сад».

Признайся, Шабанов, ты ведь не только ожидал чего-то подобного, но и хотел этого.

Так почему же ты не радуешься? Или у конца света не достаточно детское лицо? Впрочем,

это не конец, а только начало. Возможно, середина. И впереди — долгие годы или даже

столетия горячечного бреда вперемешку с реальностью. Люди привыкнут и к покойникам, и

к хаосу, и вернутся к своим повседневным заботам. Научатся мирному сосуществованию с

нежитью, переймут у них моду на подгнившие носы. Научат их, в свою очередь, ходить в

церковь и любить Бога.

- Давай поскорее отсюда выруливать, - предложил Шабанов.

25

Воздействие «второго рода» — это очень просто. От «первого» оно отличается лишь

наличием направляемой воли, «заинтересованного лица», если можно так выразиться.

Результат же зависит от способностей того, кто направляет. И ядерный удар, и стрела,

пронзившая сердце — примеры такого воздействия.

Замысел же наш заключается в том, чтобы заставить «крота» защищаться, используя

средства, по которым мы сможем его засечь. Или защищать своих подопечных. Замысел

безупречен. Как и всё то, что приходит к нам на ум. Только почему-то в этот раз он не

работает. Уже вторую неделю я «бомблю» его территорию запрещённым оружием, а он

молчит. Гибнут его войска, взрывается техника, горят города. А он сидит в укрытии и, по

всей видимости, выстругивает свисток из сучка берёзы. А что ещё можно делать, если не

защищать свою территорию, когда она подверглась нападению? Не умер же он там от

случайной пули. Мы давно уже разучились это делать, и если ему удалось воскресить это

забытое ремесло, то флаг ему, конечно, в руки. Но что-то не верится.

Он что-то придумал. Он хитрее, чем мы предполагаем. Ему удавалось морочить нам

голову до сих пор, так почему же теперь он должен вдруг проиграть? Только потому что на

него набросилось всей своей мощью родное общество?

Рассуждая, я тщательно транслирую свои мысли в Центр, чтобы они видели их

безупречность. Или указали, если что, на ошибки — одно дело делаем всё-таки.

До меня доходят слухи, что по всей колонии ропот. Обсуждаются новейшие приказы

шефа. Кое-кто называет их негуманными. Откуда появилось это слово? Почему вдруг нас

стало это волновать? Однако, пока не дано обратного приказа, я буду заниматься

«бомбометанием с усердием мыши, забравшейся в элеватор.

Не скрою, в глубине моей бессмертной души мне жалко людей. Мы сами были когда-

то такими же. И хотя они — всего лишь побочный продукт нашей деятельности и

питательная среда для наших проектов, я чувствую с ними сходство и солидарность. В

стремлении не удовлетворяться полученными ответами. В способности поставить убеждения

и веру выше естества и очевидной пользы.

- Он не выходит, - докладываю начальству в очередной, сотый уже раз.

- Почему? - спрашивают меня раз в тысячный.

- Возможно, он разгадал наши планы.

- Это исключено.

- Тогда он умер.

- Тоже исключено.

- Тогда его здесь больше нет.

- А где он?

- Снова стал одним из нас.

Или шагнул на ступеньку выше. Это я уже скрыто, про себя.

26

Впервые за всю историю своего существования «лесбийское братство» Алисы было в

полном сборе, но никто не занимался любовью и не стрелял по мишеням в тире. Девчонки

скучковались вокруг бассейна на третьем «минусовом» этаже. Кто-то плавал, нарезая

километры, кто-то грелся в сауне, кто-то злоупотреблял коктейлями в баре. Алиса ходила

кругами по этому короткому списку, не испытывая желания разнообразить программу.

Хотя Шабанов и предупреждал, что в городе оставаться опасно, она предпочла

московский офис-бункер. И пока не разочаровалась в решении. Снаружи было неспокойно,

но к ним не ломились и не размазывали по бронированному стеклу входной двери кровавые

сопли. Вообще, эти зомби, стоить отметить, вели себя не классически миролюбиво. Ничего,

видимого глазу, слышимого ухом, не происходило. Постоянно наверху находились двое

«часовых», сменяемых каждые полчаса. Телевидение не работало, радио молчало. Интернет

теплился, но страницы грузились с модемной скоростью, из-за чего терялся всякий смысл его

использования. Мобильная связь то пропадала, то появлялась. Из хаотических, отрывочных

разговоров удалось только понять, что за пределами города «конец света» наступал

медленнее или вообще никак себя не проявлял. Граждане закупали мыло, соль и спички.

Пили горькую. Ругали правительство, которого вот уже неделю никто в глаза не видел.

Продукты у них в бункере закончатся примерно через месяц. Алкоголь — через два.

Жить можно. А нужно ли, это каждый решает для себя сам.

Само существование «братства» под вопросом. В сложившихся обстоятельствах как

бы не пришлось заниматься спасением человечества вместо ликвидации его отдельных,

недостойных жизни членов. А они под это совсем не заточены. Вот и остаётся только, что

пить крепкое и ждать инициативы от «природы».

- Алиса, - доложила начальнице одна из амазонок. - Там к Катьке ухажёр припёрся.

Смысл сказанного не сразу дошел до неё. Почему ухажёр? Почему сюда? А когда

дошёл, то, скорее, через, предчувствие, а не умозаключения.

Поднялись наверх. В просторном вестибюле горел дежурный свет. В кресле у

журнального столика сидела Катя, нервно уничтожающая зубами маникюр. Её партнерша по

вахте в боевой готовности стояла у входной двери и монотонно повторяла:

- Проваливай. Здесь её нет.

С той стороны стекла находился субъект, одетый не по погоде в рубашку и джинсы.

Его голос едва пробивался через толщу защитной мембраны.

- Мне Катю! Катю! Поговорить. Передайте ей, что Роман пришёл.

Алиса приблизилась к стеклу вплотную.

- Кто это? - спросила она, хотя сама уже знала ответ.

- Чувак, которого Катюха замочила. Бывший её.

- Не ври, - откликнулась Катя со своего места. - Он мне никем не был. Случайный

подонок.

Алиса постучала пальцами по стеклу. Труп отреагировал моментально: припал лицом

и стал всматриваться в темноту с вновь вспыхнувшей надеждой.

- Мне Катю!

- Стрелять в него не пробовали?

- Пробовали. Возвращается.

- А удовлетворить его просьбу? - пошутила Алиса.

- Сами трахайтесь с покойниками! - закричала Катя, шутку не оценив.

- Почему обязательно трахаться?

Пришлось напарнице Кати пояснить:

- Он жениться пришёл. Говорит, что любит и всё такое. Достал уже своим нытьём,

козёл!

- Как у вас тут интересно!

- Я наказана! - в отчаяньи сказала Катя, уткнувшись в ладони лицом.

Труп продолжал метаться снаружи, не находя общего языка с часовыми.

- А мне кажется, что наказан он, - высказала вслух догадку Алиса. - Открой дверь.

- Может, не надо?

Труп не стал ломиться в помещение и проявлять другие признаки невежливости. Он

лишь внятно и спокойно повторил свою назойливую просьбу.

- Тебе других баб мало? - спросила Алиса, с каждым словом забывая всё более о том, с

кем она разговаривает.

- Мне других не надо. Эта — моя.

- Мальчик, а ты ничего не перепутал? Ты насиловал её со своим дружком на глазах у

пьяных обезьян.

- Не было этого! Мы любили друг друга. А потом она меня бросила.

- У тебя ложная память.

Труп осёкся, как бы прислушиваясь к разумным доводам, но тут же отмахнулся от

высказанной гипотезы:

- У меня хорошая память. Я учился на пятёрки.

- Мы все учились понемногу...

- Я богат! - вдруг сообщил он с каким-то новым приступом вдохновения.

- Поздравляю!

Алиса прислушалась: что-то приближалось к ним из темноты. Тяжёлое, рокочущее.

Ещё не вполне осознав опасность, она походя выпустила пулю в мёртвого Романа и скрылась

за дверью. Вызвала лифт. И очень вовремя — за окном образовался силуэт танка.

Обыкновенного такого, из кино про немцев. Танк громыхнул железом и стал наводить орудие

на них.

- Бегом! Сюда! - закричала Алиса.

Выстрелом из орудия разнесло лёгкую стеклянную оболочку. Дом, трёхэтажный,

кирпичный, старой постройки, устоял. Танк заглох. Даже казалось, будто он в унынии

опустил к земле своё дуло. А потом стало понятно, что он просто плавится. Как олово в

консервной банке на костре. Через пару минут от него осталась красная лужа металла и пар.

Амазонки выбрались наружу по лестнице, так как оба лифта вышли из строя из-за

снаряда, выпущенного по зданию. В полной боевой экипировке, готовые стрелять, взрывать и

грызть вражескую плоть зубами. Но никто не ждал их наверху, кроме одинокого Романа,

воскресшего в очередной раз для выполнения своей туманной, навязчивой миссии.

За город шли неспешной автоколонной, встречая по пути голосующих граждан — то

ли людей, то ли этих невнятных порождений тьмы. Не останавливались. Случайно попавших

под колёса — давили. Любовались фейерверками пожаров и взрывов.

И только когда оставалось полчаса до цели, пришлось по-серьёзному отвлечься.

Дорогу преградил кратер, уходящий в глубину Земли на несколько, должно быть,

километров. В соответствии с научными представлениями о строении планеты оттуда

плевалась грозными алыми лучами магма, освещая небо, грохотало, свистело.

- Ад, - резюмировала Алиса. - С доставкой на дом.

Объезжать пришлось по мерзлому полю. Крюк получился приличный, часа на два.

Резиденция амазонок, расположенная в заброшенной деревне в помещении бывшей

коровьей фермы, встретила их холодом и обнадёживающей пустотой. Пока запускался

генератор, они развели костёр прямо у входа. Достали дежурный провиант и подкрепились.

Надвигающееся утро обозначилось в небе лёгкой серостью. Новый день ничего не

обещал, его просто предстояло прожить.

27

Шабанов знал, что вляпался, с самой первой минуты их встречи. Последний раз с ним

случилось такое много лет назад, ещё до того, как ему предложили сделать выбор.

Увлекаемый воронкой, засасываемый ею всё глубже и глубже, он наблюдал за собой как бы

со стороны. Как юный естествоиспытатель, сунувший бабочку в муравейник. С той лишь

разницей, что он пребывал сразу в двух ипостасях одновременно: и у окуляра микроскопа, и

под стеклом. И понимал, чем это закончится и почему началось.

Тогда, в первый раз, у него имелось оправдание — полное неведение глупой

молодости. А сейчас? Почему он не хочет прекратить это падение в бездну, пусть и сладкое,

но такое предсказуемое? Что могло сломаться в том защитном механизме, который был

заложен в него искусными мастерами? Или же ничего непоправимого на самом деле не

происходит? Просто он дразнит себя, уверенный, что в любую секунду способен рвануть

«стоп-кран». Как тогда, когда он стоял на хлипкой табуретке с петлёй на шее, играя со

смертью в «кто первый мигнёт» и дразня её.

Шабанов всегда старался быть точным в формулировках. Прежде всего, перед самим

собой. Поэтому если бы кто-то, заслуживающий полного доверия, спросил, что у него со

Светланой, то он бы ответил: мне удалось оказаться с ней в одной постели. Все прочие

удостоились бы другого, более стандартного, завёрнутого в приличия, ответа, но именно он

менее всего соответствовал бы действительности. Шабанов давно для себя уяснил, что

общеупотребимые выражения, описывающие отношения между мужчиной и женщиной,

хромают на обе ноги. Если твои ухаживания приняты, то автоматически из этого, казалось

бы, очевидного факта не следует ровным счетом ничего. Он может означать что угодно:

любовь, ненависть, равнодушие, бессилие, усталость, выгоду, соблазн, минутную слабость,

глупость... Не хватит словаря перечислить все варианты. Поэтому мужчина, состоящий «в

отношениях», отталкивается лишь от собственных чувств и намерений.

В ситуации со Светой Шабанов не мог даже твёрдо сказать, легко ли ему далась

победа. Если судить по срокам или израсходованным финансам, то да. Но являлось ли это

победой? И кого над кем? Она впустила его к себе в дом, но где там было его законное место?

Он знал точно лишь одно: теперь он будет её защищать и нести ответственность за всё, что с

ними происходит.

- Застегни, пожалуйста, - попросила она, подставляя спину.

Продолжая размышлять, он машинально выполнил её просьбу.

- Нам придётся снова съезжать, - выговорил он, наконец.

Не его вина, что им приходится вести кочевой образ жизни. Весь мир валится в

тартарары. Но в её глазах — лёгкий укор. Почти рефлекторный.

- Тебе виднее. Когда?

- Сегодня. Вещи собирать не нужно. Их привезут потом. Просто оденемся и уедем.

- Сказать Виталику, чтобы закруглялся?

- Скажи.

- Обедать будем?

Шабанов посмотрел на часы, будто они содержали какую-то информацию на этот счет.

- Пожалуй, нет. Поедем прямо сейчас.

Она молча пошла в комнату к сыну, натягивая на ходу платье.

Что-то гнало его. Подсказывало: торопись. Как всегда, он не задавался вопросами —

просто следовал зову.

И всё равно они почему-то не успели. Дорогу к запаркованной машине Шабанову

перегородил верзила со шрамом наискосок во всё лицо. Живой. Из настоящей плоти и крови.

С нормальным дыханием и пульсом. С бодро функционирующей печенью.

- Закурить не найдётся? - спросил он, не утруждая себя поисками мотивов.

Урфина Джуса с его бойцами Шабанов отпустил пару часов назад, избегая напрасных

потерь. Он справится сам, несмотря на численное преимущество противника. Плохо только,

что Света окажется свидетелем его нестандартной техники боя и необъяснимой

неуязвимости. Чёрт! Нужно было поднимать задницу раньше.

- Ты же знаешь, друг, что я не курю.

Коллеги верзилы стали окружать их со всех сторон, доставая биты и полицейские

дубинки. Светлана прижала к себе Виталика, с безысходной мольбой глядя на своего

мужчину.

- Не переживай. И лучше закрой глаза.

Но он опять опоздал. Второй раз за неполный день.

- Квазимодо! - крикнул кто-то, предупреждая верзилу об опасности, и тот обернулся.

- Чо за хрень!

От здания на противоположной стороне двора к ним приближался мужчина. По

крайней мере, этот эпитет ему можно было дать, пока он находился вдалеке. Но уже по тому,

с какой скоростью сокращалось между ними расстояние, становилось ясно, что он не совсем

обычный прохожий. Когда же стало возможным разглядеть его в деталях, то последние

сомнения в его ординарности и безобидности пропали. Одним прыжком он неожиданно

преодолел последние пять-шесть метров, руками сорвав голову с того, кого звали (дразнили)

Квазимодо, и, не останавливаясь на достигнутом, принялся расправляться с бойцами,

используя исключительно физическую силу.

Некоторые из них успели выхватить стволы, и тогда Шабанов бросился к Светлане с

сыном, повалив их обоих на землю, и закрыв собой, чтобы уберечь от случайной пули. Он

почему-то знал, что существо, когда-то бывшее мужем его теперешней любовницы, не

причинит им вреда. До поры до времени.

Выстрелов не последовало. По-видимому, Евгений Белковский в своем новом обличье

владел отличными приёмами и реакцией. Он не издавал никаких звуков: ни рычания, ни

сопения, как подсказывал мозг, воспитанный на голливудском материале. Лишь когда

прекратились звуки, более характерные для мясной лавки, Шабанов поднял голову.

- Это моя жена, - твёрдо заявил свои претензии труп, не выказывая ни усталости, ни

злобы.

Шабанов встал на ноги сам и помог подняться Светлане с сыном. Застывший в их

глазах ужас больно кольнул его в сердце. Но ещё больнее было осознание собственного

бессилия. Он улавливал с помощью всё ещё работающего механизма интуиции, что перед

ним стояло нечто, с чем он справиться не сможет. Оно сделало шаг навстречу, вытянув

вперёд руку, приглашающую Свету схватиться за неё.

Шабанов не увидел, но почувствовал, как его женщина отрицательно мотнула

головой. А затем послышался сзади её сдавленный голос:

- Убирайся к чёрту! Ты умер. Тебя нет. Я виновата пред тобой, но это мои

нравственные проблемы. Если можешь и хочешь — прости. Но тебя больше нет, понимаешь?

Ты похоронен на кладбище. Могу дать точный адрес могилы. Сходи и убедись.

Труп молчал, терпеливо внимая её словам, а на сцене тем временем появилось новое

действующее лицо. Даже два. От припаркованной в тени трансформаторной будки машины к

ним бежала девушка, которой удалось вырваться из рук пожилого мужчины, не желающего её

поначалу отпускать, но потом плюнувшего на свои попытки. Ба! Да это же генерал со своей

буйной подругой! Прибыли полюбоваться в бинокли, как исполняется их задание. Что же

держит их здесь до сих пор? Почему не драпают?

- Женя! - закричала бегущая. - Женечка!

Труп нахмурился и повернулся в её сторону. И случилось невероятное, хотя и не

способное уже кого-либо удивить: он побежал к ней навстречу, раскинув радостно руки.

- Юлька!

Услышав его голос, она остановилась, будто споткнувшись, а потом, разглядев брата,

бросилась в обратную сторону, обгоняя тучного генерала.

«Пупсик, ты точно вчера не перебрал? Какие зомби?» - смеялась она ещё только вчера

над суеверным постельным другом, насмотревшимся телевизора.

- Воссоединение семьи, - без тени иронии, всего лишь в обычным для себя цинизмом,

прокомментировал Шабанов.

- Что он с ней сделает?

- Обнимет и поцелует.

- Она это переживёт?

- Не знаю. Знаю только, что после этого он вернётся за нами.

- Неужели нет никакого выхода?

- Выход есть всегда.

У него нет сил бороться с этой, повылезавшей откуда-то нечистью, но он будет это

делать. Ради Светы, ради себя. И просто потому, что другого ему не дано.

- У нас очень мало времени, - сказал Шабанов, и они побежали к ожидавшей их

машине, перепрыгивая через тела свежеиспечённых покойников, фонтанирующих кровью.

28

Вадик заметил нового монстра первым и, не дожидаясь, пока тот себя как-то проявит,

подал предупреждающий сигнал напарнику. Дряни всякой бродило по Москве предостаточно

в последнее время: и кровожадной, и такой, которой самой требовалась помощь. Разбираться

с ними со всеми в деталях некогда, а просто полагается быть начеку.

Славик откликнулся, и существо, похожее на гигантский пылесос, скосило на

мальчишку свой единственный равнодушный глаз. Если сейчас оно двинется к нему, нужно

удирать. А если продолжит заниматься своими делами, то оно, скорее всего, безобидное. По

нынешним меркам, конечно. Будет корчевать деревья или методично выдирать из зданий

кирпичи, превращая их в руины.

«Пылесос» поднял вверх гофрированный хобот и загудел. Низким таким звуком, как у

морского корабля. А потом стал жрать асфальт, отковыривая «зубами» от дорожного

покрытия пласты размером с хороший лист фанеры. Или ДВП. Отваливающимися крошками,

впрочем, он тоже не брезговал.

- Видал? - зашептал над самым ухом восхищённый Славик. - Нужно Шандору его

показать.

Вадик не разделял его радостного возбуждения.

- Как бы он нас ловить его не заставил.

- Не. Этого не заставит. Слишком большой.

- Ну, загонять куда-нибудь. В гараж.

- И загоним.

«Пылесос» отчётливо, по-человечески, пёрнул, выпустив облако чёрного дыма.

- Ух, ты! - снова восхитился Славик.

Но дальнейшим зрелищем им не дал насладиться бесхозный «зомбак» с ярко

выраженной манией самоидентификации. Прилип, как клещ: расскажи ему, кто он такой.

Много их таких тут ходит, потерянных.

- А я знаю? - нагрубил ему Вадик, и они убежали в соседний двор.

С пользой для дела, кстати. В двух квартирах нашли кое-что из приличной

непортящейся еды, и нетронутый блок «Мальборо».

Вообще, нужно отметить, после всех этих катаклизмов им жилось в Москве лучше

прежнего. Менты не гоняли, ели от пуза, катались на брошенных крутых тачках. И

милостыню просить больше не надо было. Не у кого. «Зомбаки» не подают. Спи, где хочешь.

Другое дело, что Шандору это не нравилось. Но и его понять можно: у него успешный

бизнес накрылся. Да ещё эта...

- Чего расселись? - послышался голос помянутого всуе хозяина. - Всё уже сделали?

- Шандор, там херня какая-то, - догадался сбить тему не по годам смышлёный Вадик.

- Асфальт трескает, как шоколадки.

- Показывайте.

Мальчишки привели его на то место, где монотонно продолжал орудовать «пылесос».

Шандор только грязно выругался при виде дьявольской машины. Что ещё ОНИ приготовили

ему в наказанье?

Марта подпрыгивала рядом на тонких ножках и поскуливала, не давая ни на секунду

забыть о себе. В сотый раз он уже мысленно проклял себя за паскудный свой язык, много лет

назад высказавшийся в том смысле, что в женщине вообще все органы лишние. Кроме

одного. Теперь этот единственный признанный им женский орган неотступно следовал за

ним с самого первого дня Большой Смуты. Ластился, просил удовлетворения, издавал

мерзкие ультразвуки, если его игнорировали — в точности как пожарная сигнализация.

Хорошо, что покойная мать не видит этого позора. А если вдруг видит?

- Я пошутил! - кричал, напиваясь вечерами, Шандор, но палачи ему не верили, и

Марта бесцеремонно лезла в штаны бывшего наркобарона и покровителя московских нищих.

Хорошо хоть приятели за спиною не шептались и не сочиняли скабрезные анекдоты

— сами не остались в стороне от новых веяний. У Марата каждый день отваливались пальцы

и уши, выпадали зубы и волосы, выскакивали глаза. Потом всё это хозяйство отрастало

снова, но боли сопровождали процесс жуткие. А не надо было паяльниками людям угрожать!

К Питону каждый вечер, ровно в девять часов, приходил чувак с огромной клизмой.

Сильный и бессмертный. Питон всаживал в него полный рожок «калаша», без всякого

результата. Тот спокойно дожидался окончания. Потом наступал его черёд. Кто он такой и

зачем эти клизмы, никто не знал. Кроме самого Питона, конечно. Но он упорно молчал.

Некоторым повезло больше: за ними всего лишь ходили стаями «персональные

трупы». Детей малых пугать, ей богу! Драгомир пьянел от воды. Рустам плевался

фиолетовой слизью. По мелочи, короче.

До чего Шандор смог додуматься, так это физическое уничтожение движущихся

городских монстров, которые стали хаотично появляться на улицах. Эта бессмысленная

борьба отвлекала его от текущих проблем и создавала видимость полезной деятельности. И

отряд свой из бывших попрошаек он переквалифицировал для этой борьбы.

Не его это война, но не он её и начал.

- Вахтанг! - запросил он по рации. - Взрывчатка есть?

Вадик глазами подал знак Славику: ну, что, мол, я тебе говорил.

- Подъезжай к «Рижской». Да, возьми пару своих человек. Им тоже будет интересно.

Стали ждать прибытия отряда взрывников. «Пылесос» никуда не торопился и не

прятался. Пока с воздуха на него не обрушилась металлическая птица. Мощным клювом она

проделала в его корпусе сбоку дыру и снова взмыла в небо. Но, видимо, она была не совсем

знакома с возможностями выбранной ею жертвы. «Пылесос» задрал в небо хобот и

моментально всосал её, оправдывая погоняло, данное ему людьми.

В ответ на его агрессию (или просто случайно) откуда-то прилетела ракета. Она

повалила многоэтажку, скрыв за пеленой бетонной пыли происходящее.

- Будь я проклят! - выкрикнул Шандор свою любимую фразу. - Будь мы все прокляты!

Марта преданно потёрлась о штанину его брюк.

А сверху, с высоты птичьего полёта, всё это выглядело ещё более грандиозно.

Главным образом потому, что боевые действия развернулись по всей Москве. Кто с кем

воевал, было непонятно, но земля содрогалась, и мини-грибки взрывов возникали то тут, то

там.

29

- Давно хотел вас спросить, магистр: что такое «теория»?

- М-м... Видите ли, это такое умозаключение, которое как бы описывает и объясняет...

э... различные реалии окружающего мира.

- А что такое «окружающий мир»?

- Блять! Мы так никогда не выберемся на поверхность из этой словесной трясины.

Давайте просто назовём его «нечто». Или «некто». Или нет, лучше «всё»!

- Уже интересно. Продолжайте.

- Так вот теория говорит, например: я знаю, что такое «всё». Или: как у «всё» устроено

это и то.

- А что, предполагается, что кто-то не в курсе?

- Именно! В этом вся суть! Есть, кстати, два восхитительных примера: теория

вероятности и теория относительности. Первая нас учит, что если подбросить монетку сто

раз, то в пятидесяти процентов случаев она упадет одной стороной, а в пятидесяти других —

противоположной.

- Постичь не могу, почему бы мне пришло в голову заниматься подбрасыванием

монет.

- Это лишь зрительный образ. На самом же деле речь идёт о предсказании событий.

Не имея возможно их планировать и осуществлять, люди пытаются «прогнозировать». Да не

смутит Вашу Светлость ещё одно диковинное слово!

- Так-так. Кажется, я начинаю понимать. Они бросают монетку перед тем, как пойти в

магазин, чтобы узнать, будет ли в продаже крупа.

- Нет! Только чтобы решить: идти или остаться дома.

- Мой бог! А что там с относительностью?

- Ещё запутанней. Речь идёт о связях и зависимостях между массой, скоростью,

временем и прочей ерундой. Считается, что величины эти не постоянны, а относительны, так

сказать.

- И меня это должно волновать?

- Нет, разумеется. Однако только до тех пор, пока не появляются формулы,

доказывающие феномен относительности, а вслед за этим — и некоторые реально

протекающие процессы, построенные на феномене. Что, как вы понимаете, способствует

разбалансированию гармонии.

- Возмутительно!

- Пиздоблядство чистой воды! Согласен с вами, Ваша Светлость.

- Пожалуй, я пойду прогуляться в Сад Ощущений. А вы тут давайте, закругляйтесь

поскорее.

- Слушаюсь!

Я чувствую его присутствие, хотя и не вижу. Не знаю, как. Не знаю, чем. У меня и

органы-то все не мои. Висят на мне, как ёлочные гирлянды, как чужеродные предметы.

Собственно, и сам я — это не я, но лишь адаптер к окружающей меня среде. Тем не менее, он

здесь. Он меня видит. Но не выходит из укрытия. Боится. И я его прекрасно понимаю.

- Алло, «Номер Один», ты здесь?

Молчание.

- Есть хорошие новости. Не хочешь их послушать?

Тишина.

- Ладно. Сиди там. Я и так могу.

Прочищаю горло. Театрально, как сказали бы люди.

- Мы уходим. Навсегда. Проект закрыт. Отныне вы сами будете определять свою

судьбу. Решение принято на самом верху, так что вероятность его отмены чисто

теоретическая — в пределах одной миллиардной процента. Откуда такая точность,

спрашиваешь ты меня. А это не цифры. Это рамки допущения.

Он всё равно не показывается на свет.

- И ещё хочу тебе сказать: за вас боролись. Рисковали карьерами и общественным

положением. В вас верили, в конце концов. Согласись, это показательно. Я бы на твоём месте

испытывал гордость за человечество. Впрочем, ты ведь горд, не так ли?

Хулигански пинаю ногой камень, попавший на пути моего нарезания академических

кругов. Он летит и расшибается об стену. Эхо сильно преувеличивает размеры разрушений.

- Но есть и одна меркантильная причина, по которой мне нужно было встретиться с

тобой. Артефакты. Они вам больше не нужны. И даже в чём-то опасны. Да к чёрту

объяснения! Они принадлежат нам. Так что верните, будьте любезны.

Это пустая формальность, впрочем. Я смогу забрать их и так. Но мне важно, чтобы

они сделали это своими руками. И я вижу её, эту руку, возвращающую некогда полученный

без всяких условий дар.

- Объяснения для своих придумай сам. Нас это не касается. Не думаю, что у тебя

возникнут с этим проблемы.

Это я так прозрачно намекаю на их фольклор и обширный слой мифологии.

- Ну, что, поцелуемся на прощанье?

Пожалуй, я перегибаю палку. Да, перегибаю. Точно. По привычке. Для его же пользы.

Именно поэтому дальнейшее общение нужно прекращать — его польза меня больше не

волнует.

- Ладно. Не унывай. Пока.

Я становлюсь для него облаком пара. Или электрической искрой. У меня сегодня ещё

очень много дел. Нужно отчитаться, сообщить последние детали завершения проекта. И,

кончено, избежать обвинений в бездарно проваленной операции по поимке «крота».

Впрочем, они не посмеют. «Крота» вычислить трудно. Почти невозможно. Особенно, когда

ты сам и есть этот «крот».

30

- Он умер, - тихим голосом произнесла Катя.

- Кто? - не поняла Алиса.

- Рома.

Алиса силилась понять услышанное, но смысл всё равно ускользал от неё.

Получалось, что умер труп пацана, которого Катя застрелила пару месяцев назад, и который

потом предлагал ей руку и сердце. Хаос лишь растекался в её голове густым бесформенным

киселём.

- Ты снова ему помогла?

- Нет, он сам.

- Где он?

Роман действительно был не подвижен и даже с большого расстояния производил

впечатление покойника, которого слишком долго не могли найти. Алиса зажала пальцами

нос.

- Какая вонь!

- Его нужно похоронить, - сказала Катя, которую, казалось, не волновали все эти

запахи.

- Делай, что хочешь. Только меня не бери в помощники.

- Да. Я сама.

Она убежала выполнять эту трудную и бессмысленную миссию. Как по рельсам,

заготовленным для неё чьей-то извращёно-мудрой рукой.

Шабанов позвонил пятью минутами позже.

- Ты уже в курсе? - без предисловий спросил он.

- Чего?

- Значит, нет.

Алиса обернулась и посмотрела на крошечную фигурку Кати, бредущую по пустырю

в поисках места для могилы. Неужели?

- Всё кончается? - почти обрадовалась она.

- Не уверен. Но меняется точно. Нам нужно встретиться. Есть что обсудить. Распускай

своих по домам и приезжай по старому адресу.

- Думаешь, заведение уже оправилось от шока и готово к приёму посетителей?

- Да. Потому что оно моё.

Вот, значит, как. Он всегда чуть более в курсе, чем кто бы то ни было. Всегда на

полшага впереди. Настолько впереди, что закрадывается подозрение о его непосредственном

участии в последних событиях. Или даже организации. И предыдущих, кстати, тоже. Демон

Шабанов, руководитель дьявольского подполья в городе-герое Москве. Она когда-то хотела

его...

Преступные амазонки молча выслушали приказ атаманши: домой, в бессрочный

отпуск. Неоплачиваемый. Вроде, они и не сильно расстроились.

- Поеду к морю, - первой опомнилась бригадирша Оксана. - Сто лет там не была. С

этой чёртовой работой...

- Будто кто-то тебе раньше мешал, - усмехнулась Алиса. - Не наводи напраслины на

честную организацию.

- Раньше не хотелось.

- Вот это ближе к истине.

Девчонки стали расходиться. Как-то слишком буднично. Словно их послали за хлебом

в соседний ларёк. Пусть. Обидно ей, что ли, что жизнь прямо на её глазах приобретает черты,

которые ей с самого детства казались нормой?

- А мне некуда идти, - сказала Ленка, побрасывая дров в затухающий костёр. -

Построю себе дом здесь и буду жить. Одна.

- Это сущий экстрим, - пошутил над ней кто-то. - Если надоела цивилизация, езжай

жить в Мытищи.

Ленка не обижалась.

- В гробу я вас видела с вашими Мытищами.

А Катя вернулась к прежнему занятию: к поискам места для будущей могилы. Алиса

наблюдала за ней со стороны, как и обещала, не помогая. Ей просто необходимо было

перевести дух перед предстоящей поездкой и разговором.

В конце концов, нашлась готовая яма. Роман доехал до неё, как барин, на телеге.

Правда не на такой, в которую запрягают лошадь, а с одним колесом и двумя ручками для

трудолюбивых садоводов. Мёрзлая земля не хотела становиться ему пухом, и Катя завалила

яму камнями.

Вот и всё. Можно поставить галочку напротив очередного пункта неведомого плана.

Ленка, как и обещала, никуда не двигалась от костра, подкладывала всё новые

поленья.

- Я останусь с тобой, - сказала Катя. - Вдвоём веселее. Правда?

Она поцеловала партнёршу в губы.

- А дома вас не заждались? - осведомилась Алиса, вспомнив, что когда-то давала

обещания родителям девчонок.

- Это их проблемы.

Значит, и её тоже. Пока она не придумает, что с ними делать.

- А ты куда? - поинтересовалась Ленка. - А то оставайся с нами.

- Нет. Меня ждут.

- Кто?

Действительно, кто он ей, этот странный капитан, спаситель и мучитель, покровитель

и палач.

- Жених.

- Родишь ему сына?

- Почему обязательно сына? Всегда есть два варианта, насколько мне известно.

Амазонки со знанием дела скривились в улыбках:

- Удачи!

Впрочем, они уважали её выбор, свободной женщины и наставника.

31

Дорога от Троицка до МКАД заняла почти пять часов. Народ стахановскими темпами

продолжал возвращаться в опустевший мегаполис. И это понятно: люди вспомнили о том,

что в городе у них осталось самое дорогое — квартиры, а в них — нажитое добро. Теперь,

когда тучи рассеивались на горизонте, непременно объявятся и лже-владельцы, и просто

лихие личности, охочие до чужого.

В принципе, так оно и было: многие жилища стояли разграбленными и загаженными.

Не совсем понятно только, кем именно. Квартира Светы не стала исключением: их встретили

разбитые окна, лопнувшие батареи отопления, перевернутая мебель. Тогда поехали к

Шабанову, найдя там те же следы пребывания дикарей. Поняв, что имеют дело с новыми

обстоятельствами, выбрали для временной жизни одну комнату с уцелевшими стёклам и

начали медленное наступление на разруху, закрывшись пока от окружающего безобразия.

Думали вернуться в пригород, но потом решили не тянуть резину с восстановлением

прежних условий быта.

- Нанять бы кого-нибудь в помощь, - предложила Светлана, вспомнив вдруг о своём

социальном статусе богатой бездельницы.

Шабанов покивал головой, соглашаясь с ней.

- Как только найду свободных и желающих, сразу пришлю их к тебе.

- Я глупость сморозила?

- В тебе говорят привычки хорошей жизни. Значит, всё вернётся.

- Ты считаешь, она была хорошей?

- В смысле горячей воды — безусловно.

Город тоже спешил возвращаться к жизни. Без суеты и паники. Энергия,

подпитывающая её, израсходовалась без остатка неделю назад. Работники различных служб в

оранжевых накидках разъезжали на машинах, собирая невесёлый урожай: уцелевшие части

человеческих тел и попавших под горячую руку животных. Они шли сплошным потоком в

какую-то огромную печь. Можно было только догадываться, сколько там удалось спрятать

преступлений, не имеющих отношения к описанным событиям. Это понимали все, но

главной задачей сейчас стояло — очиститься. Любой ценой и в максимально короткие сроки.

Чтобы вернуться к нормальной жизни. Чтобы повседневная рутина схватила в свои цепкие

руки воспоминания, смешала их и развеяла по ветру времени.

Первым оправилось от шока телевидение. Бойкие девушки и парни на голубых

экранах вернули себе утраченные улыбки и задор, которые нельзя было скрыть за напускной

скорбью. Шли репортажи с оживающих улиц; интервью с известными людьми, ранее

исчезнувшими куда-то в небытие, как надеялись многие, навсегда; трансляции заседаний

комиссий и комитетов «по». Политические нувориши мостили себе дорогу наверх

критическими высказываниями по адресу тех, кто находился за пределами очерченного ими

круга. Возвращалась потрёпанная попса, робко пробуя пропитый и прокуренный голос.

Режиссёр Н. рассказал о грандиозных планах совместной работы со сценаристом Б. над

эпохальным фильмом «Полуживые и полумёртвые». В возобновившихся толк-шоу очевидцы

доказывали друг другу, что стояли ближе к месту событий, чем их оппоненты, поэтому

видели резче, слышали чётче, запомнили лучше.

Бумажные газеты и интернет-издания едва поспевали за информационным флагманом,

но тоже были в ударе, разместив фото и видео материалы, включая непременные селфи,

аналитические статьи, сборники советов по выживанию, купоны на скидки и рекламные

пробы пера. Профессор П. выдвинул гипотезу о том, что причиной Апокалипсиса 1.0

(ехидный Твитор окрестил его #Недоапокалипсис) стали вспышки на Альфе Центавра,

вызвавшие, в свою очередь, мутонотропные процессы в недрах Земли, что легко

доказывалось формулой «зэд» в квадрате равен «эпсилон» в кубе. Слесарь Сазон Полоскин

из Зажуйска умудрился составить кроссворд на тысячу письменных знаков, состоящий

целиком из синонимов слова «пиздец». Ожидалось, что главная литературная премия страны

достанется в этом году поэту Пылкому, выложившему на своём официальном сайте отрывки

свежей поэмы «За что?»

Рестораны и кафе подавали исключительно вегетарианские блюда. В

продовольственных магазинах по талонам отоваривали говяжью тушёнку 1989-ого года

производства, извлечённую из советских запасов бомбоубежищ. Генеральный директор

метрополитена имени Ульянова пообещал откопать кольцевую линию уже в феврале

следующего года. Из дружественной снова Венгрии шли тем временем два эшелона дымных

«Икарусов» с салонами, набитыми яблочным компотом. В школах возобновились занятия, но

пока только в смешанном режиме: группами с 1-ого по 5-ый и с 6-ого по 11-ый класс.

Генерал слёг в больницу с инфарктом, а Юля вызвалась к нему сиделкой.

- Ну его на хрен, этого католика, - объяснила она свой поступок. - Задолбал.

Пришедшую проведать мужа соперницу она встретила словами:

- Явилась не запылилась! Ну, давай, подруга, знакомиться. Я — та, которая доставляла

твоему мужу удовольствие, пока ты командовала прислугой и грела для него постель. Будем

дружить семьями. В России со следующего года вводится многожёнство. Твой, кстати,

лоббировал усерднее всех.

Пока длилась эта абсурдная речь, генерал держался руками за грудь, взывая к

милосердию, и мысленно срывал с Юли бриллианты. Не ожидал он от неё такой пакости.

Стаса нашли у себя дома в кровати, связанного, еле живого от потери организмом

влаги. По чистой случайности пришли к нему сантехники прочищать общую канализацию.

Дверь не заперта оказалась. После недели, проведённой в больнице, ему поставили диагноз:

недееспособность, связанная с умственными отклонениями. Кинулись искать родственников

и никого не нашли. Так что передали его государству вместе с долгами и квартирой, не

обременённой наследниками.

32

Алиса долго думала, что надеть на встречу, но потом решила предстать перед

Шабановым в джинсах и простенькой кофточке. Тяжелее дались ей слова. Обидные от того,

что приходилось будто бы выпрашивать себе судьбу у постороннего в общем-то мужчины. Не

было ей оправдания в её слабости, но и другого выхода для себя она не видела.

Шабанов выслушал, не перебивая. Улыбнулся, и Алиса поняла, что вслед за этим

последует отказ.

- Извини, что не посвятил тебя в детали своей личной жизни раньше, - произнёс он.

- Ты женат?

- Нет. Но теперь имею планы на этот счёт.

Она легко уловила оттенки грусти и сожаления в его интонациях. Только о чём именно

он грустил, осталось для неё за кадром.

- Хорошая новость, но радости почему-то мало в твоём голосе.

Она и сама едва сдерживала слёзы. А он пояснил:

- У меня посттравматический синдром, я полагаю. Моя невеста — вдова того трупа,

который гонялся за нами все эти дни. Наперегонки с его сестрой и её любовником.

- Звучит, как мексиканский сериал.

- Есть некоторое сходство, - согласился он. - А у тебя? К тебе был приставлен

персональный покойничек? По моим подсчётам, их могло набраться с десяток-другой.

«Бог миловал», - хотела ответить Алиса, но вовремя поняла, что Он, тем более,

помянутый всуе, тут ни причём.

- Кто ты? - спросила вместо какого-нибудь шутливого ответа она.

- Я — номер «Сто Тридцать Пять».

- И что это означает?

- Это означает, что много лет назад я подписал договор, не понимая ни его

последствий, ни уровня той Силы, с которой имею дело. А теперь договор расторгнут. Мне

никто не сообщал об этом. Я просто знаю, что это так. Хотя бы потому, что могу об этом

говорить, не чувствуя, что совершаю оплошность. Или преступление. И отказались от

договора не мы.

- Ты имеешь в виду то, что творилось здесь на прошлой неделе? - угадала Алиса.

- И это тоже. И вот это ещё.

Он достал из кармана таблетку. Обыкновенную такую. Может быть, аспирин. Или

анальгин. Повертел в руках и бросил в пепельницу.

- Обычно после такого трюка мой собеседник терял своё тело и возносился к звёздам.

А теперь, ты видишь, это всего лишь унылый кусочек мела.

- Как же ты теперь без него?

- Постаринке. Вручную. Путём кропотливой ежедневной работы. С метлой и лопатой

в руках. Я всего лишь стал тем, кем хотел быть всю свою жизнь — человеком, понимающим

своё предназначение в этом нелепом, не любимом мной мире. Это понимание дороже, чем

Вселенная, холодной равниной лежащая у твоих ног. Ты не хочешь присоединиться?

Алиса отрицательно мотнула головой.

- Мне нужен мужчина, а не соратник. Или, хуже того, подельник. С банальным членом

между ног. С волосатой грудью. Воняющий потом после тренажёрного зала или огорода.

Займусь его поисками, если уж с тобой не выгорело.

- Могу подсобить.

- Вот этого имеешь в виду? - Алиса показала глазами в сторону Урфина Джуса,

уплетающего котлету за соседним столиком.

Шабанов расхохотался.

- Только через мой труп!

Шабанов вышел из машины у станции метро. Было людно. Почти как всегда. Хотя

подземка и не работала. Стояли вечные бабки с неизменным укропом. Краны с пивом

предлагали освежиться чем-нибудь лёгким, из доапокалиптических запасов. Безногий нищий

находился на своём посту. В киоске с цветами только царило запустение.

- Привет, - сказал Шабанов. - Извини, что без приглашения. Но сам понимаешь, теперь

не до церемоний. Ты как?

Небритый мужчина, с которым он затеял беседу, одетый в потрёпанное пальтишко,

уставился на него ясными радостными глазами.

- Седьмой Ангел скоро протрубит, - сообщил он.

- Не валяй дурака! - оборвал его Шабанов. - Или не признал?

- Слышу цокот копыт. Всадники Апокалипсиса.

- Это обычные цирковые кони. И джигиты верхом на них. В чём дело?

Но Петька Златоуст, не обращая на него внимания, продолжал вещать о трудностях

жизни среди стай саранчи, рек крови, жаб. Шабанов понял, что говоривший обращается не

только к нему — вокруг стал собираться народ. Многие щедро подавали. Кто деньгами, кто

продуктами. Легко торговать страховыми полисами непосредственно после урагана, хотя и

смысла в том ни на грош. От прошлых убытков уже не спастись, но будущие пестрят в глазах

огненными нулями.

- Я есмь Альфа и Омега, Первый и Последний.

Шабанов раскрыл бумажник, вытащил какую-то купюру, не заботясь о её достоинстве.

Сунул в руки блаженного.

- Вот добрый человек! - раздалось откуда-то сбоку.

Он развернулся и побрёл по тротуару в сторону припаркованной машины.

Сергей Боровский

Хьюстон, 2016

Document Outline

ЗЕРКАЛО

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg